Телефон Мистера Харригана [Стивен Кинг] (fb2) читать онлайн

Стивен Кинг

Телефон Мистера Харригана

Мой родной город был, по сути, деревней с населением в шесть сотен душ (он таким и остался, хотя я давно уже переехал), но у нас был Интернет, как в больших городах, так что мы с моим отцом всё реже и реже получали личную почту. Обычно мистер Недо приносил копию еженедельника «Тайм», рекламные листовки, адресованные Жителям или Нашим Дружелюбным Соседям, а также месячные счета. Но начиная с 2004-го, года, когда мне исполнилось девять и я начал работать на Мистера Харригана, живущего на холме, каждый год я мог рассчитывать на получение как минимум четырёх подписанных от руки конвертов, адресованных мне. Открытку на День Святого Валентина я получал в феврале, в сентябре открытку с поздравлением в мой день рождения, открытку на День Благодарения в ноябре, а также на Рождество открытку, сразу перед праздниками или после них. Внутри каждой открытки находился однодолларовый лотерейный билет-стиралка от Лотереи Штата Мэн, а подпись всегда была одинакова: «С наилучшими пожеланиями от Мистера Харригана». Просто и официально.

Реакция моего отца тоже всегда была одинаковой: он смеялся и закатывал глаза.

- Да он же хипстер, - однажды сказал отец. Мне, насколько я помню, было одиннадцать, когда состоялся этот разговор, через несколько лет после того, как начали приходить открытки. – Платит тебе гроши, да ещё и накидывает такие же ничтожные бонусы – билетики «Счастливчик» из Хауи.

Я же указал на то, что за один такой билетик можно получить несколько баксов. После этих моих слов отец обналичил для меня билеты у Хауи, потому что несовершеннолетним запрещалось играть в лотерею, даже если эти самые билеты были бесплатными. Один раз, когда я сорвал куш и выиграл пять баксов, я попросил отца купить мне ещё с пяток лотерейных билетов. Он отказался, заявив, что если будет поддерживать мою страсть к азартным играм, моя мама перевернётся в могиле.

- Харриган поступает не очень-то хорошо, - сказал папа. – К тому же он должен бы платить тебе по семь долларов в час. А то и по девять. Бог свидетель, он может себе это позволить. Пять долларов в час, может, и законная плата для ребёнка, но кое-кто может принять это за эксплуатацию детского труда.

- Мне нравится на него работать, - сказал я. – И мне нравится он сам, пап.

- Я понимаю, - ответил отец, - и то, что ты читаешь ему и пропалываешь цветы в его саду ещё не делает тебя Оливером Твистом двадцать первого столетия, но он всё равно хипстер. И меня удивляет, что он не против платить за доставку тех открыток, когда от его почтового ящика до нашего не более четверти мили.

Мы были на переднем крыльце нашего дома во время той беседы, пили «Спрайт» из стаканов, и папа ткнул большим пальцем на дорогу (грязную, как и большинство из них в Харлоу), ведущую к дому Мистера Харригана. Который был настоящей усадьбой с внутренним бассейном, зимним садом, стеклянным лифтом, на котором я просто обожал прокатиться, и оранжереей там, где раньше была молочная ферма (ещё до меня, но вот отец её помнил).

- Ты ведь знаешь, как его беспокоит артрит, - сказал я. – Теперь он иногда использует две трости вместо одной. Спуск сюда, вероятно, просто убьёт его.

- Тогда он мог бы просто вручать тебе эти чёртовы поздравительные открытки, - возразил папа. Этими словами он никого не хотел задеть; по большей части он лишь подкалывал меня. Они с Мистером Харриганом уживались вполне нормально. Мой отец уживался в Харлоу со всеми. Полагаю, это то, что делало из него хорошего торговца.

- Бог свидетель, ты бываешь там довольно часто.

- Это было бы совсем не то, - сказал я.

- Нет? Почему же?

Я не мог объяснить. У меня, конечно, был немалый словарный запас, спасибо всем тем книгам, что я прочитал, но вот жизненного опыта не хватало. Я просто знал, что мне нравится получать те открытки, ожидать их с нетерпением, как и лотерейные билеты, которые я затирал своим счастливым десятицентовиком. Нравится читать подписи Мистера Харригана, написанные его старомодным почерком: «С наилучшими пожеланиями от Мистера Харригана». Оглядываясь назад, на ум приходит слово церемониальный. Потому что мистер Харриган всегда надевал свой длинный, узкий, чёрный галстук, когда мы выезжали в город, даже если собирался всё то время, пока я ходил за покупками из его списка в маркет IGA, просидеть за рулём своего неприметного практичного «форда»-седан, читая «Файнэншл Таймс». В том списке всегда была говяжья солонина и дюжина яиц. Временами Мистер Харриган доказывал мне, что человек может неплохо себя чувствовать, поедая одну только солонину вперемежку с яйцами, когда достигает определённого возраста. Когда я спросил, каков же это должен быть возраст, он ответил – шестьдесят восемь лет.

- Когда человеку исполняется шестьдесят восемь, - сказал он, - ему больше не нужны витамины.

- Правда?

- Нет, - ответил Мистер Харриган. – Я так сказал, чтобы оправдать свои вредные привычки. Ты заказал спутниковое радио для этой машины, Крейг, или нет?

- Заказал, - Через папин домашний компьютер. У Мистера Харригана таковой отсутствовал.

- Ну, и где же оно тогда? Всё, что я могу тут услышать – этого пустозвона Лимбо.

Я показал ему, как переключиться на радио XM. Он крутил кнопку, пропустив не меньше сотни станций, пока не нашёл ту, которая специализировалась на кантри-музыке. Играла песня «Оставайся со своим мужчиной».

Эта песня до сих пор вызывает у меня озноб и дрожь, и, я думаю, так будет всегда.

***

В тот день, на одиннадцатом году моей жизни, когда я и мой отец сидели пили свой «Спрайт», и смотрели вверх на большое здание (которое жители Харлоу обычно называли Большой Дом, в точности, как и тюрьму Шоушенк), я сказал:

- Обычная почта это круто.

Отец закатил глаза.

- Электронная почта – вот, что круто. И сотовые телефоны. Эти вещи для меня, как чудеса. Ты слишком молод, чтобы это понять. Если бы ты вырос, имея только смежные телефонные линии, охватывающие четыре дома, - включая дом миссис Эдельсон, которая никогда не затыкалась, - ты, возможно, почувствовал бы разницу.

- А я когда получу сотовый телефон? – этот вопрос я задавал целый год, особенно часто после того, как в продажу поступил первый айфон.

- Когда я решу, что ты достаточно взрослый.

- Как скажешь, папа, - настала моя очередь закатывать глаза, что вызвало у него смех.

Но он снова стал серьёзен.

- Ты себе представляешь, насколько богат Джон Харриган?

Я пожал плечами.

- Я знаю, что он владел собственными предприятиями.

- Он владел кое-чем покруче, чем предприятия. Перед тем, как выйти на пенсию, он был генеральным директором компании под названием «Оак Энтерпрайз». В собственность этой компании входили судоходная линия, торговые центры, сеть кинотеатров, телекоммуникационная корпорация. Да я всего и не знаю. Когда дело дошло до Большой Доски, «Оак» была одной из крупнейших компаний.

- Что такое Большая Доска?

- Фондовая биржа. Этакая азартная игра для богачей. Когда Харриган продал свою компанию, эта новость не просто ютилась где-то в бизнес-колонке «Нью-Йорк Таймс», она красовалась на титульном листе. Парень, который разъезжает на шестилетнем «форде», живёт в конце грязной дороги и платит тебе по пять баксов в час, а ещё посылает однодолларовые лотерейные билеты-стиралки четыре раза в год, сидит на деньгах, суммой более, чем один миллиард долларов. – Отец ухмыльнулся. – И мой худший костюм, который твоя мама заставила бы меня отдать на благотворительность, будь она ещё жива, даже лучше, чем его костюм, который он надевает в церковь.

Я находил всё это весьма интересным, особенно мысль о том, что Мистер Харриган, у которого нет ноутбука и даже телевизора, когда-то владел телекоммуникационной корпорацией и сетью кинотеатров. Готов поспорить – он и не ходил никогда в кино. Он был тем, кого мой отец называл «антимодернистом», имея в виду (помимо прочего) человека, который не жалует всякие гаджеты. Спутниковое радио было исключением, потому что Мистер Харриган любил кантри-музыку и ненавидел рекламу на WOXO-FM, которая была единственной станцией, крутящей кантри, которую могло ловить его автомобильное радио.

- Ты знаешь, сколько это миллиард, Крейг?

- Сто миллионов, да?

- Бери выше. Тысяча миллионов.

- Ого, - сказал я, только потому, что тут, судя по всему, требовалось сказать: «Ого!». Я понимал, что такое пять долларов, и понимал, что такое пятьсот долларов – цена за подержанный скутер на распродаже по Дип Кат Роуд, которым я мечтал владеть (ну что ж, удачи с этим), и теоретически я понимал, что такое пять тысяч долларов, которые мой отец поднимал каждый месяц, будучи торговым агентом в «Пармело Тракторс» и «Хэви Машинери» в Гейтс Фоллс. Папа всегда вешал на стену свой портрет «Торговец месяца». Он утверждал, что всё это пустяки, но я-то знал правду. Когда он получил «Торговца месяца», мы пошли пообедать к «Марселю», в причудливый французский ресторанчик в Касл Рок.

- «Ого» - это верно, - сказал отец и отсалютовал стаканом большому дому на холме со всеми его комнатами, которые по большей части были бесхозными, и лифтом, который Мистер Харриган ненавидел, но вынужден был использовать из-за артрита и радикулита.

- «Ого» - это чертовски верно.

***

Прежде чем я расскажу вам о лотерейном билете на большие деньги и о смерти Мистера Харригана, и о проблемах, которые у меня возникли с Кенни Янко, когда я был новичком в Старшей Школе Гейтс Фоллс, я должен поведать, как так вообще получилось, что я пошёл работать на Мистера Харригана. Всё, благодаря церкви. Мы с отцом посещали Первую Методистскую церковь Харлоу, которая была единственной Методистской во всём Харлоу. Раньше в городе была ещё одна церковь, которую посещали баптисты, но она сгорела в 1996-ом году.

- Некоторые люди запускают фейерверки по случаю рождения нового ребёнка, - сказал отец. Мне тогда было не больше четырёх, но я это помню – возможно, потому что тогда меня живо интересовали фейерверки. – Мы с твоей мамой подумали и решили, что гори оно всё огнём – и спалили церковь на радостях от того, что ты родился, Крейгстер. И какое же там было крутое зарево.

- Не говори глупостей, - сказала мама. – Он тебе поверит, а потом и сам сожжёт какую-нибудь, когда у него появится первый ребёнок.

Они вместе много шутили, а я смеялся, даже если не понимал, о чём речь.

В церковь мы ходили все трое, наши сапоги хрустели по плотному снегу зимой, добротные туфли вздымали пыль летом (мама неизменно вытирала их влажной салфеткой «Клинекс» перед тем, как войти внутрь), а я всегда держался левой рукой за папу, а правой за маму.

Она была хорошей мамой. Я всё ещё очень сильно скучал по ней в 2004-ом, когда начал работать на Мистера Харригана, хотя прошло уже три года с тех пор, как она умерла. Теперь, шестнадцать лет спустя, я до сих пор по ней скучаю, несмотря на то, что мамино лицо стирается из моей памяти, а фотографии лишь немного её освежают. То, о чём поётся в песнях про детей, лишённых матери – всё правда: для них это тяжёлое время. Я любил своего отца и мы всегда с ним хорошо ладили, но те песни правы ещё в одном: есть много вещей, которые ваш отец просто не в состоянии понять. Как сделать венок из маргариток на большом поле за домом и, надев его на вашу голову, сказать, что вы теперь не просто какой-то маленький мальчик, но Король Крейг. Как быть довольной, но не делать из этого чего-то невероятного – без хвастовства и бахвальства, - когда ты начинаешь читать комиксы про Человека-Паука и Супермена в три года от роду. Как ложиться с тобой рядом, когда ты просыпаешься в три часа ночи от кошмара, в котором тебя преследует доктор Осьминог. Как обнимать тебя и успокаивать, когда какой-нибудь старшеклассник, - Кенни Янко, к примеру, - выбивает из тебя всё дерьмо.

В тот день я должен был получить те объятия. Мамины объятия, должно быть, многое изменили бы в тот день.

***

Никогда не хвастался тем, что рано научился читать, это, скорее, был подарок мне от моих родителей. Ранее развитие в тебе каких-то талантов ещё не делает тебя лучше других. Но слухи расходятся быстро, как это всегда происходит в маленьких городках, и когда мне было восемь, преподобный Муни спросил меня, не хочу ли я прочитать урок из Библии на Семейное Воскресенье. Для него это была весьма необычная практика: в основном он удостаивал такой чести какого-нибудь парня или девушку из старшей школы. В то воскресенье мы читали евангелие от Марка, и после службы святой отец сказал, что я неплохо справился со своей работой и что я могу делать это каждую неделю, если захочу.

- Он говорит их поведёт маленький ребёнок, - поведал я отцу. – Так сказано в евангелие от Исайи.

Папа что-то пробурчал, словно его это мало заботит. А затем кивнул:

- Хорошо. До тех пор, пока ты будешь помнить, что ты лишь посредник, а не истина.

- А-а?

- Библия – это Слово Божье, а не Слово Крейга, так что особо не заигрывайся и не обольщайся.

Я сказал отцу, что не буду, и следующие десять лет, - пока я не уехал в колледж, где научился курить дурь, пить пиво и снимать девочек, - я читал еженедельные библейские уроки. И даже когда всё стало совсем плохо, я продолжал читать. Святой отец готов был снабдить меня Священным Писанием на неделю вперёд – главы и стихи, как говорится. И в четверг вечером я приносил ему в Методистское Молодёжное Братство список слов, которые не мог произнести. Таким образом, я, видимо, был единственным человеком в штате Мэн, кто не мог правильно произнести: «Навуходоносор», но всё равно это слово говорил.

***

Один из богатейших людей Америки переехал в Харлоу за три года до того, как я начал нести старшему поколению Слово Божье. Другими словами, на сломе столетий, сразу после того, как продал свои компании и вышел на пенсию, а его дом ещё не был достроен полностью (бассейн, лифт и асфальтированная подъездная дорога появились позже). Мистер Харриган посещал церковь каждое воскресенье, одетый в свой поношенный чёрный костюм с провисающим седалищем, на горле затянут один из его узких, старомодных чёрных галстуков, и с аккуратно причёсанными тонкими седыми волосами. Всю же остальную неделю его волосы располагались на голове как попало, словно у Эйнштейна после особо суетливого дня познавания космоса.

Тогда он использовал только одну трость, чтобы опереться на неё, когда мы поднимались, чтобы спеть церковные гимны, которые, мне кажется, я буду помнить до конца своих дней… и та строка из «Старого тяжёлого креста», в которой из пробитого живота Иисуса хлещет вода с кровью, всегда будет бросать меня в дрожь, как и последние строчки песни «Оставайся со своим мужчиной», где Тэмми Уайнетт выкладывается на полную. В любом случае Мистер Харриган никогда не пел, и хорошо, потому что у него был скрипучий и скрежещущий голос, он только бубнил что-то про себя. С моим отцом это у них было общее.

Осенью 2004-го, в воскресенье, (все деревья в нашей части мира просто горели осенними цветами) я читал Вторую книгу Царств Самуила, делая свою обычную работу по передаче общине послания, которое я сам едва ли понимал, но знал, что преподобный Муни потом всё объяснит на проповеди: «Краса твоя, о Израиль, поражена на высотах твоих! как пали сильные! Не рассказывайте в Гефе, не возвещайте на улицах Аскалона, чтобы не радовались дочери Филистимлян, чтобы не торжествовали дочери необрезанных».

Когда я уселся обратно на церковную скамью, отец похлопал меня по плечу и прошептал:

- Ну, ты и задвинул.

Я прикрыл рот рукой, чтобы не засмеяться.

***

На следующий вечер, когда мы с отцом заканчивали убирать посуду после ужина (папа мыл тарелки, а я вытирал насухо и ставил куда следует), «форд» Мистера Харригана подкатил к нашей подъездной дорожке. Трость застучала в такт его шагам по нашему палисаднику, и отец открыл дверь прежде, чем Мистер Харриган успел постучать. Он не принял предложение пройти в гостиную, а направился на кухню и уселся за стол, как член семьи. Он согласился угоститься «Спрайтом», который предложил ему отец, но только не в стакане:

- Я пью его из бутылки, как делал мой батюшка, - сказал Мистер Харриган.

Будучи человеком деловым, он сразу перешёл к сути. Ежели мой отец одобрит, сказал Мистер Харриган, он хотел бы нанять меня, чтобы я читал ему два или три часа в неделю. За это он будет платить мне пять долларов в час. У него найдётся ещё кое-какой объём работ часа на три, скажем, если я соглашусь поухаживать за его садом и заняться другой работой по дому, типа очищения от снега лестничного пролёта зимой и чистки того, что круглый год собирает пыль.

Двадцать пять, а то и тридцать долларов в неделю, причём половина из этой суммы только за чтение, что для меня было равносильно плате за просто так! Мне было сложно в это поверить. Мысли о том, что я смогу накопить на скутер, немедленно вспыхнули в моей голове, несмотря на то, что я не смогу на нём ездить легально ещё как минимум следующие семь лет.

Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой и я боялся, что папа скажет нет, но он не сказал.

- Только не давайте ему читать ничего спорного и противоречивого, - сказал отец. – Никакой сумасшедшей политической чепухи и без насилия. Он читает, как взрослый, но ему всё-таки ещё девять лет, и то исполнилось недавно.

Мистер Харриган дал папе обещание, выпил немного «Спрайта» и причмокнул своими морщинистыми губами.

- Да, он читает хорошо, это так, но это не единственная причина, по которой я хочу нанять его. Он не мямлит и не тушуется, даже если не понимает, о чём читает. Я нахожу это весьма замечательной чертой. Не удивительной, но замечательной.

Он поставил свою бутылку, наклонился вперёд и посмотрел на меня колким пристальным взглядом. В тех глазах я частенько видел веселье, и изредка теплоту, и тем вечером 2004-го теплоты в них не было.

- Что касается твоего вчерашнего чтения, Крейг. Ты понимаешь, что означает «дочери необрезанных»?

- Не очень, - сказал я.

- Я так не думал, но ты выбрал правильный тон в своём голосе, в котором звучали гнев и сетование. Ты кстати знаешь, что означает сетование?

- Плач и всё такое.

Он кивнул.

- И ты не переиграл, как говорится. Не переусердствовал с эмоциями. Это было очень даже хорошо. Читатель лишь посланник, но не создатель. Преподобный Муни помогает тебе с произношением?

- Да, сэр, иногда.

Мистер Харриган глотнул ещё «Спрайта» и поднялся, опираясь на свою трость.

- Скажи ему, что правильно произносить Ашкелон, а не Аскелон. Я нахожу это, конечно, забавным где-то на подсознательном уровне, но с чувством юмора у меня всё же туговато. Как насчёт пробного, так сказать, забега на работу в среду к трём? Во сколько ты приходишь из школы?

Я заканчивал уроки в Начальной Школе Харлоу в два тридцать.

- Да, сэр. Три часа подойдёт.

- Скажем, до четырёх? Или это слишком поздно?

- Нормально, - сказал папа. Он был немного смущён всей этой затеей. – Мы не садимся ужинать до шести. Я люблю смотреть местные новости.

- И это никак не сказывается на вашем пищеварении?

Папа рассмеялся, но мне не показалось, что Мистер Харриган шутил.

- Иногда так и есть. Особенно, когда выступает мистер Буш. Я не фанат этого парня.

- Он полудурок, это правда, - согласился Мистер Харриган, - но, между прочим, он окружает себя умными людьми, знающими толк в бизнесе. В среду к трём, Крейг, и не задерживайся. Я не терплю опозданий.

- И никаких непристойностей, к тому же, - сказал отец. – Он к таким вещам не готов, пока не подрастёт.

Мистер Харриган пообещал и это, но я полагаю, что человек, который знает толк в бизнесе, понимает, что нарушать обещания так же легко, как и давать их. Конечно, ничего непристойного не было в книге «Сердце Тьмы», которую я первой прочитал Мистеру Харригану. Когда мы закончили её, он спросил меня, понял ли я, о чём была эта книга? Не думаю, что он строил из себя наставника: ему просто было любопытно.

- Не совсем, - ответил я, - но этот парень, Куртц, был просто сумасшедшим. Это я понял совершенно точно.

Ничего непристойного не было и в следующей книге – «Сайлас Марнер» была просто нудятиной по моему скромному мнению. Следующей книгой, однако, оказался роман «Любовник леди Чаттерлей», и он, конечно, оказался для меня чуть ли не просветлением. На дворе был 2006-ой год, когда я познакомился с Констанс Чаттерлей и её похотливым егерем. Мне было десять лет. Все последующие годы я ещё помнил строки из «Старого тяжёлого креста», и так же ярки в моих воспоминаниях те моменты, когда Меллорс поглаживает свою леди и мурлычет: «Эт приятственно». Парням стоило бы поучиться у него тому, как он обхаживал леди Чаттерлей. Это неплохо было бы запомнить.

- Ты вообще понимаешь, что читаешь? – спросил меня Мистер Харриган после особенно «горячего» отрывка. И снова в его глазах было лишь любопытство.

- Нет, - сказал я, но это было не совсем так. О том, что происходит между Оливером Меллорсом и Конни Чаттерлей в лесу я знал и понимал куда больше, чем то, что происходит между Марлоу и Куртцем в Бельгийском Конго. В сексе сложно разобраться, - кое-чему я научился даже прежде, чем поступил в колледж, - но безумие понять куда сложнее.

- Хорошо, - сказал Мистер Харриган, - но если твой отец интересуется, что мы тут читаем, я предлагаю тебе сказать ему: «Домби и сын». Которую мы, в любом случае, прочтём следующей.

Мой отец никогда не спрашивал – во всяком случае об этой книге, - и я вздохнул с облегчением, когда мы перешли к «Домби», который был, насколько я помню, первым взрослым романом, действительно мне понравившимся. Я не хотел врать своему отцу, для меня это было отвратительно, да и страшновато, хотя я чувствовал, что Мистер Харриган вообще не видел в этом проблемы.

***

Мистер Харриган хотел, чтобы я ему читал, потому что его глаза быстро уставали. Вероятно, ему и не нужно было, чтобы я пропалывал цветы; Пит Бостуик, в чьи обязанности входило стричь акр, или около того, газона Мистера Харригана, я думаю, был счастлив полоть за меня. И Эдна Гроган, его домоправительница, должно быть, счастлива протирать огромную коллекцию антикварных сувенирных снежных шаров и стеклянных пресс-папье, хотя всё это было моей работой. В основном Мистер Харриган предпочитал держать меня рядом с собой. Он никогда мне этого не говорил вплоть до своей смерти, но я всё знал. Я и не понимал, почему, и не уверен, что понимаю сейчас.

Однажды, когда мы с папой возвращались с обеда у «Марселя» из Рока, он неожиданно спросил:

- Харриган не трогает тебя так, как тебе не хотелось бы?

До того, как у меня появится даже намёк на усы, ещё должны пройти годы, но я уже понимал, о чём толкует отец; хвала Господу, мы уже проходили в третьем классе вещи под названием «опасный незнакомец» и «неуместные прикосновения».

- Ты имеешь в виду, не лапает ли он меня? Иисусе, пап, нет! Он не гей!

- Это хорошо. Не сердись на меня, Крейгстер, и не кипятись. Я обязан был спросить. Потому что ты слишком уж много времени проводишь у него там, наверху.

- Если бы он меня лапал, то по крайней мере должен был бы присылать мне двух-долларовые лотерейные билеты, - сказал я и отец рассмеялся.

