Марианна — королева океанов. Марианна — африканская богиня [Дезире де Монсо] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Annotation

Красивая и мужественная Марианна, героиня популярных романов Жюльетты Бенцони, в поисках счастья прошла через множество испытаний и искушений.

В книге рассказывается о новых приключениях и победах этой обольстительной и прекрасной женщины, умеющей любить и быть любимой.


МАРИАННА — королева океанов

Глава I

Глава II

Глава III

Глава IV

Глава V

Глава VI

Глава VII

МАРИАННА — африканская богиня

Глава I

Глава II

Глава III

Глава IV

Глава V

Глава VI

Глава VII

ЭПИЛОГ




ДЕЗИРЕ де МОНСО


МАРИАННА — королева океанов


РОМАН


Книга первая


МАРИАННА — африканская богиня


РОМАН


Книга вторая



Судьба вновь толкает тосканскую герцогиню на новые странствия, полные опасностей и приключений. Что же победит на сей раз: жестокость и коварство или женская красота и ум?


МАРИАННА — королева океанов


КНИГА ПЕРВАЯ


Глава I


СТАРАЯ ВЕДЬМА СУДЬБА


Солнце едва только начинало золотить верхушки деревьев, и птицы осторожно пробовали голоса, еще не решаясь запеть в полную силу, когда Марианна открыла глаза.

Некоторое время она лежала неподвижно, вдыхая аромат весенних цветов, проникавший в комнату вместе со свежим прохладным ветром, и улыбаясь самой себе.

Ей совсем не хотелось спать, наоборот — хотелось вдохнуть полной грудью утренний воздух, увидеть, как пробуждается природа.

Марианна выскользнула из постели и, накинув халат, подошла к окну. Пожалуй, надо будет оседлать Виринею.

Утренние верховые прогулки вошли у нее в привычку. Князь иногда присоединялся к ней, но чаще Марианна оставалась в одиночестве и тогда пускала лошадь в бешеный галоп, полностью отдаваясь движению. Она уже, не без помощи Гракха, знала характеры всех лошадей, обитавших на конюшне Сант-Анна, кроме Ильдерима, который подчинялся только своему хозяину.

Возвращаясь домой на разгоряченном коне, Марианна почти всегда вспоминала о своих приключениях.

За пять лет спокойной жизни на вилле Сант-Анна ее воспоминания утратили горечь, забылись разочарования, притупилась боль, и она, иногда одна, а иногда вместе с Гракхом, перебирала в памяти авантюры своего прошлого.

Князь Коррадо не принимал участия в этих разговорах. После того раза, когда Марианна, блестя глазами, упоенно рассказывала ему о мнимом кораблекрушении, устроенном Лейтоном, и вдруг заметила, что лицо мужа морщится, словно от боли, она больше не рассказывала ему о своих приключениях.

Ей казалось иногда, что князь специально окружает ее такой заботой и хранит ее, словно жемчужину в прекрасной шкатулке, чтобы она забыла все то, что с ней происходило раньше, без него.

Марианна совершенно не скучала в спокойном счастливом доме. Она распорядилась посадить в парке множество цветов, чтобы ничто не напоминало о гнетущей атмосфере, которая царила здесь, когда она впервые переступила порог виллы, еще и не подозревая о тайне князя. Каким он тогда был измученным, какая тоска светилась в его глазах! От нее сейчас не осталось и следа — только счастье читается на его темнокожем лице.

Марианна улыбнулась — она припомнила вчерашний разговор с сыном.

— Мама, а почему у тебя и у меня светлая кожа, а у папы — темная? — спросил Себастьяно.

Она рассказала ему о существующих на Земле расах, посетовав про себя, что не так уж и много знает об этом, а в конце спросила:

— Папа ведь очень красивый, не так ли?

— Папа самый красивый на свете! — убежденно заявил малыш. — И ты тоже!

Себастьяно шел уже седьмой год, и Марианна очень радовалась тому, что мальчик ни единой черточкой не напоминал своего настоящего отца.

Чем он становился старше, тем сильнее походил на деда — Пьера д’Ассельна, что вызывало гордость Марианны. Она часто рассказывала Себастьяно о том, каким добрым и храбрым был его дед, и Пьер д’Ассельна стал кумиром малыша.

— Дедушка Пьер так бы не поступил! — этой фразы было достаточно для того, чтобы Себастьяно немедленно признался во всех своих шалостях и больше не повторял их. А то, что он внешне был похож на деда, и вовсе приводило малыша в восторг.

Пока черты сына были по-младенчески неясны, Марианна каждый вечер со слезами молилась о том, чтобы лицо Себастьяно не стало копией лица Маттео Дамиани. При одной мысли об этом ее начинала бить нервная дрожь и кружилась голова, будто одурманенная наркотиками Дамиани.

Вот и сейчас, несмотря на распахнутое окно, Марианна почувствовала легкое головокружение. Она крепко ухватилась за подоконник и некоторое время глубоко вдыхала, пока снова не почувствовала себя бодрой и свежей.

Звать Лауру ей не хотелось, и Марианна оделась сама. Перед выходом она удовлетворенно оглядела себя в зеркало: молодая красавица в костюме для верховой езды из темно-зеленого бархата, украшенном изумрудами, смотрела на нее. Марианна улыбнулась своему отражению, небрежно перекинула через руку шлейф и вышла из комнаты.

Виринея была одной из самых быстрых лошадей Сант-Анна, и Марианне в свое время потребовалось приложить немало усилий, чтобы укротить ее. Теперь та слушалась даже легкого прикосновения шпор своей хозяйки.

Потрепав свою любимицу по блестящей шее, Марианна не смогла удержаться от того, чтобы не заглянуть к Ильдериму — своей недосягаемой мечте.

Но красавца жеребца в стойле не оказалось.

Марианна недоуменно вскинула брови: накануне князь предупредил ее, что хочет подольше пробыть в постели, так как не особенно хорошо себя чувствует.

Удивление сменилось радостью — значит, у Коррадо нет никакого недомогания, раз он поднялся так рано, и возможно, они встретятся на прогулке.

Возбужденная присутствием Марианны, Виринея с места взяла в галоп, и вскоре Марианна уже летела по усыпанным гравием дорожкам парка, наслаждаясь утром и свободой. Князь не встретился ей, и молодая женщина решила, что он уже вернулся обратно.

Она весело встряхнула волосами так, что с ее головы чуть не слетела маленькая шапочка амазонки, и звонко рассмеялась:

— Коррадо глупо поступил, вернувшись в дом! Сейчас начнется самое прекрасное!

И действительно: солнце уже уверенно пригревало землю своими лучами. Птицы пели все громче и громче, приветствуя новый весенний день, и сладкий запах цветов разливался в воздухе.

— Новый день, новая весна, — сказала Марианна и легко спрыгнула с лошади — ей захотелось пройтись по земле.

Ведя Виринею в поводу, она сошла с дорожки и двинулась по мягкой траве в глубь сада, на ходу прикасаясь к стволам деревьев.

Послышался топот копыт, и Марианна обернулась, ожидая увидеть мужа. Вот показался вороной конь, на котором, неловко держась в седле, ехал темнокожий мужчина.

Марианна крепко зажмурилась, не веря своим глазам. Это не мог быть Коррадо — и осанка не та, и конь другой. Но откуда в их парке мог взяться человек с таким же цветом кожи, как у князя Сант-Анна?

Но когда она открыла глаза, то едва не вскрикнула от удивления: рядом с вороным конем стоял белоснежный Ильдерим и князь Коррадо разговаривал с незнакомцем.

— Я не подозревал, я не мог подозревать этого! — донесся до Марианны встревоженный голос мужа.

— Не сомневаюсь, князь, — пришелец говорил с заметным акцентом. — Но вы сами понимаете, что это безотлагательно и поэтому медлить не стоит.

— Боюсь, что так, — глухо прозвучал голос князя.

Марианна сделала шаг вперед, но тут же остановилась — что-то подсказывало ей, что в данной ситуации разумнее всего будет не выдавать своего присутствия.

— Прощайте. И возьмите вот это. — Незнакомец подал Коррадо что-то похожее на медальон на кожаном шнурке. Сант-Анна поднес медальон к лицу, и Марианна услышала сдавленный стон, вырвавшийся из его груди.

Незнакомец повернул коня, и Марианна не смогла удержать улыбку, провожая его глазами; все-таки он очень забавно сидел в седле.

Но когда топот копыт замер в отдалении, сердце молодой женщины вновь наполнилось тревогой. Князь не сводил с медальона глаз, а его губы беззвучно шевелились. Внезапно он дал Ильдериму шпоры и вихрем понесся к дому.

Марианна попробовала продолжить прогулку, но ее уже не радовало ни пение птиц, ни легкий бег Виринеи — перед глазами стояло лицо мужа, печальное и обреченное. С той поры, как они обрели друг друга, Марианна ни разу не видела его таким, и значит, этот неожиданный визит был не таким простым, как могло показаться на первый взгляд.

«Это безотлагательно, и поэтому медлить не стоит» — что могли означать слова незнакомца?

Но Марианна не собиралась расспрашивать мужа. Она знала, что рано или поздно Коррадо расскажет ей все сам. И хотя любопытство мучило ее, она решила ни словом не обмолвиться мужу об этом происшествии.

По всей видимости, Виринея рассчитывала еще немного поскакать по парку и потому недовольно зафыркала, когда хозяйка направила ее к дому.

— Не расстраивайся, — засмеялась Марианна, поглаживая лошадь. — Завтра мы с тобой наверстаем упущенное.

Гракх радостно встретил их возле конюшни.

— Мадемуазель Марианна! Какое хорошее утро!

Несмотря на то, что Марианна много раз со смехом объясняла Гракху, что она замужем и, стало быть, называть ее «мадемуазель» не стоит, тот был упорен. И ей едва удалось добиться, чтобы он называл ее «госпожа», когда они куда-нибудь выезжали.

— Пойми, Гракх, — говорила она, — если кто-нибудь услышит, что ты называешь меня так, то это может быть неправильно истолковано.

— Понятно, мадемуазель Марианна! — соглашался рыжеволосый.

Сверкая улыбкой, он принял из рук Марианны повод Виринеи и повел ее в стойло.

— А что, мадемуазель Марианна, Ильдерим так вас и не слушается? — послышался его голос.

— Так и не слушается, — вздохнула Марианна.

Услышав имя Ильдерима, она снова нахмурилась — и что это за медальон, который так огорчил Коррадо?

За завтраком, который прошел шумно, поскольку долговязый учитель синьор Тиррено никак не мог успокоить расшалившегося Себастьяно, Марианна украдкой поглядывала на мужа. Он держался как обычно, и только в глубине его глаз изредка вспыхивала тревога, и он начинал нервно барабанить длинными пальцами по скатерти.

— Папа, ты сегодня почему-то грустный, — вдруг сказал Себастьяно. — Почему? Тебе приснилось что-нибудь нехорошее, да?

Князь вздрогнул.

— Ну что ты, — ответил он. — Я вовсе не грустный, тебе это показалось.

Малыш принялся рассказывать о том, какой он видел сон сегодня ночью, а Марианна твердо решила как следует расспросить мужа обо всем, что ее занимало.

Но после завтрака он поспешно собрался и уехал, сказав донне Лавинии, что вернется очень поздно.

С этого дня улыбка исчезла с лица князя Сант-Анна. Он поднимался засветло, когда Марианна еще спала, и возвращался с каждым днем все позже. Те дни, когда он никуда не отлучался с виллы, он проводил запершись у себя в кабинете. А когда Марианна подходила к нему с немым вопросом в глазах, он глядел на нее так умоляюще, что она не решалась задать свой вопрос вслух.

Она стала вставать как можно раньше и с болью смотрела вслед мужу, который, ссутулившись, выезжал за ворота виллы на своем верном коне.

Однажды она увидела, как у князя выпало что-то из кармана. Марианна хотела было окликнуть его, но любопытство взяло верх, и, подождав, пока фигура князя не скроется за деревьями, она тихонько спустилась вниз и подобрала лежавший на земле предмет.

Это был тот самый медальон. Его можно было принять за обыкновенное украшение или игрушку — плетеный кожаный шнурочек, темно-красная глянцевитая поверхность…

Марианна некоторое время подержала его на ладони. Ей очень хотелось раскрыть медальон, но два чувства удерживали: стыд — как-никак он чужой — и опасение увидеть женский портрет.

Но внутри не было ничего, кроме странного узора. Его прихотливые линии ничего не сказали Марианне, и она положила медальон обратно на землю.

Вернувшись в комнату, она услышала бешеный топот копыт. Князь круто осадил жеребца перед домом, соскочил с Ильдерима и, опустившись на колени, принялся шарить руками по траве. В его глазах горел сумасшедший страх.

Марианна почувствовала острую жалость — гордый, умный и сильный мужчина в изнеможении бил кулаками по земле, и из груди его вырывался глухой стон.

— Коррадо! — крикнула она.

Князь испуганно поднял голову и дрожащим голосом произнес:

— Доброе утро, Марианна.

— Он лежит у самого крыльца, — сказала она.

— Он? — переспросил князь.

— Да. То, что ты ищешь.

Сант-Анна метнулся к крыльцу — и через мгновение он уже сжимал в кулаке медальон.

— Все в порядке? — спросила Марианна.

— Да, — глухо ответил князь.

Он вскочил на коня и, не оборачиваясь, ускакал.

«Так продолжаться больше не может, — подумала Марианна. — Еще немного, и он на моих глазах превратится в бессильное существо или просто сойдет с ума. А я, может быть, могла бы ему помочь!»

Она вышла в сад и до полудня просидела на скамейке под цветущим яблоневым деревом, стараясь избавиться от страха перед демоном семейства Сант-Анна, который, видимо, снова решил показать свою силу, злобу и ненависть. Он решил разрушить покой и счастье, оказавшиеся такими хрупкими перед волей старой ведьмы судьбы.

Теплое солнце и запах цветущей яблони немного успокоил молодую женщину, и она возвратилась в дом, полная решимости противостоять судьбе и черному демону.

Князь вновь возвратился поздно, но Марианна не спала. Она ждала его, стоя у распахнутого окна своей комнаты.

— Коррадо! Мне надо с тобой поговорить.

— О чем? — с деланной беспечностью спросил князь.

— Не старайся меня обмануть, — горько усмехнулась Марианна. — О твоем утреннем госте, том самом, что передал тебе медальон, о самом медальоне и об узоре внутри него…

Князь не смог удержать вскрика:

— Ты… ты видела узор?

— Да. И еще я хочу узнать, куда ты уезжаешь по утрам и что тебя мучает. Поднимись ко мне.

— Хорошо. Я все расскажу тебе, — сказал Сант-Анна. — Но не сейчас, мне надо подумать.

— Когда?

— Завтра утром.

— Хорошо, — согласилась Марианна. — Доброй ночи.

— Подожди, — сказал князь. — Подожди немного.

Он смотрел на нее словно в последний раз — или так показалось Марианне из-за лунных бликов, падавших на его лицо?

— Я устала, — улыбнулась она. — Завтра мы с тобой обо всем поговорим, а сейчас я хочу спать. До завтра.

— До завтра, — эхом отозвался князь.

В первый раз за это время Марианна заснула спокойно.

Наутро она, как птичка, вылетела из постели, чтобы скорее бежать к мужу, и увидела на столе лист бумаги. На нем рукой Коррадо было написано несколько фраз.

«Марианна, прошу тебя, ни о чем не беспокойся. Ты все узнаешь, но не сейчас, а сегодня вечером. До вечера ничего не предпринимай.

Коррадо».

Опять загадка!

Марианна раздраженно смяла записку в руке и швырнула бумажный комок в угол комнаты. Она почувствовала, как в душе нарастает недовольство мужем, и события, ранее так тревожившие ее, начали напоминать сюжет плохого авантюрного романа.

И в самом деле, зачем Коррадо ведет себя подобно опереточному персонажу? Конечно, все далеко не так просто — и наверняка за медальоном кроется что-то весьма серьезное, а может быть, даже страшное…

Но сейчас Марианна не ощущала ни страха, ни даже тревоги за мужа, а только раздражение.

— Мне все это надоело! — вслух произнесла она. — Я лучше займусь своими обычными делами и перестану терзаться в догадках.

И Марианна провела этот день легко и весело. Она болтала с Гракхом о норове Ильдерима, который, как ни странно, в этот день оказался в конюшне вышивала в саду и играла с Себастьяно.

Вечером Марианна заметила, что донна Лавиния ведет себя не так, как всегда. Проходя мимо, старушка искоса взглядывала на Марианну, словно бы не решалась сказать ей что-то важное.

— Донна Лавиния, — спросила молодая женщина, — вас что-нибудь беспокоит? Мне кажется, у вас есть что рассказать мне, не так ли?

— Мне жаль, княгиня, — отозвалась старушка, но рассказать я вам ничего не могу, кроме того, что князь сегодня утром уехал.

— Я знаю это, он всегда уезжает по утрам последнее время, — беспечно произнесла Марианна. — Меня, честно говоря, это уже не удивляет. Вот только почему он сегодня не взял Ильдерима?..

— Вы не поняли меня, княгиня. Он уехал совсем, — сказала донна Лавиния.

— Как — совсем?

— Он не вернется сегодня вечером. И завтра вечером тоже не вернется. Он выглядел так, будто ему предстоит очень долгое и тяжелое путешествие печально произнесла старушка.

Марианна вспомнила взгляд Коррадо, тот самый, что показался ей последним. Так вот о чем она должна была узнать этим вечером!

— Князь просил передать вам письмо. — Донна Лавиния подала Марианне сложенный листок.

«Дорогая моя Марианна, — писал князь, — прости меня за поспешный отъезд. Я был вынужден поступить именно так, и к тому же наше прощание потребовало бы слишком долгих объяснений. К сожалению, я не имел права рассказывать тебе о причине, заставившей меня покинуть тебя и Себастьяно. Ты и так уже видела медальон, который необходимо было хранить как зеницу ока.

Береги себя и малыша. И ни в коем случае не пытайся меня разыскать. Если я вернусь, ты все узнаешь.

Коррадо».

Марианна в недоумении подняла глаза — и увидела грустное лицо донны Лавинии.

— Прочтите. — Она подала старушке письмо. — Вы можете как-нибудь это объяснить?

Пробежав глазами письмо, донна Лавиния покачала головой.

— Это рок семьи Сант-Анна, — сказала она. — Теперь он добрался и до князя Коррадо. Больше я ничего не могу сказать вам.

Марианна провела бессонную ночь, снова и снова перечитывая строки, написанные торопливым почерком.

«Если я вернусь, ты все узнаешь…» — внезапно словно молния пронзила ее мозг.

Значит, Коррадо может и не вернуться из своего странного путешествия?!

Марианна вскочила с постели и принялась лихорадочно одеваться. Она уже сбегала по ступенькам крыльца, как вдруг услышала голос Гракха:

— Мадемуазель Марианна, куда вы?

Молодая женщина резко остановилась.

Действительно, куда она может бежать ночью, не зная совершенно ничего про возможную цель путешествия князя Сант-Анна?

— Мне захотелось подышать свежим воздухом, — ответила она рыжеволосому кучеру и вернулась в дом, успев заметить, как Гракх пожал плечами.

Когда за окнами забрезжил рассвет, в голове Марианны уже созрел план: она должна отправиться в Венецию и выяснить, все ли корабли Сант-Анна стоят на причале. В ее сердце теплилась надежда, что путешествие Коррадо окажется не таким уж и далеким и через несколько недель он вернется домой. Но пребывать эти несколько недель в полном неведении…

Марианна не могла ждать, ничего не зная. Ей необходимо было действовать.

Донна Лавиния понимающе кивнула, когда Марианна сообщила ей о своем отъезде, а вот Себастьяно закапризничал:

— Я тоже хочу поехать в Венецию!

— Ну пойми, милый, я еду туда по важному делу, а тебе будет просто скучно, — увещевала его Марианна.

— Ну да, папа уехал, ты уезжаешь, а я должен оставаться с синьором Тиррено! — обиделся малыш.

— Я скоро вернусь, — пообещала Марианна. — И папа тоже, — добавила она с меньшей уверенностью.

День, в который они отбывали с виллы Сант-Анна, выдался пасмурным и дождливым, а вскоре началась самая настоящая гроза.

Сахар растает от дождя,


А я не сахар, я не растаю… —



фальшиво распевал промокший Гракх, а Лаура, хотя на нее не попадало ни одной капли, забилась в угол экипажа и вздрагивала при каждом раскате грома.

— Не бойся, — сказала ей Марианна. — Гроза скоро кончится.

— А вдруг в нас попадет молния? — дрожащим голосом спросила служанка.

— Не попадет, — заверила Марианна. — Это было бы слишком глупо с ее стороны.

Лаура слабо улыбнулась.

— Но вы же сами боитесь, госпожа, — сказала она. — У вас глаза горят, как две молнии.

— Я не боюсь, — ответила Марианна.

Это было неправдой. Гроза не пугала ее, но звуки грома и отблески молнии пробудили в ее душе другой страх — воспоминания о черной мессе Маттео Дамиани и огненных волосах Люсинды — злой колдуньи, роковой женщины семьи Сант-Анна.

«Она наверняка любила такую погоду, — думала Марианна. — И не Божьей карой казалась ей гроза, а взглядом и злобным хохотом дьявола!»

Марианна невольно вздрогнула, представив Люсинду, в восторге простирающую руки к разверзающемуся небу.

— Вы замерзли? — поинтересовалась Лаура.

— Да, немного, — призналась Марианна.

И тут же раздался голос Гракха:

— Мадемуазель Марианна, я хоть и не сахар, но промок порядочно! Тут рядом гостиница, может быть, нам переждать грозу там?

Марианна согласилась, хотя мысли о дьяволе заставили ее поверить в то, что эта гроза — не простая. Ей казалось, будто некая злая сила противится ее попытке разгадать тайну князя Коррадо.

Гостиница оказалась небольшой, но чистенькой и уютной. Хозяин, волосы которого напоминали своим цветом волосы Гракха, сразу же захлопотал, причитая, что не стоит хрупким женщинам выбираться из дому в такой дождь. И вскоре Марианна уже сидела у пылающего камина в своей комнатке на втором этаже гостиницы. Косые струи дождя били в оконное стекло, а раскаты грома не желали униматься.

По телу Марианны разливалось приятное тепло, но на душе было неспокойно. Она была почти уверена, что по прибытии в Венецию не найдет у причала какой-нибудь из кораблей Сант-Анна, и теперь у нее осталось только одно желание — узнать, куда направился этот корабль.

Марианна очень жалела, что не запомнила как следует узор на медальоне, — возможно, он как раз и был ключом к разгадке тайны. Она попыталась изобразить узор на листке бумаги, но у нее ничего не получилось. Марианна вздохнула.

Рыжий хозяин принес ей скромный ужин, состоявший из жареного цыпленка и нескольких листочков латука. Он поставил тарелку на стол, но уходить, по всей видимости, не собирался.

— Я рад, что вы остановились у меня, — сказал он. — Меня зовут Никколо Эльфиоре.

Марианна назвалась, с трудом удержав улыбку, — меньше всего к этому низкорослому толстячку подходило такое цветочное имя.

— Княгиня Сант-Анна? — переспросил Никколо. — Несколько дней назад у меня останавливались двое людей. Я не видел их лиц, и похоже, что они были в масках. Но случайно услышал, как один сказал другому: «Ваше имя — князь Сант-Анна — слишком здесь известно!»

Марианна впилась взглядом в лицо Эльфиоре. Значит, Коррадо был здесь!

— Однако они назвали мне совсем другие имена, не Сант-Анна, — продолжал хозяин.

Марианна сжала руки так, что хрустнули суставы. Ей до боли хотелось расспросить хозяина поподробнее, но она не решалась. Можно ли ему доверять?

— Этот человек — ваш родственник? — как бы невзначай спросил Никколо.

— Н-нет, — замявшись, ответила молодая женщина. — Видимо, это какая-то ошибка.

— Возможно, — согласился хозяин, пристально поглядев на Марианну. — Ну что ж, не буду больше вам мешать, приятного аппетита.

Дверь за Никколо закрылась. Марианна, словно в тумане, села за стол и принялась есть, почти не чувствуя вкуса.

Коррадо был здесь. А его спутник — наверняка тот самый темнокожий посланник, который передал ему медальон. Судя по тому, что они были в масках, они не желали, чтобы кто-нибудь обратил на них внимание. Тем более что о цвете кожи князя многие слышали, так что этот факт мог дойти и до здешних мест. А два человека с темными лицами уж точно вызвали бы сплетни и пересуды. Ясно было одно — они направлялись в Венецию.

Марианна отодвинула тарелку. Зачем она не призналась хозяину, что имеет отношение к одному из его таинственных постояльцев! Может быть, удалось бы узнать еще что-нибудь, тем более что Никколо явно был существом любопытным и имя князя услышал не случайно.

Марианна мысленно ругала себя за недоверие. Неужели годы, проведенные в покое и довольстве, отучили ее доверять людям? Если бы она с таким же страхом относилась ко всем, кто встретился ей после побега из Селтонхолла, то неизвестно, как сложилась бы ее жизнь.

Что с того, что у Никколо Эльфиоре слишком любопытные глазки? Если судить только по внешности, то она бы не нашла стольких друзей! Да, она зря скрыла от Никколо истинную цель своего путешествия.

Марианна мрачно барабанила пальцами по столу, когда раздался легкий стук в дверь и на пороге появился Эльфиоре.

— Вы уже поужинали?

— Да, — ответила Марианна, приветствуя его появление ослепительной улыбкой. — Все было очень вкусно.

Никколо забрал поднос и направился к выходу.

— Погодите, — окликнула его Марианна. — Когда он обернулся, она произнесла: — А… вы не могли бы поподробнее рассказать о ваших странных постояльцах? Князь Сант-Анна — действительно мой родственник, просто я подумала…

— Я понял, — улыбнулся Никколо. — Рассказать я вам смогу не так уж и много, но кое о чем я догадался.

Он присел на табурет.

— По всей видимости, они направлялись в Венецию, чтобы сесть там на корабль. Оба были очень обеспокоены. Лиц их мне заметить не удалось, как я уже говорил. И еще — в их беседах пару раз проскользнуло слово «Африка».

— Африка? — переспросила Марианна.

Ну конечно! Об этом месте она подумала сразу, но ведь Африка так велика…

— А никаких африканских стран они не упоминали?

— Нет. Вас зовут Марианна? — внезапно спросил Эльфиоре.

Молодая женщина вздрогнула.

— Откуда вам это известно?

— Ваш… родственник произносил это имя, — лукаво ответил хозяин.

А он совсем не глуп!

— Видите, Никколо, вы уже многое поняли, — со смущенной улыбкой сказала Марианна.

Никколо вынул из кармана небольшой клочок бумаги.

— И вот еще.

Марианна взглянула на клочок — на нем был изображен узор из медальона.

— Дайте мне его, Никколо! — взмолилась она.

— Для этого я его, собственно, и принес, — сказал Эльфиоре, подавая ей бумагу. — А больше ничего я, к сожалению, сказать вам не могу. И к тому же уже довольно поздно, а вам нужно выспаться — до Венеции ехать еще долго.

Однако Марианна уснула не скоро. Проводив хозяина, она снова села за стол и внимательно рассмотрела узор. Его причудливые линии о чем-то говорили, в них была заключена загадка, которая заставила Коррадо ехать в Африку, но как разгадать эту загадку?

Наутро она, измученная ночными кошмарами — ей снились улыбающиеся негры, покрытые белыми узорами, — Марианна, попрощавшись с Никколо, забралась в экипаж и моментально уснула, не обращая внимания на ужасную дорогу. Даже причитания Лауры по поводу тряски не могли разбудить ее.

Венеция встретила их ярким солнцем и синим небом. У Марианны с этим городом всегда ассоциировались три цвета — синий, золотой и черный. Было бы, конечно, гораздо красивее, если бы гондолы были разноцветными, но венецианцы блюли обычай красить их в черный цвет после страшной чумы, унесшей в позапрошлом веке почти половину города.

Ослепительная белизна и золотые купола собора на площади Сен-Марко восхитили Марианну, и она долго любовалась им и Дворцом дожей.

Лаура убежала навестить родных, а Марианна с Гракхом отправились в гостиницу. В порт было решено пойти на следующий день рано утром.

Сидя у открытого окна и слушая переливчатые песни гондольеров и плеск весел, Марианна задумалась.

Венецию не зря называют городом влюбленных. Нет ничего прекраснее, чем медленно плыть по каналу в слегка покачивающейся гондоле, слушать нежную песню и смотреть в глаза любимому, который держит твою руку в своей…

— Я не верю, что Коррадо не подумал об этом перед своим отплытием! — сказала Марианна. — Когда я отыщу его, мы обязательно задержимся здесь перед тем, как вернуться домой.

Она поделилась своими впечатлениями от ночной Венеции с вернувшейся Лаурой.

Та хихикнула:

— Да, конечно, лучше смотреть в глаза любимому. Да кому бы то ни было, потому что мокрые серые стены — не самое лучшее зрелище!

Внимательно осмотрев канал, Марианна была вынуждена согласиться. Ее романтическое настроение улетучилось, и она отправилась спать не в самом лучшем расположении духа.

Утром, в порту, рассказ Никколо подтвердился. Марианне сообщили, что князь Коррадо отплыл на «Черном ястребе» — самом лучшем и одном из самых быстрых кораблей. Соперничать с ним могла только «Ласточка» — легкая и изящная, она покачивалась на волнах и будто манила немедленно отправляться в путешествие.

Марианна едва не поддалась искушению подняться на борт и отправиться в открытое море — вдруг мелькнут на горизонте паруса «Черного ястреба»? Нет сомнений, что «Ласточка» догнала бы его в мгновение ока!

Но отплывать сейчас было, конечно же, нельзя, и Марианна, вздохнув, спустилась с борта «Ласточки», предварительно приказав держать корабль в боевой готовности.

— А почему, госпожа, вы велели приготовить «Ласточку» к путешествию? — поинтересовалась Лаура.

Марианна задумалась — она произнесла эти слова по какому-то наитию, не отдавая себе полного отчета в том, что говорит. Но вопрос Лауры будто разбудил ее, и молодая женщина поняла, что действительно собирается использовать «Ласточку» по ее прямому назначению.

— Я расскажу тебе об этом после, — уклончиво ответила она Лауре.

На самом деле она решила объявить об этом дома, на вилле. Пускай пока и Гракх, и Лаура остаются в неведении. Мысль отправиться на поиски князя Коррадо пришла Марианне в голову сразу же, как она ступила на борт корабля, и необходимо было еще как следует обдумать эту тему.

Неугомонный дух проснулся в Марианне. Коррадо надо было спасать, ему надо было помочь, и кто, как не она, сможет сделать это?

Стало быть, вновь начинаются приключения.

И Марианна незамедлительно принялась писать письмо Аркадиусу Жоливалю.

«Дорогой Аркадиус! — писала она. — К сожалению, непредвиденные обстоятельства вынуждают меня потревожить вас. Мне очень жаль отвлекать вас от разнообразных научных трудов, однако ваше присутствие избавило бы меня от множества сомнений.

Ваша Марианна».

Письмо было тут же отправлено, и Марианна была уверена, что Жоливаль непременно приедет. Они уже давно сообщали друг другу исключительно о собственном самочувствии и о погоде. Поэтому Марианна постаралась сделать свое сообщение интригующим, но кратким, чтобы не взволновать Аркадиуса.

В том, что Жоливаль оставит дома Аделаиду, Марианна не сомневалась. Ее родственница уже давно превратилась в достойную подражания хозяйку дома, которую слово «приключение» пугало так же, как и слово «мышь».

С другой стороны, Аркадиусу и не пришлось бы ничего объяснять жене — «непредвиденные обстоятельства» могли быть какими угодно, вплоть до непослушания Себастьяно.

Марианна была довольна. Судьба Коррадо продолжала волновать ее, но прибытие Аркадиуса снимало с нее ряд проблем, и потом, она знала уже немало для того, чтобы отправиться вслед за мужем.

Она, правда, немного опасалась, что Аркадиус может отказаться сопровождать ее в предстоящем путешествии, которое наверняка не будет похоже на увеселительную морскую прогулку. Жоливаль охотно вспоминал их приключения, но неизменно добавлял, что сейчас, сидя в уютном халате и читая какой-нибудь исторический трактат, он чувствует себя не в пример лучше, чем на холодном полу тюрьмы или в пылающей Москве. Марианна соглашалась с ним.

Действительно, ей было немного забавно смотреть на Лауру, которая слушала их рассказы затаив дыхание и изредка завистливо покачивала головой.

— Лаура, это все немного напоминает роман, не правда ли? — шутливо спрашивала она.

— Да, госпожа! — отвечала Лаура. — Мне иногда так хочется оказаться в таком романе!

— Проще говоря, ты хочешь попасть в переплет! — смеялся Аркадиус. — На самом деле это далеко не так весело и интересно, как может показаться.

Лаура горячилась:

— А если бы у вас была возможность вернуться на несколько лет назад и прожить эти годы по своему усмотрению, что бы вы сделали?

— Я? Я купил бы себе теплый халат — такой же, как у меня сейчас, — и жил бы в тишине и покое, — беззаботно отвечал Жоливаль, лукаво поглядывая на Марианну.

— Неправда! — сердилась Лаура.

В этот момент Жоливаль начинал смеяться, и Марианна вторила ему, наблюдая за рассерженной, покрасневшей Лаурой, которая сначала обижалась, но потом улыбка появлялась на ее лице, и вскоре Лаура уже весело смеялась вместе с Марианной и Аркадиусом.

Что ж, теперь у Лауры будет возможность попасть в переплет — будем надеяться, легкого и веселого романа, в котором не будет неприятных событий. Но главной его героиней она не станет — по счастью для нее. Главным героем будет Коррадо…

Как все-таки странно фортуна порой распоряжается людскими судьбами! Ведь вполне могло произойти так, что Марианна не была бы сейчас замужем за князем Сант-Анна. Она могла бы просто не знать о его существовании, если бы не крестный, если бы не ребенок от Наполеона…

Князь никогда не напоминал ей о той причине, по которой она стала его женой, но Марианна не могла бы вычеркнуть ее из памяти, даже если бы желала этого. Но у нее не возникало такого желания — Наполеон оставался для нее кумиром и сейчас, когда он томился на острове Святой Елены и уже никто не называл его «император Наполеон», кроме его приближенных.

Марианне трудно было представить, как этот гордый, надменный властелин, у которого малейшее неповиновение вызывало бурную ярость, перед которым трепетали страны и народы, живет на крохотном островке, почти в одиночестве. До нее доходили слухи, что с ним там дурно обращаются и даже еды в Лонгвуде не всегда бывает вдоволь, но Марианна старалась не верить им. Она с трудом представляла такую степень низости — отказывать поверженному и уже безопасному монарху в том, к чему он привык! Тем более что условия жизни на Святой Елене были достаточно жесткими для Наполеона и бежать он не мог, так что повторения Ста дней ожидать не следовало.

Когда Наполеон бежал с Эльбы и вновь стал одной из главных фигур мира, который замер в ожидании — что будет? — у Марианны были другие мысли и чувства. Почти все эти три месяца она провела у постельки Себастьяно, который тогда опасно заболел. Она знала о том, что на сторону Наполеона переходят армии, слышала о печальном финале этого похода — разгроме при Ватерлоо, но в тот момент эти события совсем не волновали ее — мысли были заняты болезнью сына. И осознавать происходящее в мире она стала только тогда, когда малыш поправился, а Наполеон, вторично отрекшись от престола, уже был препровожден на маленький остров — Святую Елену.

Когда Марианна думала об этом великом и жестоком человеке, ей всегда сперва виделся, Шарль Дени — якобы простой буржуа, для которого она пела по просьбе Талейрана и которого она полюбила сразу же, как только увидела. Уже потом она вспоминала, как увидела его профиль на монете и поняла, кто это, как томилась в тюрьме, как спасала его от покушения, как умоляла его покинуть горящую Москву… И как носила его ребенка, который мог бы жить с ней сейчас — вместо чудесного и забавного Себастьяно.

— Даже странно, что у меня мог бы быть другой малыш… — слегка пожала плечами Марианна. — Дитя Наполеона. И я долго не могла бы рассказать ему, кто его настоящий отец.

Она вздрогнула. Нет, Себастьяно она никогда не расскажет о Маттео Дамиани и о том, что ей пришлось пережить ради его появления на свет!

А вот о том, как она познакомилась с Наполеоном, и о том, что это за человек, она расскажет ему, когда он немного подрастет. Без лишних подробностей, конечно, — Себастьяно их знать будет совсем не обязательно.

Марианна прикрыла глаза — и перед ее мысленным взором возник невысокий человек с властным лицом и серо-стальными глазами — глазами властелина мира. И она, Марианна, совсем еще юная девушка, глядящая на него с восхищением и преклонением. Она могла бы прожить так всю жизнь — преклоняясь перед ним и вспоминая его слова. Та девушка могла бы так жить. Она мечтала об этом.

— А вот если бы тебе сейчас предложили повернуть время вспять, как говорит Лаура, что бы ты сделала? — обратилась Марианна к самой себе и задумалась.

Она гордилась тем, что в ее жизни был такой человек, как Наполеон Бонапарт, и тем, что она была в его жизни, пусть наравне со многими — но она любила его. Нет, будь у нее возможность вернуться на несколько лет назад, она бы ни за что не вычеркнула бы эту любовь из своей жизни.

Уже давно утихли песни гондольеров и плеск весел, и иной шум наполнял просыпающуюся Венецию — плач младенцев, крики торговцев и веселые разговоры хозяек.

Надо было собираться домой, в Лукку. Марианна бы с удовольствием провела в Венеции еще несколько дней, если бы с Коррадо было все в порядке.

— Мы скоро увидимся, Венеция, но для того, чтобы надолго попрощаться! — сказала она, закрывая окно.

Обратный путь прошел для Марианны гораздо спокойнее. Она была совершенно уверена в правильности своего решения, а главное — уже хорошо знала, что она будет делать. «Ласточка» была готова к путешествию, скоро приедет Жоливаль, и они отправятся на поиски Коррадо. И пусть Африка велика — Марианна чувствовала в себе силы перебрать всю ее по песчинке для того, чтобы выручить из беды мужа.

— Госпожа, а куда мы поплывем? — вдруг спросила Лаура, выглядевшая крайне подавленно.

— В Африку, — коротко ответила Марианна.

— В Африку? — переспросила Лаура и опустила голову.

— А почему ты такая грустная? — удивленно поинтересовалась Марианна. — Ты же всегда хотела испытать в жизни все, и жизнь предоставляет тебе такую возможность! Ты ведь никогда не была в Африке, Лаура!

— Да, — печально ответила Лаура.

— Нет, погоди, расскажи-ка мне, о чем ты думаешь? — Марианна серьезно посмотрела на девушку. — Тебя ведь что-то мучает, не так ли?

— Я думаю о том же, о чем и вы, госпожа.

— О том же, о чем и я? Я не понимаю тебя, — сказала Марианна.

Реакция Лауры озадачила Марианну. Сколько раз девушка твердила о том, как бы ей хотелось побывать в далеких странах, поучаствовать в приключениях, пережить что-то такое, о чем можно было бы потом вспоминать… И тут — грустное лицо, опущенная голова и глаза такие печальные.

— Я хочу поехать в Африку, — сказала Лаура. — Мне очень хочется там побывать. Но мне просто жаль расставаться с нашим домом, с донной Лавинией, с Себастьяно. Мы ведь столько времени их не увидим.

Словно молния ударила в самое сердце Марианны. Не могло быть и речи о том, чтобы взять малыша с собой, — Марианна не представляла, сколько опасностей может таить в себе неизведанная Африка. И потом, Коррадо надо будет еще найти. Нет, они возвратятся домой нескоро. Так как же быть, как оставить маленького сына совсем одного — чем смогут помочь ему старушка экономка и меланхоличный учитель, если что-нибудь случится?!

Ей нельзя уезжать. Дом не сможет существовать без нее, и значит, ей надо вестисебя так же, как ведут себя все женщины, когда уезжают их мужья, — ждать. Просто ждать, не сопротивляясь судьбе, и даже если Коррадо погибнет там, в Африке, принять это как должное.

Марианна в бессилии ударила кулаком по сиденью экипажа и заплакала.

— Что с вами, госпожа? — обеспокоилась Лаура. — Почему вы плачете?

— Все хорошо, Лаура, — стараясь удержать слезы, ответила Марианна. — Просто мы никуда не поедем.

Они снова остановились на ночь в гостинице Никколо Эльфиоре, которая, как выяснилось, носила название «Тихая долина». Никколо очень обрадовался Марианне, которая, напротив, улыбнулась ему еле-еле — она была огорчена.

— У меня есть новости для вас, — шепнул ей Никколо, когда они поднимались по лестнице. — Но я расскажу вам все потом, когда вы немного повеселеете.

— Почему?

— Потому что я не решился бы назвать эти новости приятными. И поведаю их вам только потому, что они могут пригодиться вам в вашем предстоящем путешествии.

— А почему вы решили, что я отправляюсь в путешествие? — холодно спросила Марианна. — Вполне возможно, я никуда не поеду.

— Боюсь, что это не так, — вздохнул Никколо. — Если у вас нет чего-то, что удерживает вас дома, вы обязательно поедете.

Марианна опустилась в кресло и произнесла:

— Рассказывайте, Никколо.

— Вы не хотите подождать до вечера? — сказал хозяин. — Возможно, тогда я смогу сообщить вам этот случай с некоторыми подробностями, которые могут оказаться достаточно важными для вас.

Она кивнула, и хозяин немедленно вышел, оставив молодую женщину в одиночестве.

Марианна призналась себе, что сообщение Эльфиоре поначалу вызвало у нее скорее недовольство, чем заинтересованность или удивление. Что с того, что он расскажет подробности еще одного разговора между Коррадо и его спутником? Это просто доставит ей лишнюю боль — страдания из-за мужа и из-за невозможности ему помочь.

Она, конечно же, ждала прихода Никколо — но ждала без надежды. Ей было даже немного неловко перед ним — похоже, он сильно заинтересовался этой историей и готов сделать все, чтобы помочь Марианне — которой помочь уже ничем нельзя.

Марианна почти не притронулась к ужину, принесенному расторопной кареглазой девушкой, и провела вечер, бесцельно глядя в огонь, горевший в камине. Языки пламени лизали дрова, и Марианне казалось, что это горит и обугливается ее измученное сердце, сдавшееся перед безумным выбором — выручить мужа или хранить покой сына.

Эльфиоре появился поздно, обеспокоенный и удрученный. Марианна порывисто поднялась ему навстречу.

— Я рада, что вы пришли, Никколо. Но я уверена, что вы не сообщите мне ничего, что могло бы изменить мое решение. К сожалению, обстоятельства вынуждают меня возвратиться домой и не следовать за моим мужем.

— Вы признались, что князь Сант-Анна — ваш муж, — сказал Эльфиоре. — Тогда вы тем более последуете за ним. Никаких подробностей я, к сожалению, узнать не смог, но дело не в них, а в том, что я услышал вскоре после вашего отъезда.

— Что вы услышали?

— На следующий день после того, как вы уехали, ко мне прибыли два постояльца не менее таинственные, чем ваш муж и его спутник, — начал Никколо. — У одного из них есть небольшой шрам над верхней губой, а так — двое совершенно неприметных мужчин. Их таинственность выражалась в изобилии старинных книг, которые они везли с собой, и в их разговорах. Они упоминали имя вашего мужа.

— Коррадо? — вздрогнула Марианна.

— Князь Сант-Анна. По всей видимости, ваш муж чем-то мешал им.

— Но он не делал никому ничего дурного!

— Возможно. Но я ясно слышал фразу: «Его необходимо убить, но не сразу. Пусть он сначала доберется до Африки, а там мы отыщем его во что бы то ни стало». Это сказал человек со шрамом над губой.

— Но за что они хотят убить его? — вскричала Марианна. Она почувствовала головокружение и на миг потеряла сознание. Очнулась Марианна от того, что Эльфиоре брызгал ей в лицо холодной водой.

— Вы пришли в себя? — спросил он. — Я же предупреждал, что эти новости нельзя будет назвать приятными.

— Да, это слово к ним не подходит, — слабым голосом сказала Марианна. — За что они хотят его убить?

— Этого я не знаю, — сказал хозяин. — Либо они хотят что-то получить от него, либо, как я уже сказал, его существование им мешает.

Марианна молчала.

— Я ходил узнавать подробности, — сказал Эльфиоре. — Я хотел узнать, кто они такие. Но их никто никогда здесь не видел. Скорее всего, они следили за князем Сант-Анна и, когда он отправился в Венецию, последовали за ним. Если у вас есть возможность предупредить его, сделайте это немедленно.

— Я не могу этого сделать, — прошептала Марианна.

— Мне кажется, они не собирались пробираться на корабль князя, — сказал Никколо. — У них, наверное, есть свой корабль, и они отправятся следом за ним в Африку.

— А… они… — больше ничего молодая женщина сказать не смогла.

— Выглядят они, как самые обыкновенные люди, — продолжил Эльфиоре. — Тот, что со шрамом, — брюнет, высокий и говорит со значительными паузами между словами, словно думает, что ему сказать дальше. А второй — невысокий шатен, и никаких таких примет у него нет. Правда, тот, что со шрамом, называл его Жоли.

— Жоли? Он француз?

— Они говорили по-итальянски, хотя некоторый акцент я заметил. Но сказать, кто они, я не могу. Тем более что Жоли — явное прозвище.

— Никколо, мне необходимо как следует подумать, — сказала Марианна. — Большое вам спасибо за то, что вы сообщили мне.

— Всегда к вашим услугам, — поклонился Эльфиоре и вышел из комнаты.

Застонав, Марианна упала на кровать. Ей показалось, что в ее жизни не было мгновения хуже. Коррадо хотят убить, может быть, злодеи уже близко от него, и он ничего не знает об этом и не сможет остеречься! Ах, если бы она могла хоть как-нибудь предупредить его!

Но Коррадо был далеко, и «Черный ястреб» плыл по направлению к берегам Африки.

Марианна молила Бога о том, чтобы Аркадиус Жоливаль не задержался в пути. Только на него она сейчас надеялась, только он мог помочь ей, утешить своим умом и поистине безграничным спокойствием.

Да, именно в утешении сейчас больше всего нуждалась Марианна. В утешении, ибо разрешить ее проблему, как ей казалось, не смог бы никто на свете.

Утром Эльфиоре снова постучался в ее комнату.

— Я не осмелюсь ничего советовать вам, — сказал он. — Но мне хотелось бы просто пожелать вам удачи. Я надеюсь, что вам удастся найти князя Сант-Анна и помочь ему.

— Спасибо, Никколо, — ответила Марианна. — Я не забуду вас.

— Я думаю, что мы еще встретимся, — ответил Эльфиоре. — Дорога в Венецию проходит мимо «Тихой долины».

Дорога домой тоже проходила мимо «Тихой долины». Однако ни запах цветов, ни шелест листвы не радовали Марианну. Ее мучило сообщение Эльфиоре.

— Мама, ты уже вернулась! — обрадованно закричал Себастьяно, бросившись к ней. — А папа когда вернется?

— Скоро, милый, скоро, — ответила Марианна, обнимая и целуя сына.

Она смотрела на малыша, и тоска разрывала ее сердце — неужели придется оставить его? Но с кем? Донна Лавиния была уже слишком стара, чтобы можно было доверить ей Себастьяно. А синьор Тиррено, кажется, не собирался принимать особенное участие в его судьбе.

Прошло несколько дней, и Марианна измучилась окончательно. Почти каждую ночь ей снились убийцы — человек со шрамом и невысокий шатен, которые набрасывались на Коррадо то с ножом, то с пистолетом, то с удавкой. Она просыпалась в холодном поту, крича: «Коррадо!»

Прибегала Лаура, которая из-за кошмаров Марианны тоже плохо спала:

— Вам плохо, госпожа? Вам опять приснился этот страшный сон?

— Да, Лаура. Я сейчас постараюсь снова уснуть, — отвечала Марианна.

Но ей редко удавалось заснуть, и она проводила ночь в кресле, беспрестанно повторяя:

— Аркадиус! Ну где же вы, если бы вы знали, как мне вас не хватает!

А днем Марианна не расставалась с сыном. Она подолгу разговаривала с ним, играла, но делала это невесело, и Себастьяно все время спрашивал ее:

— Мама, ты, может быть, заболела? Или тебе неинтересно играть со мной?

— Нет, что ты, — говорила Марианна и садилась неподалеку от играющего малыша, не сводя с него глаз.

Ее состояние понимали и Лаура, и Гракх, и донна Лавиния, узнавшая от них обо всем, и поэтому не тревожили молодую женщину. А она, в те моменты, когда не занималась с Себастьяно, бродила по саду и то прощалась с виллой, то клялась не покидать дом.

Аркадиус прибыл вовремя, но, вопреки ожиданиям Марианны, вместе с Аделаидой. И Марианне пришлось сдержать свое желание броситься к Жоливалю и закричать: «Как мне быть?»

— Мы так давно не были у вас, — сказала Аделаида. — Себастьяно, наверное, уже совсем большой.

— Да, — рассеянно кивнула Марианна.

Черные глаза Жоливаля понимающе посмотрели на нее.

Они оба не могли дождаться вечера, чтобы как следует поговорить вдвоем, и поэтому обед и для Аркадиуса, и для Марианны тянулся нескончаемо. Аделаида рассказывала парижские новости, передавала приветы, но Марианна почти не реагировала на ее рассказ.

Наконец все поднялись из-за стола, и донна Лавиния увела Аделаиду на прогулку, а Себастьяно с синьором Тиррено ушли заниматься. Жоливаль и Марианна остались вдвоем.

— Ваше письмо, Марианна, встревожило меня, — сказал Аркадиус. — И я не спрашиваю, почему князь не встретил нас, — видимо, как раз его отсутствие и послужило причиной для вашего письма. Я прав?

— Да, Аркадиус, вы правы, — вздохнула Марианна. — Судьба разрушила мир нашего дома.

И она рассказала Жоливалю и о темнокожем визитере, и о медальоне, и о страшном рассказе Никколо Эльфиоре.

— Я очень ждала вас, Аркадиус, — закончила Марианна. — Я ждала вас, чтобы вы дали мне совет. Мое сердце расколото на две части — одна не может расстаться с Себастьяно, а другая рвется в Африку, вслед за «Черным ястребом», чтобы спасти Коррадо.

Жоливаль, все это время молча и внимательно слушавший молодую женщину, произнес:

— Я думаю, что всю эту историю спровоцировало появление медальона. Жаль, что вы не можете показать мне его. Как вы знаете, я немного занимался жизнью африканских народов и, может быть, смог бы что-нибудь сказать по этому поводу.

— Я могу вам показать узор, который был внутри этого медальона, — сказала Марианна, подавая Аркадиусу клочок бумаги с изображением узора. — Это дал мне Никколо Эльфиоре, и я очень благодарна ему.

Жоливаль взглянул на клочок и изменился в лице Некоторое время он сидел молча, завороженно глядя на узор.

— Что с вами, Аркадиус, отчего вы молчите? Это что-то очень опасное? — не выдержала Марианна.

— Да. Жизнь князя висит на волоске, и этот волосок оборвется в Африке. Скорее всего, оборвется, глухо произнес Аркадиус. — Даже если бы не было этих двоих, что охотятся за ним, он все равно был бы в большой опасности.

— Значит, плыть за ним не имеет смысла и он уже почти мертв? — сказала Марианна погасшим голосом.

— Погодите-погодите… — Жоливаль еще раз всмотрелся в узор. — Вот эта полоска имеет раздвоенный конец — знак избранности, я его сразу не заметил. По счастью, я немного ошибся в своем мрачном предсказании. Тем не менее человек, имеющий медальон с таким узором, ходит по лезвию бритвы. Если полоска не раздвоена — у него один шанс из ста сохранить свою жизнь. Если раздвоена — шансов двадцать.

— А что это за узор? — спросила бледная Марианна. — Он волновал меня куда меньше, чем двое убийц.

— Это знак злого духа Алгэла, — сказал Жоливаль. — Мистическое верование некоторых африканских племен К этому можно не относиться серьезно, однако люди, общавшиеся с этим духом, после этого проживают очень мало. Часто они сами себя приносят в жертву ему.

— Но Коррадо не способен убить себя ради какого-то непонятного духа! И потом, я никогда не слышала от него это слово. Вы сказали — «Алгэл»?

— Да. Связанные с этим духом люди не имеют права никому рассказывать об этом. Если кто-то из непосвященных увидит у них медальон и догадается о его сути, они обязаны убить и увидевшего, и себя.

Марианна вздрогнула, вспомнив искаженное ужасом лицо князя.

— Коррадо был очень испуган, когда я указала ему на этот медальон.

— А он долго был у князя? — поинтересовался Жоливаль.

— Нет. От появления посланца до их отъезда прошло не так уж много времени.

Жоливаль облегченно вздохнул.

— Это хорошо.

— Может быть, это и хорошо, — вскричала Марианна, — но Коррадо грозит опасность, может быть, даже смерть, а мы сидим тут и беседуем об африканских обычаях! Ах, если бы я могла взять с собой Себастьяно!

— Марианна, вы действительно хотите отправиться в Африку? — спросил Жоливаль. — Вас нисколько не испугало то, что я вам рассказал?

— Я боюсь только за жизнь моего мужа, — сказала Марианна.

— А вы знаете, что африканские колдуны способны парализовать человека, фактически превратив его в неподвижный камень, и продержать так несколько недель? Вы знаете, что там существуют племена, обладающие секретами составления жутких ядов, убивающих мгновенно, и иногда достаточно простого прикосновения отравленной стрелы, чтобы человек отправился в мир иной, не успев даже вздохнуть? Вы же совершенно не знаете, что такое Африка! — почти кричал Жоливаль. — Именно поэтому вы и не испытываете страха, Марианна! А я сделаю все, чтобы вы туда не поехали! Смерть вас обоих будет чересчур сильным ударом и для меня, и для всех, кто вас знает, а главное — для Себастьяно.

При имени сына на глаза Марианны набежали слезы, но она нашла в себе силы презрительно взглянуть на Жоливаля и сказать:

— Я вижу, Аркадиус, что ваш халат оказался сильнее вас. Прошу, никому не сообщайте о нашем разговоре и считайте впредь, что вы с Аделаидой, устав от Парижа, просто приехали погостить и подышать запахом цветов.

И, гордо подняв голову, Марианна вышла из комнаты.

К рассвету ее подушка промокла от слез. Слова Жоливаля разочаровали и огорчили ее, и значит, в путь она отправится одна. Не одна, конечно, но верность Лауры и способности Гракха не заменят ума и проницательности Жоливаля.

Но старые друзья обычно не покидают друг друга в беде, и утром Аркадиус уже стучался в комнату Марианны. Он посмотрел на ее бледное лицо, на круги под глазами и примирительно произнес:

— Не обижайтесь на меня, Марианна. Этой ночью я много думал и решил, что удержать вас дома мне все равно не удастся. Стало быть, я еду с вами.

Марианна бросилась к Жоливалю и порывисто обняла его.

— Я знала, Аркадиус, что вы не оставите меня! Мне пришлось бы так тяжело в Африке без вас.

— Вы все-таки едете, — полувопросительно, полуутвердительно произнес Жоливаль.

— Да, мой милый Аркадиус, и вы тоже едете!

— Ну что ж, прощай, мой дорогой халат, прощай, уютная тишь библиотек! — с нарочитой скорбью сказал Аркадиус, подкручивая усы.

— Да, Аркадиус, с этим вам придется расстаться, но я надеюсь, что ненадолго! — сказала Марианна.

Жоливаль посерьезнел.

— Я тоже очень надеюсь на это. Возможно, я вчера несколько преувеличил опасность Африки, желая отговорить вас от путешествия. Однако увеселительной прогулки тоже не получится, и не обольщайтесь.

— Я поняла вас, — коротко ответила Марианна.

— Вы не знаете, куда конкретно мог отправиться князь Сант-Анна?

— Я думала, вы догадаетесь по узору, — сказала Марианна, с надеждой глядя на Аркадиуса.

— К сожалению, я не смог этого сделать. Но у меня есть добрый знакомый в порту Сен-Луи. Его зовут Франсуа Россиньоль, и он работает в Сенегальской французской компании. Можно написать ему письмо, и у нас будет где остановиться. И потом, он сможет узнать что-нибудь о князе до нашего приезда.

— Это было бы прекрасно, — горько вздохнула молодая женщина. — Но Коррадо, скорее всего, прибудет инкогнито. И все же я очень благодарна вам, мой дорогой Аркадиус.

— Хорошо. Я покидаю вас, Марианна. Мне надо написать Россиньолю и поговорить с Аделаидой.

— Ах да, Аделаида… Как она отнесется к этому путешествию? — обеспокоилась Марианна.

— Я не буду рассказывать ей все. А к тому, что расскажу, должна отнестись с пониманием. И она, наверное, будет рада пожить немного в вашем доме и присмотреть за порядком и за Себастьяно. Она очень его любит.

Марианна молча улыбнулась своему другу — не зря она ждала Жоливаля, не зря надеялась на его помощь! Всего несколько слов — и все проблемы, приковывавшие ее к дому и не разрешавшие броситься спасать Коррадо, были разрешены. Оставить Себастьяно с Аделаидой она не боялась. Какой же Аркадиус все-таки молодец!

Аделаида молнией влетела в ее комнату.

— Марианна! Я хочу попросить прощения. Если бы я знала, что с князем случилось что-то плохое, я не рассказывала бы за обедом парижские сплетни! Я с удовольствием присмотрю за Себастьяно. Это поразительно умный мальчик.

И женщины заговорили о малыше.

Гракх с восторгом принял известие об отъезде в Африку. Он целый день летал по саду, распевая песенки и отдавая приказы своим помощникам — сообщая разнообразные подробности о норове и привычках каждой лошади.

Лаура же, наоборот, была настроена печально и романтически. Она вздыхала на скамье, прощалась с любимыми уголками парка и рассмешила Марианну, спросив, могут ли их в Африке съесть. Однако Жоливаль отнесся к ее вопросу серьезно и ответил: «Вполне», после чего Лауру пришлось долго успокаивать.

— Аркадиус, ну зачем вы напугали бедную девушку? — спросила Марианна, провожая взглядом перепуганную Лауру.

— Я вовсе не собирался ее пугать, — без улыбки ответил Жоливаль. — Когда я говорил вам, Марианна, что вы совсем не знаете Африки, в моих словах не было и доли шутки. Просто я не хочу рассказывать вам обо всех грозящих нам опасностях, раз уж мы твердо решили ехать.

Но Марианна не восприняла его фразу всерьез Страна, кишащая змеями и людоедами, колдунами и отравленными стрелами… Может быть, там все это и есть, однако трудно представить, чтобы все эти напасти встретились им.

— Мама, а зачем ты опять уезжаешь? Давай сначала дождемся папу и поедем куда-нибудь все вместе! — сказал Себастьяно, глядя на Марианну широко раскрытыми глазами. — Я так не хочу, чтобы ты уезжала.

— Мне надо уехать, малыш, — сказала Марианна. — Понимаешь, надо.

— Я понимаю, — серьезно произнес Себастьяно. — Ты — как дедушка Пьер, да?

— Наверное, да, — улыбнулась Марианна. — Я скоро вернусь, ты и не заметишь, как пройдет время. Мы вернемся вместе с папой, а ты будешь нас встречать.

— Я буду уже большой тогда, вы даже удивитесь, — сказал Себастьяно.

Марианна думала об этой фразе все время, что они добирались до Венеции. Почему он так сказал? Неужели чувствовал, что они вернутся не так уж и скоро?..

Она поделилась своими размышлениями с Аркадиусом, который был тоже очень опечален разлукой с Аделаидой.

— Я не раз говорил вам, Марианна, что Себастьяно — не по годам умный мальчик, — ответил он. — И потом, дети все очень тонко чувствуют. Может быть, малыш угадал то, о чем мы сейчас и не подозреваем.

— Может быть, Аркадиус. Но давайте не будем грустить. Наша цель сейчас — благополучно добраться до Африки и разыскать там Коррадо.

— Мы обязательно найдем его! — горячо поддержала свою госпожу Лаура.

«Ласточка», готовая к отплытию, плавно покачивалась на волнах. Легкий ветерок раздувал паруса, и вода блестела от яркого солнца.

— Сегодня хороший день, госпожа! — крикнул Марианне белозубый матрос. — Самое время отправляться в путешествие!

Глава II


ПРИЗРАКИ ОЖИВАЮТ


Облокотись о планшир «Ласточки», Марианна задумчиво всматривалась вдаль. На самом горизонте, там, где гладь океана сливалась с пологом небес, нежное бирюзовое полотно воды приобретало какую-то особо чарующую окраску, с сапфировыми и изумрудными оттенками.

Но эта красота не радовала сердце Марианны. Здесь, в открытом океане, она вновь начала переживать давнее ощущение беспомощной щепки, угодившей в стремительный поток, который несет ее в неведомую бездну. Да, разумеется, она уже не та наивная девушка, каковою начинала когда-то свои странствия, но как знать — может быть, тогда она была более готова к испытаниям, нежели теперь? Несколько лет спокойной семейной жизни, отданных воспитанию сынишки, тихое счастье под опекой любящего мужа словно бы убаюкали Марианну, расслабили ее волю. Это можно сравнить с состоянием человека голодного и сытого: натощак он и подвижнее, и сообразительнее, и отчаяннее, а после сытного обеда поневоле размякает, и мысль работает менее активно, и реакции замедленны. Или же любовная близость: стремясь к ней, горишь огнем, готов преодолевать препятствия, но едва лишь она состоялась — разнеживаешься, впадаешь в сладкую дремоту…

Марианна невольно улыбнулась своим мыслям: смешные какие-то сравнения приходят в голову Может быть, под влиянием солнца, припекающего все жарче?

А что касается опасений насчет своей неготовности к возможным передрягам — то они, скорее всего, напрасны. Тело ее по-прежнему гибко и сильно, а решимость найти Коррадо придает энергии и мужества. Да, впрочем, какие могут быть теперь сложности: рядом надежные друзья, и по прибытии в Сен-Луи можно будет рассчитывать на помощь Россиньоля. А всяческие невероятные приключения хватит, достаточно уже их испытано. Они хороши на страницах авантюрных романов, а вот когда переживаешь их на собственной шкуре — это уже совсем иное дело.

Но как ни успокаивала себя Марианна, какое-то смутное тревожное предчувствие тяготило ее душу В ясном небе — ни облачка, но такое ощущение что близка гроза и вот-вот мрачные черные тучи заволокут беспечную высь.

Молодая женщина провела тонкими пальцами по лбу, словно стараясь отогнать неприятные мысли. Прочь их, прочь! В конце концов самое надежное в любой ситуации — положиться на провидение, прислушиваться к его негромкому голосу.

— Госпожа… — послышался вдруг совсем рядом мелодичный голос.

Марианна вздрогнула от неожиданности. Рядом с ней стояла улыбающаяся Лаура. В руках у девушки была узорчатая персидская шаль.

— Возьмите, госпожа. Дело к вечеру, становится прохладнее.

— Спасибо, милая, — поблагодарила Марианна. — Кажется, и впрямь начинает ощущаться легкий бриз.

Она укутала плечи шалью, которая облегла ее тело теплым невесомым флером.

— Вам очень идет эта вещь. Она так удачно оттеняет ваши глаза, — ласково заметила Лаура.

Марианна благодарно улыбнулась в ответ. За те два года, что проработала Лаура на вилле Сант-Анна эта очаровательная девушка завоевала любовь и расположение хозяйки. Она была на восемь лет моложе Марианны, которая порой воспринимала Лауру едва ли не как родную сестру и только естественная разница в положении заставляла ее сохранять определенную дистанцию по отношению к служанке. Впрочем, ни на доброе слово, ни на подарки Марианна никогда не скупилась — и Лаура отвечала добросердечной преданностью. Выросшая в Венеции, она отличалась каким-то особенно романтичным складом души в сочетании с буквально детской наивностью и веселостью. Марианна даже начала подумывать, что Лаура может составить неплохую пару Гракху — уж очень они сходны характерами. Но у Гракха на уме одни лошади, и хоть он изрядно возмужал, внутренне оставался все тем же парижским шалопаем, каким когда-то узнала его Марианна. И когда Лаура лукаво постреливала в его сторону глазками — только мило улыбался в ответ, и не более. Но Марианна тем не менее надеялась, что рано или поздно ее замысел воплотится в реальность. Может быть, совместное плавание послужит к сближению молодых людей и по возвращении в Италию им суждено будет пойти под венец, тем более что задержка, судя по всему, только за Гракхом… А там, глядишь, в имении Сант-Анна звонко зазвучат новые детские голоса.

— Боже мой, — задумчиво произнесла Лаура, вглядываясь в океанские дали, — могла ли я когда-нибудь подумать, что меня ждет столь увлекательное путешествие…

— Ты и впрямь находишь его увлекательным? — спросила Марианна.

— Разумеется, госпожа! Ведь это настоящий океан! — пылко воскликнула девушка. — Вольная стихия, по которой, подобно птице, несется наша «Ласточка».

— Разве ты мало насмотрелась на море, пока жила в Венеции?

— Что вы — какое может быть сравнение! Океан же ведь и дышит совершенно иначе. И, знаете ли, если бы я была мужчиной — то непременно избрала бы профессию мореплавателя!

— Неужели тебе действительно интересно день за днем созерцать этот однообразный пейзаж? — с легкой подначкой продолжала расспрашивать Марианна.

— Разве он однообразен? — удивилась Лаура совершенно искренне. — Океан так удивительно меняет цвет в зависимости от времени дня и погоды. У него меняется настроение, словно у человека: он то хмурится, то радуется, то величав, то легкомыслен… В него просто можно влюбиться — вот что.

— То есть ты хочешь сказать, что океан похож на мужчину? — уточнила Марианна.

Лаура смущенно зарделась:

— Да… Наверное…

— На мужчину, которому хотелось бы отдаться? — допытывалась госпожа.

Спрятав лицо в ладонях, Лаура с запинкой ответила:

— Да…

Марианну до того позабавило смятение девушки, что она звонко рассмеялась.

— Зачем вы надо мною так шутите? — с ноткой упрека спросила Лаура.

Чуть надув губки, она теребила складку на юбке и до того была похожа в этот момент на маленькую обиженную девчушку, что Марианна громко расхохоталась.

«Господи, совсем еще дитя, — с умилением подумала она. — А я-то собираюсь выдавать ее замуж… Хотя, если у нее будет свой мужчина, то эта девчоночка очень быстро превратится в изрядную бестию».

— Да я вовсе и не шучу, глупенькая, — мягко сказала Марианна. — Просто пытаюсь читать твои мысли — вот и все. Разве ты на меня обиделась?

— Нет-нет…

— Вот и хорошо.

Марианна привлекла служанку к себе и ласково обняла ее за плечи. Ощутив под руками хрупкие девичьи косточки, тихонько вздохнула. Ей так бы хотелось в дополнение к сыну иметь еще и дочку — вот такую же, как Лаура. И когда та подрастет и начнет делиться своими маленькими сердечными тайнами, Марианне будет что сказать ей…

— Вы только посмотрите на эту милую парочку! — раздался вдруг возбужденный мужской тенорок. — Ну просто сестрички, да и только!

Марианна обернулась. По направлению к ним шли по палубе улыбающийся Аркадиус де Жоливаль и помощник капитана «Ласточки» Франко Карлуччи.

— Не правда ли, очаровательное зрелище, синьор Карлуччи? — продолжал Жоливаль. — Словно две пленительные наяды, ненадолго покинувшие океанские глубины, дабы смутить души моряков.

Карлуччи сдержанно поклонился дамам.

— Вы ошибаетесь, Аркадиус! — воскликнула Марианна. — Из нас двоих на звание наяды может претендовать только Лаура.

— Отчего же?

— Да потому, что океан куда более ей по душе, чем мне. Вы знаете, что она только что мне сказала?

— Что?

— Умоляю вас, госпожа… Не надо… — пролепетала Лаура.

— Не бойся: я не собираюсь открывать твоих интимных тайн относительно океана, — шепотом успокоила ее Марианна. — Это будет наш с тобой секрет.

Служанка облегченно вздохнула.

— Видите ли, Жоливаль, — громко сказала Марианна, — Лаура поведала мне о своей мечте: дело в том, что она хотела бы стать адмиралом!

Мужчины рассмеялись.

— Что ж, под начальством такого милейшего адмирала служба могла бы показаться раем, — галантно заметил помощник капитана.

— Черт возьми, в таком случае я непременно запишусь на флот! — поддержал его Жоливаль.

— Простите, господа, но я совсем не то имела в виду! — робко запротестовала Лаура. — Просто я действительно обожаю океан.

— Ах, милая девочка, — вздохнул Жоливаль, — да ведь он только с виду так мил — и то лишь на свежий взгляд. А поболтайтесь-ка вы по волнам недели две-три кряду — непременно, я полагаю, перемените свое мнение. Знаете, как называют океан арабы?

— Право же, нет.

— Они именуют его водяной пустыней, — наставительно объяснил виконт.

— Неужели? — простодушно удивилась Лаура. — Наверное, у них это просто от недостатка воображения — они ведь кроме пустынь ничего и не видят.

— Отчего же, я слыхал, там встречаются и оазисы, — усмехнулся Жоливаль.

— В таком случае в океане оазисы тоже имеются — например, всякие загадочные острова, — парировала Лаура. — Не так ли, синьор Карлуччи?

— Истинно так, — заверил ее помощник капитана. — И поверьте, я полностью разделяю ваше восхищение океаном.

Лаура победительно улыбнулась Жоливалю и Марианне.

«Действительно — сущий ребенок», — вновь подумала Марианна.

— А далеко ли еще до Сен-Луи? — спросила она у Карлуччи.

— Ночью мы обогнули Зеленый мыс, — ответил помощник капитана. — Так что при благоприятном ветре можем достичь Сен-Луи завтра к вечеру.

— О, это замечательно!

Жоливаль положил обе руки на планшир и, привстав на цыпочки, сделал вид, будто пристально всматривается в сторону горизонта.

— Ого! — воскликнул он. — Кажется, Африка уже показалась вдалеке!

— Где? — встрепенулась Марианна.

— Ваш друг изволит шутить, княгиня, — покачал головой Карлуччи. — До берега еще довольно-таки далеко.

— Как вам не совестно, Аркадиус! — обиделась Марианна. — Разыграли меня как дурочку.

— Полно, не сердитесь, — увещевающе произнес Жоливаль. — Вы же знаете, что я жажду попасть в Сенегал не меньше вашего. Ведь чем черт не шутит — может, из меня получится удачливый колониальный торговец. Набью трюмы «Ласточки» слоновьими бивнями — и по возвращении в Италию выручу изрядный капитал. Как знать — может быть, я — прирожденный делец, а литераторство — всего лишь ошибка молодости.

При этом в глазах старого друга светилось такое неподдельное сочувствие, что Марианна поняла: своей беззаботной болтовней Аркадиус попросту хочет отвлечь ее от грустных мыслей, ослабить напряжение ожидания.

— Я полагаю, Жоливаль, что если бы сенегальские слоны ведали о вашем приближении, то они бы уже разбежались со страху куда глаза глядят, — сказала она.

— О, да я и не сомневаюсь! — зааплодировал виконт как бы самому себе. — По счастью, их никто не поставил в известность об этом.

Он вдруг пристально осмотрел свои ладони, затем провел пальцем по планширу. Пожав плечами, обратился к помощнику капитана в некотором удивлении:

— Милейший Карлуччи, за дни нашего плавания у меня создалось впечатление, что «Ласточка» — поистине безупречное судно в смысле чистоты на борту. А тут, смотрите-ка: пыль!

Тот покачал головой:

— У меня нет претензий к моим матросам: они драят корабль на совесть. А эта пыль накопилась тут всего лишь за время нашего короткого разговора.

— Неужели? — опешил Жоливаль. — Откуда вообще может взяться пыль в открытом океане?

— Для здешних вод это обычное явление, заверил его помощник капитана.

— То есть как?

— Очень просто, — улыбнулся Карлуччи. — Вы чувствуете легкий ветерок?

Жоливаль по-собачьи повел носом:

— Да, пожалуй.

— И что это за ветер, как вы полагаете?

— Видимо, бриз, — неуверенно ответил Жоливаль. — Я вообще-то не специалист в этой области и, конечно, легко могу ошибиться.

— Вот вы и ошиблись — что для вас совершенно простительно. Этот ветер называется гарматан — пыльный и весьма сухой, поскольку приходит из Африки, зарождаясь к югу от Сахары. Гарматан не обладает большой силой, но вот что удивительно: пыль, которую он несет, выпадает порой на корабли, находящиеся за тысячу морских миль от африканского побережья. И даже более того — в широтах, отстоящих друг от друга на расстояние до полутора тысяч миль.

— Поразительно! — воскликнул Жоливаль. — В жизни бы не подумал, что природа способна на подобные фокусы. А вы действительно не шутите?

— Отнюдь. И учтите, что пыль эта бывает столь обильна, что засоряет морякам глаза и зависает в воздухе такой непроницаемой пеленой, что корабли теряют ориентировку и садятся на мель.

Марианна с тревогой посмотрела на небо:

— Надеюсь, нас такая судьба не постигнет, синьор Карлуччи?

— Уверен, что нет.

А Жоливаль озадаченно покрутил головой:

— Нет, это фантастика: пыль в океане! Какая великолепная фраза для сведущего романиста: «Фрегат рассекал океанские волны, вздымая густые клубы пыли». А?

Все четверо дружно рассмеялись.

— Вот видите, милочка, — обратился Аркадиус к Лауре, — какая каверзная штука этот океан. Неужели и этот факт вас не расхолодил?

— Нисколько, — улыбнулась девушка. — Просто у него свои причуды — вот и все.

А Марианна в задумчивости провела рукой по планширу. Действительно: на подушечках пальцев остался сероватый налет с легким серебристым оттенком.

«Как странно, — подумалось ей, — словно бы привет из Африки, в которую я так стремлюсь…»

— Княгиня! — обратился к ней Карлуччи. — Капитан Манчини уполномочил меня передать вам, что будет ждать к ужину вас со свитой и окажется чрезвычайно польщенным, если вы примете его приглашение.

Губы Марианны раздвинулись в улыбке:

— Подумать только, какая отточенная чопорность… «Со свитой» — это звучит просто восхитительно. Что ж, передайте капитану, что мы будем рады разделить с ним трапезу. Как, впрочем, и с вами, синьор Карлуччи.

— Благодарю, — склонился в легком полупоклоне помощник капитана.

До сих пор Марианна со спутниками завтракала, обедала и ужинала в своей каюте, достаточно просторной для такой цели. Им вместе никогда не было скучно, но тем не менее приглашение капитана порадовало Марианну: ей хотелось получше присмотреться к Манчини, производящему внешне впечатление человека сурового и мрачноватого. Но, хорошо разбираясь в мужчинах, Марианна предполагала, что за этим обликом вполне может крыться тонкая и мягкая натура: так ведь часто случается.

— Аркадиус, будьте добры, — обратилась она к Жоливалю, — предупредите Гракха о приглашении капитана. Вы ведь знаете, где его найти, — на какой-нибудь из марсовых площадок, не иначе.

— Да, в этом можно не сомневаться, — подтвердил виконт. — Кажется, корабли — это вторая страсть Гракха после лошадей.

— И он все никак не созреет для третьей…

К ужину Марианна нарядилась в платье из голубого шифона, которого ни разу не надевала во время плавания. Пусть капитан Манчини поймет, что она дорожит его гостеприимством. К тому же платье это имело довольно-таки глубокое декольте — к удовлетворению ее инстинктивного кокетства.

Разговор в кают-компании во время трапезы был скупым и сдержанным. Сводился он в основном к вежливым вопросам капитана относительно пребывания пассажиров на судне: все ли удобно, достаточно хорош ли стол. Вел себя при этом Манчини без тени подобострастия или излишней угодливости, хотя перед ним сидела княгиня, жена владельца «Ласточки». Марианне чрезвычайно понравилось достоинство, с которым вел себя капитан: манера его разговора выдавала человека цельного и независимого.

Когда кок, выполнявший по совместительству обязанности стюарда, подал на стол бланманже, беседа приняла более оживленный оборот. Капитан Манчини уважительно отозвался о британских моряках, Жоливаль же в ответ, обуянный порывом галльского самолюбия, тут же поспешил заявить, что и Франции тоже есть чем гордиться в этом отношении. Капитан не стал возражать — сославшись, в частности, на пример Робера Сюркуфа.

— Вы сказали — Сюркуф? — тут же встрепенулась Марианна, заслышав знакомое имя.

В ее памяти тут же отчетливо всплыло львиное лицо французского корсара, выручившего ее когда-то из гнусной тюрьмы Сен-Лазар.

— Да, Сюркуф, — подтвердил капитан. — Его в свое время именовали Королем корсаров — и я должен признать, что он более чем достоин такого звания.

— А вы когда-либо встречались с ним?

— Нет, не доводилось, — покачал головой Манчини. — Уж не знаю — к сожалению или к счастью… Но вот наслышан я о нем немало.

— Так расскажите нам что-нибудь об этом человеке, — попросила Марианна.

Гракх лукаво покосился на нее. Не удержался от легкой улыбки и Жоливаль. Но Марианна сидела со столь невинным видом, как будто и впрямь впервые слышала названное капитаном громкое имя.

— Видите ли, — начал Манчини, — тут как раз тот случай, когда яблочко от яблоньки недалеко падает. Он вырос в зажиточной моряцкой семье, и даже более того: его прадедом был знаменитый столетие назад корсар. Не исключено, что именно в честь столь славного предка Робер получил свое имя: ведь прадеда звали именно так. И уже в пятнадцать лет он ушел в море юнгой.

— Как романтично! — не сдержавшись, пылко воскликнула Лаура.

— Да, пожалуй, — слегка усмехнулся капитан. — Надо только учесть, что судно, на которое он попал, занималось ремеслом, которое вряд ли придется по душе щепетильному человеку.

— Пиратство? — спросил Жоливаль.

— На мой вкус — похуже. Это судно забрало в Африке партию чернокожих рабов для доставки на французский остров Бурбон, что расположен в Индийском океане.

— Бурбон? — удивился виконт.

— Ныне он называется Реюньон, — пояснил Манчини. — Его переименовали в тысяча семьсот девяносто четвертом году — по вполне очевидным причинам. Но количество невольничьих плантаций на острове от этого отнюдь не уменьшилось…

Марианна была неприятно поражена услышанным. Образ благородного корсара в ее воображении никак не вязался с работорговческим промыслом.

— Но Сюркуф же был тогда совсем мальчиком — и наверняка не знал заранее цели плавания, — робко произнесла она, желая как-то выгородить человека, который так помог ей в свое время и — что уж скрывать — чрезвычайно нравился ей как мужчина.

— Может быть, — сказал Манчини, на мгновение взглянув на Марианну в упор. — Но это первое плавание вовсе не отвратило его от столь прибыльного занятия. Тот рейс оказался неудачным: судно попало в шторм неподалеку от Мадагаскара и разбилось о береговые скалы на африканском побережье. Команде удалось спастись, — а рабы так и остались в трюмах. И когда спустя несколько дней французы вернулись к потерпевшему крушение кораблю — можете себе представить, что они увидели, отдраив люки… Я прошу прощения, княгиня, что мне приходится говорить за столом о подобных вещах.

— Ничего-ничего, — кивнула Марианна. — Я ведь сама вас попросила. Продолжайте.

— Сюркуф больше двух лет провел тогда в Индийском океане, осваивая торговлю живым товаром. Но быть на подхвате ему надоело, он вернулся во Францию и собрал средства на собственный корабль, на котором вновь отправился в Индийский океан, чтобы заняться полюбившимся делом.

— Позвольте, позвольте! — запротестовал Жоливаль. — В каком же году это было?

— Уже после известных вам событий.

— Но в таком случае это довольно странно, — сказал виконт. — Ведь Конвент поставил работорговлю вне закона, разве не так?

— Именно так, — в голосе Манчини зазвучали иронические нотки. — Но, видите ли, одно дело — указ, подписанный в Париже, и совсем другое — живая практика в отдаленных владениях. В результате рабы только подорожали, а торговля ими шла своим чередом. Другое дело, что к тому времени англичане активизировались в Индийском океане и блокировали морские пути в регионе, конфискуя корабли французов и их живой товар в свою пользу. Понятно, что плантаторам такой оборот дела не нравился, — и был организован отряд, призванный прорвать блокаду. Сюркуф принял живейшее участие в этой экспедиции, которая увенчалась успехом. С той поры Сюркуф и начал корсарствовать, охотясь за английскими торговыми судами. Однако и работорговлей он по-прежнему не брезговал. Наконец губернатор Реюньона решил пресечь его деятельность, — вероятно, сказались чьи-то козни. После возвращения Сюркуфа из очередного плавания кберегам Африки на борт судна поднялся полицейский комиссар. Корсар был настороже — и уже успел высадить свой живой груз за пределами порта. Однако уборку в трюмах произвести не успели — так что улик было предостаточно…

Марианна слегка поморщилась, припомнив тот тягостный запах, который издавала «Волшебница моря», принадлежавшая Язону Бофору. Ах, как давно это было…

— Но Сюркуф не растерялся, — продолжал капитан Манчини. — Любезно приняв комиссара и его спутников, он усадил их за обильный стол, а сам тем временем отдал приказ уходить в открытый океан. Комиссар спохватился слишком поздно. Сюркуф же любезно пояснил, что вновь собирается отправиться в Африку за партией рабов, а заодно готов оставить там и своего гостя. Что мог противопоставить комиссар дулам мушкетов — Декларацию прав человека? И пришлось ему пойти на попятный — Сюркуф доставил комиссара обратно на Реюньон и, благодаря ложному свидетельству запуганного чиновника, получил реабилитацию, обвинения были сняты.

— Ловко! — рассмеялся Гракх. — Недаром он мне так понравился тогда, в Сен-Мало!

— А вы имели честь знать Сюркуфа? — удивленно поднял брови Манчини.

— Да, капитан, — ответила за Гракха Марианна. — В свое время он очень помог мне, показав себя как благородным, так и решительным человеком.

— Вот оно что… — протянул Манчини. — И вам, как я могу догадываться, не очень-то приятны мои рассказы о некоторых подробностях биографии Сюркуфа…

Марианна вздохнула:

— Признаться, да. Но что поделать — на этом свете трудно встретить ангела… Мне глубоко отвратительна работорговля, — но моя признательность Сюркуфу тем не менее непоколебима. Хотя, конечно, меня совсем не обрадовали ваши сведения о его персоне.

— Так, может быть, достаточно о Сюркуфе? — предложил Манчини.

— Нет-нет, продолжайте. Мне бы хотелось побольше узнать об этом незаурядном человеке.

— Извольте… Да, что касается решительности — то тут, вы правы, с Сюркуфом мало кто может поспорить. Например, однажды он захватил английский корабль «Тритон» с командой в сто пятьдесят человек, — а против них в абордажной атаке действовали только лишь двадцать французов, считая самого капитана. Англичанам, естественно, подвиги Сюркуфа были не по нраву — и они распускали слухи о том, что он-де сущий зверь, не щадит пленных…

— На Сюркуфа это непохоже! — встрепенулся Гракх. — Никогда бы не поверил!

— Совершенно справедливо, — кивнул Манчини. — Ведь это никак не соответствовало истине. Например, захватив в неравном бою судно «Джейн» — перевес сил на сей раз был в пользу француза, — Сюркуф, признавая мужество, с которым вел бой капитан англичан, вернул ему шпагу. Удача практически неизменно сопутствовала Сюркуфу — и уже одно его имя наводило трепет. Когда в тысяча восемьсот шестом году англичане вновь блокировали французские острова в Индийском океане и их обитателям грозил голод, доблестный корсар всего лишь за три месяца захватил четырнадцать судов, груженных рисом, — и выручил таким образом соотечественников. После же заключения мира с Англией Сюркуф отошел от корсарства, благо им было уже накоплено немалое состояние. Но, говорят, его суда до сих пор занимаются перевозкой живого товара…

— Тем более что Декларацию прав человека теперь никто и в грош не ставит, — добавил Жоливаль, покручивая ус.

— Да-да, — кивнул Манчини.

Марианна сидела, погруженная в глубокие раздумья. Как все-таки непросты и неоднозначны люди — даже лучшие из лучших…

— Я вас не огорчил, княгиня? — осведомился капитан Манчини.

— Нет, капитан. Уж, видно, так жесток наш век, что в нем трудно жить, боясь замарать белые перчатки.

Молчавший в течение всего ужина помощник капитана Карлуччи негромко обратился к ней:

— Простите, если я говорю лишнее, но… Вероятно, вам довелось немало испытать, если вы способны на такие слова. И в них звучит столь явственная грусть…

— Что говорить о пережитом… — вздохнула Марианна. — Мои друзья, Аркадиус и Гракх, были свидетелями и участниками многих передряг, выпавших на мою долю. Надо бы упросить месье Жоливаля засесть за роман — он ведь владеет пером. И, ручаюсь, книга оказалась бы нескучной.

Аркадиус хмыкнул:

— Для этого надобно хорошенько запастись чернилами. Но покамест, право слово, рано браться за перо: ведь ваша эпопея еще не кончена.

— Зачем вы так, Жоливаль? — зябко передернула плечами Марианна. — Я уже сыта по горло всяческими авантюрами, поверьте.

— И тем не менее пустились в очередную, — улыбнулся Аркадиус.

— Сдается мне, — вежливо сказал капитан, — что следующий совместный ужин нам надлежит устроить завтра же — и тогда вы, княгиня, возможно, сочтете уместным поделиться с нами хотя бы частью своих приключений.

— Не знаю, право, — грустно промолвила Марианна. — Перипетии моей жизни со стороны, вероятно, могут казаться занятными историями авантюрного жанра. Но я стараюсь поменьше вспоминать о прошлом — ведь в нем немало и жутких страниц, способных вызвать содрогание…

Она подняла глаза и натолкнулась на взгляд Лауры, которая смотрела на хозяйку со смешанным чувством восхищения, любопытства и сострадания.

Манчини смущенно кашлянул:

— Простите, я вовсе не хотел лезть к вам в душу и вызывать на откровенность…

— Пустяки, капитан… Я готова удовлетворить ваш интерес и рассказать что-либо из пережитого, — успокоила Марианна капитана. — Но только при одном условии…

— К вашим услугам…

— При условии, что наш будущий ужин будет столь же изыскан, как и этот, — закончила Марианна.

— Вы делаете комплимент нашему коку, — наклонил голову Манчини.

— Что ж, завтрашний вечер обещает быть весьма интересным, — добавил Карлуччи.

Сердечно распрощавшись с капитаном и его помощником, Марианна со спутниками вышла на палубу. Ночь уже простерлась над океаном, разукрасив аспидное небо несметной россыпью звезд.

— Какое чудо… — восхищенно вздохнула Лаура. — Это фея ночи разложила свои драгоценности и любуется ими… Никогда в жизни я не видела столько звезд.

— Да вы сущий ребенок, голубушка, — добродушно усмехнулся Жоливаль. — Впрочем, уже отменно созревший.

В темноте Марианна не видела лица Лауры, но не сомневалась, что на щеках девушки сейчас загорелся жаркий стыдливый румянец.

— Не смущайте мою девушку, Аркадиус, — мягко попросила она. — Она слишком добродетельна для ваших рискованных суждений.

— Рискованных? Разве? — удивился Жоливаль, от души воздавший должное за ужином капитанскому коньяку.

— Именно, именно. Гракх, может быть, ты составишь компанию Лауре в прогулке под звездами?

— С удовольствием, — отозвался тот — без особого, впрочем, энтузиазма.

— Ах, нет-нет, госпожа! — взволнованно воскликнула Лаура. — Если вы позволите, я немножко посижу у вас в каюте перед сном.

— Ну, разумеется, моя девочка, — сказала Марианна. — Приятных сновидений, друзья.

— Не иначе мне сегодня будут сниться русалки! — пьяновато хохотнул Аркадиус. — Русалки-блондинки, русалки-брюнетки…

— Еще бы — ведь вы так непостоянны. Берите пример с Гракха — ему снятся исключительно лошади.

— Что ж, ему можно только позавидовать, — отозвался Жоливаль, похлопывая Гракха по плечу. — Видеть во сне лошадей — это добрая примета. Преуспевание в делах, благоприятные обстоятельства, удовлетворение желаний — вот что сулят эти животные. То-то он у нас такой счастливчик!

Гракх только смущенно хмыкнул в ответ.

— Не тушуйся, паренек! — приободрил его Жоливаль. — Давай-ка зайдем на пару минут ко мне — у меня припасена бутылочка отменного кьянти. Кстати, русалки в сновидениях — помимо чисто эстетического удовольствия — тоже весьма хороший знак. Они предвещают странную необъяснимую удачу — вот как! Впрочем, все удачи в моей жизни — совершенно необъяснимы… Ладно, Гракх, пошли, пошли…

— Кажется, Аркадиус, вы очень внимательно проштудировали сонник, который взяли у меня почитать, — улыбнулась Марианна.

— Но запомнил только счастливые предсказания — донеслось из темноты.

Войдя в каюту Марианны, Лаура попросила:

— Можно, я не буду зажигать лампу, госпожа?

— Почему, Лаура?

— Знаете, я всегда сижу в своей каюте перед сном без света у окошка…

— У иллюминатора, — поправила Марианна.

— Да, у иллюминатора, — поправилась Лаура. — А там, снаружи, — ночной океан, темная бездна, которая словно бы манит за собою, зовет…

— Может быть, Жоливаль прав — и ты и впрямь наяда? — улыбнулась Марианна.

— Ой, ну что вы…

— Иди ко мне, — тихо предложила Марианна. — Послушаем океан вместе.

Она уселась на постель и привлекла к себе девушку. Та прилегла рядом, доверчиво положив голову на колени Марианне.

— Тебе удобно?

— Да, госпожа…

Несколько минут висящий в иллюминаторе узенький месяц, похожий на лимонную корочку, мог слышать только поскрипывание такелажа — едва ли до него доносилось тихое дыхание двух молодых женщин.

— Госпожа… — нарушила молчание Лаура. — Вы говорили сегодня об океане — сравнивали его с мужчиной…

— Да. Ну и что?

— Вы очень точно сказали… Мне тоже так казалось — только я не могла это выразить. Но океан мне как родной, а мужчин я немножко побаиваюсь…

— Почему?

— Они бывают такими агрессивными…

Марианна вынула заколки из прически Лауры, и локоны девушки рассыпались по плечам.

— Тебе приходилось испытывать это на себе? — тихо спросила Марианна.

— Да… — тихо ответила Лаура. — Один раз так случилось… И я была вынуждена распрощаться с девственностью.

Марианна ласково погладила девушку по распущенным волосам.

— Но ведь это же должно было случиться рано или поздно — разве не так, Лаура?

— Конечно, госпожа. Но мне это представлялось совсем иначе… Я не почувствовала ничего, кроме боли. И это произошло так быстро, как-то наспех.

«Бедные мы, бедные… — сокрушенно подумала Марианна. — Всякий раз одна и та же история: то, что мы лелеем как драгоценность, отнимают у нас грубо и небрежно».

Ей вспомнилось, как сорвал цветок ее невинности Жан Ледрю — в пыльной риге, на куче колкой соломы… Не самые приятные были ощущения, что и говорить.

— Так бывает, Лаура… Почему-то именно так, как правило, и бывает.

— Отчего же?

— Оттого, что многие мужчины в такой ситуации думают прежде всего о себе, об удовлетворении собственной страсти и забывают о чувствах девушки, которая в этот миг становится женщиной… А в постели нельзя быть эгоистом. Но чтобы понимать это, нужно по-настоящему любить.

Лаура вздохнула:

— Мне так хочется истинной любви… Так хочется найти того самого, единственного…

— Ты найдешь его, милая. И может быть, даже скорее, чем тебе кажется.

— Ох, не знаю…

— А что ты думаешь о Гракхе? — полюбопытствовала Марианна. — Он тебе нравится?

— Да, пожалуй, — промолвила Лаура после короткого раздумья. — Но он, по-моему, совсем не обращает на меня внимания. Он такой ребячливый…

— Да уж, это верно, — согласилась Марианна. — Гракх явно не торопится взрослеть.

— Мне, честно говоря, очень по душе пришелся месье Жоливаль, — призналась девушка. — Правда, он иногда не совсем скромно шутит, но… Но это мне тоже нравится, хотя я ужасно стесняюсь.

— Увы, тут ты опоздала: сердце Жоливаля отдано Аделаиде, — улыбнулась Марианна.

— Что вы, что вы, госпожа: я понимаю! Вы, пожалуйста, не подумайте дурного… Просто месье Жоливаль такой благородный и остроумный человек. От него исходит такая приятная теплая волна…

— Да, Аркадиус — просто прелесть. И он очень верный друг.

Лаура вдруг хихикнула.

— Ты что, девочка?

— А вы знаете, госпожа: если бы месье Жоливалю было лет на тридцать поменьше — я бы, может быть, позволила себе с ним кое-что…

— Ах ты плутовка! — рассмеялась Марианна, легонько шлепнув Лауру по плечу. — Ладно, моя дорогая отправляйся-ка спать — уже поздно.

— Хорошо, госпожа, — покорно отозвалась девушка. — Желаю вам доброй ночи.

Она встала с постели и направилась к двери. На пороге обернулась и спросила:

— А вы завтра за ужином и правда расскажете что-нибудь из своих приключений?

— Может быть.

— Ах, как интересно было бы послушать… Ужасно люблю всякие истории!

— Ну, иди, милая…

Когда дверь за служанкой закрылась, Марианна неторопливо разделась и прилегла на постель поверх одеяла совершенно обнаженной. Теплый ночной воздух, проникая в открытый иллюминатор, ласково нежил ее тело.

«А что, если сейчас кто-нибудь войдет — ведь дверь не заперта… — подумала она в блаженной истоме. — И увидит меня — вот такой…»

Марианна слегка устыдилась своих нескромных мыслей, — но вместе с тем они были ей почему-то приятны.

«Неужели эта смешная девочка так меня разбередила? Или я просто стосковалась по мужской ласке? Где ты, Коррадо? Я так скучаю по тебе…»

Она прикрыла глаза и попыталась вообразить, что муж сейчас здесь, рядом с нею. Вот он протягивает руку и кладет ее меж упругих грудей Марианны, соблазнительно попышневших после рождения Себастьяно, но не утративших своей плотности. Пальцы Коррадо скользят ниже, описывая круги по плоскому животу, порождая сладкую дрожь во всем теле. Легкая судорога пробежала по ногам Марианны, они непроизвольно раздвинулись и согнулись в коленях…

«Как жаль, что мне это только грезится…» — успела подумать она, погружаясь в забытье.

Марианне привиделось, что она идет по залитому солнцем лугу — безо всяких одежд, вольная и счастливая. Густые распущенные волосы, достигающие поясницы, трепещут на свежем ветерке. В траве полным-полно алых тюльпанов — их головки упруго тычутся в колени, словно целуя… Вплотную к лугу примыкает дубрава — и там, под таинственным пологом могучих деревьев, скрывается нечто такое, что властно влечет к себе Марианну. И эта тяга сильнее смутного чувства опаски. Она подходит все ближе к лесу, и вот уже солнце скрывается за густой листвой, полусумрак царит меж стволов. У Марианны становится тревожно на душе: она ощущает непонятную угрозу. Заслышав шорох за спиной, она резко оборачивается, — но позади никого нет. Осторожно ступая босыми ногами, молодая женщина пробирается вперед. У нее появляется подозрение, что кто-то опасный и жестокий следит за нею, дожидаясь удобного момента для нападения. Хрустит сухой сучок под ступней — и Марианна испуганно вскрикивает. В кустарнике мелькает чья-то тень, доносится странный скрежет. Она в испуге бросается бежать — колючие ветки хлещут по бедрам, цепляются за волосы, словно стараясь остановить, задержать… Марианна оглядывается на бегу — и в ужасе видит, что за ней по пятам следует огромный отвратительный паук ростом с большую собаку. Насекомое передвигалось с отменным проворством, быстро переставляя длинные лохматые конечности. Страх сковал тело Марианны, ноги перестали ей повиноваться, и она обессиленно прижалась спиной к шершавому древесному стволу. Паук неуклонно подступал все ближе, его кривые жвала производили тот самый зловещий скрежет. Марианна издала жалобный стон, не в силах отвести взгляда от немигающих глаз гадкого насекомого. Вот паук приблизился уже совсем вплотную — явственно ощущается исходящий от него тяжелый мускусный запах. Он приседает, готовясь к прыжку… — и Марианна с криком проснулась.

Ее тело было покрыто потом, сердце колотилось как сумасшедшее. Несколько раз глубоко вздохнув, Марианна наконец поняла с облегчением, что это всего лишь сон. По-прежнему тихо вздыхал за иллюминатором океан, и золотистый месяц безмятежно висел на темном небосклоне.

В отличие от Жоливаля Марианна помнила не только добрые предзнаменования и знала, что убегать во сне от паука — знак дурной: это сулит потерю удачи, причем при унизительных обстоятельствах. Она попыталась отогнать дурные мысли: ведь толкование снов — это всего лишь предрассудок, досужая выдумка. Но беспокойство тем не менее не оставляло ее, накатили нехорошие предчувствия. Марианна вскочила с постели, поспешно заперла дверь на ключ и нырнула под одеяло. От давешней приятной истомы не осталось ни следа.

«Может быть, позвать Лауру? — подумала она. — Нет, глупости, это совсем ни к чему. Нельзя же быть такой трусихой и ударяться в панику из-за какого-то скверного сна. Все идет хорошо, и удача не должна изменить мне…»

Марианна попыталась возродить ощущение руки Коррадо на своем теле — но вместо этого ей показалось, что под одеяло лезет мохнатая паучья лапа. Она подскочила как ужаленная и, накинув пеньюар, зажгла лампу. В каюте стало светло, но по углам затаились темные коварные тени, словно какие-то опасные зверюги. Марианна взяла со стола французский любовный роман и попыталась читать, чтобы отвлечься от тягостных ощущений, но глаза ее лишь скользили по строчкам, смысл которых оставался неясным.

«Да что же такое, Боже мой…»

Раздосадованная Марианна достала из резного деревянного шкафчика бутылку сладкого испанского вина и калила полбокала. Спиртное приятно согрело ее, напряжение постепенно отпускало. Марианна погасила лампу и вновь забралась под одеяло. Через несколько минут дрема полонила ее, и страшные видения больше не возвращались.

Открыв глаза наутро, она уже напрочь забыла о дурном сне. Наскоро умывшись, Марианна облачилась в сиреневое шелковое платье, выгодно оттенявшее ее зеленые глаза. Чувствуя себя на удивление бодрой и свежей, она решила совершить небольшой моцион перед завтраком и вышла наружу.

По палубе уже прохаживался щегольски одетый Аркадиус де Жоливаль. Он учтиво поздоровался с Марианной.

— Доброе утро, Аркадиус.

— Как вам нынче спалось?

Марианне вспомнился отвратительный паук, преследовавший ее в чаще, и она слегка передернула плечами. Но делиться этим неприятным воспоминанием с Жоливалем ей не хотелось: зачем омрачать такое чудесное утро. Поэтому она ответила с улыбкой:

— Спасибо, неплохо.

— А мы с Гракхом заболтались почти до рассвета. Нужно будет разбудить его к завтраку: он вчера немного переусердствовал по части кьянти.

— Но и вы, наверное, от него не отставали? — усмехнулась Марианна.

— Да уж… Но не могла же старая гвардия ударить лицом в грязь…

— Но по вам, Аркадиус, и не скажешь, что вы чуть ли не всю ночь предавались возлияниям и разговорам.

Жоливаль залихватски тряхнул головой:

— Это вопрос практики…

— Парус на зюйд-весте! — раздался голос марсового матроса с бизани.

— Ага, оказывается мы вовсе не одиноки в этой водяной пустыне! — обрадовался Жоливаль.

На палубе появилась Лаура, очаровательная в своей свежести.

— А вот и наша наяда! — расцвел в улыбке виконт. — Как изволили почивать?

— Прекрасно! — ответила девушка. — Мне приснился восхитительный сон!

Она внезапно чуть покраснела. Проницательно взглянув на служанку, Марианна многозначительно поинтересовалась:

— Не иначе тебе приснился океан, Лаура… Я ведь угадала, да?

Девушка смущенно потупилась и выдавила:

— Д-да… Он самый. Это было замечательно…

Жоливаль, не уловивший подтекста их разговора, с интересом всматривался в сторону горизонта:

— Ага, кажется, теперь и я вижу корабль. Может быть, он тоже следует в Сен-Луи?

— Простите меня, госпожа, что я проспала и не помогла вам одеться.

— Пустяки, Лаура, — махнула рукой Марианна. — Ты ведь знаешь, что я вполне способна делать это самостоятельно. Просто я сегодня проснулась раньше обычного.

Тем временем Жоливаль достал из кармана сюртука складную подзорную трубу и припал к окуляру.

— А кораблик будет побольше нашего, — заметил он. — Не могу только пока рассмотреть, что у него за флаг.

— Да что вам за забота, Аркадиус? — беззаботно спросила Марианна. — С Англией мы, слава Богу, больше не воюем, так что опасаться нечего.

— Да я просто из чистого любопытства, — пояснил Жоливаль. — Когда мы отплыли из Венеции, я намеревался вести путевой дневник, да вот так до сих пор и не собрался. Собственно, никаких событий ведь и не было. А теперь вот можно, пожалуй, и начать… Да, и обязательно нужно будет записать про пыль в океане. Помните вчерашний рассказ помощника капитана?

— Да, это было интересно, — кивнула Марианна. — А с чего это вы решили заняться дневником?

— Видите ли, когда мы вернемся, Аделаида неизбежно засыплет меня расспросами. А я ей просто дам почитать свою тетрадь — и дело в шляпе.

— Разумно…

Жоливаль вновь вперился в подзорную трубу:

— Ага, кажется, это американский флаг. Наверное, торговец какой-нибудь…

Корабль уже можно было разглядеть невооруженным глазом. Впрочем, Марианна смотрела на него без особого интереса. Встречный корабль — не Бог весть какое событие.

— А ведь он упорно идет таким курсом, как будто торопится на рандеву с «Ласточкой», — проронил Жоливаль. — Может быть, компанейские американцы решили пообщаться, соскучившись по новым собеседникам? Ну-ну… Ха, а это что же такое?..

И тут виконт опустил подзорную трубу и заметно помрачнел. От Марианны не укрылась внезапная перемена его настроения.

— Что случилось, Аркадиус? — спросила она. — Что вы увидели?

— Нет, ерунда, ничего особенного, — пробормотал Жоливаль, рассеянно теребя ус.

Он снова приложился к окуляру, всматриваясь в приближающийся корабль. Лицо его помрачнело еще больше.

— Чертовщина какая-то… — буркнул виконт себе под нос. — Просто глазам не верится…

В душу Марианне закралась тревога.

— Дайте-ка мне тоже посмотреть, Аркадиус, — попросила она.

— Нет-нет, — поспешно отстранился Жоливаль. — Ничего интересного там нет…

— Аркадиус, вы совершенно не умеете кривить душой! — строго сказала Марианна. — Я прошу вас, слышите?

Виконт вздохнул и подал ей подзорную трубу, проговорив грустно:

— Что ж, смотрите…

Марианна навела подзорную трубу на корабль. Тот сразу приблизился — как будто находился всего лишь ярдах в двадцати. Поначалу она не заметила ничего заслуживающего особого внимания.

— Не понимаю, что вас так взволновало…

Она повела трубой в направлении бушприта американца — и едва не выронила ее из рук. Нос корабля украшала деревянная фигура женщины, в которой Марианна с изумлением узнала саму себя… Точно такая же носовая фигура была у «Волшебницы моря» Язона Бофора, сгоревшей и затонувшей в одесском порту. И тогда же ее бывший возлюбленный поклялся, что когда у него будет новый корабль, то он опять украсит его изображением Марианны. Как он собирался назвать судно? Ах, ну да: «Добрая надежда»… Какая ирония звучит теперь в этом названии…

— Видели? — тихо спросил Жоливаль.

— Я просто не могу поверить… — в растерянности промолвила Марианна.

Она вновь взглянула в подзорную трубу. Да, для совпадения это слишком невероятно, — но неужели же это и впрямь Язон Бофор? Ей вспомнились слова Крэга О’Флаерти о том, что «Волшебница моря» собиралась идти на невольничью базу в Старом Калабаре. Это ведь, кажется, Гвинейский залив — то есть неподалеку отсюда… Неужели Язон вновь взялся за старое? Нет-нет, такая встреча — это невозможно. А сходство носовой фигуры с Марианной — это всего лишь совпадение, игра случая. В конце концов красивые женские тела, должно быть, похожи друг на друга…

— Что там такое, госпожа? — с интересом спросила Лаура, теребя Марианну за рукав платья. — Можно мне тоже поглядеть? Ну, пожалуйста…

Марианна молча подала ей подзорную трубу. Девушка всмотрелась в корабль — и восхищенно воскликнула:

— Господи, как удивительно! Ведь эта скульптура на носу — вылитая вы, госпожа!

— Тебе действительно так кажется? — спросила Марианна, еще не пришедшая в себя от растерянности.

— Да-да! — радостно подтвердила девушка. — Просто поразительное сходство! А вы тоже заметили, да?

Марианна только вздохнула в ответ.

— Вы полагаете, это он? — промолвил Жоливаль напряженным голосом.

— Откуда мне знать… Во всяком случае, это не та встреча, о которой я могла бы мечтать.

— Если это Бофор — то он, без сомнений, опознал флаг князя Коррадо Сант-Анна, который развевается над нашей «Ласточкой».

— Без сомнения… Но, Аркадиус, мне все же не верится, что это и на самом деле может быть он.

— В вашей жизни было уже столько удивительных совпадений, что меня поразить чем-либо в этом роде уже довольно затруднительно.

Лаура тем временем опустила подзорную трубу и в недоумении посмотрела на хмурые лица Марианны и Жоливаля:

— Что с вами? Вас почему-то испугал этот корабль?

Жоливаль досадливо поморщился и опять принялся терзать свой ус.

— Не волнуйся, Лаура, — проговорила Марианна. — Просто вид этого корабля вызвал у нас некоторые не самые приятные воспоминания…

В это время к ним подошел энергичной походкой помощник капитана Карлуччи. Его смуглое лицо выглядело озабоченным.

— Княгиня, — обратился он к Марианне, — я хочу предложить вам и вашим спутникам пройти в каюты.

— А что случилось?

— Пока ничего, — уклончиво сказал Карлуччи. — Но этот корабль упорно идет на сближение и никак не отвечает на наши сигналы.

— И у вас возникли какие-то опасения? — поинтересовался Жоливаль.

— Береженого Бог бережет, — сдержанно ответил помощник капитана.

— Но ведь пока что никакой угрозы нет — разве не так? Во всяком случае — явной угрозы…

— Во всяком случае, я прошу вас быть начеку. И я буду рад, если вы все же последуете моему совету.

— Спасибо за заботу, синьор Карлуччи, — поблагодарила Марианна. — Мы будем настороже.

— Очень вас об этом прошу, — повторил Карлуччи и направился в сторону полуюта.

Пронзительно засвистела боцманская дудка — и свободные от вахты матросы «Ласточки» высыпали на палубу и выстроились в очередь к крюйт-камере. Затем, уже вооруженные мушкетами, пистолетами и абордажными саблями, они рассредоточились вдоль борта со стороны приближающегося брига.

— Да, дело дрянь, — процедил Жоливаль в задумчивости. — На «Ласточке» всего восемь пушек…

— Господи, что вы такое говорите! — всплеснула руками испуганная Лаура. — Неужели вы думаете, что этот корабль может на нас напасть?

— Все может быть, милочка. Океан таит не только приятные неожиданности… Пойду-ка разбужу Гракха — совсем парень заспался.

