Циклы романов "Исаак Белл-Досье НУМА". Компиляция. Книги 1-12 [Клайв Касслер] (fb2) читать онлайн

Клайв Касслер Погоня (Исаак Белл — 1)

Посвящает Терри, Дирку и Дане.

Ни одного отца Господь не благословил более любящими детьми.

Призрак из прошлого

15 апреля 1950 года

Озеро Флетхед, штат Монтана

Он поднимался из глубин подобно жуткому морскому чудовищу мезозойской эры. Слой зеленых водорослей покрывал кабину и бойлер, а с ведущих колес, в восемьдесят один дюйм диаметром, стекал серо-коричневый донный ил и с шумом падал в холодные воды Флетхеда. Старинный паровоз, медленно поднимавшийся над поверхностью озера, на какое-то мгновенье завис в воздухе на тросах огромного крана, установленного на деревянной барже. Под окном кабины из-под слоя стекающего темного ила еще виднелся номер — 3025.

Номер 3025, построенный на паровозостроительном заводе «Болдуин» в Филадельфии штата Пенсильвания, вышел за ворота завода 10 апреля 1904 года. Паровоз класса «Пасифик», крупный локомотив с мощными ведущими колесами, мог перегонять десять стальных пассажирских вагонов на большие расстояния со скоростью до девяноста миль в час. Он получил известность как 4-6-2: четыре колеса впереди, сразу за предохранительной решеткой, шесть массивных ведущих колес под бойлером и два малых колеса, установленные под кабиной.

Команда баржи со священным ужасом наблюдала за тем, как крановщик, умело манипулируя рычагами, осторожно опустил древний паровоз на палубу. Под его тяжестью баржа осела в воду на три дюйма. Прошло не меньше минуты, прежде чем шесть человек пришли в себя и отцепили тросы.

— Он великолепно сохранился, хотя пробыл под водой почти пятьдесят лет, — пробормотал капитан старой, потрепанной спасательной баржи, почти такой же древней, как паровоз.

С тысяча девятьсот двадцатых годов ее использовали для землечерпательных работ на озере и окружающих его протоках.

Боб Кауфман был добродушным и веселым человеком с загорелым лицом. Он уже двадцать семь лет работал на барже. Теперь ему было семьдесят пять, и он мог бы давным-давно уйти на пенсию, но, пока компания по дноуглубительным работам не увольняла его, он собирался трудиться и дальше. Его представление о хорошей жизни не предполагало сидения дома за складыванием паззлов. Он смотрел на человека, стоявшего рядом с ним, который, похоже, был немного старше.

— Что скажешь? — спросил Кауфман.

Мужчина, высокий и все еще стройный, несмотря на то что ему было далеко за семьдесят, с копной седых волос, повернулся к нему. Он задумчиво разглядывал локомотив через сине-лиловые очки. Над верхней губой мужчины красовались огромные серебристые усы, словно посаженные туда много лет назад. Кустистые брови дополняли его портрет. Он снял дорогую панаму и носовым платком смахнул пот со лба.

Затем прошел к поднятому локомотиву, который теперь прочно стоял на палубе, и сосредоточенно уставился на кабину. Вода и ил стекали по её ступеням и растекались по палубе.

— Несмотря на грязь, — наконец произнес мужчина, — он всё ещё красив. Железнодорожный музей обязательно найдет деньги для его реставрации, чтобы выставить экспонат на всеобщее обозрение. Это всего лишь вопрос времени.

— Повезло, что местный рыбак потерял забортный мотор и, протралив дно, нашел локомотив. Иначе он мог бы простоять там еще полсотни лет.

— Да, это, несомненно, удача, — медленно сказал высокий человек с серебристой шевелюрой.

Кауфман подошел к паровозу и провел рукой над одним из огромных ведущих колес. На лице его промелькнуло сентиментальное выражение.

— Мой отец работал машинистом в компании «Юнион Пасифик», — тихо сказал он. — Он всегда говорил, что локомотив типа «Пасифик» — лучший из всех, которые ему пришлось водить. Он обычно разрешал мне посидеть в кабине, когда приводил поезд в депо. К локомотивам этого класса прицепляли, в основном, пассажирские вагоны, так как они развивали высокую скорость.

Над поверхностью холодных вод появилась платформа с командой водолазов в прорезиненных брезентовых костюмах. На водолазах красовались скафандры; их груди стягивали тяжелые ремни; ноги были обуты в специальные сапоги с брезентовым верхом, медными носами и свинцовыми подметками, вес которых составлял тридцать шесть фунтов. В общей сложности оснащение водолазов весило сто пятьдесят фунтов. Длинные шланги-пуповины вели к установленному на поверхности насосу, подающему водолазам воздух. Платформу подняли, она зависла перед палубой. Пока водолазы поднимались на баржу, вторая бригада, спустившись по трапу, заняла свое место на платформе, уже опускающейся в воды озера, еще покрытые льдинами долгой зимы Монтаны.

В толпе членов экипажа баржи — людей в рабочих комбинезонах и одежде, испачканной смазочным маслом, — стоял высокий мужчина в аккуратно отглаженных широких коричневых брюках, кашемировой куртке, из-под которой виднелся дорогой вязаный свитер, и молча наблюдал за происходящим. Туфли этого человека были начищены до блеска, который не утратил своего сияния на палубе, пропитанной нефтью и маслом, среди ржавых тросов.

Он долго рассматривал толстые слои ила на ступенях, ведущих в кабину, затем повернулся к Кауфману.

— Давай приставим лестницу и поднимемся внутрь.

Кауфман отдал приказ рабочему из команды баржи. Вскоре появилась стремянка, ее приставили к выступу пола кабины сразу за сиденьем машиниста. Первым поднялся начальник спасательных работ, за ним последовал пожилой наблюдатель. Вода лилась с крыши как из ведра, а, когда открыли дверь топки, на металлический пол хлынул растворившийся уголь вперемешку с донным илом.

Сначала показалось, что кабина пустая. Клапаны, трубы и рычаги, установленные над бойлером, покрылись тиной. Грязь и ил на полу кабины были по щиколотку, но высокий спокойный наблюдатель, похоже, не замечал, что его туфли полностью погружались в это месиво. Наклонившись, он изучал три кучи, возвышающиеся, словно небольшие холмики на болоте.

— Машинист и кочегар, — объявил он.

— Думаешь?

Он кивнул:

— Уверен. Машинист — Лей Хант. У него была жена и двое детей, сейчас они уже зрелые люди. Кочегар — Роберт Карр. Он собирался жениться после рейса.

— А кто был третьим?

— Его звали Абнер Уид. Он заставил Ханта и Карра вести поезд, приставив им пистолет к затылку.

— У них неприятный вид, — пробормотал Кауфман с отвращением. — Странно, что они не превратились в скелеты.

— От них ничего не осталось бы, если бы они умерли в соленой воде, но холодная пресная вода озера Флетхед сохранила их. То; что ты видишь, представляет собой жировую ткань. Со временем при погружении в воду она разлагается, придавая телу восковой вид, — это называется омылением.

— Нам нужно вызвать сюда шерифа и коронера.

— Это приведет к задержке операции? — спросил незнакомец.

Кауфман отрицательно покачал головой.

— Нет. Это не вызовет никаких задержек. Как только водолазы закрепят подъемные тросы, мы поднимем угольный тендер.

— Мне важно посмотреть, что находится в прицепленном вагоне.

— Посмотришь. — Кауфман взглянул на мужчину, тщетно пытаясь прочитать его мысли. — Для упрощения дела мы сначала разберемся с тендером. Если мы не отцепим вагон от тендера, то последствия могут оказаться катастрофическими. Он, должно быть, не такой тяжелый, как локомотив, но, если мы не будем соблюдать все меры предосторожности, он может рассыпаться на части. Это значительно осложнит операцию. К тому же передняя часть багажного вагона наполовину похоронена под тендером.

— Это не багажный вагон. Это крытый товарный вагон.

— Откуда ты знаешь?

Наблюдатель не ответил.

— Подними сначала угольный тендер. Ты отвечаешь за операцию.

Кауфман пристально рассматривал безобразные кучки, которые некогда были людьми.

— Как они попали сюда? Почему поезд оставался ненайденным посреди озера все эти годы?

Высокий мужчина осматривал голубую гладь.

— Сорок четыре года назад здесь бы паром, на котором перевозили через озеро железнодорожные вагоны с лесоматериалами.

— Всё это очень странно, — медленно произнес Кауфман. — Газеты и чиновники компании «Саузерн Пасифик» сообщали, что поезд похищен. Насколько я помню, это произошло 21 апреля 1906 года.

Старик улыбнулся.

— Такую информацию распространяла компания. Поезд не был похищен. Железнодорожного диспетчера подкупили, чтобы он зафрахтовал паровоз.

— Наверное, в товарном вагоне было что-то ценное, за что можно было убить, — сказал Кауфман. — Например, груз золота.

Старик кивнул.

— Ходили слухи, что в поезде везли золото. Но на самом деле это было не золото, а твердая валюта.

— Сорок четыре года, — медленно сказал Кауфман. — Слишком большой срок для поезда, пропавшего без вести. Возможно, деньги по-прежнему в вагоне.

— Возможно, — ответил высокий мужчина, глядя в сторону горизонта на что-то, видимое только ему одному. — Может быть, мы получим ответы, когда попадем внутрь.

Безжалостный бандит

Глава 1

10 января 1906 года

Бисби, штат Аризона

Любой, увидев старого пьянчужку, который, шатаясь, медленно брел в тот день по Мун-авеню города Бисби, мог бы ошибочно принять его за того, кем он никогда не был, — за человека, рано состарившегося на работах в шахтах, расположенных в горах возле города. Рубашка на нем была грязная, от бродяги исходил запах человека, который забыл, когда он мылся. Одна лямка подтяжек порвалась, поношенные брюки заправлены в потрепанные, дырявые сапоги, которые давным-давно пора выбросить на свалку.

Нечесаные грязные волосы падали на плечи и путались с нестриженой бородой, доходившей до середины груди. Темно-карие глаза казались почти черными. Они были холодными и свирепыми. Руки, никогда не знавшие ни кирки, ни лопаты, скрывали рабочие перчатки.

Под мышкой у бродяги болтался старый джутовый мешок, казавшийся пустым. Как это ни невероятно, но на дряхлой ткани осталась надпись: «Компания „Дуглас Фид и Грейн“, Омаха, штат Небраска».

На углу Мун-авеню и Тумстоун-Каньон-роуд старик, пошатываясь, остановился перед скамейкой и сел на нее. Позади находился салун, который сейчас был почти пуст: в это время большинство его завсегдатаев усердно трудились на шахтах. Люди, идущие мимо за покупками в магазины, почти не обращали на бродягу внимания, изредка бросая быстрый взгляд, выражавший лишь отвращение. Когда они проходили мимо него, он вытаскивал из кармана брюк бутылку виски, жадно пил, потом закрывал ее и возвращал на место. Никому не могло бы прийти в голову, что в бутылке не виски, а чай.

Стояла теплая для июня погода. Возможно, температура поднялась выше девяноста градусов. Он устроился поудобнее и осмотрел улицы. Мимо проехала конка, запряженная дряхлыми лошадьми. Электрических трамваев в Бисби еще не было. По улицам, в основном, ездили вагоны конки или кабриолеты. В городе существовало несколько автомобилей и грузовиков для доставки товаров, но ни одного из них не было видно.

Бродяга знал о городе вполне достаточно: основан в 1880 году и назван в честь судьи Уитта Бисби, одного из инвесторов медного рудника «Копер куин майн». Город довольно внушительного размера, численность населения — двадцать тысяч человек; один из крупнейших городов между Сан-Франциско и Сент-Луисом. Несмотря на то что семьи многих шахтеров ютились в деревянных лачугах, основной доход городу приносили салуны и небольшая армия проституток.

Голова бродяги упала на грудь; он стал похож на уснувшего пьяницу. Но это была игра. Он чутко воспринимал каждое движение вокруг. Время от времени он бросал взгляд на Национальный банк Бисби, расположенный напротив. Он с интересом наблюдал из-под полуопущенных век за тем, как к банку подъехал грузовик с цепным приводом и массивными колесами. В нем был всего один охранник, который вышел из грузовика и понес в банк огромный мешок с только что напечатанными банкнотами. Через несколько минут он вдвоем с кассиром вынес из дверей банка тяжелый сундук, который погрузили в кузов.

Бродяге было известно, что это груз золота, добытого на местных шахтах, весом в три миллиона унций. Но его привлекало не золото. Оно было слишком тяжелым, а вся операция — слишком рискованной для одного человека. В Бисби его привели наличные деньги, а не хваленый желтый металл.

Он наблюдал за тем, как грузовик уехал, а из банка вышли два человека, в которых он узнал охранников из службы безопасности гигантской компании «Фелпс Додж майнинг». Охранники доставили наличные деньги, предназначенные для выдачи зарплаты рабочим и служащим горной компании. Бродяга улыбнулся про себя: активы Национального банка Бисби поднялись на новый уровень.

В течение почти двух недель он следил за людьми, входившими в банк и выходившими из него, чтобы легко узнавать их. Он также отмечал время их прихода и ухода. Теперь, понимая, что в банке нет никого, кроме кассира и управляющего, он посмотрел на часы и удовлетворенно кивнул сам себе.

Неторопливо старый бродяга поднялся со скамьи, потянулся и, перекинув через плечо пустую джутовую сумку, засеменил через улицу к банку. Перед самым входом его совершенно неожиданно обогнала женщина. Она окинула его презрительным взглядом и вошла внутрь. Это нарушало его планы, но он решил сразу разобраться с посетительницей, а не ждать. Он осмотрел улицу и последовал за ней в банк.

Бродяга закрыл дверь. Кассир находился в хранилище, женщина ждала его. Грабитель достал из сапога автоматический «кольт» тридцать восьмого калибра модели 1902 года, ударил стволом «кольта» женщину по затылку и шее и с отрешенным видом проследил, как она медленно осела на деревянный пол. Всё произошло так неожиданно и бесшумно, что управляющий банком, находившийся в своем офисе, ничего не услышал и не увидел.

Теперь пьяница-шахтер, внезапно превратившийся в грабителя, ловко перепрыгнул через стойку, вошел в офис и приставил дуло «кольта» к голове управляющего.

— Малейшее сопротивление — и ты умрешь на месте, — сказал он тихим, но решительным голосом. — А теперь позови кассира.

Лысый толстый управляющий банком смотрел на него расширившимися от испуга карими глазами. Без лишних вопросов он крикнул:

— Рой, иди сюда!

— Сейчас приду, мистер Касл, — отозвался Рой из хранилища.

— Скажи ему, чтобы оставил открытыми двери хранилища, — тихо сказал грабитель.

— Рой, не закрывай двери в хранилище, — добавил Касл, скосив глаза на «кольт», приставленный к его лбу.

Рой вышел из хранилища с гроссбухом под мышкой. Он не мог заметить женщину, лежащую без сознания под стойкой. Ничего не подозревая, он вошел в офис Касла и застыл на месте, увидев грабителя, который приставил пушку к голове босса. Бандит отвел ствол «кольта» от головы Касла и указал дулом на хранилище.

— Вы оба, — спокойно сказал он, — туда.

О сопротивлении не могло быть и речи. Касл поднялся из-за стола и первым направился в хранилище; грабитель быстро подошел к окну, чтобы проверить, не идет ли кто-нибудь в банк. На улице всё было спокойно; несколько женщин шли за покупками, мимо проезжал фургон с пивом.

Хранилище было хорошо освещено: со стального потолка свисала лампа Эдисона. Кроме сундука, в котором хранилось золото, здесь находились полки, заполненные стопками долларов, — в основном, зарплата рабочих горных компаний. Грабитель бросил джутовую сумку кассиру.

— Отлично, Рой, положи сюда все зеленые, которые у вас тут есть.

Рой дрожащими руками начал сгребать стопки долларов различного достоинства в сумку. К тому времени, когда он закончил, сумка растянулась до предела и стала похожа на мешок, набитый грязным бельем, приготовленным для прачечной.

— Теперь ложитесь на пол, — приказал грабитель.

Касл и Рой, полагая, что грабитель сейчас уйдет, растянулись на полу, сложив руки за головой. Грабитель достал из кармана толстый шерстяной шарф, обернул им дуло «кольта», затем по очереди выстрелил в голову каждому из них. Звук напоминал скорее два громких хлопка, чем резкий треск выстрела. Без малейших колебаний он взвалил сумку на плечо и вышел из хранилища, не оглядываясь.

К сожалению, он еще не закончил. Женщина под стойкой стонала и пыталась приподняться на локтях. С откровенным безразличием он наклонился, опустил пистолет и выстрелил ей в голову точно так же, как банкиру и кассиру. Никаких угрызений совести, ни малейшего намека на сострадание. Его совершенно не интересовало, остались ли у них семьи. Он хладнокровно убил трех беззащитных людей, не проявляя к ним никакого интереса, точно так, как если бы раздавил муравьев.

Грабитель задержался, стараясь найти одну из гильз, которая, как ему послышалось, выпала из шарфа, намотанного на дуло «кольта». Но ее было не видно. Прекратив поиски, он осторожно вышел из банка, с удовлетворением думая о том, что никто не слышал приглушенных выстрелов.

С перекинутой через плечо джутовой сумкой, раздувшейся от банкнот, мужчина пошел по узкой улочке позади банка. Войдя в небольшую нишу под лестницей, где его никто не мог увидеть, он снял с себя грязную потрепанную одежду, парик и бороду и бросил всё это в небольшой саквояж. Теперь он оказался в дорогом костюме великолепного покроя, с котелком, надетым набекрень, на аккуратно причесанных рыжих волосах. Он надел галстук и завязал его, а потом в тот же саквояж бросил потрепанные сапоги. Он не был высоким: толстые подметки и каблуки увеличивали его рост почти на два дюйма. Мужчина надел кожаные туфли. И только теперь взялся за большой чемодан, спрятанный вместе с мотоциклом «харлей-дэвидсон» под брезентом. Поглядывая то и дело на небольшую улочку, переложил всю огромную кучу долларов из джутового мешка в чемодан, который привязал к багажнику над задним колесом мотоцикла. Саквояж со своим камуфляжем он привязал к переднему багажнику.

В этот момент мужчина услышал крики, доносившиеся с Тумстоун-Каньон-роуд. Кто-то обнаружил в банке тела. Спокойно, не торопясь, грабитель вытащил мотоцикл и включил одноцилиндровый двигатель объемом двадцать пять кубических дюймов и мощностью в три лошадиных силы. Перебросил ногу через сиденье и поехал по пустынной улочке к железнодорожному вокзалу. Он проехал, никем не замеченный, вдоль запасных путей, где стоял товарный поезд.

Он великолепно рассчитал время.

Через какие-то пять минут товарный поезд ушел бы обратно на главную линию и направился в сторону Тусона. Оставаясь не замеченным машинистом и тормозным кондуктором, которые тащили огромный шланг из деревянной цистерны в тендер, чтобы набрать воды для получения пара, мужчина достал из кармана жилета ключ и открыл висячий замок на двери крытого товарного вагона с надписью: «Мебельная компания О'Брайна, Денвер». Он отодвинул раздвижные двери. Наличие крытого товарного вагона в это время и в этом месте не было простым совпадением. Действуя в качестве фиктивного представителя такой же фиктивной мебельной компании О'Брайна, он расплатился наличными за то, чтобы его прицепили к товарному поезду, следующему по маршруту из Эль-Пасо штата Техас в Тусон штата Аризона и проходящему через Бисби.

Он снял широкую доску, прикрепленную скобами к стенке крытого товарного вагона, и использовал ее в качестве пандуса, чтобы погрузить мотоцикл в вагон. Затем быстро задвинул дверь и через небольшое отверстие вернул на место висячий замок; в этот момент прозвучал свисток паровоза, и поезд тронулся с запасного пути на главный.

Снаружи крытый товарный вагон имел точно такой же вид, как любой другой, которым пользовались уже несколько лет. Краска на деревянных стенах выцвела и кое-где облупилась. Но его внешний вид был обманчивым. Даже замок на двери, заставлявший думать, что вагон надежно закрыт, был фальшивкой. Однако самый большой обман скрывался внутри. Вагон был роскошно и изысканно отделан и изящно меблирован, как любой личный вагон, принадлежащий президенту железнодорожной компании. Стены и потолок обшиты панелями красного дерева. На полу толстый ковер. Богатая гостиная, королевская спальня, современная кухня с новейшими приборами для приготовления блюд для гурманов.

Не было ни слуг, ни проводников, ни поваров.

Этот мужчина работал один, без помощников. Никто ничего не знал о его таинственных операциях в качестве грабителя банков и убийцы. Даже железнодорожный вагон был построен в Канаде, а потом его секретно переправили через границу в Соединенные Штаты.

Грабитель удобно расположился на плюшевом кожаном диване, откупорил бутылку «Бордо» 1884 года, охлажденную в ведерке со льдом, и налил себе бокал.

Он знал, что шериф города сможет быстро отправить отряд полицейских. Но они будут искать старого бродягу, бывшего шахтера, в пьяном виде совершившего убийства. Полицейские рассредоточатся, ведя поиски по всему городу, в полной уверенности, что он слишком беден, чтобы иметь лошадь. Никто из жителей города никогда не видел, чтобы он ехал верхом или правил запряженным кабриолетом.

Чрезвычайно довольный собой, он медленно пил вино из хрустального бокала и изучал содержимое своего кожаного чемодана. «Это пятнадцатый или шестнадцатый успешный грабеж?» — размышлял он. Никогда он не вспоминал о тридцати восьми мужичинах, женщинах и детях, которых убил. По его прикидкам зарплата горняков составляла 325 ООО или 330 ООО долларов. Большинство грабителей никогда не могут точно определить похищенную сумму. Но для него это не составляло труда, так как он сам был банкиром.

Шериф, его помощник и отряд полицейских никогда не найдут грабителя-убийцу. Он словно растворился в воздухе. Никому и в голову не придет заподозрить мужчину, одетого с иголочки, который проехал по городу на мотоцикле.

Ужасное преступление останется одной из неразгаданных тайн города Бисби.

Глава 2

15 сентября 1906 года

Река Миссисипи ниже Ганнибала,

штат Миссури

В начале двадцатого столетия движение пароходов на реке Миссисипи стало приходить в упадок. Но некоторые пассажирские суда продолжали пользоваться популярностью. «Святой Петр», один из последних огромных пассажирских пароходов, выдержал натиск и конкуренцию железных дорог. Пароход длиной двести пятьдесят футов и шириной семьдесят пять футов был великолепным образцом величественной элегантности: округлые лестницы по бокам, обитые плюшем пассажирские каюты, прекрасная главная столовая, изысканная еда. Изящные салоны для леди, украшенные зеркалами и живописными полотнами помещения для мужчин, где они могли курить свои сигары и играть в карты.

Карточные игры на борту пароходов, плывущих по реке, печально славились участием в них шулеров. Многие пассажиры сходили на берег, став значительно беднее по сравнению с тем, какими они поднимались на борт.

За одним столом в игровом зале на борту «Святого Петра» в тихом уголке подальше от главного стола два игрока наслаждались игрой, в которой на руки сдается по пять карт.

На первый взгляд казалась, что идет обычная игра, но при ближайшем рассмотрении оказывалось, что на столе, покрытом зеленым сукном, нет фишек.

Джозеф Ван Дорн спокойно изучал карты, которые были у него на руках, перед тем как положить на стол две из них.

— Как славно, что мы занимаемся этим не из-за денег, — улыбаясь, сказал он, — иначе я был бы должен тебе восемь тысяч долларов.

Полковник Генри Дензлер, начальник департамента криминальных расследований правительства Соединенных Штатов, улыбнулся в ответ.

— Если бы ты играл так же нечестно, как я, мы были бы в равном положении.

Ван Дорн был приятный человек, которому недавно перевалило за сорок. Его щеки и подбородок скрывались под великолепными бакенбардами и бородой, а то, что осталось от его шевелюры, окаймляло лысый купол. Он обладал благородным римским профилем, взгляд его карих глаз был печальным и меланхоличным, но вид и манеры этого человека были обманчивы.

Родившийся в Ирландии, он носил имя, известное всем в стране, благодаря его целеустремленному выслеживанию убийц, грабителей и других преступников. Криминальный подпольный мир того времени знал, что он будет преследовать их до конца времен. Основатель и шеф знаменитого детективного агентства Ван Дорн и его агенты предотвратили ряд политических заказных убийств, поймали многих опасных преступников и помогли организовать первое тайное агентство в стране.

— Но всё равно ты заработал больше очков, чем я, — любезно ответил он.

Дензлер, громадный человек, весил более трехсот фунтов, но двигался легко, как тигр. Его волосы цвета соли с перцем, безукоризненно подстриженные и причесанные, блестели в лучах света, проникающего через большие иллюминаторы парохода. Казалось, что его сине-зеленые глаза с мягким блеском анализируют и запоминают всё, что происходит вокруг.

Он, ветеран и герой испано-американской войны, брал Сан-Хуан-Хилл вместе с капитаном Джоном Першингом и его черными «солдатами Буффало» десятого кавалерийского эскадрона, отличился на Филиппинах, сражаясь с мусульманами, живущими на юге страны. После того как конгресс утвердил учреждение государственного департамента криминальных расследований, президент Рузвельт просил его стать первым начальником этого департамента.

Дензлер открыл крышку больших карманных часов и пристально посмотрел на циферблат.

— Твой человек опаздывает на пять минут.

— Исаак Белл — мой лучший агент. Он, как всегда, вероятно, ловит кого-нибудь, может, женщину. Если он опаздывает, то обязательно существует важная причина.

— Говоришь, это он арестовал наемного убийцу Рамоса Келли раньше, чем тот успел застрелить президента Рузвельта?

Ван Дорн кивнул.

— Он окружил банду Бартона в Миссури. Застрелил троих, а двое оставшихся сдались.

Дензлер пристально изучал знаменитого детектива.

— И, ты полагаешь, он остановит грабителя банков?

— Если кто-то и может остановить убийцу, то это Исаак.

— Каково положение его семьи?

— Семья очень богатая, — ответил Ван Дорн. — Его отец и дед были банкирами. Тебе приходилось слышать о Бостонском банке?

Дензлер кивнул:

— У меня есть сведения об этом.

— Исаак очень богат. Его дед оставил ему в своем завещании пять миллионов долларов, думая, что Исаак когда-нибудь займет его место главы банка. Но этого так и не произошло. Исаак предпочел банковскому делу работу детектива. Я счастлив, что он работает у меня.

Дензлер заметил тень на своей руке. Он обернулся: на него смотрели голубые глаза с легким фиолетовым оттенком, глаза, которые, кажется, пытались увидеть то, что находится за горизонтом. Этот взгляд гипнотизировал, проникая в самые сокровенные мысли Дензлера.

Дензлер был способен оценить человека так же точно, как он мог оценить лошадь. Пришедший, высокий и худощавый, ростом более шести футов, весил около ста семидесяти пяти фунтов. Дензлер предположил, что этому человеку лет тридцать. Большие соломенные усы над верхней губой хорошо сочетались с густыми аккуратно подстриженными светлыми волосами. Руки с длинными подвижными пальцами были как будто небрежно опущены вниз. Он производил впечатление серьезного человека. Полковник решил, что стоящий перед ним всегда вникает в самую суть и не выносит глупцов или пустые разговоры и неискреннее поведение. У него был мужественный подбородок и решительные губы, которые сейчас растянулись в дружеской улыбке.

Одет пришедший был безупречно, белый льняной костюм сидел на нем без единой морщинки. Из левого кармана жилета свисала тяжелая золотая цепь, тянувшаяся к большим золотым часам в правом кармане. Шляпа с неглубокой тульей и широкими полями хорошо сидела на голове. Дензлер мог бы назвать его щеголем, но элегантный вид портили поношенные кожаные сапоги, которые, похоже, много часов провели в стременах. Белл принес пустой саквояж и поставил его возле стола.

— Полковник Дензлер, — сказал Ван Дорн, — это тот человек, о котором я говорил тебе, Исаак Белл.

Дензлер протянул руку, но не встал со стула.

— Джо сказал мне, что ты всегда занят тем, что ловишь кого-нибудь.

Белл слегка улыбнулся.

— Боюсь, мистер Ван Дорн преувеличивает. Опоздал на десять минут, когда Буч Кэссиди и Гарри Лонгбауф отправились в Аргентину из Нью-Йорка три года назад. Их судно вышло из дока раньше, чем я смог арестовать их.

— Сколько агентов или офицеров правоохранительных органов было с тобой?

Белл пожал плечами.

— Предполагал сделать всё сам.

— Кажется, Лонгбауф был Сандэнс Кид? — спросил Дензлер.

Белл кивнул.

— Он получил это прозвище, когда пытался украсть лошадь в Сандэнс, Вайоминг. Его схватили, и восемнадцать месяцев он провел в тюрьме.

— Разумеется, ты не предполагал, что возьмешь их без боя.

— Думаю, правильнее сказать: ожидал, что они окажут сопротивление, — сказал Белл, не объясняя, каким образом ему удалось схватить бывших членов бесславной группировки Уайлд Банч.

Ван Дорн устроился в кресле поудобнее, никак не комментируя сказанное, и бросил на полковника довольный взгляд.

— Почему ты не садишься, мистер Белл, и не присоединяешься к нашей незамысловатой игре?

Белл вопросительно посмотрел на пустой стол, затем перевел взгляд на Дензлера.

— Но у вас нет фишек.

— Просто небольшая дружеская партия, — сказал Ван Дорн, перемешивая колоду карт и раздавая на троих. — Пока что я должен полковнику восемь тысяч долларов.

Белл сел; вопросительный взгляд сменился понимающим. Игра была просто предлогом. Его шеф и полковник сидели в углу далеко от остальных игроков и делали вид, что всерьез поглощены игрой. Он положил шляпу на колени, взял свои карты и притворился, что глубоко задумался.

— Ты знаешь о серии грабежей и убийств в банках, происходивших в западных штатах в течение последних двух лет? — спросил Дензлер.

— Только по рассказам, — ответил Белл. — Мистер Ван Дорн загружал меня другой работой.

— Что тебе известно об этих преступлениях?

— Только то, что грабитель убивает всех, кто находится в банке во время ограбления, исчезает, как привидение, и не оставляет после себя никаких улик, которые указывали бы на то, что преступление совершил он.

— Что-нибудь еще? — спросил Дензлер.

— Кем бы он ни был, — ответил Белл, — он очень хорош. Ни одной ниточки, ни одного намека в расследованиях. — Он сделал паузу и пристально посмотрел на Ван Дорна. — Меня пригласили сюда именно по этому поводу?

Ван Дорн кивнул.

— Мне хотелось бы, чтобы ты возглавил это дело как главный следователь.

Белл положил карту, взял ту, что скинул Дензлер, и вложил ее в карты, которые он веером держал в левой руке.

— Ты левша, мистер Белл? — спросил Дензлер просто из любопытства.

— Нет. На самом деле я правша.

Ван Дорн тихо рассмеялся.

— Исаак может достать короткоствольный крупнокалиберный пистолет, спрятанный у него в шляпе, прицелиться и спустить курок быстрее, чем ты моргнешь.

Уважение Дензлера к Беллу росло. Он скинул пиджак, и все увидели автоматический короткоствольный крупнокалиберный «кольт» 1903 года.

— Верю Джо на слово, но было бы интересно проверить…

Дензлер не успел еще закончить предложение, как обнаружил, что на него направлены два дула.

— С возрастом ты стал медлительнее, — сказал Ван Дорн. — Либо ты очень увлекся.

— Должен признать, что он действует стремительно, — сказал Дензлер, явно потрясенный.

— В каком офисе я буду работать? — спросил Белл Ван Дорна, убирая свой пистолет обратно в шляпу, в небольшой карман внутри тульи.

— Преступления совершены на территории, тянущейся от Плейсервилля в Калифорнии на западе до Терлингуа в Техасе на востоке, — ответил Ван Дорн. — И от Бисби в Аризоне на юге до Боузмена в Монтане на севере. Думаю, что тебе лучше действовать в центре.

— Значит, это Денвер.

Ван Дорн кивнул.

— Как тебе известно, у нас там есть офис с шестью опытными агентами.

— С тремя из них я работал три года назад, — сказал Белл. — Кертис и Ирвин хорошие солдаты.

— Да, совсем забыл, — спохватился Ван Дорн. — Должен добавить, полковник, что Исаак арестовал Джека Кетчума, которого потом повесили за два убийства, совершенных во время ограбления поезда.

Он сделал паузу и достал из-под стола саквояж, такой же, как тот, который Белл принес в игорный салон. Затем Белл передал свой пустой саквояж Ван Дорну.

— Внутри ты найдешь отчеты обо всех преступлениях. Каждое из них завело нас в тупик.

— Когда начинать?

— На следующей пристани, Кларксвилл, ты попрощаешься с нами и сядешь на первый поезд в Индепенденс. Прибыв туда, получишь билет на экспресс компании «Юнион Пасифик» до Денвера. Можешь изучить и проанализировать все мельчайшие улики и данные, собранные нами. После прибытия ты приступишь к охоте на мерзавца.

В карих глазах Ван Дорна появилось выражение злости и безысходности.

— Прости, я не предоставил тебе возможности собраться как следует, когда ты уезжал из Чикаго, но я хочу, чтобы ты приступил к работе по возможности быстрее.

— Не беспокойтесь, сэр, — ответил Белл с едва заметной улыбкой. — К счастью, я заранее упаковал два чемодана.

Ван Дорн непроизвольно поднял брови.

— Ты знал?

— Скажем, смог догадаться.

— Информируй нас о своей охоте на преступника, — сказал Дензлер. — Если потребуется помощь правительства, я сделаю всё, что в моих силах.

— Благодарю, сэр, — ответил Белл. — Свяжусь с вами, как только подойду вплотную к разрешению проблемы.

Ван Дорн сообщил:

— Я буду работать в офисе в Чикаго. Но так как трансконтинентальная телефонная служба еще не действует из Сент-Луиса через прерии до Денвера и дальше за Калифорнией, тебе придется сообщать мне о своих успехах по телеграфу.

— Если таковые будут, — саркастически пробормотал Дензлер. — Ты выступишь против лучшего криминального ума, на который способна наша страна.

— Обещаю, что буду работать без отдыха, пока не поймаю человека, виновного во всех этих ужасных преступлениях.

— Желаю удачи, — искренне произнес Ван Дорн.

— Возвращаясь к игре, — заговорил Дензлер, с удовлетворением выкладывая свои карты на зеленое сукно, — у меня три дамы.

Ван Дорн пожал плечами и бросил свои карты на стол.

— Выиграл у меня?

— А ты, мистер Белл? — спросил Дензлер с лукавой усмешкой.

Исаак Белл медленно выкладывал свои карты на стол одну за другой.

— Все карты одной масти, — сказал он, словно это было в порядке вещей.

Затем без лишних слов поднялся и быстро вышел из салона.

Глава 3

Поздним утром мимо кладбища возле города Риолит в штате Невада, проехал фургон, запряженный двумя мулами. Вокруг могил стояли простые деревянные ограды, а имена покойных были начертаны на таких же простых деревянных табличках. Было много имен детей, скончавшихся от тифа или холеры, не вынесших тяжелой жизни семей в шахтерском городке.

Июльская жара в пустыне Мохаве была просто невыносимой. Возница фургона сидел под ветхим зонтом, установленным на сиденье. Черные волосы ниспадали на шею, почти касаясь плеч. Голову путника защищало мексиканское сомбреро. Его глаза скрывались за синими стеклами очков, носовой платок защищал от пыли, поднимаемой копытами мулов, нижнюю часть лица. Трудно, почти невозможно было определить его телосложение, потому что он сидел сгорбившись.

Проезжая по городку, он с интересом разглядывал дом, построенный из многих тысяч выброшенных из салуна пивных бутылок, скрепленных глиной. Дно бутылок смотрело наружу, горлышки — внутрь. Зеленое стекло окрашивало внутреннюю часть светом, внушающим суеверный страх.

Он подъехал к железной дороге и направил своих мулов по тропе, идущей параллельно рельсам, поверхность которых блестела под лучами слепящего солнца подобно узким двойным зеркалам. Эта железная дорога принадлежала компании «Лас-Вегас и Тонопа» и проходила прямо по самой середине городка.

Фургон медленно проехал мимо восьмидесяти железнодорожных вагонов, стоявших на запасных путях под разгрузкой. Потом пустые вагоны загружали рудой, отправляемой на заводы. Возница бросил взгляд на крытый товарный вагон, присоединенный к составу. Надпись на стене гласила: «Мебельная компания О'Брайна, Денвер». Возница взглянул на циферблат дешевых карманных часов — у него не было ничего, что позволило бы установить его личность, — и отметил, что в ближайшие сорок четыре минуты этот поезд не отправится по расписанию в Лас-Вегас.

Проехав еще четверть мили, он подъехал к железнодорожной станции Риолит. Массивное здание, сложенное из камня, добытого в Лас-Вегасе, представляло собой смесь готики и испанского стиля. Перед платформой стоял пассажирский поезд, прибывший из Сан-Франциско. Пассажиры уже вышли, кондукторы навели порядок в вагонах, и теперь в поезд садились люди, направляющиеся на побережье.

Возница добрался до центра города; здесь царили суматоха и оживление. Он обратил внимание на большое торговое заведение, магазин «Г. Д. и Л. Д. Портер». Под этим знаком над центральным входом красовался плакат, гласивший: «Мы продаем всё, кроме виски».

Золотая лихорадка 1904 года привела к появлению небольшого, но важного городка с массивными зданиями, построенными на века. К 1906 году Риолит представлял собой уже процветающее сообщество численностью более шести тысяч человек. Палаточный городок быстро превратился в деловой город, который должен был добиться многого в отдаленном будущем.

Здания, построенные из камня и бетона, придавали небольшому Риолиту вид главного города южной Невады. Появился пятиэтажный банк — прекрасное здание, внушающее мысль о достатке. На расстоянии в полквартала возвышалось четырехэтажное каменное офисное здание.

В городе имелось почтовое отделение, оперный театр, больница на двадцать коек, комфортабельные гостиницы, две церкви, три банка и большая школа. Риолит, в соответствии с современными требованиями, мог похвастаться телефонной линией и собственной электростанцией. В городе был процветающий район красных фонарей, сорок салунов и восемь танцевальных залов.

Мужчину, управлявшего фургоном, не интересовало ничто из того, что мог предложить город, кроме активов банка «Джон С. Кук». Ему было известно, что в сейфе банка может храниться более миллиона долларов в серебряных монетах. Но значительно легче унести наличные деньги, предназначенные для выдачи зарплаты горнякам, однако всё же он должен взять хотя бы одну серебряную или золотую монету. По его подсчетам, зарплата служащих восьмидесяти пяти компаний, занимающихся разработкой полезных ископаемых в окружающих холмах, была весьма значительной.

Как обычно, он всё хорошо спланировал. Остановился в пансионе для горняков и неоднократно появлялся в банке Кука, чтобы положить небольшие суммы на счет, открытый на вымышленное имя. Ему удалось быстро завязать дружеские отношения с управляющим банка, который полагал, что новый человек в городе — горный инженер. Внешний вид мужчины изменился: сейчас у него был черный парик, черные усы и борода Ван Дейка. Он прихрамывал, что, как он объяснял, было вызвано несчастным случаем в шахте. Такой камуфляж оказался безупречным для получения необходимых сведений: как горожане ведут банковские дела, когда в банке совершается меньше всего операций.

Однако, когда в своем фургоне, запряженном мулами, он направился к банку Кука, из горного инженера он превратился в извозчика, доставляющего товары на шахты, работающего по найму неполный рабочий день. Он стал похож на любого из городских извозчиков, стремящихся добыть средства к существованию в испепеляющей летней жаре пустыни. Он запряг мулов в самом дальнем конце конюшни. Убедившись, что никто не наблюдает за ним, поднялся на козлы и привязал к ним манекен, одетый точно так же, как он. Затем он повел мулов в направлении Бродвея, главной улицы города. Перед бетонированной дорожкой у входа в банк он сильно хлестнул мулов. Они понеслись по улице через главный район города вместе с фургоном; манекен, точная копия возницы, сидел на козлах прямо и держал вожжи.

Затем мужчина стал наблюдать, не направляется ли в банк кто-нибудь из клиентов. Но ни один человек не шел туда. Он посмотрел на пятиэтажное здание, взглянул на окна верхнего этажа с рекламой врача, начертанной золотистой краской. Другая вывеска, на которой была изображена рука, указывающая вниз, сообщала о том, что городское почтовое отделение находится на цокольном этаже.

Мужчина вошел в банк и осмотрел вестибюль. Здесь никого не было, не считая человека, направлявшегося к выходу. Клиент получил свои деньги у кассира и вышел из банка, не взглянув на незнакомца.

«Вот прошел счастливый человек», — подумал грабитель.

Если бы посетитель обратил на него внимание, его судьба была бы решена. Грабитель никогда не оставлял ни единого человека, который мог запомнить какую-то деталь его внешности. Всегда же оставалась вероятность, хотя и очень незначительная, что кто-нибудь может увидеть то, что скрывалось под его камуфляжем.

Из разговоров в салунах он узнал, что управляющий банком представляет целую компанию владельцев самых больших шахт региона, таких как шахта Монтгомери-Шошони, первоначальный капитал которой составлял почти два миллиона долларов.

«Пока всё идет очень хорошо», — подумал грабитель, перепрыгивая через стойку и приземляясь перед остолбеневшим от неожиданности кассиром. Он достал свой автоматический пистолет из сапога и приставил дуло к голове кассира.

— Не двигайся и не помышляй о том, чтобы наступить на тревожную кнопку под стойкой! Или твои мозги окажутся на стене.

Кассир не мог поверить в происходящее.

— Это действительно настоящее ограбление? — спросил он, заикаясь.

— Да, оно самое, — ответил грабитель. — А теперь очень медленно иди в офис управляющего и веди себя так, как если бы ничего не происходило.

Перепуганный кассир направился к офису, дверь которого была закрыта; через орнаментированное стекло трудно было рассмотреть, что происходило внутри или снаружи. Он постучал в дверь.

— Да, войдите, — раздался голос.

Кассир Фред распахнул дверь, и его резко втолкнули внутрь. Он потерял равновесие и упал на письменный стол управляющего. Табличка с надписью «Герберт Уилкинс» полетела на пол. Уилкинсмгновенно понял, что происходит, и потянулся к пистолету, спрятанному под письменным столом. Он опоздал ровно на пять секунд. Грабитель узнал о спрятанном оружии от самого управляющего во время бесед в ближнем салуне.

— Не прикасайся к пистолету! — заорал грабитель.

Уилкинс не относился к тому разряду людей, которых можно быстро испугать. Он уставился на грабителя, запоминая каждый дюйм его внешности.

— Тебе не удастся уйти отсюда с этим, — заносчиво сказал он.

Грабитель заговорил спокойным холодным тоном:

— Делал это раньше и сделаю еще раз. — Он направился к внушительному сейфу, высотой почти восемь футов. — Открыть!

Уилкинс посмотрел прямо в глаза грабителю.

— Нет, не думаю, что сделаю это.

Грабитель не терял зря времени. Он обернул дуло своего автоматического пистолета толстым полотенцем и всадил пулю кассиру между глаз. Затем повернулся к Уилкинсу.

— Могу уйти отсюда без гроша, но ты не доживешь, чтобы увидеть это.

Уилкинс поднялся в ужасе от вида лужи крови, растекавшейся вокруг головы Фреда. Взглянул на дымящееся обожженное полотенце в том месте, где прошла пуля, и понял, что ни один человек в здании не слышал выстрела. Словно в трансе, он подошел к сейфу и начал набирать нужную комбинацию цифр на замке. Через полминуты он отодвинул задвижку, массивная стальная дверь открылась.

— Забирай всё, будь ты проклят! — прошипел он.

Грабитель лишь улыбнулся и выстрелил Уилконсу в висок. Управляющий банком рухнул на пол, грабитель быстро прошел к входной двери, с шумом захлопнул ее, повесил на окно табличку «Закрыто» и опустил шторы. Затем методично опустошил сейф, забрав все доллары, сложил их в мешок для грязного белья, который был обмотан вокруг пояса под рубашкой. Когда мешок раздулся так, что уже почти трещал по швам, он рассовал остающиеся доллары в карманы брюк и в сапоги. Полностью очистив сейф, грабитель бросил взгляд на золотые и серебряные монеты и взял всего один золотой сувенир.

Тяжелая задняя металлическая дверь банка вела на узкую улочку. Грабитель отодвинул засов, распахнул дверь и осмотрел улицу. На противоположной стороне находились жилые дома.

Неподалеку группа мальчишек играла в бейсбол. Это не сулило ничего хорошего. И это было полной неожиданностью для грабителя. За многие часы наблюдений за улицами вокруг банка Кука он впервые увидел детей, игравших здесь. Он действовал по строгому графику, за двенадцать минут ему предстояло добраться до железнодорожного депо и своего тайного крытого товарного вагона. Взвалив мешок на плечо так, чтобы не было видно его лица, он обошел игровую площадку и пошел вверх по улице, где и скрылся в аллее.

Мальчишки, в основном, не замечали его. Только один из них пристально посмотрел на плохо одетого мужчину, взгромоздившего огромный мешок на правое плечо. Мальчишке показалось странным, что на голове этого человека было мексиканское сомбреро — шляпа, которую очень редко приходилось видеть на улицах Риолита. Большинство мужчин носили мягкие шляпы, котелки или головные уборы шахтеров. В этом человеке в лохмотьях было еще что-то странное… Но в этот момент мальчишку позвал приятель, и он вернулся к игре как раз вовремя, чтобы принять подачу.

Грабитель привязал мешок к плечам так, что он оказался у него на спине. Велосипед, припаркованный им раньше за офисом врача, ждал его за бочкой, которую он подставил под водосточную трубу здания. Он сел на седло и направился по улице Армагоза мимо квартала красных фонарей к железнодорожному депо.

К служебному вагону в самом конце поезда по шпалам направлялся тормозной кондуктор. Грабитель не мог поверить в свое невезенье. Несмотря на тщательное планирование, судьба приготовила для него неприятный сюрприз. В отличие от предыдущих грабежей и убийств, на этот раз его заметил глупый мальчишка. А теперь еще и тормозной кондуктор. Никогда не приходилось ему встречаться с таким количеством глаз, наблюдавших за ним, когда он скрывался с места преступления. Ничего не оставалось, как только держать ухо востро.

К счастью, тормозной кондуктор даже не взглянул в сторону грабителя. Он по очереди переходил от одного вагона к другому, проверяя смазку в буксах открытых товарных платформ и колеса крытых товарных вагонов. Если в медной муфте окажется недостаточно смазки, то от трения тормозная ось перегреется. Тогда вагон может раздавить ось, что приведет к крушению.

Когда мимо проехал грабитель, тормозной кондуктор даже не взглянул на него. Он продолжал заниматься своим делом, торопясь закончить проверку поезда, отправлявшегося в Тонопа и затем дальше в Сакраменто.

Машинист уже смотрел на манометры, проверяя, достаточно ли пара для начала движения тяжелого состава. Грабитель надеялся, что тормозной кондуктор не оглянется и не увидит, как он входит в частный крытый товарный вагон. Очень быстро он отомкнул замок и открыл дверь. Забросил в вагон свой велосипед, затем по небольшой приставной лестнице поднялся к двери, втаскивая через порог тяжелый мешок, набитый деньгами.

Оказавшись внутри вагона, грабитель посмотрел вдоль состава. Тормозной кондуктор поднимался в служебный вагон, в котором находилась бригада, обслуживавшая поезд. Не было ни малейших признаков того, что он заметил грабителя.

Оказавшись в безопасности в своем роскошном вагоне, грабитель расслабился и принялся за чтение газеты города Риолит «Геральд». Он представил, что будет напечатано в газете на следующий день по поводу ограбления банка и убийства управляющего и кассира. И вновь, как и много раз прежде, он не чувствовал никаких угрызений совести. Он вообще не вспоминал о смертях.

Позднее к таинственному бесследному исчезновению грабителя-убийцы прибавилась еще одна загадка — фургон, обнаруженный перед городом на дороге, ведущей в Буллфрог. Фургон был пуст, и оказалось, что им правил манекен. Полицейский отряд, который догнал его, был озадачен.

Шериф Джош Миллер вычислял, сколько будет дважды два, но его размышления ни к чему не привели. Все было совершенно бессмысленно. Головорез не оставил ни одной улики.

Ограбление и убийства в городе Риолит стали еще одной загадкой, которую не удалось разгадать.

Глава 4

В летнем солнечном свете контрастнее и ярче стали краски Колорадо, расположенного на высоте мили над морем. Яркая синева безоблачного неба над городом Денвер была подобна легкому покрывалу. Воздух прогрелся до восьмидесяти одного градуса.

Исаак Белл закрыл дверь своего купе и вышел на служебную площадку в конце пульмановского вагона. Он задержался, чтобы посмотреть на достопримечательность станции Юнион — башню с часами в готическом стиле. Величественное четырехэтажное здание, построенное из камня, доставленного из Скалистых гор, протянулось на четверть мили.

Стрелки огромных часов показывали 11:40. Белл достал большие золотые часы из кармана жилета сшитого на заказ льняного костюма и взглянул на стрелки, указывавшие на римские цифры. На его часах было 11:43. Он с удовлетворением улыбнулся, точно зная, что башенные часы отстают на три минуты.

Он прошел по платформе из красного кирпича к багажному вагону, нашел свои чемоданы и позвал носильщика.

— Моё имя Белл. Не мог бы ты проследить, чтобы мои чемоданы доставили в отель «Браун-палас»?

Носильщик широко улыбнулся, увидев золотую монету, которую Белл положил ему в руку, и почти благоговейно потер ее.

— Да, сэр, я сам доставлю их.

— Я также ожидаю, что позднее прибудет поезд, который привезет мой большой деревянный контейнер. Могу ли я рассчитывать на то, что его доставят на грузовой склад «Юнион Пасифик»?

— Да, сэр, я позабочусь об этом.

Носильщик широко улыбался, продолжая поглаживать монету.

— Буду благодарен.

— Разрешите помочь вам? — произнес носильщик, кивнув на саквояж в руке Белла.

— Он останется у меня, спасибо.

— Вызвать такси?

— В этом нет никакой необходимости. Я поеду на трамвае.

Белл прошел через огромный вестибюль железнодорожной станции с высокими потолками, с которых свисали люстры внушительного вида, и далее мимо рядов дубовых скамеек с высокими спинками для ожидающих, к главному входу. По обе стороны от главного входа стояли две греческие колонны. Белл перешел через Уинкуп-стрит, вышел на Семнадцатую улицу, прошел под недавно построенной аркой Мизпах, напоминавшей ворота. На верху этой арки, предназначенной для того, чтобы приветствовать путешествующих по железной дороге и прощаться с ними, развевались два американских флага. Слово «Мизпах», он точно знал это, на древнееврейском языке означало «сторожевая башня».

В электромобиле проехали две дамы в легких летних платьях, в перчатках и в изысканных шляпках, украшенных цветами. Белл приподнял свою шляпу, они в ответ закивали и заулыбались привлекательному молодому человеку и удалились по Семнадцатой улице в направлении здания Законодательного собрания штата.

Но фургонов и карет, запряженных лошадями, по-прежнему было значительно больше, чем автомобилей. Трамваи звенели за углом Уази-стрит. Конки ушли в прошлое, по улицам ходили электрические трамваи, добираясь до каждого уголка в предместьях Денвера. В конце квартала была остановка.

Белл поднялся по ступеням и подал десять центов вагоновожатому. Прозвенел звонок, и большой красный трамвай загромыхал дальше по Семнадцатой улице. Следующие четырнадцать кварталов заполняли четырех- и пятиэтажные кирпичные здания. По тротуарам сновали толпы людей, занятых повседневными делами: мужчины в черных или серых костюмах с галстуками, женщины в длинных платьях. Большинство женщин были в ярких шляпках, с небольшими зонтиками от солнца.

Белл с интересом разглядывал магазин, где продавались кадиллаки. Над окнами были натянуты тенты, которые затеняли стекла и позволяли видеть машины, стоявшие внутри. Энтузиаст-автолюбитель, Белл имел гоночную машину-локомобиль. В гонках по шоссе 1905 года на кубок Вандербилта на Лонг-Айленде в Нью-Йорке Джо Трейси занял на ней третье место. Белл приспособил ее для дорожного движения, добавив крылья и фары.

У него также был ярко-красный гоночный мотоцикл последней модели с двигателем с V-образным расположением цилиндров, мощностью три с половиной лошадиных силы. Он был оснащен новейшей моделью дроссельного клапана, весил всего сто двадцать фунтов и развивал на дорогах скорость почти шестьдесят миль в час.

Когда трамвай подошел к остановке на углу улиц Калифорнии и Семнадцатой, Белл вышел из трамвая. Прошло уже три года с тех пор, как он был в Денвере в последний раз. Высотные здания стояли на углу почти каждой улицы, похоже было, что строительство никогда не закончится. Он прошел квартал до девятиэтажного здания из коричневого камня на углу улиц Калифорнии и Шестнадцатой.

Над высокими окнами были натянуты тенты в тон коричневому цвету стен. Выступ над верхним этажом шириной в десять футов почти полностью перекрывал тротуар внизу. Компания «Хеджкок Джоунз и Браман Клоутинг» занимала первый этаж. Над ними располагались другие учреждения, включая фондовую страховую пожарную компанию и детективное агентство Ван Дорна.

Белл направился в вестибюль, пол, стены и потолок которого были выполнены из прекрасного итальянского мрамора цвета нефрита. Молодой человек прошел через группу офисных служащих, выходивших из здания на обеденный перерыв, вошел в лифт вслед за двумя юными леди и прошел в самый конец кабины, как только лифтер закрыл стальные двери. Белл, как обычно, повел себя по-джентльменски и снял шляпу.

Лифтер повернул ручку, отправляя лифт на верхние этажи. Женщины вышли на шестом, весело болтая. Они одновременно повернулись и, прежде чем исчезнуть в холле, наградили Белла смущенным взглядом.

Лифтер остановил лифт и открыл дверь.

— Девятый этаж, всего хорошего, сэр, — сказал он.

— Того же и вам, — ответил Белл.

Он вошел в холл, стены которого до половины были облицованы панелями орехового дерева, а наверху выкрашены в мексиканский красный цвет. Белл повернул направо и подошел к двери, на стекле которой вверху было выгравировано: «Детективное агентство Ван Дорна». А ниже — девиз агентства: «Мы никогда не сдаемся, никогда!»

В приемной с белыми стенами стояли два мягких деревянных кресла и письменный стол, за которым на вращающемся стуле сидела молодая женщина. Ван Дорн не относился к разряду людей, которые тратят деньги на показную роскошь. Единственным украшением была фотография головы мужчины, висевшая на стене позади секретаря.

Женщина взглянула на хорошо одетого мужчину и приветливо улыбнулась. Она была привлекательна: широкоплечая, с мягкими карими глазами.

— Могу я чем-нибудь помочь вам, сэр?

— Да. Мне хотелось бы увидеться с Артуром Кертисом и Тленом Ирвином.

— Они ждут вас?

— Пожалуйста, сообщите им, что здесь Исаак Белл.

Она сделала глубокий вдох.

— О, мистер Белл! Я должна была догадаться. Мистер Кертис и мистер Ирвин ждут вас только завтра.

— Мне удалось попасть на поезд, отбывавший из Индепенденса раньше. — Белл посмотрел на табличку на ее письменном столе. — Вы мисс Агнесса Мерфи?

Она протянула левую руку с обручальным кольцом.

— Миссис Мерфи.

Белл улыбнулся своей обезоруживающей улыбкой.

— Надеюсь, ты не станешь возражать, если я стану называть тебя просто Агнес, так как предполагаю работать здесь некоторое время.

— Конечно.

Она встала из-за стола. Он увидел, что на ней плиссированная синяя юбка и белая воздушная блузка. Волосы собраны в узел в стиле девушек Гибсона, очень популярных в те времена. Ее нижние юбки зашелестели, когда она пошла к дверям, ведущим во внутренние помещения офиса.

Белл, отличавшийся любопытством, обошел письменный стол и взглянул на письмо, которое миссис Мерфи печатала на пишущей машинке «Ремингтон». Оно было адресовано Ван Дорну, и в нем сообщалось, что управляющий офисом западных штатов недоволен прибытием Белла, который должен возглавить расследование нераскрытого преступления. Белл не был знаком с Николсом Александером, возглавлявшим офис Денвера, но решил быть любезным и вежливым с этим человеком, несмотря на его неприязнь.

Белл отошел от письменного стола и встал перед окном, рассматривая крыши города; в приемную вошел Александер. Он был похож скорее на служащего похоронного бюро, чем на главного следователя, раскрывшего множество преступлений и передавшего злодеев, совершивших их, в руки правосудия. Это был человек невысокого роста, его голова едва доходила Беллу до плеча. Куртка Александера была велика ему, а мешковатые брюки пузырились на коленках. На высоком воротнике рубашки бросались в глаза потертости и пятна пота. Волосы сохранились только на висках и на затылке. Серо-зеленые глаза производили впечатление почти печальных. Портрет дополняло пенсне.

Александер протянул руку, и губы его растянулись в улыбке, совершенно лишенной приветливости.

— Мистер Белл, почту за честь приветствовать лучшего агента Ван Дорна.

Белл не поддался на комплимент, в котором не было и намека на доброжелательность.

— Это я должен гордиться знакомством с вами, — ответил Белл сдержанно.

Совершенно очевидно, Александер считал Белла просто незваным гостем, незаконно проникшим в его частные владения.

— Прошу немного задержаться. Прежде чем я покажу вам ваш новый офис, мы побеседуем.

Александер резко повернулся и неуклюже пошел в дверь, ведущую во внутренние офисы. Миссис Мерфи отступила в сторону и приветливо улыбалась, пока они проходили мимо нее.

Офис Александера располагался в углу, из его окон открывался вид на горы. Остальные офисы были небольшими, без окон. В них не было и дверей, что почти лишало возможности уединения. Кабинет Александера был уставлен диванами и креслами, покрытыми воловьими шкурами. На огромном письменном столе не было ни одной бумажки. Хотя костюм плохо сидел на Алексадере, но в работе босс отличался привередливостью.

Он сел за письменный стол в кресло с высокой спинкой и жестом указал Беллу на жесткий деревянный стул напротив. Для устрашения, подумал Белл, не хватает лишь платформы, с которой Александер мог бы взирать на своих сотрудников и посетителей, подобно богу с Олимпа.

— Нет, благодарю, — тихо произнес Белл. — После двух дней, проведенных в поезде, я предпочитаю более мягкое сиденье.

Он опустил свое длинное тело на один из диванов.

— Как пожелаете, — сказал Александер, недовольный самоуправством Белла.

— Вас здесь не было три года назад, когда я работал по делу.

— Нет, я появился позднее, через шесть месяцев, когда меня перевели с повышением из офиса в Сиэтле.

— Мистер Ван Дорн очень высокого мнения о вас, — солгал Белл. Ван Дорн вообще не упоминал о нем.

Александер сложил руки и перегнулся через пустое пространство своего письменного стола.

— Полагаю, он ввел вас в курс дела.

— Не в беседах. — Белл помолчал и достал саквояж. — Но он дал мне несколько отчетов, я изучил их в пути. И понял, почему злодея, совершившего эти грабежи и убийства, так трудно припереть к стенке. Он чрезвычайно тщательно планирует свои преступления, его методы кажутся безупречными.

— Этим и объясняется то, что он остается неуловимым.

— Обдумав все материалы, я пришел к выводу, что его слабое место скрывается в его культе детальной разработки, — задумчиво произнес Белл.

Александер подозрительно посмотрел на него.

— Что, смею спросить, привело вас к этому заключению?

— Его действия слишком хорошо рассчитаны по времени. Малейший просчет может обернуться концом для него.

— Надеюсь, мы сработаемся, — сказал Александер, стараясь скрыть враждебность.

— Согласен, — ответил Белл. — Мистер Ван Дорн говорил, что я могу рассчитывать на то, что в моей команде будут Арт Кертис и Глен Ирвин, если у вас нет возражений.

— Никаких проблем, Я не пойду против желаний мистера Ван Дорна. К тому же они уже говорили мне, что несколько лет назад работали вместе с вами.

— Да, я считаю их агентами, преданными делу. — Белл поднялся с дивана. — Могу я посмотреть свой офис?

— Несомненно.

Александер вышел из-за письменного стола и направился в коридор.

Белл убедился, что все офисы очень небольшие и скромные. Мебели мало, на стенах никаких картин. На месте оказался только один агент; Белл не был знаком с ним, а Александер не потрудился его представить.

Босс не успел еще показать все помещения, как Белл невинно осведомился:

— А у вас есть конференц-зал?

Александер кивнул:

— Да, в коридоре, напротив офисов.

Он остановился, открыл дверь и отступил в сторону, пропуская Белла.

Длина конференц-зала составляла почти тридцать футов, ширина — пятнадцать. Длинный сосновый стол под двумя массивными круглыми люстрами сверкал отполированной поверхностью. Вокруг него было расставлено восемнадцать кожаных стульев для руководящих работников. Зал был облицован сосновыми панелями, в тон столу; на полу лежал толстый мягкий красный ковер. Высокие окна пропускали утренний солнечный свет, проникавший в каждый уголок зала.

— Очень мило, — сказал Белл. — Очень мило.

— Да, — с гордостью ответил Александер. — Я часто пользуюсь им для совещаний с политиками и влиятельными людьми города. Он вызывает уважение к детективному агентству Ван Дорна и поддерживает его имидж.

— Он прекрасно подходит мне, — сказал Белл тоном, не терпящим возражений. — Буду работать здесь.

Александер злобно уставился в глаза Беллу.

— Это невозможно. Я просто не допущу этого.

— Где находится ближайшее телеграфное агентство?

Казалось, Александер уже раскаивался в том, что сказал.

— В двух кварталах южнее, на углу Шестнадцатой улицы и улицы Чампа. А зачем?

— Пошлю сообщение мистеру Ван Дорну для получения разрешения на использование конференц-зала в качестве оперативного центра. Учитывая важность этого дела, уверен, что он даст свое благословение.

Александер понял, что потерпел поражение.

— Желаю всего наилучшего, мистер Белл, — сказал он. — По возможности буду стараться сотрудничать с вами.

Затем повернулся, собираясь вернуться в свой кабинет в углу и оставляя Белла в конференц-зале, но в дверях он задержался.

— Да, между прочим, я зарезервировал для вас комнату в гостинице «Олбани».

Белл улыбнулся.

— В этом нет никакой необходимости. Я заказал номер в отеле «Браун-палас».

Казалось, Александр пришел в замешательство.

— Не могу поверить, что мистер Ван Дорн даст свое разрешение на такие расходы.

— А он и не дал. Я оплачу всё из собственных средств.

Управляющий офисом западных штатов был совершенно сбит с толку. Ничего не понимая, но не желая задавать вопросы, он вернулся к себе совершенно ошеломленный и закрыл дверь, потерпев окончательное поражение.

Белл вновь улыбнулся и начал раскладывать бумаги из саквояжа на столе конференц-зала. Затем он вышел в приемную и подошел к Агнессе Мерфи.

— Агнесса, ты можешь сказать, когда появятся Кертис и Ирвин?

— Не думаю, что они вернутся раньше завтрашнего утра. Они отправились в Боулдер по делу о мошенничестве в банке.

— Тогда ладно. И не пригласишь ли ты ответственного за техническое обслуживание здания? Мне нужно изменить кое-что в конференц-зале.

Она вопросительно посмотрела на него.

— Ты сказал, в конференц-зале? Мистер Александер очень редко позволяет кому-нибудь входить туда. Он пользуется им, в основном, для приема важных персон.

— Пока я здесь, это будет моим офисом.

Агнесса посмотрела на него с уважением.

— Ты остановился в гостинице «Олбани»? В ней останавливается большинство приглашенных агентов.

— Нет, в «Браун-палас».

— Мистер Александер согласился с дополнительными расходами? — осторожно спросила она.

— Он ничего не сказал по этому поводу.

Агнесса Мерфи уставилась на него, словно увидела Мессию.

Исаак Белл вернулся в свой офис и переставил стулья, чтобы освободить место для работы на одном конце стола. Через несколько минут появился ответственный за техническое обслуживание здания. Белл объяснил, какие изменения он предполагает внести. На стене в конце зала необходим лист мягкого материал, на который можно будет повесить карту западных штатов и городов, подвергавшихся нападениям убийцы. Еще один такой лист необходим на внутренней стене для информации, фотографий и схем. После того как Белл предложил технику двадцатидолларовую золотую монету, тот обещал выполнить всю работу к полудню следующего дня.

Остаток этого дня Белл занимался организационными вопросами и планированием охоты на банковского убийцу.

Ровно в пять часов в дверях появилась голова Александера, уходившего домой.

— Вы хорошо устроились? — спросил он ледяным тоном.

Белл даже не потрудился взглянуть на него.

— Да, спасибо. — Потом он поднял глаза на Александера. — Между прочим, кое-что меняю в помещении. Надеюсь, вы не возражаете. Обещаю, что верну всё точно на те же места, когда дело будет закрыто.

— Пожалуйста, проследите за этим.

Александер кивнул головой на прощанье и ушел.

То, что отношения с Александером складывались трудно, не радовало Белла. В его планы не входили глупые пререкания с главой офиса агентства, но, если бы он не поставил Александера на место, тот подмял бы его под себя.

Глава 5

Гостиница, построенная в 1892 году Генри С. Брауном для «королевского города среди равнин», как называли Денвер, на месте выгона, где обычно паслась его корова, пока он не разбогател, получила соответствующее название — «Браун-палас». Здание из красного гранита и песчаника имело форму носа корабля. Люди, сделавшие состояние на добыче серебра и золота, останавливались здесь со своими женами, которые пили днем чай, и с дочерьми, которые танцевали все ночи напролет на роскошных балах. В отеле останавливались президенты Мак-Кинли и Рузвельт, а также несколько императоров и королей и другие члены иностранных королевских семей, не говоря уже о знаменитостях того времени, особенно — театральные актеры и актрисы. «Браун-палас» принимал также местных жителей и гостей города, так как он был центром делового и культурного района Денвера.

Уже почти в полной темноте Белл по Семнадцатой улице подошел к входу в «Браун-палас». Он зарегистрировался у дежурного портье и осмотрел величественный вестибюль, своего рода атриум, высотой в десять этажей. Колонны и материалы для обшивки стен из золотистого оникса, доставленного по железной дороге из Мексики, отражали пастельный свет, проникающий через витражное стекло потолка. Более семисот чугунных панелей украшали перила балкона, окружающего вестибюль на верхних этажах.

Но лишь немногим было известно, что владелец ресторанного и гостиничного комплекса «Наварра», расположенного через улицу, прорыл туннель, соединяющий его с отелем «Браун-палас», предоставляя джентльменам, желающим развлечься с девицами из борделя, возможность безопасного перехода туда и обратно незаметно для окружающих.

Белл получил свой ключ и вошел в лифт, сообщив лифтеру, на каком этаже находится его номер. За ним в лифт вошла женщина. Она остановилась перед зеркальной стеной и повернулась лицом к двери. На ней было длинное синее шелковое платье с большим бантом на спине. Огненно-рыжие волосы, шелковистые и густые, были собраны в пучок, из которого ниспадали локонами. Два огромных пера украшали ее прическу. Женщина излучала очарование. Она была высокого роста, держалась очень прямо, и вид у нее был цветущий. Белл решил, что ей лет двадцать пять-двадцать семь, возможно, меньше, судя по ее лебединой шее и гладкой алебастровой коже. Глаза женщины оказались золотисто-карими. По мнению Белла, она была невероятно привлекательной — не просто красивой, а по-настоящему восхитительной. И еще он обратил внимание на то, что у нее не было обручального кольца.

Судя по одежде, женщина собиралась отправиться на прием в одном из бальных залов отеля. Как обычно, Белл оказался прав. Лифт остановился на третьем этаже, где располагались бальные залы и танцевальные площадки. Он отступил в сторону, снял шляпу и слегка поклонился, когда она выходила из лифта.

Она ответила ему неожиданно теплой улыбкой и слегка кивнула, затем произнесла мягким, но хрипловатым голосом: — Благодарю, мистер Белл.

Сначала Белл не обратил на это внимания. Затем услышанное поразило его как гром среди ясного неба. Он буквально остолбенел: она знала его, но он был совершенно уверен, что никогда не видел ее раньше. Белл схватил лифтера за руку.

— Не закрывай дверь еще минуту.

К этому времени она уже смешалась с толпой, проходившей через сводчатый дверной проем в большой бальный зал. На женщинах были восхитительные платья экстравагантных цветов — малиновые, переливчато-синие, изумрудно-зеленые; прически украшали ленты, веточки и перья. Мужчины надели лучшие вечерние костюмы. Плакат над дверями гласил: «Благотворительный вечер в пользу сирот приюта св. Иоанна».

Белл вернулся в лифт, кивнув лифтеру:

— Спасибо. А теперь доставь меня наверх.

Открыв дверь, Белл вошел в свой номер. Здесь были кабинет, гостиная, нарядная ванная комната и спальня с балдахином над кроватью — все в изысканном викторианском стиле. Одежду горничная сложила в комод и повесила в гардероб — такая услуга предоставлялась всем, зарезервировавшим номера в отеле. Чемоданы вынесли из номера и сдали на хранение в багажное отделение на цокольном этаже. Белл, не теряя времени, быстро принял ванну и побрился.

Потом взглянул на часы. С того момента, когда он вошел в лифт, прошло тридцать минут. Еще пятнадцать ушло на то, чтобы завязать черный галстук, вставить запонки и застегнуть манжеты — работа, для которой, как правило, нужны четыре руки. Это были те редкие минуты, когда он хотел, чтобы у него была жена, которая могла бы помочь ему. Затем наступила очередь черных носков и туфель. Он надел черный жилет; золотая цепь из левого кармана, продетая через петлицу, протянулась к золотым часам в правом кармане. Наконец, наступила очередь черного однобортного пиджака с сатиновыми лацканами.

Последний взгляд на свое отражение в высоком зеркале — и он готов к вечеру, что бы тот ни сулил.

Благотворительный бал был в полном разгаре, когда он вошел в большой зал и скромно остановился за высокой пальмой в бочке. Бальный зал поражал своим великолепием. Паркет на танцевальной площадке был выложен в виде сложного рисунка, изображавшего солнечные лучи; потолок украшала прекрасная роспись. Белл нашел взглядом загадочную женщину, сидевшую спиной к нему за шестым столиком в обществе трех пар. Она оказалась одна, без партнера. Белл подошел к администратору, ответственному за проведение благотворительного вечера.

— Прошу прощенья, — обратился к нему Белл с дружеской улыбкой, — не могли бы назвать имя дамы в синем платье за шестым столиком?

Администратор выпрямился с надменным видом.

— Простите, сэр, но мы не даем информации о своих гостях. К тому же я не могу знать каждого, прибывшего на бал.

Белл передал ему десятидолларовую купюру.

— Возможно, это освежит вашу память?

Администратор молча достал кожаный журнал и пробежал глазами список гостей.

— Одинокая леди за столиком — мисс Роза Мантека, очень богатая дама из Лос-Анджелеса, семья которой владеет огромным ранчо. Это всё, что я могу сообщить вам.

Белл похлопал администратора по плечу.

— Весьма благодарен.

Тот расплылся в широкой улыбке.

— Удачи.

Оркестр исполнял попурри регтайм и современные мелодии. Пары танцевали под мелодию песни «Не зайдешь ли ты ко мне домой».

Белл подошел к Розе Мантека сзади и прошептал ей на ушко:

— Не согласитесь ли вы потанцевать со мной, мисс Мантека?

Она повернулась, и ее золотисто-карие глаза посмотрели прямо в его гипнотизирующие фиолетовые. Она владеет собой, подумал Белл, но его внезапное появление в вечернем туалете все же ошеломило ее. Она опустила взгляд и быстро пришла в себя, но ее лицо уже покраснело.

— Простите меня, мистер Белл. Не ожидала так быстро увидеть вас.

— Так быстро?

«Какое странное заявление!» — подумал он.

Она извинилась перед людьми, сидевшими за столиком, и встала. Очень нежно он взял ее под руку, и они направились к танцевальной площадке. Он обнял ее за тонкую талию, взял ее руку, и они начали танцевать, точно выдерживая ритм музыки.

— Вы прекрасно танцуете, — сказала она, когда они завершили тур на площадке.

— Всё началось с того, что моя мать заставляла меня брать уроки танцев, чтобы я произвел глубокое впечатление на дебютантов в нашем городе.

— И одеты вы слишком хорошо для детектива.

— Я рос в городе, где богатеющие мужчины ходили в смокингах.

— Вероятно, это Бостон, не так ли?

Впервые за все годы работы детективом Белл растерялся, но быстро пришел в себя и задал встречный вопрос:

— А вы из Лос-Анджелеса?

Она хороша, подумал он. Даже глазом не моргнула.

— Вы такой всезнающий, — сказала она, не в силах понять выражение его глаз.

— И намного отстаю в этом от вас. Откуда вам известно обо мне так много? Но, наверное, лучше спросить, почему?

— На меня произвело огромное впечатление то, как вы раскрываете тайны.

Она старалась смотреть вдаль через его плечо, но ее буквально притягивали его потрясающие глаза. Это ощущение было совершенно неожиданным — волнение, которого она не предвидела.

Фотография, которую ей показали, была абсолютно не похожа на Белла и ни о чем не говорила. Он был значительно привлекательнее, чем она могла представить. И очень умен. Хотя этого она ожидала и могла понять, почему он славился своей интуицией. Похоже, он следил за ней точно так же, как она за ним.

Музыка закончилась, они остались на танцевальной площадке, ожидая, когда оркестр снова заиграет. Он отступил назад и оглядел ее от туфель до самого верха прекрасной прически.

— Вы действительно очаровательная леди. Так чем же вызван ваш интерес ко мне?

— Вы привлекательный мужчина. Мне хотелось бы узнать вас лучше.

— Вы знали мое имя и место, откуда я прибыл, раньше, чем мы встретились в лифте. Наша встреча, очевидно, не была случайной.

Она не успела ничего ответить: оркестр заиграл мелодию «Под сенью старой яблони», и Белл закружился с ней в фокстроте. Он прижимал ее к себе и крепко держал за руку. У нее была тонкая талия, вдобавок стянутая корсетом. Ее голова оказалась как раз на уровне его подбородка. Он очень хотел прижаться губами к ее губам, но не решался. Ни время, ни место не подходили для этого. И его мысли тоже не были романтическими. Она шпионила за ним. Это точно. Он пытался понять причину. Что в нем могло заинтересовать совершенно незнакомую женщину? Единственная возможность, на которой он остановился, заключалась в том, что ее нанял один из многих преступников, которых он посадил за решетку, застрелил или отправил на виселицу. Родственник или друг ради мести? Ее имидж не соответствовал ни единому человеку из толпы преступников, которых он арестовал за последние десять лет.

Музыка закончилась, она высвободила свою руку из его руки и сделала шаг назад.

— Вы должны извинить меня, мистер Белл, мне нужно вернуться к друзьям.

— Мы можем встретиться снова? — спросил он с теплой улыбкой.

Она слегка покачала головой.

— Не думаю.

Он игнорировал ее отказ.

— Пообедаете со мной завтра вечером?

— Простите, я занята, — ответила она с ноткой высокомерия в голосе. — И даже в вашем великолепном смокинге вы не сможете попасть на бал западных банкиров в закрытом загородном клубе «Денвер Кантри», как вы попали сегодня на благотворительный бал в пользу сирот приюта святого Иоанна.

Затем, вздернув подбородок, она приподняла длинную юбку и направилась к столику.

Заняв свое место, она украдкой бросила взгляд на Белла, но среди толпы его не было видно. Он бесследно исчез.

Глава 6

На следующее утро Белл первым явился в офис, воспользовавшись отмычкой, которая могла открыть девяносто дверей из сотни. Он просматривал отчеты о грабежах в банках, устроившись в самом конце стола, когда в конференц-зал вошли Артур Кертис и Глен Ирвин. Белл встал, чтобы пожать им руки.

— Арт, Глен, рад видеть вас обоих снова.

Кертис был невысоким человеком плотного телосложения; жилет закрывал его округлый живот, но петли пуговиц растянулись до предела. У Кертиса были редеющие волосы песочного цвета, большие оттопыренные уши, голубые глаза и улыбка, осветившая зал.

— Мы не виделись с тех пор, как выследили Касслера Большая Нога, ограбившего банк в Голдене.

Ирвин, высокий и тощий, как пугало, повесил свою шляпу на вешалку, открыв густую шевелюру непричесанных темных волос.

— Насколько я помню, — сказал он, — ты привел нас прямо в пещеру, где он скрывался.

— Простой пример дедуктивного метода, — ответил Белл с улыбкой. — Спросил двух мальчишек, знают ли они такое место, где им было бы удобно скрываться от родных в течение нескольких дней. Пещера оказалась единственным местом в радиусе двадцати миль, достаточно близко распложенным к городу, куда Касслер мог пробираться за продовольствием.

Кертис стоял перед картой западных Соединенных Штатов и внимательно изучал маленькие флажки, обозначавших места бесчинства убийцы. Их было шестнадцать.

— Твоя интуиция подсказывает тебе что-нибудь о бандите Мяснике?

Белл взглянул на него.

— Бандит Мясник? Разве его так называют?

— Это прозвище придумал репортер из газеты «Багл» города Бисби. Остальные газеты подхватили его.

— Всё это нисколько не поможет делу, — сказал Белл. — С этим именем на устах законопослушные граждане набросятся на детективное агентство Ван Дорна за то, что грабителя не могут арестовать.

— И это уже началось, — сказал Кертис, положив на стол перед Беллом номер «Роки маунтин ньюз».

Белл уставился в газету.

Передовая статья была об ограблении и убийствах в городе Риолит. Половина ее посвящалась вопросу, почему правоохранительные агентства не добились никаких успехов в этом деле и не поймали бандита Мясника.

— Обстановка накаляется, — просто сказал Белл.

— Но весь пыл направлен на нас, — добавил Ирвин.

— Итак, что мы имеем? — спросил Белл, указывая на стопку папок высотой два фута с материалами о банковских преступлениях. — Я изучил отчеты еще в поезде. Всё сводится к тому, что мы не можем разобраться с типичным ковбоем, оказавшимся банковским грабителем.

— Он работает один, — сказал Кертис, — и он дьявольски умен и хитер. Но больше всего огорчает то, что он никогда не оставляет никаких улик и следов.

Ирвин кивнул в знак согласия.

— Словно исчезает в аду, из которого явился.

— Неужели не нашли никаких следов, ведущих из города? — спросил Белл.

Кертис покачал головой:

— Лучшие сыщики каждый раз возвращались с пустыми руками.

— Есть ли какие-нибудь сведения о том, что он способен затаиться где-то в городе, пока уляжется шумиха?

— До сих пор ничего не обнаружено, — ответил Кертис. — После грабежей его больше никто не видел.

— Призрак, — прошептал Ирвин. — Мы имеем дело с призраком.

Белл улыбнулся.

— Нет, это человек, но невероятно умный человек, — он сделал паузу и разложил веером папки на столе конференц-зала. Выбрал одну, открыл ее и извлек отчет об ограблении в городе Риолит штата Невада. — Наш парень пользуется очень четким планом действий, который он использует в каждом преступлении. Мы полагаем, что перед ограблением банка он находится в городе в течение нескольких дней, изучая местность и жителей.

— Он либо азартный игрок, либо человек, который привык к риску, — сказал Кертис.

— Ошибаешься в том и в другом, — поправил его Белл. — Наш парень очень самоуверенный и расчетливый. Мы полагаем, что он выполняет свою грязную работу, принимая разные обличья, так как жители всех городов, в которых он совершал преступления, дают различные показания относительно внешности незнакомцев подозрительного вида.

Ирвин начал ходить взад и вперед по конференц-залу, время от времени останавливаясь и изучая флажки, приколотые к карте.

— Горожане вспоминают, что видели пьяного бродягу, солдата в военной форме, процветающего торговца и наемного перевозчика грузов. Но ни один из них не вызывал подозрений.

Кертис посмотрел на пол, покрытый ковром, и пожал плечами.

— Как-то странно, что не нашлось ни одного очевидца, который мог бы дать описание, заслуживающее доверия.

— В этом нет ничего странного, — ответил Ирвин. — Он убивает их всех. Мертвые не могут говорить.

Похоже, Белл пропустил весь разговор, поглощенный своими мыслями. Затем его взгляд сосредоточился на карте, и он медленно произнес:

— По-моему, главный вопрос заключается в том, почему он всегда убивает всех в банке во время грабежа. Даже женщин и детей. Что он выигрывает в результате массовых убийств? Не может быть, чтобы он просто не хотел оставлять очевидцев грабежей в живых, раз он уже успел побывать в городе в переодетом виде… Если он не… — он сделал паузу. — Психологи дали новое определение убийцам, для которых убить человека всё равно, что почистить зубы. Они назвали их социопатами. Наш парень может убивать без всяких угрызений совести. У него отсутствуют эмоции, он не знает, как смеяться или любить, а его сердце ледяное, как айсберг. Убийство малого ребенка вызывает у него такое же ощущение, как если бы он подстрелил голубя.

— Трудно поверить, что существуют такие жестокие и беспощадные люди, — пробормотал Ирвин с отвращением.

— Многие бандиты и меткие стрелки прошлого были социопатами, — сказал Белл. — Они стреляли в человека очень легко, словно чихали. Джон Уэсли Хардин, знаменитый техасский бандит, однажды убил человека за то, что тот храпел.

Кертис не сводил глаз с Белла.

— Ты и вправду думаешь, что он убивает в банке всех подряд, потому что ему нравится это?

— Думаю, да, — спокойно ответил Белл. — Бандит получает удовольствие, совершая свои кровавые преступления. Есть еще одна особенность. Он уходит из города на виду у всех, включая шерифа, понимающего, что случилось.

— Но о чем это говорит нам? — спросил Ирвин. — Где его искать?

Белл взглянул на него.

— Другая его привычка заключается в том, что он берет не золото, а только наличные деньги. Глен, ты должен проверить все ограбленные банки и изучить перечень серийных номеров на украденных купюрах. Начни с Боузмена штата Монтана.

— В банках шахтерских городов, как правило, не записывают идентификационные номера купюр, которые проходят через их руки.

— Но тебе может повезти, и ты можешь наткнуться на банк, который регистрирует номера денег, присланных из банков крупных городов для выплаты шахтерам. Если тебе удастся сделать это, то мы сможем выследить его. Грабителю необходимо либо тратить деньги, либо обменивать их, кладя в банк на депозитные счета и потом снимая их. Улика, которую он может не предусмотреть.

— Он вполне может обменять их через иностранные банки.

— Возможно, но тогда ему придется тратить их за рубежом. Слишком велик риск при ввозе обратно в США. Могу побиться о заклад, что он хранит награбленное в нашей стране. — Затем Белл повернулся к Кертису. — Арт, а ты проверь расписание движения поездов и дилижансов — всех, которые отправлялись из городов в те дни, когда происходили грабежи. Если нашего парня не удается выследить полицейским, он может легко сесть в поезд или подготовиться к бегству заранее. Ты можешь начать с Плейсервилла в Калифорнии.

— Считай, что я уже сделал это, — уверенно произнес Кертис.

— А ты собираешься остаться здесь и командовать? — спросил Ирвин.

Белл отрицательно покачал головой и широко улыбнулся.

— Нет, я собираюсь на поле сражения. Начну с Риолита, попытаюсь еще раз проследить за совершенными ограблениями. Не имеет значения, насколько хорош преступник или насколько точно он спланировал преступления; должен же остаться хоть один камень, который он не перевернул. Обязательно должны остаться сведения, которые пропустили мимо ушей. Собираюсь опросить жителей шахтерских городов, которые вполне могли видеть хоть что-то, пусть даже самое незначительное, и покаким-то причинам не сообщили об этом местному шерифу или начальнику полицейского участка.

— Ты дашь нам свое расписание, чтобы мы могли связаться с тобой по телеграфу, если наткнемся на что-нибудь? — спросил Кертис.

— Дам его вам завтра, — ответил Белл. — Я также собираюсь проехать по шахтерским городам, где есть огромные суммы, приготовленные для выплаты, и банки, которые еще предстоит ограбить нашему парню. Может быть, просто может быть, мне удастся вычислить нашего Мясника, устроить ловушку и спровоцировать его на нападение на один из банков на нашем пути. — Затем он открыл ящик и достал два конверта. — Здесь достаточно наличности, чтобы покрыть ваши дорожные расходы.

У Кертиса и Ирвина — у обоих — был изумленный вид.

— До сих пор мы всегда брали билеты третьего класса на свои собственные деньги, а потом меняли их на доллары и расписки, — сказал Кертис. — Александер постоянно требовал, чтобы мы останавливались в дешевых, грязных гостиницах и питались самой дешевой пищей.

— Это дело слишком важное, чтобы думать об экономии. Поверьте мне, мистер Ван Дорн одобрит все расходы, но только в том случае, если мы добьемся результатов. Бандит мог убедить всех, что он неуловим, что его нельзя взять, но он не безупречен. У него есть недостатки, как у любого из нас. Его можно схватить, если он допустит хоть самую незначительную ошибку. А наша работа, джентльмены, заключается в том, чтобы найти эту незначительную ошибку.

— Мы сделаем всё, на что способны, — уверил его Ирвин.

Кертис согласно кивнул.

— От лица нас двоих разреши мне сказать, что работать с тобой снова — большая честь.

— Это для меня честь работать с вами, — искренне сказал Белл.

Он чувствовал, что ему повезло с помощниками — умными и опытными, знающими людей и местность.

Солнце уже садилось за Скалистые горы, когда Белл вышел из конференц-зала. Как всегда, соблюдая все меры предосторожности, он закрыл за собой дверь и запер ее на замок. Проходя по коридору, он столкнулся с Николсом Александером, у которого был такой вид, словно он только что вышел из дорого го модного ателье. Обычный поношенный костюм исчез, его сменил элегантный смокинг. Это был новый имидж респектабельного господина, которому босс абсолютно не соответствовал. Не хватало внутреннего лоска.

— Вы похожи на настоящего бонвивана, мистер Александер, — любезно сказал Белл.

— Да, сегодня вечером мы с женой приглашены на званый вечер в загородный клуб «Денвер Кантри». Вы же знаете, у меня здесь много влиятельных друзей.

— Да, слышал.

— Жаль, что вы не можете поехать вместе с нами: такие приемы посещают только члены клуба, таково правило.

— Прекрасно пониманию, — сказал Белл, стараясь скрыть иронию.

Сразу после того, как они простились, Белл направился к телеграфу и отправил Ван Дорну телеграмму: «Составил график расследования для себя, Кертиса и Ирвина. Пожалуйста, примите к сведению, что в нашей среде действует шпион. Это женщина, незнакомка, которая подошла ко мне в гостинице и обратилась по имени. Ей известно мое прошлое, есть основания полагать, что она знает о цели моего приезда в Денвер. Ее зовут Роза Мантека, по слухам, она из богатой семьи владельцев ранчо в Лос-Анджелесе. Пожалуйста, попросите провести расследование в нашем офисе в Лос-Анджелесе. Будем информировать вас о своих действиях. Белл».

Отправив телеграмму шефу, Белл по оживленной улице направился в отель «Браун-палас». Он перекинулся несколькими словами с консьержем, и тот дал ему карту города. Потом Белла провели в кладовую и в котельную под вестибюлем, где его встретил специалист по техническому обслуживанию гостиницы — приветливый человек в запачканном комбинезоне. Он подвел Белла к деревянному контейнеру, который был уже разобран. При ярком свете лампы, свисающей с потолка, техник показал мотоцикл, стоявший на стенде, сияя ослепительным красным цветом.

— Вот он, мистер Белл, — сказал техник с удовлетворением. — Готов отправиться в путь. Я лично отполировал его.

— Весьма благодарен, мистер…

— Бомбергер. Джон Бомбергер.

— Я не забуду о вашей работе, когда буду уезжать из отеля, — пообещал ему Белл.

— Всегда рад помочь.

Белл направился в свой номер и обнаружил, что его смокинг вычищен служащими гостиницы. Быстро приняв ванну, он оделся, достал длинное льняное пальто и быстро надел его; подол касался туфель, начищенных до блеска. Затем Белл надел гамаши, чтобы защитить брюки от масляной жидкости, часто капающей из двигателя. Наконец, пришел черед головного убора с защитными очками.

По черной лестнице Белл спустился в кладовку. Красный мотоцикл с белыми резиновыми шинами, словно боевой конь, ждал его, чтобы доставить на поле боя. Ударом ноги Белл открыл предохранительную решетку, взял мотоцикл за ручки и переставил все сто двадцать фунтов на пандус, используемый фургонами для того, чтобы принять постельное белье в стирку и доставить продукты на кухню ресторана.

Белл вывел мотоцикл по пандусу и оказался на Бродвее — улице, проходившей мимо массивного здания Капитолия с золоченым куполом. Белл сел на жесткое узкое седло, нависавшее над изогнутым топливным баком. Так как мотоцикл был предназначен для гонок, седло находилось на одном уровне с ручками руля, и мотоциклисту приходилось низко нагибаться, ведя мотоцикл.

Белл опустил очки на глаза, затем повернул вентиль, обеспечивающий подачу топлива из бака в карбюратор. Потом поставил ноги на педали мотоцикла и направился по улице. Он продвинулся вперед приблизительно на десять футов, когда двигатель ожил и выхлопные газы стали вылетать с оглушительным шумом.

Белл положил правую руку на регулятор подачи топлива, повернул его на пол-оборота — и гоночный мотоцикл, приводимый в движение односкоростной цепной передачей, рванулся вперед. Вскоре он уже несся по улице среди экипажей, запряженных лошадями, и редких автомобилей, идущих со скоростью тридцать миль в час.

Гоночный мотоцикл не имел фары, но светила луна, а на улицах включили электрические фонари, и света хватало, чтобы увидеть, как шарахались лошади, едва успевая увернуться от мотоцикла.

Проехав около двух миль, Белл остановился под уличным фонарем и сверился с картой. Убедившись, что движется в нужном направлении, он поехал дальше до улицы Спир, а затем повернул на запад. Проехал еще две мили, и наконец впереди замаячил загородный клуб «Денвер Кантри».

Большое здание с высоким шпилем сияло огнями, свет из огромных квадратных окон, расположенных по всему периметру дома, заливал всё вокруг. Подъезд к главному входу был перегорожен припаркованными экипажами и автомобилями, кучера и шоферы стояли группами, курили и разговаривали друг с другом. Перед входом двое мужчин в белых галстуках и во фраках проверяли у входящих пригласительные билеты.

Белл был уверен, что, подкатив к входу на мотоцикле, он привлечет всеобщее внимание. А без приглашения шансов попасть внутрь почти не было, хотя он и был одет для приема. Белл повернул руль мотоцикла и направился в темноте на площадку для гольфа. Стараясь избегать зеленых лужаек и песчаных лунок, он обогнул площадку и подъехал к домику для спортивного инвентаря, располагавшемуся за главным зданием около первой метки для мяча. В домике было темно и пусто.

Белл выключил зажигание и поставил мотоцикл в кусты за домиком. Приподняв мотоцикл, он закрепил его на подпорке. Потом снял длинное льняное пальто, накинул его на руль. Затем снял гамаши, шлем и очки. Пригладив волосы, Белл вышел на освещенную площадку и направился по дорожке, ведущей от домика для спортивного инвентаря к величественному зданию клуба. Вся площадка была залита светом из окон и от фонарей, стоявших вдоль дорожки, которая вела с улицы к загородному клубу. Перед широкой лестницей, шедшей к хозяйственному входу, стояло несколько грузовиков. Рабочие фирмы, обслуживавшей банкеты, в формах военного образца носили подносы с блюдами и столовой посудой из грузовиков на кухню.

Поднявшись по лестнице, Белл прошел между служащими, словно он был владельцем фирмы. Никто из официантов, спешивших в столовую с подносами еды, никто из поваров не обратил на него ни малейшего внимания. Они знали, что высокий мужчина в смокинге был одним из главных управляющих загородного клуба. К счастью, ему удалось избежать возможных проблем при входе в столовую. Он просто распахнул одну из вращающихся дверей кухни и смешался с толпой избранных членов клуба, которые ходили между столиками; глазами он искал Розу Мантека.

Через пару минут он заметил ее на Танцевальной площадке.

Белл застыл на месте.

Роза танцевала с Николсом Александером.

Он направился к ним с намерением вмешаться, но заметил на их лицах радость. «Осторожность — гораздо более мудрое решение», — подумал Белл. Он уже увидел больше, чем рассчитывал. Теперь он точно знал, кто шпион. Но Белл был уверен, что Александер не платный агент Мясника и его женщины-ищейки. Он просто глупец, одураченный хорошеньким личиком. Белл порадовался, что они не заметили его.

Белл кинул салфетку на руку и взял кофейник, будто ожидая, когда освободится столик. Он мог поднять кофейник перед лицом, если бы Роза и Александер посмотрели в его сторону. Музыка закончилась, и они направились к столику. Они уселись рядом, Александер — между Розой и пожилой женщиной с тяжелым подбородком, которую Белл принял за жену Александера. Значит, они танцевали не Случайно. То, что они сидели все вместе, означало, что столик был зарезервирован заранее. Они были знакомы.

Белл открыто рассматривал Розу. Она была в красном шелковом платье, цвет которого гармонировал с ее яркими волосами. В этот вечер они были собраны в пучок на затылке, а по бокам вились локоны. Грудь, прижатая шелковой отделкой, окаймляющей лиф ее платья, вздымалась двумя белыми холмиками. Роза была красивой женщиной от кончиков пальцев ног и до волос.

Ее губы складывались в приветливую милую улыбку, золотистые карие глаза сияли весельем. Она опустила кисть на руку Александера, и Белл понял, что ей нравились физические ощущения. На всех, кто сидел за столиком, она действовала возбуждающе. Она была настоящей чаровницей, обаятельной и восхитительной, но Белла она не волновала. Он не чувствовал ни возбуждения, ни огня, ни страсти. Для его аналитического ума она была врагом, но не объектом желаний. Сквозь прозрачный налет ее привлекательности он видел коварство и хитрость.

Он решил, что узнал достаточно. Поэтому быстро спрятался за официантом, направляющимся на кухню, и шел рядом с ним, пока они не миновали вращающиеся двери.

Когда Белл надевал снаряжение, оставленное на мотоцикле, он думал о том, что ему повезло. Он попал в ситуацию, которую невозможно было предвидеть, но из которой можно извлечь пользу. Возвращаясь на мотоцикле в «Браун-палас», он знал, что будет передавать Александеру только ложную информацию, вводя его в заблуждение. Он даже может придумать что-нибудь, чтобы заманить в ловушку Розу Мантека.

Эта часть плана занимала его. Он чувствовал, что уже взял хороший старт, выслеживая опасную львицу.

Глава 7

На следующее утро, вскоре после прихода Белла в офис, посыльный принес ему телеграмму от Ван Дорна: «Мой главный агент в Лос-Анджелесе докладывает, что не может найти следов Розы Мантека. Не существует семьи с такой фамилией среди владельцев ранчо в радиусе двухсот миль от города. Мне кажется, что леди вводит тебя в заблуждение. Она хорошенькая?

Ван Дорн».

Белл про себя улыбнулся. Положив телеграмму в карман, он направился в офис к Александеру и постучал в дверь.

— Войдите, — тихо ответил Александер, словно разговаривал с кем-то, кто находился в том же помещении.

С трудом расслышав его слова, Белл вошел.

— Полагаю, вы пришли, чтобы отчитаться, — сказал главный агент Денвера без предисловий.

Белл кивнул.

— Хотел сообщить о том, что сделано на сегодняшний день.

— Слушаю, — сказал Александер, не отрывая глаз от документов на столе и не предлагая Беллу сесть.

— Я отправил Кертиса и Ирвина опросить офицеров правоохранительных органов и возможных очевидцев ограблений и убийств, — солгал Белл.

— Вряд ли они смогут откопать что-нибудь, помимо того, что чиновники местных правоохранительных органов уже передали нам.

— Сам я предполагаю отправиться на следующем поезде в Лос-Анджелес.

Александер подозрительно взглянул на него.

— Лос-Анджелес? Зачем вы собираетесь поехать туда?

— Я и не собираюсь, — ответил Белл. — Я собираюсь в Лас-Вегас и далее в Риолит, где планирую сам побеседовать со свидетелями, если таковые найдутся.

— Умный план. — Александер взглянул почти с облегчением. — На миг мне показалось, что вы собираетесь в Лос-Анджелес из-за Розы Мантека.

Белл изобразил удивление:

— Вы ее знаете?

— Она сидела за нашим столиком с моей женой и со мной на вечере в загородном клубе. Мы встречались и по другому поводу. Она говорила, что вы с ней виделись на благотворительном балу в пользу приюта для сирот; мне показалось, что она очень интересуется вашим прошлым и вашей работой. На нее произвели неизгладимое впечатление ограбление и убийства в банке.

«Могу поклясться, что она интересовалась моей работой», — подумал Белл. Но сказал он другое:

— Я и не знал, что произвел на нее впечатление. Она постаралась поскорее избавиться от меня.

— Моя жена думает, что мисс Мантека в восторге от вас.

— Это вряд ли. Мне известно всего лишь, что она из очень богатой семьи Лос-Анджелеса.

— Это правда, — ответил Александер. — Ее отец владеет огромными землями за городом.

Для Белла было совершенно очевидно, что Александер не проверил Розу и ее вопросы о нем и о деле Мясника не вызвали у него никаких подозрений.

— Когда предполагаете вернуться? — спросил Александер.

— Постараюсь быстро провести расследование в Риолите и вернусь не позднее, чем через пять дней.

— А Кертис и Ирвин?

— От десяти дней до двух недель.

Александр вновь занялся своими бумагами, лежащими на письменном столе.

— Удачи, — коротко напутствовал он, отпуская Белла.

Вернувшись в конференц-зал, Белл удобно устроился в своем вращающемся кресле, положив ноги на стол. Он медленно пил кофе, принесенный миссис Мерфи. Затем откинулся на спинку кресла и уставился в потолок, словно что-то увидел там.

Итак, его подозрения относительно мисс Мантека оправдались. Она не только оказалась мошенницей, но и, возможно, каким-то образом была связана с Мясником; может быть, он подослал ее, чтобы разузнать всё, что можно, о расследовании, ведущемся детективным агентством Ван Дорна. Открытие Белла невозможно переоценить. Мясник не был обычным бандитом. То, что он воспользовался услугами хорошенькой шпионки, свидетельствовало о тщательно продуманной операции. Роза — или как там ее звали по-настоящему? — была хороша. Она легко вошла в доверие к управляющему офисом Денвера. Фундамент был заложен основательно. Понятно, что это была работа профессионала. Использование подставного лица означало, что у Мясника имелась целая сеть щупальцев, возможно проникавших в деловые и даже правительственные круги.

Вернувшись в гостиницу, Белл сразу направился к стойке портье и спросил, в каком номере остановилась Роза Мантека. Тот с официальным видом ответил:

— Прошу прощенья, сэр, но мы не можем сообщать номера комнат наших гостей. — На его лице проскользнуло самодовольное выражение. — Но я могу сказать, что мисс Мантека уехала в полдень.

— Она сказала, куда направляется?

— Нет, но ее багаж отправили на станцию Юнион и погрузили в поезд, отправляющийся в час дня и следующий в Феникс ив Лос-Анджелес.

Этого Белл никак не ожидал. Он проклинал себя за то, что позволил ей улизнуть.

Кто такая Роза Мантека на самом деле? Почему она уехала на поезде, идущем в Лос-Анджелес, хотя не жила там?

Затем возникла другая беспокойная мысль: куда нанесет следующий удар Немезида? У Белла вообще не было никаких соображений по этому поводу, и его это очень огорчало. Раньше у него всегда было ощущение, что он полностью контролировал ситуацию. Но это расследование было другим, совершенно другим.

Глава 8

У блондина с густыми светло-каштановыми напомаженными усами был вид преуспевавшего человека. Выйдя из здания железнодорожной станции, он сел на заднее сиденье такси модели «форд-Н» и стал наслаждаться прекрасным безоблачным днем, рассматривая виды Солт-Лейк-Сити, расположенного у подножья гор Уосач. Мужчина был одет модно и даже щеголевато, но в то же время в нем ощущалась деловитость. На пассажире был шелковый цилиндр, черный сюртук на трех пуговицах с высоким округлым воротником, жилет и элегантный галстук. Руки скрывали жемчужно-серые лайковые перчатки, гетры в тон им заканчивались немного выше его туфель, над щиколоткой.

Пассажир слегка наклонялся вперед, глядя в окна; в руках он сжимал серебряную ручку трости, украшенную головой орла с большим клювом. Хотя вид у этой трости был безобидный, на самом деле она представляла собой пистолет с длинным стволом и спусковым крючком, появлявшимся при нажатии на кнопку. Он был рассчитан на пули сорок четвертого калибра, после выталкивания гильзы в ствол вставлялся новый патрон из небольшой обоймы в хвосте орла.

Машина проехала мимо церкви Святых последних дней, соединяющей в себе замок, молитвенный дом и зал собраний. Серые гранитные стены церкви, построенной между 1853 и 1893 годами, толщиной шесть футов, венчали шесть шпилей, на самом высоком из них находилась медная статуя ангела Морони.

Выехав с площади у замка, такси повернуло на Трехсотую южную улицу и остановилось перед гостиницей «Пири». Построенная в европейском стиле незадолго до горного бума, она превратилась в главную гостиницу Солт-Лейк-Сити. Пока швейцар доставал багаж из такси, мужчина приказал водителю ждать. Затем он прошел через двойные стеклянные двери в вестибюль.

Портье за стойкой улыбнулся и закивал головой. Затем посмотрел на большие часы, стоявшие в вестибюле, и сказал:

— Мистер Раскин, полагаю.

— Вы полагаете правильно, — ответил мужчина.

— Два пятнадцать. Вы прибыли точно вовремя, сэр.

— Хоть раз поезд оказался пунктуальным.

— Прошу расписаться в журнале регистрации.

— Мне необходимо отправиться на встречу. Прошу проследить, чтобы мой багаж доставили в номер, а одежду положили в комод и повесили в гардероб.

— Да, мистер Раскин. Я сам прослежу за всем этим. Портье перегнулся через стойку и кивнул в сторону большого кожаного чемодана, который стоял у ног Раскина.

— Не хотите ли, чтобы я отправил вашу сумку наверх, в номер?

— Нет, благодарю. Я возьму ее с собой.

Раскин повернулся и вышел на тротуар, одной рукой сжимая трость, другой — ручку чемодана, вес которого оттягивал правое плечо вниз. Он втолкнул чемодан в такси и снова сел на заднее сиденье.

Портье показалось странным, что Раскин не оставил этот чемодан в такси. Он удивлялся, что приезжий тащил такой тяжелый кейс в вестибюль, а затем снова в такси. Видимо, внутри находилось что-то очень ценное. Но вскоре он забыл об этом, потому что к стойке подошел следующий гость, желавший зарегистрироваться.

Через восемь минут Раскин вышел из такси, заплатил водителю и вошел в вестибюль банка «Солт-Лейк-Сити Бэнк и Траст». Он обратился к охраннику, сидевшему на стуле перед дверью:

— Мне назначена встреча с мистером Кардоза.

Охранник поднялся и направился в сторону двери из матового стекла.

— Вы найдете мистера Кардоза здесь.

Раскину незачем было обращаться к охраннику. Он с таким же успехом мог и сам увидеть дверь офиса управляющего банком. Охранник не заметил, что Раскин внимательно изучал его: как он движется, сколько ему лет, как у него на бедре висит кобура с новым автоматическим пистолетом сорок пятого калибра. Это была модель 1905 года. Браунинг. Беглый осмотр свидетельствовал о том, что охранник не отличается особой бдительностью. Ежедневное наблюдение за клиентами банка, которые приходили и уходили, не доставляя никакого беспокойства, сделало его апатичным. Он не видел ничего необычного в огромном кейсе Раскина.

За стойками банка в своих кабинках сидели два кассира. Помимо охранника, из служащих в банке находились Кардоза и его секретарь. Раскин изучил огромную стальную дверь, ведущую в хранилище. Она должна была производить впечатление на клиентов, заставляя их думать, что их сбережения находятся в надежных и крепких руках.

Посетитель подошел к секретарю.

— Здравствуйте, меня зовут Элнах Раскин. У меня на два тридцать назначена встреча с мистером Кардоза.

Женщина лет пятидесяти с седеющими волосами улыбнулась и встала, не произнеся ни слова. Она подошла к двери с надписью «Альберт Кардоза, управляющий» и заглянула внутрь.

— К вам мистер Элнах Раскин.

Кардоза быстро поднялся, вышел из-за письменного стола и энергично пожал руку Раскина.

— Очень приятно, сэр. Не мог дождаться вашего прибытия. Далеко не каждый день мы принимаем представителя банка Нью-Йорка, который открывает такой значительный депозитный счет.

Раскин поставил кейс на письменный стол Кардозы, открыл замки и затем крышку.

— Вот, пожалуйста, полмиллиона долларов наличными, предназначенные для депозита на срок, который мы определим позднее.

Кардоза благоговейно уставился на аккуратно упакованные и перевязанные пятидесятидолларовые золотые сертификаты, словно они были его пропуском в обетованную землю банкиров. Затем в его взгляде появилось удивление.

— Не понимаю. Почему не принести чек, подписанный кассиром, вместо пятисот тысяч долларов наличными?

— Директора нью-йоркского банка «Гудзон Ривер» предпочитают работать с наличными. Из нашего письма вам должно быть известно, что мы предполагаем открыть филиалы банков в городах по всему западу. Мы считаем целесообразным, чтобы у нас в руках были наличные деньги, когда откроем двери своих филиалов.

Кардоза хмуро посмотрел на Раскина.

— Надеюсь, ваши директора не собираются отрыть конкурирующий банк в Солт-Лейк-Сити.

Раскин широко улыбнулся и отрицательно покачал головой.

— Феникс в Аризоне и Рено в Неваде станут первыми городами на западе, где откроются филиалы нашего банка.

Кардоза почувствовал облегчение.

— Безусловно, Феникс и Рено — процветающие города.

— В Солт-Лейк-Сити когда-нибудь грабили банк? — вскользь бросил Раскин, внимательно глядя на хранилище.

Кардоза насмешливо посмотрел на него.

— Только не здесь. Жители города не допустят этого. Солт-Лейк-Сити считается в нашей стране одним из городов, где почти нет преступлений. Мормоны (Святые последних дней) — очень порядочные и религиозные люди. Поверьте мне, мистер Раскин, ни один бандит не осмелится совершить попытку ограбления банка. Ваши деньги будут в абсолютной безопасности, когда мы закроем их в хранилище.

— Я читал о парне, прозванном бандитом Мясником, который совершает грабежи и убийства во всех западных штатах.

— Не беспокойтесь, он нападает только на небольшие шахтерские города и уносит деньги, предназначенные для зарплаты. Он не настолько глуп, чтобы попытаться ограбить банк в городе величиной с Солт-Лейк-Сити. Ему не удастся выбраться за пределы города, полиция пристрелит его раньше.

Раскин кивнул в сторону хранилища.

— Ваш склад производит впечатление.

— Лучшее хранилище на всей территории к западу от Миссисипи, сделанное специально для нас в Филадельфии, — с гордостью сказал Кардоза. — Целый полк, вооруженный пушками, не сможет прорваться внутрь.

— Вижу, что оно открыто во время работы банка?

— А почему бы и нет? Нашим клиентам нравится видеть, что их депозиты хорошо охраняются. И, как я уже упоминал, еще ни один банк не был ограблен в Солт-Лейк-Сити.

— Когда в банке меньше всего работы в течение дня?

Кардоза озадаченно посмотрел на него.

— Меньше всего работы в течение дня?

— Когда вы совершаете меньше всего операций с клиентами?

— Самое ненапряженное время в банке между половиной второго и двумя. Большинство наших клиентов возвращаются в свои офисы после перерыва на обед. А так как мы закрываемся в три часа, некоторые клиенты приходят после обеда. А почему вы спрашиваете?

— Просто любопытно сравнить ваш график с графиком нашего банка в Нью-Йорке; похоже, он точно такой же. — Раскин похлопал по своему кейсу. — Пожалуй, я оставлю деньги в кейсе и загляну завтра.

— Мы вскоре закрываемся, но я скажу старшему клерку, чтобы он сосчитал их в первую очередь завтра утром.

Кардоза открыл ящик письменного стола, достал кожаный журнал и выписал квитанцию о взносе на депозитный счет полумиллиона долларов. Он передал квитанцию Раскину, а тот положил ее в большой бумажник, который спрятал в нагрудный карман куртки.

— Могу ли я просить об одолжении? — осведомился Раскин.

— Разумеется. Всё, что пожелаете.

— Мне хотелось бы находиться рядом, когда клерк будет считать.

— Очень любезно с вашей стороны, но я уверен, что ваш банк учел каждый доллар.

— Благодарю за доверие, но мне хотелось бы присутствовать в целях безопасности.

Кардоза пожал плечами.

— Как пожелаете.

— Есть еще одно условие.

— Я слушаю.

— С утра у меня много дел, я смогу вернуться завтра только после половины второго. И учитывая, что у вас в это время меньше всего посетителей, полагаю, этот момент вполне подойдет для пересчета денег.

Кардоза согласно кивнул.

— Вы совершенно правы. — Он встал и протянул руку. — До завтра. С нетерпением жду встречи с вами.

Раскин приподнял трость в знак прощания, освободил Кардозу от своего присутствия и вышел из офиса. Он прошел мимо охранника, который даже не взглянул на него, и взмахнул тростью, как жезлом, когда выходил на тротуар.

Про себя он улыбался, зная, что не собирается возвращаться в банк для того, чтобы пересчитать содержимое своего чемодана.

Глава 9

На следующий день Раскин отправился в банк, убеждаясь в том, что прохожие в толпе хорошо видели его, останавливался в магазинах, чтобы поглазеть, заводил разговоры с продавцами. Трость служила ему больше для опоры, чем для защиты.

Подойдя к банку «Солт-Лейк-Сити Бэнк и Траст» в час тридцать, он вошел и, совершенно не обращая внимания на охранника, повернул ключ в замке двери главного входа. Затем перевернул вывеску на окне, так что с улицы на ней можно было прочитать «Закрыто», и опустил жалюзи. Охранник сидел в своем обычном состоянии ступора, не понимая, что банк готовят к ограблению. Ни секретарь Альберта Кардоза, ни кассиры, ни женщина, владелица банковского счета, стоявшая перед стойкой, не обратили внимания на необычное поведение появившегося человека.

Наконец охранник забеспокоился, поняв, что Раскин действует не так, как должен вести себя обычный клиент банка, и готов совершить что-то противозаконное. Он поднялся, положив руку на кобуру, в которой находился револьвер тридцать восьмого калибра модели «смит-и-вессон», и тупо спросил:

— Что ты делаешь?

И тут глаза у него расширились от страха: на него было направлено дуло «кольта» тридцать восьмого калибра.

— Не сопротивляться, пошел за стойку, медленно! — приказал Раскин, заворачивая ствол пистолета в старый толстый шерстяной шарф с прожженными дырами.

Он быстро — раньше, чем кассиры в своих кабинках поняли что-нибудь и схватили пистолеты, — переместился за стойку. Совершенно не ожидая, что их банк может быть ограблен, служащие пришли в полное замешательство.

— Даже и не думайте взяться за оружие! — крикнул Раскин. — Лечь на пол, иначе всажу пулю вам в мозги! — Тростью он указал на перепуганную женщину перед стойкой. — Иди за стойку и ложись на пол рядом с кассирами, и ты не пострадаешь, — сказал он холодным тоном. Затем направил пистолет на секретаря Кардозы. — Ты тоже! Немедленно на пол!

Когда все уже лежали лицом вниз на натертом до блеска полу, Раскин постучал в дверь офиса Кардозы. Управляющий не мог через дверь различить голоса и ничего не знал о жутких событиях, разворачивавшихся в банке. Он по привычке ждал, что войдет секретарь, но ее не было. Наконец, раздраженный тем, что его оторвали от дел, он вышел из-за письменного стола и открыл дверь. Ему потребовалось целых десять секунд, чтобы понять, что происходит. Он уставился на Раскина, увидев в его руке пистолет.

— Что всё это значит? — требовательным тоном спросил он. Затем увидел, что на полу лежат люди, и в полном недоумении снова посмотрел на Раскина. — Не понимаю. Что происходит?

— Первое ограбление в Солт-Лейк-Сити, — ответил Раскин весело.

Пораженный, Кардоза застыл на месте.

— Вы директор респектабельного банка Нью-Йорка. Почему вы делаете это? Это не имеет никакого смысла. Что вы надеетесь выиграть?

— У меня собственные мотивы, — отвечал Раскин холодным тоном. — Хочу, чтобы ты выставил тратту на четыреста семьдесят пять тысяч долларов.

Кардоза уставился на него, как на сумасшедшего.

— Банковскую тратту кому?

— Элиаху Раскину, кому же еще? — ответил Раскин. — И поторопись.

В полном замешательстве Кардоза дрожащими руками открыл ящик, достал книгу, содержавшую банковские переводные векселя, и торопливо выписал один на сумму, потребованную Раскиным. Закончив, он передал его через стол грабителю, и тот положил вексель в нагрудный карман.

— Теперь на пол вместе с остальными.

Будто в мучительном ночном кошмаре, Кардоза медленно опустился на пол рядом со своей дрожащей секретаршей.

— А теперь не двигаться, пока я не разрешу вам.

Не произнося больше ни слова, Раскин вошел в хранилище и начал набивать деньгами кожаные мешки, которые он заметил еще раньше на полке внутри за огромной пятитонной дверью. Наполнил два мешка, подсчитал, что в них поместилось приблизительно двести тридцать тысяч долларов купюрами довольного высокого достоинства — ни одной ниже десяти долларов. Он хорошо всё спланировал. Из внутренней банковской информации ему было известно, что «Солт-Лейк-Сити Бэнк и Траст» получил крупную партию наличных денег, отправленных из Континентального Коммерческого национального банка Чикаго. Кейс с его собственными деньгами, который он оставил здесь накануне, находился на другой полке хранилища.

Отставив мешки в сторону, Раскин захлопнул дверь хранилища. Она закрылась легко, как дверца буфета. Затем повернул кодовое колесо, которое приводило в действие внутренние задвижки, и установил таймер на девять часов следующего утра.

Без всякой спешки, словно прогуливаясь по парку, он зашел за стойку и безжалостно расстрелял в затылок всех людей, лежавших на полу. Приглушенные выстрелы следовали с такой скоростью друг за другом, что ни у кого не было времени понять, что происходит, и закричать. Затем он поднял жалюзи на окнах банка, чтобы люди, проходящие по тротуару, видели, что хранилище закрыто, и думали, что банк не работает. Тела не были видны, они лежали за стойкой.

Раскин подождал, когда на тротуаре не будет ни единого человека, а на дороге — никакого транспорта, и небрежной походкой вышел из банка, закрыл дверь и неторопливо пошел вперед, помахивая тростью. К четырем часам он вернулся в гостиницу «Пири». Приняв ванну, он спустился в ресторан, где насладился большой порцией копченой семги в укропном соусе, икрой и французским бургундским 1899 года «Клос де ла Роше». Затем он целый час читал в вестибюле, прежде чем отправиться в постель и заснуть мертвым сном.

Поздно утром Раскин взял такси до «Солт-Лейк-Сити Бэнк и Траст». Перед входом в банк собралась толпа, от здания отъезжала машина скорой помощи. Вокруг было полно полицейских. Он пробрался сквозь толпу, увидел человека, одетого как детектив, и обратился к нему.

— Что здесь случилось? — вежливо спросил он.

— Ограблен банк, убито пять человек.

— Ограблен, есть убитые? Это просто катастрофа! Вчера я положил здесь на депозит полмиллиона долларов наличными из своего банка в Нью-Йорке.

Детектив удивленно посмотрел на него.

— Полмиллиона долларов, говорите? Наличными?

— Да, у меня есть расписка.

Раскин помахал распиской перед лицом детектива. Тот взял ее и изучал в течение нескольких минут, затем он сказал:

— Вы Элиах Раскин?

— Да, Раскин. Представляю банк «Гудзон Ривер» Нью-Йорка.

— Полмиллиона долларов наличными! — выдохнул детектив. — Ничего удивительного, что банк ограбили. Вам лучше пройти внутрь и познакомиться с мистером Рамсделлом, это один из директоров банка. Там же и капитан Джон Кесейл из отделения полиции Солт-Лейк-Сити.

Тела уже увезли, но большой участок пола был покрыт засохшей кровью. Капитан Кесейл — крупный, толстый человек с большим выступающим вперед животом под жилетом и с огромной цепью для часов — первым подошел к мужчине, который сидел за письменным столом Кардозы, изучая депозиты. Из-под лысого черепа ошеломленно смотрели карие глаза. Он уставился на Раскина, явно раздраженный тем, что его отрывают от работы.

— Это мистер Элнах Раскин, — объявил Кесейл. — Он говорит, что вчера положил на депозит полмиллиона долларов у мистера Кардоза.

— Сожалею, что нам приходится знакомиться при таких трагических обстоятельствах. Эзра Рамсдслл, директор банка, — представился он.

Рамсделл поднялся из-за стола и пожал Раскину руку.

— Ужасное, страшное дело, — пробормотал он. — Пять человек погибли. В Солт-Лейк-Сити ничего подобного раньше не происходило.

— Вам что-нибудь известно о деньгах моего банка, которые хранил мистер Кардоза? — решительно спросил Раскин.

Рамсделл кивнул.

— Да, он звонил мне по телефону и докладывал, что вы приходили и поместили деньги вашего банка в хранилище.

— Так как мистер Кардоза, да упокоит Господь его душу, дал мне расписку, мои директора полагают, что ваш банк сможет возместить потери.

— Передайте вашим директорам, чтобы они не беспокоились.

— Сколько денег наличными унес грабитель? — спросил Раскин.

— Двести сорок пять тысяч долларов.

— Плюс мои полмиллиона, — сказал он, притворяясь взволнованным.

Рамсделл с сомнением взглянул на него.

— По какой-то необъяснимой причине грабитель не взял ваши деньги.

Раскин изобразил, что он совершенно ошеломлен.

— Деньги в большом коричневом кожаном чемодане, — сказал капитан Кесейл. — Это ваши?

— Золотые сертификаты? Да, они из банка в Нью-Йорке, который я представляю.

Рамсделл и Кесейл обменялись удивленными взглядами. Затем директор сказал:

— В кейсе, который вы вместе с мистером Кардоза поместили в хранилище, все ещё находятся ваши деньги.

— Не понимаю.

— Их не тронули. Я открывал и проверял лично. Ваши золотые сертификаты в полной безопасности, все в целости и сохранности.

Раскин устроил настоящее шоу, разыгрывая полное недоумение.

— Бессмыслица какая-то! Почему взяли ваши деньги и не тронули мои?

Кесейл почесал ухо.

— Полагаю, он торопился и просто не обратил внимания на чемодан, не понимая, что в нем королевское состояние наличными.

— Хоть какое-то облегчение, — сказал Раскин, снимая шелковый цилиндр и вытирая воображаемый пот со лба. — Думаю, что грабитель не вернется, и оставлю их в вашем хранилище до тех пор, пока они не потребуются нам, чтобы открыть новые филиалы банка в Фениксе и в Рено.

— Мы очень благодарны. Особенно сейчас, когда исчезли наши наличные деньги.

Раскин посмотрел на пятна засохшей крови на полу.

— Должен покинуть вас. — Он кивнул Кесейлу: — Верю, что вы сможете поймать убийцу, чтобы повесить его.

— Клянусь, что мы выследим его, — уверенно ответил Кесейл. — Каждая дорога из Солт-Лейк-Сити и все железнодорожные станции охвачены сетью офицеров полиции. Он не сможет уйти из города.

— Удачи вам, — сказал Раскин. — Молюсь за то, чтобы вы арестовали преступника. — Он повернулся к Рамсделлу: — Буду в гостинице «Пирн» до завтра, если понадобятся мои услуги. В четыре часа дня сяду в поезд; надо познакомиться с будущими клиентами нашего нового банка в Фениксе.

— Вы очень добры, — сказал Рамсдслл. — Свяжусь с вами, как только мы возобновим работу.

— Не стоит благодарить меня, — Раскин повернулся, чтобы уйти. — Удачи вам, капитан, — сказал Раскин Кесейлу, направляясь к главному входу банка.

Кесейл выглянул в окно, наблюдая, как Раскин переходит через улицу к такси.

— Очень странно, — медленно сказал он. — Насколько мне известно, следующий поезд в Феникс отправляется только через три дня.

Рамсделл пожал плечами.

— Возможно, его неправильно информировали.

— Всё равно в нем есть что-то такое, что беспокоит меня.

— Так что же это?

— Его не охватила безграничная радость, когда он узнал, что грабитель не унес деньги его банка. Как будто он знал, что они благополучно сохранились.

— А это имеет значение? — спросил Рамсделл. — Мистер Раскин должен радоваться, что грабитель не заметил его полмиллиона долларов.

У детектива был задумчивый вид.

— Откуда тебе известно, что там полмиллиона долларов? Ты считал?

— Их, наверное, считал мистер Кардоза.

— А ты в этом уверен?

Рамсделл направился из офиса в хранилище.

— Сейчас самое подходящее время для быстрой проверки.

Он открыл кейс и начал считать пачки долларов первого ряда. В верхнем ряду было двадцать тысяч долларов в золотых сертификатах. Под ними все пространство кейса было заполнено аккуратно нарезанными и перевязанными газетами.

— Боже праведный! — выдохнул Рамсделл.

Затем, словно на него снизошло откровение, он бросился в офис управляющего банком и открыл книгу, лежавшую на письменном столе. В книге учитывались тратты банка — но последний переводной вексель не был зарегистрирован. Лицо у директора стало пепельным.

— Наверное, этот мерзавец заставил Кардозу выписать банковский переводной вексель на полмиллиона. В какой бы банк он ни обратился, там обязательно решат, что мы выдали его официально, и потребуют оплаты от банка «Солт-Лейк-Сити Бэнк и Траст». В соответствии с федеральным законом мы обязаны оплатить его. Если мы не признаем его, будет возбуждено дело, последует судебное преследование со стороны казначейства Соединенных Штатов, и нас заставят закрыться.

— Раскин не только мошенник, — убежденно сказал Кесейл, — это он ограбил ваш банк и убил ваших служащих и клиентку.

— Не могу поверить в это, — пробормотал Рамсделл. И тут же потребовал: — Вы должны остановить его! Схватите его раньше, чем он улизнет из гостиницы!

— Пошлю отряд в «Пири», — сказал Кесейл. — Но этот парень не промах. Вероятно, он пустился в бега, как только вышел из гостиницы.

— Ты не должен позволить ему исчезнуть после этого кровавого преступления.

— Если он тот самый пресловутый бандит Мясник, то он настоящий дьявол, исчезающий, как призрак.

В глазах Эзра Рамсделла блеснул коварный огонек.

— Он должен предъявить тратту в один из банков. Я телеграфирую управляющим всех банков в нашей стране, чтобы они были начеку и связались с полицией, если он предъявит к оплате переводной вексель на полмиллиона долларов, выданный на имя Элиаха Раскина. С этим ему некуда будет деться.

— Совсем не уверен, — тихо сказал Джон Кесейл, вздыхая. — Совершенно не уверен.

Глава 10

«Мясник опережает меня повсюду на целую милю», — подумал Белл, когда поезд замедлил ход и остановился на станции в Риолите. Он получил от Ван Дорна длинную телеграмму, в которой сообщалось об убийствах в Солт-Лейк-Сити. Как он, так и все остальные меньше всего ожидали нападения Мясника на банк в таком крупном городе, как Солт-Лейк-Сити. Это была его следующая остановка после Риолита.

Белл вышел из поезда с кожаной сумкой, в которой было всё самое необходимое для поездок. Зной пустыни показался ему раскаленным жаром доменной печи, но воздух был сухой, и рубашка не промокла от пота.

Он сразу направился в тюрьму и в офис шерифа, узнав у начальника станции, где они расположены. Шериф Марвин Гуи был человеком среднего роста с копной взъерошенных седых волос. Он оторвался от стопки плакатов «Их ищет полиция» и поднял на Белла свои мягкие карие глаза.

— Шериф Гуи, я Исаак Белл, детективное агентство Ван Дорна.

Гуи не встал из-за стола и не протянул руку для рукопожатия; вместо этого сплюнул табачную жвачку в плевательницу.

— Да, мистер Белл, мне сказали, что вы приедете на десятичасовом поезде. Как вам понравилась наша погода?

Белл взял стул, который ему никто не предлагал, и сел напротив Гуи.

— Предпочитаю прохладный горный воздух Денвера.

Шериф слегка улыбнулся.

— Если бы вы пожили здесь достаточно долго, то смогли бы привыкнуть.

— Я телеграфировал вам о своем расследовании, — заговорил Белл без предисловий. — И хотел бы получить всю информацию, которая может помочь выследить Мясника.

— Надеюсь, вам повезет больше, чем мне. После убийств мы обнаружили только брошенный ветхий грузовой фургон и упряжку лошадей — то, на чем он прибыл в город.

— Кто-нибудь смог хорошо рассмотреть его?

Гуи снова покачал головой.

— Никто не обращал на него никакого внимания. Три человека дали самые противоречивые описания. Они совершенно не согласуются между собой. Мне известно только то, что мой отряд полицейских не обнаружил никаких следов фургона, лошадей или автомобиля, ведущих из города.

— А что на железной дороге?

Гуи покачал головой.

— В течение восьми часов после преступления ни один поезд не отправился из города. Я организовал посты на железнодорожной станции, которые обыскали перед отправлением все пассажирские вагоны, но не обнаружили никого, кто мог бы вызвать подозрения.

— А что с товарными поездами?

— Обыскали единственный товарный поезд, который отправлялся из города в тот день. Ни полицейские, ни машинист, ни тормозные кондукторы, ни пожарные не нашли никого, кто мог прятать в крытых товарных вагонах или около них.

— Каковы ваши предположения? — спросил Белл. — Каким образом ему удалось скрыться, как вы думаете?

Гуи сделал паузу, чтобы выплюнуть следующую табачную жвачку в медную плевательницу.

— Сдаюсь. Мне тяжело говорить об этом, но не имеюни малейшего представления о том, каким образом ему удалось ускользнуть от меня. Откровенно говоря, всё это буквально вывело меня из строя. За тридцать лет работы я ни разу не потерял того человека, которого преследовал.

— Можете утешиться тем, что вы не единственный шериф, который потерял его после того, как он совершил ограбление банка.

— Но всё равно гордиться нечем, — пробормотал Гуи.

— С вашего разрешения я опрошу трех свидетелей.

— Напрасно потеряете время.

— Можете дать их имена? — настаивал Белл. — Мне нужно сделать свою работу.

Гуи пожал плечами и написал на обратной стороне плаката «Их ищет полиция» их имена, а также адреса, по которым их можно найти.

— Я знаю всех этих людей. Они добропорядочные, честные граждане, которые верят в то, что они видели, даже если это ни с чем не согласуется.

— Спасибо, шериф, но моя задача заключается в том, чтобы расследовать каждую улику, независимо от се значительности.

— Сообщите мне, если от меня потребуется какая-нибудь помощь, — сказал Гуи, немного оживляясь.

— Обязательно, — сказал Белл, — свяжусь с вами, если понадобится.

Почти всё следующее утро Белл потратил на поиски и опрос людей по списку, данному ему шерифом Гуи. Белла считали специалистом по получению свидетельских показаний, но на этот раз он не смог ничего добиться. Никто из этих людей, двух мужчин и женщины, не дали согласовывающихся между собой показаний. Шериф Гуи оказался прав. Беллу пришлось смириться с полным поражением и отправиться обратно в гостиницу; надо было ехать в следующий город, в котором произошла такая же трагедия, — Боузмен в штате Монтана.

Белл сидел в ресторане гостиницы и ел тушеную баранину, когда вошел шериф и подсел к нему за столик.

— Хотите что-нибудь? Я закажу, — предложил Белл.

— Нет, спасибо. Я ищу вас, потому что подумал о Джеки Раглс.

— А кто это?

— Совсем мальчишка, лет десяти. Отец работает на шахте, а мать прачка. Он утверждал, что видел странного человека в день ограбления, но я не отнесся всерьез к его словам. В городе его не считают особо умным. Я думал, что он просто хотел произвести впечатление на остальных мальчишек, заявив, что видел бандита.

— Хотелось бы допросить его.

— Отправляйтесь на Третью улицу к Менло. Затем поверните направо. Он живет во втором доме слева, настоящей лачуге, готовой рухнуть каждую минуту, как большинство домов в том районе.

— Премного обязан.

— Вам не удастся получить от Джеки больше, чем от остальных. Возможно, даже меньше.

— Но я должен надеться, — сказал Белл. — Как я уже говорил, нам нужно проверить каждую ниточку, пусть даже самую ненадежную. Детективное агентство Ван Дорна, как и вы, очень хочет поймать убийцу.

— Можете зайти в универмаг и купить жевательные конфеты, — сказал шериф Гуи. — Джеки их очень любит.

— Спасибо за подсказку.

