Приключения бриллиантового менеджера [Александр Николаевич Терников] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Александр Терников Приключения бриллиантового менеджера

Глава 1

Утро добрым не бывает. В очередной раз припомнил я эту народную мудрость, и героически преодолевая головную боль, и безумное давление попытался открыть глаза. Серая пелена представшая моему взгляду, спустя полминуты, словно кто-то отрегулировал резкость в бинокле, рассеялась и мне открылась бескрайняя даль дикой утренней природы. Легкий ветерок донес до меня чужие и странные запахи, непонятные звуки так же настораживали. И где это я?

Ну а кто я? этот вопрос меня не волновал. Квасов Александр Михайлович,49 лет, через полгода стукнет уже полных 50 лет, русский, отслужил в рядах вооруженных сил РФ, по профессии финансовый менеджер, временно без работы, разведен, имеется почти взрослый сын. Для дикой головной боли сухости во рту и обезвоживании, вызванное выпитым вчера алкоголем, для начала вполне не плохо. А плохо то, что пить хочется просто ужасно, и наверное поэтому, а также, что бы оправить естественные надобность по маленькому я и проснулся. Но видимо меня ждет неприятный сюрприз. Вместо привычной родной 3-х комнатной квартиры в панельном доме, я обнаружил себя лежащим на каком- то холме покрытый пятнами жесткой травы и кустарниками (хорошо хоть полностью одетым и в верхней одежде), посреди такой же однообразной равнины. Среди кустов и деревьев нередко виднелись многочисленные проплешины лысой земли. На востоке утренний красноватый шар солнца медленно поднимался позади невысоких холмов.

Ну и где тут можно утолить жажду? Ни крана, ни чайника в окрестностях явно не наблюдалось. А ведь не даром же народ говорит, что тот кто не пил водки, тот не знает настоящего вкуса воды. Пытаясь сконцентрироваться и не обращая внимания на постоянно застучавшие в висках молоточки- высокое давление после выпитого давало о себе знать, я лихорадочно стал вспоминать вчерашний вечер, пытаясь понять как же это я оказался здесь. Вчера я встречался с друзьями, а такие встречи стали постепенно превращаться в редкость и происходят уже всего раза 3–4, максимум пять в год. Друзья в основном или со школы или с университета. Я уже упоминал, что закончил экономический факультет Ростовского университета по специальности, которая тогда называлась экономист? Собрались, скупились, поехали в пригород Ростова-на-Дону, где у одного товарища имелась кое-какая недвижимость с приусадебным участком- самое то для встречи настоящих мужчин мартовским выходным днем без жен. Все бы хорошо, но в последние три четыре года я почти совсем не пил и пытался вести здоровый образ жизни, что бы хроническая изжога не превратилась в гастрит или язву желудка. Диета, отсутствие алкоголя, плюс к тому что курить я так и не начинал, привели к тому что чувствовать я стал себя довольно неплохо физически, но неудобно же проводить вечер с друзьями с кружкой чая. Как шутят у нас в России кто не пьет, тот стучит. Как говорят в народе "Временами я меняю отношение к алкоголю на "резко отрицательное", но долго мое сердце не может держать зла, и я его прощаю".

И вот год я не пил вообще, потом пару лет выпивал на встрече кружку пива за весь вечер и наконец таки решил, что и рюмка водки мне не повредит (или две). Все было великолепно и весело, потом вызывали такси ехали ночью, высаживая по пути друзей, потом я остался один, так как живу дальше всех, а потом темнота и я отключился. И куда это меня завезли и высадили?

Прежде всего, избавился от лишней жидкости в организме, которая уже просилась наружу, и поплевав на руки и протер глаза, я приступил к ревизии своих карманов. Деньги, карточки, сотовый телефон, часы и документы были в наличии. Телефон включился, но сеть не определил. Время показывал начало восьмого (впрочем как и наручные часы), но по ощущениям было только раннее утро. Еще одна странность. Помучив телефон, пытаясь, хоть как ни будь, с кем-нибудь связаться я понял, что это бесполезно. К тому же заряжался он вчера утром, то есть сутки назад и заряд следовало беречь, и я спрятал его в карман. Ключи и носовой платок тоже присутствовали, так что похоже ничего не пропало из того что и должно было быть.

Это было, по меньшей мере странно. Вторая странность заключалось в том что природа и пейзажи Дона мне были вполне знакомы- поля, степи, поросшие камышом низины у воды, лесополосы и рощицы но ничего из этого не совмещалось в моем сознании на освященной утренним солнцем засушливой равнине. Более того другие знакомые мне пейзажи- так то среднерусская равнина, покрытая полями и лесами, средиземноморские субтропики, сибирские леса и болота все эти ландшафты явно не совпадали с ныне наблюдавшимся. Конечно, может что не все я видел у нас в России но все таки такие места скорее всего можно наблюдать по телевизору про экзотические страны Австралия и Южная Африка. В пользу этого говорила и красноватая земля явно с высоким содержанием железа в почве, которая характерна как раз таки для вышеупомянутых стран ну и еще для Южной Америки. Так секунду, какая такая южная Америка- это же Западное полушарие не проспал же я сутки? Кроме того красная почва в Бразилии, а южнее в Аргентине, и прочих странах накопился чернозем от однолетних растений, а в Бразилии или поля или джунгли а здесь такого не видно. Значит явно не Южная Америка. Кроме того вдали наблюдаются какие- то сайгаки или кто они там, плохо видно вдаль без очков (у меня легкая близорукость), а очков сейчас и нет. Вроде в Южной Америки сайгаков (или это антилопы) быть в массовых количествах не должно.

Ладно, пусть это будет программа розыгрыш- часок нужно промучиться потом десять минут позора и ты свободен. Что делать сидеть на холме или куда то идти? Ну сидеть ничего не высидишь тем более для телепрограммы необходима какая то динамика- не будут же телезрители час сидеть и пялится в экран, где ничего не происходит? Пусть уже отнимают, сколько им нужно движения и дадут попить минералки. Облизав пересохшие губы, я решил тронуться в путь только куда? Здесь нужно пояснить что с раннего детства я обладаю развитым чувством направления — что бы определить север, мне абсолютно не нужны ни мох на деревьях, ни муравейники ни любые другие признаки. Конечно можно сказать что у нас это достаточно легко — солнце встает на востоке, заходит на западе и в зените всегда будет немного с юга (у нас же не экватор). Но даже в туманный день, и прибыв куда то ночью я всегда буду ложится спать головой на север, иначе совсем не высплюсь. Думаю, что это не врожденное чувство, а приобретенное, ориентирующееся на магнитное поле земли. В далеком советском детстве до пяти лет, когда все было для блага советского человека, высоковольтные линии передачи электроэнергии раскинулись прямо над домиками частного сектора. Мой дом был не прямо над ЛЭП, а через один, но зато у моего друга было самое выигрышное местоположение, мало того, что прямо под линиями, но и задняя стена участка граничила с самой подстанцией. Там одном месте проволочная сетка отставала и мы- счастливые дети забирались играть прямо на территорию электроподстанции. До сих пор помню как физически ощущал силу высокого напряжения, которая буквально пропитавшую воздух и сигналы опасности пронизывали мое маленькое тело. Тогда мы еще не смотрели Голливудских фильмов, и не знали, что это очень вредно, что вызывает рак и можно добиваться компенсации от электрических компаний. К счастью с пяти лет я уже переехал в другое место и кроме ощущений север-юг, других последствий не наблюдалась, за исключением того, что электрические приборы чаще барахлили при моем приближении в первые три- пять лет моей работы, да и то не намного, а потом и это все прошло. Итак, куда же все-таки идти на север или юг или запад? На восток идти явно не хотелось, во-первых, солнце будет светить в глаза, а это не желательно на незнакомой местности, а во вторых, на восток все-таки наблюдается небольшой подъем и тащиться в гору тоже не совсем умно.

На север тоже не вариант если все таки это Россия то что у нас на севере? правильно — болота и леса, зараженные энцефалитными клещами- так же не вариант. В Австралии — буш расположен на юге, на севере огромная пустыня, а на юге побережье моря и цивилизация и наконец, если это Африка то на севере джунгли с черными партизанами-революционерами, а на юге море и опять же цивилизация. Решено вопреки шакалу Табаки из мультика про Маугли иду на юг. Между тем пока я размышлял солнце помалу встало, держась северной половины горизонта — еще один факт в пользу южного полушария и стало совсем тепло градусов 16. Похоже, что будет совсем летний день градусов под двадцать пять, я же был одет в расчете на весенний сезон юга России в диапазоне от 8 до 16 градусов. На ногах у меня были разношенные черные кожаные туфли которые доживали последний сезон- я не люблю новую обувь- то есть не люблю ее разнашивать. Пока их разносишь, ноги то же пострадают до мозолей или волдырей, то ли дело уже старая удобная разношенная обувь. К несчастью гладкая подошва была приспособлена к асфальту, а не бездорожью. Одет я был в удобный джинсовый костюм и джинсовую рубашку- впрочем последняя уже не производила впечатления новой, куртку — плащ светло-зеленого цвета, ткань под замшу и мало промокаемая, и коричневая кожаная высокая кепка с козырьком. В общем и целом, за исключением туфель вполне терпимо для данных обстоятельств.

Пока я принимал эти важные решения (потихоньку двигать на юг, периодически проверяя наличие сети) головная боль на свежем воздухе стала потихоньку стихать и воспоминания о вчерашнем вечере стали проясняться. Во-первых выпил я в сумме не так уж много — в сумме около стакана спиртного, так что сильно опьянеть не мог. Во вторых, я вспомнил, что расплатился с таксистом и пошел домой. Ночью я не стал требовать, что бы таксист кружил по темным дворам по узким дорожкам а вышел на границе квартала, благо идти до дому было три четыре минуты. Во дворе я обнаружил странный столб света, уходящий прямо в небо. Он был наполнен то ли мерцанием, то ли сиянием. А так как алкоголь делает нас иногда на редкость деловыми и энергичными то я подошел поближе и со словами "что за хрень" протянул к святящемуся столбу руку- далее полная темнота. Что — то это непохоже на розыгрыш. Ладно пока для выводов явно недостаточно информации, но по ощущениям я явно бодрствую и нахожусь в сознании. Даже щипать себя не надо, так как какие то мошки, а скорее местные комары уже успели укусить меня — вот проклятые даже перегар их не берет и у меня на щеке надулся след укуса.

И вот распахнув плащ и джинсовую куртку — что бы не было так жарко я отмахиваясь кепкой от мошкары энергично заспешил прямо на юг.

Глава 2

Если взглянуть на залитую утренним солнцем равнину со стороны, то, прежде всего, бросается в глаза пронзительное синее небо, не отравленное промышленными выбросами, где воздух так свеж и прозрачен и лишь вдали кое-где дальние синеватые холмы обрамляются почти призрачными белыми облаками. Ближе к наблюдателю синие холмы, сменяются уже зеленоватыми с серыми и красноватыми промежутками. Еще ближе на равнине уже видны отдельные многочисленные куполообразные кусты, кое-где сливающиеся в группки, а где-то стоящие на большом расстоянии друг от друга, отделенные зелеными или зелено- бирюзовыми пятнами. Еще ближе одинокие кусты уже почти не заметны в море зелени травы, которую местами заполняют реки и заливы синевато- бирюзовых растений. Вблизи видно что это то же трава, но только более высокая, где то по колено и выше в отличии от более низкой — на ладонь две от земли и редкой зеленой. Еще ближе покажется, что сумасшедший газонокосильщик попытался подстричь эту равнину, но видимо раньше его забрали на лечение. Где то он все состриг до голой земли, где то редкими местами подстриг ровно, но в основной везде какие то кочки, пучки, а кое где и натуральные заросли, в некоторых местах сухая трава напоминала мне веник. На расстоянии двести триста метров видны редкие стада каких то сайгаков, пасущихся на равнине, правда далеко- они стараются не приближаться к наблюдателю. Равнину энергично пересекает человек в джинсовом костюме и зеленом плаще, стараясь не ломиться напрямик и обходя особо густые заросли травы. Это наш герой. Присмотревшись можно заметить, что роста он среднего (но это в наш век акселерации- в иные времена его могли бы считать и высоким- росту в нем более 180 см). Телосложения он имел сухощавое, но сложен был пропорционально. К сожалению, видно было, что сидячий образ жизни наложил на него свой отпечаток, проглядывалась легкая сутулость в плечах, а в талии можно было заметить легкие признаки лишнего веса, хотя в остальном, как уже отмечалась, его можно было скорее считать худым. Лицо его было округлым и в целом приятным, и несколько крупноватый нос его не портил. Когда он отмахивался кепкой от мошек можно было заметить что его коротко подстриженные прямые и мягкие волосы темно каштаново цвета, такого же как и однодневная щетина. Густые темные брови и выразительные карие глаза придали его лицу выражение умного человека. Чуть крупноватый рот кривился в усмешке. Человек этот был уже не молодой, но не было видно и признаков старости- седых волос, морщин и так далее. Про таких как раз говорят средних лет- на вид сторонний наблюдатель дал бы ему лет за сорок, но не более сорока пяти. Он родился в Советском Союзе в рабочей семье. Отец его работал водителем и принадлежал к элите рабочего класса, то есть хорошо зарабатывал, был всегда весел и обладал прекрасным чувством юмора. Мать его начинала трудовой путь машинисткой, но сразу после замужества ушла в декрет, после которого так и не вышла, охладев к трудовым подвигам. Она стала домохозяйкой, но так как в СССР это не приветствовалось, то старалась находить необременительную работу рядом с домом, что бы там пореже появляться и занималась воспитанием сына. Воспитание она понимала как процесс в ходе которого ребенок будет всегда накормлен и одет в чистое- развитие внутреннего мира ребенка — и его воспитание она оставляла на волю случая, положившись на судьбу. Ходит мальчик в школу, приносит неплохие отметки- и не шалит, всегда дома и под присмотром матери что же еще нужно? Правда чересчур сильный контроль и опека напрягали не только ребенка- первым не выдержал муж и развелся, впрочем продолжая обеспечивать семью. Мальчик же нашел утешения в книгах. Он читал запоем, все свое свободное время уносясь сознанием в далекие сказочные вымышленные миры. Но жизнь оказалась не совсем похожа на сказку. В старших классах он уже немного посадил зрение, но был готов к борьбе за высшее образование. Перестройка, ускорение гласность и Горбачев разрушали Советский Союз. "Пролетарии всех стран — пролетайте…"

Отец получил инфаркт и инвалидность, накопления обесценивались, мать продолжала числится на работе за гроши. Успешное поступление в Университет и учеба в нем не помешала заботливому государству призвать его в армию, где не смотря на его близорукость нужно было кому то годами охранять артиллеристские склады. Когда он вернулся он попал в другой мир — магазины были пусты, сбережения превратились в прах, безработные заполонили улицы и рынки, а впереди были еще годы учебы. Доучившись, он понял, что уже опоздал на старте — все было уже поделено и нужно было работать на других. Энергично он бросался в работу с головой, пытаясь доказать что он лучше и умнее других, но с годами пришло убеждение что все это бесполезный сизифов труд. Как не работай — всегда найдется козел, который работает меньше, а получает больше. Еще Генри Форд, закончивший 7 классов, говорил что дешевле всего ему обходятся выпускники вузов. Работа приносила не столько доход, сколько массу опыта — он работал и на государственной службе и на частных предприятиях, в банках и в иностранных корпорациях. Был ревизором и бухгалтером, аудитором и финансовым менеджером, инспектором кредитного отела, финансовым директором и просто директором и везде много работал, много зарабатывал (для других), но мало получал сам. Работал на рынке ценных бумаг, сам проводил первичный выпуск акций предприятий, но и это то же не принесло ему больших денег — всегда оказывалось что лучшее время для покупок уже было в прошлом году и оно прошло и не вернется. Постепенно трудовой энтузиазм его начал угасать, благо кое какие сбережения уже позволяли не сильно рвать жилы на работе, появились и промежутки между работами позволяющие отдохнуть. И вот после сумасшедшей работы пару лет директором экспортно-импортной организации, в которой он отвечал за все и работал на износ- наступил промежуток без работы размером в год во время которого он захотел отдохнуть и поправить здоровье. Потом была встреча с друзьями, столб света и перенос в неизвестность.

Глава 3

Тем временем прошло уже более двух часов, за это время я продвинулся по равнине на юг километров на семь или восемь. Солнце уже ощутимо припекало, было градусов 18–19, поднявшийся ветерок прогнал надоедливых насекомых, но принес большое количество красноватой пыли, которая постепенно стала оседать на мне, поэтому кепку пришлось снова надеть, хотя и было жарко. Очень сильно хотелось пить, зато голова на свежем воздухе приобрела так необходимую сейчас ясность, былая головная боль совсем улетучилась. Мои глаза то же привыкли к пейзажу и стали подмечать его особенности. В небе можно было различить каких-то птиц, под ногами, раз пять шесть прошмыгнули ящерицы, пару раз мне показалось, что видел змею, после чего стал стараться, что бы мой путь пролегал по возможности по земле, не покрытой растительностью или же похожей на постриженный газон. Животные, которые паслись по ходу моего пути при моем приближении заранее отходили в сторону — было видно, что хотя территория на вид и безлюдна, но животные здесь боятся человека поэтому, ничего крупного вблизи мне не пришлось рассмотреть. Хотя мне издалека показалось, что несколько раз я видел группы животных явно смахивающих на зебру, а один раз вдали пробежало несколько экземпляров похожих на страусов. Так что все это сильно похоже на Южную Африку, хотя если бы мне предложили поставить на это деньги, то я бы наверняка отказался, все таки пока так мало информации, а я мог и обознаться. В пути я размышлял, сколько же будет продолжаться эта безлюдная равнина, и когда я выйду к людям? Потому, что природа это конечно здорово, но я человек сугубо городской и на воле чувствую себя не совсем комфортно. Есть же охотники или выживальщики, у которых всегда с собой есть все необходимое для любого случая и даже солнечные или термические батареи для зарядки планшета, ну в крайнем случае крючки, ножи, лески иголки, спички и многое другое. Хотя с другой стороны крючки и лески, похоже, здесь бы мне не понадобились из-за отсутствия воды поблизости. Да и огонь пока, что не нужен, и так жарко. Но с другой стороны если я никого не найду до вечера, то огонь бы мне не помешал, возможно, будет и не так холодно, но огонь же вроде отпугивает диких зверей, а здесь может быть и волки водятся а может и что еще серьезнее. Нет ну что за жизнь в городе? Почти никогда не положишь себе в карман перочинный нож, зато почти всегда в кармане паспорт, так как паспорт всегда облегчает тебе жизнь если тебя остановит полиция, а нож наоборот сильно осложнит, и в лучшем случае его у тебя конфискуют. А почему остановят? Ну так полиция же работает (несет службу) и всегда тебе могут сказать, что остановили потому что, я мол, сильно смахиваю на какого то преступника, про которого им говорили на разводе. А если был бы у меня сейчас перочинный нож! Можно было вырезать ветку из куста и сообразить лук (думаю можно было бы пожертвовать одним из шнурков, а второй разрезать пополам, что бы обуть туфли), а потом нарезать стрел, пусть и без наконечников- но я как то смотрел телепередачу, что наконечник усиливает воздействие стрелы лишь на одну пятую — не знаю уж правда ли это, но заодно бы и проверил, а потом можно было бы попытаться подкрасться к сайгакам, выбрать местечко в кустах и попытаться завалить какого-нибудь детеныша. А затем уж пировать, напившись крови и зажарив мясо на костре. Ах, мечты, мечты у меня же нет ни огня, ни ножа, да и не факт что я бы смог подкрасться к стаду, а уж тем более убить детеныша. Пока я так мечтал, облизывая пересохшие губы, я прошел еще некоторое расстояние и понял, что мне явно необходимо передохнуть, так как ноги уже стали ощутимо болеть, к тому же я не в кроссовках и в носки уже набились какие то колючки.

Присев на землю и вытянув усталые ноги, сняв туфли и носки я предавался отдохновению, заодно выковыривая колючки из штанов и носков. За этим мирным занятием я абсолютно слился с окружающей природой, и как результат природа приблизилась ко мне в лице любопытных представителей своего животного мира.

Да у меня были гости, причем гости двуногие! Ко мне приблизилось тройка особей — я видел их с головы до пят. Однако это были не люди. Это были страусы.

Все узнают его с первого взгляда, даже совсем маленькие дети, так как кому не известен большой африканский страус? Его размеры и фигура слишком характерны, он воспет в детских мультиках про маленького слоненка, и его не спутать с какой-нибудь другой птицей. Итак, здравствуй Африка, теперь я знал это абсолютно точно. Ведь американский нанду или австралийский эму могут сойти только за полувзрослого птенца африканского страуса, но взрослую особь, достигшую своих настоящих размеров, легко отличить от любого из его сородичей, обитающих в Австралии или в Америке. Это всем птицам птица — самая гигантская из всех пернатых.

Мне достаточно было только взглянуть на них, чтобы сразу признать в них страусов — самца и трех самок. Определить их пол было нетрудно, потому что между ними такая же разница, как между великолепным павлином и его простенькой супругой.

Страус-самец гораздо крупнее своих подруг; на фоне угольно-черных перьев, которыми покрыто его тело, красиво выделяются белоснежные крылья и хвост — мне они показались действительно белоснежными, он сильно смахивал на своего мультипликационного собрата. Окраска самок была почти вся ровная серо-коричневая, и им очень недоставало роскошного черно-белого наряда их господина. Великолепные страусовые перья — прекрасное украшение, которое высоко ценились во все времена не только дикарями, но и самыми цивилизованными народами. Они (перья) ценятся довольно высоко, так же как и шкура, упругая и прочная; после сушки на солнце из нее вырабатывают хорошие сорта кожи, которая идет на шитье курток и другой одежды. А мясо и яйца подаются в изысканных ресторанах и на вкус гурманов превосходны. Но тут, словно прочитав мои мысли, огромная птица заметила меня и приняла угрожающий вид, защищая стаю, пришлось мне, подхватив туфли убегать от неадекватного страуса, невзирая на колючею траву, которая больно ранила мои усталые босые ноги. Страус не стал преследовать меня, а с гордым видом повернул назад и занялся своими делами, иногда поглядывая в мою сторону. Повезло, а ведь мог бы и поклевать или поцарапать своими сильными ногами, а куда мне обращаться за медицинской помощью — это тайна покрытая мраком. Нужно держаться подальше от этих страусов!

Придя к этому выводу и отойдя подальше, я решил продолжить свой прерванный отдых, но у меня был новый гость!

Какая то забавная маленькая лисичка, или же пушистый шакал, тащившийся за страусами в отдалении заинтересовался моей персоной и подошел поближе. Странно ведь кажется, что лисицы преимущественно ночные животные? Этот же длинноухий зверек подбежал поближе, уставив на меня свои круглые зрачки. Я смог его хорошо рассмотреть.

Спина этого зверька была покрыта шерстью красивого светло-желтого цвета, а грудь и живот были матово-белые. Нет, зверек этот не походил ни на кошку, ни на собаку, хотя с собакой у него и было какое-то сходство. Да несомненно, что с одним животным собачьей породы он действительно имел очень много общего — с лисицей; только очень маленькой южноафриканской лисичкой. Изучив меня, зверек пару раз тявкнул и потом зарычал, высказав мне свои недобрые намерения. Тут как то некстати мне вспомнилось, что лисы — известные переносчики бешенства- а вдруг и он бешенный и сейчас бросится на меня и укусит? К тому же, шакалы это известные падальщики их зубы и когти настолько не стерильны, что в нанесенную ими малейшую царапину может проникнуть трупный яд и что потом? Заражение и сорок уколов и кто мне их здесь станет делать? Пришлось мне улепетывать и от этой маленькой крохи. Тут уже я решил, что так просто ходить просто опасно и нужно присматриваться к одиноко стоявшим то там то сям деревьям (явно акациям — таких и в Ростове немало) и раздобыть хотя бы палку или посох, что бы при случае защититься хотя бы от подобных мелких животных. С этими мыслями я и побрел далее на юг под припекающим солнцем. К обеду (о где же ты мой обед?), я прошел еще километра три и совершенно выбился из сил при этом же было относительно жарко (я ведь был тепло одет для данной погоды) и ужасно хотелось пить. Жажда мучила меня неимоверно. Сколько нужно человеку в день — два литра жидкости? Так сейчас у меня уже наблюдалась в организме нехватка как минимум целого литра. Передохнув под сенью одинокой акации (никаких палок я пока так и не нашел) я принял волевое решение искать воду. Конечно же, я знал, что воду из природных водоемов пить просто нельзя, а тем более в Африке — чего там только в этой воде нет, каких только бактерий! Попив водички можно заболеть сразу и в худшем случае умереть без оказания помощи. Но почему-то сейчас меня это совершенно не интересовало — я очень хотел пить. Часок передохнув, я отправился на поиски воды. Логично рассудив, что вода стекает вниз, поэтому внизу ее легче всего и найти, я отправился в сторону ближайшего оврага, склоны которого были покрыты скалистыми выступами и заросло густым колючим кустарником, и начал осторожно спускаться.

Глава 4

Через пять минут я же горько пожалел о своем решении! Оказалось, что в данном овраге полно змей, пережидающих там полуденную жару, и на одну из них я чуть не нарвался!

Когда я впервые заметил ее, эта мерзкая змея ползла спиралью по одной из горизонтальных ветвей кустарника, удаляясь, по-видимому, от птичьих гнезд. Но едва я остановил на ней свой взгляд, то длинное гибкое противное тело соскользнуло с ветки, и в следующую же секунду змея, выставив голову вперед, уже спускалась вниз с.

Я оцепенел, не зная, что делать! Из фильмов про динозавров я знал, что динозавры и прочие рептилии плохо видят и поэтому нужно замереть и не шевелится, что бы тебя не обнаружили. В другом фильме главный герой застыв, сделался невидимым для генномодифицированного мутанта, которому внедрили гены кобры. А может быть, я просто до ужаса боюсь змей! Но похоже, что это было моим не лучшим решением. Эта змея как будто видела меня. Через мгновенье я обнаружил прямо перед собой большую, безобразную змею, почти два метра длинной, и эта змея широко разинула зев и высунула глянцевитый раздвоенный язык, намереваясь, как видно, меня проглотить или же покусать.

Только что змея быстро ползла вперед ко мне, вытянув во всю длину по земле свое блестящее тело, а уже в следующее мгновение это тело приняло вид свернутого блестящего каната, над краем которого поднималась злая головка с мешком чешуйчатой кожи на шее, вздувшимся в виде капюшона, — отличительный признак кобры. Похоже, что это конец игры.

Темная тень мелькнула у меня перед глазами, так что я не успел ничего понять, а мои уши наполнил непонятный свист: "Уишь!" — и в тот же миг большая сильная птица упала прямо передо мной. Но она не села на землю. Секунду, другую ее широкие, сильные крылья бились в воздухе, посылая ветер мне в лицо, но еще одно мгновение — и птица, сделав неожиданное усилие, взмыла по вертикали прямо вверх. Я посмотрел перед собой — кобры там больше не было!

А птица была очень странная — такая, необычная, не похожая на ранее виденных мной птиц. Больше всего мне она напоминала журавля: те же длинные ноги и примерно та же величина, и тот же рост. Но только форма головы и клюва сближала ее скорее с орлом или с коршуном. У нее были прекрасно развитые крылья, "шпоры" на ногах и очень длинный хвост, в котором два средних пера были длиннее остальных. Общая окраска была синевато-серая, горло и грудь — белые, а в крыльях перья немного отливали ржавчиной. Но самым замечательным в этой птице был, пожалуй, ее хохол. Он состоял из множества длинных темных перьев, которые росли у нее на темени и ложились по шее, спадая почти до плеч, что придавало птице весьма причудливый вид. Воображение нарисовало мнеобраз какого-нибудь писца или секретаря стародавних времен, носивших за ухом длинное гусиное перо, в ту пору, когда еще не вошли в употребление авторучки. Так вот ты какая "птица-секретарь"! Она схватила змею клювом за шею и попыталась ее сразу задушить, но выполнить эту задачу ей было бы гораздо труднее, если бы кобра не захотела полакомиться мной. Без этого, мерзкий гад, был бы начеку.

Успешно схватив противное пресмыкающиеся, птица поднялась почти вертикально на высоту выше трех метров и затем, раскрыв клюв, дала змее упасть на землю. Ее целью было оглушить своего противника. Но для этого ей следовало бы унести кобру намного выше, а змея всячески мешала полету, упорно стараясь обвиться вокруг крыльев птицы-змееборца.

Бросив наземь свою добычу, птица не осталась в воздухе. Нет, змееборец камнем упал вслед за коброй и, едва та коснулась земли, впился когтями ей в шею. Но ни падение с высоты, ни этот последний прием не причинили этому мерзкому и склизкому гаду заметного вреда. Змея свернулась в кольцо и подняла высоко голову. Пасть ее была раскрыта во всю ширину, противный раздвоенный язык высунулся наружу, зубы устрашающе торчали, а глаза горели неутолимой яростью. Она была, казалось, грозным противником, и с минуту птица нерешительно стояла на земле думая и с опаской поглядывая на опасного гада. Но смертельная битва продолжилась.

Немного осмелев, птица стала — правда, очень и очень осторожно — подбираться к кобре, готовясь возобновить свое нападение. Широко расправив и выставив вперед наподобие щита сильное свое крыло, она боком подступала к змее, а потом, когда приблизилась, вдруг круто повернулась, как на оси, на длинных своих ногах и резко ударила противника вторым крылом. Прием удался на все сто процентов. Удар пришелся по голове и, очевидно, ошеломил кобру. Шея пресмыкающегося поникла, кольца развернулись. Не дав змее оправиться, секретарь снова схватил ее клювом и унес в воздух.

Теперь птица поднялась значительно выше, так как ничто теперь не затрудняло ее полета, и снова, выпустила змею, а затем ринулась вслед за нею.

Вторично упав на землю, кобра лежала, распростершись во всю длину, словно мертвая. Однако она была еще жива и приготовилась снова свернуться в кольцо. Но не успела она это сделать, как птица, повторяя прежний прием, вытянула в воздухе свою костлявую ногу и снова когтями "ущипнула" кобру за шею; потом, улучив мгновение, когда голова гада легла плашмя на землю, она нанесла ему острым клювом такой сильный удар, что расколола надвое змеиный череп. Жизнь в кобре угасла; отвратительное тело, распростертое во всю длину, лежало на траве, обмякшее и неподвижное.

Ну вот и поискал себе попить водички — только и мог подумать я дрожа мелкой дрожью. Провались ты пропадом эта вода! Теперь я совсем не хочу пить! Особенно с такими приключениями! Хорошо хоть на этот раз обделался легким испугом! Немного успокоившись, я поднялся наверх и продолжил свой нелегкий путь на юг.

Глава 5

Во второй половине дня я прошел еще километров восемь. Жажда продолжала все сильней мучить меня. Набрав камней, я развлекался по пути, швыряя их в ящериц, надеясь подстрелить хоть одну. До поры до времени эти попытки были безрезультатны, пока наконец, мне не удалось достаточно поранить одну из них что бы потом догнав просто затоптать. Поскольку воды не было то кое как удалось содрать кожу с тушки маленьким ключом от почтового ящика. Ящерица была небольшая сантиметров 15 в длину с хвостом и толщиной в палец. Я пытался прожевать сырое мясо, ну что Вам сказать — все крайне омерзительно на вкус. Еще в тот день я видел гиену или же гиеновую собаку, в общем, что-то из этой оперы. Ну а ближе к закату, я увидел светло-коричневого зверя немного крупней большого дога и очень напоминающего какого то из зверей собачьей породы. И хотя у данного зверя морда была удлиненная, как у собаки, и он был мало похож на того льва, какого изображают на картинках, но похоже, что это все таки и был молодой лев. Правда, увидев меня он быстро удалился, еще раз подтвердив мои предположения, что в данной местности зверье боится человека и значит люди где то недалеко. И тем не менее я сразу подумал об убежище на ночь, ведь скоро все хищники выйдут на охоту. Для начала я облюбовал акацию побольше, рассчитывая, устроится в развилке ветвей пристегнув себя брючным ремнем к дереву. Но когда я попытался взобраться на него, то помимо мерзких колючек обнаружил на одной и ветвей не менее омерзительную змею обвившими кольцами ветку. Моментально я оказался внизу, и больше никакая сила не заставила бы меня подняться вверх. Наконец, найдя себе большую палку, я решил заночевать на вершине небольшого холма.

Африканское солнце не успело еще догореть, а я не успел еще додумать свои горькие думы как выпутаться из объятий природы и вернуться в лоно цивилизации, и тут темнота, словно шапка, сразу накрыла меня: холмы, равнина, деревья — всё пропало в черноте. Но оглянувшись, я замер в восхищении: на западе еще тлеет золото и пурпур, заходящего солнца, а на востоке сверкают и плещут уже бесчисленное множество появившихся звезд: звезды и звезды, и между ними, наверное, сияет и знаменитый Южный Крест! Звезды искрятся, дерзко и сильно — как будто спешат воспользоваться своим промежутком от солнца до луны; их прибывает всё больше и больше, они проступают везде сквозь небо. Словно невидимая рука, поспешно зажигает огни во всех углах небосвода, и — засиял вечерний пир! Новые силы, новые думы стали просыпаться в моей душе. "Ах, Киса, мы чужие на этом празднике жизни!" — только и смог прошептать я себе, засохшими губами.

Ночью спал я ужасно, вполглаза постоянно просыпаясь от непонятных звуков и пытался вглядываться ночь, немного озаряемую желтоватым светом луны, судорожно сжимая в руке палку. Забыться тревожным сном удалось уже к исходу ночи. К рассвету значительно похолодало, что и привело меня в чувство. Открыв глаза, я увидел прямо перед собой стебель травы, изогнувшийся под тяжестью капель росы, которые висели на нем, покачиваясь и сверкая. Я прикоснулся к травинке рукой, и заветные капельки мгновенно сорвались, бесследно исчезнув на сухой почве.

К следующему стебельку я уже высунул язык. На этот раз мне удалось уронить жидкие росинки на свой распухший язык. От чего испытал несравненное ни с чем удовольствие, да, еще, еще и побольше, побольше. К сожалению, солнце быстро взошло и высушило росу, но, я немного утолил свою жажду, смочив язык и ротовую полость. После этого я нашел в себе силы встать и продолжить путь. Теперь я твердо решил искать воду, так как знал что у меня только этот день. Я бродил прислушиваясь к инстинктам, внимательно наблюдая за утренним поведением птиц и животных- хотят же они по утрам на водопой? Вытянув палку, я шел и шел вперед, пугая возможных змей. Наконец через пару часов мои поиски увенчались успехом. Среди зеленой травы я увидел скальное основание. Рыхлые серые скалы были покрыты трещинами и разломами, кое- где виднелись пятна желтых лишайников, среди которых бегали ящерки. Но главное почти всю чашу занимала или большая лужа, или маленький водоем, в форме сердца, относительно глубокие воды которого отливали синевой, в которой отражались голубые небеса. Впрочем, с одного края видно было неглубоко, и воде росли какие-то растения. Умом я понимал, что эту воду нельзя пить ни в коем случае, но в данный момент никакая сила не смогла бы меня остановить. Припав с глубокого края, я пил и пил благословенную жидкость. Впрочем, ради очистки совести, я все-таки согнал ладошкой верхний слой воды, по нему же могут бегать разные насекомые. Напившись до отвала, я счастливый развалился на траве на берегу, пребывая в состоянии полного блаженства. После часового отдыха мне удалось прибить местную лягушку и освободив ее от кожи заглотать почти не пережевывая. Ну вот, я и приобщился к высокой французской кухне, причем абсолютно бесплатно. Проведя, таким образом, время с пользой до обеда я заметил вдали на юге легкий дымок, ну вот похоже и люди. Только к добру ли это? Но, тем не менее, приведя себя в относительный порядок, я отправился на разведку.

Глава 6

Вот уже с пол часа, лежа на брюхе, в вершины холма на наблюдал за фермой, пытаясь решить для себя что к чему и что почем. В центре фермы росла большая раздвоенная акация, между стволами которой для каких то неведомых мне целей были прибиты доски. От акации слева находилось два строения и одно сбоку справа. Лишь у одного из строений рядом с акацией наблюдалось сложенная и из камней, но по большей части из самодельных кирпичей печная труба. Сами домики были построены без особой любви и заботы, фанерный летный домик обычной базы отдыха казался бы на их фоне настоящим дворцом. Видно было, что стены состоят из тонких дощечек, а у одного домика пару стен, неведомый архитектор, и вовсе составил связок какого то камыша. Крыши домиков держались на распорках из палок, к которым были подвязаны натянутый или брезент, или парусина. У жилища с находящегося справа от акации перед входом был пристроен навес, наверное являющимся любимым местом отдыха его обитателей. Еще кое где виднелись вкопанные в землю большие палки, к которым наверное привязывали животных и и наконец венчал все это великолепие забор или загон для скота. Неведомый архитектор сильно не стараясь- вкопал как можно чаще большие палки от стволов небольших деревьев а поскольку тут с деревьями явный дефицит, то внизу были во множестве вкопаны были колючие кустарники, голые ветви которых переплетались с друг другом и создавали неприятный барьер, но отнюдь не непроходимый. Сверху между палками для усиления эффекта были натянуты веревки, а кое-где и проволока. Такая классическая фазенда Папы Карлы, где все просто, дешево и сердито. При этом земля на ферме и вокруг нее была вытоптана местной скотиной, и на ней не было не заметно не травинки. Желто-красная почва была щедро залита африканским солнцем, и роскошный слой пыли покрывал все и вся. Обитатели фазенды были как белые, так и черные, но у меня сложилось стойкое убеждение, что владельцы этой роскоши все таки белые. Ну что ж пора идти сдаваться, подумал я, так как до вечера уже недалеко, а кушать хочется очень и очень сильно.