В неделю я поднимал тридцать долларов и папа настоял, чтобы по крайней мере двадцать из них я откладывал на свой сберегательный счёт для колледжа. Что я и делал, хотя считал это мега-тупым; когда ваша жизнь тинейджера-подростка кажется уже вечностью, колледж представляется чем-то из другой жизни. Десять баксов в неделю тоже было удачным стечением обстоятельств. Кое-что из этих денег я тратил на бургеры и коктейли в закусочной «Гипермаркета Хауи», но большая часть уходила на книги в мягком переплёте из «Подержанных Книг Далии» в Гейтс Фоллс. Книги, которые я покупал не были столь сложными в освоении, как те, что я читал мистеру Харригану (даже «Леди Чаттерлей» была тяжеловатой, когда Констанс и Меллорс не резвились на пару, конечно). Я любил криминальные романы и вестерны, типа «Разборка в Джила-Бенд» или, например, «Горячий свинцовый след». Читать Мистеру Харригану было моей работой. Не труд в поте лица, но всё-таки работа. Книга типа «Мы убили их в понедельник» Джона Д. Макдональда была чистым удовольствием. Я говорил себе, что следовало бы сохранять те деньги, которые не идут в фонд колледжа, чтобы накопить на новый телефон от Apple, которые поступят в продажу летом 2007-го, но телефоны были слишком дорогими, около шестисот баксов, и, зарабатывая десять долларов в неделю, я буду копить целый год. И когда вы на пороге перехода от одиннадцати лет жизни к двенадцати, год – это слишком долго.

Кроме того, те книги в мягком переплёте с цветными обложками просто-таки взывали ко мне.

***

Рождественским утром 2007-го, через три года после того, как я начал работать на Мистера Харригана, и за два года до его смерти, под ёлкой я нашёл только один подарочный пакет для меня, и мой отец сказал, чтобы его я оставил напоследок. Сперва папа, как подобает, налюбовался пёстрым жилетом, домашними тапочками и курительной трубкой, которые я ему подарил. Как только с этим было покончено, я разорвал обёрточную бумагу на своём единственном подарке и восторженно завопил, когда увидел, что отец подарил мне то, чего я так сильно желал: айфон, в котором было столько самых разных функций, что папин автомобильный телефон-радио выглядел по сравнению с ним, как антиквариат.

С тех пор, конечно, много чего поменялось. Теперь уже и айфон, который папа подарил мне на Рождество в 2007-ом, выглядел, как антиквариат, как те смежные телефонные линии из пяти домов в далёком прошлом, когда отец был ребёнком, и о которых он мне рассказывал. Произошло много перемен, прогресс шагал вперёд, и шагал очень быстро. Всего в моём Рождественском айфоне было шестнадцать заранее пред-загруженных приложений. Одним из них был YouTube, потому что тогда Apple и YouTube ещё сотрудничали (что изменилось со временем). Ещё одно называлось SMS, которое являлось примитивным обменом текстовыми сообщениями (не эмодзи – это словечко тогда ещё не выдумали, - разве что вы сами их сделаете). Было приложение о нынешней и грядущей погоде, которое обычно ошибалось. Но вы могли делать звонки с предмета, который был достаточно компактен, чтобы уместиться в вашем заднем кармане, и даже лучше, там был ещё и браузер «Сафари», который связывал вас с остальным внешним миром. Когда вы растёте в городке без светофора и с грязными дорогами, таком, как Харлоу, внешний мир является для вас чем-то странным и заманчивым, и вам хотелось прикоснуться к нему так, как никогда бы не позволило локальное сетевое телевидение. И я, между прочим, смог. Все эти удивительные вещи были просто под вашими кончиками пальцев, спасибо «Эй-Ти-Энд-Ти» и Стиву Джобсу за такую любезность.

Было там также ещё одно приложение, которое заставило меня вспомнить о Мистере Харригане даже в это радостное утро первого дня в новом году. Кое-что покруче, чем спутниковое радио в его машине. По крайней мере, для людей его сорта и рода деятельности.

- Спасибо, пап! – сказал я и обнял его. – Спасибо большое!

- Только не затаскай его и не злоупотребляй. Телефонные тарифы просто заоблачные, и я прослежу за этим.

- Они снизятся, - сказал я.

И оказался прав, а отец никогда не устраивал мне выговоров по поводу этих тарифов. В любом случае, у меня было не так много знакомых, кому я мог бы названивать, но мне нравилось смотреть всякие видео на YouTube (как и моему папе), и мне нравилось осознавать, что теперь я имею доступ к тому, что тогда мы называли ВМП: Всемирная Паутина. Иногда я просматривал статьи из газеты «Правда», и не потому что понимал русский язык, а просто потому что мог.

***

Не более чем двумя месяцами позже, я вернулся домой из школы, открыл почтовый ящик и нашёл там конверт, адресованный мне Мистером Харриганом и подписанный его старомодным почерком. Это была открытка мне на День Святого Валентина. Я зашёл в дом, бросил школьные учебники на стол и вскрыл конверт. Открытка не была ни помпезной ни сентиментальной, это было бы не в стиле Мистера Харригана. На ней был изображён человек в смокинге, отставивший в сторону руку, держащую цилиндр, и склоняющийся над полем с цветами. Стандартное пожелание от «Холмарк» гласило: «Пусть этот год будет наполнен любовью и дружбой», а ниже: «С наилучшими пожеланиями от Мистера Харригана». Кланяющийся человек, держащий цилиндр в руке, доброе пожелание, никаких приклеенных к открытке безделушек. В этом и был весь Мистер Харриган. Оглядываясь назад, я вообще удивляюсь, что он считал День Святого Валентина достойным открытки.

В 2008-ом однодолларовые лотерейные билеты-стиралки «Счастливчик» уступили место новым, под названием «Сосновая наличка». На маленькой карточке было изображено шесть сосенок. Если под каждой из трех сосенок, которые вы стёрли, оказывалась одинаковая сумма, вы эту сумму выигрывали. Я стёр деревья и уставился на то, что под ними оказалось. Сперва я подумал, что это какая-то ошибка или шутка, хотя Мистер Харриган был не из тех, кто любит розыгрыши. Я снова взглянул на билет, проводя пальцем по открытым мною цифрам, стирая с номера крошку, которую мой отец всегда называл (неизменно закатывая глаза) «грязная стружка». Число, однако, осталось прежним. Я, должно быть рассмеялся, этого я точно не помню, но что я помню очень хорошо – это мой крик. Крик радости.

Я выхватил свой новый телефон из кармана (этот телефон был со мной всегда, куда бы я ни пошёл) и позвонил в «Пармело Тракторс». Трубку взяла Дениз, администратор, и когда она услышала, как тяжело я дышу, спросила что со мной случилось.

- Ничего, ничего, - сказал я. – Но мне срочно нужно поговорить с папой.

- Ладно, только обожди немного, - и потом: - Такая слышимость, будто ты звонишь с той стороны луны, Крейг.

- Я звоню со своего мобильного телефона, - Боже, как же я любил это говорить.

Дениз издала нечто, прозвучавшее как: хммм.

- Эти штуки прямо-таки набиты радиацией. Я бы себе никогда такой не купила. Обожди немного.

Мой отец также осведомился, всё ли со мной в порядке, потому что я никогда раньше не звонил ему на работу, даже когда школьный автобус однажды уехал без меня.

- Пап, я получил билет-стиралку на День Святого Валентина от Мистера Харригана…

- Если ты позвонил сообщить мне, что выиграл десять долларов, то это могло подождать, пока я…

- Нет, папа, на этот раз мне выпал большой приз! – что было чистой правдой в те времена, когда дело касалось однодолларовых лотерейных билетов-стиралок. – Я выиграл три тысячи долларов!

Тишина на той стороне линии. Я уже подумал было, что связь оборвалась. В те дни мобильные телефоны, даже такие новые, как мой, часто сбрасывали звонки. «Ма Белл» (устаревший термин всей национальной телефонной сети Америки) не всегда был заботливой мамочкой.

- Пап? Ты тут?

- Кхм-м. А ты уверен?

- Да! Я смотрю на билет прямо сейчас! Три трёхтысячных дерева! Одно в верхнем ряду и два в нижнем!

Очередная длинная пауза, потом я услышал, как мой папа кому-то говорит: «Кажется, мой пацан выиграл немного денег». Через мгновение он вернулся ко мне:

- Положи его куда-нибудь в безопасное место, пока я не вернусь.

- Куда?

- Как насчёт сахарницы в буфете?

- Да, - ответил я. - Ага, хорошо.

- Крейг, ты точно уверен? Не хочу, чтобы ты расстраивался, так что проверь ещё раз.

Я поглядел, почему-то убеждённый, что сомнения моего отца каким-то образом изменят то, что я видел раньше: например, одно из трёхтысячных деревьев могло бы превратиться ещё в какое-то. Но они были прежними.

Я сказал об этом отцу и он рассмеялся:

- Ну что же, тогда поздравляю. Сегодня вечером едем к «Марселю», ты угощаешь.

Теперь уже и я сам рассмеялся. Не могу припомнить в своей жизни ни одного случая, когда был исполнен такой чистой радости. Я должен был позвонить кому-нибудь ещё и набрал номер Мистера Харригана, который ответил мне по своей старческой стационарной линии «луддита».

- Мистер Харриган, большое спасибо за открытку! И большое спасибо за билет! Я…

- Ты звонишь с одного из этих твоих гаджетов? – спросил он. – Должно быть так, ибо я едва тебя слышу. Словно ты звонишь с той стороны луны.

- Мистер Харриган, я сорвал куш! Я выиграл три тысячи долларов! Спасибо вам!

Настала пауза, но не такая длинная, как в моём разговоре с отцом, и когда Мистер Харриган заговорил, он не стал спрашивать меня, точно ли я уверен. Оказал мне сию любезность.

- Поразительная удача, - сказал он. – Тебе повезло.

- Спасибо вам!

- Да пожалуйста, но, право слово, все эти благодарности не так уж необходимы. Я скупаю эти штуки целыми рулонами. Посылаю их друзьям и партнёрам по бизнесу, как… хммм… визитки, если угодно. Делаю это уже годами. Хоть один-то билетик должен был «выстрелить», как говорится, рано или поздно.

- Папа заставит меня положить большую часть этих денег в банк. Но я думаю это ничего. Они, конечно, знатно пополнят мои сбережения для колледжа.

- Доверь их мне, если хочешь, - сказал Мистер Харриган. – Позволь инвестировать для тебя. Думаю, у меня-то проценты при возврате будут посолиднее, чем у банка. – Затем он проговорил, обращаясь больше к себе, чем ко мне: - Это более надёжно. Для рынка наступают не лучшие времена. Я уже вижу, как на горизонте сгущаются тучи.

- Конечно! – и тут же я поправился: - В смысле, наверное. Я должен переговорить с отцом.

- Ясное дело. Так и надлежит сделать. Скажи ему, что я гарантирую, конечно же, вернуть как минимум всю исходную сумму до цента. Ты всё ещё намереваешься прийти ко мне сегодня почитать? Или ты уже отставил нашу встречу куда подальше, ведь теперь ты человек состоятельный?

- Конечно, я приду. Но мне нужно будет успеть домой, пока папа не вернётся с работы. Мы собирались пойти поужинать. – Я помедлил. – Вы не хотите пойти с нами?

- Не сегодня, - ответил он тут же, без колебаний. – Знаешь, а ведь ты мог все это рассказать мне при встрече, ты же всё равно пришёл бы. Но ты просто наслаждаешься, используя свой гаджет, не так ли? – Он не ждал, что я отвечу; мой ответ был ему не нужен. – Что ты думаешь о том, чтобы инвестировать свой непредвиденный доход в акции Apple? Мне видится, что эта компания станет весьма успешной в обозримом будущем. Я слышал, что айфон собирается похоронить Блэкберри (коммуникатор компании Research In Motion). Прости за каламбур. В любом случае, не отвечай сейчас; сперва обсуди всё с отцом.

- Обязательно, - сказал я. – И я приду прямо сейчас. Я бегом.

- Молодость - прекрасная вещь, - сказал Мистер Харриган. – Просто преступление тратить её на детей.

- А?

- Много, кто об этом говорил, но Шоу высказался лучше всех. Не обращай внимания. Беги, конечно. Беги, как дьявол, потому что нас ждёт Диккенс.

***

Четверть мили до дома Мистера Харригана я пробежал, а назад возвращался уже спокойной походкой, и по пути мне в голову пришла идея. Как отблагодарить его, даже если он сказал, что это ни к чему. За шикарным ужином у «Марселя» тем вечером я рассказал отцу о предложении Мистера Харригана инвестировать мой неожиданный капитал, а также поведал о своей идее подарка в благодарность. Я полагал, что папа выкажет сомнения, и не ошибся.

- Конечно, позволь ему инвестировать твои деньги. Что касается твоей идеи… ты же знаешь, как он относится к подобным вещам. Он не только богатейший человек в Харлоу – во всём штате Мэн, собственно говоря, - но ещё и единственный, у кого не проведено телевидение.

- У него есть лифт, - сказал я. – И он им пользуется.

- Потому что он ему необходим, - отец усмехнулся мне. – Но это твои деньги, и если это то, что ты хочешь сделать с двадцатью процентами от них, я не вправе тебе запрещать. Когда Харриган вернёт подарок обратно, можешь отдать его мне.

- Думаешь, он так и сделает?

- Думаю.

- Пап, почему он первым делом переехал сюда? Я хочу сказать, мы же просто маленький городишко. Мы просто нигде.

- Хороший вопрос. Спроси его как-нибудь. А теперь, как насчёт десерта, расточительный ты мой?

***

Месяцем позже я подарил Мистеру Харригану новенький айфон. Я не стал оборачивать подарок какой-то нарядной плёнкой или что-то в этом роде, частично оттого, что это не был праздник, частично потому что знал, как он предпочитает проводить такие мероприятия: без лишних фанфар. Он покрутил коробку с минуту или две своими шишковатыми, скрюченными артритом руками, немного смущённый. Затем протянул подарок мне:

- Спасибо, Крейг. Я ценю твои чувства ко мне и твоё отношение, но нет. Предлагаю отдать его твоему отцу.

Я забрал коробку.

- Он говорил мне, что вы так скажете.

Я был расстроен, но не удивлён. И не готов сдаваться.

- Твой отец мудрый человек, - он наклонился вперёд в своём кресле и сцепил руки между расставленных в стороны колен. – Крейг, я редко даю советы, это почти всегда пустая трата воздуха в лёгких, но сегодня я дам тебе один. Генри Торо сказал, что это не мы владеем вещами; а вещи владеют нами. Каждый новый предмет – дом ли, машина, телевидение, или замечательный телефон, как вот этот, - это лишний груз на наших плечах. Мне вспоминаются слова, которые Джейкоб Марли сказал Скруджу: «Это цепи, что я сам сковал себе при жизни». У меня нет телевизора, потому что если бы он был, я бы обязательно его смотрел, даже зная, что все их передачи чрезвычайная бессмыслица. В моём доме нет радио, потому что я бы слушал и его, а немного кантри – это действительно всё, что мне нужно, чтобы спастись от монотонной скуки длительных поездок на автомобиле. А если бы у меня было это…

Он указал на коробку, в которой покоился айфон.

- Я бы определённо пользовался им. Я получаю двенадцать разных периодических изданий по почте и в них есть вся нужная мне информация, чтобы быть в курсе событий делового мира и печальных, что и говорить, событиях мировой общественности. – Он откинулся обратно на спинку кресла и вздохнул. – Вот так. Я не просто дал совет, но произнёс длинную речь. Старость коварна.

- Могу я просто показать вам одну вещь? Нет, две?

Он наградил меня тем взглядом, которым, бывало, одаривал своих садовника и домоправительницу, но никогда ещё не смотрел так в мою сторону, до сего дня: пронизывающим, недоверчивым и довольно неприятным. Теперь, годы спустя, я понимаю, что, то был взгляд проницательного и циничного человека, который думает, что видит людей насквозь и не ждёт увидеть там ничего хорошего.

- Это лишь подтверждает старую пословицу о том, что ни одно доброе дело не останется безнаказанным. Я уже начинаю желать, чтобы тот билет-стиралка не оказался тогда выигрышным. – Он снова вздохнул. – Ну что же, вперёд, начинай свою демонстрацию. Но имей в виду – ты не изменишь моего мнения.

Ощущая на себе этот взгляд, отстранённый и холодный, я подумал, что он прав. Я всё равно отдам телефон отцу, в конце концов. Но раз уж я зашёл так далеко, то предпочёл пойти дальше. Телефон был заряжен на максимум, я проследил за этим, и был – вот сюрприз, - в полном образцовом порядке. Я включил его и показал на иконку во втором ряду. Она выглядела, как зубчатый график на распечатке ЭКГ.

- Видите эту иконку?

- Да, и я вижу, что она обозначает. Но мне действительно ни к чему отчёты фондового рынка, Крейг. Я подписан на «Уолл Стрит Джорнэл», как ты знаешь.

- Конечно, - согласился я, - но «Уолл Стрит Джорнэл» не может вот так.

Я кликнул по иконке и открыл приложение. Тут же возник промышленный индекс Доу- Джонса (старейший из существующих американских рыночных индексов). Я не понимал, что означают все эти цифры, но видел, что они постоянно изменяются. 14,720 выросло до 14,728, затем сбросилось до 14,704, а через мгновение добежало до 14,716. Глаза Мистера Харригана расширились. Его челюсть буквально отвисла. Было такое впечатление, будто кто-то стукнул его какой-нибудь ритуальной палкой племён Западной Африки. Он взял у меня телефон и поднёс его прямо к своему лицу. Потом посмотрел на меня.

- Все эти цифры изменяются в реальном времени?

- Да, - сказал я. – Ну, я думаю, с отставанием где-то в минуту или две, точно не уверен. Айфон «тянет» их прямиком из новой телефонной вышки в Моттоне. Нам повезло, что вышка так близко расположена.

Мистер Харриган наклонился вперёд. Уголки его губ тронула неохотная улыбка.

- Будь я проклят. Это похоже на те тикерные экраны, которые биржевые магнаты используют у себя дома.

- Ну, это даже лучше, - ответил я. – Иногда тикеры отстают и на часы. Мне папа вчера так сказал. Он просто в восторге от этой биржевой штуковины, и всегда берёт мой телефон, чтобы посмотреть. Он сказал, что одной из причин, почему фондовый рынок так обвалился в 1929-ом было то, что большинство людей спешило продать свои акции быстрее, чем тикер успевал их подсчитывать.

- Он прав, - сказал Мистер Харриган. – Тогда всё зашло далеко настолько быстро, что никто не успел нажать на тормоза. Конечно, такие вещи действительно могут разогнать торговлю. Сложно однозначно говорить, потому что эта технология всё ещё нова.

Я ждал. Мне хотелось рассказать ему больше, уговорить его – я был ребёнком, в конце концов, - но что-то подсказывало мне подождать правильного момента. Мистер Харриган всё рассматривал миниатюрные циркуляции графика Доу-Джонса. Он обучался этой новой для него науке прямо у меня наглазах.

- Но, - сказал он, глядя в экран.

- Но что, Мистер Харриган?

- В руках людей, которые на самом деле разбираются в рынке, такая штука может… скорее всего уже работает… Он затих, размышляя над чем-то. – Я должен был об этом знать. Пенсия не оправдание.

- Тут есть ещё кое-что, - сказал я, не в силах терпеть дальше. – Помните, какие журналы вы получаете? «Ньюсуик», и «Файнэншл Таймс» и «Фордс».

- «Форбс», - отозвался он, всё ещё глядя в экран. Он напоминал мне меня самого в четыре года, когда я завороженно разглядывал Магический Шар вопросов и ответов, который мне подарили на день рождения.

- Да, да, этот. Могу я взять телефон на минутку?

Он передал его мне, даже как-то неохотно, и я был почти уверен, что Мистер Харриган у меня в руках. Я был рад, но в то же время мне было и немного стыдно. Я чувствовал себя парнем, который потрепал ручную белку по голове за то, что она взяла орех у него из рук.

Я открыл браузер «Сафари». Он был весьма примитивен по сравнению с нынешними, но работал исправно. Я вбил «Уолл Стрит Джорнэл» в строке поиска Гугл и через несколько секунд передо мной раскрылась титульная страница. Один из заголовков гласил: «КОФЕЙНАЯ КОРОВА» АННОНСИРОВАЛА ЗАКРЫТИЕ». Я показал это Мистеру Харригану.

Он посмотрел, затем взял газету со столика рядом с мягким креслом, куда я положил его почту, когда пришёл. Он просмотрел первую страницу.

- Тут такого нет, - сказал Мистер Харриган.

- Потому что газета вчерашняя, - ответил я. Посылки из его почтового ящика доставал я, когда приходил, и в «Джорнэл» всегда были вложены другие газеты, и всё это перемотано резиновой лентой. – Эти журналы вы получили на день позже. Все у нас получили их на день позже.

А во время праздников периодика приходит с опозданием в два дня, и даже в три. Не было нужды говорить об этом Мистеру Харригану; он и так постоянно ворчал по этому поводу весь ноябрь с декабрём.

- А вот это сегодняшний выпуск? – спросил он, глядя в экран телефона. А потом проверил дату наверху страницы: - Да, это сегодняшний!

- Естественно, - сказал я. – Свежие новости вместо просроченного старья, правда?

- Вижу тут есть карта закрывающихся точек магазинов. Можешь показать мне, как открыть её? – В его голосе отчётливо звучала жадность. Это немного пугало. Он упоминал сегодня Скруджа и Марли; я чувствовал себя Микки Маусом из мультсериала «Фантазия», творящего заклинания, которых он на самом деле не понимал, чтобы заколдовать мётлы носить воду.

- Вы и сами можете это сделать. Просто проведите пальцем по экрану, вот так.

Я показал ему, как это делается. Сперва он провёл слишком сильно и перелистнул нужную страницу, но уже через мгновение он приловчился. Быстрее, чем мой отец, надо сказать. Он нашёл нужную страницу.

- Ты только погляди, - восхищался Мистер Харриган. – Шестьсот точек! Это то, о чём я тебе говорил, то, насколько хрупким может… - Он притих, уставившись на крошечную карту. – Юг. Большинство закрытий происходит на юге. Юг это лидер, Крейг, всегда им был… Думаю, мне стоит позвонить в Нью-Йорк. Рынок точно скоро закроется.

Он начал подниматься. Его стационарный телефон находился в другом конце комнаты.

- Вы можете позвонить прямо отсюда, - сказал я. – Для того эта штука и создана в первую очередь.

Так было в те времена, по крайней мере. Я нажал на иконку телефона и на дисплей тут же выскочила экранная клавиатура.

- Просто наберите нужный вам номер. Бейте по клавишам пальцами.

Он посмотрел на меня, голубые глаза сверкали под белыми косматыми бровями.

- То есть, я могу звонить по нему прямо из этого захолустья?

- Ага, - ответил я. – Приём офигительный, спасибо новой вышке. У вас аж четыре чёрточки* (уровень сигнала в телефоне).

- Чёрточки?

- Не обращайте внимания, просто звоните. Я оставлю вас, пока вы будете разговаривать, а вы только помашите мне в окно, и я…

- Нет нужды. Это не займёт много времени и мне не обязательно уединяться.

Он набрал номер, неуверенно нажимая на клавиши, словно ожидал взрыва. Затем, так же неуверенно, он поднёс айфон к уху, глядя на меня, чтобы я подтвердил правильность его действий. Я ободряюще кивнул. Он послушал, с кем-то заговорил (очень громко поначалу), потом, немного обождав, обратился ещё к кому-то. Так что я был прямо там, когда Мистер Харриган продал все свои акции «Кофейной Коровы», кто знает, за сколько тысяч долларов.

Когда он закончил, то осведомился у меня, как вернуться на изначальный экран. Оттуда он снова открыл браузер «Сафари».

- А «Форбс» тут публикуется?

Я проверил. Не публикуется.

- Но если вы ищете какую-то определённую статью из «Форбс», вы, вероятно, отыщите её, потому что некоторые постят такие статьи.

- Постят…?

- Ага, и если вам нужна какая-нибудь информация, «Сафари» вам её предоставит. Вам просто нужно «загуглить» её. Смотрите.

