Обычно я стараюсь никогда не «копировать» одних впечатлений сразу о нескольких томах, однако в отношении части четвертой (и пятой) это похоже единственно правильное решение))
По сути — что четвертая, что пятая часть, это некий «финал пьесы», в котором слелись как многочисленные дворцовые интриги (тайны, заговоры, перевороты и пр), так и вся «геополитика» в целом...
В остальном же — единственная возможная претензия (субъективная
подробнее ...
оценка) состоит в том, что автор настолько ушел в тему «голой А.И», что постепенно поставил окончательный крест на изначальной «фишке» (а именно тов.Софьи).
Нет — она конечно в меру присутствует здесь (отдает приказы, молится, мстит и пр.), но уже играет (по сути) «актера второстепенного плана» (просто озвучивающего «партию сезона»)). Так что (да простит меня автор), после первоначальных восторгов — пришла эра «глухих непоняток» (в стиле концовки «Игры престолов»)) И ты в очередной раз «получаешь» совсем не то что ты хотел))
Плюс — конкретно в этой части тов.Софья возвращается «на исходный предпенсионный рубеж» (поскольку эта часть уже повествует о ее преклонных годах))
В остальном же — финал книги, это просто некий подведенный итог (всей деятельности И.О государыни) и очередной вариант новой страны «которая могла быть, если...»
p.s кстати название книги "Крылья Руси" сразу же напомнили (никак не связанный с книгой) телевизионный сериал "Крылья России"... Правда там получилось совсем не так радужно, как в книге))
По аннотации сложилось впечатление, что это очередная писанина про аристократа, написанная рукой дегенерата.
cit anno: "...офигевшая в край родня [...] не будь я барон Буровин!".
Барон. "Офигевшая" родня. Не охамевшая, не обнаглевшая, не осмелевшая, не распустившаяся... Они же там, поди, имения, фабрики и миллионы делят, а не полторашку "Жигулёвского" на кухне "хрущёвки". Но хочется, хочется глянуть внутрь, вдруг всё не так плохо.
Итак: главный
подробнее ...
герой до попадания в мир аристократов - пятидесятилетний бывший военный РФ. Чёрт побери, ещё один звоночек, сейчас будет какая-то ебанина... А как автор его показывает? Ага, тот видит, как незнакомую ему девушку незнакомый парень хлещет по щекам и, ничего не спрашивая, нокаутирует того до госпитализации. Дальше его "прикрывает" от ответственности друг-мент, бьёт, "чтобы получить хоть какое-то удовольствие", а на прощание говорит о том, что тот тридцать пять лет назад так и не трахнул одноклассницу. Kurwa pierdolona. С героем всё ясно, на очереди мир аристократов.
Персонажа убивают, и на этом мог бы быть хэппи-энд, но нет, он переносится в раненое молодое тело в магической Российской империи. Которое исцеляет практикантка "Первой магической медицинской академии". Сукаблять. Не императорской, не Петербургской, не имени прошлого императора. "Первой". Почему? Да потому что выросший в постсовке автор не представляет мир без Первого МГМУ им.Сеченова, он это созданное большевиками учреждение и в магической Российской империи организует. Дегенерат? Дегенерат. Единица.
Автор просто восхитительная гнида. Даже слушая перлы Валерии Ильиничны Новодворской я такой мерзости и представить не мог. И дело, естественно, не в том, как автор определяет Путина, это личное мнение автора, на которое он, безусловно, имеет право. Дело в том, какие миазмы автор выдаёт о своей родине, то есть стране, где он родился, вырос, получил образование и благополучно прожил всё своё сытое, но, как вдруг выясняется, абсолютно
Молодой человек в синем джинсовом костюме с красной вышивкой на плечах едва поспевал за девушкой в лёгком платьице.
— Мари, ну, Мари!
— Отстань, дурак!
— Ну, Ма-ари, я серьёзно! Ты единственная, кто со мной дружит…
Девушка обернулась к молодому человеку и, оглядев его с ног до головы, гордо фыркнула:
— С тобой, Ганс-циркуль, я пойду на танцы, только если все остальные мужчины застрелятся!
Девушка побежала дальше, а Ганс, неловко подняв худые плечи непропорционально длинных тонких рук, сел на завалинке и ещё долго смотрел с печалью вслед убежавшей девице.
* * *
— Итак, мадам, ещё раз читаю договор, и вы подписываете.
— Ты только погромче читай, а то знаю я ваших!
— Хорошо. — Скулы чёрного миссионера побелели от сдерживаемого бешенства, став почти одного цвета с бейджем нотариуса на строгом пиджаке, но читать он начал ровно и громко, как просила клиентка. В конце даже увеличил громкость, чётко выкрикивая слова в оттопыренное бабкино ухо: — И обязуется принести Мессиру жертву человеческой плоти в образе родственницы, причаститься её кровью и тем скрепить свою клятву верности Сатаниилу.
— Подписываюсь. — Важно кивнула старуха и поправила тёмно-фиолетовую прядь. — Дальше дуй!
