Крикеры [Эдвард Ли] (fb2) читать онлайн

Книга 495625 устарела и заменена на исправленную


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Эдвард Ли КРИКЕРЫ

ПРОЛОГ

Шершавые руки раздевали её перед треснувшим зеркалом.

— Ты самая совершенная из всех нас, — прошептал он ей на ухо.

Она чувствовала жар дыхания и самих слов на своей коже. Но затем в её сознание просочились новые слова:

«Так совершенна… Так достойна… Так красива… Да-а-а…» — прозвучал голос внутри неё.

— Такая красивая… для Него.

Только несколько кривых свечей освещали гостиную внизу. В зеркале она увидела себя, и она могла видеть священника, стоящего за её спиной. Странная высокая тень в чёрных одеждах стояла, опустив капюшон, который скрывал лицо.

— Такая красивая… для Него, — прошептал он.

«Прекрасно,» — подумала она.

Да, она была гораздо красивее других девушек. Её называли чистой, как и тех немногих, кто родился похожим на неё.

Чистое рождение.

Чистый ребёнок.

Чистая женщина.

Лишь немногие родились чистыми…

Большие руки священника сорвали с неё поношенное платье, как кусок гнилой марли. Она не дрогнула. Раздевание в этот момент не было для неё чем-то новым; она привыкла к этому, и она привыкла к тому, что всегда происходило потом. Теперь её обнажённая плоть ярко сияла в тёмных водах зеркала: гладкие, женственные изгибы, безупречная кожа, длинные ноги и высокая, полная грудь. Волосы, блестящие и тонкие, как чёрный шёлк, обрамляли её молодое лицо.

Однажды она спросила, почему мужчины из города платят за неё так мало?

— Потому что ты чиста, дитя, — сказал он ей. — Ты не уродлива, как большинство других. Даже нельзя подумать, что ты крикер, если бы не твои глаза…

Она никогда этого не понимала.

Они должны платить больше, не так ли?

Ведь она была намного красивее.

Но сегодня всё было по-другому. Каким-то образом она это знала, чувствовала. В доме не было мужчин из города, и что-то в воздухе заставило её кожу покрыться мурашками, как в тот раз, когда она заснула возле поля Кролла и проснулась, покрытая божьими коровками.

— Мы, наконец, сделаем это… после долгого времени. Наконец-то, — прошептал священник.

А потом другие голоса продолжали звучать в её голове:

«Спаситель придёт! Помолись перед встречей!»

Когда она полностью разделась, священник провёл рукой по её иссиня-чёрным волосам, убирая их со лба. Её глаза смотрели на саму себя в зеркало. Они были яркими и ясными, их большие радужки отдавали лишь малейшим оттенком красного…

* * *
Затем её повели наверх. Она чувствовала головокружение и какое-то другое странное чувство. Старая деревянная лестница скрипела под ногами, когда руки священника вели её к площадке. Когда она проходила мимо, остальные тянули к ней руки…

Жара этой летней ночи в мгновение ока пропитала её потом.

— Да, ты самая совершенная из всех нас. Так иди же и благослови нас!

Дверь за ней закрылась. Длинную высокую комнату освещала только луна в окне. Она почувствовала какой-то странный запах, и когда её зрение привыкло к темноте, она заметила странные фигуры, сидящие на пыльном деревянном полу.

Потом что-то зашевелилось.

И кто-то вышел из великой бездны тьмы.

Он был самым красивым мужчиной, которого она когда-либо видела. Высокий и стройный, с точёными мускулами, сильными руками, крепкими ногами. Доброе лицо посмотрело на неё.

Он не сказал ни слова.

Он не был похож на мужчин, которые обычно приходили к ней: мужчины, которые били её, дёргали за волосы, плевали на неё и кусали за соски, пока она не начинала кричать. Этот человек был милым, нежным. Его мягкие руки на её груди наполнили её теплом, а не отвращением.

И когда он поцеловал её…

Перед ней поплыли видения. Ощущения были очень острыми. Волны любви сильнее, чем жар полуденного солнца. Его заботливые руки опустили её на пол; его улыбка казалась сияющей, как нимб. Не произнося ни слова, он рассказывал ей разные вещи. Он сказал ей, как она красива, как важна… и как он любит её больше, чем когда-либо любил кого-либо. Всё то, что она так долго жаждала услышать: мечты, похороненные в пыли, обещания, которые никогда не сбудутся.

Но теперь они стали правдой.

Теперь… он был с ней.

* * *
Её радость была невообразима. Её оргазмы следовали один за одним. Каждый выброс его семени в её лоно был даром, о котором она не могла и мечтать. Он наполнил её до краёв: восторгом, состраданием и настоящей любовью.

«Я влюблена,» — думала она с каждым ударом своего и его сердца.

Он погружался в неё глубже, чем любой другой мужчина из её прошлого, и был в ней намного дольше, открывая чувства наслаждения и восторга, которые она никогда не считала возможными. В какой-то момент он встал на колени между её раздвинутых ног, красивый пенис снова пульсировал для неё. Он был огромным, изогнутым и великолепным. В отчаянии она протянула руки, чтобы коснуться его затвердевшей плоти…

Было так жарко, что почти обжигало.

Её глаза умоляли его. Она плакала, она была так счастлива, так переполнена своей любовью. Без слов он заверил её, что никогда не полюбит другую женщину, кроме неё.

«Ты единственная,» — поклялся он.

Она схватила крепкий, горячий ствол, затем направила его вниз, чтобы он снова мог войти в неё. Её груди вздымались, она громко ахала, крича в ночи о своём блаженстве. Её руки и ноги обвились вокруг прекрасного, твёрдого тела, и притянули его глубже в себя.

«Дай мне свою любовь,» — думала она, задыхаясь.

«Да-а-а, — услышала она ответ в своей голове. — Я дам…»

* * *
Несколько часов спустя она лежала, измученная собственным экстазом. Её пот заливал тёплый деревянный пол под ней, и его семя сочилось из неё. Он скатился с неё и нежно поцеловал в шею и грудь. Затем он начал уходить…

Её мольба звучала бессильно, слабо, она едва могла говорить.

— Не оставляй меня! — воскликнула она из последних сил.

Он стоял в углу у окна. Пот на его мускулах блестел в лунном свете, он выглядел серебряным.

Он был похож на ангела.

«Увы, это моё проклятие…»

Потом она снова заметила странные фигуры в углу.

Что это было?

Почему они здесь?

Дверь быстро отворилась. Остальные вошли в комнату со свечами и заговорили одновременно:

— Наш Спаситель! Прими её, мы отдаём её тебе! Благослови нас!

Священник в угольно-чёрной мантии с капюшоном выступил вперёд и опустился на колени перед обнажённым мужчиной у окна.

— Благослови и освяти нас. Покажи нам свой путь и сохрани нас невредимыми, мы просим тебя…

Её глаза широко раскрылись в мерцающем свете свечи, когда её возлюбленный очень медленно повернулся.

Казалось, он изменился.

Его сияние — этот прекрасный лик — потемнел до бурого оттенка, и прекрасные мускулы стали красными, опухшими и грубыми. Красивое лицо стало угловатым, и глубокие борозды морщин появились на высоком лбу.

«Не может быть, — подумала она. — Должно быть, это из-за темноты».

Конечно, темнота… Её блаженная усталость и странный свет свечей окрашивали комнату.

— Дай нам в этот день своё благословение!

Остальные подняли её. Они вынесли её из комнаты, но не раньше, чем она смогла, наконец, опознать странные фигуры в углу.

Это были…

«Тела, — поняла она. — Мёртвые тела».

— Прими этот дар! Он твой! — радовались искажённые голоса. — Дай нам свою защиту и покровительство!

В объятиях других она посмотрела на него, бросила последний взгляд и потеряла сознание, потому что в этот момент её возлюбленный — некогда прекрасный, а теперь отвратительный — опустился на колени перед свежими мертвецами и начал их есть.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Лейтенант Филлип Страйкер дважды проверил цилиндр своего Смита-65.

«Параноик, Фил? — спросил он себя. — Что, патроны исчезнут? Добрые феи заберут их, пока ты не смотришь?»

Цилиндр из нержавеющей стали блестел, всё ещё полный шести патронов калибра тридцать восемь плюс. Он захлопнулся с маслянистым щелчком. По крайней мере, ранг имел свои привилегии; все остальные носили Глоки.

Фил был в своём стареньком жилете от Kevlar, но нужно быть полным сумасшедшим, чтобы не носить его на груди, выслеживая наркобарона. Красные огни ночного видения заливали салон фургона; они называли его «военным фургоном». Одна стена была уставлена коммутационными аппаратами, другая — оружием: AR-15, снайперской винтовкой с ночным прицелом, MP-5, а также достаточным количеством пистолетов, чтобы начать оружейное шоу. Два тактика из S.O.D. ждали вместе с ним: Элиот, один из руководителей группы, и «стрелок», какой-то бывший морской пехотинец с невероятным именем Кэп, который сидел неподвижно, как резная деревянная фигура, баюкая 15A2. Фил слышал, что этот парень может попасть в вишню с восьмисот ярдов, что было весьма сомнительно. Сегодня вечером, Фил прекрасно это понимал, вероятно, будет стрельба. Так всегда бывало, когда они накрывали нарколаборатории. Ублюдки знают, что их поймали, но всё равно дерутся. Когда ты стреляешь и не попадаешь в цель, в итоге ты умираешь, а ублюдкам, кажется, всё равно, они не упускают своего шанса. Ошибка всегда несёт за собой последствия…

— Проверь связь, Боб, — приказал Фил Элиоту. — Что Дигнацио делает всё это время?

— Наверное, играется со своим членом, сэр, — предположил Кэп, снайпер.

— Он продолжает тянуть время, я пропущу игру Yankees.

Элиот проверил связь отделения. Команда Дигнацио вошла первой, чтобы заблокировать выходы, которые они получили из чертежей здания. Дигнацио всегда раздражал Фила.

«Наверное, нарочно тянет время, чтобы заставить меня ещё немного попотеть в этом жилете,» — подумал Фил.

Тридцатипятилетний Фил Страйкер в следующем месяце должен был стать капитаном; само собой разумеется, что к сорока годам он станет заместителем шефа. У него были медали «За отвагу,» а также «За выдающиеся заслуги,» не говоря уже о полудюжине благодарственных писем от мэра. Тяжёлая работа над дипломом бакалавра криминологии вывела его из глубокого деревенского захолустья, в котором он родился, и дала ему работу, о которой он мечтал, в городском полицейском департаменте. Он брал всё, что мог от своих учителей, используя свой мозг на максимум и продвигаясь вверх по карьерной лестнице быстрее, чем кто-либо в истории департамента. Когда-то он рвал задницу за перевод в окружной Отдел по борьбе с наркотиками, а теперь он им командовал.

Фил ненавидел наркотики.

Пять лет, проведённых за рулём патрульной машины в этом районе, показали ему правду. Воротилы, которые делают любое дерьмо, всё что им угодно. Уличные банды нанимают грёбаных адвокатов из крупнейших фирм страны. Крэк-должники висят вверх тормашками и потрошатся как олени, если вовремя не платят по счетам. Фил никогда в жизни не думал, что существует такое зло…

— Вас понял, сэр, — доложил Элиот со своего места в фургоне. — Сержант Дигнацио говорит, ещё пять минут, и они вломятся в дверь.

— Он просто трахает нам мозги, сэр, — сказал Кэп.

— Я знаю, — сказал Фил. — Это из-за меня. Старый хрыч был зол на меня с того дня, как я встретил его. Думаю, я бы и сам немного разозлился, если бы мне понадобилось девятнадцать лет, чтобы стать сержантом.

— Говорят, сэр, — вмешался Элиот, — Дигнацио считает, что это он должен был получить вашу работу.

Фил засмеялся, убирая пистолет в кобуру.

— Скажи мне что-нибудь ещё, чего я не знаю, например, что гориллы волосатые.

Ему было всё равно. Если бы Дигнацио заслужил повышение, он бы его получил.

— Возможно, если бы он тратил меньше времени на выпивку и больше времени на то, чтобы надрать мне задницу, тогда я бы выполнял его приказы.

— Зелёный свет, — перебил его Элиот и выронил наушники.

Они распахнули задние двери фургона.

— Мы идём тихо и чисто, — сказал Фил, ведя своих людей. — Следите за целью и следите за перекрёстным огнём. И ради Бога, следите за детьми!

Команда U-Street, как и все банды наркоторговцев, использовала детей в качестве наблюдателей и торговцев, потому что их показания были недействительны, и их нельзя было судить как взрослых. Пару лет в колонии, и они снова окажутся на улице. Нужно быть осторожным.

— А если какой-нибудь одиннадцатилетний мальчишка встанет у меня на пути? — спросил Кэп.

— Ты бывший снайпер морской пехоты, Кэп, а не пирожок с капустой, — сказал Фил. Вопрос взъерошил его перья. — Ты боишься детей?

— Нет, сэр.

— Тогда стреляй поверх их голов. Целься в бёдра и плечи, если нужно, но не убивай детей, пока я управляю этой командой. Чёрт, Кэп, на тебе бронежилет из титановых пластин, который остановит не один десяток пуль, и ты прошёл в нём всю войну в заливе. И ты ещё что-то говоришь про детей. У тебя проблемы с этим, Кэп?

— Нет, сэр.

— Отлично.

Затем Элиот, взяв свой MP-5 произнёс:

— Эти придурки с U-Street таскают УЗИ, МАК и прочую дребедень. Так, а что насчёт взрослых, сэр?

Фил уставился на него.

— Это нарколаборатория, Боб. Ублюдки меняются здесь быстрее, чем Дигнацио распивает пинту виски. Любой из вас, ребята, любому взрослому, который выглядит так, будто собирается наставить на вас пистолет, можете вышибить мозги, чтобы они забрызгали все стены вокруг.

Кэп кивнул.

— Понял, сэр, — сказал Элиот.

Затем они проскользнули в дверь.

Вонь углеводородов ударила Филу в лицо. Ребята из разведки правильно нашли место.

«Если только у них нет лицензии на производство эфира на закрытом складе,» — подумал Фил.

Все признаки были здесь; это место и было лабораторией.

Здесь было темнее, чем во всём аду.

— Тихо, — прошептал Фил. Он держал свой 65-ый наготове. — И не шаркайте ногами. Мы же не хотим звонить в дверь, правда? И, Кэп, держи лазерный прицел опущенным, пока мы не вляпались в какое-нибудь дерьмо.

Это было слишком просто. Вниз по главному коридору, затем налево и направо, как и было изображено на чертежах. Они сразу же оказались на десятифутовом островке с видом на самую большую лабораторию, которую Фил когда-либо видел. Около дюжины человек трудились внизу, под флуоресцентными лампами.

— Не стреляйте, если они побегут, — прошептал Фил, — только если начнут стрелять в нас. Команда Дигнацио ждёт на всех выходах.

Два тактика Фила молча кивнули и заняли защищённые огневые позиции за крышей и подпорками площадки.

«Пора отрастить яйца,» — подумал Фил.

Он смело встал посреди площадки, поднял рупор и спокойно объявил:

— Меня зовут лейтенант Филлип Страйкер из Отдела по борьбе с наркотиками в полицейском управлении мэра, и мне приятно сообщить вам, что вы все арестованы. Пятьдесят полицейских окружили это здание, и по двое парней жаждут убить кого-нибудь у каждого из выходов. Поднимите руки вверх и стойте спокойно. Любой, кто даже подумает сдвинуться с места, будет уничтожен!

А потом он подумал, что эти ребята, должно быть, размякли на старости лет. Все они вскинули головы, разинули рты и подняли руки. Никто не шелохнулся. И ни один пистолет не выстрелил.

Это было похоже на стоп-кадр.

«Я всё-таки не пропущу Yankees,» — подумал Фил.

Несколько секунд спустя группа тактической подготовки двинулась вперёд. Никто не шевелился, никто не хватался за оружие, никто даже не думал о нём.

— Дерьмо, сэр, — прокомментировал Элиот. — Мы выберемся отсюда как раз вовремя, чтобы успеть на все десять танцев в Камелоте.

— Думаю, ты прав, Боб. Дай мне только минуту, чтобы найти Дигнацио.

«Здесь больше лабораторного оборудования, чем на уроке химии в колледже,» — заметил Фил, спустившись по лестнице и пройдя по проходам.

Ребята из шестой группы так быстро скрутили этих ублюдков и надели на них наручники, что превратили это действие в настоящее представление.

«Думаю, они тоже фанаты Yankees».

Дигнацио, рядом с которым стояла пара парней с МР-5, находился в стороне от места действия.

— Привет, Диг, — сказал Фил, стараясь быть по крайней мере вежливым. — Похоже, мы справились без сучка и задоринки?

— Это мои ребята справились. Всё, что ты делал, это прогуливался и нёс всякую чушь.

Фил ухмыльнулся.

«Типично для него».

— Ладно, Диг. Что с зачисткой? Твои ребята проверили все залы?

— Ты не должен указывать мне, как делать мою работу, Страйкер! — Дигнацио свирепо уставился на него: скрюченный, жилистый, с лицом, на котором было больше морщин, чем у настоящей Моны Лизы.

Сержант ушёл, забрав с собой двух стрелков.

Затем послышался какой-то звук, какой-то шорох.

Фил дёрнул головой.

Он напряг зрение и увидел, как что-то промелькнуло.

Тень?

Нет…

Что это?

Он не прошёл и дюжины шагов, как понял, что это не что, а кто.

Маленькая тень, казалось, металась от одной открытой двери к другой.

«Наблюдатель, — подумал он. — Ребёнок».

Фил взял фонарик и пошёл по пыльному линолеуму коридора. Свет мерцал. Затем…

«Господи!»

Парень выскочил из одной из кладовых и побежал к знаку «Выхода нет,» отчаянно шаркая ногами. Несколько стрелков уже прикрывали этот выход снаружи.

— Давай, малыш! Ты не можешь так уйти. Давай поговорим, хорошо? Я не обижу тебя, обещаю!

Печально, что эти банды наркоманов приобщают детей к своему делу. Конечно, они вырастают преступниками — это было единственное, что они знали. И сколько ему было лет?

Десять? Двенадцать?

«Господи,» — уныло подумал Фил.

Парень ударил в дверь, обнаружил, что она заперта, и обернулся, широко раскрыв глаза от ужаса.

Этот парень выглядел лет на семь-восемь.

— Не волнуйся, я не сделаю тебе больно, — заверил Фил. — Но тебе придётся подойти сюда прямо сейчас, чтобы всё было в порядке.

В луче фонарика лицо парня казалось тёмным черепом. На худых смуглых щеках блестели слезы.

«Он чертовски напуган,» — понял Фил.

Хуже всего было то, что окружной суд просто отправлял их в сиротский приют, и в девяти случаях из десяти они просто убегали на улицу при первой же возможности.

— Тебе придётся пойти со мной, — сказал Фил.

Он так и не понял, что за этим последовало, он даже не заметил оружия. В тот же миг в уши ударил знакомый звук малокалиберного пистолета.

Бам! Бам! Бам!

Вокруг был хаос. Яростные огоньки вспыхнули в его глазах; Фил только успел позволить инстинкту самосохранения затащить себя за пустую мусорную бочку. Его фонарик покатился по цементному полу, когда вылетела ещё одна пуля. Фил вытащил служебный револьвер.

— Чёрт побери, малыш! Ты спятил?

Затем он выстрелил высоко над головой ребёнка.

Парень перестал стрелять.

«Как я мог быть таким глупым? Слишком занят, беспокоясь о проклятых Yankees».

Секунду спустя два парня из S.O.D. вышли на свет в конце коридора.

— Не стреляйте! — завопил Фил. — Это всего лишь ребёнок!

Теперь в зал вбежали ещё копы.

— С вами всё в порядке, лейтенант? — спросил Элиот и помог ему подняться.

— Я в порядке, — ответил Фил. — Но я не уверен, что могу сказать то же самое о своих штанах.

— Что случилось?

— Просто какой-то перепуганный ребёнок. Я испугал его не меньше, чем он меня.

Но Элиот бросил на него испуганный взгляд, и Филу показалось, что он слышит, как какие-то парни в коридоре вызывают скорую помощь.

«Нет, нет, нет!» — подумал Фил и побежал по коридору.

— Клянусь Богом, я стрелял над его головой!

Ещё больше копов высыпало в коридор, мигая фонариками…

— Стреляли над его головой, да? — Дигнацио громко шагал позади. Он посмотрел на Фила. — Это отличная работа, Страйкер. Заместителю штаба это понравится.

Слова простонали в голове Фила, как старый дом на ветру…

Парнишка лежал у подножия прикованных цепью дверей, кровь хлестала из пулевого отверстия в правой верхней части груди. Он умер ещё до того, как его положили на носилки…

* * *
Фил пролистал свою память.

«Полгода назад я был лейтенантом столичной полиции и собирался стать капитаном, а теперь я ночной сторож, зарабатывающий 7,50 доллара в час…»

Полиция сочла смерть мальчика вполне оправданным убийством, хотя Фил клялся, что стрелял над его головой.

— Недостаточно высоко, — сказал ему старший следователь.

Но он ушёл в отставку не поэтому…

«Дигнацио, — подумал он. — Должно быть, это был Дигнацио».

Главным по этому делу был следователь с каменным лицом по имени Нойл.

— Лейтенант, какие боеприпасы вы использовали в своём служебном револьвере в ту ночь? — спросил он.

— Тридцать восемь плюс, — ответил Фил, слегка озадаченный неуместным вопросом.

— Тридцать восемь плюс? Хм-м-м… А какие служебные боеприпасы департамент разрешает использовать в качестве оружия?

— Девятимиллиметровый хардбол и тридцать восьмой…

— Тридцать восьмой плюс?

— Точно.

— А разрешает ли департамент использовать какие-либо другие виды служебного оружия, лейтенант?

«Какого чёрта? К чему он клонит? — Фил задумался. — К чему этот круговорот неуместных вопросов?»

— Только для личного состава S.O.D., — ответил он, — но только по специальному разрешению заместителя комиссара отдела специальных операций.

— А вы офицер S.O.D., лейтенант?

— Нет, — ответил Фил. — Я занимаюсь наркотиками.

— А в ту ночь, о которой идёт речь, заместитель комиссара отдела специальных операций по какой-либо причине разрешил вам использовать в своём служебном револьвере боеприпасы, отличные от револьвера тридцать восемь плюс?

Фил с трудом сдерживался, чтобы не нахмуриться.

— Нет.

Нойл откинулся на спинку стула, сидя в центре длинного стола для совещаний, как Цезарь, живущий за небольшую плату. Кассий и Брут сидели слева и справа от него. Его стальные глаза не мигали.

— Лейтенант, вы знаете, что такое «дум-дум» пули?

«Почему он спрашивает меня о „дум-дум“ пулях?»

Это начинало раздражать.

— Да, — ответил он, возможно, немного раздражённо. — «Дум-дум» пули — это особенный вид пуль.

— А почему он особенный?

— Это пули, конструкция которых предусматривает существенное увеличение диаметра при попадании в мягкие ткани с целью повышения поражающей способности и уменьшения глубины проникновения.

— Практически совершенство, так сказать.

— Да, — ответил Фил, — практически совершенство… Я думаю, можно и так это назвать… но, сэр, если вы не возражаете, в чём смысл этих вопросов? Если вы хотите знать о тактических боеприпасах, вам лучше поговорить с оружейником.

Нойл проигнорировал вопрос Фила.

— Лейтенант, вы не знаете случая, когда «дум-дум» пули были или будут разрешены к использованию в этом отделе?

— Нет, — ответил Фил.

— Нет, лейтенант?

Последовала пауза, затем Нойл зашептался со своими коллегами. Фил воспользовался возможностью, чтобы изучить их лица. Все они выглядели одинаково: одинаковые костюмы, одинаковые пустые лица. Они выглядели как инквизиторы, а Фил чувствовал себя колдуном, осуждённым за ересь.

«Что, во имя всего святого, здесь происходит?»

Пристальный взгляд Нойла вернулся к лицу Фила.

— Лейтенант, вы только что признались мне и другим слушателям, что «дум-дум» пули не разрешены для использования в этом отделе.

— Верно, — сказал Фил. Он начал чувствовать зуд и жар.

— Тогда зачем вы их использовали? — спросил Нойл.

Вопрос обрушился на него, как лава с проснувшегося вулкана. Его гнев начал закипать. Он сжал руки на коленях.

— Я не использовал «дум-дум» пули, — очень медленно подтвердил он.

Если он не будет говорить медленно, то разозлится, а единственное, чего он не хотел делать, это устраивать истерику перед тремя следователями из отдела. Эти три бесстрастные физиономии были членами команды отдела по разведке. Вместо этого, Фил вздохнул, выдохнул, повторил:

— Я не пользовался «дум-дум» пулями. Я никогда не загружал «дум-дум» пули на дежурстве или вне его. И если вы хотите знать правду, я действительно запутался. Я не вижу никакого смысла в этих расспросах.

— И мы не видим, — вставил Нойл, — какой-либо смысл в ваших сегодняшних показаниях, лейтенант Страйкер. Нам кажется, что вы лжёте.

Фил перегнулся через стол.

— Прошу прощения?

— Лейтенант, разве не положено офицеру находиться в административном отпуске после такой стрельбы?

— Да, — ответил Фил, — так же, как меня отправили в административный отпуск после этого происшествия.

— А что ещё вы сделали? Разве нет в протоколе для офицера того, чтобы он сдал своё служебное оружие в таком случае?

— Да, следующему старшему офицеру на месте. Я тоже это сделал. Немедленно. И если вы думаете, что я использовал «дум-дум» пули в ночь стрельбы, просто проверьте мой служебный револьвер. Он заперт в подсобке. Откройте и загляните в него, проверьте патроны.

Нойл откашлялся, для формальности, а не потому, что в этом была необходимость.

— Именно так мы и поступили, лейтенант, и нашли один израсходованный патрон в патроннике номер один. Камеры со второй по шестую были заряжены тридцать восьмым калибром… пули «дум-дум».

— Чушь собачья! — Фил встал и закричал.

— Нет, лейтенант, это улика, — сообщил ему Нойл. — Как и отчёт о вскрытии, составленный окружным судмедэкспертом.

— О чём, чёрт возьми, вы говорите? — спросил Фил, как будто каждое слово было камнем, вырывающимся из его горла.

— Тот мальчишка, которого вы застрелили… — Нойл помедлил, чтобы поправить свой галстук. — Согласно заключению вскрытия, он был ранен в верхнюю часть груди, чуть выше правого лёгкого. При ударе снаряд раскрылся, и я процитирую:

«Четыре целых и три десятых восьмидюймовых осколка, два из которых вышли из тела с высокой правой передней позиции. Третий осколок попал на спинной отдел позвоночника и застрял в левой чашечке левой почки. Четвёртый осколок проник в аорту».

Нойл снова откашлялся и посмотрел на Фила.

— Оружейник спецоперации положительно идентифицировал упомянутые фрагменты как осколки от пули, известной как «дум-дум», лейтенант. Записи и идентификация подтвердили, что оружие, из которого была выпущена эта пуля, было вашим. И районный судмедэксперт пришёл к выводу, что смерть потерпевшего можно напрямую отнести к тому конкретному боеприпасу, который был использован. Другими словами, лейтенант, если бы вы использовали стандартные, разрешённые департаментом боеприпасы в ту ночь, о которой идёт речь, этот восьмилетний мальчик был бы ещё жив…

«Был бы ещё жив».

Последние слова Нойла эхом отдавались в голове Фила даже спустя несколько месяцев. Сначала он пытался оспорить результаты расследования, но ничего не вышло; Фил знал, что его каким-то образом подставил Дигнацио.

Но как он мог это доказать?

Неделю спустя Фил стоял перед самим комиссаром, и ему было сказано:

— У вас есть два варианта, Страйкер. Вы можете придерживаться этой смешной истории о том, что вас подставили, и в этом случае окружная прокуратура обвинит вас в халатности, преднамеренном использовании опасных и несанкционированных боеприпасов и, по крайней мере, непредумышленном убийстве второй степени.

— А какой второй вариант? — мрачно спросил Фил.

— Вы можете уйти в отставку. Инцидент, конечно, будет занесён в ваш послужной список, но никаких обвинений вам предъявлено не будет. Подумай головой, сынок…

Что Фил и сделал.

Комиссар был прав — у него не было выбора. Если он оспорит это, ему будет предъявлено официальное обвинение. А поскольку у него не было веских доказательств того, что Дигнацио его подставил, его признают виновным. Его приговорили бы по меньшей мере к году, а если он что и знал, так это то, что копы редко задерживаются в тюрьме на месяц.

«И вот я здесь, — подумал он, — стою посреди текстильной фабрики в два часа ночи».

Ни одно полицейское управление в стране не прикоснётся к нему с этой ерундой в личном деле. В тридцать пять лет его блестящая карьера в правоохранительных органах закончилась, учёная степень стала бесполезной, а десятилетний тяжёлый труд превратился в груду пепла.

Он чуть не рассмеялся.

«Итак, моя полицейская карьера закончена. Теперь у меня новая карьера в качестве охранника, работающего с полуночи до восьми и зарабатывающего 7,50 доллара в час. Это, конечно, лучше, чем быть в полиции…»

Сама по себе эта работа не требовала особых усилий со стороны мозгового отдела; он полагал, что хорошо обученный шимпанзе справится с ней. Единственное, что было у него на уме, это работа в Службе безопасности, связанная с его образованием и интересами. Это была единственная компания в штате, которая предложила ему работу, несмотря на его репутацию в полиции. Работа была проста: каждый час на фабрике он проверял в порядке ли сигнализация. Всё остальное время он сидел у себя в помещении, пил диетическую Pepsi и читал романы.

— Всё будет в порядке, — пообещал новый босс. — У нас не было происшествий на этом месте двадцать лет.

«Интересная работа».

Затем сработала сигнализация…

— Вот тебе и двадцатилетнее спокойствие, о котором говорил босс, — пробормотал себе под нос Фил.

Он проверил рычаг на сигнализации фирмы Sparrow/Jefferies.

Вторая зона, свет мигнул.

Нарушение входа.

«Не могу поверить! Кто-то ворвался внутрь!»

Он выключил свет в помещении и привинтил красную линзу к своему рабочему фонарику. Затем он схватил свою дубинку — его охрана была безоружной компанией, без разрешения на оружие — и выскользнул во второй транспортный проход. Он приглушил свет; он не хотел никого отпугивать, он хотел поймать их, хотя бы для того, чтобы развеять скуку. Однако прогулка по тёмной фабрике заставляла его нервничать.

«Что, если злоумышленники вооружены? Просто будь осторожен, чайник!»

Он шёл между рабочими машинами по производственной площадке. В другом конце здания (обозначенная зона два) он увидел приоткрытую дверь.

«Здесь кто-то есть, — понял он. — Но кто захочет вламываться на чёртову текстильную фабрику? Что красть? Мотки ткани?»

Ещё один поворот, и он получил ответ на свой вопрос.

«Насколько глупыми могут быть мошенники?» — задумался он.

Кто-то включил свет, и в этот момент он увидел тень, склонившуюся над одним из автоматов с кофе.

«Это и есть грабитель,» — это казалось ему очевидным.

Зачем работать, если можно врываться в магазины и торговые склады? Для Фила это была бы лёгкая добыча, он со всей серьёзностью подходил к своим обязанностям, хотя новый босс и осадил его рвение к некоторым экстренным ситуациям на работе.

— Помни, Фил, ты больше не Джон Лоу, ты просто охранник. Если увидишь, что кто-то вломился в это место, вызови полицию округа и убирайся. Никакого геройства. Господи, в этой ситуации, если охранник ранит преступника во время преступления, мошенник подаёт в суд и выигрывает. Мне не нужны никакие иски или обязательства.

Фил понял, в чём дело, особенно учитывая тот факт, что у него больше не было ни пистолета, ни полицейских полномочий. Но это не значит, что он не может немного развлечься…

— Стоять! Полиция! — закричал Фил. — Не двигайся, или я выстрелю!

— Из чего? Фонарика или дубинки? — грабитель ответил небрежно и отвернулся от кофейного автомата. Потом улыбнулся. — Как дела, Фил? Прошло много времени с тех пор, как я видел любимого сына Крик-Сити. Думаю, ты не слишком стремишься поддерживать связь с нами.

Фил не мог в это поверить. Человек, стоявший перед ним, был низеньким и толстым. Лысина поблёскивала в жужжащем флуоресцентном свете, а усы над его губой походили на толстую гусеницу. Эти черты… плюс аккуратная накрахмаленная униформа муниципальной полиции — всё, что нужно было Филу, чтобы узнать его.

— Лоуренс Маллинз, Фил, — сообщил начальник отдела полиции города Крик-Сити.

— Не могли бы вы сказать мне, какого чёрта вы здесь делаете?

— А на что это похоже? Я хочу выпить чашку кофе, — сказал Маллинз.

Фил закрыл глаза и глубоко вздохнул.

«Успокойся, — приказал он себе. — Не взрывайся».

Но затем, как обычно, он… взорвался.

— Вы вломились на мою фабрику, чтобы выпить чёртову чашку кофе?!

Маллинз одобрительно усмехнулся.

— Вижу, характер у тебя всё такой же. Хорошо, хорошо… И, знаешь, у тебя наверняка самые дешёвые замки на этом месте. Чёрт, я открыл дверь быстрее, чем воспользовался бы ключом. А как насчёт того, чтобы убрать свою дубинку? Что, у вас тут много злых собак?

Фил вздохнул.

— Пожалуйста, шеф. Не морочьте мне голову. У меня был плохой день, вернее, плохой год.

— Я слышал об этом. В городе мы все слышали об этой стрельбе, когда ты был на задании. Но мы можем поговорить об этом позже. Это был умный ход — добровольно уйти в отставку вместо того, чтобы бороться с ними. Если будешь драться с любым большим городом, потеряешь свою задницу. Тогда бы тебя действительно уничтожили. Чёрт, бывший коп с судимостью… Ты бы не смог получить работу даже по уборке грязных толчков в «Закусочной Чака».

Единственное, о чём Филу не нужно было напоминать, так это о том происшествии. И ещё одна вещь, в которой он не нуждался, была куча острот.

— Шеф, послушайте, я рад вас видеть и всё такое, но вы собираетесь сказать мне, почему вы здесь, или просто пытаетесь вывести меня из себя, стоя там и рассказывая байки про кофе?

Маллинз едва заметно улыбнулся.

— О, это то, что ты хочешь знать? Хочешь знать, почему я здесь?

— Да, шеф, хочу.

— Ну, мы же друзья, верно? С самого начала? Чёрт, я практически вырастил тебя сам. И когда я услышал о той стрельбе и о том, что ты берёшься за эту грязную работу охранника, ну… я был немного обеспокоен, вот и всё. Я имею в виду, ты же не считал нужным время от времени заезжать в свой старый родной город, просто поздороваться с кем-то из тех, с кем вырос. Но, конечно, я думаю, что ты был слишком занят последние десять лет, из-за высокооплачиваемой работы в полиции в большом городе. Лейтенант наркоконтроля, не так ли?

«Был, — медленно подумал Фил. — Уже не я. Больше нет».

— Шеф, вы пытаетесь заставить меня чувствовать себя виноватым? Хорошо, я не поддерживаю связь. Извиняюсь. Но вы так и не сказали мне, зачем вломились на мою территорию?

Маллинз рассмеялся.

— Ну, я хотел посмотреть, как ты держишься на ногах теперь, когда ты больше не полицейский, а простой охранник, — толстяк ухмыльнулся. — Довольно неплохо, да?

— Шеф!

Маллинз получал от этого настоящее удовольствие.

— Ладно, Фил, я буду с тобой откровенен. Настоящая причина, по которой я приехал на эту чёртову ткацкую фабрику, это потому что… я хочу поговорить с тобой.

Игры Маллинза в кошки-мышки начали надоедать; это был первый раз, когда Фил видел его за последние десять лет, и он уже успел устать от него.

«Некоторые люди никогда не меняются,» — тупо понял он.

— Хорошо, вы хотите поговорить со мной. О чём? Пожалуйста, шеф, скажите мне, пока у меня не случился удар.

Маллинз достал шоколадку Milky Way из ближайшего автомата.

— Я хочу предложить тебе работу в моём отделе.

И это было всё, что Маллинз сказал, что было довольно типично; чувство юмора Маллинза было частью его повседневной жизни.

Фил родился и вырос в Крик-Сити. Отец сбежал через неделю после его рождения, а мать умерла через год, когда загорелась прачечная, в которой она работала. Фила воспитывала тётя, получавшая субсидию от штата, и единственным, кто когда-либо был близок ему как отец, был Маллинз, начальник полицейского управления Крик-Сити, сколько он себя помнил. Маллинзу сейчас было около шестидесяти, но для Фила он совсем не изменился, с тех самых пор, как Фил учился в средней школе.

Маллинз был порядочным человеком, или, по крайней мере, таким же порядочным, как любой начальник полиции захолустья. Крик-Сити, с населением менее двух тысяч человек, не был Лос-Анджелесом с точки зрения правоохранительных органов, и поскольку там никогда не происходило ничего серьёзного, у городского совета никогда не было причин назначать нового шефа.

Фил смущённо смотрел на этого человека, как ребёнок. Маллинз всегда был опорой Филу, когда тому нужна была помощь, Маллинз всегда держал его подальше от неприятностей, Маллинз присматривал за Филом, когда никто другой не мог, и именно Маллинз пробудил в Филе интерес к полицейской работе.

Но с другой стороны…

Фил был из города, который всегда был ему ненавистен, и Маллинз был постоянным напоминанием об этом. Крик-Сити был отсталой, захудалой ямой. Никто никогда не пытался жить там лучше, и никто никогда не пытался покинуть это место. Здесь были низкооплачиваемые рабочие места и самый высокий уровень безработицы в штате. Раздолбанные пикапы сновали туда-сюда на ухабистых дорогах. Единственные преступления, которые, казалось, происходили регулярно, были пьяные беспорядки, а также домашнее насилие над жёнами. В целом, Крик-Сити развивался как мог. Бесполезная земля, населённая бесполезными людьми.

Фил не хотел быть одним из этих людей.

Но была одна вещь, которую он очень хотел.

Быть полицейским…

А теперь появился Маллинз, похожий на призрак десятилетней давности, и предложил Филу работу, которую у него отобрали Дигнацио и батальон его соучастников.

Конечно, полицейская работа в Крик-Сити совсем не походила на его работу в отделе по борьбе с наркотиками. В городской полиции у него был высокий ранг, уважение и авторитет, у него были цели, которые он должен был преследовать, и важная работа, которая требовала каждый аспект его образования и силы духа. Переход от полиции большого города к полиции Крик-Сити был таким же, как переход с новенького Lamborghini к раздолбанному Dodge.

«Хватит жаловаться, — напомнил он себе. — Это лучше, чем проверять, работает ли сигнализация на фабрике ткани».

По крайней мере, он будет занят работой, которой его учили.

По крайней мере, он снова станет копом.

«Дарёному коню в зубы не смотрят,» — подумал он.

Маллинз покинул фабрику вскоре после того, как приехал, посеяв достаточно мыслей в голову Фила, чтобы его мозг работал до конца смены.

— Приезжай завтра днём ко мне в участок, — предложил толстяк, — и мы ещё поговорим.

— Обязательно, шеф. Спасибо.

— Да, и берегись грабителей. Никогда не знаешь, когда они захотят вломиться сюда выпить кофе.

— Вы всё шутите, шеф. Увидимся завтра.

И вот теперь, спустя несколько часов после того, как он покинул свой пост на текстильной фабрике, Фил попал в утренний час пик на своём глиняно-красном Malibu 76-ого года. Он купил его за триста долларов в Melvin Motors; теперь, когда он больше не получал лейтенантского жалованья, это было всё, что он мог себе позволить. Между высокими зданиями сияло раннее летнее солнце, в воздухе пахло выхлопными газами. Возвращаясь домой, он не переставал думать о неожиданном появлении Маллинза на фабрике и неожиданном предложении работы.

«Как это будет? Вернуться в Крик-Сити сейчас? — размышлял он. — Господи, даже само название звучало по-деревенски. Изменился ли город? Неужели закусочная Чака всё ещё принадлежит Чаку? Неужели по дорогам всё ещё гоняют лишь раздолбанные пикапы? Кофе в Qwik-Stop всё такой же ужасный? Что ещё есть там, что я помню? — он задумался, затем нахмурился. — Кто умер с тех пор, как я уехал?»

Да, перспектива возвращения в родной город вызывала множество вопросов.

«И… Вики? А как же Вики?»

Он встречался с ней в школе. Она тоже могла бы уехать, но предпочла работать на Маллинза и была единственным полицейским женского пола в департаменте.

«Интересно, она всё ещё здесь?»

Но когда Фил припарковал Malibu на захламлённой стоянке, его затошнило. Потому что был ещё один вопрос, не так ли? Вспоминая город и людей, он невольно заставил себя вспомнить кое-что ещё…

«Голоса… и Дом,» — подумал он.

У него никогда не было названия. Просто… Дом.

«Был ли тот Дом всё ещё там? Более того, был ли он вообще когда-нибудь там?»

От этих воспоминаний ему стало совсем плохо. Доктор тогда сказал, что такая сильная лихорадка часто вызывает бред и галлюцинации. Его тётя, должно быть, думала, что он сумасшедший, просто сумасшедший десятилетний мальчик…

«Может, я сошёл с ума? — подумал он, поднимаясь по лестнице. — Боже Всемогущий, надеюсь, я был сумасшедшим…»

Была ли это галлюцинация или реальность, Филлип Страйкер никогда этого не забудет.

«Дом,» — снова подумал он.

И ужасные вещи, которые он там видел.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Тень Коди Наттера, склонившегося над открытым багажником, походила на опускающийся кран.

«Такая молодая,» — подумал он.

Девушка, связанная и с кляпом во рту, вздрогнула, когда тень наклонилась над ней. Её прекрасные красные глаза были широко открыты от ужаса.

— Что случилось? — спросил он.

— Прошлой ночью она выскочила из дома и попыталась сбежать, — сказал Друк, чей правый глаз, который располагался ниже левого, имел привычку тикать, когда он был чем-то взволнован.

Друк был единственный из крикеров, кому Наттер мог доверять, чтобы оставаться компетентным в этой сфере, и с ним он мог говорить прямо.

— Мне потребовалось некоторое время, чтобы найти её. Я поймал её, когда она бежала по длинной Тейлор-Роуд прямо перед восходом солнца.

«Жаль её, — Наттер не мог отвести взгляд от её красных глаз. Она вся дрожала и от испуга обмочилась. — Конечно, она боится,» — подумал он.

Это были страшные дни. Их становилось всё меньше и меньше. Смогут ли они продержаться ещё одно поколение?

«Никакого разумного объяснения, — подумал он. — Только вера».

— Ты должна быть хорошей, — прошептал он ей голосом, похожим на скрип старого дерева. — Ты должна доверять своему провидению. Ты понимаешь?

Конечно, смысл этих слов ускользнул от неё, но, тем не менее, она кивнула, задыхаясь сквозь кляп.

Нужно было что-то бóльшее, чем просто слова.

Друк ожидал, когда должен будет справиться с обычным своим заданием, у него явно присутствовал энтузиазм. Иногда парнишка даже пускал слюни.

— Развяжи её, — сказал Наттер.

— Но разве мы не собираемся…

— Развяжи её и вынь кляп.

Ошеломлённый Друк сделал, как ему было сказано. Девушка натянула на себя рваную одежду.

Длинная костлявая рука Коди Наттера коснулась её щеки.

— Теперь иди, — разрешил он. — И веди себя хорошо. Помни о своём провидении.

Слёзы благодарности текли по её испуганному лицу. Она что-то прошептала, поблагодарила, вылезла из багажника и побежала в лес.

Наттер повернулся к Друку, на искажённом лице которого отразилось разочарование.

— Убей её позже, — прошептал измождённый мужчина. — Убей её сегодня ночью, будь добр.

Друк улыбнулся; с его подбородка свисала струйка слюны.

* * *
— Мне нужно непременно убить кого-нибудь сегодня, — сказал Скотт.

Он сказал это без особой интонации и каких-либо эмоций, как будто говорил о погоде. Скотт Бой Тактон сегодня ездил с дробовиком, откинувшись на спинку большого сиденья машины, задница его приятеля была на сиденье рядом. Гут вёлмашину. Гут было прозвищем некоего Лоуэлла Клайдса, которого прозвали Гут из-за значительного обхвата талии. У обоих были банки пива, прижатые к промежности, в то время как Бонни Райт пела по радио своим горячим, напряжённым голосом.

— Да, голос Бонни делает мой причиндал твёрдым, — прокомментировал Скотт, небрежно поглаживая пах. — Не так ли, Гут, дружище?

— О, да, — ответил Гут.

Скотт погладил свою обгоревшую кожу на полуденном солнце.

— Я говорю, сегодня отличный день, правда? Да, приятель, замечательный день, чтобы убить кого-нибудь.

— О, да.

— Конечно, нам, вероятно, придётся подождать до ночи. Ночь всегда лучшее время для убийства.

Скотт любил убивать. Ему нравилось сбивать животных на дороге. Несколько раз он сбивал людей. Однажды они сбили маленькую девочку на огромной скорости, а затем просто бросили её в лесу недалеко от Уэйнсвилля. Другой ночью один из умственно отсталых ребят с Проспект Хилл просто гулял по Олд Данвич Роуд, сам по себе, никого не трогая. Скотт был за рулём в ту ночь, и он сбил парня с ног.

БАМ!

— Скотт, чувак, зачем ты сделал это? — спросил Гут.

— Просто захотел. А что здесь такого? — ответил Скотт.

Скотт и Гут были теми, кого клинические психиатры назвали бы «социопатами стадии аффекта». У них не было органических дефектов мозга, и они не были подвержены никаким реактивным или цереброхимическим дезадаптациям. Они были вполне нормальными людьми, которые отличали хорошее от плохого, которые никогда не подвергались сексуальному насилию, которые никогда не запирались в шкафах в детстве… Оба родились от достойных, трудолюбивых родителей и воспитывались в благополучной среде. Их поведение не могло быть оправдано окружающей средой, злоупотреблениями, перенесёнными в годы взросления, или ненормальной химией мозга. Вместо этого, проще говоря, они были двумя плохими, злыми, дерьмовыми деревенскими ублюдками.

Они даже не работали. Они были вполне способны работать, просто не работали.

— Деньги ходят повсюду! — прокомментировал Скотт когда-то.

— Угу, — согласился Гут.

Самое лучшее, что есть в южных городках, это то, что большинство из них не нанесены на карту, а это значит, что у них нет полицейских участков. Поэтому они регулярно уезжали из Крик-Сити, чтобы посетить другие маленькие городки. Тридцатиминутная поездка вверх или вниз по шоссе легко доставляла их в любой отдалённый посёлок, где они могли наслаждаться полной анонимностью. В этой части штата все ездили на больших пикапах и носили одинаковую одежду: ботинки, джинсы с широкими штанинами и джинсовые куртки поверх футболок. У деревенщин в моде был также камуфляж.

Их жизнь была счастливой, и жили они без стрессов и проблем; Скотт Бой Тактон и Лоуэлл Гут Клайдс жили неделя за неделей в погоне за своими радостями. Но такие занятия, независимо от их природы, обычно требовали определённого способа финансирования. В конце концов, пиво стоит денег. Так же как и оплата бензина, аренда трейлера и страховка. Барные шлюхи были самой лёгкой добычей. В южных городках было больше придорожных забегаловок, чем можно было себе представить. Они просто ждали до часа ночи, обычно по пятницам, заманивали одну из этих помойных девок в грузовик с типичным обещанием денег за оказанные услуги, а затем били её по голове монтировкой. Всё, что у них оставалось в итоге — это кошелёк, набитый десятками и двадцатками. Более прибыльной добычей выступали парни. В любую пятницу вечером (пятничные вечера были лучшими, потому что первое, что делали эти придурки перед тем, как отправиться в бары — обналичивали свои зарплаты) они просто прятались в лесу за баром или бильярдной и ждали, пока какой-нибудь парень не появится на парковке, а затем хорошенько трахали его по голове монтировкой. Потом затаскивали его в лес, связывали, затыкали ему рот кляпом, а затем вытаскивали бумажник, в котором почти наверняка лежала половина обналиченного чека. Через несколько минут следующий придурок вытаскивал свою задницу на парковку, и они просто повторяли процесс. Скотт и Гут обычно могли уделать шесть или восемь таких парней на одной и той же стоянке за час.

В последнее время, на стороне, они зарабатывали ещё больше денег, распространяя «ангельскую пыль» для нескольких местных торговцев наркотиками. Не совсем работа, но что-то вроде того. Сами они не употребляли это вещество; они просто помогали продавать его несколько ночей в месяц. Они получали тысячу долларов за такую работу. Так что благодаря этому и ограблениям, у Скотта и Гута было всё в порядке, да, сэр.

Как только деньги были получены, они подумывали, чем бы им заняться. Скотт любил называть это «поразвлечься».

— Как насчёт того, чтобы сегодня ночью поразвлечься с какой-нибудь дыркой? — предлагал он.

Обычно это были девушки, которые ловили попутку. Неужели в наши дни девушки могут быть настолько глупы, чтобы садиться в машину с совершенно незнакомым человеком? Им даже не приходилось достаточно долго ждать, и какая-нибудь девушка уже ехала с ними по дороге темнее, чем задница дьявола. Чаще это были красивые девушки, но не всегда, но Скотту и Гуту было всё равно. И девушка непременно всегда была одна. Гут спокойно останавливал пикап, а Скотт всегда говорил в своей непринуждённой деревенской манере.

— Эй, детка, куда ты направляешься в такую прекрасную ночь? Ну разве это не круто, понимаешь? Так уж случилось, что мы с приятелем оказались здесь, и мы с тобой направляемся в одно и то же место. Просто прыгай к нам в машину, и мы доставим тебя туда целой и невредимой!

Это звучало безопасно и вызывало доверие у любой девушки.

Скотт и Гут знали каждую лощину, рощу, пригорок и лесную нору, где бы они ни оказались в любой момент.

Всего один поворот, и ничего не подозревающая девушка понимала, что что-то не так, но, конечно, к тому времени, когда она это осознавала, было уже слишком поздно. Слишком поздно. Далеко в глубине леса никто не мог услышать криков девушек, а они кричали словно грешники, вечно горящие в аду. Разнообразие в их развлечениях являлось необходимым, и Скотт Бой Тактон был очень разнообразным молодым человеком. Ему нравилось слышать, как они кричат, и его сила воображения не упускала ни малейшей возможности сделать это. У старины Скотта в голове было полно видений, по сравнению с которыми Иван Грозный выглядел бы как грёбаный Бэмби.

Чутьё подсказывало им, что они убили много человек, но они даже не считали сколько. На самом деле, изначально они и не собирались никого убивать, просто однажды это произошло случайно. Как-то ночью они, как обычно, грабили пьяниц, и Скотт слишком сильно ударил одного беднягу монтировкой по голове. Были грабителями, а стали убийцами. Голова бедняги раскололась, обнажив розовые мозги.

— Ну, здорово! Ты не посмотришь, что я только что сделал? — с тупым восхищением заметил Скотт.

Как говорится, от несчастных случаев никто не застрахован. Но для Скотта убить человека было всё равно, что картофельные чипсы съесть. Той же ночью Скотт перерезал горло барной шлюхе после того, как она сделала ему минет в грузовике.

— Господи, Скотт! — воскликнул Гут. — Что ты вдруг решил сделать это, приятель?

— Не знаю, — Скотт хмыкнул, его охватило сомнение. — А по-моему хорошо получилось, нет? — он почесал в затылке. — Смотри, как кровища хлещет!

Гут в бóльшей степени просто помогал или смотрел. Всё делал Скотт Бой Тактон, который был виртуозом в этом деле. У него была привычка медленно душить девушку во время траха, обматывая шею жгутом из сизаля. А ещё он трахнул, а потом забил до смерти хиппи-пацана, которого сначала принял за хиппи-девчонку; он изрубил парочку яппи, которых нашёл в лесу; и ещё повеселился с рыжеволосой автостопщицей, которая была беременна по меньшей мере восемь месяцев и двадцать девять дней…

Но им было это неважно, они сделали с ней всё, на что хватило их воображения.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

«Дом, милый дом,» — подумал Фил так язвительно, как только мог.

Будет ли ему стыдно?

Как это будет вообще выглядеть?

«Господи, более десяти лет в городском департаменте полиции, и теперь я возвращаюсь туда, откуда начал, обратно в старый добрый Крик-Сити, идиотскую дыру мира».

Через несколько минут после съезда с автострады дорога резко пошла вниз, как и его настроение. Это был государственный маршрут номер 154, известный местным жителям просто как «шоссе», извилистый тридцатимильный участок асфальта, который прорезал полосу через холмы Южного округа и лесополосы. Этот маршрут также проходил через некоторые из самых бедных и наименее развитых городков в штате: Люнтвилль, Тайлерсвилль, Уэйнсвилль и Крик-Сити. Вскоре массивная панорама мегаполиса исчезла за его спиной, сменившись бескрайними равнинами, сельскохозяйственными угодиями, трейлерными стоянками и захудалыми лачугами.

«Вот дыра,» — подумал Фил.

Уэйнсвилль, Люнтвилль, Крик-Сити — неважно, как эти города называются; для него они все были одинаковыми ублюдочными городишками. Даже лес выглядел убогим — болезненная растительность и ветхий мусор, разбросанный между плотными массами деревьев, некоторые тонкие, другие толстые, как канализационные трубы, и сотни футов высотой. Разросшиеся грибы блестели, как зелёно-белые сопли, над больными и сильно узловатыми стволами деревьев. Большинство дорожных знаков больше не могли быть прочитаны благодаря мхам и лишайникам, покрывающим их; бесчисленные тушки мелких животных («дорожная пицца» или «пирог с опоссумами», как называли это местные жители), которых постоянно сбивали автомобилисты, съедали ещё более мелкие животные, которых затем также размазывали по дороге. Циклическая херня.

Справа от Фила вырисовывался восточный хребет, огромная стена, которая, казалось, сопровождала его весь путь. Он миновал один городок под названием Локвуд, где несколько лет назад бóльшая часть крошечного населения исчезла, казалось бы, за одну ночь, и другой, Проспект Хилл, где десятки жителей умерли или ослепли в одни выходные из-за плохого самогона. Да, самогон в этих местах делали как будто в прошлом веке из всего, что попадётся в лесу. Фил однажды попробовал, и один глоток чуть не повалил его с ног.

Крутые повороты периодически встречались на трассе, а также дороги с нелепыми названиями: Индюшачья тропа, Печная ветвь, Старая мельничная дорога.

«Ах, эта деревенская утончённость,» — подумал он.

Он проехал мимо дилера подержанных автомобилей «Счастливчика Ли», бильярдной «Быстрого Эдди» и придорожной закусочной, на которой красовалась вывеска: «Вкусная еда».

Между городами, как знал Фил, располагались ещё более отдалённые общины, на самом деле субобщины, которые существовали в полной изоляции, слабо сплочённые деревушки, известные как «города на холмах», где население оставалось неизвестным общественности. Их звали «жители холмов», но были и более традиционные названия: белый мусор, оборванцы, деревенщины. Никчёмное сборище катастрофически бедных. Люди, которые жили за пределами плодородной земли, никогда не имели настоящей работы, никогда не были у врача, никогда не имели телевизора. Дети, которые никогда не ходили в школу.

Третий мир Америки так… прекрасен.

Они жили под навесами, в лачугах из брезента и заброшенных трейлерах без водопровода и электричества. Для человека из обычного мира такая жизнь просто невозможна, но всё это слишком реально в этих краях.

Фил знал, что во всех штатах есть сельская беднота, и во всех штатах есть жители холмов, крошечные частички человечества, сметённые миром. За наличные они продавали металлолом и самогон, а за едой отправлялись в лес. Трудно было поверить, что в обществе компьютерных чипов, банановых чипсов, антиблокировочных тормозов, ситкомов, «магазинов на диване», уличных кинотеатров, стереосистем объёмного звучания и микроволновых печей такая нищета вообще может существовать, тем более под самым носом у современного общества.

В детстве он часто видел, как они роются в мусорных мешках, сваленных возле леса, или бродят по дороге в тряпичной одежде и с самодельными удочками на плечах. Иногда дети, грязные и потрёпанные, выпрашивали мелочь на карманные расходы перед Qwik-Stop и универсальными магазинами, пока владельцы не прогоняли их. Да, он видел их много раз.

И, возможно, это объясняло беспокойство Фила по поводу возвращения в Крик-Сити. Судьба сыграла с ним злую шутку.

Как близко Фил подошёл к тому, чтобы стать одним из этих людей?

«Господи,» — подумал он.

Проржавевший Malibu проскочил следующий длинный извилистый поворот. Справа, на холме, стояла усадьба Флетчеров — старый, обветшалый довоенный дом, накренившийся под собственной тяжестью. В крыше были дыры, но Флетчеры всё ещё жили там — они отказывались переезжать. Слева от Фила стоял трейлер на каменных блоках на краю пруда Хокли; он стоял там с тех пор, как Фил себя помнил, и во время проливных дождей ручьи наполнялись, и вода поднималась выше пола трейлера. Однако жители и тогда не уезжали с этого места.

«А я уехал, — подумал Фил. — Я уехал отсюда десять лет назад… и посмотрите, где я сейчас».


За следующим поворотом появился знак:

«КРИК-СИТИ. ПРЕДЕЛЫ ГОРОДА».


Главной улицы как таковой не было; шоссе пролегало прямо через весь Крик-Сити. Ветхие дома мелькали время от времени по обеим сторонам дороги. Небольшой трейлерный парк был здесь, «Универсальный магазин Халла» там. Время от времени лес отступал, превращаясь в холмистые неухоженные поля, некоторые из которых были с большими амбарами, настолько прогнившими, что сквозь них можно было видеть, и деревянными крестами, на которых когда-то распинали пугала, пока они, как и амбары, не сгнили. Фил дважды вильнул, чтобы не сбить переваливающихся опоссумов на середине дороги; третьему опоссуму повезло меньше, он уже был раздавлен предыдущей машиной и стал просто куском мяса. Когда Malibu пронёсся мимо, взлетела ворона, неся с собой в клюве связку внутренностей опоссума длиной в ярд. Фил поморщился, когда розовая лента уплыла.

«Разве римляне или кто-то там другой не читали будущее на потрохах животных?»

Это было абсурдной реальностью, которая соответствовала той эпохе.

Что ждёт его в будущем?

Как его жизнь сложится теперь, когда он возвращается сюда?

«Моё предсказание в кишках опоссума…»

За соседним участком земли, где росла неухоженная кукуруза, он заметил «Сумасшедшего Салли», городской стриптиз-клуб. Окаймлённая лампочками вывеска гласила:

«За девушками и пивом идти сюда!»

Даже в такую рань несколько пикапов занимали большую гравийную стоянку. В миле отсюда находилась доставка «Фермерских продуктов Баттона», а ещё в миле — роскошная четырёхзвёздочная кухня Крик-Сити — «Закусочная Чака». У них не было ни утиного фуа-гра, ни жареной перепёлки с белыми грибами, но похлёбка была неплохая. По обочине, пока Фил вёл машину, шли несколько местных: пара деревенщин в комбинезонах и печально известный Безрукий человек, которого Фил помнил с раннего детства. Каждый день он ходил из Кроуэнсвилльского трейлерного парка в Snoot’s Liquors, брал бутылку Bushmills, а потом возвращался обратно пешком. Каждый день, всё как по маслу. И это была хорошая пятимильная прогулка.

«Этому парню, должно быть, уже сто лет», — удивлённо подумал Фил.

Некоторые вещи никогда не меняются.

Фил снова сделал поворот.

Один из пешеходов неторопливо спустился по обочине.

«Жители холмов», — решил Фил, как только разглядел их получше.

Мальчик, в его позднем подростковом возрасте, выглядел высоким и долговязым, и у него была неправильная походка, как будто его колено болело. Длинные чёрные волосы свисали жирными прядями, а издалека лицо мальчика больше напоминало грязное пятно.

«Надеюсь, этот парень с холма идёт в магазин за мылом».

Одежда его тоже оставляла желать лучшего: она липла к телу, как вонючие тряпки, залатанные клеёнками, старыми полотенцами, кусками другой одежды.

«Да, это люди с холмов, всё в порядке», — Фил был уверен в этом, пока…

Фил вздрогнул.

Пока он не подошёл достаточно близко, чтобы разглядеть детали.

«Господи, его лицо…»

Одна половина лица мальчика вытянулась вперёд, другая, казалось, впала. Из-за искривлённого носа одна ноздря казалась крошечной, как дырочка от колышка, в то время как другая расширялась до четверти диаметра. А надбровная дуга была совершенно лишена бровей.

И глаза…

Глаза крикеров!

У парня на лице сверкнули красного цвета огни.

Крикеры.

Так их здесь называют. Вырожденцы, живущие глубоко в лесах. Хотя о них часто говорили, на самом деле их редко видели. Фил видел их всего несколько раз за все годы, что жил здесь. Крикеры были с врождёнными уродствами уже на протяжении нескольких поколений до такой степени, что большинство из них имело практически все возможные физические дефекты: уродливые головы и лица, руки и ноги разной длины, один глаз больше другого. Фил слышал, что некоторые рождаются без глаз и без рта. Чтобы усилить трагедию, психические дефекты были столь же очевидны. Некоторые крикеры вообще не могли говорить, а многие из тех, кто мог, могли только бормотать слова, которые не имели смысла. Как и жители холмов, крикеры были тайной любого захолустного городка — непризнанной, как будто их вообще не существовало.

* * *
— Ну, вот и он! Я уже начал думать, что ты меня надуешь, — сказал шеф Маллинз из-за своего огромного захламлённого стола.

Фил опешил: полицейский участок в Крик-Сити казался гораздо меньше, чем он помнил, он был тесный и душный. Через заднее окно он видел маленькую тюрьму, а рядом с ней был припаркован Pontiac Bonneville Маллинза с сиреной и красными и синими огнями. Охотничьи трофеи выстроились в ряд на полках потрёпанных картотечных шкафов шефа вместе с его заключённым в рамку свидетельством о назначении на должность начальника полиции города. Свидетельство, когда-то ярко-белое, пожелтело от бесчисленных лет, проведённых там.

— Ты сядешь или в штаны наложил?

— Вообще-то, шеф, я наложил в штаны, но всё равно сяду.

Фил пододвинул металлический складной стул и быстро отклонил предложение Маллинза выпить кофе, вспомнив, что на вкус он напоминает кофейный скипидар.

«Не могу поверить, что снова сижу здесь», — подумал он.

Тучное лицо и лысеющая голова Маллинза блестели на солнце. Он отхлебнул кофе и вздохнул.

— Держу пари, ты и за миллион лет не думал, что будешь работать на меня.

— Послушайте, шеф, вы сказали, что хотите поговорить, а я здесь, чтобы выслушать. Я ещё не взялся за эту работу.

— Конечно, но ты возьмёшься за эту работу. Коп всегда остаётся копом. Бля, ты предпочитаешь провести остаток жизни, охраняя куски ткани?

«Хорошая мысль,» — признал Фил.

— Кроме того, — добавил Маллинз, — ты мне нужен.

— Ладно, так в чём же дело?

— Дело в том, что у меня нет копов, и хотя Крик-Сити не такой уж большой город, я не могу всё делать один.

Фил помнил, что на Маллинза всегда работали два или три офицера. Фил попытался вспомнить их имена.

— Норт и Адамс работают у вас уже много лет. Что с ними случилось?

— Что случилось? — Маллинз нервно захихикал. — Ублюдки уволились, вот что случилось. Они подали заявление и ушли, получив более высокооплачиваемую работу в других округах. Норт ведёт дела в Фэрфаксе, а Адамс зацепился за Монтгомери.

— Они были хорошими работниками, шеф. Вы должны были платить им больше денег.

— Да, и мэр должен быть грёбаным Санта-Клаусом. Я ничего не мог поделать. Я мог предложить им деньги, которые выделил окружной департамент. Вот всё, что я мог сделать. И я просто смотрел и махал им на прощание.

«Хм-м-м… — подумал Фил. — Норт и Адамс уехали в лучшие округа. Но мне интересно, что случилось с…»

— А как же Вики? — спросил Фил.

— Я так и думал, что это будет твой следующий вопрос. Она тоже ушла много лет назад. Ты был бы более информирован о вещах, которые здесь происходят, если бы поддерживал связь с нами.

— Эй, я же послал вам рождественскую открытку, так ведь?

— Да, когда Рейган был у власти! — Маллинз почесал подбородок. — Или это был Картер?

— Забавно, шеф. Я смеюсь, видите? Так что вы говорили о Вики?

— Я ничего не говорил. Ты спрашивал. Всё ещё горит факел старого возлюбленного, да? Всё ещё думаешь о Вики-милашке?

Фил нахмурился, но не мог не вспомнить. Они с Вики встречались со средней школы до колледжа. Он думал, что она будет его единственной любовью на всю жизнь.

«Наверное, я недостаточно любил её,» — подумал он.

Когда они получили свои степени, у них был жесточайший отбор. Фила сразу же пригласили в полицию при департаменте мэра. Она не поехала с ним, и он уехал один…

Он уехал отсюда. Она этого не сделала.

Конец истории.

— Но, — продолжал Маллинз, — есть одна вещь, которую я никогда не понимал. Почему ты её бросил?

Фил снова нахмурился. У него было чувство, что теперь он всегда будет хмуриться, если действительно примет это приглашение на работу.

— Я не бросал её. У нас ничего не вышло, поэтому мы расстались. Вы собираетесь рассказать мне, что с ней случилось, или будете напоминать мне эту историю до конца моих дней?

— Она уволилась, как и остальные. Ушла от меня.

— Какой округ её приютил?

— Я никогда не говорил, что она уволилась, чтобы перейти в другой округ, — воспользовался возможностью Маллинз. — Она всё ещё здесь. Я уверен, что рано или поздно ты с ней столкнёшься, так что засунь эти любовные вопросы в жопу и давай перейдём к делу. Просто так получилось, что эти перебежчики Норт и Адамс бросили меня прямо в разгар кризиса…

Но внимание Фила было рассеянным; он всё ещё размышлял о Вики.

«Господи… где она сейчас работает? Где она живёт? Она всё ещё выглядит так же? И когда… Когда она в последний раз думала обо мне? — осмелился задуматься он. — Повзрослей! — приказал он себе. — Она, наверное, даже не помнит, кто ты, самодовольная, напыщенная задница…»

— О чём вы говорили? — наконец-то он вернулся к реальности. — Кризис?

— Да, у меня тут большие проблемы, и если я их не исправлю, городской совет может дать мне пинка.

Фил не мог представить себе никаких «больших проблем» здесь, а уж тем более достаточно серьёзного кризиса, чтобы свергнуть правление Маллинза, кажущееся бесконечным. Этот парень был здесь вождём дольше, чем Цезарь правил Римом.

— Что, — пошутил Фил, — ваши местные хулиганы накручивают парковочные счётчики на городской площади?

Маллинз не засмеялся и даже не улыбнулся.

Значит, были действительно тяжёлые времена, если этот человек был абсолютно серьёзным.

— Нет, умник. Ты помнишь Коди Наттера, крикера?

— Я смутно помню Коди Наттера.

Ходили слухи, что Наттер был кем-то вроде губернатора крикеров, вождя племени.

— Ну, этот уродливый ублюдок и его дружки-крикеры доставляют мне такие проблемы, что я сру в штаны.

Фил всё-таки вспомнил высокого, неуклюжего и невероятно уродливого Коди. Да, уродливый, как чёрт, но умён был невероятно. Этот парень, как утверждали, был либо экстрасенсом, либо ему просто чертовски везло в карты, так как в подпольном казино в «Сумасшедшем Салли» он выиграл множество покерных партий, и у него была такая кривая улыбка, что несколько раз, когда Фил её видел, по его спине пробегали мурашки. Его собственная детская версия Hannibal at the Gate.

Тётя Фила всегда говорила ему:

— Если ты не заснёшь, Коди Наттер придёт к нам сегодня ночью.

Этот парень всегда ездил на отремонтированном десяток раз Chrysler Imperial 69-ого года, тёмно-красного цвета, и всегда разбрасывал деньги по всему городу, хотя никто не знал, как он их зарабатывал. И он был уродлив, несомненно, самый уродливый крикер из всех.

— О, так это Коди Наттер накручивает парковочные счётчики на городской площади? Это большая проблема, да.

— Я думал, Сэм Кинисон мёртв, весельчак хренов, — ответил Маллинз. — Поверь мне на слово, Коди Наттер и его крикеры — заноза в моей заднице.

— Но крикеры всегда держались особняком, — сказал Фил. — По крайней мере, я так помню.

— Да, но теперь они повсюду. Чёрт, у него даже есть менее уродливые на вид, работающие по всему городу.

— Господи, шеф, я прожил в Крик-Сити двадцать лет и за всё это время видел не больше дюжины крикеров.

Но тут Фил задумался.

«Я видел крикера десять минут назад, не так ли? Когда ехал по этому шоссе, — картинка всплыла в его голове: уродливое лицо, неровные руки и ноги, и… — Красные глаза,» — вспомнил он.

— Мне всё равно, что ты видел, когда был сопляком, — произнёс Маллинз. — За десять лет многое изменилось. Наттер пытается захватить город, и этот уродливый ублюдок отлично справляется, так как у меня в отделе нет копов.

Фил всё ещё не мог в это поверить. Крикеры всегда были безобидны и так редко попадались на глаза, что большинство людей даже не верили в их существование. Это звучало как чушь собачья.

— Хорошо, шеф. Как Коди Наттер захватывает город? Скажите мне это, ладно?

Жирное лицо Маллинза покраснело, маленькие глазки сузились в пухлые щёлочки.

— Теперь он торгует наркотиками, — сказал он. — Здесь, в городе. Прямо сейчас.

— Наркотики, да? — Фил усмехнулся. — Коди Наттер? В Крик-Сити? Так какие наркотики он продаёт? Веселящий газ из пустых банок из-под взбитых сливок?

— Нет, шутник долбаный, — сказал Маллинз. — Он распространяет «ангельскую пыль».

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Когда стемнело, Скотт и Гут воспрянули духом. По крайней мере, Скотт Бой Тактон. Но что-то витало в воздухе, что-то нехорошее, и Гут почувствовал это.

Чуть позже они должны будут реализовать большую партию «ангельской пыли» в одном из основных районов за Локвудом. Это будет их самый большой рейс и, следовательно, их самый большой куш.

В обычной ситуации Гут был бы очень воодушевлён перспективой получить такие хорошие деньги за совсем небольшие старания. Но сейчас…

Он уверенно повёл большой пикап по шоссе и выехал из города. Он был чем-то озадачен, хотя изо всех сил старался не показывать этого.

«Что-то плохое витает в воздухе этой ночью,» — проскользнуло у него в голове.

И он был уверен, что это не имеет никакого отношения к их рейсу.

Они должны были приехать не раньше чем через пару часов; другими словами, у них было время, чтобы убить его, а Гут слишком хорошо знал, как Скотт любит убивать свободное время.

— Эй, Скотт? Что скажешь, если сегодня ночью мы сделаем что-нибудь интересное, прежде чем скинем товар?

Скотт Тактон сидел, откинувшись на спинку большого сиденья, и потягивал из банки Red, White & Blue.

Это была тёплая, благоухающая ночь, и всё было прекрасно. Высокая, яркая луна. Холодные напитки. Сверчки поднимают шум. Тёплый воздух врывается в открытые окна, пока Elvis напевает по радио Blue Moon.

Другими словами, идеальная ночь для убийства.

— Что значит, что-нибудь интересное? — спросил Скотт, поглаживая бакенбарды. — Сначала мы поразвлекаемся, да?

— Э-э-э… — ответил Гут. Он свернул на следующий поворот. — Как насчёт того, чтобы поехать в «Сумасшедшего Салли»? Посмотрим там на какие-нибудь сиськи и задницы.

— Дерьмо-о-о… — протянул Скотт. — Зачем ехать для этого в клуб, когда мы можем подцепить девчонку где-нибудь на дороге?

— Точно! Мы можем остановиться на перекрёстке и потрясти пачкой зелёных перед её мордашкой, и она сразу прыгнет к нам на колени. Мы можем себе это позволить, особенно с деньгами, которые получим после продажи товара.

Скотт Бой разинул рот.

— Дерьмо! — повторил он с типичным словесным красноречием. — Дело не в том, что мы можем себе это позволить, Гут. Мы разбойники, чувак. Мы никогда не платим. Сегодня ночью у нас будет тёлка! Мы подберём её на дороге, поиграем с ней немного, а потом заберём её зелёные, как мы всегда делаем. Не знаю, как тебе, а мне нужно сходить облегчиться в какой-нибудь куст. Вообще-то, я мог бы и серьёзно поиздеваться над сучкой, например, расколоть голову киркой из гикори или, может быть, как в тот раз возле Нэлсвилля… Помнишь тот раз, Гут? Когда мы поймали ту девку с длинными тёмными волосами?

Гут помнил это прекрасно. В ту ночь они тоже убивали время перед рейсом, и там была одна горячая брюнетка, которую они подобрали на Старой Губернаторской мостовой. Гут дрочил ей на лицо, в то время как Скотт трахал её по-собачьи в задницу, а когда кончил, то вытер свой член, вымазанный экскрементами, об её же собственные волосы. У неё было некогда привлекательное тело и длинные волосы, как и сказал Скотт, длинные прямые тёмные волосы, так что они привязали её волосы к прицепу на заднем бампере грузовика, а затем повезли по дороге церкви Святого Стефана со скоростью около сотни миль в час. От неё осталось немного. Конечно, это не помешало Скотту ещё раз покувыркаться с ней перед тем, как они выбросили её на большую вонючую свалку в Миллерсвилле…

Скотт и Гут могли развлекаться где угодно, где есть автостопщицы, барные шлюхи и тому подобное. Но они никогда не занимались этим в Крик-Сити, их родном городе, потому что Крик-Сити, в отличие от большинства городков вдоль шоссе, имел собственное полицейское управление и шефа, с которым Гут и Скотт предпочитали не связываться. К тому же они не хотели ловить девок в «Сумасшедшем Салли», потому что этот клуб, как они слышали, принадлежал какому-то большому уродливому парню по имени Наттер. Так вот, сам Гут никогда не видел этого чувака, но поговаривали, что он не из тех, с кем можно связываться.

Но это не было проблемой, Гут предпочитал самоудовлетворение. Девок было много, и все они были заразными тварями. Гут дрочил по крайней мере раз в день и несколько раз во время хорошего настроения. Не то чтобы Гут предпочитал ощущение собственной руки ощущению девичьего тела — он просто не особо хотел ловить никаких грязных девиц с гонореей, с этим новым сифилисом, о котором все говорили, что от него на причиндале парня появляется узелок размером с грецкий орех, и со СПИДом. В те времена это казалось благоразумной заботой о себе, но Скотт, казалось, не придавал этому значения.

— О, вся эта шумиха вокруг СПИДа — это просто ерунда. Все знают, что ты подцепишь его, только если ты педик или наркоман. Я как раз читал об этом на днях в The Enquirer, что армия изобрела СПИД, чтобы избавиться от наркоманов и педиков, потому что теперь они ничем не занимаются, не работают, не платят налоги и не участвуют в жизни общества.

— Но, Скотт Бой, — вмешался Гут, — если мы не педики и не наркоманы, это не значит, что мы не можем подцепить его от какой-нибудь девки, у которой он есть. Многие из них в наши дни имеют целый букет болячек.

— О, Гут, это всего лишь распространённое мнение, — тут же ответил Скотт. — Это был просто неудачный день для него, если мужчина мог подцепить заразу, просто занимаясь любовью с женщиной.

Иногда Скотт Бой мог казаться самым тупым парнем на свете, но Гут молчал. Сам Гут не был образцом нравственности или христианской доброжелательности. Он в любой день мог перерезать парню глотку за десятицентовик. Он мог расколоть череп девчонке надвое и дрочить на её дойки, не раздумывая ни секунды. И водить машину в рейсы, чтобы продавать наркоту, тоже не было для него проблемой; если они не распространяли это дерьмо, это делал кто-нибудь другой. Но у него было то, чем Скотт Бой Тактон не обладал, и это называлось здравым смыслом.

Скотт Бой и глазом не моргнул. Как будто он считал себя бессмертным. Его не волновали ни герпес, ни СПИД. Его не волновало, что когда-нибудь кто-нибудь увидит их и расскажет копам, и он не боялся, что когда-нибудь копы поймают их. И он, кажется, даже не задумывался о том, что если они будут продолжать в том же духе, с ними может случиться что-то ещё более худшее…

«Рано или поздно мы наткнёмся не на тех людей», — мрачно подумал Гут.

Конечно, это может случиться. Однажды ночью они могут ударить пьяницу монтировкой, и парень может вытащить нож, или в следующий раз, когда они начнут развлекаться с барной шлюхой, она может вырваться и достать из сумочки один из Saturday Night Specials и накачать его и Скотта Боя пулями 25-ого калибра. А ещё Гут не хотел сидеть в тюрьме. Нет, только не там, где парень не мог даже принять душ без того, чтобы кучка парней покрупнее не потрогала его за зад или не заставила его спуститься и сделать минет пяти или десяти парням. Всего одна ошибка, и это может стать концом всего…

И именно тогда, как раз в ту минуту, когда он вёл большой пикап по Старой Данвичской дороге, Гут предавался размышлениям и внезапно у него возникло это действительно мерзкое, тошнотворное чувство глубоко внутри, и это было ужасно зловеще, учитывая то, что должно было случиться с ними обоими.

* * *
Начальник Фила в Службе безопасности отпустил его, не требуя никаких объяснений, что было весьма деликатно; Фил и так достаточно долго охранял лоскуты ткани и мотки пряжи. Остаток вечера он провёл, распаковывая вещи в своей новой комнате в пансионе «Старой леди Крейн». Переезд не был слишком хлопотным; он арендовал трейлер для своей мебели и запихнул всё остальное в коробки. И вот он уже в пути, за пределами шумного мегаполиса, в котором жил последние десять лет.

Он ехал обратно в Крик-Сити.

Комната не была Букингемским дворцом, но была вполне неплохая. Остальная часть его разговора с Маллинзом в начале дня была довольно сухой, в основном о будущей работе.

— Коди Наттер занимается «ангельской пылью»? — недоверчиво спросил он. — Здесь, в Крик-Сити?

— Верно, — сказал Маллинз. — И поэтому ты мне нужен, потому что у тебя есть опыт. Кроме того, у меня больше никого нет.

Это замечание не заставило Фила почувствовать себя полицейским года, но он понял точку зрения Маллинза.

— Так что насчёт того происшествия со стрельбой? — спросил он. — Ты ушёл в отставку, и тебе не предъявили обвинения. Мне плевать, что там у тебя было в прошлом. Только больше не убивай детей «дум-дум» пулями.

— Минуточку, шеф, — Фил почувствовал себя сконфуженным. — Давайте проясним одну вещь: я никогда не стрелял ни в кого пулями «дум-дум» или другими незаконными боеприпасами. Это была ошибка. Один парень по имени Дигнацио подставил меня, потому что хотел получить мою работу. Чёрт, пуля, которую я выпустил, пролетела над головой того мальчика. Это Дигнацио выстрелил в парня «дум-дум» пулей, а потом свалил вину на меня.

— Да, конечно, — поспешил прервать его Маллинз. — Всё.

— Вы мне не верите?

— Конечно, верю, — улыбнулся шеф. — И даже если ты это сделал, мне всё равно. Почему мне должно быть не всё равно, что ты пристрелил какого-то парнишку из гетто, который приглядывал за нарколабораторией? Если бы это зависело от меня, они должны были дать тебе медаль. Единственное, что я знаю, это то, что Коди Наттер толкает то же самое дерьмо в моём городе, и если я не позабочусь об этом, мы оба будем отрабатывать ночные часы на фабрике простыней. Так ты хочешь работу или нет?

— Да, — сказал Фил, даже не подумав.

Но ему и не нужно было думать. Жалованье всё ещё было больше, чем он зарабатывал охранником, и, по крайней мере, он снова станет копом.

Но дело было не столько в работе, сколько в самой проблеме. У Фила были большие проблемы с наркотиками. Он ненавидел наркотики. В городе он видел, что эта штука делает с людьми, с их телами, умами, с их жизнями. Это было самое ужасное зло, которое он когда-либо представлял.

«Господи, они продавали это дерьмо шестилетним детям на детской площадке!»

Чем моложе они попадались на крючок, тем лучше, и тогда дети грабили винные магазины или просто воровали на улице. Это была индустрия, которая увековечивала рабство, и проклятые суды, казалось, больше заботились о правах торговцев, чем о невинных жизнях, которые они уничтожили. Крэк, героин, «ангельская пыль» — выбирайте сами. Все они были разные, но все одинаковые, все они были частью одной машины, которая охотилась за слабостями людей и использовала их до тех пор, пока от них ничего не оставалось. «Ангельская пыль» в частности. Они разбавляли дерьмо промышленными растворителями, чтобы сделать его дешевле; каждая затяжка вызывала повреждение мозга, сводила с ума. Фил подумал, что если бы он мог сделать что-нибудь полезное в своей жизни, то отправил бы этих злобных ублюдков в тюрьму на всю жизнь. И вот Маллинз предлагает ему ещё один шанс…

— Да, — повторил Фил. — Я возьмусь за эту работу. Когда можно начинать?