Но взъерошенный Гракх уже появился на палубе собственной персоной.

— Доброе утро, мадемуазель Марианна! Привет, Лаура. Что это за переполох, Жоливаль?

— Да вот какой-то морской бродяга обратил на нас внимание, — а нам это не очень понравилось. Можете удовлетворить свое любопытство, юноша…

Виконт протянул Гракху подзорную трубу. Тот сладко зевнул во весь рот и воззрился на приближающееся судно, до которого оставалось уже менее трех кабельтовых.

— Ого! — воскликнул он. — Да это же вылитая «Волшебница моря»! Черт побери, вот бы удивился Бофор, если бы увидел этот корабль! Неужели суда обладают способностью воскресать из небытия?

— Кажется, Карлуччи подозревает, что это пираты, — разъяснил Жоливаль.

— Ха, вот это здорово! — обрадовался юноша. — Кажется, опять начинаются приключения!

Виконт посмотрел на него как на несмышленыша.

— А помнишь ли ты, мой дорогой, сколько пушек было на «Волшебнице моря»?

— Да не менее двадцати, если мне не изменяет память, — весело отозвался Гракх.

— А сколько их на «Ласточке»?.. Вот то-то и оно. Так что я лично не вижу особых причин для ликования.

— Вы сказали — «пираты»? — в ужасе переспросила Лаура. — Я не ослышалась?

— Увы, нет. Слово «пират», между прочим, происходит от греческого корня, означающего «пробовать, испытывать». Так что смысл его можно истолковать как «пытать счастья на море», — козырнул эрудицией Жоливаль.

— Тогда я, пожалуй, сбегаю к себе и заряжу мушкет — он может пригодиться, — бодро заявил Гракх. — А вы еще не завтракали?

— К сожалению, не успели, — покачал головой Жоливаль. — И боюсь, этот американец — если, конечно, его флаг поднят не для отвода глаз — может помешать нашей трапезе.

Загадочный корабль тем временем обрасопил паруса по ветру и резко сменил галс. Женская фигура на его носу горделиво вздымала высокую грудь.

— Что это они затеяли? — пробормотал виконт.

Ответом ему был пушечный залп — дымки выстрелов выпорхнули из бортовых амбразур близнеца «Волшебницы моря», и шквал картечи обрушился на палубу «Ласточки». Жоливаль слабо охнул и рухнул на колени.

— Что с вами, Аркадиус? — вскрикнула Марианна. — Вы ранены?

— Пустяки… — с трудом выдавил тот.

Алое пятно медленно расплывалось на плече его серого сюртука.

Гракх, ни секунды не раздумывая, взял тщедушного Жоливаля на руки:

— Лаура, быстрей за мной — поможешь сделать перевязку! Госпожа, а вас я прошу укрыться в каюте. И ради Бога — не подходите к иллюминатору! Пожалуйста, скорее — пока они не перезарядили пушки!

— Канонирам занять места у каронад! — послышалась с мостика команда капитана Манчини.

Вбежав в свою каюту, Марианна вдруг ощутила странное спокойствие. Мгновенный шок, который она испытала при звуках пушечного залпа, прошел, сознание работало ясно и отчетливо. Не нужно поддаваться панике: в конце концов чему быть — того не миновать. Может быть, капитану удастся увести «Ласточку» от столкновения с морскими разбойниками? Вступать с ними в поединок слишком рискованно. Но ходовые качества пиратского брига явно превосходят возможности их корабля…

Вопреки предостережению Гракха, Марианна выглянула в иллюминатор. Загадочный бриг произвел маневр сближения и, подойдя на расстояние пистолетного выстрела, дал новый залп. Ему ответили пушки «Ласточки» — и Марианна с удовлетворением отметила, что в результате оснастка бизань-мачты противника заметно пострадала. Послышались разрозненные мушкетные выстрелы — и в следующую секунду чиркнувшая по медной окантовке иллюминатора пуля впилась в пол каюты. Марианна отшатнулась в сторону.

Может быть, стоит воссоединиться с друзьями? Марианна осторожно приоткрыла дверь каюты, — но тут же послышался новый залп, и град картечи замолотил по стенам снаружи. Нет, лучше не рисковать…

Марианна подошла к встроенному в стену шкафу, достала оттуда деревянный сундучок, обшитый медными полосками. На дне его покоился футляр с парой пистолетов. Наскоро проверила заряды и взвела курки. За время жизни на вилле Сант-Анна она не растеряла навыков обращения с оружием: не реже раза в неделю они с князем упражнялись в стрельбе и фехтовании. Так что в твердости своей руки Марианна не сомневалась — хотя это было слабым утешением в сложившейся ситуации.

А события между тем развивались стремительно. Послышался громовой удар, жалобный скрип переборок, и «Ласточка» содрогнулась так, что Марианна едва устояла на ногах. Взглянув в иллюминатор, она увидела, что неприятельский бриг столкнулся бортами с «Ласточкой», через планшир полетели абордажные крючья, впиваясь в доски обшивки. Марианна торопливо захлопнула иллюминатор, затем подскочила к двери каюты и заперла ее. Теперь оставалось только ждать.

Снаружи слышались звуки схватки: хриплые яростные возгласы, лязганье оружия, выстрелы и стоны. Что-то стукнуло в иллюминатор, стекло его покрылось густой сеткой трещин.

«Почему-то морские путешествия никогда не оканчиваются для меня благополучно, будь то Ла-Манш, Средиземное море либо Атлантика», — подумала она рассеянно.

И тут дверь задрожала под напором ожесточенных ударов. Марианна отступила в угол каюты и взяла пистолеты наизготовку.

«Во всяком случае, первым двоим здесь очень не повезет. А вот дальше…»

Удары становились все мощнее — и наконец дверь не выдержала и сорвалась с петель. В каюту ворвались двое морских разбойников, вооруженные абордажными тесаками. Первого из них Марианна уложила наповал — пуля угодила негодяю в лоб, но другой пистолет дал осечку, и она осталась беззащитной перед лицом разъяренного пирата.

— Вон отсюда, подонок! — крикнула она в отчаянии. — Убирайся!

Но слова ее не возымели действия. Чернобородый громила с довольным ржанием отбросил в сторону тесак, сгреб Марианну в охапку и легко, словно перышко, швырнул ее на стол лицом вниз. Она попыталась вырваться, но безуспешно — противник был слишком силен. Сиреневый шелк затрещал под его жадными пальцами, затем настал черед панталон — и Марианна с ужасом ощутила, как насильник грубо проникает в ее тело. Она не смогла сдержать жалобного стона, звук которого только подхлестнул похоть пирата.

— Люблю брать бабенок с кормы, — хрипло прорычал он на скверном английском.

Подлец действовал хватко и умело, и, несмотря на испытываемые стыд и отвращение, Марианна не могла не отметить его мужских достоинств. Пират атаковал ее столь энергично, что тяжелый дубовый стол скрипел и шатался в такт его фрикциям. От мужчины разило тяжелым духом пота и перегара — и это усугубляло мучения молодой женщины.

— Хороша… Ты хороша…

Внезапно она почувствовала, что насильник отстранился от нее, и подумала было, что все кончено. Но нападавший оказался иного мнения на сей счет: он тут же перешел ко второму акту сладострастного спектакля, овладев Марианной столь мерзким и наглым способом, к которому не прибегал доселе ни один из ее любовников — даже нанаец Чернышов, даже отъявленный скот Маттео Дамиани…

Марианна исторгла отчаянный вопль — и только издевательский смех был ей ответом. Много повидала она на своем недолгом веку, — но такого отвратительного унижения ей еще не доводилось испытывать.

Наконец насильник завершил свое черное дело и с удовлетворенным хрюканьем отвалился от истерзанного женского тела. Марианна с трудом приподняла голову от стола — и обнаружила, что на этом спектакле присутствовал зритель. Посреди каюты стоял худощавый мужчина в черном, на его бледном лице мрачным огнем горели пронизывающие светлые глаза. Марианна тут же узнала эту мертвенную физиономию: то был Джон Лейтон, судовой врач с «Волшебницы моря», предательски опоивший наркотиками Язона Бофора и высадивший ее с корабля в открытом море, обрекая на неминуемую погибель.

— Достаточно с нее, Хоппер, — холодно произнес он. — Дамочка, по-моему, получила удовлетворение.

Чернобородый широко ухмыльнулся, туго затягивая ремень на поясе.

— Иди теперь помоги ребятам на палубе, — продолжал Лейтон. — Там еще осталась кое-какая работенка.

— Эта птичка пришлась мне по вкусу, сэр, — довольно пробурчал Хоппер. — Рекомендую: редко встретишь такую отменную задницу.

— Спасибо, дружок. А теперь ступай.

Обидчик Марианны повиновался. А молодая женщина, судорожно запахиваясь обрывками платья, промолвила:

— Не вздумайте воспользоваться этой рекомендацией, Лейтон. Я буду защищаться до конца!

Тряхнув длинными волосами, тот саркастически усмехнулся:

— Ваша оборона не так уж и надежна, как я мог заметить только что. А потому, ваше светлейшее сиятельство, на вашем месте я бы не вел себя столь нахально и вызывающе.

— Просто пистолет дал осечку, — а то бы вашему дружку не поздоровилось бы!

— Что уж теперь хорохориться, — рассудительно заметил Лейтон. — В конце концов ничего страшного не произошло: просто попробовали на одного мужчину больше — вот и все. Вам ведь не привыкать…

— Подлец! — вспыхнула Марианна.

— Разве? — Лейтон обнажил в улыбке длинные желтые зубы. — Будь я подлецом — отдал бы вас для развлечения всей команде. А вы ведь знаете, как моряки охочи до женщин… Но я пощадил вас тогда, на «Волшебнице моря», и сейчас тоже не собираюсь подвергать столь суровому испытанию. Естественно, при том условии, что вы будете вести себя благоразумно… А то, что боцман Хоппер успел отведать ваших прелестей, — что ж: это ему награда за отвагу — он шел в первых рядах атакующих.

Марианна негодующе фыркнула:

— Что вы имеете в виду под благоразумием?

— Просто я просил бы вас избегать резких телодвижений. С вами будут вполне сносно обращаться во время плавания, если вы будете вести себя в рамках. Повидаете новые края и все такое…

— Новые края? А куда вы собираетесь меня везти? — вскинулась Марианна.

— В Америку, — коротко ответил Лейтон.

— В Новый Свет? — ужаснулась Марианна. — Но мне нужно в Сен-Луи…

— Ваши желания теперь не играют большой роли, ваше светлейшее сиятельство, — язвительно проронил Лейтон. — Вам остается только полагаться на мои указания. И на распоряжения господина Бофора, естественно.

— Как — значит, Язон все-таки с вами?!

— Ну да.

Итак, подозрения Марианны подтвердились. Это Язон Бофор атаковал их корабль, это его люди ведут сейчас бой на палубе «Ласточки». Впрочем, судя по доносящимся в каюту звукам, схватка заканчивается. И спокойствие Лейтона свидетельствует о том, что успех не на стороне команды «Ласточки»… Что же сулит ей эта новая встреча с Язоном?

— Неужели Бофор примирился с тем, что вы в свое время его предали, оставили совершенно беспомощным на произвол судьбы?

— Такова ваша трактовка событий, — но ведь она не единственная… К тому же Язон Бофор — человек не столь щепетильный, как вам могло показаться. Он истый американец — и интересы дела для него превыше всего.

— Интересы дела? — поморщилась Марианна. — Это что же за дело — захватывать мирные корабли?

— Отнюдь. Ваша посудина просто случайно нам подвернулась — и команда была не против слегка поразмять косточки. А вообще корсарское ремесло — не наш профиль.

Марианне живо вспомнился затхлый запах, который источала «Волшебница моря», предательский запах, неопровержимо выдающий, что судно занимается перевозкой невольников. Да-да, Гвинейский залив, бухта Биафра…

— То есть вы продолжаете промышлять работорговлей, не так ли?

— Вы угадали, — спокойно отозвался Лейтон. — И ваш бывший друг Бофор очень удачлив в этом деле.

— Это отвратительно!

— Свои соображения по этому поводу вы сможете высказать ему лично. Прошу вас пока оставаться здесь и не высовывать носа из каюты — ради вашей же безопасности. А то ведь мало ли охотников полакомиться женским телом…

— Спасибо за предостережение! — неприязненно процедила Марианна.

Лейтон поднял с пола пистолеты и вышел. Марианна обессиленно опустилась на постель. Итак, плен. И, если Лейтон не врет, путь в Америку Снова судьба строит ей козни — и надежды разыскать Коррадо рушатся бесповоротно… Она как бы физически почувствовала, как удаляется от берегов Африки, — хотя сцепившиеся корабли пока что дрейфовали в ином направлении.

Марианна выглянула в иллюминатор, но ничего не смогла рассмотреть сквозь покрытое трещинами стекло. В это мгновение скрипнула перекособоченная, полуоторванная дверь. Резко обернувшись, женщина ожидала увидеть мертвенно-бледное лицо Джона Лейтона или, того хуже, черную бороду боцмана Хоппера, — но на пороге стоял Язон Бофор собственной персоной. В руках у него был тяжелый мушкет.

— Теперь ты ходишь на рандеву с представительницами прекрасного пола только хорошо вооруженным? — с трудом совладав с собою, спокойно спросила Марианна. — Стал так боязлив?

— Ах, ты об этом… — буркнул Язон и поставил мушкет к стене.

Марианна пристально рассматривала своего бывшего возлюбленного. Все та же гордая осанка, яркие синие глаза, — но в черных волосах уже виднеются серебристые паутинки седины. Все кипело у Марианны в душе: унизительно, что он видит ее вот такой — изнасилованной, в разорванном платье… Неужели ему не стыдно? Человек, когда-то искренне заверявший ее в своей любви, выступает теперь в роли бандита, безжалостного пирата…

— Может быть, ты объяснишь мне, что происходит? — строго спросила Марианна, понимая, впрочем, определенную нелепость своего вопроса — ведь ситуация была болеечем очевидной.

— Ты даже не здороваешься со мной?

А голос его остался все тем же — и ведь было время, когда Марианна готова была исполнять все, им произнесенное. Кажется, будто миновало уже несколько десятилетий с той поры, — а ведь прошло всего лишь шесть лет.

— Я не здороваюсь с разбойниками, — твердо ответила она.

— Вот как?

— А как же иначе? Как я могу еще тебя назвать? Что означает это подлое нападение?

— Всего лишь то, что я заметил флаг князя Сант-Анна над этим кораблем — и не трогать его было бы выше моих сил, — пояснил Язон.

— А ты знал, что я нахожусь на борту?

— Да, я хорошо разглядел тебя в подзорную трубу, когда ты прогуливалась по палубе. И подумал: зачем же я буду отпускать эту птичку?

Глаза Марианны полыхнули яростью.

— Решил захватить меня как трофей?

— Почему бы и нет? Конечно, прежде всего меня привлекал корабль… У этой «Ласточки» недурной ход. А у князя и без того целая флотилия — он не обеднеет.

— А если бы сам князь был на борту — как бы ты взглянул ему в глаза?

— Спокойно. На море свои законы — тут прав сильнейший. А князя бы отправил своим ходом на шлюпке — на все четыре стороны.

Потрясенная таким хладнокровным цинизмом, Марианна посмотрела на Язона Бофора, словно на опасное кусачее насекомое:

— Как ты можешь?

— А что такого? Он же увел у меня любимую женщину — почему бы мне не поквитаться?

— Что значит — увел? — возмутилась Марианна. — Разве это не ты сбежал от меня в Москве? Ты же всегда думаешь прежде всего о себе!

— Когда мы встретились потом в Данциге, я предлагал тебе плыть со мной до Анвера, а если б ты пожелала — и в Америку, — возразил Язон.

— Ты просто хотел скрасить себе путешествие моим присутствием! Как, видимо, собираешься сделать это и сейчас. Решил использовать меня как удобную подстилку, да? — резко заявила Марианна.

Бофор вспыхнул:

— Не смей так говорить! Я любил тебя — и ты это прекрасно знаешь!

— А в Америке жил бы с этой ужасной Пилар, а меня бы превратил в содержанку, которую изредка можно навещать ради прихоти?

В Марианне всколыхнулась старая обида. Она ведь тогда едва не пожертвовала собственным сыном ради этого человека! Тогда, в Данциге, ей все же удалось принять единственно правильное решение…

— Ты видела мой корабль, Марианна? — глухо спросил Бофор. — И, наверное, обратила внимание на фигуру, украшающую его нос? И не могла не узнать в ней себя… Я сдержал обещание, данное в Одессе, когда подожженная моими руками «Волшебница моря» пошла ко дну. Опять твое изображение красуется на моем корабле — и знаешь ли ты, как он называется? «Добрая надежда» — как я и обещал! Так что я от своих слов не отступаю.

— Если ты думаешь мне этим польстить, то напрасно, — покачала головой Марианна. — Ты просто исполнил свой каприз, и не более. И ты осквернил мой образ, поставив его на корабль, занимающийся разбоем и работорговлей!

— Отчего же? Эта фигура меня так вдохновляет — словно талисман… А как ты догадалась, что я занимаюсь перевозкой «черного дерева»? Лейтон разболтал?

— Я просто достаточно хорошо знаю тебя — вот и все. Ты ведь ради наживы готов заниматься даже столь подлым ремеслом.

Но на Язона ее упрек не произвел должного впечатления. Он просто отмахнулся:

— Работа как работа. Просто нужны люди для плантаций в Луизиане.

— Не люди, а рабы!

— Какая разница… За работу эти негры получат в Америке стол и кров, приобщатся к цивилизации. А ты все та же чистоплюйка?

— Цивилизация! — воскликнула Марианна. — Ярмо на шею получат они в Америке — и ты это прекрасно знаешь! Зачем ты лицемеришь?

— Они вполне довольны таким уделом, — отрезал Язон. — Зачем ты берешься судить о том, чего не знаешь? Я рос среди негров, работавших на отцовской плантации Фай-Бланш, — и, поверь, им там жилось совсем неплохо.

Припомнив скупые рассказы Язона об Америке, Марианна не удержалась от ехидного замечания:

— А не эти ли благодарные негры подожгли имение твоего отца?

Бофор нахмурился и сказал с расстановкой:

— Послушай-ка, чем рассуждать о благе черномазых, не лучше ли тебе побеспокоиться о собственной судьбе?

— Но ты же не согласишься доставить меня в Сен-Луи, ведь так?

Что-то дрогнуло в душе Марианны, когда она задавала этот вопрос: на какое-то мгновение ей показалось, что Язон и впрямь может исполнить ее пожелание — ведь когда-то он был не чужд благородства. Но смешок Бофора тут же развеял ее слабые иллюзии.

— Отнюдь: возвращаться в Африку мне нет никакого резона. Груз у меня скоропортящийся: эти обезьяны плохо переносят путешествие в трюме через океан. Да и у местных французских властей могут возникнуть ненужные вопросы… Придется тебе последовать за мной в Новый Свет. Поселю тебя неподалеку от своего имения, мы будем часто видеться…

Марианна гордо вскинула голову:

— Ни за что!

— Знаешь, как говорится: время — лучший лекарь, — примирительно сказал Язон. — Человек со всем рано или поздно примиряется. Вот и ты когда-нибудь заговоришь по-другому. И еще будешь мне благодарна…

— Решил все-таки сделать из меня наложницу?! — разъярилась Марианна. — Лучше отдай меня на потеху своему вонючему боцману — я не желаю дышать одним воздухом с тобой!

— Почему — боцману? — прищурился Язон.

— Да потому, что я уже имела несчастье с ним, так сказать, познакомиться! — Марианна в раздражении встряхнула подолом разорванного платья. — Он, во всяком случае, не будет играть в благородство, а просто станет брать то, что хочет. И он вызывает во мне меньшее отвращение, чем ты! Так и знай, Язон!

Бофор взглянул на нее исподлобья — видно было, что слова Марианны задели его за живое.

— Этот мужлан Хоппер напал на тебя?

— Да! — с вызовом подтвердила Марианна. — И получил то, чего добивался!

— Ее светлейшее сиятельство говорит истинную правду, — раздался насмешливый голос. — И я могу засвидетельствовать это. Причем, насколько я могу судить, на сей раз беременность ей не грозит…

Голос принадлежал, разумеется, Джону Лейтону, стоящему на пороге каюты.

При его словах Марианна залилась краской стыда: от этого подлеца не укрылось, каким именно образом надругался над нею бородач, — и он смеет говорить об этом вслух! Боже, какой позор…

— А, это ты, Джон… — взглянул через плечо Бофор. — Как посмел Хоппер чинить здесь насилие? Я же отдал приказ: женщин не трогать!

Лейтон скорчил презрительную гримасу:

— Должны же были наши люди вознаградить себя за храбрость при абордаже… Наша дорогая княгиня еще очень легко отделалась: тут есть еще одна цыпочка, которой пришлось куда тяжелее. Ее взялись обслужить сразу человек десять и стараются сейчас вовсю… До чего все-таки не везет вашим служанкам, сударыня, в открытом море!

Марианну передернуло: бедная Лаура! Какое потрясение для наивной романтической девушки…

— Язон! — гневно воскликнула она. — Немедленно распорядись прекратить бесчинства!

— Джон! Почему абордажная группа не выполнила моего распоряжения? Они будут наказаны! — с неудовольствием проговорил Бофор.

— Придется наказывать сразу полкоманды. Я бы не советовал, учитывая, что нам предстоит долгий переход до американского берега, — равнодушно отозвался Лейтон. — Право, не стоит раздражать людей — сделанного уже не воротишь.

Язон в замешательстве потер лоб:

— Да, пожалуй, так будет разумнее…

— Опять ты пляшешь под дудку этого проходимца! — всплеснула руками Марианна. — Даже моя попранная честь для тебя — ничто!

— Надежный боцман для нас гораздо важнее, — хихикнул Лейтон.

— Мразь…

— Вы напрасно пытаетесь меня оскорбить, княгиня: я вообще не восприимчив к женским мнениям, независимо от их характера.

— Ладно, довольно! — оборвал их пикировку Бофор. — Пусть пленных посадят в наш трюм. Если уж они не доплыли до Африки, то пусть хотя бы пообщаются с представителями тамошнего коренного населения…

— Я лучше брошусь за борт, чем соглашусь ступить на палубу твоей проклятой «Доброй надежды»! — вспылила Марианна. — Я не желаю находиться на одном корабле с тобой — ты это понял?

— Ради Бога, — хладнокровно отозвался Бофор. — Я и не собираюсь гноить тебя в трюме. И портить себе нервы общением с тобой тоже не желаю. Ты останешься здесь, на «Ласточке». Вот Лейтон за тобой присмотрит. Он возглавит призовую команду.

— Твоя «Добрая надежда» не принесет тебе удачи! — отрывисто бросила Марианна.

Решение Язона ее вполне удовлетворяло: меньше всего ей сейчас хотелось видеть его.

А Бофор никак не отреагировал на эту реплику. Он озабоченно повернулся к Лейтону:

— Нужно побыстрее заканчивать и расцеплять корабли. Мне не понравилось, как с утра резко менялся ветер. Возможно, нас ожидает шторм.

— Для начала я подберу для княгини клетку с хорошим замком, — сказал Лейтон.

Язон согласно кивнул и, не говоря более ни слова, вышел.

— Следуйте за мной, ваше сиятельство, — ернически оскалился Лейтон.

Марианне оставалось только повиноваться.

На палубе «Ласточки» царила сутолока. Расторопные молодцы с «Доброй надежды» собирали оставшееся после боя оружие, бесцеремонно сбрасывали за борт трупы. Одно из тел, как показалось Марианне, принадлежало капитану Манчини…

Она бросила взгляд на соседний корабль. Там, у люка, ведущего в трюм, стоял Гракх, поддерживаемый двумя пиратами. Юноша повернул к Марианне окровавленное лицо и хотел что-то крикнуть, но тут же получил сокрушительный удар в спину и рухнул в трюм.

«К счастью, Гракх все же остался в живых, — с облегчением подумала молодая женщина. — А вот что с Жоливалем? Серьезно ли он ранен? Или его прикончили эти бандиты? Бедняжку Лауру они, без сомнения, пощадили — если только она смогла пережить унижение, которому ей пришлось подвергнуться… Несчастная девочка…»

Лейтон провел Марианну на ют и толкнул дверь каюты, принадлежавшей ранее помощнику капитана Карлуччи. Здесь был полный беспорядок, — видно, пираты уже основательно похозяйничали. Стенные шкафы были распахнуты, ящики письменного стола валялись на полу. В углу Марианна с ужасом заметила медленно впитывающуюся в ковер лужу свежей крови…

— Крепкий оказался парень, — проронил Лейтон в пространство.

Он внимательно осмотрел помещение. Найдя на столе кинжал с резной рукоятью, выбросил его в открытый иллюминатор. Удовлетворенно крякнул, обнаружив ключ от каюты торчащим в замочной скважине.

— Располагайтесь, княгиня, — сказал Лейтон. — Вполне даже уютное гнездышко.

— Я прошу вас доставить мне хотя бы одно целое платье! — резко распорядилась Марианна. — Не могу же я ходить в этом рванье.

— Нет проблем.

— И еще: моя служанка — если она жива…

— А вот это уже лишнее, — оборвал ее Лейтон. — Да, она жива — хотя изрядно помята, конечно… Но вам придется обойтись без ее услуг — ей место в трюме «Доброй надежды». Комфорт там, естественно, минимальный…

— Она же совсем еще ребенок! — вспылила Марианна. — Как вы смеете!..

— Была ребенком — до сегодняшнего дня, — злорадно уточнил Лейтон.

У Марианны даже перехватило дух от негодования:

— Как же вы циничны!

— Такова жизнь, — равнодушно отозвался ее собеседник. — Женщинам вообще нечего делать в океане — тут их не ждет ничего, кроме неприятностей… И вы убедились в этом в очередной раз. Ладно, располагайтесь, отдыхайте. А платья вам принесут.

Лейтон вышел. Щелкнул замок. Марианна осталась одна. Она рассеянно подошла к столу и принялась бездумно перебирать разбросанные на нем предметы. Под руку ей подвернулся небольшой портрет в лакированной деревянной рамке. С портрета мечтательно смотрела молодая женщина, по виду — ровесница Марианны. Кем она доводилась Карлуччи — невестой? Женой? Она и не знает, что ей не суждено дождаться своего любимого из плаванья… Марианна со вздохом отложила портрет. Невольно вспомнился Коррадо, его сильные руки, проницательные серо-голубые глаза…

Достав из шкафа одеяло, она прикрыла им кровавую лужу на ковре.

«Как жесток этот мир… И как он подло устроен: человеческое счастье так ненадежно…»

Внезапно Марианна почувствовала сильное утомление. Натянутые до предела нервы расслабились, и груз пережитого за день тяжко лег на плечи. Едва передвигая ноги, она добрела до койки и рухнула как подкошенная.

Сквозь тягучую дымку полузабытья до нее доносились крики команд, какое-то громыханье. Ей почудилось, что корабль дрогнул: видимо, «Добрая надежда» разжала абордажную хватку и отвалила в сторону. Но сейчас Марианне все уже было безразлично.

Спустя некоторое время в скважине заскрежетал ключ. Женщина приподнялась на постели и выжидательно воззрилась на дверь. В каюту вошел чернобородый Хоппер. В руках у него был деревянный сундучок, из которого торчали скомканные платья. Небрежно сбросив свою ношу на пол, боцман плотоядно уставился на Марианну. Его физиономия дышала откровенной похотью.

— Не смей приближаться ко мне! — предостерегла Марианна.

И тут же в страхе подумала, что ее слова сейчас не имеют власти: этот хам волен сделать с нею все, что ему заблагорассудится… Нет, если насилие повторится, то она просто удавится этой же ночью, чтобы не служить игрушкой грубому сладострастию.

— Смачная ты бабенка, — невнятно прогундосил чернобородый.

Он сделал шаг вперед. Марианна выставила перед собою руки:

— Прочь отсюда! Ты уже один раз ослушался своего капитана — и в следующий раз он тебя не пощадит! Ты будешь выпорот на глазах у команды!

Как ни странно, ее слова произвели на боцмана впечатление. Он явно заколебался и пробурчал:

— А ты сама не хочешь, что ли?

— Пошел вон, негодяй!

— Ладно… — неопределенно обронил Хоппер и закосолапил к двери.

На пороге он обернулся и многозначительно пообещал, прищурив маленькие жгучие глазки:

— Я тебе еще зайду с кормы, чертовка. Мало не покажется…

— Вон!

Хлопнула дверь, и Марианна опять осталась одна. Ее колотила нервная дрожь, и, чтобы успокоиться, женщина подошла к иллюминатору и выглянула наружу. Из этой каюты открывался хороший обзор на полуют и квартердек. Присмотревшись повнимательнее, Марианна поняла, что часть команды «Ласточки» продолжает исполнять свои моряцкие обязанности под присмотром нескольких головорезов с «Доброй надежды». Добровольно ли согласились они на это, или их вынудили под страхом смерти — ей было неведомо. На квартердеке виднелась сухопарая фигура в черном — в ней Легко было узнать Джона Лейтона. А в стороне, на расстоянии полукабельтова, виднелись паруса «Доброй надежды».

Марианна обследовала содержимое принесенного боцманом сундучка. В нем оказалось четыре платья и кое-что из белья. Марианне было неприятно сознавать, что ее одежды — в том числе и довольно-таки интимных предметов туалета — касались обагренные кровью руки пиратов, но делать было нечего. Она сбросила с себя сиреневые лохмотья, в которые превратился ее наряд под натиском насильника, и облачилась в строгое — черное с золотом — платье. А обрывки былого шелкового великолепия засунула на какую-то полку — с глаз подальше.

Внезапно послышалась какая-то возня — и, резко обернувшись к открытому иллюминатору, Марианна обнаружила в его проеме пару ухмыляющихся физиономий: одна из них принадлежала Хопперу, другая — какому-то незнакомому моряку. Щеки женщины загорелись от смущения: эти подлецы наблюдали за ее переодеванием, видели ее обнаженной!

— Прочь отсюда! — крикнула она запальчиво.

Физиономии скрылись из виду. Снаружи послышался довольный хохот и грубый голос боцмана:

— Эх, видел бы ты, как я сегодня эту кобылку уделал! Я ей…

Марианна в отчаянии заткнула уши, чтобы не слышать грязной похвальбы бородача.

«Боже, какой позор… И все на корабле будут знать, как именно надругался надо мною этот ублюдок… Если я не умру со стыда — значит, я просто героическая женщина».

Ей вспомнилась судьба обесчещенной Лукреции. Да, у ее античной товарки по несчастью нашлись силы наложить на себя руки. Но Марианна, дитя иного века, не считала такую развязку лучшим выходом из положения. Нужно терпеть, копить в себе месть до того момента, когда представится случай отплатить за оскорбление. И хранить свою жизнь — ради мужа, ради сына. Вот только доведется ли когда-нибудь их увидеть — это непредсказуемо…

Спустя примерно час снова послышался звук отпираемой двери. Неужели бородатый подонок все же решился выполнить свое обещание — и?.. Марианна приготовилась к отпору — легкой добычей она не станет.

Но в каюту вошел не Хоппер, а тот самый незнакомый матрос, что давеча пялился в иллюминатор. Он бросил на женщину беглый взгляд, поставил на пол у дверей миску с чем-то съестным и тут же удалился. Марианна проводила его настороженным взором и, дождавшись щелчка замка, подошла к миске.

«На пол — как собаке…»

Угощение не отличалось изысканностью — то была нехитрая матросская пища: подогретая солонина с бобами. Да, повторному ужину с капитаном Манчини не суждено было состояться… Выбирать не приходилось — и ощутившая сильный приступ голода Марианна быстро уплела содержимое миски. Правда, делать это пришлось без помощи столовых приборов, — вероятно, Лейтон считал опасным вооружать ее даже вилкой.

«Что ж, он прав…»

После еды нестерпимо захотелось пить, и Марианна, пошарив в каюте, обнаружила початую бутылку бренди. Несколько глотков спиртного слегка утолили жажду и отозвались вдобавок приятным расслаблением во всем теле. Женщина прилегла на койку, и очень скоро ею овладела глубокая дремота.

Проснулась Марианна в кромешной темноте. Корабль сильно качало, снаружи доносились посвист ветра и хлопанье парусов.

Марианна встала с постели и прильнула к иллюминатору. На борту «Ласточки» царила суета, мелькали хлопотливые фигуры матросов.

— Выбрать брамфалы! Марсовые, на ванты! — доносились с квартердека команды. — Взять бомбрамсели на гитовы! Да шевелитесь же, чертовы дети!

Судя по голосу, это распоряжался боцман Хоппер.

— Взять рифы на марселях!

А за бортом кипела черная бездна, оскаливаясь белыми гребешками волн. Океан негодовал, готовя страшную кару безрассудным людишкам, осмелившимся бороздить его необъятные просторы.

Марианна почувствовала нечто вроде удовлетворения — несколько, впрочем сомнительного в данной ситуации: «Что ж, пусть эти мерзавцы пойдут на дно! Туда им и дорога…»

Мстительная радость была столь велика, что ей даже не пришло в голову побеспокоиться о собственной судьбе.

— Убрать брамселя на гроте! — донесся снаружи хриплый крик.

Кажется, это был уже Лейтон.

Тут налетел новый шквал, обрушивший из темных небес целые потоки воды. Судно сильно заваливалось набок, и Марианна с трудом удерживалась на ногах.

«Пусть океанская пучина поглотит эти призраки, так некстати вернувшиеся из прошлого, пусть и следа от них не останется на земле…»

Что-то круглое подвернулось ей под ногу — и женщина едва не оступилась. Предмет оказался бутылкой, на донышке которой еще оставалась чуточка бренди. Марианна в порыве мстительного торжества насухо опорожнила бутылку, словно бы во славу бушующей стихии.

— Убрать грот! — послышалась новая команда — снова голосом Лейтона.

Марианна увидела, как опадает парус на главной корабельной мачте — словно огромное привидение, желающее спрятаться от шторма.

Мера была своевременной — судно тут же выровнялось, почувствовав себя увереннее и устойчивее в этом кромешном аду.

— Рулевой, положить руль на ветер!

Слова команды были заглушены разрядом грома — казалось, что небо с треском раскалывается надвое. Ослепительно полыхнула молния — и в ее свете Марианна увидела, что совсем неподалеку мечется в водяной кутерьме «Добрая надежда». Нечто странное было в облике брига — и, дождавшись следующей вспышки молнии, она поняла, в чем дело: у «Доброй надежды» отсутствовала бизань-мачта. Марианна представила, каково сейчас приходится заточенным в трюм пленникам, — и ее лихорадочное возбуждение сменилось печалью. Себя ей было не жалко, — но мысль о страданиях друзей была нестерпима…

— Лево на борт — или мы столкнемся! — истошно закричали на квартердеке.

Рев водяных валов вновь был перекрыт громовым грохотом, тут же сверкнула молния, протянувшаяся, казалось бы, на полнеба, подобно ломаной золотистой змее, — и жало этого чудовищного пресмыкающегося ударило в клотик грот-мачты «Доброй надежды». Мачта легко, будто тростинка, раскололась надвое, обломки ее занялись огнем, несмотря на продолжающийся проливной ливень.

«Да, этот корабль не принес тебе счастья, Язон Бофор! Беспощадна длань Немезиды…»

В свете пожара Марианна явственно различала, как заметались фигурки на палубе искалеченной стихией «Доброй надежды». Теперь судно было абсолютно бессильно перед лицом озверевшей стихии.

— Курс норд-вест! На брасах стоять!

«Ласточка» вдруг нырнула вниз, словно проваливаясь в пропасть, и едкая тошнота подступила к горлу Марианны. Содержимое ее желудка настоятельно попросилось наружу — и она не стала противиться природе. Череда отчаянных спазм — и Марианна ощутила себя грубо выпотрошенной, кислый медный привкус окутал полость рта, враз ослабевшие ноги мелко дрожали.

Она нашла в себе силы еще раз выглянуть в иллюминатор — и именно в этот момент водяные валы вынесли беспомощную «Добрую надежду» буквально над самым планширом «Ласточки». В призрачном свете молнии Марианна на мгновение увидела саму себя — деревянная фигура на носу корабля парила над бушующим океаном подобно прекрасной сильфиде, разрезая потоки ливня высокой грудью…

Тут «Ласточку» швырнуло в сторону, Марианну резко бросило вбок, она ударилась затылком о переборку — и канула в глубокую черную яму…

Глава III


ЧЕРНАЯ ЯРОСТЬ


Дни тянулись за днями, похожие один на другой, словно доски серого некрашеного забора. Один и тот же вид из иллюминатора: палуба, мачты, корабельные надстройки и бесстрастная гладь Атлантического океана.

Замкнутая в четырех стенах Марианна изнывала от давящей тоски. Ее смертельно угнетали вынужденное бездействие и ограниченность в передвижении. Со скукой она пыталась бороться чтением романов, — но покойный Карлуччи был, видимо, не охотником до книг, и скудная библиотечка, доставшаяся в наследство Марианне, быстро исчерпалась. Чтобы поддерживать Себя в мало-мальски приличной физической форме, Марианна разработала комплекс упражнений, а кроме того трижды в день устраивала пешие прогулки по каюте — от стены к стене — примерно часовой продолжительности. Все это походило на быт тюремного заключенного — каковым, собственно, она и являлась, просто тюрьма была плавучей.

Утром и вечером приходил матрос с кормежкой — как правило, это была все та же солонина с бобами, сухари, вяленая рыба. Лейтон не баловал пленницу ни разнообразием стола, ни собственными посещениями.

После гибели «Доброй надежды», в которой у Марианны не было ни доли сомнений, она опасалась, что у Лейтона окажутся развязанными руки, и самозваный капитан «Ласточки» воспользуется беззащитностью своей узницы для удовлетворения своих мужских вожделений. Но то ли Лейтон не обладал таковыми, то ли его останавливали какие-то одному ему ведомые соображения, но он не предпринимал никаких действий, могущих оскорбить женскую честь Марианны. У нее даже создалось впечатление, будто мертволицый доктор специально избегает встреч с пленницей. И в глубине души такое безразличие даже немного оскорбляло Марианну: ей-то казалось, что после смерти Язона его преемник непременно начнет непристойные домогательства, — однако этого, к ее изумлению, не случилось. Иногда она замечала его бледное лицо в иллюминаторе, но, будучи обнаруженным, Лейтон тут же скрывался.

Поначалу удивило Марианну и отсутствие чернобородого Хоппера — боцман, как ей показалось, принадлежал к людям, которые не любят отступать от задуманного. Но вскоре ей удалось выяснить через одного из немногословных матросов, что в ту грозную штормовую ночь боцмана смыло волной за борт и он отправился на корм рыбам. Нельзя сказать, что Марианну очень опечалило это известие…

Однако потеря этого морского волка имела и отрицательные последствия: Лейтону приходилось полагаться на самого себя в том, что касалось управления бригом, а он не обладал достаточным опытом кораблевождения. А потому переход через Атлантику вынужденно затянулся на лишнюю неделю, несмотря на благоприятную погоду. Океан, словно удовлетворившись крушением «Доброй надежды», не пытался требовать новых жертв.

Вести счет дням Марианне не хотелось: неделей больше, неделей меньше — какая разница? Пока что от нее самой ничего не зависело, судьба ее была в чужих, враждебных руках — и оставалось только ждать какой-нибудь улыбки фортуны, которая позволит предпринять что-либо действенное. Но надеяться на это посреди океана было бесполезно.

Прошло, по расчетам Марианны, около двух месяцев или чуть более того, когда она заметила перемену в настроении команды. Наблюдая в иллюминатор за действиями матросов, она обнаружила, что они начали выполнять свою будничную работу более рьяно и споро, чем обычно. Поразмыслив, Марианна пришла к выводу, что такое поведение команды свидетельствует о приближении судна к порту назначения. Но ее робкие попытки выяснить, так ли это на самом деле, наталкивались на упорное молчание.

И тут наконец Лейтон удостоил ее визитом. Марианна к этому не была готова: когда открылась дверь, она ожидала увидеть одного из тех трех матросов, которые обычно приносили ей еду, — все они были из состава призовой команды. Но то был незаконный капитан «Ласточки»…

Марианна была до того измучена однообразием своего существования, что появление Лейтона ее чуть ли не обрадовало. Возможно, его появление прояснит хотя бы ближайшие перспективы. Но она ничем не выдала своего любопытства и даже напротив — напустила на себя вид суровый и неприступный.

Лейтон с минуту молча разглядывал Марианну — так смотрят на полузабытую вещицу, завалявшуюся где-нибудь в ящике стола и случайно подвернувшуюся под руку.

— Что вам угодно? — с вызовом осведомилась Марианна, спесиво вскинув подбородок.

— Как вы себя чувствуете? — совершенно равнодушно спросил Лейтон.

— А вам-то что за дело? — строптиво отозвалась Марианна. — Я отнюдь не ваша пациентка, доктор!

Слегка пожав плечами, тот оглядел каюту. Тут царил идеальный порядок: от нечего делать Марианна занималась уборкой каждый день. Вот только с засохшим пятном крови на ковре она ничего не могла поделать.

— А чувствую я себя отвратительно, — добавила она. — За все время нашего, с позволения сказать, круиза я не могла толком помыться. Лишь дважды мне приносили по полведра воды!

— Морякам часто приходится терпеть лишения, — заметил Лейтон.

— Я не моряк. Я — женщина!

— Вы, может быть, еще напомните мне о своем княжеском титуле?

— Если вам угодно было взять меня в плен, то извольте обращаться со мной по-человечески!

— Вас кормят, у вас комфортабельная каюта — чего же более?

— Это не каюта, а тюремная камера! У меня скоро разовьется боязнь замкнутого пространства!

— Но если начать выгуливать вас, как собачку, — вы, чего доброго, сиганете за борт.

— Неужели вы полагаете, что я такая дурочка, что способна на подобное безрассудство?

— От вас всего можно ожидать…

— Если бы мне хотелось свести счеты с жизнью — я бы удавилась на веревке, сплетенной из простыни. Но самоубийство — поступок не в моем стиле.

— Может быть, может быть… — рассеянно кивнул Лейтон. — Я тоже не поклонник суицида.

— Так объясните же мне наконец, какого дьявола вам от меня надобно? Я догадываюсь, какие виды имел на меня Бофор. Но его уже нет. А зачем я вам?

— Красивые птички имеют свою ценность, — туманно пояснил Лейтон.

— Но их перышки имеют свойство выцветать в неволе, — в тон ему добавила Марианна.

— Где сейчас находится князь Сант-Анна? — как бы между прочим спросил Лейтон.

«Не знаю», — хотела было ответить она, но успела вовремя прикусить язык. Совсем ни к чему указывать пирату на местонахождение Коррадо, пусть и предположительное, — мало ли что на уме у Лейтона? Ничего, кроме пакостей, ожидать от него не приходится… Узнать же о цели плавания «Ласточки» ему было не у кого. Что ж, пусть и далее пребывает в неведении.

— Итак? — с нажимом произнес Лейтон.

— Вас это не касается, — холодно ответила Марианна, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно надменнее.

— И все-таки? Я знаю, что князь — фигура весьма загадочная и может находиться одновременно везде и как бы нигде. Но в ваших же интересах помочь мне связаться с Коррадо Сант-Анна.

Сам того не зная, Лейтон поразил Марианну в самое сердце. Господи, да если бы она ведала, где сейчас муж, — насколько легче было бы ей сейчас… Но это, увы, окутано мраком неизвестности.

— Вы хотите потребовать с него выкуп, не так ли? — спросила она.

— Может, мне просто угодно поздравить князя с днем ангела…

— Странное желание для представителя преисподней, — съехидничала Марианна.

— Вы ведь так стремились в Сен-Луи на встречу с князем? — поинтересовался Лейтон.

Женщина заколебалась. Может быть, навести Лейтона на след Коррадо? Тогда он, возможно, примет меры по поиску князя, а если Коррадо узнает о бедственном положении Марианны, то непременно бросится на выручку… Но с другой стороны, если Лейтону станет известно, что и вилла Сант-Анна, и прочие владения князя лишены хозяйского присмотра, — то мало ли каких подлостей можно от него ожидать… Нет-нет, пусть лучше гадает на кофейной гуще.

— Вовсе нет, — ответила Марианна. — Я просто решила составить компанию своему другу Аркадиусу де Жоливалю, который собирался провернуть какую-то хитроумную коммерческую операцию со слоновьими бивнями.

— В качестве делового советника, что ли? — скептически улыбнулся Лейтон.

— Отнюдь. В этих делах я ничего не смыслю. Просто показалось занимательным прогуляться в Африку. Я несколько лет сидела сиднем, воспитывая малыша, вот и захотелось развеяться.

«Я взяла неверный тон, — спохватилась вдруг она. — Говорю так, будто считаю его достойным своих объяснений. Это ошибка. Надо вести себя с ним попротивнее…»

Лейтон оценивающе смотрел на Марианну, будто пытаясь заглянуть ей в душу. Его светлые немигающие глаза призрака словно бы ощупывали женщину.

— Ясно, — произнес он наконец. — Князь Сант-Анна просто не удостаивает вас известиями о своем местонахождении и продолжает играть в тайны. Я знаю мулатов — им свойственна скрытность.

— Не смейте говорить так о князе! — вспылила Марианна. — Вы, жалкий проходимец, не стоите и мизинца этого благородного человека!

Лейтон продолжал оставаться невозмутимым.

— Вам принесут воды, чтобы вы могли помыться, — обронил он и, круто повернувшись на каблуках, вышел из каюты.

Оставшаяся наедине со своими мыслями Марианна снова впала в унылое оцепенение. Разговор с Лейтоном ничего не прояснил. Но его интерес к князю все же вселил в Марианну нечто вроде надежды: если Лейтон затеет комбинацию с выкупом, то это дает некоторый шанс на спасение. Разумеется, он никогда не пойдет на честную сделку и не освободит Марианну, даже в обмен на очень крупную сумму. Но по крайней мере, Коррадо будет хотя бы приблизительно знать, где ее искать. Что за горький парадокс судьбы: два созданных друг для друга человека затерялись порознь на земном шаре…

Вместе с ужином матрос принес целое ведро воды, и Марианна, предвкушая сладостное мытье, поскорее управилась с едой. Затем, завесив иллюминатор тряпицей, дабы уберечься от любопытных взоров, разделась донага. Она всегда любила свое тело — вот и сейчас с удовольствием провела ладонями от коленей по крутым бедрам, по изгибу талии — к округлым персям, не потерявшим своей упругости после выкармливания Себастьяно. Марианна представилась себе кружащей в вальсе — все мелькает перед глазами, и не разобрать лица партнера, и музыка стучит в висках, и меркнет свет…

«Что это со мной?» — только и успела подумать она, опускаясь без чувств на пол каюты.

…Сознание возвращалось медленно, толчками. Чьи-то руки, поддерживающие за голову, подающие терпкое питье, — и снова черный провал. Ощущение свежего ветра на лице, гниловатый запах водорослей, резкие, отрывистые вскрики чаек… Мервенно-прозрачные глаза Лейтона, смотрящего в упор… Снова холодный металлический стаканчик у губ — и вновь уход в небытие… Побеленный потолок — как странно, ведь в каюте он просто деревянный, из плотно пригнанных друг к другу досок. И совсем не ощущается качки…

Марианна открыла глаза. Да это вовсе не каюта. Странное помещение: гладкие стены — тоже побеленные, небольшое окошко высоко под потолком. Марианна с трудом повернула голову, наполненную звенящей пустотой: вот дверь — мощная, сработанная из мореного дуба. Где она?

Она помнила, что как будто только что намеревалась помыться, и, еще не окончательно придя в себя, удивилась отсутствию ведра с водой на полу. Может быть, это просто сон — и сейчас она вновь окажется в каюте Карлуччи на «Ласточке»?

Но сознание наконец заработало в полную силу, и Марианна поняла, что находится в состоянии абсолютного бодрствования. Вот только слегка ломит виски и затылок…

Она попыталась приподняться, но тело было сковано такой слабостью, что, едва оперевшись на локоть, женщина снова откинулась на плоскую жесткую подушку. На лбу проступила испарина, сердце торопливо заколотилось.

Пролежав несколько минут без движения, Марианна пошарила рукой по телу и обнаружила, что одета в один из своих пеньюаров, а сверху прикрыта жестковатым суконным одеялом, напоминающим конскую попону. Но ведь тогда, в каюте, она разделась… Кто же мог одеть ее? Только кто-то с «Ласточки» — мужчина. И не воспользовался ли он ее беспомощностью, чтобы?.. Марианна даже застонала от бессильной обиды: было невыносимо тяжело представить себя, покорной и безвольной, в чьих-то бесцеремонных похотливых руках. Ведь при желании с ней могли сделать что угодно…

А как она оказалась здесь? Вопли чаек, вонь гниющих водорослей — похоже на порт. Сновидение? Нет-нет, эти ощущения были чрезвычайно реальны. Значит, она уже в Америке? Но что же было с ней все это время?

И вдруг Марианну осенила догадка — сколь мрачная, столь и простая: Лейтон! Конечно же, это его рук дело. Она ведь потеряла сознание после ужина — значит, этот черный доктор добавил в еду какое-нибудь одуряющее снадобье, а затем продолжал поддерживать ее в отключенном состоянии. Не иначе Лейтон опасался бодрствующей Марианны, — а это значит, что «Ласточка» прибыла в некое цивилизованное место, где крики о помощи могли бы возыметь действие. А теперь одну тюремную камеру сменила другая…

Марианна не заметила, как отворилась тяжелая дубовая дверь: не раздалось ни скрипа, ни шороха. Но легкий сквозняк коснулся щеки княгини, она повернула голову — и слегка вскрикнула от неожиданности: на пороге стояла женская фигура в темно-вишневом платье. Лицо незнакомки было скрыто под густой вуалью.

Марианна хотела вскочить, но слабость не позволила ей сделать этого. Не было сил даже повернуться на бок.

Загадочная женщина на пороге молчала — и в этом безмолвии чудилось нечто зловещее.

— Кто вы такая? — спросила Марианна.

Она хотела придать своему голосу властные нотки, но прозвучал он довольно жалобно.

Женщина не ответила и даже не шелохнулась.

— Где я нахожусь? По какому праву вы меня здесь держите? — продолжала вопрошать княгиня.

Гостья медленно откинула вуаль, открыв высокий лоб, жгучие темные глаза, плотно сжатые изящные губы, выразительные длинные брови.

— Пилар! — ахнула Марианна.

Да, ошибки быть не могло: перед ней стояла именно Пилар, по милости которой Марианне пришлось столько натерпеться. Пилар, которая так безжалостно хотела отомстить Язону Бофору. Пилар, которая в конце концов отняла у нее гордого американца, сломленного вестью о том, что эта женщина родила ему сына…

— Да, это я, — ответила Пилар по-испански. — Стало быть, вы не успели меня позабыть.

Больше всего Марианна досадовала на свою беспомощность: ей казалось унизительным лежать пластом перед бывшей своей соперницей — как будто поверженной, побежденной.

— Значит, я у вас в гостях? — спросила Марианна, отвернувшись от испанки, чтобы не видеть торжества в ее глазах.

— Вроде того, — отозвалась Пилар.

Повисла пауза. Марианне не хотелось задавать вопросов: пусть та не подумает, что она испугана. Собственно, никакого страха княгиня и не чувствовала: то ли до сих пор сказывалось действие наркотиков, то ли инстинктивное самообладание брало верх над беспокойством, — но Марианна, в общем, не чувствовала ничего, кроме безразличия. Однако молчание затягивалось, и она наконец решила нарушить его.

— Вы знаете, что Язон погиб?

— Да, — равнодушно ответила Пилар, — Лейтон сообщил мне об этом.

— Почему вы говорите об этом так спокойно? Ведь вы любили этого человека. И потом, Язон в свое время спас вас от тюрьмы, куда засадил вас испанский губернатор Фернандины. Наконец, он отец вашего ребенка…

— Он изменил мне с первой попавшейся шлюхой, которой оказались вы, — холодно пояснила Пилар. — Таких вещей я не прощаю никому.

У Марианны перехватило дух от негодования. На свой счет она ничего другого от Пилар и не ожидала, но то, что испанка столь безжалостна по отношению к своему мужу, ее потрясло несказанно. Больше всего на свете Марианне хотелось сейчас разразиться самой грубой бранью, какую она только знала, и только огромным усилием воли удалось сдержать безотчетный порыв.

— Значит, время не смягчило вашего сердца? — задала вполне бессмысленный вопрос Марианна.

— Ни в коем случае.

— Да, ведь когда-то вы жаждали послать Бофора на плаху и ради этого даже готовы были свидетельствовать против него в суде.

— На войне — как на войне, — констатировала Пилар. — Во имя своего достоинства я готова прибегнуть к любым средствам.

Она по-прежнему говорила по-испански, Марианна же в пику ей изъяснялась исключительно на французском.

— Что ж, выходит, провидение сыграло вам на руку, — язвительно сказала Марианна. — Вдобавок все владения Язона перешли к вам. Ведь вы, я полагаю, единственная наследница? И если вы за минувшие годы так и не подбросили ему в стакан яду, то, вероятно, лишь потому, что корысть была сильнее мести. На поставках «черного дерева», он, без сомнений, делал большие деньги…

Пилар молчала. Марианна повернула к ней голову, но ничего не смогла прочесть на каменном лице испанки.

— Это у вас в Европе все меряют на деньги, — подала наконец голос Пилар. — Для меня же единственным мерилом является честь.

— Так ли? Ваши слова о достоинстве и благородстве — всего лишь пристойная ширма для проявления совсем иных побуждений, достаточно низменного свойства.

В запальчивости Марианна говорила намеренно оскорбительно, однако ей казалось, что она не так уж и не права… Впрочем, взывать к совести Пилар она отнюдь не собиралась — просто ей хотелось побольнее уколоть эту женщину.

Испанка подошла вплотную к кровати, но ожидаемой Марианной пощечины не последовало, хотя раздувающиеся ноздри испанки красноречиво выдавали обуревающие ее чувства.

— Хотите меня ударить? — зло спросила Марианна. — Валяйте. Вы выбрали подходящий момент — у меня совсем нет сил дать вам сдачи.

— Я никогда не бью своих служанок, — покачала головой Пилар.

— А я вам не прислуга!

— Пока — да. Но когда достаточно окрепнете после дороги — начнете осваивать это ремесло. Иметь княгиню в качестве служанки — совсем недурно.

— Ни за что! — изо всех сил крикнула Марианна. — Этого не будет!

— Дело ваше, — усмехнулась Пилар. — У вас есть выбор, ваше светлейшеесиятельство.

Марианна почувствовала явный подвох, но, поскольку испанка медлила с продолжением, все же спросила равнодушным тоном:

— Какой же?

— В публичных домах Нового Орлеана, — с расстановкой проговорила Пилар, — постоянный недобор девочек. А за вас там дадут хорошую цену.

Лицо Марианны исказила гримаса негодования.

— Вы не посмеете!

— Отчего же? — возразила испанка. — Вы ведь уже заметили, что я достаточно злопамятна…

Мысли Марианны судорожно заметались. Она искала достойного ответа, но смогла лишь выдавить:

— Мерзавка…

— Чем вы так недовольны? — ехидно заявила Пилар. — Там вы найдете себе достойное применение, дадите волю природным талантам…

— Что ж, — сказала Марианна, собрав все свое самообладание, — я готова на такой вариант. Во всяком случае, это гораздо предпочтительнее, чем быть в услужении у такой твари, как вы.

— Ну и прекрасно, — кивнула испанка. — Вы вкусите отменное разнообразие… У вас никогда не будет нехватки в мужчинах — вы ведь только об этом и мечтали.

Но Марианна предпочла сменить тему:

— Вы и здесь посадите меня на цепь — как в том амбаре в Мортфонтэне?

— В этом нет необходимости, — скривила губы Пилар. — Деваться вам все равно некуда. Вас будут только запирать на ночь — и не более.

— Разве вы не опасаетесь, что я убегу? Мне уже удалось это однажды…

Испанка поморщилась:

— Тут не Европа.

— И все же?

— Извольте: я обрисую вам положение, в котором вы находитесь.

— Сделайте милость, — иронически, но не без интереса промолвила Марианна.

— Так вот: поместье хорошо охраняется. До Чарльстона отсюда более сорока миль, а оттуда до Нового Орлеана — еще восемьдесят. Но если вы все-таки решитесь на попытку бегства и она чисто случайно окажется удачной — у вас все равно нет никаких шансов.

— Почему же?

— Да потому, что по всей Луизиане уже висят объявления о вашем розыске как мошенницы и авантюристки. И убийцы вдобавок.

— Убийцы?

— Разумеется. Припомните-ка одну несчастную англичанку, которой вы безжалостно проломили череп.

Марианна оторопела: «Боже мой, кажется, и на том свете тень Иви Сен-Альбэн не будет давать мне покоя…»

— Причем там указано, что вы пытаетесь выдавать себя за княгиню Сант-Анна, — добавила Пилар.

— Очень мило… — только и смогла сказать Марианна, ошеломленная услышанным.

— Но это, пожалуй, излишняя мера. Покинуть поместье вам все равно не удастся.

Марианна в замешательстве молчала. Так или иначе — прежде всего необходимо набраться сил, а там видно будет. Безвыходных ситуаций не бывает.

— Если же вам будет угодно удавиться — такому вашему желанию, разумеется, никто противиться не будет, — процедила испанка. — Меня вы этим только порадуете: труп врага хорошо пахнет.

— Такого удовольствия я вам не доставлю. Даже не надейтесь.

— Как будет угодно вашему светлейшему сиятельству. Других вопросов ко мне у вас нет?

Княгиня отрицательно мотнула головой.

— Вот и чудесно.

Пилар вышла, притворив за собой дверь.

Марианна в отчаянии ударила кулаком по постели. Проклятая слабость! Если бы не это жуткое недомогание — она бы вцепилась в горло подлой испанке и не разжимала бы пальцев до тех пор, пока та не испустила бы дух! Сделать служанкой! Продать в публичный дом! Что за мерзкая фантазия у этой женщины!

Когда приступ ярости прошел, она попыталась привести свои мысли в порядок. Итак, Луизиана, поместье покойного Язона Бофора. Не исключено, что тут же ошивается и Лейтон. Он наверняка снова примется допытываться о местонахождении Коррадо. Либо начнет искать его самостоятельно. А что, если князь уже вернулся в Италию, пока Марианна скиталась в океане? Ах, Коррадо, Коррадо…

Сознание, утомленное разговором с Пилар, отказывалось работать. Марианна устало смежила глаза и окунулась в липкий сон.

…Пробудившись, она сначала никак не могла понять где находится. Наконец медленно, словно из глубокого омута, в памяти всплыла испанка, ее оскорбительные слова. Да, она по-прежнему в плену…

Преодолевая слабость, Марианна слегка приподнялась на постели. Рядом с кроватью стоял небольшой столик, на котором Марианна обнаружила несколько плошек с едой. Тут были бульон, свежие помидоры, большая кукурузная лепешка и пара апельсинов.

Марианна не ощущала голода, но инстинкт подсказывал ей, что нужно заставить себя есть. С трудом дотянувшись до чашки с бульоном, она поднесла посудину ко рту. Бульон был еще теплым — значит, его принесли недавно. Сделав несколько глотков, Марианна поставила чашку и откинулась на подушку.

В окошко пробивался солнечный свет, но Марианна не могла определить, утро сейчас, день либо вечер. Собственно, это ей было безразлично.

Снаружи не доносилось никаких звуков, кроме громкого щебета птиц. Если закрыть глаза — так легко представить себя в райском саду, где пестреют душистые цветы и добродушные животные прогуливаются бок о бок, не трогая друг друга… Нет, если там и сад — то вовсе не райский, и ходят по нему люди, жестокие, словно звери.

Марианна принялась за еду — и уничтожила все до крошки. Неожиданное затруднение возникло с апельсинами: их кожура не хотела поддаваться ослабевшим пальцам. Но в конце концов оранжевым плодам пришлось сдаться. Напоследок Марианна протерла апельсиновыми корочками лицо и шею, и это слегка освежило ее.

К чисто физической вялости добавлялась еще и полная апатия. Трудно было шевелиться, лень думать, отсутствовали всяческие, даже самые малейшие, желания. Марианне припомнилась одна из статуэток, оставшихся на вилле Сант-Анна: толстенький тибетский божок, покойно сложивший руки на бронзовом животе и прикрывший веки, всем своим видом олицетворял отрешенность и равнодушие.

«Вот и я сейчас — как тот толстячок…» — подумала она, погружаясь в дрему.

Очнувшись в очередной раз, Марианна, еще не открывая глаз, почувствовала, что в комнате кто-то есть. Неужели опять Пилар?

Но это была не она… У кровати Марианны стоял грузный мужчина гигантского роста в кожаной безрукавке на голое тело и плисовых шароварах грязноватого зеленого цвета. Его одутловатая физиономия сразу показалась женщине знакомой, и, напрягши память, она сообразила: это же Санчец. Тот самый Санчец, который принимал участие в ее похищении на улице Сент-Антуан и караулил потом, закованную, в поместье Мортфонтэн. Старый знакомый, черт побери… Однажды Марианне удалось ускользнуть от его надзора — как будет на этот раз?

Санчец пристально смотрел на княгиню — и его тяжелый взгляд ей не понравился.

— Ну что ты уставился?

Великан буркнул что-то невнятное и принялся собирать на поднос пустую посуду. Затем он молча удалился.

«Только этого типа здесь еще не хватало, — с неприязнью подумала Марианна. — Впрочем, особой сообразительностью он, кажется, не отличается. Но может переломить пополам двумя пальцами, как соломинку…»

Вскоре Санчец вернулся и выставил на столик несколько тарелок. Тут были овощной суп, жареный цыпленок, какой-то красноватый мусс в высоком стакане и желтые плоды, названия которых Марианна не знала.

— Какое сегодня число? — спросила она.

Но гигант не удостоил Марианну ответом и вышел вон, чуть пошаркивая мощными ножищами.

«По крайней мере, я знаю, что наступило обеденное время», — тупо подумала она.

Марианну приятно удивило наличие столовых приборов: Лейтон на этот счет был строже. Значит, Пилар не боится удара вилкой в живот? Она так презирает опасность? Странно…

Но самое странное было то, что Марианна вовсе и не испытывала подобного кровожадного желания. Все мало-мальски агрессивные чувства в ней притупились, остались лишь простейшие потребности: еда, сон…

«Наверное, Лейтон продолжает свои фокусы, — вяло подумала она. — Подмешивает в пищу какой-нибудь дряни, мерзавец…»

Попытка возбудить в себе негодование ничего не дала: броня апатии не поддавалась. И только одна мысль неторопливо барахталась в сознании: надо есть, надо есть…

Неделю спустя Марианна достаточно окрепла, чтобы передвигаться по комнате. Но ее самнамбулическое состояние оставалось неизменным. Она подходила к двери, открывала ее — за порогом было высокое каменное крыльцо, ведущее в тенистый парк, где росли магнолии и гуавы, — но ни малейшего желания выйти туда не возникало.

Какой-то маленький упрямый чертик сердито шебуршился в мозгу и попискивал: «Иди! Действуй!» Но тут же наплывала студенистая ленивая мысль: «Заче-ем?..» И Марианна возвращалась в комнату.

Проснувшись как-то ночью, она подергала дверь, но та оказалась запертой.

«Ну, верно: Пилар же говорила, что будет именно так — все правильно…»

Ни обиды, ни сожаления, ни протеста в душе ее не рождалось…

Однажды пришел Лейтон. Марианна сказала ему вялую колкость, которую доктор-пират пропустил мимо ушей. Он несколько минут внимательно рассматривал женщину — так обычно смотрят врачи на пациентов, а затем спросил без всякого предисловия:

— Значит, вы точно не знаете, где именно в Африке находится князь Коррадо?

— С чего вы взяли, что он именно в Африке? — с деланным безразличием спросила Марианна.

— Вы мне и сказали, — пожал плечами Лейтон, как будто речь шла с чем-то само собой разумеющемся.

— Я?

Марианна отлично помнила все разговоры с доктором — тем более что их было совсем немного — и могла ручаться; ничего подобного она ему не сообщала.

— Вы что-то путаете…

Лейтон досадливо поморщился:

— Да бросьте… Просто бывает, что люди разговаривают во сне, и нужно только вовремя оказаться рядом.

«То есть надо понимать это так, что я проговорилась под действием наркотиков, а сама этого не помню», — догадалась Марианна.

— Так что же? — настаивал Лейтон.

Марианна слабо улыбнулась:

— Разве вы не полагаетесь на силу своего дьявольского снадобья?.. Нет, я действительно не знаю, где сейчас Коррадо. Может, и в Африке, — но она большая…

— А не знакомо ли вам такое название: Зоуги?

Она пожала плечами:

— Впервые слышу.

Лейтон в задумчивости пригладил свои длинные светлые волосы, ложащиеся ему на воротник неизменного черного сюртука.

«Хоть бы он их мыл почаще, — поморщилась Марианна. — И одевается совсем не по погоде: такая жара на дворе… Но что это за Зоуги?»

— Действительно — никогда не слышали? — переспросил доктор.

— Да ну вас в задницу! — буркнула Марианна, вспомнив выражение, слышанное в детстве от старого добряка Добса, селтоновского конюшего.

— Однако и лексикон же у вас, ваше светлейшее сиятельство…

— А это благоприобретенное, — парировала княгиня. — От общения с мерзавцами, вроде вас.

— Вы тратите свой порох впустую — я к сарказмам невосприимчив.

Визит Лейтона несколько взбодрил Марианну: в ней пробудился интерес к окружающему. Или причиной было то, что в пищу стали подмешивать меньше наркотика?

Так или иначе, но на следующий день она вышла в парк.

Босые ноги с удовольствием ступали по мягкой траве, волосы попушистели, ощутив тепло солнечных лучей.

«Какая же я была дурочка, что сидела безвылазно в своей конуре…»

Осмотревшись повнимательнее, Марианна обнаружила, что помещение, служившее ей приютом, является флигелем большого дома усадебного типа. По центру фасада располагался пышный портал, в изобилии украшенный лепниной. По сторонам широкой лестницы красовались на подиумах лепные же крутобокие вазы.

«Колониальный шик», — скептически фыркнула Марианна при виде этой безвкусицы.

Она обогнула дом со стороны противоположного крыла и увидела неподалеку полотняный навес, под которым за длинным столом сидело несколько женщин. Навес располагался рядом с дверью, из которой тянуло пряными съестными запахами.

«Там у них, наверное, кухня», — догадалась Марианна.

Вдруг она вспомнила о своем наряде, который состоял из одного лишь полупрозрачного пеньюара. Другой одежды ей здесь не давали — да, впрочем, Марианна и не настаивала: просить было противно, а на требование она была неспособна из-за непреходящей апатии.

«Может быть, лучше уйти, пока меня не заметили? А впрочем, какая разница…»

Она пересекла дорожку, усыпанную мелким гравием, больно впивавшимся в босые подошвы, и направилась к навесу.

Женщины за столом были заняты трапезой. Увидев Марианну, они оживленно зашушукались.

«В конце концов я одета идеально для такой жары», — лениво подумала она.

В десяти футах от стола Марианна остановилась в нерешительности. Но одна из женщин сделала приглашающий жест, придавший ей уверенности.

Марианна присела на широкую скамью и обвела взглядом присутствующих. Трое из них были совсем еще девушками, четвертая же выглядела старше, лет на сорок. Судя по внешности — смугловатая кожа, жгуче-черные волосы, — все они были креолками.

Старшая женщина знаком указала Марианне на большое блюдо, стоящее в центре стола. Та кивнула в ответ, сделав это чисто машинально: голода она не испытывала. Креолка взяла чистую тарелку, положила порцию кушанья и подала гостье.

— Что это? — поинтересовалась Марианна по-французски, рассматривая содержимое тарелки.

Ощутив на себе недоуменные взгляды, спохватилась и повторила вопрос на испанском.

— Это гумбо, — последовал ответ.

— Гумбо?

— Да, гумбо. Креольское блюдо: отварная рыба с пряностями. Положите себе еще тушеных помидоров — будет совсем вкусно.

Отведав гумбо, Марианна тут же убедилась в справедливости этих слов.

Креолка подала ей стакан со странным зеленоватым напитком, слегка вяжущим, но превосходно утоляющим жажду.

— Пилинто, — пояснила она. — Делается из листьев молодой юкки…

В остальном трапеза проходила в полном молчании, и только когда Марианна отставила пустую тарелку, одна из девушек наконец спросила:

— Как вас зовут, сеньорита?

— Марианна д’Ассельна де Вилленев, княгиня Сант-Анна, — ответила она не задумываясь.

Женщины дружно прыснули. Оскорбленная такой непочтительной реакцией Марианна осведомилась:

— А что тут смешного? Ведь это действительно мое полное имя.

— Да нет, все в порядке, — заверила старшая креолка. — Вы не волнуйтесь.

Тут и сама Марианна запоздало оценила комизм положения: ее воздушный пеньюар на голое тело и нечесаная копна густых длинных волос плохо сочетались со столь звучным титулом. Но представилась она таким образом не из чванства: во-первых, сказалась привычка, выработавшаяся за последние годы в кругу себе подобных. И потом, как знать: может быть, естественное уважение к титулу послужит ей на пользу…

Но, судя по выражению лиц креолок, они были далеки от пиетета — перемигивались, подталкивали друг друга локтями, подхихикивали.

Смешанное чувство обиды, неприязни и растерянности овладело Марианной. Но говорить резкости после довольно гостеприимного приема не хотелось, а иного выхода из двусмысленного положения на ум не приходило.

— Что это за растение? — спросила она — лишь бы что-то сказать, указывая на развесистое деревце с мелкими листочками и удлиненными желтыми плодами.

— Индийская сирень, — готовно отозвалась сидящая напротив девушка. — Во всяком случае, здесь, в Луизиане, оно именно так называется.

— А вот это — тополь, — тут же подхватила другая. — А те, с блестящими листьями, — магнолии.

«Они меня за дурочку принимают, что ли?» — с досадой подумала Марианна.

То ли от жары, то ли от переутомления, вызванного непривычной прогулкой, у нее шумело в ушах и слегка начало подергиваться левое веко.

— Отлично! — раздался вдруг ледяной женский голос, который Марианна не могла не узнать.

К навесу подходила Пилар, одетая в костюм для верховой езды, с гибким стеком в руке.

— Вы уже познакомились с новой подружкой, девочки? — поинтересовалась испанка.

Давясь от смеха, креолки дружно закивали.

— Вот и замечательно, — одобрительно кивнула Пилар. — А вы довольны такой компанией, ваше светлейшее сиятельство? Как вам мои служанки?

Марианна промолчала.

— Вам предстоит у них многому научиться, княгиня, — продолжала Пилар. — Вы только учтите, что новеньким из прислуги обычно поручают самую грязную работу…

Казалось, в голове стучат несколько десятков маленьких молоточков. С трудом поднявшись из-за стола, Марианна смерила испанку взглядом:

— Как вы смеете меня оскорблять?

— Что?

Кончиком стека Пилар коснулась подбородка Марианны. Та, вне себя от негодования, резко отмахнулась. Испанка со смешком отступила в сторону.

— Соблаговолите распорядиться, чтобы мне принесли одежду, — проговорила Марианна и, стараясь не шататься, направилась к себе во флигель.

«Сволочь, вот же сволочь… — бормотала она себе под нос. — А эти дурочки, видно, принимают меня за умалишенную…»

Добравшись до своего приюта, совершенно обессилевшая Марианна растянулась на кровати.

Когда вечером Санчец принес ужин, она даже не обернулась в его сторону.

— Вот ваша одежда, — послышался его глуховатый голос. — По распоряжению донны Пилар…

Дождавшись ухода Санчеца, Марианна решила все-таки взглянуть на обновку — и обнаружила лежащий на полу такой же пеньюар, что был надет на ней.

«Нет, я больше ни за что не выйду наружу в подобном виде», — в отчаянии решила она.

Но уже на следующий день Марианна поняла, что ей больше невмоготу находиться в четырех стенах. Да и что может быть нелепей добровольного заключения? Выход из положения пришел внезапно: она накинула поверх своего легкомысленного наряда одеяло — и в таком диковатом, но все же более приличном виде почувствовала себя гораздо увереннее.

За неделю прогулок по поместью Марианна довольно хорошо изучила его топографию. От парадного подъезда господского дома шла через парк широкая аллея, по обеим сторонам обсаженная стройными кипарисами. На въезде в усадьбу стояли каменные ворота, перегороженные деревянным шлагбаумом. Кругом не было ни души. Но стоило Марианне нырнуть под шлагбаум, как из близлежащих кустов вышел человек с двустволкой и предостерегающе поднял руку.

Охранники, как убедилась впоследствии пленница, были расставлены по всему периметру изгороди. Сам забор отнюдь не представлял из себя серьезного препятствия, но едва стоило к нему приблизиться, как тут же рядом оказывался вооруженный охранник.

Окрестности усадьбы представляли собою резкий контраст с густо заросшим парком — повсюду тянулись поля, засеянные хлопком, табаком и сахарным тростником. Там и сям мелькали занятые работой фигуры негров.

Сами же они обитали на задворках имения. Миновав хозяйственные постройки, конюшню и кузницу и пройдя сквозь рощицу апельсиновых и лимонных деревьев, можно было выйти к месту их поселения, представлявшему собой десяток приземистых сараев. Марианна любила приходить сюда вечером, когда уставшие после тяжелого дня невольники, набив желудки варившейся в больших котлах грубой кукурузной или тыквенной кашей, усаживались на корточках в кружок и заводили тягучие заунывные песни, вывезенные с далекой родины. В этих странных, непривычных мотивах слышались и горькая печаль, и сдержанная угроза, и робкая надежда, порождая чуткий резонанс в душе пленницы: ведь она была такой же невольницей, как и эти бедняги, только — до поры, до времени — более привилегированной.

За досугом рабов Марианна наблюдала всегда издали. Сами они не вызывали у нее опаски, но вокруг бараков постоянно бродила стража, красноречиво демонстрируя своим присутствием, что данная зона является запретной.

Со стороны жизнь чернокожих невольников могла бы показаться едва ли не идилличной, но настал день, когда Марианна собственными глазами увидела, что такое рабовладельчество.

Она безмятежно прогуливалась в роще, когда ей почудился чей-то вскрик. Может быть, птица? Но крик повторился — протяжный и отчаянный, он явно принадлежал человеку. Пробравшись сквозь заросли тамариска, Марианна вышла на поляну, откуда открывался вид на негритянский поселок, — и остановилась как вкопанная.

Картина, представшая перед ней, была ужасной. Все невольники толпились на утоптанной площадке между сараями. Их внимание было сосредоточено на двух бедолагах, закованных в колодки. Тут же стояли четверо надсмотрщиков с длинными бичами из воловьей кожи. Вот они подняли свои страшные орудия — и обрушили свистящие удары на спины истязуемых. Один из них издал пронзительный вопль, другой хранил молчание — то ли выказывая презрение к боли, то ли потеряв сознание. За экзекуцией наблюдал светловолосый человек в черном — Марианну отделяло от него больше пятидесяти ярдов, но она сразу узнала Джона Лейтона…

Словно что-то лопнуло в груди у Марианны. Перед глазами встала привязанная к бизань-мачте стройная темнокожая фигура Калеба-Коррадо, в спину которого хищно впивается плеть… Не помня себя от ярости, она бросилась к месту экзекуции. Надсмотрщики, опешив от неожиданности, опустили бичи: одеяло спало с плеч Марианны, и она неслась вперед в одном тоненьком пеньюаре, с развевающимися за спиной волосами.

— Продолжать наказание! — резко распорядился Лейтон. — А эту — взять!

Трое охранников бросились наперерез Марианне, схватили ее, брыкающуюся и царапающуюся, доволокли до флигеля и швырнули, словно куль, на кровать.

Вечером Марианна не прикоснулась к ужину. Ее тошнило уже от самого вида еды. Был у пленницы и особый умысел: если не прикасаться к пище, сдобренной наркотиками, то, может быть, утраченная сила воли вновь вернется к ней. С этой надеждой Марианна и заснула.

Пробуждение ее было внезапным и жутким. Какая-то непосильная тяжесть навалилась сверху, невидимые в темноте лапищи жадно терзали ее груди, и нечто подобное оглобле пыталось прорвать насквозь распластанное беспомощное тело… Насильник трудился истово и упорно — и по исходившему от него густому запаху конюшни женщина опознала своего «кормильца» Санчеца.

Наутро бедняжка Марианна не могла припомнить, как долго длился этот кошмар, сколько раз принимался за нее распаленный страстью гигант, — истерзанная и раздавленная, будто побывав между мельничными жерновами, она лежала ничком, почти полностью обнаженная, поскольку от пеньюара остались за ночь лишь жалкие клочки.

Когда в комнату вошел Лейтон, измученная пленница не нашла даже сил, чтобы хоть как-нибудь прикрыть свою наготу.

Доктор-пират некоторое время брезгливо рассматривал простиравшееся перед ним тело, покрытое синяками и царапинами, и наконец изрек:

— Гадкое зрелище, не правда ли?

Марианна облизала пересохшие искусанные губы и промолчала.

— Вы сами напросились на этакое развлечение. Пренебрегли моей терпимостью — и получили по заслугам.

— Зачем вы разыгрываете из себя благодетеля? — слабо произнесла женщина.

— Ну, на благодетеля я не похож — и этого не скрываю Но, согласитесь, условия вашего содержания здесь не могут дать вам повода для жалоб. Все, что от вас требуется, — это скромность и послушание. Неужели трудно усвоить такую малость? И ведь если дать волю этому громиле — он будет каждую ночь навещать вас подобным образом, уж поверьте. Представляете, во что вы превратитесь через пару недель? В комок скулящей плоти с зелеными глазами. Идиотка!

— И после случившегося вы еще и читаете мне нотации? — поразилась его наглости Марианна.

— Именно так. Поэтому запомните: первое — никаких эксцентричных выходок. Второе: не смейте отказываться от еды. Вам ясно?

Пленница попыталась изобразить презрительную улыбку, но это получилось у нее недостаточно убедительно.

— В противном случае Санчец с радостью расширит сферу предоставляемых вам услуг…

Марианну передернуло от отвращения.

— Да-да, — подтвердил Лейтон. — Достаточно одного моего слова…

— Какой же вы подлец…

— А вы — дурочка. Разве вам плохо живется? Вас не обижают, не заставляют работать. И разве Луизиана — не райское место? Какой же простофиля был ваш Бонапарт, если у него хватило ума продать эти благодатнейшие земли американцам…

— Которые они превратили в невольничий ад, — заключила Марианна.

— Вы слишком потасканы для роли наивной добродетели, милочка, — скривился Лейтон.

— А вы — подлец. И я готова повторить это хоть тысячу раз подряд.

— Реноме — это не главное… А вы, если угодно, можете нынче вечером наблюдать очередной спектакль в жанре «блэк энд уайт». Приходите на полянку — ручаюсь, вы прежде такого не видывали… Но прошу вас помнить о наличии Санчеца. Впрочем, если вы так симпатизируете неграм, можно будет отдать вас на пару ночей к ним в барак. Как вам такой вариант?

Марианна отвернулась к стене.

Спустя полчаса ухмыляющийся Санчец принес завтрак и новую одежду: длинную, до пят, холщовую рубаху — из тех, что носили чернокожие невольницы. Попытка бунта не удалась — Марианна съела все до последнего кусочка. И цепенящая апатия вновь овладела ею.

Слова Лейтона о предстоящем «спектакле» между тем занозой сидели в сознании. Марианна отдавала себе отчет в том, что речь идет об очередной экзекуции — и, видимо, более изощренной, чем вчерашняя, и всеми силами убеждала себя в необходимости проигнорировать издевательское приглашение. Но когда солнце начало клониться к закату, ноги, казалось, сами собой повели ее на знакомую поляну…

Поначалу Марианна не поняла смысла происходящего. На этот раз невольники толпились у водяного насоса, установленного возле котлов для варки пищи. Один из негров двигал длинную рукоять насоса, а под сточным желобом сидел раб в колодках — струя воды падала ему на темя. На первый взгляд, это походило на какое-то глупое развлечение, затеянное скуки ради. Невольники, однако, наблюдали за этим представлением с угрюмым молчанием. Посмеивались лишь вооруженные белые надсмотрщики.

Но внезапно Марианна осознала, в чем тут дело. Ей припомнилось прочитанное когда-то описание средневековой пытки. Жертву привязывали к столбу таким образом, чтобы она не могла пошевелить головой, а сверху на выбритую макушку мерно, одна за другой, падали капли. И спустя несколько часов человек сходил с ума от невыносимой боли, разламывающей мозг… Луизианские плантаторы с помощью нехитрых подручных средств продолжили эту традицию.

— Ну как — нравится? — раздался голос у нее за спиной. — Все же пришли посмотреть…

Марианна вздрогнула от неожиданности. Конечно, это был Лейтон — он жевал травинку и изучающе разглядывал пленницу.

— Это чудовищно, — вяло отозвалась Марианна. — Вы — настоящий палач.

«Он подошел специально, чтобы проследить за моей реакцией: буду ли кричать, возмущаться? Но я не хочу, ничего не хочу… Я устала, я очень устала…»

— Всякий проступок должен быть наказан, — сказал Лейтон. — Это и малым детям известно. Да и вам тоже, не правда ли?

Марианна послушно кивнула.

— Постарайтесь вести себя в рамках. Я вовсе не хочу, чтобы вы превратились в развалину. Нам с вами еще предстоят кое-какие дела. Возможно, путешествие…

«Что он имеет в виду? Какое еще путешествие? Что за ерунда?»

— Меня очень утомляет это ужасное зрелище, — пробормотала она. — Я пойду к себе…

— Как знаете…

«Кажется, он доволен моей тупой покорностью. Что ж, надо постараться впредь прикинуться полной сомнамбулой — и тогда он, возможно, уменьшит дозировку своего снадобья, — размышляла Марианна, бредя по парку. — Я ему нужна для каких-то целей, — значит, не в его интересах калечить меня или превращать в слабоумную…»

И тут ее внимание привлекло тихое позвякивание. Марианна оглянулась по сторонам — и увидела бегущего по аллее белокурого мальчика лет семи, который катил перед собой тонкий металлический обруч.

«Ребенок? Откуда он здесь? Ах да: это же сын Язона и Пилар… Мальчик, ради которого Бофор вернулся к этой стерве-испанке…»

По виду паренек выглядел ровесником Себастьяно. Но Марианна отметила это чисто машинально, мысль о сыне не вызвала в ее сердце боли. Ею владело сейчас столь глубокое безразличие, что и Себастьяно, и Коррадо воспринимались как представители далекого, потустороннего, а может быть, даже и вовсе не существующего мира…

Несколько недель Марианна почти не покидала своей комнаты. Лишь иногда выходила на крыльцо, присаживалась на ступеньку и часами смотрела в одну точку. За это время она обдумала десятки вариантов побега, но все они упирались в одну и ту же преграду: отсутствие воли к действию. Допустим, у нее достало бы хитрости и изворотливости пробраться в конюшню, оседлать лошадь и вырваться из усадьбы, — но выдержать хотя бы несколько миль стремительной погони не представлялось возможным.

Все это время ни Пилар, ни Лейтон не докучали ей — порой Марианна даже забывала об их существовании. Пленнице представлялось несколько странным, что пылкая испанка так и не привела в исполнение ни одну из своих угроз. Поразмыслив, она решила, что тут, вероятно, сыграл свою роль Лейтон: если княгиня нужна ему в целости и сохранности, то ни о каком борделе в Новом Орлеане не может быть и речи. А держать Марианну в качестве служанки Пилар не с руки по иной причине: ежедневное лицезрение бывшей соперницы лишь нестерпимо разжигало бы в ней желчь. Так или иначе, но ситуация пока что складывалась достаточно благоприятным образом.

В один из ранних весенних дней — это время года в Луизиане напоминало самые жаркие британские летние месяцы — Марианна отправилась наконец на прогулку. В поместье было, по обыкновению, тихо, только из кузницы доносился размеренный металлический лязг да пофыркивали лошади в конюшне. А вот и невольничий поселок…

Но что это? Он совсем пустынен — и только охранники с оружием наперевес прогуливаются меж серых сараев. А ведь люди уже должны были вернуться с плантаций, съесть свой нехитрый ужин — и именно в этот час начинали они свои тягучие манящие песнопения… Вот и головешки еще дымятся под котлами…

Словно бы отвечая на недоумение Марианны, в одном из бараков низкий хрипловатый голос начал выводить щемящую ноту, тут же, впрочем, оборвавшуюся, поскольку проходивший мимо стражник принялся молотить прикладом в стену. Это показалось Марианне не менее диким, чем наказание кнутом: лишать людей после тяжелой работы единственной радости — песни, держать их взаперти… Что за чудовище этот Лейтон… Неужели и Язон так же безжалостно обходился с невольниками?

На обратном пути Марианна некоторое время постояла перед господской виллой, прячась в тени магнолий. Ей почему-то захотелось еще раз увидеть белокурого мальчугана — сказывалась ноющая, глубоко запрятанная тоска по собственному сыну. Но кругом не было ни души…

Сидя на пороге флигеля, она долго наблюдала за тем, как сумерки постепенно окутывают парк, запеленывая деревья мягким покровом темноты, как засыпает природа, отправляясь на ночной покой. Нужно идти к себе — скоро должен появиться Санчец, чтобы запереть дверь…

Но что-то неладное, тревожное было разлито в теплом и густом вечернем воздухе. Марианна ощутила легкую нервную дрожь. Ей мерещилось, будто к громкому стрекоту цикад примешиваются некие посторонние звуки, похожие на отрывистые человеческие голоса. Нет, это не галлюцинация — крики становились все отчетливее, прогремел выстрел, затем еще один, а вот уже грянул целый залп.

Инстинктивное, почти звериное чувство самосохранения словно бы подтолкнуло Марианну: нужно прятаться. Она рванулась было в комнату, но тут дыхание опасности оказалось еще сильнее. И тогда, схватив с кровати суконное одеяло, она выскочила вон и, забравшись в гущу зарослей акации, распласталась на траве. Все ее действия были наполовину машинальными — в том числе и то, что она накрылась сверху одеялом, поскольку ее светлая рубаха слишком выделялась в наступающей темноте.

Из своего убежища Марианне хорошо было видно, как на крыльцо виллы выскочил Лейтон с двумя пистолетами, сопровождаемый верзилой Санчецем. Они побежали в сторону хозяйственных построек, откуда по-прежнему доносились беспорядочные выстрелы. Крики становились все громче — и вот уже они слились в один ужасающий многоголосый вой. Среди деревьев замелькали факелы — и спустя несколько мгновений лавина разъяренных чернокожих хлынула из-за дальнего крыла дома. Вырвавшиеся на свободу невольники были вооружены дубинами, камнями и орудиями, напоминающими серпы. Основная масса бунтовщиков ворвалась в виллу — и почти сразу в нескольких окнах заплясали языки огня.

Несколько негров пробежали всего лишь в каких-то двадцати футах от плотно вжавшейся в землю Марианны и вломились во флигель. Испуганная женщина мысленно поблагодарила провидение, подсказавшее ей укрыться в парке.

В стороне раздался истошный женский вопль — это пытались скрыться от погони две служанки-креолки, преследуемые по пятам группой полуобнаженных чернокожих. Развязка наступила очень быстро: с настигнутых девушек была мигом сорвана одежда — и вот уже их белоснежные тела беспомощно бьются в руках насильников, давших волю своим животным страстям, и жалобные стоны несчастных сливаются с гортанным рычаньем торжествующих хищников, впившихся в сладкую женскую плоть…

Между тем у клумбы с глициниями развертывается яростная схватка: гигант Санчец, орудуя тяжелым цепом, отбивается от дюжины наседающих на него негров. Парочка из них с раздробленными черепами уже рухнула на землю, остальные кружат вокруг дюжего испанца, подобно волкам, готовым вцепиться в добычу. Один из рабов бросается вперед — но тут же с визгом отступает, а его перебитая рука повисает плетью. Санчец переходит в наступление, и противники в страхе шарахаются в стороны, чтобы не попасть под разящий удар, — но тут вилы, пущенные чьей-то сильной рукой, вонзаются в плечо здоровяка. Гигант пошатнулся, замешкался — и свора чернокожих повисает на нем, валит с ног, мелькают в воздухе дубины, трещат переламываемые кости…

А дом уже наполовину охвачен бушующим пламенем, и в его отсветах взбунтовавшиеся рабы напоминают Марианне злобных чертей, справляющих праздник смерти в огненной геенне. И больше всего хочется ей сейчас стать крохотной букашкой, тонкой былиночкой, неприметным камушком…

Почти теряя сознание от всеподавляющего страха, Марианна увидела, что из дверей виллы выбежала Пилар с мушкетом. Платье на испанке было разорвано до пояса, глаза горели безумием. Ее появление было встречено кровожадным ревом десятков глоток. Стремительно миновав ступеньки крыльца, Пилар метнулась к одному из высоких окон фасада.

— Педро! — отчаянно вскрикнула она. — Педро, мальчик мой!

Разрядив мушкет в толпу, испанка уже почти достигла своей цели, когда ее схватили сразу четверо чернокожих и поволокли через газон обратно к парадному крыльцу.

— Педро! Педро! — продолжала взывать Пилар, покуда опьяненные свободой и кровью бунтовщики распинали ее на каменных ступенях.

Сокрушительный удар в лицо заставил ее замолчать — и в тот же миг разом стих гомон толпы. И эта внезапно наступившая тишина, нарушаемая лишь треском пожара, была жутче любых воплей…

Из гущи негров выступил высокий раб, вооруженный тяжелым кухонным секачом. Он приблизился к беззащитной Пилар и медленно занес над головой свое оружие. Повисла томительная пауза.

На секунду Марианне показалось, что все это — лишь дурной сон, дикий ночной кошмар. Но чернокожий палач резко крест-накрест рубанул секачом по груди жертвы, запустил пятерню в разъятое тело и, немного повозившись, торжествующе поднял вверх окровавленный пульсирующий комок еще живого сердца.

Это послужило сигналом — бунтовщики разразились торжествующим реготом и поволокли труп хозяйки по центральной аллее, радостно приплясывая и тыча в бездыханное тело факелами.

Марианна уткнулась лицом в траву, до отказа стиснув зубы, чтобы не выпустить наружу рвущиеся рыдания. Все ее существо свела томительная судорога, сродни предсмертной.

И вдруг отчетливая, трезвая мысль проступила сквозь толщу кромешного отчаяния: «Она звала сына, мальчика Педро. Малыша, оставшегося в горящем доме. Она бежала к нему на помощь. Она хотела спасти сына».

Словно какая-то высшая воля руководила теперь Марианной. Быстро вскочив с земли и продравшись сквозь цепкие акации, она бросилась вперед, видя перед собой только одно — окно, к которому стремилась Пилар. Оно, по счастью, располагалось невысоко от земли, и, закутавшись в одеяло, Марианна в прыжке вышибла телом оконный переплет и под звон стекол рухнула на пол уже внутри комнаты.

Помещение было наполнено дымом, от которого сразу заслезились глаза и запершило в горле. В темноте не было видно ни зги, и, стараясь не вдыхать глубоко, Марианна окликнула:

— Педро! Педро!

Откуда-то доносилось тихое жалобное всхлипывание. Попытавшись сориентироваться, Марианна сделала несколько неуверенных шагов и больно ударилась плечом об угол какой-то мебели.

— Педро! Где ты?

Продвигаясь на ощупь, она наткнулась на нечто вроде кушетки.

— Педро…

Марианна чувствовала: ребенок где-то здесь, совсем близко. Она опустилась на колени и наугад пошарила под кушеткой. Рука уткнулась в теплое тельце.

— Педро, вылезай… Нужно бежать отсюда… Вылезай, маленький…

Она вытащила мальчугана наружу и с невесть откуда взявшейся силой подхватила его на руки.

— Все хорошо, малыш, все хорошо. Только не бойся, только не нужно бояться… — бормотала Марианна, пробираясь к разбитому окну.

Находившиеся поблизости чернокожие, вероятно, не успели толком понять, что же произошло. Они беспорядочно метались вдоль фасада, размахивая факелами.

Дышать становилось все труднее. Марианна лихорадочно пыталась найти выход из положения. Единственно верное решение — постараться добраться до конюшни. Она расположена ближе к задним дверям, но путь туда может быть отрезан огнем, да и недолго заплутаться в незнакомом доме, и тем более — в таком дыму. Попробовать прошмыгнуть в парк? Но головорезы тут же заметят их — и тогда все кончено. Но выбора нет: еще минута — и она потеряет сознание. А шум пламени внутри дома подбирается все ближе, и уже заалела щель под дверью… Может быть, они пощадят хотя бы мальчика?

«Господи, помоги мне!..»

Прижимая к себе ребенка, Марианна выпрыгнула сквозь оконный проем наружу. Послышались яростные вопли: она обнаружена. Нет, скрыться не удастся…

И тут из-за угла виллы на полном ходу вырвалась карета, запряженная парой лошадей. На козлах во весь рост стоял взлохмаченный Лейтон и расчищал дорогу ударами бича.

— Джон! Мы здесь, Джон! — закричала Марианна и тут же захлебнулась кашлем.

— Скорее сюда! — рявкнул Лейтон.

Один из бунтовщиков уже готов был схватить Марианну, но карета подоспела вовремя — и бич хлестко ожег нападавшего по глазам.

Лейтон натянул вожжи, лошади привстали на дыбы, и Марианна, крепко держа мальчика в объятьях, нырнула в карету, тут же резко рванувшуюся вперед.

— Мама, мама… Где мама?.. — едва слышно твердил полузадохшийся малыш.

Марианна положила его голову себе на колени и припала лицом к пахнущим дымом волосенкам, в смятении бормоча:

— Я здесь, сынок, я здесь… Все хорошо…

Глава IV


ЧЕРЕЗ ПРЕРИИ


Бешеная скачка продолжалась около получаса, и наконец карета остановилась. Марианна осторожно уложила на подушки сиденья заснувшего мальчика и вышла наружу. С козел спрыгнул Лейтон — его каблуки глухо ударили о землю.

В темноте безлунной ночи лицо доктора было неразличимо, и у Марианны появилось ощущение, будто она обращается к призраку:

— Где мы, Джон?

— Трудно сказать. На дорогу в Чарльстон прорваться было невозможно, и я правил к западу. Плантации мы миновали. Нужно дождаться рассвета. Что с мальчиком?

Марианна хотела съязвить относительно неожиданного человеколюбия Лейтона, но на иронию не было сил.

— Кажется, с ним все в порядке. Испугался, наглотался дыма…

— Ну, слава Богу.

Измученная женщина присела на подножкукареты, свесив руки между колен:

— Вы видели, что они сделали с Пилар?

Лейтон скрипнул зубами и выдавил:

— Я не успел…

Говорить было больше не о чем: случившееся — необратимо, будущее, даже самое ближайшее, — непредсказуемо.

Марианна думала о странных превратностях судьбы: по стечению обстоятельств ее похититель и тюремщик выступил в роли ее же спасителя. Или он рисковал собой только ради мальчика? Но что значит чужой ребенок для такого бездушного существа, как Лейтон… Это все слепая игра фатума, и счет в этой причудливой игре идет не на очки, а на человеческие жизни.

— Посмотрите-ка… — сказал Лейтон.

Сначала женщина не поняла, к чему именно он хочет привлечь ее внимание. Но, оглянувшись в ту сторону, где, по ее расчетам, находилось разоренное поместье, Марианна увидела небольшое зарево у самого горизонта.

— Усадьба горит, — кивнула она.

— Да я не о том! — резко бросил Лейтон.

И тут наконец она поняла, что имеет в виду ее спутник. В том же направлении мелькали в темноте несколько разрозненных огоньков — на расстоянии приблизительно в полторы мили.

— Что это? — спросила Марианна, догадываясь уже, впрочем, об ответе.

— Погоня. Быстрее в карету!

И еще около часа мучительной тряски по бездорожью. Марианна пыталась заснуть, но стоило ей смежить веки, как перед глазами вставала сцена кровавой казни Пилар… Время от времени она выглядывала в окно кареты: огоньки то приближались, то отдалялись — но упорно продолжали следовать в их направлении.

— Что делать, Лейтон? — крикнула она вознице. — Лошади не выдержат такой гонки.

— Мы приближаемся к лесу, — отозвался он с козел. — Попробуем укрыться там!

Достигнув мрачного леса, который казался еще чернее, чем окружающая ночь, Лейтон завел карету под укрытие деревьев. Загнанные лошади с облегчением остановились, шумно отфыркиваясь.

Теперь вновь приходилось полагаться только на милость судьбы.

Прислонившись к шершавому стволу, Марианна наблюдала, как постепенно приближается цепочка огоньков. Вот они уже в полумиле, вот еще ближе…

— К лошадям! — скомандовал Лейтон. — Нельзя, чтобы они заржали не вовремя.

Уже доносился стук копыт со стороны темной равнины. Марианна подошла к одной из лошадей и обхватила руками ее теплую влажную морду. То же сделал и Лейтон, стоявший с нею плечом к плечу.

Спустя самое малое время ближайшая пара преследователей приблизилась настолько, что Марианна могла хорошо рассмотреть их: размахивающие факелами полуобнаженные негры верхом на неоседланных лошадях. Перейдя с галопа на рысь, они несколько раз продефилировали вдоль кромки леса, а затем, обменявшись гортанными возгласами, двинулись на воссоединение со своими товарищами. Огоньки факелов сбились в кружок, помаячили на месте — и, вытянувшись в цепочку, стали удаляться.

— Кажется, пронесло… — с облегчением выдохнула Марианна.

Но у Лейтона было другое мнение на этот счет:

— Эти коварные бестии так просто не отстанут. Жажда крови для них превыше всего. И когда рассветет, они смогут найти следы нашей кареты. Так что рано радоваться. Сколько факелов вы насчитали?

— Семь или восемь.

— Значит, кроме этих у них в запасе еще пять лошадей, — констатировал Лейтон.

— У вас есть какое-нибудь оружие?

— Только два пистолета. И очень небольшой запас пороха и пуль.

Они замолчали. Постепенно начали просыпаться птицы, пробуя свои голоса в ожидании рассвета. Темнота медленно серела, все более отчетливо стали проступать очертания деревьев. Марианне наконец стало видно лицо Лейтона: и без того мертвенно-бледное, оно теперь приобрело выражение застывшей скорбно-желчной маски, высеченной из мрамора. Эта окаменевшая гримаса была столь тягостна, что Марианна предпочла отвернуться.

Из-за дальней кромки лугов медленно выползало золотистое солнце. Новый день выглядел внешне так праздно, лениво, безмятежно…

Лейтон открыл дверцу кареты и внимательно осмотрел спящего мальчика.

«Может быть, за спасение этого малыша ему на том свете спишут какие-нибудь грехи… — подумалось Марианне. — Хоть одно доброе дело за всю жизнь».

— Я вынуждена поблагодарить вас, Джон, — произнесла она вслух. — Хотя это звучит довольно странно по отношению к человеку, принесшему мне столько горя. Но что сделано — то сделано.

— Не стоит благодарности, княгиня, — процедил Лейтон. — Считайте, что тут мы квиты: вы спасли мальчика, — а я помог вам. А общий счет у нас прежний.

— Что ж, согласна… Жаль Педро — теперь он остался круглым сиротой.

— М-да… — неопределенно буркнул собеседник.

Внезапно внимание Марианны привлекла какая-то движущаяся точка у самого горизонта.

— Посмотрите, Джон: кажется, там всадник.

Лейтон козырьком приложил ко лбу ладонь:

— Действительно…

Конник определенно двигался по направлению к лесу, в котором нашла убежище их карета. Медленно тянулись минуты ожидания — и вот уже он в четверти мили.

— По-моему, это белый, — заметила Марианна. — Может быть, кто-то из надсмотрщиков уцелел?

— Возможно, — проворчал Лейтон.

Он вытащил из-за пояса пистолет и зарядил его. Затем всмотрелся в приближающегося всадника:

— Да, я узнаю его: это Абрахамс. Я прошу вас оставаться здесь.

Лейтон вышел на опушку и призывно замахал рукой. Пистолет он держал за спиной.

«Зачем ему оружие, если он узнал того человека?» — удивилась Марианна.

Заметив Лейтона, всадник направился в его сторону. Но его лошадь, видимо, была загнана до предела: не доскакав пятидесяти ярдов до поляны, она захрипела, колени ее подломились — и бедное животное обессиленно рухнуло в росистую траву. Кубарем скатившийся с нее всадник тут же вскочил и, прихрамывая, направился к Лейтону.

— Вы живы, Джон? — крикнул он с радостной улыбкой. — Мне вот тоже повезло.

— Тебя преследовали, Абрахамс? — холодно осведомился Лейтон.

— Да, трое черномазых сидели на хвосте моей лошадки. Но спасибо ей — мне удалось оторваться.

— Что в усадьбе?

— Ничего, кроме головешек, — невесело усмехнулся Абрахамс.

— А черная шваль?

— Как я понимаю, они двинулись на Чарльстон. Так что к ночи там может завариться жуткая каша.

— Вот, значит, как…

— У вас нет воды, Джон? Я просто умираю от жажды, — устало проговорил надсмотрщик.

— Нет, — коротко ответил Лейтон.

Он поднял руку с пистолетом, грянул выстрел — и Абрахамс повалился как подкошенный. Убийца круто развернулся на каблуках и зашагал к карете.

Марианна находилась в полном замешательстве: что это — неудержимая страсть к насилию? Сведение старых счетов? Мотивы поступка Лейтона были для нее загадочны.

— Зачем вы застрелили этого человека? — в недоумении спросила она.

— Лишний рот, ненужная обуза, — спокойно отозвался зловещий доктор. — У нас слишком мало воды и провизии, чтобы брать пассажиров.

— Но это же чудовищно… Вы могли бы его прогнать — но, во всяком случае, оставить в живых.

— Чтобы он навел черномазых на наш след? Вот уж совсем ни к чему.

Марианна не стала спорить: стоит ли вообще горевать, если один паук пожирает другого?

— Меня, видимо, ждет такая же участь? — спросила она. — Экономя заряды, просто придушите?

Лейтон покачал головой:

— Вы мне еще пригодитесь. Зачем терять такой козырь, верно?

— Ах, так игра продолжается… Значит, крести — козыри, если учесть, что я — трефовая дама? А меня вы не опасаетесь, пиковый валет?

— Отчего же не туз?.. Вас же я не боюсь — вы не из тех, кто способен убить из-за лишнего глотка воды. И потом — вместе нам будет легче спастись, разве не так? Моя смерть вам пока что невыгодна.

— Резонно, — согласилась Марианна. — Но куда же мы теперь направимся?

Лейтон помедлил с ответом. Затем задумчиво произнес:

— Прежде всего учтите, что вы отвечаете за мальчика головой. Если с ним что-либо случится — я немедленно вас уничтожу, несмотря ни на что. А что касается маршрута… Путь на Чарльстон отрезан. На юг, к Миссисипи, мы не пробьемся — там сплошные леса. Чтобы добраться до Нового Орлеана, нам придется сделать порядочный крюк. Насколько я ориентируюсь в здешних местах, нам нужно пока что двигаться на запад, с тем чтобы потом взять круто на юг. Учитывая, конечно, проходимость… Я объясняю это на тот случай, если со мной что-нибудь вдруг случится и судьба Педро будет целиком зависеть от вас.

— В вас очень странным образом сочетаются жестокость и сентиментальность. Вы так любите детей?

Лейтон промолчал. Взяв лошадей под уздцы, он принялся выволакивать карету на открытое место. Это оказалось довольно непростым делом — и от резких толчков мальчик проснулся. Заслышав его голосок, Лейтон распахнул дверцу экипажа. Педро щурился от света и сонно тер глазенки.

— А где мама? — сразу же спросил он.

Лейтон беспомощно обернулся на Марианну.

— Мама осталась дома, — с принужденной улыбкой ответила она. — А мы с тобой покатаемся в карете — правда, интересно?

— А ты кто?

— Я Марианна…

Мальчика вполне удовлетворил такой ответ.

— Нужно его покормить, Джон.

Лейтон достал свои запасы. Они были невелики: копченый окорок, десяток лепешек, полмешка сушеного чернослива, несколько вяленых рыбин и небольшой бочонок с водой.

— Все, что было в закутке у конюха, — словно оправдываясь, пояснил он.

Позавтракав, беглецы двинулись в путь.

То ли Педро от природы был замкнутым, то ли еще не оправился от пережитого шока, но разговорами он Марианне не докучал — сидел, забившись в уголок, и даже не смотрел в окно.

Впрочем, пейзаж там открывался достаточно однообразный: слева тянулись густые заросли, остальное же пространство представляло собой сплошную травянистую равнину. Спустя пару часов пришлось взять круче к северо-западу, поскольку колеса кареты начали увязать в грунте, становившемся все более вязким. Прилегающая к лесу полоса болот становилась все шире, и путники поневоле углублялись в прерию.

Усталые лошади плелись еле-еле, и ближе к полудню пришлось сделать вынужденную остановку. Марианна вышла из кареты, разминая затекшие ноги. Сочная трава доходила ей до колен.

— Великая американская равнина, черт бы ее побрал, — буркнул Лейтон.

Он выпряг лошадей и пустил их попастись, предварительно стреножив.

— Надеюсь, нам недолго придется любоваться этими просторами, — заметила Марианна.

Но ее предположение оказалось неверным. Больше недели провели они в пути, но его завершение по-прежнему оставалось проблематичным. Приходилось продвигаться все дальше на запад, потому что дорога на юг была непроходимой для кареты: болота кончились, но на смену им пришли непролазные заросли кустарника.

Подходил к концу скудный запас провизии, и Марианна с Лейтоном предельно ограничивали себя в еде, чтобы маленький Педро не страдал от голода. В довершение ко всему в бочонке почти иссякла вода, уже начавшая отдавать гнильцой. И ни реки, ни даже небольшого ручейка на пути им не попадалось.

Мальчик переносил тяготы дороги очень терпеливо: не капризничал, не хныкал — лишь изредка спрашивал, скоро ли они вернутся домой. Марианну это не удивляло: не мог быть иным сын Язона и Пилар, которым, несмотря ни на что, нельзя было отказать в мужестве и чувстве собственного достоинства.

На ночлег Марианна и Педро устраивались в карете, а Лейтон, завернувшись в попону, спал снаружи. И без того неразговорчивый, он с каждым днем становился все скупее на слова. Впрочем, у Марианны и не было охоты общаться со своим врагом, который волею судьбы стал ее спутником.

Несмотря на недоедание и постоянную жажду, молодая женщина чувствовала себя все лучше. Вероятно, благотворно сказывалось то, что Лейтон больше не имел возможности пичкать ее своими снадобьями. Постепенно спадала липкая паутина пассивности, все яснее работало сознание. Потрясение, пережитое в страшную ночь невольничьего бунта, дало толчок к душевному возрождению.

Лейтон же, как заметила Марианна, поддерживал свои силы тем, что время от времени прикладывался к карманной фляжке. Поначалу она предположила, что это коньяк либо бренди. Однако спиртным от Лейтона никогда не пахло. Значит — наркотик?

Мало-помалу Марианна убедилась в справедливости своей догадки. Средство, употребляемое Лейтоном, очевидно, плохо ложилось на голодный желудок — и к вечеру его движения становились развинченными и не вполне уверенными, глаза рассеянно блуждали по сторонам, а их зрачки заметно расширялись. И наконец наступил момент, когда наркотик одолел его волю, сломав лед бесстрастия.

Случилось это поздним вечером, когда Педро уже улегся спать, а Марианна и Лейтон сидели у догорающего костерка, сложенного из сухих веток низкорослого степного кустарника. Перед этим Лейтон долго возился с расшатавшимся колесом кареты, что-то недовольно бормоча. Заодно он несколько раз доставал свою фляжку, делая по глотку. И, устроившись наконец у костра, имел уже совершенно больной и разбитый вид.