Миссионер вздохнул:
— За оказание услуги по поставке девственницы миссия обязуется предоставить потомственной провансальской ведьме мадам Дюбари, новообращенной Кларисс, один инфицирующий укус волкодлака для возвращения молодости и достижения красоты в человеческом образе.
— Подписываюсь! — Старушка, новообращённая Кларисс, аккуратным ноготком, выкрашенным в чёрный с красной капелькой лак, пододвинула к себе договор, а из кармана вытащила «паркер».
— Э! — в испуге вытянулся миссионер.
— За дуру-то не держи! — рявкнула Кларисс, убирая колпачок. Под ним оказалось хорошо заточенное лезвие. Одного короткого укола в палец было достаточно — на бумаге стала красоваться аляпистая подпись.
— Хорошо, — удовлетворённо вздохнул миссионер, складывая бумаги в кейс. — Только про «кардиналовую» пометку на жертву не забудьте…
— Да уж как-нибудь без сопливых, — фыркнула старушка, выпроваживая гостя.
* * *
— Мари, ну, Мари… Ты такая красивая в красном…
— Я тебе, кретину, уже всё ска-за-ла! Не ходи за мной!
— Мари… Ну, куда ты?
— К бабке! Этой старой кочерыжке приспичило, под вечер глядя, подруг собрать и устроить фотосессию! Схожу, сфоткаюсь с ними в её костюмчике и тут же домой. Сегодня сериал про плачущих вампиров в полночь начинается…
— Ну, Мари… Это же далеко!
— А я через парк, — фыркнула девушка и, прибавив ходу, крикнула назад: — Отцепись, циркуль, а то ноги поломаешь!
— Там же опасно! — Ганс бросился вослед, с трудом заставляя бежать несуразно тонкие ноги, норовящие разъехаться при каждом широком шаге.
Девушка обернулась и, прищурившись, взглянула на юношу.
— Вот урод дцпешный… привязался на мою голову… — процедила она и, быстро сориентировавшись, легким атлетическим прыжком взяла парковый забор.
— Мари! — взвизгнул Ганс, хватаясь за голову.
— Дуй домой! — крикнула Мари с другой стороны. — Циркуль!
Ганс некоторое время стоял и жадно слушал, как удаляется весёлый смех, а потом упрямо двинулся к воротам парка.
* * *
— Ба? — Мари скинула курточку на телефонную тумбу и прошла в комнату. — Ты где?
— Здесь. — Голос раздался из ванной. — А ты чего не одета?
— Одета, — удивилась Мари, оглядывая себя — подаренный бабкой красный брючный костюм сидел, как влитой.
— Шапку забыла, — сказала бабушка, выходя из ванной, и вытирая руки полотенцем.
— А! — Мари порылась в сумке и достала очаровательную дамскую шляпку пурпурного цвета. Накинула на голову, привычно поправила прядки. — Ну как?
— Ништяк, — важно кивнула бабушка.
Мари засмеялась:
— Ба, ты у меня просто атасная старушка! А где подружки? Где вечеринка?
— Сейчас подойдут, — усмехнулась бабушка, проходя в комнату. — Время есть… Айда чаем разгонимся!
Они сидели за столом, пили чай с плюшками и, смеясь, смотрели новое телешоу про привидений.
Пока у девушки не стал перед глазами двоиться подбородок ведущей. Но она твёрдо знала, что на телевидение не пускают настолько ожиревших людей, ради эстетики, спокойствия худых и обогащения компаний по выпуску средств для похудания. Только потому она заподозрила неладное.
— Что-то в глазах как-то…
— Фигово? — понимающе спросила бабушка и добро улыбнулась внучке: — Да чаёк с травкой. Вот и расколбас пошёл.
— А… А ты когда на травку подсела?
— Да почитай уже годков шестьдесят, — поджав губы, посчитала старушка.
Голова у Мари совсем закружилась и она вынуждена прижалась к спинке. Стало подташнивать.
— Ба… Что-то мне совсем…
— А вот и подружки! — весело подскочила старушка и побежала открывать.
Мари схватилась за горло, рванулась к туалету, но, не сделав и шага, во весь рост рухнула на пол.
Едва смогла приподнять голову. Комната расплывалась в белом тумане. В нём двойными силуэтами строго по кругу от неё стояли бабушкины «подружки» — в чёрных балахонах, в чёрных колпаках на головах, с прорезями для глаз и рта…
— Ни фига себе травка… — буркнула Мари и потеряла сознание.
* * *
Ганс сидел в кустах у стены одиноко стоящего дома и заглядывал в тонкую щель глухих штор, закрывающих свет окна. Видно было мало, но и этого хватало, чтобы кровь закипела, руки и ноги задёргались, а глаза начали заволакиваться.
— Ма-ма-мама… — дрожали губы инвалида. — Ма-ма-мамари… Мари! Мари!
Тяжёлая судорога пробежала по телу, запирая дыхание и заставляя задыхаться… Юноша упал на забетонированную дорожку и забился в конвульсиях.
