Дедушкины сказки. [Ирина Бутузова] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Когда поёт Феникс.

Дед отодвинул заслонку в печи, чтобы выгрести угли. Маленькая Ира сидела очень тихо, - ей так нравился этот момент. Печь внутри была ярко-красная, иногда багровая, а неостывшие угли шипели и вспыхивали оранжевыми искрами. Изнутри шел сухой жар. Ира этому всегда удивлялась, ведь обычно от печки шло удивительно мягкое и нежное тепло, особенно холодными ночами. Дед рассказывал ей, что печке надо тоже «кушать», как человеку, что бы быть теплой. Только ест она дрова.

«Наверное, у человека в животике, вот так же горячо», - думала Ира, - «иначе он не был бы таким теплым. А если мне не есть, я остыну? Наверное, да...»

От таких мыслей, ей вдруг стало страшно. Ира конечно никогда не видела холодных людей, но уже понимала, что это не правильно. И потом, она же кушала, и даже почти всегда все съедала. Вот сейчас, например, дед сходит за самоваром, и они будут пить чай. С пряниками... А потом будет сказка, дед всегда рассказывал ей на ночь сказку.

- Деда,- взяв чашку с чаем, она серьезно посмотрела на него, - А какую сказку ты расскажешь сегодня?

- Сегодня? – он улыбнулся и протянул Ире пряник, - сегодня я не буду рассказывать сказку.

Перестав жевать от удивления, Ира смотрела на него, и не могла поверить своим ушам. Дед лукаво улыбнулся:

- Сегодня я расскажу настоящую историю.

- Настоящую?! – её глаза загорелись, а надкушенный пряник, оказался забытым, - Это которая была на самом деле? А про кого?

- Про феникса, - дед сделал паузу, - это птица такая, волшебная. У неё перья горят огнем, но сама она не сгорает. А тот, кому её случится увидеть, будет сопутствовать удача всю жизнь.

- А говорил, что настоящую историю расскажешь, - Ира обиделась, но ей было жутко интересно послушать про эту птицу, - А как это - «перья горят огнем», таким как угли в печке?

- Даже ярче, - он погладил её по головке, - но если ты будешь перебивать, я забуду, о чем рассказывал, и не смогу закончить историю.

Ира сделала испуганные глаза, и попыталась сосредоточиться на прянике. Показывая всем видом, что от неё остались только уши.


***

- Так вот, жил этот феникс за лесом, на лысой горе. Раньше их было много, но потом все куда-то разлетелись. Люди говорили, что на юг подались, холодно у нас. А одна пара осталась. Когда смеркалось, можно было увидеть, как гора светится, это пара огненных птиц, вечерней песней, провожали закатное солнце. А утром, в часы тишины, когда все другие птицы спали, фениксы взлетали в небо, и ликующей песней, встречали первые лучи нового дня.

Фениксы живут очень долго, а после смерти возрождаются. Но таинство это, когда птица сжигает себя, очень опасно, ведь стоит только потревожить пепел, и феникс не сможет воскреснуть. Многие смельчаки отправлялись на гору, чтобы подкараулить то самое мгновение. Ведь по старому поверью, если бросить пепел феникса в домашний очаг, то можно навсегда привязать его к дому, заставить дух гордой птицы защищать людей. Но редко кому это удавалось, потому что сама природа защищает их, даже ветер стихает, чтобы не потревожить остатки костра.

Фениксы очень верные, вот как лебеди, выбирают пару один раз. Если же один погибает, то второй остается одиноким на всю жизнь. Были даже случаи, когда феникс, пара которого погибала, взлетал на рассвете в небо, и пел последнюю песню, которая заключала в себя всю его печаль... Песня была настолько прекрасной, что вся природа замирала, заслушавшись. Допев песню, которая могла длиться больше часа, он камнем бросался вниз, разбивался о землю и погибал, уже не возрождаясь.

      Однажды одна из птиц заболела, или просто устала, ведь фениксы очень добрые, даже траву не приминают, когда на землю садятся, и очень переживают за людей. И пришло ей время сгорать. Ночью они пели, и была в этой песне горечь разлуки, надежда на встречу и вера в жизнь. Взмывала мелодия, рассказывая о том, что умирать не страшно, страшно остаться одному, что придёт утро, и начнется новый день, пройдет болезнь, и они снова будут счастливы.

И с последними лучами солнца одна птица взмыла вверх, а другая осталась в гнезде. Длинные оранжево-красные, голубые и желтые языки взметнулись вверх, окутали сидевшую в гнезде птицу и мгновенно обратили ее в пепел. Она осталась сидеть, как гигантская копия самой себя из серовато-белого пепла. Огонь утих, феникс стал постепенно рассыпаться: по перышку, по перышку, - потом и вся птица с тихим шуршанием, похожим на глубокий долгий вздох, опала обратно в огненное гнездо. Вокруг все замерло, утих даже ветер, чтобы не потревожить легчайшие хлопья пепла…

      Но на беду, пришли на гору двое, что бы спрятаться от чужих глаз, и из-под ноги одного вырвался камушек, так песчинка, а не камушек. И упал. В пепел. На мгновение повисла мёртвая, зловещая тишина. А затем раздался крик, резкий, полный боли и отчаянья… Огненной молнией пронеслась птица к земле, когда ветер уносил пепел её спутницы в сторону леса. Не выдержало сердце, мысли об одиночестве.

А потом случилось чудо. Не могла природа позволить подобному существу исчезнуть. С рассветом феникс возродился, тот, что хотел последовать за своей подругой, но не было в его песне ликования и хвалы жизни. Печаль и вселенское одиночество. Все вокруг плакало и скорбело вместе с ним, даже камни стонали от горя. С тех пор поет феникс только ночью, и такая грусть пронизывает его песню, что, заслышав её не возможно не заплакать.


***

Сквозь сон Ира чувствовала, как все ещё крепкие, заботливые руки деда, отнесли её в кровать. А ей снились фениксы, которые пели радостные и веселые песни, встречая рассвет. Но ей, почему-то, было грустно, наверное, оттого, что их песни можно услышать только во сне. А дед смотрел на сосредоточенное личико ребенка и думал, что и люди сжигают себя, когда не могут быть вместе, что бы убить в себе чувства. А убивают душу. И, увы, не знают многие, что так и не суждено им будет возродиться. Так и будет ходить по миру лишь оболочка, у которой внутри только пепел.




Мудрость Волхвов.

Ей снился сон. Очень светлый, мягкий и приятный. И ей первый раз не захотелось просыпаться. Но яркие лучи солнца, уже нагло ворвавшиеся в комнату, и поскрипывание половиц, под тяжелой поступью деда, спугнули его. И вильнув на прощание хвостиком, он спрятался в темноту за её ухом. Ира открыла глаза.

- Что-то ты сегодня не встаешь? – нахмурившись, спросил дед, - Ты же со мной на луг собиралась?

- Я спать хочу, - буркнула Ира, перевернулась на живот, и вжалась лицом в подушку. Может быть, сон вернется, если лежать вот так... тихо, тихо...

      - Ну, смотри сама, - гремя ложками, сказал дед, - даже чай со мной не попьёшь? Самовар как раз вскипел.

Сон возвращаться не хотел, видимо там, за ухом, ему было удобнее. Ира задумалась. В общем-то, она довольно часто оставалась дома одна, и ей это даже нравилось, тогда она чувствовала себя особенно взрослой. В животе заурчало. Голодной она, конечно, не останется, на столе наверняка можно будет найти пирожки, или кашу. Но вот самовар, скорее всего уже остынет. Тяжело вздохнув, Ира села.

- Вот так-то лучше, - улыбнулся дед в усы, - иди, умывайся.


***

Ира лежала в траве, и наблюдала за муравьем, тащившем кусочек листика, сквозь травяной лес. Пахло полынью и чабрецом. Дед сидел рядом, и очень задумчивым взглядом рассматривал что-то на горизонте. Кроме неба, Ира ничего интересного там не увидела, даже облаков не было:


      - На что ты смотришь?


      - На себя.


      Очень удивившись, Ира пристальнее вгляделась в небо:


      - Тебя там нет.


      - А я наоборот смотрю, внутрь себя, – дед усмехнулся.


      Ира попыталась представить, как это, - смотреть внутрь. И пришла к выводу, что так смотреть нельзя. Дед хитрил.


      - Расскажи сказку, - Ира посмотрела на деда, - про принцессу.


      Дед почему-то очень не любил рассказывать про принцесс, про зверей или о древних героях – пожалуйста, про мудрецов тоже, а вот про принцесс, - нет.


      - Хорошо, - с неожиданной легкостью согласился дед, - слушай...


***

Очень давно, когда люди еще не знали букв, а писали с помощью чёрточек, жила красивая девушка. Но, кроме того, что была красивой, она ещё умела дарить людям спокойствие. Вот подойдет, погладит по головке и больше ничего не нужно, и так легко и спокойно становится.

       Когда она гуляла в лесу, даже самые лютые звери успокаивались, и не трогали её, или других зверюшек. Даже река, казалось, замедляла свой бег, в её присутствии. Люди издалека приходили к ней, что бы ощутить спокойствие. Бросали семьи, детей, дома, селились в лесу и жили легко и свободно, в полном соответствии с окружающим их миром.


      И вот однажды, хотя почему однажды, как всегда, она пошла в лес, пошла и не вернулась. Долго искали её люди, долго звали. Потом просто надеялись, что она вернётся. Находились, правда, смельчаки, что пытались отыскать её. Уходили в темноту леса, сначала десятками, потом единицами,- и никто из них не вернулся. В селе вблизи того леса, даже дом отдельно поставили, где могли переночевать и утолить голод, те кто отправлялся на поиски.