Я подошёл к его креслу и набрал «Кофейная Корова» в строке поиска. Телефон немного «подумал», а затем выдал ряд статей, включая и ту из «Уолл Стрит Джорнэл», по поводу которой Мистер Харриган звонил своему брокеру.

- Ты только посмотри, - восхищался он. – Это и есть Интернет.

- Ну, да, - сказал я, думая: «Он самый, родимый».

- Всемирная Паутина.

- Ага.

- Как долго она нас уже окружает?

«Ты должен бы знать такие вещи, - подумал я. – Ты же большой бизнесмен, и ты должен о таком ведать, ведь это в твоих интересах, несмотря на то, что ты вышел на пенсию».

- На самом деле я не знаю, как долго существует Интернет, но люди пользуются им всё время. Мой папа, мои учителя, копы… реально, все. – И более подчёркнуто: - Включая ваши компании, Мистер Харриган.

- Эх, они уже более не мои. Я действительно знаю немного, Крейг, столько же я знаю и о различных телепередачах, хотя и не смотрю телевизор. У меня есть привычка перелистывать технологические статьи в журналах и газетах, которые я получаю, потому что мне это не интересно. Если бы ты хотел поговорить о боулинге или кинопрокатных сетях, это уже другое дело. Здесь я держу руку на пульсе, так сказать.

- Ага, но неужели вы не видите… эти отрасли всё равно используют технологии… И если вы этого не понимаете…

Я не знал, как закончить, по крайней мере без блужданий вокруг да около корректных высказываний, но, Мистер Харриган закончил сам:

- Я отстану от жизни. Об этом ты хотел сказать.

- Думаю, это не важно, - сказал я. – Эй, вы же на пенсии, в конце концов.

- Но я не хочу, чтобы меня считали дураком, - ответил он, в его голосе звучала ярость. – Думаешь, Чик Рафферти сильно удивился, когда я позвонил ему и велел продать «Кофейную Корову»? Как бы не так. Я уверен, что он получил уже около полудюжины звонков от крупных клиентов, которые сказали ему то же, что и я. Какие-то, без сомнения, обладают инсайдерской информацией. Другие, я полагаю, живут в Нью-Йорке или Нью-Джерси, и получают «Джорнэл» в день публикации, откуда и узнали все свежие новости. В отличие от меня, спрятавшегося здесь, у чёрта на куличках.

И снова я задался вопросом, зачем он вообще сюда приехал – у него точно не было тут никаких родственников, - но я чувствовал, что сейчас не время для таких вопросов.

- Видимо, я слишком высокомерен, - он задумался над этим, а потом усмехнулся. Улыбка прошила его сумрачную физиономию, как солнечный луч проламывает тучи в холодный день. – Я точно высокомерен.

Он поднял айфон.

- Пожалуй, я сохраню его себе.

Первое, что готово было сорваться с моих губ, было: «Спасибо вам», но это прозвучало бы слишком странно. Я сказал:

- Хорошо. Я рад.

Он глянул на часы «Сет Томас», висящие на стене (а затем, я удивился, увидев это, сверился в часами в айфоне).

- Почему бы нам не прочитать сегодня хотя бы одну главу, раз уж мы столько времени потратили на разговоры?

- Согласен, - ответил я, хотя был не против остаться тут подольше и прочитать ещё две, а то и три главы. Мы почти подошли к окончанию истории, озаглавленной «Спрут», написанной неким Фрэнком Норрисом, и я был взволнован и заинтригован тем, как же всё обернётся. Это был старый непопулярный роман, но от этого не менее захватывающий.

Когда закончился наш короткий сеанс чтения, я полил несколько комнатных растений Мистера Харригана. Это всегда входило в мои последние обязанности перед уходом и занимало от силы пару минут. Пока я занимался своим делом, обратил внимание, что старик играется с телефоном, включает его, выключает.

- Полагаю, если я собираюсь пользоваться этой штукой, тебе лучше научить меня, как правильно с ней обращаться, - сказал он. – Как минимум нужно начать с того, как мне сделать так, чтобы он совсем не выключился. Я вижу, что зарядка снижается.

- Вы сможете во всём разобраться самостоятельно, - сказал я. – Тут нет ничего сложного, всё просто. Что до зарядки, в коробке есть зарядное устройство, кабель. Просто вставьте его в розетку. Могу показать вам ещё пару интересных штук, если вы…

- Не сегодня, - отозвался он. – Возможно, завтра.

- Хорошо.

- Хотя есть у меня ещё один вопрос. Почему у меня вообще есть возможность читать все эти статьи про «Кофейную Корову» и просматривать карту предполагаемых закрытий торговых точек?

Первое, что пришло мне в голову, был ответ Эдмунда Хиллари* (первый человек, поднявшийся на Эверест) на вопрос, зачем ему вообще лезть на Эверест: Просто потому, что он там есть. Но такой ответ Мистер Харриган, скорее всего, посчитает высокомерным и подумает, что я строю из себя умника. По сути, так оно и было. Потому я сказал:

- Я не смогу вам объяснить.

- Действительно? Такой просветлённый мальчик, как ты? Думай, Крейг, думай. Я читаю с этого телефона нужные мне вещи бесплатно, когда другие люди платят за них хорошие деньги. Даже с учётом цены подписки на «Джорнэл», которая выходит мне дешевле, чем покупка журнала непосредственно в газетном киоске, я плачу девяносто центов или около того за выпуск. А теперь, имея у себя вот это… - Он поднял айфон вверх, как тысячи подростков на рок-концертах будут поднимать свои телефоны годами позже. – Теперь понимаешь?

После этих его слов я, конечно, понял, но ответить всё равно не мог. Потому что это звучало…

- Звучит глупо, не правда ли? – спросил Мистер Харриган, пытаясь по моему лицу понять, что я думаю. – Раздача полезной информации идёт вразрез со всем, что я понимаю об успешном ведении бизнеса.

- Может быть…

- Что, «может быть»? Расскажи мне, как ты это понимаешь. Это ни в коем случае не сарказм. Ты, в конце концов, об этих модных штуках знаешь больше, чем я, так скажи, что думаешь.

А думал я о Ярмарке во Фрайберге, которую каждый октябрь мы с отцом посещали один или два раза. Обычно мы брали с собой мою подругу Марджи, которая живёт ниже по дороге. Мы с Марджи катались на аттракционе, а потом все трое ели пончики и вкуснейшие сосиски, пока папа тянул нас посмотреть на новые тракторы. Чтобы попасть к павильону с оборудованием и техникой, вам нужно было миновать чудовищных размеров игровую палатку «Бино» * (организация, разрабатывающая детские викторины, игры, шутки и т. д.). Я рассказал Мистеру Харригану о парне с микрофоном, который стоял у входа и объявлял всем проходящим мимо, что первая ваша игра абсолютно бесплатная.

Он задумался.

- Замануха? Полагаю, в этом есть доля смысла. То есть, ты говоришь, что я могу свободно просмотреть одну статью, может, две или три, а потом этот аппарат… что? Просто выключается и игнорирует тебя? Оповещает тебя, что если ты хочешь играть дальше, тебе придётся заплатить?

- Нет, - проговорил я. – Думаю, это никак не похоже на палатку «Бино», потому что вы можете копаться в Интернете столько, сколько пожелаете. Насколько я знаю, во всяком случае.

- Но это безумие. Отдавать бесплатно образец – это одно дело, но дарить целый магазин… - Он фыркнул. – Там нет даже рекламных объявлений, ты обратил внимание? А реклама это гигантский поток прибыли для газет и периодики. Гигантский.

Он поднял телефон, глядя в своё отражение на пустом сейчас экране, а затем опустил его и пристально посмотрел на меня, на его лице играла странная кислая улыбка.

- Мы, возможно, наблюдаем здесь огромную ошибку, Крейг, допущенную людьми, понимающими практическую сторону подобных вещей – их последствия, - не более, чем я сам. Вероятно, грядёт крах экономики. Насколько я знаю, он уже настал. Экономический кризис, который изменит то, как мы получаем информацию, где мы её получаем, когда получаем, и следовательно, как вообще мы воспринимаем мир. – Он помолчал. – И как мы с этим справимся, разумеется.

- Вы меня запутали, - сказал я.

- Посмотри на это таким образом. Если бы у тебя был щенок, ты бы приучал его делать свои дела на дворе, верно?

- Верно.

- А если бы у тебя был не комнатный щенок, а дворовой, позволял бы ты ему гадить в гостиной?

- Конечно, нет, - ответил я.

Мистер Харриган кивнул.

- Это было бы прямо противоположно тому, чему ты хочешь его научить. А когда речь заходит о коммерции, Крейг, большинство людей, как щенки, которых нужно приручить.

Тогда мне очень-то понравилась подобная концепция, не по нраву и сегодня – думается мне, что система наказаний/вознаграждений уже много говорит о том, как Мистер Харриган пришёл к успеху, - но я держал рот на замке. Я увидел его с другой стороны. Он был словно старый исследователь, путешествующий и открывающий для себя невероятные вещи, и слушать его было сплошным удовольствием. К тому же я действительно не думаю, что он пытался поучать меня. Он сам обучался, и для парня, которому почти стукнуло восемьдесят лет, делал он это быстро.

- Бесплатные образцы это нормально, но если ты будешь давать людям бесплатно слишком много, одежду ли, еду или информацию, они привыкнут и будут ждать только этого. Как щенки, которые насрали тебе на пол, они будут смотреть в твои глаза, словно бы говоря: «Ты же учил меня, что это нормально». Будь я владельцем «Уолл Стрит Джорнэл» … или «Таймс» … или чёртового «Ридерс Дайджест», я бы знатно испугался такого вот «прибамбаса». – Он снова поднял айфон; казалось, он не мог оставить его в покое. – Это как прорванная водопроводная труба, только вместо воды извергается информация. Сперва я думал, что мы говорим просто о телефоне, но теперь я понимаю… или начинаю понимать…

Он тряхнул головой, словно очищая мысли.

- Крейг, что если кто-то, обладающий патентованной информацией о разработке новых лекарств, решит выложить в общий доступ для всего мира результаты тестов? Таким фармацевтическим компаниям, как «Апджон» или «Юничем» это стоило бы миллионы долларов. Или, к примеру, какой-нибудь недовольный индивид решит слить государственные секреты.

- Тогда их должны арестовать, разве нет?

- Может быть. Вероятно. Но зубную пасту обратно в тюбик не затолкать, как говорится… ай-ай-ай. Ну да не важно. Тебе лучше поспешить домой, не то опоздаешь на ужин.

- Уже бегу.

- Ещё раз спасибо за подарок. Я, скорее всего, не буду уж слишком много им пользоваться, но определённо над этой штукой поразмышляю. По крайней мере, настолько, насколько смогу. Мой мозг уже не столь гибок и проницателен, как раньше.

- Думаю, он всё ещё весьма сообразительный, - сказал я, вовсе не пытаясь подлизаться к старику. Интересно, он хочет поразмышлять над тем, почему вместе с новостями и видео на YouTube нет рекламы? Людям пришлось бы смотреть на неё, верно? – Кроме того, мой папа говорит, что главное – это думать.

- Легче сыпать афоризмами, чем следовать им, - сказал он, и видя мой озадаченный вид, добавил: - Не обращай внимания. Увидимся завтра, Крейг.

***

Спускаясь с холма и пиная комья последнего в этом году снега, я размышлял над тем, что сказал Мистер Харриган: что Интернет, как прорванная водопроводная труба, извергающая вместо воды информацию. Это верно и для ноутбука моего отца, и для компьютеров в школе, и для всех компьютеров в стране. Да во всём мире, если уж на то пошло. Несмотря на то, что айфон был в новинку для него, и он едва разобрался, как его включать, Мистер Харриган уже понимал, что нужно починить сломанную трубу, если дело – как он это понимал, во всяком случае, - будет продолжаться в том же ключе. Я не уверен, но мне кажется, что он предсказал платный доступ к Интернету за год или два до того, как этот термин вообще был изобретён. Конечно, тогда я этого не знал, как не знал и то, как обходить ограничения в работе устройства типа айфон – то, что потом стало известно, как джейлбрекинг. Время платного доступа к Интернету пришло, но к тому моменту люди просто привыкли получать информацию бесплатно, и всегда негодовали, когда им предлагалось оплатить услуги. Люди, столкнувшись с тем, что за услуги «Нью-Йорк Таймс» приходится платить, уходили вместо этого на такие сайты, как «CNN» или «Хаффингтон Пост» (обычно во гневе), хотя там репортажи были не так хороши. (Если, конечно, вы не желали следить за развитием новой моды, которая получила название «грудь сбоку» * (дизайнеры вырезают в майках и платьях широкую подмышечную пройму, от чего видно половину дамской груди) ). Мистер Харриган был полностью прав насчёт всего этого.

После ужина тем вечером – посуда вымыта и поставлена куда следует, - отец открыл на столе свой ноутбук.

- Я тут кое-что новенькое нашёл, - сказал он. – Сайт под названием «previews.com», где можно посмотреть анонсы ближайших премьер.

- Правда? Давай глянем, что там.

Итак, следующие полчаса мы смотрели трейлеры к фильмам на ноутбуке. В противном случае нам пришлось бы пойти в кино, чтобы увидеть их.

Мистер Харриган, наверное, выдрал бы моему отцу волосы на голове за такое. Те, что ещё остались.

***

Возвращаясь от дома Мистера Харригана тем мартом 2008-го, я думал о том, что в одном он всё же ошибся. «Я, скорее всего, не буду уж слишком много им пользоваться» - сказал Мистер Харриган, но я отметил выражение его лица, когда он уставился на карту закрытия торговых точек «Кофейной Коровы». И как быстро он освоился в своём новом телефоне, чтобы позвонить кому-то в Нью-Йорк. (Своим юристу и бизнес-менеджеру, не брокеру, я узнал это позже).

И я не ошибся. Мистер Харриган весьма часто и много пользовался своим телефоном. Он был словно старая незамужняя дева, которая после шестидесяти лет воздержания хлебнула изрядную долю бренди и стала манерной алкоголичкой за одну ночь. Вскоре айфон уже всегда находился на столике рядом с креслом Мистера Харригана, когда я приходил к нему после обеда. Одному Господу известно, скольким людям он звонил, но я точно знаю, что мне он звонил почти каждый вечер, чтобы спросить о каких-либо возможностях его нового приобретения. Однажды он сказал, что этот телефон похож на старый рабочий стол с откидной столешницей, в котором была уйма всякий выдвижных ящиков, тайников и закутков, которые очень легко пропустить.

Он отыскал большинство тайников и закутков самостоятельно (с помощью разных Интернет-ресурсов), но именно я помог ему начать, - активировал его, если хотите. Когда он сказал мне, что ему осточертел этот легкомысленный звук маленького ксилофона, когда ему звонят, я поменял мелодию на фрагмент песни «Оставайся со своим мужчиной» в исполнении Тэмми Уайнетт. Мистер Харриган сказал, что звук слишком громкий. Я показал ему, как убавить громкость на телефоне, чтобы тот не тревожил его во время дневной дрёмы, как поставить будильник, и как записать голосовое сообщение, когда ему не хотелось отвечать на звонок. (Его сообщение было образцом лаконичности: «Сейчас я на звонок не отвечаю. Я вам перезвоню, если это покажется уместным»). Он начал отключать свой стационарный телефон, когда собирался вздремнуть днём, и я заметил, что он оставляет его выключенным всё чаще и чаще. Он слал мне текстовые сообщения, которые десять лет спустя будут называться IMs – то есть электросвязь. Он сфотографировал грибы на поле позади своего дома и послал их по электронной почте для идентификации. Он вёл записи в функции заметок и открыл для себя видеоролики с любимыми кантри-исполнителями.

- Я потратил по меньше мере час этого чудесного летнего утра, просматривая видео с Джорджи Джонсом, - сказал он мне позже в том же году, со смесью некоторой стыдливости и какой-то странной гордости.

Я спросил его, почему он не поедет и не купит себе ноутбук. Он мог бы делать всё то же, чему научился в этом телефоне, да ещё и на большом экране, и увидеть Портера Вагонера во всей его блистающей красе и славе. Мистер Харриган только тряхнул головой и рассмеялся.

- Прочь, Искуситель. Ты словно научил меня курить марихуану да полюбить её, и теперь ты говоришь: «Если тебе понравилась травка, героин тебе точно «зайдёт». Так что нет, Крейг. Телефона достаточно.

И он нежно погладил айфон, как вы гладили бы маленького спящего зверька. Что же, щенок, судя по всему, приручен.

***

Мы читали книгу «Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?» осенью 2008-го, и когда Мистер Харриган попросил закончить пораньше тем днём (сказал, что все эти марафоны слишком утомительны), мы прошли в кухню, где миссис Гроган оставила тарелку овсяного печенья. Мистер Харриган ступал медленно, ковылял, опираясь на свои трости. Я шёл позади него, надеясь поймать, если он начнёт падать.

Он уселся, ворча и гримасничая и взял одно печенье.

- Старая добрая Эдна, - сказал он. – Обожаю эти печеньки, а они, в свою очередь, всегда заставляют мой кишечник поработать. Нальёшь нам по стаканчику молока, а, Крейг?

Когда я наливал молоко, вопрос, который вылетел было у меня из головы, снова вспомнился:

- Почему вы переехали именно сюда, Мистер Харриган? Вы могли бы жить где угодно.

Он взял свой стакан молока и отсалютовал им мне, как делал всегда, и я тоже отсалютовал ему, как всегда.

- А где бы ты хотел жить, Крейг? Если бы мог, как ты говоришь, жить где угодно?

- Может быть, Лос-Анджелес. Где они снимают кино. Я мог бы поначалу заниматься транспортировкой оборудования, а потом мои дела пошли бы в гору. – Затем я рассказал ему свой великий секрет: - Возможно, я мог бы писать для них, стать сценаристом.

Я думал он начнёт смеяться, но он не начал.

- Что же, полагаю, кто-то должен этим заниматься, так почему не ты? И что, ты никогда не стремился бы вернуться домой? Увидеть лицо своего отца, положить цветы на могилу матери?

- О, я бы, конечно, вернулся, - сказал я, но этот вопрос – и упоминание моей матери, - слегка меня осадил.

- Я хотел порвать со своей прежней бурной жизнью, - сказал Мистер Харриган. – Как человек, проживший всю свою жизнь в большом городе – я вырос в Бруклине ещё до того, как он стал… не знаю, пристанищем бесполезных комнатных растений, которые не хотят двигаться дальше, - я хотел уехать из Нью-Йорка, чтобы доживать свои последние годы в другом месте. Я хотел жить где-нибудь в провинции, но не в той, куда обычно толпами валят туристы – типа Кэмдена, Кастина или Бар-Харбор. Мне нужно было место, где дороги всё ещё немощёные.

- Ну что же, - промолвил я, - вы прибыли в правильное место.

Он рассмеялся и взял ещё одно печенье.

- Я подумывал о Дакоте, знаешь ли… о Небраске… но, в конце концов, понял, что захожу слишком далеко. Я попросил своего помощника принести мне фотографии многих прекрасных городков в штате Мэн, Нью Гемпшире и Вермонте, и в итоге я выбрал это место. Из-за холма, на котором теперь стоит мой дом. Отсюда открываются виды в каждом направлении, но не захватывающие или эффектные. Захватывающие виды привлекают туристов, чего я, как раз, и не хотел бы. Мне здесь нравится. Мне нравится здешний покой, нравятся соседи и нравишься ты, Крейг.

Я был счастлив от этих слов.

- Есть ещё кое-что. Я не знаю, сколько ты уже прочитал про время моей бурной молодости и деятельности – или прочтёшь в будущем, - но ты наткнёшься на множество мнений о том, что я был безжалостен, когда взбирался по тому, что интеллектуально недоразвитые и завистливые люди называют «лестницей успеха». Эти мнения не полностью ошибочны. Я нажил себе врагов и открыто это признаю. Бизнес, как футбол, Крейг. Если тебе нужно сбить кого-то с ног, чтобы добраться до линии ворот противника, ты, чёрт возьми, должен сделать это быстро и жёстко, или вообще не надевать форму и не показываться на поле. И когда игра заканчивается – моя закончена, хоть я и держу руку на пульсе, - ты снимаешь форму и идёшь домой. Теперь это мой дом. Этот медвежий уголок Америки с его единственным магазином и школой, которая, мне кажется, скоро закроется. Люди больше не заходят ко мне, чтобы «просто пропустить стаканчик-другой», как говорится. Мне больше не нужно проводить бизнес-встречи, ланчи с людьми, которые всегда, всегда, чего-то хотят. Меня больше не приглашают на заседания совета директоров. Мне не нужно ходить на благотворительные мероприятия, на которых от скуки я едва не рыдал, и я больше не просыпаюсь каждый день в пять утра от грохота мусоровозов, работающих на Восемьдесят Первой улице. И я буду похоронен здесь, на Кладбище Вязов, среди ветеранов Гражданской Войны, и мне не придётся щеголять своим положением или подкупать какого-нибудь «Смотрящего над могилами», чтобы он выделил мне престижный участок. Я ответил на твой вопрос?

И да, и нет. Он был загадкой для меня, от и до. Но, возможно, всё это правда. И мы, по большей части, одиноки. По собственному выбору, как Мистер Харриган, или просто потому, что так уж устроен мир.

- Вроде бы, - сказал я. – По крайней мере, вы не выбрали Северную Дакоту. И я рад этому.

Он улыбнулся.

- А уж я как рад! Возьми печеньку, чтобы съесть по дороге домой, и передавай папе привет.

***

Наша школа в Харлоу, состоящая из шести классных комнат, больше не могла себе позволить поддерживать сокращение налоговой базы и в июне 2009-го она закрылась. Передо мною возникла перспектива посещать восьмой класс в Средней Школе Гейтс Фоллс, что расположена по ту сторону реки Андроскоггин. Теперь у меня было свыше семидесяти одноклассников, вместо двенадцати. То было лето, когда я впервые поцеловал девушку, не Марджи, но её лучшую подругу Регину. А ещё то было лето, когда умер Мистер Харриган. Я был тем, кто обнаружил его.

Я знал, что ему всё труднее и труднее передвигаться, и я знал, что задыхаться он стал всё чаще, иногда он вдыхал воздух из кислородного баллона, который теперь всегда стоял рядом с его любимым креслом, но кроме этих вещей, с которыми я смирился, всё было в порядке, не было нужды бить тревогу. День перед его смертью был самым обычным, ничем не примечательным. Я прочёл несколько глав «МакТига» (затем спросил, можем ли мы прочитать другую книгу Фрэнка Норриса и Мистер Харриган согласился), и пока я поливал его комнатные растения, Мистер Харриган листал свою электронную почту.

Он поднял на меня взгляд и сказал:

- Люди попались на крючок.

- Чего именно?

Он поднял свой айфон.

- Попались на крючок вот этого. Что я имею в виду. Эта штука дарит им слишком много возможностей. Ещё Архимед сказал: «Дайте мне достаточно длинный рычаг, и я переверну Землю!». Вот этот рычаг.

- Круто, - сказал я.

- Я удалил уже три предложения покупки различных товаров и не менее полудюжины политических агитационных сообщений. У меня нет сомнений, что адрес моей электронной почты уже взяли в оборот, так сказать, точно так, как журналы продают адреса своих подписчиков.

- Плюс в том, что они всё равно не знают, кто вы на самом деле, - сказал я. Имя почтового ящика Мистера Харригана (ему понравилась сама идея этого сервиса) было pirateking1.

- Если кто-то прослеживает историю моих поисков, им бы лучше прекратить. Они поймут чем я интересуюсь и начнут меня доставать. Моё настоящее имя им ни к чему. А вот мои интересы – очень даже.

- Да уж, спам раздражает, - сказал я, и прошёл в кухню, чтобы опорожнить лейку и поставить её в прихожую.

Когда я вернулся, Мистер Харриган уже накрыл свои рот и нос кислородной маской и делал глубокие вдохи.

- Это ваш доктор вам дал? – спросил я. – В смысле, он вам это прописал?