Белл легко нашел дом семьи Раглс по описанию, данному Гуи. Деревянное строение покосилось на один бок. «Еще два дюйма, — подумал Белл, — и оно рухнет прямо на улицу». Он уже начал подниматься по шатким ступеням, когда из дома вылетел мальчишка и понесся на улицу.

— Ты Джеки Раглс? — спросил Белл, схватив его за руку.

Мальчишка ничуть не испугался:

— А кто хочет это знать?

— Меня зовут Белл. Я из детективного агентства Ван Дорна. Мне хотелось бы расспросить тебя, что ты видел в тот день, когда ограбили банк.

— Ван Дорн! — с восторгом произнес Джеки. — Черт возьми, ваши парни известны каждому. Детектив Ван Дорна хочет побеседовать со мной?

— Правильно, — сказал Белл, приготовившись к атаке. — Хочешь жевательных конфет?

Он достал небольшой пакетик, который только что купил в магазине.

— Вот это да! Спасибо, мистер.

Не теряя времени, Джек схватил пакетик и положил конфету в рот. На мальчишке была хлопчатобумажная рубашка, штанишки, обрезанные выше колена, и поношенные кожаные туфли, которые достались ему от старшего брата, как догадался Белл. Одежда на нем была очень чистая: ведь его мать работала прачкой. Он был худой, как жердь, с усеянным веснушками личиком и копной нечесаных светло-каштановых волос.

— Шериф Гуи сказал мне, что ты видел грабителя банков.

Не переставая жевать конфету, мальчишка заговорил:

— Конечно, видел. Только мне никто не верит.

— Я верю, — поддержат его Белл. — Расскажи мне, что ты видел.

Джек уже готовился взять следующую конфету и полез в пакетик, но Белл остановил его:

— Съешь их потом, после того как расскажешь мне всё, что знаешь.

Мальчик рассердился, но пожал плечами.

— Я играл с друзьями в бейсбол на улице, когда этот старик…

— Насколько старый?

Джеки посмотрел на Белла.

— Приблизительно твоего возраста.

Белл никогда не считал, что старость наступает в тридцать лет, но мальчишке десяти лет он мог показаться старым.

— Продолжай.

— Одет он был как большинство шахтеров в нашем городе, но на голове у него была огромная шляпа, как у мексиканцев.

— Сомбреро.

— Думаю, что она так и называется. И он тащил на плече тяжелый мешок, который так раздулся, что казалось, будто он битком набит чем-то.

— Что еще ты заметил?

— На одной руке у него нет мизинца.

Белл замер на месте. Это был первый ключ для опознания убийцы.

— Ты уверен?

— Так же точно, как в том, что я стою на этом месте, — ответил Джеки.

— На какой руке? — спросил Белл, сдерживая нарастающее возбуждение.

— На левой.

— Не сомневаешься, что на левой?

Джеки просто кивнул, с вожделением поглядывая на пакетик с жевательными конфетами.

— Он посмотрел на меня просто как сумасшедший, когда увидел, что я оглянулся.

— А что потом?

— Мне нужно было принять подачу. А когда я повернулся, его уже не было.

Белл потрепал мальчика по волосам, и его рука почти запуталась в океане непослушных рыжих волос. Он улыбнулся.

— Давай ешь свои конфеты, но я бы на твоем месте жевал их медленнее, тогда можно растянуть надолго.

Покинув гостиницу, прежде чем сесть в поезд, Белл расплатился с телеграфистом железнодорожной станции за телеграмму, которую тот должен был отправить Ван Дорну, с сообщением о том, что у бандита Мясника нет мизинца на левой руке. Он знал, что Ван Дорн быстро распространит эту новость среди своей армии агентов, которые возьмут ее на вооружение и будут докладывать о любом человеке с подобным изъяном.

Вместо того чтобы вернуться в Денвер, он решил поехать в Бисби. Возможно — только возможно — ему снова повезет, и он найдет еще один ключ к опознанию бандита.

Он откинулся на спинку сиденья. Невыносимый зной пустыни раскалил внутри весь пульмановский вагон, но Белл едва замечал это.

Первый верный ключ, предоставленный худеньким мальчишкой, далеко не был прорывом, но это было начало. Белл был вполне доволен собой и размечтался о том дне, когда он встретится с бандитом лицом к лицу и опознает его по отсутствующему пальцу.

Погоня набирает темп

Глава 11

4 марта 1906 года

Сан-Франциско, штат Калифорния

Мужчина, который в последний раз появлялся под именем Раскин, стоял перед чрезмерно украшенной медной раковиной и брился, глядя в большое овальное зеркало. Закончив, он сполоснул лицо и надушился дорогим французским одеколоном. В этот момент его крытый товарный вагон резко остановился, и мужчина ухватился за раковину.

Он подошел к окну, замаскированному снаружи под деревянную стенку вагона, осторожно открыл его и выглянул наружу. Локомотив толкал десять товарных вагонов, отцепленных от поезда, включая мебельный вагон О'Брайна, через огромное здание терминала Южной тихоокеанской железнодорожной компании. Терминал назывался «Мол Окленд». Он включал в себя большой пирс, построенный на сваях и на кирпичной кладке, и скалу в заливе Сан-Франциско, на западной стороне города Окленд. Эллинг, на который заходили паромы и где они швартовались, располагался на западной стороне огромного здания между двумя вышками. Команда служащих руководила погрузкой и разгрузкой огромной флотилии паромов, ходивших через залив в Сан-Франциско и обратно.

Поскольку «Мол Окленд» находился в конечном пункте трансконтинентальной железной дороги, все двадцать четыре часа в сутки он был переполнен смешанными толпами людей, прибывающими с востока и следующими через континент в противоположном направлении. Пассажирские поезда стояли вперемешку с товарными. В 1906 году это место было оживленным, так как в городах наблюдался взлет деловой активности. Сан-Франциско был процветающим торговым центром, хотя большинство товаров производилось в Окленде.

Раскин сверился с расписанием и убедился, что его хитро замаскированное средство тайных путешествий находилось на борту «Сан-Габриель» — парома, принадлежащего Южной тихоокеанской железнодорожной компании и предназначенного для перевозки как товарных, так и пассажирских поездов. Это был паром классического типа. На носу и на корме возвышались рулевые рубки. В движение его приводили бортовые лопастные колеса, работающие от двух паровых двигателей, каждый со своей собственной дымовой трубой. Главная палуба паромов, предназначенных для транспортировки поездов, была оснащена параллельными путями для товарных вагонов, а палуба с каютами предназначалась для пассажиров. Длина парома «Сан-Габриель» составляла двести девяносто восемь футов, ширина — семьдесят восемь футов; он мог принять на борт пятьсот пассажиров и двадцать железнодорожных вагонов.

«Сан-Габриель» прибывал на Южный тихоокеанский терминал между улицами Таунсенд и Третьей, где пассажиры сходили на берег. Затем он уходил на пирс 32 между улицами Таунсенд и Королевской, где товары из железнодорожных вагонов выгружали на склад, расположенный между Третьей и Седьмой улицами. Там вагон «Мебельной компании О'Брайна» переводили на запасной путь склада, принадлежавшего бандиту.

Раскин переправлялся на «Сан-Габриель» неоднократно. Ему не терпелось вернуться домой после завершения рискованных дел в Солт-Лейк-Сити. На «Мол» донесся гудок парома, извещавший об отправлении. Паром задрожал, когда двигатели начали поворачивать огромные двадцатисемифутовые лопастные колеса, вспенивающие воду. Вскоре паром уже заскользил по глади залива в сторону Сан-Франциско, куда он должен прибыть не позднее, чем через двадцать минут.

Раскин быстро оделся в черный деловой костюм, вставил в петлицу небольшую желтую розу. На голову надел котелок, щеголевато сдвинув его набок, на руки натянул пару замшевых перчаток. Взял свою трость.

Затем он наклонился, взялся за ручку люка в полу товарного вагона и открыл его. В образовавшееся отверстие он бросил свой кейс, затем медленно спустился на палубу сам, стараясь не испачкать одежду. Прячась под вагоном, он убедился, что никого из команды нет поблизости, и, отойдя в сторону, выпрямился во весь рост.

Раскин направился на палубу с каютами, где находились пассажиры, но на полпути ему встретился один из членов команды. Он остановился и с серьезным выражением на лице кивнул Раскину.

— Известно ли вам, сэр, что пассажирам запрещен вход на главную палубу?

— Да, знаю, — улыбнулся бандит. — Я уже понял свою ошибку и, как видите, возвращаюсь обратно на пассажирскую палубу.

— Простите, что побеспокоил вас, сэр.

— Не волнуйтесь. Это ваш долг.

Бандит продолжил свой путь и оказался на нарядной пассажирской палубе. Он прошел в ресторан и у стойки заказал чашку чая, затем вышел на открытую переднюю палубу и, пока пил чай, наблюдал, как постепенно вырастали здания Сан-Франциско.

Деловой центр на заливе уже превращался в чарующий, романтический, космополитический город. Он начал развиваться с 1900 года, твердо занимая свое место как финансовый и торговый центр запада. Город возник благодаря дальновидности предпринимателей, похожих на тщательно одетого человека, стоявшего на палубе с огромным чемоданом. Он, как и они, увидел возможность и поспешил, чтобы не упустить ее.

Раскин допил чай и выбросил чашку за борт, чтобы не возвращаться в ресторан. Он праздно наблюдал за большой стаей куликов, летящей за лодками, за ней следовало трио коричневых пеликанов, парящих всего в нескольких дюймах над поверхностью воды в поисках небольшой рыбешки. Затем, смешавшись с толпой, Раскин направился к грану, ведущему на главную палубу, где пассажиры сходили с парома на пирс перед огромным южным тихоокеанским терминалом, выстроенном в испанском стиле.

Он быстро прошел через внутреннюю часть терминала, продолжая тащить волоком тяжелый чемодан, затем через двери, выходящие на улицу Таунсенд. Несколько минут он стоял на тротуаре в ожидании. Когда на улице появился белый «мерседес-симплекс», Раскин заулыбался. Автомобиль развернулся и, подъехав, затормозил у тротуара. Под капотом был массивный четырехцнлиндровый двигатель мощностью в шестьдесят лошадиных сил, обеспечивающий скорость до восьмидесяти миль в час. В машине великолепно сочетались сталь, бронза, дерево, кожа и резина. Вождение такого автомобиля было настоящим удовольствием.

Машина производила такое же потрясающее впечатление, как и женщина за рулем. Она была стройная, с осиной талией. Ее рыжие волосы украшал бант такого же цвета, который великолепно гармонировал с ними. Шляпка была завязана под подбородком, чтобы ее не сдуло ветром. На женщине было желтовато-коричневое льняное платье, доходившее до половины икр, чтобы она могла свободно перемещать ноги по пяти педалям на полу. Она подняла руку с огромного руля и помахала.

— Привет, брат. Ты опоздал на полтора часа.

— Привет, сестренка. — Он сделал паузу, широко улыбаясь. — Я мог ехать только с такой скоростью, с какой машинист вел поезд.

Она подставила щеку, и он покорно поцеловал ее. Она вдыхала аромат, исходящий от него. Он постоянно пользовался французским одеколоном, который она давала ему. Одеколон источал запах моря цветов после легкого вечернего дождя. Если бы он не был ее родным братом, то между ними, возможно, завязались бы романтические отношения.

— Полагаю, твоя поездка оказалась успешной.

— Да, — сказал он, привязывая чемодан к подножке. — Мы не можем терять ни минуты. — Он сел на пассажирское сиденье. — Я должен успеть зарегистрировать переводной вексель, который получил в банке «Солт-Лейк-Сити Банк и Траст», раньше, чем появятся агенты, чтобы остановить перевод денег.

Она поставила зашнурованную туфлю из коричневой кожи на сцепление и со знанием дела нажала на педаль; машина помчалась по улице, словно лев, преследующий зебру.

— У тебя ушло два дня, чтобы добраться сюда. Не думаешь, что у тебя времени в обрез? Они уже успели, наверное, связаться с чиновниками правоохранительных органов и нанять частных агентов, чтобы проверить все банки в стране и обнаружить украденный переводной вексель, который стоит целого состояния.

— На это потребуется время, не меньше сорока восьми часов, — ответил он, схватившись рукой за сиденье, когда она сделала резкий левый поворот на Рыночную улицу; в машине не было дверей, которые помогли бы удержаться на месте.

Он едва успел другой рукой придержать на голове котелок, который чуть не улетел на улицу.

Она вела машину очень быстро, казалось, безрассудно, но легко и точно объезжала других, идущих с меньшей скоростью, заставляя прохожих поворачивать головы и останавливаться от удивления. Она пронеслась мимо огромного фургона с пивом, запряженного першеронами, которые загородили почти всю улицу; проскользнула между бочками, сложенными на улице, и многолюдным тротуаром на расстоянии всего в несколько дюймов от пешеходов. Ее брат храбро насвистывал марш «Гарри Оуэн» и приподнимал шляпу, приветствуя хорошеньких девушек, выходящих из магазинов одежды. Впереди, на Рыночной улице, замаячил огромный электрический трамвай; она выехала на встречную полосу, в результате не одна лошадь попятилась, приседая на задние ноги, к ужасу возниц, которые замахали ей вслед кулаками.

Проехав еще два квартала по каньону из кирпичных и каменных зданий, она так резко остановилась, что задние колеса забуксовали, когда она нажала на тормоза перед зданием банка Кромвеля на юго-восточном углу Рыночной улицы и улицы Саттер.

— Приехали, братец. Надеюсь, поездка доставила тебе удовольствие.

— Однажды ты обязательно плохо кончишь.

— Вини себя, — сказала она со смехом. — Это ты дал мне машину.

— Обменяйся со мной на «харлей-дэвидсон».

— У тебя нет ни единого шанса. Возвращайся домой пораньше, не задерживайся. У нас встреча на побережье Барбари с Грюнхеймами. Побродим по трущобам и примем участие в одном из скандальных танцевальных ревю.

— Не могу дождаться, — саркастически произнес он.

Перед тем как отвязать свой чемодан, он вышел на тротуар. Она увидела, как разбух кейс, и поняла, что он переполнен деньгами, украденными в банке Солт-Лейк-Сити.

Она нажала на акселератор, «мерседес-симплекс» с цепной передачей проехал через перекресток и понесся по улице. Громоподобному реву выхлопных газов не хватало всего несколько децибел, чтобы выбить стекла витрин магазинов.

Бандит повернулся и с гордостью посмотрел на большое, изысканно декорированное здание банка Кромвеля с высокими ионическими колонами и огромными окнами с витражами. Швейцар в серой униформе открыл перед ним одну из больших стеклянных дверей. Это был высокий седой мужчина с военной выправкой, приобретенной за тридцать лет службы в кавалерии Соединенных Штатов.

— Доброе утро, мистер Кромвель. Рад видеть вас после вашего отпуска.

— А я рад вернуться, Джордж. Какая стояла погода, пока меня не было?

— Точно такая, как сегодня, сэр, солнечная и мягкая.

Джордж посмотрел на большой чемодан.

— Разрешите помочь вам, сэр?

— Нет, благодарю. Могу справиться сам. Мне необходимы физические упражнения.

На небольшой медной табличке сообщалось, что активы банка составляют двадцать два миллиона долларов. Скоро будет двадцать три миллиона, подумал Кромвель. Только один банк, банк «Уэллс Фарго», существующий уже пятьдесят лет, имел более высокие активы, капитал и ликвидность. Джордж распахнул дверь, и Кромвель, бандит, направился по мраморному полу через вестибюль банка, мимо великолепных письменных столов менеджеров и окон кассиров, мимо стоек без ограждений, совершенно открытых для клиентов. Площадка, на которой работали кассиры, была странным нововведением со стороны человека, который никому не доверял и грабил банки в других городах, чтобы создать собственную финансовую империю.

Дело в том, что Якову Кромвелю больше не нужен был дополнительный доход, украденный им для своего банка. Но он был опьянен опасной, рискованной задачей. Он чувствовал себя непобедимым. Он мог состязаться по сообразительности с любыми следователями полиции, не говоря уже об агентах детективного агентства Ван Дорна, до самой смерти. От своих шпионов он знал, что никто из них ни на йоту не продвинулся в том, чтобы опознать его.

Кромвель вошел в лифт и поднялся на четвертый этаж. Выйдя из лифта, он ступил на пол, покрытый итальянской плиткой, главного офиса, расположенного на галерее над вестибюлем банка. Кромвель прошел в великолепие офисов, толстый ковер цвета слоновой кости приглушал его шаги. Стены были облицованы тиковыми панелями, украшенными резьбой, изображающей сцены из жизни запада девятнадцатого столетия; колонны, поддерживающие крышу, имели форму тотемных столбов. Огромный потолок покрывали фрески на тему ранних дней существования Сан-Франциско.

У Кромвеля было три секретаря, занимавшихся бизнесом и его личными делами. Они все были красивые женщины, высокие, грациозные, интеллигентные, из лучших семей Сан-Франциско. Он платил им больше, чем они могли получать, работая на конкурентов. Но требовал, чтобы все они одевались в платья одинакового цвета и фасона — форму, которую оплачивал банк. Каждый день они надевали платье другого цвета. Сегодня они были в коричневом — этот цвет великолепно сочетался с цветом ковра.

Увидев, что он входит, все они незамедлительно встали и подошли, окружив его, весело болтая и приветствуя его возвращение, как им сказали, из отпуска, который он провел в Орегоне, занимаясь рыбной ловлей. Кромвель никогда не заводил романов ни с одной из трех женщин, хотя ему приходилось проявлять силу воли и сдерживаться. Он придерживался строгих принципов на службе.

Когда приветствия закончились и все дамы вернулись на свои места, Кромвель попросил старшую секретаршу, работавшую у него уже девять лет, зайти к нему в офис.

Он сел за свой солидный тиковый письменный стол и открыл чемодан, стоявший внизу. Улыбнулся Марион Морган.

— Как поживаете, мисс Морган? Появились новые поклонники?

Она покраснела.

— Нет, мистер Кромвель, провожу все ночи дома и читаю.

Марион в двадцать один год закончила колледж, поступила на службу к Кромвелю в качестве кассира и сделала карьеру до менеджера. Ей недавно исполнилось тридцать, замуж она так и не вышла, что заставляло многих считать ее старой девой. Но правда заключалась в том, что она могла иметь любого из хорошо обеспеченных мужчин города. Она была необычайно обаятельной и цветущей леди, которая имела возможность выбрать любого из своих поклонников, но мужа среди них она еще не нашла. Она была чрезвычайно разборчивой в отношении мужчин, а Прекрасный Принц ее мечты еще не появился. Ее светлые волосы были подняты наверх и уложены вокруг головы в соответствии с модой этого времени, приятные черты лица подчеркивала длинная лебединая шея. Фигура, затянутая корсетом, напоминала классические песочные часы. Она смотрела через письменный стол на Кромвеля зелеными глазами цвета моря. В изящной руке она держала карандаш, прикрепленный к блокноту.

— Я жду агентов, представляющих банк в Солт-Лейк-Сити, которые могут прибыть в любой момент, чтобы проверить наши записи.

— Неужели они собираются изучать все наши книги? — спросила она, слегка волнуясь.

Он покачал головой.

— Ничего подобного. От своих товарищей банкиров я слышал, что банк в Солт-Лейк-Сити ограбили и что украденные деньги могут положить на счет в другом банке.

— Вы хотите, чтобы я всё проконтролировала?

— Нет. Пожалуйста, просто развлеките их, пока я всё подготовлю для проверки.

Если у Марион и оставались какие-то вопросы, связанные с неопределенностью задачи, поставленной Кромвелем, она всё равно не проявила никакого любопытства.

— Да, разумеется, прослежу, чтобы они чувствовали себя комфортно, пока вы не пожелаете встретиться с ними.

— Это всё, — сказал Кромвель. — Благодарю.

Как только Марион вышла и закрыла за собой дверь, Кромвель вынул из нагрудного кармана переводной вексель банка «Солт-Лейк-Сити Бэнк и Траст». Затем встал и подошел к большому стоячему сейфу, в котором хранились бухгалтерские книги. Быстро и очень ловко он подделал записи в книгах таким образом, что оказывалось, будто переводной вексель был уже получен и вся сумма, причитающаяся Элиаху Раскину, ему выплачена. Кромвель также сделал записи, которые свидетельствовали о том, что деньги вычтены из ликвидного капитала, принадлежащего его банку.

После того как Кромвель закончил подделку записей, не пришлось долго ждать. Через двадцать минут прибыли ожидаемые агенты. Марион задержала их, заявив, что мистер Кромвель чрезвычайно занят. Как только под ее письменным столом прозвучал сигнал, она проводила их в его кабинет.

Он, с телефонной трубкой в руке, кивнул, приветствуя их, и жестом пригласил сесть.

— Да, мистер Абернати, я лично прослежу, чтобы ваш счет закрыли и перевели ваши средства в банк «Батон Руж» в Луизиане. Не стоит благодарности. Рад оказать вам услугу. Желаю доброго пути. До свидания.

Кромвель положил трубку после того, как его абонент отключился. Встал, вышел из-за письменного стола и протянул руку для рукопожатия.

— Здравствуйте, Яков Кромвель, президент банка.

— Эти господа из Солт-Лейк-Сити, — сказала Марион. — Они хотят побеседовать с вами относительно переводного векселя, выставленного их банку.

Затем, подобрав юбку и обнажив ноги на дюйм выше щиколотки, вышла из офиса и закрыла дверь.

— Чем могу помочь? — любезно спросил Кромвель.

Один из гостей был высоким и худощавым, второй — маленьким, плотным и потным. Первым заговорил высокий:

— Уильям Бигалоу, а это мой коллега Джозеф Фарнум. Мы проводим расследование по делу возможного поступления переводного векселя на сумму четыреста семьдесят пять тысяч долларов в финансовые учреждения Сан-Франциско. Вексель выдан банком «Солт-Лейк-Сити Бэнк и Траст».

Кромвель поднял брови, изображая смутные опасения.

— Так в чем проблема?

— Переводной вексель выдан управляющим банком под давлением, перед тем как бандит убил его выстрелом из пистолета и скрылся с векселем, прихватив деньги банка из хранилища. Мы пытаемся определить его местонахождение.

— О Боже! — воскликнул Кромвель, поднимая руки вверх в знак отчаяния. — Этот переводной вексель поступил в наши руки вчера днем.

Оба агента мгновенно напряглись.

— Переводной вексель у вас? — спросил Фарнум.

— Да, он в полной безопасности у нас в бухгалтерии, — тон Кромвеля стал мрачным. — К сожалению, мы уже оплатили его.

— Оплатили его! — выдохнул Бигалоу.

Кромвель пожал плечами.

— Ну да, оплатили.

— Надеюсь, чеком, — сказал Фарнум, продолжая верить, что еще есть время, чтобы остановить бандита и не дать ему обобрать следующий банк.

— Нет, джентльмен, имя которого было указано на переводном векселе, попросил наличные, и мы пошли навстречу.

Бигалоу и Фарнум уставились на Кромвеля.

— Вы выдали полмиллиона долларов наличными человеку, который пришел в ваш банк с улицы? — грозно нахмурился Бигалоу.

— Я лично сам проверил переводной вексель, когда менеджер принес его мне для утверждения. Он показался мне абсолютно законным.

У Бигалоу был несчастный вид. Ему будет очень тяжело появиться перед директорами банка Солт-Лейк-Сити и сообщить им, что их четыреста семьдесят пять тысяч долларов исчезли.

— Какое имя указано на переводном векселе?

— Мистер Элиах Раскин, — ответил Кромвель. — Он предъявил целую папку документов, из которых следовало, что мистер Раскин является учредителем страховой компании, которая собиралась оплатить иски, предъявленные в результате пожара, уничтожившего целый квартал в городе… — Кромвель сделал паузу, — полагаю, это был Беллингем, штат Вашингтон.

— Можете описать внешность Раскина? — спросил Фарнум.

— Очень хорошо одет, — начал Кромвель. — Высокий, светлые волосы и большие светлые усы. Не уловил цвет его глаз. Но, кажется, вспомнил: у него была необычная трость, украшенная серебряной головой орла.

— Это Раскин, все правильно, — пробормотал Фарнум.

— Он напрасно не терял времени, — сказал Бигалоу своему партнеру. — Вероятно, он сел в экспресс, чтобы добраться сюда менее чем за один день.

Фарнум скептически уставился на Кромвеля.

— Вам не пришло в голову, что сумма просто астрономическая, чтобы выдать ее совершенно незнакомому человеку, прибывшему из другого штата?

— Правильно, но, как уже говорил, я лично сам проверил переводной вексель, чтобы убедиться в том, что он не поддельный. Спросил его, почему он не обратился с этим переводным векселем в банк Сиэтла, но он сказал, что его компания открывает офис в Сан-Франциско. Уверяю вас, что это был настоящий переводной вексель. У меня не было причин для подозрений. Мы заплатили, хотя пришлось отдать почти всё до доллара из наличных денег, которые были у нас в хранилище.

— Банку, который мы представляем, от этого легче не будет, — сказал Фарнум.

— Меня это не волнует, — высокомерно произнес Кромвель. — Наш банк не сделал ничего незаконного или нелегального. Мы строго придерживаемся правил и положений ведения банковского дела. Что же касается банка «Солт-Лейк-Сити Бэнк и Траст», который не способен выполнять свои обязанности, то меня это нисколько не волнует. К тому же страховая компания оплатит им кражу наличных денег. Мне приятно сознавать, что у них более чем достаточно активов, чтобы восполнить потерю полумиллиона долларов.

Фарнум обратился к Бигалоу, не поворачиваясь к нему.

— Нам лучше отправиться на ближайший телеграф и уведомить директоров банка «Солт-Лейк-Сити Банк и Траст». Они не обрадуются.

— Да, — кивнул Бигалоу, тяжело вздохнув. — Они могут не успокоиться на этом.

— У них нет выбора, придется признать переводной вексель и оплатить его. С полной уверенностью можно сказать, что банковская комиссия примет решение в пользу банка Кромвеля, если директора банка захотят заявить протест.

Оба агента встали.

— Нам нужно письменное заявление от вас, мистер Кромвель, — сказал Фарнум, — в котором вы должны изложить все обстоятельства этого дела и выплаты денег.

— Завтра утром у меня будет юрист, который составит его. Этим делом я займусь в первую очередь.

— Спасибо за то, что вы уделили нам внимание.

— Не стоит благодарности, — сказал Кромвель, не вставая с места. — Сделаю всё, что в моих силах, Чтобы сотрудничать с вами.

Как только агенты ушли, Кромвель пригласил мисс Морган.

— Прошу проследить, чтобы никто не беспокоил меня в течение следующих двух часов.

— Конечно! — энергично ответила она.

Через какие-то секунды после того, как закрылась дверь, Кромвель встал и спокойно запер ее на ключ. Затем поднял тяжелый чемодан, стоявший под столом, на тиковую поверхность письменного стола и открыл его. Внутри были доллары, частично — в пачках, перевязанных бумажной лентой, частично — отдельными купюрами.

Кромвель начал методично пересчитывать их и складывать стопками, перевязывая лентами и надписывая сумму. После окончания этой работы вся поверхность стола была заполнена тщательно сложенными пачками долларов, маркированными и пересчитанными. Общая сумма составляла двести сорок одну тысячу долларов. Затем он аккуратно сложил деньги обратно в чемодан, задвинул его под стол, открыл несколько бухгалтерских регистров и ввел сумму в поддельные счета, открытые раньше для денег, украденных за все годы. Деньги, которые он использовал для наращивания активов, требовались ему для того, чтобы открыть собственный банк. Удовлетворенный тем, что ему удалось закончить все записи, он позвонил мисс Морган и сообщил ей, что готов заняться повседневными делами управления финансовым домом.

Банк открывался для клиентов в десять часов утра и закрывался в три часа дня. Кромвель подождал, пока все служащие разошлись по домам и двери банка закрылись. Теперь, оставшись один, он, взяв чемодан, спустился на лифте на главную площадку и прошел в хранилище банка, дверь в которое была оставлена открытой по его указанию. Он разложил деньги по соответствующим ячейкам, которыми пользовались кассиры для работы с клиентами. Квитанции, подготовленные им, поступят к главному бухгалтеру утром, и тот зарегистрирует мошеннические депозиты, не указывая серийные номера.

Яков Кромвель почувствовал, что удовлетворен собой полностью. Мошенничество точно так же, как и ограбление банка в Солт-Лейк-Сити, было дерзким предприятием. И он не собирался повторять его. Злодеяние может насторожить его преследователей, которые решат, что он стал более наглым и может еще раз попытаться ограбить банк в крупном городе. Но он знал, что нельзя испытывать удачу. Такое ограбление — чрезвычайно сложное дело. Если он вновь выйдет на тропу преступлений, то только в небольшом городке, который он еще не выбрал.

Закрыв хранилище, Кромвель ввел код и установил таймер, спустился на цокольный этаж и выскользнул на улицу через потайную дверь, о существовании которой знал только один он. Насвистывая «Янки Дудл», остановил кэб и поехал на улицу Калифорнии, где пересел в фуникулер, на котором поднялся по отвесному склону на высоту триста семьдесят пять футов в свой дом на Ноб Хилл, «холм, покрытый дворцами», как назвал его Роберт Льюис Стивенсон.

Особняк Кромвеля стоял на большой красивой улице Кушмен среди других особняков. Остальные памятники богатству были построены другими удачливыми господами, занимающимися горным делом, и большой четверкой баронов из компании «Централ Пасифик», позднее переименованной в Южную тихоокеанскую железнодорожную компанию: Хантингтоном, Стэнфордом, Хопкинсом и Крокером. С точки зрения настоящего художника или дизайнера, особняки эти были чудовищами архитектуры, обезумевшей от хвастовства.

Дом Кромвеля и его сестры Маргарет, в отличие от других, был построен из камня, добытого в каменоломнях, и внешне он больше всего напоминал спокойную библиотеку. Были и такие, кто находил в нем поразительное сходство с Белым Домом в Вашингтоне.

Дома Кромвеля с нетерпением ждала сестра. Поторапливаемый ею, он быстро подготовился к ночи на побережье Барбари. Да, поистине, думал он, переодеваясь в вечерний костюм, эта неделя была продуктивной. Еще один успех, усиливающий ощущение собственной непобедимости.

Глава 12

В Боузмене Ирвин не смог добиться получения серийных номеров денежных купюр. Банк не только не записывал их, но вообще прекратил свою деятельность в результате ограбления. К тому времени, когда подсчитали нанесенный ущерб, банк потерпел крах, учредитель продал оставшиеся незначительные активы, включая здание, богатому владельцу серебряной шахты.

Ирвин перешел к следующему в списке ограбленному банку, и на поезде Северной тихоокеанской железнодорожной компании отправился в шахтерский город Элкгорн штата Монтана, расположенный на высоте 6 444 футов выше уровня моря. Элкгорн с населением в две с половиной тысячи человек с 1872 по 1906 год дал государству около десяти миллионов долларов. Мясник ограбил городской банк тремя годами раньше, оставив после себя четыре трупа.

К тому времени, как поезд прибыл на станцию, Ирвин уже в десятый раз после отъезда из Боузмена прочитал отчет об ограблении в Элкгорне. Бандит действовал так же, как и при других ограблениях. Переодетый шахтером, он вошел в банк вскоре после поступления денег, предназначенных для выплаты трем тысячам рабочих, разрабатывающих кварцевые жилы. Как обычно, свидетелей совершенного преступления не было. Все четыре жертвы — управляющий банком, кассир, муж и жена, которые снимали деньги со счета, — были убиты выстрелом в голову с близкого расстояния. И снова никто не слышал выстрела, бандит словно растворился в воздухе, не оставив никаких улик.

Ирвин снял номер в Гранд Отеле и затем направился по улице к банку «Марвин Шмидт», который получил свое новое название в честь шахтера, купившего его. Здание банка ничем не отличалось от других, существовавших в это время в большинстве шахтерских городов: местный камень, уложенный в готическом стиле. Ирвин вошел через угловую дверь, выходящую на перекресток улиц Олд Крик и Пинон. Управляющий сидел за низкой перегородкой, недалеко от массивного стального сейфа, на котором был нарисован огромный лось на утесе.

— Мистер Сиглер? — спросил Ирвин.

Молодой человек с черными волосами, зачесанными назад и смазанными маслом, поднял голову. Его глаза с темно-зеленым оттенком и черты лица свидетельствовали о том, что его предки были индейцами. На юноше были удобные хлопчатобумажные брюки и рубашка с мягким отложным воротником без галстука. Он взял с письменного стола очки и надел их.

— Сиглер. Чем могу помочь?

— Глен Ирвин, детективное агентство Ван Дорна, прибыл для проведения расследования ограбления, произошедшего несколько лет назад.

Сиглер сразу же нахмурился.

— Не считаете, что для агента Ван Дорна вы прибыли на место событий слишком поздно? Ограбление и убийства произошли в 1903 году.

— Тогда нас не приглашали, — парировал Ирвин.

— Так зачем же вы прибыли теперь?

— Записать серийные номера купюр, исчезнувших при ограблении, если они зарегистрированы в бухгалтерской книге.

— Кто оплачивает ваши услуги? — спросил Сиглер.

Ирвин мог понять горечь и недоумение Сиглера. На месте управляющего он чувствовал бы то же самое.

— Правительство Соединенных Штатов. Оно хочет остановить грабежи и убийства.

— Сдается мне, что этого мерзавца невозможно поймать, — жестко произнес Сиглер.

— Если он ходит на двух ногах, — уверенно ответил Ирвин, — агентство Ван Дорна поймает его.

— Поверю только тогда, когда увижу это, — равнодушно сказал Сиглер.

— Разрешишь мне просмотреть серийные номера в вашем регистре? Если у нас будут номера украденных купюр, то мы приложим все усилия, чтобы выследить их.

— Почему вы думаете, что они зарегистрированы?

Ирвин пожал плечами.

— Просто так. Всегда не мешает спросить.

Сиглер порылся на письменном столе и достал ключи.

— Мы храним все старые банковские книги учета на складе за главным зданием.

Он жестом пригласил Ирвина следовать за ним и направился, выйдя через заднюю дверь, к небольшому каменному зданию, стоявшему в середине владений банка. Дверь открылась, заскрипев несмазанными петлями. Внутри на полках виднелись ряды бухгалтерских книг. В самом конце склада был небольшой стол и стул.

— Садитесь, мистер Ирвин, я посмотрю, что можно найти.

Ирвин не испытывал никакого оптимизма. Похоже, совершенно невозможно найти банк, который записывал номера денежных купюр. Это была бесплодная попытка, но следовало воспользоваться всеми возможностями. Он наблюдал за Сиглером, перебирающим бухгалтерские книги в тканевых переплетах. Наконец он открыл одну из книг и кивнул.

— Вот, пожалуйста, — торжественно произнес Сиглер. — Серийные номера всех денежных купюр в хранилище, зарегистрированные нашим бухгалтером за два дня до ограбления. Разумеется, часть долларов выдана клиентам. Но основную часть забрал бандит.

Ирвин буквально остолбенел, когда открыл книгу и увидел столбцы аккуратно написанных чисел. Банкноты крупного достоинства были нескольких типов. Золотые сертификаты, серебряные сертификаты, банкноты, выпущенные отдельными банками, — все зарегистрированы в бухгалтерской книге. Серийные номера банкнот, выпущенных казначейством Соединенных Штатов, напечатаны вертикально и горизонтально по краям; местный банк добавил свои собственные номера внизу страницы. Большая часть поступила из Континентального коммерческого банка Сан-Франциско и из Первого национального банка Крокера того же города. Он посмотрел на Сиглера.

— Ты даже представить не можешь, что это значит, — сказал Ирвин с чувством удовлетворения. — Теперь мы сможем передать номера украденных купюр каждому банку в стране, куда, возможно, бандит положил их на хранение. Рекламные листки с номерами можно раздать торговцам по всему западу, призывая их внимательно следить за купюрами.

— Удачи, — произнес Сиглер без оптимизма. — Едва ли вы сможете проследить за этим три года спустя. Любая из них могла уже переходить из рук в руки сотни раз.

— Может, ты и прав, но будем надеяться на то, что бандит продолжает тратить их.

— Шансов почти нет, — сказал Сиглер с грустной улыбкой. — Могу поклясться, что он давным-давно потратил всю месячную зарплату шахтеров.

«Возможно, Сиглер прав», — подумал Ирвин. Но это его не обескуражило. Белл говорил, что бандит попадется на любой малейшей ошибке, которую допустит. Сейчас надо было лишь получить информацию из банков и от торговцев, только тогда можно надеяться, что поступят сведения, которые помогут определить местонахождение загадочного убийцы.

Глава 13

Кертис сидел в западном отделе архива железнодорожной компании «Юнион Пасифик» в Омахе среди высоких полок, заполненными книгами отчетов по движению поездов. В течение десяти дней, начиная с момента, когда он приступил к расследованию, он просмотрел отчеты четырех различных железных дорог на перегоне Уэллз Фарго, пытаясь обнаружить какую-нибудь зацепку, чтобы понять, каким образом Мяснику удавалось избежать ареста после совершения грабежей и ужасающих убийств.

Это оказалось бесполезным занятием. Выяснить он ничего так и не смог. Он начал с изучения движения дилижансов и почтовых карет. Большая часть их на подобных перегонах к 1906 году уже исчезла. Компания «Уэллз Фарго» сохраняла монополию. Ее линии связи с отдаленными районами, которые не обслуживались железными дорогами, протянулись по земле на многие тысячи миль. Но расписание движения часто нарушалось.

В 1906 году в стране было тысяча шестьсот железнодорожных компаний. Пятьдесят крупнейших из них владели тысячами миль железнодорожных путей каждая. Вообще же протяженность железных дорог составляла двести двадцать тысяч миль. Кертис сузил круг поиска до пяти компаний. Это были железные дороги, проходившие через города, на которые нападал бандит.

— Не хотите ли чашечку кофе?

Кертис оторвался от железнодорожного расписания и посмотрел в лицо невысокого человека. Его звали Николс Калхейн. Каштановые с проседью волосы Ннколса были начесаны вперед, чтобы прикрывать появившуюся лысину. Его усы представляли собой узкую полоску над верхней губой, и их острые кончики выступали на добрый дюйм с каждой стороны. Он носил очки, которые увеличивали глаза, и при ходьбе немного сутулился. Кертису его прыгающая походка казалась забавной. Это был великолепный образен хранителя заплесневелых архивных документов.

— Нет, спасибо. — Кертис перевел взгляд на свои карманные часы. — Никогда не пью кофе днем.

— Какие-нибудь успехи? — спросил Калхейн.

Кертис устало покачал головой.

— Ни один пассажирский поезд не проходил даже близко к тому времени, когда бандит грабил банки.

— Умоляю, поймайте этого злодея, — сказал Калхейн, и в голосе у него неожиданно появилась злость.

— Ты так ненавидишь его?

— У меня личные причины.

— Личные?

Калхейн кивнул.

— Мою самую близкую кузину и ее малыша Мясник убил в банке в городе Макдауэлл штата Нью-Мехико.

— Прости, — серьезно сказал Кертис.

— Вы должны поймать и повесить его! — Калхейн ударил кулаком по столу так, что книга с расписанием движения поездов задрожала и несколько страниц перевернулось. — За ним числится слишкоммного преступлений.

— Уверяю тебя, агентство Ван Дорна день и ночь трудится, чтобы привлечь его к ответственности.

— Удалось ли вам найти хоть какую-нибудь зацепку, чтобы выследить его? — взволнованно спросил Калхейн.

Кертис беспомощно поднял руки.

— Всё, что нам удалось выяснить, — что у него нет мизинца на левой руке. Больше ничего.

— А вы проверяли линии движения наших дилижансов?

— Провел целый день в отделе регистрации Уэллз Фарго. Настоящий тупик. Ни один из дилижансов по расписанию не выезжал из города в течение четырех часов после совершения ограбления. Времени более чем достаточно, чтобы бандит успел скрыться.

— А пассажирские поезда?

— Шериф и начальник отдела полиции послали телеграммы в окружающие города, чтобы останавливали все поезда и проверяли пассажиров. Они даже обыскали весь багаж в надежде, что в одной из сумок могут найти украденные доллары, но ничего не нашли и никого не опознали. Бандит оказался слишком умен. Камуфляж, которым он пользовался во время грабежей и убийств, слишком оригинален и великолепно сделан. У офицеров правоохранительных органов почти ничего нет, чтобы продолжить поиски.

— Расписания поездов проверили?

— Только два, — устало отвечал Кертис, — Время отправления остальных не совпадало с событиями.

Калхейн почесал свои редеющие волосы.

— Вы исключили пассажирские поезда и дилижансы. А что с товарными?

— Товарными?

— Вы проверяли время отправления товарных поездов?

Кертис кивнул.

— Это другая история. Были поезда, которые отправлялись из ограбленных городов в нужное время.

— Значит, вы получили ответ, — сказал Калхейн.

Кертис промолчал. Он устал, был на грани полного изнурения и злился, что не продвинулся ни на шаг и ничего не нашел. В глубине души он проклинал бандита Мясника. Ему казалось, что по-человечески просто невозможно добиться такой степени неуловимости, так умело заметать следы, чтобы все попытки обнаружения кончались крахом. Он почти видел, как этот парень смеется над своими преследователями.

Наконец он произнес:

— Ты недооцениваешь чиновников правоохранительных органов. Они обыскали крытые товарные вагоны всех товарных поездов, которые проходили через город в пределах указанного времени.

— А как обстоит дело с крытыми товарными вагонами, стоявшими на местных запасных путях в ожидании, когда их прицепят к поездам, следующим по другим направлениям? Он мог провести полицию, спрятавшись в товарном вагоне.

Кертис покачал головой.

— Полицейские отряды обыскали каждый пустой вагон и не обнаружили никаких следов бандита.

— А они проверяли загруженные товарные вагоны? — продолжал спрашивать Калхейн.

— А как они могли? Вагоны надежно закрыты. Бандит никак не мог проникнуть в них.

Калхейн оскалился, как лисица на свежий запах.

— Думаю, никто не сказал вам, что у всех тормозных кондукторов есть ключи, открывающие все замки на загрузочных дверях, на случай пожара.

— Мне и в голову не могло прийти подойти к этому с такой стороны, — сказал Кертис.

Очки в стальной оправе соскользнул на нос Калхейна.

— Безусловно, здесь кроется кое-что, о чем следует задуматься.

— Пойдем методом исключения. Полицейские утверждают, что нет ни одной дороги, по которой можно уехать из города, это значит, что наш человек не ускакал верхом на лошади. Почти нет шанса, что он смог уехать в дилижансе; вряд ли он купил билет и уехал из города как пассажир поезда. Не нашли его также и в пустых товарных вагонах.

— Значит, в качестве транспортного средства остаются груженые крытые товарные вагоны, которые не проверяли, — настаивал Калхейн.

— Возможно, в этом что-то есть, — задумчиво произнес Кертис.

Выражение лица Кертиса изменилось: он прикидывал новый план действий.

— Это открывает новые возможности для расследования. Сейчас мне нужно просмотреть все документы с записями о товарных вагонах, чтобы выяснить, какие из них входили в состав особых поездов, кто их владельцы, каковы декларации их грузов и конечный пункт назначения.

— Нелегкая задача, — сказал Калхейн. — Тебе придется проверить сотни товарных вагонов десятков поездов.

— Головоломка какая-то. Найти крытый товарный вагон, который стоял на ближних запасных путях во всех ограбленных городах в те дни, когда совершались грабежи.

— Рад помочь тебе с документацией компании «Юнион Пасифик».

— Спасибо, мистер Калхейн. Два товарных поезда из интересующих нас обслуживала компания «Юнион Пасифик».

— Так назови города, в которых они находились, и я отыщу те документы, в которых ты найдешь серийные номера вагонов и имена их владельцев, а также имена агентов, ответственных за организационные работы и оплату транспортировки.

— Ты очень помог мне, спасибо тебе, — искренне сказал Кертис.

— Это я должен благодарить тебя, мистер Кертис. Никогда не думал, что смогу помочь отдать бандита Мясника, убийцу моей двоюродной сестры и ее ребенка, в руки правосудия.

Спустя четыре часа при активном содействии Калхейна Кертис получил информацию, которая дала ему верное направление для расследования. Теперь ему оставалось всего лишь изучить архивы железных дорог компаний «Саузерн Пасифик», «Атчисон», «Топека и Санта Фэ», «Денвер и Рио Гранде», чтобы подтвердить теорию Калхейна.

С наступлением ночи он был уже в поезде. Слишком возбужденный, чтобы уснуть, он пристально разглядывал свое отражение в окне: чтобы смотреть на мелькающий перед окнами ландшафт, было слишком темно. Он с оптимизмом думал о том, что его путешествие закончится, как только они перевалят через следующий холм и повернут на следующем повороте.

Глава 14

Ранний вечер принес с собой легкий летний дождь, смочивший темные улицы города, когда Белл вышел из поезда. В угасающем свете дня он увидел, что Бисби штата Аризона расположен на склонах холмов и добраться к домам можно только по крутым лестницам. К гостинице «Копер куин» он шел по узким, извилистым улицам — лабиринту, по краям которого построены новые кирпичные здания.

День был воскресный. Белла встречал заместитель шерифа, ответственный за офис и тюрьму. Он сказал, что шериф взял несколько свободных дней, чтобы отремонтировать свой дом, пострадавший во время наводнения, и что он вернется на работу только во вторник. Белл попросил его указать, где находится дом шерифа, но заместитель отказался сделать это, заявив, что шериф просил его не беспокоить, только в случае чрезвычайных обстоятельств.

Белл зарегистрировался в гостинице «Копер куин», съел легкий обед в столовой гостиницы и отправился в город. Он ничего не пил в отеле и зашел в пивоварню «Галч», пользующуюся дурной славой и окруженную пятью десятками салунов. Это место славилось по всей округе как самая дикая, самая непристойная и самая пьющая улица на западе.

Белл заглянул в четыре салуна, изучая происходившее в каждом, прежде чем направиться в следующий. Наконец он задержался в большом зале с деревянными стенами и сценой, на которой небольшой оркестр исполнял мелодии регтайма; четыре девушки танцевали перед сценой. Добравшись между столиками до бара, он подождал, пока бармен обратился к нему:

— Что будешь, дружище, виски или пиво?

— А какое виски у вас лучшее?

— «Джек Даниель из Теннеси», — ответил бармен без колебаний. — Завоевал золотую медаль на ярмарке в Сент-Луис как лучшее виски в мире.

Белл улыбнулся.

— Рад этому. Налей двойную порцию.

Пока бармен наливал виски, Белл, положив локти на стойку перед собой, осмотрел оживленный салун. Большая часть помещения, как в большинстве питейных заведений запада, была отведена под азартные игры. Белл оглядел столики, ища подходящую смешанную группу игроков в покер. Он нашел то, что хотел, — столик, за которым сидели мужчины, одетые лучше, чем большая часть шахтеров. Похоже, это были бизнесмены, торговцы или чиновники-горняки. Но, главное, их было четверо, не хватало пятого игрока.

Белл заплатил за виски и прошел к столику.

— Разрешите мне присоединиться к вам, джентльмены? — спросил он.

Грузный мужчина с красным лицом кивнул и жестом показал на пустой стул.

— Просим садиться, — сказал он.

Мужчина напротив, перемешивавший карты, осмотрел Белла, когда тот садился, и начал сдавать.

— Я Фрэнк Калловей. Остальные Пет О'Лири, Клей Крам и Льюис Латур.

— Исаак Белл.

— Ты приезжий, мистер Белл? — спросил О'Лири, крупный загорелый ирландец.

— Да, прибыл на поезде в шесть тридцать из Феникса.

— Бизнес или развлечение? — поинтересовался О'Лири.

— Дела. Я агент детективного агентства Ван Дорна.

Все оторвали взгляд от карт и уставились на него с интересом.

— Позволь мне догадаться, — сказал Крам, складывая руки на круглом животе. — Ты разыскиваешь банковского грабителя и убийцу, совершившего преступление четыре месяца назад.

Белл кивнул, раскидывая карты веером и изучая их.

— Всё правильно, сэр.

Латур, прикуривая сигару, заговорил с французским акцентом:

— Немного поздно, не так ли? След остыл.

— Но не больше, чем через пять минут после преступления, — парировал Белл. — Мне две карты.

Калловей сдал.

— Оно совершенно загадочное, — сказал он. — Никаких следов бандита не удалось обнаружить.

— Сверхъестественно, — отозвался О'Лири, изучая свои карты, и выражение его лица говорило, что у него нет ничего достойного. — Я пасую.

Его взгляд на мгновенье встретился с взглядом Белла.

— Сверхъестественно, что не удалось обнаружить даже признака его следов, — пробормотал Крам. — Полицейские вернулись в город, чтобы проверить, не убежали ли их жены с бандой странствующего торговца, — он помолчал. — Ставлю два доллара.

— Увеличиваю ставку до трех долларов, — предложил Калловей.

Латур протянул руку к сдающему карты.

— Я отказываюсь.

— А ты, мистер Белл? — осведомился Калловей. — Ты продолжаешь игру?

Белла удивило, что ставки были невысокими, хотя и не грошовыми.

— Играю.

— Две дамы, — произнес Крам.

— Две десятки, — сказал Калловей. — Ты выиграл. — Он повернулся. — Мистер Белл?

— Две восьмерки, — сказал Белл, передавая карты рубашкой вверх Калловею.

На самом деле Белл не проиграл. У него было три валета, но он подумал, что проигрыш увеличит его шансы на доверие этих людей.

— Есть какие-нибудь догадки, как грабителю удалось скрыться?

— Вообще ничего не слышал по этому поводу, — ответил О'Лири. — Последний раз, когда я разговаривал с шерифом, он был совершенно сбит с толку.

— Это, наверное, шериф Хантер? — спросил Белл, вспомнив имя, которое прочитал в отчете агентства.

— Джо Хантер умер от сердечного приступа через два месяца после убийств, — ответил Латур. — Новый шериф Стен Мерфи был главным заместителем Хантера. Он знает о случившемся ровно столько, сколько и все остальные.

— Может быть очень любезным, если ты понравишься ему, — сказал Крам. — Но только затронь его слабости — и он съест тебя с потрохами.

— Хотел бы поговорить с ним, но сомневаюсь, что он окажется на месте в священный день отдохновения, — сказал Белл, не реагируя на обескураживающее замечание относительно Мерфи. — Где его можно найти?

— Две недели назад город затопило, — ответил Калловей. — Его дом серьезно пострадал. Подозреваю, что он по горло занят ремонтом.

— Можешь указать мне, где находится его дом?

О'Лири махнул рукой в северном направлении.

— Просто дойди до конца улицы Хауленд и поднимись по лестнице. Дом выкрашен в зеленый цвет, перед ним роща апельсиновых деревьев.

Разговор перешел на политику: будет ли Тедди Рузвельт выставлять свою кандидатуру на третий срок в 1908 году, а если нет, то кого он выберет своим преемником… Белл проиграл три игры на каждую выигранную, и остальные явно почувствовали облегчение, убедившись, что незнакомец не был шулером. Он снова перевел разговор на убийства в банках.

— Как-то странно, что никто не видел, как грабитель выходил из банка или уходил из города, — сказал небрежно Белл, продолжая игру.

— Никто не встретился с ним, — сказал О'Лири.

— И никто не видел, как бандит входил в банк или выходил из него, — добавил Латур.

— Какой-то старый пьяный шахтер крутился рядом на противоположной стороне улицы, — ответил Калловей, — но вскоре после ограбления исчез.

— Шериф Хантер не рассматривал его в качестве подозреваемого?

Латуру не везло. Он бросил карты в пятый раз после того, как за стол сел Белл.

— Старик шахтер, конченый человек, который не сможет долго протянуть в этом мире? Горожане считали его самым последним из всех, кто мог быть причастен к преступлению.

— Несколько раз видел, как он валялся на тротуаре, пьяный в стельку, — сказал О'Лири. — Он мог ограбить банк и убить трех человек с тем же успехом, с каким я мог бы стать губернатором. Эта работа была сделана кем-то, имеющим прямое отношение к банку, тем, кого мы все хорошо знаем.

— Необязательно, это мог сделать и незнакомый человек, — сказал Белл.

Калловей пожал плечами.

— В Бисби двадцать тысяч человек. Кто сможет определить незнакомца?

— А как насчет того парня на мотоцикле? — спросил Крам, не обращаясь ни к кому конкретно.

— Разве в городе был мотоцикл? — спросил Белл с интересом.

— Джек Карсон рассказывал, что видел, как на нем разъезжал какой-то щеголь.

Крам выложил на стол флешь, выигрывая партию.

Латур глубоко затянулся сигарой.

— Джек говорил, что мотоциклист был очень хорошо одет. Он никак не мог понять, как можно ездить на таких штуковинах в такой чистой одежде.

— А твой приятель рассмотрел лицо мотоциклиста?

— Джек сказал только то, что мотоциклист был чисто выбрит, — ответил Калловей.

— Какого цвета у него были волосы?

— Джек сказал, что он был в котелке. Он плохо рассмотрел его, потому что мотоцикл пронесся мимо слишком быстро, но ему показалось, что волосы были рыжие. По крайней мере, судя по бакам.

Второй раз за эту неделю Белл почувствовал, как кровь побежала быстрее по жилам от возбуждения. Житель города Игл в штате Юта, где бандит Мясник оставил после себя мертвыми еще четырех горожан, упомянул, что в день совершения убийства видел незнакомца, разъезжающего на мотоцикле.

— Где можно найти этого Джека Карсона?

— Только не в Бисби, — отвечал Крам. — По последним сведениям, он вернулся к себе домой в Кентукки.

Белл постарался запомнить, чтобы попросить Ван Дорна попытаться найти Карсона.

О'Лири снова сделал кислое лицо, раскрыв свои карты.

— Кто бы ни вел этот мотоцикл, он должен был находиться в городе еще несколько дней после ограбления.

— Почему ты так считаешь? — попытался развить тему Белл.

— Потому что шериф и полицейские заметили бы следы шин мотоцикла, если бы убийца укатил из города сразу после ограбления.

— Тогда его заметили бы в городе.

— Так можно подумать, — сказал Калловей, — но его больше никто не видел.

— А Карсон надежный свидетель? — Белл положил на стол пять долларов. — Увеличиваю ставку.

— Джек — бывший мэр Бисби, юрист, пользующийся заслуженным уважением! — воскликнул Латур. — Если он сказал, что видел мужчину на мотоцикле, значит, он видел мужчину на мотоцикле. У меня нет причин сомневаться в его словах.

— Ты собираешься встретиться с шерифом Мерфи завтра? — поинтересовался Крам, наконец выигрывая партию.

Белл кивнул.

— Это я сделаю в первую очередь. Но после беседы с вами, джентльмены, боюсь, что едва ли он сможет сообщить мне что-нибудь важное.

После двух часов, проведенных с одной порцией виски, Белл чувствовал себя почти трезвым. У него оставалось всего четыре доллара, и никто из игроков не возражал, когда он пожелал им спокойной ночи и отправился к себе в гостиницу.

Извилистая дорога, ведущая к дому шерифа, оказалась длинной и грязной после ливня, обрушившегося на Бисби среди ночи. Дойдя до тупика, Белл поднялся по крутой лестнице, которая, казалось, не имеет конца. Несмотря на то что он был в превосходной физической форме, он задыхался, когда поднялся по ней.

Белл был в отличном настроении. Ему еще предстояло узнать, добились ли чего-нибудь Ирвин и Кертис. Но он был абсолютно уверен в том, что человек, которого видели на мотоцикле, был бандитом Мясником, снявшим с себя камуфляж, превращавший его в старого пьяного шахтера. Едва ли можно было считать большим достижением сведения об отсутствующем мизинце и намек на рыжие волосы. Даже цвет волос, замеченный Джеком Карсоном, в настоящий момент был не так уж важен. Белла интересовал только мотоцикл, не потому что он принадлежал бандиту, а потому что это вполне вписывалось в картину: проницательный и расчетливый ум должен использовать новейшие достижения техники.

Главный вопрос сводился к тому, каким образом бандиту удалось уехать из города, как всегда, незамеченным?

Дом шерифа Мерфи находился в нескольких шагах от лестницы. Он был небольшой и по виду напоминал скорее сарай, чем дом. Наводнением смыло фундамент, и Мерфи деловито переносил его на новое место, в десяти футах от прежнего. Как и говорил О'Лири, дом был зеленым, а апельсиновую рощу потоп опустошил.

Мерфи отчаянно работал молотком и не слышал, как подошел Белл. Поток темно-каштановых волос струился по шее и плечам. Большинство юристов запада были худощавыми и угловатыми, но Мерфи напоминал скорее кузнеца, а не шерифа. Его руки были похожи на стволы деревьев, а шея у него была бычья.

— Шериф Мерфи! — закричал Белл, стараясь заглушить стук молотка по гвоздям.

Мерфи замер с молотком в руках, держа его над головой, и повернулся. Он уставился на Белла так, как будто увидел койота.

— Да, Мерфи, но, как видишь, я занят.

— Ты можешь продолжать свою работу, — сказал Белл. — Я из детективного агентства Ван Дорна. Мне хотелось бы задать тебе несколько вопросов об ограблении банка и убийствах, которые произошли несколько месяцев назад.

Имя Ван Дорна пользовалось уважением. Мерфи отложил молоток в сторону и показал на дом.

— Давай войдем внутрь. Здесь, конечно, беспорядок, но на плите у меня стоит кофе.

— После подъема на эту гору не помешал бы стакан воды.

— Прости, колодец затопило во время потопа, вода не пригодна для питья, но я принес галлон воды с конского водопоя из города.

Белл проявил осторожность:

— Будем пить кофе.

Мерфи провел Белла в дом и предложил ему стул за кухонным столом. Никаких признаков присутствия в доме женщины не было, поэтому Белл решил, что Мерфи — холостяк. Шериф налил кофе из эмалированного кофейника, стоявшего на дровяной плите, в две оловянные чашки.

— Не знаю, чем помочь тебе, мистер Белл. Я отправил копию результатов собственного расследования в твое агентство в Чикаго.

— Ты забыл упомянуть о том, что видел Джек Карсон.

Мерфи рассмеялся.

— Парня на мотоцикле? Я не верю Джеку. Его описание не подходит никому в городе из тех, кого я знаю.

— Бандит мог изменить свой облик, — предположил Белл.

— У него не было времени, чтобы полостью изменить внешность, достать мотоцикл и скрыться в неизвестности.

— Мотоциклиста больше никогда не видели?

Мерфи пожал плечами.

— Мне кажется очень странным, что никто, кроме Джека, его не видел. Человека на единственном в городе мотоцикле обязательно должны были заметить. И каким образом он смог уехать из города, не оставив следов?

— Согласен, это выглядит слишком неестественно, — сказал Белл, не желая все же отбрасывать эту версию.

— Джек Карсон был достойным гражданином, не замеченным в пристрастии к алкоголю и рассказыванию небылиц. Но, возможно, ему это показалось. Галлюцинации.

— А не обнаружены ли еще какие-нибудь сведения, которых нет в твоем отчете?

— Да, кое-что обнаружили после того, как я уже отправил отчет в Чикаго.

Мерфи поднялся из-за кухонного стола, открыл ящик бюро и передал Беллу медную гильзу от патрона.

— Это нашли спустя две недели: мальчишка играл на полу в байке, пока отец занимался депозитом. Она закатилась под ковер. Наверное, ее оставил бандит.

Белл изучал гильзу.

— Тридцать восьмой калибр. Если пулю выпустили, то, вероятно, из автоматического оружия, возможно из «кольта».

— Я тоже так думаю.

— Можно, я возьму ее? — спросил Белл.

— Разумеется. Но сомневаюсь, что она даст что-нибудь новое, кроме того, что ее выпустил из пистолета бандит. Хотя даже это не доказано.

— Если не бандит, то откуда она могла появиться?

Мерфи поднял руки, сдаваясь.

— Даже не могу представить.

Белл осторожно положил гильзу на ладонь.

— Надеюсь, мы сможем получить отпечатки пальцев бандита.

Мерфи усмехнулся.

— Вы найдете на ней мои отпечатки, отпечатки мальчишки и двух моих заместителей.

— Всё равно, — оптимистично произнес Белл, — возможно, нашим экспертам удастся снять отпечатки его пальцев. Нам не нужны отпечатки мальчишки, который нашел гильзу. Они будут маленькими. Но мне хотелось бы снять отпечатки пальцев у тебя и у твоих заместителей. Ты можешь прислать их в мой офис в Чикаго.

— Мне никогда не приходилось снимать отпечатки пальцев, — сказал Мерфи. — Я даже не совсем понимаю, как это делается.

— Эта наука насчитывает уже столетия, но только недавно ее приняли на вооружение правоохранительные органы. Отпечатки на предмете — в нашем случае это гильза — создаются бороздками или линиями на коже. Когда предмет берут в руки, на него переносится пот и маслянистые выделения, оставляя рисунок подушечки пальца. На поверхность наносят мелкозернистый порошок, вроде измельченного графитового стержня карандаша. Затем для снятия отпечатка используют кусок ленты.

Мерфи, не торопясь, пил свой кофе.

— Попытаюсь.

Белл поблагодарил шерифа и стал спускаться с холма. Через три часа он был уже в поезде, направляющемся обратно в Денвер.

Глава 15

Шофер Кромвеля вывел из гаража «роллс-ройс-брогам» 1906 года. Эту машину с шестицилиндровым двигателем, мощностью в тридцать лошадиных сил сделал лондонский изготовитель экипажей Баркер. Шофер подал автомобиль к великолепному особняку Кромвеля на Ноб Хилл. Дом был спроектирован самим хозяином. Белый мрамор для него доставили по железной дороге из каменоломни в Колорадо. С фасада дом, украшенный колоннами с каннелюрами, имел вид греческого храма; дизайн остальной части дома был проще: сводчатые окна, стены, увенчанные карнизом.

Шофер Абнер Уид, ирландец с каменным лицом, был нанят Кромвелем скорее за его опыт борца, чем за умение водить автомобиль. Он терпеливо ждал возле машины, когда хозяева будут готовы. А в кабинете Кромвель ждал свою сестру, удобно устроившись на кожаном диване и слушая вальсы Штрауса на цилиндрическом фонографе Эдисона. Каждый цилиндр воспроизводил музыку в течение двух минут. Прослушав «Весенние голоса», Кромвель сменил цилиндры и поставил «Сказки венского леса».

В это время в комнате появилась его сестра в замшевом платье, доходившем до икр, открывая взорам ценителей ее прекрасные ноги.

— Довольно смело, — сказал Кромвель, пожирая ее взглядом. Сам он был в классическом темном шерстяном костюме.

Она закружилась по комнате, поднимая юбку и демонстрируя свои ноги до середины бедер.

— Ведь мы собираемся посетить трущобы на побережье Барбари, поэтому я решила одеться как грязная голубка.

— Надеюсь, вести себя так ты не будешь.

Он поднялся с дивана, выключил фонограф и подал ей пальто. Даже в обуви, увеличивающей его рост, он был не выше ее. Они проследовали через огромные передние двери со сложными украшениями к ожидавшему их «роллс-ройсу». Абнер, в парадном костюме и в начищенных до блеска черных ботинках, стоял по стойке смирно перед открытой задней дверью. «Роллс» был городской машиной, с закрытым пассажирским кузовом, но шофер оставался на свежем воздухе, его защищало лишь ветровое стекло. Как только сестра Кромвеля села в машину, он сообщил шоферу, куда ехать. Абнер включил передачу, и огромный автомобиль бесшумно покатил по гранитным камням, которыми была выложена проезжая часть улицы.

— Только сейчас в первый раз после моего возвращения домой нам представилась возможность поговорить, — сказал Кромвель, точно зная, что водитель не сможет услышать их разговор через окно, разделяющее переднее и заднее сиденья.

— Я знаю, что твоя поездка в Солт-Лейк-Сити была успешной. И наш банк стал богаче еще на семьсот тысяч долларов.

— Ты еще не рассказала мне, что тебе удалось узнать в Денвере.

— Сведения твоих шпионов из агентства Ван Дорна оказались точными. Офису в Денвере поручено возглавить расследование по делу бандита Мясника.

— Ненавижу, когда меня так называют! Предпочел бы что-нибудь более шикарное.

— Например? Умоляю тебя, скажи! — попросила она, смеясь.

— Стильный Дух.

У нее округлись глаза.

— Сомневаюсь, что редакторам газет позволят это.

— Что еще ты разузнала?

— Офис в Денвере возглавляет Николе Александер, полный идиот. Я лишь слегка попыталась очаровать его, а он уже не мог не говорить об охоте. Он злится, потому что не назначен ответственным за расследование. Он не мог удержаться и рассказал все о том, как они собираются ловить пресловутого бандита. Сам Ван Дорн назвал имя главного агента по этому делу — Исаак Белл. Красивый и дерзкий дьявол! Очень богатый, должна добавить.

— Ты видела его?

— Познакомилась, даже танцевала с ним. — Она вытащила из сумочки небольшую фотографию. — Ждала случая, чтобы передать тебе это. Сходство невелико, но фотограф, которого я наняла, оказался не очень профессиональным. Ему обязательно нужно заранее усадить клиента на стул.

Кромвель включил в машине верхний свет и принялся изучать снимок. На фото был высокий мужчина со светлыми волосами и усами.

— Он представляет для меня опасность?

У нее в глазах промелькнуло неопределенное выражение.

— Не могу сказать. По сравнению с тем, что рассказали наши шпионы, он производит впечатление более умного и утонченного. Я заставила их проверить его положение, связи и окружение. Он никогда не упускает того, кого преследует, и арестовывает его. Его послужной список вызывает восхищение. Очень высокого мнения о нем и Ван Дорн.

— Если он, как ты говоришь, богатый, почему же он теряет время, работая простым детективом?

Маргарет пожала плечами.

— Не имею ни малейшего представления. Возможно, подобно тебе, он тоже бросил вызов?

Она замолчала и начала поправлять воображаемый выбившийся локон.

— Откуда у него деньги?

— Неужели я забыла сказать? Он выходец из очень богатой семьи банкиров в Бостоне.

Кровель напрягся.

— Я знаю Беллов. Они владеют Бостонским банком, это одно из крупнейших финансовых учреждений в стране.

— Он парадоксален, — медленно сказала она, вспоминая несколько минут, проведенных с ним в отеле «Браун-палас». — Он может быть очень опасным. Он будет преследовать нас, как лисица кролика.

— Детектив, который знает банковские процедуры изнутри… Неприятно, — сказал Кромвель очень тихо. — Мы должны проявить особую осторожность.

— Согласна.

— Ты уверена, что он не догадался, кто ты на самом деле?

— Я хорошо замела следы. Александеру и ему известно лишь, что я Роза Мантека из Лос-Анджелеса, где у моего отца огромное ранчо.

— Если Белл настолько умен, как ты считаешь, он проверит это и выяснит, что Розы Мантека не существует.

— И что? — озорно спросила она. — Он не сможет узнать, что меня зовут Маргарет Кромвель, что я сестра респектабельного банкира, который живет в особняке на холме Ноб в Сан-Франциско.

— Какую еще информацию удалось выудить у Александера?

— Только то, что расследование Белла проходит не гладко. У детективов нет никакой зацепки, которая могла бы привести к тебе. Александер злится, что Белл не удостоил его своим доверием. Он говорил, что Белл не рассказывает о своих действиях, работает только с двумя агентами, Кертисом и Ирвином. Все они ломают голову над тем, чтобы найти хоть какую-нибудь путеводную ниточку.

— Приятно слышать это, — Кромвель рассмеялся. — Они никогда не догадаются, что за ограблениями стоит банкир.

Она бросила на него пристальный взгляд.

— Ты можешь бросить, ты же знаешь. Мы больше не нуждаемся в деньгах. Не имеет никакого значения, насколько ты осторожный, насколько проницательный. Тебя обязательно поймают и повесят, это только вопрос времени.

— Ты хочешь, чтобы я отказался от риска и от попытки осуществить то, на что еще никто не осмелился? Хочешь, чтобы я играл роль скучного банкира остаток своих дней?

— Нет, не хочу, — сказала она со злой искрой, мелькнувшей в глазах. — Я тоже люблю возбуждение, — ее голос смягчился. — Просто знаю, что это не может продолжаться вечно.

— Настанет время, когда мы поймем, что пора остановиться, — спокойно сказал он.

Ни брат, ни сестра не испытывали даже намека на раскаяние, их не мучили угрызения совести из-за всех тех мужчин, женщин и детей, которых убил Кромвель. Их нисколько не беспокоила мысль о том, что они лишили всех сбережений шахтеров и фермеров, потому что банки не смогли рефинансировать своих вкладчиков и вынуждены были закрыть свои двери.

— Кого ты возьмешь сегодня вечером? — спросила она, меняя тему разговора.

— Марион Морган.

— Эту ханжу? — с сарказмом спросила она. — Для меня навсегда останется тайной, почему ты держишь ее на службе.

— Она очень хорошо работает, — парировал он, даже не ища никакого другого объяснения.

— Почему ты не спишь с ней? — произнесла она со смешком.

— Ты ведь знаешь, что я никогда не вступаю ни в какие личные отношения со служащими. Этот принцип избавил меня от многих неприятностей. Я приглашу ее сегодня вечером в качестве премии за ее работу. И ничего более.

Платье сестры сползло, обнажив ее колени; он протянул руку и сжал одно из них.

— Кто же будет счастливчиком сегодня вечером?

— Юджин Батлер.

— Этот хлыщ? — поддразнил он. — Он дрянной тип, как все, подобные ему.

— Он баснословно богат…

— Его отец баснословно богат, — поправил ее Кромвель. — Если бы Сэму Батлеру не повезло и он не напал бы на золотую жилу Мидаса, он погиб бы банкротом.

— Юджин будет богаче тебя, когда умрет его отец.

— Он мот и горький пьяница. Он истратит свое состояние так быстро, что ты и не заметишь.

— Я смогу управлять им, — сказала сестра. — Он безумно влюблен в меня и готов сделать всё, что я скажу.

— Ты могла найти кого-нибудь лучше, значительно лучше, — проворчал Кромвель.

Потом он взял переговорную трубку и сказал водителю:

— Абнер, поверни налево на следующей улице и остановись перед домом Батлера.

Абнер поднял руку в знак того, что понял. Он остановил «роллс» перед огромным деревянным особняком, построенным в викторианском стиле, модном в то время. Затем он вышел из машины и позвонил в дверь. Открыла горничная, и он вручил ей визитную карточку Кромвеля. Горничная взяла ее и закрыла дверь. Спустя несколько минут дверь снова отворилась. Вышел красивый высокий мужчина с резко очерченными чертами лица и направился к машине. Он вполне мог бы сойти за красивого актера, которым восхищаются, в основном, женщины. На нем, как и на Кромвеле, был шерстяной костюм, только темно-синего цвета, и галстук с белым алмазным рисунком. Он остановился в портике и понюхал воздух, в котором ощущался легкий запах тумана, плывущего с залива.

Абнер открыл заднюю дверь «роллса», опустил откидное сиденье и отошел назад. Батлер сел в машину и повернулся к сестре Кромвеля.

— Мегги, ты потрясающе выглядишь, тебя хочется съесть.

На этом он остановился, увидев враждебный, устрашающий взгляд ее брата. Он поздоровался с Кромвелем, не предложив руки.

— Яков, рад тебя видеть.

— Ты отлично выглядишь, — ответил Кромвель, словно ему это было интересно.

— В полном здравии. Прохожу по пять миль в день.

Кромвель ничего не ответил, взял переговорную трубку и проинструктировал Абнера, где подобрать Марион Морган. Затем повернулся к сестре.

— В каком из салунов на побережье Барбари ты хочешь, чтобы мы смешались с вонючей толпой?

— Я слышала, что салун Паука Келли совершенно ужасный.

— Самый ужасный подвальчик в мире, — со знанием дела сказал Кромвель. — Но там хороший оркестр и большая танцевальная площадка.

— Считаешь его безопасным? — спросила Маргарет.

Кровель рассмеялся.

— Ред Келли нанял небольшую армию сильных вышибал для защиты богатых клиентов от неприятностей.

— Это в духе Паука Келли, — сказал Батлер. — Однажды вечером я даже пригласил туда маму и папу. Они действительно наслаждались, глядя на толпу сомнительных людей, завсегдатаев этого местечка. Мы сидели на балконе для посетителей трущоб и наблюдали за развлекающимися бедняками.

«Роллс» остановился перед многоквартирным домом на Русском холме недалеко от Гайд-стрит, фешенебельного, но доступного района города. Здесь располагались дома художников, архитекторов, писателей и журналистов и места собраний, на которых эти интеллектуалы обсуждали возвышенные вопросы и проводили диспуты.

Марион ждала перед домом, на самой верхней ступени лестницы. Как только «роллс» остановился, она спустилась и подошла к машине; Абнер открыл для нее дверь. Марион была в короткой куртке, под которой виднелась синяя блузка и юбка в тон к ней, великолепно сидевшая на девушке. Светлые волосы были убраны назад и заплетены в длинную косу, украшенную бантом.

Из машины вышел Кромвель и галантно помог ей сесть на свое место. Шофер опустил еще одно откидное сиденье, на которое поместился Кромвель в самой изысканной позе.

— Мисс Марион Морган, позвольте представить вам мистера Юджина Батлера. А это моя сестра Маргарет, — он назвал ее настоящее имя.

— Мисс Кромвель, приятно вновь встретиться с вами, — тон Марион был любезным, но в голосе не было теплоты. — А также увидеть и тебя, Юджин, — произнесла Марион с оттенком фамильярности.

— А вы, оказывается, знакомы друг с другом? — удивленно спросила Маргарет.

— Юджин… мистер Батлер… как-то пригласил меня на обед.

— С тех пор прошло два года, — добродушно сказал Батлер. — Мне не удалось произвести на нее впечатление. Она отвергла все мои последующие приглашения.

— И ухаживания, — улыбаясь, добавила Марион.

— Приготовилась к жаркой ночи на побережье Барбари? — спросил Кромвель.

— Для меня это будет в новинку, — сказала Маргарет. — У меня никогда не хватало храбрости побывать здесь.

— Вспомни старую песню, — сказала Маргарет.

Марион покраснела и смущенно уставилась на ковер, покрывавший пол, а мужчины рассмеялись.

Через несколько минут Абнер повернул на улицу Пасифик и повел машину через самый центр побережья Барбари, названного так по имени пиратов из Марокко и Туниса. Здесь были дома для азартных игроков, для проституток, для воров и грабителей, для мошенников, для пьяниц и бродяг, для головорезов и убийц. Здесь было всё: разврат и деградация, нищета и богатство, страдание и смерть.

Побережье, пользовавшееся дурной славой, могло похвастаться обилием салунов — их было более трехсот в шести городских кварталах, пятьдесят из них — только на одной Пасифик-стрит. Эти заведения пользовались покровительством политиканов, подкупленных владельцами салунов, игорных домов и борделей. Законопослушные граждане вслух жаловались на притон зла, но закрывали на всё глаза, так как втайне гордились особенностью, приравнивающей их прекрасный город Сан-Франциско к Парижу, обеспечивая ему завидную репутацию самого развратного города в западном полушарии, карнавала порока и коррупции.

Побережье Барбари со своим шумом, рекламой и обманом было манящим и пленительным, настоящим раем для людей, имеющих средства для посещения трущоб. Хозяева притонов — в большинстве случаев мужчины — наслаждались, наблюдая за потоками гостей с холма Ноб Хилл, входивших в их заведения, потому что они могли, не испытывая сомнений, устанавливать космические цены на вход и на алкогольные напитки. Бутылка шампанского, как правило, стоила тридцать долларов вместо обычных шести — восьми. Смешанные напитки в большинстве салунов стоили двадцать пять центов, пиво — один цент.

Абнер вел «роллс» среди толпы кутил и гуляк, бредущих по улице; он остановил машину перед трехэтажным зданием, в котором наверху располагалась гостинца, а на самом деле — бордель, славящийся как скотный двор: пятьдесят женщин жили здесь в комнатах, называемых спальнями. Главный этаж был отведен для азартных игр и алкогольных напитков, ниже, на цокольном этаже, была сцена для непристойных шоу и большая деревянная площадка для танцев. Пассажиры вышли из машины, и мужчины пошли впереди, прикрывая женщин, зачарованно смотревших на зазывалу в вульгарной одежде.

— Загляните к Пауку Келли в лучшее заведение на побережье для выпивки и танцев! Приглашаем всех, эта ночь станет для вас незабываемой! Посмотрите самое дикое шоу, полюбуйтесь на самых прекрасных девушек в мире! Посмотрите, как они поднимают пятки над головой; посмотрите, как они умеют раскачиваться и изгибаться, шокируя и восхищая вас!

— Мне уже понравилось это место, — весело сказала Маргарет.

Марион, с силой сжав руку Кромвеля, пристально посмотрела на вывеску, которую большинство клиентов старалось не замечать: «В этом заведении не допускается никакая вульгарность».

Они вошли в огромный U-образный вестибюль, украшенный вставленными в рамки изображениями обнаженных женщин, танцующих среди римских развалин. Появился менеджер в плохо сидящем смокинге, приветствовал их и проводил внутрь.

— Не желаете ли спуститься вниз на шоу? — спросил он. — Следующее начнется через десять минут.

— Нам нужен безопасный столик, подальше от подонков, — сказал Кромвель требовательно. — После того как мы насладимся вашим лучшим шампанским, мы спустимся вниз, потанцуем и посмотрим шоу.

Менеджер поклонился.

— Да, сэр. Прошу сюда.

Он проводил группу Кромвеля через переполненный салун к столику на балконе, предназначенном для посетителей трущоб; именно о нем упоминал Батлер. Отсюда открывался вид на главную площадку салуна. Вскоре к ним подошла официантка в прозрачной блузке с откровенным вырезом до самой груди и в юбке, далеко не доходившей до колен и выставлявшей напоказ ее ноги в черных шелковых чулках и причудливый пояс с резинками. Она принесла бутылку шампанского «Вдова Клико» Понсардин 1892 года. Переставляя бутылку в ведерко, наполненное льдом, она двигалась очень легко, задевая мужчин, и улыбалась каждому грубоватой улыбкой. Маргарет ответила улыбкой, которая говорила, что Маргарет знает, с кем имеет дело: помимо обслуживания гостей в салуне, официантка работала в спальнях борделя наверху. Увидев важную персону с холма Ноб в откровенном платье, официантка бросила на Маргарет бесстыдный взгляд.

— Знаешь, дорогуша, такие рыжеволосые, как ты, пользуются большим спросом. Можешь называть собственную цену.

Марион была шокирована.

— Если ты еврейка, то сможешь подняться на вершину лестницы.

Затем она повернулась и, раскачивая бедрами, пошла вниз.

— При чем тут евреи? — наивно спросила Марион.

— Широко распространен миф, что рыжеволосые еврейки — самые страстные из всех женщин.

Маргарет наслаждалась, глядя на главную площадку салуна. Она ощущала головокружительный прилив энергии, рассматривая матросов и докеров, молоденьких и честных девушек, которых легко обманывали, пользуясь их неопытностью, закоренелых уголовников, шныряющих по площадке, где на полу валялась целая армия пьяных, не способных удержаться на ногах. Маргарет втайне от всех, даже от своего брата, несколько раз посещала притоны побережья Барбари. Она хорошо знала, что ее брат Яков был завсегдатаем самых дорогих публичных домов с отдельными кабинетами, где роскошные женщины занимались своим ремеслом.

Марион находила все происходящее отвратительным и завораживающим одновременно. Она слышала, что побережье было бездной горьких страданий для бедняков Сан-Франциско, но не имела ни малейшего представления о том, до чего может докатиться человек. Она не привыкла к спиртным напиткам, через некоторое время шампанское подействовало на нее, и она начала смотреть на весь этот разврат менее болезненно. Она пыталась представить себя в качестве одной из этих развязных женщин, уводящих мужчин в спальни борделя наверху всего за пятьдесят центов. Придя в ужас от своих мыслей, она постаралась выбросить их из головы и неуверенно встала, когда Кромвель поднял пустую бутылку и провозгласил, что пора спуститься вниз.

Появился менеджер и нашел столик на танцевальной площадке близко к сцене. Столик был занят, и две пары в грязной рабочей одежде пытались протестовать против того, что они должны уйти, но менеджер пригрозил им.

— Как нам повезло! — сказала Маргарет. — Шоу как раз только начинается.

Кромвель заказал еще одну бутылку шампанского, и они стали смотреть, как на небольшую сцену вышла очень талантливая женщина и начала свой танец семи покрывал. Очень быстро все покрывала оказались на полу, и она осталась в едва заметном костюме, не оставляющим почти ничего для воображения. Мышцы живота у нее двигались волнообразно, когда она спирально вращалась и несколько раз неожиданно изогнулась. После окончания танца мужчины-зрители начали бросать на сцену монеты.

— Да, это, конечно, возбуждает, — саркастически сказала Маргарет.

Зазвучала музыка в исполнении небольшого оркестра, пары направились на площадку, оживленно начиная танец, который назывался «Техасский Томми». Батлер и Маргарет весело закружились, словно на площадке никого, кроме них, не было. Марион чувствовала смущение от того, что танцует в объятиях своего босса. За все годы работы на него он пригласил ее на подобное мероприятие впервые. Он был великолепным танцором, и она грациозно двигалась вместе с ним.

Оркестр несколько раз изменял ритм, «Турки Трот»сменялся «Бани Хаг». Вскоре танцующие начали потеть в замкнутом помещении, которое не проветривалось. От шампанского голова у Марион закружилась. Она попросила у Кромвеля разрешения сделать перерыв и отдохнуть несколько минут.

— Не возражаешь, если я оставлю тебя на некоторое время? — любезно спросил Кромвель. — Я хочу подняться наверх и сыграть несколько партий в фаро.

Марион почувствовала огромное облегчение. Она ужасно устала, а новые туфли были неудобными.

— Да. Пожалуйста, мистер Кромвель. Я немного отдышусь.

Кромвель поднялся по деревянной лестнице и медленно прошел через шумную часть помещения, отведенную под азартные игры. Он подошел к столу, за которым не было никого, кроме сдающего карты. Два верзилы стояли за спиной сдающего и отпугивали всех желающих сесть за стол.

Их хозяин выглядел так, словно его породил бык. Голова, подобно обломку скалы, сидела на шее, толстой, как пень. Волосы, выкрашенные в черный цвет, лоснились от помады и были причесаны на прямой пробор. Нос, неоднократно сломанный, распластался на щеках. Прозрачные глаза выглядели очень странно и не соответствовали лицу, которому пришлось не раз принимать удары кулаков. Торс мужчины напоминал пивную бочку, круглый и огромный, но крепкий, без жира. Паук Ред Келли был борцом и когда-то на ринге сражался с Джеймсом Дж. Корбеттом, дважды отправив в нокдаун бывшего чемпиона в тяжелом весе, но потерпел поражение в двадцать первом раунде. Он взглянул на приближающегося Кромвеля.

— Добрый вечер, мистер Кромвель. Я ждал тебя.

Кромвель открыл крышку своих часов и взглянул на циферблат.

— Прости, что опоздал на восемь минут, мистер Келли. Задержался, потому что не мог оставить то, что отвлекло меня.

Ред Келли улыбнулся, показывая ряд золотых зубов.

— Да, я бы тоже увлекся, если бы оказался в компании такой милой леди. — Он кивнул на стол. — Не хочешь испытать удачу?

Кромвель вынул бумажник и отсчитал десять пятидесятидолларовых банкнот Национального банка, выпущенных по контракту с федеральным правительством. Келли небрежно сложил банкноты в небольшую пачку на краю стола и подвинул стопку медных фишек с рекламой салуна. На зеленом сукне стола был нарисован типичный расклад фаро, состоящий из тринадцати карт. Карты достоинством от туза до короля были масти пик. Туз находился слева от сдающего карты.

Кромвель сделал ставки на валета и между пятеркой и шестеркой — переходящую ставку. Келли сбросил верхнюю карту из колоды, открывая следующую, которая называлась проигрышной картой. Это была десятка. Если бы Кромвель поставил на нее, он проиграл бы: все ставки, сделанные на проигрышную карту, выигрывает заведение. Затем Келли открыл выигрышную карту. Это была пятерка. Кромвель выиграл все ставки.

— Новичкам везет, — сказал он, когда Келли подвинул к нему через стол выигрыш.

— Что желаете, мистер Кромвель?

— Ничего, благодарю.

— Ты просил о встрече со мной, — сказал Келли. — Чем я могу отблагодарить тебя за всё, что ты сделал для меня за многие годы, за щедрые займы и за помощь в том, чтобы не допускать полицию в мои заведения?

— Мне необходимо кое-кого устранить.

Кромвель произнес это так, словно заказывал пиво.

— Здесь в городе? — спросил Келли, сдавая карты на следующую игру.

— Нет, в Денвере.

— Надеюсь, это мужчина, — сказал Келли, не отрывая взгляда от колоды. — Сделай ставку.

Кромвель кивнул и подвинул фишки на место между дамой и валетом.

— Это детектив агентства Ван Дорна.

Келли помедлил, прежде чем вытащить карту из колоды.

— Нападение на агента Ван Дорна может иметь серьезные последствия.

— Последствий не будет, если сделать всё правильно.

— Его имя?

— Исаак Белл.

Кромвель передал Келли фотографию, полученную от сестры.

— Вот он.

Келли быстро взглянул.

— Почему тебе необходимо устранить его?

— У меня свои причины.

Келли сбросил проигрышную карту и затем открыл выигрышную, которой оказалась дама. Снова выиграл Кромвель.

Келли посмотрел через стол на Кромвеля.

— Насколько я знаю, каждого, кто убил агента Ван Дорна, выследили и повесили.

— Это были преступники, которые глупейшим образом допустили чтобы детективы агентства схватили их. Если все сделать правильно, Ван Дорн никогда не узнает, кто убил Белла и почему. Сделай так, чтобы это выглядело как убийство по ошибке или даже несчастный случай. Если не оставить никаких следов, то агенты Ван Дорна не смогут нанести ответный удар.

Келли медленно откинулся на спинку стула.

— Должен признаться тебе, Кромвель, мне это не нравится.

«Мистера» уже не было.

Кромвель мрачно улыбнулся.

— Тебе понравится, если за работу я заплачу двести тысяч долларов?

Келли выпрямился и посмотрел на собеседника с сомнением.

— Говоришь, двести тысяч долларов?

— Хочу, чтобы это сделал профессионал, а не какой-то случайный убийца с улицы.

— Где это должно произойти, по-твоему?

Сомнений в том, что Келли возьмется за работу, не было. Владелец салуна погряз в преступлениях. То, что Келли соблазнится деньгами, обещанными Кромвелем, было предрешено.

— В Денвере. Белл работает в офисе Ван Дорна в Денвере.

— Чем дальше от Сан-Франциско, тем лучше, — тихо сказал Келли. — Ты заключил сделку, мистер Кромвель.

«Мистер» вернулся, сделка была заключена. Кромвель поднялся со стула и кивнул в сторону фишек на столе.

— Для сдающего карты, — сказал он, широко улыбаясь. — Завтра к полудню тебе доставят десять тысяч долларов наличными. Остальные получишь, когда Белл умрет.

Келли продолжал сидеть.

— Понял.

Кромвель направился быстрым шагом вниз по лестнице, через толпу на площадке. Все перестали танцевать и смотрели на его сестру, исполнявшую на сцене волнующий непристойный танец, к удовольствию каждого из присутствующих. Она расшнуровала корсет, распустила волосы, уложенные в красивую прическу. Бедра чувственно извивались и пульсировали в такт музыке, исполняемой оркестром. За столиком Батлер напился до полного бесчувствия, Марион в ужасе смотрела на Маргарет.

Кромвель направился к одному из менеджеров, который одновременно работал вышибалой.

— Сэр?

— Пожалуйста, отнесите джентльмена в мою машину.

Вышибала кивнул, одним привычным движением поставил пьяного Батлера на ноги и поднял его себе на плечи. Затем начал подниматься по лестнице. Он нес тяжелого Батлера так легко, будто это был мешок с овсом.

Кромвель нагнулся к Марион.

— А ты дойдешь до машины?

Она бросила на него возмущенный взгляд.

— Конечно!

— Тогда пора уходить.

Он взял ее за руку и помог встать. Марион неуверенным шагом, но самостоятельно пошла по лестнице. Затем Кромвель перевел взгляд на сестру. Его нисколько не забавляло ее скандальное поведение. Он так сильно схватил ее за руку, что непременно останется синяк, и потащил со сцены и дальше из салуна к машине, ожидающей перед тротуаром. Батлера усадили на переднее сиденье рядом с водителем, Марион с остекленевшим взглядом — на заднее. Кромвель грубо толкнул Маргарет на заднее сиденье и последовал за ней, отпихнув ее в угол. Он оказался между двумя женщинами; Абнер сел за руль, завел машину и поехал по улице, сверкающей разноцветными огнями.

Кромвель медленно обнял Марион за плечи. Она смотрела на него туманным, бесчувственным взором. Шампанское ввело ее в состояние летаргии, но пьяной она не была. Ее разум оставался ясным. Кромвель сжал рукой ее плечо — она затаила дыхание. Марион чувствовала, как он всем телом прижимается к ней.

Было время, когда Марион находила своего босса привлекательным и чувствовала к нему глубокое влечение. Но за годы ее работы на него он ничего не предпринял, чтобы преодолеть пропасть между ними. И теперь внезапно после всех этих лет он начинает проявлять к ней интерес. Странно, но у нее не возникло никаких ответных чувств, только ощущение, словно он отталкивает ее. И она не могла понять почему.

Марион почувствовала облегчение, когда он прекратил посягательства. Одна его рука обвилась вокруг ее талии, а кисть другой легко покоилась у нее на плече, когда Абнер остановил «роллс» перед её многоквартирным домом. Кромвель отступил в сторону и помог ей выйти из автомобиля.

— Спокойной ночи, Марион, — сказал он, держа ее за руку. — Надеюсь, вечер оказался интересным.

Ей показалось, что она увидела в нем что-то глубоко спрятанное, чего она никогда раньше не замечала. И почувствовала, что ее что-то отталкивает в нем.

— Этот вечер я запомню надолго, — честно призналась она. — Надеюсь, мистер Батлер и твоя сестра придут в себя.

— Завтра будут мучиться похмельем, и поделом, — сказал он с улыбкой. — Увидимся утром в понедельник. Я должен продиктовать кучу писем. В пятницу я уезжаю в командировку и хочу оставить чистый письменный стол.

— Так быстро уезжаешь снова?

— Конференция банкиров в Денвере. Я должен присутствовать.

— Тогда до понедельника, до встречи утром, — сказала она, ощутив огромное облегчение, когда он выпустил ее руку.

Марион поднялась по ступеням к двери, повернулась и посмотрела на удаляющийся «роллс-ройс». Ее разум действовал без команды. Между ней и ее работодателем не может всё остаться по-прежнему. В нем ощущался холод, о котором она раньше даже не подозревала. Ее передернуло от воспоминаний о его прикосновениях. Совершенно неожиданно от запаха дыма и пота в танцевальном зале, преследующего ее, ей стало дурно.

Она побежала наверх, в свою квартиру, наполнила ванну, судорожно сбросила с себя всю одежду и погрузилась в мыльную воду, чтобы стереть из памяти воспоминания об испорченном вечере.

— Так чему же была посвящена твоя недолгая встреча с Редом Келли? — спросила Маргарет после того, как они высадили Марион перед ее домом.

— Нанял его для небольшой работы.

Она пристально посмотрела ему в лицо, освещенное огнями уличных фонарей.

— Что за работа?

— Он должен позаботиться об Исааке Белл, — произнес Кромвель как само собой разумеющееся.

— Он не может убить агента Ван Дорна! — вырвалось у Маргарет. — Каждый офицер правоохранительных органов в стране пустится по твоему следу.

Кромвель рассмеялся.

— Не беспокойся, дорогая сестра. Я проинструктировал Келли. Белла обработают так, чтобы он провел в больнице несколько месяцев. Это всё. Назовем это предупреждением.

Кромвель солгал сестре. Он разыграет удивление, когда объявит об убийстве Белла, и будет утверждать, что смерть агента была ошибкой, допущенной Келли. Гнев сестры был небольшой ценой, которую придется уплатить за устранение человека, ставшего его заклятым врагом.

Глава 16

— Покройте его еще одним слоем, — приказал Кромвель двум рабочим, красившим его товарный вагон.

До сих пор вагон был землисто-коричневым, как и большинство товарных вагонов с первых дней существования железной дороги. Но тосканский красный был новым цветом, введенным железнодорожной компанией «Саузерн Пасифик» для стандартизации огромного флота товарных вагонов. Вагон «Мебельной компании О'Брайна, Денвер», тоже перекрасили, но старая краска просвечивала через высохший первый слой, поэтому Кромвель и хотел, чтобы стенки покрыли еще раз.

Маргарет в шерстяном платье и короткой куртке стояла на холодном ветру, дующем с океана через Золотые Ворота, и держала раскрытый зонтик, защищаясь от легкого утреннего тумана, опустившегося на город. Она наблюдала за малярами в погрузочном отсеке пустого товарного склада, который ее брат арендовал под вымышленным именем.

— А им можно доверять? — спросила она.

— Кому, малярам?

Он пристально посмотрел на четырех рабочих.

— Для них это всего лишь еще одна работа, еще один крытый товарный вагон, который нужно привести в порядок. До тех пор пока им хорошо платят, они не задают никаких вопросов.

— А теперь о названии, — сказала она. — Какой-нибудь шериф или детектив Ван Дорна обязательно обнаружит, что товарный вагон мебельной компании О'Брайна находился в пяти городах, в которых совершено ограбление.

— Такая же мысль приходила и мне в голову, — сказал он.

— Как ты собираешься назвать его на этот раз?

— Никак, — ответил Кромвель. — Внешне он ничем не будет отличаться от любого другого товарного вагона, принадлежащего железнодорожной компании «Саузерн Пасифик».

— Ты можешь купить и покрасить новый товарный вагон. Зачем сохранять эту реликвию?

— Потому что у нее вид реликвии, — сказал он со смешком. — Построен в 1890 году. На железных дорогах продолжают использовать эту модель. Предпочитаю, чтобы у него был изношенный и потрепанный вид — результат многолетней службы и тысяч миль, пройденных с грузом. И еще: если вид у него будет самый обычный, никто и заподозрить не сможет его истинное предназначение. Даже твой меткий стрелок Белл никогда не догадается.

— Не смей недооценивать Белла! Он достаточно сообразительный, чтобы обратить внимание на твой передвижной гостиничный номер.

Кромвель бросил на нее мрачный взгляд.

— Сообразительный, однако не настолько. Но даже если он учует что-то недоброе, то уже слишком поздно. Вагон мебельной компании О'Брайна больше не существует.

Кромвель гордился своим старым вагоном. Он был длиной тридцать четыре фута, грузоподъемностью сорок тысяч фунтов. Без груза он весил двенадцать тысяч. Когда высохнет второй слой краски, на деревянные стены вагона нанесут надпись: серийный номер под буквами СП, «Саузерн Пасифик». Грузоподъемность и вес без груза будут написаны на одной стороне, а белый круг со словом «Саузерн», обрамляющим его сверху, и словом «Пасифик» обрамляющим круг снизу, и словом «линии» в середине будет начертан на противоположной стороне. После окончания всех работ вагон Кромвеля будет похож на любой другой из тысяч вагонов, принадлежащих железнодорожной компании «Саузерн Пасифик».

Даже серийный номер — 16173 — настоящий. Кромвель предусмотрел, чтобы этот номер сняли с вагона, отправленного на свалку, и перенесли на его передвижной гостиничный номер.

Казалось, что предусмотрено все, ничто не оставлено на волю случая. Каждый шаг тщательно продумывался, затем многократно репетировался. Учитывались все возможные случайности, все вопросы решались. Ничто не оставалось без внимания Кромвеля, вплоть до мельчайших деталей. Ни одного из бандитов в истории Соединенных Штатов, включая Джесса Джеймса и Кровавого Кэссиди вместе взятых, нельзя было даже сравнить с ним по количеству успешных ограблений и по размерам и ценности награбленного. Или по количеству убитых людей.

При упоминании имена Белла Маргарет мысленно вернулась к тому времени, когда она вместе с ним танцевала в отеле «Браун-палас». Она проклинала себя за возникшее у нее желание протянуть руку и коснуться его. Сама мысль об этом вызывала у нее дрожь в позвоночнике. Она знала многих мужчин, большинство из них — очень близко. Но ни один не вызывал тех ощущений, которые возникли у нее в объятиях Белла. Они были подобны томительной волне, которую она не могла ни понять, ни контролировать. Маргарет задумалась, сможет ли она когда-нибудь вновь встретиться с ним, глубоко в душе понимая, что это чрезвычайно опасно. Если же им и придется когда-нибудь встретиться, он, безусловно, уже будет знать, кто она на самом деле, и найдет дорогу к ее брату Якову.

— Пора ехать, — сказал она, злясь на себя, что позволила разыграться воображению и чувствам.

Кромвель заметил ее отчужденный взгляд, но предпочел проигнорировать его.

— Как хочешь. Завтра я вернусь, чтобы проверить результат.

Они повернулись и прошли на склад. Кромвель задержался, чтобы закрыть дверь на замок и поставить на место перекладину. Их шаги эхом разносились по пустому зданию. Только в одном углу стояла какая-то мебель: два письменные стола и прилавок, похожий на банковскую перегородку, за которой сидят кассиры.

— Жаль, что ты не можешь арендовать все это помещение и с толком использовать его, — сказала Маргарет, поправляя шляпку, съехавшую набок, потому что потерялась заколка.

— Мне необходимо место, чтобы парковать вагон, — ответил Кромвель. — Тем лучше, что здесь пусто: пока его никто не замечает на запасных путях, рядом с погрузочным отсеком пустого склада, владельца которого не удается найти.

Она посмотрела на брата с подозрением и сказала:

— У тебя снова появился этот взгляд.

— Какой взгляд?

— Тот самый, который говорит, что ты планируешь следующее ограбление.

— Мне еще никогда не удавалось обмануть свою сестру, — усмехнувшись, сказал он.

— Полагаю, что напрасно потрачу время, пытаясь отговорить тебя.

Он похлопал ее по руке.

— Мужчина не может бросить дело, в котором он преуспевает.

Она вздохнула, смиряясь с поражением.

— Я еще ничего не решил. Сперва нужно навести справки в банковских кругах о зарплате. Затем выбрать города, через которые проходят железные дороги и в которых есть запасные пути для товарных поездов. Самая важная часть операции заключается в том, чтобы скрыться с места ограбления. Далее придется изучить улицы и место, где находится банк. Наконец необходимо тщательно продумать само ограбление, правильно определить время и способ перевоплощения.

Маргарет остановилась около письменных столов и прилавка.

— И на этом этапе начнутся репетиции.

Он кивнул.

— После того как наши агенты получат план внутренних помещений банка, я соответствующим образом буду готовиться.

— Ты превратил это в тонкую науку.

— Пытаюсь, — гордо сказал он.

— Твои действия стали слишком отшлифованными, слишком утонченными, — предупредила она его.

Он взял ее за руку и нежно сжал.

— Я не допустил бы, чтобы они были другими.

Глава 17

Белл прямо с поезда пошел в офис и в конференц-зале увидел Ирвина и Кертиса, ожидавших его. Он сразу понял, что его ждут хорошие новости: их лица не были хмурыми и суровыми. Хорошее настроение выражалось еще и в том, что Ирвин курил сигару, а Кертис доставал серебряный портсигар из кармана пальто.

— Кажется, вы оба довольны, — сказал Белл, ставя свой чемодан на пол.

— Нам удалось кое-что найти, — сказал Кертис, прикуривая сигарету. — Ничего потрясающего, совсем маленькие кусочки картинки-загадки.

— А как у тебя, Исаак, ты что-нибудь выяснил? — спросил Ирвин.

Белл не успел ответить, как в конференц-зал вошла Агнесса Мерфи с подносом, на котором стояли три чашки и кофейник.

— Простите за вторжение, — доброжелательно сказал она, — но я подумала, что, возможно, джентльмены захотят кофе.

Белл взял у нее из рук поднос и поставил его на длинный стол.

— Это очень мило с твоей стороны, Агнесса. Она повернулась и направилась к двери.

— Сейчас вернусь.

Менее чем через минуту она принесла сахарницу и кувшинчик со сливками.

— Я не забыла. Просто не могла принести всё сразу.

— Ты наша спасительница, — сказал Кертис, широко улыбнувшись и легко поцеловав ее в щечку.

Белл и Ирвин, рассмеявшись, переглянулись. Они оба знали, что Кертис и Агнесса были просто друзьями и всегда поддразнивали друг друга. Агнесса повернулась, подобрав свои юбки, вышла из конференц-зала и закрыла дверь.

— В дополнение к кофе, — сказал Белл, — она предусмотрительно закрыла дверь.

Кертис выпустил в потолок кольцо табачного дыма.

— У нее есть основания. Агнесса не испытывает уважения к Александеру — не больше, чем мы.

— Ты собирался сказать, что… — подсказал Ирвин Беллу.

— Я установил, что помимо отсутствующего пальца, возможно, у него рыжие волосы. И он ездит на мотоцикле, который использовал при нескольких ограблениях.

Белл опустил руку в карман, достал небольшой шелковый мешочек, открыл его и вытряхнул на стол гильзу.

— Теперь мы знаем, что бандит Мясник пользуется «кольтом» тридцать восьмого калибра. Эту гильзу нашли под ковром. Каким-то образом убийца потерял ее, хотя в других банках он не оставил никаких гильз. Шериф Мерфи из Бисби оказался очень умным и приказал медицинскому эксперту округа вынуть пули из жертв убийцы. Они все были выпущены из «кольта» тридцать восьмого калибра.

— Мы можем проверить перечни продаж всех автоматических пистолетов этой модели, — сказал Кертис.

— Их количество не превысит десяти тысяч, — саркастически ответил Ирвин. — Десяти агентам потребуются годы, чтобы проверить всех дилеров, продавцов и владельцев скобяных магазинов, в которых продают автоматические «кольты» тридцать восьмого калибра.

— Арт прав, — сказал Белл, рассматривая медную гильзу. — Для этого потребуется слишком много времени.

Кертис усмехнулся с хитрым, как у лиса, видом.

— Но не в том случае, если у нас появится информация о месте, где прячется бандит. Тогда мы сможем проверить дилеров в этом районе.

— Мысль правильная, — согласился Белл, не зная, что еще расскажет Кертис. — Пока я отправлю гильзу в Чикаго, и посмотрим, смогут ли эксперты нашего агентства сиять с нее отпечатки пальцев. — Он уселся поудобнее. — А теперь я хотел бы услышать, что удалось откопать вам.

Ирвин открыл гроссбух и положил книгу на стол перед Беллом и Кертисом.

— Я нашел это в Элкгорне, в штате Невада. Они переписали серийные номера пятидесятидолларовых купюр, которые находились у них в хранилище накануне ограбления.

— Вполне понятно, почему они сделали это, — сказал Белл. — Пятидесятидолларовые купюры подделывают чаще, чем купюры другого достоинства. Когда бухгалтер составлял перечень, он должен был изучить каждую купюру, чтобы убедиться, что они не фальшивые.

Ирвин взглянул на Белла, ведя пальцем по строкам в книге.

— Ты можешь потребовать от офиса в Чикаго, чтобы они разослали во все банки на западе сообщения с номерами купюр, и пусть банки сверят с ними свои. Пятидесятидолларовые купюры легче отслеживать, чем пяти-, десяти- или двадцатидолларовые.

— И совсем легко по сравнению с однодолларовыми, — добавил Кертис.

— Учту это, — ответил Белл Ирвину.

— Я сделал несколько запросов сам, и уже нашлись два банка в Сан-Франциско, в которых обнаружены три таких купюры.

— Хорошая работа, — сказал Белл.

Затем он обратился к Кертису.

— Ну, а у тебя как дела, Артур? Тебе-то хоть повезло?

— Удалось установить пассажирские поезда, в которых мог скрыться убийца? — заинтересованно спросил Ирвин.

— Нет. Но совершенно другая история с товарными поездами.

— Разве их не обыскивали полицейские?

Кертис отрицательно покачал головой.

— Не те, что были загружены и закрыты.

— И что нам это дает? — спросил Белл.

Кертис расплылся в улыбке и просто весь засветился.

— Мне пришлось потратить много часов, копаясь в заплесневелых старых записях железнодорожных компаний, но всё-таки я сделал интересное открытие. Я обнаружил три вагона, которые стояли на запасных путях в городах, где были совершены ограбления. Закрытый товарный вагон с серийным номером 16758 находился в Виргинии и в Бисби. В Виргинии его груз был задекларирован как пятьдесят мотков колючей проволоки, перевозимой на ранчо в южной Калифорнии. Когда он стоял на запасных путях в Бисби, ожидая, пока его прицепят к другому поезду, он был пустой.

— Пустой, — повторил Ирвин, беспокойно ерзая на стуле.

— Да, пустой. Он перевез груз керамических изделий из Лас Крусиз штата Нью-Мехико в Таскон, затем его отправили пустым в Эль-Пасо.

— Значит, нам нужно найти и тщательно обыскать его, — пробормотал Белл. — А что с другими?

Кертис посмотрел в свои записи.

— Номер 18122 находился в Элкгорне, в штате Невада, и в железнодорожном узле Гранд Джанкшен штата Колорадо во время ограбления. Он стоял в Гранд Джанкшен на запасном пути, ожидая, когда его прицепят к поезду, идущему в Лос-Анджелес. Его грузом были шестьдесят ящиков вина. В Элкгорн он привез матрасы с фабрики в Сакраменто штата Калифорния.

— Это всё о номере 18122, - сказал Ирвин. — Маловероятно, что бандит мог скрыться в других местах.

Кертис лучезарно улыбался.

— Самое интересное я приберег напоследок.

Поднялся со стула и прошел к доске. На черной поверхности он написал: «Мебельная компания О'Брайна, Денвер».

Затем повернулся с довольным выражением на лице.

— А сейчас мы добрались до крытого товарного вагона, который присутствовал при всех пяти ограблениях.

Белл и Ирвин мгновенно выпрямились на своих стульях, настолько Кертис заинтриговал их. Агент взял быка за рога и вторгся в область, которую никто из них и не думал расследовать.

Белл, пораженный открытием Кертиса, спросил:

— Вагон находился в пяти городах в тот день, когда ограбили банки?

— Я составил перечень городов, времени и его пункта конечного назначения.

Ирвин чуть не разлил кофе, когда ставил чашку обратно на поднос.

— Ты хочешь сказать «назначений», во множественном числе?

— Нет. Назначение, в единственном числе. — Кертис тихо рассмеялся. — Каждый раз мебельный вагон из Денвера отправлялся в Сан-Франциско. Мне не удалось найти записи, чтобы его перевозили в Денвер или в какое-либо другое место. Я могу сделать только один вывод: он был лишь фасадом, использованным бандитом, чтобы спрятаться от полицейских.

Белл пристально смотрел на надпись на доске.

— Ставлю свою месячную зарплату, что при проверке мебельных складов в Денвере окажется, что «Мебельной компании О'Брайна» не существует.

— Полагаю, что об этом и говорить нечего, — подвел итоги Ирвин.

Белл повернулся к Кертису:

— Что сказано в последних записях железнодорожной компании «Саузерн Пасифик» относительно этого вагона?

— Его поставили на запасной путь в железнодорожное депо в Сан-Франциско две недели назад. Он все еще находился там, когда я делал последний запрос.

— Значит, мы должны найти его.

— И установить наблюдение, — сказал Ирвин.

— И это тоже, — ответил Белл. — Но мы должны быть крайне осторожными, чтобы не спугнуть бандита, чтобы он не понял, что мы сжимаем вокруг него кольцо.

Кертис закурил следующую сигарету.

— Отправлюсь в Сан-Франциско утром на первом поезде.

— Мы с Ирвином присоединимся к тебе.

Белл перевел взгляд на Ирвина.

— Ты упоминал, что три купюры объявились в Сан-Франциско.

Ирвин кивнул.

— Правильно. Одна в Национальном банке Сан-Франциско Кромвеля и еще две в Национальном банке Крокера.

Белл впервые за весь разговор улыбнулся.

— Похоже, джентльмены, все пути ведут в Сан-Франциско.

— Пора обратиться в эту сторону, — согласился Кертис.

Оба агента выжидающе смотрели на Белла, который изучал карту с флажками, отмечающими ужасающие преступления, совершенные Мясником. Улики были ничтожно малы и легко могли завести в тупик. Но все же три агента Ван Дорна испытывали удовлетворение, что им удалось собрать по мелочам хоть что-то. Как бы ничтожны ни были эти сведения, им больше не за что было зацепиться. А этой информации оказалось вполне достаточно, чтобы в голове Белла начал созревать план.

— Всё равно, что сделать ставку на сельскохозяйственную лошадь на ипподроме, но думаю, что у нас может появиться возможность поймать бандита.

— У тебя есть план? — спросил Ирвин.

— Предположим, мы распространим в газетах Сан-Франциско историю о том, что в город, где живут несколько тысяч шахтеров, специальный поезд привезет зарплату для них на сумму в миллион долларов. Такая огромная сумма связана с тем, что владельцы шахт объявили специальный бонус для рабочих, чтобы предотвратить забастовку, к которой призывает профсоюз шахтеров, требуя значительного повышения зарплаты.

Кертис обдумал предложение Белла, а затем сказал:

— Бандит сможет легко проверить это и обнаружить ложь.

— Но не в том случае, если один из нас будет сидеть на телеграфе, куда поступит запрос, и даст соответствующий ответ.

— Может быть, нам повезет, и мы сможем определить, кто отправил телеграмму, — сказал Ирвин.

Белл кивнул.

— Тоже верно.

Ирвин смотрел в свою чашку, словно он умел гадать на кофейной гуще.

— Но наш шанс равен одному из тысячи. И мы все знаем об этом.

— Не сомневайся, — сказал Белл, — попробовать стоит. И если наш план провалится, у нас останется возможность пойти по другому следу бандита.

— Шахтерский город уже появился на примете? — спросил Кертис.

— Теллурид в штате Колорадо, — ответил Белл. — Город расположен в закрытом каньоне. Кроме того, там уже бастовали шахтеры в 1901 и в 1903 годах, поэтому вполне возможна еще одна забастовка.

— Если товарный вагон «Мебельной компании О'Брайна» появится там, — сказал Кертис, — то мы поймем, что наш человек проглотил наживку.

— Если его поставят на запасные пути Теллурида, то единственный путь, по которому он сможет уйти, будет тем, но которому он прибыл.

Ирвин вздохнул и удовлетворенно улыбнулся.

— Бандит попадет в ловушку, и спастись не будет никакой возможности.

Атмосфера в конференц-зале наполнилась ожиданием и надеждой. Концы дела, которое уже выглядело проигранным, начинали сходиться. Три пары глаз, пристально смотревших на гигантскую карту на стене, обратились на запад, в направлении Тихого океана, и взгляды остановились на портовом городе Сан-Франциско.

Спускаясь в лифте и потом шагая по улице в отель, Белл ликовал. Победа или поражение, но на горизонте замаячил конец игры. Пока всё еще было довольно туманно и не совсем определенно, но карты наконец ложились благоприятно для Белла. Его мысли вернулись к Розе, и он поймал себя на том, что уже в сотый раз гадает, какое отношение она имеет к бандиту Мяснику.

Какая женщина может иметь близкие отношения с мужчиной, убивающим женщин и детей? Он начал верить, что она так же нравственно испорчена, как бандит. Если не больше.

Белл вышел из лифта отеля «Браун-палас» и направился в свой номер. Достав ключ из кармана брюк, он вставил его в скважину, но не успел повернуть, как дверь скрипнула, приоткрываясь. Защелка не сработала полностью, когда дверь закрывали.

Белл застыл на месте и напрягся. Первое, что пришло ему в голову, — горничная забыла запереть дверь. Это было вполне логичное предположение, но внутреннее чутье подсказывало другое. Ощущение того, что что-то не так, спасало его неоднократно.

У Белла появилось много врагов за годы работы детективом в агентстве Ван Дорна. Несколько человек, которых он поймал и которых судили и приговорили к тюремному заключению, клялись, что достанут его. Пытались трое, двое погибли.

Если кто-то ждет его в номере, то не с пистолетом, рассуждал он. Звук выстрелов эхом пронесется по всей гостинице, на шум прибежит человек десять из обслуживающего персонала. Преступнику, чтобы скрыться с девятого этажа, придется либо ждать лифт, либо спускаться по лестнице — ни один из этих способов не годится для успешного бегства с места преступления.

Белл понимал, что, возможно, он преувеличивает опасность, которой вообще может не существовать. Но он не смог бы оставаться в живых без своей подозрительности. Если кто-то ждет его внутри номера, подумал он, то свою грязную работу он сделает ножом.

Он снял шляпу и бросил ее. Не успела она упасть на ковер, как у него в руке оказался короткоствольный крупнокалиберный пистолет, и под рукой на ремне через плечо — двуствольный небольшой личный пистолет сорок первого калибра, наносящий поразительно мощный удар с небольшого расстояния.

Белл повертел ключ в двери, будто старался открыть замок. Потом он распахнул дверь и остался стоять на месте, осматривая прихожую и гостиную, прежде чем войти в номер. Белл почувствовал запах сигарного дыма, подтвердивший его подозрения. Он очень редко курил сигары, и то только с бренди после вкусного обеда. С пистолетом в руке он вошел в номер. Там его поджидала смерть.

На небольшом диване сидел человек и читал газету. Когда вошел Белл, он отложил газету в сторону и открыл свое лицо, безобразное, как грех. Черные прилизанные волосы были сальными. Лицо имело такой вид, словно на него наступил мул, а тело подошло бы борову-призеру на ярмарке какого-нибудь штата. Глаза оказались удивительно мягкими и дружелюбными — личина, обманувшая многих из его жертв. Белла провести было трудно. Он прекрасно видел, что этот человек готов броситься, как тигр.

— Как ты сюда попал? — спросил Белл.

Незнакомец показал ключ.

— Отмычка, — сказал он голосом, напоминающим грохот камнепада. — Никогда не выхожу из дома без нее.

— Как тебя зовут?

— Не имеет значения, узнаешь ли ты мое имя. У тебя не будет шанса воспользоваться им. Но, раз ты спрашиваешь, — Ред Келли.

Фотографическая память Белла заработала, он вспомнил отчет, который читал раньше.

— Да, Ред Келли, боксер, хозяин салунов на побережье Барбари и убийца. Ты провел хороший бой с чемпионом мира Джеймсом Дж. Корбеттом. Я когда-то изучил отчет о том, как ты оказался за границами штата Калифорния. Это было ошибкой с твоей стороны. Ты пользуешься защитой коррумпированных политиков, что помогает тебе избежать ответственности за преступления, совершенные в других штатах, но в Колорадо тебя это не спасет. Тебя арестуют.

— И кто же собирается арестовать меня? — спросил Келли, обнажая полный рот золотых зубов. — Ты?

Белл стоял в свободной позе, ожидая первого шага со стороны Келли.

— Ты будешь не первым.

— Я все знаю о тебе, милый мальчик, — сказал Келли с презрением. — Я пущу тебе кровь так же, как всем остальным несчастным недотепам, которых я отправил в могилу.

— И сколько же среди них было детективов и полицейских?

Келли злобно ухмыльнулся.

— Насколько я помню, трое. Со временем забываешь цифры.

— Дни твоих убийств закончились, Келли, — спокойно сказал Белл.

— Этот день будет именно таким, милый мальчик. Если ты думаешь запугать меня своим пугачом, который сжимаешь в руке, то попусту тратишь слова.

— Не думаешь, что я могу тебя убить из него? — спросил Белл.

— У тебя не будет шанса, — холодно ответил Келли.

Началось! Белл мгновенно уловил это. Едва заметное движение — он моментально присел, прицелился и выстрелил в лоб человека, который крался у него за спиной из-за занавески. Звук выстрела многократно отразился от стен, проникая через открытую дверь в коридоры и вестибюль гостиницы.

Келли посмотрел на тело подельника точно с таким же интересом, с каким лошадь смотрит на луговую собачку, на которую она наступила. Затем он улыбнулся Беллу.

— Твоя репутация оправдалась. У тебя на затылке, наверное, есть глаза.

— Ты пришел, чтобы убить меня, — сказал Белл ровным голосом. — Почему?

— Просто работа, ничего более.

— Кто заплатил тебе?

— Тебе необязательно это знал*.

Келли отложил газету в сторону и медленно поднялся на ноги.

— Не пытайся достать из-за спины пистолет, — сказал Белл.

Келли вновь сверкнул золотыми зубами.

— Мне не требуется пистолет.

Он прыгнул вперед; его мощные ноги перенесли его через комнату, будто им выстрелили из пушки.

В эту секунду Белла спасло лишь то, что расстояние между ними было добрых восемь футов. Если бы оно было чуть меньше, Келли обрушился бы на него, как лавина. Но получилось так, что Келли, как таран, нанес ему скользящий удар, отбросивший Белла через стул на зеленый, как трава, ковер. Однако до этого Белл спустил курок и всадил пулю в правое плечо Келли.

Негодяй был остановлен на полпути, но не упал. Он был слишком сильным, слишком мускулистым, чтобы прекратить двигаться из-за пули, не проникшей ему в сердце или в мозги. Он посмотрел на расплывающееся алое пятно на своей рубашке отчужденным взглядом хирурга. Затем дружелюбно усмехнулся.

— Твой маленький пугач рассчитан только на две пули, милый мальчик. Сейчас он пустой.

— Я бы хотел, чтобы ты прекратил называть меня милым мальчиком, — сказал Белл, вскакивая на ноги.

Теперь наступила очередь Келли протянуть руку за спину и вытащить «кольт». Он как раз начал прицеливаться, когда Белл метнул свой крупнокалиберный пистолет, как подающий в бейсболе, который получил сигнал от игрока, находящегося рядом с площадкой, сделать мощную подачу мяча. С расстояния в четыре фута промахнуться он не мог. Небольшой пистолет, прочный, как кусок кварца, отскочил от лица Келли, ударив его точно между глаз.

Кровь хлынула из зияющей раны и стала быстро заливать нижнюю половину лица Келли. От удара он зашатался больше, чем от раны в плече. Но затрудненного дыхания от боли или крика, от которого застывает кровь в жилах, не последовало. Он не произнес ни единого звука, лишь глубоко вздохнул. Пистолет по-прежнему был у него в руке, но он не поднял его, чтобы прицелиться. Видимо, был не в состоянии сделать это. Белл толкнул его на пол и набросился на силача, как дельфин набрасывается на огромную белую акулу, изо всех сил вбивая голову Келли ему в плечи. Бывший боксер застонал и отбросил Белла так, что тот пролетел полкомнаты и с грохотом врезался в стену.

У него перехватило дыхание, кости затрещали. Будь удар немного сильнее, Беллу пришлось бы проваляться в госпитале на растяжке месяца два. Но во время столкновения его ста восьмидесяти фунтов с двумястами пятьюдесятью фунтами Келли детективу удалось выхватить револьвер из руки убийцы.

Никакой команды прекратить драку, слов: «Стой, буду стрелять!» — не последовало. Белл прошел суровую школу и знал, что незачем понапрасну тратить слова на убийцу, который твердо решил отправить тебя на мраморный стол коронера штата. У него не было никаких иллюзий относительно победы над Келли в рукопашной схватке один на один. Убийца был сильнее и беспощаднее. Белл просто два раза выстрелил, прежде чем Келли пришел в себя, чтобы протянуть руку, схватить противника за горло со свирепостью гориллы и задушить его. Убийца упал на Белла, вдавливая его в ковер, его грузное тело просто придавило детектива и сковало ему руки так, что он больше не мог выстрелить. Келли давил на него спокойно и расчетливо, словно пули, попавшие в него, были лишь слегка раздражающим пустяком.

Белл не мог шевельнуться, он даже не мог протянуть руку, чтобы попытаться оторвать пальцы, вцепившиеся ему в горло. Вся сила Келли обрушалась на Белла. Белл не сомневался, что он был не первым человеком, которого задушил Келли. Если он сию минуту не предпримет что-нибудь, то он не будет и последним. Тьма уже застилала его глаза, становясь чернее с каждым мгновением.

Но если Белл понимал, что от смерти его отделяют какие-то секунды, то он совершенно не понимал, что произошло с двумя пулями, которые он всадил в Келли. Он точно знал, что попал в Голиафа. Белл смотрел в глаза, темные, как само зло, и на кровь, превратившую нижнюю часть лица врага в грозную алую маску. За счет чего он продолжает жить, почему у него не иссякала сила? Это не человек.

Затем Белл ясно почувствовал, как давление начинает немного ослабевать. Вместо того чтобы попытаться оторвать руки убийцы от своей шеи, которую они обхватили плотным кольцом, Белл вдавил большие пальцы в ничего не выражавшие глаза Келли, зная, что это его последнее движение перед тем, как на него опустится полная темнота. Отчаянным спиральным движением Беллу удалось вывернуться из-под Келли.

Боксер застонал и закрыл глаза руками. Вслепую он пополз в сторону Белла, но тот нанес ему мощный удар ногой в живот. Только теперь он увидел два пулевых отверстия, кровь просачивалась сквозь рубашку Келли ниже грудной клетки. Что оставляло его в живых? Белл мог только удивляться. Келли должен был уже умереть. Но вместо этого он протянул руку и схватил Белла за ногу.

Белл почувствовал, как его потащили по ковру, пропитавшемуся кровью. Он нанес ответный удар свободной ступней. Но его нога отскочила от Келли, а тот словно и не почувствовал удара. Убийца сжимал ногу Белла все сильнее. Ногти через брюки вонзались в тело. Келли подтаскивал его всё ближе. Белл видел лицо агонизирующего, в глазах которого была только ненависть.

Пора было заканчивать свирепый бой. В правой руке Белл продолжал держать «кольт». С невероятным спокойствием он поднял ствол пистолета так, что дуло оказалось всего в нескольких дюймах от лица Келли, и, не торопясь, спустил курок, отправив пулю сорок четвертого калибра прямо в правый глаз боксера.

Не последовало никакого ужасающего крика или устрашающего булькающего звука. Келли громко выдохнул и рухнул на ковер, подобно какому-нибудь огромному зверю, падающему на землю в предсмертных муках.

Белл сел и, задыхаясь, потер горло. Повернул голову и уставился на дверь: в его номер начали врываться люди. Они остолбенели при виде моря крови и огромной глыбы человека, лицо которого было неузнаваемо из-за кровавой застывшей маски. Это лицо имело какой-то гротескный вид из-за золотых зубов, виднеющихся через раскрытые губы, которые медленно покрывались кровью.

Келли умирал тяжело, но за что? Деньги? Долг? Месть? Только не последнее. Белл никогда не проводил расследования по делу гиганта побережья Барбари. Видимо, кто-то заплатил ему, и заплатил очень щедро.

Белл спрашивал себя, сможет ли он когда-нибудь найти ответ.

На следующее утро Белл вылез из огромной фаянсовой ванны, вытерся и посмотрел в зеркало. Вид шеи не порадовал его. Она распухла, багровые синяки были настолько яркими, что по ним можно было определить форму пальцев Реда Келли. Белл надел чистую белую рубашку и обрадовался, что высокий накрахмаленный воротник, хотя и тер кожу, но закрывал синяки.

Однако это были не единственные багрово-зеленые отметины на его многострадальном теле. Он сильно ударился при падении через стул и в результате ужасающего броска Келли через комнату, когда он врезался в стену. До ушибов было больно дотронуться, следы их исчезнут не скоро.

Облачившись в свой любимый льняной костюм, Белл покинул гостинцу и направился в офис компании «Вестерн Юнион». Он отправил Ван Дорну телеграмму, в которой сообщил о покушении на свою жизнь. Когда он медленно вошел в офис агентства, Агнесса Мерфи вскочила с материнским беспокойством в глазах.

Облачившись в свой любимый льняной костюм, Белл покинул гостинцу и направился в офис компании «Вестерн Юнион». Он отправил Ван Дорну телеграмму, в которой сообщил о покушении на свою жизнь. Когда он медленно вошел в офис агентства, Агнесса Мерфивскочила с материнским беспокойством в глазах.

— О, мистер Белл, я уже слышала о несчастном случае, произошедшем с вами. Надеюсь, всё в порядке?

— Несколько синяков, Агнесса, ничего больше.

Кертис и Ирвин, услышав его голос, Пришли из конференц-зала, за ними появился из своего офиса Александер. Оба агента энергично пожали ему руку — пожалуй, слишком энергично, подумал Белл, вздрагивая от неприятных болезненных ощущений во всем исстрадавшемся теле. Александер немного отступил назад, словно находился в зрительном зале.

— Рад видеть тебя живым и бодрым, — сказал Кертис. — Мы слышали, что был настоящий бой.

— Это так же верно, как и то, что я когда-нибудь решу купить ферму, — сказал Белл.

— Переговорив с тобой по телефону, — сказал Кертис, — я отправил телеграмму в наш офис в Сан-Франциско; я сообщил, что ты опознал Реда Келли. Они проверят всё, касающееся Келли и тех его клиентов, которые могли желать, чтобы тебя ликвидировали.

— Ужасное дело, — сказал Александер без эмоций. — Немыслимо, что кто-то совершил попытку заказного убийства агента Ван Дорна.

Белл бросил на Александера долгий тяжелый взгляд.

— Мне остается лишь удивляться, откуда Келли мог узнать, где я остановился.

— Келли был известным боссом в криминальном мире на побережье Барбари в Сан-Франциско, — сказал Ирвин. — Не мог ли это быть кто-нибудь из Сан-Франциско — из тех, кого ты посадил в тюрьму, или друзей и членов семей преступников, арестованных тобой и казненных?

— Ни одного не могу назвать по имени, — ответил Белл. — Но я с уверенностью могу сказать, что за этим стоит бандит Мясник.

— Если он знает, что ты ведешь дело, — сказал Ирвин, — то, безусловно, у него есть мотив.

Александер произнес:

— Мы не успокоимся, пока не доберемся до самой сути. Эти слова остались для Белла пустым звуком.

— Не могу передать, насколько рад видеть тебя живым и здоровым.

Затем он повернулся и ушел в свой офис.

Как только он оказался за пределами слышимости, Белл сказал:

— Еще один гвоздь в гроб. Ключом к обнаружению бандита является Сан-Франциско.

Глава 18

Когда Белл, Ирвин и Кертис сошли с парома, прибывшего из Окленда, и вошли в огромное здание, то оказались в холле высотой в три этажа с застекленным потолком. Они вышли на Эмбаркадеро. Пока Ирвин и Кертис пытались найти такси, Белл повернулся и посмотрел на башню с часами высотой двести сорок футов, построенную по образцу колокольни Жиральда двенадцатого века в Севилье. Длинные стрелки огромного циферблата показывали одиннадцать минут пятого.

Белл проверил время по своим часам и отметил, что часы на башне спешат на одну минуту.

Так как у терминала скопились огромные толпы пассажиров, которые одновременно сошли на берег с четырех паромов, агенты не смогли найти ни одного свободного такси. Белл остановил повозку, запряженную лошадью, договорился с возницей о цене, сказал ему, что им необходимо попасть в гостиницу «Палас» на Монтгомери-стрит. Как только они уселись в повозку, к Беллу обратился Кертис:

— Как ты планируешь работать с офисом агентства Ван Дорна в Сан-Франциско?

— Мы знакомы с региональным директором. Его зовут Хорас Бронсон. Как-то раз мне пришлось работать с ним в Новом Орлеане. Он отличный парень. Когда я отправил ему телеграмму, он сразу же прислал ответ и предложил сотрудничество. Обещал направить своих агентов для выяснения имен людей, которые могли приобрести автоматический «кольт» тридцать восьмого калибра у продавцов оружия.

Ирвин вертел в пальцах нераскуренную сигару.

— Тогда я начну с банков Кромвеля и Крокера, чтобы понять, могут ли они оказать помощь в отслеживании серийный номеров украденных долларов.

Белл сказал Ирвину:

— Ты также можешь проверить и другие крупные банки, например «Уэллз Фигаро» и Итальянский банк. Нет ли и у них украденных купюр? Если бандит из Сан-Франциско, вполне возможно, что он распространил эти деньги в городе.

— Мы уже определили перечень работ, которые необходимо выполнить, — сказал Кертис. — Я постараюсь найти вагон «Мебельной компании О'Брайна».

Белл вытянул ноги и сказал:

— После того как мы встретимся с Бронсоном, я дам сообщение о партии денег, предназначенной для Банка долины Сан-Мигель в Теллуриде, и уговорю редакторов крупных газет города напечатать статью.

Кэб подъехал к величественному зданию отеля «Палас» и повернул в Гарден Корт, на элегантную стоянку для транспорта гостиницы, над которой возвышалось восьмиэтажное здание, блистающее белыми мраморными балконами и множеством колонн. Свет, льющийся сверху, проникал через огромные стеклянные купола из витражного стекла.

Белл расплатился с возницей, пока носильщики вносили багаж в гостиницу. Три детектива Ван Дорна вошли в огромный величественный вестибюль. После регистрации они поднялись в свои комнаты на лифте, кабина которого была обшита панелями красного дерева. Белл договорился о большом номере, в котором комнаты соединялись бы между собой.

— Ну что ж, — обратился Белл к Ирвину и Кертису, — сейчас уже почти пять часов, поэтому сегодня мы ничего не успеем предпринять. Давайте приведем себя в порядок. Затем пойдем и хорошо покушаем, потом спокойно поспим, а с утра займемся нашими делами.