Но летело время и всё реже и реже, кто-то решался идти в лес. Долго жила о ней память в сердцах людей. Потом память, переросла в сказку, а сказка в легенду. Когда и легенда уже почти забылась, вышел из того леса старик. Тяжело было смотреть ему в глаза, наваливалась тоска и жить не хотелось.

И рассказал тот старик историю, что много лет назад отправился он на поиски. Долго продирался он вглубь леса, и чем дальше, тем тише становилось вокруг. Потом он шел вдоль лесной реки, темной и холодной, совершенно бездвижной и безжизненной. Переступал через кости и тела людей и животных. Далеко зашел...

Она спала в небольшом домике, стоявшем в излучине этой лесной реки. Лицо её было безмятежно и прекрасно. Даже ветер не тревожил её сон. Он замер возле ложа, волна блаженного спокойствия охватила его. Опустившись на пол, к её ногам, замер. Он не помнил, сколько прошло времени, да и не было в том доме времени, только очнулся он на поляне. Возле костра сидел древний старик, и что-то варил в котелке. Старик вернул его к жизни и назвал имя девушки. Он рассказал ему, почему с ней так поступили, и велел возвращаться к людям.

А навели на неё сон, не злые демоны или боги. А волхвы. Потому что имя её – ЛЕНЬ. И даря спокойствие, она гасила искру, данную Богом. Обрекала людей на смерть, или на существование, что хуже смерти, в полном безмыслии и бездействии...

-А как же твоё имя, старик? - спросил кто-то из селян.

- Теперь, моё имя - ПРАВДА.


***

Ира молчала. Дед тоже. Они просто сидели и смотрели в небо.


      - Деда, - тихо, почти шепотом, спросила Ира, - так Правда все-таки победила?


      - Правда всегда побеждает, вот только победы её горькие.


      - А что случилось с Ленью? – она серьезно посмотрела на него, - она все ещё спит в том доме?


      - Увы, нет, - дед погладил Иру по голове, - её разбудили. Правда, людей стало больше. Везде теперь не успевает... Хотя... К тебе же вот заглянула, с утра.


      Ира покосилась на деда, и передёрнула худенькими плечиками.


      - Так что же, теперь и спать нельзя?


      - Ну почему, спать и отдыхать нужно, а вот лениться нет. Ты же с утра выспалась, а вставать не захотела. Это и есть лень, – дед тяжело поднялся, - пойдем, надо ещё обед приготовить.


      Ира вскочила с места, как ужаленная, и вприпрыжку понеслась домой. Надо было ещё успеть принести воды, до того как дед войдет в дом.



Дар богов.

День выдался на удивление солнечным и чистым, утренний дождь прибил пыль, и свежесть еще напоминала о себе, легкими дуновениями ветра. Ира гуляла во дворе. Она уже заглянула в курятник, проверить наседку, с недавно вылупившимися цыплятами. Помогла деду покормить кроликов. Сходила в сад, посмотреть, не поспела ли вишня... Вдруг за ночь уже успела? Вишня давно уже была ярко-красного цвета, но на вкус все ещё оставалась горькой и вяжущей. Деда говорил, что она должна стать почти черной, тогда её можно будет есть... Но дни шли, а вишня все ещё была красной. Тяжело вздохнув, Ира вернулась во двор. На пне, у поленницы, сидела птичка, красивая такая, с разноцветными перышками. Ира остановилась и даже задержала дыхание, чтобы не спугнуть её. Но птичка сидела тихо, и, похоже, улетать не собиралась. Вид у неё был печальный и нахохлившийся. Ира тихонечко подошла ближе, птичка не улетала, тогда она взяла её в руки и понесла в дом.


        - Деда, смотри какая птичка красивая, - протягивая к нему ладошки, сказала Ира, - только она какая-то грустная.

Дед бережно забрал птичку из детских рук. У птички было сломано крыло и из под перьев на груди сочилась кровь. Видимо, её сильно потрепала кошка, но каким-то чудом ей удалось ускользнуть. Птичка умирала... Он грустно посмотрел на Иру.

- Птичка болеет? – требовательно заглядывая в глаза, спросила та, - Но ведь она поправится? И споет нам замечательные песенки.

- Боюсь, что птичка уже не поправиться, - вздохнул дед, - её покусала кошка, и она умирает.

- У-ми-ра-ет... – казалось, Ира пробовала слово на вкус, - это значит, что она больше не будет петь?

- И петь, и летать, - дед серьёзно посмотрел на неё, - но это нормально, сначала мы живем, потом, приходит время и мы умираем.

- И люди тоже, - очень тихо, почти шепотом, сказала она, - и я умру?

- Да..., но ещё очень не скоро...


Ира забрала птичку, и очень бережно гладя её по головке, понесла на веранду. Она всё время что-то говорила птичке, то громко, то почти переходя на шепот: уговаривала, успокаивала, пела ей песенки. Но птичка все равно умерла. Вместе с дедом они закопали её под вишней. Весь оставшийся день Ира была грустной и задумчивой.



***

Кипел самовар. Дед сидел на крыльце и курил трубку. Мягко катилось к закату солнышко, уставшее, красное. Всё вокруг замерло, торжественно провожая светило, и не менее торжественно встречая месяц, уже появившийся в вечернем небе.

- Деда, - глядя на самовар, тихо сказала Ира, - а зачем люди умирают?

- Становятся, старыми и никому ненужными.

- Почему ненужными? Все кому-то нужны. Ведь не умирать лучше?

- Ну как тебе сказать, - дед улыбнулся, - вообще-то смерть – это дар богов. Когда-то давно, когда земля была молодая и боги ещё ходили по земле, в обличье странников, собрались у ночного костра волхвы. В самый раз перед днём Купалы. И вышел к их костру человек, - воин. Потрёпанный, одежда пахнет потом и кровью.

- Разрешите у огня вашего обогреться, да с дороги передохнуть, – попросил он. Волхвы не отказали:

- Садись, добрый молодец, отведай с нами ужин не хитрый, да расскажи, откуда идешь, путь держишь.

- Звать меня Олег, а иду я с войны, что против половцев. Одолели окаянные, совсем мирной жизни нет, - тяжело вздохнул Олег, а в глазах грусть, отчаянье...

- Так что ж, война кончилась? – спросил старший.

- Нет, не кончилась, да и не будет ей конца, пока жив хоть один.

- А что ж ушел ты, не защищаешь землю родную? – нахмурился он.

- Так войной дело не решишь, - Олег вздохнул, потеребив в ухе серьгу, признак того, что он в роду своём последний, - решил ответ найти, как сразу все войны закончить, для людей счастье найти. А то уж за тридцать годков перевалило, а ничего ещё сделать не успел. Как людям в глаза смотреть?

- А семья то у тебя есть, - спросил старший, - иль девица какая дома ждет?

- Нет,- погрустнел воин, - уже нет. Была... Красивая, с ясными очами, с косой до пояса...

Обещала дождаться, да вот не дождалась, вышла замуж за соседа моего, что дома с родителями престарелыми остался. Сначала больно сердце тосковало, а сейчас, думаю, какие мои годы... - успею.

- Так, когда ж ты успеешь, - удивились волхвы, - раз дело такое затеял, - людей счастливыми сделать. А серьга вон поблескивает, не боишься род прервать?

- Эх, правы вы, мудрые, - Олег поднялся, - отогрелся я у вас... За хлеб, соль спасибо. Пойду. А то и впрямь не успею.

Скрылась в темноте широкая фигура воина, а волхвы переглянулись. Спешит жить человек, только в мужи вырос, а все туда же... Не дал Род людям силы и бессмертия младших богов, да и мудрости великой не дал. Но живет человек так, как будто нет смерти, творит то, что и богам не под силу, меняет мир... Что боги, - дети, не хотят взрослеть, менять что-то, успеют, ведь впереди вечность. А у человека нет вечности. Не наказал Род человека, жизни длинной не дав, а великий дар преподнес, ждёт от нас чего-то, чего не смог дождаться от созданных им ранее творений...



Долго еще сидели дед с Ирой на крылечке, слушали сверчков и пили чай. А на следующий день, в саду, появились первые спелые вишни.



Цвет мира.

Маленькая Ира сидела на ступеньках крылечка, прогретого ярким солнцем. Думы её были грустными. Издалека, Ира походила на взъерошенного насупленного зверька. Щечки были припухшие, с грязными пятнами, от размазанных по лицу слез. Да, Ира плакала, в общем-то, было от чего. Этот «нехороший» Ярик, мальчишка, живший через два двора от них, отнял у неё свистульку, только вчера подаренную Дедом. Ярик был старше, потому Ире и оставалось только что плакать. Ну, ничего, больше она с ним дружить не будет, даже разговаривать...

- Ты чего здесь сидишь? - погладив Иру по головке, спросил Дед, - я тебя обедать зову, зову... Ты плакала?


Ира отрицательно помотала головой, посмотрела на деда и снова разревелась:

- Я твою сви-истульку потеря-яла.

- Потеряла? Так чего плакать, пойдем и поищем.

- Мы ее не найдем, - всхлипывая и шмыгая носом, сказала Ира, - её Ярик забрал.

- А ты его просила вернуть? – Ира кивнула, - хорошо попросила?

- Да... Сначала... Но он сказал, что она ему тоже нравится, и он мне её не отдаст.

Дед улыбнулся, все было понятно:

- Ничего, мы сейчас пообедаем, приведем тебя в порядок и пойдем в лес.

- В лес? Зачем в лес? – удивилась Ира.

- Ну как зачем, - Дед хитро улыбнулся, - искать новую палочку для свистульки.

- Для новой? – Ира очень обрадовалась, но все-таки что-то было не так, - а старая?

- А старую, мы Ярику оставим, раз она ему так нравится.

- Но это не правильно! Он же её у меня забрал!

- Верно, и ему теперь будет стыдно, а если мы пойдем и отнимем, то не правы будем мы...

- Ну, мы же обратно отнимем, - неуверенно возразила Ира.