— Как вы себя чувствуете, Джон? — озабоченно спросила Марианна.

Вопрос этот был вызван не душевным участием, а исключительно прагматическими соображениями: если с Лейтоном что-либо случится, это значительно осложнит положение Марианны.

— Отлично, — отозвался человек в черном. — Лучше не придумаешь.

— Вы уверены?

— Несомненно, несомненно, несомненно, — несколько раз кряду повторил Лейтон, сосредоточенно стирая с рук следы колесной смазки.

— Вы помните все же, что судьба ребенка зависит только от нас с вами…

Лейтон поднял на нее мутный взгляд, который едва ли можно было назвать осмысленным.

— Вы меня не поняли? — уточнила Марианна в легком испуге.

«Еще бы не хватало, чтобы он тронулся рассудком», — мелькнула у нее опасливая мысль.

— Как же я могу не думать о сыне? — произнес Лейтон.

До женщины не дошел сразу смысл его слов — ей показалось, что собеседник просто не закончил фразу.

— О сыне Пилар, — добавила она.

— О нашем с Пилар сыне, — проронил Лейтон. — О моем сыне Педро.

Если бы луна сейчас свалилась с неба, то Марианна, наверное, поразилась этому куда меньше, чем признанию Лейтона.

— Педро — ваш сын? — переспросила она, все еще не веря собственным ушам.

— А то чей же еще, — сказал Лейтон, доставая заветную фляжку.

«Боже мой, и действительно… Как же я не догадалась раньше, что навряд ли у родителей брюнетов может быть белокурый ребенок…»

— Мне кажется, что вы хотите ввести меня в заблуждение, Джон, — осторожно сказала она. — Вот только не знаю, зачем вам это понадобилось…

Марианна опасалась, что Лейтон замкнется в себе, но он уже явно не контролировал расторможенное наркотиком сознание.

— Это чистая правда, Марианна…

«Кажется, он вообще впервые назвал меня по имени», — отметила женщина.

— Но ведь мальчик всегда называет вас просто Джон, и никак иначе…

— Естественно. Откуда же ему знать, кто его настоящий отец?

— А Бофор — знал ли он об этом? — продолжала допытываться Марианна.

— Наверняка — нет. Хотя, возможно, кое-что он и подозревал… Но это не имело значения.

Порывшись в памяти, Марианна попыталась связать воедино некоторые события семи-восьмилетней давности. Отчасти это ей удалось.

— То есть вы встречались с Пилар в ту пору, когда она коротала дни в испанском монастыре?

— Именно так, — размягченно подтвердил Лейтон. — Именно так.

— Как же вы узнали о ее местонахождении?

— О, я много чего знал о Пилар… Я помню ее еще совсем ребенком… Я ведь хорошо был знаком с ее отцом, доном Агостино Эрнандецем де Кинтана. Он был человеком большого ума.

Марианна была полностью озадачена услышанным. А Лейтон продолжал говорить — на него напала совершенно не свойственная ему болтливость:

— Конечно же, я должен был разыскать ее в Испании — и я сделал это, черт возьми! Она была разозлена на Бофора как тысяча фурий разом. И если бы не это… А Язон никогда не любил ее, никогда! Он взял Пилар в жены только из дурацкого чувства долга, из-за слюнтяйской благотворительности! Конечно, это спасло ее от тюрьмы, — но она же гордая женщина, и ее постоянно оскорбляла эта милостыня! И, будь оно все проклято, одновременно Пилар любила Бофора — и не могла пробудить в нем ответного чувства…

— А вы — любили ее? — тихо спросила Марианна. — Ведь так, да?

— Да, — со вздохом ответил Лейтон. — Я всегда любил только ее. И — такая глупость — сохранял верность этой любви, верность, в которой Пилар совершенно не нуждалась и которая даже тяготила ее…

На мгновение Марианна испытала даже что-то похожее на жалость к этому странному, страшному человеку, который, оказывается, тоже мог мучиться и страдать от неразделенной любви.

— И этот ребенок, — продолжал Лейтон возбужденно, — был ее местью Бофору! И я являлся лишь орудием мести. Что ж, я был готов и на это! Да, разумеется, роль едва ли не унизительная, — но если вы когда-нибудь любили по-настоящему, то поймете меня. Так появился на свет Педро, — а этот дурак не усомнился в своем отцовстве: его гордыня, его самовлюбленность и уверенность в собственном превосходстве сделали свое дело.

Но кое-что для Марианны пока оставалось непонятным. Она недоверчиво спросила:

— Но как же Язон мог так опростоволоситься? Ведь он знал дату рождения — а потом ему стоило лишь отнять от нее девять месяцев… У природы в этом смысле ведь очень простая арифметика.

Лейтон злорадно ухмыльнулся.

— Что ж, у него действительно хватило ума загнуть девять пальцев, но это только убедило его в собственном отцовстве!

— Не понимаю.

— Да очень просто! Он же прибыл в Испанию на пару недель позже меня. Там-то мы с ним и соединились, ну как же — старые друзья, радостные объятия… Пилар была совершенно ошарашена его появлением: она-то думала, что Язон тихо-мирно гниет на брестской каторге Зная о происках Пилар, которая норовила спровадить его на гильотину. Бофор решил отплатить ей по-своему задал хорошую трепку в постели… Глупый самец! Но это мой ребенок — мой, мой и только мой! Запомните это!

— А затем, стало быть, вы вместе с Язоном отправились на «Волшебнице моря» в Венецию? — уточнила Марианна с дрожью в голосе.

— Именно так. Корабль ждал Бофора в Кадисе, — подтвердил Лейтон.

Ошеломленная женщина пыталась собраться с мыслями. Вот значит, как: на словах Язон утверждал, будто спешит к ней на крыльях любви, а сам попутно тем не менее вступил в связь с Пилар… Да, Лейтон прав: самец, всего лишь самовлюбленный самец! И этому человеку она была готова отдать себя целиком, безраздельно… Лицемер, какой же лицемер…

Последние слова Марианна незаметно для себя произнесла вслух.

— Вам ли осуждать Бофора? — тут же отозвался Лейтон. — Вы ведь тоже скрыли от него свою беременность. И если бы я не вывел вас на чистую воду…

Марианне хотелось сказать какую-нибудь резкость, но она опасалась спугнуть неожиданную разговорчивость Лейтона.

— И с тех пор вас привязывали к Бофору не только дружба или деловое партнерство? — спросила она.

— Разумеется. Якшаясь с ним, я имел возможность время от времени видеть Педро…

— Но вы же могли попросту устранить его — ведь для вас такие вещи не составляют проблемы…

— Вы забываете одну деталь: этого человека по-прежнему продолжала любить Пилар. Конечно, она всячески маскировала это чувство, — но я-то знал, как все обстоит на самом деле. И нанести ей удар собственной рукой было, поверьте, выше моих сил…

— Надо же — какая неожиданная щепетильность, — не удержалась от иронии Марианна.

Но Лейтон пропустил эту шпильку мимо ушей.

— Но фатум, как видите, поработал за меня: Бофора больше нет. И у меня появился наконец шанс… Рано или поздно Пилар забыла бы его — и тогда… Но фортуна, оказывается, только решила поиздеваться надо мной — и отняла Пилар.

«Но вы же сами накликали беду на свою голову, — мысленно произнесла Марианна. — Если бы не ваша жестокость по отношению к невольникам, то не случилось бы этого ужасающего кровавого бунта. И Пилар была бы жива…»

Но говорить этого вслух она не стала, не желая раздражать собеседника. Тем более что на языке у нее вертелся чрезвычайно интересующий ее вопрос:

— Если я правильно понимаю, вы самолично никогда не покушались на меня плотским образом именно из-за чувств, которые испытывали к Пилар?

— Естественно. Я же не такая тупая скотина, как Санчец, — подтвердил Лейтон. — Я старался беречь вас…

Речь его постепенно замедлялась, становилась все более бессвязной. Было такое впечатление, будто Лейтон впадает в забытье. Марианна поняла: ей нужно поторапливаться, если она хочет выяснить еще что-либо интересное.

— Но зачем я вам нужна, Джон?

— Вы — мой козырь, — пробормотал Лейтон. — Мой последний козырь…

— Каким образом вы хотите использовать меня? — настаивала Марианна.

Но человек в черном явно впадал в ступор.

— Использовать… Есть шанс использовать… Чертов Сант-Анна…

«Наверное, он все-таки хотел шантажировать Коррадо, — лихорадочно соображала Марианна. — А еще он спрашивал у меня про Африку. Упоминал какое-то странное название… Совсем выскочило из головы… Ах да: Зоуги!»

— Джон, а что такое — Зоуги? Не засыпайте — ответьте мне!

— Зоуги, озеро Зоуги… — слабеющим голосом почти шептал Лейтон.

— Где оно, где?

— Гвинея… Озеро Зоуги… Сант-Анна… Зоуги… Сокровища… Зоуги…

Лейтон замолк, голова его обессиленно повалилась на грудь.

— Лейтон! Лейтон! Что вы знаете про князя Сант-Анна? — затормошила его Марианна. — Говорите!

Но ее усилия были бесполезны. Лейтон открыл осовелые глаза, поднялся на ноги, затем, ступая, словно лунатик, стянул с козел конскую попону, завернулся в нее, заполз под карету и там затих.

Почти до самого рассвета Марианна не могла уснуть, потрясенная услышанным. Тихо всхрапывали спросонок лошади, лунный свет заливал бескрайнюю прерию мерцающим серебром. Мысли теснились в беспорядке и наконец усталая женщина, освежив запекшиеся губы предутренней росой, отправилась на покой.

Следующий день поначалу не отличался от предыдущих. Все то же однообразие дороги, наводящее тоску поскрипывание колес…

Внезапно послышались щелчки бича, и карета резко прибавила ходу.

Марианна высунулась в окно:

— Что случилось, Лейтон?

— Вода! — коротко ответил тот.

Им повезло: на пути оказался наконец узенький ручеек. Люди и лошади жадно припали к нему, торопясь утолить иссушающую жажду. Тут же решили сделать и привал.

— Скверно, — сказал Лейтон, передавая мальчику кусочек засохшей лепешки и горсть чернослива. — Наши запасы кончились.

— Что же будем делать? — спросила Марианна.

— Зарежем одну из лошадей. Это единственный выход. Узнаете, какова на вкус конина без соли…

— Но одной лошади будет трудно везти карету — она долго не выдержит.

— Тогда и ее пустим на антрекоты, — пожал плечами Лейтон.

До сих пор Марианна не решалась напомнить ему о вчерашней беседе, опасаясь вызвать ярость Лейтона. Но он сам обратился к этой теме, спросив с ноткой подозрения:

— Вчера вечером — я что-нибудь говорил вам?

— Нет, — после секундного замешательства ответила Марианна.

«Он ничего не помнит», — поняла она.

Ей пришлось выдержать пристальный взгляд Лейтона, но в конце концов он отвел глаза в сторону.

— А вы хотели мне что-либо сообщить? — поинтересовалась Марианна.

— С чего вы взяли? — холодно отозвался Лейтон. — Вовсе нет.

— Ну, как знаете…

Лейтон достал из кареты бочонок и принялся наполнять его водой из ручья. И тут раздался громкий крик Педро:

— Смотрите, смотрите: там человек!

Мальчик указывал рукой на север. Там, почти у самого горизонта, виднелся темный силуэт всадника.

— Дьявол! — выругался Лейтон. — Эти черномазые все-таки не отстали от нас!

— Неужели вы думаете, что негры до сих пор продолжают преследование?

— От этих бестий всего можно ожидать… Так или иначе, я предпочел бы, чтобы этот тип нас не заметил Желудки наших лошадей полны сейчас водой до отказа, и нам вряд ли удастся уйти от погони.

Лейтон достал пистолеты и проверил, хорошо ли они заряжены.

Марианна почувствовала себя крайне неуютно. Ей отчетливо вспомнились оскаленные черные физиономии, дикие пронзительные вопли, растерзанное тело Пилар… Неужели этот кошмар может повториться?

— Педро, полезай-ка в карету! — распорядился Лейтон. — Мы едем дальше.

Мальчик, с расширенными глазами слушавший разговор взрослых, встрепенулся и послушно вскарабкался в экипаж.

— Что бы ни случилось — будь рядом с сеньорой Марианной, малыш! — крикнул ему вслед Лейтон.

В его голосе проступала неподдельная тревога.

— Может быть, вы дадите мне один из пистолетов, Джон? — попросила Марианна.

Доктор заколебался.

— Я стреляю весьма прилично, — заверила Марианна. — Или вы боитесь получить от меня пулю в спину? — Что ж, даю слово этого не делать.

— Да ну вас к черту, — буркнул Лейтон. — Если бы я вас опасался, то, уж наверное, принял бы соответствующие меры. Я думал, не отдать ли мне вам оба пистолета, вот что. Я-то смогу отбиваться хлыстом, если дойдет до рукопашной схватки… Ладно, один пистолет я все же оставлю себе. Может быть, нам удастся дотянуть до леса, прежде чем появится эта банда…

Обпившиеся лошади тронулись с места нехотя и неторопливо. Погонять их смысла не имело — в таком состоянии животные просто не были способны на хороший ход.

Марианна то и дело обеспокоенно выглядывала в окно кареты. Робкая надежда на то, что все, может быть, обойдется благополучно, улетучилась довольно скоро: вдалеке показались две цепочки всадников, несущихся, как можно было понять по скорости их передвижения, отчаянным галопом.

— Смотрите, Лейтон: вот они!

Доктор, изрыгая проклятия, защелкал бичом, но это мало приободрило отяжелевших лошадей.

Конники быстро настигали беглецов. Когда они приблизились настолько, что их можно было видеть более отчетливо, Марианна рассмотрела головные уборы из перьев, луки в руках, круглые щиты… Нет, то были вовсе не чернокожие мстители.

— Джон, это индейцы!

Преследователей было около трех десятков. Марианна сразу же отметила их непривычную посадку: корпус откинут назад, ноги — при отсутствии стремян — плотно сжимают бока лошадей.

— Педро, ложись на пол и не поднимай головы! — сказала она мальчику.

Предупреждение было своевременным: сразу несколько стрел с отрывистым стуком ударили в стенку кареты, причем две из них прошили ее насквозь. С козел послышался выстрел Лейтона. Индейцы ответили протяжным улюлюканьем.

«Зачем он стрелял — нужно было подпустить их поближе, — подумала Марианна. — А впрочем, все равно бесполезно — мы уже не успеем перезарядить пистолеты и бессильны противостоять такой ораве…»

Перестук копыт индейских лошадей приближался. Вот уже один из всадников поравнялся с каретой — на полном скаку он натягивал лук. Марианна отчетливо видела его лицо, разукрашенное белыми и черными полосами. Она вскинула пистолет и выстрелила, но индеец резко поднял своего коня на дыбы. Пуля угодила в шею животному, ударила алая струя крови. Всадник же, легко спрыгнув с падающей лошади, несколько раз перекувырнулся в траве и тут же оказался на ногах.

Индейцы плотно окружили карету, которая замедляла свой ход. Они издавали торжествующие гортанные крики, потрясая копьями. Марианна крепко прижала к себе Педро, прикрыв его своим телом.

— Не бойся, малыш, не бойся… — машинально приговаривала она.

В любую секунду женщина ожидала смертельного удара стрелы, — однако этого не случилось. Сильные руки оторвали ее от мальчика, выдернули из кареты и швырнули на траву. Марианна еще успела увидеть, как отчаянно барахтается Педро в руках у рослого индейского воина, пытаясь его лягнуть.

Сыромятными ремнями ей связали руки и ноги и перекинули через лошадь, подобно переметной суме.

«Где же Лейтон?» — подумала Марианна.

На лошадь вскочил индеец — и она тут же припустила бодрой рысью. Голова Марианны с копной распущенных волос безвольно моталась в воздухе, прямо перед лицом ерзала обутая в мокасин нога всадника. Ощущение было не из приятных: хребет коня больно впивался в живот, толчки отдавались во всем теле, в ушах стоял стук копыт. Очень скоро Марианна оказалась в полуобморочном состоянии — и наверняка грянулась бы оземь, если бы не уверенная рука индейца, придерживающего ее за поясницу.

Окончание пути воспринималось как в тумане: женщину сдернули с коня, небрежно проволокли по траве и затащили в какое-то непонятное помещение. Измученная пережитым Марианна перестала воспринимать окружающее…

Когда она очнулась, кругом царила полутьма. Ее руки и ноги были освобождены от пут Приглядевшись, Марианна обнаружила, что находится в своего рода круглой палатке, стены которой сходятся на конус. Вверху светился узкий просвет, сквозь который проникал пучок солнечного света. Диаметр помещения составлял примерно двадцать футов. К шестам, играющим для стен роль каркаса, были подвешены самые разнообразные предметы: кожаные мешочки, пара томагавков, лук, кожаные украшения, пестрые связки перьев и прочие диковинки.

Особое внимание Марианны привлек большой круглый щит, украшенный пучками длинных черных волос. Поначалу ей показалось, что это — подрезанные конские хвосты, но внезапно она осознала страшную истину: то были скальпы врагов, убитых воином, добычей которого оказалась княгиня…

Итак, она снова пленница. И еще неизвестно, что хуже: находиться под присмотром безжалостного циника Лейтона и пышущей ненавистью Пилар или угодить в руки краснокожих дикарей. Самые подлые и жестокие поступки людей цивилизованных можно, по крайней мере, понимать и предвидеть, — а вот что ждать от этих детей прерий? Марианна терялась в догадках и предположениях…

Полог, прикрывавший вход в типи, отодвинулся, и перед княгиней предстал стройный индеец. Одетый в кожаные штаны и мокасины, расшитые бисером и иглами дикобраза, он был обнажен по пояс. На мощной выпуклой груди красовалось ожерелье, в котором чередовались клыки какого-то зверя и разноцветные камешки, длинные смоляные волосы были перехвачены на лбу узким кожаным ремешком. Раскраска на лице индейца отсутствовала. Марианна с удивлением заметила, что кожа его была отнюдь не медно-красной, как могла она предполагать, а имела смугловато-коричневый оттенок.

Не обращая внимания на женщину, индеец подошел к щиту со скальпами и прикрепил к нему что-то светлое. Марианна с ужасом узнала длинные волосы Джона Лейтона…

Обернувшись на ее невольный вскрик, воин произнес что-то на непонятном языке.

— Я не понимаю тебя, — покачала головой Марианна.

Тогда индеец указал на скальп Лейтона, затем ткнул себя в грудь. Его объяснения не нуждались в переводе…

Испуганная Марианна отползла к самой стене и попыталась зарыться в ворохе лежавших там одеял. Хозяин же типи сел, скрестив ноги, напротив нее и воззрился на смятенную пленницу.

«Из моих волос может получиться совершенно роскошный скальп…» — в панике подумала Марианна.

Индеец смотрел на нее совершенно невозмутимо, на его бронзовом лице не дрогнул ни один мускул. Это непонятное созерцание продолжалось около получаса. Наконец мужчина встал и, взяв Марианну за руку, вывел ее наружу. У нее и в мыслях не было оказывать какого-либо сопротивления.

Теперь княгиня имела наконец возможность внимательнее разглядеть индейский лагерь. Он состоял из трех-четырех десятков типи, крытых бизоньими шкурами. Кое-где горели костры, у которых хлопотали женщины, бегали голопузые ребятишки, одетые в некое подобие набедренных повязок, напоминавших небольшие юбочки. Взрослых же мужчин почти не было видно. На окраине поселения виднелся огромный загон с лошадьми.

Индеец окликнул одну из женщин, затем, указав на Марианну, повелительно что-то произнес. Та поманила княгиню за собой. Марианна послушно последовала за индеанкой. К ее недоумению, женщина привела ее обратно в то же самое типи. Развязав один из лежащих там тюков, она достала одежду — подобие длинной рубахи из тонкой, хорошо выделанной кожи, напоминавшей замшу. Поблагодарив ее, Марианна хотела было уже переодеться, но индеанка жестом остановила ее. Выскользнув из типи наружу, она вскоре вернулась с большой кожаной миской, наполненной теплой водой. Это было именно то, чего больше всего желалось сейчас Марианне: она сбросила свою пахнущую гарью, изодранную и перепачканную холщовую рубашку и с наслаждением вымылась. Индеанка принялась терпеливо расчесывать костяным гребнем ее густые спутанные волосы, что-то ласково приговаривая, затем перевязала их кожаным ремешком. Она с нескрываемым интересом оглядывала белоснежное тело Марианны, осторожно прикасаясь к груди и бедрам.

— Я тебе нравлюсь? — невольно рассмеялась княгиня, польщенная таким благоговейным вниманием.

Потом индеанка окурила Марианну душистым дымом каких-то трав и лишь после этого жестом предложила одеться.

И только тут скиталица почувствовала острый приступ голода. Она знаком показала индеанке, что хочет есть. Та достала из одного из мешков, привязанных к стенным шестам, кусок вяленого мяса — и Марианне показалось, что никогда в жизни она не пробовала ничего аппетитнее. Напитком послужила вода, имевшая приятный мятный привкус.

Когда Марианна наелась, индеанка отвела ее к костру и усадила рядом с другими женщинами. Они занимались тем, что нарезали куски вяленого мяса на тоненькие полоски, измельчали их, а образовавшиеся крошки растирали до состояния пасты, добавляя в нее жир. В результате получалось то, что индейцы, как позже узнала Марианна, называли пеммикан: приготовленное таким образом мясо могло долго храниться и не теряло отменных вкусовых качеств.

Понаблюдав некоторое время за действиями женщин, Марианна тоже включилась в работу. Это вызвало одобрительные взгляды товарок. Княгиню же удивило, что индеанки трудились молча и сосредоточенно, не переговариваясь и не пересмеиваясь, как то присуще белым женщинам.

Марианна то и дело оглядывалась по сторонам, надеясь найти Педро, — но мальчика нигде не было видно.

«Если они пощадили меня, то наверняка не причинили вреда и ребенку», — успокаивала она себя.

Ближе к вечеру в лагере появились мужчины. Индианки тут же стали собирать ужин. Сами же они принялись за трапезу лишь после того, как насытились воины. Когда стемнело, мужчины расселись у костров, а женщины расположились чуть поодаль.

Марианна ощущала себя довольно странно: ей недоставало жестов для того, чтобы хоть как-то объясниться. Впрочем, женщины почти не обращали внимания на пленницу. Они тихонько переговаривались между собой, изредка отпуская смешки и подталкивая друг друга.

Мужчины у костра вели себя еще более сдержанно: говорили строго по очереди, то и дело замолкая, словно обдумывая услышанное.

«Такой чопорности могли бы позавидовать даже самые отъявленные английские снобы», — не удержалась от улыбки Марианна.

Она совсем уже было заскучала, но тут произошло нечто, заставившее ее напрячь внимание. Один из индейцев, сидящих у ближайшего костра, достал толстую потрепанную книгу и, положив ее на колени, принялся монотонно, постоянно делая паузы, что-то говорить. При этом он смотрел в открытую книгу, на страницы которой падал колеблющийся свет пламени.

«Это что же — он читает?! — изумилась Марианна. — Интересно, с каких же это пор индейцы занялись книгопечатанием?»

Она от души рассмеялась такому предположению. Соседки удивленно покосились на странную бледнолицую.

Марианне было ужасно любопытно узнать, какая же книга находится в руках у чтеца. Но она понимала, что запросто подойти к костру и поинтересоваться этим совершенно невозможно.

«Интересно, на каком языке написана книга? — размышляла она. — Если этот индеец и впрямь переводит ее, а не корчит умника перед соплеменниками, стало быть, он хоть как-то знает английский либо французский… А может, испанский? Господи, да какая разница: главное, чтобы была возможность хоть как-то быть понятой…»

Трудно было понять: то ли индейцы очень внимательно слушают, то ли они погрузились в дрему. Лишь один из них — Марианна узнала в нем своего «хозяина» — проявлял определенные признаки интереса то покачивал головой, то односложно восклицал.

«Было бы забавно, если б эта книга оказалась французским любовным романом…»

Наконец чтение завершилось, и индейцы встали от костра. Одна из женщин — та, что помогала Марианне привести себя в порядок, — отвела ее в знакомое типи. Следом за ними проследовала еще одна индеанка. Все трое улеглись, завернувшись в одеяла. Чуть позже пришел и хозяин, тут же уснувший.

«Наверное, это его жены, — размышляла Марианна, смежая веки. — А я теперь, надо полагать, — тоже? Очень оригинально… А этот дикарь и не подозревает, что заполучил настоящую княгиню. По их меркам князь — это, видимо, что-то вроде вождя…»

На следующий день Марианна поставила себе задачей непременно найти вчерашнего чтеца — она хорошо запомнила его скуластое лицо с перебитым носом. Но искать его не пришлось: он сам подошел к ней в сопровождении обладателя лейтоновского скальпа.

— Женщина, Парнитакои говорить тебя, — произнес грамотей на ломаном английском. — Ты понимать?

Марианна радостно кивнула. Ее губы расплылись в улыбке.

«Хозяин» стукнул себя кулаком в грудь и произнес короткий монолог. Толмач принялся переводить:

— Парнитакои сказать, белый женщина — его жена. Его дом — твой дом. Когда ночь, Парнитакои брать тебя. Твой имя Вулиадживеши: Утренний Стрела. Ты понимать?

— Да, — ответила Марианна.

Новое имя ей вполне понравилось, чего нельзя было сказать о скорой перспективе стать наложницей могучего дикаря. Но более всего княгиню Вулиадживеши беспокоило сейчас совсем иное.

— Где мальчик? — спросила она.

— Парнитакои все сказать, — ответил переводчик.

Свежеиспеченный муж и впрямь повернулся и зашагал прочь.

— Эй! Эй! — закричала Марианна.

— Малантивоте объяснять, — успокоил ее толмач. — Вулиадживеши слушать.

— Так где же мальчик?

— Белый мальчик хорошо. Белый мальчик — сын Вулиадживеши?

— Нет, он не мой сын. Просто я волнуюсь за него, — объяснила Марианна.

— Белый мальчик хорошо, — повторил кривоносый.

— Послушай… Э-э… Как, ты сказал, твое имя?

— Малантивоте, — напомнил толмач. — Английский — Красный Ворон.

«Ага, это уже понятнее, — подумала Марианна. — А то ведь черт ногу сломит в этих заковыристых именах».

— А мой муж? — поинтересовалась она. — Как ты сказал: Парни… Повтори, пожалуйста.

— Парнитакои. Сломанное Перо.

Марианна, она же Утренняя Стрела, в замешательстве провела рукой по волосам. Накануне ей казалось, что она засыплет переводчика вопросами, но сейчас никак не могла решить, с чего же начать. Красный Ворон терпеливо ждал с невозмутимым выражением лица.

— Откуда ты знаешь английский язык, Малантивоте? — спросила наконец Марианна.

— Торговать белый люди. Много говорить. Малантивоте быть плен. Учить говорить. Учить читать буква. Хорошо понимать.

— Это ты молодец, — похвалила Марианна. — У тебя замечательно получается.

Красный Ворон коротко кивнул — то ли соглашаясь, то ли в знак благодарности.

«Хотя вряд ли у них принято благодарить женщин…» — смекнула Марианна.

— Как вы называетесь? Какое имя у вашего народа? — медленно проговорила Марианна, стараясь выбирать слова попроще.

— Мы дакота.

— И вот это — все ваше племя? — описала Марианнакруг рукой, указывая на составляющие лагерь типи.

— Дакота — большой племя. Большой прерия — везде дакота. Дакота — великий племя.

— Охотно верю, — вздохнула женщина.

Все возможные вопросы показались ей вдруг бессмысленными. Надо же — Утренняя Стрела… Но одна вещь все же чрезвычайно занимала Марианну.

— Какую книгу ты читал вчера? — спросила она.

— Малантивоте читать бэйбели, — гордо произнес Красный Ворон.

«Ага, это же Библия!» — не сразу дошло до Марианны.

— А ты хорошо ее понимаешь?

— Каждый вечер читать бэйбели. Много понимать. Жизнь белый народ.

Марианна все-таки никак не могла поверить услышанному.

— И про что же именно ты читал вчера? — осведомилась она скептически.

— Самсон убивать лев. Самсон убивать тысяча человек. Самсон пить вода, — сообщил Красный Ворон.

Ошеломленная Марианна только покачала головой. Без труда припомнив соответствующее место из Книги Судей, она решила проэкзаменовать эрудита из прерий:

— Скажи, Малантивоте, а чем Самсон убил тысячу человек?

Красный Ворон ответил без малейшего замешательства:

— Самсон брать ослиный хвост.

Марианна не смогла удержаться от смеха:

— Хвост? Да нет, ты не понял. Самсон воспользовался ослиной челюстью. Челюсть — понимаешь? Вот — где зубы растут.

Красный Ворон серьезно потрогал пальцем десну и кивнул:

— Малантивоте понимать. Самсон брать ослиный челюсть. Самсон храбрый белый человек.

— Ты молодец, Малантивоте, — похвалила Марианна. — А скажи мне: Парнитакои — храбрый человек?

— Парнитакои — лучший воин, хороший охотник, — заверил читатель Библии.

«Что ж, на этот раз мне опять повезло с мужем», — мысленно констатировала Марианна.

— Вулиадживеши — красивый белый женщина. Жена Парнитакои нужно работать, — сообщил Красный Ворон.

Ни с тем, ни с другим Утренняя Стрела-Марианна не сочла нужным спорить.

День ее снова прошел за приготовлением пеммикана. Княгиня не считала это занятие оскорбительным для себя: если сама мысль о том, чтобы оказаться в служанках у Пилар, была для нее нестерпимой, то здесь она трудилась наравне с другими женщинами, принимая равноправное участие в борьбе племени за существование. Хотя, конечно, работа угнетала Марианну своей монотонностью.

Она на все лады перебирала свой короткий разговор с Красным Вороном — и чем дальше, тем больше впадала в уныние. Жизнь в прериях совершенно не прельщала ее. Они были для нее очередной тюрьмой — огромной, бескрайней, но тем не менее тюрьмой. Да еще этот могучий молчун Сломанное Перо в качестве супруга… Стоило ли испытывать столько передряг ради того, чтобы в конце концов стать одной из жен дикаря-дакота?

После ужина, когда индейцы, по обыкновению, расположились у костров, Марианна принялась пристально наблюдать за Сломанным Пером. Его гордая осанка, широкие плечи и пристальные черные глаза чрезвычайно ей импонировали, однако этого было слишком мало для того, чтобы вызвать искреннюю симпатию. Стать объектом страсти человека, с которым даже словом не можешь перемолвиться, — что за нонсенс? И самое обидное, что это должно произойти не по принуждению, а как бы добровольно с ее стороны, просто в силу стечения обстоятельств. Нелепейшее положение…

Тем временем Красный Ворон приступил к чтению Библии. Марианна вслушивалась в обрывки доносившихся до нее незнакомых слов, дивясь тому, как справляется краснокожий переводчик со сложным текстом Писания.

«Этот Малантивоте — человек совершенно неординарный. Овладеть не только разговорной речью, но и наловчиться читать на английском — нечто феноменальное», — с уважением думала она.

Сломанное Перо слушал столь же внимательно, как и накануне. Героическая история Самсона определенно производила на него глубочайшее впечатление. Обычно непроницаемо-невозмутимый, он даже несколько раз хлопнул ладонями по коленям, негодующе вскрикивая. Другие слушатели тоже не оставались безучастными.

Марианне, по вполне понятным причинам, совсем не хотелось торопиться на ночлег, — но все рано или поздно кончается. Красный Ворон закрыл книгу, мужчины стали расходиться, и белокожая Утренняя Стрела поплелась в свое жилище.

Завернувшись в одеяло, она лежала, широко открыв глаза, и ждала. Но новоявленный муж отнюдь не торопился с исполнением супружеских обязанностей: прошло не менее часа, когда он наконец появился в типи.

«Ну вот, начинается моя индейская брачная ночь…» — тихонько вздохнула Марианна.

Сломанное Перо нагнулся к ней, потрогал за плечо и что-то строго сказал. Марианна недоуменно смотрела на него: смутно вырисовывающееся в полутьме лицо мужчины было хмурым и суровым.

«Что-то не очень он похож на пылкого любовника, жаждущего предаться наслаждениям…»

Индеец сделал энергичный жест — и тут она поняла, что от нее требуется покинуть свое место и лечь у самого входа в типи. Марианна исполнила приказание. А Сломанное Перо расположился на своем лежбище и, как могла заметить женщина сквозь полусомкнутые веки, долго настороженно наблюдал за нею. Так и не дождавшись ничего иного, она в конце концов уснула.

Наутро Марианна долго ломала голову над случившимся. Почему Сломанное Перо повел себя так странно? В глубине души она испытывала даже некоторую обиду: получалось, что ею, женщиной, сводившей с ума самых блестящих мужчин, благородных джентльменов, едва ли не побрезговал охотник из прерий…

Самолюбие княгини не могло примириться с такой неприятной мыслью. Наверняка у Сломанного Пера были какие-то иные резоны — да вот только как до них докопаться?

От этих тягостных размышлений ее отвлекло появление Педро. Вместе с несколькими индейскими мальчишками он несся наперегонки между палатками. Глаза паренька радостно горели, щеки раскраснелись. Марианна окликнула его, — но Педро, обернувшись на бегу, только махнул рукой. У нее отлегло от сердца: с пареньком все в порядке — и это главное. Увлеченный играми, он меньше будет грустить по родному дому, от которого осталось только пепелище.

Ближе к вечеру Марианна приметила Красного Ворона, несколько раз продефилировавшего мимо группы женщин, среди которых она сидела. Вид у знатока английского был вполне индифферентный, однако Марианна подумала, что прогуливается он здесь неспроста. И действительно: стоило ей отойти в сторонку, как тут же Малантивоте оказался рядом. На его некрасивом лице читался намек на интерес.

— Ты хочешь поговорить со мной, Малантивоте? — спросила Марианна.

— Малантивоте говорить английский. Мы вместе говорить английский, — готовно отозвался Красный Ворон.

Она задала первый пришедший в голову вопрос:

— Сколько тебе лет?

— Сорок семь лун. Долгий жизнь для дакота. Скоро старик.

— Какой же это старик — сорок семь лет? — удивилась Марианна.

— Для дакота скоро старик, — повторил Красный Ворон. — Белый люди жить долго.

— Тебе интересно разговаривать с белыми людьми, читать про их жизнь?

— Белый люди — умный люди. Много знать, много уметь, — уважительно произнес Малантивоте. — Немного помолчав, добавил: — Дакота — великий люди.

— А вчера ты опять читал про белых людей, Малантивоте? Про Самсона, да?

Красный Ворон явно оживился:

— Самсон верить белый женщина Далила. Далила обрезать его волосы. Самсон попадать в плен.

— Ну, что ж, белые женщины и действительно бывают очень коварными, — рассеянно улыбнулась Марианна. — Попадаются такие бестии…

На ум ей пришла Пилар, которую так неотступно снедало чувство мести. И вот как оно аукнулось: ее настигла чужая месть, кровавая и беспощадная…

— Белый женщина — опасный женщина, — с авторитетным видом подтвердил Малантивоте.

— А ты-то откуда знаешь?

— Малантивоте читать бэйбели. Белый женщина Далила обмануть Самсон.

— Да! — охотно подтвердила Марианна. — Далила была изрядная стерва.

Она усомнилась, знакомо ли Красному Ворону последнее слово, но, кажется, для индейца это не имело значения — он так или иначе придерживался сходного мнения.

— Парнитакои сердиться Далила, — многозначительно, как показалось Марианне, сообщил Малантивоте. — Он жалеть Самсон.

— Ну, конечно, ведь Самсон был великий воин, — поддержала она.

— Партинакои думать белый женщина, — продолжал Красный Ворон. — Он думать Вулиадживеши.

И тут Марианну осенило: так вот почему Сломанное Перо вел себя так настороженно — история Самсона, как видно, изрядно впечатлила его! Она едва сдержалась, чтобы не рассмеяться, но ее собеседник сохранял прежнюю серьезность и даже строгость.

— Ты хочешь сказать, что Партинакои меня боится? — впрямую спросила Марианна.

— Партинакои никого не бояться, — возразил Красный Ворон. — Партинакои не хочет терять свой волосы, терять свой сила. Далила резать волосы Самсон.

«Что за глупость!» — хотела было выпалить Марианна, но вовремя осеклась. Если Сломанное Перо так уверовал в опасность, исходящую от белых женщин, то вовсе не стоит разубеждать его в этом. Хотя, с другой стороны, дело может плохо обернуться, если индеец будет подозревать в ней врага. Не станет же он караулить белую пленницу каждую ночь. И тогда — кто знает, на что способны краснокожие по отношению к недругам… Значит, нужно выбрать какой-либо приемлемый вариант трактовки этого библейского эпизода: чтобы, с одной стороны, Сломанное Перо предпочитал бы держаться подальше, а с другой — постараться не перегнуть палку во избежание нежелательных последствий…

— Видишь ли, Малантивоте, — осторожно начала Марианна, — тут все не так просто. Ты хорошо помнишь то, что читал вчера в Библии?

— Помнить, — подтвердил Красный Ворон.

— Так вот: Далила отрезала волосы Самсону после того, как он лег с нею. Ты понимаешь?

Индеец с минуту помозговал и без колебаний признал:

— Да. Быть так.

— Вот в этом-то и дело, — внушительно сказала Марианна. — Белые женщины опасны только тогда, когда мужчина ложится с ними. А вообще их не надо бояться.

— Малантивоте понимать. Он говорить Парнитакои, — ответил Красный Ворон.

— Ты хорошо понял? — наставительно произнесла Марианна. — Опасно именно в том случае, если мужчина ложится с белой женщиной. Самсон лег с Далилой — и вот что в результате получилось.

— Самсон был дакота? — осведомился Малантивоте.

— Нет-нет, — заверила Марианна. — Но Самсон был отважный воин.

— Малантивоте понимать, — кивнул Красный Ворон. — Нельзя воин ложиться Далила.

— Именно так, Малантивоте…

В течение всего разговора Марианну не оставляло ощущение, что собеседник наконец улыбнется, и тогда они смогут вместе посмеяться над забавной нелепостью обсуждаемого вопроса. Но оказалось, что наивным детям природы чужды как чувство юмора, так и недоверие к словам, произнесенным либо написанным. О том, что это именно так, она могла судить по поведению Сломанного Пера: индеец не только не посягал на исполнение интимных супружеских обязанностей, но и вообще упорно сторонился Марианны. Ей же оставалось только благодарить мудрость Библии и вероломство любовницы бедолаги Самсона…

Живя в индейском лагере, княгиня изо дня в день предавалась совершенно не свойственным ей прежде занятиям: шила одежду и покрышки для типи, готовила, мыла посуду… Она собственноручно изготовила себе мокасины, разукрасив их бисером, — это оказалось не столь уж и трудным делом. Любая работа была ей только в радость, потому что отвлекала от томительных воспоминаний и бесплодных мечтаний.

Но вот что упорно не давалось Марианне — так это язык дакота. Редкие разговоры с Красным Вороном давали слишком мало практики, а общаться с индеанками она так и не приучилась: тут ей хватало обмена жестами. Зато малыш Педро очень быстро освоился в новой среде и вовсю лопотал по-индейски. У Марианны сердце радовалось, глядя на мальчика: он очень быстро перенимал повадки своих ровесников — и если бы не белокурые волосы и светлая кожа, его смело можно было бы принять за юного дакота. К Марианне он не испытывал никакой привязанности, это слегка огорчало ее, но, с другой стороны, она была довольна, что мальчуган воспринимает жизнь в индейском племени как совершенно естественную.

В Месяц, Когда Созревает Черемуха, а именно в июне, племя начало собираться в дорогу. Марианна вместе с двумя другими женами Сломанного Пера выполняла чисто индейские супружеские обязанности: разбирала типи, упаковывала припасы, одежду, одеяла. Из разговоров с Красным Бороном она узнала причину предстоящего кочевья: ежедневно высылаемые разведчики — эта миссия возлагалась на самых опытных воинов племени — около двух месяцев провели в поисках бизоньего стада и наконец-то смогли его выследить. Теперь предстояла большая охота: нужно было сделать запасы провизии на будущую зиму.

Переход занял пять дней: мужчины перегоняли основную часть табуна, индеанки же сопровождали лошадей, впряженных в волокуши. Спать ложились под открытым небом, чтобы не тратить время на установку типи. Не раз и не два вспоминала Марианна о таком достижении европейской цивилизации, как конный экипаж: передвигаться приходилось пешком, постоянно заботясь о детях, которые, впрочем, стоически переносили тяготы пути.

Никогда прежде ей не доводилось испытывать такого единения с людьми: чуть ли не физически испытывала она ощущение коллективной воли. Никогда — ни во Франции, ни в России, ни в Италии — не рождалось в ее душе подобного чувства.

Накануне охоты племя устроило временный лагерь. Марианна с удивлением отметила, что мужчины всю ночь просидели у костров — ни один из них не зашел в только что поставленные типи.

А потом наступил день ожидания. В лагере остались одни женщины и дети — и не было привычного гомона и суеты.

Когда солнце начало клониться к закату, появился первый вестник удачной охоты: во весь опор скачущий молодой воин, грудь которого была вымазана бизоньей кровью. Спустя полчаса цепочкой потянулись охотники: усталые, пропыленные, волокущие за собою тяжелые бизоньи туши.

Марианне пришлось освоить новую профессию: вместе с другими женщинами она рассекала тяжелыми ножами тела животных, в первую очередь извлекая почки и печень, которые почему-то особенно ценились индейцами. А далее предстояла еще более тяжелая работа: очистка шкур от мездры. Теперь-то она по достоинству оценила свою одежду: мягкое замшевое платье, выделанное из трубой шкуры бизона.

Красный Ворон, который обычно предпочитал говорить о своей излюбленной «бэйбели», теперь занимался исключительно описанием состоявшейся охоты. Марианне очень живо представлялись могучие животные, несущиеся сплошным потоком, и отчаянные охотники, на полном скаку выпускающие стрелы из своих сильных луков.

«Как странно, — думала Марианна, — я, княгиня Сант-Анна, превратилась в индейскую скво — и почему-то не ощущаю никакого сожаления по этому поводу. Моя прежняя жизнь словно растаяла в тумане. Как далеко остались Париж, Венеция, Москва…»

Она была почти счастлива, познав прелесть естественной жизни. Но в месяц Желтеющих Листьев случилось то, что резко изменило жизнь племени дакота…

Набег кроу состоялся под утро. Марианна проснулась от дикого визга женщин — и увидела, как Сломанное Перо, схватив один из своих томагавков, выбегает из типи.

— Кроу! Кроу! — слышались крики в лагере.

Марианна выскочила наружу — и ей показалось, что наяву происходит какой-то страшный сон: по лагерю неслись с устрашающим воем полуобнаженные всадники. У нее хватило сил для того, чтобы отбежать в прерию и уткнуться лицом в горькую полынную траву…

Рассвет был ужасен. Истекающие кровью воины дакота лежали на руках у своих жен, терпеливо снося боль от ранений. Произошло самое ужасное, что может случиться в жизни индейского племени: был угнан весь табун лошадей…

Сломанное Перо тяжело пострадал в ночной схватке: две стрелы угодили ему в спину, и могучий воин превратился в немощного ребенка. И впервые Марианна ощутила нечто подобное любви к нему, своему случайному мужу…

Приближалась осень. Разоренное племя могло рассчитывать только на те запасы провизии, которые были сделаны во время большой летней охоты, а их могло не хватить до весны. И если бы не Красный Ворон, который имел опыт общения с белыми людьми, многие не смогли бы дожить до месяца Больших Листьев…

— Вулиадживеши, — сказал однажды Красный Ворон Марианне, — дакота идти большие горы.

— Ты имеешь в виду — воины дакота?

— Воины идти. Ты идти. Парнитакои брать тебя с воинами.

— Зачем нам идти в горы, Малантивоте? — спросила недоумевающая Марианна.

— Малантивоте знать белых людей. Белый люди любить желтый камень. Малантивоте знать, где есть желтый камень. Дакота давать желтый камень белый люди. Дакота иметь ружья, порох, огненная вода.

Сердце Марианны встрепенулось: неужели она наконец-то сможет увидеть людей себе подобных? Но почему воины хотят взять с собой ее, женщину?

— Скажи мне, Малантивоте: почему Парнитакои берет меня с собой?

— Ты быть жена Парнитакои. Он брать тебя с собой, — сказал Красный Ворон.

Это объяснение показалось Марианне несколько странным: оно очень походило на уклон от настоящего ответа. Но темные глаза индейца смотрели на нее спокойно и уверенно, как будто речь шла об элементарной бытовой вещи вроде приготовления жареного мяса или пошива новой кожаной рубахи для мужа.

Отряд, отправившийся в горы, состоял из двадцати воинов, и возглавлял его Сломанное Перо. Шесть лошадей тащили волокуши, нагруженные провиантом и прочей поклажей. Путь очень утомлял Марианну: выносливые индейцы, казалось, не знали усталости — на сон они оставляли себе только пять часов и в течение дня позволяли лишь один короткий привал.

На тридцатые сутки пути вдали показались горы. Для обессиленной Марианны они представлялись знаком какой-то новой жизни после однообразного пейзажа прерий.

Красный Ворон, с которым Марианна разговаривала по вечерам, объяснил ей:

— Мы подходить великие горы. Желтый камень быть там в реках. Малантивоте знать, как добывать желтый камень, который любить белый люди.

Красный Ворон знал, что говорил, — и к предстоящему предприятию он начал готовить своих спутников заранее: ежевечерне воины усаживались за самую что ни на есть женскую работу — из припасенных шкур шили некое подобие лотков. Марианна, принимавшая участие в общей работе, поражалась терпению, с которым гордые индейские мужчины старательно орудовали костяными иглами со вставленными в них бизоньими сухожилиями, выполнявшими роль ниток.

И настал наконец день, когда маленький отряд вступил в леса, окаймлявшие горы. Красный Ворон, руководствуясь ему одному понятными приметами, вывел индейцев к небольшой речушке, пробившей свое русло по скалистому склону. Лагерь был разбит у небольшого затона.

— Скажи мне, Малантивоте: что ты имеешь в виду под желтым камнем? — спросила Марианна у Красного Ворона, когда усталая экспедиция расположилась на отдых под сенью развесистых елей.

— Белые люди любить желтый камень, — задумчиво ответил индеец. — Завтра дакота искать желтый камень.

Наутро Сломанное Перо, руководствуясь советами Красного Ворона, расставил своих воинов на отмели. Одетые в одни набедренные повязки индейцы начали промывать речной песок в сточной воде. На днах лотков оседали тяжелые желтые крупинки.

— Это же золото, Малантивоте! — обрадовалась Марианна. — Это же настоящее золото!

— Дакота звать это желтый камень, — пояснил Красный Ворон.

Индейцы трудились с рассвета до заката — на долю же Марианны выпали приготовление пищи и забота о лошадях. Крупицы «желтого камня» укладывались в кожаные мешочки, которые хранились во вьюках Сломанного Пера.

Странное чувство не покидало княгиню, по прозванию Утренняя Стрела: привыкшая видеть золото в форме украшений, она с удивлением перекатывала на ладонях тяжеленькие песчинки, за которые люди готовы отдавать свою жизнь. И эти крохотные частички металла составляют гордость и славу человеческого рода…

Наступил месяц Падающих Листьев, студеной стала речная вода, и под утро легкая изморозь выпадала на траву. Индейцам приходилось подолгу отогревать замерзшие ноги у костра. Но уже пятнадцать мешочков, наполненных золотом, составляли добычу дакотов.

И в один из промозглых октябрьских вечеров Сломанное Перо сказал своим спутникам:

— Мы нашли много желтого камня. Мы пойдем к белым людям.

Марианна уже достаточно хорошо знала язык дакотов, чтобы понять эти слова.

Наутро отряд вышел в путь. Измученная Марианна уже не надеялась на встречу с «белый люди»: дорога была ужасной — приходилось карабкаться по отвесным кручам — и уже через три дня половина лошадей вышла из строя. Им перерезали горло, чтобы избавить животных от лишних мучений.

Марианне оставалось только удивляться выносливости своих спутников: люди прерий, они стоически переносили тяготы пути. И каждую ночь ей казалось, что вряд ли она проснется наутро, — но вставал рассвет, и молчаливые краснокожие продолжали упорно отмеривать милю за милей, не сетуя на усталость.

Красный Ворон, видимо, знал эти места: отряду удавалось миновать гибельные перевалы, на которых уже начинали задувать студеные метели. Но силы Марианны были не беспредельны: однажды утром она не смогла встать. Ее тело горело, лицо покрылось густыми каплями испарины.

— Тебе плохо, Вулиадживеши? — расслышала она словно сквозь сон.

С трудом подняв веки, она увидела внимательные глаза Красного Ворона.

Размыкая пересохшие губы, Марианна промолвила:

— Утренняя Стрела не хочет умирать…

— Ты не умрешь, — ответил индеец. — Дакота скоро быть у белый люди. Ты пить огненная вода — ты быть здорова.

— Я не хочу умирать… — прошептала Марианна.

Теряя сознание, она еще успела заметить усталое лицо Сломанного Пера, выглядывающее из-за плеча Красного Ворона.

Марианна не помнила, сколько она пробыла в состоянии забытья, — и первое, что она ощутила, приходя в себя, — шум морского прибоя.

«Неужели я снова в океане? — пронзила ее странная мысль. — И усадьба в Луизиане, прерии, скальп Лейтона, бизоньи туши — это только видение? Сейчас я открою глаза — и окажусь на борту «Ласточки», в дверь каюты раздастся стук: это Лаура либо Жоливаль… А может быть — Коррадо?»

Марианне понадобилось сделать усилие, чтобы поднять ресницы, — и она чуть не вскрикнула от изумления: перед ней действительно расстилался океан.

— Парнитакои!.. — позвала она слабым голосом. — Парнитакои…

Невозмутимое лицо Сломанного Пера наклонилось над нею.

— Вулиадживеши, мы дошли, — сказал индеец.

— Где мы? — прошептала Марианна.

— Большая вода. Русский дом.

— Русский? — не веря своим ушам, переспросила женщина.

Сломанное Перо радостно закивал:

— Русский дом! Огненная вода!

Марианне показалось, что она сходит с ума.

— Я не понимаю тебя, Парнитакои! Объясни мне где мы находимся.

Индеец приподнял женщину за плечи и указал вдаль:

— Русский дом!

Марианна проследила взглядом за его рукой: на расстоянии полумили виднелся высокий деревянный частокол, из-за которого выступала маковка церкви, увенчанная крестом. Подобные купола ей доводилось видеть в России…

— Позови Малантивоте, — проговорила Марианна. — Пусть он скажет, где мы.

— Малантивоте здесь, — послышался голос Красного Ворона.

Марианна повернула голову к нему:

— Я не понимаю, Малантивоте: океан, русская церковь… Это не сон?

— Это не сон, Вулиадживеши, — покачал головой индеец. — Наступать время прощаться. Мы отдавать белый русский люди желтый камень. Мы отдавать тебя.

Собрав все свои силы, Марианна полуприподнялась с влажного прибрежного песка.

— Не отдавайте меня никому, — забормотала она растерянно, — не отдавайте…

Волна болезненного жара снова накатила на нее — и последнее, что услышала княгиня, были слова Красного Ворона:

— Белый женщина возвращаться белый люди…

Глава V


ЗАБЫТОЕ КЛЕЙМО


— Ваше светлейшее сиятельство… Очнитесь…

Мужской голос, говорящий по-французски, доходил до Марианны сквозь глухую пелену забытья.

«Мой странный сон продолжается, — подумала она. — Или, может быть, я уже умерла: ведь только на том свете так могут перемешаться совершенно несопоставимые вещи: — океан, русская церковь, индейцы-золотоискатели и французские слова…»

— Очнитесь, княгиня Сант-Анна…

Голос звучал вкрадчиво и немного насмешливо.

«Ангелы не могут так разговаривать: это речь земного мужчины…»

Не размыкая глаз, Марианна провела рукой по своему телу: вместо пропотевшего кожаного платья ее окутывало что-то воздушное, невесомое…

«Нет, наверное, я все-таки нахожусь на небесах…»

— Глупая девчонка, до вас никак нельзя добудиться! Нельзя же быть такой соней!

Марианна подняла веки. На нее в упор смотрели зеленые глаза графа Чернышова.

«Это сон, сон, нелепый и дурной сон…»

Русский словно прочел ее мысли:

— Нет, Аннушка, это не сон… Хотя я вполне допускаю, что мог быть демоном ваших ночей все эти годы.

Картины минувшего живо предстали перед мысленным взором Марианны: кошмарное изнасилование в парижском доме, сабельный поединок у стен московского монастыря… и эти монголоидные скулы, и эти чуть раскосые глаза…

— Негодяй, — прошептала она, — неужели вы до сих пор живы?

Русский насмешливо ухмыльнулся:

— Да, княгиня. Сабля вашего приятеля оставила заметный шрам на моей груди, — но ваши глаза способны ранить гораздо сильнее. Наверное, это свойство всяких зеленых глаз, не так ли?

Набрав в грудь побольше воздуха, Марианна слабо ответила:

— У вас, граф, глаза блудливого кота — и потому они никогда не внушали мне добрых чувств.

— Ха! — воскликнул Чернышов. — До чего же неблагодарное создание я приютил!

— Как я могу быть благодарной вам — после того, как вы надругались надо мною как последний скот, как грубый невоспитанный мужлан?

Марианне хотелось, чтобы ее слова звучали оскорбительно, но они оказывали на Чернышова совершенно обратное действие: на губах его играла веселая улыбочка, светлые пышные усы победно топорщились.

— У вас хорошая память, Аннушка. Для меня наше интимное свидание было всего лишь незначительным эпизодом, — а вы, насколько я могу судить, до сих пор лелеете это событие в своей душе…

— Не смейте называть меня этим варварским именем! — вскинулась Марианна. — Оно достойно русской дворовой девки, но никак не княгини Сант-Анна!

— Отчего же? Аннушка — это звучит так тепло, так сердечно, — откровенно веселился Чернышов. — А кстати, почему вы никогда не называли меня по имени? Мне претит эта официальная чопорность черт возьми! Зовите меня просто Александр, ваше светлейшее сиятельство.

— Если бы у меня было достаточно сил, я бы немедленно надавала вам пощечин! И вообще: объясните мне наконец, где я нахожусь!

— Вы, моя милочка, находитесь на территории Русско-американской пушной компании, в форте Росс. Если же быть более точным — вы лежите на пуховой перине в комнате вашего покорного слуги.

«Русский дом», — всплыли в памяти Марианны слова Парнитакои. Значит, это не было болезненным бредом…

— Послушайте, Чернышов: но где же индейцы, с которыми я шла?

— Эти славные ребята сейчас отмечают удачную сделку. За свое золото они получили десяток ружей, дюжину бочонков солонины и изрядное количество так любимой ими «огненной воды», которая у нас в России, если вы знаете, называется просто «водка». Но самое интересное в этой сделке другое…

— Что вы имеете в виду?

— То, что я купил вас у этих дикарей за два галлона упомянутого напитка, — рассмеялся Чернышов. — Они оценили вас довольно-таки дешево, княгиня!

— Вы — купили меня?.. — в растерянности пролепетала Марианна.

— Именно так, Аннушка. Признаться, я был очень удивлен, увидев вас в столь варварском наряде, причесанную как индеанку. Никак не мог ожидать подобного сюрприза! Но разумеется, я не мог удержаться от такой выгодной сделки: два галлона горькой дряни за столь очаровательную женщину…

— Боже мой, какой позор…

— Отчего же? Когда я снимал с вас ужасное индейское одеяние, то с удовлетворением обнаружил на нежном бедре свое клеймо! Вы еще не забыли мой перстень?

Деланно царственным жестом Чернышов поднес к глазам Марианны свою руку, украшенную массивной золотой печаткой.

— Какой же вы подлец… — прошептала женщина, зажмуриваясь.

— Разве? Минуло уже около девяти лет после нашего тогдашнего свидания, — однако вы сберегли мое тавро на своем крупе. А ведь свести такое клеймо сравнительно несложно — остался бы лишь маленький аккуратный шрамик… Но вы, как благодарная кобылка, пронесли знак нашей близости сквозь годы… И неужели мужчины, которые состояли с вами в интимной близости, никогда не интересовались происхождением этой памятной метки?

— Замолчите! Замолчите! — выкрикнула Марианна. — Я так жалею о том, что рана, нанесенная вам Язоном Бофором, оказалась несмертельной!

Чернышов равнодушно пожал плечами:

— Что ж, тот американец и впрямь оказался бойким малым. Но я, к вашему глубокому сожалению, живуч как кошка. Таково уж свойство нас, русских… Есть у нас и другая особенность: глубокая симпатия к иностранкам, — разумеется, в том случае, если они обладают миленькой мордашкой и не очень кривыми ножками. Вы, Аннушка, как раз подпадаете под такую категорию…

Марианна собрала в кулак всю свою волю, чтобы не разрыдаться на глазах у белокурого наглеца, и процедила сквозь зубы:

— До встречи с вами я и не подозревала, что среди русских дворян могут попадаться подобные хамы. Вы позорите свой графский титул — и саму свою национальность! Я предпочла бы умереть тогда, на берегу, — лишь бы не встречаться вновь с вами!

Зеленые глаза Чернышова потемнели от гнева. Он скрипнул зубами и проговорил с расстановкой:

— Мне не хочется препираться с вами, индейская княгиня. Ваше счастье, что вы родились женщиной, — в противном случае я поговорил бы с вами иначе… Неужели вы не цените того, что я спас вас от краснокожих пропойц, с которыми вы по какой-то прихоти водили компанию? И вообще: какого черта занесло вас сюда, на побережье Тихого океана? Вас погнала в дорогу неудовлетворенная страсть к приключениям? Или вы мечетесь по белу свету, пытаясь заглушить неудовлетворенную страсть к толстячку Буонапарте?

— Не смейте говорить в таком тоне о человеке, мизинца которого вы не стоите! — вспылила Марианна. — Вы всего лишь подлый шпион, развязный повеса и жалкий пшют! Вы способны только на издевательства над беззащитными женщинами — в этом заключается ваше истинное призвание!

Чернышов спесиво вздернул голову:

— Вы забываете, княгиня, что именно русская армия гнала вашего императора через всю Европу, как жалкую собачонку! Наши казаки омыли сапоги в грязном ручейке под названием Сена! И теперь самоуверенный самозванец гниет на острове Святой Елены, прозябая в полном ничтожестве! Он хотел быть властелином мира — и оказался в полном афронте! Вы были свидетельницей его панического бегства из Москвы златоглавой, в очередной раз доказавшей свое право называться третьим Римом!

В запальчивой речи русского Марианна уловила странную щемящую нотку: что-то детское, мальчишеское… И женское чутье подсказало ей, что неспроста так горячится записной ловелас.

— Послушайте, Чернышов… Не кажется ли вам, что вы попросту ревнуете меня ко всему свету — к Наполеону, к индейцам и даже к самому Господу Богу? Ваша гнусная выходка с раскаленным перстнем обернулась против вас: клеймо выжжено не на моем теле, а на вашем сердце, граф!

Русский не ожидал столь точно нанесенного удара. В смятенье вскочив, Чернышов дернул воротник мундира, как будто ему не хватало воздуха.

— Вы… Вы… Вы не смеете так говорить! У парижских шлюх нет права оскорблять русских офицеров!

Он вылетел из комнаты, оглушительно хлопнув дверью. А Марианна тихо рассмеялась, празднуя свою маленькую победу над этим грубияном русским.

Спустя час раздался осторожный стук в дверь. Марианна, уверенная в том, что это не кто иной, как Чернышов, решивший доругаться, не без игривости крикнула:

— Входите, граф! Мне очень нравится ваша воспитанность: вы не позволяете себе вламываться без стука к беззащитной женщине!

И каково же было ее смущение, когда в дверях показался отнюдь не белокурый повеса, а сморщенный человечек в потертом сюртуке и с маленьким саквояжем в руках.

— Простите, мадам, — произнес он робко, — но я отнюдь не тот, кого вы, видимо, ожидали… Меня зовут Афанасий Христофорович Лещинский, я здешний доктор.

— У вас очень приличное французское произношение, — растерянно ответила Марианна.

Врач присел на стоящий у кровати табурет и принялся озабоченно рыться в своем саквояже. При этом он то и дело пристально поглядывал на пациентку, словно бы пытаясь установить по ее внешнему виду правильный диагноз. Большие уши Лещинского делали его похожим на летучую мышь, и Марианна с трудом удерживалась от смеха, разглядывая этого причудливого человечка.

— Ну-с, — задумчиво произнес доктор, — я полагаю, что эта микстура быстро поставит вас на ноги. В ее состав входит опий — и вам будет обеспечен глубокий оздоровляющий сон. Это главное, что необходимо вам в нынешнем состоянии, мадам.

Отлив лекарство из пузырька в маленькую мензурку, врач протянул ее Марианне:

— Это снадобье несколько горьковато на вкус, но действует чрезвычайно благотворно.

— Возможно, это покажется вам довольно странным, месье Лещинский, но лучшим лекарством для меня сейчас является нормальная европейская речь… — с улыбкой произнесла Марианна.

Доктор покосился на женщину с некоторой опаской и пробормотал:

— Но тем не менее, мадам, я бы посоветовал вам не отказываться от микстуры.

Марианна послушно опорожнила мензурку.

— Теперь вы заснете ангельским сном, мадам, и к вам начнут возвращаться силы.

— Мне кажется, что я готова проспать целую вечность, — проговорила княгиня слабеющим языком. — Вы не представляете, что за блаженство — оказаться в нормальной постели…

— Спите, спите, спите… — мягко прошуршал голос лекаря.

Сладкая дремота окутала тело Марианны: ей показалось, будто легкая лодка уносит ее по зыбким волнам навстречу огромному горячему солнцу…

Проснувшись глухой полночью, она долго не могла понять, где находится. Льющийся в окно лунный свет ложился на пол сверкающей дорожкой. Марианна с удивлением ощупала мягкую подушку, атласное одеяло…

«Боже мой, как же немного нужно человеку для счастья: уютная постель и прочная, надежная крыша над головой…»

Встав с кровати, она подошла к окну и осторожно провела пальцами по гладкому стеклу.

«Какое наслаждение — находиться в настоящем доме, а не в палатке из бизоньих шкур…»

В ее памяти всплыл бурный разговор с Чернышовым — и его оскорбительные претензии показались Марианне такими пустячными и забавными.

«Этот забияка русский так хотел обидеть меня, — а между тем его злобное ерничество лишь напомнило мне о том, что я — женщина, красивая женщина, белая женщина, а не индейская скво, по прозвищу Утренняя Стрела. Я — Марианна, Марианна, а вовсе никакая не Вулиадживеши. Как же давно никто не называл меня настоящим именем…»

Вернувшись в постель, она с наслаждением вытянулась на простыне.

«А какой все-таки смешной этот доктор…» — успела подумать Марианна, вновь окунаясь в сон.

Ее разбудили лучи неяркого октябрьского солнца. Щурясь спросонья, она увидела висящее на спинке кровати бордовое платье. Много замечательных нарядов бывало у княгини Сант-Анна, — но, пожалуй, ни один из них не вызывал у нее подобного восхищения. Вскочив с постели, она торопливо облачилась в обновку.

«Как жаль, что здесь нет зеркала: так хочется посмотреть на себя в нормальной одежде…»

Тихое поскрипывание двери заставило ее обернуться. Перед нею стоял русский доктор.

— О, здравствуйте, месье! — радостно воскликнула Марианна. — Ваше лекарство сделало чудо: я будто бы заново родилась!

Лещинский сдержанно улыбнулся:

— Немудрено, мадам: вы проспали почти трое суток…

— Неужели?! — опешила Марианна. — Никогда бы не подумала, что способна на такое…

— Но я все же пока что не рекомендовал бы вам вставать с постели, — наставительно сказал доктор. — Ваш организм еще недостаточно окреп после болезни.

— Знаете, месье Лещинский, — улыбаясь, промолвила княгиня, — для того, чтобы окончательно оправиться, мне теперь необходимо только одно средство.

— Какое же? — учтиво осведомился врач.

— Хотя бы небольшое зеркало и гребенка.

Лещинский с деланной укоризной покачал большеухой головой:

— Экая вы стрекоза… Но ваши слова убеждают меня, что вы и впрямь пошли на поправку. Однако прежде я попросил бы вас принять один порошочек…

— Как вам будет угодно, доктор. Я в вашем полном распоряжении!

Последняя фраза прозвучала несколько фривольно, но Афанасий Христофорович сделал вид будто не уловил этого нюанса. Покопавшись в саквояже, он достал лекарство и протянул его пациентке:

— Зеркало зеркалом, но лечение прежде всего.

Марианна не поморщившись проглотила горькое снадобье. Радость распирала ее.

— Спасибо, доктор! Поверьте: я чувствую себя так легко, так прекрасно, как весенний мотылек!

— Не горячитесь, барышня, — с напускной суровостью проворчал Лещинский. — Вот отпоим вас парным молочком да куриным бульончиком — и будете в полном порядке. А покамест рановато вам порхать.

Настроение Марианны было столь радужным и безмятежным, что она встретила пришедшего позднее с визитом Чернышова чуть ли не приветливо.

— Ну что, любезный граф, мы продолжим нашу дискуссию на тему доблести русского офицерства? Я бы только попросила вас не употреблять на мой счет излишне резких слов, как сделали вы это давеча.

Она подкрепила свои слова обворожительной лукавой улыбкой.

Слегка опешивший полковник промычал в ответ нечто неопределенное.

— Вы имели наглость заявить, — продолжала Марианна, — что я, дескать, являюсь чуть ли не вашей собственностью. Не кажется ли вам, что это неизбежно навлекает на вас определенные обязанности?

— Что именно вы имеете в виду? — осведомился Чернышов с чуть скабрезным прищуром.

— Вовсе не то, о чем вы изволили только что подумать, — отрезала княгиня. — Как вам, право, не надоест корчить такие жеребячьи физиономии…

— Отнюдь не любое желание дамы является для меня законом. Но я готов выслушать ваши просьбы — и даже выполнить их, может быть…

Марианна собралась с мыслями и спросила:

— Объясните мне для начала, что вы делаете здесь, на краю света?

— Я уже пытался втолковать вам сие во время прошлой встречи. Вы же предпочли скандальный базарный тон, который я волей-неволей был вынужден принять.

Марианна кокетливо опустила ресницы:

— Хорошо, граф, на этот раз я буду совершеннейшей паинькой.

— М-да? — недоверчиво крякнул полковник. — Что-то слабо мне в это верится… Но извольте: я готов кое-что пояснить. Итак, здесь, в форте Росс, располагается Русская пушная компания. Занята она промыслом морских выдр: у них отменные серебристые шкурки, которые идут по двести долларов за штуку…

— Это что же: вы заделались торговцем? — фыркнула Марианна.

— Отнюдь, — нахмурился Чернышов. — Я занят делами иного рода, имеющими прямое отношение к политике.

— Ах, вот оно что: вспомнили свое шпионское ремесло, которым промышляли когда-то в Париже? А я-то было подумала, что вы гоняетесь на вельботе за несчастнымипушистыми зверьками и кромсаете их саблей…

— Ирония ваша неуместна, — буркнул полковник. — Русские всерьез занялись освоением здешнего края. Форт Росс — лишь первая ласточка. Ни у Соединенных Штатов, ни у Мексики покуда не доходят толком руки до Калифорнии — она же поистине представляет из себя золотое дно.

— И заодно вы спаиваете бедолаг индейцев, скупая у них за бесценок золото…

— Они сами идут на это, — пожал плечами Чернышов. — Что вы хотите — дикари-с…

— Ладно, я не собираюсь заниматься столь неблагодарным трудом, как пробуждение в вас добрых чувств, — махнула рукой Марианна. — Скажите-ка мне лучше вот что: как я могу попасть в Африку?

— Что?! — опешил полковник.

В следующую секунду он залился гомерическим смехом, хлопая себя ладонями по ляжкам. Лицо его побагровело, на глазах проступили слезы.

— В чем дело? — обиженно спросила Марианна. — Что вас так развеселило?

— Ох, да вы меня просто уморить хотите своими сумасшедшими фантазиями! В Африку! А почему, позвольте спросить, не в Австралию? Тоже весьма занимательное место: кенгурушки прыгают всякие… Знаете, с карманом на брюхе? Опять же утконосы — весьма милые создания, как свидетельствуют путешественники.

— Не морочьте мне голову! — вспылила Марианна. — Я сказала: в Африку, значит, в Африку! А если говорить конкретнее: в Сенегал.

— Нет, вы просто очаровательны, ваше светлейшее сиятельство! — продолжал резвиться Чернышов. — Много видел я женщин — но такой отчаянной авантюристки не встречал! Это что же: вы задумали совершить кругосветное путешествие? И наш скромный приют — лишь случайный пунктик на великом пути Марианны Сант-Анна.

Княгиню охватило нестерпимое чувство обиды: испытывать лишения и смертельные опасности, подвергаться пленению и насилию — а потом выслушивать смешки гуляки-ловеласа? Это было выше ее сил.

— Прекратите немедленно свои дурацкие шуточки! — крикнула она во все горло и, давая выход злости, со всего маху грохнула об пол стоявший на столе графин зеленоватого богемского стекла.

Чернышов почесал переносицу и сказал уже более нормальным тоном.

— Вероятно, наш милейший Афанасий Христофорович недодал вам успокоительного… Эдак вы нам весь форт разорите. Ладно, бросьте дуться. Но отправиться в ближайшее время хоть в Африку, хоть в Патагонию представляется невозможным.

— Почему же?

— Да потому, что прибытие ближайшего русского корабля ожидается не раньше весны. И совсем не факт, что он захочет брать на борт такую экспансивную пассажирку, — пояснил Чернышов уже совсем серьезно.

Марианна обессиленно опустилась на кровать:

— Боже, но что же делать?

Полковник пригладил свои пушистые усы и задумчиво сказал:

— Помочь вам сможет только тот человек, которого вы так упорно обзываете наглецом, хамом и прочими милыми словечками. Не даром же его клеймо красуется на вашем лилейном бедрышке…

«Что у него на уме? — устало подумала Марианна. — На что способен этот выпивоха и волокита, кроме самого непристойного предложения? До чего же трудно быть женщиной, и особенно — женщиной привлекательной: каждый мужчина стремится овладеть тобою, как вещью…»

Ее бодрое настроение враз улетучилось куда-то далеко, и даже, кажется, само солнце за окном потускнело, подернулось пыльной пленкой.

— Ну и в чем же будет заключаться ваша помощь, граф? Вы сколотите плот и отправите меня на нем в Тихий океан? И какую плату потребуете вы взамен этой услуги? Зная ваши аппетиты, я, кажется, догадываюсь…

Горькая улыбка искривила губы Марианны. Чернышов же смотрел на нее спокойно и даже, как это ни невероятно, с легким оттенком печали.

— Вы напрасно так плохо думаете обо мне, Аннушка… Разумеется, та давняя парижская выходка отнюдь не украшает меня. Но с той поры много воды утекло, — а людям порой свойственно меняться. После смерти моей матушки, последовавшей три года назад, я многое передумал… Впрочем, ладно: довольно об этом!

Марианна смотрела на Чернышова с изумлением: он ли это, лихой повеса, бретер и скандалист? С трудом верится — ведь граф отнюдь не из тех людей, которые охотно переходят с шампанского и жженки на топленое молоко… Но может быть, недаром так резко вскинулся Чернышов после ее дерзких слов о ревности… Что, если в душе его и впрямь теплится искреннее чувство? Еще пять минут назад Марианна только издевательски расхохоталась бы над подобной мыслью, но в слегка раскосых зеленых глазах русского полковника читалось что-то внушающее доверие.

— Да, но если корабль можно ожидать только весной, то что вы можете предложить? Мне совсем не улыбается зимовать с вашими выдрами…

Чернышов озорно улыбнулся:

— Зачем же вы так пренебрежительно отзываетесь о красавцах зверьках, которые могут послужить вам на пользу в самое ближайшее время?

Марианна недоумевающе пожала плечами:

— Вы, что ли, собрались подарить мне шубу из их серебристого меха?

— О, нет ведь шуба в данной ситуации вас не выручит. Но вам почему-то не пришло в голову, что на форте Росс свет клином не сошелся. Калифорния, конечно еще плохо освоена — однако…

— Господи, да говорите же! — поторопила княгиня Чернышова. — Где-то неподалеку есть еще один порт?

— Именно, именно, — кивнул тот. — Славный такой городишко Монтерей — и всего лишь в трех днях пути. Дорога, правда, небезопасна: шалят краснокожие и прочие лихие люди, но охраны из шести казаков вам, полагаю, будет достаточно.

Княгиня Сант-Анна восхищенно всплеснула руками.

— Да неужели это реально? Погодите: и специально для меня выделят охрану?

— Разумеется, нет. Просто вы станете приложением к тому ценному грузу, который будут оберегать казаки. То есть к тем самым серебристым шкурам выдр… А в гавани Монтерея вполне может отыскаться подходящий для вас корабль: для этого вам будет достаточно пустить в ход свое обаяние, а мне — дополнить его подходящей суммой… В этом нет большой сложности.

— И вы отправитесь со мной в Монтерей? — все еще не веря собственным ушам, спросила Марианна.

— Да, у меня там есть кое-какие делишки по службе, о которой вы отзываетесь столь уничижительно. И вообще: имею я право позаботиться о красивой женщине, моей старой знакомой, или нет? Семьей я так и не обзавелся, а иной раз взбредает в голову кого-либо поопекать. И вы для этого вполне подходящая кандидатура. Обоз отправляется через неделю — и вы пока окончательно оправитесь под присмотром добряка Лещинского.

— Граф, вы так добры… — промолвила Марианна неуверенно.

— Пустое! — оборвал ее Чернышов. — Считайте, что я делаю это в память о старом клейме…

И он вышел, хрустя подошвами сапог по осколкам разбитого графина.

Неделю до отъезда Марианна провела в неторопливых прогулках по форту, который своими бревенчатыми постройками живо напомнил ей Россию и суровую зиму двенадцатого года. К ней в спутники то и дело набивались молодые русские офицеры, в разговорах с которыми княгиня наслаждалась возможностью вволю поболтать по-французски. К большому удивлению Марианны, Чернышов ей никак не докучал, а во время редких встреч беседовал о разных пустяках, не касаясь каких-либо фривольных тем.

Обоз, состоящий из трех крытых повозок, запряженных медлительными волами, вышел в путь рано утром. Шестеро вооруженных казаков под предводительством Чернышова медленной рысью следовали рядом.

Впервые оказавшись за частоколом форта, Марианна с любопытством озиралась по сторонам. Совсем рядом шумел океан, на берегу которого лежала она две недели назад — обессилевшая и измученная изнурительным переходом через горы, видневшиеся вдали. Казалось, что это было так давно — да и было ли на самом деле вообще?..

На ночлег путники располагались в повозках, выставляя охранение. Постелями служили большие тюки с мехами, казавшиеся мягче, чем какая-нибудь роскошная перина.

За время дороги произошел только один неприятный случай. На закате второго дня, когда щедрое калифорнийское солнце огромным багряным шаром опускалось за верхушки могучих деревьев, из близлежащей рощи прогремели два выстрела, никому не причинившие вреда. Казаки проворно пришпорили лошадей и принялись прочесывать рощицу, но неизвестные разбойники успели скрыться.

В Монтерей обоз прибыл на третью ночь. Марианна с любопытством всматривалась в темные дома, напоминающие по своей архитектуре те постройки, что составляют небольшие испанские городки. Приют княгиня со спутниками нашла в уютной гостинице, носившей многозначительное название «Золотой овен». Наутро озабоченный Чернышов строго-настрого наказал Марианне никуда не отлучаться, и ей весь день пришлось провести у окна, созерцая пыльную улочку, на которой вялых собак в репьях было куда больше, чем прохожих. Видимо, деловая жизнь города кипела в других кварталах.

Полковник вернулся под вечер — усталый, пропотевший, но явно довольный собой. Марианна с надеждой смотрела на него, боясь первой задать вопрос. Чернышов же откупорил бутылку шампанского, не спеша, со вкусом осушил бокал и лишь после этого снизошел до терпеливо ожидающей женщины:

— Итак, милочка моя, я провел в гавани тщательную разведку и…

Он замолчал и снова потянулся к бутылке.

— Договаривайте, граф! — взмолилась истомившаяся Марианна.

— А к чему лишняя спешка? — невозмутимо промолвил полковник. — Она, как известно, уместна только при ловле блох, Аннушка…

— Боже, да оставьте вы свой казарменный юмор! Вы нашли подходящее судно?

Граф коротко кивнул.

Не в силах сдержать своей радости, Марианна подскочила к Чернышову и пылко расцеловала его в обе щеки. Тот даже слегка опешил от подобного напора.

— Однако вы, княгиня, напоминаете мне страстную пастушку, спешащую в объятия фавна… Будьте, Христа ради, благоразумнее — не то ведь я могу и чрезмерно воспылать в ответ.

У Марианны же совершенно сумасшедшим образом закружилась голова: тому причиной было и радостное известие, и давно забытое ощущение колючих усов на своих щеках, и густой мужской запах, исходящий от полковника…

— Спасибо, миленький Чернышов! Я совершенно безмерно благодарна вам!

Смущенно откашлявшись, граф наполнил бокал для Марианны.

— Что ж, наш успех и впрямь стоит хорошенько вспрыснуть. Я надеюсь, вас устроит это шампанское, княгиня. Или вы за время скитаний в прериях пристрастились к столь излюбленной вашими друзьями-краснокожими огненной воде?

— Отнюдь! — рассмеялась Марианна. — Но я настолько отвыкла от вина, что, боюсь, оно ударит мне в голову не хуже этой вашей ужасной русской водки…

На лице Чернышова появилось вкрадчивое кошачье выражение.

— Вы и так достаточно шальная особа, но когда красивая женщина находится слегка под шафе — это бывает просто-таки очаровательно.

Они чокнулись и единым духом опорожнили бокалы.

— А вы, однако, лихо пьете! — похвалил полковник. — Можете потягаться с любым гусаром!

— Что — с любым гусаром? — кокетливо переспросила Марианна.

В ушах у нее шумело, тубы сами собою расплывались в легкомысленной улыбке. Она вновь наконец почувствовала себя обаятельной женщиной, ради которой мужчины готовы совершать всяческие сумасбродства.

— Так что же это за корабль, полковник? Какой-нибудь американский?

— Нет-нет, французский. И мне особо приятен данный факт, поскольку я знаю вашу симпатию к отдельным представителям этой национальности, — усмехнулся Чернышов.

Марианна игриво погрозила ему пальчиком:

— Эй-эй, граф, не забывайтесь!

— О, что вы, это сказано исключительно в качестве комплимента!.. Так вот: посудина эта называется «Серебряная антилопа», командует ею некий Бушар. Корабль должен сняться со стоянки через двое суток. Он пойдет курсом на Францию — через Полинезию, Индийский океан, а далее — в обход мыса Доброй Надежды. Так что заход в ваш вожделенный Сенегал трудности не составит.

— Это изумительно! — воскликнула Марианна, в очередной раз прикладываясь к бокалу.

Чернышов придвинул свой стул поближе и доверительно нагнулся к княгине:

— Послушайте, Аннушка, ну на кой ляд сдалась вам эта дурацкая Африка? Отправляйтесь прямиком до Сен-Мало, а там уже и до Парижа подать рукой! Боже мой — Елисейские поля, Пляс Пигаль, красавцы мужчины, изящные женщины, обдающие тонким ароматом духов… Вы, безусловно, романтическая особа, — но надо же знать и меру! Джунгли, кишащие ядовитыми змеями и прочей ползучей гадостью, лихорадка, иссушающая жажда… Вы рождены для иной жизни — и вольно же вам изображать из себя Магеллана в юбке!

Марианна отрицательно покачала головой:

— Увы, Александр, рок событий ведет меня именно на черный континент… Не думайте, что изнурительные скитания доставляют мне радость: просто я не имею иного выбора. Есть вещи, которые можешь сделать ты и только ты, а потому волей-неволей приходится взваливать на хрупкие плечи столь тяжкий груз…

— Вы говорите довольно-таки уклончиво, — прищурился Чернышов, — но меня вам провести не удастся: причиной тут служит мужчина. Ведь так?

— Да что вам за дело до этого… Какая разница — мужчина либо нет…

— Разница чертовская! — пристукнул кулаком по столу полковник. — Если бы вы пускались в столь рисковую эскападу в интересах наживы — это объяснимо, но неблагородно. А вами движет страсть — и вероятно, настолько всепоглощающая, что во имя ее вы поступаете, как доблестная амазонка, женщина-воин!

— Право, Александр, вы чрезмерно захваливаете меня, — попыталась слегка остудить пыл Чернышова Марианна. — Любой по-настоящему любящий человек поступил бы так же. Взять хотя бы вас: разве вы не последовали бы за предметом своей страсти куда угодно?

Полковник слегка нахмурился и неопределенно пожал широкими плечами:

— Я знавал немало женщин, однако… Как правило, они не стоили подобных усилий.

— Просто вы так и не встретили ту самую, одну-единственную…

Лицо Чернышова напряглось, и он проговорил с явной неохотой:

— Однажды мне показалось, что это произошло. Но мой дурацкий нрав испортил все дело… Наверное, я слишком азартный человек.

Щеки Марианны пылали, сердце трепетно вздрагивало в груди.

— А она была красивой — эта женщина? — тихо спросила она.

— Да. Очень. Она и сейчас хороша несравненно… Но даже если я и последую за ней на край света — это не поможет, увы… Дружеская услуга — вот единственное, что я могу ей оказать. Но никогда, ни при каких условиях она не простит меня.

— Она так бессердечна? — подняла брови Марианна. — Женщина должна быть снисходительной к промахам мужчины. Ведь их ошибки в основном происходят из-за того, что они не рассчитывают своих сил. Это как слишком крепкое рукопожатие — оно может принести боль, но делается же оно от всей души. Понимаете?

— Я не могу назвать эту женщину бессердечной, — покачал головой Чернышов. — Собственно, вы знаете, кого я имею в виду…

— Абсолютно не представляю, — промолвила Марианна.

Но внутренний голос подсказал ей, что она явно покривила душой.

— Эта женщина — вы, Марианна, вы, Аннушка… — проговорил Чернышов.

Было заметно, что слова даются ему с трудом.

— Тогда, в Москве, я готов был уничтожить самоуверенного типа, посмевшего встать на моем пути. Но мне не повезло… Но полученный в том поединке шрам я ношу на груди, будто дорогую награду: ведь я дрался за вас, Марианна.

— Вам ли говорить о чьей-то самоуверенности, граф. Этот недостаток присущ вам более, чем кому-либо. А что касается шрамов… Тот, что по вашей милости украшает мое бедро, наградой не назовешь, — язвительно напомнила княгиня.

Чернышов опустил глаза и глухо проговорил:

— Но ведь существует же отпущение грехов. Я готов замолить этот свой дикий проступок.

Марианна печально улыбнулась:

— Как вы это себе представляете? Будете отбивать поклоны в церкви форта Росс? Наложите на себя какую-нибудь страшную епитимью вроде отказа от шампанского?

— Я хочу сделать это здесь и сейчас, — проронил полковник.

Сердце Марианны забилось сильнее: смысл слов Чернышова был более чем красноречив, но она предпочла прикинуться непонимающей:

— Вы не могли бы выразиться яснее? Ваш намек звучит слишком туманно…

— Намек? — переспросил граф. — Что ж, я скажу откровеннее: я замолю свой грех здесь, сейчас, на этой вот постели, Аннушка…

Кровь ударила в голову Марианне, она с трудом перевела дыхание.

— Я не зря говорила о вашей самоуверенности, Александр. Не лучше ли вам удалиться в свою комнату и не делать необдуманных поступков, о которых впоследствии можно пожалеть. Будете потом каяться…

— Я знаю только одно: вы, Марианна, об этом никак не пожалеете.

Он резко встал из-за стола и, схватив бутылку, сделал несколько крупных глотков прямо из горлышка. Шампанское стекало у него по подбородку, по кадыку, просачиваясь за воротник мундира.

— Очнитесь, полковник, — пролепетала Марианна. — Не повторяйте своей старой ошибки.

— Тут нет никакой ошибки, — хрипло проговорил Чернышов. — И вы сами прекрасно это знаете… Я вижу, что написано у вас на лице.

— Что же?

— Желание. Нестерпимое желание отдаться мне, кающемуся грешнику.

И женщина не могла не признать справедливости этих откровенных слов: все внутри у нее горело от страстного огня…

— Однако вы изобрели весьма и весьма оригинальный способ покаяния…

С грохотом упала на пол тяжелая сабля Чернышова — и вот уже Марианна ощутила, как сильные руки русского освобождают ее тело от одежды, волокут к постели…

— Александр, сумасшедший, задуйте хотя бы лампу…

— Ерунда, ни к чему, — прошептал Чернышов. — Я хочу видеть тебя всю. Я хочу видеть, как ты мне отдаешься, как закусываешь губы от страсти, как мечутся по простыне твои пышные волосы… И я хочу, чтобы ты видела меня, берущего тебя мужчину.

И губы его жадно припали к тому месту на бедре Марианны, где оставил клеймо раскаленный перстень в давнюю безумную ночь.

И наступил момент, когда истосковавшееся лоно приняло в себя мужчину, овладевшего ею стремительным кавалерийским наскоком. Их сплетенные тени метались по стене, создавая впечатление таинственной мистерии, имя которой — любовь…

«Нет, Далилы из меня не получится…»

То была последняя трезвая мысль Марианны, а все последующее словно погрузилось в горячий разноцветный туман, и волны острого наслаждения прокатывались по ее гибкому телу.

Когда к женщине вернулось восприятие реальности, первое, что она увидела, было влажное от пота лицо Чернышова. В глазах его читалось чуть ли не молитвенное обожание, перемешанное с мутной дымкой страсти.

— Ты так смотришь на меня, Александр, — прошептала Марианна, облизывая пересохшие губы.

— Я смотрю так, как только и можно смотреть на столь прелестную женщину, на женщину, свой грех перед которой я хочу искупить.

— Тебе хорошо удается это… — ласково произнесла княгиня.

— Что ж, но это только первый акт нашей любовной мессы.

— Ты молишься так исступленно… Дай же мне передохнуть хоть чуточку.

Чернышов встал, принес бокал с шампанским и поднес его к губам Марианны. Несколько капель упали на ее высокую грудь — и тут же были нежно собраны губами.

— Божественный напиток, — пробормотал полковник. — Он имеет вкус тебя, твоей кожи…

Его руки мягко скользнули вдоль ее тела — как будто теплые щекочущие струйки текли по бокам, бедрам, плечам. Марианна ощутила себя сосудом, переполненным сладчайшей негой…

Вдруг несколько выстрелов кряду грянули на улице.

— Что это? — встрепенулась княгиня.

Подбежавший к окну Чернышов тревожно проговорил:

— На хлопки пробок от шампанского как будто не очень похоже…

Завернувшись в простыню, Марианна тоже подошла к окну и выглянула из-за плеча графа. В ночной темноте, окутывавшей Монтерей, отчетливо виднелись сполохи разгорающегося пожара.

— Горит в стороне порта, — прокомментировал Чернышов. — Что же там могло случиться?

Как бы ответом ему послужили несколько пушечных выстрелов.

— Это бьют корабельные каронады, — процедил сквозь зубы граф. — Они стреляют по городу. Я прошу вас отойти от окна: сюда легко может угодить хорошая порция шрапнели.

— Но что могло произойти? — спросила Марианна, натягивая платье.

Она невольно отметила, что ее собеседник вновь перешел на «вы». Волшебная любовная месса окончилась, жестокая действительность скалила свои огненные зубы из потревоженной ночной темноты.

— Судя по характеру обстрела — похоже на корсарский налет, — пояснил Чернышов. — Лихие ребята, судя по всему: действуют отчаянно.

Он уже застегнул мундир и перепоясывал себя саблей.

— Ждите меня здесь.

Торопливо выбежав из комнаты, он вернулся через минуту, держа два пистолета.

— Вы умеете пользоваться оружием?

— Да, мне приходилось делать это.

Чернышов невесело улыбнулся:

— О, я задал явно неуместный вопрос: с учетом вашей бурной биографии трудно было бы предположить иное… Что ж, держите, и дай Бог, чтобы вам не пришлось пустить в ход. Хотя… — Он прислушался к доносящимся с улицы звукам и с досадой заключил: — Хотя без этого, кажется, не обойтись.

Марианна осторожно выглянула в окно. По улице неслась группа вооруженных людей. Поначалу женщине померещилось, что это негры, но, присмотревшись получше, она поняла свою ошибку: в город ворвались представители белой расы.

— Боже, какой ужас… — прошептала она в растерянности. — Ну почему мне так не везет и всякие напасти упорно преследуют по пятам?

— Не бойтесь, Аннушка, я ведь с вами, — промолвил Чернышов, приобняв женщину за плечи. — Мы не дадимся этим прохвостам.

Им хорошо было видно, как налетчики вламываются в дома, разнося двери в щепы тяжелыми абордажными тесаками, выволакивают на улицу плачущих полуодетых женщин и гонят их в сторону порта.

— Негодяи! — рявкнул рассерженный Чернышов. — Нам уже поздно отступать. Давайте забаррикадируем дверь и потушим лампу.

Он проворно подтащил к порогу кровать, сетуя на ее легкость. Марианна задула лампу, но в комнате от этого стало ненамного темнее, ибо свет пожара заливал ее колеблющимся багровым светом.

Внизу послышался грохот, пронзительные крики, из чего можно было заключить, что бандиты уже ворвались в гостиницу. Не прошло и минуты, как мощный удар сотряс дверь комнаты.

— Поцелуйте меня, Александр, — попросила княгиня. — Может быть, нам не суждено дожить до рассвета.

— Простите меня. Простите меня за все, — пробормотал Чернышов, впиваясь в ее губы крепким поцелуем.

В дверь барабанили все сильнее — и наконец она не выдержала, сорвавшись с петель. Кровать была слишком слабой преградой, и несколько мужчин с тесаками ворвались в комнату.

Не раздумывая ни секунды, Марианна вскинула пистолеты — и два выстрела слились воедино. Одна из пуль угодила в цель: рослый детина со всего маху грянулся об пол замертво. Но трое остальных бросились на Чернышова, уже обнажившего свою саблю. Сталкивающиеся клинки высекали яркие искры, слышались тяжелое дыхание дерущихся и изрыгаемые по-французски ругательства.

Полковнику удалось поразить одного из нападавших в шею, но двое бандитов продолжали яростно наседать на него. Внезапно сабля Чернышова со звоном переломилась надвое. Зарычав от злобы, русский отшвырнул искалеченное оружие и перешел в рукопашную схватку. Однако теперь силы были чересчур неравны — и один из тяжелых клинков глубоко вошел в грудь графа. Марианне показалось, что она слышит, как с хрустом переламываются ребра мужчины, который всего лишь каких-то полчаса назад держал ее в своих объятиях. Из груди Чернышова раздался хриплый клекот, с бульканьем хлынула изо рта кровь — и могучее тело полковника медленно осело на пол. Налетчики разразились торжествующими криками и бросились к забившейся в угол Марианне.

— Не смейте трогать меня, мерзавцы! — крикнула княгиня. — Прочь, убийцы!

Но бандиты с довольным хохотом вытолкали женщину из комнаты, не забывая при этом потискать ее за наиболее соблазнительные места.

— Шевелись, шевелись, девчонка! — приговаривал один из них по-французски.

— Ублюдки, как вы смеете?! Я — княгиня Сант-Анна! Оставьте меня!

— Заткнись, американская девка! Или мы попользуем тебя прямо на мостовой!

Вместе с несколькими другими перепуганными женщинами ее повели по темной улице, озаряемой отсветами уже вовсю бушующего вокруг пламени. Треск пожара, отчаянный плач, грубые окрики сливались в одну адскую какофонию.

— Что это значит? Куда нас гонят? Кто эти люди? — прокричала Марианна, но не получила ответа, если не считать таковым грубый толчок в спину.

В порту разворачивалась еще более ужасающая картина. Толпу женщин в ночном неглиже бандиты загоняли по узкому трапу на корабль. Иные из них срывались в воду, но никто не торопился приходить на помощь к бедняжкам.

«Серебряная антилопа» — успела прочесть Марианна надпись на корме корабля. Это открытие поразило ее до глубины души: значит, то самое французское судно, на котором она собиралась с помощью Чернышова отправиться в плавание до Сенегала, оказалось пиратским бригом! И что за злодей этот Бушар, устроивший кровавый налет на мирный спящий Монтерей?

Ее тоже провели по трапу, прогнали пинками по палубе и сбросили в распахнутый зев трюмного люка. Марианна сильно ударилась обо что-то лицом и погрузилась в спасительное забытье…

Сознание возвращалось к ней медленно, пульсирующими толчками. В памяти вспыхивали короткие фрагменты минувшей ночи. Чернышов, пьющий из горлышка шампанское… Он же, падающий замертво с рассеченной грудью… Хохочущие физиономии налетчиков… Пламя, охватывающее фасад гостиницы «Золотой овен»… Полуобнаженные женщины, семенящие по трапу «Серебряной антилопы»…

С трудом подняв веки и дождавшись, пока глаза привыкнут к полутьме, царящей в трюме, Марианна увидела своих подружек по несчастью. Кто-то из них лежал без сознания, кто-то тоненько причитал, раскачиваясь из стороны в сторону, как в трансе. По легкому покачиванию судна Марианна догадалась, что оно находится уже в открытом океане.

Княгиня попыталась вступить с кем-либо из женщин в разговор, но почти все они еще не отошли от пережитого шока. Одна из девушек, по виду совсем еще ребенок, всхлипывая и захлебываясь слезами, поведала, как ворвавшиеся в дом пираты зарубили у нее на глазах родителей.

«Мама так кричала, так кричала…» — твердила она как заведенная.

Марианна, не выдержав леденящего душу рассказа, заткнула уши и забилась в угол трюма. Для ее истерзанной психики достаточно было виденного самой…

Она не знала, сколько прошло времени до тех пор, когда лязгнул люк и в трюм спустились два матроса, стащив за собою два ведра воды и большую корзину с вареной кукурузой. Запуганные женщины осторожно приблизились к пище, но затем, не выдержав мучащей их жажды, принялись, отталкивая друг друга, черпать воду прямо ладонями. Матросы, посмеиваясь, наблюдали за этой сутолокой, отпуская соленые шуточки, а то и бесцеремонно задирая женщинам подолы, чтобы полюбоваться на их прелести. И как ни хотелось Марианне пить, она погнушалась стать участницей столь отвратительного спектакля и осталась в своем углу. Терпения, однако, хватило у нее только до следующего утра: голод и жажда сделали свое дело.

Потянулись томительные дни плавания. Единственным разнообразием было то, что время от времени одну-двух женщин уводили наверх. Что с ними там происходило, никто не расспрашивал: все было ясно и без слов… Марианну не постигала подобная участь, видимо, потому, что лицо ее, разбитое при падении в трюм, было покрыто коркой засохшей крови, отчего внешность женщины не внушала соблазна пиратам.

По ее подсчетам плавание длилось уже около двух недель, когда произошло событие, которого княгиня никак не могла ожидать.

Как обычно, двое пиратов принесли ежедневную порцию пищи: все ту же опротивевшую вареную кукурузу. Марианна подошла за своей порцией — и тут ее внимание привлек один из моряков. Мужчина вел себя иначе, чем его развязные сотоварищи: не отпускал сомнительных острот, не занимался грязными приставаниями к женщинам. Но не это заинтересовало Марианну прежде всего: его осанка, светлые золотистые волосы казались странно знакомыми…

Калейдоскоп лиц промелькнул перед ее мысленным взором, и наконец из тайников памяти выплыла ночная рига, молодой бретонец, прикованный цепью к стене…

«О Боже! — едва не вскрикнула Марианна. — Ведь это же — Жан Ледрю!..»

Она стояла как вкопанная, не зная, что делать. Но вот мужчина посмотрел в ее сторону. Легкое недоумение промелькнуло в его голубых глазах. Ледрю провел по лицу ладонью, будто стирая пелену, застящую ему зрение.

— Да, это именно я, — одними губами произнесла Марианна.

Ледрю подошел к ней и растерянно взял за руку повыше локтя. Он растерянно открыл рот и с ног до головы осмотрел истерзанную женщину.

— Вы сильно изменились с той поры, как мы виделись в последний раз, — промолвил наконец моряк. — Как вы оказались здесь?

— Вашими молитвами, надо понимать, — язвительно усмехнулась Марианна. — И здесь, как вы понимаете, не столь комфортабельные условия, чтобы поддерживать себя в хорошей форме…

— Вы что, боцман, нашли себе крошку по вкусу? Надоело поститься? — поинтересовался напарник Ледрю.

— Да-да… — рассеянно пробормотал тот. — С этой кралей я, пожалуй, пообщаюсь в приватной обстановке.

— Вот только посмейте… — зло прошипела Марианна. — У меня хватит ногтей, чтобы выцарапать ваши лживые голубенькие глазки.

— Не глупите, — понизив голос, сказал Ледрю. — Нам нужно поговорить, а здесь это сделать невозможно.

Немного поразмыслив, Марианна кивнула. В конце концов будет хотя бы возможность подышать свежим морским воздухом после вонючей атмосферы трюма. А если этот наглец попытается посягнуть на ее честь, то ему придется горько пожалеть об этом.

Поднявшись на палубу, княгиня едва не упала в обморок: солнечные лучи больно ударили по глазам, от знакомого запаха океана перехватило спазмой горло. Марианна пошатнулась и наверняка упала бы, если б Жан Ледрю не поддержал ее под руку.

Приведя женщину в каюту, бретонец сразу же предложил ей умыться, на что она ответила гордым отказом:

— Скоты, которые заправляют делами на этом корабле, недостойны видеть лицо княгини Сант-Анна!

— Вы, вероятно, и меня причисляете к этим мерзавцам? — с горечью спросил Ледрю.

Марианна всплеснула руками:

— Помилуйте, а что я еще могу подумать?! Чего стоит хотя бы тот ужас, который устроили ваши головорезы в Монтерее: убийства, насилие, грабежи…

— Меня там не было, — покачал головой Ледрю. Подобными делами я не занимаюсь.

— Ах, значит, вы наблюдали с борта за панорамой пылающего города? — рассердилась Марианна. — И потому считаете себя чистеньким? Да как же у вас хватает совести себя выгораживать!

Ледрю уклончиво отвел глаза в сторону.

— Когда-то мы с вами называли друг друга на «ты», — пробормотал он.

— Подлецов я способна называть только на «вы»! — парировала Марианна.

— И вы не испытываете добрых чувств к человеку, ставшему вашим первым мужчиной?

— Фу, тоже мне, велика заслуга! Не вы бы, так кто-нибудь другой постарался! Да и любовник из вас, прямо скажем, никудышный: в постели вы думаете только о собственном удовольствии — я, к сожалению, имела возможность убедиться в этом на собственном опыте.

— Не думал, что вы столь злопамятны…

— А вы не хотите вспомнить о том, по чьей милости я угодила в тюрьму? И если бы не заступничество благородного Сюркуфа…

— И вы называете его благородным? — с горечью сказал Ледрю.

— Что-то я не понимаю, — удивилась Марианна, — ведь этот человек был вашим кумиром. Вы ведь едва ли не молились на него…

Ледрю взял со стола трубку, набил ее табаком и выпустил густой клуб дыма.

— Видите ли, Марианна, оказалось, что этому человеку присущи некоторые слабости: ради наживы он готов на нечистоплотные вещи. Известно ли вам, к примеру, что он долгое время промышлял самым презренным промыслом, а именно работорговлей?

Княгиня Сант-Анна кивнула:

— Да, мне довелось слышать об этом от одного достойного человека — погибшего, между прочим, от руки вам подобных негодяев.

— Тогда, быть может, знаете и то, что, распрощавшись с океаном, он продолжает посылать свои суда с теми же целями. И как раз по его милости я оказался на этой проклятой «Серебряной антилопе»…

— Старый морской волк совратил неопытного мальчугана? — не удержалась Марианна от ехидства.

— Вольно же вам посмеиваться… — заметил Ледрю, попыхивая трубкой. — Находясь в столь плачевном положении, вы не растеряли своего мужества…

— Мерси за комплимент, — холодно отозвалась Марианна. — О себе я знаю все и без вашей подсказки. А вот что касается вас, Жан Ледрю, тут для меня много неясного.

— Извольте, я могу рассказать…

— Забавная складывается у нас ситуация: пленница допрашивает своего тюремщика, — фыркнула Марианна. — Видели ли вы что-нибудь подобное?..

— Если я и выступаю в роли тюремщика, то только в силу стечения обстоятельств, — невесело сказал Ледрю. — Случилось так, что Сюркуф представил меня Бушару, который является капитаном «Серебряной антилопы»…

— А судно, надо полагать, принадлежит Сюркуфу? — уточнила Марианна.

— Именно так… И мне был предложен выгодный контракт. Но я, право, не знаю, был ли Сюркуф в курсе планов этого подонка Бушара. Давно миновали времена, когда в обычае были подобные корсарские налеты. Я был уверен, что мы идем в Калифорнию за грузом мехов…

— Но калифорнийские женщины показались вам более выгодным товаром?

— Да, как я выяснил позднее, у Бушара есть договоренность на поставку белых женщин одному богатому индийскому радже.

— А не много ли ему одному? Нас в трюме примерно тридцать.

— Будет какой-то отбор, — вяло объяснил бретонец. — Те, что поплоше, будут сбыты с рук на восточных невольничьих рынках.

Марианна невольно поежилась:

— Ничего не скажешь — миленькая перспектива… Впрочем, мне уже приходилось выступать в качестве живого товара. Может быть, на сей раз меня оценят подороже?

— Не надо так горько шутить, — вздохнул Ледрю. — Ваше положение крайне опасно.

— О, мне еще повезло, — протянула Марианна. — Во всяком случае, еще ни один из ваших головорезов не пытался посягнуть на обладание моим телом. Ирония же судьбы заключается в том, что именно на борту «Серебряной антилопы» намеревалась я оказаться накануне налета на Монтерей. Что называется: сбываются мечты…

— Вам нужно было попасть в Европу?

— Нет, несколько южнее. В Сенегал, если вас это интересует.

— Зная вас, я ничему не удивлюсь. Однако теперь вам суждено доплыть только до Индостана.

— А где находится «Серебряная антилопа» сейчас, господин боцман?

— Мы прошли Маркизские острова и Низменный архипелаг: туземцы называют его Паумоту…

— Полюбоваться их видом мне, к сожалению, не довелось, — иронически заметила Марианна.

Ледрю задумчиво посасывал погасшую трубку. Было видно, что его занимала какая-то неожиданная мысль.

— Вы что, размышляете над тем, не заняться ли нам с вами любовью? — осведомилась Марианна, которую от бушевавшей в душе злости одолевала язвительность. — Так вот: этого, доблестный корсар, я вам не позволю. Уведите-ка меня лучше обратно в трюм.

— Погодите, погодите… — пробормотал Ледрю. — Мне кажется, у вас есть шанс не попасть в заложницы. Только способ я могу предложить весьма рискованный.

— Устроить бунт на корабле? Заманчиво — но неосуществимо. Хотя я готова собственноручно перестрелять этих подонков. И вас заодно, может быть.

— Погодите со мной расправляться, может быть, я вам еще пригожусь…

Марианна чувствовала, что ее упорно клонит в сон: порция свежего воздуха разморила ее. Она вытянулась на койке, ощущая приятную истому во всем теле: это ложе было куда мягче, чем грязные тростниковые циновки в трюме.

— Господи, Жан, если бы вы знали, как мне осточертели всяческие морские приключения… Так что же вы хотели мне предложить: давайте выкладывайте. Я уже не та маленькая семнадцатилетняя девочка, какой повстречали вы меня когда-то, и, поверьте, готова на все.

Ледрю побарабанил по колену пальцами:

— Способ, я повторяю, рискованный, но ничего иного мне в голову не приходит.

— Ладно уж, не пытайтесь запугать бедную женщину.

— Вы помните наше вынужденное купание в Ла-Манше?

— Да уж, такое разве забудешь? — передернула плечами Марианна. — Вода, признаться, была для меня холодновата. И море излишне бурным.

— На этой широте океан очень теплый… — начал бретонец.

— Ага, — невольно рассмеялась княгиня, — вплавь добираться до Африки?

— Ну, зачем же, задача у вас будет попроще. Дело в том, что ночью мы будем проходить мимо Таити. Если вы воспользуетесь спасательным кругом, то течение вынесет вас прямиком к острову. Вам только надо постараться не захлебнуться по дороге. Но поскольку погода стоит штилевая, вам вряд ли угрожает такая опасность. Важно только не терять самообладания и не пытаться спорить с течением.

Сонливость как рукой сняло с Марианны. Перспектива побега представлялась весьма соблазнительной, но…

— Хорошо, допустим, я благополучно добралась до острова. И что же: окажусь в положении потерпевшей кораблекрушение? Добрые туземцы откормят меня кокосовыми орехами, и какой-нибудь местный царек возьмет в жены. И кстати, там, на Таити, уж не людоеды ли обитают?

— Тамошние жители очень добры и гостеприимны. Там наверняка обитает какой-нибудь английский миссионер: эта братия распускает свои щупальца по всему миру. Кроме того, на Таити часто заходят корабли из Европы и Америки…

Последний аргумент лишил Марианну последних колебаний. Ведь оставаться в лапах Бушара и его молодчиков — поистине самоубийственно.

— Но в таком случае мне понадобится ваша помощь, Жан. А кстати, почему бы вам не сбежать вместе со мной и оставить эту проклятую «Серебряную антилопу»?

Ледрю помотал головой:

— Я хочу во что бы то ни стало добраться до Франции и вывести на чистую воду этого проходимца Бушара. И если даже мне придется схлестнуться ради этого с самим могущественным Сюркуфом — что ж, я готов.

— Все же вы не такой отпетый негодяй, как я поначалу подумала. В таком случае мне было бы трудно принять от вас помощь.

Бретонец улыбнулся:

— Все-таки я когда-то, можно сказать любил вас, Марианна…

— Не надо лгать, мой дорогой. Просто вы воспользовались моей неопытностью, и не более того, — возразила княгиня. — И в вашем донжуанском списке стало больше на одну невинную дурочку-овечку.

— Что ж, не стану спорить… Итак, решено? Оставайтесь пока в моей каюте: нужно дождаться ночи. И постарайтесь хоть немного поспать: вам понадобятся силы…

Оставшись одна, Марианна хотела привести себя в порядок — вымыть хотя бы лицо. Но усталость навалилась на нее тяжкой тушей, и сон смежил глаза женщины.

Проснулась она от легкого толчка в плечо. В полутьме каюты перед нею стоял Жан Ледрю.

— Нам пора.

Они вышли наружу, на залитую лунным светом палубу брига, и крадучись направились в направлении полуюта.

— Вам придется спуститься вниз по веревке, — вполголоса произнес бретонец. — А следом я брошу вам круг. Вахтенные несут службу из рук вон плохо — поэтому вряд ли кто-нибудь вас заметит. Когда останетесь в открытом океане, помните главную заповедь во что бы то ни стало сохраняйте спокойствие Течение вынесет вас куда надо примерно к рассвету. А дальше вам придется полагаться лишь на удачу. Но я знаю, что она постоянно улыбается вам.

— Спасибо вам, Жан…

По канату, привязанному к поручню, Марианна соскользнула вниз, к темной воде. Не выпуская из рукверевки, чтобы не быть случайно затянутой под киль судна, дождалась, пока рядом плюхнулся спасательный круг. Забравшись в него по пояс, подумала, что надо было бы заранее подоткнуть повыше платье — его намокший подол немного тянул книзу.