— Прямо сейчас, — ответил Маллинз, наливая себе ещё кофе.

— Шеф, я не могу просто взять и уйти с работы. Я должен предупредить босса.

— Пошёл он в жопу! Теперь я твой босс. Скажи ему, чтобы нанял другую обезьяну для этой работы без члена. Ты нужен мне здесь больше, чем ему — охранять пряжу.

— Хорошо, но моя квартира в сорока милях отсюда. Вы должны дать мне немного времени, чтобы найти более близкое место для жизни.

— Я уже нашёл тебе место. Старушка Крейн, помнишь её? Старая сучка всё ещё держит ту дыру в стороне от дороги, и она оставила комнату для тебя. Тридцать пять долларов в неделю, ты думаешь, что сможешь это потянуть, а? И я уже заплатил за твой первый месяц аренды. Так что перестань трахать мне мозг и убирайся отсюда. Иди, загружай этот кусок дерьма, который у тебя есть в машину, и переезжай сегодня вечером. Я назначаю тебя на ночную смену с восьми до восьми и даже заплачу сверхурочно за всё, что будет больше твоих часов, пока не найму ещё пару человек.

Фил начинал задыхаться.

— Шеф, мы слишком торопимся, не так ли? Во-первых, мне нужно разрешение от государственной академии, не так ли?

— Ты уже прошёл проверку в академии, не волнуйся.

— И мне нужна униформа, мне нужно оружие, мне нужен…

Маллинз указал на угол.

— Видишь вон ту большую коробку? Это твоя форма. И видишь маленькую коробочку, которая стоит на ней? Это твой служебный револьвер, — Маллинз достал что-то из ящика стола. — И видишь вот эту крошечную коробочку?

Фил взял коробочку из рук Маллинза, открыл её и вынул содержимое.

Новый полицейский значок.

— Вот твоя грёбаная жестянка, — закончил Маллинз. — Ты опять большой плохой полицейский. Завтра мы отправим твою новую карточку в штат. Единственное, что мне от тебя нужно, это фотография на паспорт для удостоверения личности, и всё готово.

— Господи, шеф! — значок сверкнул в руке Фила, как 24-каратное золото.

— А теперь убирайся отсюда и приведи себя в порядок, — заметил Маллинз, бессознательно листая прошлогодний календарь. — Разве ты не видишь, что у меня много работы?

Фил взял коробки и направился к двери.

— Хорошо, шеф. Увидимся завтра.

— Да. Да, и ещё одна вещь.

Фил обернулся.

Усатые губы Маллинза дёрнулись в улыбке.

— Хорошо, что вы вернулись… сержант Страйкер.

«Сержант Страйкер…» — донеслись до него слова.

Теперь он смотрел в окно из крошечной комнатки в пансионе «Старой леди Крейн», которая внезапно стала его домом.

«Да, сержант Страйкер снова в деле».

Снаружи всё выглядело странно: деревья, поля и холмы вместо небоскрёбов и машин. Звуки сверчков вместо сирен. Сосновый воздух вместо смога. Крик-Сити погрузился в ночь и расцвёл красотой, о существовании которой он и забыл.

«Может быть, всё будет не так уж и плохо?» — подумал он.

Или это просто принятие желаемого за действительное?

Потому что когда Фил заснул, ему приснился сон…

Ему снилось своё детство, а также смутные, едва различимые ужасы того Дома.

* * *
«Да, чувак, рано или поздно, — подумал Гут, — мы выберем не тех, кого можно разозлить».

Скотт Бой смял пустую банку из-под пива, выбросил её и открыл другую. Он мог выпить и целый ящик пива за ночь, никаких проблем со здоровьем, молодая печень и всё такое. Но Гут беспокоился о нём.

— Что-то не так, приятель? — спросил Скотт, сидящий абсолютно спокойно, пока его единственный приятель проявлял признаки беспокойства. — Сегодня ночью ты выглядишь взволнованным, Гут.

— Ничего страшного. Просто чувствую себя немного нервно.

— Ну, мы скоро это исправим. Повеселимся так, как мы любим это делать, понимаешь? Хорошее пиво, хорошее настроение. Мы оба будем иметь по пачке денег размером с лошадь в каждом из наших карманов после того, как закончим рейс. Да, сэр, у нас всё получится.

— Э-э-э, конечно, — ответил Гут без особого энтузиазма. Но потом он решил, что не должен скрывать то, что его волнует. Он чувствовал себя странно, сегодня он чувствовал себя очень плохо. — Но я думал, Скотт, может быть, рано или поздно мы выберем не тех людей для развлечений.

— Вот дерьмо! — вскрикнул Скотт. — Да, и если бы у червей было оружие, птицы не стали бы с ними связываться! Ни у кого на свете нет таких железных яиц, чтобы справиться с нами. Мы крутые парни, Гут. Никто нас не тронет. Почему? Я покажу! Только посмотри! — а потом Скотт Бой достал из-за пазухи большой старый Уэбли своего отца и погрозил им.

Скотт Бой засмеялся, жадно глотая пиво и время от времени потирая промежность от мыслей об убийстве, отчего в чреслах у него вспыхивали всё новые и новые искры, но у Гута всё ещё оставалось тошнотворное ощущение. Чувство усилилось, когда он повёл грузовик вниз по дороге. Луна плыла вместе с ними над деревьями, какая-то странная и не совсем полная, и на небе не было ни облачка, только большая сверкающая куча звёзд, и чем пристальнее Гут смотрел на эти звезды, тем хуже он себя чувствовал.

Просто сегодня ему не хотелось никого убивать.

— Скотт Бой, послушай, мне сейчас не до шуток. Я имею в виду, что у нас скоро рейс. Так почему бы нам не сделать что-нибудь быстро, например, просто снять нам девку или что-нибудь типа этого?

— Потому что, Гут, видишь ли, я уже говорил тебе, что в этом нет ничего хорошего. Это всё равно что пить Yoo-Hoo вместо хорошего пива, как мы всегда делаем, — объяснил Скотт и открыл ещё одну банку. — Не может быть никакого веселья, если делать всё по-быстрому. И зачем тратить деньги? Мы устроим себе шоу после рейса, не сомневайся.

— Ага, — отозвался Гут.

Он понимал, что спорить не было смысла; если только Скотт Бой Тактон принял решение, его уже ничто не могло поколебать. И то, что Скотт имел в виду под «устроить себе шоу», было его обычным развлечением с девками, странным, грязным, как он и привык. Это были по-настоящему дикие, нечеловеческие вещи, как в тот раз, когда они поиздевались над той старой леди, которая ходила на костылях, или прошлым летом, когда они заметили ту девушку в инвалидном кресле, ожидающую специальный автобус на перекрёстке, и они остановились и просто забросили её в кузов грузовика и поехали на одну из своих любимых полян в лесу, и Скотт проделал с этой бедной девчонкой всё, что мог, прежде чем её прикончить. Вот что Скотт имел в виду, говоря об «устроить себе шоу». Нос каждым разом ему хотелось чего-то бóльшего.

И это навело Гута на мысль.

Он вспомнил действительно крутые и грязные вещи.

Это было что-то, о чём он слышал с детства, что-то о крикерах. Его отец рассказывал ему об этом, когда напивался, а это было практически каждую ночь. Эти истории были о месте, которое у крикеров было далеко в лесу, где парень мог купить себе девушку-крикера, и эти девчонки-крикеры были все испорчены и изуродованы от природы, а также это и было то место, где какой-нибудь парень мог «устроить себе шоу». Конечно, сам Гут не видел этих девчонок-крикеров, а что касается этого места, ну, он не знал, существует ли это место вообще, может быть, это была просто куча дерьма, которую его отец изливал, чтобы напугать его, но если Гут мог подсказать Скотту Бою идею попытаться найти это место, тогда им не пришлось бы никого убивать сегодня ночью, и это было бы просто замечательно, потому что у него всё ещё было очень плохое предчувствие прямо сейчас, и это чувство вызывало дискомфорт в его животе, как в тот раз, когда он съел какой-то плохой беличий пирог и был болен две недели. Поэтому именно сейчас он решил сделать свой шаг.

— Знаешь, Скотт Бой, ещё в детстве я слышал истории о месте в лесу, где парень может купить себе девчонку… девчонку-крикера. У них деформированные головы, изуродованные лица и туловища, даже сиськи бывают разного размера, одна меньше другой, и всё такое. Я имею в виду, что если бы мы нашли это место в лесу, мы смогли бы по-настоящему устроить себе шоу. Повеселимся так, как никогда ещё не делали. Как ты думаешь?

— Нет, Гут, — отмахнулся Скотт, — я тоже слышал эти истории, когда был ребёнком, и это просто чушь собачья. Я за всю свою жизнь не видел и пяти крикеров. Так что хватит пытаться испортить мне вечер. Нет никаких крикеров, как и нет такого места в лесу.

«Эта идея провалилась,» — заключил Гут.

Он даже не мог сообразить, куда едет; он просто ехал по одной дороге за другой, пока Скотт Бой пил пиво. Луна продолжала следовать за ними, сверкала на них сквозь редкие деревья, как моргающий глаз.

Затем…

— Чёрт побери, — Скотт Бой наклонился вперёд и прошептал. — Ты видишь то же, что и я, Гут?

Гут видел всё.

Какая-то цыпочка шла по Старой Данвичской дороге так быстро, как только позволяли её ноги, одетая в какую-то потрёпанную одежду. Она даже не обернулась, когда подъехал большой грузовик, она не ловила попутку, а просто шла, и было немного жутковато, что она шла одна под этой мрачной луной, висящей над ней.

Скотт хихикнул.

— А вот и наша добыча!

Гут выругался про себя, но внизу живота у него стало горячо. Он остановил грузовик прямо перед ней, и Скотт Бой принялся за дело. Он хорошенько треснул её по голове монтировкой и так же быстро затащил её в грузовик. Гуту показалось, что всё это действие не заняло больше пяти секунд.

— О-о-о, да, мама! — воскликнул Скотт Бой. — Я был уверен, что сегодня мы найдём себе какую-нибудь девочку! — он пнул едва живую девушку на полу, несколько раз шлёпнул её по лицу и, как обычно, громко засмеялся. — Да, Гут, давай поскорее уберёмся с этой дороги, потому что я собираюсь войти в эту тощую сучку до того, как у меня лопнет член, понимаешь?

— Да, конечно, — почти простонал Гут.

Вверх по дороге был поворот, которым они пользовались в прошлый раз. Скотт Бой включил свет в грузовике, сказав:

— Давай сначала поглядим её.

Гут припарковался на залитой лунным светом поляне. Девушка всё ещё не пришла в себя после удара монтировкой; её голова просто болталась, как будто у неё не было шейного позвонка.

— Похоже, что мы получили хороший товар, — сказал Скотт Бой и стянул с девушки одежду.

У неё было приличное тело и неплохие, но немного дряблые сиськи, вьющиеся чёрные волосы и…

— Господи Иисусе! — воскликнул Скотт.

Гут тоже это заметил.

Эта девушка…

У неё были некоторые странности: у неё не было пупка, и у неё было шесть пальцев на левой руке и не более трёх на правой. В интимном месте она была совершенно безволосой. Но не это было причиной восклицания Скотта.

Её лицо…

— Святое дерьмо, Гут! Ты веришь в это?

Лицо этой девушки выглядело немного кривым: какой-то расплющенный нос, одно ухо ниже другого, и эти грязные, как у собаки, чёрные волосы, свисающие на лоб, который выглядел очень странно и округло. Но ещё более странными были её глаза.

— Посмотри ей в глаза, — прошептал Скотт Бой.

Они были большими, но один, несомненно, был больше другого и выше расположен на лице, и глаза были ярко-красного цвета, почти как кровь. Гут никогда в своей жизни не видел таких глаз…

— Гут, я ни разу не встречал такой стрёмной девчонки, — заметил Скотт Бой.

— Она вырожденка.

— Что?

— С врождёнными уродствами, Скотт. Как те, о ком я говорил раньше. Это крикер.

Лицо Скотта Боя стало задумчивым.

— Знаешь, я никогда не видел их так близко. Как они вообще появились?

— Кровосмешение, наверное, — ответил Гут. — Мой отец рассказывал мне об этом однажды. Все эти вещи в людях вызываются кровосмешением. Гены, мать их…

— Вот как…

— Точно, Скотт. С генами шутки плохи, эти штуки очень хрупкие. И вот что происходит: эти бедные семьи, живущие далеко в глуши, совокупляются с кем попало. Отцы трахают своих дочерей, как ни в чём не бывало, и братья резвятся вместе со своими сёстрами, и матери удовлетворяют свою похоть с сыновьями… снова и снова в течение долгого времени. Вот и происходит то, что называется кровосмешением. Их гены путаются, и дети выходят такими, как эта девчонка. И они зовутся крикерами.

— Крикеры, — пробормотал Скотт, глядя на девушку. — Разве это не круто?

Девушка начала просыпаться, издавая странные звуки, похожие на «аллап-аллап-аллап-гарруп». И эти её большие красные глаза, казалось, смотрели вверх, ничего не видя. Гут, в своей неоспоримой эрудиции, объяснил, что большинство крикеров очень отсталые в развитии из-за того, что их мозг тоже недоразвит. Большинство из них едва могут говорить или только бормотать что-то. Потому что они вырожденцы, вот почему они такие тупые.

Затем искривлённый рот девушки начал шевелиться, она моргнула своими большими красными глазами и что-то пробормотала.

— Что такое, девочка? — насмешливо спросил Скотт. Он захохотал и ударил её по лицу. — Что ты говоришь?

— Аллап-гарруп, — сказала она.

— Да уж, она глупее собачьего дерьма, — решительно заявил Скотт «Бой», ухмыляясь в свете фонаря.

Он начал снимать штаны.

— У тебя там большая дырка, не так ли? Потому что я намереваюсь спустить в тебя всё содержимое своих яиц. Думаю, что я кину палку тебе несколько раз, так как ты понравилась моему маленькому приятелю.

Гуту стало ещё дерьмовее. Он полагал, что у этой девки-крикера и так достаточно проблем, но не осмеливался предложить Скотту отпустить её. Намерения Скотта Боя были ясны как божий день, и как только он снимал свои штаны, его уже нельзя было остановить.

Чёрт побери!

Гут даже пару раз видел, как он проделывал это с овцами на пастбище Миллера, когда они не могли найти девчонок, чтобы поиздеваться.

— Дырка девчонки, дырка овцы… какая разница? — сказал он и перешёл к делу. Гут почувствовал тогда даже жалость к этим овцам.

И Гут, конечно, жалел эту девчонку прямо сейчас. Скотт толкнул её на спину, ему даже не пришлось немного подрочить, чтобы возбудиться. Девушка просто лежала на сиденье, время от времени моргая большими кривыми красными глазами, а потом Скотт Бой раздвинул ей ноги.

— Гут, как насчёт того, чтобы подождать снаружи, потому что для нас троих нет места, а? Я хочу трахнуться с ней и спустить пару раз в эту лысую «киску». А потом, если хочешь, можешь тоже её трахнуть, пока мы её не убили.

— Э-э-э, конечно, — согласился Гут, и у него никогда не было никаких проблем с тем, чтобы сделать это.

Он мог бы поиздеваться над обычными девчонками, но не хотел принимать участие в том, что происходило сейчас. Просто неестественно было делать это с крикерами. Поэтому он прошёлся по поляне, допил пиво и бросил банку. Он слышал, как Скотт свирепо рычит в пикапе.

«Бли-и-ин,» — подумал он угрюмо.

Он очень хорошо знал Скотта Боя, знал, как работает его голова, и полагал, что уродство девушки добавляло дополнительную искру в его гнев.

«Устроим себе шоу… — подумал он. — Боже…»

Он оглядел рощу, посмотрел на луну, на небо. Он не хотел думать о том, что происходит в грузовике, но было трудно не думать. Скотт включил свет, и Гут просто не мог не смотреть. Он видел, как у девчонки-крикера торчат вверх уродливые ноги, потом увидел, как она высунула голову из окна, когда Скотт Бой перевернул её и трахал сзади. Потом её начало тошнить, а Скотт только смеялся и шлепал её по лицу.

— Надо избавиться от этой собачьей грязной шерсти, чтобы мы могли видеть твою мордашку, детка, — сказал он, а потом начал срезать своим ножом её грязные угольно-чёрные волосы, разбрасывать их по сторонам и смеяться над этим.

Эта бедная девчонка-крикер выглядела ужасно, когда он закончил. Остатки грязных волос торчали на её большой косоглазой голове.

Гут присел на пень и стал ждать.

«Скорей, Скотт, — подумал он. — Нам нужно уже ехать!»

Эти торговцы «ангельской пылью», на которых они работали, не очень-то обрадуются, если они со Скоттом опоздают. Но рейс был всего лишь предлогом. Он просто хотел выбраться отсюда. Мерзкое, тошнотворное чувство в его животе всё ещё было там. Не только от того, что Скотт делал с этой бедной девушкой-крикером, но и от всего понемногу. Всю ночь у него было плохое предчувствие.

— Óна! Óна! — ему показалось, что он услышал крик девушки из грузовика. — Спаси-и-итель при-и-идёт!

«Она вообще понимает, что происходит? — подумал Гут, но тут же отогнал от себя эти мысли. — Она, вероятно, и сама не знала, что была с испорченными генами,» — предположил он.

Эти гены, видите ли, были такой сложной штукой, что если семьи совокуплялись вместе достаточно долго на протяжении поколений, то никогда не рождалось правильных детей. Нет, никогда и не могло родиться. По крайней мере, так сказал ему отец.

— Óна! Нет! Аллап-гарруп! — девчонка завыла.

Хохот Скотта эхом разнёсся по роще.

— Чёрт побери, Гут! Это просто потрясно! Я понял, что хочу трахать только таких вот уродин!

«О, естественно…» — Гут закатил глаза к небу.

Он ёрзал, как будто под ним были муравьи, дурное предчувствие ночи не оставляло его. Тогда он встал и начал расхаживать по залитой лунным светом лощине. Каждый раз, когда он смотрел в сторону грузовика, всё, что он мог видеть, было дьявольски ухмыляющееся лицо Скотта Боя, пока он продолжал мощно трахать эту девчонку-крикера. Затем Скотт захохотал:

— О, да, чёрт! Я собираюсь кончить так мощно, что моя конча польётся из ушей этой болтливой суки! Да, сэр! Именно так я и сделаю!

— Эй, Скотт Бой? — слабо позвал Гут. — Приятель, как насчёт того, чтобы поторопиться, а? Нам нужно ехать, не забыл?

Но Скотт Бой был так занят, что даже не слышал, что сказал Гут. Нехорошее предчувствие сгущалось над Гутом, живот болел и чесался; пикап раскачивался, а цыпочка-крикер всё ещё что-то бессвязно кричала, пока Скотт Бой бил её по изуродованной голове.

Бам! Бам! Бам!

И вдруг…

Гут необъяснимо почувствовал дикий страх. Он не мог понять, откуда тот взялся, и нырнул за дерево без особой причины, по которой он действительно мог это сделать. И именно тогда Скотт Бой начал кричать…

В мгновение ока большие, быстро движущиеся тени окружили пикап, и Скотт Бой сразу же закричал. Это был какой-то нечеловеческий, животный крик…

Гут увидел другой пикап, который остановился в роще, не со стороны главной дороги, а с грунтовой дороги в лесу, только этот пикап был действительно старым и избитым до дерьма, с тусклыми фарами. Затем эти тени вытащили Скотта из грузовика, и он всё ещё кричал. Другие тени вытащили девчонку-крикера, а затем отнесли её к своему грузовику. В свете тусклых фар Гут мог видеть Скотта Боя и то, что случилось с ним, что заставило его так кричать.

«Господи…»

У Скотта Боя совсем ничего не осталось между ног, только кровоточащая промежность. Одна из этих теней отрезала член и мошонку Скотта, а Скотт всё ещё кричал и метался в грязи, когда несколько больших теней прижали его к земле, и одна из них…

Шмяк! Шмяк! Шмяк!

Тень быстро и сильно обрушивала монтировку или что-то в этом роде на руки и ноги Скотта Боя, ломая кости, как карандаши, а ещё одна тень выхватила крупный нож и тут же начала скальпировать Скотта живьём.

Новые звуки бессвязной болтовни послышались в роще, только это была не девчонка, это были парни, судя по голосу.

— Óна!

— Кожо-о-оед!

— Кровь за кровь!

— Спаси-и-итель придё-ё-ёт!

Но потом послышался другой голос, который Гут, казалось, слышал в своей голове, а не в ушах.

«Искупитель наш!

Спаситель!

Благослови нас…

Мы приносим тебе этот дар плоти…»

Гут чувствовал себя частью дерева, он будто прирос к нему, он вообще не мог пошевелиться.

«Эти тени действительно сделали это со Скоттом Боем, боже!»

— Гут, чёрт возьми, ты должен помочь мне! — закричал Скотт, раздавленный и скальпированный, но всё ещё живой.

Одна из теней била Скотта Боя чем-то тяжёлым по тазу, в то время как другая отрезала Скотту уши и срезала кожу с пальцев рук и ног, как кожицу с моркови для тушения на какое-нибудь блюдо. Гут содрогнулся и застыл за деревом, не в силах пошевелиться, но зная, что если он попытается помочь приятелю, эти парни наверняка сделают то же самое с ним.

«Нужно двигаться, нужно убираться отсюда прямо сейчас!»

Когда одна тень кончила дробить Скотту таз, она засунула монтировку в кровавую кашу и яростно начала месить содержимое, а другая тень большим ножом перерезала Скотту горло так глубоко, что было слышно, как лезвие скребёт кость, и это было для Скотта Боя Тактона концом, да, сэр.

Сегодня он выбрал не тех людей, с которыми можно было поразвлечься.

Затем эти тени затащили то, что осталось от Скотта Боя в свой старенький пикап и бросили его на пол, как будто он был мешком корма для скота.

Из темноты вышел ещё один парень.

«Чёрт…» — подумал Гут.

Этот парень был выше остальных, и чутьё подсказывало Гуту, что он стоял в темноте и смотрел, пока его приятели занимались Скоттом. Он стоял там незаметно и как бы принюхивался к воздуху, а потом повернулся в лунном свете и… сказал:

— Посмотрите за тем большим деревом, там должен быть ещё один.

«Чёрт!» — подумал Гут.

Его глаза вылезли из орбит, когда этот здоровенный парень уставился на него, и Гут решил, что он просто умрёт на месте, но вместо этого он помочился и обосрался в штаны одновременно. Он видел лицо здоровяка всего секунду, но секунды было достаточно. Лицо было изуродовано сильнее, чем у девчонки: одно ухо было в два раза больше другого, а изо рта торчали гнилые зубы. Он указал длинным кривым пальцем прямо на Гута, глядя на него такими же глазами, как и у той девчонки.

Кроваво-красными глазами…

«Беги, парень, — услышал он свой голос в голове. — Другой возможности у тебя не будет!»

И Гут побежал. Он бежал и не останавливался, пока солнце не поднялось над горизонтом примерно пять часов спустя.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Фил притормозил, проезжая мимо «Сумасшедшего Салли», отмеченного большим мигающим дорожным знаком.

«Место забито битком, а сейчас только 19:30,» — заметил он.

«Сумасшедший Салли» был не только единственным стриптиз-клубом в городе, но и единственным баром. Фил бывал там всего раз или два, когда ему было восемнадцать, в те давние дни, когда пить ещё разрешалось не с двадцати одного года, и всё, что он помнил — это несколько женщин с ужасными татуировками и обвисшими грудями, танцующие под музыку вокруг освещённой стробоскопами сцены; он был бы более возбуждён, наблюдая, как фыркают свиньи в грязной яме. Но, проезжая мимо, он понял, что будет уделять этому месту пристальное внимание. Пороки, как он узнал в полицейской академии, всегда были связаны между собой. Желание выпить порождало бары, которые порождали в свою очередь стриптиз-клубы и проституток, а также наркотики. «Сумасшедший Салли» был бы самым подходящим местом для Коди Наттера в качестве точки распространения наркотиков. Фил не мог себе представить, чтобы сопляки заглядывали в «Доставку фермерских продуктов Баттона» или «Закусочную Чака», чтобы купить «ангельскую пыль».

Он припарковался на маленькой гравийной стоянке позади полицейского участка.

«Первый день на работе, — напомнил он себе. — Смотри в оба».

Он поправил оружейный пояс и ремень Sam Brown (Маллинз купил хорошую кожу). Накрахмаленная форма (тёмно-синяя рубашка и синие брюки) сидела довольно хорошо. Револьвер на бедре, кольт-трупер Марк III, раздражающе болтался. Он весил больше, чем Смит-65, который он носил в департаменте мэра, но, конечно, это было лучше, чем простая дубинка, которая была у него в качестве оружия в охране. Когда он повернулся, чтобы войти в участок, то услышал, как хлопнула дверь, и увидел шефа Маллинза, выходящего из маленького кирпичного здания, которое стояло отдельно за зданием участка. Городской изолятор. Насколько помнил Фил, в нём было всего три камеры, и он редко использовался для чего-то бóльшего, чем просто как место для выпивки.

— Вижу, ты готов к работе, — заметил Маллинз, тяжело перемещаясь через стоянку. Его лысая макушка блестела, как хрустальный шар. — Похож на Грязного Гарри.

— Я не знал, что Грязный Гарри был городским клоуном, — ответил Фил. — А кто у вас в тюрьме?

— В тюрьме? О, никого там нет, — сказал Маллинз, открывая заднюю дверь в полицейский участок. — К твоему сведению, всякий раз, когда мы кого-то ловим, мы отправляем его в окружную тюрьму в Майре. Ты ведь знаешь, где Майр? За старыми домами и пансионами на третьем шоссе.

— Да, я знаю, где штаб округа, шеф. И если мы не используем нашу собственную тюрьму для заключённых, что там сейчас?

— Кладовая. Я проверял инвентарь.

«Инвентарь?»

Фил не мог себе представить, чтобы такой маленький городок, как Крик-Сити, нуждался в каком-то значительном пространстве для снабжения.

— О, спецсредства, да? Вы держите там вертолёт департамента?

— Нет, шутник, я держу там действительно важные полицейские вещи, вроде фильтров для кофемашины, которых у нас, кстати, нет. Так что это может быть твоя первая миссия в качестве одного из лучших полицейских Крик-Сити. Как-нибудь вечером, во время твоей напряжённой и опасной вахты, сходишь в Qwik-Stop и купишь упаковку фильтров. Боссу утром нужен кофе.

— А, так вот почему вы меня наняли. Сержант Страйкер — мальчик на побегушках.

— Чертовски верно. А теперь, почему бы тебе на минутку не перестать шутить? Я тебя сейчас проинструктирую.

— Конечно, босс.

Фил уселся в кресло-качалку, а Маллинз принялся рыться в ящике стола. Живот мужчины провис до такой степени, что если бы он наклонился ещё немного, его рубашка, скорее всего, лопнула бы.

— Тебе нужно усвоить одну вещь: мы используем окружной сигнальный лист, а не чёртовы коды, которые были у тебя в городском департаменте полиции, — он передал Филу копию набора обозначений радиосигналов. — Выучи это быстро.

— Ну, шеф, я даже не знаю. Я всего лишь работал начальником Отдела по борьбе с наркотиками; это может занять некоторое время, чтобы всё это запомнить… секунд тридцать.

— Видишь, как я смеюсь? — ответил Маллинз с непроницаемым лицом. — Просто выучи его и прекрати остроты, если не хочешь, чтобы тебя уволили в первый же день. И если будешь хорошим мальчиком, каждую пятницу вечером можешь ходить в «Таверну Руди» на любительские комедии.

Фил улыбнулся.

— Значит, мы в группе связи округа?

— Чёрт, нет. У нас своя частота и свой диспетчер. Её зовут Сьюзен, она в другой комнате. Убедись, что у тебя установлена связь с ней, прежде чем начинать свою смену.

— Диспетчер Сьюзен. Хорошо.

— Она милая, так что не трахай ей мозги, как мне.

— О, я хотел спросить об одном. А мне выдадут пуленепробиваемый жилет?

Маллинз оглянулся с мрачной ухмылкой:

— Я что, похож на грёбаного Санта Клауса?

«Вообще-то, с седыми волосами и бородой…» — подумал Фил.

— Эй, знаете, в полицейских стреляют всё время, — заметил Фил.

— Ты городской коп, а не всадник Апокалипсиса. Единственное, для чего тебе здесь нужен жилет, так это чтобы москиты не жалили твои сиськи, когда ты патрулируешь местные болота. Хочешь чёртов жилет — покупай сам.

— Эй, я просто спросил.

— Если хочешь задавать вопросы, прекрасно. Только не задавай глупых вопросов.

— О'кей. Какова политика Ведомства по импичменту при рассмотрении заявлений, полученных без предупреждения, в спонтанных ситуациях после того, как была установлена вероятная причина?

Маллинз нахмурился.

— Только то, чему тебя учили в академии.

Фил сдержал улыбку.

«Он всё время наступает мне на хвост, и будет справедливо, если и я буду наступать ему на хвост время от времени».

Это казалось вполне уместным. Плюс было очень весело.

Маллинз сунул под губу щепотку Skoal и сплюнул в старую кофейную чашку, служившую ему пепельницей. Фил надеялся, что шеф никогда не пил из неё по ошибке.

— Я хочу, — сказал Маллинз, — чтобы ты в первые несколько смен заново познакомился с городом. Это не займёт много времени, учитывая то, что ты вырос здесь, если, конечно, весь этот смог, которым ты дышал в полиции большого города в течение десяти лет, не сгубил твой мозг. Здесь всё становится рутиной. Первую часть смены можешь спокойно сидеть на заднице. А потом медленно объезжай все жилые кварталы. Дай знать местным, что у нас снова есть ночной полицейский. И не спускай глаз с Qwik-Stop, потому что он открыт всю ночь. И что бы ты ни делал, не раздолбай служебную тачку! Она совершенно новая, и мне потребовались годы, чтобы заставить мэра и городской совет реквизировать её! — Маллинз снова сплюнул в чашку. — Думаю, на этом всё.

Глаза Фила сузились.

— И это всё? Я думал, вы меня проинструктируете.

— Только что.

— Да, конечно, шеф, но у вас должны быть определённые операционные процедуры, которым я должен следовать.

— Для чего?

Фил вздохнул.

— Для дела с «ангельской пылью». Вы говорите, что это ваша самая большая проблема в городе. Какие у вас идеи? Как вы хотите, чтобы я сделал это?

Маллинз на мгновение растерялся.

— О, да, конечно, я хочу, чтобы ты это сделал. Наблюдай за всем, проверяй всё подозрительное. Просто делай всё то правильное полицейское дерьмо, что ты делал в городском департаменте.

Филу захотелось рассмеяться.

Был ли этот человек так наивен?

Если самой большой проблемой города был беспредел Наттера, разве у Маллинза не было никакого плана? Казалось, он вообще не думал об этом. Фил понимал, что ему придётся действовать по собственной инициативе; Фил бы успел поседеть, пока Маллинз сам придумал бы стратегию.

— Ну, насколько я понимаю, — начал Фил, — мы должны изолировать точку распространения Наттера, а наиболее логичной точкой распространения в Крик-Сити, вероятно, является клуб «Сумасшедший Салли». Я имею в виду, что ещё у нас здесь есть? Мало того, что это единственный бар в городе, так это ещё и единственный стриптиз-клуб. Скорее всего, половина города развлекается там, так что это идеальное место для Наттера. Думаю, с него можно начать.

— Верно, — с готовностью согласился Маллинз. — «Сумасшедший Салли» — это то место, за которым ты будешь больше всего присматривать. Так что начни следить за ним прямо сегодня. Что я должен тебе ещё рассказать?

«Этот парень — нечто! — подумал Фил. — Должно быть он слишком стар для этой работы».

Фил покачал головой.

— Вы хотите, чтобы я каждую ночь следил за этим местом в патрульной машине?

— Конечно. Почему бы и нет?

Фил снова покачал головой.

— Шеф, если Наттер и его люди увидят полицейскую машину, стоящую на стоянке каждую ночь, они просто переберутся куда-нибудь ещё, и нам будет гораздо труднее наступать им на хвост.

— Ладно, умник, большой городской коп, каков твой план?

— Если мы хотим поймать этих парней с поличным, мне придётся работать под прикрытием. Почему бы мне не проверить бар в штатском и на собственной машине? Никто меня не вспомнит, потому что я миллион лет там не был, а если кто-нибудь и вспомнит, у меня будет на это готовая легенда. Это даст мне возможность заполучить некоторые имена, номера телефонов и информацию о том, что вообще там происходит. Если мне повезёт, я даже смогу найти пару информаторов.

— Ну, конечно, небольшая работа под прикрытием, вот что я и собирался предложить.

— Да, точно. Ладно, так я и сделаю. Каждый вечер, примерно за час до окончания смены, я переодеваюсь в штатское и проверяю заведение. Вы оплатите мне затраты за использование моего собственного автомобиля, верно?

— Да, да, хорошо, — согласился Маллинз. — Просто иди и делай своё дело. Доложишь мне утром. О, есть ещё одна деталь, которую ты тоже должен знать. Наттер сейчас владеет «Сумасшедшим Салли».

— Как, чёрт возьми? — опешил Фил. — Как крикер умудрился купить клуб? У большинства из них нет никаких доходов.

— Никаких легальных доходов, — добавил Маллинз. — Я попросил налоговую инспекцию проверить эту покупку, и записи были законными. Каким-то образом он отмыл свои деньги и купил это место.

Фил кивнул. Смысл он понял. Существовали всевозможные финансовые лазейки, которые, казалось, были исключительно для преступников. Нового в этом не было ничего.

— О'кей, — Фил встал и собрался уходить, но Маллинз, снова сплюнув в чашку, открыл рот.

— Знаю, я буду осторожен, — перебил его Фил.

— Ну, это тоже, но не забудь купить фильтры для кофемашины.

«Вот что мне нравится, — подумал Фил, — начальник полиции с правильными приоритетами».

Он вышел в вестибюль полицейского участка, чтобы познакомиться с диспетчером, о котором упоминал Маллинз.

«Наверное, какая-нибудь старушка на социальном обеспечении, — предположил он. — Типа старушки Крейн».

— Сюда! — услышал он.

Фил повернулся к каморке сбоку от входной двери.

«Боже, как я ошибался,» — понял он.

Рядом с картой округа и передатчиком Motorola сидела симпатичная блондинка чуть больше двадцати лет, одетая в простые джинсы и простую розовую блузку. На коленях у неё лежала раскрытая книга.

Фил протянул руку в знак приветствия.

— Я Филлип Страйкер, новый полицейский.

— Ну, я сразу поняла, что ты тот новый человек с хорошим чувством юмора, — ответила она и, как ни странно, не пожала ему руку. — Меня зовут…

— Сьюзен, ночной диспетчер, — вмешался Фил. — Шеф рассказал мне о тебе.

Она казалась раздражённой, хотя Фил не мог понять причину этого.

«Может, мне нужно сменить дезодорант?»

— Мы используем окружной сигнальный лист, поэтому ознакомься с кодами и сделай это быстро, — сказала она. — Чего я не выношу, так это новеньких копов, которые не знают своих радиокодов.

Фил нахмурился.

— Ты знаешь, что такое сигнал семьдесят два, судя по окружному сигнальному листу?

Её лицо нахмурилось.

— Сигнал семьдесят два? Нет.

— Это звонок с жалобой на несовершеннолетних. Ты можешь проверить это на своём листе, что висит на стене у тебя за спиной. И если у тебя плохое настроение, не нужно портить его другим, хорошо? И к твоему сведению, я не новенький, я был копом десять лет.

— Да. Я знаю, — сказала она отрывисто и вернулась к своей книге.

Фил вышел из участка, смущённый и озлобленный одновременно. Он не был женоненавистником, но и не видел причин, почему он должен выслушивать кучу дерьма от какой-то женщины, которую он впервые встретил.

Его беспокоила не столько её грубость, сколько выражение её глаз…

Возможно, это были самые красивые голубые глаза, которые он когда-либо видел, но перед тем, как покинуть станцию, он без сомнения почувствовал, что те же самые голубые глаза горели откровенным презрением.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

«Такая драгоценная вещица…» — размышлял Наттер, оценивая новую девушку своими красными косыми глазами.

— Сколько ей лет? — спросил он.

— Думаю, около шестнадцати.

«Такой драгоценный подарок…»

— Думаешь, она готова, Коди?

Но что значит «готова»? Что это значит на самом деле, в свете всего?

«Нужно верить», — сказал он самому себе.

В конце концов, он был верующим человеком. Эти мелкие людишки, его родичи, верили по-своему. Они не понимали как, но какое это имело значение? Все они верили в смысл своего Провидения…

Она была вымыта. Её прямые чёрные волосы свисали длинными блестящими прядями. У неё не хватало одного уха, но это было не особенно заметно, и глаза были почти одинакового размера; она выглядела достаточно хорошо, чтобы использовать её для великого дела.

Почти.

«Это проклятие, — подумал он в глубоком отчаянии. — Когда это закончится?»

Друк раздел её, обнажив плоть. Её красные глаза опустились, когда Наттер стал разглядывать её. Груди были вполне нормальные, хотя на левой был двойной сосок. Пупок был едва различим, а одна нога была длиннее другой, но её хромота тоже была едва заметна.

«Такая драгоценная вещица…»

— Когда? — спросил Друк.

Вытянутая рука Наттера погладила подбородок. Его красные глаза, хотя и тусклые, выглядели полными чего-то… Чего?

Надежды.

— Сегодня, — сказал он. — Сделаем это сегодня.

* * *
Следуя инструкциям, вернее, инструкциям, основанным на его собственных советах боссу, которого он начинал подозревать то ли в маразме, то ли просто в рассеянности, Фил провёл первые пять часов своей первой смены, разъезжая по Крик-Сити в патрульной машине департамента. Это была приличная поездка: новый белый Chevrolet Cavalier со стандартными сигнальными огнями, решёткой, подставкой для оружия и оборудованием связи. По какой-то причине у Маллинза также был запертый в багажнике пистолет со слезоточивым газом Smith & Wesson, а также AR-15 с тем, что выглядело как качественный прицел, но, конечно же, без боеприпасов. Фил позвонил Сьюзен, высокомерному диспетчеру, а затем отправился на патрулирование, объезжая местные частные предприятия, несколько небольших жилых комплексов и трейлерные стоянки. Он также проехал мимо «Закусочной Чака», «Универсального магазина Халла», магазина фермерских товаров перед закрытием и крохотного магазинчика Ходжа, который был рядом с единственным торговым центром в Крик-Сити. Он специально держался подальше от «Сумасшедшего Салли».

«В городе появился новый коп, и я уверен, что не стоит светиться раньше времени,» — решил он.

Но поездка по городу наполняла его чем-то похожим на сентиментальность. Да, это место было совсем не похоже на город. Здесь было просторно, непринуждённо, спокойно. Длинные открытые дороги, холмы и луга, бескрайние леса.

Почему же он чувствовал себя так тревожно?

«У меня новая нервная работа,» — пытался он убедить себя.

Но он знал, что дело не в этом.

Дело было в воспоминании, которое он хоронил бóльшую часть своей жизни…

Дом.

Он всё ещё там?

Существует ли Дом на самом деле, или это просто то, что Фил вообразил себе много лет назад?

Он старался забыть об этом. У него это неплохо получалось.

Пока он не вернулся сюда.

Ровный гул мотора гипнотизировал его, воспоминания всплывали в памяти всё новыми и новыми вспышками.

«Господи, нет…»

Тонкие осколки образов блеснули в его сознании. Это были глаза ребёнка, не так ли? Он видит себя испуганным маленьким мальчиком.

«Нет…»

Открытая дверь.

Лучи солнечного света вяло пробиваются через тьму.

Затем эта же тьма… начала двигаться.

Он мог различить там вещи, силуэты, шёпоты. В тонких лучах солнца он мог видеть…

Людей.

Он видел их лица.

Части тела.

Скрюченная рука здесь, кривая босая нога там.

Уродливые рты открывались, закрывались, задыхались, жадно ловя воздух. Струйки слюны стекали с раздвоенных подбородков, а языки, словно жирные розовые морские черви, извивались между рядами сломанных зубов. И…

«Боже, нет…»

Фил съехал на обочину, крепко зажмурив глаза, чтобы защититься от потока образов. Его желудок сжался в комок размером с чернослив, и боль пульсировала в висках.

«Ты никогда этого не видел! — он кричал на себя. — Это не реально! Это всё галлюцинации!»

Но как бы он ни старался убедить себя в этом, он знал, что никогда не будет в этом уверен.

* * *
Фил прошёл в заднюю комнату, чтобы переодеться, и заскочил в каморку к диспетчеру.

— Я… — начал он.

Сьюзен в смятении нахмурилась.

— Твоя смена заканчивается в восемь утра, — сказала она ему. — Что ты делаешь в штатском?

— Я немного понаблюдаю за «Сумасшедшим Салли,» — прямо ответил Фил.

— Ах вот как? Кто сказал?

— Шеф Маллинз. Знаешь, для диспетчера ты не очень хорошо информирована.

Она нахмурилась ещё сильнее.

— Ну, как я могу быть информирована, если ты не даёшь мне никакой информации?

— Я дал тебе её сейчас, — сказал Фил.

Сьюзен нерешительно отложила книгу. Теперь она читала что-то по криминалистике 1994 года.

— Шеф ничего не говорил мне о том, что ты сегодня пойдёшь в этот стриптиз-клуб под прикрытием.

Фил вздохнул.

— Секретная миссия, да, — Фил улыбнулся. — На самом деле, Сьюзен, я всё выдумываю. Пойду пить пиво и знакомиться с местными женщинами.

— Меня бы это не удивило. Женщины, которые там работают, наверное, в твоём вкусе, — она снова замолчала, постукивая пальцем по освещённому передатчику. — Я ничего не знаю об этом. Я лучше спрошу у шефа.

— Давай, — предложил Фил. — Я уверен, что он не будет возражать, если его разбудит посреди ночи диспетчер, у которого даже не хватает инициативы, чтобы узнать о ежедневных планах на работу.

— Засранец! — сказала она, глядя сквозь белокурую чёлку.

— Эй, это моё второе имя! Слушай, делай что хочешь. Позвони шефу, мэру и городскому совету. Ты даже можешь позвонить Русалочке и Стивену Спилбергу, если хочешь, но я еду в «Сумасшедшего Салли».

— Не забудь рацию.

Фил поднял портативную Motorola.

«На что это похоже? На крышку от туалетного бачка?»

— Запиши, что я уехал на задание, — рявкнул он и покинул станцию.

«Боже, она действует мне на нервы!»

Фил сел в свой Malibu и уехал.

«Почему она меня ненавидит?»

Этот вопрос не давал ему покоя. Конечно, он был новичком, и копам обычно требовалось время, чтобы принять новых сотрудников, но…

«Господи, она ведёт себя так, будто я помочился на её лучшее платье! Должно быть, у неё постоянный ПМС».

Или…

«Может быть, это во мне дело? — подумал он. — Может быть, это моя карма или что-то…»

Фил не видел явных причин, по которым Сьюзен могла бы относиться к нему с такой неприязнью, но он должен был признать, что женщины редко любили его, и он никогда не знал, почему было так. За время работы в большом городе у него было несколько отношений. Да, и все они прекращались, а он оставался последним засранцем. Но, возможно, он и был засранец? Самые длинные из отношений длились месяцев восемь, и ругались они хуже, чем кошка с собакой.

«Будь самим собой, Фил,» — приказал он себе.

Легко быть самим собой, когда едешь один в глубокой ночи.

«В тебе есть что-то, что плохо действует на женщин. Может, она и права? Может, я и есть засранец?»

На этой ноте он решил, что поиски самого себя, возможно, не самое лучшее, что нужно обдумывать прямо сейчас.

«Зачем копаться в собственном дерьме, если можно не копаться?» — рассуждал он.

У него были дела поважнее. Нужно было решать проблему с «Сумасшедшим Салли» и «ангельской пылью».

«И не нужно мучить себя мыслями о том, почему женщины ведут себя так, будто ты Бостонский душитель».

За следующим поворотом вспыхнула большая светящаяся вывеска:

«Сумасшедший Салли».

Гравий шуршал под колёсами, когда он въехал на стоянку в поисках подходящего места для парковки. Конечно, потрёпанный Malibu не будет бросаться в глаза, но какой-нибудь парень, припарковавшийся прямо перед клубом с портативной полицейской рацией, будет. Он заехал на заднюю часть парковки, откуда открывался довольно широкий обзор здания и территории вокруг.

«Номерные знаки,» — напомнил он себе.

Всё, что он хотел сделать в первые несколько ночей, это получить список всех транспортных средств, которые оставались на стоянке до закрытия: марки автомобилей, номера и описания владельцев, а затем сравнить их в конце недели и посмотреть, кто был завсегдатаями. Кроме того, ему нужны были номерные знаки всех автомобилей, не принадлежащих этому штату. Это будет медленно, но это был единственный верный способ начать продвигаться в нужном направлении.

«Просто рай для пикапов,» — подумал он.

Половина автомобилей, занимавших стоянку, были, что неудивительно, пикапами в различных состояниях после ремонта. Остальные автомобили были потрёпаны в равной степени, как и Malibu.

«Нет, это не стоянка у Hyatt Regency,» — пошутил он и принялся записывать номера автомобилей своей светящейся в темноте ручкой.

Он также взял с собой бинокль Bushnell 7x50 с зумом, чтобы разглядеть номера. Это не заняло много времени, и ему ничего не оставалось, кроме как наблюдать, как посетители в джинсах и рубашках приходят и уходят. Он предположил, что большинство посетителей уберутся около половины второго, и он сможет увидеть, кто остался.

«Нужно определить самых стойких, — подумал он. — Тех, кто останется здесь. Я должен их проверить».

Скука наступила очень быстро.

Неразборчивая кантри-музыка гремела на стоянке каждый раз, когда кто-то выходил из клуба. Большинство из тех, кто ушёл, были явно пьяны, болтая о «горячих малышках». Многие сочли нужным помочиться на колёса чужих машин перед отъездом.

«Если бы я получал пять центов за каждую деревенщину, которую сегодня видел мочащейся на публике, — подумал Фил, — я бы, наверное, смог заправить бензобак высокооктановым топливом».

Он пытался отвлечься, но каждый раз мысли возвращались к нему самому, к теме сегодняшней ночи.

Работа в Крик-Сити никогда не принесла бы ему «Серебряной звезды» (медали за отвагу в бою), но, по крайней мере, это была работа, которая соответствовала его целям в колледже и карьере. Значит, он должен быть благодарен, что не чистит до блеска машины на «Автомойке Счастливчик». Несмотря на то что Дигнацио был в полиции при городском департаменте, Фил понимал, что всё могло быть и хуже, намного хуже. Не имело значения даже то, что никто здесь никогда не поверит, что его подставили. По крайней мере, он работал и получал зарплату за что-то более стоящее, чем времяпрепровождение на фабрике ткани. Многие люди в эти дни вообще не имели работы.

«Так чего же я приуныл?»

Словно подводное течение, мысли вернули его к прежним размышлениям. Женщины.

Отношения.

«Я больше раз рвал с женщинами, чем Буг Пауэлл ударял по мячу».

Возможно, он никогда не воспринимал отношения достаточно серьёзно. Возможно, он принимал всё как должное. Человеческая совместимость была для него чем-то нереальным.

«Не может быть, чтобы это был я, — умолял он себя. — Думать так — значит признавать свою вину, не так ли? Чёрт…» — подумал он.

Ещё двое деревенщин, пошатываясь, вышли из «Сумасшедшего Салли». Они оба облегчили свои наполненные пивом мочевые пузыри, прежде чем погрузиться в красный пикап Chevrolet и уехать.

«Что, чёрт возьми, со мной не так?» — Фил задумался.

Вики была его единственной настоящей, долгосрочной связью. Он знал, что любил её, любил больше всего на свете.

«Только на моих условиях,» — пожалел он теперь.

А потом его мысли стали насмешливыми.

«Да, женщина моей мечты… Единственное, чего она не сделала для меня, так это не уехала вместе со мной и не изменила свою грёбаную жизнь. Какой же я мудак!»

Но зачем думать об этом сейчас? Это всё история. Это было больше десяти лет назад, и сейчас он сидел в засаде на стоянке какого-то деревенского стриптиз-клуба, и всё, о чём он мог думать, была какая-то девушка, с которой он встречался в школе и колледже, и которая, вероятно, не думала о нём с тех пор, как сериал «Трое — это компания» ещё был в эфире.

«Держи голову выше! Ты не пробыл в городе и двух дней, а уже превратился в нытика!»

Он снова попытался сосредоточиться на работе, на наблюдении.

И на Наттере.

Насколько хорошо парень сохранился за последнее десятилетие?

Фил видел его всего несколько раз в жизни, и это было давно. Должно быть, сейчас он стал ещё уродливее, чем был раньше. Наттер был чистокровным крикером, но, несмотря на физические уродства, он говорил очень чётко и был очень умным.

«Машина Наттера сейчас здесь?»

И был ли он сам в этот момент в «Сумасшедшем Салли»? Фил должен был подумать об этом раньше, но не стал. Время близилось к двум часам, машины на стоянке начали разъезжаться.

«Господи, — подумал Фил. — Надо было хотя бы спросить Маллинза, водит ли Наттер всё ту же машину?»

Всё больше местных, спотыкаясь, выходили из клуба, бормотали что-то и уезжали.

— Чувак, задняя комната это что-то, да? — заметил один ужасно большой деревенщина, отхаркивая табачный сок.

Его спутник, ещё более крупный, завопил как бешеный.

— Чувак, эти цыпочки меня раззадорили, — ответил он. — Мы будем возвращаться сюда каждую ночь!

«Пожалуйста, не надо,» — подумал Фил.

Они были просто деревенскими пьяницами, а не наркоторговцами. И что они сказали? Что-то насчёт задней комнаты?

«Я не помню никакой задней комнаты, — подумал Фил. — Они, должно быть, расширили место».

Затем…

Началось.

Фил насторожился и поднял свой бинокль. Теперь на стоянке осталось всего несколько машин: пара пикапов (один из которых выглядел абсолютно древним) и полностью отремонтированный Chrysler Imperial 63-ого года, жуткого тёмно-красного цвета.

А затем из главного входа здания появилась фигура.

«Вот он,» — понял Фил.

Отрицать личность было невозможно. Такие лица не забываются, и Фил даже вздрогнул, когда сфокусировал свой взгляд в бинокль. Нечеловечески высокий и худой… Коди Наттер вышел на стоянку, одетый в джинсы, вышитую рубашку на пуговицах и чёрную спортивную куртку.

«Этот ублюдок, должно быть, тратит целое состояние на одежду, сшитую на заказ,» — подумал Фил.

Такой размер одежды найти было почти невозможно. Нити седины казались паутиной инея в чёрных до плеч волосах мужчины. Конечно, у всех крикеров были чёрные волосы и красные глаза, радужки, красные, как артериальная кровь, которые на мгновение вспыхнули, когда Фил прищурился в бинокль. Затем по его спине снова пробежала дрожь, как от вереницы пауков, когда он впервые внимательно и пристально посмотрел в лицо Коди Наттеру…

Оно выглядело потрескавшимся и искривлённым; восковая кожаобтягивала тыкву, которая была его головой; Фил мог поклясться, что действительно видит каждую вену под его тонкой кожей.

Губы, такие узкие, что их едва можно было различить, образовывали рот, похожий на нож, вонзённый в мясо; из впалой нижней челюсти торчали неровные зубы. Одна большая мочка уха висела на дюйм ниже другой и, казалось, отвисала так, что напоминала Филу моллюска в мягкой скорлупе. Несколько морщин пересекали увеличенный лоб, глубокие, как выемки, сделанные деревянным долотом, и, наконец, по четыре пальца на каждой руке Коди Наттера завершали образ.

«Господи, что за уродец?!» — заметил Фил.

Мимо прошествовала пара наглых блондинок в коротких юбках, татуировках и с избытком косметики. Стриптизёрши. Каждая из них, казалось, пожелала Наттеру спокойной ночи, но тот не ответил. Вместо этого он стоял у входа, словно в тревожном ожидании.

«Кого он ждал?»

Потом вышел ещё один крикер, хромая и направляясь к одному из пикапов; лоб у него был перекошенный и в ужасных наростах. А затем…

Фил увеличил изображение.

Три женщины вышли, опустив головы и проходя мимо Коди Наттера. Они были одеты так же, как и блондинки: в ярких юбках и блестящих блузках, так плотно облегающих грудь, что Фил удивился, как пуговицы со стразами не отлетели. У всех были прямые иссиня-чёрные волосы, блестящие, как масло, и красные глаза.

«Крикеры,» — понял Фил.

Осознание этого стало более весомым, когда он распознал больше характерных черт, указывающих на то, что это были именно они: уродливые головы, неровные конечности, странно тонкие губы. Под кожей виднелись синие прожилки, такие тонкие, что их можно было принять за паутину. У одной женщины были явные нарушения в походке, в то время как другая, казалось, имела два локтя на одной руке. Наттер остановил третью, заговорив с ней; её алые глаза были прикованы к земле. Во время этого разговора Фил заметил, что её рот был таким крошечным, что это был вовсе не рот, а нечто похожее на прокол.

«Там работают крикеры, — не мог не догадаться Фил. — Девушки-крикеры, занимающиеся стриптиз-шоу…»

Он не мог представить себе ничего более отвратительного.

Первые две женщины забрались на заднее сиденье Chrysler, в то время как третья неуклюже протопала через стоянку и села в полуразвалившийся пикап со вторым мужчиной. Грузовик тронулся, за ним последовал второй пикап, номер которого Фил уже записал.

«Какого чёрта здесь происходит? — задумался он. — И кого здесь ждёт Наттер?»

Высокий мужчина остался у входа, разглядывая дюймовые ногти на своих многосуставчатых пальцах. Потом дверь снова распахнулась. Изящная тень пересекла вход. Высокие каблуки стучали по цементу, и тень материализовалась в бледно-жёлтом свете. Это была рыжая женщина в облегающей чёрной кожаной юбке и чёрном кожаном топе.

«Очевидно, ещё одна стриптизёрша, но не крикер,» — понял Фил.

Она выглядела нормальной. Её волосы блестели цветом корицы в свете мигающих огней большой вывески клуба. Стриптизёрша остановилась, застенчиво покачала головой, затем взяла Наттера за руку и села с ним в Chrysler.

Через мгновение они уехали.

Но к тому времени Фил был уже почти в шоке, практически в слезах, и его чуть не стошнило.

Эта мысль ударила его по голове, как тяжёлый молот.

«Мой Бог…»

Потому что он легко узнал в рыжеволосой стриптизёрше Вики Стил, единственную женщину, в которую он был влюблён в своей жизни.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

— Где девушка? — Джейк Змей Родс спросил парня с изуродованной головой.

— Она вошла внутрь. Хочет немного освежиться — ты же знаешь девушек.

«Да, но она недолго будет свежей,» — пообещал себе Джейк.

Он был весь в предвкушении сегодняшней ночи.

Парень ухмыльнулся; можно было сосчитать щели у него во рту, где не хватало зубов. Джейк припарковался прямо за ржавым пикапом парня, удивляясь, как долго он добирался сюда.

«Не знал, что дороги уходят так далеко за холмы».

Парень вёл машину как сумасшедший — Джейк едва поспевал за ним. В какой-то момент дорога сузилась настолько, что он услышал, как ветки скребут по бокам его пикапа, Джейк разозлился ещё больше. В этих краях он был крутым парнем на своём грузовике — полноразмерном тёмно-синем GMC с полным комплектом «наворотов», и последнее, в чём Джейк нуждался, так это в какой-нибудь долбаной деревенской дороге, которая испортила бы краску на его автомобиле. Но сегодня ночь должна была быть жаркой, и он не обратил на это внимание. Одна хорошая вещь была в торговле «ангельской пылью» — большие деньги. Это было замечательно, и можно было не беспокоиться о краске на своей машине, если она была поцарапана.

«Я просто покрашу её заново,» — заключил он.

Он подпрыгивал на пружинах сиденья на глубоких колеях дороги.

«Я уверен, что выбью всё дерьмо из задницы этой малышки-крикер!»

Да, Джейк чувствовал, что поступает подло сегодня, но ему это нравилось.

«Сумасшедший Салли» был хорошим местом, чтобы потусоваться после работы, выпить несколько кружек пива, посмотреть на девок, плюс иногда он находил парочку новых покупателей своего товара. Он провёл там много ночей, но впервые услышал что-то об этой задней комнате. Одного взгляда было достаточно.

— Ну, чего ты ждёшь, Джейк? — сказал парень с огромным наростом на голове. — Она умрёт от старости, прежде чем ты туда доберёшься.

Парень выводил его из себя; Джейку не нравилась эта ухмылка ублюдка с выбитыми зубами, и он хотел стряхнуть её с этого поганого лица. Конечно, это была не такая уж и хорошая идея, особенно в этих краях. Эти люди заботились о своих, и… Джейк поймал себя на мысли, что…

— Секундочку, — сказал он. — Откуда ты знаешь моё имя?

— О, мы все знаем о тебе, Джейк Родс, — парень поправил ремни комбинезона, прислонившись спиной к ржавой двери. — Если бы мы не знали тебя, то держу пари, тебя бы здесь не было.

«Какого хера это значит?» — Джейк задумался.

И почему он почувствовал, что парень насмехается над ним?

В траве стрекотали сверчки. Джейк немного успокоился.

«Это недоумки, странный народец, вот и всё. Как они могут не быть такими странными? Они же вырожденцы!»

И парень сказал, что они знают о нём. Под словом «они», он без капли сомнения имел в виду Коди Наттера. Возможно, Наттеру нравилась смелость и предприимчивость Джейка. Может быть, это был его способ предложить им собраться вместе, чтобы заняться общим бизнесом?

«Вот это хорошая мысль,» — подумал Джейк.

— Я просто шучу с тобой, Джейк, — сказал ему парень, ухмыляясь. Нарост на его голове был размером с бейсбольный мяч, и когда он почесал живот, Джейк заметил, что у него на руке два больших пальца. — Просто иди наверх и заходи, она будет ждать тебя. Она не может много говорить, но сосать твой член сможет. Лучший рот в округе, и к тому же хорошо кувыркается, — парень пронзительно хихикнул. — Только не вздумай заводить с ней разговор.

«Мне неинтересно разговаривать,» — подумал Джейк.

— Хорошо, — согласился он. — Я закончу через несколько минут.

— Не торопись, Джейк. Повеселись.

Джейк оставил парня у старого пикапа и пошёл по короткой, изрытой колеями дороге. Вокруг не было ни машин, ни других людей. Луна висела прямо над деревьями позади него, и впереди он мог видеть большой дом, стоявший в лесу на поляне. Слабый янтарный свет мягко мерцал в закрытых ставнями окнах нижнего этажа. Ровный хор сверчков и цикад врывался в его уши, как тихие океанские волны, разбивающиеся о берег.

Поднимаясь по деревянным ступенькам на крыльцо, Джейк задумался. В это время в прихожей появилась стриптизёрша и открыла сетчатую дверь. Она переоделась в белую ночнушку с оборками и поясом на талии. Одежда была почти прозрачной, и девушка выглядела практически голой, стоя там. Очертания её тела были резкими, как только что отточенное лезвие, свет падал на неё. Но когда Джейк вошёл в гостиную, он увидел, что свет исходит от нескольких старых масляных фонарей.

«У них даже электричества нет,» — подумал он.

В гостиной было душно от старой мебели, старых портретов в рамках и старых обоев с картинками авокадо, которые облупились по швам. Огромный овальный ковёр покрывал деревянный пол.

— Хорошо, милая, давай приступим.

Сетчатая дверь захлопнулась. Затем девушка резко повернулась, взяла один из фонарей и босиком пошла по коридору. Джейк последовал за ней.

«Господи, как жарко!» — подумал он.

Но Джейку Змею Родсу это нравилось: жарко, влажно, воздух пропитан собственным потом. Жаркая ночь для жаркого траха. Его называли Змеем, потому что он был таким же подлым, как и они, и он должен был соответствовать. Славные парни не задерживаются в бизнесе Джейка. Когда кто-то тебя обкрадывает, надо быть жёстким. И когда новые парни пытались проникнуть на твою территорию, ты должен был делать то, что должен. Джейк убил столько людей, что уже сбился со счёта. Он был не из тех парней, с кем можно шутить. Время от времени его коллеги по бизнесу становились жадными и думали, что они сделают несколько дополнительных долларов, разбавив его сырой продукт с растворителем. Джейк не хотел, чтобы его клиенты умирали, поэтому иногда ему приходилось ломать кости и коленные чашечки. Это чётко и ясно дало всем понять: не нужно делать дерьмо Джейку Родсу.

А женщины? Чёрт, без них было проще. Зачем ему нужна любовь и семья? Он никогда в жизни не встречал женщину, которой мог бы доверять. В конце концов они все бросали его; они все предавали его, когда думали, что могут поиметь что-то бóльшее от другого члена. Он вспомнил одну цыпочку, которую держал при себе несколько лет назад, трахал её в любое время, когда хотел. Он был честным с ней. Затем Джейк начал терять некоторых из своих покупателей, и он узнал, что в этом была замешана эта цыпочка, продающая его клиентов какому-то парню из Тайлерсвилля. Ну, Джейк поджёг трейлер этого парня, когда тот был внутри, конечно, с кляпом во рту и прикованным наручниками к водосточной трубе под раковиной в ванной. И он хорошо провёл время с этой цыпочкой, разрезая её на кусочки мачете из нержавеющей стали.

Он последовал за девушкой-крикером в тесную комнату справа. Здесь горело ещё несколько фонарей, и их пляшущее пламя оживляло тусклые обои пульсирующими вихрями света; казалось, комната дышит. Никакой кровати, только большой старый алый диван и кресло с потрескавшейся обивкой.

— Как насчёт того, чтобы снять это дерьмо? — сказал Джейк и сел в кресло. — Дай-ка взглянуть на тебя.

Девушка молчала и моргала, затем нерешительно сняла с себя похожее на вуаль одеяние. Она просто стояла, глупо моргая от своей бледной наготы.

— А теперь как насчёт того, чтобы полежать на диване и поиграть с собой, как ты делала это в клубе?

Мгновение она смотрела на него, потом пробормотала что-то, но, очевидно, она поняла, о чём он просил, потому что откинулась на спинку дивана и начала водить руками вверх и вниз по внешней и внутренней стороне ног, и Джейк заметил, что её правая рука была намного меньше другой, как у малыша, в то время как левая была такой же большой, как его собственная. И тут он заметил ещё кое-что: когда её плоское, тонкогубое лицо склонилось к нему, он увидел, что цвет её глаз почти совпадает с тёмно-клубничным цветом бархатного дивана.

— Та-а-ак? — спросила она.

— Да, детка, именно так.

Джейк вытащил сигарету с марихуаной; он не видел ничего плохого в том, чтобы время от времени прикладываться к таким вещам. Просто пара затяжек. Его зажигалка вспыхнула, и он быстро обхватил сигарету ртом. Он откинул голову назад и его губы растянулись в ухмылке. Джейку не нужна была нежная любовь, он хотел грязного траха. Он сидел с сигаретой в пальцах и продолжал наблюдать за девушкой.

— Вот так. А теперь потри свои смешные сиськи.

Джейк выбрал её именно из-за груди. Маленькие, но завораживающие своим несовершенством. Из середины каждой груди торчали по два тёмно-розовых соска, размером с кончик большого пальца Джейка.

«Я буду очень сильно кусать эти большие соски,» — подумал он.

Но сначала…

Джейк встал и подошёл к дивану.

— Тащи сюда свою задницу, уродка. Твой брат снаружи говорит, что у тебя хороший рот. Или он твой отец? — Джейк разразился смехом. — Наверное, он и тот и другой, да?

Затем он грубо схватил девушку за прядь её блестящих чёрных волос; слюна стекала из её рта. Он поднял её в сидячее положение. Потом он стянул с себя джинсы.

— Продолжай, уродка. Ты знаешь, что делать. Держу пари, ты сосала члены своих родственников с детского сада, — и он снова засмеялся. — Конечно, ты никогда не ходила в детский сад, потому что я не думаю, что таких умственно отсталых, как ты, берут в детские сады.

Но девушка, если и понимала их, никак не отреагировала на оскорбительные замечания Джейка. Вместо этого она просто начала делать это.

Джейк застонал, откинув голову назад. Он смотрел, как странные завитки света блуждают по потолку. Там, наверху, было как море, бурное море теней и света от костра, и он снова подумал о шуме прибоя, когда ночные цикады и сверчки стрекотали из открытого окна. Ощущение, подкреплённое марихуаной, принесло мучительное удовольствие, которого он никогда не испытывал.

«Боже всемогущий, — подумал он. — У меня были суки, которые сосали мой член, но не так. Этот болван снаружи был прав. У этой уродки лучший рот в округе».

А затем…

Ощущение было настолько поразительным, что он на мгновение оттолкнул её лицо и большим пальцем надавил на нижнюю губу. Затем он снова рассмеялся.

У девушки не было зубов.

Теперь всё понятно!

«Неудивительно, что она сосёт так хорошо член — у неё нет ни одного зуба в её пасти!»

Джейк снова схватил её за волосы, сильно закрутил их и заставил вернуться к делу. Его пенис был пойман в горячую и влажную ловушку.

— Где ты научилась так хорошо сосать член, милая? Твой папа научил тебя этому? Да, держу пари, что так и было. Бьюсь об заклад, ты сосала член в то же самое время, когда и сосала молоко из груди своей матери.

Джейк ещё раз закрутил ей волосы и другой рукой потянулся к груди. Его пальцы сразу же нащупали этот замечательный, выступающий двойной сосок. Он начал сжимать розовый двойной узел плоти между большим и указательным пальцами с такой силой, что девушка тут же заскулила. Чем сильнее он щипал, тем больше она скулила, и это странное вокальное сопровождение только добавляло ему острых ощущений.

— Милая, — выдохнул он, — как ты смотришь на то, чтобы я спустил первую струю прямо тебе в горло? — его смех прервался. — Но ты не будешь возражать. На самом деле, ты поблагодаришь меня, потому что это, вероятно, будет лучшая еда, которую ты ела за последние недели.

И в тот же момент всё, что чувствовал Джейк Родс, сошлось к точке невозвратимой, безумной похоти. Свет от фонарей на потолке превратился в хаос, ночные сверчки с цикадами загудели ещё громче, а девушка продолжала скулить от боли, в то время как луна светила в окно, и кульминация Джейка наступила, как дикий хорёк, выпущенный из ловушки…

Он закатил глаза, и вся похоть хлынула из него, когда он прижал лицо девушки к своему паху. Её тошнило, но Джейку было всё равно. Ощущение казалось невозможным. Как бы хорошо это ни было, это казалось не совсем правильным.

Наконец он отпустил её волосы, и она, задыхаясь, откинулась на спинку дивана.

— Это было хорошо, уродка, — похвалил её Джейк, — но здесь действительно что-то не так, и я собираюсь выяснить это до того, как трахну тебя так сильно, что у тебя дерьмо из носа польётся.

Он схватил её за голову, повернул лицом вверх и засунул пальцы в её беззубый рот.

— Открывай, уродка! Открой рот, если не хочешь, чтобы я разбил твою физиономию!

Девушка была в панике, но ей некуда было деваться. Слёзы текли по её щекам вместе с недоумением и ужасом в алых глазах. Затем она открыла рот.

Джейк прищурился.

«Какого хрена?» — задумался он.

Он схватил её за тонкое горло и сжал.

— Высунь язык, уродка!

Девушка сопротивлялась, скулила, давилась. Её глаза казались лишёнными век, когда она смотрела вверх в полном непонимании.

Джейк сжимал её горло сильнее и сильнее, пока лицо девушки не начало синеть.

— Высунь язык, уродка! Прямо сейчас!

Синий оттенок начал темнеть. Затем, дрожа, она высунула язык.

Джейк уставился на него.

Изо рта у неё торчал не язык, а два, и оба извивались, как жирные черви на асфальте.

«У неё… два… языка!» — восхищённо подумал он.

И это всё, чему Джейк Родс успел удивиться, потому что в тот же миг быстрая тень скользнула за его спину.

БАЦ!

Что-то ударило его прямо по макушке с такой силой, что он потерял сознание.

* * *
— Где шеф? — резко спросил Фил, вернувшись в участок после смены.

— Ты не представился по внутреннему распорядку, — ухмыльнулась в ответ Сьюзен.

Фил кипел от злости.

— Страйкер, Филлип, идентификационный номер 8, дежурная смена с восьми вечера до восьми утра закончилась, — сказал он. — Итак, где Маллинз?

— Если ты имеешь в виду шефа Маллинза, то, по-моему, он пошёл в здание изолятора.

«Наверное, проверяет фильтры для кофемашины,» — подумал Фил.

Но Сьюзен Райдер продолжала его злить.

— О, одна вещь, которую я давно хотела спросить тебя. Какие служебные боеприпасы ты используешь… сержант Страйкер?

— Что ты хочешь этим сказать?

— Мне этот вопрос показался довольно интересным. Но только напомню, что тефлоновые, жидкостные и особенно пули «дум-дум» запрещены для всех правоохранительных органов в этом штате.

«Так вот оно что… — понял Фил. — Вот почему эта сука ненавидит меня».

— Я понимаю суть того, что ты говоришь, Сьюзен, и не то чтобы у меня была привычка докладывать о номенклатуре своих боевых патронов диспетчерам, но… калибр тридцать восемь плюс, который я всегда заряжал.

— Это не то, что я слышала, — сказала она и перевела взгляд на учебник.

— Ну, ты, наверное, тоже слышала, что я убийца детей, и я нисколько не удивлюсь, если ты услышишь, что Иисус Христос на самом деле астронавт из другой Солнечной системы, и что Элвис жив и здоров и регулярно обедает в «Закусочной Чака», и я не удивлюсь, если ты действительно веришь в эти вещи, — Фил наклонился над её столом. — Но позволь дать тебе совет, мисс Райдер. Я действительно думаю, что было бы благоразумно с твоей стороны не только не совать свой нос в чужие дела, но и сделать жизнь намного более приятной, если бы ты засунула своё возмутительное эго в… — Фил ударил ладонью по столу, где сидела Сьюзен Райдер. Она приподнялась по крайней мере на дюйм от своего места в полном удивлении. — И позволь мне сказать тебе ещё одну вещь. Я никогда не заряжал «дум-дум» пули и никогда не убивал детей. Весь этот инцидент был обманом, мисс Райдер. И если ты в это не веришь, мне плевать! Но у меня есть ещё одно предложение, грубая эгоистичная сука, не суди о людях, пока не узнаешь все факты!

Затем совершенно спокойно Фил повернулся, вошёл в кабинет шефа Маллинза и очень тихо закрыл за собой дверь.

«Боже, иногда я так ненавижу женщин!» — сказал он себе.

Через окно он увидел Маллинза, выходящего из запертого здания изолятора, и тот не выглядел довольным.

Когда дверь кабинета распахнулась, Фил опередил шефа.

— Послушайте, шеф, мне очень жаль, но я забыл купить фильтры для кофемашины. Арестуйте меня!

— Господи, как ребёнок, — пробормотал Маллинз и уселся за стол. — Не могу доверить тебе заботу о собственном желудке, да? Похоже, мне придётся потратить драгоценное рабочее время на то, чтобы самому достать эти чёртовы фильтры.

— Думаю, да, — ответил Фил. — Но я подозреваю, что мир будет продолжать вращаться, пока вас не будет здесь.

— Вот что мне в тебе нравится, Фил, ты шутник, и это мне по душе! — Маллинз поднял старую чашку и сплюнул в неё табачный сок. — Ты следил за «Сумасшедшим Салли» в штатском прошлой ночью?

— Да, — ответил Фил. — Есть номера машин, описания владельцев и тому подобное. Это хорошее начало.

— Видел этого мерзкого Наттера?

— Да, шеф, я его видел.

— Видел ещё кого-нибудь?

Фил потёр щетину на подбородке.

— Да, шеф, видел. А сейчас у меня к вам животрепещущий вопрос.

— Дай угадаю, красавчик, — сказал шеф, — ты видел, как Вики Стил выходила оттуда, и теперь злишься на меня за то, что я не сказал тебе, что она там работает стриптизёршей?

— Бинго! — воскликнул Фил.

Маллинз снова сплюнул.

— Ну, я думаю, есть вещи, которые мужчина должен узнать сам, особенно когда речь идёт о женщине, которая ему всё ещё нравится.

— Она мне не нравится. Но я думаю, было бы очень вежливо с вашей стороны предупредить меня заранее. И вы думаете, я поверю, что Вики Стил уволилась из полиции, чтобы танцевать стриптиз-шоу в «Сумасшедшем Салли»?

— Нет, я не жду, что ты поверишь в это, — быстро сказал Маллинз. — Итак, давай внесём небольшую поправку в то, что я сказал тебе ранее. Вики Стил ушла не так, как Норт и Адамс. Я уволил её.

— За что?

Маллинз издал смешок.

— Чёрт, Фил, ты встречался с ней пять лет. Я должен тебе сказать?

— Вы меня путаете, шеф. И вы выводите меня из себя ещё больше.

— Я уволил её за неисполнение обязанностей по причине явного сексуального проступка.

— Чушь собачья, — сразу сказал Фил.

— Верь во что хочешь, сынок. Но это правда. Думаешь, я хотел рассказывать тебе о том дерьме, которое она натворила?

— Расскажите мне, — попросил Фил.

— Она трахалась с парнями на дежурстве, Фил. И с тех пор, как ты уехал, у неё было много парней. Ну, может быть, я использую слово «много» из уважения…

Фил нахмурился.

— Будьте честны, шеф.

— Чёрт, Фил! Она трахалась практически со всем, что двигалось! — заключил Маллинз. — Эй, это ты просил. Она подбирала парней у Qwik-Stop и трахалась с ними прямо в патрульной машине. Она останавливала какого-нибудь деревенщину ночью за превышение скорости и кончала тем, что трахалась с ним. Хочешь ещё?

— Конечно, — ответил Фил.

Маллинз пожал плечами.

— Однажды ночью я пришёл и застал её за тем, как она кувыркалась с заключённым в камере. Я получил полдюжины жалоб на то, что она задерживала посетителей в «Сумасшедшем Салли» и угрожала им тюрьмой, а затем трахалась с ними и отпускала. Хочешь ещё, сынок?

— Конечно, — сказал Фил, на этот раз не с таким энтузиазмом.

— У меня есть веские основания — документально подтверждённые — полагать, что она на самом деле выкидывала все эти фокусы во время дежурства. Угрожая парням арестовать их за выпивку за рулём, а затем трахаться с ними за деньги и в обмен на то, что она их отпустит. Господи, однажды ночью она даже предлагала сделать мне… а у меня не было стояка лет пятнадцать.

Фил откинулся на спинку стула и задумался.

«Вики? Сексуальная маньячка? Нет, просто шлюха…»

Затем он задумался ещё больше.

«Она всегда была довольно вспыльчивой и иногда прямо-таки извращённой в постели. Но это не значит, что она нимфоманка,» — подумал он.

Маллинз, казалось, был честен, по крайней мере, настолько честен, насколько это было возможно, но Филу было трудно поверить, что Вики Стил настолько резко изменилась, что она фактически шантажировала нарушителей дорожного движения, требуя с них секс и деньги.

— Я просто не могу в это поверить, — сказал Фил. — Я просто не могу поверить, что она делала подобные вещи.

Брови Маллинза поднялись, и он сделал ещё один плевок.

— Я тоже не мог, пока она не объяснила мне причину. И пожалуйста, не проси меня рассказать тебе, что она сказала.

— Скажите мне, что она сказала, — приказал Фил.

— Ты не справишься, Фил.

— Я справлюсь с этим. Так что перестаньте трахать мне мозги, ладно?

Маллинз стиснул зубы. Он казался искренне расстроенным, чего Фил никогда раньше не видел.

— Когда я её уволил, она сказала, что это всё из-за тебя, — он откашлялся, поёрзал на стуле и продолжил. — Ты уехал без неё. Ты бросил её.

Фил вытаращил глаза.

«Неужели это действительно так? Я не могу в это поверить,» — очень медленно сказал он себе.

— Я не бросал её, — проскрежетал он в ответ.

— Чушь собачья, Фил. Когда ты уезжаешь куда-то ради работы, а она не хочет переезжать с тобой, это то же самое, что бросить её. После того, как ты уехал, она сошла с ума. Она превратилась в нимфоманку. А когда через неделю я её уволил, она начала раздеваться в «Сумасшедшем Салли» и каждый вечер выставляла себя напоказ. Всё ещё не веришь мне?

Голос Фила помрачнел, когда он сказал:

— Нет.

Маллинз с кислым видом поднялся, достал папку из одного из шкафов и повернулся.

— Бак Норт и Пит Адамс, прежде чем они перешли в другие округа… эта головная боль с «ангельской пылью» только начиналась. Поэтому я заставил их сделать то же самое, что и ты делал прошлой ночью: следить за «Сумасшедшим Салли», пытаясь понять, что там происходит. Только эти ребята не просто записывали номера. Они ещё и фотографировали.

Фил сглотнул так, словно в горле застрял осколок стекла…

— Взгляни на свой страх и риск, — предупредил Маллинз. — Но не злись на меня за то, что я тебе показываю, потому что это ты сам спросил.

Затем Маллинз бросил папку на колени Филу.

Это было какое-то отвратительное наваждение. Фил отказывался верить любому намёку, но его руки потянулись к папке, как будто он собирался открыть неопознанный труп в морге. Он открыл её.

«Нет…» — просто подумал он.

Он уставился на содержимое папки. Его лицо словно превратилось в бесстрастную каменную маску. Небольшая стопка чёрно-белых фотографий 8х10 показала ему сначала несколько невзрачных женщин, выходящих из «Сумасшедшего Салли» рука об руку с различными парнями. Все безвкусно одеты в узкие юбки, блестящие блузки, высокие каблуки. Некоторые из них были явно уродцами, как те, которых он видел прошлой ночью. Затем несколько зернистых снимков, очевидно, снятых через объектив с низкой освещённостью. На этих снимках были изображены одни и те же женщины, занимающиеся различными половыми актами с грубыми мужчинами в джинсах. Это действие происходило в пикапах и других местах за зданием клуба.

На одной фотографии была изображена женщина-крикер с одной рукой, несомненно, длиннее другой, лежащая на спине на мусорном баке позади «Сумасшедшего Салли». Её ноги обхватили спину какого-то безымянного деревенщины. Фигура Наттера была видна на нескольких кадрах: высокий, худой, с морщинистым лицом. Он наклонился, чтобы поговорить с несколькими посетителями на улице.

А на последних четырёх фотографиях Вики Стил исполняла акт фелляции в кабинах разных пикапов. На последней фотографии она сверкнула озорной улыбкой, засовывая бумажные деньги в лифчик. Следы чего-то белого блестели на кофточке и волосах, и это могла быть только сперма…

— Я же тебе говорил, да? — сказал Маллинз. Он зарядил новую щепотку табака и тут же сплюнул. — Но ты не слушал. Это твоя проблема, Фил. Ты никогда никого не слушаешь. Ты всегда должен знать обо всём больше, чем любой другой парень.

«Да пошёл ты, — подумал Фил, но теперь, закрывая папку, он знал, что шеф прав. — Я просил об этом, я получил это, — подумал он. — Теперь ты счастлив, придурок?»

— Теперь ты знаешь, что к чему, — сообщил ему Маллинз. Стул под ним заскрипел, когда он переместил свой значительный вес. — Иногда мир действительно может быть куском дерьма, а?

Фил ничего не ответил. Он холодно положил папку на стол Маллинза, его лицо всё ещё было жёстким.

— Иди домой. Поспи немного.

Фил поднялся, словно вылезая из могилы. Образы роились в его сознании: голова Вики на коленях какого-то деревенщины, капли спермы, сияющей, как алмазы, в её волосах и на её блузке.

«Шлюха, — подумал Фил, выходя из участка. — Я уехал, и она превратилась в дешёвую стриптизёршу и проститутку…»

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Это был завораживающий звук, скользкий влажный щелчок, как будто клейкую ленту снимали с твёрдой поверхности.

Мир, казалось, гудел у него в голове: умиротворённо и чудесно.

Мешанина слов рикошетом отдавалась в его мозгу.

«Мои несчастные братья, — подумал он. — Я прощаю вас за ваши заблуждения и благословляю. Я люблю вас…»

— Óна! Óна!

— Кожоед!

— Спаситель придёт!

Он наблюдал с благоговением и верой. Какая честь видеть такое зрелище… Его сознание было опьянённым, затуманенным. Он был в приподнятом настроении.

«Плоть мира… Господи, благослови нас…»

Этот скользкий влажный звук возобновился. Сверкали цвета, вспыхивал контраст. Это было так красиво! Красный цвет рассеивался вокруг.

Его глаза обратились к небу.

А влажные звуки продолжались.