— Приятно слышать это, — сказал Ирвин, у которого уже сосало под ложечкой, потому что ели они в последний раз восемь часов назад.

— Что вы думаете о ресторане? — спросил Кертис.

— Бронсон — член клуба «Богема». Он договорился, что мы будем питаться с ним в столовой клуба.

— Эксклюзивно.

Белл улыбнулся.

— Ты даже не представляешь себе, насколько эксклюзивно.

В восемь часов детективы вышли из такси на Тейлор-стрит перед входом в элитный клуб «Богема». Членами клуба, основанного в 1872 году как место встречи журналистов и людей искусства, были Марк Твен, Брет Гарт, Амброз Бирс и Джек Лондон. С годами в него вступили могущественные, влиятельные люди, составлявшие деловую элиту города, и вскоре они стали главной группой. Вход женщинам был запрещен, жены и неженатые члены клуба входили через заднюю дверь.

В этот вечер женщинам разрешили присутствовать в столовой, потому что чествовали Энрико Карузо, а он настоял на том, чтобы присутствовала его жена. Директора клуба сочли, что этот вечер является особенным, поэтому они сделали одно из редких исключений.

Ирвин и Кертис последовали за Беллом в главный зал, остановились, подождав, пока к ним не подошел высокий мужчина с юношеским лицом и мускулистым телом. Он энергично пожал руку Беллу.

— Исаак, как я рад видеть тебя!

— Но еще больше счастлив я, — ответил комплиментом Белл, радуясь встрече со старым другом и готовясь к сокрушительному рукопожатию. — Ты по-прежнему в прекрасной форме.

— Постоянно работаю над этим. — Он кивнул Ирвину и Кертису и улыбнулся. — Привет, я Хорас Бронсон.

Голос у него был хриплый и очень подходил к его широким плечам, которые, казалось, готовы были разорвать швы его великолепной серой рубашки. Юношеские черты лица, увенчанного густым лесом волос, выгоревших на солнце, придавали ему вид школьника.

Белл, знакомя друзей, позабавился, увидев напряженное выражение на лицах своих агентов и то, как они захлопали глазами, когда Бронсон сжал их руки в своей лапище. Хотя Бронсон возглавлял крупный офис, в штате которого было десять агентов, он уступал Беллу в известности и роли в агентстве. Он восхищался Беллом, его огромным опытом и завидной репутацией. Кроме того, он был в долгу перед мастером-детективом, так как Белл рекомендовал его Ван Дорну на должность в Сан-Франциско.

— Прошу вас, пройдемте в столовую, — тепло сказал он. — Клуб славится блюдами для гурманов и превосходными винами.

Бронсон провел их из вестибюля в огромную столовую, пол, стены и потолок которой были великолепно отделаны красным деревом. Тут он перебросился несколькими словами с главным администратором.

Положив руку на плечо Беллу, Бронсон объяснил:

— Попросил у него столик, который обычно резервирую для деловых переговоров. Он в самом углу столовой, где нас никто не услышит.

Администратор провел их к столику, который действительно стоял в стороне от остальных, но от которого были прекрасно видны все обедающие в столовой. Перед столиком их ждал официант. Он положил им на колени салфетки и продолжал ждать, пока Бронсон выбирал вина. Как только официант отошел на расстояние, с которого он не мог их слышать, Бронсон расслабился и посмотрел на Белла.

— Я выяснил число торговых точек, которые продавали автоматические «кольты» тридцать восьмого калибра с момента их поступления на рынок. Всего их шестьдесят семь. Для проведения расследования назначил четырех агентов. Они должны дать ответ через два-три дня, возможно, если повезет, и раньше.

— Спасибо, Хорас, — сказал Белл. — Это сэкономит нам драгоценное время, мы сможем заняться другими вещами.

— По крайней мере, это я могу сделать, — сказал Бронсон, широко улыбаясь. — Помимо этого, мистер Ван Дорн приказал мне обеспечить самое полное взаимодействие с вамп.

— Нам просто необходима любая помощь, которую мы сможем получить.

— Есть ли у тебя еще какие-нибудь зацепки относительно бандита Мясника?

— Ты должен поклясться, что все останется в тайне. Я обнаружил, что у бандита есть шпионы внутри нашего агентства.

— Можешь положиться на меня, — сказал Бронсон с нарастающим беспокойством. — Трудно поверить, что произошло подобное проникновение. Ван Дорн знает об этом?

Белл кивнул.

— Знает.

Затем Белл кратко рассказал Бронсону обо всех собранных данных, которых было очень немного, но которые привели их в Сан-Франциско. Объяснил, как Ирвин нашел серийные номера долларов, как Кертис обнаружил исчезнувший товарный вагон, а также рассказал о своих собственных открытиях, касающихся цвета волос бандита и отсутствующего на руке пальца. Он рассказывал обо всем подробно, но ничего не приукрашивая. Ирвин и Кертис дополнили его рассказ своими комментариями. Когда Белл закончил свой отчет. Бронсон в течение нескольких минут хранил молчание.

Наконец он сказал:

— Ты далеко продвинулся в своем расследовании, Исаак. У тебя появились ощутимые результаты, хотя всего несколько недель назад вообще не было ничего. Но, к сожалению, этого вряд ли достаточно, чтобы опознать бандита.

— Да, действительно, — согласился Белл, — но появилась ниточка, которая может привести к пряди, а прядь к веревке.

Подали вино, выбранное Бронсоном, — калифорнийское шардонне из запасов Чарльза Круга, стариннейшего винодела в долине Нэпа, и после соответствующей церемонии дегустации, налили в бокалы. Пока изучали меню, все разговоры о бандите отставили в сторону, наслаждаясь вином и выбирая блюда.

— Что заинтересовало тебя? — спросил Бронсон у Белла. — Есть сладкое мясо в пикантном соусе бешамель. Сначала попробую я, как поклонник сладкого мяса.

— А нет ли у них бычьих яичек? — поинтересовался Кертис.

— Ты думаешь об устрицах Скалистых гор, — сказал, смеясь, Бронсон.

— Гурманы всего мира ценят их, — объяснил Белл, — это вилочковая железа теленка. Существует две железы, одна в горле, вторая возле сердца. Сладкое мясо, приготовленное из сердца, шеф-повара считают самым вкусным…

Внезапно на середине фразы Белл остановился, напряженно всматриваясь в обеденный зал. Его фиолетовые глаза сузились, он выпрямился, поглощенный увиденным.

— В чем дело, Исаак? — спросил Ирвин. — У тебя такой вид, словно ты узрел воскресшего Христа.

— Так оно и есть, — пробормотал Белл, не отводя глаз от пары, появившейся в дверях и разговаривающей с администратором.

Эта неотразимая пара привлекла внимание всех в обеденном зале, все повернули головы в их сторону. Волосы обоих были пламенно рыжими. Худощавый мужчина и женщина, такая же высокая, как ее спутник.

На женщине был желтый костюм, состоящий из двух частей, в имперском стиле. Юбка расширялась книзу, что придавало ей форму удлиненного раструба, короткий шлейф скользил по полу. Блузка, отделанная кружевами, под коротким жакетом с откровенным вырезом позволяла продемонстрировать великолепное бриллиантовое колье. Модный в эпоху расцвета формализма головной убор «Веселая вдова» — широкая шляпа, щедро отделанная перьями, — великолепно дополнял ее туалет. Плечи укутывало лисье боа.

Мужчина был в дорогом черном костюме с жилетом. Тяжелая золотая цепь из одного кармана проходила через петлицу в другой, где находились часы. Цепочку часов украшал крупный бриллиант. Мужчина уверенным взглядом, не упускавшим ничего, осматривал обеденный зал так, словно он был здесь хозяином. Увидев знакомых, он слегка улыбнулся и изящно наклонил голову. Пару проводили к столику в центре обеденного зала — на место, видное всем обедающим. Это было отрепетированное появление, выполненное с изощренной элегантностью.

— Кто эта пара, появившаяся с таким великолепием? — спросил Белл Бронсона.

— Яков Кромвель, владелец Национального банка Кромвеля. Он член клуба «Богема». Красивая женщина с ним — его сестра.

— Сестра?

— Да, ее зовут Маргарет, одна из представительниц элиты. Занимается благотворительностью. Они с братом очень богаты и влиятельны. Они живут на холме Ноб.

— Значит, ее имя Маргарет Кромвель, — спокойно сказал Белл. — Я познакомился с ней в Денвере как с Розой Мантека.

Ирвин посмотрел на Белла.

— Неужели это та самая женщина, о которой ты говорил нам, что она шпионка Мясника?

— Если только у нее нет сестры-двойняшки, — ответил Белл. — Она собственной персоной.

— Невероятно! — сказал Бронсон с издевкой в голосе. — Предположение исключительно нелепое! Они с братом сделали для Сан-Франциско больше, чем половина богачей города, вместе взятые. Они поддерживают детские дома для сирот, приюты для потерявшихся и бродячих животных и всё, что касается украшения города. Они всегда дают огромные пожертвования. Они заслужили большое уважение и вызывают восхищение.

— Он приводит веские доказательства, — сказал Кертис. — Если Кромвели владеют крупным банком Сан-Франциско и уже богаты, какова вероятность их участия в ограблениях и убийствах?

— Мисс Кромвель замужем? — спросил Белл у Бронсона.

— Нет, она одинока, о ней говорят как о женщине, имеющей беспорядочные связи.

— Может, ты обознался? — предположил Ирвин.

Белл напряженно глядел на Маргарет Кромвель, внимательно рассматривая черты ее лица. Казалось, она была поглощена разговором с братом и не смотрела в их направлении.

— Мог и обознаться, — неуверенно пробормотал он. — Сходство между нею и женщиной, с которой я познакомился в Денвере, просто сверхъестественное.

— Я лично знаком с Кромвелем, — сказал Бронсон. — Он сотрудничал с Ван Дорном по делу о банковском мошенничестве: банда жуликов пыталась заняться бизнесом, связанным с неуплатой налогов. Я представлю тебя.

Белл отрицательно покачал головой и поднялся на ноги.

— Не стоит беспокоиться. Представлюсь сам.

Он пробрался между обедающими и направился к столику Кромвелей. Он намеренно подходил к ним со спины и немного в стороне от Маргарет, чтобы она не смогла заметить его раньше времени. Не обращая внимания на Кромвеля, Белл взглянул на его сестру сверху, улыбаясь и думая о том, как она отреагирует на его появление.

— Прошу прощенья, мисс Кромвель, но полагаю, что мы познакомились в Денвере. Меня зовут Исаак Белл.

Она мгновенно напряглась, но не повернулась и не взглянула на него. Она уставилась через стол в глаза брата со странным выражением — возможно, ею овладело удивление, или оцепенение от страха, или что-то другое — что-то на грани шока. Было похоже, что она не знает, как отреагировать. Но она быстро пришла в себя.

— Простите, но я не знанию никакого мистера Исаака Белла.

Ее голос звучал ровно, без единого намека на дрожь. Она говорила, не поднимая на него глаз. Она знала, что если посмотрит на него, то это будет подобно удару в живот. Она благодарила бога, что сидит, а не стоит, иначе у нее подкосились бы ноги, и она упала бы на ковер.

— Простите меня, — сказал Белл, по ее реакции уже совершенно уверенный в том, что именно она была той женщиной, с которой он познакомился как с Розой Мантека. — Возможно, я обознался.

Кромвель из вежливости поднялся с салфеткой в руках. Он смотрел на Белла как боксер-профессионал, напавший на противника раньше, чем прозвучал гонг первого раунда. Он не проявил ни малейшего удивления или непонимания и протянул руку.

— Яков Кромвель, мистер Белл. Вы член нашего клуба?

— Нет, гость Хораса Бронсона, детективное агентство Ван Дорна.

Белл пожал руку Кромвеля в перчатке, подумав: очень странно, что банкир не снимает перчатки во время еды. За многие годы работы у него появилась привычка вести расследования всегда и везде, поэтому он посмотрел на мизинец левой руки в перчатке. Материал на пальце не был пустым, он был заполнен и казался твердым. Не то чтобы Белл сразу подумал, что Кромвель и был тем самым бандитом. Эта идея казалась на грани безумия. Но…

Кромвель кивнул.

— Я знаю Хораса. Замечательный человек! Честь вашей компании.

С близкого расстояния Белл заметил, насколько тщательно причесаны рыжие волосы Кромвеля, начинающие редеть на затылке. Банкир был невысокого роста и худощавым, в его манере держаться было больше женской грации, чем грубоватой мужественности. В глазах у него Белл увидел то же выражение, которое однажды видел в глазах пумы, которую он застрелил в Колорадо. Это был холодный, почти мертвый взгляд.

— Да, он такой.

— Белл? Не припоминаю, чтобы слышал это имя раньше, — сказал Кровель, словно пытаясь вспомнить.

Потом он отбросил эту мысль, словно она не имела никакого значения.

— Вы живете в Сан-Франциско?

— Нет, в Чикаго.

Маргарет все еще не могла заставить себя взглянуть на Белла. Глубоко внутри она ощущала неконтролируемый огонь. Ей было не по себе, она зарделась, как вишня. Затем разозлилась не столько на Белла, сколько на себя за то, что поддалась чувствам.

— Мы с братом хотели бы насладиться своим обедом без посторонних, мистер Белл. Прошу извинить нас.

Он увидел, как у нее покраснела шея, и остался доволен этим.

— Очень прошу простить меня за вторжение. — Он кивнул Кромвелю. — Мистер Кромвель!

Затем Белл повернулся и пошел обратно к своему столику.

Как только Кромвель убедился, что Белл отошел на достаточно большое расстояние и не слышит их, он взорвался:

— Какого черта он делает в Сан-Франциско? Я полагал, что Ред Келли позаботился о нем.

— Очевидно, Келли потерпел неудачу, — сказала Маргарет, чувствуя, как в животе разливается приятное тепло.

— Как он узнал, что ты здесь?

— Не смотри на меня так, — со злостью сказала Маргарет. — Я ехала в поезде из Денвера в Лос-Анджелес как Роза Мантека и купила там лошадь под другим именем. Затем на лошади прибыла в Санта-Барбару, где села на поезд до Сан-Франциско, опять сменив имя. Он никак не мог выследить меня.

— Так, значит, мы можем считать это совпадением?

Она посмотрела на него как потерявшаяся собака.

— Даже не знаю, просто не знаю.

— Что бы ни привело его в Сан-Франциско, его присутствие вызывает беспокойство, — сказал Кромвель, открыто уставившись с натянутой улыбкой на четырех агентов сидящих за столиком. — Не думаю, что ему удалось сосчитать, сколько будет дважды два, но, увидев тебя, подозревая, что ты можешь быть связана с бандитом, узнав, что ты моя сестра, он начнет разнюхивать всё вокруг.

— Может быть, сейчас самое время отправиться в отпуск?

— Неплохая идея.

— Утром первым делом закажу поездку в Джуно, на Аляску.

— Почему Джуно? — спросил Кромвель. — Там чертовски холодно.

— Потому что это последнее место, куда он решится заглянуть, — она сделала паузу, и ее взгляд стал хитрым. — К тому же отец Юджина, Сэм Батлер, контролирует горные разработки в районах, прилегающих к Джуно. — Маргарет рассмеялась, освобождаясь от неприятных впечатлений. — У меня будет возможность позаботиться о своих финансовых интересах.

— Дорогая сестра, — добродушно сказал Кромвель, — ты вечный, неиссякаемый источник развлечения. — Затем он посмотрел через обеденный зал на Белла. — Хотел бы я знать, — пробормотал он, — что стряслось с Редом Келли.

Когда Белл вернулся за столик, ему подали заказанное «сладкое мясо». Он взял вилку, предвкушая его изысканный вкус, но не успел даже попробовать: на него посыпались вопросы от сидевших за столиком.

— Это та женщина, с которой ты познакомился в Денвере, как ты и полагал? — требовательно спросил Бронсон.

Белл уклонился от прямого ответа, не желая подробно останавливать на теме, болезненной для Бронсона.

— Возможно, я и ошибся. Вполне допускаю это. Но сходство просто невероятное.

— Ты разбираешься в красоте, — сказал Бронсон, усмехаясь.

— Как тебе Кромвель? — спросил Ирвин. — Он может оказаться полезным, когда я встречусь с ним для обсуждения вопросов о похищенных деньгах, которые прошли через его банк?

— Тебе лучше спросить Хораса. Я ни словом не обмолвился о нашем расследовании. Он кажется довольно приятным. Возможно, несколько высокомерен.

— Он славится своей надменностью, — сказал Бронсон. — Но при этом он достаточно внимательный, и я уверен, что он будет сотрудничать с нами.

— Посмотрим, — сказал Белл, наконец приступая к «сладкому мясу».

Проглотив его, он кивнул Ирвину.

— Полагаю, что составлю тебе компанию, когда ты отправишься в Национальный банк Кромвеля.

— Ты хочешь еще раз встретиться с ним? — спросил Бронсон.

Белл отрицательно покачал головой.

— Не с ним лично, но мне хотелось бы разведать, что происходит у него в банке.

— И что же ты предполагаешь обнаружить? — удивился Кертис.

Белл пожал плечами, но в его глазах блеснул огонек.

— Знаешь, не имею ни малейшего представления.

Глава 19

Марион сидела за письменным столом, печатая письмо, когда в офис вошли двое мужчин. Она подняла голову от пишущей машинки и взглянула на них. Один с копной непричесанных каштановых волос дружелюбно улыбнулся ей. Он был худощавым, и, если бы не загорелое лицо, выглядел бы болезненным. Второй был высоким, со светлыми волосами. Она не могла рассмотреть его лица, потому что он отвернулся и, казалось, изучал роскошный декор офиса.

— Мисс Морган?

— Да, я могу быть вам чем-нибудь полезной?

— Меня зовут Ирвин. — Он передал ей карточку агентства. — Мы с моим коллегой Исааком Беллом из детективного агентства Ван Дорна. У нас назначена встреча с мистером Кромвелем.

Она поднялась, но не улыбнулась.

— Разумеется. Вам назначено на девять тридцать. Вы пришли на пять минут раньше.

Ирвин развел руками.

— Знаете поговорку…

— О ранней пташке, которая червячка ловит? — сказала она насмешливо. Высокий светловолосый мужчина посмотрел на нее.

— Но сыр получает мышка.

— Очень проницательно, мистер Белл… — сказала Марион с вызовом в голосе.

Их взгляды встретились, и Марион, глядя в сине-фиолетовые глаза, внезапно почувствовала то, чего она не испытывала никогда раньше. Она сейчас поняла, что он был значительно выше шести футов; на гибком и крепком теле великолепно сидел белый льняной костюм. Большие усы были точно такого же оттенка, как его ухоженные волосы. Он не был хорошеньким мальчиком, но черты его лица были четкими, мужественными и по-настоящему красивыми. Он излучал надежность, этот человек чувствовал себя на диком Западе точно так же, как в городском доме с удобствами. Она рассматривала его, и ее чувства были написаны у нее на лице. Еще ни один мужчина так не волновал се, тем более при первой встрече.

На Белла тоже произвела впечатление красота Марион и ее обаяние. Он пристально посмотрел ей в глаза, и почва начала уходить у него из-под ног. Она казалась хрупкой, но одновременно сильной. В ней чувствовалась спокойная уверенность, что она способна преодолеть любые трудности и разрешить любые сложные проблемы. Она была уравновешенна и грациозна; оглядев ее от тонкой талии до самого конца длинной юбки, расширяющейся книзу, он мог с уверенностью сказать, что у нее длинные ноги. Густые блестящие волосы были собраны в узел, только одна длинная узкая прядь ниспадала почти до самой талии. Он догадался, что они ровесники, плюс-минус один год.

— Мистер Кромвель занят? — спросил он, возвращаясь к цели визита.

— Да… — ответила она с запинкой. — Но он вас ждет.

Она постучала в дверь кабинета Кромвеля, вошла и объявила, что прибыли Белл и Ирвин. Затем отошла в сторону и жестом пригласила их войти. Кромвель вышел из-за стола, чтобы поприветствовать их. Проходя в кабинет, Белл специально коснулся руки Марион, и ее будто ударило током.

— Садитесь, джентльмены, — сказал Кромвель. — Хорас Бронсон говорил мне, вас интересует вопрос о похищенных деньгах, которые проходили через мой банк.

Ирвин, похоже, не обратил внимания на то, что руки Кромвеля были в перчатках, но Белла это заинтриговало.

— Да, это так, — ответил Ирвин, так как Белл позволил ему провести переговоры. — Одну из купюр, с серийным номером 214 799, но нашим сведениям, положили на счет в вашем банке.

— Разумеется, это возможно, — сказал Кромвель, вертя в руках не раскуренную сигару. — Полагаю, что это купюра в пятьдесят или сто долларов, потому что мы никогда не регистрируем серийные номера купюр меньшего достоинства.

Ирвин занес его слова в записную книжку.

— Она, правда, поступила от торговца с Джиарн-стрит, из цветочного магазина. Управляющий — его имя Ринслер — связался с детективным агентством Ван Дорна, потому что боялся, что купюра может быть фальшивой. Но она оказалась настоящей. Он говорит, что получил ее в Национальном банке Кромвеля.

— Доводы Ринслера кажутся несколько сомнительными, — добавил Белл. — Но если он нарушил закон, то это проблема уже местного отделения полиции.

— В течение года через банк проходят миллионы долларов, — сказал Кромвель. — Не понимаю, почему так важна одна-единственная купюра.

— Потому что при проверке серийных номеров оказалось, что она поступила из денег, похищенных из банка в Элкгорне штата Монтана, где бандит убил четырех служащих банка и клиентов, — объяснил Белл.

Кромвель ждал продолжения, но Белл и Ирвин молчали. Ирвин проверял свои записи, а Белл внимательно наблюдал за Кромвелем. Банкир встретил его пристальный взгляд, не отводя глаз. Мысль о том, что он вступил в интеллектуальное состязание с лучшим агентом Ван Дорна, будоражила его.

— Простите, джентльмены, — сказал Кромвель, переводя взгляд с Белла на нераскуренную сигару. — Не понимаю, чем могу вам помочь. Если даже и остальные купюры из награбленных денег проходили через банк Кромвеля, то они уже находятся в обращении, способа проследить за ними не существует, невозможно и определить, кто положил их на счет.

— Это правда, — ответил Белл. — Но мы должны проверить каждую ниточку, каждый след, каким бы неясным он ни был.

— Купюры были новыми, их серийные номера шли друг за другом, — объяснил Ирвин. — Может быть, вы зарегистрировали их, прежде чем пустили в обращение?

— Вполне возможно; я уже говорил, мы регистрируем серийные номера купюр достоинством пятьдесят и сто долларов.

— Может ли ваш бухгалтер проверить записи? — спросил Белл.

— Счастлив сделать это для вас.

Кромвель нажал на звонок под письменным столом. Не прошло и минуты, как в дверях появилась секретарша.

— Мисс Морган, пожалуйста, пригласите мистера Хопкинса ко мне в кабинет.

Она кивнула.

— Разумеется.

Появившийся Хопкинс оказался совершенно не таким, каким ожидал его увидеть Белл. Вместо бесцветного, тусклого маленького человечка в очках и с карандашом за ухом, который провел всю жизнь за гроссбухами, внося в них цифры, перед агентами стоял атлет, крупный, крепкого телосложения, подвижный. Он кивнул Беллу и Ирвину, когда их представили.

— Мистер Белл и мистер Ирвин из детективного агентства Ван Дорна. Они находятся здесь для того, чтобы проверить серийные номера купюр, похищенных во время ограбления банка в Элкгорне. Одна пятидесятидолларовая купюра была положена на счет в нашем банке, затем ее выдали клиенту, проверявшему свой счет. Эти джентльмены полагают, что, возможно, через наш банк проходили и другие похищенные купюры. Они хотели бы проверить реестр серийных номеров, который мы ведем.

У Хопкинса был совершенно добропорядочный вид, когда он улыбался.

— Мне нужны номера.

— Проверьте последовательные номера до и после серийного номера 214799, - ответил Кромвель.

— Немедленно выполню, сэр, — заверил Хопкинс. Он слегка поклонился Беллу и Ирвину. — Смогу найти такие номера, если они вообще существуют, в течение нескольких часов.

— Буду очень благодарен, — сказал Белл.

— Еще что-нибудь, джентльмены? — спросил Кромвель, заканчивая встречу.

— Нет, вы оказали нам огромную помощь. Спасибо.

Белл пропустил Ирвина впереди себя к лифту и немного отстал от него. Он остановился перед столом Марион и пристально посмотрел на нее.

— Мисс Морган?

Она развернула кресло от пишущей машинки в его сторону, но постеснялась посмотреть ему в глаза.

— Понимаю, что с моей стороны это слишком бесцеремонно, но вы похожи на смелую женщину, и я надеюсь, что вы, отбросив осторожность, согласитесь пообедать со мной сегодня вечером?

Она сначала хотела отказать ему, но открылась какая-то таинственная дверца, и началась беспощадная война принципа с желанием.

— Мне не разрешается назначать свидания с клиентами банка. К тому же откуда я знаю, что могу доверять совершенно незнакомому человеку?

Он рассмеялся и наклонился к ней.

— Во-первых, я не клиент банка. Во-вторых, если вы не можете доверять настоящему детективу, то кому же можете?

Он взял ее руку в свою.

Ужасающее волнение захлестнуло ее, пока она вела уже проигранную войну. Последние бастионы рухнули, и вместе с ними она утратила последний контроль над своими чувствами. Вся сдержанность испарилась.

— Хорошо, — она услышала свой голос и не узнала его, словно это сказал какой-то посторонний, совершенно незнакомый человек. — Работа заканчивается в пять часов.

— Хорошо, — сказал он, пожалуй, слишком восторженно. — Буду ждать у входа.

Она наблюдала за ним, пока он шел к лифту.

— Боже мой, — пробормотала она сама себе. — Наверное, я сошла с ума, согласившись пообедать с абсолютно незнакомым человеком.

Но, хотя она и ругала себя, глаза у нее блестели.

Ирвин ждал Белла в лифте.

— В чем дело?

— Пригласил на обед личную секретаршу Кромвеля.

— Быстро действуешь, — восхищенно сказал Ирвин.

Белл широко улыбнулся.

— Кажется, все начинает складываться.

— Зная тебя, могу поклясться, что у тебя появился скрытый мотив.

— Ты хочешь сказать, что я смешиваю дело с удовольствием?

— Ты играешь с огнем, — серьезно сказал Ирвин. — Если она поймет, что ты используешь ее, чтобы разобраться в делах Кромвеля, то могут возникнуть проблемы.

— Я только и жду, чтобы это произошло, — сказал Белл, утешая его.

По пути обратно в гостиницу Белл думал не о деле, а скорее об удовольствии.

Глава 20

Марион не могла объяснить это. Такого ощущения она не испытывала со школы, с того момента, как ей улыбнулся мальчик, о котором она мечтала. Это было всё. Он никогда не подходил к ней и не разговаривал с ней. Сейчас, сидя за столиком на двоих, она испытывала такое же головокружение, как в школьные годы.

Белл встретил ее у банка Кромвеля точно в пять часов и усадил в такси. Водитель подъехал прямо к восьмиэтажному зданию, в котором находился самый знаменитый в городе французский ресторан «Дельмонико». Они вошли в лифт, поднялись на верхний этаж, и администратор провел их в отдельный кабинет с огромным окном, из которого открывался вид на город и на залив.

Люди, которые могли позволить себе это, думали только о том, чтобы заказать обед из десяти перемен, каждая из которых сопровождалась своим вином. Белл заказал устрицы Рокфеллер с острым соусом карри, за которыми последовал ароматный бульон, осетр, выловленный браконьерами в Великих озерах, лягушачьи лапки а ля цыпленок, свиные отбивные, цыпленок по-киевски, ассорти из жареной дичи, вареный картофель и горошек в соусе.

Марион за всю свою жизнь ни разу не обедала так роскошно. Правда, ее приглашали на обеды с вином избранные городские холостяки с деньгами, но никто не угощал ее с такой роскошью. Она была более чем благодарна, что порции были маленькие, но сожалела, что заранее не ослабила корсет.

На десерт Белл заказал блины «Сюзетт», пылающий деликатес с ароматным апельсиновым соусом. Когда официант стоял перед столиком, поливая блины раскаленной смесью, Марион заставила себя посмотреть Беллу в глаза.

— Можно мне задать вопрос, мистер Белл?

Он обаятельно улыбнулся.

— Полагаю, что мы достаточно узнали друг друга, чтобы ты называла меня Исааком.

— Предпочитаю обращение «мистер Белл», если не возражаешь, — сказала она сдержанным тоном, который сочла правильным.

Улыбка не исчезла.

— Продолжай.

— Как тебе удается позволить себе всё это на зарплату детектива?

Он рассмеялся.

— Ты поверила бы в то, что я экономил в течение многих месяцев, чтобы произвести на тебя впечатление?

— Ни в коем случае, — заносчиво ответила она.

— Банк Кромвеля — самый крупный банк в Сан-Франциско?

Она была изумлена этим вопросом в ответ на ее слова.

— Нет, есть еще два банка крупнее, включая «Уэллз Фарго» Почему ты спрашиваешь?

— Моей семье принадлежит крупнейший банк в Новой Англии.

Она попыталась переварить это, но ей не удалось.

— Тебя огорчит, если я скажу, что не верю тебе?

— Спроси у своего босса. Он подтвердит.

Она смущенно нахмурилась.

— Почему же ты работаешь наемным детективом, если можешь быть президентом банка?

— Так получилось, что мне больше нравится расследование преступлений, чем банковское дело. За письменным столом я чувствую себя в ловушке. К тому же интеллектуальные состязания с разумом преступника интересны.

— Ты преуспеваешь? — спросила она, поддразнивая.

— Побед больше, чем поражений, — честно ответил он.

— Почему я? — спросила она его. — Почему вино и обед с простой секретаршей, вместо того чтобы выбрать девушку из высшего общества, равную тебе по положению?

Белл ответил прямо, без жеманства:

— Потому что ты привлекательна, интеллигентна, и я очарован.

— Но ты ведь не знаешь меня.

— Надеюсь изменить это, — сказал он, поедая ее глазами. — А сейчас довольно разговоров. Приступим к блинам.

Когда они покончили с вкуснейшим десертом, Белл попросил официанта принести два бокала портвейна пятидесятилетней выдержки. Затем сыто откинулся на спинку стула.

— Расскажи мне о Якове Кромвеле.

Еда и вино сделали свое дело. Марион слишком размякла, чтобы заметить ловушку, в которую попала.

— Что же ты хотел бы узнать?

— Откуда он появился, как учредил свой банк, женат ли он? После встречи с ним я понял, что он интересный человек. Слышал, что они с сестрой главные филантропы в городе.

— Я работаю на Кромвеля уже девять лет и могу совершенно определенно заявить, что он умный и перспективный человек, к тому же убежденный холостяк. Он учредил банк в 1892 году, имея очень небольшие активы, и пережил спад девяностых. Он сделал деньги в самые страшные годы депрессии. Большинство банков в городе тогда оказалось на грани закрытия. Но не Национальный банк Кромвеля. Благодаря умелому управлению и соблюдению твердых принципов банковского дела он построил финансовую империю, активы которой составляют много миллионов долларов.

— Изобретательный человек, — восхищенно сказал Белл. — Очевидно, он добился успехов собственными силами.

Она кивнула.

— Развитие Национального банка Кромвеля не назовешь иначе, как финансовым чудом.

— Где же он нашел деньги, чтобы открыть банк?

— Это довольно загадочная история. Он держит рот на замке и ничего не рассказывает о том, чем занимался до организации небольшого банка на Рыночной улице. По слухам, он начал, имея не больше пятидесяти тысяч долларов. Когда я пришла в банк, его активы значительно превышали миллион.

— Для инвестиций какого рода он использует свое состояние?

Она беспомощно подняла руки, сдаваясь.

— Честное слово, не знаю. Он никогда не упоминает о своих личных финансах при мне, не видела я и никаких документов или корреспонденции. Полагаю, он вкладывает свои доходы обратно в банк.

— А какая у него семья? Откуда появились они с сестрой?

И снова Маргарет растерялась.

— Он никогда не говорит о своем прошлом. Только один раз упомянул, что у их отца была ферма в северной Дакоте, в небольшом городке Буффало. Все остальные связи его семьи похоронены в прошлом.

— Уверен, что на это у него есть свои причины, — сказал Белл.

Он не хотел, чтобы Марион зашла слишком далеко, поэтому перевел разговор на собственное детство и воспитание в элитном обществе Бостона. Рассказал об учебе в Йельском университете, о чрезвычайном разочаровании отца, когда он начал работать в детективном агентстве Ван Дорна, а не в семейном банке. Затем Белл вернулся к Кромвелю.

— Кромвель произвел на меня глубокое впечатление как образованный человек. Хотел бы я знать, где он учился.

— Маргарет как-то говорила, что он посещал колледж в Миннесоте, — сказала Марион, покончив с блинами и промокая салфеткой губы.

— Маргарет — красивая женщина, — сказал он, наблюдая за ее реакцией.

Марион постаралась скрыть свою неприязнь к сестре Кромвеля.

— Мне известно, что она занимается благотворительностью в целом ряде учреждений, но мне не хотелось бы видеть ее в числе своих близких друзей.

— Ей нельзя доверять? — догадался Белл.

— Она не всегда говорит правду. Ходят слухи о скандалах, которые мистеру Кромвелю удается покрывать. Странно, но ее выходки не вызывают у него беспокойства. Похоже, они даже развлекают его.

— А он много путешествует?

— О да, часто ловит рыбу в Орегоне, наслаждается одиночеством, ходит в клуб «Богема», скрывается в нем или охотится на Аляске. И еще он, по крайней мере, три раза в год посещает конференции банкиров, которые проводятся в разных штатах, вместе с Маргарет он совершил тур по Европе.

— Значит, он не управляет повседневными делами банка?

Она отрицательно покачала головой.

— Нет, нет, мистер Кромвель поддерживает постоянную связь с банком, когда отсутствует. Кроме того, у него есть совет директоров, в составе которого — лучшие финансовые умы.

Официант принес на серебряном подносе бокалы с портвейном. Несколько минут они неторопливо пили его, затем заговорила Марион:

— Почему ты задаешь мне все эти вопросы о мистере Кромвеле?

— Я следователь. Это всего лишь естественное любопытство.

Она убрала выбившуюся прядь со лба и пригладила волосы.

— Я чувствую себя отверженной.

Белл внимательно посмотрел на нее.

— Отверженной? — повторил он.

— Да, ты задаешь вопросы о моем боссе, но ни разу ничего не спросил обо мне. Большинство мужчин, которых знаю, при первом свидании расспрашивали о моем прошлом.

— Позволишь и мне совершить туда экскурсию? — спросил он, поддразнивая ее.

— Ничего особенного, — ответила она, смеясь. — У меня довольно скучная жизнь. Я уроженка Калифорнии, родилась по ту сторону залива в Сосалито. Моя мать умерла, когда я была еще совсем юной, отец, машинист в компании «Железные дороги Вестерн Пасифик», приглашал для меня учителей, пока я не подросла настолько, чтобы поступить в Первую городскую школу секретарей. Когда я ее закончила, Яков Кромвель нанял меня, с тех пор работаю у него в банке, сделала карьеру от офисной машинистки до его личного секретаря.

— Была замужем?

Она застенчиво улыбнулась.

— Пару раз мне делали предложение, но до алтаря дело так и не дошло.

Он протянул руку через стол и взял ее за руку.

— Надеюсь, Прекрасный Принц однажды появится, и ты увлечешься им.

Она высвободила свою руку, скорее проявляя свою независимость, чем отвергая его.

— Прекрасных Принцев мало, и они далеко. Недавно встретила одного в Сан-Франциско.

Белл не захотел развивать эту тему. Он был решительно настроен снова порасспрашивать ее и понять, увлекла ли их волна взаимного притяжения.

— Мне очень понравился этот вечер. Нечасто мне приходится проводить время в компании с такой очаровательной женщиной, которая может в разговоре придерживаться своей точки зрения.

— Ты мастер делать комплименты.

Он оторвал от нее взгляд. Белл не хотел рисковать, но он должен был получить ответ еще на один вопрос.

— В Кромвеле меня интригует еще одна вещь.

По выражению ее лица он понял, что она расстроилась: видимо, ожидала, что он предложит снова встретиться. Он почувствовал, что она начинает сомневаться в нем.

— Что же это? — ее тон стал ледяным.

— Когда я впервые увидел его в обеденном зале клуба «Богема», а затем еще раз сегодня у него в кабинете, у него на руках были перчатки. Неужели он всегда надевает их, когда обедает или работает за письменным столом?

Она сложила салфетку и положила ее на стол в знак того, что вечер закончился.

— Когда он был ребенком, однажды побывал в пожаре. Обе руки страшно обгорели, поэтому он носит перчатки, чтобы скрыть шрамы.

Белл чувствовал себя виноватым, что использовал Марион. Она была красивой интеллигентной женщиной. Он встал, обошел стол и подвинул ее стул.

— Искренне сожалею, что позволил своей пытливой натуре детектива взять надо мной верх. Надеюсь, ты простишь меня? Дашь мне шанс исправить это?

Она почувствовала, что он говорит искренне, и ощутила прилив возбуждения; у нее вновь появилась надежда, что он интересуется ею. Он оказался гораздо более привлекательным, чем она могла представить.

— Хорошо, Исаак, встретимся снова. Но уже без всяких вопросов.

— Никаких вопросов, — ответил он, вздрогнув от удовольствия, когда она обратилась к нему по имени. —Обещаю.

Глава 21

Спустя два дня четыре детектива встретились в офисе агентства Ван Дорна на шестом этаже в здании на Рыночной улице. Они сидели за круглым столом и сравнивали свои записи. Все работали в рубашках, сняв куртки и повесив их на спинки стульев. У троих жесткие воротнички стягивали простые галстуки. Только один из них был в галстуке-бабочке. Трое пили кофе, четвертый — чай. Поверхность стола закрывали старые газеты и отчеты.

— Пишу статью о том, как крупнейшую партию денег, только что напечатанных на монетном дворе Сан-Франциско, отправят под надежной охраной в шахтерский город Теллурид штата Колорадо, чтобы выплатить зарплату и бонус десяти тысячам шахтеров, — сообщил всем Белл. — Я просто привлекаю внимание к большой сумме, но предполагаю, что она должна быть в пределах пятисот тысяч долларов.

— Я использовал свои связи с редактором газеты, чтобы статью приняли, — сказал Бронсон. — Она будет напечатана в завтрашнем номере.

Ирвин медленно вертел свою чашку по блюдцу.

— Если бандит живет в Сан-Франциско, статья соблазнит его на попытку завладеть этими деньгами.

— Если он живет в Сан-Франциско, — повторил Кертис. — Мы, конечно, проследим за этим. Но можем оказаться в тупике.

— Нам известно, что крытый товарный вагон и несколько украденных купюр закончили свой путь здесь, — сказал Белл. — Думаю, что шансов достаточно: он живет где-то в районе залива.

— Было бы очень хорошо знать это точно, — устало сказал Бронсон. Он взглянул на Ирвина. — Ты говоришь, что попытка отследить, откуда поступили украденные деньги, не привела ни к чему?

— Провалилась, — подтвердил Ирвин. — След уже давно остыл, нет возможности отследить движение купюр в период, предшествующий их поступлению в повторное обращение.

— Разве в банках не зарегистрировано, кто положил их на счет? — спросил Бронсон.

Ирвин отрицательно покачал головой.

— У кассиров нет способа узнать это, потому что они не записывают серийные номера. Это делают позднее бухгалтеры банка. Когда мы сделали запрос, было уже слишком поздно. Любой, кто сдал купюры, давно исчез и забыт.

Бронсон повернулся к Кертису.

— А твои поиски крытого товарного вагона?

У Кертиса был такой вид, будто он только что потерял любимую собаку.

— Он исчез, — беспомощно ответил Кертис. — Во всем железнодорожном депо не обнаружено никаких признаков его присутствия.

— Возможно, его отправили, прицепив к товарному поезду, который ушел из города, — предположил Белл.

— Товарные поезда компании «Саузерн Пасифик», которые ушли по расписанию на прошлой неделе, не заявили в декларации, что в их состав входит товарный вагон, принадлежащий компании «Мебель О'Брайна».

— И ты утверждаешь, что он вообще не покидал железнодорожное депо?

— Точно.

— Так почему его невозможно найти? — допытывался Бронсон. — Не мог же он просто раствориться в воздухе.

Кертис развел руками.

— Что я могу сказать? Два ваших агента вместе со мной тщательно обыскали всё железнодорожное депо сверху донизу. Вагона там нет.

— Диспетчеры компании «Саузерн Пасифик» знают, куда перебросили вагон после его прибытия? — спросил Белл.

— Его поставили на запасной путь рядом с погрузочным отсеком брошенного склада. Мы проверили это. Его там нет.

Ирвин прикурил сигару и выпустил облако дыма.

— А не могли его прицепить к поезду так, что диспетчеры ничего не знают об этом?

— Это невозможно, — ответил Кертис. — Они знали бы это, даже если бы вагон прицепили тайно. У тормозных кондукторов есть бланк для записи серийных номеров вагонов в той последовательности, в которой вагоны сцепляют друг с другом в составе поезда. Благодаря этому по прибытии крытых товарных вагонов в пункт назначения их можно легко отцепить от поезда.

— Возможно, бандит решил, что вагон исчерпал свой срок службы и стал бесполезным, и отправил его на слом — уничтожил, — сказал Бронсон.

— Вряд ли, — задумчиво произнес Белл. — Полагаю, что он просто написал новый серийный номер и изменил название, используя другую фиктивную компанию.

— Никакой разницы, — сказал Кертис. — В любом случае он не сможет воспользоваться им.

— Что ты хочешь этим сказать? — опросил Белл.

— В Теллурид проходит только одна железная дорога компании «Рио Гранде Саузерн».

— Так что же может помешать ему? Он может написать название железной дороги, нанеся его прямо поверх надписи, рекламирующей компанию «Саузерн Пасифик».

— Он напрасно потратит время. Поезда компании «Рио Гранде Саузерн» ходят по узкоколейке. Поезда компании «Саузерн Пасифик» — по стандартной железной дороге, которая приблизительно на один фут шире. Не существует такого средства, которое позволило бы приспособить крытый товарный вагон бандита к узкоколейке.

— Какие мы глупые, — пробормотал Белл. — Я совершенно забыл, что в Скалистых горах только узкоколейки.

— Не расстраивайся, — сказал Бронсон. — Мне тоже не пришло это в голову.

Ирвин от расстройства ударил кулаком по столу.

— Он никогда не схватит наживку, зная, что не сможет бежать в своем вагоне.

Белл напряженно улыбался.

— У него есть сильные стороны, но есть и слабые места. Я рассчитываю на его жадность и на его чувство непобедимости. Уверен, он схватит наживку и попытается ограбить банк в Теллуриде. Вызов слишком велик, чтобы он смог его игнорировать.

— Желаю вам удачи, — сказал Бронсон. — Если вообще кто-то способен поймать Мясника, так это вы.

— А что у тебя, Хорас? Добился каких-нибудь успехов в том, чтобы найти след пистолета бандита?

— Ничего определенного, — ответил Бронсон. — При приобретении нового стрелкового оружия оно не подлежат регистрации. Покупателю всего лишь нужно выложить деньги и спокойно уйти с новым пистолетом. Мы провели эксперимент с дилерами. Даже если они помнят, кому продали автоматический «кольт» тридцать восьмого калибра, они не назовут ни одного имени.

Ирвин пристально смотрел на стену, не видя ее.

— Похоже, джентльмены, что все наши зацепки, найденные с огромным трудом, завели нас в тупик.

— Неудача, да, — тихо пробормотал Белл. — Но игра не закончена — еще нет. У нас еще остался шанс сделать последний ход.

Глава 22

Кромвель сидел за столом, завтракал и читал утреннюю газету. Он сложил первый лист с передовой статьей и передал через стол Маргарет без комментариев.

Она прочитала передовицу, глаза у нее расширились: статья попала в цель. Она вопросительно взглянула на брата:

— Ты собираешься заняться этим?

— Нахожу очень соблазнительным, — ответил он. — Словно мне к ногам бросили перчатку.

— Что тебе известно о Теллуриде?

— Только то, что прочитал. Он расположен в каньоне с почти вертикальными стенами. В городе огромный район красных фонарей. Кровавый Кэссиди ограбил там банк Долины Сан-Мигель в 1889 году.

— Добился успеха?

Кромвель кивнул.

— Он и его банда ушли более чем с двадцатью тысячами долларов.

— И, ты думаешь, раз ему это удалось, то удастся и тебе.

— Кэссиди провел любительское ограбление и ускакал на лошадях, — сказал Кромвель. — У меня более совершенные, научные методы.

— Если Теллурид расположен в каньоне с почти отвесными стенами, то существует только один вход в него и один выход. У полицейских будет время остановить поезд и обыскать вагоны.

— В любом случае я не могу использовать свой вагон. Его придется оставить.

— Не понимаю.

— Железная дорога, которая проходит через Теллурид принадлежит компании «Рио Гранд Саузерн». Она узкоколейная, для моего вагона железнодорожной компании «Саузерн Пасифик» рельсы слишком близко расположены друг к другу. Мне просто нужно найти другое средство, чтобы уйти из города, не подвергаясь опасности ареста.

Маргарет снова внимательно прочитала статью.

— У меня дурное предчувствие.

— Я не считаюсь с чувствами. Работаю только с голыми фактами. Мне удается обеспечить полную безопасность, учитывая все непредвиденные обстоятельства, как бы незначительны они ни были.

Она наблюдала за ним через стол, пока он наливал себе еще чашку кофе.

— В этой работе потребуется твоя помощь. — Он посмотрел на нее поверх чашки. — Какие у тебя соображения?

— Пойду с тобой.

— А как же твое небольшое путешествие в Джуно, на Аляску?

— Просто отложу его.

Кромвель размышлял несколько минут.

— Я могу подвергнуть тебя риску.

— Ты еще не провалил ни одно дело, — ответила Маргарет. — В этот раз, возможно, я буду тебе нужна.

Некоторое время он молчал, затем улыбнулся.

— Ты пойдешь со мной, даже если я запрещу тебе это.

Она улыбнулась.

— Разве я всегда уступала твоим требованиям?

— Нет, даже тогда, когда мы были детьми, — сказал он, вспоминая. — Хотя ты на два года младше меня, но мне не всегда удавалось руководить тобой.

Она приложила салфетку к красным губам.

— Тогда решено. Мы работаем вместе.

Он вздохнул.

— Ты победила. Но надеюсь, что мне не придется жалеть о том, что я не посадил тебя на корабль, отправляющийся на Аляску.

— Что ты хочешь, чтобы я сделала?

Он пристально смотрел на стол, словно видел какое-то изображение, и чертил вилкой круги на скатерти.

— Завтра уезжай на поезде в Колорадо и затем отправляйся в Теллурид.

Она уставилась на него.

— Ты хочешь, чтобы я уехала раньше тебя?

Он кивнул.

— Делаю отступление от правил. Вместо того чтобы мне смешиваться с толпой местных жителей и изучать работу банка, это сделаешь ты. Как женщина, ты сможешь тщательно всё изучить, не вызывая подозрений.

— Женщина в Теллуриде? — размышляла она. — Придется выдать себя за проститутку.

— А еще лучше — выдай себя за брошенную жену, от которой уехал муж, чтобы разбогатеть на шахтах, и исчез. В этом случае ни у кого не возникнет никаких подозрений, когда ты будешь задавать вопросы и шпионить повсюду.

— Но, чтобы жить и есть, придется найти работу в борделе.

— Делай как знаешь, — сказал он, замыкаясь, как обычно, при эксцентричном поведении своей сестры.

— А ты?

— Приеду через несколько дней, после того как проверю, достоверны ли сведения относительно груза, и окончательно разработаю план ограбления и нашего ухода. — Он помолчал и посмотрел на нее с любовью. — Вероятно, я сошел с ума, раз вовлекаю тебя в такое рискованное предприятие.

— Я тоже сумасшедшая, — весело рассмеялась она. — Могу обезуметь от возбуждения и нарастающей жажды приключений. — Она бросила на него взгляд кошки, готовой прыгнуть на мышь. — Мысль о том, чтобы выступить в роли проститутки, привлекательна, я считаю ее восхитительной.

— Избавь меня от подробностей.

Затем она внезапно стала серьезной.

— А что слышно об Исааке Белле?

Он пожал плечами.

— А причем здесь он?

— Он может появиться где угодно, даже в Теллуриде.

— Эта мысль приходила и мне в голову, но, как только я проверю, что деньги отправлены, полагаю, что очень многое исключит возможность его появления. Он слишком занят погоней за призраком в Сан-Франциско, чтобы вдруг свалиться с неба в Теллуриде.

— Это так же верно, как то, что я могу разрушить этот дом.

Он рассмеялся.

— Не унывай, дорогая сестра. Это будет всего лишь прогулкой по парку, как и все остальные ограбления. Посмотришь.

Глава 23

В холодный весенний день с бодрящим ветром Белл вышел из поезда и направился на угол улиц Аспен и Колорадо, где увидел четырехэтажное деревянное здание с табличкой на фасаде, гласившей: «Пансион мамаши Таббс».

В руке Белл нес потрепанный саквояж. Одет детектив был во фланелевую рубашку, в жилет, поношенную куртку и в брюки из толстой ткани, напоминающей брезент. Сапоги имели такой вид, как будто в них прошли не меньше пяти тысяч миль. Старая, поношенная широкополая ковбойская шляпа плотно сидела на голове. Этот придуманный образ дополняла изогнутая трубка, зажатая в зубах. К тому же Белл заметно прихрамывал, будто левая нога у него не сгибалась.

Он вошел в небольшую гостиную пансиона, где его встретила мамаша Таббс, полная жизнерадостная женщина, круглая, как огромная горошина. Ее седые волосы были заплетены в две косички, болтавшиеся у нее на спине. Лицо хозяйки пансиона напоминало огромное блюдце с носом.

— Здравствуй, незнакомец, — сказала она очень низким, почти мужским голосом. — Ищешь место, где можно остановиться?

— Да, мадам, — вежливо ответил Белл. — Я приезжий.

— Семь долларов в неделю, включая питание, при условии, что ты за столом, когда я подаю еду.

Он порылся в кармане, достал несколько сложенных купюр, отсчитал семь долларов.

— Это аванс. Денег у меня не очень много, но хватит, чтобы продержаться какое-то время.

Она заметила, что он прихрамывает.

— Ищешь работу на шахтах?

Белл похлопал рукой по ноге.

— Мои шахтерские дни закончились, когда меня ранило при взрыве плохо заложенного динамита.

Она подозрительно посмотрела на него, недоумевая, откуда тогда возьмутся деньги.

— Где ты собираешься найти работу?

— Друг уже нашел мне работу уборщика в гостинице «Нью-Шеридан».

Она улыбнулась.

— Неужели не могли найти тебе комнату на цокольном этаже?

— Все койки на цокольном этаже уже заняли шахтеры, — солгал Белл.

Ему ничего не было известно о том, ночевали шахтёры на цокольном этаже или нет.

Впечатление, произведенное прихрамывающим шахтером, он был уверен в этом, вполне удовлетворит мамашу Таббс, и она не станет сплетничать в городе о своем новом постояльце. Она показала ему его комнату; он распаковал саквояж, снял полотенце, в которое был завернут его браунинг сорок пятого калибра с обычным магазином на двадцать выстрелов и наплечником, вставляемым в щель за захватом. Белл положил оружие под кровать, но его надежный короткоствольный крупнокалиберный ремингтон лежал в ковбойской шляпе. Потом он затянул повязку на колене так, чтобы она затрудняла движение.

Пообедав тушеной говядиной в столовой мамаши Таббс, Белл познакомился с остальными постояльцами пансиона. Большинство из них оказались шахтерами, но было и несколько торговцев и муж с женой, открывающие свой ресторан. После обеда Белл прошелся по авеню Пасифик, изучая план города.

Теллурид — название его предположительно произошло от выражения «ты попадешь в ад» — начали строить после открытия россыпей золота в реке Сан-Мигель. В течение следующих пятидесяти лет месторождения золота и серебросодержащая руда, обнаруженная высоко в горах Сан-Жуан, привлекли целую армию золотоискателей и шахтеров. К 1906 году в Теллуриде на душу населения приходилось больше миллионеров, чем в Нью-Йорке.

Шахтеры прорыли триста пятьдесят миль туннелей, изрешетивших окружающие горы, высота которых достигала двенадцати тысяч футов. Бурно развивающийся город, население которого перевалило за пять тысяч, вскоре наполнился дикой и шумной жизнью. В городе было три дюжины салунов и сто восемьдесят проституток, поддерживавших хорошее настроение шахтеров, возвращавшихся после двенадцатичасовых рабочих смен на шахтах «Сильвер Белл», «Смаглер-Юнион» и «Либерти Белл», где им платили всего три доллара в день.

Когда солнце ушло за горы и на город опустилась тьма, улицы осветились морем ярких огней. В 1892 году владелец шахты Л. Л. Нанн пригласил электрика-чародея Николу Тесла для строительства первой в мире электростанции переменного тока, чтобы спускать руду по канатной дороге и поднимать шахтеров в горы из города. После прокладки линии электропередач Теллурид стал первым городом в истории, освещаемым электрическими уличными фонарями.

Белл прошел мимо борделей, в которых яркие женщины занимались своим ремеслом. Элитные публичные дома для представителей высшего общества, называли «Сенат» и «Сильвер Белле». На улицы из окон доносилась музыка: пианист исполнял «Дилл Пиклз Рег» и другие мелодии регтайма. Улица прозвали аллеей Попкорн — из-за постоянного хлопанья дверей по ночам.

Белл направился в центр города на авеню Колорадо. На этой улице находился Первый Национальный банк Теллурида; Белл заглянул в окна. Завтра его ожидает встреча с шерифом города и управляющим банком, им предстоит составить план поимки Мясника, если он заглотил наживку и совершит попытку ограбления банка. Белл прошел мимо Банка долины Сан-Мигель, который ограбил Кровавый Касс иди семнадцать лет назад.

Как только солнце унесло свое тепло за вершины гор, вечерний воздух стал прохладным. Белл заметил, что на высоте девяти тысяч футов ему приходится глубже дышать. Он прошел мимо салунов на главной улице и направился в гостиницу «Нью-Шеридан».

Он вошел в вестибюль и попросил консьержа пригласить управляющего. Через минуту из офиса торопливым шагом, словно мышь, выбегающая из поры в стене, вышел человек небольшого роста с красным лицом и лысой головой. Он улыбался, но не слишком тепло: довольно неряшливая внешность Белла не понравилась ему.

— Прошу прощенья, но все комнаты заняты. «Шеридан» переполнен.

— Мне не нужна комната, — сказал Белл. — Вы мистер Маршал Бакман?

Улыбка мгновенно стала напряженной, глаза сузились.

— Да, Бакман.

— Исаак Белл, детективное агентство Ван Дорна.

Глаза у Бакмана снова расшились, он поклонился.

— Мистер Белл! Я получил вашу телеграмму. Позвольте сказать, что «Шеридан» будет сотрудничать с вами всеми возможными способами.

— Самое важное, — объяснил Белл, — заключается в том, чтобы всем, кто будет спрашивать, работаю ли я здесь уборщиком, давать утвердительный ответ.

— Да, разумеется, — сказал Бакман покровительственным тоном. — Можете рассчитывать на меня.

— Спасибо, мистер Бакман. А сейчас, если не возражаете, я выпью лучшего виски в вашем баре.

— У нас виски только высшего качества, от лучших виноделов. В «Шеридане» мы не держим местной бурды.

Белл кивнул и, повернувшись спиной к Бакману, направился в бар. По дороге он остановился перед плакатом с правилами поведения для гостей гостиницы:

Не стрелять в пианиста, он делает всё, на что способен.

Запрещается поднимать лошадей выше первого этажа.

В постелях не более пяти человек.

Койка 50 центов, простыни 75 центов.

В дверях ему пришлось посторониться, пропуская светловолосую леди, лицо которой скрывали широкие поля шляпы. Он заметил только, что у нее прекрасная фигура.

А она не обратила никакого внимания на прихрамывающего мужчину, который шел рядом с ней, когда она направилась к лестнице, покрытой ковром, чтобы подняться в номер.

Потом Белл проклинал себя, что не узнал блондинку, а Маргарет обвиняла себя в том, что догадалась, кем был этот прихрамывающий мужчина только тогда, когда стало уже слишком поздно.

Глава 24

Белл объяснил ситуацию шерифу Генри Парди и управляющему банком Муррею Окснарду. Все трое сидели за столом и ели завтрак, который подала жена шерифа. Дом Парди находился непосредственно за его офисом и тюрьмой. Хозяин проверил, закрыта ли дверь на замок, и задернул занавески, чтобы никто не смог заглянуть внутрь.

Шериф произвел глубокое впечатление на Белла. Одна стена небольшой гостиной от пола до потолка была занята книжными полками, на которых стояли труды Шекспира, Платона, Вольтера, Бэкона и Эмерсона рядом с несколькими томами на латыни. Беллу не доводилось встречать в небольшом городе такого начитанного офицера правоохранительных органов.

Парди пригладил густую гриву седеющих волос и поправил лохматые усы.

— Так ты думаешь, мистер Белл, что бандит Мясник собирается напасть на банк в нашем городе.

— Определенно утверждать это не могу, — ответил Белл. — Но если он сохраняет форму, то его соблазнит крупная сумма, отправленная сюда из Первого Национального банка Денвера.

— Мне ничего не известно об этих деньгах, — сказал Муррей Окснард. Это был спокойный, высокий человек с широкими плечами и узкими бедрами. Улыбался он редко, в основном, сохранял на лице мрачное выражение.

— Не существует никаких денег, — объяснил Белл. — Это придумано, чтобы заманить бандита.

Парди слегка постучал пальцами по столу.

— Если он настолько сообразителен, как об этом пишут, то быстро докопается до истины и обнаружит, что всё это подлог.

Белл отрицательно покачал головой.

— Нет, сэр, директора банка в Денвере проинструктированы и должны придерживаться этой версии.

— Если позволите, я хочу спросить, — сказал Парди, — почему вы выбрали именно Теллурид?

— Потому что город расположен в каньоне с почти вертикальными стенами, с единственным входом и выходом на запад. Его положение идеально, чтобы перекрыть бандиту путь отступления, если мы не сможем арестовать его во время попытки ограбления.

— Мне это не нравится, — сказал Окснард. — Мясник известен тем, что убивает, не моргнув глазом. Я не могу рисковать своим персоналом и не хочу, чтобы мои руки были в крови.

— А я не намерен оставлять ваших людей в банке во время ограбления. Там буду работать я и еще один агент Ван Дорна. Другой агент будет вести наблюдение за прибывающими и отбывающими поездами, так как известно, что бандит скрывается с места преступления в железнодорожном товарном вагоне.

— А как быть с клиентами? — продолжал Окснард. — Кто будет заниматься ими?

— Мы с моим агентом имеем огромный опыт выполнения повседневных банковских операций. Если бандит сделает шаг в кабинку кассира, то мы будем уже ждать его.

— А вы знаете, как он выглядит? — спросил Парди.

— Описания никакого у нас нет, знаем лишь, что на левой руке у него нет мизинца.

— Это потому, что он убивает каждого, кто может опознать его. У вас почти ничего нет, чтобы приступить к работе.

— Всё равно я не могу смириться со всем этим, — сказал Окснард. — Один из моих клиентов может оказаться не в том месте не в то время, и его застрелят.

— Мы предпримем все меры предосторожности, — успокаивал его Белл. — Возможен некоторый риск, но этого бандита необходимо остановить. Он уже убил более тридцати человек. Трудно представить, сколько еще людей он может погубить, прежде чем мы сможем арестовать его.

— Что я могу сделать, чтобы помочь? — сказал Парди, бросив на Окснарда холодный пристальный взгляд.

— Не патрулируйте перед банком и не спугните бандита, — ответил Белл. — Находитесь в резерве поблизости, но так, чтобы вас не было видно. Однако будьте готовы действовать, если он объявится. Мы договоримся о сигнале, который дадим, когда он приступит к своей игре.

Хотя Окснарда продолжали мучить сомнения, Парди уже воображал, какую он приобретет известность, если бандита схватят на его территории. Споры, касавшиеся его, закончились. У него был еще только один вопрос:

— Когда должна поступить предполагаемая партия денег?

— Завтра, — ответил ему Белл.

Окснард посмотрел на него вопросительно.

— А как же быть с деньгами, предназначенными для выплаты реальной зарплаты, которые уже находятся в сейфе?

— Оставьте их там. Гарантирую, что бандит не получит их.

Парди подкрутил кончики своих усов.

— Мистер Белл, тебе приходилось бывать в шахтерском городе в день зарплаты?

— Этой роскоши никогда не видел, но слышал, что возможен дикий разгул и полное безумие.

— Это так, — сказал Окснард со слабой усмешкой. — Каждый раз в день зарплаты в городе наступает настоящий ад.

Парди поддержал его, усмехнувшись.

— Да, спальни борделя будут заняты, пока шахтеры не истратят все деньги, заработанные огромным трудом, на виски и на азартные игры. — Он выждал мгновенье, посмотрел на Белла. — Где ты остановился? На тот случай, если мне нужно будет связаться с тобой?

— В пансионе мамаши Таббс.

— Хорошее местечко для бедняка, — сказал Окснард. — Мамаша — великолепная тетка и хорошая повариха.

— Могу поручиться за ее тушеную говядину, — пошутил Белл.

Белл и Окснард поблагодарили миссис Парди за превосходный завтрак. Затем все трое вышли на улицу и направились в город. Парди, покинув их, пошёл в офис и в тюрьму. Белл с Окснардом двинулись в банк для изучения внутренней планировки помещения.

Площадка операционного зала была точно такой же, как в тысяче других банков. Офис управляющего находился за кабинкой кассира со стеклянными стенами. Только перед частью стойки, где находились ящики с наличными деньгами, стояла металлическая решетка. Хранилище напоминало сейф и находилось в углублении со стороны вестибюля. Его держали закрытым в рабочие часы и открывали только для изъятия денег или во время возврата туда наличных денег и монет после закрытия банка для клиентов.

— Неужели у вас нет настоящего хранилища? — спросил Белл Окснарда.

— Нам оно не требуется. Деньги для зарплаты обычно отправляют под надежной охраной на шахты на второй день после поступления их в банк.

— Почему на второй день?

— Нам необходимо время, чтобы проверить сумму, поступившую из банка в Денвере.

— Следовательно, у бандита время для действий ограничено.

Окснард кивнул.

— Если он собирается напасть, то ему придется сделать это завтра.

— Ты видел новых вкладчиков или людей, которые просто так входили в банк и затем сразу выходили?

— Новый начальник шахты «Либерти Белл» открыл текущий счет. — Окснард сделал паузу, задумчиво рассматривая потолок. — Была еще одна очень привлекательная женщина, также открывшая счет. Небольшой. Очень грустная.

— Грустная?

— Муж оставил ее в Айове, а сам уехал, чтобы разбогатеть в Колорадо, и больше она о нем не слышала. Ей удалось узнать кое-что от своего друга, кондуктора. Он сказал, что муж просил передать ей, что уезжает в Теллурид, чтобы найти работу на шахтах. Она приехала сюда, чтобы попытаться разыскать его. Бедная душа! Возможно, он один из многих, погибших в шахтах.

— Назови мне имя начальника, — сказал Белл, — чтобы я смог проверить о нем все данные.

— Сейчас узнаю.

Окснард вошел в офис и почти сразу вернулся.

— Это Оскар Рейнольдс.

— Спасибо.

Окснард уставился на Белла.

— Разве ты не собираешься проверить женщину?

— Бандит никогда не работает с женщиной или с мужчиной. Он всегда совершает преступления один.

— Очень хорошо, — вздохнул Окснард. — Бедняжка! Она открыла счет всего на два доллара. Для того чтобы прокормиться, ей, вероятно, придется работать в борделе, в Теллуриде редко найдется другая работа для женщины. А те немногие рабочие места, которые есть, заняты женами шахтеров.

— Просто на всякий случай дай мне ее имя тоже.

— Рашель Джордан.

Белл тихо рассмеялся.

— Да ты запомнил его!

Окснард улыбнулся.

— Легко запоминается имя хорошенькой женщины.

— Она сказала, где остановилась?

— Нет, но легко догадаться: в борделе. — Он лукаво посмотрел на Белла. — Собираешься посмотреть на нее?

— Нет, — задумчиво ответил Белл. — Едва ли женщина может быть бандитом Мясником.

Глава 25

Маргарет не страдала от жизни проститутки в борделе на авеню Пасифик. Она вела роскошную жизнь в гостинице «Нью-Шеридан». Открыв небольшой счет в городском банке только для того, чтобы выяснить планировку операционного зала, количество служащих, их рабочие места и тип сейфа, она обошла все шахтерские компании, чтобы разузнать о давно потерянном муже, которого не существовало вообще. Она дала пищу для разговоров и вскоре превратилась в источник сплетен в городе.

Она даже напросилась к шерифу Парди со своей вымышленной историей, чтобы встретиться с ним наедине и постараться понять, что он представляет собой как человек. Миссис Алиса Парди зашла в офис в тот момент, когда Маргарет просила шерифа, чтобы он помог ей разыскать ее мужа. Алиса сразу проявила сочувствие к женщине в дешевом, выцветшем хлопчатобумажном платье, которая рассказывала печальную сказку о покинутой жене, безнадежно разыскивающей человека, бросившего ее. Алиса решила, что эта Рашель Джордан ведет полуголодное существование, и пригласила ее в свой дом на обед. Маргарет приняла приглашение и явилась в том же самом дешевом платье, купленном ею в Сан-Франциско в магазине секонд-хенд для бедных.

В тот вечер Маргарет принялась помогать Алисе Парди на кухне, но жена шерифа сразу поняла, что гостья никогда не стояла у горячей плиты. Алиса подала домашнюю еду: бараньи отбивные, вареный картофель, овощи, приготовленные на пару, и яблочный пирог на десерт. После обеда пили чай в небольшой гостиной, и Алиса немного поиграла на стареньком пианино.

— Скажите мне, миссис Джордан, — спросила Алиса, переворачивая нотный лист, — где вы остановились?

— Милая леди, мисс Билли Магир, наняла меня официанткой в столовую своего пансиона.

Парди обменялся с женой сочувствующим взглядом. Алиса глубоко вздохнула.

— Это Большая Билли, хозяйка борделя «Сильвер Белле», — сказала она. — Разве вы не знали об этом?

Маргарет изобразила абсолютную невинность.

— Не имела ни малейшего представления.

Алиса поверила Маргарет, Парди — нет. Он знал: совершенно исключено, чтобы женщина не смогла понять разницу между пансионом и борделем. Зародившееся у него подозрение увеличивалось, но его жена растворилась в сочувствии.

— Бедняжка, — говорила она, обнимая Маргарет. — Я не допущу, чтобы вы оставались в «Сильвер Белле». Вы останетесь здесь, с Генри и со мной, пока не найдется ваш муж.

— Но его, возможно, нет в Теллуриде, — произнесла Маргарет, словно собираясь разрыдаться. — Тогда мне придется уехать, и я не хочу стеснять вас.

— Ерунда, — сказала Алиса. — Сейчас же отправляйтесь к Большой Билли и принесите все свои вещи. А я приготовлю вам постель.

Маргарет продолжала лицедействовать и заплакала.

— Как мне отблагодарить вас? Чем я смогу отплатить за вашу доброту?

— Даже не думайте об этом. Мы с Генри только рады помочь страдающей душе. Это по-христиански.

Пока Маргарет пила кофе, она сумела перевести разговор на другую тему и стала расспрашивать Парди о его работе шерифа.

— У вас беспокойная жизнь, — сказала она. — Теллурид не похож на город, в котором можно вести размеренную жизнь. Вы, наверное, постоянно заняты.

— Иногда шахтеры становятся слишком буйными, — согласился Парди, — но такие серьезные преступления, как убийства, происходят примерно раз в полгода. В городе стало спокойно после профсоюзной забастовки шахтеров два года назад, когда губернатору пришлось прислать целую армию, чтобы подавить беспорядки.

Маргарет продумывала свои неторопливые ответы на вопросы Парди о пропавшем муже. Но в свою очередь она засыпала его вопросами о городе и шахтах.

— В шахтерские компании через банки поступает, вероятно, масса денег, — небрежно сказала она.

Парди кивнул.

— Общая заработная плата составляет значительную сумму.

— И вы не боитесь возможного ограбления или хищения? — невинно спросила она.

— Шахтеры — солидный народ и редко совершают преступления. Исключения составляют случайные драки в салунах или убийства, если противники выходят за разумные пределы. В городе довольно спокойно.

— Когда я была в банке, видела сейф, очень крепкий и надежный с виду.

— Да, он достаточно крепкий, с этим всё в порядке, — сказал Парди, раскуривая трубку. — Взрыв пяти динамитных шашек не сможет открыть его.

— И управляющий банком единственный, кто знает комбинацию?

Парди решил, что странно слышать такой вопрос от женщины, но без колебаний ответил.

— На самом деле все замки установлены на то, чтобы открываться в десять часов утра ежедневно. В три часа дня управляющий закрывает дверь и устанавливает на часах время.

— Кто-то в «Сильвер Белле» рассказывал мне, что Кровавый Кэссиди ограбил местный банк.

Парди рассмеялся.

— Это произошло давным-давно. С тех пор не было ни одного ограбления.

Маргарет опасалась задавать слишком много вопросов, но она должна была получить информацию для брата.

— А зарплату шахтеров увозят на шахты сразу после поступления?

Парди отрицательно покачал головой и продолжал, но пересказывая уже версию Белла.

— Она прибывает в банк сегодня. Завтра ее пересчитают и на следующий день отправят на шахты.

— В банке в это время бывает дополнительная охрана?

— В этом нет необходимости, — сказал Парди. — Любой, кто попытается ограбить банк, ничего не добьется. Вдоль железнодорожных путей проходят телеграфные линии, офицеров правоохранительных органов по всему округу поднимут по сигналу тревоги, сформированные полицейские отряды будут ждать грабителей, как только те попытаются скрыться.

— То есть ограбить банк невозможно?

— Полагаю, именно так, — с уверенностью ответил Парди. — Добиться успеха невозможно никаким способом.

Маргарет покинула дом Парди и направилась в сторону «Сильвер Белле». Как только дом скрылся из виду, она побежала по аллее к гостинице «Нью-Шеридан», чтобы упаковать свою дешевую одежду. Она была очень довольна собой и не могла поверить, что ей так повезло. Возможность остановиться в доме шерифа и его жены предполагала доступ к сведениям о том, что происходит в городе. Когда появится брат, у нее уже будет достаточно информации, чтобы он составил надежный план.

Единственная проблема заключалась в том, что она ничего не знала о том, где находится Яков. По ее сведениям, он еще не прибыл в город, а завтра единственный день, когда можно совершить ограбление и взять всю зарплату, пока она еще не ушла на шахты. Маргарет охватило беспокойство.

Глава 26

На следующее утро черноволосая женщина в небольшом модном кабриолете, запряженном серой в яблоках лошадью, ехала по дороге в Теллурид. Дорога вела из поселка Монтроуз, где находился терминал железнодорожной компании «Рио Гранде Саузерн». Женщина приехала из Денвера и арендовала кабриолет и лошадь в местной конюшне. На даме была длинная юбка из оленьей кожи, закрывающая пару кожаных сапог с острыми носами. Вязаный зеленый свитер был пододет под пальто из волчьей шкуры. Женская ковбойская шляпа с плоским верхом прекрасно сидела у нее на голове. Для запада она была одета модно, но не вычурно.

Она приехала на авеню Колорадо, миновала здание окружного суда Сан-Мигель и остановила лошадь перед городской конюшней. Выйдя из кабриолета, она привязала лошадь к столбу. Появился хозяин конюшни.

— Добрый день, мадам. Чем могу помочь?

— Не могли бы вы накормить и напоить мою лошадь? Мне необходимо вернуться обратно в Монтроуз сегодня днем.

— Да, мадам, — вежливо ответил хозяин конюшни, слегка удивленный почти хриплым голосом. — Я позабочусь о ней. А заодно подтяну передние колеса. Они, похоже, немного разболтались.

— Ты очень добрый, спасибо. Да, кстати, за кабриолетом придет сестра. Она и расплатится с тобой.

— Хорошо, мадам.

Женщина ушла из конюшни и отправилась в гостиницу «Нью-Шеридан». Здесь она подошла к регистрационной стойке и спросила:

— Мисс Рашель Джордан остановилась у вас?

Портье покачал головой, разглядывая привлекательную женщину.

— Нет, мадам, она уехала вчера вечером. — Он сделал паузу, повернулся и достал из почтовой ячейки конверт. — Но она сказала, что, если кто-нибудь будет спрашивать ее, нужно передать это.

Женщина поблагодарила клерка, вышла на тротуар, вскрыла конверт и прочитала записку. Затем положила ее в сумочку и пошла через город. Небольшая прогулка окончилась на кладбище Лоун Три, расположенном на холме, севернее реки Сан-Мигель. Женщина прошла через калитку и дальше между могил, отмечая, что большинство похороненных здесь погибли в результате несчастного случая на шахте, схода снежных лавин и туберкулеза.

На скамейке перед могилой, греясь на солнце, сидела приятная светловолосая женщина. Краем глаза она заметила, как к ней приближается другая женщина. Она села прямо и уставилась на незнакомку, которая остановилась и пристально разглядывала ее. Маргарет расхохоталась.

— Боже мой, Яков, — наконец смогла произнести она. — Это самый замечательный облик из всех созданных тобой.

Кромвель улыбнулся.

— Так и думал, что ты одобришь.

— Хорошо, что ты невысокий, худощавый и гибкий.

— Не знаю, почему мне не приходило в голову это раньше.

Он неуклюже подобрал юбку из оленьей кожи и сел на скамейку рядом с Маргарет.

— Скажи мне, дорогая сестра, что тебе удалось узнать за то время, которое ты провела здесь?

Маргарет рассказала ему, как подружилась с шерифом и его женой. Передала ему план Первого Национального банка Теллурида, который она начертила, и описание служащих банка. Она рассказала о времени прибытия партии денег из банка в Денвере, а также об их пересчете в день прибытия, перед тем как утром отправить их на шахты.

Кромвель посмотрел на часы.

— У нас целый час до закрытия банка. Лучшее время, чтобы забрать деньги и покинуть город.

— Я заметила на железнодорожной станции болтающегося там человека. Не могу утверждать с полной уверенностью, но подозреваю, что он может быть агентом Ван Дорна, разыскивающим тебя.

Казалось, Кромвель задумался.

— Даже если Ван Дорн отправил агентов наблюдать за прибытием и отходом поездов, они охотятся за призраком. Они не могли узнать, где я нанесу следующий удар.

— Если они ищут твой крытый товарный вагон, то как здорово, что ты его перекрасил! — Она вопросительно посмотрела на него. — Но как же мы уйдем, после того как ты ограбишь банк?

Кромвель оскалился по-волчьи.

— Кто сможет заподозрить двух привлекательных, хорошо одетых леди, медленно уезжающих из города в кабриолете, запряженном лошадью?

Она обняла его рукой за плечи.

— Самый простой план — лучший план. Ты бесподобен, брат. Ты никогда не перестанешь удивлять меня.

— Спасибо за комплимент, — сказал он, поднимаясь на ноги. — У нас не очень много времени. Нас ждет зарплата.

— Что я должна делать?

— Отправляйся на конюшню и забери мою лошадь и кабриолет. Я сказал хозяину конюшни, что придет сестра и заберет повозку. Затем жди у задних дверей банка.

Пока Кертис наблюдал за железнодорожной станцией, Белл и Ирвин работали в банке Теллурида. Белл, расположившийся в офисе Муррея Окснарда, уже начал думать, что он поставил на не ту лошадку. До закрытия банка оставалось всего десять минут, а никаких признаков бандита не было. Ирвин, исполняющий роль кассира, готовился закрыть ящик с наличными деньгами, но медлил, предчувствуя, что может появиться последний клиент.

Белл взглянул вниз на автоматический «кольт» сорок пятого калибра, который он держал на видном месте в ящике письменного стола, и с сожалением подумал, что не сможет использовать его, чтобы застрелить Мясника. Как было бы хорошо размозжить голову негодяю! Но только не после того, как он погубил так много ничего не подозревающих людей. Его смерть сэкономила бы налогоплательщикам расходы на его суд. Сейчас Беллу придется признать поражение и начинать все сначала на основе совершенно незначительных данных, которые удастся наскрести ему и его агентам.

Ирвин подошел к двери офиса и прислонился плечом к косяку.

— Не могу отрицать, что попытка была хорошая, — сказал он с напряжением в голосе.

— Похоже, бандит не заглотил наживку, — медленно ответил Белл.

— Возможно, он не прочитал статью в газете, потому что живет не в Сан-Франциско.

— Начинает казаться, что так оно и есть.

Как раз в этот момент дверь открылась и в банк вошла женщина в юбке из оленьей кожи; низко опущенная шляпа прикрывала ее глаза. Белл смотрел из-за спины Ирвина, но расслабился, увидев, что это всего лишь хорошо одетая женщина. Он кивнул Ирвину, который пошел обратно к кассе и сказал:

— Чем могу помочь вам, мадам?

Кромвель чуть-чуть поднял голову, чтобы посмотреть в лицо Ирвину. Затем с болезненной тревогой застыл на месте, так как мгновенно вспомнил агента Ван Дорна — одного из мужчин, сидевших вместе с Беллом и Бронсоном в обеденном зале клуба «Богема» всего несколько дней назад. Он ничего не ответил, опасаясь, что голос выдаст его. Наступила пауза, он опустил голову, судорожно пытаясь найти решение. Ему повезло: агент не узнал его, он даже не подозревал, что бандит находится меньше чем в четырех футах с другой стороны стойки.

Он мог застрелить агента и взять деньги из сейфа или просто повернуться и уйти из банка. Он остановился на последнем варианте и уже был готов к поспешному отступлению, но из офиса вышел Белл. Кромвель узнал его сразу. Впервые за всю свою криминальную карьеру он испытал внезапную панику.

— Чем могу вам помочь, мадам? — повторил Ирвин, смутно удивляясь, почему женщина не ответила ему в первый раз.

Белл уже смотрел на него с вопросительным выражением на лице, словно женщина напоминала ему кого-то. Белл был мастером опознания, у него была фотографическая память на лица. Его глаза говорили, что он пытается вспомнить, где видел ее. Затем он опустил взгляд на руки Кромвеля в кожаных перчатках. Внезапно, словно по наитию, он понял, что смотрит на бандита. Это было подобно удару молота по голове. Глаза Белла широко раскрылись, и он выдохнул:

— Ты!

Кромвель не пропустил следующую секунду. Он протянул руку в свою большую матерчатую сумку и вытащил «кольт» тридцать восьмого калибра, дуло которого было замотано толстой тряпкой. Без колебаний он направил «кольт» в грудь Ирвина и спустил курок. Звук громкого хлопка отразился от стен банка. Затем Кромвель развернул дуло и выстрелил в Белла раньше, чем Ирвин рухнул на пол, как тряпочная кукла.

Если бы Белл инстинктивно не повернулся и не перебросил свое тело через письменный стол, рухнув на пол за ним, пуля попала бы ему прямо в живот. Страшный удар при падении спас ему жизнь, но пуля всё-таки задела его и прошла через мягкие ткани бедра. Он почти не чувствовал боли. Одним движением он вскочил, схватил свой «кольт» из ящика письменного стола. Не имея в распоряжении такой роскоши, как время, он выстрелил в Кромвеля, но не попал, пуля прошла всего в полудюйме от шеи бандита.

Затем быстрее удара молнии оба мужчины выстрелили снова, выстрелы раздались одновременно и прозвучали как один выстрел.

Вторая пуля Кромвеля оставила после себя небольшую бороздку сбоку на голове Белла, немного раскроив кожу, но всё же задев череп. Зрение Белла заволокло туманом, на него опустилась полная тьма, и он потерял сознание. Кровь сильно текла из раны и залила половину головы. Это было не тяжелое ранение, но Кромвелю показалось, что он снес Беллу полчерепа.

Бандит тоже не вышел из боя целым и невредимым. Пуля Белла попала ему в талию, но прошла насквозь, не задев ни один из внутренних органов. Он покачнулся и только благодаря тому, что дотянулся рукой до края кабинки кассира и схватился за нее, не упал на пол. Так он стоял несколько минут, сражаясь с болью. Затем повернулся и открыл заднюю дверь, через которую тут же ворвалась Маргарет.

— Я снаружи услышала выстрелы! — кричала она в ужасе. — Что пошло не так?

— Попал в ловушку, — пробормотал он; теперь страх сменила злость.

Прикрывая рукой рану, он направил дуло «кольта» в пол офиса.

— Я убил Исаака Белла.

Маргарет вошла в офис и взглянула на окровавленного агента Ван Дорна. В глазах у нее появился ужас, когда она узнала Белла.

— О боже мой!

Она почувствовала, что ей становится дурно, но тошнота быстро прошла, когда она повернулась и увидела, что ее брат тоже истекает кровью.

— Ты ранен! — вырвалось у нее.

— Не так тяжело, как кажется, — произнес он сквозь сжатые зубы.

— Нам нужно выбираться отсюда. Выстрелы привлекут внимание шерифа и всполошат половину города.

Маргарет наполовину пронесла, наполовину протащила своего раненого брата через заднюю дверь банка. Снаружи их ждала лошадь и кабриолет. Ей пришлось приложить все свои силы, чтобы посадить его на сиденье повозки, отвязать лошадь от столба и самой забраться в повозку.

Она подняла хлыст, чтобы пустить лошадь галопом, но он схватил ее за запястье.

— Нет, поезжай медленно, словно мы две женщины, возвращающиеся с прогулки в кабриолете. Если мы понесемся из города, то это вызовет подозрения.

— Шериф — умный человек. Я знаю его. Его трудно одурачить.

— Даже умный человек не станет подозревать, что женщина могла ограбить банк и убить двух человек, — пробормотал Кромвель.

В конце аллеи Маргарет повернула кабриолет на боковую улицу и затем направилась на запад к границам города. Кромвель снял пальто из волчьей шкуры и накинул его на колени, чтобы прикрыть кровь, сочившуюся через свитер. Он опустил «кольт» в один из ковбойских сапог и откинулся назад. Несмотря на пульсирующую боль в боку, надо было, чтобы немного прояснилось в голове.

Белл предупредил шерифа Парди, что сделает один выстрел в качестве сигнала, если появится бандит. Но Парди понял, что что-то происходит, только когда услышал пять выстрелов подряд — некоторые из них были приглушенными и похожими на отдаленный взрыв динамита в шахте. Он выбежал на улицу из магазина, где прятался, со страхом думая, что бандит застрелил женщину, которая, как он видел, вошла в банк.

Четыре его помощника, увидев, что он побежал в сторону банка, выскочили из своих убежищ и кинулись за ним, пятый бросился на станцию, чтобы предупредить Кертиса. Парди достал «смит-и-вессон», рассчитанный на один выстрел, взвел курок и ворвался в банк. Сначала он никого не увидел. Ирвин лежал за кабинкой кассы, Белл — за письменным столом. Но, обойдя кассу, шериф увидел агента Ван Дорна, распластавшегося на полу в луже крови. Сначала он убедился, что Ирвин мертв, и только потом вошел в офис и обнаружил Белла.

— С ним всё кончено? — спросил один из его помощников, огромный человек, похожий на медведя, с большим животом, нависающим над брюками, в подтяжках, растянутых до предела; он стоял в боевой позе с оружием наготове.

— Пуля только поцарапала ему череп, — ответил Парди. — Он жив.

— А что с женщиной?

Парди не сразу сообразил. Потом до него дошло.

— С женщиной, которая вошла в банк, перед тем как раздались выстрелы?

— Да.

— Вероятно, ее похитил бандит.

— Но мы не видели, чтобы кто-нибудь еще входил в банк, до нее или после.

Парди стоял в полном замешательстве. Потребовалось всё его воображение, чтобы он смог поверить в то, что бандитом Мясником была женщина.

— Наверное, бандит вошел через заднюю дверь.

— Не знаю, шериф, — сказал помощник, потирая подбородок. — Дверь, скорее всего, была закрыта изнутри, как всегда.

Парди кинулся к задней двери и увидел, что замок открыт. Он распахнул ее и посмотрел в оба конца аллеи, но никого не увидел.

— Черт знает что, — пробормотал он. — Она исчезла.

— Она не могла уйти далеко, — сказал помощник.

— Собрать людей! — выпалил Парди.

Он повернулся ко второму помощнику, стоявшему перед входом в банк.

— Вызови доктора Мэдисона. Скажи ему, что он должен немедленно прибыть в банк: агент Ван Дорна ранен в голову. — Парди встал на колени и быстро осмотрел Белла еще раз. — Также скажи ему: похоже, в ноге агента застряла пуля.

Помощник еще не успел выйти, как Парди уже побежал к своей лошади, привязанной к столбу перед его офисом. Совершенно невероятно, думал он, что всё складывается так плохо. Только теперь до него стало доходить, что бандит был мужчиной, переодетым женщиной, и что несчастная вдова, которую они приютили вместе с женой, была его сообщницей.

Как только они выехали за пределы Теллурида и оставили позади дорогу к шахтам Офира, расположенным южнее, Маргарет хлестнула лошадей, и они понеслись через каньон на запад, в сторону Монтроуз. За десять минут, прошедшие с тех пор, как они вышли из банка, Кромвель обдумал сложившуюся ситуацию. Он показал на просеку, ведущую к мосту через реку Сан-Мигель. Ее специально прорубила железнодорожная компания, чтобы обеспечить ремонтным бригадам доступ к путям.

— Сворачивай, — сказал Яков сестре. — Поезжай через мост и направляйся прямо к железнодорожной насыпи.

Она повернулась и посмотрела на него.

— Кажется, ты говорил, что две женщины в кабриолете не могут вызвать никаких подозрений?

— Это было раньше, пока до меня не дошло, что шериф и его помощники наблюдали за банком.

— Само собой разумеется, но какое отношение это имеет к нашему бегству?

— Разве ты не понимаешь, дорогая сестра? Я был последний, кто вошел в банк и не вышел из него. Если то, что ты сказала, правда, Парди далеко не дурак. К этому времени он уже сообразил, что к чему, и ищет нас. Но ему не придет в голову искать нас на железнодорожной насыпи. Он совершенно уверен, что мы едем по дороге.

— А если он не найдет нас, как ты думаешь, что он тогда будет делать?

— Вернется назад, полагая, что мы скрылись среда деревьев, а его полицейский отряд проехал мимо. К этому времени мы, переодетые мужчинами, будем уже в поезде, отравляющемся из Монтроуз.

Как обычно, Кромвель намного опережал своих преследователей, когда речь шла о состязании умов. Хотя он и страдал из-за того, что Белл превзошел его, устроив хорошо продуманную ловушку, по некоторое удовлетворение он чувствовал от того, что убил знаменитого агента Ван Дорна.

Как предсказывал Кромвель, шериф и его полицейский отряд неслись по дороге, с которой не было видно железнодорожных путей, и искали беглецов среди деревьев, но, не обнаружив даже признаков их, повернули обратно в Теллурид. Ехать по железнодорожным шпалам было трудно и неудобно, однако это компенсировалось сознанием, что им удалось одурачить Парди и что он останется с пустыми руками.

Глава 27

Белла доставили в больницу Теллурида, где его лечил городской врач. Первая пуля, выпущенная из «кольта» Кромвеля, прошла навылет через бедро, лишь слегка задев ткани. Доктор сказал, что рана заживет через месяц. Затем врач зашил рану на голове так же аккуратно, как портной чинит разорванный карман костюма.

Игнорируя требования врача остаться в больнице на несколько дней, Белл, хромая, добрался до железнодорожной станции и сел в ближайший поезд, следующий в Денвер. Сдвинув шляпу так, чтобы не было видно повязки на голове, он вместе Кертисом печально и со злостью наблюдал, как помощники шерифа Парди ставили в багажный вагон гроб с телом Ирвина. Затем Белл повернулся и протянул руку Парди.

— Шериф, не нахожу слов, чтобы выразить тебе свою благодарность. Большое спасибо.

Парди пожал руку Беллу.

— Скорблю о твоем друге, — искренне сказал он. — У него осталась семья?

— К счастью, ни детей, ни жены, но он жил с престарелой матерью.

— Бедная душа! Полагаю, что теперь ее ожидает окружная богадельня для бедных.

— О ней позаботятся в хорошем частном пансионе.

— Это обойдется недешево. У Ирвина были деньги?

— Нет, — ответил Белл, — но у меня есть.

Парди воздержался от лишних вопросов.

— Только бы все у нас сложилось хорошо!

— Несмотря на хорошо разработанный план, мы потерпели фиаско, — сказал Белл, наблюдая, как за гробом закрылась дверь багажного вагона. — Бандит меня одурачил.

— Это не твоя вина, — сказал Парди. — Он одурачил нас всех, а главным дураком оказался я. Теперь я совершенно уверен, что несчастная вдова, которую мы с женой приютили, действовала с ним заодно. Я должен был заподозрить неладное, когда она выуживала у меня информацию о банке.

— Но ты же не сказал ей, что там приготовлена ловушка. Кромвель не решился бы войти в банк, если бы заподозрил что-нибудь.

Парди покачал головой.

— Они купились на твою статью. Если бы мы знали, что он может надеть женскую одежду, мы без долгих раздумий пристрелили бы его, как собаку.

— Судя по отчетам о других ограблениях, он никогда не переодевался женщиной.

— Даже после того как план с ловушкой потерпел неудачу, мы с полицейским отрядом должны были арестовать их. Глупо, но я думал, что они поедут по дороге. Мне и в голову не приходило, что они могут сбежать по железнодорожному полотну, я сообразил это, когда было уже слишком поздно. К тому времени, когда я понял, как им удалось перехитрить меня, они были уже далеко.

— В Монтроузе проверяют списки пассажиров поезда?

— Я отправил телеграмму начальнику станции, но они уже уехали, — ответил Кертис. — Он не помнит, чтобы две женщины садились в поезд, но заметил двух мужчин. Он сказал, что у одного из них был такой вид, будто он болен.

— На ступеньке заднего выхода из банка обнаружили кровь, — сказал Парди с натянутой улыбкой. — Наверное, ты задел его.

— Недостаточно серьезно, чтобы остановить, — тихо пробормотал Белл.

— Я отправил телеграмму начальнику полиции округа. Его заместители обыскали все поезда на главном железнодорожном узле, следующие в западном и восточном направлении. Но не нашли и следов двух женщин, путешествующих вместе.

Белл опирался на трость, данную ему Парди.

— Начинаю понимать, как работает голова бандита. Он снова переоделся в мужскую одежду и переодел мужчиной свою сестру. У начальника полиции округа, ищущего двух женщин, они не вызвали никаких подозрений.

— Кромвель — умный человек.

— Да, — согласился Белл, — он такой.

— Куда поедешь дальше? — спросил Парди.

— Вернусь в Денвер и начну всё с самого начала.

— Но теперь ты уже знаешь имя и привычки бандита.

— Да, но возбудить против него дело невозможно. Ни один федеральный прокурор не будет напрасно тратить время на обвинение с такими несущественными доказательствами.

— Ты поймаешь его, — уверенно сказал Парди.

— Теперь мы будем работать еще больше, у нас появилась личная причина посмотреть, как его повесят, — ответил Белл.

Поздно вечером, когда Белл и Кертис прибыли в Денвер, на станции уже ждал катафалк, чтобы доставить Ирвина в местный морг.

— Он был моим самым близким другом, — сказал Кертис. — Постараюсь утешить его мать и возьму на себя все заботы о похоронах.

— Спасибо тебе, — сказал Белл. — А я возьму на себя все расходы.

Белл добрался на такси до отеля «Браун-палас». Войдя в свой номер, он снял одежду и принял горячую ванну, положив раненую ногу на край ванны, чтобы бинт не намок. Закрыв глаза, Белл еще раз анализировал события, произошедшие в течение последних дней. Сейчас Белл уже понял, что женщина, с которой он случайно встретился в гостинице «Нью-Шеридан», была Маргарет Кромвель. Когда ее брат вошел в банк, она ждала позади здания с лошадью и кабриолетом. Кромвель в женском обличии вызывал у Белла отвращение, но, с другой стороны, он не мог не испытывать уважения к проницательному, расчетливому уму бандита Мясника. Скрыться от полицейского отряда шерифа Парди, гоня повозку по железнодорожным путям, было гениальным решением.

Сначала Белл решил, что Кромвель больше не будет испытывать судьбу, совершая ограбления. Но, как в любом поединке с преступниками, Белл попробовал думать так, как думает бандит. И чем больше Белл размышлял, тем глубже убеждался в том, что Кромвель верил в свою неуловимость и недосягаемость для офицеров правоохранительных органов, особенно для детективов агентства Ван Дорна.

Необходимо было тщательно продумать следующий шаг. Белл перебирал возможные варианты, которые позволили бы собрать достаточно доказательств для ареста Кромвеля, но в этот момент он услышал стук в дверь. Белл неуклюже выбрался из ванны, щадя раненую ногу. Из-за раны голова кружилась. Он надел халат и захромал к двери. Открыв ее, Белл удивился, увидев Джозефа Ван Дорна, стоявшего в коридоре.

Шеф посмотрел на повязку на голове Белла — на ней выступило красное пятно — и изобразил натянутую улыбку.

— У тебя несчастный вид.

— Входите, сэр, и располагайтесь как дома.

Ван Дорн рассматривал раненого агента. Его состояние вызывало беспокойство, но он постарался принять беззаботный вид.

— Сильно болит?

— Ничего такого, что нельзя было бы вылечить аспирином.

Ван Дорн вошел в номер и осмотрелся.

— Мне нравится агент, который путешествует с такой роскошью, если это не на мои деньги.

— Заказать вам что-нибудь поесть и выпить?

Ван Дорн махнул рукой.

— Нет, благодарю, я поел в поезде перед самым прибытием в Денвер. А бокал портвейна вполне уместен.

Белл позвонил по телефону в службу обслуживания номеров, передал заказ Ван Дорна и повесил трубку.

— Не думаю, что глава агентства проехал тысячу миль только для того, чтобы повидаться со мной.

— Это не только уместно, но и крайне важно для расследования.

Ван Дорн опустился в мягкое кресло.

— Предпочитаю подробный доклад вместо сухой телеграммы в несколько слов. Расскажи мне, что произошло в Теллуриде, не упуская ни малейшей детали.

— Большая часть того, о чем я могу рассказать, пошла не так, как планировали, — мрачно произнес Белл.

— Не вини себя ни в чем, — успокоил его Ван Дорн. — Я хотел бы получить доллар за каждый план, который я разработал и который провалился.

Официант принес бокал портвейна, и следующие сорок минут Белл потратил на то, чтобы ознакомить Ван Дорна с планом захвата Мясника и рассказать, как бандиту удалось провести и его, и шерифа Парди. Белл рассказал, как погиб Ирвин, как он сам был ранен, как очнулся в больнице Теллурида.

Когда Белл закончил, Ван Дорн спросил:

— А ты уверен в том, что Яков Кромвель — бандит Мясник?

— Его переодевание было гениальной работой, мы с Ирвином утратили бдительность. Но не может быть сомнений в том, что это Кромвель. Я узнал его в женской одежде в банке. Мы вместе с Парди опознали его сестру, Маргарет, которая находилась в городе и помогала ему в ограблении.

Ван Дорн достал портсигар из кармана жилета, извлек из него длинную сигару и раскурил ее, чиркнув спичкой по ногтю большого пальца.

— Полная бессмыслица. Если Кромвель богат, владеет банком, активы которого равны миллионам, живет на холме Ноб в Сан-Франциско, что он выигрывает, рискуя всем этим, совершая ограбления и убийства?

— Из того, что мне удалось узнать, ясно, что деньги, украденные им, были использованы для создания активов банка.

— Но почему сейчас, когда он финансово независим и обеспечен, а его банк процветает? Почему он продолжает свое опасное криминальное ремесло?

Белл смотрел в окно на синее небо над городом.

— Самый простой ответ в том, что он безумен. В уме у меня сложился его образ. Уверен, он грабит и убивает, потому что ему нравится это. Деньги уже давно не являются для него целью. Они утратили свое значение. Подобно человеку, склонному к пьянству и опиуму, его тянет к нанесению увечий и совершению убийств. Он верит в то, что он недосягаем для правоохранительных органов, что он непобедим. Каждое его преступление — вызов, брошенный закону.

— Но ты должен признать, — сказал Ван Дорн, выпуская огромное голубое кольцо дыма, — что до сих пор он проделал довольно большую работу, чтобы выставить нас и каждого офицера правоохранительных органов западнее Миссисипи как группу непрофессионалов.

— Но Кромвель не без недостатков. Он человек, а человеку свойственно ошибаться. Когда придет время, я хотел бы оказаться там.

— Куда ты отправишься отсюда?

Белл сделал гримасу.

— Хотел бы, чтобы все перестали задавать мне один и тот же вопрос.

— И все же?

Белл посмотрел на Ван Дорна сосредоточенным и спокойным взглядом.

— Обратно в Сан-Франциско, чтобы собрать материал для дела Кромвеля.

— Судя по тому, что ты рассказал мне, это будет нелегко. У тебя слишком мало доказательств, чтобы открыть дело. Адвокат защиты просто уничтожит тебя как свидетеля обвинения. Он высмеет твое опознание человека, одетого как женщина, заявив, что это невозможно. Без второго свидетеля или отпечатков пальцев ты будешь напрасно сражаться, и твое дело будет проиграно.

Белл уставился на Ван Дорна ледяным взглядом.

— Вы предлагаете мне отказаться от расследования?

Ван Дорн бросил на него сердитый взгляд.

— Ничего подобного я не предлагаю. Только указываю на факты. Ты прекрасно знаешь, что в агентстве это дело номер один. Мы не успокоимся, пока Кромвель не окажется за решеткой.

Белл осторожно дотронулся до головы сбоку, словно хотел проверить, на месте ли еще рана.

— Как только мне удастся связать все концы здесь, в Денвере, я немедленно возвращаюсь в Сан-Франциско.

— Могу организовать команду агентов в помощь тебе. Стоит лишь попросить.

Белл отрицательно покачал головой.

— Нет. Пока у меня есть Кертис, моя правая рука, и поддержка Бронсона и агентов из его офиса, у меня достаточно помощников. Лучше нам продолжать работать под прикрытием без целой армии агентов, с которыми возможны осложнения.

— А что скажешь о полковнике Дензлере и департаменте уголовных расследований в Вашингтоне? Может ли правительство оказать помощь в этом деле?

— Да, но только в подходящий момент. Кромвель пользует огромным влиянием среди политической элиты Сан-Франциско. Он ведущий филантроп в городе. Если мы получим достаточно доказательств, чтобы предъявить ему обвинение, его друзья будут сражаться с нами за каждую пядь. В этот момент нам потребуется от федерального правительства вся помощь, которую оно сможет предоставить.

— Каков же твой план?

— Пока я еще не определился с планом. Кромвель жирует, счастлив, глух и нем, не ведая, что мы всё ближе к нему с каждым днем.

— Но сейчас ты не подошел к нему ближе, чем три недели назад.

— Да, но сейчас у меня есть преимущество.

Ван Дорн поднял брови и скептически пробормотал:

— Что еще за преимущество?

— Кромвель не знает, что я жив.

— Когда он увидит тебя воскресшим, это будет ударом для него.

Белл едва улыбнулся:

— На это я и рассчитываю.

Глава 28

Рана Кромвеля от пули Белла была нетяжелой. До возвращения домой рану лечил терапевт, а потом, уже в Сан-Франциско, сквозную рану в боку дезинфицировали антисептиком, зашили и перевязали. Врач, старый друг, не задавал вопросов, но Кромвель тем не менее соврал ему, сказав, что, когда он чистил ружье, оно случайно выстрелило. Так как жена врача получала щедрые пожертвования от Кромвеля для осуществления своего любимого проекта — создания балетной труппы Сан-Франциско, доктор ничего не сообщил полиции и поклялся, что об инциденте никогда и нигде не упомянет.

Кромвель вернулся в свой офис в банке и приступил к рутине управления своей финансовой империей. Первым делом на сегодняшний день было составление речи в честь открытия пансиона для стариков, построенного на его деньги. Скромность не относилась к числу достоинств Кромвеля, и он назвал больницу своим именем. Он вызвал Марион Морган и велел ей написать на основании его заметок речь.

Она села в кресло перед его письменным столом и внимательно посмотрела на хозяина.

— Если разрешите, мистер Кромвель, то я хотела бы спросить, как вы себя чувствуете? Вы немного бледны.

Он заставил себя улыбнуться, инстинктивно слегка коснулся своего бока.

— Ночью простудился на рыбалке. Уже почти всё прошло.

Он передал ей свои заметки, развернулся вместе с кожаным креслом и уставился в окно.

— Отредактируй мою речь для пансиона, и прошу тебя, пожалуйста, не стесняйся и вноси изменения, которые сочтешь уместными.

— Да, сэр.

Марион встала, собираясь выйти из офиса Кромвеля, но в дверях нерешительно остановилась.

— Прошу прощения, по вам что-нибудь известно о детективе из агентства Ван Дорна?

Кромвель резко развернулся от окна и с любопытством уставился на нее.

— Исаак Белл?

— По-моему, так его зовут.

Кромвель не смог сдержать ухмылки, когда произносил:

— Он умер. Я слышал, что его застрелили во время ограбления банка в Колорадо.

Сердце у Марион словно зажали между двумя глыбами льда. Она не могла поверить словам Кромвеля. Губы ее задрожали, она отвернулась, чтобы он не видел ужаса, написанного на ее лице. Едва владея собой, она, не произнеся ни слова, вышла из офиса и закрыла дверь.

Марион села за свой стол, будто в трансе. Она не могла понять ощущения скорби по человеку, которого едва знала, с которым они всего один раз обедали вместе. Но в памяти возник его портрет, словно он стоял прямо перед ней. Тоненькая недолговечная ниточка, связавшая их, была грубо оборвана. Она не могла объяснить ощущения горя, да и не пыталась. Просто возникло такое чувство, словно она потеряла дорогого друга.

Дрожащими руками Марион вставила лист бумаги в пишущую машинку и приступила к составлению речи на основе полученных заметок.

В пять часов дня Кромвель стоял на ступенях нового четырехэтажного здания из красного кирпича на пересечении улиц Гири и Филлмор, слушая длинную и витиеватую речь мэра города Юджина Шмица, близкого друга Кромвеля, пользовавшегося крупными пожертвованиями, которые тайно переводились на его личный счет в банке Кромвеля. На открытие пансиона собралась пятитысячная толпа, в которой были представители пожарного и полицейского департаментов города, политические боссы и более пятидесяти престарелых пациентов, которые неподвижно сидели в своих креслах-каталках.

Выступление Кромвеля было кратким и не выходило за рамки темы. Он скромно назвал себя «смиренным божьим посланцем», который решил оказывать помощь тем, кто не может помочь себе сам. После окончания его выступления раздались вежливые и сдержанные аплодисменты, соответствующие официальной* церемонии. На парадном входе перерезали ленточку, и все стали тепло поздравлять Кромвеля. Он пожал каждую руку, протянутую ему. Затем началось настоящее шоу, когда он обнимал всех пациентов, входивших в здание. Мэр Шмиц передал ему бронзовую табличку, на которой был начертан перечень его филантропических деяний, и объявил, что, начиная с этого дня и впредь, двенадцатое апреля будет называться Днем Якова Кромвеля.

Пройдя через толпу поклонников, Кромвель добрался до парковки, где его ждал «мерседес-симплекс». Нарядная Маргарет, в зеленом шерстяном платье с капюшоном, была уже за рулем.

— Хорошо сделано, брат. Еще одно доброе деяние под знаменем Кромвеля.

— Никогда не повредит иметь друзей, занимающих высокие посты, а также пользоваться обожанием черни, от которой дурно пахнет.

— Разве мы не гуманитарная помощь? — саркастически спросила она.

— А как дела с твоими благотворительными проектами, о которых в газетах уже опубликованы статьи на страницах, посвященных общественным организациям? — парировал он.

— Развиваются понемногу.

Кромвель подошел к передней части машины и завел двигатель. Маргарет включила зажигание. Машина закашляла и взревела. Кромвель забрался на сиденье, Маргарет установила передачу, и «мерседес» выскочил на улицу между канатной машиной и грузовиком с пивом.

Кромвель уже привык к безумной манере вождения своей сестры и расслабился, сидя на своем сиденье, но был готов вскочить в любой момент.

— Поехали к Тихоокеанским Высотам, остановись перед парком Лафайет.

— Есть особые причины?

— Сможем погулять по дорожкам и поговорить.

Больше она не задала ни одного вопроса. «Мерседес-симплекс» легко поднялся на холм. Затем Маргарет повернула с улицы Филлмор, поехала по Сакраменто до самого парка и остановилась в начале дорожки, идущей между деревьев. Через пять минут они уже подошли к самой высокой точке парка, откуда открывался прекрасный вид на город.

— О чем ты хотел поговорить? — спросила Маргарет.

— Решил предпринять еще одно ограбление.

Она замерла на ходу и огорченно посмотрела на него.

— Наверное, ты шутишь.

— Напротив, совершенно серьезен.

— Но зачем? — изумилась она. — Что ты хочешь выиграть? Тебя чуть не схватили в Теллуриде. Зачем бессмысленно испытывать судьбу?

— Потому что мне нравится бросать вызов. К тому же приятно быть легендой своего времени.

Она отвернулась, вид у нее был ошеломленный.

— Это глупо.

— Ты не понимаешь, — сказал он, обнимая ее за талию.

— Понимаю лишь то, что это настоящее безумие: однажды удача отвернется от тебя, и тебя повесят.

— В любом случае, пока мне это не угрожает, — сказал он. — И не будет угрожать, пока их лучший агент лежит в могиле.

Маргарет вспомнила фантастические фиолетовые глаза, руку Белла, обнимавшую ее за талию, когда они танцевали в отеле «Браун-палас». Ей показалось, что издалека она слышит его голос.

— Трудно поверить, что Белл умер.

Он удивленно посмотрел на нее.

— Ты сказала это так, словно сильно увлечена им.

Она пожала плечами и постаралась принять безразличный вид.

— О, он прекрасно выглядел, в нем было что-то особенное. Полагаю, что многие женщины находили его обаятельным.

— Не имеет значения. Исаак Белл — уже история.

Кромвель остановился, и они с сестрой пошли обратно к автомобилю.

— Хочу одурачить Ван Дорна и всех остальных офицеров правоохранительных органов, которые мечтают повесить меня. Им и в голову не придет, что я могу совершить еще одно уголовное преступление так скоро, да еще и в банке такого города, который они даже не заподозрят. И вновь они останутся со спущенными штанами.

На глазах у нее выступили слезинки, Маргарет смахнула их носовым платком, совершенно не понимая, вызваны ли ее чувства уходом из жизни Белла или безумием брата.

— Где же на этот раз?

— Это будет не зарплата, поступившая в шахтерский город, — сказал он, широко улыбаясь. — Сделаю вираж и нанесу удар по городу, который не ожидает меня.

— Какой же?

— Сан-Диего, здесь, в Калифорнии.

— Это почти у нас на задворках.

— Тем лучше, — сказал Кромвель. — Тем легче мне будет скрыться.

— Почему ты выбрал Сан-Диего, что в нем особенного?

— Потому что банк «Уэллз Фарго» в этом городе переполнен депозитами купцов и доходами кораблей, привозящих товары в порт. И еще потому, что хочется заглянуть к своему самому главному конкуренту.

— Ты сошел с ума.

— Не называй меня сумасшедшим! — грубо сказал он.

— А как ты сам назовешь себя? Всё, что мы сделали, может рухнуть, если тебя когда-нибудь поймают.

— Нет, потому что им приходится иметь дело с выдающимся умом, — вызывающе сказал Кромвель.

— Когда же ты остановишься? — требовательно спросила Маргарет.

— Когда банк Кромвеля станет таким же большим, как банк «Уэллз Фарго», а меня провозгласят королем Сан-Франциско, — сказал он с угрожающим блеском в глазах.

Она знала, что спорить с братом бесполезно. Не ставя его в известность, она в течение многих лет спокойно переводила активы, не спеша и понемногу, в банк «Уэллз Фарго», где ему никогда не удалось бы обнаружить их. Дорогие ювелирные украшения, приобретенные ею, лежали в надежной сейфовой ячейке банка. Если произойдет самое страшное, если брата схватят и повесят, она уедет из Сан-Франциско, отправится в Европу и будет жить в роскоши, пока не найдет богатого и титулованного мужа.

Они подошли к автомобилю, Яков помог сестре сесть на место водителя. Самоуверенность переполняла Кромвеля, когда он заводил машину. Опасность, подобная кораблю, плывущему в бурном море на всех парусах, опьяняла его, как наркотик. От мысли о том, как перехитрить правоохранительные органы на западе еще раз, его лицо сияло, как у религиозного фанатика, который только что стал свидетелем чуда.

Никто из них не обратил внимания на мужчину, сидевшего на скамейке около машины, одетого как рабочий; на коленях он держал ящик с инструментами и небрежно курил трубку.

Глава 29

Поезд доставил Белла в Сан-Франциско в восемь часов утра. В девять часов он встретился с Кертисом, Бронсоном и пятью его агентами. Все они сидели вокруг огромного стола в конференц-зале, который был в два раза больше стола в офисе в Денвере. Белл смертельно устал, раны еще беспокоили его, но он не обращал внимания на боль, как и всегда прежде, и держался браво.

— Джентльмены, — начал он, — сейчас, когда нашим подозреваемым номер один является Яков Кромвель, мы собираемся вести наблюдение за ним и его сестрой Маргарет все двадцать четыре часа в сутки.

— Это значит — следить за каждым их движением за пределами дворца на Ноб Хилл, — добавил Бронсон.

Один из агентов поднял руку.

— Сэр, нам нужны будут фотографии для опознания, так как большинство из нас не имеет ни малейшего представления о том, как он выглядит.

Бронсон поднял со стола объемистую папку.

— Их фотографировали, когда они были в городе или где-то в окрестностях.

— Кто их снимал? — спросил Белл.

Бронсон улыбнулся и кивнул на одного из своих агентов.

— Присутствующий здесь Дик Кроуфорд — блестящий фотограф.

— У Кромвелей не вызвал подозрений фотограф, который крутился около них и снимал? — спросил Кертис.

Бронсон кивнул Кроуфорду.

— Дик, расскажи всем, как ты снимал, чтобы они всё правильно поняли и не волновались.

Кроуфорд, мрачный человек с маленькой челюстью, кустистыми бровями и лысым черепом, заговорил серьезно, без малейшего намека на юмор:

— Я был в комбинезоне и нес ящик с инструментами, в котором с одного конца было сделано отверстие для объектива камеры. Мне оставалось всего лишь опустить руку в ящик, настроить фокус и сделать снимок. Они так ничего и не поняли, ни разу даже не посмотрели в мою сторону. — Затем он поставил камеру на стол и объяснил, как ею пользоваться: — Перед вами специальная камера полного обзора с моментальной настройкой фокуса фирмы Кодак, которая дает возможность получать фотографии размером с почтовую открытку.

Пока Кроуфорд рассказывал, Бронсон раздавал фотографии Якова и Маргарет Кромвель.

— Обратите внимание, что снимки удивительно четкие, — продолжал Кроуфорд. — Уникальная особенность этой камеры заключается в том, что, в отличие от остальных камер с фиксированным фокусом, я могу устанавливать расстояние сам с помощью небольшого колесика, которое вы видите сбоку. Мне остается лишь нажать на кнопку, и передняя часть объектива выдвигается вперед на нужное для экспозиции расстояние.

Все изучали фотографии. На них Кромвели, вместе или порознь, шли по улицам, выходили из магазинов и ресторанов. На нескольких снимках Яков Кромвель входил в банк и выходил из него. На двух фотографиях он произносил речь в честь открытия пансиона для престарелых. Кроуфорд последовал за ними даже в парк Лафайет и снял их, когда они прогуливались по дорожке. Белла особенно заинтересовали снимки, на которых Маргарет была за рулем автомобиля экзотического вида.

— «Мерседес-симплекс», — восхищенно произнес он. — Кромвели знают толк в автомобилях, у них хороший вкус.

Бронсон просмотрел снимки, на которых был изображен автомобиль.

— У него дорогой вид, А какова его скорость?

— По меньшей мере, семьдесят, возможно, восемьдесят миль в час, — ответил Белл.

— Сомневаюсь, что в Сан-Франциско найдется машина, способная догнать его в случае погони, — сказал агент с густой гривой волос, который сидел в конце стола.

— Теперь есть, — сказал Белл, и его губы расплылись в широкой улыбке. — Ее выгрузили из товарного вагона этим утром. — Он посмотрел на Кертиса. — Я правильно говорю, Арт?

Кертис кивнул.

— Твой автомобиль стоит на грузовом складе компании «Саузерн Пасифик». Я нанял мальчишку, который работает на железной дороге, чтобы он вымыл машину.

— Ты прислал автомобиль сюда из…

— Чикаго, — закончил Белл.

— Очень интересно узнать, — сказал Бронсон, — что же особенного может быть в автомобиле, чтобы тебе пришлось везти его сюда из Чикаго?

— Скоростная машина может пригодиться. К тому же может оказаться и так, что она составит пару «мерседесу-снмплекс» Кромвеля, если дело дойдет до погони.

— Какая фирма изготовила ее? — спросил Кроуфорд.

— Это локомобиль, — ответил Белл. — Джо Трейси занял на нем третье место в гонках по дорогам в Лонг-Айленде на кубок Вандербилта в 1905 году.

— Какая у него скорость? — спросил Бронсон.

— До ста пяти миль в час на прямом отрезке пути.

Наступила полная тишина. Все были просто поражены и не могли поверить в услышанное.

Им еще не приходилось видеть машину, способную развивать такую высокую скорость, или слышать о ней. Профессиональные автомобильные гонки на машинах, выпущенных конкурирующими заводами-изготовителями, еще не докатились до западного побережья.

— Невероятно, — в ужасе сказал Бронсон. — У меня не хватает воображения, чтобы представить, что что-то может ехать со скоростью сто миль в час.

— А ты можешь ездить на нем по улицам? — спросил Кертис.

Белл кивнул.

— У меня уже установлены крылья и фары, передача модифицирована для уличного движения.

— Ты просто обязан прокатить меня в нем, — сказал Бронсон.

Белл рассмеялся.

— Думаю, это можно организовать.

Бронсон снова сосредоточился на фотографиях Кромвелей.

— Есть какие-нибудь соображения относительно следующих действий бандита?

— Могу побиться об заклад, — сказал Кертис, — что после Теллурида дни его грабежей и убийств закончились.

— Звучит вполне логично, если он знает, что мы сели ему на хвост, — согласился Бронсон.

— Мы не можем быть уверены в этом, если он думает, что все свидетели провала в Теллуриде погибли, включая меня, — сказал Белл. — Он безумный человек, гонимый жаждой грабежей и убийств. Я не верю, что он когда-нибудь охладеет к этому. Кромвель верит в то, что его преступления никто и никогда не сможет отследить. По характеру своих действий он отличается от Черного Барта, Джеймса Генга, Дальтонов и Кровавого Кэссиди. По сравнению с Кромвелем, они были просто грубыми, неотесанными, провинциальными любителями.

Один из агентов пристально смотрел на Белла со все увеличивающимся восхищением.

— Так ты думаешь, что он снова совершит налет?

— Да, именно так.

— Ты же сумел провести его своей историей о Теллуриде, сказал Бронсон. — Если он настолько умен, как ты сказал, Кромвель не допустит ту же самую ошибку во второй раз и не попадет в другую ловушку.

Белл отрицательно покачал головой.

— Боюсь, на это мало надежды. Нам остается в данный момент лишь попытаться заранее догадаться о его намерениях, а, не добившись этого, нам придется продолжать собирать доказательства до тех пор, пока мы сможем предъявить ему обвинение.

— По крайней мере, нам известно, что он не безупречен и тоже совершает ошибки.

Бронсон пробормотал:

— Он совсем рядом, почти как ты.

Белл налил себе чашку кофе из кофейника, стоявшего на столе.

— Наше преимущество заключается в том, что он не знает, что за каждым его движением следят. Вы должны быть крайне осторожны и не спугнуть его или его сестру. Если мы сможем остаться у него на хвосте в следующий раз, когда он отправится на грабеж, то у нас будет шанс остановить волну его преступлений.

Бронсон посмотрел на своих агентов.

— Похоже, мы уже определились со своей работой, джентльмены. Прошу вас решить между собой вопрос о непрерывных сменах наблюдения. Я получил телеграмму от мистера Ван Дорна. Он просит, чтобы не было никаких сбоев. Он хочет любой ценой схватить Мясника.

Белл обратился к Бронсону:

— Не мог бы ты сделать мне одолжение?

— Какое именно?

— Позвони в офис Кромвеля и попроси Марион Морган. Скажи ей, что ты звонишь строго конфиденциально, чтобы она не рассказывала о твоем звонке ни единому человеку, включая босса. Скажи ей, что встретишься с ней на северо-восточном углу улиц Монтгомери и Саттер, в квартале от банка Кромвеля, во время обеденного перерыва.

— А если она спросит, какова цель нашей встречи?

Белл угрюмо улыбнулся.

— Просто скажи ей, что это срочно, и ничего больше.

После совещания Белл и Кертис взяли кэб до товарного склада компании «Саузерн Пасифик». Они связались с заведующим, осмотрели машину на предмет возможных повреждений и, не найдя таковых, подписали все необходимые документы.

— Красавец, — восхищенно сказал Кертис, глядя на ярко-красный автомобиль, с блестящим медным радиатором, увенчанным сделанным на заказ бронзовым орлом с распростертыми крыльями. За радиатором был складной верх. Между двумя сиденьями возвышался огромный цилиндрический топливный бак. На огромных колесах, оставивших след на извилистых дорогах Лонг-Айленда в гонках на кубок Вандербилта, натянуты были узкие резиновые шины.

Белл забрался на сиденье за огромным рулем, установленным на длинной оси, включил зажигание и после целого ряда сложных манипуляций правой рукой с усилием повернул огромную заводную ручку. Мотор закашлял и со второй попытки заработал с громоподобным ревом.

К Беллу присоединился Кертис, и необычная машина двинулась с места, привлекая толпу складских рабочих, радостно приветствовавших их.

Как только локомобиль выехал на дорогу, идущую вдоль железнодорожного полотна, Кертис громко спросил:

— Мы едем обратно в офис?

Белл отрицательно покачал головой.

— Покажи мне дорогу на склад, где стоял крытый товарный вагон «Мебельной компании О'Брайна».

— Тогда поверни влево на следующем переезде, — сказал Кертис.

Спустя несколько минут Белл припарковал свой локомобиль за пустым складом и выключил мотор. Они стали подниматься по пандусу к загрузочному отсеку. На запасных путях стоял один-единственный товарный вагон.

— Здесь ты обнаружил фальшивый мебельный товарный вагон Кромвеля? — спросил Белл.

— Согласно расписанию движения товарных поездов железнодорожной компании «Саузерн Пасифик», — ответил Кертис. — Потом мы проверили все расписания движения товарных вагонов компании. Вагон 16173 больше не числится в списках компании «Саузерн Пасифик». Никто не знает, что с ним произошло. Похоже, что он исчез за одну ночь.

Белл изучил боковые стены вагона, стоящего у загрузочного отсека.

— Его могли перекрасить и присвоить ему новый серийный номер.

— Возможно. Почему бы и нет? — Кертис пристально посмотрел на номер и затем кивнул. — Вагон 16455. Проверю.

— Этот вагон недавно покрасили заново, — медленно произнес Белл. — На нем ни царапины.

— Ты прав, — задумчиво пробормотал Кертис.

— Он настолько чистый, будто только что поступил с завода.

Белл подошел к загрузочной двери вагона. Потрогал бронзовый замок, на который закрывали вагон.

— Интересно, почему пустой вагон на запасных путях закрыт?

— Возможно, его загрузили, и он стоит, ожидая, когда его прицепят к поезду.

— Хотел бы я знать, что там внутри, — размышлял Белл.

— Взломать его? — спросил Кертис нетерпеливо.

Белл слегка покачал головой.

— Лучше на время оставить всё, как есть. Пока не проверим его серийный номер, мы не узнаем историю этого вагона. А если он принадлежит Кромвелю, то, когда мы тронем замок, он поймет, что кто-то интересуется им.

— Если мы докажем, что это тот самый товарный вагон, которым он воспользовался, чтобы скрываться после своих преступлений, то сможем арестовать его.

— Всё не так просто. Этот вагон может оказаться пустым, поставленным сюда временно. Кромвель не дурак. Он не будет оставлять повсюду улики, которые только и ждут, чтобы их обнаружили. А если внутри нет того, что могло бы разоблачить преступника, шансов оказаться в петле палача у Кромвеля недостаточно.

Кертис понимающе пожал плечами.

— Мы будем следить за ним, но сомневаюсь, что он воспользуется вагоном в ближайшее время, да и вообще когда-нибудь, учитывая, что в Теллуриде мы его едва не поймали.

— И рано или поздно до него дойдут слухи, что я остался жив, а ему известно, что я узнал его, — сказал Белл, широко улыбаясь. — Вот тогда-то он действительно начнет делать интересные вещи.

Марион положила телефонную трубку и посмотрела на дверь, ведущую в кабинет Кромвеля. Как обычно, она была закрыта. Он почти всегда работал в одиночестве, руководя своим бизнесом по телефону или по системе громкой связи, которую установил во всем банке.

Она взглянула на большие настенные часы с маятником. Стрелки показывали без трех минут двенадцать. Когда она положила телефонную трубку, выслушав Бронсона, ее охватило смятение; она разрывалась между своей преданностью Кромвелю (должна ли она рассказать ему о звонке?) и нарастающим волнением от необходимости совершить тайный поступок. Так как между нею и Кромвелем за прошлый год наметилась явная трещина, особенно начиная с той ночи на побережье Барбари, когда он и Маргарет вели себя очень странно, она теперь испытывала меньше уважения к нему. Он оказался не тем человеком, которому она привыкладоверять в течение многих лет. Большую часть времени он был с ней равнодушен, холоден, груб и держал дистанцию.

Минутная стрелка соединилась с часовой, обе показывали двенадцать. Она взяла свою сумочку, надела шляпку и вышла из офиса, не спуская глаз с закрытой двери кабинета Кромвеля. Она прошла мимо лифта и спустилась в вестибюль по лестнице. Пройдя через огромные входные двери, повернула и заспешила по улице Саттер в сторону улицы Монтгомери. Был обеденный перерыв, и улицы были оживленными, поэтому ей потребовалось целых десять минут, чтобы дойти до угла. Она остановилась, оглядываясь по сторонам, но убедилась, что никто не смотрит на нее и не идет к ней. Они никогда не встречалась с Бронсоном и не имела ни малейшего представления о том, как он выглядит.

Через минуту ее внимание — как и многих проходящих по улице — привлекла огромная красная машина, которая легко двигалась в оживленном потоке. В ней ощущалась грубая сила, поэтому казалось, что она неслась по мостовой, хотя ее скорость не превышала двадцати миль в час. Машина была отполирована вручную до блеска и выглядела крайне элегантно.

Занятая машиной, она совершенно не замечала человека за рулем, пока автомобиль не остановился перед ней и шофер не сказал:

— Пожалуйста, Марион, садись.

Она побледнела, одна рука взлетела вверх и прижалась к горлу. Марион была ошеломлена; фиолетовые глаза Исаака Белла, казалось, затягивали ее в глубины его души.

— Исаак, — прошептала она. — Яков сказал, что ты умер.

Он протянул руку, схватил ее и втащил на кожаное пассажирское сиденье с удивительной легкостью и силой.

— Это просто доказывает, что ты не должна верить всему, что слышишь.

Не обращая внимания на толпу, собравшуюся вокруг машины, Белл обнял Марион за талию, прижал к себе и поцеловал.

— Исаак! — вырвалось у нее, когда он отпустил ее. Но в ее протесте было больше восторга и смущения. — Не на виду же у всех.

К этому времени толпа, собравшаяся поглазеть на машину, уже развлекалась тем, что разглядывала мужчину и женщину на передних сиденьях. Люди начали аплодировать им.

Белл откинулся на сиденье и задорно улыбался.

— Никогда не мог устоять перед прекрасной дамой.

Марион была почти подавлена всем происходящим вокруг — почти, но не полностью.

— Пожалуйста, не могли бы мы уехать отсюда? — попросила она.

Белл рассмеялся, приподнял шляпу, приветствуя людей, радующихся за него, и перевел локомобиль на первую передачу. Слегка нажал на педаль газа и тронулся с места. Он поехал на север на улицу Монтгомери, а затем повернул налево в Чайн-таун. Свернул в переулок и остановился перед большим китайским рестораном, выкрашенным в красный и золотистый цвета и с крышей в форме пагоды. Служащий, ожидающий у входа, поклонился.

— Я прослежу за вашей машиной, сэр.

Белл дал ему чаевые, от которых у того глаза вылезли на лоб.

— Я надеюсь на тебя.

Затем он помог Марион выйди из машины.

— «Императрица Шанхая», — сказала она, разглядывая вход. — Мне всегда хотелось побывать здесь.

— Это высокая похвала.

— Откуда ты узнал об этом ресторане?

В длинном коридоре их приветствовала китаянка в длинном шелковом кимоно. Она проводила их вверх по лестнице в небольшой отдельный кабинет и усадила там. Пока они изучали меню, подали чайник и налили в чашки чай.

— Ты хромаешь, — сказала она.

— Небольшое напоминание о Теллуриде в Колорадо.

Только сейчас, когда он снял шляпу, она увидела у него на голове повязку. Нахмурилась и подняла брови.

— Еще один сувенир?

Он кивнул и весело улыбнулся.

Марион посмотрела в глаза Белла, и ее взгляд затуманился.

— Ты даже представить себе не можешь, как я счастлива, что тебя не убили.

— Твой босс, разумеется, пытался.

— Мистер Кромвель! — воскликнула она. Сочувствие резко сменилось тревогой. — Не понимаю!

— Он тот самый человек, который стрелял в меня и убил агента Ван Дорна, моего друга.

— Не может быть, чтобы ты говорил это серьезно.

— Нравится тебе или пет, Яков Кромвель бандит Мясник, который за прошлые двенадцать лет ограбил двадцать банков и убил почти сорок невинных людей.

— Это безумие!

Марион прикусила нижнюю губу. У нее был такой вид, словно она потерялась, заблудилась и ей некуда вернуться.

— Он не мог этого сделать.

— Это правда, — сказав Белл с внезапной нежностью. — У нас есть доказательства. Возможно, еще недостаточные, чтобы предъявить обвинение, но всё указывает на Кромвеля.

— Он помог огромному количеству нуждающихся, — протестовала она.

— Фронт, — ледяным тоном сказа Белл. — Он возводит стену вокруг империи, охраняемую армией добропорядочных граждан, которые верят в то, что он и Маргарет — щедрые люди, которые помогают бедным исключительной по доброте сердечной. Это спектакль. Кромвель мог бы заботиться и меньше о тех, кто нуждается. Он использует их в своих интересах, для достижения своих целей. А коррумпированных политиканов города он поддерживает тайными пожертвованиями, и, по их убеждению, он не может совершать ничего преступного.

Маргарет в полном смущении пила чай, ее рука заметно дрожала.

— Просто отказываюсь поверить в это, — пробормотала она.

Белл перегнулся через стол и взял обе ее руки в свои.

— Поверь мне, Марион, это правда. Я узнал его в тот момент, когда он выстрелил в меня в банке Теллурида.

Она отобрала руки и сжала их.

— Зачем Якову грабить банки, если он уже владеет вторым по величине банком в Сан-Франциско? Это слишком абсурдно, чтобы быть реальным.

— Не могу ответить тебе на это. В самом начале он отбирал деньги, чтобы создать собственный банк. Но, когда разбогател, грабежи и убийства превратились в навязчивую идею. Я попытался поставить себя на место Кромвеля. Грабежи и убийства для него как наркотик. Он ничего не может поделать с собой и будет продолжать убийства, пока я не остановлю его.

Через стол она посмотрела в его фиалковые глаза. Они были темные и холодные.

— Ты, Исаак? Неужели это должен сделать ты?

— Я не могу допустить, чтобы он продолжал убивать людей, — Белл произнес эти слова таким тоном, словно читал обвинительное заключение в зале суда. — Я не могу позволить, чтобы он показывал нос закону и разгуливал на свободе, ведя образ жизни богатого Санта Клауса. — Затем он добавил: — Это распространяется и на его сестру, Маргарет. Она погрязла в его чудовищных операциях по самую свою прелестную шейку.

В полном смятении Марион опустила голову так, что шляпка скрыла ее глаза.

— Я давно знакома с Яковом и Маргарет, но, оказывается, совершено не знаю их.

— Тяжело, — мягко сказал Белл, — но тебе придется смириться с этим.

Она подняла голову, и поля ее шляпки, украшенной цветами, приподнялись спереди так, что он смог посмотреть прямо в ее зеленые, цвета кораллового моря, глаза.

— Что я могу сделать? — тихо спросила она.