«А боцман Ледрю имел бы возможность немного полюбоваться моими княжескими ножками…»

Громадина «Серебряной антилопы» бесшумно удалялась в океан. В оставляемой кораблем кильватерной струе приветливо серебрился лунный свет. На мгновение Марианне показалось, что она видит над бортом светловолосую голову своего спасителя, определить, так ли это в действительности, было уже затруднительно.

Очертания брига становились все более смутными — и вот он уже окончательно растворился во тьме. Женщина осталась одна в открытом океане.

Глава VI


РАЗРУШЕННЫЙ РАЙ


Впереди над гладкой поверхностью океана вставал остров. Он выглядел чрезвычайно странно: густая пелена облаков окутывала его основание, словно обложив пухлыми пуховыми подушками, а поверх этого постельного рельефа круто вздымались вверх скалистые пики.

«Может быть, это мне всего лишь мерещится?» подумала Марианна.

Но остров выглядел чрезвычайно достоверно по крайней мере, в верхней своей части: видно было, как на отрогах гор лесную поросль постепенно сменяет голая каменистая порода — словно эти вершины побрил какой-то небрежный парикмахер. Они напоминали Марианне вулканы, но самое главное — она с каждой минутой убеждалась, что впереди вовсе не мираж, а самый настоящий остров.

Чтобы поверить в это требовалось определенное усилие: ночь, проведенная в океане, давала себя знать. Спасательный круг надежно поддерживал Марианну на плаву, но, однако, оказалось, что долгое пребывание в соленой воде отнимает массу сил. Вследствие зыбкого покачивания в голове все мутилось, губы запеклись и растрескались, и в сознании то и дело возникала предательская вкрадчивая мысль: а что, если просто-напросто отпустить круг и тихо пойти ко дну, в умиротворяющую глубину? Особенно много беспокойства доставляло вставшее поутру солнце: его лучи бликовали от поверхности воды, слепили глаза, и так хотелось скрыться от этого огромного жгучего ока, зависшего в небе…

Марианна, к счастью, помнила напутствие Ледрю: нужно во что бы то ни стало сохранять спокойствие. И — не терять сознания, как догадалась она уже сама. Иначе усталое тело будет готово сдаться на милость океана — и тот равнодушно примет еще одну жертву.

Сказывалось утомление — и Марианна, как ни бодрилась, начала уже время от времени впадать в забытье, когда в короткий момент просветления увидела она вдруг этот остров, выплывший из-за горизонта как-то сразу, в мгновение ока.

Она попыталась грести руками, но тут же поняла, что совершенно бессильна перед той огромной массой воды, которая пролегала между нею и сушей. И даже более того: ей показалось, что каждый гребок только отдаляет ее от острова или, во всяком случае, затрудняет продвижение к нему. Оставалось только отдаться на волю милосердного течения…

Марианне вдруг представилось, что течение настроено против нее, — как будто это живое коварное существо, которое медленно проведет свою жертву вдоль побережья только затем, чтобы потом снова вынести в открытый океан. Сердце сжала болезненная спазма, из глаз покатились слезы, влага которых показалась беззащитной женщине совершенно пресной по сравнению с горькой океанской водой.

«Только не волноваться, только не впадать в панику», — беспрестанно твердила она про себя, стараясь не делать резких движений.

Остров постепенно приближался — и тяжелая блокада облаков мало-помалу таяла, обнажая густую зелень лесов. Солнце же медленно вплывало в зенит, и его тяжкий жар становился все более невыносимым. Марианне мнилось, что ее голова превращается в огромный чугунный шар, который в любой момент способен увлечь ко дну, в кажущуюся бездонной зыбкую глубину.

«А вдруг тут водятся акулы?» — вяло подумала она — и совершенно не ужаснулась этой мысли. Пусть акулы, пусть — по крайней мере, их появление будет означать конец мучений, финал этого гнетущего болтания в водах Тихого океана.

Вот до берега остается уже всего лишь какая-то сотня ярдов, — но он каким-то каверзным образом мягко подается назад, словно не желая принимать незваную гостью. А ведь между тем и по правую и по левую стороны уже дыбятся перистые пальмы с гроздьями орехов у верхушек.

«Да ведь это же бухта…» — проступила догадка сквозь марево полуобморока, и в следующий момент Марианна почувствовала, как ее босые ноги коснулись дна.

Это ощущение было совершенно неожиданным: женщине почему-то показалось, что под ней всплыла некая громадная черепаха — и это ее панцирь ощущает она сейчас кончиками пальцев. А стоит животному нырнуть — и снова внизу будет только неведомая глубина…

Но ноги явственно чувствовали под собою волнистую поверхность песка — и вот уже Марианна неуверенно поставила на нее одну ступню, затем другую… И — о чудо — она шла! Подгибались колени, дрожали мышцы на голенях, — но шаг за шагом Марианна самостоятельно продвигалась к берегу. Вода между тем отступала от груди к поясу, затем к коленям, увлекая за собою спасательный круг, — и вот наконец утомленная женщина на очередном шаге высвободилась из него. Не веря своим глазам, Марианна смотрела на свои ступни, прикрытые лишь тонким слоем воды. И вот шаг, еще один шаг — и она падает всем телом на сухой горячий песок.

Какое это блаженство — ощущать под собою твердую почву! Она коснулась губами песка — и тот словно бы ответил ей теплым поцелуем…

Но океан — он же здесь, рядом, совсем рядом. И что стоит ему шевельнуть своими водами, накатить волной — и снова утащить назад, в безбрежную безнадежность? Марианне так реально представилась эта возможность, что она нашла в себе силы, чтобы встать и, шатаясь из стороны в сторону, направиться в направлении буйных зарослей. И, лишь вступив под сень деревьев, она почувствовала, как подкашиваются ее ноги, — и замертво опустилась на землю.

«Ледрю меня не обманул…» — только и успела подумать Марианна.

— …Лавинти ни ва? — услышала она сквозь пелену забытья.

В первый момент Марианне показалось, будто это какая-то птица щебечет у нее над головой. Она даже явственно представила ее окраску: желтые перья, красная головка с небольшим хохолком, острый клювик…

— Лавинти ни ва? — прозвучало снова.

Нет, это явно не птица: говорила женщина. Голос звучал протяжно и певуче.

Марианна с трудом подняла веки — и прямо перед своими глазами увидела две упругие смуглые женские груди с маленькими пятнышками сосков.

«Не иначе как я умерла — и попала в какой-то дамский рай. А это — тамошняя привратница… Вот только на каком-то странном языке говорят они в этом раю — я ровно ничего не понимаю».

— Латхое помару? — пропела женщина-птица.

Теперь, немного придя в себя, Марианна увидела ее во весь рост. Лицо райской привратницы было нежно-золотистым и широкоскулым, черные смоляные волосы ниспадали до плеч, крепкие круглые коленки выглядывали из-под легкой цветастой юбочки, составлявшей ее единственный наряд. А кругом расстилалась все та же буйная тропическая зелень.

«Нет, я пока еще жива, — осознала наконец Марианна. — Хотя в это довольно трудно поверить…»

— Я хочу пить, — сказала она почему-то по-итальянски. — Пить — ты понимаешь?

Видимо, в созвучиях незнакомого языка незнакомке почудилось что-то забавное, ибо она весело рассмеялась и задорно воскликнула:

— Пхе баванату!

«Не понимаю, чего тут такого смешного», — вяло подумала Марианна.

Она хотела было объяснить знаками, чего именно хочет, но посланница рая звонко шлепнула себя по бедрам и бросилась бежать прочь.

— Подожди! — попыталась крикнуть Марианна, но из горла вырвался только прерывистый хрип.

А пестрая юбка уже скрылась между деревьев.

Марианна попыталась встать, но это ей не удалось: океан отнял последние силы, и без того изрядно подорванные путешествием в трюме «Серебряной антилопы» Руки и ноги были словно налиты свинцом, в висках стучало.

«Если я добралась до земли, — уговаривала она себя, — значит, я спасена. Нужно помнить прежде всего об этом, и только об этом. Не знаю, где я нахожусь, — но здесь есть люди, которые могут помочь мне. И пусть даже меня ждет новый плен, — но я жива, жива, жива…»

Раз за разом повторяла Марианна про себя эти слова — и наконец увидела целую процессию, приближающуюся к ней. В основном это были такие же гологрудые смуглые женщины, но впереди них шагали двое мужчин, черты лиц которых — но отнюдь не загорелая дочерна кожа — выдавали представителей белой расы. Один из них — долговязый, с пышной огненной шевелюрой — почему-то смотрел на Марианну особенно пристально.

«Что за странная компания? — подумала княгиня. — И разве бывают такие рыжеволосые папуасы — или как их там, Господи… Ах, ну да — полинезийцы…»

Долговязый же внезапно всплеснул руками и завопил во все горло:

— Святой Патрик! Да ведь я же знаю эту женщину, дьявол мне в задницу!

«И с каких это пор здешние островитяне выражаются на чистом английском, да еще и с ирландским акцентом?» — поразилась измученная беглянка.

Но ее изумление было еще большим, когда долговязый туземец радостно воскликнул:

— Любезная моя Марианна! Княгиня Сант-Анна! Добро пожаловать на Таити!

Марианна уже готова была принять происходящее за причудливый сон, когда память внезапно подсказала ей нужное имя.

— Крэг? — неуверенно произнесла она опухшими от соленой воды губами. — Крэг О’Флаерти?

— Он самый, черт подери! — весело отозвался рыжеволосый. — Да разве меня можно с кем-либо перепутать, миленькая вы моя?!

Он бросился на колени перед Марианной и осыпал поцелуями ее щеки. Окружившие их женщины радостно загомонили, прихлопывая в ладоши.

— Слушай, Крэг, да у тебя знакомые на всех океанах, — лукаво заметил спутник О’Флаерти. — Но не все они такие хорошенькие…

— Что ж, это и впрямь жемчужина, — отозвался ирландец, — но отнюдь не из моей сокровищницы. Мы просто хорошие знакомые: нам доводилось когда-то вместе путешествовать…

Пока Марианну укладывали на носилки, изготовленные из двух жердей, перевитых какими-то толстыми бурыми волокнами, и несли по лесу, она успела припомнить многое из своих прошлых скитаний, связанное с моряком Крэгом О’Флаерти. Долгий путь из Одессы в Москву… Случайная встреча в морозном Данциге, когда Крэг проводил ее к потерянному уже было Язону Бофору… И вот теперь эта удивительная встреча на другом полушарии, в другом мире…

Уже позднее, лежа в уютной хижине и напившись кокосового молока, Марианна напомнила О’Флаерти о том давнем эпизоде.

— О! — откликнулся ирландец. — Мы тогда, в Данциге, так с вами и не поговорили. Подумать только, а ведь уже с десяток лет минуло с той поры — ведь так? Вы ужасно торопились тогда на свидание с Бофором…

При упоминании о Язоне Марианна невольно поморщилась, словно надкусила кислое яблоко:

— Да, я надеялась тогда на многое… Но мы расстались — к счастью. Для того, чтобы позднее встретиться вновь — уже к сожалению…

— Ну, о том, что вы тогда, в Данциге, не спелись, я отлично знаю от самого Бофора. Но мы сделали одинаковый выбор: я ведь с ним тоже не поладил, — доверительно сказал Крэг. — Наши пути разошлись очень быстро…

— А что случилось? — полюбопытствовала Марианна. — Ведь у вас были какие-то общие планы.

— Видите ли, наш друг Язон рвался в Америку, драться с англичанами. А я всего-навсего морской бродяга, но отнюдь не вояка. Тем более когда нужно сражаться непонятно за что. А любая война именно такова, а всякие лозунги о свободе и справедливости — это всего лишь яркая ширма для дурачков, готовых подставлять головы под пули. Так что я не захотел составить ему компании.

— Да, из Бофора получился отменный борец за справедливость, нечего сказать… — горько усмехнулась Марианна. — Он стал заурядным работорговцем.

— Что ж, это закономерно: человек, любящий громко говорить о свободе, обычно кончает тем, что несет ее на рынок и продает по выгодной цене, — кивнул ирландец. — Жаль, что и Язон не избег этой участи. А вы, стало быть, встречали его позднее?

— Да… — неохотно ответила Марианна. — Причем в довольно-таки оригинальных обстоятельствах. Представьте себе: он взял меня в плен.

— В плен? — удивился Крэг. — Он похитил вас из какого-нибудь парижского особняка?

— Если бы так… Он взял мой корабль на абордаж в районе Гвинейского залива…

— И что же?

— И там же он нашел свою могилу, — сухо отозвалась Марианна. — Увольте, Крэг, мне вовсе не хочется говорить об этом пирате.

Ирландец послушно кивнул:

— Как скажете. Но каким образом вы оказались здесь, на Таити, совсем в другом океане?

— Это чрезвычайно длинная история. Расскажите-ка мне лучше вашу — полагаю, она покороче… А мне в нынешнем состоянии легче слушать, нежели говорить.

О’Флаерти задумчиво почесал свои рыжие патлы и произнес задумчиво:

— Извольте. Но прежде всего имейте в виду, что имеете дело с человеком, находящимся вне закона.

— Это что же — вы сбежали с каторги?

— Можно сказать и так, если считать за каторгу так называемый цивилизованный мир. А я лично именно так и считаю с некоторых пор…

— Это с каких же?

— Да с тех самых, когда я оказался на этом благословенном острове.

— Но ведь была же и какая-то причина?

О’Флаерти иронически хмыкнул. Затем он поднялся, вышел на минуту из хижины и вернулся с продолговатым желтоватым плодом в руках, напоминающим по форме кабачок.

— Вот она — причина, — пояснил он. — Или повод, если угодно.

Марианна недоуменно пожала плечами:

— Я вас не понимаю… А что это, собственно, такое вы мне показываете?

— Это плод хлебного дерева. Здесь, на Таити, они обильно произрастают.

— Они так пришлись вам по вкусу, что вы решили поселиться на Таити?

— По вкусу мне пришлись, извините, здешние девушки. Вы еще оцените их очарование. Но как раз именно с хлебных деревьев все и началось…

— Так расскажите, — попросила Марианна.

— Хорошо.

О’Флаерти устроился поудобнее и начал свой рассказ:

— Если быть точным, то нужно начать аж со знаменитого мореплавателя Джеймса Кука. Когда-то он побывал на здешних островах и обратил внимание на эти вот самые плоды хлебного дерева. Кука впоследствии съели туземцы на одном из тихоокеанских островов, — но это уже к делу не относится. Суть же в том, что вест-индские плантаторы, прослышавшие об этом замечательном растении, загорелись идеей выращивать их у себя на Карибах. Идея вполне идиотская, на мой взгляд. Но тем не менее была снаряжена специальная экспедиция за рассадой хлебного дерева, которая отправилась из Лондона на корабле «Млечный путь» под командованием капитана Стингла. А обязанности штурманского помощника на «Млечном пути» выполнял не кто иной, как ваш покорный слуга.

— Знаете, Крэг, я пока что ничего не понимаю, — призналась Марианна.

— А вы слушайте дальше. Два года назад мы прибыли на Таити и занялись весьма странным для моряков делом: целыми днями бродили по здешним лесам и собирали саженцы этого самого хлебного дерева.

Марианна представила себе повесу О’Флаерти за этим мирным крестьянским — занятием и невольно фыркнула.

— Ага, вам весело? — улыбнулся Крэг. — Но это, надо признаться, было совершенно изумительно. Роскошная природа, чудесный климат, гостеприимные туземцы. После тягот дальнего плавания мы почувствовали себя прямо-таки как в раю. Тем более что — гм-гм — таитянские женщины почему-то испытывают неимоверную тягу к европейским морякам… Вы меня простите, Марианна, я, возможно, не очень скромен в своем рассказе, но это истинная правда.

— Да не смущайтесь, Крэг, я ведь далеко не невинная барышня и уже сама успела кое-что повидать, — успокоила моряка княгиня.

— Ну так вот Блаженствовали мы эдак месяцев шесть, но тут пришла пора возвращаться. А вот этого большинству команды отчаянно не хотелось. Тем более что капитан Стингл и был отменной сволочью, в чем мы убедились еще до прибытия на Таити. Много повидал я капитанов, но столь жестокой скотины еще не встречал, пожалуй. И спустя неделю после того, как мы покинули бухту Матаваи, Стингл начал вести себя просто отвратительно. Он всячески придирался к матросам, наказывал их за малейшую провинность — чаще всего надуманную, а в конце концов сократил для всей команды пищевой рацион. И самое главное — запретил выдачу грога!

Марианна заметила, что кулаки Крэга даже сжались от негодования.

— Этого нормальный моряк перенести не может. А если учесть, что мы при этом неуклонно удалялись от благословенного Таити… В общем, поговорил я кое с кем из команды… Да, я забыл упомянуть, что, когда мы собирались покидать Таити, трое из матросов решили попросту смыться и остаться на острове навсегда. Им, однако, не повезло: настырный Стингл с помощью местного туземского царька выловил беглецов. Их жестоко высекли, по двадцать четыре удара плетью на брата. И естественно, эти ребята имели особенно большой зуб на Стингла. С их-то помощью я как-то ночью и арестовал капитана «Млечного пути». И почти вся команда безоговорочно встала на нашу сторону.

— А вам не кажется, что это не что иное, как разбой, О’Флаерти?

Ирландец хитро прищурился:

— Это как посмотреть. Разве желание большинства — не закон? Тем более когда речь идет о таком ублюдке, как капитан Стингл. Недаром же многие требовали тут же вздернуть его на рее.

— И вы это сделали?

— Нет, что вы! Я ведь человек совсем не кровожадный. Мы поступили испытанным морским способом. Капитан и несколько его прихвостней были спущены в шлюпку, снабжены запасом воды и провианта — и отправлены с миром.

— В открытый океан?

— Да, здесь, разумеется, не Темза… Однако Стингл достаточно опытный моряк, чтобы не заблудиться в Полинезии. Он имел свой шанс. А вот удалось ли ему использовать его — Бог весть…

Крэг заметил, что на лицо Марианны легла тень, и озабоченно спросил:

— Вы меня осуждаете?

— Кто я такая, чтобы выступать в роли судьи… Но вот скажите мне такую вещь: если этот Стингл благополучно добрался до какого-либо более или менее цивилизованного места, то что он мог предпринять вслед за тем? Неужели он так просто успокоится?

— Хороший вопрос, — кивнул О’Флаерти. — Что ж, я отвечу Если капитан Стингл уцелеет — он тут же кинется в адмиралтейство и непременно добьется, чтобы сюда прислали карательную экспедицию. Он со своим поражением примириться не сможет.

— Погодите-ка, но что было дальше с «Млечным путем»? Он вернулся на Таити?

— Ну разумеется. Однако только двенадцать человек пожелали остаться именно здесь. Остальные отправились дальше: я полагаю, что на остров Тубуаи. Или же Муреа. Мало ли хороших мест в этих широтах. Уж очень они опасались мести Стингла: Таити показался им ненадежным убежищем.

— А вы разве так не считаете?

— Разумеется, считаю! Но я оставил тут такую замечательную девушку, что не хотел прятаться на каком-либо другом острове. Хотя это, вероятно, и довольно глупо с моей стороны. И не я один такой дурак оказался… Но если бы вы знали таитянок!..

Марианна покачала головой:

— Да, интересная история, нечего сказать… А эта бухта, в которую я приплыла, — это и есть Матаваи?

— Нет, Матаваи побольше и расположена южнее. А это — залив Тоароа.

В этот момент в хижину вкрадчиво пробрался небольшой полосатый зверек с длинным хвостом. При виде его Марианна чрезвычайно удивилась:

— Что это — кошка?

— Самая натуральная, — удовлетворенно подтвердил О’Флаерти. — И мяукает по-настоящему.

— Откуда же на Таити обычная домашняя кошка?

— А за это надо поблагодарить все того же капитана Кука, мир его праху, — улыбнулся Крэг. — Лет сорок назад именно он привез на Таити несколько усатых-полосатых. И за это время они заметно расплодились, освоившись в непривычном климате. Наверное, им здесь тоже понравилось. Кстати, коровы тут появились тоже с помощью Кука. Он очень любил Таити.

— Да, Крэг, я всегда подозревала, что вы весьма рисковый человек, — вздохнула Марианна. — Что ж, видимо, судьбе было так угодно, чтобы мы встретились на далеком тихоокеанском острове.

— Не знаю, как вы, — а я лично в восторге от такой встречи! — весело заявил Крэг.

Тут в Марианне проснулся чисто женский инстинкт, и она с подозрением посмотрела на ирландца.

— Что-нибудь не так? — осведомился тот.

Помявшись, княгиня сказала:

— Видите ли, О’Флаерти… Я очень благодарна вам за помощь… За спасение, можно сказать…

— Какие пустяки! — отмахнулся Крэг. — Иду себе по лесу, смотрю: лежит в кустах роскошнейшая женщина… Вот и все спасение.

Машинально одергивая подол слегка задравшегося платья, Марианна промолвила:

— Так вот… Несмотря ни на что, я надеюсь на вашу порядочность…

— Это в каком же смысле? — несколько опешил О’Флаерти. Но тут же хлопнул себя по лбу: — А, ясно! Я просто изрядно здесь одичал — и забыл о всяких предрассудках, которые существуют в большом мире. Вы, стало быть, опасаетесь, что я теперь немедленно возьму вас в жены — или что-нибудь в этом роде?

Марианна слегка покраснела от такой грубоватой прямоты:

— Да, вот именно: «в этом роде»… Это не совсем то, чего мне хотелось бы… Вы симпатичный и милый человек, однако…

— Бог с вами — о чем вы говорите? Да я уже сменил тут трех жен, одна другой соблазнительнее, — и не собираюсь останавливаться на достигнутом. И, поверьте, ваши услуги подобного рода мне совершенно не понадобятся! При одном, разумеется, условии…

Марианна насторожилась:

— При каком же?

— Если вы сами того не захотите, — с простодушным лукавством заявил О’Флаерти. — Здешний климат, знаете ли, весьма располагает к любви.

Если бы Марианна услышала подобное от другого человека, она была бы изрядно покороблена, но в устах этого ирландца фривольные фразы звучали столь естественно и не пошло, что на него нельзя было обижаться.

— Ладно, я постараюсь учесть эту особенность Таити, — со смешком ответила она.

— Да, причем я ручаюсь, что вам очень скоро придется изменить некоторым своим, так сказать, моральным принципам…

— Каким именно, если не секрет?

Марианна почувствовала, что этот разговор не только не шокирует ее, но и доставляет определенное удовольствие и даже легкое волнение…

— Не секрет, — ухмыльнулся ирландец. — Вы женщина европейская — и у вас там принято носить платья аж до самых пят. Здесь же вы быстро откажетесь от этого предрассудка.

— Что? — ужаснулась Марианна. — Вы хотите сказать, что я буду ходить с голыми ногами?

— Именно, именно, — подтвердил О’Флаерти. — Причем с превеликим удовольствием.

— Ну нет, — твердо ответила Марианна. — На это я никогда не пойду!

— А вы помяните мое слово…

Ирландец оказался совершенно прав: спустя два дня Марианна, вдохновленная примером таитянок, решительно обкромсала свое платье выше колен. Пошла она на это не без некоторых душевных мук, но мучиться от жары тоже было невыносимо.

«Интересно, как же я смотрюсь со стороны?» — размышляла княгиня.

Смотрелась она в таком виде весьма привлекательно — Марианна сразу же поняла это по глазам О’Флаерти, когда он увидел ее в укороченном платье.

— Ну вот, — удовлетворенно хмыкнул Крэг, — сами же чувствуете, что так вам гораздо удобнее.

— Может быть… — смущенно промямлила Марианна.

— А не следует ли вам пойти еще дальше в усовершенствовании своего наряда? — оживился вдруг ирландец. — Может, не стоит останавливаться на достигнутом?

— Это что же такое вы имеете в виду? — с подозрением осведомилась Марианна.

— А вы обратите внимание на здешних девушек: они предпочитают еще более вольный фасон…

Марианна вспыхнула:

— Это что же — вы предлагаете мне ходить с обнаженным бюстом?

О’Флаерти с улыбкой кивнул.

Марианна представила себя в таком виде — и ей стало нехорошо.

— Ну знаете… — только и смогла сказать она укоризненно.

— А что такого? — с невинным видом захлопал глазами ирландец. — Такова здешняя мода.

— Ничего себе — мода!

— Господи, да отчего же вы так стесняетесь своих прелестей? — развел руками О’Флаерти. — Вы простите меня за прямоту, но вашим статям можно только позавидовать… и в этом вовсе нет ничего зазорного. Мы ведь с вами не в Париже и не в Москве.

— Крэг! — строго сказала Марианна. — Я настоятельно прошу вас не обращаться более к теме моего бюста! Он интересует вас сверх всякой меры! Это неприлично! Требую более его не касаться!

Ирландец с деланным недоумением оглядел свои большие ладони:

— А разве я прикасался?

— Крэг, перестаньте ерничать! — выпалила Марианна, с трудом удерживаясь от смеха.

— Ах, куда уж нам, таитянским дикарям, понять ваши европейские предубеждения… — с притворной печалью вздохнул О’Флаерти.

Общение с весельчаком ирландцем, несмотря на то, что его шутки часто бывали по-моряцки солоноваты, отменно развлекало Марианну. Она чувствовала себя беззаботной девчонкой и почти напрочь позабыла о былых горестях. И только по ночам, оставаясь в одиночестве в хижине, которую великодушно уступил ей О’Флаерти, Марианна с тоской думала о том, что Африка по-прежнему безумно далека и о судьбе Коррадо ей по-прежнему ничего не известно.

С другими мятежниками с «Млечного пути» она почти не виделась. Они жили на Таити разобщенно, удовлетворяясь в основном обществом своих прелестных туземных жен.

— Мы уже за первый год изрядно осточертели друг другу, — объяснил Крэг Марианне.

Чаще других попадался ей на глаза некий Билл Саммерс, коренастый крепыш с чуть косящим левым глазом. Он, по свидетельству О’Флаерти, был одним из ярых зачинщиков бунта на «Млечном пути». При встрече Билл всякий раз поглядывал на Марианну весьма нескромно — и она чувствовала, что это совсем иное, нежели легкомысленный полуфлирт ирландца…

С коренными жителями княгиня тоже не водила компании: опять мешало незнание языка. Марианне очень нравились жизнерадостные таитянки, их веселые песни, белозубые улыбки и очаровательная манера вплетать в волосы белые и алые цветы. У них Марианна переняла обычай носить на голове венок, сплетенный из пальмовых листьев, чтобы защитить глаза от солнца: это оказалось очень удобным.

Но вот умению добывать огонь по-туземному она никак не могла научиться. Таитяне делали это при помощи двух палок из легкого пробкового дерева: вращали их, уперев одну в другую под определенным углом, — и уже через несколько секунд появлялся маленький язычок пламени. В разведенный костер они насыпали круглые камни размером с бильярдный шар, ждали, пока ветки прогорят, а затем раскладывали на получившейся жаровне завернутые в листья куски мяса, рыбы, недозрелые бананы. Достоинства этой немудрящей кухни Марианна оценила очень быстро.

Несказанное удовольствие доставляло ей наблюдать за тем, как таитяне ловят в реках мелкую рыбешку и пресноводных креветок. Они сновали в воде, подобно увертливым угрям, держа наготове небольшие сачки, — и в самое короткое время набирали порядочный улов.

Марианна бродила по острову совершенно безбоязненно: хищников тут не водилось, а туземцы были совершенно по-детски дружелюбны. Никогда прежде не доводилось ей видеть столь добродушных людей, словно бы рождающихся с улыбкой на лице.

Любимым ее развлечением было купание в водопаде, расположенном неподалеку от их деревни Тахару. Сноп искрящейся воды падал с более чем двадцатифутовой высоты и обрушивался на плечи и спину ошеломляющим каскадом. Но именно здесь, в этом заветном месте, подстерегла однажды Марианну опасность…

В то утро, по обыкновению солнечное, она, как обычно, пошла на свидание со «своим» водопадом. Быстро раздевшись, встала под тугие струи воды и долго с наслаждением отдавалась их напористой ласке. В теле, казалось, пела каждая струнка, душа ликовала.

Выйдя наконец из воды, Марианна встала на большой камень, подставив обнаженное тело жаркому солнцу. Жмурясь от его ярких лучей, она вдруг подумала, что ее поза сейчас напоминает носовую фигуру на корабле Язона Бофора: голова и руки откинуты назад, грудь выступает, подобно волнорезу… И почему-то мысль о таком сходстве неприятно резанула по сердцу, сразу стало неуютно. Но причиной тому были не только промелькнувшие неприятные воспоминания — что-то тревожное чудилось Марианне где-то поблизости, совсем рядом…

Она быстро оглянулась по сторонам: вроде бы никого. Но щемящее чувство опасности не отпускало.

«Фу, какие глупости, — подумала женщина с досадой. — Это все из-за Бофора, не иначе…»

Но тут раздался громкий треск кустарника — и из зарослей прямо перед Марианной появился усмехающийся Билл Саммерс.

— Попалась, зеленоглазая? — процедил он, кося на левый глаз еще сильнее, чем обычно.

Безуспешно пытаясь прикрыть ладонями свои округлые пышные груди, Марианна гневно крикнула:

— Какого дьявола тебе здесь надо! Убирайся отсюда немедленно!

— Ну уж нет, — покачал головой Саммерс. — Неужели я упущу такую лакомую добычу.

Женщина потянулась было к одежде, но моряк быстро шагнул вперед, и ей пришлось отступить.

— Ты не торопись одеваться, красоточка! Мне еще надо тебе кое-что показать…

— Негодяй! — гордо вскинула голову Марианна. — Тебе что же — мало таитянок?

— Именно так, — кивнул Саммерс. — Изголодался я, девочка, по беленьким… У них ведь и кожа пахнет по-другому, а я уже почти забыл этот запах.

— Ты всю жизнь знал только портовых девок! А я — это совсем другое!

Марианна намеренно дерзила, понимая, что никакая самая жалобная мольба тут не поможет. Да и как могла она унизиться до просьб перед этим тупым мужланом? А затягивая разговор, можно было хоть как-то выиграть время и найти какой-нибудь выход из положения.

— Совсем другое, говоришь? — переспросил Саммерс, плотоядно оглядывая ее стройное тело. — Ну, это еще надо бы проверить…

— Не тебе же это делать, мерзавец!

— Почему бы и не мне? Может, ты ничем и не отличаешься от обычной девки? Надо же почувствовать разницу — верно, стерва зеленоглазая?

— Пошел вон!

— Покричи, покричи! Я люблю злых девок — они почему-то повкуснее…

Марианна лихорадочно искала пути отступления, но понимала, что далеко убежать ей не удастся. Может быть, какой-нибудь камень или что-либо еще…

— Ну так как, девчонка, сама ляжешь или мне тебя попросить?

— Посмей только прикоснуться ко мне!

Но Саммерс уже ринулся вперед — и его крепкие руки грубо сжали трепещущее тело Марианны.

— Ишь ты, как бьется: словно рыбка… — бормотал Саммерс, беззастенчиво ощупывая соблазнительные прелести Марианны. — Вот какую я поймал рыбку на завтрак… Я теперь каждый день буду ловить тебя, рыбка…

Женщина отчаянно пыталась вырваться, но ее бесплодные попытки только еще более распаляли желание насильника.

— Сейчас, девчоночка, тебе будет хорошо… Сейчас ты узнаешь, как любят на Таити…

— Эй, Билл! — раздался вдруг громкий окрик из зарослей сахарного тростника. — А ну-ка, отпусти ее!

Саммерс дернулся и завертел головой по сторонам. Марианна, улучив благоприятный момент, вырвалась из его потных объятий.

— Проваливай отсюда, Билл Саммерс! — произнес тот же голос.

— Кто еще здесь? — нервно окрысился моряк.

— Это я, — спокойно сказал Крэг О’Флаерти, выходя из тени на солнце.

— Ах, вот оно что! Тоже решил девочкой полакомиться? Ну валяй! Но только после меня, договорились? В порядке очереди.

— Я тебе ясно сказал, Билл: оставь ее в покое и иди ко всем чертям! — рявкнул ирландец.

— А тебе что же — какой-то девки для товарища жалко? Ничего себе — корешок…

— Билл, ты меня знаешь: я по десять раз повторять не люблю.

— А почему я должен тебя слушаться, а? Ты что тут — губернатор? Или решил в одиночку эту кобылку обкатывать, а? Не хочешь делиться?

— Билл!

Саммерс выхватил из кармана грязных матросских штанов кривой широкий нож и выставил его вперед:

— А ты попробуй подойди! Я тебе сразу дырок в шкуре наделаю!

— Ну, пеняй на себя, Билл!

Крэг подхватил с земли корявый сук и бросился на Саммерса. Тот, припадая, будто пантера, закружился у самой кромки берега. Вспыльчивый ирландец сделал выпад — и тогда Билл, отступив чуть в сторону, полоснул О’Флаерти по плечу. Крэг покачнулся и рухнул в водопад. С яростным криком Саммерс бросился вслед — и напоролся на выставленный вверх крепкий сук ирландца, который вошел ему между ребер. Прозрачная вода в ложе водопада окрасилась багровой пузырящейся кровью…

Выкарабкавшись на берег, Крэг с несколько вымученной улыбкой бросил Марианне, которая стояла в полной растерянности:

— Вот оно как бывает…

— Спасибо, Крэг… — пролепетала женщина.

— Да вы оденьтесь, что ли, — кисло предложил ирландец. — Хотя в костюме Евы вы выглядите великолепно…

Марианна торопливо последовала его совету.

Внезапно странная мысль пришла ей на ум.

— Послушайте, Крэг, а как случилось, что вы так вовремя оказались рядом?

Ирландец пробормотал:

— Да так, шел мимо, слышу — крик…

Женщина пристально посмотрела на него:

— Ой, Крэг, вы явно чего-то недоговариваете… И часто вы вот так ходите мимо этого водопада?

— Да с тех самых пор, как вы начали в нем купаться, — с обезоруживающей откровенностью ответил О’Флаерти.

Марианна почувствовала, как густой румянец заливает ее щеки.

— Ну и вам не стыдно?

— Нисколечко, — чистосердечно ответил Крэг.

Марианна, не нашедшись, что сказать, взглянула на труп, плавающий в водопаде:

— Ну вот, такое чудесное место испоганено этой падалью…

— Не огорчайтесь, княгиня, — улыбнулся ирландец. — У нас на Таити полным-полно прекрасных водопадов. Я вам и получше найду.

Лицо его между тем заметно побледнело.

— Ой, Крэг! — спохватилась Марианна. — Вы же ранены! Вас надо перевязать!

— Да не беспокойтесь, ради Бога. У меня столько заботливых жен…

Но Марианна не обратила на фразу О’Флаерти ровно никакого внимания:

— Пока я буду искать среди таитянок ваших жен, вы изойдете кровью и они останутся вдовами!

Она оторвала узкую полоску от своей юбки и ловко наложила повязку на рану Крэга.

— И немедленно сядьте! Я понимаю, что вы очень храбрый моряк, но пренебрегать своим здоровьем не стоит!

— И это говорите мне вы, Марианна, женщина, которая всегда думала сначала о любви, а уж потом — о здоровье, — сказал ирландец.

Он, однако, послушался ее и тяжело опустился на землю.

— Я пока только остановила кровь, — строго произнесла молодая женщина. — Как только вам станет получше, мы отправимся в деревню, и там раной займутся ваши жены.

— Как только мне станет получше, — улыбнулся О’Флаерти, — я спрошу вас, почему вы оторвали полоску ткани от нижней части вашего платья, а не от верхней, как я вас неоднократно просил. Уж ради больного могли бы?

Марианна не смогла удержаться от смеха.

— Правда, то, что я видел у водопада, — продолжал разглагольствовать Крэг, — могло бы не то что вылечить такую легкую рану, как у меня, а даже воскресить мертвого. Не купайтесь больше в этом водопаде, Марианна, а то Саммерс, не ровен час, оживет и снова на вас набросится. А я могу в этот момент оказаться в совершенно другом месте.

Но не успела молодая женщина промолвить хотя бы слово, как Крэг снова заговорил:

— Хотя если вы будете продолжать купаться в этом водопаде, я в другом месте вряд ли окажусь.

— Крэг! — взмолилась Марианна. — Давайте больше не будем говорить об этом!

— А о чем же тогда говорить? — искренне удивился ирландец. — Я всегда говорю о том, что меня волнует. А вы меня взволновали, и даже очень.

Марианна поняла, что добром от Крэга ничего добиться невозможно, и решила пригрозить ему:

— Я найду ваших жен и пожалуюсь им на вас!

О’Флаерти посерьезнел.

— А вот этого делать не надо, прошу вас. Таитянки были бы лучшими женщинами на земле, если бы не один их недостаток — они страшно ревнивы.

— И ваши жены ревнуют вас друг к другу? — иронически спросила Марианна.

— Еще как! — грустно ответил Крэг. — Дня не проходит без выяснения отношений. Иногда я с ужасом думаю, что начнется, когда я перейду к четвертой жене.

— Так не делайте этого! — посоветовала Марианна.

— Вы шутите! — Крэг даже немного обиделся. — Здесь столько изумительных девушек, они мне нравятся, я им тоже, и я должен остановиться на третьей жене?

Марианна снова засмеялась:

— Хорошо вам тут…

— Да не то слово! — горячо поддержал ее ирландец. — Таити — это просто земной рай, и я никогда не расстанусь с ним!

— Даже когда все таитянские девушки побывают у вас в женах? — поддела его Марианна.

Крэг опечалился.

— Таити — слишком большой остров для того, чтобы я мог по достоинству оценить прелесть всех здешних девушек. Но насчет половины можно будет поспорить!

И он весело подмигнул Марианне.

— Я боюсь, что никогда не пойму вас до конца, — призналась молодая женщина.

— И зря! — отозвался Крэг. — Вы ведь можете вести себя так же, как и все мы, на этом прекрасном острове.

— Что значит «так же, как все мы»? — недоверчиво поинтересовалась молодая женщина.

Крэг пожал плечами:

— Элементарно! Я, правда, не уверен в том, что есть на этом острове мужчины привлекательнее меня, — Крэг приосанился — однако говорят, что местные туземцы очень красивы. Выберите себе мужа, он будет вне себя от счастья. А надоест — возьмете другого, и он тоже будет вне себя от того же. Представьте, Марианна, вы сможете осчастливить целый остров. Начните с меня! — Он протянул руку к колену Марианны, но тут же сморщился от боли.

— Черт, я совсем забыл о своей руке!

— И я! — обеспокоилась Марианна. — Давайте-ка вернемся в деревню, Крэг, и пусть ваши жены хорошенько ухаживают за вами.

— А также их мужья! — хохотнул Крэг.

— Это как? — изумилась Марианна, помогая ирландцу подняться с земли.

Они зашагали по направлению к Тахару, и ирландец, обмахиваясь широким пальмовым листом, принялся беспечно рассказывать женщине:

— Местные туземцы, Марианна, дружелюбны прямо-таки до безобразия. Я таким не бываю, даже когда мертвецки напиваюсь. Мне, например, и в голову бы ни пришло предложить свою жену другу. Грогу или виски я еще могу ему предложить, а вот «угостить» друга женой — увольте! А бывает, что жен продают…

— А бывает, что проигрывают в карты! — резко произнесла Марианна и тут же осеклась — легкий тон Крэга, дурманящее тепло острова вовсе не располагали к неприятным воспоминаниям — да тем более еще таким давним.

— Вы о чем? — удивленно переспросил Крэг. — Туземцы не играют в карты. Вернее, не играли до той поры, как часть экипажа «Млечного пути» обосновалась здесь. Наши матросы и слона способны научить играть в карты! Правда, на жен они не играют.

Марианна сочла нужным промолчать.

Отдав Крэга одной из прелестных юных таитянок, она пошла в свою хижину.

«Крэг во многом прав, — подумала она, сладко потягиваясь после дня, проведенного на солнце. — Хотя выбирать себе мужа среди туземцев я, конечно же, не стану».

С каждым днем Марианне все больше и больше нравилось на Таити. Остров обладал каким-то странным свойством — он расслаблял тела людей и делал их мысли легкими и почти воздушными. Хотелось неделями лежать на солнышке и ничего не делать, поднимаясь с песка только для того, чтобы поесть или для любви.

«Как можноревновать на таком острове?» — лениво думала Марианна, наблюдая за ссорящимися таитянками. Крэг часто составлял ей компанию, оставляя ругаться между собой своих жен, и Марианна с удовольствием беседовала с ним.

— Крэг, — спросила она как-то, — а отчего вы проводите со мной так много времени? Все еще надеетесь заполучить меня в качестве верной жены?

— Нет, Марианна, — ответил ирландец. — Я соскучился по нормальной английской речи. Здесь и поговорить-то не с кем — что возьмешь с матросов?

— А как же таитянки? — небрежно поинтересовалась Марианна.

— А я с ними не так уж много разговариваю! — рассмеялся Крэг. — Как-то все не до этого.

Марианна попыталась перевести разговор в другое русло, но ирландец уже сел на своего любимого конька.

— Я соврал вам, Марианна, насчет английского языка. Ну конечно же, я хочу, чтобы вы стали моей женой! Мне будет очень обидно, учтите, если вы предпочтете мне какого-нибудь смазливого туземца!

— Да полно вам, Крэг, — отшучивалась Марианна, чувствуя, что язык ее от лени еле ворочается во рту. — Не надо, я настолько разомлела от жары, что даже не смогу вам сопротивляться…

— Ну и не надо! — Ирландец бодро вскочил, шутливо простер руки к Марианне и вдруг замер, напряженно вглядываясь в море.

— Что случилось? — приподнялась Марианна.

Далеко-далеко в море она увидела что-то похожее на острую палочку, конец которой был цветным.

Но Крэг продолжал смотреть вдаль, на эту палочку, и лицо его, бывшее за минуту до этого таким веселым и беззаботным, вдруг исказилось — и ничего, кроме отчаяния и муки, не было на нем.

— Да что с вами, Крэг? — вскричала она.

Медленно и с напряжением О’Флаерти проговорил:

— Это корабль. Он идет сюда. Боже, ну почему я не послушал остальных и не вздернул Стингла на рее!

— Вы уверены, что это английский корабль? — Марианна, щурясь, поглядела на палочку, но различить ничего опять не смогла.

— Да, Марианна, — ответил ирландец. — Я же штурман, и зрение у меня хорошее. Это английский флаг. Более того — это карательная экспедиция. Мы погибли.

— Но может быть, можно спрятаться в лесу? — предложила Марианна, пока они задыхаясь, бежали к деревне.

— Они все равно найдут нас, — проговорил Крэг. — Но вы правы, Марианна, больше ничего нам не остается делать, кроме как прятаться — в лесу или в хижинах друзей-туземцев — они укроют.

Прежний, беспечно-шаловливый Крэг исчез. Исчез и тот, что с искаженным лицом вглядывался в морские просторы. Теперь перед Марианной возник вождь. Он едва кивал головой, отдавал сухие, короткие приказы, — но в мгновение ока рядом с ним оказались все члены экипажа «Млечного пути», решившие остаться на Таити, — все двенадцать человек.

Было решено, что часть матросов укроется в лесу, соорудив неприметные шалаши из веток и лиан, а оставшиеся найдут пристанище у туземцев, которые сами предлагали свои услуги по скрыванию моряков.

Марианна и Крэг укрылись в той самой хижине, которая раньше служила жилищем для ирландца. Изображать роль ее хозяина вызвался друг Крэга — тот самый, что отдал Крэгу свою жену в качестве подарка.

Этот туземец сразу не понравился молодой женщине. Несмотря на дружелюбное выражение лица, в его глазах постоянно мелькало что-то неприятное.

Она сказала об этом Крэгу.

— Он не злой, — сообщил ей ирландец. — Просто очень жадный. Жена ревнивая, а он жадный. Видите, их интересы не совпадали, и поэтому он решил отдать ее мне.

Марианна с восхищением посмотрела на О’Флаерти — даже в такой ситуации он умудрялся шутить!

— А что будет с вами, если вас, не дай Бог, поймают? — спросила она.

— Что будет с остальными, не знаю, а вот меня определенно повесят, — спокойно ответил Крэг. — Повесили бы и старину Билла за подстрекательство, да судьба распорядилась так, что он помер другим образом. Как говорится — кому суждено быть утопленным, того не повесят. А со мной все выходит как раз наоборот.

— Крэг, а вам никак не может помочь то, что вы не согласились вздернуть капитана? — осторожно спросила молодая женщина.

Ирландец покачал головой:

— Нет. Капитан Стингл изрядная сволочь, и, если он будет на суде, он за меня и словечка не замолвит. Скорее мне могло бы помочь его существование на этой земле, если бы я согласился его повесить.

Марианна вздохнула.

— Да что мы о грустном! — воскликнул ирландец. — Нас ведь пока что не нашли и, будем надеяться, не найдут. Возможно, экипажу того корабля, что плывет сюда, так понравится этот благодатный остров, что они решат последовать нашему примеру. И тогда мы заживем ну просто замечательно!

Предположение Крэга было более чем маловероятно, но Марианна, сама того не замечая, поддалась обаянию несбыточной мечты и уже грезила, как она поплывет на этом корабле, названия которого она еще не знала, в далекую Африку и как милый О’Флаерти поможет ей отыскать Коррадо…

Но пока что они не смели даже выглянуть из хижины, и хозяин приносил им печеные бананы и воду из ручья.

— А сколько дней нам надо будет провести здесь? — спросила как-то Марианна, стосковавшаяся по солнцу и тугим струям водопадов.

— Боюсь, что уже не так много, — ответил Крэг, изрядно помрачневший за последнее время.

Он оказался прав. Однажды утром Марианна проснулась от несшихся снаружи английских ругательств.

— Это Сэм! — простонал Крэг. — Проклятье, эти ублюдки схватили его!

— Первый! — произнес чей-то удовлетворенный голос. — Он должен рассказать, где остальные. Ну-ка, всыпьте ему хорошенько!

Послышались свист плетей и крики бедного Сэма.

— Он не выдержит, — сквозь зубы сказал Крэг. — Старина Сэм не обладает прочной шкурой.

— Они в лесу! В шалашах! Там, где вы поймали меня! — кричал Сэм.

— Прекрасно. Отпустите его! Это был все тот же голос, и он показался Марианне знакомым.

Женщина отогнала эту мысль — сколько знакомых может встретиться ей на одном острове? — однако ощущение, что она когда-то говорила с этим человеком, не проходило.

Снова раздался свист плетей, — по-видимому, члены карательной экспедиции хотели выпытать у Сэма все. Но матрос упорно молчал.

— Он не выдал меня! — сказал Крэг, когда брезгливый голос произнес снаружи:

— Унесите его! Потом продолжим!

— Сэм не выдал меня! — повторил Крэг и вытер рукой глаза.

Позже привели всех, кто скрывался в лесу — О’Флаерти узнавал их по голосам, — но ни один из матросов не выдал ни своего вожака, ни остальных из тех, кто прятался в туземных хижинах.

— Не может быть, чтобы их оказалось так мало, — услышали Крэг и Марианна пискливый голос. — Корабля здесь нет, стало быть, остальные уплыли на соседние острова. Там их и надо искать.

Женщина облегченно вздохнула, но едва она обернулась, чтобы улыбнуться Крэгу, как зазвучал знакомый ей голос:

— У меня есть предчувствие, что здесь есть еще кто-то. Они сдружились с таитянами и вполне могут прятаться в их жилищах. Вот их-то и надо осмотреть.

— Но туземцы могут не захотеть впускать нас в дома! — возразил пискливый. — А убивать их не стоит!

— А вы бы и перед этим не остановились! — прошипел Крэг, с ненавистью глядя на стену, из-за которой доносились голоса англичан.

— У меня есть другой способ. Пойдемте-ка на корабль, Мейсон, — услышала Марианна.

— Здесь есть царек — Помаре. Мерзейшее существо! — рассказал Марианне удрученный Крэг. — Именно он помог Стинглу поймать троих матросов, которые предпочли остаться здесь.

— Но ведь он может выдать нас! — ахнула молодая женщина, с ужасом глядя на Крэга.

— Он так и поступит. — Ирландец улегся на циновку и уставился в потолок хижины.

На следующий день Марианна услышала новую порцию английской ругани и стонов, звяканье каких-то железных предметов и удовлетворенные голоса таитянцев.

Крэг мрачно сидел в углу, скрестив по-турецки свои длинные ноги. Ему было неудобно, но ирландец, казалось, не замечал этого.

— Их нашли? — спросила она.

— Да, — глухо ответил Крэг. — Причем без помощи Помаре — за ним пришлось бы долго идти. Наших ребят предали их же так называемые друзья-туземцы. Предали и продали — слышите звон? Это бусы, ножи и прочая дрянь, нужная и не особенно нужная туземцам. И они решили выдать моряков, чтобы получить всю эту дрянь.

— Значит, скоро ворвутся и сюда! — вспомнила Марианна жадные глазки хозяина.

— А как же! — сказал Крэг. — Уж он-то за меня получит — дай Боже каждому!

Они молча сидели на циновке и ждали, глядя на дверь, которая должна была вот-вот распахнуться.

— Поцелуйте меня, Марианна, — вдруг произнес Крэг. — Кто знает, может быть, нам не суждено больше увидеться.

Марианна приблизила свое лицо к лицу О’Флаерти, но его губы не успели прильнуть к ее губам — дверь в хижину с треском распахнулась, и на пороге возник человек в форме морского офицера.

— Вот он, голубчик! Сидит тут в тепле, с едой, да еще и девчонку прихватил! Ты славно устроился, О’Флаерти, только ты зря думал, что мы не найдем тебя. Веревка ждет не дождется твоей шеи. И девочка наплачется, так что гони ее поскорее, чтобы не путалась под ногами.

— Я вовсе не собираюсь путаться под вашими ногами! — гордо сказала Марианна, выходя из хижины.

— А ты что здесь делаешь?! — вскричал офицер.

Это был коммодор Джемс Кинг, частенько игравший с маленькой Марианной в Селтон-Холле.

— Здравствуйте, сэр Джемс, — бесстрастно ответила молодая женщина. — Я делаю здесь совершенно противоположное тому, что делаете здесь вы. Я здесь живу, а вы убиваете.

— Живешь? С этими мятежниками? — поразился сэр Джемс. — Я чувствую, Марианна, что английской крови в тебе меньше, чем достаточно. То ты выполняешь поручения Бонапарта, то общаешься с бунтовщиками. Что с тобой происходит, Марианна? Ты была такой хорошей девочкой когда-то!

— Вы тоже когда-то были добрым дядюшкой! — дерзко ответила Марианна.

Сэр Джемс побледнел.

— Хорошо, ты отправишься с нами в Англию, а там мы посмотрим, кто из нас хорош, а кто — не очень.

Молодая женщина видела, как заковывали бунтовщиков в кандалы, как ходила тяжелая плеть по их спинам… Потом они были препровождены в трюм корабля карательной экспедиции, который назывался «Элоиза».

Корабль простоял у берега несколько дней, и каждое утро к нему приходили плачущие таитянки, умолявшие капитана разрешить им встретиться со своими мужьями. Сэр Джемс всегда отказывал.

— Я не должен обеспечивать пленным комфортную жизнь, — отвечал он.

Судовой врач Мейсон был не столь непреклонен. Он позволял туземкам украдкой проходить на корабль, когда капитан бывал занят, — но за это Мейсон брал определенную плату — ему нравились полные груди и смуглые тела таитянок.

«Женщины приходят к своим мужьям-англичанам, те обнимают их и даже не подозревают, что только что их женщин обнимал Мейсон!» — с горечью думала Марианна.

Ей очень хотелось навестить Крэга, но ее в трюм, где находились пленники, не пропустил бы никто и ни за что — сэр Джемс, напуганный их последней встречей, посчитал, что Марианна оказалась на острове вновь по чьему-то поручению. И хотя Наполеон уже давно томился на острове Святой Елены, сэр Джемс специально приказал двум матросам следить за Марианной, и они неусыпно сторожили ее, как дрессированные псы.

Наконец «Элоиза» под плач таитянок отплыла от причала.

Марианна надеялась, что корабль выйдет в открытое море, однако ей пришлось высаживаться вместе с экипажем на островах, расположенных неподалеку от Таити, куда, по мнению экспедиции, могли отплыть остальные члены экипажа «Млечного пути».

И вновь она смотрела, как рыщут по лесу матросы, чтобы заковать в цепи своих собратьев, как соблазненные яркими стекляшками туземцы охотно указывают на хижины, где прятались мятежники, снова свистели плети, снова слышались отрывистые голоса сэра Джемса и Мейсона, допрашивавших пленников.

И вновь сластолюбивый Мейсон украдкой от капитана пропускал за «Элоизу» хорошеньких туземок.

— Что будет с пленниками? — спросила она у капитана «Элоизы».

— Ничего хорошего для них, зато много хорошего для общества, — ответил Джемс Кинг.

— Но что плохого в том, что экипаж корабля живет на острове? — не понимала Марианна. — Если бы они разбились, утонули в море, их никто не стал бы искать и судить, а в этом случае их посадят в тюрьму!

— Конечно, — холодно ответил сэр Джемс. — И правильно сделают. Если экипажи всех кораблей начнут произвольно высаживаться на островах, то скоро флота в Европе совсем не останется!

В его словах был несомненный резон, но Марианна не могла смириться с тем, что Крэга О’Флаерти отправят на виселицу и он умрет только потому, что решил не возвращаться в Европу, а жить на Таити.

— История с «Млечным путем» получила общественный резонанс, — продолжал сэр Джемс, — и адмиралтейство не могло этого так оставить. Капитан Стингл доложил нам об обстановке на острове, о диком поступке О’Флаерти, с которым ты почему-то пряталась в одной хижине… Мы обязаны были принять меры по спасению общества от мятежников.

— Не лучше ли было просто оставить мятежников жить на острове? — спросила Марианна. — А капитан Стингл плохо обращался с матросами.

— Это тебе рассказал О’Флаерти? — ехидно поинтересовался капитан. — Я не думаю, что ирландский бунтовщик — подходящая компания для тебя, Марианна.

Больше всего на свете Марианне хотелось наговорить Кингу колкостей, а потом повернуться и гордо уйти. Но идти ей было некуда, с одной стороны были незнакомые острова, откуда она не смогла бы выбраться никогда, а с другой стороны — бескрайний океан.

Она стерпела то, что сказал ей сэр Джемс, и кротко спросила:

— Я хотела бы узнать — какое наказание понесет О’Флаерти? Ведь капитан Стингл остался в живых!

— Марианна, — мягко произнес капитан, — не беспокойся об ирландце, иначе я окончательно уверюсь, что ты была как-то связана с мятежом на «Млечном пути» и попыткой убийства капитана Стингла.

— Но Стингл же жив! Он добрался до берега, и у него был изрядный запас воды и продуктов! — упорно стояла на своем Марианна. — Если бы Крэг хотел его убить, он поступил бы по-другому!

— Кто это — Крэг? — спросил капитан.

— Крэг О’Флаерти, — ответила Марианна.

— Уж не влюблена ли ты в него? — поинтересовался коммодор Джемс Кинг. — Похоже на то. Ты ведешь себя либо как заговорщица, либо как влюбленная женщина!

В голове Марианны мелькнула мысль, а что, если обмануть капитана и прикинуться, что она без памяти влюблена в Крэга? Может быть, тогда у нее появится шанс хотя бы увидеть его, а вместе они должны придумать, как им выбраться из этого жуткого положения.

Она как раз собралась кивнуть, когда коммодор Джемс Кинг произнес:

— Мне жаль тебя, если это так. Но, по крайней мере, матросам будет о чем поговорить с этим ирландцем.

И он резко захохотал.

— Я вовсе не влюблена в него, — быстро проговорила Марианна. — Просто мы давно знакомы.

Еще не хватало, чтобы матросы, принося пленникам скудный ужин, издевались над бедным Крэгом!

— Не самое лучшее знакомство, девочка, — сообщил Марианне Кинг и отправился осматривать корабль и проверять, все ли готово к отплытию.

К отплытию «Элоизы» все было готово — по трапам бодро сновали матросы, накачанный экзотической любовью врач был доволен, в затхлом трюме в железных клетках томились несчастные пленники, а по палубе бродила Марианна, не зная, что ей делать и как быть.

«Элоиза» увозила ее с благостного Таити, лишала друга и возможности попасть в столь желанную Африку…

Глава VII


ОРЕЛ В НЕВОЛЕ


Коммодор Джемс Кинг чувствовал себя совсем плохо. Он метался в жару, бредил, выкрикивая бессвязные фразы, а когда на короткое время приходил в сознание, то жаловался на страшную головную боль.

Но несмотря на болезнь и слабость, с Марианной, менявшей холодные компрессы на его пылающем лбу, сэр Джемс обращался весьма холодно и сдержанно. Он вежливо благодарил ее и умолкал, глядя в потолок каюты.

— Он чрезвычайно обижен на вас, — сказал Марианне первый помощник капитана Дэвис, ведший сейчас «Элоизу» к берегам Европы. — У сэра Джемса, к сожалению, очень хорошая память, и в том числе на неприятные вещи. Поэтому я не советую вам так часто навещать его, поскольку после ваших визитов он чувствует себя хуже.

По окончании разговора с Дэвисом Марианна испытывала смешанное чувство — с одной стороны, на губах ее играла немного нервная усмешка — сэр Джемс обижен на нее из-за того, что она не дала себя арестовать и сбежала с «Язона»! Бесспорно, она тогда подвела его, однако если и впредь перед нею встанет вопрос — обидеть друга семьи или быть арестованной, она без раздумий выберет первое. С другой стороны, ей было жаль мучившегося Кинга, и она вовсе не собиралась прекращать свои визиты к нему, облегчавшие его страдания.

Без врача на судне было тяжело, но, по счастью, никто из матросов не заболел. Они беспрекословно повиновались Дэвису, удрученные болезнью капитана и смертью Мейсона, чье изъеденное таитянским сифилисом тело уже покоилось в глубинах воспринимающего моря.

Марианна вздрогнула, вспомнив страдальческие глаза врача, понимавшего, что он обречен, и его лицо с проваливающимся носом. Кинг заболел уже после похорон Мейсона, но его болезнь была иного рода — она, скорее, напоминала лихорадку: ни одной язвы не было на его теле, в то время как несчастный Мейсон был покрыт ими.

Матросы, напуганные гибелью врача, постоянно говорили о сифилисе, не стесняясь даже присутствия офицеров и Марианны, придирчиво осматривали себя и впадали в отчаяние от любой, даже самой микроскопической, царапины. Особенно волновались те, кто охранял пленников, как-никак проведших на Таити значительное время.

— Эти — здоровы? — каждое утро слышала молодая женщина голоса матросов.

— Вроде да, хотя я их не рассматривал, — отвечали охранники.

— Вроде или здоровы? А ты рассмотри! — возбужденно кричали остальные. — Еще нам не хватало пойти на завтрак рыбам, как Мейсон!

— Да рыбы его и есть небось не станут, заразиться побоятся! — вопил кто-то из самых отчаянных, и громовой хохот сотрясал снасти.

Смехом матросы спасались от страха и уныния — «Элоиза» только-только обогнула мыс Доброй Надежды, и до Европы было еще далеко.

Стоя на палубе, Марианна напряженно вглядывалась вдаль: где-то там была недосягаемая Африка, куда ей было так необходимо попасть и куда попасть она не могла, находясь на английском корабле почти в качестве пленницы.

После этой мысля Марианне стало стыдно — она все-таки находилась в комфортабельной каюте, а внизу, в трюме, в железных клетках находились настоящие пленники, которые были вынуждены питаться кое-как и спать на соломе, и среди них был Крэг О’Флаерти.

Попасть в трюм было нелегко — вход охраняли два рослых матроса с непроницаемыми лицами, которые в ответ на любую попытку увидеть пленников отвечали:

— Сэр Дэвис запретил проходить в трюм кому бы то ни было, кроме охранников.

Просить позволения навестить О’Флаерти у сэра Дэвиса Марианна не хотела — она знала заранее, что ей будет в этом отказано. Дэвис неплохо относился к молодой женщине, однако он был ревностный служака и от своих обязанностей капитана не отступал ни на йоту.

Поэтому Марианна решила использовать свое единственное оружие — красоту. Она часто появлялась у входа в трюм, заговаривала с охранниками и улыбалась им и через некоторое время почувствовала, что оба матроса почти влюбились в нее. После чего она осторожно принялась прощупывать почву:

— А скажите, действительно ли пленников содержат в невыносимых условиях и еды у них достаточно только для того, чтобы не умереть с голоду?

— Это неправда, госпожа, — ответил Брайан, один из охранников. — Пленники содержатся в чистоте и относительном уюте, и еды им хватает.

— Я не думаю, что железную клетку можно назвать уютным местом, — хмыкнула Марианна.

— Госпожа, но мы не можем разместить их в каютах, вы же знаете это, — сказал Хью, второй матрос. — Это пленники, а пленники должны находиться в клетках.

— Я просто хотела предупредить вас, что они должны прибыть в Европу здоровыми, иначе вы понесете наказание. А так как врача на судне нет, я могла бы осмотреть их, — произнесла Марианна.

Охранники задумались.

— По этому вопросу вам надо поговорить с сэром Дэвисом. Если он сочтет нужным осмотр их, тогда мы вас, госпожа, обязательно пропустим, — наконец сказал Брайан.

Марианна была вынуждена уйти, но при первой же возможности вернулась к этому разговору, сказав, что сэр Дэвис слишком занят, чтобы поговорить с ней. Это было, конечно, обманом, но Хью и Брайан не смогли отказать Марианне, боясь, что она будет обижена.

Марианна шла по темному трюму, слегка морщась от запаха, шедшего из клеток. О чистоте говорить, конечно же, не приходилось.

— Я здесь! — послышался хриплый голос.

Молодая женщина обернулась — перед ней, держась за решетку, стоял Крэг О’Флаерти. Его рыжие волосы отросли и спутались, борода была уже довольно длинной, но голубые глаза весело блестели.

— Как вы себя чувствуете, Крэг? — спросила Марианна. — Не больны ли вы?

— Я здоров! — улыбнулся Крэг. — А не хватает мне только одного — доброй порции ирландского виски, и боюсь, здесь вы мне ничем не поможете. Что же до остальных, они на здоровье тоже не жалуются. К чему иметь хорошее самочувствие, когда эти клетки — последний наш комфортабельный приют. В тюрьме будет хуже. А меня наверняка ждет адская сковородка после крепкой веревки, поэтому здешняя прохлада меня даже радует, Марианна.

И О’Флаерти залился горьким смехом.

Марианна слегка поежилась от этого смеха. Она хотела увидеть Крэга для того, чтобы помочь ему, ободрить, но он, кажется, окончательно смирился с тем, что ему предстояло, — суд и виселица.

Она посмотрела вокруг, но люди в основном спали, свернувшись на кучах соломы, или тянули заунывные песни.

— Я надеюсь, что остальных мне удастся спасти, — снова заговорил О’Флаерти. — Мне уже ничего не светит, и перекладина с петлей ждет не дождется старину Крэга. Но если мне удастся доказать, что вся вина — моя, может быть, остальные ребята и останутся в живых и, выйдя из заключения, вернутся домой. А мне уже никогда не отпраздновать день рождения святого Патрика. Ну что ж, он не пожелал выручить меня, а я не желаю встречать его праздник.

— Крэг, — дрожащим от слез голосом произнесла Марианна. — Может быть, вам еще удастся бежать, и…

— Нет, Марианна, — сказал О’Флаерти. — Я о многом передумал, сидя в этой клетке. Даже если мне удастся выбраться из нее и отплыть на шлюпке, я не доберусь до берега — не хватит сил. И вы никак не сможете помочь мне. Но приходите — я буду рад видеть вас и слышать ваш голос.

Молодая женщина вышла из трюма и, поблагодарив матросов, поднялась на палубу, с наслаждением вдыхая свежий воздух, казавшийся ей нектаром после душного трюма.

Ей до боли хотелось помочь бежать томившимся в клетках людям, но она не могла этого сделать. Ее собственное будущее было покрыто туманом.

«Элоиза» бороздила океан, оставляя за собой пенистый след. Водное пространство казалось нескончаемым, и Марианна подумала, что это путешествие будет вечным, и вечно она будет смотреть на равнодушную гладь, и тоска не уйдет из ее сердца.

За ужином молодая женщина обратилась к первому помощнику:

— Сэр Дэвис, я сегодня неважно себя чувствую. Прошу у вас извинения, но мне хотелось бы уйти в свою каюту. Это наша семейная болезнь, и лекарство от нее покажется вам странным.

— Что же это за лекарство? — заинтересовался Дэвис.

Сделав измученное лицо, Марианна ответила.

— Я думаю, что вы не сможете дать мне его. На «Элоизе» вряд ли существует запас ирландского виски.

— Ирландского виски? — изумился Дэвис. — Вы говорите, что оно вылечит вас?

— Название болезни ничего не скажет вам, — продолжала молодая женщина. — Но я уверена, что сэр Мейсон подтвердил бы вам, что ирландское виски — единственное лекарство, способствующее выздоровлению при ней.

Сэр Дэвис сделал слуге знак, и через некоторое время тот вернулся, неся большую оплетенную бутыль.

— Пожалуйста. — Сэр Дэвис налил в рюмку немного виски.

Марианна поднесла рюмку к губам. Крепкий запах ударил ей в ноздри, к горлу подкатил комок… Ей совершенно не хотелось пить это, но Марианна сдержала неудовольствие и с улыбкой осушила рюмку.

— Я благодарна вам, сэр Дэвис. Скоро мне станет лучше, и необходимость уйти в каюту отпадет. Вы не могли бы отдать мне эту бутылку? Приступ может повториться.

— Берите, конечно, — согласился Дэвис.

Для того чтобы убедить его в своем странном недомогании, Марианне пришлось выпить за ужином еще несколько рюмок, несмотря на отвращение.

Лежа вечером в своей каюте, Марианна мрачно смотрела в потолок, который качался и кружился, заползая то на одну, то на другую стену. Каюта тоже ходила ходуном.

— Наверное, начался шторм, — пробормотала Марианна, закрывая глаза.

Наутро у Марианны жестоко разболелась голова, и она не вышла к завтраку. Сэр Дэвис прислал ей со слугой еще одну оплетенную бутыль и пожелал скорейшего выздоровления. Как только молодая женщина почувствовала себя лучше, она немедленно спустилась в трюм, прихватив с собой обе бутыли.

— Один из пленников жаловался мне на недомогание, — заявила она Брайану и Хью. — Я думаю, что в скором времени добьюсь у сэра Дэвиса разрешения навещать его, а пока что позвольте мне пройти.

Ошеломленные таким натиском красавицы, охранники молча расступились, и Марианна снова прошла к клеткам, стараясь не вдыхать слишком глубоко.

О’Флаерти лежал на соломе, мурлыча под нос ирландскую мелодию. Песенка была веселой, но в исполнении пленника она превратилась в унылую.

— Крэг! — позвала Марианна, останавливаясь перед его клеткой. — Сейчас вы запоете что-нибудь более бодрое, а может, и станцуете, если сможете!

— Здравствуйте, Марианна, — улыбнулся ирландец. — Я вовсе не расположен танцевать. Есть только несколько вещей, способных заставить меня это сделать сейчас.

— По-видимому, это как раз одна из них, — улыбнулась Марианна, просовывая бутылки сквозь прутья решетки.

Крэг жадно схватил виски и прижался губами к горлышку.

— Это оно! — произнес он, отдышавшись. — Это то, о чем я мечтал, ирландское виски! О Марианна, если бы вы смогли перенести меня в Ирландию, я бы решил, что вы — божество, спустившееся на землю в обличье прекрасной женщины! Благодарю, благодарю вас!

— Я не могу перенести вас в Ирландию, — сказала Марианна, — ибо я не божество, а всего лишь женщина.

— Изумительная женщина! — Крэг снова припал к горлышку. — Вы просто спасли меня, теперь я чувствую себя человеком, на что-то способным, а не слабым несчастным узником.

Щеки ирландца раскраснелись, голубые глаза сверкали восторгом и счастьем. Марианна наблюдала за ним. Она была несказанно рада такому преображению, но понять, как можно получить удовольствие от такого ужасного напитка, не могла.

— Не знаю, Крэг, удастся ли мне добыть еще немного виски, так что советую вам не выпивать все сразу, — сказала она ирландцу.

Но О’Флаерти не слышал ее. Он влюбленными глазами смотрел на бутылку, и Марианна даже ощутила укол ревности. Попрощавшись с Крэгом, она ушла.

— Как себя чувствует пленник? — осведомился Брайан.

— Ему уже лучше, — засмеялась Марианна.

…Дни шли за днями, Марианна изредка приходила в трюм, чтобы поддержать дух пленников, среди которых были и другие ее знакомые с Таити, «Элоиза» продвигалась по направлению к Европе, ведомая сэром Дэвисом, и, по его расчетам, оставалось не так уж много времени, чтобы доплыть до берега.

Но сэр Дэвис был обеспокоен. У Марианны тоже совсем не оставалось времени на прогулки по палубе, потому что коммодору Джемсу Кингу становилось все хуже и хуже.

Он почти не приходил в сознание, лишь изредка пересохшими губами, покрывшимися белым налетом, шептал: «Пить».

Марианна страдала, видя, как мучается больной.

Она могла исполнять лишь роль сиделки, а медицинская премудрость была недоступна ей. Но, даже не зная ничего о болезнях, она понимала — Кингу оставалось жить очень недолго. Он буквально таял на глазах.

— Я принял решение, — сказал ей сэр Дэвис после одного из особенно тяжелых приступов Джемса Кинга. — Я больше не могу жить с мыслью о том, что по моей вине умирает капитан нашего корабля. Мы попадем в Европу позже. Нужен врач.

— Где мы можем взять врача? — устало спросила молодая женщина.

— Через несколько дней мы пристанем к острову Святой Елены, — произнес Дэвис. — Он хорошо охраняется, и бесспорно, надо испрашивать разрешения Лондона для того, чтобы высадиться на нем, но я думаю, что власти острова будут благосклонны к их тяжелобольному соотечественнику Так что готовьтесь ступить на твердую землю.

Войдя в свою каюту, Марианна опустилась на кровать. Усталость после бессонной ночи, проведенной у метавшегося капитана, давала о себе знать, и в другом случае Марианна бы сразу же заснула. Но известие Дэвиса поразило ее.

Меньше всего она подозревала, что увидит Наполеона еще раз в своей жизни. И вот судьба предоставляет ей такую возможность.

— Интересно, каким он стал? Сломили ли его дух годы заточения? — Марианна искала ответ на эти вопросы почти до самого вечера. Потом она вышла из каюты и отправилась к О’Флаерти.

— Похоже, старушка судьба подбрасывает нам неплохой повод! — сказал он, узнав о том, что «Элоиза» бросит якорь у Святой Елены.

— О чем вы, Крэг? — не поняла Марианна.

— О том, что будет возможность выбраться из этого чертова трюма! — Крэг с силой ударил кулаком по решетке и, вспомнив, с кем он разговаривает, извинился: — Простите, Марианна, я не смог совладать с собой. Очень устал ждать смерти в этой крысоловке.

Марианна, бродя по палубе, долго размышляла о словах ирландца. Действительно, она постарается помочь пленникам, и в особенности Крэгу, сбежать с корабля. Но вот только как? Может быть, Наполеон способен им помочь? Хотя вряд ли, она слышала, что английские власти охраняют каждый камешек острова, чтобы не дать уйти генералу Бонапарту, как они называли поверженного монарха.

Занимаемая этими мыслями и предстоящей встречей с давним кумиром и любовником, Марианна с нетерпением ждала прибытия «Элоизы» на остров.

Они пристали к Святой Елене ранним утром. Марианна была поражена: это было вовсе не райское место, где всегда светит солнце и цветут деревья. Густой туман, напоминавший молоко, скрывал остров от взгляда, но, внимательно присмотревшись, можно было различить холодные темные скалы и чахлые кусты у побережья.

— Боже мой, какое жуткое место! — вырвалось у молодой женщины.

— А что вы хотите? Это тюрьма. И потом, генерал Бонапарт не заслужил лучшей участи! — сквозь зубы процедил Дэвис.

Марианна яростно взглянула на него, но ничего не сказала. Больше всего на свете ей хотелось сойти на берег, однако этого сделать было пока нельзя.

Первый помощник отправился к губернатору острова и, вернувшись, первым делом увидел Марианну, метавшуюся по палубе подобно разъяренной пантере.

— Нам разрешено сойти, — сообщил он. — К сэру Джемсу сейчас прибудет доктор.

Движимая жалостью молодая женщина решила подождать диагноза, и доктор, невысокий добродушный человечек, не заставил долго ожидать себя. Осмотрев коммодора, он сокрушенно поцокал языком.

— Что с ним? — в один голос спросили Дэвис и Марианна.

— Лихорадка. Одна из ее тропических разновидностей, и очень, очень запущена. Необходимо длительное лечение. Больной поправится по меньшей мере через месяц.

— Мы должны плыть в Европу… — неуверенно произнес сэр Дэвис.

Марианна поняла, что она должна уговорить Дэвиса задержаться на острове. Святая Елена давала ей шанс увидеться с Наполеоном, помочь Крэгу и — вдруг? — и самой распрощаться с «Элоизой». Но если они сейчас отчалят, прощай все надежды и возможности!

— Сэр Дэвис, мы прежде всего должны оставаться с капитаном! — горячо заговорила она. — Что толку, если «Элоиза» придет к месту назначения, лишенная своего капитана? А когда сэр Джемс начнет выздоравливать, каково ему будет одному среди незнакомых людей, кто ободрит его?

От волнения Марианна не могла придумать никаких более весомых аргументов, и ее рассуждения могли быть опровергнуты одной фразой, но, видимо, у сэра Дэвиса были какие-то свои соображения в пользу задержки корабля на острове Святой Елены, а монолог Марианны только усилил его уверенность в собственной правоте.

— Пожалуй, вы правы, княгиня, — сказал он. — Когда нам приготовят жилье, я распоряжусь, чтобы сэра Джемса перенесли в дом и устроили поудобнее. А вас, — обратился он к доктору, — я прошу почаще навещать его. Наш судовой врач умер в дороге, и никто не мог заменить его у постели капитана.

— Конечно, я буду навещать его, — кивнул доктор.

Вскоре Марианна узнала, что их разместят в нескольких домах неподалеку от Плантейшн-Хауса, где жил губернатор. Ей досталась светлая просторная комната с большим окном, чему Марианна была рада, потому что ей надоело в плохую погоду приникать к иллюминатору.

А погода на Святой Елене была плохая. Туман спал, но небо оставалось пасмурным, а от земли исходила промозглая сырость, хотя дождь не собирался.

— Как здесь, должно быть, скучно, — протянула Марианна, печально глядя в окно.

Она грустила от того, что пленники вместе с матросами оставались на корабле, и значит, она долго не сможет навестить О’Флаерти.

Раздался стук в дверь, и на пороге появился слуга, который подал Марианне письмо.

«Сэр Гудсон Лоу, губернатор острова Святой Елены, имеет честь пригласить княгиню Сант-Анна на бал в Плантейшн-Хаус, который состоится сегодня вечером».

Марианна кивком отпустила слугу и направилась было к шкафу, чтобы выбрать платье, но потом, задумавшись, опустилась в кресло.

Во-первых, со стороны губернатора по меньшей мере нетактично приглашать на бал людей, только что прибывших на остров и не успевших оглядеться и отдохнуть. Что поделаешь, провинциальные нравы! А во-вторых, она должна дать ему понять, что с ней надо считаться. Губернатор мог бы засвидетельствовать ей свое почтение не письменно, а лично.

«К сожалению, я не могу принять ваше любезное приглашение, — написала Марианна в ответе, — поскольку чувствую себя усталой. Буду очень рада принять сэра Лоу у себя завтра во второй половине дня».

Перечитав свой ответ, молодая женщина засмеялась. Слово «принять» меньше всего подходило к этой комнатке. Ну что ж, пусть губернатор знает, с кем имеет дело!

Отослав письмо, Марианна набросила теплую накидку и вышла на прогулку.

Святая Елена вряд ли была бы довольна, что ее именем назвали этот небольшой островок. Так размышляла молодая женщина, рассматривая высившиеся невдалеке горы, которые выглядели мрачновато. И хотя при свете дня остров оказался вовсе не таким жутким местом, как показалось Марианне утром, ей здесь не нравилось.

Тем не менее надо было осмотреть остров и выяснить, где находится Лонгвуд — вилла Наполеона. К тому же Марианна хотела поподробнее узнать о месте, где ей предстояло жить целый месяц, а возможно, и более.

В распоряжение экипажа «Элоизы» администрацией острова был предоставлен экипаж и несколько лошадей. Гористая и каменистая местность не вызвала у Марианны желания трястись к экипаже, и она распорядилась оседлать одну из лошадей.

Немного отъехав от домов, Марианна направилась по усыпанной гравием дорожке к деревьям, росшим вдали. По всей видимости, это был парк, и это обрадовало Марианну. Теперь можно будет совершать верховые прогулки, которых ей все это время так недоставало.

Лошадь была послушна каждому движению своей прекрасной наездницы, и Марианна в задумчивости ехала по парку. Возможно, она зря отказалась от приглашения губернатора — вдруг балы здесь бывают редко? А этот был бы прекрасным шансом познакомиться с кем-то, кто мог бы помочь ей увидеться с Наполеоном. Неужели он живет бедно и на его вилле такая же скудная обстановка, как и в комнате Марианны?

Внезапный порыв ветра сорвал с молодой женщины шляпку. Она с досадой повернула лошадь и увидела высокого лысоватого мужчину, который с улыбкой ехал к ней со шляпкой в руке.

— Сегодня плохая погода, — сказал он по-английски с заметным акцентом.

— Благодарю вас, — ответила Марианна по-французски, думая, что этим избавит своего соотечественника от необходимости говорить на чужом языке.

Однако и по-французски он говорил с легким акцентом.

— Позвольте представиться — граф Александр де Бальмен, представитель русского императора на этом острове.

Марианна назвалась, а в памяти ее немедленно возникла пылающая Москва, трудная дорога на Смоленск, потеря и обретение друзей… Жоливаль и Гракх, милая Лаура, ей больше не суждено увидеть их…

Граф де Бальмен истолковал печальное выражение ее лица по-своему.

— Я вижу, вы расстроены болезнью вашего капитана и вынужденной остановкой на нашем острове. Но я обещаю, что вам здесь не будет скучно. Вы уже получили приглашение на бал?

— Да, но я не пойду, — кокетливо ответила Марианна, следя за реакцией де Бальмена, который не отрывал глаз от прелестного лица молодой женщины.

— Отчего же? — огорчился граф.

— Дело в том, что я немного устала, путешествие было не из самых приятных, и я опасаюсь, что бал утомит меня. С удовольствием приму приглашение в следующий раз — если, конечно, еще буду на острове.

— А сколько времени вы намереваетесь здесь пробыть? Долго? — с надеждой спросил де Бальмен.

Марианна удовлетворенно отметила про себя, что де Бальмен не смог устоять перед ее красотой. Вот и спутник, и добытчик сведений.

— Врач сказал, что сэр Джемс должен будет провести в постели около месяца.

— Балы у нас бывают каждую неделю! — обрадованно заявил де Бальмен. — Это единственное, что развлекает нас здесь, — добавил он со вздохом.

Марианна решила действовать.

— А как же соседство такого человека, как Наполеон? Неужели вы не беседуете с ним? Мне кажется, одна минута такого разговора стоила бы всех балов, вместе взятых.

— Увидеть его сложно. Правду сказать, отправляясь сюда, я мечтал о долгих беседах с ним. Но… — Он на мгновение замялся и затем продолжил: — Он никого не принимает, если не просить аудиенции у его гофмаршала, графа Бертрана.

— Ну и за чем же дело стало? — удивилась молодая женщина. — Что вам мешает это сделать?

— Видите ли, княгиня, губернатор запрещает просить аудиенции, поскольку это равносильно признанию за генералом Бонапартом императорского титула.

— Значит, вы ни разу его не видели? — изумилась Марианна. — Из-за распоряжения губернатора?

Де Бальмен молча кивнул.

— Фу, как это низко со стороны сэра Лоу! — с отвращением произнесла Марианна.

— Но дело в том, что генерал Бонапарт не желает никого принимать, если разрешение на это просит губернатор.

Марианна потрясла головой. Какая-то странная, глупая ситуация. Видимо, между Наполеоном и Гудсоном Лоу шла война — мелкая и ничтожная, недостойная великого полководца.

— Он отказывается от любых улучшений своего положения и предпочитает жить в сыром и холодном Лонгвуде, где есть крысы, — продолжал де Бальмен.

— Крысы? — ужаснулась Марианна.

Ей приходилось сталкиваться на кораблях с этими мерзкими животными, но представить себе Наполеона не в роскошном дворце, а в сырой комнате, с крысами, она не могла.

— И вот последняя история — когда губернатор сократил средства на содержание обитателей Лонгвуда, генерал Бонапарт велел превратить в лом серебряные сервизы и продать их в городе, чтобы все знали о его тяжелом положении.

— А… зачем губернатор сократил средства? —неприязненно спросила Марианна.

— Генерал очень сурово принял его и, кажется, оскорбил, — пояснил граф.

Марианна была вне себя от злости на Лоу. Он пользуется беззащитностью пленника, чтобы вымещать на нем свои обиды! Значит, слухи о бедственном положении бывшего императора и о том, что в Лонгвуде живут впроголодь, оказались верными!

Поглядев в кипевшие негодованием глаза Марианны, де Бальмен поспешил перевести разговор на другую тему:

— Княгиня, вы не откажетесь от небольшой прогулки по острову? Здесь есть немало прекрасных уголков, где можно отдохнуть от обид и интриг.

Марианна кивнула, боясь, что клокочущая в голосе ненависть выдаст ее отношение к губернатору и заставит де Бальмена насторожиться. Ей не нужны были враги на этом острове, и она сильно опасалась, что сэр Дэвис расскажет губернатору о том, что Марианна когда-то была с Наполеоном в коротких отношениях и даже выполняла его задания. В этом случае она никогда не смогла бы увидеть поверженного, но не сдавшегося узника.

— В получасе езды находится скала — она называется Король и Королева. Оттуда открывается прекрасный вид на океан, — сказал граф. — Правда, путь туда довольно опасен, надо будет ехать по обрывистой дороге вдоль ущелий.

— В другой раз, граф, — улыбнулась Марианна. — Я достаточно налюбовалась океаном за время плавания. Если это возможно, мне бы хотелось взглянуть на Лонгвуд.

Она поймала опасливый взгляд де Бальмена и, улыбнувшись, добавила:

— И на город. Здесь есть город, я слышала?

— Да, он называется Джемстаун. Наверное, в честь вашего капитана.

Они со смехом поехали по дороге. Марианна пересказала графу старые парижские сплетни, услышанные еще в Лукке от Аделаиды, — странно, но они отчего-то задержались в памяти молодой женщины, а де Бальмен говорил о Петербурге и о своем желании вернуться в Россию. Он вскользь упомянул о старшей дочери Гудсона Лоу, на которой собирался жениться, и Марианна поняла, что у Сюзанны не будет спокойной жизни — судя по всему, русский граф был крайне любвеобилен.

Де Бальмен остановил коня на склоне высокого холма.

— Смотрите вниз, княгиня. Это Джемстаун.

Марианна увидела островерхие крыши домиков, утопавшие в зелени. Джемстаун показался ей очень приятным местом, резко контрастировавшим с ее домом.

— Мне хочется побывать там, — сказала она.

— Сверху город кажется гораздо красивее, чем он есть на самом деле, — произнес де Бальмен. — Но если вы хотите, мы можем посетить его. Скажем, завтра или послезавтра.

— Завтра я планирую встретиться с губернатором, — сказала Марианна. — Благодарю вас за любезное приглашение. А теперь покажите мне Лонгвуд.

Ей нравилось беседовать с де Бальменом, он очень увлекательно рассказывал о своих дипломатических миссиях и о встрече с бразильским королем, которого он навестил, измученный скукой на острове.

— Бразильский король — на редкость глупый человек. Общаться с ним мне было еще тоскливее, чем коротать холодные вечера здесь. И к тому же мне так и не удалось поохотиться на ягуаров.

Они подъехали к Лонгвуду, когда уже начало темнеть, и Марианна смогла разглядеть только мелкие деревья парка, где Наполеон иногда гулял. Повсюду были расставлены часовые, пристально вглядывавшиеся во всадников.

Де Бальмен пообещал Марианне, что покажет ей Лонгвуд, а также скалу Король и Королева в другой день, и они расстались — графу надо было присутствовать на балу.

Он прощался с Марианной с видимой неохотой, и она догадалась, что он предпочел бы ее общество обществу губернатора и своей невесты, и еще раз пожалела Сюзанну, которая была моложе сорокалетнего графа на двадцать четыре года.

На следующий день после полудня Марианна услышала стук колес. Губернатор спешил нанести ей визит. Она легким движением поправила белое платье в строгом английском стиле и, услышав шаги на крыльце, произнесла:

— Войдите.

На пороге стоял долговязый и неуклюжий человек. Его туповатое лицо было украшено рыжими бакенбардами, голубые выцветшие глазки смотрели подозрительно.

— Я — губернатор острова Святой Елены Гудсон Лоу, — скрипучим голосом произнес он, и Марианна почувствовала, что ее неприязнь к Лоу усилилась после знакомства с ним.

— Довольны ли вы, княгиня, и нет ли у вас каких-либо претензий?

Марианна совладала с собой и, ослепительно улыбнувшись губернатору, мелодично сказала:

— Ну что вы, сэр Лоу! Я от всей души благодарю вас за оказанное мне гостеприимство и искренне сожалею, что не смогла вчера присутствовать на балу.

Тонкие губы Гудсона Лоу растянулись в улыбке.

— Я буду рад видеть вас в Плантейшн-Хаусе, княгиня, — проскрипел он. — Моя жена с дочерьми тоже будут рады.

— Я слышала, ваша старшая дочь выходит замуж за русского представителя? — блеснула Марианна своими познаниями о жизни обитателей острова.

— Это правда, — Лоу вновь улыбнулся.

— Сэр Лоу, — нерешительно произнесла Марианна, — должно быть, все, кто посещает этот остров, хотят видеть человека, которого вы охраняете?

— Вы имеете в виду генерала Бонапарта? — жестко уточнил Лоу.

Как ни неприятно было Марианне произносить новое имя Наполеона, она выдавила из себя:

— Да, генерала Бонапарта. Мне хотелось бы его видеть.

— Он никого не принимает, — отрезал губернатор.

— Но я… — начала было Марианна и осеклась: она едва не проговорилась, что ее имя может сказать Наполеону больше, чем любое другое.

Глазки Лоу подозрительно блеснули.

— Я слышал, вы когда-то были знакомы с Бонапартом? — поинтересовался он.

— Что вы, конечно же, нет! — поспешно ответила она. И, пожалуй, чересчур поспешно — губернатор продолжал смотреть на нее очень недоверчиво.

Марианна сочла нужным одарить Лоу новой улыбкой:

— Просто я несколько лет жила в Париже, но это еще ни о чем не говорит. Жители Парижа вовсе не обязательно были знакомы с Наполеоном.

— С генералом Бонапартом! — сурово поправил Лоу.

Раздражение Марианны перешло через край.

— А скажите, сэр Лоу, называть Наполеона генералом Бонапартом необходимо всем, кто ступает на берег Святой Елены, или только тем, кто по долгу службы вынужден общаться с узником, как, например, вы? — язвительно спросила она.

Щеки губернатора приобрели кирпичный оттенок.

— Нет, княгиня. Вы можете называть генерала Бонапарта, как вам заблагорассудится, но возвращать ему императорский титул я вам искренне не советую!

После этой фразы Лоу поспешил откланяться, и Марианна его не задерживала. Когда губернатор уехал, она пожалела о своем срыве. Теперь у нее на острове был недоброжелатель, и при этом весьма могущественный.

Сэр Дэвис знал об отношениях Марианны с Наполеоном очень немного. Хотя его слова, без сомнения, могли сильно повредить Марианне и теперь наверняка повредят, она больше всего опасалась откровенности Джемса Кинга. Если бы Лоу знал, что перед ним не просто путешествующая княгиня, а подруга, бывшая спутница и исполнитель заданий Наполеона, он не был бы столь благосклонен к ней. Марианна возблагодарила Бога за то, что Кинг был еще очень болен и не мог поговорить с губернатором.

А у Лоу теперь надо добыть разрешение на встречу с гофмаршалом Бертраном, и это будет очень нелегко.

С жалостью припомнила она чахлые низкорослые деревца в парке возле Лонгвуда, и ей до боли захотелось поскорее увидеть великого пленника.

В окна било яркое солнце, и от земли вместо сырого тумана поднималась пыль — климат Святой Елены был крайне переменчив, и человеку с плохим здоровьем следовало бы держаться подальше от этих мест.

В дверь постучали. Открыв ее, Марианна увидела улыбающегося графа.

— Посмотрите, какое солнце, княгиня! — сказал он. — Как вы отнесетесь к продолжению экскурсии по острову? Обещаю вам много интересного!

— С удовольствием! — ответила Марианна.

…Прошла неделя. Марианна уже знала остров Святой Елены как свои пять пальцев. Не без помощи графа де Бальмена, конечно, который был пленен ее красотой. От него она узнала о том, что Наполеон болен и никого не принимает именно по этой причине. Губернатор Лоу старательно избегал встреч с Марианной, а она не спешила воспользоваться его приглашением побывать в Плантейшн-Хаусе. Лоу был нужен Марианне исключительно для того, чтобы получить разрешение пройти сквозь посты, дабы обратиться к Бертрану. Но так как Наполеон был болен, молодая женщина также старалась не видеть Гудсона Лоу.

На верховых прогулках она видела двух его дочерей, Каролину и Сюзанну, которая смерила Марианну ревнивым взглядом, и успела познакомиться с другими представителями иностранных государств: маркизом де Моншеню, ее соотечественником, и австрийским комиссаром бароном, Штюрмером.

Маркиз де Моншеню был немного неприятен Марианне. Он почему-то решил, что ей нравится беседовать с ним, и изрядно докучал ей своими рассказами о молодости Наполеона. Особенно часто он говорил о том, что Наполеон когда-то задушил чем-то обидевшую его проститутку.

— Это страшный человек, княгиня, это злодей! — постоянно повторял он.

Выслушав рассказ об этом происшествии в четвертый раз, Марианна сказала:

— Вы знаете, маркиз, иные женщины, да, впрочем, и мужчины, таковы, что их не грех и задушить.

Маркиз де Моншеню осекся и больше о злодействах Наполеона при Марианне не говорил.

Ей вновь пришло приглашение на бал в Плантейшн-Хаус, написанное несколько суше, чем предыдущее. Молодая женщина приняла его, потому что Наполеон чувствовал себя уже лучше, как недовольно сообщил ей маркиз де Моншеню.

Марианна тщательно готовилась к предстоящему балу. Если ей из-за неосторожно оброненной фразы не удалось завоевать доверие Гудсона Лоу, она постарается завоевать расположение его жены. По словам иностранных комиссаров, миссис Лоу была красива, а значит, Марианна могла не бояться, что затмит ее и тем самым вызовет плохое к себе отношение. Она и так уже в последнее время старалась пореже видеться с графом де Бальменом. Это не удавалось Марианне — каждое утро граф стучал в ее дверь, чтобы позвать на прогулку. Однажды она сослалась на головную боль, но де Бальмен так огорчился, а Марианна так живо представила себе тоскливый день взаперти и без новостей, что поспешила согласиться с рассуждениями графа о пользе свежего воздуха при головной боли.

Светло-зеленое атласное платье, украшенное мелкими бриллиантами поразительно шло к изумрудным глазам Марианны. Придирчиво осмотрев себя в зеркало, молодая женщина осталась довольна.

— Вы ослепительны, княгиня! — горячо шептал ей в ухо граф де Бальмен, заехавший за Марианной, чтобы сопровождать ее на бал.

Марианна с досадой смотрела в сторону — ко всем ее целям добавилась еще одна — постараться подружиться с Сюзанной Джонс, падчерицей Лоу, и доказать ей, что она вовсе не собирается лишать ее будущего мужа.

Но внимание графа нравилось ей — у де Бальмена была чуть усталая, как бы сумрачная походка и такое же выражение лица. Его губы часто трогала ироническая усмешка, и беседы с ним были весьма занимательны. Марианне совершенно не хотелось привлекать к их разговорам Сюзанну — хрупкую девочку, по всей видимости без памяти влюбленную в де Бальмена и ошеломленную его предательством.

— Здравствуйте, княгиня. Я рад вас видеть, граф. Сегодня очень свежий вечер, не правда ли? — лишенным всякого выражения голосом поприветствовал их Гудсон Лоу и представил Марианну миссис Лоу.

Синие глаза жены губернатора цепко и немного завистливо оглядели изысканный туалет и сиявшее свежестью лицо Марианны.

— Я рада видеть вас, княгиня, медленно произнесла она. — Как вам нравится остров?

— Остров, бесспорно, красив, — осторожно сказала Марианна, — но здесь не самый хороший климат.

Миссис Лоу заговорила о Святой Елене, а Марианна тем временем оглядывала зал. Он напоминал цветущий сад — изящные бальные платья дам, разноцветные фраки мужчин… Играла музыка, кружились пары — словом, бал был в полном разгаре.

Граф де Бальмен, элегантный и ироничный, склонившись, беседовал со своей невестой, а та лучилась счастьем, изредка бросая по сторонам гордые взгляды.

Дамы сидели на невысоких пуфиках, и их окружали поклонники — у каждой дамы на острове Святой Елены был свой круг поклонников. Де Бальмен со смехом рассказывал Марианне, как дамы соблюдают традиции, не позволяя своим поклонникам подолгу беседовать с другими дамами.

Видя сейчас это воочию, Марианна не могла удержаться от легкой улыбки. Она старалась держаться чуть в стороне, чтобы не обидеть дам, поскольку мужчины начали обращать на нее усиленное внимание.

Но красота Марианны была слишком заметна, чтобы ее можно было бы скрыть от мужских глаз. И когда оркестр заиграл вальс, множество мужчин, ранее с гордостью считавших себя поклонниками леди Лоу, баронессы Штюрмер и даже Прелестной Сюзанны, покинув свои «предметы», устремились к Марианне.

Граф де Бальмен опередил всех и пригласил Марианну на танец, а его маленькая невеста, не успев опомниться, была подхвачена каким-то бойким капитаном.

— Граф, вы ведете себя неосторожно, — пожурила своего партнера Марианна, кружась в вихре вальса. — Вам не кажется, что вы обижаете свою будущую семью?

— Княгиня, когда я вижу вас, я забываю и о Сюзанне, и о своем предложении, — счастливым голосом произнес граф. — Ах, если бы вы были свободны, я увез бы вас в Россию!

— Нет, граф, туда я больше не поеду, — засмеялась Марианна… — Мне больше нравится Италия.

— А когда вы были в России? — заинтересовался де Бальмен, отводя Марианну на место.

— В тысяча восемьсот двенадцатом году, — ответила молодая женщина.

В глазах де Бальмена мелькнула догадка, но он больше не стал расспрашивать Марианну. А она, обмахиваясь веером, чуть повернула голову в сторону — и увидела голубые глазки Гудсона Лоу. Он слышал!

— Вам нравится Плантейшн-Хаус, княгиня? — спросил он, словно буравя Марианну взглядом.

— О да, очень! — беспечно ответила она, стараясь и виду не подать, что догадывается, что творится в душе у губернатора. Сюзанна стояла рядом с матерью, которая, видимо, утешала ее.

— Вы поразительно красивы, — констатировал Лоу и снова уступил де Бальмену место возле стула Марианны.

Но графу удалось танцевать с Марианной всего три раза за весь вечер — охотников вальсировать с прекрасной княгиней нашлось предостаточно.

И каждый говорил ей:

— Как вы прекрасны! Вы всех затмили собой, теперь я не смогу смотреть ни на одну женщину! Как жаль, что вы скоро покинете нас!

После часа беспрестанных танцев Марианна устало присела на стул и принялась овевать разгоряченное лицо веером, отмахиваясь им же от надоедливых пригласителей.

Дамы сбились в кучку в углу зала и о чем-то шептались, зло поглядывая на Марианну.

— Здесь совсем юные девушки, а у нее такое декольте! — донеслось до нее.

Марианна от души расхохоталась — здесь, в далекой английской глуши, и понятия не имели о сегодняшней моде!

Услышав смех Марианны, леди Лоу обернулась и смерила молодую женщину яростным взглядом. Марианна поняла, что завоевать расположение жены и падчерицы губернатора ей не удалось и не удастся, видимо, никогда.

— Граф! — мелодично позвала она. Де Бальмен мгновенно очутился возле своего кумира. — Проводите меня домой, у меня от музыки разболелась голова.

— Еще один танец! — взмолился граф.

— Ну, хорошо, — Марианна чуть ударила его по руке сложенным веером. — Но только один!

Кружась с графом, Марианна спиной ощущала злые взгляды дам и отвергнутых ею мужчин. Ей было жаль де Бальмена — так или иначе, она покинет этот остров, а ему придется вновь завоевывать расположение губернатора.

Граф проводил Марианну до дома и затоптался было на пороге, но Марианна холодно поблагодарила его за прекрасный вечер, и де Бальмен ретировался, пообещав очередную утреннюю прогулку.

Несмотря на полное крушение планов, Марианна была довольна. Она вспомнила обескураженное лицо красотки баронессы, Штюрмер и засмеялась, представляя, что говорили о ней дамы.

Но так или иначе, ей необходимо было увидеть Наполеона. И она твердо решила написать письмо Гудсону Лоу и попросить у него разрешение посетить генерала Бертрана.

Письмо она отправила на следующий день, но губернатор получил его лишь поздно вечером — днем он наносил визит выздоравливающему Джемсу Кингу.

Узнав об этом, Марианна похолодела. Улик у губернатора было достаточно, и он наверняка осведомился у коммодора о ее прошлом, а значит, ничего хорошего ожидать молодая женщина не могла. Она легла на кровать, закрыла глаза и покорно вверилась судьбе.

Судьба явилась к ней в образе Гудсона Лоу.

— Княгиня, вчера я беседовал с сэром Джемсом, который, как вам известно, поправляется, — начал Лоу. — А вечером того же дня получил ваше письмо с просьбой об одноразовом паспорте. С каким поручением к генералу Бонапарту вы явились на наш остров? Что вы привезли ему?

— Если вы говорили с сэром Джемсом, — ледяным тоном произнесла Марианна, — то, я думаю, вы осведомлены об истории моего попадания на «Элоизу». И наверное, вы способны самостоятельно сделать вывод, что никаких поручений для вашего пленника у меня быть не могло.

— Вы знаете, что любая помощь Бонапарту в совершении побега карается смертной казнью? — спросил губернатор.

Марианна кивнула.

— А вы знаете, что одно ваше появление на острове равноценно помощи Бонапарту? — Губернатор в упор смотрел на Марианну.

— Нет, это неправда! — сказала она. — Моя вина ничем не будет доказана, даже если вы и захотите этого!

— Применить к вам смертную казнь я, конечно, не могу, — осклабился губернатор, — да и не хочу. Было бы глупо лишать жизни такую прелестную женщину, горячий источник наслаждений…

Молодая женщина вздрогнула — в голосе Лоу зазвучали странные нотки.

— Но взять вас под стражу я имею право. Причем на весьма долгий срок.

— Но… но зачем вам это нужно, ведь вы же знаете, что я ничего не передам Наполеону и ничего не возьму от него! — вскричала Марианна.

Губернатор потеребил бакенбарды.

— Я предлагаю вам сделку. Вы остаетесь на воле и вдобавок получаете разрешение на визит к Бертрану. В том, что Бонапарт вас примет, я не сомневаюсь. Отказать такой женщине может только чудовище. И хоть Бонапарт и есть чудовище, вас он примет.

Марианна молчала.

— Но при этом я тоже должен что-то получить, не так ли? — продолжал Лоу. — И я хотел бы получить — вас, княгиня.

— Меня?! — Марианне показалось, что она ослышалась. Этот рыжий слизняк, тощий, как жердь, со скрипучим голосом, осмелился пожелать ее — княгиню Сант-Анна?

— Да. Я хочу получить за плату то, что бесплатно получил де Бальмен, — жестко сказал губернатор. — Я думаю, вы пришлись ему по вкусу.

Марианна вспыхнула.

— Да как вы смеете, ничтожество! — закричала она. — О том, что вы осмелились сделать мне это гнусное предложение, могут узнать все, и в том числе ваша жена!

— Вы не успеете доехать до Плантейшн-Хауса, — спокойно сказал губернатор. — Вас схватят по пути, ибо распоряжение мое об этом уже готово. Хотите посмотреть?

На глазах Марианны вскипели злые слезы.

Подождав еще немного, Лоу поднялся.

— Я даю вам на размышление день и ночь и завтра приду за ответом. Не пытайтесь убежать, я оставлю своего человека караулить вас. Если вы выберете единственно правильное, по моему мнению, решение, поставьте завтра вечером на окно зажженную свечу.

И губернатор вышел, слегка хлопнув дверью.

Марианна в ярости замолотила кулаками по подушке, как будто та была ненавистным лицом губернатора Лоу.

Она бросилась к двери, распахнула ее — и увидела солдата, который мерно расхаживал вдоль стены. Увидев Марианну, солдат сделал шаг по направлению к ней.

— Уходите! Уходите отсюда! — закричала она.

— Губернатор приказал беречь ваш покой и ни на шаг не отлучаться, — вежливо ответил солдат.

Захлопнув дверь, Марианна разрыдалась. Сколько времени Лоу способен продержать ее в тюрьме? Она не увидит Наполеона и не сможет, никогда не сможет попасть в Африку и найти Коррадо…

Зачем Бог дал ей такое прекрасное лицо и тело? Везде, где бы она ни была, находятся грязные души и похотливые глаза, мечтающие заполучить ее.

Череда этих негодяев прошла перед мысленным взором Марианны, и она почувствовала, как комок отвращения подкатил к ее горлу.

Завтра она даст пощечину Лоу, и солдаты схватят ее и посадят в холодную сырую камеру.

— Я не буду принадлежать ему! — гордо вскричала Марианна.

Но потом другие лица вспомнились ей — горько улыбающийся О’Флаерти, смирившийся с мыслью о виселице, перепуганная Лаура, не теряющий присутствия духа Аркадиус де Жоливаль, измученный дьявольской тайной Коррадо, смеющийся, беспечный, такой далекий Себастьяно… И властные серые глаза императора Наполеона, задыхающегося от пыли Лонгвуда здесь, совсем рядом, в каких-то трех милях от нее.

…Она проснулась поздно утром и, подняв голову с промокшей подушки, произнесла:

— Мне многое нужно сделать. И если я не могу сделать это иначе — пусть будет так.

Когда стемнело, Марианна зажгла свечу, поставила ее на подоконник и долго глядела на дрожащий огонек.

— Я так и знал, моя кошечка, что ты согласишься! Ни одна женщина не могла устоять передо мной! — проскрипел Лоу, войдя в комнату.

Марианна не произнесла ни слова — и когда Лоу, дрожа от похоти, срывал с нее одежду, и когда его липкие руки шарили по ее прекрасному телу, и когда его слюнявый рот прижимался к ее губам. Она молчала, хотя ей больше всего хотелось закричать в голос, ударить губернатора по лицу, а там будь что будет.

«Прости меня, Коррадо», — одними губами прошептала Марианна, ощущая последние содрогания Гудсона Лоу.

Когда губернатор вышел, Марианна постаралась забыть о том, что было только что, но чувство липких прикосновений не прошло даже после того, как она несколько раз вымылась, докрасна растирая тело губкой.

Ей пришлось выпить бокал вина для того, чтобы погрузиться в тяжелый сон, а когда Марианна проснулась, на столе лежал одноразовый паспорт, подписанный сэром Гудсоном Лоу, губернатором острова Святой Елены.

Экипаж трясся на каменистой дороге, но Марианна не замечала этого и, глядя в окно на обрыв и глубокое ущелье, не испытывала страха. Ее занимала только предстоящая встреча с Наполеоном.

— Император вряд ли примет вас, — будто ледяным душем обдали ее слова графа Бертрана. — Визиты любопытных путешественников сильно утомляют его.

— Но… но я вовсе не любопытная путешественница! — оскорбленно закричала Марианна. — Я прошу аудиенции!

— Все, кто появляются здесь, должны просить об аудиенции, — словно маленькому ребенку, объяснил граф Бертран.

— Хорошо, — сдержалась Марианна. — Скажите императору, что приехала княгиня Сант-Анна.

Когда Марианна произнесла слово «император» глаза графа Бертрана одобрительно блеснули.

— Я доложу о вас, — коротко сказал он и удалился, оставив Марианну в одиночестве.

Она ждала. Граф де Бальмен не раз рассказывал ей о капризном нраве Наполеона, заставлявшего часами ждать в своей приемной самых разных посетителей и после отказывавшего им в аудиенции. Марианна догадывалась, что Наполеон, прежде использовавший свой ум и колоссальную энергию в великих завоеваниях и глобальных переворотах, ныне тешит свое оскорбленное самолюбие тем, что прогоняет нежелательных посетителей да ведет бумажную войну с администрацией острова. Но что, если он и сейчас находится в не самом лучшем расположении духа и велит отказать Марианне? Она не сможет вторично попросить пропуск у Гудсона Лоу — ведь ей придется вынести все это еще раз…

Ну что ж, она не в первый раз ставит все на карту. И кто, как не великий человек, способен разрушить одним движением пальца все планы, все сокровенные помыслы своих подданных. Пусть и бывших, но оставшихся верными ему.

Вошел Бертран. Его лицо выражало крайнюю степень изумления.

— Прошу вас, княгиня, — сказал он, почтительно склонившись. — Император велел проводить вас к нему немедленно.

Марианна вошла в комнату, желая поднять голову и одновременно не решаясь сделать это. И тут она услышала до того знакомый голос, что у нее защемило в груди:

— Марианна! О боже, моя девочка! Я никак не ожидал, что когда-нибудь увижу тебя.

Она вышла на середину комнаты и опустилась в глубоком реверансе:

— Приветствую вас, сир.

Она подняла глаза и увидела Наполеона. Его лицо, которое когда-то казалось ей словно выточенным из мрамора, теперь стало одутловатым и пожелтело, он сильно обрюзг, но одно осталось неизменным: серо-голубые глаза — глаза императора. Сейчас они излучали тепло.

— Никто не может сделать реверанс лучше тебя, Марианна, — произнес он, протягивая ей руку.

Марианна прикоснулась губами к этой маленькой, по-прежнему сильной руке и подняла счастливое лицо к своему императору.

— Оставьте нас вдвоем, — резко произнес Наполеон, обращаясь к Бертрану и слугам. — Мне никто не нужен!

Все вышли, оставив Марианну наедине с Наполеоном.

— Ты видишь, что они делают со мной? — Он вскочил с кресла и нервно заходил по комнате.

Марианна поднялась было, но он вновь указал ей на стул:

— Сядь. Сиди и слушай меня.

Марианна с почти материнской нежностью глядела на невысокого грузного человека, расхаживавшего по комнате и возмущавшегося порядками на острове. Он был все тот же…

— Гудсон Лоу! Кто он такой, этот Гудсон Лоу? Это мерзавец, скотина! Он говорит, что участвовал в сражениях! Эта штабная крыса сражалась! Если бы он знал, что такое быть солдатом, он не вел бы себя как самый последний тюремный надзиратель! Ты видела его? — внезапно обратился он к Марианне.

Она не успела ответить.

— Да, конечно, иначе ты не смогла бы сюда попасть. Бедная девочка, ты была вынуждена просить эту тварь…

Наполеон взглянул на Марианну, и лицо его смягчилось.

— А ты все такая же красавица, даже стала еще лучше. А я? Я сильно изменился? — обеспокоенно спросил он.