«Уже скоро, — подумал священник. Его сердце горело как тлеющий уголёк, горячий, пылающий слиток любви. — Да. Скоро это повторится снова…»

* * *
Он был маленьким мальчиком. Насекомые жужжали у его лица, некоторые из них выпускали жала. Сухие ветви и листья хрустели под его чёрными кедами; солнце пробивалось сквозь деревья.

Он чувствовал себя не очень хорошо. В школе мисс Каннингем упомянула о том, что в Китае свирепствует настоящий грипп, и это может быть очень опасно.

«Я не получу его, — вспомнил он свою мысль. — Я же не китаец».

Но его кожа была холодной, несмотря на пронизывающий жар изнутри. В животе у него пересохло. Его уже вырвало один раз, и он знал, что это, должно быть, фаршированные перцы, которые его тётя подавала на ужин вчера вечером. Он ненавидел фаршированный перец. Почему они не могут есть пироги каждый вечер вместо этого? Пироги с корицей были великолепны, а клубничные с белой глазурью тем более…

Он не хотел возвращаться домой. Он не хотел думать, что болен.

«Я не болен, — убеждал он себя. — У меня нет никакого китайского гриппа!»

И он пошёл дальше, по-детски блуждая в сдерживаемом ликовании, в любопытстве, которое было столь же искренним, сколь и бездумным. В этом овраге он играл со своими солдатиками G. I. Joes… А здесь, у пня, который выглядел широким, как крышка люка, они с Дэйвом Кейвом Хаусманом стреляли в бутылки Nehi из пневматического пистолета, который Дэйв одолжил у Игла. И они попали во множество бутылок.

Земля под его кедами захрустела. Он не знал, куда идёт, и ему было всё равно. Однажды ночью он остался у Игла дома, чтобы посмотреть шоу Альфреда Хичкока, и одна дама по телевизору убила кого-то замороженной бараньей ногой. А потом пришёл дядя Игла — Фрэнк. Он занимался строительством домов и сказал, чтобы мы никогда не ходили в лес, потому что в лесу есть «вещи», которые десятилетние дети не должны видеть. Поэтому, естественно, на следующий день он и Игл Питерс отправились в лес, что с тех пор они делали почти каждый день. Однажды они нашли тёплую банку пива Miller и даже выпили её. В другой раз они нашли мёртвую кошку за Букингемской начальной школой, и живот кошки двигался от кучки червей, которые копошились в нём. А ещё они нашли большой тёмно-зелёный пластиковый пакет, полный заплесневелых журналов, только в этих журналах было много фотографий голых дам, и они смеялись, потому что это напоминало им сериал под названием «Обнажённый город». Одна из дам лила мёд между ног другой дамы, а потом она слизывала его! В другом журнале дама засовывала пистолет в дырку другой дамы. И после этого она втыкала в себя огурцы, бананы и всё такое. А ещё в одном журнале была подпись «Венди любит сосать», и это напомнило им о песне, которую они слышали постоянно, называемой «Венди». Эта дама держала во рту большую чёрную мужскую письку!

Они с Иглом бродили по лесу, когда только могли, но никогда не находили «вещей», которые, по словам дяди Фрэнка, десятилетние дети не должны видеть.

— Дядя Фрэнк сказал, что однажды здесь поиздевались над одной девушкой, — сказал ему Игл, когда они стреляли из рогаток по бутылкам у ручья. — Он сказал, что так написано в газете.

— Поиздевались над девушкой? А что случилось?

Игл, казалось, знал всё об этом случае. Когда он прицелился, чтобы сделать свой следующий выстрел в бутылку колы, он начал говорить так обыденно, как будто ничего страшного не случилось.

— Один мужчина помочился в неё, а она этого не хотела.

Это его смутило.

— Зачем мужчине это делать?

— Потому что это приятно, глупый. Ты ничего не знаешь? Взрослые занимаются этим. Мужчина вставляет в женщину свою письку и впрыскивает в неё детский сок, и это приятно.

— О… а что такое детский сок?

Игл рассмеялся.

— Ты глупее Ларри из «Трёх балбесов»!Детский сок — это то, что выходит из мужской письки, когда он всовывает её в женщину. Это заставляет их заводить детей. Но когда женщина этого не хочет, а мужчина всё равно в неё мочится — это уже нехорошие «вещи», — Игл отвёл рогатку назад.

Это заставило его задуматься. Когда Игл попал по бутылке колы — она взорвалась.

— А какие есть ещё нехорошие «вещи»? — спросил он Игла.

Они называли его Иглом, потому что у него были светлые волосы, но его отец всегда заставлял его делать стрижку, поэтому он выглядел как лысый орёл.

И Игл сказал:

— Ну, после того как мужчины помочатся в женщин, они могут избить их, а иногда и убить. Это всё очень нехорошие «вещи».

Что-то расцвело в голове мальчика. Любопытство. Как в тот раз, когда он сломал руку, и она так сильно чесалась под гипсом, что он сунул туда одну из вязальных спиц своей тёти, чтобы почесать её. Когда доктор Смит снял гипс, он заплакал, потому что доктор сделал это с помощью маленькой пилы, которая звучала хуже, чем зубная дрель доктора Вериба. И когда гипс отпал, его рука была покрыта белыми хлопьями, и все волосы на его руке стали чернее, чем брови Лизы Коттергим. Она была восточной девочкой, похожей на родителей, и её красивые брови были чернее вороньих перьев.

«Может быть, она была китаянкой, и поэтому у неё мог быть этот китайский грипп, о котором рассказывал учитель?»

Но, как бы то ни было, доктор Смит сказал ему, что его волосы почернели только потому, что гипс закрывал волосы от солнца в течение шести недель. И в любом случае что-то зудело в его голове точно так же, как его кожа зудела под гипсом.

— Но всё же… Может, есть ещё нехорошие «вещи»? — спросил он.

Игл сделал следующий выстрел в одного из своих солдатиков G. I. Joes, который оторвал одному из них голову.

— Есть ещё очень-очень нехорошие «вещи», — сказал он. Его глаз снова прищурился. — Эта дама… После того, как мужчина брызнул много детского сока в её дырочку, он также брызнул в её задницу.

— Он не мог этого сделать! — в ужасе воскликнул мальчик.

— Да, да, мог… потому что я слышал, как мой отец и дядя Фрэнк говорили об этом однажды ночью, они думали, что я сплю. Они смотрели «Обнажённый город» и говорили о той самой даме. Тот мужчина брызнул детским соком в задницу дамы, а затем…

— Что? — маленький мальчик чуть не закричал.

— Затем он привязал её к дереву и ударил гаечным ключом, а потом воткнул гаечный ключ ей в глаз. А после этого… — Игл, казалось, сделал паузу, как делал, когда что-то выдумывал. — Он ударил её граблями по голове и убил.

— Граблями? Зачем?

— Зачем? — Игл снова рассмеялся над ним. — Потому что это и есть нехорошие «вещи», и делают их нехорошие люди, тупица!

Маленький мальчик задумался об этом. В этом не было никакого смысла.

— Но зачем мужчине так поступать с дамой?

— Не знаю, — ответил Игл. — Но дядя Фрэнк сказал, что в мире много людей, у которых болит голова, и я думаю, именно поэтому. И, как бы то ни было, большой шеф Маллинз взял это дело под свой контроль и сказал газетам, что это сделал крикер.

«Крикер, — подумал мальчик. Он позволил Иглу сделать ещё один выстрел, потому что был слишком занят своими мыслями. — Крикер…»

Это слово скользнуло вниз по его животу, горячее и мерзкое, хуже, чем фаршированные перцы его тёти, и даже хуже, чем её солонина и капуста с комковатым томатным соусом, который он ненавидел ещё больше. Он совсем мало слышал о крикерах, совсем мало. Никто не говорил о них много, как будто они были какой-то ужасной тайной или что-то вроде того, как никто никогда не говорил много о миссис Никсерман, которая заболела головой и бегала голая по ночам, хлопая своими толстыми сиськами. Ей пришлось ехать в специальную больницу в Кроуэнсвилле, что только для людей, которые были больны на голову. Но даже если он и слышал немного о крикерах, он спросил Игла всё равно, потому что решил, что Игл может знать больше. Рассказы Игла очаровали маленького мальчика, например, о детском соке и нехороших «вещах» в лесу… и всё такое.

Он хотел знать.

— А кто такой крикер? — спросил он.

— О, ты глупее, чем Ларри и Шемп вместе взятые! — Игл захохотал. — Крикер — это ребёнок, который родился у женщины от своего же отца или брата. И в этом что-то есть. Я не уверен, что именно, но если отец впрыскивает свой детский сок в дырочку своей дочери, ребёнок выходит совсем не такой. И то же самое, если мать позволяет сыну брызгать в неё своим детским соком. Дядя Фрэнк сказал, что это потому, что ты не должен этого делать, и Бог так злится, что заставляет детей получаться такими ненормальными.

«Это неправильно,» — подумал мальчик.

Что-то скользнуло вниз по его животу точно так же, как слово «крикер», и точно так же, как солонина его тёти, капуста и фаршированный перец.

— Это ведь так… неправильно?

Безголовый и голый солдатик G. I. Joe получил камень прямо в грудь, и куски пластика разлетелись повсюду.

Бах!

— Эти дети-уродцы становятся типа хиппи, дядя Фрэнк сказал мне об этом. Эти хиппи принимают ЛСД, и это портит мужской детский сок, и это делает последующих детей ещё более уродливыми и неправильными. Это и есть настоящие крикеры. Они просто люди с холмов, которые брызгают свой детский сок в родственников. Поэтому у их детей такие большие головы, как аквариумы, и огромные красные глаза, которые обязательно косые, и по десять пальцев на каждой руке вместо пяти. И у девочек-крикеров иногда бывают лишние сиськи и соски, как у свиньи, и всё такое. Иногда они рождаются без рук и ног, поэтому крикеры-отцы убивают их. Они их едят.

— Они этого не делают! — завопил маленький мальчик.

— Как это? Обязательно делают, дядя Фрэнк сказал мне. И у многих из них зубы, похожие на зубы бульдога Кевина Фурмана.

Маленький мальчик вздрогнул. Сначала он чувствовал себя не слишком хорошо — из-за фаршированных перцев тёти, он был уверен — но от этого ему стало ещё хуже. Потому что у бульдога Кевина Фурмана были самые уродливые жёлтые зубы, и он не мог представить себе ничего страшнее, чем человека с такими же зубами во рту…

Потому что не было ничего уродливее бульдога Кевина Фурмана.

— И есть кое-что похуже, — сказал Игл, выстраиваясь в позицию для следующего выстрела.

— Что?

— Не знаю, стоит ли тебе говорить, потому что ты, наверное, будешь плакать, как ребёнок.

Игл промахнулся мимо следующей цели — большой мёртвой жабы, которую они нашли у ручья. Но однажды Дэйв Хаусман сказал им, что его друг Майк Катт берёт живых жаб и стреляет в них из рогатки. И он даже играл в бейсбол живыми жабами. Он размахивался битой, и кишки жабы брызгали наружу. И маленький мальчик не мог придумать ничего отвратительнее.

А потом Игл продолжил:

— У крикеров есть своё собственное место где-то здесь, в котором они продают мужчинам своих уродливых дам.

— Что? — мальчик сглотнул. — Зачем продают?

Игл закатил глаза. Его следующий выстрел тоже не попал в большую мёртвую жабу.

— Это место, где мужчины платят деньги, чтобы брызгать своим детским соком в тех уродливых дам. Разве ты ничего не знаешь про это? А иногда мужчины кладут свою письку даме в рот и пускают туда свой детский сок.

— Прямо им в рот? — взвизгнул маленький мальчик.

— Верно, прямо им в рот, а не только в дырочку. Но как бы то ни было, я слышал, как однажды вечером дядя Фрэнк и мой отец говорили об этом, что у крикеров есть специальное место, где мужчины могут заплатить, чтобы вылить свой детский сок в крикеровских дам, таких как те, о которых я говорил тебе, которые все изуродованы и неправильно выглядят и имеют большие головы и по десять пальцев на каждой руке…

«И зубы, как у собаки Кевина Фурмана,» — вспомнил мальчик.

Шлёп!

Маленький мальчик поднял голову. Игл наконец-то попал рогаткой в большую мёртвую жабу.

Внутренности жабы разлетелись во все стороны червивым красным дождём.

* * *
В тот день Игл продолжал говорить, что это место крикеров должно было быть секретом. Никто не говорил об этом точно так же, как никто не говорил о миссис Никсерман. Туда мог пойти не любой человек, потому что это было нечто особенное, а только те, кто хорошо общался с крикерами. Всё это заинтересовало маленького мальчика. Что дамы — их называли шлюхами — позволяли мужчинам делать с ними такие вещи за деньги, а особенно эти уродливые дамы…

Но теперь любопытство зудело гораздо сильнее, чем тогда, когда зудела его кожа под гипсом доктора Смита.

На следующий день Игл был наказан отцом за то, что избил своих братьев Рикки и Билли. Рикки и Билли назвали его «белоголовым орлом», а только друзья Игла могли называть его так.

Но маленький мальчик всё ещё горел от любопытства, от невинного стремления к знаниям. Он хотел увидеть эти нехорошие «вещи», о которых говорил дядя Фрэнк.

Так что всё время, пока Игл был наказан и сидел дома, маленький мальчик всё равно бродил по лесу. Сразу после школы. Иногда он заходил в полицейский участок и здоровался с большим шефом Маллинзом, который жевал отвратительный табак, но казался очень милым человеком, а иногда давал ему лакричные палочки; однажды он даже предложил ему пожевать табак, но маленький мальчик не хотел брать эту дрянь в рот.

* * *
Лето превратило город — фактически весь его мир — в чудесную, ленивую страну грёз. Школа была закрыта; по утрам он ходил за газетой, днём стриг газоны, а иногда большой шеф Маллинз платил ему несколько долларов за то, чтобы он помыл полицейские машины или прибрался в участке. Бóльшую часть своих денег он отдавал тёте, чтобы та помогала ему с тратами, но летом у него всегда оставалось немного для колы и игрушек. И когда его работа была закончена, он блуждал.

В лесу.

Может быть, дядя Игла просто шутил над ними?

До сих пор он даже близко не подошёл к тому, чтобы найти нехорошие «вещи».

«Наверное, их и нет, — подумал он однажды, пробираясь по лесистым холмам за ручьём. — Наверное, он просто сказал это, чтобы напугать нас…»

Но зачем дяде Фрэнку это делать?

Была середина августа, самый жаркий день в году. В тот день он чувствовал себя не в своей тарелке.

— Слишком много мороженого ты съел, — сказала ему тётя в то утро, когда он вернулся с работы, но он знал, что это не так.

Это были те фаршированные перцы, которые она снова подавала вчера вечером. Но, как и большинстводесятилетних детей, он не собирался позволять боли в животе держать его взаперти дома. Он почувствовал себя ещё хуже, подстригая газоны в тот день, пару раз его даже вырвало.

«Миссис Янг наверняка уволит меня,» — подумал он, блеванув фаршированными перцами на лужайку перед домом.

Ему следовало остаться дома, когда он закончил, но он ничего не мог с собой поделать. Как бы скверно не было у него в животе, после того как он почистил косилку и поставил её обратно в сарай, он направился в лес.

Он пересёк стремительный ручей, осторожно ступая по камням, которые они с Иглом бросили в ручей в прошлом году. На некоторых из них выросла какая-то зелёная слизь; он должен был быть осторожен, чтобы не поскользнуться. На травинках в воде висели комья лягушачьих яиц, а на берегу он чуть не наступил на большую коричневую черепаху, которую принял за кучу грязи. Дядя Фрэнк сказал, что они откусят тебе пальцы, если ты подойдёшь слишком близко. На берегу он споткнулся о бревно. Там сидели две жирные лоснящиеся саламандры, и они все были в жёлтых пятнах, которые выглядели очень аккуратно. Но его сердце подпрыгнуло, когда он задел ещё одно бревно: гнездо маленьких змей извивалось под ним, их было шесть, но для него это было похоже на сотню. И они были коричневыми с крошечными бриллиантовыми глазками. Безобидные в реальности — свиноносые змеи — для десятилетнего мальчика казались, безусловно, ядовитыми медноголовыми щитомордниками.

Он взобрался по насыпи на упавшее дерево, а затем углубился в лес.

«Эх, вот дела!» — подумал он, когда протиснулся сквозь липкую паутину, невидимо висевшую между двумя деревьями.

Несколько троп разветвлялись (он и Игл не знали про них), поэтому он просто повернул на крайнюю левую и начал идти.

Может быть, именно эта тропинка приведёт его к нехорошим «вещам»?

Он не мог себе представить, что именно имел в виду дядя Фрэнк.

Может быть, он найдёт ещё какие-нибудь заплесневелые журналы с фотографиями голых дам?

Или, может быть…

Его сердце снова подпрыгнуло.

«Может быть, я найду ту даму, которую убили граблями?» — волновался он.

Он надеялся, что нет.

Что он будет делать?

И что он будет делать с теми граблями?

Отнесёт их большому шефу Маллинзу?

Солнце светило сквозь деревья, пот капал ему в глаза, а футболка прилипала к телу. Он миновал ещё один ручей, которого никогда раньше не видел, и вдруг на него набросились москиты, а когда он попытался бежать, то…

БАХ!

Он случайно наступил на большую жабу.

«О, мерзость!» — подумал он.

Пухлое тело жабы лопнуло под его ботинком, как пакет с пудингом.

Насекомые кусали его со всех сторон, и чем дальше садилось августовское солнце, тем хуже он себя чувствовал. Теперь у него болел не только живот, но и горло, а голова была тяжёлой, и пару раз ему казалось, что она вот-вот взорвётся.

«Я никогда больше не буду есть эти фаршированные перцы, — поклялся он себе. — Никогда!»

Ещё через двадцать минут ему стало совсем плохо.

«Это так глупо, — подумал он. — Нет в лесу никаких нехороших „вещей“. Здесь вообще ничего нет. А дядя Фрэнк просто собачья какашка!»

И как только он был готов развернуться и пойти домой, что-то надломилось.

«Ветка?» — удивился он.

Он стоял неподвижно.

Затем услышал голос:

— Эй, ты!

Ещё одна ветка сломалась. Позади него.

Его глаза метались по сторонам. Это был женский голос, но звучал он как-то… странно. Примерно так же говорила его тётя по пятницам вечером, когда пила из большой бутылки вино, которое держала в холодильнике.

— Что ты там дела-а-аешь, а? Потеря-я-ялся?

Поначалу он не мог её разглядеть; старый запятнанный сарафан, который она носила, сливался с лесом. Но затем она, казалось, появилась как по волшебству, когда он прищурился в направлении голоса. В нескольких ярдах между двумя деревьями стояла девочка. У неё были чёрные прямые волосы, но все они были в беспорядке, и она была без обуви, и её ноги выглядели очень грязными. Она немного постояла, глядя на него сквозь волосы, и когда он сделал несколько любопытных шагов, она тоже сделала несколько, и вдруг солнце осветило её. Она выглядела старше, лет на двенадцать или тринадцать, потому что у неё были маленькие бугорки, выпирающие вверху платья, как у большинства шестиклассниц в школе, и он даже мог видеть маленькие бутоны, торчащие наружу!

— Буб-б-бутоны, — называл их Дэйв Кейв. — Сисястые дружки. Молоко выходит из них, когда ты их сосёшь.

— Молоко? Это звучит довольно глупо. Почему молоко должно быть в бутонах у девушки, — вспомнил он, — когда его можно достать прямо из холодильника?

Но это было давно, когда Дэйв сказал ему об этом, и теперь это не имело значения. Он мог видеть бутоны этой девочки очень хорошо, потому что верхняя часть её платья прилипла к ней от пота так же, как и его футболка Green Hornet.

Он мог сказать, что она ему понравилась, хотя она была вся грязная и всё такое, и её грязные волосы свисали ей на лицо. Да, он мог сказать, что она ему нравится, и он мог сказать, что она красивая.

«Люди с холмов! — понял он. — Эта девочка с холма. Наверное, живёт где-нибудь в лачуге. Наверное, даже не ходит в школу…»

— При-и-ивет, — сказала она, и чёрные пряди волос упали ей на рот, когда она заговорила. — Как тебя… э-э-э… зовут?

Он прищурился, не совсем понимая, что она сказала.

— Э-э-э, Фил, — сказал он. — Фил Страйкер. А тебя как?

— А я Дауни, — она огляделась вокруг, как будто нервничая из-за чего-то. — Меня-я-я зовут Дауни, меня… да.

И тут её волосы снова зашевелились на ветру.

Эта девочка с холма очаровала его, и он думал, что очаровал и её тоже, потому что потом они ещё немного постояли, просто глядя друг на друга, но все эти взгляды заставляли его чувствовать себя глупо, как будто он должен был что-то сказать, поэтому он просто сказал первое, что пришло ему в голову.

— Я хожу в начальную школу Соммерсета. А ты где учишься?

— Что? — спросила она.

«Что за глупость спрашивать её об этом! — он тут же пожалел. — Дети с холмов не ходят в школу!»

— Я живу в стороне от дороги, в доме моей тёти. А где ты живёшь, Дауни?

— Вон там, — и она указала назад, в лес, и маленький мальчик задумался, где именно и в чём именно.

Она действительно жила в лачуге или пристройке?

У людей с холмов вообще не было денег, поэтому они не могли купить дома. Они даже не могли купить еды, поэтому им приходилось есть животных, которых они ловили в лесу. По крайней мере, так сказал дядя Фрэнк…

— Что это та-а-акое, а? — сказала она, подходя прямо к нему. Он напрягся, когда она резко положила на него руки, ощупывая его футболку. — Что это? Что? — спросила она.

— Это Зелёный Шершень, — пробормотал он в ответ.

Дауни, вероятно, не знала, кто такой Зелёный Шершень, потому что она, вероятно, никогда не видела комиксов. Но потом он почувствовал, что покраснел, и его тут же начало покалывать.

— А что это та-а-акое? — снова спросила она, теребя край его трусов, которые торчали из-за пояса. Затем она потянула за них…

— Это… трусы! — ответил он, чувствуя внутри жар, и внезапно его тело напряглось.

Её руки казались ему странными, но они были приятными. Её дыхание, пробивающееся сквозь волосы, пахло молоком. Потом он посмотрел на её руки…

Святое дерьмо!

Он увидел, что на одной руке было семь пальцев, а на другой — четыре, но не хватало большого пальца. А потом он посмотрел на её ноги…

На каждой из которых было по меньшей мере по восемь пальцев.

«Это не девочка с холмов! Это крикер!»

Она с любопытством потянула его за край трусов, и внезапно он почувствовал себя странно, как будто что-то должно было произойти. Но маленький мальчик не мог себе представить, что именно. Он смотрел на неё, не двигаясь с места.

«Она же крикер, — подумал он на этот раз вдумчивее. — Она должна была быть такой, как сказал Игл».

Но она не была так уродлива, она была немного испорчена.

«Зачем ей столько пальцев на ногах, если она не крикер?»

Угольно-чёрные волосы колыхались перед её лицом.

— Ты мо-о-ожешь поцелова-а-ать меня, если хоче-е-ешь, — сказала она, и в следующую секунду она уже целовала его очень небрежно, засунув свой язык ему в рот. Сначала это было отвратительно, но очень быстро ему это начало нравиться. Затем…

— Дауни! — голос раздался из леса, как ружейный выстрел. — Дауни! Эй! Ну же, девочка!

Дауни отпрянула назад.

— Мне по-о-ора, — в панике прошептала она, оглядываясь назад. — Пока!

Потом она убежала в лес.

— Подожди! — его голос сорвался.

Он даже не думал. Он не хотел, чтобы она уходила. Он хотел поцеловать её ещё. Но она унеслась прочь.

«Что же мне делать?» — подумал он довольно тупо.

Ответ был прост.

Он побежал за ней.

У неё была хорошая фора. Листья и ветки хрустели под его обутыми в кеды ногами, когда он пробирался вперёд через кусты. Колючие ветки царапали руки и лицо, но ему было всё равно, он даже не чувствовал этого. Его глаза метнулись вперёд.

«Куда же она ушла?»

Впереди он видел только деревья, лес и паутину. Затем он пробрался сквозь заросли, и солнечный свет упал на его лицо…

Внезапно он оказался на грунтовой дороге, которая вела на холм. В конце дороги стоял дом.

Большой трёхэтажный покосившийся дом. Верхние комнаты заканчивались фронтонами; сквозь старую побелку проглядывало серое дерево, а на крыше отсутствовала черепица, и с виду казалось, что крыша съехала. Это напомнило ему миссис Никсерман.

Он всё ещё не думал. Он бежал вверх по дороге. Он не видел Дауни, но знал, что она должна жить там, потому что вокруг не было других домов. Дом становился всё больше, когда его ноги топали по пыльной грунтовой дороге. Большие насекомые ударялись об его лицо.

Обветшалые доски скрипели, когда он поднимался по ступенькам. Он немного постоял на крыльце, потом очень медленно двинулся вправо.

К первому окну.

Он приложил руку ко лбу, чтобы защитить глаза от солнца.

Потом он подошёл к окну и заглянул внутрь…

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

«Сон,» — постоянная мысль пульсировала в его голове.

Фил смотрел в темноту, в которой в конце концов узнал потолок своей спальни. Солнечные лучи пробивались сквозь щели в его затемнённых шторах, портя импровизированное ночное время, которое его рабочий график заставлял создавать. Несмотря на чудовищную жару в комнате, он чувствовал себя погребённым в холодной грязи.

Сон…

Не столько сон, сколько мысленный буксир, тянущий его назад, в тот день, двадцать пять лет назад. Теперь вновь вспыхнувшие образы заставили его думать, что это было вчера.

Влажный, жужжащий лес. Маленькая девочка-крикер. Длинная грунтовая дорога, ведущая на холм, которого он никогда раньше не видел, и…

«Дом,» — вспомнил он.

И это было всё, что он осмелился вспомнить — Дом. Он не вспомнил то, что он видел там. По крайней мере, думал, что видел. Слава богу, он проснулся до того, как сон повторил всё это…

Он застонал, встал с кровати и свирепо нахмурился, раздвигая занавески. Работать ночью, конечно, означало спать днём, к чему он уже привык, если не считать первых резких солнечных лучей. Казалось странным вставать в три или четыре часа дня, когда весь остальной мир встаёт утром.

«Но по крайней мере, — напомнил он себе, — мне никогда не придётся стоять в пробках».

Спальня и каморка, которые он арендовал в «Старой леди Крейн», не были пентхаусом Trump Towers, но цена была подходящей; это было всё, что ему нужно, по крайней мере сейчас. Единственным минусом было то, что в доме не было кондиционера, и этот факт немного огорчал; он включил вентилятор, затем схватил полотенце и направился в душ. Однако он задержался у зеркала в ванной на какое-то время, чтобы посмеяться над собой.

«Хорошо выглядишь, Фил. Отличный загар!»

Он полагал, что находится в достаточно приличной форме для тридцати пяти лет, но десять лет работы в полиции, не говоря уже о том, что он работал охранником в ночную смену, сделали его белым, как форелевое брюхо. Его отражение в зеркале заставило его рассмеяться: бледная нагота, щетина на лице, тёмно-русые волосы в нелепом беспорядке после шести часов потного сна.

«Лучше забудь про обложку GQ,» — подумал он.

Даже под его обычно ясными карими глазами залегли тёмные круги. Сон измотал его вместе с изнурительными воспоминаниями…

Холодный душ казался чуть тёплым в такую жару. К тому времени, как он вытерся, он снова вспотел. У него оставалось ещё несколько часов до начала работы, но он понятия не имел, что будет делать.

Что?

Тусоваться около пожарной части?

Пойти прогуляться на красивую центральную площадь Крик-Сити?

«Господи…»

Он знал, что ему нужно отвлечься, иначе он снова начнёт думать о сне, или начнёт думать о деле с Вики Стил. Ему нужно было отвлечься от всего этого, но как он мог? Теперь, когда он вернулся в тот же город, со всеми старыми знакомыми достопримечательностями и людьми?

Он начал с бритья. Он намылился гелем и чуть не выронил бритву, когда кто-то постучал в дверь.

— Кто? Моя арендная плата оплачена, не так ли? Я живу здесь всего три дня!

«Может быть, это из Reader’s Digest пришли сообщить мне, что я выиграл пятнадцать миллионов?»

Гель для бритья свисал с его подбородка, когда он обернул полотенце вокруг талии и открыл дверь.

— Разве я в офисе? — сказал он, увидев, кто это был.

На хорошеньком личике появилась ехидная улыбка.

«Белокурая сучка, — узнал он её. — Сьюзен, наш любезный, жизнерадостный диспетчер».

— Хорошее полотенце, — сказала она.

— Если бы я знал, что ты постучишь в мою дверь, я бы надел чёрный галстук. А ты ходишь и продаёшь печенье, девочка-скаут?

— Ты действительно ужасно саркастичен, — сказала Сьюзен Райдер.

Фил мог себе представить, как глупо он выглядит: зелёный гель для бритья свисает с его лица, а полотенце — единственное, что удерживает его от полной наготы.

— Хорошо, позволь мне перефразировать. Какого чёрта тебе надо?

— Ну, я думаю, что уже сожалею об этом, но я подумала, что могла бы предложить тебе поужинать.

«Поужинать? — туманно подумал Фил. — Эта женщина ненавидит меня. Она думает, что я убиваю детей из гетто. А теперь она хочет угостить меня ужином?»

— То есть я хотела сказать, — поправила она, — что мы, ночные оборотни, называем первой едой дня. Наверное, это наш завтрак, — она внезапно задрожала или даже занервничала. — Как бы предложение мира.

— Предложение мира, — тупо повторил Фил.

— Твоя голова сделана из кирпича? — она вдруг огрызнулась. — Я пытаюсь извиниться! Господи!

— Извиниться? — с недоумением спросил Фил. Гель для бритья продолжал свисать с него. — Э-э-э… извиниться за что?

Раздражение и ярость исказили её красивые голубые глаза.

— За то, что так дерьмово обошлась с тобой сегодня утром. Но если ты собираешься вести себя как придурок, то забудь об этом!

— О, блестяще, — ответил Фил. Вся эта сцена застала его врасплох. — Что ж, в таком случае твои извинения и приглашение принимаются. Я могу закончить переодеваться, или ты хочешь, чтобы я пошёл вот так?

— Можешь идти так, если хочешь, — сказала она, улыбаясь. — Но если полотенце упадёт, тебе придётся арестовать себя за непристойное поведение.

— Или незаконную демонстрацию геля для бритья на публике, — сказал он. — Заходи, я только на минутку. Сегодня у горничной выходной, так что ты должна простить мне нынешний беспорядок в моём поместье.

Сьюзен Райдер вошла и сразу же направилась к книжной полке в его кабинете размером с чулан для метёлок; в основном это были книги по криминологии из его курсов в академии.

— Книги Аквината и Юнга всё ещё упакованы, — улыбнувшись, сказал он, — но зато у меня есть все книги Джека Кетчама, когда-либо напечатанные, — он быстро схватил какую-то одежду и проскользнул в ванную.

Он побрился наугад, осознав собственную нервозность, когда чуть не брызнул освежителем воздуха под мышками.

«Из-за чего мне нервничать? — пошутил он. — У меня в комнате всего лишь красивая блондинка».

Она определённо была привлекательна. Возможно, он не заметил этого, когда они встретились, учитывая обстоятельства. Дверь ванной приоткрылась на дюйм, и в зеркале он увидел, как она склонилась над его книжной полкой из фибрового картона: просто одетая в джинсы, кроссовки и выцветшую лаймовую блузку.

«Да, она хорошенькая, всё в порядке,» — признал он, начав чистить зубы одной рукой и натягивать джинсы другой. Блестящие белокурые волосы мерцали на её плечах.

«И сзади тоже неплохо,» — отметил он, когда её поза подчёркивала её большой зад.

Но он знал, что что-то было не так. Не её привлекательная внешность, а все эти извинения. Извинения были совсем не в её стиле, но…

Он не знал её, не так ли?

И что он мог подумать о ней сейчас, когда только сегодня утром он ругался с ней по поводу его фиаско в городском департаменте полиции?

«Кто кого хочет надуть?» — подумал он с полным ртом зубной пасты.

— О, — прокомментировала она из кабинета. — А ты знаешь, что разговариваешь во сне?

Фил тут же сплюнул зубную пасту в раковину.

— Что?

— Ты говоришь во сне, — повторила она, всё ещё склонившись над его книгами. — Это так забавно!

Фил уставился в зеркало, зубная паста размазалась по его губам, и он стал похож на пьяного клоуна. Конечно, он знал, что иногда разговаривает во сне, женщины в его прошлом всегда указывали на это, но откуда Сьюзен могла это знать?

— Либо ты экстрасенс, либо у меня в комнате спрятан микрофон.

— Ни то, ни другое, — сказала она. Теперь, глядя в зеркало, она просматривала стопку его журналов в коробке на диване. — Я снимаю комнату прямо над твоей.

Фил снова чуть не выплюнул зубную пасту.

— Ты здесь живёшь?

— Да. Разве миссис Крейн не чудесная женщина? В любом случае, стены здесь тонкие, а вентиляция работает очень эффективно. Так что лучше заткнись, когда ложишься спать, если не хочешь, чтобы я знала все твои секреты.

«Это просто здорово,» — подумал Фил, натягивая футболку Highpoint College.

Он попытался придумать забавный ответ.

— Вентиляция работает эффективно, да? Так это объясняет громкий вибрирующий звук, который я слышу каждый день сверху.

О чём он сразу же пожалел. Он совсем не знал её, и уж точно не настолько хорошо, чтобы шутить подобным образом.

— Если хочешь знать, — так же быстро ответила она, — я использую импортные вагинальные шарики Ben-Wa, а не вибраторы.

«Иисус… она что, шутит?» — надеялся он.

Потом он вернулся, хотел что-то сказать, но она повернулась к нему спиной, и он заколебался. Хотя его пауза длилась всего секунду, ему показалось, что прошло несколько минут.

«Боже, она действительно прекрасна».

Никакой косметики, просто милое фермерское девичье лицо, немного пышное, но соблазнительное тело и груди, которые были похожи на яблочки. На мгновение её лицо казалось ярко освещённым в обрамлении белокурых волос. Её прекрасные глаза цвета морской волны сверкали, как драгоценные камни.

— Теперь ты можешь пригласить меня на ужин или на завтрак, или на то, что мы, ночные оборотни, называем первой едой дня, — сказал он. — Я надену свою лучшую спортивную куртку, если ты отвезёшь меня в какое-нибудь дорогое место.

— А «Закусочная Чака» достаточно дорогая для тебя?

Фил придержал для неё дверь и последовал за ней.

— «Закусочная Чака»? Наверное, мне стоит надеть смокинг.

* * *
Они сели в её машину, симпатичную двухдверную Mazda, за что Фил был очень благодарен. Дело было не в том, что он был смущён своим помятым, ржавым, глинисто-красным Malibu 76-ого года, это было… ну, что-то, вероятно, хуже, чем смущение. Ни один настоящий мужчина не хотел бы возить привлекательную женщину в таком автомобиле. Машина Сьюзен была чистой и ничем не украшенной, как и она сама, привлекательной без излишеств. Он смотрел, как её светлые волосы развеваются на ветру из открытого окна.

— Помочь припарковаться? — он пошутил, когда она подъехала к «Закусочной Чака».

— Не сегодня, — сказала она.

Внутри они заняли столик в задней части заведения.

«Ещё один взрыв из прошлого,» — подумал Фил.

Прошло более десяти лет с момента его последнего прихода сюда. «Закусочная Чака» была типичной забегаловкой, хотя и чище, чем другие. Официантка средних лет в фартуке и козырьке приняла заказ.

— Так чем ты защищаешься? — спросила Сьюзен.

— Чем защищаюсь? — переспросил Фил.

Сьюзен, нахмурившись, перефразировала:

— Какое оружие ты носишь в свободное от службы время?

— Ах, какое оружие… Но какой странный вопрос. Беретта двадцать пятого калибра.

— Это же пистолетик! — воскликнула она.

Официантка поставила их заказы на стол, затем Сьюзен продолжила:

— В кого ты собираешься стрелять из него? В мошек?

Фил оценил её чувство юмора и ответил:

— Ну, вообще-то я не собираюсь ни в кого стрелять. Ну, может быть, в официантку, если она не принесёт мне немного соли и перца.

— Полицейские должны быть готовы к неприятностям круглосуточно. Что, если какие-нибудь подонки под кокаином попытаются тебя прикончить?

— В «Закусочной Чака»? Слушай, если им нужны моя яичница и окрошка, пусть едят.

— Я не выхожу на улицу с чем-то меньшим, чем 9-миллиметровый пистолет с горячим зарядом, — сказала она ему, а затем небрежно откусила свой чизбургер. — Сейчас я ношу с собой ЗИГ сорок пятого калибра.

— Ты носишь пистолет? — спросил Фил.

— Конечно. Маллинз выдал мне разрешение на ношение оружия, сказав, что это единственный способ, которым я могу защитить себя. Это безумный мир, и за каждым углом есть опасность.

Фил кивнул.

— Да, за каждым углом. Это точно.

И он видел их всех в полиции большого города. Ему захотелось рассказать несколько историй, но прежде чем он успел это сделать, Сьюзен сказала:

— Взгляни! — затем резко открыла сумочку и достала большой неуклюжий автоматический пистолет.

— Убери это! — сказал Фил. — Это закусочная, а не военные учения.

Она пожала плечами и положила пистолет обратно.

— Я подумываю о том, чтобы купить один из Heckler & Koch или, может быть, подержанный Bren-10.

«Как вам это нравится? — задумался Фил. — У Грязного Гарри есть сестра».

— Если хочешь знать моё мнение, придерживайся более простых вещей.

Она посмотрела через стол, как будто её оскорбили.

— О, это потому что я женщина? Женщины не умеют обращаться со сложными пистолетами?

Фил разочарованно вздохнул.

— Успокойся, Энни Оукли. Подожди, пока однажды ночью ты не окажешься в перестрелке, и твой причудливый пистолет не выстрелит. Ты продашь свою душу за обычный кольт.

Она снова пожала плечами, словно не могла решить, соглашаться или нет.

— Каково это — вернуться?

— Нормально, пожалуй. Работа есть работа.

Она грызла картошку фри, глядя вниз.

— И ещё раз прошу прощения за то, как я обошлась с тобой сегодня утром. Я не имела права говорить такие вещи.

— Не беспокойся об этом, — сказал Фил.

Вообще-то, сейчас это было даже забавно.

«Несколько часов назад она практически обвиняла меня в убийстве, а теперь покупает мне ужин».

— Думаю, у всех нас время от времени бывают плохие дни, — но он решил, что лучше поскорее сменить тему. — Так какие же книги ты читаешь на работе? Ты учишься в колледже?

— Да, медленно, но верно. Я специализируюсь на криминологии. Это мой последний семестр, слава богу. Вечерние занятия пару раз в неделю.

— Это здорово, — признал Фил. — А что ты будешь делать, когда получишь диплом? Работать на Маллинза?

— Ни за что на свете! Я буду работать в Управлении по борьбе с наркотиками или, может быть, в таможне. И всегда есть окружные департаменты на севере. Меньше всего на свете я хочу быть местным копом… — тут она спохватилась и поднесла руку ко рту. — Извини. Без обид.

— Я не обижаюсь, — засмеялся Фил. — Это последнее, чем я хочу заниматься, но в данный момент у меня нет особого выбора.

Её взгляд рассеянно скользнул к окну.

— Этот город… понимаешь? Всё это медленно и отчаянно угнетает. Как только я найду приличную работу, я уеду отсюда.

— Я знаю, о чём ты говоришь, поверь мне, — сказал Фил, но тут же почувствовал себя раздавленным. Он сказал то же самое Вики, не так ли? Он ни за что не станет работать в таком захолустном городе, как этот. Он был слишком хорош для Крик-Сити. А теперь Вики была проституткой, а Фил полицейским.

Эта мысль даже не нуждалась в продолжении.

— Как давно ты работаешь на Маллинза?

— Чуть меньше года, — ответила она. — Он порядочный человек, хотя и немного раздражительный, и он предложил мне работу диспетчера, когда услышал, что я ищу что-то, что поможет мне в колледже. Он знал моих родителей, когда они были живы.

«Лучше об этом не спрашивать,» — сказал себе Фил, хотя и заметил то, что их объединяло.

— Так ты тоже здесь выросла?

— Да, — сказала она уныло. — Мой отец был убит во Вьетнаме. Моя мать работала на разных работах, чтобы помочь нам, но кажется, что чем больше она работала, тем тяжелее становилось.

Похоже, что примерно для всех здесь существовала похожая вариация одной и той же истории: бедные люди изо всех сил пытались сделать свою жизнь лучше, но никогда не преуспевали в этом. Фил был слишком мал, чтобы по-настоящему помнить своих родителей, но история была та же самая. Он мог сказать, что воспоминания омрачили Сьюзен; её блеск исчез, её ярко-голубые глаза уже не были такими яркими. Он изо всех сил пытался найти более оптимистичный повод для разговора, но ничего не приходило ему в голову, пока он не вспомнил, что она, казалось, с энтузиазмом относилась к оружию и полицейским разговорам в целом.

— Что ты знаешь о Коди Наттере? — спросил он.

Она отодвинула тарелку, оставив картошку фри.

— Не очень много. Почти единственное место, которое он когда-либо посещал с завидной регулярностью, это «Сумасшедший Салли».

— Да, Маллинз упоминал об этом. Разве ты не думаешь, что это странно?

— Конечно, это странно. Такой парень, как Наттер? Ни видимого дохода, ни банковского счёта. Я не думаю, что «Сумасшедший Салли» стоил много, но всё же, мы должны задаться вопросом, где он взял деньги, чтобы купить это место?

— Мне ещё любопытнее, почему?

— Я должна согласиться с Маллинзом, — сказала Сьюзен. — Такой заброшенный стриптиз-клуб — идеальная точка распространения наркотиков, если они работают в сети. В прошлом году Маллинз провёл ревизию в офисе контролёра, но книги этого парня были идеальными. Мы никак не можем поймать его на налогах. Я не знаю, как он это сделал.

Филу было всё равно.

— Я не хочу привлекать его за налоговое мошенничество или неправомерные доходы; я хочу арестовать его за производство и распространение.

— Тогда тебе придётся собрать убедительные доказательства, связывающие его с лабораторией, что будет непросто, — напомнила ему Сьюзен, — а найти саму лабораторию будет просто невозможно.

— Но почему?

— Наттер — крикер, его лаборатория должна быть где-то в лесу. Ты когда-нибудь там был? Это полный бардак. Там три или четыре тысячи акров неизведанных лесов. Там есть дороги, которых нет даже на карте штата. Найти лабораторию Наттера будет всё равно что искать иголку в стоге сена.

Она была права, и Фил не был первопроходцем.

— Да, но, возможно, один из его людей будет сотрудничать?

— Не раскатывай губу. Люди Наттера тоже все крикеры; они никогда не будут говорить. Во-первых, потому что они все боятся Наттера — он как их Бог — и ещё одна причина, по которой они никогда не будут говорить, просто потому, что большинство из них не могут. Скажем, ты поймаешь одного из них, занимающегося «ангельской пылью», но ни один судья в мире не примет их свидетельство. Почему? Потому что фактически они все умственно отсталые.

Фил нахмурился. Она снова оказалась права.

— А как же сам Наттер? — он поднял этот вопрос. — Ты когда-нибудь говорила с этим парнем? Он остёр, как гвоздь. Он умный, начитанный, красноречивый. Я бы вообще не назвал его умственно отсталым.

— Фил, не будь ребёнком. Этот монстр Франкенштейна сможет притвориться Томом Крузом, если захочет. Ты приведёшь его в суд для дачи показаний, а всё, что ему нужно сделать, это притвориться тупым, и судья даже слушать его не будет. Единственный способ заполучить Наттера — это арестовать его людей, которые не являются крикерами и заставить их дать показания. Нам придётся установить связь между Наттером и известными дилерами «ангельской пыли». По крайней мере, Маллинз держит тебя на правильном пути. Слежка за «Сумасшедшим Салли» в течение определённого периода времени, получение линии на контакты Наттера за городом — это единственный способ, которым ты сможешь получить Коди Наттера.

Фил не видел смысла говорить ей, что вся эта идея принадлежит ему, а не Маллинзу. Но она была права по всем пунктам. Это, вероятно, будет так же сложно, как и любой из его случаев «ангельской пыли» в большом городе, если не больше, поскольку обстоятельства были настолько нетипичными.

— Но я всё равно хочу найти эту лабораторию, — пробормотал он, обращаясь скорее к самому себе. — Ни один судья не будет спорить с твёрдыми фотографическими доказательствами.

Выражение лица Сьюзен стало ошеломлённым.

— Что? Ты думаешь, что сможешь сфотографировать Наттера в лаборатории?

— А почему бы и нет? Это открытое дело сразу превратилось бы в закрытое.

— Этого никогда не будет, Фил. Наттер слишком умён для чего-то даже близкого к этому. Он, вероятно, никогда не заходил в лабораторию, можешь быть уверен.

Фил нахмурился. И снова он понял, что она права.

«Да уж, это точно не большой город,» — подумал он.

В городе он был одним из лучших наркополицейских, но теперь его опыт был совсем бесполезен. Здесь всё было по-другому, всё работало по-другому. Это был другой мир.

— Фил! — внезапно прошептала Сьюзен. — Смотри!

Он оторвал взгляд от остатков яичницы. Сьюзен пристально смотрела в окно. По обочине дороги шли мальчик и девочка — подростки, одетые чуть ли не в лохмотья. У обоих были лохматые головы с грязными чёрными волосами, и они шли нетвёрдо, даже криво. Мальчик был в сгнивших рабочих ботинках, а девочка — босиком, не обращая внимание на острый гравий на обочине. В ярком, жарком полуденном солнце они выглядели как причудливые призраки.

— Крикеры, — пробормотал Фил себе под нос.

— Боже, мне их жалко, — заметила Сьюзен, всё ещё глядя в окно. — Когда видишь такое, то понимаешь, что тебе очень повезло в жизни.

Фил сглотнул. Её замечание сразу же заставило его почувствовать себя эгоистом; во всех его размышлениях о собственных проблемах, здесь были двое детей с реальными проблемами. Они шли на таком расстоянии, что он мог различить их физические особенности, и этого ему было более чем достаточно. Шея мальчика казалась вдвое длиннее, чем следовало бы, из-за чего его увеличенная голова склонилась набок, в то время как у девочки, казалось, вообще не было челюсти, и хотя её левая рука выглядела нормально, правая была ужасно укорочена, кисть торчала из локтя.

— Интересно, сколько их там? — спросил Фил.

Взгляд Сьюзен не отрывался от их спин, пока они не скрылись за ближайшим поворотом.

— Кто знает? — ответила она.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

«Снова в чёрном,» — подумал Пол Салливан под грохочущие ритмы музыкального автомата.

Прямо сейчас на сцене танцевала рыжеволосая девушка. Её звали Вики Стил. Он и его приятель Кевин Орндорф только что вернулись из местечка неподалёку от Уэйнсвилля; «Сумасшедший Салли» был идеальным местом, чтобы пропустить несколько кружек пива после рейса. Это было также хорошее место, чтобы встретиться со своими партнёрами по бизнесу, поговорить о некоторых прошлых делах и договориться о новых. Конечно, они никогда не продавали продукт здесь — это было бы безумием. Пол и его люди, в конце концов, имели крупных клиентов, а не этих деревенщин. Сам Кевин был немного взвинчен; он зажёг сигарету с марихуаной и затянулся. Пол тоже закурил, но это была всего лишь затяжка; он не хотел, чтобы это дерьмо превратило его мозг в кашу. Просто иногда баловался этим.

Клуб был набит битком. Эта рыжая на сцене привлекла его внимание.

«Интересно, сколько стоит эта девушка? — подумал Пол. — По меньшей мере пару сотен. Может быть, пять».

Но она того стоила.

— Жаль, что им приходится носить эти долбаные стринги здесь, — постулировал Кевин, поглаживая свою козлиную бородку. — Держу пари, что у неё куст между ног краснее, чем костёр.

— И сиськи тоже ничего, — добавил Пол. — Я бы не отказался их облизать.

— Сейчас вернусь, напарник, — Кевин пьяно поднялся и пошёл по забитым проходам.

Музыка звучала так громко, что, казалось, старые дощатые стены «Сумасшедшего Салли» сейчас развалятся. Стробоскопы пульсировали в такт с танцевальными движениями рыжеволосой. Её груди покачивались, когда она перемещалась по сцене. Долларовые купюры, похожие на конфетти, падали на сцену.

«Боже, она могла бы поднять мой член в штанах только своей улыбкой, — предположил Пол. — Чего бы я только не отдал за полчаса с этим куском пирога».

Музыка сдавила ему уши; он едва слышал собственные мысли, хотя Полу Салливану и не нужно было много думать. Он закурил Lucky Strike и поднял глаза. Кевин, явно уже обкуренный, разговаривал с каким-то жутковатым парнем у двери туалета.

«Лучше бы этот придурок не пытался здесь наркоту толкать,» — забеспокоился Пол, но тут Кевин исчез в другой двери сбоку, в то время как жуткий парнишка ещё минуту болтался, а потом поднялся по лестнице.

— Эй, а что там в задней комнате? — он спросил официантку, когда она пришла.

Типичная избитая деревенщина-мать, вероятно, бросившая восемь детей к тому времени, когда ей было тридцать, теперь она выглядела на пятьдесят.

Она опустошала забитые пепельницы и спросила:

— Ты хочешь ещё Carling?

— Да, — сказал Пол. — А что в той задней комнате? Я только что видел, как мой приятель зашёл туда.

— Игровые автоматы, — быстро ответила она. — Ты же сказал, что хочешь ещё одно Carling, верно?

— Точно.

Через полчаса Пол напился, а Кевин всё ещё не вернулся.

«Игровые автоматы?»

Ему это не нравилось. Очень не нравилось. Рыжеволосая уже давно закончила свой номер; какая-то тощая татуированная брюнетка, которая сама выглядела довольно пьяной, заменила её и теперь слабо танцевала под Motörhead. Перед освещённой сценой плыли клубы сигаретного дыма; в какой-то момент брюнетка потеряла равновесие и упала, что вызвало взрыв смеха. Это становилось скучным; Пол даже не смотрел на неё. Ему не нравились татуировки на женщинах, а эта девушка ещё и танцевала дерьмово.

«Где же Кевин?»

Это был почти последний номер, плюс у них был рейс утром. То, что им приходилось заниматься рейсами самим, было занозой в заднице, но казалось, что каждый раз, когда они нанимали новых водителей, ублюдки просто исчезали.

«Они просто испугались,» — подумал он.

Большинство из них были практически мальчишки. Если подумать, в последнее время многие люди сбегали от них.

«Не могу найти хороших людей для этого дерьма…»

Как только Пол собрался встать и пойти искать своего напарника, в дверях рядом с туалетом появился Кевин и направился к столу. Он казался взволнованным, когда садился, или, может быть, это была просто марихуана, которую он выкурил. Его козлиная бородка наклонилась вперёд.

— Чувак, ты не поверишь, что у них там! У них там…

— Игровые автоматы, — не дал ему закончить Пол. — Как сыграл?

Широкое лицо Кевина вытянулось в удивлении.

— Игровые автоматы? О чём ты говоришь? У них там другая сцена… и совсем другие танцовщицы. Дело в том, что там несколько девушек-крикеров.

— Крикеров? — теперь Пол выразил своё недоумение. — Стриптизёрш?

— Да, чувак. Ты не поверишь, это здорово!

«Здорово?»

Он не мог понять, что может быть хорошего в кучке уродливых женщин, танцующих в стриптиз-клубе? Он видел крикеров много раз; они были простыми вырожденцами. У них были головы, похожие на воздушные шары, и косые глаза.

— Чувак, ты что, спятил? Эти девчонки-крикеры похожи на чёртей, и лица у них свиные.

— Только не эти, приятель. Эти девушки горячие, позволь тебе сказать. Они немного деформированы, конечно, но они неплохо выглядят, — затем Кевин, лицо которого всё ещё светилось каким-то таинственным трепетом, положил свою половину счёта на стол. — Вот баксы за моё пиво. Мне надо идти.

Лицо Пола исказилось.

— Куда идти?

— Я покупаю себе одну.

— Ты, должно быть, издеваешься надо мной! — Пол подумал, что его сейчас вырвет прямо на стол, прямо там, где он сидел. — Ты платишь за шлюху-крикера?

— Да, чувак, — хихикнул Кевин. Внезапно злая улыбка под острой козлиной бородкой сделала его похожим на деревенскую версию Люцифера. — У них есть одна девчонка — ты не поверишь! У неё четыре сиськи…

— О, чувак, — пожаловался Пол, — как ты можешь делать такое дерьмо? У нас есть немного времени, чтобы подготовиться к утреннему рейсу.

— Я всё успею, не волнуйся! — Кевин потёр свои широкие руки в каком-то извращённом ликовании. — Я не могу дождаться, чтобы заполучить кусок этой суки. Увидимся утром!

Пол нахмурился ему вслед. Кевин пошёл с тем парнем, которого Пол видел разговаривающим с ним ранее, который, как предположил Пол, тоже был крикером, из-за забавной головы.

И… у парня было два больших пальца?

Похоже на то.

«Разве это не самое тупое дерьмо, которое я когда-либо слышал?» — подумал Пол и осушил кружку своего последнего Carling.

Тут музыкальный автомат умолк, последняя пьяная танцовщица сошла со сцены под негромкие аплодисменты, и в зале зажёгся свет.

— Последний номер закончен! — крикнул бармен, худой лысеющий парень в футболке с надписью «Заткнись и сделай мне приятно».

«Я пойду, — решил Пол. В конце концов, он был наркоторговцем, обладающим профессиональным чувством ответственности. — Завтра большая поездка, надо рано вставать».

У них не было никакого времени, чтобы развлекаться со шлюхами. Иногда он просто не мог понять Кевина. Парень был диким человеком. И кто, чёрт возьми, захочет трахнуть какую-то уродливую девку-крикера с четырьмя сиськами? Такое извращённое дерьмо просто было не для Пола…

Пол пробрался сквозь редеющую толпу. Светящиеся фары заполонили парковку, когда один пикап за другим заводились и выезжали. Жаркая ночь казалась неподвижной; большая мигающая вывеска «Сумасшедшего Салли» погасла. Луна выглянула из-за верхушек деревьев сразу за холмом, уродливая, грязно-жёлтая, как цвет кожи его отца, когда старый хрен лечился от рака поджелудочной железы. Пол сел в свой грузовик и выехал со стоянки. Он огляделся в поисках Кевина, но нигде его не увидел.

«Думаю, он уже ушёл, он и его шлюха-крикер с четырьмя сиськами».

И Пол Салливан был прав. Кевин ушёл, всё верно.

Кевин Орндорф ушёл навсегда.

* * *
В течение следующей недели Фил делал почти то же самое: он поддерживал визуальное наблюдение за «Сумасшедшим Салли» в штатском и в своей собственной машине до закрытия, делал несколько фотографий и записывал каждый номер машины на стоянке. Потом он переодевался в полицейскую форму и заканчивал ночную смену в патрульной машине департамента. Рутинная полицейская работа в Крик-Сити была неудивительно скучной, но, по крайней мере, эта операция слежки каждую ночь помогала разнообразить изнурительную 12-часовую смену. Несколько раз он мельком видел Вики Стил, покидающую «Сумасшедшего Салли» с Наттером под руку и уезжающую на его Chrysler Imperial. Но ни разу он не видел, чтобы Вики или какая-либо другая женщина занималась проституцией на автостоянке. Тем не менее, снимки, которые Маллинз неохотно показал ему, продолжали оставаться в его памяти…

Между сменами он болтался в городе и иногда прогуливался со Сьюзен, которая начинала ему нравиться. Она казалась сделанной из другого теста, совсем не такой, как остальные женщины Крик-Сити, и она стремилась продолжить образование и карьеру, которые однажды спасут её от этого места. И он надеялся, что ей повезёт больше, чем ему. Разнообразие её интеллектуальных граней заинтриговало его; она была очень умна, она много знала о многих вещах, и она явно была личностью, которая превосходила свою книжную начитанность. Она была нахальной, самоуверенной, иногда даже вспыльчивой, а когда они расходились во мнениях на ту или иную тему, она без колебаний отвечала ему тем же. Фил восхищался этим.

Он также восхищался её внешностью.

«Она прекрасна,» — приходило ему в голову каждый раз, когда он проводил с ней время за кофе.

Она казалась ему идиллической; её красота — очень реальная, непритязательная и простая — заставляла её сиять в его глазах.

«Как можно расколоть такую женщину?» — он задавался этим вопросом почти постоянно.

Он трижды приглашал её на свидание, и трижды она вежливо отказывалась, ссылаясь на то, что вечерние занятия ей этого не позволят. Возможно, Фил был параноиком, но ему казалось, что ей нравилось работать с ним, но не хотелось встречаться с деревенским полицейским. Он мог только надеяться, что ошибался.

Шеф Маллинз, как обычно, ничего не замечал, жевал табак, жадно глотал отвратительный кофе и ныл обо всём, что было типично для деревенщины. Он, казалось, никогда особо не спрашивал о том, что происходит, но это было нормально для Маллинза: как шеф он не ждал, что ему придётся спрашивать, он ждал, что ему всё скажут, а, честно говоря, рассказывать особо было нечего.

Но после второй недели работы Маллинз действительно спросил однажды утром:

— Так как идут дела с твоей слежкой?

— Хорошо, я думаю, — ответил Фил, переводя свои записи наблюдения в официальный журнал. — Пока ещё слишком рано, чтобы что-то решать.

— Вот как? — Маллинз, казалось, проворчал, наливая чёрную жижу, которую он считал кофе. — Я думал, ты уже должен был двигаться дальше.

Фил нахмурился, сидя за столом.

— Так и есть. Рим не был построен за один день, вы же знаете.

— Это не Рим. Это проклятый Крик-Сити. Ты что-то там делаешь или просто разглядываешь свою бывшую подружку в бинокль?

«Иногда я мог бы убить его,» — подумал Фил.

— Шеф, я делаю всё так, как мы говорили. Я регистрирую номера завсегдатаев, чтобы мы могли в конечном итоге получить круг подозреваемых. Такие дела идут медленно.

— Вот как? — Маллинз распаковал новую пачку Red Man, а потом отпил кофе из кружки. — Слишком медленно, если хочешь знать моё мнение.

Фил чуть не вскинул руки вверх.

— Хорошо, босс. Это вы хотели, чтобы я проверил эту сеть «ангельской пыли» в городе. Вы думаете, что я делаю это неправильно? Тогда скажите мне, как сделать это правильно!

— Только не заплачь, Фил. Я не говорил, что ты делаешь это неправильно. Я просто сказал, что ты тратишь на это слишком много времени.

— Ну да, как я уже сказал, Рим не был построен за один день, — повторил Фил и вернулся к своей работе.

— Ты прав, это заняло тысячу лет, что вполне нормально для Рима. Но у меня самого нет столько времени. Ты уверен, что не затягиваешь?

На этот раз Фил нахмурился.

— Ради всего святого, на чём мы остановились?

— Ну, ты каждый вечер сидишь на стоянке у «Сумасшедшего Салли» и записываешь номера машин, как хороший маленький мальчик. Но тебе не кажется, что пора двигаться дальше? Я имею в виду, что номера можно записывать вечно, пока твоя рука не отвалится.

Фил откинулся на спинку кресла шефа, самодовольно скрестив руки на груди.

— Шеф, сэкономьте нам обоим немного времени, ладно? На что вы намекаете?

— Намекаю? Я? — Маллинз усмехнулся, почёсывая свой внушительный живот.

— Да, вы.

— Ну, может быть, я просто предлагаю тебе перейти к следующему шагу? В конце концов, вся эта процедура была твоей идеей.

— Замечательно. Следующий шаг. И что у вас на уме? Есть идеи?

— Видишь? Ты тянешь время. У тебя достаточно номеров машин, Фил. Ты в штатском, и никто не знает, что ты вернулся в город, и даже если бы они это знали, никто бы тебя всё равно не вспомнил. Давно пора, не так ли?

Фил всё ещё не понимал, о чём говорит шеф.

— Давно пора для чего, шеф? Чтобы Yankees сменили свою эмблему?

— Нет, тебе самое время забраться в «Сумасшедшего Салли» и проверить всё изнутри.

— Конечно, — согласился Фил, — но вам не кажется, что ещё слишком рано для этого?

— Чёрт возьми, нет! Почему бы тебе просто не признать это? Ты тянешь время. Ты не хочешь туда идти, потому что…

— Потому что почему, шеф? Потому что я знаю, что столкнусь с Вики? Это то, к чему вы клоните?

— Ну да, — сказал Маллинз и сплюнул в свою вездесущую старую кофейную чашку. — Я думаю, что ты немного трусишь, поэтому снова не хочешь встречаться с ней. Господи, ты бросил бедную девочку, как груз тяжёлых подгузников.

Фил кипел на своём месте.

— Я не бросал её, шеф. И имейте в виду, что я был полицейским более десяти лет. Я знаю, как отделить своё личное прошлое от работы! — Фил был убеждён в этом, но он также почувствовал… внезапную наступающую тошноту. — Вы хотите, чтобы я пошёл туда, шеф? Хорошо, я так и сделаю.

Маллинз положил в рот ещё щепотку табака и начал жевать его.

— Рад это слышать, Фил, — а потом он сплюнул. — Тащи свою задницу туда сегодня ночью.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

— Ты о чём-то беспокоишься? — спросила Сьюзен, сидя за столом за своей базой Motorola.

— Я не беспокоюсь, — заявил Фил.

Он только что переоделся в свою новую деревенскую одежду в офисе Маллинза, а затем вышел в комнату связи. Было уже за полночь.

— Не беспокоишься, а? — она улыбнулась. — Мне кажется, что ты сейчас как уж на сковородке.

Фил не ответил и быстро сменил тему. Он сменил её, теперь он знал, потому что беспокоился, и он также знал причину этого.

Очевидно, это знала и Сьюзен.

— Должно быть, это та самая девушка, а? Вики, как её там, твоя бывшая невеста?

Фил вскипел.

— Нет, это не так! Господи, неужели Маллинз не может держать рот на замке? — он содрогнулся при мысли о том, что ещё мог сказать ей болтливый шеф.

— Ты действительно бросил её, потому что она не уехала вместе с тобой?

— Нет, я её не бросал! Господи!

— Не вздумай на меня кричать. Я просто спросила, — сказала она, настраивая частотный модулятор на радио. — И если ты не возражаешь, я скажу, что из тебя получился отличный реднек.

— Я никогда не был так польщён.

Но он полагал, что она права. Зауженные к низу джинсы Levis поверх остроносых ботинок, большой охотничий нож на поясе и чёрно-красная фланелевая рубашка. Его поразило, что представители общества, которых в просторечии называли «реднеками», настаивали на ношении фланелевых рубашек даже в середине лета. Он также уложил назад свои волосы с помощью геля.

— Посмотри на это с другой стороны, — добавила Сьюзен, один раз проверив микрофон. — Сколько парней на самом деле получают деньги за то, чтобы сидеть в барах?

— Хм-м-м, а ты права. Это грязная работа, но кто-то должен её делать. С таким же успехом это могу быть и я. В любом случае, я ухожу. Я вернусь около двух.

— Подожди, подожди, — вдруг встрепенулась она. Она встала из-за пульта. — Неужели ты ничего не знаешь о деревенской моде? Ты должен немного показать грудь.

— Прошу прощения?

Она подошла к нему, так близко, что он почувствовал запах её травяного шампуня. Фил был ростом ровно шесть футов, а Сьюзен — около пяти футов семи дюймов. Он посмотрел на неё сверху вниз, инстинктивно отметив фигуристость её тела, внезапную пропорциональность талии и бёдер, а также потрясающие белокурые волосы. В маленьком v-образном вырезе её блузки он заметил грудь, обтянутую простым бежевым лифчиком. Простой, красивый образ почти потряс его.

Затем она начала расстёгивать его рубашку.

— У-у-ух, что ты делаешь? — спросил он.

— Я же тебе сказала. Ты должен показать кусочек волосатой груди. Так надо.

— О-о-о, — ответил Фил.

Она расстегнула его рубашку до самого солнечного сплетения, затем слегка растрепала её.

— Вот так-то лучше, — сказала она. — Теперь ты выглядишь как настоящая деревенщина Крик-Сити! — её глаза на мгновение сузились, а рот приподнялся в едва заметной усмешке. — И грудь тоже хорошая. Если ты не возражаешь, я скажу, что это мило.

«Господи,» — подумал он, когда она вернулась за свой пульт.

— И это всё? Просто мило?

— Убирайся отсюда, — сказала она, смеясь.

* * *
«У меня хорошая грудь. Ну что ж…» — подумал он.

Он не притрагивался к штанге уже пять лет, но, по крайней мере, замечание Сьюзен, пусть и несерьёзное, принесло ему приятные размышления во время поездки. Теперь он полностью осознал, что то, в чём Маллинз обвинил его сегодня утром, было абсолютно верным.

«Я чертовски беспокоюсь по этому поводу,» — признался он себе после парковки на пыльной гравийной стоянке «Сумасшедшего Салли».

И он понял ещё две вещи так же ясно:

Вики будет там, и она увидит его.

Он оставил свою свободную от дежурства Беретту запертой в бардачке; последнее, что ему было нужно, это какая-нибудь пьяная деревенщина, заметившая ствол в его штанах. И ещё одна мысль крутилась в его голове: Вики знала, что Фил работал в городском департаменте полиции, и поэтому у него была фальшивая и заранее спланированная история о новой работе — не полицейской работе. Ещё одна вещь, в которой он не нуждался, это то, чтобы все в заведении знали, что среди клиентов скрывается полицейский. Это сорвало бы всю слежку прямо здесь и сейчас.

Дорожная вывеска «Сумасшедшего Салли» мигнула, когда он вышел из авто. Его ботинки шуршали по гравию, когда он пересекал стоянку. Тусклый свет окутал его в холле; вышибала с бычьей физиономией посмотрел на него в дверях, а затем пропустил. Фил ожидал громоподобного и ужасного хэви-метал, звучащего со всех сторон. Вместо этого он вошёл в полупустой бар, где сидели такие же фланелевые рубашки, разговаривающие за столами, окружёнными пивными бутылками и пепельницами.

«Я думал, это какой-то шумный стриптиз-клуб,» — напомнил он себе, заметив пустую сцену.

Громкая музыка и почти обнажённые женщины были тем, к чему он готовился. Вместо этого он обнаружил сонное сборище старых добрых парней, посасывающих бутылки Black Label и Schmidt's.

Казалось, никто не замечал его, когда он осматривал бар; он старался сделать вид, что ищет кого-то. Единственное, что он искал на самом деле, было место. Расположение столиков в «Сумасшедшем Салли» ни на йоту не изменилось по сравнению с тем, что он помнил. Дешёвые столики вокруг импровизированных проходов, ковёр из измельчённой арахисовой скорлупы и пивной пены, покоробленные деревянные стены. Здесь висели всевозможные пивные рекламные вещи: зеркала Budweiser, настенные светильники Schlitz, неоновые лампочки Michelob, фреска Killian’s и светящиеся часы Miller. То, что ещё висело в воздухе, было движущейся и почти живой стеной сигаретного дыма. Фил никогда не считал это за дурную привычку, но подозревал, что он получит больше смолы и никотина, просто дыша воздухом здесь, чем выкуривая две пачки сигарет Camel в день.

«В следующий раз надень противогаз вместе с фланелевой рубашкой, приятель».

Он хотел занять незаметное место, чтобы наблюдать, но тут бармен, худой блондин в футболке с Джеффри Дамером, махнул ему рукой.

— Здесь полно мест, брат.

«Просто замечательно,» — подумал Фил.

Он решил, что в углу бара он не будет заметен. Ещё одна вещь, которую он должен был сделать, это заказать пиво, несмотря на то, что он был на дежурстве, работая под прикрытием в стриптиз-клубе. Заказ Pepsi не вызвал бы доверия у окружающих.

Единственная проблема заключалась в том, что Фил ненавидел американское пиво.

— Heineken, — сказал он.

— Не понял, брат, — сказал бармен. — Мы все здесь американцы. Ты хочешь, чтобы твои деньги пошли в Голландию? Что они когда-либо сделали для нас?

— Бутылку Bud, — простонал Фил.

— Вот это другое дело!

Фил взглянул на телевизор, установленный высоко в дальнем углу бара. Он гадал, что делают Yankees, но видел только какую-то профессиональную борьбу на цветном экране: чёрный парень и большой светловолосый придурок колотили друг друга на публике.

— Как насчёт того, чтобы включить бейсбол, а? — спросил Фил, когда бармен принёс его пиво. — Yankees сегодня вечером, надеюсь, выбивают дерьмо из Baltimore Orioles.

— Что, рестлинг недостаточно хорош для тебя? Это всеамериканский вид спорта, — похоже, бармен обиделся на предложение Фила. Он указал на экран. — У нас тут Рик Флер дерётся с Брюсом Ридом, брат. Ты предпочитаешь смотреть на Yankees?

«Не вздумай спорить с ним,» — предупредил себя Фил.

— Вот чёрт, я и не знал, что это Брюс Флер! Тогда оставь это.

Бармен нахмурился.

— Это Рик Флер, брат. Он был чемпионом в супертяжёлом весе более десяти раз.

— Да, да, Рик Флер. Лучший чернокожий борец в этом виде спорта.

Тощий бармен снова нахмурился.

— Это Рид — чёрный парень, а не Флер.

— Верно, — пробормотал Фил. — Давненько я не смотрел ни одной схватки.

Парень ускользнул, оставив Фила чувствовать себя лошадиной задницей.

«Да, я не знаю, кто такой этот чёртов Рик Флер!»

Прямо сейчас по телевизору мистер Флер, казалось, серьёзно пересчитывал рёбра чёрному парню. Но тут Фил заметил очевидную нелепость: оба борца выглядели так, словно у них в трусах были засунуты трёхфунтовые морские скалы.

«Либо у этих парней десятидюймовые члены, либо они засунули в трусы картофелину, — предположил Фил. — А что делали эти деревенщины? Тусовались в стриптиз-клубе без девушек на сцене, смотрели рестлинг и пили Budweiser? Тут должно быть что-то ещё».

— Эй, мужик? — Фил снова позвал бармена.

— Да, брат?

— Это стриптиз-клуб или дом престарелых? — Фил указал на пустую сцену. — С Риком Флером всё в порядке, но я вроде как надеялся глянуть на цыпочек.

— Ты ведь не здешний, правда? — бармен ответил на этот вопрос уклончиво. — Не видел тебя здесь.

— Вообще-то я из здешних мест, но только что вернулся из другого города. Меня зовут Фил, — он протянул ему руку.

Бармен не пожал её.

— Уэйн. Мы сейчас в перерыве между номерами. Ты хочешь посмотреть на женщин? Ты это получишь. У нас есть женщины, которые выйдут, чтобы сделать тебя счастливым.

— Звучит неплохо, — притворился Фил. — Значит, сделают меня счастливым?

— И сегодня ночью у нас есть специальное предложение по хот-догам — «два по цене одного,» — добавил парень. — Здесь лучшие сосиски, которые ты когда-либо пробовал.

Фил быстро понял суть. В освещённом гриль-баре лежал одинокий хот-дог, который выглядел так, будто готовился там около месяца.

«Правило номер один, — подумал он. — Никогда не просите переключить рестлинг в деревенском баре».

Bud был ужасен на вкус.

«Это они должны платить мне, чтобы я пил это пойло».

Он так быстро заскучал, что подумывал расплатиться и уйти прямо сейчас, но ведь это тоже вызовет подозрения, не так ли?

«Постарайся слиться с этими деревенщинами,» — твердил он себе.

Он взглянул на экран телевизора и увидел, как мистер Флер ударил чернокожего борца по голове металлическим стулом, а затем прижал его к полу. Толпа взревела в ликовании, которое можно было назвать только социопатическим. Но тут Фил вздрогнул; в то же время посетители «Сумасшедшего Салли» начали аплодировать, и это было не из-за борьбы.

Фил повернул голову и посмотрел на сцену.

Под громкие, как пушечные выстрелы, аплодисменты на освещённую сцену вышла женщина в прозрачных малиновых вуалях на пятидюймовых каблуках. Взъерошенные рыжие волосы мерцали вокруг её головы, как огненный ореол. Расставив ноги и уперев руки в бока, она хищно оглядела толпу. Её груди торчали из-под прозрачного материала.

Музыкальный автомат включил громкий, неприятный звук тяжёлого металла, и девушка на сцене начала танцевать.

— Теперь ты счастлив, брат? — спросил бармен, вытирая стакан краем своей футболки с надписью «Джеффри Дамер».

Фил почувствовал, как что-то съёживается внутри него, как крепкое растение, лишённое всей своей влаги. Женщина на сцене была Вики Стил, и что было ещё хуже, после её первого сценического вращения под пульсирующими стробоскопами, она сняла верхнюю вуаль, остановилась на мгновение и посмотрела прямо в глаза Филу.

* * *
Ночь… Чудесная ночь простиралась перед алыми глазами Коди Наттера.

— Красивые вещи делаются именно в такие ночи, как эта. Славные вещи, сильные…

— А-а-а?

Но это не имело значения. Так много людей из его клана были недалёкого ума… как он мог ожидать, что они поймут то, что он видел? Бог проклял их всех, не так ли?

— Óна… — прошептал он. — Маннóна… приди к нам.

Однажды, он знал, он будет купаться в лучах славы и мочиться в благочестивое лицо Бога.

— Светлячки! — воскликнул Друк. — Смотри!

— Да. Они прекрасны, не так ли? Как ночь, как луна над нами. Как и весь мир.

— И как Óна?

— Да.

Друк почесал заросшую щетиной щёку двумя большими пальцами левой руки. В правой руке он держал нож.

Наттер посмотрел на труп.

«Она такая красивая,» — подумал он.

Даже после смерти она была прекрасна, несмотря на недостатки их Божественного проклятия. Желтоватая луна слабо освещала всё ещё тёплые груди, голые ноги и гладкие чёрные волосы. Её открытые глаза отражали ночь, как девственный лик космоса.

Друк, опустившись на одно колено, оценивающе осмотрел её живот. Его клинок блеснул бледной кровью, и он провёл другой рукой по отделившейся куче её внутренностей…

Этот парень иногда увлекался.

— Тебе лучше похоронить её сейчас, Друк.

Друк выглядел смущённым.

— Но… как на-а-асчёт того, чтобы поигра-а-ать с ней сна-а-ачала?

— Нет, Друк. Просто похорони её.

Казалось бы, вечная ночь и стрекотание сверчков пульсировали вокруг них. Простое идиотское лицо Друка смотрело вверх, вопрос боролся в его косых красных глазах. Селезёнка девушки повисла в его руке.

— Может, я сна-а-ачала съем немно-о-ого? Прежде чем я поло-о-ожу её в землю?

— Да, Друк, — согласился Коди Наттер. — Сначала ты можешь немного попробовать её на вкус.

* * *
Budweiser добил его. А также мигающие огни и адская музыка.

Номер подошёл к концу; Вики игриво протанцевала выступление из четырёх песен, затем исчезла, только чтобы быть заменённой другими женщинами, которые также вращались, вращались и вращались, пока не раздевались до своих стрингов. Фил не обращал на них внимания. Он был уверен, что Вики заметила его, но в конце своего выступления она просто сошла со сцены и удалилась в гримёрную. Снова увидев её, он как будто увидел призрака.

Последняя девушка подпрыгнула во время танца и ухмыльнулась так, как волк оскаливает зубы. Она была достаточно привлекательна, но Фил предпочитал смотреть на своё пиво.

«Что я делаю в этом грязном месте?» — с отвращением спросил он себя.

Он определённо не делал никаких отметок, имеющих отношение к делу.

И где же Вики?

Что она делает?

Что она сейчас делает?

Скорее всего, её снял какой-нибудь деревенщина на стоянке, и это были худшие соображения Фила.

— Последний номер, брат. Хочешь ещё пива? — это был парень, блуждающий за стойкой бара.

Толпа «Сумасшедшего Салли» быстро поредела.

— Нет, спасибо, больше никакого пива.

— А наш фирменный хот-дог? — бармен указал на сморщенную, блестящую от жира штуковину, лениво вращающуюся в освещённом гриле. — Если ты не хочешь, я её съем.

— Это всё твоё, приятель, — сказал Фил.

— Как хочешь. Ты не знаешь, что теряешь.

«Пора выбираться из этой дыры, — заключил Фил. — У меня есть дела поважнее, чем говорить с этим парнем о хот-догах».

Он уже потянулся за бумажником, чтобы расплатиться, как вдруг…

— Эй! Эй, мужик!

Чья-то рука толкала его сзади.

«Меня уже раскрыли?» — испугался он, а рука продолжала толкать его.

— А вы не Фил Страйкер?

«Христос…» — Фил повернулся на своём табурете лицом к высокому парню, одетому в такую же одежду, как у него, со светлыми волосами до плеч.

— Да, я Фил Страйкер, — признался Фил.

Полупьяная ухмылка стала ещё шире.

— Наверное, ты меня не помнишь. Должен признаться, это было давно. Мы вместе ходили в школу. Я…

— Срань господня! — воскликнул Фил, когда наконец узнал парня. — Игл? Игл Питерс?

— Вот именно, приятель!

Это был какой-то взрыв мозга. Они энергично пожали друг другу руки.

— Господи, — сказал Фил. — Я не видел тебя со школы. Так чем же ты занимаешься?

— Ничего особенного, всё тот же старый мудак, — ответил Игл. — Несколько лет назад у меня были неприятности на севере округа, но теперь я в порядке. Занимаюсь там гипсокартоном, когда есть подработка. Я слышал, что ты работаешь большим городским копом?

Фил решил, что Игл, вероятно, «слышал» немного больше, чем это, но проявил тактичность.

— Уже нет. Меня уволили, но работа всё равно была отстойной. Это полицейское дерьмо было не для меня. Сейчас я работаю ландшафтным дизайнером.

— Сажать кусты и выдёргивать сорняки — не в твоём стиле.

— Это так, но доллар есть доллар.

Игл рассмеялся. Фил заплатил по счёту — целых шесть долларов — и вышел на стоянку вместе со своим другом детства. Гравийная пыль взметнулась, когда бесчисленные пикапы на холостых оборотах двинулись к выходу.

— Должно быть, обломно себя чувствуешь, а? — спросил Игл.

— В каком смысле?

— Ты знаешь. Заходишь в заведение и видишь свою бывшую на сцене за стриптизом.

— Ничего особенного, — солгал Фил. — Я слышал, что она здесь работает. Она всё ещё неплохо выглядит, скажу я тебе.

— Она сейчас самая горячая штучка в заведении, — сообщил ему Игл. — Но с тех пор, как ты уехал из города, она и впрямь свихнулась.

— Что ты имеешь в виду?

— Забудь об этом, парень. Давай просто скажем, что она вляпалась в кучу дерьма, о котором ты не хочешь слышать.

«Нет, хочу!» — Фил чуть не закричал.

Но он сдержался. Игл был именно тем источником информации, который нужен Филу, чтобы получить данные о возможных причастных к наркоторговле в городе. Лучше было не давить на парня, лучше потихоньку культивировать его доверие. Кроме того, Игл, вероятно, имел в виду только то, что Вики потянуло в проституцию, о чём, благодаря фотографическому просвещению Маллинза, Фил уже знал.

«Надеюсь, он это имеет в виду, — подумал Фил. — Что может быть хуже этого?»

— Пора ехать, — сказал Игл. — Завтра рано утром ехать на работу, есть заказ в Миллерсвилле.

— Было здорово снова увидеть тебя, Игл. Ты часто здесь болтаешься?

— Большинство ночей. Давай поскорее соберёмся и обсудим все дела?

— С удовольствием! Буду ждать.

Они разошлись. Игл сел в потрёпанный внедорожник Chevrolet — Фил запомнил номера — и выехал со стоянки.

Как странно…

Фил не вспоминал Игла Питерса с тех пор, как эти сны начали повторяться, и вот теперь этот парень был во плоти.

И что он имел в виду, когда говорил о неприятностях на севере?

И эта история с Вики?

Мог ли Игл намекать на то, что она занималась чем-то бóльшим, чем просто придорожной проституцией, или Фил просто был параноиком?

«Я становлюсь параноиком, точно,» — твердил он себе.

Он сел в Malibu, завёл мотор и немного подождал. Как много гравийной пыли поднялось на стоянке, через которую он едва мог видеть, так и слишком много мыслей возникло в его голове, слишком много мыслей, касательных дела Маллинза с «ангельской пылью», Игла, Сьюзен, работы в полиции большого города и Вики.

Вики…

«Она вляпалась в кучу дерьма, о котором ты не хочешь слышать…» — вспомнил он слова Игла.

— Боже, — пробормотал он.

Это было совсем не хорошо. Он выпил всего два пива, но чувствовал себя уже пьяным. Её танцевальный номер снова и снова прокручивался в его сознании, как непристойная кинолента: яркие стробоскопические огни лапали её тело, её рыжие волосы мерцали тёмным огнём вокруг её гладких плеч, а груди — которые он когда-то ласкал, будучи влюблённым — выставлялись напоказ, как сырое мясо в какой-нибудь мясной лавке…

«Это её приманка, без сомнения, для её нового ремесла… Да, она самая горячая танцовщица в заведении, и я был когда-то в неё влюблён».