По пути на ферму, я нагнал возвращающееся стадо коров и лошадей, находившееся под присмотром двух негритянских подростков, почти голых, за исключением крошечных набедренных повязок из грязной ткани. Они лениво посмотрели на меня и заулыбались. В глаза мне сразу бросились выглядывающие из под повязок непропорционально большие гениталии африканцев. Однако, подумал я, чем это они здесь постоянно занимаются? Вероятно, пастухам надо было, как и всегда в этот вечерний час, пригнать домой коров и лошадей, пасшихся на дальних лугах, потому что в Южной Африке приходится запирать на ночь стада, чтобы защитить их от хищных животных. Для этого строятся загоны с высокими заборами, которые, если я не ошибаюсь, называются- краали. Слово "крааль" однозначно с испанским "кораль", и я подумал, что оно ввезено в Африку португальцами; во всяком случае, это слово не туземное. Подойдя к ферме, я мог рассмотреть встречающих меня и ее белых обитателей.

Главный из них, видимо сам хозяин был мужчина за пятьдесят, меньше меня ростом на полголовы, но зато намного более грубого и крепкого телосложения. На грубом и немного глуповатом лице было излишне много растительности — рыжие косматые брови, усы и борода лопатой, последняя впрочем, была относительно короткой, длиной всего полторы ладони, лицо его было почти коричневым от покрывающего его загара и пыли.

На нем были широкие кожаные штаны, длинный, просторный сюртук из когда то зеленого сукна с глубокими наружными карманами, жилет из шкуры какого то животного, белая шляпа с широченными полями, а на ногах — полусапожки некрашеной кожи, которые я бы смело назвал- "деревенские башмаки". На плечо фермер небрежно повесил свой верный карамультук — старинное большое ружье чуть ли не в сажень длиной, с замком старинного образца, — наверное с таким еще Соколиный глаз бегал в свое время среди девственных американских лесов, вместе в верным Чунгачгуком. На это ружье фермер видимо возлагал все свои надежды.

Рядом стояла видимо его супруга, изображая из себя классическую фрау из села, времен Петра Первого. При взгляде на ее грубое краснощекое лицо, почему-то сразу вспомнились типичные торговки рыбой на рынке. На ней была зеленая шерстяная юбка, корсаж со шнуровкой облегал ее могучую грудь, при этом корсаж был искусно расшит по голландской моде, а ее волосы цвета перезрелой соломы защищала от солнца легкая соломенная шляпа с бантом и на ленте. Двое детей- девочки десяти и двенадцати лет были одеты очень просто — в грубый домотканый холст; голова же у них оставалась и вовсе непокрытой.

Рядом стоял коричневый невысокий худощавый черный слуга, вероятно вполне довольный жизнью. Он вырядился в пару пара старых кожаных деревенских башмаков, старую полосатую рубашку, подпоясанную веревкой, на которую он накинул безрукавку из овчины.

Я вежливо поздоровался и осведомился, кого я имею счастье лицезреть. Естественно проделал это на международном языке общения — английском. Конечно же сей язык я учил шесть лет в школе и два года в университете после чего по большей части многое позабыл, но затем года четыре пришлось поработать в паре компаний хозяева которых были иностранцы — греки и американцы, где пришлось срочно вспоминать уже как мне казалось надежно позабытое. К счастью в современной России англицизмы постоянно окружают нас в быту и на телеэкране, так что позабыть все не удалось. Конечно, не скажу, что я владею языком в совершенстве, тем более над произношением я никогда не работал, но разговаривать более или менее могу. Правда при общении между людьми у которых данный язык не родной могут возникать забавные казусы из за акцента у каждого- так однажды заказав яичницу из трех яиц на стол я получил три яичницы из двух яиц, поэтому с этих порщедро помогаю себе еще и жестами. Если уж заговорили о языках, то закрывая тему скажу, что еще я худо бедно могу объясниться на итальянском, то есть итальянцы меня понимают, а я же к сожалению теряюсь выслушивая их пулеметные очереди из слов.

Но к счастью фермер знал и английский, только похоже не лучше меня. Выяснилось, что зовут его минеер Николас Ван Дик — ну точно голландец! Все россияне скормлены на фильмах о гениальном Петре Первом, который этих голландцев очень любил и уважал настолько, что в фильмах его верный соратник Алексашка Меньшиков, всегда называет "Минхерц", правда тут слышится скорее минхер или минеер, но пусть будет последнее из за его благозвучности. Жену фермера звали Фроу (наверное искаженное Фрау) Труди, а дочек Эльза и Трейя. Негра звали — "Черный". Я же представившись, сказал что я русский отстал от своей группы и пару дней бродил в дикой местности без еды и воды. На что мне ответили, что во время войны всякое может случиться, поэтому лучше быть готовым ко всяким неприятностям изначально. Услышав это я навострил уши и решил поменьше говорить и побольше слушать и сказал, что очень устал и хочу есть. После чего хозяйка пошла собирать на стол, хозяин с работниками стал загонять скотину за ограду и заниматься еще какими то непонятными мне хозяйственными делами. Я же в сопровождении чернокожего помощника, пошел к местному источнику искупаться. Пока чернокожий лил на меня воду, и я мылся, а затем пытался почистить свою одежду, которая несколько пострадала из-за двух ночевок на голой земле, наступил конец дня. Закат пламенел, и уже ночь готовилась окутать своим черным одеялом землю. Вернувшись на ферму, я получил приглашение разделить трапезу. После долгой и непонятной молитвы, над столом освещаемым коптилками с жиром, наконец таки мы сели за стол, и я смог впервые нормально поесть за два дня. Но впрочем, не скажу, что стол был роскошным. Бог послал фермеру в этот день кукурузную кашу, толстые ломти домашнего хлеба, правда, не сосем белого, да и похоже вовсе не из пшеницы, а из каких то других злаков. Сыр, домашняя сметана и простокваша- представляли молочную группу продуктов. Мясо, несмотря на явное занятие, скотоводством было, сосем немного, и оно представляло собой завяленные твердые полоски каменной твердости. Не смотря на голод мне мясо не понравилось, оно слишком тяжело для желудка- да и вообще это было что то непонятное — то ли это буйволятина, то ли дикий кабан, то ли ищак. Кашу же с хлебом я ел с удовольствием, лишь за ушами т решало. Запивали все это чем-то похожим на компот из фруктов. Но главный гвоздем программы был домашний самогон, который с гордостью фермер поставил на стол в глиняном кувшине. Выпив по первой кружечке, Никалас заметно оживился.

По его словам, он в молодости был отличным охотником, и для него нет большего удовольствия, чем рассказывать разные интересные случаи и приключения из своей охотничьей жизни, но я же как говорил он, страдаю одним недостатком: уж очень они мало пью его хваленого виски. Мне же совсем не хотелось напиваться в кругу незнакомых людей, которых я видел впервые в жизни, поэтому я только делал вид что пью и старался побольше слушать, пытаясь набрать побольше необходимой мне для анализа информации.

Николас же был явно человек общительный и считал, что нет в жизни ничего лучше, чем, как он выразился, "клюкнуть" в компании с друзьями после долгого дня работы. Он заявил, что терпеть не может пить в одиночестве — нет ничего хуже этого, разве только что вид человека, который отказывается отдать должное его радушию. Пришлось всецело и всячески поддерживать его призывы.

Если верить ему, он целый день без устали работал под палящим солнцем у себя на ферме. Почему бы ему и не повеселиться, в таком случае? А водка для этого самое подходящее дело. Он рад предоставить мне все лучшее, что есть у него на ферме, и единственное вознаграждение, которого он ждет за свое гостеприимство, — это удовольствие видеть, что я чувствуют себя у него как дома.

Здесь все было хорошо, если не считать, что за охотничьими рассказами, я получил мало толковой информации. За вечер удалось узнать только то, что у хозяина есть еще два взрослых сына но сейчас они на войне с басутами, в отряде коммандос. При этом в Кейптауне сидят англичане, плохие люди и угнетают бедных голландцев. Сам хозяин лет тридцать назад бежал из Капской Колонии от англичан, сюда на свободные оранжевые земли. А в этом году англичане окончательно покорили землю кафров и теперь хотят присоединить и земли басутов, а все хорошие буры в свою очередь пытаются опередить англичан и присоединить земли басутов к себе, из за чего и идет война которая уже принесла всем много неприятностей. Вероятно, хозяину так редко выпадало счастье принимать у себя гостей, что с моей стороны было бы свинством лишить Николаса этой радости, и, уступая его просьбам, я уже засыпая за столом просидел до поздней ночи. Только когда антикварные голландские часы в уголке кухни пробили два, мне, ссылавшемуся на усталость после долгого пути, разрешили наконец отправиться на покой. Но покой мне сегодня ночью явно не грозил, получив место ночлега- матрас набитый соломой в углу такой же валик вместо подушки и шерстяное одеяло. Я подготовился к бессонной ночи, судя по своему окружению и разговорам, я как минимум провалился в прошлое вероятно на полтораста лет и пока навсегда не разрядился смартфон мне следовало извлечь оттуда всю полезную информацию, так как другой возможности уже вероятно не будет. Выйдя перед сном и посетив местный туалет, я возвращаясь набрал на кухне несколько плоских щепочек и позаимствовал кухонный ножик, а затем укрывшись под одеялом, и настроив экран смарфона на минимум яркости я провел ночь, пытаясь извлечь из него все информацию из сохранившихся скаченных книг, автономных статей и прочего мусора скопившегося там за почти два года. Кое-что для памяти я вырезал ножом на дощечках. Наконец уже под утро экран мигнул и окончательно угас, полностью разрядившись. Теперь это простой кусок пластика, если электричество еще где то и возможно найти, то зарядки к смарфону уже не подобрать, скорее всего, при попытках оживить его просто сожжешь.

С чувством выполненного долга мне удалось, наконец таки заснуть и проспать пару часов, пока радушные хозяева меня не разбудили завтракать.

Глава 7

Пока мы все сидели за столом и вкушали завтрак, который был копией вчерашнего ужина, я коротко расскажу, что узнал я ночью, в дополнении к тому, что помнил ранее об истории освоения Южной Африки, в основном из прочитанных об этом периоде в детстве и позднее романов Уилбура Смита, Генри Райдера Хаггарда, Майена Рида, Луи Буссенара и прочих авторов.

Было известно со слов древнегреческого историка Геродота, что в 610 году до н. э. мыс Доброй Надежды видели финикийские мореплаватели; в 1291 году н. э. до мыса доходили генуэзцы братья Вивальди. Однако официально открыл Мыс Доброй Надежды в блистательную эпоху мореплавания, в 1493 году, португалец Бартоломео Диас, который назвал его мысом Бурь.

Но португальский король Иоанн II, радуясь открытию нового, ближайшего пути в Индию, дал мысу Бурь нынешнее его название. Тут нужно сказать, что надежды были весьма оптимистичные — этот мыс находится на юго-западе африканского материка, и даже не является его самой южной точкой- ей является мыс Игольный, расположенный далее к юго-востоку, ну а до момента когда надежда приобрела уверенность было еще более чем полторы тысячи километров- примерно столько от Кейптауна до Дурбана. После того посещали мыс, в 1497 году 20 ноября на своем пути в Индию, Васко де Гама, а еще позже бразильский вице-король Франциско де Альмейда, последний — с целью войти в торговые сношения с жителями. Но люди его экипажа поссорились с черными, которые умертвили самого вице-короля и около 70 человек португальцев. Это тем более удивительно, что позднее голландцы застали в окрестностях данного мыса местных аборигенов, которых они называли готтентотами- заиками, от преобладания в их языке щелкающих звуков. Так вот, эти туземцы, почти абсолютно голые находились на этапе абсолютной дикости и занимались собирательствам. Целыми днями они бродили по кромке прибоя подбирая то съедобные ракушки, то дохлую рыбу, то еще какие-нибудь дары океана. Естественно на подобной диете многого не достигнешь и поэтому все племя, включая маленьких детей, насчитывало всего восемнадцать человек. Куда уж тут воевать! И действительно туземцы демонстрировали подчеркнутое дружелюбие, показывали голландским морякам, где лучше набрать хорошей пресной воды, какие растения ягоды и плоды съедобные, а какие ядовитые. Благодарный капитан голландского судна спросил, что он в свою очередь полезного может сделать для аборигенов. Последние попросили перевезти их на остров Тюленя в Столовой бухте. Тут нужно заметить, что негры никудышные мореплаватели, и острова находящиеся возле африканского побережья, долгое время оставались незаселенными, так острова Зеленого мыса осваивали уже европейцы, а остров Мадагаскар и вовсе малайцы из Индонезии. Наверное в мечтах готтентотов островок тюленя был сказочной землей, где никто и никогда не собирал съедобные ракушки и поэтому их там видимо не видимо. Капитан перевез все племя и ушел дальше в Индию. А туземцы использовав все небогатые ресурсы островка не смогли вернуться на материк и скорее всего погибли голодной смертью. Как говорится, бойтесь исполнения своих желаний! Это я к тому, что как эти люди смогли убить семьдесят человек и вице-короля- умом этого не понять.

Между 1497 и 1648 годами португальцы и голландцы делали попытки организовать там свои колонии, но безуспешно. Как уже отмечалось ранее, голландцы, на пути в Индию и оттуда, начали заходить на мыс запастись пресной водой и выменивали у жителей провизию. Потом уже голландская Ост-Индская компания, по предложению врача фон Рибека, заняла Столовую бухту.

Здесь я вынужден был прервать свои размышления, так как завтрак завершился и пора было собираться дальше в путь. Никалас на мой вопрос где тут крупный ближайший город — ответил, что здесь таковой всего один — город у Источника Цветов, который находится на расстоянии 15 миль (около 24 км) от его фермы. Так же он обещал дать мне мальчишку готтентота, проводить меня до соседней фермы, от которой уже до города рукой подать. Радушные хозяева так же снабдили меня в дорогу провизией — дали набрать воды в пустую высушенную тыкву и собрали в узелок вяленого мяса. Его, как объяснили мне фермеры, в здешних местах называется "бельтонг". Убитое на охоте животное (или забитый домашний скот) заботливо разрезают на тонкие ломтики мяса. Потом развешивают это мясо на деревьях на самом солнцепеке и держат до полной просушки. После чего я попрощался со своими радушными хозяевами и пошел вслед за своим чернокожим Сусаниным. Мальчишке было на вид лет 11 или 12, и росту в нем было чуть больше метра. Цвет лица у не черный, как у негров, а скорее бронзовый; и волосы на его голове немного смахивали на шерсть, но были не так курчавы, чтобы можно было подумать, будто они собираются пустить свои корешки с обоих концов черепа. Нос у него был приплюснутый, а белые зубы он постоянно скалил в беспричинной усмешке.

Миновав обширные пастбища, на которых привольно паслись коровы и лошади, я оглядываясь наблюдал как покинутая ферма все уменьшалась в своих размерах пока и вовсе не пропала за пригорком. Стада паслось посреди просторной открытой равнины, такой обширной, что горы, окаймлявшие ее на горизонте, казались невысокими холмами. Вокруг, куда ни кинь взгляд, ни леса, ни утеса. Траву здесь, как уже говорилось, сильно выщипали животные, и весь луг был относительно ровный. Между тем местность становилась все менее и менее засушливой.

Мы пересекал покрытые густой травой поляны, то маленькие, то побольше, отделенные друг от друга рощами нежно-зеленой мимозы; местами они образовывали обширные заросли, местами же состояли из нескольких низеньких кустиков. Высоко над мимозовым подлесьем здесь и там поднимались купы деревьев-акаций. Они разбросаны были по степи разреженным лесом; вся местность вокруг напоминала своим видом приятный парк для прогулок. В дороге я же тем временем продолжил вспоминать необходимые факты.

Глава 8

В 1652 году голландцы заложили возле мыса Доброй Надежды крепость, и таким образом возник Капштат (город капитанов- современный Кейптаун). Возле города располагалась лучшая в южной Африке гавань. Голландцы быстро распространились внутрь края, произвольно занимая впусте лежащие земли и оттесняя жителей от берегов. Вслед за ними устремились переселенцы из Дании, Германии и Франции. Сначала со стороны диких туземцев они не встретили сопротивления. Последние, за разные европейские изделия, но всего более за табак, водку, железные орудия и тому подобные предметы, охотно уступали им не только земли, но и то, что составляло их главный промысл и богатство, — скот. Хотя надобно сказать последнего у готтентотов была крайне немного — в основном козы и немного туземных овец, которые легко переносили укусы мухи цц (для остальных домашних животных — собак, коров и лошадей укусы данной мухи были смертельны). Голландские фермеры завладели большими пространствами земли: это столько земли во владение, сколько мог окинуть взглядом. От этого многие фермы отстояли на сутки езды одна от другой. Фермеры, удаляясь от центра управления колонии, почувствовали себя как бы независимыми владельцами и не замедлили подчинить своей власти туземцев, и именно готтентотов. Распространяясь далее к востоку, голландцы встретились наконец таки с настоящими неграми (жившие на юге Африки готтентоты и родственные им бушмены относились к койсанской расе- обладающей признаками как негроидной так и монголоидной расы), а именно с кафрами (от арабского слова Кафир- неверный пришедшими незадолго до этого в эти края с севера), сейчас это главный народ ЮАР, известный именем коса. Последние вели кочевую жизнь и, в эпоху основания колонии, прикочевали с севера к востоку, к реке Кей, под предводительством знаменитого вождя Тогу, от которого многие последующие вожди и, между прочим, известнейшие из них, Гаика и Гинца, ведут свой род (знаменитые предки президента ЮАР Нельсона Мандейлы, который был сыном племенного вождя коса Фреди Мандейлы). Кафры, или коса, продолжали распространяться к западу, перешли большую Рыбную реку и заняли нынешнюю провинцию Альбани, до Воскресной реки.

Голландцы продолжали распространяться внутрь, не встречая препятствий, потому что кафры, кочуя по пустым пространствам, не успели еще сосредоточиться в одном месте. Им даже нравилось соседство голландцев, у которых они могли воровать скот, по наклонности своей к грабежу и к скотоводству как к промыслу, свойственному всем кочующим народам. Гористая и лесистая местность Рыбной реки и нынешней провинции Альбани способствовала грабежу и манила их селиться в этих местах. Здесь возникли первые неприязненные стычки с кафрами, вовлекшие потом белых и черных в нескончаемую доселе вражду. Всякий, кто читал прежние известия о голландской колонии, конечно же помнит, что они были наполнены бесчисленными эпизодами о схватках поселенцев с двумя неприятелями: кафрами и дикими зверями, которые нападали с одной целью: похищать скот.

Нужно отдать должное неутомимому терпению голландцев, с которым они старались, при своих малых средствах, водворять хлебопашество и другие отрасли земледелия в этой стране; как настойчиво преодолевали все препятствия, сопряженные с таким трудом на новой, нетронутой почве. Они целиком перенесли сюда всё свое голландское хозяйство и, противопоставив палящему солнцу, пескам, горам, разбоям и грабежам кафров почти одну свою фламандскую невозмутимость, достигли тех результатов, к каким только могло их привести, это хладнокровие. Они, с его помощью, достигли чего хотели, то есть заняли земли, взяли в невольничество, сколько им нужно было, черных, привили земледелие, добились умеренного сбыта продуктов и зажили, как живут в Голландии, тою жизнью, которою жили столетия тому назад, не задерживая и не подвигая успеха вперед. Во внутренних областях страны, еще в середине 19 века, они продолжали пахать тем же тяжелым, огромным плугом, каким пахали за двести лет, впрягая в него до двенадцати быков; у них все та же неуклюжая борона. Плодопеременное хозяйство было им неизвестно. Передовые английские земледельческие орудия казались им чересчур легкими и хрупкими. Но скотоводство распространилось довольно далеко во внутренность края, до самых нынешних границ ЮАР, и фермеры, занимающиеся им, были зажиточны, но при этом образ жизни их оставался довольно груб и грязен. Недостаток в воде, ощущаемый внутри края, заставлял их иногда кочевать с места на место. В 19 веке лучшие и богатейшие из голландцев — вино производители. Виноделие введено в колонию французскими эмигрантами, бежавшими сюда по случаю отмены Нантского эдикта. В колонии, а именно в западной части, на приморских берегах, производилось большое количество вина почти от всех сортов французских лоз, от которых удержались даже и названия. Вино кроме потребления в колонии вывозилось в значительном количестве в Европу, особенно в Англию, где оно служит к замену хереса и портвейна, которых Испания и Португалия не производило достаточно для снабжения одной Англии. Эти эмигранты вместе с искусством виноделия занесли на мыс свои нравы, обычаи, вкус и некоторую степень роскоши, что всё привилось и к фермерам. Близость к Капштату поддерживала в западных фермерах эту утонченность нравов, о которой не имели понятия их восточные, родственники, занимающие скотоводством. Но влияние эмигрантов тем и кончилось. Сами они исчезли в голландском народонаселении, оставив по себе потомкам своим только французские имена. Между современными африканерами, потомками голландцев можно услышать фамилии Руже, Лесюер и т. п.; но смотришь на них, ожидая встретить что-нибудь напоминающее французов, и видишь чистейшего голландца.

Далее, однако ж, следует напомнить вам, что в 1795 году колония была захвачена англичанами, которые воспользовались случаем, завладеть этим важным для них местом остановки на пути в Индию. Впрочем, тогда же англичане и покорили большую часть Индии, под руководством будущего герцога Веллингтона. В Европе же в это время англичане возложили обязанность воевать за свои интересы на русских, австрийцев, и немцев и испанцев, несмотря на то, что была серьезная угроза вторжения Наполеона в саму Англию через пролив Ла-Манш. "Дайте мне шесть часов тумана и я захвачу Англию!" — говорил Наполеон в Булонском лагере, и лишь поспешный поход русского императора Александра спас Великобританию от нашествия, а русские получили свой Аустерлиц. Но продолжу рассказывать о Южной Африке, и так адмирал Эльфинстон и генерал Кларк овладели колонией в результате кровавых боев, но по Амьенскому миру, в 1802 г., колония возвращена была Голландии, а в 1806 г. снова взята Англиею, за которою и утверждена окончательно Венским трактатом 1815 г.

Глава 9

Шествуя, таким образом, со своим проводником, мы прошли километров десять, после чего сели перекусить.

Вдвоем мы быстро закончили мясо и почти допили всю воду и мой гид начал прощаться со мной, так как ему необходимо было вернуться на ферму Николаса Ван Дика до наступления темноты. Оставив мне тыкву, с остатками воды он указал мне дальнейший ориентир — высокий холм с которого я непременно увижу другую ферму, где и смогу переночевать. Я наградил его металлическим рублем РФ (у меня завалялось в кармане немного мелочи) и довольные друг другом мы наконец все-таки расстались. Я же продолжал свой путь, вспоминая по дороге.

Голландцы терпеливо покорились Венскому трактату 1815 г. потому, что в начале им оставили их законы и администрацию. Но уже в 1827 г., медовый месяц закончился, и был обнародован свод законов в английском духе, и произошли многие важные перемены в управлении. Британское правительство применяло колониальную систему, прямо противоположную системе голландской. Англичане отменили старые привилегии колонов, освободили от рабства готтентотов и, к великому недовольству голландских буров, пытались уравнять туземцев в правах с белыми.

Это раздражило колонистов. Голландцы оставались многочисленны: действительно так, хотя они уступили первенствующую роль англичанам, то есть почти всю внешнюю торговлю, навигацию, самый Капштат, который из Капштата превратился в Кейптаун, но большая часть местечек была заселена ими, и фермы почти все принадлежат им, за исключением только тех, которые находились в некоторых восточных провинциях — Альбани, Каледон, присоединенных к колонии в позднейшие времена и заселенных английскими, шотландскими и другими выходцами. Голландские же фермеры так называемые буры (бур- крестьянин), в 1835 году, стали выселятся огромной толпой за черту границы. Уже до того, некоторые из них начали мало-помалу выселяться из колонии, далее от берегов. Потом, по заключении в 1835 г. мира с кафрами, английское правительство не позаботилось оградить собственность голландских колонистов от нападения и грабежа кафров, имея все средства к тому, и, наконец, внезапным освобождением невольников нанесло жестокий удар благосостоянию голландцев. Правительство вознаградило их за невольников по вест-индским ценам, тогда как в Капской колонии невольники стоили вдвое дороже. Напомним, что готтентоты были крайне малочисленны, а кафры еще не усмирены и с ними продолжались войны, поэтому негров-рабов приходилось завозить даже из португальского Мозамбика и они были очень дороги. Но даже эти небольшие денежные компенсации за освобожденных невольников высылались из Англии, с разными вычетами, в Капштат, куда приходилось многим фермерам ездить нарочно за несколько сотен километров по бездорожью. И если ранее Южно-Африканская колония ранее казалась уголком Голландии, до такой степени колонисты сохранили и свой тип, и нравы, и обычаи, и домашний уклад, и язык, то тут словно произошло землетрясение. Освобождение черных туземцев произошло в 1838 и 1839 годах, и буры не хотели примириться с потерей рабов и предпочли переселиться на земли, лежащие за Оранжевой рекой. Движение это было так единодушно, что многие даже из соседних к Капштату голландцев бросили свои фермы, не дождавшись продажи их с аукциона, и удалились с своими соотечественниками. Переселилось пять тысяч душ. Они объявили себя независимыми, основали колонию Наталь и отдали себя под покровительство Голландии. Это покровительство было чисто платоническим и не спасло их от нового захвата, так что после кровавого сопротивления Наталь также был объявлен английской колонией. Буры были побеждены, но духом они не пали. Их не испугали превратности нового переселения, и под предводительством Преториуса они подались на восток и поселились у истоков Оранжевой реки. Англия не хотела допустить, чтобы в этой упорной борьбе последнее слово осталось за бурами. Она присоединила к своим владениям и эту новую территорию, предоставив ей право называться государством Оранжевой реки. Соответствующий декрет был издан 3 января 1848 года. Буры взяли оружие в руки и дрались отчаянно, но были разбиты 29 августа того же года в знаменитом сражении при Бум-Плаатсе. Впрочем, их непреклонное упорство позволило им еще раз сорвать захватнические планы Соединенного Королевства. Они снова предприняли массовое переселение и осели в бассейне реки Вааль, где и основали республику Трансвааль. Но англичане вскоре увидели, какую ошибку они совершили, так широко захватывая земли, коренное население которых не желало сносить ига белых завоевателей. Англичане поняли, что буры могут служить достаточно прочным барьером между ними и непокорными кафрами и басутами. Будучи ловкими политиками, англичане вернули независимость бурам Оранжевой реки. Договор был подписан 22 февраля 1849 года в Блум — Фонтейне. Бурам разрешили жить по своим законам, иметь свое управление и надеялись, что они сумеют, без помощи англичан, защититься против врагов. И буры не обманули эти ожидания. Страна их, пришла в цветущее положение. Буры разделили ее на округи, построили города, церкви и вели деятельную, патриархальную жизнь, не уступая, по отзывам многих английских путешественников, ни в цивилизации, ни в образе жизни жителям Капштата. Они управлялись Народным советом (Фольксраад), имели училища и т. п. В то же время Свободное Оранжевое государство в 1865году имело всего 35 тыс. человек населения, при чем все занимались исключительно скотоводством. Южно-Африканская Республика — иначе ТрансВааль (страна за Серой рекой) была еще менее заселена, да что там почти безлюдна. Однако захваченная бурами засушливая страна оказалась плодородна, способна к земледелию, виноделию, скотоводству и производила множество плодов. Буры продвинулись на расстояние в 560 км к северу от реки Вааль, даже захватив около полутора градуса Южного тропика, — крайний предел, до которого достигла колонизация европейцев в Африке, на этот момент.

Тем временем, выдавив недовольных голландцев, англичане занялись негритянской — кафрской проблемой. Уже ранее голландского переселения колонисты пролагая свой путь внутрь края оружием, а еще более торговлею, скоро отодвинули границу, которая до них оканчивалась Рыбною рекою, далее.

Английские губернаторы, сменившие голландских, окруженные большим блеском и более богатыми средствами, обнаружили и более влияния на дикие племена, вступили в деятельные сношения с кафрами и, то переговорами, то оружием, вытеснили их из пределов колонии. По окончании неприязненных действий с дикарями в 1819 г. англичане присоединили к колонии значительную часть земли, которая составляет теперь одну из лучших ее провинций под именем Альбани. Из Англии и Шотландии между тем прибыли выходцы и в бухте Альгоа завели деятельную торговлю с кафрами, вследствие которой на реке Кейскамма учредилась ярмарка.

Кафры приносили слоновую кость, страусовые перья, звериные кожи и взамен кроме необходимых полевых орудий, разных ремесленных инструментов, одежд получали, и порох и крепкие напитки. В результате колонисты приобрели значительные земли и посвятили себя особой отрасли промышленности — овцеводству. Они облагородили грубую туземную овцу: успех превзошел ожидания, и явилась новая, до тех пор неизвестная статья торговли — шерсть. По качествам своим, эта шерсть стала цениться наравне с австралийскою, а последняя очень высоко ценилась на лондонском рынке и предпочиталась ост-индской. Вскоре возник в этом углу колонии город Грем и порт Елизабет, через который преимущественно производилась торговля шерстью. Сначала у англичан не было продолжительной войны с кафрами, но между тем происходили беспрестанные стычки. Возможно, англичане успели бы в самом начале прекратить их, если б они в переговорах имели дело со всеми или по крайней мере со многими главнейшими племенами; но они сделали ошибку, обратясь в сношениях своих к предводителям одного главного племени, Гаики. Все это возбуждало зависть в мелких племенах, которые соединялись между собою и действовали совокупными силами против англичан и вместе против союзного с англичанами племени Гаики. Тогда европейцы стали переселять с востока на земли кафров, уже покоренных ранее ими готтентотов. Готтентоты основали на Кошачьей реке свои поселения; в самой Кафрарии поселились миссионеры. Последние, однако ж, действовали не совсем добросовестно; они возбуждали и кафров, и готтентотов к восстанию, имея в виду образовать из них один народ и обеспечить над ним свое господство. Колониальное правительство принуждено было между тем вытеснить некоторые наиболее враждебные племена, сильно тревожившие колонию своими мелкими набегами и грабежом, из занятых ими мест. Всё это повело к первой, вспыхнувшей в 1834 году, серьезной войне с кафрами. Изначально, кафры, или коса, со времени беспокойств 1819 года, вели себя довольно смирно. Хотя и тут не обходилось без набегов и грабежей, которые вели за собой небольшие военные экспедиции в Кафрарию; но эти грабежи и военные стычки с грабителями имели такой частный характер, что вообще можно назвать весь период, от 1819 до 1830 года, если не мирным, то спокойным.

Предводитель одного из главных племен, Гаика, спился и умер; власть его, по обычаю кафров, переходила к сыну главной из жен его. Но как этот сын, по имени Сандилья, был еще ребенок, то племенем управлял старший сын Гаики, Макомо. Он имел пребывание на берегах Кошачьей реки, главного притока Большой Рыбной реки. Хотя этот участок в 1819 году был уступлен при Гаике колонии, но Макомо жил там беспрепятственно до 1829 года, а в этом году положено было его вытеснить, частью по причине грабежей, производимых его племенем, частью за то, что он, воюя с своими дикими соседями, переступал границы колонии. Может быть, к этому присоединились и другие причины, но дело в том, что племя было вытеснено хотя и без кровопролития, но не без сопротивления. На очистившихся местах поселены были мирные готтентоты, обнаружившие склонность к оседлой жизни. Это обстоятельство подало кафрам первый и главный повод к открытой вражде с европейцами, которая усилилась еще более, когда, вскоре после того, англичане расстреляли одного из значительных вождей, дядю Гаики, по имени Секо, оказавшего сопротивление при отнятии европейцами у его племени, украденного скота. Смерть этого вождя привела дикарей в ярость; но они еще сдерживали ее. Макомо, с братом своим Тиали, перешел на берега Чуми, притока реки Кейскаммы, где племя Гаики жило постоянно, с согласия пограничных начальников. Но тут опять возникли жалобы на грабеж скота. Макомо старался взбунтовать готтентотских поселенцев против европейцев и был, в 1833 году, оттеснен с своим племенем за реку в то время, когда еще кукуруза не созрела и племя оставалось без продовольствия. Английские миссионеры между тем, с своей стороны, как сказано выше, поджигали кафров к разрыву с европейцами, надеясь извлечь из этого свои выгоды. Война была неизбежна и вскоре вспыхнула. Восстали четыре племени, составлявшие около 34 000 душ одних мужчин.

Европейцы никак не предполагали, чтобы кафры, после испытанных неудач в 1819 г., отважились на открытую войну, поэтому и не приняли никаких мер к отражению нападения, и толпы кафров в декабре 1834 г. ворвались в границы колонии. Войск было так мало на границе, что они не могли противостать дикарям. Кафры умерщвляли поселенцев, миссионеров, оседлых готтентотов, забирали скот и жгли жилища. Они опустошили всю нынешнюю провинцию Альбани, кроме самого Гремстоуна, часть Винтерберга до моря, всего пространство на 160 км в длину и около 130 км в ширину, избегая, однако же, открытого и общего столкновения с неприятелем. Наконец, узнав, что тогдашний губернатор, сэр Бенджамен д'Урбан, прибыл с значительными силами в Гремстоун, они, в январе 1835 г., удалились в свои места, не забыв унести всё награбленное. Полковники Смит и Соммерсет (первый был потом губернатором) с февраля начали свои действия. Они должны были отыскивать неприятеля в ущельях и кустарниках, почти недоступных для европейца. Некоторые племена покорились тотчас же, объявив себя подданными английской короны и обещая содействовать к прекращению беспорядков на границе, другие отступали далее. Наконец и те, и другие утомились: европейцы — потерей людей, времени и денег, кафры теряли свои места, их оттесняли от их деревень, которые были выжигаемы, и потому обе стороны, в сентябре 1835 г., вступили в переговоры и заключили мир, вследствие которого кафры должны были возвратить весь угнанный ими скот и уступить белым значительный участок земли. До 1846 г. колония была покойна, то есть войны не было; но это опять не значило, чтоб не было грабежей. По мере того как кафры забывали о войне, они делались всё смелее; опять поднялись жалобы с границ. Губернатор созвал главных мирных вождей на совещание о средствах к прекращению зла. Вожди, обнаружив неудовольствие на эти грабежи, объявили, однако же, что они не в состоянии отвратить беспорядков. Тогда в марте 1846 г. открылась опять война. Губернатором был только что поступивший, вместо сэра Джорджа Нэпира, сэр Перегрин Метлэнд. Кафры во множестве вторглись в колонию, по обыкновению убивая колонистов, грабя имущества и сжигая поселения. Эта война особенно богата кровавыми и трагическими эпизодами. Кафры избегали встречи с белыми в открытом поле и, одержав верх в какой-нибудь стычке, быстро скрывались в хорошо известной им стране, среди неприступных ущелий и скал, или, пропустив войска далее вперед, они распространяли ужасы опустошения позади в пределах колонии. Войск было мало; поселенцев приглашали к поголовному ополчению, но без успеха. Кафры являлись в числе многих тысяч, отрезывали подвоз провизии, и войска часто доходили до совершенного истощения сил. Иногда за стакан свежей воды платили по шиллингу, за сухарь — по шести пенсов, и то не всегда находили и то и другое. Негры племени финго, помогавшие англичанам, принуждены были есть свои щиты из буйволовой кожи, а готтентоты по несколько дней довольствовались тем, что крепко перетягивали себе живот и этим заглушали голод. Ужас был всеобщий, так что в мае 1846 г. по всей колонии служили молебны, прося Бога о помощи. Церкви были битком набиты; множество траурных платьев красноречиво свидетельствовали о том, в каком положении были дела. Метлэнда укоряли в недостатке твердости, искусства и в нераспорядительности. В 1847 году вместо него назначен сэр Генри Поттинджер, а главнокомандующим армии на границе — сэр Джордж Берклей. Давно ощущалась потребность в разъединении гражданской и военной частей, и эта мера вскоре оказала благодетельные действия. Вообще в этой последней войне англичане воспользовались опытами прежней и приняли несколько благоразумных мер к обеспечению своей безопасности и доставки продовольствия. Провиант и прочее доставлялось до сих пор на место военных действий сухим путем, и плата за один только провоз составляла около 170 000 фунт. ст. в год, (одна тонна триста шестьдесят килограмм золота в золотых монетах), между тем как все припасы могли быть доставляемы морем до самого устья Буйволовой реки, что наконец и приведено в исполнение, и Берклей у этого устья расположил свою главную квартиру. При этом был запрещен был всякий торг с кафрами как преступление, равное государственной измене, потому что кафры в этом торге — факт, которому с трудом верится, — приобретали от англичан же оружие и порох. Когда некоторые вожди являлись с покорностью, от них требовали выдачи оружия и скота, но они приносили несколько ружей и приводили вместо тысяч десятки голов скота, и когда их прогоняли, они поневоле возвращались к оружию и с новой яростью нападали на колонию. Так точно поступил Сандилья, которому губернатор обещал прощение, если он исполнит требуемые условия; но он не исполнил и, продолжая тревожить набегами колонию, наконец удалился в неприступные места. Голод принудил его, однако ж, сдаться: он, с некоторыми советниками и вождями, был отправлен в Гремстоун и брошен в тюрьму. Другие вожди удалились с племенами своими в горы, но полковник Соммерсет неутомимо преследовал их и принудил к сдаче. Между тем губернатор Поттинджер был отозван в Мадрас и место его заступил отличившийся в войне 1834 и 1835 гг. генерал-майор сэр Герри Смит, приобретший любовь и уважение во всей колонии. Он, по прибытии, созвал пленных кафрских вождей, обошелся с ними презрительно и сурово; одному из них, именно Макомо, велел стать на колени и объявил, что отныне он, Герри Смит, главный и единственный начальник кафров. После чего, положив ногу на голову Макомо, прибавил, что так будет поступать со всеми врагами английской королевы. Вскоре он издал прокламацию, объявляя, что всё пространство земли от реки Кейскаммы до реки Кей он, именем королевы, присоединил к английским владениям под названием Британской Кафрарии. И тут же, назначив подполковника Мекиннока начальником этой области, объявил условия, на основании которых кафрские вожди Британской Кафрарии должны вперед управлять своими племенами под влиянием английского владычества. Когда все вожди и народ, обнаружив совершенную покорность и раскаяние, дали торжественные клятвы свято блюсти обязательства, Герри Смит заключил с ними, в декабре 1847 г., мир. От сурового и презрительного обращения он перешел к кроткому и дружественному. Он уговаривал их сблизиться с европейцами, слушать учение миссионеров, учиться по-английски, заниматься ремеслами, торговать честно, привыкать к употреблению монеты, доказывая им, что всё это, и одно только это, то есть цивилизация, делает белых счастливыми, добрыми, богатыми и сильными.