— Прежде всего, делать вид, что ничего не знаешь. Продолжай выполнять свои обязанности как преданная секретарша. Наши агенты будут постоянно следить как за братом, так и за сестрой. Но ты должна сообщать обо всем подозрительном и необычном в действиях Якова. Это всё, что требуется от тебя.

— Ты, конечно, хочешь сказать, сообщать тебе.

Он кивнул.

— Да.

У нее возникло ощущение, что ее используют, что Белл проявляет к ней интерес исключительно как к информатору. Она отвернулась, чтобы он не увидел ее слез, навернувшихся на глаза.

Белл мгновенно понял, что пришло ей в голову. Он подвинул свой стул так, что оказался очень близко к ней, и обнял се рукой за плечи.

— Знаю, о чем ты подумала, Марион, и это неправда. Знаю, что прошу тебя притворяться, но на весах жизни людей. И более того. Это далеко не только просьба о помощи, — он сделал паузу, чтобы набраться храбрости. — Марион, я люблю тебя. Не могу объяснить, почему это произошло так неожиданно, но это произошло. Ты должна поверить мне.

Марион посмотрела ему в лицо и увидела там только любовь и нежность. Ее страхи исчезли в одно мгновение, она подалась вперед и крепко поцеловала его в губы. Потом отстранилась от него и игриво улыбнулась.

— Ты, наверное, думаешь, что я бесстыдная девчонка.

Он рассмеялся, увидев, что она покраснела.

— Вовсе нет. Мне нравится это.

В глазах у нее появилась нежность.

— Должна признаться, что уже что-то почувствовала, увидев тебя в первый раз, когда ты внезапно появился в офисе.

На этот раз он поцеловал ее.

После долгого поцелуя он отстранился и широко улыбнулся.

— Думаю, нам пора сделать заказ, пока нас не попросили покинуть помещение из-за неприличного поведения.

Глава 30

После ленча с Беллом Марион вернулась в офис и уже напечатала половину письма, когда Кромвель вызвал ее. Она нервничала и старалась не смотреть ему в лицо, когда он заговорил.

— Марион, я собираюсь отправиться на Национальную конференцию банковского сообщества. В этом году она проводится в Лос-Анджелесе с двадцать восьмого по тридцатое марта. Не могла бы ты подготовить все необходимые документы для моей поездки и заказать мне комнату в гостинице «Фремонт» в нижнем городе?

— Чтобы попасть в Лос-Анджелес к двадцать восьмому числу, нужно выехать завтра, — сказала Марион. — Времени страшно мало.

— Знаю, — сказал Кромвель, бесцеремонно пожимая плечами. — Я вообще не собирался туда ехать, но потом передумал.

— Не хочешь ли взять напрокат частную машину?

— Нет, пусть частные автомобили нанимают президенты банков Крокера и «Уэллз Фарго». Когда я отправляюсь по банковским делам, то еду как простой пассажир, чтобы мои вкладчики знали, что я думаю только об их интересах и не проматываю их деньги попусту.

Марион, шелестя юбками, поднялась со стула.

— Займусь этим.

Вернувшись за свой письменный стол, она сняла телефонную трубку и тихо, почти шепотом, попросила оператора соединить се с детективным агентством Ван Дорна. Как только Марион назвала телефонистке свое имя, ее немедленно соединили с Беллом.

— Исаак?

— Марион? Как раз собирался позвонить тебе и пригласить на обед и на представление.

Ей было приятно, что он счастлив, услышав ее голос.

— У меня есть для тебя информация, — серьезно сказала она. — Яков собирается уехать из города.

— Ты знаешь куда?

— В Лос-Анджелес, — ответила она. — Он собирается принять участие в Национальной конференции банковского сообщества. Это форум банкиров, на котором обмениваются новейшей информацией о банковских операциях.

— Когда она состоится?

— С двадцать восьмого по тридцатое этого месяца.

Белл на мгновенье задумался.

— Он уже завтра должен сесть в поезд, чтобы успеть в Лос-Анджелес к двадцать восьмому.

— Да, правильно, — сказала Марион. — Сразу после звонка тебе я должна зарезервировать ему билет. Он поедет как обычный пассажир.

— Не похоже, чтобы твой босс старался экономить деньги.

— Он заявил, что на вкладчиков банка произведет хорошее впечатление, если он не будет пускать на ветер активы банка.

— А что ты думаешь, Марион? Это деловая поездка?

Она ни секунды не колебалась с ответом:

— Мне известно, что в этих числах в Лос-Анджелесе должна состояться Национальная конференция банковского сообщества.

— Я позабочусь о том, чтобы один из наших агентов постоянно следовал за ним.

— Я чувствую, что, действуя за его спиной, пятнаю свою репутацию, — сказала она, мучаясь угрызениями совести.

— Не сожалей об этой, любимая, — нежно ответил Белл. — Яков Кромвель — настоящее воплощение зла.

— В котором часу мне ждать тебя? — спросила Марион, радуясь тому, что можно сменить тему.

— Я заеду за тобой в шесть часов, чтобы мы успели пообедать пораньше и успеть на представление.

— Мы поедем в твоем красном гоночном автомобиле?

— А ты возражаешь?

— Нет, мне правится скорость.

Он рассмеялся.

— Так и знал, что в тебе есть что-то такое, что привлекает меня.

Марион положила телефонную трубку, с удивлением заметив, как сильно бьется у нее сердце.

Инстинкт и знание того, что Белл и его агент Ирвин шпионили за ним повсюду, прежде чем он убил их, заставляли Кромвеля тщательнее маскировать свои намерения и следы. Он был уверен, что после потерн двух своих агентов Ван Лори будет вести расследование еще энергичнее, изучая каждый след, оставленный преступником. Можно ожидать появления новых агентов, задающих еще больше вопросов о похищенных деньгах, распределенных через торговцев и через другие банки по всему городу.

Чтобы обезопасить себя, Кромвель зашел к главному диспетчеру железнодорожной компании «Саузерн Пасифик» и отдал ему письменный запрос на перемещение своего замаскированного товарного вагона, теперь уже с серийным номером 16455, на новое место — через залив в Окленд. В считанные минуты распоряжение поступило к начальнику депо, который отправил маневренный локомотив, к нему прицепили вагон, и он оттащил его на паром для товарных вагонов.

Заказал Кромвель и специальный поезд — частный пульмановский вагон, прицепленный к локомотиву и тендеру. Местом назначения стал город Сан-Диего. Заказ был отправлен от «Мебельной компании О'Брайна, Денвер», имевшей давние надежные связи с железнодорожной компании «Саузерн Пасифик».

Только после этого Кромвель вновь сел в свое кресло, закурил дорогую сигару и расслабился, совершенно уверенный, что он опять опередил на десять шагов своих противников, предупредив все подозрения, которые могли бы возникнуть у Ван Дорна или у любого другого агентства.

Он почувствовал бы себя еще увереннее, если бы знал, что товарный вагон перебросят на паром и транспортируют на запасные пути депо железнодорожной компании «Саузерн Пасифик» в Окленде раньше, чем Бронсон пошлет агента для слежки.

Глава 31

На следующий день, рано утром, Кромвель попрощался с Маргарет и сел в «роллс-ройс». Абнер аккуратно повел машину по оживленным городским улицам на пассажирскую станцию компании «Саузерн Пасифик», предназначенную для поездов, направлявшихся на север или на юг, которым не нужно было переправляться через залив. Остановившись перед входом на станцию, шофер открыл дверь машины и подал Кромвелю его саквояж.

Как только «роллс-ройс» отъехал от тротуара, Кромвель прошел на станцию, показал свой билет контролеру и присоединился к толпе пассажиров на платформе. Потом он поднялся на ступеньки третьего вагона и сел в поезд.

Агент Ван Дорна оставался на платформе до отправления поезда, чтобы убедиться, что Кромвель не вышел обратно. Только после этого агент на ходу вскочил в последний вагон и пошел по поезду. К его удивлению, Кромвеля нигде не было видно. Обеспокоенный, агент пробежал по всем вагонам, разыскивая его, пока не оказался перед закрытой дверью в багажный вагон. Но Кромвеля нигде не было. Затем он прошел по поезду в противоположном направлении, надеясь, что он просто пропустил Кромвеля, но того по-прежнему нигде не было.

Незаметно для окружающих Кромвель вышел из пассажирского вагона в дверь с противоположной стороны, спустился по ступенькам, прошел прямо через пути на другую платформу, где его ждал специальный поезд, заказанный им. Он поднялся в частный вагон, представлявший собой настоящую яхту на колесах. Здесь он расслабился: снял куртку, небрежно опустился в очень мягкое бархатное кресло и раскрыл утреннюю газету. Стюарт подал ему завтрак, специально приготовленный частным поваром вагона. Кромвель неторопливо читал газету «Хроника Сан-Франциско», когда поезд отошел со станции, перемещаясь на главный путь, ведущий в Лос-Анджелес, всего на пятнадцать минут позднее пассажирского поезда, на который заказала ему билет Марион.

— От моего агента нет ни слова, поэтому я могу с полной уверенностью сказать, что Кромвель на пути в Лос-Анджелес, — сказал Бронсон.

Белл, глядевший на карту, перевел взгляд южнее.

— По расписанию его поезд должен прибыть в Лос-Анджелес этим вечером в четыре тридцать. Мне сказали, что он остановится в гостинице «Фремонт».

— Мне повезло. Удалось отправить телеграмму Бобу Харрингтону, возглавляющему офис Ван Дорна в южной Калифорнии, раньше, чем внезапный паводок где-то на юге вывел из строя линии связи. Боб собирается отправить человека, переодетого водителем такси, который должен посадить Кромвеля в свою машину и доставить его в гостиницу. Мой агент в поезде покажет ему его. Начиная с этого момента, агенты Харрингтона не спустят с него глаз.

— Его поездка выглядит совершенно невинной, — медленно сказал Белл. — Но я не доверяю ему. Он что-то затеял. Я чувствую это нутром.

— Если попытается что-то предпринять, то далеко ему не уйти, — уверенно сказал Бронсон. — Сделай он хоть какое-нибудь незначительное фальшивое движение — и дюжина агентов навалятся на него, как тонна кирпича.

Белл пришел в пустой офис и позвонил в банк Марион.

— Как ты пережила прошлый вечер? — спросил он с любовью.

— Спасибо, замечательно провела время. Еда была превосходная, а представление прекрасное.

— Сейчас, пока нет кошки, не хочет ли мышка выйти из норки и поиграть — скажем, пойти куда-нибудь и съесть ленч?

— Уже иду.

— Встречу тебя перед банком.

— Буду ждать тебя там же, где в прошлый раз, — ответила она твердо. — Не хочу демонстрировать всем наши отношения. Если кто-нибудь из служащих банка увидит, что я сажусь в твою блистательную красную машину, сразу поползут слухи, которые дойдут до Якова.

— То же место, то же время, — успел сказать он раньше, чем она повесила трубку.

Поздним утром в офис прибежал посыльный «Вестерн Юнион».

— У меня срочное сообщение для мистера Хораса Бронсона, — сказал он, тяжело дыша.

Бронсон, возвращавшийся по коридору из ванной, отозвался:

— Бронсон — это я, давайте ваше сообщение.

Он дал курьеру монету и вскрыл конверт. Пока он читал сообщение, губы у него сжимались, а складка на лбу становилась все глубже. Он побежал в кабинет Белла.

— У нас неприятности, — сказал он.

Белл вопросительно посмотрел на него.

— Неприятности?

— Мой человек потерял Кромвеля.

Белл был ошеломлен и совершенно вышел из равновесия.

— Как он мог потерять его в поезде?

— Вероятно, Кромвель сел в поезд и сразу же выпрыгнул из него с противоположной стороны.

— Твой агент должен был сразу же предупредить нас! — выпалил Белл, вскипев от злости.

— Поезд отошел от станции, и он не мог выйти из него раньше, чем в Сан-Хосе, — объяснил Бронсон. — Оттуда он и послал телеграмму.

— Он мог бы сэкономить тридцать минут, используя телефон.

Бронсон беспомощно пожал плечами.

— Телефонные линии ненадежны и постоянно ремонтируются.

Белл опустился на стул, взбешенный тем, что у него выбили почву из-под ног.

— Он снова собирается грабить и убивать, — сказал он. Лицо его горело от негодования. — Злодей утирает нам нос.

— Если бы только знать где, — сказал Бронсон, переживая полный провал.

Белл подошел к окну и стал смотреть на крыши зданий. Он смотрел, ничего не видя, поглощенный своими мыслями. Наконец повернулся.

— Кромвель насмехается над нами, — медленно произнес он. — Он ждет, что мы начнем бегать вокруг, как цыплята, теряясь в догадках, куда он делся.

— Вероятно, он отправился в направлении, противоположном тому, которое назвал своей секретарше. — Бронсон бросил на Белла жесткий взгляд. — Если она не лжет.

Белл не ответил на его взгляд. Эта возможность пришла и ему в голову. Но он просто отрицательно покачал головой.

— Нет, уверен, что Марион сказала правду.

Бронсон подошел к карте Соединенных Штатов, висевшей на стене, и в полном недоумении начал рассматривать ее.

— Сомневаюсь, что он отправился на север в Орегон или в Вашингтон. Вероятнее всего, вернулся в здание парома, переправился через залив и сел в поезд, направляющийся на восток.

На лице Белла медленно проступала улыбка, которая становилась всё шире.

— Клянусь своим локомобилем, Кромвель по-прежнему едет на юг.

Бронсон посмотрел на него.

— Зачем ему продолжать двигаться на юг, если он надул нас, сойдя с поезда?

— Я знаю, как этот человек мыслит, — сказал Белл голосом, не допускающим возражений. — Хотя он и не знает, что за каждым его движением следят, он никогда не сделает ни единого шага, тщательно не продумав его.

Бронсон посмотрел на свои карманные часы.

— Следующего поезда не будет до полудня.

— Слишком поздно, — возразил Белл. — Он намного опережает нас.

— Но как мы можем судить об этом, он же вышел из поезда?

— Он нагородил Марион турусы на колесах о том, что поедет в простом вагоне, чтобы вкладчики его банка думали, что он самый обыкновенный парень. Ставлю десять против десяти, что он заказал частный поезд.

Опасения Бронсона стали рассеиваться.

— Всё равно у Харрингтона есть агенты, чтобы неотступно следить за ним, как только он прибудет в Лос-Анджелес.

Белл покачал головой.

— Его агенты не смогут опознать его. Твой агент вышел из поезда в Сан-Хосе. Возможно, он ждет следующего поезда, чтобы вернуться в Сан-Франциско.

— Это проблема, — согласился Бронсон. — Но все равно они смогут подхватить его в тот момент, когда он будет регистрироваться в гостинице «Фремонт».

— Если Кромвель вообще зарегистрируется в гостинице «Фремонт», — сказал Белл. — Он ведь улизнул из пассажирского поезда, поэтому маловероятно, что остальная часть истории, которую он рассказал мисс Морган, правдива.

— Если не в Лос-Анджелес, то куда еще он может направляться?

— Кромвель может остановить свой поезд в любом месте, где ему вздумается, но мне кажется, что он проследует через Лос-Анджелес.

— Через? — удивился Бронсон. — И куда же дальше?

— Он направится в то место, где мы меньше всего ожидаем ограбления, то есть совершенно не ожидаем, что оно произойдет там.

— И где же это?

— В Сан-Диего.

Несколько минут Бронсон спокойно обдумывал услышанное. Наконец сказал:

— Это слишком смелое предположение.

— Возможно. Но у нас больше ничего нет, — сказал Белл. — Он демонстрирует, что грабит не только шахтерские города. Так почему же не город, банк которого распирают прибыли от ввозимых товаров и доходы владельцев огромных ранчо в южной Калифорнии?

— Смелое это предположение или нет, но мы не должны пропустить его. Если бы я только мог предупредить Харрингтона, чтобы он отправил своих агентов на железнодорожный терминал Сан-Диего отследить прибытие частного поезда! Но телефонные и телеграфные лини от Сан-Хосе до Лос-Анджелеса еще не работают из-за паводка.

Бел покачал головой.

— Кромвель слишком умен, чтобы приехать на поезде в город. Он оставит его где-нибудь на запасных путях и доберется до города иначе, возможно, на мотоцикле, которым он уже пользовался в других случаях.

— Если бы у Харрингтона было описание его внешности! — сказал Бронсон.

— Все равно они не смогли бы опознать его: вполне вероятно, что он снова изменил облик.

Оптимизм Бронсона улетучился в окно.

— Тогда что же у нас остается?

Белл улыбнулся.

— В Сан-Диего должен поехать я и встретиться с ним лицом к лицу.

— Невозможно, — сказал Бронсон. — К тому времени, когда мы сможем нанять специальный экспресс и выехать из города, Кромвель уже закончит свое грязное дело и будет на полпути обратно в Сан-Франциско.

— Совершенно справедливо, — подтвердил Белл. — Но, если мне немного повезет, я смогу попасть в Лос-Анджелес раньше, чем прибудет его поезд, и буду ждать его.

— И каким же образом ты собираешься опередить его? Полететь на большой птице? — саркастически спросил Бронсон.

— Мне не нужна большая птица. — Белл бросил на Бронсона лукавый взгляд. — У меня есть кое-что, имеющее такую же скорость. — Затем он печально улыбнулся. — Но сначала я должен отменить свидание.

Глава 32

Огромный красный локомобиль пронесся по улицам Сан-Франциско подобно быку, несущемуся по улицам испанской Памплоны во время фиесты Сан-Фермии. Белл сидел на красном кожаном сиденье, обеими руками крепко держал нижнюю часть руля и всей силой мускулов налегал на неподатливый механизм на поворотах.

Было без пятнадцати десять.

Рядом с Беллом сидел Бронсон, который должен был поддерживать нужное давление топлива. Каждые несколько минут он оттягивал ручку насоса. Кроме того, что он постоянно подавал топливо в огромный прожорливый мотор, ему приходилось выполнять работу штурмана, так как Белл не имел ни малейшего представления о сельской местности Калифорнии. Белл вел машину стремительно, и Бронсон упирался ногами в пол и прижимался спиной к кожаному сиденью, чтобы его не выбросило на дорогу; ему казалось, будто им выстрелили из пушки.

Белл не хотел отрываться от руля, поэтому поручил Бронсону еще и подачу звуковых сигналов из огромного круглого рожка. Казалось, агенту это понравилось — подавать пронзительные сигналы, предупреждая пешеходов и водителей, особенно на перекрестках. Рука у него заболела очень быстро.

Бронсон был в длинном кожаном пальто и в высоких, до середины икр, сапогах. На голове у него красовался кожаный шлем с огромными защитными очками, которые делали его похожим на сову, ищущую грызунов. Очки были необходимы из-за отсутствия ветрового стекла.

Машина не успела пройти и ста ярдов, как Бронсон уже пожалел, что решил сопровождать Белла в этой безумной гонке в открытой машине по дорогам, которые были едва ли лучше тех, по которым гонят коров.

— Какие тормоза у этого механического чуда техники? — ехидно спросил Бронсон.

— Ничего особенного, — ответил Белл. — Единственные тормоза — заднеприводные.

— Неужели нужно нестись по городу на такой огромной скорости? — запротестовал Бронсон.

— Частный поезд Кромвеля вышел больше часа назад! — крикнул Белл, перекрывая шум выхлопных газов. — Нам важна каждая минута!

Пешеходы, услышав хриплый рев мотора и странный гудок круглого рожка, увидев красный локомобиль, мчащийся на них, быстро уходили с проезжей части, пропуская несущуюся машину. Две выхлопные трубы громыхали, как пушки.

Двое рабочих, несшие огромное оконное стекло, замерли на месте, когда мимо них прогромыхал автомобиль; от громоподобного рева локомобиля стекло у них в руках задрожало. Ни Белл, ни Бронсон пи разу не оглянулись назад, они сосредоточенно смотрели вперед; обгоняя машины, Белл резко крутил руль вперед или назад, словно он преодолевал препятствия. Он испытывал огромное удовлетворение, когда машина двигалась так, словно понимала его мысли.

Белл перебрасывал ногу с педали акселератора на тормоз и обратно, несясь по улицам с оживленным движением, резко поворачивая на перекрестках к главной улице, ведущей из города, мечтая стать волшебником, который с помощью колдовства мог бы заставить исчезнуть весь движущийся транспорт. Белл едва не врезался в грузовик, резко затормозив и чудом избежав столкновения. Он яростно крутил тяжелый обод руля, лавируя между транспортными средствами, переполнившими улицы. Остальные водители в ужасе смотрели вслед скоростной машине, когда она проносилась, обгоняя их и быстро исчезая впереди. Лошади, запряженные в кабриолеты и фургоны, пятились при звуках, которые их возницы называли дьявольским хором.

Когда они подъехали к южной границе города, движение было уже не столь интенсивным. Белл сбросил скорость на крутом повороте и выехал на главную дорогу, идущую в южном направлении параллельно железнодорожному полотну. Здесь он вздохнул с облегчением: автомобили и фургоны стали попадаться редко. Кроме того, теперь появилось достаточно места для обгона. Огромный автомобиль был невероятно чувствительным. Белл прижимал педаль акселератора всего на дюйм — и машина неслась, как ракета, по почти прямой дороге. И чем быстрее несся локомобиль, тем он был устойчивее.

Скоро дорога пошла по сельской местности и стала совсем прямой. На горизонте появлялись живописные селения и быстро оставались позади, за пыльным шлейфом автомобиля. Сан-Карлос, Менло-Парк и затем Сан-Хосе, соединенные друг с другом старой дорогой, Эль Камино Реал, которой пользовались в конце 1700-х годов странствующие монахи-францисканцы, построившие более двадцати миссий, расположенных друг от друга на расстоянии одного дня пути.

Наслаждаясь прямой, открытой дорогой с небольшим движением, Белл нажал на педаль акселератора, выжимая всю скорость, на которую был способен автомобиль. Локомобиль сейчас был в своей стихии, несясь с той же скоростью, что и в гонках на кубок Вандербилта, — первый американский автомобиль, принимавший участие в международных соревнованиях на скорость. Как скаковая лошадь, которую уже списали, но затем вернули на ипподром для участия в заездах, локомобиль несся по дороге и ревел, как бешеный слон; полые цилиндры его мощного двигателя легко и без усилия вращали огромный коленчатый вал.

Белл любил свою огромную машину. Он исключительно чутко чувствовал ее темперамент и знал все характерные особенности. Он радовался ее надежности и простоте, скорость, развиваемая большим грохочущим двигателем, опьяняла его, и он вел машину, словно одержимый, оставляя за локомобилем огромное клубящееся облако пыли.

Бронсон взглянул на Белла, одетого в короткую кожаную куртку, брюки и сапоги для верховой езды. Он был в очках, но без шлема: так он слышал звук работы двигателя. У детектива был непостижимо сосредоточенный вид. Он твердо решил уничтожить Кромвеля. Бронсону не приходилось видеть никого, столь же ожесточенного и решительного. Он отвернулся и принялся изучать карту. Затем похлопал Белла по плечу.

— Впереди развилка. Поверни налево. Дорога в глубине материка лучше, чем по побережью. В любом случае через час появится Салинас. После него Соледад.

— Что у нас со временем? — спросил Белл, не отрывая рук от руля и не глядя на часы.

— Десять минут двенадцатого! — ответил Бронсон, стараясь перекричать рев мотора. — Не зная нашей скорости, невозможно определить, сколько времени мы выиграли у поезда Кромвеля, если выиграли вообще.

Белл понимающе кивнул.

— Автомобиль не оснащен ни спидометром, ни тахометром, но, полагаю, мы развили скорость более девяноста миль в час.

Бронсон постепенно привык к встречному ветру, к проносящимся мимо с молниеносной скоростью телеграфным столбам. Но затем участок дороги стал; неровным и ухабистым, а Бронсон понял, что здесь ему придется туго: последуют удары сбоку. Одой рукой он мертвой хваткой вцепился в подлокотник сидения, а другой продолжал храбро работать топливным насосом.

Узкая дорога шла по пересеченной местности, они проехали по округ Монтерей, затем попали в город Салинас. Поля по обе стороны дороги были потрясающе красивыми, под лучами весеннего солнца они уже зазеленели. К счастью, главная дорога в городе была спокойной, всего один или два автомобиля и несколько фургонов, запряженных лошадьми, стояли вдоль тротуаров. Люди услышали громкий рев локомобиля, как только он пересек границы города. Они поворачивались и безмолвно смотрели на огромную огненно-красную машину, проносящуюся через деловой район. Но у них не было времени удовлетворить свое любопытство, так как машина уже выехала из города на открытое пространство и направилась на юг.

— Какой город следующий? — спросил Белл.

Бронсон проверил по карте.

— Соледад.

— Далеко?

— Около двадцати пяти миль. Нам придется заполнить там топливный банк, так как до следующего крупного города добрых двести миль.

Он повернулся и посмотрел на огромный цилиндрический медный бак, установленный за сиденьями.

— Какая у него емкость?

— Сорок пять галлонов.

— В Соледаде должен быть гараж, обслуживающий автомобили и сельскохозяйственную технику.

Бронсон не успел договорить, как левая шина лопнула, напоровшись на острый камень на дороге. Локомобиль проехал еще сто ярдов, виляя, прежде чем Беллу удалось остановить его.

— Вопрос времени, — безропотно сказал Белл. — Одна из неприятностей на дороге.

Он вышел из автомобиля и за три минуты установил домкрат под заднее колесо, а Бронсон вытащил одну из двух запасных шин. Белл снял колесо за десять минут. Он менял шины, которые обеспечивали головокружительную скорость, много раз с тех нор, как стал владельцем локомобиля. Белл сиял шину с колеса и бросил ее Бронсону.

— У тебя под сиденьем комплект для ремонта. Залатаешь дыру в пути. Я поставлю ее на колесо, когда приедем в Салинас.

Как только они снова поехали, на относительно ровном участке дороги показался фургон с сеном, запряженный лошадями. Фермер, полагая, что на расстоянии целой мили, кроме него, никого больше пет, ехал прямо посередине дороги. Между ним и кустами вдоль грязных заборов, окружающих поля артишоков, перца чили, грибов и салата латук, оставалось свободным лишь несколько футов.

Белл начал тормозить, но выбора у него не было. Ему пришлось съехать с дороги и обогнать фургон с сеном, едва не задев его. Расстояние между ними составляло всего несколько дюймов, и места для обгона было недостаточно. Белл снес добрые тридцать футов ветхого деревянного забора, но, к счастью, машина серьезно не пострадала. Только передняя часть правого крыла прогнулась и искорежилась так, что задела шину на ухабе. Белл не оглянулся на фермера, который потрясал кулаками и проклинал его, потому что лошади попятились, едва не опрокинув фургон. Кроме того, на него обрушилось облако пыли, поднятой локомобилем.

— Этот фермер — сумасшедший скандалист, — сказал Бронсон, оглядываясь.

— Вероятно, он хозяин забора и построил его сам, а мы разрушили его, — сказал Белл с лукавой усмешкой.

Через десять миль показался Соледад. Город, получивший свое название в честь миссии сеньора де ла Соледад и основанный более ста лет назад, был в долине главной железнодорожной станцией, с которой отправляли на рынок все, выращенное на местных полях. Въехав в город, Белл сбросил скорость, и вскоре они нашли гараж, где смогли купить газолин для локомобиля. Пока Бронсон и хозяин гаража заливали топливо из канистр в огромный бак, Белл возился с искореженным передним правым крылом. Потом он взял камеру, залатанную Бронсоном, вставил ее в шину, поставил обратно на колесо и вернул колесо на место.

— Ваша машина, парни, первая в очередных гонках? — спросил хозяин гаража.

Белл рассмеялся.

— Нет, мы единственные.

Хозяин посмотрел на грязный поврежденный автомобиль и покачал головой.

— Наверное, вы очень спешите, парни.

— Да, торопимся, — ответил Белл, всовывая в руку хозяина гаража деньги, которые более чем покрывали стоимость газолина.

Хозяин еще долго стоял перед гаражом, почесывая голову и глядя вслед локомобилю, который с ревом понесся вперед, быстро превращаясь в красное пятнышко вдали.

— Эти парни, наверное, совсем сошли с ума, — пробормотал он. — Надеюсь, они знают, что на реке Солванг Крик нет моста.

Спустя пятнадцать минут, оставив позади еще двадцать миль, они подъехали к крутому повороту со спуском вниз. Мимо них промелькнул дорожный знак.

— Что на нем было написано? — спросил Белл.

— Что-то про мост, не успел прочитать, — ответил Бронсон.

Баррикада из железнодорожных шпал перегораживала середину дороги. Белл увидел верхнюю часть моста, который, похоже, был сломан. Бригада рабочих ремонтировала центральный пролет, вторая бригада устанавливала столбы и натягивала провода телеграфной и телефонной линий, поврежденных бурным паводком.

Белл снял ногу с педали акселератора, колеса заскрежетали. Он надавил обеими ногами на тормоз, задняя часть машины завиляла по дороге. Локомобиль замедлил движение, но машина дрейфовала на всех четырех колесах. В последнюю секунду Беллу удалось выровнять нос автомобиля, и они пронеслись по воздуху и приземлились на крутой берег широкого ущелья, которое когда-то было высохшим руслом. Они рухнули, подняв облако пыли и оказавшись менее чем в двадцати футах от широкого и глубокого потока, несущегося к морю.

Тяжелое стальное шасси и массивный двигатель, работающий по инерции, окунулись в поток, взбаламутив илистую коричневую воду, и она обрушилась на локомобиль гигантской волной. От страшного удара у Белла и Бронсона содрогнулись все суставы. Вода хлынула на радиатор, залила капот и сидевших в машине людей потоком жидкой грязи. У них возникло ощущение, будто они едут через приливную волну.

Затем огромный автомобиль рванулся вверх, сотрясаясь и освобождаясь из пучины, и оказался на противоположном берегу. Белл, не медля ни секунды, вжал педаль акселератора до самого пола, надеясь, вопреки всему, что мощный двигатель не залило водой и он не заглох окончательно. Удивительно, но локомобиль, как верный боевой конь, поднялся вверх по склону и выехал на ровную дорогу. Белл снова мог управлять им.

Испытывая огромное облегчение, что удалось избежать неминуемой катастрофы, Белл и Бронсон сняли защитные очки и протерли линзы от налипшей на них грязи и ила.

— Хорошо бы, если бы тот парень из гаража предупредил нас, — сказал Бронсон, промокший насквозь.

— Возможно, в этих местах они привыкли держать рот на замке, — пошутил Белл.

— Именно здесь наводнение разрушило линии связи.

— Свяжемся с твоим коллегой из Лос-Анджелеса, когда в следующий раз остановимся, чтобы заправиться.

Дорога на остальных девяноста милях была ровной, и, похоже, за ней хорошо следили. Белл, прислушиваясь к работе двигателя, вел локомобиль на самой большой скорости по гравийной дороге, радуясь, что не было крутых поворотов, а шины оставались целыми.

В конце концов удача изменила им, когда машина выехала на отрезок дороги, где было много камней, острые края которых сгладили проливные дожди. Белл сбросил скорость, чтобы не повредить шины, но через сто ярдов одна из них напоролась на острый камень и лопнула. Быстро собрали запасное колесо, и потом Бронсон снова латал камеру, а Белл продолжал нестись в Лос-Анджелес на бешеной скорости.

Промелькнули Сент-Луис-Обиспо и Санта-Мария. Спустившись с возвышенности, детективы ехали теперь вдоль берега. Океан сверкал синевой под ярким небом; на песчаный берег с поблескивавшими черными камнями накатывались белые волны прибоя.

Перед Санта-Барбарой их подбросило на огромном ухабе, и они рухнули на дорогу по другую его сторону с такой силой, что у Бронсона перехватило дыхание. Он удивился, что машина осталась целой, а не разлетелась на мелкие кусочки.

Въехали в Санта-Барбару, где заправились горючим, наполнили радиатор водой и установили запасную шину. Сделали короткую остановку на железнодорожной станции, откуда Бронсон послал телеграмму агенту Бобу Харрингтону с просьбой встретить их у железнодорожного терминала в Лос-Анджелесе.

Вместо того чтобы ехать в Лос-Анджелес через перевал Теджен по опасной, извилистой дороге, которая называлась Виноградная Лоза, Бронсон посоветовал Беллу вести локомобиль вдоль железнодорожного полотна, где не было таких крутых поворотов. После езды по ухабам и преодоления узкого перевала, расположенного на приличной высоте, шасси автомобиля, несмотря на огромную нагрузку, все-таки уцелело, и они достигли длинного пологого спуска в долину реки Сан-Фернандо.

Наконец всё худшее осталось позади. Теперь они гнали уже по финишной прямой. Локомобиль несся на полной скорости, догоняя частный поезд Кромвеля. По расчетам Бронсона, они отставали от бандита только на пятнадцать минут. Если повезет, то они успеют приехать в Лос-Анджелес раньше Мясника.

Вид высоких зданий, показавшихся вдали, вдохновил их. По мере приближения к предместьям города движение становилось оживленнее. Бронсона восхищала выносливость Белла. Его голубые глаза, почти не мигая, практически не отрывались от дороги. «Этот человек рожден, чтобы сидеть за рулем скоростной машины», — подумал Бронсон. Он посмотрел на часы. Стрелки показывали четыре двенадцать. В среднем они шли со скоростью шестьдесят миль в час и проехали четыреста миль.

Движение становилось все более интенсивным. Теперь Белл вел машину в уже привычной для него манере, объезжая кабриолеты, фургоны, запряженные лошадьми, и автомобили. Он почувствовал огромное облегчение, когда разъезженная дорога, наконец, сменилась дорогой, вымощенной кирпичом. Белл догнал и обогнал огромный красный трамвай, шедший к центру города. Его удивляло количество автомобилей, остающихся позади. Белл не знал, что на улицах быстро развивающегося города с населением в сто двадцать тысяч человек было более двух тысяч машин.

Белл убедился, что магистрали города ангелов значительно шире дорог Сан-Франциско, ему было легче лавировать в оживленном движении, так как места было больше. Они проехали через нижний город; прохожие в ужасе от скорости красного локомобиля поворачивали головы им вслед. Офицер полиции засвистел в свой свисток и разозлился, когда Белл, проигнорировав его, понесся дальше. Полицейский вскочил на велосипед, решив догнать их, но вскоре остался далеко позади, автомобиля уже совсем не было видно.

Белл на полной скорости объехал угол на двух колесах, и показалась огромная железнодорожная станция. Мужчина в коричневом костюме и в шляпе с широкими нолями стоял на тротуаре перед входом и отчаянно махал руками. Белл притормозил и остановился перед Бобом Харрингтоном — агентом Ван Дорна, ответственным за операции в южной Калифорнии. Сначала Харрингтон не узнал Бронсона. Человек в кожаном пальто и в грязном шлеме был похож на приведение, пока не поднял защитные очки.

— Боже мой, Хорас, я не узнал тебя, — сказал напряженно ожидавший их человек с загорелым лицом. Харрингтон, ростом шесть футов и пять дюймов, возвышался над Беллом и Бронсоном, как башня.

Бронсон неуклюже вылез на тротуар, разминая затекшие мышцы.

— Сомневаюсь, что родная мать смогла бы узнать меня.

Он повернулся и показал на Белла, продолжавшего обессилено сидеть за рулем.

— Боб, это Исаак Белл. Исаак, Боб Харрингтон.

Белл снял перчатку и пожал Харрингтону руку.

— Рад познакомиться, Боб.

— Многое слышал о твоих подвигах, Исаак. Считаю за честь познакомиться с тобой.

Белл не собирался тратить время на любезности.

— Каков статус участного поезда Кромвеля? Мы успели приехать вовремя, чтобы остановить его?

— Сожалею, но должен сообщить тебе, что пассажирский поезд, прибывший по расписанию, поставили на запасной путь в Вентура, а его пропустили вперед. В Лос-Анджелесе он проехал мимо станции и пошел прямо на юг, в Сан-Диего, по экспресс-путям. Этим он выиграл почти полчаса.

— Когда это произошло? — спросил Белл, чувствуя, как улетучиваются все его надежды.

— Приблизительно двадцать минут назад.

— Мы проехали бы это расстояние за десять минут, — мрачно сказал Бронсон.

Белл посмотрел на усталый локомобиль, словно размышляя, хватит ли у него сил для последнего рывка. Он знал, даже не глядя в зеркало, что сам он устал больше автомобиля.

Харрингтон изучал мужчин, измученных дорогой.

— Могу передать своим агентам в Сан-Диего, чтобы они арестовали Кромвеля сразу после того, как его поезд прибудет на станцию.

— Он слишком умен, чтобы прибыть на станцию, — сказал Белл. — Он остановит поезд за пределами города и выйдет уже в одном из многих своих обличий.

— Как ты думаешь, куда он направляется?

— В один из местных банков.

— В какой? — спросил Харрингтон. — Их по меньшей мере десять.

— В тот, где активов больше.

— Ты действительно веришь, что одинокий бандит решится ограбить банк «Уэллз Фарго» в Сан-Диего? — скептически спросил Харрингтон. — Это самый надёжный банк в южной Калифорнии, хорошо охраняемый.

— Тем больше оснований думать, что он попытается сделать это, — ответил Белл. — Кромвель любит риск.

— Я позвоню и передам своим агентам, чтобы они дежурили перед входом.

Белл с сомнением покачал головой.

— Он сразу увидит их и отложит попытку. Пока мы не схватим его во время совершения преступления, у нас не будет достаточно доказательств, чтобы предъявить ему обвинение. Твои агенты не имеют никакого представления о том, как он выглядит, но, даже если и имели бы, им никогда не удалось бы узнать его в измененном облике. В лицедействе он слишком хорош.

— Мы не можем сидеть сложа руки и позволить ему беспрепятственно проникнуть в банк, — запротестовал Бронсон. — Он же убьет всех, кто там будет.

Белл повернулся к Харрингтону.

— Скажи своим агентам, чтобы они закрыли банк, пока не приедем мы с Хорасом.

— Вы собираетесь прямо сейчас отправиться в Сан-Диего? — спросил недоверчиво Харрингтон.

— Да, — просто ответил Белл, устало садясь за руль локомобиля. — Где самый короткий путь на юг?

— Оставайтесь на дороге, идущей вдоль железнодорожного полотна. По ней вы доедете прямо до Сан-Диего.

— В каком она состоянии?

— За ней постоянно следят, — сказал Харрингтон. Он с сомнением и внимательно осмотрел усталую машину. — Успеете вовремя, если машина выдержит.

— Она доставила нас сюда, — сказал Белл с улыбкой. — Сможет довезти и туда.

— Передай свои агентам, что мы уже в пути, — устало произнес Бронсон.

У него был вид человека, идущего на виселицу.

Еще какое-то время Харрингтон оставался на месте, наблюдая, как локомобиль понесся по дороге. Затем он медленно покачал головой и направился к ближайшему телефону.

Спустя десять минут Белл уже выезжал за пределы города, и орел на медном радиаторе нацелился в сторону Сан-Диего. Даже после безумной гонки из Сан-Франциско Бронсон продолжал восхищаться опытом и мастерством Белла в вождении автомобиля.

Мысли усталого Белла разрывались между управлением машиной и Яковом Кромвелем, который грабил очередной банк и убивал всех, кто находился в нем. По мере приближения к месту назначения нервы Белла напряглись до предела, кровь бурлила от приливов адреналина, но верный двигатель работал с постоянством здорового пульса.

Глава 33

Время пронеслось молниеносно. Локомобиль преодолел сто двадцать миль между двумя городами меньше, чем за два часа. На западе над океаном свет уже тускнел, когда они спускались с горы Соледад к самому сердцу города, расстилавшегося перед ними ковром зданий, позолоченных последними лучами заходящего солнца. Хотя локомобиль был оснащен огромными ацетиленовыми фарами, Белл не хотел терять время на то, чтобы остановиться и включить их.

— Как дела с топливом? — спросил Белл хриплым голосом: рот его был забит пылью.

Бронсон повернулся на своем сиденье, отвинтил крышку огромного бака и опустил зонд до дна. Вытащив зонд, он уставился на его влажный кончик.

— Придется смириться с тем, что гонки будем заканчивать на парах.

Белл кивнул, не ответив ни слова.

Сказывалось изнуряющее напряжение. После многочасового управления огромным рулем — тысячи круговых движений, чтобы повернуть неподатливое соединение с передними колесами, — у него онемели руки, словно они больше не принадлежали его телу. Щиколотки и колени тоже болели от постоянной работы со сцеплением, педалью акселератора и тормозом. Обе ладони покрылись волдырями под кожаными автомобильными печатками. Но Белл продолжал гнать машину на полной скорости, заставляя локомобиль сделать рывок, подобно медведю, выслеживающему лося.

Автомобиль за дорогу страшно износился. Шипы на шинах Мишлен почти стерлись, колеса разболтались от нагрузки, выпавшей на их долю, верный двигатель начал издавать странные звуки, пар валил из-под крышки радиатора. Но, вопреки всему, мощная машина мчалась вперед.

— Хотел бы я знать, что сейчас на уме у Кромвеля, — сказал Белл. — Сегодня уже поздно совершать ограбление. Банк закрыт до завтрашнего утра.

— Сегодня пятница, — ответил Бронсон. — Банки в Сан-Диего открыты до девяти часов вечера.

Они вынеслись на улицу Индии, идущую параллельно железной дороге, до станции оставалось не более мили. Белл на мгновенье оторвал глаза от дороги и взглянул на поезд всего с одним вагоном, который тормозил, собираясь остановиться.

Локомотив, к которому был прицеплен частный пульмановский вагон, остановился на запасных путях, на расстоянии четырех железнодорожных линий от улицы. Машинист выпустил пар из выхлопных труб, и дым лениво поднимался к небу. Кочегар забрался в тендер, собираясь набрать воды из большого деревянного бака. В сгущающихся сумерках в пульмановском вагоне, остановившемся в миле от станции и нижнего города Сан-Диего, замерцали огни.

Белл сразу же понял, что это и есть частный поезд Кромвеля. Он не колебался. Резко повернул руль влево и направил дико подпрыгивающий автомобиль, прямо через рельсы. Переехав три пары железнодорожных путей, совершенно изношенные шины не выдержали и лопнули. Остальную часть пути к поезду машина ехала на ободах, и искры разлетались во все стороны, как метеоры, когда колеса бились о стальные рельсы.

Бронсон не говорил ни слова. Он замер в замешательстве, а потом увидел поезд и понял, что у Белла на уме. Возбуждение достигло высшей степени: после безрассудно смелых гонок на дистанции в пятьсот миль они, наконец, оказались в двух шагах от цели.

Белл резко остановил локомобиль поперек путей перед локомотивом. Его порыв, наконец, иссяк, разбитый автомобиль безнадежно встал, перегретый двигатель чихал, из радиатора со свистом валил пар, от изношенных шин распространялся запах паленой резины. Безумная, дикая погоня подошла к кульминации: перед ними была жертва, которую они преследовали в глубинах ада.

— Возможно, мы действуем раньше времени, — сказал Бронсон. — Он еще не совершил попытки ограбления банка. Мы не можем арестовать его без совершенного им преступления.

— Возможно. Но по пути сюда из Сан-Франциско я многое обдумал. Нам лучше взять Кромвеля сейчас, раньше, чем он начнет действовать. Если он еще раз распознает нашу ловушку, мы проиграем. Позаботимся о том, чтобы собрать достаточно доказательств для предъявления ему обвинения, позднее. К тому же он не у себя дома. Он не сможет пригласить дорогих адвокатов, чтобы вызволить его из беды.

Белл прекрасно знал, что ни у кого не было времени покинуть поезд за те несколько минут, что прошли после его остановки. Он вышел из автомобиля и нетвердым шагом пошел к пульмановскому вагону; боль и усталость постепенно уходили. Вдруг он резко остановился и скользнул в щель между пульманом и угольным тендером: два стюарда начали вытаскивать из вагона мотоцикл. Они поставили его на землю между путями. Несколько минут Белл терпеливо ждал, пока из пульмановского вагона выйдет пассажир. Появился человек в форме кондуктора и перебросил ногу через седло мотоцикла «харлей-дэвидсон». Этот человек стоял спиной к Беллу, и детектив тихо двинулся вдоль пульмановского вагона, пока не оказался в пяти шагах от мотоциклиста, наклонившегося, чтобы запустить двигатель.

— «Харлей» — хорошая машина, — спокойно сказал Белл, — но я предпочитаю мотоцикл «Индиан».

Человек замер при звуках знакомого голоса. Он медленно повернулся и увидел приведение. Свет электрических фонарей, установленных вдоль запасных железнодорожных путей, падал на него сверху, внушая суеверный страх. На этой фигуре была короткая кожаная куртка, брюки и сапоги для верховой езды, выглядевшие так, будто в них тащились через болото. Защитные очки были подняты на голову и открывали пряди светлых волос, покрытых высохшей глиной. Но в лице ошибиться было невозможно — те же проницательные глаза и усы над верхней губой, правда, с прилипшей грязью.

— Ты?

— Не очень оригинально, — цинично сказал Белл. — Но поскольку и я использовал такое же выражение в банке Теллурида, то не буду тебя осуждать.

Наступило молчание, которое продолжалось, кажется, целую вечность, хотя на самом деле прошло всего несколько секунд; Кромвель понял, что приведение было Исааком Беллом. Кромвель, глядевший на детектива с нарастающим недоверием, внезапно побледнел.

— Ты же умер! — вырвалось у него. — Я застрелил тебя!

— Дважды, между прочим, — сказал Белл жестко.

Правой рукой он сжимал «кольт» сорок пятого калибра, он держал его так крепко, как держится железный стержень в бетоне, и дуло было нацелено в точку между глаз Кромвеля.

Впервые в жизни Яков Кромвель оказался совершенно беззащитным. Переполненный самоуверенностью, он никогда не задумывался над тем, как он будет действовать, если его арестуют. Он никогда не задумывался над тем, что было для него вообще немыслимо. Он всегда считал себя неприкосновенным. А сейчас стоял лицом к лицу с заклятым врагом, который уже должен был умереть. Кромвель чувствовал себя капитаном, непотопляемый корабль которого напоролся на скалы.

«Кольт» тридцать восьмого калибра был в кармане куртки бандита, но он знал, что Белл вышибет ему мозги раньше, чем он достанет оружие. Он медленно поднял руки вверх, признавая полное поражение.

— Что происходит? — спросил он.

— Собираюсь занять твой специальный поезд, чтобы доставить тебя обратно в Сан-Франциско. Там сдам тебя полиции, где ты останешься до суда по обвинению в убийстве, и затем будешь повешен.

— Ты всё уже рассчитал и запланировал.

— Настал такой день, Кромвель. Ты должен распроститься с тем местом, куда направлялся.

— Ты не можешь арестовать меня. Я не совершил никакого преступления.

— Зачем же тогда ты переоделся кондуктором?

— Почему ты не застрелил меня сейчас, чтобы покончить со всем этим? — спросил Кромвель; его сдержанное высокомерие возвращалось к нему.

— Просто дал тебе по рукам за твои преступления, — язвительно сказал Белл. — Лучше предоставить тебе время, чтобы ты подумал о том, как петля палача будет затягиваться вокруг твоей шеи.

Из-за задней части пульмановского вагона появился Бронсон с револьвером в руке. Он целился в грудь Кромвеля.

— Отлично справляешься, Исаак. Схватил нашего приятеля здесь, не дав ему совершить еще одно преступление.

Белл передал Бронсону пару никелированных наручников с двойным замком. Агент, не теряя времени, защелкнул их на запястьях Кромвеля. Затем тщательно обыскал бандита и нашел «кольт».

— Оружие, которые ты использовал для совершения трех дюжин преступлений, — ледяным голосом сказал Бронсон.

— Откуда вы взялись? — возмутился Кромвель, увидев Бронсона и точно зная, что эти люди, не колеблясь, пристрелят его при малейшей попытке к бегству.

— Исаак привез нас из Сан-Франциско на своем автомобиле, — ответил Бронсон, словно это было обычным делом.

— Невероятно! — выпалил Кромвель.

— Я тоже так думаю, — сказал Бронсон, ведя Кромвеля вверх по ступеням в пульман; там он достал свои наручники и защелкнул их на лодыжках Кромвеля, а затем грубо втолкнул его в вагон.

Белл вернулся на пути и печально уставился на разбитый локомобиль. Подошел человек в комбинезоне и полосатой шляпе из грубой ткани, с канистрой масла в руках. Машинист локомотива встал рядом с Беллом и тупо смотрел на автомобиль.

— Ради Бога, скажите, каким образом эта машина оказалась на путях перед моим паровозом?

— Длинная история, — устало ответил Белл.

— Что с ней будет дальше?

Белл заговорил спокойно, почти уважительно:

— Ее отправят обратно на завод в Бриджпорт, в штат Коннектикут, и отремонтируют так, что она будет как новенькая.

— Бросьте эти обломки, — сказал машинист, качая головой. — Зачем возиться?

Белл посмотрел на локомобиль долгим взглядом, полным любви, и произнес:

— Потому что он заслуживает этого.

Глава 34

— Ты совсем дурак, если думаешь, что можешь задержать меня, — высокомерно заявил Кромвель. — У тебя нет для этого полномочий и ордера на мой арест. Как только мы вернемся в Сан-Франциско, мои адвокаты потребуют, чтобы меня освободили. Я оставлю в дураках детективное агентство Ван Дорна и буду свободен, как птица. Затем открою целый ряд дел, которые уничтожат твое агентство, утопив его в океане скандалов.

Кромвель сидел прикованный к огромному дивану в центре вагона-гостиной. Его запястья, ноги и даже шея были в стальных оковах с пенями, присоединенными к кольцам в полу передней багажной секции вагона. Ему не оставили ни одного шанса. Четыре агента Ван Дорна, вооруженные с головы до ног, из офиса Лос-Анджелеса сидели на расстоянии менее десяти футов от бандита и держали на коленях заряженные обрезы с взведенными курками.

— У тебя будет возможность продемонстрировать свое высокомерие перед парнями в городском зале суда, друг мой, — сказал Белл. — Но свободно ты сможешь пройти только расстояние, которое проходит свинья до мясной лавки.

— Я ни в чем не виновен, — сказал Кромвель, словно это было очевидно. — Могу доказать, что меня и близко не было к тем банкам, где совершены ограбления. Где твои доказательства? Где твои свидетели?

— Я сам свидетель, — ответил Белл. — Я узнал тебя, когда ты, переодетый женщиной, появился в Теллуриде, перед тем как ты выстрелил в меня.

— Ты, мистер Белл? Какой суд в Сан-Франциско примет твои свидетельские показания? Это будет настоящим фарсом. У тебя нет ничего, чтобы предъявить обвинение, и еще меньше, чтобы признать меня виновным.

Белл коварно улыбнулся Кромвелю.

— Я не единственный свидетель. Существуют и другие в городах, где ты совершал убийства. Эти люди смогут опознать тебя.

— В самом деле? — Кромвель откинулся на диване, словно его ничто не волновало в этом мире. — Из всего того, что я прочитал о бандите Мяснике, следует, что он во время преступлений преображался до неузнаваемости. Так каким же образом его можно опознать?

— Подожди — увидишь.

— У меня огромное влияние в Сан-Франциско, — сказал Кромвель уверенным тоном. — Я вложил огромные средства в выборы судей верховного и федерального суда, председательствующих в зале заседаний. Они мои должники. То же самое относится и к добропорядочным гражданам Сан-Франциско. Даже если тебе удастся довести мое дело до суда, ни один суд присяжных не вынесет мне обвинительного приговора, приняв во внимание многие тысячи долларов, которые я потратил на них.

— Ты слишком рано говоришь об этом, — сказал Белл. — На слушание твоего дела пришлют федерального судью из Вашингтона, придут в движение все судебные округи городов, где ты не стал любимцем публики.

— Могу позволить себе пригласить лучших адвокатов страны, — надменно продолжал Кромвель. — Ни один суд, независимо от того, какой судья занимает председательское кресло, никогда не вынесет обвинительный приговор за преступления, по которым собрано так мало доказательств, а тем более при моей репутации человека, любимого бедняками и бездомными Сан-Франциско.

Лицо Бронсона потемнело от отвращения. Он собрал всю силу воли, чтобы сдержаться и не ударить Кромвеля кулаком в лицо.

— Расскажи об этом семьям жертв, которых ты так хладнокровно застрелил. Расскажи им, как деньги, которые ты украл, пошли на то, чтобы обеспечить тебе роскошный образ жизни банкира в особняке на Ноб Хилл.

Кромвель бесстыдно улыбнулся и ничего не ответил.

Поезд замедлил ход. Бронсон подошел к окну и выглянул.

— Мы прибыли в Санта-Барбару. Машинист, вероятно, остановится, чтобы набрать воды.

— Мне нужно сходить на станцию, — сказал Белл. — Есть одно небольшое дело.

Как только поезд остановился, Белл спрыгнул со ступенек вагона на платформу и быстро исчез в здании станции. Спустя десять минут, когда машинист дал свисток, предупреждающий об отправлении, Бел снова поднялся в вагон.

— Что там? — спросил Бронсон.

Кромвель заподозрил, что происходит что-то не в его пользу. Он заерзал на месте и наклонился вперед, чтобы слышать разговор.

— Телефонные линии над оврагом, где их повредил паводок, отремонтировали, — ответил Белл Бронсону. Затем он посмотрел на Кромвеля с усмешкой. — Я позвонил в офис Ван Дорна и дал задание нашим агентам, чтобы они взяли под стражу твою сестру, как сообщницу.

— Ты ненормальный! — заорал Кромвель.

— Полагаю, мы сможем доказать, что она замешана в убийствах, совершенных бандитом Мясником.

Кромвель подскочил с дивана, его лицо превратилось в маску ненависти, но цепи мешали ему двигаться.

— Ты грязная свинья, — прошипел он. — Маргарет не имеет никакого отношения ко всему этому. Ей ничего не известно о моих…

Он чуть не проговорился. Медленно сел обратно на свое место. Наглость помогла ему взять себя в руки.

— Вы дорого заплатите за арест невинной женщины, за ваши смехотворные обвинения. Маргарет будет снова в своей гостиной в течение часа после ложного обвинения в преступлениях, о которых она ничего не знает.

Белл уставился в глаза Кромвеля с самоуверенностью пантеры, готовой вонзить зубы в шею антилопы.

— Маргарет заговорит, — твердо произнес Белл. — Она скажет всё, что знает, стараясь спасти своего брата. Конечно, она будет лгать, но ее поймают на тысяче мелких вопросов, на которые она не сможет ответить. Маргарет будет свидетелем, который невольно приведет тебя на виселицу.

— Даже если бы я был виновен, Маргарет не произнесла бы ни единого слова против меня, — убежденно сказал Кромвель.

— Произнесет, если узнает, что ей придется сидеть в тюрьме до конца дней своих. И утратить возможность жить в роскоши. Превратиться в обвинителя, изобличающего своего сообщника, очень просто, если иначе придется платить слишком высокую цену.

— Ты страшно недооцениваешь Маргарет.

— Не думаю, — спокойно сказал Белл.

Кромвель натянуто улыбнулся.

— Тебе ни за что не удастся связать Маргарет с преступлениями, как и убедить суд в том, что я виновен.

Белл пристально посмотрел на банкира.

— А ты виновен?

Кромвель засмеялся и кивнул на вагон-гостиную, обводя его взглядом.

— Может, свидетели признают тебя бандитом Мясником? Что скажешь, Белл? — сейчас уже не было слова «мистер». — Ты в затруднительном положении, и тебе это известно.

Белл стащил перчатку с левой руки Кромвеля и увидел металлическую трубку вместо мизинца.

— Посмотрим, — вслух подумал Белл. — Мы еще посмотрим.

Белл предусмотрел всё. Когда они прибыли в Сан-Франциско, он приказам машинисту не останавливаться на главной станции, а отправиться на запасные пути в железнодорожное депо. У Бронсона под рукой была небольшая армия агентов, которая эскортировала Якова Кромвеля в машину скорой помощи, где его привязали к носилкам, чтобы провезти по городу.

— Мы не можем пойти на риск и посадить Кромвеля в окружную тюрьму, — сказал Белл. — Он прав, говоря, что его друзья придут ему на помощь в течение часа. Доставьте его за залив в тюрьму Сан-Квентин. Мы продержим его в изоляции до тех пор, пока не будем готовы выдвинуть формальные обвинения.

— Каждый репортер из каждой газеты в городе будет готов написать статью об этом событии, — сказал Бронсон.

— Прямо отсюда они отправят статьи по телеграфу через всю страну, — с усмешкой сказал Белл. — Сейчас мы все должны следить за тем, чтобы он не ускользнул. Кромвель попытается подкупить любого охранника, который появится около него.

— Я знаю надзирателя в Сан-Квентине, — сказал Бронсон. — Он кристально честный человек. Кромвель напрасно будет стараться подкупить его и организовать побег.

— Не думай, что он не попытается.

Белл смотрел на Кромвеля, которого поднимали в машину.

— Наденьте капюшон ему на голову, чтобы никто не смог узнать его. Заставь надзирателя поклясться под присягой, что он будет хранить тайну; заставь его посадить Кромвеля в одиночную камеру, отдельно от остальных заключенных, и запереть там. Передадим надзирателю все необходимые бумаги утром.

— А как быть с Маргарет? Сомневаюсь, что судья, запустивший руку в карман Кромвеля, подпишет ордер на ее арест.

— Возбуди ходатайство, — наставлял Белл. — Надави на нее. Как только она узнает, что ее брат взят под стражу и она может оказаться с ним рядом, гарантирую, Маргарет соберет всю наличность, которую сможет, и попытается помочь ему. Тогда она попадет прямо нам в руки.

Перед тем как отправиться в офис Бронсона, Белл зашел на телеграф и послал длинную телеграмму Ван Дорну, сообщая ему о поимке пресловутого бандита Мясника. Он также просил, чтобы полковник Денздер добился максимальной помощи от федерального правительства.

В одном Кромвель оказался прав: Маргарет вышла из полицейского департамента менее чем через тридцать минут после того, как ее доставили туда два агента Ван Дорна. Когда она прибыла, адвокаты Кромвеля были уже готовы внести залог. Даже ее шофер был под рукой, чтобы доставить ее домой; он ожидал в «роллс-ройсе» перед департаментом, припарковавшись в зоне, куда въезд машинам был запрещен. Мировой судья каким-то чудесным образом оказался на месте, чтобы подписать все необходимые документы об освобождении. Репортеру, который случайно оказался там по делу ночной кражи со взломом, показалось, что арест Маргарет и се почти мгновенное освобождение были инсценировкой.

Между тем Бронсон и его агенты ехали в машине скорой помощи к парому, чтобы отправить Кромвеля за залив, в округ Марин. Прибыв в док, они направились в тюрьму Сан-Квентин. Как утверждал Бронсон, надзиратель принял активное участие в работе и даже возгордился тем, что в его тюрьме будет находиться бандит Мясник, пока Белл и Бронсон смогут оформить все бумаги и предъявить ему обвинение.

Белл, выйдя с телеграфа, направился в банк Кромвеля. Он поднялся на лифте в главный офис и подошел к письменному столу Марион.

— Надень шляпку, — сказал он серьезным топом без предисловия. — Ты свободна в течение оставшейся части дня.

Она колебалась, совершенно выведенная из равновесия его внезапным появлением после трех дней отсутствия. Ее вновь переполняло влечение к нему. Она видела, что спорить с ним бесполезно, но сказала:

— Я не могу уйти просто так. Я потеряю работу.

— Ты уже ее потеряла. Твой босс за решеткой.

Он обошел вокруг письменного стола и выдвинул ее стул, чтобы она смогла встать.

Она медленно поднялась на ноги и уставилась на него, совершенно ошеломленная.

— Что ты сказал?

— Представление окончено. Я задержал Кромвеля до тех пор, пока мы не получим ордер на его арест и документы, необходимые для предъявления ему обвинения.

Она, двигаясь как в тумане, достала из шкафчика за своим письменным столом шляпку и сумочку и застыла в нерешительности, не зная, что делать дальше. Она нервно уставилась в пол, не веря своим ушам. Марион никогда не думала, что Яков Кромвель, несмотря на все его преступления, может оказаться уязвимым.

Белл уже видел раньше, как у нее краснели щеки, и его всегда поражала эта застенчивая реакция. Он взял шляпку у нее из рук и надел ее ей на голову набекрень.

— Мне так нравится, — сказал он, смеясь.

— Ну, а мне нет, — ответила она с раздражением в голосе, поправляя шляпку. — Куда ты поведешь меня?

— На побережье, где мы сможем гулять по песку и говорить о последних событиях столько времени, сколько потребуется.

— Мы поедем в твоем сказочном автомобиле?

Ее удивило болезненное выражение, появившееся у него на лице.

— Боюсь, мы вообще не сможем отправиться на нем куда-нибудь в ближайшее время.

Глава 35

Строительство тюрьмы Сан-Квентин началось в день взятия Бастилии, 14 июля 1852 года. Почему позднее ее назвали по имени заключенного, сидевшего за убийство, которого звали Мигель Квентин, можно только гадать. Слово «Сан» по-испански обозначает святого. Квентин не был святым, но его имя сохранилось, тюрьма стала называться Сан-Квентин.

В старейшей тюрьме штата в Калифорнии в 1893 году состоялась первая казнь через повешение. Повесили Хосе Габриеля за убийство пожилой пары, на которую он работал. В тюрьме сидели и женщины, но в отдельном здании. К 1906 году более ста заключенных умерли за тюремными стенами: причинами их смерти стали убийства, совершенные заключенными, самоубийства и болезни. Их хоронили на тюремном кладбище.

Ричард Вебер, надзиратель, был гибким, как гимнаст, и энергичным, преданным своей работе человеком. Он был тяжеловесным, но крепким, как скала. Его лицо не покидала вечная усмешка, едва заметная в уголках 176. Строгий блюститель дисциплины, противник реформ, он заставлял заключенных работать: производить продукцию, возделывать сады и посещать общеобразовательные курсы. Заключенным выдавалась компенсация, хоть и незначительная; сокращались сроки тюремного заключения по приговору — все это обеспечило ему репутацию строгого, но справедливого надзирателя.

Бронсон был весьма близок к истине, называя Вебера неподкупным. Он славился как человек, никогда не берущий взяток. Благочестивый католик, Вебер вместе с женой вырастил восьмерых детей. Его зарплата как начальника крупнейшей в штате тюрьмы была достаточной, но на дополнительные приятные вещи и развлечения почти ничего не оставалось. Его мечта когда-нибудь уйти на пенсию и поселиться на ранчо в долине Сан-Джоаквина оставалась только мечтой.

Хотя и говорят часто, что каждый человек имеет свою цену, все, кто знал надзирателя Вебера, считали его неподкупным. Но, как оказалось, он был всего лишь человеком.

Вскоре после того, как Кромвеля заперли в одиночной камере, располагавшейся на два уровня ниже главного тюремного здания, Вебер посетил бандита-банкира. Он приказал охраннику отпереть стальную дверь, вошел в камеру и сел на небольшой складной стул, который принес с собой.

— Мистер Кромвель, — вежливо обратился Вебер, — добро пожаловать в Сан-Квентин.

Кромвель поднялся со своей койки и кивнул.

— Возможно, я должен сказать, что благодарен за ваше гостеприимство, но это было бы ложью.

— Как я понимаю, вы пробудете с нами недолго.

— До тех пор, пока вопрос обо мне не решится в федеральном суде, — сказал Кромвель. — Это сказал тебе Бронсон из детективного агентства Ван Дорна?

Вебер кивнул.

— Он сказал, что ждет инструкций из департамента криминальных расследований в Вашингтоне.

— Тебе известно, почему меня арестовали?

— Мне сказали, что вы тот самый пресловутый бандит Мясник.

— Тебе известен мой статус в обществе? — спросил Кромвель.

— Известен, — ответил Вебер. — Вы владеете банком и являетесь филантропом, вызывающим восхищение.

— Неужели ты думаешь, что такой человек может грабить банки и убивать десятки людей?

Вебер заерзал на стуле.

— Должен признаться, что пришел к несколько иной мысли.

Кромвель постарался подойти к сути дела.

— Если я дам честное слово, что не совершал никаких преступлений, что правительство Соединенных Штатов выдвигает против меня фальшивые обвинения, чтобы отнять мой банк, ты сможешь выпустить меня на свободу?

Вебер задумался на мгновенье, затем отрицательно покачал головой.

— Прошу прощенья, мистер Кромвель, у меня нет полномочий, чтобы освободить вас.

— Даже несмотря на то что еще нет формальных обвинений?

— Меня уверяли, что обвинения уже оформляются, пока мы разговариваем.

— Если я пообещаю тебе, что не собираюсь бежать, но должен немедленно связаться со своими адвокатами в городе и получить у мирового судьи документы, необходимые для освобождения, позволишь ли ты мне покинуть тюрьму?

— Я сделал бы это, если бы мог, — сказал Вебер. — Но, как надзиратель, я не могу разрешить вам покинуть тюрьму раньше, чем мне в руки передадут документы об освобождении. К тому же агенты Ван Дорна патрулируют перед тюремными стенами, чтобы не допустить вашего бегства.

Кромвель осмотрел бетонную камеру без окон со стальной дверью.

— Какой-нибудь заключенный совершил побег из камеры одиночного заключения?

— Нет, в истории Сан-Квентина подобного не было.

Кромвель выдержал паузу, расставляя свою ловушку.

— Предположим, всего лишь предположим, надзиратель, что ты сам доставишь меня в Сан-Франциско?

Вебер с интересом посмотрел на него.

— Что у вас на уме?

— Доставишь меня в офис окружного прокурора Хорвата, а ровно через час посыльный доставит тебе домой пятьдесят тысяч долларов наличными.

Надзиратель размышлял над предложением Кромвеля несколько секунд. Он знал, что это не пустые слова. Банкир стоил много миллионов долларов, а предлагались наличные, которые не оставят следа, даже если повсюду начнут рыскать следователи. Пятьдесят тысяч долларов — огромная сумма. Он может спрятать деньги до ухода на пенсию. Вебер быстро прикинул: денег больше чем достаточно, чтобы купить себе ранчо, не уступающее никакому другому в штате. От такого предложения не смог бы отказаться даже самый честный человек.

Наконец Вебер поднялся со стула, подошел к стальной двери и тихо постучал три раза. Дверь открылась, вошел охранник в форме.

— Надень колпак на лицо заключенного и отведи его в офис за моим домом. Я буду ждать там.

Затем повернулся и вышел.

Спустя десять минут охранник втолкнул Кромвеля в офис Вебера.

— Сними с него колпак и оковы, — потребовал Вебер.

Когда оковы с ног и рук Кромвеля были сняты, а с его лица — колпак, охранника сразу отпустили.

— Я могу положиться на слово джентльмена, что моя компенсация прибудет через час после того, как я безопасно доставлю вас к ступеням городского зала суда?

Кромвель торжественно кивнул.

— Можешь быть уверен, деньги будут у тебя сегодня днем.

— Пока всё хорошо.

Вебер встал и вышел. Вернулся он с женским платьем, шляпкой, сумочкой и шалью.

— Наденьте это. Вы невысоки, и размер у вас приблизительно такой же, как у моей жены. Вы переоденетесь и будете как она, когда мы поедем через ворота. Опустите голову, и охрана не обратит на вас никакого внимания. Мы с ней часто ездим в окрестности и в город.

— А как быть с агентами Ван Дорна, патрулирующими у стен?

Вебер едва заметно улыбнулся.

— Я последний человек, которого они могут заподозрить в нечестной игре.

Кромвель взглянул на одежду и рассмеялся.

— Нашли что-нибудь смешное? — спросил Вебер.

— Нет, — ответил Кромвель. — Всё происходит так, как будто я уже был здесь раньше.

Кромвель натянул одежду жены надзирателя, обмотал шаль вокруг шеи и опустил шляпу так низко, чтобы она закрывала бороду, которая щетинилась на подбородке.

— Готов, как всегда, — сообщил он.

Вебер провел его из дверей офиса через двор к гаражу, где стоял Форд надзирателя. Кромвель легко пролез над двигателем и сел назад. Машина поехала по гравию к внутренним воротам и миновала их, надзиратель помахал рукой. Главные ворота были уже другой историей. Здесь к надзирателю подошли два охранника, чтобы он лично распорядился открыть ворота.

— Мы с Шари поедем в город купить подарок ко дню рождения ее сестры, — безмятежно сказал он.

Охранник с левой стороны от машины отдал честь надзирателю, как положено, и помахал ему рукой. Охранник с правой стороны смотрел на Кромвеля, который сделал вид, что ищет что-то в сумочке. Охранник согнул ногу, чтобы заглянуть под шляпку, но Вебер уловил это движение и крикнул:

— Перестань таращить глаза и открывай ворота!

Охранник выпрямился и махнул механику на башне, управлявшему механизмом, открывающим массивные стальные двери. Как только они разошлись на ширину, достаточную, чтобы проехал Форд, Вебер резко тронулся с места. Автомобиль прыгнул вперед и вскоре запыхтел по дороге к пристани, чтобы погрузиться на борт парома, идущего в Сан-Франциско.

Глава 36

— Он что? — кричал Белл по телефону.

— Что случилось? — спросил Бронсон, входя в офис, как раз когда Белл повесил трубку.

Белл взглянул на него, и лицо его исказилось от ярости.

— Твой друг и неподкупный надзиратель Сан-Квентина отпустил Кромвеля на свободу!

— Не верю! — выпалил Бронсон.

— Можешь поверить, это точно, — отрывисто произнес Белл. — Это была Марион Морган, личный секретарь Кромвеля. Она сообщила, что пять минут назад он пришел в офис.

— Она, видимо, ошибается.

— Она всегда права, — сказал Кертис, появившийся в дверях. Он посмотрел на Бронсона. — Один из твоих агентов, который следил за Маргарет, видел, как Кромвель выходил из городского зала суда и сажал сестру в автомобиль.

— Надзиратель Вебер взял взятку, — пробормотал Бронсон. — Даже и представить себе этого не мог!

— Вероятно, Кромвель предложил ему королевский выкуп, — сказал Белл.

— Агенты, следившие за тюрьмой, сообщают, что Вебер вместе с женой уехал в своем автомобиле в город за покупками.

— Не в первый раз Кромвель переодевается в женское платье, — зло пробормотал Белл. — Несомненно, он сбросил маскарадный костюм, как только они отъехали от Сан-Квентина и раньше, чем они добрались до парома.

— Что это дает нам? — спросил Кертис.

— Я отправил телеграмму полковнику Дензлеру, шефу департамента уголовных расследований Соединенных Штатов. Он договаривается с федеральным судьей о получении ордера на арест Кромвеля; такое распоряжение не сможет отменить город или штат. Как только ордер будет у нас в руках, мы сможем взять Кромвеля окончательно.

— Для доставки его по железной дороге потребуется по меньшей мере четыре дня, — сказал Бронсон. — А как быть, если Кромвель попытается бежать из страны? У нас нет никаких законных оснований, чтобы воспрепятствовать этому.

— У нас и в Сан-Диего не было законных оснований схватить его, — возразил Белл. — Мы возьмем его снова и будем держать в изоляции в тайном месте вплоть до прибытия документов.

Бронсона охватили сомнения.

— Раньше, чем мы сможем схватить Кромвеля, его друзья, мэр, шеф полиции и окружной шериф окружат его целой армией полицейских, вооруженных до зубов. И мои семь агентов! Численный перевес — двадцать к одному — будет на их стороне, если мы попытаемся взять бандита.

— Неужели Кромвель пользуется таким влиянием? — спросил Кертис.

— Если говорить об уровне коррупции в Сан-Франциско, то политическая машина Нью-Йорка в сравнении с ним — монастырь, — сказал Бронсон. — Кромвель сделал всё, чтобы чиновники его города разжирели и стали богатыми.

Белл улыбнулся одновременно уверенно и лукаво.

— У нас есть собственная армия, — спокойно сказал он. — Полковник Дензлер пришлет полк, если я сделаю запрос.

— Он может потребоваться раньше, чем ты думаешь, — сказал Бронсон. — Если Кромвель возьмет всю наличность в своем банке и наймет еще один поезд, то мы не успеем и пальцем пошевельнуть, как он окажется в Мексике — свободный, как птица.

— Он прав, — согласился Кертис. — Получается, что мы вообще беспомощны. Мы не можем тронуть его. Когда Дензлер свяжется с командиром полка и прикажет вызванным войскам войти в город, будет слишком поздно. Взятки Кромвеля расчистят ему путь из города.

Белл откинулся на спинку стула и уставился в потолок.

— Совсем необязательно, — медленно сказал она.

— Что придумал этот хитроумный человек? — спросил Кертис.

— Допустим, что президент Соединенных Штатов даст указание президенту железнодорожной компании «Саузерн Пасифик», чтобы он не разрешал Кромвелю заказать поезд?

Бронсон посмотрел на него.

— Разве это возможно?

Белл кивнул.

— Полковник Дензлер пользуется огромным влиянием в Вашингтоне. Ван Дорн рассказывал мне, что он и президент Рузвельт очень близки. Они вместе сражались на высоте Сан-Хуан во время войны. Думаю, что он сможет убедить президента оказать нам помощь.

— А если Кромвель зафрахтует корабль? — развивал тему Бронсон.

— В этом случае отправят военный корабль Соединенных Штатов, чтобы остановить его в море, снимут Кромвеля с борта и вернут в Сан-Франциско. К тому времени у нас уже будут все необходимые документы и ордер на его арест.

— Звучит так, будто ты предусмотрел все возможные варианты, — восхищенно сказал Бронсон.

— Кромвель — скользкий тип, — сказал Белл. — Если есть лазейка, чтобы выскользнуть из сети, он найдет ее.

Белл взглянул на стенные часы.

— Четыре тридцать пять. У меня назначено свидание в шесть часов.

— Марион Морган? — спросил Кертис, хитро улыбаясь. — Мне кажется, что, помимо того что она следит за Кромвелем, между вами что-то происходит.

Белл кивнул.

— Она настоящая леди. — Он поднялся на ноги и накинул куртку. — Она пригласила меня на обед к себе домой.

Бронсон подмигнул Кертису.

— Наш друг — везучий человек.

— Я потерял счет времени, — сказал Белл. — Какой сегодня день?

— Вторник. Семнадцатое апреля, — ответил Кертис. И добавил: — 1906 год.

— Какой год, я знаю, — сказал Белл, выходя. — Встретимся утром.

Печально, но один из троих, присутствовавших в этой комнате, уже не сможет увидеть завтрашний день.

Маргарет остановила «мерседес» у ворот гаража, расположенного перед особняком; затем они прошли дальше во двор. За два часа до этого она посадила брата в машину у городского зала суда, отвезла его в банк, где он пробыл какое-то время в своем офисе за закрытыми дверями. Когда он появился, они в полном молчании поехали в Ноб Хилл. Из гаража вышел шофер и поставил машину на место. Войдя в холл, Маргарет сняла шляпку и швырнула ее на пол, гневно глядя на своего брата.

— Полагаю, что теперь, после того как ты привел нас к полному краху, ты должен чувствовать удовлетворение.

Кромвель прошел в гостиную и устало опустился в кресло.

— Я допустил ошибку, недооценив Белла, — сказал он. — Он схватил меня раньше, чем я напал на банк в Сан-Диего.

Пол начал уходить из-под ног Маргарет, ее настроение резко изменилось.

— Исаак жив? Ты его видел?

Брат внимательно посмотрел на нее.

— Похоже, у тебя возник необычайный интерес к нему, — сказал Кромвель со сдержанным смехом. — Ты рада, что наша немезида еще ходит по земле?

— Ты говорил, что убил его в Теллуриде.

Кромвель ответил так, словно речь шла об угле, загруженном в грузовик.

— Думал, что убил, но, очевидно, он выжил. Единственная ошибка, допущенная за двадцать лет.

— Значит, это он привез тебя из Сан-Диего и посадил в Сан-Квентин?

Кромвель кивнул.

— Он не имел права. Он преступил закон. Сейчас Белл собирается перевернуть всё на свете, чтобы провозгласить меня бандитом Мясником и отправить на виселицу.

— Бежать из города будет трудно. Агенты Ван Дорна наблюдают за каждым нашим движением.

— Я не намерен скрыться в ночи подобно вору. Пришло время тем, кто заискивал перед нами и пользовался нашими фондами, выполнить свои обязательства, избавив нас от лап Ван Дорна, чтобы мы смогли спокойно отправиться на новые пастбища.

Она посмотрела на него, и ее мысли сосредоточились на решительных действиях.

— Мы наймем лучших юристов в Нью-Йорке. Признать тебя виновным будет просто невозможно. Мы превратим детективное агентство Ван Дорна в национальное посмешище.

— Не сомневаюсь, что мы выиграем дело в суде, — спокойно сказал он, пристально глядя на сестру с серьезным выражением лица. — Но с нами будет покончено как с фигурами, вызывающими восхищение в Сан-Франциско. Мы потерпим финансовый крах, как только наши вкладчики, опасаясь скандала, перебегут в конкурирующие банки. Национальный банк Кромвеля закроет свои двери, — он сделал эффектную паузу. — Если не…

— Если не что? — спросила она, встретив его неумолимый взгляд.

— Мы спокойно и тайно переведем свои активы в другой город в другой стране, где создадим новую финансовую империю с новым названием.

Маргарет заметно расслабилась, начиная понимать, что еще не всё потеряно, что их жизнь еще может не свалиться в пропасть с края скалы.

— Какой город и какая страна у тебя на уме? Мексика? Или Бразилия?

Кромвель зло улыбнулся.

— Моя дорогая сестра, могу только надеяться, что мистер Белл думает точно так же, как ты.

Он почувствовал, что вполне удовлетворен собой: утром ему потребуется не больше трех часов, чтобы организовать перевод кассовых резервов из своего банка. Его бумажные активы были уже отправлены из страны по телеграфу, когда он приходил в банк. Сейчас им с Маргарет нужно упаковать некоторые вещи и закрыть дом, поручив его продажу агенту по недвижимости, — это всё, что осталось сделать. А затем они отправятся в свободное плавание, пересекут границу и оставят Соединенные Штаты позади.

Белл сидел в квартире Маргарет, задумчиво глядя на огонь в камине, пока она возилась на кухне. Он принес бутылку каберне «Совиньон» 1890 года, фирмы «Калифорния Берингер», и уже выпил полбокала, когда в столовую вошла Марион и начала сервировать стол. Он взглянулна нее и испытал сильное желание подойти к ней и крепко прижаться к ее губам.

Она выглядела потрясающе: всё тот же модный силуэт песочных часов с приятными изгибами и полной грудью. На ней была розовая сатиновая блузка, отделанная каскадом кружев, доходивших до подбородка и удлинявших ее высокую изящную шею. Юбка, тоже розовая и длинная, имела вид перевернутой лилии. Несмотря на то что передник закрывал часть ее фигуры, вид у нее был элегантный.

Ее светлые соломенные волосы, уложенные валиком за нежными ушами, блестели в теплом свете свечей, стоявших на столе. Белл подавил желание поцеловать ее, но не мог оторвать от нее глаз.

— Ничего особенного, — сказала она, подходя к нему и садясь на подлокотник его кресла. — Надеюсь, ты любишь тушеное мясо.

— Просто обожаю тушеное мясо, — сказал он и, не в силах больше бороться с собой, притянул ее к себе на колени и долго и страстно целовал.

Она напряглась, потом задрожала, а ее глаза стали огромными и заблестели, как глубокое зеленое море. Когда он отпустил ее, самообладание почти изменило ей. Дыхание участилось, глаза приобрели медный оттенок, и в них появилась чувственность влечения — ощущение, которое ей никогда еще не приходилось испытывать. Нехотя она поднялась с его колеи и встала, откидывая назад прядь волос, выбившуюся на висок.

— Пока этого достаточно, если ты не хочешь получить подгоревшее мясо.

— Сколько еще времени придется мучиться моему пустому желудку?

Она рассмеялась.

— Еще десять минут. Жду, когда картофель станет мягким.

Он наблюдал, как она возвращалась на кухню грациозной походкой газели.

Когда она поставила тарелки на стол, он наполнил бокалы, и они сели. Некоторое время они молча ели. Затем Белл сказал:

— Всё очень вкусно. Когда-нибудь ты сможешь осчастливить мужчину, став ему замечательной женой.

Эти слова словно теплый ветерок повеяли ей на шею, она ощутила прилив крови к груди, от которого соски стали твердыми. Глубоко в душе она надеялась, что его чувства движутся в том же направлении, но опасалась, что они могут остыть и однажды вечером он уйдет, чтобы больше никогда не вернуться.

Белл увидел смущение Марион, но побоялся затронуть этот вопрос. Он постарался сразу же перевести разговор на другую тему.

— Что делал Кромвель сегодня в банке?

Она разозлилась. Разозлилась на себя, за то что произносила нужные слова, отвечая на его вопрос, вместо того чтобы выразить свои чувства к нему.

— Большую часть времени он провел в офисе. У него был загадочный вид. Еще он три раза спускался в хранилище.

— Как ты думаешь, чем он там занимался?

Она покачала головой.

— Всё казалось очень таинственным. — Она подняла голову и улыбнулась. — Но, когда он был в хранилище, я потихоньку вошла в его кабинет и просмотрела документы, раскиданные на столе.

Он с нетерпением ждал, а она специально молчала, заставляя его мучиться от неизвестности, словно сводя с ним счеты за то, что он не обращал внимания на ее чувства к нему.

— Он заполнял тратты и денежные переводы.

— Понятно. Мы думаем, что они с Маргарет собираются улизнуть из страны и перевести банковские фонды в новое место, туда, где они обоснуются. Кромвель не может остаться в городе и победить нас в федеральном суде.

— Очень похоже на это, — спокойно сказала Марион, желая только одного: провести это время вместе в более близких и личных отношениях.

— А не можешь ли сказать, куда он отправил банковские фонды?

Она отрицательно покачала головой.

— Были внесены только суммы, банки, которые должны получить их, не были указаны.

— Как ты думаешь, что он делал в хранилище?

— Мне кажется, упаковывал кассовые резервы банка в ящики, подготавливая их для транспортировки в тот город, куда они собираются уехать.

— Ты очень проницательная женщина, — улыбаясь, сказал он. — А если бы ты была на месте Якова и Маргарет, куда бы ты поехала?

— Нигде в Европе они не найдут безопасного места, — ответила Марион без колебаний. — Банки на континенте сотрудничают с правительством США и замораживают нелегальные фонды. Но есть много других стран, где они могут спрятать деньги и начать снова строить свою империю.

— Что ты думаешь о Мексике? — спросил Белл, потрясенный интуицией Марион.

Она покачала головой.

— Маргарет не сможет жить в Мексике. Страна слишком примитивна для ее вкусов. Возможно, Буэнос-Айрес в Аргентине. Город очень развитый, но они оба ни слова не знают по-испански.

— Сингапур, Гонконг, Шанхай, — предположил Белл. — Какой-нибудь из этих городов представляет для них интерес?

— Возможно, Австралия или Новая Зеландия, — задумчиво сказала она. — Но за многие годы работы с Яковом я поняла, что он мыслит не так, как большинство людей.

— Мой опыт работы с этим человеком привел меня к такому же выводу, — сказал Белл.

Марион постепенно успокоилась, передавая ему еще порцию тушеного мяса, картофеля и овощей.

— Почему ты не дашь своей голове хоть немного отдохнуть и не насладишься плодами моих трудов? — спросила она с улыбкой.

— Прости меня, — искренне сказал он. — Я очень скучный компаньон за обедом.

— Надеюсь, тебе понравится пирог с лимонными меренгами на десерт.

Он рассмеялся.

— Просто обожаю пирог с лимонными меренгами.

— Так-то лучше. Я испекла столько, что хватит на небольшую армию.

Они закончили с основным блюдом, Исаак встал, чтобы помочь убрать со стола. Она усадила его обратно на стул.

— Куда же они поедут, как ты думаешь? — требовательно спросила она.

У него был вид мальчишки, которого озадачила мать.

— Я хотел помочь.

— Сиди и допивай свое вино, — решительно сказала Марион. — В моем доме гости не работают, тем более, если гости — мужчины.

Он лукаво взглянул на нее.

— А если не гость?

Она отвернулась, боясь выдать себя.

— Тогда я заставила бы тебя заняться течью в водопроводе, смазать скрипучие дверные петли и отремонтировать сломанную ножку стола.

— Всё это я могу сделать, — преданно сказал он. — Я мастер на все руки.

Она недоверчиво посмотрела на него.

— Сын банкира — и мастер на все руки?

Он притворился обиженным.

— Я не всегда работал в банке отца. В четырнадцать лет я убежал из дома и уехал с цирком Барнум и Бейли. Помогал ставить и снимать палатки, кормил слонов, ремонтировал цирковые повозки, — он помолчал, на лице появилось грустное выражение. — Через восемь месяцев отец нашел меня, притащил домой и отправил обратно в школу.

— Итак, ты закончил колледж.

— Гарвард, экономический факультет.

— И умный, — добавила она, совершенно пораженная.

— А ты? — спросил он. — Где ты училась?

— Окончила первый курс юридического факультета Стэнфордского университета. Но вскоре обнаружила, что в юридических фирмах не принято принимать на работу юристов-женщин, поэтому перешла на факультет банковского дела.

— Теперь моя очередь удивляться, — искренне сказал Белл. — Кажется, я встретил свою пару.

Внезапно Марион замолчала, на ее лице появилось странное выражение. Белл подумал, что ей дурно. Он бросился к ней и обнял, чтобы поддержать.

— Тебе плохо?

Она посмотрела на него своими зелеными глазами — казалось, они стали совсем темными — и неожиданно выдохнула:

— Монреаль!

Он наклонился к ней.

— Что ты сказала?

— Монреаль… Яков и Маргарет собираются бежать через канадскую границу в Монреаль, где они смогут открыть другой банк.

— Откуда тебе это известно? — спросил ошеломленный Белл.

— Просто я вспомнила, что рядом с телефоном в записной книжке было написано: «Город Монреаль», — объяснила она. — Я не думала, что это что-нибудь важное, и не обратила внимания. Теперь все встало на место и приобрело смысл. В Канаде власти будут искать Кромвелей в последнюю очередь. Они смогут легко достать новые удостоверения личности и подкупить нужных людей, чтобы стать честными гражданами, которые открывают кредитоспособное финансовое учреждение.

Выражение замешательство постепенно исчезло с лица Белла.

— Всё сходится, — медленно сказал он. — Вероятно, Канада — последнее место, о котором мы бы подумали. Преступники, совершившие тяжкие уголовные преступления, уже много лет бегут через южную границу в Мексику, которую они используют как трамплин, чтобы скрыться дальше на юге.

Постепенно его мысли о Кромвелях ушли, он успокоился, стал нежным и любящим. Взял ее на руки.

— Я знал, что не случайно влюбился в тебя, — сказал он тихо хриплым голосом. — Ты умнее и лучше меня.

Она задрожала всем телом, обвивая руками его шею.

— О Боже, Исаак! Я тоже люблю тебя.

Он нежно коснулся губами ее губ, когда нес ее из гостиной в спальню. Она отстранилась и посмотрела на него озорным взглядом.

— А как же пирог с лимонными меренгами?

Он засмеялся.

— Мы всегда успеем съесть его на завтрак.

Белл не мог предвидеть и тем более знать, что всего через несколько часов пирог превратится лишь в смутные воспоминания.

Глава 37

Сан-Франциско 1906 года, называвшийся в то время образцом запада, был лабиринтом противоречий. Один писатель назвал этот город напыщенным Вавилоном, романтичным Парижем, авантюрным Гонконгом. Другой пошел еще дальше, назвав его вратами в рай.

Возможно, он был динамичным и будоражащим, но на самом деле Сан-Франциско представлял собой распластавшийся, грязный, покрытый сажей, издающий отвратительный запах, скандальный, коррумпированный, вульгарный город, куда менее привлекательный, чем Лондон семисотых годов. В нем перемешивались невероятное богатство и жалкая нищета. Угольный дым пароходов, локомотивов, литейных заводов, печей и кухонных плит заволакивал улицы, покрытые слоем навоза тысяч лошадей. Не было никаких сооружений для очистки сточных вод. С потемневших от испарений небес спускался отвратительный запах.

Большинство домов было построено из дерева. Шеф пожарных города назвал Сан-Франциско, начиная с достойных домов на Телеграф Хилл и стильных особняков Ноб Хилла и кончая лачугами и хижинами предместий, морем трутниц, которое в любой момент может воспламениться.

Реальности и мифу предстояло коренным образом измениться за две с половиной минуты.

Утром 18-го апреля в 5 часов 12 минут встающее солнце осветило небо на востоке. Уличные газовые фонари выключили, канатные машины с лязганьем выезжали из своих сараев, чтобы начать рабочий день, поднимаясь на холмы города и спускаясь с них. Появились первые рабочие, направляющиеся к месту службы, а те, кто работал в ночную смену, спешили домой. Пекари уже стояли перед своими печами. Полиция, работающая в утреннюю смену, продолжала патрулировать свои районы, ожидая еще один спокойный день. Тумана не было, с запада дул легкий ветер.

Но в 5 часов 12 минут утра спокойный мир Сан-Франциско и окружающих его городов содрогнулся от зловещего громоподобного грохота, исходящего из недр морского дна, расположенного на глубине нескольких миль, за Золотыми Воротами.

И Сан-Франциско превратился в сущий ад.

Сначала окрестности содрогнулись от первого толчка, предвестника землетрясения, который ощущался по всей территории залива. Спустя двадцать пять секунд волны мощного землетрясения прокатились по городу, словно чудовищная рука, сгребающая стопки книг со стола.

Скала св. Андрея, стены разлома которой терлись друг об друга миллионы лет, внезапно разделилась на части, когда североамериканская тектоническая плита под землей и тихоокеанская тектоническая плита под морем разошлись и сместились в противоположных направлениях — одна на север, вторая на юг.

Неведомая сила ворвалась в беспомощный город со скоростью тысячи миль в час, буйствуя беспощадно, неся с собой мгновенную смерть и оставляя разрушения.

Ударная волна накатилась с молниеносной скоростью. Мостовые на улицах, идущих на восток и на запад, начали вздыматься, а потом падать в возникшие трещины и разломы; землетрясение неуклонно перемещалось вперед, раскачивая на своем пути высокие здания квартал за кварталом, как ураган раскачивает ивы. Дерево, известковый раствор и кирпич не были рассчитаны на то, чтобы противостоять такому удару. Здания, одно за другим, начали падать, стены разваливались и лавиной рушились на улицы в тучах пыли и обломков. Окна в магазинах треснули, и разбитое стекло ливнем посыпалось на пешеходные дорожки, покрывая их слоем острых осколков.

Огромные пяти- и десятиэтажные здания в деловой части города падали с ужасающим грохотом, подобным артиллерийским залпам. На улицах возникали и исчезали пропасти, некоторые наполнялись грунтовыми водами, перетекающими в сточные канавы. Рельсы уличных трамваев и канатных машин искривлялись и свивались, как спагетти. Самые мощные толчки продолжались немногим более одной минуты, хотя в последующие дни слабые толчки повторялись.

Когда через этот хаос проникли лучи дневного света, от огромного города с высокими зданиями, магазинами, офисами, банками, театрами, гостиницами, ресторанами, салунами и борделями, с частными и многоквартирными долгами осталась лишь сотня квадратных миль неровных куч разбитой каменной и кирпичной кладки, искромсанных бревен и искореженного железа. Хотя здания в городе выглядели надежными, они не были укреплены и развалились на части уже через тридцать секунд после начала землетрясения.

Городской зал суда, самое величественное здание к западу от Чикаго, снесло и разрушило, чугунные колонны лежали разбитые. Теперь зал суда представлял собой остов из изогнутых стальных перекрытий. Академия паук исчезла, словно ее никогда и не было. Почтовое отделение осталось стоять на месте, хотя и получило серьезные повреждения. Театр Маджестик больше никогда не даст ни одного представления. Только внушительное шестиэтажное здание «Уэллз Фарго» устояло на месте, несмотря на серьезные повреждения внутри.

Первыми упали тысячи дымоходов. Ни один из них не был рассчитан на землетрясение. Проходя через крыши и поднимаясь на большую высоту над ними, не имея возможности сгибаться и раскачиваться, не имея никаких опор, дымоходы начали вибрировать, затем треснули и провалились внутрь домов, а потом на улицы, уже заваленные толстым слоем обломков. Позднее было установлено, что в результате падения дымоходов в своих постелях погибли сотни людей.

Деревянные двух- и трехэтажные дома качались, как пьяные, во всех направлениях, смещаясь с фундаментов, да так и оставались стоять, наклонясь под фантастическими углами. Странно, что они всё-таки устояли, хотя и сдвинулись с места на двадцать футов, многие оказались поперек тротуаров и улиц. Их наружные стены остались целыми, но внутренняя часть была опустошена: полы поднялись и изогнулись, потолочные балки сломались, мебель была разбита, обитатели погибли и оказались погребены под обломками. Дешевые дома в бедной части города превратились в кучу разбитых балок и внешней обшивки.

Те, кому удалось выжить при землетрясении, пребывали в шоке и, словно лишившись дара речи, не могли разговаривать даже шепотом. Когда огромные тучи пыли начали оседать, стали слышны, словно приглушенные завывания, крики о помощи тех, кто был ранен или оказался под завалами рухнувших домов. Даже после того как мощные толчки прекратились, земля продолжала содрогаться, кирпичные стены дрожали, создавая собственные толчки и издавая странный гул.

В истории человеческой цивилизации только немногие города пострадали от такого же опустошительного разрушения, как в Сан-Франциско. Но это было лишь начало еще более страшной катастрофы, которая произойдет немного позднее.

От толчка кровать, в которой находились Исаак и Марион, подбросило, и она встала поперек спальни. Многоквартирный дом вокруг них ходил ходуном и трясся в конвульсиях. Грохот стоял оглушительный. Посуда полетела на пол, книжные полки рухнули, книги разлетелись во все стороны, картины слетели со стен. Пианино покатилось, как камень с горы, по наклонному полу и упало на улицу, так как вся передняя стена многоквартирного дома отделилась от остальной части здания и свалилась огромным потоком обломков на мостовую.

Белл схватил Марион за руку и, наполовину неся ее, наполовину волоча, потащил через вихрь падающей штукатурки к дверному проему, где они стояли в течение следующих тридцати секунд, а ужасающий грохот становился всё более оглушительным. Пол у них под ногами ходил ходуном, подобно штормовому морю. Едва они добрались до временного убежища в дверном проеме, как рухнул огромный дымоход вверху, на крыше, пронесся через две квартиры и с грохотом провалился сквозь иол меньше чем в десяти футах от них.

Белл сразу же понял, чем вызван этот бедлам. Он, еще ребенком, оказался однажды в почти таком же мощном землетрясении во время своего путешествия с родителями по Китаю. Белл посмотрел на бледное лицо Марион, которая глядела на него, оцепеневшая, совершенно парализованная от ужаса. Он мрачно улыбнулся, пытаясь придать ей храбрости, и в это время ударные волны сломали пол в гостиной, вырвав его из основания, и отправили вниз. Оставалось только гадать, погибли ли при этом обитатели нижней квартиры или им удалось каким-то чудом спастись.

Почти целую минуту они держались на ногах, вцепившись в дверную раму, а весь мир вокруг превратился в ад, далеко выходящий за рамки самого смелого воображения.

Затем толчки постепенно прекратились, и над руинами квартиры воцарилась сверхъестественная тишина. Туча пыли от падающей с потолка штукатурки забивала ноздри, дышать стало трудно. Только теперь Белл понял, что они все ещё продолжают стоять, вцепившись в дверную раму; на Марион легкая женская ночная рубашка, он — в мужской ночной рубашке. Он увидел, что ее блестящие длинные волосы стали белыми от мелкого порошка, в который превратилась штукатурка; она еще насыщала воздух, и он был похож на туман.

Белл осмотрел спальню. Она напоминала помещение, в котором содержимое мусорного ведра опрокинули на пол. Он обнял Марион за талию и увлек ее за собой в кладовку, где на вешалках висела их одежда, еще не запыленная.

— Быстро оденься, — решительно сказал он. — Здание неустойчиво и может рухнуть в любой момент.

— Что случилось? — спросила она, совершенно сбитая с толку. — Это взрыв?

— Нет, думаю, это землетрясение.

Она посмотрела через обломки своей гостиной и увидела разрушенные здания на другой стороне улицы.

— Боже милосердный! — воскликнула она. — Нет целой стены!

Затем обнаружила, что нет пианино.

— О, нет, пианино моей бабушки! Куда оно делось?

— Думаю, всё, что от него осталось, внизу на улице, — с сочувствием ответил Белл. — Хватит разговоров. Поторопись! Накинь на себя что-нибудь из одежды. Нам пора выбираться отсюда.

Она взяла себя в руки. Белл видел, что она такая же крепкая, как кирпичи, валявшиеся вокруг. Пока он надевал костюм, в котором был накануне вечером, она быстро нашла хлопчатобумажную блузку. Затем надела толстую шерстяную куртку и теплую юбку, защищающую от холодного ветра с моря. Она была не только красивой, как подумал Белл, но и практичной женщиной.

— А как быть с моими ювелирными украшениями, семейными фотографиями, моими ценностями? — спросила она. — Не стоит ли мне взять их с собой?

— Вернемся за ними позже, когда убедимся, что здание не рухнуло.

Они оделись меньше чем за две минуты; он осторожно провел ее мимо зияющей в полу дыры, оставленной упавшим дымоходом, мимо перевернутой мебели к двери квартиры. Марион будто очутилась в другом мире, когда посмотрела туда, где раньше была стена, и увидела совершенно ошеломленных соседей, выходивших на середину улицы.

Землетрясение перекосило здание, и дверь заклинило. Белл знал, что бесполезно выбивать ее плечом. Пустая затея. Балансируя на одной ноге, второй он ударил в дверь. Она не поддавалась. Он осмотрел комнату и, совершенно поразив Марион своей силой, поднял тяжелый диван и ударил им по двери, как тараном. После третьего удара дверь поддалась и открылась, повиснув на одной петле.

К счастью, лестница была еще на месте, все пролеты до самого низа уцелели. Белл и Марион быстро спустились к главному входу и обнаружили огромную гору обломков перед домом, похоронивших улицу. Передняя часть дома выглядела гак, будто ее раскололи гигантским колуном.

Марион остановилась, увидев пианино бабушки, разбитое вдребезги; на глаза девушки выступили слезы. Белл заметил двух человек, пробиравшихся через обломки к фургону, запряженному лошадьми. Белл на несколько минут покинул Марион, подошел к мужчинам и заговорил с ними так, словно заключал сделку. Они кивнули, и он вернулся к Марион.

— Что там? — спросила она.

— Я предложил им пятьсот долларов за то, что они отвезут пианино твоей матери на склад Кромвеля перед железнодорожным депо. Когда обстановка нормализуется, я прослежу, чтобы его восстановили.

— Спасибо, Исаак.

Марион встала на цыпочки и поцеловала Белла в щеку, пораженная тем, что человек может быть внимательным к таким мелочам среди всего этого хаоса.

Люди, столпившиеся на улице, была крайне подавлены. Не было ни рыданий, ни стенаний, ни истерик. Все разговаривали шепотом, радуясь тому, что остались живы, но не знали, что делать дальше, куда идти и не начнется ли землетрясение снова. Многие были в ночной одежде. Матери прижимали к себе маленьких детей, а младенцев крепко держали на руках, мужчины разговаривали между собой, исследуя повреждения, нанесенные их домам.

В разрушенном городе наступило затишье. Самое худшее, думал каждый, уже позади. Но их ждала еще большая трагедия.

Белл и Марион, дойдя до перекрестка улиц Гайд и Ломбард, увидели, что рельсы канатной дороги извивались серебряным потоком, устремлявшимся в сторону улиц под Русским Холмом. Туча пыли упрямо зависла над руинами, медленно исчезая, уносимая на восток ветром с берега. На западе, в стороне доков, вдоль северной части залива и на юге — повсюду некогда огромный город превратился в огромное море руин.

Разрушены были десятки гостиниц и домов с меблированными комнатами, убиты сотни тех, кто спал крепким сном, когда началось землетрясение. С холма доносились крики, стоны и плач людей, погребенных под завалами и получивших тяжелые травмы.

Опрокинулись сотни электрических столбов, разорванные провода высокого напряжения раскачивались, как покинутая боксерская груша, и рассыпали во все стороны искры. Прорвало трубы, по которым подавался газ в город, и они распространяли вокруг смертоносные пары. В цокольных этажах заводов и фабрик треснули цистерны, в которых хранили керосин, жидкое топливо текло в сторону огненной дуги от электрических проводов и там взрывалось оранжевым пламенем. В разрушенных домах загорелась сажа из упавших дымоходов и поджигала мебель и деревянные конструкции.

Ветер раздувал пламя, и отдельные пожары скоро слились в один необъятный холокост. В считанные минуты город заволокло дымом. Пожары бушевали в Сан-Франциско в течение трех дней и унесли сотни человеческих жизней. Многие раненые или оставшиеся под завалами, которых не успели спасти, пропали без вести. Их тела сгорели и превратились в пепел.

— Будет хуже, значительно хуже, — медленно сказал Белл. Он повернулся к Марион. — Я хочу, чтобы ты ушла в парк Золотые Ворота; там ты будешь в безопасности. Позже я нанду тебя.

— Куда ты пойдешь? — прошептала она, вздрогнув от мысли, что останется в одиночестве.

— В офис Ван Дорна. Городу потребуется каждый агент правоохранительных органов, который сможет оказать помощь в борьбе с хаосом.

— Почему я не могу остаться здесь, рядом со своей квартирой?

Он снова взглянул на распространяющийся огонь.

— Это только вопрос времени; не пройдет и нескольких часов, как пожар доберется до Русского Холма. Тебе нельзя здесь оставаться. Как ты думаешь, ты сможешь дойти пешком до парка?

— Смогу, — сказала она, храбро кивнув. Потом протянула к нему руки и обвила их вокруг его шеи. — Я люблю тебя, Исаак Белл. Люблю до боли.

Он обнял ее за тонкую талию и поцеловал.

— Я тоже люблю тебя, Марион Морган. — Он не сразу отпустил ее. — А теперь будь хорошей девочкой и уходи отсюда.

— Буду ждать тебя у моста над прудом.

Он задержал ее руку. Потом повернулся и пошел, пробираясь через массу людей, столпившихся посередине улицы, как можно дальше от зданий. По городу прокатилась еще волна толчков — уже более слабых.

Белл шел по длинной лестнице, ведущей вниз с Русского Холма. В нескольких местах она была разрушена, но это не помешало ему спуститься на Юнион-стрит. Затем он вышел прямо на улицу Стоктон, сокращая путь, а оттуда — на Маркет-стрит. Масштаб разрушений намного превосходил всё, что могло создать его воображение.

Трамваи не ходили. Все автомобили — многие из них были новыми моделями, реквизированными из демонстрационных залов дилеров, — а также повозки, запряженные лошадьми, использовались в качестве карет скорой помощи. На них перевозили раненых во временные госпитали, организованные на городских площадях. Тела погибших, которые можно было извлечь из-под завалов, доставляли на склады, превращенные во временные морги.

Под падающими стенами погибали не только люди, но и лошади огромной городской флотилии грузовых фур гонов. Они погибали дюжинами под тоннами кирпича. Белл увидел возницу и лошадь, которых разнес в клочья электрический столб, упавший на их молочный фургон.

Дойдя до Маркет-стрит, Белл нырнул в останки все еще стоявшего на месте дверного проема, который когда-то был входом в здание газеты «Херст Экзаминер». Здесь он нашел убежище от стада крупного рогатого скота, сбежавшего из своего загона в доках. Обезумевшие от страха животные пронеслись по улице и почти мгновенно исчезли, поглощенные одной из огромных пропастей, образованных землетрясением, расколовшим улицы.

Белл не верил своим глазам: огромная центральная улица города со своими величественными зданиями изменилась до неузнаваемости. Исчезли целые флотилии машин и фургонов, толпы счастливых людей, работающих или делающих покупки в самом сердце деловой части города. Высокие здания развалились. Огромные колонны вместе со своими декоративными карнизами и украшениями были выдернуты из фасадов зданий и брошены на тротуары и на проезжую часть кучей изуродованных обломков. Выбиты огромные окна офисов и магазинов. Вывески, некогда рекламировавшие бизнес, которым занимались здесь, валялись среди осколков.

Двигаясь дальше среди этого опустошения, Белл увидел, что кварталы, расположенные южнее, превратились в океан пламени. Он понимал, что крупные гостиницы, правительственные здания, офисные небоскребы, огромные универмаги и театры скоро выгорят до основания. Пожарных было слишком мало, почти все подземные водопроводные магистрали разрушило землетрясение. Из сотен водопроводных кранов и пожарных гидрантов города вода немного покапала — и они пересохли. Пожарные, оказавшиеся совершенно беспомощными в борьбе с пожарами, возникающими, как грибы, начали героическую борьбу, приступив к ремонту водопроводов.

Лавируя между автомобилями, перевозящими раненых, и пробираясь между кучами кирпича, Белл увидел здание Колл. На первый взгляд, двенадцатиэтажный небоскреб, казалось, уцелел, но по мере приближения к нему становилось ясно, что основание одной стороны здания сместилось на два фута и оказалось ближе к проезжей части. Внутри части здания сместились относительно друг друга, поэтому не работал пи один лифт. Преодолев пешком пять лестничных пролетов, Белл поднялся на пятый этаж, в офис Ван Дорна, и оказался перед грудами штукатурки, рухнувшей с потолка. Следы ног на штукатурке подсказали ему, что остальные опередили его.

Мебель, разбросанную землетрясением по всему офису, уже подняли и поставили на свои места.

Белл вошел в конференц-зал и увидел четырех агентов Ван Дорна, включая Бронсона, который поспешил ему навстречу.

— Несказанно рад, что вижу тебя живым. Я страшно испугался, что ты можешь оказаться под обломками.

Беллу удалось улыбнуться.

— Дом Марион лишился передней стены, а ее квартира превратилась в настоящую свалку.

Он сделал паузу и осмотрел помещение. Не увидев Кертиса, спросил:

— От Арта что-нибудь слышно?

Выражение лиц присутствующих было красноречивее слов.

— Арт пропал без вести. Предполагают, что он погиб под руинами, когда шел в наш офис из гостиницы «Палас», — мрачно и серьезно ответил Бронсон. — Из той информации, которую нам удалось собрать, ясно, что два моих агента либо ранены, либо погибли. Точно мы еще не знаем. Те, которых ты видишь здесь, единственные, кому удалось спастись, не получив никаких травм.

У Белла возникло ощущение, что его грудь туго стянули ремнем. Он видел смерть, но потеря близкого человека вызывала страшную, невыносимую боль.

— Кертис умер, — пробормотал Белл. — Он был прекрасный человек, хороший друг и один из лучших детективов, с которыми мне приходилось работать.

— Я тоже потерял хороших людей, — медленно сказал Бронсон. — Но сейчас мы должны сделать всё возможное, чтобы облегчить страдания людей.

Белл посмотрел на него.

— Каков твой план?

— Я встречался с шефом полиции и предложил услуги Ван Дорна. Несмотря на наши разногласия в прошлом, он страшно обрадовался нашей помощи. Мы должны делать всё, что можем: препятствовать грабежам, арестовывать мародеров и доставлять их в городскую тюрьму. К счастью, она устояла, так как построена, как крепость.

— Хотел бы и я присоединиться к тебе и остальным, Хорас, но у меня другая работа.

— Да, понимаю, — спокойно ответил Бронсон. — Яков Кромвель.

Белл кивнул.

— Землетрясение и бедлам, оставленный им, предоставляют бандиту идеальную возможность бежать из страны. Я должен остановить его.

Бронсон протянул руку.

— Удачи тебе, Исаак. — Он обвел рукой комнату. — Это здание не безопасно. И если оно не упадет само по себе, то, вероятно, его поглотит приближающийся пожар. Нам нужно взять свои документы и покинуть его.

— Где я смогу найти тебя?

— Мы организуем командный пункт в доме таможни, он поврежден очень незначительно. Армейские подразделения, прибывающие для поддержания порядка и оказания помощи в борьбе с пожарами, также размещают там свой штаб.

— Надо сообщить мистеру Ван Дорну о том, что произошло.

Бронсон отрицательно покачал головой.

— Это невозможно. Все телеграфные линии повреждены и не работают.

Белл пожал руку Бронсону.

— Удачи тебе тоже, Хорас. Свяжусь с тобой, как только узнаю, где Кромвель.

Бронсон улыбнулся.

— Могу поклясться, что ничего подобного с тобой не происходило, когда ты жил в Чикаго.

Белл рассмеялся.

— А ты не забыл о большом пожаре в Чикаго в 1871 году? По крайней мере, здесь мы стали свидетелями стихийного бедствия. А катастрофа в Чикаго была вызвана коровой, которая сбила фонарь.

Распрощавшись, Белл вернулся той же дорогой по перекошенной лестнице к руинам на Маркет-стрит. Он быстро прошел через обломки, мимо толп народа, наблюдавшего за пожаром, который бушевал в Чайнтауне и неуклонно приближался к деловому центру города.

Он подошел к гостинице «Палас», которая сохранилась лучше, чем здание Колл. Перед входом стоял человек, которого Белл мгновенно узнал: Энрико Карузо, исполнявший накануне вечером в театре Гранд Опера партию дона Хосе в опере «Кармен». Певец ждал, когда слуга принесет его багаж. Он стоял в длинном меховом пальто, надетом на пижаму, и курил сигару. Проходя мимо него, Белл услышал, как великий тенор бормотал:

— Настоящий ад, просто настоящий ад. Никогда не вернусь сюда.

Лифты не работали из-за отсутствия электричества, но на лестницах обвалов почти не было. Войдя в свою комнату, Белл не стал собирать одежду. Незачем было обременять себя багажом. Не ожидая в Сан-Франциско опасности, угрожающей жизни, он оставил свое оружие в комнате. Теперь «кольт» отправился в саквояж, а короткоствольный пистолет — в небольшой карман в шляпе.

На пути к особняку Кромвеля на Ноб Хилл он увидел на улице Пауэлл небольшую группу мужчин, старающихся вытащить огромную балку из кучи обломков, которая когда-то была гостиницей. Один из них жестом остановил Белла и закричал:

— Иди, помоги нам!

Мужчины трудились изо всех сил, стараясь вытащить женщину из завала; обломки вокруг были охвачены пламенем. Она была в ночной рубашке, в глаза бросились длинные золотисто-каштановые волосы.

Белл на мгновенье взял ее за руку и тихо сказал:

— Держись. Мы вытащим тебя.

— Мой муж и моя маленькая девочка — они спаслись?

Белл посмотрел на мрачные и серьезные лица спасателей. Один из них медленно покачал головой.

— Ты скоро встретишься с ними, — сказал он, ощущая страшный жар приближающегося огня.

Белл вместе с остальными старался поднять балку, придавившую ноги женщины. Но все усилия оказались тщетными. Балка весила несколько тонн, и шесть человек не могли сдвинуть ее с места. Женщина держалась мужественно и наблюдала за их усилиями молча, пока пламя не подобралось к ее ночной рубашке.

— Пожалуйста, — умоляла она. — Не дайте мне сгореть!

Один из спасателей, пожарный, спросил, как ее зовут, и записал имя на клочке бумаги, который положил в карман. Остальные мужчины отступили подальше от пламени в ужасе, что проиграли битву за спасение жизни женщины.

Ночная рубашка вспыхнула, и женщина закричала. Не колеблясь, Белл достал свой короткоствольный пистолет и выстрелил в нее, прицелившись в лоб. Затем, не оглядываясь, он и пожарный побежали по улице.

— Ты вынужден был сделать это, — сказал пожарный, положив руку на плечо Белла. — Смерть в огне — самая страшная из всех смертей. Ты не мог допустить, чтобы она страдала.

— Нет, нельзя было допустить это, — сказал Белл со слезами на глазах. — Но этот ужас навсегда останется в моей памяти. Я унесу его с собой в могилу.

Глава 38

Кромвель проснулся в своей постели и увидел, что люстра дико раскачивается, как маятник, хрустальные подвески громко бренчат. Мебель вокруг плясала, словно одержимая демонами. Большая картина, на которой была изображена охота на лису, упала со стены с громким стуком, ударившись о натертый тиковый пол. Весь дом скрипел и ходил ходуном, каменные блоки стен терлись друг о друга.

Спотыкаясь, в комнату вошла Маргарет, стараясь держаться прямо. На ней ничего не было, кроме ночной рубашки, она была слишком ошеломлена, чтобы вспомнить, что нужно накинуть хотя бы халат. Лицо у нее было белое, как грудь морской чайки, золотисто-каштановые глаза от испуга стали огромными, губы дрожали.

— Что происходит? — выдохнула она.

Он протянул руку и притянул ее к себе.

— Землетрясение, дорогая сестра. Нечего беспокоиться. Оно кончится. Худшее уже позади.

Он произнес эти слова тихо и спокойно, но она увидела, что в его глазах появилась тревога.

— Неужели дом упадет на нас? — со страхом спросила она.

— Только не этот дом, — твердо ответил Кромвель. — Он крепок, как скала в Гибралтаре.

Не успел он произнести эти слова, как огромные дымоходы начали крениться и падать. К счастью, они были на наружных стенах дома и падали наружу, не пробивая крышу. Самые серьезные повреждения получила стена, идущая вокруг дома: она треснула, и обломки рухнули на землю с оглушительным грохотом. Наконец, толчки землетрясения начали угасать.

Дом выдержал самую страшную часть землетрясения, вид у него был прежний, не считая того, что рухнула одна внешняя стена и упали три дымохода. А так как каменные внутренние стены были обшиты досками и либо покрашены, либо оклеены обоями, потолки же были из красного дерева, то туч пыли от обвалившейся штукатурки не было.

— О Боже, — прошептала Маргарет. — Что же нам делать дальше?

— Ты займешься домом. Собери прислугу и проверь, не получил ли кто-нибудь травм. Затем скажи им, чтобы они убрали этот беспорядок. Веди себя так, словно для тебя главное — восстановить дом. Но начинай упаковывать вещи; бери только ценности и одежду, которую будешь считать необходимой для нашего бегства из страны.

— Ты забываешь об агентах Ван Дорна, — сказала она, быстро взглянув на него.

— Землетрясение для нас настоящее благословение. В городе царит хаос. Перед Беллом и другими детективами Ван Дорна стоят более неотложные задачи, чем не спускать с нас глаз.

— А что будешь делать ты? — спросила Маргарет, плотнее заворачиваясь в свою ночную рубашку.

— Я собираюсь в банк, чтобы окончательно очистить хранилище от всех наличных денег. Вчера сложил большую часть в чемоданы. Когда упакую все деньги, мы с Абнером перевезем чемоданы в «роллсе» на склад и погрузим их в мой вагон, чтобы перебраться через канадскую границу.

— Ты так легко говоришь обо всем этом, — сухо сказала она.

— Чем проще, тем лучше.

Он выбрался из постели и пошел в ванную.

— Завтра к этому времени мы опустим занавес на Сан-Франциско и через несколько месяцев создадим банковскую империю в Монреале.

— По твоим расчетам, сколько мы имеем?

— Я уже перевел по телеграфу пятнадцать миллионов в четыре разных канадских банка, расположенных в четырех разных провинциях, — сообщил он. — Еще четыре миллиона возьмем с собой в валюте.

Она широко улыбнулась; страх, вызванный землетрясением, отступил.

— Это больше, чем у нас было, когда мы приехали в Сан-Франциско двенадцать лет назад.

— Намного больше, — с удовольствием подтвердил Кромвель. — Если быть точными, то на девятнадцать миллионов.

Белл, добравшись до особняка на улице Кушмен, опоздал на двадцать минут, упустив Кромвеля. Он осмотрел дом и удивился, обнаружив только незначительные повреждения, после того как стал свидетелем невероятного разрушения зданий в главной части города. Он перебрался через груду кирпича, который раньше был восьмифутовой стеной, и пошел по дорожке к двери.

Он позвонил, отступил от двери назад и стал ждать. Через минуту, которая показалась бесконечной, дверь со скрипом открылась и выглянула экономка. Она взглянула на Белла.

— Что нужно? — спросила она; вся формальная любезность исчезла от страха, вызванного землетрясением.

— Я из детективного агентства Ван Дорна, мне нужен мистер Кромвель.

— Мистера Кромвеля нет дома. Он ушел вскоре после этого ужасного землетрясения.

Через занавески на стеклах двери он заметил приблизившуюся фигуру.

— Не знаешь ли ты, куда он пошел, возможно, в свой банк?

Ключница отошла, когда на пороге появилась Маргарет. Она уставилась на человека, стоявшего на крыльце, в костюме, покрытом пылью и сажей. Лицо его потемнело от пепла и золы, глаза, увидевшие море страданий, были измученными. Она едва смогла узнать его.

— Исаак, это ты?

— Боюсь, у меня довольно непрезентабельный вид, но это я. — Он снял шляпу. — Рад видеть тебя, Маргарет. Счастлив, что ты жива и здорова, не получила никаких травм во время землетрясения.

Ее темные глаза были огромными и нежными, словно она видела его впервые. Она отступила от двери.

— Прошу, входи.

Он вошел и увидел, что она убирает мусор, которым завалены полы особняка, — в основном, разбитый фарфор, разбитые фаянсовые статуэтки и абажуры Тиффани. Она была в переднике, повязанном поверх удобной красной юбки и шерстяного свитера. Волосы Маргарет были собраны в пучок, отдельные пряди падали на щеки. Несмотря на ее простой вид, от нее исходил тонкий аромат, насыщающий воздух вокруг нее. Маргарет была по-прежнему потрясающе прекрасна, независимо от того, была ли она в дорогом шелковом платье или в рабочей одежде.

Она провела его в небольшую гостиную и предложила стул перед камином, зола из которого рассыпалась по ковру, когда падал дымоход.

— Не хочешь ли чашку чая?

— Готов душу продать за чашку чая или кофе.

Она повернулась к экономке, которая уже слышала разговор и кивнула, торопясь на кухню. Маргарет было трудно смотреть в гипнотизирующие глаза Белла. Ее снова влекло к нему, как уже было раньше.

— Что тебе надо от Якова? — требовательно спросила она без всякого вступления.

— Думаю, что ты должна знать ответ на этот вопрос, — ответил он сухо.

— Ты не можешь задержать его еще раз. Не в Сан-Франциско. Сейчас ты уже должен понимать это.

— Здесь вы с братом подкупили слишком многих политических деятелей, чтобы навсегда защитить себя от ответственности за свершенные преступления. — Он сделал паузу и посмотрел на прислугу, которая убирала дом и расставляла мебель по местам. — Выглядит так, словно вы намерены остаться в городе.

— А почему бы и нет? — спросила она, стараясь выразить притворное негодование. — Это наш город. У нас тут процветающий бизнес и близкие друзья. Наши сердца открыты для бедняков, живущих здесь. Почему же в конце концов мы должны покинуть его?

Белл был почти готов поверить Маргарет. Она замечательная, подумал он, вспоминая ночь, когда они вместе танцевали в отеле «Браун-палас». Слишком замечательная.

— А Яков в банке?

— Ушел проверить повреждения.

— Я видел то, что осталось от Маркет-стрнт. Большинство зданий превращено в руины, выстояли очень немногие. Банк Кромвеля прямо на краю разверзшейся преисподней.

Казалось, Маргарет это не взволновало.

— Яков строил банк так, чтобы он простоял тысячу лет, как и этот дом, который, как ты видишь, уцелел во время землетрясения, хотя более претенциозные особняки на Ноб Хилл пострадали очень серьезно, если вообще не разрушились. Дом Кромвеля построен прочно.

— Будь что будет, Маргарет, — сказал Белл с полной серьезностью. — Но я предупреждаю тебя и Якова: даже не думайте уехать из города.

Ее охватила ярость, она вскочила.

— Не смей угрожать мне и не думай, что можешь запугать моего брата! Ты блефуешь, Исаак. У тебя нет ни полномочий, ни влияния в этом городе. Мы с братом останемся здесь еще долго после того, как ты уберешься отсюда.

Он поднялся на ноги.

— Признаю поражение по очкам. В этом городе и в его политической машине у меня, действительно, нет никакого влияния. Но, как только вы окажетесь за пределами города, вы оба будете принадлежать мне. Имей это в виду.

— Убирайся! — свирепо прошипела она. — Убирайся немедленно!

Бесконечно долгое мгновенье они смотрели друг на друга с бешенством, вярости от внезапной враждебности. Затем Белл медленно надел шляпу и направился к входной двери.

Маргарет закричала:

— Тебе никогда не удастся схватить моего брата еще раз. Никогда за тысячу лет! Только через мой труп!

Он остановился и бросил на нее прощальный взгляд.

— Очень хотел бы, чтобы ты не произносила этого.

С этими словами он вышел.

Абнер ловко провел «роллс-ройс» зигзагами к Национальному банку Кромвеля на пересечении улиц Саттер и Гайд, объезжая груды кирпича и толпы людей, собравшихся на улицах. На одном углу полицейский остановил машину и приказал Абнеру проследовать в павильон Механики — огромное здание, где хранился обширный архив и проводились многие ярмарки, спортивные соревнования и концерты. Город, остро нуждающийся в дополнительных помещениях для оказания неотложной медицинской помощи в сложившихся чрезвычайных обстоятельствах, превратил павильон в госпиталь и в морг. Полицейский настаивал, чтобы Кромвель передал машину службе скорой помощи для оказания помощи раненым.

— У меня найдется другое применение для моей машины, — надменно сказал Кромвель. Он говорил через переговорную трубку. — Продолжай путь в банк, Абнер.

Полицейский вытащил пистолет и направил дуло на шофера.

— Я лично реквизирую эту машину и прослежу, чтобы вы поехали прямо в павильон, или я снесу твоему водителю голову и передам машину более достойному человеку.

На Кромвеля это не произвело никакого впечатления.

— Хорошая речь, офицер, но машина останется у меня.

Лицо полицейского побагровело от ярости. Он взмахнул пистолетом.

— Не собираюсь делать еще одно предупреждение…

Тут полицейский отпрянул: глаза его расширились: пуля, выпущенная из «кольта» тридцать восьмого калибра, попала ему в грудь. Он какое-то мгновенье еще стоял, пока у него не остановилось сердце и он не рухнул на дорогу.

Ни колебаний, ни сомнений, ни угрызений совести — ничего этого не было. Абнер быстро выскочил из машины, схватил тело, словно оно было манекеном, и посадил его на переднее сиденье. Затем вернулся за руль, включил первую передачу и поехал.

На улицах царил настоящий хаос: люди кричали, время от времени раздавался грохот падения очередного здания, лязгало пожарное оборудование — никто даже не заметил убийства полицейского. Те немногие, кто видел, как полицейский упал, решили, что он ранен и его подобрал водитель, автомобиль которого используется службой скорой помощи.

— Ты освободишься от него? — спросил Кромвель, словно предлагая, чтобы слуга выбросил мертвого таракана-прусака в мусорную корзину.

Абнер ответил в переговорную трубку:

— Я позабочусь о случившемся.

— Как только покончишь с этим, сразу подъезжай к служебному входу в банк. Войди в заднюю дверь — ключ у тебя есть. Нужно, чтобы ты помог мне перенести несколько чемоданов в автомобиль.

— Да, сэр.

Когда «роллс-ройс» подъехал к углу улицы Саттер и Маркет-стрит и Кромвель увидел масштаб разрушений, он почувствовал, что его ожидает недоброе, когда они доберутся до банка. Однако возникшие опасения рассеялись, как только показалось здание банка.

Национальный банк Кромвеля выдержал землетрясение, почти не пострадав. Прочное каменное здание оправдало все хвастливые заявления Кромвеля, что оно простоит тысячу лет. Не упала ни одна из стен, ни одна из огромных колонн. Единственным явным повреждением были разбитые витражи окон, осколки которых превратили тротуар вокруг банка в красочный калейдоскоп.

Абнер остановил «роллс» и открыл заднюю дверь. Несколько служащих банка сновали перед главным входом, придя на работу по привычке, не имея никакого представления о том, что делать дальше с этим трагическим нарушением их образа жизни. Кромвель вышел из машины и не успел подняться по ступеням, как они окружили его, заговорив все сразу, засыпая его вопросами. Он поднял руки, прося тишины, и начал убеждать их:

— Пожалуйста, пожалуйста, расходитесь по домам, оставайтесь со своими семьями. Здесь вам нечего делать. Обещаю, что зарплата будет вам выплачена за всё время, пока продолжается это бедствие, а затем восстановится нормальная работа.

Это обещание было пустым. Кромвель не имел намерения платить им зарплату. Он видел, что пламя, распространяющееся по деловой части города, поглотит и здание банка. Хотя стены здания были каменные и прочные, деревянные перекрытия крыши легко воспламенятся, и огонь быстро превратит банк в пустой остов.

Как только служащие стали уходить, Кромвель достал из кармана пальто связку больших медных ключей и открыл массивную бронзовую дверь. Он не потрудился закрыть ее за собой: огонь скоро поглотит все документы внутри. Он направился прямо в хранилище. Замок с часовым механизмом был установлен восемь часов. Сейчас было семь часов сорок пять минут. Кромвель спокойно подошел к кожаному креслу перед письменным столом служащего, ответственного за ссуды, смахнул пыль, сел и вынул сигару из коробки, лежавшей в его нагрудном кармане.

Чувствуя себя хозяином положения, Кромвель откинулся на спинку кресла, раскурил сигару и выпустил облако голубого дыма в изысканно украшенный потолок вестибюля. Землетрясение, размышлял он, пришлось как нельзя кстати. Он мог потерять несколько миллионов, но страховая сумма покрыла бы стоимость всех повреждений здания банка. Его конкуренты связали свои активы ссудами, но Кромвель всегда держал активы наличными и инвестированными в бумаги. Как только станет известно, что он бежал из города, официальные контролеры банка накинутся на Национальный банк Кромвеля, как стервятники. При везении его вкладчики смогут получить по десять центов за каждый вложенный доллар.

Ровно в восемь механизм хранилища зазвенел, замки начали открываться друг за другом. Кромвель повернул огромное колесо с рукоятками, похожее на штурвал корабля, и открыл все запоры. Затем он открыл гигантскую дверь, которая поворачивалась на хорошо смазанных петлях так же легко, как дверца кухонного буфета, и вошел в хранилище.

Ему пришлось потратить два часа, чтобы закончить упаковку четырех миллионов долларов крупными купюрами в пять огромных кожаных чемоданов. Появился Абнер; он уже успел спрятать тело полицейского под сломанный пол скобяного магазина. Шофер и отнес чемоданы в «роллс». Кромвеля всегда удивляла физическая сила ирландца. Он сам едва мог приподнять с пола чемодан за один конец, но Абнер вскинул его на плечо, даже не охнув.

«Роллс» был припаркован в подземном грузовом подъезде, предназначенном для бронированных грузовиков и фургонов, доставлявших денежные купюры или монеты с монетного двора Сан-Франциско. Кромвель помог Абнеру погрузить чемоданы в просторный задний багажник, затем покрыл их одеялами, которые захватил из особняка. Под одеяла он подложил сиденья, снятые со стульев в вестибюле банка, разместив их таким образом, чтобы создать впечатление, что это тела погибших.

Кромвель вернулся в банк и оставил дверь хранилища открытой, чтобы содержимое могло быть уничтожено. Затем вышел из банка и сел рядом с Абнером.

— Поехали на наш склад в железнодорожном депо, — сказал он.

— Нам придется сделать круг: сначала поедем к северным докам и обогнем пожары, если хотим попасть в железнодорожное депо, — ответил Абнер, переходя на первую передачу. Он объехал огромный пожар, уничтожающий Чайнтаун, и направился в сторону Блэк Пойнт, на север. Деревянные здания уже превратились в дымящуюся золу, разрушенные дымоходы стояли, как почерневшие надгробные камни.

Некоторые улицы были достаточно чистыми, чтобы по ним проехать; другие, похороненные под рухнувшими стенами, стали непроходимыми, и Абнер избегал их. Полиция дважды останавливала «роллс», требуя, чтобы машину использовали для скорой помощи, но Кромвель просто показывал на самодельные тела под одеялами и говорил, что они направляются в морг. Полицейские отступали в сторону и махали руками им вслед.

Абнеру приходилось объезжать толпы беженцев из выжженных пожаром районов, которые несли свои жалкие пожитки. Паники не было. Люди шли медленно, словно на воскресной прогулке. Разговаривали мало, некоторые часто оглядывались назад — на то, что было их домами.

Кромвель был поражен мощью и скоростью пожара, пожиравшего ближнее здание. Неистовое пламя рассыпало сноп горящих искр на крышу, которая за две-три минуты превратилась в факел. Затем огонь охватил все здание и уничтожил его быстрее, чем закипела бы вода.

Для поддержания порядка и оказания помощи городским пожарным в борьбе с огнем прибывали войска регулярной армии из ближайших частей. Десять подразделений артиллерии, пехоты, кавалерии и военно-медицинских войск — всего тысяча семьсот человек — вошли в город с оружием и патронными лентами, готовые охранять от грабителей руины, банки и банковские хранилища, сейфы, почтовое отделение и монетный двор. У военных был приказ расстреливать мародеров на месте.

Они проехали мимо четырех автомобилей с солдатами. На задних сиденьях машин были ряды поставленных друг на друга ящиков с динамитом, полученных на калифорнийском пороховом заводе. Через несколько минут по уже опустошенному городу прокатился гул взрывов — полагали, что это замедлит скорость распространения пламени. Проиграв сражение, армия начала взрывать целые кварталы в последней попытке остановить наступление огня.