Он чувствовал себя жалким, ничтожеством, слабаком. Тоска по отношениям, которые не сложились.

«Почему ничего не получилось? Из-за меня… — подумал он. — Она теперь стриптизёрша и шлюха, потому что я бросил её в этом дерьмовом городе».

Он включил фары, приготовившись выехать и вернуться на станцию. Но сквозь пелену пыли он заметил большой Chrysler Коди Наттера, с грохотом подъезжающий ко входу «Сумасшедшего Салли». Из того же входа появилась Вики Стил. Она была на высоких каблуках и в облегающем синем платье с блёстками. Она наклонилась, собираясь сесть в машину Наттера, но остановилась. И обернулась… Она смотрела сквозь серую пыль. Она смотрела прямо на Фила. У Фила упало сердце. Ещё больше пыли поднялось над другим пикапом, и когда она наконец испарилась, Вики вместе с тёмно-алой машиной Наттера исчезла.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Фил пришёл со своей смены около семи часов утра, чтобы разобраться с бумагами и, что гораздо важнее, приготовить кофе до прихода шефа Маллинза в восемь. Сьюзен не спросила его, как дела в «Сумасшедшем Салли», когда он ночью вернулся в участок, чтобы переодеться в форму; возможно, она почувствовала его душевное смятение.

Что это была за ночь!

Всю смену его преследовал образ Вики Стил.

Он попытался собраться с мыслями и сел за большой письменный стол Маллинза, чтобы закончить свою работу, но тут заметил лист бумаги перед собой.

ЗАЯВЛЕНИЕ О ПРОПАЖЕ ЧЕЛОВЕКА.

Некто по имени Кевин Орндорф был объявлен в розыск неким Полом Салливаном.

— Эй, Сьюзен, — позвал он. — Что это за заявление здесь, на столе шефа?

Сьюзен, сидевшая в своей комнате связи, довольно ехидно ответила:

— Это… заявление о пропаже человека.

— Смешно. Ты знаешь кого-нибудь из этих парней?

— Нет.

— Как выглядел этот парень Салливан?

— Как типичный подонок. Он пришёл около часа назад, подал заявление, потому что он сказал, что не видел своего приятеля Орндорфа уже несколько недель.

Взгляд Фила скользнул по листу бумаги.

— Почему он подал его сюда? Эти парни даже не живут в Крик-Сити.

— Да, но последнее место, где видели Орндорфа, было у нас. На самом деле, в «Сумасшедшем Салли».

«В „Сумасшедшем Салли“? Хм-м-м…»

Но почему это должно волновать Фила? В девяти случаях из десяти пропавшие без вести были ничтожествами. Парень, вероятно, задолжал кому-нибудь кучу денег или алименты на ребёнка, поэтому он покинул город и никому не сказал. Такое случалось всё время.

Он вернулся к своему делу, но всё же что-то беспокоило его. Слова Игла:

«Она вляпалась в кучу дерьма, о котором ты не хочешь слышать».

— Эй, Сьюзен, — снова позвал он. — Сделай мне одолжение и проверь Вики Стил, хорошо?

Она хихикнула.

— Проверяешь бывшую, да?

— Не очень весело. Просто сделай это, хорошо?

— Конечно. Дай мне минутку.

Фил ждал, постукивая кончиком карандаша по промокашке Маллинза. Из каморки Сьюзен он услышал щёлканье клавиш компьютера. Затем:

— Ничего, — сказала она, когда получила ответ на свой запрос.

Он снова постучал по промокашке, размышляя.

— Проверь Игла Питерса, — сказал он затем.

— Кого?

— Игл Питерс. Он всю жизнь провёл здесь.

Ещё один шквал щелчков клавиш.

«Вероятно, на него тоже ничего нет,» — предположил он.

— Он может быть в чём-то замешан, а? — спросила Сьюзен через минуту. — У этого парня три неоплаченных дорожных штрафа, три условных срока и четыре наркопреступления.

— Ты меня разыгрываешь? Это точно Игл?

— Да, Игл. И это ещё не всё. Он отсидел три года из пятилетнего срока в тюрьме округа Клэй.

Фил замолчал, постукивая по столу ещё быстрее. Эта информация отчасти взволновала его, отчасти разочаровала. В эту секунду ему пришёл в голову самый важный вопрос.

— Тюремное заключение — это были наркотики?

— Да, — ответила Сьюзен. — Хранение, транспортировка и распространение.

— Что он распространял?

— Твоя любимая мозоль. «Ангельская пыль».

Фил ещё немного посидел; теперь он чувствовал себя подготовленным. Игл был бы идеальным информатором. Он не знал, что Фил был полицейским, к тому же они были друзьями детства. Если Игл был замешан в этом деле, он мог бы привести их прямо к Наттеру…

— Эй, Сьюзен?

— Да, — пробормотала она.

— Сделай мне одолжение. Проверь по базе этих двух парней, Орндорфа и Салливана.

— Ты же знаешь, всякий раз, когда мы проверяем кого-то без официального запроса, то получаем нагоняй от департамента.

— Мне всё равно! — почти рявкнул Фил. — Просто проверь их… пожалуйста.

— Ну, в таком случае… — снова щелчок, снова ожидание. — У тебя есть какое-то предчувствие… У обоих парней несколько приводов, одно и то же. Хранение с намерением сбыта.

— «Ангельская пыль»?

— В точку!

«Ну и ну,» — подумал Фил.

Это становилось интересным. Фил налил себе кофе, не обращая внимания на его едкий привкус. Три проверки — три попадания с «ангельской пылью». Ему не терпелось рассказать об этом Маллинзу.

Маллинз…

Затем Фил посмотрел на треснувшие часы VFW, стоявшие над охотничьими трофеями шефа.

— Эй, Сьюзен?

— Что теперь? Ты хочешь, чтобы я проверила Белоснежку?

— Нет, но как насчёт Пасхального кролика? Он тоже тусуется в «Сумасшедшем Салли». Где шеф Маллинз? Уже почти половина девятого.

Пауза, затем:

— Ты прав. Он никогда не опаздывает.

— Может, у него похмелье?

— Нет, он бросил пить много лет назад.

— Может, тебе стоит позвонить ему? Может, он забыл поставить будильник или типа того?

— Сомневаюсь, — сказала она, но он всё равно услышал, как она набирает номер…

— Нет ответа. Это странно.

Затем Фил пожал плечами.

— Он скоро будет. Он, наверное, стоит в очереди за пончиками в Qwik-Stop.

— Вот это уже возможно.

«Ну, похоже, я застрял здесь, пока он не придёт».

Фил убил некоторое время, звоня в окружную больницу, изолятор и морг, но никого по имени Кевин Орндорф там зарегистрировано не было.

— Эй, Фил!

— Что?

— Ты когда-нибудь пригласишь меня на свидание, или мне ждать до пенсии?

Фил чуть не выплюнул свой кофе на стол Маллинза. Он старался прийти в себя как можно быстрее, но что он мог сказать?

«Разумный подход, — решил он, — может быть лучше всего».

— Эй, я уже спрашивал, но ты была слишком занята. Помнишь? Моё правило — никогда не спрашивать больше трёх раз. Женщины должны стоять в очереди, чтобы пойти со мной на свидание, я хочу, чтобы ты это знала. Иногда они даже мне платят.

Сьюзен пронзительно рассмеялась.

— И если мне не изменяет память, мисс Райдер, ваши три шанса уже упущены, — Фил улыбнулся своей самоуверенности, хотя из своей комнаты связи она его не видела. — Это как бейсбол, — сказал он ей. — Три удара, и ты вылетаешь.

— Эй! — она высказалась в ответ. — Я ничего не могу поделать, если ты приглашаешь меня только в те дни, когда у меня занятия.

— Что ж, полагаю, ты права. Чтобы показать тебе, что я человек с характером и справедливостью, я дам тебе беспрецедентную четвёртую возможность быть удостоенной моего присутствия, — он сделал эффектную паузу. — Ты хочешь пойти куда-нибудь сегодня вечером?

— Я не могу, у меня занятия.

Фил поморщился.

— Зря ты со мной играешь.

— Но завтра я буду свободна, — перебила она. — Позвони мне, когда тебе удастся вытащить свою задницу из постели.

— Зачем тебе звонить? Я просто буду кричать через вентиляционное отверстие.

— Не забудь, — предупредила она его. — Ты когда-нибудь слышал фразу: «В самом Аду нет фурии страшнее, чем женщина, которую отвергли?»

«Забыть?» — Фил чуть не рассмеялся.

— Да, как будто я забуду, что у меня с тобой свидание. Не беспокойтесь, мисс Райдер.

— Постарайся, — ответила она. — Не надо меня подставлять.

«Господи, она серьёзно,» — понял Фил.

— Кстати, о том, чтобы вовремя проснуться, — сказала Сьюзен, — я думаю, что мы оба уже должны спать.

— Что?

— Я про шефа. Он действительно опаздывает.

— Ты права, — согласился Фил, снова взглянув на часы.

Шеф Маллинз был очень высокомерным, предвзятым, упрямым и капризным. Но было одно, чего он не делал: он никогда не опаздывал.

— У него ведь есть рация на этой большой сухопутной яхте, верно? — спросил Фил. — Попробуй позвонить ему.

— Хорошая идея! — Сьюзен включила микрофон своей базовой станции. — Два-ноль-один, немедленно примите сигнал три.

Ответа не последовало.

— Два-ноль-один, вы меня слышите?

Ничего.

— Шеф Маллинз? Вы меня слышите?

Ответа так и не последовало.

— К чёрту всё это, — сказал Фил и встал, схватив ключи от машины. — Я пойду поищу его. Что-то здесь не так.

Но прежде чем он добрался до задней двери, Сьюзен крикнула:

— Он только что вышел на связь.

Фил быстро шагнул в комнату связи. Голос Маллинза, ещё более хриплый в эфире, ворчал:

— Да, Сьюзен, я на десять-двадцать миль к северу от сто пятьдесят четвёртого шоссе, сразу за болотом Хокли…

— Мы уже начали немного волноваться. С вами всё в порядке? Вам нужна помощь?

— Можно сказать и так. Господи… Фил всё ещё на станции?

— Да, шеф, он здесь.

— Хорошо. Я хочу, чтобы вы заперли помещение и ушли оттуда, — приказал Маллинз. — Но сначала, Сьюзен, я хочу, чтобы ты взяла несколько пар резиновых перчаток, несколько щипцов и несколько пакетов для улик, — статика потрескивала во время его следующей паузы. — И передай Филу, что у нас сигнал шестьдесят четыре.

«Вот чёрт!» — подумал Фил.

Сьюзен выключила базовую станцию. Её лицо было мрачным.

— Ты слышал его? — сказала она, открывая маленький ящик, в котором они хранили материалы для сбора улик.

— Да, я слышал его хорошо.

Затем Фил так же мрачно подошёл к картотеке и достал бланк сигнала шестьдесят четыре, иначе известный как единый юрисдикционный стандартный отчёт об убийстве.

* * *
— Что? Во имя… — Фил не стал утруждать себя тем, чтобы закончить фразу.

«Во имя всего святого,» — мелькнуло у него в голове.

Сьюзен, стоявшая рядом с ним, смотрела вниз, в неровный овраг, а Маллинз держался в нескольких ярдах, отвернувшись. Казалось, он вот-вот отправит свою последнюю трапезу в траву. Если он уже этого не сделал.

Труп блестел алым цветом; руки были раскинуты в разные стороны, несколько мух облепили покрытую запёкшейся кровью голову; Филу потребовалось несколько мгновений пристального взгляда, прежде чем он смог распознать в этом всём человека.

Круглое лицо шефа побледнело. Он указывал на спущенную переднюю правую шину на своём Cadillac и объяснял:

— Так что, когда я появляюсь из-за поворота, у меня спускает шина. Это совершенно новая чёртова шина. И вообще, я вытаскиваю домкрат из багажника, поворачиваюсь, чтобы плюнуть в овраг, и первое, что я вижу, это…

«Чертовски хороший способ начать день,» — подумал Фил.

Он пригляделся к трупу, и ему показалось, что его желудок сжался до размеров чернослива. Было рано; солнце ещё не поднялось над горизонтом, и они находились в тени. Это придавало странный пурпурный оттенок сверкающему алому цвету трупа. Сначала Фил предположил, что тело было просто обнажено и покрыто кровью, но когда он наклонился, упёршись руками в колени, он понял, что это было что-то гораздо хуже.

— Боже мой, — прохрипела Сьюзен. — Он выглядит так, как будто…

— С него содрали кожу, — закончил Фил. — И к тому же идеально. Это серьёзная, просчитанная работа, шеф.

— Поговори ещё об этом.

Труп лежал в овраге, как будто случайно упал туда.

«Вероятно, его вытолкнули из движущейся машины,» — предположил Фил, хотя ему и было жаль бедного болвана, которому потом пришлось чистить машину.

Сухожилия и даже вены оставались безупречно неповреждёнными вдоль ободранной мускулатуры.

— Да, — пробормотал Фил. — Кто-то действительно сделал идеальную работу над этим парнем… если это вообще парень.

Это замечание было уместно; хотя труп, казалось, обладал мужским телом, его очевидная потеря гениталий оставляла под вопросом его пол. И волос тоже не было — они были скальпированы. То, что осталось от его головы, безжизненно лежало на земле.

— Это парень, — сказал Маллинз. — Он указал на десять ярдов вправо. — Это не женские тряпки.

Дальше в овраге Фил заметил одежду — мужские джинсы с зауженными штанинами, большую фланелевую рубашку и пару приличных ковбойских сапог, разбросанных так же небрежно, как и труп. Потом Сьюзен, прищурившись, заметила ещё кое-что.

— А что, кошелёк тоже лежал там? — спросила она.

— Да, — сказал Маллинз. — Вот почему я хотел, чтобы ты принесла перчатки, чтобы собрать вещественные доказательства. Проверьте его.

Фил и Сьюзен натянули по паре резиновых перчаток и подошли к разбросанной одежде. Бумажник лежал рядом с одним из сапог. Сьюзен опустилась на колени и очень осторожно открыла бумажник щипцами.

— Наличных нет, — заметила она. — Но…

Так же осторожно она вытащила что-то ещё.

— Водительские права, — заметил Фил. — Ничуть не удивлён.

Маллинз, несмотря на явную тошноту, разволновался.

— Разве это не удача? Мы получили мгновенное подтверждение личности.

— Это не удача, шеф, — сказал Фил. — Это закономерность, и я готов поспорить на свою зарплату, что это связано с наркотиками.

— Откуда, чёрт возьми, ты это знаешь? — раздражённо спросил Маллинз.

— Это правила для наркодилеров, — сказала ему Сьюзен. — Они специально оставили бумажник.

— Вот именно, — добавил Фил и встряхнул пакет с вещественными доказательствами. — Кто бы это ни сделал, он хочет, чтобы все узнали, за что этого парня убили. Я видел такие вещи каждый день на работе в большом городе.

— Джейк Дастин Родс, — Сьюзен прочла имя на водительском удостоверении. — Адрес в Уэйнсвилле… — потом она бросила удостоверение в сумку.

— И я готов поспорить ещё на одну зарплату, — продолжал Фил, — что этот парень связан с делом, которое мы расследуем.

— Похоже, ты знаешь очень много, — проворчал Маллинз. — Я всё ещё не понимаю, к чему ты клонишь.

Фил нахмурился. Он всё время забывал, что это не большой город.

— Этот парень Родс — наркодилер, десять к одному, и какие-то другие наркодилеры сделали это с ним за то, что он продавал товар на их территории. Вот так дилеры предупреждают всех остальных: если кто-то сунется на их территорию, это произойдёт и с ним.

— Это чертовски хороший способ донести информацию, — прокомментировал Маллинз.

— Да, и это срабатывает, — затем Фил со Сьюзен начали складывать одежду в большие пакеты для улик. — В городе они всё время это делают: обезглавливают, расчленяют, поджигают, а потом оставляют тело с удостоверением личности, чтобы слухи распространились. Этот парень торговал наркотиками на чужой территории. И поскольку они оставили тело в пределах Крик-Сити, мы можем с уверенностью предположить, что возможная территория торговли и является самим Крик-Сити.

— Чепуха, — сказал Маллинз.

— Это хорошее предположение, шеф.

— В этом нет ничего хорошего, — Маллинз вытащил упаковку Red Man, поморщился и положил её обратно. — Я буду держать пари, что убийца — это больной, уродливый мерзавец, один из крикеров Наттера.

— Давайте пока не будем торопиться. Мы всё ещё должны проверить. Я могу ошибаться, но просто я сомневаюсь, что это крикеры.

Маллинз провёл ладонью по бледному лицу. Фил посочувствовал: Маллинз был простым, непринуждённым начальником городской полиции — он не знал, как справляться с подобными ситуациями, а поскольку должность начальника полиции была выборной в Крик-Сити, это было ещё одной проблемой. Увечья, убийства, наркопреступления были чужды шефу Маллинзу. Маллинз изо всех сил старался не развалиться на части, и у него это не слишком хорошо получалось. Он не хотел выглядеть слабым перед своими сотрудниками, что представляло собой ту сторону человеческой уязвимости, которую Фил никогда не понимал.

— Я… я должен подождать судмедэксперта, — заколебался Маллинз. Каждый раз, когда он заглядывал в овраг, казалось, что он вот-вот упадёт. — А вы возвращайтесь в участок и начинайте разбираться с этим Родсом.

— Я подожду с вами, шеф, — предложил Фил. — Помогу вам поменять колесо.

— Нет, поезжайте обратно, вы оба. Я ведь не ребёнок, знаешь ли. Я занимаюсь этими делами с тех пор, как ты начал носить подгузники.

— Послушайте, шеф, я же не говорю, что вы ребёнок. Но вы, очевидно, немного потрясены.

— Я не потрясён, — настаивал Маллинз. Он собрался с духом. — Отвезите улики в участок, — приказал он. — Проверьте по базе этого Родса. И что бы вы ни делали, не говорите никому об этом: ни окружным копам, ни штату, ни одной живой душе. Мы ведь не городские клоуны. Мы такой же хороший полицейский департамент, как и все остальные, и я не хочу, чтобы какое-то внешнее агентство занималось нашим делом. Это наша проблема, и мы будем теми, кто её исправит.

— Шеф, но…

— Возвращайся в участок вместе со Сьюзен, — приказал Маллинз, на этот раз более решительно. — Я твой босс, так что не перечь мне. Если тебе не нравится, иди работать в другое место.

— Понял, шеф, — повиновался Фил. — Увидимся чуть позже.

Они со Сьюзен положили пакеты с вещественными доказательствами в багажник и, не говоря больше ни слова, повели машину в обратном направлении. В зеркале заднего вида отражение Маллинза съёжилось, когда они отъехали. Это был толстый, старый, сломленный человек.

— Я никогда не видела его таким, — сказала Сьюзен, сидя за рулём. — Он разваливается на куски.

— Ему трудно справиться с тем, чтобы переехать в другую квартиру, а найти чей-то труп с содранной кожей… Он просто не хочет показывать, что потрясён. И он прав в одном. Мы сами с этим справимся. Нам не нужны окружные копы, утирающие нам носы.

— Да, но…

— Но что? — спросил Фил.

Хорошенькое личико Сьюзен выглядело совершенно растерянным, когда она вела машину через извилистые повороты шоссе.

— Это серьёзное дело, Фил.

— Мы с этим разберёмся.

— Я имею в виду… Господи, ты же видел, что они сделали с тем парнем. Кто мог сделать что-то подобное?

— Психопаты, вот кто. Единственное, что хуже психопата — это психопат, который является бизнесменом. Наркотики — это точно такой же бизнес, как и любой другой: ты преуспеваешь, избавляясь от конкурентов. Я гарантирую, что люди, которые сделали это с тем парнем, даже глазом не моргнули. Им насрать.

А потом, когда его волосы развевались на ветру из окна машины, и первые солнечные лучи выглядывали на горизонте, ему в голову пришёл самый жуткий вопрос:

«Какого чёрта они сделали с кожей этого парня?»

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Фил и Сьюзен вышли из участка к полудню. Маллинз вернулся раньше, после того как починил свою машину и отправил тело некоего Джейка Дастина Родса в морг; судмедэксперту не потребовалось много времени, чтобы официально объявить Родса мёртвым. Трудно было быть мертвее…

Предположение Фила было верным; проверка Сьюзен Джейка Родса выявила множество арестов, обвинений, условных приговоров — известных в этом штате — все за хранение, транспортировку и распространение наркотиков. Он даже был задержан как подозреваемый в ряде связанных с наркотиками расследований убийств, но был освобождён из-за недостаточных доказательств.

Мир не будет скучать по Джейку Дастину Родсу.

Будучи полицейским уже десять лет, Фил не был удивлён своему чувству отстранённости, которое охватило его вскоре после того, как он увидел состояние трупа; эта чувствительность сопровождала его работу: когда вы видите мёртвых людей, вы не принимаете это близко к сердцу, а когда вы видите мёртвых наркоторговцев, вы переживаете ещё меньше. Фил также не был удивлён странной и ускоренной манерой, в которой проходило это расследование по наркотикам. В течение нескольких недель он занимался этим делом и не обнаружил ничего, что указывало бы на связь «ангельской пыли» и Крик-Сити. Но теперь, буквально за одну ночь, у него был Игл Питерс с наркотиками в личном деле, пропавший человек по имени Орндорф с такой же историей, и труп по имени Родс, также замешанный с «ангельской пылью». Ещё один аспект полицейской работы — чистая спонтанность, к которой он уже привык. Тупая удача часто была самым надёжным другом полицейского.

— Не забудь о нашем завтрашнем свидании, — напомнила ему Сьюзен, когда они оба зашли в пансион «Старая леди Крейн».

— Ты издеваешься? Я скорее забуду своё имя! Я знаю, в аду нет такой ярости, как у отвергнутого диспетчера!

— Увидимся вечером на работе, — сказала она, поднимаясь по старой ковровой лестнице.

Фил улыбнулся, несмотря на усталость, и прошёл по коридору первого этажа в свою комнату. Он чувствовал оцепенение восторга; он не был на настоящем «свидании» в течение уже долгого времени. И что радовало его гораздо больше, так это растущее влечение к Сьюзен. Оно казалось лёгким и чистым; не только его физическое влечение к ней — хотя с каждым днём она казалась ему всё более красивой, её глаза всё более голубыми, её волосы всё более шелковистыми, её тело всё более привлекательным — но и его человеческое влечение; она нравилась ему за слишком многие моменты, и он явно нравился ей тоже.

«Должно быть, я делаю всё правильно, — подумал он. —Зачем ей встречаться со мной, если она не считает меня крутым парнем?»

Но сейчас он был усталым парнем. Ночные смены с самого начала нарушали его метаболизм, и ещё хуже было то, что благодаря сегодняшней неизбежной сверхурочной работе он ложился спать на несколько часов позже, чем привык. Простая перспектива сна никогда не казалась более роскошной, когда он закрыл дверь и начал раздеваться.

У него было только одно желание: никаких плохих снов сегодня, никаких кошмаров.

Теперь эти сны неуловимо преследовали его. Казалось, что в тот момент, когда он начинал дремать, его разум возвращал его к тому закоулку детства. Как в зернистом, плохо снятом фильме: его десятилетнее «я» блуждает по влажному, заросшему виноградом лесу. Маленькая девочка-крикер, хорошенькая, несмотря на свои уродства, убегает под палящее солнце. Высокий холм, окружённый увядающей травой, которая была такой же высокой, как и он сам, и на вершине холма…

Дом.

«Христос…»

И его узкие, потрёпанные окна, вставленные в побеленное дерево. Окна похожи на глаза, которые смотрят прямо в пульсирующее сердце самого кошмара…

Он повесил пояс с оружием в шкаф, снял значок и расстегнул рубашку. Минуту назад он был в прекрасном настроении, а теперь оно испортилось. Кошмар повторялся даже тогда, когда он бодрствовал; он вредил ему.

Почему он так одержим воспоминаниями?

Всё это было более двух десятилетий назад, если оно вообще было реальным.

«Мне нужно сходить к психиатру,» — подумал он.

И это была не шутка. Теперь этот кошмар мучил его, совершая набеги в его сон, и клевал его бодрствующие мысли, как какой-то сумасшедший, с игольчатым клювом гракл, пожирающий кучу жирных червей. Он сейчас был до того измученный, что боялся ложиться спать. Потому что он знал, что призрак будет ждать, чтобы насладиться бóльшей частью его памяти, мрачными, острыми как лезвие образами вещей, которые он думал, что видел в доме в тот день…

— Господи Иисусе, неужели ты не можешь перестать думать об этом дерьме?! — он заорал на себя. — Что, чёрт возьми, с тобой не так, тряпка?!

И в конце этой саморазрушительной мысли раздался лёгкий стук костяшек пальцев в дверь. В этот момент его разум был настолько расстроен, что он даже не сразу сообразил, кто бы это мог быть.

Может быть, Сьюзен?

Может быть, она забыла ему что-то сказать?

А может, это была его квартирная хозяйка или Маллинз?

Но когда он открыл дверь, то увидел, что это был ни один из тех, на кого он подумал.

— Привет, Фил, — послышался приглушённый и слегка грубый голос. Немного грубый, да, но более чем знакомый.

Фил сглотнул, как будто проглотил сухие хлопья овсянки.

— Привет… Вики, — ответил он.

* * *
«Óна…»

Эта мысль прозвучала как единственный всхлип радости. Как вестник, как дыхание…

«Вестник чего? — удивился он. — Надежды? Нет… Спасения».

Восхищённый в наступившей темноте, священник застыл на противоположной стороне комнаты. Темнота одела его, словно в мантию святого человека. В конце концов, он и был святым человеком. Он помогал святым вещам. Он просил благословения и отпускал грехи. Теперь в своём собственном плаще, сотканном из самой строгой мешковины, он стоял в задумчивом, бесспорном поклонении.

«Спаси нас…»

Через закрытое ставнями окно в тёмной комнате свисала тончайшая струйка солнечного света, похожая на сверкающие нити паутины. Темнота обеспечивала его забвение, не так ли? Как и их собственные души, святилище от несчастья их проклятой и самой непристойной порчи.

Как и для их Спасителя, их единственной настоящей свободой была великолепная тьма…

«Спаси нас, умоляю тебя,» — подумал священник.

На глаза у него навернулись слёзы.

И мимо мельчайшей паутины света — в убежище собственной тьмы — что-то шевельнулось.

* * *
— Я не собиралась заходить, но… — слова Вики, казалось, умирали от собственного голода, она еле выдавила их из себя.

— Но что? — спросил Фил, когда впустил её.

Он задал этот вопрос скорее из-за собственной растерянности. Её присутствие ошеломило его.

Зачем она пришла?

Что она ожидала от него услышать?

Как она воспринимала его?

«Она имеет полное право, — напомнил он себе, — ненавидеть меня до чёртиков».

Что она пришла сказать ему?

Обрушиться на него в порыве гнева и отчаяния, которые кипели в ней годами?

«Большинство женщин, — подумал он, — так бы и сделали».

Он был тем парнем, который признался ей в любви, а потом бросил её.

И всё же она казалась спокойной, хотя и немного нервничала. В её поведении и оттенках голоса Фил не мог уловить ничего от той ярости, которую он себе представлял.

— Не хотела тебя беспокоить.

— Ради бога, это не проблема, — ответил он так быстро, что мог показаться раздражённым. — Господи, мы почти…

Остальное он не договорил.

«Мы почти поженились,» — практически закончил он.

И какой катастрофической вещью это было бы сказать. Между ними повисла тяжёлая, как бетон, пауза.

— Ты хорошо выглядишь, Вики, — сказал он. — И я рад тебя видеть.

Он ожидал такого же ответа, но потом подумал:

«Как хорошо я могу выглядеть в мятых штанах и старой футболке? Да, придурок, и она очень рада, что тебя видит! Парень, который ушёл из её жизни и никогда не оглядывался назад…»

— Я видела тебя вчера вечером, — сказала она более спокойно, — и я уверена, что ты видел меня, по крайней мере, я так думаю, — она мрачно усмехнулась. — Наверное, довольно трудно не заметить свою бывшую невесту на сцене в стриптиз-клубе? Я собиралась подойти к бару и поздороваться, но… не хотела проблем, понимаешь?

Проблем? Это могло означать всё, что угодно, но просить её рассказать это сейчас было бы ещё тяжелее для неё; просто прийти сюда должно было быть и так достаточно трудно.

— Хочешь чего-нибудь выпить? — спросил он вместо этого и открыл холодильник. — У меня есть… — холодильник был пуст. — У меня есть отличная импортная газированная вода из-под крана.

— Нет, спасибо, — рассмеялась она. — Если ты помнишь, я никогда не пила газированную воду.

Филу потребовалось несколько секунд, чтобы по-настоящему рассмотреть её, хотя эти несколько секунд тянулись как целые минуты. Она была одета откровенно: короткая, обтягивающая джинсовая юбка и блестящая тёмно-красная майка, очень прозрачная и такая же тесная. Там, где Сьюзен была привлекательна в простом смысле, внешность Вики можно было сравнить с карикатурой. Её светло-рыжие волосы ниспадали прямо на обнажённые плечи; когда она поворачивала голову, они мерцали, как тонкая мишура. След макияжа подчёркивал линии её лица. Её тёмно-зелёные глаза казались огромными, как драгоценные камни, а тончайшая пастельная помада подчёркивала губы. Она была симпатичнее, чем Фил мог её помнить. Она казалась более подтянутой, более мускулистой, чем когда-либо прежде. Её ноги, плечи и руки, острое декольте — всё было голое и кремово-белое. Даже туманная россыпь веснушек прямо над её грудями казалась прекрасным украшением, в то время как сами груди под сверкающей майкой были без лифчика.

И во всей её привлекательности, пожалуй, это было самое печальное. Это всё, чем она была сейчас, в некотором смысле… телом. Раздавленная порабощением захолустья, пойманная в ловушку собственным воспитанием и внушённым страхом уехать отсюда, её настоящая женственность почти испарилась. Жребий всей её жизни не оставил ей ничего другого.

Странная улыбка появилась на её губах.

Заметила ли она мимолётный взгляд Фила?

Он надеялся, что нет; последнее, в чём она нуждалась в своей жизни, это чтобы ещё один болван пялился на неё, особенно когда этот болван был её бывшим женихом. Она села в обшарпанное кресло у комода. Её кожа, казалось, зашелестела, когда она скрестила ноги; она лениво откинулась назад, глядя на него.

— Я слышала, ты теперь работаешь ландшафтным дизайнером, — сказала она.

Очевидно, у Игла был болтливый язык, чему Фил был очень рад. И это была чёртова удача, что он повесил свою рубашку и пояс с оружием в шкаф, прежде чем она вошла; его прикрытие было бы сорвано, прежде чем дело было раскрыто.

— Да, пока на полставки, — сказал он. — Пока не найду что-нибудь получше.

— Здесь? Тебе повезло, что ты вообще нашёл здесь работу, — её большие зелёные глаза осмотрели бóльшую часть тесной комнаты. — Я думаю, это было полгода назад или около того, я вроде как слышала, что у тебя ничего не получилось в городской полиции.

— Меня уволили, — тут же признался Фил. — Это долгая и скучная история.

— Должно быть, это был настоящий облом для тебя. Быть полицейским — это то, чего ты хотел больше всего на свете, не так ли? Я имею в виду, за всё то время, что мы были вместе, ты только об этом и говорил.

Фил проглотил комок в горле. Это было почти безобидно, как она сказала:

«За всё то время, что мы были вместе…»

— Ничего страшного, всё к лучшему, правда, — солгал он. — Мне потребовалось десять лет, чтобы понять, что быть полицейским не для меня. Я очень быстро устал видеть, как люди насилуют, грабят и убивают каждый день. Ты должна знать, о чём я говорю, ты тоже полицейский.

— Я была местным деревенским копом, — поправила она и снова скрестила ноги. — На самом деле это не одно и то же. Но это была хорошая работа.

Это замечание показалось ему самым странным. По словам Маллинза, у него не было другого выбора, кроме как уволить её за всевозможные сексуальные проступки. Она явно не была создана для полицейской работы; она слишком легко прошла путь от полицейского до проститутки. Фотографии Маллинза доказали это.

Разве не так?

Мрачная улыбка появилась на её губах. Она расслабилась, закрыла глаза и вздохнула.

— Ты всегда был таким джентльменом, Фил. Ты даже не собираешься спросить?

— Что спросить?

— Неужели тебе совсем не любопытно?

Фил понял, к чему она клонит, но признать это значило бы только усилить тяжесть этого странного обстоятельства. Вместо этого, и с не особой уверенностью, он сказал:

— Я не знаю, что ты имеешь в виду, Вики.

Она нахмурилась, и вся прелесть мгновенно исчезла с её лица.

— Раньше я была копом, Фил, а теперь я стриптизёрша. Большинство людей подумают, что это немного странно, не так ли? Разве ты не хочешь знать, что случилось?

На этот раз с бóльшей убеждённостью он ответил:

— Эй, это твоё дело, не моё. Пока мы счастливы делать то, что мы делаем, всё остальное не имеет значения.

Наполовину шёпотом и с закрытыми глазами она ответила:

— Ты думаешь, я счастлива делать это?

Фил сел на край кровати, подняв брови. Он не мог найти ответа.

— Я была похожа на тебя, помнишь? — продолжила она. — Я хотела быть полицейским, и я была хорошим полицейским, — колебание, неловкий глоток. — Хочешь знать, почему я теперь не полицейский?

«Я уже знаю,» — подумал Фил, но, конечно же, он не мог этого сказать, не разоблачив полностью своё прикрытие.

— Так расскажи мне, что случилось.

— Маллинз домогался меня. С самого первого дня он пытался залезть мне в штаны, но, знаешь, я решила, что это всё шутка. Деревенский начальник просто играет такую роль. Но вскоре шутка перестала быть смешной. Однажды ночью он попытался изнасиловать меня, сказал, что если я не отдамся ему, он меня уволит. Я подала жалобу на домогательства в управление связи штата, но Маллинз сделал так, чтобы её отклонили, сфабриковал кучу дерьма и фальшивых документов, а затем уволил меня.

Фил слушал то, что она говорила, так же пристально, как и смотрел на неё.

Больше всего на свете ему хотелось верить ей, но как он мог?

Собственные заявления Маллинза о её сексуальной халатности при исполнении служебных обязанностей неопровержимо подтверждали фотографии, сделанные после её ухода из департамента. Нельзя было отрицать того, что изображено на фотографиях — половые акты в общественных местах — и нельзя было отрицать, что Вики Стил была женщиной на тех фотографиях.

— Но бьюсь об заклад, это не то, что ты слышал, а? — она продолжала шептать. — Держу пари, ты слышал, что я на дежурстве трахалась с парнями, да? Это то, что ты слышал?

— Я ничего не слышал, Вики, — снова солгал Фил, защищая своё прикрытие. — Я вернулся в город всего месяц назад.

— Да, но это были слухи, которые ублюдок распространил по всему городу и в моём личном деле, что я «демонстрировала социальное поведение, неподобающее офицеру в целом» и «участвовала в актах сексуального домогательства и проституции, находясь в форме». У него даже были «свидетели», которые давали письменные показания и обещали дать показания в суде, если я буду обвинять его. Следующее, что я помню, это то, что я на улице, а идти мне некуда. И ни одно полицейское управление в стране даже не подумало бы нанять меня. Этот сукин сын погубил меня, и всё потому, что я не стала с ним трахаться!

Слово «трахаться» звякнуло, как треснувший колокол. Но, опять же, Фил не мог поверить в её историю.

«Я видел фотографии,» — мрачно напомнил он себе.

Он знал, что слишком часто в жизни люди меняются к худшему, и Вики Стил должна быть ярким примером.

«Вот почему она пришла сюда сегодня. Чтобы сохранить лицо, оправдаться теперь, когда она знала, что я вернулся в город».

Всё, что он мог сейчас сделать, это пожалеть её.

И это заставляло его чувствовать себя в конечном счёте дерьмово, не только из-за невзгод, которые она пережила с тех пор, как он прекратил их отношения, но и из-за признания того, что он делал с ней прямо сейчас.

Он использовал её, не так ли?

Другого слова для этого быть не могло. Фил притворялся кем-то, кем он не был, и он использовал её несчастье как средство проникнуть глубже в свои зацепки по «ангельской пыли».

«Она — идеальная информационная жертва, — сказал он себе. — А я идеальный мудак…»

Вики наконец выпрямилась и открыла глаза.

— Ты мне не веришь, да?

— Я верю тебе, — снова солгал он. Ему не хотелось думать о том, сколько лжи он уже наговорил. — Я знаю всё о том, как попасть в чёрный список, Вики. Однажды я расскажу тебе, что случилось со мной в городе. Одно и то же, но разные обстоятельства.

Она молча вздохнула с облегчением.

— Держу пари, ты думаешь, что я виню тебя, да?

В конце концов, это был вопрос, на который ему не нужно было отвечать ложью.

— Ты имеешь на это полное право, Вики. Главная причина, по которой всё пошло к чёрту для нас, это то, что я хотел выбраться из этого города больше всего на свете. Я знаю это. И мне не очень хорошо от того, как всё закончилось для нас.

— Да, но по крайней мере ты знал, чего хочешь, и пошёл на это. Я же была слишком неуверена в себе, слишком напугана, чтобы думать, что могу жить где-то лучше, чем в Крик-Сити. И посмотри на меня сейчас…

— Я и сам не очень хорошо справляюсь, — Фил попытался разрядить обстановку. — Я работал начальником отдела полиции, а сейчас я зарабатываю семь баксов в час, сажая розовые кусты и подкладывая навоз.

— Ты всегда умудряешься обойти неприятные темы стороной, не так ли? — сказала она. — Полагаю, это твой способ быть вежливым.

«Что такое с ней случилось?»

Её лицо окаменело. На мгновение она вовсе не была хорошенькой; она была уродлива в злобном взгляде отвращения к себе.

— Я придорожная стриптизёрша, Фил. Я не собираюсь лгать тебе, — большие, похожие на драгоценные камни зелёные глаза, боролись с внезапными слезами. — И я шлюха.

В одно непроизвольное мгновение часть Фила перенеслась в другое время, так давно, в то время, когда они были влюблены друг в друга и когда нынешнее состояние их жизни было настолько далёким, что казалось немыслимым. Ему хотелось спорить с ней, трясти её за плечи и кричать ей в лицо, чтобы она перестала обвинять себя и вылезла из той грязной канавы, в которую провалилась её жизнь.

«Перестань себя жалеть и возьми себя в руки! — ему хотелось разглагольствовать. — Ладно, ты упала низко, но поднимайся нахуй и живи по-настоящему, пока не стало слишком поздно!»

Но он не мог сказать ничего подобного и знал это. Она нужна ему для своего дела. Он был полицейским, и у него была работа. Он должен был подыграть в этой ситуации.

«Да, моя лучшая зацепка. Девушка, которую я когда-то любил. Девушка, на которой я почти женился…»

— Извини, — сказала она и резко встала. — Мне нужно в ванную.

— Прямо здесь, — указал он.

Она вошла и закрыла за собой дверь. Он знал, что она плачет, и это заставляло его чувствовать себя ещё более презренным. Он был достаточно низок, чтобы использовать её в интересах следствия. Но помимо этого, как бы он ни старался объяснить это Маллинзу или даже самому себе, он знал, что всегда будет отчасти виноват в том, что случилось с ней.

Через несколько минут он начал расхаживать по комнате. Ещё несколько, и он начал беспокоиться.

Он постучал в дверь ванной.

— Ты в порядке, Вики?

— Да.

— Ты уверена?

— Да. Я выйду через секунду.

И когда она действительно вышла из ванной, она, казалось, снова взяла себя в руки.

Как ни странно.

И снова она выглядела опрятной, как с иголочки, её осанка была идеальной, каждый блестящий рыжий волосок на своём месте, но её глаза теперь сверкали, как лёд. Она казалась флегматичной, жёсткой, когда всего несколько минут назад она разваливалась на части.

— Послушай, мне очень жаль, — сказала она.

— У всех нас бывают плохие моменты, Вики.

— Я думаю, что на самом деле я пришла сюда, потому что хотела, чтобы ты знал, что произошло, вот и всё. Я не хотела, чтобы ты думал…

— Не беспокойся об этом. Я рад, что ты зашла.

Их глаза встретились. На мгновение зелёный лёд треснул.

— Неужели?

— Конечно. Слушай, прошлое есть прошлое, верно? У нас обоих есть плохие моменты за плечами, это жизнь. Почему бы нам не попытаться оставить прошлое позади, забыть обо всём этом и оставить всё как есть? Давай будем друзьями, хорошо?

Что-то похожее на подавленное отчаяние отразилось на её лице, но она, казалось, сдержалась.

— Мне бы очень этого хотелось, Фил. Мне бы очень этого хотелось, но…

— Так в чём же проблема?

— Это должно быть секретом.

— Секретом? Почему?

Она взяла себя в руки.

— Я теперь замужем, Фил, — сказала она очень холодно. Она подняла левую руку и сверкнула обручальным кольцом с бриллиантом размером с горошину. — Я замужем за Коди Наттером.

Он попытался справиться со своим шоком, не дать ему вырваться наружу и растревожить воспоминания о том, как он раньше относился к ней.

— Всё ещё хочешь быть друзьями? — спросила она.

— Конечно. Мне плевать, что ты замужем за Элвисом.

Она позволила себе улыбнуться и бросила на него последний взгляд.

— Увидимся, — сказала она и ушла.

Замешательство на мгновение остановило его. Когда он выглянул в коридор, она уже исчезла.

Коди… Наттер… Жена…

Каждое слово шлёпало, как волны об камни. Как может мужчина, каким бы непоправимым ублюдком он ни был, позволить собственной жене танцевать в стриптиз-клубе и заниматься придорожной проституцией в пикапах? Когда Фил закрыл дверь, ему захотелось пробить в ней дыру. Его гнев бушевал, как огромный зверь, пойманный в крошечную клетку. Он думал, что сейчас взорвётся.

И эмоции удвоились, когда он вошёл в ванную. Возможно, чуткость полицейского настроила его на это; любой другой не заметил бы этого и через миллион лет. Но…

«О, боже, Вики, нет, нет, нет!»

На углу старой фарфоровой раковины была рассыпана кучка белой пыли. Он знал, что это такое, ещё до того, как провёл пальцем по верхней десне и почувствовал онемение и холодное покалывание.

Кокаин.

Неудивительно, что Наттер так легко заставлял её раздеваться и трахаться за деньги. Он подсадил её на кокаин…

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Фил вошёл в участок без пяти восемь, взволнованный множеством эмоций: отчаянием, недоумением и гневом.

В основном гневом.

— Привет, Фил! — сказала Сьюзен из комнаты связи, уткнувшись носом в учебник.

— Что?

Она смутно ухмыльнулась, глядя вверх.

— Я сказала: «Привет!» Это разговорное современное английское слово, обычно используемое для обозначения приветствия.

— А, ну да. Привет. Где Маллинз?

Сьюзен, очевидно, сразу почувствовала его плохое настроение.

— Он ест суши в Ginza в Токио. Знаешь, как он делает каждый вечер в восемь.

— А?

— Он у себя в кабинете! Где ещё он может быть? — она несколько раздражённо закрыла книгу. — Что с тобой? Ты сегодня встал не с той стороны кровати?

— Прости, Сьюзен. Я… — он не знал, как правильно объяснить ей это.

«Моя бывшая невеста зашла сегодня и просветила меня о том, что она замужем за Коди Наттером. Она утверждает, что Маллинз пытался изнасиловать её. А ещё она проститутка и наркоманка».

Нет, это не поможет, и это, конечно, поставит крест на их завтрашнем свидании.

— Просто сегодня я чувствую себя немного не в своей тарелке. Поговорим позже.

Фил нахмурился ещё больше, когда вошёл в кабинет шефа; Маллинза там не было, но инстинктивный взгляд в заднее окно показал, что шеф неуклюже выходит из заброшенного здания изолятора за участком, неся пакет с кофе.

— Вижу, у тебя блестящие глаза и пушистый хвост! — сказал здоровяк, входя в кабинет.

Фил не терял времени даром.

— Это было очень круто с вашей стороны не сказать мне, что Вики Стил замужем за Коди Наттером. Я думаю, вы просто забыли эту незначительную деталь, да?

— Я могу сказать, что ты в отличном настроении, — Маллинз заварил ещё один кофе и сел за заваленный бумагами стол. — Я решил, что тебе лучше узнать это самому. Не хотел шокировать тебя раньше времени.

— О, я ценю это, шеф, но… Вы же знаете, я не школьник. Я не позволяю личным вещам мешать моей работе.

— Я могу сказать… — когда Маллинз откинулся на спинку стула, тот заскрипел, как дверная петля. — Ты не пробыл в офисе и десяти минут, а выглядишь счастливым, как бешеный пёс. Я не думаю, что ты смог бы справиться с этой информацией сразу.

— Ну и ладно. Но в следующий раз рассказывайте мне всё, ладно? Как я могу сделать хорошую работу по этому делу, если вы скрываете важные факты?

— Прости, сынок. Это больше не повторится. Я так понимаю, ты с ней столкнулся?

— Да, сегодня днём, перед тем как лечь спать.

— Ты был в форме?

— Нет, нет, моё прикрытие не пострадало.

— Хорошо, — Маллинз вытащил из коробочки несколько щепоток табака и сунул их за щеку. — Хороший кусок торта отхватил Наттер, не так ли? Этот уродливый подонок женат на красивой женщине, и он заставляет её танцевать стриптиз-шоу и заниматься проституцией.

«Хороший кусок торта…»

Но теперь, когда у него было время подумать об этом, это не было так уж удивительно.

— На самом деле это довольно распространено в криминальных сетях. Наркобароны часто берут красивых жён для статуса, а затем используют их для бизнеса. Такие подонки в городе делают это всё время. Это всё равно что купить шёлковую рубашку за пятьсот долларов и вытирать об неё ноги, приходя с улицы.

Маллинз мрачно усмехнулся, услышав это сравнение.

— Уродливый мерзавец крикер… Не могу дождаться, чтобы надрать ему задницу!

— У нас очень положительная динамика в раскрытии этого дела. Вики — наша главная зацепка.

— Ты думаешь, что будешь встречаться с ней регулярно?

— Конечно. Она работает в «Сумасшедшем Салли». Я буду тусоваться там каждый вечер. И ещё я буду видеть Игла Питерса. Если я правильно разыграю свои карты, то смогу проникнуть за кулисы «Сумасшедшего Салли».

— Да, но если ты будешь играть с ними неправильно, то можешь выглядеть как тот болван, которого мы нашли в овраге этим утром. Так что будь осторожен!

— Но, — продолжал Фил, — работа под прикрытием — это непредсказуемость, и я никак не могу рассчитывать на надёжность, наблюдая за «Сумасшедшим Салли» в течение нескольких часов в штатском, а затем путешествуя по городу в форме до конца моей смены всю ночь. Есть только один способ сделать всё правильно, шеф.

— Другими словами, ты хочешь работать под прикрытием полную рабочую смену?

— Другого выхода нет, шеф. Допустим, однажды вечером мы с Питерсом встречаемся в баре, а через пару часов он или кто-нибудь из завсегдатаев бара видит, как я разъезжаю в патрульной машине. Это не только уничтожит моё прикрытие, но и даст Наттеру информацию, что мы следим за ним. Он переместит свою точку распространения куда-нибудь ещё, и тогда нам будет ещё сложнее доказать что-либо, чем до того, как мы всё начинали.

— Ты прав, — проворчал Маллинз и сплюнул. — Но мне будет трудно донести это городскому совету. Это не полиция Майами, ты же знаешь. Им не понравится идея платить офицеру за полный рабочий день под прикрытием, а человека на дежурстве во время ночной смены не иметь.

Фил ухмыльнулся.

— Поссать на городской совет, шеф! Они хотят, чтобы вы решили этот вопрос с «ангельской пылью». Вы должны сделать это правильно. Эти ворчливые придурки даже не должны знать об этом. И, чёрт возьми, вам даже не нужен патрульный полицейский здесь ночью. Все вызовы, что я когда-либо получал, это небольшие аварии на некоторых старых лесовозных дорогах. Если что-то пойдёт не так, Сьюзен может позвонить вам или послать сообщение в округ. Если вы хотите, чтобы я влез в дерьмо Наттера, меня не должно быть видно ни на этой станции, ни на той полицейской тачке. И никто, даже городской совет или мэр, не должны знать о том, что я под прикрытием. Они могут болтать, и я не удивлюсь, если Наттер смазывает одного из них для своей выгоды. Вы доверяете этим парням?

— Я бы не доверил им выгуливать даже свою собаку, а у меня нет грёбаной собаки! — Маллинз помедлил ещё мгновение, потом уступил. — Хорошо, ты эксперт по большому городу, мы сделаем всё по-твоему. Работай своё время, делай своё дело, но держи меня в курсе каждый день. И будь чертовски осторожен. Эти люди не шутят. Ты видел того парня Родса этим утром?

— Конечно видел, шеф, — Фил вспомнил. Ободранного человека было нелегко забыть. Он встал нерешительно, чтобы уйти.

— Ты даже не останешься на чашечку кофе?

Фил поднял бровь, вспоминая вкус кофейного скипидара.

— Нет, спасибо. Но послушайте, шеф, есть одна вещь, которую я должен спросить.

— Что?

Как он мог сформулировать вопрос, не выглядя нелепым? В конце концов он докажет, что не может отделить личные чувства от работы.

И всё же он должен был спросить.

— Вики сказала… — начал он.

Маллинз тут же рассмеялся.

— Дай угадаю, суперкоп. Она сказала тебе, что я уволил её из-за ерунды, да? А что ты ожидал от неё услышать? Фил, милый, большой плохой шеф Маллинз уволил меня, потому что я трахалась с кучей торчков за двадцать баксов на заднем сиденье патрульной машины? Верь мне, Фил. Она также сказала, что я пытался её изнасиловать, так?

— Ну…

— Проверь досье, любовничек. Всё это задокументировано. Я уверен, что она также сказала тебе, что я сфабриковал обвинения и купил свидетелей, и если ты достаточно глуп, чтобы поверить в это, тогда тебе нужно перезагрузить свой мозг.

— Я не говорил, что верю в это, — споткнулся Фил. — Я просто…

— Я же давал показания под присягой. В самом округе расследовали всю эту историю. Что, они тоже это выдумывают? Я дружу с этим грёбаным округом? Эти ублюдки ненавидят муниципальные департаменты. Сходи в окружную архивную палату с запросом, убедись сам. Господи, я же показывал тебе фотографии! Ради Бога, она раздвигала ноги на парковке, она делала минет за грёбаным мусорным баком. И это была всего лишь одна пачка фотографий, Фил. Хочешь посмотреть остальное?

Фил почувствовал, что съёживается от смущения. Да, он выставил себя идиотом, только подняв этот вопрос.

— Нет, — сказал он. — Не нужно.

Маллинз сплюнул табачный сок в старую кофейную чашку и отхлебнул прогорклый кофе из другой.

— Послушай, я знаю, что это нелегко признать, но как бы ты ни смотрел на это, ты не можешь сказать мне иначе. Вики Стил теперь проститутка. Придорожная грёбаная шлюха, которая трахается за деньги для своего уродца, который является самым большим поставщиком «ангельской пыли» в округе и, вероятно, убийцей людей. В прежние времена, конечно, она была другой, она была порядочным человеком, но это было очень давно. Люди позволяют своей жизни катиться в дерьмо каждый день, а иногда это люди, которых мы знаем, даже люди, которых мы любили. Но как полицейские, мы должны забыть об этом. Мы не можем позволить этому дерьму добраться до нас, потому что если мы это сделаем, мы сами не стоим дерьма. Ты меня слышишь?

— Да, я слышу вас, шеф, — Фил вышел подавленный.

Маллинз был прав. Вики Стил теперь была шлюхой.

«Шлюха, — сказал он себе и позволил этому слову проникнуть глубоко внутрь. — И ничего больше».

* * *
— Давай, Друк, — разрешил Коди Наттер. Естественно, никто не мог прикоснуться к его жене без разрешения, никто и не осмеливался. — Просто постарайся не оставлять следов. Она всегда должна хорошо выглядеть на сцене. Мало кто захочет покупать шлюху с лицом в синяках, да?

— Пожалуйста, Коди! — взмолилась его жена. Один из крикеров держал её локти за спиной, поставив её на колени. — Что случилось? — она всхлипнула. — Что я наделала?

Наттер сел и стал смотреть.

— Хм-м-м… Полагаю, это ты мне должна сказать, да?

Друк хрустнул костяшками двух больших пальцев левой руки, затем очень осторожно расстегнул её майку. Вики заскулила, когда крикер позади неё ещё сильнее надавил на её локти.

— Вы очень красивы, мисс Вики, — сделал комплимент Друк. Его кривые глаза остановились на её груди. — А теперь… что ты хочешь сделать с Коди? По-моему, он очень хороший муж для тебя.

— Я ничего не сделала! — закричала она.

В углу третий крикер пускал слюни, потирая промежность своего комбинезона, в то время как крикер позади неё ещё более обильно пускал слюни на её голое плечо.

— Не кусайся сейчас, — посоветовал Друк. — В противном случае придётся заставить мальчиков сделать это дважды, а ты ведь этого не хочешь, правда? Особенно со Скутером. Я уверен, ты слышала, какой у него большой. В последний раз, когда он трахнул девчонку, она упала и истекла кровью.

Затем Друк засунул два длинных больших пальца в рот Вики. Он мягко пошевелил ими, улыбаясь своей кривозубой улыбкой, когда крикер, державший её, начал восторженно сопеть, слюна пузырилась на его губах. Губы Вики тоже скривились от отвращения. Слёзы размазали тушь по её щекам, как следы чёрной крови.

Коди Наттер решительно кивнул.

— Время слушать, мисс Вики, и вам лучше слушать хорошо… — Друк провёл двумя большими пальцами по её горлу и надавил. Он сильно надавил.

Вики тут же начала задыхаться, её зелёные глаза расширились, тело задрожало.

— Не кусайся, — ласково повторил Друк, — и не смей блевать. Просто слушай, — капли пота выступили на деформированном лбу Друка. Его алые глаза сосредоточенно смотрели в одну точку. — Скажи Коди, что ты сегодня делала. Скажи Коди, где ты была.

Он ещё раз надавил на неё так сильно, что её чуть не вырвало. Затем он убрал большие пальцы.

— Продолжай.

После сильного приступа кашля ей удалось отдышаться. Слёзы и пот прилепили пряди её рыжих волос к бледному лицу.

— Я просто… пошла прогуляться, — прохрипела она и заскулила, когда крикер позади неё снова сжал её локти.

Коди Наттер моргнул. Его собственные глаза, острые и ясные, были неровными, один ниже другого и заметно больше. Его уши тоже — каждый размером с эклер — прижимались к бокам головы так криво, что едва ли казались настоящими. И несмотря на чудовищно уродливое лицо — длинное, костлявое, морщинистое — в его искажённых чертах, казалось, сквозило здравое и даже внимательное чувство обдуманности.

— Прогулка, — сказал он. — И это всё? И куда эта прогулка привела тебя?

— Никуда, Коди, клянусь! — воскликнула она, стиснув зубы от боли, вызванной за спиной. — Я просто пошла прогуляться, потому что мне было скучно!

— Хм-м-м… Что же… — Наттер сложил тройные суставчатые пальцы на коленях. — А ты как думаешь, Друк? Моя прекрасная жена говорит правду или лжёт?

— Ну, чёрт возьми, Коди, я точно не знаю, понимаешь?

— А как насчёт тебя, Скутер? Есть ли среди нас лжец?

Третий крикер что-то возбуждённо бормотал, тряся расплющенной головой и энергично потирая явную эрекцию в штанах. С его выпуклого подбородка свисала тонкая струйка слюны.

Наттер вздохнул.

— Возможно, нам следует быть немного более убедительными. Да, я так думаю.

— Нет, пожалуйста! — взвизгнула Вики. — Я ничего не делала, клянусь Богом!

— Тебе не нужно клясться Богом, моя дорогая. Не здесь.

Наттер кивнул третьему крикеру, который быстро исчез и через мгновение вернулся, волоча за собой заткнутую кляпом и с завязанными глазами девушку-крикера. Он тут же схватил её за чёрные как смоль волосы и швырнул на пол.

— Милая жена, пожалуйста. Посиди со мной.

Вики отпустили и подтолкнули вперёд. Странные длинные руки Наттера взметнулись вверх, схватили её за талию и притянули к себе, заставив сесть к нему на колени.

Его хватка усилилась, и его большие губы прошептали ей на ухо:

— Так много людей предпочитают сбиться с нашего пути. Прошлой ночью Шэнни снова пыталась сбежать. Какая жалость. Бедняжка не понимает.

Скутер, третий крикер, неуклюже вылез из комбинезона, кудахча, как чокнутый цыплёнок. Второй крикер придавил коленями плечи девушки, а Друк, обливаясь слюной, открыл складной нож и срезал ей кляп и повязку на глазах. Затем Скутер — с такой большой и генетически уродливой эрекцией, что она больше напоминала буханку французского хлеба — взобрался на девушку и начал её насиловать.

Крики девушки были нечеловеческими.

Каждый раз, когда Вики пыталась отвернуться, когтистая рука Наттера хватала её за затылок и заставляла вернуться к безумию на полу.

— Ты должна смотреть, любовь моя, — раздался его прерывистый шёпот. — Ты должна это увидеть. Всё, что мы видим, делает нас более реальными перед лицом нашей веры. Ты понимаешь? Некоторые достопримечательности не так красивы, но они всё равно настоящие…

Вики смотрела на это с колен мужа, парализованная и с подступающей тошнотой. Друк и двое его верных слуг по очереди насиловали кричащую девушку. Её крики сотрясали окна и пронзали уши Вики. Последовали всевозможные извращения и издевательства, пока явный шок не лишил её того, что осталось от её чувств, оставив её молчаливой, с выпученными глазами и конвульсивной на деревянном полу. Кровь лилась из девушки, как будто из ведра.

— Всё служит высшей цели, жена. Даже ужасные вещи. Однажды ты поймёшь это так же ясно, как и я.

И снова Наттер кивнул.

Друк перерезал девушке горло до кости. Она слабо дёрнулась раз или два, а потом умерла. Крикеры продолжали кудахтать, их луковичные головы радостно покачивались. Нож Друка сверкнул, разрезая девушку от лобка до её груди.

— Суп готов, ребята! — воскликнул он.

Затем все трое небрежно выпотрошили девушку, лежавшую на полу, наслаждаясь влажным, хлюпающим праздником крови. Руки опустились вниз и стали красными. Восторженное бормотание перекрывало звуки потрошения. Органы были быстро сгребены и поглощены…

Рука Наттера отпустила затылок Вики; её глаза закрылись.

— О, любовь моя, — проскрипел чудовищный мужской голос. — Никогда не лги мне, иначе они сделают то же самое с тобой.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

— Рик Флер сегодня не участвует? — спросил Фил, пододвигая стул.

Странный бармен указал на телевизор.

— Флер, приятель, чемпион чемпионов. Ты скучал по нему? Он уже был там, вытряхнул душу из Рокки Джонсона. Как он говорит, чтобы быть мужчиной, ты должен победить другого мужчину. Сегодня у нас ещё участвует потрясающий Рик Мортон.

— А-а-а, — сказал Фил. — Конечно.

— Бутылку Bud? Хот-дог?

— Просто… бутылку Bud.

«Сумасшедший Салли» гудел, толпа ждала следующего номера. Фил огляделся по сторонам. Пышнотелые официантки в нелепо обтягивающих топах разносили заказы между столиками.

«Та же толпа, что и вчера вечером — типичные деревенщины, — подумал Фил. — Это всё, чем занимаются эти люди? Бродят по стриптиз-клубам?»

Над пустой танцевальной сценой лениво мерцали огоньки, пробиваясь сквозь клубы сигаретного дыма. Время от времени раздавался хриплый смех, и в баре, в его непринуждённой беседе, не было недостатка в нецензурной брани и пошлых шутках.

— Эй, какие два слова ты никогда не захочешь услышать в мужской раздевалке?

— И какие же?

— Хороший член! Ха-ха-ха! Вот ещё… У тебя в гостях десять цыпочек с ПМС и десять цыпочек с дрожжевой инфекцией. Так что у тебя?

— Что?

— Вечеринка с нытьём и запахом сыра!

«Блестяще,» — подумал Фил.

Он нигде не видел ни Игла, ни Вики; он сразу же почувствовал себя глупо, сидя в баре один, и нахмурился на рестлинг по телевизору.

«Эти ребята, вероятно, тратят больше денег в год на отбеливание волос, чем я трачу на страхование автомобиля».

В одном конце бара торговали сморщенными хот-догами, в то время как два бородатых парня на другом конце чуть не подрались, споря о том, являются ли литые алюминиевые блоки двигателя более прочными, чем чугун.

«Дальше они будут спорить о том, кто должен получить Нобелевскую премию по литературе,» — пошутил Фил за пивом.

Но эта ночь не была шуткой. Все эти дурацкие разговоры немного отвлекали его, но он не забывал, что у него есть работа, хотя он и продолжал делать именно то, что Маллинз — и профессионализм в целом — предупреждали его никогда не делать: принимать вещи лично на себя. Его мысли всё время возвращались к Вики, к кокаиновой пыли, которую она оставила в его ванной.

«Наркоманка…» — это слово преследовало его.

В конце концов появилась следующая танцовщица, блондинка, которая, несомненно, была наполовину пьяна, когда погрузилась в свою рутину под какую-то неописуемую тяжёлую мелодию металла. Из её пупка, казалось, выглядывала змея, но потом Фил понял, что это была татуировка. Маленькие сморщенные груди покачивались при каждом шаге на высоких каблуках, как провисшие мешки с гелем, а из телесного цвета стрингов просачивались пряди чёрных лобковых волос.

Фил обратил внимание на то, что, несмотря на своё уныние, толпа посетителей пересекала бар, направляясь к мужскому туалету, но никогда не возвращалась, и по мере того, как он всё больше осознавал это, он старался быть более внимательным, не бросаясь в глаза.

«Что, чёрт возьми, там происходит?»

Тесный коридор в углу вёл в мужской туалет, а рядом с ним была дверь. У самой двери, скрестив руки на груди и с каменным лицом, стоял забавный парнишка в комбинезоне.

«Крикер,» — определил Фил.

Неправильные черты лица и увеличенная голова не оставляли сомнений. Одна деревенщина за другой подходила к пареньку, обходя мужской туалет, и после минутного обсуждения получала разрешение пройти через загадочную дверь. Казалось, что её охраняет этот крикер.

«Может быть, это бильярдная или игровые автоматы?» — предположил Фил, но это не имело никакого смысла.

Зачем парню это охранять?

Потом Фил вспомнил: когда он только начал следить за этим местом, разве он не слышал, как несколько завсегдатаев упоминали что-то о задней комнате?

Чья-то рука хлопнула его по спине. Фил подскочил.

— Эй, мужик! Как дела? — Игл с длинными светлыми волосами, падавшими ему на лицо, пододвинул ближайший табурет и заказал пиво.

— Не жалуюсь, — ответил Фил. — Ну, я думаю, что мог бы, но зачем? А как у тебя дела?

— Всё по-старому, — Игл вытянул шею, чтобы посмотреть на танцовщицу, затем быстро нахмурился. — Похоже, она танцует со шлакоблоками, привязанными к ногам.

— Не будь к ней слишком строг, Игл. Возможно, она только что закончила Гарвардскую юридическую школу, но ещё не нашла подходящую работу.

Игл усмехнулся и отхлебнул пива.

— Я не знаю, где они откопали этих девушек. Конечно, некоторые из них хороши, но большинство из них похожи на трупы. Вики — самая горячая из них.

— Да, — ответил Фил. Но подумал: «Да, держу пари, что она танцует лучше других, потому что сидит на порошке Наттера!»

В музыкальном автомате зазвучала ещё одна трескучая песня, волны скрипящих гитар разлились по помещению. Толпа зааплодировала, когда танцовщица встала на голову и раздвинула бледные ноги — нелёгкая задача для пьяной. Фил и Игл ещё немного поболтали. Краем глаза Фил заметил ещё больше неряшливых посетителей, шаркающих назад, к двери рядом с крикером.

— Эй, Игл? Что там?

— Где же? — спросил Игл.

— Вон та дверь. Я всё время вижу парней, которые подходят и разговаривают с этим мальчишкой. А потом он их впускает.

— Тебе лучше не знать, парень. Это отвратительно.

— Отвратительно? — Фил обдумал это и ничего не нашёл. — Да ладно, что там может быть? У них там есть бильярдные столы или что? Может, сыграем несколько игр?

Игл снова усмехнулся, на этот раз более мрачно.

— Там не будет никакого бильярда, чувак. Это задняя комната. Я был там однажды, но скажу тебе, лучше бы я этого не делал.

Фил никак не мог в этом разобраться.

Азартные игры?

Петушиные бои?

Он хотел узнать, что там происходит.

— Что? Я должен угадать? Введи меня в курс дела.

Игл откинул с лица прядь длинных до плеч волос, обнажив самую кислую ухмылку.

— У них там есть вторая сцена, — ответил он.

— Что ты имеешь в виду? Девушек?

— Да, чувак. Ещё девушки, — сказал он сурово.

«Почему он упирается?» — удивился Фил.

— Ну, эта девчонка точно не поджигает мир; похоже, она может умереть до следующего номера. Давай проверим эту другую комнату, посмотрим на других девушек?

— Там совсем не так, Фил, — наконец признался Игл. — Они заставили девушек-крикеров работать на сцене.

Пиво Фила застыло у него во рту; он чуть не захлебнулся.

— Девушки-крикеры? Стриптизёрши?

— Совершенно верно, напарник. Лучшие из крикеров. Они все выглядят великолепно — пока ты не взглянешь во второй раз. Поверь мне, чувак, это отвратительно. Единственные люди, которые туда возвращаются — это извращенцы и больные.

Фил посмотрел на дверь.

«Крикеры, танцующие стриптиз…»

Он уже видел их в ту первую ночь своей слежки в бинокль. Он не мог себе представить, кто захочет быть свидетелем такого, но потом вспомнил, что только что сказал Игл. Извращенцы и больные. Да, Наттер действительно выиграл здесь приз.

«Вот дерьмо…»

Это казалось в конечном счёте извращением и ещё бóльшей эксплуатацией, но Фил сомневался, что девушки были несовершеннолетними. Наттер никогда не будет настолько глуп.

Так почему же там был крикер у входа?

«Есть только один способ узнать, Фил. Спросить».

— Почему этот парень следит за дверью?

— Это личное. Коди Наттер непускает туда никого, только друзей или завсегдатаев. Иначе всё стало бы слишком открытым. Парня зовут Друк, он один из подручных Наттера.

Это прозвучало слишком подозрительно, чтобы беспрекословно поверить; Фил допил пиво.

— Ну же, пойдём проверим.

Игл закатил глаза.

— Я только что сказал тебе, чувак, только для постоянных клиентов и друзей.

Фил наклонился вперёд.

— Да, и ты завсегдатай. Ты можешь нас провести.

— Конечно, мог бы, но не собираюсь! — Игл казался раздражённым этой темой… и немного злым. — Послушай меня, Фил. Ты будешь блевать всю ночь, если даже взглянешь за эту дверь. Там есть девушки с тремя или четырьмя сиськами, тройными пупками, тройными ноздрями. Горбатые девушки, девушки без ушей, девушки с десятью пальцами на одной руке и двумя локтями. В тот раз, когда я был там, — Игл с трудом сглотнул, — эта цыпочка-крикер вышла на сцену, и у неё было хорошее тело…

— Так это же здорово! Пошли!

— Но вместо рук у неё были только маленькие веточки с пальцами на них… — Игл сделал паузу, чтобы снова сглотнуть. — А голова была размером с баскетбольный мяч. Я тебе говорю, чувак. За этой дверью чёртово шоу уродов!

Это, конечно, были не те вещи, которые Фил хотел увидеть, но…

«Я должен попасть в эту комнату, — решил он про себя. — Посмотрю, что там происходит».

Фил настаивал, изображая большой энтузиазм.

— В чём дело, Игл? Ты испугался пары уродцев? Господи, на этой сцене сплошное занудство! — он пожал плечами, глядя на сцену и на следующую опьянённую танцовщицу. — Эти девчонки спотыкаются сами о себя, чёрт возьми. Они выглядят так, как будто не спали неделю. Но бьюсь об заклад, что в той задней комнате много искр!

— Искр, да? Это то, что ты хочешь? — Игл покачал головой. — Хорошо, ты заплатишь по счёту здесь, а я попытаюсь провести нас туда.

— Согласен, — сказал Фил и оставил на стойке десятку. — Пошли.

Они встали и протиснулись мимо стойки бармена. Любопытство Фила смешалось с сильным отвращением; в животе у него запорхали бабочки. Но он должен был продолжать играть свою роль; он должен был доказать Иглу, что изменился, к худшему.

— Привет, Друк, — Игл поприветствовал крикера у двери. — Это мой приятель, Фил.

— Привет, Друк, — сказал Фил.

— Мы хотели бы попасть в заднюю комнату, — добавил Игл. — Фил — горожанин, он только что приехал. Но с ним не будет проблем.

Выражение лица парня, если его можно было так назвать, не дрогнуло. Его крепкие мускулистые руки оставались скрещенными, как у часового; алые глаза, казалось, даже не моргали. Он оглядел Фила с головы до ног, его увеличенная челюсть была сжата, распухшая передняя часть головы светилась мягкими цветами от танцевальных стробоскопов.

Затем он кивнул.

— Спасибо, Друк, — сказал Игл.

— Да, чувак, — добавил Фил. — Спасибо!

Музыка продолжала звучать. Позади них вспыхнули стробоскопы.

Затем Игл повёл Фила в заднюю комнату.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

«Извращенцы и больные. Извращенцы и больные…» — эти слова кружились в голове Фила, как стая птиц-падальщиков.

То, во что он и Игл вошли, было не столько другой комнатой, сколько другим царством. Круг зернистой тьмы, казалось, окутывал единственную возвышенную сцену. Лица были неразличимы — только полуоформленные намёки на лица, на которые указывали оранжевые кончики зажжённых сигарет. Странная электронная музыка звучала вместо типичного тяжёлого металла, и не было никаких шумных разговоров в баре, неистового смеха и извращённых шуток.

Только мрачная тишина и ровный электронный гул.

Когда прихрамывающая официантка подвела их к столику, Фил чуть не споткнулся.

— Господи, это всё равно что носить повязку на глазах — я ничего не вижу!

— Тс-с-с! — ответил Игл. — Здесь должна быть тишина. Правила этого места. Они не хотят громких разговоров, хлопков и прочего дерьма.

Они сели на несколько рядов дальше от сцены; официантка, или хозяйка, или кто бы она ни была, казалось, испарилась. Игл заказал два пива у другой официантки, которая пробиралась по неосвещённым проходам; темнота открывала только часть её лица, намекая на уродство: слишком большие глаза, плоские, неровные скулы, раздвоенный нос. Она слабо хмыкнула в ответ и скользнула прочь.

Затем Игл наклонился и прошептал:

— Ты хотел войти? Теперь ты здесь. Пиво тут стоит десять баксов за бутылку.

«Ау! — подумал Фил. — Какая-то афера. Но неужели это всё, что здесь происходит?»

Пыльная темнота действовала ему на нервы; ему хотелось видеть лица других посетителей, сравнивать их с теми, за которыми он наблюдал на парковке в течение последних нескольких недель. Но ещё больше его нервировала полная тишина толпы. Предвкушение сгустилось в воздухе; Фил чувствовал его, почти дышал им…

Сцена представляла собой единую колоннаду тёмного, блуждающего света.

Потом свет погас.

«Господи,» — подумал Фил.

Теперь они сидели в кромешной тьме; всё, что он мог разглядеть — это мириады поднимающихся и опускающихся окурков. Музыка, вернее, шум — перешла в едва слышную субоктавную ноту, от которой у Фила перехватило дыхание.

Очень медленно она поднималась и становилась всё громче.

И ещё медленнее свет сцены — теперь глубокий кроваво-красный — ожил, увеличиваясь с течением времени, которое, казалось, длилось бесконечно.

Но теперь у одинокой сцены появился хозяин…

Женщина, закутанная в прозрачные вуали, стояла неподвижно, как шахматная фигура в центре алого света. Музыка начала пульсировать в диастоле, как кровь в сердце; звук был каким-то студенистым.

И женщина на сцене начала двигаться.

Это был не танец, а скорее какой-то жуткий вид исполнительского искусства. Она ловко плыла среди таинственной музыки и света, незаметно сбрасывая с себя части вуали. Тем временем свет постепенно приобретал новые цвета — зелёные, жёлтые, багрово-лиловые — так томно, что всё зрелище становилось похожим на жуткий сон.

В конце концов, девушка осталась голой, если не считать розоватых полупрозрачных стрингов.

Грязеподобный свет играл со зрением Фила, в то время как глубинные звуки отвлекали его ещё больше. Это был трюк. Поначалу он не заметил в девушке ничего необычного, но по мере того, как он приучал свой взгляд, детали стали всплывать на поверхность таинственно, словно магия. Черты лица, казалось, появлялись и исчезали. Левый глаз девушки был крошечным, как горошина, а правый — большим, как алый бильярдный шар. В остальном её лицо было обычным.

Но с её телом, как вскоре понял Фил, было что-то не так.

«О, боже…»

Её босые растопыренные ступни разделялись лишь на пару скрюченных пальцев. Руки у неё были те же: двухпалые. Когда она качнула головой в сторону звуковой панихиды, мерцающие чёрные волосы на мгновение спали, показывая, что у неё вообще нет ушей, даже отверстий или углублений там, где должны быть уши. Её пупок тоже был полностью отсутствующим — никаких намёков на что-либо подобное на её животе. Её груди танцевали на свету, каждая увенчанная идеальным тёмным соском. Ещё больше сосков — полдюжины с каждой стороны — спускались по её гладкому торсу и животу, как соски на подбрюшье волка.

Фил так и не попробовал своего десятидолларового пива. Гротеск на сцене приковал его взгляд; несмотря на отвращение, он не мог отвести глаз, даже если бы это было возможно. Всё больше и больше танцовщиц приходило и уходило, каждая из которых таила в себе какие-то генетические уродства, которые, если уж на то пошло, превосходили даже предыдущие описания Игла. У одной девушки было три руки (две из них нормальные, но третья крошечная рука торчала из подмышки, как сухая ветка), у другой — одна рука, а у третьей девушки руки были совершенно бескостные — вялые трубки плоти, раскачивающиеся туда-сюда, с высохшими пальцами на концах. Ещё одна танцовщица демонстрировала несколько грудей, по четыре с каждой стороны, висящих как блины, не говоря уже о голове, которая казалась сплющенной.

Каждая девушка заканчивала своё выступление обязательной мастурбацией. Трёхрукая женщина открыто ласкала лобок двумя руками, в то время как третья рука — атрофированная на конце укороченной руки — щипала её за соски.

Фил подумал, что его может стошнить в любую минуту.

Вечернее шоу, казалось, продолжалось. По мере того как сигаретный дым сгущался, темнота становилась всё сильнее, и в конце концов в комнате стало душно. Фил чувствовал себя опьянённым, потрясённым до онемения, как будто после удара дубинкой по голове. Несколько раз его глаза достаточно привыкали, чтобы видеть, что все места в задней комнате заняты.

«Ну и зрелище,» — уныло подумал он.

Зал был переполнен. Игл был прав: именно сюда любили приходить жители. Люди, которые нашли возбуждение в трагическом несчастье других. Извращенцы. Больные.

Одна вещь, которую он сразу заметил, была тем, что каждая танцовщица носила подвязку, и к подвязке была прикреплена маленькая белая карточка с номером на ней.

«Что это за цифры? — удивился он. — Для какой цели они могут служить?»

Когда шоу закончилось, Фил почувствовал, что задыхается.

«Я думал, что видел всё в большом городе. Боже, я был неправ».

Выйдя на свежий ночной воздух, он почувствовал себя освобождённым от долгого тюремного заключения. Но он не мог показать, как он был возмущён; он должен был притворяться перед Иглом и перед всеми здесь, что он был просто ещё одним недалёким похотливым деревенщиной, ищущим «клубнички». Очевидно, задняя комната была магнитом для самых пресыщенных жителей Крик-Сити и могла послужить весьма полезным местом для его расследования. Чтобы проникнуть в такую толпу, он должен притвориться её частью.

— Теперь доволен? — спросил Игл.

— Это было довольно круто.

Игл покачал головой.

— Как ты вляпался в такое дерьмо?

— В наши дни я занимаюсь всем, что не скучно. И это шоу определённо не было скучным, ты должен признать.

— Господи, чувак, я не мог поверить, что у этой цыпочки руки без костей!

— Девчонка с восемью сиськами тоже была хороша.

Игл уставился на него.

— Никогда бы не подумал, что тебе это понравится. Глядя на этих девчонок, мне хочется, чтобы мне отсосали.

Фил изобразил беспечное пожатие плечами.

— У всех разные вкусы, как говорится. Но есть одна вещь, которую я не понял. Почему у всех на подвязках были номера?

Ухмылка Игла исказила его лицо.

— А ты как думаешь? Они не просто танцовщицы, Фил. Они проститутки. Парень видит то, что ему нравится, он запоминает номер и разговаривает с сутенёром после шоу.

— Кто этот сутенёр?

— Этот крикер в дверях, Друк. Он всем занимается. Все деньги, конечно, идут Коди Наттеру. Этот ублюдок — это что-то; у него здесь есть золотая жила. Девушки, которые работают на первой сцене, тоже проститутки, но я думаю, ты это понял. Они сделают всё, что угодно за доллар. Разве это не по-американски? У Наттера даже жена проститутка. Ты ведь знал, что Вики замужем за ним, не так ли?

— Да, — сказал Фил. — Я об этом слышал, — его следующий вопрос, каким бы болезненным он ни был, не давал ему покоя. — Как ты думаешь, сколько она стоит?

— Вики? Чёрт побери, она главная корова в стойле, вероятно, по меньшей мере сотня. Наттер довольно избирательно относится к тому, кому он позволяет купить её.

«Купить её…»

Эти два слова ударили его, как пощёчина.

«Вероятно, он использует её, как бонус, в сделках со своими компаньонами и распространителями наркотиков. Типичная ситуация».

— А как насчёт тех девчонок-крикеров?

— Из того, что я слышал, они ещё дороже, потому что это единственное место, где их можно достать. Трудно поверить, что парни захотят заплатить, чтобы трахнуть крикера.

— Но тогда где они обслуживают клиентов?

— Прямо на стоянке, в основном в их машинах. За небольшую дополнительную плату они поедут с тобой к ним домой, — Игл посмотрел на него. — Ты же не думаешь…

— Нет, мне просто любопытно. Этот город изменился с тех пор, как я уехал.

— Да, чувак, — Игл рассмеялся. — И ты тоже.

Да, всё так и было.

Фил полез в карман за ключами. Сегодня он добился больших успехов; Игл был настоящим кладезем информации, и он, казалось, много знал о Наттере. Фил хотел связаться с ним для получения дополнительной информации, но решил не испытывать свою удачу. Если он слишком много будет расспрашивать так сразу, он раскроет себя. Торопиться было не нужно.

«На сегодня хватит,» — сказал он себе.

— Ты придёшь сюда завтра вечером?

— У меня завтра поздняя работа, так что, наверное, нет, — сказал Игл. — Но я уверен, что буду на следующий вечер.

— Ладно, береги себя.

Они разошлись по своим машинам. Фил задумался.

«Поздняя работа?»

Игл сказал, что он занимался строительством, но тут Фил вспомнил о своём рапорте; он отсидел срок за торговлю «ангельской пылью».

Может быть, он врёт?

Может быть, он действительно занимается перевозкой наркотиков?

Эти соображения были уместны, но не было никакого смысла прыгать выше головы. Только время покажет. Фил знал, что ему придётся работать с Иглом очень осторожно, иначе его прикрытие исчезнет. Он также знал, что потребуется гораздо больше, чем пара кружек пива в стриптиз-клубе, чтобы завоевать полное доверие.

Пыль поднималась волнами, когда парковка начала пустеть. Следовать за Иглом сегодня ночью было бы глупо, но он подумал, что было бы неплохо немного понаблюдать за одним из завсегдатаев, просто чтобы посмотреть, в каком направлении он идёт. Он прицелился в один из пикапов, часто встречавшихся на стоянке, подождал немного и выехал. Пикап повернул на север, прочь от города. На самом деле, бóльшая часть машин двигалась на север.

И ещё одна мысль пришла ему в голову.

«Наттера сегодня не было в клубе. Его машины не было на стоянке…»

Но прежде чем Фил успел это обдумать, за его спиной с заднего сиденья поднялась тень.

* * *
Сон был предложением, благословением…

Это был подарок.

Во сне он был паром, нечестивым призраком. Бестелесный. Идеальный. Закручиваясь спиралью вниз совершенно в совершенную черноту.