- Но отнимем же? - Дед встал, - так ты обедать будешь?

- Буду, - задумчиво обронила Ира и пошла в дом.



***

В лесу они ходили долго, несколько часов. Ира приносила палочки Деду, но ни одна ему не нравилась, то маленькая, то узенькая, с сучком, не из того дерева... И когда она уже почти отчаялась, они её нашли... Потом были еще долгие часы ожидания, до самого вечера. И наконец, Дед вручил, сияющей от счастья Ире, новую свистульку.

- Ну вот, правда что-то долго я, уже и солнышко устало, спешит спрятаться за лесом, - он улыбнулся, - может чаю?

- Да! И сказку...

- Ну, хорошо.

Попивая горячий чай на крылечке, и пуская клубы ароматного дыма в теплый вечерний воздух, Дед начал свой рассказ:

- Было это давно, хотя и сейчас такое случается, но речь не об этом. А о Медведко, имя ему такое дали, что бы вырос таким же сильным и крепким, так и случилось. Не одна хворь его не брала. И руки, надо сказать, у парня золотые были, и дом поставить, и землю вспахать – всё мог.

И жена ему под стать нашлась, ясно окая, с золотой косой, умница да хозяюшка. А потом, как покон завещал, и дети у них народились, крепкие да пригожие, как дубки молодые. И все бы было замечательно, да вот приключилась беда. Шел он как-то в соседнюю весь, помочь куму дом справить, и чтоб дорогу сократить лесом пошел. Понадеялся на силу, да на крепость рук, только топорик плотницкий и взял. Дело к вечеру, а из лесу хода нет, видать леший по лесу водит, выйти не дает. Проплутал Медведко до ночи, так и не нашел дорогу, решил в лесу ночевать. Набрал сушняку, развел костер и сидит в огонь смотрит. Не охотник он был, и не воин, не знал, что в огонь смотреть нельзя, вокруг ничего не увидишь, вот и попался. Напали на него разбойники, со спины оглушили, и давай в его вещах шариться. Да только брать с него нечего, забрали топор, и ушли, а его в лесу бросили.

Сколько он там пролежал, никто теперь не скажет, да только прогорел костер, и полезла нечисть, - упыри с мертвяками. Бросились они на Медведко, тот очнулся, и давай их голыми руками раскидывать... До утра выстоял, и в деревню вернулся, только вот бледный, язвенный... Жена, конечно, отмыла, раны перевязала, но видно попала кровь нечестивая в раны, занедужил Медведко. Всяк известно, что коли от крови мертвяка умрешь, сам таким же станешь, не хотелось ему таким становиться. Попросил он жену свою, убить его, пока человек. Та в слезы, говорит, что ж без кормильца то делать будем.

Услышал это старший сын, и в чем был в город помчался, лекаря сыскать, чтоб отцу помог. В город пришел, а у кого помощи спросить и не знает. Он то к одному прохожему кинется, то к другому. Уже и люди от него чураться стали. Но нашлась добрая душа, подсказали мальцу на запад идти, в крайнюю избу. Знахарь там старый живет, может, чем и поможет.

Нашел того знахаря парень, и даже лекарство у него нашлось, да только дать он его отказался. Уж как парень не просил, как слезы не лил...

- Не могу, - говорит знахарь, - обещался боярину, дочка у него захворала.

- А ты новое свари, - попросил парень, - а это мне отдай.

- Так новое варить, два дня нужно, - вздохнул старец, - а я сегодня обещался. Приходи через два дня.

- Так умрет ведь батька, - плачет парень.

А знахарь знай одно твердит:

- На то воля богов, через два дня приходи...

Вышел парень от него, ног под собой не чует. Не продержится отец двух дней, сегодня лекарство нужно. И задумал он отнять его у старого знахаря. Затаился в темном переулке, как тать, дождался старика, оглушил его палкой и забрал лекарство. Принес его отцу, и спас его от смерти.


- И все? – спросила Ира.

- А чего еще? Отца же парень спас, - допивая остывший чай, сказал дед, - хорошо сделал?

- Хорошо.

- Или не хорошо? Лекарство то он отнял, вон как твою свистульку Ярослав.

Ира задумалась. Брать чужое не хорошо, но и отцу дать погибнуть тоже не правильно:

- А как нужно было сделать?

- Как нужно? Так ведь нет ответа однозначного. Не бывает в жизни только черного или белого, разные цвета в ней есть.

Вот поступил так парень, отца своего спас, а девушку, дочь боярина, спасти не успели. Как узнал Медведко цену своей жизни, так совсем закручинился, говорит, не могу так жить, да и сын знать должен, что не всякая цель достойна своей платы. Пошел к тому боярину, покаялся ему во всем. Боярин справедливый был, сказал, что раз сам пришел, то сыну его ничего не сделает, но вот сам Медведко у него останется, двух младших детей охранять. На том и порешили.

Долго Медведко боярину служил, не раз его детей от смерти спасал, а сын его, потом, на младшей боярской дочке женился. Жизнь – она такая вот, пестрая как луг с цветами. Правда один совет есть: «Не делай другим так, как не хочешь, что бы сделали тебе».


Замолчал Дед. Ира тоже молчала, слышно только было, как сверчки перекликаются, да где то в лесу сова ухает. И вдруг... - как будто что-то упало, а потом еще и зазвенело. Ира вскочила и побежала посмотреть что там. Зашла за угол, а там уже нет никого, походила, посмотрела, решила уже домой возвращаться, но слышит, кто-то её зовет.

- Кто здесь?

- Ир, это я, Ярик, - вышел из кустов парень, - я это, - прощенье хотел попросить... и это... В общем вот, - свистулька твоя...

Ира сначала хотела обидеться, да вспомнила, что Дед говорил, взяла свистульку, посмотрела на неё, потом на новую, и протянула её Ярику:

- Вот, возьми, мне её Дед сегодня вырезал, а зачем мне две.

- Ты мне её действительно даришь?! - удивился Ярик

- Да. И уже не обижаюсь.

- Тогда можно... - Ярик замялся, - в общем, спроси своего дедушку, можно я тоже буду приходить вечером, истории слушать.

Ирина засмеялась, Ярик был такой сконфуженный и несчастный.

- Конечно, спрошу! – сказала она и побежала в дом, и было ей в тот момент легко, легко и очень радостно...




Зачем нужны песни.

Первый луч, вместе с порывом ветра, ворвался в распахнутое окно. Он был веселым и ярко оранжевым. Скользнув по столешнице, забрался на печь, и уютно устроился на щеке Иры. Пуская искры в глаза, лучик звал встречать утро. Вот только Ире этого совсем не хотелось, и она попыталась спрятаться под одеялом. Но солнышко поднималось, и под одеялом вскоре стало жарко. Пришлось выбираться. Ира села и насуплено посмотрела в окно. Сухо скрипнув, дверь приоткрылась и впустила деда.

- Ты чего такая насупленная? – ставя горячий чайник на стол, спросил дед.

- Солнце спать не дает... – вздохнула Ира.

- Так все равно вставать пора. Сейчас вот чай заварю.

Ира удивленно посмотрела на деда. Она совершенно не понимала, зачем надо так рано вставать.

- Так ты же с Яриком встретиться собиралась. Забыла?

К своему стыду, она действительно совершенно об этом забыла. А ведь Ярик обещал познакомить с мальчиком, который так замечательно умеет играть на свистульке. Может он и ее научит.

- Спасибо деда, – спрыгнув с печи, она бросилась к двери, – Ты мне чай пока налей, а я умываться.


Когда запыхавшаяся Ира вскарабкалась на холм, Ярик её уже ждал.


Грозно поглядев сверху, он собрался уже её отругать, но, натолкнувшись на провинившийся взгляд и не менее виноватую улыбку, лишь покачал головой.

- Пошли.

Ира радостно улыбнулась и побежала за Яриком.

- Яр, а какой он?

- Скоро увидишь.

- А он научит меня играть на свистульке?

- Если хорошо попросишь, то конечно.

- Правда?

- Да.

- Правда, правда?

- Угу.

- Точно?

- Если будешь так липнуть, то нет.

От неожиданности Ира даже остановилась. В общем-то, она спрашивала, не потому что сомневалась в этом вопросе, скорее даже наоборот. А чтобы как-то занять себя. «А вдруг правда не научит» - это мысль никак не хотела укладываться в голове.

- Ты чего встала? – удивился Ярик.

Ира подозрительно посмотрела на него. Обманывает. Или разыгрывает. Ярик часто так делает. Она улыбнулась:

- Обманываешь?

- Нет, с чего это ты взяла?

- Ты же сам говорил, что он хороший.

- Говорил.

- Значит научит.

- Научит. Только если будешь приставать, я никуда тебя не поведу.

Такого Ира не ожидала. А если Ярослав и правда так сделает. Нет, она совсем не хотела плакать, но, увы, ничего не могла с собой поделать.

- Не реви, отведу.

Ира с надеждой посмотрела на него.

- Только пообещай, что приставать с глупыми вопросами не будешь.

- Обещаю,- размазывая слезы по лицу и тихонько всхлипывая, кивнула она.


***

Игорь действительно оказался хорошим. Он был старше Ярика. Большим, со светлыми волосами и синими, словно небо, глазами. С чистым, звонким голосом. И, конечно же, он согласился её учить. Первый урок Ира возжелала получить немедленно. Вследствие чего, была вознаграждена демонстрацией умения Игоря, и объяснением как нужно выводить трель соловья, и как журчание ручейка. После недолгих попыток повторить, Ира устала и жутко расстроилась.

- Не расстраивайся, у меня сначала тоже ничего не получалось, - попытался её утешить Игорь, - со временем, если конечно будешь стараться, и у тебя все получится.

Ира очень хотела в это верить, но играть на свистульке оказалось так сложно...