Энергические и умные меры Смита водворили в колонии мир и оказали благодетельное влияние на самих кафров. Они, казалось, убедились в физическом и нравственном превосходстве белых и в невозможности противиться им, смирились и отдались под их опеку. Приказания, Смита исполнялись — правда не долго.

Это была только вторая война по счету: в 1851 году открылась третья. Началась она, как все эти войны, нарушением со стороны кафров обязательств мира и кражею скота. Было несколько случаев, в которых они отказались выдать украденный скот и усиливали дерзкие вылазки на границах.

Вскоре в колонии убедились в необходимости новой войны. Но прежде, нежели англичане подумали о приготовлении к ней, кафры поставили всю Британскую Кафрарию на военную ногу. У них оказалось множество прежнего, не выданного ими, по условию мира 1835 г., оружия, и кроме того, несмотря на строгое запрещение доставки им пороха и оружия, привезено было тайно много и того и другого через Альгоабей. Губернатор стал принимать сильные меры, но не хотел, однако ж, первый начинать неприязненных действий. Он собрал все дружественные племена, уговаривая их поддержать сторону своей государыни, что они и обещали. К сожалению, он чересчур много надеялся на верность черных: и дружественные племена, и учрежденная им полиция из кафров, и, наконец, мирные готтентоты — всё это обманывало его, выведывало о числе английских войск и передавало своим одноплеменникам, а те делали засады в таких местах, где английские отряды погибали без всякой пользы.

В декабре 1850 г., за день до праздника Рождества Христова, кафры первые начали войну, заманив англичан в засаду, и после стычки, по обыкновению, ушли в горы. Тогда началась не война, а наказание кафров, которых губернатор объявил уже не врагами Англии, а бунтовщиками, так как они были великобританские подданные. Поселенцы, по обыкновению, покинули свои места, угнали скот, и кто мог, бежал дальше от границ Кафрарии. Вся пограничная черта представляла одну картину общего движения. Некоторые из фермеров собирались толпами и укреплялись лагерем в поле или избирали убежищем укрепленную ферму.

Война между тем протекала крайне однообразно. Кафры, после нападения на какой-нибудь форт или отряд, одерживали временно верх и потом исчезали в неприступных убежищах. Но английские войска неутомимо преследовали их и принуждали сдаваться или оружием, или голодом. Всё это длилось до тех пор, пока у мятежников не истощились военные и съестные припасы. Тогда они явились с повинной головой, согласились на предложенные им условия, и всё вошло в прежний порядок. Кеткарт, заступивший в марте 1852 года Герри Смита, издал, наконец, 2 марта 1853 года в Вильямстоуне, на границе колонии, прокламацию, в которой объявляет, именем своей королевы, мир и прощение Сандильи и народу Гаики, с тем чтобы кафры жили, под ответственностью главного вождя своего, Сандильи, в Британской Кафрарии, но только далее от колониальной границы, на указанных местах. Он должен представить оружие и отвечать за мир и безопасность в его владениях, за доброе поведение гаикского племени и за исполнение взятых им на себя обязательств, также повелений королевы.

Это прощение не простирается, однако ж, за пределы Британской Кафрарии, и всякий, преступивший извне границу колонии, будет предан суду.

Готтентотам тоже не позволено, без особого разрешения губернатора, селиться в Британской Кафрарии.

Глава 11

Окончательна Кафрария присоединили в 1865 году и похоже я попал приблизительно в это время. Однако, завершая тему кафрских войн добавлю- после всех поражений кафрские колдуны — заявили что причина всех поражений — то что народ позабыл своих богов. К тому же они разделяли мнение некоторых, что деньги- это зло и все войны из за денег. Поскольку денег у кафров не было — а все богатство заключалось в стадах скота, который и забирали англичане в качестве военной компенсации, то был сделан вывод, что эта скотина и есть корень всех проблем. Они сказали, что весь скот нужно принести в жертву богам и съесть на празднике и тогда погибшие в войнах кафрские воины воскреснут из своих могил и прогонят всех белых назад в море. В результате в 1856 году туземцы перерезали весь скот, и съели все свои запасы кукурузы, и когда миновал день мнимого воскрешения- были разорены, измучены от голода и занимались мелким грабежом у всех соседей. После этого 20 тысяч кафров умерли с голода, а 30 тысяч кафров были переселены англичанами в Капскую колонию где вынуждены были работать за еду. В результате Кафрария опустела, там осталось совсем немного черных. Просто удивительно что в 21 веке — потомки кафров коса — составляет самый большой народ ЮАР, контролирующий выборы президента этой страны из-за своей многочисленности.

На этом я временно умолкаю так как уже подходил к ферма, которую уже наблюдал в течении пары последних часов. Интересно как меня встретят здесь?

Ферма внешне была похожа на ферму гостеприимного Николасы Ван Дика, но здесь меня встретили менее гостеприимно. Если похоже, что Николас был рад встретить редкого гостя, то у минеера Ормана Ван Блума из-за близости к городу гости были нередки. Этот низенький жизнерадостный толстячек всем своим видом, казалось говорил: "И ходют и ходют и топчут и топчут, и чего ходют? Делать видно нечего вот и ходют". Да, похоже, что нелегко мне придется завтра в городе без копейки денег и без документов и без знакомств! Но тем не менее хозяин все таки выделил мне миску кукурузной каши и место для ночлега, даже дав какое то старое одеяло- так как теперь была весна и по ночам было еще довольно прохладно. Вечером я попытался простирать свою верхнюю одежду от красноватой пыли и вымыться сам, что бы получить по возможности более представительный вид — так как по одежке везде встречают. Перед сном я снова продолжил вспоминать что мнеизвестно о Южной Африке. Хотя говоря о африканцах мы вспоминаем прежде всего негров, но с исторических времен Африка является колыбелью трех рас. С древнейших времен земли к северу от Сахары были заселены людьми белой расы. Смешно просто говорить о каких то массовых переселениях в эти края даже арабов, так как население Саудовской Аравии даже в начале 20 века не превышало 40 тысяч человек. Черная или экваториальная раса сформировалась в тропических лесах экваториальной Африки, вероятнее всего из койсанской расы в результате мутаций, закрепивших благоприятные признаки приспосабливаем ости к окружающей среде- и постепенно заняла области южнее Сахары, образовав зону контакта и смешения с белыми людьми в Судане и Эфиопии. Именно здесь от древнеегипетской цивилизации негры стали позаимствовали обработку металлов (в том числе и железа), земледелие и некоторые культурные растения, но главное полезных домашних животных. Африканская лошадь происходит от дикой азиатской лошади, а не от зебры, африканские коровы от азиатского индийского буйвола, одомашненного в Месопотамии, а не от африканского буйвола и т. д. Юг же и восток Африке заселяла древняя койсанская (или капоидная) раса- несущая в себе признаки как негроидной так и монголоидной расы одновременно. Уже в исторические времена, совершая плавания в Пунт (современное Сомали) древние египтяне встречали там местных жителей этой расы похожих на современных бушменов. Древнеегипетские изображения довольно точно доносят до нас характерные признаки койсанской расы- большие ягодицы и ляжки, словно пораженные слоновой болезнью. К сожалению египтяне были плохими моряками, здесь достаточно вспомнить путешествие Тура Хейердала через Атлантику на Ра, папирусной лодке, построенной по древнеегипетской технологии. Так вот первая реплика древнеегипетского судна просто развалилась и затонула посреди Атлантики. Поэтому египтяне и предпочитали нанимать для плаваний финикийцев с их более совершенными кораблями. Из-за этих причин плавания, а следовательно и контакты были редкими, и койсанцы не переняли от египтян новых технологий. Негры же получив данные преимущества — скотоводство, земледелие и железное оружие стали теснить и уничтожать койсанцев. Тем не менее, еще в период средневековья арабы завозили с восточного побережья Африки много рабынь койсанской расы, разбавивших кровь современных египтян. То, что это были именно койсанцы, а не негры, известно из-за того, что и до сих пор в Египте распространен обычай женского обрезания. Так как в исламе распространено многоженство, то многие обеспеченные мужчины имеют много жен, а поскольку мужчин и женщин в каждой популяции примерно равное количество, то отсюда происходит и дефицит женщин для малообеспеченных мужчин. В средневековом Египте (да и позднее) существовало простое и дешевое решение данной проблемы — рабыни-невесты с юга, которых купцы привозили за горсть тряпочек и бусинок. У женщин койсанской расы широко распространена мутация в физиологии — "готтентотский передник". Если женщине ходить на природе всю жизнь голой и без трусов, то высока вероятность занести инфекцию в половые органы. Белые люди для этого придумали одежду, а у койсанцев все взяла на себя природа, преимущество получали женщины с длинными внешними половыми губами, и со сменой поколений данный признак стал характерной особенностью, а поскольку это мешало для нормальной половой жизни, то и родился обычай срезать "готтентотский передник" при подготовке к замужеству- женское обрезание, обычай широко распространенный только в Африке. Итак многочисленные негры столетиями сгоняли и уничтожали койсанцев захватывая их территорию- пока у последний не остался единственный плацдарм Южная Африка- территории нынешней ЮАР и Намибии. Но и тут негры не оставили их в покое. Даже нынешние чернокожие властители ЮАР неохотно признают, что первые группы негров появились в северных районах этой страны максимум на тысячу лет опередив европейцев (в южных же районах приоритет за европейскими пришельцами). Коренных же жителей чернокожие завоеватели беспощадно уничтожали, и беглецы бежали все дальше и дальше на юг. Впрочем, как и всякие завоеватели негры оставляли себе пленных женщин — бушменок и готтентоток, к тому же большие задницы последних, по негритянским канонам красоты делали их неотразимыми. Поэтому в языки негритянских племен ЮАР (группа южных банту) — проникли кликсы — щелкающие звуки, характерные для койсанских языков. Особенно жестоки были последние завоеватели зулусы- эти скотоводы, на территории ЮАР, появились достаточно поздно в 18 веке. По легенде народ привел в эти края один из зулусов, нанявшихся носильщиком в одну из европейских географических экспедиций. В этой экспедиции он разведал безопасный путь для стад скота зулусов — свободный от смертоносной мухи цц, и вернувшись на родину, затем привел свой народ на новую землю обетованную. Скотоводы зулусы владели железным оружием и начали совершать набеги на соседей. Подобно средневековым монголам, зулусы славились сумасшедшей жестокостью — им нужны были только пастбища для скота, свободные от коренного населения, которое они уничтожали без разбора- женщин, детей, стариков- оставляя себе только небольшое количество рабов. Так железное оружие сами зулусы делать не умели, но уничтожив более культурное племя розви, живущее на севере, на территории современной Зимбабве, превратили кузнецов розви в потомственных рабов- кующих зулусам оружие. Вообще все культурные земледельческие племена севера — они презрительно называли- машона — "собиратели грязи", и старались частично уничтожить, а частично захватить в рабство. На юге и на западе, где зулусы не встретили племен, обладающих относительно высокой культурой — зулусы в 19 веке устроили настоящий геноцид, уничтожая всех подряд. " Мфакане" — "перемалывание" так назвали зулусы этот геноцид — создавая опустошенные земли на несколько дней пути от своих владений. При этом зачастую под удар зулусов попадали их соседи, родственные им племена, которые так же в ужасе бежали уничтожая уже других м захватывая в попытках спастись далекие территории от Малави на севере до Лесото на юге. Тем временем на землях европейкой колонизации койсанцы так же пострадали. Ну во первых европейцам так же были необходимы женщины, но туземных женщин европейцы зачастую не брали в жены, а возвращали в племена. Из за этого готтентоты быстро ассимилировались. Во вторых группы готтентотов или бушменов которые хотели вести традиционный образ жизни, вытеснялись далее на север- но данная территория куда можно было уйти становилась все меньше и меньше. В результате готтентоты с годами превращались в мулатов, и даже те группы которые ушли на север в Намакваленд- на границе Намибии или в саму Намибию, уже несли в себе толику белой крови, на момент переселения. В результате сейчас готтентоты — уже во многом смешанное племя мулатов, а бродячие бушмены — крайне малочисленны. Таким образом, сейчас можно с уверенностью сказать что древняя койсанская раса- как раса уже полностью уничтожена, а ее остатки можно рассматривать только как группу черной негроидной расы с представителями которой по большей мере мне и придется сталкиваться при реализации своих планов. В данный момент я и провалился в глубокий сон.

Утром проснувшись я получил от хмурого Ормана Вам Блума вместо завтрака два куска неизменного "бельтонга" и направление для движения в сторону города "У Источника цветов", я набрав в тыкву свежей воды двинулся в свой путь. Ну, что же, спасибо и на этом. Прощай ферма, прощай Орман!

Глава 12

В пути я продолжал свои размышления. В Южной Африке эффективно трудится и работать в условиях жары могут только африканцы. Тем более что они сейчас на территории будущей ЮАР, и прилегающий к ней, составляют абсолютное большинство населения- около 1 миллиона человек. Итак, койсанцы — бушмены (люди пустынь) — крайне малочисленны, малорослы и слабосильны. Обитают на севере и живут охотой и собирательством. Предпочитают мясную пищу. Общую численность на это время можно оценить в 10 тысяч человек. Работать не любят от слова совсем, при попытках заставить их работать в скором времени умирают. Крайне мало дружелюбны. При контакте сразу без разговоров, могут всадить в тебя ядовитую стрелу, а так как знают огромное количество разнообразным местных ядов как растительного, так и животного происхождения, то любая царапина влечет за собой мучительную смерть. Из-за этого еще в начале 20 века английские законы колонии предписывали пытаться уничтожать бушменов, как только их заметишь. Мне бушмены абсолютно бесполезны, и надо держаться от них подальше.

Также готтентоты (заики) — так же малочисленны, но намного многочисленней бушменов, но не сравнить по численности с негритянскими племенами, живут охотой, собирательством, но так же овладели и кочевым скотоводством. Пасут коз, туземных овец, имеют прирученных собак. Сейчас в середине 19 века на юге значительно перемешаны с белыми, на севере пока незначительно. Общая численность на это время можно оценить в промежутки от 100 до 200 тысяч(на территории ЮАР). Метисы так называемые гриква уже представляют собой значительную часть готтентотов, повыше ростом покрепче телосложением более способны к труду, освоили от белых земледелие и скотоводство, могут быть привлечены при выполнении моих планов.

Далее негритянские племена- кафры или коса. Живут на данной территории уже почти тысячу лет. крепкого телосложения, способны к труду, но пока работать крайне не любят пытаясь свалисть труд на своих женщин. Впрочем, после голода и аннексии Кафрарии в этом 1865 году, похоже, что англичане скоро заставят их полюбить труд. Но сейчас пока не многочисленны 30 тысяч работают в Капской колонии и двадцать тысяч еще может быть, обитают в Кафрарии и ли на прилегающих территориях. Исходя из за резкого роста численности при колониальном иге и апартеиде наиболее подходящий для работы из негритянских народов. Довольно развиты разводят скот, а также занимались мотыжным земледелием, обладают навыками обработки и плавки железа. Но впрочем, на данный момент, к белым после поражения в череде войн и окончательного завоевания и частичного уничтожения относятся крайне враждебно. Можно использовать, но осторожно и под полным контролем.

Зулусы- живут на данной территории максимум триста лет. Крайне воинственны, если в конце 18 века их численность оценивалась в 1,5 тысячи человек, то теперь их уже около 250 тысяч человек. При этом еще около 100 тысяч человек (так называемые матабеле- были изгнаны Трансваальскими бурами с территории ЮАР, на территорию Зимбабве. Незначительная часть родственным зулусам племен покорена и проживает в английской колонии Наталь. Все зулусы высокого роста, крепкого телосложения. Занимаются скотоводством, предпочитают мясную пищу, при этом работать пока не любят. До того момента, когда их завоюют и заставят работать еще лет двадцать. Пока же они в зените славы. Их великий вождь Чака- Наполеон Африки- незаконный сын вождя Сензангаконы-в 1816 году пришёл к власти у собственно племени зулусов . В следующем 1817 году другие родственные зулусам племена убили своего верховного вождя Дингисвайо (зулусы в этой войне не участвовали), и призвали Чаку стать их верховным правителем. Чака провёл военные и социальные реформы, способствовавшие военным успехам зулусов и интеграции завоёванных кланов в его вождество. Уже к 1819 году зулусы разгромили всех непокорных и вынудили их скрыться в Драконовых горах и далее.

Чака провёл полную реорганизацию военной системы зулусов: от призыва до тактики и вооружения. Им были призваны на военную службу все мужчины от 20 до 40 лет, способные носить оружие. В основу своей военной организации Чака положил принципы, которые он выработал, находясь на службе у Дингисвайо. Любое нарушение дисциплины или невыполнение приказа влекло за собой смерть. Чака также установил жёсткие ограничения на общение между противоположными полами. Все девушки объединялись в женские отряды, которые выполняли главным образом хозяйственные функции. Внебрачные связи между представителями мужских и женских "полков", если на то не было особого распоряжения Чаки, карались смертью. Разрешение же на вступление в брак получали лишь особо отличившиеся в боях воины и ветераны, увольнявшиеся с военной службы.

Вооружение армии зулусов состояло из щитов, высотой чуть меньше роста человека, изготовленных из выдубленной и высушенной бычьей кожи, натянутой на деревянный каркас, а также тяжелого укороченного ассегая для ближнего боя. При армии были образованы отряды носильщиков, состоявшие из юношей, в чьи обязанности входило нести продовольственные припасы и минимально необходимый набор бытовых принадлежностей. В мирное время армия зулу подвергалась постоянным военным тренировкам и упражнениям, что вскоре превратило её в самую мощную среди африканцев военную силу Южной Африки. Чака легко наводил ужас устаивая тотальный геноцид не только на соседние племена, но и на самих зулусов из за чего его и убили. После убийства Чаки в 1828 году верховным правителем — инкоси стал его сводный брат Дингане, который был среди убивших Чаку заговорщиков. Дингане ослабил весьма жёсткие требования Чаки относительно возраста вступления в брак и устройства армии. В правление Дингане начались первые конфликты с бурами, достигшими Зулуленда в ходе Великого трека. В 1838 году зулусский инкоси убил в своём краале предводителя партии буров Пита Ретифа и 70 его невооружённых спутников. После этого зулусы напали на караван буров возле Блоукранса (резня при Блоукрансе). Однако буры выбрали себе нового лидера — Андриса Преториуса — и 16 декабря 1838 года нанесли зулусам сокрушительное поражение в битве при реке Инкоме, которая после этого вошла в историю под названием Кровавой. Через четыре дня буры разрушили столицу зулусов Мгунгундлову. В 1840 году брат Дингане Мпанде при поддержке буров сверг вождя и занял его место. При Дингане зулусы уступили часть своих земель бурам. На них была основана республика Натал, а власть верховного правителя несколько ослабла. Однако зулусская держава оставалось мощной силой в этом регионе. После победы над Дингане бурские колонисты во главе с Преториусом основали в 1839 году недолго просуществовавшую республику Натал к югу от Тугелы и к западу от британского поселения Порт-Натал (ныне Дурбан). В это время Преториус и новый вождь зулусов Мпанде поддерживали мирные отношения. В 1842 году между бурами и британцами разразилась война, в которой последние победили. Республика Натал была присоединена к британским владениям. В этой войне Мпанде поддерживал британцев.

В 1843 году Мпанде начал борьбу с несогласными среди зулусов. В результате тысячи людей бежали из его владений, в том числе в британский Натал. Многие из беженцев захватили с собой и скот; Мпанде, стремясь захватить скот обратно, вторгался в соседние земли. В 1852 году он устроил рейд в Свазиленд, но британцы вынудили Мпанде от этих планов отказаться. Пока Мпанде правит землями к северу от Наталя между Драконовыми горами и океаном, использовать зулусов мне вряд ли удастся.

Племена Свази — укрылись в Драконовых горах у границы португальских владений, пока что явные враги зулусов и верные союзники буров. Скотоводы, крепкого телосложения, но находятся на передовой войны с зулусами и использовать их не представляется сейчас возможным.

Племена Басуто- с которыми сейчас и ведут войну буры. Приблизительно с 1820 великий вождь басуто Мошвешве собирал под своей властью остатки беглецов из разрозненных племен, которые уходили в горы под натиском зулу и ндебеле (матабеле). Это была территории Лесото и Оранжевого государства и численность басуто оценивалась в 175 тысяч человек. В войне с бурами Оранжевого свободного государства в 1856–1868 басуто лишились значительной части своей территории, оставшись в своей горной твердыне, посреди Драконовых гор. Через три года по просьбе вождя Мошвешве I, опасавшегося вторжения из соседних бурских республик, над Лесото (тогда оно называлось Басутолендом) был установлен протекторат Великобритании. Крепкие негры, знакомые со скотоводством и земледелием — составляющие сейчас основную часть чернокожих рабов- работников у буров. Но вот беда, работать они, как и все остальные негры не любят. Сейчас война идет потому, что буры делают набеги на поселки басуто, убивая крепких и воинственных мужчин и угоняя в рабство женщин и подростков басуто для работ. Официально их берут под опеку и учат мастерству и профессиям, только вот беда никто из них документально не станет взрослым, и будут работать на обучении до самой старости. Необходимо использовать в своих целях как работников, но из за их враждебности держать под полным контролем.

Также из-за недостатка рабочих рук голландцы ранее завезли в колонию много негров из других районах Африки — поимущественно из португальского Мозамбика, и также переселили множество малайцев из своих Ост-Индийских колоний. Англичане имеют такую же проблему, но они переселяют уже индийцев из своих Ост-Индийских владений.

Глава 13

Так размышляя я шел, почти не останавливаясь, торопясь в успеть в город до вечера. Лишь только однажды я остановился минут на сорок перекусить и отдохнуть. Отдыхал я на берегу какой то речушки берега которой густо заросли так знакомыми мне ивами, окаймляющим русло руки на всем ее протяжении, доступном моему глазу. Их поникшие ветви и копьевидные серебристые листья склонялись к самой воде, из за чего это дерева еще называют плакучая ива. Красавицы ивы простирают свою широкую сень над реками Южной Африки точно так же, как над нашим Доном, и мой глаз утомленного странника порадовался знакомой листве, засеребрившейся над сушью из жаждавшейся пустыни, так как вид этой листвы безошибочно указывает на близость воды. В этой стране ручьи и реки — большая редкость, и плакучая ива, верный знак присутствия воды, здесь символ радости, а не эмблема печали как у нас. Но тем не менее, преодолев свой приступ ностальгии я продолжал свой путь по этой более богатой водой плодородной местности и еще не наступил вечер, а я входил уже в местный город — город у Источника Цветов- Блумфонтейн. По совместительству — столице Свободного Оранжевого Государства. Менее двадцати лет назад (В 1846 году)Генри Дуглас Уорден, британский резидент среди негритянских племён, обитавших за рекой Оранжевой, приобрёл у голландских колонистов ферму Блумфонтейн, вокруг которой вскоре и вырос город, ставший столицей этого региона. В следующем, 1847 году губернатором и верховным комиссаром английских колоний Южной Африки стал генерал Гарри Смит. Он пообещал, что бурские фермеры получат надлежащую юридическую защиту. Посетив земли к северу от Оранжевой реки, Смит провозгласил 3 февраля 1848 года область между реками Оранжевой и Вааль британской территорией. Но буры не для того бежали из английских владений бросая все свое имущество что бы вновь оказаться под британским игом. Их духовный лидер сопротивления Андрис Преториус бежал на север, за реку Вааль. Будучи избран главнокомандующим бурских отрядов, он в июле 1848-го начал освободительную войну. 20 июля Преториус выбил британцев из Блумфонтейна. Однако, уже в августе Смит разгромил армию Преториуса в сражении при Боомплатс. Преториус вновь отступил за Вааль. Там он стал военным комендантом двух приграничных городов, а англичане присоединила всю завоеванную территорию под названием "Владение Оранжевой реки". Но начавшаяся в вскоре 3-я война с кафрами заставила англичан вывести свои войска на юг, и 17 февраля 1854 года Британия признала независимость бурской республики, а 23 февраля того же года была подписана Конвенция Оранжевой реки, или Блумфонтейнская, согласно которой новое государство стало называться Оранжевым Свободным государством. Ну что мне рассказать о городке- это приятное местечко. Домики, что за домики — игрушки! Площадки, обвитые виноградом, палисадники, с непроницаемой тенью дубовых ветвей, с кустами алоэ, с цветами — всё, олицетворяли собой, приюты счастья, мирных занятий, домашних удовольствий! Я миновал один сад за другим, то есть улицу за улицей. Деревья как будто кокетничали передо мной, рисуясь, что шаг, то новыми группами. Однако большое местечко! — сказал я себе. — живут широко и раздольно, все раскинулось километров на десять. В садах виднелись голландские домики поселенцев. Ну что Вам сказать было видно, что дерева явно не хватает, зато камня вдоволь и он бесплатный, поэтому всякий стремиться использовать в строительстве в основном его. Иногда на верандах домов можно было заметить их белых обитателей. Но напрасно я искал глазами черные кварталы или хотя бы дома черных, их просто не было. Природных черных жителей в округе нет как граждан своей страны. Они тут слуги, рабочие, кучера — словом, наемники колонистов, и то недавно наемники, а прежде рабы.

Сейчас вы напрасно будите ожидать увидеть негров как граждан в городах, в немногих из них есть предместья, состоящие из бедных, низеньких мазанок, где живут нанимающиеся в городах чернорабочие. Я смотрел во все стороны в полях и тоже не видал нигде ни негритянской хижины дяди Тома, никакого человеческого гнезда: везде фермы, на которых помещаются только черные работники, принадлежащие к ним. Оседлых негров поблизости к Блумфонтейну нет. Они, вместе со зверями, удаляются все внутрь страны, как будто заманивая белых проникать дальше и дальше и вносить Европу внутрь Африки.

Наконец, после нескольких расспросов я нашел местную городскую гостиницу, под названием "Лисицы и Собаки", ну не совсем гостиницу — человек сдавал комнаты в своем доме для приезжих. Найдя необходимое я остановились у самого кокетливого домика и поспешил скрыться от жары в отворенные настежь двери, куда манили сумрак и прохлада. Войдя в комнату я перепугал своим внезапным появлением какую-то скромно одетую, не совсем красивую девушку, которая собиралась что-то доставать из шкафа. Она потупила глаза и робко стояла на месте. А у вас есть и комнаты для приезжих?" — "Много, но нужно спросить хозяина".С этими словами девушка внезапно скрылась, а я решил пока осмотреться. Комнаты вовсе не показывали, чтоб это была гостиница. В первой, куда я вошел, стоял диван, перед ним стол, кругом кресла. На стенах все принадлежности охоты: ружья, патронташи, кинжалы, рога, бичи. В видневшейся далее комнате стояло фортепьяно, круглый, крытый суконной салфеткой стол; на нем лежало множество хорошеньких безделок, далее заметен резной шкаф с посудой, другой с чучелами птиц; вместо ковра шкуры пантер, потом старинные массивные столы, массивные стулья. На стенах позолоченные рамки на зеркалах, картины. На картинах охота: слон давит ногой тигра, собаки преследуют барса. Я не ценитель живописи но видно, что класс у живописцев не высок, например: барс схватил зубами охотника за ногу, а охотник, лежа в тростнике, смотрит в сторону и смеется. Ну ладно привередничать, в целом все приветливо и приятно. Тут и чашки на виду, пахнет корицей, кофе и другими пряностями — словом, хозяйством, но не похоже на трактир, а скорее на укромный домик какой-нибудь бедной тетки, в глуши, которую Вы решили навестить. Я присел в кресло да, жестковато, и нескоро его и сдвинешь с места; лак и позолота уже почти совсем сошли.

Здесь в комнату зашел высокий, с проседью, старик, с нависшими бровями, в длинной суконной куртке, закрывавшей всю поясницу, почти в таком же длинном жилете, в широких нанковых, падавших складками около ног панталонах. От дома и от него так и повеяло классической фламандской живописью. Он стоял, не шевелясь, на пороге, но смотрел так кротко и ласково, что у него улыбались все черты лица. Однако в дальнейшем это приятное впечатление сразу развеялось, старик не как не хотел сдать мне комнату! Полное отсутствие денег, из за чего я не мог внести аванс конечно же сказалось, но похоже, что старик взял себе привычку сдавать комнаты лишь тем гостям, которые ему чем либо понравились, а остальные извольте выйти вон. Наконец я буквально умолял его, прижимая кепку к своей груди и еще немного поломавшись для приличия, старик все-таки разрешил мне заселиться. Наконец мои мытарства закончились, и сказав, что бы мне подали ужин и все английские газеты, журналы и альманахи за последние полгода, какие у него имеются в наличии. Также я уточнил какое сегодня число — оказалось, что 29 сентября 1865 года. Уже кое-что конкретное.

Только что я осмотрел все углы, чучел птиц и зверей, картинки, в предоставленной мне комнате, как хозяин пригласил нас в другую комнату, где уже стояли ветчина с яичницей и кофе. По стенам висели картинки с видами мыса Доброй Надежды. Ну, что ж все крайне патриархально, но пора приниматься за работу зарабатывать себе деньги. И захватив все нашедшуюся у хозяина, который сказал называть его просто и по дружески Ян, прессу и спросив чернил, бумаги и писчие принадлежности, я поужинав отправился работать в свою комнату. Работал я до глубокой ночи, несмотря на тусклый свет сальных свечей, к тому же еще и немилосердно коптящих и зловонных. Похоже, что для работы здесь нужно использовать световой день, но у меня был дефицит времени. Ну что сказать, пролистав местные альманахи и журналы, по большей части литературные, я умилился некоторым моментам:

"Прошли и для нее, этой гордой красавицы, дни любви и неги, миновал цветущий сентябрь и жаркий декабрь ее жизни; наступали грозные и суровые июльские непогоды" и т. д. А как Вам стихи: "Гнетет ли меня палящее северное солнце, или леденит мою кровь холодное, суровое дуновение южного ветра, я терпеливо вынесу всё, но не вынесу ни палящей ласки, ни холодного взора моей милой". Да нужно помнить, что в южном полушарии наша зима — напротив самый жаркий сезон, а лето — холодный, а сейчас уже самый конец сентября и наступает жаркий сухой сезон, так что нужно торопиться и торопиться. А письменные принадлежности — бумага дорога, пишут перьями которые необходимо очинять а потом макать в чернильницу и стараясь не поставить кляксы что то вывести на бумаге. Я уже не говорю, что потом эту бумагу еще необходимо и присыпать песком, что бы чернила высохли. Но мне было просто необходимо в совершенстве овладеть навыками местного письма, вопрос жизни и смерти.

Прежде всего на потренировавшись на кусочках бумаги похожей на упаковочную, я достал из кармана своих дощечек, и перенес с них во истинно бесценную информацию. В результате у меня получилось две записки — на одной из них стояло:

Нельсонс-Фонтейн -27, 40 ю и 24,30 в, Кимберли, Бюлтфонтейн, Дютойтспан.

На второй: Йоханесбург, А 25, 50 — 31, 04, Б 25, 43–31,07, И. Р. 25, 43–31,07,

К 26,25–27, 23, К 26,59–26, 37, Н С 25,39–31,04,51,П 25, 50–30, 58,

У 28, 00–26,45, УР 26, 22–27,28 Ф 25, 48–31, 03 Ф 25, 43,05–31,06,33 ЦР 26, 16–28, 10

Ш 25, 42, 50–31,08,05, Э 26, 26–29, 11

Если здесь, кто то и знал бы кириллицу то на первой записке он мог бы разобрать географическое положение Источника Нельсона, затем фамилию секретаря министра иностранных дел Великобритании, и затем название пары бурских местечек.

На второй бы любопытный мог бы прочитать Ивангород и затем непонятные группы букв и цифр. На самом же деле на первой записке были зашифрованы сейчас не существующие месторождения алмазов, а на второй еще неоткрытые месторождения золота, цифры обозначали южную широту в градусах и минутах, а иногда и в секундах, а затем и восточную долготу. Когда я писал эти строки волшебный блеск золота и алмазов словно бы озарил своим сиянием эту комнату, я задрожал словно в приступе безумной лихорадки и перед моим пылающим взором замелькали разнообразные картины- безводные пустыни в них сменялись скалистыми ущельями, где толпы чернокожих демонов стерегли сказочные сокровища, а толпы алчных до богатства авантюристов и негодяев хотели ими завладеть. А вот обломитесь, на этот раз, господа хорошие, поищите в другом месте. Я тщательно соскоблил свои дощечки, ножом для очинки перьев и стружки для верности сжег в пламени свечи. Дорогие мне сердцу записки я же положил во в карман джинсовой куртки, застегнув его на молнию. Есть правда одна беда, что пока я не знаю как определять эти географические координаты, да у меня нет и дорогостоющих инструментов, что бы это делать, нет и денег на их приобретение, но не беда, на первый раз есть у меня еще ориентиры для начала хватит.

Глава 14

После этого я углубился в изучение местной прессы. Ну что сказать газет было несколько штук, из последняя газета была за август месяц. К тому же, судя по всему новости из Европы доходили до Кейптауна из Лондона за полтора месяца, а из других частей света месяца за два или за три. Итак новости в США гражданская война этой весной закончилась полной победой северян, президент Линкольн убит, южане капитулировали, но часть неприменимых конфедератов разбив северян у ранчо Пальмито, благополучно прорвались в Мексику. На юге США установлен жесткий оккупационный режим, почти все жители лишены гражданских прав. Некоторые герои юга — например генерал Ли, так до конца жизни и не получили гражданства США. В Мексике идет бесконечная война местных претендентов на власть, в которую влезли и многие Европейские страны, фактически захватившие все территорию страны, установив монархический режим под руководством М.Габсбурга. Но США поддерживают Бенито Хуареса и закончив свою гражданскую войну и освободив свои войска уже начинают угрожать европейцам требуя вывести войска из Мексики. Пока говорят только дипломатия — направлен протест Франции, затем протест Австрии. Большая катастрофа на реке Миссисипи близ Мемфиса, крупнейшее кораблекрушение на речном транспорте на это время. В Гватемале скончался прежний пожизненный президент генерал-капитан Рафаэль Каррера, и избран новый Висенте Серну, ему уже генерала недостаточно и тот провозгласил себя целым маршалом. На Гаити началось восстание майора Сильвана Сальнава против президента генерала Фабра Жеффрара. В Мадриде также восстание против режима генерала Рамона Нарваэса. В Южной Америке Аргентина, Бразилия и Уругвай начинают войну против Парагвая. В Париже двадцатью государствами, включая Россию, приняты Первая международная телеграфная конвенция и "Регламент телеграфной связи". Одновременно, на базе этих соглашений основан "Международный телеграфный союз". Россия делает попытки продвинутся в Средней Азии, в направлении Ташкента.

Так что у нас в южноафриканских колониях? Похоже полный мрак, здесь англичане ввели свою удушающую систему податей и налогов. Они установили на ввоз 12 % таможенной пошлины с иностранных привозных товаров и по 5 % с английских. Внутри же колонии пошлина, как в наложена почти на всё. Каждый мужчина и женщина, как только им исполнится 16 лет, конечно кроме английских колониальных чиновников и их слуг, платят по 6 шиллингов в год подати(2гр золота). Кроме этого таксой обложены также дома, экипажи, лошади, хлеб, вода, рынки, аукционы, вина. Все публичные акты подлежат гербовой пошлине. Все кто хочет покинуть эту долбанную страну — должен заплатить эмиграционную пошлину (привет Вам англосаксы от ваших будущих потомков — сенаторов Джексона и Вэника, которые что то верещали о необходимости свободы эмиграции). Значительный доход получается от продажи казенных земель, особенно в некоторых новых округах, например Виктории и других. Казенные земли приобретаются частными лицами с платою по два шиллинга за акр, считая в моргене два акра. Всё пространство, занимаемое колониею, составляет 118 356 кв. миль (около 200 тысяч кв. км), а народонаселение простирается до 142 000 человек мужеского пола, а всего с женщинами 285 279 душ.(Черных всего несколькими тысячами больше чем белых).

Со всего этого требуются налоги. Впрочем, как большое достижение, выставляется то что в последние годы некоторые налоги были отменены, например налог со слуг, также с некоторых продуктов. Собираются баснословные суммы, например только ввозные пошлины на привоз товаров в колонию простирался на сумму около 1,5 миллиона фунт. стерлингов в год (а это 12 тн золота) И между тем денег ни на что постоянно не хватает. Затраты на колонию всегда превышают доходы от ее поступлений. Львиную долю съедает британская колониальная армия, только на постоянные войны с кафрами уходят тонны золота. Английская армия в колонии составляет 3 тысячи человек, плюс туземная милиция, плюс подарки союзникам. Но львиная доля расходов на армию уходит английскому благородному офицерству. Только один полковник получает в мирное время 1000 фунтов в год (восемь кг золота), а есть еще его заместители, другие офицеры. Естественно благородное офицерство шикует- белоснежные скатерти, привезенная из Европы чешская хрустальная посуда, серебренные столовые приборы, толпы чернокожих слуг в ливреях. Чины (патенты на офицерские должности) официально покупаются и только богатый человек может купить мало мальский крупный офицерский чин. А здесь в колониях человек, имеющий за душей тысячу фунтов уже богач, а зачастую ферму в малонаселенной местности с 20000 акров земли можно приобрести за 10 фунтов. В то же время жалование младших офицеров и солдат крайне не велико и даже приобретя патент младший офицерский чин, если ты не имеешь дополнительного источника дохода, то не сможешь оплатить расходы налагаемые честью мундира и образом жизни офицера, и скорее всего вынужден будешь его продать, что бы расплатиться с долгами. Так что случайных людей здесь нет, все они дети благородных дворян, богатых торговцев и фабрикантов.