Но это был не сон, он знал это. Они никогда не были настоящими снами…

Это были призывы.

«Óна… О, благословенная плоть Óны… — подумал он. — Я такой недостойный…»

Он каким-то образом опускался вниз.

Он парил.

Лишённый недостатков своего проклятия, он теперь был совершенен, сосуд его существа лёгок, как воздух, его мудрость была тяжелее всей земли.

Он знал, откуда взялась его мудрость.

Темнота размазалась, проплывая мимо. Сначала он почувствовал ужас — так быстро он бежал. Он нёсся по массивным каменным каналам, изъеденным и почерневшим от времени всей истории. Он слышал шёпот сквозь щели шириной не более доли дюйма.

Снова и снова. Вниз и вниз.

В благословенную черноту.

Вскоре приблизилась огромная чёрная стена. Он полетел прямо в неё… и пролетел насквозь.

За стеной расцвела ещё бóльшая тьма. Чернота, которая была ярче солнца. Он слышал звуки криков. Он чувствовал плотный запах горящих человеческих мышц и костей. Он ощущал запах смятения, сладкий, как свежесрезанные розы.

И своими неземными глазами он увидел поле.

Поле плоти, плоти людей. Акр за акром лежали обнажённые и живые люди, ожидая пагубных слуг поля, его благочестивых жнецов. И они ёрзали в ожидании. Кричали. Визжали. Конвульсировали в судорожных толчках.

Вскоре прибыли жнецы: приземистые, с грубой кожей фигуры, бредущие вперёд в кричащее поле. Над ними сияла сверкающая чёрная луна, предлагая свет их священным делам. Они исправно и твёрдо начали заниматься ими.

С помощью нечестивых орудий они пахали и возделывали землю; огромные лезвия и тесаки, шпатели и лопатки поднимались и опускались, чтобы перевернуть здоровую человеческую почву плоти. Черепа лопались под ударами молотков. Груди, ягодицы и лица были ободраны до крови. Животы раздирали косы, которые метались туда-сюда, как часовые механизмы, обнажая свежие, плодородные внутренности, созревшие органы и богатую, плодовитую кровь. Некоторые из жнецов работали голыми руками, ползая вдоль извивающейся орды, чтобы выбить глаза обрубками пальцев, выкрутить гениталии из дрожащих пахов, сломать кости и оторвать конечности. Руки и ноги были разодраны пергаминовыми зубами, затем выплюнуты. Когти впивались в горло. Ладони и пятки давили тела и головы, как виноград в винном чане.

Тяжёлая работа. Вечный труд.

«Уход за полями отца!» — думал он в полной, смирительной радости.

Акры и акры, мили и мили он продолжал парить над чудесным зрелищем. О, как он молился, чтобы в один прекрасный день он тоже присоединился к жнецам в их божественном и священном труде.

Но даже вечные жнецы нуждались в отдыхе. Они нуждались в пище. Им нужен был перерыв. Поэтому в предоставленное время они отложили инструменты своей работы…

«Какие чудеса!»

… и начали пировать.

Одни брали мясо сырым, другие предпочитали варёное. Округлые органы вырывались из раскрытых животов, как ягоды с виноградных лоз. Глазные яблоки были проглочены целиком, как виноград, лёгкие съедены, как хлебные буханки, кишечник исчезал в их ртах, словно множество сосисок. Живая почва кричала и кричала. Целые головы были приготовлены до совершенства на открытом огне, затем разделены и очищены от их восхитительного мяса. Яички жарились на вертелах, отрубленные груди поджаривались хрустящей корочкой, матки и плаценты, эмбрионы плодов и почки, человеческие кишки и человеческие сердца — всё это жарилось и жадно жевалось.

Это была сытная и вполне заслуженная трапеза.

И как только почтенные жнецы насытились животом, они приступили к насыщению паха. Поднялась демоническая эрекция, чтобы разорвать все мыслимые отверстия, а некоторые и не столь мыслимые. Вагины были порваны со смаком, анальные отверстия были разорваны так, что кишки и продукты жизнедеятельности вытекали из них жижей. Неохотные челюсти были раздвинуты до тех пор, пока не порвались сухожилия — единственный способ, которым жалкие человеческие рты могли вместить распухший обхват таких потусторонних членов. Проколы лопатой и прорехи от косы тоже давали прекрасные очаги высвобождения, и в такие очаги изливались в обильном объеме сгустки фосфоресцирующей спермы. Они заполняли кишечник и матку, желудки и внутренности, глазницы и трещины в черепных коробках.

Действительно, тяжёлая возня.

Теперь уже обессиленные полевые рабочие взялись за свои инструменты и закончили тёмную работу, которую начали.

Поле было вспахано красным. Богатая, свежая кровь пропитала измельчённую почву, лучшие удобрения. За ними следовали другие жнецы, неся мешки со странными семенами. Семена были щедро посажены в кровавые тёплые почвы, и под светом жирной луны, они стали сразу всходить. Вскоре высоко поднялись стебли, отяжелевшие от сочных плодов, и плоды быстро обмолотили и увезли на рынок.

Жатва закончилась, только чтобы начаться снова и снова и снова…

Его пар просачивался обратно, быстро, как свет, просачиваясь сквозь каменные трещины и рёбра, возвращаясь к земляному валу склепа, откуда он пришёл.

Он не хотел возвращаться, он мог парить здесь вечно, упиваться этими святыми местами и многим другим.

«Но теперь я должен идти,» — понял он.

У него были свои поля на ферме…

Назад, назад, он плыл. Назад из горячего мяса земли, назад в тусклую местность его предков, назад к его несчастному человеческому судну.

Назад…

Как кровь, высосанная губкой, его плоть вернула себе прежний вид.

«Óна…Óна… Я благодарю тебя за такие зрелища, за таких жнецов, за такие праведные и святые дары. Я живу, чтобы служить тебе… на краю земли».

Священник открыл глаза.

И вздохнул.

* * *
— Господи Иисусе! — всрикнул Фил. — Ты напугала…

— Чёрт тебя побери, я извиняюсь.

Фил в шоке перемахнул через жёлтую линию, а затем снова свернул на обочину. Когда тень поднялась с заднего сиденья, он был раздражён.

Тенью была… Вики.

— Мне просто… мне просто нужно было с кем-то поговорить, — объяснила она. — Прости, если я тебя напугала.

Фил припарковал машину на обочине дороги.

— Да, хорошо, — согласился он. — Но тебе обязательно было прятаться на заднем сиденье моей чёртовой машины?

Она колебалась.

— Ну да. Я подумала, что так будет лучше.

— Но почему?

Она откинула со лба блестящие рыжие волосы.

— Скажем так, у меня был плохой день.

Фил дал своему сердцу мгновение, чтобы успокоиться — на самом деле, несколько мгновений.

— Я не видел тебя сегодня в клубе. Что, выходной?

В зеркале заднего вида он увидел, как она опустила глаза.

— Что-то вроде этого. Будет лучше, если ты не будешь спрашивать.

«Ладно, — приказал себе Фил, — не буду спрашивать».

Но он должен был что-то спросить.

— Я тусовался с Иглом Питерсом. Ты его знаешь?

— Я знаю, кто он, — сказала Вики. — Когда ты занимаешься моей работой, ты никого по-настоящему не знаешь. Тебе нельзя этого делать. Это также делает вещи намного проще, — затем, словно предчувствуя что-то, она спросила: — Ты уже добрался до задней комнаты?

— Ну да, — признался он. — Это шоу… Иисус… Вроде как жалко девчонок.

— Не беспокойся. Мало кто об этом знает, — она вылезла из машины, а потом забралась на переднее сиденье.

Дверь с грохотом захлопнулась.

«Господи,» — подумал Фил.

На ней были обрезанные шорты, сандалии и обтягивающий ярко-розовый топ. Её волосы блестели, как какой-то редкий металл.

— И я не видел твоего мужа в клубе, — заметил Фил.

— Он сегодня занят.

— Вот как? — спросил он, хотя ему в голову пришла сотня других вопросов.

Типа, занят где? Занят чем? Встречается с распространителями «ангельской пыли»? Убивает конкурентов, передвигающихся по его территории? Покупает следующую партию кокаина? Но ни один из этих вопросов он не мог бы задать. Не без риска для его прикрытия. Ему придётся иметь дело с Вики так же, как он имел дело с Иглом. Медленно, незаметно, для обрывков информации.

— Я просто хотела поговорить, — сказала она. — Может быть, это звучит жалко, но ты даже не знаешь, сколько времени прошло с тех пор, как у меня был нормальный разговор с кем-то. Это не так просто, знаешь ли. При данных обстоятельствах.

Фил мог себе представить, что она имела в виду. Бóльшая часть её человечности теперь была стёрта или превращена во что-то совершенно бесполезное. Она больше не была реальным человеком, а была красивой картиной, висящей в галерее мошенника. Только эту картину можно было арендовать, если цена была правильной. Проститутка и стриптизёрша, как она могла когда-либо действительно относиться к его жизни? А сейчас быть замужем за кем-то вроде Коди Наттера? Он не мог этого понять…

— Почему бы тебе просто не сказать мне, что случилось? — сказал он.

Она смотрела в окно, на лес и ночную тьму, но он знал, что на самом деле она смотрит на саму себя.

— Иногда мне кажется, что я разваливаюсь на части, — сказала она скорее себе под нос, чем ему. — Иногда я просыпаюсь и не могу поверить в то, что со мной случилось. Я не могу понять, как я могла позволить этому случиться со мной. Это должно было стать довольно большим шоком для тебя.

— Что ты имеешь в виду?

Она цинично рассмеялась.

— Да ладно тебе, Фил. Перестань всё время пытаться быть таким джентльменом. В последний раз, когда ты меня видел, я была полицейским. Десять лет спустя ты возвращаешься в город, чтобы узнать, что я работаю в стриптиз-клубе и обслуживаю клиентов за деньги. Наверное, не совсем то, что ты ожидал?

— Ну, если я чему-то и научился, так это тому, что никогда не должен иметь никаких ожиданий от людей. Особенно от себя.

— Вот как? И что это значит?

Теперь у Фила появился шанс рассмеяться.

— Ты не единственная, кто падал с прежних времён. Я точно не вернулся в Крик-Сити лучше, чем когда я уехал. Я вернулся, потому что больше некуда было идти.

— Что случилось? — спросила она его. — Ты никогда мне этого не говорил. Всё, что я помню — это обрывки разговоров. Что-то насчёт стрельбы. Что-то о ребёнке.

Это был шанс для Фила. Здесь он знал, что может смешать ложь с правдой и заставить её работать в свою пользу. Он мог бы завоевать её доверие, как сегодня с Иглом, сделав вид, что превратился в типичного городского подонка. Работать под прикрытием — вот его работа. Пора дать этой херне случиться.

— Как-то ночью мы накрывали лабораторию «ангельской пыли». Всё было совершенно ясно; в самом деле, всё прошло без сучка и задоринки. Единственная проблема была в том, что этот придурок по имени Дигнацио имел на меня зуб. Он застрелил ребёнка, который присматривал за лабораторией, незаконными боеприпасами и сделал вид, что это совершил я. Это был обман, подстава. Но я всё равно облажался.

Она сочувственно посмотрела на него.

— Почему этот парень имел на тебя зуб?

Это была его реплика, идеальное место, чтобы начать свою легенду, свою ложь.

— Дигнацио был единственным парнем, который знал кое-что, и он хотел, чтобы я просто исчез из поля его зрения. Единственная проблема заключалась в том, что он не мог доказать это, как бы ни старался.

Она пристально смотрела на него в темноте. Конечно, она была проституткой, но она также была бывшим полицейским, и она поняла, что он имел в виду.

— Ты был замешан с наркотиками? Ты?

— Совершенно верно, — солгал Фил. — К тому времени я уже несколько лет сидел на чистейшем кокаине. Потом я переключился на «ангельскую пыль», просто чтобы соскочить с него.

Он знал, что эта выдумка создаст между ними новую связь, пусть и фальшивую. Демонстрируя слабость, к которой она могла иметь прямое отношение. Вики знала, что она на пути к гибели; если бы она верила, что Фил был на том же пути, она бы стала ему доверять. А оттуда — если повезёт — он сможет получить реальную информацию о лаборатории и работе Наттера.

— Теперь, — продолжил он, — я пытаюсь избавиться от «ангельской пыли», но пока не могу.

— Расскажи мне об этом, — попросила она. — Я уже два года пытаюсь избавиться от кокаина. Не могу этого сделать. Я очень стараюсь всё время, но…

— Я знаю, — сказал Фил. — Ты не обязана мне говорить. Думаю, в каком-то смысле это одно и то же. Кокаин, «ангельская пыль» — это всё путь в ад, но что поделаешь? Привычка есть привычка.

Между ними повисла пауза, но Фил чувствовал, что это вполне естественно. Она позволила некоторым серьёзным вещам открыться здесь, ещё один хороший знак, что его подача работала. Они сидели в темноте, наблюдая за светлячками, слушая стрекотание сверчков. Фил подумал, что хорошо произнёс свои реплики, и понял, что она ему поверила, когда мгновение спустя открыла маленькую сумочку на плече.

Неужели она испытывает его?

Нет, если бы она думала, что его выступление было фальшивкой, она бы никогда так открыто не рискнула.

Так, это может означать только одно:

«Она мне доверяет. Если бы она мне не доверяла, если бы хоть на минуту заподозрила, что я всё ещё коп, она бы ни за что на свете так не поступила».

В лунном свете он почти ничего не видел, но увидел и так достаточно. В сумочке лежали типичные для проститутки вещи: губная помада, подводка для глаз, небольшая пачка салфеток и, конечно же, презервативы. Он также заметил небольшую сумму наличных денег. Но из-под всего этого она извлекла крошечный стеклянный флакон…

«Нет, она бы никогда не нюхала кокаин передо мной, если бы думала, что я работаю под прикрытием…»

— Хочешь немного? — рассеянно предложила она.

— Нет. Из-за этой дряни у меня начинается крапивница. Как я уже сказал, «ангельская пыль» — вот моя боль в заднице.

Крошечная серебряная ложечка на цепочке свисала с флакона. С искусной быстротой она понюхала две порции из ложки, а затем всё это оказалось в её сумочке прежде, чем кто-либо из них успел даже моргнуть.

— Господи, — прошептала она.

«Думаю, этим всё сказано,» — подумал Фил.

Она откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. Её грудь поднималась и опускалась. И выражение её лица…

Он видел это миллион раз. Источник этой привычки не имел ни малейшего значения (кокаин, «ангельская пыль», кристаллический мет, героин), выражение всегда было одним и тем же. В этом не было никакого удовольствия, но было отчётливое и очень абстрактное переплетение облегчения, отвращения и самоотречения.

Это было у всех наркоманов. Это был взгляд человека, который сдался в собственное рабство.

Их окутала ночная тишина. Высокая луна отбрасывала тени на машину. Молниеносные жуки перемещались в легионе, и стрекотание сверчков гипнотически пульсировало.

Вики немного поёрзала и вздохнула.

Если он сейчас начнёт задавать ей вопросы о её источнике, это будет самое худшее, что он может сделать. Как и в случае с Иглом, он знал, что ему придётся ходить по яичной скорлупе каждый день. Он должен доказать ей, что принадлежит к её роду, что его жизнь превратилась в мусор так же быстро, как и её.

— Может быть, это и к лучшему, — сказала она с мрачной шуткой в голосе. — Ты под «ангельской пылью», я под кокаином… не то, что ты называешь образцовыми копами.

Фил рассмеялся.

— Ты всё правильно сказала, — затем он пожал плечами, как будто это ничего не значит. — Думаю, мы просто не были созданы для этого. Такое дело, понимаешь? Я всё равно был дерьмовым копом.

— Я тоже не скучаю по работе. Это стало слишком страшно.

— Страшно? Что может быть страшного в патрулировании города Крик-Сити?

— Ты и половины не знаешь, Фил, — она вяло закурила ментоловую сигарету и смотрела, как дым выплывает из открытого окна. — Скажем так: ты уехал из города в нужное время. Помнишь Адамса и Норта?

— Да. Городские парни. Я никогда не знал их лично, но я слышал про них. Они ведь тоже работали на Маллинза, не так ли?

— Хм-м-м… После того, как меня уволили, здесь началось довольно серьёзное дерьмо.

— Например?

— Неважно. Просто поверь мне на слово, оно было серьёзное. Однако Маллинз поручил Адамсу и Норту поработать над этим.

Фил мог догадаться, о чём она говорит: о работе Наттера с «ангельской пылью», но, конечно, он не мог показать, что знает об этом, по крайней мере пока.

— Хорошо, — сказал он. — А как же Адамс и Норт?

— Они просто исчезли, — сказала Вики.

«Исчезли…»

Потребовалось мгновение, чтобы это слово до него дошло. Маллинз сказал ему, что Адамс и Норт просто покинули департамент ради более высокооплачиваемой работы в другом месте.

«Фэрфакс и округ Монтгомери,» — подумал он.

И как он помнил, они были порядочными парнями и довольно серьёзными полицейскими.

— Было несколько убийств, — наконец призналась Вики. — Наркоторговцы из других городов, в основном занимающиеся «ангельской пылью». Это было действительно отвратительно; они были изуродованы. Похоже…

Терпение Фила лопнуло. Он не хотел давить на неё, но хотел знать, о чём она говорит.

Он подождал ещё несколько секунд, потом спросил:

— Как это выглядело, Вики?

Она была явно расстроена, но это было из-за кокса или была другая причина?

— Эти наркоторговцы, которых нашли мёртвыми? — её голос понизился до хриплого шёпота. — Это выглядело так, будто с них… содрали кожу.

«Содрали кожу…»

Его пауза затянулась.

«Прямо как тот наркоторговец, которого мы нашли, Родс. Он был торговцем „ангельской пыли“ из другого города. И с него содрали кожу».

— Я слышала, что они нашли по меньшей мере дюжину тел, — продолжала она. — И кожа была содрана каждый раз. Маллинз поручил Адамсу и Норту провести расследование. А потом однажды — четыре или пять месяцев тому назад, я думаю, они оба просто исчезли.

Фил пожевал внутреннюю сторону щеки.

«Исчезли, да?»

Это был второй раз, когда она сказала ему что-то, что прямо опровергалось Маллинзом. И когда они нашли тело Родса? Маллинз казался искренне потрясённым, но он также казался…

Фил не совсем понимал, что происходит. Но ему это не нравилось. Зачем Вики придумывать что-то подобное? И если это правда, то почему Маллинз не сказал ему об этом?

«Что бы это ни было, — сказал он себе, — я это выясню».

Он вернулся в нужное русло.

— Так что же именно произошло? Я имею в виду, Адамса и Норта?

В её голосе снова послышался мрачный шёпот:

— Никто не знает.

Фил провёл рукой по щеке, гладя щетину.

— О’кей. Но как ты думаешь, что с ними случилось?

Она высоко подняла брови.

— Я? Я думаю, что они были убиты теми же людьми, которые проделали работу с этими наркодилерами. Они, вероятно, на дне одного из болот, прикованные цепями к крышкам люков. Если ты спросишь меня, они подошли слишком близко, так что их прикончили!

— Да, Вики, но к чему они подошли слишком близко?

— Не знаю, — неуверенно ответила она.

«Я знаю, — подумал Фил. — Они слишком близко подобрались к бизнесу „ангельской пыли“ твоего крикера-муженька. Вот к чему они подошли слишком близко. Поэтому он убил их. У меня странное чувство, что ты это знаешь, Вики. Но ты не скажешь этого, потому что прикрываешь своего мужа. Того самого парня, который использует тебя как кусок мяса, чтобы показать своим друзьям-наркоманам. Того же скользкого, уродливого ублюдка, который накачал тебя кокаином и заставил крутиться в дешёвом стриптиз-клубе!»

Она снова полезла в сумочку, повторяя призрачный ритуал своего проклятия. Две крошечные ложечки белого порошка исчезли из ложки у неё в носу, и снова Фил почувствовал, что разрывается между двумя противоположными полюсами. Часть его самого, которая всё ещё переживала о ней, а затем другая часть, полицейская часть, часть, которая знала, что если он будет возражать, то позволит личным чувствам помешать целостности дела.

«Срань господня… — подумал он очень медленно. — Что же мне делать?»

Теперь кокаин связывал её по рукам и ногам. Её лицо вспыхнуло. Её дыхание участилось, она казалась взволнованной. Она продолжала принюхиваться только к воздуху и бессознательно потирала руками свои почти голые белые бёдра.

«Должно быть, это какой-то первоклассный кокс, которым он тебя кормит, — подумал Фил. — Наверное, чистейший».

Чем чище, тем лучше, верно, Вики? Чем проще держать тебя в узде, тем больше ты разрушаешь себя ради его кошелька и статуса. И тут самое печальное из всех размышлений ударило ему в голову…

Кокаиновые наркоманы никогда долго не держались. Они себя исчерпывали.

«Что будет делать Наттер, когда от неё ничего не останется? То же самое, что он, блять, сделал с Адамсом, Нортом, Родсом и всеми этими другими людьми…»

Вот как это работало. В конце концов коксовые королевы изживали себя. Потом они становились обузой.

А такой парень, как Наттер? Он выбросит её, как мусор на следующей неделе.

Это было тяжело. Это была женщина, в которую он когда-то был влюблён, и вот он сидит с ней в машине, наблюдая, как она нюхает кокс до беспамятства. И зная, что он ничего не может с этим поделать, он почувствовал себя ещё хуже.

Но что он мог сделать? Остановить всё это? Раскрыть ей всю тайную операцию? Она сдала бы его в мгновение ока. Или что ещё? Уволиться из департамента, затащить её в окружную реабилитационную программу, зная, что есть только десять процентов успеха?

«Всё, что я могу сейчас сделать, — посочувствовал он, — это сыграть в игру».

— Фил? — спросила она.

— Что?

Он полагал, что должен был предвидеть это. Почему он этого не предвидел? Теперь она была взвинчена, накачана кокаином до самых жабр, и хотя она претерпела катастрофические изменения с тех пор, как их отношения закончились, её чувства к нему, вероятно, не изменились.

«Я — единственное напоминание о том, что её жизнь не всегда была такой адской, как сейчас,» — подумал он.

Её рука лежала на его ноге. Он мог чувствовать её тонкий жар.

— Как всё могло так испортиться? — спросила она самым несчастным голосом, который он когда-либо слышал.

— Не знаю, — ответил он.

Её рука скользнула вверх. Её тело придвинулось ближе.

— Почему бы нам не притвориться… что с нами никогда не случалось ничего плохого?

До него донёсся импульс, похожий на тревогу. Желание оттолкнуть её руку, отругать, сказать, что пути назад нет. Но вместо этого, он не сделал ничего, чтобы разубедить её.

Он вообще ничего не ответил.

Что в данном конкретном случае было равносильно ясному согласию.

Не было никакого повторного разрушения старого льда. Вместо этого какое-то странное, необъяснимое течение в воздухе притянуло их ближе…

Ночь присоединилась к ним.

Она тут же поцеловала его. Её голые руки сразу же обвились вокруг его шеи.

«Я не могу этого сделать! — приказал он себе. — Это безумие! Я полицейский! Я занимаюсь делом!»

Её язык облизал его губы.

«Не надо больше! Вот где это заканчивается! Я собираюсь остановить это прямо сейчас!»

Она развязала топ и сняла его.

«Нет!» — подумал Фил.

Она скинула с себя шорты…

«Нет!»

… и стянула трусики.

«Не-е-ет!»

Решимость Фила угасла, как машина, у которой только что закончился бензин. Он открыл глаза и посмотрел на неё. Его сердце бешено забилось. Она сидела лицом к нему, прислонившись спиной к пассажирской двери. Мягкий лунный свет ласкал её мраморную кожу, её обнажённое тело сияло.

— Ты говорил, что я красивая.

— Так и есть, — ответил он без всякой задней мысли. Эти слова даже не были похожи на его собственные. — Больше, чем я когда-либо помнил.

Она снова придвинулась к нему, скользя в лунной темноте. Её рот открылся навстречу его губам, и всё, что он мог сделать, это откинуться назад, словно в коме. Луна, казалось, смотрела на него то ли как обвинитель, то ли как мрачное отражение его собственного я.

Её теплые руки блуждали по нему, постепенно расстёгивая ремень на брюках.

Их языки скользили вместе.

Её мягкие груди прижались к его груди.

— Я всё ещё люблю тебя, — прошептала она ему на ухо.

— О, Боже, нет, не говори так. Скажи что-нибудь другое, но не говори этого…

— Я… я никогда и не переставала, — закончила она.

Её руки нашли его пояс и начали снимать с него брюки.

«Я не могу этого сделать!» — его мысли сделали последнее слабеющее усилие.

Затем усилие улетучилось, как светлячки снаружи.

Нет, он знал, что не должен этого делать, но к этому моменту уже знал, что сделает это в любом случае.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Фил припарковался за местным Qwik-Stop, примерно в полумиле от него, затем через лес направился к станции. Возможно, это была крайняя предосторожность, но она того стоила. Теперь, когда Фил крутился среди местных жителей, он не мог позволить, чтобы его машину увидели где-нибудь рядом со станцией. Да, он мог бы позвонить Маллинзу по телефону, но…

«Этого недостаточно», — подумал он, пробираясь мимо старой хижины на заднюю площадку.

Это должно быть лицом к лицу.

Фил не любил незаконченные дела.

Было около девяти утра, когда он проскользнул через чёрный ход. Маллинз, как обычно, наливал себе едкий кофе и жевал табак одновременно.

— Ну, посмотрите-ка, кто пришёл! — Маллинз усмехнулся. — Ты что-нибудь узнал, Фил? Ты начинаешь выглядеть чистокровным деревенщиной! Может быть, эта работа в штатском раскрывает настоящего тебя?

— Не приведи Господь, — сказал Фил, но он знал, что имел в виду Маллинз.

Ботинки, старые джинсы, фланелевая рубашка, плюс он не брился два дня. Чтобы сыграть роль, он должен был выглядеть соответствующим образом.

— Почему я всегда могу сказать, когда ты злишься? — спросил Маллинз. — Тебе даже не нужно ничего говорить. Я могу сказать это, просто взглянув на тебя.

Фил сел.

— Вы знаете, что я сделал сегодня утром, шеф?

— Хм-м-м… Дай угадаю.

— Не беспокойтесь. Я позвонил в отдел кадров полицейского управления Фэрфакса. Я также позвонил в полицию округа Монтгомери. И никто из них никогда не слышал о Норте и Адамсе. Сказали, что эти ребята даже не подавали заявок.

— Оу, чёрт возьми! — Маллинз сел за свой стол.

Его живот растягивал его полицейскую рубашку до абсолютного физического предела.

— Почему вы солгали мне, босс?

Маллинз проглотил обвинение.

— Я бы не назвал это ложью. Давай просто назовем это…

— Как? Тактический обход фактов?

— Ну, да. Это звучит неплохо. Мне это нравится. Тактический обход фактов. У тебя отличный словарный запас, Фил.

— К чёрту мой словарный запас, — сказал Фил. — Почему вы сказали мне, что Норт и Адамс ушли в более высокооплачиваемые отделы?

Маллинс тяжело вздохнул.

— Потому что я нуждался в тебе, Фил. Эта дерьмовая «ангельская пыль» превращает весь город в помойку, и из-за этого я выгляжу как мусорщик. Возможно, ты не согласился бы на эту работу, если бы я заранее сказал тебе, почему Норт и Адамс ушли.

— Так скажите мне сейчас. Что с ними случилось? Они мертвы?

— Мертвы? — Маллинз изумлённо уставился. — Нет, они живы, но их, чёрт возьми, здесь нет. Стало слишком жарко, поэтому они оба послали всё куда подальше. Сдали свои значки и свалили.

Фил явно ухмыльнулся.

— Давайте, шеф. Полную историю.

— Ну, хорошо. Норт и Адамс работали над «ангельской пылью» пару месяцев. Потом они получили информацию о лаборатории Наттера, и мы втроём проверили её однажды ночью. Нам сказали, что у него есть точка на холмах за Хокли.

— Кто вам это сказал?

— Давай просто скажем — анонимный совет.

— Ладно. Что произошло?

Маллинз внезапно вздрогнул, как будто вспомнил.

— Случилось то, что нас чуть не убили. Всё это было подстроено. Должно быть, нас ждали две дюжины этих ублюдков, их грёбаная армия.

Фил не совсем понял.

— Армия кого?

— Крикеров. И все они были снабжены винтовками и ружьями. Мы попали прямо в засаду Наттера. В мою жопу прилетел шестнадцатый калибр. Хочешь увидеть шрамы?

— Не стоит, — сказал Фил.

— Адамсу попали в верхнюю часть ноги пулей такого калибра, что сломали бедренную кость. Другая пуля разорвалась в районе его колена, бедный ублюдок больше никогда не будет ходить. Норту оторвало ухо. Ещё два дюйма, и он бы лишился головы. К тому времени, когда мы выбрались оттуда, патрульная машина была настолько дырявой, что годилась бы в качестве сита.

Фил откинулся на спинку стула, оценивая своего босса. Маллинз покрылся лёгким потом, и когда он сделал ещё один глоток кофе, его большая толстая рука заметно дрожала.

— Так Норт и Адамс после этого взбесились?

— Верно, — сказал Маллинз. — Сказали, что они больше не могут заниматься этим, и я не могу сказать, что виню их. Норт сразу ушёл. И Адамс ушёл в тот день, когда ему сняли гипс. Пришлось заплатить этому ублюдку заработную плату за десять недель больничного.

Фил скрестил руки.

— Забавно, шеф. Я слышал, что ни одиниз этих парней не уволился. Я слышал, что они исчезли, и больше их никто не видел.

Губы Маллинза скривились, словно он только что сосал лимон.

— Кажется, ты сейчас много чего слышишь, и я думаю, что знаю, от кого ты это слышишь. Не позволяй этой продажной девке Вики Стил делать из тебя идиота, Фил.

— Чёрт, шеф. Вы мне опять врёте? Назовите мне хоть одну причину, по которой я не должен ей верить.

— Я назову тебе целый букет, — ответил Маллинз. — Она стриптизёрша, дешёвая проститутка и нимфоманка, которую перетрахал практически весь город. К тому же она жена Наттера. А ещё она очень глупа, — Маллинз выбросил свою чашку в корзину для мусора, затем взял другую. — Норт уехал по шоссе в Боуи, штат Мэриленд — после того, как он загорелся, он сказал, что никогда больше не хочет быть полицейским. Адамс и его брат получили ссуду для малого бизнеса и купили винный магазин в Уайтхолле. Если ты думаешь, что я обманываю тебя, то давай, поищи их имена в моем Rolodex и позвони им.

«Проехали,» — подумал Фил.

Теперь Маллинз стал чистым. Но было ещё кое-что…

— Ладно, так вы меня обманули из-за того, что произошло?

— Нет, — перебил Маллинз. — Я тактически обошёл факты.

— Хорошо. Но почему?

— Я же сказал. Я боялся, что ты не согласишься на эту работу, если я сразу расскажу всё. Я собирался сказать тебе. Собственно говоря, я собирался сказать тебе на этой неделе. Подумал, что ты точно не откажешься, когда уже займёшься этим делом.

— Это довольно хреново, не так ли?

— Ну, конечно, — признал Маллинз. — Но посмотри правде в глаза, Фил. Однажды коп, всегда коп. Эта работа была создана специально для тебя. Я просто хотел дать тебе немного времени, чтобы расслабиться. Ты ведь всё равно согласился бы на эту работу?

Фил не ответил, но знал, что шеф прав.

«Он знает меня лучше, чем я думал».

— Ещё кое-что, — сказал Фил.

— Дай угадаю. Твоя бывшая возлюбленная трепалась про Норта и Адамса. Есть основания полагать, что она в придачу ещё болтала про тела?

— Да, шеф. Тела. Вики сказала, что их больше дюжины, и у всех срезана кожа, как у Родса.

Взмах руки Маллинза отклонил эти страшные предположения.

— Это была не дюжина, может быть, семь или восемь, и да, они все были без кожи, как Родс. Конкуренты по «ангельской пыли». Я полагаю, Наттер заставил своих крикеров убивать любого, кто пытается конкурировать с его бизнесом.

— Для меня это звучит правдоподобно, но это тоже относится к делу, — позировал Фил. — Мне было бы полезно узнать об этих убийствах, прежде чем вы отправили меня на тайное расследование, не так ли?

Маллинз пожал плечами.

— Не горячись. Я же собирался рассказать тебе всё об этом, точно так же, как я собирался рассказать тебе о Норте и Адамсе. Но я подумал, что лучше всего…

— Дать мне немного времени, чтобы разобраться в вещах.

— Правильно.

Теперь хмурый взгляд Фила застыл на его лице.

Маллинз снова сплюнул, отпил ещё кофе и почесал живот.

— В ту ночь в нас стреляли, потому что никто из нас не знал, что, чёрт возьми, мы делаем. Норт и Адамс, конечно, были приличными копами, но они были мелкими городскими полицейскими, Фил. У них не было знаний и опыта, чтобы вести серьёзное расследование убийств и наркотиков, и у меня тоже. Но ты знаешь, что делаешь. Ты эксперт в этой работе; Господи, это всё, что ты делал в городской полиции. Если бы я на минуту подумал, что у тебя недостаточно опыта, чтобы справиться с этим делом, то я бы никогда не спас тебя с этой безумной фабрики пряжи, на которой ты гнил в пригороде. Я дал тебе шанс, потому что считал, что ты его заслужил. Мало кто из начальников, — Маллинз сделал паузу, чтобы размяться, — забыл бы о том дерьме, которое случилось у тебя в полиции города.

Это небольшое напоминание немного ослабило раздражительность Фила. Шеф был прав; Фил знал наркотические сети как свои пять пальцев, и он знал, чего ожидать. Но Маллинз? А голодранцы вроде Адамса и Норта? Неудивительно, что они чуть не потеряли задницы. Эти парни не отличат «ангельскую пыль» от муки.

И ещё одно соображение начало тлеть.

«Кто я такой, чтобы злиться на него за то, что он не совсем следовал протоколу?»

Он вспомнил прошлую ночь и Вики. Они занимались любовью в его машине больше часа.

«Я тоже не совсем следовал протоколу,» — ему ничего не оставалось, кроме как напоминать себе.

— Так что давай выложим все карты на стол, — снова начал Маллинз. — Без тебя в этом деле ничего не получится, и вскоре об этом узнает вся округа, газеты, выпуски новостей. Конечно, у меня есть личная заинтересованность, я не говорю, что её нет. Знаешь, моя грёбаная работа. Наттер и его крикеры превращают Крик-Сити в кучу дерьма, и я буду одним из тех, кто с этим должен справиться. Но это не просто работа — этот мерзкий деревенский городок — мой дом, и он твой тоже, нравится тебе это или нет. Ты мне ничего не должен, и я не ожидаю, что ты будешь рвать задницу, чтобы спасти мою работу в качестве начальника. Но, чёрт возьми, Фил, ты должен немного позаботиться о том, что Наттер там делает. Он вовлекает детей в своё дерьмо, пресекает их в зародыше, прежде чем они получат хоть половину приличных шансов на жизнь.

— Я был лейтенантом в борьбе с наркобизнесом несколько лет, шеф, — напомнил Фил. — Я знаю, что наркотики делают с детьми.

Маллинз сплюнул ещё раз.

— И не забывай о том, что Наттер сделал с твоей бывшей подружкой.

Ещё одно напоминание.

Фил беспокойно поёрзал на стуле.

— Итак, как я уже говорил, если ты чувствуешь, что я поступил с тобой неправильно, тогда я очень сожалею. И если ты хочешь прямо сейчас сдать свой значок и сказать мне, чтобы я пошёл нахер, я пойму. Чёрт, думаю, я этого заслужил. Конечно, в таком деле может стать очень жарко, но ты знал это с самого начала. Я не препятствовал тебе, Фил. Я просто не хотел сразу слишком много на тебя сваливать, вот и всё.

— Расслабьтесь, босс. Я не собираюсь сдавать свой значок. Просто постарайтесь держать меня в курсе событий в будущем.

— Конечно, буду, — Маллинз потёр руки. — Так мы снова друзья?

— Конечно, шеф.

— Хорошо. А теперь скажи мне, что ты накопал прошлой ночью у «Сумасшедшего Салли»?

— Я тусовался с Иглом Питерсом…

— Твой приятель поможет тебе в деле об «ангельской пыли»?

— Да, но я ни к чему его не подталкивал. Пока ещё рано для этого. Мне нужно укрепить доверие этого парня, прежде чем я могу ожидать, что он мне поверит. И, да, вчера вечером я также столкнулся с Вики, — сказал он. — Думаю, если у меня будут хорошие отношения с ними обоими, они распространят слух, что я крутой. Тогда я смогу приблизиться к Наттеру. Хотя Вики думает, что я тупица, а Питерс, вероятно, считает меня извращенцем.

— Извращенцем? — спросил Маллинз. — Почему это?

При воспоминании об этом желудок Фила слегка сжался.

— У Наттера есть задняя комната в клубе. Они впускают туда только определённых людей.

Маллинз скривился.

— Задняя комната? Что он там собирается делать? Блэкджек, кости?

— Нет, я тоже так подумал сначала. Но потом меня втянул туда Игл; он надёжный завсегдатай. Там ещё одна танцевальная сцена. Там выступают девушки-крикеры.

Маллинз почти сплёвывал кофе и табак одновременно.

— Ты ведь меня разыгрываешь, да?

— Хотел бы я это сделать, шеф. Это было довольно мерзко, но я подыгрывал так, как будто мне это нравилось.

— Умный ход, — Маллинз вытер коричневый сок с губ салфеткой. — Только больные захотят видеть такое дерьмо, и я готов поспорить, половина из них — дистрибьюторы Наттера.

— Я тоже на это рассчитываю, — сказал Фил. — Я постараюсь попасть туда, когда смогу, и попытаюсь сопоставить постоянных посетителей с моими записями с парковок. Я смогу связать некоторых из них с их транспортными средствами, затем я смогу проверить их номера и получить их имена. Таким образом, мы будем знать, на кого обращать особое внимание. К тому же я буду внимательно следить за всем, что я могу почерпнуть по пути.

Маллинз кивнул.

— Ладно, похоже, ты попал в цель. Так держать и, ради всего святого, будь осторожен!

Фил встал и собрался уходить:

— Не беспокойтесь обо мне, босс. Я могу притвориться тупым, но я же не тупой.

— Да? — сказал Маллинз, пристально глядя на него. — А кто ты, если снова связался с Вики Стил? Она самая грязная шлюха в городе, Фил.

Комментарий заставил Фила на мгновение задуматься.

«Он просто догадывается, он никак не мог знать о том, что случилось со мной и Вики прошлой ночью. Абсолютно никак».

— У меня с ней давно всё закончено, шеф. С чего вы взяли, что я с ней связался? Это закончилось десять лет назад.

Маллинз проигнорировал его.

— С тех пор, как она стала привязана к Наттеру, она превратилась в настоящую хитрую маленькую сучку, и ей легко обвести вокруг пальца такого​, как ты. Тебе не нужно ей доверять.

Фил закатил глаза и застонал.

— И если это не её помада на твоей шее, тогда чья? Игла, чёрт возьми, Питерса?

Глаза Фила расширились.

«Он несёт фигню, — убеждал он себя, пока не провёл рукой по шее. — Оу, нет! Вот дерьмо!» — подумал он дальше.

Его пальцы стали красными.

— Так что позволь мне кое-что рассказать, Фил, — сказал Маллинз, как суррогатный отец. — Ты не первый парень в мире, которого дразнит эта женщина, и, чёрт возьми, не ты последний, кого она дразнит. Она в одной компании с убийцами. И последнее, что мне нужно, это чтобы ты начал её трахать и снова обнадёживать себя. Конечно, многие мужчины думают своими членами, а не мозгом. Но я надеюсь, что ты не такой. Ты слишком умён, чтобы поддаться её уловкам.

Фил ничего не мог сказать, чтобы оправдать вчерашнюю встречу.

— Я облажался, — признал он.

Но как мог Маллинз быть таким самоуверенным?

— Хорошо, шеф, вы меня поймали. Я ошибся в своём суждении.

— Ошибся в суждении? — Маллинз выдавил смех. — Ты наступил на те же самые грабли, сынок. Ты, должно быть, исчерпал свой здравый смысл. Не делай этого снова. Эта сука сделает из тебя фарш. Вчера у неё был ты, как обычный дурак, а сегодня будет десяток других членов, — Маллинз нацелил свой большой палец, как указательный. — Используй свою голову, Фил. Держись подальше от трусиков этой шлюхи, иначе она тебя на них повесит.

— Шеф, — возразил Фил, — от вас это звучит уж очень страшно. Почему вы так уверены, что она такая опасная, а? Скажите мне?

— Я сделаю это, умный мальчик, — тяжёлое лицо Маллинза покраснело; снова он выглядел так, словно сосал что-то очень кислое. — В ту ночь, о которой я тебе рассказывал, когда мы получили ту информацию о лаборатории Наттера, и в итоге нас чуть не убила кучка крикеров…

— В ту ночь, когда вас, Норта и Адамса подставили, — вспомнил Фил. — Что насчёт этого?

Маленькие, прищуренные глаза Маллинза сверкнули в воспоминаниях.

— Этот совет нам дала шлюха Вики Стил, — сказал он.

* * *
— Хорошая машина, а? — Фил пошутил и открыл перед Сьюзен пассажирскую дверь Malibu.

Неизвестный хлам загромождал заднее сиденье, обивку покрывали порезы, а краска выглядела потрескавшейся, как засохшая грязь.

«Я должен был хотя бы вымыть её, — жаловался он себе. — Она подумает, что я неряха».

— Ты неряха, Фил, — сказала она. — Но не воспринимай это как критику.

Фил завёл старый двигатель.

— Никогда не суди человека по его машине. Ferrari в автосервисе, в противном случае мы бы поехали на ней.

— Ferrari, да? — Сьюзен улыбнулась ему. — Я думаю, твоя бритва тоже в ремонте, верно?

— Эй, — заметил Фил, говоря о щетине на лице за несколько дней, — ты думаешь, мне нравится выглядеть таким грязным? Работая в опасной тайной операции, мой профессиональный долг — выглядеть как можно более мерзко. И позволь мне сказать тебе, что это непросто, когда ты такой красивый, как я.

— Твоё усердие перевешивает только твоя поразительная скромность, — ответила Сьюзен, открывая окно. — Но я должна признать, что ты самый красивый подонок, которого я видела за последнее время.

— Я тронут комплиментом, — Фил выехал с переднего подъезда «Старой леди Крейн» и направился по дороге. — Итак, теперь, когда я наконец пригласил тебя на свидание, у меня есть один очень важный вопрос.

— Что такое?

— Куда мы едем?

— Эй, это ты пригласил меня на свидание, помнишь? Твоя работа — составлять расписание на вечер.

— Ладно. Я тебя удивлю.

Фил на самом деле не имел ни малейшего понятия, куда её отвести, но он знал, что теперь, когда он фактически работал под прикрытием, он не мог отвести её никуда в городе.

— Так люди в «Сумасшедшем Салли» покупаются на твою легенду? — спросила Сьюзен.

— Думаю, да. Если бы они думали, что я коп, они бы никогда меня не пустили в заднюю комнату.

Затем более мрачный голос, возможно, голос его собственной вины, добавил:

«Верно, Фил. И если бы Вики думала, что ты всё ещё коп, она прошлой ночью не нюхала бы кокаин перед тобой, не так ли? И она не стала бы с тобой трахаться. Ты очень хорошо натренировал себя, дружище. Ты использовал её для информации, и ты использовал её как сексуальный объект. Похлопай себя по спине, мудак».

Эти мысли его огорчили. Он не хотел противостоять им, поэтому вернулся к ответу на её вопрос.

— Я могу сказать, что нужно поступать очень осторожно. А общение с Иглом Питерсом даёт мне больше доверия, поскольку он постоянный завсегдатай. Пока я держу хороший фронт, я в деле.

— Это может быть труднее, чем ты думаешь, — сказала Сьюзен.

— Почему?

— Что, если тебе нужно будет проявить себя? Допустим, ты всё глубже погружаешься в толпу «Сумасшедшего Салли». Однажды ночью кто-то начинает использовать «ангельскую пыль», а тебе предлагают попробовать?

Это было то, что должен учитывать любой полицейский под прикрытием.

— Это хороший вопрос, и я полагаю, что ответ — я не знаю. В правильной ситуации я, вероятно, смог бы подыграть. Я побеспокоюсь об этом, когда придётся.

— Тебе не страшно? А как насчёт Наттера и его людей? Если они когда-нибудь узнают, что ты полицейский…

— Я знаю, и да, это немного страшно. Я буду держаться подальше от Наттера. Ты никогда не получишь мёртвого вора в законе, если не доберёшься до него через его лакеев. Я привык быть очень осторожным.

Он выехал из города и только что привёз её в старый семейный краб-хаус с совершенно нелепым названием «Капитан Солти».

— О, это место прекрасно, — прокомментировала Сьюзен, когда он вывел её на заднюю палубу. За их столом открывался обширный вид на залив. — Я никогда не знала об этом месте. Какая находка.

— Нам повезло, — признал он. — Я не был уверен, продолжают ли они бизнес. Хотя, если я правильно помню, у них отличные крабы на пару. Я часто…

Что он собирался сказать?

Он был в своём уме?

«Я часто приводил сюда Вики».

— Я часто бывал здесь в былые времена, — быстро поймал он себя. — Иногда лодочники доводят свои лодки прямо до пристани и выгружают свежие бушели крабов и устриц.

Сьюзен, казалось, понравился вид. Лёгкий ветерок играл с её чистыми светлыми волосами. Фил не мог украдкой не взглянуть; он тоже был очарован видом — но не заливом.

Её видом.

Это поразило его — её простая и лёгкая красота. Её непринуждённая грация. Её неприукрашенное поведение. Ему снова пришло в голову, что её привлекательность противоположна привлекательности Вики. Красота Сьюзен казалась более честной, более искренней. Казалось, что она отражала всю её сущность сразу, без наложений. Ни макияжа, ни дизайнерской одежды, ни фасонов; ей это было не нужно. Фил чувствовал себя соблазнённым.

И чертовски виноватым.

Насколько велик шанс, что он будет со Сьюзен, когда она узнает, что случилось прошлой ночью с Вики?

Он заказал кувшин холодного чая, дюжину устриц и дюжину варёных на пару крабов.

— Я откажусь от устриц, — сказала Сьюзен, глядя на тарелку. — У меня нет желания есть то, что ещё живо.

— Всё дело в восприятии, моя дорогая, — сказал Фил, а затем высосал одну целиком прямо из скорлупы. — Я гарантирую, что эта устрица ничего не почувствовала.

Когда прибыли крабы, Фил дал ей быстрый урок техники.

— Есть только один способ есть крабов, — цитировал он. — Как варвар.

Он разорвал одного в руках и начал методично вынимать мясо. Во время еды Фил избегал тем, связанных с работой. Вместо этого они больше говорили о её учёбе, её предстоящей степени, её планах на будущее. В каком-то смысле он ей завидовал; ей было чем заняться и куда пойти.

«Как и я, лет десять назад, — сухо подумал он. — Надеюсь, ей повезёт больше…»

Но, похоже, ей понравился ресторан и беспорядочная игра с поеданием крабов. Ей также нравилось его общество. Фил знал, что ему нужно расслабиться. Он хотел, чтобы ей было комфортно с ним, и он хотел, чтобы он ей нравился. Он не совсем понимал, что он предвидел — он просто надеялся, что это будет что-то хорошее.

Но что-то далёкое беспокоило его во время еды; он был слишком отвлечён Сьюзен, чтобы признать это. Он продолжал отталкивать его — что бы это ни было — отталкивать. Но когда Сьюзен извинилась и пошла в дамскую комнату, это осознание ударило Фила по лицу: Вики.

И то, что подразумевал Маллинз…

Возможно ли, что шеф знал о Вики больше, чем он? Маллинз твёрдо заявил, что именно Вики дала им фальшивую подсказку в ночь, когда их подставили.

Но…

«Может ли это быть правдой»? — подумал он.

Фил утащил своего последнего краба, размышляя. Он надеялся, что выводы Маллинза были преувеличением, но одну вещь, которую нельзя было переоценить, — это события прошлой ночи.

«Господи, — подумал Фил. — Прямо там, на переднем сиденье моего Malibu…»

Изображения, казалось, были обуглены в его голове, как эмблемы от клеймения.

Вики была странной.

Он был удивлён, даже шокирован. Её соблазнение было лавиной; она напала на него своей сексуальностью, задушила его ею. Минуту они сидели и болтали, а в следующую — голая суматоха, переплетавшаяся в передней части машины. Каждая секунда, казалось, сменялась чередой захватывающих образов — мерцающих взмахов её волос, изгиба бёдер, линий лица — как вырезки в маниакальном фильме. Её обнажённые груди горячо прижались к его груди; её кожа скользила по его, словно смазанная маслом. Темнота окутывала их там, пропитывающая жара склеивала их вместе. Её руки сжимали его, отчаянно, сильно, но сознательно точно. Её язык вертелся в его рту, её зубы прикусывали его, её руки и ноги крепко связывали его, как верёвка госпожи. Каждое прикосновение и каждая ласка, каждый стон, поцелуй и облизывание заставляли Фила чувствовать себя ещё на шаг ближе к пропасти. В любую секунду он мог упасть…

Вики делала с ним то, чего никогда не делала в прошлом. Она была дикой и странной, но… Слишком странной…

Она была похожа на хищного зверя. Желания Фила и её собственные были тем, что она выслеживала и пожирала… А когда всё закончилось, он лежал измученный, выжатый и истощённый. Он сомневался, что когда-либо чувствовал себя таким примитивным в своей жизни. Каким бы интенсивным ни было это переживание, оно даже не казалось реальным. В этом не было никакого смысла, никакой страсти. Это были просто два фантома, вышедших из-под контроля в лунном свете.

А теперь, сидя здесь среди кучи ракушек и глядя, как вечернее солнце искрится в заливе, он сожалел обо всём этом ещё больше. Он не любил Вики и не хотел её. Это была уже другая женщина. Последние десять лет хорошо натренировали Вики. Теперь в её жизни появился новый хозяин — холодный и очень тёмный хозяин, алхимик духов. Это превратило её мечты в мусор, а её сердце в отчаянную, умоляющую маленькую вещь, которой не к чему было стремиться, некуда идти.

А потом вернулся чёрный голос, голос, который он много слышал в последнее время, отрезая правду, которую он знал всё время, но никогда не хотел открывать:

«Теперь она не что иное, как кокаиновая шлюха…»

Фил моргнул от появившегося солнечного света.

«И это твоя вина, правда, Фил? Ты оставил её в холоде. Ты бросил её волкам. Ты бросил её любовь обратно ей в лицо и позволил Наттеру превратить её в придорожную проститутку-наркоманку. Хорошая работа, Фил. Ты первоклассный парень».

— Я в этом не виноват… — прошептал он голосу.

«Да, ты отлично сработал. Ты не только трахнул её, ты солгал ей, ты выкачивал из неё информацию, ты её использовал, Фил. Тебе наплевать на неё, тебя волнует только твоё проклятое дело!»

— Пошёл нахер…

«И посмотри, что ты сейчас делаешь. Ты на свидании с настоящей красивой женщиной, а не с какой-то придорожной шлюхой. Что бы она сделала, Фил? Что бы сделала Сьюзен, если бы узнала, что ты вчера трахал шлюху-наркоманку?»

— Молчи…

«Ты тоже будешь трахать её? Ты собираешься трахнуть Сьюзен, как ты трахал ту шлюху прошлой ночью?»

— Иди к чёрту!

«Я уже там, — ответил голос. — Так что же тогда остаётся?»

Затем он ушёл.

Голос, конечно же, был его собственным, той частью его психики, которая не могла терпеть то, что он делал и делал. Он действительно использовал её? Неужели он виноват в руинах жизни Вики? И действительно ли он использовал эти руины, пользуясь ими в своих интересах?

Он не хотел знать.

Его чувство вины прилипло к нему, как беспрерывное жужжание комара вокруг его уха. Он чувствовал себя иссохшим, таким же психически измученным, каким он был физически вчера вечером после своей встречи с Вики.

— Это было весело, — сказала Сьюзен, когда они возвращались к машине. — Мы должны приехать сюда снова когда-нибудь.

— Да, это отличное место, — ответил слегка ошеломлённый Фил.

Может быть, её комментарий был просто случайным, но если она не планировала увидеть его снова, зачем ей делать такое предложение? По крайней мере, он мог воспринять это как хороший знак того, что их первое свидание прошло хорошо.

Но было ещё рано, и теперь, когда Фил мог устанавливать свои собственные часы, ему не нужно было выходить на работу к восьми часам вечера.

«Куда мне её сейчас отвести?»

— Эй, Фил, — сказала она, — я знаю, что это прозвучит очень глупо, но…

— Дай угадаю, — сказал он и открыл для неё дверцу машины. — Тебе нужно идти домой сегодня пораньше?

— Нет, мне нужно в библиотеку.

— В библиотеку? — лицо Фила сморщилось. — Зачем?

— Вчера вечером я оставила там несколько своих учебников. Я хочу забрать их, прежде чем кто-нибудь их утащит. Ты не возражаешь?

Фил чуть не рассмеялся. По крайней мере, теперь ему не нужно было думать, куда идти дальше.

— Нет проблем. Следующая остановка — библиотека.

Он завёл машину, собирался выехать, когда она добавила:

— И спасибо за ужин.

Затем она наклонилась и очень легко поцеловала его в губы.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Поездка в окружную библиотеку в Миллерсвилле повела их обратно по шоссе через город.

— Смотри, ещё крикеры, — отметила Сьюзен, когда они проезжали мимо перекрёстка на Старой губернаторской дороге.

Фил их тоже заметил.

Две фигуры продвигались вперёд: мальчик позднего подросткового возраста и девочка намного младше, вероятно, его сестра. Они волочили за собой старые мешки, наверняка полные выброшенных бутылок и банок, которые они вытащили из-под моста. Многие местные панки припарковывались ночью недалеко от моста, выпивая пиво и выбрасывая тару в воду. В конечном итоге мусор вымывался в русло ручья, где дети, в основном дети крикеров, собирали его и продавали переработчикам по пенни за фунт. Собирать мусор было единственным занятием для большинства этих детей. Сьюзен в раскаянии отвернулась, когда они проходили.

— Господи, это так печально. Бедные дети.

— Ага, — согласился Фил. — Я вижу их всё время, они собирают мусор или ловят рыбу в ручьях на верёвки в воде.

Он только мельком увидел эту парочку, грязную, растрёпанную, в изношенной одежде, которая скоро сгниёт. У маленькой девочки не было правой руки, а у мальчика руки были слишком длинными, его руки опускались ниже колен. Их уродливые головы повернулись, две пары крошечных алых глаз безнадежно взглянули вверх, когда машина Фила проезжала мимо.

— Некоторые крикеры кажутся намного хуже, чем другие, — заметил он. — Как те двое. Христос…

— Насколько я понимаю, это похоже на генетический шанс, — сказала Сьюзен. — Чем больше эти маленькие сообщества скрещиваются между собой, тем более деформированными они становятся. Некоторые репродуктивные гены более дефектны, чем другие.

Вчерашняя экскурсия в заднюю комнату «Сумасшедшего Салли» была хорошим доказательством этого. Девушки-крикеры, которых Фил видел танцующими, явно были дефектными по рождению, но они также унаследовали множество нормальных и даже красивых физических качеств. Некоторых из них даже нельзя было принять за крикеров, пока он не присмотрелся.

— И самое странное — это сам Наттер, — продолжал Фил, следуя по шоссе до поворота на окружную скоростную автомагистраль. — Он такой большой и деформированный, но я также помню, что он был очень умным.

— Я не так много об этом знаю, — сказала Сьюзен, — но несколько лет назад я ходила на курс социологии, посвящённый диссоциированным культурам. Общества вырожденцев — не такая уж редкость даже в наши дни. Для некоторых участников типично иметь чрезвычайно высокий IQ и в то же время быть физически деформированными. И именно эти люди всегда являются лидерами.

— Это как раз подходит к Наттеру.

— Что ж, если ты хочешь узнать об этом больше, мы отправляемся в нужное место.

— Да, — понял он. — Библиотека.

Наттер был крикером, и его бизнесом с «ангельской пылью» руководила компания крикеров. Филу было бы неплохо узнать о них как можно больше. Тогда он сможет справляться с ними более эффективно и с бóльшей осведомлённостью.

Библиотека была устаревшей: система картотеки файлов вместо компьютера, к которому он привык со времен учёбы в колледже. Сьюзен помогла ему сориентироваться после того, как забрала свои книги. Они нашли несколько названий по этому вопросу, от самого простого — «Врождённая жизнь в Аппалачах» до очень клинического — «Генетическая репродуктивная дефектность и процесс генетической трансфекции человека».

Фил оценил стопку книг в своих руках, когда они возвращались к Malibu.

— Сегодня мне не до сна, — сказал он.

* * *
Конец их свидания был кратковременным. В конце концов, Сьюзен тоже должна была работать сегодня вечером, но её часы были не такими снисходительными, как у Фила. Поцелуй на ночь — это всё, что он получил у её двери, но это было всё, чего он ожидал. Настаивать на чём-то ещё было бы плохим ходом — даже фатальным, если бы он надеялся и дальше с ней встречаться.

Что он и сделал.

И вообще, это был хороший поцелуй.

— Да, она мне очень нравится, — сказал он себе вслух, возвращаясь в свою комнату. — Она… классная.

Было трудно поверить, что они хорошо справились с этим, учитывая её первоначальное представление о нём. Хотя, вероятно, она всё ещё сомневалась; кто бы не стал? Его запись в городской полиции навсегда останется пятном в его жизни, несмотря на то, что всё это было ложью. Но по крайней мере ему казалось, что Сьюзен искренне ему верила.

«Дай немного времени,» — подумал он.

Для работы переодеваться не было необходимости; джинсы и футболка подойдут для работы в «Сумасшедшем Салли». Но у него ещё было время, поэтому он сел на свой сломанный стул и начал читать.

* * *
«Просто небольшое веселье», — подумал Блэкджек.

Это всё, на что у него было время сегодня вечером; к полуночи ему предстояло прибыть в лабораторию Рипа в Тайлерсвилле.

«Но у меня ещё есть час, — напомнил он себе, глядя на часы. — Я сделаю это быстро».

Блэкджек никогда не тратил много времени, чтобы устроить хорошее веселье девушке.

Он проследовал за грузовиком, за рулём которого сидел мальчишка-крикер, по старой лесной дороге в стороне от трассы. Цена была подходящей, и Блэкджек слышал, что можно купить девушку-крикера, как только ты станешь известным в «Сумасшедшем Салли». А ту цыпочку, которую он видел в задней комнате?

«Да,» — подумал Блэкджек.

Как только он увидел её на той сцене, он понял, что должен повеселиться с ней. Он слышал, что нужно договариваться с парнем с большой головой; Блэкджек решил, что он сутенёр девушек-крикеров Наттера; вот почему он следил за дверью в комнату.

— Пятьде-е-есят за по-о-олчаса, — процитировал парень. — Семьде-е-е-сят пять за целы-ы-ый час. Это нечто осо-о-обенное.

Блэкджек ухмыльнулся.

— Особенное, да? — он положил за девушку-крикера две банкноты. — Как насчёт небольшого веселья?

— Коне-е-ечно, только не ре-е-ежь её и не уби-и-ивай. Коди будет черто-о-овски зол.

«Коди, — подумал Блэкджек. — Как Коди Наттер».

Этот грёбаный уродливый крикер был тем чуваком, с которым даже Блэкджек не хотел связываться. Эти крикеры вызывали у него мурашки по коже, и все знали, как они могут постоять за себя.

Когда мальчишка остановил грузовик и высунул из окна руку, Блэкджек заметил, что у него на руке два больших пальца.

— Про-о-осто следуй за мно-о-ой, — сказал мальчишка. — Тут недале-е-еко.

Изрытая колеями дорога вилась через лес, потом уходила в длинное травянистое поле. Сегодня ночью было жарко и душно, но именно так и нравилось Блэкджеку. И он сам становился горячим, просто думая о той цыпочке-крикер, которую он видел танцующей в первом выступлении. Он слышал о них и ранее, но сегодня он впервые увидел их собственными глазами. И её крошечный ротик, наверное, даже недостаточно большой, чтобы в него можно было воткнуть сигарету.

Да. Это была девушка, с которой он мог хорошо повеселиться.

Видите ли, для Блэкджека не было бы никакого интереса, если бы он не смог их бить. Это был стиль Блэкджека — бить женщин. Конечно, иногда он мог немного увлечься. Однажды он подобрал одну маленькую шлюшку на шоссе. Сначала он слегка ударил её, а затем заткнул ей рот, когда она стала слишком шумной, засунул в него большой комок туалетной бумаги и завязал её колготками.

Затем ему пришлось по-настоящему ударить её.

Он избил её лицо до состояния кашицы — это было похоже на раскисший черничный пирог к тому времени, когда он закончил, — он устроил ей хорошее веселье. Единственная проблема заключалась в том, что она внезапно тут же стала расслабленной, и когда Блэкджек начал трясти её, чтобы проверить, что не так, он увидел, что немного перестарался, потому что она была мертва как камень. Ну что ж. Фактически, в прошлом он уже убил нескольких девушек — это были вроде как несчастные случаи. А его напарник Джейк Родс? Вот был чувак, который действительно был готов на всё. Он убил множество девчонок, причём специально.

Забавно, что теперь, когда об этом подумал Блэкджек, он понял, что не видел старого приятеля Джейка почти месяц.

Он подумал, что, наверное, Джейк ищет новых покупателей для своего товара.

Но сейчас все мысли Блэкджека были заняты одним: хорошим весельем. И эта девчонка-крикер, такая страшная и несуразная, сделает это веселье особенным…

Блэкджек полностью возбудился, когда грузовик мальчишки подъехал к грунтовому склону и остановился. Впереди, на фоне леса, Блэкджек увидел дом — большое выбеленное старое жилище с длинным деревянным крыльцом и провисшей крышей. В лунном свете дом приобретал какое-то серое сияние.

«Ладно, парень, что же тут особенного?» — подумал Блэкджек, когда вышел из собственного грузовика.

Мальчишка, казалось, уставился на дом.

— Эй, парень? Что теперь?

— Ой, про-о-осто иди, иди пря-я-ямо, — сказал мальчишка.

— Где девушка?

— Она там наве-е-ерху. Она будет жда-а-ать тебя в гости-и-иной.

Сапоги из гремучей змеи Блэкджека зашуршали по дороге. Дом был странным — на самом деле он выглядел неземным, но сам Блэкджек был не из тех, кто мог придумать такое определение — призрачное белое сияющее дерево, светлячки, мигающие роями крошечных огоньков. В узких окнах, казалось, светились масляные лампы, большая луна сияла высоко в кристально чистом небе.

«Вот она, — подумал он, войдя в холл. — У неё четыре сиськи! Боже мой, я собираюсь повеселиться с этой сукой на всю катушку!»

Справа от него в темноту уходил длинный коридор. Он услышал далёкий стук, а затем что-то, похожее на приглушённое ворчание. В дальнем конце фойе гипнотически тикали высокие напольные часы.

Тик-тик-тик. Тик-тик-тик.

На стенах висели чьи-то портреты, написанные маслом, но лица у них были такие старые и пыльные, что казались размазанными.

Слева от него поднималась лестница с перилами, и на полпути стояла девушка-крикер. Из-за простой, очень прозрачной ночной рубашки её тело в виде песочных часов казалось окутанным туманом. В семипалой руке она держала медную масляную лампу.

Она не говорила — конечно, нет. Наверное, не смогла бы, только не с её крошечным ртом размером с маленькую дырочку. Вместо этого она жестом предложила ему следовать за ней другой рукой, на которой было восемь пальцев.

Блэкджек поднялся по лестнице, его пах колотился вместе с сердцем. Он начинал нервничать, он хотел хорошенько повеселиться с ней и отрезать эти четыре маленькие сиськи. На площадке второго этажа ещё один более узкий лестничный пролёт вёл вверх в кромешную тьму, от которой, казалось, исходил жар.

— Что там? — спросил он.

Девушка, естественно, не ответила. Она провела его по коридору второго этажа и повернула в первую комнату.

Посередине стояла большая старая кровать с балдахином. Стены, тёмные с заплесневелыми обоями, были украшены рядами картин. Девушка поставила лампу на старинную тумбочку, когда Блэкджек закрыл дверь.

Щёлк!

— А ты хорошенькая для крикера, — сказал он и тут же сорвал с её тела ночную рубашку.

Она слегка дрожала. Лампа отбрасывала нечёткие тени на её белую, как бумага, кожу. Блэкджек отступил, чтобы посмотреть на неё, и улыбнулся. Да, она была чертовски милая для крикера, если не считать этого крошечного рта, этих испорченных рук и четырёх сисек. Но для Блэкджека эти черты только увеличивали возбуждение — это была лучшая еда, и он должен был ею полакомиться. Её чернильно-чёрные волосы сияли, а её кроваво-красные глаза просто смотрели на него.

Блэкджек сильно ударил её раскрытой ладонью по лицу; он носил кожаные перчатки без пальцев, которые давали дополнительный удар. Девушка отшатнулась, глаза её закатились, как маленькие красные шарики, и она упала на кровать.

— Что случилось, дорогая? Снаружи мальчишка сказал, что тебя можно слегка побить! — выпалил он. — И, чёрт возьми, если нет, то как быть с той зеленью, что я положил в его долбаную лапу?

Глаза Блэкджека сфокусировались на ней; его взгляд пожирал её плоть.

— Да, твой наглый сутенёр, он сказал мне, что я могу делать всё, что хочу, кроме как порезать тебя или убить. Ну, остаётся ещё много чего, не так ли?

Он набросился на неё.

Он схватил её груди. Он сжимал их, как маленькие мешочки. Под каждой маленькой грудью была другая грудка, как один блин на другом. Соски были большими и тёмными, мясистыми. Он прикусил две верхние, и девушка издала аккуратный визг. Затем он приподнял верхнюю грудь и прикусил более нежные соски двух нижних. Девушка вздрогнула под его весом.

Блэкджеку это понравилось. Это дало его чреслам искру, которую он искал. Её голые ноги раздвинулись под ним; её плоть внезапно превратилась в хаос. Она была мягкой, нежной. Это было замечательно. Её щетинистый участок сиял, как полоска оникса.

Затем его большие руки в перчатках опоясали тонкое горло девушки и начали сжимать. Он очень пристально наблюдал за ней. Каждый раз, когда он сжимал, её маленькие красные глазки мерцали. Потом он отпускал, и она ахала своим крошечным ртом. Он делал это довольно долго, гладя её маленькую двойную грудь каждый раз, когда отпускал её.

Он встал. Она развалилась на кровати, её лицо походило на безвольную маску.

— Может, я вырву твой язык? — серьёзно задумался он.

Но потом он передумал; он вспомнил, что сказал тот парень снаружи. Если он сделает ей больно слишком сильно, Наттер разозлится, а Блэкджек, чёрт побери, этого не хотел.

— Как они кормят тебя, дорогая, через этот крохотный рот крикера? Что, большеголовый пацан снаружи позволяет тебе сосать его соломинку? Держу пари, так и есть. Бьюсь об заклад, он тоже трахает тебя в любое время, когда захочет. У него большой член? — Блэкджек рассмеялся. — Блин, держу пари, у него их два, как у тебя четыре сиськи.

Он снова ударил её ладонью по лицу.

Бац!

Затем он сжал свою большую руку и ударил её по лицу кулаком.

Бац! Бац! Бац!

Она застонала изо всех сил, её глаза трепетали.

— Как тебе это, дорогая? Все женщины хотят, чтобы я делал это с ними. Я знаю, что единственный способ повеселиться с тобой — это выбить из тебя дерьмо!

Он ударил её ещё несколько раз, воодушевлённый звуками. Девушка была едва в сознании, поэтому он снова кусал её соски, по одному, пока в ней не вернулось некоторое движение. Пару раз он кусал так сильно большие мясистые соски, словно откусывая их начисто.

«Что ей оставить на память о старом Блэкджеке? Может, откусить все четыре её соска и съесть их, как большие сладкие леденцы?»

Затем он перевернул её.

И сбросил джинсы.

— А теперь, милая, я трахну тебя в задницу, так сильно, как ты и не мечтала. И не говори мне, что ты этого не хочешь, потому что я знаю, что хочешь. Все вы, дурацкие суки, хотите этого. Ты ведёшь себя как глупая и сопливая девка, но я вижу, что ты действительно этого хочешь. Ты не сможешь срать после траха Блэкджека!

«Это будет что-то вроде запечённого яблока с корицей,» — подумал он.

Но затем на него нахлынула другая мысль.

«Точно так же, как мой папа делал со мной…»

Она неподвижно лежала на животе. Блэкджек оседлал её и хлопнул большими руками по её шее. Затем сжал. Она сначала вздрогнула, потом обмякла. Он схватил большую горсть её чёрных как ночь волос и откинул их назад, как вожжи.

Приглушённый шлёпок раздался позади него. Блэкджек поднял глаза. Но он не понял, что именно здесь произошло.

— Что, чёрт возьми, случилось?

Затем цветок боли раскрылся у основания его черепа.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

«Сумасшедший Салли» качался. Стены сотрясали мощные аккорды хэви-метала из музыкального автомата. Вспыхивали стробоскопы и били по сцене разноцветными столбами. Пока шумные посетители заказывали ещё пива, официантки суетились между проходами, как гимнастки на канатах на большой высоте.

Толпа ликовала.

«Господи,» — подумал Фил.

Это была Вики.

Она танцевала на протяжении всего выступления с безграничным мастерством, каждый шаг её высоких каблуков идеально синхронизировался с грохотом музыки. Зелёные глаза смотрели на толпу, как огранённые изумруды; её бордовые стринги блестели. Было ясно — Вики владела сценой и толпой, когда танцевала. Это было полностью её владением. Должно быть, это странное чувство силы для женщины через её простое сексуальное присутствие, чтобы привлечь внимание всех в её среде.

«Но это также должно быть довольно удручающе,» — подумал Фил.

Когда она была там, обнажённая, если не считать шипов и стрингов, она была олицетворением плоти. На самом деле, это уже не человек и не женщина, а существо, лишённое всех своих половых признаков.

Фил старался не смотреть.

Её рыжие волосы растрепались. Стробоскопы, казалось, выделяли её тело мгновенными фрагментами, которые вспыхивали, а затем исчезали, все в пульсирующем звуковом пейзаже музыки. Толпа неистово выла при каждом шаге, каждом движении, каждом взмахе ноги и повороте плеча. Блеск и пот искрились в расщелине её груди…

Фил не мог позволить своим размышлениям рушиться. Он знал, что больше не любит её, но всё же было непросто наблюдать, как бывшая невеста танцует топлес в стриптиз-клубе. Хищное веселье толпы поднялось, как волны, а дух Фила упал. Этот чёрный голос вернулся, чтобы задать вопрос, который он не мог вынести:

«Сколько парней сегодня её трахнет, Фил? Два, три? Может, пять? Может, больше, а? Это тело с сиськами, чёрт, держу пари, трахнется с любым из этих мешков со слизью. Но развеселись, дружище! По крайней мере, ты трахнул её бесплатно…»

Фил почувствовал себя ещё хуже, когда присмотрелся; что-то ещё ярче блестело на её обнажённой груди.

«Господи,» — подумал он, когда понял, что это было.

Крошечный бриллиант на золотой цепочке. Подарок ко Дню святого Валентина, который он подарил ей более десяти лет назад.

— Ещё пива, приятель? — спросил странный бармен.

— Да, почему бы нет? — ответил Фил.

— Ты выглядишь так, будто кто-то пристрелил твою собаку.

— Ну, — сказал Фил, — на самом деле я очень расстроен, что сегодня вечером нет рестлинга.

— Борьбы, — поправил бармен. — Она была раньше. «Дитя природы» Рик Флер выбил Стинга из строя. Это было великолепно.

— Чёрт, я всё упустил! — сказал Фил.

Затем знакомый удар пришёлся по его спине; Игл Питерс встал у стойки, его длинные светлые волосы колыхались.

— Как дела, чувак?

— Просто тусуюсь.

Игл бросил быстрый взгляд на Вики на сцене.

— Ага, — ответил он довольно мрачно, затем мудро счёл нужным сменить тему. — Эй, ты хочешь пойти в заднюю комнату?

Фил вздрогнул.

— Я думал, ты её ненавидишь?

— Я знаю, но мне нужно кое с кем поговорить, — Игл остановился. — Надо поговорить о небольшом деле.

«Небольшое дело, да?» — подумал Фил.

Казалось, ему только что выпала ещё одна прекрасная возможность.

— Я всегда только за, — сказал он, вспомнив своё прикрытие. — Пошли.

— И ещё кое-что, — Игл понизил голос. — Тебя интересует небольшая подработка? Нам нужно съездить в одно место, но нам нужен водитель.

— Куда съездить? — спросил Фил.

— Только не беспокойся об этом. Это не рискованно. Мы можем дать тебе пару сотен за час работы. Тебе интересно или нет?

Испытывал ли его Игл?

Фил не знал.

Но он знал, что у Игла был арест за работу с «ангельской пылью», и он просто попросил Фила быть его водителем. Это была мечта любого полицейского под прикрытием…

— Как я уже сказал, мужик, — я только за!

«Просто играй спокойно, Фил,» — сказал он себе.

Они встали и направились ко входу. Друк, швейцар-крикер, пристально посмотрел на них и кивнул, чтобы они могли пройти. Внутри казалось ещё темнее, чем прошлой ночью, и тише. Деформированная танцовщица медленно поднималась по сцене в пелене кроваво-красного света и гудящей музыки.

«Слава богу, здесь темно,» — Фил не хотел вдаваться в подробности происходящего.

Всё, что он мог заметить, это то, что её голова казалась выпуклой в виде трёх горбов…

Игл что-то прошептал загадочной официантке со странной грудью и очень короткой рукой. Затем она усадила их за задний столик.

Сразу к ним присоединилась ещё одна фигура.

— ЭтоПол Салливан, — представил Игл. — Мой приятель, Фил Страйкер. Не волнуйся, он классный. Говорит, что хочет поехать с нами сегодня вечером.

При этом имени Фил уже забил тревогу.

«Пол Салливан! Это тот парень, у которого есть обвинение в „ангельской пыли“, парень, который подал заявление о пропаже».

— Привет, Пол, приятно познакомиться! — сказал он и протянул руку парню для рукопожатия.

Парень её не пожал.

У Пола Салливана было лицо, как избитая наковальня, неприятный клин с глазами-бусинками. Короткие тёмные волосы и плотное телосложение.

— Я не знаю, приятель, — пожаловался Салливан Иглу. — Я никогда раньше не видел этого парня.

— Расслабься, — заверил Игл. — Я же сказал тебе, он классный. Я знал его много лет. Ты сказал, что нам нужен новый человек, так как Кевин свалил из города.

Салливан пожал плечами.

— Хорошо, я думаю, мы можем попробовать его. Пока он не задаёт вопросов.

— Эй, чувак, ты хочешь, чтобы я водил, я буду водить!

Салливан ухмыльнулся, а затем начал перешёптываться с Иглом. Фил не мог понять бóльшую часть того, о чём они говорили, но он решил, что лучше всего попытаться разобраться во всём по ходу действия. Вместо этого он сделал вид, что смотрит на сцену. Девушка-крикер с выпуклой деформированной головой легла на спину, её ноги поднялись в виде ровной буквы V. Её босые ступни с тремя пальцами на каждой медленно бродили в тёмно-алом свете.

Ранее Фил немного читал о врождённой физиологии в книгах, которые он взял в окружной библиотеке. Явления оказались намного сложнее, чем он думал.

Чем интенсивнее близкородственное размножение, тем больше вреда для репродуктивных генов и тем выше уровень дефектных плодов. Алые глаза и чёрные волосы были обычными чертами, как и увеличенная голова, отсутствующие или лишние пальцы рук и ног и неровные конечности. Но Фил быстро предположил, что эти крикеры были необычайно мутировавшими, плохие гены передавались не годами, а целыми поколениями, потому что многие уродства, которые он видел, были грубым продолжением тех, что описаны в книгах. В одной из книг были рисунки, и они были не такими суровыми, как у крикеров.

Фил внимательно посмотрел на голову танцовщицы. Казалось, она была расколота на три части. Но…

«Что она сейчас делает?»

Танцовщица оставалась лежать на спине с поднятыми ногами. Затем её бёдра, казалось… задрожали. Через несколько секунд стало очевидно, что она делала.

«Она вывихивает бёдра!» — подумал Фил с гротескным изумлением.

Это была правда. Её ягодицы, полностью обнажённые, за исключением крохотных стрингов, начали сгибаться, гладкие мускулы зашевелились под белой растянутой кожей. Фил стиснул зубы; на жуткий поступок было больно смотреть.

В конце концов её труды поочерёдно вытащили бёдра из тазобедренных суставов с громким двойным хрустом!

«Вот дерьмо!» — подумал Фил.

А затем вывихнутые ноги откинулись назад до пола.

Она положила затылок на ноги, как если бы она лежала в постели и это были руки. Фил не мог представить себе ничего более неестественного — то есть — пока он не увидел, что она сделала дальше. Её ступни снова поднялись, поворачиваясь под невозможными углами, в то время как натренированные мускулы её ног мастерски скручивались в разные стороны. Вскоре она стала гладить себя ногами. Её пальцы ног скользили вверх и вниз по животу. Её пятки тёрли лобок. А потом обеими ступнями она стала ласкать свою грудь так ловко, как будто это были руки…

«Боже Всемогущий!» — вот и всё, что мог думать Фил.

— Давай, чувак, — сказал Игл. — Время идти.

Фил встал, сглатывая последний образ: девушка скользит ногами под крохотными стрингами и ласкает свой клитор. Он последовал за Иглом и Салливаном через чёрный ход.

— Это шоу крикеров такое уродство, да, дружище? — спросил его Салливан.

— Да, то ещё развлечение, — поддержал Фил.

Они прошли по гравийному участку «Сумасшедшего Салли». Фил сразу понял, что Салливану он не понравился, по тону его голоса и злобному взгляду в его маленьких глазках, но Филу приходилось держать это в секрете.

— Да, они все там кучка долбаных шлюх, — продолжил Салливан. — Они и цыпочки из главного зала. Все тупицы и членососки. Особенно эта горячая Вики Стил. Видел её, дружище?

— Да, я видел её.

— Она единственная из тех шлюх, которая берёт больше сотни. Грёбаная самонадеянная и тупоголовая шлюха считает, что она лучше других, только потому, что она жена Наттера, типа она что-то особенное. Но она не что иное, как мерзкая подстилка, как и все остальные. Боже, скажу тебе, я бы трахнул эту тупоголовую шлюху так сильно, что у неё мозги бы вылезли из ушей.

Фил проглотил эти слова, он молчал, словно немой.

— Эй, Пол, отдохни, а? — Игл любезно предложил, не уточняя, что женщина, о которой он так явно упоминал, когда-то была помолвлена ​​с Филом. — Ты хочешь испугать нашего нового партнёра, что ли?

Салливан усмехнулся. Его джинсы и лёгкая фланелевая рубашка обтягивали телосложение бодибилдера, и его неприятное лицо только усиливало имидж. Серьёзный тип. Но Фил не позволил этому запугать его; Салливан был из плоти и костей, как и все, и столь же уязвим.

Парень продолжил:

— Ладно, дружище, я и мой приятель Игл собираемся кое-что забрать сегодня ночью, и нам нужен дурак, чтобы нас отвезти, понимаешь? Манекен, который притворяется, что ничего не понимает и не задаёт много вопросов.

Фил неопределённо улыбнулся. Салливан проверял его, чтобы увидеть, сколько дерьма он может вынести.

— Меня устраивает, — сказал Фил. — Слушай, чувак, я иду за деньгами. Мне плевать, что вы, ребята, делаете.

— Хорошо, дружище, и убедись, что так и будет, потому что нет ничего, что меня бесило бы больше, чем любопытные болваны.

— Ты можешь называть меня болваном, тупицей, как хочешь, брат, — сказал ему Фил. — Как я уже сказал, я просто ищу способ заработать деньги, и пока у тебя есть зелень, ты можешь звать меня хоть грёбаным кенгуру, если хочешь.

Салливан фыркнул и хлопнул Фила по спине.

— Знаешь что, дружище? Я уже начинаю думать, что ты подходишь нам…

«Боже, я бы хотел надрать этому парню задницу прямо на парковке,» — весело подумал Фил.

Вместо этого он просто сказал:

— Мы будем болтать всю ночь, или нам нужно двигаться?

— На твоих колёсах, дружище, — проинструктировал Салливан. — Копы могут проявлять особый интерес по отношению к моей тачке и тачке Игла.

— Прекрасно, — сказал Фил, приближаясь к Malibu. — Я просто надеюсь, что убрал кучу собачьего дерьма с заднего сиденья.

Салливан захохотал.

— Ага, Игл, а этот твой приятель, чёртов бунтарь!

«Господи, — подумал Фил. — Этот парень прям какой-то умственный гигант. Спорю, у него IQ меньше, чем размер его члена».