Над ухом тихо запела свистулька. Мелодия, сначала тихая и печальная, окрепла. Запела громче и веселее, взмыла ввысь и осталась в небе, выписывая невиданные кренделя. И чем чище и восторженнее звучала мелодия, тем больше уверенности было у Иры. И она так сможет. Обязательно.

- Опять играешь, бездельник!

Крик оборвал песню, и казалось, вместе с ней что-то оборвалось и внутри. На другом конце опушки стояли люди. Это были соседские ребята, что возвращались с сенокоса.

- Пойдем отсюда, - обронил Игорь.

- Но они же не правы! - возмутился Ярик.

- Увы, правы, - понурив плечи, отозвался Игорь.

- Нет, не правы!

Ребята подошли ближе.

- Все работают, а он сопелку свою облизывает, - они засмеялись, - а ну дай её сюда.

Игорь покачал головой, и спрятал свистульку за пазуху.

- Нет, ты только посмотри на это!? – возмутился старший из них, – А ну ребята, давайте отнимем…


Битыми оказались все. Может, певец и был бездельником, но кулаки у него были не меньше чем у всех. Ярик с Ирой в стороне тоже не остались. Так что зрелище деду, предстало интересное. Трое ребят, - оборванные, с синяками, с грязными, унылыми лицами.

- Это кто же вас так?

- С ребятами подрались, - вздохнул Ярик, а Игорь понуро смотрел под ноги.

- Ну и?

- Они свистульку у Игоря сломали, – всхлипнула Ира.

- Так, так... И из-за чего была драка?

- Да собственно из-за неё и была, - Игорь посмотрел на деда, - я не хотел драться, правда, но они стали её отнимать.

- Тогда умывайтесь и ко мне, буду вас лечить, - дед улыбнулся, - а там и обедать будем.



***

Ира думала, что есть, просто не сможет, но борщ так вкусно пах…

И теперь мысли были сонными, словно мухи по осени. Она даже от пирога отказалась. Игорь с Ярославом тоже вроде повеселели, хотя горечь перенесенной недавно обиды еще мелькала в их глазах.

- Ну что наелись? – спросил дед, убирая со стола.

Все дружно закивали.

- Спасибо, дедушка – сказал Игорь – Пойду я. Дома, поди, заждались.

- А ты не спеши. Посиди лучше с нами на крылечке.

Дед собрал посуду, и вышел во двор. Ребята расселись возле. Набивая трубку пахучим табаком, дед хитро посмотрел на Иру.

- Обычно я сказки на ночь рассказываю. Но сегодня, думаю, надо сделать исключение.


Ира недоверчиво посмотрела на него. Игорь смущенно отвел глаза.

- До сказок ли сейчас.

- А вам, молодой человек, её будет особенно полезно послушать.


Так вот. Сказка это про певца. Жил такой в одном селе. Не то чтобы его не любили, только ругали все время. Бездельником звали, да неумехой...

Ты глазки-то не отводи. Знаю. И тебя так называют. А просто от непонимания все. У нас как, если не работаешь как все, да по хозяйству не разумеешь, то сразу бездельник...

А певец умел многое, да вот только заботы люда простого уж очень ему не интересны были. Зато на дудочке играл, как бог. Никто мимо пройти не мог, всяк послушать останавливался. Но дело это не меняло. Песни песнями, а работать тоже надо. К чему я это всё рассказываю? Да к тому, что случилось ему влюбиться. Да так что жизнь не жизнь без неё. Посватался он к ней. Вроде и девушка не прочь, да вот родители отказали. Сказали, что песнями семью не накормишь, да дом не построишь. Да и другие селяне их поддержали. Пошел парень к реке. Думал: «Брошусь с горя в речку быструю. На что мне жизнь, коль с нею рядом не быть?»

Пришел, сел на столбы, что старый мост держали. Решил песню последнюю сыграть, с дудочкой попрощаться. Мелодия вышла грустная, сердце, от неё, слёзы кровавые пускало. Затихли последние звуки, и вдруг слышит певец, плачет кто. Глядь, а то дед старый.

- Ты чего плачешь, дедушка?

- Да как же не плакать? Песня у тебя больно грустная.

- Грустная… - согласился певец – А ты чего, дедушка, делаешь то здесь?

- Мост строю, - горько вздохнул дед.

- Мост? – удивленно посмотрев на остатки старого моста, переспросил певец. А потом и приметил, что столбики то совсем свежие. Да и настил вроде как кто-то класть начал.

- И долго строишь?

- Долго, – ещё горше вздохнул дед.– Почти уж пять годков прошло.

- А чего же ты его один то строишь?

- И не стыдно тебе? – обиделся старичок. – Вон как на дудочке умеешь, а над старыми насмехаешься.

- И не думал, - торопливо замотал головой певец,- ты прости, если обидел чем.

Дед пристально посмотрел на него:

- И впрямь не знаешь? Вижу, что нет. Ну, человек ты душевный, расскажу тебе. Гулял я как-то в таверне, по случаю рождения сына у кума моего. Хорошая гулянка была. Только увлекся я горькой, перебрал маленько. Да спьяна мост старый и сжег. А как без моста? Собрался люд, да и порешил: в наказание нужно мне новый мост за пять лет построить. А чтобы не убежал, цепью и приковали.

- Цепью?

- Да я и сам бы убегать не стал. Если мост построить успею, тут жить и останусь. Следить за ним буду.

- А когда закончить то его нужно?

- А через два дня к закату и нужно,- грустно выдохнул старик.

- Через два дня? Но ты же не успеешь.

- Если не случится чуда, то не успею.

- И что тогда?

- Казнят. Палками забьют, как пса шелудивого.

Певец задумался: «Нехорошо получается. Надо помочь. Тут вроде недалече в селе терем купцу справили, может плотники еще не ушли. Попросить их о помощи. Авось не откажут».

- Ты дедушка не отчаивайся. Я помочь тебе попробую.

- Да куда тебе, - махнул рукой старичок, - что ты, кроме песен своих, умеешь?

Не стал слушать его парень, в село то побежал. Нашел плотников в корчме местной. Они как раз успешное окончание строительства праздновали. Попросил он их о помощи, да куда там. Платить то ему нечем. Но не растерялся, предложил им песню послушать. А в песне все и рассказал про старика-то. Расчувствовались плотники, не в деньгах, говорят, счастье. За дело доброе, мол, на том свете воздастся. Так и пошли с ним.

Пришли к реке. Смотрят плотники, работу будущую оценивают.

- За три дня справимся,- говорит старшой.

- Нет трех дней, – отвечает певец, – Только до завтрашнего заката времени и осталось.

Покачали головами мужички, но за дело взялись. Ладно пошло, всяк на своем месте. Певец, было, сунулся помочь, да понял – лишний он там. Время идет, вот и настил уж готов. Да что-то замедлились движения плотников, точность потеряли. Берет усталость свое.

«Ну, - думает певец, - мое время пришло. Сыграю им».

Заиграл, мелодия выходила из дудочки чистая, бодрая. Распрямили плечи плотники. Замелькали топоры, словно крылышки у пчелки. Откуда-то и силы взялись. Успели. Построили мост к закату. Добротный, красивый. Переливаются капли смолы в закатном солнце.

А чуть позже и люд собираться стал. Думали, посмеются над стариком. Знали, когда наказывали, - не построить одному мост. Да не вышло. Пришлось им отпустить его. А старик так у реки жить и остался.


Замолчал дед. Молчали и ребята. Послеобеденная жара прибила все звуки к земле. Воздух был густой и тягучий, наполненный пряным запахом луговых трав.

- А что же с певцом случилось? – спросила Ира.

- С певцом? – удивился дед. – А что с ним должно случиться?

- Ну как же.

- Ах, ну да. Ты про невесту его? А все хорошо было. Узнали плотники про беду его, и помогли ему дом справить, да родителей той девушки упросить. Говорят, долгая жизнь у него была. Счастливая.

Игорь, молча, достал из кармана сломанную свистульку. Ласково погладил дырочки. Посмотрел на Иру, потом на Ярослава. Те посмотрели на него в ответ, чистыми ясными глазами, полными веры.

- Спасибо, дедушка, – Игорь поднялся, – Пойду я. А то еще дерево нужное найти надо. Чтобы свистульку вырезать.

- Не за что, – улыбнулся дед.



Проклятье колдуна.

Сосновый бор, достаточно редкий для этих мест, был залит светом. Казалось, что свет исходит из оранжевых стволов, а не сверху, от солнца. Да и сам свет был оранжевым, теплым и удивительно уютным. Они лежали на опавших иголках и шишках, и молчали. Было просто хорошо. Издалека долетел визг и крики. Где-то внутри, ей очень не хотелось вставать, куда-то бежать. Но она уже бежала. Вместе с Яриком.

- Это было там, точно? – выдохнув на бегу, Ярик свернул влево. Ира лишь молча, кивнула.

- Волк. Это волк!? – донеслось оттуда. Ира с Яриком прибавили ходу. Вылетев на поляну, они увидели троих ребят, осторожно заглядывающих в яму, возбужденных и испуганных.

- Что там?! – спросил Ярик. Ребята обернулись.

- Волк.

Они подошли и заглянули в яму. Ире было страшно, но в тоже время ей очень хотелось увидеть волка. Каково же было её разочарование, когда там оказался грязный, тощий щенок.

- Щенок, - вздохнул с облегчением Ярослав, - это всего лишь щенок.

- Это волк, - упрямо заявил один из мальчишек, - только еще маленький.

- Чушь, - бросила Ира, и полезла вытаскивать щенка. Ему было страшно, он трясся и жался к стенке. Когда она тащила его наверх, он вырывался из рук и жалобно скулил.

- Как вы могли?! – она бережно поставила его на землю, и погладила по голове. Щенок доверчиво прижался к ней, – Он же маленький.