Болезненно-бледный желтоватый свет проникал через увеличивающееся облако дыма. На руины не падал ни один луч, хотя предместья города освещало солнце. Тусклый солнечный шар стал красным и, казалось, уменьшился в размере. Армейские подразделения, пожарные и полиция отступали перед пламенем, направляя бездомных на запад, подальше от приближающегося огненного вала.

Абнер отчаянно крутил руль «роллса», объезжая завалы и толпы людей, стремящихся добраться до паромного терминала в надежде переправиться через залив в Окленд. Наконец ему удалось выехать к железнодорожному полотну и ехать вдоль него до главного депо компании «Саузерн Пасифик», до самого склада Кромвеля. Он поднялся по пандусу и припарковался перед крытым товарным вагоном с серийным номером 16 455.

Кромвель не знал, что Белл догадался, что крытый товарный вагон представляет собой совершенно не то, чем кажется на первый взгляд. Агента, назначенного для наблюдения за ним, Бронсон после землетрясения отозвал для выполнения других обязанностей. Всё казалось безопасным. Кромвель осмотрел висячий замок на огромной раздвижной двери крытого товарного вагона, чтобы убедиться, что никто не пытался в него проникнуть. Удовлетворенный результатами осмотра, он вставил ключ и снял замок, который висел больше для вида, чем для защиты. Затем он подлез под вагон и вошел внутрь через люк. Там он повернул тяжелые засовы, запиравшие дверь изнутри, и открыл ее.

Без команды Абнер начал переносить тяжелые чемоданы с деньгами из «роллса», ставя их на пол вагона, а дальше их перетаскивал Кромвель. Когда из лимузина полностью перенесли четыре миллиона долларов, Кромвель посмотрел на Абнера и сказал:

— Поезжай домой, забери мою сестру и ее багаж, затем возвращайся сюда.

— Вы остаетесь, мистер Кромвель? — спросил Абнер.

Кромвель кивнул.

— Нужно сделать еще кое-что в офисе диспетчера депо.

Абнер понимал, что такая круговая поездка со склада в особняк на Ноб Хилл и обратно — задача почти невыполнимая, но он небрежно отсалютовал Кромвелю и сказал:

— По возможности сделаю всё, чтобы доставить вашу сестру в целости и сохранности.

— Если кто и способен сделать это, то только ты, Абнер, — сказал Кромвель. — Совершенно в тебе уверен.

Затем Кромвель закрыл дверь вагона и спустился через люк. Когда ведя «роллс» вниз по пандусу, Абнер видел, как Кромвель пошел через железнодорожные пути в будку диспетчера.

Глава 39

Белл пешком спускался с Ноб Хилл и остановился, чтобы помочь группе людей, разбирающей завалы небольшой гостиницы, которая превратилась чуть больше чем в груду сломанных деревянных перекрытий и разбитого кирпича. Из-под обломков доносился рыдающий голос маленького мальчика. Белл и все остальные лихорадочно спешили, отбрасывая обломки в сторону и делая проход в направлении рыданий.

Почти через час им, наконец, удалось добраться до небольшого воздушного кармана, который защищал мальчика от неминуемой гибели. Еще двадцать минут потребовалось, чтобы вытащить его и отнести в машину, которая должна была доставить его в центр первой медицинской помощи. Кроме лодыжек, которые, похоже, были сломаны, других травм, не считая синяков, у него не было.

Беллу показалось, что мальчику не больше пяти лет. Он всё время звал маму и папу; люди, спасшие его, смотрели друг на друга с великой печалью, зная, что его родители, возможно, братья и сестры, похоронены в самой глубине под обломками рухнувшей гостиницы. Не произнося ни слова, они разошлись в разные стороны, скорбя о погибших, но радуясь, что спасли ребенка.

Пройдя два квартала, Белл увидел солдата, который надзирал за группой мужчин, принудительно призванных на работу по расчистке улиц. Они складывали кирпич на обочине. Один из этой группы, человек с красивым профилем, показался Беллу знакомым. Из любопытства он остановился и спросил пожилого человека, следившего за работающими, не может ли он сказать, кто этот мужчина, который «добровольно» участвует в расчистке улицы.

— Это мой племянник, — отвечал пожилой, смеясь. — Его зовут Джон Барримор. Он актер, играет в пьесе «Диктатор». — Он помолчал. — Или, лучше сказать, играл. Театр разрушен.

— Я так и думал, что узнал его, — сказал Белл. — В Чикаго я видел его в «Макбете» в главной роли.

Незнакомец покачал головой и усмехнулся.

— Потребовалось стихийное бедствие и армия Соединенных Штатов, чтобы заставить его работать.

Солдат попытался и Белла заставить расчищать улицу, но тот показал удостоверение детективного агентства Ван Дорна и пошел дальше. К этому времени толпы уже разошлись, и улицы почти опустели, не считая солдат верхом на лошадях и нескольких зевак, которые не могли оторвать глаз от пожара.

За то время, что потребовалось Беллу, чтобы пройти пешком еще восемь кварталов до банка Кромвеля, в сердце города с обоих концов Маркет-стрит разбушевались пожары. Стена огня находилась на расстоянии полдюжины кварталов от банка, когда Белл подошел к ступеням, ведущим к огромным бронзовым дверям. Молодой солдат, совсем еще юноша лет восемнадцати, остановил его, угрожая примкнутым к ружью штыком.

— Если ты собираешься ограбить банк, то можешь считать, что ты покойник, — сказал он голосом, подразумевающим не слово, а дело.

Белл представился агентом Ван Дорна и солгал:

— Я пришел проверить банк: не осталось ли в нем документов или денег, которые можно спасти.

Солдат опустил ружье.

— Всё в порядке, сэр, можете проходить.

— Почему бы тебе ни пойти вместе со мной? Мне может потребоваться помощь, чтобы вынести какие-нибудь ценности.

— Прошу прощенья, сэр, — сказал солдат, — у меня приказ патрулировать улицу, пока ее не охватит пламя, чтобы предотвращать возможные ограбления. Не думаю, что вы долго задержитесь внутри. Огонь доберется до этого района приблизительно через час.

— Постараюсь быть осторожным, — уверил его Белл.

Затем он поднялся по ступеням и распахнул одну из дверей, которую Кромвель, к счастью, не закрыл на замок. Внутри казалось, что банк просто закрылся на воскресенье. Окна кассиров, письменные столы и другая мебель были в полном порядке, словно только и ждали, когда утром в понедельник снова начнутся банковские операции. Единственным заметным повреждением были разбитые витражи.

Белл страшно удивился, увидев, что дверь в хранилище открыта. Он вошел и сразу же заметил отсутствие основной части денег. В ящиках, в специальных ячейках и в контейнерах кассиров остались только серебряные и золотые монеты, а также несколько купюр достоинством не более пяти долларов. Яков Кромвель пришел и ушел. Белл задержался, пока помогал спасать маленького мальчика и не успел схватить Кромвеля на месте преступления, тот забрал ликвидные активы банка.

Теперь у Белла не было никаких сомнений: Кромвель намеривался использовать катастрофу для бегства из города и переправы через границу. Белл проклинал всё на свете, из-за того что его локомобиль был не на ходу. Пешие переходы среди руин стоили ему времени и сил. Он вышел из банка и направился в здание таможни, которое тоже стояло на пути распространяющегося огня.

Марион не во всем послушалась Белла. Наперекор его совету она снова поднялась по шаткой лестнице в свою квартиру. Положила в небольшой плоский чемодан фамильные фотографии, личные бумаги и ювелирные украшения, а сверху — самые дорогие вещи из своей одежды. Она улыбалась, складывая два платья и шелковую накидку. Только женщина способна спасать свои любимые вещи, думала она. Мужчина меньше заботится о том, чтобы сберечь хорошие костюмы.

Марион спустила чемодан по лестнице волоком и присоединилась к другим теперь уже бездомным людям на улице. Все они либо несли, либо тащили большие чемоданы со своими жалкими пожитками, с постельным бельем и домашними сокровищами. Когда они медленно и устало ползли по холмам города, никто не оглядывался назад, на свои дома и квартиры; никто не хотел думать о разбитых или покосившихся останках своих жилищ, в которых они жили в мире и спокойствии до самого этого дня.

Всю ночь десятки тысяч уходили от непрекращающихся пожаров. Странно, но паники не было, не было никаких беспорядков. Никто из женщин не плакал, никто из мужчин не злился на свое горе. За ними отступали перед пламенем солдатские пикеты, призывая людей продолжать движение, иногда подгоняя тех, кто выбился из сил и остановился, чтобы отдохнуть.

Тяжелые чемоданы, которые приходилось тащить, переваливая через крутые холмы, квартал за кварталом, милю за милей, превратились в непосильное бремя. Чемоданы вместе с их содержимым бросали в дороге тысячами. Некоторые находили лопаты и зарывали чемоданы, надеясь откопать их, когда огонь отступит.

Сила духа Марной поднялась до уровня, неизвестного ей до этой поры. Она несла или тащила свой небольшой плоский чемодан, словно в ступоре, она трудилась изо всех сил в одиночестве, никто из мужчин не предлагал ей свою помощь. Мужчины и их семьи были поглощены героической попыткой спасти свои собственные пожитки. Наконец, когда Марион совсем выбилась из сил и не могла дальше нести свой чемодан, мальчик-подросток предложил ей свою помощь. Марион разрыдалась от благодарности.

Только в пять часов утра они с подростком добрались до Золотых Ворот и встретили солдата, который направил их в палатки, поставленные для беженцев. Она вошла в одну из них, поблагодарила мальчика, который отказался от предложенных ему денег, свалилась на раскладушку и меньше чем через десять секунд уснула глубоким сном.

Когда Белл добрался до здания таможни, он чувствовал себя так, будто провал сквозь огненную стену. Хотя стояла поздняя ночь, город был залит фантастическим мерцающим оранжевым светом. Толпы людей бежали от огня, но только после того, как торопливо грузили в фургоны добро из своих домов и магазинов, и спешили в безопасность в последнюю минуту. Огонь приближался к зданию таможни с трех сторон, угрожая целому кварталу. Солдаты на крышах соседних домов вели ни на минуту не прекращавшуюся борьбу, стараясь потушить пламя и спасти здание таможни, верхние этажи которого серьезно пострадали во время землетрясения. А в нижних, уцелевших, этажах расположился оперативный центр по борьбе с последствиями землетрясения; отсюда шло руководство всеми военными силами, которые боролись с огнем.

Белл миновал часовых, стоявших на посту вокруг здания, и вошел внутрь. В помещении перед главным вестибюлем он увидел Бронсона, который что-то показывал на карте большого масштаба, разложенной на столе, двум полицейским и армейскому офицеру.

Бронсон увидел стоявшего в дверях человека, покрытого золой и пеплом, с потемневшим от сажи лицом. В первые секунды он даже не узнал его. Затем его лицо расплылось в улыбке, он подошел к Беллу и обнял его.

— Исаак, страшно рад тебя видеть.

— Не возражаешь, если я сяду, Хорас? — сказал измотанный Белл. — Я проделал такой длинный путь.

— Конечно. — Бронсон проводил его к стулу перед конторкой. — Хочешь кофе? Несмотря на царящий вокруг ад, мы не можем подогреть его, но это неважно.

— С удовольствием, спасибо.

Бронсон налил кофе из эмалированного кофейника и поставил чашку перед Беллом. Кареглазый мужчина высокого роста, с темно-каштановыми волосами, в безукоризненно белой рубашке с галстуком подошел к Бронсону и встал рядом с ним.

— Похоже, у тебя были и лучшие дни, — сказал он.

— Их было много, — ответил Белл.

Бронсон повернулся к незнакомцу.

— Исаак, это писатель Джек Лондон. Он пишет очерк о землетрясении.

Белл кивнул и, не поднимаясь со стула, пожал писателю руку.

— Сдается мне, что материала хватит на десять книг.

— Возможно, — улыбаясь, ответил Лондон. — Расскажешь мне, что ты видел?

Белл кратко пересказал писателю то, что видел в городе, умолчав о той ужасной ситуации, когда ему пришлось застрелить женщину под обломками, охваченными огнем. Лондон поблагодарил Белла и направился к столу, где стал приводить в порядок свои заметки.

— Как у тебя дела с Кромвелем? Они с сестрой остались живы?

— Живы и здравствуют, собираются бежать за границу.

— Ты уверен? — спросил Бронсон.

— Я слишком поздно добрался до банка Кромвеля. Хранилище уже очищено от всех купюр, достоинством выше пяти долларов. Он взял миллиона три-четыре.

— Он не сможет покинуть город в этом хаосе. На пристанях тысячи беженцев, пытающихся вырваться в Окленд. Не сможет он вывезти контрабандой такое количество денег всего в двух небольших чемоданах.

— Он найдет выход из положения, — сказал Белл, наслаждаясь холодным кофе и чувствуя себя уже почти человеком.

— А что с Маргарет? Она тоже собирается с ним?

Белл покачал головой.

— Не знаю. Около полудня я побывал у них дома. Маргарет вела себя так, словно они с Яковом остаются в городе и собираются бороться с нами в суде. Но после того как я обнаружил, что он бежал со всеми деньгами банка, я не мог вернуться на Ноб Хил: путь преградила наступающая огненная стена. Я едва смог добраться сюда.

— А Марион? — спросил Бронсон.

— Отправил ее к Золотым Воротам. Там она должна быть в безопасности.

Бронсон не успел ответить: в комнату вбежал мальчишка лет двенадцати. На нем была большая шапка, толстый свитер и широкие штаны длиной до колена. Очевидно, он пробежал большое расстояние, потому что тяжело дышал и едва мог говорить.

— Я… я ищу… мистера Бронсона, — произнес он, запинаясь.

Агент заинтересованно взглянул на него.

— Бронсон я, — ответил он. — Что ты хочешь?

— Мистер Леек…

Бронсон посмотрел на Белла.

— Леек — один из моих агентов. Он присутствовал на нашем совещании сразу после землетрясения. Он охраняет один из государственных складов в железнодорожном депо. Продолжай, сынок.

— Мистер Леек обещал, что ты заплатишь мне пять долларов, если я прибегу сюда и передам тебе то, что он сказал.

— Пять долларов? — Бронсон подозрительно посмотрел на мальчишку. — Это огромная сумма в твоем возрасте.

Белл улыбнулся, вытащил десятидолларовую купюру из своего бумажника и дал ее мальчику.

— Как тебя зовут, сынок?

— Стюарт Лейтнер.

— Ты преодолел огромное расстояние от железной дороги через огонь и опустошение, — сказал Белл. — Возьми эти десять долларов и расскажи нам, что тебе сказал Леек.

— Мистер Леек сказал, чтобы я передал мистеру Бронсону, что закрытый товарный вагон, стоявший перед складом мистера Кромвеля, исчез.

Белл помрачнел.

— Повтори то, что ты только что сказал, — потребовал он.

Мальчик посмотрел на Белла с опаской.

— Он сказал, что закрытый товарный вагон мистера Кромвеля исчез.

Белл уставился на Бронсона.

— Проклятие! — пробормотал он. — Он бежал из города.

Затем он дал мальчику еще одну десяти долларовую купюру.

— Где твои родители?

— Они помогают раздавать наши продукты на площади Джефферсон.

— Постарайся найти их — так будет лучше. Они, наверное, волнуются из-за тебя. Береги себя, держись подальше от пожара.

Глаза мальчишки расширились, когда он увидел две десятидолларовые купюры.

— Боже всемогущий! Вот это да! Спасибо, мистер!

Он повернулся и выбежал из здания.

Белл вновь опустился на стул перед конторкой.

— Поезд? — пробормотал он. — Где же он смог найти локомотив?

— Мне известно лишь то, что каждый паром переполнен беженцами, перебирающимися через залив в Окленд. Туда компания «Саузерн Пасифик» пригоняет поезда, снимая их отовсюду, чтобы вывезти беженцев из этого района. Невозможно представить, что он смог нанять локомотив с тендером и бригаду.

— Не мог же его товарный вагон уехать сам по себе!

— Поверь мне, — сказал Бронсон. — Ни один товарный вагон не перевозили на пароме в Окленд. Только людей. А с востока поезда приходят только с продовольствием.

Белл снова поднялся на ноги. Он взглянул на Бронсона серьезно и решительно.

— Хорас, мне нужен автомобиль. Я не могу терять время целыми часами, пешком передвигаясь по той части города, которая еще не объята пламенем.

— Куда ты собрался?

— Во-первых, я должен найти Марион и убедиться, что она в безопасности, — ответил Белл, — затем в железнодорожное депо и к диспетчеру. Если Кромвель нанял или похитил поезд, чтобы уехать из города, в офисе диспетчера должна быть сделана соответствующая запись.

Бронсон лукаво усмехнулся, как лиса.

— Форд, модель К, годится?

Белл удивленно взглянул на него.

— В новой модели К шестицилиндровый двигатель, его мощность сорок лошадиных сил. Разве у тебя есть такой?

— Я взял его напрокат у богатого владельца бакалейно-гастрономического магазина. Он твой, если обещаешь, что вернешь его завтра не позднее полудня.

— Клянусь!

Бронсон положил руки на плечи Белла.

— Ты можешь отплатить мне тем, что схватишь Кромвеля и его порочную сестрицу.

Глава 40

Марион проспала шесть часов. Проснувшись, она обнаружила, что в палатке появилось еще пять женщин. Одна из них сидела у нее на раскладушке и плакала. У двух был совершенно растерянный вид, а две другие женщины старались не падать духом и добровольно вызвались помогать на кухне, организованной в парке, и кормить всех пострадавших. Марион поднялась с раскладушки, поправила одежду и пошла вместе со своими новыми друзьями к ряду больших палаток, которые использовали как госпиталь неотложной помощи.

Врач сразу же объяснил ей, как обрабатывать и перевязывать раны, которые не требуют внимания врача, так как все врачи работали в хирургическом отделении, спасая жизнь тем, кто получил тяжелые ранения. С этого момента Марион потеряла счет времени. Она забыла о сне и усталости, работая в детском отделении. Многие ребятишки были такими отважными, что у нее не выдерживало сердце. Обработав порезы и синяки трехлетней девочки, потерявшей семью, Марион отвернулась, заливаясь слезами, когда девочка начала благодарить ее своим тонюсеньким голоском.

Она перешла к следующей койке и встала на колени около мальчика, которого привезли из хирургического отделения после наложения гипса на сломанную ногу. И тут прозвучал знакомый голос:

— Простите, сестра, но я вывихнул руку. Можете помочь мне?

Марион обернулась и бросилась в объятия Исаака Белла.

— О, Исаак, слава Богу, с тобой всё в порядке! Я так беспокоилась за тебя!

На грязном лице Белла появилась широкая улыбка.

— Едва стою на ногах, но всё же держусь.

— Как тебе удалось найти меня?

— Я же детектив, помнишь? Я сразу обратился в госпиталь неотложной помощи. Я знал, что ты последуешь примеру Флоренс Найтингейл, у тебя доброе сердце, ты не можешь не оказать помощь всем, кому она необходима, особенно детям. — Он крепко обнял ее и прошептал на ухо: — Я горжусь тобой, миссис Белл.

Она отпрянула от него и смущенно посмотрела ему в глаза.

— Миссис Белл?

Белл продолжал улыбаться.

— Это место и это время совсем неподходящие, чтобы делать предложение, но пойдешь ли ты за меня?

— Исаак Белл! — закричала она. — Как ты смеешь предлагать мне это?

Затем смягчилась, наклонила его голову и поцеловала. Отпустив его, она лукаво произнесла:

— Разумеется, я выйду за тебя замуж. Это лучшее предложение из всех, которые делали мне в течение всего этого дня.

Потом улыбка исчезла с его лица, губы плотно сжались, голос стал резким.

— У меня всего одна минута. Кромвель и Маргарет бежали из Сан-Франциско. Пока я дышу, я не могу допустить, чтобы такой мерзавец оставался на свободе.

Его нервное возбуждение испугало Марион, но она крепко обняла его.

— Далеко не каждый день девушка получает предложение руки и сердца от своего возлюбленного, который тут же бежит от нее. — Она снова поцеловала его. — Ты должен вернуться, понял меня?

— Сразу же, как только смогу.

— Буду ждать тебя здесь. Не думаю, что кто-нибудь из нас скоро покинет палаточный городок.

Белл взял ее руки и поцеловал обе. Затем повернулся и исчез из больничной палатки.

Белл не собирался возвращаться в особняк Кромвеля на Ноб Хилл, чтобы проверить, бежала Маргарет или нет. Он был уверен, что она скрылась вместе с братом.

Роскошные дома богатых и могущественных превратились в огромные пылающие костры. Отовсюду доносились рев пламени, грохот падающих стен и взрывы динамита.

Форд был легкий и быстрый. К тому же надежный. Он переправлялся через завалы на улицах, как горная коза. Сам того не подозревая, Белл ехал почти по тому же маршруту, по которому проехали Кромвель и Абнер, огибая пожары по северной части города, примыкающей к берегу. Спустя полчаса после того, как он уехал от Марион, Белл остановил машину перед пандусом склада Кромвеля и убедился, что крытый товарный вагон действительно исчез.

Маневренные паровозы прицепляли вагоны к пассажирским поездам, предназначенным для эвакуации беженцев в южную часть штата, где еще работали железные дороги; товарные вагоны использовали для доставки продовольствия и лекарств из Лос-Анджелеса. Белл по рельсам вел Форд к железнодорожному депо, пока не добрался до деревянного строения с вывеской, сообщающей, что это здание является офисом диспетчеров. Белл остановил машину, спрыгнул на землю и вошел в офис.

Несколько клерков усердно трудились над расписанием отправления поездов, никто из них не взглянул на появившегося Белла.

— Где можно найти главного диспетчера? — обратился он к клерку, поглощенному своей работой.

Тот кивнул на дверь.

— Он там.

Главный диспетчер Мортон Гулд был человеком невысокого роста со скошенным подбородком и орлиным носом. Белл застал его в тот момент, когда он писал номера на огромной школьной доске, где были изображены железнодорожные пути, ведущие к депо и от него. На линиях, похожих на паутину, изображенных на доске, было более тридцати различных поездов. Беллу оставалось только гадать, в каком из них находится крытый товарный вагон Кромвеля.

— Мистер Гулд?

Гулд обернулся и увидел перед собой человека, выглядевшего так, будто он прошел через весь ад от края до края.

— Разве ты не видишь, что я занят? Если тебе нужно найти поезд, отправляющийся из города, то следует пройти на станцию компании «Саузерн Пасифик» — или туда, где она была раньше.

— Меня зовут Белл. Я из детективного агентства Ван Дорна. Ищу крытый товарный вагон, серийный номер 16 455.

Гулд жестом показал на доску:

— Компания «Саузерн Пасифик» делает всё возможное и невозможное, чтобы вывезти тысячи бездомных из города на целом флоте паромов и буксиров в Окленд, где мы подготовили пассажирские поезда, чтобы эвакуировать людей. Более тысячи четырехсот поездов, предназначенных для помощи при стихийном бедствии, приходят со всех концов страны. Вагоны — пассажирские и товарные, всего их триста, — на этой стороне залива идут по низменной части штата. Неужели ты думаешь, что я могу запомнить, на каком пути находится какой-нибудь один вагон?

Белл изучал глаза Гулда.

— Этот конкретный вагон принадлежит Якову Кромвелю.

Да, что-то промелькнуло в глазах, едва заметный признак узнавания.

— Не знаю никакого Якова Кромвеля. — Гулд замолчал, глядя на Белла, предчувствуя недоброе. — К чему весь этот шум?

— Ты распорядился, чтобы локомотив прицепил его частный вагон.

— Ты с ума сошел! Я не могу отправлять частные поезда во время такого стихийного бедствия, как это.

— Сколько он тебе заплатил?

Диспетчер поднял руки.

— Я не мог получить деньги от человека, которого я не знаю. Это просто смешно.

Белл игнорировал ложь Гулда.

— Каков пункт назначения поезда Кромвеля?

— А теперь смотри сюда, — сказал Гулд, со страхом глядя на Белла. — Я требую, чтобы ты убрался отсюда, полицейский Ван Дорна или полицейский не Ван Дорна.

Белл снял шляпу и сделал такое движение, словно поправил ее подкладку. Следующим, что пришлось увидеть диспетчеру, было дуло короткоствольного крупнокалиберного пистолета, направленное на него. Белл приставил двойной ствол к левому виску Гулда.

— Если в течение следующих шестидесяти секунд ты не скажешь правду, я выстрелю в тебя, и нуля обезобразит твоё лицо, не считая того, что выбьет тебе оба глаза. Ты хочешь провести остаток своих дней слепым калекой?

Лицо Гулда исказилось от ужаса.

— Ты сумасшедший!

— У тебя осталось пятьдесят секунд до того момента, когда ты больше не усидишь ничего.

— Ты не можешь!

— Могу и сделаю, если не скажешь мне то, что я хочу знать.

Хладнокровного выражения на лице и ледяного голоса было вполне достаточно, чтобы Гулд поверил, что детектив Ван Дорна не блефует. Он дико озирался вокруг, словно искал возможности спастись, но Белл безжалостно продолжал:

— Тридцать секунд, — сказал он, отводя назад собачку пистолета.

Плечи Гулда ссутулились, глаза наполнились ужасом.

— Нет, пожалуйста, — пробормотал он.

— Отвечай мне!

— Ладно, — тихо произнес Гулд. — Кромвель здесь был. Он заплатил мне десять тысяч долларов наличными, чтобы я прицепил его вагон к скоростному локомотиву и отправил поезд на пути, ведущие на юг.

Белл прищурился в недоумении.

— Юг?

— Это единственный путь из города, — ответил Гулд. — Все паромы использованы для перевозки людей через залив в Окленд, они возвращаются обратно с поездами помощи. Другого пути, по которому он смог бы уехать, не существует.

— Каков его маршрут?

— В Сан-Хосе, затем вокруг залива на север, затем его поезд поворачивает на восток, на главную линию, через горы и далее через Неваду до Солт-Лейк-Сити.

— Когда он отправился отсюда? — потребовал Белл.

— Приблизительно четыре часа назад.

— Когда он должен прибыть в Солт-Лейк-Сити по расписанию?

Гулд энергично отрицательно потряс головой.

— Не могу знать. Ему придется провести массу времени на запасных путях, чтобы пропустить поезда помощи. Если повезет, его поезд придет в Солт-Лейк-Сити завтра к вечеру.

— Какой паровоз ты выделил для частного товарного вагона Кромвеля?

Гулд склонился над письменным столом, изучая записи в большом журнале.

— Я дал ему паровоз номер 3925, 4-6-4 «Пасифик», построенный на заводе «Болдуин».

— Скоростной паровоз?

Гулд кивнул.

— Паровозов, которые ходят быстрее этого, у нас мало.

— Когда один из них освободится?

— Почему ты спрашиваешь?

— Мне нужен самый скоростной из всех паровозов, которые у вас есть, — ответил Бел, угрожая Гулду пистолетом. — Это чрезвычайные обстоятельства. Я должен догнать поезд Кромвеля.

Гулд изучал свою огромную доску.

— У меня есть паровоз номер 3455, 4-4-2 «Болдуин Атлантик». Он превосходит «Пасифик» по скорости. Но он в депо Окленда на ремонте.

— Когда он будет готов?

— Через три часа.

— Я забираю его, — сказал Белл без колебаний. — Проследи, чтобы Ван Дорн был зарегистрирован на то время, когда паровоз будет готов.

У Гулда был такой вид, будто он собирался протестовать и спорить с Беллом, но, глядя на его пистолет, передумал.

— Если ты доложишь обо мне, я могу потерять работу и попасть в тюрьму.

— Просто предоставь мне этот паровоз и назначь маршрут вокруг Сан-Хосе в сторону Солт-Лейк-Сити, и я не скажу ни слова.

Гулд вздохнул с облегчением и приступил к составлению документов, предоставляющих право детективному агентству Ван Дорна зафрахтовать локомотив и определяющих маршрут этого локомотива. Когда он закончил, Бел взял бумаги и проверил их. Удовлетворенный, он вышел из офиса, не проронив больше ни слова, сел в Форд и направился в сторону парома.

Глава 41

По дороге к парому Беллу пришлось накинуть себе на голову одеяло, так как он проезжал через пеплопад. Чайнтаун исчез, оставив после себя всего лишь немногим более сотни тлеющих куч. Терминал сохранился, лишь немного пострадала башня с часами. Белл заметил, что часы остановились ровно в 5:12 — время начала землетрясения. На улицах вокруг собралась огромная толпа народа. Бежали тысячи, опасаясь, что будет разрушен весь город. Некоторые были завернуты в одеяла и нагружены пожитками, которые они смогли взять с собой на паром. Некоторые везли детские коляски или игрушечные фургоны. Но среди этого кошмара все были любезны, добры и внимательны друг к другу.

Белл остановился рядом с молодым человеком, который, казалось, просто наблюдал за пожаром на улице напротив пристани. Он достал двадцатидолларовую золотую монету.

— Если ты умеешь водить машину, отведи эту к зданию таможни и передай ее Хорасу Бронсону из детективного агентства Ван Дорна — и монета будет твоей.

Глаза юноши расширились от предвкушения не столько денег, сколько возможности сесть за руль автомобиля.

— Да, сэр, — бодро ответил он. — Я знаю, как водить машину: у моего дяди Максвелл.

Белл с удовольствием наблюдал, как парень нажал на сцепление и покатил по оживленной улице. Затем он повернулся и присоединился к массе людей, бежавших из города, обреченного на гибель.

В течение трех дней более двухсот двадцати пяти тысяч человек покинули полуостров, где был расположен Сан-Франциско, всех бесплатно перевезла железнодорожная компания «Саузерн Пасифик» туда, куда они пожелали уехать. В течение суток после землетрясения перегруженные паромы отправлялись из Сан-Франциско в Окленд каждый час.

Белл показал своё удостоверение агента Ван Дорна и поднялся на борт парома «Буэна Виста». Он нашел свободное место на открытой палубе над гребным колесом и оглянулся назад, на пламя, вздымающееся в небо, на дым, понимающийся более чем на тысячу футов. Казалось, что весь город превратился в один огромный костер.

Когда Белл спустился с мола в Окленде, железнодорожный чиновник направил его в ремонтные мастерские, где находился его локомотив. Гигантский стальной монстр вблизи имел потрясающий вид. Он был выкрашен в черный цвет, начиная со скотосбрасывателя и до задней части угольного тендера; Белл решил, что высота кабины составляла, по меньшей мере, пятнадцать футов. Диаметр огромных ведущих колес равнялся восьмидесяти одному дюйму. В свое время локомотив типа «Атлантик» был шедевром механической мощности.

По мнению Белла, у него был безобразный вид. Номер 3455 был написан маленькими белыми цифрами на боку кабины; название компании «Саузерн Пасифик» — более крупным шрифтом на боковой стороне тендера. Белл подошел к человеку в полосатом комбинезоне машиниста и головном уборе с козырьком. В руках у него была большая канистра с длинным носиком, наполненная маслом. Он смазывал подшипники на соединительных штоках поршневого цилиндра и ведущих колес.

— Великолепный локомотив, — восхищенно сказал Белл.

Машинист взглянул на него. Ростом он был ниже Белла, из-под головного убора выбивались пряди пепельных волос. Лицо избороздили морщины — следы того, что он много лет выглядывал из окна кабины, подставляя лицо под поток мощного ветра, создаваемого несущимся вперед паровозом. Брови над небесно-голубыми глазами были изогнутые и кустистые. Белл решил, что машинист был моложе, чем казалось.

— Лучше «Аделины» не бывает, — ответил машинист.

— «Аделины»?

— Легче запоминается по сравнению с четырехзначным номером. Многие локомотивы имеют женские имена.

— У «Аделины» очень могучий вид, — восхищенно сказал Белл.

— Она предназначена для интенсивной работы. Вышла из ворот завода «Болдуин» не более пяти месяц назад.

— Какую она развивает скорость? — спросил Белл.

— В зависимости от количества вагонов, прицепленных к ней.

— Допустим, вообще без вагонов.

Машинист на мгновенье задумался.

— На длинном прямом перегоне открытого пустого пути — максимально сто миль в час.

— Мое имя Белл.

Белл передал машинисту документы.

— Я нанял ваш паровоз для выполнения особого задания.

Машинист изучил документы.

— Детективная компания Ван Дорна, да. Что за особое задание?

— Слышал когда-нибудь о бандите Мяснике?

— А кто не слышал? Читал в газетах, что он почти так же смертельно опасен, как остальные.

Белл не терял времени на подробные объяснения.

— Мы разыскиваем его. Он нанял локомотив типа «Пасифик» для своего частного вагона. Он направляется в Солт-Лейк-Сити, перед тем как добраться до канадской границы. Мне сказали, что он опережает нас на пять часов.

— Скорее на шесть. Пока мы возьмем уголь и наберем воды для пара…

— Мне говорили, что паровоз был в ремонте. Все в порядке?

Машинист кивнул.

— В мастерской заменили неисправный подшипник в одном из ходовых колес.

— Чем скорее мы отправимся, тем лучше.

Белл сделал паузу и протянул руку.

— Между прочим, меня зовут Исаак Белл.

Машинист энергично пожал ему руку.

— Нильс Лофгрен. Имя кочегара Марвин Лонг.

Белл вынул из кармана часы и проверил время.

— Увидимся через сорок пять минут.

— Мы будем загружать уголь в доке,впереди прямо на путях.

Белл быстро ушел к терминалу Окленда, чтобы попасть в офис «Вестерн Юнион». Начальник телеграфной службы сообщил, что работает только одна линия связи с Солт-Лейк-Сити, но сейчас уже слишком поздно, отправить телеграмму невозможно. Белл объяснил свою миссию, и начальник сразу же стал активно помогать.

— Где твое сообщение? — спросил он. — Я прослежу, чтобы его отправили непосредственно в наш офис в Солт-Лейк-Сити.

Телеграмма Белла гласила следующее: «Директору офиса Ван Дорна, Солт-Лейк-Сити. Приказываю вам остановить локомотив, транспортирующий товарный вагон номер 16455. В нем находится бандит Мясник. Предпринять все меры предосторожности. Он чрезвычайно опасен. Схватить и задержать до моего прибытия. Исаак Белл, специальный агент».

Он ушел из офиса только тогда, когда телеграфист отстучал его сообщение, и направился туда, где Лофгрен и Лонг загружали уголь и набирали воду. Поднявшись в кабину, он познакомился с Лонгом, крупным, широкоплечим человеком с огромными мышцами, от которых рукава его рубашки буквально трещали по швам. Его рыжие волосы были почти одного цвета с пламенем за дверцей топки. Он снял кожаную перчатку и пожал руку Беллу своей рукой, твердой и мозолистой от многочасовой непрерывной работы угольной лопатой.

— Можно ехать, как только вы будете готовы, — сообщил Лофгрен.

— Тогда поехали, — ответил Белл.

Как только Лонг развел огонь, Лофгрен занял свое место справа в кабине. Он дважды потянул за веревку у себя над головой, и локомотив дал свисток, предупреждающий о готовности к движению. Затем «Аделина» тронулась с места и начала медленно набирать скорость.

Спустя десять минут Лофгрен дал сигнал о переходе на главный путь на восток. По депо паровоз шел медленно. Лонг поддерживал огонь, легкий, ровный и яркий. За пять лет работы кочегаром на железной дороге, он изобрел свой метод, обеспечивающий возможность поддерживать огонь не слишком слабым и не слишком жарким. Лофгрен дернул за дроссель, ведущие колеса закрутились быстрее, с шумом вырвался нар, из трубы повалил черный дым.

Белл занял место в кабине слева, чувствуя огромное облегчение от того, что наконец он добрался до финальной погони за Кромвелем; он чувствовал полную уверенность в том, что схватит бандита и передаст властям Чикаго — живого или мертвого.

Белл обнаружил, что покачивание локомотива, идущего по рельсам, успокаивает точно так же, как плавание на резиновом плоту по горному озеру; пыхтение пара, движущего колеса, и приятное тепло, распространяющееся от топки, действовали благотворно. Они еще не успели доехать до Сакраменто и повернуть на восток через горы Сьерра-Невада, как Белл зевнул и закрыл глаза. Через минуту он уже крепко спал, не реагируя на лязг локомотива, идущего на большой скорости, когда «Аделина» повернула свой огромный скотосбрасыватель в направлении гор Сьерра-Невада и перевала Доннер.

Глава 42

Грудь и здоровенные плечи Абнера покрывались потом, когда он подкидывал уголь в топку. Создание нужного огня было искусством, но он не имел ни малейшего представления об этом. Он просто кидал уголь через открытую дверцу в огонь, не обращая внимания на жалобы машиниста, который кричал ему, что слишком большое количество угля снижает температуру горения.

Абнер взялся за эту работ только для того, чтобы передохнул кочегар, Ральф Уилбэнкс, громадный, сильный человек, который выдохся после того, как он несколько часов подряд поддерживал необходимую температуру пара, обеспечивающего движение огромного локомотива «Пасифик» по крутым склонам гор Сьерра-Невада. Они работали сменами: час работы, час отдыха.

Абнеру приходилось и во время работы не терять бдительность, револьвер был у него за поясом. Шофер не спускал глаз с машиниста, поддерживавшего высокую, но безопасную скорость среди множества поворотов в горах, внимательно глядевшего вперед на железнодорожное полотно, опасаясь появления непредвиденного препятствия — например, встречного поезда, идущего не по расписанию. Наконец они оставили позади перевал; дальше путь шел всё время вниз — до пустынного плоскогорья.

— Мы подъезжаем к Рено, — крикнул Уэс Холл, машинист, заглушая рев пламени в топке.

Сильный человек с лицом бывалого ковбоя, он мог остановить поезд в знак протеста, когда его пассажиры стали требовать, чтобы он установил рекорд скорости в горах. Но не сделал этого, потому что Абнер приставил свой револьвер ему к голове, угрожая убить его и кочегара, если они не выполнят того, что от них требуют. Тысяча долларов наличными, предложенная Кромвелем, убедила его окончательно. Теперь Холл и Уилбэнкс делали всё возможное, чтобы локомотив «Пасифик» шел на предельно допустимой скорости.

— Впереди красный сигнал, — сказал Уилбэнкс.

Холл в ответ помахал рукой, подтверждая, что он тоже видит его.

— Нам придется остановиться и перейти на запасной путь.

Абнер приставил пистолет к голове машиниста.

— Дай свисток. Мы проходим, не останавливаясь.

— Мы не можем, — сказал Холл, глядя Абнеру в глаза. — Вероятно, впереди экспресс со снабжением для Сан-Франциско идет по тем же путям нам навстречу. Я предпочту, чтобы ты застрелил меня, чем вызову столкновение со встречным поездом, в результате которого мы все погибнем и остановим движение в обоих направлениях, возможно, на неделю.

Абнер медленно вернул свой револьвер за пояс.

— Хорошо. Но сразу вернись на основной путь, как только пройдет экспресс.

— Мы можем воспользоваться остановкой, чтобы взять уголь и воду.

— Хорошо. Но следи за своим поведением, или я продырявлю вас обоих.

— Мы с Ральфом долго не продержимся. Мы устали до полного изнеможения.

— Вы ведь зарабатываете деньги, и вам следует продолжать действовать энергично — так что ведите поезд вперед, — угрожающе сказал Абнер.

Выглядывая из кабины, Абнер увидел показавшуюся вдали железнодорожную станцию и небольшой городок Рено штата Невада. По мере приближения к ним Абнер заметил перед светофором фигуру, размахивавшую небольшим красным флажком. Холл дал свисток, извещая о своем прибытии и сообщая сигнальщику, что он понял: нужно затормозить и подготовиться к переходу с главных путей на запасные.

Холл остановил «Пасифик» тендером точно под деревянной цистерной с водой с одной стороны и угольным бункером с другой стороны путей. Уилбэнкс прыгнул на тендер, схватил веревку и нагнул желоб цистерны — вода потекла на борт. Холл, появившийся из кабины с масляной канистрой, приступил к проверке всех подшипников локомотива, а так как Кромвель отказался ждать прибытия тормозного кондуктора, ему пришлось проверять также подшипники на колесах тендера и товарного вагона.

Не спуская зоркого взгляда с Холла и Уилбэнкса, Абнер прошел мимо тендера к двери товарного вагона. Он постучал два раза, подождал немного, затем снова постучал. Дверь открыли изнутри и широко раздвинули ее. На пороге показались Яков и Маргарет Кромвель, глядящие вниз на Абнера.

— Почему мы стоим? — спросил Кромвель.

Абнер кивнул в сторону локомотива.

— Нас перевели на запасные пути, чтобы пропустить экспресс поезд со снабжением. Пока ждем, бригада берет уголь и воду.

— Где мы? — спросила Маргарет.

Она была одета необычно для нее: в широкие мужские штаны, заправленные в сапоги, синий свитер и пестрый шелковый платок.

— Город Рено, — ответил Абнер. — Мы проехали горы Сьерра. С этого места начинается пустыня.

— Что нас ждет дальше? — спросил Кромвель. — Еще какие-нибудь поезда со снабжением будут задерживать нас в пути?

— Узнаю у стрелочника, какие поезда идут в западном направлении по расписанию. Но нам придется уступать им дорогу.

Кромвель спрыгнул на землю и расстелил на ней карту. Линии на карте обозначали железные дороги западнее Миссисипи. Он нашел точку, обозначающую Рено.

— Понятно, мы здесь. Следующий железнодорожный узел, расположенный севернее, — Огден в штате Юта.

— Разве не Солт-Лейк-Сити? — спросила Маргарет.

Кромвель отрицательно покачал головой.

— Главная линия железнодорожной компании «Саузерн Пасифик» соединяется с путями железнодорожной компании «Юнион Пасифик» севернее Солт-Лейк-Сити. Мы повернем на север в Огдене и отправимся в сторону Миссулы штата Монтана. Затем мы переходим на рельсы железнодорожной компании «Норзерн Пасифик» и отравляемся в Канаду.

Абнер не спускал глаз с бригады. Он видел, что кочегар занимается углем, поступающим в тендер, а машинист слоняется, словно в трансе.

— Бригада едва держится на ногах. Нам повезет, если они смогут вести локомотив еще четыре часа.

Кромвель сверился с картой.

— В Уиннемукке есть железнодорожное депо, это приблизительно в ста семидесяти милях отсюда. Там мы найдем другую бригаду.

— А что делать с этими двумя? — спросил Абнер. — Мы не можем допустить, чтобы они побежали на ближайший телеграф и предупредили правоохранительные органы в следующем пункте, что мы подъезжаем к нему.

На минуту Кромвель задумался.

— Заберем их с собой, затем заставим выпрыгнуть из поезда на безлюдном участке пустыни. Мы не можем предоставить агентам Ван Дорна ни единого шанса узнать о том, что мы покинули Сан-Франциско, или допустить, чтобы кто-нибудь отправил телеграмму чиновникам, чтобы они остановили поезд, поэтому мы оборвем все телеграфные провода на своем пути.

Маргарет долго вглядывалась в горы Сьерра, смотрела на дорогу, по которой они прибыли.

— Как ты думаешь, Исаак преследует нас?

— Вопрос только в том, когда он начал, дорогая сестра, — ответил Кромвель, как обычно, крайне самоуверенным тоном. — Но к тому времени, когда он поймет, что мы скрылись из Сан-Франциско, и найдет локомотив, чтобы догнать нас, мы будет уже на полпути в Канаду, и у него не будет возможности остановить нас.

Глава 43

«Аделина» была гордостью и возлюбленной Лофгрена. Он говорил о ней так, словно локомотив был прекрасной женщиной, а не стальным огнедышащим чудовищем, покоряющим горы Сьерра и перевал Доннер. Она, не обремененная вагонами с пассажирами и багажом весом в две тонны, справлялась с дорогой, не прилагая никаких усилий.

Холодный весенний воздух бодрил, снег еще лежал на земле. Перевал Доннер заслужил дурную славу. Здесь произошли самые печальные события в истории запада. Караван фургонов с дюжиной семей (позднее о нем будет сложена легенда) в 1846 году попал на перевале Доннер в снежную бурю, и люди терпели невыносимые страдания, пока их не спасли. Многие выжили только потому, что ели мертвых. Из восьмидесяти семи мужчин, женщин и детей, которые выехали с караваном вначале, выжили и добрались до Калифорнии лишь сорок пять человек.

Белл уже совершенно проснулся, когда они миновали Сакраменто, и любовался великолепным ландшафтом: уходящие ввысь скалистые вершины гор, еловый лес, еще не освободившийся от снега, туннели, проложенные в граните в 1867 году китайскими рабочими. «Аделина» вошла в черное жерло длинного туннеля, ее рёв многократно отражался от стен и звучал подобно сотне больших барабанов. Вскоре, в темноте впереди появилась крошечная светлая точка, которая быстро увеличивалась. Затем «Аделина» с грохотом вырвалась на яркий солнечный свет. Через несколько миль открылся вид на озеро Доннер, когда поезд пошел по длинному извилистому спуску.

Белл с опасением смотрел на пропасть с отвесными стенами глубиной в тысячу футов, когда локомотив шел по крутому повороту в одном-двух шагах от ее края. Беллу не нужно было заставлять Лофгрена увеличивать скорость. Машинист вел огромный локомотив со скоростью почти тридцать пять миль в час — на добрых десять миль быстрее, чем считалось безопасным в горах.

— Пересекаем перевал, — объявил Лофгрен, — следующие семьдесят пять миль — спуск.

Белл встал, уступая Лонгу место, которое по праву принадлежало ему. Лонг с благодарностью сел, чтобы отдохнуть, Лофгрен отключил пар и позволил «Аделине» двигаться по инерции. Когда они перешли на главный путь в Сакраменто и поднимались по крутому склону в горы Сьерры, Лонг подбрасывал уголь почти безостановочно.

— Можно тебе помочь? — спросил Белл.

— Будь моим гостем, — ответил Лонг, раскуривая трубку. — Я расскажу тебе, как нужно бросать уголь в топку. Несмотря на то что в течение следующего часа мы будем бездельничать, огонь не должен погаснуть.

— Но разве ты даже не помешаешь уголь лопатой?

Лонг усмехнулся.

— Всё сложнее, чем ты думаешь. И она не называется лопатой; это совок кочегара, размер номер четыре.

В течение следующих двух часов Белл трудился перед лабиринтом труб и вентилей, познавая сложности разогрева локомотива. Тендер качался из стороны в сторону на поворотах, затрудняя процесс подбрасывания угля в топку. Однако работа стала легкой, когда «Аделина» пошла под уклон. Он подкидывал лишь столько угля, сколько было нужно, чтобы поддерживать пар. Белл быстро научился широко открывать дверцу топки, ударяя по ней совком и рассыпая уголь по полу. И, вместо того чтобы сгребать уголь в одну горящую кучу, он наловчился поддерживать ровный огонь — яркое оранжевое пламя.

Крутые повороты остались позади, когда они начали спускаться, а их путь по кривой увеличился. Через час после того, как Белл вернул совок Лонгу, кочегар крикнул Лофгрену:

— У нас осталось угля и воды только на пятьдесят миль.

Лофгрен кивнул, не отрывая взгляда от дороги впереди.

— Как раз достаточно, чтобы добраться до Рено. Сможем заправиться там углем и водой и взять сменную бригаду.

Белл понял, что гонки по горам измотали Лофгрена и Лонга. Он видел, что умственное и физическое напряжение довели непоколебимого машиниста до полного изнурения, а усилия, затрачиваемые на поддержание пара на крутых уклонах, поглотили все силы неутомимого кочегара. Белл понял, что железнодорожная бригада Кромвеля устала точно так же. Он посмотрел на свои часы, но не мог точно определить, удалось ли им сократить разрыв по времени.

— Сколько времени потребуется, чтобы собрать другую бригаду? — спросил Белл.

— Столько же, сколько требуется для заправки тендера углем и водой, — ответил Лофгрен. Затем он устало улыбнулся, открывая ряд неровных зубов, и добавил: — При условии, что нам повезет и кто-нибудь окажется поблизости.

— Я благодарен вам обоим, — искренне сказал Белл. — Вы проделали героическую работу, проведя поезд по горам Сьерры. Наверное, вы установили рекорд.

Лофгрен вытащил свои большие часы, на задней крышке которых был выгравирован его локомотив.

— Действительно, — рассмеялся он. — Мы превзошли прежний результат, показанный Марвином, мной и «Аделиной» шесть месяцев назад, на восемь минут.

— Ты любишь этот паровоз, правда? — сказал Белл.

Лофгрен засмеялся.

— Поставь на рельсы все локомотивы «Атлантик», и все они будут самыми великолепными в мире, все построены одинаково, одинаковые размеры и конструкция. Но каждый из них отличается от всех остальных — точно так, как люди, они все личности. Некоторые ходят быстрее остальных при таком же давлении пара. Некоторые блестяще справляются со своей работой, другие невезучие, постоянно оказываются в ремонте. Но «Аделина» — она моя любовь. Никаких капризов: никаких неисправностей, никакой эксцентричности или дурного нрава. Только обращайся с ней как с леди, и она, как породистая лошадка, выиграет на бегах.

— Ты говоришь о ней почти как о человеке.

— «Аделина», может, и весит сто семь тонн, и сделана из железа и стали, но у нее есть сердце.

Они подъезжали к Рено, и Лофгрен дал свисток, объявляя о своем намерении встать на запасные пути, чтобы заправиться углем и водой. Он замедлил движение локомотива. Стрелочник перевел стрелку на запасные пути точно так же, как он сделал это раньше для поезда Кромвеля. Затем махнул зеленым флажком, сообщая Лофгрену, что запасные пути свободны.

«Аделина» не успела еще остановиться, как Белл выпрыгнул из кабины и побежал на станцию, которая выглядела точно так же, как тысячи станций в небольших городках по всей стране: деревянные дощатые стены, сводчатые окна и островерхая крыша. Посадочная платформа была пуста, поэтому казалось, что ни один пассажирский поезд не остановится здесь в ближайшее время.

Белл вошел в здание, прошел мимо товарного и билетного офиса и остановился перед небольшим помещением телеграфа. Когда он вошел, два человека были поглощены беседой. Ему показалось, что их лица серьезны и мрачны.

— Прошу прощенья, — сказал Белл, — я ищу начальника станции.

Человек более высокого роста некоторое время пристально рассматривал Белла, а затем кивнул.

— Я начальник станции, Берк Пулвер. Чем могу помочь?

— Не проходил ли здесь на восток в течение последних десяти часов поезд всего с одним товарным вагоном?

Пулвер кивнул.

— Он стоял здесь два часа на запасных путях, пропуская два экспресс-поезда со снабжением для жертв землетрясения в Сан-Франциско.

— Он задержался на два часа? — спросил Белл, почувствовав прилив оптимизма. — Когда он вышел со станции?

Пулвер взглянул на часы, висевшие на стене.

— Около четырех с половиной часов назад. Почему ты спрашиваешь?

Белл предъявил свое удостоверение и кратко объяснил, что старается догнать Кромвеля.

Пулвер внимательно посмотрел в глаза Белла.

— Ты говоришь, что в товарном вагоне находится бандит Мясник?

— Он был в нем, да.

— Если бы знал, сообщил бы шерифу.

Разрыв во времени оказался меньше даже самых смелых ожиданий Белла.

— Есть ли у вас сменная бригада? Моя совершенно вышла из строя после рекордного пробега по горам Сьерры.

— Кто в твоей бригаде?

— Лофгрен и Лонг.

Пулвер рассмеялся.

— Я знаю этих двоих, которые попытались побить свой собственный рекорд.

Он принялся изучать школьную доску на одной из стен.

— У меня под рукой есть одна бригада. — Он помолчал. — Мне показался довольно странным тот поезд. В Рено каждый поезд, следующий на восток или на запад, просит сменную бригаду. Не обратиться с просьбой о предоставлении сменной бригады необычно. Твой бандит далеко не уйдет с машинистом и кочегаром, которые уже выбились из сил.

Белл взглянул на телеграфиста — лысого человека с зеленым козырьком, опущенным на лоб, в рубашке с короткими рукавами.

— Мне хотелось бы предупредить все правоохранительные органы в городах, расположенных дальше, чтобы они остановили поезд и схватили бандита, которого зовут Яков Кромвель.

Телеграфист покачал головой.

— Невозможно. Линии повреждены. Я не могу передать сообщение на восток.

Белл сказал:

— Могу побиться об заклад, что линии повредил Кромвель.

Пулвер изучал огромную школьную доску на другой стене; здесь были показаны поезда, проходящие по расписанию через Рено.

— У меня будет для тебя бригада через двадцать минут. Мы обеспечим тебе свободный путь до Элко. После Элко, надеюсь, ты сможешь найти действующий телеграф, иначе рискуешь столкнуться с поездом, следующим на запад.

— В этом случае, — цинично сказал Белл, — я получу удовлетворение, зная, что первым столкнется Кромвель.

Глава 44

«Аделина» шла на высокой скорости по плоскому, открытому участку пути. Ее скорость приближалась к девяноста милям в час, локомотив с грохотом проносился по мостам над сухими оврагами и ущельями, минуя небольшие города и пролетая со свистом мимо сигналов, указывающих, что пути впереди свободны. Телеграфные столбы, мелькающие за окнами, сливались в одно неясное пятно. Из трубы вырывался серый дым с искрами и сажей, струился назад, образуя облако над кабиной, которое становилось плоским в стремительных порывах ветра.

Меланхоличный потомок викингов с льняными волосами, Русс Йонгеваард, сидел на месте машиниста, а Билл Ши, высокий веселый ирландец, подкидывал в топку уголь. Услышав от Белла, что он совершает отчаянную попытку схватить известного бандита Мясника, они с готовностью присоединились к погоне.

На борту локомотива также остались Лофгрен и Лонг.

— Мы так решили, — сказал Лонг. — Вчетвером, сменяя друг друга, нам не нужно будет останавливаться, чтобы найти другую бригаду.

Белл подкидывал уголь в топку. Рана у него на бедре, полученная в Теллуриде от пули Кромвеля, еще полностью не зажила, но при небольшой физической нагрузке, не очень болела. Он набирал в совок в два раза меньше угля, чем Лонг или Ши, но компенсировал это тем, что работал лопатой в два раза быстрее.

Два кочегара компании «Саузерн Пасифик» работали поочередно, не спуская глаз с водяного и парового манометров, чтобы убедиться, что огонь горит хорошо, и локомотив работает при давлении пара немного ниже двухсот фунтов, в пределах тонкой красной линии отметки. Они внимательно следили за дымом, вырывающимся из трубы. Когда дым из серого становился прозрачным, они подбрасывали уголь. Если дым становился черным, это свидетельствовало о том, что огонь слишком разгорелся, они должны были его уменьшить.

Лофгрен и Йонгеваард, молчаливо и без вызова, соревновались друг с другом, но это не осталось незамеченным. «Аделина» могла продемонстрировать всю невероятную мощь своих механизмов и молниеносную частоту вращения ведущих колес, но только сила и выносливость людей, которые вели локомотив на пределе его возможностей, смогла установить в этот день рекорды в Неваде. Машинисты закусили удила и трудились из всех сил, чтобы догнать поезд убийцы ни в чем не повинных людей.

Увидев зеленый свет на семафоре, сигнализирующий, что путь за Элко свободен, Лофгрен до предела отвел дроссель, и они пронеслись мимо станции на скорости девяносто пять миль в час. Народ, ожидающий на платформе пассажирский поезд, в ужасе смотрел на «Аделину», промелькнувшую мимо них, как огромное пушечное ядро.

К счастью, железнодорожные узлы были редкими и располагались на большом расстоянии друг от друга — всего несколько боковых веток отходили от главного пути — поэтому они не сбавляли скорость, проносясь мимо и не замедляя ход локомотива. Затем началось мучительное снижение скорости в городке Уэллз и в Промонтори: надо было пропустить поезда, следующие на запад. Во время вынужденных остановок они заправлялись углем и водой, но общая потеря времени составляла восемьдесят минут.

На каждой остановке Белл расспрашивал начальников станций о поезде Кромвеля. В городке Уэллз начальник станции рассказал ему, что железнодорожный рабочий во время проверки рельсов и шпал встретил машиниста и кочегара, которые привели поезд Кромвеля из Окленда. Он доставил их в город. Они едва стояли на ногах от усталости и обезвоживания. Они подтвердили то, чего опасался Белл: Кромвель часто приказывал остановить поезд, чтобы его наймиты могли подняться на столбы и перерезать телеграфные провода.

— Как наши дела? — спросил Лофгрен, когда Белл вернулся в кабину.

— Начальник станции сказал, что они проехали три часа назад.

— Значит, после Рено разрыв во времени сократился на полтора часа, — сказал Лонг, широко улыбаясь от сознания, что их усилия приносили плоды.

— Начиная с этого момента и до Огдена вам придется внимательно следить за дорогой. Кромвель обрезает телеграфные провода. Мы будем идти вслепую. Возможно, на путях окажется встречный поезд.

— Невелика угроза, — сказал Йонгеваард. — Компания не пойдет на риск и не будет отправлять поезда по главному пути, если не сможет согласовать с начальниками железнодорожных станций расписание движения поездов. Но мы должны быть бдительными, особенно на поворотах, где видимость не больше одной мили.

— Сколько миль до Огдена? — спросил Белл.

— Около пятидесяти, — ответил Йонгеваард. — Мы сможем дойти до станции приблизительно за час.

На место машиниста сел Лофгрен, и через сорок две минуты «Аделина» прибыла на станцию Юнион Огдена. Стрелку перевели на запасные пути, локомотив остановился для заправки водой и углем. Сейчас уже установился определенный порядок. Пока Лонг и Ши заправляли паровоз, Лофгрен и Йонгеваард проверяли его и смазывали ведущие детали и подшипники колес. Белл поспешил в огромное здание станции и нашел офис диспетчера.

За письменным столом сидел низенький и толстый человек, пристально глядя в окно на прибывающий пассажирский поезд. Его особенно интересовали молодые привлекательные женщины, у которых были видны лодыжки, когда они спускались по ступеням пульмановского вагона. Белл прочитал имя на небольшой табличке перед письменным столом.

— Мистер Джонстон?

Джонстон взглянул в сторону Белла и дружелюбно улыбнулся.

— Да, я Джонстон. Чем могу помочь?

Белл кратко рассказал историю погони за Кромвелем — приблизительно уже в шестой раз после отъезда из Сан-Франциско.

— Можешь сказать, в какое время тот поезд прошел через вашу станцию?

— Он вообще здесь не проходил, — ответил Джонстон.

— Не проходил?

Густые брови Белла поднялись до самых волос.

— Да, — сказал Джонсон, откидываясь на спинку вращающегося кресла и поднимая ногу на выдвинутый ящик стола. — Их перевели на ветку, идущую на север.

— Как так? — вырвалось у Белла. — Этот же поезд шел не по расписанию.

— Какая-то богатая женщина показала диспетчеру на железнодорожном узле, расположенном дальше, документы, которые гласили, что она зафрахтовала поезд с правом проезда в город Миссула штата Монтана.

— Сестра бандита, — сказал Белл. — Они пытаются добраться до границы с Канадой и пересечь ее.

Джонстон понимающе кивнул.

— Диспетчер проверял у меня все поезда, идущие в южном направлении. До завтрашнего утра не оказалось ни одного, поэтому я разрешил ему действовать и пропустить поезд леди на север.

— Когда это произошло?

— Немногим меньше двух часов назад.

— Я должен догнать этот поезд, — твердо сказал Белл. — И мне повезло, что дорога на Миссулу будет открыта.

— Почему бы не телеграфировать шерифу в Бутт, чтобы он остановил поезд и взял под стражу бандита и его сестру?

— Я пытался сделать это, но Кромвель обрезает все телеграфные провода на своем пути. Остановить его сейчас невозможно.

Джонстон был ошеломлен.

— Боже мой, он может вызвать лобовое столкновение!

— Пока он и его сестра не достигнут канадской границы, им совершенно нечего терять, даже если придется убивать тех, кто встанет у него на пути.

Понимание всего этого потрясло Джонстона.

— Арестуй этого грязного негодяя, — сказал он, и в его голосе прозвучало отчаяние. — Я с радостью предоставлю тебе свободный путь до Миссулы.

— Благодарю за любую помощь, которую ты сможешь оказать мне, — искренне сказал Белл.

— Номер твоего поезда?

— Это не поезд, только тендер и паровоз номер 3455.

— Тип паровоза?

— «Болдуин Атлантик» 4-4-2, - ответил Белл.

— Это скоростной локомотив. А как дела с бригадой сменщиков?

— У меня две бригады, которые настаивают на том, чтобы продолжать погоню, пока мы не схватим бандита.

— В таком случае мне остается лишь пожелать вам удачи.

Джонстон поднялся из-за стола и пожал руку Беллу.

— Спасибо.

— Разрыв в два часа — трудная штука, — спокойно сказал Джонстон.

— Нам уже удалось выиграть два с половиной часа после отправления из Окленда.

Джонстон на минуту задумался.

— Это будет настоящая погоня. Но ты догонишь его.

— Я остановлю его, — сказал Белл. — Должен остановить, или он снова будет убивать.

Глава 45

В сердцах людей, которые в поте лица своего старались быстро вести «Аделину» по железнодорожным рельсам, появилась надежда. Они все как один решили, что сделают невозможное. Мужчины и женщины, трудившиеся на фермах и ранчо вдоль железнодорожного полотна, бросали свою работу и удивленно смотрели на несущийся одинокий локомотив, который подавал сигнал с большого расстояния и с грохотом исчезал из вида меньше чем за минуту, оставляя за собой шлейф дыма.

Место машиниста занял Лофгрен, который вел «Аделину» на огромной скорости, почти сто миль в час, пока они не пересекли границу между штатами Юта и Айдахо. Промелькнули Покателло, Блэкфут и водопады Айдахо. Начальники станций могли только стоять в смятении, не в состоянии понять, почему локомотив и тендер, появлявшиеся ниоткуда без предварительного предупреждения, проносились мимо их станций на неслыханной скорости.

Перед отправлением из Огдена Белл достал целую стопку одеял, чтобы бригады могли поспать между сменами. Сначала им это не удавалось из-за лязганья поезда, шипения пара и стука стальных колес по рельсам. Но, по мере того как они уставали все больше и больше, им легче было уснуть и проспать до того времени, когда наступала их очередь.

Не считая коротких остановок для заправки углем и водой, «Аделина» нигде не замедляла ход. В городе Спенсер штата Айдахо Белл узнал, что они отстают от поезда Кромвеля всего на пятьдесят минут. Расстояние между ними сокращалось очень быстро, и это вдохновило их на новые усилия.

Загадкой для Белла оставалось сообщение начальника станции в Спенсере. Оказалось, что главная железнодорожная ветка компании «Саузерн Пасифик» кончалась в Миссуле; в следующий небольшой порт на озере Флетхед вела только одна ветка длиной восемьдесят миль.

— Что ты думаешь обо всем этом? — спросил Лофгрен Белла, когда место машиниста занял Йонгеваард.

— Вероятно, Кромвель нашел другую бригаду, опять загнав до полусмерти машиниста и кочегара, — ответил Белл.

Лофгрен кивнул.

— Так как мы не получаем по телеграфу никакой другой информации, приходится думать, что он и от них избавился неизвестно в каком месте и заставил бригаду сменщиков занять их места для финального рывка к границе.

— Тогда он должен был сделать это, пересев в автомобиль.

Лофгрен взглянул на него.

— Почему ты так думаешь?

Белл пожал плечами.

— Начальник станции в Спенсере сказал мне, что железнодорожные пути компании «Саузерн Пасифик» заканчиваются в заливе Вудз на восточном берегу озера Флетхед. Предполагаю, что Кромвель может попасть в Канаду, только продолжив свой путь по дороге.

— Я не согласен. Считаю, что он собирается переправить свой поезд на пароме для вагонов, который ходит через озеро.

Белл вопросительно посмотрел на Лофгрена.

— Паром для вагонов?

Лофгрен кивнул.

— Бревна из Канады перевозят через границу в вагонах-платформах в небольшой порт на западном берегу озера, который называется Роллинс. Здесь их грузят на паром. После того как их доставляют в бухту Вудз, вагоны-платформы прицепляют к поездам, которые перегоняют их на лесопилки по всему юго-западу.

— Почему компания «Саузерн Пасифик» просто не проложит железную дорогу на север в Канаду?

— Компания «Норзерн Пасифик» получила от правительства права на землю для прокладывания путей в верхнюю часть Соединенных Штатов. Компания построила железную дорогу, которая начинается в пункте выгрузки на западном берегу озера Флетхед и проходит на север до границы. Здесь локомотивы компании прицепляют к вагонам-платформам, доставляющим бревна. Чиновники компаний «Норзерн Пасифик» и «Саузерн Пасифик» отказываются работать вместе и не строят железную дорогу, которая огибала бы озеро.

— Откуда тебе всё это известно?

— Мой дядя живет в Калиспелле, около озера. Сейчас он уже на пенсии, но раньше работал машинистом на Великой северной железной дороге. Он водил паровозы между Спокенном и Еленой.

Интерес, прозвучавший в голосе Белла, выдавал его беспокойство.

— Из всего того, что ты сказал мне, следует, что Кромвель может переправиться через озеро на пароме до железной дороги компании «Норзерн Пасифик» и отправиться на север в Канаду, не выходя из своего вагона.

— Так и есть.

— Если он переправится на пароме раньше, чем мы сможем остановить его…

Он не договорил.

Лофгрен понял опасения Белла.

— Не беспокойся, Исаак, — уверенно сказал он. — Кромвель опережает нас всего на десяток миль. Мы догоним и схватим его.

Белл долго молчал. Затем медленно протянул свою руку к нагрудному карману и достал лист бумаги. Очень медленно развернул его и передал Лофгрену.

Машинист посмотрел его и, не поднимая глаз, заговорил:

— Похоже, это список имен.

— Так и есть.

— Чьи имена?

Белл заговорил так тихо, что его голос было едва слышно среди лязга и грохота заправляющегося локомотива.

— Мужчин, женщин и детей, убитых Кромвелем. Ношу список с собой с тех пор, как мне поручили это дело.

Лофгрен поднял глаза и уставился на железнодорожные пути впереди.

— Остальные должны увидеть его.

Белл кивнул.

— Думаю, сейчас самое подходящее время.

Спустя три часа после того, как Лофгрен занял место машиниста, «Аделина» начала сбрасывать скорость, прибывая в Миссулу. Он остановил локомотив в пятидесяти футах от стрелки. Ши выпрыгнул из кабины, побежал по путям и перевел стрелку на ветку, ведущую к озеру Флетхед. Он проигнорировал стрелочника, выбежавшего из своей будки.

— Стой, что ты делаешь? — возмутился стрелочник, укутанный от холодного ветра.

— На объяснения нет времени, — сказал Ши, давая знак Лофгрену, что всё в порядке, можно переходить с главных путей на боковую ветку.

Когда «Аделина» медленно проехала мимо них, он взглянул на стрелочника и спросил:

— Какой-нибудь поезд перешел на боковую ветку в течение последнего часа?

Стрелочник кивнул.

— Они тоже перевели стрелку, не спросив разрешения.

— Когда это произошло? — потребовал Ши.

— Приблизительно двадцать минут назад.

Ничего не ответив, Ши побежал за «Аделиной» и на ходу прыгнул в кабину.

— По словам стрелочника, — сообщил он, — поезд Кромвеля перешел на боковую ветку двадцать минут назад.

— Восемьдесят миль за двадцать минут, — задумчиво произнес Йонгеваард. — Можно догнать.

Он перевел дроссель на последнюю отметку, и через пять минут «Аделина» уже неслась по рельсам со скоростью восемьдесят пять миль в час.

Вскоре показалось озеро Флетхед. Это было самое большое пресноводное озеро в западной части Соединенных Штатов, длиной двадцать восемь миль, а шириной — шестнадцать. Площадь озера равнялась ста восьмидесяти восьми квадратным милям, средняя глубина — ста шестидесяти четырем футам.

Сейчас они были уже на финишной прямой. Долгая и сложная погоня подходила к концу. Лофгрен сел на место кочегара и помогал Йонгеваарду следить за железнодорожным полотном впереди. Белл, Ши и Лонг дружно бросали уголь в топку. Так как у Белла не было кожаных перчаток, как у кочегара, он обернул свои руки тряпьем, которым машинисты вытирают масло. Это спасло его руки, но все-таки от многочасовой работы лопатой водяные мозоли начали вздуваться у него на ладонях.

Они шли быстрее скорых поездов, на которые были рассчитаны железнодорожные пути при их строительстве. Они не сбавляли скорость, проезжая по мостам и настилам. На поворотах они шли по внешнему краю. Один из двойных поворотов они пронеслись по страшной дуге так, что забренчали болты тендера. К счастью, после этого начинался прямой участок, сравнимый разве что с траекторией полета вороны. На следующих сорока милях Йонгеваард поддерживал скорость восемьдесят пять миль в час.

— Эврика! — внезапно воскликнул Лофгрен, энергично показывая вперед.

Все выглянули из кабины, от ледяного ветра на глаза выступили слезы. Но вот оно! На расстоянии, возможно, пяти миль впереди показались едва заметные клубы дыма.

Глава 46

Маргарет устроилась на небольшом диване в шелковом халате, украшенном вышивкой, и пристально разглядывала пузырьки шампанского, поднимающиеся в двойном бокале в форме соусника.

— Хотела бы знать, правда ли это, — тихо сказала она.

Кромвель взглянул на нее.

— Что правда?

— То, что этот бокал сделан в форме груди Марии Антуанетты.

Кромвель рассмеялся.

— Да, в этой легенде есть доля правды.

Маргарет стала смотреть в окно, которое в конце вагона поднял Кромвель. Оно было устроено в выступе на задней стене, и когда было закрыто, то оставалось невидимым для постороннего глаза. Железнодорожное полотно, мелькающее под колесами, казалось, уходило в бесконечность. Она видела, что они едут по долине, окруженной лесистыми горами.

— Где мы?

— Долина Флетхед в самом сердце Скалистых гор.

— Далеко ли граница?

— Еще тридцать минут до паромной пристани на озере Флетхед, — ответил Кромвель, открывая вторую за день бутылку шампанского. — Полчаса потратим на переправу и к закату будем уже в Канаде.

Она подняла свой бокал.

— За тебя, брат, и за великолепное бегство из Сан-Франциско. Да будут наши новые дела такими же успешными, как последние.

Кромвель самодовольно улыбнулся.

— Я пью за это.

Впереди, в кабине локомотива, Абнер подгонял бригаду, которую он похитил, угрожая пистолетом, из небольшого кафе перед железнодорожным депо в городе Брайгем штата Юта: Лей Хаит, машинист с рыжими кудрями, и его кочегар, Боб Карр, рослый парень, прежде работавший тормозным кондуктором; он надеялся в конечном счете стать машинистом. Они только что вернулись из рейса и, перед тем как отправиться домой, зашли в кафе выпить по чашечке кофе. Абнер насильно привел их в кабину паровоза, тащившего необычный товарный вагон Кромвеля.

Выбросив прежнюю бригаду, Уилбэнкса и Холла, где-то в пустынном месте, Абнер перерезал телеграфные провода.

Теперь Абнер сел на крышу тендера над кабиной, чтобы подгонять Ханта и Карта, которые вели локомотив к озеру Флетхед. Его внимание привлекли черные клубы дыма к востоку от Скалистых гор.

— Похоже на приближающуюся бурю, — крикнул он Карру.

— По виду похоже на чинук, — прокричал Карр в ответ через плечо, кидая уголь в топку.

— Что такое чинук? — спросил Абнер.

— Это ураганный теплый сухой ветер, дующий со Скалистых гор. Перепад температуры достигает сорока градусов за один час, и скорость ветра может превышать сонно миль в час — вполне достаточно, чтобы сбросить вагоны с железнодорожного полотна.

— Когда он дойдет до нас?

— Возможно, через час, — ответил Карр. — Приблизительно в то время, когда мы придем к доку железнодорожного парома в бухте Вудз. После прибытия нам, видимо, придется переждать бурю. Паром не ходит во время такого ураганного ветра чинук.

— Почему он не работает? — потребовал Абнер.

— При скорости ветра сто миль в час озеро превращается в настоящий ад. Ветер поднимает волны высотой до двадцати футов. Железнодорожный паром не рассчитан на плавание в бурной воде. Команда ни за что не выйдет в озеро во время такого ветра.

— Мы заблаговременно отправили телеграмму, чтобы паром ждал нашего прибытия, — сказал Абнер. — И мы должны переправиться через озеро, будет ветер или нет.

Маргарет слегка задремала после шампанского, а ее брат сидел в расслабленной позе с газетой в руках, которую он получил от Абнера, когда тот похитил железнодорожную бригаду в Брайгеме. Большая часть новостей касалась землетрясения в Сан-Франциско. Он прочитал, что пожары, наконец, потушили, и ему было любопытно, уцелели ли его особняк на Ноб Хилл и здание банка.

Оторвался он от газеты, когда услышал странный звук, который отличался от стука колес по стальным рельсам. Звук был слабый и доносился издалека. Кромвель узнал в нем паровозный свисток и застыл на месте. Он был ошеломлен: его преследовали.

— Белл! — со злостью взорвался он.

Маргарет, испуганная его громким голосом, проснулась и села.

— Почему ты кричишь?

— Белл! — выпалил Кромвель. — Он охотится за нами от самого Сан-Франциско.

— О чем ты говоришь?

— Прислушайся, — приказал он. — Прислушайся.

Теперь и она услышала это. Ошибки быть не могло: звук свиста пара поезда, едва уловимый, существовал.

Маргарет подбежала к заднему окну и взглянула назад, на рельсы. У нее возникло такое чувство, словно ее ударили кулаком в живот. Из-за поворота над лесозащитной полосой молодых деревьев появился шлейф черного дыма.

— Немедленно скажи Абнеру! — воскликнула она.

Кромвель уже поднимался по трапу к вентиляционному люку в крыше вагона. Он открыл крышку люка, вылез на крышу и выстрелил из револьвера, заглушая стук колес и грохот локомотива, чтобы привлечь внимание Абнера. Абнер услышал выстрел и поторопился к шефу по крыше тендера.

— За нами идет поезд! — крикнул Кромвель.

Абнер широко расставил ноги, чтобы не упасть с покатого тендера, и посмотрел назад, за крытый товарный вагон. Сейчас догоняющий поезд вышел из-за поворота и был хорошо виден с этого расстояния. Похоже, там был всего один локомотив и тендер, без вагонов. Он несся вперед, сокращая расстояние между ними; дым вырывался из трубы и уносился назад встречным ветром.

Сейчас оба поезда уже были на небольшом расстоянии друг от друга, а паромный док в бухте Вудз на озере Флетхед — всего в двадцати милях.

Глава 47

«Аделина», словно породистая лошадка, которая несется через весь табун, стремясь занять место вожака, мчалась вперед. Поршни сливались в одно сплошное пятно, приводя в движение массивные ведущие колеса. Еще ни одному локомотиву не приходилось работать упорнее. Она прошла расстояние между железнодорожным депо в Окленде и дикими просторами Монтаны быстрее любого локомотива в истории. Никто не измерял ее скорость, но никто из тех, кто был в кабине, и из тех, кто видел, как она проносилась мимо, не сомневался, что она давала больше девяноста миль в час на ровных и прямых участках пути.

Йонгеваард установил дроссель на предельной отметке; он вел «Аделину» по путям, не рассчитанным на такие скорости. Оба машиниста сидели в кабине и, не отрывая взгляда, пристально смотрели на пути впереди. Белл и Лонг работали лопатой, а Ши подправлял огонь, чтобы он горел ровно.

Пыхтение пара превратилось в одни непрерывный шум, и из трубы повалил дым огромными клубами. Белл очень часто прерывал работу, чтобы взглянуть на поезд впереди, который увеличивался с каждой минутой. Пока не шла речь о том, чтобы схватить Кромвеля. Белл потянул за веревку и дал долгий пронзительный свисток, заглушивший легкий ветер, начинавший дуть над озером. Губыдетектива растянулись в улыбке. Он надеялся, что Кромвель почуял, что именно он, Белл, схватит его за глотку.

Белл повернулся, взглянул на небо и увидел, что оно изменилось: появилась серая пелена, принесенная сухим и теплым ураганным ветром чинук, который с ревом вырывался из Скалистых гор и дул на восток. Огромные тучи пыли, листьев и мусора летели в воздухе, как мякина из веялки. Воды озера Флетхед, недавно абсолютно неподвижные и спокойные, превратились меньше чем за двадцать минут в бурлящую массу.

Затем, совершенно неожиданно, раздался крик Йонгеваарда и Лофгрена одновременно:

— Повозка на рельсах!

Все мгновенно оторвались от своих дел и уставились на пути.

Фермер с возом сена, запряженным лошадьми, переходил через железнодорожное полотно. Он должен был слышать свисток паровоза, но, видимо, не рассчитал скорость поезда, думая, что у него масса времени и он успеет перейти через рельсы. Йонгеваард начал тормозить.

Когда фермер понял, что железный монстр всего в сотне ярдов от него, он хлестнул лошадей, отчаянно пытаясь увести их с пути несущейся смерти. Но было уже слишком поздно.

«Аделина» врезалась в фургон со страшным грохотом, разбрасывая сено, деревянные планки, щепки и разбитые колеса. Люди в кабине инстинктивно пригнулись, прячась за ограждение бойлера, когда осколки полетели в корпус паровоза и в тендер.

Каким-то чудом лошади рванулись вперед и не пострадали. Белл и все остальные не видели, какая судьбы постигла фермера. Как только Йонгеваард остановил «Аделину» на сотню ярдов дальше, все выпрыгнули из кабины и побежали обратно к переезду.

Они почувствовали огромное облегчение, увидев, что фермер лежит не более чем в пяти футах от рельсов, руки и ноги у него целы и невредимы. Он зашевелился и сел, оглядываясь по сторонам, растерянно глядя на обломки фургона.

— Ты ранен? — взволнованно спросил Белл.

Фермер осмотрел свои руки и ноги, чувствуя, что на голове вырастает огромная шишка.

— Только шишки и синяки, — пробормотал он. — Но чудо из чудес, я остался целым и невредимым, хвала Господу!

— Твои лошади тоже не пострадали.

Ши и Лонг помогли фермеру подняться на ноги. Его подвели к лошадям, которые, похоже, уже забыли, что едва не погибли, и мирно щипали траву возле дороги. Он обрадовался, увидев лошадей здоровыми и невредимыми, но разозлился, что повозка рассыпалась на куски.

Белл понял, что у него на уме, и подал ему визитную карточку Ван Дорна.

— Свяжись с моим детективным агентством, — сказал он. — Тебе возместят убытки.

— Разве не железная дорога? — спросил смущенный фермер.

— Здесь нет никакой вины железной дороги. В газетах ты прочитаешь об этом длинную историю.

Белл повернулся и разочарованно посмотрел на удаляющийся дым локомотива Кромвеля. Он отказывался верить в поражение, когда был уже совсем рядом, у самой цели. Но, может, еще не всё потеряно? Йонгеваард был уже в кабине «Аделины» и собирал бригаду.

Увидев, что фермер может сам позаботиться о себе, Йонгеваард крикнул Беллу:

— Быстро на борт! У нас есть время, чтобы догнать его.

Белл, Лофгрен и кочегар едва успели подняться в кабину, как Йонгеваард тронулся с места, стараясь догнать поезд бандита. Теперь они попали в ураган. Ветер поднимал пыль и прошлогоднюю листву, бросая пену бурунов на берег. Видимость уменьшилась до двухсот ярдов.

Йонгеваард больше не мог выглядывать из бокового окна кабины: в глаза набивалась пыль. Он пристально смотрел через лобовое стекло и вынужден был снизить скорость «Аделины» с семидесяти пяти до сорока пяти миль в час.

Он увидел, что флажок семафора опущен, что служило сигналом остановки, но Йонгеваард проигнорировал его. Дальше на пути появился знак, согласно которому начинались предместья города в бухте Вудз. Не зная точного расстояния до паромной пристани, он еще уменьшил скорость, «Аделина» теперь медленно ползла, делая двадцать пять миль в час.

Йонгеваард повернулся к Беллу:

— Жаль, что пришлось сбавить скорость, но я не знаю, на каком расстоянии находятся городские доки; может, до них пятьсот ярдов, а возможно, и пять миль. На главном пути могут оказаться товарный вагон бандита или платформы с бревнами.

— Сколько времени мы потеряли, как ты думаешь? — спросил Белл.

— Двенадцать минут по моим часам.

— Мы догоним их, — сказал Белл с уверенностью. — Вряд ли команда парома рискнет переправляться через озеро в такую погоду.

Белл был прав: паромы обычно не выходят в озеро, если вода бурная, но он недооценивал Кромвеля. Бандит Мясник и его сестра не собирались сдаваться.

Их поезд уже шел на паром.

Глава 48

Паром для переправы железнодорожных вагонов ждал в доке, когда прибыл поезд Кромвеля. Локомотив перевели на пути, которые шли на паром. Но команда из трех человек решила, что попытка переправиться в такую погоду далеко не безопасна. Придется подождать, пока ветер чинук уляжется, а озеро успокоится. Они сидели на камбузе, пили кофе, читали газеты и не поднялись со своих мест, когда на борт въехал поезд Кромвеля.

Кромвель вышел из вагона и подошел к локомотиву, сгибаясь из-за крепкого ветра. Он остановился и начал внимательно рассматривать волны, бушевавшие на озере, которое сейчас напоминало бурное море. Затем он начал изучать паровой паром с гребным колесом сбоку.

Выцветшая деревянная вывеска, прикрепленная к рулевой рубке, гласила: «Калиспелл». Судно было старое. Краска растрескалась и местами облупилась, деревянная палуба была потрепанной и гнилой. Паром служил в течение многих лет, слишком многих. Но Кромвелю он показался достаточно крепким, чтобы выдержать свирепый ураганный ветер и волны. Он счел, что паром может безопасно переправиться на западный берег озера, и начал раздражаться: никаких признаков экипажа вообще не было видно.

Взглянув на рельсы, он испытал удовлетворение, что преследующего поезда не видно. Ему оставалось только теряться в догадках о причинах его задержки. Но, какой бы ни была причина, нельзя терять времени попусту. Он махнул рукой Абнеру, находившемуся в кабине локомотива.

— Проследи, чтобы кочегар поддерживал огонь в топке и у нас был бы пар, чтобы добраться до путей Великой северной железнодорожной компании.

— Считайте, что это уже сделано, — ответил Абнер, прицеливаясь в кочегара Карра. — Ты слышал, что сказал начальник? Подбрось уголька.

— Ты видел команду парома?

Абнер пожал плечами.

— Никого я не видел.

— Нам нужно поторопиться. Локомотив, преследующий нас, может появиться в любую минуту.

— А как быть с бригадой поезда? — спросил Абнер. — Если я оставлю их без присмотра, они могут попытаться сбежать.

— А ты отвяжи канаты, — приказа! Кромвель. — Они не смогут никуда деться, если мы спустимся из дока. Я сам поищу команду парома.

Абнер прыгнул на палубу и побежал в док. Корма и нос парома были привязаны канатами. С середины озера накатывались волны и раскачивали судно. Абнер подождал, пока паром спустился из дока и канаты натянулись. Когда вода схлынула, канаты провисли, Абнер сорвал их со швартовых тумб и бросил на поручни парома «Калиспелл». С ловкостью кошки он прыгнул обратно на палубу и вернулся в кабину локомотива.

Кромвель поднялся по трапу в рулевую рубку и обрадовался, что удалось спрятаться от завывающего ветра. В рубке никого не было, тогда он спустился по лестнице, ведущей к камбузу, где находилась вся команда парома, безразлично просматривающая газеты. Они взглянули на него, когда он спускался по ступеням, но не проявили к нему никакого интереса.

— Вы мистер Кромвель? — спросил крупный человек с красным лицом и огромной бородой, в красной клетчатой куртке лесоруба.

— Да, я Кромвель.

— Мы слышали, что ваш поезд уже на борту. Я капитан Джек Босс, к вашим услугам.

Поведение Босса, который даже не встал с места, как и поведение его команды из двух человек, проявившей к нему полное безразличие, разозлило Кромвеля.

— Мы должны немедленно тронуться в путь!

Босс покачал головой.

— Невозможно. Озеро разбушевалось. Лучше подождать, пока буря стихнет.

Совершенно спокойно, будто прикуривая сигару, Кромвель вытащил из кармана куртки свой «кольт» тридцать восьмого калибра и выстрелил в лоб одному из членов команды. Это было абсолютно неожиданно: человек из команды рухнул на пол, безучастно глядя в пустоту, словно он продолжал читать сводку новостей.

— Боже милостивый! — всё, что мог произнести Босс, окаменевший от испытанного потрясения.

Кромвель прицелился в лицо второму члену команды, который начал дрожать.

— Ты немедленно выведешь судно в озеро, или и этот отправится вслед за первым.

— Ты сумасшедший! — вскипел Босс.

— Мой помощник уже отвязал канаты. Предлагаю не тратить время на споры.

Босс посмотрел на своего мертвого товарища, члена экипажа, и медленно, словно в тумане, поднялся на ноги. Он глядел на Кромвеля со смешанным выражением отвращения и ярости на лице.

— С тем же успехом ты можешь застрелить нас всех, — медленно сказал он. — Мы все погибнем раньше, чем доберемся до другого берега.

— Но мы должны попытаться, — сказал Кромвель резким и злобным голосом.

Босс повернулся к члену экипажа Марку Регену.

— Тебе придется одному работать с двигателем.

Реген, бледный юноша, которому вряд ли исполнилось семнадцать лет, кивнул.

— Я смогу.

— Тогда разведи огонь и проверь, чтобы пара было достаточно для хорошего старта.

Реген быстро выскочил из камбуза и спустился в машинное отделение. Босс, следуя по пятам за Кромвелем, поднялся в рубку.

Кромвель пристально посмотрел на Босса.

— Даже и не думай обмануть меня, капитан, или член твоего экипажа в машинном отделении немедленно умрет. Меня ничто не удержит от того, чтобы убить и тебя, если ты не доставишь меня на другой берег.

— Ты жестокий злодей! — ответил Босс с перекосившимся от ярости лицом.

Кромвель рассмеялся, но взгляд у него был ледяным, как смерть. Затем он повернулся и вышел из рубки.

Направляясь в свой роскошный вагон-дворец, он услышал резкий свисток. Он прозвучал так громко, словно доносился с расстояния в несколько сотен ярдов. А затем до его слуха донеслось шипение пара и стук ведущих колес локомотива. Среди мусора, поднятого в воздух порывами ураганного ветра, он увидел, как из мглы материализовался огромный паровоз.

Слишком поздно, подумал он самодовольно. Паром «Калиспелл» уже спустился из дока на пять футов и дрейфовал в озере. Никто и ничто сейчас не сможет остановить его. Улыбаясь сам себе, Кромвель поднялся в свой вагон.

Йонгеваард со скрежетом остановил «Аделину» всего в тридцати футах от конца железнодорожного полотна. Еще не перестали вращаться огромные ведущие колеса, а Белл выпрыгнул из кабины и побежал к концу дока. Паром для железнодорожных вагонов дрейфовал мимо свайного сооружения, направляясь в озеро, гребные колеса начали вращаться. Расстояние до него увеличилось уже до восьми футов, когда Белл подбежал к краю дока.

Он не колебался, не думал о своих действиях и не анализировал их; он не отступил ни на шаг, чтобы разбежаться. Казалось, что паром очень далеко, но, не останавливаясь ни на минуту, Белл прыгнул с дока. Понимая, что расстояние было слишком большим, чтобы он мог приземлиться на ноги, он протянул руку и ухватился за поручни парома, его тело билось о корпус судна, как маятник. Он был на волосок от того, чтобы ослабить захват и погрузиться в воду, не в силах дышать от ударов. Но Белл ухватился за поручни мертвой хваткой и держался за них, пока к нему не вернулось нормальное дыхание, хотя боль в груди не проходила. Медленно, почти как в агонии, он подтянулся на поручнях и поднялся на палубу парома рядом с крытым товарным вагоном Кромвеля.

Белл легко пробежал пальцами по своей груди и понял, что у него сломано ребро, возможно, даже два. Стиснув зубы от боли, он с трудом поднялся на ноги и, чтобы устоять на месте, ухватился за одну из ступенек лестницы, ведущей на крышу вагона; порывы страшного ветра поднимали и опускали корабль в волнах. Когда паром «Калиспелл» добрался до середины озера, волны начали захлестывать его нос и палубу с рельсами, омывая колеса локомотива. Ужасающий ветер сопровождался бешеным подъемом температуры — более чем на двадцать градусов.

Белл отбросил всякие мысли об осторожности. Он раздвинул загрузочную дверь вагона и вкатился на пол, задыхаясь от приступов боли в груди, крепко держа в руке свои «кольт» сорок пятого калибра. Его преимущество заключалось в том, что он застал всех врасплох. Кромвель даже не потрудился взглянуть в его сторону, полагая, что в вагон вошел Абнер. Слишком поздно. Перед ним стоял его заклятый враг.

— Привет, Яков, — сказал Белл с радушной улыбкой. — Ты скучал без меня?

Затем наступило несколько мгновений полного безмолвия.

Белл встал на колени, затем поднялся на ноги, держа «кольт» нацеленным Кромвелю в сердце, закрыл дверь, изолируя вагон от порывов ветра, который раскачивал старый паром из стороны в сторону. Потом быстро осмотрел внутренность вагона.

— Ничего себе, ну и ну, — сказал он с интересом. — Мои комплименты.

Свободной рукой он обвел экзотически меблированный вагон.

— Именно в таких роскошных условиях ты скрывался после своих преступлений.

— Рад, что ты одобряешь, — сказал Кромвель в тоне беседы.

Белл улыбнулся, не опуская «кольт». Взглянул на огромные кожаные чемоданы вдоль одной из стен.

— Наличные деньги из твоего банка. Вероятно, внушительная сумма.

— Достаточно, чтобы организовать новое предприятие, — радушно ответил Кромвель.

— Ты следовал за нами? — недоверчиво сказала Маргарет, совершенно сбитая с толку.

Это был скорее вопрос, чем утверждение.

— Если быть точным, то не следовал, — любезно сказал Бел. — Правильнее назвать это погоней.

Кромвель пришел в себя.

— Как тебе удалось прибыть так быстро?

— К счастью, у меня был более скоростной паровоз и преданная бригада.

— Ты знал, что мы с Маргарет покинули Сан-Франциско?

— Я следил за этим товарным вагоном и выяснил, что ты присвоил ему новый серийный номер. Мои агенты вели за ним наблюдение, ожидая момента, когда ты снова воспользуешься им. К сожалению, произошло землетрясение, у моих агентов появились более неотложные обязанности.

— И ты обнаружил, что он покинул железнодорожное депо, — закончил Кромвель.

Белл кивнул.

— Только после того, как я сходил в твой банк и увидел, что ты очистил хранилище от всех купюр крупного достоинства.

— Но как ты узнал, что мы направляемся в Канаду?

— Диспетчер в офисе компании «Саузерн Пасифик», — солгал Белл, чтобы не выдать Марион. — Я приставил к его голове пистолет и заставил сказать мне, по каким путям направляется твой поезд. Потом оставалось собрать команду.

— Очень изобретательно, мистер Белл.

Кромвель с бокалом шампанского в руке восхищенно смотрел на Белла.

— Похоже, я недооценил тебя.

— Я тоже ошибался в тебе раз или два.

Маргарет заговорила голосом, который был чуть-чуть громче шепота.

— Что же ты намерен сделать?

Потрясение, испытанное ею, перешло в отчаяние.

— Задержать твоего брата до прибытия местного шерифа, после того как мы переправимся на берег. Затем собрать необходимые документы и доставить вас обоих в Чикаго, где состоится быстрый суд без постоянного заступничества ваших старых приятелей, и повесить его за совершенные преступления.

Улыбка Белла стала холодной, а голос зловещим.

— И ты, дорогая Маргарет, вероятно, проведешь свои лучшие годы в федеральной тюрьме.

Белл уловил, как Кромвель и Маргарет обменялись понимающими взглядами. Он мог только догадываться, о чем они думали, но был совершенно уверен, что это не сулило ему ничего хорошего. Он наблюдал, как Кромвель опустился на край дивана.

— Наше путешествие может затянуться в такую погоду.

Словно в подтверждение этих слов, бутылка шампанского соскользнула со стола и упала на пол.

— Какая жалость, собирался предложить тебе бокал.

Белл мог только догадываться, где Кромвель хранил свой «кольт» тридцать восьмого калибра.

— Никогда не пью при исполнении обязанностей, — сказал Белл в шутливом тоне.

Вагон еще раз внезапно качнулся, когда паром наклонился на одну сторону; корпус его начал вибрировать, потому что одно из гребных колес выскочило из воды. Маргарет задохнулась от страха и уставилась на воду, просачивающуюся в щели вдоль нижней части раздвижной двери.

Снаружи бушевал ветер, паром «Калиспелл» трещал и стонал от ударов огромных волн, которые катились по всей длине озера Флетхед. Старое, изношенное и усталое судно ныряло носом в гребни волн, а затем резко погружалось в провалы. Огромная волна разбила передние иллюминаторы, захлестнув рубку.

Капитан Босс поднял воротник куртки и отчаянно схватился за руль, когда ветер обдал его брызгами, прилипавшими к коже лица и рук.

В переговорной трубке прозвучал свисток из машинного отделения. Босс взял ее и произнес:

— Рулевая рубка.

В трубке раздался голос Регена, который говорил загробным тоном:

— Капитан, сюда поступает вода.

— Насосы могут справиться с ней?

— Пока да. Но весь корпус ужасно трещит. Боюсь, переборки не выдержат.

— Будь готов выбраться наверх, если станет хуже. Поднимайся на крышу через камбуз и спусти илот.

— Да, сэр, — ответил Реген. — А как вы, капитан?

— Сообщи мне, когда покинешь машинное отделение. Последую за тобой, если смогу.

— А что с людьми в поезде? Мы не можем бросить их на произвол судьбы.

Босс, богобоязненный человек с твердыми моральными устоями, огромной внутренней закалкой старой школы, заслужил уважение всех, кто жил у озера. Его слово было твердым. Он смотрел в разбитый иллюминатор рулевой рубки на далекий берег и на обезумевшие воды, перехлестывавшие через нос. И в нем крепла уверенность, что «Калиспелл» не сможет плыть дальше.

— Я за них отвечаю, — медленно произнес он. — Спасайся сам.

— Да благословит тебя Господь, капитан.

Голос в переговорной трубке умолк.

Глава 49

Этот ураган, пришедший со Скалистых гор, оказался самым разрушительным из всех на памяти живущих. Амбары были разрушены до основания, крыши снесены, деревья вырваны с корнем, телеграфные и телефонные линии разорваны. Теплые ветры сокрушительной силы бушевали над озером Флетхед, превращая воду в бурлящий водоворот, который безжалостно трепал старый, изношенный паром «Калиспелл», когда он опускался в провалы между волн. Шлюпку, которая, как надеялся капитан Босс, спасет жизни людей, сорвало в воду и разбило, ее обломки носились в бурных водах.

Босс сражался со штурвалом, отчаянно пытаясь вести «Калиспелл» по прямому курсу к западной береговой линии, которая находилась теперь на расстоянии всего двух миль. Он лелеял слабую надежду, что они могут добраться до безопасной небольшой гавани Роллинс, но глубоко внутри он знал, что у него нет никаких шансов. В любой момент паром мог опрокинуться. Паровоз, тендер и товарный вагон были теми соломинками, от которых может сломаться спина верблюда.

Без груза паром сидел бы в воде выше и не пострадал бы так страшно от огромных волн, которые заливали низкую палубу с рельсами. Босс посмотрел на нос парома и увидел, что он уже безнадежно разбит. Балки открытой части носа сломаны и вырваны из основания.

Одежда и крутка на капитане промокли насквозь. Босс мрачно оторвал одну руку от штурвала, поднес переговорную трубку ко рту и свистнул. Прошло почти тридцать секунд, прежде чем ответил Реген.

— Да, капитан?

— Как у тебя дела?

— Пар хороший, но вода продолжает поступать, — в голосе Регена слышался страх. — Она поднялась уже выше моих лодыжек.

— Как только она поднимется до колена, выбирайся наверх, — приказал ему Босс.

— Вы все еще хотите, чтобы я спустил шлюпку? — взволнованно спросил Реген.

— Тебе не о чем беспокоиться, — с горечью сказал Босс. — Ее смыло.

Страх в голосе Регена увеличился:

— Что мы будем делать, если придется покинуть паром?

Босс ответил ровным голосом:

— Молись, чтобы было достаточно плавающих обломков, которые позволят нам продержаться до конца бури.

Босс повесил переговорную трубку и резко повернул штурвал, чтобы дать возможность парому пройти через огромные волны, обрушившиеся на него слева. Босс больше всего опасался именно этого. От удара огромной волны в борт и при невозможности увернуться от нее паром может опрокинуться и камнем пойти на дно под тяжестью поезда.

Сражаясь за то, чтобы вырвать судно из пасти шквала, он бросил взгляд на поезд и окаменел: тот со страшной силой раскачивался, когда паром опускался в провалы и когда его бросало на гребни волн. Вода бешено кружилась теперь вокруг ведущих колес паровоза.

Босс чувствовал маленькое удовлетворение от того, что, если паром «Калиспелл» утонет в глубинах озера, преступники в поезде погибнут вместе с ним.

В локомотиве Хант и Карр хватались за любой вентиль, манометр или рычаг, до которого могли дотянуться, чтобы их не швырнуло на бойлер или об стену кабины. Абнер устроился на сиденье кочегара, упираясь ногами в переднюю панель под окном. Не было необходимости держать под прицелом машиниста и кочегара. По крайней мере, не в этих обстоятельствах, когда каждый сражался за то, чтобы уцелеть. Абнер больше не представлял для них угрозу. Угрожал шторм, бушующий вокруг них.

Самое последнее, что пришло в голову Абнеру, — что Хант и Карр могут тайно сговориться против него. Но он не слышал, чтобы они обменивались приглушенными фразами или подавали руками какие-то неопределенные знаки друг другу. Он мог только со страшной тревогой смотреть на зловещие воды, обрушивающиеся на паром, больше ему ничего не оставалось делать. Машинист упал со своего места и покатился по кабине, натыкаясь на Абнера. От внезапно удара Абнер остолбенел, но грубо оттолкнул Ханта обратно к его месту.

Абнер не обращал внимания на Карра, когда кочегар пытался подбросить уголь в топку, стараясь не потерять равновесие на борту парома, который швыряли и вертели волны. Хант снова наткнулся на него. Раздраженный Абнер попытался оттолкнуть машиниста. Но на этот раз Хант накинулся на Абнера, прижав руки огромного человека к его бокам. Затем Хант упал назад на пол кабины, увлекая за собой пораженного и разозлившегося Абнера.

Возбужденный этим, Карр поднял над головой угольный совок и с размаху нанес Абнеру мощный удар по спине между лопатками. Паром бросило в провал между волнами в тот момент, когда Карр размахнулся, чтобы нанести удар, но совок не попал в голову Абнера. От такого удара череп Абнера обязательно бы треснул. Карру показалось, будто он бьет по упавшему бревну.

Это был жестокий, сокрушительный удар, от которого ломаются кости, который парализовал бы большинство людей и лишил их сознания. Но не Абнера. Шофер задыхался. Лицо его перекосило от боли, он скатился с Ханта, встал на колени, достал свой револьвер и прицелился в Карра. Его лицо ничего не выражало, глаза, не мигая, уставились на Карра. Он спустил курок. Карр занес свой совок для следующего удара, но застыл на месте: пуля попала ему в середину груди. Его сначала отбросило назад, в лабиринт клапанов, а затем он медленно опустился на колени и рухнул на пол кабины.

Без малейших колебаний Абнер прицелился в Хаита и выстрелил машинисту в живот. Хант согнулся, устремив на Абнера неподвижный взгляд, полный холодной ненависти, смешанной с болью и потрясением. Он, спотыкаясь, сделал шаг назад, прижав одну руку к животу, а вторую вытянув вперед. Слишком поздно Абнер понял, что было на уме у Хаита. Раньше, чем он успел отреагировать, Хант дотянулся до медного тормозного рычага паровоза и передвинул его справа налево. Умирающий человек протянул руку к рукоятке дросселя, перекинул через нее руку и, падая замертво, потянул рукоятку на себя.

Ведущие колеса завертелись, и локомотив двинулся вперед. Абнер, ослабевший от сокрушительного удара по спине, слишком медленно реагировал. В глазах у него стоял туман; долгие три секунды ушли на то, чтобы понять, что локомотив медленно движется по палубе парома. Слишком поздно было пытаться предотвратить неизбежное. К тому времени, когда Абнер смог оттянуть назад дроссель, локомотив весом сто тридцать четыре тонны начал медленно съезжать с Носа парома «Калиспелл» и погружаться в холодную бездну озера Флетхед.

Глава 50

Сначала никто в вагоне Кромвеля из-за ужасной качки не понял, что поезд съезжает с парома. Белл быстро распознал, что движение носит совершенно другой характер, и почувствовал, что колеса под вагоном начали вращаться. Он раздвинул дверь, и его встретил порыв ветра, от которого он зашатался. Но Белл все-таки наклонил голову и выглянул. Перед ним предстало два жутких зрелища одновременно. Во-первых, ему показалось, что палуба движется в направлении кормы, что объяснялось движением поезда вперед. И, во-вторых, передняя открытая четырехколесная платформа локомотива съезжала с носа парома и погружалась в бурлящую бездну.

Белл оглянулся.

— Поезд падает с парома! — закричал он, заглушая шум бури. — Быстро, прыгайте, пока еще можно!

Кромвель подумал, что у него появился шанс, и не сразу смог понять, что речь идет о катастрофе. Не говоря ни слова, он рванулся с дивана, на ходу вытащив свой автоматический пистолет. Глупейшая ошибка! Вместо тог чтобы нажать на спусковой крючок и убить Белла, он помедлил, чтобы сказать:

— Прощай, Исаак.

Внезапно по руке, сжимающей пистолет, был нанесен удар, который отвел ее в сторону. Пуля попала в дверную раму рядом с головой Белла.

Перед Кромвелем стояла Маргарет, в ее темных глазах пылало пламя, губы были плотно сжаты. Она твердо стояла на уходящем из-под ног полу товарного вагона. Затем она заговорила.

— Достаточно, Яков, — сказала она.

На большее у нее не было времени. Белл схватил ее за руку.

— Прыгай! — закричал он. — Быстро!

Только Белл понимал неизбежное. Он снова выглянул в дверь и увидел, что паровоз уже почти полностью исчез в волнах, а тендер и товарный вагон быстро перемещаются вперед, увлекаемые огромной массой в воду. Палуба наклонилась под острым углом, паром «Калиспелл» был в страшной опасности, он мог пойти на дно вместе с поездом. Оставались лишь секунды до того момента, когда товарный вагон опрокинется в озеро.

Кромвель с искаженным злобой лицом вновь направил на Белла дуло «кольта», но между мужчинами встала Маргарет. В этот момент Кромвель понял угрожающую им опасность, в глазах у него появилась тоска от сознания того, что лишь мгновенья отделяют его от полного краха и смерти. Он попытался оттолкнуть Маргарет в сторону, чтобы выпрыгнуть из вагона, но она обхватила брата за пояс, оттаскивая его назад. Он поднял пистолет и ударил ее по щеке. Выступила кровь, но Маргарет держала его мертвой хваткой, от которой он не мог высвободиться.

Передние колеса товарного вагона непреодолимо следовали за тендером вниз с передней части парома. Белл попытался вытолкнуть Маргарет в двери, но она слишком крепко сжимала своего брата. Рукав ее синего свитера оторвался, и Белл больше не мог удержать ее.

Она посмотрела на Белла, и в ее взгляде появилась нежность.

— Прости, Исаак.

Он снова протянул к ней руку, но было слишком поздно. Белл упал через двери.

Он перевернулся в воздухе и рухнул на деревянную палубу, ударившись плечом. Сила удара была такова, что Белл задохнулся от боли. Он так и лежал, не в состоянии подняться на ноги, с ужасом наблюдая, как товарный вагон Кромвеля погружается в воду. У него мелькнула надежда, что Маргарет еще может выпрыгнуть в дверь и спастись. Но этому не суждено было случиться. Вздымающаяся белая стена воды накрыла вагон и рванулась внутрь его через открытую грузовую дверь с таким всплеском, который исключил для всех, кто находился в нем, возможность спастись. Но, надеясь на чудо, Белл лежал на палубе, глядя на пузыри, поднимающиеся из бездны, когда паром проплывал над ними. Вокруг него бились волны. Он еще долго смотрел на то место, где утонул поезд, упавший с парома, но ни Маргарет, ни ее брат так и не появились на поверхности.

Нос парома задрался вверх, а корпус поднялся над водой почти на целый фут, освободившись от поезда. Почти сразу, к огромному облегчению капитана Босса, резко увеличилась устойчивость судна, оно уже начало бороздить волны, гребные колеса повели паром к западному берегу озера.

Целых десять минут Белл добирался по палубе к двери, ведущей в рубку. Босс изумленно уставился на него.

— Ну, давай расскажи, откуда ты явился?

— Я прыгнул на палубу, когда ты выходил из дока в заливе Вудз. Меня зовут Белл. Я агент Ван Дорна.

— Тебе повезло, что ты не пошел на дно вместе с остальными.

— Да, — тихо сказал он. — Мне повезло.

— Кто эти люди?

— Двое были ни в чем не повинными членами поездной бригады, которых взяли в заложники. Остальные трое находились в розыске за убийство и грабеж. Я собирался арестовать их, как только мы придем в порт.

— Несчастные черти! Утонуть в озере — не лучший способ свести счеты с жизнью.

Белл глубоко страдал от чувства вины. Его лицо ничего не выражало, когда он обратил свой взгляд на воды озера. Волны больше не представляли смертельной угрозы и постепенно превращались в легкую зыбь. Ураганный сухой ветер чинук ушел на восток, его ужасные порывы сменил холодный бриз.

— Нет, — пробормотал Белл. — Это совсем плохой способ уйти из жизни.

На поверхность из бездны

16 апреля 1950 года

Озеро Флетхед, штат Монтана

После того как подняли угольный тендер и поставили его на баржу за огромным локомотивом «Пасифик», водолазы подвели стальные подъемные тросы под днище товарного вагона и закрепили их в люльке, чтобы его можно было поднять наверх. Несмотря на грязь и ил, название «Саузерн Пасифик» еще можно было прочитать на боках тендера.

Поздно днем начальник спасательной операции Боб Кауфман нетерпеливо ходил по палубе, когда со дна поднимали водолазов. Он посмотрел на облака, которые потемнели, но не были угрожающими, закурил сигару, ожидая, когда с головы начальника группы водолазов снимут медный шлем.

Как только его сняли, Кауфман спросил:

— Как дела?

Водолаз, лысеющий человек, которому недавно перевалило за сорок, кивнул.

— Тросы закрепили. Можешь передать крановщику, что пора приступать к подъему.

Кауфман махнул рукой оператору огромного крана, поднимающемуся к небесам с палубы спасательной баржи.

— Все тросы надежно закреплены! — крикнул он. — Поднимай!

Затем Кауфман повернулся и заговорил с пожилым высоким седым человеком, который стоял рядом с ним на палубе.

— Мы готовы поднять товарный вагон, мистер Белл.

Исаак Белл кивнул. Его лицо было спокойно, но на нем было написано ожидание.

— Отлично, мистер Кауфман. Посмотрим, в каком он виде после всех этих лет, проведенных на дне озера.

Крановщик включил подъемные рычаги, прочнее закрепляя тросы, и приступил к подъему товарного вагона. Эта операция не была такой же сложной, как операция по подъему локомотива весом в сто тридцать четыре тонны. Все прошло гладко.

Белл наблюдал с почти нездоровым любопытством, как товарный вагон появился над поверхностью воды, затем его высоко подняли в воздух, а потом он стал медленно зависать над баржей. Крановщик осторожно опускал вагон так, чтобы он встал на платформу сразу за локомотивом и тендером.

Глядя на поезд, Белл обнаружил, что ему трудно вспомнить, как он выглядел много лет назад. Он подошел к вагону и стер озерный нарост с серийного номера, который был едва виден под стекающим илом. Теперь номер 16455 стал четким и ясным.

Белл посмотрел на грузовую дверь. Она так и осталась открытой, как тогда, давным-давно, когда Белл выпал из нее. Внутри темно, потому что солнце заволокли облака. Он вспомнил тот судьбоносный день, когда поезд поехал по парому и ушел на дно озера. Белл боялся того, что его ждет внутри.

Подошел Кауфман с приставной лестницей, которую использовали, чтобы войти в кабину локомотива.

— После вас, мистер Белл.

Белл молча кивнул и стал медленно подниматься по приставной лестнице, пока не оказался на пороге крытого товарного вагона. Он пристально всматривался в темноту и прислушивался к тому, как с вагона стекает вода. Усилием воли подавил он возникшую дрожь. От сырости и запаха грязи и ила, казалось, веяло смертью, плесенью и злом; все это было бесконечно отвратительно.

Некогда изысканная мебель и декор роскошного вагона теперь казались чем-то кошмарным. Пол с плюшевыми коврами покрыт донными отложениями, украшенными длинными гибкими водорослями. Бар с искусной резьбой, кожаные кресла и диван, лампы Тиффани вверху, даже живописные полотна на стенах выглядели чудовищно под слоем илистой грязи и наростов. На полу билась небольшая рыбешка, которая не успела уйти, когда вагон поднимали из воды.

Словно пытаясь отложить неизбежное, Белл прошлепал по грязи и обнаружил пять больших кожаных чемоданов вдоль одной из стен, где, как он вспомнил, видел их в 1906 году. Он вытащил из кармана складной нож и с трудом открыл проржавевшие замки первого чемодана. Подняв крышку, Белл увидел, что на содержимом почти нет ила. Он осторожно поднял одну из пачек. Бумажные деньги пропитались влагой, но сохранили свою форму и плотность. Печать на купюрах была разборчивой и четкой.

Кауфман присоединился к Беллу и зачарованно уставился на стопки купюр, лежавших в большом чемодане.

— Сколько здесь, по твоим подсчетам?

Белл закрыл крышку и жестом показал на остальные четыре чемодана.

— Дикая догадка? Возможно, четыре или пять миллионов.

— Что с ними будет дальше? — спросил Кауфман с блеском в глазах.

— Отправятся в банк, вкладчики которого были ограблены.

— Будет лучше, если моя команда ничего о них не узнает, — сказал серьезно Кауфман. — Они могут подумать, что это открытые спасательные работы.

Белл улыбнулся.

— Уверен, что банковские комиссионеры в Сан-Франциско окажутся очень щедрыми, назначая награждение тебе и твоей команде.

Кауфман был удовлетворен, он пробежал взглядом по вагону.

— Это, должно быть, был роскошный дворец на колесах, перед тем как затонул. Никогда не видел крытый товарный вагон, оснащенный как частный пульмановский вагон-гостиная.

— Не жалели ничего, — сказал Белл, глядя на несколько бутылок выдержанного шампанского и дорогого бренди, разбросанных на полу.

Выражение лица Кауфмана стало мрачным, когда он кивнул на две бесформенные кучи.

— Это те двое, которых ты разыскивал?

Белл кивнул.

— Яков Кромвель, бандит Мясник, и его сестра Маргарет.

— Бандит Мясник, — тихо произнес Кауфман с ужасом. — Всегда думал, что он исчез.

— Легенда, возникшая с годами, потому что деньги так и не нашлись.

Жировая ткань разложилась, и тело Кромвеля, как и трупы в кабине локомотива, стало подобны воску в результате омыления. Убийца сейчас был меньше всего похож на то, что когда-то было живым человеком. Словно он растаял, превращаясь в неопределенный кусок коричневого желатина. Его тело было искорежено, как будто он корчился от ужаса, когда тонны воды ворвались в товарный вагон, последовавший за локомотивом на дно озера. Но Белл не был глупым. Кромвель мог бороться за то, чтобы выжить, но ужас никогда бы не охватил его. Он перестал быть угрожающей фигурой. Его грабежи и убийства закончились сорок четыре года назад под холодными водами озера Флетхед.

Белл подошел к тому месту, где лежало тело Маргарет. Ее блестящие волосы рассыпались веером в илистой грязи и перепутались с побегами водорослей, похожими на тростник. Некогда очаровательное личико стало похоже на скульптуру, не законченную художником. Белл не мог не вспомнить ее красоту и жизнерадостность в тот вечер, когда они встретились в лифте отеля «Браун-палас». Размышления Белла нарушил Кауфман.

— Его сестра?

Белл кивнул. Он почувствовал, как на него нахлынуло сожаление и ощущение собственный вины. Ее последние слова, сказанные перед тем, как он выпал из вагона, вновь прозвучали у него в воображении. Он никогда не мог объяснить те чувства, которые испытывал к ней. С его стороны не было любви, скорее его чувства можно было назвать нежностью, окутанной ненавистью. Он не мог простить ее участие в преступных действиях брата. Она была достойна смерти точно так же, как и он.

— По ее виду сейчас ничего определить нельзя, — сказал Кауфман. — Она, наверное, была красивая женщина.

— Да, именно такой она и была, — тихо сказал Белл. — Красивая женщина, полная жизни, но погрязшая во зле.

Он печально отвернулся, но глаза его оставались сухими, слез не было.

Спасательная баржа пришвартовалась в старом железнодорожном доке в Роллинсе перед самой полночью. Белл договорился с Кауфманом, чтобы тот взял на себя хлопоты, связанные с погребением, и уведомил ближайших родственников Ханта и Карра. Он узнал Джозефа Ван Дорна, который стоял в доке в окружении четырех своих агентов, и нисколько не удивился, увидев его.

Ему недавно стукнуло восемьдесят, но он держался прямо, на голове красовалась шапка седых волос, а глаза так и не утратили своего блеска. Хотя два его сына в настоящее время управляли детективным агентством из офиса в Вашингтоне, Ван Дорн работал в своем старом офисе в Чикаго и консультировал по делам, которые никогда не были раскрыты.

Белл подошел к Ван Дорну и пожал ему руку.

— Рад видеть тебя, Джозеф, Мы давно не встречались.

Ван Дорн широко улыбался.

— Моя работа перестала быть такой же интересной, после того как ты ушел в отставку.

— Ничто не сможет помешать мне вернуться к атому делу.

Ван Дорн пристально разглядывал товарный вагон. При тусклом освещении в доке он был похож на какого-то монстра, поднятого из бездны.

— Всё там? — спросил он. — Деньги?

Белл просто кивнул.

— И Кромвель?

— Оба, он и его сестра Маргарет.

Ван Дорн тяжело вздохнул.

— Значит, наконец-то это кончилось. Мы можем поставить точку в легенде о бандите Мяснике.

— Не многие из вкладчиков банка Кромвель, — медленно сказал Белл, — дожили до того времени, когда можно получить свои деньги.

— Нет, но их потомки будут уведомлены о своем неожиданном доходе.

— Я обещал Кауфману и его команде щедрую плату за находку.

— Прослежу, чтобы они поучили ее, — пообещал Ван Дорн. Он положил руку на плечо Белла. — Хорошая работа, Исаак. Жаль, что мы не смогли найти поезд пятьдесят лет назад.

— Там, где затонул поезд, размер озера двести семьдесят футов, — объяснил Белл. — Спасательная компания, которую наняли представители банков Сан-Франциско, протралила озеро, но в 1907 году ничего не нашла.

— Как же они пропустили его?

— Поезд упал во впадину на дне озера, тралы прошли над ним.

Ван Дорн повернулся и кивнул в сторону машины, припаркованной перед доком.

— Полагаю, ты поедешь домой.

Белл кивнул.

— Меня ждет жена. Мы вернемся обратно в Калифорнию.

— Сан-Франциско?

— Я влюбился в этот город во время расследования, решил остаться там после землетрясения и завести свой дом. Мы живем в старом особняке Кромвеля на Ноб Хилл.

Белл покинул Ван Дорна и пошел через док к припаркованной машине. Голубая металлическая краска Паккарда с кузовом с откидным верхом, сделанным на заказ, сверкала в огнях дока. Хотя ночной воздух был прохладным, откидной верх был опущен.

На водительском месте сидела женщина в модной шляпке на крашеных светлых волосах. Она смотрела, как муж приближается, своими зелеными глазами, которые не изменились с той поры, когда Белл познакомился с ней. Веселые морщинки вокруг глаз могут быть только у тех людей, которые готовы легко рассмеяться; черты ее лица свидетельствовали о неувядающей красоте.

Белл открыл дверь и сел на сиденье рядом с ней. Она прильнула к нему и крепко поцеловала его в губы, отпрянула назад и лукаво улыбнулась.

— Ты вернулся почти вовремя.

— День был тяжелый, — сказал он с долгим вздохом.

Марион включила зажигание и завела машину.

— Нашел, что искал?

— Яков, и Маргарет, и деньги — всё на месте.

Марион смотрела на черные воды озера.

— Хотелось бы сказать, что я сожалею, но не могу заставить себя почувствовать скорбь, зная об их ужасных преступлениях.

Белл не хотел больше говорить о Кромвелях и переменил тему разговора.

— Ты поговорила с детьми?

Марион нажала на педаль акселератора и повела машину из дока к главной дороге.

— Сегодня сразу со всеми четверыми. Как только мы приедем домой, они организуют званый вечер в честь нашей годовщины.

Он похлопал ее по колену.

— Ты в настроении и сможешь вести машину всю ночь?

Она улыбнулась и поцеловала ему руку.

— Чем скорее мы приедем домой, тем лучше.

Они помолчали, поглощенные мыслями о событиях, которые произошли давным-давно. Занавес над прошлым опустился. Никто из них не повернулся и не оглянулся на поезд.

Клайв Касслер, Джастин Скотт «Саботажник»

НЕЗАКОНЧЕННОЕ ДЕЛО

12 декабря 1934 года

Гармиш-Партенкирхен

Выше снеговой линии немецкие Альпы вгрызались в небо, как челюсти древнего хищника. Темные тучи окутывали продуваемые ветром вершины, и зазубренные скалы, казалось, двигались, словно пробуждающийся зверь. Два человека, оба немолодые и сильные, смотрели на эту картину с балкона отеля для горнолыжников.

Ганс Грандзау — проводник с обветренным лицом, морщинистым, как скалы, и шестидесятилетним опытом блужданий по этим зимним склонам. Вчера вечером он обещал, что подует восточный ветер и сибирский холод ворвется в теплый средиземноморский воздух снежной вьюгой.

Человек, которому Ганс пообещал снег, американец, высокий, в светлых волосах и усах проблески серебра. На нем был спортивного кроя костюм из плотного твида, на голове теплая шапка, на шее толстый шерстяной шарф в темно-синюю и белую полоску с гербом Брэнфордского колледжа. Его одежда была типичной для состоятельного туриста, приехавшего в Альпы заняться зимним спортом. Но этот человек не отрывал пристального ледяного взгляда откаменного замка, одиноко стоящего в десяти милях от них, в горах.

Замок возвышался здесь уже тысячу лет. Зимние снега почти полностью скрывали его, он вечно оставался в тени вздымающейся над ним вершины. Несколькими милями ниже — подъем слишком труден, чтобы отнестись к нему легкомысленно, — лежала деревня. Американец смотрел, как к ней приближался столб дыма. Паровоз, выпускавший этот дым, был чересчур далеко, чтобы разглядеть его, но американец знал: там проходит железнодорожная ветка, уходящая за границу, к Инсбруку. Круг замкнулся, мрачно думал он. Двадцать семь лет назад на железной дороге в горах совершилось преступление. Сегодня его расследование закончится — так или иначе, — и тоже на горной железной дороге.

— Вы уверены, что готовы? — спросил проводник. — Подъем крутой. Ветер будет резать, как ножом.

— Я подготовлен не хуже вас, старина.

И, чтобы убедить Ганса, он рассказал, как целый месяц готовился вместе с норвежскими горнолыжными войсками; для этого ему пришлось неофициально стать участником военной программы США по подготовке к войне в горах.

— Я не знал, что американские войска готовят в Норвегии, — сдержанно сказал немец.

Голубые глаза американца чуть потемнели, и он улыбнулся уголками губ.

— Просто на случай, если придется вернуться сюда и положить конец очередной войне.

Ганс тоже улыбнулся. Американец знал, что это гордый ветеран Альпийского корпуса, элитной немецкой горной дивизии, созданной кайзером Вильгельмом в войну 1914–1918 годов, но нацистам, недавно захватившим власть в Германии и угрожающим вовлечь Европу в новую войну, он не друг.

Американец осмотрелся, желая убедиться, что они одни. В коридоре за балконной дверью чистила ковер пожилая горничная в черном платье и белом переднике. Он дождался, пока она уйдет, взял большой рукой кожаный мешочек со швейцарскими двадцатифранковыми золотыми монетами и передал проводнику.

— Вся оплата вперед. Договор таков: если я от вас отстану, вы бросаете меня и возвращаетесь. Принесите лыжи. Встретимся у начала подъемного троса.

Он торопливо направился в свой роскошный, отделанный деревянными панелями номер; из-за толстых ковров и веселого пламени в камине казалось, что за окном еще холоднее. Быстро переоделся в брюки из водонепроницаемого габардина, заправил их в толстые шерстяные носки, обул башмаки на шнуровке, надел два легких шерстяных свитера, кожаный жилет — защиту от ветра и габардиновый пиджак до бедер, который не стал застегивать.

В дверь постучали. Вошел молодой сыщик из берлинского отделения Джеффри Деннис, в тирольской шляпе и костюме из магазина готового платья. Джеффри умен, энергичен и пунктуален. Но у него нет опыта работы за пределами города.

— Снега по-прежнему нет?

— Дайте всем сигнал начинать, — ответил старший. — Через час тут в шаге от себя ничего не увидишь.

Деннис передал ему небольшой рюкзак.

— Документы для вас и для вашего… гм… «багажа». Поезд пересекает границу с Австрией в полночь. В Инсбруке вас встретят. Этот паспорт годен до завтра.

Старший посмотрел в окно, на далекий замок.

— Где моя жена?

— В безопасности в Париже. В отеле «Георг Пятый».

— Какие-нибудь сообщения?

Молодой человек протянул конверт.

— Читайте!

Деннис без выражения прочел:

— Спасибо, дорогой. Лучшего празднования двадцать пятой годовщины нашей свадьбы невозможно представить.

Старший заметно успокоился. Сообщение было кодовое, о нем они условились позавчера. Она обеспечивала легенду — романтический второй медовый месяц — на случай, если его кто-нибудь узнает и начнет спрашивать, по какому он делу. Теперь она в безопасности. Время пряток миновало. Буря приближается. Он взял конверт и поднес к огню в камине. Потом внимательно проверил паспорт, визы и разрешение на пересечение границы.

— Оружие?

Компактное и легкое.

Деннис сказал:

— Это новый немецкий автомат для скрытого ношения. Но я могу дать служебный револьвер, если вы больше привыкли к старому оружию.

Взгляд голубых глаз, устремленный на далекий замок, вновь обратился на молодого человека. Высокий американец не глядя извлек магазин, проверил, что в затворе нет патронов, и, начав с того, что раскрыл предохранитель и вынул из ствола затвор и возвратную пружину, разобрал автомат. Это заняло у него двенадцать секунд. По-прежнему глядя в лицо курьеру, он за десять секунд собрал автомат.

— Годится.

Молодой человек начал понимать, что стал свидетелем работы аса. Не сдержавшись, он спросил:

— Сколько вы тренировались, чтобы так научиться?

На строгом лице показалась неожиданно теплая улыбка, и человек не без юмора ответил:

— Попрактикуйтесь всего одну ночь под дождем, Джефф, когда в вас стреляют, и быстро освоите.

Когда он добрался до подъемного троса, шел густой снег и он едва различал гряду, с которой начинались лыжные трассы. Каменные вершины за грядой исчезли из виду. Взбудораженные лыжники хватались за трос, чтобы успеть еще раз спуститься с горы, прежде чем проводники по соображениям безопасности запретят подъем. Ганс принес новые, современные лыжи, по краям которых были прикреплены стальные полоски.

— Ветер усиливается, — объяснил он присутствие этих полосок. — На вершинах лед.

Они встали в гибкие крепления, застегнули их, надели перчатки, взяли палки и прошли через редеющую толпу к тросу, который проходил через ролик, вращаемый шумным двигателем. Взялись за трос, их дернуло, и они начали подниматься. Типичная картина: богатый, уже пожилой американец в поисках приключений и его личный инструктор, достаточно взрослый и благоразумный, чтобы благополучно вернуть клиента в отель к тому времени, когда пора одеваться на ужин.

Ветер наверху был сильный и постоянно менял направление, бросая в лицо вихри снега. На мгновение за группой лыжников, ждавших очереди на подъем, ничего не стало видно. Но тотчас открылся отель, маленький, как кукольный домик, в нижней части склона, и высокие вершины над ним. Американец и Ганс по гребню отошли подальше от толпы. И вдруг, когда никто на них не смотрел, перевалили через вершину и начали спуск по противоположному склону.

Их лыжи оставляли свежий след на нетронутом снегу.

Голоса лыжников и гул двигателя мгновенно затихли. Снег бесшумно ложился на шерстяную одежду. Было так тихо, что они отчетливо различали звуки того, как металлические кромки лыж режут снег, слышали свое дыхание и стук сердец. Ганс прошел вниз по склону около мили, и они остановились под навесом, образованным выступом скалы. Здесь лежали легкие самодельные сани.

Сани были переделаны из носилок Робертсона — складных носилок особой конструкции из дерева и брезента, предназначенных для переноски раненых моряков по узким переходам корабля. «Сани» поставили на лыжи; Ганс тянул их за веревку, обвязанную вокруг пояса. Веревкой он обмотал и лыжную палку, которой пользовался, чтобы тормозить на спуске. Прошел еще милю по другому, более пологому склону. У начала крутого подъема они прикрепили к полозьям тюленью шкуру. Ворс, направленный назад, увеличивал трение и помогал подниматься, не соскальзывая на крутых местах.

Теперь снег валил очень густо. Именно он позволил Гансу заработать золотые франки. Американец легко мог бы идти по компасу. Однако компас не гарантировал, что он не собьется с курса под ударами ветра и не заплутает в лабиринте горных выступов. Но Ганс Грандзау, который ходит по этим горам с детства, умел определить, где он, по наклону какого-нибудь камня и по тому, как этот камень закрывает его от ветра.

Еще несколько миль они поднимались, спускались и снова поднимались. Часто приходилось останавливаться, чтобы передохнуть и очистить тюленью шкуру от льда. Уже почти стемнело, когда в снегу неожиданно появился просвет, и с вершины очередной гряды американец увидел освещенное окно замка.

— Давайте сани, — сказал он. — Отсюда я пойду один.

Немец услышал в его голосе стальные нотки. Ганс не стал спорить, передал клиенту веревку от саней, пожал мужчине руку, пожелал удачи и начал прокладывать след в темноте, направляясь к деревне далеко внизу. Американец пошел на свет.

АРТИЛЛЕРИЯ ПРОЛЕТАРИАТА

Глава 1

21 сентября 1907 года

Каскадные горы, Орегон

Железнодорожный полицейский, глядя, как ночная смена уходит в неровное жерло туннеля, гадал, сколько пользы может приносить Южно-Тихоокеанской компании одноглазый, хромой шахтер. Комбинезон и фланелевая рубашка у шахтера были обтрепанные, заношенные, ботинки — стоптанные и тонкие, как бумага. Края потрепанной шапки отвисали как у клоуна, а свой тяжелый молот бедняга тащил так, словно не в силах был его поднять. Что-то здесь не вязалось.

Полицейский был пьющий, лицо его так разбухло от дешевого виски, что глаза почти заплыли. Но эти глаза были острыми, на диво живыми и полными надежды и веселья — несмотря на то, как низко он пал, до службы в самом презираемом в стране подразделении полиции, — и очень наблюдательными. Он сделал шаг вперед, почти решившись проверить. Но в этот миг могучий молодец, румяный нескладеха только что с фермы, забрал у старика молот и понес. От такого доброго поступка хромой, с повязкой на глазу старик показался полицейскому совсем уж старым и безвредным. Но он был вовсе не безвреден.

Впереди в скале темнели два отверстия: главный железнодорожный туннель и рядом — меньший туннель, «первопроходческий», проделанный раньше большого для разведки маршрута, подачи воздуха и отвода воды. Оба туннеля были укреплены деревянными опалубками, не дающими камням падать на людей и вагонетки, идущие внутрь и наружу.

Из тоннеля выходила дневная смена: усталые люди направлялись к рабочему поезду, который отвезет их в поселок, к столовой. Рядом пыхтел паровоз, он вез вагоны, нагруженные шпалами. Упряжки в десять мулов тянули фургоны, передвигались дрезины, и всюду висели облака пыли. Место далекое, два дня кружного пути по железной дороге от Сан-Франциско, но не уединенное.

Телеграфные провода на шатких столбах соединяли вход в туннель с Уолл-стрит. По ним приходили мрачные сообщения о финансовой панике, охватившей Нью-Йорк в трех тысячах миль отсюда. Банкиры с Востока, финансовая опора железных дорог, были испуганы. Старик знал, что телеграммы содержат множество противоположных запросов и требований. Ускорить сооружение кратчайшего пути через Каскадные горы, жизненно важной линии между Сан-Франциско и севером. Или прекратить строительство.