Все трое забились в драндулет Фила, Салливан ехал с ружьём. Фил вставил ключи в зажигание.

— Куда?

— Пока что никуда.

Угловатое лицо Салливана повернулось; казалось, он что-то достаёт из кармана.

«Этот парень меня раскрыл? — удивился Фил с поразительным спокойствием. — Он знает, что я коп?»

У Фила была его Беретта двадцать пятого калибра в бумажнике Bianchi; это было бы тяжело, но он думал, что сможет справиться с этим достаточно быстро, чтобы выиграть у Салливана, если тот будет тянуть время. Рука Фила скользнула по его ноге, медленно приближаясь к карману.

— Эй, Пол? — спросил Игл с заднего сиденья. — Что такое? Нам нужно двигаться.

Лицо Салливана было похоже на маску из обожжённой глины. Он вынул из кармана джинсов небольшой пластиковый пакет. В пакете было несколько косяков. Фил сильно сомневался, что это была марихуана.

— То, что у нас здесь, дружище, является одним из лучших в округе, и просто чтобы показать тебе, какой я классный парень, я позволю тебе это попробовать.

— Давай, Пол, — возразил Игл. — Убери это дерьмо. Он должен отвезти нас без проблем.

— Ага, ну, если твой приятель не умеет водить машину под кайфом, тогда он, должно быть, девочка, а мы не хотим, чтобы девочки ездили с нами по делам, — Салливан ухмыльнулся в тёмной машине. — И кроме того, я не знаю этого болвана, может быть, он наркоман?

Затем Салливан вручил Филу зажигалку и один из косяков.

«Отлично, — подумал Фил. — „Ангельская пыль“ представляет собой порошок или табак».

Голос Салливана, казалось, дрогнул.

— Давай, дружище, зажги и выкури. А если нет, это говорит мне только об одном.

— Да? И о чём же? — ответил Фил.

— Ты подстава.

Фил взял конец косяка в рот.

«Ничего страшного не должно произойти,» — подумал он.

Он зажёг косяк. Едкий, мерзкий запах поднимался струйкой дыма от конца косяка. Дым клубился в воздухе, как змея-призрак, распространяясь, распространяясь, распространяясь…

Сьюзен предупреждала его об этом, не так ли?

У него не было выбора.

Фил начал делать долгую затяжку.

* * *
Блэкджек очнулся с размытым сиянием в глазах.

«Луна, — ошеломлённо осознал он. Его окутывала сгущающаяся влажная тьма, но, прищурившись, он заметил луну в окне. — Погоди… Чёрт, какое окно? Где я?»

Воспоминания возвращались назад, проносясь в его голове.

«„Сумасшедший Салли“, задняя комната, потом я поехал в этот дом… Шлюха. Эта сука-крикер подставила меня!»

Когда он попытался встать, парад боли вознаградил его за усилия. Его левая рука онемела, пульсировала, как и правая нижняя часть затылка. Когда он поднял правую руку и коснулся своей груди и бедра, то понял, что его раздели догола. Голое дерево под ним было тёплым, даже горячим; пот стекал по его бокам, как обезумевшие муравьи.

«Боже мой, я чувствую себя в Аду…»

Ревущая боль пульсировала в его руке и ноге, а также в затылке.

И снова вернулись воспоминания.

Он собирался хорошенько отодрать эту шлюху-крикер. Он вспомнил её четыре сиськи, вспомнил её крошечный рот.

Но что случилось потом?

Он душил её и…

«Блять!»

Это всё, что он помнил…

Он стиснул зубы от боли.

«Ага, — понял он, — какой-то сукин сын сделал со мной это. Это афера, которую устроил Наттер. Шлюха подставила меня, и я готов поспорить, что этот парень подкрался ко мне сзади и ударил меня по голове. Но что, чёрт возьми, он имеет против меня? Я не сделал никакого дерьма этому уродливому крикеру. Нет смысла вырубать меня».

Но одна вещь, которую знал Блэкджек точно:

«Я должен убираться отсюда. Где бы я ни был».

Потом он подумал про дом. Да, он всё ещё должен быть в доме. Она отвела его в маленькую комнату на втором этаже. Но это не могла быть та же комната. Здесь было жарче, чем на углях, и он вспомнил старый ковёр на полу у шлюхи, но этот пол был голым.

«Вставай. Надо двигаться, — приказал он себе. — Надо выбраться из этого косяка до того, как тот парень вернётся, чтобы закончить работу…»

Было почти невозможно не кричать, когда он поднимался на четвереньки. Ему пришлось отдохнуть. Его мозг пульсировал, как будто что-то готово было вырваться из его черепа. Единственное, что он мог видеть перед собой, — это незащищённое окно без ставен и светящаяся в его раме луна. Размазанные стёкла стояли прямо над ним, но от боли казалось, что они находятся в сотнях футов от него. Он слышал, как его пот капает на деревянный пол, когда он полз вперёд, к шелушащемуся подоконнику.

«Чёрт побери, какую работу они со мной проделали!»

Его левая рука была почти бесполезна. Его правая рука ухватилась за край подоконника и потянула. Это были согласованные усилия; Блэкджек никогда бы не подумал, что просто встать будет так сложно. Тем не менее, после долгих вздрагиваний, задыханий и кряхтения, он встал на ноги, прислонившись к стене.

Он выглянул в окно.

«Христос…»

Да, это был тот же дом, отлично. Он узнал передний двор и эту дерьмовую грунтовую дорогу, ведущую вниз с холма. Но грузовик с этим болваном пропал, как и его собственная машина.

«Ублюдки! Ублюдки крикеры!»

Бог знает, как он собирается выбраться отсюда, и что он будет делать, когда у него это получится? Ходить по лесу голышом? Он даже толком не знал, где он. Не отмеченная на карте дорога в сторону от трассы, затем пара поворотов, которые он не запомнил. Но…

«К чёрту, ​​— заключил он. — Лучше прогуляться голым и потеряться где-нибудь в лесу, чем остаться здесь и лишиться головы».

Выглянув, он сообразил, что находится на третьем этаже, а не на втором. С тех пор он смутно припомнил узкую лестницу, поднимающуюся от комнаты, где находилась шлюха. Окно было его единственным выходом…

Ему придётся выползти в окно, соскользнуть по навесу и упасть на крышу. В любом случае это было бы тяжело, но с его онемевшими левой рукой и ногой, настолько онемевшими, что они чувствовали себя мёртвыми, это было бы почти чертовски невозможно. Тем не менее, какой у него был выбор?

«Просто придётся это сделать, — сказал он себе. — Придётся выпасть из этого окна и убраться из этого дома уродов!»

Как только он попытался открыть окно, он заметил…

«Оу, чёрт возьми, нет!»

Оно было заколочено.

Но прежде чем он смог подумать, что делать дальше…

«Что? Что, чёрт возьми, это было?»

Он что-то слышал?

Голоса или что-то вроде голоса, казалось, щекотали его разум. Он широко раскрытыми глазами смотрел в темноту на…

«Помолись перед встречей с нашим Спасителем…»

«Давай, будь чист и избавь нас…»

Это было подобно словам, смешанным с мыслями. Непонятный шёпот смешался с каплями роящихся звуков в голове. Но для Блэкджека было ясно одно: в комнате был кто-то ещё.

— Кто там? — встрепенулся Блэкджек.

Темнота стояла перед ним, непроницаемая, сплошная чёрная стена.

— Я знаю, что там кто-то есть, так как насчёт того, чтобы сказать мне, что, чёрт возьми, происходит?

Ответа не последовало. Просто зернистая темнота смотрела на него.

Затем…

Блэкджек дёрнулся вправо.

Он что-то видел? Видел ли он что-то движущееся в углу справа?

Что-то вроде изменилось. Мокрое скольжение за чем-то более чёрным, чем тьма…

«Óна, приди! Благословенная Óна, благодарим тебя!»

Крик застыл в горле Блэкджека, когда что-то слизистое, влажное и отвратительное вышло из темноты и очень нежно коснулось его плеча.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Что-то горячее, казалось, проникло по нервам Фила в его мозг, где оно застряло и гудело. Сразу он почувствовал раздражение, разобщённость, но в то же время успокоение. Он знал, что не смог бы сыграть это, особенно среди этих парней. Они были профи. Он взял большую часть затяжки в рот, удерживая её, затем фыркнул через носовые пазухи, и на самом деле вдохнул лишь след. Но одного следа было достаточно.

«Чёрт побери, — подумал он изумлённо. — Какой кайф…»

Салливан забрал косяк.

— Эй, дружище, не будь мудаком! — потом засмеялся и сам стал курить.

«Слава богу, — подумал Фил. Это была тяжёлая вещь; он знал, что, если бы ему пришлось выкурить ещё немного, он не смог бы ни стоять, ни тем более водить машину. — Надо избавиться от этого,» — сказал он себе.

Он запустил Malibu.

— Достойный, — сказал он. — Сильный эффект. Так куда мы едем?

— К северу по дороге, — сказал Игл.

Как только он начал действовать, ему стало лучше. Он позволил свежему воздуху из открытого окна врезаться ему в лицо. Его лоб покалывало, тёмные осколки, казалось, подёргивались на самых дальних краях поля зрения, и время от времени его касался какой-то обжигающий холод.

Салливан курил косяк так, как будто ел густой дым.

— Хорошо, дружище, теперь я знаю, что ты настоящий. Один из наших партнёров свалил из города пару недель назад, поэтому нам нужен новый водитель на полную ставку. Теперь это ты.

— Звучит хорошо, — сказал Фил.

— Мы забираем готовую продукцию у нашего поставщика, а затем отправляем её в наши точки. Деньги хорошие, а копам нас не поймать.

«О, да? — подумал Фил. — Не могу дождаться, когда отправлю тебя за решётку… дружище».

— Какая у вас схема?

— Просто северный округ, — сказал Игл с заднего сиденья Malibu. — Миллерсвилл, Локвуд, Уэйнсвилл и так далее. Чуваки отрывают это дерьмо чуть ли не с руками. Наш товар лучше и дешевле, чем у основного поставщика. Мы его обошли.

— Кто основной поставщик? — спросил Фил, но ему показалось, что он уже довольно хорошо понимает, о ком они говорят.

— Неважно, — сказал Салливан. — Ты просто человек, который ведёт машину, так что и оставайся им.

— Верно, — сказал Фил.

Игл провёл его через несколько поворотов вверх по дорогам, о существовании которых он даже не подозревал. Большинство из них были грунтовыми, изрезанными колеями и выбоинами, часто настолько узкими, что ветки заросших кустов царапали машину с обеих сторон. В конце концов они выехали на поляну, и Филу было приказано остановиться.

— Ну вот, — пожаловался Салливан. — Ублюдка здесь нет. Мы рано?

— Мы опоздали на пять минут, — сказал Игл.

— Тогда где, чёрт возьми, Блэкджек?

Фил просто сидел и держал рот на замке. Он знал, что со временем узнает больше о сети. Но Салливан и Игл казались слишком расстроенными, заставляя себя долго молчать, постоянно выглядывая из машины.

Они просидели полчаса, и никто не приехал.

«Эти парни сходят с ума, потому что их поставщик опаздывает?» — подумал Фил.

В этом не было особого смысла. Почему эти парни так нервничают?

Игл убрал волосы с глаз, наклонившись вперёд.

— Сколько раз Блэкджек приезжал так поздно?

— Никогда, — горячо ответил Салливан.

— Значит, парень просто опоздал, — предположил Фил. — Может, что-то случилось…

— Расскажи ему, что случилось, — сказал Салливан, махнув рукой.

Лицо Игла на заднем сиденье выглядело бледным.

— В последнее время исчезли многие из наших поставщиков и дистрибьюторов.

— Джейк Родс, Кевин Орндорф, а теперь и Блэкджек, — мрачно произнёс Салливан. — Были и другие, я имею в виду чёртову кучу других.

— Может быть, копы поймали их, — предположил Игл, — а мы слишком тупы и не заметили этого?

— Вы, ребята, несёте чушь полную, — вмешался Фил. — Округу и штату на это наплевать — «ангельская пыль» для них мало интересна. Они все гоняются за кокаином и другой серьёзной наркотой. А местные копы? Ребята, как Маллинз? Ни за что. Эти местные клоуны даже штрафы за парковку выписать не умеют; они слишком заняты взяточничеством и ленью. Ребята, это не копы.

— Тогда что, чёрт возьми, происходит? — крикнул Салливан.

— Просыпайтесь и понюхайте кофе! Вы только что закончили говорить мне, что пытаетесь обойти основного поставщика «ангельской пыли» в этом округе, и внезапно ваши люди начинают исчезать. О чём это вам должно говорить?

— Кто-то наносит удар по нам, — сказал Игл. — А мы сидим здесь, как три резиновые уточки в ванне.

* * *
«Какая же пара дураков, — подумал Фил, хихикая над ними всё время пути назад. — Неудивительно, что идиоты только потеряли время; они были просто тупицами. Ублюдки не смогли бы продать даже лопаты землекопам».

Он высадил их на парковке «Сумасшедшего Салли» и согласился встретиться с ними завтра вечером.

Маллинзу это понравится. Надо было рассказать ему всё скорее. Он подозревал это всё с самого начала.

«Основным» поставщиком «ангельской пыли» должен был быть Наттер, и именно Наттер заключал контракты с этими новичками. Пока всё подходит.

«Теперь мне просто нужно спланировать свой следующий шаг, — понял Фил, — и нужно сделать это хорошо».

Был третий час, когда он высадил Игла и Салливана. Он проехал около часа, чтобы немного выждать, затем припарковал Malibu за торговым центром, где была химчистка, в которой он чистил свои рубашки. Затем он прошёл полмили до станции.

— Как прошла очередная деревенская ночь? — спросила Сьюзен из-за своей радиопередачи.

— Неплохо, — сказал ей Фил. — Может быть, я действительно деревенщина в душе. Я прямо настоящий Маккой.

— Я немного волновалась, — сказала она. Её ярко-голубые глаза сверкнули на него. Её светлые волосы сияли. — Я не слышала от тебя ни слова за всю ночь по твоей портативной рации.

«Беспокоилась немного обо мне? — подумал Фил. — Что ж, это хороший знак».

— Трудно достать полицейскую портативную рацию, когда ты едешь на пикапе с двумя распространителями «ангельской пыли», — гордо ответил он.

— Ты шутишь! Кто это?

— Игл Питерс и тот парень Салливан, который некоторое время назад писал заявления о пропавших без вести, — Фил улыбнулся. — Они оба торговцы «ангельской пылью», а я их новый водитель.

— Замечательно! — воскликнула Сьюзен. — Господи, ты действительно погружаешься глубоко внутрь дела и очень быстро.

— Это просто мой многочисленный опыт, дорогая. Ничего не могу поделать — я суперкоп.

— Да? Ну, суперкопу лучше быть очень осторожным. Чем ближе ты подходишь к этим людям, тем опаснее они становятся.

— Опасность, — сказал Фил, — это моё второе имя. О, и ты была права, я должен был сегодня проявить себя.

— Как? — она спросила очень подозрительно.

— Мне пришлось выкурить немного «ангельской пыли».

— На что это было похоже?

— Я только немного покурил, но это быстро меня ударило, заставило меня почувствовать себя немного расслабленным, но в то же время гиперактивным. Но я не знаю, в чём дело. У меня просто заболела голова после кайфа. Но, в любом случае, эти парни думают, что я не подстава, так что я в деле.

— Что ты будешь делать сейчас?

— Думаю, у меня есть хорошая идея. Что мне нужно прямо сейчас, так это чтобы ты снова пробила Салливана.

— Зачем?

— Мне нужен его адрес.

Сьюзен сомневалась.

— Что ты задумал, Фил?

— Просто верь мне, хорошо?

Она на секунду заколебалась, глядя на устройство, а затем неохотно набрала имя Салливана. Затем она дала Филу адрес этого парня.

— Хорошо, увидимся позже.

— Подожди минуту! — Сьюзен встала и подошла к нему у двери. — Ты меня действительно пугаешь. Чем ты планируешь заняться?

— Эй, я же сказал тебе, не беспокойся об этом. Скажем так, я собираюсь вылить на него немного смазки и поиметь этого крутого парня.

— Фил, мне это не нравится. С этими людьми нельзя шутить. По крайней мере, позволь мне пойти с тобой?

— Забудь это. Я поговорю с тобой завтра, — сказал он и повернулся к двери.

Но прежде чем он успел уйти, она схватила его за плечо и повернула.

Затем она поцеловала его.

— Для чего это было? — спросил он.

— Не знаю, — ответила она. — Думаю, мне просто захотелось этого.

— Ну, ты можешь делать это в любое время, когда захочешь.

— Кроме того, мои поцелуи — это удача, и я чувствую, что они тебе понадобятся — какой бы ни была эта твоя крутая схема.

Фил остановился на мгновение и увидел её прекрасное лицо.

«Не потеряй нужную нить, ты всё делаешь правильно,» — приказал он себе.

— Как я уже сказал, не беспокойся об этом. Поговорим с тобой завтра, — сказал он и ушёл.

Поцелуй покалывал его губы.

«Да, ты определённо что-то делаешь правильно, — подумал он. — Так что уж постарайся не умереть сейчас…»

Салливан жил в одном из больших трейлерных парков недалеко от города; Фил поехал прямо к нему.

«Надеюсь, Пол рано встаёт».

Было почти четыре тридцать утра, когда Фил стукнул в непрочную алюминиевую дверь.

— Кто там? — раздался каменный голос Салливана после добрых пяти минут стука.

— Это я, Фил.

— Кто?

— Фил. Знаешь, твой новый водитель.

— Что хочешь?

— Давай, чувак. Открывай. Это важно.

С ещё бóльшим ворчанием Салливан расстегнул несколько цепей безопасности и открыл внутреннюю дверь. Он стоял неподвижно, одетый только в боксёрские шорты.

— Что? Ты нашёл этого ублюдочного Блэкджека? — спросил он.

— Нет, чувак, — сказал Фил. — Извини, что разбудил тебя, но это действительно важно.

— Да, дружище, ты уже сказал мне это.

— Мне нужно кое-что спросить.

Мускулистая грудь Салливана напряглась, когда он окончательно сбросил с себя остатки сна.

— Спросить меня кое-что? Что?

— Что ж, мне нужно знать, какую сторону твоего лица ты хочешь, чтобы я ударил в первую очередь, правую или левую?

Салливан уставился на него с недоумением.

— Какого чёрта ты говоришь?

Фил пробил непрочную завесу недопонимания; его кулак ударил Салливана по большому клиновидному лицу со звуком бейсбольной биты по тяжёлой сумке. Салливан отшатнулся, махая руками, и споткнулся о раздвинутое кресло. Он приземлился на спину.

Фил вошёл внутрь.

— Ого, Пол, у тебя здесь отличное место. Мне нравится мебель такого стиля и ковровое покрытие тоже! — Фил присвистнул. — Готов поспорить, они стоят не одну штуку долларов, а?

Салливан попытался подняться, но у него кружилась голова; Фил ударил его ногой в грудь острым ботинком.

— О, кстати, Пол, твои предыдущие опасения были вполне обоснованны. Я коп. И ещё одно… Ты арестован за хранение и намерение распространять «ангельскую пыль».

Салливан поднял глаза, не вставая с колен.

— Полицейский? Ты тупой ублюдок! Я знал, что с тобой что-то не так!

— Поздравляю с твоей проницательностью, — сказал Фил. — И позволь мне прояснить, — Фил ударил ладонью по макушке Салливана, — бац! — что у тебя есть право хранить молчание, — бац! — и всё, что ты скажешь, может быть использовано против тебя в суде, — бац! — у тебя также есть право на адвоката. Если ты не можешь позволить себе нанять адвоката, — бац! — штат будет рад назначить тебе его бесплатно!

С этими словами Фил взял хрупкий журнальный столик из ДВП и тут же разбил его о голову Салливана…

Бац!

Салливан потерял сознание.

Фил огляделся. Место было свалкой, но он ожидал именно этого. Порно журналы были разбросаны по кухонному столу; пустые пивные банки наполнили пластиковое мусорное ведро. Очнувшись, Салливан снова поднялся на четвереньки.

— Я знаю свои права, дружище, — прорычал он. — Ты не можешь просто войти сюда и напасть на меня.

— Да, могу, — сказал Фил и ударил своим острым ботинком Салливану прямо в живот. — Прошу прощения за отсутствие надлежащего протокола правоохранительных органов, но ты знаешь, это улица с двусторонним движением. Я получаю огромное удовольствие от того, что выбиваю дерьмо из такого отморозка, как ты. И ты можешь доказывать всем, что я нарушил твои права до посинения, но кто в это поверит? Что касается синяков и, надеюсь, сломанных костей, ну… тебе следует больше сотрудничать с местными констеблями, Пол. Нехорошо сопротивляться законному аресту.

Затем Фил так сильно ударил Салливана по голове, что у него заболели суставы. После он оседлал Салливана и сковал ему запястья за спиной.

— Послушай меня, Пол. Я не люблю «ангельскую пыль» и не люблю парней, которые её продают. Ты уже был в тюрьме, и я гарантирую, что этот арест продлится пять-десять лет. Думаю, ребята из тюрьмы будут рады снова тебя видеть, не так ли?

Фил схватил Салливана за спутанные волосы и круто закрутил их.

Салливан вскрикнул.

— Ты не можешь этого сделать, чувак! Ты разыгрываешь меня!

— Нет, Пол, — Фил ещё раз закрутил волосы Салливана. — Я беру у тебя соответствующую информацию для расследования местной полиции.

Ещё один удар, и Салливан представлял собой нелепое зрелище: он корчился на животе в боксёрских шортах со скованными запястьями за спиной.

— Но тебе следует знать одну вещь, Пол, — продолжал Фил. — Бывают моменты, когда я таинственным образом проявляю снисходительность. Другими словами, ты начинаешь болтать своим уродливым ртом и рассказывать мне то, что я хочу знать, а затем, может быть, просто возможно, я снижу тебе срок за распространение и позабочусь о том, чтобы ты провёл за решёткой не больше восемнадцати месяцев. Они упадут до девяти, если ты покажешь хорошее поведение, Пол. Так что же это будет? Девять месяцев или десять лет?

Салливан продолжал корчиться на животе.

— Почему я должен тебе доверять?

— Потому что по сравнению с таким подонком и двукратным неудачником вроде тебя я самый надёжный парень в городе, — Фил рассмеялся. — Я хочу знать, кто ваш поставщик, и я хочу знать, где он производит свою продукцию. Но больше всего на свете, Поли, я хочу знать о ваших конкурентах, об этом другом основном поставщике, которому вы с Иглом пытаетесь подпортить бизнес.

Салливан расслабился.

— Я не скажу тебе это дерьмо, дружище.

— Ой, Пол, не называй меня дружищем. Давай попробуем сотрудничать, а? Кто этот основной поставщик «ангельской пыли?» Где его лаборатория?

— Пошёл ты! — ответил Салливан.

— Хорошо, будь по-твоему, — Фил снова встал и при этом встал коленом на спину Салливана.

Салливан снова взвизгнул, а затем вскрикнул ещё больше, когда Фил поднял его за наручники.

— Думаю, мне просто нужно узнать то, что я хочу от Игла, — заметил Фил, таща Салливана к двери. — Я отведу тебя в тюрьму прямо сейчас, точно, в твоих боксёрских шортах. Как тебе это… дружище?

* * *
Фил отправил Салливана в изолятор округа с запросом на изоляцию до завершения расследования — другими словами, никаких посетителей. Он не хотел, чтобы Пол сказал Иглу или другим друзьям, что Фил был законником. Пусть он посидит в тюрьме около недели, он изменит свою позицию, как только вспомнит, каково это снова оказаться в камере. А что касается поведения Фила в целом — ну, он не слишком расстраивался. Если он хоть чему-то научился в городской полиции, так это тому, что когда имеешь дело с подонками, иногда приходилось самому быть подонком. Он также не беспокоился о том, что Салливан предъявит обвинения в жестокости. Судья мог взглянуть на обвинительное заключение Салливана и смеяться сильнее, чем комик Слэппи Уайт, и Салливан знал это. Довольно скоро предложение Фила с меньшими затратами будет выглядеть лучше, чем куча костей для волка, который не ел неделю.

Он очень устал, когда толкнул шаткую входную дверь пансиона «Старой леди Крейн».

«Что за ночь,» — подумал он.

Потом его сердце ёкнуло…

Как только он прошёл по лестнице, на него вышла фигура.

— Фил?

— Господи, Сьюзен! — он почти закричал. — Не подкрадывайся ко мне вот так — я чуть не обделался!

— Ой, кто-то слишком напряжён сегодня? — сказала она. — Я слышала, как подъехала твоя машина, поэтому я спустилась.

Фил почувствовал, как его сердце возвращается к своему нормальному ритму, затем улыбнулся.

— Я не хотел кричать, извини, — сказал он. — Но я так глубоко вошёл в роль местного наркоконтроля, что меня сейчас всё настораживает.

Только тогда он обратил на неё внимание. Её светлые волосы были взлохмачены, и она стояла босиком, одетая исключительно в длинную белую ночную рубашку. Её голубые глаза неуверенно смотрели на него; она явно хотела спать, и это только напомнило ему нелепые графики их ночных работ.

— Уже почти десять утра, — пошутил он. — Разве тебе не пора спать?

— Я не могу заснуть. Я слишком волновалась о том, что тебе подстрелят задницу, — улыбнулась она. — Что случилось с Салливаном?

И снова Фил был польщён тем, что она действительно беспокоилась за него. Что бы это значило?

— Я поймал его, — сказал он ей. — Давай, я приготовлю нам кофе и расскажу тебе всё об этом.

Она прошла за ним в его комнату.

— В моей комнате жарче, чем в паровой бане. Как насчёт воды со льдом?

— Не откажусь.

Он пошёл в свой кухонный уголок и насыпал лёд в два стакана.

— В любом случае, как я уже говорил, я пошёл к Салливану и арестовал его по обвинению в распространении наркотиков. Ты бы видела, как нелепо выглядел парень, стоя перед сержантом по наркоконтролю в своих боксёрских шортах. Это было здорово!

— Он доставил тебе неприятности?

— Нет. Это я сломал журнальный столик об его голову, — он дал ей стакан воды, и они оба сели на его расколотый диван. — Они взяли меня водителем к ним, и Игл подтвердил, что они пытаются создать конкуренцию ещё одному распространителю «ангельской пыли» в этом округе…

— Наттер?

— Я уверен, — сказал Фил. — И они также сказали мне, что их люди исчезают направо и налево, так что это ещё больше подтверждает наши подозрения. Вчера вечером мы должны были встретиться с каким-то их поставщиком по имени Блэкджек, но тот так и не появился. Теперь я убеждён. Наттер разбирается с любым, кто пытается вмешаться в его бизнес с «ангельской пылью».

Внезапно Сьюзен стала обеспокоенной.

— Фил, ты слишком близко подбираешься, не так ли? Это действительно становится страшно.

Фил не понял, что она имела в виду.

— Как так?

— Как так? Наттер не потерпит конкуренции, Фил, а ты дружишь с Иглом, что делает тебя такой же большой мишенью, как и любого из них. Если они поймают тебя с Иглом, они тебя убьют.

— А если я покажу им свой значок…

— Они всё равно тебя убьют.

Фил пожал плечами, глядя на неоспоримую реальность.

— Я занимаюсь подобными вещами уже много лет. И я очень осторожен.

— Тебе виднее, — шепнула она больше себе, чем ему.

То, как она себя вела, казалось странным, но теперь Филу стало ясно, что что-то явно было не так. Как всегда, её простая, честная красота успокаивала его. Вот она, в старой ночной рубашке, с растрёпанными волосами и опухшими от усталости глазами, но всё же она казалась ему красивее тысячи женщин с журнальных обложек.

«Она великолепна, даже когда в таком беспорядке,» — подумал он.

Он мог сказать, что она была без бюстгальтера под ночной рубашкой и, вероятно, без трусиков, судя по её явно сознательному усилию держать ноги сомкнутыми. Он знал, что любой другой парень сейчас сделал бы шаг навстречу, но Фил также знал, что Сьюзен была женщиной, за которой мужчинам нужно ухаживать; она не жила типичными социальными играми и сексуальной тактикой. Сейчас он больше всего на свете хотел бы отвести её к себе в постель и заняться с ней любовью. Но…

— Ты выглядишь усталой, — сказал он.

Её сонные голубые глаза задрожали.

— Да, думаю, да. Привыкнуть к полуночным сменам сложнее, чем я думала. В любом случае, каков твой следующий шаг с Иглом?

— Я должен встретиться с ним сегодня вечером в «Сумасшедшем Салли». Он не знает, что Салливана арестовали — держу пари, что он подумает, что этот парень «исчез», как и другие, — Фил усмехнулся. — Не могу дождаться его реакции.

— Что Маллинз сказал о том, что ты арестовал Салливана?

— Он… — ход мыслей Фила натолкнулся на кирпичную стену. — Чёрт побери! Я должен держать его в курсе, а я ему ещё даже не сказал. Сейчас вернусь.

Фил бросился в комнату и набрал номер. Меньше всего ему было нужно, чтобы из окружного центра содержания под стражей позвонили Маллинзу и спросили его о подсудности арестованного заключённого, которого он даже не знал. К счастью, когда он позвонил, Маллинз был за своим столом, и Фил дал ему краткое изложение.

Когда Фил объяснил свой план, Маллинз пришёл в восторг.

«По крайней мере, дело сдвинулось с мёртвой точки, — сказал себе Фил. — Надеюсь, это сработает».

Когда он вернулся в главную комнату, Сьюзен спала на диване. Он не хотел её будить; она не спала несколько часов, беспокоясь о нём. Поэтому он накрыл её ноги пледом и выключил свет.

Перед тем как лечь спать, он пошёл в ванную, чтобы быстро принять душ. И пока он принимал душ…

Сьюзен, теперь уже обнажённая, зашла в ванную. Когда она вошла к нему в душ, она не проронила ни слова.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

«Помолись перед встречей…»

«Óна… За кровь…»

Гут вздрогнул.

Слова сквозь сновидения проникали в его голову. Его глаза приоткрылись. Ему было холодно и жарко одновременно; он чувствовал себя мокрым от пота, но сухим, как пемза.

Здесь всегда было темно, и тьма была его врагом. Она соблазнила его своим комфортом, а затем бросила воспоминания ему на колени, как недавно отрубленные головы.

Темнота шептала слова снова и снова, пока он лежал беспомощный и разбитый…

Но на самом деле это были не слова из сновидения, не так ли?

Нет…

Они были настоящими…

«Помолись перед встречей…»

Ужасное лицо, словно потрескавшаяся маска, всегда было рядом, паря в темноте. День или ночь, сон или бодрствование — это не имело значения.

Оно было просто… всегда… там.

На этот раз Гут содрогнулся ещё сильнее. Он снова обмочился в штаны. Крики тоже были. Как он мог их забыть? И как он мог забыть, что они сделали со Скоттом Боем?

«Господи… Скотт Бой…»

— Прости меня, Боже, — прошептал он.

Это должен был быть Бог, посылающий к ним демонов за их грехи. Гут знал, что они творили ужасные вещи, все их развлечения и торговлю наркотиками, они продавали всё это дерьмо детям, чтобы заработать деньги. Не говоря уже об изнасилованиях и перерезании глоток. Он радовал многих парней за их зелень и смеялся каждый раз, когда Скотт Бой ломал голову какой-нибудь цыпочки своей рукой, как кокосовый орех.

«Мы это заслужили».

Да, они это заслужили. Он и Скотт Бой, они сделали много грязных и плохих вещей, и теперь Бог собирался воздать им так, чтобы они больше никогда не смогли этого сделать. Слёзы текли по жирному лицу Гута, блестя, как слизняки.

«Ой, чёрт, Боже, мне очень жаль, что мы устраивали всё это веселье с девками, с которыми мы трахались и потом убивали их, и все эти бедняги, которым мы продавали „ангельскую пыль“, чтобы могли подзаработать деньжат. Да, Боже, я и правда дерьмовый человек, извини за всё!»

Было прекрасное время, чтобы удариться в религию. Но, может быть, Бог породил его для того, чтобы он всё осознал, и Бог не позволит случиться с ним тому, что случилось со Скоттом Боем?

О, да, сэр, Гут вспомнил, что они сделали со Скоттом Боем. Одна вещь, которую он запомнил отчётливо, это то, как один из них срезал плоть с пальцев Скотта Боя, как будто это была просто кора соснового дерева…

Гут лежал весь потный и вонял, как дохлая рыба, плавающая брюхом вверх. Он чувствовал себя грязным и его переполнял ужас, как будто кто-то заставил его копать себе могилу, в которой он скоро должен оказаться.

И воспоминание о лице витало.

Да, это Бог послал демонов.

Дело в том, что Гут видел одного из них. Да, сэр.

Видел…

* * *
Будильник Фила сработал в 16:00, ещё одно неприятное напоминание о его странных ночных часах. Он раздражённо обернулся в постели, но затем заметил незнакомую теплоту простыней с другой стороны.

Потом он вспомнил остальное — Сьюзен…

Она скользнула к нему в душ. Ни один из них не сказал ни слова. Её жест должен был его удивить, но не удивил. Ничего подобного. Их влечение друг к другу было самоочевидным, поэтому, возможно, он даже каким-то подсознательным образом ожидал чего-то подобного.

«Вот чёрт…»

Под прохладным потоком они касались друг друга, как будто были любовниками много лет. Вода текла каскадом; её обнажённая красота сияла, как маяк в ночи. Они по очереди целовали друг друга под струящейся пеной. Их языки резвились, их руки блуждали по коже друг друга.

Она была такой мягкой, такой чудесно тёплой. Её груди прижались к его широкой груди, когда она крепко обняла его за талию, отчаянно притягивая его ближе. Холодная вода стала горячей, как только коснулась её кожи… Её кожа казалась тонким, тёплым шёлком…

Это был сказочный пейзаж ощущений и прохладного дождя. Вечных поцелуев и влажных ласкающих рук. Взаимной любви.

Фил ничего не знал в мире, кроме неё. Это был его единственный мир прямо сейчас, мир её красоты и его желаний, идеальное владение, где единственными обитателями были они двое и где единственными звуками были их пылкое дыхание, их стоны, их вздохи и бесконечное шипение воды.

Промокшие, они вышли из душа. Они целовались и ласкались, спотыкаясь, пока шли в комнату, и упали на кровать в объятиях друг друга.

Она была красива. Он всегда знал это, но никогда в жизни не понимал полностью значения этого слова до сих пор. Это было намного больше, чем её тело, гораздо больше, чем её сияющие голубые глаза, её влажные серебристо-белые волосы, её лицо. В том, что они были вместе, было прекрасно всё.

Его страсть стала ощутимой. Его страсть проникла в неё, исследовала каждый дюйм. Его руки легли на её идеальную кожу, как начинающий скульптор может прикоснуться к шедевру. Он касался, целовал и лизал её повсюду, от лица до кончиков пальцев ног, до самых сокровенных мест. Её пыл разгорался; секунду за секундой она открывалась ему.

Но сначала, прежде чем он продемонстрировал свою страсть наиболее полно, она остановила его, прошептав ему на ухо:

— Фил. Я… мне нужно…

— Что? — спросил он, проводя языком по гладкому влажному склону её горла.

— Мне нужно кое-что знать…

— Что?

Он целовал её, пробовал её, упивался ею.

— Мне нужно знать… любишь ли ты Вики? — закончила она.

— Нет, нет… — пообещал он ей, и это не было ложью. Если он был влюблён в кого-нибудь, если он когда-либо мог любить кого-нибудь, так это Сьюзен. — Клянусь, — сказал он.

Они занимались любовью часами. Это было красиво. Она исследовала его, как он исследовал её, всеми мыслимыми способами, каждой позицией, которую они могли придумать. Снова и снова они растворялись друг в друге…

Но…

Фил, окутанный пылкими воспоминаниями, ощупал сейчас постель.

Где она?

Она ушла?

Она вернулась в свою комнату, пока он спал? Или…

О, нет!

Он говорил во сне? Он знал, что делал это. Это было то, о чём хорошо знали некоторые люди. Многие были слишком осведомлены.

Он пробормотал во сне имя Вики?

«Господи, не позволь этому случиться!»

Он не мог этого представить.

Несмотря на случай той ночью, Вики ничего не значила для него по сравнению со Сьюзен. Он всё ещё переживал за неё, да, он всё ещё желал ей всего наилучшего и надеялся, что она сможет избавиться от своих зависимостей и сделать что-то хорошее для себя, но…

Он не любил Вики. Он знал это на сто процентов.

«Я люблю…»

Он встал, обернул полотенце вокруг талии и выбежал из спальни, затем вздохнул и с благодарностью прислонился к стене.

Вот она, снова в длинной ночной рубашке.

«Слава богу…»

Она спокойно сидела за его низким письменным столом в комнате, скрестив ноги. Она читала.

Фил подошёл сзади, поцеловал её в шею.

— Доброе утро, — сказал он. — Или я должен сказать тем из нас, кто работает в ночную смену, добрый вечер.

Она поцеловала его в ответ очень сухо, как будто это было что-то банальное, что-то ожидаемое, что-то естественное.

— Что ты читаешь?

— Эти книги, которые ты взял из библиотеки, — сказала она. — Они действительно интересные.

— Да, я знаю. Я читал некоторые из них вчера вечером. Это странно, но для меня слишком технично; многое из этого генетического материала пролетело мимо меня.

— Здесь говорится, что в некоторых частях мира есть вырождающиеся сообщества, которым сотни лет. Это сельские или горные поселения, столетиями полностью отрезанные от остального мира.И это делает генофонд полностью изолированным. Кровосмешение становится настолько интенсивным, что нормальных плодов почти не бывает. Здесь упоминается одно поселение где-то в России, где с начала 1800-х годов не было нормального рождения.

— И всё это экспоненциально, — заметил Фил после того, как он вспомнил, что читал сам. — Чем дольше генофонд остаётся изолированным, тем меньше становится нормальных рождений, но и генетические дефекты становятся более серьёзными. В одной из этих книг есть картинки, но не смотри на них, если брезгливая.

Сьюзен явно не была такой. Она обратилась к книге с цветными страницами.

— Посмотри на это, красные глаза. Прямо как у крикеров.

— Очевидно, красные глаза и угольно-чёрные волосы — типичные генетические признаки длительного кровосмешения, — сказал ей Фил.

— Длительное… — тихо повторила Сьюзен. Затем она взглянула на Фила. — Интересно, как долго клан крикеров Наттера скрещивался между собой?

— Кто знает? — ответил Фил. — Может, столетия.

* * *
Игл выглядел обеспокоенным, когда Фил встретил его в баре.

И Фил знал почему.

— Привет, Игл! — Фил заказал пиво в баре и уселся на табурет. — Тебе удалось связаться с Блэкджеком?

— Нет, дружище, — угрюмо ответил Игл. — И позволь мне сказать тебе кое-что ещё. Мне также не удалось связаться с Полом.

— Не волнуйся. Он, наверное, просто куда-то уехал.

— Какой же дерьмовый денёк! Он не мог просто взять и уехать, не сказав никому. Это серьёзный бизнес, Фил. Я несколько часов пытался дозвониться до Пола, но ответа не было. Тогда я пошёл к нему домой…

— И?

— Его дом был разгромлен, похоже, что там побывали воры или ещё кто…

Фил улыбнулся про себя.

Игл продолжил:

— Его грузовик был там, но Пола не было. Что ты думаешь об этом дерьме?

— Звучит не очень хорошо, — сказал Фил, потягивая своё пиво. — Но, может быть, мы слишком рано беспокоимся?

— Чёрт, — возразил Игл. — Я сказал тебе, что его нора была разгромлена. Разное дерьмо валялось повсюду, мебель сломана.

— Я улавливаю твою мысль. Блэкджек исчезает, и теперь исчезает Пол.

— Мне это просто не нравится… А Пол большой парень, сильный как вол. Наверное, понадобилось четверо или пятеро парней, чтобы вытащить его оттуда.

Фил снова улыбнулся про себя.

«Нет, только один».

— Ну, смотри, — предложил он. — Нет смысла просто слоняться здесь и ничего не делать. Ты был у Блэкджека?

— Нет, я только пытался дозвониться до него по телефону.

— Хорошо, тогда давай зайдём, посмотрим, не разгромлена ли его лачуга, как у Салливана. И кто знает? Может, этот парень будет там? Может, всё не так плохо, как мы думаем?

— Да, думаю, это не повредит.

Они покинули «Сумасшедшего Салли» и сели в пикап Игла, а затем поехали жаркой ночью на север по шоссе.

— Так где же живет Блэкджек? — спросил Фил.

— В глуши. У него хижина на холмах.

Фил открыл окно, позволяя ветру развевать его волосы. Но как бы он ни старался сосредоточиться на делах, его мысли возвращались к Сьюзен.

«Я люблю её? — спросил он себя. На то, чтобы сделать вывод, потребовалось всего полсекунды. — Конечно. А она меня любит? — на определение этого могло уйти чуть больше времени. — Но, по крайней мере, я сделал всё, что смог для этого».

Они занимались любовью ещё раз, прежде чем он ушёл, медленной, томной любовью прямо там, на полу его комнаты. Каждый раз с ней было ещё лучше, и каждый раз, когда он смотрел на неё или даже думал о ней, она была красивее, чем раньше.

«Боже мой, — это пришло ему в голову, как удар. — Я действительно влюблён…»

— Смотри, — приказал Игл. Он только что свернул на ещё одну длинную грунтовую дорогу через лес. Фары метались взад и вперёд по бесконечным колеям. — Мы сейчас находимся в сельской местности. Они не слишком хорошо относятся к людям, которые вторгаются на их земли.

— Блэкджек деревенщина? — спросил Фил.

— Вроде, как бы, что-то типа этого. Он большой и мерзкий, поэтому, если окажется, что он там, не связывайся с ним.

— Как скажешь.

Фил ничего не знал об этом парне Блэкджеке, был ли он там или нет, но знание того, где он жил, было тем, чем он мог заняться позже, и если Наттер действительно убрал Блэкджека, тем лучше. Фил мог бы самостоятельно пройтись по дому и, возможно, найти адресную книгу или что-то ещё с другими именами и информацией. Лучше всего то, что Салливан держал Игла в ежовых рукавицах — парень выглядел за рулём абсолютным параноиком — и чем более осторожное давление он мог оказывать на Игла, тем лучше.

«В конце концов, я получу то, что хочу,» — был уверен Фил.

Дороги сужались по мере их продвижения, а лес становился всё гуще и темнее. Они миновали пару старых хижин и навесов, а также несколько полуразрушенных трейлеров. Паутина, похожая на влажную, свисала с деревьев, как блестящие сети. Время от времени в свете фар отражались жёлтые отблески глаз опоссумов. Ещё более жутким был туман; ранее шёл дождь, но он был просто мелкой моросью. Теперь жаркая ночь высасывала пучки тумана из сырого леса. Он поднимался вверх, как пар.

Внезапно всё стало казаться далёким, неземным…

И Фил начал чувствовать себя странно.

Он знал, что это было. Ветхий пейзаж пробуждал воспоминания, возвращая его…

В тот день.

И…

Тот Дом.

— Эй, Игл, — спросил он, вытирая пот со лба, — как поживает твой дядя Фрэнк?

— Отлично. Он ушёл в отставку. Переехал во Флориду, — Игл бросил на него странный взгляд. — Я удивлён, что ты вообще его помнишь.

— О, я его помню. И страшные истории, которые он нам рассказывал. Помнишь? Он всегда предупреждал нас, чтобы мы не ходили в лес, потому что в лесу есть «вещи», которые дети не должны видеть. И помнишь, что мы подслушали, как он говорил однажды ночью? Ты помнишь ту историю?

— Какую историю? У Фрэнка было достаточно дерьма, чтобы наполнить несколько бочек на пятьдесят пять галлонов.

Фил потёр лицо.

— Знаешь, история о большом старом жутком доме в лесу…

— Оу, — оживился Игл. — Типа бордель крикеров?

— Да. Ты в это веришь?

— Ты прикалываешься надо мной, да? Это просто старая местная легенда. Фрэнк любил настаивать на этом, потому что ему нравилось пугать нас до смерти. И Фрэнк хорошо поработал.

— Так ты никогда не думал, что это может быть правдой? — спросил Фил.

— Может быть, когда я был десятилетним сопливым панком, но не сейчас.

— Но это могло быть правдой, не так ли? Я имею в виду, что в этом такого неслыханного? Господи, Наттер заставил девушек-крикеров раздеваться в «Сумасшедшем Салли». И все они тоже проститутки. Разве это не имело бы смысла, если бы у них был дом, где можно было бы работать?

— А ты, должно быть, куришь «ангельскую пыль», — засмеялся Игл. — Эти девушки придорожные шлюхи, Фил. Свои уловки они показывают на стоянке. Бордель крикеров был всего лишь сказкой о жутком, вот и всё.

— Я не знаю, — Фил теперь сильно потел; он был нервным. Его голос стал тише. — Думаю, я видел его однажды.

Игл разинул рот.

— Теперь я точно знаю, что ты куришь «ангельскую пыль». Что, ты говоришь мне, что видел бордель крикеров?

— Да. По крайней мере, я так думаю. Это было ещё в детстве. Помнишь, как мы каждый день бродили по лесу, когда было свободное от школы время?

— Конечно, — сказал Игл. — Чёрт возьми, мы находили в лесу всякую ерунду. Старые дробовые снаряды, банки из-под пива, порно-журналы.

— Правильно. И был один раз, когда тебя оставили дома за избиение своих братьев, поэтому в тот день я пошёл один. И я заблудился…

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Да, десятилетний Фил Страйкер заблудился…

Леса представляли собой запутанный лабиринт, столь же ужасающий, сколь и загадочный в своём нагромождении обломков, скелетных ветвях и густых висящих лианах. Затем он наткнулся на маленькую девочку-крикера, её большие красные глаза смотрели на него сквозь ленточки чёрных волос. Сначала Фил испугался — он мог видеть её уродства: деформированную голову, неровные суставы и неправильное количество пальцев рук и ног. К тому же он никогда не забудет то, что сказал ему Игл — что у крикеров были зубы, как у бульдога Кевина Фурмана, и иногда они кусали тебя, если ты подходил слишком близко…

Но это было глупо. Фил сразу понял, что эта девочка, хотя и не видел её зубов, не собиралась его кусать. Его страхи рассеялись за секунды. Она была похожа на него; она казалась очарованной. В резкой речи, с распущенными перед её ртом волосами, она сказала ему, что её зовут Дауни.

Затем из леса раздался голос, зовущий её домой, и она быстро убежала.

Но Фил не хотел, чтобы она уходила. И…

Он последовал за ней.

И снова потерялся через несколько минут. Сырой лес, казалось, поглотил его целиком. Солнце стучало в деревьях, как раскалённый молот; его футболка «Зелёный шершень» пропиталась потом, так что она прилипла к нему. Его кеды шуршали через кусты, а насекомые жужжали вокруг его лица и плеч, кусая его, когда он тщетно и неистово шлёпал их руками.

И когда он испугался, что никогда уже не выберется, лес открылся на поляну, где высокая, выжженная солнцем коричневая трава шелестела от мёртвого горячего ветра.

И тогда он увидел Дом.

Святое дерьмо!

Большой шаткий трёхэтажный фермерский дом на холме. Сквозь потрескавшуюся белилу проступали прожилки серого дерева, а отсутствующая черепица на крутой крыше напомнила ему об отсутствующих зубах миссис Никсерман. Высокие чёрные окна смотрели на него как будто глазами. Он был уверен, что здесь полно привидений.

Это был дом с привидениями.

Так должно было быть. Это был самый жуткий дом, который он когда-либо видел в своей жизни, и если в каком-либо доме были привидения, то это был он.

Должно быть, именно этот дом имел в виду дядя Фрэнк. Этот дом должен был быть одной из «вещей», которые десятилетние дети не должны были видеть.

Итак, Фил сделал то, что сделал бы любой десятилетний ребёнок.

Он пошёл посмотреть.

Когда он поднялся на крыльцо, ступеньки скрипнули под его кедами. Он почти ничего не мог видеть через сетчатую дверь, только неуклюжие фигуры и мрачную тьму.

Потом на цыпочках подошёл к первому окну и заглянул внутрь…

Солнце припекло ему спину, когда он наклонился ещё больше и прищурился. Сначала он не мог ничего разобрать, только ещё более неуклюжие формы. Но затем его глаза начали различать вещи: большой старый диван, плетёное кресло, обшитые панелями стены и висящие картины в рамах.

Но…

Никаких привидений не было.

«Вот дерьмо! — подумал Фил в полном детском разочаровании. — Там нет привидений. Это просто старый дом. Ничего страшного…»

Фил громко вскрикнул от неожиданности, когда семь пальцев коснулись его спины. Он, вероятно, подпрыгнул в воздухе, повернулся и приземлился на ноги с пугающими глазами.

Дауни смеялась; Фил чувствовал себя слабаком.

— Ты… ты здесь живёшь?

— Ага-ага, — сказала она.

И когда она засмеялась, Фил с большим разочарованием заметил, что у неё нет зубов, как у бульдога Кевина Фурмана. У неё, как и у всех, были обычные зубы. Игл наговорил ему дерьма.

— Они… э-э-э… теперь ухлили, — сказала она.

— А?

— Ухлили…

«Ушли, — подумал Фил. — Она должна иметь в виду, что её родители ушли».

— Приходи, — сказала она.

— А?

Она жестом отодвинула его от окна.

— Давай. В сторону. Хочу… что показали, — сказала она.

Фил перевёл. Она хотела, чтобы он вошёл в дом. Ей было что ему показать.

Но что?

Часть его не хотела входить — это был дом крикеров. У неё могут быть большие уродливые родители крикеры, которые захотят надругаться над ним, думая, что он собирался сделать что-то плохое с Дауни, например, может даже сделают с ним то, что сделали с той девушкой, о которой ему рассказывал Игл.

Ага, родители Дауни могут сделать всё что угодно, или того хуже…

В конце концов, они были крикерами.

Никто не знал, что Фил здесь, даже сам Фил не знал, где он. Всё, что он мог видеть, это то, что большие уродливые родители девочки-крикера гнались за ним по дому с большими острыми зубами, как у собаки Кевина Фурмана.

Но потом он подумал:

«Не будь слабаком. Она только что сказала, что её родители ушли. И вообще, она вроде милая…»

— Они ухлили. Давай.

Фил последовал за ней в дом. Он остановился на мгновение и заметил медный молоток на открытой входной двери. Это было самое странное. Молоток был лицом, только на лице не было ни носа, ни рта. Просто два больших пустых глаза смотрели на него.

— Давай же, теперь… Не пугайся. Я… они ухлили.

«Они ухлили…» — подумал Фил.

Ему не повредит просто войти и осмотреться. Он мог сказать Иглу, что был в забитом привидениями публичном доме крикеров, что он вошёл внутрь. Тогда Игл и другие его друзья подумают, что он крут.

Гостиная не сильно отличалась от комнаты его тёти. Обычная мебель, стулья, большой деревянный буфет в углу и напольные часы. Просто всё было немного старее, вот и всё. Он последовал за Дауни вверх по лестнице налево. В гостиной было темно, а в холле наверху ещё темнее. Но в этом был смысл, потому что он слышал, что у крикеров, как и у большинства людей, живущих в сельской местности, не было электричества.

— Куда мы идём, Дауни? — спросил он на лестничной площадке. — Мы идём в твою комнату?

— Нет, — сказала она, глядя на него.

И снова он заметил её груди; они были маленькие, но очень красиво торчали сквозь старый сарафан, который она носила, и на самом деле она была бы довольно хороша, если бы не её деформированные руки и ноги.

— Слежуй за мной…

Затем она взяла его за руку и повела на другой, ещё более тёмный лестничный пролёт.

«Боже, как же жарко, — подумал он. — В два раза жарче, чем на улице, и гораздо душнее».

Когда они вышли на площадку третьего этажа, Филу стало так жарко, что ему показалось, что его готовят. Здесь был зал поменьше, на стенах висели ещё старые картины в рамах, но они были слишком тёмными, чтобы их было видно. Единственный свет исходил из маленького высокого окошка в одном конце, а затем он заметил линию огней — крошечные белые точки, стреляющие из каждой двери в холле.

«Замочные скважины,» — сообразил Фил.

Дауни, казалось, задыхалась от какого-то странного возбуждения. Фил видел ухмылку за чёрными лентами волос. Она сжала его руку.

— Хочешь… ну, посмотреть?

— Посмотреть что, Дауни?

— Э-э-э, мои сёстры?

Её сёстры? Фил не знал об этом. Он не знал, хочет ли он встретиться с сёстрами Дауни. Что, если они были действительно испорченными и уродливыми? Что, если он им не понравится? И что сёстры Дауни делают здесь во всей этой тьме и жаре?

Её рука была горячей и влажной. Она сильнее сжала его руку.

— Хочешь, э-э-э, понимаешь, делают это?

— Что делают?

Внезапно Филу это не понравилось. Он мог попасть в беду. Его здесь даже не должно было быть, и он даже толком не знал, где он был.

Он хотел уйти.

Но Дауни взволнованно потянула его за руку. Фил хотел отодвинуться, но по какой-то причине не смог.

Она повела его к первой двери.

— Давай, давай, — сказала Дауни и положила руки ему на плечи.

Фил знал, что она имела в виду. Она хотела, чтобы он опустился на колени.

«Она хочет, чтобы я заглянул в замочную скважину».

Фил встал на колени, когда её возбуждённые руки на его плечах стали сильнее. Яркий свет из замочной скважины осветил его лицо. Рука Дауни ткнула его в голову.

— Смотри. Смотри туда…

Фил почувствовал себя одурманенным, немного тошнотворно. Он не чувствовал себя хорошо в течение последних двух дней, а сейчас ему было очень плохо. Его желудок сжался, и, хотя здесь было так горячо, он внезапно задрожал от холода. Он знал, что заболел гриппом или чем-то ещё, или, может быть, отравился из-за того, что съел ужасные фаршированные перцы своей тёти.

К тому же он был напуган.

— Эй, Дауни, мне не очень хорошо. Я лучше пойду домой.

Но Дауни не слышала об этом. Её пальцы сжали его плечи, и она снова подтолкнула его.

— Продолжай. Смотри.

Замочная скважина загорелась.

По спине Фила пробежал озноб.

Затем десятилетний Фил Страйкер глубоко вздохнул и приблизился к замочной скважине…

«Иисус! Иисус! Иисус!»

… и заглянул.

* * *
Игла, казалось, должным образом позабавило то, что Фил рассказал эту историю.

— Да? Так что ты видел?

— Я не знаю, — глупо признался Фил, высовываясь локтем из окна грузовика. — Последнее, что я помню, когда я встал на колени и заглянул в замочную скважину. Иногда мне кажется, что я могу вспомнить больше, иногда мне снится это, но единственное, что приходит в голову, — это просто маленькие кусочки, проблески вещей, таких как рука или ступня, или часть лица в тени. Во всяком случае, следующее, что я помню, было через пару дней. Я лежал в постели с сильнейшей лихорадкой, вот так, приятель.

Игл засмеялся.

— Наверное, ты ничего и не видел; тебе, наверное, просто всё это приснилось из-за того, что ты заболел.

— Ага, может быть, ты прав, — сказал Фил, но на самом деле не поверил этому, хотя врач и сказал, что лихорадка часто вызывает галлюцинации и болезненные сны.

Фил знал, что он никогда не сможет этого доказать, но он также знал, что всё это действительно произошло и что Дом…

Фил тяжело вздохнул.

Дом был настоящим.

«Я просто хотел бы вспомнить. Хотел бы вспомнить, что я видел в той замочной скважине. Не только проблески, которые снятся мне. Всё. Почему я не могу вспомнить всё?»

— Пора забыть о преследуемом тобой публичном доме крикеров, — сказал Игл. Он вывел грузовик по другой узкой дороге с колеями и остановился. — Мы на месте.

У Блэкджека была маленькая хижина, обшитая вагонкой. Она стояла, втиснувшись в лес, среди зарослей высоких сорняков и густых лиан. По земле плыли струйки тумана от прошедшего ранее дождя.

— Бесполезная поездка, — сказал Игл. — Его грузовика здесь нет. Я знал, что с ним что-то случилось. Держу пари, вы с Полом были правы. Кто-то до него добрался.

Фил вгляделся в движущийся туман.

— Не торопи события. Ты когда-нибудь думал, что, может быть, его грузовик пришёл в неисправность и просто стоит в автосервисе? И посмотри! — Фил указал на окно. — Это заднее окно — там горит свет.

— Спальня Блэкджека. Ну, может, этот ублюдок всё-таки дома? Давай!

Они вышли. Ночь поглотила тяжёлые хлопки закрывающихся дверей грузовика Игла. Туман рассеялся, когда они двинулись вперёд, хлестая комаров и мошек. Фил, казалось, вдохнул густой туман, влажность воздуха сразу его пропитала. Пульсирующие ночные звуки доносились из леса, окружавшего хижину. Игл начал стучать во входную дверь, но остановился, когда дверь приоткрылась.

— Чёрт, теперь я знаю, что он здесь. Блэкджек ни за что не покинет своё место, не заперев дверь. У него здесь оружие и всякое дерьмо.

— Пушки? — с некоторой озабоченностью спросил Фил.

— Да, так что нам лучше заявить о себе хорошо и громко, — Игл просунул голову внутрь. — Эй, Блэкджек, ты здесь? Не обосрись от страха! Это я, Игл!

Они подождали немного. Хижина ответила тишиной.

— Блэкджек! Давай, мужик, поднимай свою задницу, траханый ты козёл! Это Игл, и со мной наш новый водитель!

Ничего.

— Должно быть, он спит очень крепко, — предположил Фил.

— Ага, давай.

Они вошли внутрь. Место было свалкой, но не разгромлено.

— По крайней мере, есть один хороший знак. Не всё так разрушено, как жилище Пола. Жди здесь. Я пойду в спальню.

Фил кивнул, оглядываясь по сторонам.

«Я видел и более красивые дома распространителей наркотиков,» — подумал он о вкусах украшения интерьера Блэкджека.

Он скрестил руки, ожидая, но потом…

Что?

Какой-то тихий звук, казалось, медленно проникал в его уши.

Что это было?

Гул, резкий, но такой слабый, что он едва мог его уловить. Казалось, что он исходит справа.

«Кухня,» — понял он, заметив в темноте старую эмалированную посуду. Фил подошёл и заглянул.

Гул нарастал.

Рука Фила взобралась по стене и щёлкнула светом.

Его взгляд устремился вниз…

— Я не верю в это дерьмо, чувак, — пожаловался Игл, подходя сзади. — Ублюдка там нет.

— Да, вот он, — прохрипел Фил.

Затем он указал на покрытый мухами труп, растянувшийся на полу кухни.

* * *
Песня Dream On группы Aerosmith завершила выступление Вики под бурную канонаду аплодисментов.

«Конечно, продолжай мечтать, — подумала она о своём лучшем „танцевальном хите“. — Мечтай, пока твоя мечта не сбудется… Мечтай, пока не сдохнешь».

Она могла поклясться, что стены «Сумасшедшего Салли» действительно тряслись, публика так сильно хлопала в ладоши. Это было похоже на шторм. И когда она ступала вниз сквозь свет и бесконечные движущиеся клубы сигаретного дыма, ей всегда казалось, что она спускается в ад.

«Может, и правда,» — подумала она.

Она сделала последний поклон, затем покинула сцену, шум и толпу позади неё, возможно, так же, как она оставила своё достоинство и самоуважение позади себя много лет назад — холодно повернув плечом.

Друк стоял у входа в заднюю комнату, деформированный стражник в комбинезоне. Вики чувствовала, как его искажённый взгляд скользит по её обнажённой спине, когда она быстро прошла мимо и проскользнула в гримёрку. В тот момент, когда она вошла, она услышала журчащий звук; он исходил из одной из туалетных кабинок.

«Кто-то спринцевался,» — сразу догадалась она.

Одна из крикеров. Коди запретил девушкам-крикерам пользоваться презервативами — отсюда и необходимость спринцеваться. Жлобы платили больше, когда был отказ от защиты. Какое им дело? Мужчины не могли забеременеть, но сами подвергались большому риску заражения болезнями. Было всего несколько случаев, когда, обслуживая особого клиента, Коди приказывал ей не пользоваться презервативами, но в те ночи она была слишком накачена, чтобы по-настоящему заботиться об этом. Каждые два месяца она проходила тестирование в окружной клинике, но пока что результат был отрицательный. Это казалось чудом, учитывая масштабы её проституции до того, как она вышла замуж за Наттера.

«Всё что угодно…» — подумала она в полной мрачности. Она делала то, во что не могла поверить…

Дверь кабинки открылась, и, как и было предсказано, из неё вышла одна из девушек-крикеров, которая сразу же посмотрела вниз, заметив там Вики. Крикеры относились к Вики почти с королевским уважением; они боялись её. В конце концов, теперь она была женой короля. Девушка, у которой была только одна рука, прохромала мимо и вышла за дверь, её чёрные волосы вздымались вслед за ней.

«Иисус…»

Вики знала, что крикеры бессильны против того, что Коди использовал их. Тем не менее, она их ненавидела. Девушки-крикеры были окончательным напоминанием о развратной глубинке преступного мира, вокруг которого теперь тесно вращалась жизнь Вики. Они напомнили ей о её собственном бессилии перед Коди Наттером.

«Они отсталые, уродливые и запуганные, — подумала она. — По крайней мере, у них есть оправдание. Но что есть у меня?»

Она знала, что оправданий нет. Ей некого было винить в крушениях своей жизни, кроме себя самой.

Десятки однодолларовых купюр набивали её подвязку для чаевых, а также несколько десяток и двадцаток. Всё доставалось Коди, как и её деньги с занятий проституцией. Она знала, что он нажил на ней состояние, и Бог знает, сколько он заработал на крикерах. Она положила деньги в сумочку, а затем, как она делала каждую ночь после последнего выступления, повернулась лицом к зеркалу.

В ответ взглянуло лицо её тёмного двойника. Её рыжие волосы не сияли, как раньше, а зелёные глаза утратили изумрудный блеск. Заступились гусиные лапки и тончайшие нитевидные морщины.

«По крайней мере, мои сиськи ещё не совсем обвисают,» — неприлично отметила она свою обнажённую грудь.

Но что насчёт остальной её части?

Правда собиралась каждый день. Её худощавое, подвижное телосложение было теперь слишком худым и начало проявлять признаки истощения. Иногда, просыпаясь, она выглядела совершенно истощённой. Кокс украл не только её жизненную силу, но и простой здравый смысл, что она должна есть лучше. Каждый день её жизни уносил ещё один маленький кусочек её.

И кусочков становилось всё меньше.

«Да, я действительно начинаю выглядеть потрёпанной, — её мысли сообщили её отражению. — Очень скоро мне повезёт, если я буду делать пару минетов по пять долларов за ночь».

Не очень завидная судьба.

И что тогда сделал бы Коди? Она так много видела, так много знала…

Она пыталась вспомнить время, когда её жизнь не состояла из стольких частей. Она знала, когда это было: во время помолвки с Филом. Тогда она была другим человеком; у неё было настоящее будущее и настоящие амбиции.

«Куда всё это делось? К чёрту! ​​— подумала она. — К чёрту в мусорную корзину и прямо мне в нос».

Алмазный кулон блестел между её грудей — Фил подарил ей его десять лет назад. Последние несколько ночей она снова носила его, но…

«Почему?» — подумала она.

Она думала, что он заметит? А что, если он это сделал? Казалось, что жизнь Фила постигла то же самое, что и её; теперь он тусовался с Иглом Питерсом, известным распространителем наркотиков. Он сказал ей, что сидит на «ангельской пыли». А в ту ночь?

«Я была просто очередной еблей, как и всегда».

Она, должно быть, сошла с ума, думая, что он может каким-то образом спасти её от Наттера.

«Зачем ему это вообще нужно? — спросила она с нарастающей ненавистью к себе. — Вся моя жизнь — это большая яма…»

Она даже не удосужилась рассказать Филу настоящую причину, по которой она вышла замуж за Наттера. Он никогда бы в это не поверил; это просто звучало бы как типичная чушь жалости к себе любой шлюхи. Лучше было просто дать ему подумать, что подумает любой другой: что она вышла замуж за Наттера для удобства, из-за бесплатного кокаина и меньшего количества, чем у других проституток, клиентов. Это было частью причины, но главная причина заключалась в том, что Наттер взамен согласился оплатить операцию её отцу на сердечном клапане. Она променяла своё тело, и теперь Коди получил свой приз. Это было почти средневековье.

Её отец умер несколько лет спустя, но, по крайней мере, её усилия дали ему дополнительную жизнь.

Нет, кулон Фила был не чем иным, как мёртвой иконой, ещё одним напоминанием о том, как вопиющим образом она позволила всей своей жизни ускользнуть от неё.

Затем возникло ещё одно напоминание.

— Чёрт побери! — громко прошептала она, когда полезла в сумочку и вытащила крошечный флакон.

Он был пуст.

Сосуд был также иконой, извращённым кадилом, с помощью которого она поклонялась своему собственному демону. Она была порабощена, и трудно было ясно вспомнить те времена, когда она не была…

Тук! Тук! Тук!

В дверь раздались резкие стуки.

«Чёрт возьми!» — подумала она.

Она знала, кто это был; это был Друк. И как раз тогда, когда всё выглядело так, как будто ей не пришлось бы сегодня вечером заниматься проституцией. По крайней мере, брак с Наттером имел одно преимущество: теперь он приберегал её только для более высокооплачиваемых клиентов, что составляло два или три раза в неделю вместо пяти-десяти за ночь. Иметь в качестве жены самую дорогую проститутку в клубе было для Коди престижем, как и быть сутенёром «первоклассной» шлюхи. Другие девушки обеспечивали карманы Наттера стандартными клиентами, а девушки-крикеры, конечно, обслуживали более извращённую клиентуру. Вики в каком-то смысле была на пьедестале.

«Королева „Сумасшедшего Салли“, — подумала она. — Ебать! Трофей Коди Наттера, первоклассного деревенского наркоторговца и сутенёра! Его жена!»

Тук! Тук! Тук! Тук!

— Что, Друк? — она чуть не закричала через дверь.

— Извини-и-ите, мисс Вики, — ответил полоумный голос. — Но вы уже зако-о-ончили?

— Да. Что тебе?

— Коди хоче-е-ет вас ви-и-идеть.

— Ради бога, для чего?

Медленный голос за дверью продолжил.

— Не зна-а-аю, мисс Вики. Но вам лу-у-учше поторопи-и-иться, потому что он уже не-е-екоторое время жда-а-ал вас.

— Я выйду через минуту, — ответила она, и её слова улетучились.

Один последний взгляд в зеркало, и она чуть не расплакалась.

Кого она ненавидела больше? Наттера или саму себя?

Она быстро надела джинсы и блузку и вышла.

Друк ждал снаружи, щёлкая своими странными пальцами.

— Да, сэр, вы выгляди-и-ите сегодня великоле-е-епно, мисс Вики.

— Где Коди?

Улыбка на искривлённом лице выглядела так, как будто два толстых червяка лежали вместе.

— Он ве-е-ернулся в офис.

Косые красные глаза Друка смотрели на её грудь. Улыбка скривилась. Его взгляд напомнил ей одного мудака, который свободно месил её грудь во время выступления.

«Отморозок!»

Она прошла по коридору, стуча туфлями на шпильках, и вошла в офис. Сразу же она заметила двух менее деформированных танцовщиц-крикеров, обнажённых, за исключением стрингов, стоящих у стены. Их черноволосые головы были склонены, как будто в присутствии божества.

В каком-то смысле так и было.

Коди Наттер сидел за столом.

— Такая милая, такая красивая, — раздался его знакомый скрипучий голос. — А как прошла ночь, любовь моя?

— Превосходно. Друк сказал, что я тебе зачем-то нужна.

Наттер сидел наполовину окутанный темнотой, что почему-то делало его искажённое лицо ещё более ужасным.

— Просто незначительное мероприятие; это не займёт много времени. Но есть три джентльмена, которым очень хотелось бы получить удовольствие в твоей компании.

Она выглядела ошеломлённой. Без сомнения, трое крупных деревенщин, набившие кучу денег на недавней сделке с наркотиками.

— Ой, Коди, я больше не занимаюсь групповухами. Ненавижу это.

— Ну, конечно, я даже не ожидал, что ты возьмёшься за такую ​​задачу в одиночку. Тебе будет некоторая помощь, — и после этого открытия тёмно-кроваво-красные глаза Наттера посмотрели на двух девушек-крикеров.

Вики уставилась на них, затем уставилась на Наттера.

— Что? Они?

Кривая бровь Наттера приподнялась.

— Что такое?

— Они крикеры!

В комнате стало тихо. Вики знала, что ей не следовало этого говорить, но оно само выскользнуло. И забрать это было невозможно.

Наттер встал. Казалось, он делал это постепенно, более или менее разворачиваясь до своего почти семи футов роста. Тёмный угол офиса освободил его; он начал идти вперёд.

— Коди, я не это имела в виду, — бормотала она. — Я…

Его длинная трёхпалая рука поднялась, протянулась и схватила её за горло. И его голос, казалось, тёк, как ручей, полный тёмной воды.

— Да, любовь моя, ты права. Они крикеры. Но тогда… я тоже.

Его рука была похожа на железные наручники. У него было отвратительное лицо, измождённый каркас из рябой и морщинистой плоти, увеличенная голова и неровные уши. Под серо-чёрными прядями волос виднелись комочки, генетические выступы его черепа.

И, конечно же, его глаза.

Огромные кроваво-красные глаза…

— И… — взгляд скользнул к вырезу её блузки. — Что мы здесь имеем?

Длинный большой и указательный пальцы его свободной руки подняли кулон на её шее.

«О, нет!» — подумала Вики.

— Кто тебе это дал, а? — спросил надломленный голос.

— Ты, Коди, — солгала она.

Его губы напряглись.

— Я сделал это? Ты уверена?

— Да, да, разве ты не помнишь? Ты подарил его мне ещё до того, как мы поженились.

— Хм-м-м, хорошо, — он отдёрнул кулон, разорвав крохотную золотую цепочку.

Затем прямо на её глазах он покатал самоцвет между пальцев. В конце концов крепление сломалось, и крошечный бриллиант упал на пол. Его большая ступня в ботинке растоптала его в пыль.

— Тогда, думаю, мне просто нужно будет купить тебе что-то получше.

Это тайно привело её в ярость, как и всё остальное, чему она подвергала свою жизнь. Его глаза скользнули обратно к ней, впиваясь, как сверло.

— У тебя есть работа. Ты собираешься и дальше досаждать мне или будешь делать то, что от тебя ожидают?

Тогда что-то случилось, что-то вышедшее из-под контроля. Какая-то отдалённая часть её психики, казалось, треснула, как сухая крошечная веточка. Ужас потряс её, и чем глубже она вглядывалась в испорченное лицо, тем больше она видела гибель своей собственной жизни. Она знала, что простой взмах его каменной руки может отправить её в больницу. Он мог сломать ей шею по желанию. Но внезапно, хотя бы на безумный, взрывной момент, ей было всё равно.

— Сукин сын! — с трудом вырвалось у неё из горла. — Ты хочешь, чтобы я участвовала в шестисторонней оргии с тремя грязными деревенщинами-наркоторговцами? Я твоя жена!

— В самом деле, да, — он сильнее сжал её горло. — А почему это так? Скажи мне, моя любовь? Почему ты моя жена?

К настоящему времени она не могла ответить. Её глаза начали вылезать из орбит, когда искривлённая рука мужа оказывала всё бóльшее давление на её трахею и артерии, ведущие к её мозгу.

Он ответил за неё.

— Ты моя жена только потому, что я позволяю тебе ею быть. Да? Я прав?

Страх к Вики вернулся всего за одно биение её сердца. Она заставила себя, дрожа, утвердительно кивнуть.

Чёрный голос Наттера продолжал звучать.

— Да, ты моя жена. Но есть кто-то ещё, кем ты являешься, да? И кто же это?

Манжета на руке Наттера поднялась, стирая слёзы с глаз Вики, словно воду тряпкой. Её сердце сжалось в груди…

Его рука поднимала её вверх.

Она ахнула, пытаясь выговорить слова.

— Я-я…

— Да?

— Я-я…

— Хм-м-м? Скажи мне, моя любовь. Ты кто?

— Я шлюха! — она наконец выдавила из себя.

Когтистая рука освободила её. Вики упала на пол.

— Ты шлюха, — повторил он. Он навис над ней, головокружительно высокий. — Да, шлюха. Ты всегда была и всегда будешь ею, — затем его голос снизился до самого тёмного тона. — А теперь иди и делай то, что делают шлюхи.

Вики, кашляя, вдохнула воздух обратно в лёгкие. Внезапно Наттер наклонился.

— Но ещё кое-что, любовь моя. Тебе что-нибудь нужно?

Вики прищурилась, её голова кружилась. Она почти не слышала, что он сказал.

«Что-то, в чём я нуждаюсь…»

— Хм-м-м?

Его деформированная рука раскрылась прямо перед её лицом.

Её глаза расширились.

Она сглотнула.

На причудливой ладони Наттера лежал мешочек с кокаином.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

— Иисус Христос… — заметил Игл. Его глаза были широко открыты. — С парня содрали кожу.

— Это серьёзная работа, — сказал Фил.

— Чёрт, кто знает, как мы их упустили.

— Мы не упустили парней, которые это сделали; они уже далеко, Игл. Разве они сделали это здесь? Нет.

— Откуда ты знаешь?

— Посмотри, чувак.

Труп лежал распростёртым, даже не похожий на человека. То же самое они проделали на Родсе. Существо у их ног, казалось, было покрыто запёкшейся кровью, и вся его поверхность была покрыта извилистыми малиновыми мышцами. Мухи, их были орды, облепили труп.

— Крови нет, — сказал ему Фил. — Если бы они сделали это здесь, на полу было бы озеро крови. Здесь почти ничего нет. Ребята, которые сделали это, они сделали это где-то ещё, а затем принесли тело Блэкджека сюда и выбросили его.

Игл выпрямился; он выглядел смущённым.

— Но в этом нет никакого смысла. Зачем так беспокоиться? Почему его просто не закопали где-нибудь или не бросили в лесу, где его никогда бы не нашли?

— Почему ты так думаешь? Они хотят, чтобы его нашли, — сказал Фил.

— Зачем?

— Чтобы отправить сообщение, чувак. Люди, с которыми вы имеете дело, знают, что вы делеаете. Они оставили его здесь, чтобы вы его увидели и быстро поняли суть.

— Чтобы мы свалили как можно быстрее, — сказал Игл.

— Правильно. Они хотят, чтобы вы покинули их территорию, и оставили здесь это маленькое напоминание, чтобы дать вам вескую причину.

— Господи, мужик, — Игл попятился из кухни, потрясённый зрелищем, — это не маленькое напоминание, а я всего лишь мелкий продавец «ангельской пыли». Я не в этом дерьме. Я имею в виду, посмотри, что они сделали с Блэкджеком! Они, блять, содрали с него кожу!

— Ага, — согласился Фил. — И мы следующие. Мы в котле с дерьмом, и оно вот-вот закипит. Что мы будем делать?

— Танцевать буги, — предложил Игл. — Вот что мы будем делать! Послушай, я просто пытался заработать на жизнь, но это… К чёрту. Это того не стоит.

— Почему бы нам не нанести ответный удар? — Фил пытался подзадорить его.

Игл посмотрел на него так, будто ему только что сказали, что Папа Римский был евреем.

— Ты с ума сошёл, чувак? Давать сдачи? Эти люди имеют большой бизнес, Фил, или ты этого не понимаешь? Мы попытаемся нанести им ответный удар, — мы умираем.

«Не смей меня отговаривать,» — подумал Фил.

Ему нужно было, чтобы Игл разозлился, чтобы он хотел нанести ответный удар. Это был единственный способ, которым Фил мог узнать, где находится лаборатория Наттера.

— И я гарантирую, что они сделали то же самое с Полом, — солгал Фил. — Ты хочешь взять этих ублюдков? Мы должны дать отпор. Мы должны ударить вашего конкурента сильнее, чем он только что ударил вас.

— Эй, они не ударили меня, они убили Блэкджека, и этого достаточно. Я не занимаюсь этим бизнесом с этого момента.

— Давай, чувак! Кто основной поставщик? — Фил осмелился спросить. — Давай покажем им, с кем они решили связаться.

Игл недоверчиво рассмеялся.

— Пошёл ты, мужик! Как я уже сказал, я здесь только ради хлеба. Я лучше буду выступать голым в «Сумасшедшем Салли», чем иметь дело с парнями, которые делают что-то подобное. Давай! Мы уходим отсюда!

«Чёрт!» — подумал Фил.

Каждый раз, когда он приближался, его снова отбрасывало назад. Если бы он не нажал на Игла, он бы никогда не узнал, где находится лаборатория Наттера, но если бы он сделал это слишком сильно, Игл почувствовал бы запах копа через две секунды.

«Думаю, мне придётся ещё немного поработать над ним, — заключил Фил. — Нужно дать ему больше времени. Плюс всегда был Салливан. Возможно, к этому моменту окружной центр изоляции разговорил его язык».

— Отлично. Давай убираться!

Ужасное жужжание мух за их спиной стихло, когда они направились обратно через дом. Это звучало нереально. Фил попытался избавиться от остаточного изображения трупа. Трудно представить себе, что там когда-то был мужчина. Мысли Фила блуждали по полному гротеску.

Ни один человек не заслуживал такой смерти, даже торговец «ангельской пылью», даже самый ужасный подонок в мире. Фил попытался технически обдумать задачу. Один из крикеров Наттера, возможно, даже сам Наттер, на самом деле взял лезвие, чтобы срезать всю кожу с Блэкджека.

Как долго длилась работа?

Кожа издавала звук при срезании?

Как долго этот человек был ещё жив?

Как кто-то мог такое сделать?

Пустая хижина вторила их шагам. Игл открыл входную дверь, чтобы выйти, затем…

Дерьмо!

…уклонился как раз вовремя, чтобы пропустить мимо себя небольшой серп.

— Будь осторожным! — закричал Фил.

Затем последовал ещё один серп!

Большой парень-крикер, вероятно, возраста подростка, ждал их прямо у входной двери.

— Чёрт возьми, мужик! — Игл закричал и снова пригнулся.

Третий удар серпа на долю дюйма не попал в кожу головы Игла, после чего острие заострённого инструмента… вонзилось в стену.

Фил уже опустился на одно колено, вытаскивая Беретту из кобуры бумажника.

— Убирайся с дороги! — крикнул он Иглу, который в полном шоке отшатнулся. — Я возьму его!

Парень, пытаясь оторвать серп от стены, тупо разинул рот. Затем…

Бац!

Его деформированная голова откинулась назад. Красные глаза скосились, когда кровь начала хлестать из новой дыры в его луковицеобразном лбу. Потом он рухнул.

Фил встал, опуская пистолет.

— Чувак, где ты это взял? — удивился Игл.

— Это мой талисман на удачу. А теперь перестань болтать и пойдём отсюда.

— Ага, ага, пойдём отсюда, — в отчаянии повторил Игл и бросился к входной двери.

— Стой! — закричал Фил и внезапно сделал выпад. — Через заднюю дверь!

Игл повернулся.

— Что…

Снаружи, секунды спустя, появилась вспышка, затем по комнате разнёсся громкий выстрел из дробовика. В задней стене появилась рваная дыра размером с обеденную тарелку.

Фил как раз вовремя вытащил Игла из дверного проёма.

— Давай, давай!

Они ринулись в спальню, а пули из помпового ружья разрывали куски пола позади них.

— Блин, ты сказал, что их здесь нет! — закричал Игл. — Ты сказал, что они уже за много миль отсюда!

— Ну, я думаю, я был чертовски неправ!

Они нырнули в спальню, захлопнув за собой дверь. Раздались новые выстрелы, пробив дверные панели.

— Святое дерьмо, мужик! — Игл истерически бормотал. — Святое дерьмо, святое дерьмо!

Фил дал ему пощёчину.

— Замолчи! Приди в себя!

— Что, чёрт возьми, мы тут делаем?

Фил снова ударил его.

— Ты сказал, что у Блэкджека было оружие — помоги мне его найти!

Они перевернули маленькую комнату вверх дном. В дом входили быстрые шаги.

— Надо торопиться! — Фил приставил пистолет к двери, а свободной рукой проверял ящики комода.

Ему казалось, что его сердце скачет.

Игл оторвал матрас от пружинного блока, затем снял с блока лист фанеры.

— Вот, мужик!

«Матерь божья!» — подумал Фил.

В пружинном блоке была вырезана дыра, а внутри лежал тайник с оружием — пистолетами, дробовиками, винтовками и даже парочкой автоматов — плюс боеприпасы.

— Не копайся! — скомандовал Фил. — Просто возьми что-нибудь и начинай стрелять!

Игл подобрал девятимиллиметровый Браунинг.

— Он не работает! — закричал он, когда направил его на дверь и нажал на курок.

Фил взял его у него, взвёл курок и бросил обратно.

— Теперь он работает!

Игл, стиснув зубы и закрыв глаза, начал стрелять в закрытую дверь спальни. Пистолет выпустил четырнадцать выстрелов, так что в ушах Фила звенело.