— Годы, проведенные в заточении… — начала Марианна, но Наполеон перебил ее:

— Да, конечно. Я знаю, как я выгляжу. Эти скоты добились своего. Но я не собираюсь ни в чем уступать им. Однажды этот Лоу приехал сюда в жуткий дождь, а я запретил пускать его в дом. И эта крыса стояла перед закрытой дверью и мокла целый час!

Наполеон коротко засмеялся и, резко оборвав смех, обратился к Марианне:

— Ты часто вспоминала обо мне?

— Да, сир, — ответила молодая женщина, и это было истиной.

— О чем ты думала, когда я покинул Эльбу?

Серо-стальные глаза, казалось, смотрели в самую душу Марианны.

— О вас, сир, — просто ответила она.

Наполеон поморщился.

— Я всегда считал, что женщины, а особенно красивые, неспособны досконально разбираться в политических тонкостях, — сказал он. — Их гораздо больше волнуют платья и романы. А я… Я мог одержать победу при Ватерлоо и тогда не был бы вынужден сидеть в этом гиблом месте! Тогда бы пало английское правительство… А сейчас они восхваляют бездаря Веллингтона, который как полководец не стоит и моего мизинца. Он не совершил ничего, кроме сплошных ошибок, а его называют гением. Это я — гений!

Марианна слушала отрывистую речь узника Святой Елены, и ей было немного грустно. Она, конечно, не ожидала, что Наполеон примет ее так же, как принял бы Жоливаль после долгой разлуки, но все-таки подробности сражения при Ватерлоо ее интересовали куда меньше, нежели состояние души бывшего императора. А он, по всей видимости, обрел в Марианне нового, свежего слушателя.

— Я — гений, я — человек, перед которым страны падали ниц, — продолжал Наполеон, — вынужден подчиниться этой гнуси, этому Лоу. Прошу тебя, Марианна, рассказывай всем, всем, кого только не увидишь, о том, что здесь происходит, как они издеваются надо мной!

Марианна скользнула взглядом по убранству кабинета — пятна на стенах, на стульях потрескался лак, желтый ковер на полу совсем вытерся. И в довершение всего что-то заскреблось в углу комнаты.

— Это — крыса? — вздрогнула молодая женщина.

— Крыса, — спокойно ответил Наполеон. — Они меня не очень беспокоят, потому что есть твари и похуже.

Марианне совершенно не хотелось обсуждать деяния Гудсона Лоу, и она поспешила спросить:

— Как вы проводите свой день, сир?

Она пожалела о своем вопросе — по лицу Наполеона пробежала тень.

— Мои дни не слишком отличаются друг от друга, — сказал он. — Что я делаю? Я делаю то, что хочу! — Эти слова прозвучали с внезапной яростью. — Поступаю так, как мне хочется, потому что я велик!

Судорога прошла по его телу, и он грузно опустился на диван, схватившись за бок.

Марианна бросилась к нему:

— Вам плохо, сир? Я позову кого-нибудь!

— Не надо, — слабо махнул рукой Наполеон. — Мне не нужен врач. Этот дурак Антоммарки считает, что я симулирую болезнь, чтобы вызвать сочувствие.

— Но как я могу вам помочь? — спросила она.

— Никак. Знаешь, у меня часто, теперь часто возникает ощущение, будто мне в бок вонзается острая бритва. Я знаю, что это такое. От этой болезни умер мой отец. И я, Марианна, тоже скоро умру.

— Что вы, сир! — вскричала Марианна, но Наполеон отмахнулся:

— Не надо ничего говорить об этом. Они хотят меня отравить. Я приказываю Монтолону пробовать все кушанья, но рано или поздно они доконают меня. Или они, или эта бритва. Она такая узкая и горячая, она проникает в меня и приносит такую боль…

Марианна с состраданием глядела на него — располневшего больного императора в сером сюртуке, на котором горела золотая звезда.

— Ты спрашивала, как я провожу свой день? — с усилием произнес Наполеон. — Я диктую мемуары своим приближенным. Раньше, когда со мной еще был Лас-Кас, я диктовал ему. Сейчас его обязанности исполняет графиня Монтолон, но сегодня мне не хочется видеть ее. Так что бери-ка перо, моя дорогая, и приготовься писать.

Марианна перешла к небольшому столику, на котором стояла чернильница и лежала бумага. Ее руки немного дрожали от мысли о том, какая ей выпала честь — записывать мемуары Наполеона Бонапарта, императора.

— Ты готова? Пиши, — сказал он и начал диктовать: — «У меня несгибаемый характер. Я был подобен гранитной глыбе, брошенной в мировое пространство. Я чувствовал, что мое предназначение — изменить облик мира. На вершинах, куда я поднялся, ничто не мешало мне владычествовать, не было лишь уверенности в вечности этого».

Наполеон диктовал чрезвычайно быстро, и Марианна торопилась изо всех сил, не решаясь перебить его просьбой говорить чуть помедленнее.

— «Я не завладел короной, — продолжал он, — я только поднял ее из сточной ямы. Я совершал политические ошибки, — эти слова он произнес с видимой неохотой, — но мой характер, который заставлял меня их совершать, уже и был причиной моего возвышения. В конце концов судьбе надоело быть ко мне благосклонной и она ниспослала на меня сразу все возможные несчастья».

Наполеон вздохнул и задумался, продолжая мерить шагами кабинет. Марианна не заметила, когда он поднялся с кресла, и поэтому сейчас, взглянув на него, поразилась происшедшей с этим человеком перемене: из глаз пропало страдание, безвольно опущенные плечи распрямились, и ничто не выдавало того, что он был болен и измучен.

Он гордо поднял голову и продолжил:

— «Фортуна устала лицезреть мои успехи. Но слава моя не может быть погребена. За десять лет я сделал столько, сколько не может быть сделано за десять веков. В будущем все будет напоминать о моем могуществе. — Голос Наполеона звучал все громче и громче. — Моя эпоха будет самой великой в истории Франции. О моих деяниях будут читать, как о деяниях Цезаря и Александра Великого. Я уже историческая личность!» — почти прокричал он последние слова и умолк.

Написав эту фразу, Марианна выжидательно посмотрела на Наполеона. Он был очень доволен.

— Пожалуй, на сегодня хватит, Марианна, — сказал он, блестя глазами. — Я голоден, так что давай поужинаем. Я прикажу принести шампанского. Надеюсь, ты не откажешься?

— Конечно, нет, сир! — улыбнулась Марианна.

Она вспомнила, как когда-то, давным-давно, император Наполеон в образе буржуа, Шарля Дени открыл вкус восхитительного золотистого напитка для молодой неопытной девушки, Марианны д’Ассельна.

— Мы будем ужинать вдвоем, — сказал Наполеон. — Мне не хочется видеть никого, кроме тебя.

Вошедший камердинер Маршан дал знак лакеям, и в мгновение ока стол был накрыт, и принесено шампанское в серебряном ведерке со льдом.

Они принялись за ужин. Марианна заметила, что Маршан, стоявший неподалеку, с нескрываемым удивлением наблюдал за Наполеоном, с аппетитом поглощавшим принесенные блюда.

«Наверное, он мало ест из-за болезни и из-за боязни отравления», — догадалась Марианна, не отстававшая от Наполеона, потому что последние два дня она крошки в рот не брала, измученная тяжелыми мыслями. Но сейчас ей было очень хорошо. Золотистое шампанское разогрело ей кровь и наполнило душу весельем. Наполеон тоже выглядел веселым и помолодевшим.

— А помнишь тот день, когда мы с тобой впервые увиделись? Когда Талейран подарил тебя мне? — спросил он, поддевая вилкой кусок фазана.

Марианну обрадовало совпадение их воспоминаний, но фраза «Талейран подарил тебя мне» обидела ее.

— Я помню его, сир, — вежливо сказала она, — но мне кажется, что я сама подарила себя вам. И от Талейрана, да и от вашего титула тогда ничего не зависело, как вы помните.

Наполеон откинулся на стуле и весело расхохотался.

— А ты все такая же непокорная птичка! Гордая и самолюбивая. Но я всего лишь хотел попросить тебя спеть мне тот романс — «Радость любви», помнишь?

Кивнув, Марианна встала и прошла к пианино.

— Нет, не играй, — остановил ее Наполеон. — Я хочу видеть твои глаза.

Молодая женщина остановилась на середине комнаты и запела своим чудесным голосом:

Пока бежит вода в ручье среди лугов,


Тебя любить я буду…



Она пела, и ей чудились певучие ручейки Святой Елены, на берегах которых росли плакучие ивы, склонявшие печальные ветки к веселой воде, поля, заросшие яркой зеленой травой и желтыми цветами дрока, и живые изгороди из черной смородины, ягоды которой, как рассказывали обитатели острова, были необыкновенно вкусны.

Она видела гордые и яростные океанские волны, бившиеся в берег под скалой Короля и Королевы, и милые белые домики Джемстауна. Остров Святой Елены мог бы стать чудесным местом, но волею судьбы он стал мрачной тюрьмой.

И узник этой тюрьмы сейчас растроганно смотрел на поющую Марианну. О чем он думал — ей было неизвестно.

Когда отзвучала последняя нота, Наполеон произнес:

— Как бы мне хотелось, чтобы ты осталась здесь, со мной. Но ведь ты, как всегда, куда-то мчишься?

Но когда она начала рассказывать, как и почему попала на Святую Елену, он сделал ей знак замолчать.

— Не стоит объяснять, я понимаю, что ты уедешь. Но я буду думать, что ты приезжала ко мне.

Когда слуги унесли приборы и оставили их, Наполеон подозвал Марианну и усадил рядом с собой. В пламени свечей его глаза горели стальным блеском.

— У меня сейчас нет императорского титула, — с горечью произнес он, привлекая к себе молодую женщину.

— Это не имеет значения, сир, — шепотом ответила Марианна и закрыла глаза, потому что губы Наполеона прильнули к ее губам.

Ни поражения, ни болезнь не повлияли на искусство любви, которым Наполеон владел в совершенстве. Его ласки и поцелуи были все так же изощренны и умелы, и прекрасное тело Марианны раскрывалось, как цветок, под теплыми руками ее прежнего любовника. Она не спешила унять счастливый озноб и с восторгом ощущала себя во власти Наполеона, который шептал ей по-итальянски ласковые слова.

Она уснула, утомленная, спрятав голову на его груди. И проснулась под утро, быстро и резко, будто ее ударили.

Марианна оглядела комнату, пытаясь понять, что могло стать причиной ее внезапного пробуждения. В углу она увидела огромную отвратительную крысу, которая немедленно метнулась к приоткрытой двери и была такова.

Молодая женщина снова попыталась заснуть, но этого сделать ей не удалось. Она взглянула на Наполеона, мирно спавшего рядом.

Он спал, отбросив одеяло, и слабо брезживший рассвет освещал его тело. Почти восемь лет прошло с того момента, когда Марианна последний раз видела его. Наполеон был уже немолод, и мускулы его были уже не столь упруги, как тогда, в период расцвета их любви, и все же Марианна искренне любовалась его смуглым телом и лицом, на котором сохранилось довольное и счастливое выражение.

Внезапно Наполеон застонал, и его губы исказила гримаса боли. Еще не открывая глаз, он положил руку на бок.

— Я умру, Марианна, — прошептал он. — Или они убьют меня. Я знаю, я знаю, что когда-нибудь меня отравят. О боже, опять эта боль, опять эта бритва!

Он свернулся калачиком, стараясь унять боль в боку и хрипло прося Марианну, чтобы она ни в коем случае никого не звала.

«Да, он умрет», — думала Марианна, глядя на покрывшееся испариной смуглое лицо Наполеона. Она легко прикасалась к его лбу и говорила первое, что приходило ей в голову, — но, как ни странно, Наполеон скоро успокоился.

— Наверное, ты обладаешь каким-то лечебным действием, — слабо улыбнулся он Марианне, кладя голову на ее плечо. — Вот кто должен был быть моим врачом, а не этот идиот Антоммарки. Он вообще не достоин был родиться корсиканцем.

За завтраком Наполеон был весел, хотя аппетит его ухудшился, и Марианна даже чувствовала некоторую неловкость за свой голод. Принесли кофе, и она уже с наслаждением предвкушала первый глоток своего любимого напитка, как распахнулась дверь и вошел чем-то обескураженный Бертран.

Он поклонился Наполеону и поздоровался с Марианной.

— Что тебе, Бертран? — недовольно спросил Наполеон. — Почему ты прервал наш завтрак?

— Сир, пришло письмо от Гудсона Лоу… — начал Бертран, но громовой голос Наполеона заглушил его слова:

— Как ты смеешь говорить о нем сейчас? Лучше бы ты принес нам дохлого кота!

— Но, сир… Это касается… — и Бертран глазами указал на Марианну, пока ни о чем не догадывавшуюся.

— Не беспокойся, Бертран. Этот рыжий суслик недоволен, что аудиенция несколько затянулась! — рассмеялся Наполеон.

— Не совсем так. — Бертран продолжал оставаться серьезным и даже немного испуганным.

Наполеон тоже посерьезнел:

— Читай.

— Но… в присутствии… — замялся Бертран.

— Именно в ее присутствии! — рявкнул Наполеон. — Я приказываю тебе читать!

Бертран еще раз покосился на Марианну и начал читать:

— «Я сообщаю вам, что, согласно инструкции для посетителей Лонгвуда, княгиня Сант-Анна обязана незамедлительно покинуть виллу. В случае, если Наполеон Бонапарт согласится делить ее со мной, княгиня получит очередной одноразовый паспорт. Губернатор острова Святой Елены Гудсон Лоу».

— Письмо пришло на мое имя, — сказал Бертран.

Но Наполеон не слышал его. Его глаза медленно наливались яростью, и он не сводил их с побледневшего лица Марианны.

— Это правда? Ты спала с губернатором? И не смей лгать мне!

Марианна едва заметно кивнула.

Увидев это, он швырнул об пол серебряную тарелку, которая со звоном покатилась и остановилась, ударившись о ножку стола.

— Убирайся вон, мерзкая шпионка! — закричал Наполеон, угрожающе взмахивая кулаком.

Марианна бросилась на колени:

— Я не шпионка, сир! Я была вынуждена так поступить, иначе…

— Убирайся!

— Иначе, сир, он не разрешал мне…

— Вон! — побелевшими губами прокричал Наполеон и вышел из комнаты.

— Вам лучше уйти, княгиня, — тихо произнес Бертран. — Вы тревожитеего.

Как оплеванная, Марианна вышла из дома и села в экипаж. Она ненавидела Гудсона Лоу, как не ненавидела наверное, никого в своей жизни. Даже Лейтона. Даже Дамиани. У нее не было слез, и она сухими глазами смотрела в окно кареты.

Когда экипаж поравнялся с постом у въезда в Лонгвуд, лошади внезапно остановились. Не успела Марианна спросить кучера, что случилось, дверца кареты распахнулась, и она увидела запыхавшегося Бертрана.

— Княгиня, император велел передать вам это. — Он сунул что-то ей в руку и мгновенно исчез.

Лошади тронулись. Марианна разжала ладонь и увидела несказанной красоты перстень с большим изумрудом.

«У тебя прекрасные глаза — я немного видел изумрудов, похожих на них» — вспомнила она и только тогда разрыдалась.

Войдя в комнату, Марианна обнаружила там губернатора, сидевшего в кресле.

— Что ж вы так задержались, княгиня? Мы с вами договаривались о небольшой аудиенции, а вы пробыли почти два дня! За задержку надо платить! И желательно сейчас, поскольку вечером у меня не будет времени.

Он поднялся и протянул руки к груди Марианны. Она отпрянула, потом кинулась к Лоу и изо всех сил ударила его по щеке.

Схватившись обеими руками за лицо, губернатор с ужасом смотрел на разъяренную Марианну, которая была готова ударить его еще раз.

— Вы, значит, так теперь себя ведете? Наполеон понравился вам больше меня. Хорошо, — медленно тянул слова Лоу. — Часовые сказали мне, что при выезде из Лондона вам был передан какой-то предмет. Я имею право увидеть его.

— Нет!

— В таком случае я обыщу вас, заявил губернатор, делая шаг по направлению к молодой женщине.

— Вы не посмеете прикоснуться ко мне! — вскричала она, сверкая глазами.

— Вы прелестны, княгиня, и именно это и вызывает желание прикоснуться к вам. — Лоу не отступал.

Марианна метнулась к окну.

— Если вы тронете меня, я разобью стекло и перережу себе вены!

Лоу остановился.

— Нет, не здесь. Я вернусь с солдатами вечером, а в тюрьме у вас не будет возможности покончить с собой. Но вы все же прелестны, и я дам вам последний шанс. Помните: зажженная свеча на подоконнике, как только стемнеет.

Губернатор вышел. Немного подождав, Марианна выглянула во двор — солдат стоял у стены, лениво жуя травинку.

— Я должна бежать! — сказала Марианна.

Она знала, что ехать в порт она не может, — ее будут прежде всего искать там. Ни прятаться здесь, ни возвращаться в Лонгвуд она тоже не могла. Оставался Джемстаун.

Но выйти из дома и отправиться в Джемстаун — солдат немедленно доложит об этом Лоу, и все — тюрьма!

Стук в дверь вывел Марианну из оцепенелых размышлении. Она забилась в угол, решив, что будет сопротивляться солдатам из последних сил. Но в комнату вошел граф де Бальмен.

— Княгиня, я так давно не видел вас! Говорят, вы были у генерала Бонапарта?

— Да, я была у него, — ответила Марианна, указывая гостю на стул. — А как вы провели это время?

— Я мечтал о вас, — с пафосом произнес граф. — Я хотел возобновить наши прогулки и, собственно, за этим и приехал, но начался дождь. Вы позволите побыть у вас, пока он не кончится?

— Конечно, — согласилась Марианна. — А разве вы не в карете?

— Нет, я верхом. Я привязал коня во дворе. Там какой-то солдат, вы что, под стражей, княгиня?

— Нет, он хранит мой покой! — против воли улыбнулась Марианна.

Они беседовали ни о чем, а дождь между тем перешел в ливень, стемнело, и в голове у Марианны сложился план. Требовался определенный риск, чтобы его осуществить, но Марианна была готова ко всему.

Она еще раз выглянула во двор и сказала:

— А дождь все еще идет. Граф, я боюсь, вам придется провести у меня довольно много времени.

— Вечность, проведенная с вами, княгиня, покажется мне минутой! — ответил де Бальмен.

Конь графа был привязан к забору. Промокший солдат маялся в другой половине двора.

Молодая женщина подошла к шкафу и, воспользовавшись тем, что де Бальмен отвернулся, вынула оттуда легкую накидку.

— Вы побудете здесь, граф? — снова спросила она.

— С удовольствием. А что случилось? — Он заметил, что ее голос дрожит.

— Ничего. Спасибо вам! — Марианна обняла его.

Ее губы на мгновение прижались к губам де Бальмена, а дальше он увидел, как распахнулась дверь, и шум дождя ворвался в комнату. Потом застучали копыта, что-то крикнул солдат — и снова ливень застучал в стекло.

Граф Александр де Бальмен кончиком пальца прикоснулся к губам и произнес:

— Потрясающая женщина!

…Марианна летела сквозь дождь, почти не разбирая дороги. Больше всего ее заботило, не догадался ли солдат, что она сбежала. В темноте он вполне мог бы принять ее за де Бальмена.

Немного придя в себя, Марианна осмотрелась. Она благополучно миновала все посты и теперь находилась на дороге, ведущей в Джемстаун по горному склону.

В другой раз она обязательно бы задумалась, стоит ли гнать коня по размокшей дороге мимо обрывов и горных глубоких ущелий. Но сейчас она не раздумывая хлестнула коня, и он ринулся вперед.

Сердце Марианны то и дело замирало от страха — то оступался конь, то блеснувшая молния освещала жадную пасть ущелья, готового проглотить обессилевшую всадницу.

Наконец опасная дорога закончилась, и Марианна, промокшая насквозь, выехала на широкую тропинку, шедшую через поле. Вдалеке виднелись слабые огоньки — это были окна домов, расположенных на самой окраине Джемстауна.

Марианна порадовалась, что ехала именно этим путем, — в город вела и другая дорога, более удобная, и обитатели Плантейшн-хауса и прилегавших к нему мест обычно пользовались именно ей. А эту дорогу, пригодную для любителей острых ощущений, ей показал де Бальмен, хорошо изучивший все уголки Святой Елены.

Конь, увязая в грязи, двинулся вперед. Он шел очень медленно, и Марианна несколько раз ударила ладонью по крупу животного. Но конь пошел еще медленнее.

— Ну скорее же, скорее! — крикнула Марианна. — Жи…

Но договорить она не успела, ибо в эту минуту поняла, что лежит на земле и платье ее придавлено телом упавшей лошади. Ливень, утихший было, припустил с новой силой.

Марианна с трудом встала — она больно ушибла ногу при падении — и принялась тянуть коня за повод. Но животное не шевелилось.

Слезы потекли по щекам молодой женщины, смешиваясь со струями дождя. Совершенно одна, промокшая, на грязной дороге… До Джемстауна мили две, но к кому она пойдет?

Прихрамывая, Марианна пошла вперед Мокрое и грязное платье прилипало к телу и мешало идти. Она высоко подоткнула его и двинулась дальше, глядя в землю, чтобы не споткнуться о выбоины и чтобы не видеть, как далеки еще огни города.

Шум едущей кареты привлек Марианну. Она оглянулась и увидела, что экипаж совсем близко и ей придется перепрыгивать через канаву, чтобы не столкнуться с ним.

Но прыжок оказался неудачным. Марианна ступила на больную ногу, неловко рванулась вперед и, запутавшись в траве, упала в канаву с криком боли и ярости.

Хлопнула дверца кареты, и Марианна услышала мужской голос, показавшийся ей чем-то знакомым:

— Что с вами, сударыня? Вам плохо?

— Да, — ответила она, вытирая грязь с лица. — У меня очень болит нога. Не могли бы вы…

— Марианна! — изумленно произнес мужчина и откинул с головы темный капюшон.

Молодая женщина увидела бороду, вздернутый нос, большие серые лучистые глаза… Это был аббат Готье де Шазей.

— Бог мой, крестный! — выдохнула Марианна.

После всех перенесенных обид и страданий эта неожиданная встреча произвела на нее такое впечатление, что Марианна потеряла сознание.

Она очнулась и увидела, что лежит на мягкой постели, в окно светит солнце, а в глубине комнаты за маленьким столом сидит крестный и что-то пишет.

— Крестный… — сказала она.

— Ничего не говори, девочка, ты слишком утомлена, — заговорил Готье де Шазей. — Ты голодна?

Марианна кивнула.

— Сейчас тебе принесут куриный бульон.

— Крестный, — произнесла Марианна. — Принесите мне его сами — лучше будет, если меня никто здесь не увидит.

— Кроме меня, тебя видел только один человек — мой слуга, он же кучер. А он никому не скажет.

Через несколько минут Марианна наслаждалась крепким и горячим бульоном. Еда вернула ей силы, и Марианна, делая перерывы для того, чтобы передохнуть, смогла рассказать кардиналу о своих злоключениях. Он слушал ее молча, хотя в его серых глазах мелькала уйма вопросов.

Услышав последнюю часть истории Марианны, он помрачнел.

— Ты была у Наполеона?

— Да, — сказала Марианна.

Она потянулась было к цепочке на шее, чтобы показать крестному перстень, но жестокий блеск в его глазах остановил ее.

— Я была у него, — повторила она чуть настороженно.

— И как он выглядит? — поинтересовался де Шазей.

— Неважно, — ответила Марианна правду. — У него болит бок, и он беспокоится о том, что его могут отравить.

Больше она решила ничего не говорить крестному Тогда, в Москве, он был совершенно иным — тихим и просветленным, собиравшимся служить лишь Богу, и кто, как не он, просил Наполеона мирно править миром… А сейчас от его умиротворенности не осталось и следа — это был не посвятивший свою жизнь Богу старец. Это был глава ордена иезуитов.

Марианна решила не спрашивать крестного, что он делает на острове Святой Елены.

— Наполеон очень болен, и похоже, что дни его сочтены, — с болью сказала она. — Это так ужасно, когда последние месяцы жизни некогда великого монарха проходят в страхе перед убийством.

Крестный, немного помолчав, спросил:

— А какой страх гнал тебя ночью в Джемстаун — пешую и промокшую?

Марианна коротко рассказала о требованиях Гудсона Лоу и о грозившей ей тюрьме.

— Мне необходимо бежать отсюда, крестный, — сказала она в конце рассказа. — Вы всегда помогали мне, когда никто уже не мог ничего поделать.

— Тебе необходимо исчезнуть отсюда, и тебе не менее необходимо попасть в Африку, — произнес крестный. — Судьба хранит тебя, Марианна, — завтра утром с острова отплывает французский корабль. Он принадлежит Сенегальской французской компании. На нем ты и уплывешь, я знаю капитана.

— Судьба действительно хранит меня, — прошептала Марианна.

— «Раджа» уходит на рассвете, что весьма выгодно, — сказал кардинал. — Тебя никто не увидит, и капитан Гринье будет уверен, что все в порядке.

Марианна обреченно всплеснула руками:

— Нет, крестный. Меня увидят часовые на побережье. Губернатор наверняка уже разыскивает меня по всему острову. Может быть, уже сегодня сюда ворвутся солдаты. А до отхода «Раджи» еще почти два дня…

— Не беспокойся, — сказал крестный. — Тебя наверняка будут искать поблизости от твоего дома — вчера была ужасная погода, и никто не поверит, что такая хрупкая женщина, как ты, способна верхом преодолеть такой опасный путь. Сюда солдаты губернатора доберутся завтра, а может, и позже. Будем надеяться, что они тебя не найдут. Я не вызываю подозрений у местных жителей. А сейчас мне надо уйти. Постарайся уснуть.

Колено Марианны, натертое кардиналом какой-то остро пахнущей мазью, уже не болело, и она могла свободно передвигаться по комнате. Она решила подойти к окну, чтобы увидеть, что происходит на улице.

Рядом с домом двое верховых солдат разговаривали с толстой женщиной в коричневом платье, которая держала большую корзину с рыбой. Корзина мешала толстухе жестикулировать, и она то ставила ее на землю, то, убоявшись уличных воров, снова брала в руки. Из движений рук женщины Марианна не поняла ничего, зато жесты солдат и некоторые слова, доносившиеся с улицы, были предельно ясны: солдаты искали ее, Марианну. Крестный ошибся, и губернаторские ищейки добрались до Джемстауна гораздо раньше, чем он предполагал. Возможно, виной тому была оброненная Марианной по пути в город накидка или мертвая лошадь де Бальмена, но так или иначе, они были здесь и, судя по всему, заглядывали под каждый камень и обыскивали дома. Марианна услышала, как они постучали в дверь. Она постаралась неслышно задвинуть щеколду, и это ей удалось.

— Пошли, никого нет дома! — раздался грубый голос. — Здесь, говорят, живет хилый старикашка!

— Вечером навестим его еще разок, — сказал второй голос. — В тихом омуте, знаешь ли, черти водятся. Зайдем специально попозже, чтобы застать его врасплох.

Солдаты принялись стучать в дверь соседнего дома, а Марианна отерла со лба холодный пот. Чудодейственная мазь крестного совсем излечила ее, и она могла выходить хоть сейчас, если бы не боялась, что жители Джемстауна узнают ее. Но с наступлением темноты она должна будет покинуть дом крестного — ищейки не остановятся перед тем, чтобы обыскать комнату.

Если капитан Гринье согласится, чтобы она взошла на борт корабля за день до его отправления, будет хорошо. Но этот ее поступок может вызвать у него подозрения, она попадет в такое же положение наполовину пленницы, в котором была на «Элоизе».

На «Элоизе»?! Ах, если бы ей удалось попасть на борт «Элоизы» и укрыться в трюме на эту ночь! К тому же предоставляется шанс помочь Крэгу О’Флаерти.

— Марианна, с тобой все в порядке? — спросил де Шазей, вернувшись. — Я ошибся, считая Лоу нерасторопным и недалеким, — его солдаты рыщут по городу.

— Они уже стучались в дверь! — сообщила Марианна. — И собирались вернуться, как только стемнеет, чтобы застать вас врасплох. Мне надо уходить, тем более что колено у меня совершенно не болит.

Она рассказала крестному о своем желании проникнуть на «Элоизу», и они решили, что Марианна наденет светлый плащ, потому что вечером на остров ляжет туман, — после дождливого дня всегда так бывает.

«Мне помогает сама природа», — думала Марианна, неслышно скользя по причалу. Светлый плащ и белая шапочка, скрывавшая темные волосы Марианны, надежно прятали ее от чьих-либо глаз. У тумана был только один недостаток — Марианна с трудом различала названия кораблей и очень боялась перепутать «Элоизу» с другим судном.

Крестный обещал поговорить с капитаном Гринье и был уверен, что тот согласится принять на борт его племянницу. Так что дело было за Марианной — ей предстояло провести ночь на «Элоизе» незамеченной и после благополучно добраться до «Раджи».

Готье де Шазей, отлучавшийся за этот вечер еще раз, чтобы купить Марианне дорожную одежду, принес радостную весть: солдаты нашли женщину, похожую на Марианну, но из-за тумана не решились ехать по горной дороге, а более спокойный путь размыло дождем. Так что женщину повезут в Планштейн-хаус назавтра днем, и у Марианны есть время действовать.

Наконец блеснуло название: «Элоиза». Обрадованная Марианна легко взбежала по трапу и осторожно, боясь поскользнуться и привлечь чье-то внимание, пошла по влажной от тумана палубе.

Она очень опасалась вахтенного матроса, который, заметив ее, наверняка поднял бы шум. Но вахтенный не попался ей навстречу, и Марианна без помех спустилась в трюм. Точнее, не спустилась, а притаилась на лестнице, ожидая услышать голоса Хью и Брайана и лихорадочно придумывая, что она им скажет.

Однако ее встретила гробовая тишина. Марианна осторожно заглянула через перила — ни Хью, ни Брайана не было на своих обычных местах. В трюм можно было свободно пройти, что и не преминула сделать Марианна, ежеминутно оглядываясь. В ее чемоданчике лежал острый и довольно тяжелый кусок железа, который она собиралась передать Крэгу, чтобы он попробовал открыть замок своей клетки. Ничего более удобного ей достать не удалось.

Марианна вошла в трюм и едва не лишилась чувств от царившего там тяжелого запаха. Пройдя к клеткам, она поняла причину этого запаха — клетки были неубраны, солома гнила, и некоторые из пленников лежали совершенно неподвижно. Присмотревшись внимательнее, Марианна догадалась, что они мертвы.

Но Крэг О’Флаерти был жив. Он сидел в углу своей клетки, рядом с охапкой гниющей соломы, и мерно раскачивался из стороны в сторону.

— Крэг! — тихо позвала Марианна, еле сдерживаясь, чтобы не зажать нос.

— А, это вы, — безразлично произнес О’Флаерти. — Что нового?

Марианна была поражена.

— Крэг, я пришла освободить вас! — Она протягивала ему свой нехитрый инструмент, но он не реагировал.

— Спасибо вам, только что толку? У меня все равно нет сил, чтобы сломать замок.

— Тогда я сломаю его сама! — яростно вскрикнула Марианна и что есть силы ударила куском железа по проржавевшему замку. Он заскрипел, но не поддался.

— Я освобожу вас! — и замок заскрипел сильнее.

Тусклые глаза Крэга немного оживились. Он подполз ближе и протянул руку за инструментом Марианны.

— Дайте, вы не сумеете. А я, боюсь, не смогу. Я давно не ел.

— Почему?

Крэг рассказал ей, что за все это время их кормили всего один раз, потому что матросы от тоски занялись уничтожением запасов рома. Ослабшие пленники не выдерживали голода, жажды и отравленного смрадными испарениями воздуха.

— Это самая страшная казнь, которую можно было придумать, — сказал Крэг, борясь с замком. — Простите, если я обидел вас, Марианна, я просто не поверил в вашу реальность, здесь у многих начинаются галлюцинации.

— Сэр Джемс выздоравливает, и скоро он вернется на «Элоизу», — сказала Марианна. — А мы с вами поплывем на другом корабле. В Африку.

— В Африку так в Африку, — легко согласился О’Флаерти. — Мне все равно, куда плыть. Только вряд ли я дойду до другого корабля, Марианна. Может быть, не стоит ломать замок? Если они обнаружат это, они убьют меня.

— Я помогу вам дойти! — пылко пообещала Марианна. — Но остальных мы освободить не сможем.

Крэг промолчал.

— Тот корабль отплывает в Африку на рассвете, — сказала Марианна. — Я надеюсь, вы сможете справиться с замком до утра.

— Самым сложным для меня будет преодолеть лестницу, ведущую на палубу, и трап, — сказал Крэг. — Остальное не так уж и важно.

— Послушайте! — спохватилась Марианна. — Ведь мне надо будет представить вас капитану как своего друга! А ваша одежда…

Лохмотья О’Флаерти никак не могли походить на одежду, и о том, чтобы он попал на «Раджу» в таком виде, не могло быть и речи.

— Вот что, Крэг, — произнесла она, — ломайте замок, а я попытаюсь подняться наверх и добыть вам какую-нибудь одежду.

— Будьте осторожны, Марианна, — напутствовал ее Крэг, вновь принимаясь за замок.

Марианна сначала поднялась на палубу, чтобы вдохнуть свежего воздуха после затхлости трюма. Уже светало, и сквозь туман она смогла разглядеть корабль, который стоял рядом с «Элоизой». На его палубе кипело оживление — матросы перетаскивали тюки, доносились приказы офицеров. На борту корабля красовалась золотая надпись «Раджа».

— Боже мой! — вырвалось у Марианны. — Надо торопиться!

Несколько кают не было закрыто — видимо, матросы, обрадованные отсутствием офицеров, совершенно не следили за порядком на корабле. Молодая женщина вбежала в первую попавшуюся каюту. Видимо, это была каюта одного из офицеров — в шкафу висела запасная форма. Схватив ее, Марианна кинулась в трюм и, уже не заботясь о тишине, закричала:

— Крэг! Что с замком?

— Я доконал его! — радостно ответил О’Флаерти, пытаясь подняться навстречу Марианне.

Это удалось ему плохо, и молодой женщине пришлось помогать ему и переодеться, несмотря на обоюдное смущение, и выбраться из клетки.

На палубе ирландец на мгновение пошатнулся и крепко ухватился за снасти, чтобы не упасть.

— Я опьянел от свежего воздуха, — объяснил он Марианне. — Это будет почище любого виски и рома!

Крэг изрядно отощал, сидя в клетке, и офицерская форма висела на нем. И вообще, выглядел он далеко не самым лучшим образом.

Когда они поднялись на борт «Раджи», все с удивлением оглядели странную пару — элегантную молодую женщину с синими кругами под глазами и изможденного морского офицера с длинной рыжей бородой.

— Мне нужно видеть капитана Гринье, — заявила Марианна.

К ним подошел брюнет с изящными усиками и несколько надменным выражением лица.

— Счастлив видеть вас, мадам, на борту «Раджи», — склонился он перед Марианной. — Могу ли я узнать, чем я обязан столь счастливому событию?

Марианна на мгновение замешкалась, но потом решила назвать свое подлинное имя — крестный говорил, что он знаком с Гринье, а значит, нет смысла ничего скрывать.

— Я — княгиня Сант-Анна, — произнесла она, гордо подняв голову. — Это мой друг Крэг О’Флаерти.

— Очень приятно, — еще раз поклонился капитан.

Марианна твердо посмотрела в насмешливые черные глаза Гринье и отчетливо произнесла:

— О нас вам говорил Готье де Шазей.

Выражение лица капитана мгновенно изменилось, вместо насмешки появилось уважение и даже легкий страх.

— Да, он говорил мне о своей племяннице, хотя о друге и не предупреждал.

— Обстоятельства изменились, — поспешно сказала Марианна.

— Я понимаю. Извините меня, но я не подозревал, что племянница… м-м… Готье де Шазея может быть такой ослепительной красавицей. Я принял вас за…

Марианна, обрадованная тем, что ей удалось смутить капитана, закончила фразу:

— Вы посчитали меня подругой кого-то из ваших офицеров, прикинувшейся княгиней?

Гринье кивнул.

— Я прощаю вас, — улыбнулась молодая женщина. — Но нельзя ли поскорее проводить моего друга в каюту? Он неважно себя чувствует.

О’Флаерти был препровожден к чистому белью и мягкой постели, которой он не видел уже очень давно, а Марианна осталась на палубе.

Радость и тоска переполняли ее сердце, когда «Раджа» отошел от берега, и мрачный берег острова Святой Елены начал пропадать из глаз.

Марианна представляла себе, как обрадуется крестный, — он обязательно получит известие от верного человека, что корабль ушел в море с Марианной на борту; как изумится сэр Джемс Кинг, обнаружив отсутствие самого важного пленника, как он рассердится и окончательно перестанет вспоминать о том, что давно-давно играл с маленькой Марианной в Селтон-Холле; как обозлится губернатор и как бедному де Бальмену придется хлопотать, чтобы снова влюбить в себя хрупкую Сюзанну.

И еще один человек не останется равнодушным, узнав об отъезде Марианны. Неизвестно, огорчится он или обрадуется, ясно одно — они не увидятся больше никогда в этой жизни.

И Марианна нежно прикоснулась к цепочке, на которой висел изумрудный перстень Наполеона.

— С вами все хорошо, княгиня? — Черные глаза Гринье смотрели на Марианну с восхищением.

— Да, месье Гринье, — с улыбкой ответила она. — Я очень рада, что мы покинули этот печальный остров. Вот там мне было плохо, а сейчас я чувствую себя просто изумительно.

— Я всегда к вашим услугам. Приходиться племянницей Готье де Шазею и обладать при этом такой редкой красотой — подобное сочетание встречается не так уж и часто, — сказал Гринье.

Марианна отблагодарила капитана за комплимент улыбкой и вновь повернула голову в сторону Святой Елены, но острова уже не было видно.

Впереди ее ждала Африка, новые приключения и новые опасности, о которых она еще не ведала.

«Раджа» уходил в открытое море.


МАРИАННА — африканская богиня


КНИГА ВТОРАЯ


Глава I


ДОЛГАЯ ДОРОГА В ДЖУНГЛЯХ


Как Никколо Эльфиоре меньше всего напоминал цветок, так и в наружности Франсуа Россиньоля не было ничего соловьиного. В противоположность невзрачному виду этой маленькой птички, он был поразительно ярок. Смуглое лицо, большие глаза чайного цвета, иссиня-черные волосы, чувственные губы — это был красавец мужчина.

Марианна решила, что никогда не попросит его спеть. Она была уверена, что природа, даря одно, обделяет в другом, хотя сама являлась исключением из этого правила.

Но Россиньоль петь не собирался. Он был ошарашен лавиной информации, обрушившейся на него.

— Так вы говорите, шторм? — с ужасом переспрашивал он. — Пираты? Ах, бедный, бедный Аркадиус, я так мечтал увидеться с ним!

Глубокая тоска охватила Марианну. Сейчас, наконец добравшись до Сенегала, она остро почувствовала, как ей не хватает друзей — Жоливаля, Гракха, Лауры…

— Я давно получил письмо Аркадиуса и уже решил, что вы раздумали ехать, — сказал Россиньоль. — Прошли все возможные сроки. Но такого я и представить себе не мог. Значит, до цели смогли добраться только вы?

— Мы еще не добрались до цели, — вздохнула Марианна. — Наша цель — озеро Зоуги.

— Озеро Зоуги? Это очень далеко, — покачал головой Россиньоль. — Мы будем долго добираться туда.

— Мне необходимо туда попасть, — твердо сказала Марианна.

— А вы уверены в том, что князь именно там? — осторожно поинтересовался Россиньоль.

— Нет, не уверена. Но это — мой единственный шанс, и я должна использовать его.

— Я не об этом… — замялся Россиньоль. — Уверены ли вы в том, что князь добрался до Африки? Все-таки пираты…

Марианна побледнела. А что, если он прав?

Увидев состояние молодой женщины, Россиньоль поспешил успокоить ее:

— Не волнуйтесь, я постараюсь навести справки. Такой человек, как князь Сант-Анна, не мог остаться незамеченным. По крайней мере, в Сен-Луи.

Удрученная Марианна, сопровождаемая О’Флаерти, отправилась в гостиницу. Она ощущала всю свою беспомощность перед предстоящим путешествием, которое могло оказаться бесцельным.

— Крэг, а вдруг Коррадо действительно здесь нет? — спросила она у ирландца. — Что же нам делать?

— Марианна, вы выдержали уже немало испытаний, чтобы найти его, — ответил тот. — Я думаю, что любое дело надо доводить до конца. Мы доберемся до этого треклятого озера Зоуги, чего бы нам это не стоило!

После слов О’Флаерти бодрость духа вернулась к молодой женщине. Но тело ее было еще непривычно к климату Африки, и она пожаловалась своему спутнику:

— Здесь так жарко…

— А мне хорошо! — ответил Крэг. — Я вспоминаю о Таити, об этом рае, которого меня так грубо лишили.

И они замолчали, предавшись воспоминаниям, — каждый своим.

Россиньолю удалось узнать, что человек, похожий на князя, был в Сен-Луи, но с того времени прошло уже больше двух лет, и никто не знал, куда он мог отправиться.

— Предположительно он двинулся в глубь страны, — сказал Россиньоль оживившейся Марианне.

— Значит, он здесь! — обрадованно сказала молодая женщина. — И нам надо идти к озеру!

— «Зоуги» — какое хищное название… — протянул Россиньоль.

Бросив на красавца слегка неодобрительный взгляд, Марианна подумала, что он похож на ребенка. По всей видимости, они были ровесниками, но Марианна чувствовала себя гораздо старше Франсуа и догадывалась, что самым серьезным происшествием в его жизни был путь от Парижа до Сенегала.

— Нам надо идти к этому озеру, как бы хищно его название ни звучало, — наставительно произнесла она.

Россиньоль внимательно посмотрел на молодую женщину, словно прочитав ее мысли.

— Хорошо. В таком случае нам надо готовиться к долгой дороге через джунгли. Судя по тому, что я знаю о них, путь будет сложным и опасным. Я не уверен, выдержите ли вы его, княгиня.

— Зовите меня Марианна, — улыбнулась молодая женщина.

Неделя ушла на сборы. Было решено, что они отправятся впятером, взяв с собой двух проводников, хорошо ориентирующихся в густых африканских лесах. Оба сенегальца, Сезамба и Тикуто, знали дорогу к озеру Зоуги, но идти туда побаивались — чересчур дурная слава шла об этом месте.

— Нас там в камни превратят, мсе, — опасливо говорили они.

Но Марианна не придавала особенного значения их фразам — ее очень забавляло слово «мсе», которое было вольной интерпретацией «месье» и с которым они обращались и к молодой женщине тоже. Она пробовала научить их слову «мадам», но ее попытки не увенчались успехом, и Тикуто с Сезамбой продолжали называть ее мсе, как и остальных участников экспедиции.

Крэг был огорчен, что проводников двое. Путешествие с острова Святой Елены в Сен-Луи пошло ему на пользу — его тело окрепло, на руках обозначились мощные мускулы. Он уверял Марианну и Франсуа, что Африка почти ничем не отличается от Таити, и в случае чего он, Крэг, сможет выручить всех и без помощи проводников. Как-то раз, наслушавшись его пылких речей, Сезамба тронул Россиньоля за рукав и произнес:

— Мы не пойдем к Зоуги. Мсе, — он указал на Крэга — знает, как идти. Мсе не будет камнем. Он поведет вас.

Франсуа стоило больших трудов доказать сенегальцам, что мсе ничего не смыслит в джунглях и что без их помощи никто обойтись не сможет. Крэг был явно обижен такой прямой характеристикой его умственных способностей, но промолчал и больше разговоров о своих доблестях не заводил.

Наконец запас провианта, веревок и оружия был собран. Марианна настояла на том, чтобы ей тоже дали нести небольшой мешок. Правда, мешки у всех были не особенно тяжелыми, так как проводники рассказали, что до Зоуги идти не так уж и далеко, и существует кратчайший путь через джунгли, которым они и поведут путешественников.

— До Зоуги не далеко. Зато страшно! — сказал Тикуто.

…Марианна завороженно оглядывалась вокруг, не в силах оторвать взгляд от бесчисленных ярких насекомых, с жужжанием кружившихся в воздухе. Ей казалось, что к ней слетелись металлические цветы. Красным, зеленым, фиолетовым отливали панцири изумительных насекомых, будто бы целый искусственный сад роился в воздухе африканских джунглей.

Шелестели листвой огромные деревья — их кора была где коричневой, где зеленоватой, а где ярко-желтой. Густой слой мха местами покрывал стволы.

С вершин деревьев спускались цветущие лианы, они переплетались и перепутывались между собой, и порой приходилось нагибаться, чтобы не задеть головой разноцветный клубок. На ветвях росли большие лишайники, напоминавшие размерами кочан капусты, а у корней притулилось множество неизвестных молодой женщине растений — их листья были похожи на копья.

— О, как же здесь красиво! — выдохнула Марианна и опустилась на гигантскую ветвь, лежавшую на земле.

Она подняла голову, но неба не увидела. Лианы и ветки деревьев так перепутались в вышине, что образовали своеобразный зеленый потолок, сквозь который редко пробивались солнечные лучи, а неба и вовсе не было видно.

Марианна была так переполнена впечатлениями первого дня путешествия, что ей захотелось петь. Но вместо этого она громко вскрикнула от боли — что-то впилось ей в руку.

Это были довольно большие черные муравьи, которые уже успели выстроиться в колонну и активно пробирались к плечу Марианны. Она принялась сбрасывать с себя муравьев, морщась от боли. Увидевший это Франсуа подбежал к молодой женщине и начал помогать ей.

— И откуда они взялись? — удивилась Марианна, когда все насекомые были извлечены из складок ее одежды.

Россиньоль покачал головой:

— Марианна, я думаю, вам пока не стоит отходить от меня. Только что я спасал Крэга от слепней, сейчас вы с муравьями… А взялись они, я думаю, с той самой ветки, которая показалась вам такой удобной для отдыха. — Он вгляделся в ветку и добавил: — Да, я прав. Поглядите, какая она старая, как расслоилась кора. Она пористая, как губка. Если отломить кусочек, вы увидите огромное количество насекомых, которые там живут. Естественно, они вами заинтересовались. И еще хорошо, что вами заинтересовались именно черные муравьи.

Марианна вздрогнула:

— Что может быть хуже? Они очень больно кусаются.

— Хуже черных муравьев могут быть красные, — улыбнулся Россиньоль. — Я немного занимался местной флорой и фауной и с некоторыми их представителями общался лично. Так вот — красные муравьи намного хуже и злее. Вы ведь сейчас уже не чувствуете боли от укусов?

— Почти не чувствую, — призналась Марианна.

— А боль от укусов красных муравьев не проходит и на третий день. Они часто «воюют» с черными и обычно побеждают, хоть по размеру и меньше, — сказал Франсуа. — Так что я прошу вас, Марианна, не садитесь ни на пни, ни на ветки. Здесь действительно очень красиво, но лучше любоваться природой, пребывая в тихом движении.

Марианна посмотрела на Россиньоля с уважением, — а он, оказывается, вовсе не так беспомощен, как ей показалось при первом знакомстве.

К ней подошел крайне недовольный О’Флаерти, потирая распухшую щеку.

Марианна улыбнулась ему:

— Ну что, Крэг, африканские слепни хуже таитянских насекомых?

— Оставьте, Марианна, — поморщился ирландец. — Я засмотрелся на одно странное дерево, а эта дрянь налетела, и теперь у меня страшно болит щека!

Лекарства находились в мешке Марианны, и она не замедлила достать оттуда мазь. Вскоре щека О’Флаерти, а заодно и рука Марианны были ею обработаны, и ирландец перестал разражаться проклятиями в адрес всех насекомых вообще и слепней в частности.

— А почему дерево показалось вам странным? — поинтересовалась Марианна.

— На его стволе был большой желоб, будто бы кто-то его специально выдавливал, — ответил ирландец. — Я никогда таких деревьев не видел.

— Это означает, что в том месте на дерево давило упавшее бревно, — объяснил подошедший Франсуа. — Здесь же очень густой лес, и деревья, погибая, падают и задевают своих соседей. И на их стволах образуются наросты, выпуклости, а иногда дерево начинает расти совсем по-другому — например, изгибается в другую сторону.

— Да, я видела такие! — обрадовалась Марианна. — А на некоторых содрана кора!

— Это слон, — сказал Франсуа. — Они часто чешутся о деревья, и кора не выдерживает.

Марианна испуганно посмотрела на мужчин:

— А что, если слон нападет на нас?

— В одиночку вряд ли, — сказал Франсуа. — Но если что-нибудь испугает целое стадо слонов… Это не самая лучшая встреча. Но будем надеяться, что Тикуто и Сезамба не подведут нас. Если бы их с нами не было, я вряд ли провел бы вас через джунгли.

Захрустели ветки, и из зеленых зарослей появились проводники.

— Мсе идут к Зоуги или мсе разговаривают? — сердито спросил Сезамба.

— Мы идем, прости нас, Сезамба! — заторопилась Марианна.

Однако она не переставала вертеть головой из стороны в сторону, то наблюдая за ярчайшими попугаями с ехидными физиономиями, то поражаясь смоле, вытекавшей из ранок на стволах деревьев. Россиньоль охотно рассказывал ей о том, что знал, но к исходу третьего часа у него пересохло горло, и Марианне пришлось запоминать свои вопросы в надежде задать их после. Однако вопросов у нее возникало такое множество, что через некоторое время она перестала их запоминать и только восхищенно оглядывалась.

Сезамба и Тикуто были недовольны тем, что из-за любопытства путешественников экспедиция слишком медленно продвигается вперед. Они неутомимо орудовали ножами, прорубаясь сквозь лесную гущу там, где не было тропинок.

— Мсе очень медленно идут, — бормотал Тикуто. — У Зоуги нельзя будет так медленно ходить.

— У Зоуги мы будем ходить быстрее, — успокаивал его ирландец, помогая Марианне перебраться через гниющий ствол дерева.

К вечеру они выбрались на обширную поляну, деревья над которой не сплетались столь густо, и Марианна впервые за этот день увидела небо. Оно уже приобрело фиолетовый оттенок, и пробивались первые звезды, очень яркие и крупные.

Путешественники развели костер, предварительно расчистив место для него, и сварили густую бобовую похлебку.

— Кто-нибудь пройдет по нашему пути и не будет знать, что его прорубили мы, — сказала Марианна.

— Если только это случится в ближайшую неделю, — засмеялся Франсуа. — А потом наша просека зарастет, и никто не сможет догадаться, что она когда-то здесь была. В джунглях вообще все растет очень быстро, особенно сейчас.

— Почему? — спросила Марианна.

— Грозы, мсе, — лаконично ответил ей Тикуто.

Франсуа Россиньоль посчитал нужным развить мысль проводника:

— Я продолжаю думать, что мы зря пустились в путь именно сейчас. Дело в том, что в это время идут тропические грозы, они бывают чуть ли не каждый день. Сегодня нам повезло, но завтра мы вполне можем промокнуть насквозь, если только не найдем убежище.

— Уже есть, мсе. — Тикуто показал на гигантское дерево, в стволе которого было большое дупло. — Мы спрятаться там, в дупле.

— А вы проверили его? Вдруг там кто-то есть? — спросил ирландец. — Оно такого размера, что здесь сможет уместиться целая семья леопардов.

— Там нет никого, — обиделся Сезамба. — Мы все проверить, мсе.

— Верьте им, Крэг, — примирительно сказал Россиньоль. — Тикуто и Сезамба — замечательные проводники.

Марианна приподняла голову, но увидеть верхушку предстоящего пристанища так и не смогла. Ей показалось, что дерево упирается своей макушкой в какую-нибудь далекую звезду — таким оно было огромным.

Она поделилась своими мыслями с Россиньолем.

— Может быть, — засмеялся он. — Но я не завидую участи этого дерева. Оно слишком велико, и поэтому его крона беззащитна. Молния в первую очередь ударяет в самые высокие деревья.

Марианна подумала о том, что и людская жизнь устроена по законам природы, — молнии обид, оскорблений и гонений тоже всегда ударяют в гениев, потому что они выше и чище душой.

Более практичный Сезамба, сообразив, что во время грозы им не стоит встречаться с молнией, выбрал другое дуплистое дерево, которое ничем не отличалось от своих собратьев среднего роста.

Однако ночь прошла спокойно. Крэг, Тикуто и Марианна прикорнули у тлеющего костра, а Россиньоль и Сезамба остались караулить их ночлег. Молодая женщина долго не могла уснуть — только она закрывала глаза, ей начинали мерещиться попугаи и муравьи, изогнутые стволы и пруды, наполненные зеленоватой водой, — словом, все, что она увидела за день. И к тому же джунгли засыпать и не думали. Шуршали листья, колеблемые ветерком, отрывисто и жалобно кричали ночные птицы, и где-то вдали хрустели ветви.

Она проснулась оттого, что Россиньоль тряс ее за плечо.

— Вставайте, Марианна. Нам, к сожалению, сейчас идти не придется. Пора прятаться в дупло.

— А что случилось? — спросила Марианна, оглядываясь.

Ее спросонья удивили трава и деревья вместо белых стен гостиничного номера.

— Это не сон, Марианна, — разъяснил Россиньоль. — Надвигается гроза. Вставайте.

Внизу, на поляне, все было тихо, но верхушки деревьев бешено качались от ветра, и стволы их гудели и стонали, предчувствуя надвигающуюся грозу.

Благоразумный Тикуто за ночь нашел еще одно дупло, куда спрятался сам, прихватив с собой Сезамбу и О’Флаерти, предоставив второе дерево Марианне и Россиньолю.

Когда упали первые крупные капли дождя, Франсуа и Марианна устроились в дупле, для чего им пришлось тесно прижаться друг к другу. Отслоившаяся кора, словно козырек, нависшая над их укрытием, позволяла видеть то, что происходило снаружи, без опасения промокнуть.

Сильный порыв ветра сотряс джунгли, и листья, кусты, лианы в страхе затрепетали, будто предчувствуя близкую смерть. Дождь лил сплошной стеной, гром гремел не переставая, и испуганная Марианна еще крепче прижалась к Россиньолю, который безмолвно смотрел в серую завесу ливня.

Невысокие папоротники, напомнившие Марианне легчайшую кружевную вуаль, были прибиты дождем к земле — молодые тонкие деревца гнулись из стороны в сторону, метались, то сплетаясь друг с другом в кратком объятии, то разлетаясь в разные стороны, не в силах противостоять урагану.

Снова грянул гром — и отсвет зеленоватой молнии упал на поляну. Треск, свист, завывания ветра и скрип огромного количества стволов тонули в шуме ливня и с новой силой оглушали Марианну.

Она не закрывала глаз, и в душе ее тоже бушевал ураган. Это был неописуемый восторг от причастности к высшим силам природы, позволившим ей испытать первобытный ужас и первобытное счастье от того, что она осталасьжива.

Отблески молний падали на поляну почти ежесекундно, но молодая женщина не думала о том, что молния может расщепить их дерево. Она наслаждалась грозным и безрассудным величием урагана.

Ливень стих так же быстро, как и начался. Последний удар грома, последний порыв ветра — и лес, успокоившись, снова застыл. Только влажная почва и сверкающие капли, бриллиантами застывшие на кружеве папоротников, напоминали о том, что была гроза.

Внезапно Россиньоль откинул голову Марианны назад и впился в ее губы горячим поцелуем.

Некоторое время после этого они молчали.

— Марианна, эта гроза… Это было так потрясающе, она просто перевернула мою душу. Я не смог удержаться, — наконец прошептал Россиньоль.

Марианна ничего не ответила ему. Глядя на бушевавшие джунгли, она втайне желала чего-нибудь, что переполнило бы чашу ее чувств, а потому на поцелуй Россиньоля нисколько не обиделась. Даже наоборот — он доставил ей несказанное удовольствие, в чем она Россиньолю не призналась. Но, закрыв глаза, она увидела огненные сполохи и вновь пережила то, что испытывала во время грозы.

Подоспевшие Крэг и Тикуто с Сезамбой помогли Марианне, а затем Россиньолю выбраться из дупла.

— Нам надо идти, мсе, — напомнил Тикуто.

— А я и не ожидал, что гроза окажется такой короткой, — сообщил Крэг. — Я думал, что мы весь день проторчим в дупле, а она так быстро кончилась!

— Слишком быстро, — сказал Россиньоль так тихо, что его смогла услышать только Марианна.

Изредка оскальзываясь на мокрых ветках, они продолжали путь. Марианна со страхом смотрела на вывороченные ураганом из земли большие деревья, на расщепленные молниями обугленные ветки. Но иногда попадались пространства, совсем не тронутые грозой. Там источали аромат белые цветы с алыми краями лепестков, свисали светло-пурпурные кисточки дикого винограда — на вкус он оказался кислейшим, — попадались вьющиеся растения совсем без цветов, но с изумительными каштановыми листьями. Посреди всей этой красоты бросались в глаза ярко-пунцовые стручки перцовых кустов и очень заинтересовавшее Марианну деревце, покрытое бесчисленным количеством крохотных белых цветов, похожих на бусы. Эти цветы издавали сильнейшее благоухание, порой затмевавшее нежный аромат желтых огоньков мимозы.

— А что это такое? — указала она на благоухающее дерево и оглянулась на Франсуа.

Воспоминание мгновенно обожгло ее, и щеки Марианны залил легкий румянец.

Франсуа внимательно посмотрел на нее и ответил:

— Это дикий манго, Марианна. Поразительно красивые цветы, не правда ли?

Марианна кивнула, и Россиньоль мгновенно направился к тонкому деревцу и преподнес Марианне одну из веток, густо усыпанную цветами. Она украсила пышные темные волосы молодой женщины.

Россиньоль восхищенно замер.

— Вы похожи на лесную богиню, Марианна, — проговорил он. — Вы изумительны. Как бы я хотел быть этой веткой!

Марианна чуть сморщилась — ей не понравилась последняя фраза Франсуа, поскольку она за свою жизнь выслушала немало банальных комплиментов. Однако горящие глаза молодого мужчины говорили яснее всяких слов, и Марианна ощутила некоторую неловкость — как-никак они находились не так уж и далеко от озера Зоуги, где должен был быть ее муж князь Коррадо Сант-Анна.

— Пойдемте, Франсуа, — сказала она, слегка прикасаясь к душистой ветке. — Мы отстали.

Они быстро догнали проводников и Крэга, который внимательно посмотрел на запыхавшуюся пару, — Франсуа и Марианна рядом выглядели так, будто некий бог, задавшийся целью сотворить мужчину и женщину идеальной красоты, наконец выполнил свое намерение. О’Флаерти незаметно вздохнул.

Дорога становилась все труднее. Все чаще путь преграждали поваленные деревья, перебираться через которые было очень тяжело. Наконец путники остановились у огромного ствола, взобраться на который было невозможно, потому что он заканчивался где-то у подбородка Марианны, а чтобы его обойти, понадобилось бы большое количество времени.

— А… можно ли найти другую дорогу? — поинтересовалась Марианна, беспомощно глядя на толстенный ствол.

— Другая дорога — нет, мсе, — грустно пояснил Тикуто. — Дорога — тут.

Следуя за Сезамбой и Тикуто, они взобрались на ветку исполина и пошли по ней, как по тропинке. Ветка вывела их на ствол, и с его высоты Марианна увидела, что вся дорога впереди покрыта поваленными деревьями.

— Так что же, мы так и будем лазать по ветвям? — спросила она, весьма неудовлетворенная такой перспективой.

— Да, мсе, — ответил Сезамба, ловко перепрыгивая на другой ствол.

Марианна шла, поддерживаемая О’Флаерти, и тем не менее постоянно поскальзывалась на влажном гладком стволе. Когда они наконец спустились на землю, их встретили распростертые ветви другого дерева-великана, между которыми пришлось почти ползти, пока они не добрались до самой толстой, по которой можно было взобраться на лежавшее дерево.

Солнце палило изо всех сил, от земли поднимался пар. Измученная духотой и акробатическими трюками, которые приходилось проделывать, Марианна опустилась на ствол.

— Я больше не могу идти.

— Мужайтесь, Марианна! — ободрил ее Крэг. — Сезамба сказал, что скоро эта ужасная просека должна закончиться.

— Он-то откуда знает? — произнесла Марианна недовольным тоном, однако поднялась и пошла вверх по дереву.

Ствол его становился все толще и толще и казался нескончаемым, но наконец путники уперлись в другое дерево, лежавшее на этом.

— Здесь высоко, мсе! — предупредил Сезамба, взбираясь на ствол. — Внизу много веток!

Он сделал несколько шагов, и вдруг его нога запнулась о шишковатый нарост на дереве. Сезамба взмахнул руками, пытаясь сохранить равновесие, схватился за ветку, но влажное дерево предательски выскользнуло из его руки, и чернокожий проводник с криком рухнул вниз.

Тикуто птицей взлетел на ствол и горестно закачался из стороны в сторону, приговаривая что-то на непонятном для Марианны и Крэга языке. Побледневший Франсуа приблизился к Тикуто и осторожно придержал его за руку, чтобы уберечь от падения.

— Что с ним?! — вскрикнула Марианна.

Франсуа обернулся к ней и произнес:

— Сезамба погиб. Будьте осторожны.

Проходя по дереву, Марианна не смогла удержаться от того, чтобы не взглянуть вниз: она увидела распростертого на толстых ветвях Сезамбу, грудь которого была пропорота острым суком. Мох жадно впитывал кровь. Проводник не шевелился.

Достать тело Сезамбы из глубокой ямы они не смогли — спуск был чересчур опасен.

Крэг оставил Марианну и отправился к Франсуа помогать Тикуто: тот был настолько потрясен смертью товарища, что сам идти не мог. Глаза ему застилали слезы, и он неминуемо последовал бы за Сезамбой, если б не Россиньоль и О’Флаерти, поддерживавшие его.

Марианна, оставшись в одиночестве, двигалась очень медленно и осторожно, при всяком удобном случае цепляясь за ветки, царапавшие ее ладони своей жесткой корой. И все равно раза два она спотыкалась и падала на ствол. Ее платье разорвалось в нескольких местах, а ноги болели от постоянного напряжения.

Россиньоль часто оглядывался, проверяя, все ли у нее в порядке. Марианна находила в себе силы, чтобы улыбнуться своему новому другу.

Наконец тяжелый путь окончился, и путешественники ступили на твердую землю. Молодая женщина оглянулась на нагромождение стволов и поразилась тому, что она смогла его преодолеть.

Они сделали привал, приготовили еду и почти насильно накормили ослабевшего от горя Тикуто.

— Сезамба хороший, мсе. Сезамба больше нет, мсе, — повторял он.

Марианна, привлеченная очередным ярким цветком, направилась к колючим зарослям, находившимся рядом с тропинкой.

Цветок был ярко-фиолетовый. Он издавал благоухание, несравнимое с запахами, которые ранее довелось чувствовать ей. Она склонилась над цветком и внезапно вскрикнула, ощутив, что вокруг ее ноги обвилось что-то холодное.

Марианна отскочила от зарослей и увидела, как еле заметно шевелится трава у ее ног. Догадавшись, кто это может быть, она со всех ног бросилась к Россиньолю и рассказала ему о случившемся.

— Вам крупно повезло, Марианна, — проговорил побледневший Россиньоль. — Это моя большая ошибка, что я не предупредил вас о змеях, которые водятся в джунглях. Не стоит подходить к колючим кустам — там они встречаются чаще всего. И к тому же я просил вас никуда не отходить одной!

Марианна виновато посмотрела на Россиньоля и просительным тоном произнесла:

— Франсуа, расскажите мне о змеях. Здесь очень интересные животные.

Франсуа укоризненно посмотрел на нее:

— Марианна, если слушать чей-то рассказ о джунглях, он может показаться интересным и даже захватывающим. Но здесь все опасно! Должна же быть в вас хоть капелька страха, пока что я замечал только любопытство, восхищение и усталость.

Молодая женщина, опустив голову, слушала нравоучения Россиньоля. О’Флаерти уплетал третью порцию бобов, а Тикуто, немного оправившийся, осматривал тропинку на случай появления непрошеных спутников.

— Скорее всего, — продолжал Россиньоль, — вы, отпрыгнув, наступили на змею и тем самым помешали ей укусить вас. Вы не заметили, какого она была цвета?

Марианна покачала головой.

— В джунглях живет страшная черная змея пикахолу, — сказал Франсуа. — Она может убить своим ядом несколько человек, чего другие змеи не могут. Есть «плюющая» змея — ядом она, конечно, не плюется, но, если ей отрубить голову, яд выделяется еще в течение нескольких часов. Есть «надутая» гадюка, она…

— А… вы их видели, Франсуа? — дрожащим голосом спросила Марианна.

Только сейчас она поняла, какой опасности подвергала свою жизнь, неосторожно пройдя к зарослям.

Молодой мужчина немного смутился.

— Я видел только тари — это большой питон. Но он абсолютно безвреден, и жители джунглей даже иногда употребляют его в пищу. Об остальных змеях я читал, и этого мне хватило для того, чтобы опасаться их.

Марианна отошла от края тропинки и придвинулась поближе к Франсуа.

— А сейчас я расскажу вам кое-что забавное о змеях, — продолжил он, — чтобы вы успокоились. Может быть, нам удастся увидеть зеленого древолаза. Он питается птичьими яйцами. У него есть зубы не только в пасти, но и в желудке. Теми, что в пасти, он берет яйцо и заглатывает его целиком, каким бы большим оно ни было.

Молодая женщина недоверчиво покачала головой:

— А этот древолаз большой?

— Нет, даже наоборот. Но он натягивается на яйцо, как мешок. А те зубы, что в желудке, раздавливают яйцо. Скорлупу он потом выплевывает. Птицы очень боятся его.

Рассказ о зеленом древолазе хотя и успокоил, но нисколько не позабавил Марианну: она вспомнила маленьких птичек, обитавших в ее саду на вилле Сант-Анна, и искренне обрадовалась, что там не было таких древолазов.

Немного отдохнув после еды, путешественники вновь двинулись сквозь джунгли, возглавляемые Тикуто, с рвением исполнявшим свои обязанности проводника.

Марианне казалось, что прошло уже не меньше месяца с того момента, как они углубились в лесные дебри. Она устало шагала, глядя в спину Россиньоля, сбивавшего своей палкой головки высоких цветов. Колонну замыкал Крэг, мурлыкавший одну из своих многочисленных песенок.

Тропинка стала очень узкой, и идти путники могли только «гуськом» Марианна от нечего делать сорвала травинку и на ходу скручивала ее в колечко. Она чувствовала себя очень усталой, и Россиньоль заметил это.

— Вам грустно, Марианна? — спросил он, обернувшись.

— Нет, — тихо ответила она, — просто я подумала, сколько времени я уже ищу Коррадо. Мне показалось, что я никогда не найду его, а так и буду всю жизнь идти по этой тропинке.

— Нет, Марианна! — бодро прокричал сзади Крэг. — Осталось мало, очень мало. Тикуто, долго нам еще идти до этого Зоуги?

Проводник вздрогнул.

— Зоуги — страшно, мсе. Идти немного, — сказал Тикуто, не оборачиваясь, и Марианна едва расслышала его слова.

— Идти немного, — повторила она.

Близилась к концу вторая неделя путешествия, и Марианна уже разбиралась в джунглях не хуже Россиньоля. Она уже увидела пикахолу, внезапно выползшую на тропу, — и черная длинная змея показалась ей не такой уж и страшной. Несколько раз они прятались в дуплах от грозы, и поцелуи Россиньоля становились все настойчивее. Он не говорил ей о любви, но его учащенное дыхание ясно свидетельствовало о его желаниях.

Однако днем, в присутствии Крэга и Тикуто, Россиньоль держал себя как истинный джентльмен, помогая Марианне перебираться через древесные завалы и рассказывая о диковинных птицах.

О’Флаерти догадывался об этом зарождающемся романе. Он насторожился уже тогда, когда Марианна во второй раз спряталась от урагана в одном дупле с Франсуа, и теперь, по вечерам, внимательно следил за выражением лица Марианны, когда Франсуа приглашал ее на прогулку по джунглям.

Марианна обычно с усмешкой отказывалась, говоря:

— Благодарю вас, Франсуа, но мы гуляли по джунглям целый сегодняшний день, и у меня нет охоты бродить по ним вечером!

Россиньоль смущенно улыбался, но на следующий день все повторялось сначала.

Внимание Россиньоля нравилось молодой женщине, но она предчувствовала, что рано или поздно ей придется что-то ответить ему, и она боялась обидеть его. Похоже, Россиньоль уже уверился в ее расположении к нему после грозы, и ее отказ удивит, если не оскорбит его. В другое время Марианна не задумывалась бы о такой мелочи, но сейчас они составляли один отряд, и портить отношения было нельзя ни в коем случае. Тем более Россиньоль нравился ей, и Марианна использовала все свое женское умение обещать и отказывать в одно и то же время и оттягивать момент решительного разговора.

Бесспорно, Франсуа слышал о князе Сант-Анна, но он никогда не видел его, и князь был для него не более чем эфемерной фигурой. А Марианна была рядом, свежая и прекрасная…

О’Флаерти, не лишенный наблюдательности, понимал как тайные желания Россиньоля, так и размышления Марианны. Марианна не раз замечала на его лице ироническую усмешку, обращенную ко всем вместе и ни к кому в отдельности. Ирландец, по всей видимости, отчасти развлекался наблюдением за ними.

Флирт с Россиньолем скрасил третью неделю путешествия. Дальнейшие события вовсе не располагали к легким разговорам и кокетству.

Однажды ночью Марианна проснулась от крика караулившего их сон Крэга:

— Вставайте! Кто-то бежит сюда!

Этот «кто-то» явно был не маленьких размеров — страшно скрипели ломаемые ветки и сучья.

— Слоны! — объяснил Тикуто. — Что-то их напугать — они бегут! И мы, мсе, бежать!

Путешественники вскочили и бросились вслед за проводником, но Тикуто сам несся, не разбирая дороги.

— Нам надо деревья! — прокричал он на бегу.

— О чем он? — задыхаясь, спросила Марианна.

— Надо взобраться на дерево — там мы будем в безопасности! — сказал Крэг.

Марианне потребовалось немало сил, чтобы с помощью Россиньоля взобраться на толстую ветку дерева. Она прижалась к стволу и со страхом ожидала появления обезумевших слонов.

Но стадо прошло стороной — хруст и треск раздавались совсем рядом, но ни одного слона путники так и не увидели.

Однако с места своего привала они ушли не зря — поляна была вытоптана мощными слоновьими ногами.

— О боже, наши вещи! — вскричал Россиньоль. — Все снаряжение погибло!

— Не все, — произнес Крэг. — Я захватил свой мешок, так что приготовить еду мы сможем. Было бы что готовить.

С этим вопросом дело обстояло сложнее — еды осталось очень немного, и то потому, что Марианна тоже успела схватить мешок, где, помимо прочего, находились еще и лекарства, чему молодая женщина была несказанно рада.

— Либо нам надо двигаться в три раза быстрее, либо есть в три раза меньше, — подвел итоги Россиньоль.

— Думаю, что и то, и другое, — сказал Крэг. — Мне очень хочется увидеть хоть какой-нибудь дом, пусть даже сплетенный из лиан. А то создается впечатление, что никого, кроме нас, и на свете-то нет.

— Бананы скоро, — сказал Тикуто.

— Здесь есть рядом банановые деревья? — поинтересовалась Марианна.

— Наверняка, — приободрился Франсуа. — Из бананов можно приготовить уйму блюд, а некоторые местные племена и вообще питаются только ими.

— Странно, а почему мы никого не встретили? — удивилась Марианна.

— И слава богу, — сказал Россиньоль. — Они вполне могли бы выпустить в нас десяток-другой отравленных стрел. Тикуто специально ведет нас нехожеными тропами, но это все равно не исключает столкновения с кем-нибудь. Правда, я бы предпочел избежать его.

Марианна привыкла к своему мешку и сперва не могла спокойно отнестись к его отсутствию, — ей все время казалось, что она потеряла его. Но лекарства и оставшуюся еду — бобы и немного риса и сухарей — теперь нес Крэг, не жалуясь на тяжесть, — запасы таяли с каждым днем. А банановые плантации, обещанные Тикуто, не спешили попадаться на глаза путешественникам.

Однажды им пришлось уступить дорогу длиннейшей колонне черных муравьев, которые шли по четыре в ряд и этим очень заинтересовали Марианну, умолявшую Тикуто дать ей рассмотреть этих насекомых.

Муравьи деловито продвигались вперед, следуя за несколькими вожаками, — Марианна сделала этот вывод из того, что те не были ничем нагружены, в то время как рядовые члены этого маленького войска тащили прутики, травинки и других муравьев — покрупнее и другого цвета.

Молодой женщине не удалось вдоволь насмотреться на муравьев — Тикуто бросил палку в самую середину колонны.

Раздалось явственное шипение, после чего передняя часть колонны продолжала путь, остальные же, оказавшиеся с другой стороны палки, беспомощно засуетились, и их стройные ряды рассыпались.

— Идем, мсе, — сказал Тикуто. — Муравьев много.

И в самом деле, им пришлось долгое время идти по самому краешку тропы, чтобы не наступить в шеренги насекомых.

Муравьи изрядно докучали путешественникам. В джунглях их было огромное количество, и избавиться от них не было никакой возможности. Им удалось пробраться даже в мешок, предусмотрительно повешенный Крэгом на ветку дерева, и уничтожить почти весь запас сухарей.

— Мелкие, а какие дряни! — сокрушался Крэг, вытряхивая муравьев из мешка. — Я вовсе не собирался устраивать ужин для местных обитателей!

Рис и бобы насекомых не заинтересовали — и путники получили возможность питаться еще два дня.

— Надо что-то делать, — произнес Крэг, печально доедая последнюю горсточку риса. — Если мы будем так есть, мы далеко не уйдем.

— Значит, мы будем охотиться! — заявил Франсуа. — Оба наших мушкета растоптаны слонами, но у Тикуто есть нож.

— Вы собираетесь бегать по джунглям с ножом? — саркастически ухмыльнулся Крэг. — По-моему, лучше вырыть западню.

Предложение ирландца было поддержано, и мужчины принялись рыть яму наиболее подходящими для этого сучьями. На ее дне они установили несколько остро заточенных кольев по совету проводника.

Марианна с легким страхом думала о том, что они будут делать, если внезапно нападут какие-нибудь недоброжелательно настроенные племена. Слоновье стадо лишило путешественников большого числа необходимых вещей.

— А теперь мсе уносить землю — сказал Тикуто. — И рыть еще яма.

— Это-то еще зачем? — простонал Крэг, утирая катившийся градом пот. — Нам вполне хватит одной антилопы! И землю таскать зачем?

— Надо, мсе, — укоризненно произнес Тикуто и начал копать вторую яму.

— Франсуа, вы знаете, зачем? — спросил ирландец.

— Землю надо уносить, чтобы животное не заподозрило ничего неладного, — объяснил Россиньоль. — А вторая яма… Я не знаю, для чего она нужна.

— Антилопа скакать через одна и попадать в новая, — сообщил Тикуто.

— Да, действительно! — обрадовался Россиньоль. — Если, она заметит первую яму, она обязательно постарается перескочить через нее — и попадет как раз во вторую. Ты молодец, Тикуто!

Проводник на похвалу никак не отреагировал, но было видно, что он очень доволен.

Но обе ямы оправдали себя — к вечеру в них попалось две небольших антилопы. Они были желто-золотистого цвета, с длинными тонкими рогами, и на их вытянутых мордочках застыло выражение муки.

Марианна очень пожалела о том, что пошла смотреть на добычу. Она прекрасно понимала, что им надо что-то есть, чтобы добраться до цели, но страдальческие глаза маленьких антилоп заставили ее ощутить себя убийцей.

Мясо одного животного они изжарили на костре, а вторую антилопу положили немного поодаль от привала.

— Вы огорчены, Марианна? — нежно спросил Россиньоль. — Вам жалко их?

— Да, Франсуа, — со вздохом ответила молодая женщина. — Я не привыкла видеть свой ужин так. Наверное, мы зря убили их.

— Вы не правы, — сказал Крэг, увлеченно обгладывавший ножку антилопы. — Иногда следует глушить в себе жалость, иначе тебе несдобровать.

В глубине души Марианна была согласна с ним, но ей пришлось сделать усилие, чтобы поесть мяса.

Ночью она долго не могла уснуть, какие-то смутные предчувствия тревожили ее. Марианна встала и, знаком показав Тикуто, чтобы он не волновался, пошла по тропинке в глубь леса.

Ее привлекло внезапно раздавшееся рычание. Сначала Марианна бросилась обратно к лагерю, но потом решила внимательнее рассмотреть животное. Она осторожно выглянула из-за толстого ствола и увидела, как посреди поляны, глядя друг на друга, стоят два великолепных зверя — мощный лев и гибкий леопард.

Грива льва была густой и пышной, сильные лапы крепко стояли на земле. Изредка он чуть подавался вперед заставляя изящного леопарда отпрыгивать и оскаливать клыки.

Марианна боялась пошевелиться — если хрустнет ветка, звери заметят ее, а от них на дереве не укроешься, к тому же она не сумеет взобраться на дерево без чьей-то помощи.

Но лев и леопард были увлечены предстоящим поединком. Пока что они просто смотрели друг на друга, выжидая, кто из них первым кинется в атаку.

Наконец леопард не выдержал. Он бросился вперед и ударил льва лапой. Рык раздался с новой силой, лев попытался укусить леопарда, но тот ускользнул, снова напал — и два прекрасных зверя, сплетясь, покатились по траве.

Краем глаза Марианна заметила тушу какого-то животного, громоздившуюся неподалеку от рвущих друг друга зверей, и решила, что она и послужила причиной схватки.

Этот бой, освещенный луной, был так прекрасен, что Марианна не могла оторвать от него глаз. Ей казалось, что герб д’Ассельна ожил и продолжают свою нескончаемую битву лев с леопардом, и никто не может победить.

Кто победил в этом случае, Марианна не увидела — она сочла нужным ретироваться, пока кто-нибудь из хищников не успел заметить ее.

Услышав утром эту историю, мужчины насторожились.

— Значит, рядом бродят львы! — сказал Крэг. — Теперь всю жизнь буду ненавидеть слонов за то, что они растоптали мой мушкет!

— Вы очень испугались, Марианна? — обеспокоился Россиньоль.

— Нет, это было красиво… — вздохнула Марианна. — Хотя немного я, конечно же, испугалась.

— Лев — трус, — сказал Тикуто.

— Почему? — удивилась Марианна.

Но Тикуто не ответил, и она, как обычно, обратилась за разъяснениями к Россиньолю:

— Франсуа, почему Тикуто утверждает, что львы трусливы? Мне, например, так не кажется.

— Он говорит правду, — сказал Франсуа. — Львы действительно боятся человека и никогда на него просто так не нападают. Если вам, Марианна, придется столкнуться со львом и возможности убежать не будет, просто посмотрите ему в глаза. В девяти случаях из десяти он уйдет.

— Расскажите мне о десятом случае, — попросила Марианна.

— Убежать от львицы с детенышами нелегко — она в ярости набрасывается на всех, в ком видит хоть какую-то угрозу своим детенышам.

— Будем надеяться, что мы не встретим такую львицу, — сказала молодая женщина.

Но ее предположения оказались ошибочными. Ночью Марианна проснулась от крика Россиньоля:

— Тикуто! О господи, Тикуто…

Марианна вскочила и бросилась к Крэгу и Франсуа, склонившимися над бездыханным телом проводника.

— На землю из тушки антилопы вытекла кровь, — сказал Россиньоль. — Пришел какой-то хищник. Я не знаю, защищался ли Тикуто от него, или это как раз была львица… Но Тикуто погиб.

Они закопали тело Тикуто под кустом акации и устало присели у могилы.

— Как мы пойдем дальше? — наконец спросил Крэг. — Мы остались одни, и дорогу назад вряд ли найдем. Остается одно — пробираться вперед, но дорога опасна и незнакома. И потом, как мы найдем Зоуги? Я не знаю, что делать.

— Я знаю, — сказал Россиньоль. — Предчувствие, что что-то должно случиться, не оставляло меня, и я все время радовался, что захватил компас. Тикуто и Сезамба все время шли на юго-восток и говорили, что выбрали самый короткий прямой путь. И мы пойдем на юго-восток — возможно, там и находится озеро Зоуги.

— Что ж, Франсуа, теперь вы станете нашим проводником, — сказала Марианна.

И Россиньоль повел свой небольшой отряд через джунгли, на юго-восток.

Путешественники теперь мало разговаривали друг с другом. Они просто брели, пристально вглядываясь в заросли, — не мелькнут ли где-нибудь съедобные плоды или ягоды? Дикий виноград, поначалу так не нравившийся Марианне, теперь встречался с восторгом и поедался немедленно. Они пробовали несколько раз рыть западни, но добыча в них попадалась редка И теперь весь дневной рацион путников составляли несколько кусочков копченного над костром мяса да вдоволь воды, благо ручьев по пути попадалось предостаточно.

Россиньоль как-то набрел на дерево, покрытое ярко-оранжевыми плодами, напоминавшими апельсины. Их кожа была очень твердой, и, чтобы их очистить, пришлось прибегнуть к Ножу. Однако мякоть оказалась вкусной и нежной, к тому же она изумительно утоляла голод, и путники запаслись изрядным количеством лесных апельсинов. После обильного пиршества у всех троих разболелись желудки, и Крэг даже высказался за то, чтобы выбросить плоды. Но потом Россиньоль обнаружил, что боль в желудке вызывают косточки, а сама мякоть никакого вреда не приносит, и мешок с «апельсинами» остался в целости и сохранности.

Марианне удалось увидеть большого носорога, а точнее, его самку с маленьким детенышем. Она долго наблюдала за тем, как животные поедают стебли какой-то травы, и не выдала себя ничем, помня, как опасны самки с детенышами. Молодой женщине не пришлось прилагать никаких усилий для того, чтобы носороги не заметили ее, — за время пути она научилась продвигаться по джунглям совершенно бесшумно.

— Марианна, мы превратились в настоящих лесных обитателей, — шутил Крэг. — Вполне можем образовать небольшое дикое племя.

— А вы бы хотели этого, Крэг? — как-то спросила Марианна.

О’Флаерти кивнул.

— Как ни странно это звучит, но да. Я часто вспоминаю о милом Таити и о своей жизни там. Иногда мне кажется, что я должен был родиться в тропической стране, — эта жизнь близка мне. Ах, если бы в Ирландии были маленькие джунгли!

Его слова понравились Марианне, и она часто обсуждала с ирландцем возможность создать племя. Молодая женщина, конечно, шутила, а вот в голосе Крэга порой проскальзывали серьезные нотки.

— Я говорю вам правду, Марианна, — произносил он, с восхищением разглядывая какой-нибудь экзотический плод. — Я люблю свою Ирландию, но со временем она стала для меня некой сказочной страной, когда-то приснившейся мне, — просто я очень давно не видел эту землю. А тропики… Понимаете, это — свобода, самая настоящая свобода. Если я захочу, я могу петь, стрелять, кричать в полный голос — и никто не напомнит мне о манерах и о приличиях.

— Вам нравятся джунгли только потому, что здесь можно кричать? На корабле тоже можно это делать, — съязвила Марианна.

О’Флаерти устало покачал головой:

— Дело не в этом. Я просто не могу выразить свои чувства словами. Вы помните, какие здесь грозы?

Женщина кивнула.

— Вот это — настоящая свобода. Я чувствую себя грозой, ветром, трепещущими листьями — и мне хочется лечь где-нибудь под деревом и слиться с природой. Честно говоря, я завидую местным жителям — они сами не понимают своего счастья.

— Какое же это счастье? — вздохнула Марианна, припомнив ледяной ручей, в котором ей сегодня пришлось мыться. — Я бы не хотела жить в джунглях, и если бы не Коррадо…

— Вы хотите сказать, что, если бы не поиски князя, вы бы убежали отсюда на второй день? — спросил ирландец.

— Даже на первый, после встречи с муравьями! — засмеялась Марианна.

— А я не боюсь муравьев, — сказал Крэг. — Я даже в чем-то симпатизирую им. Живут себе и живут.

— И поедают чужие сухари! — резюмировала. Марианна.

— Ну и пусть, — мягко сказал Крэг. — Раз уж мне не суждено больше увидеть Таити, я хотел бы жить здесь.

Разговор с О’Флаерти изрядно озадачил Марианну. Таити, конечно, был божественным островом, и джунгли тоже таили в себе немало романтических загадок, но чтобы остаться в них, воюя с насекомыми и охотясь на зверей, чтобы добыть себе пропитание… Ну уж нет!

Мысли о еде не переставали мучить путешественников. С каждым днем они все дальше продвигались на юго-восток, туда, где по их предположениям находилось странное озеро Зоуги. Это озеро стало для них мечтой, и им казалось, что там сбудутся все желания, — будут постель и еда, найдется князь и можно будет вымыться теплой водой. В глубине души каждый из них сознавал, что все мечты вряд ли осуществятся, но им нужна была мысль о благополучном конце путешествия, иначе они просто погибнут.

— Тикуто говорил о банановых рощах… — говорила Марианна, опираясь на руку Россиньоля. — Может быть, это правда, и мы когда-нибудь поедим по-настоящему?

— Может быть, и так, — отвечал Франсуа, печально глядя на нее. — Давайте не будем говорить об этом, Марианна.

— Ну почему же? — возражала Марианна. — Мне кажется, что мы окончательно перешли на растительную пищу, и о новых блюдах стоит поговорить. Мне, например, очень понравились эти красные стручки, которые вы принесли вчера.

— Они называются мойела, — сказал Франсуа. — И жаль, что их было так мало.

Чтобы поддержать дух отряда, Марианна придумала тему для вечерних бесед у костра — она предложила по возвращении домой написать кулинарную книгу «Блюда из джунглей», и теперь они весело проводили время, придумывая названия новым кушаньям.

— «Восторг из Гвинеи»! — предложил однажды Франсуа, уплетая бледно-фиолетовые сливы, которые попались им утром очередного дня.

— Мы же выходили из Сенегала, — поправила его Марианна. — Тогда уж «Сенегальский восторг»!

— Нет, Марианна, — сказал Россиньоль, выплевывая косточку в костер. — По моим расчетам, мы уже в Гвинее. До озера осталось не так уж и далеко.

— А по мне — джунгли и джунгли, — сказала женщина. — И определить наше местонахождение я никогда бы не смогла.

— Спасибо компасу, — улыбнулся Франсуа. — Он верно ведет нас.

— Я так давно не держал в руках компаса, — произнес О’Флаерти. — Дайте посмотреть на него, Франсуа.

— Я боюсь, что не удержу его, — засмеялся Россиньоль. — Руки ослабели!

Марианна улыбнулась в ответ — длительное голодание не самым лучшим образом сказалось на путниках, и мешки с лекарствами и кухонными принадлежностями они несли уже с трудом.

Россиньоль вынул из кармана компас и протянул его ирландцу. Но Крэг не успел подхватить прибор, выскользнувший из руки Франсуа, и компас упал прямо в костер. Крэг вытолкнул его из пламени палкой, но было уже поздно — огонь был слишком сильным. Стекло компаса лопнуло, и стрелка, до этого твердо указывавшая на север, погнулась.

— Боже мой, — медленно проговорил О’Флаерти, глядя на покореженный компас. — Куда же мы теперь пойдем?

Некоторое время они молчали, подавленные и огорченные происшедшим. Языки костра лизали потрескивающие ветки.

— Франсуа, — нарушила молчание Марианна. — Что мы теперь будем делать?

Россиньоль натянуто улыбнулся.

— Ситуация не из лучших. Но существует ряд примет, по которым можно определить, в какую сторону света мы движемся. Я постараюсь припомнить их.

Они грустно стали устраиваться на ночь. Ветвей вокруг было достаточно, и скоро были построены три шалаша. Марианна улеглась на свой мешок и вздрогнула — сырая земля давала о себе знать, и к тому же на свет костра слетелись бесчисленные мелкие насекомые, укусы которых были весьма ощутимы. Она выбралась из своего убежища и присела у огня на старое бревно, уже не заботясь о том, что кто-то мог избрать своим жильем трухлявый ствол.

О’Флаерти тоже не спалось. Заметив женщину, он тоже вышел из шалаша и присел рядом с ней.

— Не грустите, Марианна. В таких случаях лучше всего помогает надежда и глупые фразы.

— Скажите мне какую-нибудь глупую фразу, Крэг, — произнесла Марианна, не отрывая взгляд от костра.

— Допустим: «Все будет хорошо, потому что иначе и быть не может».

— А если мы погибнем от голода? — спросила Марианна, поеживаясь от ночной прохлады.

— Знаете, — задумчиво сказал Крэг, — у древних моряков было такое изречение: «Плавать по морю необходимо, жить не так уж необходимо». Вам нужно отыскать мужа, а если в пути придется погибнуть — что ж, значит, так было надо.

Марианна удивленно посмотрела на освещенное пламенем лицо ирландца — она раньше не замечала за О’Флаерти склонности к философии. Возможно, на него повлияло пребывание в клетке «Элоизы», а может быть, долгий путь по тропическому лесу…

— Я согласна с вами, Крэг, — сказала она. — Только мне совершенно не хочется погибать в пути. Я верю, что никто, кроме меня, не сможет спасти Коррадо.

Из своего шалаша выбрался заспанный Россиньоль.

— Меня укусила какая-то мелкая тварь, — пожаловался он, потирая шею. — Видимо, здесь неподалеку болото или пруд — рядом с водой всегда полно гадких насекомых.

Путники смотрели в костер, изредка подбрасывая туда сухие ветви. Позади была тяжелая дорога, впереди — неизвестность — сохранившиеся в памяти Франсуа приметы не могли гарантировать, что они скоро дойдут до Зоуги.

«Сант-Анна… Сокровище…» — припомнила Марианна наркотический бред Лейтона. Что это может быть за сокровище? И бедный Жоливаль, рассказавший ей о духе с именем Алгэл, наверное, сам не подозревал, как причудливо смешается его рассказ со словами мертвого доктора.

Марианна вздохнула — ей так не хватало доброй, чуть ироничной усмешки Аркадиуса, его спокойного голоса, его острого ума. Будь он сейчас рядом — положение не казалось бы ей таким безнадежным. И рыжеволосый Гракх сейчас распевал бы фальшиво свои песенки, и Лаура наверняка испугалась бы рассказа о битве льва и леопарда… Милые, чудесные друзья! Они погибли вместе с «Доброй надеждой» Язона Бофора, человека, которого она когда-то любила и ради которого могла пойти на верную смерть. А сейчас никого из них нет рядом с ней, и никто из них не скажет: «Мужайтесь, Марианна. Вы найдете князя, и мы выберемся из этой переделки».

Словно бы прочитав ее мысли, О’Флаерти произнес, легко прикоснувшись к плечу молодой женщины:

— Вам сейчас плохо, Марианна, как и всем нам. Но если мы сейчас начнем думать только о плохом, мы никогда не доберемся до озера. Думайте о князе. Думайте о том, что завтра мы найдем пищу, и это сбудется. А если не сбудется, то хотя бы эти мысли вселят в вас надежду и бодрость.

— Как вы правы, Крэг! — горячо произнес Франсуа. — Вы просто спасаете нас своей бодростью!

Спать никому не хотелось, и они провели ночь за неспешной беседой, состоявшей из воспоминаний и изобретений новых экзотических рецептов.

На рассвете Франсуа и Марианна пошли прогуляться и в нескольких ярдах от поляны обнаружили заросли кустарника со спелыми плодами, напоминавшими по виду орехи.

— Что это такое? — спросила молодая женщина. — Если они несъедобны, я сделаю из них бусы. Как вы думаете, Франсуа, мне пойдут бусы из этих плодов?

Россиньоль разломил «орех» и понюхал мякоть.

— Они вам, конечно, будут к лицу, Марианна, — произнес он с нарастающей радостью. — Но долго вы эти бусы носить все равно не будете.

— Почему? — удивилась она.

— Потому что их можно есть! — воскликнул Россиньоль. — Эти плоды называются «мать утра»!

Не успев подумать о забавном названии, Марианна впилась зубами в сочную желтоватую мякоть. «Орехи» по вкусу напоминали яблоко.

Они немедленно позвали Крэга, и «мать утра» утолила их утренний голод.

Набив мешки плодами, путешественники двинулись дальше, бодрые и довольные.

«Крэг прав, — думала Марианна, уверенно шагая вперед. — Главное — думать о хорошем. Главное — верить, что Коррадо найдется и мы вернемся домой».

Она с благодарностью оглянулась на О’Флаерти. Ирландец был бледен и шел с трудом.

— Что с вами, Крэг? — испуганно спросила она.

— Все в порядке, — отмахнулся ирландец. — Просто немного хочется спать.

Но Марианна увидела, что он лжет, — смертельная бледность покрывала его лицо, на лбу выступила испарина.

— Франсуа! — окликнула молодая женщина Россиньоля. — С Крэгом что-то неладное.

Ирландец вяло протестовал, но они уложили его на траву. Крэга била дрожь, и он изо всех сил старался удержать ее.

— Он заболел, — констатировал Франсуа. — Я не могу точно определить чем, но мне кажется, что это тропическая лихорадка.

Марианна сбегала к ручью и положила на горящий лоб Крэга прохладный компресс. Россиньоль оказался прав — у О’Флаерти начался приступ лихорадки.

— Вперед, вперед! Слоны! — кричал он, мечась в бреду. — Спасите меня, я не хочу! Алина!

«Кто такая Алина?» — думала Марианна, обтирая лицо ирландца влажным платком.

Приступ закончился, и Крэг уснул, изредка всхлипывая во сне.

— Это опасно? — спросила Марианна Россиньоля.

— Не так уж опасно, но это надолго, — ответил он. — Я думаю, что нам придется задержаться на неограниченный срок, пока Крэг не выздоровеет.

Марианна вздохнула — это путешествие оказалось самым тяжелым из всех, что ей пришлось пережить за это время. И главное — Зоуги было уже недалеко!

— Следите за ним, Марианна, — сказал Россиньоль. — А я осмотрюсь вокруг — боюсь, что вам придется помогать мне рыть яму для западни.

Марианна смотрела на спящего Крэга. Морщины на его лбу разгладились, и в лице появилось что-то мальчишеское. Она провела рукой по его спутанным волосам.

— Бедный Крэг, сколько вам пришлось испытать…

Россиньоль вернулся быстро. Его глаза сияли, а в руках он нес большую гроздь желтых плодов.

— Марианна, Тикуто не обманул нас! Тут неподалеку находится банановая роща!

Они не стали будить О’Флаерти, и вдвоем упивались сочной мякотью бананов.

— Я никогда не думал, что они могут быть такими большими, — с набитым ртом проговорил Франсуа.

Марианна не ответила, ощущая, что блаженная сытость начинает охватывать ее.

Под вечер они разожгли костер и напекли бананов. Печеные плоды оказались вкуснее и сытнее сырых, и Марианна даже почувствовала боль в желудке.

— Я больше не могу есть, — пожаловалась она Россиньолю. — Мне кажется, что надо наесться впрок, а проглотить больше не могу ни кусочка.

Франсуа засмеялся:

— Не волнуйтесь. Мы останемся здесь до выздоровления бедняги Крэга, а значит, еды будет вдоволь. Роща очень большая, и там попадаются совершенно гигантские плоды — размером с мою руку!

Марианна осталась очень довольна этим заявлением. Ей поправились печеные бананы. Самое лучшее в них было то, что их можно было хранить. Вдобавок Россиньоль научил Марианну сушить плоды — и они были обеспечены сытной пищей на долгое время пути.

Но на следующее утро О’Флаерти стало хуже. Дрожь не проходила, лоб горел, и имя Алины он повторял намного чаще. От еды Крэг упорно отказывался.

— Франсуа, я боюсь, что он совсем плох, — сказала Марианна Россиньолю,вернувшемуся с очередного похода в банановую рощу.

— Используйте все лекарства, Марианна, — отвечал Франсуа. — Как жаль, что среди нас нет врача!

По счастью, Марианна была опытной сиделкой — болезнь Джемса Кинга многому научила ее. И она не отходила от ирландца, меняя компрессы и давая порошки.

— Алина! Алина! — кричал ирландец.

— Я здесь, Крэг, я с тобой, — отвечала Марианна, надеясь, что ее ложь поможет О’Флаерти почувствовать себя лучше.

Она была счастлива, что Россиньолю удалось набрести на банановую рощу и они могли по крайней мере не беспокоиться о пище. Марианна и Россиньоль наготовили такое количество сушеных и жареных бананов, прекрасно утолявших голод, что, будь Крэг здоров, они могли бы спокойно идти дальше, совершенно не беспокоясь о пропитании.

Но о том, что Крэг способен продолжать путь дальше, не могло быть и речи. Каждую ночь он метался, призывая неизвестную Алину и дрожа всем телом.

— Франсуа, как вы думаете, он выживет? — спрашивала измученная Марианна.

— Я не врач, Марианна, — печально говорил Франсуа. — Я даже не проводник. Но единственное, что я могу сказать, что Крэгу необходим полный покой.

— Хорошо. Забудем на время о Зоуги, — и молодая женщина пошла давать больному порошок.

Они жили на поляне, питаясь бананами и собранными ягодами, ходили за водой к ручью и, по сути, представляли из себя то самое маленькое племя, о котором так мечтал ирландец.

— Скоро мы станем заправскими жителями леса! — шутила Марианна, сплетая венок из принесенных Россиньолем цветов. — Как Мы назовем свое племя?

— Чтобы не слишком отличаться от названий соседей, нам придется стать каким-нибудь абэбуа.

— Абэбуа? — переспросила молодая женщина. — А как же в таком случае называются соседние племена? И откуда вы знаете, какие племена сейчас являются нашими соседями?

— Узнаю вас! — засмеялся Франсуа. — В начале путешествия вы так же забрасывали меня вопросами. Видимо, наш вынужденный привал пошел вам на пользу.

— Возможно, — кокетливо повела плечами Марианна и тут же оглянулась на Крэга — как он? Но ирландец спокойно дремал.

— Отвечаю по порядку, — продолжил Россиньоль. — Те племена, которые, по моим предположениям, живут неподалеку, называются абуа, бабавва, буава, мванга, — перечислил Россиньоль. — А их соседство я определил по изменению почвы — вы не заметили, что она тут более влажная, много ручьев и речек.

— Действительно, я не обратила внимания, — сказала молодая женщина.

— Ну да, — кивнул Франсуа. — И к тому же нам несколько раз попадались большие куски гранита. Вот по ним я и узнал, что все эти племена — рядом.

— Что бы мы делали без вас, Франсуа! — вздохнула Марианна, надевая на шею мужчины венок из белых и алых соцветий.

Цветы оттенили темные волосы Россиньоля, и Марианна залюбовалась своим спутником.

— Вы очень красивы, Франсуа.

Россиньоль молча склонился к ней, и молодая женщина вновь ощутила на своих губах его горячий поцелуй.

Крэг застонал. Россиньоль выпустил Марианну из объятий, и на его лице явно читалось недовольство.

— Ночью, — прошептал он и, поднявшись, удалился в джунгли.

Марианна привела в порядок сплетенное из ветвей ложе О’Флаерти, дала ему воды и присела на ствол.

Франсуа сказал: «Ночью». Марианна поняла, что его слова обрадовали ее, и она будет ждать наступления сумерек, чтобы… Она вспоминала ураган, и сладостная дрожь пробегала по ее истосковавшемуся по любви телу.

…Россиньоль был искусным и опытным любовником, и Марианна не смогла удержаться от сладких стонов. Над ними шелестели листья, и яркая луна освещала поляну.

— Ты прекрасна, Марианна! — шептал он. — О боже, как ты прекрасна!

Утомленный, он уснул на рассвете, а молодая женщина лежала рядом, чувствуя, как горит ее тело от поцелуев Россиньоля.

Наутро Марианна с радостью заметила, что О’Флаерти стало лучше. Он был еще слишком слаб, чтобы подняться, но у него появился аппетит, и он с удовольствием съел несколько печеных бананов.

— Вы почти выздоровели, Крэг, — сказала Марианна. — Еще несколько дней, и вы будете в состоянии продолжить путешествие.

О’Флаерти кивнул:

— Я очень рад. Чувствую, как с каждым глотком у меня прибавляются силы.

Это был один из самых счастливых дней пути. Крэг поправлялся, до озера оставалось немного, а впереди у Марианны была еще одна восхитительная ночь.

— Ты знаешь, мне грустно, — сказал Россиньоль, целуя ее.

— Почему? — удивилась Марианна.

— Мне так хорошо с тобой, — вздохнул он. — И когда я думаю, что через несколько дней ты увидишь своего мужа, у меня разрывается сердце.

Молодая женщина промолчала.

— Я не хочу идти к Зоуги, — горячо продолжил Франсуа. — Князь заберет тебя, а я не хочу отдавать. Давай вернемся обратно и будем жить вместе, в Сенегале.

Марианна медленно поднялась и посмотрела на него.

— Франсуа, все наше путешествие — ради того, чтобы я нашла Коррадо.

— Тогда почему ты позволяешь мне любить себя?

У Марианны не было ответа на этот вопрос, но Франсуа сам ответил на него:

— Потому что ты любишь меня! Зачем тебе князь, который, возможно, уже давно сгнил!

— Не смей так говорить! — вскричала Марианна. — Я люблю Коррадо, и сделаю все, чтобы найти его!

— Значит, ты любишь двоих мужчин одновременно? — с горькой улыбкой произнес Франсуа. — Я и не представлял себе, что такое может быть. Или я для тебя — просто заменитель? Тебе захотелось любви — а я рядом. А как только ты найдешь своего чертова князя, ты немедленно бросишься к нему, а я должен буду наблюдать супружеское счастье?

— Прекрати! — крикнула Марианна. Она сознавала правоту слов Россиньоля, но сказать ему ничего не могла.

— Ну что ж, Марианна, — вздохнул он. — Будем считать, что мы совершили все это из соображений гигиены.

Марианна кинулась к Франсуа и обняла его.

— Я запуталась, — сказала она. — Мне кажется, что я действительно люблю вас обоих, и я не знаю, что мне делать. Я знаю одно — необходимо найти Коррадо. Помоги мне!

— Я думал о том, чтобы специально повернуть назад, — сказал Россиньоль. — Вы с Крэгом не заметили бы этого, и мы вернулись бы обратно в Сенегал. Но потом я понял, что не смогу обмануть тебя, Марианна. Я помогу тебе найти князя, — и он встал с их ложа.

Марианна смотрела на его стройное тело, и ей казалось, что в ее груди бьется два сердца — одно отдано князю, а другое — Россиньолю.

— Когда я вернусь обратно, я напишу роман «Бедный Карлос», — произнес Россиньоль. — О своей несостоявшейся лесной любви.

— А почему «Карлос»? — спросила Марианна.

— Это мое прозвище. Я не знаю, откуда оно возникло, ведь в моей внешности нет ничего испанского, — ответил Россиньоль. — Впрочем, хватит бередить раны, давай-ка спать. Сон избавит от душевных страданий.

Крэг разбудил Марианну утром.

— Я не спал, — встревоженно проговорил он. — И вдруг услышал топот. Животные бегут.

— Опять слоны? — недовольно проговорила молодая женщина.

— Не только. Все. И антилопы, и даже змею я заметил. Они от чего-то убегают.

— Это правда, — подтвердил Россиньоль. — Они бегут от пожара.

— От пожара! Что же делать нам? — испугалась Марианна. — А он… быстро продвигается?

— Здесь много ручьев, поэтому у нас еще есть время, — быстро сказал Россиньоль. — Надо идти.

О’Флаерти попытался подняться, но тут же со стоном упал на землю.

— Оставьте меня здесь, может быть, огонь не доберется до меня. Не могу идти.

— Ни в коем случае! — оборвал его Франсуа. — Марианна, собирайте ветки и лианы. Мы будем плести носилки!

Бессознательно отметив переход на «вы» со стороны Франсуа, Марианна принялась сплетать между собой растения, и скоро носилки были готовы. Они уложили на них смущенного ирландца и взялись за ручки. Сделав несколько шагов, Марианна поняла, что не сможет долго нести Крэга — ей было слишком тяжело.

— Нам нельзя идти так медленно! — не оборачиваясь, прокричал Франсуа. — Иначе мы попадем в самое пекло!

Они побежали, спотыкаясь о корни деревьев, выступающие из земли. Марианна больше всего боялась упасть или выпустить из рук носилки.

Тряска плохо повлияла на О’Флаерти. У него начался новый приступ болезни, он вздрагивал и стонал.

— Франсуа, Крэгу плохо! — крикнула Марианна.

— Мы не можем останавливаться, — ответил он. — Вам очень тяжело, Марианна?

— Нет! — крикнула она, с новой силой вцепляясь в ручки носилок.

Голова ирландца бессильно моталась из стороны в сторону, а на губах появилась пена.

Взглянув на него, Россиньоль сделал Марианне знак остановиться.

— Он умирает? — выдохнула она.

Франсуа склонился над больным, провел рукой по его лицу.

— Нет, к счастью. Просто очень сильный приступ. Ему бы сейчас мягкую постель и хорошего врача, а вместо этого он вынужден терпеть голод, пожар и жесткое ложе.

Из-за деревьев пахнуло жаром, и Марианна отпрянула, поняв, что им не удастся спастись от бешеного пламени.

— Бежим! — Франсуа вновь подхватил носилки, но, увидев обессилевшую женщину, взвалил Крэга на спину и бросился вперед. Марианна бежала за ним, но больше всего ей хотелось просто лечь на землю и закрыть глаза, не думая о том, что ее тело сожрет огонь. Она бы, наверное, так и поступила, если бы не Франсуа, постоянно призывавший ее держаться и продолжать бег.

— Мы спасены! Впереди сахель! — радостным голосом крикнул Россиньоль.

Марианна не успела подумать о том, что такое «сахель», как вдруг деревья расступились, и ее взору предстала пустыня, покрытая редкой сухой травой.

— Теперь нам надо найти место, где нет растительности! — Россиньоль двинулся вперед, словно бы не чувствуя усталости.

Едва им удалось отыскать каменистое пространство, как из леса вырвался огонь. Мощные языки пламени лизали деревья, и их стволы гудели под напором, которому не могли противостоять. Трещали и обугливались ветки, обрушиваясь в жадный оранжевый рот костра.

Искра упала на сухую траву — и пламя весело побежало по пустыне, уничтожая все растения на своем пути Там, где были кусты или молодые деревца, огонь задерживался, потом взметался к небу и на том месте, где бушевало пламя, оставались лишь черные ветки, по которым, потрескивая, пробегали яркие искры.

— Огонь не доберется до нас? — прикасаясь дрожащей рукой к руке Россиньоля, спросила Марианна.

— Надеюсь, что нет, — ответил он, вытирая с лица пот и тяжело дыша.

Марианна долго не могла избавиться от застывшего в горле горячего комка. Ей никогда не приходилось столько бежать, и теперь ныли ноги и ломило все тело.

Она легла прямо на острые камни и прикрыла глаза. И забылась тяжелым сном под потрескивание огня, пожиравшего сухую траву пустыни.

Проснулась Марианна от боли — камень впился в ее спину. Она посмотрела вокруг и увидела, что пустыня стала абсолютно черной — черная земля, черные обугленные кусты — все было выжжено ненасытным пожаром.

Россиньоль спал, уткнувшись лицом в землю. Крэг лежал неподвижно. Испугавшись, Марианна припала ухом к его груди, но сердце ирландца слабо билось.

Слезы потекли по щекам Марианны. Этот жестокий лес, убивший Сезамбу и Тикуто, заразивший Крэга лихорадкой, заставивший их голодать, выславший вслед пламя — отдаст ли он ей мужа? Иначе все ее путешествия и все ее страдания — в прериях, у Лейтона, на острове Святой Елены — окажутся бессмысленными и никому не нужными.