Он опустил маску и сказал:

- Нет у меня доктора. Человек, разменявший восьмой десяток, может есть столько солонины, сколько ему хочется, и ему больше не нужен доктор, разве что у такого человека рак. Тогда доктор может пригодиться, чтобы выписывать обезболивающие. – Его мысли витали где-то далеко. – Ты размышлял когда-нибудь про «Амазон», Крейг? Я говорю о компании, а не о реке.

Папа иногда покупал вещи через «Амазон», но нет, я никогда о нём не думал. Я сказал об этом Мистеру Харригану и спросил, что он имеет в виду.

Он указал на «МакТига» в издательстве «Модерн Лайбрери».

- Вот эта книга пришла из «Амазона». Я заказал её по телефону и оплатил своей кредиткой. Раньше эта компания торговала только книгами. Чуть позже стала магазином для всей семьи, это правда, но со временем она может стать одной из крупнейших и сильнейших корпораций в Америке. Их улыбающийся логотип станет вездесущим, как эмблема «Chevrolet» на автомобилях или вот эта на телефонах.

Он поднял свой, чтобы продемонстрировать мне символ надкусанного яблока на корпусе.

- Раздражает ли спам? Да. Превращается ли он в стремительного таракана американской торговли, который размножается с дикой скоростью и разбегается во все стороны? Безусловно. Потому что спам работает, Крейг. Он тянет плуг. И в будущем, не таком уж и далёком, он сможет влиять на исход голосований и выборов. Будь я помоложе, взял бы этот денежный поток за яйца… - Он сжал одну руку. Из-за своего артрита Мистер Харриган не смог сжать кулак плотно, но мысль я уловил. - …и выдавил бы из него всё до капли.

В его глазах появилось знакомое мне выражение, и я был рад, что не числюсь в чёрных списках Мистера Харригана.

- Вы проживёте ещё долгие годы, - сказал я, плавая в блаженном неведении того, что это была наша последняя беседа.

- Может, да, может, нет, но я хочу сказать, как сильно я благодарен тебе, что ты уговорил меня оставить эту штуку. Благодаря ему, мне есть о чём подумать. И когда я не могу уснуть ночью, этот телефон становится неплохим компаньоном.

- Я рад, - сказал я, и это было правдой. – Надо бежать. Увидимся завтра, Мистер Харриган.

Я-то его увидел, а вот он меня уже нет.

***

Я прошёл в дом через прихожую, как всегда, и позвал:

- Привет, Мистер Харриган. Я пришёл.

Ответа не было. Я решил, что он, вероятно, в ванной комнате. Я очень надеялся, что он не упал там, потому что сегодня у миссис Гроган был выходной. Я прошёл в гостиную и увидел его, сидящего в своём кресле – кислородный баллон рядом, айфон и «МакТиг» на столике подле него, - и расслабился. Вот только его подбородок опустился на грудь, а сам Мистер Харриган немного перекосился в сторону. Было похоже, что он крепко спит. Если так, то это впервые на моей памяти, чтобы старик спал в такое время. Обычно он дремал часик после ланча, а к тому времени, как приходил я, он был бодр и ясноглаз.

Я приблизился на шаг и увидел, что его глаза закрыты не полностью. Я мог разглядеть частичку его радужной оболочки, но синева больше не была острой и пронизывающей. Она была затуманенной, тусклой. Мне стало страшно.

- Мистер Харриган?

Ничего. Скрюченные руки небрежно лежали на коленях. Одна из его тростей всё ещё была прислонена к стене, но вторая лежала на полу, как если бы он пытался до неё дотянуться, но только опрокинул. Я осознавал, что слышу устойчивое шипение в кислородной маске, но не слабый скрежет его дыхания, звук, к которому я так привык, что вообще его не замечал.

- Мистер Харриган, вы в порядке?

Я сделал ещё пару шагов, хотел потрясти его, чтобы он проснулся, но тут же отдёрнул руку. Я никогда не видел мёртвого человека, но, судя по всему, сейчас смотрел как раз на одного из них. Я снова двинулся к нему и на этот раз не струсил. Схватил его плечо (оно было ужасно костлявым под рубашкой) и потряс.

- Мистер Харриган, проснитесь!

Одна его рука съехала с колена и повисла между ногами. Он ещё немного склонился в сторону. Между его губ я мог разглядеть пожелтевшие штифты в зубах. И всё же я чувствовал, что должен полностью удостовериться, что Мистер Харриган не находился просто в бессознательном состоянии или не упал в обморок, прежде чем кого-то звать. Ко мне пришло воспоминание, короткое но очень яркое, как мама читала мне историю про маленького мальчика, который кричал: «Волки!» * (греческая сказка о пастухе, который любил разыгрывать взрослых и всегда звал на помощь, крича: «Волки!». Но когда волки действительно напали на него и на отару овец, а он звал на помощь, никто ему не поверил).

На негнущихся ногах я прошёл в ванную комнату, расположенную в холле, ту, которую миссис Гроган называла туалетная, и взял ручное зеркальце, которое Мистер Харриган хранил в шкафчике. Я подержал его перед носом и ртом старика. И намёка на тёплое дыхание, что обычно затуманивает стекло, не было. Тогда-то я понял (хотя, оглядываясь назад, я уверен на сто процентов, что всё понял ещё когда рука Мистера Харригана съехала с колена и повисла между его ног). Я находился в гостиной с мертвецом, и что если он вдруг кинется на меня и схватит? Конечно, он ничего такого не сделал, я ему нравился, но я хорошо помню тот его взгляд, когда он сказал – ещё вчера! когда был жив! – что, будь он помоложе, то взял бы этот новый денежный поток за яйца и выдавил из него всё до капли. И как он сжал кулак, чтобы продемонстрировать свои намерения.

«-Ты наткнёшься на множество мнений о том, что я был безжалостен», - сказал он.

Мёртвые люди не кидаются на тебя и не пытаются схватить, такое может быть только в фильмах ужасов, я это знал, мёртвые люди не бывают жестокими и безжалостными, они вообще не бывают ни какими, но я всё же отошёл от него на шаг, пока доставал свой телефон из заднего кармана. И не сводил глаз с Мистера Харригана, пока звонил отцу.

Папа сказал, что я, вероятно, прав, но он всё равно пошлёт сюда скорую помощь, на всякий случай. Знаю ли я, кто доктор Мистера Харригана? Я сказал, что у старика его не было (и вам достаточно взглянуть на его зубы, чтобы понять, что дантиста у Мистера Харригана тоже не было). Я сказал, что подожду здесь, и так и сделал. Но подождал я снаружи. Прежде чем выйти, я подумывал о том, чтобы поднять его свисающую руку и положить обратно на колено. Я почти решился, но в конце концов не смог заставить себя дотронуться до его руки. Она должно быть холодная.

Вместо этого я забрал айфон Мистера Харригана. Это не было воровством. Думаю, это просто была печаль от осознания того, что я потерял старика. Я хотел оставить себе что-нибудь на память о нём. Какую-то его вещь. Которая была для него важна.

***

Думаю, то были самые пышные похороны, которые когда-либо проводила наша церковь. А также длиннейшая за всё время процессия до кладбища, в основном состоящая из арендованных машин. Были там и местные жители, конечно, включая Пита Боствика, садовника, и Ронни Смитса, который делал большую часть работы по дому у Мистера Харригана (и, я уверен, разбогател на этом), а также миссис Гроган, домоправительницу. Остальные горожане тоже присутствовали, потому что Мистера Харригана уважали в Харлоу, но большая часть скорбящих (если они и правда были скорбящими, а не просто приехали, чтобы удостовериться, что Мистер Харриган действительно умер) состояла из бизнесменов, приехавших из Нью-Йорка. Родственников не было. То есть абсолютное зеро, пустое место, ни души. Ни дальних племянников, ни двоюродных кузенов. Мистер Харриган никогда не был женат, не имел детей – возможно, именно по этой причине отец был так подозрителен первое время, пока я ходил к старику, - а остальных из своей семьи он пережил. И потому там был всего один ребёнок, паренёк, живущей ниже по дороге, которому Мистер Харриган платил за чтение, и который в итоге обнаружил его бездыханное тело.

***

Мистер Харриган должно быть понимал, что время не на его стороне, потому что оставил на своём рабочем столе написанное от руки письмо с указаниями, как именно он хотел бы, чтобы состоялся обряд его погребения. Всё было крайне просто. «Похоронное бюро Хэя и Пибоди» имело на своём счету денежный депозит с 2004-го года, достаточный, чтобы покрыть все расходы, да ещё и с остатками. Не должно быть никаких поминок или часов посещения для родственников и друзей, но Мистер Харриган хотел бы «устроить всё прилично, если возможно», так что гроб может быть открыт на похоронах.

Преподобный Муни провёл службу, а я прочитал строки из четвёртой главы послания к Ефесянам: «Но будьте друг ко другу добры, сострадательны, прощайте друг друга, как и Бог во Христе простил вас». Я видел, как при этом пара каких-то деловых типов переглянулись, словно говоря друг другу, что Мистер Харриган никогда не проявлял в их отношении ни великой доброты, ни всеобщего прощения.

Мистер Харриган пожелал, чтобы спели три гимна: «Пребывай со мной», «Старый тяжёлый крест» и «В саду». Он хотел, чтобы проповедь преподобного Муни длилась не более десяти минут, и святой отец уложился в восемь, опережая график, и, я уверен в этом, показав свой лучший результат. По большей части преподобный Муни перечислял все заслуги Мистера Харригана перед Харлоу, типа финансирования реконструкции местного отделения «Эврика Гранж» * (сельская общинная организация, призванная помочь удовлетворить потребности всех людей, сотрудничая с правительством и другими сельскими организациями), и починки крытого моста через Ройал Ривер. Не в последнюю очередь Мистер Харриган также учредил накопительный фонд для общественного плавательного бассейна, сказал преподобный, но от привилегии назвать бассейн своим именем отказался.

Святой отец не сказал почему, но я знал. Мистер Харриган как-то сказал, что позволять людям называть что-то в честь своих имён не только абсурдно, но и недостойно да эфемерно. Через пятьдесят лет, даже через двадцать, ты станешь всего лишь именем на мемориальной доске, которую все будут игнорировать.

Как только я исполнил свой библейский долг, я присел на скамью рядом со своим отцом в первом ряду, глядя на гроб, окружённый вазами с лилиями. Эти вазы стояли в изголовье и у ног покойного. Нос Мистера Харригана торчал вверх точно, как нос корабля. Я говорил себе не смотреть на него, не потому что это было страшно или смешно (или всё вместе), а потому что я хотел запомнить Мистера Харригана таким, каким он был до смерти. Неплохой совет, но мои глаза то и дело стреляли в ту сторону.

Когда преподобный окончил свой короткий рассказ, он поднял руку и направив ладонь на собрание скорбящих, стал раздавать благословения. Как только это дело было закончено, он сказал:

- Те из вас, кто хочет сказать последние слова прощания, могут приблизиться к гробу.

Зашуршали одежды, забубнили голоса, когда люди поднялись со своих мест. Вирджиния Хатлен начала очень мягко наигрывать на органе и я понял – со странным чувством, которое тогда я не мог объяснить, но годами позже идентифицировал его, как сюрреализм, - что, то была смесь нескольких кантри-песен, включая «Крылья голубки» Ферлина Хаски, «Я пел Дикси» Дуайта Йокама и, конечно, «Оставайся со своим мужчиной». Мистер Харриган даже оставил инструкции касательно последней музыки, и я подумал: «Ему это приятно». Очередь сформировалась, местные в своих спортивных пальто и хаки с вкраплениями деловых типов из Нью-Йорка в костюмах и причудливых туфлях.

- Как насчёт тебя, Крейг? – прошептал отец. – Хочешь в последний раз на него глянуть, или с тебя уже достаточно?

Мне хотелось сделать больше, чем просто глянуть, но я не мог сказать об этом отцу. Также я не мог сказать ему, как плохо я себя чувствовал. Теперь осознание потери в полной мере пришло ко мне. Его не было, пока я читал библию, как читал я множество других вещей для Мистера Харригана, но оно проявилось, стоило мне присесть и посмотреть на его нос. Я понимал, что этот гроб был кораблём, который заберёт старика в его последнее путешествие. Кораблём, спускающимся во тьму. Мне хотелось плакать и я расплакался, но позже, в уединении. Я точно знал, что не хочу делать этого здесь, на глазах у незнакомцев.

- Да, я пойду, но в конце очереди. Хочу быть последним.

Благослови Господь моего отца, потому что он не стал спрашивать, почему. Он сжал моё плечо и присоединился к очереди. Я вышел в вестибюль, мне было немного неудобно в пиджаке, который был мне тесен, так как я уже пошёл в рост. Когда очередь уменьшилась более чем на половину, и я удостоверился, что никто больше не желает пристроиться к шеренге, я стал за парочкой наряженных в пиджаки типов, которые на пониженных тонах говорили – о чём бы вы думали, - о магазине «Амазон».

К тому моменту, как я подошёл к гробу, музыка уже стихла. Кафедра проповедника пустовала. Вирджиния Хатлен, видать, ускользнула на задний дворик, чтобы перекурить, а преподобный, наверное, был в ризнице, снимал свою робу и причёсывал то, что осталось от его волос. В вестибюле находилось несколько человек, бубнящих тихими голосами, но здесь в церкви были только я и Мистер Харриган, как бывало множество раз в его большом доме на вершине холма, откуда открывались виды на все четыре стороны света, но недостаточно привлекательные для туристов.

Он был одет в угольно-серый костюм, которого я раньше никогда не видел. Человек, который готовил Мистера Харригана к погребению,немного подрумянил его, так что старик выглядел вполне здоровым, исключая, конечно, тот факт, что здоровые люди не лежат в гробах с закрытыми глазами и последние минуты дневного света, предназначенные им, не ложатся на их лица прежде чем они навсегда отправятся в землю. Его руки были аккуратно сложены, что напомнило мне, как они покоились на его коленях, когда я пришёл в его гостиную всего несколько дней назад. Он был похож на куклу человека в полный размер и мне было противно видеть его таким. Я не хотел тут оставаться. Мне был нужен свежий воздух. Я хотел быть рядом с папой. Хотел уйти домой. Но сначала я должен кое-что сделать и сделать это немедленно, потому что преподобный Муни может выйти из ризницы в любую минуту.

Я сунул руку во внутренний карман своего спортивного пальто и достал телефон Мистера Харригана. В последний раз, когда я был со стариком – живым я имею в виду, а не покосившемся в своём кресле и не выглядевшим, как кукла в дорогой коробке, - он сказал, что рад тому, что я настоял и убедил его оставить телефон. Он сказал – телефон был неплохим компаньоном в бессонные ночи. Айфон был защищён паролем – как я уже говорил, Мистер Харриган очень быстро обучался тому, что его действительно интересовало, - но я знал его: pirate1. Я разблокировал его в своей комнате ночью перед похоронами и зашёл в «Заметки». Я хотел оставить Мистеру Харригану сообщение.

Я думал написать: «Я люблю вас», но это было бы неправдой. Мне он, конечно, нравился, но в тоже время я не так уж сильно ему доверял. К тому же я думаю, он не испытывал столь сильных чувств и по отношению ко мне. Мне кажется Мистер Харриган вообще никогда никого не любил, кроме своей матери, которая вырастила его, когда отец их покинул (я провёл маленькое расследование). В конце концов я написал: «Работать на вас было для меня честью. Спасибо вам за открытки и за лотерейные билеты. Я буду по вам скучать».

Я приподнял отворот его костюма, стараясь не касаться бездыханной поверхности его груди под белой свежей рубашкой… но костяшки моих пальцев на мгновение проехали по ней и то, что я почувствовал, я помню и по сей день. Его грудь была твёрдой, как дерево. Я вложил телефон в его внутренний карман и отступил на шаг. Как раз вовремя. Преподобный Муни вышел из боковой двери, поправляя свой галстук.

- Прощаешься, Крейг?

- Да.

- Хорошо. Это правильно. – Он обхватил рукой мои плечи и повёл прочь от гроба. – У вас были такие отношения с ним, такая близость, которой, я уверен, многие люди позавидовали бы. Почему бы тебе не выйти на улицу и не присоединиться к своему отцу? И, если сделаешь мне одолжение, скажи мистеру Рафферти и остальным носильщикам, что мы будем готовы принять их через несколько минут.

Ещё один человек появился из дверей, ведущих в ризницу, его руки были сжаты перед грудью. Вам было достаточно глянуть на его чёрный костюм и белую гвоздику, чтобы понять, что перед вами работник похоронного бюро. Полагаю, это в его обязанности входило закрывать крышку гроба и удостовериться, что она плотно зафиксировалась. Ужас смерти накрыл меня при виде этого человека и я был рад покинуть это место, и выйти наружу, к свету. Я не сказал отцу, что хочу его обнять, но он, должно быть, сам всё понял, потому что прижал меня к себе.

«Не умирай, папа, - подумал я, - пожалуйста, никогда не умирай».

***

Служба на Кладбище Вязов была лучше, потому что всё это происходило на улице и намного быстрее. Бизнес-менеджер Мистера Харригана Чарльз «Чик» Рафферти кратко рассказал про различные благотворительные дела своего клиента, затем слегка рассмеялся, когда поведал, что ему, Рафферти, пришлось смириться с «сомнительным музыкальным вкусом» Мистера Харригана. Это был единственная личная черта Мистера Харригана, к которой Рафферти удалось прикоснуться. Он сказал, что работал «с и для» Мистера Харригана тридцать лет, и у меня нет причин ему не верить, но похоже он вообще ничего не знал о Мистере Харригане, как о человеке, кроме его «сомнительной любви» к таким исполнителям, как Джим Ривз, Патти Лавлесс и Хенсон Каргилл.

Я думал о том, чтобы сделать шаг вперёд и рассказать людям, собравшимся вокруг открытой могилы, что Мистер Харриган считал Интернет прорванной водопроводной трубой, которая извергает информацию вместо воды. Я думал поведать им о более сотни фотографий грибов в его телефоне. Думал рассказать, что он любил овсяные печенья миссис Гроган, потому что они всегда заставляли его кишечник поработать, и когда вы разменяли восьмой десяток, вы уже не нуждаетесь в витаминах и посещениях доктора. На восьмом десятке вы можете есть говяжью солонину столько, сколько пожелаете. Но я держал рот на замке.

А преподобный Муни тем временем зачитывал библию, ту часть, где говорилось, что все мы восстанем из мёртвых, как Лазарь в своё великое утро воскресения. Затем он раздал очередные благословения и на этом всё закончилось. После того, как все мы ушли, вернулись к своей обыденной жизни, Мистер Харриган будет опущен в землю (с айфоном в своём внутреннем кармане, благодаря мне), и его укроет грязная земля, а мир больше никогда его не увидит.

Когда мы с папой уходили, нас догнал мистер Рафферти. Он сказал, что не улетит в Нью-Йорк до завтрашнего утра и спросил, может ли он заскочить к нам домой сегодня вечером. Сказал, что хочет кое о чём с нами переговорить.

Первой моей мыслью было, что разговор пойдёт о ворованном айфоне, но у меня не было ни малейшего понятия, как бы мистер Рафферти узнал, что я его взял, к тому же телефон вернулся к своему законному владельцу.

«Если он меня спросит, - подумал я, - скажу, что я вообще был первым, кто познакомил Мистера Харригана с этим чудом техники».

И как телефон, стоящий не более шести сотен баксов, может иметь значение, когда всё остальное имущество старика было ценнее в сотни раз?

- Конечно, - сказал отец. – Приходите на ужин. Я довольно неплохо готовлю Болонское спагетти. Мы обычно ужинаем около шести.

- Я прибуду вовремя, - оповестил мистер Рафферти. Он явил на свет божий белый конверт на моё имя, подписанный вручную почерком, который я сразу узнал. – Вот это должно объяснить то, о чём я хочу с вами поговорить. Я получил его два месяца назад с инструкциями сохранить его… мм… до подобного случая.

Как только мы сели в машину, отец просто-таки взорвался хохотом, горловым рыком, от которого из его глаз потекли слёзы. Он хохотал и барабанил по рулевому колесу, смеялся и стучал себя по бедру, вытирал мокрые щёки и снова хохотал.

- Что? – спросил я, когда он начал успокаиваться. – Что тут, блин, смешного?

- Всякого я ожидал, но не такого, - сказал он. Папа больше не смеялся, но слегка хихикал.

- О чём, чёрт возьми, ты говоришь?

- Думаю, тебе следует исполнить его последнюю волю, Крейг. Открой эту штуку. Посмотри, что там написано.

В конверте находился двойной лист бумаги, выглядел он в лучших традициях коммюнике Мистера Харригана: никаких тебе сердечек или цветочков, даже простейшего «Дорогой» в обращении к получателю письма, всё строго по делу. Я читал вслух, чтобы и отец тоже слышал.

«Крейг: если ты читаешь это, значит я умер. Я оставил тебе в собственность 800 000 долларов. Доверительными лицами будут твой отец и Чарльз Рафферти, который является моим бизнес-менеджером и кто послужит исполнением моей воли. Я подсчитал, что этой суммы должно хватить на четыре года обучения в колледже и на любую аспирантуру, какую ты выберешь. И ещё должно остаться, чтобы помочь тебе в начале пути в избранной тобой карьере.

Ты говорил мне о написании сценариев. Если это то, чем ты хочешь заниматься, тогда, конечно, стремись к этому, однако я бы не согласился с таким выбором. Есть непривычная шутка о сценаристах, которую я в этом письме не буду повторять, но ты можешь поискать её в своём телефоне, ключевые слова для поиска: сценарист и старлетка. В той шутке вся основная правда, которую, я надеюсь, ты сможешь уловить даже в своём нынешнем возрасте. Фильмы эфемерны, в то время, как книги – хорошие книги, - вечны, или близки к этому. Ты прочёл мне много отличных книг, но другие ещё ждут, когда их напишут. Это всё, что я скажу.

Однако твой отец уполномочен наложить вето на всё, что касается твоего доверительного фонда, и он должен быть достаточно сообразительным, чтобы не использовать эти деньги для любых вложений, которые предлагает мистер Рафферти. «Чик» очень хитёр, когда дело касается рынка. Даже с учётом школьных расходов, твои 800 000 долларов могут дорасти до миллиона, а то и больше, когда тебе исполнится 26 и время траста истечёт, и ты сможешь тратить (или инвестировать, что всегда более мудрый шаг) деньги куда пожелаешь. Я получал удовольствие от наших послеполуденных посиделок.

Всегда твой,

Мистер Харриган.

P.S.: Всегда пожалуйста за открытки и приложения к ним».

Этот постскриптум заставил меня вздрогнуть. Это было похоже, как если бы он ответил на послание, которое я оставил в его айфоне, когда решил подсунуть телефон в карман на его погребальном одеянии.

Папа больше не смеялся и не хихикал, просто улыбался.

- Как оно, чувствовать себя богатым, Крейг?

- Это круто, - ответил я, и это действительно было так. Это был неимоверно щедрый подарок, но ещё было круто – а может, даже круче, - осознавать, что Мистер Харриган так тепло обо мне думал. Циники скажут, что я строю из себя святошу, но это не так. Потому как, видите ли в чём штука, эти деньги были, как фрисби, которое я метнул лет в восемь или девять и оно застряло среди веток где-то на середине ствола высокой сосны на нашем заднем дворе: я знал, где оно, но достать не мог. Но это было нормально. К настоящему времени у меня было всё, в чём я нуждался. Исключая Мистера Харригана, конечно. Что я теперь буду делать в послеобеденное время?

- Беру назад свои слова, когда я говорил, что старик жмот, - сказал отец, пока объезжал сверкающий внедорожник SUV * (североамериканский тип автомобиля, официально классифицируемый, как лёгкий грузовик), арендованный каким-то бизнесменом в Портленд Джетпорт * (самый загруженный аэропорт во всём штате Мэн). – Хотя…

- Что, хотя? – спросил я.

- Принимая во внимание, что у него не было родственников и то, каким он был богачом, старик мог бы оставить тебе и четыре миллиона. Может, даже шесть.

Он увидел, как я на него смотрю и снова рассмеялся:

- Шучу, шучу, зелёный. Ладно?