* * *
— И дарим тебе эту жертву — кардинала церкви противной, — и Именем Сатаниила — Перевопри…
Старушка вырвалась из рук сдерживающего миссионера и ближайшей вазой запустила в стену. Разлетевшееся крошево осколков заставило всех пригнуться, а первосвященника секты замолкнуть.
— А я сказала — сначала укус! — взвизгнула мадам Дюбари.
Первосвященник мученически воздел руки и возопил:
— Срань господня!!! Я когда-нибудь доведу эту мессу?! Четвёртый раз начинам!
Встрял миссионер-нотариус:
— Мадам, это сперва вы обязуетесь причаститься!
— Нифига! — огрызнулась Кларисс. — В договоре не было что сперва, а что потом! Два разных события! Но вы уже получили девственницу, а значит должны сперва вы расплатиться, а уже потом приносить её в жертву! Тогда и моё время настанет причащаться!
— Нет, сперва вы!
— Нет, вы!
— Мадам! Вы несносны! — первосвященник стащил колпак с головы и изящными пальчиками помассировал нежные виски. Поморщился и распорядился назад: — Волкодлака мне!
— О, вот так бы сразу! — улыбнулась старушка и, вытащив золочёный портсигар, откинула крышку — Угощайтесь, настоящая гавана!
* * *
— О! — Старушка от восхищения приподняла очки и снова оглядела стоящее под потолок чудо природы. Сглотнула, заметив размеры в паху чудовища, и повторила твёрже: — И ещё раз — о!
Волкодлак едва не задевал лобастой лохматой головой хрустальную люстру. Ноздри его бурно вздымались, а лапы то и дело сворачивали мохнатые пудовые кулаки. Шерсть, обильно прорастающая по всему телу, косматилась, словно на нестриженном ризеншнауцере.
— Как видите, мы выполняем обязательства, — раздражённо отозвался первосвященник, нервно отмахиваясь от дыма сигары.
— Да, — кивнула старушка, — С вами приятно иметь дело.
— По рукам?
— По рукам!
Первосвященник бодро обернулся к своим людям:
— Становись!
Сектанты по-солдатски чётко разбежались по своим углам пентаграммы. В её центре приподняла голову полуспящая Мари, прикованная наручниками к ножкам мебели.
— Ба? А я где?
— Дома, милая, дома… — не оборачиваясь, ласково отозвалась бабушка, сбоку подбираясь к застывшему истуканом волкодлаку.
Мари снова уронила голову.
А волкодлак начал нервничать, глядя, как плотоядно облизывается старушка. Стал топтаться на месте, норовя держаться к старушке лицом. А потом, сообразив что-то, прикрыл ладошками пах. Но интерес в глазах новообращённой Кларисс не исчез.
— Итак… На чём я остановился? — откашлялся первосвященник.
* * *
Грохот разбиваемой стены заставил людей в комнате присесть и замереть, оглядываясь. Даже волкодлак бросил прикрываться и осел на пол, вжимая голову в плечи. Тяжёлая хрустальная люстра дёрнулась и, вырвав крюк, грохнулась, большим ободом надевшись на старушку и припечатав её к полу. Бабушка хлопала глазами из-под разбитых очков и шевелила губами, то ли молясь, то ли матерясь. Из ванной донёсся рокот выламываемого кирпича. Ещё мгновение и её дверь разлетелась на лохмотья. Тёмный силуэт, озаряемый только свечами, грозно потянулся в сторону сектантов.
— Мамоньки! Он настоящий! — придушенно мяукнул волкодлак и с места прыгнул в окно. Звон. Брызги стекла. Части маски на подоконнике. И топот убегающего по дорожке.
— Оборотень! — мгновением позже завизжал первосвященник и рыбкой нырнул в уже подготовленное к отходу окно.
— Ааа! — сектанты споро последовали за руководителем.
Оборотень подошёл к тупо сидящей на месте старушке и наклонился ближе.
— Ты чего? Чего?! — забилась старушка, но вырваться из обруча люстры не смогла — руки были плотно прижаты к телу.
Чёрный нос втянул запах мадам Дюбари и из пасти чудовища вырвался комок тугой блестящей слюны. Всё лицо старушки оказалось в новой свежей маске.
— Скотина! Урод! — закричала мадам Дюбари, мотая головой, чтобы стереть плевок. — Укуси меня! Укуси, придурок!!!
Оборотень уже не слушал — он подошёл к распластанной в пентаграмме девушке и, присев рядом, лёгким движением лап сорвал сдерживающие её оковы. Поднял Мари на руки и, словно ребёнка, крепко-крепко прижав к груди, покачал, прикасаясь мохнатой щекой к её волосам.
— Ма-ма-мари… Мари… — нежно пророкотал оборотень и вместе с девушкой прыгнул в окно.
Мадам Дюбари ещё долго слышала, как в парке затихали шаги гигантского чудовища. И пыталась вспомнить, где она видела эту синюю рубашку с красной вышивкой на плечах…
Последние комментарии
39 минут 31 секунд назад
43 минут 21 секунд назад
42 минут 49 секунд назад
52 минут 38 секунд назад
55 минут 11 секунд назад
1 час 5 минут назад