- Ага, маленький, - мальчишки отошли от них подальше. – Это он пока маленький, а был бы большой, всех бы здесь разорвал. Вот!

- Чушь! - отрезал Ярик - Будь он большой, вы бы его даже не заметили. Он убежал бы сразу, как только почувствовал бы людей.

- А вот и нет. В нашей деревне видели волка, прямо рядом с крайними домами. Огромного и черного, и он совсем не боялся людей. Этот вырастет и будет таким же.

Ира помотала головой, это не волк, а всего лишь собака. Собаки любят людей.

- А если вы сейчас возьмете его с собой, то когда он подрастет, он станет злым и будет на вас нападать. Он будет вас ненавидеть. У нас в деревне жил чудак, тоже всех жалко было, говорят что и того волка он у себя держал... Пока он не вырос. А вырос и загрыз его. Не верите? А вот приходите, и сами посмотрите на его ПУСТУЮ хату, её и домом-то уже назвать нельзя, – мальчишка криво усмехнулся, – Давайте, спасайте его, а я приду через год в вашу деревню, и посмотрю на ВАШ пустой дом. Пошли, мы их предупредили. Пусть теперь сами решают.

Ребята ушли, Ярик молча, смотрел на Иру, Ира на щенка, а щенок жалобно скулил.

- Ты же им не веришь? – он подошел и взял её за руку – Ну?

Ире было страшно, нет, не за себя, конечно, нет... А что будет с дедушкой? Если это правда...

- Мы оставим его здесь, – тихо сказала она.

-Что- Что– Ярослав был ошеломлен, - Это же чушь! Откуда здесь волки? А если мы его бросим, он умрет. Давай хоть откормим его, смотри какой худой.

Ира замотала головой, и попятилась от щенка. Она подняла глаза на Ярика. В них был страх.

- Пусть...

В глазах Ярослава застыло изумление, которое быстро сменилось холодной решимостью. Взгляд стал обвиняющим. Она хотела броситься к нему, объяснить, попросить прощения... Но она побежала. Побежала прочь.



Пролетев мимо деда, она забралась на печь, схватила подушку и затихла. Ей было невыносимо стыдно, обидно и страшно. Слезы скатывались и скатывались по щекам, на прижатую к груди подушку. Сейчас, дома, уже было понятно, что никакой это не волк, и мальчишки наврали, но от этого становилось еще хуже. И этот взгляд... Ярик теперь, наверное, к ней даже не подойдет. Как она могла?

- Ты чего? – спросил дед, – промчалась мимо, дверь не прикрыла... Испугалась чего?

Ира не ответила. Она изо всех сил старалась не плакать, ну или делать это потише, чтобы дед не заметил. Не дождавшись ответа, дед прошел к столу и стал накрывать к обеду.

- Есть то будешь? Целый день по лесу носились, поди проголодалась?

- Не буду... – выдавила из себя Ира и заплакала.

- Так, – дед подошел и пристально посмотрел на неё, – Слезай с печи.

Она отрицательно покачала головой, и уткнулась в подушку. Стыд жег грудь, а дед казалось уже все знал, и тоже осуждал её.

- Слазь говорю! Садись за стол и пей чай.

Ира слезла, все равно пришлось бы, села за стол. Дед поставил перед ней чашку. Она посмотрела на неё и разрыдалась. Слезы стекали по щекам, и капали с подбородка. От всхлипов, Ира вздрагивала и крепче сжимала руками лавку. Слезы ушли. С ними ушел и жар. Стало пусто.

- Так что случилось? Расскажешь?

Она кивнула.

- Мы гуляли в лесу, с Яриком. Потом мы услышали крики. И там был волк. Но это был не волк, а щенок. Но мальчишки сказали, что это волк. И когда он подрастет, он меня съест. И я испугалась. Я бросила волка. Вернее я думала что волка... И побежала, а Ярик остался... Он теперь ненавидит меня-я... – она снова заплакала.

Дед, молча пил чай. Через некоторое время Ира успокоилась и робко взглянула на деда. Он улыбнулся.

- Так чего ты испугалась? Волка?

- Да-а... Нет. – Ира посмотрела на деда. – Не знаю...

- А кто знает? Ты ведь испугалась?

Ира кивнула.

- Я подумала, что он вырастет и загрызет тебя, мне тебя жалко стало...

- Меня? – удивился дед, - Меня? Жалко? Ну, допустим. А испугалась-то ты чего?

- Что тебя не будет, - её глаза снова заблестели, - а как же я без тебя?

- Ага, – усмехнулся дед, – Значит без меня... Так ты ж не волка испугалась. И не то, что он может меня загрызть. А то, что одна останешься. Ведь так?

Ира кивнула, потом помотала головой, снова кивнула.

- И жалко тебе себя стало, а не меня, - Ира замотала головой и снова заплакала, - Вот и сейчас жалеешь. Жалеешь, жалеешь... Слезки – то текут. Ну, это ничего, пущай текут... Ты мне вот что скажи, так волк это был или нет?

- Нет, это был щенок... Худой и грязный...

- И ты его бросила.

- Нет! – Ира замотала головой – я убежала, но там остался Ярик... Он его заберет.

- Это еще почему? Хотя права, заберет. Но ты-то его бросила? Умирать оставила. Неужели так страшно одной остаться стало?

- Сначала, - она вздохнула, и взяла чашку. Чай остывал. – Потом мне стало стыдно... Что я скажу Ярику? Да и разговаривать он со мной не захочет.

- А вот все как есть и скажи. И попроси щенка ко мне принести, гляну на него.

Дед пристально посмотрел на Иру. Та сидела тихо, держа в руках кружку.

- Пей чай. Я сам к ним схожу.

Она вздрогнула, и испуганно посмотрела на деда. Затем вздохнула и отхлебнула почти остывший чай.



***

- Зайдешь? – спросил дед, кого-то за дверью. Там ответили, но что она не разобрала. Зато она знала кто там. Там был Ярик. Ира сжалась и постаралась стать незаметнее. Дед посмотрел на неё.

- А ты зайди. Чаю попьем... Заходи.

Ярик вошел. В руках он держал щенка. Уже отмытого и накормленного, и потому, крепко спавшего. Ярик положил его на лавку, и посмотрел на деда. Дед улыбался.

Да ты садись. Сейчас на стол соберу... А может, ты есть хочешь? – Ярик отрицательно покачал головой.

- Как замечательно, никто сегодня есть не хочет,- дед посмотрел сначала на Иру, потом на Ярика. Дети упорно не хотели замечать друг друга.

- А сказку послушать?

- Да.

- Да, – практически одновременно сказали ребята. Дед одобрительно кивнул.

- Ну, тогда слушайте. Давно это было. Города тогда не больше деревни были. Люди были проще, да и сам мир тоже. Вот в такой город однажды и забрел путник. Не простой путник был. Колдун. Что привело его в город, он один только и знал. Но сказка не о том...


В ту пору тамошний правитель дом себе правил. Да все ему не нравилось. То мал, то темен... Все не так, да не этак. Узнал он про колдуна, и пригласил его к себе. Угощает, вино в кубок серебряный наливает.

- Говорят что ты великий волшебник... Многое можешь.

- Ну, раз говорят... Отчего ж людям не верить, – согласился колдун.

- Знаешь многое. А у меня вот проблема. Веришь ли, никак дом справить не могу. Бездари окружают, да неучи, – горестно вздыхает наместник, и ручками пухлыми разводит.

- Может, поможешь? А я в долгу не останусь. Правда, правда.

- Отчего ж хорошему человеку не помочь,- закивал колдун, – Помогу. Только и плату большую возьму.

- Это ж сколько? – забеспокоился наместник. – Или может тебе и не золото вовсе нужно? Девка, какая?

- Золото, золото. На что мне девка? Только золото столько, сколько я по весу буду.

Посмотрел наместник на колдуна, хоть и длинный как жердь, да тощий ... Сколько в таком весу то будет? А все равно жалко.

- А как скоро дом готов будет?

- Да за завтра и справлю. Ну, так как?

Удивился наместник. Знать сильный колдун. Думал, и так и этак прикидывал.

«Ладно, - думает, - пусть строит, а там и поглядим. Может и платить не придется». А сам колдуну и говорит.

- Экий ты волшебник сильный, за день дом.. А если он мне не понравиться, платить-то все равно надо будет? Вдруг ты меня в лягушку и того...

- Не бойся, - говорит колдун, - я с тобой хлеб соль ел, теперь не трону. И не обижу.


Обрадовался наместник. И ударили по рукам.


Рано проснулся наместник. И сразу смотреть, как колдун ему дом строить будет. А тот спит. Разбудил его наместник, да спрашивает:

- Ты забыл, наверное, что дом мне строить собирался? Вот я и решился напомнить.

- Не забыл,- зевает колдун, – Я ничего не забываю. Не беспокойся, будет тебе к вечеру дом. Иди лучше золото собирай. Да смотри, чтоб никто ко мне и близко не подходил, пока волшбу справлять буду. Я-то добрый, никого не обижу. Да случайно зацепить может.

Испугался наместник, обещал, что никто и близко не подойдет. Уж что он там сказал, чем страшил, но никто и вправду не посмел подсматривать.

Извелся за день наместник. Испарина лоб покрыла, лицо красное. Построит, не построит? Построит платить надо, а жалко золото отдавать. И вечер близко. Не ест, не пьет. Ходит по двору кругами.

Вот солнце за гору, а люди ко двору. Работу у колдуна принимать. Смотрят, не надивятся. Не дом, - терем! Светлый, просторный, в три поверха. И конюшни есть, и бани, и сарайчики, и погребки. А красоты-то, какой: ставни резные, крылечко красное, да со столбиками позолоченными. Наместник как увидел, так и слов не осталось, бегает, руками разводит, да ахает.

- Вижу, понравилась работа моя? – улыбается колдун – Твоя правда. Лучшего я пока не создавал. Все на месте, все при деле. Ничего лишнего.