Пока что ни золото, ни алмазы, за редкими исключениями колонии не известны. Основной экспортный товар колонии в Европу — вино и шерсть. Основные вывозимые произведения: зерновой хлеб и мука, говядина и свинина, рыба, масло, свечи, кожи (конские и бычачьи), шкуры (козьи, овечьи, морских животных), водка, вина, шерсть, воск, сухие плоды, лошади, мулы, рога, слоновая кость, китовый ус, страусовые перья, алоэ, винный камень и другие. Привозимые товары: кофе, сахар, порох, рис, перец, крепкие напитки, чай, табак, дерево, вина, также рыба, мясо, крупчатая мука, масло. Как уже отмечалось все привозные товары обложены различною таможенною пошлиною. До 600 кораблей увозят и привозят все эти товары. Плюс Южноафриканская колония имеет доходы от транзита в Индию. Но здесь уже приближается кризис расходы колонии уже несмотря на все налоги, превышают доходы а скоро грозит еще и потеря доходов от транзита. Уже французы строят Суэцкий канал, который должен быть введен в строй через 4 года и тогда большинство кораблей из Европы в Азию будут пользоваться этим новым путем, миную южноафриканские порты. И тогда Южная Африка превратиться в глухую провинцию на краю света, посещаемая редкими кораблями- из Кейптауна до Портсмута(Англия) -35-40 дней пути даже на современных сейчас паровых судах.

Бурские республики, в столице одной из которых я сейчас находился, английские газеты мягко говоря не жаловали. Читая их можно было решить что английские колонии это раз земной а бурские территории — рай на земле. Во первых критиковали неточности мирного договора, англичане обязались признавать бурский суверенитет к северу от Кафрарии. Что, подразумевается под понятием "территория к северу от реки Вааль"? "Выходит, что по условиям договора господа Хогг и Оуэн уступали всю территорию от реки Вааль до Египта?" Или вот например какую картину полную ужасов рассказывал британской газете, некий корреспондент Левайан: "Вопреки всеобщему мнению, — пишет этот находчивый малый, — кафры — народ миролюбивый и тихий. Но, поскольку буры постоянно их грабят и режут, кафрам приходится обороняться. Буры ославили негров свирепыми и кровожадными людьми в оправдание собственных лютостей и грабежей. Но всем ведь известно, что под предлогом розыска нескольких украденных коров вырезались целые негритянские племена, включая женщин и детей! В качестве "компенсации ущерба" буры разоряют посевы кафров, уводят их скот. За один только год "компенсация" составила двадцать тысяч голов!"

"Однажды отряд колонистов разрушил кафрский поселок. Двенадцатилетнему мальчику удалось убежать и спрятаться в звериной норе. Один из буров отыскал парнишку и отвел с собой в рабство, но мальчика захотел забрать командир колонистов. Буры повздорили. В гневе командир воскликнул: "Так пусть никому не достается!" — тут же уложил мальчика выстрелом из ружья в упор прямо в грудь.

Часто эти сволочи для забавы привязывают пленных и стреляют в них, как в мишень, причем нужно не убить негра, а попасть в ногу или в руку.

В общем, грабежи и убийства здесь — обыкновенное дело, и все ужасные бойни несут неграм несчастье и горе…"

Левайан в обществе буров однажды удивился, почему губернатор не прикажет прекратить безобразия.

— А он приказывает, — расхохотался один из буров. — Только и делает, что шлет сюда приказы. Да он где, губернатор-то? Он отсюда за двести миль(320 км), чихать мы на него хотели!

— Положим, — возразил Левайан. — Но он может прислать не одни приказы, а еще и добрый отряд солдат, чтобы каждого виноватого взять и отправить в город — тогда что?

— Тогда… — ответил бур. — Ну, пусть попробует, а мы тогда вот что сделаем. Мы соберемся все вместе, половину солдат зарежем, засолим в бочках и с другой половиной отправим назад. Будут знать, как к нам соваться!". Читая это я умилился, ну как же мне все это напомнило описанные позднее в британских газетах ужасы расправы федеральных войск, над мирным и беззащитным чеченским населением. Похоже, что англичане думать совсем не любят, и приспособленные один раз методики используют далее сотни лет по любому поводу. Единственно полезное я вынес из этих газет, что сейчас президентом Оранжевого государства является Йоханес Бранд, с которым мне явно необходимо побыстрее встретиться. Ну что ж утро вечера мудренее, нужно попытаться поспать. Но несмотря на то, что лег я поздно, уснуть мне долго не удавалось, стекол на окнах нет, а жалюзи от комаров и мошек, которые налетели в комнату не слишком помогали. От них должен был помочь обязательный балдахин из марли над кроватью, но похоже несколько упорных комаров все таки преодолели его. Кроме того, в комнате иногда шуршали, какие то ящерицы иногда даже пробегая по стенам. В общем, море живности и здесь продолжало, преследовало меня, но надо все-таки как-то привыкать к этому.

Глава 15

Утром тем не менее, я встал в прекрасном настроении. Еще бы, я оказался в Южной Африке в тот "золотой промежуток" когда ни золота, ни алмазы здесь пока по большей части не известны. Хотя легенды ходили о них устойчивые, как о летающих тарелках и снежном человеке. Уже в 1750 году, в ту эпоху, когда Грикаленд принадлежал голландцам, миссионеры составили карту, в которой указывалось, что эти земли, едва известные белым, содержат алмазы. По их рассказам, что готтентоты, кафры и бушмены пользуются алмазами не для украшения, а как орудием труда. Эти дикари говорили, что их предки уходили в Грикаленд за алмазами и пользовались ими для обработки жерновов. Легенды легендами, но организованная добыча алмаза начнется лишь уже — в следующем 1866 году. Какой-то местный торговец, один из тех, которые разъезжают по стране в больших фургонах, запряженных двадцатью — тридцатью быками, и развозят всякие дешевые товары, за которые туземцы отдают им слоновую кость, как-то остановился на ферме у одного бура, по имени Якоб на берегу реки Оранжевой на ферме ДеКалк близ поселения Хоуптаун (ныне это городок в 60 км от Кимберли). У них в гостях был сосед-фермер Шальк ван Никерк и обратил внимание, что их дети играют каким-то ярким камешком. Он попросил хозяев продать ему приглянувшийся артефакт. На что мать детей якобы ответила: "Господь с вами! Это же просто галька. Забирайте даром, коли она вам понравилась". 15-летний Эрасмус Якобс, наверное, так и не узнал, что его находка положила начало алмазной лихорадке. Правда, ни торговец, ни Ван Никерк никогда сроду алмазов не видали и, стало быть, могли ошибаться. Но загадочные камешки резали стекло. Значит — алмазы. Ван Никерк тут же заключил договор с бродячим торговцем О'Рейли, что тот попытается продать этот камень а деньги они поделят попалам. Торговец добрался до британского городка Грейамстаун и показал камень доктору Атерстоуну, специалисту по геологии. Тот подтвердил, что речная галька — не что иное как алмаз 21,25 каратов (4,25 гр), который тут же был продан за пятьсот фунтов стерлингов. Камень назвали "Эврика"-по легенде именно так "Нашел" закричал мальчишка пастух Эразмус когда обнаружил этот камень

Слух об этом облетел всю колонию с быстротой молнии. Волнение, которое он вызвал, было тем сильней, что как раз в это время эпидемии сибирской язвы опустошала стада и на рынке упали цены на шерсть. Новый источник обогащения был найден в такой момент, когда в стране царила паника. Однако из Лондона приехал авторитетный геолог, который за год изысканий заявил, что алмазов в Капской колонии быть не может, а "Эврика" — скорее всего подброшенный специально камень. Однако джин уже вырвался из бутылки.

Шальк Ван Никерк стал уже целенаправленно спрашивать про алмазы по округе, и выкупать их у местных негров, последние издревле пользовались алмазами для обработки жерновов. Запасы переходили у них из поколения в поколение. Говорят, именно так был в 1869 году приобретен знаменитый алмаз "Звезда Южной Африки" в 47,62 карата (9,5гр), вызвавший в Лондоне восторг знатоков. Но на этот раз предприимчивому фермеру пришлось раскошелиться: он выкупил камень у цветного пастуха за 500 овец, 10 быков и 1 лошадь. Продал алмаз он, понятно дело, куда дороже: за 11 200 фунтов (а, в итоге, цена алмаза после пары перепродаж возросла до 25 тыс. фунтов). Теперь сомнений не осталось: в земле Южной Африки лежат алмазы. Тогда поднялась алмазная лихорадка, подобная той золотой лихорадке, которая охватила Калифорнию и Австралию, когда там было найдено золото. Не прошло двух месяцев после того, как был найден первый алмаз, а в округу уже сбежалось пять тысяч человек. Началась усиленная эмиграция из Европы в Южную Африку, и безлюдные пространства, лежащие вдоль Вааля, вскоре были заселены. Несмотря на неудачи, которые ожидали здесь многих новоприбывших, работа все же оказалась, в общем, выгодной: в течение какой-нибудь одной недели группа искателей нашла в районе Оранжевой реки семьдесят четыре алмаза такого качества, что одних только налогов пришлось заплатить двадцать пять тысяч франков (1000 фунтов). Это позволяет судить, сколько стоили сами алмазы.

Что же касается золота, то местные племена добывали его довольно давно, — еще до того, каксюда пришли европейцы. В фольклоре местных племён, кочевавших по равнинам (велду) Южной Африки, имелось множество слухов о местном аналоге Эльдорадо. Тем не менее, официальная история добычи золота на территории современной ЮАР берет свое начало в 1836 году с разработки россыпных месторождений в провинции Лимпопо на северо-востоке страны. Эта Провинция и в современное время считается одной из богатейших по полезным ископаемым, в том числе по алмазам и золоту. В 1871 году на востоке страны в реке Пилгримс Крик был найден самородок золота, который привлек старателей, уже переживших золотые лихорадки Калифорнии и Австралии. В 1873 году здесь образован золотой прииск. Разработка россыпей в этих местах продолжалась почти 100 лет (до 1971 года). На этих месторождениях старатели мыли золотоносный песок принесенный реками с золотоносных гор. И лишь в 1886 году были открыты огромные месторождения золота в Витватерсранде. Научные исследования показали, что так называемая "Золотая дуга", которая простирается от Йоханнесбурга до Велкома, некогда была крупным внутренним озером, ввиду чего ил и золоторудные месторождения рассыпного золота осели в этом районе и сформировали богатые месторождения золота, которыми славится Южная Африка.

Итак время впереди еще есть, но его совсем мало. Прежде всего, необходимо в тайне изъять единичные находки алмазов, дабы не спровоцировать преждевременную алмазную лихорадку. Нужно выгадать как минимум год или два. Но у меня совсем нет денег, даже расплатиться за гостиницу, а уж не говоря о том что бы путешествовать по стране. К тому же алмазы очень дороги, а значит оставляют заметный след, к тому же продавать их все таки лучше в Европе, а туда необходимо время и средства добраться. Поэтому лучше все-таки начать с более анонимного золота.

Но тут встает извечный русский вопрос "Что делать?". Главной силой в регионе, да что там в регионе, на планете целом являются англичане. Они обладают на текущий момент самой большой колониальной системой, и самым большим флотом в мире. И при этом они совсем не обмерены никакими моральными принципами. Стоит появиться чему-то для них интересному, они первым же делом постараются это конфисковать, как это и произошло в реальном мире с алмазными копями Кимберли и бурскими республиками в целом. Они искренне считают, что им все это нужнее. Более того уже с 1830 годов под предлогом гуманитарных соображений — борьбы с рабством — англичане развернули буквально террор на море- любой корабль плавающий южнее экватора- а сейчас до введения в эксплуатацию Суэцкого канала, это единственный путь из Европы в Азию и Австралию с Океанией, при встрече подлежит полному досмотру. При этом досмотром все не ограничивается, так как английские моряки кровно заинтересованы в конфискации досматриваемых судов, так как имеют долю с их продажи. При этом причиной конфискации — может служить простое подозрение в работорговле, да что там подозрение, просто желание досматривающих. Излишнее по мнению проверяющих продовольствие- наверняка кормить рабов, много одеял или циновок — для размещения рабов, товары для обмена с неграми и т. д. — все может послужить поводом для конфискации судна и груза. Под лицемерным предлогом гуманности Англия стала во главе движения за отмену работорговли (здесь — это малоприятное занятие для арабов). Под этим предлогом Лондон претендует на право осмотра подозрительных судов, берегов, при необходимости — и временного захвата гаваней, где будто бы находят убежище или устраивают склады торговцы людьми.

Какое, собственно, дело англичанам до африканских невольников? Ведь у них под боком есть "братский остров" — Ирландия, и там довольно, казалось бы, белых рабов, на которых английское правительство могло бы упражняться в человеколюбии… При этом англичане могут высадить десант и в любой точке побережья вне зависимости от принадлежности этой колонии другой европейской стране и под предлогам поиска рабов покопаться в складах и товарах на них. И кому при этом жаловаться? Явно не в английский суд, там правды явно не добиться.

При этом ближайшее не английское портовое поселение — Португальское бухта Делагоа — будущее Мапуту в Мозамбике. Но здесь все то же только вид с боку. Португалия сейчас младший партнер и верный вассал Великобритании, во время Наполеоновских войн правительство эвакуировалось в Бразилию, поручив войска и европейские территории под управление Британии, в частности главнокомандующего герцога Веллингтона. Да и бухту Делагоа, от выдвинутых территориальный претензий буров, защитили как раз таки англичане. Так что они на тех территориях как у себя дома. Добавим еще ко всему этому что англичане почему то особенно из европейских народов не любят именно русских, так что ко мне будет особенно пристальное внимание которое мне вовсе не к чему.

Далее буры, в общем, то те же англичане, только пару отличий. Чужих не любят совсем. Таких как я называют "аут лэндерами"- "вне земли"- "чужаками". А если еще вспомнить что именно предки буров — голландцы — были учителями англичан (реформация, революция, капитализм и прочие), то картина складывается совсем грустная. Достаточно вспомнить отца современной европейской юриспруденции Гуго Гроция, выдвинувший основной принцип законов — "Сила-основа права"(в переводе на русский кто сильнее тот и прав). Поводом для этого высказывания, явился грабеж португальского корабля с добычей из Азии, который был присвоен голландцами. И на все доводы португальцев, что войны между странами нет да и вообще — это частная собственность, которая священна и неприкосновенно, голландцы ответили- мы были в данном случае сильнее, значит и все законы на нашей стороне. Да милые люди с волчьими законами. Далее негры и прочие черные и цветные- для них я как и всякий белый чужак и враг по определению. Любой представитель всех вышеперечисленных категорий — англичане, буры, негры при достаточном поводе (а золото и алмазы явно достаточный повод) может просто пристрелить меня, ограбить и не будет мучиться угрызениями совести. Так что скрытность, переходящая в паранойю, должна стать в ближайшим будущем главным моим качеством. Путь войны- путь обмана- как говорили многие достойные люди, азиатского происхождения. Итак, воодушевившись я сел и написал записку с просьбой о личном приеме у президента Бранда, так как желаю сообщить ему важные сведения, связанные с английской политикой в отношении Оранжевой республики. Отославши записку с негритенком слугой, я тем временем попытался изготовить себе рекомендательное письмо для президента. В конце концов, после нескольких попыток мне удалось составить по-английски и перьевой ручкой без клякс и помарок необходимое. В данном письме я извещал его превосходительство президента Свободного Оранжевого государства господина Йоганеса Бранда от имени канцлера Российской империи Карла Васильевича Нессельроде, что тайный советник господин Квасов Александр Михайлович (это я) послан с особой миссией из Петербурга в БлумФонтейн, для установления особых контактов, в чем ему просьба оказывать содействие. Все остальное он сообщит при личной встрече. Изобразив гербовую печать с двуглавым орлом из пятирублевой монеты, я заверил данное письмо. Конверт же я запечатал сургучной печатью изготовленной уже из десяти рублей. После этого я стал готовиться к встрече, пытаясь привести в порядок свою одежду и обувь. К счастью президент находился сейчас в городе и с ответной запиской пригласил к трем часам к себе домой. К назначенному времени я ожидал у милого домика в голландском стиле, обрамленного цветущими растениями. Белых жителей не видно по улицам ни души: еще было рано и жарко, только черные бродили кое-где, да работали. Я вошел в пустые, прохладные комнаты, убранные просто, почти бедно. Доложившись черному дворецкому, я остановился ожидать перед оригинальной картиной фламандской школы.

Глава 16

Комната была высокая, с деревянным полом, заставлена деревянными, совершенно почерневшими от времени шкафами и разной домашней утварью. У стены стоял диван; перед ним круглый стол, покрытый скатертью; кругом стен простые кресла. Далее виднелась гостиная, она была еще больше моей залы; в ней царствовал полумрак, как в модном будуаре; по углам гнездились тяжелые, но красивые старинные диваны и кресла; посредине комнаты группировались крытые штофом козетки; не было уже шкафов и посуды. У окон и дверей висели плотные шелковые драпри из материй; чистота была неимоверная: жаль было ступать ногами по этим лакированным полам. Я боялся сесть на козетку: на ней, кажется, никто никогда не сидел;, виднелся деревянный стол, заваленный разными редкостями, раковинами и бронзовыми безделушками, подсвечниками и прочим. Молчаливый дворецкий проводил меня в гостиную где я и заметил одинокого президента. Президент Бранд- был человеком старше среднего возраста, с забавными бакенбардами с проседью по старинной моде и довольно просто по домашнему одетый. Я представился, согласно своей легенде и протянул рекомендательное письмо. Президент подошел к окну и чуть отодвинув штору прочел мой нехитрый опус- после чего вопросительно посмотрел на меня. Мне пришлось начать свою речь. Господин президент в руки канцлера Российской империи Карла Васильевича Несельроде попали планы Британского двора в отношении Южной Африки. Общая суть этих планов такова- Африка от Кейптауна до Александрии должна быть британской. В то же время относительно бурских республик англичане сейчас не имеют возможности решить вопрос военной силой. Поэтому принят десятилетний план постепенного их удушения, с войной по завершении этого срока. Сейчас англичане будут постепенно заигрывать с черными вождями, призывая укрываться от бурских проблем под британским протекторатом. А поскольку буры только относительно недавно захватили эти территории то англичане будут постепенно откусывать эти спорные территории от бурских республик, одновременно постепенно готовясь к войне, которая, несомненно, наступит, когда опять часть бурских ферм окажется на новой британской территории. К тому времени англичане постепенно насытят свои новые колонии войсками и окончательно попытаются аннексировать бурские республики. Между тем в Петербурге заинтересованы в сохранении нынешнего "статус-кво", как можно на более длительный период. Мне поручено прибыть сюда с тайной миссией и закрепившись здесь проработать вопрос о тайной военной помощи республикам. Но впрочем, данная помощь может так и не наступить, в случае если условия окажутся неподходящими. В целом же планируется постепенно накопить в данном регионе за счет средств Российской империи до 500 европейских наемников, в большинстве своем ирландцев, ненавидящих Британскую империю, оснащенных современным оружием и боеприпасами. Данные наемники малыми партиями могли бы годами прибывать из Европы в Капскую колонию, а затем перебираться в бурские республики под прикрытием работников моих ферм. После войны думаю, что большинство из них, возвратиться с заработанными деньгами, обратно в Европу или Америку не обременяя Вас, в дальнейшем просьбами о своем гражданстве.

"Большинство?" — президент Бранд прервал меня. "Предстоит война, а на войне убивают. А впрочем, какая то небольшая часть особенно из прибывших в первые годы, возможно и приживется здесь, даже породнившись с бурскими колонистами. Но не думаю, что бы таких было много, религиозные и культурные особенности не располагают к этому. "

"Ну а какой в этом Ваш интерес?" — вновь прервал меня Бранд." Мой личный интерес лежит исключительно в области карьерных успехов на службе Российской империи, интерес же империи максимально ослабить своих врагов и конкурентов во всех доступных для этого местах."

"Ну а что вы хотите непосредственно от меня?" — при этом вопросе Бранд немного напрягся. "Почти нечего, мне необходимо вжиться в здешнею жизнь. И я был бы очень благодарен, если бы Вы поручили кому-либо из своих родственников, знакомых или доверенных лиц проконсультировать меня на первых порах о местной жизни. Думаю мне бы сошел для этого и подросток. А представить меня, Вы могли бы, как допустим польского негоцианта Кшиштофа Квасьневского, которого Вам в свою очередь рекомендовали друзья из Капской колонии. Мне бы не хотелось, что бы здесь подозревали, что я русский, поляки же известны своей явной русофобией, хотя сами внешне почти никак не отличаются от нас."

"Хорошо я поразмышляю над Вашими предложениями в свободное время и дам свой ответ" — заявил президент- "Пока же я напишу записку к одному из своих родственников, завтра можете обратиться к нему". Произнеся данную фразу, Бранд присел к столу и зажег свечу. Послу чего написал в записке несколько строк по голландки. Это мой молодой двоюродный племянник Пит Бранд, ему уже пятнадцать лет, и он поможет Вам обжиться на первых порах. Обращайтесь к нему. Получив записку я стал прощаться. Ну что ж первоначальный этап внедрения прошел относительно неплохо, правда мне пришлось раздать море обещаний, но это пока все неважно. Я экономлю время, которого у меня в обрез. Кстати о времени, не будем ждать до завтра, и я пошел разыскивать Пита Бранта. Найдя последнего, уже дома, я представился как Кфиштоф Квасьневский, и протянул ему записку от дяди. Тут немного поясню, почему я выбрал именно это имя. Так как я выбрал для прикрытия легенду поляка-русофоба, то соответственно переделал свою фамилию на польский лад, Квасов превратился в Квасьневского, что же до имени, то я помнил, что польский язык — наверное единственный из европейских языков, в котором преобладают шипящие звуки, кажется даже, что поляки особо гордятся этим обстоятельствами, мол поляки имеют такой развитый речевой аппарат, что не одно европейское горло не может правильно произнести эти шипящие звуки, привычные лишь для примитивных пресмыкающихся. А поскольку я и не пытался вставить это шипение в свою речь, то пусть хотя бы в имени слышат знакомое шипение, может это кого и смутит.

Пит представлял собой белобрысого восторженного юнца, переживающего пубертатный период, о чем говорили юношеские прыщи, украсившие его загорелое лицо. Дождавшись пока он прочитал, я принялся тут же его обрабатывать. "Дорогой Питер, я высадился в бухте Делагоа, и направился по коммерческим делам в Преторию а далее БлумФонтейн, к сожалению, мой спутник умер в дороге от желтой лихорадки, а потом мы узнали о начале войны с басутами. Носильщики разбежались в панике, да и я немного испугался заметив однажды ночью костры неизвестного отряда. Я остался один и вынужден был зарыть в тайнике кое-какие свои вещи. Поэтому мне необходимо подготовиться к небольшой экспедиции на север месяца на три туда и обратно. Думаю, что три носильщика мне будет достаточно. Далее мне необходимы продукты на этот период, какой-нибудь ослик в качестве средства передвижения, молодой пес тоже не помешает в пути. Ну и главное в дороге я немного поиздержался, поэтому для финансирования этой поездки мне необходимо раздобыть денег под залог. Это первым делом завтра с утра". Так нагрузив молодого Питера своими проблемами, и пообещав с утра встретиться у гостиницы я с чувством выполненного долга отправился в гостиницу отсыпаться.

Глава 17

Следующие пару дней, я провел весь в делах и заботах. Первым же делом мы сходили к местному ростовщику- которым оказался Вы не поверите польский еврей по фамилии Градски. Моя легенда чуть было не лопнула с самого начала. К моему счастью Градски родился уже здесь в колониях и плохо помнил свою историческую родину. К тому же его предки были из Малой Польши, я же назвал своей Родиной Восходние кресы (восточные края), заявив, что происхожу из обрусевшей мелкой белорусской шляхты из под Орши. Легенда устояла. Единственный ценный мой предмет в данный момент — наручные часы- удалось заложить под видом нового экспериментального малого хронометра, вещь в данный момент весьма ценную и необходимую во многих экспедициях. Сейчас хронометры — особые часы которые занимают специальные ящики, выложенные изнутри материей, что бы данные часы не дай бог не повредились и не остановились. Весит такой ящичек с часами как минимум 3 килограмма, а то и более. Их берут в экспедиции что бы определить географические координаты — разницу между измеренным временем в полдень и временем на часах, показывающих Гринвичское время. И тем не менее ростовщик еле еле сторговался со мной за 30 фунтов. Утешало что фунты пока можно брать золотые — такая золотая монета называется соверен, и состоит из 20 шиллингов, есть еще так же золотые гинеи — чуть больше 21 шиллинг, а также несколько видов золотых монет выпускаемых Ост-Индийской компанией. При этом через три месяца я обязался выкупить часы за сорок фунтов или через четыре за 45 фунтов.

Между тем только ружье, без которого в экспедицию можно было не начинать обошлось мне в 5,5 фунтов. При этом этому длинноствольному ружью было уже лет сорок, и оно видело, наверное, еще Наполеона. Я заметил, что оружие здесь реально дорого и многие буры владели ружьями которые были у них до исхода из Капской колонии и эти ружья эксплуатировались до самого конца- буквально до разрыва стволов, о чем красноречиво говорили шрамы украшающие суровые лица некоторых из буров. Похоже, что англичане не очень охотно продают сюда современное оружие. Итого ружью, слава богу, хоть переделанное в капсульное, из кремневого я бы наверное и вообще не смог бы выстрелить и боеприпасы к нему порох, капсюли (что то вроде детских пистонов), пули- шесть фунтов. Флегматичный и неприхотливый ослик — по кличке Серый — полфунта. Ослика я взял, что бы не бить ноги, к тому же ослики мало восприимчивы к сонной болезни, от которой страдают волы, лошади и мулы. Также пришлось немного экипироваться — купить высокие сапоги, для зашиты от змей, портянки к ним а также плащ, широкополую шляпу от солнца, и одеяло. Дешевую оловянную посуду- чайник и 4 кружки и тарелки. Фляжку для воды, котелок, ступку с пестиком для муки, 3 одеяла для носильщиков. Вот что еще, к примеру, было в моем багаже: 3 зеркальца, ножи, ложки, бритва, огниво, ножницы, медные цепочки, стеклянные шарики, бисер, шейные платки, серьги и прочие украшения из латунной и медной проволоки, кошельки и кисеты,5 кусков мыла, проволока, бумага, куски всевозможных тканей в основном из дешевых, иголки и прочее, и прочее, и прочее…В основном всю эту дребедень я брал в основном для расчета с носильщиками из расчета 0,25 фунта в месяц с человека и для обмена со встречными и мелких подарков. Поскольку охотиться я в пути не собирался то взял себе запас вяленого мяса бельтонга в 3 кг, а также мешочек кукурузной крупы и мешочек сорго, оба весом по 8 кг. Также были приобретены необходимые лекарства- хинин без которого белому человеку в южных странах верная смерть, 100 грамм- расфасованного порошка, из расчета 1 грамм в день. Бочонок капского бренди "КейпСмоук" в 3 литра, что бы обеззараживать для себя воду. Взял и грамм 50 яда, стрихнина, который необходим здесь белому человеку. Ну, что бы носильщики не воровали соль или сахар или что бы местные негры не отняли продукты. Даже знаменитый белый охотник Алан Квотермейн из романов Г.Р. Хаггарда всегда брал с собой какой-либо яд или стрихнин или мышьяк- я чем хуже? Еще я взял немного кофе, сахар и соль. Купил и инструменты: топор и пару лопат, молоток, но все продавалось, почему-то без рукояток. Правда, топор мне местный плотник тут же насадил на крепкую рукоять из ствола одиноко стоящей акации. Пару подносов и медный тазик для умывания. Пит Бранд по моей просьбе нашел мне молодого пса- дворнягу по кличке Ворюга. Ну породистая собака мне и не нужна- дорого и подвержена сонной болезни, а так сторож и дегустатор необходим. Еще Питер притащил мне капскую обезьянку по кличке Юнга- вот уж незаменимый член предстоящей экспедиции. Это существо знает что можно есть а что ядовито, да он просто чует яд в еде. Так что, мои негры, скорее всего если я сперва буду кормить собаку и обезьянку, меня не смогут отравить, к тому же четвероногие друзья предупредят когда я буду спать, о возможной опасности. Нужно сказать, что хотя негры носильщики и необходимы в экспедиции, но местные белые им совсем не доверяют. Питер мне поведал массу историй о предательстве носильщиков и проводников. Тут и поднесенный яд в еде и воде, в чем местные черные знатоки и специалисты, тут и убийство ночью, когда спишь, причем за неимением оружия протыкают голову через ушную раковину длинными палочками или колючками. Особенно меня поразила история, когда проводник показал белому на заводь речушки, мол, смотри, какая большая змея плывет, а сам удалил того сзади топором по затылку. И бороться с такими случаями очень трудно, недаром всех белых уходящих в путешествие заставляют вести дневник и делать ежедневные записи, а затем в случае чего их проверяют- действительно ли человек долго болел и умер или же смерть была внезапной и подозрительной и черные просто врут. Вот такая вот страховка на случай убийства, и я тоже взял карандаш и блокнот для данных целей.

Между тем, два дня прошли почти все деньги были растрачены, а негров носильщиков все не было. А время уже поджимало, уже начало октября скоро лето, жара и Новый 1866год. И хотя я напрягал и Пита Бранда и хозяина гостиницы Яна, но наниматься ко мне в гостиницу в эти два дня никто пока не подходил. Во-первых и так хронический дефицит рабочей силы, во-вторых война и много черных ушло на войну в помощь бурам, в третьих- негры просто не хотят и не умеют работать, сваливая всю работу на своих женщин (во всей черной Африке есть только десяток племен в которых работать не считается для мужчины позором), в четвертых если местным были нужны негры — они собирались и делали набег на черную деревню и просто захватывали необходимое. Пит мне раскапывал, что большинство работ у негров выполняют женщины, а мужчины не утруждают себя и располагают множеством времени для занятий своим туалетом, особенно прической, которой щеголяют до невероятия. Трудно назвать вид косичек, локонов, бантиков, валиков, узелков, тесемок, завивок, который эти господа не испробовали бы, чтобы придать сложному сооружению из волос как можно более утонченный шик. Но наконец, на утро третьего дня, когда я покормил своих питомцев — Ворюгу и Юнгу и проверил как поживает Серый у себя на конюшне, меня позвали во двор пришли наниматься работники. Я быстро оглядел стоящую во дворе группу негров из 7 человек, да ну и работнички- больше похожи на каких — то бомжей. Выделялись пару лбов, остальные были больше похоже на доходяг. А их одежда — что то непередаваемое словами- начнем с того что ни у одного человека не было штанов или шорт, все были босиком, зато большинство щеголяло в головных уборах. Это были то ли изодранные шляпы снятые с пугал, толи просто платки, один оригинал вообще щеголял привязанным днищем от корзинки на грязных волосах. Все черные были закутаны в старые одеяла или циновки некоторые дополнительно нацепили на себя овечьи или обезьяньи шкуры. Все эти вещи были грязны и поношены, говоря точней — изодраны в лохмотья. Зато у каждого была в руках палка, к концу которой был привязан узелок с пожитками. Выглядело все это крайне омерзительно, тем более что черные были да ужаса грязны и истощены. — "Без мяса живот похож на барабан, в котором нет ничего, кроме шума и воздуха, Баас." — один из этих бомжей обратился ко мне на ломаном английском. Да ты прямо брат, просто философ, этакий дед Мазай который каждые десять минут разрождается своей много умной премудростью типа "заяц, едри ево в корень, быстро бегает поэтому человеку за ним не угнаться". Но тем не менее я вступил с доморощенным африканским философом в диалог, пытаясь разузнать побольше о кандидатах в работники. Кандидаты оказались кафрами, то есть коса, прибыли вчера с бродячим торговцем, подрядивших носильщиков из Порт-Элизабет в БлюмФонтейн и собирались возвращаться к себе в Кафрарию, но узнали что есть еще возможность подзаработать. Никто из них никогда в жизни не работали ни лопатой, ни киркой, и даже не знают, как их держать за рукоятки. В общем специализация- пастухи и грузчики. Но мне выбирать не приходиться. Оба негра по здоровее — были отобраны сразу- звали одного Инкози (Бык), второго Мбежане (Носорог). Это были обычные классические здоровенные черные негры. Остальные пятеро претендентов, то же представляли из себя целый зверинец, философа звали Кролик, далее Птица, Змей, Черепаха, и почему то Стрела. Прямо не имена, а сразу краткие резюме-Кролик в Африке, это хитрое животное, аналог Лисы из русских сказок. Африканские рабы завезли свои сказки о Братце-Кролике с собой в Америку, а из них сразу всем ясно, что данный нехороший человек обязательно попытается меня обмануть. И зачем мне такое счастье? Спасибо не надо, нам такого. Ну а брать работника с резюме Змея или Черепаха мне как-то тоже не хочется. Таким образом, оставшаяся вакансия была доступна для Птицы и Стрелы. Но впрочем скоро выяснилось что Птица (Фогель) — наполовину готтентот, так что готтентот мне среди кафров не помешает, по крайней мере им труднее будет между собой договориться. Я внимательно осмотрел его нос, приплюснутый и тонущий в круглых щеках, его губы были очень толстые, а ноздри чересчур широкие. Лицо Птицы было безбородое, а голова почти безволосая, потому что редкие маленькие клочки кудлатой шерсти, разбросанные по всему черепу, едва ли можно назвать волосами. Я обратили бы внимание на то, как несоразмерно велика у него голова и в соответствии с нею и уши, а в выражении его глаз мне почудится что-то китайское Да и похоже, что в жилах Птицы смешалась кровь слишком многих народов. Основу составляли готтентоты — коренастые темноглазые люди с золотистой кожей, которые в свою очередь похищали девушек-бушменок — крохотных куколок с желтоватой кожей, плоской переносицей и монгольскими глазами на треугольных личиках. Но не в лицах была их главная прелесть. Для тех, кто считает огромный зад признаком женской красоты, бушменки неотразимы: их соблазнительные округлости выдаются пониже спины, как горб у верблюда, и в сухих пустынях Калахари служат той же цели — для накопления пищи и воды.

В эту гремучую смесь влилась струя крови представителей негритянских племен коса, финго и пондо, которые спасались от своих злобных вождей и безжалостных колдунов. Но в родственниках Птицы явно были и азиаты — рабы-малайцы, бежавшие от хозяев-голландцев по тайным проходам в горах, что не хуже крепостных стен защищают мыс Доброй Надежды, эти беглецы тоже примкнули к предкам Птицы, которые кочевали по обширным равнинам. Затем настала очередь европейцев.

Европейские корабли Ост-Индской компании гибли на предательских рифах, и темнокожие спасатели брали в жены осиротевших европейских девушек. Затем отметились дезертиры- британцы, призванные на флот во время войны с Наполеоном: они настолько боялись воевать, что матросы предпочитали участь беглеца в диких и пустынных землях Южной Африки. Были и другие беглецы — беглые каторжники с кораблей, останавливавшихся на мысе Доброй Надежды, чтобы пополнить запасы перед долгим путешествием на восток — в Австралию.

После через эти земли проходили заезжие еврейские торговцы и шотландские миссионеры, которые слишком буквально соблюдали библейскую заповедь "Плодитесь и размножайтесь". Отряды головорезов всех наций захватывали рабов и попутно, в горных ущельях и долинах, за колючими кустами, под невозмутимым африканским небом брали другую традиционную добычу победителей. Здесь же отметились, и европейские охотники, задержавшись, чтобы насладиться более нежной и близкой дичью. В общем Птица был настоящий черный космополит. Но я помню правило, разделяй и властвуй, как и поступали колонисты, заселяя готтентотов на земли кафров. "Итак, решено, я беру Быка, Носорога и Птицу, плата обычная 0,5 фунтов в месяц при моей кормежке, выдвигаемся после обеда, сейчас всем увязать вьюки и приготовиться"- заявил я. Правда тут же вспомнил, что все негры обожают мясо и совсем не любят растительной пищи- но тут им придется потерпеть. Все свершилось, сегодня третьего октября, я наконец таки сделаю первый реальный шаг к своему богатству, хотя сколько еще таких шагов нужно делать!. Пообедав и расплатившись с хозяином гостиницы Яном, наша небольшая процессия выдвинулась на север по дороге к Претории. Возглавлял колонну я лично, с заряженным ружьем в руках и узлом из одеяла со своими вещами за спиной, рядом носилась радостная песочно-рыжая дворняга, далее следовал печальный ослик, загруженный вьюками, поверх которых седела обезьянка, а следом плелись три недовольных негра с узлами. Но ничего, с каждым днем их узлы будут помаленьку облегчаться, по мере расходования продуктов. Ну а в целом- солнце ярко светит, красноватая пыль клубится, но воздух относительно свеж и впереди нас ждут приключения!

Глава 18

Через неделю я был настроен уже не так оптимистично, становилось все жарче, пыль и мошкара надоела, а приходилось, все так же переставляя ноги, идти вперед. Вечерами на привалах я с трудом снимал сапоги с распухших ног. К тому же приходилось постоянно экономить воду и поэтому ходили все по большей частью грязным. Местность, пройденная за неделю, представляла собой однообразное, неограниченные пустое пространство. Ручьи и речушки начинали пересыхать, приближался сухой сезон, а до Вааля было еще очень далеко. Даже я начинал сомневаться, есть ли тут реки. "Где же тут река?" — спросил я однажды Птицу когда по его словам, мы должны были пересечь реку. "А вот, — отвечал он, указывая на то место, где я стоял, — Баас теперь стоит в реке: это всё река". И он указал на далекое пространство вокруг. "Тут песок да камни", — сказал я.

"Теперь нет реки, — продолжал он, — или вон, пожалуй, она в той канаве, а зимой это всё на несколько миль покрывается водой. Все реки здесь такие." Мне сильно досаждала мошкара, мелкие мушки вились около уголков глаз, чуя влагу, а те, что покрупнее старались сесть за мне за уши и там ужалить или укусить, что было не очень то приятно, и постепенно я приобрел уже привычку автоматически отмахиваться от мух и оводов, как и наш ослик Серый. Негры мне были крайне подозрительны, иногда кто-нибудь носильщиков убивал по дороге змею — какую-нибудь найю (местную кобру), или пуф-змею, или рогатую гадюку, — то Птица не упускал случая вскрыть ядовитую железу, расположенную позади ядовитых зубов, и извлечь из нее каплю яда; накопленный яд он держал в особом пузырьке. Была у него также в запасе и горная смола, которую он собирал в известных ему оврагах, где она сочится из трещин в скале и явно ядовитые корни и луковицы непонятных растений.