Ветер носил по пустыне горсти пепла. А на угрюмых серых камнях трое несчастных, измученных людей бессильно смотрели в небо.

— Не плачьте, Марианна, — произнес Россиньоль. — Мы выберемся из этого ада.

Крэг молча улыбнулся ей.

— Что самое хорошее, — бодро заговорила Марианна, вытирая глаза, — я совершенно не чувствую голода. А вы?

— Я тоже, — сказал Россиньоль. — Но вот вода бы нам совершенно не помешала. Тем более что вы основательно перепачкали лицо.

Он тихо засмеялся, глядя на Марианну.

— Оставьте меня, — еле слышно проговорил Крэг. — У вас впереди пустыня, а я чувствую, что долго не протяну. Я не хочу быть обузой.

Россиньоль покачал головой:

— Нет, Крэг. Как вы могли подумать, что мы бросим вас умирать в этой выжженной пустыне? Не беспокойтесь, я смогу нести вас.

Марианна решила перевести разговор на другую тему:

— Франсуа, когда мы выбегали из леса, вы крикнули какое-то странное слово — «сакель»?

— Сахель, — поправил ее Россиньоль.

— Что это такое?

— Это то, где мы сейчас находимся. Так называются здешние полупустыни. Я читал о том, что летом они часто загораются, и думал — как, должно быть, это красиво — пожар в джунглях! Но сейчас я думаю иначе, и никому бы не пожелал пережить то, что пережили мы.

И вновь потянулись нескончаемые дни. Марианна и Россиньоль поддерживали Крэга, помогая ему идти. Это было нелегко, к тому же больной часто уставал, и они устраивали привалы, находя камни, на которых можно было сидеть. В кармане Россиньоля нашлось несколько плодов с яблочным вкусом — они и поддерживали людей во время перехода через пустыню. Правда, есть путешественникам совсем не хотелось.

Солнце палило нещадно, а вечером вместе с темнотой спускался холод. Франсуа объяснил Марианне, что так бывает в пустынях, но ей от этого не стало легче. По ночам она сидела у костра, поворачиваясь к нему то одним замерзшим боком, то другим.

Помыслы о воде терзали путников. Постоянно кто-то из них заводил разговор о лесных ручьях и о том, как много было в них чистой прохладной воды. Каждый день Марианна делила сочную мякоть плодов, отдавая большую часть Крэгу, — он очень страдал от жажды.

— И все-таки сейчас для меня пустыня лучше моря, — говорил он. — Если хочется пить в пустыне, то по крайней мере ясно, что до воды еще нужно добраться. А в море кругом полно воды, да только пить ее нельзя.

— А что делают моряки, когда на судне в открытом море кончается запас воды? — поинтересовалась Марианна.

— Умирают от жажды, — ответил Крэг. — Есть один способ — ловить рыбу и выжимать сок из ее мяса. Но для нас сейчас он непригоден — огонь убил все живое вокруг, и к тому же рыба здесь вряд ли водится.

Несмотря на перепады температуры, Крэгу явно полегчало, и, хотя он еще не мог передвигаться самостоятельно, он чувствовал себя неплохо. Марианна была крайне рада этому.

Наконец вдали Россиньоль заметил зеленые кроны деревьев.

— Снова начинаются джунгли. — Он указал на деревья. — Так в Африке бывает — идешь, идешь по сухой земле и вдруг видишь зеленую листву!

— Там наверняка много ручьев, — сказала Марианна, думая о том, как она наконец вымоет лицо, покрывшееся грязью, пылью и пеплом.

На то, чтобы добраться до леса, им потребовалось еще два дня. Но путники не замечали, как идет время, они стремились к зеленым вершинам и ручьям и поэтому шли гораздо быстрее, чем обычно.

— …Боже, какое наслаждение, — простонала Марианна, окуная лицо в холодную воду. — Как хорошо, что на свете существует влага!

— Все относительно, Марианна! — философски изрек О’Флаерти. — Когда вы бежали под дождем на Святой Елене, вы, наверное, думали: да пропади пропадом эта вода!

— Вот именно, — засмеялась молодая женщина. — И замечательно, что она не пропала. Если бы все наши желания сбывались, жить было бы очень нелегко.

— А одно из моих желаний сбылось! — довольно протянул Россиньоль. — Когда мы шли через пустыню, я думал только об одном: как хорошо лежать на траве и смотреть на ручей! Сегодня я наконец крепко засну!

Они расположились на ночлег у самого края леса. Марианна, хоть и очень устала, вызвалась охранять сон мужчин. И некоторое время она действительно не спала, вороша палочкой угли костра. Но вскоре она почувствовала, что глаза ее слипаются, и к тому же вид спящих Крэга и Франсуа был столь соблазнителен, что женщина решила немного подремать. Но едва она закрыла глаза, как глубокий сон сморил ее.

— Хейя! Уленда, уленда! — Чьи-то руки тащили ее по земле, а лес вокруг был наполнен голосами.

— На нас напали! — кричал О’Флаерти, увлекаемый в глубь джунглей сильными чернокожими людьми. — Бегите, Марианна!

Но Марианна, как ни старалась, не могла вырваться из рук своих похитителей.

— Уленда, уленда, бодо! — эта фраза повторялась бесчисленное количество раз.

— Франсуа! — крикнула она из последних сил и увидела, как Россиньоль мчится ей на выручку, выхватывая нож Тикуто.

Он уже заносил нож над головой самого большого негра, тащившего Марианну, как вдруг раздался тонкий свист, и в грудь Россиньоля вонзилась стрела.

Марианна в ужасе смотрела, как на губах Франсуа выступила кровавая пена, и он, что-то прохрипев, упал навзничь и больше не шевелился.

Из кустов выскочил худощавый негр с луком в руках. Он подбежал к телу Россиньоля и склонился над ним. Большой чернокожий о чем-то спросил его, тот ответил. Марианна поняла, что первый за что-то ругает второго. Потом они вновь схватили Марианну и поволокли за собой.

Ошеломленная, она никак не могла прийти в себя. Россиньоль погиб, и ей даже не удалось услышать его последних слов. И им с Крэгом, видимо, тоже суждено погибнуть от рук этого враждебного племени.

Из ее груди вырвалось рыдание, но негр немедленно запечатал ее рот своей огромной ладонью. Извернувшись, Марианна изо всех сил укусила своего похитителя. Негр закричал и сжал свои пальцы на ее шее.

«Сейчас я умру», — успела подумать Марианна, теряя сознание.

Она очнулась на большой поляне, посреди которой чернокожие раскладывали большой костер. Пошевелиться было нельзя — и Марианна, и лежащий рядом Крэг были крепко связаны тонкими лианами. Туземцы поглядывали в их сторону, облизываясь.

«А могут нас в Африке съесть?» — припомнились ей слова бедняжки Лауры. И ответ Жоливаля: «Могут».

— Крэг, — прошептала она, — неужели мы попали к каннибалам?

— Похоже на то, — мрачно сказал Крэг. — Костер явно для того, чтобы нас изжарить.

Марианна закрыла глаза, чтобы не видеть приготовлений к каннибальской трапезе, и принялась шептать молитву. Ее подняли первую и повели к костру.

Она уже приготовилась принять смерть достойно, как вдруг один из туземцев громко закричал, указывая на Марианну и на странную статую, стоявшую неподалеку от костра.

Негры завертели головами, разглядывая статую и Марианну, а потом упали ниц и жалобно затараторили на своем языке.

Некоторые из них воздевали руки к небу.

Все это было похоже на молитву, а когда туземцы начали приносить мясо, оружие и какие-то камушки и складывать их к ногам Марианны, она поняла, что ее принимают за богиню.

Чернокожие все время указывали на статую, и удивленная Марианна тоже повернула голову к ней.

Она увидела себя.

Это была фигура, когда-то украшавшая нос бесславно погибшей «Доброй надежды» — корабля Язона Бофора.

Глава II


ЖИВАЯ СВЯТЫНЯ


Прошло уже более трех недель, а Марианна все еще не могла привыкнуть к тому, что с ней обращаются, как с сошедшей с небес богиней. Женщины, заплетавшие ее роскошные волосы, сперва боялись даже прикоснуться к ним. У них самих были очень забавные, по мнению Марианны, прически — волосы на лбу собирались в пучок, а на затылке выбривались. И мужчины, и женщины носили такие прически, правда, женщины украшали свои пучки цветами или ягодами.

С туземцами Марианна объяснялась при помощи жестов, но самые сообразительные из них уже понимали целые фразы — язык, на котором говорила Марианна, казался им божественным, и они с восторгом ловили каждое ее слово и были счастливы, когда им удавалось понять его смысл.

Крэга очень веселило, что приветствовать друг друга в племени было принято хлопаньем в ладоши. Он каждое утро старался встретиться с возможно большим количеством людей и возвращался в свою хижину с красными, отбитыми ладонями, но очень довольный.

— Надо будет увезти это племя в Европу и приводить на их концерты певцов, — шутил он. — Певцы будут наверняка счастливы!

Племя, которое поначалу захватило их в плен, а затем возвело в разряд богов, называлось топи. В первые дни своего пребывания там Марианна, не зная, как общаться с туземцами, произнесла слово «мванга», которое когда-то упоминал бедный Россиньоль.

— Мванга-мванга! — закричал вождь племени, и на лице его появилось злобное выражение.

— Мванга! — остальные туземцы, присутствовавшие при этом разговоре, забили себя кулаками в грудь и агрессивно посмотрели на Марианну.

После чего молодая женщина поняла, что племя мванга находится неподалеку и с топи очень враждует.

Вождя племени топи звали Баомбо, и он был самым умным среди туземцев. Страшно коверкая английский язык, он рассказывал Марианне о статуе с «Доброй Надежды», которая, по словам Баомбо, упала с небес.

— Бог — небо. Это бог — небо упал! — Баомбо указывал на статую, потом благоговейно смотрел на Марианну. — Ты — бог!

Почти каждый вечер Марианна учила Баомбо и других туземцев английским фразам и словам.

— Марианна, зачем вам это нужно? С ними можно прекрасно общаться при помощи жестов. Они и между собой так общаются, — говорил ей Крэг. — Мне кажется, что у них существует не более сотни слов, которыми обозначено самое необходимое. А вы учите их другому языку.

— Во-первых, мне не нравится размахивать руками, когда мне всего лишь хочется пить, — сказала Марианна. — А потом, нам когда-нибудь придется двигаться дальше, и я хочу, чтобы у нас с вами, Крэг, были надежные проводники.

О’Флаерти развлекался вовсю. Он ходил вместе с туземцами охотиться на буйволов, выучил несколько их песен и много общался с местными женщинами, которые сшили ему одежду из буйволиной шкуры.

— Крэг, вы, наверное, жалеете о своей белой коже, — подтрунивала над ним Марианна.

— Нисколько, — отвечал ирландец. — Они видят, что я другой, к тому же немалую роль играет наше с вами божественное происхождение, и слушаются меня во всем. А женщины-топи просто прелестны, таких я даже на Таити не встречал.

Марианна не разделяла его мнение — женщины этого племени казались ей боязливыми, запуганными существами. Но как-то раз, услышав из хижины Крэга звонкий женский смех, она поняла, что Крэг, возможно, был прав.

Неподалеку от поселения топи протекала большая река, которая называлась Каяфи. В Каяфи водилось множество гиппопотамов, которые поедали посевы топи, и туземцы нещадно убивали этих животных.

По счастью, племя топи оказалось вовсе не каннибальским. Просто у них было принято сжигать своих врагов на костре, как объяснил Марианне Баомба.

— А почему вы решили, что я — враг? — поинтересовалась молодая женщина.

Баомба был лаконичен:

— Белый — другой. Другой — враг. Есть враг — нет.

Питались топи ягодами, растениями, по вкусу напоминавшими кукурузу, и мясом. Крэг и Марианна с восторгом приняли приглашение на трапезу, состоявшую из гиппопотамьего мяса.

Топи нанизывали куски мяса на толстые ветки и жарили их над костром. Марианна последовала их примеру и зажарила для себя аппетитный кусок. Мясо гиппопотама по вкусу очень напомнило ей свинину.

— Я думала, что это будет что-то необычное, а оказалось — самая обыкновенная свинина, — пожаловалась она ирландцу.

— Гиппопотам и есть свинья, только большая, — меланхолично заметил Крэг, уплетая мясо, поджаренное для него Нья-Нья — милой туземкой, чье имя в переводе на английский означало «лиана».

Впоследствии Марианна убедилась в правоте О’Флаерти. Баомба пригласил ее поучаствовать в охоте на гиппопотамов, и молодая женщина согласилась.

Во главе небольшого отряда туземцев, вооруженных копьями и камнями, они подошли к реке. В воде медленно покачивались громадные серые туши. Изредка гиппопотамы распахивали розовые пасти, обнажая желтые клыки.

— Какие они огромные… — изумилась Марианна. — Но каким же образом гиппопотамы могут наносить вред посевам? Им же потребуется уйма сил, чтобы просто выбраться на берег!

— Однако они это делают, — сказал Крэг.

А Баомба добавил:

— Большой гиппо — плохо. Есть ваоза, весь ваоза съедать! Мы убить гиппо.

Марианна заметила любопытную мордочку маленького гиппопотамчика, сидевшего на загривке матери, и подумала, что ради ваозы — растения, похожего на кукурузу, — детенышей убивать не стоит.

Она сказала об этом Баомбе, но вождь был непреклонен.

— Большой гиппо — плохо.

Медленно переваливаясь, из воды на берег выбрался старый гиппопотам. Его серая шкура была покрыта множеством рубцов и шрамов.

— Они часто дерутся между собой, — сообщил Крэг. — Этот, должно быть, просто чемпион.

Однако противостоять граду копий, полетевших в него, животное не смогло, и вскоре тяжелая неподвижная туша громоздилась на берегу, и туземцы радостно суетились вокруг нее, освежевывая гиппопотама.

Вечером на ужин снова была «свинина», и туземцы радостно переговаривались между собой, указывая на распяленную на шестах шкуру гиппопотама.

После еды Марианна зашла в хижину Крэга.

— Крэг, — сказала она, — вам не кажется, что нам пора отправляться в путь? Вы, я надеюсь, окончательно выздоровели?

— Да, — кивнул ирландец. — У этих чертей куча разных трав и корешков, которые лечат почище любых наших лекарств! Они в два дня поставили меня на ноги.

— Я разговаривала с Баомбой, — продолжала молодая женщина. — Он знает, где находится Зоуги, и может дать несколько людей, которые отведут нас туда. Возможно, он тоже отправится вместе с нами, потому что на пути до Зоуги могут встретиться мванга.

— Неужели мванга действительно такие кровожадные, как рассказывают топи? — спросил О’Флаерти.

— Не думаю, — сказала Марианна. — По всей видимости, эти племена уже очень давно враждуют между собой, и рассказывают друг о друге разные страшные истории. Но вполне может быть, что мванга не встретят нас радушно.

— Топи поначалу тоже не обрадовались нашему появлению, — покачал головой Крэг. — Ах, если бы они сразу заметили ваше сходство со статуей, Марианна! Тогда Франсуа остался бы в живых…

Марианна вздохнула — ей было бесконечно жаль Россиньоля. Как было бы хорошо, будь он сейчас рядом! Они с Крэгом даже не смогли похоронить его.

Вдруг молодая женщина почувствовала головокружение и тошноту. Она едва успела опрометью выбежать из хижины О’Флаерти и достичь ближайших зарослей.

«Возможно, я съела слишком много мяса», — подумала она, но подспудное ощущение, что дело совсем в другом, не покидало ее.

Она вспомнила ночи, проведенные с Россиньолем при свете яркой луны, и догадка пришла к ней — она беременна.

Марианна вошла в свою хижину и опустилась на кровать. Она, княгиня Сант-Анна, оказалась в африканских джунглях, живет у племени топи… Это могло бы показаться постороннему человеку странным, но любой человек пожалел бы ее, узнав о беременности.

— Я не могу продолжать путь! — вскричала Марианна. — Если снова что-то задержит нас, мне придется рожать прямо в лесу, на холодной земле.

Она обреченно опустила голову. У женщин-топи было огромное количество детей, и они вряд ли знали, как можно избавиться от ребенка. И к тому же она не смогла бы объяснить им это — пришлось бы просить Крэга.

Марианна вспомнила большие глаза Франсуа, его ласковые руки, и твердо произнесла:

— У меня будет этот ребенок.

Но для того чтобы осуществились ее намерения, нужно будет провести в племени топи больше полугода. Озеро Зоуги снова стало недосягаемым, как и Коррадо.

Марианна не спала всю ночь, а наутро отправилась к вождю.

— Баомба, сказала она, — ты помнишь, я спрашивала тебя про озеро Зоуги?

Баомба кивнул.

— Сколько до него дней пути?

Негр показал десять растопыренных пальцев, потом еще пять.

— Всего пятнадцать дней? — радостно выдохнула молодая женщина.

Это было замечательно! Но надо было торопиться.

— Когда мы сможем выйти? — спросила она.

— Слон. Мы убивать слон, потом — Зоуги.

Марианна сначала не хотела отправляться на слоновью охоту, но потом подумала, что ей больше никогда может не представиться такая возможность, и последовала за туземцами, которых на этот раз было больше, чем на охоте на гиппопотама.

Они вышли на высокий холм, и молодая женщина увидела внизу слониху со слоненком. Детеныш носился вокруг матери, уши его развевались. Слониха, стоя у дерева, лениво поедала спелые плоды.

Марианна вздрогнула от внезапно раздавшегося свиста. Туземцы дули в противно пищавшие трубки, в сложенные руки, и выкрикивали какие-то слова.

— Что они говорят? — спросила молодая женщина у О’Флаерти.

— «О вождь, вождь! Мы пришли убить тебя. Ты скоро умрешь, большой зверь! О вождь! Много еще погибнет, кроме тебя…» — перевел ей Крэг слова туземцев.

— Странно, что они называют вождем слона, а не льва, — сказала Марианна.

— Вы же помните, что нам рассказывал о львах Россиньоль. Туземцы не боятся львов, а к слонам просто испытывают глубокое уважение из-за их размеров. Слышите, они как бы извиняются перед ним за то, что собираются убить его.

Топи бросились к животным, не переставая кричать и свистеть. Испуганный слоненок кинулся бежать, но потом вернулся к матери. Метко брошенное копье попало слонихе в бок, и она, застонав, тяжело потрусила от людей. Но туземцы легко догнали животное и забросали его копьями.

Марианна попросила стоявшего рядом Баомбу:

— Не убивайте слоненка!

Вождь немедленно послал к охотникам человека, и слоненок был отпущен на волю. Не обращая внимания на умирающую мать, он перебрался через ручей и вскоре исчез вдали.

Туземцы с радостными криками сгрудились вокруг слоновьей туши. Они отрубили ногу и с гордостью положили ее перед Баомбой.

— Крэг, а куда же денется остальное мясо? — поинтересовалась Марианна, следуя за неграми обратно.

— Любители найдутся, — ответил О’Флаерти, указывая на птиц, кружившихся над тушей слона.

Слоновье мясо оказалось очень вкусным. Марианна сначала ела мало, опасаясь, что ей опять станет плохо, но потом аппетит взял свое, и она с удовольствием отдала должное сочным нежным кускам.

— Потом завтра — Зоуги, — сказал ей на прощание вождь.

Стало быть, оставалось два дня жизни у топи, а потом — новое путешествие. Хоть оно и должно было быть коротким, Марианне необходимо было вести себя с максимальной осторожностью.

Но послезавтра путешествие не состоялось. Молодая женщина почувствовала себя очень плохо. Ее мучил глухой кашель, а голова просто раскалывалась.

К вечеру в хижину Марианны пришла старая морщинистая топи. Она потрогала лоб Марианны и вынула из небольшой плетенной из травы сумки, висевшей у нее на шее, несколько корявых черных корешков. Потом произнесла что-то на своем языке.

— Вам надо будет провести в постели несколько дней, — объяснил молодой женщине Крэг. — Она сказала, что вы должны скоро поправиться.

Но, несмотря на слова знахарки, Марианна провела ужасную ночь. Отвар, приготовленный из корешков, смягчил рвущую боль в груди и почти избавил ее от кашля, но голова продолжала болеть и кружиться, а главное — вернулась тошнота и сосущая боль под ложечкой.

Марианна решила, что тяготы, перенесенные за последнее время, ослабили ее организм и теперь он плохо переносит дополнительную работу, связанную с ношением ребенка. Но срок был небольшой — чуть меньше месяца, и за свое здоровье Марианна не опасалась. Она переживала, что путешествие отложилось, и боялась, что из-за ее головокружения они не достигнут озера Зоуги всего за пятнадцать дней.

Знахарка-топи явилась на следующий день и, осмотрев Марианну, удовлетворенно покачала головой. Затем она принялась что-то рассказывать пришедшему Крэгу.

— О чем вы говорите? — капризно протянула Марианна. — Мне скучно!

— Ее рассказ не особенно интересен, — улыбнулся Крэг. — Одна из женщин плохо переносит свою первую беременность, и Миобан помогала ей. Она жалуется мне, что ей пришлось потратить много времени, чтобы найти в лесу необходимые травы, зато теперь все женщины-топи могут беспрепятственно заводить детей — травы собрано достаточно.

Марианна небрежно кивнула, хотя в ее душе творилось невероятное. Эта трава могла бы спасти ее и дать возможность отправиться к озеру, как только пройдет голова. Молодая женщина решила потом подойти к Миобан, но тошнота вновь подкатила к горлу, и Марианна не выдержала:

— Крэг! Попросите ее дать мне этой травы!

О’Флаерти изумленно уставился на молодую женщину, которая зарделась и отвернулась к стене.

— Марианна! Вы…

— Да, да! — с раздражением произнесла она. — Попросите ее принести травы!

Крэг заговорил с Миобан. Старуха закивала и быстро вышла из хижины.

Марианна и Крэг остались одни.

— Она посчитала, что мы — муж и жена, — сообщил ирландец. — И была немного разочарована — боги, по их верованиям, детей не заводят.

Молодая женщина молчала.

— А эта трава замечательно помогает, — словно бы не замечая ее стыда и подавленности, продолжал О’Флаерти. — Она называется фитсу, и, если вы не возражаете, я сам приготовлю вам отвар. У Миобан я многому научился, и она говорит, что я мог бы стать неплохим знахарем. Со временем, конечно. А что, может быть, мне податься в знахари, как вы к этому относитесь, Марианна?

Марианна с благодарностью посмотрела на продолжающего болтать ирландца. Он, конечно же, все понял, и догадался о теперешнем настроении Марианны, и вот теперь говорит с ней о всяких глупостях, чтобы немного развеселить ее.

— Вы очень хороший, Крэг, — сказала Марианна. — Конечно, приготовьте мне этот отвар.

Между тем возвратилась старуха топи с горстью желтой травы. Запах ее напомнил Марианне мяту.

Крэг умело приготовил отвар, но едва молодая женщина поднесла к губам дымящуюся чашку, как Миобан сделала ей знак не пить.

— Она хочет предупредить вас, — сказал ирландец, — что сразу после того, как вы выпьете отвар, может стать очень плохо. Но надо терпеть. Последующие приемы никакого плохого действия не оказывают, но в первый раз бывает масса неприятных ощущений Терпите, Марианна, иначе он не подействует.

Марианна была готова на все, только бы унять тошноту. Но такого она не ожидала. Едва женщина проглотила последнюю каплю отвара, как ей показалось, что ее выворачивает наизнанку. К тому же страшно заболели ноги.

Кинув на позеленевшее лицо Марианны одобрительный взгляд, Миобан вышла. Крэг хотел остаться, но Марианна замахала руками, и ирландец последовал за знахаркой.

Марианна зажала рот обеими ладонями и уткнулась лицом в подушку. «Терпи, терпи!» — мысленно повторяла она самой себе, в то же время искренне желая умереть, чтобы прекратились жуткие мучения.

Они прекратились так же внезапно, как и начались. Обессиленная и опустошенная, Марианна, не успев порадоваться облегчению, моментально уснула.

Когда она проснулась, у ее постели сидел О’Флаерти.

— Как вы себя чувствуете, Марианна? — с жалостью проговорил он. — Миобан сказала правду?

— Да, — со вздохом подтвердила Марианна. — Это было ужасно, но теперь мне очень хорошо. Я чувствую такую легкость во всем теле, что мне хочется летать.

— Прекрасно! — обрадовался Крэг.

— Скажите, а этот отвар… надо принимать часто? — спросила Марианна.

— Раз в неделю, — сказал Крэг. — Я уже взял у Миобан траву, так что вы можете ни о чем не беспокоиться.

Марианна смущенно улыбнулась. С того дня ирландец больше о Россиньоле не упоминал.

Тот день, когда Марианна ощутила себя полностью поправившейся, был бурным и тревожным. Выйдя на крыльцо хижины, она увидела удрученного Баомбу.

— Мванга были ночью, — сообщил он. — Поломали и разбили, коза увели.

И действительно, у хижин громоздились горы черепков.

— Они убили кого-нибудь? — со страхом спросила молодая женщина.

Баомба покачал головой.

— Мванга нет убивать, они разбили и поломали. Мванга никогда нет убивать.

Марианна облегченно вздохнула. Оказалось, ее мысли насчет взаимоотношений племен топи и мванга оказались верными. Племена не воевали между собой, но периодически устраивали друг другу мелкие пакости, вроде ночного набега.

— Все это похоже на детскую ссору, — поделилась она своими соображениями с О’Флаерти.

— А они и есть дети, — ответил тот. — Мне так жаль, что я не захватил в джунгли запаса цветных стеклышек или чего-нибудь в этом роде. Нья-Нья была бы счастлива.

Марианне нравилась новая подруга Крэга. Нья-Нья своим гибким нежным телом и впрямь напоминала лиану. Ее кожа была приятного оливкового оттенка, а в лице не было ничего негритянского — ни раздутых ноздрей, ни толстых губ. Марианна огорчалась, что девушка была очень застенчива и немного дичилась княгини даже после того, как поняла, что Марианна — не богиня, а самая обыкновенная белая женщина.

Крэг был абсолютно счастлив. Он проводил с Нья-Нья долгие часы, уча ее английским словам и перебирая сокровища девушки — засушенные цветы и яркие камушки.

— Знаете, Марианна, — сказал он, — мне иногда кажется забавным то, что я встретил Нья-Нья. Я столько времени плавал по морю, видел много стран, встречал прекрасных женщин — и вот сейчас влюбился в шестнадцатилетнюю темнокожую девушку из племени топи.

— Это чудесно, Крэг! — искренне сказала Марианна. — Я очень рада за вас.

— Я вот что решил, — произнес ирландец. — Я дойду с вами до озера Зоуги, помогу вам, а потом вернусь сюда и мои мечты о жизни в тропиках осуществятся.

— А как же ваше любимое виски? — ехидно спросила Марианна.

— Здесь есть потрясающая трава, которую жуют туземцы, — засмеялся Крэг. — Вкус, конечно, не тот, но результат не хуже.

— А Нья-Нья тоже отправится с нами к Зоуги? — поинтересовалась молодая женщина.

— Она очень просила меня об этом. Я думаю, что ничего плохого не будет, если девушка пойдет с нами, — сказал ирландец.

Марианна согласилась с ним — ей было приятно видеть тоненькую фигурку девушки.

Между тем туземцы мрачно убирали дворы своих жилищ и обсуждали, как бы насолить мванга. На ближайший день был назначен большой поход «в гости» к этому племени.

— Мы тоже все разбить! — агрессивно сообщил Баомба. — Мы разбить все у мванга, а потом — к Зоуги.

Молодая женщина была недовольна тем, что путешествие снова откладывается, но спорить с вождем не стала, к тому же ее забавляла та серьезность, с которой негры готовились к своему походу.

— Крэг, а вы, как истый патриот топи, не пойдете ломать заборы мванга? — спросила она ирландца.

Но тот ответил на удивление серьезно:

— Может быть, и пойду. Но не из-за патриотизма, а потому, что мне хочется посмотреть, как они живут. Вам, Марианна, я идти не советую — мало ли что может произойти.

И вскоре почти все мужчины-топи отправились в джунгли, пообещав вернуться через пару недель. Ушел с ними и Крэг.

Марианне было тоскливо, и она проводила дни за тем, что помогала местным женщинам выделывать шкуры буйволов — благо жизнь с индейцами ее этому научила. Топи с восхищением смотрели, как ловко она управляется со шкурами.

— Ты — хорошо, — сказала одна из женщин, указывая на Марианну.

По счастью, женщины-топи не отличались от мужчин по сообразительности, и некоторые из них уже могли объясняться с Марианной на ломаном английском.

— Мужчины — нет, мы — охотиться? — сообщила Марианне толстая Молинджа.

— На кого? — изумилась Марианна. — Ведь вы не сможете так сильно бросить копье, чтобы убить буйвола или слона.

Молинджа молча направилась к своей хижине и вынесла оттуда большое тяжелое копье. Направив его вствол ближайшего дерева, Молинджа с силой метнула — и копье вошло в дерево, как нож входит в масло. Марианна попыталась выдернуть его — и не смогла.

— Топи — хорошо, — сказала толстушка. — Все топи охотиться, и мы.

«Да уж, это не молчаливые индианки, которым не позволялось даже присутствовать на охоте!» — подумала молодая женщина.

— Мы охота не слон. Не буйвол, — сказала Нья-Нья, легко выдергивая копье из ствола.

Марианна посмотрела на тонкие руки девушки — ничто не выдавало их силы.

— А на кого? — повторила Марианна свой вопрос.

Молинджа ответила:

— Кри-пау.

— Это кто? — поинтересовалась Марианна.

Нья-Нья показала сложенными ладонями большую пасть, потом указала на свои белоснежные зубы.

— Кри-пау. Зубы. В Каяфи много кри-пау.

«Крокодил! — догадалась Марианна. — Никогда не видела, как женщины охотятся на крокодилов!»

Она прекрасно чувствовала себя, проводя время за шитьем и собиранием кореньев и ягод — отвар старой Миобан действовал как нельзя лучше. Марианна даже забывала порой, что она носит в своем чреве ребенка. И поэтому она с радостью согласилась посмотреть на охоту, тем более что, как уверяли женщины, крокодилье мясо отличается исключительным вкусом.

На рассвете они подошли к самому широкому месту Каяфи. Река блестела под первыми лучами солнца, а крокодилов видно не было.

— И где же кри-пау? — поинтересовалась Марианна, напряженно вглядываясь в воду. Ей казалось, что крокодил незаметно выскочит откуда-нибудь и утащит ее за собой в холодные глубины Каяфи.

— Ждать, — тихо ответила Молинджа.

Они довольно долго простояли на берегу реки. Солнце начинало припекать все сильнее, и Марианна уже начала жалеть, что не осталась в своей хижине.

В тишине раздался звучный шлепок.

— Хвост кри-пау, — объяснила Марианне Нья-Нья.

И действительно, вглядевшись, Марианна различила в воде плоское тело крокодила, стремительно плывущего к берегу.

Нья-Нья подошла к воде поближе и уселась на землю, делая вид, что не замечает рептилии. Марианна догадалась, что девушка изображала из себя приманку для крокодила. И хотя она уже убедилась в ловкости и бесстрашии женщин-топи, ей стало немного не по себе.

Она знала от Крэга о взаимоотношениях топи с крокодилами. Многие туземцы потеряли своих детей, отправившихся поиграть на берег реки, — они были съедены мерзкими тварями. А у Баомбы на ноге красовался большой шрам — когда-то, будучи совсем мальчиком, он был схвачен большим крокодилом, но вовремя всадил ему под лопатку нож, благодаря чему ему удалось остаться в живых. Рассказывая об этом случае, Баомба раскидывал руки, чтобы показать размеры крокодила, причем с каждым рассказом они значительно увеличивались.

Рептилия подплыла к берегу так близко, что Марианна смогла разглядеть серо-зеленые чешуйки на ее спине и маленькие злобные глазки. Покачавшись немного на волнах, подобно бревну, крокодил внезапно ушел под воду.

Марианна кожей почувствовала, как напряглись женщины вокруг. Они вскинули копья и замерли в ожидании.

Плоская голова крокодила вынырнула из реки, Нья-Нья, вскрикнув, испуганно отпрянула, но копье уже вонзилось в пасть рептилии. Женщины подбежали к серо-зеленому телу, и Молинджа всадила под лопатку крокодила длинное зазубренное лезвие ножа.

— Ты очень испугалась? — спросила Марианна Нья-Нья.

Смуглое лицо девушки озарилось улыбкой.

— Нет, — и она с гордостью показала на убитого крокодила, который оказался довольно-таки большим.

Запах, исходивший от него, очень не понравился Марианне, и она подумала, что притронуться к мясу крокодила может разве что крайне голодный человек.

Однако жареное мясо рептилии, сдобренное пахучими травами, заставило ее переменить свое решение.

Женщины угостили ее боялоа — терпковатым напитком, приготовленным из толченого зерна.

— Мужчины — нет, мы — боялоа, — сказала Миобан, из чего Марианна сделала вывод, что женщины не любят, когда противоположный пол застает их за распитием этого напитка.

Последующие дни не были отмечены чем-либо экзотическим — Марианна исправно трудилась вместе с топи, ухаживая за посевами, помогая знахарке собирать лечебные травы и коренья. Она научилась лепить из глины посуду и обжигать ее в костре. Поначалу это занятие нравилось ей, но потом стало утомлять постоянное ощущение на руках быстро засыхающей глины. Топи же работали неутомимо — мванга во время своего набега уничтожили почти все имевшиеся в селении горшки и миски, и до возвращения мужчин необходимо было восполнить недостаток посуды. Дети работали вместе с матерями.

Марианне очень не хватало Крэга — разговоры с туземками из-за плохого знания английских слов ими не могли быть содержательными.

И потому, когда вернулись усталые мужчины, Марианна бросилась к Крэгу, даже опередив Нья-Нья.

— Ну что, мванга не побили вас?

— Нет, — засмеялся Крэг. — Я их, между прочим, даже не увидел.

— Как? — удивилась Марианна.

— Расскажу вечером, — отозвался ирландец, обнимая счастливую Нья-Нья.

Вечером он пришел в хижину молодой женщины, с нетерпением ожидавшей его.

— Крэг, я ужасно устала объясняться при помощи жестов и пяти слов, — пожаловалась она. — Мне кажется, нам пора в путешествие.

— Боюсь, что вам придется еще немного подождать, — произнес ирландец. — Вы уже знакомы с Найоми?

Марианна видела беременную топи, но не разговаривала с ней ни разу — та была очень молчалива и выходила из своего дома редко — ей уже тяжело было ходить.

— Найоми — первая жена Баомбы, — пояснил Крэг. — Она вот-вот должна родить, и по этому случаю вождь намеревается устроить большой праздник — он надеется получить наследника. Так что мы выйдем сразу после праздника.

— Хорошо, — вздохнула Марианна. — Но я и не подозревала, что мы так надолго задержимся у топи.

— Что самое забавное, они продолжают поклоняться вашей статуе, Марианна, — сказал Крэг. — Легенда об ожившей богине будет передаваться у них из поколения в поколение, я уверен.

— Они уже поняли, что я не богиня, — отмахнулась Марианна. — И меня это радует. Расскажите мне лучше о вашем походе к мванга.

Крэг весело рассмеялся.

— Мы с вами были правы, они — дети. Я получил массу удовольствия. Мы, словно леопарды, крались между хижин, тихо ломали заборы и тихо били посуду. Меня все время разбирал смех, и Баомба даже обиделся, что я веселюсь над таким важным делом, как месть враждебному племени.

— И вы тоже били горшки, Крэг? — изумленно спросила молодая женщина. — Вот уж никогда бы не поверила.

— Вы знаете, бил, — снова засмеялся Крэг. — Не мог же я отказаться — вождь был бы оскорблен.

Марианна присоединилась к его смеху.

— Вот теперь вы настоящий топи, Крэг! Но мне не верится, что вы сможете прожить всю жизнь с этими милыми людьми. Рано или поздно вам захочется читать или общаться с теми, кто свободно говорит по-английски.

— Я думал об этом, — сказал ирландец. — Но я уже почти свободно говорю на их языке. А после того, как говорящие по-английски люди продержали меня в зловонном трюме, не снисходя даже до того, чтобы дать мне корку хлеба, мне совсем не хочется с ними общаться.

Марианна слегка пожала плечами.

— Вы, конечно, исключение, — поклонился Крэг. — Я всегда буду рад видеть вас в Африке.

— Спасибо, — улыбнулась Марианна. — Как только выдастся у меня несколько свободных лет, я обязательно навещу вас, милый Крэг.

Раздавшиеся во дворе радостные вопли заставили молодую женщину распахнуть дверь. Туземцы бешено танцевали под звездами.

— У Баомбы родился сын, — сказал Крэг. — Надо пойти и поздравить его.

На следующий день началась усиленная подготовка к большому празднику. Вождь ходил счастливый и очень важный, несмотря на то, что он был главой племени, он был еще очень молод, и Найоми родила ему первого ребенка. Остальные жены с завистью смотрели на нее и малыша, которого Баомба велел показать народу.

Туземцы сновали по поселению, запахи жарящегося мяса, казалось, пропитали все вокруг. Крэг подарил Баомбе свой нож, сказав при этом:

— Пусть твой сын, когда вырастет, убьет этим ножом большого льва!

Баомба остался очень доволен и этими словами, и подарком О’Флаерти.

Ближе к вечеру был разложен огромный костер, и женщины, сев вокруг него, завели монотонную песню, подхлопывая себе в ладоши.

Мужчины начали ритуальную пляску-поздравление, состоявшую из нескольких резких движений, поочередно повторяющихся.

Марианна завороженно следила за танцующими — ей чудилось в этом танце что-то звериное, и она вновь ощутила слияние с природой, впервые пришедшее к ней во время урагана.

— Да будет счастлив твой сын, о, Баомба! — мерно выкрикивали женщины. — Да станет он самым прекрасным и сильным мужчиной племени топи!

Баомба гордо восседал на большом камне, служившем ему чем-то вроде трона. В его глазах светилось счастье.

Огонь бросал отсветы на статую Марианны, равнодушно взиравшую на происходящее. Молодая женщина посмотрела на свою скульптуру и снова поразилась тому, сколько ей пришлось пережить за эти годы.

— Коррадо, — одними губами прошептала она. — Я обязательно найду тебя!

В песню топи вплелись гулкие удары тамтама.

— Да будет счастлив твой сын, о, Баомба! — повторяли туземцы.

«Да будет счастлив мой сын!» — подумала Марианна. Она отчего-то была уверена, что у нее родится мальчик.

Ритуальная пляска сменилась другой — буйной и веселой, изменился и ритм песни — она стала намного быстрее. Марианна незаметно для себя отбивала ногами такт.

— Вы тоже хотите танцевать? — раздался над ее ухом голос О’Флаерти.

— Вы не представляете себе, Крэг, как давно я не танцевала! — вздохнула Марианна. — Последний раз я кружилась в вальсе на острове Святой Елены, а потом было как-то не до этого.

— Сейчас вам не удастся потанцевать, — произнес Крэг. — Во-первых, женщины-топи никогда не танцуют на праздниках, только поют — у них такой обычай. А во-вторых, этот танец требует безукоризненного выполнения всех входящих в него движений, а это не так-то просто.

— Разве? — удивилась Марианна. — Мне кажется, любой бы смог повторить его.

— Это не так, — сказал Крэг. — Я сегодня пробовал научиться нескольким движениям, но… как видите, сижу на месте и подпеваю женщинам.

— У вас просто давно не было практики, — произнесла Марианна.

— Это точно, — согласился Крэг. — В отличие от вас, я не могу припомнить, когда я танцевал в последний раз.

Песня умолкла, и Найоми принялась раздавать всем присутствующим жареное мясо. Проголодавшиеся люди терпеливо ждали, пока она дойдет до них, и, получив свой кусок, немедленно впивались в него зубами. Помимо мяса, было еще много фруктов и ягод, а неподалеку от костра стоял большой чан с боялоа, и каждый мог пить сколько ему хотелось.

— Когда мы возвращались обратно, — сказал Марианне Крэг, — Баомба очень переживал, что может не успеть к рождению малыша. Он приходил в ярость от любой задержки. Но зато теперь он весел и доволен.

— Праздники обычно быстро кончаются, — вздохнула Марианна.

— Только не здесь! — возразил Крэг. — Этот продлится по меньшей мере неделю.

— Боже мой! — простонала Марианна. — Мне кажется, что я никогда не доберусь до Зоуги. Иногда я думаю, что этого озера вообще нет на свете.

Она вдруг почувствовала себя очень усталой, и ирландец проводил ее до хижины. Марианна уснула очень быстро, несмотря на доносившиеся с поляны звуки тамтама и громкое пение туземцев. Ей приснились океанские волны, швырявшие из стороны в сторону утлую лодочку, в которой никого не было.

— Был бы рядом Жоливаль, он растолковал бы мне этот сон! — прошептала она, проснувшись.

Она сама себе казалась этой маленькой лодочкой, несущейся неизвестно куда по воле волн. Неизвестно, где окажется суденышко завтра, и совсем неясно, где кончится его плавание, куда занесут его огромные водяные валы.

Этот сон привел молодую женщину в плохое настроение, и она вышла из своего дома только под вечер, чтобы не испортить топи праздник печальным выражением лица.

Дни праздника разнообразием не отличались и были похожи друг на друга, как удары тамтама. Утром женщины плели венки из разных цветов и клали их у подножия «трона» Баомбы, напевая при этом одну из своих хвалебных песен, а вечером опять жарилось мясо, и туземцы танцевали под тамтам и пение своих жен и дочерей.

Марианна была немного утомлена этой монотонностью, к тому же близость озера и невозможность идти к нему в одиночестве раздражали ее. Она чувствовала, что становится очень капризной, и О’Флаерти тоже это заметил. Теперь он заходил к Марианне ненадолго, сообщал ей новости, произносил пару малозначащих фраз и убегал на поляну неуклюже танцевать под восхищенным взглядом смуглой Нья-Нья.

Марианна была бы рада любой работе, но Баомба запретил работать на время праздника. От нечего делать она говорила сама с собой на всех языках, которые знала, а иногда пела романсы — они приятно контрастировали с нудными песнями топи. По вечерам она заставляла себя приходить на поляну, чтобы никто не подумал, что она вновь заболела, но хлопала в ладоши вяло, и улыбка ее была фальшивой.

Этого не замечал никто, кроме Крэга. Но ирландец был слишком занят своей любовью, чтобы нормально поговорить с молодой женщиной.

— Вам хорошо, Марианна? — спрашивал он, глядя на нее счастливыми глазами.

«Мне плохо, — хотелось ответить Марианне. — Мне надоел этот бесконечный праздник, эти бесконечные джунгли. Я не хочу петь и танцевать с топи, и мысль о том, что можно остаться жить среди них, вызывает у меня уже не удивление, а отвращение. Я хочу читать, я хочу поговорить с кем-нибудь по-французски или по-испански!»

Но, посмотрев на восторженное лицо Крэга, она не говорила этих слов.

— Мне хорошо и очень весело, — стараясь выглядеть бодро, произносила она. — А вам?

— Я счастлив! — говорил Крэг и снова убегал куда-то вместе со своей смуглой подругой.

Это был совсем другой Крэг О’Флаерти. Вся его рассудительность, меланхолия и склонность к философии куда-то испарились, а вместо них пришли ребячливость и безудержное веселье по любому, самому малозначительному поводу. Он превратился в первобытное дитя, подобно всем топи, и не выражал никаких сожалений об этом.

— Как это прекрасно, Марианна, думать только об охоте, или о любви, или о том, какой красивый цветок расцвел вчера! Не забивать себе голову умными мыслями! Боже, как это изумительно!

Марианне очень не хватало взрослого Крэга, способного выбраться из любой беды, не потеряв при этом присутствия духа и вселив бодрость и уверенность в остальных. Ей не хватало тех самых «умных» разговоров, отсутствию которых так радовался О’Флаерти.

И когда он прибежал похвастаться новым именем — Вагадо, которым наградила его Нья-Нья и которое означало «отважный путник», Марианна не выдержала:

— Вы не отважный путник, Крэг, и я не стану называть вас этим дурацким именем!

Улыбка медленно сползла с лица ирландца.

— Оно вовсе не дурацкое, Марианна, и мне оно очень нравится. Меня уже все так зовут.

— А я не буду! — упрямо вскричала Марианна. — Потому что вы уже не путник, а самый настоящий туземец!

— Если вы хотите обидеть меня, то это вам не удастся, — сухо произнес Крэг. — Я расцениваю ваши слова как комплимент.

— А вот теперь пойдите и попробуйте объяснить вашим родным топи, что такое «комплимент»! Бьюсь об заклад, вам этого не удастся!

Крэг посмотрел на разгоряченное лицо Марианны, на ее сверкавшие гневом глаза и подошел поближе.

— Что с вами, Марианна? — ласково спросил он. — Вам скучно?

— Да, скучно! — с вызовом сказала молодая женщина. — Я уже не могу ждать, когда Баомба соизволит прекратить торжества и дать нам наконец проводников! Если этого не произойдет в ближайший день, я просто уйду одна, и моя гибель будет на вашей совести, Крэг! Но она будет на совести Крэга О’Флаерти, а если Вагадо это не интересует, то пусть Вагадо убирается плести веночки и распевать песенки!

Крэг выслушал ее, опустив голову. Потом он повернулся и молча вышел из хижины.

На следующий день он не появился. Торжества между тем продолжались, и Марианна уже привыкла засыпать под хлопки и рокот тамтамов. Ей постоянно снились разные сны, и по большей части персонажами в них были Себастьяно и Коррадо Сант-Анна. Просыпаясь, она плакала.

— Себастьяно может не узнать меня, когда я вернусь. Он, наверное, думает, что остался сиротой, что его родители канули в неизвестности. Единственное, что осталось у моего мальчика, — это воспоминания о нас. Аделаида, конечно, утешает его, но ее саму тоже нужно утешать — она осталась без любимого мужа.

Каждый день ее подушка насквозь промокала от слез, каждый день Марианна с тоской думала о князе. Она почти потеряла счет времени, и уже не могла определить, сколько прошло с момента их последнего разговора с Крэгом — день? неделя? а может быть, целый месяц?

На нее находило странное оцепенение, похожее на то, которое владело ей во время плена у Пилар. Но там ее сторожили и одурманивали наркотиками, а здесь она была свободна уйти в любое время.

Проснувшись в очередной раз на мокрой подушке, Марианна решила выйти во двор, чтобы немного освежиться. Была ночь. Она еще раз поразилась тому, какие в тропиках огромные яркие звезды. Кричали ночные птицы, и молодая женщина вдруг вспомнила о самом начале дороги в джунглях, когда она изумлялась их красоте, расспрашивая обо всем Россиньоля, и когда надежда на близкую встречу с Коррадо переполняла ее измученное сердце.

Марианна вдохнула полной грудью свежий ночной воздух, потом вернулась в хижину и начала собираться.

Много времени ей на это не потребовалось. За период добровольного заточения она успела сшить себе небольшой дорожный мешок из кожи буйвола. В него полетели кресало, небольшой нож, несколько кусков вяленого мяса и завернутая в тряпицу горсть травы фитсу, которую дала ей знахарка.

Марианна уже знала множество съедобных плодов и кореньев и поэтому была уверена, что от голода в джунглях ей страдать не придется. Она могла бояться только хищных животных, но жизнь среди топи кое-чему научила ее, и теперь Марианна могла по приметам определить приближение льва или леопарда, которые могли причинить ей вред.

Молодая женщина вышла из дома и, стараясь ступать неслышно, прошла по спящему поселку. Единственное, что она плохо представляла себе — как она будет продвигаться на северо-восток. Марианна надеялась на то, что она припомнит какие-нибудь из примет Россиньоля или набредет на другое племя. Объяснить, что она не враг и что ей необходимо попасть к озеру Зоуги, она уже могла.

Она шла очень тихо, и никто из туземцев, отсыпавшихся после танцев, ее не услышал. Возле хижины Крэга Марианна на мгновение задержалась — ей захотелось оставить ирландцу прощальный знак, но потом она передумала и двинулась дальше.

Часовые не заметили Марианну, стройной тенью проскользнувшую мимо костра, и она исчезла во мраке ночи.

В темноте ей идти было немного страшно, и поэтому, отойдя немного от поселения топи, Марианна по старой привычке забралась в пустое дупло и пробыла в нем до самого рассвета. Потом вновь пустилась в путь.

Ей было немного странно идти по джунглям в одиночестве и сознавать при этом, что она вышла вовсе не за ягодами, а отправилась в путешествие.

Марианна шла по тропе, напевая одну из песенок Гракха:

Счастливый путь, месье Дюпон,


До Сен-Мало без приключений… —



и размышляя, как был бы перепуган месье Дюпон, оказавшись вместо вожделенного Сен-Мало на берегу кишащей крокодилами реки Каяфи.

Вдруг Марианну осенило. Ну конечно же, Каяфи! Река, как могла определить Марианна, текла параллельно ее пути. Гораздо безопаснее будет идти вдоль реки — и вода всегда рядом, и опасность заметишь скорее. А крокодилы далеко от воды не отходят.

Ей пришлось основательно поработать ножом, чтобы сквозь заросли и переплетения лиан выбраться к реке. В этом месте Каяфи была не особенно широкой, и при желании ее можно было бы даже переплыть, но у молодой женщины такого желания не возникло.

В воде колыхались серые гиппопотамы. Если бы Марианна уже не знала, как они выглядят, она приняла бы их за бревна или за большие мешки.

Животные вызвали у Марианны воспоминание о еде, потому что ни симпатии, ни антипатии она к ним не испытывала и воспринимала эти туши исключительно как источник большого количества мяса.

Она присела на траву и вытащила из мешка свой нехитрый обед, состоявший из небольшого куска вяленого мяса и нескольких безвкусных, но сочных плодов, хорошо утолявших жажду, — вялые гиппопотамы отбили у Марианны охоту приближаться к реке и тем более пить из нее. Она решила, что будет пить сок фруктов до той поры, пока Каяфи не станет чище.

Хорошее настроение снова вернулось к молодой женщине, и она уже не испытывала того отвращения к джунглям, которое мучило ее у топи. Она шла по берегу реки, забавляясь тем, как гиппопотамы, поднимая голову, чтобы вдохнуть воздух, выпускают вверх длинную струю воды. В ветвях деревьев заливалось бесчисленное множество птиц, и Марианна на мгновение почувствовала себя счастливой.

— Скоро я дойду до Зоуги, — подбадривала она себя в минуты усталости, — и увижу Коррадо.

Но чем дальше шла Марианна, тем сильнее донимали ее мысли об этом озере. Почему его так боялись Тикуто и Сезамба? Почему Молинджа, узнав, что они отправляются к Зоуги, что-то перепуганно забормотала, и Марианне удалось разобрать в ее невнятной речи лишь слово «знахарь»? И что за сокровище, о котором проговорился Лейтон?

Молодая женщина чуть замедлила шаг — а может быть, к этому озеру не стоит и подходить в одиночестве? Но потом, вспомнив, что туземцы могут бояться самых элементарных вещей, нарушающих их жизненный уклад, она успокоилась. И даже засмеялась, представив, как женщины-топи с легким испугом рассматривали ее длинное платье.

Марианна сама не могла себе объяснить, почему она была так уверена, что Каяфи впадает в Зоуги или, по крайней мере, приведет ее к нему. Ей нравилось идти по берегу реки, извивавшейся между зеленых холмов, поворачивавшей в джунгли и тут же возвращавшейся обратно. Каяфи напоминала молодой женщине дорогу — верную и прямую, которая приведет тебя туда, куда надо.

И хотя Каяфи вовсе не была прямой, Марианна чувствовала ее надежность. Она шла, изредка припоминая какую-нибудь из примет Россиньоля и сверяясь с ними. Каяфи не подводила молодую женщину.

Устроив привал, Марианна обстругала ножом толстую ветку и отправилась охотиться на рыбу. Топи не раз угощали ее большими черными рыбами, которые носили мрачноватое имя «глаза дьявола». Марианна выбрала своими жертвами именно этих рыб, так как никогда не видела, чтобы туземцы охотились на других.

После ряда усилий Марианне удалось вытащить на берег пару «глаз дьявола». Рыбы были довольно большие, и молодая женщина, зажарив одну, другую положила на солнце, чтобы та просушилась.

Но, к сожалению, рыбина к вечеру испортилась, и Марианна, пожалев о том, что не научилась у топи вялить рыбу, столкнула «глаз дьявола» в воду. И почти сразу же раздался шлепок по воде, который Марианна узнала.

Она увидела огромную розовую пасть, утыканную по краям большим количеством острых мелких зубов, и поразилась тому, как крокодил такими маленькими зубами перегрызает толстые и крепкие кости.

Марианна сочла нужным отойти от берега подальше. Она знала, что главное — не дать рептилии утащить себя в воду, потому что там редко кому удается убить ее. Туземцы уверяли, что на земле крокодил становится беспомощным, но Марианне вдруг пришли на ум слова Россиньоля, как-то сказавшего, что эти рептилии могут развивать огромную скорость, и она быстро пошла прочь, то и дело оглядываясь.

Оглянувшись в очередной раз, она увидела, что рептилия, пронзенная копьем лежит на берегу, вокруг нее снуют двое мужчин-туземцев и девушка. Марианна всмотрелась и увидела, что это Нья-Нья. Девушка повернула голову к ней и вскрикнула.

— Марианна! — к ней бежал Крэг. — Зачем вы это сделали?

Он обнял ее и прижал к груди.

— Я пришел к вам наутро и увидел пустую хижину. Часовые вас не заметили, но я сразу же догадался, что вы отправились в путь самостоятельно. Боже, как же мы переживали за вас! У вас все в порядке, Марианна?

— Да, со мной все хорошо, — ответила молодая женщина. — Просто я не могла больше ждать.

— Я так и понял, — улыбнулся Крэг. — Нья-Нья, как видите, не захотела отпускать меня одного, а это наши проводники — Катема и Матиамво.

Катема и Матиамво были крепкими молодыми туземцами. За поясом у каждого был огромный нож, которым они пользовались виртуозно.

Дальше Марианна уже могла не заботиться о своем пропитании и безопасности — путь был легким, и у отряда всегда был запас рыбы и мяса, добытого проводниками.

— Вы выбрали верную дорогу, Марианна, — сказал ей Крэг. — Катема и Матиамво убедили меня идти вдоль реки, хотя я был уверен, что вы пойдете в лес.

— Я теперь ориентируюсь лучше, чем в первый день путешествия, — ответила Марианна.

— Это вам надо было дать имя Вагадо! — весело засмеялся О’Флаерти.

— Вы не обиделись на меня тогда, Крэг? — спросила Марианна. — Признаюсь, я была чересчур резка с вами, но бесполезное ожидание так измучило меня…

— Ну что вы, вовсе не обиделся, — сказал Крэг. — И к тому же вы ушли как раз вовремя — помните, как Миобан лечила молодую топи, плохо переносившую беременность?

Марианна кивнула:

— Конечно. Я благодарна этой топи.

Ирландец понимающе улыбнулся и продолжил:

— Так вот, эта топи — вторая жена Баомбы, и в скором времени она должна родить. Праздник по поводу рождения сына так понравился Баомбе, что он решил устраивать торжества по случаю рождения каждого своего ребенка, даже если это будут девочки. А вождь наш имеет несколько жен, и к тому же весьма любвеобилен, так что мы могли бы задержаться у топи на неопределенный срок.

Молодая женщина покачала головой:

— Я предупреждала вас, Крэг, о том, что топи — очень веселый народ, но очень обидчивый. Поэтому я и предпочла уйти, не сообщая об этом никому, потому что вождь наверняка решил бы проводить нас, и это затянулось бы еще на неделю.

Марианна попросила Крэга выяснить у проводников, отчего топи так боятся озера Зоуги. Но ничего, кроме слов «страшный знахарь» и испуганного блеска глаз, от Катемы и Матиамво добиться не удалось.

— Дело ясное, там живут колдуны, — сказал Крэг. — Вы наверняка уже догадались об этом. Но вот чем и насколько они опасны, мне узнать не удается — туземцы очень боятся их. Катема и Матиамво — одни из самых храбрых топи, оттого они и отправились с нами.

Они продолжали идти вдоль Каяфи, заметно сузившейся и уже почти превратившейся в ручеек. Вода в этом ручейке была холодна и прозрачна, и пить ее можно было спокойно, не опасаясь заражения. На дне Каяфи лежало множество отшлифованных течением камушков, и Нья-Нья с восторгом перебирала свои новые сокровища.

Марианну вновь заинтересовали птицы, и она постоянно расспрашивала Крэга о них.

— Марианна, я не сведущ в орнитологии и могу вам рассказать только об альбатросах да чайках, но их тут, к сожалению, нет, — отмахивался О’Флаерти.

Но молодая женщина была непреклонна в своем желании узнать о пернатых обитателях джунглей побольше, и ирландцу пришлось выступать в роли переводчика между Марианной и Нья-Нья, знавшей о птицах очень много.

Марианна теперь могла различать птиц по голосам. Поначалу тропические птицы напоминали ей своим пением европейских — зябликов, жаворонков и канареек, но впоследствии она выучила их странные названия и могла узнать, кто поет — корве или моквареза.

Гнездо корве очень заинтересовало Марианну. Как рассказала ей Нья-Нья, самец этой птицы во время откладывания и высиживания яиц замуровывает самку в гнезде и держит ее там, пока птенцы немного не подрастут. Все это время он мечется по лесу в поисках пропитания для жены и детей, и часто погибает от голода. Самка же, наоборот, страшно жиреет и является любимым блюдом туземцев.

Марианна не позволила Матиамво убить самку корве. Она внимательно рассмотрела гнездо, представлявшее из себя большой шар с крохотной дырочкой для пищи и воздуха, и вновь поразилась мастерству природы.

— Кто это поет? — спрашивала она у Нья-Нья почти ежеминутно.

— Это медовест! — однажды перевел Крэг и обрадованно воскликнул: — Я знаю эту птичку! Мы сможем найти мед, он наверняка здесь неподалеку.

Мед пришлось поискать, но они были вознаграждены за это — сочные, истекавшие густой сладкой жидкостью соты принесли им немало удовольствия.

Захватив с собой несколько сот, путешественники двинулись дальше. Марианна и Нья-Нья очень подружились за это время и иногда общались и без помощи, Крэга. Марианна сделала девушке новую прическу, вплетя в отросшие пышные волосы Нья-Нья ожерелье из разноцветных камней, и девушка подолгу не отходила от встречавшихся им по пути прудов, разглядывая свое отражение, и Крэгу даже приходилось оттаскивать ее за руку, на что Нья-Нья очень обижалась.

По вечерам они пели, сидя у костра, и Марианна выучила несколько туземных песен, научив взамен девушку и проводников мелодиям своих любимых романсов — слова они запомнить не смогли.

На исходе двадцатого дня Марианна увидела сквозь ветки деревьев блестящую гладкую поверхность озера.

— Зоуги! — вскричала она. — О боже, наконец-то я дошла до него!

Крэг осторожно притронулся к ее плечу:

— Да, Марианна. Мы добрались до него.

Нья-Нья покачала головой:

— Зоуги — смерть. Это нет Зоуги.

— Нет, это Зоуги! — сказала Марианна. — Мы шли все время правильно. Это не может быть другое озеро. Катема, это Зоуги?

Катема, посоветовавшись со вторым проводником, произнес несколько слов на своем языке.

— Он говорит то же, что и Нья-Нья, — сказал Крэг. — Зоуги — мертвое озеро, и оно не похоже на это. Видимо, мы не все время шли на северо-восток. Катема сказал, что завтра мы продолжим путь. А это озеро — одно из многих. Здесь расположена целая цепочка озер, и Зоуги находится где-то в середине этой цепочки.

Марианна закрыла руками лицо.

— Нам осталось идти недолго, — сказал О’Флаерти. — Мужайтесь, Марианна.

Они расположились на ночлег у озера, не сказав друг другу ни слова, — Марианна была в полной прострации, и ее спутники не осмеливались тревожить молодую женщину.

Ей приснилось, что топи снова тащат ее на жертвенную поляну, а она вырывается от них и не может вырваться.

Очнувшись, Марианна поняла, что это не сон. Ее действительно волокли по земле, и, обернувшись, она увидела, как Нья-Нья бьется в сильных черных руках, крича:

— Мванга! Мванга!

— Боже мой, час от часу не легче, — прошептала Марианна, закрывая глаза.

Она покорно позволила связать себя и не сопротивлялась, пока мванга куда-то несли пленников. Она догадалась, что Катема и Матиамво как следует поработали своими ножами, и впервые в битве племен топи и мванга пролилась кровь — Матиамво был убит, Катема сильно ранен. Мванга ранили и Крэга, пытавшегося защитить Нья-Нья.

Связанных пленников бросили в темную хижину и поставили на пол глиняную миску с водой. Марианну замучила жажда, и она была вынуждена подползти к миске, извиваясь, как червь, — мванга даже не потрудились развязать пленников.

Только на следующий день пришел негр и освободил их от впившихся в тело веревок. Осмотрев раны Крэга и Катемы, промыл их чистой водой и принес какую-то траву, жестом показав, что ее надо прикладывать к ранам.

Марианна и Нья-Нья принялись ухаживать за мужчинами. Мванга не потрудились забрать у них мешки, в которых осталось немного сушеного мяса, и пленники не мучились от голода, хотя у их победителей, видимо, была такая цель. Однако горячая вода по просьбе Нья-Нья была принесена, и Марианна смогла приготовить себе отвар травы фитсу, который уже пора было принимать.

Выпив чашку, она снова мысленно поблагодарила старую Миобан, как делала это всякий раз. Еще не хватало очутиться в плену и страдать от боли в желудке!

Она удивлялась быстрому действию целебных трав — раны Крэга и Катемы затянулись быстро, и спустя день мужчины уже могли двигать руками.

Едва Крэг оправился он тут же начал бурно протестовать и стучать в стены хижины.

— Выпустите меня! Я не собираюсь торчать здесь, в плену! — примерно так могла бы перевести его слова на английский язык Марианна.

Но мванга не вняли его словам. Вечером они вбросили в хижину кусок мяса, который, видимо, уже давно испортился, поскольку запах его был невыносим.

Разъяренный Крэг распахнул дверь и швырнул гнилой кусок прямо под ноги охранявшему их негру, присовокупив звучное ругательство на местном наречии.

Мванга оказались мстительным племенем. И вскоре мужчины были вновь связаны. Марианну и Нья-Нья представители враждебного племени пощадили, но приказали ни в коем случае не притрагиваться к веревкам Катемы и Крэга.

— Они сказать, что убить мы, если… — и Нья-Нья изобразила, будто она освобождает руки Крэга.

Дождавшись темноты, Марианна немного ослабила путы, стягивавшие запястья мужчин.

— Как вы думаете, Крэг, почему они не обратили никакого внимания на то, что у нас с вами светлая кожа? — поинтересовалась Марианна.

— Вы же помните, что говорили топи: «Другой — значит плохой», «Другой — значит враг». Мы для них — другие, а с топи, как вы знаете, они враждуют давно и не захотели упускать случай поиздеваться над ними.

— Я думала, что они враждуют беззлобно, — бьют посуду, уводят скот… — сказала Марианна. — Сейчас мне действительно страшно — они могут убить нас, чтобы отомстить за своих сородичей, убитых Матиамво.

— Не исключено, — мрачно ответствовал О’Флаерти. — Но нам много раз везло в пути, так что надейтесь на лучшее. Возможно, нам еще удастся бежать.

— Как мы сможем убежать отсюда? Вы даже вдвоем с Катемой не сможете справиться с нашими охранниками — они очень большие и сильные. И к тому же они могут закричать, и тогда сбежится все племя, — нервно произнесла Марианна.

— Ну зачем же действовать с помощью грубой силы? — возразил Крэг. — Вы сможете ближе к утру снова спутать мои руки?

— Да, но зачем?

— Затем, что мы попробуем вырыть подкоп.

— Подкоп? Но чем? — снова удивилась Марианна.

— Руками, моя дорогая, — ответил О’Флаерти. — Я понимаю, что это долго и неприятно, но у нас не остается никакого выхода. Мванга вряд ли отпустят нас с миром — либо мы будем убиты для пущего устрашения топи, либо просто умрем от голода.

Марианна задумалась:

— Вы правы, Крэг.

Она схватила пустую глиняную миску и с силой швырнула ее в стену.

Немедленно вошел громадный страж. Осмотрев пленников и собрав с полу то, что осталось от миски, он злобно что-то произнес и вышел.

— Что он сказал? — поинтересовалась молодая женщина, принимаясь развязывать веревку на руках О’Флаерти.

— Я предпочел бы не переводить вам его слова, — улыбнулся Крэг. — Но для чего вы разбили миску?

Марианна вынула из-за спины несколько острых глиняных черепков:

— Мне не особенно хочется портить руки, Крэг. Как-никак, я все-таки княгиня.

…Они проработали до утра. Земля оказалась довольно мягкой, и, к радости Марианны, О’Флаерти удовлетворенно произнес:

— Я не ожидал, что нам так повезет. Если все будет в порядке, мы выберемся отсюда послезавтра ночью.

Нья-Нья вновь связала пленников — у Марианны не получилось завязать сложные узлы так же, как это делали их сторожа. Ирландец объяснял своей подруге, как лучше вязать эти узлы.

— Крэг, а откуда вы знаете, как надо правильно спутывать руки? — спросила Марианна.

— Вы забыли, что я моряк. А морские узлы всегда давались мне легко.

«Да уж, в нем от моряка осталось ровно столько же, сколько во мне — от княгини», — с улыбкой думала Марианна, деля между пленниками оставшиеся соты.

Они прикрыли яму мешками, а вырытую землю плотно утрамбовали, и принесший воду охранник ничего не заметил.

Еды у пленников уже не оставалось, но им не хотелось есть. Ночь, проведенная за работой, пролетела, как одно мгновение.

Им оставалось совсем немного, и Марианна умоляла ирландца продолжить работу и выбраться на волю утром, но Крэг был непреклонен.

— Лучше не рисковать, Марианна, — сказал он. — Завтра ночью мы спокойно выроем ход до конца и вылезем через него. Мало ли что может случиться сейчас? Нам придется вернуться обратно в хижину.

— И мы вернемся, но будем знать, что лазейка уже готова, — сказала Марианна.

— А потом кто-нибудь, обходя нашу хижину, заметит дыру, и все, — резонно заявил ирландец. — И между прочим, я не уверен, что у той стены, под которую мы сделали подкоп, никто не караулит. Так что действовать нужно ночью, в темноте. И я прошу вас успокоиться, Марианна. Вы можете все испортить.

Но Марианна не могла успокоиться. Весь день она ходила из угла в угол хижины, подобно раненой пантере. Крэг с жалостью смотрел на нее, и молодой женщине удалось уговорить его начать работу пораньше.

Было решено, что первым будет выбираться Катема. У него были самые широкие плечи, и надо было проверить, всем ли подходит лаз. И потом, черная кожа и темная одежда проводника сливались с землей и темнотой, чего нельзя было сказать о рыжих волосах Крэга и бордовом платье Марианны.

Катема исчез в яме. Через некоторое время он снова появился в хижине и радостно прошептал несколько слов.

Марианна поняла, что лаз достаточно широк и что снаружи совсем никого нет.

— Жаль, что у нас нет с собой никакого оружия! — сокрушался Крэг. — Может быть, здесь рядом живет еще кто-нибудь вроде мванга.

— Ничего, Крэг! — успокоила его Марианна. — Рыть землю мы уже умеем!

Пленники по очереди спускались в лаз. Уже выбравшийся на волю Катема помог выскользнуть на волю Нья-Нья, за ними появилась Марианна, а следом из ямы выбрался перепачканный, но очень довольный Крэг.

— А теперь, — прошептал он, — быстро за мной!

Маленький отряд побежал к лесу. Деревья были совсем рядом, как сзади раздался истошный крик, зазвучали голоса. Стрела просвистела у самого уха Марианны.

— Бегите! — кричал Крэг.

Но путешественники были слишком слабы, чтобы суметь убежать от здоровенных негров. И уже через мгновение они стояли, прижавшись спиной к стволу дерева, и их окружали мванга. Глядя вокруг, Марианна видела только злые глаза, оскаленные зубы и направленные на несчастных путников острые концы стрел.

— Смерть врагам! Смерть топи! — произнес один из негров, и Марианна увидела, как мванга натягивают тетиву своих больших луков.

Она закрыла глаза и уже приготовилась к смерти, как вдруг услышала голос:

— Стойте! Не смейте их убивать!

Негры опустили луки. Марианна увидела светлокожего мужчину с длинными черными усами, одетого, так же как и негры, в набедренную повязку из буйволиной кожи.

Этот мужчина был не кто иной, как виконт Аркадиус де Жоливаль.

Глава III


ВОСКРЕСШИЕ


Марианна смотрела на Гракха, рыжие волосы которого были украшены венком из каких-то немыслимых цветов, на Лауру, щеголявшую в коротком кожаном платье, и, конечно, на Аркадиуса де Жоливаля, которого сейчас никто бы не посмел назвать виконтом. Молодая женщина никак не могла привыкнуть к его набедренной повязке, и поэтому Жоливаль набросил на плечи кожаную же накидку, расшитую самыми разными узорами.

— Аркадиус, я до сих пор не могу поверить, что это все — реальность, — сказала Марианна. — Я была уверена, что вы погибли, и оплакивала вас.

— «Добрая надежда» хоть и отчасти, но оправдала свое название, — отозвался Жоливаль. — По крайней мере, это сделали ее обломки. Они и помогли нам добраться до твердой земли.

class="book">— Какое счастье, что вы все остались живы! — проговорила молодая женщина.

— Это было весьма забавно, — хмыкнул Жоливаль. — По иронии судьбы, мы втроем уцепились за один большой кусок дерева с разных сторон и довольно долго не видели друг друга, бултыхаясь в соленой воде. Я до сих пор жалею о своих ботинках, которые разъела соль. — Жоливаль покачал ногой, обутой во что-то весьма несуразное. — Местные жители предпочитают ходить босиком, и поэтому нам пришлось изготовить себе обувь самим, а я никогда не питал особенного расположения к сапожному ремеслу.

— А потом я запел, — вступил в разговор Гракх.

— Да, потом Гракх запел. Я не знаком со всем его репертуаром, но не узнать его манеру пения невозможно. Естественно, я сразу позвал его, и мой голос слился с голосом Лауры, которая к тому времени уже изрядно замерзла.

— Вода была жутко холодная! — поежилась Лаура.

— Помогая друг другу, мы взобрались на кусок дерева, — продолжал Жоливаль. — По-моему, это был обломок кормы. И нас довольно долго носило по волнам.

— Мы выловили из воды обломок мачты, и я греб, — похвастался Гракх.

— Вернее, пытался грести, — усмехнулся Жоливаль. — Сейчас мы можем вспоминать об этом с улыбкой, но тогда нам пришлось нелегко, Марианна.

Молодая женщина кивнула:

— Я понимаю вас, Аркадиус.

— Солнце палило совершенно невыносимо, а нам было даже нечем прикрыть лица, — сказал Жоливаль. — И к тому же после тех изысканных обедов и вин, которыми нас угощал бедняга Манчини, видеть вокруг одну только горько-соленую воду — не самое лучшее, что может быть на свете.

— А потом мы все потеряли сознание, — сообщила Лаура. — И очнулись уже на берегу.

— Лаура замечательная девушка, — с гордостью сказал Жоливаль. — Она пришла в сознание первой, и я не представляю, как ей удалось оттащить нас с Гракхом в тень.

— Я думала, что они умерли, — сказала Лаура. — Но потом Гракх застонал, и я решила постараться помочь и ему, и месье Аркадиусу. И он зря так меня хвалит — они так давно ничего не ели, что были совсем легкие.

Но Марианна, посмотрев на тонкие руки девушки, сама изумилась словам Жоливаля.

— Ты молодец, Лаура.

Девушка зарделась от похвалы:

— И вы, госпожа, меня хвалите! Но не могла же я оставить их умирать на берегу.

— Зато мы по твоей вине чуть не умерли в лесу! — ворчливо произнес Гракх. — Она, — обратился он к Марианне, — принесла нам каких-то черных ягод и уверяла при этом, что они очень вкусные. Знаете, мадемуазель Марианна, я думал, что отдам Богу душу после этих вкусных ягод.

— Потом мы научились разбираться в лесных дарах, и больше уже не голодали, — сказал Жоливаль. — Мы шли по джунглям наобум, потому что моря уже видеть не могли. И по наивности своей полагали, что скоро выйдем к какому-нибудь цивилизованному месту.

— Не тут-то было! — произнес Гракх, жуя травинку.

— Вот именно, — поддакнул ему Жоливаль. — Мы плутали около месяца, а так как у нас с собой не было никакого оружия и охотиться мы не могли, то питаться приходилось плодами и ягодами, и мы совершенно отощали. Если бы не мванга, мы тихо умерли бы с голоду.

— А каким образом вы оказались у этого отвратительного народа? — поинтересовалась Марианна.

Жоливаль покачал головой.

— Вы зря так отзываетесь о мванга, Марианна, — сказал он. — Я понимаю, они не очень радушно приняли вас и ваших друзей, но мванга скорее осторожны, чем агрессивны. И к тому же вы были с топи, а эти племена враждуют.

— Я знаю, — с неудовольствием произнесла Марианна. — Ваши неагрессивные мванга чуть было не убили меня.

— Это интересное племя, — словно не слыша ее слов, сказал Аркадиус. — Я даже немного полюбил их, когда поближе узнал их привычки и обряды. А кстати, почему вы были с туземцами топи?

— А вот теперь слушайте меня, — сказала Марианна. — На рассказ о моих приключениях уйдет куда больше времени, чем на ваш.

Жоливаль, Гракх и Лаура завороженно слушали Марианну, пока она рассказывала о своих скитаниях.

— Вот это да! — изредка вздыхал Гракх. — Как бы я хотел быть с вами, мадемуазель Марианна!

— А я бы не хотела оказаться на вашем месте, госпожа, — вздрагивала Лаура в самых страшных местах.

— Мне очень не хватало вас, — закончила Марианна свой рассказ. — Но самое главное, что я теперь знаю, — это место, где может находиться князь. Это — озеро Зоуги.

— Зоуги находится близко отсюда, — кивнул Жоливаль. — Правда, оно считается опасным местом, и туземцы избегают даже говорить о нем. Они считают, что человек, хоть раз взглянувший в это озеро, теряет свою душу.

— Я не верю в это, — улыбнулась Марианна. — Но даже если это и так, то я согласна потерять свою душу, чтобы узнать хоть что-нибудь о Коррадо.

К ним подбежал испуганный Крэг.

— Жоливаль, эти чертовы мванга снова заперли в хижину Нья-Нья и Катему! Велите им выпустить их и хотя бы накормить!

Аркадиус отправился к туземцам, и вскоре Катема и Нья-Нья присоединились к Марианне.

— А что, если нам помирить эти племена? — вдруг сказал Жоливаль. — Судя по тому, что вы рассказали нам, Марианна, в топи нет ничего плохого. Мванга тоже хорошие. Будет очень славно, если они прекратят свою бессмысленную вражду. Как вы смотрите на это?

— Это было бы замечательно, Аркадиус! — захлопала в ладоши Марианна. — А найти общий язык им не составит труда — жизнь племен в джунглях в общем-то одинакова.

— Вождя мванга зовут Саат-Тато, — сообщил Жоливаль. — У нас хорошие отношения, и я думаю, что мне удастся уговорить его встретиться с Баомбой.

Катема сразу же был отправлен к своему племени, потому что Саат-Тато после беседы с Аркадиусом довольно благосклонно отреагировал на возможность встречи с вождем топи.

Шло время, и Марианна с любопытством сравнивала жизнь мванга с жизнью топи.

Внешне туземцы отличались друг от друга только прическами. В отличие от топи, мванга не выбривали волосы, а наоборот, отращивали их до максимальной длины и заплетали в множество мелких косичек, перевязывая их травинками. У женщин-мванга была мода, приведшая Марианну в ужас: они вдевали в проделанное в верхней губе отверстие ракушку, после чего их рот становился похожим на клюв утки.

— Они не раз предлагали мне последовать их примеру, — со смехом сказала Марианне Лаура, — но я, естественно, отказалась. И знаете, госпожа, они до сих пор жалеют меня за то, что я не следую моде!

Зато ожерелье из ракушек, которые носили мванга, очень понравились Марианне. Среди женщин попадались настоящие искусницы, которые низали из разноцветных ракушек ожерелья изумительной красоты.

— За ракушками они ходят к морю, а это довольно далеко, — посетовала Лаура. — Женщины устают, но ради своей красоты они готовы на все, и примерно раз в два месяца устраивается грандиозный поход за ракушками.

— Послушай, Лаура, а почему вы остались жить у мванга? — задала наконец Марианна мучивший ее вопрос. — Ведь все то время, что я была у индейцев, на Таити, на острове Святой Елены, вы провели здесь?

— Туземцы очень полюбили Жоливаля, — сказала Лаура. — И некоторое время мы жили с ними просто из интереса. А потом поняли, что не сможем выбраться из джунглей, ведь мы даже не представляем, где находимся и куда нужно идти. Мванга мало передвигаются по лесу, и они не смогли бы вывести нас из него, даже если бы у них возникло такое желание.

Появление Марианны вызвало у мванга нескрываемый интерес. Они постоянно подходили к Лауре и расспрашивали ее о белой гостье.

— Чаще всего они спрашивают, очень ли вам неудобно ходить в такой одежде, — смеялась Лаура. — Конечно, в джунглях более пристало носить это, — она показала на свою юбку, — но я, наверное, полжизни отдала бы за настоящее платье!

Марианна вспомнила, с каким восторгом она сменила индейскую одежду на подарок Чернышова, и охотно согласилась с девушкой.

— Я иногда даже забываю о том, что я — женщина, — жаловалась Лаура. — Женщины-мванга отличаются от мужчин только внешне, да и то я вначале путала их. Они даже смеются надо мной, когда я не могу поднять какую-нибудь тяжесть, которую они легко несут.

Марианна вспомнила Молинджу, метавшую копье так, что ей мог бы позавидовать любой белый мужчина…

— Да, туземки очень сильны, — сказала она.

— Они опекали нас, как детей, — произнесла девушка. — Кормили, ухаживали… И знаете, госпожа, мы уже смирились с тем, что нам суждено окончить жизнь в джунглях, хотя сначала надеялись, что нам удастся выбраться отсюда.

Марианна засмеялась:

— Было бы забавно, если бы ты к моменту моего появления оказалась женой какого-нибудь туземца!

Лаура отмахнулась:

— Что вы такое говорите, госпожа! Они вовсе не интересуют меня как мужчины!

Молодая женщина поняла, что рыжеволосый Гракх прочно занял место в сердце девушки. Кто знает, может, Лаура просто умалчивает об их отношениях…

— Да уж, — сказала она. — Как мужчины эти наивные существа воспринимаются с трудом. Да и Гракх наверняка стал бы ревновать тебя.

Лаура тяжело вздохнула. Марианна с удивлением посмотрела на нее — неужели и несколько лет, проведенных бок о бок с такой прелестной девушкой, не смогли расшевелить ее бывшего кучера! Не может быть, чтобы Гракх оказался таким бесчувственным!

Сама о том не подозревая, Лаура разрешила недоумение госпожи.

— Гракх еще более наивное существо, чем мванга, — мрачно произнесла она. — Мне кажется, что он до сих пор ни о чем не догадывается.

— Лаура, но здесь и пень бы догадался! — воскликнула Марианна. — Судя по тем красноречивым взглядам, что ты бросаешь на него…

— Да, госпожа, мне очень нравится Гракх, — призналась девушка. — Но я не знаю, как сказать ему об этом. Я боюсь, что он не так меня поймет.

— Я уверена, что ты тоже нравишься ему! — горячо заверила Лауру Марианна. — Может быть, он сам не решается сказать тебе об этом.

— Это не правда, — грустно произнесла девушка. — Дома на уме у него были одни лошади, а сейчас — охота, и еще… он еще…

Слезы внезапно покатились по щекам Лауры.

— Что еще? — удивленно спросила молодая женщина и вдруг догадалась о причине горя девушки: — Уж не хочешь ли ты сказать, что Гракх увлекся хорошенькой туземкой?

Всхлипывая, Лаура произнесла:

— Она вовсе не хорошенькая! Она страшная, как… как я не знаю кто. Носорог, наверное, и тот бы испугался, если бы ее увидел. А Гракх все время с ней разговаривает, и ракушки они собирали вместе, — и девушка вновь разразилась рыданиями.

Гладя ее по голове, Марианна сказала:

— Не плачь, Лаура. Может быть, не так уж все и страшно. Во всяком случае, я постараюсь тебе помочь. Но прежде всего, покажи мне эту девушку. Вполне возможно, что ты зря так переживаешь.

Марианна была почти уверена, что страдания Лауры не имеют никакого основания. Правда, если Крэг О’Флаерти даже перестал вспоминать о своей милой Ирландии из-за темных глаз Нья-Нья, то почему бы и Гракху не последовать его примеру, хоть и несколько экзотическому? Но с другой стороны, мужчина, каким бы наивным он ни был, не может не заметить, что нравится юной прелестной девушке.

Молодая женщина украдкой улыбнулась — Лаура плакала из-за такой невинной вещи, как совместное собирание ракушек!

— Покажи мне ее. Как ее зовут? — повторила она.

— Ее зовут Нгула, — со злостью произнесла Лаура. — Отвратительное имя!

Марианна почувствовала что-то вроде любопытства. Ей было жаль Лауру, и вместе с тем она торопила время, чтобы увидеть туземку по имени Нгула.

Ждать молодой женщине пришлось недолго. Через некоторое время после разговора с Лаурой в селение вернулась со сбора ягод и плодов группа женщин-мванга. Марианна с интересом всматривалась в них, поскольку была уверена, что Нгула обязательно чем-то отличается от других. Однако все туземки были почти одинаковы — те же короткие юбки, те же изящные бусы, та же раковина в верхней губе, обезображивающая лицо.

— Вот она, — произнесла Лаура сквозь зубы. — И Гракх, конечно же, рядом.

Марианна с удивлением заметила рыжие волосы Гракха, склонившегося к одной из туземок. Нгула показалась ей миловиднее прочих, и к тому же ракушка в губе у нее была поменьше, чем у остальных мванга.

Гракх о чем-то рассказывал ей, и девушка хохотала, обнажая ослепительные белые зубы. Бусы на ее груди дрожали и позвякивали.

— Вот она, — повторила Лаура. — Ну о чем они могут разговаривать, ну о чем?

И девушка, вновь залившись слезами, исчезла в своей хижине.

— Похоже, наши мужчины не устояли перед смазливыми туземками, — пробормотала Марианна и задумалась.

А что, если Коррадо за это долгое время тоже успел обзавестись симпатичной чернокожей любовницей или женой? И она обнаружит его в окружении детишек?

Молодая женщина вздрогнула от этой мысли. Нет, ни за что! Такого просто не может быть — Коррадо любит ее, и он не сделает такого.

Но неприятное чувство еще долго не оставляло Марианну, и она смотрела на Нгулу, весело чистившую коренья, почти с отвращением.

Лаура вышла из хижины только вечером, когда уже совсем стемнело, но Марианна заметила ее опухшие веки.

«Надо обязательно поговорить с Гракхом! — твердо решила молодая женщина. — Иначе Лаура просто растает у меня на глазах!»

Но прежде чем действовать, Марианна сочла нужным посоветоваться с Жоливалем.

Выслушав ее рассказ, Жоливаль улыбнулся:

— Милая Лаура! Я подозревал, что с ней творится что-то неладное. Она в последнее время была очень грустна. Но бедная девочка, по-видимому, стеснялась рассказать мне о своих проблемах. Наверное, считала, что я не пойму ее, потому что являюсь мужчиной и в любом случае приму сторону Гракха.

— А может быть, сторону Гракха и вообще не стоит принимать? — поинтересовалась Марианна. — Как вы думаете, Аркадиус, способен ли Гракх увлечься туземкой?

— Думаю, что способен, — подумав, сказал Жоливаль. — Однако в этом случае вряд ли.

— Что вы имеете в виду? — не поняла Марианна.

Аркадиус усмехнулся:

— Лаура, понимаете ли, предпочитает общаться со мной или с Гракхом, а жизнь племени мванга ее не особенно интересует. А зря, потому что тогда она бы знала, как мванга вступают в брак.

— И как же? — спросила молодая женщина. — Им запрещено общаться со светлокожими?

— Я думаю, что они вообще никогда не видели светлокожих людей и даже не подозревали об их существовании, пока не появились мы, — сказал Жоливаль. — А у мванга имеется традиция, которой они неукоснительно следуют: супругов друг другу всегда представляет вождь. И выбирает их он же, причем очень рано, когда и мальчик, и девочка едва достигают двенадцатилетнего возраста.

— А любовь? — поразилась Марианна.

— Саат-Тато и его предшественники были изумительными психологами, — поведал Жоливаль. — Ни один брак мванга нельзя назвать плохим — и муж, и жена всегда нежно любят друг друга.

— Может быть, они просто послушны вождю, — презрительно фыркнула Марианна, — и не осмеливаются нарушить приказ повелителя.

— Вы не правы, Марианна, — покачал головой Аркадиус. — Я все-таки способен отличить послушание вождю от любви. Мванга не боятся нарушить приказ, они просто не хотят его нарушать. Я же сказал — вожди мванга были хорошими знатоками психологии и составляли супружеские пары из людей, наиболее подходящих друг для друга. И мванга уже с двенадцати лет привыкают к тому, что по достижении совершеннолетия они будут жить именно с этим человеком.

— Неужели они никогда не сопротивлялись выбору вождя? — недоумевала Марианна.

— У мванга существует легенда об одном-единственном случае, — ответил Жоливаль. — Но в конце концов юноша и девушка вернулись к своим прежним мужу и жене.

— Как интересно! — вздохнула Марианна. — Совсем ничего общего с европейскими традициями!

Жоливаль рассмеялся:

— Если бы Саат-Тато оказался в Париже и навел бы там свои порядки, Париж стал бы скучен, как эти джунгли, и все сплетницы покрылись бы от бездействия мохом.

— Да уж, — кивнула, смеясь, Марианна. — Им стало бы не о чем говорить друг с другом!

Но вскоре лицо молодой женщины приобрело серьезное выражение.

— Так о чем вы хотели сказать мне, Аркадиус? Я имею в виду отношения Гракха и Нгулы.

— У Нгулы замечательный жених, — сказал Жоливаль. — Он пользуется всеобщим уважением, и я думаю, что Саат-Тато, состарившись, передаст ему право быть вождем. Гракху же эта должность вряд ли предстоит. И к тому же Нгула ни на кого своего будущего мужа не променяет.

— Так я могу рассказать обо всем Лауре? — обрадовалась Марианна.

— Ну конечно! Я думаю, что Нгула и Гракх просто дружат, и Лаура зря расстраивается. Бедная, глупая девочка! Если бы она открылась мне, я бы давным-давно рассеял все ее сомнения и страхи. Впрочем, то, что я назвал ее «глупая», вы можете ей не пересказывать, — и Жоливаль вновь засмеялся.

Но Марианна все же решила поговорить еще и с Гракхом.

— Что это за милая девушка, с которой я видела тебя утром? — как бы невзначай поинтересовалась она.

— Это Нгула! — ответил парень. — Но, мадемуазель Марианна, милой я бы ее не назвал. Нгула, конечно, олень славная и на редкость умна для туземки. Но эта ракушка… Я уговаривал ее снять это дикое украшение, но она отказывается. А вообще, мне гораздо больше нравится ее жених — Кугна. Потрясающий парень! Вот с ним действительно интересно, и он научил меня куче разных вещей. А с Нгулой я общаюсь по большей части из-за него. Ходил с ней как-то собирать ракушки, но она так обрадовалась, когда мы нашли одну очень большую, и с таким удовольствием говорила, как она вденет ее в губу, что я не выдержал, и больше никогда с женщинами к морю не ходил.

— Это и впрямь не лучшее зрелище, — вздрогнула Марианна. — Значит, вы с Нгулой просто друзья?

— А кто ж еще-то! — расхохотался Гракх. — А если совсем точно, то мы друзья с Кугной. А она — так, приятельница, что ли.

— Ну ладно, — облегченно произнесла Марианна. — А зачем тебе понадобились ракушки?

Марианна с удивлением заметила, что Гракх казался немного смущенным.

— Ну… мало ли зачем они могут понадобиться… — пробормотал он и тут же заторопился: — Мне, мадемуазель Марианна, надо бы идти. Я очень тороплюсь.

— Куда? — спросила Марианна.

Но Гракх уже стремительно удалялся в сторону леса.

На следующий день Марианна осторожно поинтересовалась у Лауры о том, ходила ли она за ракушками с Гракхом и женщинами-мванга.

— Сначала ходила, — сказала Лаура. — А потом мне надоело смотреть на эту мерзкую Нгулу, и я перестала принимать их приглашения. Они, наверное, не перестали хорошо относиться ко мне, несмотря на то, что я почти не разговариваю с ними.

— Ты же не сделала им ничего плохого тем, что перестала ходить с ними к морю, — пожала плечами Марианна. — Отчего они должны были перестать хорошо относиться к тебе? Наоборот, туземки должны были радоваться тому, что им достанется больше раковин.

— Так самое интересное в том, что они приносили мне раковины! — произнесла Лаура. — Иначе откуда бы у меня было столько бус!

Смутная догадка промелькнула в голове Марианны.

— А кто приносил тебе ракушки? — спросила она.

— Знаете, госпожа, я до сих пор не могу понять, — ответила девушка. — Просто каждый раз после похода к морю в моей хижине появляется горсть красивых ракушек. Я спрашивала женщин, кто их мне принес, но никто не признается. Вот уж не подозревала у мванга склонности к сюрпризам!

Марианна улыбнулась:

— Послушай меня, Лаура. Дело в том, что Нгула и Гракх вовсе не питают друг к другу никакой любви. Они просто приятели, и ты зря беспокоишься.

— Ну да, приятели, — недоверчиво протянула Лаура. — Вы хотите, чтобы я перестала грустить, госпожа, и поэтому говорите мне не то, что есть на самом деле.

— Ты ошибаешься, — по-матерински ласково произнесла молодая женщина. — Я говорю тебе чистую правду.

И она рассказала девушке то, что услышала от Жоливаля, не упоминая, что Жоливаль в курсе страданий Лауры.

Девушка была счастлива.

— Я знаю Кугну, — сказала она. — Он действительно жених Нгулы?

— Да, конечно, — ответила Марианна. — И Нгула не променяла бы его на Гракха, даже если бы Гракх и хотел этого. А он не хочет. Ему не нравится туземная мода — вдевать раковины в верхнюю губу.

— Так зачем же он тогда их собирает? — поразилась Лаура. — Он постоянно ходит к морю с женщинами-мванга!

Марианна снова улыбнулась. Если бы у Лауры была возможность хоть немного повращаться в высшем свете, она бы раскусывала намерения мужчин с первого раза! Джунгли этому, конечно, не способствуют. Хотя что может быть лучше наивности первой любви, которая мучается, не замечая самой себя, и о которой ночами вспоминает каждая записная кокетка!

— Я думаю, Лаура, чуть позже ты догадаешься сама, зачем Гракх собирает ракушки, — произнесла Марианна и внимательно посмотрела на девушку.

Но ничего, кроме удивления, на лице Лауры написано не было.

Марианна задумалась о своей первой любви — Франсисе Кранмере, и о том, сколько горя и страданий принесла ей эта любовь. Слава богу, уже никто не напомнит ей об отвратительной ночи, дуэли и пожаре. Казнен Франсис, в глубинах моря покоится Язон Бофор, уже давно развеялись в прах кости Иви Сен-Альбэн… Никто, кроме самой Марианны, не вспомнит об этой страшной ночи.

Хотя… О чем тогда говорила Пилар? «Англичанка помнит о своей убийце!» Неужели Иви жива?

Молодую женщину передернуло. И хотя вокруг был тропический лес и ни одна из туземок-мванга даже отдаленно не напоминала стройную холеную англичанку, Марианна почувствовала, что в ее душу прокрался страх. Нет ничего хуже, чем жить с сознанием того, что твои кровные враги живы и мечтают о мести.

Марианна успокоилась не скоро. Вокруг шелестели листья, что-то шуршало в кустах, и ей казалось, что это Иви Сен-Альбэн тихо подкрадывается к ней.

Она не выдержала и отправилась к Жоливалю.

— Марианна, у вас слишком растрепаны нервы, — сказал Аркадиус, выслушав ее рассказ. — Постарайтесь уснуть. А что до вашей Иви, ее вполне может и не быть в живых.

— А как же слова Пилар? — дрожащим голосом спросила молодая женщина.

— С этим все просто, — Аркадиус ласково прикоснулся к холодным пальцам Марианны. — Вы же рассказывали Бофору об этом эпизоде?

Марианна кивнула. Впрочем, Язон мог узнать о гибели Иви и Франсиса сам.

— Ну вот, — кивнул Жоливаль. — Язон рассказал об этом своей жене, а она решила использовать свои знания против вас, Марианна.

Молодая женщина с благодарностью улыбнулась своему старому другу.

— Спасибо вам, Аркадиус. В трудные минуты моих скитаний я не раз жалела, что вас нет рядом. До чего же хорошо, что вы остались живы!

Уснула Марианна спокойно, но ночью не раз вскрикивала — ей снились холодные голубые глаза Иви.

Проснувшись, она увидела глядящие на нее в упор голубые глаза и отшатнулась в ужасе.

— Что с вами, Марианна? — удивленно спросил Крэг О’Флаерти.

— Простите, Крэг. Вы немного напугали меня, — отозвалась молодая женщина.

— Я хотел сказать вам, что вернулся Катема и привел с собой почти всех топи. Выходите, скоро будет совет вождей, и нам разрешено присутствовать.

— А как ведут себя туземцы? — спросила Марианна. — Они ведь вполне способны перессориться между собой!

— Им строго-настрого это запрещено! — успокоил ее ирландец.

Марианна оделась и вышла из хижины. Ее взору предстало бесчисленное количество мрачных туземцев, слонявшихся между хижинами и угрюмо глядевших друг на друга. Среди них она увидела многих своих знакомцев-топи, в том числе и Молинджу.

Молодая женщина подошла к толстухе.

— Мванга — зачем? — сразу после приветствия злобно спросила Молинджа. — Ты зачем мванга?

Марианна, как могла, объяснила ей причину своего присутствия во вражеском стане.

— Мванга — нет? — уже более примирительным тоном поинтересовалась толстушка.

Молодая женщина задумалась. После разговоров с Лаурой и Жоливалем она уже лучше относилась к мванга, но заранее определить исход беседы вождей было нельзя. Вдруг начнется война между племенами?

Но потом, вспомнив, что Жоливаль обещал примирить вождей между собой, Марианна улыбнулась Молиндже.

— Мванга хорошие, — сказала она.

Молинджа недоверчиво посмотрела на нее и на всякий случай проверила остроту своего большого копья.

Еще раз повторив воинственной топи фразу о том, что мванга хорошие, Марианна кинулась к Аркадиусу.

— Вы уже пришли? — спокойно поинтересовался тот. — Сейчас мы пойдем на совет.

— Аркадиус, а вы уверены, что вожди согласятся на примирение? — спросила Марианна. — Я говорила с топи, и они настроены весьма кровожадно. Да и мванга, по-моему, тоже, судя по выражению их лиц.

— Только по выражению? — обеспокоился Жоливаль. — Вы не заметили на их лицах следов краски?

— Нет, — покачала головой Марианна. — Я вообще никогда не видела, чтобы топи наносили на лица краску.

— Это хорошо, — сказал Жоливаль. — Если бы они действительно собирались воевать, они бы наверняка не обошлись без боевой раскраски. Видимо, вождь-топи запретил им это делать. Кстати, как его зовут?

— Баомба, — ответила Марианна. — Но топи не красили лиц, когда шли в поход на мванга. Помните, мы с вами говорили об этом случае?

Жоливаль засмеялся.

— Конечно, помню. Но это была не война, а скорее мелкая пакость. Вся вражда между этими племенами из них и состоит. Поэтому они ходили в такие походы в обычной одежде и без краски. Топи и мванга вообще довольно-таки миролюбивые племена и воевать не любят. Но даже у самого миролюбивого племени имеется своеобразная «военная форма» на всякий случай.

— Дай бог, чтобы им не пришлось сегодня использовать ее, — сказала Марианна.

— Думаю, что этого не произойдет, — заверил ее Аркадиус. — Нам пора.

— А разве женщинам разрешается присутствовать на совете вождей? Или вы и об этом договорились? — лукаво произнесла молодая женщина.

— Неужели я не рассказывал вам о Марири? — искренне удивился Жоливаль.

— Нет. А кто это? — в свою очередь удивилась Марианна.

Аркадиус выглянул в окно хижины.

— Вожди еще не вышли, и поэтому у меня есть немного времени для того, чтобы рассказать вам эту легенду. Марири — это женщина, единственная женщина, которая была вождем у племени мванга.

Зеленые глаза Марианны загорелись нескрываемым интересом. Она уже знала, что и у топи, и у мванга не существует индейского принципа — «мужчины действуют, женщины молчат», однако представить себе туземку в роли вождя, которого слушается все племя, молодая женщина не могла.

— Расскажите мне о ней, Аркадиус! — попросила она. — Мне так хочется побольше узнать об этом.

Жоливаль подкрутил свои усы и начал:

— Это было очень давно.

— Вы, Аркадиус, словно сказку рассказываете! — рассмеялась Марианна.

— Многие легенды мванга похожи на сказки, что не мешает им быть истинными, — без обиды ответил Жоливаль. — Так вот. Тогдашний вождь мванга был стар и болен. Но он продолжал находиться на своем месте, ибо не видел, кто способен заменить его. Многие туземцы хотели стать вождями и ждали его смерти. И когда он наконец умер, началась самая настоящая война. Мванга пробирались по ночам к хижинам соперников и убивали их.

Марианна удивленно покачала головой.

— Это уж очень страшная сказка. А вы еще говорите, что мванга — миролюбивое племя.

— Это еще не все, — сказал Аркадиус. — После того как была убита почти треть племени, на мванга обрушилось еще одно — куда более ужасное — горе: в джунглях начался пожар.

Молодая женщина вспомнила, как огромные языки огня пожирали деревья, как неслись животные, не разбирая дороги, и как бежали они с Россиньолем по выжженной земле сахели, неся на непрочных носилках умиравшего Крэга.

— И тогда мванга решили, что они прогневили своего бога тем, что убивали своих собратьев, — продолжал Жоливаль. — Они забились в свои дома и со священным трепетом ожидали, когда пожар доберется до их селения. Они решили умереть.

— А что Марири? — не удержалась молодая женщина.

Жоливаль недовольно посмотрел на нее, но ничего не сказал. Он вновь принялся подкручивать усы.

Марианна поняла его.

— Простите меня, Аркадиус…

— Когда кто-то рассказывает легенду, остальные не должны произносить ни слова! — сказал виконт.

— Хорошо, — сдерживая улыбку, произнесла молодая женщина. — Я больше не посмею нарушить ход вашего рассказа, о великий из великих.

Жоливаль посмотрел на лицо Марианны и вдруг рассмеялся.

— Вы улыбаетесь, Марианна, а я просто хотел, чтобы вы почувствовали ту атмосферу, при которой слушаются рассказы мванга.

— Я эту атмосферу чувствую уже на протяжении многих месяцев! — отозвалась Марианна.

— Я продолжаю, — согнав улыбку с лица, сказал Жоливаль. — А Марири, бывшая тогда совсем юной девушкой, начала ходить по хижинам и доказывать туземцам, что мванга — великое племя и оно не должно погибнуть в огне. Ее сначала никто не слушал, но красноречие девушки было столь искусным, а мванга — столь одурманены предчувствием близкой смерти, что ей удалось выманить их из хижин и повести через джунгли. Марири завела мванга в глубокое озеро — то самое, что показалось вам Зоуги, — и тем самым спасла их от огня.

— Но озеро должно было закипеть! — не удержавшись, воскликнула Марианна.

— Здесь много странных озер, — ответил Жоливаль. — Зоуги — самое опасное из них. А то, куда Марири привела туземцев, всегда остается холодным. В глубине его бьет ледяной ключ, и поэтому мванга остались в живых.

— А откуда Марири знала об особенностях этого озера?

— Она очень много ходила по лесу и вообще обладала изрядными знаниями о нем, — вздохнул Жоливаль. — Я никогда бы не узнал столько о джунглях, даже если бы прожил здесь еще несколько лет.

— Я думаю, вам не стоит этого делать, Аркадиус, даже ради знаний, — произнесла Марианна.

Она сама и представить себе не могла, что ей, возможно, придется провести в лесу еще несколько лет. И иногда в ее голову даже закрадывались мысли о том, что, будь до Зоуги полгода ходу, она бы решила возвратиться в Сенегал. Но озеро было почти рядом — так ее уверил Жоливаль.

— Я согласен с вами, — сказал Аркадиус. — По крайней мере, я никогда не смог бы спасти мванга. А Марири это сделала. И после того как окончился пожар, ей дали второе имя — Хозяйка холодного озера и избрали вождем. Кстати сказать, раньше мванга жили совсем в другом месте, почти что рядом с топи — откуда, собственно, и пошла их вражда. Они не поделили какую-то мелочь: то ли убитого буйвола, то ли охапку корней. И это единственное, с чем Марири справиться не смогла. Все остальное — и в том числе подбор супругов — придумала она. Мванга очень чтут ее и часто называют девочек Марири.

Марианне очень понравился рассказ Жоливаля. Она представляла себе стройную Марири в венке из белых крупных цветов, ведущую свое перепуганное племя к спасительной воде; все то время, что они с Аркадиусом шли к хижине, где должен был состояться совет вождей, она думала о ней.

Саат-Тато и Баомба сидели друг против друга и молчали. Марианна, Лаура и О’Флаерти опустились на охапки веток у самого входа. Рядом с ними расположились несколько туземцев из племени топи, приближенных к вождю. Мванга сидели в другом конце хижины, за Саат-Тато. Нья-Нья, как ни просил ирландец, на совет допущена не была, и поэтому Крэг сидел крайне недовольный.

— Я не могу понять, почему они пустили нас, но отказали Нья-Нья, — зло прошептал он Марианне. — Если бы я был вождем, я не смог бы отказать такой красавице.

— Крэг, вы пока что не вождь, — ответила Марианна, напряженно вслушиваясь в начавшийся разговор.

Аркадиус сидел рядом с вождями.

— Итак, — начал он, — топи и мванга враждуют уже давно. Баомба, ты можешь сказать мне, из-за чего началась ваша вражда?

Марианна не могла понять всех слов и поминутно оборачивалась к Крэгу, чтобы он перевел ей смысл разговора.

— Я могу сказать, — медленно произнес Баомба. — Мванга отняли у топи большого слона, которого топи убили для праздника.

«Ага, значит, речь идет не о буйволе, а о слоне! — подумала Марианна. — Но все равно это не повод для ненависти друг к другу».

Жоливаль кивнул:

— А ты, Саат-Тато, можешь ли ты объяснить мне, отчего вы враждуете с топи?

Саат-Тато, сидевший до этого, как каменное изваяние, немного оживился и произнес:

— Я могу объяснить Топи отняли у мванга большого слона, которого мванга убили для праздника.

На лице Жоливаля появилось недоуменное выражение, а Марианна едва сдержала смех — вожди были и так очень похожи друг на друга, разве что Баомба был потолще, а когда они начали произносить одинаковые фразы, создалось впечатление, что один темнокожий вождь просто глядится в зеркало. При мысли о зеркале Марианна ощутила легкую грусть. Ей очень захотелось домой, на виллу Сант-Анна, где не приходилось бы заботиться ни о вкусной горячей еде, ни о воде для мытья.

Жоливаль меж тем продолжал:

— Это противоречие и послужило причиной для того, чтобы топи и мванга совершали набеги на жилища друг друга?

Вожди одновременно кивнули. Баомба добавил:

— Слон был большой, и топи…

— Мванга, — поправил Саат-Тато.

— И топи убили его для праздника, — упорно закончил свою фразу Баомба.

— А когда это случилось? — поинтересовался Жоливаль.

— Давно, — ответствовал Саат-Тато. — Кости этого слона уже рассыпались в прах и стали землей.

В глазах виконта мелькнула хитринка, и Марианна поняла, что это тот самый ответ, которого он ждал.

— Но если кости слона уже давно истлели, — медленно спросил он, — то зачем племенам враждовать?

Марианна уловила сквозившее в речи виконта легкое ехидство, но вожди серьезно и, по-видимому, надолго задумались о его словах.

«Вот так, наверное, и начинаются все войны, — подумала она. — Не могут поделить землю или большого слона, а потом начинаются выстрелы, смерть, дети становятся сиротами, жены — вдовами, и никому нет дела до того, что кости большого слона — пусть даже и приготовленного для празднества — давно истлели в земле.

Но Саат-Тато и Баомба были непреклонны.

— Слон был большой, — сказал Саат-Тато.

— Очень большой, — добавил Баомба.

И они вновь умолкли.

— Ну и что? — беспечно спросил Жоливаль. — И к тому же можете ли вы подтвердить, что он был большой?

Вожди хором ответили:

— Нет.

Но не успел Жоливаль задать новый вопрос, как Саат-Тато произнес:

— Я не могу подтвердить, что слон был большой. Но дед моего деда говорил, что он был очень большой.

— Так ну и что же? — повторил Жоливаль. — Пусть даже он был огромный, но его уже нет! Вам не о чем спорить!

— Топи — наши враги. Они украли слона, — сказал Саат-Тато.

Баомба промолчал, но было видно, что он размышляет о том же самом.

«Боже, какие же они глупые! — с раздражением подумала Марианна. — Аркадиус говорит им о деле, а их волнует только размер слона!»

— А если его украло какое-нибудь другое племя? — не сдавался Жоливаль.

— Нет, — ответил Баомба. — Его украли мванга. Все знают, что его украли мванга.

— Кто — все? — спросил Жоливаль.

Аркадиус понемногу начинал раздражаться туповатой невозмутимостью вождей, и Марианна почувствовала это. Она во все глаза смотрела на своего друга, надеясь, что он заметит ее взгляд и приободрится. Но виконт бросал на вождей злые взгляды и не обращал на зрителей никакого внимания.

— Это знают все топи, — пояснил Баомба.

— Но это же неправда! — воскликнул Аркадиус. — Не было никакого слона! Вы — вожди двух чудесных племен, которые могли бы дружить и помогать друг другу. Судя по тому, как вы отнеслись ко мне, Лауре и Гракху, судя по тому, как вы отнеслись к Марианне и Крэгу, вы — замечательные люди.

Марианна вспомнила, как пущенная топи стрела пронзила грудь защищавшего ее Россиньоля, как пылал костер, готовый пожрать пленников, и сердце ее застонало. Но молодая женщина решила не думать об этом: ведь топи и впрямь позаботились о ней, а Крэг встретил свою любовь.

— Зачем вы ссоритесь, зачем вы совершаете бессмысленные набеги? — горячо произнес Жоливаль.

Вожди молчали, пристально глядя друг на друга. Лица их были бесстрастны.

«Неужели они снова начнут говорить о слоне?» — с раздражением подумала Марианна.

— Топи били нашу посуду, — сказал Саат-Тато.

Лицо Жоливаля просветлело — ему удалось вывести беседу на новый уровень.

— Мванга били нашу, — ответствовал Баомба.

«А интересно, если бы они говорили одни, без Аркадиуса, к каким выводам они бы пришли?» — подумала Марианна.

Та же мысль промелькнула в глазах Жоливаля, и он решил действовать дальше.

— Но если вы больше не будете бить посуду друг друга, будет хорошо, не правда ли? — спросил он.

Саат-Тато и Баомба кивнули.

— Может быть, вам стоит забыть перебитые горшки и дальше жить в мире и согласии? — поинтересовался Аркадиус.