-Да- Дада... – кивает наместник, а самому уже и не в радость. Теперь платить придется. – Вот только площадочки-то нет, для думания. Да и окна спальни на восток. Это ж солнце спать не даст. Ай-Ай-айНе буду тебе платить столько. Сто золотых, больше работа не стоит.

И смотрит, что колдун сделает. Хоть и обещал тот, что не тронет, да боязно.

- Ты это что же?!- возмутился колдун, – Ты зачем меня обманываешь? Все видят, что терем тебе нравится. Давай, как уговаривались.

- Нет,- и откуда только храбрость взялась у наместника, – Или сотню бери. Или ничего не дам. А сделать мне ничего ты не можешь.

- Верно, говоришь, не могу, – согласился колдун, – И терем разрушать не буду, работу свою портить...

- Так согласен на сотню? – обрадовался наместник.

- Но и сотня твоя не нужна, - обиделся колдун. – Вот пусть люди решают, они все видели, если скажут заплатить, плати.

- Ну, пусть говорят, - согласился наместник. А сам так, взором орла хищного смотрит. Потупили люди взгляды, молчат. Колдун уйдет, а с наместником им еще жить. А уже и урожай скоро. Обдерет как липку. Никто в защиту колдуна не выступил.

- Ну... - говорит колдун, - и мне другого не остается. Раз золото так важно для вас, так и будет. Будете жить богато, год от года горести будут обходить вас. А богатство множиться. И будет так, пока терем мой стоит. Разрушите терем, навсегда богатства лишитесь. Только счастливы вы не будете, так как голод ваш, то золото не утолит.

Загремел гром, потемнело вокруг, - в подтверждение слов его. Сверкнула молния, и исчез колдун. Только издалека донеслось:

- А терем разрушит, рожденный в вашем городе...

Очнулись люди, смотрят на наместника. Накликал беду.

- Ну что смотрите!? - закричал он на них, - Ничего плохого он не обещал. А золото, его всегда мало. Так что расходитесь, «богачи». Мож и вас дома кули золота ждут.

Подумали люди и согласились. Что плохого в богатстве?


Конечно, дома золото их не ждало, но земля и впрямь сама плодоносить начала. Не забот, ни хлопот. Знай урожай собирай. Засухи, саранча и разбойники стороной обходят. Красота. И стали люди тот терем сторожить, что б никто не разрушил. А самим страшно: в город никого не пускают, детей не рожают, свадьбы не играют. Чтобы не родился тот, кому суждено проклятие снять.

И вот однажды. В метель, да в холод, показалось сторожу, будто плачет кто. Пошел посмотреть, а на камне мальчонка маленький лежит. А вокруг него кошки. Много кошек. Мурлычут, боками греют. Удивился он сначала, захотел к себе мальчишку взять, да вспомнил слова колдуна. И кошки эти... Так и есть. Это именно ОН! Разогнал он кошек. Отвернулся и пошел, а ребенка оставил. Замерзать оставил. Знал что делает, знал, - и потому оставил.

Замерз мальчик, умер. А с ним и надежда умерла. Сторож никому не признался, не успел. Сердце не выдержало, разорвалось. Наутро нашли его мертвым. Так весь город в страхе и прожил. Богатства много нажили, а передать некому.

Вот и стоит тот город мертвый. Никто там не селиться больше. Да и не помнят уже люди, где и город-то такой стоял. Только говорят, что каждый житель горда перед смертью каялся и плакал. Но сделанного не вернешь...


- И все? – после паузы, спросила Ира.

- А что тебе не понравилось? – удивился дед.

- Почему их никто не спас?

- Они не хотели, что бы их спасали, - улыбнулся дед, - они выбрали сытую и спокойную жизнь. Разве это плохо?

- Не зна-аю? – потянула Ира – мальчика жалко.

- Жалко, - согласился дед, - но такова была цена.

- Как бы хорошо им не было жить, они не должны были кидать ребенка, – сказал Ярик, и посмотрел на Иру.

- Не суди. Он считал, что делал правильно. Защищал друзей и любимых.

- Все равно, – упрямился Ярик, – они не правы.

- А кто прав? – спросил дед

- Ну-у, - смутился Ярик, - кто сделал бы наоборот.

- Например ты? – Ярослав кивнул. - А почему ты так решил? Если бы тебе пришлось выбирать между счастьем для своей семьи, и несчастьем кого-то там... Ты бы что выбрал?

Ярик молчал.

- Все равно, - тихо сказала Ира, - их счастье не стоило его жизни.

Дед кивнул.

- И они обязательно должны были стать несчастными? – спросила Ира

- Не обязательно, но они этого боялись и потому так поступили.

Ира наморщила лобик, и быстро глянула на Ярослава.

- Яра, а ты на меня сердишься?

Ярик молчал.

- Я тоже боялась... Я теперь знаю, что не права, но мне было страшно.

- Я щенка у вас оставлю? – смущаясь, попросил Ярослав.

- Ир, ты что думаешь? – спросил дед.

- Конечно! – обрадовалась она, и обняла Ярика. – Я знала, что ты поймешь...

- А как ты его назовешь? – улыбнулся Ярослав.

- Волк, – засмеялась Ира.




Лунный колокол.

 Налитое красным, распухшее и отяжелевшее за день, солнце, падало за видно край. Ветер, насыщенный запахами летнего луга, мягко шелестел в листве. Вокруг проснулись сверчки. Звонко пускали трели. Над полями поднимался туман: плотный и густой.


- Ты чего не переобулась? – спросил Иру дед - Туман осядет, ноги промочишь.

- Да ладно, - отмахнулась Ира, - сам же говорил, что по росе босиком бегать полезно…

- Так-то бегать, - нахмурился дед, - а мы сидеть будем. А ну мигом переобуваться.


Ира посмотрела на солнце. Красное, ещё больше распухшее, оно почти наполовину скрылось: «Время ещё есть, если быстро. Да и Ярик ещё не пришел».

Сверкая босыми пятками, она помчалась в дом.


-Здрасте- Здрасте- поздоровался Ярик, - а Ира где?

- И тебе по здорову,- улыбнулся дед, - тапки меняет. Ну что, готов?

- А как же, – ухмыльнулся Ярик.

Вернулась запыхавшаяся Ира:

- Ну что идем?

Дед посмотрел на детей, в сумерках, глаза у обоих горели ярче звезд:

- Идем, если не передумали.


Крякнув, он направился в сторону леса. Ярик с Ирой не отставали. Лес был затихшим и грозным. Дед неспешно нырнул вглубь. Последние лучи скользнули по кронам, зажгли алым, засверкали в листве и погасли. Сразу стало темно и жутко. Ира поежилась. Оглянулась. Сзади еще светло, а впереди тени становятся все глубже, а шорохов больше... Ну, кто бы мог подумать, что ночью лес такой страшный?

- Только тихо, - прошептал дед и свернул с тропы. Дети кивнули, но в кусты вломились с треском и грохотом. Дед поморщился, но ничего не сказал.


Шли долго, или Ире так показалось… Она вздрагивала от любого шороха. Ей так хотелось схватить деда за руку, но рядом шёл Ярик. Ира покосилась на него: «А вдруг решит, что она трусиха? Или еще хуже, - расскажет всем. Нет, Ярик конечно не такой, но все-таки…»


Она вздохнула. Когда дед предложил ночью пройтись по лесу, это было так заманчиво, потрясающе интересно, - но, увы, все, оказалось, по-другому... Ветки цеплялись за волосы и царапали руки. Сзади пыхтел Ярик, и все время норовил наступить на ногу. Не видно же ничего. Да ещё дед, шел так тихо, что она боялась потеряться…


Стало светлее. Впереди открылась поляна. Она была идеально круглая, а прямо по её центру виднелись пеньки. Один огромный, видимо от спиленного дуба. Старого. Ира такие видела раньше, дед говорил, что теперь это редкость. И поменьше, рядышком. А в небе, яркой дугой, светился молодой месяц. Что-то было в нем странное. Да и не только в нем, во всем этом месте.


- Ты чего нахмурилась? – спросил дед.

- Странно... - прошептала Ира.

- Что? - тоже шепотом спросил дед.

- Не знаю, не поняла ещё, – вздохнула она.

- Месяц опрокинут, – сказал Ярик.

- Опрокинут? – дед посмотрел вверх – ишь ты? И впрямь перевернут. Чудно…


Ира еще раз посмотрела на месяц, тот действительно был «опрокинут». Вернее выгибался дугой вверх, а не как положено, вправо. А с самой середки, вниз шел луч, почему-то более яркий, и напоминал язык у колокола.


- А чего это он? – спросила она – Вот так, колоколом?

Дед улыбнулся:

- Место тут такое, волшебное.

- Да ну? - неверяще усмехнулся Ярик.

- Точно тебе говорю, древнее. И магия древняя тут еще жива. Вот давайте присядем, и я все расскажу.


Дубовый пень был теплый. Явно ещё хранил в себе лучи солнца. Да и такой разве отпустит сразу, вон какой огромный.


- Ну, так вот, - начал дед, - издавна молодежь приходила сюда. Любовь проверять, на прочность. Садились вот сюда, как мы и загадывали…

 Коли чувства были искренними, да намерения чистыми, являлся им месяц, такой, как над нами, опрокинутый колоколом. И сейчас, бывает, приходят. Правда, редко. То ли чувства другие стали, то ли волшебство уходит, только месяц редко переворачивается. Вот и боятся. Жизнь то длинная, да переменчивая, то ли сладиться, то ли нет.… А так вот раз, и ответ точный. Страшно.


Ира вздохнула. Ярик поежился:

- А чего ж он сегодня такой? Мы ж не любовь проверять пришли.

- А… - очнулся от своих мыслей дед, - Правда? А мне показалось…

Да, показалось. День сегодня такой, особенный. Много лет назад, именно в этот день луна первый раз перевернулась.