— Как вам это нравится, ублюдки?! — Игл праздновал.

Затем мощным выстрелом из дробовика дверь вылетела из рамы.

— А как вам это нравится, белое отребье? — спросил в ответ неземной голос.

Затем ещё три выстрела из дробовика разорвали комнату, раздробив гипсокартон позади них.

«Мы определённо в каком-то дерьме,» — подумал Фил.

Он бросил свою Беретту двадцать пятого калибра Иглу, который сделал оставшиеся четыре выстрела в отверстие в двери. Выстрелы казались ничтожными по сравнению с выстрелами из дробовика, и смех крикера доносился из внешней комнаты.

«Когда они смеются над твоим оружием, ты понимаешь, что у тебя большие проблемы,» — понял Фил.

— Давай, чувак, давай! — подгонял Игл, его руки дрожали. — Они идут по коридору, я их вижу!

Тем временем Фил возился с автоматом МАК-10, заряжая его магазином из тридцати патронов; он вставил его в магнитный колодец, затем нащупал рукоятку зарядки.

— Давай, чувак! Разветы не знаешь, что делаешь?

— Я не могу быстрее! Представь, что я не читаю Gun Digest! — Фил отпрянул.

Он был не очень хорошо знаком с этим оружием, но, наконец, смог повернуть рукоятку заряжания назад. Затем…

«Чёрт, я не могу найти этот грёбаный предохранитель!»

— Ой, мужик, поспеши!

Игл пригнулся. В комнату полетели ещё два выстрела из дробовика, которые прозвучали как выстрелы из пистолета. Комната завибрировала.

Затем влетели двое крикеров.

— О, мужик, о, мужик! — захныкал Игл.

У обоих были большие выпуклые головы, увеличенные челюсти, скошенные зубы. Тот, у кого был дробовик, держал оружие руками, которые были только с большим и указательным пальцами. Другой, который быстро перезарядил револьвер Смита, имел два колена на левой ноге и правое плечо, опускавшееся почти до пояса. И сквозь клочья угольно-чёрных волос их алые глаза горели на Игла.

— Эй, блондинчик, — сказал один из них. — Где твой приятель?

— Мы собираемся трахнуть вас, когда вы умрёте, — просветил другой. — Трахнуть вас, мерзкие белые отребья!

— А потом, может, и съесть!

Крикер с дробовиком приставил оружие к голове Игла, когда Фил выскочил из-за другой стороны кровати. Посреди ужасающих звуков их голосов Фил нажал на курок МАКа.

Автомат завибрировал почти красноречиво. Выстрелы патронами сорок пятого калибра попали крикеру в живот, затем буквально подняли его вверх и вытолкнули обратно в холл, в воздухе кружились брызги крови.

Фил дёрнул запястьем, а затем выдал ещё залп другому крикеру. Он будто танцевал, подёргиваясь, когда большие мясистые дыры покрывали его грудь.

— Фил! — крикнул Игл. — За тобой!

Стекло разбилось; два выстрела просвистели возле головы Фила. Третий крикер забирался в окно.

МАК снова зажужжал и сразу же вырубил крикера.

— Возьми этот! — приказал Фил, указывая на револьвер на полу. — Подтягивайся за мной!

Игл схватил пистолет мёртвого крикера, затем они с Филом вылетели из окна в траву высотой по пояс.

— Тихо, тихо, — прошептал Фил, держа МАК наготове. Он быстро выглянул из-за стены хижины. — Вроде, всё чисто. Думаю, может быть, мы их всех достали. Давай, чёрт возьми, бежим, чёрт возьми, к грузовику и убираемся отсюда нахуй!

Передний двор был широко открыт, что было хорошо — меньше укрывательства — но ярко светила луна, что было плохо — это выдвигало на первый план их как цели. Их ноги шуршали по высокой траве, когда они шли вперёд, с каждым шагом разгоняя стаи мошек и других насекомых. Когда они подошли к грузовику Игла, Фил проверил периметр. Ничего. Но…

— Оу-у-у, дерьмо…

— В чём дело? — рявкнул Фил. — Садись и заводи двигатель, чтобы мы могли выбраться отсюда!

— Оу-у-у, дерьмо… — простонал Игл.

Он стоял неподвижно и просто смотрел. Капот грузовика был приоткрыт. Провода болтались как внутренности.

— Они испортили грузовик, чувак…

— Мы облажались, — пришёл к удручающему выводу Фил. — Хорошо, нам нужно бежать пешком. Давай…

Внезапно их окатил звук металлического дождя — бам-бам-бам-бам! — и в крыльях грузовика стали появляться маленькие дырочки, словно по волшебству.

— Кто-то стреляет по нам! — крикнул Фил. — Пригнись!

Он уронил Игла в грязь.

«Господи, сколько их там?»

Боковым зрением он уловил белые вспышки выстрелов в дальнем конце дома.

К ним бежал пятый крикер, стреляя из пистолета.

Фил произвёл ещё одну серию выстрелов из МАКа…

Крикер с животным криком упал.

— Ты сделал его! — радостно закричал Игл.

Затем шестой крикер, намного более высокий и менее скоординированный, повернул за угол и тоже двинулся на них.

Он стрелял из помпового ружья.

— Иисус Христос! — пожаловался Фил. — Их что, целая грёбаная армия?!

И когда он нацелил МАК и нажал…

— Чёрт, мужик! — Игл взвизгнул.

…ничего не произошло. Затвор был заблокирован. Патронная обойма была пуста. Фил выругался себе под нос. Всего за несколько секунд он израсходовал весь магазин МАКа.

«Как бы я хотел, чтобы эти штуки работали так долго, как в кино!»

Он схватил револьвер Игла и, используя грузовик как прикрытие, нацелил его на приближающегося крикера.

«Спокойно, спокойно…»

Это было тяжело. Как только он навёл цель, следующий выстрел крикера вышиб лобовое стекло. Ещё одна пуля попала в борт грузовика, затем ещё одна пробила окна пассажира и водителя.

Фил вскочил, прицелился и выстрелил.

Патрон тридцать восьмого калибра попал крикеру в пах и с криком отбросил его в траву.

«Боже, я надеюсь, что это всё».

Было бы адом выбираться отсюда пешком, но, по крайней мере, Игл знал, где они. Фил обернулся.

— Хорошо, мужик, теперь мы уберём свои задницы…

Но когда Фил обернулся, Игла там не было. Вместо этого он лежал на земле…

— Игл! Нет!

…в луже собственной крови.

В отчаянии Фил упал на колени. Игл содрогнулся в траве.

«Это последний выстрел из ружья, — понял Фил. — Он пробил окна пассажира и водителя и попал Иглу в грудь».

Игл слабо потянулся, дрожа. Пузырьки крови просачивались в дыры в его груди, когда он пытался дышать.

Фил не знал, что делать. Это был самый сложный тип ран для лечения в полевых условиях. И перемещение его было бы фатальным.

— Погоди, чувак, — всё, что мог сказать Фил.

— Вот чёрт, они действительно меня трахнули, — пробулькал голос Игла. Он набрал немного крови, которая в лунном свете выглядела как чёрный сироп. — Не могу пошевелиться, едва дышу…

— Просто лежи спокойно, — умолял Фил. — Если я попытаюсь вытащить тебя отсюда, ты не выживешь. Я вернусь, как только смогу, на машине скорой помощи!

Рука Игла дрожащим образом схватила Фила за рукав рубашки. Его глаза были стеклянными.

— Убей меня, мужик. Я всё равно умру.

Фил знал, что Игл был прав. Он умрёт через несколько минут, утонет в собственной крови.

— Всё будет хорошо, чувак. Просто держись.

При этих словах изо рта Игла запузырилась кровь.

— Убей меня, Фил, я умоляю. Не оставляй меня в живых… для них.

Фил посмотрел вниз.

— Всё будет в порядке, — сказал он, зная, что это ложь. — Я прикончил всех крикеров, так что подожди. Я вернусь так быстро, как смогу… Но, послушай, Игл, ты должен сначала сказать мне кое-что. Скажи мне, где лаборатория Наттера?

Умирающие глаза снова поднялись.

— Наттер? Лаборатория?

— Лаборатория «ангельской пыли» Наттера. Это должно быть где-то здесь. Скажи мне, где это, Игл! Тогда я смогу отплатить им за всё это дерьмо!

— Лаборатория… — всё, что Игл мог связно ответить.

Последовал высокий влажный свистящий звук, когда его грудь вздымалась. Он что-то невнятно пробормотал, а потом дёрнулся. Рука, сжимавшая рукав Фила, упала…

Игл умер.

Фил вздохнул.

«Бедный ублюдок».

Внутри Фила столкнулся ряд чувств: ярость, грусть, замешательство. Такого не должно было произойти. Почему мир должен быть таким безумным? Конечно, Игл продавал наркоту и был тем ещё мудаком, которого Фил использовал в своих интересах, но он этого не заслужил. Несмотря на тайную роль Фила и его безудержную ненависть к «ангельской пыли», Игл всё ещё был в некотором роде другом Фила…

— Чёрт побери, — пробормотал он.

Щёлк!

Сердце Фила, казалось, остановилось на мгновение. В его голове раздался щелчок или кто-то взвёл курок пистолета?

Фил, всё ещё стоя на коленях, уронил свой пистолет. Очень медленно его глаза поднялись.

Перед ним стоял ещё один подросток-крикер со странными костяшками двойных суставов, которые, казалось, сжимали револьвер. На правой стороне его черепа была опухоль размером с дыню, а вся его голова, казалось, свисала с тонкой вытянутой шеи. В носу у него была только одна ноздря.

Твёрдый стальной наконечник ствола пистолета насмешливо ткнул Фила в висок…

«Я покойник,» — подумал Фил.

Сделать это было нелегко, но Фил сумел принять это с удивительным чувством спокойствия.

Но мальчишка-крикер остановился. Алые глаза, которые казались вдвое больше обычных глаз, смотрели на труп Игла и массивную кровоточащую рану на его груди.

— Помолись перед встречей… — сказал парень. — Óна, óна… Кожоед…

Фил понял, что это тарабарщина крикеров. Слова сочились густой патокой.

«Но почему он просто не убьёт меня сейчас?»

Затем странные красные глаза вернулись к лицу Фила. Пистолет Смита тридцать восьмого калибра дрогнул.

— Маннóна, — внезапно донеслось ещё одно слово от мальчишки. А потом ещё одно: — Óна… Óна…

Мысли Фила внезапно превратились в кашу. Он моргнул. В конце концов ему пришло в голову следующее: он не слышал слов в ушах — казалось, он слышал их в своей голове.

Красные глаза парня смотрели на него.

«Чего он ждёт?» — подумал Фил, но думал недолго.

Он использовал лишнюю секунду в своих интересах и быстро вскинул руки. Техника обезоруживания, которой его учили в академии, работала безупречно. Его левая рука схватилась за ствол, его правая рука схватила запястье крикера, затем, одновременно, он толкнул его, вывернув пистолет прямо из руки парня.

Лицо крикера расширилось от удивления — обезвреживание заняло меньше секунды.

Фил встал, наставляя пистолет между кривыми глазами крикера.

— Где лаборатория Наттера, уродливый ублюдок?

Губы жирные, словно опухоли раздвинулись. Парень моргнул.

— Маннóна, — повторил он. Затем сделал выпад.

Фил выпустил одну пулю парню в лоб. Задняя часть его черепа взорвалась, выпустив пятно крови, которое упало в ярдах позади него в высокую траву.

Фил смотрел сквозь клубящийся дым от выстрелов.

«Чёрт возьми. Какая грёбаная ночь…»

Затем он повернул к тропинке и побежал прочь.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЁРТАЯ

— Ты должен был быть чертовски осторожным! — Маллинз наклонился над столом и заорал. — Ты мог быть убит, блять!

Фил пожал плечами.

— Эй, это не сериал «Мистер Роджерс». Я работаю под прикрытием над делом «ангельской пыли». Дерьмо случается.

— Да, дерьмо случается. Что ж, твоё дерьмо практически случилось! — Маллинз снова сел.

Почему-то он выглядел толще, когда был зол. Казалось, он сидел за столом, как разгневанный Джабба Хатт в полицейском костюме.

Филу понадобилось много времени, чтобы выбраться из леса. Затем он вернулся к «Сумасшедшему Салли» за своей машиной и добрался до станции примерно через полчаса после того, как вошёл Маллинз, как всегда, идя от круглосуточного магазина, чтобы его машины не было видно. Очевидно, босс был не слишком доволен, узнав о вчерашней ночи в лачуге Блэкджека.

— Ты в порядке? — Маллинз наконец дошёл до вопроса.

Фил впервые отпил ядовитого кофе шефа. На вкус он был как скипидар, но после всего, через что он прошёл, ему было всё равно. Ему нужно было что-нибудь — хоть что-то — чтобы немного взбодриться.

— Да, я в порядке. Хотя всё ещё немного трясёт, но, по крайней мере, я не пострадал.

— Ага, и тебе чертовски повезло. Так что ещё ты пытаешься мне сказать? Ты хочешь сказать, что сегодня ночью убил трёх или четырёх крикеров?

Фил нахмурился и рухнул на стул.

— Скорее пять или шесть.

— Иисус Христос! — воскликнул Маллинз, глядя на него. — Как ты думаешь, кто ты, грёбаный Рэмбо?

— Поверьте мне, шеф, я не слишком рад, что зря прикончил всех этих крикеров, но у меня не было особого выбора. Там была обычная перестрелка. Они были повсюду, и у них было достаточно вооружения, чтобы открыть свою собственную оружейную выставку.

— Чёрт, — проворчал Маллинз. — Я хотел, чтобы всё это не появлялось в газетах как можно дольше. Но когда ты убрал шестерых из них, как машина для убийства людей, я думаю, мне нужно позвонить в техническую службу округа и попросить их забрать тела. После той работы, которую ты там проделал, эти уездные ублюдки будут задавать самые разные вопросы.

— Избавьте себя от хлопот, шеф, — указал Фил. — Могу поспорить, что Наттер убрал все тела в течение часа. А когда я выбегал оттуда, я увидел, как на холме разгорается пожар.

— Ты имеешь в виду, они сожгли дом Блэкджека?

— Ага, и я гарантирую, что они тоже вытащили всех своих мертвецов. Ни тел, ни лачуги, ни улик, ничего. Наверное, это просто куча потраченной латуни, на которую округу наплевать, потому что ни у кого из крикеров нет отпечатков пальцев в файлах.

— Ты прав, думаю, да. А Питерс? Ты уверен, что он был мёртв, когда ты уходил?

Фил сглотнул при воспоминании.

— Мертвее и быть не может. Ему выстрелили из дробовика прямо в грудь. Он умер в считанные минуты, — мысли Фила потемнели ещё больше. — И мне от этого дерьмово.

— Дерьмово? Почему? Этот парень был всем, что ты ненавидишь. Мы должны дать этим крикерам трофей за то, что они загнали этого засранца на шесть футов под землю. Это сэкономит государству доллары. Он был отморозком — дилером «ангельской пыли».

Но так ли это было на самом деле?

Не было ли серой зоны?

— Конечно, Игл был преступником. Но он также был другом, парнем, с которым я вырос, понимаете?

— Ой, ну-ну. Тебе нужен платок, чтобы вытереть слёзы?

«Да пошёл ты на хуй! — хотел бы сказать Фил. — Отчасти он умер из-за меня».

Это была странная смесь ощущений; Фил действительно не знал, что он должен чувствовать.

— Единственное, что меня бесит в том, что крикеры убили эту задницу, торгующую наркотиками, — это то, что это стоило тебе единственной хорошей связи с сетью «ангельской пыли» Наттера, — сказал Маллинз. — Тебе потребовались недели, чтобы добраться туда, где вы были. Что ты собираешься делать сейчас?

— Я всё ещё могу опереться на Салливана. Округ переводит его в общую камеру. Дайте ему там пару недель, и он запоёт, как канарейка.

— Да? Что ж, позволь мне кое-что сказать тебе, Фил. У нас нет пары недель. Я не могу сдерживать это дерьмо так долго. Жаль, что ты не смог узнать у Питерса местонахождение лаборатории Наттера, пока он не отбросил коньки.

— Я пытался, — посетовал Фил. И это ему тоже не понравилось. Нажимать на парня, чтобы получить информацию, когда он умирает в грязи. — Но он умер, не успев что-либо сказать. И этот последний крикер тоже… — образ сцены снова возник в его голове. — Это было действительно странно. Он всё время повторял это слово: Маннóна или Óна… или что-то в этом роде.

— Крикеры всё время говорят какую-то чепуху. Половина из них вообще не может говорить. Их мозги размером с грецкий орех из-за всей той семейной ебли, которую они устраивают там, у себя на задворках.

— Да, конечно, но это тоже было довольно странно — я приставил пистолет к голове этого парня, а он всё равно бросился на меня.

— Они дебилы, Фил. Все они сборище врождённых психов. И я могу поспорить, что Наттер, отправляя их на работу, накачивает их наркотой. Ты видел, что «ангельская пыль» делает с головами людей? Делает их более сумасшедшими, чем клопы в матрасе шлюхи!

Это был ещё один разумный вывод, который сделал Маллинз, хотя и не очень выразительно.

— Я просто не знаю, что ты, чёрт возьми, собираешься делать теперь, когда Питерс мёртв. У кого ещё есть информация? Ни у кого.

— Расслабьтесь, ладно? — попросил Фил. — Я делаю всё, что в моих силах, что — простите меня, если это оскорбительно — намного лучше, чем было до того, как я здесь появился.

Маллинз самодовольно кивнул.

— Давай, втирай мне это. Я не спорю с тобой. Ты прав, с тобой мы ближе к делам Наттера, чем когда-либо. Но какая польза от этого для меня — или для тебя, если на то пошло, — если тебя убьют?

— Я не собираюсь быть убитым, шеф. Доверьтесь мне.

— Хорошо, Рэмбо. Но скажи мне вот что. Что подумает Сьюзен, когда услышит о твоей маленькой вечеринке в лесу вчера ночью? Скажи мне, что?

Фил криво посмотрел на Маллинза. Это тоже был хороший вопрос, но…

— Что вы имеете в виду про Сьюзен?

Маллинз захохотал, прихлёбывая кофе и одновременно выплёвывая табачный сок.

— Как говорится, с возрастом приходит и мудрость, верно? Не дури меня. У вас со Сьюзен что-то происходит; я могу это сказать, просто взглянув на неё. Она любит тебя, парень. И у тебя к ней то же самое, и даже не думай говорить мне иначе.

Это было так очевидно? Фил почти хотел, чтобы это было так. Но Маллинз устроил серьёзный допрос. Сьюзен устроила бы ад, если бы узнала, как глубоко Фил влез в эту неразбериху. И если бы она узнала о перестрелке прошлой ночью…

— Так как насчёт того, чтобы сделать мне одолжение, шеф? Как насчёт того, чтобы не рассказывать об этом Сьюзен?

— Я услышал тебя, — сказал Маллинз, улыбаясь. — А почему бы тебе не сделать одолжение мне, а?

— Что такое?

— Ты выглядишь хуже моей прабабушки на похоронах. Иди домой, хорошо? Поспи хоть немного.

Это была отличная идея. Фил встал.

— Спасибо за кофе; напомните мне никогда больше его не пить. Я позвоню вам завтра.

Фил направился к двери. Но прежде чем он ушёл, Маллинз остановил его, махнув рукой.

— О, Фил?

— Да?

— Сегодня ночью ты на работе?

— Да.

Маллинз усмехнулся.

— Постарайся тогда не убить больше десяти человек, ладно? Можешь это сделать?

* * *
Фил поехал домой в полной тишине. Утренний солнечный свет сиял, как большой клинок — раздражающий ятаган — через лобовое стекло. Только сейчас реальность стала очевидной. Вчера ночью он убил людей, много людей. Игл был убит. И его самого чуть не убили.

От всего этого адреналина у него теперь было похмелье. Он чувствовал себя нервным и злым. Две точечные головные боли зажужжали у него перед глазами, когда он ехал на Malibu по шоссе, и он мог поклясться, что его сердце всё ещё скакало после пережитого ужаса.

Когда он припарковался у пансиона и вышел из машины, он инстинктивно взглянул на окно Сьюзен. Её шторы были задёрнуты. Он понял, что она уже спит, и это его угнетало. Он хотел спать с ней, не заниматься любовью, а просто… спать. После безумия прошлой ночи он не хотел оставаться один.

«Я хочу быть с ней!» — подумал он жизнерадостно.

Может, ему прямо сейчас подняться к её комнате и постучать в её дверь? Должен ли он её разбудить? Она не будет возражать?

Это не имело значения; у Фила не было вариантов.

Когда он собирался подняться по лестнице в её комнату, из тёмного коридора послышался слабый звук.

Стон.

Фил обернулся.

Что-то сжалось прямо у его двери.

«Сьюзен?» — подумал он.

Нет, это была не Сьюзен.

Сгорбившаяся фигура снова застонала. Когда Фил понял, что это была Вики, и что-то было не так, он побежал по коридору, чтобы помочь ей.

Он опустился на колени; её рука протянулась.

— Боже правый, Вики! Что произошло?

Она была в сознании лишь частично, когда он помог ей встать. Её волосы были растрёпаны, одежда была разорвана, и когда Фил посмотрел ей в лицо…

«О, боже, нет…»

…он сразу понял, что её избили.

* * *
— Успокойся, — сказал Фил, осторожно смазывая порез у неё на лбу. — Всё не так плохо, как кажется.

Вики вздрогнула, наверное, в сотый раз.

— Это больно, Фил!

— Эй, я не доктор Килдэр. Алкоголь немного будет щипать.

— Немного? Иисус!

— Но ты же не хочешь, чтобы туда попала зараза, так что потерпи и позволь мне сделать это, — закончил Фил.

Крови было немного, а синяки не были слишком серьёзными. Однако было легко увидеть, что произошло.

«Ага, кто-то её избил, — заметил он. — Но почему?»

— Как ты сюда попала? — спросил Фил, накладывая пластырь на небольшой порез.

— Я шла, — сказала она.

— После работы в «Сумасшедшем Салли?»

Она неуверенно кивнула.

— Это уже кое-что, — Фил сел на край кровати, а Вики откинулась на диване, прикрыв глаза холодной влажной тряпкой. — Как ты себя чувствуешь? У тебя головокружение? Тошнота? Двоится в глазах или что-то в этом роде?

— В основном просто усталость, — пробормотала она и вздохнула. — Это была долгая ночь.

«Думаю, так и было, учитывая её работу. Для неё и для меня эта ночь была долгой».

— Ага, ну давай. Я лучше отвезу тебя в больницу.

— Нет, нет…

— Вики, это хорошая идея. У тебя могло быть сотрясение мозга или что-то в этом роде.

— У меня нет сотрясения мозга, — довольно раздражительно пожаловалась она. — Меня только что немного ударили, ничего страшного. Просто… — она снова вздохнула. — Просто позволь мне чуть-чуть полежать здесь. Хорошо?

— Хорошо, — сказал Фил.

На самом деле, это было нехорошо — что, если Сьюзен узнает, что она здесь? Что бы он сказал? Как он мог это объяснить? Но он не мог её просто выгнать. Произошло что-то серьёзное, и Фил хотел знать, что именно.

«Я просто дам ей немного успокоиться,» — решил он.

Сегодня днём ​​перед работой у Сьюзен были занятия. Она может поспать на диване, пока Сьюзен не уйдёт на учёбу.

«Тогда я придумаю, как её вытащить отсюда».

— Итак, — он перешёл к следующему вопросу. — Что произошло?

— Это долгая история, Фил. Ты не хочешь этого слышать.

— Ты права, наверное, нет, но всё равно скажи мне. Твой муж сделал это с тобой?

Она расслабилась на диване, вытянув ноги. Её джинсы выглядели потрёпанными. Её блузка была разорвана; она слабо сжимала её рукой, но не очень эффективно. Фил мог видеть почти всю её грудь.

— С тех пор, как я вышла замуж за Коди, он как бы держал меня в резерве, — сказала она. — Он перестал заставлять меня заниматься как раньше проституцией.

— Другими словами, он сделал тебя выше остальных, — предположил Фил, вспоминая, как это работало на улице, когда он был в городской полиции. У сутенёров считалось престижным жениться на самых продаваемых женщинах и взимать с них ещё большую плату.

— Да, — подтвердила она. — Он оставлял меня для более серьёзных денежных мешков. Как бы то ни было, сегодня ночью после моего выступления в «Сумасшедшем Салли» он хотел, чтобы я трахнулась с тремя парнями и двумя танцовщицами-крикерами. У меня не было выбора. Если бы я этого не сделала, Коди выбил бы из меня всё дерьмо.

— Так кто же тогда выбил из тебя дерьмо?

Она остановилась, как будто чтобы что-то подавить.

— Господи, ты бы видел этих парней, это были три байкера, продавшие партию «ангельской пыли» к северу от Уэйнсвилля. Какие-то друзья Коди. Они только что хорошо распродались и были загружены наличными. Обстоятельства вышли из-под контроля довольно быстро; они все курили косяки и одновременно нюхали кокс.

— Плохая комбинация, — сказал Фил.

— Расскажи об этом кому-нибудь другому! Как бы то ни было, эти парни были извращенцами, и они начали избивать двух девушек-крикеров. Коди не возражает, если они не слишком сильно их бьют. Парни много платят, чтобы это делать. Но эти парни — дерьмо. Им пришлось очень сильно избить двух крикеров. Так что я начала кричать, а когда они не останавливались, я попыталась уйти.

— Значит, тебя избили трое байкеров?

— Нет, — сказала она. — Это был Друк. Он ударил меня и бросил обратно в комнату. Сказал мне, что я не должна позорить Коди перед его друзьями.

— Господи, — прокомментировал Фил. Потом взял на заметку. — Как получилось так, что Коди дружит с торговцами «ангельской пыли» из других городов?

Она пожала плечами.

— Они тратят много денег в клубе.

— Это единственная причина?

— Да. А что?

Она лгала?

Она что-то скрывала?

Фил не мог сказать. Может, она даже не знает, что Наттер — основной поставщик «ангельской пыли» в этом округе?

— Не знаю, — сказал он в конце концов. — Это просто кажется странным.

Вики громко, цинично рассмеялась.

— Это странно, Фил? Господи… Я могла бы рассказать тебе то, во что ты точно не поверишь!

— Попробуй.

— Просто забудь, хорошо? Я не хочу сейчас об этом говорить.

Фил посмотрел на неё.

«Так, может быть, это означает, что она захочет поговорить об этом позже?» — подумал он.

— Ты что-нибудь знаешь, Вики? С такими людьми ты всю жизнь смоешь в унитаз. Замужем за Наттером, работаешь в его стриптиз-клубе. Знаешь, ты для него просто вещь. Ты просто статус.

— Я знаю, — она снова невесело рассмеялась. — Дорогая шлюха. Белая королева крикеров.

— Так почему ты ничего не делаешь? Вся эта жизнь с крикером безумна. Почему бы тебе не бросить Наттера? Пойти в другое место, начать всё сначала и попытаться забыть всё это дерьмо?

— Фил, ты даже не понимаешь, что говоришь. Если бы я сделала это…

— Что? Он послал бы за тобой людей? Он убил бы тебя, если бы ты его бросила?

Она не ответила.

— Что ж, позволь мне сказать тебе кое-что. Он убивает тебя прямо сейчас, а ты даже не осознаёшь этого. Единственный способ улучшить свою жизнь — это уйти от него.

— Мне не нужна лекция, Фил, — устало сказала она.

— Тебе что-то нужно поменять, — настаивал он. — Пока ты находишься с Наттером и его толпой, ты никуда не денешься, кроме как вниз.

— Разве ты думаешь, что я этого не знаю! — она чуть не кричала. — Разве ты думаешь, что я не знаю, что со мной случилось! Вся моя жизнь была дерьмом с того дня, как ты уехал отсюда десять лет назад!

— Успокойся, — сказал он. — Я просто хочу, чтобы ты начала немного больше думать о вещах, о том, что ты собираешься делать со своей жизнью. И ты не можешь обвинять меня в своих проблемах. Да, я уехал из города, это правда, но я не тот, кто подсовывает тебе кокс в нос и заставляет танцевать в стриптиз-клубе и трахаться за деньги.

— Я знаю, — сказала она гораздо тише.

Фил перестал приводить доводы и позволил ей прийти в себя.

Затем он спросил:

— Так где был Наттер вчера ночью, когда всё это дерьмо происходило с тремя байкерами?

— Его там не было. Где-то — не знаю.

«Да, думаю, я знаю, — был уверен Фил. — Я думаю, может быть, твой дорогой муженёк отправлял своих крикеров на небольшую вечеринку в лес. На убийство Игла. Попытку убийства меня».

Но, конечно, он не мог ей ничего об этом сказать…

Он молча слушал тишину, глядя на неё. Он чувствовал себя беспомощным. Она больше не была частью его жизни; тем не менее он ненавидел её такой. Он ненавидел то, что Наттер делал с ней. Но чем он мог ей помочь?

«Ничем,» — заключил он.

Единственным человеком, который мог ей помочь, была она сама.

— Послушай, мне очень жаль, что я пришла сюда, — сказала она. — Я не знала, куда ещё могу прийти. Мне лучше…

— Оставайся здесь, — сказал он. — Поспи на диване, пока отдохни. Ты можешь подумать, что собираешься делать позже.

— Спасибо, — прошептала она. Её голос затих. — Спасибо…

Потом она заснула.

Фил выключил свет, задёрнул шторы, затем незаметно разделся и лёг в кровать. Через несколько минут он тоже крепко заснул.

И видел сны…

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

— Смотри, смотри, — призвала Дауни, сгорбившись за его спиной и толкая его за плечи.

Глаз десятилетнего Фила широко распахнулся над первой замочной скважиной. Сначала он увидел просто резкий белый свет; его взгляду, переходящему из жаркой тьмы холла третьего этажа в такую ​​ослепительную белизну, требовалось время, чтобы привыкнуть. Но в конце концов его зрение сфокусировалось, и он смог видеть.

Он мог видеть, что было внутри комнаты…

Это было похоже на дыру в стене ада. В комнате стояла залитая солнцем кровать. Она была большой и белой. А на кровати было какое-то странное движение, которое Фил сначала не мог понять.

Фигуры.

Одна фигура была бородатым мужчиной с большим волосатым животом. У него были длинные волосы и он был полностью обнажённым.

— Сьюзи, Сьюзи, — говорил он.

Затем Фил заметил другую фигуру на кровати. Девушка-крикер…

— Сьюзи, Сьюзи…

У неё на голове были волосы чернее камина тёти Фила. Её кожа была белее, чем на их переднем дворе прошлой зимой, когда шёл снег.

Тогда Фил понял, что она делала с толстым бородатым мужчиной.

«Святое дерьмо!»

Её голова оказалась между ног толстяка. Она поднималась и опускалась, и то, что она делала, было…

«Святое дерьмо Иисуса!»

…она ​​сосала член толстяка. Её рот поднимался и опускался над ним, сначала медленно, затем быстрее.

«Как и сказал Игл. Она пытается высосать его детский сок!»

Затем в фокусе появилась бóльшая часть сцены, и Фил чуть не вздрогнул, когда увидел всё остальное…

У женщины, как и у большинства женщин, была задница, волосы и грудь. Но именно то, чего у неё не было, ударило Фила по лицу, как чей-то большой кулак.

«У неё нет ни рук, ни ног!»

У неё были обрубки, и это было всё. Они заканчивались там, где должны были быть её локти и колени.

— Сьюзи, Сьюзи…

Фил отвёл лицо от замочной скважины.

— Красиво? Э-э-э… — сказала Дауни.

Это было не красиво. Это было отвратительно.

Но всё сложилось в единый пазл. Это было похоже на то, о чём он и Игл слышали, о чём говорил дядя Фрэнк в ту ночь, когда они засиделись допоздна, чтобы посмотреть «Шоу Альфреда Хичкока», когда женщина убила своего мужа замороженной бараньей ногой, а затем приготовила это для полиции.

Это и был публичный дом.

Бордель крикеров, где мужчины платили за то, чтобы делать это с девушками-крикерами, которые все пострадали из-за своих отцов, которые делали это со своими сёстрами, а их матери делали это со своими братьями и тому подобное.

Это испортило их гены.

Дауни схватила его за рубашку «Зелёный шершень», потянув к следующей двери. Фил не хотел больше видеть подобные вещи, но что-то всё равно заставило его обратить внимание на следующую замочную скважину. Он ничего не мог с собой поделать. Это было похоже на привидение или что-то ещё, схватившее его за затылок и заставившее его взглянуть.

Крупный обнажённый мужчина привязывал девушку-крикера к кровати верёвкой. Затем он начал бить кожаной плёткой по её бёдрам и животу.

Хлоп! Хлоп! Хлоп! — звучал кнут.

Он оставлял следы на коже девушки, которые были такими красными, как будто она истекала кровью…

Она плакала и дрожала.

Потом кнут мужчины пошёл вверх…

И когда девушка подняла голову, чтобы посмотреть на него, Фил увидел, что у неё огромная голова.

Она была большой, как арбуз!

— Вот, вот… Э-э-э, — сказала Дауни.

Она тянула его к двери в другом конце коридора.

— Нет, Дауни, я не хочу больше смотреть, — умолял её Фил.

Но Дауни, похоже, не волновало, что сказал Фил, и она была сильной, сильнее большинства девочек. Она притянула его и поставила обратно на колени перед следующей дверью.

— Смотри.

У Фила сильно болела голова, и он так сильно потел, что его футболка «Зелёный шершень» была полностью мокрой, но он всё равно чувствовал холод и дрожь. Его желудок тоже чувствовал себя плохо, хуже, чем раньше, когда он ел фаршированный перец тёти. Его голова казалась легче воздушного шара на день рождения.

— Смотри…

В комнате другой мужчина держал лицо между ног девушки-крикера. У неё был большой чёрный пучок волос между ног, и мужчина выглядел так, будто он его облизывал. Фил не мог понять, почему кто-то захочет приложить рот к тому же месту, которым писают, но этот человек делал это чертовски уверенно и производил больше шума, чем когда чавкают. Раздвинутые белые ноги девушки поднялись в воздух. Фил видел её ступни. У неё было по десять пальцев на каждой! И её руки были такими же, на них было больше пальцев, чем у двух человек, и они бегали по жёстким волосам мужчины.

Потом Фил рассмотрел её ноги…

Он ничего не мог делать, кроме как смотреть.

Одна нога была на фут короче другой, и у неё не было колена. Но другая более длинная нога выглядела так, как будто она сворачивалась в воздухе, и Фил вскоре понял, почему. У более длинной ноги было три колена.

Девушка улыбалась. Похоже, ей понравилось, что мужчина приложил рот к тому месту, которым она ходила в туалет.

А потом лицо мужчины на мгновение отодвинулось. Фил посмотрел на пучок спутанных волос между ног…

— У неё две дырочки! — завопил Фил.

— Ш-ш-ш! Тс-с-с! — Дауни запаниковала. — Меня побьют, если они узнают, что мы… видим! Нэнси позволит этому парню избить меня, если она узнает, что я… видела!

Но было слишком поздно. Лицо Фила скривилось, но его взгляд не отрывался от замочной скважины.

— Что это было? — спросил голый мужчина, кивая головой в сторону двери.

— О-о-о, Дауни, должно быть, смотрит на нас, — сказала девушка на кровати.

Она улыбалась, наклоняясь, чтобы посмотреть прямо на замочную скважину.

И когда она наклонилась, Фил увидел кое-что ещё.

Он ничего не мог с собой поделать…

— Дауни! У неё шесть грудей!

И точно так и было. Их было шесть, по три с каждой стороны, и на каждой груди был большой сосок размером с верхнюю часть банки с бобами, только они торчали очень высоко и были очень розовыми.

— Чёрт… У неё шесть грудей! — задумчиво повторил он.

Но когда он взглянул на Дауни, она выглядела не слишком хорошо. Внезапно она стала очень напуганной, а затем Фил заметил, что перед её грязного платья потемнел. Он понял, что она описалась. И Фил знал, что люди писают на себя только тогда, когда они действительно напуганы…

Дверь распахнулась.

Фил завизжал, а Дауни очень сильно заплакала, рыдая и отступая.

Фил не мог двинуться с места.

— Что у нас здесь, а? — спросил голый мужчина. Он схватил Фила за волосы и потянул его, посмеиваясь. — Ты участвуешь в деле, мальчик?

Фил причитал.

— Хочешь пойти со мной и Нэнси?

Дыхание мужчины пахло его тётей, когда она пила, и его живот трясся, когда он смеялся.

— Может, хорошая порка научит тебя не заглядывать в чужие замочные скважины?

Фил попытался отдёрнуться, но не смог. Голый мужчина крепче схватился за волосы и продолжал смеяться.

Это было настоящее безумие, происходящее в один и тот же момент: обнажённый мужчина кудахтал, Фил плакал, Дауни рыдала и писалась.

Фил услышал звук пружин. Потом ещё звук:

Шлёп! Шлёп! Шлёп!

Это была шлюха-крикер.

Она слезла с кровати, и теперь…

Желудок Фила сжался.

…она шла к двери.

Только она на самом деле не шла; она как бы шлёпала. Ступня на её короткой ноге волочилась, а ступня на её длинной трёхколенной ноге как бы поднималась очень быстро, затем выбрасывалась вперёд — БАХ! — и приземлялась на пол. Её чёрные волосы развевались колышущимися прядями; её голова кивала. Фил видел, как её сверкающие красные глаза становились ярче по мере её приближения.

Шлёп! Шлёп! Шлёп!

Её плечи раскачивались взад и вперёд, и каждый раз, когда она делала ещё один шумный шаг, словно костылём, все шесть её сосков яростно подпрыгивали на её грудях.

Обнажённый мужчина хихикал. Шлюха-крикер двигалась вперёд.

Фил тоже обмочил штаны.

Её красные глаза казались шипами, торчащими из её лица.

— Эй, мальчик, так что ты здесь делаешь, а? Подсматриваешь?

Фил хотел закричать, но он словно онемел.

— Ага, это ужасно, не так ли, Эдди?

— Смотри-ка, маленький, а писает, как обычная скаковая лошадь, — сказал обнажённый мужчина, державший Фила за волосы, и ещё раз захихикал.

Тут и шлюха захихикала не хуже мужчины. Её смех был похож на крики больших птиц, ковыряющих мёртвого опоссума на дороге.

— Ага, но он милый мальчик. Хочешь войти и сделать Нэнси то же, что делал я, а, мальчик?

Фил дрожал, как будто он был голым в разгар зимы. Затем странная десятипалая рука девушки медленно протянулась…

— Нет! — Фил закричал, мотая головой и зажмурившись.

…и кисть прошлась по его лицу. Казалось, что по его щеке ползает стая больших жуков.

Фил думал, что может умереть…

Но потом шлюха очень быстро развернулась и поспешила в холл.

К Дауни.

Шлёп! Шлёп! Шлёп!

— Нет! Э-э-э, Нэнси, пож-ж-жалуйста! — воскликнула Дауни.

— Что ты делаешь, приводишь парней в дом? — закричала девушка, бросаясь вперёд.

Её рука поднялась и…

Бац!

…ударила Дауни по лицу так сильно, что та упала. Рука девушки взмахнула вверх, затем ударила Дауни по голове, как будто это был тетербол.

— Никогда, никогда так больше не делай, тупая девчонка! Никогда никого не приводи сюда!

Бац! Бац! Бац!

— Твой отец будет очень недоволен тобой, и от тебя мало что останется после того, как я расскажу ему всё!

Это было ужасно. Теперь девушка не только шлёпала Дауни, она сидела прямо на её животе, прижимая её к полу, била и душила её.

— Привела парня! Ты с ума сошла? Спорим, ты с ним ебёшься, да? Говори! Да?

— Прекрати! Оставь её в покое! — крикнул Фил. — Она ничего не сделала!

Затем Фил пописал ещё раз в штаны, и мочился до тех пор, пока у него внутри ничего не осталось.

Остальные обнажённые девушки-крикеры в доме, которые, должно быть, слышали весь шум, одна за другой открывали двери, чтобы выглянуть наружу. Девушка с кучей пупков, девушка с горбатой спиной и руками, свисающими почти до ступней, девушка без шеи и без рта. А ещё те девушки, которых он уже видел через замочные скважины: та, с большой арбузной головой и отметинами на бёдрах и животе. И девушка, у которой руки и ноги были просто культями, которые заканчивались там, где должны были быть её колени и локти. Она на всех четырёх пнях выскочила в зал и что-то прокричала…

И сразу зал наполнился звуками: мешаниной слов, кудахтаньем и смехом, похожим на лай собак.

Казалось, все эти звуки наполнили голову Фила. Он никогда в жизни не был так напуган…

Девушка-шлюха слезла с Дауни и подошла к Филу, а затем её большая странная десятипалая рука протянулась и схватила его за воротник футболки «Зелёный шершень».

— Убирайся, мальчик! — сказала она.

Затем, за долю секунды, она открыла рот и оскалила ему зубы.

Большие, кривые, похожие на клыки, зубы, как у собаки.

Фил закричал сильно и протяжно, дёрнулся изо всей мóчи; его футболка разорвалась, а сам он побежал к лестнице быстрее, чем когда-либо в своей жизни…

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Остаточное изображение появилось перед ним:

Зубы.

«Господи Иисусе…»

Зазубренные клыки, как у собаки или волка.

Фил сбросил с кровати простыню. Он перевернулся в темноте и тяжело вздохнул.

«Ещё один кошмар, — подумал он. — Они меня изматывают…»

Это было, конечно, преуменьшение. Сны истощали его. Теперь он чувствовал похмелье и усталость, психически истощённый и физически лишённый жизненных сил, как будто он только что копал канавы в течение шести часов.

Сны вонзались в его сознание, по частям раскрывая то, что произошло в тот день двадцать пять лет назад. И в одном он был уверен…

Осталось ещё несколько таких снов…

Почему он не мог вспомнить?

«Что я вообще могу вспомнить?»

Фил не знал.

Вики всё ещё спала на диване, судорожно ворочаясь. Её рыжие волосы лежали на её лице, как вуаль, и она, казалось, бормотала что-то во сне. В комнате было невыносимо жарко; пот равномерно блестел, как глазурь, на V-образной части кожи, которую открывала её блузка. Фил проскользнул в ванную и быстро принял холодный душ, но как только он вышел, он снова почувствовал жару. Обернув полотенце вокруг талии, он подошёл к комоду, собираясь было достать шорты, когда…

— Нет… нет!

Фил повернулся и вопросительно посмотрел на Вики. Её глаза зажмурились во сне и, очевидно, от кошмара.

«По крайней мере, я не единственный, у кого они есть,» — подумал Фил.

— Нет, пожалуйста…

В самом деле, Вики снился шторм из мучительных мыслей собственного разума. Филу было интересно, что именно ей снится, но потом он подумал, что у него есть неплохая идея насчёт этого, учитывая то, что случилось с ней прошлой ночью.

— Óна… Óна… — пробормотала она.

Глаза Фила сузились.

— Спаситель придёт…

Он смотрел на неё.

— Помолись перед встречей…

«Что?»

Фил наклонился ближе, прислушиваясь…

Затем очень ясно, с закрытыми глазами и скривившимся лицом, она прошептала:

— Маннóна…

«Сны о тарабарщине? — подумал Фил. — Но…»

Слово звучало знакомо, и теперь, когда он подумал о нём, и другие слова, которые она пробормотала, показались ему знакомыми.

«Óна…

Спаситель придёт…

Помолись перед встречей…»

И особенно:

— Маннóна, — сорвался с его губ шёпот.

Фил на мгновение почувствовал, что плывет по течению.

Потом его осенило.

«Прошлой ночью. Засада у Блэкджека, — теперь он вспомнил. — Тот последний крикер, он сказал те же слова, прямо перед тем, как я его убил…»

Да…

Фил был в этом уверен.

Что означают эти слова?

Или они ничего не значили?

Было ли это просто частью диалекта крикеров?

Большинство из них явно не обладали вербальными навыками.

— Маннóна, — снова прошептала Вики во сне.

Затем она вскочила и закричала.

— Господи Иисусе, Вики! — он бросился к ней, чтобы попытаться успокоить.

Крик прозвучал, как сирена, и разбудил, наверное, всех вокруг. Фил наклонился и взял её за плечи.

— Вики, Вики, ты в порядке?

Её глаза были застывшими и открытыми, налитыми кровью. Она дрожала на месте и просто смотрела…

— Вики?

— О-о-о, боже… — пробормотала она и наконец вышла из этого состояния.

Она ошеломлённо откинула волосы назад, глаза её часто моргали. Фил действительно мог видеть, как вены на её шее маниакально бьются.

— У тебя всё нормально? — снова спросил он.

— Да. Я…

— Тебе, должно быть, приснился адский кошмар.

Она села, переводя дыхание. Её рука дрожащим движением коснулась её груди.

— Я знаю. Это было ужасно.

— Полагаю, что так. Ты кричала так громко, что, наверное, разбудила всех на ближайшем кладбище.

— Извини, — колебалась она. Затем покачала головой, потёрла глаза. — Мне всё время снятся подобные кошмары.

— О чём они? — спросил Фил.

— Ни о чём, ни о чём…

Но Фил даже и не подумал её допрашивать.

Потому что мгновение спустя дверь распахнулась…

— Фил, с тобой всё в порядке? — послышался взволнованный голос. — Я слышала, как кто-то кричал…

Сьюзен стояла в открытом дверном проёме.

«Вот дерьмо!» — это было единственным, что Фил мог подумать, стоя там только с полотенцем вокруг талии.

Следующие две или три секунды казались двумя или тремя годами. У Фила было полно времени, чтобы проклинать себя с головы до ног.

«Проклятие! Как я мог быть таким чертовски глупым! Как я мог оставить эту проклятую дверь открытой!»

Между тем Сьюзен просто стояла. Её лицо выражало беспокойство, замешательство и недоверие, просочившиеся сразу. Затем выражение лица стало жёстким. Она взглянула на Фила, затем на Вики, а затем снова на Фила.

Затем она громко сказала:

— Да пошёл ты! — развернулась и снова побежала вверх по лестнице.

Фил побежал за ней, нелепо обхватив полотенце вокруг талии.

— Сьюзен, подожди! — крикнул он.

— Съешь своё дерьмо! — крикнула она в ответ, поднимаясь по ступенькам впереди него. — Съешь много дерьма!

— Не могла бы ты… — начал Фил, затем застонал и ударил ногой по одной из ступеней лестницы без коврового покрытия. — Господи…

Он услышал, как на лестничной площадке наверху захлопнулась дверь Сьюзен.

Весь дом содрогнулся.

Остаток пути Фил плёлся,чувствуя себя низко, как типичный предатель. Что он мог сказать, что не было бы безрассудным клише?

Он даже мог слышать себя:

«Сьюзен, позволь мне объяснить!»

Или:

«Это не то, что ты думаешь!»

Если он скажет что-нибудь подобное, это станет для неё ещё бóльшим оскорблением.

Он с жалостью спрашивал себя:

«Как я мог попасть в такие неприятности?»

Ответа, конечно, не последовало.

— Сьюзен! — сказал он, мягко постучав в её дверь. — Пожалуйста, открой дверь и позволь мне поговорить с тобой.

— Отвали!

— Хорошо, ты действительно злишься, я это понимаю. Так что, если я приду немного позже, когда ты остынешь?

— Пошёл ты нахуй!

— Тогда завтра. Ладно? Мы можем поговорить завтра? — он почти умолял.

— Если я когда-нибудь увижу тебя снова, лживый сукин сын, — закричала она с другой стороны двери, — я ударю тебя по яйцам с такой силой, что они выскочат из ушей!

Фил отчаянно отступил от двери.

«Что ж, — подумал он. — Полагаю, это означает нет».

* * *
Вики, конечно же, не было, когда Фил вернулся в свою комнату.

«Думаю, она ушла из-за плохой сцены, которую увидела».

Он не мог винить её в случившемся — он мог винить только себя. Сьюзен сказала ему несколько недель назад, что любой звук в его комнате доходит до неё через вентиляционное отверстие. Он чувствовал себя ничтожеством, хотя искренне не желал ничего плохого.

«Так что ещё нового, Фил?»

Правильно это или нет, но здравый смысл подсказывал ему, что ничто из того, что он может сказать, не может спасти отношения между ним и Сьюзен.

Ещё не было и шести вечера, когда он был одет и готов. Но к чему готов?

«Игл мёртв — он был моей главной надеждой узнать что-либо, и Бог знает, где сейчас Вики».

Ему придётся снова начинать с нуля, вернуться в клуб сегодня вечером и попытаться завоевать доверие другого обитателя преступного мира Крик-Сити.

На это потребуются недели.

Но был ещё один человек, над которым он мог поработать…

Он поехал на Malibu в Миллерсвилл, в тюрьму округа. Он показал своё удостоверение личности, затем записал свой пистолет у сержанта блока. Через несколько минут Пол Салливан в наручниках был доставлен в комнату для допросов.

Фил сел, положив ноги на стол.

— Эй, дружище, как дела? Держу пари, ты думал, что это твоя тётя Милли приехала в гости, а?

— Да пошёл ты нахуй, — проворчал Салливан.

— Хочешь верь, хочешь нет, Пол, но ты не первый, кто сказал мне это сегодня. О, и мне действительно нравится твой гардероб. Это Brooks Brothers?

Салливан сел, одетый в ярко-оранжевую тюремную одежду.

— Как получилось, что меня перевели из одиночки в общую камеру?

Как правило, новые заключённые содержались под стражей в течение пяти дней для обработки, прежде чем были переведены в обычную тюрьму, но по просьбе Фила Салливан был переведён немедленно. И Фил заметил ещё кое-что: у Салливана был синяк под глазом и новые синяки на лице.

— Ты можешь поблагодарить меня за это, Пол, — сказал ему Фил. — Такой общительный парень, как ты, я полагаю, оценил бы компанию своих сокамерников. И с этой твоей красивой мордашкой, держу пари, у тебя уже много поклонников.

— Ублюдок, — ответил Салливан. — Половина этих болванов меня ненавидят. Я участвую в полдюжине драк в день.

— Это называется социализацией, Пол. Позволь спросить у тебя кое-что. Слово Маннóна что-нибудь для тебя значит? И знаешь ли ты хоть что-то про пришествие Спасителя? А про молитвы?

— Нет. Но это похоже на разговоры крикеров.

— А откуда ты это знаешь? Ты знаком со многими крикерами?

— Нет, чувак, но, знаешь ли, они повсюду, а многие шлюхи в «Сумасшедшем Салли» — крикеры. Я всё время слышу их трёп. Несколько лет назад мы с Иглом бежали с местными из Люнтвилля, почти такими же, как и крикеры, за исключением того, что они не все облажались из-за кровосмешения. Они рассказали нам о том дерьме, в которое были вовлечены крикеры, до чёртиков их напугав. Сказали, что крикеры каннибалы и всё такое, и у них какая-то странная религия.

Фил приподнял бровь.

— Что ты имеешь в виду? Какая религия?

— Я не знаю, какого хрена я должен этим интересоваться? Но эти парни также сказали, что у крикеров, поскольку они не могут правильно говорить, у них вроде как есть свой язык. Ты был в «Сумасшедшем Салли», ты слышал, как они треплются об этом дерьме.

Это просто доказало то, о чём Фил уже подозревал. Знакомство Салливана с тем, как разговаривали крикеры, лишь подтвердило некоторую близость к ним. И также было довольно очевидно, что он что-то скрывает.

— Ты всю жизнь был лжецом и подонком, Пол? Ты когда-нибудь думал, что можешь что-то сделать со своей жизнью, кроме того, чтобы быть лживым, уродливым, торгующим наркотиками куском дерьма?

Салливан стиснул зубы.

— Блять, если бы я не был в этих наручниках, я бы надрал твою полицейскую задницу по полной программе. Я бы танцевал на твоём грёбаном лице, дружище.

Фил наклонился вперёд и улыбнулся.

— Да ну? Что-то ты не очень много танцевал прошлой ночью, когда у нас была небольшая вечеринка в твоём роскошном жилище.

— Это просто потому, что ты не дрался честно.

Фил рассмеялся.

— Ты про журнальный столик?

— Давай, смейся, дружище. По крайней мере, я раскрыл тебя, разоблачив твоё прикрытие на весь грёбаный город.

— Разоблачив моё прикрытие, Пол? И как тебе это удалось?

Салливан изобразил улыбку, от которой клиновидное лицо стало ещё уродливее.

— Ты думаешь, что довольно умён, давая мне этот дурацкий запрет на звонки. Так ты хочешь знать, что я сделал?

— Что же, Поли? Я очень хочу знать.

Улыбка Салливана достигла пика, как изогнутая трещина на куске размягчённого бифштекса.

— У меня есть один парень в камере, он связался с Иглом.

— О, этот твой парень разговаривал с Иглом?

— Ну, нет, но он оставил сообщение на автоответчике Игла и рассказал о тебе.

«Хитрый ублюдок!»

Фил откинулся назад, посмеиваясь.

— Что ж, позволь мне сказать тебе, Пол, если у них нет автоответчика у жемчужных ворот, это единственное сообщение, которое Игл никогда не получит.

Лицо Салливана исказилось.

— Что ты имеешь в виду?

— Игл мёртв. И ваш приятель Блэкджек тоже. Вчера ночью мы ездили к нему домой, и Блэкджек лежал там, похожий на что-то на полке для свежего мяса в Safeway. Потом какой-то мальчишка-крикер проделал дыру в груди Игла, достаточно большую, чтобы проехать через неё на вашем грёбаном грузовике.

— Крикер?

— Верно, Пол. Нам устроили засаду, нас ждали шестеро. И я уверен, что у тебя разбилось сердце, когда ты узнал, что я ушёл живым.

— Крикер, — тихо повторил Салливан.

— Один из парней Наттера. Я пристрелил их всех. Такая трагическая потеря для человечества. Но, думаю, никто из них не добрался бы до Гарварда, а?

Дерзость Салливана быстро иссякла.

Его плечи поникли. Фил теперь мог сказать, что парень волновался.

— Хорошо, ты хочешь, чтобы я говорил, и я буду говорить. Но ты должен вытащить меня из общей камеры и вернуть в одиночку, и ты должен отказаться от обвинений в распространении наркотиков.

«Ну вот мы и сдвинулись с мёртвой точки…»

— Я подумаю об этом, — поддразнил Фил. — Но ты должен рассказать мне что-нибудь прямо сейчас.

Большая неприятная голова Салливана кивнула.

— Хорошо. Мы работали над новой партией «ангельской пыли» в Локвуде. Новые ребята. Какой-то покровитель из Флориды и умный лаборант из федеральной лаборатории в Брэдфорде, штат Пенсильвания. Основной поставщик взвинтил цену, и местные деревенщины сошли с ума. Они бросаются на «ангельскую пыль», как дети на сладкую вату на грёбаном карнавале.

— Красноречивое сравнение, Пол, — заметил Фил. — Итак, вы связались с этими новыми парнями и решили захватить местный рынок, продавая наркотики по цене ниже, чем у основного поставщика?

— Да.

— В чём заключалась сделка?

— Нас было пятеро: я и Игл, а также Блэкджек, Джейк Родс и ещё один парень по имени Орндорф. Мы забирали продукт и отвозили его к распространителям, парочке придурков — Скотту Бою Тактону и какому-то толстому парню по имени Гут. Они были подменой.

— Подменой?

— Для других распространителей. Их было много, но все они исчезли. Как я уже говорил тебе на днях. Но Гут и Скотт Бой тоже исчезли, я не знаю, месяц назад, поэтому я и Игл сами доставляли продукт в точки распространения. Вот почему мы взяли тебя водителем, — пробормотал Салливан. — Это была самая глупая вещь, на которую я когда-либо соглашался. Обычно я чувствую запах копа за милю.

— Я перестал пользоваться дезодорантом — и стал пахнуть так же, как ты, — Фил вытащил блокнот и записал имена. — Молодец, Пол. Хороший мальчик. А теперь дай мне расположение своей лаборатории.

— Чёрт, мужик!

— Давай, Поли. Ты же не хочешь принимать душ в общей камере?

Салливан впился в него взглядом.

— Они будут знать, что это я натравил на них копов!

— Нет, Пол. Они подумают, что это Игл, Блэкджек или кто-то другой из вашей операции. Ведь ваши парни в лаборатории не знают, что с ними случилось. Я даже скажу, что это был кто-то из них, скажу, что это Блэкджек. Они поверят в это, потому что никто даже не знает, что Блэкджек мёртв, — Фил постучал ручкой.

Салливан ненадолго задумался. Фил хотел большую рыбу, хотел Наттера.

«Дай ему сделку, — решил он. — И получишь то, что действительно хочешь».

— Ты знаешь, что такое испытательный срок до суда, Пол? Это означает, что ты не будешь больше здесь просиживать свою жопу. Дай мне то, что я хочу, и если всё будет в порядке, я поговорю с прокуратурой штата. Я скажу им, что ты был хорошим гражданином, полностью сотрудничал с полицией, и ты получишь испытательный срок до суда. Ты уедешь отсюда через сорок восемь часов. Ты уедешь из города, ты уедешь из штата, и никто не узнает, куда ты делся. Всё, что тебе нужно делать, — это отмечаться в полиции раз в неделю, где бы ты ни находился. И знаешь, что ты мог бы сделать? Ты мог бы начать всё сначала, Пол, получить настоящую работу, настоящую жизнь, пожить как настоящий человек. Кто знает, может, тебе это даже понравится? Это должно быть лучше, чем сидеть в тюрьме, продавать «ангельскую пыль» и ходить под пулями каждую ночь, не зная, когда какой-нибудь парень может наставить на тебя прицел.

Тяжёлая челюсть Салливана отвисла. Он прикусил губу и задумался.

— Хорошая сделка, Пол, и либо ты рассказываешь всё, либо ты просидишь в этом каменном мотеле следующие пять-десять лет. Но не волнуйся — каждое Рождество я буду присылать тебе кекс.

Было весело давить на такого парня, как Салливан.

— Время идёт, — пошутил Фил. — Заставишь меня ждать, и мне, возможно, придётся встряхнуть какого-нибудь другого торговца «ангельской пылью» и получить от него то, что я хочу.

Салливан выругался себе под нос.

— Хорошо, чёрт. Кому я здесь ещё могу доверять…

Затем он дал Филу чёткие указания относительно работы лаборатории своего поставщика.

— Замечательно, Пол. В глубине души я знал, что ты хороший парень. Но я хочу ещё одного, и ты знаешь, что это такое.

Салливан недоверчиво посмотрел на него.

— Какого хрена ты говоришь? Я только что вручил тебе все координаты, ублюдок!

Фил лениво потряс своей записной книжкой.

— Ты же знаешь, Пол. Чего я хочу больше всего этого никчёмного дерьма, так это расположение лаборатории Наттера.

— Я ничего не знаю о Наттере, — сказал Салливан. — Только то, что уродливый крикер — сутенёр шлюх из «Сумасшедшего Салли».

— Ты тянешь меня за яйца, Пол. Вот я делаю тебе лучший подарок в твоей жизни, а ты снова меня обманываешь. Это ведь не способ выразить благодарность?

Салливан хлопнул скованными наручниками запястьями о стол.

— Это всё чушь собачья, блять! — кричал он. — Я знал, что это обман! Я просто бросил тебе всю операцию на колени, а теперь ты не собираешься мне помогать!

Фил не вздрогнул, хотя про себя должен был признать, что вспышка Салливана была немного пугающей. Салливан был крупным мужчиной.

«Знаешь, Фил, — подумал он про себя, — если он вырвется из этих наручников, ты попадёшь в мир боли. И здесь не видно журнальных столиков».

— Позволь мне сказать так, Пол. Это дерьмо здесь… — Фил поднял листок бумаги, затем скомкал его и бросил через плечо; он уже запомнил информацию на нём, но жест казался очень драматичным. — Для меня это ничего не значит. Мне наплевать даже на кучу таких лабораторий, как ваша — мне нужна лаборатория Наттера, и если ты не скажешь мне, где она, я позабочусь о том, чтобы ты никогда не смог воспользоваться правом досрочного освобождения.

Что, конечно, было вне его власти как офицера полиции, но Салливан этого не знал. Так почему бы не напустить ещё страха?

— Чёрт, Пол, я даже судье солгу. Я скажу ему, что видел, как ты убивал Блэкджека. Тогда ты сядешь лет на пятьдесят, не меньше.

Лицо Салливана покраснело; это был ужасающий и почти нечеловеческий облик. Мускулы на его предплечьях напряглись, обнажая вздутые тёмно-синие вены, а массивная грудь угрожала разорвать оранжевую тюремную рубашку.

— Ты не можешь так со мной обращаться, чёртов коп! У нас же сделка!

— Какая сделка? — сказал Фил и улыбнулся как кошка.

Да, действительно, было забавно давить на такого парня, как Салливан, но с такими людьми была одна проблема. Они были не совсем стабильными. И Фил обнаружил это на собственном горьком опыте, когда Салливан, несмотря на наручники, вскочил, опрокинул стол и ударил Фила в грудь.

«Оу, парень!»

Фил упал на спинку стула. Салливан был на нём, гремя своими наручниками, когда схватился за горло Фила.

«Никогда не связывайся с бешеными собаками, — вспомнил он слова своей тёти. — Потому что ты только разозлишь их, и они тебя будут преследовать».

Что ж, этот бешеный пёс определённо его преследовал; Фил дёрнулся под плотным мускулистым весом Салливана.

— Охрана! — крикнул он, но к тому времени Салливан уже плотно перехватил его горло, и звук, который вышел, был не более чем громким хрипом.

— Так тебе нравится обманывать людей, да, дружище? — спросил Салливан, сжимая шею Фила. — Посмотрим, как тебе это понравится!

Из-за нахлынувшего головокружения Фил заметил, что лицо его оппонента больше походило на маску дьявола.

Прошлая ночь была другой; Салливан был полусонным, а Фил наслаждался элементом неожиданности — не говоря уже о журнальном столике, — но теперь парень был настолько возбуждён, что Фил не мог даже ударить кулаком.

Хрясь! Хрясь!

Он подумал, что услышал, как ломается его шея.

Вдруг он ощутил лёгкость. Фил прищурился и увидел, как двое окружных полицейских утаскивают Салливана. Третий офицер спокойно убирал дубинку в ножны.

— Ты в порядке?

— Да, да, — сказал Фил и неуклюже поднялся на ноги. Между тем, двое других полицейских прижали Салливана лицом к стене и закидывали руки за спину. — Наденьте на это животное ошейник, — сказал Фил. — И не давайте ему выходить из камеры.

— Этот парень приносил неприятности с той минуты, как его задницу бросили сюда, — заметил полицейский. — Слушай, у тебя небольшое кровотечение. Хочешь пойти в лазарет?

— Нет, — сказал Фил, вытирая носовым платком небольшой порез на губе. — Извини за беспокойство. Откуда я знал, что он сойдёт с ума?

— Такое здесь происходит всё время.

Фил подошёл к Салливану, который теперь стоял на глазах у двух других полицейских.

— Подумай об этом, Поли. Тебе больше не с кем поиграть в мяч.

— Давай, врежь ему, если хочешь, — сказал один из полицейских. — Что смешно в нас, тюремных охранниках, так это то, что у нас очень плохое зрение, мы ничего не замечаем…

— Нет, я думаю, что я достаточно трахался с ним сегодня. Теперь можете отвести мистера Салливана обратно в его апартаменты.

— Вы, чёрт возьми, копы, все похожи, — прорычал Салливан, когда охранники потянули его. — Однажды я пробью тебе голову.

— Пол, к тому времени, как ты выберешься отсюда, ты станешь настолько стар, что не сможешь пнуть меня даже по яйцам. Я позволю тебе посидеть ещё несколько дней, а потом, может быть, я вернусь и посмотрю, готов ли ты ещё раз поболтать.

* * *
— Что, чёрт возьми, с тобой? — спросил Маллинз, глядя из-за стола. — Вчера ночью ты участвовал в перестрелке и в конечном итоге убил шестерых крикеров, а сегодня заключённый надрал тебе задницу?

— Не надрал, — поправил Фил. — Ну, немного надрал. Парень сошёл с ума. Я играл с ним, конечно, и не совсем говорил правду о некоторых вещах, но он взбесился от этого. Чтобы оторвать его от меня, потребовалось трое охранников.

— И этот ублюдок не рассказал тебе о лаборатории Наттера?

— Нет. Он дал мне всё, кроме этого. Я уже позвонил в тактическое подразделение полиции округа; они будут проверять ту другую лабораторию. Но что касается Наттера, я ничего не узнал.

— Он никогда не будет рассказывать о Наттере, — сказал Маллинз. — Если он это сделает, он знает, что люди Наттера будут ждать его, как только он выйдет из тюрьмы. И он знает, что они будут делать. Эти другие парни — они легковесы, а такие парни, как Салливан, не боятся легковесов. Но Наттер и его люди? Это совсем другая история…

— Другая история, — согласился Фил. — Вы правы. Я даже не думал, что это могло быть причиной того, что он будет беспокоится не о своей собственной шкуре, а о Наттере.

Маллинз просмотрел записи Фила, которые он забрал перед тем, как выйти из камеры.

— Хорошая работа. Не могу дождаться, когда округ накроет эту новую лабораторию.

— Наттер, наверное, тоже будет этому очень рад, — заметил Фил. — Вот и пришёл конец его конкурентам. Но мы всё равно должны его поймать.

«О, да, — подумал он. Теперь это было личное, а может быть, было всегда. Всё, что ему нужно было сделать, это вспомнить, что Наттер сделал с Вики, не говоря уже об убийстве Игла. — А потом же всегда есть я,» — напомнил он себе.

Только сейчас он полностью осознавал, насколько близок был к тому, чтобы быть убитым прошлой ночью.

— Салливан сказал что-то странное, — указал он дальше. — Я спросил его, знает ли он, что означают эти слова…

— Какие слова? — спросил Маллинз, пополняя свою большую челюсть жевательным табаком.

— Те странные слова, которые сказал парень-крикер незадолго до того, как я его убил. Салливан не знал, что они означают, но знал, что это слова крикеров. Он называл это чепухой, болтовнёй крикеров.

— Это просто доказывает, что Салливан знает о людях Наттера больше, чем он показывает.

— Да, я знаю. Но он сказал ещё кое-что. Он сказал, что крикеры были каннибалами.

— Бабкины сказки, — предположил Маллинз. — Я слышал такое дерьмо с детства. Это то, что рассказывали нам родители, чтобы держать нас в узде. Не заткнётесь и не пойдёте спать, — крикеры придут и заберут вас!

— Да, конечно, местные легенды и всё такое. Я тоже помню некоторые из этих историй. Но Салливан сказал ещё одну довольно конкретную вещь. Он сказал, что у крикеров есть своя религия.

Маллинз откашлялся в свою чашку.

— О, ты имеешь в виду, что они не католики? — он попытался пошутить.

Фил тупо смотрел в окно. Уже темнело, грязные стёкла заполнялись сумраком.

— Их собственная религия, — повторял он.

В тёмном небе звёзды сияли, как завитки измельчённых драгоценных камней.

«Интересно, чему они поклоняются?»

* * *
«Óна…» — сказал себе священник.

Его голос был чёрной пропастью, неисчислимой, бесконечной, как ночь. Священник был одет в такие же чёрные одежды.

Тень зашевелилась в углу. Священник чувствовал чудодейственный жар, чувствовал благородный смрад.

«О, как долго мы ждали! — мысленно он плакал от радости. — Столько лет! Нет, столько веков!»

Тогда он думал о вещах, прекрасных вещах. Он думал о воздаянии за всю их несправедливую и жестокую судьбу. О времени, когда рабы будут освобождены от оков, когда их будут хвалить, а не оскорблять, прославлять вместо проклятия. Он подумал о времени, когда он тоже будет ходить со своими братьями по самым святым тёмным путям, среди ароматного дыма сжигаемого человеческого мяса и разбрызганной повсюду крови, чтобы с радостью отдать дань уважения и поесть, время, когда он тоже, как и все они, будет срывать плоть с костей неверных, вонзать ловкие пальцы в их широко открытые глаза и снимать кожу с их жалких лиц. Их крики будут звучать, как сладчайшая музыка. Он будет пить их кровь и во веки веков наполнять ею свою нечистую плоть.

Да, священник думал о самых чудесных вещах.

«Óна…»

Священник поклонился, затем упал на колени, его руки были красными от крови до локтей.

«Скоро твоё время настанет…»

И из стигийской тьмы его бог посмотрел на него и улыбнулся.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

— Привет, — сказал Фил.

Хлопнула дверь станции. Сьюзен вошла в комнату, держа в руке рюкзак, полный учебников.

— Нужна помощь с этими книгами?

— Нет, — она бросила рюкзак около своего стола, затем села за пульт и приготовилась к работе.

— Как прошла учёба сегодня вечером?

Сьюзен нахмурилась. Она не стала отвлекаться на поверхностную светскую беседу, но тогда Фил даже и не надеялся, что она это сделает.

— Что ты здесь делаешь? — спросила она.

— Мне нужно было поговорить с шефом, — он шаркал ногами, глядя вниз. Он чувствовал себя маленьким ребёнком, которого отправили в кабинет директора. — Тогда я подумал, что побуду немного, подожду, пока ты не придёшь.

— Зачем? — Сьюзен огрызнулась, проверяя книгу записей округа и другие принадлежности для работы.

— Что ж, я думаю, нам следует поговорить.

— О чём?

Фил посмотрел в пол. Дело было безнадежным до того, как оно началось.

«Господи, женщины такие неумолимые!»

Тогда он не знал, что сказать. Но в тот же момент вопреки здравому смыслу он проявил необоснованную злость:

— Я ведь не сделал ничего плохого! — крикнул он.

Выражение её лица, казалось, сделалось ещё холоднее.

— Давай, смотри на меня как на ничтожество! — снова закричал он. — Прояви своё хладнокровие! Обращайся со мной как с куском дерьма! Делай, что хочешь, дорогая, но скажи мне вот что. Что я сделал не так?

— Ты не сделал ничего плохого, — спокойно ответила Сьюзен, листая книгу записей. — Это свободная страна. Ты можешь делать всё, что хочешь. У тебя нет никаких обязательств передо мной только потому, что мы переспали. Это, конечно, не означает, что у нас отношения.

— Извини, если я просто дурак, но я вроде как подумал, что у нас отношения.

— Ты подумал, что у нас отношения? — она уставилась на него. — Что ж, тогда я полагаю, что у нас обоих совершенно разные определения этого слова.

— Что это должно означать?

Она снова уставилась на него. Филу не понравилось, как она на него посмотрела.

— Разве отношения не предполагают одного мужчину и одну женщину? — спросила она.

— Я не изменял тебе!

— О, я видела! Я услышала крик из твоей комнаты, — продолжила она, — поэтому я спустилась посмотреть, всё ли с тобой в порядке, и что я увидела? Я увидела верного Фила с банным полотенцем на талии, склонившегося над проституткой!

— Я не спал с ней! — крикнул Фил.

— О, тогда что ты делал? Скажи мне, Фил, что полуголые парни делают рядом с проститутками? Играют в шахматы? Читают Sunday Post? Обсуждают причуды квази-экзистенциальной динамики?

— Я не занимался с ней сексом… — почти прорычал Фил.

— Ох, ну и ладно. Ты не занимался с ней сексом. Можешь и дальше не заниматься сексом с кем хочешь, Фил. Не в этом моя позиция.

Фил чувствовал себя чайником, готовым взорваться на плите.

— Какова твоя позиция? — спросил он как можно спокойнее.

— Я хочу сказать, что ты солгал мне.

Наступила тишина.

— Как я солгал тебе?

Если бы взгляды могли убивать, Фил был бы мёртв уже десяток раз. Её глаза устремились на него.

— Прежде чем мы с тобой занялись любовью, я спрашивала тебя, не так ли? Я спросила тебя, был ли ты всё ещё связан с Вики и любишь ли ты её? И ты сказал нет.

— И это была правда! — крикнул он.

— Так что она делала в твоей комнате, когда ты стоял там с полотенцем, обёрнутым вокруг твоей талии?

— У неё была проблема, — сказал он. — Её избили, и ей нужно было где-то отдохнуть.

— Так именно в твоей кровати она должна была это сделать?

— Она спала на моём диване! Я её не трогал! И я только что сказал тебе — я не занимался с ней сексом!

Снова наступила тишина, но это была не созерцательная тишина; это была насмешливая тишина.

— Так ты говоришь мне, — спросила Сьюзен, — что с тех пор, как ты вернулся в город, ты не спал с ней?

— Я… — начал Фил.

Была вещь, которую он никогда не смог бы сделать, — это солгать ей. Если бы он солгал ей, то был бы самым лживым мудаком на свете!

— Ну… — признался он, — однажды это случилось. Но не сегодня! Это было на прошлой неделе — ещё до того, как мы с тобой начали встречаться.

Казалось, она сидела в тусклой тени, порождённой её собственным гневом и разочарованием. От этого её светлые волосы стали менее яркими, а голубые глаза — как тусклые серые камни. Её голос казался таким же удручающим, когда она сказала:

— Я должна была сойти с ума, чтобы поверить такой куче дерьма…

— Сьюзен, ты всё неправильно поняла…

Она насмешливо взглянула на часы, затем снова посмотрела на него.

— О, ты всё ещё здесь?

Фил повернулся и вышел через офис Маллинза.

«Зачем гнать дохлую лошадь?»

Он понял, что она никогда не поверит ему и через миллион лет.

«Ты всё испортил — отличная работа, Фил. Интересно, что ещё можно сегодня испортить?»

Он мог презирать себя вечно, но это не изменило бы того факта, что больше он ничего не мог сделать.

Хлоп!

У заднего подъезда к станции Фил посмотрел налево. Дверь была открыта в старый изолятор, который Маллинз переделал в складское помещение.

«Он должен быть там сейчас, — заключил Фил, заметив, что патрульная машина и собственный седан Маллинза всё ещё стоят на стоянке. — Наверное, понадобился ещё кофе и жевательный табак».

Фил зашагал к своей машине. Ему нужно было снова вернуться в «Сумасшедшего Салли», чтобы начать всё сначала. Низкая луна сияла бледно-жёлтым светом, только что поднимаясь над станцией. Звуки сверчков непрерывно пульсировали.

Фил снова обернулся, на этот раз намного резче, услышав ещё один звук, исходящий из старой пристройки.

Звук бьющегося стекла.

Вероятно, ничего страшного не было — шеф просто уронил кофейную чашку, — но Фил всё равно счёл за лучшее провести расследование.

«Что, если это был не Маллинз? Что, если кто-то действительно вломился к нам? Да, деревенщины здесь достаточно глупые, чтобы ворваться в комнату снабжения полиции,» — подумал Фил.

Здание представляло собой унылое помещение из шлакоблоков размером с типичный трейлер. Фил осторожно вошёл. Единственная маловаттная лампочка освещала пыльный коридор. Ещё одна дверь была открыта в конце. Фил решил не кричать; в случае, если кто-то грабил это место, элемент неожиданности был бы ему очень полезен.

Он очень тихо подошёл к следующей двери, заглянул внутрь и…

«Что это, чёрт подери, такое?»

…сразу заметил, что здесь не было никаких запасов. Их никогда тут не было. Здесь была тюрьма.

Вдоль стены протянулись три камеры с решётками. Первые две были пусты. Маллинз наклонился перед третьей, собирая с пола осколки стекла.

— Ты, блять, болван! Я разбил совершенно новый стакан, — недовольно ворчал Маллинз.

Но с кем он разговаривал?

— Эй, шеф? — заговорил Фил. — Что вы делаете?

Маллинз посмотрел вверх, его жирное круглое лицо встрепенулось.

— Какого чёрта ты тут делаешь? — крикнул он.

Тогда Фил понял, почему его начальник был так недоволен. В третьей камере, которая, по утверждению Маллинза, была пуста в течение многих лет, сидел небритый толстый молодой человек.

«Заключённый, — понял Фил. — Всё это время у Маллинза был заключённый, и он никогда мне не говорил про него…»

* * *
— Чёрт возьми! Я собирался сказать тебе! — настаивал Маллинз.

— Да, точно так же, как вы собирались рассказать мне о том, как последние шесть месяцев вы находили изуродованные тела по всему проклятому городу! — Фил был так зол, что его трясло. — Да, вы собирались сказать мне, шеф, только вы этого не сделали! Господи, вы бы никогда не сказали мне, если бы я не узнал сам!

— Фил, не пали раньше времени из ружья! Позволь мне…

— Проклятие, шеф! Всё, что вы мне говорите, — это дерьмо! А теперь ещё… — Фил протянул руку к третьей камере. — Вы говорили мне, что не использовали камеру для чего-либо, кроме подсобки, а теперь я захожу и вижу, что у вас всё это время был заключённый! Что, чёрт возьми, происходит?

— Ну, если ты заткнёшься, перестанешь орать на минутку и позволишь мне, чёрт возьми, то я расскажу…

И снова Фил не мог не чувствовать себя полностью преданным своим боссом; это был третий или четвёртый раз, когда Маллинз утаивал от него информацию. Затем с красным лицом он бросил взгляд в камеру.

— Кто вообще, чёрт возьми, этот парень?

— Его зовут Гут Клайдс, — сказал Маллинз. — Просто ещё одна местная деревенщина, продающая «ангельскую пыль». Однажды ночью он пришёл сюда весь возбуждённый и как сумасшедший, сказав, что на него напали крикеры.

— Крикеры? — спросил Фил, удивлённый и возмущённый. — Этот грёбаный парень подвергся нападению крикеров, и вы не позволили мне его допросить?

— Он СКАЗАЛ, что на него напали крикеры, — поправил Маллинз. — Но не верь ни единому его слову — у него были галлюцинации, этот ублюдок еле мог ходить, он был так накачен наркотой.

— Нет, я не был! — воскликнул парень в камере. — И это правда, именно крикеры напали на нас той ночью. И именно крикеры убили моего приятеля!

— Заткнись, задница, — ответил Маллинз, — пока я не пнул тебя прямо в тюрьму округа. Наверное, это то, что я должен был сделать в первую очередь.

— В чём вы его обвинили? — спросил Фил.

— Пока ни в чём. Я просто даю ему немного прийти в себя.

Фил широко открыл глаза.

— Шеф, вы не можете просто держать парня в тюрьме, не предъявив ему обвинения и не сообщив в окружную прокуратуру для привлечения к суду.

— Конечно, я могу; это моё личное дело. Я не обвиняю парня во всех смертных грехах. Подумай, я просто дам ему немного прийти в себя и, надеюсь, толстая деревенщина усвоит урок. Кроме того, он не хочет уходить — не веришь мне, спроси его! И я не стал рассказывать тебе о нём, потому что хотел подождать, пока он поправит голову, прежде чем я позволю тебе расспросить его. Чёрт, в течение недели он ни о чём не говорил, кроме самого сумасшедшего трёпа, который ты когда-либо мог услышать, и сейчас ему не намного лучше.

Ничего из этого не звучало правдоподобно, но Филу начало приходить в голову, что ничего из сказанного Маллинзом никогда не звучало правдоподобно. Действительно, хроническим потребителям «ангельской пыли» часто требовалось несколько дней или даже недель для детоксикации, достаточной для восстановления умственной согласованности, и также верно то, что они часто галлюцинировали. Но в этот момент это не имело большого значения.

— Ты думаешь, я обманываю тебя, не так ли? — спросил Маллинз, его стальные глаза сверкнули.

— Ага, — сказал Фил. — Я думаю, именно так и есть.

— Зачем мне это делать?

— Я не знаю. Я больше не знаю, что думать.

— Хорошо, — проворчал Маллинз. — Этот ублюдок безумнее опоссума в дерьмовой дыре в лесу, но не верь мне на слово. Что я знаю? Я был здесь грёбаным начальником всего лишь тридцать грёбанных лет! Спроси его, и тогда расскажешь мне всю замечательную достоверную информацию, которую ты получишь от этого парня. Давай, давай, трать всё своё время — посмотрим, будет ли от этого толк! — с этим последним возражением Маллинз фыркнул.

Фил включил ещё один свет и заглянул в камеру, чтобы поближе рассмотреть её обитателя. Парень в унынии сидел на своей кушетке рядом с металлической раковиной и туалетом. Джинсы, кроссовки, мешковатая футболка и животик под ней, не уступающий Маллинзу. Длинные волнистые каштановые волосы свисали ему на плечи, и он, очевидно, не склонен был бриться регулярно. Фил подозревал, что это просто ещё один жирный, никуда не годный жлоб. Но его имя, Гут, быстро стало звонком — один из коллег Салливана, одна из его «замен».

— Итак, Гут, какова твоя история? Как долго ты тут пробыл?

— Думаю, около месяца. Было неплохо. Шеф Маллинз, он приносит мне еду три раза в день, приличные вещи из Qwik-Stop и Burger King, и очень часто водит меня в душ.

«Qwik-Stop и Burger King, — подумал Фил. — Вот и все ежедневные потребности в питании молодого организма».

— Это правда, что ты не хочешь уходить отсюда?

— Ну да, это правда.

— Почему это? Почему молодой парень твоего возраста хочет сидеть в тюрьме?

Гут провёл рукой по лицу, глядя между ног.