Я ткнул его в плечо и включил радио. Минуя WBLM («Мэнская радио-станция Классического рока»), я остановился на WTHT («Мэнская кантри-станция №1»). У меня появился вкус к жанру «Country & Western». И он никогда больше не пропадал.

***

Мистер Рафферти пришёл на ужин и уничтожил большую тарелку папиного спагетти, что было удивительно для такого худощавого парня. Я сказал ему, что знаю о трастовом фонде и поблагодарил его. Он ответил:

- Не меня тебе надо благодарить, - и рассказал нам как бы он хотел инвестировать наши деньги.

Папа в свою очередь оповестил бизнес-менеджера о том, что ему кажется правильным, ввёл мистера Рафферти в курс дела. Отец действительно полагал, что Джон Дир * (имеется в виду крупнейшая в мире конструкторская сельскохозяйственная фирма «Дир Энд Компани») это отличное место для некоторых моих вложений, так как компания развивается сумасшедшими темпами. Мистер Рафферти сказал, что поразмышляет об этом, и как я узнал позже, он и правда инвестировал в «Дир Энд Компани», пусть только часть от общей суммы. Львиная доля ушла на «Амазон» и Apple.

После ужина мистер Рафферти поздравил меня и пожал руку.

- У Харригана было очень мало друзей, Крейг. Тебе посчастливилось быть одним из них.

- И ему посчастливилось иметь такого друга, как Крейг, - сказал отец тихо, и обнял меня за плечи. От этого у меня к горлу подкатил ком, и когда мистер Рафферти ушёл, а я поднялся в свою комнату, я немного поплакал. Я старался плакать тише, чтобы папа меня не услышал. Может, у меня и получилось; может, он всё слышал, но понимал, что я хочу побыть один.

Когда поток слёз прекратился, я включил свой телефон, открыл «Сафари» и набрал на клавиатуре: сценарист и старлетка. Шутка, которая предположительно была придумана писателем Питером Фейблманом, повествовала о молодой восходящей звезде, девушке, настолько бестолковой, что вместо сценариста она дала писателю. Вероятно, вы её слышали. Я никогда, но суть, на которую указывал Мистер Харриган, я уловил.

***

Той ночью я проснулся около двух часов от далёкого раската грома и осознание, что Мистер Харриган умер снова пришло ко мне. Я был в своей постели, а он лежал в земле. Он был одет в костюм и будет одет в него вечно. Его руки аккуратно сложены, они так и пролежат, пока не превратятся в кости. Если за громом последует дождь, он может просочиться в землю и намочить его гроб. Там нет ни цементной крышки, ни наружного покрытия: это Мистер Харриган чётко указал в письме, которое миссис Гроган называла «предсмертной запиской». В конечном счёте крышка гроба сгниёт. Как и костюм. Айфон, сделанный из пластика, продержится дольше, чем костюм или гроб, но в конце концов та же участь постигнет и его. Ничто не вечно, за исключением, может быть, божьего разума, но даже в свои тринадцать лет у меня есть на сей счёт сомнения.

Внезапно мне стало просто необходимо услышать голос Мистера Харригана.

И я понимал, что могу его услышать.

То, что я придумал сделать было жуткой вещью (особенно в два часа ночи) и не очень-то здоровой, я понимал это, но также я знал, что если сделаю это, то смогу заснуть. И тогда я позвонил; моя кожа покрылась пупырышками, когда я осознал простую истину технологии мобильного телефона: где-то под землёй на Кладбище Вязов в кармане мертвеца Тэмми Уайнетт пела две строчки из песни «Оставайся со своим мужчиной».

А потом в моём ухе зазвучал его голос, спокойный и чистый, немного скрипучий от старости: «Сейчас я на звонок не отвечаю. Я вам перезвоню, если это покажется уместным».

А что, если он и правда перезвонит? Что, если перезвонит?

Я оборвал звонок даже прежде, чем прозвучал сигнал, возвещающий, что теперь можно оставить голосовое сообщение, и залез обратно в кровать. Как только я укрылся покрывалом, я передумал, поднялся и позвонил опять. На этот раз я дождался сигнала, а затем сказал:

- Я скучаю за вами, Мистер Харриган. Я очень ценю, что вы оставили мне те деньги, но я бы отдал их, только чтобы вы были живы. – Я помолчал. – Может быть, это звучит, как ложь, но это не ложь. Это не ложь.

Потом я залез в кровать и заснул сразу же, как только моя голова коснулась подушки. Спал я без сновидений.

***

Моей привычкой было включать телефон каждое утро даже прежде, чем я оденусь. В первую очередь я проверял новостное приложение «Ньюзи», чтобы удостовериться, что никто пока не начал Третью Мировую и что нигде не произошло новых террористических атак. А в то утро после похорон Мистера Харригана, перед тем, как я запустил новостное приложение, я увидел маленький красный кружочек на иконке SMS, что означало – у меня есть новое текстовое сообщение. Я предположил, что это пришла «эсэмэска» либо от Билли Богана, моего друга и одноклассника, у которого был Motorola Ming, или от Марджи Уошбёрн, у которой в свою очередь был Samsung… хотя от Марджи в последнее время я получал всё меньше сообщений. Полагаю, Регина уже разболтала ей про наш поцелуй.

Знаете это старое выражение: «У «такого-то» кровь заледенела в жилах»? Такое и правда может случиться. Я знаю, потому что буквально весь похолодел. Я сел на кровати вперившись в свой телефон. Сообщение пришло от pirateking1.

Внизу на кухне я слышал грохот, когда отец пытался достать сковороду из тумбочки рядом с печью. По-видимому, он планирует приготовить нам горячий завтрак. Он всегда пытается что-нибудь «сообразить» нам раз или два в неделю.

- Пап? – позвал я, но грохот продолжался и я услышал, как он сказал что-то похожее на: «Ну, вылезай же оттуда, проклятая хрень!»

Он меня не слышал, и не только потому, что дверь в мою комнату была заперта. Я и сам себя еле слышал. Это сообщение заморозило кровь в моих жилах и украло мой голос.

Предыдущее сообщение, отправленное мне недавно, за четыре дня до смерти Мистера Харригана, гласило: «Сегодня не нужно поливать комнатные растения, миссис Гроган уже сделала это».

В сообщении же, которое я обнаружил сегодня было написано: К К К аа.

Оно было отправлено в 2:40 ночи.

- Пап! – на этот раз я позвал немного громче, но всё равно недостаточно. Не знаю, я расплакался прямо там, или слёзы начались, когда я уже спускался по лестнице, всё ещё одетый только в трусы и футболку «Тигры Гейтс Фоллс».

Отец стоял ко мне спиной. Ему удалось вынуть сковороду и растопить на ней масло. Он услышал меня и сказал:

- Надеюсь, ты голоден. Потому что я – очень.

- Пап, - позвал я. – Папочка.

Он обернулся, услышав, как я его назвал, ведь ещё лет в восемь или девять я перестал его так называть. Увидел, что я не одет. Увидел, что я плачу. Увидел, что я держу свой телефон. И полностью забыл о сковороде.

- Крейг, что такое? Что не так? Тебе приснился кошмар о похоронах?

Это был кошмар, всё верно, и, возможно, уже поздно – он был стар всё-таки, - но, может быть, ещё не всё потеряно.

- Ох, папочка, - сказал я, уже рыдая. – Он не умер. По крайней мере, он был жив ещё сегодня в пол третьего утра. Мы должны его выкопать. Должны, потому что похоронили его заживо.

***

Я рассказал ему всё. О том, как взял телефон Мистера Харригана и положил во внутренний карман его похоронного костюма. Потому что телефон, сказал я, много для него значил. И потому что это вещь, которую я ему подарил. Я рассказал, как позвонил среди ночи на тот телефон, в первый раз сбросил звонок, затем опять перезвонил и оставил голосовое сообщение. Мне не нужно было показывать отцу, какое текстовое сообщение я получил в ответ, потому что он уже его просмотрел. Практически изучил его.

Масло на сковороде начало выгорать. Отец поднялся и убрал сковородку с горелки.

- Не думаю, что сейчас ты хочешь съесть пару яиц, - сказал он.

Папа вернулся за стол, но сел не напротив меня, как обычно, а рядом со мной, и накрыл своей рукой мою.

- Теперь послушай меня.

- Я знаю, что сделал ужасную вещь, - сказал я, - но если б я не позвонил, мы бы так и не узнали. Нам надо…

- Сынок…

- Нет, пап, послушай! Нам нужно немедленно кого-нибудь туда послать! Бульдозер, грузчика, да хоть бы и ребят с лопатами! Он должен быть ещё…

- Крейг, остановись. Здесь, судя по всему, мы имеем дело со спуфинг-атакой * (ситуация, в которой один человек или программа успешно маскируется под другую, путём фальсификации данных).

Я уставился на него, моя челюсть отвисла. Я знал, что такое спуфинг, но предположение, что это произошло со мной – особенно, среди ночи, - даже не приходило мне в голову.

- Таких вещей случается всё больше и больше, - сказал отец. – У нас на работе даже было собрание по этому поводу. Кто-то получил доступ к мобильнику Харригана. Скопировал оттуда всю информацию, это называется – клонировать телефон. Понимаешь, о чём я?

- Да, конечно, но, папочка…

Он сжал мою руку.

- Возможно, кто-то надеется выведать важные деловые секреты.

- Но он же был на пенсии!

- И он держал руку на пульсе, Мистер Харриган сам тебе это говорил. Или же кто-то охотится за информацией по его кредитке, и потому им нужен доступ к его телефону. Кто бы ни получил твоё голосовое сообщение на клонированный телефон, он захотел подшутить над тобой.

- Ты не можешь этого знать, - возразил я. – Пап, мы должны проверить!

- Нет, не должны, и сейчас я объясню тебе, почему. Мистер Харриган был богатым человеком, который умер в одиночестве, за ним никто не присматривал. В дополнение к этому он уже очень долго не посещал лечащего врача, хотя, я думаю, мистер Рафферти устроил ему настоящий разнос по этому поводу, потому что не мог обновить страховку старика, чтобы покрыть как можно больше обязанностей, которые возникнут после смерти Мистера Харригана. В таком случае покойного подвергли аутопсии – вскрытию. Так они узнали, что он умер от прогрессирующей сердечной болезни.

- Они разрезали его? – я подумал о том, как костяшки моих пальцев чиркнули по груди Мистера Харригана, когда я всовывал телефон в его карман. Неужели там, под белой хрустящей рубашкой и завязанным узлом галстуком, были зашитые разрезы? Если мой отец прав, то да, были. Зашитые стёжками шрамы, по форме напоминающие букву Y. Я видел такое по телеку. В сериале «CSI: Место преступления».

- Верно, - сказал отец. – Мне не улыбается рассказывать тебе о таких вещах, я не хочу, чтобы это тебя терзало, но лучше уж так, чем твоя уверенность, что мы похоронили Мистера Харригана живым. Он не живой. Не может быть живым. Он мёртв. Ты понимаешь?

- Да.

- Может, мне сегодня остаться дома? Если хочешь, я так и сделаю.

- Нет, всё в порядке. Ты прав. Это была спуфинг-атака. Меня разыграли.

И напугали. Не забудьте и это.

- Чем займёшься? Потому что, если ты и дальше намерен ходить мрачнее тучи и переваривать свои идеи, то лучше я возьму выходной. Мы могли бы пойти порыбачить.

- Я не собираюсь ничего переваривать и ходить мрачнее тучи. Но мне нужно подняться к его дому и полить цветы.

- Думаешь, это хорошая идея? – он пристально на меня посмотрел.

- Это мой долг перед ним. И я хочу поговорить с миссис Гроган. Выяснить, не оставил ли он и ей тоже это… как его там…

- Денежное обеспечение. Что же, твоя забота очень трогательна. Конечно же, она посоветует тебе не совать нос в чужие дела. Она из тех прожжённых старых янки, точно тебе говорю.

- А если не оставил, я бы поделился с ней своими запасами, - сказал я.

Он улыбнулся и поцеловал меня в щеку.

- Ты хороший малый. Твоя мама очень бы тобой гордилась. Уверен, что всё в порядке?

- Да.

Я съел пару яиц и тост в доказательство своих слов, хотя и не хотел есть вовсе. Мой отец, должно быть, прав – украденный пароль, клонированный телефон, жестокий розыгрыш. Это точно не мог быть Мистер Харриган, чьи внутренности были выброшены вон, как винегрет, и чья кровь была заменена на бальзамирующую жидкость.

***

Папа ушёл на работу, а я поднялся к дому Мистера Харригана. Миссис Гроган пылесосила гостиную. Она не пела, как обычно во время уборки по дому, но была вполне собрана и после того, как я закончил поливать растения, спросила не хочу ли я пройти в кухню и выпить немного чая (по её словам: «хлопнуть чайку») с ней.

- Там и печеньки есть, - сказала она.

Мы прошли в кухню и пока она кипятила чайник, я рассказал ей о письме Мистера Харригана и о деньгах, которые он оставил мне в собственность на обучение в колледже.

Миссис Гроган деловито кивнула, словно она и не ожидала меньшего, и сказала, что также получила конверт от мистера Рафферти.

- Босс, можно сказать, поставил меня на ноги. Дал мне больше, чем я ожидала. Видать, больше, чем я заслуживаю.

Я сказал, что думаю в точности, как она.

Миссис Джи принесла чай к столу, две огромные кружки для нас обоих.

Между ними поставила тарелку с овсяным печеньем.

- Он их любил, - сказала миссис Гроган.

- Ага. Говорил, что они заставляют его кишечник поработать.

Она рассмеялась от этих слов. Я поднял одно печенье и впился в него зубами. Пока жевал, я думал о библии, о первом послании к Коринфянам, которое я читал в Методистском Молодёжном Братстве в Великий Четверг и на Пасхальное богослужение пару месяцев назад: «И когда он благословлял, то преломил хлеб и сказал: берите, ешьте, это есть Тело Моё, которое я сломал ради вас; ешьте в память обо мне». Это печенье никоим образом не являлось святым причащением, и преподобный, вероятно, назвал бы саму эту идею богохульной, но я всё равно был рад, что оно у меня есть.

- О Пите он тоже позаботился, - сказала миссис Гроган, имея в виду Питера Боствика, садовника.

- Круто, - ответил я и потянулся за очередным печеньем. – Мистер Харриган был хорошим парнем, не так ли?

- Не уверена насчёт этого, - ответила она. – Он был честным, это верно, но ты не хотел бы узнать его с плохой стороны, уж поверь. Ты не помнишь Дасти Билодо, верно? Нет, конечно, не помнишь. Он работал здесь до тебя.

- Из тех Билодо, что живут в трейлерном парке?

- Точно так, из парка напротив магазина, но я думаю, Дасти среди них больше нет. Он наверняка уже давно уехал оттуда, подался в другие края счастья искать. Он был садовником до Пита, но не прошло и восьми месяцев его работы здесь, как Мистер Харриган поймал его на воровстве и выгнал взашей. Не знаю, как много Дасти удалось украсть, или как Мистер Харриган это обнаружил, но увольнением дело не закончилось. Я знаю, что тебе ведомо, сколько Мистер Х. сделал всякого хорошего для этого маленького городка и что он постоянно нам помогал, но Муни не рассказал и половины всего, может, потому что не знал, может, не хватило времени. Благотворительность – это полезно для души, но ещё она дарит человеку силу и связи, и Мистер Харриган использовал их, чтобы наказать Дасти Билодо.

Она покачала головой. Отчасти, я думаю, от восхищения. Это взыграла её природная жёсткость истинного янки.

- Надеюсь, он вытянул не более нескольких сотен из стола или ящика для носков Мистера Харригана, или где бы то ни было, потому что это были последние деньги, которые он получил в городке Харлоу, округ Касл, штат Мэн. Дасти не смог бы даже устроиться выгребать куриное дерьмо из амбара старого Дорранса Марстеллара. Мистер Харриган об этом позаботился. Он был честным человеком, но если ты не был таким же, Бог тебе в помощь. Возьми ещё печеньку.

Я взял ещё печеньку.

- И пей уже свой чай, мальчик.

Я пил свой чай.

- Думаю, на очереди верхние этажи. Видать, стоит всё-таки сменить простыни, а не просто вытряхнуть из них пыль, по крайней мере, для начала пойдёт. Как думаешь, что дальше будет с этим домом?

- Джи, я не знаю.

- Как и я. Ни малейшего понятия. Не могу представить, чтобы кто-то купил его. Мистер Харриган был единственным в своём роде, и это касается… - она широко развела руками, - …всего этого.

Я вспомнил о стеклянном лифте и подумал, что она права.

Миссис Джи схватила ещё одну печеньку.

- А что насчёт комнатных растений? Есть какие идеи по ним?

- Я возьму себе несколько, если можно, - сказал я. – По поводу остальных не знаю.

- Как и я. Его морозильная камера тоже кстати забита под завязку. Думаю, мы можем разделить это добро на троих – тебе, мне и Питу.

«Берите, ешьте, - подумал я. – Делайте это в память обо мне».

Она вздохнула.

- По большей части я, конечно, в смятении. Растягиваю несколько дел по дому так, словно их тут накопилось великое множество. Я просто не знаю, что буду делать дальше, вот те крест. А что насчёт тебя, Крейг? Что ты собираешься делать?

- Прямо сейчас я собираюсь спуститься вниз и побрызгать водичкой на его деревянных питомцев, - сказал я. – И если вы уверены, что всё в порядке, я бы взял себе домой, по крайней мере, Африканскую фиалку.

- Ясное дело, я уверена, - ответила она, а в её произношении чистокровного янки это прозвучало как: «Ясс-дело». – Бери, сколько хочешь.

Она пошла наверх, а я спустился в подвал, где Мистер Харриган хранил свои грибы в террариумах, выстроившихся в ряд. Пока я поливал растения, думал о том сообщении от pirateking1, доставленном мне посреди ночи. Папа был прав, это точно была шутка, но разве не стал бы предполагаемый шутник посылать мне хотя бы немного остроумный текст, типа: «Спаси меня, я застрял в коробке», или такое старьё, как: «Не тревожь меня, пока я разлагаюсь»? Почему предполагаемый шутник написал в сообщении двойную букву «а», которая звучала бы, как бульканье или предсмертный хрип, если такое попытаться проговорить? И зачем этот предполагаемый шутник прислал мне мои инициалы? Написал первую букву моего имени не единожды, не дважды, а целых три раза?

***

В итоге я взял четыре домашних растения Мистера Харригана – Африканскую фиалку, антуриум, пеперомию и диффенбахию. Я разместил их вокруг нашего дома, все, кроме диффенбахии, её я сохранил для своей комнаты, потому что она была моей любимой. Но я просто топтался на месте, и знал это. Как только все растения были расставлены по местам, я достал из холодильника бутылку напитка «Снэпл», положил её в бардачок на моём велике и покатил к Кладбищу Вязов.

Тем жарким летним утром на кладбище было пустынно и я сразу направился к могиле Мистера Харригана. Надгробная плита была на месте. Разумеется, самая простая, обычный гранит без излишеств, только его имя и даты рождения и смерти. На могиле было множество цветов, всё ещё свежих (долго это, конечно, не продлится), большинство с привязанными к ним ярлыками. Наибольшая связка, судя по всему, была взята из личных клумб Мистера Харригана – но не из скупости, а из уважения, - и была доставлена сюда семьёй Питера Боствика.

Я опустился на колени, но не для молитвы. Достал свой телефон из кармана и подержал его в руке. Моё сердце билось так сильно, что перед глазами образовались маленькие чёрные точки. Я зашёл в контакты и набрал номер Мистера Харригана. Потом я опустил телефон и прижался одной щекой к свежему, положенному недавно дёрну, пытаясь услышать Тэмми Уайнетт.

Мне показалось, я слышу её, но это могло быть просто моё воображение. Мелодия должна была пробиться через пиджак покойного, через крышку гроба и шесть футов земли. Но я думал, что слышу её. Нет, не так – я был уверен, что слышу. Телефон Мистера Харригана играл «Оставайся со своим мужчиной» там внизу, в его могиле.

Вторым ухом, которое не было прижато к земле, я мог расслышать голос Мистера Харригана, очень тихий но отчётливый в дремотном покое этого места: «Сейчас я на звонок не отвечаю. Я вам перезвоню, если это покажется уместным».

Но он не перезвонит, уместно ему будет или нет. Он был мёртв.

Я поехал домой.

***

В сентябре 2009-го я начал учёбу в Средней Школе Гейтс Фоллс вместе со своими друзьями – Марджи, Региной и Билли. Мы ездили на учёбу на маленьком подержанном автобусе, который очень быстро получил от нас прозвище «Крохотный Детский Автобус из Гейтс Кидс». Со временем я стал выше (хотя и не дотянул два дюйма до шести футов, что в какой-то мере разбило мне сердце), но в первый день в новой школе оказалось, что я был самым низеньким из всех в восьмом классе. Что делало меня отличной мишенью для Кенни Янко, неповоротливого нарушителя спокойствия, которого оставили на второй год и чья фотография должна красоваться в словаре напротив термина: забияка.

Наш первый класс в Средней Школе не был обычным классом в привычном понимании, а скорее собранием новых учеников из так называемых «обучаемых городов», из Харлоу, Моттона и Шайло Чёрч. Директором в тот год (и в многие последующие годы тоже) был высокий, вечно шаркающий ногами дядя, с такой безупречно лысой головой, что мы не могли удержаться от шуток на этот счёт. То был мистер Альберт Дуглас, среди детей известный, как Алко Эл или Алкаш Даг. Никто из детей на самом деле не видел его набравшимся, но тогда все мы крепко верили, что директор пьёт как рыба.

Он поднялся на подиум, поприветствовав «эту замечательную группу новых студентов» в Средней Школе Гейтс Фоллс, и рассказал нам об удивительных вещах, которые ждут нас в наступающем учебном году. Эти вещи включали в себя: оркестр, хоровой кружок, дискуссионный клуб, фото-клуб, Клуб Будущих Фермеров Америки, и любой вид спорта, который будет нам по силам (в то время это были: бейсбол, лёгкая атлетика, теннис или соккер – футбол был для нас закрыт, пока мы не перейдём в старшую школу). Он рассказал нам о Строгих Пятницах * (одна из пятниц в противовес так называемой «Свободной Пятнице», когда работники некоторых компаний могут прийти на работу не в форме, а в своей повседневной одежде), проходящих раз в месяц, когда ожидается, что мальчики наденут галстуки и спортивные пиджаки, а девочки нарядятся в юбки (никаких мини-вариантов, короче двух дюймов выше колен, пожалуйста). В конце он сказал нам, что в этой школе совершенно точно не будет никаких «посвящений» иногородних студентов. Нас, другими словами. Видимо, из-за того, что год назад переведённый сюда из Вермонта студент оказался в «Центральном Мэнском Медицинском Центре» после того, как был вынужден высадить аж три бутылки «Гейторейда» * (спортивный напиток, восстанавливающий потерю жидкости после тренировок) в пивной молодёжной игре, так что теперь традиция «посвящения» была под запретом. Потом директор пожелал нам всего хорошего и отправил в «наше академическое приключение», как он это назвал.

Мои опасения, что я потеряюсь в этой огромной новой школе оказались беспочвенны, потому что она оказалась не такой уж и большой. Все мои учебные классы, кроме седьмого урока Английского языка, были на втором этаже, и мне нравились все мои учителя. Я боялся урока математики, но оказалось, что мы начали учёбу почти с того места, где я остановился в моей старой школе, так что всё было в порядке. Я чувствовал себя очень неплохо на всех уроках, пока не приходилось переходить в другой кабинет между шестым и седьмым уроками.

Я направлялся вниз по коридору к лестнице мимо хлопающих шкафчиков, болтающих детей и запаха макарон с говядиной, доносящегося из столовой. Как только я ступил на первую ступеньку, меня схватила рука.

- Эй, новенький. Не так быстро.

Я обернулся и увидел шестифутового тролля с лицом, горящим от прыщей. Его чёрные волосы свисали на плечи сальными зарослями. Маленькие тёмные глазки всматривались в меня из-под выдающегося вперёд, словно полка, лба. Они были наполнены фальшивой радостью. Он был одет в порванные джинсы и потёртые байкерские сапоги. В одной руке он держал бумажный пакет.