Естественно меня это все сильно напрягало, тем более что я не мог понимать разговоров носильщиков у вечерних костров, перебиваемых раскатами чужого громкого смеха. Этот смех был явно в привычке у негров. Понятно, что моими верными друзьями, в данных условиях становились пес и обезьянка, которые не только снимали пробы с моей пищи, но и спал я с ними обоими исключительно в обнимку, надеясь на их чуткий слух и нюх. Моим самым незаменимым помощником и дегустатором для еды стала капская обезьянка по кличке Юнга- зверек — очень ласковый, зоркий и преданный хозяину. Большой лакомка, Юнга обладал неким чудным инстинктом: одни плоды сжирал с удовольствием, другие же, рассмотрев, с негодованием отбрасывал; человек на его месте никак не определил бы, хорош этот плод или дурен. А уж с обязанностью сторожа- по остроте его органов чувств, особенно ночью, пес Ворюга не мог с ним сравниться. Иногда Юнга проводил время со мной фамильярно усаживался на плечо, но больше всего любил скакать верхом на собаке.

Тут, справедливости ради, нужно заметить, что и Юнга и Ворюга, тоже недолюбливали наших чернокожих попутчиков. Когда по утрам носильщиков я поднимал работать, то они еле двигались. С большим трудом удавалось гнать их вперед; все время поторапливая. Днем они и вовсе брели нехотя, вперевалку, и являли собой картину полной безнадежности. Негр смертельно устает уже от одной мысли о работе! К тому же по вечерам я заметил, что мои Кафры непрестанно курят коноплю. Слава богу что мы пока двигались по центральной местной дороге, между двумя столицами бурских республик а не по дикой и незаселенной местности. Впрочем, такой путь нам предстоял почти до самого конца, и лишь в финале в горах предстояло немного отклониться с проезжей дороги. Но впрочем, местность была почти не населена. Буры колонисты, занимались в основном исключительно скотоводством и для стад им требовался простор, так что они мало того, что были привязаны к воде но и при этом стремились отселиться друг от друга как минимум на день пути, мы же стремились идти напрямик и никуда не отклоняться, все кроме воды у нас было с собой.

В середине второй недели пути, я почувствовал, что постепенно втянулся. Я стал меньше уставать, мои мышцы привыкли к нагрузкам и стали каменеть, взор прояснился и стал подмечать ранее ускользавшие от меня малозначительные детали вдали. Еще бы здесь нет ни телевизора, ни книг, ни компьютера не смартфона (вернее есть, но неработающий) и негде портить глаза. В дневнике же я каждый день делал надпись, что все нормально все здоровы. Я и правда, чувствовал себя абсолютно здоровым хотя и продолжал каждое утро начинать с принятия горького порошка хинина, для поддержания соляного баланса съедал щепотку соли и воду всегда обеззараживал каплей крепкого бренди, но тем не менее желудок меня не беспокоил. Спал я как убитый, понадеявшись на своих четвероногих сторожей, но при этом сжимая заряженное ружье в своих руках. Моя голова весь день оставалась ясной и свежей. В общем, физически я стал чувствовать себя просто великолепно, у меня было такое впечатление, что я помолодел лет пять. Поскольку я не расставался с ружьем, то постарался полностью освоиться с ним. Я просыпался на стоянках до рассвета и шел к воде, пытаясь подстрелить какую-нибудь глупую антилопу, пришедшую на водопой. Ну а не подстрелю, так хотя бы попрактикуюсь с оружием. Наконец-таки раза с четвертого мне удалось сильно ранить небольшую антилопу, которую потом я добил вторым выстрелом. Негры до этого момента уже привыкшие к моим неудачам этому искренне обрадовались и устроили настоящий праздник. Как я уже упоминал, негры не любили растительную пищу и больше всего на свете ценили возможность набить до отвала свои животы мясом. Как они говорили если лишиться такой возможности, то лучше сразу умереть. Слова "мясо" и "есть" в их дикарском языке даже звучали одинаково. В Южной Африке очень и очень многие совсем не знают хлеба — для них он неизвестная роскошь. Большинство туземцев никогда его не едят, да тысячи живущих на границе колонистов тоже прекрасно без него обходятся. Население Южной Африки — как туземцы, так и колонисты — не занимается землепашеством; в основном это скотоводы, и потому возделыванию полей здесь уделяют мало внимания. Стада крупного рогатого скота, лошади, отары курдючных овец и козы отнимают все их время, и земледельческие работы им не по душе. Долго лишенные своей привычной пищи, мои негры при виде тушки антилопы, буквально обезумели, и не ожидая моего разрешения, с воплями кинулись на тушку, подобно разъяренной своре собак.

Глава 19

В исступлении они сверлили, кололи, рубили, резали- несчастное животное — топором и ножами. Они толкались, падали, даже чуть не покалечили друг друга — невольно, даже не замечая этого. Засовывают свои руки прямо внутрь брюха, вырывают истекающие кровью кишки, рвут руками и зубами жир. И вот уже красные окровавленные негры изо всех сил отрывают куски мяса, с непрестанным воплем бегом уносят их прочь и с еще пущим воплем возвращаются, хватают мышцу, кость, сухожилие, жадно грызут…

Тут же началась драка — кровь так ударила в голову, что Бык и Носорог были готовы зарезать друг друга. Забыв обо всех приличиях, они, вцепившись в один кусок, злобно смотрят друг на друга, рычат, словно волки, скрежещут зубами, как крокодилы. И вот Бык издал отчаянный вопль — ему глубоко порезал руку нож его чересчур нервного приятеля. Бык тут же начал скакать, судорожно размахивая поврежденной конечностью над головой. Здесь уже я, что бы прервать ссору выстрелил в воздух и лихорадочно стал перезаряжать ружье. Вот так работнички, они скорее похожи на пациентов психушек. "Костер" сказал я- "жарить". Птица быстро высек целый сноп искр. Трут воспламенился. Носорог обложил его несколькими стружками, которые он не без труда снял с куска твердого дерева, подул и через минуту уже горел костер, на котором и жарились жалкие остатки антилопы. Этот случай наглядно показал мне с кем мне приходится иметь дело, но сейчас предпринимать было нечего, мы были только на половине пути, и этот путь нужно было продолжать. Насколько я знаю, у этих негров даже нет в языке слова спасибо, так как все решает грубая сила как у диких животных.

Охотой я в дальнейшем старался не сильно увлекаться, но за третью неделю удалось подстрелить еще пару антилоп мы все ближе подходили к реке Вааль, и уже пару — тройку раз пересекали его обмелевшие притоки. Местность становилось все более плодородной, и мы довольно таки быстро продвигались вперед. Через обмелевший Вааль мы переправились без особого труда. Лишь в одном месте было относительно глубоко, и вода поднималась по грудь, в остальном мы переправляли вещи по пояс в воде. Проблемы были только с осликом, он то не хотел заходить в воду, то плыть через реку и нам пришлось тащить его вчетвером через реку, подсунув ему под брюхо одеяло. Но переправа прошла без потерь, остальные вещи мы даже не намочили. И вот в начале четвертой недели мы уже бодро приближались к плоскогорью, маячившему впереди, отклонившись от дороги в Преторию немного восточнее. Но, так по мне, окружающий меня пейзаж не намного изменился, просто на высоте стало не так жарко. Открытый — ключевое слово для высокогорного вельда. Плоский и пустой, поросший травой, он так же тянулся, сливаясь вдалеке с горизонтом, как и равнинный буш до этого. Незадолго до очередного ночлега мы наткнулись на брошенную негритянскую деревню.

Война и голод, прошедшие за два десятилетия до этого из-за набегов зулусов — превратили эту обширную область в настоящую мясорубку, чем и не преминули воспользоваться буры занявшие эти места и прогнавшие захватчиков Мзиликази далее на север. Здесь я немного расскажу о истории Трансвааля. В период правления великого вождя зулусов, их черного диктатора Чаки один из известнейших его военачальников, Мзиликази, по прозвищу Лев, бежал от него с большим отрядом воинов. Они двинулись в северо-западном направлении и обосновались где-то в районе нынешней провинции Трансвааля Марико. Местность, по которой шел Мзиликази, была в то время густо заселена туземными племенами басуто и макати, на которых зулусы смотрели с большим презрением. Мзиликази выразил чувства своего племени достаточно практично — он истребил каждого, кто попался ему тогда под руку. Об огромном числе убитых и свидетельствуют до сих пор (в 1865году) многочисленные остатки жилищ басуто, разбросанные по всей территории. Шедшие в этот период войны, вошедшие в историю как Мфекане (измельчение, иначе геноцид), серьёзно ослабили племена сото и тсвана, что облегчило последующую европейскую колонизацию этих земель.

Зулусы вытеснили остатки живших там племен венда на север, и Мзиликази разместил свой крааль в районе современной Претории, а в районе современного Зееруста основал военный пост Мосега, охранявший торговые пути. Завоевав Трансвааль, ндебеле, как стали называть его орду (или иначе матабеле, что в переводе в переводе длинные щиты) покорили проживавшие здесь племена и установили систему военного деспотизма. Мзиликази господствовал в юго-западном Трансваале с 1827 по 1836 годы.

Чака намеревался пойти вслед за Мзиликази, чтобы расправиться с ним, но не успел, так как сам пал жертвой от руки убийцы. Однако его преемник Дингаан исполнил задуманное братом дело, послав большой отряд, чтобы наказать Мзиликази. Эта армия, прошагав более трехсот миль, обрушилась на Мзиликази, оттеснив его и причинив ему большой урон, и вернулась домой с победой.

Вторжение Мзиликази имело большое значение для Трансвааля, так как большая часть его территории, как считают зулусы, была завоевана благодаря этому вторжению.

Примерно в то время, когда шла война с Мзиликази, в 1835 — 1840 гг., недовольные буры покидали Капскую колонию, возмущенные тем, что английские власти приняли решение об освобождении рабов. Сначала они направились в Наталь, но поскольку английский флаг настиг их и там, то они продвинулись дальше в глубь территории, в район реки Вааль и основали там город Мун Ривер Дорп, или Почефструм. Здесь к ним присоединились недовольные из Оранжевой республики, которая в то время являлась английским доминионом. Здесь уже буры перешли к практике захвата чужих земель. К тому же это не составляло большого труда. Местность, как я уже говорил, была заселена очень робким и забитым по сравнению с зулусами племенем макати, которые если и отличались когда-либо храбростью, то лишились ее теперь уже окончательно в результате жестокого обращения с ними Мзиликази и Дингаана.

Буры — рассуждали они — не причинят нам большего вреда, чем зулусы. Временами, если какой-нибудь вождь, оказавшийся похрабрее остальных, пытался настоять на своем, то с ним и с его людьми поступали так, что после этого мало кто отваживался следовать его примеру. В 1835 — 1838 годах бурские поселенцы начали пересекать реку Вааль, и имели ряд стычек с матабеле. 16 октября 1836 года группа буров, которую вёл Андрис Хендрик Потгитер, была атакована армией матабеле численностью 5.000 человек. Они не смогли прорваться в круг из фургонов, в котором оборонялись буры, но угнали весь их скот. Мороко, вождь племени ролонг (принадлежащего к сото-тсвана), потерпевший ранее поражение от матабеле и вынужденный поселиться в Таба Нчу, прислал Потгитеру свежий скот, чтобы буры могли добраться до Таба Нчу, где Мороко обещал им еду и покровительство. В январе 1837 года 107 буров, 60 ролонг и 40 "цветных" сформировали коммандо под руководством Потгитера и Герта Марица, которое атаковало военный пост Мзиликози- Мосегу, нанеся матабеле тяжёлое поражение, в результате чего в 1838 году Мзиликози был вынужден бежать дальше на север, за Лимпопо (на территорию современного Зимбабве). После его бегства Потгитер издал прокламацию, в которой объявил страну, покинутую Мзиликази, принадлежащей фермерам-переселенцам. При этом он отверг претензии на эти земли со стороны племён сото-тсвана, которыепомогли ему победить Мзиликази. После этого многие бурские переселенцы стали пересекать Вааль и поселяться на территории Трансвааля, зачастую — рядом с африканскими деревнями, используя их уцелевших жителей в качестве рабочей силы. 17 января 1852 года Великобритания подписала договор, в соответствии с которым признавалась независимость около 5.000 бурских семей (т. е около 40.000 лиц белой расы) в регионе к северу от реки Вааль — Трансваале; через два года была признана независимость Оранжевого Свободного государства. Однако при подписании этого соглашения от имени буров их лидер Преториус действовал на свой страх и риск, и партия Потгитера обвинила его в намерении узурпации власти. Но собравшийся 16 марта 1852 года в Рюстенбурге фольксраад (народное собрание) ратифицировал договор, а утром того же дня Преториус и Потгитер публично помирились.

В июле 1853 года скончался Андрис Преториус (Потгитер умер немного раньше, в марте), и его преемником был избран его сын — Мартинус Преториус, которого я смогу наверняка увидеть лично.

В брошенной деревне мы никого не нашли, за исключением побелевших скелетов. В первой же полуразрушенной хижине я увидел десять — пятнадцать мертвых тел. Затем число скелетов перевалило за сотню. Под каждым кустом, в каждой хижине разрушенной деревни лежали страшные кости скелетов. Это место хотелось побыстрее покинуть, и никогда сюда не возвращаться. Торопясь, мы постарались быстрее миновать это жуткое место.

Глава 20

И вот, наконец, наш путь подошел к концу. Прошло уже целых четыре недели с той поры как наш маленький караван покинул БлумФонтейн и мы уже у цели. Два параллельных хребта тянулись с севера на юг примерно в шести километрах друг от друга. В долине между ними солнце отражалось в озерах-водоемах, давших этому месту название-"Витватерсранд"- "Хребет белых вод". От этого экзотического слова просто повеяло золотом, оно звенело как миллионы монет. Вы можете сказать как я мог запомнить такое слово? Ничего сложного я знал что Йоханнесбург был заложен в этой долине, помнил приблизительный перевод, на английском "ВайтВотерс" — "БелыеВоды" звучало похоже, ну а название ранд, было известно мне с детских лет. Так как слово ранд, в дальнейшем стало названием южноафриканской валюты и пока весь мир копил бумажные доллары, умные американца делали свои накопления в золотых рандах. И я, еще будучи школьником, рисовал в стенгазете рисунки скопированные из журнала Крокодил, обличающие южноафриканских расистов и новых колонизаторов. "На белых тратят как на Грандов, расисты не жалея рандов, на черных что Вы, так нельзя, лишь капля в год и рандость вся". Или как мы шутили по поводу неумеренной советской помощи голодающим и бурящимся народам Африки: "На черных тратят как на Грандов, Советы не жалея рандов, на белых, что Вы так нельзя, лишь капля в год и рандость вся". А как же иначе? помимо громадной централизованной помощи Африке, советские партийные бонзы не гнушались залезать и в карман простых школьников, отбирая у детей копейки приготовленные для школьных завтраков. В обмен на отобранное мы получали маленькие клейкие клочки бумаги в виде примитивных марок, которые потом и клеили кто на что горазд- кто на парту, кто на портфель, а кто и себе на лоб. В дальнейшем я узнал, что эти отобранные школьные завтраки были выгодно инвестированы нашими Советскими вождями. Например, в драгоценную туалетную комнату первого чернокожего президента Южной Африки Нельсона Манделы, с золотым унитазом для его черной задницы и россыпью брильянтов на стенах, или же на содержания многочисленного мужского гарема его супруги Винни Манделы, где практиковалось обязательное расчленение уже надоевших любовников, или можно было вложить деньги в роскошную сервировку стола черного императора Бокассы, людоеда и по совместительству друга Советского Союза и друга детей. В крайнем случае, если не хватала оригинальных проектов для инвестирования, деньги просто и незамысловато тратились на взрывной рост населения голодающей Эфиопии, где население удваивалось каждые 25 лет, а отнюдь не умирали с голода, как вещали нам. Ну да, ничто же не должно отвлекать чернокожих от занятий сексом, а советские школьники пере топчутся один день без своего чая. Надеюсь, что коммунисты гордятся своими инвестициями. Ну да ладно все это лирическое отступление.

Но мне до золота Витватерсранда еще нужно суметь добраться. Пока что местные негры далее на севере к Лимпопо и еще севернее в Зимбабве уже моют золото. Промывка золотоносного песка производится исключительно в сезон дождей, ибо эта работа требует много воды. В сухой сезон потоки иссякают и золотоискатели ищут в кварцевых жилах обогащенные гнезда золота. Кажется, промысел этот довольно прибыльный. Но здесь в Витватерсранде золото залегает довольно таки далеко от поверхности, на глубине свыше 12 метров и далее, поэтому и нашли это золото относительно поздно в 1886 г., когда австралийский золотоискатель Джон Харрисон открыл золото на территории поместья Ланглахте. С той поры там возник центр южноафриканской промышленности город Йоханнесбург, названный так в честь двух Йоханнов (Иванов), бывших его первыми архитекторами. Харрисон подал документы для получения лицензии на землю тогдашнему правительству Южно-Африканской республики Трансвааль, вследствие чего территория была объявлена открытой. Любопытно, что получив лицензию Харрисон, вместо того что бы разрабатывать богатейшее месторождение просто исчез… без всякого следа. По легендам, он продал свою лицензию за бесценок местным авторитетам (меньше чем за 10 фунтов), и срочно покинул эту землю. С тех пор о нём больше никто не слышал.

Существует предположение, что Харрисона вынудили продать лицензию и оставить прииск. Или же его там же и прикопали. Мне это должно послужить наглядным уроком.

После этого события прошло не так много времени после открытия, как эта территория стала местом прибытия различных искателей приключений и удачи со всего мира. Вскоре грязные горные сёла, сосредоточенные в районе лагеря Феррейра, сформировались в одно поселение. Сначала правительство Трансвааля не верило, что лихорадка продлится долго, и выделило небольшой треугольный участок земли под строительство города, чтобы поместить там столько строений, сколько будет возможно. По этой причине центральные улицы деловых районов Йоханнесбурга весьма узкие. За десять лет город Йоханнесбург стал крупнейшим городом в Южной Африке — его рост опережал рост Кейптауна, бывшего до этого крупнейшим городом на юге Африки более 200 лет. Во время золотой лихорадки наблюдалось массовое развитие Йоханнесбурга и всего Витватерсранда. Впоследствии эта территория стала наиболее урбанизированным районом Южной Африки. Но пока здесь была просто пустыня.

Немного о самом месторождении. По сложившимся представлениям, в древности там существовала огромная межгорная котловина — огромное древнее озеро, заполнявшаяся речными осадками, которые переносили золото с окружающих территорий и отлагали его в русловых впадинах. Эти горизонты золотоносных конгломератов, сильно уплотнившиеся за прошедшие миллионы лет и получившие название рифов, и являются объектами разработок. Помимо глубины залегания, так же в местных рудах еще присутствует большая концентрация урана и ртути, так что нужно позаботиться о своем здоровье. Впрочем, мы здесь явно не надолго максимум на месяц, так что об этом можно пока не волноваться.

Глава 21

Остаток для ушел в заботах — выбрать место для постоянного лагеря, нарубить веток для шалашей и в качестве ручек для инструментов, выделить пастбище для Серого- нашего ослика, разобрать и рассортировать груз, приготовить ужин и хорошенько выспаться. Начиная с завтрашнего дня, наш всех ждет месячник напряженной работы. Итак с утра после завтрака — настали трудовые будни. Уже с вечера были приготовлены инструменты- топор, пестик со ступкой, медный таз для умывания, два подноса, две лопаты со свеже насажанными ручками, и такой же молоток. Пока мои негры пытались ножами убрать заусенцы с новых ручек инструментов, я пробежался по округе. Конечно, нужно начинать рыть шурф-канаву поперек долины, что бы найти золотоносную породу, но для начала нужно найти ее образцы на поверхности, а затем пока я буду учить одного из негров копать лопатой канаву личным примером, оставшихся можно заслать собирать все то что им удастся найти на земле. Жаль что здесь не найти готовых самородков, ну что ж придется трудиться и еще раз трудиться. Местную золотую жилу потом старатели назовут Гнилой, или Банкетной, но на самом деле здесь не одна жила, а три. Они проходят одна над другой, как слои торта. Во внешнем слое можно найти только следы золота. Средний слой- на глубине от четырех до семи метров — главный — немного получше, местами он до метра толщиной и дает неплохую добычу, а местами теряется. Но самый вкусный- нижний слой, на глубине в двенадцать метров всего в несколько пальцев толщиной и местами совершенно исчезает, но он очень богатый. Золото там как изюма в булочке. Но туда нам пока не добраться, хорошо бы, с такими работниками, хотя бы дорыться до среднего слоя. Так я размышлял, бродя по округе и обшаривая глазами щебень, камни и гальку, пытаясь найти свой золотоносный конгломерат. Я знал, что из-за происхождения из осадочных озерных пород, он должен иметь слоистую структуру. Вскоре мне попался похожий камень, и я взял его, взвесил в руке, а потом внимательно посмотрел на него. Камень был серый, с черными и темно-красными вкраплениями, разделен широкой черной полосой. Похоже то, ч то нужно. Ну что ж будем проверять этот образец, и я вернулся в наш лагерь. Там я разбил камень молотком и маленькие осколки измельчил в ступке. Затем я высыпал получившийся порошок в таз для умывания, и налив в него воды, стал аккуратно трясти таз, отливая мутную воду с мусором через край и подливая чистую воду. Вскоре я увидел в воде непонятный блеск, от возбуждения волоски на запястьях и на затылке у меня начали вставать дыбом. Затем я еще налил в таз свежей воды — сделал три поворота, и выплеснул ее. После чего сидел неподвижно и молчал, глядя на полоску золота по краю тазика. Ну что ж немного удачи и из собранного даже на поверхности золота, можно будет сделать себе золотой зуб, правда я такого золота потратил на экспедицию целых 30 соверенов, так что придется долго и упорно копать и еще раз копать. Тут я подозвал Фогеля (Птицу) и Инкози (Быка), к себе показал им оставшиеся крупные осколки камня и отправил собирать все похожее в округе в одеяла. Сам же вместе с Мбежане (Носорогом) забрав обе лопаты и топор, отправились копать большую пребольшую канаву поперек центра долины, что бы докопаться до среднего слоя золотоносной породы, приказав нашим искателям позвать нас, когда обед будет готов. Далее мы часа четыре увлекательно копали сперва несколько квадратных метров земли на штык в глубину, потом на два, потом расширяли площадь раскопок, при этом еще и собирая попадающиеся камешки, подозреваемые в содержании золота, в кучку с края нашей канавы. Мбежане долго делал вид что не умеет копать, но поняв что я от него не отстану, все же втянулся в работу, правда мне пришлось пообещать ему, как и остальным неграм за этот месяц премию в размере месячного оклада. Так увлекательно мы и проводили время до момента когда нас позвали обедать. После обеда я показал очередным добровольцам как нужно правильно копать землю и оставив рядом с ними Носорога для консультаций отправился в лагерь мыть золото. Правда, мне пришлось оставить Носорогу ступку с пестиком и один из подносов, что бы он не бездельничал, а дробил золотоносную породу. Но в лагере я воспользовался для этих же целей молотком и другим подносом, вода и тазик у меня были. За этим занятием я и провел еще три часа, правда навестив моих работников для контроля и забрав у Мбежане измельченную им породу. При втором моем появлении негры дружно забастовали, и мне пришлось разрешить им остаток дня еще раз пройтись по округе в поисках нужных мне камней. Мне же самому отдых не полагался и до темноты я трудился как каторжник, измельчая породу и промывая ее. К сожалению, золота было пока меньше, чем я ожидал. Следующие дни были похожи один на другой, одна пара копала до обеда, другая дробила породу, затем эти пары менялись. Кроме этого негры еще готовили еду, а я мыл золото. На исходе первой недели мы постепенно втянулись в работу и стали постоянно выдавать по 5 кубометров грунта на гора. Через неделю траншея уже была длиной метров 12 и глубиной местами три метра. Мы докопались бы быстрее но что бы траншея не осыпалась, приходилось делать склоны пологими и она выглядела как перевернутая усеченная трапеция. К концу второй недели мы, наконец, дорылись до нужного мне среднего слоя богатой золотоносной породы и осторожно рыли землю вдоль его протяжения расширяя нашу яму. Здесь концентрация золота было намного больше и я оставил в яме только одного землекопа, переведя двоих черных на измельчения породы, а сам же не отвлекаясь, занялся промывкой. К концу третьей недели у меня уже скопилось грамм 500 золотого песка- пару горстей золота. Пора было подумать об сохранении тайны происхождения моего богатства. Я сохранил один золотой соверен в качестве образца- и припас с собой небольшой мешочек гипса, замесив гипс в своей оловянной тарелке на самом донышке я аккуратно вдавил во влажный гипс свой соверен с профилем королевы Виктории, с соответствующей надписью и датой 1841год. Таких отпечатков у меня поместилось пять штук. Затем, дождавшись пока гипс высохнет, я аккуратно достал эту половинку заготовки своей формы и заготовил вторую половину формы. На ней я уже отпечатал оборотную сторону монеты. Затем, разметив форму осторожно просверлил иглой каналы для заливки монет. После чего склеил обе половинки формы при помощи того же гипсового раствора. Вечером я развел себе отдельный костер и разогревая понемногу золотой песок в ложке, постепенно залил свою форму. Дождавшись пока все остынет я аккуратно разбил формочку, и получил четыре соверена- один был бракованный. Удалил остатки золотых ножек монет при помощи ножа, зашлифовал и вот уже у меня 4 соверена. Повторив эту операцию на следующий день, я стал еще счастливым обладателем еще 4 соверенов. Итого у меня в наличии оказалась 9 фунтов стерлингов (один оставался до этого) А мне таких нужно как минимум 40, что бы выйти в ноль. К сожалению гипс у меня кончился, тем более что меня абсолютно не привлекала карьера фальшивомонетчика, из за которой можно заиметь кучу неприятностей. И так у меня было 8 новеньких монет одного года, правда при ношении в кошельке они за месяц должны были прибрести нормальный вид из за микро трения между собой и остатком мелочи. К счастью, у меня оставалось еще достаточно золота — я потратил на свои поделки приблизительно 64 грамма. Следующим днем я отливал небольшие слитки весом около 200 грамм каждый в земляную глиняную форму. Для антуражу я их еще и снабдил штампом с двуглавым орлом, сделанным при помощи 10 рублевой монеты. Итого уже сейчас у меня было золота более чем на 60 фунтов и я мог расплатиться с долгами и выкупить свои часы. Но мне этого было мало, и в следующую неделю я хотел сделать себе еще задел на будущее.

Глава 22

Старый Мбопо уже готовился скоро встречать свой сороковой год жизни. Он был патриарх семейного клана бушменов, в количестве 12 человек, для которых он был признанным вождем и авторитетом. Его племя издревле кочевала по бушу, полупустыням и велду Южной Африки, иногда пересекая весь континент от одного океана до другого. Когда то, давним давно, на этих пустых пространствах у них не было конкурентов, однако сперва и черные захватчики а потом и с недавних пор и белые, не считаясь с мнением хозяев бушменов, стали селиться на этих землях. А бушмены никак не могли противостоять им, так как они были очень малочисленны. Конечно, что и они бы могли бы быстро нарастить свою численность, но тогда бы и им пришлось бы трудиться. Работать? Не за что на свете, боги бушменов не одобрят этого. Сам Мбопо, считал неудачным любой день, когда он на охоту и на хозяйственные дела, тратил больше трех часов, иначе на отдых оставалось всего двадцать с небольшим часов, а это тяжкое бремя. Пойти утром к водопою подстрелить антилопу, пройтись запастись свежим ядом, кое что собрать по дороге- зачем трудиться более? Тем более животные умны и через пару недель уже будут более осторожны, так что гораздо легче откочевать за десятки километров, туда где животные еще не так напуганы. Ну а в пути сам Мбопо всегда, как настоящий мужчина, шел налегке, только сжимая в руках свой верный лук с отравленными стрелами. А как же иначе, мужчина должен защищать свою семью, а вдруг нападут враги или дикие звери- нужно быть осторожным. Ну а жена всегда тащила на руках ребенка, ребенок до трех лет не способен идти долго пешком. Ну а ребенок от 3-х до 7 лет хорошо, если будет идти сам, и не попадет по дороге в неприятности. Ну а вещи? Какие вещи, кто их понесет? Мбопо на своих временных стоянках всегда бросал почти все свои вещички, зная, что на новом пристанище обзаведется себе новыми. Так сказать под каждым кустом у него был и стол и дом. Конечно, что дети могут рождаться чаше чем раз в три года и тогда бы Мбопа не смог вести привычную кочевую жизнь, ну так что из этого? Мбопо готов заниматься сексом менее раза в год, когда этого захотят духи. Сейчас у Мбопо был, по его мнению, очень многочисленный клан-12 человек как их всех прокормить? Правда некоторые бушмены такой толпой могут загонять антилопу, так что бы она выбилась из сил- и им не нужно было даже оружие, но лично сам Мбопо считал, что это просто баловством. Пока одно животное загоняешь, сколько ты распугаешь в округе. Глупцы. Сам Мбопо предпочитал варить свой собственный яд из смеси змеиного яда извлеченного из мешочков желез убитых змей и ядовитых растений. Для густоты и клейкости яда, что бы тот хорошо держался на острие камышовых стрел, он добавлял в него растительный клей и смолу. Прекрасный яд, достаточно лишь оцарапать любое животное- даже льва что бы он через пару минут издох в страшных муках. Конечно львов, а тем более слонов или носорогов Мбопо трогать опасался- пока яд подействует, жертва может и порвать охотника, но травоядные — они и вкусны и безопасны. Кто-то может сказать, что убивать животных ядом, что бы затем есть их не слишком умно, но Мбопо знал, что его яд абсолютно безопасен для желудка. Еще бы, каждый раз, когда он его готовил, он определял готовность варева с ядом на вкус, и этот жуткий яд, убивающий через царапину, был безвреден при применении его во внутрь. Так что Мбопо даже в нынешние нелегкие времена, когда животных становилось меньше а охотников все больше, мог прокормить свой многочисленный клан. Еще бы трое взрослых мужчин (вместе с Мбопо), сын, зять, жена, дочь, невестка и шестеро малолетних детей. Большой клан, очень большой и его возглавляет мудрый Мбопо. Одно не хорошо — везде появились чужаки, они захватывают его охотничьи угодья. Клан Мбопо, бушмены- люди буша- как звали их чужаки, сам Мбопо называл своих родных — сан- люди, кочевал и охотился на просторах размером с небольшую европейскую страну, и воспринимал эту территорию так же как европейцы воспринимают свою квартиру. Если же Мбопо, замечал у себя на земле чужаков, то он реагировал на это так же как житель Техаса, реагирует на проникшего в его дом взломщика, а именно пытался их убить. Вчера Мбопо продвигаясь, заметил в одной из своих долин таких чужих людей, и сегодня он с утра послан сына и зятя проследить за ними, а сам тем временем обновлял свои запасы яда. К вечеру вернувшиеся лазутчики доложили, что чужаков всего четверо и оружие только у одного из них у белого, да и то постоянно стоит у его шалаша. К тому же, днем один из них уходит рыть большую нору, и ничего не видит, то есть абсолютно беспомощен. Несомненно, что этих чужаков можно будет убить в качестве примера для остальных. Мбопо сосредоточенно размышлял, обдумывая план предстоящего нападения. Ночь отпадала сразу- чернокожие не любят воевать ночью, во-первых ничего не видно, а во-вторых это время охоты для хищных зверей и вполне можно наткнуться на них. Утро — холодное время, земля в Южной Африке остывает, и негры в основном в это время мерзнут, забившись по углам и норам и пытаясь согреться. Недаром же зулусы слыли непобедимыми в этих краях, так как в основном нападали внезапно по утрам, когда никто из чернокожих не хотел сражаться. Мбопо то же не любил утренний холод. И вот Мбопо решил- пойдем днем, когда чужаки будут заняты своей работой, подкрадемся к их лагерю и убьем тех троих, что находятся там, осыпав их ядовитыми стрелами. После чего убьем того, что в норе, даже если он и сбежит, то у него нет оружия, и мы втроем догоним и прикончим его.