У самого входа в туннель старик остановился и здоровым глазом посмотрел вверх, на гору. Отроги Каскадных гор покраснели в лучах заходящего солнца. Старик смотрел на них, словно, прежде чем погрузиться в темноту туннеля, хотел запомнить, как выглядит мир. Идущие сзади толкали его. Он потер повязку на глазу, словно переживая недавнюю потерю. Прикосновение сдвинуло повязку, и на мгновение приоткрылся второй глаз, еще зорче первого. Железнодорожный сыщик, не похожий на обычного туповатого полицейского, все еще недоверчиво смотрел на старика.

Старик-шахтер проявлял огромную выдержку и хладнокровие. Он держался уверенно, своим бесстрашным поведением рассеивая подозрения. Не обращая внимания на толкавших его рабочих, он осмотрелся, словно пораженный грандиозным зрелищем железной дороги, прорубающейся сквозь горы.

Его и правда изумляли эти усилия. Все предприятие, объединявшее старания тысяч человек, основывалось на простом устройстве у него под ногами, двух стальных рельсах, уложенных на расстоянии в восемь футов и полдюйма один от другого и прибитых стальными костылями к деревянным шпалам, надежно закрепленным в насыпи из битого камня и щебня. Это сочетание образует опору, выдерживающую стотонные паровозы, которые движутся по рельсам со скоростью миля в минуту. И на каждой миле две тысячи семьсот шпал, триста пятьдесят два рельса, шестьдесят бочонков костылей образуют гладкую, почти не создающую трения дорогу, стальной путь, уходящий в бесконечность. Рельсы бегут по неровной местности, льнут к узким карнизам, вырубленным в почти вертикальных утесах, перепрыгивают по мостам через ущелья, ныряют в горные туннели и выныривают из них.

Но это чудо современного инженерного дела и тщательного управления казалось ничтожным в сравнении с горами; горы словно насмехались над ним. И никто лучше этого человека не знал, сколь хрупко это человеческое предприятие.

Он посмотрел на полицейского, чье внимание теперь было направлено на что-то другое.

Ночная смена исчезла в грубо вырубленном отверстии. Вода журчала под ногами рабочих, шедших под бесконечными бревенчатыми сводами. Старик и сопровождавший его молодой человек с молотом держались позади всех. Через сто ярдов они остановились у входа в боковой туннель и погасили ацетиленовые лампы. В темноте они смотрели, как лампы других рабочих исчезают впереди. Потом ощупью прошли по двадцати футам бокового прохода и оказались в параллельном «первопроходческом» туннеле. Этот узкий туннель вырублен грубее основного, потолок низкий и местами совсем нависает. Пригнувшись, они пошли вперед, углубились в гору и там, где их никто не мог увидеть, снова зажгли лампы.

Теперь старик шел быстрее, освещая боковую стену. Вдруг он остановился и провел рукой по неровному шву в камне. Наблюдая за ним, молодой человек в который раз подивился, что заставляет калеку продолжать борьбу. Другие старики давно бы успокоились и проводили время в креслах-качалках. Но если задавать вопросы в джунглях безработных и бродяг, можно и пострадать, поэтому молодой человек удивлялся молча.

— Сверли здесь!

Старик сообщал ровно столько сведений, сколько требовалось, чтобы вдохновить соучастников. Мальчишка с фермы считал, что помогает рабочему с лесопилки в Паджет-Саунд, где профсоюз призвал трудящихся к забастовке и полностью остановил производство досок, но хозяева-кровососы одолели забастовщиков с помощью штрейкбрехеров. Именно такую историю хотел бы услышать молодой анархист.

Предыдущий помощник старика считал, что тот из Айдахо, из Кёр-д’Ален, откуда бежал, спасаясь от шахтерских войн. Следующему он представится как боец «Индустриальных рабочих мира» из Чикаго. Где он потерял глаз? Там же, где охромел: сражаясь со штрейкбрехерами в Колорадо-сити, или охраняя «Большого Билла» Хейвуда[1] из Западного профсоюза шахтеров, или когда губернатор призвал национальную гвардию. Отличная характеристика в глазах тех, кто стремится сделать мир лучше и кому хватает мужества бороться за это.

Рослый парень достал трехфутовое стальное зубило, приложил к указанному месту и держал, а одноглазый старик колотил по нему, пока зубило прочно не засело в граните. Тогда он вернул молот молодому человеку.

— Давай, Кевин. Теперь быстрей.

— Ты уверен, что взрыв в этом туннеле не повредит ребятам, которые работают в основном?

— Клянусь жизнью. Между нами двадцать футов прочного гранита.

История Кевина обычна для Запада. Родился на ферме еще до того, как его отец задолжал банку и потерял землю, работал на серебряных копях, был уволен за то, что голосовал в пользу профсоюза. Ездил по стране на товарных поездах в поисках работы и был избит железнодорожной полицией. Требуя более высокой оплаты, подвергся нападению штрейкбрехеров с топорищами в качестве дубинок. Иногда у него так сильно болела голова, что он ни о чем не мог думать. Но хуже были ночи, когда, отчаявшись найти постоянную работу, или просто постоянное место для сна, или — что еще труднее — встретить девушку и создать семью, — он не мог спать. В одну из таких ночей его соблазнила мечта анархиста. Динамит, «артиллерия пролетариата», сделает этот мир лучше.

Кевин обеими руками сжимал тяжелый молот и бил. Он загнал зубило на фут. Остановился, чтобы перевести дух, и пожаловался на инструмент:

— Терпеть не могу эти стальные молоты. Слишком сильно отскакивают. Мне бы старый, чугунный.

— Используй отдачу. — Удивительно проворный и гибкий, калека с повязкой на глазу взял молот и легко взмахнул им, одним гибким движением сильных запястий повернув инструмент во время отскока и снова с силой опуская. — Заставь его работать за тебя. Давай заканчивай… Хорошо. Очень хорошо.

Они прорубили трехфутовое отверстие в граните.

— Динамит, — велел старик. На случай, если полиция их схватит, нести все связанное с преступлением он приказал Кевину. Кевин достал из-под рубашки три тускло-красных стержня. На каждом черной краской было напечатано название изготовителя — «ВУЛКАН». Калека вставил их в отверстие один за другим.

— Детонатор.

— Ты точно уверен, что никто из рабочих не пострадает?

— Ручаюсь.

— Я бы не прочь отправить хозяев в пекло, но люди на той стороне — они ведь за нас.

— Даже если еще не знают этого, — цинично ответил старый калека. Он прикрепил взрыватель, который обеспечивал взрыв достаточной силы, чтобы сдетонировал весь динамит.

— Фитиль.

Кевин осторожно размотал медленно горящий фитиль, который держал в шапке. Конопляная веревка, пропитанная порохом, горит со скоростью ярд за девяносто секунд, то есть фут за полминуты. Чтобы иметь пять минут для благополучного ухода в укрытие, старик приготовил фитиль длиной одиннадцать футов. Лишний фут был добавлен с учетом колебаний в консистенции и влажности динамита.

— Хочешь сам поджечь фитиль? — небрежно спросил он.

Глаза Кевина заблестели, как у маленького мальчика в рождественское утро.

— А можно?

— Я проверю, свободен ли отходной путь. Но помни: у тебя всего пять минут на то, чтобы уйти. Не тяни. Поджигай и уходи… Подожди! Что это?

Делая вид, будто что-то услышал, он повернулся и достал из-за голенища нож.

Кевин поддался на эту уловку. Он поднес ладони к ушам. Но услышал только далекий грохот бурения в главном туннеле и гул вентиляторов, перегоняющих воздух из вспомогательного туннеля в главный.

— Что? Что ты услышал?

— Беги туда. Посмотри, кто идет!

Кевин побежал, его тень запрыгала по стенам.

Старик оторвал шнур от детонатора, бросил в темноту и заменил таким же фитилем, но пропитанным тринитротолуолом, который используют для одновременного подрыва многих взрывателей, потому что такой фитиль горит очень быстро.

Действовал он быстро и ловко. Когда Кевин, отвлеченный ложной тревогой, вернулся, предательство уже совершилось. Но, подняв голову, старик с удивлением увидел, что Кевин стоит с поднятыми руками, а за ним — тот самый фараон, который наблюдал, как они входят в туннель. Подозрение превратило его опухшее от виски лицо в маску холодной бдительности. В руке он крепко держал револьвер.

— Руки! — приказал он. — Руки вверх!

Он быстро взглянул на фитиль и детонатор и сразу все понял. Оружие он держал близко к телу — было ясно, что он опытный служака и знает, как им пользоваться.

Старик двигался очень медленно. Но вместо того чтобы выполнить приказ, он наклонился и достал из-за голенища длинный нож.

Полицейский улыбнулся. Голос его звучал напевно, говорил он как иностранец-самоучка, влюбленный в английский язык.

— Осторожно, старик. Глупо лезть с ножом на пистолет — я с удовольствием застрелю тебя, если ты его не бросишь.

Старик повернул запястье. Нож телескопически раскрылся, превратившись в тонкую длинную рапиру. Старик тотчас прыгнул, обнаружив гибкую грацию движений, и вонзил нож в горло полицейского. Тот одной рукой схватился за горло, второй стараясь прицелиться. Но шахтер глубже воткнул нож, повернув лезвие, и перерезал спинной мозг, проткнув горло насквозь. Револьвер со стуком упал на дно туннеля. Когда старик извлек нож, полицейский согнулся и упал рядом со своим оружием.

Кевин издал булькающий звук. Глаза его округлились от потрясения и страха, он переводил взгляд с мертвеца на нож, возникший ниоткуда.

— Как… что?..

Старик коснулся пружины, лезвие сложилось и вернулось за голенище.

— Принцип тот же, что в театральном реквизите, — объяснил старик. — Слегка усовершенствован. Спички есть?

Кевин сунул дрожащие руки в карманы, порылся в них и достал шероховатую снаружи бутылочку.

— Проверю, свободен ли выход из туннеля, — сказал старик. — Жди моего сигнала. Помни: пять минут. Убедись, что фитиль горит, и беги, словно за тобой черти гонятся! Пять минут.

Пяти минут хватит, чтобы добраться до безопасного места. Но не в случае быстро горящего тринитротолуола, по которому огонь в мгновение ока пробегает десять футов. А старик заменил медленно горящий шнур.

Переступил через тело полицейского, старик побежал к выходу из вспомогательного туннеля. Никого не увидев, он дважды ударил зубилом по стене. В ответ раздались три удара. Дорога свободна.

Старик достал карманные железнодорожные часы Уолтхэма, которые не может себе позволить даже самый трудолюбивый шахтер. Зато каждый кондуктор, диспетчер, машинист должны всегда иметь при себе эти часы на цепочке, с семнадцатью камнями. Гарантированная точность этих часов — полминуты в неделю независимо от того, используют ли их в жаркой кабине паровоза или на продуваемой морозными ветрами высокогорной вспомогательной станции отработки приказов диспетчерской. Белый циферблат с арабскими цифрами был едва виден в полутьме. Старик следил, как секундная стрелка отмеряет секунды, а не минуты, которыми, по мнению Кевина, он располагал для безопасного отступления.

Пять секунд на то, чтобы открыть бутылочку с серными спичками, достать одну, снова закрыть бутылочку, склониться к фитилю. Три секунды на то, чтобы дрожащими пальцами чиркнуть серной головкой по стальной кувалде. Секунда на то, чтобы головка разгорелась. Прикоснуться пламенем к шнуру с тринитротолуолом.

Лица старика коснулась волна воздуха, почти мягкая.

Затем из туннеля вырвался сильный ветер, а за ним, из глубины — глухой гул взрыва. Зловещий грохот и новый порыв ветра сообщили, что вспомогательный туннель обрушился. Теперь очередь за главным.

Старик укрылся за деревянной обшивкой и ждал. Верно, что между вспомогательным туннелем и людьми, работающими в главном, двадцать футов гранита. Но там, где он установил заряд, гора не сплошная, она изрыта трещинами.

Земля качнулась, как при землетрясении.

Старик позволил себе мрачно улыбнуться. Дрожь под ногами сказала ему больше, чем испуганные крики забойщиков и взрывников, выбегавших из главного туннеля. Больше, чем возгласы людей, столпившихся у выхода из туннелей, откуда теперь валили клубы дыма.

В сотнях футов под горой обрушился потолок туннеля. Взрыв был рассчитан так, чтобы под завал попал поезд из вагонов с породой вместе с паровозом и тендером. Старика не тревожило, что с поездом погибнут и люди. Они не имели значения, как убитый им железнодорожный фараон. Не испытывал он сочувствия и к раненым, запертым в туннеле стеной каменных обломков. Чем больше смертей, разрушений и смятения, тем медленнее восстановление и дольше задержка.

Он снял повязку с глаза и сунул в карман. Потом снял шапку с отвисающими краями, поправил их и снова надел на голову в виде обычной шахтерской шапки. Быстро размотал под брючиной шарф, который делал неподвижным колено, помогая хромать, и на двух крепких ногах пошел в темноту, смешался с испуганными людьми, побежал вместе с ними, спотыкаясь, как и все, на шпалах, натыкаясь на рельсы, стараясь уйти подальше. Постепенно бегущие останавливались и присоединялись к десяткам любопытных, устремившихся к месту катастрофы.

Человек, известный, как Саботажник, не остановился. Он уходил: спустился в траншею у колеи, легко уклонившись от встречи с командой спасателей и полицейских, и пошел по заранее разведанному отходному пути. Он обогнул запасной путь, на котором за блестящим черным локомотивом стоял частный пассажирский поезд. Гигантский паровоз негромко свистнул: он поддерживал небольшое давление пара, обеспечивая поезд электричеством и теплом. В ночи блестели золотом ряды занавешенных окон. В холодном воздухе слышалась музыка, и видно было, как слуги в ливреях накрывают к ужину.

Совсем недавно, шагая к входу в туннель, молодой Кевин проклинал «немногих избранных», которые путешествуют в роскоши, в то время как шахтерам за целый рабочий день платят два доллара.

Саботажник улыбнулся. Это личный поезд президента железной дороги. Когда президент узнает, что сегодня в туннеле обрушился потолок, разверзнется ад, и можно ручаться, что «немногие избранные» сегодня не будут чувствовать себя избранными.

Еще миля по недавно проложенным рельсам, и яркий электрический свет залил строительную площадку с бараками, складами материалов, мастерскими, динамо-машинами, десятками запасных путей с грузовыми поездами и паровозное депо, где ремонтировали локомобили. Под этой площадкой, в низине, виднелись керосиновые лампы рабочего лагеря, временного поселка из палаток и старых товарных вагонов, где разместились импровизированные танцплощадки, салуны и бордели, следующие за кочующим рабочим лагерем.

Теперь все это будет передвигаться гораздо медленнее.

На расчистку завала в туннеле уйдет немало дней. Укрепление потолка и ремонт повреждений съедят не меньше недели, прежде чем возобновятся работы. На этот раз саботаж очень серьезный, лучшее его достижение за все время. И если удастся опознать то, что осталось от Кевина, единственного свидетеля, который мог бы связать его с преступлением, вспомнят про этого молодого анархиста, который много разглагольствовал в рабочем лагере о будущем царстве справедливости, прежде чем сам отправился в это царство.

Глава 2

В 1907 году «особый» поезд был в Америке главным символом богатства и власти. Обычные миллионеры с коттеджами в Ньюпорте, особняками на Пятой авеню или поместьями на реке Гудзон переходили из своих роскошных жилищ в частные вагоны, которые прицепляли к пассажирским поездам. Но титаны, владельцы железных дорог, ездили в «особых», частных, поездах с собственными паровозами и при желании могли пересечь континент. А самый быстрый и роскошный «особый» принадлежал президенту Южно-Тихоокеанской железной дороги Осгуду Хеннеси.

Поезд Хеннеси, выкрашенный в ярко-красный цвет, тащил мощный паровоз «Болдуин Пасифик 4-6-2», черный, как уголь в его тендере. Частные вагоны, которые назывались «Нэнси-1», «Нэнси-2» и так далее в честь давно умершей жены владельца, были восемьдесят футов длиной и десять шириной. Компания «Пуллман» построила эти вагоны согласно требованиям заказчика, а обставили их европейские мебельщики.

В «Нэнси-1» помещался кабинет Хеннеси, гостиная и спальные купе; в этих купе были мраморные ванны, медные кровати и телефоны, способные подключаться к телефонным системам любых городов, где оказывался поезд. В «Нэнси-2» располагались современная кухня, кладовые с месячным запасом продуктов, столовая и купе для слуг. Багажный вагон предназначался для автомобиля «Паккард-Грэй-Вулф» дочери Хеннеси Лилиан. Вагон-ресторан и просторные спальни отводились инженерам, банкирам, адвокатам — всем, кто был занят на строительстве кратчайшего пути через Каскадные горы.

Выбравшись на главный путь, «особый» Хеннеси мог за полдня доставить своего владельца в Сан-Франциско, за три дня — в Чикаго и за четыре — в Нью-Йорк, меняя типы двигателей в соответствии с условиями дороги. Если и эта скорость казалась недостаточной человеку, который мечтал завладеть всеми железными дорогами страны, в его распоряжении была особая система «телеграфа-кузнечика»; Томас Эдисон установил индукционное устройство, которое обеспечивало передачу сообщений с идущего поезда на параллельные рельсам телеграфные провода и наоборот.

Сам Хеннеси — немолодой, низкорослый, лысый — казался обманчиво хрупким. У него были внимательные черные глаза хорька, холодный взгляд, способный смутить любого лгуна и погасить ложную надежду, и, как утверждали его одураченные конкуренты, сердце аризонского ядозуба. Через несколько часов после обрушения туннеля, когда пришли на ужин первые гости, он, все еще без пиджака, диктовал телеграфисту мили распоряжений в минуту.

Гладкий, лощеный сенатор Соединенных Штатов Чарлз Кинкейд явился в безупречном смокинге. Волосы были приглажены, усы подстрижены. Ни намека на то, о чем он думает — и думает ли вообще, по глазам не понять. Но сладкая улыбка у него всегда наготове. Хеннеси поздоровался с политиком, едва скрывая презрение.

— Если вы не слышали, Кинкейд, произошел еще один инцидент. И, клянусь богом, на этот раз саботаж.

— Милостивый боже! Вы уверены?

— Настолько, что телеграфировал в «Детективное агентство Ван Дорна».

— Отличный выбор, сэр! Саботаж выходит за рамки полномочий местного шерифа, если можно так выразиться, хотя вряд ли вы найдете в этой пустыне хоть одного шерифа. Да и вашей железнодорожной полиции эта задача не по силам. — Бездельники в грязных тужурках, мог бы добавить Кинкейд, но сенатор служил железной дороге и выбирал выражения, когда говорил с человеком, который его создал и легко мог уничтожить. — Каков девиз Ван Дорна? — льстиво спросил он. — «Мы никогда не сдаемся, никогда!» Сэр, я подготовленный специалист и могу руководить вашими рабочими при расчистке туннеля.

Хеннеси сморщился от отвращения. Этот хлыщ работал за границей, строил мосты для Багдадской железной дороги в Оттоманской империи, газеты называли его «инженером-героем» за то, что он предположительно спас из турецкого плена американских медсестер из Красного Креста и миссионеров. Хеннеси относился к этим россказням с большим недоверием. Но Кинкейд сумел использовать свою раздутую славу, чтобы представлять интересы «клуба миллионеров» в сенате Соединенных Штатов. И никто лучше Хеннеси не знал, что Кинкейд богатеет на взятках за разрешения на строительство.

— Три человека погибли на месте, — проворчал он. — Пятнадцать за завалом. Инженеры мне больше не нужны. Нужен могильщик. И первоклассный детектив.

Хеннеси повернулся к телеграфисту.

— Ван Дорн ответил?

— Еще нет, сэр. Мы только что отправили…

— У Джо Ван Дорна команды сыщиков во всех городах материка. Телеграфируйте им всем.

Из личного вагона пришла дочь Хеннеси Лилиан. Глаза Кинкейда округлились, улыбка стала шире. Хотя поезд стоял на пыльном запасном пути в Каскадных горах, девушка была одета так, что посетители лучших ресторанов Нью-Йорка поворачивали бы головы, чтобы посмотреть на нее. Вечернее платье из зеленого шифона перетянуто на талии, спереди глубокий вырез, декольте лишь частично прикрыто шелковой розой. На изящной шее жемчужное ожерелье с бриллиантами, волосы высоко убраны золотым облаком, отдельные локоны падают на открытый лоб.

Яркие серьги с бриллиантами грушевидной огранки Перуцци привлекают внимание к лицу. «Наряд откровенно демонстрирует все, что она может предложить, — цинично подумал Кинкейд, — а предложить она может много».

Лилиан Хеннеси поразительно красива, молода и чрезвычайно богата. Пара для короля. Или для сенатора, поглядывающего на Белый Дом. Беда в том, что яркий блеск ее удивительных светло-голубых глаз свидетельствует: завоевать ее нелегко. А теперь отец, который никогда не был способен обуздать дочь, назначил ее своим личным секретарем, что сделало ее еще более независимой.

— Отец, — сказала Лилиан, — я только что говорила по телеграфону с главным инженером. Он считает, что можно войти в первопроходческий туннель с противоположной стороны и пройти в главный ствол. Отряды спасателей уже работают. Все твои телеграммы отправлены. Тебе пора переодеваться к ужину.

— Не могу есть, когда мои люди в западне.

— Голодая, ты им не поможешь. — Лилиан повернулась к Кинкейду. — Здравствуйте, Чарлз, — холодно сказала она. — Миссис Комден ждет нас в гостиной. Выпьем по коктейлю, пока отец одевается.

Когда они покончили с выпивкой, Хеннеси еще не появился. Миссис Комден, пышная темноволосая женщина лет сорока, в зеленом шелковом платье, в бриллиантах, ограненных в старом европейском стиле, сказала:

— Пойду приведу его.

Она пошла в кабинет Хеннеси. Не обращая внимания на телеграфиста, который, как все телеграфисты, присягнул никогда не разглашать содержание телеграмм или то, что увидит, она положила мягкую ладонь на костлявое плечо Хеннеси и сказала:

— Все проголодались. — Ее губы изогнулись в улыбке, которой невозможно было противиться. — Давай дадим им возможность поужинать. Мистер Ван Дорн скоро отзовется.

Паровоз дважды свистнул — сигнал «вперед», — и поезд мягко тронулся с места.

— Куда мы? — спросила она, не удивившись, что они снова в пути.

— В Сакраменто, Сиэтл и Спокан.

Глава 3

Через четыре дня после взрыва в туннеле Джозеф Ван Дорн нагнал быстро перемещавшегося на значительные расстояния Осгуда Хеннеси на станции Большой Северной железной дороги в Хеннесивилле. Новый город в пригороде вашингтонского Спокана близ границы с Айдахо пропах свежей древесиной, креозотом и горящим углем. Город уже окрестили «Миннеаполисом Северо-Запада». Ван Дорн знал, что Хеннеси построил этот город как часть своего плана удвоить протяженность путей Южно-Тихоокеанской железной дороги, присоединив к ним северные трансконтинентальные линии.

Основатель знаменитого «Детективного агентства Ван Дорна», рослый, лысеющий, прекрасно одетый мужчина лет сорока с крупным римским носом походил скорее на путешествующего преуспевающего бизнесмена, чем на бич преступного мира. В нем была заметная живость, на губах играла улыбка, но во взгляде присутствовал легкий намек на ирландскую меланхолию. Великолепные рыжие бакенбарды переходили в еще более великолепную рыжую бороду. Когда он подходил к «особому» Хеннеси, звуки регтайма, исторгаемые граммофоном, заставили его с облегчением кивнуть. Он узнал бойкую мелодию совершенно нового «Прожекторного рэга» Скотта Джоплина, и музыка подсказала ему, что дочь Хеннеси Лилиан где-то поблизости. Со сварливым и раздражительным президентом Южно-Тихоокеанской железной дороги гораздо легче разговаривать, когда дочь рядом.

Он остановился на платформе, услышав шум в вагоне. Показался Хеннеси собственной персоной, он вытолкнул из вагона мэра Спокана.

— Убирайтесь из моего поезда! Хеннесивилль никогда не войдет в черту вашего города. Я не стану платить налоги в споканскую казну.

Ван Дорну он сердито сказал:

— Вам потребовалось немало времени, чтобы добраться сюда.

Ван Дорн ответил на резкость Хеннеси теплой улыбкой. Под рыжими усами сверкнули крепкие белые зубы, детектив сжал руку своего низкорослого собеседника и жизнерадостно прогудел:

— Я был в Чикаго, а вы разъезжали по всей карте. Хорошо выглядите, Осгуд, хотя слегка раздражительны. Как прекрасная Лилиан? — спросил он, когда Хеннеси впускал его в вагон.

— От нее больше неприятностей, чем от целого вагона макаронников.

— А вот и она! Боже, как вы выросли, юная леди. Я не видел вас…

— С самого Нью-Йорка, когда отец нанял вас, чтобы вы вернули меня в школу мисс Портер.

— Нет, — поправил Ван Дорн, — последняя наша встреча произошла в Бостоне, когда мы вытащили вас из тюрьмы, куда вы попали за участие в параде суфражисток, который закончился беспорядками.

— Лилиан! — сказал Хеннеси. — Я хочу, чтобы протокол этой встречи отпечатали и присоединили к соглашению о найме «Агентства Ван Дорна».

Озорные огоньки из ее взгляда исчезли, теперь Лилиан смотрела серьезно — только дело.

— Договор готов для подписи, отец.

— Джо, думаю, вам известно о нападениях.

— Я полагаю, — уклончиво ответил Ван Дорн, — вы имеете в виду несчастные случаи на строительстве железнодорожной линии через Каскадные горы.

— Это не могут быть несчастные случаи, — строго возразил Хеннеси. — Кто-то изо всех сил старается уничтожить дорогу. Я нанимаю ваше агентство, чтобы вы нашли саботажников, анархисты ли это, иностранцы или забастовщики. Стреляйте в них, вешайте, делайте что угодно, только остановите.

— Получив вашу телеграмму, я сразу поручил это дело своему лучшему сыщику. Если ситуация такова, как вы полагаете, я назначу его старшим дознавателем.

— Нет, — сказал Хеннеси, — я хочу, чтобы вы возглавили расследование, Джо. Лично.

— Исаак Белл — мой лучший работник. Хотел бы я обладать такими способностями в его возрасте.

Хеннеси перебил.

— Давайте говорить прямо, Джо. Мой поезд стоит всего в трехстах пятидесяти милях к северу от туннеля, где имел место саботаж. Но, чтобы добраться сюда, ему потребовалось проехать свыше семисот миль, отступать, карабкаться вверх и мчаться вниз, точно на русских горках. Кратчайший путь сократит время проезда на сутки. Последовательность коротких путей и будущее железнодорожной империи слишком важны, чтобы поручить все это одному наемному сотруднику.

Ван Дорн знал, что Хеннеси привык всегда получать желаемое. В конце концов он создал систему железных дорог, пронизавшую материк от одного океана до другого, создал в напряженной борьбе с конкурентами: коммодором Вандербильтом и Дж. П. Морганом, перехитрив Комитет по межштатному транспорту и торговле и конгресс США, заставив отступить главного борца с монополиями президента Тедди Рузвельта. Поэтому Ван Дорн обрадовался неожиданному вмешательству кондуктора. Начальник поезда в безупречном синем мундире Южно-Тихоокеанской дороги — медные пуговицы и красный кант — стоял в двери.

— Прошу прощения за беспокойство, сэр. Поймали бродягу, пытавшегося сесть в ваш поезд.

— Зачем вы мне это говорите? Я руковожу железной дорогой. Передайте его шерифу.

— Он говорит, что за него поручится мистер Ван Дорн.

В личный вагон Хеннеси в сопровождении двух дюжих железнодорожных полицейских вошел высокий мужчина, одетый как бродяга, ездящий на товарных поездах в поисках работы. Старый стетсон пережил немало дождей.

Вначале Лилиан Хеннеси заметила фиолетово-голубые глаза пришельца; быстрым проницательным взглядом, от которого не ускользала ни одна мелочь, он обвел гостиную. Как ни стремительно скользил его взгляд, незнакомец посмотрел по очереди на Хеннеси, Ван Дорна и наконец на нее так, словно читал их мысли. Лилиан смело смотрела ему в лицо, но его взгляд словно гипнотизировал ее.

Ростом он был гораздо выше шести футов и поджар, как породистый арабский жеребец. На верхней губе пышные усы, такие же золотистые, как густые волосы и щетина на небритых щеках. Руки висят вдоль тела, пальцы длинные, музыкальные. Лилиан отметила уверенный рисунок подбородка и губ и решила, что незнакомцу около тридцати лет и что он чрезвычайно в себе уверен.

Полицейские стояли чуть сзади, но не трогали его. Только оторвав взгляд от лица незнакомца, Лилиан увидела, что один из полицейских прижимает к носу окровавленный носовой платок. Второй моргал подбитым глазом.

Джозеф Ван Дорн позволил себе самодовольно улыбнуться.

— Осгуд, позвольте представить вам Исаака Белла, который от моего имени будет руководить расследованием.

— Доброе утро, — сказал Исаак Белл. Он сделал шаг вперед и протянул руку. Полицейские последовали за ним, но Хеннеси прогнал их коротким:

— Вон!

Полицейский, у которого из носа шла кровь, что-то сказал на ухо кондуктору, который выпроваживал их.

— Прошу прощения, сэр, — сказал кондуктор, — они просят вернуть им их собственность.

Исаак Белл достал из кармана кожаную перчатку со вшитым в нее свинцом.

— Как тебя зовут?

— Билли, — мрачно ответил полицейский. Белл бросил ему перчатку и холодно, едва сдерживая гнев, сказал:

— Когда в следующий раз человек спокойно попросит его пропустить, Билли, отнесись с уважением к его словам.

Он повернулся к стражнику с подбитым глазом.

— А ты?..

— Эд.

Белл достал пистолет и подал ему рукоятью вперед. Потом положил в руку полицейскому пять патронов и сказал:

— Никогда не доставай оружие, если не умеешь с ним обращаться.

— Я думал, что умею, — пробормотал Эд; его убитый вид как будто тронул рослого детектива.

— Был ковбоем, прежде чем поступил на железную дорогу? — спросил Белл.

— Да, сэр, нужна была работа.

Взгляд Белла смягчился, губы изогнулись в дружелюбной улыбке. Он достал из кармана в поясе золотую монету.

— Это тебе, Эд. За подбитый глаз. Позавтракай и купи себе выпить.

Полицейский кивнул.

— Спасибо, мистер Белл.

Белл наконец обратил внимание на президента железной дороги, который сердито и выжидающе смотрел на него.

— Мистер Хеннеси, я отчитаюсь, как только приму ванну и переоденусь.

— Ваш багаж у проводника, — с улыбкой сказал Джозеф Ван Дорн.

* * *

Детектив вернулся через тридцать минут. Усы были подстрижены, наряд бродяги он сменил на серебристо-пепельный костюм-тройку из отличной английской ткани, явно сшитый на заказ. Светло-голубая рубашка и вязаный голубой галстук подчеркивали цвет глаз.

Исаак Белл знал, что важно правильно начать дело: руководить расследованием должен не властный президент железной дороги, а он. Прежде всего он ответил на теплую улыбку Лилиан Хеннеси. Потом вежливо поклонился чувственной темноглазой женщине, которая неслышно вошла и села в кожаное кресло. И наконец повернулся к Осгуду Хеннеси.

— Я не вполне уверен, что это был саботаж.

— Какого дьявола! По всему западу рабочие бастуют. Паника на Уолл-стрит раздразнила радикалов и агитаторов.

— Верно, — ответил Исаак Белл, — забастовка трамвайщиков в Сан-Франциско и телеграфистов «Вестерн юнион» активизировала рабочие профсоюзы. И даже если руководители Западной федерации шахтеров, которых сейчас судят в Бойсе, действительно собирались убить губернатора Стененберга — сам я в этом сомневаюсь: детективы поработали очень плохо, — все равно фанатиков и анархистов, готовых подкинуть динамит к воротам губернаторского дома, хватает. И убийца президента Маккинли не единственный анархист в нашей стране. Но… — Исаак Белл помолчал, глядя на Хеннеси. — Мистер Ван Дорн платит мне за поимку грабителей банков и убийц на территории всей страны. Я за месяц провожу в курьерских и скорых поездах и экспрессах больше времени, чем обычный человек за всю жизнь.

— Какое отношение имеют ваши способы перемещаться к нападениям на моюжелезную дорогу?

— Крушения — обычное дело. В прошлом году «Южно-Тихоокеанская компания» выплатила пострадавшим больше двух миллионов компенсации. До конца 1907 года будет не менее десяти тысяч столкновений, восемь тысяч сходов с рельсов и свыше пяти тысяч случайных смертей. Как человек, часто пользующийся этим видом транспорта, я воспринимаю близко к сердцу, когда вагоны складываются гармошкой, вдавливаются один в другой, словно поезд — это раздвижная подзорная труба.

Осгуд Хеннеси багрово покраснел: начинался приступ ярости.

— Скажу вам то же, что говорю всякому реформатору, который считает железные дороги источником всякого зла. «Южно-Тихоокеанская» дает работу ста тысячам человек. Мы трудимся в поте лица, перевозя сто миллионов пассажиров и триста миллионов тонн груза ежегодно!

— Кстати, я люблю поезда, — примирительно сказал Белл. — Но железнодорожники не преувеличивают, когда говорят, что тонкий фланец колеса, касающийся рельса, — это «дюйм отсюда до вечности».

Хеннеси ударил по столу кулаком.

— Эти радикалы-убийцы ослеплены гневом! Разве они не понимают, что скорость поездов — божий дар каждому живущему на свете, мужчине или женщине? Америка огромна! Больше, чем раздираемая ссорами Европа. Протяженнее разделенного Китая. Железные дороги объединяют нас. Как люди добирались бы без поездов? В дилижансах? Кто возил бы их товары на рынок? Быки? Мулы? Один мой паровоз перевозит больше груза, чем все фургоны, когда-либо пересекавшие Великую равнину… Мистер Белл, вам известно, что такое «Томас Флаер»?

— Конечно. «Томас Флаер» — это четырехцилиндровый автомобиль «Томас-Модель-35», построенный в Буффало. Шестьдесят лошадиных сил. Я очень надеюсь, что компания «Томас» выиграет в будущем году парижскую гонку.

— А как по-вашему, почему автомобиль назвали, как поезд? — взревел Хеннеси. — Скорость! «Флаер» — это поезд, знаменитый своей скоростью. И…

— Скорость — это замечательно, — перебил Белл. — И вот почему.

В той части вагона, которую Хеннеси использовал как кабинет, с полированного деревянного потолка свисали свернутые карты. Рослый светловолосый детектив просмотрел ярлычки, выбрал и развернул карту железных дорог Калифорнии, Орегона, Невады, Айдахо и Вашингтона. Он показал на горную границу между Калифорнией и Невадой.

— Шестьдесят лет назад несколько семей пионеров, называвших себя партией Доннера, попытались пересечь гору по фургонной дороге. Они направлялись в Сан-Франциско, но ранний снегопад преградил им путь через Сьерра-Неваду. Отряд Доннера застрял на всю зиму. У них кончилось продовольствие. Те, кто не умер с голоду, спасались, поедая тела умерших.

— Какое отношение пионеры-людоеды имеют к моей железной дороге?

Исаак Белл улыбнулся.

— Сегодня, если вы проголодаетесь в проходе Доннера, благодаря железной дороге всего четыре часа пути будут отделять вас от превосходных ресторанов Сан-Франциско.

Строгое лицо Осгуда Хеннеси плохо позволяло отличить мрачную мину от улыбки, но он снизошел до того, чтобы сделать Джозефу Ван Дорну замечание:

— Ваша взяла, Джо. Давайте, Белл. Выкладывайте начистоту.

Белл показал на карту.

— За прошедшие три недели у вас был подозрительный сход с рельсов вот здесь, в Реддинге, здесь, в Розвилле, и здесь, в Дансмьюире, и еще обвал в туннеле, из-за чего вы и пригласили мистера Ван Дорна.

— Вы не сказали ничего такого, чего я не знаю, — резко сказал Хеннеси. — Погибли четыре путеукладчика и машинист паровоза.

— И еще детектив-полицейский, под камнями в первопроходческом туннеле.

— Что? Ах да. Я забыл. Один из железнодорожных полицейских.

— Его звали Кларк. Алоизиус Кларк. Друзья называли его Уиш.

— Мы знали этого человека, — объяснил Джозеф Ван Дорн. — Он работал в моем агентстве. Отличный детектив. Но у него были свои недостатки.

Белл по очереди посмотрел каждому в лицо и ясным голосом произнес высший для Запада комплимент:

— Уиш Кларк был человеком, с которым можно переправляться через реку.

Потом Хеннеси сказал:

— По дороге сюда я побывал в лагере безработных. На окраине Крисент-Сити на линии в Сискию услышал разговоры о радикале или анархисте, которого там называют Саботажником.

— Радикал! Что я говорил!

— О нем знают очень мало, но его боятся. Те, кто к нему присоединяется, пропадают. Судя по услышанным разговорам, он подобрал помощника, чтобы орудовать в туннеле. Люди видели, как молодой агитатор по имени Кевин Батлер садился в товарный поезд, идущий на юг от Крисент-Сити.

— В сторону Эврики! — вмешался Хеннеси. — От Санта-Розы до Реддинга и Уида. А оттуда он мог направиться к кратчайшему пути через Каскадные горы. Я же говорю. Радикалы, иностранцы, анархисты. Этот агитатор сознался в преступлении?

— Кевин Батлер теперь сознается дьяволу, сэр. Его тело нашли рядом с телом детектива Кларка в первопроходческом туннеле. Однако ничто в его прошлом не свидетельствует о том, что он мог самостоятельно совершить это нападение. Саботажник, как его называют, по-прежнему неизвестен.

В соседнем помещении застучал телеграфный ключ. Лилиан Хеннеси прислушалась. Звук оборвался, и в комнату вошел телеграфист с листком бумаги. Белл заметил, что Лилиан не стала читать, что написано на листочке, а сразу сказала отцу:

— Из Реддинга. Столкновение севернее Уида. Поезд с рабочими не обратил внимания на сигнал. Следовавший за ним грузовой состав не знал, что перед ним поезд, и ударил его сзади. Служебный вагон столкнулся с товарным. Два человека погибли.

Хеннеси с побагровевшим лицом вскочил.

— Это не саботаж? Не обратил внимания на сигнал? Эти поезда следовали к кратчайшему пути через Каскадные горы. Что означает новую задержку.

Джозеф Ван Дорн пытался успокоить взбешенного президента.

Белл подошел к Лилиан.

— Знаете азбуку Морзе? — негромко спросил он.

— Вы наблюдательны, мистер Белл. Я с самого детства езжу с отцом. А он всегда возле телеграфного ключа.

Белл пересмотрел свое мнение о Лилиан. Пожалуй, она не просто избалованный единственный ребенок, каким кажется. Она может стать ценным источником сведений о ближнем круге отца.

— Кто эта дама, только что присоединившаяся к нам?

— Эмма Комден — друг семьи. Она учила меня французскому и немецкому и очень старалась улучшить мои манеры… — Лилиан поморгала длинными ресницами над светло-голубыми глазами, — игры на фортепиано.

На Эмме Комден было нарядное платье с круглым воротником, заколотое у ворота элегантной брошью. Она представляла собой полную противоположность Лилиан; не тонкая, как ее воспитанница, а полная, с темно-карими, почти черными глазами и уложенными в модную французскую прическу роскошными волосами, каштановыми с рыжеватым отливом.

— То есть вы учились дома, чтобы помогать отцу?

— То есть меня исключили из стольких школ, что отец нанял миссис Комден, чтобы завершить мое образование…

Белл улыбнулся.

— Вы секретарь отца, и у вас еще есть время на немецкий, французский и фортепиано?

— Учительница мне больше не нужна.

— Но миссис Комден осталась…

Лилиан холодно ответила:

— Если у вас есть глаза, мистер Белл, вы могли заметить, что мой отец очень внимателен к «другу семьи».

Хеннеси заметил, что Лилиан разговаривает с Исааком.

— В чем дело?

— Я просто сказал, что слышал: говорят, миссис Хеннеси была красавица.

— Лилиан лицом не в мою родню. Сколько вам платят, мистер Белл, за работу детектива?

— Не слишком много.

— Тогда вы, несомненно, поймете, что я как отец невинной девушки обязан вас спросить: кто оплачивает такую модную одежду?

— Мой дед Исайя Белл.

Осгуд Хеннеси уставился на него. Он меньше удивился бы, скажи Белл, что он потомок самого царя Мидаса.

— Вы внук Исайи Белла? Значит, ваш отец Эбенезер Белл, президент бостонского «Американ стейт бэнк». Боже, банкир!

— Банкир отец, а я детектив.

— Мой отец банкиров в глаза не видел. Он был десятником, забивал костыли. Вы говорите с простым железно-дорожником, Белл. Я начинал как отец, заколачивал костыли в шпалы. Обед приносил с собой. Работал по десять часов в день и кем только не был: тормозной, машинист, кондуктор, телеграфист, диспетчер — все время вверх, от рабочего к главной конторе.

— Отец хочет сказать, — прокомментировала Лилиан, — что поднялся от заколачивания железных костылей на горячем солнце до вбивания церемониальных золотых костылей под защитой зонтика.

— Не смейтесь надо мной, барышня. — Хеннеси развернул другую карту. Это был чертеж, копия на синьке, изображавшая во всех подробностях инженерный проект консольного, свободно висящего на тросах моста через глубокое ущелье; мост опирался на два высоких быка из камня и стали.

— Вот куда мы направляемся, мистер Белл. Это мост сократит путь через Каскадные горы. Я нанял лучшего инженера, Франклина Мувери, заставил его, отошедшего от дел, вернуться к работе, чтобы он построил лучший к западу от Миссисипи мост, и Мувери почти закончил его. Чтобы сберечь время, я строю мост уже сейчас, пустив рабочие поезда по заброшенной линии из пустыни Невады; раньше по ней вывозили древесину. — Он показал на карту. — Когда пробьем здесь гору — туннель № 13, — мост уже будет нас ждать. Скорость, мистер Белл. Скорость важнее всего.

— У вас есть обязательный срок сдачи? — спросил Белл.

Хеннеси пристально взглянул на Джозефа Ван Дорна.

— Надеюсь, ваши детективы сберегают тайны так же надежно, как мои юристы?

— Еще надежней, — ответил Ван Дорн.

— Да, такой срок есть, — сказал Хеннеси Беллу.

— Он установлен вашими банкирами?

— Нет, не этими дьяволами. Матерью природой. Идет старуха-Зима, и, когда она приходит в Каскады, строительство прекращается до весны. Мне доверяют куда больше, чем прочим железнодорожникам, но если до наступления зимы я не соединю путь через Каскады с мостом через каньон, даже мой кредит доверия иссякнет. Между нами, Белл, если продвижение остановится, я после первого же снегопада утрачу всякий шанс завершить строительство кратчайшего пути.

Джозеф Ван Дорн сказал:

— Будьте спокойны, Осгуд. Мы остановим негодяя.

Но Хеннеси не успокаивался. Он схватил чертеж, словно собирался его порвать.

— Если саботаж остановит меня, пройдет не меньше двадцати лет, прежде чем кто-нибудь снова решится одолеть Каскады. Это последнее препятствие на пути на Запад, и только у меня хватает смелости его преодолеть.

Исаак Белл не сомневался в том, что старик любит железные дороги. Не забыл он и собственный гнев, вызванный мыслью о том, что Саботажник снова может погубить ни в чем не повинных. Невинные священны. Но прежде всего он помнил об Уише Кларке, который небрежно, словно это было самое обычное дело, встал на пути ножа, предназначенного Беллу. И детектив сказал:

— Обещаю остановить его.

Хеннеси долго смотрел на него, словно оценивая. Потом медленно опустился в кресло.

— Я рад, мистер Белл, что расследованием будет руководить человек вашего ранга.

Посмотрев в поисках одобрения на дочь, Хеннеси понял, что та разглядывает богатого детектива с влиятельными связями, словно новую гоночную машину, которую попросит купить ей к следующему дню рождения.

— Сынок, — спросил он, — а есть ли на свете миссис Белл?

Белл уже заметил внимание молодой женщины к его особе. Конечно, лестно, заманчиво… но он не принял это на свой счет. Он догадывался, что ее заинтересовало. Вероятно, он первый мужчина, которым ее отец не в состоянии командовать.

Ее внимание и желание отца благополучно выдать дочь замуж требовали, чтобы джентльмен ясно высказал свои намерения.

— Я обручен и вскоре женюсь, — ответил он.

— Обручены? И кто она?

— Она живет в Сан-Франциско.

— Как она пережила землетрясение?

— Потеряла кров, — загадочно ответил Белл.

Он прекрасно помнил их первую ночь вместе. Она закончилась внезапно, когда от толчка кровать полетела через комнату, а пианино Марион выпало через стену на улицу.

— Марион осталась там, она заботилась об осиротевших детях. Теперь, когда все позади, она вернулась к своей профессии газетчика.

— Вы назначили день свадьбы? — спросил Хеннеси.

— Свадьба скоро, — ответил Белл.

Лилиан Белл восприняла это «скоро» как вызов.

— Сан-Франциско далеко.

— Тысяча миль, — подтвердил Белл. — И большая их часть — медленные подъемы и бесконечные русские горки по хребтам Сискии. Собственно, это главная причина строительства кратчайшего пути через Каскады: он на целые сутки сократит дорогу, — добавил он, искусно уводя разговор от своего брака к саботажу. — Это напомнило мне, что полезно бы иметь постоянный бесплатный билет.

— Я сделаю лучше, — сказал Хеннеси, вскакивая. — Вы получите свой билет — беспрепятственный бесплатный проезд в любом поезде. Я также дам вам письмо, подтверждающее ваше право брать «особый» поезд и отправляться в любом нужном вам направлении. Отныне вы работаете на железной дороге.

— Нет, сэр. Я работаю в агентстве мистера Ван Дорна. Но обещаю достойно использовать «особые» поезда.

— Мистер Хеннеси снабдил вас крыльями, — сказала миссис Комден.

— Если бы я только знал, куда лететь… — Прекрасная Лилиан улыбнулась. — Или к кому.

Когда снова застучал телеграфный ключ, Белл кивнул Ван Дорну. Они незаметно вышли из вагона на платформу. На станции, вздымая снег и шлак, дул холодный северный ветер.

— Мне понадобится много людей.

— Сколько угодно. Кто нужен?

Исаак Белл перечислял долго. Ван Дорн слушал, одобрительно кивая. Закончив, Белл добавил:

— Я бы хотел сделать нашей штаб-квартирой Сакраменто.

— Я думал, ты рекомендуешь Сан-Франциско.

— По личным причинам — да. Я предпочел бы быть в одном городе с невестой. Но от Сакраменто быстрей добираться по железной дороге до Тихоокеанского побережья и до внутренних штатов. Можем мы собраться у мисс Энн?

Ван Дорн не скрывал изумления.

— Почему ты хочешь организовать встречу в борделе?

— Если у этого Саботажника охвачена вся железная дорога, у него должны быть обширные связи в преступном мире. Я не хочу, чтобы наши силы собирались в заметном месте, пока не пойму, что ему известно и откуда он это знает.

— Я уверен, Энн Паунд найдет для нас место в одной из своих гостиных, — сдержанно ответил Ван Дорн. — Если ты считаешь, что так лучше. Но скажи, узнал ли ты что-нибудь сверх того, что рассказал Хеннеси?

— Нет, сэр. Но у меня такой чувство, что Саботажник чрезвычайно бдителен.

Ван Дорн молча кивнул. Он по опыту знал, что когда у такого опытного детектива, как Белл, возникает «чувство», оно бывает основано на небольших, но красноречивых мелочах, которых обычный человек даже не заметит. Потом он сказал:

— Очень жаль Алоизиуса.

— Да, для меня это потрясение. В Чикаго он спас мне жизнь.

— А ты ему в Новом Орлеане, — возразил Ван Дорн. — И потом на Кубе.

— Он был отличный детектив.

— Когда трезв. Но пьянством сводил себя в могилу. И от этого ты его спасти не мог. Хотя старался.

— Он был лучшим, — упрямо сказал Белл.

— Как он погиб?

— Тело нашли под завалом. Очевидно, Уиш оказался там, где взорвался динамит.

Ван Дорн печально покачал головой.

— У этого человека было безошибочное чутье. Даже у пьяного. Очень не хотелось его увольнять.

Белл сохранял нейтральный тон.

— Его оружие лежало в нескольких футах от тела. То есть он достал пистолет из кобуры до взрыва.

— Может, его выбросило взрывом?

— Это был его любимый армейский пистолет одинарного действия. В закрытой кобуре. Пистолет не выпал. Перед смертью Уиш держал его в руке.

На предположение, будто Алоизиус Кларк пытался предотвратить нападение, Ван Дорн ответил холодным вопросом:

— А где была его фляжка?

— В кармане.

Ван Дорн кивнул и хотел сменить тему, но Белл еще не договорил.

— Мне нужно было понять, как он оказался в туннеле. Умер ли он до или во время взрыва? Поэтому я погрузил его тело в поезд и отвез к врачу в Кламат-Фолс. Врач отметил, что еще до взрыва Уиш был ранен в горло.

Ван Дорн поморщился.

— Ему перерезали горло?

— Не перерезали. Проткнули. Нож пробил горло, прошел между шейными позвонками и вышел из шеи с противоположной стороны. Врач сказал, что удар чистый, словно бил хирург или мясник.

— Или просто удачный.

— Если так, убийце повезло дважды.

— Что ты имеешь в виду.

— Свалить Уиша Кларка — для этого нужно немалое везение, а?

Ван Дорн отвел взгляд.

— В его фляжке что-нибудь оставалось?

Белл печально улыбнулся боссу.

— Не переживайте, Джо. Я бы тоже его уволил. Фляжка была суха, как кость.

— Нападали спереди?

— Похоже, — подтвердил Белл.

— Но ты сказал, что Уиш уже выхватил пистолет.

— Верно. Как же Саботажнику удалось достать его ножом?

— Метнуть? — с сомнением предположил Ван Дорн.

Белл выдернул из-за голенища метательный нож, повертел стальное лезвие в пальцах, взвешивая.

— Нужна катапульта, чтобы он в броске пробил горло человеку.

— Конечно… Будь осторожен, Исаак. Ты сам говоришь, что этот парень должен был действовать с быстротой молнии, чтобы свалить Уиша Кларка. Даже пьяного.

— Он получит возможность, — поклялся Исаак Белл, — показать мне, насколько он проворный.

Глава 4

Пирс «Венеция» в Санта-Монике заливал электрический свет. Он освещал оснастку трехмачтового корабля, навечно причаленного у пирса параллельно большому павильону. Оркестр в быстром темпе играл марш «Гладиатор» Джона Филиппа Сузы.

Бродяга повернулся спиной к приятной музыке и по слежавшемуся плотному песку пошел в темноту. В свете, отраженном волнами, перед ним ложилась его тень, холодный тихоокеанский ветер трепал рваную одежду. Был отлив, и бродяга искал якорь, который можно украсть.

Он обогнул хибары поселка. Рыбаки-японцы, живущие здесь, вытащили лодки на берег, поближе к хижинам, чтобы приглядывать за ними. За поселком японцев бродяга нашел то, что искал: мореходные шлюпки Общества спасения на водах, предназначенные для спасения моряков при крушениях и тонущих туристов. Лодки были полностью оборудованы для того, чтобы мгновенно выйти в море с экипажем из добровольцев. Бродяга сдвинул брезент и в темноте ощупью нашел весла, сосуды для вычерпывания воды и, наконец, холодный металл якоря.

Он понес этот якорь к пирсу. Но, не доходя до освещенного места, повернул и стал подниматься по глубокому песку в город. Улицы были тихи, дома темны. Он уклонился от встречи с пешим патрульным и беспрепятственно добрался до конюшни, которую, как и большинство конюшен в этой местности, перестраивали под гараж. Среди фургонов, колясок и легких двухместных экипажей в беспорядке размещались грузовики и легковые автомобили, нуждавшиеся в ремонте. Пахло бензином, сеном и навозом.

Днем здесь царило оживление, толпились конюхи, кучера, погонщики фургонов, а также автомеханики, и все они курили, жевали табак и жевательную резинку и рассказывали байки. Но ночью здесь был один кузнец — он удивился бродяге, предложившему за якорь целый доллар. Кузнец запросил бы всего пятьдесят центов, но он пил и относился к тем, кого от виски тянет на подвиги.

Кузнец не откладывая взялся за дело; он хотел обработать якорь, пока никто не заметил, что он украден. Начал с того, что убрал одну из двух чугунных лап, работая попеременно молотом и долотом, пока не срезал ее. Потом сточил напильником заусеницы, чтобы получилось ровное место. А когда поднес якорь к свету, тот походил на крюк.

Потея, несмотря на ночной холод, кузнец выпил пива, приложился к бутылке «Старого бурбона Келлога», сделал большой глоток и принялся проделывать в веретене якоря отверстие, как заказал клиент. Сверлить чугун тяжело. Остановившись перевести дух, кузнец опять выпил пива, а затем закончил работу, смутно сознавая, что еще глоток «Келлога» — и он вместо чугуна просверлит себе руку.

Он завернул якорь в одеяло, оставленное заказчиком, и уложил в саквояж клиента. Голова кружилась. Он поднял срезанную лапу якоря и принялся размышлять, на что она сгодилась бы, но в дверь постучал заказчик.

— Неси сюда.

Человек оставался в темноте, и сегодня кузнец еще хуже, чем вчера, различал его черты. Но он узнал сильный голос, отчетливый восточный акцент, высокомерие, рост и городское пальто длиной по колено.

— Я сказал, неси сюда!

Кузнец вынес саквояж за порог.

— Закрой дверь!

Он закрыл за собой дверь, отрезав свет, падавший изнутри, и клиент выхватил у него саквояж.

— Спасибо, добрый человек.

— Не за что, — ответил кузнец, гадая, что этот щеголь в пальто намерен делать с обрезанным якорем.

Золотая десятидолларовая монета, плата за неделю тяжелого труда, блеснула в темноте. Кузнец попробовал ее поймать, промахнулся и наклонился, чтобы подобрать ее с песка. Он почувствовал, что человек приблизился. Кузнец настороженно оглянулся и увидел, что человек наклонился к разношенным сапогам, которые не вязались с модным пальто. В эту минуту дверь распахнулась, и на лицо человека упал свет. Кузнецу оно показалось знакомым. В дверях появились три конюха и автомеханик, все пьяней пьяного. Увидев кузнеца на песке, они рассмеялись.

— Черт возьми! — сказал механик. — Джим тоже раздавил бутылочку.

Заказчик повернулся и исчез в темноте. Кузнец не подозревал, что всего миг отделял его от смерти. Ради своей безопасности этот человек убивал.

Большую часть сорока семи лет, на протяжении которых Сакраменто оставался столицей штата Калифорния, белый дом Энн Паунд оказывал самое искреннее гостеприимство законодателям и лоббистам, устроившимся всего в трех кварталах от него. Дом был большой и красивый, построенный с ранневикторианской пышностью — белые деревянные стены, множество башенок, чердаков, балконов и перил. А за натертой воском входной дверью из каштана просторный вестибюль был украшен портретом хозяйки, написанным в годы ее молодости. Лестница в этом доме, покрытая красным ковром, так прославилась в кругах политиков, что об уровне связей человека можно было судить по тому, улыбнется ли он понимающе, услыхав «лестница в небо».

В тот день в восемь вечера хозяйка, ставшая за эти годы значительно старше и тучнее, с побелевшей, как стены дома, но все еще роскошной копной волос, одетая в просторное зеленое шелковое платье, восседала на пурпурнокрасном диване в своей гостиной в глубине дома. В этой гостиной было еще много таких же диванов, просторных кресел, начищенных до блеска медных плевательниц, вставленных в позолоченные рамы изображений нагих и в разной степени раздетых женщин, а также отличный бар, изобилующий хрустальной посудой. С некоторых пор гостиную отделяла от передней части дома прочная трехдюймовая раздвижная дверь. Дверь охранял элегантно одетый вышибала, бывший борец, сумевший победить «Джентльмена Джима» Корбетта в его лучшие годы и дожить до возможности рассказывать об этом.

Исаак Белл прятал улыбку, видя, что все еще красивая хозяйка дома вгоняет в краску Джозефа Ван Дорна. Видно было, что под его бородой, рыжей, как и бакенбарды, он покраснел. Несмотря на свое всем известное мужество перед лицом опасности, Ван Дорн терял всякую смелость, когда речь заходила о женщинах, тем более об интимных отношениях. Он, несомненно, предпочел бы оказаться где угодно, лишь бы не в дальней гостиной самого известного борделя.

— Начнем? — спросил Ван Дорн.

— Мисс Энн, — сказал Белл, вежливо протягивая руку, чтобы помочь хозяйке встать с дивана. — Благодарим за гостеприимство.

Когда Белл вел ее к двери, она с мягким виргинским акцентом продолжала рассказывать, до чего благодарна «Агентству Ван Дорна», которое без шума устранило злобного убийцу, охотившегося на ее упорно и много работающих девушек. Убийца, изверг, которого сыщики Ван Дорна выявили среди представителей одного из лучших семейств Сакраменто, теперь был надежно упрятан в сумасшедший дом, а на хозяйку не упала тень скандала, способного отпугнуть клиентов.

Джозеф Ван Дорн поднялся и негромко, но властно сказал:

— Займемся делом. Расследованием руководит Белл. Когда он говорит, он говорит от моего имени. Исаак, расскажи им, что ты думаешь.

Прежде чем заговорить, Белл обвел взглядом присутствующих. Он работал с ними и хорошо знал их всех — и глав отделений агентства в городах Запада: Финиксе, Солт-Лейк-Сити, Бойсе, Сиэтле, Спокане, Портленде, Сакраменто, Сан-Франциско, Лос-Анджелесе, Денвере, и прочих сыщиков, собранных Ван Дорном.

В числе особо выдающихся присутствовали огромный, могучего сложения директор сан-францисского отделения Хорас Бронсон и низенький, полный Артур Кертис, с которым Белл работал по делу бандита Мясника; тогда они потеряли общего друга и напарника Кертиса Глена Ирвина.

«Техасец» Уолт Хэтфилд, тонкий, как проволока бывший рейнджер, специалист по поимке грабителей поездов, будет теперь особенно полезен. И Эдди Эдвардс из Канзас-Сити, преждевременно поседевший джентльмен, специалист по бандам, действующим на сортировочных станциях; стоящие там товарные поезда особенно уязвимы для грабежей и саботажа.

Самый старший из присутствующих, Мак Фултон из Бостона, человек с ледяным взглядом, прекрасно знает всех медвежатников в стране; его напарник, специалист по взрывчатке Уолли Кизли в клетчатой, фабричного пошива тройке, какие носят коммивояжеры. Мак и Уолли работают вместе еще со времен своей чикагской молодости. Большие шутники, в агентстве они известны под прозвищем «Вебер и Филдс» — в честь знаменитых водевильных актеров, продюсеров бродвейских бурлесков.

И, наконец, личный друг Белла Арчи Эббот из Нью-Йорка, ничем не примечательный человек, прошедший через черный ход и кухню мисс Энн и одетый, точно бродяга-побирушка.

Белл сказал:

— Если кто-нибудь взорвет здесь бомбу, преступники по всему континенту поставят всем выпить.

Общий смех прозвучал чуть принужденно. Вопрос, который был у всех на уме, задал Уолт Хэтфилд, Техасец:

— Исаак, вы наконец скажете, почему мы прячемся в борделе, словно лонгхорны в каньоне в день сгона скота?

— Потому что мы имеем дело с преступником, который исключительно умен, предусмотрителен и не останавливается перед убийством.

— Ну, если так…

— Это злобный, безжалостный убийца. Он причинил уже столько ущерба и убил столько невинных людей, что бродяги заметили это и прозвали его Саботажником. Похоже, его цель — кратчайший путь через Каскадные горы. Наш клиент — железная дорога. У «Агентства Ван Дорна» две задачи: защитить клиента, не позволяя Саботажнику причинить еще больший ущерб, и поймать его, получив достаточно улик.

Белл кивнул. Секретарь, мужчина в рубашке и без пиджака, повесил на стену поверх изображения купающихся нимф карту железной дороги. На карте были представлены железные дороги от Солт-Лейк-Сити до Сан-Франциско, обслуживающие Калифорнию, Орегон, Вашингтон, Айдахо, Юту, Неваду и Аризону.

— Я попросил Джетро Уотта, начальника железнодорожной полиции, указать нам наиболее уязвимые пункты дороги.

Детективы ответили насмешливым гулом.

Белл остановил их холодным взглядом.

— Нам всем известны недостатки железнодорожных полицейских. Но у «Агентства Ван Дорна» нет сил охватить все восемь тысяч миль пути. От Джетро мы можем получить ценные сведения. Так что, если кто-нибудь из вас помешает полицейскому инспектору Уотту сотрудничать с нами, он будет отвечать передо мной.

По приказу Белла секретарь пригласил полицейского инспектора Уотта, чей облик оправдывал презрительное отношение детективов к железнодорожной полиции. От грязных волос, прилипших ко лбу, и плохо выбритого мрачного лица до грязного воротника, мятых пальто и брюк, невычищенных ботинок и бугров над одеждой там, где были спрятаны пистолет, свинчатка и дубинка, — все в Джетро Уотте, ростом не уступавшему Беллу, делало его олицетворением всех железнодорожных полицейских в стране. Но вот он открыл рот и всех удивил.

— Есть старая присказка: «Для Южно-Тихоокеанской нет невозможного». Железнодорожники имеют в виду вот что. Мы сами все делаем. Сами выравниваем дороги. Сами прокладываем новые пути. Сами строим паровозы и вагоны. Воздвигаем свои мосты — сорок на этом новом участке, не считая кратчайшего пути через Каскады. Мы сами роем туннели — их будет пятьдесят, когда здесь закончат. Сами создаем свою технику. Мы изобрели специальные снегоочистители для зимы в Высокой Сьерре. А для лета построили пожарные поезда. Железная дорога — большое дело. — Не смягчая тона и не допуская даже намека на улыбку, он продолжил: — В Сан-Францисском заливе наши железнодорожные паромы, которые ходят от Оклендского мола до Города, хвастают тем, что даже пончики, которые предлагают пассажирам, пекут здесь же. И, нравятся они пассажирам или нет, те их едят. Южно-Тихоокеанская — большое дело, нравится вам это или нет.

Джетро Уотт бросил взгляд на нарядный бар, уставленный хрустальными графинами, и облизнул губы.

— У большого дела много врагов. Если парень утром поднимается не с той ноги, он винит железную дорогу. Гибнет его урожай — виновата опять железная дорога. Он теряет ферму — виновата железная дорога. Его профсоюз не добился прибавки ему жалованья, виновата железная дорога. Его разорила паника — он винит железную дорогу. Если его банк закрылся и он потерял свой вклад, он винит железную дорогу. Бывает, он так разозлится, что изливает свой гнев на вагоны экспрессов. Грабит поезда. Но гораздо хуже грабежей саботаж. Хуже, и предотвратить его труднее, ведь железная дорога — гигантская цель.

Именно из-за саботажа, чтобы защититься, железная дорога содержит целую армию полицейских. Огромную армию. Но, как и в любой армии, нам нужно так много солдат, что нельзя отбирать только лучших; иногда приходится принимать таких, кого другие, более неразборчивые, назвали бы отребьем…

Он сердито осмотрел собравшихся, и половина детективов подумала, что Уотт вот-вот достанет дубинку. Но вместо этого он закончил с холодной, насмешливой улыбкой:

— Мне сверху спустили сообщение, что наша армия обязана помогать вам, господа детективы. Мы в вашем распоряжении, и моим парням предложено повиноваться вашим приказам.

У нас с мистером Беллом уже состоялся долгий разговор с ведущими инженерами и администраторами компании. Мистер Белл знает все, что знаем мы. А именно: если этот так называемый Саботажник хочет помешать нам вести дорогу через Каскады, он может сделать это шестью различными способами.

Пустить под откос поезд, манипулируя стрелками, которые пропускают один состав за другим. Или манипулировать телеграфом, с помощью которого диспетчеры управляют движением поездов.

Уничтожить мост. Он уже взорвал туннель, может взорвать и мост.

Совершить диверсию в мастерских и литейных, обслуживающих строительство кратчайшего пути. Скорее всего, в Сакраменто. Или в Ред-Блаффе, где мы производим тросы для моста в Каскадах.

Устроить пожар в паровозном депо, когда в нем обслуживают много локомотивов.

Заминировать рельсы.

Всякий раз, когда ему это удается, гибнут невинные люди и он повергает наших рабочих в панику.

По просьбе мистера Белла мы разместили свою «армию» в местах наибольшего риска. Наши «солдаты» на месте и ждут ваших указаний, джентльмены. Мистер Белл покажет вам эти места, а я тем временем налью себе выпить.

Уотт без извинений пошел через гостиную прямо к бару. Исаак Белл сказал:

— Слушайте внимательно. Нас ждет работа, словно нарочно для нас созданная.

К полуночи в дальней гостиной мисс Энн серьезное совещание сменил смех молодых женщин. Детективы Ван Дорна разошлись, они выходили незаметно по одному, по двое, и в библиотеке мисс Энн, комнате без окон в глубине дома, остались только Исаак Белл и Арчи Эббот; здесь они продолжали изучать карты железной дороги.

Арчи Эббот, в ущерб достоверности своего обличья бродяги, налил в хрустальный бокал коньяк «Наполеон» двенадцатилетней выдержки и с видом знатока и гурмана оценивающе вдохнул запах.

— Замечание Вебера и Филдса о кражах на поездах с взрывчаткой очень уместно. Пропажа взрывчатки — это сигнал тревоги.

— Конечно, если он просто не покупает ее в каком-нибудь магазине.

Арчи поднял бокал, чтобы произнести тост.

— За уничтожение Саботажника! Пусть ветер дует ему в лицо, а горячее солнце ослепит!

Тщательно лелеемый выговор Арчи свидетельствовал, что он родом из Адской Кухни Нью-Йорка.[2] Впрочем, Арчи владел множеством говоров под стать разным обличьям. Он стал детективом только после того, как его аристократическая семья, обедневшая в результате Паники 93 года, запретила ему становиться актером. Впервые они встретились, когда Исаак Белл боксировал, защищая цвета Йеля, а неизбежный хор сторонников Принстона прославлял Арчибальда Эйнджела Эббота Четвертого.

— Все слабые места учтены?

— Похоже.

— А почему ты такой недовольный, Исаак?

— Как сказал Уотт, железная дорога велика.

— О да. — Арчи сделал глоток и снова склонился к карте. Его высокий лоб прорезали морщины. — Кто присматривает за Редцингом-сортировочным?

— Ближе всего Льюис и Минальго, — с неудовольствием ответил Белл.

— «…Первый был растяпа, олух, — сказал Арчи, цитируя свое любимое стихотворение о бейсболе «Кейси у биты», — Баба и болван — второй».[3]

Белл согласно кивнул и, думая о списке детективов, сказал:

— Пожалуй, перемещу их в Глендейл, а Реддинг поручу Хэтфилду.

— В Глендейл? Я бы перевел их в Мехико.

— Я тоже, будь у меня лишние люди. Но Глендейл достаточно далеко. Не думаю, что следует беспокоиться из-за Глендейла. Он в семистах милях от дороги через Каскады… — Он достал золотые часы. — На сегодня мы сделали все, что могли. В моем номере в отеле есть свободная комната. Если, конечно, я сумею провести тебя в таком костюме мимо их охранника.

Эббот мотнул головой.

— Спасибо, но, когда я проходил через кухню, повариха пообещала мне поздний ужин.

Белл, удивляясь старому другу, покачал головой.

— Только ты, Арчи, способен, оказавшись в борделе, провести ночь с кухаркой.

— Я просмотрел расписание поездов, — сказал в ответ Арчи. — Передавай мой привет мисс Марион. Ты успеешь сесть на ночной экспресс до Сан-Франциско.

— Я так и хотел сделать, — сказал Белл, быстро вышел в ночь и направился на вокзал.

Глава 5

В полночь под звездным небом человек в форме и фуражке железнодорожного офисного работника приводил в движение ручные и ножные рычаги управления трехколесной велодрезиной «Каламазу»[4] на перегоне между Бербанком и Глендейлом. На этом недавно завершенном отрезке дороги от Сан-Франциско до Лос-Анджелеса местность была ровная. Давя ногами на педали и нажимая на ручку руками, человек делал почти двадцать миль в час, необычную тишину нарушал только стук колес на стыке рельсов.

Дрезину использовали для наблюдения за отрядами рабочих, которые меняли изношенные или прогнившие шпалы, подсыпали гравий между поперечинами, поправляли рельсы, забивали выпавшие костыли и затягивали болты. Рама велодрезины, два основных колеса и укосина, соединявшая их с третьим, добавочным, были сделаны из прочного легкого ясеня, а колесные диски чугунные. Весь механизм весил меньше ста пятидесяти фунтов. Один человек вполне мог поставить ее на рельсы и развернуть в любую сторону или снять с путей перед идущим поездом. Саботажнику, отнюдь не калеке (за исключением случаев маскировки), нетрудно будет сбросить механизм с насыпи, когда надобность в нем отпадет.

Ко второму сиденью рядом с человеком привязаны лом, гаечный ключ, гвоздодер — вытаскивать костыли — и предмет, который ни один рабочий не решился бы оставить на рельсах, крюк почти два фута длиной, изготовленный из чугунного якоря, от которого отпилили лапу.

Дрезину Саботажник угнал. Взломал дощатый склад на краю депо в Бербанке — на этом складе ее держал инспектор Южно-Тихоокеанской — и перенес на рельсы. В том маловероятном случае, если какой-нибудь железнодорожный полицейский или деревенский констебль спросит, что он делает ночью на главном пути, форма железнодорожника обеспечит ему две необходимые добавочные секунды. Вполне достаточно, чтобы дать достойный ответ, достав из-за голенища нож.

Оставив позади огни Бербанка и проезжая мимо темных ферм, он быстро привык к звездному свету. Через полчаса в десяти милях к северу от Лос-Анджелеса он замедлил ход, узнав неровные углы и ограждение эстакады, перекинутой через сухое русло. Дрезина проехала по эстакаде. Дальше рельсы круто сворачивали направо, параллельно руслу.

Услышав щелчок колес на соединении двух рельсов, он через несколько ярдов остановился. Отвязал инструменты и опустился на щебень насыпи, опираясь коленями на деревянную шпалу. Нащупав в темноте стык рельсов, он отыскал стыковую накладку — плоскую металлическую полоску, соединявшую рельсы. Гвоздодером вытащил костыль, крепивший накладку. Потом гаечным ключом ослабил четыре гайки, державшие накладку, и свинтил их. Три болта, три гайки и саму накладку он бросил вниз с крутой насыпи — теперь даже самый зоркий машинист их не заметит. Четвертый болт он продел в отверстие, просверленное в веретене якоря.

И выругался от неожиданной боли.

Он порезал палец о металлическую заусеницу. Проклиная пьяницу-кузнеца, который не додумался загладить края просверленного отверстия, он обвязал палец носовым платком, чтобы остановить кровотечение. Неловко навинтил гайку на болт. Гаечным ключом затянул, чтобы крюк держался вертикально. Рог крюка смотрел на запад, в ту сторону, откуда должен был прийти «Коуст лайн лимитед».

«Коуст лайн», экспресс, скорый поезд, преодолевавший большие расстояния между городами, проезжал новый туннель в горах Санта-Сузана и от Санта-Барбары через Окснард, Бербанк и Глендейл направлялся в Лос-Анджелес.

Неожиданно Саботажник почувствовал дрожь рельсов. Он вскочил. «Коуст лайн лимитед» сегодня должен был опоздать. Если это он, то ему много удалось наверстать. А если нет, Саботажник зря потратил время и силы на бесполезный молоковоз.

Послышался паровозный гудок. Саботажник схватил гвоздодер и принялся выдирать костыли, крепившие рельс к деревянным шпалам. Он успел выдернуть восемь костылей, прежде чем увидел отблеск паровозного прожектора. Бросив гвоздодер на насыпь, он сел на дрезину и принялся жать на педали. Теперь он слышал шум паровоза, негромкий на большом расстоянии, но Саботажник узнал чистый резкий звук «Атлантика-4-4-2». Все в порядке, это «Лимитед», и, судя по частым выбросам дыма из трубы, идет он быстро.

«Атлантик-4-4-2», который тянул «Коуст лайн лимитед», был создан для скорости.

Машинист Руфус Патрик любил за это свой паровоз. «Американская локомотивная компания» из города Скенектади, штат Нью-Йорк, поставила его на огромные восьмидесятидюймовые ведущие колеса. Передняя тележка на четырех колесах держала паровой двигатель на рельсах надежно, как Вековая Скала,[5] а задняя, двухколесная, тележка так же надежно держала топку, подающую огромное количество перегретого пара.

Руфус Патрик признавал, что его паровозу не хватает мощности. Новые, более тяжелые пассажирские вагоны вскоре потребуют более мощных машин. Этот паровоз не рассчитан на подъем в горы, зато на ровной местности да с деревянными пассажирскими вагонами ему нет равных на длинных дистанциях. В прошлом году паровоз этой серии достиг скорости 127,1 мили в час — рекорд, который вряд ли скоро побьют, думал Патрик. И уж точно не он в этом запаздывающем рейсе, когда везет десять вагонов, полных пассажиров, надеющихся благополучно добраться до дома. Шестьдесят миль в час — это норма, и без того миля в минуту.

В кабине паровоза было тесно. Вдобавок к самому Руфусу и его кочегару Зику Таггету здесь находились двое гостей: Билл Райт, служащий профсоюза электриков, друг Руфуса, и племянник Билла и его тезка Билли, которого дядя сопровождал в Лос-Анджелес; там мальчик будет работать учеником в лаборатории, где разрабатывают кинопленку. Когда в последний раз останавливались набрать воды, Руфус прошел назад, к багажному вагону, где его гости тайком ехали бесплатно, и пригласил их в кабину. Четырнадцатилетний Билли не мог поверить своему счастью: он поедет на паровозе! Всю жизнь он бредил поездами, громыхавшими мимо его дома, и поездка необычайно волновала его. Но он и подумать не мог, что поедет на паровозе. На мистере Патрике была форменная шапка, как на картинках, и это самый спокойный и уверенный в себе человек, какого видел Билли. С тех пор, как он дал два длинных гудка и снова привел паровоз в движение, он объяснял каждое свое действие.

— Начинаем движение, Билли. Я двигаю рукоять Джонсона[6] вперед. До отказа вперед, если идем вперед, до отказа назад, если ходим ехать назад. Назад можно двигаться так же быстро, как и вперед.

Патрик взялся за длинный горизонтальный стержень.

— Теперь я открываю регулирующий клапан и посылаю пар в цилиндры, которые поворачивают ведущие колеса; открываю клапан, подающий песок на рельсы. Это увеличивает сцепление. Теперь прикрываю регулирующий клапан, чтобы мы не поехали слишком быстро. Чувствуешь, как притормаживают колеса? Не проскальзывают.

Билли энергично кивнул. Патрик чуть заметно двигал регулирующий клапан, и паровоз набирал скорость плавно, как по маслу. Теперь, после Глендейла, преодолевая последние мили перед Лос-Анджелесом, давая свистки на переездах, Патрик говорил восхищенному мальчику:

— Тебе вряд ли доведется когда-либо вести локомотив лучше этого. Отличный двигатель и работает как часы.

Кочегар Зик Таггерт, который непрерывно бросал уголь в ревущую топку, захлопнул дверцу и сел, чтобы перевести дух. Это был рослый мужчина, черный, грязный и пропахший потом.

— Видишь стекло? — Таггерт постучал пальцем по прибору. — Самое важное окошко во всем поезде. Показывает уровень воды в котле. Слишком мало — крышка раскалится, расплавится, и бум! Мы все отправимся в царство небесное.

— Неслушай его, Билли, — сказал Патрик. — Обязанность Зика — следить, чтобы у нас было достаточно воды в бойлере. Сейчас за нами полный тендер воды.

— А почему регулирующий клапан в среднем положении? — спросил Билли.

— Он должен быть в среднем, когда мы едем. Сейчас этого вполне достаточно, чтобы двигаться со скоростью шестьдесят миль в час. Подашь вперед — и мы пойдем на ста двадцати.

Машинист подмигнул дяде Биллу.

— А еще регулирующий клапан помогает нам преодолевать крутые повороты. Зик, не видишь впереди поворотов?

— Прямо впереди эстакада, Руфус. И за ней крутой поворот.

— Ты поведешь, сынок.

— Что?

— Проведешь через поворот. Быстрей! Берись крепче. Высунь голову и смотри.

Билли взялся за ручку регулирующего клапана левой рукой и высунул голову из окна, как это делал машинист. Ручка была горячей, она пульсировала в руке, как живая. Свет паровозного прожектора падал на рельсы. Билли видел приближающуюся эстакаду. Она казалась ужасно узкой.

— Легонечко, — предупредил Патрик Руфус, снова подмигнув остальным. — Почти совсем не двигай. Легче. Легче. Да, начинаешь чувствовать. Но нужно держать точно посредине. Туговато.

Зик и дядя Боб обменялись улыбками.

— Отлично. У тебя хорошо получается. Еще немного…

— А что это прямо впереди, мистер Патрик?

Патрик Руфус посмотрел, куда показывал мальчик.

В луче паровозного прожектора изгородь эстакады отбрасывала тени и блики, и это мешало видеть. Наверно, просто тень. Неожиданно луч осветил что-то необычное.

— Что за… — В присутствии ребенка Патрик машинально выпалил «дьявольщина».

Из правого рельса, как рука из могилы, торчал кривой металлический крюк.

— Тормози! — крикнул Патрик кочегару.

Зик всей тяжестью повис на воздушном тормозе и жал на него изо всех сил. Поезд затормозил так стремительно, словно ударился о стену. Но лишь на мгновение. Потом вес десяти загруженных пассажирских вагонов и тендера, полного угля и воды, вновь бросили локомотив вперед.

Патрик опытной рукой сам взялся за воздушный тормоз. Он действовал легкими прикосновениями, как часовщик, и одновременно потянул назад рукоять регулирующего клапана. Огромные ведущие колеса завизжали, подняв облако искр, срезая с рельсов слои металла. Тормоза и реверс продолжали гасить скорость «Коуст лайн лимитед». Но поздно. Большие колеса «Атлантик-4-4-2» уже двигались по эстакаде, прямо на крюк, все еще на скорости сорок миль в час. Патрик молился лишь, чтобы клинообразный путеочиститель, так называемый скотосбрасыватель, расчищающий пути перед локомотивом, отшвырнул крюк, прежде чем тот подцепит ось ведущего колеса.

Но крюк, который Саботажник прикрепил к ослабленному рельсу, зацепился за скотосбрасыватель и держал его мертвой хваткой. Справа перед колесами локомотива весом сто восемьдесят тысяч фунтов рельс сорвался с места. Массивные ведущие колеса ударились о поперечины. И на скорости сорок миль в час запрыгали по дереву и щебню.

Скорость, вес и безжалостная инерция движения разрушили насыпь и разнесли шпалы на куски. Колеса завертелись в воздухе, и, продолжая движение вперед, паровоз начал крениться, потянув за собой тендер. Тендер потащил через край багажный вагон, а тот — первый пассажирский, прежде чем разорвалось сцепление со вторым пассажирским вагоном.

Потом почти чудом локомотив как будто бы снова выпрямился. Но это была лишь короткая передышка. Под напором тендера, багажного и пассажирского вагонов паровоз повернулся и скользнул с насыпи вниз; он скользил, пока скотосбрасыватель и прожектор не ударились о дно сухого русла и не разбились.

Наконец паровоз остановился, накренившись под острым углом, уткнувшись носом в землю и задрав в воздух заднюю тележку. Вода, перегретая до трехсот восьмидесяти градусов, хлынула из прочно закрытого котла вперед, на раскаленную докрасна металлическую плиту, установленную перед котлом.

— Убирайтесь! — закричал машинист. — Котел вот-вот взорвется!

Билл без сознания лежал у топки. Маленький Билли ошеломленный сидел на подножке, держась за голову. Между пальцами сочилась кровь.

Зик, как и Патрик, приготовился к удару и не очень пострадал.

— Хватай Билла, — сказал Зик Патрику, физически очень сильному. — Я понесу мальчишку.

Патрик подхватил Билли, как джутовый мешок, и спрыгнул на землю. Зик взвалил Билла на плечо, выскочил из кабины и побежал по крутому спуску. Патрик с мальчиком споткнулся. Зик протянул ему свободную руку и не дал упасть. Грохот внезапно стих. В относительной тишине они услышали крики раненых в первом вагоне, который раскрылся, как рождественская подарочная обертка.

— Бегите!

За раскаленной металлической плитой продолжал гореть уголь, который Зик Таггерт бросал в топку. Он пытался поддержать необходимые двадцать две сотни градусов, чтобы вскипятить две тысячи галлонов воды, и продолжал нагревать плиту. Но вода перестала поглощать тепло, отчего температура плиты поднялась от нормальных шестисот градусов до двух тысяч двухсот. И сталь размягчилась, как масло на сковороде.

Давление пара в двести фунтов на квадратный дюйм превосходило наружное атмосферное давление в четырнадцать раз. Потребовалось всего несколько секунд, чтобы пар нашел слабое место и разорвал плиту.

Пар устремился наружу, две тысячи галлонов воды, нагретые под давлением до трехсот восьмидесяти градусов, столкнувшись с холодным глендейлским воздухом, тоже мгновенно обратились в пар. Объем пара увеличился в тысячу шестьсот раз. В одно мгновение две тысячи галлонов воды превратились в три миллиона галлонов пара.

Запертый в котле «Атлантика-4-4-2», этот пар расширился и разорвал локомотив на миллион стальных осколков.

Билли и его дядя так и не узнали, что их ударило. Не узнали этого и курьер «Уэллс Фарго» в багажном вагоне, и три друга, игравшие в покер в сошедшем с рельсов «пуллмане». Но Зик Таггерт и Руфус Патрик, понимавшие причину и природу кошмарных сил, налетевших на них, как смерч, на долю секунды ощутили немыслимую боль ожога раскаленным паром, прежде чем взрыв навсегда погасил их сознание.

Под звон чугуна о камень и треск раскалывающегося ясеня велодрезина «Каламазу» катилась с железнодорожной насыпи.

— Это еще что такое?

Джек Дуглас, девяносто двух лет, был так стар, что начинал еще защитником первых железных дорог на западе от нападений индейцев. Компания держала его из чистой сентиментальности и позволяла работать кем-то вроде ночного охранника; вооруженный тяжелым служебным «Кольтом» 44-го калибра одинарного действия, он обходил спокойный глендейлский участок пути. Дуглас опустил худую, жилистую, всю в венах руку и привычно потянул револьвер из промасленной кобуры.

Саботажник сделал на редкость стремительный выпад. Удар был такой умелый, что застал бы врасплох и человека его лет. У охранника не было ни единого шанса. Выкидной нож пробил ему горло и убрался раньше, чем тело упало на землю.

Саботажник с отвращением посмотрел на труп. Чтобы из всего возможного произошло именно это! Наткнуться на старика, которому полагалось бы давно уже лежать в постели. Саботажник пожал плечами и негромко, с улыбкой сказал:

— Не согрешишь — не покаешься.

Достав из кармана лист, он смял его в комок. Потом, склонившись к телу, разжал мертвую руку и вложил в нее скомканную бумагу.

От места, где Южно-Тихоокеанская дорога пересекалась с электрической железной дорогой Лос-Анджелес — Глендейл, начинались темные пустые улицы. Большие зеленые трамваи, которые перевозили пассажиров между этими двумя городами, по ночам не ходили. Напротив, пользуясь тем, что электричество ночью дешевле, по этой линии перевозили грузы. Пристально наблюдая, не появится ли полиция, Саботажник сел в вагон, перевозивший в Лос-Анджелес молочные бидоны и пучки свежей моркови.

Уже светало, когда он сошел в городе и зашагал по Второй Восточной улице. В жидком рассветном освещении вырисовывался купол Ла-Гранд-Стейшн[7] железной дороги Атчисон — Топика — Санта-Фе. Саботажник взял из багажного отделения свой саквояж и переоделся в мужском туалете. Потом сел на скорый из Санта-Фе до Альбукерке и позавтракал в вагоне-ресторане на серебре и хрустале бифштексом с яйцами и свежевыпеченными булочками.

Локомотив скорого набирал скорость; появился внушительный кондуктор пассажирского экспресса, потребовавший:

— Билеты, господа!

Словно пассажир, который постоянно ездит по делам, Саботажник, не отрывая взгляда от «Лос-Анджелес таймс», что позволяло ему скрывать лицо, вытер пальцы о льняную салфетку и достал бумажник.

— Порезали палец, — сказал кондуктор, глядя на яркую кровавую полоску на салфетке.

— Правил бритву, — ответил Саботажник, по-прежнему не отрываясь от газеты и в который раз проклиная пьяного кузнеца; он очень жалел, что не убил его.

Глава 6

Было три часа утра, когда Исаак Белл соскочил с еще не остановившегося поезда, который подходил к приморскому вокзалу на Оклендском молу. Для пассажиров, направлявшихся на запад, путешествие заканчивалось здесь, на длинной, в милю, выступавшей в Сан-Францисский залив скале, созданной Южно-Тихоокеанской железной дорогой. По этому длинному пирсу вагоны подавали к судам, привозящим грузы в город. Пассажиры добирались до города на паромах.

Белл побежал на паром, на ходу отыскивая взглядом Лори Марч, пожилую женщину с фермы, у которой всегда покупал цветы. На дне его жилетного кармана лежал маленький, плоский ключ от квартиры Марион. Сонные мальчишки с травинками в волосах — они спали на баржах с сеном — истошно выкрикивали «Экстра! Экстра!» и размахивали специальными выпусками всех газет, издающихся в Сан-Франциско.

Увидев шапку на первой странице, Исаак Белл остановился.

В ГЛЕНДЕЙЛЕ САБОТАЖНИК ПУСТИЛ ПОД ОТКОС «КОУСТ ЛАЙН ЛИМИТЕД»

Беллу показалось, что его ударили ножом в живот. Глендейл отделяло от Каскадов семьсот миль.

— Мистер Белл, сэр? Мистер Белл?

За мальчишкой-газетчиком стоял сыщик из сан-францисского отделения агентства. Выглядел он не старше парня, продающего газеты. Каштановые волосы примяты, на щеках рубцы после сна. Но в широко раскрытых голубых глазах возбуждение.

— Меня зовут Дешвуд, мистер Белл. Я из сан-францисского отделения. Мистер Бронсон оставил меня старшим, когда всех остальных забрал в Сакраменто. Они вернутся только завтра.

— Что вы знаете о «Лимитед»?

— Только что говорил с начальником железнодорожной полиции здесь, в Окленде. Похоже, подорвали динамитом паровоз, снесли его с рельсов.

— Сколько убитых?

— Пока шестеро. Пятьдесят раненых. Несколько человек пропали без вести.

— Когда следующий поезд в Сан-Франциско?

— Скорый отходит через десять минут.

— Я поеду на нем. Телеграфируйте в лос-анджелесское отделение. Передайте, что я приказал отправиться к месту крушения и никого не подпускать туда. Полицию тоже.

Молодой Дешвуд наклонился, словно не хотел, чтобы мальчишка его услышал, и прошептал:

— Полиция считает, что Саботажник погиб при взрыве.

— Что?

— Профсоюзный агитатор по имени Уильям Райт. Очевидно, радикал.

— Кто это говорит?

— Все.

Исаак Белл хладнокровно просмотрел калейдоскоп заголовков, которые выкрикивали газетчики.

ПОДЛОЕ ДЕЯНИЕ.

СПИСОК ПОГИБШИХ РАСТЕТ. ПОГУБЛЕНЫ ДВАДЦАТЬ ЖИЗНЕЙ.

ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНЫЕ САБОТАЖНИКИ ПОДРЫВАЮТ ДИНАМИТОМ ЛОКОМОТИВ.

ЭКСПРЕСС УПАЛ НА РЕЧНОЕ ДНО.

Белл полагал, что ближе всего к истине последний заголовок. Как это произошло, можно было только догадываться. Откуда им знать о количестве погибших, если крушение произошло всего несколько часов назад в пятистах милях отсюда? Кричащий заголовок «СПИСОК ПОГИБШИХ РАСТЕТ. ПОГУБЛЕНЫ ДВАДЦАТЬ ЖИЗНЕЙ» его не удивил: газета принадлежала желтому журналисту Престону Уайтвею, человеку, который никогда не позволял фактам мешать росту его тиражей. Марион Морган только что начала работать помощником редактора «Сан-Франциско инквайерер».

— Дешвуд! Как ваше имя?

— Джимми… Джеймс.

— Хорошо, Джеймс. Я хочу, чтобы вы сделали следующее. Разыщите об Уильяме Райте то, чего «все» не знают. В какой профсоюз он входил? Штатный ли он работник профсоюза? За что его арестовывала полиция? Какие он выдвигал требования? Кто его товарищи? — Глядя сверху вниз на малорослого Дешвуда, он пронзал его проницательным взглядом. — Можете сделать это для меня?

— Да, сэр.

— Очень важно знать, работал он один или в группе. Разрешаю вам привлекать в помощь себе любого из детективов Ван Дорна. Свой отчет телеграфируйте мне на станцию Бербанк Южно-Тихоокеанской железной дороги. Прочту, когда сойду с поезда.

Жаркое полуденное южно-калифорнийское солнце освещало картину крушения, подобной которой Исаак Белл никогда не видел. Передняя часть паровоза «Коуст лайн лимитед», почти нетронутая, вертикально торчала носом вниз из сухого речного русла у подножия насыпи. Скотосбрасыватель вошел в землю, легко распознавались фары и труба. За ними, там, где полагалось находиться остальной части локомотива, виднелась только сумасшедшая путаница бойлерных труб, десятки их, изогнутых под самыми невообразимыми углами. Стальной котел, кирпичная топка, вагон, поршни и ведущие колеса общим весом около девяноста тонн бесследно исчезли.

— Пассажиры спаслись чудом, — сказал начальник отдела ремонта и обслуживания Южно-Тихоокеанской железной дороги, который сопровождал Белла, могучий, с заметным животом мужчина в строгом костюме-тройке; он как будто искренне дивился тому, что, как сейчас установили, погибло всего семь человек. Пассажиров на «особом» поезде уже увезли в Сан-Франциско. Кареты скорой помощи Южно-Тихоокеанской дороги стояли у насыпи почти без дела; врачи и сестры лишь перевязывали случайные порезы работающих ремонтников.

— Девять вагонов устояли на рельсах, — объяснил начальник. — Тендер и багажный вагон защитили их от взрыва.

Белл и сам видел, что они отразили взрывную волну и летящие осколки. Тендер с выброшенным грузом напоминал скорее груду угля, чем вагон на колесах. Багажный вагон был весь в дырах, словно побывал под артиллерийским обстрелом. Но оплавленных мест, какие должны быть при взрыве динамита, не видно.

— Динамит не может так разрушить паровоз.

— Конечно нет. Вы видите последствия взрыва котла. Когда паровоз накренился, вода ударила в плиту, и та не выдержала.

— Значит, вначале он сошел с рельсов?

— Похоже на то.

Белл смерил его холодным взглядом.

— Пассажир сообщил, что поезд шел на большой скорости и слетел на крутом повороте.

— Вздор.

— Вы уверены? Он ведь опаздывал.

— Я знал Руфуса Патрика. Самый осторожный машинист на всей дороге.

— Тогда почему поезд сошел с рельсов?

— Помог сукин сын профсоюзник.

Белл сказал:

— Покажите, где он сошел с рельсов.

Начальник провел его к месту, где рельсы с одной стороны обрывались. За недостающим рельсом виднелись расплющенные поперечины и глубокие борозды в насыпи, где ведущие колеса разбрасывали щебень.

— Подонок знает свое дело, нужно отдать ему должное.

— Что значит «знает свое дело»?

Дородный чиновник сунул большие пальцы за проймы жилета и объяснил:

— Есть много способов пустить поезд под откос, и я все их видел. Я сам был машинистом в восьмидесятые, во время больших забастовок. Тогда пролилась кровь, вы, наверно, помните… нет, вы для этого слишком молоды. Поверьте на слово, уже в те дни было много способов саботажа. И парням вроде меня, тем, кто оставался на стороне компании, нелегко было вести поезд, знать не зная, где забастовщики уберут под тобой рельсы.

— Так каковы способы пустить поезд под откос? — спросил Белл.

— Можно подорвать пути динамитом. Беда в том, что нужно оставаться рядом, чтобы поджечь фитиль. Можно поставить часовой механизм, что-то вроде будильника, но, если поезд опоздает, взрыв произойдет невовремя. Еще можно оборудовать спусковой механизм, чтобы вес паровоза привел к детонации, но такие механизмы ненадежны: какой-нибудь злосчастный инспектор проедет на дрезине — и отправится в вечность. Другой способ таков: вытащить несколько костылей и отвернуть болты от пластинки, соединяющей рельсы, потом продеть через отверстия от болтов длинный трос и, когда наступит время, дернуть за него. Здесь трудность другая: чтобы сдвинуть рельс, нужно несколько крепких парней. Вдобавок вы стоите у всех на виду, держа трос, когда поезд сходит с рельсов. Но этот тип использовал крюк, не требующий обслуживания.

Начальник показал Беллу места на шпале, где гвоздодер проделал в древесине борозды. Потом — царапины от гаечного ключа на последнем рельсе.

— Вытащил костыли и отвинтил стыковую накладку, как я и говорил. Мы нашли его инструменты под насыпью. На повороте освобожденный рельс мог сдвинуться сам. Но для пущей уверенности он привинтил к рельсу крюк. Паровоз зацепил этот крюк и сорвал рельс под собой. Дьявольский замысел.

— Какой человек мог придумать такой действенный способ?

— Действенный?

Начальник ощетинился.

— Вы сами сказали, что этот человек знает свое дело.

— Да, я вас понял. Что ж, это может быть железнодорожник. Или инженер-строитель. Судя по тому, что я слышал о взрыве в туннеле, он должен разбираться в геологии, чтобы одним зарядом обвалить оба туннеля.

— Но мертвый профсоюзный работник, чье тело вы нашли, был электриком.

— Значит, как действовать, ему показали сообщники.

— Где вы нашли его тело?

Начальник показал на высокое дерево в двухстах футах от них. Взрыв котла сорвал с него всю листву, и безлистые ветви торчали на фоне неба, как рука скелета.

— Их с беднягой-кочегаром нашли на верху этого сикомора.

Исаак Белл едва взглянул на дерево. У него в кармане лежал отчет Джеймса Дешвуда об Уильяме Райте. Отчет такой полный, что при следующей встрече Дешвуд получит поощрение — «похлопывание по плечу». За восемь часов Дешвуд установил, что Райт был казначеем профсоюза электриков и прославился тем, что предотвратил несколько забастовок, прибегнув к тактике переговоров и примирив хозяев с рабочими. Он также служил дьяконом в епископальной церкви Троицы в Санта-Барбаре. По словам горюющей сестры, Райт сопровождал в Лос-Анджелес ее сына: тот должен был там начать работать в лаборатории по изготовлению кинопленки. Управляющий лабораторией подтвердил, что они ожидали ученика, мальчика, и что работу тот получил, потому что управляющий и Райт состоят в одной масонской ложе. Вот и все с саботажником, погибшим при взрыве. Саботажник-убийца жив, и один Господь знает, где он нанесет следующий удар.

— Где крюк?

— Ваши люди его охраняют. А теперь прошу меня простить, мистер Белл, мне нужно восстанавливать пути.

Белл прошел к поврежденному участку дороги, где разглядывал разорванные шпалы Ларри Сандерс из отделения «Агентства Ван Дорна» в Лос-Анджелесе. Двое его мускулистых подчиненных не подпускали к месту железнодорожных полицейских. Белл представился, и Сандерс поднялся, отряхивая колени.

Ларри Сандерс был худым, с модной стрижкой и такими тонкими усами, словно нарисовал их карандашом. Как и Белл, он был в белом льняном костюме, уместном в жарком климате, но на городской манер в котелке, как ни странно, тоже белом, как костюм. Не в пример Беллу, обутому в башмаки, Сандерс явился в лаковых штиблетах и выглядел так, что был бы больше на месте в вестибюле роскошного отеля, чем на покрытой угольной пылью железной дороге с напряженным движением. Белл привык к эксцентрично одетым жителям Лос-Анджелеса и не обратил внимания на странный головной убор и обувь невысокого детектива, руководствуясь предположением, что этот человек достаточно компетентен.

— Я о вас слышал, — сказал Сандерс, протягивая мягкую руку с маникюром. — Босс телеграфировал из Сакраменто, предупредил, что вы приедете. Всегда хотел с вами познакомиться.

— Где крюк?

— К нашему приезду железнодорожные полицейские его уже нашли.

Сандерс провел Белла к рельсу, свернутому, как калач. К одному концу этого рельса был прикреплен крюк, похожий на переделанный якорь.

— Это кровь или ржавчина?

— Не заметил. — Сандерс раскрыл перочинный нож с перламутровой ручкой и поскреб. — Кровь. Свернувшаяся кровь. Похоже, он порезался о заусеницу в металле. Острый взгляд, мистер Белл.

Исаак не обратил внимания на эту лесть.

— Найдите того, кто просверлил это отверстие.

— Для чего, мистер Белл?

— Мы не можем отыскать всех в Калифорнии, у кого порез на руке, но можно найти того, кто проделал дыру в этом куске металла. Проверьте все автомастерские и всех кузнецов на побережье. Немедленно. Не тяните!

Белл повернулся и пошел поговорить с железнодорожными полицейскими, которые мрачно наблюдали за происходящим.

— Видели когда-нибудь такой крюк?

— Это лодочный якорь.

— Так я и думал. — Белл раскрыл золотой портсигар и протянул, полицейские закурили; Исаак узнал, как их зовут: Том Григгс и Эд Боттомли, а потом спросил: — Если «Лимитед» пустил под откос не тот парень, которого нашли на дереве, как вы думаете, саботажник мог уйти после крушения поезда?

Полицейские переглянулись.

Эд сказал:

— Это крюк выиграл для него уйму времени.

Потом Томас вспомнил:

— Мы нашли под насыпью у Глендейла дрезину осмотрщика. И получили сообщение, что ее кто-то украл из депо в Бербанке.

— Хорошо. Но если он добирался до Глендейла на дрезине, то, пожалуй, добрался в три или четыре часа утра. — Белл задумался. — Как он мог уйти из Глендейла? Трамваи в это время еще не ходят.

— Его мог ждать автомобиль.

— Вы так считаете?

— Ну, можно было бы спросить Джека Дугласа, только его нашли мертвым. Он обходил глендейлский участок. Кто-то убил его прошлой ночью. Заколол, как свинью.

— Впервые слышу, — сказал Белл.

— Ну, может, вы не с теми говорили, — ответил коп, презрительно взглянув на поджидавшего поблизости франтоватого Сандерса.

Исаак Белл едва заметно улыбнулся.

— Что значит «заколол»? Ножом?

— Ножом? — переспросил Эд. — Да где это видано, чтоб нож пробивал человека в кителе насквозь? Убийца либо очень сильный сукин сын, либо ударил шпагой.

— Шпагой? — повторил Белл. — Почему вы решили, что это шпага?

— Даже если он так силен, что ножом пробивает человека насквозь, нож очень трудно вытаскивать. Поэтому нож оставляют в теле. Проклятые штуки застревают. Вот я и подумал о тонком, узком клинке вроде шпаги.

— Очень интересно, — сказал Белл. — Очень интересная мысль… Я должен знать еще что-нибудь?

Полицейские надолго задумались. Белл терпеливо ждал, глядя им в глаза. Приказ полицейского инспектора Джетро Уотта «сотрудничать» с детективами естественным образом не доходил до самого низа, особенно при встрече с такими высокомерными сыщиками Ван Дорна, как Ларри Сандерс. Неожиданно Том Григгс принял решение.

— Нашли в руке у Джека.

Он достал скомканный листок бумаги и расправил его грязными пальцами. Черные буквы отчетливо выделялись на ярком солнце.

ВСТАВАЙТЕ!

РАЗДУВАЙТЕ ПЛАМЯ НЕДОВОЛЬСТВА

УНИЧТОЖАЙТЕ

ПРИВИЛЕГИРОВАННОЕ МЕНЬШИНСТВО

ДА ЗДРАВСТВУЮТ РАБОЧИЕ!

— Не думаю, что это принадлежало Джеку, — сказал Том. — Старик не из тех, кто становится радикалом.

— Похоже на то, — объяснил Эд, — что Джек вырвал это в стычке.

Том сказал:

— Лучше бы он хватался за револьвер.

— Наверно, — согласился Белл.

— То-то и странно — почему не схватился.

— Что вы хотите сказать? — спросил Белл.

Том ответил:

— Я хочу сказать, что было бы ошибкой думать, будто Джек Дуглас в свои девяносто два спал на ходу. В прошлом году двое городских парней из Глендейла пришли сюда в поисках легкой добычи. Наставили на Джека пушки. Джек одному прострелил плечо, а другому вогнал пулю в зад.

Эд усмехнулся.

— Джек сказал мне, что рассиропился. В былые времена он убил бы обоих и снял с них скальп. Я говорю: «Ты не растерял умение. Попал одному в плечо, другому в зад». Он мне: «Я сказал «рассиропился», а не «захирел». Я не промахнулся. Попал туда, куда хотел. Видно, стал слишком добрым к старости». Так что тот, кто свалил вчера ночью Джека, дока.

— Особенно если у него была с собой только шпага, — добавил Том. — Джек увидел бы выпад за милю. То есть я хочу сказать: как мог человек со шпагой подобраться к человеку с револьвером?

— Я думаю о том же, — заметил Белл. — Спасибо, господа. Большое спасибо. — Он достал две карточки и дал каждому. — Если когда-нибудь что-то нужно будет от «Агентства Ван Дорна», свяжитесь со мной.

— Я был прав, — сказал Белл Джозефу Ван Дорну, когда тот вызвал детектива в Лос-Анджелес. — Но не во всем. Противник еще серьезней, чем я считал.

— Да, похоже, он свое дело знает, — ответил Ван Дорн, мрачно повторив слова начальника ремонтной службы Южно-Тихоокеанской железной дороги. — Во всяком случае достаточно, чтобы обводить нас вокруг пальца. Но как он уходит? На товарных поездах?

Белл ответил:

— Я разослал детективов по всем поселкам безработных на Западе. Мы расспрашиваем всех начальников станций и билетных кассиров, кто покупал билеты на скорый на большое расстояние.

Ван Дорн простонал:

— С кассирами вероятность еще меньше, чем с безработными. Сколько пассажиров, по словам Хеннеси, Южно-Тихоокеанская перевозит за год?

— Сто миллионов, — признал Белл.

Глава 7

Когда в Сан-Франциско Исаак Белл позвонил Марион Морган и сказал, что у него есть час, прежде чем он сядет в поезд до Сакраменто, и не может ли она уйти с работы пораньше, она ответила:

— Жди под часами!

Большие магнитные часы в отеле «Святой Франциск», первые такие за Миссисипи — их везли на пароходе вокруг мыса Горн и установили всего неделю назад — уже пользовались большой популярностью. Господствуя над просторным вестибюлем отеля на Пауэлл-стрит, эти часы напоминали старинные напольные и казались несколько старомодными в сравнении с последними европейскими образцами. Но часы работали на электричестве и автоматически контролировали все другие часы в огромном здании отеля на Юнион-сквер.

В вестибюле были восточные ковры и множество кресел и диванов. Электрические лампы с пергаментными и стеклянными абажурами проливали теплый свет, который отражали и умножали позолоченные зеркала. Пахло свежераспиленной древесиной и краской. Через полтора года после того, как возникший в землетрясение пожар уничтожил весь интерьер, самый большой и роскошный отель Сан-Франциско с его четыреста восьмьюдесятью номерами снова действовал, а на будущую весну было запланировано открытие нового крыла. Он мгновенно стал самым популярным отелем в городе. Почти все кресла и диваны были заняты постояльцами, читающими газеты. Заголовки передавали последние слухи о рабочих агитаторах и иностранцах-радикалах, которые пустили под откос «Коуст лайн лимитед».

Марион Морган вошла в вестибюль первой. Она была так взбудоражена предстоящей встречей с Исааком, что не обращала внимания на откровенные восторженные взгляды мужчин, смотревших, как она прогуливается под часами. Золотистые волосы она уложила в высокую прическу, модную, подчеркивавшую красоту длинной шеи и лица. У Марион тонкая талия, изящные руки и, судя по тому, как она плывет по ковру, ноги под платьем должны быть длинными.

Взгляд зеленых, цвета моря у коралловых рифов, глаз устремился к циферблату, когда минутная стрелка встала вертикально и Большие Магнитные пробили три раза; этот звук так напоминал колокольный звон в соборе, что стены от него словно задрожали.

Минуту спустя в вестибюль вошел Исаак, высокий, поразительно красивый, в кремовом шерстяном костюме, в крахмальной рубашке с отложным воротничком и в галстуке в золотую полоску, который она подарила ему, потому что этот галстук шел к его соломенным волосам и усам. Марион так обрадовалась при виде Исаака, что сумела сказать только:

— Ты никогда раньше не опаздывал.

Исаак улыбнулся, открывая крышку своих золотых часов.

— Большие Магнитные спешат на шестьдесят секунд. — Он окинул ее взглядом и добавил: — Такой красивой я тебя еще никогда не видел.

Белл обнял Марион и поцеловал. Потом отвел ее к двум креслам, откуда благодаря нескольким зеркалам мог следить за всем вестибюлем; они заказали официанту во фраке чай с лимонным тортом.

— На что ты смотришь? — спросил Белл.

Марион смотрела на него с мягкой улыбкой на прекрасном лице.

— Ты перевернул мою жизнь.

— На самом деле это было землетрясение, — усмехнулся Исаак.

— Еще до землетрясения. Землетрясение только подтолкнуло.

Девицам в возрасте Марион Морган полагалось давно уже быть замужем, но она, женщина рассудительная, наслаждалась независимостью. Окончив Стенфордский университет, она жила самостоятельно, сама зарабатывала себе на жизнь и к тридцати годам приобрела большой опыт работы старшим секретарем в одном из банков. Всех привлекательных и богатых поклонников, предлагавших ей руку и сердце, ждало разочарование. Возможно, храбрости ей придавал воздух Сан-Франциско, насыщенный бесконечными новыми возможностями. А возможно, виной всему было прекрасное образование и лучшие учителя, которых после смерти матери обеспечил ей любящий отец. Возможно, играли свою роль и смелые новые времена на заре нового столетия. Но Марион была чужда колебании и умела наслаждаться одиночеством.

До тех пор пока в ее жизнь не вошел Исаак Белл и не заставил ее сердце биться так, словно ей семнадцать и она на первом свидании.

«Я так счастлива», — подумала она.

Исаак взял Марион за руку.

Ему не сразу удалось заговорить. Ее красота, изящество, походка — все это не переставало его трогать. Глядя в ее зеленые глаза, он наконец сказал:

— Я счастливейший мужчина в Сан-Франциско. Будь мы в Нью-Йорке, я был бы счастливейшим мужчиной в Нью-Йорке.

Она улыбнулась и отвела взгляд. А когда снова посмотрела на Белла, увидела, что он глядит на газетный заголовок: «ГРОХНУЛСЯ!»

Железнодорожные аварии в 1907 году были повседневным явлением, но знать, что потерпел крушение поезд на Лос-Анджелес (а Исаак Белл все время ездил в поездах), было просто ужасно. Как ни странно, опасности его работы меньше тревожили Марион. Эти опасности не были надуманными, она видела шрамы на его теле. Но тревожиться, что Исаак встретит громилу с пистолетом или вора с ножом, было все равно что беспокоиться о безопасности тигра в джунглях.

Он смотрел на газету, и лицо его темнело от гнева. Марион коснулась его руки.

— Исаак, это крушение связано с твоим делом?

— Да, это по меньшей мере пятая диверсия.

— Но что-то в твоем лице… что-то свирепое… говорит мне, что дело личное.

— Помнишь, я тебе рассказывал об Уише Кларке?

— Конечно. Он спас тебе жизнь. Надеюсь когда-нибудь познакомиться с ним и лично поблагодарить.

— Человек, пустивший под откос поезд, убил Кларка, — холодно сказал Белл.

— Ох, Исаак, мне так жаль!

Белл — это вошло у него в привычку — ничего не таил от невесты и подробно изложил все, что знал о нападениях Саботажника на Каскадный участок Южно-Тихоокеанской железной дороги Осгуда Хеннеси и о том, как пытается предотвратить их. Марион могла сосредоточиться на всех имеющих отношение к делу фактах и увидеть закономерности их возникновения. Но главное она задавала критические вопросы, которые обостряли его мысль.

— Мотив — по-прежнему открытый вопрос, — заключил он. — Что заставляет его учинять такие разрушения?

— Ты веришь, будто этот Саботажник радикал? — спросила Марион.

— Доказательства налицо. Его соучастники. Радикальная листовка. Даже цель: железная дорога — первая цель радикалов.

— Но ты сомневаешься, Исаак.

— Да, — признался он. — Я пытался стать на его место, старался думать, как разгневанный агитатор, но все равно хладнокровное убийство невинных людей не укладывается в голове. В пылу мятежа или забастовки можно напасть на полицейских. Я не оправдываю такое поведение, но по крайней мере могу понять, как искажается образ мыслей человека. Однако безжалостные нападения на обычных людей… бессмысленная жестокость.

— Может, это душевнобольной? Сумасшедший?

— Возможно. Но для ненормального он слишком честолюбив и методичен. Это не нападения под влиянием порыва. Они тщательно обдуманы. И так же тщательно он планирует отход. Если это и безумие, то под строгим контролем.

— Может быть, он анархист?

— Думал над этим. Но зачем убивать столько людей? На самом деле, — задумчиво продолжал Белл, — похоже, он сознательно сеет ужас. Но что он от этого выигрывает?

Марион ответила:

— Публичное унижение Южно-Тихоокеанской железной дороги.

— Ну, этого он, несомненно, добился, — сказал Белл.

— Может, вместо того чтобы думать как радикал, анархист или безумец, ты должен думать как банкир.

— О чем ты?

Он не понимая смотрел на нее.

Марион ответила ясным спокойным голосом:

— Подумай, во что это обходится Осгуду Хеннеси.

Белл задумчиво кивнул. Ирония необходимости «думать как банкир» не укрылась от человека, который ушел от обязательной карьеры в солидном семейном банке. Он коснулся щеки девушки.

— Спасибо. Теперь мне есть над чем поломать голову.

— Я рада, — ответила Марион и насмешливо добавила: — Предпочитаю, чтобы ты ломал голову, а не лез под пистолет.

— А я люблю перестрелки, — тоже насмешливо отозвался Белл. — Они обостряют мысль. Хотя сейчас мы, возможно, говорим не о перестрелке, а о фехтовании.

— О фехтовании?

— Это очень странно. Он убил и Уиша и еще одного человека чем-то вроде шпаги. Вопрос в том, как ему удалось это сделать, когда у противника револьвер. Спрятать рапиру невозможно.

— А может, шпага в трости? Многие в Сан-Франциско носят такие трости для самозащиты.

— Но ведь необходимо извлечь шпагу из трости, а пока суть да дело, противник успеет выстрелить первым.

— Что ж, если он с такой тростью придет к тебе, пожалеет. Ты фехтовал за Йель.

Белл с улыбкой покачал головой.

— Фехтовал, но не дрался на дуэлях. Спортивный поединок и настоящий бой очень отличаются. Мой тренер, а он был дуэлянтом, говорил, что маска скрывает глаза противника. По его словам, когда в первый раз дерешься на дуэли, тебя поражает холодный взгляд противника, намеренного тебя убить.

— И тебя?

— Что — меня?

— Поразил? — Она улыбнулась. — Не говори, что никогда не дрался на дуэли.

Белл улыбнулся в ответ.

— Всего раз. Мы оба были очень молоды. И вид крови сразу убедил нас, что на самом деле мы не хотим убивать друг друга. В сущности, мы до сих пор дружим.

— Если ищешь дуэлянта, их не так уж много в наши дни и в наш век.

— Вероятно, европеец, — рассуждал Белл. — Итальянец или француз.

— Или немец. С этими ужасными гейдельбергскими шрамами на щеке. Марк Твен писал, что они нарочно снимают наложенные хирургами швы и поливают раны вином, чтобы те выглядели страшней.

— Вероятно, не немец, — сказал Белл. — Те предпочитают рубящие удары. Укол, который убил Уиша и второго человека, скорее нанесет итальянец или француз.

— Может, студент? — предположила Марион. — Учился в Европе. Во Франции и Италии много анархистов. Может, там и он набрался всего этого.

— И все-таки не понимаю, как он мог врасплох захватить человека с револьвером. — Белл показал жестом. — За то время, что он вытаскивает шпагу, можно подступить к нему и разбить нос.

Марион потянулась через стол и взяла Белла за руку.

— По правде говоря, я бы хотела, чтоб моей главной заботой был твой разбитый нос.

— В данный момент разбитый нос и даже одна-две раны мне бы не помешали.

— Почему?

— Помнишь Вебера и Филдса?

— Этих двух забавных пожилых джентльменов?

Уолли Кизли и Мак Фултон, проезжая недавно через Сан-Франциско, пригласили ее на ужин и весь вечер смешили.

— Уолли и Мак всегда говорят: «Разбитый нос — несомненный признак прогресса. Когда добыча бьет тебя по носу, ты знаешь, что она уже близко». Так вот сейчас мне бы не помешал добрый удар по носу.

Это замечание заставило обоих улыбнуться. В вестибюль вошли две женщины, одетые по последней моде, и прошли мимо в облаке перьев и шелка. Младшая была так хороша, что мужчины опустили газеты на колени.

Марион сказала:

— Какая прелестная девушка.

Белл уже увидел ее в зеркале.

— Та, что в светло-голубом, — сказала Марион.

— Это дочь Осгуда Хеннеси Лилиан, — объяснил Белл. Он гадал, случайно ли мисс Лилиан Хеннеси оказалась в Сан-Франциско одновременно с ним, и подозревал, что это не совпадение.

— Ты с ней знаком?

— Познакомился на прошлой неделе в личном поезде Хеннеси. Она его секретарь.

— И какова она?

Белл улыбнулся.

— Притворяется соблазнительницей. Стреляет глазами, как французская актриса.

— Анна Хелд.[8]

— Но она умна и разбирается в делах. Очень молода, избалована отцом и, как я полагаю, совершенно не искушена в сердечных делах. Ее сопровождает темноволосая женщина, ее бывшая воспитательница, сейчас любовница Хеннеси.

— Хочешь подойти поздороваться?

— Нет: ведь у меня всего несколько минут, которые я могу провести с тобой.

Марион ответила приятной улыбкой.

— Я польщена. Девица очень молода, неоспоримо прекрасна и, вероятно, очень богата.

— Неоспоримо прекрасна ты, а когда выйдешь за меня, будешь очень богата.

— Но я не наследница.

— Хватит с меня наследниц, благодарю покорно; я их знаю с тех пор, как учился танцевать вальс-бостон в танцевальной школе, — сказал он, тоже с улыбкой. — Медленный вальс с длинными скользящими шагами. Сможем станцевать его на нашей свадьбе, если захочешь.

— Исаак, ты уверен, что хочешь на мне жениться?

— Уверен.

— Большинство назовет меня старой девой. И скажет, что такой мужчина, как ты, должен жениться на девушке его лет.

— Я никогда не делал то, что «должен». Зачем начинать сейчас, когда я наконец встретил девушку своей мечты? И обрел друга на всю жизнь?

— Но что скажет обо мне твоя семья? У меня нет ни гроша. Они решат, что я охочусь за богатством.

— Они сочтут меня счастливейшим человеком в Америке. — Исаак улыбнулся. Но потом серьезно добавил: — А кто думает иначе, пусть проваливает к черту! Мы можем назначить дату?

— Исаак… Я должна поговорить с тобой.

— В чем дело? Что-то случилось?

— Я по уши влюблена в тебя. Надеюсь, ты это знаешь.

— Ты доказывала мне это не раз.

— И очень хочу выйти за тебя. Но нельзя ли немного подождать?

— Зачем?

— Мне предложили очень интересную работу, и я хотела бы попробовать.

— Что за работа?

— Ну… ты, конечно, знаешь Престона Уайтвея?

— Конечно. Престон Уайтвей — бульварный журналист, получивший по наследству три ведущие газеты Калифорнии, в том числе «Сан-Франциско инквайерер». — Он улыбнулся. — Газету, где ты работаешь… Говорят, он очень привлекателен внешне, известен и постоянно похваляется своим богатством, которое заработал сенсационными заголовками. Заодно он запустил когти в политику: пользуясь своим влиянием, помогает друзьям попасть в сенат Соединенных Штатов — и первый среди этих друзей комнатная собачка Осгуда Хеннеси сенатор Чарлз Кинкейд. Я даже думаю, что именно твой мистер Уайтвей помог Кинкейду получить прозвище «инженер-герой».

— Он не мой мистер Уайтвей, но… Ох, Исаак, у него замечательная новая идея. Его осенило, когда газета печатала отчеты о землетрясении. Киножурнал. Он называет его «Киномир». Будут снимать самые важные события и показывать в кинотеатрах и никелодеонах.[9] И, Исаак! — Она взволнованно схватила его за руку, — Престон попросил меня помочь.

— И надолго?

— Не знаю. Полгода, год. Исаак, я знаю, что справлюсь. Этот человек дает мне шанс попробовать. Ты знаешь, я получила в Стэнфорде юридический диплом и была первой на курсе, но женщинам нельзя работать в юриспруденции. Поэтому я и просидела девять лет в банке. Я столько узнала! Но это не то, чем я бы хотела заниматься всю жизнь. Но мне хочется что-нибудь сделать, и это мой шанс.

Белл не удивился желанию Марион получить интересную работу. И не усомнился в ее любви. Оба хорошо понимали, как им повезло, что они встретились. Нужен был компромисс. К тому же он не мог отрицать, что у него самого сейчас дел по горло: нужно остановить Саботажника.

— Что если мы договоримся назначить дату свадьбы через полгода? Когда положение прояснится. Ты сможешь работать и после замужества.

— О, Исаак, это было бы замечательно. Я так хочу участвовать в первом киножурнале!

Магнитные Часы пробили четыре.

— Жаль, что у нас так мало времени, — печально сказала Марион.

Беллу показалось, что прошла всего минута с тех пор, как они сели в кресла.

— Отвезу тебя в твою контору.

Когда они выходили из вестибюля, он заметил, что Лилиан Хеннеси упорно смотрит в другую сторону. Но миссис Комден, когда их взгляды встретились, чуть улыбнулась. Белл вежливо кивнул ей, в который раз пораженный внимательностью и тактом этой женщины, и крепче сжал руку Марион.

Прямо перед «Святым Франциском» стоял красный, как пожарная машина, гоночный локомобиль с бензиновым мотором. Он был приспособлен для уличного движения и снабжен крыльями и мощными фарами. Швейцар отеля отгонял от него мальчишек, грозясь выпороть первого, кто притронется грязными пальцами к блестящему медному орлу на радиаторе или дохнет на красную кожаную обивку сидений.

— Ты получил назад свой локомобиль! Как он прекрасен! — радостно воскликнула Марион.

Любимый локомобиль Белла сильно пострадал в гонке с паровозом на пятьсот миль от Сан-Франциско до Сан-Диего, причем паровоз шел по гладким рельсам, а локомобиль с грохотом трясся по каменистым, грязным дорогам Калифорнии. Белл с мрачной улыбкой вспоминал эту гонку, которую выиграл. В этой гонке его наградойстал арест бандита по прозвищу Мясник — арест под дулом пистолета.

— Как только его отремонтировали на фабрике, я попросил отправить его сюда поездом из Бриджпорта, из Коннектикута. Садись.

Белл склонился над большим рулем, чтобы повернуть ключ зажигания на деревянной приборной доске. Потом привел в действие регулятор и манетку зажигания. Повысил давление в баке с горючим. Швейцар предложил покрутить заводную рукоятку. Не остывший после поездки из товарного депо, где Белл получил машину, четырехцилиндровый двигатель завелся при первом же повороте рукоятки. Белл поднастроил искру и чуть прикрыл заслонку. Отпуская тормоз, он поманил самого маленького мальчика, смотревшего на него широко раскрытыми глазами.

— Помоги-ка. Машина не двинется без гудка.

Мальчик обеими руками стиснул резиновую грушу. Локомобиль зычно заблеял, как канадский баран в Скалистых горах. Мальчишки разбежались. Машина рванулась вперед. Марион рассмеялась и взяла Белла за руку. Вскоре они уже неслись по Маркет-стрит, обгоняя конные повозки, трамваи и более медленные автомобили.

Когда подъехали к двенадцатиэтажному зданию со стальным каркасом, где размещалась редакция «Сан-Франциско инквайерер», Белл заметил у обочины последнее незанятое место. К нему, сигналя, сворачивал светловолосый джентльмен в «роллс-ройсе».

— Это Престон. Вот тебе случай познакомиться.

— Некогда, — ответил Белл, в быстрой последовательности нажимая на газ и тормоз, чтобы большой локомобиль занял свободное место на полсекунды раньше «роллса» Престона Уайтвея.

— Эй! Это мое место.

Белл заметил, что слухи не врут и Уайтвей действительно красив: грубовато-приятный, широкоплечий, чисто выбритый мужчина с чересчур пышной до нелепости копной светлых волос. И ростом не ниже Белла. Хотя он был гораздо шире Исаака в поясе, но выглядел так, словно в колледже играл в футбол и не может припомнить, когда в последний раз не получал того, что хочет.

— Я первый, — сказал Белл.

— Это мое здание.

— Займете место, когда я попрощаюсь со своей девушкой.

Престон Уайтвей вытянул шею, посмотрел за Белла, и протянул:

— Марион! Вы?

— Да. А это Исаак. Познакомьтесь.

— Очень рад, — сказал Престон Уайтвей, хотя его вид противоречил словам. — Марион, нам нужно подняться наверх. Нас ждет работа.

— Идите первым, — холодно ответила она. — Я хочу попрощаться с Исааком.

Уайтвей выскочил из автомобиля и приказал привратнику припарковать его. Проходя мимо, он спросил Белла:

— Быстро ездит этот ваш локомобиль?

— Быстрей вашего, — ответил Белл, кивком показав на «роллс-ройс».

Марион, пряча улыбку, прикрыла рукой рот, а когда Уайтвей уже не мог ее слышать, сказала Беллу:

— Вы похожи на мальчишек на школьном дворе. Как ты можешь ревновать к Престону? На самом деле он неплохой. Тебе понравится, когда познакомишься поближе.

— Не сомневаюсь, — ответил Белл. Он взял ее прекрасное лицо в ладони и поцеловал Марион в губы. — Береги себя.

— Я? Это ты береги себя. Пожалуйста, береги. — Она заставила себя улыбнуться. — Может, стоит вспомнить уроки фехтования.

— Непременно.

— Ох, Исаак! Как жаль, что у нас так мало времени.

— Вернусь, как только смогу.

— Я люблю тебя, дорогой.

Высоко над строительством путей через Каскадные горы на запасной ветке стоял одинокий полувагон. Он стоял сразу за стрелкой, которая, когда закрыта, соединяла с главной линией вспомогательный путь на крутом откосе, ведшем к недавно построенной лесопилке в лесу во многих милях над строительством. В полувагон выше бортов были нагружены свежеизготовленные шпалы из тсуги;[10] им предстояло отправиться на фабрику, где их для сохранности пропитают креозотом.

Саботажник увидел возможность нанести новый удар быстрее, чем он предполагал, и при этом убить одним выстрелом двух зайцев. Нападение потрясет не только Южно-Тихоокеанскую железную дорогу. Если оно удастся, он докажет, что неуязвим для «Агентства Ван Дорна».

Человек холодный и расчетливый, он спланировал взрыв в туннеле очень методично, отведя время на все этапы: от подбора соучастника, обладающего нужной смесью пыла и наивности, до изучения геологических особенностей при выборе места взрыва и разработке путей отхода. Диверсия на «Коуст лайн лимитед» потребовала не меньшей подготовки, включая использование крюка, который должен был с несомненностью показать, что это саботаж, а не просто несчастный случай. У Саботажника было еще много планов нападения, разной степени готовности, хотя теперь, когда детективы Ван Дорна охраняли основные станции и ремонтные депо, кое от чего пришлось отказаться.

Но не всякий саботаж нужно планировать. Система железных дорог, охватывающая весь континент, невероятно сложна. Возможностей напасть множество, нужно только использовать свои знания и ни на миг не ослаблять бдительность, предотвращая возможные ошибки и исключая небрежность.

Пока он действует быстро и внезапно.

Полувагон простоит на запасном пути недолго. На каждую милю пути требуется двадцать семь сотен шпал; всего через день или два испытывающий постоянную нехватку материалов начальник строительства внизу взревет: «Где мои шпалы?», и пришедшие в ужас клерки начнут переворачивать счета, накладные и депеши в поисках исчезнувшего вагона.

Ближайший поселок безработных, где можно затеряться среди людей, готовящих еду, ищущих место для сна, приходящих и уходящих в бесконечных поисках работы, находится у железнодорожной станции в Дансмьюире, в Калифорнии. Но отсюда до Дансмьюира сто пятьдесят миль по железной дороге. Это не оставляет времени на поиски фанатика. Придется поработать с этим полувагоном самому. Рискованно работать в одиночку и так быстро. Но ущерб, который можно причинить при помощи этого единственного вагона, почти неисчислим.

Глава 8

Все еще чувствуя на губах прощальный поцелуй Марион, Белл занял свое место в скором поезде до Сакраменто и ждал, когда состав отойдет от оклендского вокзала. Марион знает его хорошо, даже лучше, чем он сам. С другой стороны, есть вещи, о которых она может никогда не узнать. «Как ты можешь ревновать к Уайтвею?» «Попробую объяснить, — думал Белл. — Во-первых, он с тобой, а я нет, потому что иначе проиграю гонку за Саботажником».

Он закрыл глаза. Белл уже несколько дней не спал в постели, но сон к нему не шел. Мозг напряженно работал. От столицы штата можно несколькими поездами проехать на север к далекому Орегону. Нужно снова посмотреть на взрыв туннеля в Каскадных горах и решить, повторит ли Саботажник нападение в конце туннеля. По дороге можно будет встретиться с Арчи Эбботом, который телеграфировал, что попробует поискать что-нибудь в поселке безработных в пригороде Дансмьюира.

— Мистер Белл?

Ход мыслей Исаака прервал кондуктор. Он в почтительном приветствии поднес пальцы к козырьку форменной фуражки и, незаметно подмигнув, сказал:

— Мистер Белл, дама спрашивает, не будет ли вам удобней сидеть с нею.

Подозревая, что найдет в следующем «пуллмане» предприимчивую мисс Хеннеси, Белл пошел за кондуктором по проходу. Кондуктор провел его по всему поезду через платформу к частному вагону, сцепленному с багажным; впереди виднелся блестящий «Атлантик-4-4-2», который выглядел, словно только что из мастерской.

Белл прошел в вагон и оказался в гостиной, обитой красным плюшем; эта гостиная была бы вполне уместна в борделе мисс Энн Паунд. Лилиан Хеннеси с бокалом шампанского, сменившая светло-фиалковое, под цвет ее глаз, платье на чайно-красное, в тон убранству гостиной, поздоровалась с ним с торжествующей улыбкой.

— Не вы один можете нанять «особый».

Белл холодно ответил:

— Нам неприлично ехать вдвоем.

— Мы не одни. К несчастью.

Белл заговорил:

— Позвольте напомнить, что я обручен с Марион Морган, — но тут открылась дверь во вторую комнату салона. Белл заглянул в нее. Шесть чернокожих музыкантов: кларнет, скрипка, гитара, тромбон и корнет, собравшиеся вокруг пианино, грянули пронзительную импровизацию на тему рэгтайма Аделины Шеперд «Маринованные огурцы с перцем».

Лилиан Хеннеси наклонилась к нему, заглядывая через плечо. Под платьем у нее был S — образный корсет; Белл почувствовал, как ее мягкая грудь прижалась к его щеке. Ему пришлось повысить голос, чтобы перекричать музыку:

— Никогда не встречал джазовых музыкантов, которые исполняли бы роль дуэньи.

— Речь не о них. — Она скорчила гримаску. — О ней. Отец откуда-то узнал о моем намерении перехватить вас в Сан-Франциско. И отправил ее присматривать за мной.

Корнетист так взмахнул своим инструментом, будто хотел проткнуть потолок. В просвет Белл увидел, что пианисткой, пригнувшейся к клавишам, — мелькающие пальцы, горящие глаза, полные губы — была не кто иная, как миссис Комден.

Лилиан сказала:

— Не знаю, как он пронюхал. Но благодаря отцу и миссис Комден ваша честь не пострадает. Пожалуйста, останьтесь. Я прошу только о дружбе. Поезд пойдет быстро. Нам расчистили путь до самого Каскейда.

Белл испытывал искушение. Пути к северу от Сакраменто были забиты грузовыми и рабочими составами, шедшими к строительству кратчайшего пути и от него. Он подумывал, не заказать ли один из «особых» поездов Хеннеси. Поезд Лилиан уже готов к отправлению. Если поехать по расчищенному для дочери президента пути, он сбережет по меньшей мере целый день.