- Бери.

Наивный, я взял пакет. Дети скоренько проходили мимо меня и спускались с лестницы, некоторые бросали быстрые взгляды на парня с длинными чёрными волосами.

- Загляни внутрь.

Я заглянул. Там были тряпка, щётка и банка обувного блеска «Kiwi». Я попытался вернуть пакет.

- Мне нужно на урок.

- Ну-ну, новенький. Не раньше, чем ты натрёшь мои сапоги.

Вот оно, наказание за наивность. Это был обряд «посвящения», и, хотя директор и сказал, что подобные мероприятия запрещены, ещё сегодня утром, я думал о том, чтобы пройти его. Потом я подумал о всех тех детях, которые быстро прошмыгивали мимо нас к лестнице. Они бы смотрели на маленького деревенского парня из Харлоу, который стоит на коленях с тряпкой, щёткой и банкой обувного блеска в руках. Эта история очень быстро разойдётся по школе. Всё же мне придётся сделать это, потому что этот малый был гораздо больше меня и мне не нравился его взгляд. «Мне бы очень хотелось выбить из тебя всё дерьмо, - говорил этот взгляд, - просто дай мне повод, новенький».

А затем я представил, что бы подумал Мистер Харриган, увидь он меня на коленях, кротко натирающего сапоги этого чурбана.

- Нет, - сказал я.

- «Нет» - это ошибка, которую ты не хотел бы делать, - сказал малый. – Лучше, блядь, поверь мне.

- Мальчики! Эй, я к вам обращаюсь! У вас тут проблемы?

Это мисс Харгенсен, моя учитель естествознания. Она была молода и симпатична, недавно окончила колледж, но вокруг неё всегда витала аура уверенности в себе и готовности встречать невзгоды во всеоружии.

Большой парень покачал головой: никаких проблем.

- Всё в порядке, - сказал я, возвращая пакет его владельцу.

- Как тебя зовут? – спросила мисс Харгенсен. На меня она не смотрела.

- Кенни Янко.

- А что в твоём пакете, Кенни?

- Ничего.

- Уж не набор ли для «посвящения», а?

- Нет, - ответил он. – Мне на урок надо.

Мне, собственно, тоже. Толпа детей, спускавшихся по лестнице, поредела, а через мгновение зазвонил школьный звонок.

- Не сомневаюсь, Кенни, но задержись-ка ещё на секундочку, - она переключила своё внимание на меня. – Крейг, верно?

- Да, мэм.

- Что в его пакете, Крейг? Мне любопытно.

Я думал всё ей рассказать. Но не потому что во мне вдруг взыграли эти дерьмовые скаутские принципы а-ля: «Честность – лучшая политика», а потому что этот громила меня напугал и я был раздражён из-за этого. Ну, и потому что (стоит это признать) здесь был взрослый человек, который вовремя вмешался. А затем я подумал: «Как бы Мистер Харриган поступил в этой ситуации? Стал бы он ябедничать?»

- Остатки его ланча, - сказал я. – Половина сандвича. Он спрашивал, не желаю ли я угоститься?

Если она возьмёт пакет и заглянет внутрь, у нас обоих могут быть проблемы, но она не стала этого делать… хотя, держу пари, она и так всё понимала. Мисс Харгенсен только сказала нам поторопиться на урок и пошла прочь, клацая своими невзрачными «только-для-школы» туфлями на каблуках.

Я начал спускаться по лестнице и Кенни Янко снова меня схватил.

- Тебе лучше было бы всё же натереть их, новенький.

Это заявление разозлило меня ещё пуще.

- Я спас твою задницу. Тебе бы сказать мне спасибо.

Он побагровел, что явно не пошло на пользу всем этим пробуждающимся вулканам на его лице.

- Ты должен был их натереть, - он двинулся было дальше, но затем снова обернулся ко мне, держа в руках свой тупой бумажный пакет. – Нахуй твои спасибо, новенький. И тебя нахуй.

Неделю спустя Кенни Янко вступил в перепалку с мистером Арсенолтом, трудовиком, и швырнул в него ручной шлифовальный станок. Кенни уже успел получить не менее трёх отстранений от занятий на протяжении двух лет его учёбы в Средней Школе Гейтс Фоллс – после моей с ним стычки на вершине лестницы, я подумал, что Кенни был чем-то вроде местной легенды, - но случай с трудовиком был той соломинкой, что переломила спину верблюда. Его выгнали из школы, и я посчитал, что мои проблемы с ним закончились.

***

Как и многие школы маленьких городков, Средняя в Гейтс Фоллс была верна традициям. «Строгая Пятница» была лишь одной из многих. Среди других были такие, как: «Агитация» (что подразумевало стоять перед супермаркетом и выпрашивать у прохожих пожертвования в счёт пожарного департамента), «Делаем Милю» (пробежать вокруг спортзала двадцать кругов, смердя потом) и пение школьных песен на ежемесячных собраниях.

Ещё одной традицией был «Осенний Танец», что-то вроде «Дня Седи Хокинс», когда девочки приглашают мальчиков. Марджи Уошбёрн пригласила меня и я, конечно, согласился, потому что хотел остаться с ней друзьями, несмотря на то, что она мне не нравилась, ну, понимаете, как девчонка. Я попросил отца отвезти нас и он с радостью согласился. Регина Майклз пригласила Билли Богана, так что это было двойное свидание. Это было неплохо, тем более, что Регина шепнула мне на ушко, когда мы сидели в читальном зале, что пригласила Билли только потому, что он был моим другом.

И всё было чертовски хорошо до первого перерыва, когда я вышел из спортзала, чтобы немного, так сказать, разгрузиться от выпитого пунша. Как только я дошёл до двери в туалет для мальчиков, кто-то схватил меня за пояс одной рукой и за шею под затылком другой, и потащил по коридору к выходу на школьную парковку. Если бы я не вытянул руку, чтобы толкнуть аварийную ручку, Кенни впечатал бы меня в дверь лицом.

Всё, что произошло потом, я помню очень отчётливо. Я не имею ни малейшего понятия, почему плохие воспоминания из детства и ранней юности так кристально чисты, я только знаю, что это так. И это было очень плохое воспоминание.

Ночной воздух был почти шокирующе холодным после жары спортзала (не говоря уже о влажности, источаемой всеми этими полными жизни представителями пубертатного периода). Я видел блики лунного света на хроме двух припаркованных машин, принадлежащих нашим сегодняшним надзирателям – мистеру Тейлору и мисс Харгенсен (новые учителя всегда застревали на должности сопровождающих, потому что, догадайтесь сами, это была ещё одна традиция славной Средней Школы Гейтс Фоллс). Я также мог расслышать перестрелки выхлопных труб каких-то машин, проносящихся по 96-ому Шоссе. А ещё я чувствовал свежие грубые царапины на своих ладонях, когда Кенни Янко швырнул меня на тротуар парковки.

- А теперь вставай, - сказал он. – У тебя есть работёнка.

Я поднялся. Посмотрел на свои ладони и увидел, что они кровоточат.

На одной из припаркованных машин покоился пакет. Кенни взял его и протянул мне.

- Натри мои сапоги. Сделай это и мы будем считать, что всё у нас в порядке.

- Пошёл нахуй, - сказал я и ударил его в глаз.

Вспомнить всё? Пожалуйста. Я помню каждое мгновение под его ударами: всего их было пять. Помню, как последний удар швырнул меня на шлакоблочную стену здания и как я уговаривал свои ноги удержать меня, а они отказались. Я просто медленно сползал вниз, пока моя пятая точка не упёрлась в щебёночное покрытие под стеной. Ещё я помню, как «Black Eyed Peas» тихо, но отчётливо, задавали жару своим «Boom Boom Pow». И помню, как Кенни стал надо мною, тяжело дыша, и сказал:

- Кому-нибудь расскажешь и ты труп.

Но из всех вещей, которые я могу вспомнить, одна врезалась в память особенно сильно – это воспоминание было бесценным, - чистое и жестокое удовлетворения, когда мой кулак врезался в его лицо. То был мой единственныйудар в той драке, но он был чертовски хорош.

«Boom Boom Pow». Что ещё тут скажешь.

***

Когда Кенни ушёл, я достал свой телефон из кармана. После того, как я удостоверился, что он не сломан, я позвонил Билли. Это всё, что тогда пришло мне в голову.

Он ответил на третий гудок, пытаясь перекричать пение «Фло Риды». Я попросил его выйти ко мне и привести мисс Харгенсен. Я не хотел вмешивать в эту историю учителя, но даже слушая перезвон колокольчиков в моей голове от ударов Кенни, я понимал, что рано или поздно это случится, так что лучше всё сделать сразу. Я подумал, что Мистер Харриган тоже поступил бы точно так же.

- Зачем? Что случилось, чел?

- Какой-то пацан напал на меня и побил, - сказал я. – Не думаю, что мне стоит появляться в школе. Выгляжу я, судя по всему, не очень.

Он прибыл через три минуты не только с мисс Харгенсен, но и с Марджи и Региной. Друзья с тревогой смотрели на мою разбитую губу и окровавленный нос. Моя одежда тоже была заляпана кровью, а рубашка (новая, между прочим) была порвана.

- Пойдём со мной, - сказала мисс Харгенсен. Не было похоже, чтобы её потряс вид крови, то, как распухла моя челюсть, или кровоподтёк на моей щеке. – Все вы.

- Я не хочу туда идти, - запротестовал я, думая, что она хочет отвести меня в подсобку при спортзале. – Не хочу, чтобы на меня пялились.

- И я не виню тебя, - сказала она. – Прошу сюда.

Мисс Харгенсен провела нас к двери с надписью «ТОЛЬКО ДЛЯ ПЕРСОНАЛА», отворила её ключом и впустила нас внутрь, а затем пригласила в учительскую, которая уж точно не выглядела шикарной. Я видел мебель и покруче на лужайках того же Харлоу, когда люди устраивали дворовую распродажу, но здесь были стулья и я уселся на один. Мисс Харгенсен нашла комплект первой помощи и послала Регину в ванную комнату за смоченной в холодной воде мочалкой, чтобы я приложил её к носу, который, по её словам, не выглядел сломанным. Регина вернулась и выглядела она впечатлённой.

- Там есть крем для рук «Аведа»!

- Это мой, - сказала мисс Харгенсен. – Возьми немного, если хочешь. Прижми это к носу, Крейг. Держи вот так. Кто вас сюда привёз?

- Папа Крейга, - сказала Марджи. Она то и дело оглядывалась, разглядывая эту неизведанную местность широко раскрытыми глазами. Поскольку стало ясно, что я не собираюсь тут помирать, она отмечала каждую деталь, чтобы потом обсуждать их со своими подругами.

- Позвони ему, - сказала мисс Харгенсен. – Дай Марджи свой телефон, Крейг.

Марджи позвонила моему отцу и попросила, чтобы он приехал и забрал нас. Он что-то сказал. Марджи послушала, а затем ответила:

- Ну, тут возникла небольшая проблема, - потом ещё немного послушала. – Н-у-у… э-э-э…

Билли взял у неё телефон.

- Он подрался, но всё в порядке, - послушал и протянул телефон мне. – Он хочет с тобой поговорить.

Ну конечно, он хотел поговорить. И после того, как папа осведомился, всё ли у меня в порядке, он хотел знать, кто это сделал. Я сказал, что не знаю, но думаю – это был какой-то старшеклассник, который хотел сорвать наш бал.

- Я в порядке, пап. Не делай из мухи слона, ладно?

Он сказал, что будет делать. Я сказал, что не надо. Он говорил, что надо. Мы ещё немного поспорили, а потом он вздохнул и сказал, что приедет так быстро, как только сможет. Я завершил звонок.

Мисс Харгенсен сказала:

- Полагаю, я не могу выписать что-нибудь от боли, только школьная медсестра имеет на это право и только с разрешения родителей, но её здесь нет… - Она схватила свою сумочку, которая висела на крючке рядом с пальто и заглянула внутрь. – Кто-нибудь из вас, детки, не собирается ли на меня донести. В таком случае я могу потерять работу.

Трое моих друзей покачали головами. Как и я, только осторожно. Кенни подловил меня неплохим ударом с разворота прямо в левый висок. Надеюсь, задиристый ублюдок поранил себе руку.

Мисс Харгенсен выудила на свет божий маленькую бутылочку таблеток «Алив».

- Мой личный запас. Билли, принеси немного воды.

Билли вручил мне наполненный одноразовый стаканчик. Я проглотил таблетку и сразу почувствовал себя лучше. Такова сила внушения, особенно если тебе что-то внушает молодая красивая женщина.

- Вы трое, возьмите ножки в ручки, - сказала мисс Харгенсен. – Билли, иди в спортзал и скажи мистеру Тейлору, что я вернусь через десять минут. Девочки, идите наружу и ждите отца Крейга. Проведите его через служебную дверь.

Они ушли. Мисс Харгенсен склонилась надо мной так низко, что я мог уловить запах её великолепных духов. Я тут же в неё влюбился. Я знал, что это глупо, но ничего не мог с собой поделать. Она подняла два пальца.

- Пожалуйста, скажи мне, что ты видишь не три или четыре пальца.

- Нет, только два.

- Хорошо, - она выпрямилась. – Это был Янко? Не так ли?

- Нет.

- Я что, похожа на дурочку? Скажи мне правду.

Она была похожа на принцессу, но едва ли я мог сказать ей такое.

- Нет, вы не похожи на дурочку, но это был не Кенни. Что хорошо, кстати. Так как, видите ли, если бы это был он, то даю голову на отсечение, его бы арестовали, потому что он уже вылетел из школы. Потом был бы суд и мне пришлось бы идти на заседание и рассказывать, как он побил меня. Все бы тогда узнали. Представьте, какой позор.

- А если он ещё кого-нибудь побьёт?

Тогда я подумал о Мистере Харригане – можно даже сказать – процитировал его.

- Это их проблемы. Всё, что меня заботит – это то, что он сделал со мной.

Мисс Харгенсен попыталась нахмуриться. Вместо этого её губы изогнулись в широкую улыбку и я влюбился в неё пуще прежнего.

- Это довольно жёсткая позиция.

- Я просто хочу и дальше нормально жить, - сказал я. И это была правда, вот вам крест.

- Знаешь что, Крейг? Думаю, что так и будет.

***

Когда мой отец приехал на место, он оглядел меня с ног до головы и рассыпался в благодарностях перед мисс Харгенсен за её работу.

- В прошлой жизни я была секундантом на боксёрских поединках, - сказала она.

Папа рассмеялся. Никто из них не предложил отправиться в медпункт, что, надо сказать, было для меня облегчением.

Отец отвёз меня и моих друзей домой и мы пропустили вторую часть школьного бала, но никто из нас не возражал. Билли, Марджи и Регина получили опыт более интересный, чем размахивание руками в воздухе под Beyoncé и Jay-Z. Что до меня, то я заново переживал то чувство восхитительной тряски в руке, когда мой кулак внедрился в глаз Кенни Янко. Мой удар оставит на его роже превосходный синяк, и я спрашивал себя, как Кенни будет это объяснять. «Э-э-э… я врезался в дверь. Э-э-э… я врезался в стену. Э-э-э… я дрочил и моя рука соскользнула».

Когда мы вернулись домой, папа снова спросил, знаю ли я, кто на меня напал. Я сказал, что не знаю.

- Не уверен, что могу в это поверить, сынок.

На это я ничего не сказал.

- Ты просто хочешь всё забыть, оставить, как есть? Я верно тебя понимаю?

Я кивнул.

- Ну ладно, - он вздохнул. – Думаю, я понимаю тебя. Когда-то я тоже был молод. Рано или поздно каждый родитель говорит это своим детям, но я сомневаюсь, что их чада им верят.

- Я верю в это, - сказал я, и это правда, хотя было забавно представить моего отца пяти с половиной футов росту с писклявым голосом ещё в эпоху стационарных телефонов.

- Скажи-ка мне одну вещь, кстати. Твоя мама рассердилась бы на меня за такой вопрос, но её с нами больше нет… ты врезал ему? Дал сдачи?

- Да. Ударил только раз, но то был хороший удар.

Отец ухмыльнулся.

- Хорошо. Но ты должен понять, что всё это дело полиции, если он снова нападёт на тебя. Мы поняли друг друга?

Я сказал, что да, поняли.

- Твоя учительница – она мне понравилась, - сказала, чтобы я не давал тебе спать, по крайней мере, час и убедился, что у тебя не кружится голова. Не желаешь кусочек пирога?

- Конечно.

- Да ещё и чашку чая в придачу?

- Точно так.

И мы взяли по куску пирога и две кружки чая, и папа рассказывал мне истории не о смежных телефонных линиях, или о том, как он ходил в школу, в которой был всего один учебный класс, отапливаемый дровяной печью, и не о телевизоре, который ловил три канала (и ни одного, когда ветер срывал с крыши антенну). Он рассказывал мне о том, как они с Роем ДеВиттом нашли несколько фейерверков в подвале дома Роя и, когда они их запустили, один попал прямо в короб для растопки Фрэнка Дрисколла и поджёг его, а Фрэнк Дрисколл сказал, что если они не натаскают ему связку дров, он всё расскажет их родителям. Он рассказывал о том, как его мама нечаянно услышала, что он назвал старого Фили Лубёрда из Шайло Чёрч Большим Вождём Ракушкой и вымыла его рот с мылом, игнорируя все его обещания, что он больше так не будет. Рассказывал о состязаниях, которые проходили на роллердроме в Оберне – он называл их «разборка», - куда ребята из Старшей Школы Лисбона и Младшей Эдвардской, школы мое папы, ходили каждый вечер пятницы. Рассказывал, как какие-то старшие ребята стащили с него купальный костюм на Уайт Бич («Я шёл домой, обёрнутый полотенцем».), и о случае, когда некий парень с бейсбольной битой в руках преследовал его по Карабин Стрит в Касл Роке («Он сказал, что я поставил засос его сестре, но я не делал этого»).

Он действительно когда-то был молод.

***

В свою комнату я поднялся в приподнятом расположении духа, но действие таблетки «Алив», которую дала мне мисс Харгенсен, уже начало выветриваться и моё хорошее настроение выветрилось вместе с ним. Я был точно уверен, что Кенни Янко больше ко мне не полезет, но сомнения всё же не исчезли. Что если его друзья начнут справляться у него про фингал под глазом? Поддразнивать его? Возможно, даже смеяться над ним? Что если он разозлиться и решит потребовать у меня второй раунд? Ежели это случится, я, видимо, не смогу нанести ему и одного приличного удара; попадание в глаз Кенни было, в общем-то, грязным приёмчиком, если уж на то пошло. Он может отправить меня прямиком в больницу на этот раз, или что похуже.

Я умылся (очень осторожно), почистил зубы, забрался в постель, выключил свет и только тогда, устроившись, вновь пережил всё, что произошло. Крайнее удивление от того, что меня внезапно схватили и потащили по коридору. Удар в грудь. Удар в лицо. Как я уговаривал свои ноги держать меня, а они ответили: может, позже.

Как только я оказался в темноте, мне казалось всё более и более вероятным, что Кенни ещё не закончил со мной. Вещи куда более безумные, чем эта, кажутся вам вполне логичными, когда вы находитесь в полной темноте, и вы одни.

Так что я снова включил свет и позвонил Мистеру Харригану.

Я и не ожидал услышать его голос на записи, я просто хотел притвориться, что разговариваю с ним. Чего я ожидал, так это тишины или повторяющегося сообщения, что номер, на который я звоню, больше не обслуживается. Я всунул телефон во внутренний карман похоронного костюма Мистера Харригана три месяца назад, а первые айфоны, поступившие в продажу, имели продолжительность зарядки в 250 часов даже в режиме ожидания. Что означало – телефон мёртв, как и его владелец.

Но звонок прошёл. Этого не могло произойти, это было из разряда фантастики, но под землёй на Кладбище Вязов в трёх милях отсюда Тэмми Уайнетт напевала «Оставайся со своим мужчиной». На пятом гудке звонок оборвался и немного скрипучий голос старика зазвучал у меня в ухе. Как всегда, строго по делу, даже не предлагая звонящему оставить номер или сообщение. «Сейчас я на звонок не отвечаю. Я вам перезвоню, если это покажется уместным».

Прошёл сигнал, и я услышал свой голос. Не помню, чтобы я думал, что сказать; мой рот, казалось, справлялся и без моего участия.

- Сегодня вечером меня побили, Мистер Харриган. Большой тупой пацан по имени Кенни Янко. Он хотел, чтобы я натирал его сапоги, а я отказался. Я не стал на него стучать, потому что подумал – пёс с ним, пусть на этом всё и закончится, я пытался думать, как вы, но мне всё ещё неспокойно. Мне захотелось всё вам рассказать.

Я помолчал.

- Я рад, что ваш телефон всё ещё работает, хотя ума не приложу, как такое может быть.

Опять помолчал.

- Я скучаю за вами. До свидания.

Я оборвал связь. Проверил исходящие звонки, чтобы удостовериться, что я действительно звонил. Номер Мистера Харригана был тут, прямо напротив времени – 11:02 вечера. Я выключил телефон и положил его на прикроватный столик. Потушил лампу и почти сразу заснул. Это было вечером в пятницу. На следующую ночь – а может, ранним утром субботы, - Кенни Янко умер. Он повесился, хотя я не знал ни того, как он умер, ни каких либо деталей в течение следующего года.

***

Некролог о Кеннете Джеймсе Янко не появлялся в «Льюистон Сан» до вторника, и всё, что он сообщал было: «ушёл внезапно в результате трагического инцидента», но новости разошлись по школе ещё в понедельник и, конечно, мельница слухов работала на полную мощность.

Он нанюхался клея и умер от инсульта.

Он чистил одно из отцовских ружей (мистер Янко утверждал, что у него дома целый арсенал) и оно выстрелило.

Он играл в «Русскую рулетку» с одним из отцовских револьверов и снёс себе башку.

Он напился, упал с лестницы и сломал себе шею.

Ни одна из этих историй не была правдой.

Билли Боган первым рассказал мне эту новость, сразу как приехал на Крохотном Автобусе. Его прямо распирало от желания поведать мне об этом. Он сказал, что одна из подруг его мамки, живущая в Гейтс Фоллс, позвонила и всё рассказала. Подруга, значит, жила напротив дома Кенни и видела, как его выносили в мешке на носилках, окружённых ревущими и орущими родными Янко. Как оказалось, даже отчисленных из школы забияк кто-то любит. Как читатель Библии, я даже мог представить их, раздирающих на себе одежду.

Я как-то сразу – не без чувства вины, - подумал о том звонке, который я сделал на телефон Мистера Харригана. Я говорил себе, что старик мёртв и никак не мог быть замешан в том, что произошло. Я убеждал себя, что даже если такие вещи и возможны за пределами каких-нибудь комиксов ужасов, то я не желал Кенни смерти, я просто хотел, чтобы он оставил меня в покое, но всё это походило на оправдания. И я вспомнил то, что говорила миссис Гроган на следующий день после похорон, когда я назвал Мистера Харригана хорошим парнем за то, что он оставил нам в наследство деньги.

«Насчёт этого не уверена. Он был честным, всё так, но ты бы не хотел узнать его с плохой стороны, уж поверь».

Дасти Билодо узнал Мистера Харригана с плохой стороны, я уверен, что Кенни Янко тоже, когда избил меня за то, что я отказался натирать его ёбаные сапоги. Только вот Мистер Харриган больше не может показать себя с плохой стороны. Я постоянно себе это повторял. У мертвецов просто нет плохих сторон. Конечно, телефоны, которые пролежали без подзарядки три месяца тоже не могут звонить и проигрывать голосовые сообщения (или принимать их)… но телефон Мистера Харригана зазвонил, и я услышал его старческий дребезжащий голос. Так что вину я чувствовал, как и облегчение, кстати. Кенни Янко больше никогда не пристанет ко мне. Он убрался с моей дороги.

Позже тем же днём, когда у меня был свободный урок и я бросал баскетбольные мячи в корзину в спортзале, мисс Харгенсен спустилась и вывела меня в коридор.