Глава 23

Все утро за порцией своей надоевшей каши меня терзало какое то смутное беспокойство, наверное перемена погоды к дождю, решил я. Ну что ж, испив утренний кофе я распределил работников- Носорог — копать, Бык и Птица дробить породу, я же принялся за свою обычную промывку. Но и спустя пару часов, беспокойство так и не отпускало меня, и я решил пару минут передохнуть и отложил свой таз в сторону. Тут резко заверещал моя умная обезьянка Юнга. Она скакала на месте и верещала увидев что то на востоке, тут же возбудился и залаял и мой пес. Я попытался присмотреться в ту сторону, щурясь от солнца, которое било мне прямо в глаза. Боже мой, из травы выскочили трое мелких коричневокожих лучников и быстро побежали к нам. Ну вот и расслабились. Секунду я стоял застывший и потом крича бросился к ружью стоящему рядом с моим шалашом. Краем глаза я увидел опешившего Быка, он вытаращил глаза и открыл в изумлении рот, в то же время сжимая в руке молоток. Между тем лучники за эти мгновения пробежали уже метров десять. Стометровку бегают за 10–11 секунд, через 5 секунд они уже будут рядом с нами, мне схватить ружье и выстрелить три, четыре секунды, но ведь они лучники и сейчас в нас полетят стрелы, не успеваю! Но тут посыпались стрелы. Я увидел, что Бык увернулся от одной стрелы, но следующая попала ему в плечо. Маленькая камышовая стрелка- но Бык рухнул вниз и забился в судорогах. Тут другая стрела прилетела и в меня, и я инстинктивно отмахнулся от нее рукой, а так как я придерживал этой рукой на голове шляпу, то и шляпа упала на землю. Так схватить ружье, выстрел — кажется, что попал и в следующее мгновение, я рухнул в укрытие за шалаш. Прошло всего пара секунд. Так вижу, что Птица тоже здесь, сжимает в своей руке нож — мне нужно перезаряжаться быстро, быстро. Бумажный патрон, надорвать зубами, высыпаю содержимое в дуло, бумагу туда же, примять шомполом, неудобно тянутся полусидя, капсюль, успеть! Тут с обоих боков шалаша появились бушмены, впрочем не приближаясь к нам- они похоже разделились и обошли наш шалаш. Так быстрее- выстрел и пуля буквально снесла мелкого бушмена, попав ему куда то ниже живота. Что со вторым? Птица воспользовался одеялом — в качестве щита и стрела бушмена запуталось в нем, затем Птица бросил в бушмена нож — не попал, далеко, но тот потерял пару мгновений. Тут жизнь кому-то из нас спас мой верный пес Ворюга, он подбежал к бушмену пытаясь того напугать или укусить и лучник пустил стрелу в собаку. Потом бушмен сообразил что диспозиция складывается в нашу пользу, двое на одного и развернувшись побежал обратно. У нас с момента нападения не прошло и двадцати секунд, а сколько всего произошло. Бык еще корчится в судорогах но уже явно умирает от действия яда, ну естественно, что стрелы отравлены, пес жалобно скулит, но похоже что и он тоже при смерти. Раненый бушмен пытается отползти и спрятаться в траве, оставляя кровавую дорожку в пыли. Птице похоже повезло, он уцелел под градом стрел, жив ли я? Точно помню, что в меня выстрелили, и увернуться я уже не успевал, может и получил царапину? Ладно, на это сейчас нет времени нужно перезаряжать ружью. Осторожно выглядываю, так бушмены похоже улепетывают со всех ног, причем одного я конкретно зацепил, он бросил лук и убегает прижав свое искалеченное запястье к груди из которого хлещет кровь. Выстрел — мимо, или нет немного зацепил в ляжку раненого, но стрелял то я в лучника. Ничего и то хорошо. Так, вижу вдали, из канавы вылез Носорог, и бежит к нам размахивая топором. Ну там почти с километр, еще будет бежать минуты 4, ждать не будем. Хватаю боеприпасы перезаряжаюсь на ходу, тем временем вижу, что Птица схватил выпавший из рук Быка молоток и подбежал к раненому бушмену, взмах другой — похоже о раненом можно не беспокоиться. Нужно бежать за нападавшими, а то еще подкараулят нас в другой раз может так не повезти. "Птица иди сюда" зову я своего подельника. Итак бушмены стреляют своими отравленными камышовыми стрелами метров с тридцати и их у них похоже немного в колчане меньше 10 штук, а скорее 6 или 8. Впереди два врага, один абсолютно здоров, а второй ранен в руку. Конечно скорее всего раненый этого не переживет, ни ампутации кисти не стерильных бинтов ни хирургов здесь нет, а вокруг сплошная антисанитария, явно загнется в течении месяца. Но ждать мне этого совсем не хочется, не будем ждать милостей от природы, тем более что десяток отравленных стрел у них на двоих явно наберется. Вроде бы местные негры матабеле- длинные щиты прекрасно защищаются от этих отравленных стрел своими щитами из бычьей кожи. Так щиты — а это мысль — я смотрю на брошенное Птицей одеяло в котором запуталась бушменская стрела. Вот и необходимый щит, у меня в шалаше есть латунная проволока, и мы быстро с Птицей приматываем одеяло к длинной жерди из шалаша, теперь вперед. Я Кричу Носорогу — "Давай, догоняй", и мы вдвоем с Птицей бежим. Пробегая замечаю шляпу в которой торчит стрела, смотрю на свои пальцы сжимающие ружье- вроде никаких царапин нет- опять повезло. А где у нас бушмены? Растворились в буше, но ничего скрытно у них убежать не получиться мы увидим, а затаится у них тоже не выйдет — раненый оставляет капли крови. Главное бежать по данному направлению, указанному кровяными пятнами, укрываясь вместе с Птицей за нашим импровизированным щитом. Бежим, Птица указывает направление, издалека замечая приметы, вот так зрение, а сзади уж слышны крики Носорога, мы явно в большинстве, от нас не уйдешь! Так из кустов вылетает стрела запутывается в одеяле, мой ответный выстрел, кажется, кого-то зацепил, теперь можно не торопиться. Подождем Носорога, а пока перезарядим оружие, затем осторожно приближаемся, укрываясь за одеялом. Еще стрела, так же неудачно — мой выстрел похоже, что бушмен серьезно ранен, Птица бросается к нему что бы прирезать горло ножом. Ну вот и этот бушмен готов, но что это? Птица похоже, на что-то наступил, раздался вскрик, и начинаются его судорожные движения. Наверное бушмен разбросал вокруг себя отравленные колючки и Птицу уже не спасти. Прощай Птица. Подбежавший Носорог уже не рвется вперед, но не оставлять же раненого в руку бушмена живым. Говорю Носорогу, смотри под ноги и тащи щит-одеяло, и мы осторожно вдвоем ищем нашего врага. Так похоже он в той густой траве- капли крови тянуться туда- а далее открытое пространство., а далеко бы он не убежал с двумя ранами. Делаю выстрел- мимо, а если попробовать дробью-? Еще выстрел, ага похоже зацепил, не нравиться? Нам теперь лучше не торопиться- еще дробью- ага вот ты где, голубчик. Голубчик лежит скрючившись, у него в руке отравленная стрела, а может он еще вокруг и разбросал отравленные колючки, я хотя и в сапогах но приближаться как то нету охоты. Но тем не менее осторожно подхожу ближе, выбирая каждый раз место, куда поставить ногу, словно на минном поле, выстрел- похоже конец бушмену. Еще чуть поближе — контрольный выстрел- все кончено, с такими ранами точно не живут. Все победа, а мы живы. Живы правда не все — Бык, Птица, Ворюга- мы сегодня понесли огромные потери. Если бы не звериный нюх нашей обезьянки Юнги, нас бы всех положили сегодня на этом месте, да и так везение было сегодня на нашей стороне, можно сказать, что прошли по самому краю. Если бы я инстинктивно не отмахнулся шляпой, в которой запуталась ядовитая стрела, если бы я оцарапал о нее пальцы- то лежал бы и я сейчас холодный под жарким африканским солнышком. Молча возвращаемся с Носорогом обратно в лагерь. Там я ему сказал: "Мбежане, с завтрашнего утра начинаем собираться обратно в дорогу. А сегодня будем хоронить в нашей канаве погибших товарищей". Остаток дня прошел в делах и хлопотах. На следующий день Носорог уже с утра приготовился в путь, но я сказал, что два три дня ему придется зарывать ранее вырытую канаву. Носорог забастовал и лишь только еще одно обещание подарков и дополнительной оплаты, заставили его приняться за работу. Конечно я и так собирался закругляться через три дня, но у меня выбыли почти все мои работники и теперь явно не хватало рабочих рук. И тем не менее, я продолжал в оставшееся время дробить и мыть заготовленную золотоносную породу. Пока руки были заняты, я продолжал размышлять. Конечно же, нападение это трагедия, но в целом я и так в общих чертах выполнил намеченный план работ. А мне желательно оставить это золотое месторождение втайне. Как там говорят немцы" Что знают трое- знает и свинья?". Или же там говорилось о двоих? Сейчас нас как раз двое, у меня есть немного золота, и есть мой ослик- для перевозки. Инструменты- лопаты, молоток, ступку с пестиком подносы и таз, я могу и закопать здесь. Однако я просто трусил опять оставаться один в африканских пустынях. Ну же, признайся себе, что ты решил избавиться от этих негров с самого начала, и для того взял с собой свой яд стрихнин. Так что нападение сыграло мне на руку, но я все не мог решиться. Тем не менее, отравленную бушменскую стрелу, я аккуратно достал из шляпы, измельчил наконечник молотком в пыль и собрал эту пыль в кожаную тряпицу, которую связал в узелок и припрятал. Ну вот Носорог свалил большую часть земли в яму, и оставшаяся выемка оплывет в сезон дождей и не будет слишком бросаться в глаза. Я же в то время извлек все золото из породы и просто сплавил его ложке на костре подобно свинцовым грузилам для донок. Мне некогда было возиться со слитками, и по моим расчетам золота у меня скопилось на 70 фунтов стерлингов. Инструменты я зарыл возле нашего шалаша. Мы собирались последний раз переночевать в нашем временном лагере. За ужином я постарался подпоить Носорога, что бы он расслабился и потерял концентрацию." Мбежане великий воин, для меня было честью сражаться рядом с таким воином" — говорил я ему, подливая остатки капбренди. "Мбежане великий воин — он убивал много и черных и белых" — хвастался захмелевший Мбежане." Мбежане порубит всех бушменов топором и заберет их женщин"- ну вот героя понесло уже не туда. К моему сожалению стрихнин-яд который выделяется из рвотного ореха, я не могу его быстро растворить в воде или алкоголе. Нужна горячая вода, и я наливаю нашему разбушевавшемуся черному герою чашку кофе. " Мбежане за его храбрость нужно много, много сладкого"- говорю я размешивая стрихнин, в чашке вместо сахара. Белые кристаллики порошка стрихнина легко растворяются в горячей воде, а горький вкус кофе замаскирует горечь яда. Мбежане хватает чашку обеими руками и сразу выпивает ее. Спустя полминуты его начинают бить судороги, голова запрокидывается назад, дышать ему становится сначала трудно а потом и совсем невозможно, еще несколько секунд и его тело застывает. Врач констатировал бы смерть. Но врача здесь нет — и поутру я оттаскиваю тело Носорога на одеяле к нашей яме и бросаю его туда, засыпая землей. Прощай Мбежане — береги нашу с тобой тайну. А я же поспешу на юг, через два дня уже наступит декабрь, а у меня еще масса не начатых дел. Давай шагай Серый, шевели своими копытами нас с тобой и Юнгой ждут великие дела.

Глава 24

И вновь ставшее уже привычным четырехнедельное путешествие по бушу, опять африканская природа- как же она мне уже надоело- когда же я осяду в своем городе, который мне еще предстоит построить, да еще и не один. Но день за днем я уходил все дальше на юг, и вот снова здравствуй БлумФонтейн. Особых приключений по дороге уже не было за исключением переправы через Вааль, через которую мне пришлось тащить Серого, который опять упрямился. Слава богу, что река еще более обмелела, так что переправа прошла хотя и с мучениями, но вполне успешно. А то я уже собирался оставить это серое и длинноухое блюдо для гиен- на том берегу. Как бы то ни было, но в аккурат после западного Рождества я вернулся в город и расположился в знакомой гостинице к радости ее хозяина Яна. На следующий день я наносил визиты сперва к Питу, а затем разменяв пару соверенов и к заждавшемуся меня ростовщику Градскому. Его еврейская душа не очень была рада видеть меня живым и здоровым и тем более с деньгами и золотыми слитками. Наконец после долгих расчетов и торгов, он выдал мне мои часы и обменял мой остаток золота на фунты стерлингов. Денег у меня оказалось опять в обрез -27 фунтов с мелочью. Но и на эти деньги сейчас я могу купить ферму и кое-какой скот- что бы честно трудиться. Но трудиться мы всегда успеем, так что нужно торопиться- алмазы откроют уже в новом 1866 году. Оставив у Пита деньги моих злополучных носильщиков, для передачи их семьям, их смерть я объяснил нападением бушменов на наш лагерь, я опять стал готовиться в путь теперь уже на запад страны.

И снова те же самые заботы- пополнить боеприпасы, набрать мелкого товара для мелочной торговли с черными для прикрытия, а так же бумаги, пороха и свинца для уважаемых бурских фермеров. С неграми слугами я решил пока больше не связываться, лучше возьму себе еще одного мула- на западе вроде нет местностей пораженных сонной болезнью и мух "цц". Один фунт стоили боеприпасы, полтора фунта мул, далее я приобрел алкоголь, лекарства, еды, товаров на 10 фунтов, и у меня оставалось в поясе еще 7 золотых монет, плюс в кошельке серебра еще почти на 4 фунта. Расплатившись с хозяином гостинице Яном и подарив золотой соверен Питу, за все его хлопоты, я опять был готов двинуться в дорогу. Операция внедрения прошла успешно — теперь за дело, Юнга, забирайся, маленький проказник, ко мне на плечо и двигаемся в путь.

И вновь разгар жаркого сезона, зной и не скончаемая дорога. Теперь работы у меня прибавилось, нужно было следить за своими ушастыми и четвероногими вонючими друзьями. Что бы они не съели какой-нибудь ядовитой травы или не потеряли подковы, не сбили ноги, не растерли спину, были всегда сытыми и имели всегда вдоволь воды. Наверное если бы меня привлекала карьера скотника, то я бы уже давно занимался этим делом. Когда уже наконец этот период безденежья закончится и я разбогатею и свалю всю противную работу на слуг, а я буду заниматься только интеллектуальным трудом? К счастью теперь я в качестве мелкого торговца совершал свой тур по бурским фермам, поэтому мой путь пролегал по обеспеченным водой и населенным местам — сперва вдоль притока Вааля речки Рид, потом вдоль самой "Серой реки" а затем и далее, вдоль уже Оранжевой реки- конечной цели моего путешествия. По этому это путешествие совсем не походило на предыдущее. Мне нужно было много и много общаться с фермерами и ненавязчиво собирать информацию. Так что на этот раз я проводил под открытым небом меньше половины своих ночевок, а по большей части гостил на бурских фермах пользуясь гостеприимством их хозяев. Ну что Вам сказать общаться мне с ними было очень и очень трудно- меня считали чужаком, не буром, а таких здесь никто особенно не любил. Эти фермеры были очень набожны, даже слишком, на мой свежий взгляд они напоминали мне каких-то упертых сектантов, также они глубоко невежественны, тупы, упрямы, нетерпимы, грязны и нечистоплотны, но при этом по своему гостеприимны, честны во взаимоотношениях со мной как и со всяким белым, но жестоки по отношению к своим чёрным слугам…И им было при этом совершенно всё равно, что творится вокруг в остальном мире. Как там говорил Марк Твен о бурах: "… бур, белый дикарь. Он грязен, живёт в хлеву, ленив, поклоняется фетишу; кроме того, он мрачен, неприветлив и важен и усердно готовится, чтобы попасть в рай, — вероятно, понимая, что в ад его не допустят". Но мне эти люди (буры) были очень нужны и я старался сделаться для них своим парнем, я был весел, и находясь в гостях постоянно шутил с хозяевами, рассказывая им древние анекдоты. К примеру: "приходит маленькая фермерская девочка к торговцу в лавку и просит продать ей бочонок крепкого бренди, а торговец ей говорит девочка а тебе бочонок не слишком большой будет? А девочка ему в ответ И я так же думаю, наверное сейчас половину мне придется сразу выпить". Нужно сказать что местный бурский юмор был мне почти совсем не понятен- это было нечто промежуточное между тонким английским юмором- когда всем непонятно, где же здесь нужно наконец смеяться. К примеру Дворецкий объявляет наводнение — "Темза, сэр!" и скандинавским — когда змеятся нужно везде и всюду после каждого слова: "много корова дает молока? А корова говорит: много.." Рассказывая подобные шутки местные загорелые и краснощекие бурские фермеры начинали хохотать уже в начале и уже буквально захлебывались смехом после пары слов. "Ха-ха-ха- ты понял корова ему говорит? ха-ха-ха". Я тоже звонко смеялся, но внутри недоумевал, что же тут такого смешного. В общем, шутки здесь были крайне примитивные, и я со своими анекдотами быстро стал всеобщим записным весельчаком. На каждой ферме я замечал, что из за продолжающейся войны с басутами, на фермах ощущалась нехватка молодых мужчин, которые проводили свои бесконечные рейды и набеги в поисках все новых чернокожих слуг. Зато здесь наконец были женщины, иногда довольно молодые женщины. Я же уже более четырех месяцев был лишен женской ласки, и поэтому мне было крайне тяжело было сдерживать свои порывы плоти. Но приходилось еще и еще раз терпеть, еще было не мое время. Начну с того, что лишних и свободных женщин здесь просто не было. Старшее поколение бежало более тридцати лет назад из Капской колонии в неизвестность зачастую без женщин, и если бурские мужчины проигрывали битву чернокожим, вдов не оставалось, негры в случае победы просто вырезали белых женщин и детей. Среднее поколение покинувшее колонию еще малолетними детьми, уже то же разменяло как минимум свой четвертый десяток, а многочисленным детям, которых буры заводили после обретения независимости двенадцать лет назад нужно было еще подрасти, хотя бы несколько лет. Впрочем, я заметил, что много белокурых девочек должны были через 4–5 лет превратиться в настоящих красавиц. Но сколько мне будет тогда лет самому? К тому же я не член лютеранской церкви, да и буры здесь все сговариваются о браках своих детей буквально с малолетства. Так что мне здесь ничего не светит, даже редкие вдовы сразу вступают во второй брак что бы вести хозяйство и могу спорить что кандидат на замену у них готовиться уже при жизни мужа. И хотя я так продолжал себя уговаривать, но мои голодные глаза украдкой рассматривали пленительные изгибы бурских женщин. Не знаю, откуда сложилось мнение, что русские женщины намного красивее иностранок, так как у тех постоянно инквизиция сжигала красивых в качестве ведьм. Природа всегда найдет себе обходной путь. И здесь на лоне природы, на свежем воздухе, где рацион питания почти полностью состоит из экологически чистых продуктов в основном мяса и молока, бурские девушки в молодости расцветали словно экзотические цветы пересаженные в другую почву. Что бы вы имели представление скажу, что белокурая южноафриканская киноактриса Шарли Терон, представляет собой характерный тип бурской женской красоты. Ладно скоро я разбогатею и буду весьма конкурентоспособен в качестве местного жениха, а я собираюсь быть крайне просто до ужаса богатым, самым завидным женихом на юге Африке. Этаких будущий Сесил Родс, но только этот англичанин был воинствующим гомосексуалистом, и увольнял любого из сотрудников своих многочисленных предприятий, а он брал на работу только мужчин, если узнавал, что работник имел наглость жениться. Кстати, изъяв алмазы, я планирую скорую поездку в Европу для их продажи, и уже там я буду очень богат, а с женщинами там проблем нет, как и с их количеством. А впрочем, снова мимо, мне крайне необходимо сродница с бурами через брак, так что нужно еще терпеть и терпеть. В таком состоянии я стал засматриваться даже на негритянок. Местные черные служанки еще не совсем привыкли к навязываемой им одежде, и у них были такие соблазнительные для меня арбузные груди и здоровенные задницы. Черные, но то же женщины, а так как по пути я всегда старался расспросить белых мальчишек и чернокожих о красивых камешках которые я собираю и меняю на деньги или другие вещи то я охотно поначалу общался с ними. Для затравки разговора я спросил чернокожую красавицу на одной из первых ферм, из какого она племени: "Финго! — сказала она, — мозамбик, — закричала потом, — готтентот!" После чего начала громко хохотать, видно она решила, что это классная шутка. Не раз случалось мне потом слышать, этот наглый хохот черных женщин. Если пройдете мимо — ничего; но спросите черную красавицу о чем-нибудь, например, о ее имени или о дороге, она соврет, и вслед за ответом раздастся хохот ее и подруг, если они тут есть. "Бичуан! Кафр!" — продолжала кричать наглая баба. В самом деле баба. Одета, точь в точь как наши деревенские бабы: на голове платок, около поясницы что-то вроде юбки, как у сарафана, и сверху рубашка; и иногда платок на шее, иногда нет. Я внимательно посмотрел на ее лицо — толстые губы, выдавшиеся челюсти и подбородок, глаза как смоль, с желтым белком, и ряд белейших зубов. Улыбка на черном лице имела что-то страшное и злое. Спасибо, но не надо- мне все понятно. Но мне все равно нужно было тесно общаться с местными неграми, только теперь я предпочитал беседовать с мужчинами. Я не чурался под предлогам того что мне крайне интересна местная жизнь — посещать пляски, праздники и балы чернокожих фермерских слуг. Там я под звуки местных барабанов, дудок и каких то еще инструментов смотрел на неистовые пляски чернокожих. Наблюдая их черные тела и гримасы пьяных танцоров, я тем временем угощался местным кислым пивом из сорго и угощал сам авторитетных негров своим заветным бренди и вел завлекательные неспешные разговоры о том, что мол я люблю собирать красивые камешки и охотно их покупаю. За хороший камешек умный черный может получить денег на которые он сможет купить козу, или же получить кусок материи или латунной или медной проволоки для колец, серег, или даже браслетов. Поднабравшиеся негры, показывали мне свои находки, они подбирали все блестящие, красивые и необычно окрашенные камешки — агаты и кварц, полевой шпат и горный хрусталь, яшму ицирконий. Я конечно же не геолог но знал две вещи: первое- алмаз отталкивает воду, так же как гусиные перья, поэтому если его полить из фляги то он останется сухим, и второе алмаз режет стекло, и потому я царапал камешком стеклянный флакончик, который я носил в кармане для этих целей. Пару раз мне попались, и маленькие алмазики, и я выкупил их у хозяев за пару шиллингов каждый (1/10 фунта). Остальное меня не интересовало, и я говорил что такого добра и у меня самого завались, но я обещал на обратном пути все равно посмотреть что нового удастся им мне показать. С детьми все было гораздо труднее- здесь бурский мальчишка уже в 12 лет имеет свое ружье и занимается или охотой или работой на ферме ухаживая со скотом. Забавно было посмотреть, как такой вот мальчишка уже пытается лечить скот и увлеченно рассказывал мне какие лекарства существуют от коровьих болезней. Завелись черви — намазать рану дегтем, пока личинки не высыплются, как рис. Глаза больны — промыть их лекарственным настоем из трав. Сибирская язва — пуля и костер для туши. Но я все равно терпеливо слушал подобную муть, по ходу сворачивая разговор на интересующую меня тему. Но пока что все было мимо. Но ничего все свои неудачи и с женщинами и с алмазами я старался заглушить красотами южноафриканской природы. По утрам, в лучах восходящего солнца вершины лысых холмов сияли, напоминая мне драгоценные камни: мягкие, задумчивые рубины, нежные сапфиры и блестящие жемчужины всех цветов радуги все они раскинулись перед моими глазами, точно павлиний хвост. Эти холмы простирались до самого горизонта, в долинах кое-где виднелся девственный лес, а перед ними раскинулись необъятные пастбища, рядом с которыми было вдосталь воды. Да здешние места были изумительно красивы.

Глава 25

Но в целом я не огорчался, все свои надежды пока я возлагал на две фермы — Дютуа-Пен, и ДеКалк принадлежавшие господам Дютуа, и Якобсу соответственно. Там их детишки уже игрались блестящими камешками, которые мне были необходимы позарез. И вот наконец то и первая цель ферма Дютуа-Пен. Известно, что, когда был отменен Нантский эдикт о веротерпимости к гугенотам- французским протестантам, множество гугенотских семейств вынуждены были эмигрировать в Капскую колонию. Французы смешались с бурами и стали жить их жизнью, которая протекала в стороне от прогресса и цивилизации. Некий господин Дютуа, потомок французских эмигрантов, спокойно жил у себя на ферме, которую в округе называли Дютуа-Пен, потому что неподалеку находилось небольшое круглое озеро. Слово "пен", собственно, означает сковороду, но так стали здесь называть и круглые водоемы. В разговоре с мало гостеприимным хозяином, мне скоро стало понятно, что несмотря на свою фамилию господин Дютуа очень мало думал о Франции, стране своих предков. Как настоящий белый дикарь, он даже не подозревал, что эта страна существует на свете. Он был счастливым обладателем чахлой фермы, и прекрасного фургона для путешествий. Справедливости ради мне стоит все же признать что в здешних условиях деревянные строения мало долговечны, из-за вездесущих термитов, поэтому особо стараться фермеры над деревянными строениями не желали. Но тем не менее я старался понравиться хозяину и его многочисленной семье изо всех сил. Мне ведь потом нудно будет выкупить его ферму как богатую алмазами. Поэтому я предлагал ему свои торговые мелочи со скидкой, охотно шутил, и делал комплименты всем в семье Дютуа, и заставлял свою обезьянку Юнгу корчить забавные гримасы. Вечером мы даже с хозяином немного напились, так что на утро мне удалось заслужить некоторое доверие этого недоверчивого человека. Но в главном я пролетел, у детей хозяина был всего лишь один небольшой камешек мыльного цвета который мне удалось сменять на четыре шиллинга (1/5 фунта)и я явно при этом переплатил, но сделал вид что просто подарил эти деньги детям своего нового друга в обмен на хороший прием, а камушек всего лишь повод. Так что мы расстались довольными друг другом. До свиданье моя будущая ферма, а я знал что скупой хозяин слупит за нее в дальнейшем целое состояние в другой истории он продал ее за 5200 фунтов, а это почти стоимость фермы братьев Де Бирс на территории которой находилось драгоценное Кимберли. Будем надеяться что сейчас мне удастся купить эту ферму намного дешевле, кстати не посетить ли мне и эту ферму на обратном пути, так как пока у меня всего лишь три алмазика ценой фунтов в пять если попытаться продовать их здесь и сейчас, так что я пока в убытке. Ну ладно посмотрим что там у Якобсов, надеюсь их ферма меня вознаградит за все мои труды.

Ну вот и ферма Якобсов, привольно раскинувшаяся на берегу реки Оранжевой, красиво обрамляемой так знакомыми мне серебристыми или плакучими ивами. Впрочем возле самой фермы деревьев почти не было- там был пологий спуск к воде, весть истоптанный домашним скотом, который водили в этом месте на водопой, это конечная точка этого маршрута. Похоже что у хозяев фермы достаточное количество этого скота, судя по сухим коровьим лепешкам усеивающим склон. к тому же здесь несмотря на пологий спуск к воде, глубина реки достаточна, что бы животные могли пить не нагибаясь. Далее мне виднелись строения фермы, крыши которых были покрыты связками камыша и загородка для скота — так называемый крааль. А впрочем эта ферма для покупки мне не интересна, в отличии от фермы Де Бирс. А здесь всего примерно 2–3 дня пути от будущего Кимберли и может быть на обратном пути я заверну и туда. Ну а пока мне предстоит подружиться с хозяевами фермы, где под видом бродячего торговца заполучить так необходимый мне алмаз при этом не привлекая к нему внимания. Я уже рассказывал как у Якобса и его сына 15 летнего мальчишки-пастуха Эразмуса в настоящей истории был бесплатно выпрошен алмаз Эврика. А ведь судя по радости, с которой тот вскричал "Нашел"(Эврика) при виде алмаза, можно было предположить, что он был для мальчишки относительно дорог. Ну ладно я не Ван Никерк, я не буду обижать ребенка. Семья Якобсов мы показалось вполне обычной бурской семьей, многочисленной и трудолюбивой. Рассказав им, что я бродячий мелкий торговец я стал прелагать им свои мелочные товары и немного боеприпасов, которые были необходимы фермерам для зашиты их стад от хищных животных. В этой местности больше всего докучали скоту гиены и гиеновые собаки — симбры. После того, как мои уже невеликие запасы изрядно усохли и часть из них перешла к новым хозяевам, владелец фермы Якобс- коренастый загорелый бур пригласил меня за стол, подкрепиться… Хлеба на столе было мало, для овощей с огорода был пока еще не сезон; поэтому основным блюдом на столе было вяленое или жареное или вареное мясо, в особенности же баранина, которая приготовлена была самыми различными способами и при этом очень вкусно; и вообще кухня буров ни в коем случае не заслуживает пренебрежительного отношения и мне очень нравилась, особенно по сравнению с тем какие однообразные кулинарные "шедевры" получались у меня самого. В беседе за столом я принялся рассказывать, что приехал в Африку не так давно вместе с братом, что брат у меня резчик по камню и изготовляет разные небольшие поделки из горного хрусталя, или нефрита или яшмы или других полудрагоценных камней. К сожалению, здесь, на новом месте у брата пока мало материала для поделок, поэтому я торгуя разыскиваю местные образцы, может быть, найду что-либо подходящие. Как я и ожидал, хозяева заглотали наживку и подросток Эразмус показал мне свое сокровище. Да алмаз был уже у него, и пока что еще не попал в загребущие руки Шалька Ван Никерка, и теперь уже явно не попадет. Ну что сказать камень пока действительно не впечатлял — просто красивый небольшой камешек, размером с небольшую гальку которые часто можно найти на кромке воды с галечного пляжа, весом менее 5 грамм. Мне проверять этот камень было не надо, я и так знал что это необходимый мне алмаз. Поэтому я деланно равнодушно сказал что я не мой брат, слишком не разбираюсь но могу показать ему, к тому же образец небольшой, кто знает что можно из него сделать. Но лично мне семья Якобсов очень понравилась, особенно, как они ведут хозяйство на ферме, и как ухаживают за своей скотиной. У меня же есть мой четвероногий друг — мул стоимостью 1,5 фунта стерлингов, которого мне бы хотелось оставить в хороших руках. Так что я был бы рад подарить своего мула непосредственно Эразмусу, так как вижу, что из него получится прекрасный фермер-скотовод. Ну а на память возьму себе для брата этот камушек. Да кто же фермеров откажется заключить такой прекрасный обмен! К тому же я всучил еще подростку 3 серебряных шиллинга, что бы он разведал в округе есть ли еще такие камушки в качестве сырья для брата. Ну а если все будет хорошо, то я буду рад сотрудничать с семейством Якобсов, и закупать для них сырье для своего брата. Вот так ловкость рук и обмен произошел к полному удовольствию сторон, к тому же мне удалось немного запутать фермеров, что бы не поднимать ажиотаж по поводу камней. Да обмен, даже скорее обмен подарками, а что он неравноценный то тут я без претензии, тем более что мой брат узкий специалист и ему интересно то что не всякому нормальному человеку нужно. Плохо лишь то что мне придется опять весь обратный путь проделать пешком, но что делать, мне уже не привыкать. Итак, план минимум оказался выполнен и утром попрощавшись с гостеприимными хозяевами, которые мне еще передали узелок с едой в дорогу, я поспешил в обратный путь. Немного отъехав я хлопнул себя рукой по лбу. Злокозненный сосед Якобсов, моя конкурирующая организация, Шильк Ван Никерк как бы он и сейчас не сунул нос в мои дела. Пока я в этих краях мне нужно к нему завернуть. Как говорят мудрые китайцы- к сладкому пирогу тянутся слишком много рук, поэтому бей по этим рукам, а если ударить сразу по голове то это еще лучше будет. Воспользуемся этой прекрасной восточной мудростью. К Никкерку я заглянул под видом мелочного торговца, но поскольку у меня уже было крайне мало товара, то пришлось говорить, что я приехал разузнать по поводу возможной закупки скота. Там я воспользовался предоставленной возможностью, и пока Ван Никерк отвлекся на минуту по своим хозяйственным делам, сыпанул ему в кровать под одеяло свой порошок из измельченной бушменской стрелы, который носил в кожаном узелке. Может быть, что яд уже и не опасен, так как прошло больше месяца, но хотя бы сыпь на коже хозяин фермы заработает. Будем надеяться, что это его притормозит и отучит от плохой привычки совать свой длинный нос в чужие дела. Как говориться сделал гадость — на сердце радость и записав предполагаемые покупные цены на коров и баранов в дневник я поспешил откланяться. Мне еще торопиться в обратный путь!

Глава 26

На ферму братьев Де Бирс не заехал, как то хозяева отнесутся, что какой то бродячий торговец роется на их участке. Оно конечно, их ферма находится у реки и нужное мне место от нее в 10 км на юге в бесплодной и засушливой местности, но так все равно все буры считают своими владениями все км на 20 вокруг. К тому же они тут все хорошие охотники и внимательно относятся к деталям, уж костер, даже небольшой, заметят наверняка, а заскочить порыться браконьерским методом на пару тройку часов а потом смыться, бесполезно, так как я не много я накопаю одним ножом, без инструментов и без воды. Глупая мысль, тем более что конные буры с оружием в руках могут охотиться в округе в любом месте. Лучше проверим, что мне приготовили негры на обратном пути, может, что и попадется.

И вот я снова в пути по покрытой красноватой африканской пылью дороге, залитой ярким, по летнему жгучим февральским солнышком, вместе со своими четвероногими друзьями. Ослик меланхолично тащится сзади, Юнга сидит на плече, а я привычным взглядом осматриваю окрестности, что не мешает мне размышлять. Итак, я здесь уже пятый месяц и через три месяца мне должно исполнится юбилей-50 лет. Между тем, как я уже отмечал ранее, чувствую я себя прекрасно. И если раньше я относил эти изменения к лучшему, за счет жизни на фоне природы и здешней прекрасной экологии, особенно в области продуктов, то сейчас когда я по утрам брился, то замечал что моя физиономия выглядит несколько молодо, для моего возраста. Конечно ничего особенного, но на вид и по ощущениям я бы мог дать себе чуть больше сорока лет, причем именно что чуть на 2–3 года. К тому же за все это время здесь, я никогда не болел. А я ведь пил воду из местных водоемов, наверно кишащую бактериями. в мое время, наверное бы, если испить такой водички то требовалась бы срочная госпитализация в течении часа, во избежании печального исхода. Меня здесь постоянно кусали комары и мошки, которые наверняка переносят малярию или еще что похуже. А обязательных прививок, которые делают у нас перед поездками в подобные гнилые местечки, у меня нет. Конечно, я пытаюсь дезинфицировать воду алкоголем и каждый день глотаю горький порошок хинина., но так что из того? Вирусы постоянно развиваются и я уже замечал, что местные белые употребляющие хинин в качестве профилактики от желтой лихорадки, иногда болеют более смертельной черной лихорадкой, которой черные совершенно не подвержены. А прочие милые здешние болезни- кровавый понос или черная рвота? Все это может отправить на тот свет крепкого здорового человека за несколько дней. Я же абсолютно здоров. Конечно я читал в подобной литературе о попаданцах об оздоравливающем эффекте переноса- но там было в основном про перенос сознания старика в молодое тело или просто вторая молодость. Но даже пусть перенос мне подарил дополнительно 5–7 лет здоровой жизни и это вовсе не плохо, да что там, это просто совсем отлично. Тем более что если вспоминать своих родных живших в Советском Союзе или Российской Федерации, то приходится констатировать факт, что мужчины в моей семье редко доживают до шестидесяти лет. И это еще мягко сказано, я с ходу не мог вспомнить имя ни одного из родственников переваливших за шестидесятилетний рубеж, но без труда вспомнил парочку из не доживших и до пятидесяти. Здесь же в 19 веке, конечно средний возраст жизни не велик, но преодолев два критических периода юность, и молодость с началом зрелости, и перевалив за сорок лет люди здесь могли спокойно рассчитывать дожить до восьмидесяти. К этому возрасту, ты уже переболел почти всеми распространенными болезнями и выработал к большинству из них иммунитет, а от вооруженных конфликтов и агрессивных стычек, ты уже стараешься держаться подальше. Так что, жизнь похоже намечается впереди долгая и интересная, главное все не испортить какой-нибудь глупостью.

Похоже что местное негритянское длинное ухо уже разнесло по бушу рассказы о странном белом который может купить белые и желтые стекляшки, поэтому уже в первую неделю мне удалось выкупить у чернокожего работника одной из ферм, еще один маленький алмазик за два шиллинга, который ему передал кто то из родственников или знакомых. Ну а в середине второй недели когда я вечером отдыхал на одной из уже знакомых мне ферм, улыбающийся чернокожий щеголь одетый в грязные лохмотья, которые бы прекрасно смотрелись бы на огородном пугале.

— Баас, если Вы задержитесь на этой ферме еще на один день, до завтрашнего вечера, то кое-кто хотел бы с Вами поговорить, похоже у него есть то, что Вам нужно.

— Хорошо, я задержусь — ответил я. — Пусть приходит на ферму.

— Он хотел бы поговорить тайно, подальше от любопытных глаз.

— Честным людям бояться нечего, — нахмурился я. — Как его зовут?

— Его зовут Топор, он старый готтентот, и пасет своих коз в пустынях на западе — ответил негр: — Он уже спешит сюда и прислал мальчишку с поручением.

— Хорошо, передай своему дружку, что я согласен с ним встретиться — ответил я.

Но даже согласившись я испытывал, сильное беспокойство. Моя паранойя заставляла меня напрягаться. Лучше пере бдеть, чем пропасть посреди Африке без всякого следа. Сказав утром хозяевам бурам, что у меня приступ боли в желудке, которые периодически мучают меня, но мне необходимо денек отлежаться, я обосновал свою задержку на ферме. Затем я распорол шов на джинсовой куртке и аккуратно зашил все приобретенные алмазы за подкладку. После чего, я внимательно осмотрел и заново зарядил ружье, похоже здесь порядок, но этого явно не достаточно. Стрелять ночью в негров из подобного ружья? Наверняка я не в кого не попаду, ножом я до этого только мясо резал и не находил в себе желания схватываться вплотную со здоровенными неграми в рукопашную. Что бы еще придумать? Я осмотрел свои нехитрые пожитки, нет ничего интересного. Может лучше не идти? Но вдруг там и ждет меня великолепный алмаз, который иначе достанется другому? У черного хватит ума предлагать его купить всем встречным белым, может, кто и купит. Так то же не пойдет, что же делать. Попросив у гостеприимной хозяйки на кухне ступку с пестиком, под предлогом того, что мне нужно приготовить порошок с лекарством я стал размельчать немного табака, горсть которого что у меня еще оставалась после торговли с фермерами. Так жаль что нет перца, но ладно разотрем немного соли — хуже явно не будет- а я в случае чего буду есть недосоленную еду. Все это я растер до состояния пыли и аккуратно пересыпал в карман куртки, не понадобиться так завтра утром можно высыпать, а так хоть что-то для очистки совести у меня есть. Солнце еще не зашло, а мой чернокожий Сусанин, уже пришел проводить меня к месту встречи. Подхватив свое ружье и Юнгу я зашагал вслед за ним на запад в сторону заходящего солнца. При его слабом свете я осмотрел пейзаж- посреди голого вельда — нигде нет ни единого укрытия выше, чем по колено. Мы молча прошли полкилометра. Быстро надвигались африканские сумерки и вот, еще пару минут и наступила густая тьма. Сопровождавший меня негр явно трусил в темноте. — Пусть Баас придет вперед к огню, а мне нужно возвращаться на ферму — заявил он. Присмотревшись я заметил что впереди шагом за двести от меня зажегся костер. — Хорошо- сказал я и пошел к огню, надеясь, что буры давно повыбили всех хищных зверей поблизости от своих стад.

Глава 27

Топор прожил долгую жизнь и теперь уже готовился заканчивать свой жизненный путь. Он уже давно перестал считать прожитые годы, хотя если бы он мог их сосчитать то обнаружил, что ему еще нет и сорока пяти лет. В молодости он счастливо пас своих коз на благодатных землях юга, но постепенно белые пришельцы отнимали плодородные земли и выгоняли готтентотов-все дальше в пустыню. Служить же пришельцам как делали многие из его соплеменников Топор не хотел и не умел. Сейчас его племя было изгнано в западные маловодные пустынные места, не понравившиеся ни англичанам с юга, ни бурам с востока. Но и готтентоты жили на этих землях с большим трудом, чахлая растительность давала мало пищи для коз, а охота в тех местах была совсем плохая. А куда уходить готтентотам дальше? На севере безводная пустыня Калахари, где совсем нет воды и могут выживать только редкие бушмены и негры- бечуаны. Но они все не жалуют чужаков. Бушмены их просто сразу убивают ядовитыми стрелами, а бечуаны совсем чужие для готтентотов. Недаром они себя называют "бечуана", образуя из слов "чуана", что значит "подобный" и местоимения "бот" — они. Таким образом, слово "бечуана" означает "равные" или "товарищи", и остальные для них враги. И так эти плохие соседи досаждали готтентотам. Отравят источник ядовитыми растениями и все живое вокруг гибнет, пусть люди и козы и откочуют в другое место, но хорошо, если духи предков защитят в этом пути пару коз. Плохо жить готтентотам в новых местах голодно, и вновь возродился у них старый обычай выгонять бесполезных членов племени, обрекая на голод. Старик ли потеряет единственного сына и защитника, и некому его кормить, и его уводят далеко от родной деревни и бросают в пустыне на верную смерть. Ребенок ли лишился матери, единственного родного ему человека, и его оставляют на произвол судьбы- для хищных зверей. Вот и Топор уже почти совсем старик, еще несколько месяцев, может год и придет его время. Но все правильно: раз он стал стар и беспомощен, как ребенок, то своей смертью он лишь выполнит долг перед общиной; стать бременем для людей, было бы, преступлением. Вот и теперь услышав, что странный белый интересуется красивыми камнями, Топор решил, что еще раз послужит своему племени, послужит приманкой. У него был один такой камень- но камень совершенно бесполезный, есть его не будешь, сам он крепок и не обрабатывается, и лишь из-за своей твердости может служить для выравнивания камней, на которых зерно растирают в муку. Но где сейчас зерно- на новых землях камней намного больше зерна- и его камень долго не будет никому нужен. Так что Топор вызвался заманить белого камнем, а потом пара крепких молодых воинов набросятся и убьют белого. Деньги же и вещи можно будет потом на юге у англичан, сменять на коз, а козы очень полезные животные, они дают молоко и мясо.

Я тем временем подошел достаточно близко к костру, и пока оставаясь в темноте внимательно вглядывался пытаясь определить есть ли тут для меня опасность. У огня сидел маленький сморщенный старик с морщинистой коричневой кожей и редкими седыми кучерявыми волосами на лысеющем черепе. На нем была одета набедренная повязка и он кутался в рваное грязное одеяло. Рядом с ним лежал его узелок с вещами. Похоже, что явной опасности не наблюдалось, да и Юнга пока не высказывал беспокойства. Ну что ж в очередной раз доверюсь его инстинктам, и я вышел к старику.