— Нет. Топи украли слона, — ответил Саат-Тато.

Марианна от злости ударила кулаком по земле. Но ее удар в аккурат пришелся по ноге О’Флаерти. Ирландец взвыл от боли и некоторое время внимание присутствующих было обращено на Крэга и смущенную Марианну, пытавшуюся сделать вид, что ничего не произошло.

Когда туземцы успокоились, Жоливаль вновь обратился к вождям, сохранявшим ледяное спокойствие:

— Может быть, вам все-таки стоит помириться? Я прошу вас — забудьте этого несчастного слона. Давайте все вместе выйдем на охоту и разделим добытого слона между двумя племенами.

Баомба покачал головой. Саат-Тато последовал его примеру.

Аркадиус кинул беспомощный взгляд в сторону своих друзей, и этого молодая женщина перенести уже не смогла. Она вскочила и горячо заговорила:

— Слушай меня, Саат-Тато. Ты помнишь легенду-вождя — Марири?

На неподвижном лице вождя появилось удивление — откуда эта белая женщина, прожившая у мванга так немного, могла знать о Марири? Он кивнул.

— Марири хотела, чтобы топи и мванга жили в мире и не убивали никого. Она хотела, чтобы не было ни войн, ни кровопролитий. И если бы она сейчас была здесь, что бы она сказала тебе?

— Она сказала бы, чтобы я послушал белого человека, — после долгого раздумья ответил вождь мванга.

— И неужели ты не согласился бы с нею? — продолжала напирать Марианна. — Неужели ты хочешь, чтобы кровь продолжала литься?

Саат-Тато промолчал, но молодая женщина почувствовала, что ей удалось заставить его поверить в слова Жоливаля. Она повернулась к Баомбе:

— Баомба, а ты хочешь, чтобы твой сын вырос и пошел воевать с топи, и убивать не буйволов и слонов ради пищи, а людей просто так?

При слове «слон» Баомба прищурился, но потом покачал головой.

— Я хочу, чтобы мой сын был уважаем своим народом.

— Его будут уважать. Про него будут говорить: «Это сын Баомбы, того самого, что прекратил войну между нашим племенем и мванга!» — сказала Марианна.

Жоливаль мгновенно продолжил:

— Скажите мне, Саат-Тато и Баомба, разве не права белая женщина? Разве не стоит вам сделать именно так, как она говорит?

— Надо подумать, — ответил Саат-Тато.

Жоливаль сделал знак всем выйти из хижины и оставить вождей наедине.

Марианна вместе со всеми вышла во двор. Она еще не вполне успокоилась после своей речи, и поэтому грудь ее бурно вздымалась, а зеленые глаза сверкали, как молнии.

— Спасибо вам, Марианна, — сказал подошедший Аркадиус. — Вы очень помогли мне.

— Это еще неизвестно, — ответила Марианна, напряженно глядя на закрытую дверь хижины,за которой вожди размышляли, как им следует себя вести. Ей казалось, что каждая секунда ожидания тянется, как вечность.

«А почему я так переживаю из-за этих двух племен? — вдруг подумала она. — Меня должно волновать только одно — скоро ли мы доберемся до озера Зоуги? А я уговариваю двух медлительных вождей примириться».

— Вы очень полно живете, Марианна, — сказал Жоливаль, словно прочитав мысли молодой женщины. — Вас волнует все, что происходит, и вы вмешиваетесь, когда вам кажется, что это происходит не так, как надо.

Распахнулась дверь, и на пороге хижины появились Баомба и Саат-Тато. Мванга и топи, собравшись вокруг, смотрели на своих вождей и ждали, пока те скажут, к каким выводам пришли. И тогда можно будет что-то сделать — напасть на стоящего рядом врага или обнять стоящего рядом друга.

— Мы решили, что белые люди говорят верно, — произнес Баомба.

Саат-Тато добавил:

— Топи и мванга не будут больше враждовать.

— Изумительно, — проговорил виконт, утирая пот со лба. — Никогда бы не подумал, что мне придется мирить два туземных африканских племени. Впрочем, я о многом не подозревал, отправляясь в это путешествие.

Марианна была очень рада. Она подошла было к Катеме, чтобы напомнить, что он все еще проводник и должен довести ее до озера, но Катема в восторге распевал громкую песню и даже не услышал ее слов.

— Сегодня будет большой праздник, — сообщил Марианне ирландец. — Потанцуем!

— Боже мой, когда же будет праздник у меня… — вздохнула молодая женщина. — Мне иногда кажется, что мы никогда не достигнем цели.

— Осталось уже совсем немного, Марианна, — утешил ее О’Флаерти. — И к тому же вы встретили друзей, которых считали давно погибшими. А если бы вам удалось тогда благополучно сбежать от топи, вы до сих пор, наверное, бродили бы среди деревьев.

— Нет! — гордо вскинула голову Марианна. — Я уже давно дошла бы до Зоуги!

Крэг задал провокационный вопрос:

— И что бы вы там стали делать в одиночестве, без оружия, не обладая достаточным знанием туземного языка? Вдобавок вы могли бы погибнуть здесь, от стрелы мванга. Все, что произошло, — правильно.

Марианна подумала, что ирландец прав и стоит еще немного подождать для того, чтобы дойти до цели вместе с друзьями, достаточным запасом ищи и хорошим проводником. Иначе она может совершить непоправимую ошибку, и озеро Зоуги вновь превратится в далекий мираж.

Она улыбнулась О’Флаерти:

— Конечно, мы потанцуем, Крэг!

— Вот так бы сразу! — обрадованно воскликнул ирландец.

Меж тем в селении шла усиленная подготовка к грандиозному празднику. Часть мужчин ушла на охоту, часть волокла к большой поляне — месту празднеств мванга — огромные куски вяленого и сушеного мяса. Женщины тащили большие охапки веток и сучьев, и Марианна вновь поразилась силе туземок, хотя и видела уже немало примеров этому.

Она вернулась в свою хижину, чтобы привести себя в порядок перед праздником. Войдя, молодая женщина увидела Лауру, которая вплетала в свои пышные волосы унизанную ракушками нитку.

Девушка напевала что-то веселое и даже не сразу заметила Марианну.

— Ты уже больше не грустишь? — ласково спросила молодая женщина.

Лаура вздрогнула:

— Ах, это вы, госпожа! Я испугалась…

— Ты замечталась? Интересно, о чем? — продолжала расспрашивать Марианна.

Зардевшись, Лаура опустила голову.

— Ты не хочешь сказать мне?

— Я… я поняла, кто приносил ракушки, — еле слышно произнесла Лаура.

Марианна засмеялась от радости:

— Вот и прекрасно! Наконец-то! Именно поэтому ты решила украсить свои волосы этой ниткой?

Снова покраснев, девушка кивнула.

Марианна тоже решила украсить свою темную шевелюру. Но чтобы не соперничать с Лаурой, она предпочла большую гирлянду белоснежных цветов.

— Вы прекрасны, госпожа! — выдохнула Лаура, увидев ее с этой гирляндой.

Марианна улыбнулась:

— Лаура, если бы ты могла видеть себя! Вот ты действительно прекрасна!

Молодая женщина откровенно любовалась своей служанкой — сверкающим любовью глазам и покрытым нежным румянцем щекам Лауры не нужны были никакие украшения, а ее короткая юбка из буйволиной кожи могла бы сейчас соперничать с самым роскошным платьем.

В хижину донесся рокот тамтамов и веселые крики — начинался большой праздник по случаю примирения двух племен — топи и мванга.

Лаура рванулась к двери и остановилась, глядя на свою госпожу.

— Не жди меня, — кивнула Марианна. — Иди. Иди к нему.

Девушка, как птица, вылетела из хижины.

Марианна присела на охапку веток, служившую ей и Лауре постелью, и задумалась.

Гракх не обращал никакого внимания на Лауру, когда они жили на вилле Сант Анна. Он просто не замечал страданий девушки, которая, по наблюдениям Марианны, влюбилась в него с первого взгляда. Он не заметил этого и на корабле, и в плену у пиратов, пусть и кратковременном; хотя Лаура, наверное, сама предпочла бы, чтобы он тогда и не подозревал о ее существовании…

«Бедная девочка! — вздохнула Марианна. — Сколько же ей пришлось пережить в этом путешествии, казавшемся ей столь романтичным!»

Лаура отправилась в это путешествие, будучи на год старше той, далекой Марианны, которой предстояло стать мадемуазель де Малерусс. Но тогда Марианна бежала от горящего Селтон-Холла, от убитого ею мужа, от поруганной любви и была готова к любым несчастьям — ей казалось, что хуже быть уже не может никогда. А Лаура была влюблена, она наслаждалась океаном и трепетала в предчувствии экзотической жаркой Африки. И вот, пройдя через жадные и грубые руки пиратов, едва не умерев от жажды в соленом море, эта девочка оказалась в джунглях и была вынуждена познать всю «романтику» Африки с помощью собственной шкуры, обходясь без новых платьев, без украшений, без того, что необходимо любой женщине. Чем же жила она все это время, как она переносила трудности, что помогало Лауре?

«Да то же самое, что заставило тебя пуститься в опасное путешествие и пробираться по густым лесам, — сказала Марианна самой себе. — Любовь. Любовь и надежда».

Как просветлело лицо Лауры, когда Марианна с улыбкой сказала ей о ракушках! Как смутился Гракх!

«Прекрасные дети, — подумала Марианна. — Они наверняка будут счастливы».

Слово «дети» не смутило ее. Она чувствовала себя на много лет старше их, почти что ровесницей Жоливаля. Мудрость может прийти к человеку в любом возрасте, и, хотя Аркадиус вряд ли согласился бы с этим, Марианна думала именно так.

Она поправила гирлянду из цветов и вышла из хижины.

Праздник уже кипел. На поляне горел огромный костер, и туземцы в восторге скакали вокруг него, оглашая воздух радостными песнями, которые скорее походили на вопли. Женщины-мванга, надевшие ради этого торжества свои лучшие бусы, тоже танцевали. Туземки из племени топи не решились нарушить обычай и поэтому пели песню, ту самую, что слышала Марианна на празднестве по случаю рождения сына у Баомбы.

«Как туземные праздники похожи друг на друга», — думала молодая женщина, ища глазами Жоливаля.

Она обнаружила его рядом с вождями, удовлетворенно взиравшими на веселье своих народов.

— Аркадиус! — позвала Марианна.

Жоливаль слез с большого пня, на котором восседал, подобно светлокожему вождю, и подошел к Марианне.

Молодая женщина сообщила ему свое мнение о праздниках туземцев.

Виконт засмеялся:

— Марианна, просто для вас все это непривычно, и к тому же вы ни за что не станете участвовать в этих диких плясках, правда ведь?

— Конечно! — согласилась она.

— А вместе с тем, — продолжал Жоливаль, — вы с удовольствием вспоминаете о европейских балах.

— Еще бы!

— А если их сравнить — бал и праздник, то можно найти немало общего. Тем более что балы в общем-то так же однообразны, разве что новы сплетни.

— Верно, — рассмеялась Марианна. — Но если представить себе наших светских дам с раковинами в верхней губе, то нельзя не захохотать.

— Длинные платья с кружевами показались бы туземкам таким же нонсенсом, — парировал Жоливаль. — Главное то, что привычки и обычаи у людей везде разные, а сами люди — внутри те же.

— Мне больше нравятся европейские обычаи, — сказала Марианна. — Я провела среди туземцев гораздо меньше времени, чем вы, а устала гораздо больше.

— Я привык, — пожал плечами Аркадиус. — Хотя о Париже и о встрече с моей милой Аделаидой мечтаю с той же силой, что и вы, Марианна.

Они помолчали.

— Скоро мы отправимся в путь, — произнес виконт.

— Завтра же! — добавила Марианна.

Она медленно шла мимо беснующихся туземцев и мысленно сравнивала их с баранами. Вожак велел драться — дерутся, вожак велел танцевать — танцуют. Хорошо, конечно, что мванга и топи теперь будут помогать друг другу, но у нее, Марианны, впереди другие дела — она должна найти своего мужа, а для этого ей надо добраться до озера Зоуги.

«Зоуги» — что таит в себе это хищное, по выражению бедного Россиньоля, название? Действительно ли там так страшно, как уверяют туземцы?

Марианна и сама не заметила, как отошла от пылающего костра довольно далеко, и теперь вокруг нее были лишь вечерняя тьма и заросли.

Раздался шорох, и Марианна отпрянула. Она едва не крикнула от испуга, как вдруг услышала, что шорох сменился звуком поцелуя.

«Праздник…» — печально подумала Марианна.

Она была уверена, что это кто-то из туземцев, но с удивлением услышала знакомый голос:

— Почему ты так долго не говорил мне, что любишь меня! Я так мучилась!

— Я стеснялся. Я думал, что ты будешь смеяться…

Это были Гракх и Лаура. Марианна поспешила вернуться к костру, чтобы не спугнуть влюбленных. Она шла с легкой улыбкой и немного завидовала им.

«Кто же откажется увидеть осуществленным свой самый сладкий сон?» — сказал Коррадо, когда она приехала на виллу Сант-Анна, чтобы стать его женой, настоящей женой. И прошло пять прекрасных, счастливых лет. Ей было так хорошо… до того момента, как в весенней роще появился таинственный посетитель с темно-красным медальоном, принесшим столько горестей ей и, наверное, Коррадо.

Марианна направилась к хижине, собираясь лечь пораньше, чтобы завтра отправиться в дорогу с новыми силами. Она уже позаботилась о припасах, а больше ей нечего было собирать — ей уже давно приходилось довольствоваться одной парой обуви и одним платьем, все остальное погибло под мощными ногами слонов.

— Вы уже уходите? — послышался голос Аркадиуса. — Праздник продолжается!

— Я устала, — покачала головой Марианна. — И потом, мне немного грустно.

Она ни за что не призналась бы старому другу, что завидует Гракху и Лауре, сбежавшим от праздника, и Крэгу с Нья-Нья, кинувшимся в самую его гущу Ее душа желала любви, и тело вторило ей.

Но Аркадиус, кажется, догадался о ее переживаниях.

— Вы видели Гракха и Лауру? — спросил он. — По-моему, им предстоящий путь будет не в тягость.

Марианна улыбнулась шутке виконта. Бедный Жоливаль, он так скучает по своей жене!

— Любовь в джунглях — это прекрасно, — вяло произнесла она.

— Любовь прекрасна везде, Марианна, — сказал Жоливаль. — Где бы она ни была — в джунглях, на корабле, на тюремной соломе, — она прекрасна везде, потому что это любовь.

Марианна молча кивнула.

— Начинается последний этап нашего пути, — сказал Аркадиус. — Вы устали, Марианна, и я тоже. Но пусть нам поможет любовь к нашим близким, которые ждут нас.

В другое время Марианна улыбнулась бы красоте этой фразы и наверняка посоветовала бы своему другу использовать ее в путевом дневнике, но сейчас она показалась молодой женщине единственно верной.

— Да, Аркадиус, они ждут нас, — повторила она.

А ждет ли ее Коррадо? Может быть, он уже свыкся с мыслью, что ему больше никогда не суждено увидеть ее и Себастьяно, и не узнает свою жену при встрече? Или наоборот, он так тоскует по ней, что она покажется ему видением?

Марианна вздохнула. Цель была так близка…

— Не грустите, Марианна, — печально сказал Жоливаль. — Я понимаю, о чем вы думаете. Вам кажется, что князь не узнает вас, когда увидит?

— Как вы догадались об этом? — поразилась молодая женщина.

— Я знаю вас, Марианна, — ответил виконт. — И потом, я думал о том же самом, даже когда не надеялся на то, что когда-нибудь вернусь в Париж.

— Сначала — на виллу, — уточнила Марианна.

— Вы правы, — отозвался Жоливаль. — Аделаида там, она присматривает за Себастьяно. Иногда я боялся, что сам не узнаю ее. Аделаида часто снится мне, но черты ее почти всегда настолько размыты, что я лишь по биению своего сердца догадываюсь, что это — моя любимая жена.

Марианна с болью глядела в усталые глаза Аркадиуса. Судьба забросила их так далеко!

— Знаете, Марианна, — сказал виконт, — я, пожалуй, тоже лягу спать. Мое настроение не совсем соответствует общему веселью.

— Аркадиус, вы во многом послужили причиной для этого веселья! — сказала Марианна.

Пожелав друг другу спокойного сна, они разошлись по хижинам.

Сквозь сон Марианна слышала, как возвратилась Лаура, как она ворочалась на жестких ветках и счастливо вздыхала.

Звуки песен стихли еще не скоро, и, как догадалась Марианна, праздник продолжался до самого рассвета.

Наутро она не смогла удержаться от улыбки, глядя на синие круги под глазами О’Флаерти.

— Вы танцевали всю ночь, Крэг? — поинтересовалась она.

Ирландец кивнул:

— Я, конечно, был не против уложить свои старые кости пораньше, но, когда такая красотка, как Нья-Нья, уговаривает остаться еще на чуть-чуть, никто не сможет отказать ей!

Нья-Нья сияла счастьем.

— Крэг, а сможете ли вы снова идти по лесу? — сочувственно спросила Марианна. — Судя по всему, вы не выспались, и к тому же изрядно устали.

— Добрая стопка виски взбодрила бы меня, — отозвался ирландец, — но раз виски нет, мне придется просто-напросто спать на ходу, и я это умею.

— Неужели? — удивилась Марианна.

— Когда я был моряком, — с ноткой недоверия к собственным словам произнес О’Флаерти, — мне не раз приходилось отсыпаться на вахте, и уверяю вас, что я могу уснуть где угодно и при каких угодно обстоятельствах, но если появится опасность, пробуждаюсь в любой момент.

— Это одно из ваших ценных качеств, — заметила Марианна, припомнив, каким мертвецким сном засыпал Крэг, когда они с Россиньолем уходили в джунгли.

Мысли о Россиньоле заставили молодую женщину внутренне сжаться — как-никак ее беременность скоро станет заметна, и Коррадо вряд ли не обратит на это внимания.

Но Марианна заставила себя отрешиться от этих мыслей, куда важнее сейчас было найти проводников.

И топи, и мванга не желали сопровождать путников к озеру.

— Зоуги страшно! — таков был общий ответ.

Отчаявшись, Марианна воззвала к Катеме:

— Катема, но ты же соглашался вести нас до Зоуги! Неужели сейчас ты бросишь нас?

Туземец замялся. Было видно, что ему не хочется расставаться со своим племенем и с новообретенными братьями мванга для того, чтобы вести небольшой отряд светлокожих людей к жуткому озеру.

Подошел Баомба, собираясь попрощаться с Марианной.

— Баомба, — умоляюще произнесла Марианна, — у тебя есть сын. У меня тоже есть сын, только далеко. И если сейчас Катема не пойдет с нами, я не смогу вернуть моему мальчику его отца.

Молодая женщина понимала, что отцовство — слабая струнка вождя топи. Она уже сыграла на ней во время совета и надеялась, что и сейчас ей удастся осуществить свой замысел.

Она не ошиблась. Баомба отвел Катему в сторону и произнес несколько слов. Разобрать их молодая женщина не смогла.

— Я поведу вас, — сообщил Катема, вернувшись. — Только я буду один.

— А ты точно знаешь дорогу до Зоуги? — решила уточнить Марианна. — Не приведешь нас к другому озеру?

Проводник помотал головой.

Прощание с туземцами вызвало слезы на глазах Марианны — несмотря на то, что она изрядно устала от жизни в племенах, ей было жаль расставаться с ними. И к тому же ей было грустно смотреть на друзей — Жоливаль и Гракх были мрачны, Лаура же плакала навзрыд.

— Я никогда их больше не увижу! — повторяла она, перебирая связки бус, подаренные ей на прощание мванга.

— Не плачь, Лаура, — сказала ей Марианна. — Теперь ты будешь знать, что в джунглях Африки у тебя есть друзья. И если тебе когда-нибудь приведется снова попасть сюда…

— Я надеюсь, что этого не случится, — перебила ее Лаура и засмеялась сквозь слезы.

Глава IV


ТАЙНА ВУ-ДУ


Увидев Зоуги, Марианна поняла, отчего туземцы называют это озеро «мертвым». Его вода не отражала верхушек склонившихся над ним деревьев и скорее напоминала большой плоский серый камень, чем озерную гладь.

На его поверхности не было ни цветов, ни даже кругов, которые обычно бывают на поверхности тех озер, где водится рыба.

Несмотря на то, что сияло солнце и небо было ярко-голубым, Зоуги оставалось серым, хотя и источало некий мертвенный свет.

Оно пугало и в то же время притягивало к себе, как неподвижный взгляд удава притягивает кролика. Марианна сделала несколько шагов по направлению к водной глади. Нья-Нья крепко схватила ее за руку.

— Нет смотреть Зоуги! Смерть!

— Это, конечно, туземное суеверие, — медленно произнес Крэг, не в силах оторвать взгляд от озера. — И здесь живут люди. Если бы Зоуги действительно убивало, тут никто бы не поселился. И все-таки, Марианна, лучше не подходите к нему, мне не нравится эта вода.

— Мне тоже, госпожа! — испуганно сказала Лаура, прячась за спину Гракха.

Марианна посмотрела на мертвое озеро, потом на бледные лица друзей.

— Я думаю, — сказала она, — что Зоуги — как бы проверка наших сил. Если мы отступим перед ним, мы не сможем больше ничего сделать. Вряд ли это самое страшное, что встретится нам здесь. Как вы считаете, Аркадиус?

— Я согласен с вами, Марианна, — ответил Жоливаль. — Мы не должны бесполезно рисковать, но не должны и бояться. Существует такое понятие «запах страха». Крэг должен знать историю о моряке, который сутки плыл по морю, окруженный акулами, и они не тронули его, потому что он не испугался.

— А когда прошли сутки, акулы съели моряка? — спросила Лаура.

— Нет, — засмеялся Крэг. — Его подобрало встречное судно. А Аркадиус прав.

Марианна, взяв под руку Жоливаля двинулась к Зоуги и смело заглянула в его таинственные воды. Озеро было очень глубоким, и казалось, что у него вообще нет дна. У молодой женщины закружилась голова, и она была вынуждена ухватиться за плечо Аркадиуса, чтобы не упасть.

— Оно тянет к себе, засасывает, — сказал Жоливаль. — Надо будет обязательно выяснить, в каких отношениях с ним находятся местные жители, может быть, не все так страшно. Хотя неприятно, когда смотришь в озеро и не видишь собственного отражения. А я так хотел полюбоваться своими великолепными усами!

Улыбаясь, Марианна ощутила прилив благодарности Жоливалю, ей так не хватало его юмора!

После них к озеру подошли Крэг и Лаура с Гракхом. Нья-Нья и Катема, несмотря на уговоры, заглянуть в воду отказались.

— Ну что? — спросила Марианна возвратившихся друзей.

— Мы с Гракхом ничего не увидели, — сказала Лаура, а Крэг уверяет, что в воде появилось его отражение!

О’Флаерти укоризненно посмотрел на девушку.

— Я действительно видел его, Лаура, — сказал он. — Оно было нечетким, но я успел заметить, что к моему лбу прилип маленький желтый листок. Сейчас я снял его, конечно.

— А ведь верно! — улыбнулся Жоливаль. — Я видел листок у вас на лбу, но почему-то не сказал вам об этом. Значит, Зоуги отразило вас. Это интересно, Крэг. Может быть, нам стоит использовать вас как талисман?

— Не знаю, — буркнул Крэг. — Я не знаю, стоит ли мне радоваться тому, что мертвая вода вернула мне мое отражение.

— Может, она решила вам покориться, — предположил Жоливаль. — Но так или иначе, это очень странное место.

Путники обошли озеро и увидели в глубине леса небольшое поселение. На вид оно ничем не отличалось от поселений топи и мванга — неказистые хижины с крышами из сухой травы и веток, глиняная посуда, сушащаяся на острых кольях.

Марианна заметила рядом с одной из хижин тощего старика, растиравшего в ладонях какую-то траву.

— Давайте расспросим его, — предложила молодая женщина. — Быть может, он поймет нас?

Крэг и Жоливаль подошли к старому негру и обратились к нему на том наречии, которое они знали:

— Как называется это место? Где ваш вождь?

Старик молча смотрел на них, продолжая растирать траву, от которой шел едкий запах.

Аркадиус, обернувшись, развел руками:

— Видимо, они говорят на другом наречии.

Крэг попробовал объясниться с негром жестами, но его действия не возымели успеха — старик не сводил с него насмешливых глаз, но ни один мускул его лица не дрогнул.

Разочарованные путники отошли от хижины.

— Вы внимательно смотрели на этого старика? — спросила Марианна у Жоливаля.

— Нет, не особенно. Я до сих пор не научился отличать негров друг от друга с первого раза, хоть и прожил с ними довольно долго, — ответил он.

— Мне показалось, что он прекрасно понял то, что вы говорили ему, но отвечать не захотел, — сказала Марианна, оглядываясь на старика, который внимательно смотрел вслед путешественникам.

Они прошли по поселению и встретили еще нескольких жителей его, которые вели себя так же, как и старый негр — смотрели на путников, и в их глазах читалось понимание, но ни единого слова не произносили.

— Может быть, они все немые? — в отчаянии вскричал Крэг, разъяренный молчаливостью туземцев.

— Они объяснялись бы жестами, — сказал Гракх. — А может быть, их нельзя спрашивать о том, как называется их селение и где находится вождь? У всех племен свои суеверия и обычаи. Лучше всего спросить что-нибудь простое — воды, например.

— Ты с ума сошел, только не воды! — всполошилась Лаура. — Дадут тебе воду из озера, и прости-прощай!

Гракх уверенно подошел к одному из жителей и задал ему несколько вопросов. Путешественники с удивлением увидели, что негр указывает рукой на две соседние хижины и к тому же что-то отвечает Гракху.

Парень вернулся очень довольный.

— Во-первых, я спросил его, где мы можем тут жить, и вот, пожалуйста, — две пустые хижины, кто первый займет, тот жить и будет. А во-вторых, я спросил, можно ли пить воду из Зоуги, и он посмотрел на меня очень странно и сказал: «Может быть, да, а может быть, и нет». У них то же самое наречие, что и у наших друзей, но, похоже, беседовать с ними можно отнюдь не обо всем.

Путники устроились в хижинах, оказавшихся довольно-таки уютными. Марианна была благодарна Гракху за то, что он спросил туземца именно об этом, — судя по всему, им предстояло некоторое время прожить у мертвого озера, чтобы разобраться, что тут к чему.

И все же молодая женщина была немного разочарована: в мыслях она представляла себе этот момент совсем иначе. Ей казалось, что как только она подойдет к Зоуги, как тут же увидит Коррадо. Она, конечно, отдавала себе отчет в том, что мечты не всегда сбываются, и еще надо выяснить, есть ли здесь князь вообще, но настроение у нее немного испортилось. Но ничего, если Коррадо здесь, жители расскажут ему о том, что пришли белые люди, и он, конечно, сразу же придет сюда.

— Мне слегка не по себе, — сказала Лаура. — Все время кажется, что здесь кто-то есть.

— Кроме нас, тут никого нет, — успокоила ее Марианна. — Аркадиус же говорил, что не стоит бояться. Пока что ничего опасного не произошло.

— А мне все равно кажется, что здесь есть кто-то невидимый, — упорствовала Лаура. — Вон и стены все изрисованы.

Марианна взглянула на стены хижины — и вздрогнула: от пола до потолка шли причудливые узоры. Черточки и точки, изломанные и прямые линии, переплетаясь, создавали впечатление, что большой черный паук сплел тут свою паутину.

Нья-Нья тоже не сводила глаз с узоров.

— Страшный знахарь, — наконец произнесла она. — Этот дом плохой.

— Я и говорю, что здесь что-то не так, — поддакнула смуглокожей девушке Лаура.

Марианна почувствовала, как в ее душу пробирается страх, колет изнутри тонкими иголочками…

— А ну-ка прекратите! — скомандовала она резко. — Если вам хочется жить в другом доме, идите и ищите его! Но я уверена, что здесь все дома такие.

— Нет, я никуда не пойду, — заявила Лаура.

— Мы все пойдем, — сказала Марианна. — Мы пойдем собирать ветки для костра и для постелей.

Она понимала, что обращается с девушками чересчур грубо, но делала это в большей степени для того, чтобы немного успокоить себя, — страх не проходил. Лаура и Нья-Нья послушно отправились вслед за ней в лес, и скоро во дворе хижин громоздилась большая куча веток. Жители поселения равнодушно проходили мимо девушек, не обращая никакого внимания ни на их светлую кожу, ни на одежду Марианны, не слишком характерную для этих мест.

Эти отсутствующие взгляды удивили и одновременно успокоили Марианну — она поняла, что никто не собирается нападать на них. Туземцы выглядели так, словно были опоены каким-то снадобьем, замораживающим кровь в жилах. Правда, не все — у некоторых мелькал в глазах интерес, но желания подойти и расспросить вновь прибывших у них, по всей видимости, не возникало.

— Госпожа, это племя стариков! — сообщила ей Лаура, следившая за туземцами из окна хижины. — Я уже видела многих, у них у всех морщинистые лица и походка деревянная. Ни одного молодого!

— Может быть, молодые ушли на охоту, — ответила Марианна, укладываясь на свое жесткое ложе, чтобы немного отдохнуть. — Они скоро вернутся, и ты вволю налюбуешься мускулистыми молодыми туземцами.

— Они меня не интересуют, — насупившись, сказала Лаура. — Я ведь не увидела и девушек, ни одной! Но самое странное то, что на самом деле они не старые. Они молодые, а выглядят как старики.

Заинтересовавшись, Марианна встала и подошла к окну. Лаура оказалась права — туземцы действительно выглядели, как преждевременно постаревшие юноши и девушки.

«Определенно, что-то здесь не так, — подумала молодая женщина, но вслух этих слов не произнесла, чтобы не вселять лишний страх в Лауру и Нья-Нья. — Эти медлительные туземцы вполне могут и не сообщить Коррадо о нашем прибытии, похоже, их ничто не волнует».

Раздался стук в дверь, и вошли Жоливаль и О’Флаерти. Оба выглядели крайне подавленно.

— Мы пробовали узнать хоть что-то о князе и о местных обычаях, — произнес Аркадиус, — но здешние жители больше похожи на движущиеся камни, чем на людей. Они отвечают лишь на вопросы, касающиеся еды и одежды.

— У меня сложилось впечатление, что это не селение, а тайное общество, куда чужие не допускаются, — добавил ирландец. — Они вполне радушны, могут поделиться пищей, показать, где растут спелые плоды, но у них есть некая тайна. Она просто витает в воздухе. Чего стоит тот факт, что никто даже не назвал нам своего имени! Смотрят и молчат.

Марианна рассказала своим спутникам о наблюдениях Лауры, и Крэг с Аркадиусом подтвердили ее слова.

— Я чувствую, нам придется нелегко, — грустно сказал Аркадиус. — Придется как следует подумать и войти в доверие к туземцам. Кстати, вы видели узоры на стенах хижины?

— Да, — сказала Лаура. — Они что-то означают?

— Означают, — кивнул Жоливаль. — Это символы, призывающие духов. Что удивило меня, среди них нет ни одного, который отгонял бы их. Во всех книгах о мистических суевериях африканских племен, которые я читал, рассказывалось о том, что туземцы верят в добрых и злых духов. Добрых зовут, а злых отгоняют, а эти…

— А может быть, если какой-то дух, которому они поклоняются? — предположила Марианна. — Помните, вы говорили мне такое слово «Алгэл»? Ведь если Коррадо действительно здесь, как говорил Лейтон, то стоит вспомнить о медальоне…

Жоливаль хлопнул себя по лбу.

— Я всегда говорил, Марианна, что вы изумительная женщина! Ну конечно же, узор может помочь нам!

— А… вы помните, как он выглядел? — осторожно спросила молодая женщина — в ее памяти узор запечатлелся только как странное переплетение линий и точек.

— Да, я помню его, — кивнул Аркадиус и посмотрел на стену хижины. — Но его здесь нет. Либо эти хижины построены специально для чужих или для пленников, хотя я очень сомневаюсь, что кто-то придет на прогулку к озеру Зоуги, либо это место нам не нужно.

— Но Лейтон сказал «Зоуги»! — вскричала Марианна. — Если Коррадо здесь нет, то я не знаю, куда идти дальше!

Слезы выступили на ее глазах.

— Успокойтесь, Марианна, — ласково произнес Жоливаль. — Я понимаю, на вашу долю выпали тяжкие испытания, а в этом месте и человек с железными нервами будет чувствовать себя не очень хорошо. Мы не пробыли здесь еще и дня, и я, откровенно говоря, мало что понял.

Длинный и тягучий звук, донесшийся с улицы, заставил их вздрогнуть. Сначала Марианне показалось, что это незнакомый ей музыкальный инструмент, но потом она поняла, что звук был издан человеком. Он то нарастал, то стихал, повторяя одно и то же слово:

— А-а-аллл-гэ-э-эллл…

— Слышите? — почему-то шепотом спросила она. — Они поют: «Алгэл!» Может быть, выйдем и посмотрим?

— Не надо! — резко произнес Жоливаль. — Всем выходить не стоит.

В хижину вплыл отвратительный запах горелого мяса, смешанный с ароматом благовоний.

— Все ясно, — сказал О’Флаерти. — Они приносят жертву своему покровителю.

— Повелителю, — поправил Жоливаль. — Алгэла не чтут, ему подчиняются. Племена, подвластные этому духу, приносят в жертву ему не только плоды и мясо, как это делают наши друзья, но иногда и людей. И часто убивают сами себя, если дух велит им это сделать.

Предсмертный тонкий крик заглушил тягучий напев, и Лаура вскрикнула от ужаса:

— Они убили человека?!

— Нет, это детеныш буйвола, — ответил Крэг. — Я видел его привязанным к столбу.

— А нас… нас они могут принести в жертву духу? — глядя на Жоливаля широко раскрытыми глазами, спросила Лаура. — Они могут сделать это?

— Думаю, сегодня они не будут нападать на нас, мы не сделали ничего дурного, — сказал Жоливаль, но Марианна заметила, что он тоже испуган. — А завтра у нас будет средство, которое защитит нас всех.

— А-а-аллл-гэ-э-эллл… — тянул голос, и Марианне почудилось, что сам дух произносит свое имя, благодаря за жертву, принесенную ему людьми.

Когда совсем стемнело, Жоливаль и Крэг ушли в свою хижину, а к женщинам по их просьбе пришел Гракх. Он, как всегда, был бодр и весел, мурлыкал свои песенки и снова и снова просил «мадемуазель Марианну» рассказать о своих приключениях, хотя знал их уже наизусть.

Монотонное пение за окном утихло, запах мяса и благовоний выветрился, и усталые путники устроились на ночлег в новом доме.

«Наверное, этот дух действительно существует, — думала Марианна. — Защитит он нас или погубит. Туземцы, как веревочные куклы, подчиняются ему. Неужели Алгэл превратит нас в таких же кукол, и мы будем замирать у большого жертвенного костра, прислушиваясь к тягучим звукам? Нет, ни за что! Я не сдамся ему, я пришла сюда, чтобы найти Коррадо, и я не боюсь ничего, даже мертвого озера!»

— Мадемуазель Марианна, вставайте! — вопил Гракх, приплясывая по земляному полу. — Лаура, Нья-Нья, солнце встало уже давно, а вы все спите! Мне не терпится все тут рассмотреть! И к тому же пора позаботиться о еде, а то мой желудок уже не принимает сушеное мясо!

Марианна открыла глаза и с удивлением уставилась на расписанные узорами стены хижины. Постепенно она поняла, где находится, и впечатления от прошедшего дня нахлынули с новой силой.

— Скажи, Гракх, мы действительно вчера были у озера Зоуги и слышали жертвенные крики и песнопения духу Алгэл, или мне приснился страшный сон? — спросила она.

Ответила Лаура:

— Когда я проснулась, я тоже думала, что мне это все приснилось. Но это правда, госпожа.

У Марианны кружилась голова, и она решила, что это следствие тяжелого аромата благовоний, пропитавшего хижину.

С трудом поднявшись с постели, молодая женщина вышла на улицу и увидела Крэга и Аркадиуса, торопившихся к ней.

— Вот, возьмите, — Аркадиус протянул ей кусок древесной коры, на котором был выжжен узор — тот же самый, что был на медальоне князя. — Эта кора защитит вас от опасности. Однако лучше не выходите сегодня из дома. Гракх и Катема позаботятся о еде, а нам с Крэгом нужно кое-что узнать.

Молодая женщина с радостью согласилась не выходить из хижины — голова кружилась все сильнее, и звенело в ушах. Ощущение было похоже на то, в доме Пилар, где ее кормили пищей с наркотиками.

Она вернулась в хижину и, сообщив девушкам о просьбе Жоливаля, забылась тяжелым сном.

Очнулась она уже вечером. Лаура принесла своей госпоже несколько зеленых плодов.

— Их собрал в лесу Гракх, и они довольно вкусны и хорошо утоляют голод.

Плоды оказались чуть кисловатыми. Они чудесно освежили пересохший рот Марианны.

«Видимо, в благовониях туземцев содержатся сильные наркотики, — подумала Марианна. — И если вдыхать их долго, и впрямь можно со временем превратиться в морщинистую старуху».

Лаура и Нья-Нья тоже жаловались на головную боль, и Марианна решила посоветоваться с Крэгом и Аркадиусом по поводу перехода в другой дом.

Она взяла в руки кусок коры и принялась рассматривать узор.

«Надо же, всего лишь несколько черточек, а они заставили Коррадо пробираться сюда, а меня скитаться по свету!»

Женщины провели вечер за неспешной беседой и ожиданием. Марианна потягивала из большой кружки, подаренной ей вождем мванга, отвар фитсу.

— Что вы пьете, госпожа? — поинтересовалась Лаура. — Можно и мне попробовать?

— Не надо, — небрежно ответила Марианна. — Эту траву дали мне топи, чтобы перестала болеть спина. У тебя ведь она не болит?

Лаура покачала головой.

— У меня болит, — Нья-Нья протянула руку к кружке.

Марианна изумленно посмотрела на девушку.

— Это фитсу, Нья-Нья. Ты же знаешь эту траву.

— Спина болит, — с едва заметной усмешкой повторила Нья-Нья, снова протягивая руку к кружке.

Марианна усмехнулась — Крэг не терял времени даром. Она жестом остановила Нья-Нья и обратилась к Лауре:

— Нам с тобой придется немного погулять по двору.

— Я боюсь! — незамедлительно отреагировала Лаура.

— Понимаешь, — ласково произнесла Марианна, — когда пьешь отвар из травы фитсу первый раз, потом обычно бывает очень плохо. И мы выйдем из дома, чтобы не тревожить Нья-Нья.

Они вышли, оставив девушку в хижине. Марианне было очень жаль Нья-Нья — она еще не забыла своих страшных мучений после того, как в первый раз выпила отвар фитсу. Угораздило же их забеременеть почти одновременно! И Марианна не смогла удержаться от улыбки.

Лаура, шарахаясь от каждого птичьего писка и тревожно оглядываясь по сторонам, ворчала:

— Я бы ни за что не стала принимать такое жуткое лекарство, которое приносит мучение. Пусть уж лучше болит спина. И потом, мне страшно, я хочу вернуться в дом!

Марианна осторожно заглянула в окно хижины и увидела Нья-Нья, прижимавшую ладони ко рту точно так же, как это делала Марианна.

— Еще нельзя, — сказала она Лауре. — Мы подождем, пока она заснет.

— А у вас, госпожа, тоже так сильно болела спина, что вы решились принять этот отвар?

— Да, Лаура. Наверное, мы с Нья-Нья простудились. Но отвар хорошо помогает.

— И скоро спина пройдет?

Марианне почудилось легкое ехидство в глазах служанки, но Лаура смотрела искренне и даже чуточку наивно.

Молодой женщине не хотелось обманывать Лауру, но она не могла рассказать ей правду, и Нья-Нья, по всей видимости, тоже догадывалась об этом.

— Отвар надо пить чуть меньше года, — рассеянно ответила она.

— Так долго? — ахнула Лаура. — Я теперь буду укутываться потеплее, чтобы не простудить спину!

Марианна улыбнулась так, чтобы Лаура не могла ее видеть, она прекрасно понимала, что никакое укутывание не поможет, если нравящийся тебе мужчина захочет тебя раскутать.

Но если Лауру было обмануть легко, то Коррадо наверняка скоро поймет, что она носит дитя. Этот вопрос очень тревожил Марианну, потому что ее живот уже увеличился, и любящий взгляд, несомненно, заметит это. Молодая женщина надеялась, что князь поймет и простит ее, но в глубине души все же побаивалась откровенного разговора с мужем на эту тему.

— Вы чем-то огорчены, госпожа? — послышался из темноты голосок Лауры.

— Мне жаль Нья-Нья, — мгновенно отреагировала Марианна.

— А что случилось? — по двору шел Крэг, за ним, еле поспевая за длинноногим ирландцем, торопился Аркадиус де Жоливаль. — Нья-Нья заболела? — с тревогой спросил Крэг.

— А почему вы на улице? — сердито произнес Аркадиус. — Я же велел вам никуда не выходить!

— Я не могу ответить сразу вам обоим, — засмеялась Марианна. — Нья-Нья сейчас лучше не беспокоить, поэтому мы и вышли во двор. А с девушкой ничего плохого не случилось, просто она в первый раз выпила отвар травы фитсу.

Жоливаль, услышав незнакомое название, недоуменно сдвинул брови, а Крэг О’Флаерти остолбенел.

— Вы сказали фитсу? Это правда, Марианна?

— Да, это правда, — ласково глядя на ирландца, сказала молодая женщина. — Но она, вероятно, сейчас спит, так что вы скажете ей обо всем завтра.

— Боже, какое счастье! — и Крэг, не в силах сдерживать свою радость, умчался в свою хижину.

— А почему Крэга привело в такой восторг то, что у Нья-Нья болит спина? — изумленно спросила Лаура.

Марианна оставила ее вопрос без ответа и, заметив, что Жоливаль собирается поинтересоваться тем же, быстро задала свой вопрос:

— Вы что-нибудь узнали, Аркадиус?

Усатое лицо виконта озарилось улыбкой.

— Да. И к тому же у меня возникли кое-какие предположения.

— Рассказывайте! — повелительно произнесла Марианна, усаживаясь на большую деревянную колоду и жестом приглашая Жоливаля занять место рядом с ней.

— Вы были правы, Марианна, — начал он. — Узор оказывает поистине магическое действие. Я и не ожидал от этих угрюмых туземцев такой словохотливости. Как только они поняли, что я свой, они мгновенно раскрылись, и путем осторожных расспросов мне удалось выведать то, что я хотел.

— Ну же! — поторопила его молодая женщина.

— Это племя называется лейя, — сказал Аркадиус, подкручивая усы. — Недалеко от него расположены селения еще четырех племен — арио, мабта, буарба и нле. Все они подчиняются духу Алгэлу, и, соответственно, во главе каждого племени стоит колдун, наиболее приближенный к духу. Власть колдуна, страх перед Алгэлом, а главное — подмешанные в благовония наркотические вещества, о чем я вчера уже догадался, помогают держать народ в полном повиновении. Все пятеро колдунов время от времени собираются на большой совет, попасть на который простому человеку невозможно. Эта традиция существует очень давно. Вообще-то лейя, арио, мабта, буарба и нле редко соприкасаются друг с другом, и жертвы Алгэлу они приносят отдельно, но у них существует общая тайна.

— Какая? — пискнула Лаура, до этого времени сидевшая тихо, как мышка.

Жоливаль продолжил свой рассказ:

— Эта тайна — сокровище. Где оно находится и как выглядит, не знает никто, кроме одного человека. Даже колдуны и то не знают. По предположениям туземцев, сокровище очень велико и обладает такой дивной красотой, что простой человек, взглянув на него, сразу же умирает, а вождь теряет свой дар общаться с духом. И поэтому Хранитель сокровища — единственный человек, который знает о его местонахождении и может без страха смотреть на него, обладает поистине безграничной властью. Он и стоит во главе совета колдунов. Он всегда ходит один, а если кто-нибудь, кромеколдунов, пытается следовать за ним или проникнуть в его дом, его сразу же подвергают смертной казни.

— Как вам удалось все это узнать, Аркадиус? — спросила Марианна. — Неужели они сами вам все рассказали?

— У меня есть небольшой опыт общения с самыми разными людьми, — скромно сказал Жоливаль. — Людей надо умело спрашивать и внимательно слушать, и они расскажут вам обо всем, что знают.

— Как интересно! — протянула Лаура. — Я не ожидала, что эти ходячие камни на самом деле хранят сокровище!

— Его хранит один человек, — сказал Жоливаль. — Остальные благоговейно помогают ему. Но естественно, что колдуны завидуют Хранителю и втайне мечтают занять его место. Это может произойти лишь тогда, когда Хранитель умрет и некому будет заменить его, потому что эта власть передается по наследству. Отца сменяет сын, сына — внук и так далее. И вот, несколько лет назад умер старый Хранитель. В племенах началась паника, поскольку сокровище необходимо охранять. Они чуть было не перебили друг друга, доказывая, что именно их вождь наиболее достоин места Хранителя. И к тому же в каждом племени нашелся человек, который мечтал стать вождем… Ну, вы сами понимаете, что такое власть. Сокровище как таковое туземцев абсолютно не интересует — к чему им драгоценные камни? Но власть, но приближенность к духу… По счастью для племен, война не началась. Один из туземцев, по всей видимости, самый умный и ловкий, долго изучал старинные записи, где зафиксирована вся история сокровища и все родословные Хранителей. Только там есть их имена — став Хранителем, человек немедленно теряет свое имя. И этот туземец прочел, что у умершего Хранителя есть дальнее родство с человеком, живущим в Европе.

— Коррадо! — выдохнула Марианна.

— По всей видимости, да. Туземец поехал в Европу — представляю, сколько он натерпелся, — нашел наследника Хранителя и привез его сюда. Назревавшая было битва племен умиротворилась, к их радости и к вашему, Марианна, горю. Ибо я уверен, что новый Хранитель — князь Коррадо Сант-Анна.

— Боже! — только и смогла сказать Марианна.

— Я уверен в этом, — повторил Аркадиус, — не только потому, что новый Хранитель прибыл из дальней страны, как мне сказали, но еще и потому, что он отказывался от этого места и хотел вернуться в свою страну.

— А почему он не вернулся? — спросила Лаура.

Жоливаль помрачнел:

— Вот этого я как раз не знаю. Туземцы сказали мне, что Алгэл призвал его остаться, но я не очень-то верю в это. Боюсь, здесь не обошлось без каких-нибудь снадобий, вроде вчерашних благовоний.

Марианна вскочила с колоды:

— Коррадо! Надо скорее бежать к нему!

Жоливаль положил руку на ее плечо:

— Я вынужден огорчить вас, Марианна. Места, где находится дом князя, мне узнать не удалось. К нему могут войти только колдуны, а наш с вами пропуск из коры может оказаться недействительным.

— Значит, надо идти к колдунам! — горячо вскричала Марианна. — Коррадо жив, он рядом, а я должна ждать, пока колдуны соизволят пропустить меня к моему мужу!

Аркадиус с жалостью поглядел на молодую женщину.

— Поймите, Марианна, для них он — не ваш муж. Хранитель принадлежит сокровищу, а сокровище — Хранителю, и оба они — собственность пяти племен. А племена — их собственность. Возможно, я объясняю несколько сумбурно, поскольку и сам еще не оценил до конца всю сложность жизни Хранителя. Я постараюсь помочь вам, Марианна. Но я думаю, что колдуны не сразу согласятся поговорить с нами, — к ним нужен какой-то особый подход.

Сонная Лаура ушла в хижину, и Аркадиус с Марианной остались вдвоем.

— Аркадиус, давайте подумаем, что может произвести впечатление на колдунов? — взмолилась Марианна. — Может быть, нам поможет тот туземец, который приезжал за Коррадо? Насколько я помню, он даже говорил по-английски.

— Как я понял, это был самый умный человек во всех пяти племенах. Я бы сам очень хотел с ним поговорить, но, к сожалению, он погиб в прошлом году, во время охоты, — с горечью произнес Жоливаль. — Мне даже кажется, что он не погиб, а его убили — он слишком много знал.

— И все же — давайте о Коррадо, — сказала Марианна. — Мы с вами используем кусок коры с узором. А туземец привез Коррадо медальон. Может быть, колдуны тоже носят медальоны?

— Завтра вечером я проверю это, — сказал Аркадиус. — А вам рекомендую пойти с девушками в лес — и им, и вам не стоит снова вдыхать наркотический дым, это может плохо отразиться на здоровье. Кстати, вы не помните, из какого дерева был сделан медальон князя?

Марианна задумалась.

— Он был темно-красного цвета, — наконец сказала она.

Жоливаль насторожился:

— Тяжелый, твердый?

Молодая женщина кивнула.

— Возможно, это самшит, — Аркадиус почесал в затылке. — Мы вполне можем сами сделать такой медальон. Найти это дерево не так просто, зато его невозможно перепутать с другими.

— Завтра же мы с Гракхом отправимся на поиски самшита! — заявила Марианна. — Я обойду весь лес, но обязательно найду это дерево! А вы попробуйте поговорить с колдунами.

— Я поговорю с одним колдуном — всех пятерых мне вряд ли удастся увидеть, — улыбнулся Аркадиус. — Это вождь лейя, он уже очень стар. И хитер.

Жалобно закричала птица.

— Уже поздно, — сказал Жоливаль. — Вам пора спать, Марианна, да и мне тоже — завтра будет много дел.

Марианна посмотрела на усталое лицо своего верного друга, на его темные волосы, в которых уже заметно пробивалась седина.

— Спасибо вам, Аркадиус, — сказала она. — Я очень люблю вас, но не могу понять одного — отчего вы все время выручаете меня?

— Оттого что я тоже очень люблю вас, Марианна, — ласково улыбнулся Аркадиус. — Если бы мы с вами не встретились — тогда, давно, — моя жизнь была бы совсем неинтересной. А благодаря вам я пережил множество приключений и познакомился с Аделаидой, которая сейчас наверняка думает, что я давно погиб. А я надеюсь, что вернусь домой и напишу дневник нашего путешествия, вести его, вы сами понимаете, мне не пришлось. Он сейчас покоится на дне океана, и я радуюсь, что он, а не я.

Марианна поднялась с деревянной колоды и вздохнула:

— Если бы вы знали, Аркадиус, как мне хочется поскорее увидеть Коррадо!

— А вам действительно этого хочется? — внезапно спросил Жоливаль.

Молодая женщина изумленно посмотрела на виконта.

— Что вы хотите этим сказать, Аркадиус?

— Извините, Марианна, — Жоливаль скользнул взглядом по животу молодой женщины и добавил: — Я думаю, что князь поймет вашу ситуацию лучше, чем Язон Бофор. Спокойной ночи.

И он, не оглядываясь, зашагал к хижине.

Марианна, так и не поняв, осуждал ее Жоливаль или нет, тоже вошла в свой дом. На лице спящей Нья-Нья застыло счастливое выражение. Лаура, наоборот, стонала и вскрикивала во сне.

Молодая женщина погладила Лауру по голове и, дождавшись улыбки на ее лице, прилегла на свою постель.

…Им с Гракхом пришлось провести в лесу почти весь день. Марианна очень устала, но старалась не подавать виду, потому что Гракх, видя ее измученное лицо, постоянно предлагал ей вернуться обратно, уверяя, что он и в одиночку прекрасно найдет самшитовое дерево. Марианна отказывалась, хотя и сама смутно представляла, как оно должно выглядеть. Жоливаль сказал, что самшит нельзя спутать ни с каким другим деревом, но пока что им не попадалось ничего оригинального — толстые серые стволы, от которых у Марианны уже начало рябить в глазах.

Она уже была близка к тому, чтобы попросить Гракха проводить ее до хижины, так как, несмотря на «охранную грамоту», опасалась туземцев. Но тут ее рыжеволосый спутник завопил:

— Мадемуазель Марианна, я нашел красное дерево!

Марианна подошла поближе и поняла, что это именно то, что они искали.

Марианне и Гракху стоило большого труда отломать от дерева толстую ветку. Она была очень тяжелой, и молодой женщине пришлось помогать Гракху нести ее — один бы он не справился.

Дома они застали довольного Жоливаля.

— Мне удалось увидеть вождя, — сообщил он. — У него на груди висел самшитовый медальон.

— У вас тоже будет самшитовый медальон, — и Гракх кинулся во двор, чтобы поскорее начать обтачивать ветку. Ему пришлось проработать всю ночь, потому что дерево было очень твердым, и помогавшая ему Марианна постоянно точила нож.

Утром, надев на шею медальон, Аркадиус отправился к вождю лейя. Марианна, Гракх, Лаура и Крэг напряженно ждали его.

Наконец Аркадиус вернулся. По его лицу Марианна поняла, что ему удалось узнать местонахождение князя.

— Колдун так долго рассматривал ваше произведение искусства, Гракх, — сказал Жоливаль, — что мне даже стало не по себе. Я все время ждал, что он прикажет схватить меня и немедленно убить. Но этого, как вы поняли, не произошло. Я думаю, он просто удивился появлению светлокожего коллеги.

Крэг не смог удержаться от смеха.

— Аркадиус, а не стать ли вам шестым колдуном? Будете учить туземцев английскому языку и хорошим манерам!

— Я подумаю, — с нарочитой серьезностью отозвался Аркадиус и продолжил: — Он принял меня за своего, но вытянуть сведения о жилище Хранителя из этой хитрой бестии оказалось делом крайне нелегким. Он выкручивался, как уж. Но я тоже обладаю некоторой хитростью и поэтому смогу проводить вас, Марианна, к дому, где живет Хранитель.

— Коррадо… — вырвалось у Марианны.

— Для меня он сейчас тоже Хранитель, ибо я вроде как колдун, а общающиеся с Алгэлом не смеют произносить имя Хранителя, если, конечно, знают его, — засмеялся Жоливаль.

— А почему только вы — колдун? — обиженно сказал О’Флаерти. — Мы в состоянии наделать медальонов для всех нас, не правда ли, Гракх?

Гракх тяжело вздохнул.

— Нет, — твердо сказал Жоливаль. — Всю колдовскую ответственность я беру на себя. Если из нашей хижины выйдет сразу трое колдунов, это наверняка вызовет подозрение у туземцев. Медальон должен быть один.

— А я? — робко спросила Марианна.

— И вы тоже будете простой женщиной в глазах лейя, — сказал Аркадиус. — Женщин, могущих общаться с Алгэлом, вообще не существует.

— Вы стали таким важным, Аркадиус, будто действительно пообщались с духом! — съязвила Марианна.

Жоливаль укоризненно посмотрел на нее:

— Я не вижу причин завидовать мне. Правду говоря, в том, что я ношу на своей груди медальон нет абсолютно никакой романтики, а только сплошная опасность. Если лейя узнают, что я — самозванец, мне не жить — туземцы не простят этого обмана.

— Простите меня, Аркадиус, — Марианна опустила голову.

— Я думаю, к дому Хранителя нам надо пойти сейчас. Вождь говорил мне, что туда вообще нельзя ходить, но те, кто стережет путь к нему, не посмеют остановить нас, — Жоливаль повертел в руках свой медальон. Пойдемте, Марианна, вы увидите своего мужа.

Марианна молча шла за Аркадиусом по узкой тропинке, уводившей в сторону от селения лейя. Она не могла поверить в то, что действительно увидит сейчас Коррадо, так давно потерянного и с таким трудом обретенного.

Она часто видела его лицо во сне, но сейчас боялась, что не узнает его, и ей казалось, что этот путь к дому Коррадо — сон.

— Аркадиус, — позвала Марианна Жоливаля. — Скажите мне, это не сон? Мы действительно идем к дому Коррадо?

— Да, Марианна, — улыбнулся Жоливаль. — Мы идем именно туда, и это вам не снится.

Они перебрались через маленький ручей, спустились в долину, и Жоливаль указал на хижину, сиротливо стоявшую на вершине холма. Она была полускрыта деревьями.

— Вот дом Хранителя.

Слезы потекли по щекам Марианны. Значит, она попадала в плен, пересекала континент, брела по джунглям ради этого — чтобы увидеть маленькую хижину на холме.

Она спрятала лицо на груди Жоливаля:

— Аркадиус, я плачу и ничего не могу с собой поделать! Наконец-то сбылось то, о чем я так долго мечтала! Боже, я нашла его! Я нашла его!

Марианна и Жоливаль поднялись на холм по крутой дорожке, пробираясь между деревьев, подошли к хижине и остановились перед закрытой дверью.

— Идите, Марианна! — сказал Жоливаль молодой женщине. — Идите же!

Марианна нерешительно толкнула дверь. Князя она увидела сразу же — он лежал на земляном полу, и глаза его были закрыты.

— Он спит, — прошептала Марианна на ухо Жоливалю. — Сейчас я позову его, он увидит меня и тоже, наверное, будет думать, что это снится ему.

— Коррадо! — позвала молодая женщина. — Коррадо, проснись!

Но князь не шевелился. Марианна беспомощно оглянулась на Жоливаля — тот не отрывал от лица князя Сант-Анна напряженного взгляда.

Марианна вошла в хижину и легонько потрясла мужа за плечо.

— Проснись…

И тут она почувствовала, что плечо князя холодно как лед. Марианна припала к его губам — они были ледяными и твердыми.

Женщина снова посмотрела на застывшего в дверях Аркадиуса:

— Он не просыпается. И он почему-то холодный… и твердый. Почему?

Жоливаль молчал, но в его глазах Марианна прочла ответ на свой вопрос.

Мертвый Коррадо Сант-Анна, Хранитель сокровища пяти племен, лежал на земляном полу своей хижины.

Марианна ошеломленно смотрела на тело мужа. Только что она представляла, как он удивится и обрадуется, как его сильные руки обнимут ее, и вот… Она снова прикоснулась ко лбу князя — и отдернула обожженную мертвенным холодом руку.

— Он умер, Аркадиус? Он умер?

Жоливаль кивнул:

— Я не знал этого, Марианна.

— Он умер. Мы пришли, а он умер… — повторяла Марианна, глядя в одну точку. — Он умер.

Наконец к ней пришло осознание того, что случилось, и слезы бурным потоком хлынули из ее глаз. Она упала на тело князя, и из ее груди вырвалось рыдание.

— Зачем ты это сделал?!

— Марианна… — Жоливаль притронулся к ее плечу, но женщина оттолкнула его.

Прошло много времени, прежде чем обессилевшая от горя и слез Марианна подняла на Жоливаля красные, опухшие глаза.

— Что мы теперь будем делать?

— Я не знаю, — пробормотал Аркадиус. — Я… я не ожидал этого.

Женщина не слышала его. Она оцепенело смотрела вперед, и по щекам ее медленно катились слезы.

Жоливаль опустился на пол рядом с ней.

— Что вы делаете в доме Хранителя? — внезапно раздался громкий голос.

Марианна подняла голову и увидела высокого старика с темно-красным медальоном на шее. Она поняла, что это был вождь лейя.

— Немедленно выйдите отсюда! В этот дом приходить запрещено!

— Жене не может быть запрещено приходить к своему мужу! Вы убийцы! Вы убили его! — яростно прокричала Марианна, бросаясь к вождю. Жоливаль еле успел удержать ее.

— Кто эта женщина? — спокойно обратился к Жоливалю старик.

— Это жена Хранителя, — ответил Жоливаль, изо всех сил держа рвущуюся к вождю Марианну. — Она потрясена тем, что увидела.

— У Хранителя не может быть жены, — проговорил старик. — Хранитель принадлежит сокровищу.

— Убийца! — Марианна снова рванулась, но Жоливаль крепко держал ее за плечи, и она обмякла в его руках.

— Уйдите из этого дома, — повторил колдун. — Здесь нельзя находиться никому.

— Я хочу похоронить своего мужа, — еле слышно прошептала Марианна.

— Хранителей не хоронят, — снизошел до нее вождь лейя. — Тело Хранителей забирает Алгэл. И поэтому мы все должны уйти отсюда.

Марианна поняла, что Коррадо она не увидит больше никогда, даже мертвым. Это было чересчур сильным ударом для нее, и женщина лишилась чувств.

Она очнулась в своей хижине. Со двора доносился печальный голос Жоливаля:

— Я предполагал, что они опоили князя наркотиками или чем-нибудь еще, но увидеть его мертвым было выше моих сил. Вождь даже не позволил несчастной Марианне остаться рядом с телом. Он сказал, что после смерти Хранителей забирает Алгэл, и поэтому никто не может находиться в доме.

Послышались всхлипывания Лауры:

— Бедная госпожа, как она переживет это? И зачем эти злобные туземцы убили князя, он был такой хороший! Ненавижу, ненавижу их!

— Нам надо возвращаться назад, — сказал О’Флаерти. — Я не могу представить, как Марианна пойдет обратно. Может быть, мы попробуем переправиться на лодках по реке?

— Я никуда не поплыву! Я останусь здесь! — что было сил крикнула Марианна и вновь потеряла сознание.

…Лаура ухаживала за ней, часто заходили Крэг и Жоливаль, ласково говорили с ней, но Марианна слышала их слова будто сквозь вату. Она не понимала, о чем они говорят.

Единственной радостью для нее были вечера, когда с улицы доносились монотонные звуки:

— А-а-аллл-гэ-э-эллл… — и в хижину вплывал запах благовоний. Марианна вдыхала его полной грудью, у нее начинало туманиться в голове, и женщина засыпала. В остальные ночи она не спала, глядя сухими невидящими глазами в потолок хижины.

Когда Марианна поднялась с постели и впервые после болезни вышла во двор, она представляла страшное зрелище. Под глазами молодой женщины были огромные синие круги, щеки ввалились — она ничего не ела, несмотря на уговоры Лауры, — бледное лицо обрамляла растрепанная грива темных волос.

Посмотрев в горящие диким огнем глаза Марианны, Жоливаль произнес:

— Она повредилась рассудком.

— Пока нет, — бросила Марианна и зашагала со двора, знаком велев остаться бросившемуся за ней Крэгу.

Каждый день она бесцельно бродила по селению под равнодушными взглядами туземцев, возвращалась поздно и валилась в постель не раздеваясь. Она часто приходила к жертвенному костру и, одурманенная благовониями, падала во дворе хижины и засыпала. Друзья подбирали ее и уносили в дом.

На все предложения отправиться в обратный путь Марианна отвечала гневным взглядом и слезами.

— Я прошу вас, не дышите этим наркотическим дымом! — умолял ее Жоливаль. Он может повредить ребенку!

— Ну и что, — отмахивалась Марианна. — Я все равно скоро умру, и ребенок умрет вместе со мной.

Она была бы даже рада, если бы действительно сошла с ума, но мысли ее были тверды и ясны. Вернее, одна мыль: «Коррадо умер, и я тоже должна умереть».

— Поймите, Марианна, вы не имеете права умирать, — говорил ей Жоливаль. — Вас же ждет Себастьяно, и вам надо возвращаться домой.

— Домой? — удивленно говорила Марианна. — У меня уже давно нет дома. Мой дом был там, где был Коррадо, а теперь мне ничего не нужно.

Она просила Жоливаля отправляться в путь вместе с остальными, оставив ее у лейя, но друзья решили добиться ее выздоровления. Как-то утром Марианна услышала их разговор.

— Она должна поправиться! — горячо уверял Крэг. — У нее крепкий организм, и он справится с болезнью.

— Я уверен в этом, но вот справится ли с горем ее душа? — спрашивал Жоливаль.

Ответом ему было молчание. Потом Лаура осторожно сказала:

— Госпожа, конечно, никогда не забудет князя, но она слишком красива, чтобы всю свою жизнь оставаться одной. Если нам удастся уговорить ее вернуться домой, она сразу окажется в окружении чудесных мужчин…

— Она и в пути была в окружении великолепных мужчин! — раздался голос Крэга.

О’Флаерти не хотел сказать ничего дурного, но в воспаленном мозгу Марианны пронеслось:

«Он намекает на то, что я изменила князю с Россиньолем. Он считает меня шлюхой, способной забыть о смерти мужа и утешиться с первым встречным!»

Она проплакала весь день, а вечером вновь оказалась у жертвенного столба.

Рослый лейя разводил костер. Он подбросил сухих веток, и пламя весело запылало.

Туземцы принялись швырять в огонь гроздья плодов и куски мяса. Марианна, как завороженная, смотрела на жертвоприношение.

— А-а-аллл-гэ-э-эллл… — запел высокий лейя, и знакомый уже аромат защекотал ноздри Марианны.

Один из туземцев подвел к костру маленького козленка и, задрав ему горло, резким и точным движением ножа перерезал ему горло. Кровь хлынула в костер, и сучья затрещали. Туземец швырнул в костер козленка и воздел к небу руки.

Все последовали его примеру и принялись мерно покачиваться под монотонное пение высокого.

Марианна покачивалась вместе с остальными, чувствуя, как сладкий дурман окутывает ее.

Лейя пел все быстрее, туземцы качались все яростнее, и наконец их охватил экстаз. Они начали срывать с себя одежду и швырять ее в пламя, выкрикивая:

— Прими наши дары, о Алгэл! Прими наши тела и души! Возьми нашу жизнь, если захочешь!

Марианна вдруг почувствовала, что ее крепко схватили за волосы. Не обращая внимания на ее крики, лейя подтащил женщину к костру.

— Отдадим ее Алгэлу! Он с радостью примет этот дар!

— Отдадим, отдадим! — подхватили туземцы, и холодное лезвие ножа коснулось горла Марианны.

Она давно уже не носила с собой кусок коры с узором-символом духа, и поэтому сейчас не могла остановить туземцев.

— Отпустите меня! — крикнула она, но ее голос потонул в общем реве:

— Прими наш дар, о Алгэл!

Резко потянув Марианну за волосы, лейя откинул ее голову назад и обнажил горло. Она почувствовала острую боль, и липкая кровь потекла по ее телу.

— Остановитесь! — раздался голос, показавшийся Марианне до боли знакомым.

Туземец выпустил Марианну, и она увидела, как люди расступаются, открывая путь высокому темнокожему человеку с темно-красным медальоном на шее.

Прижав ладонь к окровавленной шее, Марианна смотрела на своего спасителя и не могла поверить своим глазам — это был князь Коррадо. Он шел к ней, но его серо-голубые глаза смотрели куда-то вдаль, словно не видя Марианну.

Коррадо взял молодую женщину за руку и вывел из толпы ошеломленных лейя. Потом скользнул по ней равнодушным взглядом, повернулся и пошел прочь.

Марианна некоторое время смотрела ему вслед, потом бросилась за ним.

— Коррадо!

Князь остановился и медленно обернулся. Не могло быть никаких сомнений — это был ее муж. Марианна, подбежав к Коррадо, крепко обняла его.

— Коррадо, как я счастлива, что ты жив! Я наконец-то нашла тебя!

Марианна прижималась лицом к груди мужа, вдыхала родной запах и не сразу заметила, что он не обнимает ее.

— Что-то не так? — спросила она, глядя на князя.

— Все хорошо, — ответил он.

Этот голос был знаком Марианне и в то же время незнаком — в нем появились странные нотки, похожие на лязганье металла.

— Ты что, не узнаешь меня? — закричала она. — Я — Марианна!

— Узнаю. Марианна, — без каких бы то ни было эмоций ответил князь.

— Что с тобой? — изумленно спросила молодая женщина. — Я же твоя жена, Коррадо!

— Я — Хранитель. У Хранителя не бывает семьи. У Хранителя не может быть жены, — мерно повторил Коррадо слова, которые Марианна слышала от вождя племени лейя.

— Что ты говоришь, Коррадо! — Она снова обняла мужа и снова ощутила его равнодушие. — Я же Марианна, ну посмотри же на меня!

Князь опустил голову, и Марианна в страхе отпрянула, увидев его холодные бесстрастные глаза.

— Я смотрю на тебя. Ты Марианна. Не бойся. — Ледяные слова, точно острые ножи, впивались в сердце Марианны.

Она со слезами смотрела на Коррадо. Он был жив, и это было счастьем, но он уже не принадлежал ей.

— Я ухожу, — и он, повернувшись, растворился в ночной мгле.

Марианна прикоснулась к горлу. На ране уже запеклась кровь, но до этого момента молодая женщина не чувствовала боли — ее сильнее ранили холодные глаза князя.

Она вернулась домой, и Нья-Нья сразу же захлопотала над ней, промывая рану и прикладывая к ней целительную траву.

Утром Марианна постучалась в хижину, где жили мужчины.

— Аркадиус, мне надо поговорить с вами.

Удивленный и обрадованный, Жоливаль немедленно вышел во двор.

— Вы решили отправиться обратно!

— Как раз наоборот, — ответила Марианна. — Мне необходимо остаться здесь, да и не только мне, а всем нам. Дело в том, что Коррадо жив.

Жоливаль внимательно посмотрел на молодую женщину.

— Нет, Аркадиус, — улыбнулась она. — Со мной как раз все в порядке. А вот с Коррадо — нет.

И она рассказала своему другу, как князь спас ее от ножа туземцев и как они потом разговаривали.

— Кажется, я понял, в чем тут дело, — произнес Жоливаль. — Помните, я рассказывал вам, на что способны африканские колдуны?

— Да, — кивнула Марианна, припомнив разговор на вилле Сант-Анна, — как давно это было!

— Колдунам пяти племен было невыгодно присутствие князя в качестве Хранителя, — сказал Жоливаль. — Но еще более невыгодным для них было его возвращение домой — ведь он уже узнал, где находится сокровище, и мог, по их мыслям, привести сюда огромное количество людей и перебить туземцев, чтобы поживиться.

— Коррадо никогда бы не сделал этого! — гордо заявила молодая женщина.

— Я согласен с вами. Но колдуны думали иначе. И так как немедленная смерть нового Хранителя вызвала бы толки и панику среди народа, они превратили Коррадо в ву-ду.

— А что такое ву-ду? — повторила Марианна незнакомое слово.

— Сами африканцы переводят это слово так: «земля, где возможно все и где все позволено». Человек, по чьей-то воле ушедший в эту землю, отдает свою душу духам. То есть он может ходить и говорить, но душа его пребывает в таинственной земле ву-ду.

— Теперь я понимаю, почему Коррадо вчера двигался и говорил, будто деревянный, — медленно сказала Марианна. — Но вы произнесли: «по чьей-то воле»?

— Вы не ослышались, Марианна. По своей воле туземцы могут только вдыхать одуряющие ароматы или убить себя, став новой жертвой Алгэла. Ву-ду — это промежуточное состояние между жизнью и смертью, и для этого требуется специальное снадобье, которое и было у местных колдунов. Они заставили князя принять его, и он стал ву-ду — живым мертвецом. И в тот день, когда вы чуть не умерли от горя, думая, что видите его труп, — он был жив.

— Но я услышала бы, как бьется его сердце! — воскликнула молодая женщина.

— Нет, — возразил Аркадиус. — Ву-ду, впадая в состояние прострации, останавливают свое сердце. В это трудно поверить, но это именно так.

Марианна опустила голову.

— Скажите, — тихо произнесла она, — скажите, а из этого состояния возможно выйти? Или Коррадо теперь навсегда останется таким?

Жоливаль вздохнул:

— Возможно. Но я не хочу обманывать вас, Марианна, — такое случается крайне редко.

— Хорошо, — улыбнулась Марианна. — Значит, я буду ждать до тех пор, пока это не пройдет. Главное то, что Коррадо не умер. Я постараюсь снова найти его.

И по всему двору разнесся ее звонкий голос:

— Лаура! Где мои зеркало и гребенка?

Глава V


КРОВЬ ПОРОЖДАЕТ КРОВЬ


Ощущение реальности окружающего мира мало-помалу возвращалось к Марианне. У нее снова появился аппетит и — что, пожалуй, самое главное для женщины — желание следить за собой: поддерживать в порядке уже изрядно потрепанное платье, расчесывать волосы.

Первым эти перемены в настроении княгини подметил добряк Жоливаль, который, и без того чрезвычайно галантный, теперь и вовсе постоянно рассыпался в пышных комплиментах. Марианна же лишь слабо улыбалась в ответ на изощренное красноречие старого друга и тут же старалась перевести разговор на мучившую ее тему: странное поведение ожившего из мертвецов Коррадо и его загадочное исчезновение.

— Да не мучайте же себя так, моя милая, — уговаривал ее виконт. — Если князь поступил именно так, то, стало быть, у него были на то свои причины. С этими таинственными магическими делами поистине сам черт себе ногу сломит. И как знать: может быть, Коррадо почувствовал грозящую ему опасность и решил скрыться на время? Тут возможна большая заваруха в самом скором времени. А эти шельмы-колдуны явно точат зуб на князя.

— Вы пугаете меня, Аркадиус, — всхлипывала Марианна, не в силах сдержать набегающих слез. — Я должна разыскать своего мужа, чтобы быть рядом с ним.

— Но чем же вы, слабая женщина, можете помочь ему? Да и учтите, что в действие включены столь мощные магические силы, что обычные человеческие чувства перед ними ничто.

— Нет-нет, — упрямо качала головой Марианна, — любовь — превыше всего, и она способна победить даже смерть. Может быть, Коррадо воспрял к жизни именно благодаря моему появлению в хижине Хранителя? А сейчас сидит там и ждет меня? Вам не приходило это в голову?

— Бедная моя девочка, — сокрушенно вздыхал Аркадиус. — Я вам голову готов дать на отсечение, что если князь снова окажется там, то опять-таки в этом странном состоянии мумии. Но на сей раз это может оказаться настоящей смертью, окончательной и бесповоротной.

Почему-то во время подобных разговоров в памяти Марианны упорно вставали лица трех черных колдуний, прислуживавших злодею Маттео Дамиани и нашедших страшную смерть среди роскоши венецианского особняка…

Насилу ей все же удалось уговорить Жоливаля еще раз провести ее к хижине Хранителя. Это оказалось довольно непростой задачей, и только после ряда недвусмысленных намеков на его трусость, виконт наконец сдался.

Пробираясь по чаще, Аркадиус обратил внимание княгини на легкое шевеление в густом кустарнике:

— Видите?

— А что это означает? Наверное, копошится какой-нибудь зверек, — равнодушно ответила Марианна.

— Как знать — может, и впрямь зверек. Но мне-то сдается, что это один из пикетов, которые расставляют колдуны на пути к хижине. И если бы не мой замечательный медальон, то с нами разделались бы моментально.

У Марианны стало очень неуютно на душе, и во время оставшегося пути она невольно старалась держаться поближе к Жоливалю.

Когда они достигли цели, Аркадиус вновь закапризничал и наотрез отказался входить в хижину.

— Это совсем не то место, — пояснил он, — куда стоит заходить часто. И мой вам совет: что бы вы там ни увидели — не задерживайтесь долго.

— А что я могу там увидеть? — с замиранием сердца спросила Марианна.

Ей вновь представилась лежащая навзничь на земляном полу мощная фигура князя Сант-Анна, и страшное предчувствие охватило ее.

— Ах, да бросьте мучить себя дурными мыслями! — досадливо поморщился Жоливаль. — Ручаюсь, что вы ровным счетом ничего там не увидите. Вы, право, как ребенок, которому нравится пугать себя страшными сказками.

Виконт оказался прав: хижина Хранителя действительно была пуста. Марианна внимательно осмотрела ее убранство, но не обнаружила ничего примечательного. Нехитрая утварь, связки сушеных трав, висящие по стенам.

«Если бы Коррадо был здесь, — подумала она, — то он наверняка оставил бы какой-либо понятный мне знак. Хотя, с другой стороны, он находился в столь странном состоянии… И у хижины совершенно нежилой вид — никаких признаков присутствия человека…»

Внезапно Марианна почувствовала себя очень неуютно в этом заброшенном помещении. Ей показалось, будто потолок хижины медленно оседает вниз, а из углов доносится тихий неразборчивый шепот.

«Нет, нельзя так бередить себе нервы: вот уже начинает мерещиться всякая чертовщина… Или я и впрямь понемногу схожу с ума?»

Когда она вышла наружу, Жоливаль встретил ее сочувственным взглядом:

— Ну что — вы убедились?

— Да, друг мой. Вы, разумеется, были правы…

Обратную дорогу до деревни они провели в полном молчании.

Однако мысли о поисках Коррадо не оставляли Марианну. Она начала подолгу уходить в лес и бродить там совершенно бесцельно в слабой надежде на счастливый случай. Однако блуждания ее были бесполезны. Но однажды ее скитания привели к результату совершенно неожиданному…

Медленно продвигаясь между деревьями, она услышала вдруг слабые голоса. Остановилась, напрягая слух: может быть, галлюцинация? Нет-нет, голоса ей не померещились, и, что совсем удивительно, переговаривались они на чистом французском. Первая ее мысль была о Гракхе и Жоливале, но, с другой стороны, Марианна твердо знала, что ее друзья находятся сейчас в деревне. Да и в любом случае они не могли бы ее обогнать. Кто же могут быть эти чужаки? Или, быть может, это Коррадо? Но с кем же он может разговаривать?

Озадаченная женщина стала пробираться сквозь заросли осторожнее, стараясь одновременно не потерять из виду две мужские фигуры, мелькавшие между деревьями. Незнакомцы были одеты в европейскую одежду, за плечами у них виднелись стволы мушкетов.

«Откуда эти люди могли появиться в здешних краях, удаленных от цивилизации?»

Может быть, вернуться в селение и предупредить друзей? Но интуиция подсказывала Марианне, что пока что упускать незнакомцев из виду не следует.

Она невольно порадовалась за свое благоприобретенное умение ходить по джунглям: это позволяло ей не отставать от странной пары и в то же время оставаться незамеченной.

Так они прошли, по расчетам Марианны, уже около десяти миль, когда впереди показалась довольно широкая прогалина. Незнакомцы выбрались на открытое пространство, и женщина наконец смогла разглядеть их более отчетливо. Лица мужчин были ей незнакомы, но у одного из них — высокого брюнета — Марианна приметила небольшой беловатый шрам над верхней губой. Это смутно напомнило ей что-то знакомое, связанное с Коррадо, но княгиня могла поклясться, что никогда прежде не видела этих людей.

В это время высокий окликнул своего приотставшего спутника:

— Эй, Жоли!

«Жоли? Я где-то определенно слышала это прозвище…» — подумала Марианна.

И тут ее осенило: не об этих ли двух типах рассказывал ей хозяин гостиницы «Тихая долина» Никколо Эльфиоре на пути из Луки в Венецию? Да, как будто бы сходится: этот приметный шрам у высокого брюнета, а тот второй — ростом поменьше. Именно так описывал их Никколо. Они тогда интересовались князем Сант-Анна и определенно шли по его следу. Значит, и сюда, в гвинейские джунгли, они заявились в поисках Коррадо?.. Марианне стало не по себе.

Загадочная пара уже скрылась на противоположной стороне прогалины, и женщина заторопилась было в погоню, как вдруг с той стороны послышался выстрел, шум борьбы, вскрики… Безусловно, там происходила схватка.

Марианна помедлила в нерешительности. Что это значит? Эти люди поссорились между собой? Или на них кто-то напал? Воины из племен мабта или нле вполне могли находиться в этих местах.

Наконец любопытство взяло верх над опаской. Быстро перебежав прогалину, Марианна вновь углубилась в лес. Теперь она была вдвойне осторожна: кто знает, какая опасность может подстерегать впереди?

Вот примятая трава, изломанный кустарник: явные признаки борьбы… И отчетливые следы нескольких людей, уходящие в глубь чащи.

Одолев еще с полмили, Марианна замерла в изумлении: впереди виднелась постройка, ничего общего не имеющая с туземными хижинами, — к ее возведению явно приложил руку белый человек.

«Что за день загадок?»

Собрав все свое мужество, женщина подобралась поближе к домику, напоминавшему корявый, но добротный сарай. На постройку его пошли тонкие стволы деревьев, со знанием дела сплетенные между собою гибкими ветвями кустарника. Небольшое окно представляло собою пустой проем, завешанный какой-то изрядно полинявшей тряпицей, и голоса, раздававшиеся в хижине, были слышны достаточно разборчиво.

Спрятавшись за шершавым стволом баньяна, Марианна вся обратилась в слух.

— Вы напрасно отказываетесь отвечать на вопросы, — говорил уверенный мужской голос, показавшийся ей чем-то знакомым. — Под жаровней еще достаточно горячих углей, и если приложить их к пяткам, то вы сразу станете разговорчивее.

Ответа Марианна не расслышала, но до нее донесся отчетливый звук пощечины.

— Говорите! Нам очень кстати пришлось ваше оружие и припасы, но теперь я хочу знать, что понадобилось двум французам в этой проклятой чащобе. И не надо уверять, что вы попросту совершали увеселительную прогулку, этот номер не пройдет. А дорожить вашими жизнями мы отнюдь не собираемся, если, конечно, вы не сообщите что-либо интересненькое.

Ответа не последовало.

— Что ж, — продолжал допрашивающий, — тогда вы узнаете, как пахнет ваше паленое мясо!

В хижине довольно загоготали, а спустя еще некоторое время раздался пронзительный крик.

— Ну что же — не нравится? Будем продолжать или как? Билл, подбрось-ка еще угольков…

— Не надо! Не надо! — взмолился другой голос. — Мы согласны рассказать вам. При условии, что вы сохраните нам жизнь.

— Ага, вы, видно, дорожите своей шкурой? Ну что ж, валяйте, выкладывайте. Ведь помилование надо заслужить, не так ли?

— Мы собирались выйти к озеру Зоуги, — нехотя начал допрашиваемый. — Где-то там должны храниться так называемые сокровища пяти племен, которые обитают в здешних краях.

— Интересно. Ну и где же именно они находятся? Если это, конечно, не выдумка. Хотя нет — для выдумки это слишком красиво звучит. Так где же хранятся сокровища?

— Это нам неведомо, — медленно, делая паузы между словами, продолжал рассказчик.

— Так за чем же дело стало? Нужно просто отловить какого-нибудь негритоса, пощекотать ему ребрышки или подвесить над костром, он все и выложит.

— Если бы так просто… О местонахождении сокровищ знает только один человек, которого мы выслеживали долгие месяцы. В Европе он обладает высоким титулом и чрезвычайно солидным состоянием, здесь же он призван выполнять единственную в своем роде роль Хранителя сокровищ пяти племен. Именно он может дать ключ к разгадке тайны.

— Европеец? Почему же чернокожие доверяют такое важное дело белому человеку?

— Этот человек — мулат, полукровка. Право Хранителя досталось ему по наследству от здешних предков.

— Мулат? — голос допрашивающего стал напряженным. — Обладатель высокого титула? Как же все-таки его имя — говорите!

— Его зовут князь Коррадо Сант-Анна.

— Проклятье! И здесь этот прощелыга! Жаль, что я не запорол его до смерти, когда была такая возможность!

Колени Марианны подкосились: наконец-то она узнала этот голос — вне всяких сомнений, он принадлежал Язону Бофору! Еще одно воскресение из мертвых? Она уже не прислушивалась к дальнейшему разговору: слишком сильно было испытанное ею потрясение. В который уже раз этот человек становится на ее пути, готовя все новые несчастья…

Женщина отошла подальше от хижины, но окончательно покинуть это место не решалась: ей все же хотелось собственными глазами убедиться, что бывший ее возлюбленный, пират и работорговец, действительно жив.

Около часа длилось ее ожидание, но вот наконец из хижины вышли несколько мужчин. В одном из них, несмотря на густую черную бороду, Марианна узнала Язона Бофора…

Она не помнила, как добралась до деревни. Словно сквозь сон донесся до нее встревоженный голос О’Флаерти, озабоченные причитания Лауры, и, припав к крепкому плечу ирландца, она разразилась безудержным плачем.

С трудом успокоившись, Марианна поведала друзьям о встрече в джунглях, о подслушанном разговоре.

— Что ж, — констатировал Жоливаль, — в принципе мы не узнали ничего нового. Если, конечно, не считать того факта, что Бофор жив. Что ж, значит, в ту ночь повезло не одним нам… Любопытно, что может сулить нам такое неожиданное соседство? Нет, эти джунгли просто-таки перенаселены моими добрыми и недобрыми знакомыми. Не Гвинея, а вылитый Париж!

Ухмыльнувшись шутке виконта, О’Флаерти высказался незамысловато:

— А что тут думать? Нужно пойти да и прихлопнуть этого молодчика без лишних разговоров! Он уже достаточно всем насолил.

— С голыми руками против мушкетов? — в сомнении покачал головой Жоливаль. — Трудненькая будет задачка, на мой взгляд.

— Но вы представляете, что будет, если Бофору удастся выследить Коррадо? Они будут пытать его, чтобы выведать тайну сокровищ, а потом — убьют… — грустно промолвила Марианна.

— А может, натравить на эту банду наших добрых лейя? — предложил Гракх.

— Вот именно — добрых, — проворчал Жоливаль. — Они для таких дел слишком мягкотелы.

— Ага, значит, будем сидеть идожидаться, пока господин Бофор заявится сюда собственной персоной? — недовольно фыркнул О’Флаерти. — Я, между прочим, уже довольно сносно владею луком и пару стрел этому типу сумею всадить при личной встрече! Но вообще-то было бы только справедливо, если бы смертный приговор этому человеку подписали представители черной расы, которыми он так успешно торговал… Впрочем, я уже в достаточной мере ощущаю себя негром, чтобы самому управиться с этим делом.

— Ладно, в любом случае этот вопрос нужно хорошенько обдумать, — резюмировал Жоливаль. — А пока обратите-ка внимание на то, что происходит в деревне: наблюдается какой-то, я бы сказал, нездоровый ажиотаж. И на подготовку к празднику это явно не похоже…

Его слова были справедливы: селение, обычно мирно дремлющее, напоминало разворошенный муравейник. Люди сновали из хижины в хижину, неясная тревога была разлита в воздухе.

— Пожалуй, более всего это походит на канун военных действий, — задумчиво сказал О’Флаерти — и как в воду глядел.

Ближе к вечеру на центральную площадь деревни доставили из джунглей четверых убитых: на их телах зияли огромные рваные раны: такие следы оставляет тяжелый ассегай с зазубренным лезвием. Женщины собрались вокруг трупов и завели монотонную песню-плач.

Когда спустились сумерки, глухо и тревожно зарокотали барабаны. Их звуки плыли над джунглями, смущая душу и вызывая легкий озноб.

— Ох, до чего же мне не нравятся эти музыкальные упражнения… — сокрушенно вздохнул Жоливаль. — От них разит кровью.

— Да, я бы тоже предпочел подобному действу веселое пиршество с тушеной бегемотиной, — признался Крэг.

А на уме у Марианны был только Коррадо: слышит ли он сейчас голоса тамтамов? О чем думает? Что собирается делать? И вообще — жив ли?

Барабанный грохот все не смолкал, и она смогла забыться только перед рассветом.

Наутро в хижину женщин бесцеремонно ворвался взъерошенный Гракх, машущий руками, словно мельница:

— Быстрее! Вставайте!

— Что стряслось? — высунула из-под одеяла нос заспанная Лаура.

— Нужно уходить из деревни! Сюда могут ворваться воины мабта, а то и буарба, и нам в таком случае не поздоровится.

— Что же, значит, все-таки война?

— Межплеменная война! — восторженно выпалил Гракх. — Нет, ну вы представляете, а?

— Очень даже хорошо представляем, — кисло отозвалась Марианна. — Так позволь нам хотя бы одеться…

— Слушаюсь и повинуюсь, мадемуазель Марианна! — бодро гаркнул молодой человек, выскакивая наружу.

Когда женщины вышли из хижины, их уже поджидали Жоливаль, О’Флаерти и Нья-Нья. Ирландец, вооруженный луком и пучком стрел, выглядел одновременно и браво, и несколько комично.

— Да вы, Крэг, прямо-таки как Аполлон, — не удержалась от улыбки Марианна.

Но ирландец пропустил насмешку мимо ушей.

— По-моему, надо идти к озеру. Слышите, барабаны переместились теперь туда? А в деревне совсем пусто, так что лучше нам отсюда смыться.

— Чтобы попасть прямиком на поле боя, — добавил Жоливаль. — По-моему, у вас на уме именно это, Крэг: вам явно не терпится испытать в деле свою игрушку.

— Игрушку? — обиженно фыркнул О’Флаерти. — Да это же настоящее боевое оружие.

И он угрожающе потряс луком над головой.

— Ваши туземные замашки могут поставить под угрозу безопасность наших женщин, — не унимался виконт. — Так что я попросил бы вас не увлекаться.

— В случае чего, я буду вести себя смирно, — смиренно пообещал Крэг.

Маленький отряд двинулся в путь. По мере приближения к озеру все более нарастал рокот барабанов, к нему примешивались и какие-то другие странные звуки.

Марианну мало занимали препирательства Крэга и Жоливаля, ее мысли были поглощены вчерашней встречей в джунглях. Значит, все это время после гибели «Доброй надежды» Язон провел здесь, в джунглях. Прежний вальяжный джентльмен превратился сначала в торговца «черным деревом», а потом и вовсе в изгоя. И ведь ему ничего не известно о гибели Пилар, о Педро, скитающемся теперь по прериям вместе с племенем дакота. И Бофор не подозревает, что этот гордый мальчишка — вовсе не его сын… Есть ли большее наказание судьбы, чем неведение о судьбе близких? Впрочем, для Бофора это, может быть, не столь уж и важно… Для него на первом плане всегда стояли так называемые интересы дела, но ведь и тут он погорел по всем статьям.

— Внимание! — раздался предостерегающий голос Жоливаля. — Дальше нам идти не стоит.

Перед ними расстилалась пепельная гладь озера Зоуги. На широкой песчаной отмели выстроились в некое подобие каре воины племени лейя. Вооруженные увесистыми боевыми дубинками и продолговатыми щитами, они сохраняли почти полную неподвижность. По высокому белому султану из перьев можно было узнать вождя-колдуна, которого окружали самые сильные мужчины.

— Этот парень предпочитает держаться в тылу, — заметил Жоливаль.

— Между прочим, ваш Наполеон вел себя точно так же, — сварливо ответил О’Флаерти, явно уязвленный насмешками виконта. — Возглавлял он свое войско верхом на горячем коне только на лживых батальных полотнах.

— Что ж, это и есть разумная современная стратегия, — парировал Аркадиус. — А коли вы такой большой знаток полководческого гения Бонапарта, то почему бы вам не податься в военные советники к нашему пузатому царьку? Может, в этом и заключается ваше истинное призвание?

Тем временем картина на берегу изменилась. Из чащи вышел отряд туземцев, держа наготове тяжелые ассегаи. Щиты их имели такую же форму, как и у воинов лейя, разнился только рисунок: вместо орнаментальных кругов их украшали змеистые линии.

— А это кто такие: буарба или нле? — поинтересовался Гракх.

— Да пес их разберет, этих гладиаторов, — буркнул Жоливаль. — Я не столь толковый этнограф, чтобы отличить этих башибузуков друг от друга.

— А вон те, стало быть, мабта? — снова спросил Гракх, указывая на очередной отряд туземных воинов, бодрой рысцой бегущих по берегу навстречу каре лейя.

— Ну, если и не мабта, то уж наверняка арио. Сплошное мумбо-юмбо, — махнул рукой виконт.

И тут произошло неожиданное: град стрел осыпал воинов лейя. Около десятка воинов, судорожно корчась, упали на песок.

— А вот эти не-знаю-кто решили действовать по правилам партизанской войны: нападают из засады, — одобрительно пояснил Жоливаль. — Я советую вам, друзья, получше укрыться за деревьями: нам совсем ни к чему быть жертвами межплеменной распри.

Все благоразумно последовали указанию виконта.

Между тем отряды на берегу сошлись в схватке. Одни шли на врага, стуча копьями по щитам, другие — с истошными устрашающими криками. Трещали черепа под ударами дубинок, стонали раненые.

— Экая каша… — пробормотал О’Флаерти, ласково поглаживая по плечу испуганную Нья-Нья. — Они просто переколотят друг друга.

— Жажда власти — страшная сила, — пожал плечами Жоливаль. — Что в Африке, что в Европе. Только здесь обходятся без пушек и конницы. Впрочем, они и без артиллерии орудуют хоть куда.

— Отвратительное зрелище… — потрясенно прошептала Лаура.

— Да? А многие мужчины считают такие бойни настоящей романтикой.

— Знаете, Жоливаль, после всего пережитого это слово кажется мне самым отвратительным на свете, — вздохнула девушка.

А битва, разворачивающаяся всего лишь в какой-то сотне ярдов от них, была в полном разгаре. Марианна заметила, как закачался и скрылся в гуще тел, белый султан предводителя лейя. В этой ужасной мешанине совершенно невозможно было определить, на чьей же стороне перевес. Но одна деталь настойчиво бросалась в глаза: воины предпочитали грудью встречать оружие противника, но ни при каких условиях они не вступали в воды озера хотя бы по щиколотку, испуганно шарахаясь в сторону.

— Вы обратили внимание, Аркадиус, на эту странную водобоязнь?

— Но ведь и вы ни разу не решились искупаться в Зоуги, предпочитая другие озера, разве не так?

Марианна вынуждена была признать правоту виконта.

— Смотрите-ка! — вскрикнул вдруг Гракх. — Смотрите: там пловец!

— Что ты выдумываешь?

— Да нет, вот же он!

И действительно, почти у самой середины озера виднелась быстро приближающаяся темная точка.

— Все-таки нашелся один охотник окунуться, — заметил Жоливаль.

Человек плыл совершенно по-дельфиньи: над водой гибко взмывала его темная спина.

— Однако же и скорость у этого молодца…

Бойцы на берегу тоже заметили пловца и прекратили схватку. Воцарилась тишина, нарушаемая только стонами раненых.

Еще несколько энергичных гребков — и пловец ступил на берег. Крупные капли воды сверкали на его могучем бронзовом теле, прикрытом лишь набедренной повязкой.

— Коррадо… — тихонько ахнула Марианна. — Это же Коррадо…

Да, это был действительно князь Сант-Анна, вышедший из вод озера Зоуги торжественно и величаво, подобно Богу. Он медленно развел в стороны руки — и воины послушно расступились перед ним, негромко повторяя одно и то же слово:

— Хранитель, Хранитель…

Марианна рванулась было навстречу мужу, но О’Флаерти придержал ее за запястье:

— Погодите немного, сейчас не время…

Тем временем Коррадо поднял вверх руки, и тут же резко опустил их. Повинуясь его жесту, воины побросали на песок оружие.

— Смотрите-ка, какой простой до гениальности способ разрешения конфликта, — пробормотал Жоливаль.

— Но ведь это же — Хранитель… — почтительно произнес ирландец.

— А я-то все время путаю его с князем Сант-Анна, — хмыкнул виконт.

— Жив, Господи, он жив, — причитала Марианна, глотая слезы.

— Да уж живее всех живых, — не унимался Аркадиус, — клянусь вашим этим самым — Алгэлом…

— Я должна обнять его сейчас, немедленно! — в отчаянии простонала княгиня. — Иначе он опять исчезнет — и может быть, навсегда!

Продираясь сквозь мелкий кустарник, она опрометью бросилась вперед.

— Коррадо! Я здесь, Коррадо!

Муж обернулся к Марианне — и она, не добегая до него нескольких шагов, растерянно остановилась. Все то же каменное лицо с плотно сведенными челюстями, те же отсутствующие глаза…

— Коррадо, я люблю тебя…

Чуть дрогнули брови князя, слегка шевельнулись губы…

— Какая трогательная сцена, черт возьми! — раздался громкий насмешливый голос.

Марианна в испуге обернулась: из чащи выходил Язон Бофор с мушкетом наперевес. Вслед за ним появились еще шестеро мужчин: среди них княгиня сразу опознала двоих преследователей Коррадо, встреченных ею в джунглях.

«Кажется, эта компания замечательно спелась», — подумала она.

— Я требую, чтобы все оставались на своих местах! — распорядился Язон развязно. — Княгиня Сант-Анна находится у меня на мушке! Одно движение — и я всажу в нее пулю!

— Что вам надо, негодяй? — возмущенно крикнула Марианна. — Как вы смеете угрожать оружием женщине?

— Вы — не женщина, а проклятый оборотень, преследовавший меня. Но мне не нужна ваша жизнь. Мне требуется только одно: чтобы Коррадо сообщил, где находятся сокровища этих грязных ублюдков. Вы слышите меня, князь?

Сант-Анна продолжал хранить молчание. Марианна ответила за него:

— Вы — вор, Язон Бофор! Вы не имеете права посягать на то, что вам не принадлежит. И всю свою жизнь вы занимаетесь грязным ремеслом: контрабанда, работорговля, пиратство. И чего же вы добились? Слоняетесь по джунглям — грязный, оборванный, заросший…

— Я богат! — вскинул Язон голову. — Достаточно пересечь океан — и вы убедитесь в этом.

— О, я убедилась! Я своими глазами видела, как ваши доведенные до неистовства рабы спалили дотла ваше имение, зверски расправились с вашей женой!

Мушкет в руках Бофора дрогнул.

— Как, Пилар мертва?

— Да, ваша жестокость обернулась против вас.

— А сын? Что с Педро?

— Педро, если вам угодно знать, ведет сейчас вольную жизнь индейца, чудом не погибнув в пожаре. Но почему вы называете его сыном? К его зачатию вы не имеете отношения: за вас постарался ваш дружок Лейтон, который нашел свой жалкий конец в прериях!

— Вы лжете, подлая тварь!

— Нет, Язон Бофор, все, что я говорю, — горькая истина. И я рада, что провидение доставило мне возможность сообщить вам об этом.

Язон упрямо мотнул головой:

— Это будет последней радостью в вашей жизни, если князь не ответит на мой вопрос. Говорите, Коррадо! Первая пуля достанется ей, так и знайте!

Сант-Анна безмолвствовал.

— Ну, так пеняйте на себя!

Грохнул мушкетный выстрел, но в этот же момент Коррадо стремительным кошачьим движением метнулся вперед и заслонил своим телом Марианну.

Пуля ударила его в бок, но, не причинив никакого вреда, лишь оставила на коже светлую, словно проведенную мелом черту.

И в тот же момент в воздухе коротко свистнула стрела и впилась в горло Язону Бофору. Американец качнулся и рухнул, уткнувшись лицом в песок.

— Простите, Марианна, я чуть запоздал с выстрелом! — послышался голос Крэга.

А князь Сант-Анна сделал резкий жест, послуживший приказом туземцам, разом очнувшимся от оцепенения, в котором пребывали они с момента появления Хранителя. Замелькали копья и дубинки — и через минуту со спутниками Бофора было покончено.

— Интересный у нас нынче выдался денек, не правда ли? — изрек выбирающийся из кустов виконт Аркадиус де Жоливаль.

Глава VI


НОВЫЙ ХРАНИТЕЛЬ СОКРОВИЩА


Марианна уже не услышала слов Жоливаля: потрясенная ужасающей сценой, она лишилась чувств, что в данный момент было наиболее благотворным для ее измученных нервов. Сильные руки Коррадо подхватили женщину, словно перышко. Не говоря ни слова, он зашагал к селению лейя. Виконт, Гракх, Лаура, Крэг и Нья-Нья последовали за ним.

В хижине князь-Хранитель бережно уложил жену на циновку и встал в углу, словно изваяние. Лаура и Нья-Нья принялись хлопотать вокруг Марианны. Наконец щеки ее порозовели, и княгиня медленно открыла глаза.

— Где Коррадо? — были ее первые слова.

Облегченно вздохнувший Жоливаль указал на неподвижную фигуру:

— Он здесь, Марианна.

Взглянув на Сант-Анна женщина горько вздохнула:

— Он все такой же: холодный, бесчувственный. Словно большая заводная игрушка.

— Он спас вам жизнь, Марианна, — напомнил Крэг. — Меня подвела растерянность, и если бы не князь, этот мерзавец Бофор прошил бы вас насквозь.

— Ах да… Но лучше бы я погибла там, на берету, потому что мне не хочется жить.

— Зачем вы так говорите, моя дорогая? — с упреком сказал Жоливаль. — Князь здесь, он с вами.

— Со мной? Да я даже не знаю, слышит ли он меня! Это какое-то чудовище, от которого пули отскакивают, словно от камня! Он забыл, что такое любовь, этот жуткий идол!

Печальная тишина воцарилась в хижине. И в этом безмолвии особенно громко прозвучали слова стоящего в углу человека:

— Я люблю тебя, Марианна. Я люблю тебя, жена моя, и готов повторять это каждый день.

Не веря своим ушам, Марианна воззрилась на князя.

— Я люблю тебя, — повторил он.

И что самое удивительное — на лице его играла нежная улыбка, глаза светились теплом.

— Боже мой, ты вернулся, Коррадо… — пролепетала Марианна. — Ты вернулся, мой любимый…

— Я возвращаюсь…

Белая черта на боку Сант-Анна, оставленная пулей Язона Бофора, вдруг начала медленно краснеть, и спустя несколько мгновений превратилась в рваный кровавый шрам. Алые капли заструились по бронзовой коже Коррадо.

— Вы ранены, князь! — испуганно воскликнула Лаура. — У вас кровь!

Очнувшийся от удивления Жоливаль не замедлил сыронизировать:

— Какая смышленая девочка! Представь себе, Лаура, пули действительно способны оставлять такие следы на человеческом теле. Перевяжите же его скорей!

Лаура поспешно бросилась промывать рану своего господина, а Нья-Нья занялась приготовлением целебного отвара из трав.

— Хотя я так и не понимаю, князь, — добавил Жоливаль, — почему этот выстрел не продырявил вас, как куропатку. У вас ведь отнюдь не носорожья кожа.

— Не все сразу, Аркадиус, не все сразу, — пробормотал Коррадо, голова которого уже лежала на коленях у Марианны. — Дайте мне собраться с силами и окончательно прийти в себя, а уж тогда-то я все вам расскажу.

Бережно гладя лицо мужа, Марианна тихонько приговаривала:

— Мы вместе, любимый. Мы опять вместе, и я больше не отдам тебя никакому Алгэлу…

Жоливаль жестом отозвал О’Флаерти в сторону и вполголоса сказал:

— Сдается мне, князь Сант-Анна решит покончить с карьерой ву-ду. Зомби — это, конечно, весьма экзотично, однако Коррадо мне гораздо симпатичнее в его прежней ипостаси. Вы не находите?

— И племена останутся без Хранителя сокровища… — задумчиво произнес ирландец.

— Боже, да вам-то какая разница? Что вам за дело до этих вздорных детей природы, готовых уродовать друг друга копьями?

Крэг смущенно хмыкнул:

— Но ведь вы же знаете, Аркадиус, как я привязался к здешним краям. И мне, поверьте, искренне жаль этих бедняг, вынужденных вступать в междоусобицы по милости своих амбициозных вожаков-колдунов.

— Таковы законы их мира, наивного и жестокого одновременно, — пожал плечами виконт.

— В цивилизованном обществе тоже полным-полно жестокости, а вот наива там явно не хватает, — проворчал ирландец. — И оно мне куда менее по душе.

— О чем вы там шепчетесь, друзья? — окликнула их Марианна. — Идите лучше сюда, послушайте, что расскажет нам Коррадо.

Щеки ее разрумянились, глаза задорно сверкали: это была уже совсем иная женщина, счастливая, любящая…

Все устроились вокруг князя, и он начал свой рассказ:

— Когда я добрался сюда, мне пришлось вести долгие переговоры с колдунами — вождями здешних племен. Они признали во мне наследника династии Хранителей сокровища и, как мне кажется, сделали это не очень охотно. И я оказался перед очень тяжелой дилеммой. Разумеется, я всем сердцем стремился обратно в Европу, где ждали меня жена и сын. Но если бы я поступил так, то у колдунов оказались бы развязанными руки и они тут же затеяли бы междоусобную войну ради обладания верховной властью. Именно такую попытку наблюдали вы сегодня. С другой стороны, отпускать меня восвояси тоже было не в их интересах: они полагали, что я могу вернуться сюда с экспедицией и присвоить сокровище.

— Ага! — воскликнул Жоливаль, не скрывая торжествующей улыбки. — Значит, моя догадка была правильной! И чтобы вы, пардон, не путались у них под ногами, но и никуда бы не делись, они превратили вас в ву-ду?

— Им проще было бы просто убить меня, — улыбнулся Коррадо. — А потому я обратился в ву-ду сам.

— Как?! Не может быть! — воскликнули все разом.

— Именно так. Я обладаю способностью к таким, с позволения сказать, перевоплощениям.

— Тебя научили этому те три ужасные черные колдуньи, которые затем предали тебя ради Маттео Дамиани? — с замиранием сердца спросила Марианна.

— Да, кое-что я перенял у них. Но прежде всего добрую службу сослужили мои занятия химией: ведь я долгое время вел жизнь отшельническую, весьма располагавшую к научным изысканиям.

— Ой, как интересно! — всплеснула руками Лаура. — Прямо как в сказке!

— Да, но сказка эта довольно грустная. Вы не можете себе представить того отвратительного состояния, в котором пребывает ву-ду. Ощущать себя живым покойником — гаже этого я ничего не знаю. Такое чувство, будто кровь поменяли на жидкий лед, затрудняется работа сознания… Зато колдуны, относящиеся к ву-ду со священным трепетом, уже не могли причинить мне вреда. Кроме того, многократно возрастают физические возможности организма — после выстрела Бофора я ощутил всего лишь тупой толчок.

— Но сейчас-то тебе, наверное, больно, мой милый? — сочувственно спросила Марианна.

— Пустяки, — улыбнулся Коррадо. — Зато так прекрасно ощутить себя вновь нормальным человеком…

— Но как же вам удалось вернуть себя в обычное состояние? — спросил О’Флаерти. — Вот Жоливаль говорит, что расколдовать ву-ду необычайно трудно.

— Да-да! — авторитетно подтвердил виконт.

— Считайте, что меня вернула к жизни любовь Марианны, — несколько уклончиво отозвался князь.

— Нет уж, позвольте! — запетушился Крэг. — В поисках вас эта прекрасная женщина совершила кругосветное путешествие, испытывая неслыханные лишения, да и на долю ее спутников перепало немало, а вы теперь не хотите рассказать нам самое интересное, господин Хранитель сокровища. И кстати, что же это за сокровище-то такое? Или вы считаете невозможным поделиться с нами, вашими верными друзьями, этой тайной?

На лице Сант-Анны отразилась нешуточная борьба чувств. Все с интересом смотрели на него. Наконец князь нехотя произнес:

— Ладно, если вы уж так настаиваете… В конце концов вы действительно заслуживаете того, чтобы узнать этот секрет. Вообще-то разгадка его достаточно проста…

— Ну, не томите же! — воскликнул Жоливаль.

— Да вы сами уже видели его собственными глазами, — одними глазами улыбнулся Коррадо.

— То есть как же это?

— Разве вам не знакомо озеро Зоуги?

— Озеро? — недоуменно переспросил Крэг. — Ага, понятно: его дно усеяно алмазами с кулак величиной!

— Или там существует подводная пещера, битком набитая золотом! — высказал свое предположение Гракх.

— Увы, нет, — покачал головой князь. — Просто его воды обладают чрезвычайно целебными свойствами. Даже способны воскресить ву-ду к жизни, что и произошло со мной на ваших глазах.

Все ошарашенно молчали.

— И только-то? — разочарованно спросила Луиза.

— Разве этого мало? К примеру, купания в Зоуги излечивает от пагубного пристрастия к наркотикам, омолаживают организм.

— Так почему же туземцы так сторонятся озера? — не понял Гракх.

— Потому что они запуганы колдунами, — пояснил Коррадо. — Тем выгодно держать племена в своих руках, вот они и оболванивают людей наркотиками. Потому-то и тайна эта хранилась столь тщательно, что о ней знали только Хранители.

— Какое свинство! — возмутился прямодушный ирландец. — Выходит, ваши предки дурачили свой народ?

— Выходит, что так… — вздохнул Коррадо. — Потому-то мне и было столь неприятно делиться с вами этой тайной.