— Я полагаю, что если я останусь здесь достаточно долго, они забудут обо мне.

— Кто они, Гут? Крикеры?

— Да, — парень сглотнул при звуке этого слова. — Крикеры.

Фил сел на скамейку напротив.

«Типичная паранойя, вызванная наркотиками. Распространённая особенность среди хронических потребителей „ангельской пыли“.»

— А что ты говорил о том, что они убили твоего приятеля? Это был Скотт Бой?

Гут поднял взгляд от колен.

— Откуда ты знаешь его?

— Я много чего знаю, Гут, — сказал Фил. — Я знаю, что вы ездили по пунктам распространения «ангельской пыли», произведённой в новой лаборатории, которую финансировал какой-то парень из Флориды. Я знаю, что вы, ребята, пытались отобрать местный рынок «ангельской пыли» у основного поставщика. И я знаю, что вы работали с Иглом Питерсом, Полом Салливаном, Джейком Родсом и Блэкджеком.

— Чёрт, чувак. Кто-то следил за нами?

— Не беспокойся об этом. Где эти парни? Все они либо мертвы, либо исчезли. Ваши конкуренты избавляются от них всех, и они чертовски хорошо это делают. Ты бы видел Питерса и Родса. Салливан когда-нибудь рассказывал тебе, почему он взял тебя и Скотта Боя на подмену?

— Нет. Почему?

— Потому что все, кто был раньше, исчезли. И я знаю ещё кое-что, Гут. Я знаю, что «ангельскую пыль» делают Наттер и его люди. Он использовал «Сумасшедшего Салли» как точку распространения. Я хочу, чтобы ты сказал мне, где его лаборатория.

Гут выглядел озадаченным или внезапно поглупевшим.

— Наттер? Я ничего не знаю о Наттере. Пол никогда не говорил мне, чей бизнес мы подрываем.

«Господи, только не это дерьмо,» — подумал Фил.

— Давай, Гут, не лги мне. Здесь хорошо и безопасно, но я не думаю, что тебе понравится окружная тюрьма. Ты когда-нибудь слышал термин «мальчик-киска» или «сучка из тюремного блока»?

— Клянусь, чувак! Я ничего не знаю о том, что Наттер имеет дело с «ангельской пылью». Всё, что я знаю, так это то, что это он заставил крикеров поработать над Скоттом Боем.

— Ты видел, как Наттер убил твоего приятеля?

— Это был он. Я знаю, что это был он, потому что видел его собственными глазами. Сначала я не был уверен, потому что мне было так страшно. Но как только я выбрался оттуда и сдался шефу Маллинзу, я понял, кто это был. Это был Коди Наттер!

Фил взял тайм-аут, чтобы сдержать волнение. Это было слишком просто.

«Пять минут назад у меня не было дела, а теперь у меня есть свидетель, который может дать показания, что он видел, как Наттер совершил убийство, связанное с наркотиками. Думаю, я сегодня встал с той ноги».

— Но крикеры нас поймали не из-за перевозки наркотиков, — продолжил Гут, глядя в темноту своей камеры. — Это был Скотт Бой, понимаешь? В ту ночь мы подобрали эту девушку, ехавшую автостопом — Скотт Бой решил её подбросить, понимаешь, ну и развлечься немного. Но оказалось, что эта цыпочка — крикер. Так что Скотт Бой посадил её в грузовик и готовился повеселиться с ней, но внезапно крикеры оказались повсюду, они вытащили его и вскрыли прямо там, в грязи. Это было что-то типа жертвоприношения или что-то в этом роде.

Лицо Фила поникло, когда он посмотрел через решётку камеры.

«Что, чёрт возьми, он говорит?»

— Гут, ты хочешь сказать, что крикеры убили Скотта Боя в качестве жертвоприношения?

— Да, — ответил Гут без всякого сопротивления — и, похоже, без малейшей веры. — Коди Наттер, он чистое зло, понимаешь?

— Чистое зло?

— Верно, самый злой человек, которого я когда-либо встречал. Эти крикеры, они поклоняются демону, и именно ради этого демона они убивают людей.

Фил покачал головой.

— Откуда ты это знаешь, Гут?

— Я знаю это из-за того, что сам Наттер, понимаешь, он пришёл сюда и сказал мне.

— Подожди, подожди минутку, Гут, — подхватил его Фил. — Ты говоришь мне, что Коди Наттер однажды ночью пришёл в эту тюрьму и рассказал тебе всё про жертвы и демонов?

— Э-э-э, ну, это не было похоже на то, что он пришёл сюда физически, — тогда Гут указал на свой висок. — Он вошёл в мою голову, понимаешь? Чаще всего это случается ночью. Иногда пока я сплю, а иногда нет. И он шепчет мне и показывает мне эти вещи в моей голове. Он показывает мне этого демона и показывает мне место Ада. Говорит, что у него там для меня есть особое место, как только он меня получит.

«О, ради всего святого! — с отвращением подумал Фил. — Вот мой свидетель. Я вижу, как он сидит на трибуне и даёт показания, а затем рассказывает судье, что Наттер приходит к нему в голову ночью и показывает ему демонов!» — Фил уныло закрыл лицо руками и потёр глаза.

— Знаешь, Гут, это дерьмо, которое ты употребляешь, действительно убивает человеческий мозг.

— О чём ты, чёрт возьми, говоришь?

— «Ангельская пыль», Гут. Это грёбаный транквилизатор, обработанный разбавителем для краски и промышленными растворителями. Это вызывает необратимое повреждение рецепторов мозга.

— Чувак, ты ошибся. Я не курил наркоту, ну, может быть, дважды в жизни, и это было много лет назад. Не понравилось, так что больше я этого не делал.

«Ага, да, а папа римский гадит в лесу».

— Теперь я понимаю, что мы поступали плохо. То, что делали я и Скотт Бой, мы ждали по ночам на дорогах и высматривали девушек, а потом развлекались с ними. Скотт Бой, у него была пара верных ударов, которые поразили бы самого большого парня. И мы продолжали делать то же самое, когда было свободное время между поездками. И ещё эти наркотики. Люди покупают это дерьмо в любом городе, который ты можешь назвать, например, Локвуд. Можно заработать на этом большие деньги. Конечно, теперь я знаю, что всё то дерьмо, которое мы творили, работая с Салливаном, было плохо. И я также знаю, что именно поэтому Наттер хочет меня схватить и привести туда, где я должен буду расплачиваться за свои грехи. Видишь, он планирует схватить меня, когда я выберусь отсюда, а потом отведёт к демону.

Фил застонал.

«Почему это дерьмо всегда случается со мной? Почему я всегда получаю каких-то придурков? Пока ничего так и не нашёл. Каждый раз, когда я приближался, мои зацепки превращались в мусор. Как будто это дело наложило на меня проклятие!»

— Это часть их религии, — сказал Гут.

Мысли Фила на мгновение остановились.

«Религия… Что Салливан сказал мне в окружном изоляторе? Что-то о религии крикеров…»

Но это было смешно. Маллинз был прав: парень явно страдал от связанного с «ангельской пылью» психоза.

«Безумнее опоссума в дерьмовой дыре в лесу,» — пошутил его шеф.

Ничего из сказанного Гутом нельзя было считать достоверным. Он не был пригоден для дачи показаний и никогда не будет.

— Спасибо, что уделил время, Гут, — сказал Фил. — Ты уверен, что не хочешь, чтобы я тебя отсюда выпустил?

Гут вздрогнул от внезапного приступа испуга; его живот подёргивался.

— Нет, приятель, пожалуйста! Я больше нигде не в безопасности. Пожалуйста, не заставляй меня уходить!

— Хорошо, Гут. Хочешь побыть здесь ещё несколько дней и собраться с мыслями, это нормально.

— Всё с моей головой в порядке. Я знаю, всё это звучит безумно, но это правда.

— Конечно, Гут. Увидимся позже.

— И тебе лучше быть осторожным, приятель. Не связывайся с Наттером и его крикерами, иначе они сделают с тобой ту же работу, что и со Скоттом Боем. Они отдадут тебя этому демону.

— Я ценю твою заботу, Гут, и можешь быть уверен, что я учту её.

«Господи, как раз то, что мне нужно, ещё один удар, — подумал Фил. — Сколько их ещё будет?»

Фил начал выходить, но прежде чем он добрался до холла, позади него прозвучало единственное слово:

— Кожоед…

Он остановился, постоял мгновение. Слово пригвоздило его к месту. Он вернулся в камеру Гута.

— Что означает это слово? — очень медленно спросил он.

— Это то, как они называют демона, — ответил Гут. — Я думаю, что это своего рода прозвище, потому что у него есть другое имя.

— Что за имя?

— Óна, — сказал Гут.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

«Кожоед, — подумал Фил. — Óна».

Он вёл Malibu по шоссе, и эти два слова висели в его голове, как дым. Они никуда не делись.

«Демон…»

Фил не верил в демонов, но определённо считал, что верят многие. Страна была полна странных культов, поклоняющихся дьяволу — о них каждый день можно было прочитать в газетах. И многие из этих культов включали употребление наркотиков в свои ритуалы, а также они продавали наркотики для финансирования своей деятельности.

Перед тем, как покинуть изолятор станции, он спросил Гута о других словах, которые он слышал. В то время как Салливан отклонил их как «крикеровскую болтовню», Гут действительно подтвердил их как ещё одно обозначение религии крикеров…

Всё это могло быть бессмысленным, но опять же, всё, что Фил узнал о Наттере и его крикерах, поможет лучше понять их. И чем больше он их понимал, тем ближе подходил.

«За исключением тех случаев, когда все мои зацепки либо сумасшедшие, либо замолкают, либо мертвы,» — напомнил он себе.

Начать с нуля было бы головной болью, но другой альтернативы не было. Ему придётся вернуться в «Сумасшедший Салли» и попытаться сыграть очередную роль, вернуться на сцену.

«Однако ещё слишком рано,» — понял он, взглянув на часы.

Завсегдатаи обычно приходили не раньше полуночи. Чтобы убить время, он вернулся в свою комнату и стал читать книги, взятые из библиотеки. В одном тексте действительно упоминается, что такие вырождающиеся общины часто участвуют в неиудео-христианских системах поклонения. Это, конечно, было разумным: в своей полной изоляции такие общины и поселения не были подвержены более популярным религиозным верованиям. Они существовали и развивались в пределах своих сфер влияния; следовательно, имело смысл, что их богословские убеждения тоже развивались сами по себе. Однако большинство этих религий были ориентированы на природу или основывались на самодельных суевериях. Многие из них насамом деле коренились в синдромах вины; другими словами, вырожденцы верили, что «боги» через врождённые уродства наказывают их за грехи. А тем, кто родился нормальным, часто давали более высокий социальный статус; иногда им даже поклонялись как полубогам, как доказательство прощения. В книге, однако, не упоминались конкретно демонологические верования.

Со временем любопытство Фила вернуло его к более техническому тексту, к тексту с фотографиями. Опять же, его самое непосредственное наблюдение произошло при сравнении кровосмесительной дефектности в книге с самыми крайними примерами, которые он видел сам среди крикеров Наттера. Увеличенные головы (гидроцефалия), удлинённые костные структуры (эндо-акромегалия) и расщелины черепа (двустворчатый моллюск или «синдром раздвоенной головы») — всё это хорошо известные признаки врождённых кровосмесительных дефектов, вызванных гиперсекрецией гормонов роста гипофиза. Также среди крикеров распространены были красные радужки, дополнительные или отсутствующие пальцы рук и ног, даже лишние конечности (фальсифицированный двояковыпуклый отросток). Но Фила сразу же поразила степень этих крайностей.

По сравнению с этим изображения в учебниках были незначительны. Он понимал, что чем активнее кровосмешение сообщества, тем серьёзнее дефекты. А это могло означать только то, что крикеры Наттера занимались кровосмешением очень давно.

Затем текст углубился в причинные аспекты вырождения. Первоначально репродукция от родителей или братьев и сестёр давала только один шанс из девяти на рождение дефектного потомства. Но это шло по возрастанию. После нескольких поколений кровосмесительного размножения генофонд сообщества становился настолько искажённым, что нормальные роды становились редкостью. В тексте приводились примеры нескольких таких сообществ, которые не знали нормального рождения в течение десятилетий, но всё же — совершенно бесполезно — эти же сообщества ещё более активно скрещивались, исходя из ложного предположения, что чем больше рождений они достигли, тем больше шансов будет на нормальные роды.

«Боже, как всё это тупо,» — подумал он, читая при свете лампы.

Некоторые слова резали его глаза, просто когда он на них смотрел.

Но было одно странное определение: гомеоаксиальное трансфекционное отклонение.

«Что за глупость?» — подумал Фил.

Это был врождённый синдром, при котором человек обладал ужасными дефектами, оставаясь при этом с абсолютно нормальными репродуктивными генами. И была ещё одна странность: иерархический савантизм. На днях Фил бегло просмотрел это описание, но теперь внимательно прочитал его. Ещё одна особенность вырожденцев. По какой-то хромосомной случайности (которую назвали гомотопическим генетическим инверсионизмом) некоторые рождались с серьёзными физическими недостатками, но с нормальным, если не блестящим умом, и эти люди часто становились лидерами сообщества…

«Наттер…» — подумал Фил.

В полночь он отправился к «Сумасшедшему Салли».

Представление о религии продолжало беспокоить его. Были ли крикеры действительно культом вырожденцев, поклонявшимся демону? И действительно ли они приносили людей в жертву в каком-то смысле умиротворения или в какой-то мольбе о прощении? И если так: был ли Наттер «священником» секты?

Фил вздрогнул. Эта идея пролила новый свет на возможные мотивы Наттера. Фил подумал, что, может быть, он больше, чем просто сутенёр и наркобарон? Может быть, он ещё и какой-то чокнутый глава культа, призывающий своих последователей к убийству…

Он припарковался в задней части «Сумасшедшего Салли»; участок, как обычно, был забит. Звучащая музыка ударила ему по ушам, как только он вошёл в дверь. Highway to Hell загремело из динамиков. Сигаретный дым обжигал ему глаза; мигали стробоскопы. На сцене неуклюжая блондинка со шрамами от татуировок демонстрировала ловкость своих мышц, сгибая их в такт музыки. Затем она бросилась на вершину медного столба сцены и спустилась вниз, как человеческий штопор.

«Да тебе бы на Олимпийские игры».

Фил пододвинул табурет, и меньше чем через секунду ему поставили стакан.

— Ты никогда не приходишь сюда достаточно рано, — жаловался бармен.

— И не говори! Я скучал по Стингу, который хлестал Рика Флера по заднице.

— Ни за что, чёрт возьми, Стинг не побьёт «Дитя природы». Извини, чувак…

— Я знаю. Скорее ты бы его победил.

— Так точно, — улыбнулся бармен. — А ты скучаешь по Рику Руду, выигравшему свой титул в США у этого болвана Рики Дракона Стимбота?

— Временами. Видел Пола или Игла? — он хотел оценить реакцию.

— Нет, не сегодня вечером, — немедленно ответил бармен. Он явно ничего не знал. — Могу я предложить тебе хот-дог?

— Может быть, позже, — Фил покачал головой, а затем повернулся, когда аплодисменты толпы стали бурными.

Татуированная блондинка сошла, и на её место вышла Вики.

Ещё одни плохие мысли. Он не видел её с тех пор, как их «поймала» Сьюзен, что, вероятно, было не самой удобной ситуацией для Вики.

«Да, неприятно, — подумал он. — Бьюсь об заклад, это действительно сделало её день».

Музыкальный автомат перешёл к следующей песне, и Вики, как всегда, безупречно приступила к исполнению своего выступления. Её рыжие волосы блестели в лучах света; её высокая грудь покачивалась при движениях. Даже сейчас, когда он видел Вики почти обнажённой перед целой комнатой, полной неотёсанных деревенщин, то не особо расстроился. И хуже всего было то, как она незаметно бросала на него быстрые взгляды во время выступления.

«Да, ей не всё равно, что я здесь, — он это ясно видел. — Мне лучше уйти отсюда».

Он положил деньги на барную стойку и направился в заднюю комнату.

Друк, который всегда был стражем крикеров, стоял у двери, скрестив руки на груди. Смесь цветов от стробоскопа, блуждала по его увеличенной голове.

— Привет, Друк, — поздоровался Фил.

— Приве-е-ет…

— Могу я войти и сегодня ночью?

— Коне-е-ечно… — сказал Друк.

— Какая-то влажная ночь, не так ли?

— Да.

— Видел Игла или Пола?

— Нет.

«Настоящий болван, да, сэр».

Друк толкнул дверь двумя большими пальцами левой руки, и Фил вошёл. Сзади сегодня ночью не было так тесно, но он всё равно мог только немногое разглядеть в темноте. Причудливая музыка кружилась в воздухе, в то время как на сцене кружился свет.

— Э-э-э, пошли, — прошептал тихий голос, затем чья-то рука странно схватила его за руку.

Фил не мог не заметить, что в единственной руке был только один палец, хотя сам палец с помощью шести или восьми дополнительных суставов был почти в фут; он обвился вокруг его руки. Это официантка-крикер с сильно возвышающимся лбом провела его к столику. Она прошла через полукруглый проход с помощью крошечного фонарика. Но когда Фил сел и заказал пиво, он заметил, что она держала фонарик тонкой, чахлой «вспомогательной» ручкой, маленькой, как у ребёнка, вырастающей из её подмышки.

«Боже…»

Это зрелище, а также то, что он прочитал не более часа назад, ещё больше расстроили его. Теперь, когда его зрение адаптировалось, он оглянулся вокруг, чтобы оценить аудиторию.

«Чёрт, здесь почти никого нет».

Затем он взглянул на сцену…

Танцовщица выглядела нормальной. Гладкая, белого цвета кожа, только она была в лимонно-жёлтых стрингах с оборками. Глянцевые прямые волосы, чёрные, как чистый обсидиан, переливались до плеч и закрывали лицо гладкой шёлковой вуалью. Фигура в виде песочных часов.

«Её ноги нормальные, а грудь… тоже обычная…» — признал Фил.

В центре каждой груди были розовые неповреждённые соски. Но задняя комната, как он теперь знал, существовала, чтобы вместить тех, чьи вкусы сильно отличались от нормальных: извращенцев и тупиц, которые получали удовольствие от несчастий инвалидов. Фил не заметил лишних пальцев рук или ног, деформированной головы, искривлённого позвоночника, нескольких пупков или «дополнительных» конечностей.

«Что она вообще здесь делает? — подумал он. — С ней всё в порядке».

Когда освещение немного увеличилось, Фил смог увидеть цифру на её подвязке: шесть.

И это дало ему идею.

Он допил пиво, заплатил, дал официантке чаевые и вернулся в холл. Друк всё ещё следил за дверью.

— Эй, Друк, — сказал он. — Думаю, мне бы хотелось провести немного времени с последней девушкой, номер шесть.

Огромная голова Друка кивнула.

— Ага. Точно её, уве-е-ерен?

— Уверен. Так сколько с меня?

— Пятьдесят за поло-о-овину.

Фил понял, что он имеет в виду пятьдесят баксов за полчаса.

— Решено, — сказал он, затем осторожно сунул пятидесятидолларовую купюру в пальцы Друка.

— Просто иди и подо-о-ожди у боковой двери, — сказал Друк. — Её зовут Хани, и она всё сделает пра-а-авильно. Дай ей немного времени, чтобы пригото-о-овиться.

— Хорошо, чувак. Спасибо.

«Да, Маллинзу бы это понравилось! Его звёздный полицейский под прикрытием хочет выудить информацию у проститутки из стриптиз-клуба,» — пошутил про себя Фил, выходя из «Сумасшедшего Салли».

Конечно же, он не собирался заниматься сексом с девушкой. Вместо этого он планировал просто немного осторожно поговорить. Забросить несколько крючков, задать несколько вопросов, посмотреть, что он может от неё получить. И, возможно, она даже могла бы сказать ему, что означают эти странные слова:

«Кожоед… Маннóна… — подумал он. — Óна».

Конечно, это могло быть всё напрасно; у большинства крикеров были серьёзные дефекты речи, и они едва могли связно говорить, а некоторые вообще не могли говорить. Но в клубе он не продвигался, так что это казалось следующим логическим шагом.

«Мне нечего терять, кроме пятидесяти долларов,» — напомнил он себе.

Следуя инструкциям, он ждал у плохо освещённой боковой двери. Сверкнула большая дорожная машина, окрасив одну сторону его лица яркими красными и жёлтыми цветами. Луна смотрела на него из-за деревьев на другой стороне дороги, и ночная влажность, казалось, высасывала пот из его пор.

Затем…

Фил обернулся.

Боковая дверь со щелчком открылась, затем со щелчком захлопнулась. Девушка-крикер стояла перед ним сверкающим силуэтом. Теперь на ней был красный атласный халат. Она постояла там мгновение. Её лицо по-прежнему закрывали блестящие чёрные волосы; казалось, она смотрела на него сквозь чёрные щели.

— Привет, — сказал Фил.

Она распахнула атласный халат, полностью обнажённая под ним.

— У тебя здесь своя машина? — спросила она напряжённым голосом.

— Ага, — запнулся в ответ Фил.

— Ну ладно, давай, — сказала она.

* * *
«Никто мне не верит, — посетовал Гут. — Они все думают, что я сошёл с ума».

Тьма казалась почти студенистой; только косой свет пробивался от голой лампочки на потолке внешней комнаты. Иногда Гут мог смотреть в эту темноту и каждую ночь созерцать то же самое, что и мысленно. Ужасные вещи…

Но по крайней мере здесь, в тюрьме, он был в безопасности.

Было трудно следить за временем; было вообще трудно что-либо уследить. Но Гут скорее сядет здесь и сгниёт, чем уйдёт, потому что как только он это сделает, он прекрасно знал, что ему конец.

«Они поступили бы со мной так же, как со Скоттом Боем».

По-настоящему он теперь никогда не спал — он просто то и дело, что засыпал, и тут же каждый раз его дёргали. Злобный шёпот Наттера и ужасные вещи, которые он показывал ему в своей голове. Деформированное лицо Наттера, казалось, всегда парило прямо за решёткой, всё изуродованное, словно что-то переехало его на дороге, его сухие опухшие губы едва двигались, его большие кроваво-красные глаза смотрели на него. Иногда Наттер царапал стену, а иногда Гуту казалось, что он слышал, как он стучал по стеклу единственного окна тюрьмы своими длинными изогнутыми пальцами.

«Гут, Гут, — шёпот скрипел, как старое дерево. — Смотри…»

И Гут смотрел. На самом деле у него не было выбора. И Наттер также говорил совсем странные вещи, в то время как Гут смотрел, типа:

«Какое благословение, Гут! Такое прозрение! Вот мои обетованные владения, Гут. Когда-нибудь в будущем это будут и твои владения…»

И тогда Гут был вынужден заглянуть в эти владения.

Это было ужасное место. Дымящиеся каменные каньоны глубиной в несколько миль. Солнца никогда не было, только большая искривлённая чёрная луна, сияющая своим чёрным светом над ещё более чёрными холмами и озёрами — да, озёрами, похожими на гигантские дымящиеся лужи смолы, и Гут мог видеть что-то в этих озёрах. Он мог видеть людей. А потом он увидел другие вещи, которые были вовсе не людьми, а монстрами. Монстры вытаскивали людей из озера и клали их в свои пасти; это было похоже на то, как они со Скоттом Боем ели рисовые лепёшки. Эти монстры вскрывали головы людям, как дыни, и отрывали руки и ноги, как будто они были крыльями у мух. Они резали людям животы, вытаскивали их почки, печень и прочее, играли с ними в мяч и срывали лица с людей, как будто они были резиновыми масками, только они были вовсе не масками, они были настоящими лицами настоящих людей. Однажды он видел, как одному парню выдёргивали позвоночник прямо из его задницы. Они нарезали людей на большие груды кусков и затем ходили по кучам. Однажды он увидел, как одному из парней высасывали внутренности прямо из его рта, и сразу же аккуратно проглатывали всё это. Это было настоящее сумасшествие. Эти уродливые монстры вставляли свои члены не только в женщин, но и в мужчин, даже в бóльшей степени в мужчин. Они вставляли свои причиндалы в любую дырку, которую видели. Чёрт, один из них отрубил парню голову начисто и трахнул его в горло, а в другой раз Гут увидел, как один проделал дыру в животе девушки и вставил туда свой стержень, а через какое-то время влил туда целое море спермы.

И всё это время Гут прекрасно знал, на что он смотрит. Да, сэр, конечно, чёрт возьми, он смотрел прямо в Ад…

«Да, — ещё раз заверил он себя, — здесь я в безопасности. Они не смогут меня отсюда вытащить…»

И тут он заметил, что две фигуры вышли из тени у двери.

Два крикера…

Они криво вглядывались в камеру, врождённые красные глаза были глубоко посажены на их выпуклых головах. У одного челюсть была без зубов, у другого не было ушей, а вместо носа была ямка.

— Вы не сможете меня отсюда вытащить! — закричал Гут.

Два крикера хихикали и улыбались. Затем беззубый подошёл, звякнув ключами от двери камеры.

* * *
— Что это? — спросил Фил. — Прямо здесь?

— А?

— Эта татуировка, — сказал Фил и указал.

Его палец изящно коснулся её плоти, которая была влажной и очень мягкой. Татуировка выглядела грубой, примитивной, выжженной на молочно-белой коже в верхней части её левой руки.

«Наверное, самодельная, — подумал он. Татуировка, какой бы крошечной она ни была, ясно изображала ужасающее лицо, рот которого был забит зазубренными лезвиями. Из его головы выростали два пенька. — Рога!» — понял он.

— Похоже на демона. Это он и есть, Хани? Это демон?

— Дим-ном, — попыталась произнести она.

Неправильно произнесённое слово прозвучало, как у ребёнка, только начинающего учиться говорить. Её сияющие волосы оставались свешиваться перед её лицом; от неё слегка пахло потом. Только несколько клиньев мигающего света от дорожной машины просачивались на неё. Девушка предпочла не отвечать на вопрос Фила — если она вообще его поняла, — а вместо этого скользнула прямо рядом к нему. Пружины многоместного сиденья застонали, когда Фил в ответ соскользнул на несколько дюймов в сторону.

— Хани, послушай…

Её нормальные руки сразу же коснулись его, одна потирала его шею, а другая скользила взад и вперёд по внутренней стороне его бедра.

— Мин-н-нет? — спросила она.

Затем её рука скользнула прямо по его промежности и сжала.

«О, господи!» — подумал Фил и тут же подскочил на сиденье.

Он убрал её руку и положил ей на колени.

— Слушай, Хани, я просто хочу…

— Трахнуть мен-н-ня? — предположила она. — Да, если хочешь, ла-а-адно, — а затем она снова распахнула атласный халат и позволила ему соскользнуть с её хорошеньких плеч. Внезапно Фил увидел её абсолютно нормальную обнажённую грудь.

«Господи, что она делает!» — подумал он.

И тут же сказал:

— Нет, Хани, этого я тоже не хочу, — и снова накинул на неё её халат.

— А-а-а, — пробормотала она. Затем её голова склонилась. — Ударь меня, если ты хоче-е-ешь.

Фил покачал головой. Бедственное положение девушки было всего лишь очередным доказательством его отчаяния.

«Она думает, что я хочу её избить».

— Хани, я не хочу тебя ударить, я не хочу тебя обидеть. Я не хочу ничего делать, кроме как поговорить.

— Поговорить?

— Правильно, я просто хочу поговорить с тобой несколько минут.

Она посмотрела на него сквозь свои чёрные волосы, словно в полном замешательстве.

— Ударить меня… не-е-ет?

— Нет, Хани, я тебя не ударю, — всё было так грустно, когда он размышлял, какой должна быть её жизнь.

Хотя никаких уродств не было заметно, она всё ещё была одной из шлюх-крикеров Наттера: мишень для отморозков.

«Наверное, каждую ночь её бьют, — подумал он. — Связывают, издеваются… что угодно».

— Давай просто поговорим, хорошо?

— Говорить? Э-э-э, нет, — протянула она.

— Ты хорошо говоришь. Я прекрасно тебя понимаю, — он хотел успокоить её; он не хотел, чтобы она его боялась или думала, что он всего лишь очередной больной жлоб, который хочет её использовать. — Но сначала давай уберём все эти волосы с твоего лица, — спокойно сказал он, а затем протянул руку и откинул её волосы назад.

И чуть не вздрогнул.

«Успокойся,» — приказал он себе, а затем подавил желание отпрянуть.

Как только он откинул её волосы назад, её уродство стало очевидным. Сначала казалось, что у неё вообще не было лица; он смотрел на неё и видел… ничего. Она была безликая, без глаз, без рта, без носа. Просто… кожа.

Затем она повернула голову.

«Господи!» — подумал он, и это была ужасающая, нечеловеческая мысль.

Природа подтолкнула её лицо к правой стороне черепа: крошечный рот, крошечный нос, два крошечных красных глаза — всё это было узкой полосой, идущей от правого виска до подбородка…

— Я уродли-и-ивая, — прошептала она. — Я это знаю.

— Нет, Хани, — сказал он. — Ты просто другая.

— Вы-ы-ырожденка…

— Да, ты другая, вот и всё, и в этом нет ничего плохого.

Но эти слова утешения было трудно сформировать, глядя на неё. Вот доказательство того, какой чудовищной может быть природа. Филу было трудно усвоить всё сразу.

Она завязала пояс халата и быстро зачесала волосы перед лицом.

— Что насчё-ё-ёт того, чтобы пого-о-оворить? — спросила она.

Стрекотание сверчков звенело у него в ушах, дополняемое странными словами, которые он вспомнил.

— Я хочу, чтобы ты рассказала мне об… Óне, — сказал он.

Внезапно тишина, казалось, просочилась словно из другого мира. Филу показалось, что он слышит биение сердца девушки.

— Óна… — сказала она.

— Расскажи мне об Óне. Это демон, не так ли?

— Óна… — повторила она.

Затем её покрытое волосами лицо повернулось к нему — она, казалось, собиралась заговорить.

«Святое дерь…»

Фил не успел закончить мысль. Тени задёргались и затрепетали, до безумия быстро. Сразу же дверь машины распахнулась; уродливые руки потянулись и вытащили его наружу.

«Я не смогу добраться до своего оружия!» — понял он.

Один парень скрутил руку Фила за спину, а другой держал его вполсилы.

Крикеры.

Похитители поставили Фила на ноги возле машины. Чем больше Фил сопротивлялся, тем крепче они его сжимали. Ещё двое крикеров вытащили девушку и толкнули вперёд.

Потом подошла другая фигура, огромная фигура…

— Добро пожаловать в наш мир, — произнёс голос. Голос был звучным, тяжёлым, как свинец. — Как тебе это нравится?

Фил прищурился. Перед ним стоял высокий, неподвижный и ужасный Коди Наттер.

— Скажи этим грёбаным обезьянам отпустить меня! — крикнул Фил.

— Всему своё время. Но сначала, я так понимаю, ты наводил справки о моей прекрасной семье, а? — уродливое лицо Наттера повернулось к девушке. — Скажи ему, Хани. Расскажи нашему другу об Óне.

Девушка, которую всё ещё поддерживали двое крикеров, дрожала в присутствии Наттера.

— Давай, Хани…

Тогда один из крикеров вложил ей в руку нож.

— Наш друг хочет знать… — Наттер пристально смотрел на девушку, его улыбка, словно каньон, пересекала его лицо.

— А-а-а… — пробормотала девушка.

— Продолжай.

— Я…

— Продолжай.

Наттер впился в неё взглядом.

Девушка подняла нож, прохрипела:

— Спаситель придёт…

— Не-е-ет! — закричал Фил.

Девушка так глубоко всадила нож себе в горло, что её голова откинулась назад. Она тут же рухнула на гравий, кровь хлынула из раны, как вода из открытого крана.

— Ублюдок! — воскликнул Фил, морщась от давления на свою шею. — Уродливый больной крикер, сукин сын!

— Действительно, — усмехнулся Наттер. — Я думал, что полицейские должны быть более политкорректными.

«Он знает, — понял Фил. — Кто меня раскрыл?»

Зашуршал гравий. Наттер тихо рассмеялся, когда из моря теней вышла ещё одна фигура.

— Привет, дружище!

Это был Салливан, его глаза-бусинки были прищурены, а ухмылка изогнулась.

— Как, чёрт возьми, ты выбрался из тюрьмы? — потребовал ответа Фил.

Салливан зажал лицо Фила пальцами.

— Ну, понимаешь, дружище, этот запрет на звонки, который ты мне дал, его потребовал отменить мой защитник. Ну и… я позвонил мистеру Наттеру, и у нас состоялся приятный долгий разговор. И он был достаточно любезен, чтобы внести мой залог.

— Наттер, засранец! — сказал Фил. — Салливан — это тот, кто составлял тебе конкуренцию по продаже «ангельской пыли».

— Продажа «ангельской пыли»? О, боже… — ответил Наттер. Улыбка снова озарила Фила. — Так ты лучший, кого мог вызвать Маллинз? Такое печальное положение дел для нашего местного контингента правоохранительных органов?

— И, дружище, — добавил Салливан, сильнее сжимая лицо Фила, — я должен тебе кое-что, и я думаю, что отдам тебе долг прямо сейчас.

— Не будь чёртовым ублюд…

Салливан ударил кулаком Фила в солнечное сплетение. Весь воздух в его груди словно вырвался из его горла, и колени подкосились.

— Держите его. Дайте мне ещё пару ударов.

Фил висел за локти; двое его похитителей подняли его обратно туда, где его лицо внезапно оказалось на уровне удара…

Бац! Бац! Бац!

…кулаков Салливана. Каждый удар крушил голову Фила.

Затем он упал на землю.

Его зрение затуманилось, голова закружилась. Сплёвывая кровью, он сумел подняться на четвереньки и прохрипеть:

— Вы, придурки, я грёбаный полицейский, вы не можете делать это с полицейским!

— О, но мы это делаем, мой добрый констебль, — сообщил ему Наттер.

Затем…

Хрясь!

Салливан пнул Фила прямо в подбородок. Верхняя часть тела Фила дёрнулась, он полностью рухнул на гравий.

— Свидетелей нет, дружище, — сказал Салливан, потирая руки.

Фил был близок к тому, чтобы потерять сознание. Он не видел звёзд, он видел галактики. Вокруг него по гравию зашуршали шаги; хихиканье и резкий смех порхали, как птицы.

«Я проиграл,» — подумал Фил.

Крикеры подняли его и бросили в машину. Растянувшись на переднем сиденье, он тяжело дышал. Он больше почувствовал, чем увидел склонившееся большое искривлённое лицо Наттера.

— Уезжай домой, офицер. И никогда больше не возвращайся.

— Да, но я надеюсь, что мы увидимся позже, дружище, — добавил Салливан. — Надеюсь, что когда-нибудь я снова встречусь с тобой. И давай сделаем это побыстрее.

— Но перед отъездом, — продолжал Наттер, — не забудь свой приз. Ты его заработал.

Снова суматоха. Ещё больше смеха.

Потом визг…

Внезапно на спину Фила легла тяжесть. Кого-то ещё бросили в машину. Фигуры уходили, их смех стихал. В конце концов Фил смог подняться. Он повернул голову, истекая кровью, и увидел, что другим человеком, которого они бросили в машину, была Вики…

«Сукины дети…»

И он также мог видеть, что её избили значительно сильнее, чем его.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Каким-то образом Филу удалось вернуться в свою комнату; он не знал, как ему это удалось — возможно, инстинктивно. Ему практически пришлось тащить Вики по коридору. Кровь, капавшая из её рта, оставляла след на полу. Но…

«О, нет, — подумал он, — однажды я уже впустил её внутрь и чём всё это закончилось?»

Его сознание кружило в голове, как бумажный самолётик, готовый взлететь и снова упасть. В конце концов, прежде чем он смог залечить раны Вики, он действительно упал.

Он упал в события своего прошлого…

Ему снова было десять лет, он бежал по лестнице того дома и спасал свою жизнь. Он только что увидел большие собачьи зубы той шлюхи, и это было всё, что ему нужно было знать, что это было последнее место в мире, где он должен быть. Его подкосившиеся ноги стучали по лестнице, его рваная футболка «Зелёный шершень» болталась на нём. Затем он остановился…

На полпути он увидел фигуру.

Это была большая фигура, огромная, как стена, и она просто стояла там, преграждая ему выход.

Он стоял в тени. Он не мог видеть никаких деталей, только его форму, да и то, что она была большой.

— Молодой человек, — сказала фигура, — любопытство — похвальная черта, но я думаю, что нам с тобой есть о чём поговорить.

Фил снова побежал вверх по лестнице, его ноги стучали в такт с его сердцем. Когда он повернул направо, он увидел стоящую там шлюху, дерзко ухмыляющуюся, и толстого парня, держащего Дауни, и он тоже усмехался…

Итак, он снова повернул.

И помчался обратно по другой лестнице на следующий этаж.

Он был так напуган, что не мог думать. Всё, что он мог подумать, это необходимость уйти от гигантской фигуры на лестнице. И бегать по лестнице было всё равно что бегать по болоту, было так жарко и влажно.

«Окно, — подумал он спонтанно. — Найди окно и вылезай!»

Он даже не подумал о длинном падении…

На следующей площадке его, казалось, поглотила тьма. Да, он был в глубине тьмы, и её жар, казалось, мерцал. Внезапно ему стало так жарко, что он подумал, что потеряет сознание или, возможно, даже умрёт. Он шёл вперёд, неистовый, слепой, кровь текла по его венам, как ртуть. Потом его руки на что-то легли…

Дверная ручка.

Он повернул её и упал внутрь…

У него перехватило дыхание, когда он приземлился на живот. Голый деревянный пол казался влажным и слишком горячим, когда он поднимался. Сквозь закрытые ставни светились лучи солнечного света.

«Что это?» — подумал он.

Конечно, это была просто комната, но…

Что-то было не так.

Как и весь остальной дом, и люди в нём, и то, что здесь произошло, с этой комнатой было что-то не так. Он знал это, он мог чувствовать это в пульсирующей темноте и в тонких белых полосах солнечного света, пробивающихся сквозь швы ставен. Он чувствовал это как дыхание на своей шее.

Затем он открыл ставни…

Его внимание привлекло не движение. Напротив, это было ощущение огромной массы или, возможно, дыхание на его шее всё это время, потому что, когда он открыл ставни и впустил свет, он понял, что в комнате есть что-то ещё живое. Но Фил был слишком занят побегом, чтобы понять, что это было.

Дверь распахнулась. Вошли фигуры: несколько девушек-шлюх с нижнего этажа и ещё несколько мужчин, которых он не видел, крикеры с большими дынными головами, горбатыми спинами и кривыми красными глазами. Один из них держал Дауни перед собой, зажимая ей рот большой трёхпалой рукой.

Фил пополз в угол, онемев от шока. Он был беспомощен, обмяк, просто смотрел…

Затем в комнату вошла другая фигура — гигант с лестницы.

Его лицо было отвратительным в солнечном свете. Он выглядел раздавленным и заполненным трещинами, с двумя красными глазами крикера, которые были больше, чем кулаки Фила.

— Итак, любопытному мальчику понравилась наша сестра, — раздался голос в темноте. — У нас много сестёр…

Тогда все красные глаза в комнате обратились в угол напротив Фила. Фил даже не мог кричать; он мог только дрожать, потеть и смотреть на громоздкую блестящую тварь, которая стояла в том углу…

Он сидел в темноте, перед ним струился солнечный свет. Описаний было немного… но и этого было достаточно.

Длинные, тонкие, изуродованные конечности. Шероховатый пухлый торс. Два овальных отверстия для глаз и гигантская покоробленная голова размером с плетёное лукошко. Кожа была рябая, с пятнами и серая, как слизняки — казалась испачканной каким-то комковатым прозрачным желе. Клочья скрученных чёрных волос свисали влажными верёвками почти до пола, и когда существо открывало рот — огромную тонкую щель длиной в фут — зубы, как ряды лезвий, мерцали.

«Óна…

Кожоед…

Помолись перед встречей…»

В немом ужасе Фил понял, что он не слышит эти слова ушами. Он слышал их в своей голове.

Неистовый звук, тонкий громкий крик. Один из крикеров одним движением сорвал грязное платье Дауни с её тела и отбросил его в сторону.

«Óна, спаси нас…

Маннóна, приди…»

Гигант с лестницы шагнул вперёд, трещины на его расплющенном лице были похожи на выбоины в глине. Его голос дрожал:

— Мы даём тебе в этот день плоть повседневную…

Дауни вскрикнула в последний раз, когда её бросили в угол с этим существом. Уродливые конечности вытянулись, руки больше были похожи на стопы, со связками пальцев длиной в фут, и быстро утащили Дауни в темноту.

Затем послышался влажный звук грызения. А потом…

Бац!

Дауни снова выбросило на пол. Сиял солнечный свет. Это больше не была Дауни… Просто человеческий облик того, что от неё осталось. Сияющие мокрые алые конечности покосились на полу. Скальп, теперь безликий. Крошечное мокрое красное тело.

Полностью, дочиста очищенное от кожи.

Рука великана протянулась и опустилась, он указал на Фила, и затем его тёмный голос дрогнул:

— Иди, мальчик. Беги быстро, — красные глаза сверлили лицо Фила. — Но когда-нибудь мы увидимся снова.

* * *
— Фил? Фил?

Шлёп, шлёп, шлёп.

— Фил?

Повторные лёгкие пощёчины оживили его. Его глаза казались склеенными; когда он открыл их, он действительно услышал шелушащийся звук, а затем понял, что глаза запечатала засохшая кровь. Он взглянул на размытое лицо Вики, которое, казалось, плыло над ним. Его сознание вращалось.

Он пробормотал одно слово:

— Óна…

Она хмуро посмотрела на него. Слово, казалось, отразило это выражение её лица.

— Ты был без сознания дольше, чем я. Ты в порядке?

— Я думаю, что да. Боже, этот ублюдок Салливан сильно ударил меня.

— Ты бредил? — спросила она.

Но бредил ли он?

Или он всё это вспомнил?

Поднявшись с дивана, он рассказал ей всю историю с опозданием на двадцать пять лет. Всё о том дне. О Дауни, и о Доме, и о том, что он в нём видел.

— Когда я вернулся в дом к тёте, у меня сильно поднялась температура. Я пролежал несколько дней, ничего не осознавал. Пришёл доктор, и я рассказал ему эту историю, а он сказал моей тёте, что у меня галлюцинации.

— Это не были галлюцинации, — сказала Вики.

Фил задумался над этим, отказавшись от комментариев. Он посмотрел на неё. Её лицо было в синяках, рыжие волосы были покрыты коркой крови, а одежда была разорвана. Он также заметил, что у неё отсутствуют некоторые зубы.

— Они изнасиловали тебя, не так ли? Я имею в виду, до того, как тебя избили и довели до машины?

Она нерешительно кивнула.

— Их было так много, — в конце концов пробормотала она. — Они насиловали меня по очереди. Все они смеялись, пока это делали.

— Не рассказывай об этом, — сказал он. — Лучше даже и не думай об этом. Слушай, я отвезу тебя в больницу, а мне нужно кое о чём позаботиться.

О, у него было, о чём позаботиться. Сначала Салливан, потом Наттер.

«И к чёрту судебный процесс, — сказал он себе. — Зачем беспокоиться?»

Он собирался заняться этим сам.

— Не отвози меня в больницу! — умоляла она. — Ты не знаешь Коди. Он узнает, что ты это сделал, и пошлёт кого-нибудь. Ты не понимаешь этих людей. Они пожертвуют собой ради него. Он пошлёт кого-нибудь убить меня. Просто позволь мне пойти с тобой?

Что он мог сказать?

Она была права.

— Ладно. Пойдём.

Он помог ей встать, помог спуститься по лестнице и вернуться к машине. У него было много вопросов, но он не хотел задавать их сразу, не после того, через что она только что прошла.

— Позволь мне спросить тебя кое о чём, Вики. Как Наттер узнал, что мы с тобой виделись?

— Сторожевые псы, — сказала она ему. — За мной следили крикеры. Должно быть, они видели, как я пришла сюда… Мне очень жаль.

— Не беспокойся об этом, это не твоя вина.

«Сторожевые псы, да? — думал он. — Ну, я их быстро посажу на привязь».

Было около двух часов ночи. Он поехал на Malibu по шоссе к станции.

— Дерьмо! — воскликнул он, подъезжая к стоянке.

Машины Маллинза не было, и Сьюзен тоже. Филу нужна была подмога. И ему нужно было вооружение.

— Мне нужно найти какое-нибудь оружие, — сказал он. — Давай.

В офисе Маллинза не было ничего, только картотеки, набитые бумагами, и шкафчик с канцелярскими принадлежностями, заполненный хламом. Он попытался позвонить Маллинзу, но ответа не было. У Сьюзен тоже была тишина. И как только он повесил трубку, зазвонил телефон…

— Да? — ответил он, вытирая пот и кровь со лба.

Древний голос скрипел, как старый дом на ветру.

— Разве я не говорил тебе много лет назад, что мы когда-нибудь увидимся снова?

«Но когда-нибудь мы увидимся снова,» — эхом отозвались его воспоминания.

Он знал, как только он пришёл в сознание, что гигантская фигура из его детства и Наттер были одним и тем же…

И голос Наттера загремел:

— Может быть, тебе нужен бóльший стимул, чём моя жена? Да…

— О чём ты, ублюдок? — крикнул Фил в телефон.

— Здесь есть кое-кто, — продолжил Наттер, — кто очень хочет с тобой поговорить, — линия затрещала, пауза, казалось, длилась несколько часов.

Затем:

— Фил?

У Фила упало сердце. Это была Сьюзен.

— Фил, они меня схватили!

— Где ты?

— Они делают… ужасные вещи со мной!

У Фила закружилась голова.

— Скажи мне, где ты!

— Фил, не ходи сюда! Они тебя убьют!

Её голос оборвался, и Наттер вернулся.

— Достаточно стимула? Или… возможно, нет? Тогда послушай, законник.

Крик пронзил линию. Фил вздрогнул.

— На случай, если тебе будет интересно узнать причину этого крика, — сказал Наттер, — я хочу сообщить тебе, что твой хороший друг, мистер Салливан, только что отрезал один из сосков твоей возлюбленной парой кровельных ножниц. Но, возможно, тебе нужен ещё бóльший стимул, да?

— Прекрати! Я сделаю всё, что ты скажешь! — крикнул Фил.

— Слушай.

— Нет!

Ещё один крик Сьюзен пронзил трубку.

— Это, — сказал Наттер, — это грудь целиком. Твой друг мистер Салливан действительно искусен в обращении с ножом.

— Привет, дружище, — услышал Фил в трубке. — Приходи. Давайте веселиться! Эмоции Фила столкнулись. Он мог представить себе, что они с ней делают. И единственное, что он мог предпринять — это убить их всех.

— Наттер, ты там?

— Я всегда здесь.

— Не трогай её больше. Я приду туда. Просто скажи мне куда.

— Хороший вопрос, — Наттер усмехнулся. — Ты знаешь.

— Нет, не знаю! Скажи мне, где ты!

— Ты маленький мальчик. Помнишь? — на другом конце линии щёлкнуло.

— Чёрт побери! — закричал Фил и бросил трубку.

— У них Сьюзен, не так ли? — спросила Вики.

— Да. Почему? Почему они её забрали? Почему они хотят, чтобы я приехал туда, если они могли убить меня раньше в «Сумасшедшем Салли?»

— Не знаю, — сказала она.

— Давай!

Они побежали в камеру. Может быть, заключённый Гут сможет ему что-нибудь сказать? И, возможно, у Маллинза там хранилось оружие. Но он поник, когда рысцой вбежал в камеру изоляторов.

Гут был…

«Выпотрошен,» — заметил Фил.

Его подвесили за шею к потолку камеры, его большой живот, разрезанный ножом, отвисал, как толстые белые губы. Его внутренности лежали грудой у его раскачивающихся ног.

Он вытолкнул Вики в холл, прежде чем она всё это увидела.

— Иди в конец холла и проверь складское помещение, — приказал он. — Ищи пистолеты, боеприпасы, всё, что мы можем использовать в качестве оружия. Торопись!

Она отвлеклась, и Фил вернулся в ряды камер. Дверь камеры Гута была не заперта.

«Кто открыл её?»

А когда он присмотрелся, то заметил клочок бумаги, приколотый к груди Гута.

Фил прищурился через решётку.

ЖДЁМ ТЕБЯ, — кто-то написал на бумаге.

Кровью.

«Господи, они всё это спланировали. Но почему?»

Он не терял времени зря. Вдоль блока стояло ещё несколько шкафчиков. Фил перерыл их все, но ничего не нашёл.

«Что это за долбаный полицейский участок? — возмущался он про себя. Пистолета найти не удалось. — Как долбаная автозаправка без газа!»

Всё, что у него было, было недостаточным для того, что он предвидел, и ему понадобилось бы гораздо бóльшее. По крайней мере, дробовик, или даже пара. Но в последнем шкафчике, в ящике внизу, что-то привлекло его внимание. Он поднял это…

«Боже мой…» — медленно подумал он.

Это была чёрно-белая фотография в рамке, как будто пожелтевшая от возраста. Двое мужчин в форме курсантов полиции стояли, улыбаясь в камеру, обхватив друг друга руками за плечи.

Фил не мог поверить в то, что видел.

Одним из мужчин был Маллинз.

Другим был Дигнацио, парень, который подставил Фила в той афере в полиции города.

— Я остановился неподалёку, — раздался голос позади него. — Не хотел, чтобы ты слышал мою машину. Довольно изящную работу они проделали с Гутом, а? Это я дал им ключи.

Фил повернулся к Маллинзу, бóльшая часть которого заполнила вход в блок. В толстой руке начальника был кольт триста пятьдесят седьмого калибра.

— Это вы подставили меня, — каменно сказал Фил. — Вы заставили Дигнацио убить этого ребёнка и подложить незаконные патроны в мой пистолет.

— Точно.

— Зачем?

— Чтобы вернуть тебя. Мы с Дигнацио были друзьями с тех пор, как окончили академию. Я попросил парня об одолжении, и он сделал это. А я и Наттер — ну, мы не совсем те, кого я бы назвал друзьями, но у нас всегда было соглашение. Он продаёт своих шлюх из «Сумасшедшего Салли» и даёт мне с этого процент, а я закрываю на это глаза.

— И я думаю, он даёт вам процент с продаж «ангельской пыли», и вы закрываете глаза на его лабораторию, да? — Фил внезапно почувствовал уверенность.

Большое выпуклое лицо Маллинза ухмыльнулось этому замечанию.

— Боже, Фил, ты, должно быть, оставил свои мозги в городской полиции вместе с карьерой.

— Что это значит? — спросил Фил.

— У него нет лаборатории «ангельской пыли».

Фил застыл в собственном замешательстве; он стоял мгновение, как в тумане.

«Нет лаборатории?»

Внезапно это открытие обрело смысл: во всех своих расследованиях он фактически не нашёл ни капли свидетельств того, что Наттер имел дело с «ангельской пылью».

«Всё ересь, всё ложь. Просто Маллинз…» — понял он.

— Вы всё время лгали мне. Вы заставили меня искать несуществующую лабораторию «ангельской пыли». Вы всё это выдумали.

— Верно, напарник, — признал Маллинз. — И ты попался на крючок, леску и грузило. Я знаю, что со времён работы в полиции города у тебя был зуб на «ангельскую пыль», поэтому после того, как я подстроил для тебя то дерьмо с Дигнацио, я подумал, что самый быстрый способ заставить тебя устроиться здесь на работу — это придумать какую-то чушь насчёт «ангельской пыли» Наттера. Чёрт, Наттер никогда не занимался ею. Это делала всего лишь кучка деревенщин вроде Питерса, Салливана и этих ребят, работающих в паре лабораторий за городом.

— Но… убийства?

— О, конечно, убийства были уже давно, это не чушь. Наттер и его крикеры убирали людей столько, сколько я себя помню. Это было частью сделки. Я тоже закрывал на это глаза. И когда время стало на исходе, я посоветовал ему начать атаковать местных распространителей наркотиков, потому что так ты с бóльшей вероятностью поверишь всей истории.

«Крючок и грузило, — подумал Фил. — Он прав. Да, теперь всё обрело смысл, кроме одного».

— Но зачем? Зачем? — спросил он в полном недоумении. — Зачем так беспокоиться? Похоже, вы специально пытались заманить меня обратно в Крик-Сити.

— Что-то типа того. Об этом ты подумаешь во время нашей поездки к Наттеру.

— О, так вы собираетесь меня сопроводить?

— Для этого я и здесь, — Маллинз махнул пистолетом в сторону выхода. — Брось оружие на пол и ничего не пытайся предпринять.

Нахмурившись, Фил вытащил свой пистолет из бумажника — своё единственное оружие — и отбросил его в сторону.

— Хороший мальчик. А теперь пошли. Тебе нужно немного проехаться.

Маллинз держался на расстоянии, пока Фил приближался к выходу.

«Вот дерьмо!» — подумал Фил.

Он мог попробовать обезоружить, но шеф был недостаточно близко; если сделать ход, то его застрелят. Его единственным шансом было отвлечь шефа…

И в тот же момент вошла Вики.

— Фил, я ничего не нашла в хранилище…

Маллинз, застигнутый врасплох, обернулся на голос Вики. Затем Вики вскрикнула. Это было всё, чем Фил мог отвлечь его, поэтому он рискнул, развернулся и ударил Маллинза по переносице — бам! — правой рукой. Левой рукой он схватил пистолет Маллинза.

Началась схватка; Фил пошатнулся от сильного сотрясения мозга. Затем двое мужчин боролись на полу. Но пистолет был у Фила, и он засунул его стальной ствол под челюсть босса.

— Прекратите это! — Фил зарычал, но Маллинз только продолжал сопротивляться, голыми руками хватая Фила.

— Не надо! — крикнул Фил.

БAM!

Магнум выстрелил, яростно дёрнувшись в руках Фила. Кордит щипал ему глаза, он упал на мгновение. Однако Маллинз лежал гораздо дольше, его лицо застыло в маске. Когда дым рассеялся, Фил встал и увидел, что на месте лысины шефа образовался рваный кратер, покрытый слизью. От головы мужчины по блестящему кафельному полу разлетелись кусочки мозгов.

* * *
Они взяли большой и мощный автомобиль Маллинза; он был более надёжен, чем Malibu, к тому же у него был помповый дробовик в багажнике и несколько револьверов, которые Вики неуклюже заряжала, пока Фил вёл.

— Послушай, — сказал Фил. — Ранее, когда я рассказывал тебе о том, что случилось со мной в детстве, ты сказала, что это не галлюцинации.

— Ничего подобного, — мрачно ответила Вики. — Это всё правда. И то слово, которое ты сказал, когда пришёл в себя…

— Óна… Что это? Это демон или что-то в этом роде, да?

— Это то, чему они поклоняются. Это их бог.

— Их бог, — размышлял Фил, когда шоссе пролегало через новый поворот. — Демон…

— Я не знаю всех подробностей, — продолжилаВики, — но история такова. Крикеры всегда поклонялись дьяволу, дьяволу мужского пола по имени Óнн. Сотни лет они приносили ему жертвы — жертвы воплощения…

— Что?

Слова Вики помрачнели:

— Что ж, якобы давным-давно один из их ритуалов удался.

Взгляд Фила мало что видел за лобовым стеклом.

«Я должен этому верить? Она говорит мне, что крикеры воплотили демона…»

— Их целью всё это время было добавить демона в свою родословную. Они считали это высшим благословением. Согласно истории, Óнн повязался с наименее деформированной девушкой-крикером в их клане.

— А потом она родила? — догадался Фил.

— Да.

— Но кого?

— Óну, женщину, рождённую от демона и крикера, — Вики замолчала. — То, что ты видел, когда тебе было десять.

Фил снова замолчал, двигаясь по дороге без особого внимания. В его голове проносилось столько странных идей, что он не знал, что и думать.

— Но они также называют это Кожоед…

— Это его прозвище, — сказала Вики. — Большинство крикеров не умеют говорить правильно — это называется дислалия — проблемы с речью. Они описывают что-то своими словами, так, как могут выразить они.

— Кожоед, — заключил Фил, и это умозаключение принесло сокрушительную тяжесть его размышлениям.

Он вспомнил Родса и тех других распространителей «ангельской пыли», а также Дауни… Со всех них была содрана кожа.

— Значит, на самом деле убийства не были убийствами из конкуренции. Это были жертвы.

— Жертвы Óне, — подтвердила Вики. — Это символично. Потребление внешнего вида — кожи — безупречно. Крикеры считают себя проклятыми своим уродством, поэтому они отдают дань уважения жертвоприношениями. Это подарок крикеров Óнну, когда они преподносят непроклятую плоть людей его уродливой дочери Óнне. И крикеры размножаются с его помощью в течение нескольких поколений.

Фил подумал об этом, крутанув руль. Это было слишком безумно.

— Я не верю в это, Вики.

— Как можно не поверить в это? Ты видел крикеров, ты видел, насколько они уродливы. Ты когда-нибудь видел другие племена вырожденцев столь же деформированных, как крикеры?

— Ну нет, — признал Фил.

— Большинство из них даже не выглядят людьми, и это потому, что часть их родословной не человеческая.

Затем Фил вспомнил книги, которые читал.

«Она была права, по крайней мере отчасти».

Худшие примеры на фотографиях типичных вырожденцев были далеко не такими генетически дефектными, как большинство крикеров, которых он видел. Обсуждение пронеслось в его голове.

«Крикеры… Скрещенные… С демоном…»

К настоящему времени он не знал, чему верить. Единственное, в чём он был уверен, было следующее:

«У Наттера и его крикеров была Сьюзен, и они собираются замучить её до смерти, если я не найду их».

— Хорошо, значит, ты говоришь мне, что Óна настоящая. Тогда Дом тоже должен быть настоящим?

Вики кивнула.

— Скажи мне, как туда добраться, — сказал Фил.

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

— Столько лет, столько веков, — прошептал он.

«Вечность,» — подумал он.

Годы просеивались сквозь его пальцы песчинками.

Множество людей с радостью отдали свою кровь, свои жизни.

«Óнн, — подумал он. — И благословенная Óна».

— Перед тобой мы преклоняемся навсегда… Искупитель… Спаситель… Святой отец и святая дочь…

Видения обращались к нему; они всегда так делали. Из живота неверных быстро вываливались потроха. Кровь хлестала из голов неспасённых. Кричащие лица агонизировали, пока не начинали превращаться в кровавые лоскуты. Вскоре, да, проклятые станут благословенными, проклятые поднимутся на тёмные высоты отпущенных грехов. Скоро они продолжат путь, сбросив проклятие, просветлённые, а не обездоленные, едины со своим хозяином. Вперёд в новые ночи нового века, совершенные, а не испорченные, уже не в суматохе, а в блаженстве…

Наттер, священник, открыл глаза на жаркую звёздную ночь. Его старая, покрытая пятнами кожа теперь казалась сияющей и молодой. Его древний разум пылал. Его Спаситель прошептал ему слова благословения.

Луна освещала кратеры и морщины его обезображенного лица. Его трёхсуставные руки открылись к небу.

— Столько лет, столько веков…

Времени ждать больше не было.

Время пришло.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

— Они также телепаты, — сказала Вики.

— Что?

Вики поёрзала на пассажирском сиденье, её рыжие волосы развевались на тёплом ветру из окна.

— Óна, — сказала она. — И Коди тоже, и некоторые из сильнейших крикеров. Ты можешь слышать их в своей голове.

Фил нахмурился.

— Это куча какого-то дерь… — но затем он остановился.

Разве не это сказал ему Гут? Этот Наттер разговаривал с ним ночью, в его голове? И показывал ему видения? Даже самому Филу пришлось признать это. Двадцать пять лет назад, в Доме, и как раз в ту ночь, когда они с Иглом попали в засаду. Он слышал слова, не так ли?

В своей голове.

— Просто скажи мне, как добраться до Дома, — настаивал он.

— Ты не веришь, не так ли?

«Я не знаю, во что верю,» — сказал он себе.

— Послушай, я не хочу больше слышать о демонах, понятно? У меня достаточно поводов для беспокойства.

Это было правдой. Например, как он собирался вытащить Сьюзен?

«Если она ещё не умерла,» — добавил он.

А поскольку Наттер ожидал его и предвосхитил его мотивы, Дом наверняка станет крепостью вооружённых крикеров.

«И всё, чем я могу оказать сопротивление, — это дробовик, три пистолета и проститутка-наркоманка…»

— Просто продолжай ехать по шоссе, — проинструктировала Вики. — Я скажу тебе, когда повернуть.

Ночь казалась тесной на дороге; облезлые деревья с обеих сторон вели их через каждый извилистый изгиб. Время от времени фары ловили в лесу отблески глаз опоссумов, которые отражались жёлто-оранжевым и слишком остро напоминали ему красный взгляд крикеров.

— Расскажи мне о Доме, — сказал он. — Что, это просто публичный дом?

Вики без юмора улыбнулась.

— Конечно, иногда это бордель. А иногда это бойня.

«Она под кайфом,» — решил Фил.

— Давай, скажи мне что-нибудь, что я могу использовать.

— Девушки-крикеры в «Сумасшедшем Салли» бóльшую часть времени просто занимаются проституцией на стоянке, в легковых и грузовых автомобилях. Но иногда, если появляется высокооплачиваемый джентльмен или один из друзей Коди хочет девушку, он позволяет им заниматься этим в Доме. Но также были и другие ночи…

Последние слова, казалось, вылетели в окно.

— Что? — раздражённо спросил Фил. — Какие другие ночи?

— Коди иногда выбирал определённые жертвы…

— Что ты имеешь в виду, определённые жертвы?

— В основном наркодилеры из окрестных городов, из тех парней, о которых никто не спрашивает, когда они исчезают. А если бы кто-нибудь действительно подал заявление о пропаже, Маллинз похоронил бы его и ни за что не отправил бы к окружным полицейским. Это было частью сделки Коди с Маллинзом — Маллинз шёл на любые уловки, чтобы сбить округ с толку в отношении любых обнаруженных тел. Ещё одна часть сделки заключалась в том, что Маллинз позволял Коди использовать проституток из «Сумасшедшего Салли» в качестве приманки.

— Приманки?

— Да, как я только что сказала. Парень покупал девушку в клубе, а затем она приглашала его домой. Но на этом всё и заканчивалось.

Фил взглянул на неё.

— Я не понимаю.

— Коди звал несколько крикеров, а затем они избивали парня и приносили его в жертву Óне.

Фил всё ещё не мог в это поверить, но он не мог отрицать, насколько хорошо эти фрагменты подходят друг другу. Все жертвы убийства найдены. Все наркоторговцы из близлежащих городов. Все завсегдатаи «Сумасшедшего Салли». Все с содранной кожей.

Потом ещё одно слово пришло ему в голову:

«Кожоед».

— Поверни сюда, — сказала ему Вики.

Фил замедлил ход и направил автомобиль на дорогу, которая была не более чем извилистой тропой, уходящей в лес. Как кончики пальцев скелета, концы ветвей тянулись и царапали краску машины.

«Маллинз не будет жаловаться, уже не будет,» — напомнил себе Фил.

По мере того, как они заезжали дальше в лес, звук становился всё хуже, будто гвоздями царапали по металлу. И колёса служебного автомобиля Маллинза так раскачивались по колеям дороги, что у Фила свело зубы.

Ещё несколько поворотов по ещё более узким тропинкам привели их в нейтральную полосу виноградных лоз, кустов и деревьев со множеством сучков. Они миновали гниющие груды листьев; фосфоресцирующий свет пылал зелёным на ветхих брёвнах; сети паутины блестели между свисающими ветками. Горячий воздух пах сладко-зловонно.

«Все эти тропинки, все эти повороты. Боже, неудивительно, что я не мог вспомнить дорогу».

Теперь лес превратился в лабиринт, а их дорога — в путь в никуда.

Но затем лунному свету открылась другая тропинка. Слева простиралось неухоженное поле с засохшей травой и сорняками. А справа от неё…

Фил узнал холм, который возвышался над лесополосой.

И вот он стоял перед стофутовыми дубами, обнажённый в лунном свете, обитель его худших кошмаров.

«Дом», — подумал он.

Его глаза были прикованы к нему.

Здесь мало что изменилось по сравнению с тем, что предлагала его память: облезлая побелка, узкие окна, слегка провисшая крыша. Ветхий под тяжестью возраста, но почему-то всё ещё стоит.

— Выключи свет! — прошептала Вики.

Фил выругал себя, затем быстро выключил свет и заглушил двигатель. Внезапно воздух наполнился пульсирующими ночными звуками, мягко оглушительными, изящно хаотичными. Жар проник внутрь, казалось, давил на его лицо.

Что-то звало его, возможно, его прошлое или страхи, которые он хранил в себе последние двадцать пять лет.

Что-то там было. Прямо сейчас. Он не знал, что именно, но почему-то это даже не имело значения. Демон, или культ, или просто группа сумасшедших вырожденцев — что-то было больше, чем всё из этого. Что-то мощное и столь же безумное.

Его ждали.

Он схватил Ремингтон и засунул второй пистолет в штаны. Третий он отдал Вики.

— Жди здесь.

— Ни за что! — возразила она. — Ты сошёл с ума, если думаешь, что я буду сидеть здесь одна.

— Хорошо, тогда пойдём, но оставайся позади меня и молчи.

Они оба вышли. Фил, чувствуя себя бродячим наёмником, вытер пот со лба и сунул патроны в карманы. Затем он прикрепил фонарик к поясу и жестом пригласил Вики следовать за ним.

Земляная тропа огибала деревья вверх по холму; внезапно на них засиял лунный свет. Фил понял, что они сейчас идеальные мишени. Какой-нибудь крикер с длинной винтовкой, наверное, сейчас их высматривает. Он низко наклонился и ускорил шаг с Вики на буксире, двигаясь грубым зигзагом.

Когда они поднялись на вершину залитого лунным светом холма, их обоих залил пот. Они нырнули к дому.

Фил прислонился к треснувшей обшивке, глядя в никуда с холма.

«Это самоубийство, — пришла в голову внезапная мысль. — У нас нет шансов, мы не пройдём и десяти футов от входной двери. Я собираюсь убить нас обоих…»

Рука Вики коснулась его плеча.

— Ты в порядке?

«Там, наверное, полсотни крикеров…»

— Фил?

Фил слегка повернулся; его взгляд потерял фокус.

«Ты, должно быть, не в своём уме. Возьми Вики, вернись в машину и уезжай. Уезжай куда угодно и живи…»

Как только он подумывал бросить всё это безумие, ужасный крик из одного из верхних окон пронзил ночь…

Крик Сьюзен.

«Они её мучают, разрывают на части».

— Давай, — сказал он. — Идём.

Легко и быстро он прокрался вперёд и поднялся по деревянным ступеням на крыльцо. Все окна были смутно тёмными, но изнутри он уловил слабый мерцающий оранжевый свет. Он понял, что это были свечи и масляные лампы. Электричества не было.

— Стреляй во всё, что движется, — прошептал он Вики.

Оружие было наготове, он шагнул к входной двери и остановился. Странный медный молоток — пустое лицо, лишённое каких-либо черт, кроме глаз, — уставился на него. Он вспомнил его много лет назад. Лицо из его прошлого, манящее его сейчас. Но ведь было ещё одно лицо из его прошлого, не так ли? Лицо Наттера…

И это было лицо, которое Фил не мог дождаться, чтобы увидеть.

Дверь была слегка приоткрыта и, как следует, скрипнула, когда он толкнул её и нацелил Ремингтон. Мелькали несколько свечей; Филу потребовалось мгновение, чтобы его глаза привыкли, затем ещё мгновение, чтобы переварить то, что он увидел…

— Боже правый… — пробормотал он.

Их действительно ждали крикеры. Несколько человек были прямо здесь, в фойе. Но никто из них не был вооружён. И никого из них не было в живых.

Пятеро или шестеро крикеров лежали кучей на изношенном ковре, который теперь превратился во влажную губку из крови. На полу также лежали ножи, недавно выпавшие из безвольных рук. Их деформированные головы свешивались под невозможным углом, показывая ужасные порезы на шеях…

Фил понял, что все они покончили с собой.

Вики ахнула позади него. Фил вошёл. Он заметил ещё несколько тел, лежащих в коридорах по обе стороны, все бледные от смерти, все с перерезанным горлом.

«Что, чёрт возьми…»

Каждая комната за пределами коридоров тоже теперь была камерами смерти. И когда он закончил проверять все комнаты на первом этаже, он понял, что всего мёртвых крикеров должно быть более тридцати. Все самоубийства.

Трудно было вообразить столько трупов одновременно. Фил почувствовал себя запыхавшимся, а Вики выглядела так, будто вот-вот потеряет сознание.

— Пойдём, нам нужно проверить следующий этаж, — сказал он.

Лестница была медленным водопадом крови, и когда они добрались до площадки второго этажа, они увидели новые груды тел, ещё перерезанные глотки, мёртвые багровые глаза и кривые предсмертные ухмылки.

— Почему они это сделали? — пробормотал он.

— Я же говорила тебе, они сделают для Коди всё, что угодно, — прошептала Вики. — Самоубийство — это высшая дань уважения их богу…

Он стоял в холле в полном шоке. Ещё больше свечей мерцали вокруг груд изуродованных тел.

«Дань уважения? — подумал Фил. — Скорее безумие, чистое и полное безумие!»

— Маннóна! — прокричал голос.

Из темноты выкатилась фигура крикера. Фил прицелился и выстрелил. Половина головы крикера разлетелась кусками.

— Óна! — крикнул ещё один искажённый голос, а затем другой крикер с двустворчатой ​​головой быстро выскользнул из мерцающей тьмы.

Фил снова выстрелил. Пуля попала вырожденцу в грудь и унесла его до середины коридора. Затем…

«Ебена мать!»

Все двери в холле распахнулись, и на них выступил легион крикеров. Вики кричала за его спиной, пока Фил стрелял из дробовика в приближающуюся массу. Тела падали только для того, чтобы их заменяли другие. Затем Фил выхватил два пистолета, точно определяя и сбрасывая цели одну за другой в граде сотрясений и дульной вспышки. Ему удалось дважды перезарядить в рукопашной, неоднократно стреляя, оружие подпрыгивало в его руках, и ещё больше вырожденцев падали, как навесные утки в тире. Когда он закончил, одинокий крикер с расщелиной на лице улыбнулся ему, поднял руки и сказал:

— Маннóна!

Затем он сделал выпад.

Последний выстрел Фила попал ему в глаз и повалил на пол.

Дым наполнял зал словно слезоточивый газ. Теперь у его ног лежало множество тел. Он понял, что только что убил двадцать или тридцать человек, но к этому времени шок прошёл, и его сменило какое-то стоическое самодовольство. Никто из крикеров не был вооружён, но всё равно атаковал. Опять же, в этом не было смысла. Они охотно, даже радостно, бросились на смерть.

Ещё одно доказательство зла Наттера.

— Где он? — спросил Фил, пробуя кордит. — Где Наттер? Он наверху, да?

Вики, залитая кровью, кивнула.

— В верхней комнате, — сказала она.

Наттер приложил все усилия, чтобы доставить его сюда, и пожертвовал всеми этими людьми, но…

«Почему?» — спросил себя Фил.

Он должен знать сейчас, несмотря на такой риск. Он полез в карман за патронами, но больше их не нашёл. Ему было всё равно. Он взял Вики за руку, перешагивая через тела, и направился к следующему лестничному проёму.

Затем, не в ушах, а в голове, голос Наттера зашуршал, как гравий под ногами.

«Да! Сюда, маленький мальчик…»

Узкая лестница скрипела под ногами. Жара становилась невыносимой, но Фил не обращал на это внимания. Теперь он не обращал внимания ни на что, ни на кровь, ни на насилие, ни на убийства. Он был прижжён, невосприимчив. Он не знал, на что идёт, и ему было всё равно.

Воспоминания витали в воздухе. Он подошёл прямо к двери в конце тесного коридора. Открыл. Вступил.

Лишь лунный свет освещал комнату через открытые ставни. Четыре чёрных угла и луч блестящего света.

«Я сказал тебе, что мы когда-нибудь увидимся снова,» — услышал он в голове.

Фил взглянул в каждый из углов комнаты.

«Да, маленький мальчик, мы ждали…»

— Где Сьюзен?! — взорвался он. — Если она мертва, я сожгу всё это место дотла и всех вас, уродливых ублюдков!

На эту речь ответил тихий смешок.

«Не многим из нас осталось гореть, а? Ты неплохо владеешь ружьём».

— Ты убил этих людей, Наттер! — возмутился Фил. — Ты приказал им убить себя! Ты отправил их на смерть!

«Нет, скорее, я отправил их в рай. Время пришло; мы все достаточно долго страдали. Теперь они в раю, где и заслуживают быть. Сегодня наши муки подошли к концу. Сегодня наше проклятие снято. Сегодня мы начнём жить заново».

Теперь тьма, казалось, сгущалась; Фил чувствовал, что стоит на островке с луной, словно прожектором, окутывающем его аурой.

«Добро пожаловать домой,» — прохрипел голос.

— Это адский дом, это не мой дом.

«О, но это так. Мы очень долго ждали твоего возвращения».

— Что ты хочешь?

«Тебя».

— Но ты схватил меня ещё раньше на стоянке у клуба. Почему тогда ты меня не убил?

«Потому что тебе ещё нужно было вспомнить кое-что, не так ли? Хм-м-м?»

Он понял то, о чём говорил Наттер.

«Заключительная часть моего детского воспоминания».

Он пристально вглядывался в темноту. Последний кусок головоломки.

— Ты не можешь знать, когда и что мне снится, — возразил он.

«Я много чего знаю о тебе, Фил. Потому что я твой отец».

— Чушь собачья!

«Подумай об этом, сынок, — когда он это сказал, тьма сгустилась ещё больше. — Осиротел в младенчестве. Вырастила „тётя“. Возможно ли такое?»

— Но я не крикер, — сказал он. — Со мной всё в порядке. Я…

«Ты что?»

Рот Фила открылся, но не произнёс ни слова.

— Ты идеальный. Мы оба идеальны, Фил.

Но это сказал не Наттер. Он сразу узнал голос.

— Сьюзен? — сказал он, прищурившись.

Очень медленно Сьюзен вышла из темноты. Но она была полностью одета и мягко улыбалась.

Целая.

— Я думал…

— Что они пытали меня, насиловали, убивали? — закончила она. — Если бы ты не думал, что я в опасности, ты бы никогда не пришёл.

Он понял, что это была уловка. Всё это время она была одной из них.

— И, конечно же, — добавила она, — они ни в коем случае не могли бы поступить так с твоей сестрой.

— Моей сестрой?

— Тебе следовало бы прочитать эти книги повнимательнее, Фил, — сказала она. — Мы оба крикеры, но мы идеальны. Наш отец долго разводил нас. Методом проб и ошибок. Веками.

Затем Фил вспомнил книги о кровосмешении.

«Чем интенсивнее кровосмешение сообщества, тем выше шансы на неудачные роды, — вспомнил он. — Но есть один шанс из тысячи. И мы со Сьюзен — это и есть тот шанс».

— Мы живое доказательство, не так ли? — сказала Сьюзен. — Ни красных глаз, ни чёрных волос, ни физических уродств. Мы — детища крикеров, которых они пытались произвести на свет уже сто лет. Но… — она сделала ещё один шаг ближе. — Жаль, что я родилась женщиной. Прародитель должен быть мужчиной.

«Маннóна,» — сказал Наттер.

— Ты, — сказала Сьюзен. — Разве ты этого не понял? Это ты.

Затем Фил вспомнил, что Вики рассказывала ему о речи крикеров — дислалии — как произносимые слова были искажены. Кожоед означало пожиратель кожи. И сейчас:

«Маннóна, — сказал Наттер тёмным, как ночь, голосом. — Man of Ona…»

— Мужчина Óны, — перевела она.

«Это я,» — подумал Фил.

Казалось, тьма рассеялась. Лучился лунный свет.

Сердце Фила замедлилось.

— Мы гибриды, — сообщила ему Сьюзен.

«Вики тоже об этом упоминала, не так ли? Гибриды. Она сказала, что Óна — самка, родившаяся от демона и крикера. Большинство крикеров даже не выглядят людьми. Потому что часть их родословной не человеческая…»

А что Наттер сказал всего несколько минут назад?

«Сегодня мы начнём жить заново…»

Что-то упало на пол. Фил посмотрел вниз. Это была голова Вики — чисто отрубленная — только что выпавшая из алой руки Сьюзен.

«Бедная шлюха,» — заметил чёрный голос Наттера.

— Я уверена, ты теперь понимаешь, что всё это было подстроено, — сказала Сьюзен. — Чтобы заманить тебя сюда именно в это время.

— Зачем? — сухо спросил Фил.

— Для потомства.

— Что?

«Плодородие нашего бога,» — ответил Наттер.

— Кожоед, — прошептал Фил. — Óна…

То, что он видел, когда ему было десять, сейчас эхом отзывалось мёртвыми словами Вики.

Ещё две фигуры — Друк и ещё один крикер — усмехнулись, когда вышли из обсидиановой тьмы. Но они волочили за локти третью фигуру.

Фигура была обнажённой. Связанной и с кляпом во рту.

Это был Салливан.

«Смотри,» — сказал Наттер в голове у Фила.

Друк двумя пальцами поднял голову Салливана за волосы. Затем он усмехнулся и толкнул Салливана в самый тёмный угол комнаты.

Фил ничего не видел; было слишком темно. Но он слышал звуки, и звуки были знакомы. Влажный, слюнявый звук. Болезненное влажное скрежетание, словно хищные животные разделывают свою добычу…

«Мы даём тебе в этот день эту повседневную плоть…»

И далее:

БАЦ!

Тёмный угол, казалось, вытолкнул то, что осталось от Салливана: блестящий красный труп без кожи.

И только сейчас Наттер всплыл из собственной темноты, всего лишь деформированное лицо в чёрной мантии и чёрном капюшоне.

— Моя дочь, — сказал он. — Теперь ты тоже должна идти своим путём.

Сьюзен сбросила одежду, а затем повернулась своим сочным телом к ​​Филу в лунном свете.

— Ты наш Спаситель, Фил. Теперь ты один. Ты должен принять за честь служить нашему богу таким образом.

Филу оставалось только стоять в оцепенении и смотреть на неё.

— И когда-нибудь, брат, — закончила она, — я увижу тебя снова, в раю.

Затем Сьюзен без всякого сопротивления шагнула в смертельно опасный тёмный угол и исчезла, где в считанные секунды кожа была съедена с её безупречного тела, и её снова выбросило на пол.

— Мой сын, мой бог… — лицо Наттера теперь внушало страх своей уродливостью. — Некоторые из нас останутся, чтобы заботиться о твоих нуждах. Ты будешь отцом новой и святой расы. Идеальной. Это будет ответ на наши молитвы за все эти годы. Ответ на наш призыв и на наш долг…

Друк и несколько оставшихся крикеров вышли из комнаты. Затем Наттер медленно отступил. Его разрозненные руки высоко вскинулись. Его большие алые глаза закрылись, а затем его уродливое лицо поднялось.

— Хвала тебе, сын мой, — сказал он с глубочайшим благочестием. — Хвала Маннóне…

Затем Наттер, священник, ушёл.

Взгляд Фила остановился на углу. Он едва мог видеть это сейчас, просто след того, что он видел более полно все те годы назад.

Он смотрел на своё наследие, на своё предназначение, на настоящую причину, по которой он был приведён в этот мир.

Он понял, что нужно создать новый мир.

Вся его жизнь до этого момента была ложью. Только теперь правда стала ясна для него. Это было здесь, его истинная реальность, прямо в углу, всего в нескольких ярдах от того места, где он сейчас стоял.

И из того же бездонного и святого угла в его голову проник другой голос. Это был красивый голос… Женский голос.

Он говорил:

«Мой любовник, мой муж, мой сын…»

В ушах его звучал космический звон, а за глазами плыли непостижимые видения. Видения из самых низких мест Земли…

«Я так долго ждала, — звучал ему голос. — Но теперь мы всегда будем вместе».

Сформировались более расплывчатые черты. Осквернённые, согнутые конечности, демоническое лицо и зубастая щель вместо рта. Маленькие шишки на её искривлённом лбе, её высокая полная грудь и легчайший проблеск её вагины.

«Моя любовь! Это наша первая брачная ночь!» — радовалась она.

Фил смотрел, разинув рот.

«Иди ко мне сейчас…»

Позади него Фил услышал лёгкий щелчок, когда дверь наконец заперлась.


Оглавление

  • ПРОЛОГ
  • ГЛАВА ПЕРВАЯ
  • ГЛАВА ВТОРАЯ
  • ГЛАВА ТРЕТЬЯ
  • ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
  • ГЛАВА ПЯТАЯ
  • ГЛАВА ШЕСТАЯ
  • ГЛАВА СЕДЬМАЯ
  • ГЛАВА ВОСЬМАЯ
  • ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
  • ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
  • ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
  • ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
  • ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
  • ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
  • ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
  • ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
  • ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
  • ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
  • ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
  • ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
  • ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
  • ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
  • ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
  • ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЁРТАЯ
  • ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
  • ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
  • ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
  • ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
  • ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
  • ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
  • ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