- Сегодня на уроке ты был какой-то мрачный, - сказала она.

- Нет, не был.

- Был, и я знаю почему, но я тебе кое-что скажу. У детей твоего возраста как бы «Птолемический» взгляд на мир. Я ещё достаточно молода, чтобы это помнить.

- Не знаю, о чём вы…

- Птолемей был римским математиком и астрологом, который верил, что земля – центр вселенной, неподвижная точка, вокруг которой крутится всё остальное. Так и дети думают, что вокруг них вертится целый мир. Чувство, что ты центр вселенной, обычно проходит годам к двадцати или около того, но ты ещё далёк от этого.

Она очень близко ко мне склонилась, такая серьёзная, и у неё были самые прекрасные зелёные глаза на свете. А запах её духов даже немного вскружил мне голову.

- Вижу, ты не совсем меня понимаешь, так что позволь обойдёмся без метафор. Если вдруг ты думаешь, что как-то повлиял на смерть Кенни Янко, забудь об этом. Никак ты не повлиял. Я просматривала его характеристику, и он был ребёнком с довольно серьёзными проблемами. Домашними проблемами, школьными проблемами и психологическими. Я не знаю, что произошло, и не хочу знать, но в этом мне всё же видится благо.

- Что? – спросил я. – Потому что он больше не сможет меня побить?

Она рассмеялась, демонстрируя свои зубы, такие же прекрасные, как и она вся.

- Вот опять, «птолемический» взгляд на мир. Нет, Крейг, благо, что он был ещё слишком молод, чтобы получить водительские права. Если бы он был достаточно взрослым, чтобы водить машину, он мог бы с собой забрать ещё кого-то из детей. А теперь возвращайся в спортзал и забрось ещё пару мячей.

Я обернулся, чтобы уйти, но она схватила меня за запястье. Одиннадцать лет спустя я всё ещё помню, как меня тогда прошиб электрический разряд.

- Крейг, я никогда не радовалась смерти детей, даже таких поганцев, как Кеннет Янко. Но я рада, что это был не ты.

Внезапно мне захотелось всё ей рассказать и, пожалуй, я так и сделал бы. Но тут зазвенел школьный звонок, двери в учебные кабинеты распахнулись и коридор заполнился болтающими детьми. Мисс Харгенсен ушла своей дорогой, а я своей.

***

Той ночью я включил свой телефон и поначалу просто смотрел на него, собираясь с силами. В том, что сегодня утром сказала мисс Харгенсен, был смысл, но мисс Харгенсен не знала, что телефон Мистера Харригана всё ещё работает, что было невозможно. Я не использовал своего шанса всё ей рассказать и полагал – ошибочно, как оказалось, - что так и не смогу рассказать.

«Сегодня он уже не будет работать, - сказал я себе. – То просто был последний скачок энергии перед полным выключением. Как лампочка, которая вспыхивает прежде чем перегореть».

Я тыкнул на номер телефона Мистера Харригана, ожидая – надеясь, вообще-то, - что меня встретит тишина или сообщение, что этот номер больше не обслуживается. Но звонок прошёл, и после нескольких гудков в моём ухе прозвучал голос Мистера Харригана:

«Сейчас я на звонок не отвечаю. Я вам перезвоню, если это покажется уместным».

- Это Крейг, Мистер Харриган.

Я чувствовал себя дураком, разговаривающим с мертвецом – у которого, должно быть, уже и плесень на щеках растёт (о таких вещах я тоже знаю, спасибо Интернету). Глупость, однако, не единственное, что я ощущал. Ещё было чувство страха, будто ступаешь на нечестивую землю.

- Послушайте… - я облизнул губы. – Вы же не делали ничего, касающегося смерти Кенни Янко, правда? Если делали… мм… стукните в стену.

Я завершил звонок.

Подождал стука.

Ничего.

На следующее утро я получил сообщение от pirateking1. Всего шесть букв: а а а. К К п.

Бессмыслица.

Но она напугала меня до усрачки.

***

Той осенью я много думал о Кенни Янко (текущая история, передающаяся из уст в уста, была о том, что он свалился со второго этажа своего дома, когда пытался по-тихому улизнуть среди ночи). Ещё больше я думал о Мистере Харригане и его телефоне; теперь я жалел, что не выбросил его в Касл Лейк. Да, это было весьма притягательно, довольны? То особое ощущение волнения, которое мы порой испытываем к странным вещам. Запретным вещам. В некоторых случаях я почти решался ещё раз позвонить Мистеру Харригану, но никогда этого не делал, по крайней мере тогда. Когда-то я находил его голос успокаивающим, голос успешного и опытного человека, если на то пошло – голос моего дедушки, которого я никогда не знал. Теперь я уже не мог вспомнить его голос таким, каким он говорил теми солнечными послеполуденными часами, обсуждая Чарльза Диккенса или Фрэнка Норриса и Д. Г. Лоуренса, или называл Интернет прорванной водопроводной трубой. Теперь же всё, что я могу вспомнить – это старческий скрежет, похожий на скрип затасканной наждачной бумаги, говорящий мне, что перезвонит, если это будет уместно. И я думал о нём самом, лежащем в гробу. Гробовщики «Похоронного бюро Хэя и Пибоди», без сомнений, склеили клейстером его веки, но сколько этот клей продержится? Может, там внизу, его глаза уже открылись? Пялились ли они во тьму, когда гнили в своих глазницах?

Эти вещи постоянно меня тревожили.

За неделю до Рождества преподобный Муни попросил меня зайти в ризницу, так что мы могли «поговорить по душам». Большую часть разговора вёл он сам. Он сказал, что мой папа беспокоится обо мне. Я терял вес и моя успеваемость в школе резко упала. Было ли что-то такое, что я хотел бы рассказать? Я подумал об этом и решил, что было. Всего я поведать не могу, но хотя бы часть.

- Если я вам кое-что расскажу, это останется между нами?

- До тех пор, пока дело не будет касаться членовредительства и преступления – серьёзного преступления, - мой ответ да. Я не священник и это не католическая исповедь, но большинство людей веры хорошо умеют хранить секреты.

Тогда я рассказал ему, что подрался с парнем из школы, здоровяком по имени Кенни Янко, и он хорошенько меня отделал. Я сказал, что никогда не желал Кенни смерти и уж тем более никогда не молил об этом, но Кенни умер почти сразу после нашей драки, и я не могу перестать об этом думать. Также я рассказал ему о словах мисс Харгенсен – что дети верят, будто всё зациклено на них, а это на самом деле не так. Я сказал, что это немного помогло, но всё ещё думаю, что сыграл какую-то роль в смерти Кенни.

Преподобный улыбнулся.

- Твоя учительница права, Крейг. Пока мне не исполнилось восемь, я старался не наступать на трещины в тротуаре, потому что думал, что непреднамеренно сломаю таким образом своей матери спину.

- Серьёзно?

- Серьёзно, - он наклонился вперёд. Его улыбка погасла. – Я сохраню твой секрет, если ты сохранишь мой. Согласен?

- Конечно.

- Мы с отцом Ингерсоллом из церкви Святой Анны в Гейтс Фоллс хорошие друзья. Это церковь, куда ходила семья Янко. Он сказал мне, что мальчик Янко совершил самоубийство.

У меня перехватило дыхание. Самоубийство было одним из слухов, гуляющих по округе в течение недели после смерти Кенни, но я никогда в это не верил. Я бы даже сказал, что мысли о том, чтобы покончить с собой никогда не посещали голову этого задиристого сукиного сына.

Преподобный Муни склонился ко мне ещё ближе. Взял мою руку в свои.

- Крейг, ты действительно думаешь, что этот парень пришёл домой и подумал: «Матерь Божья! Я побил мальчика моложе и меньше себя, думая, я себя прикончу»?

- Полагаю, нет, - сказал я и выдохнул так резко, словно задерживал воздух по меньшей мере на две минуты. – После того, как вы так это изобразили. А как он это сделал?

- Я не спрашивал, и даже если бы Пат Ингерсолл сказал мне, я не стал бы говорить об этом тебе. Нужно отпустить это, Крейг. У мальчика были проблемы. Его желание побить тебя было лишь одним из симптомов этих проблем. И ты ничего не можешь с этим поделать.

- А если я почувствую облегчение? Ну, знаете, что оставил всё позади и полностью забыл о Кенни Янко и его проблемах?

- Я бы сказал, что все мы люди.

- Спасибо.

- Тебе стало легче?

- Да.

И это правда.

***

Незадолго до окончания учебного года мисс Харгенсен, стоя перед нами в классе естествознания с улыбкой на лице, сказала:

- Вы, ребята, вероятно, надеетесь, что уже через две недели сможете от меня избавиться, но у меня есть для вас плохие новости. Мистер де Лессепс, учитель биологии в старшей школе, ушёл на пенсию и мне предложили занять его место. Можете даже сказать, что я тоже перехожу из восьмого класса в девятый вместе с вами.

Некоторые дети притворно застонали, но большинство из нас аплодировали, и никто так усердно не был в ладоши, как я. Не хотел бы я оставлять свою любовь позади. Для моего пубертатного разума то, что мисс Харгенсен переходит в ту же школу, что и я, казалось судьбоносным. И в каком-то смысле так оно и было.

***

Средняя Школа Гейтс Фоллс осталась позади и я перешёл в девятый класс в Старшую Школу в том же Гейтс Фоллс. Там я встретил Майка Уэберрота, известного, как – в то время он делал карьеру кэтчера в «Балтиморских Иволгах», - Эбот.

Качки и ботаны обычно не находят общий язык в школах Гейтс (думаю, это правдиво для большинства старших школ, потому что качки, как правило, держатся рядом с себе подобными). И если бы не комикс «Арсеник и Олд Лейс» * (комиксы серии Runaways издательства Marvel Comics, выпускающиеся с июля 2003 года), сомневаюсь, что мы когда-нибудь сдружились бы. Эбот был спортсменом-юниором, а я просто скромным новеньким, что делает нашу дружбу ещё более необычной. Но мы подружились, остаёмся друзьями и по сей день, хотя теперь я вижу его всё реже.

Многие старшие школы проводят так называемые Выступления Выпускников * (пьеса, ставящаяся группой старшеклассников, которые состоят или нет в драматическом кружке, но выступление всё равно проводится, так как это последний шанс выпускников сделать что-то вместе), но в Гейтс всё было иначе. Каждый год мы проводили по два выступления, и хотя все они оставались привилегией драматического кружка, все желающие могли пройти прослушивание. Историю, которую в том году хотели поставить я знал, потому что видел её киноадаптацию по телевизору одним субботним вечером. Мне понравилось, так что я решил попробовать поучаствовать в постановке. Подруга Майка, состоящая в драматическом кружке, попросила его пройти прослушивание и, в конце концов, его утвердили на роль Джонатана Брюстера. А я получил партию его дружка-торопыги доктора Эйнштейна. В кино эту роль исполнял Питер Лорр, а я делал всё возможное, чтобы звучать, как он, ехидно вставляя «Ндээ! Ндээ!» перед каждым предложением. Это, конечно, не было хорошей имитацией, но должен вам сказать – аудитория проглотила всё. Маленькие городки, понимаете ли.

Вот так вот я и сдружился с Эботом, и так я узнал, что на самом деле случилось с Кенни Янко. Оказалось, что преподобный ошибся, а некролог в газете прав. Это действительно был трагический несчастный случай.

В перерыве между первым и вторым актами нашей генеральной репетиции я стоял у автомата Кока-Колы, который только что сожрал мои семьдесят пять центов, а взамен ничего не выдал. Эбот оставил свою подругу, продрейфовал ко мне и от души врезал по верхнему правому углу автомата. Банка Кока-Колы оперативно свалилась в приёмный лоток.

- Благодарствую, - сказал я.

- Да забей. Просто запомни, что лупить надо прямо сюда, по этому углу.

Я сказал, что непременно это усвою но сомневался, что смогу приложить с такой же силой.

- Эй, послушай, я узнал, что у тебя были проблемы с тем пацаном, Янко. Это правда?

Не было смысла это отрицать – Билли и обе девчонки уже всем растрепали, - и уж тем более по прошествии такого количества времени. Так что я сказал да, это правда.

- Хочешь знать, как он помер?

- Я уже слышал сотни разных историй и версий. У тебя есть очередная байка?

- У меня есть правда, дружочек. Ты же знаешь, кто мой отец, не так ли?

- Ясное дело.

Полицейские силы Гейтс Фоллс насчитывали менее двух дюжин полицейских в форме, Шефа полиции и одного детектива. Который как раз и был отцом Майка по имени Джордж Уэберрот.

- Я расскажу тебе про Янко, если дашь глотнуть газировки.

- Ладно, только слюней туда не напускай.

- Я что, похож на животное? Давай уже сюда эту банку, ёбаный ты брюзга.

- Ндээ, ндээ, - сказал я.

Майк хихикнул, взял банку, осушил до половины, затем отрыгнул. Ниже по коридору его подруга вставила палец себе в рот и сымитировала пердёж. Любовь в старших классах такая изысканная.

- Мой отец расследовал это дело, - сказал Эбот, возвращая мне банку, - и через несколько дней после происшествия, я слышал, как он разговаривал с сержантом Полком, который зашёл погостить. Они называют это совещанием в полицейском штабе. Сидели на веранде, пили пиво, и сержант сказал, что Янко баловался каким-то удушающим «садо-мазо». Папа рассмеялся и произнёс, что слышал, будто эту хрень называют ещё «шарфиком Беверли Хиллз». Сержант сказал, что, чтобы помереть с лицом, раздувшимся до размеров пиццы, вероятно, только такой способ и предусмотрен. Мой отец согласился, сказав, что это безумие, но – правда. А потом он проговорил, что особенно его насторожили волосы того пацана. Сказал, что коронера это тоже обеспокоило.

- И что же с его волосами? – спросила я. – И что такое «шарфик Беверли Хиллз»?

- Я посмотрел в Интернете. Это сленговое название аутоэротической асфиксии. – Он произнёс эти слова осторожно. Почти с гордостью. – Ты вешаешь себя. Постепенно затягиваешь петлю на шее и дрочишь, пока теряешь сознание. – Он посмотрел на выражение моего лица и пожал плечами. – Не я причина этих новостей, доктор Эйнштейн, я всего лишь вестник событий. Думаю, такая срань приносит неимоверный кайф, но я, пожалуй, воздержусь.

Я подумал, что тоже воздержусь.

- Что там с волосами?

- Я спросил об этом отца. Он не хотел мне рассказывать, но так как я слышал всё остальное, всё же раскололся. Он сказал, что половина волос Янко поседела.

***

Об этом я очень много размышлял. С одной стороны, если я когда и рассматривал вероятность того, что Мистер Харриган встаёт из могилы, чтобы нести мщение от моего имени (и временами, по ночам, когда я не могу уснуть, бредовые идеи как всегда прокрадывались в мою голову), то рассказ Эбота ставит крест на таких предположениях. Думая о Кенни Янко, стоящего в шкафу, штаны упали к лодыжкам, верёвка затянута на его шее, а лицо багровеет, пока он занимается своим привычным «садо-мазо»-делом, мне на самом деле становится его жаль. Какая же глупая, недостойная смерть. «В результате трагического инцидента» - говорили в некрологе «Сан», и это было более чем правдиво, глядя на все те слухи, что циркулировали между нами, детьми.

Но с другой стороны была вещь, которую сказал отец Эбота о волосах Кенни. Я не мог удержаться от размышлений – что же могло вызвать такую реакцию? Что Кенни мог увидеть в шкафу рядом с собой, плывя по волнам бессознательности, пока дёргал свой несчастный стручок?

В конце концов я обратился к своему лучшему советчику, Интернету. Там я нашёл разные мнения на сей счёт. Некоторые учёные заявляли, что нет ни одного доказательства, что какое-то потрясение или шок могут заставить человеческие волосы поседеть. Другие же учёные мужи говорили ндээ, ндээ, такое вполне реально. Внезапный шок может убить стволовые клетки меланоцитов, которые определяют цвет волос. В одной из прочитанных мною статей говорилось, что именно такое и произошло с Томасом Муром и Марией-Антуанеттой перед тем, как их казнили. Другая статья бросила тень на предыдущую, утверждая, что это всего лишь легенды. В итоге всё свелось к тому, что Мистер Харриган иногда говорил о покупке акций: ты платишь деньги, тебе и выбор делать.

Мало по малу эти вопросы и тревоги улеглись, но я солгал бы, если б сказал вам, что Кенни Янко навсегда покинул мои мысли тогда или сейчас. Кенни Янко в шкафу с верёвкой вокруг шеи. Может быть, всё-таки успевший ослабить узел прежде чем окончательно потерять сознание, в конце концов. Кенни Янко, возможно, увидел что-то – только возможно, - увидел что-то, напугавшее его так сильно, что он отключился. Что-то, напугавшее его до смерти. Средь бела дня такая мысль казалась неимоверно глупой. Ночью же, особенно если ветер завывает и постанывает под карнизом, не такой уж и глупой.

***

Перед особняком Мистера Харригана появилась вывеска «ПРОДАЁТСЯ» от риэлтерской компании в Портленде, и несколько человек прибыли, чтобы осмотреть дом. Большинство из тех, кто приехал, были из Бостона или Нью-Йорка (вероятно, некоторые из них даже прилетели чартерным рейсом). Люди, типа тех бизнесменов, что присутствовали на похоронах Мистера Харригана, специально арендовали дорогие автомобили. Тогда я впервые увидел парочку женатых геев, молодых но, без сомнений, обеспеченных и определённо влюблённых. Они приехали на шикарном BMW i8, держались за ручки везде, куда бы ни пошли, и постоянно восклицали: «Ого!» или «Потрясающе!», разгуливая по местности. Потом они уехали и больше не вернулись.

Я видел множество потенциальных покупателей, потому что всё это имущество (под патронажем мистера Рафферти, разумеется) содержалось в образцовом порядке силами миссис Гроган и Питера Боствика. Пит нанял меня, чтобы я помог с хозяйством. Он знал, что я умею ладить с растениями и готов к тяжёлой работе. Я получал двенадцать баксов в час, работая по десять часов в неделю. И понимая, что мой трастовый фонд недосягаем, пока я не пойду в колледж, эти деньги были весьма кстати.

Пит называл потенциальных покупателей Богатенькими Ричи. Как и женатая парочка на арендованном BMW, они всё восклицали «Ого!», но покупать ничего не собирались. Принимая во внимание, что дом стоит в конце пыльной дороги на холме, откуда открывались хорошие виды, но не восхитительные (ни озёр, ни гор, ни скалистых побережий с маяком), я ничему не удивлялся. Как, собственно, и Пит с миссис Гроган. Они окрестили дом Поместьем Белого Слона * (английская идиома, означающее некое имущество, которое хозяин вынужден содержать, но взамен не получает от него никакой пользы).

***

Ранней зимой 2011-го я потратил некоторое количество своих заработанных садовником денег, чтобы обновить мой старый айфон первого поколения до версии 4. Той же ночью я просматривал контакты и, пролистывая их, наткнулся на номер Мистера Харригана. Недолго думая, я клацнул по нему. Экран оповестил: Звонок Мистеру Харригану. Я прижал телефон к уху со смесью трепета и любопытства.

Исходящего сообщения от Мистера Харригана не последовало. Не был и механического голоса, оповещающего меня, что номер, на который я звоню, больше не обслуживается, и не было никаких гудков. Ничего, кроме мягкой тишины. Можно сказать, мой телефон был, ха-ха, тих, как могила.

Это было облегчение.

***

На втором курсе я изучал биологию, которую вела мисс Харгенсен, прелестная, как всегда, но больше не моя любовь. Я переключил свою страсть на более доступную (и соответствующую возрасту) молодую леди. Венди Джерард была миниатюрной блондинкой, которая только недавно избавилась от брекетов. Позже мы учились вместе и ходили вместе в кино (когда мой отец или её мама либо папа подвозили нас), и садились на последний ряд. Ну, вы знаете, все эти «липкие» подростковые штучки были в порядке вещей.

Моя влюблённость в мисс Харгенсен сошла на нет сама собой и это было хорошо, потому что открывало дорогу к простой искренней дружбе. Иногда я приносил в её класс растения и по пятницам после полудня помогал убираться в лаборатории, которую мы делили с учениками с курса по химии.

В один из таких дней я спросил, верит ли она в призраков.

- Полагаю, вы не верите в них, будучи учёным.

Она засмеялась.

- Я учитель, а не учёный.

- Вы знаете, что я имею в виду.

- Наверное, но я всё ещё добрый католик. А это значит, что я верю в бога, мир ангелов и духов. Не уверена насчёт экзорцизма и одержимости демонами, эти вещи мне кажутся далёкими от истины, но что насчёт призраков? Давай просто скажем, что жюри ещё не определилось * (сленговое выражение, подразумевающее, что заключение о ком-то или о чём-то еще не достигнуто). Но я всё же никогда не участвовала бы в спиритических сеансах и не играла бы с доской «Уиджи».

- Почему так?

Мы чистили раковины, о которых полагалось заботиться «химикам» прежде чем уйти на выходные, но едва ли они это делали. Мисс Харгенсен остановилась, улыбаясь. Может даже, немного смущённая.

- Учёные люди не застрахованы от суеверий, Крейг. Не думаю, что можно вмешиваться в то, чего ты не понимаешь. Моя бабушка обычно говорила, что лучше не звать никого извне, если не хочешь, чтобы тебе ответили. Я всегда полагала, что это хороший совет. А почему ты спрашиваешь?

Я не собирался говорить ей, что Кенни всё не идёт у меня из головы.

- Я методист, и в церкви мы говорим о Святом Духе. Но Святым Духом он называется только в Библии Короля Якова. Думаю, поэтому я задался таким вопросом.

- Ну что же, если призраки и существуют, - сказала она, - готова поспорить, что не все из них святые.

***

Я всё ещё хотел писать, но мои амбиции создавать сценарии для кино несколько охладели. Шутка Мистера Харригана про сценариста и старлетку сейчас постоянно мне вспоминается, как и тогда, и она несомненно бросила тень на мои мечтания о шоу-бизнесе.

На Рождество в том году папа подарил мне ноутбук и я начал писать короткие рассказы. Строка за строкой у меня получалось всё лучше, но даже хорошие строки должны в конце концов сложиться в полную историю, а мои никак не складывались. На следующий год заведующий кафедрой английского языка попросил меня отредактировать школьную газету и я буквально заболел журналистикой. Эта «болезнь» не отпускает меня и по сей день. Думаю, это не пройдёт никогда. Мне кажется, что-то щёлкает у вас не в голове, а в душе, когда вы находите наконец место в своей жизни. Вы можете это игнорировать, но, право слово, зачем?

Я становился всё более зрелым и мы с Венди оставили свою невинность позади; после того, конечно, как я ей показал, что да, предприняты все меры предосторожности (Эбот обычно покупал презервативы). Старшую школу я закончил третьим в своём классе (набрал всего 142 балла, но и это неплохо), и отец купил мне «Тойоту Королла» (подержанную, но это тоже неплохо). Меня приняли в Эмерсон, один из лучших колледжей для аспирантов-журналистов в стране, и, бьюсь об заклад, они могли бы выдавать мне хотя бы частичную стипендию, но благодаря Мистеру Харригану я в ней не нуждался – повезло мне.

Между четырнадцатью и восемнадцатью годами подростковой жизни есть несколько наиболее тяжёлых периодов, обычно немного – они были бы и у меня, если б кошмар с Кенни Янко каким-то образом не перевесил все мои подростковые тревоги. К тому же, знаете, я не был лишён отцовской любви, и сам любил его. Думаю, это что-то да значит.

К тому времени, как я начал обучение в колледже Эмерсона, я уже едва ли думал о Кенни Янко. Но всё ещё думал о Мистере Харригане. Неудивительно, учитывая, что это он раскатал для меня красную академическую дорожку. Но были определённые дни, когда я думал о нём особенно часто. Когда я бывал дома в один из таких дней, то обязательно приносил цветы на его могилу. Если же я не мог, Пит Боствик или миссис Гроган делали это за меня.