Лилиан сказала:

— В багажном вагоне есть телеграф, если вам понадобится слать сообщения.

Это решило дело.

— Спасибо, — с улыбкой сказал Белл. — Я смиряюсь с вашей ловушкой, но, возможно, в Дансмьюире мне придется сойти.

— Выпейте шампанского и расскажите о мисс Марион Морган.

Когда она протянула ему бокал, поезд тронулся. Лилиан слизнула с изящного пальца пролитую каплю и состроила Исааку глазки на манер французских актрис.

— Она хорошенькая.

— То же самое Марион сказала о вас.

Лилиан скорчила гримасу.

— «Хорошенькая» — это розовые щеки и бумазейное платье. Меня обычно называют не просто «хорошенькой».

— На самом деле она сказала, что вы неоспоримо прекрасны.

— Поэтому вы нас не познакомили?

— Я предпочел напомнить ей, что она тоже неоспоримо прекрасна.

Светло-голубые глаза Лилиан сверкнули.

— Не любите критиковать.

Белл ответил обезоруживающей улыбкой.

— Никогда не критикую тех, в кого влюблен. Советую вам перенять эту полезную привычку, когда вырастете. А теперь расскажите о неприятностях вашего отца с банкирами.

— У него нет неприятностей с банкирами, — отрезала Лилиан, так быстро и с такой яростью, что Белл понял, о чем говорить дальше.

— По его словам, к зиме будут.

— Только если вы не поймаете Саботажника, — колко сказала она.

— А как же паника в Нью-Йорке? Она началась в прошлом марте. И как будто никуда не девается.

Лилиан ответила с трезвой осмотрительностью:

— Если паника еще продлится, весь железнодорожный бизнес рухнет. Мы быстро расширяемся, но даже отец признает, что так не может продолжаться вечно.

Белл в который раз подумал, что Лилиан Хеннеси не просто избалованная наследница.

— Паника угрожает контролю вашего отца над линиями?

— Нет, — быстро ответила она. И объяснила: — Мой отец рано понял, что лучший способ построить вторую железную дорогу — это хорошо управлять первой, сделать ее окупаемой и достойной вложений, а потом получать под нее кредит. Банкиры пляшут под его дудку. Никто в железнодорожном бизнесе не чувствует себя увереннее. Если другие разорятся, он подберет обломки и выйдет из положения, благоухая точно роза.

Белл поднес свой бокал к ее.

— За розы.

Он улыбнулся. Однако не был уверен, правдива ли похвальба молодой женщины или это попытка приукрасить положение. И еще меньше понимал, почему Саботажник так решительно пытается подрубать корни у всего густого сада железных дорог.

— Спросите любого банкира в стране, — гордо сказала Лилиан. — Он вам скажет, что Осгуд Хеннеси несокрушим.

— Позвольте отправить моим людям телеграмму, где им меня найти.

Лилиан прихватила бутылку шампанского и повела Белла в багажный вагон, где кондуктор, одновременно исполнявший обязанности телеграфиста, отправил Ван Дорну сообщение Белла о том, где его искать. Когда они пошли назад в вагон-гостиную, телеграфный ключ снова застучал. Лилиан несколько секунд прислушивалась, потом закатила глаза и через плечо приказала кондуктору:

— Не отвечайте на это.

Белл спросил:

— Кто передает, ваш отец?

— Нет. Сенатор.

— Какой сенатор?

— Кинкейд. Чарлз Кинкейд. Он увивается за мной.

— Правильно ли я понял, что вы не заинтересованы?

— Сенатор Кинкейд слишком беден, слишком стар и слишком раздражает меня.

— Но он очень красив, — вмешалась миссис Комден, улыбнувшись Беллу.

— Очень, — согласилась Лилиан. — И, тем не менее, стар, беден и назойлив.

— Насколько же он стар? — спросил Белл.

— Да ему лет сорок.

— Ему сорок два года, и он полон сил и энергии, — сказала миссис Комден. — Большинство девушек сочли бы его хорошей добычей.

— Я предпочла бы нищего.

Лилиан снова наполнила бокалы. Потом сказала:

— Эмма, есть ли хоть маленькая надежда, что вы сойдете в Сакраменто и исчезнете, а мы с мистером Беллом поедем дальше на север?

— Не в этой жизни, дорогая. Ты еще слишком молода — и слишком невинна, — чтобы путешествовать без дуэньи. А мистер Белл слишком…

— Слишком что?

Эмма Комден улыбнулась.

— Слишком интересный.

Саботажник поднимался вверх к лесопилке, шагая по шпалам, чтобы не скрипел гравий.

Он нес трехфутовый лом, который весил тридцать фунтов. На спине громоздился солдатский, времен американо-испанской войны, парусиновый вещмешок с прорезиненными клапанами. Ремни рюкзака резали плечи. В мешке лежала тяжелая, на два галлона, жестянка с угольным маслом и подкова; ее Саботажник взял у одного из кузнецов, подковывавших мулов, которые тянули фургоны с грузом.

В холодном горном воздухе пахло сосновой смолой и чем-то еще; Саботажник не сразу узнал чем: ветер приносил запах снега. Хотя ночь была ясная, чувствовалось приближение ранней зимы в горах. Глаза привыкли к свету звезд, и Саботажник зашагал быстрее. Рельсы перед ним блестели, деревья вдоль просеки приобретали видимые очертания.

Высокий, длинноногий, сильный, он легко и быстро взбирался по крутому подъему. Гнался за временем. До восхода луны оставалось меньше двух часов. Когда луна поднимется над горами и озарит тьму, его легко будет заметить конным патрулям железнодорожных полицейских.

Через милю он подошел к Y-образному разъезду, где пути расходились. Левая ветка, вдоль которой он шел, спускалась к строительной площадке. Правая поворачивала к недавно завершенному главному пути, идущему на юг. Саботажник убедился, что стрелка, определяющая, по какой ветке пойдет состав, исправна и подсоединена.

Стрелка была настроена так, чтобы состав, спустившись от лесопилки, пошел к строительной площадке. Саботажнику хотелось пустить тяжелые вагоны на главную линию. Если правильно рассчитать время, произойдет лобовое столкновение с идущим на север локомотивом. Такое столкновение блокирует все линии, диспетчерам придется остановить все поезда, и будет прегражден единственный путь, ведущий из этого тупика.

Подъем продолжался, но стал более пологим, и Саботажник ускорил шаг. Пройдя еще милю, он увидел впереди темный полувагон. По-прежнему на месте.

Неожиданно он что-то услышал. Остановился. Замер. Приложил ладони к ушам. И снова услышал звук, такой неуместный здесь. Смех. Пьяный смех где-то выше по горе. Впереди он разглядел оранжевый свет костра. Пьяные лесорубы за бутылкой виски. Слишком далеко, чтобы увидеть или услышать его, и к тому же ослеплены огнем костра. И даже если они услышат, как вагон проходит стрелку, остановить его тогда уже будет невозможно.

Саботажник сошел с пути в канаву и прошел на вспомогательный путь, где стоял полувагон. Отыскал рукоятку стрелки и потянул за нее, ликвидируя просвет между рельсами и соединяя запасной путь с главным. Потом подошел к полувагону, выбил из-под колес деревянные подушки, отыскал холодный край рукояти тормоза и повернул. Тормозные колодки поднялись с массивных стальных колес.

Теперь вагон получил возможность двигаться; Саботажник полагал, что он тронется с места под собственной тяжестью, поскольку рельсы идут под уклон. Но вагон был неподвижен, его держала то ли сила тяжести, то ли небольшое естественное расплющивание колес, упиравшихся в рельсы. Придется найти способ сдвинуть вагон с места.

Саботажник вернулся к вагону, положил в нескольких дюймах за задним колесом подкову, подложил лом под колесо там, где оно встречалось с рельсом, и опустил лом к подкове, которая должна была послужить точкой опоры. Потом всей тяжестью навалился на лом и надавил.

Лом скользнул, металл заскрежетал о металл. Саботажник снова подставил лом и продолжил раскачивать вагон. Колесо сдвинулось на дюйм. Он протолкнул лом глубже, ногой подвинул подкову и снова навалился на свой импровизированный рычаг.

Прямо над ним, буквально над самым ухом, раздалось:

— Что ты делаешь?

Удивленный Саботажник отскочил. В вагоне, привалившись к груде шпал, стоял лесоруб, очнувшийся от пьяного сна, и дышал перегаром. Нечетко выговаривая слова, он продолжал:

— Если он покатится, друг, его до самого низа не остановишь. Сейчас спущусь, помогу остановить.

Саботажник стремительно взмахнул ломом.

Тяжелый стальной стержень ударил пьяницу по голове, и тот, как тряпичная кукла, рухнул на шпалы. Саботажник несколько мгновений смотрел на него и, убедившись, что тот не шевелится, хладнокровно продолжил раскачивать вагон, словно ничего не произошло.

Он почувствовал, что расстояние между колесом и точкой опоры увеличивается. Вагон двинулся. Саботажник бросил лом и прыгнул на вагон, держа в руках жестянку с горючим маслом. Вагон медленно покатился к стрелке, с грохотом миновал ее и продолжал набирать скорость. Саботажник мимо тела лесоруба пробрался к рычагу тормоза и давил на него, пока не почувствовал, как колодки начали замедлять движение колес, убавив скорость вагона до десяти миль. Тогда он открыл жестянку и полил шпалы в вагоне маслом.

Вагон катился еще около мили подошел к развилке, где крутизна склона начинала увеличиваться.

Саботажник зажег спичку и, прикрывая огонек ладонью от ветра, поднес его к маслу. Когда пламя разгорелось, он убрал тормоз. Вагон устремился вперед. Саботажник повис над задними колесами. Этот миг луна выбрала, чтобы появиться над горами и осветить рельсы впереди так ярко, что он смог выбрать безопасное место для прыжка. Саботажник воспринял это как должное. Ему всегда везло. Все всегда шло ему навстречу. Вот и в этот раз. Он прыгнул и легко приземлился. Ему было слышно, как вагон промчался вперед, прогрохотал над стрелкой и повернул налево, в сторону строительной площадки.

Сам он повернул направо, по главной ветке, подальше от стройки. Вагон с грохотом двигался по крутому спуску. Последнее, что он увидел, — оранжевое пламя, спускавшееся с горы. Через три минуты все окрестные полицейские сломя голову побегут на площадку, а он тем временем рванет в другую сторону.

Раскачиваясь, набирая скорость в тридцать, сорок, пятьдесят миль в час, волоча за собой шлейф пламени, вагон-беглец начал растрясать груз; тяжелые шпалы сталкивались, как бревна на корабле в бушующем море. Лесоруба, которого звали Дон Элберт, бросило в одну сторону, потом в другую, руки и ноги его болтались. Ладонь скользнула в щель между шпалами. Когда квадратные тяжелые шпалы двинулись обратно и столкнулись, лесорубу зажало пальцы, и он очнулся с криком боли. Голова ужасно болела и кружилась. Липкий вкус виски во рту объяснял оба знакомых ощущения. Но почему звезды над головой движутся? И почему дрожат бревна, на которых он лежит? Здоровой рукой он пощупал голову под толстой вязаной шапкой и почувствовал резкую боль; рука оказалась в крови. Должно быть, ударился. Хорошо, что у него череп как пушечное ядро.

Нет, он не упал. Он подрался. Лесоруб смутно помнил, что перед тем, как погасли огни, разговаривал с высоким поджарым парнем. Самое удивительное: ему казалось, будто он в поезде. Где он умудрился найти поезд в этом глухом углу в Каскадных горах, оставалось для него загадкой. По-прежнему лежа на спине, он осмотрелся. Сзади огонь. Ветер относит от него языки пламени, но все равно огонь тревожно близко. Он чувствовал его жар.

Свисток прозвучал совсем рядом, руку протяни.

Дон Элберт сел и едва не ослеп от ударившего прямо в лицо паровозного прожектора. Да, он в поезде, который идет быстро, миля в минуту, а прямо навстречу мчится другой поезд. Сотни огней завертелись вокруг, словно в синематографе: пламя позади, прожектор паровоза с зелеными сигнальными огнями по бокам, электрические фонари на столбах, освещающие площадку, огни в окнах задней площадки, огни в палатках, прыгающий свет фонарей в руках тех, кто разбегается в разные стороны, стараясь уйти подальше от поезда, в котором он ехал. Свистящий паровоз все-таки шел не прямо на него, а по соседнему пути. Дон испытал огромное облегчение, а потом прямо впереди увидел стрелку.

На скорости шестьдесят миль в час тяжелый полувагон проскочил закрытую стрелку, словно та была из соломы, а не из стали, и ударил боком локомотив — мощную машину, которая тащила за собой длинную цепочку пустых вагонов. В облаке искр вагон пронесся мимо паровоза, с резким скрежетом миновал тендер, зацепил пустые вагоны (те полетели с рельсов, словно ребенок сердито смахнул фигуры с шахматной доски). Удар почти не замедлил хода полувагона. Подпрыгивая на рельсах, он влетел в депо, где множество механиков ремонтировали паровозы. И прежде чем Дон Элберт успел хотя бы подумать о том, чтобы спрыгнуть, спасая жизнь, все огни перед его глазами снова погасли.

* * *

Тремя милями южнее правый вспомогательный путь соединялся с главным. Здесь начинался крутой подъем. Пройдя около мили по этому подъему, Саботажник забрал свой рюкзак, который спрятал в сосновой роще, достал из саквояжа ножницы для резки проволоки, кошки для подъема и перчатки, прикрепил кошки к обуви и стал у телеграфного столба ждать первый грузовой состав с пустыми вагонами; такие составы регулярно идут на юг за новым грузом. Северный край неба покраснел. Довольный Саботажник смотрел, как краснота становится все ярче. План удался: угнанный вагон стал причиной пожара на строительной площадке и в депо.

Поезд все не шел. Саботажник испугался, что устроил слишком сильный переполох и ни один поезд не выйдет со станции. Если так, он безнадежно застрял в этом тупике. Но вот он увидел наконец белый свет приближающегося поезда. Он надел перчатки, вскарабкался на столб и перерезал все четыре провода. Спустившись, отрезав кратчайший путь от всего мира, он теперь слышал, как пыхтит на рельсах везущий пустые вагоны «Консолидейшн-2-8-0». Подъем замедлил ход поезда настолько, что Саботажник без труда запрыгнул в пустой вагон.

Свернув брезентовый плащ, извлеченный из саквояжа, он подложил его под голову, уснул и спал, пока поезд не остановился набрать воды. Внимательно наблюдая за тормозными кондукторами, Саботажник залез на другой столб и опять перерезал провода. Потом снова уснул, а на следующей остановке опять перерезал провода. На рассвете он все еще медленно двигался на юг по главному пути. Ярко-зеленый вагон предназначался для скота и пропах мулами. Было холодно, он видел собственное дыхание.

Он осторожно поднялся и, когда поезд вошел в поворот, выглянул. В поезде было около пятидесяти пустых вагонов, их тянул мощный, но не быстрый локомотив, последним шел линялый красный служебный вагон. Саботажник укрылся, чтобы его не увидел кондуктор, который из служебного вагона периодически оглядывает поезд. Еще несколько часов, и он сойдет в Дансмьюире.

Глава 9

Проснувшись между тонкими льняными простынями, Исаак Белл обнаружил, что «особый» поезд Лилиан Хеннеси стоит на боковом пути, пропуская товарный состав. Судя по виду из окна купе, поезд остановился посреди пустыни. Единственным признаком цивилизации была идущая параллельно железнодорожной линии проселочная, в рытвинах, дорога. Холодный ветер продувал просеку меж деревьями, поднимая серую смесь сухой, как песок, почвы и угольной пыли.

Белл быстро оделся. Это была уже четвертая с Сакраменто боковая ветка, хоть Лилиан и хвастала, что для нее расчистили дорогу. Единственный рейс, когда «особый», в котором ехал Белл, останавливался так же часто, был после Большого Землетрясения: тогда они пропускали поезда со спасателями. То, что пассажирские поезда и даже священные «особые» уступают дорогу товарным, служило мрачным напоминанием о том, как важен кратчайший путь через Каскадные горы для будущего Южно-Тихоокеанской железной дороги.

Белл направился в багажный вагон, где и так провел полночи, — ему хотелось узнать, нет ли сообщений от Арчи Эббота. В последнем сообщении Арчи предупреждал: не нужно сходить в Дансмьюире; его пребывание в лагере безработных ничего не дало. «Особый» поезд миновал станции и поселки безработных, останавливаясь только чтобы пополнить запас угля и воды.

Джеймс, проводник «особого», увидел Белла, когда тот проходил мимо кухни, и кинулся за ним с чашкой кофе и лекцией о том, как вредно не завтракать джентльмену, который проработал полночи. Завтракать полезно. Но прежде чем Белл успел согласиться, Барретт, кондуктор и телеграфист «особого», встал от ключа и протянул сообщение, написанное четким каллиграфическим почерком. Лицо у него было мрачное.

— Только что поступило, мистер Белл.

Сообщение было не от Арчи, а от самого Осгуда Хеннеси.

САБОТАЖНИК ПУСТИЛ ПОД ОТКОС ПОЕЗД И ПЕРЕРЕЗАЛ ТЕЛЕГРАФНЫЕ ПРОВОДА ТЧК СТАНЦИЯ В РУИНАХ ТЧК ДЕПО В ОГНЕ ТЧК РАБОЧИЕ В УЖАСЕ

Исаак Белл так сильно сжал плечо Барретта, что тот поморщился.

— Сколько времени требуется грузовому составу, чтобы дойти сюда от кратчайшего пути?

— От восьми до десяти часов.

— Только что прошел состав с пустыми вагонами. Он вышел со станции снабжения после вагона-беглеца?

Барретт взглянул на свои карманные часы.

— Нет, сэр. Он должен был выйти задолго до этого.

— Значит, любой из поездов, вышедших после нападения, перед нами?

— Им больше некуда идти. Это единственная колея.

— Тогда он в ловушке!

Саботажник допустил гибельную ошибку. Застрял в конце единственной ветви, идущей по труднодоступной местности. Беллу остается только перехватить его. Но его нужно застать врасплох, прежде чем он спрыгнет с поезда и скроется в лесу.

— Начинайте движение. Мы его перехватим.

— Мы не можем двигаться. Мы на боковой ветке. Есть опасность лобового столкновения с идущим на юг поездом.

Белл кивком указал на телеграфный ключ.

— Узнайте, сколько поездов между нами и сортировочной станцией.

Барретт сел за ключ и начал медленно набирать текст.

— Руки стали медленные, — виновато сказал он. — Много воды утекло с тех пор, как я этим зарабатывал на жизнь.

Пока ключ выстукивал буквы азбуки Морзе, Белл расхаживал по багажному вагону. Основное свободное пространство оставалось перед телеграфным аппаратом. За ним громоздились чемоданы и коробки с провизией, а также «Паккард-Грей-Вулф» Лилиан, привязанный под брезентом. Накануне вечером девушка показывала его Беллу, гордо напомнив ему о том, что он, любитель скорости, и без того знал: великолепная гоночная машина установила несколько рекордов на гонках в Дайтона-Бич.

Барретт осторожно поглядел на Исаака от ключа. Холодная решимость на лице Белла была столь же определенной, как и ледяной блеск глаз.

— Сэр, диспетчер в Уиде сообщает, что знает только об одном составе с севера, вышедшем после несчастного случая.

— Что значит «об одном»? Больше на дороге нет поездов?

— Ночью к северу отсюда в нескольких местах перерезали провода. Пока провода перерезаны, диспетчер не может точно сказать, сколько поездов на линии. У нас нет защиты, нет возможности узнать, что идет с севера, пока не соединят провода. Поэтому мы не можем выйти на главные пути.

Конечно, Белл кипел от гнева. Каждый раз как поезд с пустыми вагонами останавливался, чтобы набрать воду, Саботажник лез на ближайший телеграфный столб и перерезал провода, повергая в хаос всю систему, чтобы легче было уйти.

— Мистер Белл, я рад был бы помочь, но не могу подвергать жизнь людей опасности, если не знаю, что может показаться из-за поворота.

Исаак Белл быстро размышлял. Саботажник увидит дым «особого» за несколько миль, гораздо раньше, чем разглядит паровоз. Даже если Белл остановит поезд, чтобы блокировать главную линию, Саботажник все равно почувствует опасность, когда поезд остановится. У него будет достаточно времени, чтобы спрыгнуть. Местность здесь, к югу от Каскадных гор, не такая суровая и пересеченная, человек может скрыться в лесах и выбраться пешком.

— Скоро ли пройдет товарный состав?

— Меньше чем через час.

Белл властно положил руку на автомобиль Лилиан.

— Разгружайте!

— Но мисс Лилиан…

— Немедленно!

Работники поезда раскрыли дверь багажного вагона, положили пандус и выкатили «паккард» на проселочную дорогу рядом с линией. По сравнению с локомобилем Белла машина была совсем маленькая. Этот открытый автомобильчик на легких, в проволочной сетке колесах едва доходил Исааку до пояса. Серый стальной капот над мотором выступал заостренной мордой. За капотом — рулевое колесо, сиденье с кожаной обивкой и больше почти ничего. Кузов открытый. Под ним по обе стороны от шасси блестящие медные трубы, по семь горизонтальных рядов; они служат радиатором, охлаждающим мощный четырехцилиндровый мотор.

— Прикрепите сзади две канистры с бензином, — приказал Белл, — и запасное колесо.

Пока Белл ходил в гостиную, его приказание выполнили. Он вернулся с ножом за голенищем и двухзарядным «Дерринджером», закрепленным за лентой широкополой шляпы. Под пальто тщательно начищенный пистолет, полуавтоматический «Браунинг № 2» бельгийского производства; американский оружейник приспособил его для стрельбы патронами 380 калибра. Пистолет легкий и быстро перезаряжается. Нехватку мощности он компенсирует идеальной точностью стрельбы.

Из своего вагона, натягивая поверх пижамы шелковый халат, прибежала Лилиан Хеннеси. У Белла промелькнула мысль, что три бутылки шампанского сделали ее еще прекраснее.

— Что вы делаете?

— Саботажник где-то на линии, я хочу его перехватить.

— Я поведу!

Она села за руль и приказала работникам поезда провернуть ручку. Мгновенно проснувшись, она была готова ко всему, глаза горели. Но, когда мотор заработал, Белл во весь голос крикнул:

— Миссис Комден!

Вбежала Эмма Комден — в халате, бледная, с развевающимися волосами.

— Держите! — сказал он.

Белл длинной рукой обнял Лилиан за талию и поднял девушку из машины.

— Что вы делаете? — закричала она. — Пустите!

Он втолкнул Лилиан, кричащую и брыкающуюся, в руки миссис Комден. Обе женщины упали, перепутавшись голыми ногами.

— Я могу помочь! — кричала Лилиан. — Разве мы не друзья?

— Я не подставляю друзей под пистолетный огонь.

Белл сел за руль и послал «паккарда» вперед в облаке пыли.

— Это моя машина! Вы крадете мою гоночную машину!

— Я ее только что у вас купил! — бросил он через плечо. — Пошлите счет Ван Дорну.

Хотя, строго говоря, с мрачной улыбкой думал он, ведя низко сидящую машину по выбоинам проселочной дороги, прорытым тяжело гружеными фургонами, когда «Агентство Ван Дорна» представит Осгуду Хеннеси окончательный счет, тому придется второй раз покупать дочери машину.

Взгляд через плечо показал, что за машиной тянется облако пыли, высокое и черное, как паровозный дым. Саботажник увидит его за мили и сразу насторожится.

Белл крутанул руль. «Паккард» сошел с дороги, поднялся по насыпи и встал на железнодорожные пути. Белл снова повернул руль, загоняя колесо на рельс. Машина пошла по шпалам и балласту. Тряска здесь была гораздо сильнее, хотя и более предсказуема, чем на рытвинах дороги. Если только шину не проколет острый костыль, здесь легче будет сохранить машину, чем на камнях и колдобинах. Белл оглянулся, убеждаясь, что главное преимущество езды по рельсам — никакого облака пыли, которое вьется сзади, как флаг.

С четверть часа он ехал по путям на север. И внезапно увидел уходящий в голубое небо столб дыма. Сам поезд оставался невидимым за поворотом; там дорога как будто проходила по лесистой долине между холмами. Поезд оказался гораздо ближе, чем подумал Белл, увидев дым. Исаак немедленно съехал с путей под насыпь, в заросли кустов. Развернув машину в этом ненадежном убежище, он смотрел, как приближается поезд.

Влажное хлюпанье локомотива перекрыло шум мотора «паккарда», работавшего вхолостую. Вскоре сосущий звук стал еще слышнее. Потом из-за поворота, выбрасывая дым и таща за собой длинную цепочку полувагонов и платформ, показался большой черный паровоз. Легко нагруженный, идущий вниз по склону поезд двигался очень быстро для товарного состава.

Белл насчитал пятьдесят вагонов, всматриваясь в каждый. Платформы пусты. За несколько вагонов для скота он не поручился бы. В большинстве их двери открыты, но никто не выглядывает. Последним шел служебный вагон с застекленным куполом для наблюдения.

Как только служебный вагон прошел, Белл завел мотор, выехал из кустов и повел машину наверх по насыпи и снова на рельсы. Он поставил колеса на правый рельс и увеличил скорость. «Паккард» взревел и понесся за поездом, подпрыгивая на шпалах. При скорости почти сорок миль в час он взбрыкивал и раскачивался из стороны в сторону. Резина визжала о сталь, когда шины ударялись о рельсы. Белл вдвое сократил расстояние, отделявшее его от поезда. Потом еще вдвое и наконец оказался в десяти футах за поездом. Теперь Белл видел, что перескочить в вагон можно только, если встать параллельно ему. Он свел машину с рельса и подъехал к краю насыпи, узкой, крутой и усаженной телеграфными столбами.

Нужно было встать рядом со служебным вагоном и ухватиться за одну из боковых лестниц, прежде чем машина потеряет скорость и отстанет. Белл обогнал поезд, двигаясь рядом с ним. И впереди на расстоянии в длину вагона увидел телеграфный столб, врытый ближе остальных. Места для того, чтобы протиснуться между ним и поездом, не было.

Глава 10

Белл дал полный газ, правой рукой схватился за лестницу служебного вагона и прыгнул. Пальцы его скользнули по стальному поручню. Позади «паккард» врезался в телеграфный столб. Вися на одной руке, он оглянулся и успел увидеть, как машина падает с насыпи. Белл упрямо боролся, чтобы его не постигла та же судьба. Но руку ему словно вывернули из плеча. Боль, как огонь, пробежала по ней. Как он ни старался, ему не удалось помешать пальцам разжаться. Он упал. Но, когда ботинки коснулись гравия, свободной левой рукой Белл ухватился за нижнюю ступеньку лестницы. Ботинки волочились по камням, грозя разорвать его ненадежную хватку. Но ему удалось ухватиться обеими руками, поджать ноги, собраться в тугой клубок, швырнуть тело вверх и подняться, перехватывая перекладины руками, пока он не сумел поставить на ступеньку ногу и влезть на заднюю площадку служебного вагона.

Он распахнул заднюю дверь и одним взглядом охватил нутро вагона. Там тормозной кондуктор помешивал в котелке на пузатой печке, где горел древесный уголь, дурно пахнущее варево. Ящики с инструментами, рундуки с привинченными крышками, которые одновременно служат скамьями и кроватями, туалет, стол, заваленный путевыми листами. Лесенка ведет в купол, наблюдательную вышку поезда, откуда можно следить за всеми вагонами состава и с помощью флажков и фонарей общаться с командой локомотива.

Когда дверь ударилась о стену, тормозной кондуктор вскочил и обернулся от печки, глядя дикими глазами.

— Откуда ты взялся?

— Белл. Дознаватель Ван Дорна. Где ваш кондуктор?

— Пошел в локомотив, когда мы набирали воду. Ван Дорн, говорите? Детективы?

Белл уже поднимался по лестнице в купол, откуда были видны все вагоны поезда.

— Принесите флаг. Дайте машинисту сигнал остановить поезд. В одном из пустых вагонов Саботажник.

Белл облокотился на полку под окном и принялся внимательно разглядывать уходящую вперед вереницу вагонов. Между ним и изрыгающим дым локомотивом их было пятьдесят. На крышах вагонов, закрывавших от него платформы, никого.

Тормозной кондуктор поднялся к Беллу с флагом. На вышке запах похлебки чувствовался еще сильнее. А может, тормозной просто давно не мылся.

— Зайцев не видел?

— Только одного старого бродягу, слишком искалеченного, чтобы ходить. У меня духу не хватило выставить беднягу.

— Где он?

— Где-то в середине поезда. Видите зеленый вагон для скота? Старик в ящике прямо под ним.

— Остановите поезд.

Тормозной выставил флаг в боковое окно и лихорадочно замахал. Через несколько минут из окна кабины локомотива высунулась голова.

— Это кондуктор. Он нас видит.

— Машите флагом.

Пыхтение паровоза замедлилось. Белл почувствовал, как работали тормоза. Вагоны ударялись друг о друга, заполняя разделявшие их промежутки; поезд начал останавливаться. Белл наблюдал за крышами вагонов.

— Как только поезд остановится, бегите вперед и осматривайте все вагоны. Но не пытайтесь никого задержать. Крикните, когда кого-нибудь увидите, потом уходите. Иначе он вас убьет.

— Не могу.

— Почему?

— Когда мы останавливаемся, флаговой должен идти назад. Я этот флаговой. На случай, если за нами идет поезд, я должен сигналить ему, чтобы остановился. Сегодня телеграф не действует.

— Но сначала проверьте каждый вагон, — сказал Белл, извлекая из-под пальто браунинг.

Тормозной спустился из купола. Он спрыгнул на платформу и побежал вдоль поезда, заглядывая в каждый вагон. Машинист засвистел, требуя объяснений. Белл наблюдал за крышами вагонов, перемещаясь на вышке, чтобы видеть обе стороны поезда.

Саботажник лежал в скамье-рундуке меньше чем в десяти футах от купола, сжимая в одной руке нож, в другой пистолет. Всю ночь он тревожился из-за того, что, пустив под уклон полувагон, подверг себя опасности, застрял в конце железнодорожной ветки. Опасаясь, что железнодорожная полиция во главе с детективами Ван Дорна обыщет поезд раньше, чем он доберется до Уида или Дансмьюира, он развил бурную деятельность. На одной из остановок он выбрался из сундука и вернулся в вагон: темнело, и железнодорожники скоро достанут из сундуков фонари. Десять часов спустя, среди ночи, он сошел на товарной станции в Реддинге. Он увидел множество детективов и железнодорожных полицейских. Они обыскивали поезд. Саботажник залег в дренажной трубе и смотрел, как раскачиваются в темноте их фонари. Тем временем он размышлял о расследовании Исаака Белла. Ему хотелось отправить сыщику письмо: «Жаль, что мы не встретились в товарном поезде». Но шутка того не стоила. Не стоит дразнить Белла. Пусть думает, что его не было в поезде. Что он ушел как-то иначе. Он найдет лучший способ посеять смятение.

Перед самым рассветом с сортировочной вышел товарный поезд и загромыхал на юг. Саботажник побежал рядом, схватился за лестницу вагона и забрался под него, втиснулся в паутину поддерживающих балок.

В Сакраменто он выбрался на остановке, пока поезд ждал разрешения войти на станцию. С милю он шел мимо фабрик и домов рабочих, пока не добрался до дешевого пансиона в квартале от здания, в котором размещались власти штата. Заплатил четыре доллара хозяйке за хранение саквояжа и пошел в другой пансион, выбранный наобум в десяти кварталах от первого. Снял комнату, заплатив за неделю вперед. В середине утра дом был пуст, все жильцы ушли на работу. Саботажник закрылся в общей ванной в конце коридора, сложил грязную одежду в вещмешок, побрился и вымылся. В своей комнате он надел на голову первоклассный светлый парик, скрыв собственные волосы, и приклеил театральным клеем бороду и усы того же цвета. Надел чистую рубашку, галстук-самовяз и дорогой пиджачный костюм. Упаковал вещи, переложив кошки для подъема на столбы в саквояж, и вычистил обувь.

Из пансиона он вышел через заднее крыльцо, так что никто не увидел его новой внешности, и кружным путем пошел к железнодорожной станции, постоянно проверяя, не следят ли за ним. Вещмешок он бросил за дощатый забор, но саквояж оставил при себе.

Сотни пассажиров устремлялись к вокзалу Южно-Тихоокеанской железной дороги. Присоединившись к ним, Саботажник растворился среди множества дельцов, едущих по делам в разные далекие города. И неожиданно, не сдержавшись, громко рассмеялся. Он смеялся так сильно, что прикрыл рот рукой, чтобы не слетела борода.

На стойке киоска лежал свежий номер «Харперз уикли». На обложке был изображен не кто иной, как сам Осгуд Хеннеси. Президента железной дороги нарисовали в виде спрута, тянущего железнодорожные линии, как щупальца, к Нью-Йорку. Широко улыбаясь, Саботажник за десять центов купил журнал.

Продавец смотрел на него, поэтому он прошел к другому киоску за пределами вокзала и спросил:

— Нет ли у вас карандаша? Толстого? А также конверт и марку, пожалуйста.

Закрывшись в ближайшем туалете, он оторвал обложку журнала, сделал на ней надпись и запечатал в конверт. Конверт он адресовал главному дознавателю Исааку Беллу, Сан-Франциско, «Агентство Ван Дорна».

Приклеил марку, вернулся на вокзал и бросил конверт в почтовый ящик. Потом сел на скорый до Огдена, шестьюстами милями севернее. В Огдене, близ Солт-Лейк-Сити сходятся девять железных дорог.

Подошел кондуктор.

— Господа, билеты.

У Саботажника был билет. Но, уже собираясь достать его из жилетного кармана, он почуял опасность. Он даже не стал гадать, что вызвало тревогу. На вокзале в Сакраменто он видел множество полицейских. Билетный кассир внимательно его разглядывал. На перроне он даже заметил подозрительного типа, который мог быть детективом Ван Дорна. При посадке, доверившись чутью, Саботажник оставил билет в кармане ипредъявил железнодорожный пропуск.

Глава 11

Сорок восемь часов Белл преодолевал многочисленные препятствия на пути к строительству кратчайшего пути через Каскадные горы, к его началу. Диспетчеры Южно-Тихоокеанской дороги были обескуражены отсутствием телеграфной связи, и все расписание пошло прахом. Лилиан сдалась и отправила свой «особый» назад в Сакраменто. Белл пересаживался с одного товарного поезда на другой и наконец приехал на составе, груженном брезентом и динамитом. «Южно-Тихоокеанская компания» использовала время лучше, чем он. Сгоревшее паровозное депо снесли, обломки вывезли, и сотня плотников сооружала новую постройку из древесины, которую доставляли с лесопилки. «Зима, — объяснил скорость восстановления дородный десятник. — Кому охота ремонтировать паровозы в снегу».

Груды покореженных рельсов погрузили на платформы, и там, где горящий полувагон вывел из строя стрелки, проложили новые пути. Краны поставили упавшие вагоны на новые рельсы. Рабочие воздвигали гигантские круглые палатки взамен столовой, сгоревшей вместе с депо. Обедали стоя, все были хмуры, и Белл подслушал разговор об отказе выходить на работу. И не потому, что не было столов и стульев. Рабочие просто боялись. Он слышал вопрос: «Если железная дорога не может нас защитить, кто может?» Ответ, горячий и сердитый, слышался со всех сторон: «Нужно спасаться самим. Получить зарплату и уходить».

Белл увидел входящий на площадку ярко-красный личный вагон Осгуда Хеннеси и заторопился к нему, хотя ничего хорошего от встречи не ждал. Джозеф Ван Дорн, присоединившийся к Хеннеси в Сан-Франциско, встретил его у входа, мрачный и серьезный.

— Старик вне себя, — сказал он. — Придется стиснуть зубы и слушать его рев.

И Хеннеси действительно взревел. Хотя не сразу. Вначале он говорил так, будто сдался.

— Я не преувеличиваю, парни. Если до снега мы не дойдем к мосту, кратчайшему пути крышка. И эти сукины дети банкиры вынесут меня вместе с ним. — Он печально посмотрел на Белла. — Я видел ваше лицо, когда сказал, что начинал, забивая костыли, как мой отец. Вы удивились — неужто этот тощий высохший старик мог поднимать молот. Я не всегда был кожа да кости. В те дни я мог бы дать вам сто очков вперед. Но у меня больное сердце.

— Ну не нужно, — успокаивал его Ван Дорн.

Хеннеси оборвал его.

— Вы спрашивали о сроке. Это у меня срок. Никто из живущих на Земле не сможет закончить кратчайший путь через Каскады. Новым парням это просто не по плечу. Со временем они поведут поезда, но только по путям, которые проложил я.

— Бухгалтеры не создают империй, — сказала миссис Комден.

Что-то в том, как она его успокаивала, заставило Хеннеси вспылить. Он сорвал с потолка чертеж дороги через Каскады.

— Лучший на Западе мост почти закончен! — закричал он. — Но дорога никуда не ведет, пока мой кратчайший не присоединен. Я оставляю здесь самых дорогих детективов; и что я вижу? Еще неделя убита на восстановление того, что уже было построено. Люди напуганы, они боятся работать. Двое тормозных кондукторов и мастер депо погибли. Четверо проходчиков обгорели. Десятник лежит с разбитой головой. И лесоруб без памяти.

Белл быстро переглянулся с Ван Дорном.

— Что делал лесоруб на строительной площадке? Лесопилка высоко в горах.

— Черт его знает! — рявкнул Хеннеси. — И вряд ли парень придет в себя и расскажет.

— Где он?

— Не знаю. Спросите Лилиан… Нет, черт возьми, не выйдет. Я отправил ее в Нью-Йорк уламывать проклятых банкиров.

Белл повернулся, вышел из личного вагона и отыскал лазарет, устроенный компанией в пуллмановском вагоне. Там лежали обгоревшие шахтеры в белых повязках, а десятник, тоже в бинтах, кричал, что он, черт возьми, здоров, выпустите, мне нужно строить дорогу. Но лесоруба не было.

— Его унесли друзья, — сказал врач.

— Почему?

— Моего разрешения никто не спрашивал. Я обедал.

— Он был в себе?

— По временам.

Белл поспешил в контору полицейского инспектора — он заблаговременно подружился с диспетчером и главным клерком, державшим в голове огромное количество сведений. Клерк сказал:

— Я слышал, его увезли куда-то в город.

— Как его звали?

— Дон Элберт.

Белл взял на полицейской конюшне лошадь и стремительным галопом пустил ее в поселок, выросший возле стройки. Этот временный город палаток, хижин и брошенных грузовых вагонов располагался в низине; вагоны были переоборудованы в салуны, танцевальные залы и бордели, обслуживавшие строителей. Днем среди недели грязные улицы пустовали, словно их обитатели переводили дух перед следующей получкой вечером в субботу.

Белл сунул голову в грязный салун. Бармен, сидевший на доске, уложенной на две пивные бочки, мрачно поднял голову от недельной давности газеты «Сакраменто».

— Где гуляют лесорубы? — спросил его Белл.

— В «Двойном орле», ниже по улице. Но сейчас там никого. Они режут шпалы в горах. Работают по две смены, чтобы успеть до снега.

Белл поблагодарил его и направился в «Двойной орел», побитый грузовой вагон, снятый с рельсов. На крыше был нарисован красный орел с расправленными крыльями, и владельцы раздобыли где-то крутящиеся на шарнирах двери. Как и в предыдущем салуне, единственной живой душой здесь был бармен, такой же мрачный. Он повеселел, когда Белл бросил на прилавок монету.

— Что будете пить, мистер?

— Я ищу лесоруба, пострадавшего в несчастном случае. Дона Элберта.

— Я слышал, он без памяти.

— А я слышал, что он время от времени приходит в себя, — сказал Белл. — Где его найти?

— Вы полицейский?

— А что, я похож на полицейского?

— Не знаю, мистер. Они слетелись сюда, как мухи на падаль. — Он снова осмотрел Белла и принял решение. — За ним ухаживает старуха в хижине у ручья. Идите вниз по колеям до ручья, не промахнетесь.

Привязав лошадь, Белл спустился к ручью, который, судя по зловонию, служил городской сточной канавой. Миновал старинный вагон «Сентрал Пасифик», когда-то выкрашенный желтой краской. В стене вагона были прорублены отверстия, служившие окнами. Из одного такого отверстия молодая женщина шмыгая носом сказала:

— Нашел, красавчик. Здесь то, что тебе нужно.

— Нет, спасибо, — вежливо ответил Белл.

— Милый, ничего лучше ты дальше не найдешь.

— Я ищу женщину, которая ухаживает за раненым лесорубом.

— Мистер, да она уже давно в тираж вышла.

Белл пошел дальше и увидел несколько жалких хижин, сколоченных из упаковочных ящиков. Тут и там виднелись надписи, указывавшие на первоначальное содержимое ящиков: «КОСТЫЛИ». «ХЛОПОК». «ГВОЗДИ». «КОМБИНЕЗОНЫ». У хижины, на которой было написано «ПИАНО РОЛЛЗ», он увидел старуху. Она сидела на перевернутом ведре, держась за голову. Волосы у нее были седые, хлопчатобумажное платье и шаль на плечах — слишком тонкие для промозглой сырости, поднимавшейся от зловонного ручья. При виде Белла она вскочила с выражением ужаса на лице.

— Его здесь нет! — закричала она.

— Кого? Спокойней, мэм. Я не причиню вам вреда.

— Донни! — кричала она. — Полиция!

Белл сказал:

— Я не полицейский. Я…

— Донни! Беги!

Из хижины выбежал лесоруб шести с лишним футов ростом. У него были огромные каштановые усы, спускающиеся ниже небритого подбородка, и большой нож в кулаке.

— Вы Дон Элберт? — спросил Белл.

— Донни мой двоюродный брат, — ответил лесоруб. — Шли бы вы отсюда, мистер. Это семейное дело.

Опасаясь, что Дон Элберт может выбежать через черный ход, Белл поднес руку к шляпе и взял «Дерринджер» сорок пятого калибра.

— Я не меньше других люблю бой на ножах, просто сейчас у меня мало времени. Бросайте нож!

Лесоруб и глазом не моргнул. Он попятился на четыре шага и достал второй нож, более короткий, без рукояти.

— Спорим, я метну его точнее, чем вы пальнете из своей курносой пушки?

— Я не игрок, — сказал Белл, достал из пальто свой новый браунинг и выстрелом выбил нож из руки лесоруба. Тот закричал от боли и недоверчиво посмотрел на свой нож, в полете сверкавший на солнце. Белл сказал: — В большой нож я всегда попаду, но вот в этот второй — не уверен. Так что просто бросьте его, иначе я отстрелю руку.

Лесоруб бросил нож для метания.

— Где Дон Элберт? — спросил Белл.

— Не трогайте его, мистер. Он тяжело ранен.

— Если он тяжело ранен, ему следует быть в больнице.

— Он не может пойти в больницу.

— Почему?

— Полицейские винят его в том, что из-за него уехал вагон.

— Почему?

— Он был там, внутри.

— Внутри? — повторил Белл. — Я должен поверить, будто ваш брат выжил в вагоне, который шел миля в минуту?

— Да. Потому что он выжил.

— У Донни голова как пушечное ядро, — сказала старуха.

Шаг за шагом Белл вытянул из лесоруба и старухи, как оказалось, матери Дона Элберта, всю историю. Элберт, пьяный, спал сном праведника в полувагоне и помешал человеку, который стронул вагон с места. И тот ударил его по голове ломом.

— У него голова как чугунная, — заверил Белла лесоруб, и мать Дона подтвердила это. Она со слезами рассказала, что в больнице стоило ему открыть глаза, как полицейский начинал на него орать.

— Донни боялся рассказывать о человеке, который его ударил.

— Почему? — спросил Белл.

— Боялся, что ему не поверят, и потому притворился, что пострадал сильней, чем на самом деле. Я рассказала вот этому его брату, Джону. Джон собрал друзей, и они унесли Дона, когда врач обедал.

Белл заверил старуху, что распорядится, чтобы полицейские не трогали ее сына.

— Я дознаватель Ван Дорна, мэм. Полицейские подчиняются мне. Я прикажу им оставить его в покое.

Наконец он убедил старуху впустить его в хижину.

— Донни. Тут к тебе человек.

Белл сел на ящик у дощатой кровати, на которой на соломенном матраце лежал перевязанный Дон Элберт. Это был рослый мужчина, крупнее брата, с большим круглым лицом, с большими усами и с огромными, задубелыми от работы руками. Он не только не был без памяти, но и оказался человеком, способным проявить себя внимательным наблюдателем. И, насколько было известно Беллу, один побывал рядом с Саботажником и остался в живых.

— Как вы себя чувствуете? — спросил Белл.

— Голова болит.

— Неудивительно.

Дон Элберт рассмеялся и поморщился от боли, вызванной смехом.

— Я так понял, тот человек ударил вас.

Элберт осторожно кивнул.

— Ломом, я думаю. По крайней мере так мне показалось. Железо, не дерево. Совсем не похоже на топорище.

Белл кивнул. По-видимому, Дон Элберт за свою жизнь не раз получал топорищем по голове — обычное дело для лесоруба.

— Случайно не видели его лицо?

Элберт посмотрел на брата, потом на мать.

Она сказала:

— Мистер Белл обещает, что велит полицейским от тебя отстать.

— Он метко стреляет, — добавил Джон.

Дон Элберт кивнул, снова поморщившись от боли, вызванной этим движением.

— Да, видел.

— Была ночь, — заметил Белл.

— Наверху звезды светили как прожекторы. Костер возле вагона не горел, глаза не слепило. Да, я его видел. Я смотрел на него сверху — стоял на шпалах, а он посмотрел на меня против звездного света, когда я заговорил, поэтому я ясно видел его лицо.

— Помните, как он выглядел?

— Он ужасно удивился. Чуть из штанов не выпрыгнул. Не ждал гостей.

Это, пожалуй, слишком хорошо, чтобы быть правдой, думал Белл с нарастающим возбуждением.

— Можете его описать?

— Чисто выбрит, без бороды, на голове шахтерская шапка. Волосы, вероятно, черные. Большие уши. Острый нос. Широко расставленные глаза. Цвета их не видел. Было недостаточно светло. Щеки худые… то есть чуть впалые, я хочу сказать. Широкий рот, примерно как у вас, только без усов.

Белл не привык к тому, чтобы свидетели давали такие точные и подробные описания. Обычно, чтобы выяснить такие подробности, приходилось долго слушать и задавать множество вопросов. Но у лесоруба память была как у газетного репортера. Или у художника. И это навело Белла на мысль.

— Если я приведу к вам художника, расскажете ему, что видели, пока он рисует?

— Я сам нарисую.

— Прошу прощения?

— Донни хорошо рисует, — сказала его мать.

Белл с сомнением посмотрел на грубые руки Элберта. Пальцы толстые, как сосиски, все в мозолях. Но, если он художник, это объясняет его внимание к мелочам. И опять Белл подумал: «Какой удивительный прорыв. Слишком хорошо, чтобы быть правдой».

— Дайте мне бумагу и карандаш, — сказал Дон Элберт. — Я умею рисовать.

Белл дал ему свой карманный блокнот и карандаш. Поразительно быстро, умелыми движениями мощные руки изобразили красивое лицо с чеканными чертами. Белл внимательно разглядывал рисунок, чувствуя, как тают его надежды. Поистине чересчур хорошо, чтобы быть правдой.

Скрывая разочарование, он похлопал раненого гиганта по плечу.

— Спасибо, дружище. Вы очень помогли. А теперь нарисуйте меня.

— Вас?

— Можете нарисовать мой портрет? — спросил Белл.

Простая проверка наблюдательности гиганта.

— Конечно.

Толстые пальцы снова пустились летать. Спустя несколько минут Белл поднес рисунок к свету.

— Словно смотришься в зеркало. Вы действительно нарисовали то, что видели?

— А как иначе?

— Большое спасибо, Донни. Ну, отдыхайте.

Он вложил в руки старухе несколько золотых монет — двести долларов, достаточно, чтобы прожить зиму, — пошел назад, туда, где привязал лошадь, вернулся на строительную площадку и отыскал Джозефа Ван Дорна. Тот расхаживал по вагону Хеннеси, пыхая сигарой.

— Ну?

— Лесоруб оказался художником, — сказал Белл. — Он видел Саботажника. И нарисовал его портрет. — Он раскрыл блокнот и показал Ван Дорну рисунок. — Узнаете этого человека?

— Конечно, — проворчал Ван Дорн. — А вы нет?

— «Брончо Билли» Андерсон.

— Актер.

— Бедняга, наверно, видел его в «Большом ограблении поезда».

Кинофильм «Большое ограбление поезда» шел несколько лет назад. Расстреляв поездную бригаду, преступники уехали на паровозе к поджидавшим их лошадям, преследуемые полицией. Мало кто в Америке не видел эту картину хоть раз.

— Никогда не забуду, как в первый раз посмотрел эту фильму, — сказал Ван Дорн. — Это было в Нью-Йорке, в «Водевиле» Хаммерстейна, на углу Сорок второй улицы и Бродвея. В театре, где в перерывах между действиями показывали кино. Когда начинался фильм, все вставали и шли выпить или покурить. Но потом некоторые остановились, чтобы посмотреть, и постепенно все вернулись на свои места. Как загипнотизированные. Пьесу я видел в девяностые годы. Но кино гораздо лучше.

— Припоминаю, — сказал Белл, — что Брончо Билли исполнял несколько ролей.

— Я слышал, он сейчас ездит по Западу на собственном поезде, снимает кино.

— Да, — подтвердил Белл, — Брончо Билли основал собственную студию.

— У него мало времени, чтобы выводить из строя железные дороги, — сухо заметил Ван Дорн. — Мы опять остаемся ни с чем.

— Не совсем так, — возразил Белл.

Ван Дорн недоверчиво посмотрел на него.

— Наш лесоруб вспомнил знаменитого актера, которого видел в кино.

— Взгляните сюда. Я решил проверить, насколько точно он запоминает.

Белл показал Ван Дорну свой портрет.

— Черт побери! Отличный рисунок! Это он нарисовал?

— Когда я сидел перед ним. Он действительно умеет рисовать лица.

— Не совсем. Уши неправильные. И он добавил вам ямочку на подбородке, как у Брончо Билли. У вас не ямочка, а шрам.

— Рисунок не идеальный, но сходство очень велико. К тому же Марион говорит, что шрам похож на ямочку.

— Марион неравнодушна, а вы счастливчик. И, тем не менее, наш лесоруб мог видеть любую из картин Брончо Билли. Или видеть его где-нибудь на сцене.

— Все равно мы теперь знаем, как выглядит Саботажник.

— Вы хотите сказать, что он действительно двойник Брончо Билли?

— Скорее уж двоюродный брат.

Белл начал показывать отдельные детали рисунка.

— Не двойник. Но, если лицо Саботажника напомнило лесорубу Брончо Билли, мы ищем человека с большими ушами, широким лбом, раздвоенным подбородком, проницательным взглядом и интеллигентным лицом с резкими чертами. Это не двойник Брончо Билли. Но я бы сказал, что в целом Саботажник похож на кинозвезду.

Ван Дорн сердито пыхтел сигарой.

— Приказать детективам не задерживать некрасивых?

Исаак Белл стоял на своем, стараясь, чтобы босс увидел все возможности. Чем больше он думал, тем больше убеждался, что это след.

— Как по-вашему, сколько лет этому парню?

Ван Дорн, нахмурившись, посмотрел на рисунок.

— От двадцати с небольшим до сорока с небольшим.

— Итак, мы ищем красивого мужчину в возрасте от двадцати с небольшим до сорока с небольшим. Напечатаем копии этого рисунка. Распространим повсюду, покажем безработным и бродягам. Покажем дежурным по станциям и билетным кассирам. Кто-нибудь его обязательно видел.

— Пока никто не видел. Никто живой. Кроме вашего Микеланджело-лесоруба.

Белл сказал:

— Я по-прежнему ставлю на машиниста или на кузнеца, просверлившего отверстие в крюке из Глендейла.

— Парни Сандерса могут его отыскать, — согласился Ван Дорн. — В газетах достаточно писали об этом, и я ясно дал Сандерсу понять, что он может лишиться мягкой койки в Лос-Анджелесе в связи с переводом в Монтану, в Миссулу. Если все это не сработает, может, кто-нибудь увидит Саботажника и останется в живых в следующий раз. А мы знаем, что следующий раз будет обязательно.

— Да, будет, — мрачно согласился Белл. — Если мы его раньше не остановим.

Глава 12

Поселок перебивающихся случайными заработками бродяг в пригороде Огдена занимал лесистый участок между железнодорожной линией и ручьем, который давал воду для питья и умывания. Это был один из самых больших таких поселков в стране — девять веток дороги встречались здесь, день и ночь во всех направлениях шли товарные составы, — и с каждым днем он увеличивался. Из-за паники одна за другой закрывались фабрики, и все больше людей устремлялись в поисках работы к железной дороге. Шляпы выдавали новичков. Котелки горожан превосходили числом головные уборы шахтеров и ранчеров. Попадались даже мягкие фетровые шляпы «трильби» и «хомбург»; такие носят люди, которые никогда не думали, что могут разориться.

Тысячи сезонных рабочих торопятся до темноты закончить уборку. Они вываривают белье в котлах с горячей водой, развешивают его на веревках и ветках, а котлы ставят на камни просушиться. Когда наступает ночь, они забрасывают костры землей и едят свой скромный ужин в темноте.

Конечно, хорошо бы поддерживать огонь. На севере Юты в ноябре холодно, время от времени над лагерем порывистый ветер несет снег. На высоте пять тысяч футов над уровнем моря поселок открыт порывам западного ветра с соседнего Большого Соленого озера и восточного — с гор Уосатч. Но железнодорожные полицейские со станции Огден, вооруженные пистолетами и дубинками, три ночи подряд являлись в поселок, убеждая растущее население переместиться. Никто не хотел, чтобы они пришли и на четвертую ночь, поэтому костров в темноте не жгли. Ели молча, опасаясь полицейских и боясь подступающей зимы.

Как в любом городе и поселке, здесь были районы, с очевидными сознанию обитателей границами. В некоторых районах люди настроены более дружелюбно, в некоторых безопаснее, чем в других. Ниже по течению и дальше всего от железной дороги, там, где ручей впадает в реку Уибер, — район, который лучше навещать вооруженным. Здесь правило «живи и давай жить другим» уступает место другому: «отбирай, или отберут».

Саботажник бесстрашно направился туда. В преступном мире он был в своей стихии. Но даже он ослабил нож за голенищем и переложил пистолет из глубокого кармана пальто за пояс, откуда мог быстро выхватить его. Несмотря на отсутствие огней, тьма не была кромешной. Пыхтящие поезда постоянно прорезали ночь лучами прожекторов, в тонком снежном покрове золотым блеском отражались окна пассажирских вагонов. На подъезде к городу цепочка мягких вагонов замедлила бег, и в свете их окон саботажник увидел в тени дерева сгорбленную фигуру, руки в карманах.

— Шарптон, — хрипло окликнул он, и Шарптон отозвался:

— Здесь, мистер.

— Покажи руки, чтобы я их видел, — приказал Саботажник.

Шарптон повиновался: отчасти потому, что саботажник платил ему, отчасти из страха. Грабитель банков и поездов, немало времени проведший за решеткой, Пит Шарптон умел распознать при встрече опасного человека. Лица этого он никогда еще не видел. Встречались они всего раз, когда Саботажник выследил Шарптона и остановил в переулке за конюшней, где Шарптон снимал угол. Всю жизнь проведший в столкновениях с законом, Шарптон понял, что более опасного человека не встречал никогда.

— Нашел своего человека? — спросил Саботажник.

— Он выполнит работу за тысячу долларов, — ответил Шарптон.

— Отдай ему пятьсот. За второй половиной пусть приходит, когда работа будет сделана.

— А что помешает ему сбежать с пятью сотнями? Деньги получил, никакого риска.

— А вот что: он должен ясно понять, что ты его выследишь и убьешь. Можешь объяснить ему это?

Шарптон усмехнулся в темноте.

— О да. К тому же он теперь не велика птица. Сделает, как велено.

— Возьми-ка, — сказал саботажник.

Шарптон ощупал сверток пальцами.

— Это не деньги.

— Деньги через минуту. Это запальный шнур, который он должен использовать.

— Не возражаете, если я спрошу зачем?

— Вовсе нет, — с готовностью ответил Саботажник. — Выглядит точь-в-точь как быстро горящий фитиль. Обманет даже опытного медвежатника. Я правильно понял, что твой человек опытный?

— Всю жизнь вскрывает сейфы и грабит поезда.

— То, что надо. Но, как бы этот фитиль ни выглядел, он медленный. Когда он загорится, для взрыва динамита потребуется больше времени, чем будет думать твой человек.

— Если он будет гореть долго, взорвется весь поезд, а не просто перекроет пути.

— Тебе что-то не нравится, Шарптон?

— Я просто так сказал, — торопливо оговорился Шарптон. — Хотите взорвать поезд, а не просто ограбить, так это не мое дело. Платите вы.

Саботажник передал Шарптону второй пакет.

— Здесь три тысячи долларов. Две тебе, третья — твоему человеку. Пересчитать в темноте не сможешь. Придется поверить.

Глава 13

Рисунок лесоруба доказал свою полезность пять дней спустя.

Зоркий билетный кассир Южно-Тихоокеанской в Огдене вспомнил человека, похожего на рисунок Дона Элберта. Хотя у покупателя была борода, а волосы почти того же цвета, что у Белла, кассир настаивал, что лицо было то же самое.

Белл лично расспрашивал его, желая убедиться, что кассир не из фанатиков «Большого ограбления поезда», и ответы кассира произвели на него такое впечатление, что он приказал детективам проверить орегонский скорый.

Следующая удача ждала в Неваде, в Рино. Один из кондукторов скорого, житель Рино, тоже вспомнил такого пассажира и согласился, что это мог быть человек с рисунка.

Белл бросился в Неваду, застал кондуктора дома и небрежно, словно поддерживая беседу, спросил, смотрел ли тот «Большое ограбление поезда». Собираемся, ответил кондуктор, когда в следующий раз покажут в варьете. Хозяйка целый год упрашивает сводить ее.

В Рино Белл сел на ночной экспресс до Огдена и, проезжая горы Тринити, поужинал в поезде. Когда поезд остановился в Лавлоке, Исаак отослал телеграммы, а на остановке в Имлее получил ответы на них и наконец спокойно уснул в купе пуллмановского вагона, который шел по Неваде. Телеграммы, ждавшие его в Монтелло, на самой границе с Ютой, ничего нового не содержали.

Приближаясь в середине дня к Огдену, поезд шел мимо Великого Соленого озера по краснодеревным шпалам Люсинского объездного пути. Осгуд Хеннеси потратил восемь миллионов долларов и вырубил мили орегонского леса, чтобы построить этот перегон между Люсином и Огденом.

Этот отрезок сократил время поездки из Сакраменто в Огден на два часа и привел в отчаяние Коммодора Вандербильта и Дж. П. Моргана, конкурентов Хеннеси на южных и северных маршрутах. Совсем близко к городу, соединявшему все пути, там, откуда виднелись снежные вершины гор Уосатч, поезд остановился.

Кондуктор сказал, что в шести милях впереди пути перекрыты.

Взрыв пустил под откос шедший на запад «Сакраменто лимитед».

Белл выскочил из вагона и побежал вдоль поезда вперед к головной части. Машинист и кочегар вышли из кабины и курили, стоя на щебне насыпи. Белл предъявил им удостоверение «Агентства Ван Дорна» и приказал:

— Подвезите меня как можно ближе к месту крушения.

— Простите, мистер детектив, но мне может приказать только диспетчер.

В руке Белла неожиданно оказался «Дерринджер». Два темных ствола смотрели на машиниста.

— Вопрос жизни и смерти, начиная с вашей собственной, — проговорил Белл. Он показал на скотосбрасыватель перед локомотивом и сказал: — Отведите его к месту крушения и не останавливайтесь, пока не уткнетесь в обломки!

— Вы не можете хладнокровно застрелить человека, — сказал кочегар.

— Еще как может, — сказал машинист, опасливо переводя взгляд с «Дерринджера» на лицо Белла. — Лезь обратно, кидай уголь.

Локомотив, большой 4-6-2, прошел шесть миль, прежде чем тормозной кондуктор с красным флажком остановил его там, где рельсы исчезали в большой яме. Сразу за этой ямой лежали на боку шесть пуллмановских вагонов, багажный вагон и тендер. Белл спрыгнул с паровоза и пошел к месту крушения.

— Сколько пострадало? — спросил он у железнодорожника, на которого ему указали как на начальника ремонтников.

— Тридцать пять человек. Четверо серьезно.

— Погибшие есть?

— Нет. Повезло. Ублюдок взорвал полотно минутой раньше. Машинист успел сбросить скорость.

— Странно, — сказал Белл. — Его нападения всегда были тщательно рассчитаны по времени.

— Ну, им конец. Мы его взяли.

— Что? Где он?

— Шериф схватил его в Огдене. Ему еще повезло. Пассажиры хотели его линчевать. Он ушел, но потом кто-то его узнал, он прятался в конюшне.

Белл нашел локомотив за местом крушения и приехал на нем в огденское депо.

Тюрьма размещалась в самом здании ратуши Огдена, в квартале от вокзала. Белла опередили два старших детектива Ван Дорна, дуэт по прозвищу Вебер и Филдс — Мак Фултон и Уолли Кизли. Никто из них не шутил. У обоих был мрачный вид.

— Где он? — спросил Белл.

— Это не он, — устало сказал Фултон. Он казался очень измученным, и Белл впервые подумал, не пора ли Маку задуматься об отставке. Он всегда был худым, но сейчас лицо осунулось, как у мертвеца.

— Не он взорвал поезд?

— Нет, он, — ответил Кизли. Его обязательный костюм-тройка в клетку был в пыли. Уолли выглядел таким же усталым, как Мак, но хотя бы не больным. — Только он не Саботажник. Попробуйте его разговорить.

— Да, у вас больше возможностей заставить его говорить. Нам он ни слова не скажет.

— А зачем ему говорить со мной?

— Он ваш старый знакомый, — загадочно объяснил Фултон. Они с Маком были на двадцать лет старше Белла, знаменитые ветераны, друзья, и имели право говорить все что угодно, пусть Белл и возглавлял расследование дела Саботажника.

— Я бы все из него выбил, — сказал шериф. — Но ваши люди велели ждать вас, а железнодорожная компания предупреждала, что заказывает музыку Ван Дорн. Глупость, по-моему. Да только меня никто не спросил.

Белл прошел в комнату, где задержанный ждал, прикованный наручниками к столу, надежно привинченному к полу. «Старым другом» оказался медвежатник Джейк Данн. На одном краю стола лежала аккуратно перевязанная пачка новых пятидолларовых банкнот, по словам шерифа, очевидно, плата за работу. Первой же мрачной мыслью Белла была такая: Саботажник нанимает сообщников, чтобы те выполняли грязную работу. А значит, ударить в любом месте и уйти оттуда задолго до того, как удар будет нанесен.

— Джейк, во что ты впутался на этот раз?

— Здравствуйте, мистер Белл. Не видел вас с тех пор, как вы отправили меня в Сент-Квентин.

Белл сел и посмотрел на него. Сент-Квентин обошелся со взломщиком сурово. Он выглядел на двадцать лет старше: пустая оболочка некогда сильного человека. Руки у него дрожали так, что трудно было представить, как ему удалось установить заряд, не взорвав его при этом случайно. Вначале обрадовавшийся знакомому лицу, теперь Данн ежился под взглядом Белла.

— Взрывать сейфы «Уэллс Фарго» — это грабеж, Джейк. А вот пускать под откос пассажирский поезд — убийство. Тот, кто заплатил тебе за это, убил десятки человек.

— Я не знал, что мы взрываем поезд.

— Ты не знал, что, если взорвать рельсы под быстро идущим поездом, он упадет? — недоверчиво сказал Белл, и его лицо потемнело от отвращения. — А что, по-твоему, должно было случиться?

Задержанный повесил голову.

— Джейк! Что, по-твоему, должно было случиться?

— Да поверьте ж вы мне, мистер Белл. Он велел мне взорвать рельс, чтоб поезд остановился и они его грабанули. Кто ж знал, что он задумал пустить его под откос.

— Как это? Но ведь ты поджег фитиль?

— Он поменял шнуры. Я думал, что поджигаю быстрый фитиль и поезд успеет остановиться. А он горел медленно. Я глазам своим не верил, мистер Белл. Он горел так медленно, что поезд наскочил прямо на взрыв. Я пытался их остановить.

Белл холодно посмотрел на него.

— Потому меня и поймали. Я пытался погасить фитиль, да опоздал. Меня увидели и, когда поезд упал, набросились, будто я тот парень, что застрелил Маккинли.

— Джейк, у тебя на шее веревка, и есть только один способ ее снять. Приведи меня к человеку, который заплатил тебе.

Джейк Данн отчаянно замотал головой. Белл подумал, что он похож на волка, у которого лапа попала в капкан. Нет, не на волка. В нем нет ни силы, ни достоинства. По правде сказать, Данн походил на дворняжку, пытающуюся нападать на крупную дичь, которая ей не по зубам.

— Где он, Джейк?

— Не знаю.

— Почему ты лжешь, Джейк?

— Я никого не убивал.

— Ты пустил поезд под откос, Джейк. Тебе очень повезло, что никто не погиб. Если тебя не повесят, то посадят в тюрьму до конца жизни.

Джейк посмотрел на Белла широко раскрытыми глазами, в которых не было вины.

— У меня рак.

Белл растерялся. Он не сочувствовал нарушителям закона, но смертельная болезнь превращает преступника в обычного человека. Джейк Данн был виновен, но неожиданно показался Беллу жертвой, страдающей от боли, страха и отчаяния.

— Прости, Джейк. Я не знал.

— Меня, наверно, выпустили, чтоб я умер на воле. Мне нужны были деньги. Вот я и взялся за эту работу.

— Джейк, ты всегда был мастером, но не убийцей, — не отставал Белл.

Джейк ответил хриплым шепотом:

— Он в конюшне на Двадцать Четвертой, за путями.

Белл щелкнул пальцами. Подбежали Уолли Кизли и Мак Фултон.

— Двадцать Четвертая улица, — сказал Белл. — Конюшня. Оцепите ее, пусть люди шерифа держат периметр. И ждите меня.

Джейк поднял голову.

— Он не сбежит, мистер Белл.

— Что это значит?

— Когда я вернулся за второй половиной денег, то нашел его на втором этаже, в комнате, которую они снимали.

— Нашел? Что значит нашел? Он мертв?

— Горло перерезано. Я боялся сказать: меня и в этом обвинят.

— Горло перерезано? — спросил Белл. — Или проткнуто?

Джейк провел рукой по редеющим волосам.

— Пожалуй, проткнуто.

— Нож видел?

— Нет.

— Он прошел насквозь? Выходную рану на шее видел?

— Я не стал задерживаться и осматривать его, мистер Белл. Говорю же, на меня и это привесят.

— Ступайте туда, — сказал Белл Кизли и Фултону. — Шериф, пришлите врача. Пусть определит, как убит парень и давно ли он мертв.

— А вы где будете, Исаак?

Опять тупик, подумал Белл. Саботажнику не просто везет, он сам кузнец своего счастья.

— На вокзале, — сказал он без малейшей надежды. — Проверю, не вспомнит ли кассир, как он покупал билет отсюда.

Он отнес копии рисунка лесоруба на вокзал, двухэтажное здание со множеством фронтонов и с высокой часовой башней, и расспросил работников. Потом в полицейском «форде» его возили по домам служащих и инспекторов, которые сегодня не работали. Белл каждому показывал рисунок, и, если человек не узнавал лицо, Белл показывал измененный рисунок, с бородой. Безрезультатно.

«Как Саботажник ушел из Огдена?» — думал Белл.

Ответ напрашивался. Город обслуживает девять железных дорог. Ежедневно через него проезжают сотни, если не тысячи пассажиров. Сейчас Саботажник знает, что на него охотится «Агентство Ван Дорна». А значит, еще тщательнее готовит пути отхода.

Белл разослал сыщиков из огденского отделения «Агентства Ван Дорна» по всем мелким отелям в надежде, что Саботажник все-таки задержался в городе. Нигде не узнали ни один из рисунков. Владельцу магазина сигар в дорогом трехэтажном кирпичном отеле «Брум» показалось, будто он узнал покупателя, похожего на того, что нарисован с бородой. А официантка в кафе-мороженое вспомнила человека, который выглядел, как лицо на рисунке без бороды. Он запомнился ей своей красотой. Но она видела его всего раз, три дня назад.

Кизли и Фултон встретились с Беллом в спартанской конторе отделения агентства, большой комнате на «незаконной» стороне Двадцать Пятой улицы, разделенной широким бульваром, по которому проходил трамвай. Законопослушная сторона улицы, обслуживающая законные потребности пассажиров железной дороги, пестрела многоцветными навесами ресторанов, портняжных мастерских, парикмахерских, баров, кафе-мороженых и китайских прачечных. На той стороне, где помещалось «Агентство Ван Дорна», чередовались салуны, пансионы, казино и бордели, выдающие себя за гостиницы.

Контору агентства — голый пол, старая мебель, одно окно — украшали плакаты «Разыскивается», причем самыми новыми из них были портреты Саботажника с рисунка лесоруба, с бородой и без бороды; тот, что с бородой, появился благодаря наблюдательности кассира Южно-Тихоокеанской в Сакраменто.

Кизли и Фултон вновь оживились, хотя Фултон по-прежнему выглядел усталым.

— Босс не тратится на просторную контору в Огдене, — заметил Уолли.

— И на мебель тоже, — добавил Мак. — Стол, похоже, привезли в товарном вагоне.

— Может, просто район такой, а плевке от вокзала.

— Да уж, на тротуар здесь плюют.

Продолжая переговариваться в манере Вебера и Филдса, они подошли к окну и посмотрели на запруженный народом тротуар.

— Вот что значит гений Ван Дорна. Вид из этого окна можно использовать для обучения начинающих детективов: тут перед нами все виды пороков и преступлений.

— Идите сюда, молодой Исаак, посмотрите на соседние салуны, бордели и опиумные притоны. Посмотрите, как наши потенциальные клиенты зарабатывают на выпивку и женщину попрошайничеством. А если не повезет с милостыней, подстерегают горожан в переулках.

— Поглядите на этого усатого щеголя со складным столом, как он обманывает доверчивых игрой.

— И на тех безработных шахтеров, которые притворяются, будто спят на тротуаре у салуна. На самом деле они поджидают выходящих пьяниц.

— Сколько времени человек был мертв? — спросил Белл.

— Большую часть дня, считает док. Вы были правы насчет удара. Узкое лезвие через горло насквозь. Как у Уиша и полицейского из Глендейла.

— Если его убил Саботажник, он не мог покинуть Огден раньше вчерашнего вечера. Но никто не видел, чтобы он покупал билет.

— Много приходящих и уходящих товарных, — предположил Уолли.

— Он преодолевает слишком большие расстояния за короткое время, чтобы ездить на товарных, — сказал Мак.

— Вероятно, использует те и другие, в зависимости от обстоятельств, — добавил Уолли.

Белл спросил:

— Кем был убитый?

— По словам шерифа, местный преступник. Нечто вроде Брончо Билли в жизни — шериф подозревает его… Простите, Исаак, не мог удержаться.

Фултон кивнул на плакат «Разыскивается».

— Удерживайтесь, и я не стану просить мистера Ван Дорна перевести Вебера и Филдса на Аляску.

— …в захвате почтового дилижанса в горах в прошлом августе. Десять лет назад полицейские поймали его при попытке отобрать жалованье рабочих медных копей на севере Юты. Чтобы смягчить приговор, выдал соучастников. Похоже, он знал Джейка Данна по тюрьме.

Белл с отвращением покачал головой.

— Саботажник не просто подбирает себе помощников. Он нанимает преступников. Может нанести удар где угодно на материке.

В дверь осторожно постучали. Детективы подняли головы и увидели робеющего молодого человека в помятом мешковатом костюме. В одной руке молодой человек держал дешевый чемоданчик, в другой шляпу.

— Мистер Белл, сэр?

Исаак Белл узнал молодого Джеймса Дешвуда из сан-францисского отделения, ученика детектива, который проделал чрезвычайно тщательную работу, доказав невиновность профсоюзного работника, погибшего при крушении «Коуст лайн лимитед».

— Заходите, Джеймс. Познакомьтесь с Вебером и Филдсом, старейшими детективами Америки.

— Здравствуйте, мистер Вебер. Здравствуйте, мистер Филдс.

— Вебер это я, — сказал Мак. — А Филдс он.

— Простите, сэр.

Белл спросил:

— Что вы здесь делаете, Джеймс?

— Меня прислал мистер Бронсон, сэр. Он велел мне ехать экспрессом, чтобы опередить почту. Вот.

Ученик детектива протянул Беллу коричневый бумажный пакет. Внутри находился второй пакет с адресом сан-францисского отделения, написанным печатными буквами, карандашом. К пакету была прикреплена записка Бронсона: «Распечатал, чтобы не терять времени. И рад, что сделал это. Похоже, он над вами смеется».

Белл раскрыл адресованный ему пакет. И достал оттуда обложку последнего выпуска журнала «Харперс уикли». На рисунке Уильяма Олдена Роджерса Осгуд Хеннеси в шелковом цилиндре, в каких изображают олигархов, сидел верхом на паровозе с надписью «Южно-Тихоокеанская железная дорога». Хеннеси тащил в Нью-Йорк поезд с надписью «Центральная железная дорога Нью-Джерси». Поезд был нарисован в виде извивающегося щупальца спрута. Печатными буквами над рисунком стояло: СМОЖЕТ ЛИ ДЛИННАЯ РУКА САБОТАЖНИКА ПРОТЯНУТЬСЯ ДАЛЬШЕ, ЧЕМ ЩУПАЛЬЦЕ ОСГУДА?

— Что это такое? — спросил Уолли.

— Перчатка, — ответил Белл. — Он бросает нам вызов.

— И утирает нос, — сказал Мак.

— Мак прав, — согласился Уолли. — Я не стал бы морочиться и принимать это на свой счет, Исаак.

— Есть и сам журнал, — сказал Дешвуд. — Мистер Бронсон подумал, что вы захотите прочесть, мистер Белл.

Кипя от гнева, Белл просмотрел первую страницу. «Харпер», именовавший себя «журналом цивилизации», много писал о грабительских железнодорожных монополиях. В этом номере была статья, посвященная притязаниям Осгуда. Статья утверждала, что Хеннеси тайно приобрел чуть ли не контрольный пакет акций железной дороги «Балтимор — Огайо». А «Б-О» с «Иллинойс-Центральной», где у Осгуда тоже контрольный пакет, вместе владели железнодорожной компанией «Ридинг». А «Ридинг» контролировал Центральную железную дорогу Нью-Джерси, что давало Хеннеси желанный доступ в район Нью-Йорка.

— И что это значит? — спросил Джеймс.

— Это значит, — мрачно объяснил Исаак Белл, — что Саботажник может уязвить интересы Хеннеси непосредственно в Нью-Йорке.

— А Нью-Йорк, — заметил Уолли Кизли, — самый большой город в стране.

Белл взглянул на часы.

— Я еще успею сесть на «Оверленд лимитед». Отправьте мой багаж в Нью-Йорк, в «Йельский клуб».

И он направился к двери, на ходу отдавая распоряжения.

— Телеграфируйте Арчи Эбботу. Попросите его встретить меня в Нью-Йорке. Телеграфируйте Ирви Арлену и попросите его проверить локомотивные депо в Джерси-Сити. И еще Эдди Эдвардсу. Он знает эти депо. Это он покончил с бандой Лава Бед, которая грабила экспрессы на паромных причалах. Вы двое заканчивайте здесь, убедитесь, что его нет в Орегоне — я в этом сомневаюсь — и постарайтесь узнать, куда он направился.

— В Нью-Йорк, если верить этому, — сказал Уолли и зачитал из «Харперс уикли»: — «В святую землю, куда мечтают совершить паломничество все железнодорожники».

— А это означает, — добавил его напарник, — что он уже в пути и будет ждать, когда ты туда приедешь.

На полпути к выходу Белл оглянулся на Дешвуда, который с нетерпением ждал указаний.

— Джеймс, сделайте для меня кое-что.

— Да, сэр.

— Вы читали отчет о крушении «Коуст лайн лимитед»?

— Да, сэр.

— Скажите мистеру Бронсону, что я отправляю вас в Лос-Анджелес. Найдите там кузнеца или механика, который просверлил дыру в крюке, пустившем под откос «Лимитед». Можете сделать это для меня? В чем дело?

— Но в Лос-Анджелесе главный — мистер Сандерс. И он…

— Держитесь от Сандерса подальше. Вы сами по себе. Садитесь на следующий скорый. Живо!

Дешвуд пробежал мимо Белла и прогрохотал по деревянной лестнице, как мальчишка, освобожденный от уроков в школе.

— Что мальчишка может в одиночку? — спросил Уолли.

— Он умный парень, — ответил Белл. — И уж точно справится не хуже Сандерса. Я ухожу. Мак, отдохните немного. Вы плохо выглядите.

— Вы тоже: словно всю прошлую неделю спали в поездах сидя.

— Позвольте напомнить вам, старые хрычи: будьте осторожны. Этот Саботажник очень опасен.

— Спасибо за мудрый совет, сынок, — ответил Уолли.

— Мы постараемся его не забыть, — подхватил Мак. — Но, как я сказал, пятьдесят на пятьдесят, что он уже на пути в Нью-Йорк.

Уолли Кизли подошел к окну и стал смотреть, как Исаак Белл торопится на «Оверленд лимитед».

— Ага, сейчас будет забавно. Наши шахтеры нашли своего пьяницу.

Он жестом пригласил Мака присоединиться к нему у окна. Шахтеры вдруг вскочили и окружили щеголя в дорогом костюме, спешащего на поезд. Не останавливаясь, даже не притормозив, Белл прошел через них, не задержавшись ни на секунду, и шахтеры вернулись на тротуар лицом вниз.

— Видел? — спросил Кизли.

— Нет. Они тоже такого не видали.

Оставаясь у окна, они внимательно наблюдали за идущими горожанами.

— Этот мальчишка Дешвуд, — спросил Фултон, — никого тебе не напоминает?

— Кого? Исаака?

— Нет. Пятнадцать — да что это я? — двадцать лет назад. Исаак тогда еще гонял мяч, играя в лакросс в модной школе, куда его услал его старик. Мы с тобойбыли в Чикаго. Ты тогда занимался бандами закоренелых уличных грабителей. А я с головой ушел в дело о бомбах на площади Хеймаркет. Мы тогда установили, что большую часть убийств совершают полицейские. Помнишь парня из трущоб, который попросился к нам на работу? Мистер Дорн поговорил с ним, и мы с тобой вводили его в курс дела. Он был прирожденный детектив. Сообразительный, быстрый, и ледяная вода в венах.

— Сукин сын, — сказал Мак. — Уиш Кларк.

— Будем надеяться, что Дешвуд не пьет.

— Смотри!

Мак прислонился к стеклу.

— Вижу! — сказал Уолли. Он сорвал со стены плакат с рисунком, тем, где было лицо с бородой, и поднес к окну.

Высокому, бородатому рабочему в комбинезоне и котелке, большими шагами шедшему к станции — на плече он нес большую сумку с инструментами — пришлось приостановиться перед салуном, чтобы переждать, пока два бармена выкинут на тротуар четверых пьяниц. Окруженный толпой зрителей, высокий нетерпеливо оглядывался, подняв лицо, затененное полями шляпы.

Детективы посмотрели на рисунок.

— Он?

— Возможно. Но, похоже, борода у него ненадолго.

— Может, он ее взял напрокат.

— Если так, она хороша, — сказал Мак. — И уши мне не нравятся. Совсем не такие большие.

— Если это не он, — настаивал Уолли, — то его брат.

— Почему бы не спросить, нет ли у него брата?

Глава 14

— Я первый, ты следи.

Уолли Кизли сбежал по лестнице.

Высокий рабочий с сумкой через плечо протиснулся сквозь толпу, переступил через одного пьяного, через другого и снова зашагал в сторону вокзала. Мак Фултон наблюдал в окно, как он уверенно прокладывает дорогу среди прохожих, идущих к станции и от нее.

Уолли спустился по лестнице и вышел из здания. Оказавшись на тротуаре, он посмотрел вверх. Мак указал направо. Уолли заторопился в ту сторону. Быстрый взмах рукой показал, что он нашел добычу, и Мак с сильно бьющимся сердцем побежал по лестнице за ним. Он уже несколько дней чувствовал себя плохо, и теперь ему трудно было дышать.

Он догнал Уолли, который сказал:

— Ты белый, как простыня. Тебе плохо?

— Ничего страшного. Где он?

— Дальше по переулку. Думаю, он меня заметил.

— Если заметил и попытается убежать, это наш человек. Пошли.

Мак двинулся вперед, хватая ртом воздух. Переулок был грязный и зловонный. Вместо того чтобы повернуть к Двадцать Четвертой улице, как полагали детективы, переулок неожиданно свернул влево и окончился тупиком у большого склада с зарешеченными окнами. Перед складом стояли большие бочки, за которыми вполне можно было спрятаться.

— Мы загнали его в западню, — сказал Уолли.

Мак охнул. Уолли посмотрел на него. Лицо Мака исказилось от боли. Он согнулся, держась за грудь, и упал в грязь. Уолли нагнулся к нему.

— Боже, Мак!

Лицо Мака смертельно побледнело, глаза расширились. Он поднял голову, глядя через плечо Уолли.

— Сзади! — с трудом произнес он.

Услышав шаги, Уолли повернулся.

Человек, которого они преследовали, человек, похожий на изображенного на рисунке, человек, который несомненно был Саботажником, бежал к нему с ножом в руке. Уолли закрыл собой старого друга и выхватил из-под клетчатого пальто пистолет. Привычно взвел курок и прицелился. Он хладнокровно прицелился так, чтобы раздробить кости плеча Саботажника, но не убивать и потом допросить о новых, готовившихся нападениях.

Но Уолли не успел выстрелить: он услышал металлический щелчок и с изумлением увидел лезвие, неожиданно оказавшееся у самого его лица. Саботажник все еще был в пяти футах от него, но острие ножа уже вошло в глаз.

«Его нож телескопически раскладывается в шпагу, — было последней мыслью Уолли. Нож Саботажника вошел ему в мозг. — А я-то думал, что уже все повидал».

Саботажник выдернул клинок из черепа детектива и пробил горло его напарнику. Тот казался мертвым, но рисковать нельзя. Вытащив клинок, убийца хладнокровно осмотрелся. Убедившись, что никто не свернул в переулок за детективами, он вытер шпагу о клетчатое пальто, щелкнул рычагом, складывая, и вернул за голенище сапога. Едва не попался; такие случаи невозможно предвидеть, нужно всегда оставаться стремительным и смертоносным… Спасение взбудоражило его. «Надо идти! — подумал он. — «Оверленд лимитед» не станет ждать, пока я праздную победу».

Он выбрался из переулка, пробился через толпу на тротуаре и пересек Двадцать Четвертую улицу. Перейдя дорогу перед самым трамваем, он свернул на Уолл-стрит и прошел квартал параллельно длинному депо «Юнион». Окончательно убедившись, что за ним никто не следит, он пересек Уолл-стрит и вошел в здание вокзала через двери в северном конце.

Отыскав мужской туалет, он закрылся в кабинке. Торопливо скинул комбинезон, под которым обнаружился элегантный дорожный костюм, и достал из сумки для инструментов дорогой гладстоновский кожаный саквояж с медными ручками. Вынул оттуда лакированные туфли, серую мягкую шляпу из фетра (она лежала в отдельной шляпной коробке) и «Дерринджер», а грубые сапоги с ножом за голенищем уложил в саквояж. Надел туфли и убрал «Дерринджер» в карман пиджака. Отлепил бороду, которую тоже спрятал в чемодан, и стер с лица следы театрального клея. Потом сунул комбинезон в сумку, а сумку затолкал за сидение туалета. Ни в комбинезоне, ни в сумке не было ничего, что могло бы привести к нему. Он проверил время по железнодорожным часам и ровно две минуты ждал, протирая туфли о брючины сзади, чтобы блестели, и проводя гребнем из слоновой кости по волосам.

Наконец он вышел из кабинки. Старательно осмотрел себя в зеркале над раковиной. Снял пятнышко клея с подбородка и надел серую шляпу.

Улыбаясь, он вышел из туалета и прошел по переполненному вокзалу; на станции неожиданно появилось очень много железнодорожных полицейских. Всего за несколько секунд до того, как станционный служащий закрыл дверь, ведущую на дымную платформу, Саботажник прошел в нее. Локомотив дал двойной свисток, «вперед», и «Оверленд лимитед», роскошный скорый поезд из восьми пуллмановских вагонов, вагона-ресторана и салона-вагона с обзорными окнами, медленно двинулся на восток в Шайенн, Омаху и Чикаго.

Саботажник, посматривая по сторонам, неспешно прошел по платформе к хвосту поезда — обзорной площадке. Далеко впереди, за багажным вагоном, он заметил на ступеньках первого «пуллмана» человека; тот держался за поручни, чтобы увидеть того, кто торопливо сядет в поезд в последнюю минуту. От обзорной площадки этого человека отделяло не менее шестисот футов, но не узнать четкий силуэт охотника было невозможно.

Голова поезда вышла из тени вокзала, и Саботажник увидел, что у человека, высунувшегося из вагона, светлые волосы, отливающие золотом в свете заходящего солнца. Это означало, что охотник, как он и подозревал, не кто иной, как сам детектив Исаак Белл.

Саботажник без колебаний взялся за поручень и вошел с платформы на площадку последнего вагона, а оттуда в вагон. Закрыл за собой дверь, отрезав дым и шум, и оказался в роскошном трансконтинентальном экспрессе, украшенном деревянными панелями, зеркалами и устланном толстыми коврами. Стюарды разносили на серебряных подносах напитки пассажирам в просторных купе. Те, кто поднимал голову от газеты, встречали хорошо одетого запоздавшего пассажира дружелюбными кивками людей, состоящих в одном клубе.

Эту атмосферу разрушил кондуктор в форменном мундире, безупречном от блестящего козырька фуражки до начищенных башмаков. Холодный взгляд и сурово сжатые губы. Он был величествен, властен и подозрителен, как все кондукторы.

— Билеты, господа. Билеты из Огдена.

Саботажник протянул ему железнодорожный пропуск.

Глаза кондуктора округлились, когда он увидел имя в пропуске, и он почтительно приветствовал нового пассажира:

— Добро пожаловать, сэр!

НЕМНОГИЕ ИЗБРАННЫЕ

Глава 15

14 октября 1907 года

Идущий на восток поезд «Оверленд лимитед»

— Немедленно отведите меня в мое купе!

Исаак Белл сейчас устремится в конец поезда, чтобы проверить, кто это сел в последнюю минуту, но Саботажник собирался встретиться с детективом в им самим выбранном месте, в им самим выбранное время.

Кондуктор, подобострастный, точно придворный, прислуживающий принцу в горностаевой мантии, провел Саботажника по проходу вдоль ряда окон к купе в середине поезда, где тряска ощущалась меньше всего.

— Войдите! Закройте дверь!

Просторное помещение предназначалось для особых пассажиров железной дороги и было обставлено мебелью ручной работы, потолок обит кожей. В номер входили гостиная, спальня и отдельная мраморная ванна с кранами из чистого серебра. Саботажник бросил на кровать гладстоновский саквояж.

— Есть «интересные» в вашем поезде? — спросил он у кондуктора, имея в виду других важных особ. Вопрос он задал с уверенной улыбкой и вложил в руку кондуктору золотую монету.

Важному гостю Южно-Тихоокеанской дороги не нужно давать чаевые, чтобы получить подобострастие и роскошь. Но кондуктор трансконтинентального поезда, как и начальник службы снабжения океанского лайнера, может стать полезным соучастником и источником ценных сведений о могущественных пассажирах, пересекающих страну. Сочетание деланного дружелюбия с наличными окупается сторицей. И действительно, кондуктор отвечал охотно.

— Мистер Джек Томас, президент Первого национального банка, сел в Окленде вместе с мистером Брюсом Пейном, эсквайром.

— С адвокатом-нефтяником?

— Да, сэр. Как вы понимаете, мистер Пейн и мистер Томас очень дружны.

— Деньги и нефть быстро становятся друзьями, — улыбнулся Саботажник, побуждая кондуктора говорить дальше.

— От Сакраменто в поезде едут судья Конгдон и полковник Блум, угольный джентльмен.

Саботажник кивнул. Судья Конгдон вместе с Дж. П. Морганом перекупил у Эндрю Карнеги стальной трест. Кеннет Блум на паях с «Пенсильванской железной дорогой» владеет угольными шахтами.

— И мистер Мозер из Провиденса, владелец текстильных фабрик, чей сын заседает в сенате, сэр.

— Превосходный парень, — сказал Саботажник. — Экономические интересы отца в надежных руках.

Кондуктор улыбнулся, наслаждаясь близостью таких влиятельных плутократов.

— Я уверен, они будут польщены, если вы согласитесь поужинать с ними.

— Посмотрю, как буду себя чувствовать, — небрежно ответил Саботажник и едва заметно подмигнул. — Есть ли надежда на азартную игру?

— Да, сэр. Покер после ужина в номере судьи Конгдона.

— Кто еще на борту?

Кондуктор перечислял имена баронов скотоводов, горных магнатов и их обычного сопровождения юристов. Потом понизил голос и доверительно добавил:

— В Огдене прямо перед вами, сэр, сел детектив Ван Дорна.

— Детектив? Звучит волнующе. Не запомнили, как его зовут?

— Исаак Белл.

— Белл… Гм-м… Думаю, он не под прикрытием, раз назвал свое имя.

— Я его узнал. Он часто ездит.

— Он занят расследованием?

— Не знаю, сэр. Но едет по пропуску, подписанному самим президентом Хеннеси. И с приказом, что мы должны предоставлять сыщикам Ван Дорна все, что они потребуют.

Улыбка Саботажника стала жесткой, в глазах блеснул ледяной огонь.

— И что потребовал у вас Исаак Белл?

— Пока ничего, сэр. Думаю, он расследует крушения на Южно-Тихоокеанской.

— Пожалуй, можно сделать нашу дружескую партию в покер расточительной для мистера Белла.

Кондуктор глядел удивленно.

— Разве детектив может участвовать в игре джентльменов?

— Подозреваю, что мистер Белл в состоянии себе это позволить, — сказал Саботажник. — Было бы интересно. Спросите-ка его, не хочет ли он сыграть с нами.

Это был не вопрос, а приказ, и кондуктор обещал пригласить детектива принять участие в игре с высокими ставками после ужина в номере судьи Конгдона.

То, как человек играет в покер, говорит о нем очень многое. Саботажник воспользуется возможностью изучить Белла и решит, как его убить.

В купе Белла в мягком вагоне были отдельный туалет, скошенные зеркала, никелированная отделка и мраморная раковина. Хватило места и для двух кресел. Пальма в горшке покачивалась в такт движению поезда, который, увлекаемый мощным локомотивом, стремительно шел вдоль реки Уибер, поднимаясь к перевалу через хребет Уосатч.

Белл побрился, потом переоделся к ужину. Он мог позволить себе роскошную обстановку, но предпочитал в поездках делить с кем-нибудь купе. В таких общих купе, как в раздевалках спортивных залов и частных клубов, сочетание мрамора, плитки, наличие проточной воды, удобных кресел и отсутствия женщин отчего-то делало мужчин хвастливыми и болтливыми. Хвастуны открыто говорят с незнакомцами, и в таких беседах всегда мелькают обрывки ценных сведений. И действительно, когда он скреб щеки вутцевой стальной бритвой, полный, жизнерадостный владелец бойни из Чикаго вынул изо рта сигару и заметил:

— Проводник сказал, что в Огдене на поезд сел сенатор Чарлз Кинкейд.

— «Инженер-герой»? — спросил хорошо одетый коммивояжер, удобно устроившийся в другом кресле. — Хотелось бы пожать ему руку.

— Для этого достаточно застать его в вагоне-ресторане.

— Не поймешь этих сенаторов, — поделился коммивояжер. — Конгрессмены и губернаторы готовы пожать руку всякому, а вот сенаторы, бывает, смотрят свысока.

— В этом отличие назначенных от избранных.

— Это тот высокий парень, что сел в последнюю минуту? — спросил Белл от зеркала для бритья.

Мясник из Чикаго ответил, что читал в это время газету и не заметил. А коммивояжер подтвердил:

— Вскочил шустро, как бродяга.

— Уж очень хорошо одетый бродяга, — сказал Белл, и мясник с коммивояжером рассмеялись.

— Отлично сказано, — усмехнулся мясник. — Хорошо одетый бродяга. А вы чем занимаетесь, сынок?

— Страховкой, — ответил Белл. Он поймал в зеркале взгляд коммивояжера. — Парень, что сел в последнюю минуту, — это и был сенатор Кинкейд?

— Возможно, — сказал коммивояжер. — Я не приглядывался. Разговаривал с джентльменом в начале вагона, и кондуктор мешал мне смотреть. Но разве для сенатора не задержали бы поезд?

— Да, пожалуй, — сказал мясник. Он поднял свое грузное тело из кресла, раздавил окурок сигары и сказал: — Пока, парни. Пойду в вагон с обзорной площадкой. Если кто хочет выпить, я угощаю.

Белл вернулся в свое купе.

Тот, кто сел в последнюю минуту, к тому времени как Белл добрался до последнего вагона, исчез, что неудивительно, так как «Оверленд лимитед» состоял исключительно из купейных вагонов, и других пассажиров здесь можно было встретить только в вагоне-ресторане и в последнем, упомянутом обзорном вагоне. В вагоне-ресторане было пусто, только официанты накрывали столы к ужину, а в обзорном вагоне никто из курящих не походил на хорошо одетого мужчину, которого Белл видел издалека. Не походили они и на портрет Саботажника, нарисованный лесорубом. Белл звонком вызвал проводника. Это оказался чернокожий средних лет: взрослый достаточно, чтобы родиться в рабстве, но недостаточно, чтобы помнить это рабство.

— Как вас зовут? — спросил Белл. Он никак не мог усвоить общую привычку называть всех проводников «Джорджами» по имени их хозяина Джорджа Пуллмана.

— Джонатан, сэр.

Белл вложил в мягкую ладонь десятидолларовую банкноту.

— Джонатан, взгляните на этот рисунок. Не видели в поезде этого человека?

Джонатан принялся разглядывать рисунок.

Неожиданно за окнами в реве ветра и пара промелькнул идущий на запад экспресс: поезда разминулись на общей скорости сто двадцать миль в час. Осгуд Хеннеси проложил второй путь на ветке до Омахи, а это означало, что поезда больше не теряли время, пропуская друг друга.

— Нет, сэр, — сказал проводник, качая головой. — Никого похожего на этого джентльмена я не видел.

— А на этого?

Белл показал рисунок с бородой, но ответ был прежним. Детектив был разочарован, но не удивлен. Идущий на восток «Оверленд лимитед» — только один из ста пятидесяти поездов, покинувших Огден после того, как в конюшне убили преступника. Конечно, в Нью-Йорк, на который указал в своем издевательском письме Саботажник, направлялись меньше поездов.

— Спасибо, Джонатан. — Он дал проводнику свою карточку. — Пожалуйста, попросите кондуктора зайти ко мне, когда ему будет удобно.

Не прошло и пяти минут, как в купе постучал кондуктор. Белл впустил его, выяснил, что кондуктора зовут Билл Кукс, и показал ему два рисунка, с бородой и без.

— Садился ли в Огдене на поезд человек, похожий на этих?

Кондуктор внимательно изучил рисунки, держа в руке сначала один, потом другой, поднося их к свету фонаря, потому что за окном уже стемнело. Белл наблюдал за выражением лица Кукса. Кондукторы, отвечающие за безопасность поезда и за то, чтобы все пассажиры оплатили проезд, обычно очень наблюдательны и обладают хорошей памятью.

— Нет, сэр, не думаю… Хотя вот этот кажется знакомым.

— Вы видели этого человека?

— Ну, не знаю… Но лицо знакомо. — Он ладонью погладил подбородок и неожиданно щелкнул пальцами. — Вот откуда я помню его лицо. Видел в кино.

Белл забрал рисунки.

— Но никто похожий в Огдене не садился?

— Нет, сэр. — Кондуктор усмехнулся. — Вы на минуту меня огорошили, пока я не вспомнил кино. Знаете, на кого он похож? На актера. «Брончо Билли» Андерсона. Верно?

— А кто сел в поезд в последнюю минуту?

Кондуктор улыбнулся.

— Вот это совпадение.

— О чем вы?

— Я как раз шел к вам в купе, когда проводник передал мне вашу карточку. Джентльмен, о котором вы спрашиваете, просил меня пригласить вас на партию в дро-покер после ужина в номере судьи Конгдона.

— А кто он?

— Как же, сенатор Чарлз Кинкейд!

Глава 16

— Так это был Кинкейд?

Белл понимал, что это невероятно. Но в том, как человек, которого он заметил, садился в поезд, было некое напряжение: он как будто прилагал особые усилия к тому, чтобы уехать из Огдена незамеченным. Совершенно невероятно, следовало это признать. Мало того, что прошло множество поездов: люди очень часто бегут, опаздывая на поезд. Он сам часто так делает. Иногда нарочно, чтобы догнать кого-нибудь на поезде или уйти от слежки.

— Когда я слышал о нем в последний раз, — задумчиво сказал Белл, — сенатор был в Нью-Йорке.

— О, он часто ездит, сэр. Знаете этих чиновников, всегда в пути. Ответить, что вы принимаете приглашение?

Белл смерил кондуктора холодным взглядом.

— Откуда сенатору Кинкейду стало известно мое имя и то, что я в поезде?

Не часто увидишь кондуктора «Лимитед» смущенным; разве что кто-нибудь спрыгнет на рельсы. Кукс начал запинаться.

— Ну, он… Знаете, сэр, как это бывает.

— Бывает так, что разумный путник старается подружиться с кондуктором, — сказал Белл, смягчая выражение лица, чтобы не утратить доверия собеседника. — А разумный кондуктор старается, чтобы все пассажиры были довольны. И особенно те пассажиры, которые больше других заслуживают довольства. Следует ли мне напомнить вам, мистер Кукс, что согласно прямому приказу президента дороги детективы Ван Дорна — ваши лучшие друзья?

— Нет, сэр.

— Вам это ясно?

— Да, сэр, мистер Белл. Простите, если причинил вам неприятности.

— Не волнуйтесь, — улыбнулся Белл. — Вы ведь не передавали тайные сведения грабителю поездов.

— Вы очень добры, сэр, спасибо… Ответить сенатору Кинкейду, что вы будете играть в дро-покер?

— Кто еще играет?

— Судья Конгдон, конечно, и полковник Блум.

— Кеннет Блум?

— Да, сэр, угольный магнат.

— Когда я в последний раз видел Кенни Блума, он ходил с совком за слоном.

— Просите, сэр, я не понял.

— Мальчишками мы недолго работали в цирке. Пока отцы нас не поймали. Еще кто?

— Мистер Томас, банкир, и мистер Пейн, адвокат, и мистер Мозер из Провиденса. Его сын заседает с мистером Кинкейдом в сенате.

Двух более подобострастных защитников корпораций трудно отыскать, подумал Белл, но вслух сказал:

— Передайте сенатору, что я с удовольствием присоединюсь.

Кондуктор Кукс направился к выходу.

— Должен предупредить, мистер Белл…

— Крупные ставки?

— Это тоже. Но, если детективы Ван Дорна мои лучшие друзья, я должен предупредить, что один из джентльменов, с которыми вы будете играть, помогает своей удаче.

Исаак Белл оскалил зубы в улыбке.

— Не говорите, кто из них шулер. Мне интересно будет понять это самому.

Судья Джеймс Конгдон, устроитель вечерней игры в дро-покер, оказался худым, морщинистым человеком с аристократическим поведением и жесткими, неуступчивыми манерами, под стать тому металлу, на котором он заработал состояние.

— Десятичасовой рабочий день, — объявил он голосом, подобным скрежету угля на лотках, — привел бы к уничтожению сталелитейной промышленности.

Это утверждение вызвало серьезные кивки плутократов, собравшихся вокруг крытого зеленым сукном игорного стола, и громкое «Слушайте! Слушайте!» сенатора Кинкейда. Сенатор начал разговор заманчивым обещанием голосовать в Вашингтоне за более строгие законы, которые позволили бы принимать жесткие меры против забастовщиков.

Если в идущем через ночной Вайоминг «Оверленд лимитед» кто-нибудь сомневался в серьезности конфликта между профсоюзами и владельцами заводов, Кен Блум, унаследовавший половину антрацитовых шахт в Пенсильвании, мог рассеять эти сомнения.

— Права и интересы рабочих надо защищать не агитаторам, а тем, кому господь в его бесконечной мудрости дал власть над собственностью в стране.

— Сколько карт, судья? — спросил Исаак Белл: пришла его очередь сдавать. Была середина раунда, и обязанностью сдающего было следить, чтобы игра продвигалась — нелегкая задача, потому что, несмотря на высокие ставки, партия была дружеской. Большинство участников хорошо знали друг друга и часто встречались за игорным столом. Разговор переходил от сплетен к добродушному подтруниванию, иногда кто-нибудь стремился выведать намерения соперника и насколько сильные у него карты.

Белл уже заметил, что сенатор Кинкейд как будто побаивался судьи Конгдона, который иногда называл его «Чарли», хотя сенатор постоянно напоминал, чтобы его называли «Чарлз», если не «господин сенатор».

Неожиданно вагон затрясло.

Колеса пошли по неровному участку пути. Вагон накренился. Бренди и виски выплеснулись из стаканов на зеленое сукно. Все в роскошном номере смолкли, вспомнив, что вместе с хрусталем, карточным столом, медными лампами на стенах, игральными картами и золотыми монетами несутся сквозь ночь со скоростью семьдесят миль в час.

— Мы еще на рельсах? — спросил кто-то. Вопрос вызвал нервный смех у всех, кроме судьи Конгдона, который, подхватив стакан, прежде чем из того пролилось спиртное, заметил, когда вагон тряхнуло еще сильнее:

— Кстати, сенатор Кинкейд, каково ваше мнение о несчастных случаях, преследующих Южно-Тихоокеанскую железную дорогу?

Кинкейд, который, очевидно, выпил за ужином лишнего, громко ответил:

— Как инженер могу утверждать, что разговоры о плохом управлении железной дорогой — наглая ложь. Железные дороги — опасный бизнес. Всегда были. И всегда будут.

Так же неожиданно, как началась, дрожь прекратилось, возобновилось плавное движение. Поезд ехал вперед. Пассажиры с облегчением вздохнули: в утренних газетах их имен не будет в списках жертв железнодорожной аварии.

— Сколько карт, судья?

Но судья Конгдон еще не закончил.

— Я имел в виду не управление, Чарли. Если вы вправе говорить как близкий союзник Осгуда Хеннеси, а не просто как инженер, объясните положение дел на кратчайшем пути через Каскадные горы, где как будто сосредоточились все несчастные случаи?

Кинкейд произнес речь, более уместную на объединенной сессии конгресса, чем за карточным столом.

— Заверяю вас, господа, что слухи о неосторожном продлении линии через Каскады — полный вздор. Наша великая нация создана смелыми людьми, такими, как президент Южно-Тихоокеанской железной дороги Хеннеси, людьми, которые рискуют, преодолевая сопротивление и конкуренцию, и продолжают действовать, даже когда более осторожные уговаривают их остановиться. Даже когда им грозят банкротство и финансовый крах.

Белл заметил, что Джек Томас, банкир, смотрит с сомнением. Сегодня вечером Кинкейд никоим образом не укреплял репутацию Хеннеси.

— Сколько карт вам сдать, судья Конгдон? — снова спросил он.

Ответ Конгдона встревожил всех больше, чем внезапное нарушение спокойного хода поезда.

— Спасибо, не нужно. Мне не нужны карты. Я не меняю ставку.

Остальные игроки уставились на него. Брюс Пейн, нефтяник-юрист, сказал то, о чем подумали все:

— Отказаться от карт в пятикарточном дро-покере все равно что въехать в город во главе шайки грабителей.

Шел второй раунд. Исаак Белл уже раздал игрокам по пять карт рубашками кверху. Конгдон, сидевший слева от Белла, в позиции «под дулом», открыл первый раунд повышения ставок. Все игроки в роскошной гостиной за исключением Пейна объявили колл, то есть поддержали ставку стального барона. Чарлз Кинкейд, сидевший по правую руку от Белла, в запальчивости поднял ставку, заставляя остальных игроков внести больше денег в банк. На зеленом сукне глухо звенели золотые монеты: все игроки, включая Белла, объявили рейз, главным образом потому, что Кинкейд играл с заметным безрассудством.

Когда первый раунд повышения ставок завершился, игрокам было позволено убрать одну, две или три карты и получить замену, чтобы улучшить свою руку. Заявление судьи Конгдона, что у него уже есть все необходимые карты и новые ему не нужны, спасибо, никого не обрадовало. Объявляя, что новые карты ему не нужны, судья тем самым утверждал, что у него на руках уже есть выигрышный набор, в который входят все пять его карт; такой набор побьет и две пары, и тройку. А это означало, что на руках у него либо стрит (пять карт последовательно по старшинству), либо даже фул-хаус (три карты одного достоинства и две дополнительные), сильная комбинация, которая бьет и стрит, и флеш.

— Если мистер Белл наконец раздаст джентльменам нужное им количество карт, — насмешливо сказал Конгдон, внезапно теряя интерес к теме забастовок и железнодорожных крушений, — я хотел бы начать следующий раунд. Делаем ставки.

Белл спросил:

— Сколько карт, Кенни?

Блум, чье состояние в угле было ничуть не меньше, чем нажитое судьей на стали, без особой надежды попросил три карты.

Джек Томас взял две карты, как бы намекая, что у него уже есть три нужные. Но более вероятно, подумал Белл, что у него скромная пара и он сохранил туз как кикер в отчаянной надежде, что придут еще два туза. Если бы у него была тройка, он повысил бы ставку еще в первом раунде.

Следующий, Дуглас Мозер, аристократ из Новой Англии, владелец текстильных фабрик, попросил одну карту. Это могло означать, что у него на руках две пары. Но, вероятнее, он надеялся на стрит или флеш. Белл достаточно наблюдал за его игрой, чтобы понять: он достаточно богат, чтобы рисковать и бороться за выигрыш. Оставался только сенатор Кинкейд, сидевший справа от Белла. Кинкейд сказал:

— Я тоже не меняю ставку.

Судья Конгдон вскинул брови, жесткие, как проволока. Несколько человек громко охнули. Два отказа в одном раунде покера — нечто неслыханное.

— Когда я видел такое в последний раз, — сказал Джек Томас, — игра кончилась перестрелкой.

— К счастью, — заметил Мозер, — ни у кого за этим столом нет оружия.

Неправда, заметил Белл. Карман двуличного сенатора оттопыривал «Дерринджер». Разумная предосторожность для публичного лица, думал Белл, после того, как был застрелен Маккинли.

Белл объявил:

— Сдающий берет две, — сбросил две карты, взял две взамен и положил на стол. — Начинающий может объявить бет, — сказал он. — Это вы, судья Конгдон.

Старик Джеймс Конгдон, демонстрируя больше желтых зубов, чем лесной волк, улыбнулся мимо Белла сенатору Кинкейду.

— Объявляю бет банка.

Они играли с ограничением банка: ставки ограничивались тем, что сейчас лежало в банке. Бет Конгдона означал, что хотя судья удивлен отказом Кинкейда повышать ставки, он не боится этого, а значит, у него, вероятно, очень сильный набор, скорее фул-хаус, чем стрит или флеш. Брюс Пейн, который казался довольным тем, что больше не участвует в игре, сосчитал деньги в банке и объявил тонким фальцетом:

— Если округлить, в банке три тысячи шестьсот долларов.

Джозеф Ван Дорн научил Исаака Белла измерять состояния суммами, которые рабочий может заработать за день. Он отвел его в самый шикарный салун Чикаго и с одобрением наблюдал, как хорошо одетый ученик побеждает в нескольких кулачных схватках. Потом он обратил внимание Белла на посетителей, устремившихся за бесплатным обедом. Отпрыск банкиров и выпускник Йеля определенно понимает ход мыслей привилегированных, с улыбкой отметил босс. Но детектив должен понимать и остальные девяносто девять процентов населения. О чем думает человек, когда у него в кармане пусто? Как он поступает, когда ему нечего терять, кроме своего страха?

Три тысячи шестьсот долларов в банке — это больше, чем сталевар судьи Конгдона может заработать за шесть лет.

— Ставлю еще три шестьсот, — Конгдон передвинул все лежавшие перед ним монеты в центр стола и бросил туда же красный фланелевый мешочек, в котором глухо звякнули золотые.

Кен Блум, Джек Томас и Дуглас Мозер торопливо объявили фолд, отказываясь от борьбы.

— Объявляю колл вашим трем тысячам шестистам, — сказал сенатор Кинкейд. — И удваиваю банк. Десять тысяч восемьсот долларов.

Жалованье за восемнадцать лет.

— Должно быть, железная дорога вам очень благодарна, — заметил Конгдон, намекая на огромные взятки, которые законодатели получали от железнодорожных магнатов.

— Она платит не зря, — с улыбкой ответил Кинкейд.

— Или вы хотите заставить нас поверить, что у вас очень хорошая комбинация.

— Достаточно хорошая, чтобы удваивать. Что будете делать, судья? В банке десять тысяч восемьсот долларов, — вмешался Белл. — Кажется, моя очередь объявлять.

— О, простите, мистер Белл. Мы пропустили вашу очередь сказать «пас».

— Верно, сенатор. Я видел, как вы едва успели на поезд в Огдене. Должно быть, все еще торопитесь.

— Мне показалось, я видел детектива, висящего на подножке. Опасная работа, мистер Белл.

— Нет, если преступник не ударит молотком по пальцам.

— Бет, — нетерпеливо вмешался судья Конгдон, — мои три шестьсот и девять тысяч восемьсот долларов сенатора Кинкейда. Это означает, что мистеру Беллу нужно покрыть четырнадцать тысяч четыреста долларов.

Пейн провозгласил:

— В банке, с учетом колла сенатора Кинкейда, двадцать одна тысяча шестьсот долларов.

Подсчеты Пейна вряд ли были необходимы. Даже самые богатые и беззаботные за этим столом понимали, что двадцати одной тысячи шестисот долларов хватит, чтобы купить локомотив, который сейчас их везет, да вдобавок один из «пуллманов».

— Мистер Белл, — сказал судья Конгдон. — Мы ждем вашего ответа.

— Я объявляю колл вашему бету, судья, и рейзу сенатора Кинкейда в десять тысяч восемьсот долларов, — сказал Белл. — Таким образом — рейз на тридцать шесть тысяч долларов.

— Повышаете?

— На тридцать шесть тысяч.

Белл с удовольствием увидел, как одновременно отвисли челюсти у сенатора Соединенных Штатов и у богатейшего стального барона Америки.

— В банке семьдесят две тысячи долларов, — подсчитал мистер Пейн.

Гостиная погрузилась в глубокую тишину. Слышался только приглушенный стук колес. Морщинистая рука судьи Конгдона исчезла на грудном кармане и вновь появилась с чековой книжкой. Из другого кармана он достал золотую авторучку, снял колпачок и медленно проставил в чеке сумму. Подписался, подул, чтобы подсохли чернила, и улыбнулся.

— Объявляю колл на ваш рейз в тридцать шесть тысяч долларов, мистер Белл, и на десять тысяч восемьсот долларов сенатора, которые теперь кажутся ничтожной суммой, и объявляю рейз в сто восемнадцать тысяч восемьсот долларов… Сенатор Кинкейд, ваша очередь. Мой рейз и рейз мистера Белла означают, что дальнейшее участие в игре вам обойдется сто пятьдесят тысяч четыреста долларов.

— Милостивый боже! — сказал Пейн.

— Что будете делать, Чарли? — спросил Кондон. — Если хотите продолжать игру, сто пятьдесят четыре тысячи восемьсот долларов.

— Колл, — напряженно сказал Кинкейд, написал сумму на своей визитной карточке и бросил ее на груду золота.

— Не рейз? — насмешливо спросил Конгдон.

— Вы меня слышали.

Конгдон с сухой усмешкой повернулся к Беллу.

— Мистер Белл, мой рейз составил сто восемнадцать тысяч восемьсот долларов.

Белл улыбнулся, думая о том, что даже колл сейчас пробьет огромную брешь в его личном состоянии. А рейз увеличит эту опасность.

Судья Джеймс Конгдон — один из богатейших людей Америки. Если Белл скажет «рейз», судью ничто не остановит от нового рейза, и это уничтожит Белла.

Глава 17

— Мистер Пейн, — спросил Исаак Белл, — сколько в банке?

— Что ж, давайте посмотрим… Сейчас в банке двести тридцать семь тысяч шестьсот долларов.

Белл мысленно считал сталеваров. Заработать столько за год могут четыреста человек. Десять человек, если им удастся прожить долго и непрерывно работать, без травм и увольнений, будут зарабатывать такую сумму с мальчишеских лет до старости.

Конгдон невинно спросил:

— Мистер Пейн, а сколько будет в банке, если мистер Белл посчитает, что его комбинация из двух карт улучшится настолько, что он сможет объявить колл?

— М-м-м… Банк будет стоить четыреста семьдесят пять тысяч двести долларов.

— Почти полмиллиона, — сказал судья. — Начинаются настоящие деньги.

Белл решил, что Конгдон чересчур много болтает. На самом деле суровый стальной барон нервничал, как человек, у которого стрит, но на самом донышке.

— Могу я предположить, сэр, что вы примете от меня чек «Американ стейт бэнк» в Бостоне?

— Конечно, сынок. Мы все здесь джентльмены.

— Говорю «колл» и «рейз» на четыреста семьдесят пять тысяч двести долларов.

— Я пас, — сказал Конгдон, бросая карты на стол.

Кинкейд улыбнулся, очевидно, радуясь тому, что Конгдон вышел из игры.

— Сколько карт возьмете, мистер Белл?

— Две.

Кинкейд долго смотрел на карты, которые Белл держал в руке. Белл поднял голову, стараясь думать о чем-нибудь постороннем, чтобы казаться не столь озабоченным тем, что объявит Кинкейд, — «колл» или «фолд».

Вагон покачивался, набрав скорость. Ковры и мебель в роскошной гостиной отвлекали внимание от факта, что скорость поезда в вайомингском Бассейне большого раздела возросла до восьмидесяти миль в час. Белл знал это сухое безветренное плоскогорье; он провел здесь в седле много месяцев, выслеживая «Дикую Банду».

Пальцы Кинкейда устремились к жилетному карману, в котором он держал визитные карточки. У него крупные кисти, заметил Белл. И сильные запястья.

— Это уйма денег, — сказал сенатор.

— Особенно для слуги общества, — согласился Конгдон. Раздосадованный тем, что пришлось выйти из игры, он добавил еще одно неприятное замечание о доходах сенатора. — Даже для тех, у кого интерес на стороне.

Пайн повторил оценку Конгдона.

— Почти полмиллиона долларов.

— Серьезные деньги в дни паники, когда рынок падает, — добавил Конгдон.

— Мистер Белл, — спросил Кинкейд, — а что делает детектив, висящий на подножке поезда, когда преступник начинает бить его по пальцам молотком?

— Зависит от разных причин, — сказал Белл.

— От каких, например?

— От того, учили ли его летать.

Кенни Блум рассмеялся.

— А вас учили?

— Пока нет.

— Что же вы делаете?

— Бью в ответ, — сказал Белл.

— Верю, — сказал Кинкейд. — Фолд.

Белл, по-прежнему с бесстрастным лицом, положил карты рубашкой вверх на стол и сгреб девятьсот пятьдесят четыре тысячи долларов в золоте, расписках и чеках, включая собственный. Кинкейд потянулся к картам Белла. Тот решительно накрыл их рукой.

— Любопытно, что у вас там, — сказал Кинкейд.

— Мне тоже, — подхватил Конгдон. — Вы не могли блефовать против двух бетов.

— Мне пришло в голову, судья, что те, кто объявлял бет, тоже блефовали.

— Оба? Не думаю.

— Я точно не блефовал, — сказал Кинкейд. — У меня был отличный флеш.

Он перевернул свои карты и разложил их так, чтобы все могли видеть.

— Боже всемогущий, — сказал Пейн. — Восьмерка, девятка, десятка, валет, король. Без одной карты стрит-флеш. С таким набором можно было объявлять рейз.

— Без одной карты — вот ключевые слова, — заметил Блум. — И напоминание о том, что стрит-флеш встречается реже, чем зубы у цыпленка.

— Я бы очень хотел посмотреть ваши карты, мистер Белл, — сказал Кинкейд.

— Я не проигравший, чтобы показывать их.

— Я заплачу, — сказал Конгдон.

— Прошу прощения, сэр?

— Я могу заплатить сто тысяч долларов за то, чтобы убедиться: у вас были три нужные карты одной масти, а потом вы вытащили еще две и получили стрит-флеш.

— Никакого бета, — сказал Белл. — Мой старый приятель говорил: если блефуешь, блефуй до конца.

— Как я и думал, — сказал Конгдон. — Вы не соглашаетесь на бет, потому что я прав. Вам повезло, и вы прихватили еще одну пару.

— Если вы хотите в это верить, судья, это устроит нас обоих.

— Черт побери, — сказал стальной магнат. — Даю двести тысяч долларов. Только покажите карты.

Белл одну за другой перевернул свои карты.

— Этот мой приятель также говорил: потом покажи им, и пусть удивляются. Вы были правы относительно трех карт одной масти.

Стальной магнат смотрел на карты.

— Будь я проклят. Три одинокие дамы. Вы блефовали. У вас была всего-навсего тройка. Я мог побить вас своим стритом. Хотя ваш флеш, Чарли, побил бы меня. Если бы мистер Белл не вынудил нас обоих отступить.

Чарлз Кинкейд взорвался.

— Вы объявили бет на трех паршивых дамах?

— Я пристрастен к дамам, — сказал Исаак Белл. — Всегда питал к ним слабость.

Кинкейд, словно не веря собственным глазам, протянул руку и коснулся дам.

— Мне придется перечислить деньги, когда я вернусь в Вашингтон, — процедил он.

— Никакой спешки, — любезно сказал Белл. — Мне пришлось бы поступить так же.

— Куда мне послать чек?

— Я буду в Нью-Йорке, в Йельском клубе.

— Сынок, — сказал Конгдон, выписывая чек: уж ему-то не нужно было перечислять деньги, — вы уж определенно окупили свой билет на поезд.

— Ничего себе билет, — сказал Блум. — Да он весь поезд может купить.

— Покупаю! — рассмеялся Белл. — Пойдемте в мой обзорный вагон, выпивка за мной. И, пожалуй, поздний ужин. От этого блефа я проголодался.

Ведя всех в последний вагон поезда, Белл гадал, почему Кинкейд объявил фолд. Он предполагал, что это был совершенно правильный ход, но, после того как фолд объявил Конгдон, Кинкейд стал играть гораздо осторожнее, чем играл весь вечер. Удивительно. Как будто вначале Кинкейд сознательно играл хуже и неосторожнее, чем мог. А вся эта болтовня об Осгуде Хеннеси, который будто бы неоправданно рискует? Сенатор определенно не укрепил репутацию своего благодетеля в глазах банкиров.

Белл заказал всем присутствующим в вагоне шампанское и попросил официантов приготовить поздний ужин. Кинкейд сказал, что только выпьет бокал шампанского. Устал, объяснил он. Но позволил Беллу налить ему второй бокал, а потом съел бифштекс с яйцом и как будто бы преодолел разочарование, вызванное проигрышем. Остальные игроки смешались с другими пассажирами, кое-кто собирался пить всю ночь — компании возникали и распадались, потом снова образовывались. Опять и опять рассказывали о трех дамах. Постепенно толпа разошлась, остались Исаак Белл, Кен Блум, судья Конгдон и сенатор Кинкейд, который заметил:

— Мне сказали, что вы показывали поездной бригаде плакат с разыскиваемым преступником.

— Рисунок из дела, которое мы расследуем, — ответил Белл.

— Покажите, — попросил Блум. — Может, мы его видели.

Белл достал из кармана первый рисунок, отодвинул тарелки и разложил его на столе.

Блум взглянул.

— Да это актер! Из «Большого ограбления поезда».

— Он правда актер? — спросил Кинкейд.

— Нет. Но похож на «Брончо Билли» Андерсона.

Кинкейд провел пальцами по рисунку.

— Кажется, похож на меня.

— Арестуйте этого человека! — рассмеялся Кен Блум.

— Уже арестовал, — сказал Конгдон. — В некотором роде. У этого парня точеные черты лица. У сенатора тоже. Посмотрите на ямочку на подбородке. У вас тоже такая, Чарли. Я слышал, толпа поклонниц в Вашингтоне кудахчет, будто вы похожи на кинозвезду.

— У меня не такие большие уши, — заметил Кинкейд.

— Это верно.

— Какое облегчение, — сказал Кинкейд. — С большими ушами нельзя быть кинозвездой.

Белл рассмеялся.

— Босс предупредил: уродов не арестовывать.

Он перевел взгляд с рисунка на сенатора и снова на рисунок. Несомненное сходство высокого лба. Уши определенно другие. У обоих подозреваемых на рисунках и у сенатора умные лица с резкими чертами. Но, как заметил Джозеф Ван Дорн, то же можно сказать о многих людях. Помимо величины ушей подозреваемые и сенатор разнились проницательностью взгляда. Человек, ударивший лесоруба ломом, выглядел более решительным и целеустремленным. Неудивительно, что он показался таким человеку, на которого напал. Но Кинкейд не казался одержимым какой-то целью. Даже в самый разгар поединка Кинкейд производил впечатление человека, довольного собой и снисходительного к себе, скорее слуги могущественных, чем самого могущественного. Хотя, напомнил себе Белл, возможно, в начале партии Кинкейд разыгрывал простака.

— Что ж, — сказал Кинкейд, — если увидим этого парня, задержим его для вас.

— Если увидите, держитесь от него подальше и позовите подкрепление, — серьезно сказал Белл. — Он очень опасен.

— Ладно, я пошел спать. День был долгим. Спокойной ночи, мистер Белл, — сердечно сказал Кинкейд. — Играть с вами в карты интересно.

— И разорительно, — добавил Конгдон. — Что вы сделаете с выигрышем, мистер Белл?

— Хочу купить своей невесте дом.

— Где?

— В Сан-Франциско. Наверху, на Ноб-Хилле.

— Много ли домов там выдержали землетрясение?

— Тот, о котором я думаю, построен так, что простоит тысячу лет. Беда лишь в том, что для моей невесты в нем могут быть призраки. Дом принадлежал ее прежнему нанимателю, который оказался злостным грабителем банков и убийцей.

— По моему опыту, — усмехнулся Конгдон, — лучший способ помочь женщине чувствовать себя уютно в доме, принадлежавшем другой женщине, это дать ей брикет динамита и посоветовать все переделать. Я поступал так много раз. Волшебный эффект. То же самое может сгодиться и в отношение прежнего нанимателя.

Чарлз Кинкейд встал и пожелал всем доброй ночи. Потом небрежно, почти насмешливо спросил:

— А что случилось с грабителем банков и убийцей?

Исаак Белл смотрел в глаза сенатору, пока тот не отвел взгляд. Только тогда высокий детектив ответил:

— Я поймал его и разоблачил. Больше он никому не причинит вреда.

Кинкейд ответил искренним смехом.

— Знаменитый девиз Ван Дорна: «Мы никогда не сдаемся».

— Никогда, — подтвердил Белл.

Сенатор Кинкейд, судья Конгдон и все прочие отправились спать, в обзорном вагоне остались только Белл и Кенни Блум. Через полчаса поезд начал тормозить. Там и сям в черноте ночи показались огоньки. Стали видны пригороды Роулинса. «Оверленд лимитед» шел мимо тускло освещенных улиц.

* * *

Саботажник определял скорость поезда с площадки вагона, где помещалось его купе. Рисунок Белла потряс его куда сильнее огромного проигрыша. В конечном счете деньги ничего не значат: скоро он будет богаче Конгдона, Блума и Мозера вместе взятых. А вот рисунок — действительно редкое невезение. Кто-то видел его лицо и описал художнику. К счастью, уши нарисовали неверно. И спасибо господу за сходство с кинозвездой. Но нельзя рассчитывать на то, что такие несовпадения долго будут сбивать с толку Исаака Белла.

Он спрыгнул с медленно идущего поезда и отправился на разведку темных улиц. Действовать следовало быстро. Стоянка всего полчаса, а он не знает Роулинса. Но все городки при железной дороге устроены одинаково, и он надеялся, что ему снова повезет. Во-первых, Исаак Белл утратил бдительность. Детектив взбудоражен огромным выигрышем за карточным столом. И вполне вероятно, что среди телеграмм, ждущих его на вокзале, есть и трагическая новость из Огдена, которая пустит его по ложному следу.

Через несколько минут, идя на звуки музыки из салуна, который был еще открыт, хотя полночь уже миновала, он нашел то, что искал. Он не зашел во вращающиеся двери, а, напротив, взял в руку толстую пачку денег и двинулся в обход салуна, бесстрашно углубившись в переулок. В окнах танцевального зала и казино горели яркие огни, менее яркие — у ночного клуба за салуном. За ночной клуб выдавал себя бордель. Следовательно, здесь наверняка должны были найтись вышибалы, нанятые для сохранения спокойствия и отпугивания воров. А вот и они.

Два боксера со сломанными носами и сбитыми костяшками пальцев, из тех, что выступают на родео и в танцевальных конкурсах, курили у лестницы на второй этаж. Саботажник, пошатываясь, приближался к ним, а они разглядывали его с растущим интересом.

Саботажник пьяно шатнулся, устремившись ко входу в платную конюшню. Он заметил, как вышибалы снова переглянулись: им показалось, что удача улыбается им все шире. Пьяницу с пачкой денег в руке легко обобрать.

В двадцати шагах от ступенек Саботажник споткнулся и, чтобы не упасть, уцепился за стену. Рука его коснулась точно того места, куда падал луч света сверху; этот луч осветил пачку купюр. Двое встали, переглянулись и погасили сигареты.

Он опередил их и быстро выбрал место, куда падал свет из следующей двери. Они двинулись за ним, первый вышибала на ходу доставал из кармана свинчатку. Саботажник ударил его по ногам и свалил. Захваченный врасплох вышибала упал на истоптанную копытами солому. Его партнер, сообразив, что Саботажник вовсе не пьян, как они полагали, поднял могучие кулаки.

Саботажник опустился на колено, выдернул из-за голенища нож, повернул запястье. Клинок мгновенно удлинился, и его острие уперлось вышибале в горло. Другой рукой Саботажник прижал «Дерринджер» к виску лежащего на соломе. Мгновение слышались только далекие звуки пианино и тяжелое дыхание вышибал.

— Успокойтесь, джентльмены, — сказал Саботажник. — У меня деловое предложение. Я заплачу вам десять тысяч долларов за то, чтобы вы убили пассажира «Оверленд лимитед». У вас двадцать минут до того, как поезд уйдет со станции.

Вышибалы не имели ничего против убийства за десять тысяч долларов. Саботажник мог бы купить их и за пять. Но они были практичными людьми.

— Как выманить его из поезда?

— Он защитник невинных, — сказал Саботажник. — И выйдет, чтобы защитить того, кому грозит опасность, например даме. Найдется такая дама?

Они оглядели переулок. В одном из окон висел красный фонарь.

— Найдется за два доллара.

Под металлический лязг тормозов и звон сцеплений «Оверленд лимитед» остановился на узком освещенном электричеством участке у низкого здания кирпичного вокзала Роулинса. Большинство пассажиров спали. Те, кто вышел на платформу размять ноги, тотчас ретировались из-за смешанного едкого запах золы и угольного дыма. Меняли локомотив, а тем временем в поезд загружали продовольствие, газеты и телеграммы.

Проводник Джонатан, бывший раб, подошел к Исааку Беллу. Детектив вместе с Кеннетом Блумом сидел на диване в пустом обзорном вагоне; они вспоминали дни в цирке.

— Телеграмма из Огдена, мистер Белл.

Белл дал Джонатану тысячу долларов.

— Не волнуйся, Джонатан, — сказал он со смехом. — Мне сегодня повезло. Самое меньшее, что я могу, это поделиться удачей. Прошу прощения, Кен.

И он отвернулся, чтобы прочесть телеграмму.

Лицо его застыло, хотя глаза жгло от слез.

— Все хорошо, Исаак? — спросил Блум.

— Нет, — сдавленно ответил Белл и вышел на заднюю платформу, пытаясь набрать в легкие едкого воздуха.

Хотя была середина ночи, по соседнему пути паровоз передвигал товарные вагоны. Блум вышел следом.

— Что случилось?

— Вебер и Филдс.

— Комики? О чем ты?

Исаак Белл ответил только:

— Мои старые друзья.

Он скомкал телеграмму в руке и прошептал:

— Я их предупреждал: осторожнее. Говорил, что Саботажник опасен.

— Кто? — переспросил Блум.

Белл мрачно взглянул на него, и Блум торопливо ушел в вагон.