- Расскажи? - тихо попросила Ира.

- Рассказать? А чего ж. Можно и рассказать. Слушайте. Давно это было, мне-то дед рассказывал, а тому его дед... Так что и не видно, куда корнями уходит. Только стояла тут деревня, поблизости. Обычная деревня и люди обычные. Ну и как водиться, краса жила, ненаглядная. Все к ней сватались, да и не только свои, чужаки приходили издалече. А ей все не то. Жду, говорит, единственного. Уж и мать её ругает, и сестры младшие. Хотя они то понятно, и сами почти на выданье, а вперед старшей нельзя. А та ни в какую.


И как-то зашел к ним человек, огромный, дикий да страшный, нос в трех местах поломан. Через всю грудь полосы кровавые. Зверь видно подрал. Дошел до дома той красавицы, и свалился у порога. Девки-то молодые в доме, страшатся, по углам жмутся. А Ольхе, так красавицу ту звали, хоть и страшно, да вот так человека бросать нельзя, предки не простят. Затащила домой. Раны промыла, мазью лечебной переложила. Всю ночь просидела возле, жар снимала. Вроде бы и полегчало ему, и глаза открыл, зеленые, яркие как листва в мае, а перевязывать стала, раны не засыхают. Смотрит Ольха на него и сказать, что, не знает. А парень улыбнулся и молвит:

- Спасибо тебе красавица, только старания твои напрасны, не заживут эти раны, пока жив зверь, что нанес их.

- Это что ж за зверь? – удивилась Ольха – Никогда о подобном не слышала.

Помрачнел гость, ответил:

- И хвала предкам, что не слышала. Я чуть сил наберусь и в лес. Ты уж прости, если я вот так … с сапогами грязными, но коль уж пригрела, то и накормить надо. А потом уйду, не буду беду накликать.

- Накормлю, от меня не убудет, – улыбнулась она, – А как звать тебя, отважный?

- Да так и зови, - ухмыльнулся он.

Накормила его Ольха, снова раны промыла. Подивилась, что стали больше. Спросила гостя, тот смолчал. Взял секиру свою, да из дому. Ольха вскочила, за ним бросилась.

- Погоди маленько, я помощь тебе покличу, не качай головой, не пойдут, сама помогу. Я из лука стреляю не плохо…

- Не в сомнении дело, только сам я справиться должен, а коли хочешь помочь, то… - посмотрел Отважный на неё и улыбнулся грустно.

- Договаривай.

- Сама просишь… Нужно, что бы ждал меня кто-то, и верил. А у меня ни сестры, не жены, да и мать уж померла. Будешь ждать? Пойдешь за меня, коли вернусь?


Отступила на шаг Ольха, страшен гость. Но согласилась. Потом спрашивали почему, а она и ответить не может. Просто правильно так.

Вот тогда и повел её Отважный на эту поляну. Поклялись друг другу в верности. А ночью месяц взошел, перевернутый колоколом. Словно звоном своим подтверждал двоих клятвы.


Яхонт, так имя настоящее гостя, было, убил зверя. Вернулся через месяц, худой, измотанный, но раны затянулись. И сразу в дом к милой. А на пороге мать Ольхи. Не пущу, говорит, мы её за другого сосватали.


Объяснял Яхонт, что нельзя за другого, что просто так лунный колокол не звонит. Что не быть им не с кем другим теперь. Кивала мать, соглашалась, но в дом не пустила. Не стал Яхонт, дом ломать, отвернулся, ушел.


А ночью встретились они в том кругу, и ушли к видно краю. Говорят, много детей у них было, умных, да сильных. И до сих пор, их потомки по земле ходят. А деревня та зачахла. Нет жизни там, где выгода выше чести становиться.

Вздохнул Ярик:

- Красиво.

- Да красиво… - согласился дед.


Вокруг тишина. Мягкий серебристый свет ложиться на траву, тени резные вокруг…

- Идти пора.

- Дед, - тихо позвала Ира, - а ты сюда приходил? В молодости…

Улыбнулся дед, погладил Иру по волосам:

- Приходил. А как же иначе.




И снова дождь.

За окном шелестел дождь. Дождь был мелкий, противный, - потому что на целый день. То ли дело гроза, полчаса и снова солнце.

Медленно ползли по стеклу капли. Провожая их пальцем, Ира отчаянно скучала. Волк, сначала с интересом ловивший капли, ушел спать. Дед сидел возле печи, - вырезал ложки, наверное. Тихо. Она встала, прошлась по комнате, вернулась к окну.

- Ты чего мечешься? – спросил дед.

Ира пожала плечами. Вздохнула:

- Скучно.

- Вижу. А ты бы занялась чем: почитала или, вот как я, что-нибудь руками.

Ира поморщилась. Нет, читать она любила, даже очень. Но ведь лето, хочется в лес...

- А что ты делаешь? Ложки?

Дед покачал головой:

- Узор правлю.

- Какой узор? – уже более заинтересованно спросила Ира.

Дед внимательно вгляделся в работу:

- Горынычей, да зверье разное.

- Горынычей? – она подошла ближе.

- Драконов, если, по-вашему.


Ира посмотрела на доску, что держал в руках дед. Там действительно были драконы. Два. Один уже был почти готов, большой с зелеными крыльями… Доска, конечно, была одного цвета – коричневая, но Ира точно знала, что крылья у дракона зеленые, а пузо желтое. А второй, только слегка очерчен.

- А что они делают?

Дед хитро прищурился:

- Дерутся, конечно.


Ира нахмурилась: «Зачем, таким красивым, драться? Надо что бы просто летели рядышком…»

- Красиво, - сказала она деду, - но не правда.

- Это почему не правда? Думаешь, они драться не умели? – удивленно вскинул брови дед. – Ты вон на Волка посмотри, клыки только прорезались, а слаще драки нет. А у змиев, какие были…

- Нет, то, что дрались понятно. Вернее они не дрались. Потому что их не было.

- Это кто тебе сказал такое? – возмутился дед. – Это что ж, если сам не щупал, то и не было!? Были! Мне можешь верить.

- Да ладно,- снисходительно улыбнулась Ира, - нам в школе рассказывали. Динозавры были, а драконов нет. Это миф.

- Так уж миф? А вот мне дед рассказывал, что его прадед сам последнего видел, когда в горах был.

- Видел? – глазки у Иры загорелись. – И что он рассказывал?

- Интересно?- дед улыбнулся.- Ну, слушай. Память конечно уже не та, но основное помню. Было это давно, у нас в роду люди крепкие, долгожители, так что не сомневайся, что давно. Тогда из транспорта, самое быстрое, на конях. Ну конечно можно и на змее, были раньше умельцы, - как коня запрягали и ездили. Да к тому времени по перевелись, - змеи, не умельцы, так что только на конях…


Жили наши предки не здесь, а к горам поближе. Не к кавказским. Там все так перетоптано, да исхожено, что и воробью спрятаться негде, а не то, что Горынычу. Близь уральских. Горы старые, конечно, невысокие, да людей поменьше. Вот там-то он его и увидел. Сам-то он козу искал, зачем ему змей. Да говорят же, находит тот, кому больше всех не нужно, вот и тут так.


  Взобрался на сопку, оглянулся кругом. А внизу он и лежит, крупный, с два сарая. Крылья красные, с пурпурными прожилками. Блестят на солнце. Из носа пар, искры сыплются. Красивый. Только дыхание у него надсадное. Пригляделся, а Горыныч-то весь подранный. С боков кровь бежит, шипы на спине поломаны. Страшно стало. Что за зверь его так? Если уж змея почти до смерти, то его разотрет и не заметит. Стал оглядываться. А у самого коленки трясутся…


Не смотри так. Трусов у нас в роду не было, но и змеев не каждый день видишь.


Вот и заприметил, что камень возле леса, вроде и не совсем камень. Вгляделся повнимательней, так и есть. Еще один змей, помельче и зеленый. Крылья смяты, не дышит. Видно подрались. Последние во всем мире, может и осталась, а вот так, - насмерть.


Дед помолчал. Вздохнул:

- Он еще мне рассказывал, что много их раньше было, как уток. А ведь змею что б вырасти, не одно столетие нужно. Сначала это ужик, потом смок, если не убьют, то в змея вырастает. Огнем-то он уже может, а вот крылья отрастают еще позже. А потом перевелись. Сами. Люди тут не причем, ну почти не причем. Героев всегда немного… Просто драконы единственные живые существа, кроме людей, что себе подобных убивают. Причем не только за территорию, или самку. А и просто так. Ну, как у нас: «Не так посмотрел. Не то сказал ».


Пришел прадед в деревню, рассказал все. Ему конечно сначала не поверили, да человек он был серьезный. Так что молодежь сходила, проверила. Уж и не знаю сам тот змей, с красными крыльями, умер, или деревенские помогли. Их-то понять можно, оставь жить, всех коров перетаскает, а то и девок, буде найдется такая раззява. Но только все клыки и шипы растаскали, кто на сувениры, кто на продажу. А после того змеев уже нигде не видели.


  А дед мне тогда еще сказал, что и человека такая участь ждет. Может, он и прав был… Тогда еще не было столько оружия. Это сейчас столько и такого, что уже и самим страшно. Зато вот так, как змеи, - уже не грозит.


Ира смотрела на деда испуганными глазами.

- Эх, да что это я, старый, ребенка пугаю. Люди - они хорошие, в основном, - улыбнулся дед, - ну, или хорошего в них больше.

Ира кивнула. Серьезно посмотрела на деда:

- Я буду хорошей. И Ярик. Ярик тоже хороший!