День Святого Валентина. День Благодарения. Рождество. И мой день рождения.

В те дни я также покупал долларовый лотерейный билет-стиралку. Иногда я выигрывал несколько баксов, иногда пятёрку, а однажды выиграл пятьдесят, но никогда даже близко мне не удавалось сорвать джекпот. Но меня это нисколько не расстраивало. Если бы я, что называется, «попал в десятку», то отдал бы эти деньги в какой-нибудь благотворительный фонд. Я покупал билеты просто, чтобы помнить. Это благодаря Мистеру Харригану я всё ещё богат.

***

Так как мистер Рафферти расщедрился и «порылся» в моём трастовом фонде, я смог заиметь собственную квартиру на время обучения в Эмерсоне. Всего пара комнат и ванная, но зато в Бэк Бэй, где даже маленькие квартирки отнюдь не были дешёвыми. Тогда я работал на литературный журнал. «Плоушер» был одним из лучших журналов в стране и у него всегда был преуспевающих редактор, готовый перелопатить кучу текстовых отбросов, и этим редактором был я. Мне нравилась моя работа, даже несмотря на то, что многие из присылаемых сочинений были наравне с почти классически плохими стишками, озаглавленными «10 Причин, Почему Я Ненавижу Свою Мать». Меня подбадривало осознание того, что где-то есть индивиды, пишущие гораздо хуже, чем я. Возможно, это что-то значит. Возможно, значит.

Однажды вечером, когда я занимался этой рутиной – у левой руки тарелка с печеньем «Орео», у правой чашка чая, - мой телефон вдруг зажужжал. Звонил мой отец. Он сказал, что у него плохие новости, и поведал мне, что умерла мисс Харгенсен.

Около минуты или двух я не мог вымолвить и слова. Груда текстовых отбросов и историй внезапно показалась мне просто чудовищно неважной.

- Крейг? – позвал отец. – Ты ещё здесь?

- Да. Что произошло?

Он рассказал мне, что сам знал, а я восполнил пробелы пару дней спустя, когда газета Гейтс Фоллс «Уикли Энтерпрайз» опубликовала статьи онлайн. «ЛЮБИМЫЕ УЧИТЕЛЯ БЫЛИ УБИТЫ В ВЕРМОНТЕ» было написано в заголовке. Виктория Харгенсен Корлисс была учителем биологии в Гейтс; её муж был учителем математики в соседнем Касл Рок. Они решили провести свой весенний отпуск в путешествии на мотоцикле через всю Новую Англию, каждый раз останавливаясь на ночь и завтракая в новом месте. Они были уже на пути домой, в Вермонте почти на границе с Нью Гемпширом, когда Дин Уитмор, тридцати одного года, из Уолтема, штат Массачусетс, пересёк разделительную полосу на Трассе № 2 и врезался в них лоб в лоб. Тед Корлисс был убит мгновенно. Виктория Корлисс – женщина, которая привела меня в учительскую после того, как Кенни Янко избил меня, и дала мне таблетку «Алив» из своей сумочки, не имея на это даже права, - умерла по дороге в больницу.

В Интернете я просмотрел выпусти «Энтерпрайз» за прошлоелето, в основном извергающие из себя всякий мусор, хотя там можно было отыскать и статьи о спорте или кино-рецензии. Тогда я позвонил Дейву Гарднеру, редактору, и он выдал мне кое-какой материал, который «Энтерпрайз» не печатал. Дин Уитмор был арестован в общей сложности четыре раза за вождение в состоянии алкогольного опьянения, но его отец был каким-то крутым страховщиком (как же Мистер Харриган ненавидел этих выскочек!), и такие же крутые высокооплачиваемые адвокаты взяли Уитмора под своё крыло первые три случая. В четвёртый раз, когда он влетел в стену супермаркета «Гоу-Март» в Хингеме, Уитмор избежал тюрьмы но лишился водительских прав. Он катался и без них, и был в состоянии алкогольного опьянения, когда врезался в мотоцикл Корлиссов. «Бухой вдрызг» - как выразился Дейв.

- Он отделается шлепком по руке, - сказал Дейв. – Его папочка за этим проследит. Вот увидишь.

- Не думаю, - сама идея, что такое возможно заставляла мой желудок скручиваться. – Если твоя информация верна, это же чистой воды убийство при ДТП.

- Сам увидишь, - повторил он.

***

Похороны проходили в церкви Святой Анны, в которую оба они, и мисс Харгенсен – было невозможно думать о ней, как о Виктории, - и её муж ходили большую часть своих жизней, и в которой поженились. Мистер Харриган был богат, годами он сотрясал и двигал мир американского бизнеса, но на похоронах миссис и мистера Корлисс людей было куда больше, чем на его. Церковь Святой Анны была большой, но в тот день там были только стоячие места, и если бы отец Ингерсолл не говорил в микрофон, его бы заглушили бесконечные стенания и рыдания. Покойные были известными учителями, их очень любили и, конечно же, они были молоды.

Так что скорбящих было очень много. Я там был; Регина с Марджи там тоже были; Билли Боган был; даже Эбот, который специально приехал из Флориды, где он играл в малой бейсбольной лиге. Эбот и я стали рядом. Он не проронил ни слезинки, но его глаза были красными и этот увалень постоянно шмыгал носом.

- Она когда-нибудь вела у тебя урок? – шёпотом спросил я.

- Микробиологию, - прошептал он в ответ. – В выпускном классе. Этот предмет нужен был, чтобы получить диплом. Она, можно сказать, просто подарила мне средний балл. И я был в её орнитологическом клубе * (клуб любителей наблюдать за птицами). Ещё она написала мне рекомендацию для заявления в колледж.

Она и мне такую написала.

- Всё это неправильно, - сказал Эбот. – Они же просто ехали своей дорогой. – Он помолчал. – И шлемы они тоже надели.

Билли выглядел как обычно, но Марджи и Регина казались старше, почти взрослыми со всем этим макияжем и строгими юбками. Они обняли меня за церковью, когда всё закончилось и Регина сказала:

- Помнишь, как она позаботилась о тебе в ту ночь, когда тебя избили?

- Да, - сказал я.

- Она позволила мне взять немного крема для рук, - сказала Регина и опять разревелась.

- Надеюсь, они закроют того парня навеки, - свирепо произнесла Марджи.

- Сто пудов, - согласился Эбот. – Закроют и выбросят ключи.

- Они так и сделают, - сказал я, но, разумеется, я ошибся, а Дейв оказался прав.

***

Суд над Дином Уитмором пришёлся на июль. Ему дали четыре года. Условно, если он согласится лечь в реабилитационный центр и сдавать анализы мочи на протяжении этих самых четырёх лет. Я снова работал на «Энтерпрайз» как наёмный рабочий (временно, но это неплохо). Я был повышен до разбора общественных событий и редких тематических статей. На следующий день после тяжбы над Уитмором – если это можно назвать тяжбой, - я высказал свой праведный гнев Дейву Гарднеру.

- Знаю, это полная срань, - сказал он, - но тебе пора повзрослеть, Крейги. Мы живём в реальном мире, где деньги говорят, а люди слушают. Где-то на пути рассмотрения дела Уитмора, деньги перешли из рук в руки. Тут можешь не сомневаться. А теперь, не соизволишь ли набрать четыре сотни слов по Ярмарке Ремёсел?

***

Реабилитационного центра – наверняка с теннисным кортом и лужайкой для гольфа, - было недостаточно. Четырёх лет тестов мочи тоже недостаточно, особенно когда ты можешь заплатить кому следует, чтобы получить в итоге чистые результаты, и заранее зная, когда придёт время этих тестов. Уитмор, вероятно, это знал.

Август постепенно сгорал, а я вспоминал одну африканскую пословицу, которую прочитал в одном из школьных классов: когда умирает один старец, сгорает библиотека. Виктория и Тед не были старцами, но это как раз было хуже, потому что тот потенциал, которым они, вероятно, обладали, никогда не будет реализован. Все дети на похоронах, студенты и недавние выпускники, как я и мои друзья, почувствовали, как что-то сгорает, и никогда уже не будет восстановлено.

Я помнил листочки и ветви деревьев на школьной доске, прекрасные вещи, которые мисс Харгенсен нарисовала от руки. Я помнил, как мы чистили биологическую лабораторию каждую пятницу после уроков, а затем перемывали ту половину, где занимались «химики», для пущей убедительности, как мы оба смеялись над вонючим запахом, над её шутками о том, что кто-то из «химиков» по имени Доктор Джекилл вдруг превратится в Мистера Хайда и побежит по коридору, охваченный яростью. Я думал о том, как она сказала мне: «И я тебя не виню», когда я заявил, что не хочу возвращаться в спортзал, после того, как Кенни меня избил. Я думал обо всех этих вещах и о её восхитительных духах, и о той поганой сучаре, которая её убила. Твари, выписывающейся из реабилитационного центра и идущей по своим делам. Счастливом, как воскресенье в Париже, сукином сыне.

Нет, ещё не всё кончено.

Тем вечером я вернулся домой и стал рыться в ящике комода в своей комнате, боясь признаться себе, что же я ищу… или зачем. Того, что я искал, там не было, что было одновременно и разочарованием и облегчением. Я уже было собрался уйти, затем вернулся и стал на цыпочки, чтобы обследовать верхние полки моего чулана, где испокон веков накапливался всякий хлам. Я нашёл старый будильник, айпод, который треснул, когда я уронил его на подъездную дорожку, катаясь на скейте, путаницу проводов и наушников. Там была коробка с карточками бейсболистов и пачка комиксов про Человека-Паука. В самом дальнем углу покоилась футболка с логотипом «Ред Сокс», слишком маленькая теперь для тела, в котором я обитал. Я поднял её, и там, прямо под ней, был айфон, который отец когда-то подарил мне на Рождество. Ещё тогда, в мои щенячьи годы. Зарядное устройство тоже там было. Я подключил старый телефон к сети, всё ещё страшась признаться в том, что же я задумал, но когда я думаю о том дне сейчас – не так уж много лет спустя, - то понимаю, что мотивацией к действию были слова мисс Харгенсен, которые она мне сказала, пока мы чистили ту часть лаборатории, где занимались «химики», от вонючего запаха: «Человек не должен никого звать с той стороны, если не хочет, чтобы ему ответили». В тот день я хотел добиться ответа.

«Вероятно, он даже не будет заряжаться, - говорил я себе, - столько пыли он собрал за годы». Но телефон заряжался. Когда я взял его в руки тем вечером, после того, как отец заходил меня проведать, я увидел, что шкала батареи в верхнем правом углу экрана была полностью заряжена.

Парень, расскажи-ка о своём путешествии по Переулкам Памяти. Я видел древнюю электронную почту, фотки моего отца до того, как его волосы начали приобретать серый оттенок, и переписку между мной и Билли Боганом. В тех переписках вы не сыщите никакой полезной информации, только шуточки да просветительные сообщения, типа: «я только что пукнул», или проницательный вопрос: «а ты сделал алгебру?» Мы были словно пара детишек с банками из-под консервированных ананасов «Дель Монте», связанных длинной вощённой верёвкой. Если вдуматься, вот к чему сводится большая часть наших современных коммуникаций: болтовня ради болтовни.

Я взял телефон с собой в постель, словно вернулся в те времена, кода мне ещё не надо было бриться, и когда поцеловать Регину было великим делом. Только сейчас кровать, которая всегда казалась мне огромной, была для меня мала. Я посмотрел через комнату на постер с Кэтти Перри, который я повесил, будучи пацаном в старшей школе, и мне она тогда казалась воплощением сексуальных наслаждений. Теперь я стал старше, чем в свои щенячьи годы, но по сути не поменялся. Забавно, как это всё работает.

«Если призраки и существуют, - сказала мисс Харгенсен, - готова поспорить, что не все они святые».

Думая над этими словами, я почти что остановился. Затем, ещё раз вспомнив того невменяемого скота, играющего в теннис в своём реабилитационном центре, я пошёл дальше и набрал номер Мистера Харригана. «Всё хорошо, - говорил я себе, - ничего не случится. Ничего не может случиться. Это просто способ очистить свои чертоги мышления от ярости и скорби, чтобы ты мог всё оставить позади и двигаться дальше».

Тем не менее, какая-то часть меня знала, что что-то точно случится, потому я ни капли не удивился, когда вместо тишины услышал гудки. Не удивился, услышав его скрипучий голос, исходящий из телефона, который я положил в карман мертвеца почти семь лет назад, говорящий мне на ухо: «Сейчас я на звонок не отвечаю. Я вам перезвоню, если это покажется уместным».

- Привет, Мистер Харриган, это Крейг, - мой голос был необычайно ровным и спокойным, учитывая тот факт, что я говорил с трупом, а труп, судя по всему, меня слушал. – Есть человек по имени Дин Уитмор, который убил мою любимую учительницу из старшей школы и её мужа. Парень был пьян и сбил их свой машиной. Они были хорошими людьми, моя учительница помогла мне, когда я нуждался в помощи, а пьяница не получил то, что заслуживает. Думаю, это всё.

Хотя нет, не всё. У меня было тридцать секунд или около того, чтобы оставить сообщение, и я ещё не истратил их полностью. Так что я сказал остальное, сказал правду, а мой голос упал и стал похож почти на рык:

- Я хочу, чтобы он сдох.

***

Сейчас я работаю на «Таймс Юнион», газету, обслуживающую Олбани и прилегающую территорию. Оклад был мизерным, я мог бы, наверное, зарабатывать больше, работая на «БаззФид» * (новостная интернет медиа-компания, основанная в 2006 году в Нью-Йорке) или «ТМЗ» * («Тридцатимильная зона» - интернет-сайт развлекательных новостей), но у меня была хорошая подстраховка в лице моего трастового фонда и мне нравилось работать с нынешней газетой, даже несмотря на то, что теперь почти все новости перешли в онлайн режим. Можете назвать меня старомодным.

Я водил дружбу с Фрэнком Джефферсоном, парнем из газеты, любителем перерывов на обед, и однажды вечером, после рядя стаканов у пивнушки на Мэдисон, я рассказал ему, что когда-то мог прослушивать голосовые сообщения от мёртвого человека… но только тогда, когда звонил со старого телефона, который у меня был ещё при жизни того человека. Я спросил Фрэнка, слышал ли он когда-нибудь о чём-то подобном.

- Нет, - сказал он, - но такое вполне могло случиться.

- Каким образом?

- Понятия не имею, но у старых компьютеров и мобильных телефонов случается много странных, жутковатых сбоев в работе. Некоторые уже стали чуть ли не легендарными.

- С айфонами та же история?

- Особенно с ними, - сказал он, потягивая своё пиво. – Потому что они производились просто в лихорадочной спешке. Стив Джобс никогда этого не признавал, но ребята из Apple были до смерти напуганы перспективой, что в следующие несколько лет, может даже через год, «Блэкберри» полностью захватит рынок. Те, первые айфоны вдруг включали блокировку, когда ты нажимал букву «л» на клавиатуре. Ты мог послать электронную почту, а потом бороздить просторы Интернет-сети, но если ты пытался сначала бороздить сеть, а уж потом посылать почту, твой телефон иногда просто зависал.

- Такое случалось и со мной, раз или два, - сказал я. – Приходилось перезагружать.

- Ага. Было много всяких похожих штук. Что касается твоего случая? Думаю, сообщение того парня каким-то образом застряло в программном обеспечении , типа того, как между твоими зубами может застрять кусочек мяса. Можешь назвать это призраком в механизме.

- Да, - сказал я. – Но далеко не святым призраком.

- Чего?

- Да ничего, - ответил я.

***

Дин Уитмор умер на второй день своего пребывания в Лечебном Центре «Рейвен Маунтин», роскошном заведении на севере Нью Гемпшира, почти курорте для тех, кто восстанавливается после реабилитации (конечно же, там был и теннисный корт; также шафлборд и бассейн для плавания). Я знал о его смерти почти сразу, как это случилось, потому что отслеживал его имя через «Гугл Алёртс», как на своём ноутбуке, так и на компьютере от «Уикли Энтерпрайз». Но причина смерти не уточнялась – деньги говорят, понимаете ли, - потому я предпринял небольшое путешествие в соседний с Нью Гемпширом городок Мейдстоун. Там я нацепил свою репортёрскую шляпу, задал пару вопросов и расстался с некоторым количеством денег, оставленных мне Мистером Харриганом.

Это не заняло много времени, так как самоубийство, совершённое Уитмором, было весьма необычным. Как было необычным самоубийство некого парня, который задушил себя, подрачивая при этом. В «Рейвен Маунтин» пациентов называли гостями, а не наркоманами и алкоголиками, и каждая «гостевая» комната была оборудована собственным душем. Дин Уитмор вошёл в свой душ перед завтраком и выдавил немного шампуня. Но, казалось бы, не для того, чтобы совершить самоубийство, а чтобы смазать путь, так сказать. Затем он разломил кусок мыла на две половинки, одну бросил на пол, а вторую запихал себе в глотку.

Большую часть из этого я узнал от одного из психологов из «Рейвен Маунтин», чья работа заключалась в помощи алкоголикам и наркоманам сломать их вредные привычки. Этот тип, по имени Ренди Сквайрз, сел в мою «Тойоту», попивая из горла «Дикого Турка», бутылки, купленной на часть денег – пятьдесят баксов, - которые я ему вручил (и да, вся ирония ситуации не смогла от меня ускользнуть). Я спросил, не оставил ли Уитмор, например, предсмертную записку?

- Оставил, - сказал Сквайрз. – Какую-то слащавую ерунду, на самом деле. Что-то похожее на молитву. «Продолжай отдавать всю свою любовь» - было там написано.

Мои руки покрылись пупырышками, но рукава скрыли это и я смог выдавить из себя улыбку. Я мог бы сказать ему, что это вовсе не молитва, а строчка из песни Тэмми Уайнетт «Оставайся со своим мужчиной». Сквайрз в любом случае ничего бы не понял, и я не видел смысла что-то ему объяснять. Это было между Мистером Харриганом и мной.

***

На это маленькое расследование я потратил три дня. Когда я вернулся, отец спросил меня, насладился ли я своим мини-отпуском. Я сказал, что да. Тогда он осведомился, готов ли я вернуться в колледж через пару недель. Я сказал, что готов. Он посмотрел на меня очень настороженно и спросил, нет ли у меня каких проблем. Я сказал, что нет, не зная на самом деле правда это или ложь.

Какая-то часть меня до сих пор верила, что Кенни Янко погиб в результате несчастного случая, а Дин Уитмор спланировал самоубийство, возможно, из чувства вины. Я пытался представить, как Мистер Харриган вдруг появляется рядом с ними и доводит их до смерти, и не смог. Если же это и правда случилось, то получается, что я был соучастником убийства, пусть даже и в нравственном плане, если не в юридическом. В конце концов, я действительно желал Уитмору смерти. Вероятно, в глубине души и Кенни тоже.

- Ты точно уверен? – спросил отец.

Он всё ещё не сводил с меня глаз и я вспомнил момент из моего детства, когда он вот так же смотрел на меня, после того, как я немного нашкодил.

- Абсолютно, - сказал я.

- Хорошо, но если захочешь поговорить, я рядом.

Да, и хвала Господу, он был рядом, но мои переживания – это не та, вещь, которую я хотел бы с ним обсуждать. И это уж точно прозвучало бы, как бред сумасшедшего.

Я прошёл в свою комнату и взял старый айфон с полки в шкафу. Он держал зарядку превосходно. Почему, собственно, я решил взять его? Хотел ли я позвонить Мистеру Харригану прямо в его могилу и сказать «спасибо»? Спросить, не его ли это работа? Я не помню, и думаю, что это не важно, потому что я так и не позвонил. Когда я включил телефон, то увидел, что у меня есть сообщение от pirateking1. Дрожащим пальцем я клацнул по нему, чтобы открыть и прочёл следующее: К К К осТ

Глядя на это сообщение, я ощущал, что эти вещи ещё никогда так не задевали мою душу, как в тот поздний летний день. Что если я каким-то образом держу Мистера Харригана в заложниках? Привязал его к своим мирским заботам и горестям через телефон, через телефон, который я спрятал в кармане его костюма, прежде чем крышка гроба закрылась? Что если вещи, о которых я просил, ранят его? Может даже, мучают его?

«Да непохоже, - подумал я. – Вспомни, что миссис Гроган говорила тебе о Дасти Билодо, который не мог даже устроиться выгребать куриное дерьмо из амбара старого Дорранса Марстеллара, после того, как украл деньги у Мистера Харригана. Старик за этим проследил».

Да, и было кое-что ещё. Миссис Гроган сказала, что он был честным человеком, но если ты не был таким же, Бог тебе в помощь. А был ли Дин Уитмор честным? Нет. А может, Кенни Янко был честным? Та же история. Так что может так статься, что Мистер Харриган был даже рад взяться за дело. Может, он даже наслаждался этим.

- Если это вообще его рук дело, - прошептал я.

Так и было. В глубине сердца я знал это. И знал я также ещё кое-что. Знал, что значит его сообщение: Крейг остановись

Потому что я ранил его? Или ранил себя?

Я решил, что в конечном счёте это не важно.

***

На следующий день шёл сильный дождь, из тех холодных ливней, которые предвещают первые осенние цвета в ближайшую неделю или две. Дождь это хорошо, это значило, что летние туристы – те, кто остался, - попрятались в своих укромных убежищах и Озеро Касл было сейчас пустынно. Я припарковался у зоны для пикников на северной стороне озера и направился к тому, что мы, будучи детьми, называли Карнизом, стоя там в своих плавательных костюмах и подзуживая друг друга прыгнуть. Некоторые из нас даже прыгали.

Я подошёл к самой кромке обрыва, где заканчивалась сосновая хвоя и начинался голый камень, который представлял собой абсолютную суть и истину Новой Англии. Я залез в правый карман моих хаки и достал свой айфон 1. Какое-то время я держал телефон в руке, ощущая его вес и вспоминая, каким восторженным я был тем Рождественским утром, когда распаковал подарочную коробку и увидел логотип Apple. Кричал ли я от радости? Не помню, но почти уверен, что да.

Он всё ещё держал зарядку, хотя шкала опустилась уже до пятидесяти процентов. Я позвонил Мистеру Харригану, и в тёмной земле на Кладбище Вязов, в кармане дорогого костюма, запятнанного плесенью, я знал это – запела Тэмми Уайнетт. Я услышал его старческий скрипучий голос в очередной раз, говорящий мне, что перезвонит, если это покажется уместным.

Дождавшись сигнала, я сказал:

- Спасибо вам за всё, Мистер Харриган. Прощайте.

Я завершил звонок, отвёл руку назад и швырнул айфон так сильно, как только мог. Я видел, как он описал дугу по серому небу. Видел небольшой всплеск, когда он ударился о воду. Я подумывал забросить в озеро и его. Конечно, я мог бы обойтись и стационарным телефоном, и, конечно, это сделало бы мою жизнь проще. Намного меньше болтовни ради болтовни, сообщений типа: чем занимаешься? И никаких больше долбаных смайликов. Если я получу работу в газете, после того, как выпущусь, и должен буду поддерживать связь, я мог бы одалживать телефон и возвращать обратно, когда необходимое задание будет выполнено.

Я отвёл руку назад, задержал её в таком положении на время, показавшееся мне долгим – может, на минуту или две. В конце концов я положил телефон обратно в карман. Я не знаю наверняка, все ли страдают зависимостью от этих высокотехнологичных консервных банок «Дель Монте», но знаю, что я попал в такую зависимость, и знаю, что Мистер Харриган тоже в своё время. Потому-то я и впихнул телефон в его карман в тот день. В двадцать первом столетии, я думаю, через наши телефоны мы связали свои судьбы с окружающим миром. Если так, вероятно, это брак не из лучших.

А, может быть, и нет. После того, что случилось с Янко и Уитмором, и после того последнего сообщения от pirateking1, появилось множество вещей, в которых я теперь не уверен. В реальности, как таковой, для начала. Однако точно я знаю две вещи, и они так же прочны, как камни Новой Англии. Я не хочу быть кремированным, когда уйду, и хочу быть похороненным с пустыми карманами.