— Да бросьте вы, князь, — успокоил его Жоливаль. — Бросайте-ка вы этих колдунов, хватайте в объятия Марианну — и возвращайтесь домой, в Европу.

— Очень жаль, но я не могу себе этого позволить: если я уеду, сразу же разгорится война.

— Послушай, Коррадо, но неужели ты не сделаешь это даже ради меня. Если бы ты знал, Как мне опротивели джунгли… — жалобно сказала Марианна.

Князь ласково погладил ее по волосам:

— Прости меня, но ведь есть же понятие долга. Поддерживать здесь мир способен только Хранитель сокровища, то есть я.

— А я думала, ты предпочитаешь быть моим хранителем, — опечалилась Марианна.

— Позвольте, князь, но ведь вы рискуете своей жизнью, — озабоченно сказал О’Флаерти. — Положение ву-ду делало вас неуязвимым, но теперь-то вы опять всего лишь живой человек. Один удар ассегаем в спину — и… Вам так хочется сделать Марианну вдовой?

— Нет, что вы, мой статус только повысился: ву-ду, вновь обернувшийся человеком, почитается здесь едва ли не как полубог. Так что колдуны будут бояться даже помыслить о том, чтобы причинить мне зло.

— И что же так вам здесь и жить до скончания жизни, вынуждая жену гнить в джунглях? — строго поинтересовался Жоливаль.

— Я, признаться, и сам в растерянности…

Мрачный как туча Крэг промолвил:

— Да уж, ситуация… Просто зверски хочется напиться от бессилия…

— Это я как раз могу вам устроить, — грустно сказал Коррадо. — Насчет «зверски» не обещаю, но небольшая бутылочка виски у меня имеется среди путевых припасов.

— Черт подери! — Крэг подпрыгнул чуть ли не до потолка хижины. — Виски! Настоящее виски! Да вы и впрямь истинный Хранитель сокровища, князь!

Все невольно рассмеялись, несмотря на всю трагичность ситуации.

— Так где же ваши замечательные припасы?! — приплясывал ирландец. — Я готов нырять за ними на дно Зоуги или подраться с леопардом!

— Часть из них в одной из хижин этой деревни. Пожалуй, нужно перенести их сюда: там может найтись что-либо полезное для женщин.

— Мне будут полезны только успокоительные капли, — мрачно заявила Марианна. — Да и те вряд ли помогут.

— Не скисайте, моя милочка! — замахал руками Крэг. — Что-нибудь придумаем! У меня лично после порции виски всегда появляются самые что ни на есть гениальные мысли!

Коррадо, морщась от боли в боку, начал приподниматься. Увидев это, Гракх встрепенулся:

— Лежите, князь, лежите! Объясните мне, где хижина, и я мигом сбегаю.

— Тогда возьмите с собой Жоливаля: без его амулета вас просто не пропустят туда. Кстати, где вы раздобыли такую точную копию магического медальона?

— Ручная работа, — смущенно отозвался Гракх.

«По-моему, я тоже скоро превращусь в ву-ду, — уныло подумала Марианна. — Кровь заледенеет — и все такое… Ах, Коррадо, за что ты так мучаешь меня?»

А О’Флаерти в предвкушении выпивки ходил из угла в угол, потирая руки:

— Подумать только! Виски! Слышишь, Нья-Нья, голубка моя, виски!

Девушка только непонимающе улыбалась в ответ.

Когда Жоливаль и Гракх вернулись с увесистым тюком, ирландец чуть не расцеловал обоих.

Коррадо достал из тюка кожаный саквояж и щелкнул его замками.

— Вот, Крэг, то, чего вы так жаждали…

Он извлек наружу бутылку виски и протянул ее ирландцу. Сделал это князь несколько неловко, из-за чего саквояж опрокинулся на бок, и на пол выкатилось несколько разнокалиберных склянок.

— Что это у вас там? — полюбопытствовал Крэг, бережно принимая бутылку. — Еще что-нибудь спиртное?

— Нет, просто кое-что из лекарств и препаратов. А вот, кстати, и то средство, которое помогло мне побыть в амплуа ву-ду.

Он указал на пузатый пузырек из толстого зеленого стекла.

— Я все же предпочту виски, — рассмеялся Крэг. — Кто составит мне компанию?

— Да пейте уж сами, — пробурчал Жоливаль. — Мы что-то не в настроении.

— Ну, как угодно.

Ирландец выплеснул на пол воду из глиняной плошки и наполнил ее спиртным.

— За ваше здоровье, господа! А также дамы! — торжественно провозгласил он.

Единым духом опорожнив плошку, О’Флаерти некоторое время стоял молча, словно прислушиваясь к собственному организму. Затем его физиономия расплылась в широчайшей улыбке.

— Нет, есть все же на свете счастье! — воскликнул он радостно.

Виконт посмотрел на ирландца с укоризной:

— Нашли время веселиться, нечего сказать…

Крэг наставительно поднял палец:

— Ничто так не способствует мозговой деятельности, как виски!

— Сомнительная какая-то теория…

— Это не теория, а самая что ни на есть практика, уважаемый Аркадиус.

— Да перестаньте же вы препираться! — сердито прикрикнула Марианна. — Нашли, право, о чем спорить… Лучше плесните-ка мне тоже, Крэг.

— Преохотно.

Марианна, болезненно сморщившись, проглотила виски. Ее грусть и разочарование перешли в тихую злость, и она с трудом сдерживалась от того, чтобы не забиться в истерике или не наговорить друзьям гадостей.

«Господи, за что же мне такое наказание? — думала она. — Всего лишь несколько счастливых лет с Коррадо — и опять судьба показывает свой злобный оскал… Неужели счастье не может быть постоянным, как восходы и заходы солнца, как звезды на ночном небе?..»

— А скажите-ка, князь, — спросил О’Флаерти, — вы тоже добирались сюда пешком через джунгли от самого Сен-Луи?

— Есть более простой способ: на челноках вдоль побережья. И тогда переход через лес занимает чуть более двух дней, — объяснил Коррадо.

— Жаль, что мы об этом не знали. Впрочем, мне понравилась наша прогулочка. Вот только жаль беднягу Россиньоля. Зато по дороге мы повстречали наших друзей. Так что нет худа без добра: я твердо верю в это золотое правило.

— Я объясню вам путь, когда вы засобираетесь домой, — пообещал князь.

— Ну, я-то никуда не спешу, — беспечно заявил Крэг. — Я здесь, можно сказать, второй дом обрел. И нашел такую прелесть…

Он ласково похлопал по спине Нья-Нья.

— Может, тут для вас и земной рай, мой друг, — промолвила Марианна, — но я не могу разделить вашего мнения. Мне надоело ходить в одном и том же платье, я стосковалась по нормальной постели, по изящным столовым приборам… А что уж говорить о Себастьяно…

Когда она упомянула о сыне, на лице князя промелькнула болезненная гримаса.

— Боже, да я прекрасно вас понимаю, — мягко сказал ирландец.

Он налил себе еще виски и погрузился в раздумья.

Лаура вдруг разразилась рыданиями.

— Ну что ты, моя девочка, — обняла ее Марианна. — Не надо плакать, не надо.

— Я устала, я так устала, — сквозь слезы твердила девушка. — Я ненавижу эту проклятую Африку, все эти дурацкие озера…

— Успокойся, — говорила княгиня, сама едва не плача, — мы отправим тебя обратно в Европу вместе с Жоливалем и Гракхом, и эти джунгли останутся для тебя просто неприятным сном…

— Но я не хочу бросать вас, госпожа, — всхлипывала Лаура. — Я никуда не пойду без вас. Я уже теряла вас однажды и больше не хочу…

Коррадо устало провел рукой по лицу:

— Вот что, Марианна, отправляйся домой, к сыну. Я не хочу мучить тебя.

— А разве моя жизнь без тебя не мучение? — возразила Марианна. — Я не вынесу новой разлуки с тобой.

И тут с места встал О’Флаерти.

— А вот и не надо никаких разлук! — бодро заявил он. — Вы отправитесь домой вместе с князем.

— Простите, но разве вы не поняли меня, Крэг? — с упреком спросил Коррадо.

— Я прекрасно вас понял. Я понял вас гораздо лучше, чем вы думаете. Перед нами совершенно не сложная задачка.

— Вы полагаете?

— Именно. Загвоздка-то ерундовая. Этим черным бедолагам для того, чтобы они не передрались, нужно только одно: наличие Хранителя сокровища. Так?

— Так.

— Вам же Хранителем быть не с руки, поскольку вы всем сердцем хотите отправиться домой, в Италию, вместе с красавицей женой.

— Но…

— Да вы слушайте! Все элементарно: вместо себя вы назначаете нового Хранителя — и все в порядке! И можете считать себя свободным.

— Позвольте, но иного Хранителя, кроме меня, в природе не существует.

— Еще как существует. Я даже удивляюсь, как это мне раньше в голову не пришло.

— Да кто же он?

— Я, — скромно, но с достоинством заявил ирландец. — Я, Крэг О’Флаерти, Хранитель сокровища племен лейя, арио, мабта, буарба и нле.

У присутствующих озадаченно вытянулись лица.

— По-моему, виски на вас как-то очень странно подействовало вследствие чрезмерно долгого воздержания, — кротко заметил Жоливаль.

— Виконт, ваш юмор неуместен, — с достоинством заявил О’Флаерти. — Я совершенно замечательный Хранитель. Мне нравится эта земля, эти люди. У меня чудесная молодая жена, которая не просится в Европу. А хранить эту большую лужу — совсем нетрудная задача.

Лицо Коррадо посуровело:

— Кажется, вы и впрямь хватили лишнего и говорите полную чепуху. Рыжий ирландец в роли негритянского жреца — это же нонсенс из нонсенсов.

— Отнюдь. Туземцы на меня молиться будут.

— С какой же стати?

Крэг хитро прищурился:

— Князь, но вы же сами сказали, что самым большим почетом и уважением у них пользуются бывшие ву-ду.

Коррадо даже рассмеялся:

— Но вы-то всего лишь бывший моряк, а это все-таки большая разница.

— А ваше снадобье на что? Я глотаю вашу микстурку, хожу весь такой холодненький и деревянненький, потом окунаюсь в озеро — и порядок: новый Хранитель готов. А если вы мне еще и свою магическую цацку подарите, вообще будет полный ажур. Только надо все обставить поторжественнее.

— А я как же? — только и смог вымолвить растерянный Коррадо.

— А вы к этому — к Алгэлу двинете. У вас там якобы дела.

Ирландец лукаво улыбался, и это изрядно сбивало присутствующих с толку: то ли Крэг неудачно шутит спьяну, чтобы поднять дух компании, то ли он и впрямь серьезно относится к своему замыслу, излагаемому столь легкомысленно…

— Нет, О’Флаерти, вы говорите совершенно невозможные вещи, — строго сказал князь.

— Отчего же невозможные?

— Да оттого, что добровольно обращаться в ву-ду, — это ни в какие ворота не лезет.

— Но вы-то сами…

— Я — совсем иное дело! — перебил Коррадо. — Меня к этому вынудили обстоятельства, и руководили мною весьма серьезные вещи: груз фамильного долга, веление чести. Это моя миссия, если угодно.

— А о моей чести вы не подумали?! — взорвался вдруг Крэг. — Неужели вы думаете, что это понятие близко только обладателям родовых гербов? И если ваша супруга столь самоотверженно ухаживала за мной, когда меня во время перехода по джунглям корежила губительная лихорадка, если она спасла меня из клетки, куда засадили меня чертовы англичане, то как же я могу считать себя порядочным человеком, если не смогу отплатить ей за все это добро? Вот я и предлагаю вам наилучший выход из положения!

Он торжествующе оглядел друзей.

— Крэг, — обескураженно промолвила Марианна, — я не могу принять такой жертвы.

— Жертвы? — от души расхохотался ирландец. — Да какая же это жертва! Мне, право слово, вовсе не хотелось возвращаться вместе с вами в Европу. Одно только удерживало меня от того, чтобы решиться на это: обратный путь до Сен-Луи настолько труден, что я должен был сопровождать вас во что бы то ни стало. Но раз уж князь знает более простой маршрут, то дело меняется. И тем более он может с моей помощью сбросить со своих плеч тяжкий долг исполнения обязанностей Хранителя.

— Я очень благодарен вам, Крэг, — сказал Коррадо, — однако мне неловко перекладывать на вас свои заботы. Это мое родовое дело, а вы-то здесь при чем?

— Знаете ли, — прищурился О’Флаерти, — по-моему, в вас говорят нелепые расовые предубеждения.

— То есть?

— Вы считаете, что белый человек не в состоянии разобраться со здешними проблемами, вот как! Но я смею настаивать, что это неверно. Эти колдуны будут ходить у меня как шелковые, и я нипочем не позволю им травить людей наркотиками. И тем более тут под боком такое сокровище как озеро Зоуги. Это действительно драгоценность: такая огромная лоханка, полная дармового лекарства. У племен начнется новая жизнь — и они молиться будут на Хранителя Крэга! Приезжайте сюда через десяток лет и увидите тут земной рай почище, чем на Таити.

— Да какой же вы молодчина, старина! — прочувствованно воскликнул Жоливаль и, не в силах сдержать своих эмоций, крепко обнял ирландца.

— Да бросьте вы, Аркадиус, — смущенно пробормотал О’Флаерти. — Просто я, наверное, один из последних романтиков в этом дурацком мире, и только-то. И вообще, у меня сугубо эгоистический интерес: хочется, знаете ли, побыть полубогом. Ну когда еще предоставится столь блестящая возможность? А представляете, как после этого меня зауважает моя Нья-Нья? Кто еще сможет похвастаться таким важным муженьком?

«Милый добрый Крэг, — растроганно думала Марианна, — он отшучивается, чтобы не показать своих истинных чувств, чтобы мы забыли, что он жертвует собою…»

— Послушайте, О’Флаерти, — пряча за суровостью тона искреннюю озабоченность, сказал князь Сант-Анна, — но ведь вы слышали, что я говорил о состоянии, в котором оказывается человек, перешедший в ипостась ву-ду.

— Да-да, я уловил, — беспечно отозвался ирландец, — кровь леденеет, мозги плохо работают — все ясно. Но, ей-богу, мне уже доводилось испытывать подобное состояние, причем неоднократно.

— Это каким же образом? — поразился Коррадо. — Разве вам доступен секрет превращения в ву-ду?

— Еще бы! — ухмыльнулся Крэг. — Мне столько раз приходилось мертвецки напиваться, и могу вас заверить, что вполне доходил до кондиции ву-ду.

— Я бы сказал, что тут все же есть кое-какие отличия… — не удержался князь от улыбки.

— Разумеется! — бодро поддержал О’Флаерти. — Ву-ду ведь такие крепкие ребята, что нипочем не разобьют физиономию о кабацкую стойку…

— Нет, все-таки вы сумасшедший… — покачал головой Коррадо.

— Может быть! Очень даже может быть! Но мне это куда более по сердцу, чем опасливое благоразумие.

Князь сокрушенно вздохнул:

— Я весьма ценю ваше мужество и готовность к самопожертвованию, О’Флаерти. Но пойти на ваше предложение я не могу. Я волен был ставить эксперименты над собой, но подвергать риску кого-либо другого я попросту не вправе. Уж не обессудьте…

— Вот как? — вздернул брови ирландец.

Помедлив несколько секунд, он проворно сцапал заветный зеленый пузырек, выдернул пробку и поднес склянку ко рту, готовясь проглотить ее содержимое.

— Стойте! — в отчаянии крикнул Коррадо. — Не смейте этого делать, безумец!

— Отчего же? — хладнокровно отозвался Крэг. — Мне чрезвычайно любопытно попробовать это волшебное пойло. И даю слово чести: я уже не выпущу из рук этого флакона. Меня пока что останавливает только одно: нам с вами нужно хорошенько обговорить детали предстоящего спектакля. Ручаюсь за то, что буду послушным актером.

Сант-Анна вскочил на ноги и шагнул к ирландцу. Но тот отступил назад, предупредив:

— Еще одно ваше движение — и я глотаю! Так что давайте лучше по-хорошему!

— Послушайтесь его, князь, — увещевательно сказал Жоливаль. — Знаю я этих ирландцев: уж если им что в голову втемяшится — спорить бесполезно. И вообще согласитесь: Крэг предложил весьма остроумный выход из положения, разве не так? И если вы благополучно перенесли воздействие этого зелья, то и для О’Флаерти с его луженым желудком вреда не будет.

Поколебавшись, Сант-Анна махнул рукой и опустился на циновку:

— Ладно, валяйте. Вас и впрямь не переупрямишь, невозможный вы человек…

Ирландец удовлетворенно кивнул, заткнул пузырек и засунул его в карман своих драных штанов:

— Вот так-то оно лучше. Давайте-ка теперь обсудим программу сегодняшнего вечера и решим, кому следует отослать пригласительные билеты.

— Эх, до чего же я вам завидую, Крэг! — восхищенно воскликнул Гракх. — Как жаль, что эта мысль не пришла мне в голову первому!

— Ну уж нет, мой мальчик, каждому свое! — буркнул ирландец и вдруг расхохотался во все горло: Черт подери, никогда бы не подумал, что мне доведется поиграть в живого мертвеца!.. Итак, князь, каков будет план действий? Я предпочитаю не откладывать это дело в долгий ящик.

— Что ж, раз вы решились… Момент действительно удобный: все колдуны-вожаки сейчас здесь, на побережье. Для начала оповестим их, что на вечер назначено большое торжество…

— Надо будет похлопотать о местах в ложе бенуара, — озабоченно пробормотал Жоливаль.

…Над озером Зоуги всходила огромная оранжевая луна, бросая на воду ослепительную широкую дорожку, когда на берегу собрались представители всех пяти племен, включая колдунов. Мерный рокот барабанов и пронзительное стрекотание трещоток нагнетали и без того напряженную атмосферу. Зловеще трещали большие костры, и их пламя напомнило Марианне о той страшной ночи, когда она едва не поплатилась жизнью ради кровожадного духа Алгэла. Женщина потеснее прижалась к сидящему рядом Жоливалю.

— Мне страшно… — пролепетала Лаура, испуганная не менее хозяйки.

Гракх приобнял ее за плечи:

— Не бойся. Я уверен, что князь и О’Флаерти сделают все, как надо.

Но хуже всех ощущала себя бедняжка Нья-Нья. Она мало что поняла из сегодняшнихразговоров и плохо улавливала суть происходящего. Ко всему, рядом не было ее Крэга, который всегда умел успокоить и развеселить ее.

— Все-таки этот О’Флаерти — абсолютно бесшабашный человек, — пробормотал Жоливаль. — Решиться на такой безумный поступок…

— А вы его осуждаете, Аркадиус? — поинтересовалась Марианна.

— Ах, что вы, отнюдь! Я ему только завидую. Жаль, что я уже не в том возрасте, чтобы ставить на себе подобные эксперименты. К тому же в Европе меня ждет Аделаида, как вы понимаете.

В голосе виконта звучала неподдельная грусть, и Марианна решила подбодрить старого друга:

— Не горюйте, мой дорогой. Зато по возвращении вы сможете написать очень интересную книгу: путевые заметки виконта Аркадиуса де Жоливаля.

Тот хохотнул:

— Вот только где я найду такого издателя, который поверит, что там описана истинная правда? Меня примут за шарлатана, неуемного фантазера.

— Что ж, тогда дадите хотя бы почитать рукопись Себастьяно…

При мысли о сыне Марианна прерывисто вздохнула. Она так легко говорит о будущем, а между тем вилла Сант-Анна по-прежнему далека… Но теперь рядом Коррадо, и можно наконец перевести дух, почувствовать себя просто слабой женщиной, которая может положиться на мужа.

Словно угадав ее мысли, Жоливаль сказал:

— Ну, прежде вы сами расскажете сыну о своих приключениях. И это будет уже совсем скоро.

— Боже мой, Аркадиус, мне едва верится в это. Иногда у меня возникает ощущение, что на свете нет ни Парижа, ни Венеции и вообще никакой Европы не существует. Одни только непролазные джунгли и неприветливые океаны. Я уже и забыла, когда в последний раз слушала музыку…

Жоливаль замурлыкал какой-то мотивчик.

— Да это же «Багдадский Калиф»! — воскликнула Марианна.

Она припомнила свой давний дебют в парижской Опере, когда ее слушал Наполеон. Что исполняла она тогда? Да-да, именно арию из «Багдадского Калифа», дуэт из «Весталки»… И в ложе тогда внезапно появился человек со шрамом — презренный Франсис Кранмер… Как давно это было, как давно… И было ли вообще?..

— Ну, что касается музыки, то сейчас есть возможность ее послушать, — улыбнулся Жоливаль.

— Это варварство вы называете музыкой?

Рокот барабанов между тем усиливался, звуки трещоток слились в нечто вроде пронзительного верещанья. Сидевшие на песке туземцы методично раскачивались из стороны в сторону, словно впадая в транс.

— Здешней публике это приходится по вкусу… Ого, смотрите-ка, Марианна, вот и князь!

На сверкающей лунной дорожке, пролегшей по озеру, появилась голова пловца. Он был замечен и туземцами, которые принялись издавать резкие отрывистые звуки в такт барабанному бою.

— До чего же здорово плавает князь! — одобрительно сказал Гракх.

Коррадо достиг берега, и вот уже его стройная высокая фигура замерла у самой кромки воды, отбрасывая длинную черную тень. Прошла минута, две, пять, десять, двадцать, а князь все так же неподвижно стоял, подобно памятнику.

— Держит паузу, как опытный актер, — прокомментировал Жоливаль.

Но вот князь Сант-Анна медленно поднял вверх ладони с растопыренными пальцами. Сразу же смолкли туземцы, стихли трещотки и барабаны. Теперь только стрекот ночных насекомых и потрескивание костров нарушали воцарившуюся тишину.

— Алгэл! Алгэ-эл! Алгэ-эл! — протяжно воззвал Коррадо зычным голосом.

— Алгэл! Алгэл! — отозвались хором негры.

— Я слышу тебя, Алгэл! — проревел князь Сант-Анна, он же — Хранитель сокровища. — Ты зовешь меня, Алгэл! Я должен идти к тебе, Алгэл!

Он медленно начал входить в озеро. Когда вода дошла ему до пояса, из сотен глоток туземцев исторгся отчаянный крик:

— Постой, Хранитель! Не оставляй нас, Хранитель! Будь с нами, Хранитель!

— Какое поразительное единодушие! — легкомысленно хихикнул Гракх.

— Они кричат так по сигналу своих колдунов, пояснил Жоливаль. — Тонкости церемониала.

— Насколько я понимаю, колдуны ведь будут только рады, если Хранитель уберется куда подальше, — сказал Гракх. — Или это не так?

— Так-то оно так. Но не могут же они приказывать своим соплеменникам бурно аплодировать.

— Да, это верно…

Тем временем Коррадо вернулся на берег и снова замер, будто каменное изваяние. На сей раз он оставался в статуарной позе около пятнадцати минут. Затем, словно повинуясь какому-то знаку, подошел к самому большому костру и остановился, глядя на огонь.

— Алгэл! Алгэл! — повторил он свой зов.

— Алгэ-эл! — подхватили туземцы.

Тогда князь Сант-Анна указал на пламя и что-то повелительно сказал. Несколько негров тут же бросились к костру и принялись разбрасывать в стороны горящие поленья. Когда с этим было покончено, Коррадо опустился на колени и начал разгребать песок на том месте, где только что играл огонь.

— Сейчас почтеннейшей публике будет представлен сюрпризик! — хохотнул Гракх.

Князь закончил свою работу и вновь воззвал к Алгэлу. И тут из песчаной могилы медленно встал Крэг О’Флаерти собственной персоной.

Марианна, разумеется, знала заранее, что так и должно произойти, но и она невольно вздрогнула, когда увидела долговязую фигуру ирландца, восставшую словно из небытия. А Нья-Нья — та и вовсе испуганно вскрикнула и закрыла лицо ладонями.

На Крэге была надета лишь набедренная повязка, и Марианна мысленно отметила привлекательность его фигуры. Хоть он был сложен и не так классически, как князь Сант-Анна, но смотрелись они рядом, полуобнаженные, вполне достойно.

— Дай ему силы, Алгэл! — провозгласил Коррадо. — Дай ему силы, какие дал мне!

Оба Хранителя — нынешний и будущий — воздели руки вверх, словно бы молясь. Затем О’Флаерти медленно стронулся с места. Он шел по кругу, бестрепетно ступая по разбросанным алым угольям и тлеющим головешкам. Общий изумленный вздох раздался на берегу.

— Черт возьми, неужели же ему совсем не больно? — вырвалось у Гракха.

— А разве не более изумительно, что он пролежал закопанным в течение нескольких часов? — отозвался Жоливаль. — Да еще и костер пропекал его насквозь…

Тем временем ирландец поднял пылающее полено и начал крошить его пальцами, вздымая снопы искр.

— Ему впору теперь в бродячие циркачи податься, — подал реплику виконт.

Расправившись с горящей головней, О’Флаерти подошел к толстому баобабу, одиноко стоявшему на берегу, и замер, прижавшись спиной к стволу.

Коррадо сделал знак — и трое лучников выстроились в двадцати ярдах от дерева.

— Что это значит? — удивилась Лаура. — Неужели они будут стрелять в Крэга?

— Разве ты не помнишь, о чем говорили сегодня они с князем? — улыбнулся Гракх.

— Ой, одно дело, когда просто говорят, а вот когда видишь это собственными глазами…

Марианна полностью разделяла точку зрения Лауры: смотреть на происходящее действительно было очень тягостно.

Туземцы натянули луки, и стрелы, просвистев в ночном воздухе, ударили в грудь ирландцу. Княгиня невольно зажмурилась, но, когда она открыла глаза, О’Флаерти все так же неподвижно стоял у баобаба, а стрелы валялись на песке у его ног.

Тут же лучники повторили залп, но результат был тем же, с той лишь разницей, что одну из стрел, летевшую прямо ему в лицо, ирландец легко перехватил в воздухе и отшвырнул в сторону.

Тогда в дело вступил сам Коррадо. Он взял тяжелый ассегай и с силой пустил его в О’Флаерти. Казалось, мощное оружие развалит грудную клетку Крэга, но ассегай отскочил от его тела, словно от скалы.

— Неужели ему не страшно? — прошептала Лаура.

На этот раз даже Гракх не отважился пошутить: ему тоже было явно не по себе.

— Алгэл! — вскричал Коррадо. — Слава тебе, Алгэл!

— Алгэл! Алгэл! — вторили ему туземцы.

О’Флаерти медленно отошел от дерева. Все разом смолкли. Двигаясь очень неторопливо, ирландец приблизился к князю Сант-Анна.

«Представляю, как переживает сейчас Коррадо, — сочувственно подумала Марианна. — Ведь он уже не ву-ду и воспринимает все как нормальный человек».

— Дай ему силы, Алгэл! — торжественно провозгласил князь, положив руку на плечо Крэгу.

Негры отозвались восторженным воем.

— Могущественный Алгэл, дай свой знак, дай свой знак! — воскликнул Коррадо.

Ирландец достал из костра пылающую головню и отошел в сторону.

— Дай знак, Алгэл, дай знак!

— Дай знак, дай знак! — скандировали туземцы. — Дай знак, Алгэл!

Когда крик достиг апогея, О’Флаерти резким движением воткнул головню в песок перед собой. Раздался оглушительный взрыв, полыхнуло пламя, но, когда осел взбаламученный грунт, ирландец по-прежнему стоял на месте.

— Уф, вот этого номера программы я опасался больше всего, — признался Жоливаль. — Но все как будто сошло благополучно.

Туземцы взорвались восторженными криками. Но Коррадо поднял руку — и они мгновенно стихли.

— Алгэл дал знак! — провозгласил Коррадо. — Он отметил своим могуществом нового Хранителя сокровища.

— Алгэл! Алгэ-эл! — восторженно откликнулась толпа.

— Великое озеро примет нас в свои объятия, а назавтра к вам вернется новый Хранитель сокровища! — продолжал Коррадо. — И будут жить в мире лейя и арио, мабта, буарба и нле! Да будет так по воле Алгэла!

— Алгэл! Алгэл! — подхватили туземцы.

— Кажется, спектакль удался! — довольно потер руки Жоливаль.

— Упаси меня Боже от таких зрелищ в будущем, — вздохнула Марианна.

— Прими нас, Зоуги! — крикнул князь Сант-Анна. — Мы идем к тебе!

— Хватит ли у них сил переплыть озеро? — озабоченно спросила Лаура.

— Коррадо плавает великолепно, — успокоил ее Жоливаль, — а наш храбрец О’Флаерти — он же моряк.

— Да ему теперь и море по колено, ву-ду этакому! — весело добавил Гракх.

Тем временем Сант-Анна и О’Флаерти плечом к плечу шли к водной глади, серебрящейся в лунном свете. Вновь зарокотали барабаны, от звуков которых побежали мурашки по коже. Коррадо и Крэг вошли в озеро по колени, потом по пояс — и вот они уже поплыли, направляясь в сторону противоположного берега, скрытого сейчас в темноте. Две головы — черная и рыжая — постепенно превращались в темные точки, уже едва различимые в призрачных бликах, мерцающих на поверхности воды.

— Все, концерт окончен! — хлопнул себя по колену Жоливаль. — Пойдемте-ка отсюда.

Они поднялись, разминая затекшие ноги. Марианна погладила по голове Нья-Нья, которая по-прежнему сидела, уткнув лицо в ладони. Девушка, не издав ни звука, повалилась на бок.

— Э, да она же без сознания! — воскликнул Гракх. — Что ж, придется мне немножко потрудиться.

Он легко подхватил Нья-Нья на руки, заметив:

— Какая легенькая — просто стебелек!

— Меня ты на руках почему-то не носишь… — ревниво заметила Лаура.

— Гм… — смутился Гракх. — Но если мне представится такая возможность, я непременно ею воспользуюсь.

Они двинулись в деревню знакомой дорогой, без труда ориентируясь в лунном свете. Ночное светило уже поднялось выше по небосклону, превратившись из сочного апельсина в серебряную монету.

— Тебе не тяжело, Гракх? — несколько сварливо осведомилась Лаура.

— Нет, ничего, милая, — смиренно отозвался тот. — Силенка еще есть…

Жоливаль наклонился к уху Марианны и шепнул:

— Если эта девочка его заполучит, молодому человеку придется нелегко…

— Но вы же знаете, виконт, что Гракх — отменный кучер, — ответила она со смешком.

На душе у Марианны было необычайно легко: кажется, их затея удалась, и теперь Коррадо свободен от того долга, который он возложил на себя. И если бы не милый и мужественный О’Флаерти — кто знает, как бы все обернулось… И неужели она скоро покинет эту ужасную дикую Африку?

И вдруг ее посетило странное чувство: ночные джунгли показались чуть ли не родными. Может быть, действительно она могла бы остаться здесь с Коррадо на долгие годы, превращаясь постепенно в туземную женщину, никогда не видевшую городов, карет, красивых платьев?.. Нет-нет, это, конечно, невозможно…

Когда они дошли до деревни, Гракх заботливо уложил Нья-Нья в хижине, которую занимали женщины, и удалился вместе с Жоливалем.

Виконт не преминул напутствовать на прощанье:

— Помните, что говорил князь: у нас может не оказаться времени на сборы. Поэтому будьте готовы без лишнего мешканья отправиться в дорогу.

Марианна и Лаура привели в чувство Нья-Нья — и первыми словами темнокожей девушки были:

— Где Крэг?

— Спи, девочка, спи, — ласково прошептала Марианна. — Он скоро придет. Ты проснешься, а он уже здесь.

— А он жив? Его не убили? — вопрошала всхлипывающая Нья-Нья.

— Жив, жив, конечно, он жив! Разве может быть иначе с Крэгом О’Флаерти?

Либо девушку и действительно успокоили слова Марианны, либо Нья-Нья была слишком измучена пережитым, но вскоре она крепко спала. Лаура последовала ее примеру, а Марианна долго не могла забыться, припоминая события минувшего бурного дня. Битва у озера Зоуги, возвращение Коррадо, испытание, которому подвергся ву-ду Крэг… Пожалуй, многовато для одних суток.

Ей показалось, что едва она смежила веки, как тут же послышалось тихое поскребывание в дверь хижины.

— Кто там? — окликнула Марианна.

— Это Катема, — отозвался голос проводника из племени топи.

— Что случилось? — спросила княгиня, уже понимая, что именно она услышит в ответ.

Да, ошибки тут быть не могло.

— Нужно идти, — отозвался Катема.

Марианна быстро растолкала Лауру и Нья-Нья. Позевывающие спросонок девушки быстро собрали приготовленные загодя припасы.

— Подумать только, госпожа, — пробормотала Лаура, — неужели действительно свершилось: мы возвращаемся домой?

— Мне и самой в это с трудом верится…

— Где Крэг? — жалобно спросила Нья-Нья.

— Мы его увидим, только потерпи немного. Мы ведь сейчас идем к нему.

Женщины вышли из хижины, возле которой их уже поджидали Жоливаль и Гракх в сопровождении Катемы. Едва-едва занимался рассвет, и деревня еще спала.

— Ну-с, вы готовы? — осведомился Жоливаль. — Кажется, пришло время прощаться со здешними пенатами. Разумеется, это не относится к нашей Нья-Нья. Как она, кстати, себя чувствует? Гракху не придется вновь нести ее?

— Спасибо, — робко улыбнулась девушка. — Я хочу к Крэгу.

— Это не проблема — он тебя уже ждет. Катема отведет нас на место встречи.

Взвалив на плечи скромную поклажу, состоявшую из запасов провизии — сушеного мяса, орехов, овощей, они двинулись в путь. Вот уже и последняя хижина селения скрылась из виду, и кругом расстилались сплошные джунгли.

Явно не выспавшийся Жоливаль сердито ворчал что-то под нос и сердито ругался, когда под ноги подворачивался коварный корень. Катема, обернувшись к виконту, знаком показал ему, чтобы тот вел себя потише.

— Он прав, Аркадиус, — поддержала Марианна проводника, — нам ни к чему привлекать к себе лишнее внимание.

Жоливаль фыркнул с недовольным видом, но тем не менее в дальнейшем вел себя сдержаннее.

Появилось солнце, и Марианна легко определила, что Катема ведет их группу строго на запад.

«Мы уже движемся в сторону океана», — с радостью подумала она.

Спустя примерно пять миль, Катема остановился и издал отрывистое верещанье, подражая крику птицы линкололо. Из зарослей раздался ответный крик. И уже через пару минут Марианна с друзьями увидели князя Сант-Анна и Крэга О’Флаерти.

— Черт меня подери! — воскликнул Жоливаль. — Теперь я и впрямь верю, что прежний Хранитель сокровища сложил свои полномочия.

Другие были удивлены не меньше. В последнее время все привыкли видеть Коррадо лишь в одной набедренной повязке. Теперь же в этом нарядке красовался Крэг, а на князе был удобный походный костюм из светлого полотна и широкополая шляпа. Это одеяние европейца-путешественника контрастировало с темным лицом Коррадо столь же причудливо, как и туземное одеяние с рыжей шевелюрой О’Флаерти.

— У меня просто нет слов, князь! — выпалил Жоливаль. — Вы прямо-таки совершеннейший денди. Откуда такая роскошь в этой глуши?

Сант-Анна скупо улыбнулся:

— Неужели вы полагаете, что я добирался сюда в негритянском наряде от самой Италии?

Жоливаль продолжал восхищенно его оглядывать, цокая языком:

— Ей-богу, князь, со всеми этими африканскими перипетиями я уже как-то и забыл, что на свете существует нормальная одежда…

— Что ж, могу вас порадовать, Аркадиус, — сказал Коррадо дружелюбно. — Большого запаса одежды я с собою не брал, но приличная рубашка для вас у меня в багаже найдется.

— Неужели? — ахнул Жоливаль.

Он обрадовался подарку совершенно по-детски и долго благоговейно рассматривал со всех сторон батистовую рубаху. Потом скинул свою кожаную накидку и, облачившись в обновку, поинтересовался не без кокетства:

— Ну, как, мне идет?

— По местным условиям вы теперь прямо-таки отъявленный щеголь, Аркадиус! — рассмеялась Марианна.

О’Флаерти с веселой ухмылкой наблюдал за этой сценой.

— А что, Аркадиус, может быть, вы все же предпочтете остаться со мной? — спросил он. — Я, так уж и быть, предоставлю вам теплое местечко при персоне Хранителя сокровища, если вы пожелаете.

— Ах нет, увольте! — пылко воскликнул Жоливаль. — Вся Африка и без того представляет для меня излишне теплое местечко! Сущее пекло!

И тут все взоры обратились к ирландцу.

— Господи, милый наш Крэг! Как мы рады вас видеть живым и здоровым! Простите, что мы несколько отвлеклись на такие пустяки, — сочувственно сказала Марианна.

О’Флаерти беспечно махнул рукой:

— Право, тут и говорить не о чем. Вы лучше объясните моей Нья-Нья, что меня можно не опасаться.

Темнокожая девушка и впрямь смотрела на Крэга с суеверным страхом. Лаура обняла ее за плечи и подтолкнула к ирландцу, но та испуганно мотала головой и не двигалась с места. Губы ее кривились от ужаса.

— Нет-нет, он неживой, он неживой, — твердила Нья-Нья слабым голосом.

— Вот глупенькая! — рассмеялась Лаура. — Да разве может так быть: Крэг — и неживой!

О’Флаерти широко улыбнулся:

— Молодец, Лаура! Ты, оказывается, совсем недурно разбираешься в мужчинах.

Лаура смущенно зарделась, а Марианна сказала серьезно и озабоченно:

— Крэг, я прекрасно вижу, что вы живой, но, поверьте, то, что нам довелось увидеть, было просто ужасно.

— Отчего же? — откровенно веселился ирландец. — Мы, ву-ду, поистине страшные люди: нам все нипочем.

— Но каково же было вам пролежать несколько часов закопанным в песке?

— Признаться, там было темновато, — фыркнул Крэг. — Хотя вру: глаза-то у меня были закрыты.

— Но ведь над вами вдобавок горел костер!

— Знаете, снаружи мне не было ни жарко, ни холодно. Другое дело изнутри. Тут наш славный Коррадо был совершенно прав: такое было впечатление, будто все кишки, пардон, инеем покрылись. Я бы сказал, внутри меня царил российский морозный январь. Вы ведь, Марианна, наверное, хорошо помните тамошний климат? Но в моем положении не могла выручить никакая шуба, а потому приходилось терпеть, невзирая на самые неприятные ощущения.

Жоливаль участливо улыбнулся:

— Наверное, тут бы кстати была добрая пинта виски, не правда ли, Крэг?

— К сожалению, под рукой таковой не оказалось, — развел руками ирландец. — Так что я не смог проверить, как именно спиртное воздействует на ву-ду. Да и, признаться, подобные мысли мне в голову не приходили, голова работала как бы одной половинкой.

— Да, я испытал это на себе, — подтвердил князь Сант-Анна. — Все бытовое, суетное как бы не существует. Притупляются все чувства, а взамен обостряется реакция, многократно вырастает выносливость. Я слышал, что нечто похожее на это практикуют индийские йоги, но не могу утверждать наверняка.

— Только упаси тебя Бог, Коррадо, знакомиться когда-либо еще и с их опытом! — воскликнула Марианна с почти непритворным испугом.

Все, кроме Нья-Нья и Катемы, рассмеялись.

— Друзья, я, разумеется, ценю вашу жизнерадостность, — сказала Марианна. — Но вы ведь не меньше моего переживали и за князя, и за Крэга, отважившихся на такую безумную затею, как превращение в ву-ду… Вы знаете, О’Флаерти, когда вы хватали руками горящие головни и прогуливались по раскаленным углям, мне казалось, будто я слышу наяву запах паленого человеческого мяса.

Ирландец продемонстрировал сначала свои ступни, затем ладони: на них не было и малейшего намека на ожоги.

— Понимаете, для меня было безразлично: идти по льду или по живому огню — ощущение было бы тем же самым. По льду, наверное, было б похуже: все-таки скользко, что и говорить.

— Но когда стрелы ударяли вас прямо в грудь? — спросила Лаура.

— Такое было ощущение, как будто летящий жук сослепу налетает на тебя, и не более. Правда, одна из стрел явно направлялась мне прямо в глаз, и я решил ее заблаговременно перехватить. Возможно, достаточно было просто зажмуриться, но я все же решил не рисковать понапрасну. Но вот когда Коррадо пустил в меня ассегай это напоминало хороший удар кулаком. Даже след остался.

О’Флаерти продемонстрировал небольшой кровоподтек под правым соском.

— Черт возьми, ну до чего же здорово! — восхищенно крякнул Гракх.

— Знаешь, милый, — вкрадчиво сказала ему Лаура, — если тебе столь нравятся подобные процедуры, то, когда вернемся на виллу Сант-Анна, попроси у князя этого зелья, а я испытаю тебя на прочность от всей души…

«Кажется, эта девушка уже по уши влюблена в Гракха», — подумала Марианна.

Жоливаль же отреагировал по-своему:

— А поменяться ролями вы не хотите?

Гракх и Лаура покраснели, Коррадо тихонько хмыкнул, О’Флаерти зашелся от хохота, а Марианна дернула Аркадиуса за рукав новой рубашки и сказала укоризненно:

— Не кажется ли вам, виконт, что вы чрезмерно одичали в здешних джунглях, если способны отпускать столь двусмысленные шуточки?

— К тому же, — добавил князь Сант-Анна, — запасы моего снадобья исчерпаны.

— Что значит: испытаю на прочность? — невинно спросила вдруг Нья-Нья.

Теперь расхохотались уже все — за исключением, впрочем, невозмутимого Катемы.

— Но знаете, Крэг, — сказал, отсмеявшись, Жоливаль, — больше всего меня беспокоил ваш трюк со взрывом. В какой-то момент мне померещилось, как будто вас разрывает надвое, честное слово.

— Да, впечатление было не из приятных, это уж точно, — поддакнул Гракх.

— Князь тоже высказывал свои опасения, — кивнул О’Флаерти, — но мне удалось убедить его. Но мне уже приходилось иметь дело с пороховыми зарядами, и эту маленькую мину Коррадо изготовил по моей рецептуре. Конечно, если бы я был нормальным человеком в тот момент, то мог лишиться какой-либо конечности или, как минимум, получить сотрясение мозга. Или же стать идиотом на всю оставшуюся жизнь от столь впечатляющего эффекта. Казалось, будто земля разверзлась под ногами — и в трезвом… Ха-ха-ха, я хотел сказать — в обычном состоянии я бы наверняка свихнулся, а так… В общем, мне только слегка опалило ресницы.

— Но эффект был совершенно ошеломительный! — восхитился Жоливаль. — Даже, на меня, человека сугубо не туземного, это произвело впечатление.

— А как великолепен был князь! — защебетала Лаура. — Как это внушительно прозвучало: «Алгэл, дай ему силы, Алгэл!»

Коррадо коротко взглянул на нее, и девушка разом осеклась, поняв, что сказала лишнее. Такая фамильярность по отношению к хозяину вряд ли уместна даже в условиях диких гвинейских джунглей…

— Не беспокойся, Лаура, — украдкой шепнула ей Марианна. — Князь не подумал ничего плохого.

— Хорошо бы… — неуверенно отозвалась Лаура. — Но мне, кажется, стоит немножко попридержать язычок…

— Но самое интересное, друзья, — сказал О’Флаерти, — это испытание перехода от ву-ду к человеку И поверьте, нет ничего слаще этого состояния.

— Возможно, тут сыграло роль то, — с улыбкой произнес Коррадо, — что среди моих запасов, схороненных в хижине Хранителя, имелась еще одна бутылка отличного ирландского виски.

— О да! — с воодушевлением подтвердил Крэг. — Это было незабываемо! Представьте себе: только что ты — полено поленом, и вдруг кровь начинает пульсировать в жилах, мир обретает краски… К сожалению, это состояние эйфории длилось недолго. И я просто стал обычным человеком. Причем совершенно трезвым.

— Поскольку, — дополнил князь Сант-Анна, — я позволил вам выпить всего лишь несколько глотков.

— Зато в запасе у нового Хранителя сокровища осталась еще почти целая бутылочка! — с энтузиазмом заявил О’Флаерти. — И поверьте, князь, я всячески буду экономить эту драгоценную влагу!

— Что-то с трудом верится, — скептически буркнул Жоливаль.

— Э, да я хотел принести ее сюда, чтобы мы могли хотя бы спрыснуть расставание, — признался Крэг. — Но князь мне отсоветовал.

— Ну и правильно, — сказал Гракх. — Если все пойдет хорошо, мы недели через две-три будем уже в Сен-Луи, а там уже не за горами и Италия! И я лично с большим удовольствием выпью заочно за ваше здоровье, уважаемый Хранитель сокровища пяти племен!

— До чего же мне жалко, что мы не можем закатить прощальное пиршество! — сокрушенно признался Крэг. — Но князю Сант-Анна, ушедшему по зову великого Алгэла, и впрямь не стоит больше показываться в этих местах. И чем скорее вы отправитесь в путь, тем лучше.

Марианна с восхищением смотрела на этого бесшабашного ерника, который по собственной воле обрекал себя на жизнь в джунглях.

— А знаете что, Крэг, — сказала она вдруг, — почему бы вам не отправиться сейчас с нами? Ведь еще не поздно. Хранителя сокровища еще не скоро хватятся, а к тому времени мы уже будем далеко… Ну, правда, Крэг…

Она увидела краем глаза, как нахмурился Коррадо, но сделала вид, будто не замечает этого.

— Э, нет, так мы не договаривались! — бодро заявил ирландец. — Князь Сант-Анна доверил мне столь ответственную должность, и я никак не могу манкировать своими новыми обязанностями. И я не могу позволить, чтобы по моей вине снова началась братоубийственная бойня, а проще говоря — крушение черепушек налево и направо. Я ведь теперь — Хранитель сокровища, а это, согласитесь, что-то похлеще канцлера либо первого министра. И должен же я излечить этих бедняг от той дури, которой их потчуют колдуны, благо рецепт лекарства у меня, благодаря князю Сант-Анна, имеется… и потом — тут моя Нья-Нья… Ну иди же ко мне, голубка, иди ко мне, шоколадненькая моя…

О’Флаерти сделал приглашающий жест рукой. Нья-Нья осторожно, по полшага подошла к нему, и Крэг тут же заключил ее в объятия.

— Ну что, ты чувствуешь, что я все тот же, из горячей плоти?

Нья-Нья вместо ответа положила голову ему на грудь, и это было красноречивей всяких объяснений.

— Вот видите? — улыбнулся ирландец. — Мы с ней нарожаем кучу детишек, и дай вам Бог угнаться за нами.

Марианне этот намек показался не совсем уместным, но глаза О’Флаерти смотрели совершенно невинно — и, конечно, она не могла сейчас на него сердиться… А ведь предстоит еще объяснение с Коррадо по поводу зачатого в его отсутствие ребенка… Но это — потом, потом!

Она все же не удержалась от того, чтобы не отшутиться:

— Вы же знаете, Крэг у меня есть перед вами фора в одного сына…

— Господи, — с чувством сказал О’Флаерти, — я никогда не видел вашего Себастьяно, но я от всей души желаю ему удачи и счастья! Когда прибудете домой, скажите своему мальчику, что в джунглях Гвинеи живет один рыжий чудак-полубог, который всегда готов принять его как родного сына!

— Спасибо, Крэг… — растроганно промолвила Марианна и обняла О’Флаерти.

— Ну, полно, полно… — дрогнувшим голосом сказал ирландец. — Вам пора в путь. И дай Бог вам всего самого лучшего. Пусть даже этим богом будет сам Алгэл.

— Прощайте, мой милый Крэг, — одними губами сказала Марианна. — Мне почему-то кажется, что одна из ваших дочерей будет похожа на меня.

Дыхание ирландца шевелило ее волосы у самого уха:

— А я в этом просто-таки уверен…

— Господа, нам действительно пора трогаться, — как сквозь сон донесся до Марианны голос князя Сант-Анны.

Глава VII


ЭХО ПОЕДИНКА В СЕЛТОН-ХОЛЛЕ


«Черный ястреб» подходил к венецианскому причалу. Матросы уже бросили на берег канаты, чтобы корабль подтянули к пристани, и сейчас подтаскивали к борту «Черного ястреба» трап.

Марианне не терпелось поскорее сойти на берег. Она с легким удивлением смотрела на высокие дома, на золотые купола видневшегося вдали собора.

— Коррадо, погляди — это город, самый настоящий город! — с восхищением произнесла она. — И люди здесь живут не в хижинах и не в каютах, а в домах.

— И носят не набедренные повязки, а платья! — добавила Лаура, со счастливой улыбкой на лице приветствовавшая родную землю. — Гракх, ты купишь мне красивое платье?

Гракх кивнул.

Марианна вспоминала свой отъезд из Венеции на погибшей «Ласточке» и свое обещание, данное этому городу, — обязательно увидеться.

— Коррадо, завтра мы погуляем по городу, не правда ли? — снова обратилась она к мужу.

— А ты не устала? — ответил он вопросом на вопрос.

— Нисколько! — улыбнулась молодая женщина. — Я просто мечтаю о том, чтобы плыть с тобою в гондоле. Как все-таки жаль, что они все черные. Мне бы хотелось, чтобы Венеция встречала нас всеми красками, какие только существуют на свете!

— Это вы сейчас радуетесь, что увидели город, Марианна, — сказал подошедший Аркадиус. — Я уверяю вас, что спустя несколько месяцев вы затоскуете по охоте на крокодила!

— Кто знает, может быть, в венецианских каналах найдется несколько крокодилов, — засмеялась Марианна. — И мне не придется тосковать об этом!

— Нет! — заявила Лаура. — Хоть мясо этих мерзких тварей и приятно на вкус, но в моем родном городе они не водятся! А я сейчас мечтаю о большой тарелке спагетти, которыми меня накормит моя тетушка!

— «Спагетти» — какое чудесное и какое простое слово! — умилился Гракх. — Мне так надоело употреблять пищу с трудновыговариваемыми названиями!

— Ну вот, теперь мы снова начнем вспоминать о джунглях, — досадливо протянул Аркадиус. — Ведь во время морского путешествия мы не обмолвились о них и словом — говорили почти исключительно о погоде. Так хорошо говорить о погоде, когда знаешь, что тебе есть где укрыться!

— Ну что ж, погода сегодня великолепная! — улыбаясь, сказала Марианна.

Погода и впрямь была великолепной. Солнце горело на куполах собора так ярко, что хотелось зажмуриться. Дувший с моря легкий ветер развевал на мачте «Черного ястреба» флаг с гербом Сант-Анна — белым единорогом, побеждающим золотую гадюку.

На борту соседнего корабля Марианна увидела белокурую даму в великолепном платье, пристально смотревшую на нее. Лицо этой женщины показалось Марианне знакомым, но она не смогла вспомнить, где они могли видеться. И к тому же она обратила большее внимание на платье. Оно было так красиво, и голубой цвет так восхитительно смотрелся на фоне сливающихся неба и моря, что Марианне стало стыдно за свой наряд, вряд ли отвечавший требованиям моды. Она отошла немного в сторону, чтобы дама не могла видеть ее, и повторила мужу слова Лауры:

— Коррадо, хоть меня и называли лесным божеством, но я предпочитаю быть княгиней Сант-Анна. Мне просто необходимо иметь несколько красивых платьев. Я так хочу, чтобы ты гордился мной.

— Я и так тобой горжусь, — ответил князь, с удовольствием подставляя лицо теплому солнцу.

Марианне почудилась едва заметная фальшь в его голосе, но она предпочла не заметить ее. Марианна догадывалась о причине, побуждавшей Коррадо вести себя именно так. За все время путешествия он ни словом не обмолвился о ее беременности — только заботился о ней, заставляя Марианну оставаться в каюте даже во время самой легкой качки и постоянно спрашивая, не устала ли она.

Но Марианна видела, что он страдает. Иногда она ловила на себе печальный взгляд князя. Он так смотрел на нее, когда думал, что Марианна его не видит. Но стоило ей обернуться, как лицо князя освещалось улыбкой, и он начинал очередной незначащий разговор, как они договорились с самого начала — не вспоминать свои приключения во время морского путешествия.

— Не стоит искушать судьбу, — серьезно сказал Аркадиус, когда они взошли на палубу «Черного ястреба» в Сен-Луи. — Мы вспомним обо всем у камина, когда наконец доберемся домой и все приключения будут казаться сном или страшной сказкой. А сейчас давайте изобразим из себя эксцентричных мужчин и дам, решивших по собственной прихоти прокатиться на корабле до Африки и обратно.

Сперва просьба Жоливаля показалась Марианне странной — она видела во сне костры и туземцев и всякий раз просыпалась в холодном поту. И не могла удержаться от того, чтобы не вздрогнуть, когда видела в зеркале тонкий белый шрам на своем нежном горле.

Но по прошествии нескольких дней Марианна поняла, что в словах виконта была изрядная доля истины. В неспешных прогулках по палубе «Черного ястреба», любовании океаном и пустых разговорах было что-то успокаивающее, благотворно влиявшее на истрепанные нервы путешественников. И когда истекла первая неделя плавания, Марианна с удивлением и радостью обнаружила, что страшные сны больше не тревожат ее.

— Вы хороший психолог, Аркадиус, — сказала она тогда Жоливалю. — Я чувствую себя такой спокойной, какой, наверное, была только в течение жизни на вилле.

— Благодарю вас, Марианна, — склонился виконт в изящном поклоне. — Я придумал этот «способ пустых бесед», великолепное лекарство для самоуспокоения, довольно давно, еще в Париже, когда мы с Аделаидой считали, что вы погибли… — Жоливаль осекся и, улыбнувшись, произнес: — Не правда ли, океанские волны просто великолепны, Марианна?

Ночные кошмары перестали мучить Марианну, но она страдала, видя, как мучается князь, не решаясь задать ей терзавший его вопрос.

Однако несмотря на то, что они изображали из себя всего лишь эксцентричную компанию, чтобы не привлекать излишнее внимание «злых духов», их плавание вовсе не было таким благополучным, как им того хотелось.

Несколько раз начинался сильный шторм, корабль швыряло по волнам, как щепку, и путники забивались в свои каюты, молясь о том, чтобы остаться в живых. Однажды порывом ветра вырвало мачту, и матросам пришлось потратить немало времени, чтобы привести снасти в порядок.

— Странно было бы и надеяться, что все время будет полный штиль, — говорил неунывающий Жоливаль. — Бурное море — это так романтично, не правда ли, Лаура?

Лаура сердито смотрела на Аркадиуса и ничего не отвечала. Она призналась Марианне, что море не вызывает в ней никаких романтических чувств после того, как они добирались до берегов Африки на обломках разбитого корабля. У Марианны же шторм вызывал воспоминания о пиратах, и она подолгу вглядывалась в даль, боясь увидеть трепещущий на высокой мачте черный флаг.

Но в последние дни плавания море было удивительно спокойным, и корабль легко плыл по волнам. Все были довольны, потому что знали — скоро Венеция.

И сейчас, ступая с трапа на землю этого прекрасного города, Марианна вновь улыбнулась от счастья — она почувствовала себя прекрасной женщиной, княгиней Сант-Анна.

Экипаж привез их в гостиницу, ту самую, где останавливалась Марианна перед тем, как отплыть в Африку. Кони звонко стучали копытами по мостовой, и Марианна искренне наслаждалась этим звуком.

— Как мне нравится цокот копыт! — сказала она Коррадо. — Боже, как давно я его не слышала!

— Я тоже, — отозвался князь.

Марианна сидела у окна и вслушивалась в затихающие звуки Венеции. Вот тихий разговор — слов нельзя разобрать, но изредка доносится веселый смех. Вот скрип колес кареты, а вот легкий плеск весла — скоро гондольеры начнут петь свои мелодичные песни.

Молодая женщина вдохнула влажный вечерний воздух и закрыла глаза от удовольствия.

В дверь постучали.

— Войдите! — крикнула Марианна.

Это мог быть либо князь, либо Аркадиус — Гракх ушел вместе с Лаурой к ее тетушке. Марианна призналась себе, что она предпочла бы побеседовать с Жоливалем.

Но вошел Коррадо.

— Я не помешал тебе?

Марианна покачала головой:

— Ну что ты. Я любовалась Венецией и думала о том, что завтра мы обязательно возьмем гондолу и проплывем по венецианским каналам.

— Хорошо, — согласился князь. — Это будет завтра, а сегодня я хотел бы поговорить с тобой, если ты, конечно, не возражаешь.

— Нет, я не возражаю, — со вздохом ответила Марианна.

— У нас будет ребенок? — спросил Коррадо.

Марианну поразило это «у нас», а не «у тебя». Значит, он уже простил ее.

Она улыбнулась мужу:

— Да. Я думаю, что это мальчик, судя по его беспокойному поведению.

— А… у него будет темная кожа? — медленно, словно бы подбирая слова, произнес Коррадо.

— Нет, — глядя ему прямо в глаза, ответила Марианна. — У него будет светлая кожа.

Чернышов, Наполеон, Россиньоль… О ночах, проведенных с ними, она не могла рассказать Коррадо. Возможно, когда-нибудь она расскажет о Гудсоне Лоу, надругавшимся над ее телом, но не о них. Конечно, Коррадо понимает, что она — всего лишь женщина, а дорога к Зоуги была очень далекой и трудной, но он догадывается, наверное, и о том, что, рассказывая о своем путешествии, Марианна опустила некоторые детали, и он сам бы предпочел не слышать о них.

И Марианна не знала, что ответит мужу, если он вдруг решит расспросить ее о ребенке.

Но Коррадо с болью посмотрел на Марианну и глухо произнес:

— Хорошо. Ребенку с темной кожей пришлось бы тяжело в жизни.

И тут Марианна почувствовала, как ребенок зашевелился внутри нее, и тихо улыбнулась ему.

Когда она подняла глаза на мужа, то увидела, что он тоже улыбается — нежно и ласково.

— Я мечтал о втором ребенке, — сказал он, гладя руку Марианны. — Ты уже придумала ему имя?

— Пусть только это тебе не покажется странным, — сказала молодая женщина. — Я хочу назвать его Карлос, если это будет мальчик.

По лицу князя скользнула удивленная улыбка.

— Карлос? Но почему?

— Я хочу назвать его именно так, — твердо произнесла Марианна.

И перед ее глазами, словно из туманной дымки, возникло лицо Франсуа Россиньоля, погибшего в джунглях, спасая ее.

— Мы будем очень любить его, — тихо сказал Коррадо.

Они проговорили до утра, слушая переливчатые песни венецианских гондольеров, и на рассвете счастливая Марианна уснула в объятиях мужа.

Лаура вернулась от родных очень возбужденная.

— Я умоляю вас, госпожа, давайте задержимся в Венеции хотя бы на один день!

— А что случилось? — поинтересовалась Марианна.

— Сегодня начинается большой карнавал. Он продлится целую неделю, но сегодня будет самое интересное — целая ночь танцев! Представьте, как это чудесно — танцевать, не зная с кем, потому что его лицо закрыто маской!

Гракх мрачно посмотрел на свою подругу и добавил:

— По улицам уже ходят люди в масках. Наверное, у них такие физиономии, что они решили скрыть их на день пораньше!

— Гракх, а тебя всегда можно узнать по волосам, и с тобой нетаинственно танцевать!

— Романтики тебе было мало, теперь, видите ли тайны понадобились! — проворчал Гракх.

— Не ругайтесь! — успокоила Марианна разбушевавшуюся парочку. — Пожалуй, мы действительно проведем в Венеции еще одну ночь — хочется посмотреть на карнавал.

— Ой, надо сделать костюмы! — и Лаура немедленно умчалась готовиться к карнавалу.

Жоливаль посмеялся над предложением Марианны явиться на карнавал в набедренных повязках, но пойти с ними отказался.

— Хватит с меня острых ощущений! — пробурчал он. — Я сейчас хочутолько одного — спать в нормальной постели, чтобы вокруг тебя ничто не шелестело и чтобы твоя комната не качалась.

Лаура принесла ворох разноцветной одежды, и вечер прошел за веселым придумыванием костюмов.

На голову Гракха шаловливая девушка надела высокий бумажный колпак, увенчанный желтым бубенчиком.

— Так я всегда найду тебя в толпе! — сказала она.

— Ладно, только тогда и ты надень что-нибудь такое, чтобы и я смог тебя найти! — заартачился Гракх.

Марианна с удовольствием наблюдала за молодыми людьми, шутливо поддевавшими друг друга. Она решила, что просьба Гракха вполне резонна, и помогла Лауре выбрать себе костюм — широкополая шляпа и пончо, такое пестрое, что при одном взгляде на него начинало рябить в глазах.

Лаура долго вертелась перед зеркалом.

— Я действительно хороша в этом костюме, госпожа? — постоянно спрашивала она Марианну, то так, то эдак надевая шляпу.

— Ты похожа на цветущий сад! — успокоила ее Марианна.

Она выбрала для себя длинный черный, расшитый серебряными блестками плащ и черную шляпу, с которой спускалась густая вуаль.

— Принцесса-ночь! — произнес Коррадо, восхищенно глядя на нее.

Сам он ограничился красной шелковой маской, наполовину закрывшей его лицо.

Они еще раз полюбовались друг на друга и похвалили выбранные костюмы. И так как выходить было еще рано, все остались в номере Марианны, взахлеб обсуждая предстоящее ночное веселье.

Было решено, что Гракх и Лаура протанцуют всю ночь, если им понравится карнавал, а князь и Марианна немного погуляют по улицам и вернутся в гостиницу.

Лаура, уже догадавшаяся, почему у Марианны в джунглях «болела спина», с легким сочувствием смотрела на молодую женщину.

— Как жаль, госпожа, что вы не сможете танцевать, — говорила она. — Я сегодня слышала, как репетировали музыканты — такая прелестная музыка!

— Может быть, я и потанцую немного, — сказала Марианна. — Если на улице не будет чересчур много народа.

— В таком случае вам не удастся этого сделать, госпожа, — сказала Лаура. — На этот карнавал обычно собирается вся Венеция. А некоторые даже из других городов специально приезжают.

Марианна то и дело взглядывала на князя — красный шелк маски в сочетании с бронзовой кожей и серо-голубыми глазами Коррадо смотрелся просто восхитительно.

— Ты похож на Бога, — улучив момент, шепнула она на ухо мужу.

Князь одарил ее влюбленным взглядом.

— Уже играет музыка! — вскричала Лаура. — Карнавал начинается!

Они вышли на улицу и смешались с пестрой веселой толпой. Марианна с интересом глядела по сторонам, рассматривая причудливые костюмы венецианцев. Вот красавец султан, вот лохматый медведь, а вот нищий в лохмотьях. Или просто бедняге не в чем было прийти на карнавал, и он решил выдать за праздничный костюм свою повседневную одежду?

Но и нищий, и султан, и многочисленные принцессы и принцы — все улыбались во весь рот и радостно двигались в такт бодрой музыке.

— Как хорошо… — прошептала Марианна, украдкой бросая взгляд на мужа.

Она не могла видеть выражения его скрытого маской лица, но серо-голубые глаза князя искрились весельем.

Марианна с восторгом отдалась общему веселью. Ей нравилось, что Венеция после долгой разлуки встретила ее карнавалом. Ей нравились венецианцы, так яростно ссорившиеся друг с другом утром и так счастливо плывшие в толпе рядом, не узнавая бывших своих противников под яркими масками, скрывавшими лица.

— Тебе нравится тут? — спросил Коррадо, склонившись к ней.

Бахрома его красной маски скользнула по вуали Марианны, и молодая женщина вспомнила момент, когда она впервые увидела его лицо, тоже скрытое от чужих взоров. Но тогда это был не веселый праздник, тогда Коррадо прятался от людей, чтобы они не заметили его темную кожу. Он боялся пересудов, он лгал, что болен, а теперь может свободно ходить по городским улицам, используя маску разве что для карнавала.

— Да, я счастлива с тобой, — ответила Марианна, но боль тут же сдавила ее сердце — Коррадо легко перенес известие о будущем ребенке, но кто знает, чего ему это стоило!

Марианна поклялась себе, что обязательно родит третьего ребенка — и пусть даже он будет темнокожим, зато отцом его станет Коррадо.

Толпа несла их к пристани, туда, откуда отплывала «Ласточка», и туда, куда возвратился после долгих скитаний «Черный ястреб».

Но сейчас у причала стояли другие корабли — одни вернувшиеся, другие готовившиеся отправиться в путешествие, и другие флаги развевал ветер на их мачтах, а сражающаяся с белым единорогом золотая гадюка не была видна.

— Наш корабль стоит, как мертвый, — сказала молодая женщина князю.

— Он вовсе не мертвый, — отозвался он. — Только я надеюсь, что он не скоро покинет пристань.

Марианна кивнула — она разделяла мнение мужа.

А вокруг шумели веселые люди, и не подозревавшие о том, что двоим из них пришлось пройти множество дорог и претерпеть немалые лишения, чтобы вновь обрести друг друга.

Но даже если бы венецианцы узнали об этом, они вряд ли обратили бы на Марианну и Коррадо внимание — у каждого была своя мечта и своя любовь, а сейчас все слилось в одной пестрой толпе — карнавал владел мыслями и душами, карнавал правил бал и радостно пел вокруг.

Марианна рассматривала костюмы, но ни один не мог сравниться с ее черно-серебряным плащом.

— Ты прекрасна, — прошептал князь. — Я бы согласился, чтоб меня окружала вечная ночь, если бы она была такой же красивой, как ты.

— Алая луна будет светить в этой ночи, — отозвалась Марианна, глядя в сверкающие счастьем глаза мужа.

Музыка становилась все быстрее.

— Может быть, мы немного потанцуем? — предложила Марианна.

— А тебе… можно? — осторожно поинтересовался Коррадо.

Молодая женщина заметила, что на мгновение лицо мужа омрачилось, и поспешила успокоить его:

— Нет, я хорошо себя чувствую.

Ей действительно было хорошо, и, когда она почувствовала сильные руки князя на своей талии, молодой женщине показалось, что вокруг не существует ничего и никого. Она кружилась в легком танце, чувствуя себя такой же легкой и веселой, как и все.

Но вдруг Марианна ощутила на себе чей-то прямой и злобный взгляд. Она обернулась, но ничего особенного не заметила.

— Что с тобой? — почувствовав ее состояние, спросил Коррадо. — Тебе нехорошо?

— Нет-нет, — ответила Марианна, продолжая оглядываться по сторонам. — Все прекрасно.

В ее памяти внезапно всплыла женщина в голубом платье, глядевшая на нее с борта соседнего корабля в день их прибытия в Венецию. И хотя ничего странного в ее поведении не было, Марианна подумала, что с той женщиной связано что-то нехорошее. Этот взгляд…

Те же самые голубые глаза взглянули на молодую женщину из-под маски Серебряного принца, и даже приклеенные черные усы не смогли заставить Марианну усомниться, что под маской скрывалась женщина.

Этот стальной взгляд словно бы пронзил Марианну насквозь. Ей не хотелось больше танцевать и веселиться, ей хотелось только одного — скрыться от этого взора, и она пожалела, что послушалась Лауру и осталась в шаловливой Венеции еще на один день.

— Ты обманываешь меня, — укоризненно прозвучал над ее ухом голос князя. — Не лучше ли нам будет вернуться домой… то есть в гостиницу?

Марианна кивнула:

— Самое лучшее будет вернуться домой, но пока что давай действительно в гостиницу.

Они повернули обратно. Продвижение было куда сложнее, нежели к пристани, — приходилось наталкиваться на танцующих. Марианна и Коррадо будто бы плыли против течения, и почти все время Марианна видела перед собой лицо Серебряного принца, ехидно улыбавшегося из-под своей маски.

— Коррадо, посмотри на этого человека, — попросила Марианна. — Мне кажется, что он преследует нас.

Князь обернулся по сторонам, но Серебряный принц исчез, как сквозь землю провалился.

— Кого ты имеешь в виду? — удивленно спросил князь. — Я не замечаю никого, кто бы мог нас преследовать.

И сколько бы ни смотрела Марианна вокруг — Серебряного принца видно не было.

«Возможно, это просто был юноша, которому я понравилась, — решила она. — Но когда он увидел, что я не одна, он поспешил исчезнуть».

Марианна была довольна тем, что мужчины обращают на нее внимание, и ей даже стало жаль, что похожий на молодую женщину мальчик предпочел ее какой-нибудь более доступной венецианке.

Они были уже недалеко от гостиницы, как вдруг навстречу хлынула новая толпа танцующих.

Марианна не успела опомниться, как разноцветный людской водоворот закружил ее, вырвав из рук мужа.

— Коррадо! — крикнула она, но красная маска князя уже мелькала где-то вдали, а Марианна, подхваченная карнавалом, летела обратно в сторону пристани.

Она попыталась найти проход, но ей не удалось этого сделать. Марианна огляделась и увидела, что ее плотным кольцом окружают несколько мужчин в черных масках — слишком мрачных, чтобы их можно было принять за карнавальные костюмы.

— Не советую тебе дергаться, девочка, — хриплым баритоном произнес один из них, и Марианна с ужасом заметила, как в складках его плаща блеснуло дуло пистолета.

— Твой муж не скоро увидит тебя, — добавил другой, оттесняя Марианну к переулку.

— Коррадо! — крикнула молодая женщина изо всех сил, но голос ее потонул в шуме веселящейся толпы.

— Помогите! — закричала Марианна, но мужчины в черных масках немедленно принялись танцевать, и вопль Марианны был встречен дружным смехом — все подумали, что перед ними разыгрывается очередной карнавальный спектакль.

Между тем Марианна, теснимая своими преследователями, все ближе продвигалась к каналу.

— Вы хотите утопить меня? — слабым голосом спросила она, почувствовав за своей спиной холод воды.

— Ну что ты? — засмеялся один из мужчин. — Утопим мы тебя позже, а пока что веди себя поспокойнее!

Поняв, что никто не придет ей на помощь, Марианна покорно уселась в лодку, ждавшую у борта канала. Ее похитители — молодая женщина успела заметить, что их было пятеро, — сели следом.

— Я надеюсь, ты не будешь возражать, если мы завяжем тебе глаза, — услышала Марианна, и тут же на ее лицо легла шелковая лента.

— Спасите! — вновь попыталась крикнуть она, но к ее виску моментально прижалось холодное дуло.

— Мы пристрелим тебя, если ты еще раз попытаешься пикнуть, — раздался все тот же хриплый баритон. — И к тому же тебя никто не услышит, кроме немощных стариков да маленьких детей, а они помочь не смогут.

«Все же на карнавале!» — пронеслось в голове молодой женщины.

— Вот и славно, — произнес мужской голос. — Нам же говорили, что она — понятливая девочка.

«Кто говорил?» — подумала Марианна и повторила свой вопрос вслух.

— А вот этого тебе знать не надо, — ответил один из похитителей.

— Послушайте, может быть, вы меня с кем-то перепутали? Отпустите! — взмолилась Марианна.

— Нет! Хоть ты и под маской, но мы узнали тебя. Ты княгиня Сант-Анна, и нам не велено прикасаться к тебе, пока мы не доставим тебя туда, куда надо, — ответил баритон.

— А то бы мы потешились! — с сожалением произнес гнусавый голос.

Повязка была плотной, и Марианна не могла увидеть, куда именно ее везут. Однако слова мужчин могли развеять все сомнения — они похищали именно ее.

Вода билась о борт лодки, и слышался тихий плеск весел. Откуда-то издалека доносилась музыка карнавала.

— Куда вы везете меня? — еле слышно спросила Марианна. — Вы можете сказать мне хотя бы это?

Грубый хохот был ответом на ее слова.

— Вот доплывем до места, крошка, поймешь!

Судя по всему, ее похитители не были венецианцами. Они не были даже итальянцами — в их речи чувствовался заметный акцент Марианна не смогла понять, какой, и решила это проверить.

Может быть, это запоздавшие происки Пилар?

— Кто ваш хозяин? — спросила она по-испански.

— Говори нормально! — сказал гнусавый голос.

Стало быть, Пилар не имеет к ее похищению никакого отношения.

— Не убивайте меня! — попросила Марианна на французском языке.

— Что она мелет? Госпожа будет недовольна, — сказал хриплый баритон по-английски.

Англичане! Но кто такая эта госпожа? Коммодор Кинг не унизился бы до того, чтобы мстить Марианне таким образом. Но это не может быть…

— Нам еще долго ехать? — осведомилась она.

Услышав родную речь, похитители затихли.

— Ну да, госпожа же предупреждала нас о том, что она — наполовину англичанка! — наконец произнес гнусавый.

Лодка ударилась о камень.

— Мы прибыли, княгиня! — дурашливо провозгласил хриплый. — Только не вздумайте сопротивляться, иначе вам придется худо! А для пущей уверенности мы не будем снимать повязку с ваших прекрасных глаз!

Марианне помогли выбраться из лодки, потом она долго шла вверх по широким ступеням… Когда лента слетела с ее лица, молодая женщина зажмурилась от яркого света.

— Что, отвыкли, княгиня? — поинтересовался хриплый голос.

Открыв глаза, Марианна увидела все тех же пятерых мужчин в масках, которые теснили ее к каналу. Больше никого в просторной комнате, где сейчас находилась Марианна, не было.

— Мы покидаем тебя! — прогнусил верзила в широкополой шляпе. — А жаль!

Он протянул было руку к лицу Марианны, собираясь откинуть вуаль, но не успела молодая женщина отпрянуть, как тощий блондин — он и оказался обладателем хриплого баритона — ударил его по плечу.

— Нам было приказано не прикасаться к ней, пока госпожа не велит! — рявкнул он, и гнусавый тотчас же опустил свою руку.

Блондин обратился к Марианне:

— Чувствуйте себя как дома, княгиня. Но боюсь, что вряд ли вам это удастся!

Мужчины с хохотом вышли. Марианна услышала, как повернулся в замке ключ.

Итак, она — пленница и даже не знает, у кого. Но не все ли равно — главное, необходимо узнать, можно ли убежать отсюда?

Марианна внимательно осмотрела комнату. Ничего особенного — стол, белые стены, железная кровать. На столе — пустая глиняная миска, немногим отличающаяся от тех, что были в тропическом лесу.

Эта миска повергла Марианну в полное уныние.

— Боже мой, — воскликнула она, — неужто мне до конца дней своих придется есть из глиняной посуды?

Произнеся эту фразу, молодая женщина помрачнела. Выражение «до конца дней своих» как нельзя лучше подходило к ее положению.

Как сказал хриплый: «Не прикасаться к ней, пока госпожа не прикажет!» А если она прикажет? Тогда дни Марианны окончатся на дне затхлого венецианского канала…

Окно белой комнаты не было зарешечено. Марианна бросилась к нему, но из окна можно было выпрыгнуть только в воду, а канал в этом месте был довольно широк, а за скользкие от сырости стены домов уцепиться было невозможно. Молодая женщина поняла, что, даже если она решится нырнуть в воду, до берега ей добраться не удастся.

Она легла на кровать и стала ждать своей участи. Опять Венеция, и опять плен — как тогда, у отвратительного Маттео Дамиани. Но разница в том, что тогда она была гибка и подвижна, и уж точно не задумалась бы о том, прыгать в канал или не прыгать, а сейчас она носила ребенка, и дитя наверняка помешало бы ей плыть.

— Я не могу губить себя и ребенка, — вслух произнесла Марианна. — Может быть, мне удастся выбраться отсюда без риска для жизни.

Правду говоря, Марианна сильно сомневалась в собственных словах. Перед ее глазами поплыли страшные картины прошлого — чернокожие рабыни, поившие ее снадобьями, от которых она почти теряла рассудок, дом, из которого выбраться было невозможно, похотливые глазки Дамиани, ждавшего, пока она ослабнет окончательно…

Но здесь был не Маттео. Здесь был Серебряный принц — женщина с ледяными глазами.

Марианна уже не сомневалась, что именно она заставила мужчин в масках похитить ее.

Возможно, метод у нее будет тот же, что у Дамиани и Пилар, — наркотики. Но Марианна лучше умрет от голода и жажды, чем проглотит хотя бы крошку из этой глиняной миски, что стоит на столе!

Но похоже, никто и не собирался поить и кормить ее. Звезды начали гаснуть, уступая место порозовевшим утренним облакам, и яркие солнечные лучи проникли в комнату, а к молодой женщине так и не явилась ни таинственная госпожа, ни похитители.

Впрочем, Марианна была этому рада, хотя и мучилась неведением.

Она снова стояла у окна и всматривалась в воду, прикидывая, когда по этому каналу сможет проплыть гондола и ей удастся позвать на помощь, как вдруг ключ в замке ее комнаты повернулся.

— Здесь не плавают лодки, Марианна, ты можешь не надеяться на спасение! — прозвучал резкий насмешливый голос.

Княгиня обернулась и не поверила своим глазам — на пороге комнаты стояла Иви Сен-Альбэн.

Казалось, что время проходило мимо нее ни единой морщинки у глаз, все та же тонкая талия, все то же бледное лицо.

Даже голубое платье показалось Марианне тем же самым, что было на Иви в Селтон-Холле хотя оно не могло быть им.

Вот кто был Серебряным принцем!

— Иви… — проговорила Марианна, не спуская глаз с госпожи своих похитителей.

— Да, Иви! — зло произнесла та, и в глазах ее появился стальной блеск. — Ты думала, что я сгорела, но это не так! Я выжила и почти двенадцать лет разыскивала тебя, чтобы убить — жестоко, страшно, так же, как ты замышляла убить нас!

— Но я… — Марианна хотела сказать, что она поначалу не собиралась убивать ни Иви, ни Франсиса, но потом подумала, что спорить с Иви бессмысленно.

— А когда я узнала, что мой Франсис погиб от руки твоего мерзкого любовника, я поклялась, что ты умрешь в мучениях на моих глазах! — почти кричала Иви. — И я благодарю Господа нашего, что он умертвил Бонапарта! Теперь гореть ему в вечном адском огне!

«Что она говорит?» — не поняла Марианна.

— Умертвил… когда? — спросила она.

— А, так ты даже не знаешь, что твой Наполеонишка подох, как грязная собака! В мае, пятого числа, и этот день для меня лучше, чем все праздники!

Марианна тихонько прикоснулась к цепочке, на которой висел перстень Наполеона, — она не вспоминала о нем в джунглях, но сейчас была уверена, что именно он сохранил ее.

Значит, Наполеон умер. Она вспомнила его руки, и голос, и его ярость, с которой он выгонял ее из Лонгвуда. Его больше нет. Умер великий монарх и великий полководец, и она узнала это от брызжущей злобой Иви Сен-Альбэн.

— Ты что-то прячешь! — вскрикнула Иви, бросаясь к Марианне.

Княгиня отскочила, прикрыв руками грудь, — уж что-что, а перстень Наполеона она не отдаст этой мрази!

Но Иви вдруг остановилась.

— Можешь хранить это сколько твоей душе будет угодно, — саркастически произнесла она. — Но если мне вздумается увидеть то, что ты так старательно прячешь, я обыщу тебя, и ты не сможешь мне сопротивляться. А если задергаешься, я позову своих слуг, и они с удовольствием тебя осмотрят.

При мысли о молодчиках в черных масках Марианна содрогнулась.

— Правильно, молодец, — кивнула Иви. — Они не остановятся ни перед чем, а если ты заорешь, они просто-напросто зажмут тебе рот.

Княгиня закрыла глаза — может, ей все это снится?

— Передохни и пойми наконец, где ты находишься, — словно сквозь туман, донесся до нее голос Иви. — И приготовься к смерти. Я поклялась убить тебя или умереть самой, и я выполню свою клятву.

— Ты умрешь скорее, чем я! — Эти слова вырвались у Марианны против ее воли.

— Ах, вот как? — усмехнулась Иви. — Посмотрим. Но на всякий случай советую тебе составить завещание и поразмышлять о своем последнем желании. Если оно не будет чересчур противным, я постараюсь выполнить его.

Хлопнула дверь, повернулся ключ, и шаги Иви Сен-Альбэн замерли в отдалении.

Марианна обхватила голову руками и в бессилии опустилась на кровать. Она напряженно думала о побеге, но ни одного варианта у нее не было.

Сколько времени ее продержит Иви в этой комнате, прежде чем решится осуществить свое намерение? Может быть, день, может быть, два, а может, уже сегодня вечером воды канала сомкнутся над телом Марианны.

Княгиня снова подошла к окну — нет, прыжок в канал был бы равносилен самоубийству Иви только обрадуется такому поступку.

И подумать только, стоило ей тогда, в Селтон-Холле, посильнее ударить Иви пистолетом в висок — и сейчас бы она ехала домой вместе с Коррадо.

Но Иви осталась жива, и даже огонь не смог победить другое пламя, бушевавшее в ее душе, — жажду мести.

— Неужели мне никогда больше не суждено увидеть Себастьяно… — простонала Марианна, и горькие слезы потекли по ее щекам.

Когда стемнело, Марианна услышала за дверью шаги. Она ожидала увидеть Иви или кого-нибудь из ее вооруженных прислужников, но вошла худенькая девочка-подросток с большим кувшином. Опасливо глядя на Марианну, она налила в миску воды и немедленно скрылась.

«Дурочка», — с улыбкой подумала Марианна.

Она догадалась, что девочка считала ее преступницей, способной броситься и убить на месте.

Княгиня понюхала воду, попробовала на вкус, но ничего странного не ощутила — это была обыкновенная вода.

«Значит, сегодня Иви не собирается убивать меня», — подумала она и, выпив воду, уснула.

Иви явилась на следующий день.

— Ты еще жива? — поинтересовалась она. — Даже странно. Такая трусливая дрянь, как ты, должна была умереть при одной мысли о том, что тебе предстоит!

Марианна молчала, в упор глядя на белокурую англичанку.

— Что ты молчишь?! — закричала Иви. — Я ненавижу тебя, ненавижу! И ты умрешь, и будешь гореть в геенне огненной! Будешь, я заставлю тебя это сделать!

Княгиня внимательно посмотрела на англичанку, и внезапно поняла, что у той не все в порядке с рассудком.

— Огонь, адский огонь пожрет тебя! Огонь! — повторяла Иви, лихорадочно блестя глазами.

— А может быть, тебе не стоит убивать меня? — спокойно спросила Марианна.

Она откуда-то знала, что с сумасшедшими лучше держать себя как можно спокойнее, в этом случае от них можно многого добиться, а в худшем случае — хотя бы обезопасить себя от внезапного нападения.

— Нет, нет, я обязательно тебя убью, — хитро проговорила Иви. — И ты даже не знаешь, как ты умрешь. Ты не знаешь, не знаешь этого! Мое серебро поглотит твою черноту!

И англичанка разразилась жутким смехом, от которого кровь стыла в жилах.

Марианна еле сдержалась, чтобы не закричать от ужаса. Этот смех заставил ее поверить в то, что скоро она действительно умрет.

— Зачем ты убила Франсиса? Ты ведь сама убила его, вот этими руками! — Иви указала на руки Марианны. — На твоих руках — кровь моего Франсиса!

Марианна молчала, молясь про себя, чтобы Иви поскорее ушла. Но англичанка внезапно изменилась в лице, и сумасшедший огонь в ее глазах погас.

— Ты еще жива? — повторила она свой первый вопрос, но уже голосом нормального человека.

— Да, — устало ответила княгиня.

— Надеюсь, ты сама понимаешь, что мы обе не можем существовать в этом мире. Одна из нас должна умереть. Ты догадываешься, кто это будет?

— Примерно, — ответила Марианна.

«А интересно, если ей рассказать, какою она была минуту назад, что из этого выйдет?» — подумала молодая женщина.

Постоянное повторение Иви слова «смерть» очень угнетало ее, но Марианна решила, что пусть лучше англичанка произносит его, нежели воплощает.

— Ты еще не составила завещания? — холодно поинтересовалась Иви.

Княгиня покачала головой.

— Что ж, придется тебе отправляться в мир иной без завещания и без последнего желания, — сказала Иви.

Вновь хлопнула дверь, и Марианна осталась одна.

«Видимо, она хочет, чтобы я сошла с ума, — подумала молодая женщина. — Но я не уступлю ей!»

Вечером она опять выпила воду, принесенную испуганной девочкой, и поймала себя на том, что жалеет, что в этой воде нет никаких наркотических средств. Тогда ей было бы легче существовать в этой белой равнодушной комнате и слушать сумасшедшие речи Иви Сен-Альбэн.

Прошел еще один томительный день, во время которого Марианна прислушивалась к малейшему шороху на лестнице, в страхе ожидая Иви, но та не пришла. Не пришла и худенькая девочка, и глиняная миска осталась пустой.

Марианна, сидя неподвижно, смотрела на маленькое пятно на стене, пока ей не показалось, что она по-настоящему начинает сходить с ума.

— Нет! — крикнула она самой себе. — Я не хочу этого, и этого не будет!

Она вскочила с кровати и принялась танцевать по комнате, распевая веселую песню.

Иви почти вбежала к ней. Марианна посмотрела на англичанку и отшатнулась — та была бледна как мел, на губах ее пузырилась пена. Она улыбалась — Марианна не видела ничего, что было бы страшнее этой улыбки.

— Я наконец придумала твою смерть! — визгливо прокричала Иви. — Ты же беременна!

Ноги княгини подкосились, и она, почти потеряв сознание, упала на пол.

— Вот-вот, лежи! — сказала Иви. — Так будет даже удобнее моим ребятам. Это ребенок не от Франсиса, и поэтому он не имеет права жить!

Она вышла, не прикрыв за собой дверь, но Марианна вряд ли бы сумела воспользоваться этим шансом — внизу уже слышались грубые мужские голоса.

Собрав последние силы, Марианна добралась до окна. Лучше уж вода, чем слуги Иви…

У нее уже мутилось в глазах от близости гибели, как вдруг молодая женщина услышала плеск весел.

— На помощь! — слабо крикнула она.

Но гребец услышал ее. Из-за поворота показалась легкая лодка, в которой сидел князь Сант-Анна.

— Это ты! — воскликнул он. — Ты жива!

Марианна взобралась на подоконник и прыгнула в лодку, уже не заботясь ни о себе, ни о ребенке. Но Коррадо успел подхватить ее на руки.

Лодка закачалась, накренилась, зачерпнув воды бортом. Влага, коснувшаяся ног, привела Марианну в чувство.

— Греби скорее! — закричала она. — Умоляю тебя!

Князь заработал веслами.

— А-а-а!

Этот дикий крик заставил Марианну обернуться. На высоком подоконнике стояла растрепанная Иви с кинжалом в руке.

— Мне не удалось убить тебя! — почти провыла она. — Так смотри же!

Она с размаху вонзила кинжал себе в горло — по самую рукоять. Голубое платье окрасилось кровью.

Марианна смотрела, не в силах отвести взор от этого леденящего душу зрелища.

Иви что-то прохрипела, потом пошатнулась и рухнула в воду. Ее белокурые волосы постепенно намокали.

— Скорее, — прошептала Марианна, завороженно глядя, как волны гонят кровь к их лодке.

…Князь остановил их легкое суденышко у берега, и они побрели по узким улочкам и мостикам. Марианна двигалась, как сомнамбула, и не могла произнести ни слова.

Только в гостинице она пришла в себя и разрыдалась.

— Не плачь, моя дорогая, не плачь, — повторял князь, гладя ее по темным волосам. — Не плачь, я же здесь, и все уже прошло. Все прошло.

— Она хотела зарезать меня! — всхлипывая, говорила Марианна. — Она все время хотела сделать это!

Понадобился еще целый день, прежде чем Марианна окончательно успокоилась и смогла рассказать друзьям и мужу, что же с ней произошло.

— Значит, Пилар не зря упоминала об Иви Сен-Альбэн, — покачав головой, произнес Жоливаль. — И я тогда, в джунглях, оказался не прав, когда уговаривал вас забыть о ней.

— Госпожа, мы так испугались! — проговорила Лаура, глядя на княгиню блестящими от слез глазами. — Мы все это время бегали по Венеции и искали вас! Но никто, никто не мог нам ничего сказать!

— И я заплыл в этот канал совершенно случайно, можно сказать, от отчаяния, — произнес князь. — Страшно подумать, что я мог повернуть в другое место.

Все невольно вздрогнули.

— Мы думали, что опасности могут подстерегать нас только в джунглях, — вздохнул Аркадиус. — Оказывается, нет. Я предчувствовал, что вам не стоит ходить на этот карнавал.

— Отчего же? — слабо улыбнулась Марианна. — Мне было очень весело, и я сходила бы еще раз, потому что, мне кажется, все ожившие призраки снова отправились в иной мир.

— Вы уверены? — строго спросил Жоливаль, и молодая женщина засмеялась в ответ.

— Абсолютно, мой милый Аркадиус! Я даже предчувствую, что без них моя жизнь потеряет частичку своей привлекательности!

— Ну уж нет, — возразил виконт. — Вы, Марианна, чересчур быстро оправились после этого безумного случая. Я думаю, что вы просто привыкли постоянно жить в опасности, а это далеко не самая лучшая привычка для молодой и красивой женщины. Знайте, Марианна, опасность всегда настигает и того, кто боится ее, и того, кто ждет ее.

— Теперь, дорогая, ты будешь жить в полном покое! — пообещал Сант-Анна.

— Ну да, а потом явится еще кто-нибудь с медальоном, а мне придется искать тебя где-нибудь в Китае! — капризно протянула Марианна.

— Никогда! — горячо произнес князь. — Я никуда не уйду больше от тебя и от наших детей!

— Не зарекайтесь, князь, — тоном оракула сказал Жоливаль. — Всякое может случиться.

— Зачем вы это сказали, Аркадиус! — рассердилась молодая женщина. — Я собиралась хорошо провести наш последний вечер в Венеции… Ведь завтра мы выезжаем, не так ли?

Жоливаль и Коррадо удивленно посмотрели на нее.

— Да, мы выезжаем завтра утром, — наконец сказал Сант-Анна. — Но скажи мне, пожалуйста, как ты собралась провести этот вечер? Я считаю, что тебе пока вообще не стоит вставать с постели, ты должна как следует отдохнуть.

— А я хочу, чтобы мы с тобой плыли в гондоле по ночному городу! — упрямо произнесла Марианна.

Удивление на лице князя сменилось изумлением.

— Прости, но я не понял. Что ты сказала?

— Я сказала, что хочу, чтобы мы с тобой плыли в гондоле по ночному городу! Он по ночам очень красив! — повторила Марианна, ударяя кулаком по одеялу. — А если ты не пойдешь со мной, я буду знать, что ты меня не любишь!

Жоливаль склонился к Коррадо и что-то прошептал ему на ухо. Марианне удалось уловить только два слова: «нервы» и «беременность».

Но этого оказалось достаточно для того, чтобы молодая женщина разразилась слезами.

— Я прошу о такой малости, — повторяла она, — а мне никто не хочет сделать приятное! Вы все меня терпеть не можете, вы только называете себя моими друзьями!

Аркадиус сделал знак Лауре и Гракху, и они тихо вышли из номера. Вскоре, увидев, что Марианна не желает успокаиваться, за ними последовал и князь.

Вдоволь наплакавшись, Марианна уснула.

Она проснулась, когда уже вечерело, и долго не могла припомнить, из-за чего так рыдала накануне. Наверное, она обидела и Коррадо, и Аркадиуса своим детским упрямством, но в этот момент она ничего не могла с собой поделать.

Марианна заметила, что в последнее время с ней начало твориться что-то неладное. Она то беспричинно плакала, то ей хотелось чего-то невозможного, вроде звезды с неба, и она снова начинала плакать из-за того, что никаким образом не могла получить эту звезду.

По всей видимости, желание прокатиться в гондоле было того же рода, потому что сейчас ей совершенно не хотелось выбираться из-под теплого одеяла и куда-то идти.

— И как я могла после всего того, что со мной случилось, вообще испытывать желание сесть в лодку? — спросила Марианна у самой себя и, не получив ответа, блаженно откинулась на подушки.

В дверь постучали.

— Войдите! — весело крикнула Марианна.

На пороге номера стоял Коррадо.

— Как, ты еще не одета? — окинув взглядом лежащую в постели Марианну, спросил он. — И даже не встала?

— А почему я должна была встать? — потянувшись, спросила Марианна.

— Потому что мы с тобой отправляемся на ночную прогулку по Венеции! — объяснил Коррадо. — Ты же просила об этом, и гондола уже ждет нас.

Марианне стало очень стыдно. Конечно, лучше всего было бы признаться мужу, что прогулка была всего-навсего капризом, а теперь ей хочется остаться в гостинице, но неловкость не позволила Марианне произнести этих слов, и она послушно начала одеваться.

Ее томило смутное неприятное предчувствие, и, когда они садились в гондолу, у нее возникло желание предложить мужу вернуться обратно, но молодая женщина отчего-то не сделала этого.

— Почему ты такая печальная? — поинтересовался князь. — Все получилось так, как ты хотела!

— Спасибо, — ответила Марианна. — А… а почему Аркадиус не поехал с нами?

Коррадо хмыкнул:

— Ну, во-первых, потому, что ты настаивала на том, чтобы мы с тобой были только вдвоем.

— А во-вторых? — спросила княгиня.

— Во-вторых, он сказал мне, что не поехал бы даже в том случае, если бы мы с тобой просили его об этом. Он и меня просил уговорить тебя не ехать.

Марианна опустила голову. Значит, и Аркадиус тоже чувствует что-то нехорошее. Вернуться?

Но ночная Венеция была так прекрасна! В небе сияли яркие звезды, и похожая на апельсин желтая луна медленно катилась по небосклону. Легкий плеск весел и мерное покачивание лодки убаюкивали Марианну, и она, прикрыв глаза положила голову на плечо мужа.

Гондольер начал нежную, чудесную песню. Она слилась с песнями других гондольеров, звучавшими в отдалении, и с гулким эхом, разносившим печальные звуки по каналам.

Марианна ощутила безграничное счастье от того, что она плывет по сонной Венеции, сидя рядом с любимым, которого наконец обрела после стольких тягот. И вот, он здесь, рядом, и они слушают прекрасную мелодию.

Молодая женщина прикоснулась к стене дома и тут же отдернула руку — холодная осклизлость не понравилась ей. Но Марианна тихо засмеялась, вспомнив слова Лауры. Девушка была не права — рядом с Коррадо Марианна могла бы вечность смотреть на серые сырые стены.

Но вокруг были не только стены, вокруг было счастье и песня, и звезды отражались в темной воде.

Отталкиваясь веслом, гондольер вывел лодку из узкого канала в более широкий, и Марианна смогла увидеть мощеные улочки и маленькие мосты. Венеция была пустынна.

— Эй, ты! Останови-ка свою посудину! — ворвавшийся в тишину хриплый голос больно резанул слух Марианны.

— Давай-давай, живее! — с хриплым голосом совпал отвратительный гнусавый.

Марианна болезненно поморщилась и вдруг вздрогнула, потому что оба этих голоса были знакомы ей, — это были голоса слуг Иви Сен-Альбэн, доставивших Марианну к ней.

Гондольер остановил лодку.

— Нам нужна эта девка! — развязно проговорил блондин, указывая на Марианну. — Она думала, ей удастся сбежать, да не тут-то было!

Коррадо поднялся в лодке во весь рост, отчего она угрожающе качнулась.

— Что вам нужно от моей жены? — холодно спросил он.

— Это — твоя жена? — рассмеялся гнусавый. — Так вот — у нас есть дело к твоей жене. Пусть она вылезает из лодки, а не сидит там трусливо!

Марианна действительно сжалась в комочек, мечтая сделаться совсем маленькой и незаметной, и чтобы Коррадо стал таким же. Ей было страшно, почти так же, как было страшно в белой комнате Иви. И, как раньше она думала, что ей никогда не достичь озера Зоуги, так теперь ей казалось, что она никогда не увидит дома.

— Я еще раз повторяю — что вам нужно от моей жены? — сказал князь, и Марианна поразилась твердости его голоса.

— Не хочешь, чтобы вышла она, так мы с тобой разберемся! — крикнул хриплый. — Она убила нашу госпожу, и мы должны как следует наказать ее!

В лунном свете остро блеснуло лезвие большого ножа. Марианне почудилось, что это был тот самый кинжал, которым зарезалась Иви.

— Ты знаешь, что такое месть? — сквозь зубы произнес гнусавый.

— Знаю, — ответил князь, делая резкое движение рукой, и теперь лунный свет отражался и от лезвия ножа и от дула пистолета.

Прислужники Иви вздрогнули и отступили. А князь вышел из гондолы и сделал шаг по направлению к ним. Марианна вспомнила битву пяти племен у великого озера и закрыла глаза, ожидая и боясь услышать гром выстрела.

Но выстрела не последовало. Князь молча стоял с пистолетом в руке и смотрел на бандитов.

— А ты знаешь, что мы можем привлечь твою жену к суду за убийство? — наконец спросил хриплый.

— А можем и не привлечь! — добавил гнусавый. — Несколько тяжеленьких золотых монет — и мы будем молчать!

— За убийство Иви Сен-Альбэн вы никого не сможете привлечь к суду, медленно проговорил Сант-Анна.

— Это еще почему?

— Это было самоубийство, — князь продолжал держать пистолет направленным на прислужников Иви. — Очень многие, и в том числе врачи, могут подтвердить, что эта женщина была сумасшедшей. Она просто хорошо умела скрывать свою болезнь. И вы знаете это.

Бандиты молчали, не отрывая взгляда от князя.

— А если суд узнает, что вы заманили в ловушку мою жену и угрожали ей смертью в течение нескольких дней, и к тому же если суд узнает, что вы — слуги и сообщники Иви Сен-Альбэн, то каторга вам обеспечена. Там что вам лучше уйти отсюда и больше никогда не попадаться мне на глаза, — закончил Коррадо.

Блондин и гнусавый осторожно повернулись спиной к гондоле, затем кинулись бежать — и вскоре их шаги уже не были слышны.

Князь вернулся в лодку и сел на скамью, приобняв дрожащую Марианну.

Гондольер вопросительно обернулся к ним.

— Мы можем плыть, — спокойно сказал Коррадо.

Лодка тихо тронулась с места, и снова мосты, улочки и стены домов поплыли мимо Марианны.

— Послушай, — спросила она, притронувшись к руке мужа, — почему ты сказал им, что суд заинтересуется Иви Сен-Альбэн? Ты что, что-то знаешь про нее?

— Не знаю, засмеялся князь, — но, судя по ее поведению, могу кое-что предположить. Как видишь, некоторые мои предположения оказываются правдивыми.

Марианна улыбнулась.

— Пожалуй. А какие еще твои предположения оказались правдивыми? — спросила она, лукаво глядя на мужа.

— Например то, что нам не стоило сегодня отправляться на ночную прогулку, ответил князь.

Но, увидев опечалившееся лицо Марианны, он поспешил добавить:

— И еще я предполагал, что ты не послушаешься моей просьбы и отправишься в Африку, чтобы найти меня.

— Но я ведь поступила правильно? — спросила молодая женщина.

— Конечно, — ответил князь, целуя ее.

— Завтра мы поедем домой… — мечтательно протянула Марианна.

— Мне не верится, — серьезно произнес Коррадо. — В Африке я иногда не верил, что у меня есть сын.

— Себастьяно есть у тебя, — сказала Марианна. — Он ждет нас.

Звезды медленно гасли, и луна уже закатилась, уступив место розовой заре. Гондольеры умолкли, и слышался только усталый плеск весел.

Марианна и Коррадо смотрели в глаза друг другу.

— Я нашла тебя, — говорила Марианна.

— Я люблю тебя, — отвечал Коррадо.

Гондольер тихо усмехался: уже утро, и эти двое только начали себя вести, как нормальная венецианская парочка!

ЭПИЛОГ


Вопреки ожиданиям Марианны, Гракх отказался управлять экипажем.

— Нет уж, мадемуазель Марианна, — сказал он. — Боюсь, что я основательно это дело подзабыл. Сами посудите, сколько времени я не видел лошадей!

Молодая женщина понимающе кивнула: ей самой тонкие морды и изящные ноги лошадей казались немного странными. Она с удивлением поняла, что повозку с двумя буйволами восприняла бы гораздо органичнее, чем элегантный экипаж.

Экипажей было два — в первый сели Аркадиус, Лаура и Гракх, во второй — князь и Марианна.

Марианна смотрела в окно кареты, понемногу привыкая к пейзажу — невысоким деревцам, поросшим желтоватой травой, крохотным белым домикам с красными черепичными крышами…

Карету встряхнуло на ухабе, и молодая женщина засмеялась:

— Представь, Коррадо, прошло столько времени, а дорога все такая же неровная!

— Ты хорошо себя чувствуешь? — обеспокоенно спросил князь.

Марианна кивнула. Она почти не замечала тряски, жадно глядя в окно. В ее дорожном саквояже еще оставалась трава фитсу. Травы было мало, но Марианна знала, что долго пользоваться фитсу ей уже не придется.

Из едущего впереди экипажа послышалось фальшивое пение. Конечно же, это был Гракх:

— До Сен-Мало без приключений…

Марианна улыбнулась. Она понимала, почему Гракх так любит эту песню, — он чувствовал свое глубокое превосходство над месье Дюпоном, жившим спокойной и скучной жизнью.

И все же она была несказанно рада тому, что наконец возвращалась домой после долгих скитаний, от которых очень устала, а наемные убийцы Иви Сен-Альбэн едва не доконали ее.

— Коррадо, а ты хотел бы быть месье Дюпоном? — спросила она у мужа.

— Сейчас — да, — ответил он. — Мне даже немного не верится, что мы благополучно доберемся до дома.

— Ну уж нет! — сказала Марианна. — Должно же быть у нас хоть одно благополучное путешествие!

Коррадо нежно поцеловал ее, и Марианна задремала, положив голову на плечо мужа.

— Мадемуазель Марианна! — Гракх подбежал к их карете.

Молодая женщина выглянула из окна.

— Рядом гостиница «Тихая долина», помните? Мы можем не останавливаться там, но старину Никколо не грех и проведать, как вы думаете?

Марианна радостно кивнула.

— Хозяин этой гостиницы помог мне, — сказала она Коррадо. — Ты ведь останавливался здесь по дороге в Венецию, помнишь?

— Это было так давно… — вздохнул князь. — Хозяина я не помню.

Зато Никколо Эльфиоре, постаревший и растолстевший, узнал их сразу.

— Вы наконец-то нашли друг друга! — обрадовался он, увидев вошедших князя и княгиню Сант-Анна.

— Вы не забыли нас, Никколо? — улыбнулась Марианна. — Прошло столько времени…

— Я предполагал, что ваше путешествие будет очень долгим, — сказал хозяин. — А забыть такую прекрасную женщину я никогда бы не смог.

— Я хочу поблагодарить вас, Никколо, — и Марианна поцеловала Эльфиоре в щеку. — Если бы не вы, наше путешествие было бы еще дольше.

— С удовольствием послушал бы рассказ о ваших приключениях, — вздохнул Эльфиоре, — но вам надо торопиться домой, к родным.

— Я думаю, что мы увидимся, — произнесла Марианна, — если мы с Коррадо соберемся навестить прекрасную Венецию.

Они попрощались с хозяином и снова пустились в путь. Марианна чувствовала себя немного утомленной, и в другое время обязательно осталась бы на ночь в «Тихой долине», но она уже не могла ждать и постоянно просила кучера погонять лошадей, чтобы быстрее добраться до виллы.

Рано утром лошади остановились перед черными с золотом воротами виллы Сант-Анна. Марианна с помощью князя выбралась из кареты.

— Я хочу пройти по парку пешком, — попросила она.

Коррадо и Марианна медленно шли по усыпанной светлым песком аллее к своему дому. За ними молча следовали Гракх, Лаура и Аркадиус де Жоливаль.

Яркое солнце играло в струях фонтанов, пели птицы, и ни один цветок джунглей не мог соперничать ароматом с дивным садом Сант-Анна.

— Марианна, мы вернулись домой, — произнес Коррадо, нежно сжимая руку жены.

На крыльце дома вдруг возникла женщина, одетая в черное. Марианна испуганно посмотрела на нее, но женщина бросилась вниз по ступеням и, словно птица, полетела по аллее, крича:

— Аркадиус! Аркадиус, ты вернулся!

Жоливаль рванулся вперед, едва не сбив с ног Гракха, но Аделаида была уже тут. Они крепко обнялись, и Аркадиус не смог удержать счастливых слез.

Марианна с жалостью смотрела на Аделаиду, волосы которой стали совсем белыми.

— Я знала, что ты вернешься! — повторяла та, не отрывая счастливых глаз от лица мужа.

Коррадо оглядывался по сторонам в надежде увидеть Себастьяно, но мальчика нигде не было.

— А где малыш? — спросил он, осторожно прикасаясь к плечу Аделаиды.

Она повернула голову к нему и слабо улыбнулась:

— Он уже не малыш, вас слишком долго не было дома. Он, наверное, опять оседлал Ильдерима.

— Ильдерим слушается моего сына? — Коррадо искренне удивился.

— Да, — ответила Аделаида и снова прильнула к бесконечно счастливому Аркадиусу.

Услышала Марианна и печальную новость — год назад умерла донна Лавиния, отчаявшись дождаться возвращения Коррадо Сант-Анна.

Князя и Марианну очень опечалила смерть милой старой экономки.

— Я с трудом представляю, что ее больше нет с нами, — сказал Коррадо. — Я помню ее с самого детства, и мне всегда казалось, что донна Лавиния так же вечна, как небо и как солнце.

— Себастьяно очень сильно переживал ее смерть, — сказала Аделаида. — В то, что погибли вы, он не верил. Почти каждый день он повторял мне: «Вот увидите, мама и папа вернутся, когда я вырасту».

— То же самое он сказал мне, когда я отправлялась в Венецию, — произнесла Марианна.

Раздался топот копыт, и из-за поворота вылетел белоснежный Ильдерим. Марианна изумленно смотрела на всадника — это был вовсе не тот милый пухлый малыш, которого она оставила на попечение Аделаиды несколько лет назад. С коня соскочил высокий стройный мальчик и медленно направился к ним, в упор глядя на Марианну большими зелеными глазами.

Она подалась навстречу сыну, но Себастьяно не ускорил шага. Он подошел вплотную к матери и исподлобья взглянул на нее.

— Видишь, мама, я сказал тебе правду, — серьезно произнес мальчик. — Вы вернулись. Но я за это время уже успел вырасти.

Молодая женщина прижала к себе хрупкое тельце сына и начала исступленно целовать его. Себастьяно с неудовольствием высвободился из ее объятий.

— Я же сказал тебе, мама, что я уже взрослый, а ты целуешь меня, как маленького! — проговорил он.

Марианна весело рассмеялась. Она смотрела на важного Себастьяно, а вокруг стояли Гракх и Лаура, Аркадиус и Аделаида, и ее любимый Коррадо, и все счастливо улыбались.

…Вечером Марианна стояла у распахнутого окна своей комнаты, смотрела в сад и каждой клеточкой своего тела ощущала, что действительно вернулась домой.

Вдруг чьи-то руки легли на ее плечи. Марианна обернулась и увидела мужа.

— Я пришел к тебе, Марианна, — начал он, — чтобы сказать тебе спасибо.

— За что? — удивилась она.

— Я не верил, что ты не послушаешься моей просьбы и отправишься искать меня, — сказал князь, — но ты сделала это. Ты преодолела много трудностей, рискуя своей жизнью, чтобы в конце концов спасти мою. Я счастлив, Марианна, что ты есть у меня. Я люблю тебя.

— Я люблю тебя, — эхом отозвалась Марианна.

В саду послышался глухой удар упавшего на землю яблока.


Судьба вновь толкает тосканскую герцогиню на новые странствия, полные опасностей и приключений. Что же победит на сей раз: жестокость и коварство или женская красота и ум?



Прекрасная Марианна, "звезда Наполеона" — героиня популярных романов Жюльетты БЕНЦОНИ — в поисках счастья прошла через множество испытаний и искушений.

В этой книге рассказывается о новых приключениях и победах этой обольстительной и гордой женщины, умеющей любить и быть любимой.


Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.