— Баас, пришел не зря, у меня есть то что баасу нужно- проговорил старик, а затем начел рыться в узелке с вещами, что то там перебирая. Наконец, найдя искомое он протянул мне что то на своей ладони. И здесь в ночи, в пламени костра, под африканскими звездами, я наконец таки увидел то, что так долго я искал. Это был крупный алмаз, и я стараясь оставаться невозмутимым, взял камень в руки, что бы его рассмотреть. В отблесках костра он мне казался каплей солнца, хотя был холоден как лед. Этот алмаз зародился в невообразимой подземной глубине, в самом сердце Земли, где раскаленная магма кипит от жара, сравнимого лишь с тем, что царит на поверхности Солнца и звезд. Невообразимое пекло выжгло в нем все лишнее, остались лишь неизменные атомы углерода, которые от давления, способного стереть в пыль горы, прилипли друг к другу так плотно, как ни в каком другом природном веществе. Медлено медлено подземная река раскаленной лавы вынесла этот крохотный пузырек жидкого углерода через слабину в земной коре, и он, когда поток лавы замедлил свое течение, наконец остановился, не немного не дойдя до поверхности. С тех пор, за прошедшие тысячелетия лава остыла, превратившись в крапчатый голубоватый камень из отдельных зерен, вплавленных в твердую основу. Это странное образование, никак не связанное с окружающими его породами, заполнило собой глубокий округлый колодец, диаметром почти в полтора километра, похожий на воронку, горлышко которой затерялось в неведомых глубинах планеты. В остывающей лаве пузырек чистейшего углерода претерпел еще более удивительное превращение — затвердев, он стал восьмигранным кристаллом совершенной геометрической формы, размером почти с грецкий орех. Адское пекло глубин земного ядра выжгло все примеси, сделав этот камень прозрачным и чистым, как лучи самого солнца. Подвергнутый немыслимому давлению, он так равномерно остыл, что внутри не образовалось ни трещинки, ни излома. Это было само совершенство — холодный огонь, настолько белый, что иногда даже казался мне ярко-голубым, Но до поры до времени, однако этот огненный камень спал беспробудным сном, запертый на многие века в полной темноте, и ни единый лучик света не проникал в его прозрачные глубины. До тех пор, пока в сезон дождей разлив ручья не размыл пленку почвы отделяющий камень от поверхности, и вместе с грязью и песком камень годами не перемещался вниз по течению, не изменяя своей формы ни на микрон, из-за своей изумительной твердости. Пока какой то туземный пастух готтентот не подобрал блестящий камушек где-то на берегу ручья или реки или сухого русла, и не принес его мне в свой грязной коричневой ладошке. Похоже, что это и есть знаменитая Звезда Южной Африки, весом почти 10 грамм. Ну что ж 10 таких камешков и можно уравновесить на весах стаканчик пломбира. Я плеснул на камень и фляги с водой и наблюдал, что он остался сухим. Затем царапнул свой стеклянный пузырек, на стекле осталась видна характерная царапина. Сомнений нет, нужно брать. К сожалению упрямый старик не соглашался отдать мне камень, ни за целый золотой соверен, ни за два. Однако у меня оставалось в наличии всего 6 фунтов и немного серебряной мелочи. Конечно я бы с радостью отдал за камень все деньги, но на что они старику- он цветной- потому ему на них не купить ни участка земли, ни огнестрельного оружия, ни хорошей выпивки, ему просто это никто не продаст. Похоже он просто пытается понять сколько у меня при себе денег, а это уже настораживало. Тут я стал показывать, что мне пора, но старик никак на это не среагировал, но постоянно уходя и возвращаясь я наконец-таки уломал противного старика отдать мне камень за 5 золотых соверенов. Старик с ловкостью фокусника спрятал полученные деньги и юркнул во тьму. А вот теперь мне предстоит трудная задача — вернуться на ферму живым. Я положил камень в карман, посадил Юнгу на плечо, и сжимая в руках оружие пошел обратно на ферму в темноте. Не успел я пройти и пятидесяти метров, мои глаза еще не адаптировались к темноте после света костра, как Юнга заверещал и спрыгнул на землю, повернувшись на право от меня. Я поднял ружье. Кто там? выходи! — крикнул я покрываясь холодным потом — похоже, что черные решили удвоить свой капитал. Я увидел как ко мне из тьмы быстро приближаются какие то тени- одна с копьем, другая наверное с дубиной и тут же выстрелил в более опасного копейщика, слава богу, кажется попал. Но перезаряжать уже не было времени, тень с дубиной в несколько скачков приблизилась ко мне и я увидел уже взмывающую дубину на фоне звездного неба над головой, и выставил блок из ружья. Удар, ружье чуть было не вырвано из моих рук, еще удар, я не сумел его правильно парировать и дубинка чуть задела меня, боль ожгла кожу на плече и предплечье. Однако, довольно здоровый негр- я видел перед собой белки глаз сверкающие в темноте, мне показалось что почти вровень со мной- а для местных я был довольно таки высоким. Я сжал в кармане руку и высыпал в ненавистные белки свою смесь. Ага, не понравилось! Судя по всему, негр пытался протереть глаза ладонями. Получай, удар прикладом пришелся прямо по одной из ладоней трущей глаза. Похоже, что тот этого не ожидал, и свалился на оземь. Я еще от души несколько раз стукнул прикладом, стараясь попасть негру по голове, а затем добавил пару раз ножом, который воткнулся, куда то почти по рукоять. Надеюсь, это тебя притормозит, приятель, и я кинулся бежать к ферме. Пробежав пару стометровок я стал задыхаться и прислушиваться, но похоже за мной никто не гнался, буду надеяться, что гиены позаботятся о раненых неграх. Так где же тут ферма? а вот лает собака- мне туда. Украдкой я вернулся на ферму и до утра не мог заснуть, сжимая в руках ружье. Юнга же прибежал еще раньше меня и дрых, с чувством выполненного долга без задних лап.

Глава 28

Утром, даже не попрощавшись с хозяевами, я сразу двинулся в путь. К черту, такие приключения в моем то возрасте! Чуть пройдя, я подумал, что мне уже не зачем возвращаться в БлумФонтейн. Что меня там ожидает? Президент Брант, которому я надавал обещаний и исчез? Впрочем, через своего родственника Пита, он может при желании узнать, что я пустился на запад страны на разведку, а заодно и присмотреть себе пару ферм для покупки. Некоторые вещи, в основном кое-что из верхней одежды и еще кое-какие мелочи я оставил дома у Пита, но сейчас эти вещи мне не нужны, думаю, что они меня там дождутся, а нет куплю новые, там нет ничего ценного. А вдруг до буров дойдут какие то слухи о моем интересе к камушкам, и они захотят поспрашивать меня да еще и с пристрастием? Все- таки все буры в округе собираются каждое воскресение на молитвенное собрание, да и кроме того общаются между собой. Вот хотя бы мобилизация в военные отряды, периодическое народное собрание в Блумфонтейне. Вдруг Якобс, расскажет кому то из столице о моей покупке камушка и моем брате камнерезе? Ладно, это все ерунда но вдруг пару ребят решат меня вдумчиво поспрашивать с ножичком, да и у негров уже слухи пошли, это все может дойти и до их белых хозяев. Необходим перерыв, нужно съездить в Европу продать камушки, набрать людей, а с десятком вооруженных головорезов мне уже будет нечего бояться, скорее уж сами буры будут меня опасаться. Да и сейчас мне до Кейптауна намного ближе, чем из Блумфонтейна, так что я экономлю свое время. Правда в Капской колонии уже цивилизация, кругом нормальные гостиницы, хозяев которых не надо умолять принять тебя, регулярное омнибусное сообщение уже на половине пути до Кейптауна, регулярные сообщение с Англией уже из самого порта, но вся эти приметы цивилизации говорят только об одном — за все требуется деньги, бесплатно там в отличие от диких буров ничего не получить. А денег у меня всего 1,5 фунта, явно недостаточно, что бы куда либо уехать, ну да ладно когда перейду границу то продам осла, продам ружье, может дешевле чем БлумФонтейне, но уж фунтов 5 наверное выручу. Ну а в порту можно будет продать какой-либо маленький алмазик, хотя здесь нормальной цены никто не даст, да и не хотелось бы привлекать к себе внимание, но все же это же крупный порт, кого там только не встретить — все нации и все национальности, это транзитная стоянка на пути из Индии в Англию, а в Индии этих алмазов много, так что это наверное не привлечет внимание. Ну вез себе человек алмаз из Индии, но остался по пути без денег, поэтому пришлось продать свою заначку, что бы продолжить путь в Европу. Итак решено прощайте дикие буры и дикие негры- жди меня цивилизация — я иду.

И вот спустя десять дней пути, переправившись через небольшую пересохшую речушку, в расположенном на ее южном берегу небольшом местечке под названием МуиФонтейн- Прекрасный Источник- я узнал что уже нахожусь на территории Капской колонии. Да англичане стремительно продвигаются вслед за бурами и захватывают все новые и новые земли. Сперва бурский Наталь, в прошлом году окончательно покорена Кафрария, а сейчас уже англичане предлагают и басутам, свое покровительство против буров. Еще пару лет и Басутолэнд то же станет английским, и тогда англичане уже начнут сильно давить с двух сторон на Свободное Оранжевое государство, а еще спустя пару — тройку лет уже и с трех сторон и тогда бурам станет совсем не уютно, особенно учитывая что в 1877 году последует очередная попытка аннексии бурских республик. Тогда буры спустя три года восстали и победили, но они оставили в руках англичан основные алмазные месторождения, а золото Витватерсранда еще оставалась не открытым, так что англичане могли временно отпустить пастухов и фермеров буров, и оставить их в покое еще на семь лет, что то будет сейчас, думаю, что развивать свой бизнес в условиях британской оккупации будет очень сложно, уж англичане то найдут новых хозяев для моих рудников. Возле самого местечка я заметил лагерь отдыхающего торговца. Эти неустрашимые "дреймены" на огромных фургонах, "дреях", запряженных десятью, пятнадцатью, двадцатью парами быков, отправлялись из Кейптауна с богатым грузом пороха, свинца, мануфактуры и доставляли его в самые отдаленные поселения, затерянные в дикой стране буров, получая взамен драгоценный товар — слоновьи бивни. Этакая здешняя смычка города и деревни. А где торговец там всегда можно продать свой товар, тем более что мой осел и оружие думаю дороже можно продать в здесь в глубине страны, чем на дальше побережье. Подойдя поближе я увидел торговца с козлиным профилем собирающемся отправиться в путь, и его двух малайских слуг запрягавших быков в довольно таки фургон. Когда то с парусиновым верхом, старый фургон был затем обтянут для крепости сыромятной кожей носорога, которая с годами высохла и стала крепкой как жесть и превратился в настоящую крепость на колесах. Именно на таких фургонах и проходил знаменитый трек буров, и при нападениях чернокожих, такие фургоны становились в круг и сцеплялись между собой, превращаясь в настоящие непреступные укрепления, об их ощетинившие оружейным огнем стены разбивались многотысячные толпы вооруженных негров, которые затем отхлынув оставляли за собой тысячи окровавленных трупов. В декабре 1838 году состоялась самая знаменитая в Южной Африке битва на кровавой реке в которых подобные фургоны принесли бурам их знаменитую победу. Тогда отец нынешнего президента Трансвааля Мартинуса, комендант-генерал (главнокомандующий) бурскими отрядами Андрис Преториус решил отомстить зулусам за резню бурского отряда Ретифа и собрал вооруженный отряд добровольцев, из 464 бойцов, в дальнейшим известных как Победоносные коммандо. Он со своей маленькой армией продвигался к столице зулусов Ум-Гунгунлову, тщательно выбирая свой маршрут. Наконец подойдя на расстояние 50 км от столицы он переправившись через Бычью реку, остановился на берегу ее притока Инкоме. Преториус тщательно подбирал место для лагеря и расположил его таким образом, чтобы с одной стороны оказалась глубокая заводь реки Инкоме, а с другой — ущелье. Вдоль реки, ущелья и открытой местности были расставлены 57 фургонов, связанных между собой брёвнами, в форме своеобразного скруглённого треугольника или буквы D. За ними и заняли оборону его Победоносные коммандо, располагавшие, кроме мушкетов, двумя небольшими пушками, установленными в проходах, где фургоны не были сцеплены между собой. Перед боем набожные буры дали клятву всегда соблюдать субботу и построить церковь, если Бог дарует им победу. Вообще, буры истово молились и пели псалмы с самого начала похода.

О приближении врага Преториус, организовавший хорошую разведку, узнал заранее. Зулусы подошли с другого берега реки Инкоме. Один из очевидцев описывал их приближение как "угрожающее тёмное облако из 15 тысяч человек". Это были элитные части верховного вождя Дингана, которыми командовал генерал Ндлела, заманивавший ранее буров в ловушки в Италени и Веглаер в апреле и августе того же года. Для Ндлелы выгоднее было напасть на буров, когда они находились в движении, подпустить их ближе к столице и атаковать в узкой скальной расщелине, но Преториус вынудил его отступить от этой уже проверенной тактики. В этот день, в субботу, произошли лишь незначительные перестрелки между патрулями коммандо и передовыми отрядами зулусов. К вечеру спустился густой туман. Ночью зулусы как и все здешние негры не атаковали. Но в течение ночи с 15 на 16 декабря 6000 зулусов, под командованием Дамбузы (Нзобо), перешли через реку. Атака зулусов началась как обычно перед рассветом. Они думали что буры как и их обчные противники негры утром замерзнут и будут не готовы сражаться. К тому моменту постепенно стал сходить густой туман, покрывавший землю. 464-м бурам противостояло по разным данным от 12.5 до 20 тысяч зулусов, вооружённых щитами и копьями — ассегаями. Таким образом, на одного бура приходилось от 30 до 45 зулусов. Бойцам коммандо помогали около 200 слуг, преимущественно из числа готтентотов. Одни из них следили за лошадьми, другие занимались перезарядкой мушкетов. Дело было поставлено так, что практически мушкеты успевали перезаряжать каждые пять секунд. Для повышения поражающего действия буры использовали картечь. Первый штурм лагеря был успешно отражён. Во время второго зулусы приблизились к фургонам, но были снова отброшены назад на 100 метров. Зулусы атаковали с нескольких сторон: и со стороны открытого пространства, и со стороны ущелья, и со стороны реки Инкоме, которую относительно безопасно можно было пересечь в двух местах, но не напротив лагеря. Зулусы же пошли и через глубоководную заводь и многие из них просто-напросто утонули, а не были поражены огнём коммандо. Для буров же большую проблему создавали животные, находящиеся внутри лагеря, ибо вследствие страшного шума боя они могли взбеситься от страха.

Последняя, третья атака зулусов длилась почти час. Яростный штурм зулусов натолкнулся на ещё более яростный отпор буров. Ндлела слишком поздно бросил в бой свой резерв, допустив ещё одну ошибку. Этот ход уже не мог спасти зулусов от поражения. Между тем, бульшая часть боеприпасов коммандо была израсходована, но и напор воинов Дингана уже прошёл свою наивысшую точку. Их силы постепенно стали иссякать. Когда натиск зулусов заметно ослабел, Преториус, у командо которого осталось совсем мало боезарядов, через один из проемов между фургонами пустил в бой кавалерию и обратил врага в бегство. Элитные части Дингана, включая зулусский "спецназ" (Отряды Белого и Чёрного щита), были разгромлены. Буры преследовали противника (остатки тех полков, что перешли реку Инкоме) несколько часов; в ходе этого преследования был ранен копьём в левую руку и сам Андрис Преториус. За всё время ожесточённой битвы буры не потеряли ни одного убитого, лишь трое были ранены, в то время как потери зулусов составили не меньше 3000 человек. Воды Инкоме были завалены трупами и от крови окрасились в бурый цвет, после чего река получила своё второе название — Кровавая река.

Невинно убиенные Пит Ретиф и его соратники (а также множество бурских женщин и детей) были отомщены в полной мере! Через четыре дня победоносные коммандо вошли в столицу зулусов, но она уже была покинута и подожжена. Неподалеку были обнаружены останки Пита Ретифа и его людей, а также его договор с Динганом.

Глава 29

Спустя полчаса, я покинул лагерь торговца, в кармане у меня прибавилось еще пять фунтов, зато мое оружие с боеприпасами и ослик остались у торговца. Ничего, здесь в Капской колонии, деньги мне будут намного нужнее. Больше мне здесь делать было нечего и подсадив Юнгу на плечо я заспешил к расположенному впереди городишке мне сказали, что он называется Колсберг. Ничего пошагаем напоследок, а от Трех Сестер уже поеду на омнибусе как белый человек. В пути я вспомнил, ч то зачем то до сих пор таскаю с собой свой смартфон, который мне было жалко выкинуть. Но и носить его с собой в английских владениях мне было тоже явно ни к чему, и вот заприметив вдали от дороги приметную раскидистую акацию, я побрел к ней. Да есть дупло, правда лезть неудобно, из-за колючек. но неудобно мне, так и другие не полезут, и я кое-как чертыхаясь про себя забрался и засунул в дупло узелок с завернутым в тряпицу смартфоном. Слава богу в дупле не было ни змей ни скорпионов, ни какой еще гадости. Ну вот и все, дело сделано, надеюсь он меня дождется, а нет потеря не велика, и мне можно следовать дальше.

А вот и первый встречный британский город и я внимательно рассматриваю его, впитывая его своеобразие. Город выстроен весьма правильно и чистота в нем доведена до педантизма. На улице не увидишь ничего лишнего, брошенного. Канавки, идущие по обеим сторонам улиц, мостики содержатся как будто в каком-нибудь парке. При постройке города явно не жалели места: улицы так широки и длинны, что в самом деле, без густого народонаселения, немного скучно на них смотреть.

Впрочем, это только слава, что велик город. Будет велик, когда в черту его войдут целые поля! Одних площадей, или скверов, здесь больше 20; каждая площадь имеет до 500 соток. В городе теперь пока, вместе с его округой, около 5000 жителей. Он еще ждет народонаселения, как и вся колония. Проходя эти пространства, где на далекое друг от друга расстояние разбросаны фермы, невольно подумаешь, что пора бы уже этим фермам и полям сблизиться так, чтобы они касались друг друга, как в самой Англии, чтоб соседние нивы разделялись только канавой, а не степями, чтоб ни один клочок не пропал даром… Но где взять народонаселения? Пока здесь нет золота, и толпа не хлынет сюда, как в Калифорнию и Австралию. Жители занимаются земледелием почти во всех видах. До сих пор мало было сбыта, потому что трудно возить продукты в порт через Капские горы. Здесь довольно и черных. Для них есть особая церковь, которых всего две; обе английские, голландской нет. Я стал разыскивать себе гостиницу, прохожий показ направление. В конце улицы стоял большой двухэтажный, очень красивый дом с высоким крыльцом и закрытыми жалюзи. Я постучались: негритянка отворила мне двери, и я вошел почти ощупью в темные комнаты. Негр открыл жалюзи и ввел меня в чистую большую гостиную, убранную по-старинному, в голландском вкусе, так же как в БлумФонтейне. Через минуту явился хозяин, в черном фраке, в белом жилете и галстуке. Он молча, церемонно подал мне руку и заговорил по-английски о том, что же мне угодно. За шиллинг я договорился переночевать и воспользоваться плодами его кухни. Пока мне готовили комнату, Хозяин повел меня в свой сад: это был лучший, который я пока здесь видел. Сад довольно старый, тенистый, с огромными величавыми дубами, исполинскими грушевыми и другими фруктовыми деревьями, между прочим персиковыми и гранатовыми; тут были и шелковичные деревья, и бананы, виноград. Под громадным фиговым деревом, могло поместиться более ста человек. Под тенью его двор спрятался от солнца. Хозяин предложил попробовать крупные выглядывающие кое-где между ветвей фиги, но предупредил, что, может быть, они не совсем спелы. Попробовал и правду еще не поспели, не соврал. Ладно, похоже, что здесь в старой колонии быть обеспеченным человеком быть совсем не дурно, особенно далее к побережью, за горами. Теплый средиземноморский климат, влаги вполне достаточно, все обжито цветут сады, прекрасные дома, многочисленное общество. Жаль что пока у меня в кармане совсем мало наличных и это пока мне все не по карману. Но иногда себя побаливать можно, тем более что я тут уже пять месяцев и почти всегда в скотских условиях. Перед ужином, так как жара уже спала, я решил немного пройтись нагулять аппетит и посмотреть городишко. Ну что ж довольно миленько, но смотреть совершенно нечего, от скуки я набрел на церковь черных, и от нечего делать вошел во внутрь. Проще ничего быть не может: деревянная, довольно большая зала, без всяких украшений, с хорами. Вдоль от алтаря до выхода в два ряда стояли скамьи грубой работы. Впереди, ближе к алтарю, было поставлено поперек церкви несколько скамеек получше. "А это для кого?" — спросил я. "Это для белых, которые бы вздумали прийти сюда". — "Зачем это отличие в церкви? — заметил я. — "С черными нельзя вместе сидеть: от них пахнет: они мажут тело растительным маслом, да и испарина у них имеет особенный запах". Поблагодарив миссионера за пояснения я вышел из церкви. да действительно, когда с совершал свое первое путешествие за золотом с носильщиками, где меня окружали черные,то пахло не совсем хорошо, так что может быть система апартеида и имела под собой основание, до момента повсеместного распространения дезодорантов и духов. К ужину в гостинице я увидел еще несколько человек за обеденным столом, похоже у хозяина здесь нечто вроде местного клуба. Ужин был чисто английский, но с упором на мясо — суп, цыпленок, баранина, фаршированное мясо, сосиски, зелень. Вполне неплохо, я попросил слугу обслуживающего гостей попробовать все и мне показалось все довольно таки вкусным После ужина гости не расходились а сидели попивали капское вино и курили сигары. Ну что ж, господин Кшиштоф Квасневский готов общаться и не зря, один из гостей оказался владельцем здешней фермы, который завтра собирался проехаться в нужном мне направлении по своим коммерческим делам и согласился меня подвезти. Как все удачно!

Глава 30

На следующее утро он заехал за мной в гостиницу, не знаю, как это сейчас называется бричка или пролетка, но мой новый знакомый называл свою коляску экипажем. Всегда считаю, что даже плохо ехать намного лучше, чем хорошо идти, и я забрался во внутрь, и мы поехали на юго-запад. Мелькали поля, фермы мой попутчик Сэм Ричарсон, узнав, что я в Африке новичок, дорогой показывал мне местные диковинки. Так он заметив в поле, большую белую птицу, видом напоминающую аиста, которая величаво шагала по траве. "Смотрите, секретарь!". Заметив приближающихся экипаж, птица начала учащенными шагами описывать круги по траве, всё меньше и меньше, и когда мы подъехали настолько, что могли разглядеть ее, она взмахнула крыльями и скрылась. Да мы уже один раз встречались, спасибо тебе птица, ты однажды меня уже здорово выручила. Так мы продолжали дальше трястись по неважной дороге, под неторопливые рассказы Сема, которые я признаюсь, стал пропускать мимо своих ушей и только иногда поддакивал и кивал ему. Впрочем, иногда мы останавливались, что бы посетить придорожные кусты. Да такое путешествие выглядело намного комфортнее моих обычных странствий, да и двигались мы намного быстрее. Здесь уже были довольно таки обжитые места, поэтому на обед мы остановились в придорожном трактире, а ужинать и ночевать остались в попавшейся гостинице, где я развлекался, рассматривая развешенные литографии. Следующим днем Сэм высадил меня в полдень в очередном городке в котором у него и намечались его коммерческие дела, но пообедав в придорожном трактире я нашел себе другого попутчика который смог подвезти меня дальше, правда уже за деньги. Но ничего не тащится же опять пешком. Правда в оставшиеся пять дней пешком мне пришлось походить, не всегда я находил желающих меня подвезти, а ждать очень не хотелось, да и деньги нужно было экономить. Но впрочем, мы с Юнгой к пешим странствиям уже привычные. Как и к ночлегу под открытым небом, правда здесь на природе полно змей, но и в придорожных гостиницах полно разной живности — мышей и клопов которые не давали мне спать по ночам. К тому же был уже март месяц и лето уже заканчивалась, жара постепенно спадала, но зато все окрестные фермы и сады ожидал большой урожай. наступала прекрасная осенняя пора. В придорожных гостиницах, где я останавливался поесть, я себе ни в чем не отказывал. Ростбиф, бифштекс, ветчина, куры, утки, баранина, с приправой из горчиц, перцев, сой, пикулей и других отрав, которые страшно употребить и наружно, в виде горчичников и компрессов, и которые англичане принимают внутрь, и фрукты виноград, фиги, орехи, миндаль все это вызывало мое одобрение, к тому же все было крайне дешево, и стоило какие то пенсы. Но впрочем, пенсы складываются в шиллинги, шиллинги в фунты, а последних у меня немного, но в предстоящем длительном путешествии в Европу, меня наверное будут кормить сухарями да мерзкой солониной, или чем там сейчас кормят? так что нужно пользоваться моментом. Но вот 17 марта я наконец таки достиг и желанного городка Три Сестры, который являлся перекрестком Южноафриканских дорог, и конечной станций омнибусного маршрута из Кейптауна. Дальше дело пойдет намного быстрей. А давно ли сюда ездили на волах, в сопровождении толпы готтентотов, на охоту за львами и тиграми? Теперь за львами надо отправляться километров за 700 от побережья: города, дороги, отели, омнибусы, шум и суета оттеснили их далеко. Но тигры и шакалы водятся до сих пор везде, они рыскают на окрестных к Кейптауну горах. Так нахожу контору омнибусов- те ходят в Кейптаун два раза в неделю по понедельникам и четвергам, прекрасно как раз завтра очередной рейс, буду на месте через 13 дней, хорошо, но стоимость поездки 3 фунта, включая стоимость багажа весом до 6 кг, так багажа у меня нет, только Юнга, можно с ним? он совсем ручной и никого не побеспокоит, да можно, беру билет. Однако из моих 6,5 фунтов у меня остается чуть больше двух -42 шиллинга, придется опять переходить на скудную диету из хлеба и воды. И продавать по большей части нечего. Часы здесь уже в залог не оставишь, могут возникнуть вопросы, все же прямые связи с Европой. Нахожу дешевую гостиницу, что бы переночевать и молча съедаю свой скудный ужин. Не пошикуешь, мне еще полмесяца нужно как то жить, небольшой алмаз я могу продать только в Кейптауне, что бы не вызвать подозрений, да и то хватит ли денег на билет до Англии? К стати не узнать ли мне что в мире твориться- я видел в гостинице газету не более чем недельной давности. Что там произошло Ташкент уже давно взят армией генерала Черняева, чем британцы крайне озабочены, русские приближаются к их индийским владениям. В Британии издан новый роман Льюиса Кэрролла "Приключения Алисы в Стране чудес" от которого все просто в восторге. Отставка премьер-министра Испании, назначение нового. Англичане, совместно с французами, покоряют вершину в Альпах, в Центральной Америке череда восстаний и переворотов, в Сальвадоре, в Доминиканской республике, все это ерунда. А вот продолжаются Великая война в Парагвае с ожесточенными боями, и такая же кровопролитная Мексиканская война, и назревает война с Данией с немцами- пруссаками и австрийцами, это уже серьезно. В Бельгии умер король Леопольд и на престол взошел его сын, то же Леопольд. Ну вот и все новости. Ну предположим, крупные события я знаю как будут развиваться- например, Мексика при помощи США, отобьется от европейцев и останется американским вассалом, а в Парагвай несмотря на то что его население будет почти полностью уничтожено в результате "Великой войны", сохранится как государство, и даже сохранит большею частью своею территорию, опять же по требованию тех же США, но как мне сейчас заработать на этом денег. Никак, разве, что по примеру Остапа Бендера, разъезжать по городам в качестве предсказателя индийского жреца брамина-йога, да и то основные вопросы боюсь, будут на тему цен на шерсть и другие сельхозпродукты, так что много на этом не заработаешь. Ладно, нужно ложиться спать, утро вечера мудренее.

Глава 31

На утро я занимал место в омнибусе, кроме меня среди пассажиров не было мужчин, старый толстяк лет пятидесяти с лишком, и еще более старый чопорный старик миссионер таковыми считаться явно не могли. Другими пассажирами были женщина средних лет, на вид лет около сорока, закутанная несмотря на жару в свое хлопчатобумажное платье, со шляпкой с вуалью на голове, ее дочь лет двенадцати, и толстая рыжая ирландская бонна девочки лет сорока пяти. Да похоже, здесь среди мужчин омнибусы в не в почете и голландский (да и английский) фермер готов целыми днями трястись верхом на своей лошадке по жаре, лишь бы не покупать билет на омнибус, кстати очень таки дорогой. Так что основные пассажиры последнего- женщины, дети и старики. Мы разместились в омнибусе, кучер занял свое место на облучке, и мы тронулись в путь. Мужчина англичан оказалось был местным столпом общества, богатый фермер и по совместительству чиновник на общественных началах, и отвозил свою семью- жену и младшею дочь на лето в Кейптаун к родственникам (напомню, что лето здесь зимний период). Два его взрослых сына на этот период остались у него на хозяйстве. Он несколько раз попытался заговорить на темы: виды на урожай, цены на скот, на шерсть, местные политические дрязги и т. д. Но я не мог поддержать разговор, сказав что приехал недавно к родственнику, но, узнав, что на родине мне досталось небольшое наследство возвращаюсь уже обратно. Он обиженный, сперва замолк, но потом начал свои нескончаемые беседы с женой. Мы же продолжали трястись по неровной дороге дальше, и поднятая лошадьми красноватая пыль окутывала облаком наш экипаж. Чахлая трава вдоль обочины дороги была так же покрыта этой пылью, вдали проплывал однообразный африканский пейзаж пастбища и редкие фермы, окруженные полями и садами с которых черные работники уже кое-где начинали снимать урожай. С одной стороны меня сидела бонна, напротив девочки, которая наблюдала за ужимками Юнги, напротив меня англичанин, с другой стороны миссионер и последнее место занимала дама. Читать было нечего, пейзажи слишком медленно ползли перед моими глазами(скорость нашего передвижения не была высокой) и я понял, что что-то нужно делать, или это путешествие превратится в пытку. Я волей неволей стал беседовать с миссионером. Нужно сказать, что от буров я набрался предубеждения против этих людей. Судите сами — пребывает такой человек, вернее его централизованно посылает британское миссионерское общество, в Африку и говорит- кушать не могу, как хочу помогать неграм, приобщать их к господу и цивилизации, едет куда его пошлют, строит миссию, за пару лет крестит кого-нибудь, в основном пару своих наемных работников, перед выдачей им зарплаты, и вроде мирно живет. Но через какое- то время в британских газетах появляется из этого места обращение. Якобы тамошний вождь обращается к королеве Виктории — у меня есть мечта войти в состав Британской империи. "Какой-то царь в такой-то год вручал России свой народ". Только здесь не России, а Британской империи, и естественно, что этому обращению тут же идут навстречу и включают местность в состав колонии. А вождь тем временем даже и не догадывается, что он куда то обращался, все его заботы вкусно есть и сладко спать, желательно с новыми женами, пить- желательно спиртные напитки и ублажать своих колдунов. Все остальное оставляет его совершенно равнодушным. Недаром же буры приходя в какую то местность первым делом сжигают эти миссии и прогоняют миссионеров, даже знаменитый путешественник доктор Лингвистон, когда он был миссионером не избежал такой участи. А нечего народ обманывать. Миссионер рассказал что едет к своему начальству в Кейптаун с планом организовать одну а лучше несколько миссий дальше на север от реки Лимпопо. Ну давай, дерзай. Еще он рассказал, что за годы жизни в Африке он выучил несколько языков, в основном негритянских диалектов банту. Но голландский африканский, он то же знал неплохо, вот мне и занятие в дорогу, я буду заниматься изучением языка. Конечно, за полгода я начал уже кое-что понимать, но нужно практиковаться. Голландский очень похож на немецкий, но к сожалению с немецким у меня плохо, этот язык я не учил, только то что смотрел фильмы про Великую отечественную войну и знал несколько слов. К тому же под влиянием англичан слова еще больше искажаются. Например, немцы говорят монета- талер, голландцы уже далер, а англичане уже и доллар. В общем, нужно учиться и учиться. Ночевали мы в придорожных гостиницах, есть останавливались там же. За накрытыми столами — миски и тарелки разнокалиберные; у графинов разные пробки, а у судков и вовсе нет; перечница с отбитой головкой — сплошная бедность и радушие. Зато кормят отлично мясо, зелень, фрукты- но увы мне приходилось жестко экономить. Выручали уже поспевающие арбузы, продолговатые, формой похожие на дыни, они были и красны, и сладки, так что мы даже заказали себе их на дорогу. Через несколько дней, пейзажи начали меняться. Но они были вполне живописны: всё холмы и долины. Почва состояла из глины, наносного ила, железняка и гранита, но данная местность славилась своей зеленью, фруктами и здоровым воздухом. Похоже, что горы уже недалеко.

Прибыли в очередное местечко. Поев в трактире, я вышел размять ноги во двор Хозяйство было небольшое, но полное у этой африканского фазендейро. Свиньи и домашние птицы ходили по двору, а рядом зеленел сад. Яркая зелень банана резко оттенялась на фоне темно-зеленых фиговых и грушевых деревьев. Из-за забора выглядывали красные цветы шиповника.

Прошелся погулять на улицу. Везде зелено; всё сады да аллеи. Дошел до конца улицы и уперся в довольно большую протестантскую церковь с оградой. Направо стоял большой дом, казенный: дом здешнего правления; перед ним росли дубы, вероятно, это ровесники местечку. Любуясь зеленью садов, повернул направо, в узенькую улицу, и неожиданно городок закончился. Это все? С одной стороны возвышалась холм, местами голый, местами с зеленью; кругом была любовно обработанная долина; вдали фермы. Пошел назад, возвратившись в город, и направился вдоль по узенькому ручью, в котором негритянки полоскали белье. По ручью стояли мазанки готтентотов и негров; кое-где увидел мелочные лавочки. Воротился на шоссе. У одного дома европейской наружности, заметил несколько карет и колясок; около них толпились путешественники обоих полов — всё англичане. Ведут себя как хозяева, а прошло только всего полвека как они захватили эти места. Ничего поживем увидим, кто тут будет хозяином.

Глава 32

Зовут садиться в омнибус, уже вновь в путь. Видно, что въехали в густонаселенную область. Бесконечные обозы тянулись к Кейптауну или оттуда, с людьми и товарами. Длинные фуры и еще более длинные цуги быков, запряженных попарно, от шести до двенадцати в каждую фуру, тянутся непрерывною процессией по дороге. Волы эти, кроме длинного бича, ничем не управляются. Важный от доверия, готтентот-кучер сидит обыкновенно на козлах, и если надо ему взять направо, он хлопает бичом с левой стороны, и наоборот. Иногда волы еле-еле передвигают ноги, а в другой раз, подгоняемые бичом, бегут крупной рысью. При встрече с нашим экипажем волы неохотно и довольно медленно дают дорогу; в таком случае из фуры выскакивает обыкновенно мальчик-готтентот, которых во всякой фуре бывает всегда несколько, и тащит всю упряжку в сторону. Смотрю, что попадается много пестро и нарядно одетого народа, мужчин и женщин, пеших, верхами и в фурах, всё малайцы, напоминающие наших цыган. Белые, черные, красные люди — прямо словно попал в новый Вавилон или Нью-Йорк.

В следующую ночь прошел дождь, славно, он прибьет дорожную пыль. Наутро в прекрасную погоду мы весело ехали дальше по холмам, по прекрасной дороге. Всё было свежо кругом после вчерашнего дождя. Песок не поднимался пылью, а лежал смирно, в виде глины. Показавшиеся горы не выглядели угрюмо или неприязненно, наверное они старались показать мне, себя с хорошей стороны, хотя хорошего, правду сказать, было мало, как солнце ни золотило их своими лучами. Немногие из них могли похвастать зеленою верхушкой или скатом, а у большей части были одинокие выветрившиеся, серые бока, которые разнообразились у одной — рытвиной, у другой — горбом, у третьей — отвесным обрывом. Хотя я и знал, что Африка, изобильна песками и горами, но мое воображение рисовало мне темные мрачные джунгли, приюты львов, тигров, змей. Напрасно, однако ж, я глазами искал этих джунгли: леса растут только на побережье, а внутри, начиная от самого мыса и до границ колонии, то есть на тысячу километров, почва покрыта мелкими кустами на песчаной почве, да искусственно возделанными садами около ферм, а за их границами, кроме редких оазисов, и этого нет. Но в это утро, в конце марта, даже эти кусты глядели веселее, зелень казалась зеленее., измучившая меня жара начинала отступать. Все не могу сжиться я с этими противоположностями: всё мне кажется, что теперь весна, а здесь готовятся к зиме, то есть к дождям и ветрам, попутчики говорят, что все фрукты скоро отойдут, все кроме винограда.

На следующий день опять стало жарко. Лошади ленивой рысью тащились по песку; колеса визжали, жар морил; все в омнибусе молчали, разговоры уже всем надоели, все темы были обсуждены. Еще бы уже больше недели в дороге, запертые как в купе на железной дороге, только без возможности прилечь. Кучер, от нечего делать, хлестал бичом по выползавшим на дорогу ящерицам, мне все это путешествие уже порядком надоело, а что же будет в океане?