 Дед улыбнулся: « А как же по-другому. Если не хотеть вырасти хорошим, то лучше и вообще не расти. И так очень много хороших детей, становится плохими взрослыми. А ведь тоже вот так, как Ира, верили, что всегда будут светлыми, чистыми, возвышенными…»


- Деда, - дернула его за рукав Ира, отвлекая от грустных мыслей, - а ты когда закончишь, подаришь картинку мне?

- Зачем?

- Я её над кроватью повешу… Или нет, - Ира просияла, - Ярику покажу, и другим, что бы они тоже хорошими были.


Дед засмеялся. Ира тоже смеялась. На улице закончился дождь. Умытое солнце ласкало лучами. А те разбивались мириадами искр, в мокрой листве и ручьях.

Своя правда.

День выдался жарким. Солнце яростно пекло землю. От скошенных трав поднимался мощный аромат. Свою горечь выпускала в воздух полынь.

Дед ловко укладывал сено вокруг стожар. Ярик усердно помогал. Помощи конечно немного, а то и вовсе мешает, но дед не гнал. К труду с детства приучаться нужно, кому неумехи нужны. Тем более что для Ярика сейчас это и не работа вовсе, а игра.

Уставшая и растрепанная Ира сидела в тени дуба, что привольно раскинулся посреди луга. Взгляд устремился в облака, там жили удивительные звери, порхали невиданные птицы…

Рядом плюхнулся Ярик. Внимательно посмотрел на Иру, вздохнул:

- Опять воздушные замки рассматриваешь?

- Ну и что? – ощетинилась Ира.

- А то, - занудно начал Ярик, - что нет никаких замков. Просто ветер облака треплет, а тебе и чудиться… Всякое.

- Это у тебя ветер, - с вызовом произнесла Ира, - а у меня волшебная страна. Не мешай смотреть.

Ярик поморщился. Вздохнул. Подошел дед, хлебнул водицы:

- И что ж там, в твоей волшебной стране?

Ира подозрительно покосилась на деда, робко сказала:

- Животные разные… сказочные, птички…

- Это ты вон того дракона, животным обозвала? – серьёзно спросил дед.

- Где? – удивилась Ира.

- Прямо. Хвостом землю загребает.

Ира перевела глаза с деда на горизонт, медленно, всё ещё сомневаясь: «А вдруг дед шутит?». Заулыбалась, значит увидела. Ярик хмурился, молчал, но украдкой взглянул. Дед человек серьезный, - может и вправду что там есть…

- Нет, - засмеялась Ира, - я про вон того волка, с крыльями.

Дед кивнул. Улыбнулся. Ярик помотал головой. Буркнул сердито:

- Нет там никакого дракона. И волка нет… Тем более с крыльями.

- Если ты не видишь, то ещё не значит, что там их нет.

- Но это же, ПРАВДА! Там облака! – Ярик вскочил на ноги.

- А ты сядь, чего вскочил, - тихо сказал дед, - кому она нужна, ТВОЯ правда?

Ярик открыл рот, потом закрыл. Глаза удивленно смотрели на деда. Как он мог такое сказать? Не нужна ПРАВДА?

Дед вздохнул.

- Не все так просто, у каждого своя правда. Или полуправда. Иногда полу ложь. А есть еще лживая правда, правдивая ложь, ложь во спасение…

Ярослав смотрел на деда, в голове у него все перемешалось:

- Это как?

- А вот так, - хитро прищурился дед, - с точки зрения Иры, не правду говоришь ты. Она-то видит этих животных.

Ярик сел на землю:

- Я запутался…

- Оно и видно, - согласился дед, - давай лучше сказку расскажу. Которая была на самом деле.

- Какая же это сказка? – тихо спросил Ярик.

Ира хитро улыбалась. Дед достал трубку, медленно затянулся:

- А все сказки, правда, просто за давностью лет, в них никто поверить не может.


Так вот. Жил в одной стране, не самой большой, не самой маленькой, а на коне, так за день объедешь, - тцарь. Я так думаю, что не у нас это было. В Европе, наверное, только там «страны» такого размера встречаются… Эмм… О чем это я? Ага. Тцарь значит жил. Вернулся он как-то с войны… Тогда войны часто были. То соседний тцарь не так встретил, то просто, войскам размяться, а то и своим… по зубам, что б боялись и уважали крепче… С победой вернулся, добычей богатой. Когда проезжал по граду стольному, здравницу кричали, славили тцаря. Оно и понятно, это еще с давних времен идет, всем хочется во главе удачливого вождя иметь.


А тцарь вернулся в замок, победу отпраздновал, да думает: «Как же мне ещё, столь славную победу отметить? Чтоб значит и потомки, причем, чем дольше, тем лучше, помнили его такого великого и могучего».

И придумал. А вы как думали? Тцарь все-таки, не дворник. У него работа такая, за всех думать. Они, злодеи, сидят на шее, в рот заглядывают, а ты думай за них. А ошибешься сразу бунт. Да и с выгодой чего придумаешь, тут же кричат: «Мало!».

Вот. А придумал он сражение это, в летописи записать. И нанял двух писарей. Дал им полгода на работу. Денег малость и отпустил.

За заботами, особливо государственными, время бежит незаметно. Прошло полгода, что один день. Явились писари пред светлы тцарски очи. У тцарей они всегда светлые, что б значит, от простого люда отличатся. Решил тцарь их по очереди слушать. В один день одного, а наследующий другого.

Первый писарь был худенький, в заношенной одежонке. В руках свиток, большой. Тцарь улыбнулся, - доволен значит, много – это хорошо.

Начал писарь читать. Я только кратко перескажу, а то на все и недели не хватит. А в свитке написано:

- Что такого-то числа тцарь посетил соседнее тцарство, нахамил тамошнему властителю, его же обвинил в грубости, и объявил войну. Соседний тцарь слаб, войско совсем распустил, вот и надо было повод какой, что бы другие, буде потом, не оспаривали.

Вернулся домой, собрал войско, методом «добровольного принуждения». А именно, с каждой хаты по мужику, а кто не согласен, того в воду. С камнем на шее. Благо воды много, страна морская.

  Заодно и налоги поднял, войско кормить. А по возвращении снизить забыл. Такая малость, для тцаря, что и забыть можно.

В соседней стране не столько воевал, сколько бесчинствовал. Бесчестил женщин, сжигал села… Хотя для войны дело обычное.

Собрав все ценное, оставляя за собой нищую, выгоревшую почти дотла, страну, такого-то числа повернул домой. Опьяненные победой войска, кое-что порушили и дома. Но женщины, радостные до безумства, возвращению мужей, предпочли этого не заметить.

Праздновали победу три дня, кое-что перепало даже простому люду, а так же по спине и лицу плетьми, так на всякий случай.

  Тцарь слушал молча. По окончании рассказа поморщился. Велел свиток изъять, и сжечь. За ложь и клевету. А писаря казнить.

Разнеслась молва по городу. Дошла и до второго писаря. Испугался он, что и его вот так. Все знали, что его предшественник честный был, никогда не обманывал, только факты сухие. Что делать? Решил в кабак пойти. Оно когда выпьешь, вроде и не так страшно.

Сидит в кабаке, а у самого слезы по щекам. Подходит к нему «пьянь» местная:

- Налей стаканчик, да поведай что на сердце, подскажу, как быть.

Налил ему писарь, да и рассказал все. А «пьянь» попросил свиток, прочел, да и говорит:

- Если принесешь тцарю вот это, то и тебе не сносить головы. Давай я поправлю кое-что. Не задарма, понятно, но не много, золотого хватит.

  Ну что писарю делать, не перепишешь за ночь то, над чем полгода работал. Согласился. «Пьянь» правит, а он пьет. Так и заснул за столом.

Утром встал. Посмотрел свиток, и ужаснулся: «Как такое тцарю читать?». Но пошел.


Тцарь сидел хмурый. Начал писарь ему читать:

- Что славный тцарь, по-братски, приехал навестить своего соседа. А тот, злодей, оскорбил. Ладно бы самого тцаря, тцарь что, не гордый, а то и страну, и народ, самыми последними словами. Вот и пришлось, пресветлому, войной… Народ как узнал, тут же сам в войско записываться начал, что значит любовь к родине. Но тцарь наш строг, брал только тех, у кого дети есть, что бы значит, не было пресечения родов. Заботливый.

Сам впереди войска, на белом коне. Простой люд велел не трогать. Только тцаря, как оскорбителя. Да мужик разве послушает. Все пожгли. Его светлость виновных, конечно, наказал, справедливость восстановил.

По прибытию пир устроил, да не только для придворных, но и для простого люда. Что бы значит, никто с того праздника, трезвым не ушел.


Просветлел тцарь лицом. Забрал свиток. А писаря велел наградить, за правду и честность.


Не помня себя от счастья, примчался писарь в кабак, да и давай «пьянь» потчевать, да расспрашивать:

- Вот скажи. Как это так получилось, что первого за правду казнили, а меня за ложь наградили?

- А ты разве лгал? – удивился пьяница – Это смотря, с какой стороны смотреть. Если со стороны народа, то да. А со стороны тцаря так все и было.

- Но, правда же одна? – удивился писарь.

- А кому она нужна, одна? – в свою очередь удивился пьяница – Ведь каждому приятнее видеть себя на коне и в белом, а не так как есть. Потому и врут так, сначала другим, потом и сами верить начинают. А там глядишь и обман правдой становиться. Самой настоящей.



- Так что же теперь, - возмутился Ярик, - правду не говорить?

- Ничего ты не понял, - вздохнул дед, - правду говорить нужно обязательно, если только человек сам не хочет быть обманутым. Ведь если человек в мавок верит, в леших или в небесные города, значит, для него они есть. Нет ничего изменчивее правды. Вон раньше, так вообще, все верили, что земля на трех китах держится…

- Так вы знаете, что в облаках нет никакой страны, - ахнул Ярик.

Дед прищурился, наклонился к уху Ярика и тихо сказал:

- Конечно. Но ведь так хочется, чтобы были?