Слава богу приблизились к горам, хоть какое то разнообразие, они всё ближе к нам; мы ехали по их отлогостям, то взбираясь вверх, то опускаясь. Дорогу, похоже, размыло дождем, так что по пути образовались глубокие рытвины, и экипаж наш уже не катился, а рывком перескакивали через них. Надо отдать справедливость нашему кучеру: он в искусно владел кнутом и вожжами. Вот гора и на ней три рытвины, как три ветви, идут в разные стороны, а между рытвинами значительный горб — проехать трудная задача. Как бы, кажется, не поломать тут колес и даже ребер и как самым мирным лошадям не потерять терпение и не взбеситься, карабкаясь то на горб, то оступаясь в яму? Может быть, оно так бы и случилось у другого кучера, но наш не тушуется. От его искусных маневров две передние лошади идут по горбу, а рытвина остается между ними; если же они и спускаются в нее, то так тихо и осторожно, как будто пасутся на лугу. Иногда им приходится лепиться по косогору налево, а экипаж спускается с двумя другими лошадьми в рытвину направо и колышется, как лодка на волнах, но на гладких, округленных волнах. И это поминутно. Как тут не пожаловаться на дорогу, похоже, что дороги проблема не только в России. Дорога еще некоторое время шла дурная, по размытым дождями оврагам и буеракам, посреди яркой зелени кустов и крупной травы. Потом выехали мы опять на шоссе и покатились довольно быстро. Так что нет, все-таки похоже, что за дорогами тут наблюдают власти колонии, кое-где проезжаем через мосты, где- то дорога пролегает через ущелье над которым видно что поработали с помощью пороха и кирок рабочих. так что деньги на поездку не зря дерут такие большие, иначе экипажем через горы было не проехать. Карабкаемся в основном все выше и выше вверх, громады гор всё росли перед нами, выставляя, одна за другой, дикие, голые вершины. Они, казалось, всё более и более жались друг к другу; и когда подъедешь к ним вплотную, виделось как они смыкаются сплошной стеной, через которую нельзя проехать. Но нет, на склонах гор виднелась извивающаяся серпантином тропа, она бежала кругом горы, пропадала, потом вдруг являлась выше, пропадала опять и так далее. Мы упорно стремимся вверх, наша четверка лошадей еле еле плетется, подгоняемая взмахами бича. Дальше дорога прорезана в глинистом сланце. Слева у нас глиняная стена отвесно стояла над головой, справа внизу зияли овраги. На дне их текли ручьи, росла густая зелень, в которой утопал глаз. Дорога не широка, еле могут разъехаться встречные экипажи, но никого не видно, на дороге никакого движения, нигде нет ни души. Справа — уже настоящая пропасть, упадешь костей не соберешь, края пропастей уставлены каменьями, расположенными близко один от другого, вместо придорожных столбиков. На высоте заметно становилось свежее, легко и отрадно было дышать этим тонким, прохладным воздухом. Солнце ярко сияло, но не пекло. Наконец мы остановились на одной площадке. "Здесь высота над морем около 2000 футов", — сказал кучер и пригласил нас выйти из экипажей. Прекраснейший вид — под нами слоистые покрытые зеленью горы, разрезанные пологим ущельем, на дне которого извивается голубая речушка, ближние склоны залиты ярким солнцем, а дальние покрыты густой тенью. Зелень свежа и ярка, но горы как торт, чередуют большие зеленые слои с узкими серыми и песчаннобелыми каменистыми. Выше вдали еще более высокие густо зеленые, почти темные горы, каменной стеной заслонившая часть неба. Над ними пелена белых облаков, сквозь большие разрывы между которыми видно пронзительно голубое небо и солнце щедрыми потоками направляет водопады света на горные склоны. Жаль, что у меня, при себе нет фотоаппарата.

Трудная часть дороги уже позади, мы начинаем спускаться вниз. Под нами пропасти, мы словно висим над бездной. Бесформенное нагромождение скал, дальше стены гор и всё разбросанные на них громадные обломки, похожие на монастыри, на исполинские надгробные памятники, словно следы страшного опустошения. Едешь по плечу исполинской горы и, несмотря на всю уверенность в безопасности, с невольным смущением глядишь на эти громады, которые как будто сдвигаются всё ближе и ближе, грозя раздавить нас. Взглянешь вниз, в бездну, метров на 100, на 200, и с содроганием отвернешься; а наверху, такие же бездны только опрокинуты над головой. Миссионер рассказал мне, что тут много гиен и шакалов, они водятся во множестве везде в горах, даже поблизости Кейптауна. Их отравляют стрихнином, которым я, кстати, тоже кое-кого отравил. "И тигров тоже много, — говорил он, — но здешние тигры мелки, с большую собаку". Скоро мы проехали каменный мост, сразу за которым расположился трактир, где мы, наконец, таки, смогли размять ноги и поесть. Да уж эту торговую точку при всем желании не объехать. Тут же мы и заночевали, так как в горах никто не ездит ночью.

Глава 33

Наутро пустились дальше. Дорога шла теперь по склону, и лошади бежали веселее. Ущелье всё расширялось, открывая горизонт и дальние места, какие-то птицы, щебетали и свистали где-то в вышине. Кругом горы теряли с каждым шагом угрюмость, и мы незаметно выехали из ущелья, переехали речку, мостик и в обед мы остановились на полчаса у маленькой гостиницы перекусить, похоже теперь уже скоро приедем на место. После ужина миссионер поговорил с хозяйкой, а затем рассказал сказывал мне, что, за несколько дней перед нами, восьмилетняя девочка, бывшая здесь проездом, сунула руку в нору ящерицы, как казалось ей, но оттуда выскочила очковая змея и ужалила ее. Девочка через полчаса умерла. Однако, еще не время расслабляться, Африка не дает забыть о себе.

На следующий день мы заехали ночевать в довольно таки крупный местный городок Стелленбош, и я уже заранее представлял себе все блага цивилизации- обильный ужин, виноград, арбузы, покойный ночлег и выразительные взгляды черноглазых служанок мулаток. Но гостиница оказалась занята: из Кейптауна ехали какие-то новобрачные домой, на ферму, и ночующие гости заняли все комнаты. Нам, однако ж, предложили ужин и фрукты, все кроме ночлега. Но хозяйка гостиницы не растерялась и для нас наняла комнаты в доме напротив, и мы все шумно отправились на ночлег, не зная, чей дом, что за люди живут в нем. Видел я только, что вечером сидело на балконе какое-то семейство. Что то отвык я от такого многолюдства, за полгода своих скитаний, и оно мне уже не нравиться.

На другой день мы рано уехали, и к обеду, то есть часов в пять, я, запыленный, загорелый, и небритый, с Юнгой на плече, вышел из экипажа омнибуса в Кейптауне. В кармане у меня осталось всего 15 шиллингов. Ну что Вам рассказать о Кейптауне? Прежде всего, на севере этого, расположенного у берегов бирюзового океана, города, доминируют над местностью громады гор. Еще задолго до въезда в город моим глазам открылись три странные массы гор, не похожих ни на одну из виденных мной прежде. Одна предлинная, довольно отлогая, с углублением в средине, с возвышенностями по концам; другая высокая, ровная и одинаково широкая и в основании, и наверху. Вершины нет: она как будто срезана, и гора оканчивается кверху площадью, почти равною основанию. К ней прислонилась третья гора, вся в рытвинах, более первых заросшая зеленью. Их называют Столовая гора, Львиная гора и Чертов пик. Столовая гора названа так потому, что похожа на стол, бока ее кажутся гладкими, между тем, если внимательно присмотреться, то видны большие уступы, неровности и углубления; но они исчезают в громадности глыбы. Эти три горы, и между ними особенно Столовая, недаром знамениты. Обливают ли их солнечные лучи, лежит ли густой туман на них, или опоясывают облака — во всех этих уборах они прекрасны, оригинальны и составляют вечно занимательное и грандиозное зрелище для каждого путешественника. Эти три странные горы, как три чудовища, облегали город. Столовая гора, мрачная, серая, как все горы, окаймляющие южный берег Африки, состоит из песчаника, почерневшего от солнца и воздуха. Кое-где зеленеет травка, да кустарниковые растения забрались в промытые дождем рытвины. По подошве кучками разбросаны рощицы и сады с дачами и виноградниками. С вида кажется невозможным войти в эту стену; между тем там проложены тропинки, и любопытные, туристы с проводниками, беспрестанно отправляются туда. Более близкая Львиная гора, отнюдь не похожа на лежащего льва: продолговатый холм, в самом деле напоминает хребет какого-то животного, но конический пик, которым этот холм примыкает к Столовой горе, совсем не похож на львиную голову. Наиболее удаленный от города Чертов пик, и вовсе мне показался просто крутой скалистой горой. Между горами и океаном и раскинулся зеленый цветущий город Кейптаун.

Однако я здесь по делу, а не любоваться видами, и спросив у конторы омнибусов недорогую гостиницу я отправился туда пешком в целях экономии моих небогатых средств. Найдя необходимый двух этажный дом я поднявшись на крыльцо, зашел в прихожую и сказав малайцу-слуге позвать хозяйку, осмотрелся. Окно выходило прямо на внутренний дворик. Около дворика кругом шла шпалера из виноградных лоз, и кисти ягод висели везде, зрелые и крупные, янтарного цвета. Двери направо и налево были отворены настежь, жалюзи и окна были полуоткрыты. Везде царили сумрак и прохлада. Вошедшая старуха-хозяйка сдала мне комнату на три дня и спросила, буду ли я обедать. Я с радостью согласился и заказал яичницу с ветчиной. Впрочем, предложенная мне малайцем чересчур жесткая солонина и слишком мягкая яичница, не сказать, что мне особенно понравилась. Все это я запил мутной бурдой с сахаром, который англичане называют чаем. Надо же так испоганить первосортный индийский чай, или он здесь еще пока китайский, и в Индии англичане его только собираются разводить, а впрочем, неважно. После ужина я узнав у хозяйки адреса местных ювелиров и портовой конторы, отправился отдохнуть, путешествие в омнибусе изрядно вымотала меня. Утром умывшись, побрившись и позавтракав неизменной яичниц ой с солониной, я вышел на улицу. Сегодня было 1 апреля, но мне было вовсе не до смеха, денег не было а за алмазы здесь дадут дай бог 1/10 европейской цены, а мне нужно было еще туда добраться. Утром я попросил хозяйку присмотреть за моей обезьянкой месяца на четыре, пока я съезжу в Европу к нотариусу, что бы получить деньги в наследство, но сейчас я в стесненных обстоятельствах. Хозяйка согласилась, ей Юнга будет обеспечивать местный колорит для приезжих. Между тем день был удивительно хорош: южное солнце, хотя здесь и осеннее, не щадило своих красок и лучей; улицы тянулись, дома стояли задумчиво и казались вызолоченными от жаркого блеска. Я прошел мимо большой площади, усаженной большими елями, наклоненными в противоположную от Столовой горы сторону, по причине знаменитых ветров, падающих с этой горы на город и залив. На площади с утра тренировались солдаты, их красные мундиры показались мне маскарадными костюмами. Вот вам и знаменитые "Реньи баас", красные куртки, как называли их буры (или красные господа, иногда красные шеи, за их способность сгорать под яркими лучами южного солнца). Вот они, мои основные будущие противники, какого будет с вами воевать. Конечно, проще всего было, подобно самим англосаксам, подбросить им бациллы оспы, я то был привит от этой болезни. Но в дороге я узнал от миссионера, что солдат и матросов англичане начали тоже обязательно прививать от этой болезни, еще в начале века, а сейчас в 60-е годы прививки стали массовым явлением и среди жителей капской колонии. Так что заражать оспой можно только каких-либо отсталых негров в глубинке. Ладно, у меня еще полно дел, и прежде всего я посетил ювелира, им оказался еврей по фамилии Гольдберг. Я приготовил жалостливую историю, что я мол поляк, еду из Индии на Родину получать наследство, а в Индии я купил небольшой алмаз, но денег на дорогу не хватает поэтому мне его нужно продать. Еврей, осмотрев заранее приготовленный мной небольшой алмаз, заявил что тому красная цена 5 фунтов и это еще он предлагает себе в убыток. Я обещал подумать и ушел. Второму ювелиру, кстати, тоже еврею я с порога сказал, что алмаз мне Гольдберг оценил в 6 фунтов, но я хочу еще прицениться, и крепя сердце, он накинул мне один шиллинг и стал счастливым обладателем моего сокровища. Пока еще здесь алмазы только привозные, издалека, из Индии или Бразилии, поэтому здесь они еще ценятся, то ли будет через десять лет, когда алмазы пойдут здесь килограммами, тогда за подобный алмаз на приисках будут давать максимум 5 шиллингов, а я выручил сейчас целых 121. Недаром в Европе после открытия алмазных приисков Южной Африки люди начали спешно продавать свои фамильные драгоценности, пока цена окончательно не упала. А так в сопоставимых ценах цена алмазов падала каждый год вдвое, за 500 лет они подешевели в 500 раз. Но хватит ли мне денег добраться в Европу? Судовая контора, находилось недалеко от здания биржи, — низенькое, не представляющее ничего замечательного здание голландской постройки. Я заглянул туда, там находилась большая зала, увешанная тысячами печатных уведомлений о продаже, о покупке, да множество столов с газетами. Рядом в комнате помещается и библиотека. Интересное место. В судовой конторе, порадовали меня, что послезавтра в Англию направляется подходящее для меня судно, пароход с грузом вина, шерсти и других предметов африканского экспорта. За проезд без удобств с меня заломили 12 фунтов, включая питание, плюс потребовали предъявить документы. Документы у меня были как у кота Матроскина, усы и хвост, то есть никаких, кроме паспорта РФ, который я никому не показывал, и до сих пор мне они не слишком требовались. К счастью неподалеку от биржи находилось присутственное место где чиновник без особых проблем написал за меня прошение и тут же зарегистрировал меня в качестве полноправного гражданина Капской колонии, за что и взял всего полфунта. При этом от тут же, как с новоявленного налогоплательщика, потребовал с меня деньги на налоги за текущий год. Вот чем объяснялась эта кажущая простота оформления. К счастью, я оказался настоящим пролетарием, то есть ни имел совсем никакого имущества, подлежащего обложению колониальными налогами, ни земли, ни дома ни скотины, к тому же так как собирался уезжать и не стал покупать патенты на занятие какой-либо деятельностью, так что с меня полагалось взять только душевую пошлину в 2 шиллинга, которые мне предложили заплатить тут же на месте, о чем и выдали соответствующую бумагу. После чего чиновник напомнил мне так как я собираюсь уезжать из колонии, то необходимо еще заплатить выездную пошлину размером в 1 фунт. Но и тут обрадовал меня, что когда я вернусь в колонию, то могу зачесть эти уплаченные деньги в счет предстоящих платежей. Вот так сразу мой карман опять похудел на 1,5 фунта и 2 шиллинга. И так денег на билет не хватает, а меня уже ободрали как липку. К тому же это колониальное гражданство не совсем равноправное, недаром же родилось такое понятие как креол, то есть сын европейцев, родившийся в колонии. Якобы уже сам воздух колонии, вдыхаемый им при рождении, делает его менее равноценным чем обычный житель метрополии. Ладно, сегодня я уже ничего не успеваю сделать, пора возвращаться в гостиницу. Выхода нет придется продавать еще один маленький алмаз, который чуть чуть побольше чем проданный. И у меня в запасе остается еще два последних небольших камешка, что бы жить в Англии.

Глава 34

На следующий день я продолжал свои хлопоты, сперва к Гольдбергу, сказать, что проданного его сопернику алмаза мне не хватает на проезд, но по счастливой случайности у меня остался последний, который уже был оценен в 9 фунтов, но я пока думаю. Ну что ж этот прием опять меня не подвел и осмотрев камень Гольдберг повысил цену на один шиллинг. Сделка была совершена, после чего я первым делом избавился от денег, купив билет на пароход, и долго кружил по городу, стараясь определить, есть ли за мной хвост. Не надо соблазнять людей деньгами, евреи часто тесно связаны с криминалом. Придя в гостиницу я первым делом, заковал обед и извозчика, так как пароход отходил утром от соседнего с Кейптауном порта Саймонстаун, после чего отправился в свою комнату собирать вещи. Пообедав я вышел с вещами на улицу, где меня уже ждал малаец кучер с коляской, что бы отвезти меня. Попрощавшись с Юнгой, которого я вручил его слуге при гостинице, пообещав забрать его через четыре месяца, я сел в коляску и мы поехали прочь из города. Позади домов, по ходу движения, виднелся безграничный простор, там море сливалось с небом. Оглянувшись я посмотрел на Столовую гору, половина горы была затянута облаками, похоже что скоро начнет моросить дождь. Тем временем мы проезжали квартал за кварталом. На улице стояли узенькие, высокие английские дома, крытые черепицей, в два, редко в три этажа. Внизу магазины. О теплом климате говорили большие, во всю ширину дома веранды или балконы, где жители отдыхают по вечерам, наслаждаясь прохладой. Прощай, Кейптаун!

Но нет английская администрация еще пару раз мне напомнила о себе При выезде из Кейптауна с меня содрали по 8 пенсов с экипажа дорожного налога; при въезде в Саймонстаун, взяли еще столько же. По дороге то обгоняли нас, то встречались фуры, кабриолеты, всадники. Так неприметно среди прочих экипажей я въезжал в порт, преодолев за 4 часа путь в 40 километров. Саймонстаун — это небольшой, укромный уголок большой бухты Фальсбей. В нее надо входить умеючи, а то как раз стукнешься о каменья, которые почему-то называются римскими, или о Ноев ковчег, большой, плоский, высовывающийся из воды камень у входа в залив, в нескольких саженях от берега, который тоже весь усеян более или менее крупными каменьями. Начиная с апреля, суда приходят сюда; и те, которые стоят в Столовой бухте, на зиму переходят сюда же, чтобы укрыться от сильных юго-западных ветров. Саймонстаунская бухта защищена со всех сторон горами. Уже вечерело, когда я отпустил малайца с коляской у порта, заплатив ему около шиллинга мелочи. Найдя свой пароход я узнал что корабль отходит с утренним отливом, но я могу занять свою койку с вечера, но предложили пока прогуляться часок в городе, пока они закончат погрузку. Горы обступающие бухту окутали облака, а по, самому высокому утесу медленно ползало тоже облако, спускаясь по обрыву, точно слой дыма из исполинской трубы. У самого подножия горы лежали домов до ста английской постройки; между ними видны две церкви, протестантская и католическая. У самого крупного здания- адмиралтейства английский солдат стоял на часах, в заливе качается английская же эскадра. В бухте кроме нее находятся еще с пяток торговых кораблей. На берегу, скудная зелень едва смягчает угрюмость пейзажа. Немножко тополей, кое-где характерные силуэты кипариса да заборы из колючих кактусов и исполинских алоэ, которых корни уже обратились в древесину, — вот и всё. Голо, уединенно, мрачно. Перекусил в ближайшей таверне, все та же яичница с солониной, разве что запил на этот раз кружкой местного вина. Констанскую гору я проехал по дороге из Кейптауна, вокруг нее раскинулись виноградники, дающие неплохое вино. Делать здесь абсолютно нечего, пора уже на борт парохода.

На нашем корабле под названием "Касл Дамбор" я занял койку в каюте на восемь человек, половина из которых были из судовой команды, половина бедолаги вроде меня у которых не было денег на билет на пассажирский пароход и они разместились на грузовом. Ну да ладно потерпим, не в первый же раз, и заняв койку я вышел на палубу на свежий воздух. Но африканские сумерки уже окутали все вокруг темным одеялом, ничего не было видно за исключением фонарей на кораблях стоящих в бухте и огоньков в домах на берегу. Нужно ложиться спать, так и время быстрее пролетит, а тащиться мне по океану приблизительно сорок дней.

Глава 35

Проснувшись утром я долго не мог понять где же это я и почему койка подо мной качается, потом сообразил, что мы уже отплыли. Воздух в каюте был достаточно спертый, и я вышел наружу. Мы еще плыли вблизи берега, позади виднелся характерный силуэт Столовой горы, тающей вдали, берег перед нами пенился белым прибоем, далее поднимались невысокие скалы или утесы, серые с зелеными пятнами травы. Зато океан вокруг был глубокого синего цвета, а небо на горизонте пронзительно голубым, облаков нигде не наблюдалось. К сожалению, все это не сопровождалось свежим океанским воздухом, так как дым и сажа с парохода, явно не озонировали все вокруг. Матросы на палубе наводили порядок, и занимались своими делами. Слава богу, что мне хватило денег, и не пришлось наниматься матросом или кочегаром на этот рейс. Я прошел в столовую, нас и матросов кормили в несколько смен, и кормили довольно таки скверно- та же солонина, только с сухарями, кроме того еще в порту погрузили арбузы, так что были и витамины. Ладно, вполне терпимо. После завтрака меня немного поташнивало и я вернулся в койку, что бы пройти акклиматизацию в лежачем положении. Тем не менее, выполз к обеду и нашел в себе силы съесть несколько ложек супа, и запить водой сдобренной несколькими каплями рома. После чего опять рухнул на койку. Подобным образом, я провел почти неделю, выползая из нашей душной каюты только для приема пищи. Кормили нас крайне однообразно, на шестой день кончились и арбузы и непохоже что бы мы собирались заходить куда-либо. Матрос, находящийся в нашей каюте говорил что промежуточный порт, где нам нужно догрузится углем уже острова Зеленого мыса, так что даже на бананы можно уже не рассчитывать, по крайне мере в Южной Африке я их не ел, и теперь не поем и в Европе. Ну и ладно. Во время пути я освежал свои познания в африканском голландском, остальные вели свои нескончаемые разговоры не о чем. На вторую неделю эти разговоры уже просто раздражали, к тому же по мере приближения к экватору становилось все теплее и жарче, поэтому все труднее становилось находиться в каюте. Я выбирался из нее и проводил все свободное на носу судна, где дым мне не досаждал, а свежий ветер обдувал мое тело. Пресной воды для умывания давали крайне мало, поэтому я давно забросил бриться, а волосы у меня уже давно отрасли длинные и я просто периодически подрезал их ножницами. Между тем было довольно тоскливо и однообразно только птицы одни оживляли море: я видел их иногда на расстоянии 800 км от ближайшего берега. Матросы показывали мне- это альбатросы, это чайки, это морские ласточки это глупыши. А так только даль горизонта и нескончаемая бездна океана под нами. Пару раз попадали в полосу шторма, тогда я возвращался в каюту, ложился на свою койку и молил бога, что бы все закончилось благополучно. Похоже, что морская романтика меня, не манила, даже наоборот, но самолетов сейчас нет. Какой сейчас процент кораблекрушений? Вроде небольшой, но если я буду мотаться каждый год продавать алмазы, туда, обратно, то он явно вырастет. А если два раза в год? тогда этот процент еще удвоится. Так что мне нужна команда, нужны доверенные люди а где их брать? еще один аргумент жениться, можно хотя бы использовать родственников, с другой стороны дай такому родственнику мешок алмазов боюсь уже его никогда не увидишь. Буду думать.

Мы пересекли экватор, но никаких особых празднеств на корабле не проводилось. Выдали всем по чарке рома, да вечером кое кто из команды изображал веселье- пели песни и плясали. Тоскливо хоть самому пой, но что петь? я по легенде поляк, а польских песен не знаю не одной, а английские народные, мне тоже не известны. Так что приходится молчать.

Прошло двадцать дней, я уже чувствовал себя от безделья совсем больным, хотелось лезть на стену, если бы таковую нашел на нашем корабле. Тяжело, у меня нет даже книг, нечем себя занять. Я стал размышлять, что еще у меня есть полезного в данных обстоятельствах. Историю я знал хорошо, может иногда и мог спутать даты, но логически помнил какое событие повлечет за собой следующее, и что будет тому причиной. Так что тут я был спокоен. Союз сохранять я совершенно не собирался, да и до Октябрьской революции я не доживу. Не доживу, наверное, и до первой русской революции 1905 года, так что данными вопросами голову себе забивать не стоит. Соответственно, и русско-японская война меня волновать особо не должна а русско-турецкую Россия выиграет и без меня. Здесь волноваться нечего. Экономику я тоже знал неплохо, но в основном история ее у меня начиналась в 20 веке, так что она пока бесполезна. А вот экономическая география может мне пригодиться. Худо-бедно я знал мировые экономические районы и привязанные к ним месторождения, особенно связанные с Россией, Ухтимская нефть, Башкирия и Татарстан, Сургут, Курская магнитная аномалия, Донбасс, Кузбасс, алмазы Якутии, Норильский никель, золото Магадана. Не факт, что знаю точные местоположения, но примерный район знаю. Так же и в мире худо-бедно знаю, что где находится. Конечно не факт, что уже сейчас технологии позволят разрабатывать эти месторождения, к примеру, все знают, что больше всего нефти в мире в Саудовской Аравии, но мало кто помнит, что она там глубокого залегания, в отличии от Ирана и Ирака, и в 20-е годы двадцатого века в Саудовской Аравии бурили пробные скважины целое десятилетие и сделали вывод что никакой нефти там просто нет. А в трицатые годы, когда появились новые технологии, оказалось что нефти там целое море. А впрочем, сейчас этой нефти много не нужно, автомобилей нет, все работает на угле, и даже нефть Техаса не знают, как использовать. А из месторождений острова Тринидад, в Карибском море, в Англию везут только природный асфальт. Так что, думаю и алмазы Якутии никому сейчас не нужны, не говоря уже об Архангельских. Хватит и Южной Африки, Индии и Бразилии и так цена будет стремительно падать. А угля и железа в Европе, пока хватает, также как и в Японии, никто ничего, туда не повезет из других мест. Даже калийные месторождения Березников в качестве удобрений пока европейцев не заинтересуют, вполне хватает немецких, так что пока интересен только цветмет- олово Малайзии и медь Чили, но их и так помаленьку разрабатывают, как и у нас месторождения Урала и Челябинска. Есть большой серебряный канал- цепь месторождений серебра в США и Мексике, но в Мексике их и так помаленьку разрабатывают, а США сейчас это серебро добывают со страшной силой, так что там месторождения скоро иссякнут и превратятся в сказочные легенды, как и золото Калифорнии. Золото Юкона? Есть ближе и доступней Витватерсранд и далеко лезть, смысла пока нет. В общем, пока кромеЮжной Африке на отдаленную перспективу запишем Донбасс, Липецк, Старый Оскол, может быть Юкон, Чили, Малайзию. Дальше история развития технологий, а вот тут у меня все плохо, я явный гуманитарий, а не инженер. Конечно, я знаю историю развития техники но тут столько подводных камней. Ну я сам отнюдь, не технолог и не инженер, а выступать в соавторстве с кем-либо? Вполне возможно, но тот же Рудольф Дизель, который своим двигателем опередил остальных лет на двадцать, разрабатывал этот двигатель как раз двадцать лет и не факт что создал бы работоспособный экземпляр, если бы в немецком музее не увидел артефакт в виде сложной зажигалки мастера эпохи Возрождения, которая ему подсказала систему зажигания топлива. А забери я его из Германии, где он это увидит? Еще и провозится опять двадцать лет. Но впрочем, Дизель вроде пока для меня не актуален. Еще среди знаменитых ученых много дутых авторитетов паразитирующих на других. Например, все знают, что электрический телеграф изобрел американец Самуэль Морзе. Но много ли людей знают что Морзе всю жизнь был художником, и писал картины, кстати весьма неплохие, они выставлены во многих американских или британских музеях. Также он создал и Американскую Академию дизайна. А вот в технике он совсем ничего не понимал. По словам самого Морзе схему и принцип электрического телеграфа, ему рассказал на пароходе пересекающем Атлантику, когда Морзе возвращался из Европы, другой пассажир. Сам Морзе, почему то прекрасно запомнил эту схему и технические детали, а вот имя пассажира просто вылетело у него из головы, наверное емкость переполнилась. И что такой изобретет? если даже его подрядить на создание телеграфа? А гений всех времен и народов Эйнштейн? Он в молодости работал в патентном бюро в Швейцарии, и там как-то заполучил тетрадку с формулами и теорией относительности. И до самого конца жизни ничего более не придумал, ни строчки. И даже когда у него просили что-то пояснить, то в ответ просто "шутил" показывая язык. Но впрочем, до самой смерти он обещал, что разрабатывает еще одну грандиозную всеобъемлющую теорию, но так ничего не разработал. А знаменитый полковник Кольт, просто был владелец фабрики, на которой его нанятый инженер, объединил все известные уже на тот момент новшества и скомбинировал новый револьвер. А впрочем, Кольт и как собственник, оказался неудачником и его фабрика скоро разорилась, и если бы не один из кредиторов вложивший в фабрику много денег, и продолжавший сборку револьверов под этой маркой из заготовленных запчастей, что бы погасит свои долги, то мы бы скоро забыли о нем. Опять же даже зная, что изобретение окажется очень востребованным, нет смысла инвестировать, так как может быть, что его время еще не пришло. Вот писатель Марк Твен в конце 19 века потерял кучу своих денег, потому что финансировал изобретение примитивного копировального аппарата, и не смог получить приемлемый результат. А в середине 20 века он бы на этом озолотился.

Глава 36

Сам же я знал всего две вещи. Во-первых, изобретение динамита. Но тут нет ничего сложного, сам нитроглицерин уже изобретен, но это вещество крайне не стабильно. Так что его нужно стабилизировать, соединив с наполнителем. Подойдет сахар, или как у Нобеля диатомитовая земля- горные порода, состоящая из окаменевших водорослей, но не спрессованная под давлением, как известняк, а сохранившая сыпучесть, или же это вещество вулканического происхождения, что то плохо помню? Но не важно название есть. Вроде бы, сам Нобель, использовал эту диатомитовую землю в качестве опилок (или пенопласта) в ящиках с бидоном нестабильного нитроглицерина, а когда один бидон протек, и взрыва не последовала, то он обнаружил, что вещества соединились в стабильную массу. Но кажется, что Нобель запатентует свой динамит уже в следующем 1867 году, успею ли я опередить его? У Нобеля и промышленная база, и команда единомышленников, которые занимаются этим нитроглицерином уже двадцать лет, так что могу и опоздать, что крайне не желательно, так как больше ничего я в технике интересного не помню. Во-вторых, помню, я читал и восторгался французами, которые научились получать искусственные рубины. Во всем мире были только дорогие и натуральные, а у французов появились дешевые и любых форм и размеров. Книга читалась как детективный роман, исследователи оставили пакет с бумагами в сейфе у нотариуса, что бы застолбить приоритет, а сами стали в втихомолку наполнять рынок своими алмазами, причем что бы рынок не переполнился, засылали своих гонцов в страны третьего мира: Индию, Турцию, Египет, Персию, где их доверенные люди и сбывали камни. И что бы не возникало подозрений делали специально много камней с маленькими дефектами, такими как настоящие природные. К сожалению, про сбыт я помнил хорошо, а вот про технологию изготовления не очень, вроде нагревали полудрагоценные камни, содержащие алюминий в специальной горелке под высокой температуре, и затем постепенно понижали эту температуру и внутри горелки происходил процесс кристаллизации. Что то там был корунд, оксид алюминия и хром, и температура горелки была примерно 1500–3000 градусов, и главное это происходило в самом конце 19 века. Могут ли сейчас технологии добиться такого результата? Доступны ли подобные температуры и материалы для горелки? Тема с рубинами очень уж мне в кассу, стать почти монополистом алмазов и рубинов было бы крайне неплохо. Впрочем я читал что французы много десятилетий, занимались данным вопросом и уже в 1880 году могли сплавлять маленькие рубины в один более крупный. Так рубинов у нас много в Британской Бирме, возят их мимо Южной Африки, и крупный, стоит намного дороже, чем несколько маленьких, так как встречается намного реже. Тема очень интересная, во всяком случае нудно будет войти инвестором в долю к французам, тем более что занимается сейчас этим вопросом у них всего пара тройка человек. В-третьих, алмазы и золото это очень хорошо, но сырье всегда намного дешевле готовых ювелирных изделий, в случае с алмазами так обработанный бриллиант может стоить в десять раз больше найденного камня. Естественно, что такие деньги дарить другим людям совсем не хочется, но сейчас ювелирное дело почти полностью монополизировано еврейской общиной. А может один человек бороться с целой системой? Нет, не может, и они меня обязательно выкинут из бизнеса. Так и произошло в реальной истории когда англичанин Родс монополизировал, добычу золота и алмазов в Южной Африке, а потом прошли годы и раз Де Бирс уже владеют не наследники Родса, а семья Опенгеймеров. Так что тут нужно быть крайне осторожным. Где еще взять ювелиров, в Индии? там они отстали на столетия, у них нет ни инструментов, ни оснастки. Достаточно вспомнить знаменитый алмаз "Шах", там отполировано всего четыре грани. А если стажировать индийских ювелиров в Европе? Но научатся ли чужие люди всему необходимому в практически семейном бизнесе? Что-то я сомневаюсь. Ладно, будем думать.

Но по факту бизнес-план из трех пунктов уже определен. Далее текущие заботы- я еду в Англию, порт Порсмут. Прямо как в песне- "когда воротимся мы в Порсмут…" А нужно мне будет добраться в центр алмазной торговли и ювелирного дела город Амстердам. Только там я смогу максимально дорого продать свои алмазы. Да и по остальным моим планам, мне там на континенте будет удобнее, а денег опять нет, от слова совсем. Остался пару маленьких алмазов, смогу ли я продать один в Портсмуте? Наверное, да, но дешевле чем хотелось. А вот закупаться на обратном пути мне лучше всего именно в Англии, сейчас это мировая фабрика, там все намного дешевле. Классический пример- английские фабричные ткани, они настолько дешевы, что даже привозя сырье для них через океан из США, Египта или Индии, выпушенные ткани были вне конкуренции по цене, с теми же индийскими, где полуголые ткачи работали практически за еду. И у индийцев их ткани выходили дороже, так что ткачам приходилось буквально умирать с голоду. Или же, как в сюжете Рабыни Изауры, действие которого происходит где-то в эти же годы. Дон Леонсио, разогнал свой ткацкий цех, потому что негритянки не могли заработать даже себе на хлеб, покупные ткани все равно обходились намного дешевле. Вот где сейчас деньги делаются- в промышленной революции, а я со своими знаниями здесь пролетаю мимо. Обидно.

Глава 37

Между там, мы все плывем и все еще жара, тропики. Палубу парохода то и дело поливают водой, но дерево быстро сохнет и издает сильный запах; смола, канат, железо, медь — и те под этими лучами пахнут. Особенно сильный запах издает загруженная шерсть, она тянет влагу из воздуха, и теперь весь корабль пропах запахом мокрой псины, которую к тому же окатили кипятком. Все бы терпимо, но боюсь, что все мои вещи впитаю данный запах, и его трудно будет вывести. Иногда рядом с кораблем в воде можно заметить акулу, а иногда счастливцы видят промелькнувшую лету чию рыбу. Тоска зеленая, хорошо, что хоть скоро одноименные острова! Узнал, что уголь для парохода загрузят в Порто-Прайя, это остров Святого Яго, наверное этого Яго признали святым, когда Отелло по его наущению задушил Дездемону, видно, что она была та еще штучка. Наконец таки, увидел разбросанные по горизонту тут и там большие и малые острова. При приближении самые близкие из островов вырастали бурыми массами а, самый близкий из них Сан-Яго напомнил мне ком красной глины. Прибой, буруны, песчаный пляж, а дальше утесы, утесы а между ними тот же песок в вперемешку с глиной, безрадостный пейзаж. Что у нас с зеленью? так кое-где по берегу клочками трава, дальше где расположен порт и городок из мазанок, виден тощий ряд кокосовых пальм. Как-то все печально и пусто, можно сказать голо, и опалено безжалостным солнцем. Острова вечного зноя и нехватки воды. Ладно, похоже, что можно сэкономить свои деньги и не ездить на берег — делать там как я вижу абсолютно не чего, хвосты собакам негры-островитяне покрутят и без меня. Пришли в порт, стали на якорь, смотрю, к нам плывет шлюпка. Оказалось, что к нам приехал чиновник, негр, в странном изукрашенном мундире. Он, расспросил о здоровье людей, потом об имени судна, о числе людей, о цели путешествия и всё это тщательно, но с большим трудом, высунув от усердия язык, записал в свою тетрадь. Я стоял подле него и смотрел, как он выводил свои каракули, видно нелегко далась ему грамота. Сейчас острова португальские, в порту должны быть чиновники португальцы, но нет по жаре послали негра, вот же, лентяи! Пароход забирает уголь в порту, думал, закупят свежих овощей, но нет, остров производит немного кофе, есть апельсины, но пока не сезон, не созрели. Но главный предмет экспорта островов — соль, которую здесь собирают в мелких заливах. Вот уж чего мне сейчас не нужно, и так от соленой воды все тело чешется, а приходится постоянно обливаться- жарко. Простояв под погрузкой день, на следующее утро мы ушли- впереди северные воды. Ну вот, мое желание исполнилось, этой ночью я озяб, переход от тепла к холоду был довольно существенным, но сейчас уже конец апреля, скоро теплый май. Мы продолжаем свое нескончаемое плавание, в пути проходит уже четвертая неделя, скорее бы уже приехать. Штормов мало, может, уложимся в тридцать пять дней? Приближаемся к европейским водам, ветерок уже струит прохладу, воздух свежий как будто ты где то далеко в степи. Кормят все так же отвратительно, хотя у меня разгулялся аппетит, и я уже привык пользоваться приборами во время качки, уже тридцать дней, тридцать два, тридцать пять, пока ничего. Поднялся крепкий, жесткий ветер, на палубе сидеть стало неуютно, вернулся в опостылевшую каюту. Наконец на тридцать девятый день все оживились, стали много времени проводить на палубе, что то высматривая впереди, я тоже смотрел и ничего не видел- все тоже море. Ладно, без меня все равно не приплывем, и смотрим весь день, а уже вечереет, пойду в каюту спать, время быстрей пройдет. Утром на сороковой день, я вышел на палубу и вдруг близенько увидел длинный, скалистый берег и пустые зеленые равнины. Здравствуй, Англия! На палубе я увидел лоцмана, в синей куртке, который должен был провести корабль в порт. Вот мы приближаемся, вижу, между двух холмов теснится куча домов, которые то скрывались, то появлялись из-за бахромы пены с набегающих волн: вершины холмов скрывало облако тумана. Портсмут, прибыли!


Оглавление

  • Глава 1
  • Глава 2
  • Глава 3
  • Глава 4
  • Глава 5
  • Глава 6
  • Глава 7
  • Глава 8
  • Глава 9
  • Глава 11
  • Глава 12
  • Глава 13
  • Глава 14
  • Глава 15
  • Глава 16
  • Глава 17
  • Глава 18
  • Глава 19
  • Глава 20
  • Глава 21
  • Глава 22
  • Глава 23
  • Глава 24
  • Глава 25
  • Глава 26
  • Глава 27
  • Глава 28
  • Глава 29
  • Глава 30
  • Глава 31
  • Глава 32
  • Глава 33
  • Глава 34
  • Глава 35
  • Глава 36
  • Глава 37