Белл расправил телеграмму и снова прочел. Тела найдены в переулке, в двух кварталах от конторы. Должно быть, заметили Саботажника и пошли за ним. Трудно поверить, что один человек сумел справиться с двумя опытными детективами. Но Уолли был болен. Может, это лишило его проворства… Как главный дознаватель, как человек, ответственный за безопасность сыщиков, Белл должен был заменять его, не должен был давать опасное поручение уязвимому человеку.

Голова Белла раскалывалась от боли и ярости. Очень долго он не мог думать. Но потом ему пришло в голову, что, умирая, Уолли и Мак оставили ему наследство. Человек, которого они преследовали, должен был достаточно походить на рисунок, сделанный лесорубом, чтобы вызвать их подозрения. Иначе зачем бы им идти за ним в переулок? То, что он развернулся и убил их, доказывает, что рисунок лесоруба точен, как бы ни напоминал изображенный на нем человек кинозвезду.

Новый локомотив дал сигнал к отправлению. Ухватившись за поручень платформы, Белл с полными слез глазами так погрузился в размышления, что лишь смутно различал шпалы, выходящие из-под вагона; вагон уходил со станции, минуя последний участок, освещенный электричеством.

Закричала женщина.

Белл поднял голову. Он увидел, как она бежит по шпалам, словно хочет догнать уходящий поезд. Ее белое платье будто светилось в ночи, озаренное сзади далеким огнем. За женщиной гнался мужчина, он схватил женщину и зажал ей рот, оборвав крик; под тяжестью его тела она упала.

Белл мгновенно начал действовать. Он перескочил через перила, коснулся земли и побежал во весь дух. Но поезд шел уже очень быстро, и он потерял равновесие. Он свернулся в клубок, закрыл лицо руками и покатился между рельсами. Поезд уходил со скоростью тридцать миль в час.

Белл перекатился через стрелку и резко остановился у сигнального столба. Потом вскочил и побежал на помощь женщине. Мужчина одной рукой держал ее за горло, а второй срывал платье.

— Отпусти ее! — крикнул Белл.

Мужчина вскочил.

— Убирайся! — велел он женщине.

— Сперва заплати! — потребовала она, протягивая руку. Он сунул ей в руку деньги. Она тупо посмотрела на Белла и пошла в сторону вокзала. Мужчина, который притворялся, что напал на нее, повернулся к Беллу и осыпал его ударами, как профессиональный боксер.

Не веря своим глазам, Белл смотрел, как красные хвостовые огни «Оверленд лимитед» исчезают в ночи; при этом он машинально уклонялся от тяжелых ударов, пролетавших у него над плечом. Но тут его сильно ударили сзади по затылку.

Саботажник смотрел с задней платформы набирающего скорость поезда. Красный хвостовой огонь вагона освещал рельсы. С той минуты, как, освещенные огнями станции, показались три фигуры на рельсах, они становились все меньше. Двое, казалось, стояли прочно. Третий летал от первого к второму и обратно.

— Прощайте, мистер Белл. Не забудьте нанести ответный удар.

Глава 18

Их оказалось двое.

Удар сзади бросил Белла вперед, и первый боксер ударил его в челюсть. Детектива закрутило, как волчок. Второй боксер поджидал и нанес удар, сбивший детектива с ног.

Белл плечом ударился о щебень, покатился по шпалам и налетел на рельс. Холодный металл был подушкой под его головой; он посмотрел вверх, стараясь понять, что происходит. Всего несколько секунд назад он стоял на платформе купейного поезда первого класса. Потом бросился на помощь женщине, которая в этой помощи не нуждалась. А теперь два боксера молотили его кулаками без перчаток.

Они взяли его в клещи, не позволяя даже помыслить о бегстве.

В четверти мили от них на запасном пути остановился паровоз, луч его прожектора упал на рельсы; в его свете нападающие и Белл увидели друг друга; но света недостаточно, подумал Белл, чтобы кто-нибудь еще увидел и вмешался.

Он разглядел, что его противники крупные мужчины, не выше его, но оба тяжелее. По их осанке он видел, что они профессионалы. Легкие на ногах, они знали, как нанести удар, знали, в каком месте можно причинить наибольший ущерб, знали все грязные уловки. По их лицам он понял, что ждать от них милосердия не приходится.

— Вставай, парень. Вставай, будь мужчиной.

Они попятились, давая ему место, совершенно уверенные в своем мастерстве, к тому же их было двое на одного.

Белл потряс головой, чтобы в ней прояснилось, и подобрал под себя ноги. Он тренированный боксер. Умеет держать удар. Знает, как уходить от ударов. Знает, как наносить их в стремительных комбинациях. Но двое на одного — и они тоже знают свое дело.

Первый собирался пойти в атаку: глаза блестят, кулаки держит низко на манер чемпиона Джона Л. Салливана. Второй держит руки выше, по примеру «Джентльмена Джима» Корбетта, единственного, кому удалось победить Салливана. Вот этого следует опасаться, Корбетт был умным боксером, не просто драчуном. Левой рукой и плечом этот второй защищает челюсть, точно как сделал бы Корбетт. Правый, защищая живот, готовит удар в подбородок сверху.

Белл поднялся.

«Корбетт» отступил.

«Салливан» бросился вперед.

Белл видел, что их стратегия проста и могла бы быть смертоносно успешной. «Салливан» нападает спереди, «Корбетт» ждет, чтобы нанести удар сзади, когда Белл отступит. Если Белл будет держаться, а «Салливан» устанет, они поменяются ролями и все начнется сначала.

Двуствольный «Дерринджер» Белла спрятан в шляпе, а шляпа висит в купе. Пистолет тоже остался в поезде, идущем в Шайенн. Сам Белл в смокинге, в котором ужинал и играл в карты: пиджак с атласными лацканами, плиссированная рубашка с бриллиантовыми запонками, шелковый галстук. Только обувь, начищенные черные башмаки, не видные из-под брюк, а не бальные туфли из лаковой кожи, могли помешать взыскательному метрдотелю усадить его за столик в изысканном ресторане.

«Салливан» ударил правой. Белл нырнул. Кулак просвистел у него над головой, и «Салливан», потеряв равновесие, проскочил мимо. При этом Белл нанес ему два удара: один, не возымевший никакого действия, — в твердый живот, а второй, боковой, в голову. «Салливан» взревел от гнева.

«Корбетт» искренне рассмеялся.

— Ученый, — насмешливо сказал он. — Где навострился боксировать, сынок? В Гарварде?

— В Йеле, — ответил Белл.

— Ну, Була-Була,[11] получи.

«Корбетт» сделал ложный замах правой и слева сильно ударил Белла по ребрам. И хотя Белл успел чуть отодвинуться, все равно его будто локомотив ударил. Он упал, чувствуя жгучую боль в боку. «Салливан» подбежал и пнул его в голову. Белл лихорадочно увернулся, и подкованный сапог, нацелившийся ему в лицо, разорвал плечо смокинга.

Двое на одного — не тот случай, чтобы соблюдать правила маркиза Квинсберри. Вставая, Белл подобрал с насыпи горсть щебня.

— А говорил я, что учился и в Чикаго? — спросил он. — На Вест-Сайде.

И с силой швырнул щебень в лицо «Корбетту».

«Корбетт» закричал от боли и схватился за глаза. Белл надеялся оглушить его, если вообще не вывести из строя. Но «Корбетт» был очень проверен. Он успел увернуться, и камень ударил не все силой. «Корбетт» отнял руку от глаза, полой рубашки вытер кровь и снова сжал кулак.

— Это тебе дорого обойдется, грамотей. Есть быстрая смерть и медленная, и ты заслужил медленную.

«Корбетт» закружил возле Белла, одна рука высоко, другая низко, один глаз заплыл, второй злобно горит. Он нанес несколько ударов по корпусу — четыре, пять, шесть, — чтобы по реакции Белла определить, насколько тот хорош и в чем его слабости. Неожиданно он приблизился и ударил дважды, слева и справа, чтобы лишить противника способности ориентироваться и подготовить тяжелый удар.

Белл увернулся от этих двух ударов «Корбетта». Но «Салливан» улучил момент и саданул его по зубам, отчего Белл снова упал.

Белл почувствовал соленый вкус во рту. Он сидел, мотая головой. Кровь текла по его лицу, по губам. На зубах блестел свет фонаря стрелки.

— Улыбается, — сказал «Салливан» «Корбетту». — Он что, псих?

— Это от удара. Я ударил его сильней, чем думал.

— Эй, парень, чего смеешься?

— Давать кончать его.

— А что потом?

— Оставим на рельсах. Подумают, угодил под поезд.

Улыбка Белла стала шире.

«Наконец-то, — подумал он. — Уолли и Мак, старые друзья, я ближе к Саботажнику, чем думал».

Значит, тот все-таки сел на поезд в Огдене. Затаился, ждал возможности, пока Белл ужинал, играл в карты и угощал как победитель всех в обзорном вагоне. А в Роулинсе сошел с поезда, отыскал этих двоих и нанял, чтобы они убили его.

— Сейчас у него будет, из-за чего улыбаться, — сказал «Салливан».

— Есть спички? — спросил Белл.

«Салливан» взглянул на свои руки и спросил:

— Что?

— Спички. Серники. Мне нужно больше света, чтоб показать вам рисунок, который у меня в кармане.

— Что?

— Вы спросили меня, в чем дело. А дело в том, что я охочусь за убийцей, который нанял вас, вонючих скунсов, убить меня. И еще в том, что вы, вонючки, расскажете мне, как он выглядит.

«Салливан» бросился на Белла, нацелив сильнейший удар правой ему в лицо. Белл быстро отпрянул. Кулак просвистел у него над головой, как булыжник, а когда «Салливан», промахнувшись, по инерции подался вперед, Белл ударил его в голову слева снизу. Удар, словно копёр, вколотил «Салливана» в землю. На этот раз, когда сбоку подскочил «Корбетт», Белл ждал его и таким же ударом левой с хрустом разбил ему нос.

«Корбетт» крякнул, но все же увернулся от удара, который убил бы простого смертного. Он взмахнул левой рукой, защищая подбородок от удара Белла, а правую продолжал держать низко, мешая противнику. И небрежно сказал:

— А вот кой-что, чему тебя в колледже не учили, — и нанес — раз, два — удары, которые едва не сорвали Белла голову с плеч.

Когда Белл пролетал мимо «Салливана», тот добавил. Удар пришелся Беллу в затылок и сбил с ног. Боль была такая, словно в мозг вонзили иглу. Но он ощущал боль, а значит, был еще жив и видел, как «Салливан» с «Корбеттом» приближаются, чтобы нанести смертельный удар. Голова кружилась, и ему пришлось оттолкнуться руками, чтобы встать.

— Джентльмены, это ваш последний шанс. Этот человек нанял вас убить меня?

Мощный удар «Салливана» выбил листок из руки Белла.

Белл по возможности выпрямился, преодолевая жгучую боль в ребрах, и сумел уйти от следующей комбинации «Салливана».

— Тобой займусь потом, — насмешливо сказал он «Салливану», — как только втолкую твоему дружку, чему нас учили в колледже. — Потом он презрительно сказал «Корбетту»: — Если б ты был хоть вполовину так хорош, как думаешь, ты не стал бы за плату избивать людей в этом богом забытом городишке.

Это подействовало. За игрой в покер болтовня помогает выведать намерения игроков, в драке провоцирует на безрассудные действия. «Корбетт» оттолкнул «Салливана».

— Пшел с дороги. Я заставлю этого сукина сына плакать перед смертью.

И он в гневе бросился вперед, осыпая Белла ударами, как пушечными ядрами.

Белл понимал, что слишком избит, чтобы полагаться на свою скорость. Оставался единственный шанс — вложить все силы в один убийственный удар. Слишком усталый, чтобы уходить от ударов, он пропустил два, подобрался поближе, увернувшись от третьего, и так ударил «Корбетта» в подбородок, что голова «Корбетта» запрокинулась. Потом собрал все силы до последней капли и нанес удар правой по корпусу. У «Корбетта» вырвался воздух из легких, и он упал как подкошенный. Не желая сдаваться, падая, он ударил Белла в горло, но промахнулся.

Белл двинулся на «Салливана». Он тяжело дышал, но его лицо превратилось в маску мрачной решимости.

— Кто тебя нанял?

«Салливан» опустился на колени рядом с упавшим напарником, порылся в его пальто, вытащил нож, вскочил и бросился на Белла.

Белл видел, что дюжий драчун тяжелее его. Он сам едва дышал: пытаться отобрать нож было слишком рискованно. Он вытащил из-за голенища собственный нож и подбросил его, проведя указательным пальцем по ручке, чтобы нож не вращался. Мелькнув, точно язык ящерицы, нож полетел горизонтально и вонзился в горло «Салливану». Тот упал, зажимая рану и тщетно пытаясь остановить кровь.

На вопросы Белла он отвечать не сможет.

Детектив наклонился к «Корбетту». Глаза у того были широко открыты, изо рта текла кровь. Но если он и не умирал от внутренних повреждений, вызванных ударом Белла в живот, то был близок к этому. Не тратя больше ни секунды, Исаак Белл с трудом побрел по рельсам к вокзалу и ввалился в кабинет диспетчера.

Диспетчер уставился на человека в рваном смокинге с лицом, залитым кровью.

— Что с вами, мистер?

Белл ответил:

— Президент железной дороги дал мне право заказывать «особый» поезд.

— Ну еще бы. А римский папа только что выписал мне пропуск к вратам рая.

Белл достал из бумажника письмо Осгуда Хеннеси и сунул диспетчеру под нос.

— Мне нужен ваш самый быстрый локомотив.

Диспетчер дважды прочел письмо, встал и сказал:

— Да, сэр. Но у меня всего один локомотив, и он должен везти на запад «Лимитед»; поезд придет через двадцать минут.

— Поворачивайте локомотив. Мы едем на восток.

— Куда?

— За «Оверленд лимитед».

— Вы никогда его не догоните.

— Если не догоню, будете объясняться с мистером Хеннеси. Садитесь за телеграф и расчистите нам дорогу.

У «Оверленд лимитед» было преимущество в 55 минут, но паровоз Белла вез только уголь и воду, а локомотив «Лимитед» тянул восемь мягких и багажный вагоны, обзорный вагон и вагон-ресторан. Стодолларовые чаевые машинисту и кочегару тоже способствовали скорости паровоза. Они всю ночь шли в подъем и в горах Медисин-Боу столкнулись со снегом, предвестником зимы, которую старались обогнать строители Осгуда Хеннеси, покуда Саботажник сеял смерть и разрушения, чтобы остановить их.

Спустившись в долину реки Ларами, они оставили снег позади, пронеслись по долине, остановившись только, чтобы набрать воды, снова начали подъем и наконец догнали «Оверленд лимитед» к востоку от Ларами, на станции Буфорд, где восходящее солнце освещало розовый гранит вершины горы Шерман. «Оверленд лимитед» на боковом пути набирал воду; кочегар выбил затычку из большого деревянного бака, дернул за цепь, и вода потекла в тендер локомотива.

— Хватит ли у вас воды, чтобы добраться до Шайенна без остановок? — спросил Белл кочегара.

— Думаю, да, мистер Белл.

— Обгоните его! — приказал Белл машинисту. — Отвезите меня прямо в Шайенн на вокзал. Как можно быстрей.

От станции Буфорд до Шайенна тридцать миль дороги спускаются на две тысячи футов. Перед «особым» Белла никаких поездов не было, и он понесся в Шайенн со скоростью девяносто миль в час.

Глава 19

Едва поезд остановился, Саботажник проснулся. Он отвел край шторы и увидел освещенную солнцем гранитную вершину горы Шерман; в каменоломне на этой горе железная дорога добывала розовый гранит для балласта. В Шайенне поезд будет к завтраку. Он закрыл глаза, радуясь возможности спать еще час.

Мимо стоящего «Лимитед» пронесся локомотив.

Саботажник открыл глаза. Звонком вызвал проводника.

— Джордж, — сказал он Джонатану. — Почему мы остановились?

— Набираем воду, сэр.

— А почему этот поезд перегнал нас?

— Не знаю, сэр.

— Мы ведь «Лимитед».

— Да, сэр.

— Какой поезд может быть быстрей этого, черт побери?

Проводник съежился. Лицо сенатора Кинкейда неожиданно исказилось от ярости, глаза гневно сверкнули, рот искривился от ненависти. Джонатан пришел в ужас. Сенатор в одно мгновение может уволить его. Его выбросят с поезда на следующей же станции. Или прямо среди вершин Скалистых гор.

— Нас обогнал не поезд, сэр. Только локомотив.

— Один локомотив?

— Да, сэр. Только он и тендер.

— Значит, кто-то заказал «особый».

— Наверно, сэр. Вам виднее, сэр. Шел на полной скорости.

Саботажник снова лег, скрестил руки за головой и задумался.

— Что-нибудь еще, сэр? — осторожно спросил Джонатан.

— Кофе!

Утром, в начале десятого локомотив Белла промчался через скотопригонный двор и подошел к шайеннскому вокзалу. Белл направился в отель «Интероушн», лучший среди трехэтажных домов, какие были видны с вокзала. Швейцар бросил всего один взгляд на высокого человека в рваном смокинге и окровавленной рубашке и бросился через вестибюль наперерез ему.

— Сюда нельзя в таком виде!

— Белл. «Агентство Ван Дорна». Отведите меня к портному. Приведите галантерейщика, чистильщика обуви и парикмахера.

— Сюда, сэр… Вызвать врача?

— Некогда.

Спустя сорок минут к вокзалу подошел «Оверленд лимитед».

Исаак Белл ждал его на платформе; выглядел он гораздо лучше, чем чувствовал себя. Все тело ныло, каждый вдох вызывал боль в ребрах. Но он был чисто вымыт, выбрит и одет так же хорошо, как накануне вечером, когда играл в покер: отглаженный черный смокинг, белоснежная рубашка, шелковые галстук-самовяз и пояс; ботинки сверкали, как зеркало.

На разбитых губах Белла играла улыбка. Кого-то в этом поезде ждал большой сюрприз. Вопрос в том, настолько ли Саботажник удивится, чтобы выдать себя.

Поезд еще не успел остановиться, а Белл уже встал на подножку «пуллмана», соседнего с вагоном-рестораном, с трудом поднялся по ступенькам, перешел в вагон-ресторан и вошел в него. Заставляя себя держаться прямо и идти нормально из-за многочисленных наблюдателей, он попросил у официанта столик в середине зала, что позволяло ему видеть входящих с обоих концов вагона.

Вчерашние тысячедолларовые чаевые в обзорном вагоне не остались незамеченными поездной бригадой. Белла немедленно усадили и снабдили крепким кофе, горячими булочками и советом заказать только что пойманную вайомингскую форель.

Белл изучал лицо каждого вошедшего в вагон, определяя реакцию на свое появление.

Некоторые, заметив его смокинг, с улыбкой замечали:

— Ночка затянулась?

Мясник из Чикаго дружески помахал ему; хорошо одетый коммивояжер, с которым Белл разговаривал в туалете, — тоже.

Судья Конгдон вошел и сказал:

— Прошу меня простить, мистер Белл, что не присоединюсь к вам. По утрам, если не считать общества юных леди, я предпочитаю одиночество.

С туманом похмелья в глазах вошел Кенни Блум и сел рядом с Беллом.

— Доброе утро, — сказа Белл.

— Да какого дьявола в нем доброго? Эй, а что у тебя с лицом?

— Порезался, когда брился.

— Джордж! Джордж! Кофе сюда, пока человек не умер.

К их столику подошел Брюс Пейн, нефтяной магнат, тараторя что-то о том, что прочел в шайеннских газетах. Кеннет Блум закрыл глаза. На последний пустой стул сел Джек Томас и сказал:

— Ну и фонарь.

— Брился, порезался.

— А вот и сенатор! Дьявольщина, у нас нет для него места. Джордж! Джордж! Принесите еще стул для сенатора Кинкейда. Человек, который теряет столько денег, не должен есть в одиночестве.

Белл наблюдал, как по вагону-ресторану медленно приближается Кинкейд, кивая знакомым. Неожиданно сенатор отшатнулся, его лицо изменилось. Хорошо одетый коммивояжер сорвался с места и кинулся к сенатору, чтобы пожать ему руку. Кинкейд бросил на него холодный взгляд, прошел мимо и направился к столику Белла.

— Доброе утро, господа. Довольны, мистер Белл?

— Доволен? Чем же?

— Как это чем? Вчера вечером вы выиграли почти миллион долларов. И большая часть этих денег была моей.

— Так вот что я делал вчера вечером, — сказал Белл, продолжая наблюдать за дверьми. — А я все старался вспомнить. Я знал — что-то привлекло мое внимание.

— Похоже, и ваше лицо привлекло чье-то внимание. Что случилось? Упали с идущего поезда?

— Слишком старательно брился, — ответил Исаак Белл, продолжая наблюдать за дверьми. Но, хотя он дождался, что опустел последний столик, никого не удивило его присутствие. Он не особенно удивился и был лишь слегка разочарован. Выстрел наудачу. Но, даже если он не заставил Саботажника выдать себя, тот теперь будет с тревогой оглядываться. Кто сказал, что детективы Ван Дорна не умеют летать?

Глава 20

Вонг Ли из Джерси-Сити, штат Нью-Джерси, — крошечный человек с перекошенным лицом и слепым глазом. Двадцать лет назад подносчик кирпичей, ирландец с мощными от перетаскивания тяжестей руками, сбил с головы Вонга шапку на тротуар, а когда Вонг спросил, почему тот его оскорбил, ирландец и два его собутыльника так избили Вонга, что друзья в больнице его не узнали. Тогда ему было двадцать восемь, он был полон надежд, старался выучить английский, работал в прачечной и копил деньги, чтобы привезти в Америку жену из их деревни в Цзюлуне.

Теперь ему почти пятьдесят. Ему удалось скопить достаточно денег и открыть собственную прачечную за рекой Гудзон, на острове Манхэттен в Нью-Йорке, в надежде поскорее оплатить приезд жены. Хороший английский привлекал клиентов, но мечты Ли неожиданно развеяла паника 1893 года, и «Прекрасная прачечная, ручная стирка» Вонга Ли присоединилась к десяткам тысяч малых предприятий, обанкротившихся в девяностые годы. К тому времени как процветание вернулось наконец, долгие трудные годы лишили Вонга сил, необходимых, чтобы начать все заново. Надежды не угасали, поэтому он экономил, ночуя на полу в прачечной, где работал в Джерси-Сити. Большую часть этих денег забирало получение вида на жительство в соответствии с новым пунктом Акта об исключении китайцев,[12] когда в 1902 году закон был пересмотрен. Адвокат объяснил: когда много лет назад Ли попал в больницу, он не стал защищаться от обвинений в нападении. Поэтому сейчас придется давать взятки. Так сказал адвокат.

И вот в минувшем феврале — зима еще не кончилась — к Вонгу (тот был один в прачечной своего нанимателя) обратился незнакомец, белый американец, так сильно укутавшийся от холодного ветра с реки, что между поднятым воротником плаща с капюшоном и полами шляпы виднелись только глаза.

— Вонг Ли, — сказал он, — тебе привет от нашего общего друга Питера Бо.

Вонг Ли не видел Питера Бо двадцать пять лет, с тех пор как они, иммигранты, работали взрывниками, проделывали проходы в горах для железной дороги «Сентрал Пасифик». Молодые, смелые, надеясь вернуться в свои деревни богатыми людьми, они карабкались на утесы и взрывали скалы, прокладывая удобные пути для поездов.

Вонг сказал: рад слышать, что Питер Бо жив и здоров. Когда Вонг видел его в последний раз, в горах Сьерра-Невада, Питер потерял руку из-за преждевременного взрыва. Его руку медленно сжирала гангрена, и он был слишком слаб, чтобы бежать в Калифорнию от толп, нападавших на китайских иммигрантов.

— Питер Бо сказал, что ты живешь в Джерси-Сити. Он сказал, что ты поможешь мне, сам он не может.

— Судя по вашей одежде, — заметил Вонг, — вы слишком богаты, чтобы нуждаться в помощи бедного человека.

— Я действительно богат, — сказал незнакомец и выложил на деревянный прилавок пачку купюр. — Это аванс, — сказал он, — до моего возвращения. — И добавил: — Я достаточно богат, чтобы заплатить за все, что тебе нужно.

— А вам что нужно? — спросил Вонг.

— Питер Бо сказал, что у тебя особый дар к подрывным работам. Он сказал, что ты используешь одну динамитную шашку там, где другим нужно пять. Тебя прозвали Дракон Вонг. А когда ты возразил, что только императоры могут именоваться драконами, тебя назвали Императором Динамита.

Польщенный Вонг Ли подумал: это правда. В те годы, когда никто ничего не знал о взрывчатке, у него обнаружилось интуитивное понимание динамита. И этот дар сохранился. Ли следил за современными достижениями взрывного дела, в том числе за применением электричества, которое сделало взрывы более безопасными и мощными; у него сохранялась надежда, что когда-нибудь владельцы каменоломен и строители снова начнут нанимать китайцев.

Полученные деньги Вонг потратил на покупку половины бизнеса своего хозяина. Но месяц спустя, в прошлом марте, Уолл-стрит снова охватила паника. Заводы в Нью-Джерси, и по всей стране закрывались. Поезда перевозили меньше грузов, паромы через реку ходили реже. В порту труднее стало найти работу, и мало кто мог позволить себе отдать белье в стирку. Всю весну и лето паника нарастала. И к осени Вонг Ли потерял надежду снова увидеть жену.

Теперь на дворе был ноябрь, очень холодно, приближалась зима.

И незнакомец снова пришел в Нью-Джерси, закутавшись от ветра с реки.

Он напомнил Вонгу, что тот взял аванс и должен выполнить работу.

Вонг, в свою очередь, напомнил, что тот обещал оплатить все, что ему нужно.

— Пять тысяч долларов, когда работа будет окончена. Подойдет?

— Очень хорошо, сэр. — Затем, необычайно осмелев, потому что незнакомец в нем действительно нуждался, Вонг спросил: — Вы анархист?

— Почему ты спрашиваешь? — холодно спросил незнакомец.

— Анархисты любят динамит, — ответил Вонг.

— Забастовщики тоже, — терпеливо ответил незнакомец, снова доказав, что Вонг ему очень нужен. — Знаешь выражение «артиллерия пролетариата»?

— Но вы одеты не как рабочий.

Саботажник долго рассматривал изуродованное лицо китайца, словно запоминал каждый шрам. И, хотя их разделял прилавок, Вонг неожиданно подумал, что они стоят слишком близко друг к другу.

— Мне все равно, — попробовал он объяснить. — Простое любопытство.

— Спросишь еще, — сказал незнакомец, — и я вырву тебе второй глаз.

Вонг Ли отступил на шаг. Глядя в лицо Вонгу, словно проверяя его, незнакомец задал вопрос.

— Что тебе нужно, чтобы устроить самый сильный взрыв двадцати пяти тонн?

— Двадцать пять тонн? Двадцать пять тонн — очень много взрывчатки.

— Полный вагон. Что нужно, чтобы устроить самый сильный взрыв?

Вонг точно перечислил, что ему нужно, и незнакомец сказал:

— Все получишь.

Возвращаясь на пароме на Манхэттен, Чарлз Кинкейд стоял на открытой палубе, по-прежнему кутаясь от холодного ветра, разогнавшего угольный дым, который обычно висел над гаванью. Он не мог сдержать улыбку. Забастовщик или анархист?

На самом деле не тот и не другой, несмотря на пугающие свидетельства, которые он старательно оставляет. Радикальные речи, листовки, призывающие к восстанию, черти-иностранцы, желтая опасность, которую будет символизировать тело Вонга Ли, и даже само прозвище Саботажник — все это дымовая завеса перед глазами врага. Он не радикал. И не разрушитель. Он строитель.

Улыбка его стала шире, но взгляд холоднее.

Кинкейд ничего не имел против «немногих избранных». И, прежде чем закончит, станет первым среди них, избранным среди избранных.

Глава 21

Исаак Белл и Арчи Эббот забрались на крышу вагона, груженного динамитом, и принялись осматривать трансконтинентальный грузовой терминал, примыкающий к участку Коммьюнипо Джерси-Сити, конечной точке назначения всех грузовых поездов с запада и юга. Грузовые составы, прошедшие по Америке две или три тысячи миль, останавливались у причалов Нью-Джерси в миле от пункта своего назначения. Путь им преграждала полоска воды, которую моряки называли Северной рекой, а все остальные — рекой Гудзон.

Вагон стоял на пороховом причале, в гавани с одной железнодорожной веткой, отведенной под разгрузку взрывчатки. Но достаточно близко, чтобы детективы видели основной терминал, который выставлял в Гудзон пальцы-пирсы длиной шестьсот футов каждый. На каждом из пирсов сейчас стоял грузовой состав, ожидая, пока его поставят на прочную деревянную баржу и перевезут через реку.

За милей воды из дымной гавани, щетинясь колокольнями и корабельными мачтами, вставал остров Манхэттен. Над колокольнями и мачтами возвышались могучие башни Бруклинского моста и десятков небоскребов; многие из них достроены за тот год, что Белл не был в Нью-Йорке. Двадцатидвухэтажное «Флэтайрон билдинг» превзошло «Таймс билдинг», но оба эти здания казались карликами рядом с шестисотфутовым стальным каркасом, который воздвигали для здания новой конторы компании «Зингер».

— Только в Нью-Йорке, — гордо сказал Арчи Эббот.

Арчи говорил хвастливо, как пропагандист Торговой палаты, но он действительно знал Нью-Йорк изнутри, что делало его для Исаака Белла незаменимым проводником.

— Посмотри на этот паром с флагом Южно-Тихоокеанской железной дороги, хотя он в трех тысячах миль от нее. Все стекается в Нью-Йорк. Мы стали пупом земли.

— Мы стали целью, — ответил Белл. — Саботажник взял вас на мушку, как только Осгуд Хеннеси подписал договор о приобретении контрольного пакета «Джерси сентрал», что дает ему доступ к городу.

Судно в гавани, вызвавшее у Эббота приступ гордости, — длинный, низко сидящий в воде лихтер, рабочий пароход, размерами превышающий буксир. Он принадлежал недавно образованному «Восточному морскому отделению» Южно-Тихоокеанской железной дороги и носил свой флаг более гордо, чем суда из порта Нью-Йорка. Новенький ярко-алый флаг хлопал на ветру, на закопченной трубе парохода были нарисованы четыре красных кольца, ярких, как сургуч на печатях.

Даже старое название судна, «Оксфорд», было закрашено. На корме видна надпись «Лилиан-I». Хеннеси переназвал все лихтеры и буксиры «Восточного морского отделения», присвоив им новые имена от «Лилиан-I» до «Лилиан-XII», и приказал написать на транце и рубке крупными белыми буквами «Южно-Тихоокеанская железная дорога».

— На случай, если Саботажник еще не знает, что мы здесь, — заметил Арчи.

— Знает, — мрачно сказал Белл.

Он шарил по сторонам озабоченным взглядом. Нью-Йорк — земля обетованная, как назвал город «Харперс уикли», совершить сюда паломничество стремятся все владельцы железных дорог. Осгуд Хеннеси этой цели достиг, и в глубине души Исаак Белл знал, что присланная ему в насмешку обложка, на которой в виде спрута изображен президент, совсем не блеф. Саботажник-убийца всем наносит чувствительные удары. И следующий будет нанесен здесь.

С каменным лицом Белл смотрел, как один из бесчисленных буксиров тащит мимо пирса баржу. Палубные матросы отвязали баржу, и она, увлекаемая инерцией, плавно подошла точно к причалу, как бильярдный шар входит в лузу. За то короткое время, пока рабочие на пристани закрепляли швартовы с баржи, буксир подхватил другую баржу с несколькими товарными вагонами и вывел на сильное течение, направляясь к Манхэттену. Куда бы ни посмотрел Белл, везде выполнялись такие же маневры, словно перед ним двигались части колоссального, хорошо смазанного механизма. Но, несмотря на все принятые им предосторожности, железнодорожные линии, причалы и плывущие корабли казались ему игровой площадкой саботажника.

Он направил на терминал два десятка отборных сыщиков Ван Дорна. Полицейский инспектор Джетро Уотт предоставил сотню лучших железнодорожных полицейских, и уже неделю никакой груз не может уйти или прийти без их разрешения. Ни один груз не остается непроверенным. Особенно тщательно, вагон за вагоном, ящик за ящиком, обыскивают поезда с динамитом. В Джерси-Сити, крупнейшем городе штата, населенном столь же плотно, как Манхэттен и Бруклин за гаванью, вскрылось поразительно небрежное обращение со взрывчаткой. По приказу Белла вооруженные охранники поднимались на поезда с взрывчаткой за много миль до станции назначения. Разрешив поезду войти, охранники следили за всеми этапами разгрузки, пока двадцать пять тонн смертоносного груза перемещались из вагона на буксиры и баржи; двухтонные фургоны увозили ломовики. Детективы Ван Дорна перехватывали все грузы, кроме тех, что шли непосредственно к строителям.

И, тем не менее, Белл знал, что у Саботажника не будет недостатка во взрывчатке. Спрос на динамит так огромен, что поезда с ним приходят днем и ночью. В Нью-Йорке взрывали составляющий его основу кристаллический сланец, прокладывая подземку и сооружая подвалы в Манхэттене, Бруклине, Квинсе и Бронксе. В холмах Нью-Джерси добывали базальт для изготовления бетона. На Гудзоне от Палисейдс до Вест-Пойнта рабочие в каменоломнях вынимали строительный камень. Путейцы взрывами пробивали туннели под Гудзоном.

— Когда в следующем году будут закончены туннели, соединяющие Нью-Джерси и Нью-Йорк, — хвастал Эббот, — Осгуд Хеннеси сможет остановить свой «особый» в восьми кварталах от Таймс-сквер.

— Слава Богу, что туннели еще не доделаны, — сказал Белл. — Будь они готовы, Саботажник попытался бы взорвать их, когда под рекой пойдет «Саут-Пасифик лимитед».

Арчи Эббот, как истинный житель Нью-Йорка, продемонстрировал свое презрение к районам западнее Гудзона вообще и к штату Нью-Джерси в частности, напомнив Исааку Беллу, что на протяжении ряда лет огромные участки Джерси-Сити и соседнего Хобокена периодически ровняли с землей взрывами; последний такой случай произошел в 1904 году.

Но Белл не нуждался в напоминаниях. Весть о появлении новых отрядов полиции разнеслись по городу, и испуганное население засыпало власти сообщениями. Только вчера поймали болвана, который вел по Ньюарк-авеню фургон с полутонной динамита, предназначенного для «Трапповой компании Нью-Йорка и Нью-Джерси». Если бы фургон не сумел разминуться с трамваем, страшный взрыв уничтожил бы самую оживленную улицу Джерси-Сити. Компания протестовала против расходов на перевозку динамита через реку Хакенсак к ее шахте в Секаукусе. Но пожарный инспектор Джерси-Сити, которому совсем не нравилось общественное внимание, стоял на своем.

— Этим глупцам из Джерси не нужен Саботажник, чтобы при случае самим себя взорвать, — предсказал Арчи Эббот, — исключительно по неосторожности.

— Но не во время моего дежурства, — сказал Исаак Белл.

— На самом деле, — настаивал Эббот, — если произойдет взрыв, как мы узнаем, что это Саботажник, а не глупцы из Джерси?

— Мы поймем. Если он сумеет нас обойти, в Нью-Йорке произойдет невиданный взрыв.

Белл разместил железнодорожных полицейских на всех поездах, судах и грузовых фургонах, принадлежащих Южно-Тихоокеанской железной дороге. Он дал им в помощь детективов Ван Дорна и инспекторов из недавно основанного железными дорогами Бюро по взрывчатым веществам, чтобы обеспечить безопасный провоз динамита, пороха и ТНТ. У каждого с собой был рисунок лесоруба. Надежды Белла подкреплял отчет об огденской катастрофе Николаса Александера, нового главы денверского отделения, который, несмотря на свои недостатки, оказался способным детективом. Кое-кто считал, что Саботажник сам отыскал Уолли Кизли и Мака Фултона и нарочно напал на детективов Ван Дорна. Но Александер подтвердил первоначальное заключение Белла: Уолли и Мак, преследуя Саботажника, вошли в переулок. Следовательно, узнали его по рисунку. А уже знакомые удары шпаги не оставляли сомнений в том, что их своей рукой убил Саботажник.

— Друг мой, — сказал Арчи. — Ты излишне тревожишься. Мы все перекрыли. Мы здесь уже неделю. И ни следа Саботажника. Босс доволен.

Белл знал, что Ван Дорн не будет доволен, пока они не арестуют Саботажника или не застрелят его. Но справедливо было и то, что само присутствие Ван Дорна уже оказало удивительное воздействие на различных бандитов и мошенников. В Нью-Джерси арестовали гангстера, который грабил поезда, выдавая себя за детектива Ван Дорна, а также трех грабителей банков и пожарного инспектора — этот брал взятки и закрывал глаза на опасную практику просушивания динамита на паровых радиаторах, чтобы не смерзался зимой.

Белла больше всего беспокоил пороховой причал, хотя он кишел железнодорожной полицией. Изолированный от главных причалов, пороховой, по мнению Белла, все равно находился слишком близко. И динамит в стоящие у причала лихтеры разгружали не менее шести вагонов одновременно. Не желая рисковать, Белл поручил командование железнодорожной полицией опытному сыщику Ван Дорна Эдди Эвансу, который хорошо знал и железнодорожную станцию, и доки, и местные банды.

Вонг Ли шел к причалу Коммьюнипо, его маленькое тело почти вдвое сгибалось подтяжестью огромного мотка с бельем. Железнодорожный детектив навис над ним и спросил, куда, черт побери, прет китаеза.

— Быстра-быстра, белье для капитана, — ответил Вонг на ломаном английском; он знал, что именно этого ждет от него детектив.

— Какое судно?

Сознательно выговаривая слова неверно, заменяя одни звуки другими, Вонг сказал:

— «Дзулия Лейдхед».

Этот стальной трехмачтовый барк перевозил кости для переработки в удобрения. Фараон пропустил Ли.

Но, добравшись до барки, с которой рабочие поляки сгружали зловонный груз, китаец миновал ее и поднялся по сходням на побитую двухмачтовую шхуну, стоявшую у причала для древесины.

— Эй, китаеза? — крикнул первый помощник. — Куда это ты?

— Капитан Ятковски, зивей-зивей, одезда.

— Он в своей каюте.

Капитан, морской волк из Йонкерса, возил контрабандное виски, китайский опиум и беженцев, искавших дружественного приема за рекой. Злодеи, которые отказывались платить за провоз к безопасному берегу, отправлялись в плавание лицом вниз по водам Лоуэр-Бэй, и по преступному миру разнеслась весть: никогда не пытайтесь обмануть капитана Пола Ятковски и его первого помощника «Большого Бена» Вейцмана.

— Чего тебе, узкоглазый?

Вонг Ли опустил мешок и аккуратно развязал шнурок. Потом осторожно порылся среди чистых рубашек и простыней и достал жестяную коробочку из-под печенья. И перестал коверкать слова.

— У меня есть все необходимое, — ответил он. В коробочке оказалась рамка — металлическая пластинка с просверленными отверстиями, в которые вставляются медные капсюли, так что они могут храниться, не соприкасаясь. Всего в рамке было тридцать отверстий, в каждое вставлен капсюль толщиной с карандаш и длиной в полкарандаша, к верху каждого капсюля прикреплены два изолированных провода. Таковы были самые мощнейшие ртутные детонаторы номер 6.

Секрет успеха «Дракона» Вонга Ли в его прежней жизни, когда он взрывал скалы на строительстве западных железных дорог, заключался в сочетании храбрости и чутья. Работая по семь дней в неделю и будучи необыкновенно наблюдательным, он понял, что каждый динамитный стержень таит внутри промасленной оболочки больше силы, чем предполагается. Все зависело от того, насколько быстро он взрывался. Вонг заключил, что одновременное срабатывание большого количества детонаторов увеличивает мощность взрыва.

Чем быстрее взрывается заряд, чем больше его сила, тем больше увеличивает Вонг эффективность взрыва. Тридцать лет назад, когда динамит еще был новым изобретением, мало кто из инженеров понимал его свойства. Еще меньше понимали это неграмотные китайские крестьяне. И еще в меньшей степени они находили в себе смелость, необходимую, когда электрические капсюли еще не изобретены и единственное средство подрыва — горящий запальный шнур. Так что истинная тайна больших взрывов заключалась в смелости.

— Есть у вас электрические батареи? — спросил Вонг.

— Есть, — ответил капитан шхуны.

— А провода?

— Все здесь. И что теперь?

Вонг наслаждался моментом. Капитан, жестокий, грубый человек, который на улице сбил бы шапку с его головы, сейчас опасается мрачного мастерства Вонга.

— Что теперь? — повторил Вонг. — Теперь я буду занят. А вы ведите корабль.

Десяток железнодорожных полицейских с ружьями караулили цепочку из шести вагонов на пороховом причале. Трое присматривали за рабочими, которые выгружали из вагонов пятьдесят шестидесятифунтовых ящиков с шестидюймовыми шашками, изготовленными на фабрике «Дюпон де Немур» в Уилмингтоне, штат Делавер. Четверо следили за экипажем «Лилиан-I», складывавшим динамит в просторный трюм. Один, банковский аудитор по образованию, загонял капитана, снова и снова проверяя его накладные и счета фактуры.

Капитан «Лилиан-I» Уит Петри был в дурном настроении. Он уже пропустил прилив, который помог бы ему быстрее подняться по реке. Стоит еще немного задержаться, и все шестьдесят миль, до самой каменоломни в Саттон-Пойнт, где добывают базальт, ему придется идти против сильного течения. А что хуже всего, новые хозяева с Южно-Тихоокеанской дороги были еще прижимистее прежних, из «Нью-Джерси сентрал», и еще меньше склонны тратить деньги на совершенно необходимый ремонт его любимого «Оксфорда». Который они, вопреки всем традициям, переименовали в «Лилиан»: а ведь даже безмозглые знают, что менять название судна значит искушать судьбу; более того, название корабля свели к номеру, «Лилиан-I», как будто это не лучшее судно из всех «Лилиан», от второй до двенадцатой.

— Послушайте, есть мысль, — с досадой сказал капитан. — Пойду домой, поужинаю с женой. А вы, парни, ведите судно.

Ни один из полицейских даже не улыбнулся. Только когда они получили полную уверенность в том, что он везет законный груз, двадцать пять тонн динамита, законному получателю, строителю, взрывающему базальт на утесах в верховьях реки Гудзон, — капитан много раз повторил, что делает это уже восемь лет, — ему наконец разрешили отчалить.

Но и на этот раз ничего не вышло!

Матросы как раз отдавали швартовы, когда высокий, мрачный, светловолосый франт в дорогом пальто показался на пороховом причале в сопровождении спутника, который походил бы на щеголя с Пятой авеню, если бы не боксерские шрамы на лице. Они легко, как акробаты, запрыгнули на борт, и светловолосый показал значок «Агентства Ван Дорна». Он сказал, что он старший дознаватель Исаак Белл, а с ним — детектив Арчибальд Эббот, и потребовал от Петри предъявить документы. Ледяной взгляд Белла подсказал Петри, что не стоит шутить насчет ужина с женой, и капитан терпеливо ждал, пока накладные в десятый раз за день прочитывали строка за строкой.

Именно спутник Белла Эббот голосом обитателя нью-йоркской Адской Кухни сказал:

— Хорошо, капитан, можете отчалить. Простите за задержку, но мы не хотим рисковать.

Он подозвал полицейского с Южно-Тихоокеанской дороги, с руками, как у гориллы:

— Макколин, отправляйтесь с капитаном Петри. Он идет вверх по Гудзону в Саттон-Пойнт, к «Пульверайзд стейт компани». В трюме у него двадцать пять тонн динамита. Если кто-то попытается изменить курс, застрелите ублюдка.

Эббот обнял Белла за плечи и попытался свести его со сходней; совсем иным голосом — голосом истинного щеголя с Пятой авеню — он сказал:

— Все, друг мой. Ты уже неделю этим занимаешься. За делом присмотрят надежные парни. Сегодня вечером мы отдыхаем.

— Нет, — ответил Белл, бросая тревожный взгляд на пять оставшихся вагонов с динамитом. Темнело. Трое железнодорожных полицейских нацелили на ворота, отделявшие причал от основного пути, пулемет «Виккерс» с водяным охлаждением и подачей патронов лентой.

— Приказ мистера Ван Дорна, — сказал Эббот. — Он сказал, что, если сегодня вечером ты не отдохнешь, он снимет тебя с дела и меня тоже. Он не шутит, Исаак. Он сказал, ему нужно, чтобы у нас была ясная голова. Он даже купил нам билеты на «Фоллиз».

— Я думал, они закрылись.

— Шоу открылось для особых представлений, пока идет подготовка к гастролям. Мой друг, газетный критик, написал так: «Лучший коктейль из музыки, шуток и красивых девушек, какой мы видели за много лет». Все в городе из кожи вон лезут, пытаясь достать билеты. А у нас они есть! Но сначала переоденемся и перекусим в моем клубе.

— Сначала, — мрачно сказал Белл, — я хочу, чтобы три полностью загруженных тендера с прижатыми к колесам тормозными колодками стояли за этими воротами — на случай, если кому-нибудь придет в голову выбить ворота локомотивом.

Глава 22

Арчи Эббот, которому родовитая семья запретила поступать на сцену, был членом клуба на Гранмерси-Парк. Клуб назывался «Игроки» и был основан девятнадцать лет назад театральным актером Эдвином Бутом, лучшим Гамлетом прошлого столетия и братом человека, застрелившего президента Линкольна. Марк Твен и генерал Уильям Текумсе Шерман, чей знаменитый разрушительный поход по Джорджии ускорил окончание Гражданской войны, участвовали в устройстве клуба. Бут передал клубу собственный дом, и известный архитектор Стенфорд Уайт, которого потом застрелил на Мэдисон-сквер-гарден наследник стальной империи Гарри То, перестроил его.

Белл и Эббот наскоро поужинали внизу, в «Гриле». Это была их первая трапеза после торопливого завтрака на рассвете в одном из салунов Джерси-Сити. Потом поднялись наверх, выпили кофе и лишь затем направились на угол Сорок Четвертой улицы и Бродвея, чтобы посмотреть «Фоллиз» 1907 года.

Белл задержался в читальне, разглядывая портрет Эдвина Бута в полный рост. Неповторимый стиль актера, мощное смешение самого прямого реализма с романтическим импрессионизмом, вызывали сильный отклик в душе Белла.

— Написано одним из братьев по «Игрокам», — заметил Эббот. — Хорошо, не правда ли?

— Джон Сингер Сарджент, — сказал Белл.

— О, конечно, ты узнал его кисть, — сказал Эббот. — Сарджент написал портрет твоей матери, который висит в гостиной твоего отца в Бостоне.

— Перед самой ее смертью, — сказал Белл. — Чего никогда не скажешь, глядя на столь прекрасную молодую женщину. — Он улыбнулся воспоминанию. — Иногда я садился на ступеньку и разговаривал с ней. У нее такой вид, словно ее снедает нетерпение, и я словно слышу, как она говорит Сардженту: «Заканчивайте. Мне надоело держать этот цветок».

— Откровенно говоря, — пошутил Эббот, — я бы предпочел говорить с портретом, чем со своей матерью.

— Пошли! Мне нужно зайти в контору и сказать, где меня найти.

Как и все отделения Ван Дорна в больших городах, контора на Таймс-сквер была открыта круглосуточно.

Во фраках, с белыми галстуками, в плащах и цилиндрах они вышли на Парк-авеню, забитую колясками, такси и трамваями.

— Быстрей доберемся на подземке.

Станция подземки на Двадцать третьей улице сверкала электрическими огнями и белой плиткой. Среди пассажиров, заполнивших платформу, были представлены все слои общества: от мужчин и женщин, готовых к вечерним развлечениям, до едущих домой продавцов, рабочих и домохозяек. Промчался заполненный народом скоростной экспресс, и Эббот похвастал:

— Наша подземка позволяет миллионам жителей Нью-Йорка ездить на работу в небоскребы.

— Ваша подземка, — сухо заметил Белл, — позволяет преступникам ограбить банк в центре города и отпраздновать это на окраине раньше, чем на месте события появятся копы.

Подземка за несколько мгновений доставила их с окраины на угол Сорок Второй и Бродвея. Они поднялись в мир, откуда ночь была изгнана. Таймс-сквер ярко, как днем, озаряли огромные электрифицированные рекламные щиты, на которых тысячи ламп рекламировали театры, отели и рестораны. По улицам ехали автомобили, такси и автобусы. По широким тротуарам двигались толпы пешеходов.

Белл направился в отель «Никербокер» — первоклассную гостиницу с фреской Максфилда, изображающей веселого короля Коля,[13] в вестибюле. Контора Ван Дорна располагалась на втором этаже, довольно далеко от главной лестницы. Деловитый молодой человек с прилизанными черными волосами, серебряной булавкой в галстуке встречал гостей в со вкусом убранной приемной. В его сшитом на заказ костюме прятался пистолет, и он умел им пользоваться. А под рукой в ящике стола лежала еще и двустволка. Кнопкой, расположенной возле колена, он открывал дверь в заднюю комнату.

Задняя комната напоминала контору рекламного агентства со множеством пишущих машинок, электрических ламп под зелеными абажурами, стальными шкафами для папок, календарем на стене, телеграфным аппаратом и уймой телефонов на столе дежурного. Но за машинками сидели не женщины в белых кофточках, а детективы, составлявшие отчеты, обсуждавшие тактику действий или отдыхавшие от дежурства в отелях Таймс-сквер. Контора имела особый вход для клиентов, которым не стоило показываться в вестибюле отеля «Никербокер»; такие клиенты могли зайти в детективное агентство из переулка и выйти тем же путем.

Наряды Белла и Эббота вызвали поток комментариев.

— Ребята! Сегодня у нас в гостях оперные щеголи!

— Никогда раньше не видели джентльмена? — спросил Эббот.

— Куда это вы нарядились этакими пингвинами?

— В «Жарден де Пари» на крыше Хаммерштейновского театра, — ответил Эббот. — На «Фоллиз-1907».

— Что? У вас есть билеты на «Фоллиз»? — послышались возбужденные возгласы. — Как вы их добыли?

— Милостью босса, — сказал Эббот. — Продюсер, мистер Зигфельд, в долгу у мистера Ван Дорна. Что-то насчет жены, которая оказалась не его женой. Пошли, Исаак. Занавес поднимается.

Но Исаак Белл стоял неподвижно, глядя на шеренгу телефонов. Что-то не давало ему покоя. Что-то он упустил. Что-то забыл. Что-то плохое.

Перед его глазами встал пороховой причал Джерси-Сити. У Белла была фотографическая память, и он мысленно проследил весь путь от начала причала до воды, фут за футом, ярд за ярдом. Увидел пулемет «Виккерс», нацеленный на ворота, отделяющие причал от главного двора. Увидел тендеры с углем, которые приказал передвинуть для защиты ворот. Увидел цепочку вагонов с динамитом, дым, поднявшуюся в прилив воду, вдали кирпичный пассажирский вокзал Коммьюнипо с причалом для паромов.

Что он упустил?

Зазвонил телефон. Дежурный схватил трубку среднего аппарата, который кто-то обозначил мазком помады как главный.

— Да, сэр, мистер Ван Дорн!.. Да, сэр! Он здесь… Да, сэр! Я передам. До свидания, мистер Ван Дорн.

Кладя трубку, он сказал Исааку Беллу:

— Мистер Ван Дорн сказал, что, если вы немедленно не покинете контору, вы уволены.

Они ушли из «Никербокера».

По пути на Бродвей Арчи Эббот, как гордый городской гид, указал на двухэтажный желтый фасад ресторана «Ректор». Обратил особое внимание на статую перед входом.

— Видишь этого грифона?

— Трудно не увидеть.

— Он охраняет самый большой в городе ресторан, где подают омаров.

Лилиан Хеннеси нравилось заходить в «Ректор». Проходя по тротуару мимо грифона, вступая в огромный желто-зеленый мир чудес из хрусталя и золота, ярко освещенный гигантскими люстрами, она представляла себя великой и любимой актрисой. Лучше всего были зеркала от пола до потолка, позволявшие всему ресторану видеть, кто входит во вращающуюся дверь.

Сегодня все смотрели на ее изумительное золотое платье, на ее бриллиантовое ожерелье и шептались о ее восхитительно красивом сопровождающем. Или, пользуясь термином Марион Морган, ее неоспоримо красивом сопровождающем. Жаль только, что это был всего лишь сенатор Кинкейд, по-прежнему неутомимо ухаживающий за ней и мечтающий заполучить ее состояние. Насколько интереснее было бы войти сюда с таким человеком, как Исаак Белл, красивым, но не смазливым, сильным, но не жестоким, твердым, но не грубым.

— Угадать, о чем вы думаете? — поинтересовался Кин-кейд.

— Я думаю, нам пора покончить с омарами и идти на представление. О, послушайте оркестр… Анна Хелд заходит!

Ресторанный оркестр всегда играл новую модную песенку бродвейской актрисы, когда она входила. Мелодия называлась «Не могу на тебя наглядеться».

Лилиан красивым голосом и точно в лад запела:

А вот и она, французская актриса Анна Хелд, тонкая талия подчеркнута великолепным зеленым платьем, гораздо более длинным, чем те, что она носит на сцене. Вся — сплошная улыбка и блеск глаз.

— О, Чарлз, как замечательно! Я рада, что мы пришли.

Чарлз Кинкейд улыбнулся сказочно богатой девушке, подавшейся вперед через накрытый скатертью стол, и неожиданно подумал, как она на самом деле молода и невинна. Он готов был биться об заклад, что Лилиан училась стрелять своими прекрасными глазками, затверживая каждый жест Хелд. И хорошо затвердила, должен был он признать, когда она привычно окинула его взглядом с головы до ног.

Он сказал:

— Я рад, что вы позвонили.

— «Фоллиз» вернулись, — беспечно ответила Лилиан. — Я должна была пойти. А кому же хочется идти на спектакль в одиночестве?

Это прекрасно отражает ее отношение к нему. Ему не нравилось, что Лилиан им пренебрегает. Но когда он разделается с ее отцом, у старика не останется ни гроша, чтобы завещать дочери, а он будет так богат, что сможет купить Лилиан с потрохами. А пока, ухаживая за ней, он получает необходимый предлог, чтобы проводить с ее отцом больше времени, чем было бы позволено ручному сенатору, голосующему в поддержку железнодорожной корпорации. Пусть Лилиан посмеивается над своим чересчур старым, немного комичным ухажером, безнадежно влюбленным, незначительным и незаметным, как мебель. В конечном счете он завладеет ею — не как женой, а как вещью, как прекрасной статуей, чтобы наслаждаться, когда захочется.

— Я тоже не мог не прийти, — ответил Кинкейд, про себя проклиная вышибал из Роулинса, не сумевших убить Белла.

Сегодня ночью его обязательно должны видеть в обществе. Если Белл ни о чем не подозревает, то скоро заподозрит. Сейчас в сознании детектива должна возникнуть мысль, что что-то неладно. Скоро ли кто-нибудь, взглянув на рисунок, вспомнит, как он готовил очередную катастрофу? Слишком большие уши на рисунке не смогут защищать его вечно.

А какое алиби может быть лучше «Фоллиз» Хаммерштейна в «Жарден де Пари»?

Сотни людей запомнят, что сенатор обедал у «Ректора» с самой желанной наследницей Нью-Йорка. И тысячи увидят, как «инженер-герой» явится на грандиозный бродвейский спектакль под руку с незабываемой девушкой — в полумиле от того спектакля, который затмит даже «Фоллиз».

— Чему вы улыбаетесь, Чарлз? — спросила Лилиан.

— С нетерпением жду представления.

Глава 23

В начале двадцатого века пиратство на реке Гудзон встречалось редко. Когда капитан Уит Петри увидел сквозь дождь нависший нос судна, его первым порывом было дать гудок, чтобы предупредить это судно об опасном сближении. Зычный паровой гудок разбудил Макколлина, железнодорожного полицейского, который храпел на скамье в рубке, пока «Лилиан-I», преодолевая отлив и сильное течение реки, шла на север мимо Йонкерса.

— Что это?

— Судно под парусом… Проклятый олух, должно быть, полный тупица.

Нависающий нос по-прежнему приближался, он уже надвинулся так близко, что можно было различить паруса шхуны. Чтобы лучше видеть, Уит Петри высунулся в окно рубки и услышал шум вспомогательного бензинового двигателя шхуны. Он снова дал свисток и схватился за руль, стремясь избежать столкновения. Шхуна тоже повернула.

— Какого дьявола?

К этому времени Макколлин настороженно вскочил и выхватил револьвер.

Прогремел выстрел из дробовика; он разбил окно и ослепил Макколлина осколками стекла. Схватившись за лицо, полицейский отступил с криком боли. Он принялся стрелять наобум. В капитане Петри, выросшем на улицах Джерси-Сити, проснулся боец. Он резко повернул руль, собираясь протаранить шхуну.

Это было правильно. Тяжело груженный стальной лихтер, несомненно, разрезал бы шхуну пополам. Но изношенная рычажная передача «Лилиан-I», которую не хотели ремонтировать прежние хозяева и не стали новые, при резком маневре вышла из строя. Шестеренки полетели, руль отказал, поворот на полпути прекратился, и корабль беспомощно закачался. Шхуна подошла к борту, и команда вооруженных людей, воя, как призраки, и стреляя во все, что движется, перебралась на борт.

В «Жарден де Пари», временном театре на крыше «Олимпии» Хаммерштейна, в этот холодный, дождливый вечер опустили брезентовые завесы для защиты от ветра, но завесы не могли заглушить шум автомобилей, двигавшихся по Бродвею. Однако всякий обладатель билета был только счастлив оказаться здесь.

Столы и стулья были расставлены на полу, отчего театр напоминал скорее танцевальный, чем зрительный зал. Но управляющие добавили ложи для тех, кого Арчи Эббот называл «сливками присутствующих». Ложи были построены недавно, на вращающейся платформе, напоминавшей подкову на верху пагоды, украшавшей вход.

Флоренц Зигфельд, продюсер «Фоллиз», отвел детективам Ван Дорна лучшие из этих мест. С них отлично была видна сцена, а также остальные ложи, которые заполняли мужчины во фраках и белых бабочках и женщины в бальных платьях.

Оглядывая собравшихся, Белл неожиданно встретился взглядом с Лилиан Хеннеси, когда та садилась через ряд от него. В золотом платье, со светлыми волосами, зачесанными наверх, она выглядела еще прекраснее, чем всегда. Он улыбнулся ей, и она ответила радостной улыбкой: очевидно, простила, что он разбил ее «паккард». На самом деле, тревожно подумал он, похоже, барышня готова влюбиться без памяти — а ему это нужно меньше всего.

— Ты только посмотри на эту девушку! — выпалил Эббот.

— Арчи, если ты еще немного наклонишься, выпадешь из кресла.

— Пусть, если она заплачет над моим телом… расскажешь ей, как я умер. Минутку, она тебе улыбается.

— Ее зовут Лилиан, — сказал Белл. — Тот лихтер, на который ты глазел сегодня днем, назван в ее честь. Как и все остальное, что плавает и принадлежит железной дороге. Это дочь старика Хеннеси.

— Правда? Господи Иисусе! А что это за напыщенный тип с ней? Он кажется знакомым.

— Сенатор Чарлз Кинкейд.

— Ах да. «Инженер-герой».

Белл холодно ответил на кивок Кинкейда. Он не удивился тому, что чек Кинкейда все еще не пришел в Йельский клуб. Люди, действующие тишком, стараются не платить долги, если полагают, что это им сойдет с рук.

— Сенатор определенно не кажется довольным.

— Да, не похоже, — согласился Белл. — Она слишком богата и независима, чтобы попасться на его крючок.

— Почему ты так считаешь?

— Она сама сказала.

— А почему она стала делиться с тобой?

— Ну, это было после третьей бутылки шампанского.

— Значит, тебе повезло.

— Мне повезло с Марион, и я не собираюсь отказываться от такой удачи.

Огни начали гаснуть.

— Любовь, — траурно сказал Арчи, — преследует нас, как смерть и налоги.

Могучая вдова в шляпе с перьями, закутанная в ярды шелка и увешанная бриллиантами, наклонилась из соседней ложи и властно постучала лорнетом по плечу Эббота.

— Тише, молодой человек. Представление начинается. Ах, Арчи, это вы? Как матушка?

— Спасибо, очень хорошо, миссис Вандербильт. Я передам ей, что вы спрашивали.

— Да, пожалуйста. И, Арчи. Я не могла не услышать. Этот джентльмен, ваш спутник, прав. Юная леди ни в грош не ставит гадкого законодателя. Должна сказать, она могла бы поправить финансовые дела вашей семьи.

— Мама будет рада, — согласился Арчи и добавил так, чтобы слышал только Белл: — Мама считает Вандербильтов хамами и нуворишами. Можешь себе представить, в какой ужас она придет, если я приведу в дом дочь железнодорожника-рабочего.

— Ты был бы счастлив, — сказал Белл.

— Знаю. Но мама ясно дала понять: никого ниже Астора.[14]

Белл бросил взгляд на Лилиан, и в голове у него возник замечательный план. Этот план остановит растущую влюбленность мисс Лилиан и одновременно избавит Арчи от рабства у матери. Но осуществление этого плана потребует искусства дипломата и ювелирной тонкости. Поэтому он сказал только:

— Помолчи! Представление начинается.

* * *

Посреди реки Гудзон, милей западнее Бродвея, захваченный пиратами паровой лихтер Южно-Тихоокеанской железной дороги «Лилиан-I» шел вниз по течению. Отлив удвоил скорость течения, позволяя наверстать время, затраченное на ремонт руля. Корабль шел рядом с захватившей его деревянной парусной шхуной. Ветер был юго-восточный, с сильным дождем. Шхуна шла в крутой бейдевинд, ее вспомогательный мотор работал на полную мощность, чтобы она не отставала от лихтера.

Капитан шхуны, контрабандист из Йонкерса, чувствовал легкую сентиментальную жалость к старушке, которой предстояло разлететься на куски. Совсем несильную жалость, подумал Ятковски, улыбаясь: ему заплатили вдвое больше стоимости шхуны; он должен был отправить на дно экипаж лихтера и после того, как шхуна отправится в последний путь, спасти китайца. Босс, оплачивающий счета, ясно дал понять: заберите китайца, когда он сделает свою работу. Привезите его невредимым. Специалист-взрывник боссу еще понадобится.

Девушки Анны Хелд — как утверждал продюсер, «самые красивые женщины, когда-либо собиравшиеся в одном театре», — танцевали в белых платьях с красными кушаками и белых шляпах и пели «Не могу на тебя наглядеться».

— Кое-кого из этих женщин привезли прямо из Парижа, — прошептал Эббот.

— Я не вижу Анны Хелд, — тоже шепотом ответил Белл, как и все американские мужчины моложе девяноста знакомый с выразительными глазами французской актрисы, ее восемнадцатидюймовой талией и приятно округлыми бедрами. По слухам, белизна ее кожи объяснялась ежедневными молочными ваннами. Белл бросил взгляд на восхищенно глядевшую Лилиан Хеннеси и неожиданно понял, что ее воспитательница, миссис Комден, сложена так же, как Анна Хелд. Неужто президент Хеннеси наливает ей молочные ванны?

Эббот громко зааплодировал, и публика подхватила.

— По какой-то причине, лучше известной мистеру Зигфельду, Анна Хелд не одна из девушек Анны Хелд. Хотя она его законная жена.

— Сомневаюсь, что даже «Агентство Ван Дорна» может в этом разобраться.

«Фоллиз-1907» продолжалось. Клоуны, как Вебер и Филдс, с немецким акцентом спорили о счете в баре, и внезапно Белл вспомнил о Маке и Уолли. Когда на сцену в черном купальном костюме, точно «Купальщица» Гибсона, вышла Аннабель Уитфорд, Эббот подтолкнул Белла и прошептал:

— Помнишь, в синематографе, когда мы были детьми? Она исполняла танец бабочки.

Белл слушал невнимательно, думая о плане Саботажника. Они перекрыли все возможные направления. Где же тот нападет сейчас? И что я упустил? Ответ был таков: то, что он упустил, Саботажник не упустит.

Оркестр громко заиграл «Я работал на железной дороге», и Эббот снова подтолкнул Белла:

— Смотри, они используют нашего клиента.

Клоуны позировали перед нарисованным задником: локомотив Южно-Тихоокеанской железной дороги несся на них, словно вот-вот раздавит. Даже если приглядеться, было ясно, что клоун в колониальном костюме на хромой лошади — Пол Ревир.[15] Его напарник в полосатой кепке машиниста и комбинезоне изображал президента Южно-Тихоокеанской железной дороги Осгуда Хеннеси.

Пол Ревир скакал, размахивая телеграммой.

— Телеграмма из сената Соединенных Штатов президенту Хеннеси.

— Давайте сюда, Пол Ревир!

Хеннеси выхватил у всадника телеграмму и прочел вслух:

— Пожалуйста, сэр, телеграфируйте инструкции. Вы забыли указать, как нам голосовать.

— Как им голосовать?

— Один, если по земле.

— Зажечь на колокольне один фонарь, если железная дорога пойдет по земле?

— Взятки! Глупец! Не фонари. Взятки!

— А сколько взяток по морю?

— Два лимона, если…

Исаак Белл вскочил.

Глава 24

В темном трюме парового лихтера «Лилиан-I» при свете велосипедного фонаря, который питался от трех сухих батареек «Д», Вонг Ли заканчивал сложную работу, подсоединяя провода. Вонг Ли был благодарен за такое освещение: он без тени печали вспоминал прежние дни, когда приходилось присоединять запальные шнуры при открытом огне. Спасибо Создателю за электричество, которое дает и освещение для работы и возможность с невероятной точностью воспламенять детонаторы.

Исаак Белл выскочил из «Жарден де Пари» за завесы, защищавшие театр от дождя, и сбежал по стальной лестнице, установленной снаружи театра Хаммерштейна. Оказавшись в переулке, он ринулся к Бродвею. До отеля «Никербокер» отсюда два квартала. Тротуары кишели людьми. Белл мчался по мостовой, уворачиваясь от транспорта, добежал до центра и ворвался в вестибюль «Никербокера». Поднялся в «Агентство Ван Дорна» мимо удивленного дежурного, нажал кнопку, открывающую внутреннюю дверь, и оказался в задней комнате.

— Мне нужно связаться с Эдди Эдвардсом на пороховом причале. Какой аппарат соединяет с Джерси-Сити?

— Номер один, сэр. Как вы приказали.

Белл схватил трубку, пощелкал рычагами и сказал:

— Соедините с Эдди Эдвардсом.

— Это вы, Исаак? Приглашаете на «Фоллиз», посмотреть на девушек?

— Слушайте меня, Эдди. Передвиньте «Виккерс», чтобы он прикрывал не только ворота, но и воду.

— Не могу.

— Почему?

— Пять вагонов с динамитом перекрывают линию огня. Могу прикрыть одно из двух, но ворота и воду одновременно нельзя.

— Тогда поставьте второй пулемет. На случай нападения с воды.

— Я пытаюсь получить у военных пулемет, но сегодня ничего не получится. Простите, Исаак. А что если поставить в конце причала пару людей с ружьями?

— Говорите, вагоны перекрывают линию огня? Поставьте пулемет на них.

— На верх вагона?

— Вы меня слышали. Разместите пулемет на верху вагона так, чтобы его можно было поворачивать в любом направлении. Так он сможет простреливать и пространство у ворот, и воду. Быстрей, Эдди. Немедленно.

Белл с огромным облегчением положил трубку. Вот о чем он забыл. Вода. Нападение с воды. Он улыбнулся остальным детективам, которые внимательно его слушали.

— Когда сидишь на вагоне с динамитом, есть очень сильный побудительный мотив не уснуть, — сказал он.

Обратно в театр он шел, беспокоясь гораздо меньше, и занял свое место в тот миг, когда завершилось первое действие.

— Что это было? — спросил Эббот.

— Если Саботажник решит напасть с воды, его встретит огонь «Виккерса».

— Отличная мысль, Исаак. Теперь можешь успокоиться и представить меня своим друзьям.

— Сенатору Кинкейду? — невинно спросил Белл. — Я бы не назвал его другом. Мы немного поиграли в дро, но…

— Ты знаешь, о ком я, сукин ты сын. Я Имею в виду Елену Троянскую из Южно-Тихоокеанской, чье замечательное имя украшает двенадцать пароходов.

— Мне она кажется слишком умной, чтобы увлечься выпускником Принстона.

— Она заходит в лифт. Идем, Исаак!

Толпы людей ждали лифтов. Белл провел Эббота за брезентовую завесу вниз по наружной лестнице, в просторный вестибюль на первом этаже, который обслуживал все три размещенных в здании театра.

— Где же она?

Лилиан Хеннеси и сенатор Кинкейд были окружены поклонниками. Женщины оспаривали друг у друга право пожать сенатору руку, а их мужья толкались, пытаясь познакомиться с Лилиан. Сомнительно, чтобы мужья заметили, кому отдано внимание их жен; впрочем, им было все равно. Белл видел, как две женщины незаметно сунули в карман Кинкейду свои карточки. Высокие, умеющие предотвращать драки в барах и вспышки недовольства, детективы Ван Дорна разрезали толпу, как эскадра боевых кораблей. Лилиан улыбнулась Беллу.

Белл посмотрел на Кинкейда, и тот дружелюбно помахал рукой.

— Правда, замечательно? — сказал сенатор через головы окружающих. — Я люблю театр. Я слышал, вы с Кенни Блумом вспоминали, как убежали с цирком. Я сам предпочел бы не цирк, а сцену. Всегда хотел стать актером. Однажды даже связался с бродячей труппой, но здравый смысл победил.

— Как и у этого моего друга Арчи Эббота. Арчи, познакомься с сенатором Кинкейдом, твоим коллегой, только трагиком.

— Добрый вечер, сенатор, — сказал Эббот, вежливо протягивая руку. Но промахнулся, потому что не сводил глаз с Лилиан.

— Привет, Лилиан, — небрежно сказал Белл. — Позвольте представить вам моего старого друга Арчибальда Эйнджела Эббота.

Лилиан стрельнула глазками в стиле Анны Хелд. Но что-то в лице Эббота заставило ее всмотреться внимательнее. У Арчи были красивые серые глаза, и Белл заметил, что его друг отчаянно старается привлечь внимание девушки.

Она увидела шрамы у него на лбу, рыжие волосы и ослепительную улыбку. Кинкейд что-то сказал ей, но она словно не услышала, посмотрела Эбботу прямо в лицо и сказала:

— Рада познакомиться, мистер Эббот. Исаак много о вас рассказывал.

— Не все, мисс Хеннеси, иначе вы убежали бы из этой комнаты.

Лилиан рассмеялась, Арчи приободрился, а сенатор казался недовольным.

Белл воспользовался карточным долгом, чтобы увести Кинкейда от Арчи и Лилиан.

— Мне понравилась наша партия в покер. И приятно было получить вашу визитную карточку, но чек вызвал бы у меня еще более приятные воспоминания.

— Чек будет завтра, — дружелюбно ответил Кинкейд. — Вы все еще в Йельском клубе?

— До дальнейших уведомлений. А вы, сенатор? Побудете в Нью-Йорке или уедете в Вашингтон?

— На самом деле я утром уезжаю в Сан-Франциско.

— Разве не идет сессия сената?

— Я председатель подкомиссии, которая в Сан-Франциско рассмотрит китайскую проблему. — Он оглядел толпу театралов, пытавшихся привлечь его внимание, и понизил голос. — Между нами, игроками в покер, слушания лишь маскируют истинную причину моей поездки в Сан-Франциско.

— И какова же она?

— Группа видных калифорнийских дельцов уговаривает меня дать согласие на выдвижение моей кандидатуры в президенты. — Он заговорщицки подмигнул. — Предлагают пожить в секвойевом лесу. Можете себе представить, как бывшему строителю мостов хочется снова спать под открытым небом. Я ответил, что предпочитаю одно из их знаменитых западных лесных курортов. Оленьи рога, жареное мясо гризли, сосновые дрова… и канализация с водопроводом.

— Вы поддались уговорам?

— Между нами, я упорно сопротивлялся. Но, по правде говоря, для меня будет большой честью баллотироваться в президенты, — сказал Кинкейд. — Да и кто бы отказался? Мечта каждого политика — служить своему народу.

— А Престон Уайтвей среди этих калифорнийских дельцов?

Кинкейд пристально взглянул на него.

— Разумный вопрос, мистер Белл.

На мгновение, глядя в глаза друг другу, эти двое словно оказались на утесе в Орегоне, а не в заполненном народом вестибюле театра Большого Белого Пути.[16]

— И что вы ответили?

— Не имею права говорить. Очень многое зависит от решения президента Рузвельта в следующем году. Если он захочет выдвигаться на третий срок, я не вижу места для себя. В любом случае я предпочел бы, чтобы вы оставили при себе наш разговор.

Белл пообещал, гадая, зачем сенатор Соединенных Штатов делится тайнами с человеком, с которым встречался только раз.

— С мистером Хеннеси поделились?

— С Осгудом Хеннеси я поделюсь в свое время, после окончания переговоров.

— А зачем ждать? Разве президент железной дороги не был бы полезен в таком случае?

— На такой ранней стадии не хочу пробуждать в нем надежды на друга в Белом Доме.

Огни в вестибюле погасли и снова вспыхнули, знаменуя конец антракта. Все вернулись на свои места в театре на крыше.

Эббот сказал Беллу:

— Какая замечательная девушка.

— А что скажешь о сенаторе?

— О каком сенаторе? — спросил Эббот и помахал Лилиан.

— Ты все еще считаешь его напыщенным?

Эббот взглянул на Белла, увидел, что тот спрашивает не зря, и ответил вполне серьезно:

— Ведет он себя именно так. А почему ты спрашиваешь, Исаак?

— Потому что мне кажется, будто Кинкейд не так прост.

— Судя по тому, как он посмотрел на меня, когда я с ней разговаривал, он готов убить, лишь бы прибрать к рукам мисс Лилиан и ее состояние.

— И еще он метит в президенты.

— Железной дороги? — спросил Арчи. — Или Соединенных Штатов?

— Соединенных Штатов. Мне он рассказал, что у него тайная встреча с калифорнийскими дельцами, которые хотят его выдвинуть, если Тедди Рузвельт откажется снова выдвигаться на следующий год.

— Если это тайна, зачем он тебе рассказал? — спросил Арчи.

— Об этом я и думаю. Только круглый дурак будет болтать с первым встречным.

— Ты ему веришь?

— Хороший вопрос, Арчи. Забавно, но он ничего не сказал об Уильяме Говарде Тафте.[17]

— Все равно что не заметить слона в гостиной. Если Рузвельт не захочет выдвигаться на третий срок, то назовет преемником своего друга, министра обороны. Неудивительно, что Кинкейд хочет сохранить все в тайне. Он бросает вызов собственной партии.

— Еще одна причина не доверяться мне, — сказал Исаак Белл. — Что он задумал?

В своей ложе Лилиан Хеннеси спросила:

— Что вы думаете о мистере Эбботе, Чарлз?

— Эбботы — старейшая семья в Нью-Йорке, если не считать голландских, и в их генеалогическом древе много голландцев. Но в панику 93 года они разорились подчистую, — добавил с широкой улыбкой Кинкейд.

— Он мне сам об этом сказал, — заметила Лилиан. — Его это как будто не тревожит.

— Но это встревожит отца любой девушки, какой он сделает предложение, — подпустил шпильку Кинкейд.

— А что вы думаете про Исаака Белла? — в свою очередь уколола Лилиан. — Арчи рассказал, что вы с Исааком играли в карты. И я заметила, что в вестибюле вы с ним серьезно разговаривали.

Кинкейд продолжал улыбаться. Он был очень доволен разговором с Беллом. Если у детектива появились подозрения, то, продемонстрировав, что он из числа тех многих сенаторов, кто мечтает стать президентом, он эти подозрения развеял. Если Белл захочет покопаться в этом деле, то узнает, что группа калифорнийских дельцов, и в их числе Престон Уайтвей, действительно ищет своего кандидата в президенты. И сенатор Кинкейд возглавляет их список претендентов; он искусно манипулировал доверчивым сан-францисским газетным магнатом, заставив поверить, будто «инженер-герой», которому он помог стать сенатором, будет служить ему в Белом Доме.

— О чем вы говорили? — настаивала Лилиан.

Улыбка Кинкейда стала жесткой.

— Белл обручен и вскоре женится. Он сказал, что намерен купить дом для невесты… Счастливица.

Лилиан погрустнела, или это просто перед началом второго действия погасили огни?

* * *

— Джерси-Сити прямо по курсу, китаеза! — крикнул первый помощник, «Большой Бен» Вейцман, которого капитан перевел на лихтер, чтобы вести судно, после того как экипаж лихтера побросали в реку. — Поторапливайся!

Внизу Вонг Ли продолжал работать в собственном темпе, обращаясь с двадцатью пятью тоннами динамита с уважением, которого те заслуживали. За десятилетия глажки белья тяжелыми утюгами его руки загрубели. Пальцы утратили легкость и проворство. Когда он закончил, остался один неиспользованный детонатор, и в силу многолетней привычки к экономии Вонг Ли сунул его в карман. Потом он взялся за двойной электрический кабель, который протянул с носа судна в трюм, где лежали ящики с динамитом — два дюйма медного провода он уже обнажил, срезав изоляцию. Один провод он присоединил к первому магнитному стержню детонатора, собрался присоединить второй, но остановился.

— Вейцман! Вы наверху?

— Что?

— Проверьте, отключен ли рубильник на носу.

— Отключен. Я уже проверял.

— Если его не отключили, мы взлетим на воздух, как только я коснусь этих проводов.

— Подожди! Проверю еще раз.

Вейцман закрепил руль, чтобы судно продолжало идти по курсу, и, проклиная холодный дождь, отправился на нос. Капитан Ятковски дал ему цилиндрический фонарик; в его луче Вейцман увидел, что рубильник, к которому китаец подвел провода, отключен и будет отключен, пока лихтер не уткнется носом в пороховой причал. Удар сожмет челюсти рубильника, замкнув электрическую цепь между батареями и детонаторами, и двадцать пять тонн динамита взорвутся. Это, в свою очередь, взорвет сотни его тонн на пороховом причале. Взрыв будет неслыханный.

Вейцман вернулся к рулю и крикнул в трюм:

— Отключено. Я же говорил.

Вонг перевел дух и подсоединил «плюс» ко второму стержню детонатора. Ничего не произошло. Разумеется, сухо подумал он, если бы что-то пошло не так, он об этом не узнал бы, потому что уже был бы мертв. Вонг поднялся по лестнице, выбрался из люка и велел рулевому дать сигнал на шхуну. Она подошла, хлопая влажными парусами, сильно ударилась о борт лихтера.

— Легче! — крикнул Вейцман. — Хочешь нас угробить?

— Китаец! — закричал капитан Ятковски. — Давай сюда!

Вонг Ли, хрустя суставами, поднялся по веревочной лестнице. В горах он одолевал и не такие подъемы, но был тогда на тридцать лет моложе.

— Вейцман! — крикнул капитан. — Причал видишь?

— Как я могу его не видеть?

На четверть мили вокруг вспыхнули электрические огни. Опасаясь нападения, железнодорожные полицейские осветили причал, словно Великий Белый Путь, чтобы никто не мог пробраться на него со станции, но никому и в голову не пришло, что подойти могут с воды.

— Нацелься на причал и убирайся!

Вейцман выворачивал руль, пока нос «Лилиан-I» не нацелился прямо на огни причала. Они подходили сбоку, но причал был длиной всего шестьсот футов, так что в любом случае удар привел бы к взрыву всех вагонов с динамитом.

— Быстрей, я сказал! — взревел капитан.

Вейцмана не нужно было торопить. Он поднялся на деревянную палубу шхуны.

— Уходите! — крикнул китаец. — Быстрей уводите нас!

Никто лучше Вонга не понимал, какие силы сейчас вырвутся на волю на причале, в гавани и в целом городе.

Когда Вонг и экипаж шхуны оглянулись, чтобы убедиться, что лихтер не свернул с курса, они увидели, как от пассажирского причала Коммьюнипо отходит паром «Сентрал рейлроуд» из Нью-Джерси. Должно быть, только что подошел поезд, и пассажиры устремились на паром.

— Добро пожаловать в Нью-Йорк, — пробормотал капитан. Когда двадцать пять тонн динамита на лихтере взорвут сто тонн на причале, паром исчезнет в огненном шаре.

Глава 25

Марион Морган стояла на открытой палубе парома «Джерси сентрал». Она прижималась к поручню, не обращая внимания на дождь. Сердце ее колотилось от радостного волнения. Она не видела Нью-Йорк с тех пор, как отец взял ее в поездку на запад. Тогда она была девочкой. Теперь над рекой возвышались десятки небоскребов с освещенными окнами. И где-то на этом сказочном острове был ее возлюбленный Исаак Белл.

Она не знала, предупредить ли его или устроить сюрприз. И выбрала сюрприз. Поездка назначалась, потом отменялась, потом снова назначалась: Престон Уайтвей пытался втиснуть ее в свое напряженное расписание. Наконец в последнюю минуту он решил остаться в Калифорнии и послать в Нью-Йоркпредставить банкирам предложения по созданию киножурналов «Пикчер уорлд» вместо себя Марион. На энергичного молодого газетного магната произвел большое впечатление ее опыт работы в банках, коль скоро он доверил ей такое важное поручение. Но Марион подозревала, что главная причина не в этом: он хотел поухаживать за ней и надеялся проложить путь к ее сердцу, проявив уважение к ее независимости. И девушка придумала, как известить настойчивого Уайтвея о своей помолвке с Исааком: «Мое сердце уже все сказало».

Ей пришлось воспользоваться этой фразой дважды. Но та исчерпывала вопрос, и Марион была готова произнести ее еще десять раз, если понадобится.

Дождь притих, городские огни стали ярче. Как только она доберется до отеля, позвонит Исааку в Йельский клуб. Респектабельные отели, такие как принадлежащие Астору, неодобрительно относятся к молодым незамужним женщинам, принимающим гостей мужского пола. Но разве найдется во всей стране хоть один охранник, который станет поднимать шум из-за сыщика Ван Дорна? Профессиональная вежливость. Исааку это понравится.

Паром загудел. Марион чувствовала, как работают винты у нее под ногами. Когда отходили от берега Нью-Джерси, она заметила у ярко освещенного причала паруса старомодной шхуны.

Четырем полицейским потребовалось десять минут, чтобы поднять тяжелый пулемет на вагон. Как и предсказывал Исаак Белл, полицейские, дежурившие на вагоне с динамитом возле установленного на треноге пулемета с водяным охлаждением и подаваемыми лентой патронами, ни на мгновение не сомкнули глаз. Тем не менее, Эдди Эдвардс, сорокадвухлетний старший дознаватель Ван Дорна, с бросающейся в глаза прядью преждевременно поседевших волос, каждые несколько минут поднимался на вагон и проверял.

Оружие тоже было надежное, разновидность пулемета «Максим», который показал свои достоинства, уничтожая африканские армии. Один из железнодорожных полицейских оказался переселенцем из Англии; он рассказывал, как в колониальных войнах прошлых десятилетий «Максим» косил туземцев. Эдвардс приказал ему оставить туземцев Джерси-Сити в покое. Если те, конечно, не предпримут что-нибудь. Старые банды были теперь не так активны, как в те годы, когда Эдвардс руководил сыщиками Ван Дорна, очищая железнодорожную станцию, но по-прежнему довольно опасны.

Стоя на вагоне и медленно поворачиваясь, чтобы осмотреть все поле обстрела — теперь это был полный круг, — Эдвардс вспоминал, как в прежние годы охранял груз золотых слитков. Конечно, в те дни оружием банды «Лава Бед» были в основном свинцовые трубы, свинчатки и очень редко дробовики. Эдвардс увидел, как от причала Коммьюнипо отходит ярко освещенный паром. Потом он повернулся к воротам, перегороженным тремя тендерами с углем — их охраняли полицейские с ружьями, — и увидел, что товарная станция кажется редкостно спокойной. Только паровозы подвозили поездные бригады. Но в каждой кабине сидел вооруженный детектив. Эдвардс снова посмотрел на реку. Дождь утихал. Теперь ясно были видны огни Нью-Йорка.

— Эта шхуна собирается протаранить паровой лихтер?

— Нет. Они очень близко, но расходятся. Шхуна уходит, а лихтер направляется сюда. Видите?

— Вижу, — ответил Эдвардс. Лицо у него закаменело. — Куда это он?

— К нам.

Эдвардс смотрел, и происходящее нравилось ему все меньше.

— Далеко вон тот красный бакен? — спросил он.

— Красный огонь? Я бы сказал, в четверти мили.

— Если он его минует, дайте очередь над носом.

— Вы серьезно? — с сомнением спросил железнодорожный полицейский.

— Черт побери, да, серьезно. Готовьтесь стрелять.

— Он проходит, мистер Эдвардс.

— Стреляйте! Немедленно!

Охлаждаемый водой «Виккерс» издавал странные приглушенные звуки «поп-поп-поп». Было слишком далеко и темно, чтобы увидеть, куда попали пули. Лихтер продолжал идти прямо на пороховой причал.

— Дайте очередь над рубкой.

— Это их разбудит, — сказал англичанин. — Такие пули как гром над головой.

— Только убедитесь, что за ним никого нет. Не хочу попасть в какой-нибудь злосчастный буксир.

— Все чисто.

— Огонь! Немедленно! Не ждите!

Дернулась патронная лента. Из ствола вылетели десять пуль. От водяного охладителя поднялся пар.

Судно продолжало движение.

Эдди Эдвардс облизнул губы. Бог знает, кто там. Пьяный? Испуганный мальчишка у руля, пока капитан спит? Испуганный старик, не понимающий, откуда стреляют?

— Встаньте сюда, на свет. Помашите им… Не вы! Вы оставайтесь у пулемета.

Подносчик патронов и тот, кто работал у охладителя, стали подпрыгивать на вагоне, размахивая руками. Судно продолжало идти.

— Убирайтесь с линии огня! — приказал им Эдвардс. — Стреляйте по рубке.

Он сам схватил ленту и стал подавать, пулемет громко застучал, поливая лихтер огнем.

Двести пуль вырвались из ствола, пролетели четверть мили и пробили рубку лихтера, разнеся в куски дерево и стекло. Две пули разбили рулевое колесо, третья разорвала веревку, которой был привязан руль, и корабль получил возможность повернуть. Но давление воды на корпус удержало его на прежнем курсе — прямо на пороховой причал. Тут рухнула вся рубка. Крыша упала на руль, сбив вниз его спицы, поворачивая само колесо и руль, к которому оно крепилось.

Второй акт «Фоллиз» начался грандиозно, а продолжился еще грандиознее. За «Вальсом джиу-джитсу», исполненным принцем Токийским «прямо из Японии», последовала комическая песня «Думаю, мне больше нельзя ездить в авто»:

Когда песня закончилась, загремел барабан. На пустую сцену вышла танцовщица в голубой блузке, короткой белой юбочке и красном трико. К первому барабану присоединился второй. На сцене появилась вторая девушка. Опять барабан и опять девушка. И вот уже бьют шесть барабанов и шесть девушек ходят взад и вперед по сцене. Вступают все новые и новые барабаны, от их гула начинают дрожать сиденья. И вдруг пятьдесят самых красивых танцовщиц Бродвея прервали свой танец, выхватили пятьдесят барабанов из груд, сложенных за кулисами, спустились со сцены с обеих сторон и побежали по проходам между зрителями, колотя в барабаны и высоко поднимая обтянутые красным ноги.

— Разве ты не рад, что мы пришли? — крикнул Эббот.

Белл поднял голову. В потолочных окнах он заметил вспышку, как будто к прожекторам на сцене добавились другие, на крыше. Небо словно охватило огнем. Все здание задрожало, и Беллу на мгновение почудилось, что это землетрясение. Но потом он услышал громовой взрыв.

Глава 26

Оркестр «Фоллиз» вдруг замолчал. Жуткая тишина сковала театр. И тут, словно тысячи барабанов, загрохотали сыплющиеся на жестяную крышу обломки. Окна разлетелись, и все в театре: публика, рабочие сцены, танцовщицы — закричали.

Исаак Белл и Арчи Эббот разом пробежали по ряду между сиденьями, миновали брезентовую завесу и кинулись к внешней лестнице. В юго-западной части неба, в районе Джерси-Сити, они увидели красное зарево.

— Пороховой причал, — с упавшим сердцем сказал Белл. — Нам лучше скорее туда.

— Смотри, — сказал Арчи, когда они сбегали по лестнице. — Всюду разбитые окна.

Окна выбило во всех зданиях квартала. Сорок Четвертую улицу усеивали обломки стекла. Детективы повернулись спиной к толпе, в панике несущейся по Бродвею, и побежали по Сорок Четвертой к гавани. Пересекли Восьмую авеню, потом Девятую и оказались в Адской кухне; приходилось лавировать среди высыпавших наружу посетителей салунов и обитателей съемных квартир. Повсюду выкрикивали:

— Что случилось?

Детективы Ван Дорна пересекли Десятую авеню, потом пути Центральной железной дороги и Одиннадцатую авеню, увертываясь от пожарных машин и испуганных лошадей. Чем ближе они подходили к воде, тем больше видели разбитых окон. Полицейский попытался не пустить их на причал. Они показали значки и пробежали мимо.

— Пожарный пароход! — закричал Белл.

От Восемьдесят четвертого причала, щетинясь брандспойтами и изрыгая дым, отходил нью-йоркский пожарный пароход. Белл подбежал к нему и прыгнул на борт. Эббот последовал за ним.

— Ван Дорн, — сказали они удивленному матросу. — Нам нужно в Джерси-Сити.

— Не туда попали. Мы идем в центр заливать причалы.

Почему пароход получил такой приказ, вскоре стало ясно. С причалов Джерси-Сити за рекой высоко взвивались в небо языки пламени. Дождь кончился, западный ветер нес искры через реку к причалам Манхэттена. Поэтому, вместо того чтобы помогать справиться с огнем в Джерси-Сити, пожарный пароход заливал водой причалы Манхэттена, чтобы от искр не загорелись крыши и стоявшие здесь деревянные суда.

— Он гений, — сказал Белл. — Пора до него добраться.

— Наполеон преступности, — согласился Арчи. — Как будто Конан Дойл натравил своего профессора Мориарти на нас, а не на Шерлока Холмса.

Белл заметил у причала паромов Лакаванна на Двадцать третьей улице полицейский катер.

— Высадите нас там!

Нью-йоркские полицейские согласились перевезти их через реку. Они миновали поврежденные катера с изорванными парусами и снесенными трубами. Некоторые дрейфовали, потеряв управление. На других экипажи торопливо чинили повреждения, чтобы добраться до берега. К Манхэттену подходил паром железной дороги «Джерси сентрал», с разбитыми окнами и обгорелыми надстройками.

— Вон Эдди Эдвардс!

Светлые волосы Эдди были опалены, лицо почернело от сажи, но в остальном он был невредим.

— Слава Богу, что вы позвонили, Исаак. Мы успели вовремя поставить пулемет и остановить ублюдков.

— Остановить? О чем вы?

— Пороховой причал цел. — Он показал сквозь густой дым. — Вагоны с динамитом в порядке.

Белл всмотрелся в дым и увидел цепочку вагонов. Все пять на месте, как и вчера вечером, когда он уходил из Джерси-Сити на «Фоллиз».

— А что они взорвали? Манхэттен это прочувствовал. Все окна в городе разбиты.

— Себя. Благодаря «Виккерсу».

Эдди описал, как они пулеметным огнем отогнали паровой лихтер Южно-Тихоокеанской дороги.

— Он повернул и столкнулся со шхуной. Мы видели оба корабля. Шхуна, вероятно, сняла экипаж. Эти убийцы закрепили руль и пустили лихтер на причал.

— Динамит сдетонировал от вашего огня?

— Не думаю. Мы разнесли рубку на куски, но взрыва не было. Лихтер повернул на сто восемьдесят градусов и поплыл от нас. Прошло три или четыре минуты, прежде чем динамит взорвался. Один из ребят за «Виккерсом» говорит, что видел, как лихтер столкнулся со шхуной. После этого они взорвались.

— Детонация динамита от удара почти невозможна, — задумался Белл. — Должно быть, у них был какой-то взрыватель… Как по-вашему, Эдди? Как они могли заполучить лихтер Южно-Тихоокеанской?

— Я думаю, — ответил Эдвардс, — они подстерегли лихтер выше по течению, застрелили Макколлина и выбросили экипаж за борт.

— Надо найти тела, — тяжело распорядился Белл. — Арчи, передай полицейским по обоим берегам реки. Джерси-Сити, Хобокен, Уихокен, Нью-Йорк, Бруклин, Стейтен-Айленд. «Агентству Ван Дорна» нужны все тела, какие принесет река. Я заплачу за достойные похороны наших людей и экипажа лихтера. И нужно опознать преступников, работавших на Саботажника.

Рассвет взошел над картиной опустошения на обоих берегах. Там, где в воду уходили шесть причалов Коммьюнипо, осталось всего пять. Шестой сгорел до самой воды. Остались только почерневшие сваи и груда разбитых вагонов, торчащих из реки. Все окна пассажирского вокзала со стороны гавани были выбиты; половина крыши сорвана. Стоявший у причала паром накренился; в него врезался потерявший управление буксир, который его тянул; буксир все еще прижимался к парому, как ягненок к матери. Мачты кораблей у причала снесло, жестяные крыши и стены из гофрированного железа строений на причале сорвало, товарные вагоны были разбиты, их содержимое вывалилось. В развалинах станции работали железнодорожные рабочие в бинтах, раненные осколками стекла и обломками, а испуганные обитатели соседних хижин уходили, взвалив на спину пожитки. Необычайное зрелище представляла собой корма деревянной шхуны, заброшенная взрывом на платформу с автомобилями. Из-за Гудзона приходили сообщения о тысячах разбитых окон в Нижнем Манхэттене и об усеянных стеклом улицах.

Эббот подтолкнул Белла.

— А вот и босс.

Приближался катер нью-йоркской полиции, изящный, с низкой кабиной и короткой трубой. На носу стоял Джозеф Ван Дорн в пальто, в руке газета.

Белл направился к нему.

— Прошу позволить мне уйти в отставку по собственной воле.

— Просьба отклонена, — холодно заявил Ван Дорн.

Глава 27

— Это не просто просьба, сэр, — вспылил Исаак Белл. — Это мое решение. Я буду охотиться на Саботажника по своей инициативе, даже если на это уйдет вся моя жизнь. Но обещаю не мешать «Агентству Ван Дорна», когда расследование будет проводить более умелый сыщик.

Рыжие усы Ван Дорна дрогнули в легкой улыбке.

— Более умелый? Наверно, вы были слишком заняты и не читали утренних газет.

Он схватил Белла за руку и едва не раздавил ее мощным пожатием.

— Наконец-то мы выиграли раунд. Отличная работа!

— Выиграли раунд? О чем вы, сэр? На пароме погибли люди. Половина окон на Манхэттене разбиты. Причалы в развалинах. И все из-за вредительства на судне Южно-Тихо-океанской железной дороги, которую я обязан был защищать.

— Согласен, победа не полная. Тем не менее это победа. Вы не позволили Саботажнику взорвать поезд с динамитом, что было его целью. Если бы вы позволили ему это, погибли бы сотни людей. Почитайте.

Ван Дорн развернул газету. Переднюю полосу занимали три крупных заголовка.

УЩЕРБ ОТ ВЗРЫВА, СРАВНИМЫЙ С УБЫТКАМИ МАЯ 1904. ПРИЧАЛ В ОГНЕ

НА ПАРОМЕ ПОГИБЛИ ТРОЕ МНОЖЕСТВО РАНЕНЫХ

«МОГЛО БЫТЬ ГОРАЗДО ХУЖЕ», — ГОВОРИТ НАЧАЛЬНИК ПОЖАРНОЙ СЛУЖБЫ

— А посмотрите сюда. Еще лучше…

Саботажник был вне себя от гнева.

Улицы Манхэттена усеивали осколки стекла. С железнодорожного парома он видел черный столб дыма, все еще стоявший над берегом Джерси. Гавань пестрела поврежденными кораблями и баржами. В салунах и ресторанах по берегам реки только и говорили, что о взрыве динамита. Такие разговоры проникли даже в плюшевое святилище обзорного вагона поезда «Пенсильвания особый», идущего в Чикаго и отъезжавшего от разрушенного вокзала Джерси-Сити.

Но все мальчишки-газетчики выкрикивали заголовки специальных выпусков, и все газетные витрины были оклеены ложью:

САБОТАЖ НЕ УДАЛСЯ

ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНАЯ ПОЛИЦИЯ И ДЕТЕКТИВЫ ВАН ДОРНА СПАСЛИ ПОЕЗД С ДИНАМИТОМ

МЭР ГОВОРИТ: «УПРАВЛЕНИЕ ЮЖНО-ТИХООКЕАНСКОЙ ДОРОГОЙ ОКАЗАЛОСЬ НА ВЫСОТЕ»

Окажись Исаак Белл на этом поезде, Кинкейд задушил бы его голыми руками. Или проткнул бы. Этот миг еще наступит, напомнил он себе. Проиграно сражение, но не война. Войну он выиграет, а Белл проиграет. Это стоит отпраздновать.

Он властно поманил стюарда.

— Джордж!

— Да, господин сенатор.

— Шампанского!

Стюард принес бутылку «Реноден Боланже» в ведерке со льдом.

— Не эти помои. Компания знает, что я пью только «Мумм».

Стюард низко поклонился.

— Простите, сенатор. Но «Реноден Боланже» — любимое вино королевы Виктории, а теперь и короля Эдуарда. Мы надеялись, что это достойная замена.

— Замена? О чем вы говорите? Принесите «Мумм», или я вас уволю!

— Но, сэр, весь запас «Мумм» Пенсильванской железной дороги уничтожен взрывом.

* * *

— Наконец победа, — повторил Ван Дорн. — И, если вы правы в том, что Саботажник пытается подорвать доверие к «Южно-Тихоокеанской железной дороге», все это не может ему понравиться. Действительно, «Управление Южно-Тихоокеанской дорогой оказалось на высоте»! Результат, прямо противоположный тому, чего он добивался.

— Мне это не кажется победой, — заметил Исаак Белл.

— Наслаждайтесь ею, Исаак. А потом постарайтесь узнать, как он все это устроил.

— Саботажник еще не успокоился.

— Такие нападения, — строго сказал Ван Дорн, — не готовят за одну ночь. И можно понять, что он намерен делать дальше.

Поиски на разбитой шхуне, которую выбросило на железную дорогу, привели к обнаружению тела, которое полицейские тут же опознали.

— Корабельная крыса, звать Вейцман, — сказал седой капитан полицейского катера. — Работал с Ятковски, капитаном этой шхуны. Крокодилово отродье. Контрабандист, когда не занимался чем-нибудь похуже. Из Йонкерса.

Полиция Йонкерса безрезультатно обыскивала старый город на реке. Но на другое утро тело капитана обнаружили в районе Уихокена. К тому времени сыщики Ван Дорна выяснили, что владелец шхуны — лесоторговец, родственник жены Ятковски. Но лесоторговец утверждал, что ничего противозаконного не совершал, а шхуну в прошлом году продал зятю. Спрошенный, перевозил ли когда-нибудь капитан беженцев через реку, лесоторговец ответил, что, когда речь идет о его зяте, возможно все.

Как Белл предположил еще в Огдене, Саботажник поменял тактику. Теперь он опирался не на ревностных радикалов, а на хладнокровных преступников и убийц, которые выполняли грязную работу за деньги.

— Кто-нибудь из этих людей использовал в преступлениях взрывчатку? — спросил он капитана катера.

— Похоже, это был первый раз, — с мрачной усмешкой ответил речной полицейский. — И последний. Неумехи разнесли себя на кусочки.

— К вам красивая девушка, мистер Белл.

Белл не поднял головы от стола в конторе «Агентства Ван Дорна» в отеле «Никербокер». Непрерывно звонили три телефона. Входили и выходили посыльные. Сыщики стояли в очереди, чтобы доложить о ходе дела и получить новые приказы.

— Я занят. Направьте ее к Арчи.

— Арчи в морге.

— Тогда спровадьте ее.

Прошло сорок часов после взрыва, потрясшего нью-йоркский порт. Эксперты из Бюро по взрывчатым веществам, нанятые железной дорогой, тщательно прочесали обломки и обнаружили элемент аккумуляторной батареи; это позволило предположить, что взрыв динамита осуществили с помощью электричества. Однако Белл по-прежнему не знал, кто установил заряд — экипаж погибшей шхуны или специалист. Был он на шхуне? Погиб ли? Или готовит следующий удар?

— На вашем месте я бы ее принял, — настаивал дежурный. — Я ее видел. Красавица. И богата.

— Некогда.

— Но с ней толпа людей с кинокамерами.

— Что? — Белл выглянул в дверь. — Марион!

Белл вышел, обнял ее и поцеловал в губы. Его невеста была в низко надвинутой шляпе, шарф скрывал половину лица; Белл заметил, что она расчесала свои светлые волосы и они падают ей на щеку, тогда как обычно она забирала их в высокую прическу.

— Зачем ты здесь?

— Попробую снять героя, если ты меня пустишь. Выходи на свет.

— Героя? Я герой профсоюза стекольщиков. — Он прижал губы к ее уху и шепотом добавил: — И единственно, куда я тебя пущу, это в свою кровать.

— Не раньше, чем мы снимем знаменитого детектива, спасшего Нью-Йорк.

— Если мое лицо покажут в вашем фильме, это не поможет мне оставаться незаметным для преступников.

— Мы снимем тебя со спины, только затылок, будет очень таинственно. Давай, а то упустим свет.

Они спустились по большой лестнице отеля «Никербокер»; за ними шли помощники Белла. Они продолжали докладывать и задавать вопросы. Операторы и помощники Марион несли компактную камеру Люмьера, деревянный треножник и дополнительные бобины. Снаружи рабочие стеклили гостиничные окна.

— Встаньте сюда!

Оператор показал на луч света, падавший на тротуар.

— Сюда, — сказала Марион. — Чтобы за ним было видно разбитое окно.

— Да, мэм.

Она сжала плечо Белла.

— Повернись сюда.

— Чувствую себя, как сверток в доставке.

— Ты… замечательный сверток под названием «Детектив в Белом костюме». Теперь нацельтесь на разбитое окно.

Белл услышал позади стрекот вращающихся колес, защелкал механизм, как в швейной машинке, зашуршала пленка.

— Какие у тебя вопросы? — спросил он через плечо.

— Я знаю, ты занят. Я уже написала твои ответы для титров.

— И что я сказал?

— «Детективное агентство Ван Дорна» будет преследовать преступников, напавших на Нью-Йорк, во всех концах света. Мы никогда не сдадимся. Никогда!

— Я бы не мог сказать лучше.

— Сейчас мы присоединяем телескопический объектив… Направьте его на кран, поднимающий окно… Спасибо, все было замечательно.

Белл с улыбкой повернулся к Марион, в этот миг ветер колыхнул ее волосы, и он вдруг понял, что Марион причесалась так и надела шляпу и шарф, чтобы скрыть повязку.

— Что с твоим лицом?

— Осколки. Я была на пароме, когда взорвалась бомба.

— Что?

— Ерунда.

— Врачу показывалась?

— Конечно. Даже шрама не останется. А если и останется, я смогу зачесывать волосы на эту сторону.

Белл был ошеломлен и почти парализован гневом. Саботажник едва не убил Марион. Он едва сохранил самообладание, но в этот миг из отеля выбежал сыщик Ван Дорна и помахал рукой, привлекая внимание Белла:

— Исаак! Звонил Арчи из манхэттенского морга. Он, кажется, кое-что нашел.

Манхэттенский коронер получает три тысячи шестьсот долларов в год, что позволяет ему наслаждаться удобствами жизни представителя среднего класса. В их число входят и ежегодные поездки за границу. Недавно он купил в Париже фотоаппарат для идентификации личности и установил его.

Камера висела вверху, под потолочным окном. Объектив смотрел на пол, где были размечены расстояния в футах и дюймах. На полу, в ярко свете, падавшем из окна, лежало тело. Белл увидел, что это мужчина, хотя лицо мертвеца было изуродовано огнем и взрывом. Его одежда промокла. От того места, где поместили его ноги, до метки у головы он насчитал пять футов три дюйма.

— Это может быть только китаец, — сказал врач-коронер. — По крайней мере я полагаю, что это китаец, судя по его рукам, ногам и цвету кожи. Но мне сказали, что вы хотите видеть всех утопленников.

— Вот это я нашел в его кармане, — сказал Эббот, протягивая цилиндр размером с карандаш. Из цилиндра, как две короткие ножки, торчали два провода.

— Ртутный детонатор, — сказал Белл. — Где нашли этого человека?

— Его несло течением мимо Баттери.

— Мог он проплыть по реке от Джерси-Сити до этого конца Манхэттена?

— Течения здесь непредсказуемы, — сказал коронер. — Океанский прилив и река каждый день приносят тела, откуда — зависит от прилива и отлива. Думаете, это он устроил взрыв?

— Похоже, он был рядом, — небрежно сказал Эббот, бросив вопросительный взгляд на Белла.

— Спасибо, что позвонили, доктор, — сказал Белл и вышел.

Эббот догнал его на тротуаре.

— Как мог Саботажник привлечь к своему делу китайца?

Белл ответил:

— Поймем, когда узнаем, кто этот человек.

— Задача не из легких. У него нет лица.

— Надо узнать, кто это. Каково главное занятие китайцев в Нью-Йорке?

— Китайцы в основном занимаются изготовлением сигар, работают в галантерейных лавках и, конечно, в ручных прачечных.

— Пальцы и ладони этого человека в мозолях, — сказал Белл. — Вероятно, он много времени держал в руках тяжелые, горячие утюги.

— В городе много прачечных, — сказал Арчи. — В каждом квартале рабочих районов.

— Начни с Нью-Джерси. Там стояла шхуна. И там же лихтер Южно-Тихоокеанской погрузил динамит.

Неожиданно события начали быстро развиваться. Один из железнодорожных детективов Джетро Уотта вспомнил, что видел на причале китайца с большим тюком белья.

— Он сказал, что идет на «Джулию Редхед», стальной барк, разгружавший кости.

«Джулия Редхед» все еще стояла у причала, взрывом ей снесло мачты. Нет, сказал ее капитан. Он не отдавал белье в стирку на берег. С ним на борту жена, она все делает. А в журнале дежурного по гавани было записано, что в тот день деревянная шхуна Ятковски стояла рядом с «Джулией».

Детективы Ван Дорна нашли студентов миссионерской семинарии, которые изучали в Челси китайский. Наняв этих студентов переводчиками, они продолжили напряженные поиски прачечной, в которой работал покойник. Арчи Эббот вернулся в отель «Никербокер» торжествуя.

— Его звали Вонг Ли. Люди, которые его знали, рассказали, что он раньше работал на железной дороге. На Западе.

— Взрывал динамитом проходы в горах, — сказал Белл. — Конечно. Там и научился.

— Вероятно, приехал сюда двадцать-двадцать пять лет назад, — предположил Эббот. — Тогда многие китайцы бежали от погромов.

— Может, его наниматель подтвердил это, чтобы его обелить? Чтобы белые детективы ушли?

— На самом деле Вонг Ли не был наемным работником. С некоторых пор. Он перекупил у своего хозяина половину предприятия.

— Значит, Саботажник хорошо ему заплатил, — сказал Белл.

— Очень хорошо. Заплатил авансом и достаточно, чтобы купить небольшое дело. Можно восхищаться его предусмотрительностью. Сколько рабочих способны сопротивляться искушению потратить деньги на вино и женщин?.. Исаак, почему ты на меня так смотришь?

— Когда?

— Что когда?

— Когда Вонг Ли выкупил половину прачечной?

— В прошлом феврале.

— В феврале? Откуда он взял деньги?

— Конечно, у Саботажника. Когда тот его нанял. Где еще бедный китаец мог взять столько денег?

— Ты уверен, что это было в феврале?

— Абсолютно. Его босс сказал мне, что это было сразу после китайского Нового года. Это совпадает с замыслами Саботажника, верно? Он планирует намного вперед.

Исаак Белл едва сдерживал возбуждение.

— Вонг Ли выкупил часть прачечной в прошлом феврале. Но Осгуд Хеннеси заключил тайный договор только в ноябре. Откуда Саботажник еще в феврале знал, что Южно-Тихоокеанская железная дорога получит в предстоящем ноябре доступ в Нью-Йорк?

Глава 28

— Саботажник каким-то образом пронюхал о предстоящей сделке, — ответил Эббот.

— Нет, — возразил Белл. — Осгуд Хеннеси знал, что если он не приобретет контрольный пакет «Джерси сентрал» в глубочайшей тайне, конкуренты его остановят. Никто не в силах «пронюхать» о намерениях старого пирата, пока он сам того не захочет.

Белл схватил телефон.

— Закажите два соседних купе на «Твентис сенчури лимитед» с прямым ходом до Сан-Франциско!

— Ты хочешь сказать, что у Саботажника есть доступ к планам Южно-Тихоокеанской? — спросил Эббот.

— Да, есть, — ответил Белл, хватая пальто и шляпу. — Либо какой-то дурак проболтался, либо шпион сознательно передает сведения о планах Хеннеси. В любом случае он не чужой кругу Хеннеси.

— А может, и сам входит в этот круг, — сказал Эббот, торопясь из конторы следом за Беллом.

— Да, он, несомненно, близок к самой верхушке, — согласился Белл. — Ты остаешься, чтобы закончить работу в Джерси-Сити. Всех, кого можешь, переведи на кратчайший в Каскады. Теперь, когда он проиграл в Нью-Йорке, я знаю, где он ударит в следующий раз. Присоединяйся ко мне, как только сможешь.

— Кто входит в круг Хеннеси? — спросил Арчи.

— В его совете директоров банкиры. У него есть юристы. И в его «особом», в спальных вагонах едет множество инженеров и управляющих, занятых строительством кратчайшего пути.

— Потребуется вечность, чтобы всех их проверить.

— Вечности у нас нет, — сказал Белл. — Начну с самого Хеннеси. Расскажу ему, что мы знаем, и посмотрим, что придет нам в голову.

— Я бы не стал передавать такой вопрос по телеграфу.

— Поэтому я и еду на запад. Из того, что нам известно, шпионом Саботажника может быть и телеграфист. Надо поговорить с Хеннеси с глазу на глаз.

— Почему бы тебе не заказать «особый» поезд?

— Потому что Саботажник может узнать об этом и сообразит, что что-то готовится. Не стоит одного сбереженного дня.

Эббот улыбнулся.

— Вот почему ты заказал два соседних купе. Очень хитро, Исаак. Похоже, мистер Ван Дорн снял тебя с дела Саботажника и дал другое поручение.

— О чем ты?

— Переведен в личную охрану? — невинно ответил Арчи. — Некоей дамы из кинобизнеса, которая возвращается домой в Калифорнию?

Стачка телеграфистов Сан-Франциско закончилась для их профсоюза катастрофой. Большинство вернулось к работе. Но часть телеграфистов и линейных рабочих, рассерженных произволом компании, прибегли к саботажу, стали перерезать провода и жечь телеграфные отделения. Одна группа таких предателей согласилась получать деньги от Саботажника — загадочной фигуры, которая оставляла указания и деньги в багажных отделениях железнодорожных станций. По приказам Саботажника репетировалось полное уничтожение системы телеграфного сообщения. В критический момент он отрежет Хеннеси от его банкиров.

Телеграфисты Саботажника применили старую тактику Гражданской войны: перерезали основные провода и соединяли перерезанные концы, так что заметить обрывы с земли было невозможно, на восстановление связи уходило много дней. Поскольку Северная Калифорния и Орегон еще не были связаны с восточными штатами телефонией, телеграф оставался единственным средством немедленной передачи сообщений. Когда понадобится, Саботажник осуществит координированное нападение, которое отбросит кратчайший путь через Каскады на полвека назад, в те времена, когда самыми быстрыми средствами связи были почтовые кареты и пони-экспресс.[18]

Саботажник использовал недовольных телеграфистов и иначе.

Нападение на Южно-Тихоокеанскую в Нью-Йорке закончилось катастрофой. Исаак Белл, его детективы и железнодорожная полиция превратили задуманный Саботажником смертельный удар в самое сердце Южно-Тихоокеанской железной дороги чуть ли не в свою победу. Усилия подорвать веру в железную дорогу окончились неудачей. Вдобавок после нападения «Агентство Ван Дорна» действовало стремительно; сговорившись с газетчиками, оно превратило президента железной дороги в героя.

Кровавая катастрофа все перевернет.

Для быстрого и безопасного движения поездов железные дороги создали собственную телеграфную систему. Одноколейки, которые все еще преобладали, разделили на отрезки; въезд на эти отрезки осуществлялся по строгим правилам. Поезд получал разрешение въехать на отрезок путей и мог следовать дальше. Только когда он проезжал этот участок или переходил на боковой путь, разрешение на въезд получал другой поезд. Данные о входе и выходе поездов с таких отрезков пути передавались по телеграфу. Приказы перейти на боковой путь тоже передавались по телеграфу. Сообщения о том, что приказ получен, тоже. Благополучный уход поезда на боковую ветку подтверждало телеграфное сообщение.

Но телеграфисты Саботажника могли перехватывать приказы, задерживать их или менять. Один раз он уже вызвал таким способом крушение: грузовой состав на кратчайшем пути через Каскады врезался в служебный вагон рабочего поезда; погибли два человека.

Кровавое происшествие уничтожит «победу» Белла.

А что может быть более кровавым, чем лобовое столкновение двух локомотивов, тянущих поезда с рабочими?

Когда его поезд остановился в Сан-Франциско, Саботажник сдал в багажное отделение сумку, в которой лежали приказы и конверт со щедрым вознаграждением, и оставил ее для озлобленного бывшего работника профсоюза Росса Паркера.

— Спокойной ночи, мисс Морган.

— Спокойной ночи, мистер Белл. Ужин был замечательный, благодарю вас.

— Помочь вам найти ваше купе?

— Спасибо, я уже нашла.

Через пять часов после того, как пассажиры по знаменитой красной ковровой дорожке прошли по Центральному вокзалу, поезд «Твентис сенчури лимитед» со скоростью восемьдесят миль в час шел по равнинам западной части штата Нью-Йорк. Проводник пуллмановского вагона, старательно отводя взгляд, прошел по узкому коридору мимо купе, собирая обувь, оставленную пассажирами, чтобы ее начистили, пока они спят.

— Что ж, тогда спокойной ночи.

Белл подождал, пока Марион войдет к себе в купе и запрет дверь. Потом открыл дверь в свое купе, переоделся в шелковый халат, достал из башмака своей метательный нож и выставил обувь в коридор. Лед в ведерке музыкально позвякивал от скорости. Он охлаждал бутылку шампанского «Мумм». Белл обернул бутылку льняной салфеткой и спрятал за спиной.

Услышав негромкий стук во внутреннюю дверь, ведущую в соседнее купе, он открыл.

— Да, мисс Морган?

Марион была в ночной рубашке, сверкающие волосы падали на плечи, в глазах озорное выражение, улыбка сияющая.

— Можно попросить бокал шампанского?

Позже, лежа рядом с Исааком в купе несущегося сквозь ночь поезда, Марион спросила:

— Ты правда выиграл в покер миллион?

— Почти миллион. Но половина — это были мои же деньги.

— Все равно получается полмиллиона. Что ты будешь с ними делать?

— Думаю купить дом Кромвелла.

— Зачем?

— Для тебя.

Марион смотрела на него, удивленная и заинтересованная. Ей хотелось знать больше.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — сказал Исаак. — Может, ты и права. В доме могут водиться призраки. Но один старый глупец, с которым я играл в карты, сказал, что дает каждой новой жене брикет динамита — пусть заново обустроит дом.

— Динамита? — улыбнулась она. — Стоит подумать. Снаружи дом мне нравится. Я не могла вынести то, что внутри. Там было так холодно, так… Исаак, я почувствовала, как чуть раньше ты дернулся. Тебе больно?

— Нет.

— А это что?

Она коснулась синяка на его торсе, и Белл невольно отпрянул.

— Всего пара ребер.

— Сломаны?

— Нет, нет… Только треснули.

— Что случилось?

— Стычка с парой боксеров в Вайоминге.

— Зачем ты дрался, если охотишься за Саботажником?

— Он им заплатил.

— О, — негромко сказала она. Потом улыбнулась. — Разбитый нос? Значит, ты подошел к нему близко?

— А, запомнила. Да, это лучшая новость за неделю… Мистер Ван Дорн считает, что я заставил его обратиться в бегство.

— Но ты так не думаешь?

— Мы тщательно охраняем все линии Хеннеси. У нас есть рисунок. Делом занимаются лучшие люди. Что-то обязательно появится. Вопрос в том, до его следующего удара или после?

— Ты тренировался в фехтовании? — спросила она лишь наполовину шутливо.

— В Нью-Йорке каждый день, — ответил Белл. — Мой прежний учитель фехтования направил меня к морскому офицеру. Тот очень хорош. Великолепный фехтовальщик. Учился в Европе.

— Ты побил его?

Белл улыбнулся и подлил в бокалы шампанского.

— Можно сказать, что лейтенант Эш помог мне лучше раскрыться.

Джеймс Дешвуд заполнил блокнот перечнем кузниц, конюшен, гаражей и автомастерских, куда ходил с рисунком лесоруба. Список уже перевалил за сотню. Обескураженный, устав без конца слышать о «Брончо Билли» Андерсоне, он телеграфом доложил мистеру Беллу, что прочесал все города, поселки и деревушки в округе Лос-Анджелес от Глендейла на севере до Монтебелло на востоке и до Хантингтон-Парка на юге. Ни один кузнец или механик не узнал рисунок и тем более не признался, что изготовил крюк из якоря.

«Посмотрите на западе, молодой человек, — телеграфировал в ответ Белл. — Не останавливайтесь, пока не собьетесь с ноги».

Поэтому на следующий день трамваем «Ред трейн» Дешвуд приехал в Санта-Монику, на берег Тихого океана. Он потратил несколько минут, что было ему совершенно не свойственно, на то, чтобы пройтись по причалу «Венеция», подышать соленым воздухом и посмотреть на девушек, купавшихся в низком прибое. У двух девушек в ярких костюмах ноги были обнажены почти до колен. Девушки побежали к одеялу, расстеленному возле шлюпки. Шлюпка стояла на песке, готовая к плаванию. В полумиле ниже по пляжу Дешвуд заметил в дымке еще одну шлюпку. В каждой под брезентом, конечно, якорь. Он выбранил себя за то, что не подумал о Санта-Монике раньше, расправил тощие плечи и пошел в город.

Первое место, куда он заглянул, оказалось заурядной конюшней, в каких он уже бывал. Просторное деревянное сооружение, вмещавшее множество сдаваемых в наем различных колясок и фургонов, со стойлами для лошадей и с новой механической секцией, где имелось все необходимое для ремонта автомобилей: гаечные ключи, масленки и даже лебедка. Там собралась целая компания: конюхи, кучера, механики и могучий кузнец. К этому времени Дешвуд уже был знаком со всеми такими типами и больше не робел.

— Лошадь или машину, парень? — крикнул один из них.

— Подковы, — ответил Джеймс.

— Вон кузнец. Это к тебе, Джим.

— Добрый день, сэр, — сказал Джеймс, думая, что кузнец выглядит плохо. Мужчина рослый, но лицо осунулось. Глаза покраснели, словно он скверно спит.

— Чем могу быть полезен, молодой человек?

Дешвуд успел научиться задавать вопросы с глазу на глаз. Позже он покажет рисунок всем. Но, если с этого начать, возникнет спор, похожий на драку в салуне.

— Мы можем выйти? Хочу вам кое-что показать.

Кузнец пожал сутулыми плечами, встал с молочной корзины, на которой сидел, и вслед за Дешвудом вышел к недавно установленному бензиновому насосу.

— Где твоя лошадь? — спросил он.

Дешвуд протянул руку.

— Меня тоже зовут Джим. Джеймс Дешвуд.

— Я думал, тебе нужны подковы.

— Узнаете этого человека? — спросил Дешвуд, показывая рисунок с бородой. Он следил за лицом кузнеца и, к своему удивлению и радости, явственно увидел отклик. Мрачное лицо кузнеца покраснело. Сердце Дешвуда забилось сильнее. Вот кузнец, который изготовил крюк, пустивший под откос «Коуст лайн лимитед». Он видел лицо Саботажника.

— Ты кто? — спросил кузнец.

— Сыщик Ван Дорна, — гордо ответил Дешвуд. В следующее мгновение он оказался на земле, а кузнец убегал по улице.

— Стой! — закричал Дешвуд, вскочил и бросился следом. Для такого крупного человека кузнец бежал быстро и был удивительно проворен, огибал углы, как по рельсам, и не сбавлял скорости на поворотах; он пробежал дворами, прорвался через развешанное на веревках белье, огибал сараи, навесы для инструментов и через сады снова вылетел на улицу. Но у него не было выносливости молодого человека, который не курил и не пил. Когда они снова оказались на открытой местности, Дешвуд за несколько кварталов догнал его.

— Остановите его! — продолжал он кричать, но никто из прохожих на тротуаре и не думал вставать на пути такого здоровяка. И ни констебля, ни какого-либо охранника.

Он догнал кузнеца у пресвитерианской церкви на улице со множеством деревьев. На тротуаре стояли трое мужчин средних лет в костюмах: священник в высоком воротничке, регент с кипой нот и дьякон с бухгалтерскими книгами прихода. Кузнец пробежал мимо них, Джеймс за ним.

— Стой!

Отставая на ярд, Джеймс Дешвуд попытался схватить кузнеца. Он прыгнул, получил каблуком в подбородок, но сумел тощей рукой ухватить кузнеца за лодыжку. Они упали на тротуар, покатились на траву и встали. Джеймс вцепился в руку кузнеца толщиной с бедро молодого детектива.

— Ты его поймал, — сказал дьякон. — Что дальше?

Ответ пришел от кузнеца — удар кулаком с каменными костяшками. Когда Джеймс Дешвуд очнулся, он лежал на траве и трое мужчин в костюмах с любопытством смотрели на него.

— Где он? — спросил Джеймс.

— Убежал.

— Куда?

— Куда захотел, наверно. Ты в порядке, сынок?

Джеймс Дешвуд, пошатываясь, встал и носовым платком, который мать подарила ему, когда он отправился в Сан-Франциско работать в «Агентстве Ван Дорна», вытер кровь с лица.

— Кто-нибудь из вас знает этого человека?

— Кажется, это кузнец, — сказал регент.

— Где он живет?

— Не знаю, — ответил тот, а священник сказал:

— Почему бы тебе не забыть, что между вами было, сынок? Пока ты не пострадал.

Дешвуд вернулся в конюшню. Кузнеца там не было.

— Почему Джим убежал? — спросил механик.

— Не знаю. Вы мне скажите.

— Он в последнее время какой-то странный, — сказал конюх.

— Бросил пить, — добавил другой.

— Вот потому и убежал, — сказал кучер со смехом.

— Дамы в церкви заполучили новую жертву. Бедняга Джим. Опасно выходить на улицы, когда идет собрание Женского христианского союза трезвости.

И конюхи, кучера и механики затянули песню, которой Джеймс никогда не слышал, а они, по-видимому, все знали:

Джеймс достал еще один рисунок.

— Узнаете этого человека?

И получил множество отрицаний. Он готов был к одному или двум упоминаниям о Брончо Билли, но, очевидно, никто из них не ходил в кино.

— А где живет Джим? — спросил он.

Никто не смог ему сказать.

Он пошел в полицейский участок Санта-Моники, и пожилой патрульный провел его к начальнику. Начальником оказался хорошо ухоженный джентльмен лет пятидесяти с небольшим, в темном костюме и с современной прической с пробором. Дешвуд представился. Начальник принял его радушно и сказал, что рад помочь сыщику Ван Дорна. Фамилия кузнеца Хиггинс, сказал он Дешвуду. Джим Хиггинс снимает комнату на втором этаже конюшни. Где он может спрятаться? Начальник не имел представления.

Дешвуд зашел в отделение «Вестерн юнион», чтобы послать отчет в Сакраменто для передачи Исааку Беллу. Потом до темноты ходил по улицам, надеясь встретить кузнеца. В одиннадцать, когда ушел последний трамвай в Лос-Анджелес, он решил снять номер в гостинице для туристов, чтобы с утра начать охоту заново.

Одинокий всадник на гнедой лошади ехал по кряжу, откуда открывался вид на далекий одноколейный путь Южно-Тихоокеанской железной дороги к югу от границы с Орегоном. Три человека, собравшихся у телеграфного столба, который стоял между линией и заброшенным сараем с оловянной крышей, заметили его силуэт, четко выделявшийся на фоне голубого неба. Их предводитель снял широкополый стетсон и очертил им широкий круг над головой.

— Эй, что ты делаешь, Росс? Нечего кричать «привет», словно ты приглашаешь его к нам.

— Я не приглашаю, — ответил Росс. —Наоборот, прогоняю.

— А как он поймет разницу?

— Он сидит на лошади как ковбой. А ковбой хорошо знает сигнал угонщиков скота «Сюда не лезь, езжай своей дорогой».

— Мы не угонщики скота. Да тут и скота нет.

— Невелика разница. Если только этот человек не круглый дурак, он оставит нас в покое.

— А если не оставит?

— Мы снесем ему башку.

Не успел Росс объяснить это Энди, телеграфисту из Сан-Франциско, как всадник повернул лошадь и исчез за кряжем. Трое вернулись к работе. Росс приказал Лоуэллу, монтеру с тремя длинными проводами, соединенными с телеграфным ключом Энди, подняться на столб.

Будь всадник с кряжа поближе, он заметил бы, что для телеграфной команды, работающей в 1907 году, они необычайно тяжело вооружены. С последнего нападения индейцев прошло несколько десятилетий, однако же у Росса Паркера в кобуре пистолет сорок пятого калибра, а поперек седла ружье «винчестер». У Лоуэлла на спине, так, что легко дотянуться, двустволка. Даже у телеграфиста Энди за поясом револьвер, тридцать восьмой калибр. В тени купы деревьев привязаны лошади, потому что сюда эти люди приехали верхом, а не по железной дороге на дрезине.

— Оставайся там! — приказал Росс Лоуэллу. — Это не займет много времени.

Они с Энди уселись за старым сараем.

На самом деле прошел почти час, прежде чем Энди застучал ключом, перехватив приказы диспетчера поездов оператору в Уиде, к северу от них. К тому времени все трое укрылись за сараем от холодного ветра и грелись на солнце.

— Что он говорит? — спросил Росс.

— Диспетчер посылает приказы оператору в Уиде. Велит идущему на юг товарняку сойти на боковую ветку в Азалии.

Росс сверился с расписанием.

— Точно. На подходе поезд на север. Боковой на Азалии в получасе отсюда. Измени приказ: идущему на юг товарняку зеленая улица до Дансмьюира.

Энди выполнил приказ; идущий на юг товарный получил сообщение, что дорога свободна, тогда как по ней шел на север поезд с рабочими. Опытный телеграфист, он подражал «почерку» диспетчера в Дансмьюире, чтобы оператор в Уиде не понял, что за аппаратом другой человек.

— Эге. Они хотят знать, что с идущим по расписанию северным.

Поезда, идущие по расписанию, пользуются преимуществом перед дополнительными.

Росс был готов к этому. Он даже не открыл глаз.

— Передай: северный только что доложил по телеграфону, что стоит со сгоревшей буксой на боковом пути в Шаса-Спрингсе.

Ложное сообщение утверждало, что северный сломался — команда «перевела» его с главного пути на боковой. Потом они подключились к телеграфным проводам с помощью восемнадцатифутовой «удочки», которая хранилась в служебном вагоне, и передали сообщение по портативному телеграфону. Телеграфон обеспечивал примитивную голосовую связь. Оператор в Уиде принял объяснение и отправил свое, тем самым пустив два поезда навстречу друг другу.

— Спускайся оттуда, Лоуэлл, — приказал Росс, по-прежнему не открывая глаз. — Снимай провода. Все.

— Лоуэлл за сараем, — сказал Энди. — Пошел отлить.

— Какой стеснительный.

Все шло точно по плану, пока из-за угла сарая не показался ружейный ствол и не уперся телеграфисту в голову.

Глава 29

Чей-то голос с подчеркнутой медлительностью произнес:

— Отмени приказ, который ты только что послал.

Телеграфист, не веря своим глазам, посмотрел в суровое ястребиное лицо сыщика из «Агентства Ван Дорна», «Техасца» Уолта Хэтфилда. За ним неподвижно, как изваяние, стояла гнедая лошадь.

— И на всякий случай: я знаю азбуку Морзе. Изменишь хоть слово, снесу тебе башку и отправлю сообщение сам. К вам это тоже относится, мистер, — сказал Хэтфилд Россу, чья рука поползла к кобуре. — Не сделай ошибку, не то она станет последней.

— Да, сэр, — сказал Росс, высоко поднимая руки. Вдобавок к «винчестеру», приставленному к голове Энди, у рослого техасца были два двуствольных пистолета в лоснящихся кобурах на бедрах. Если он и не стрелок, то одет как стрелок.

Энди тоже решил поверить. Он простучал отмену ложного приказа.

— Теперь передавай исходный приказ, который вы, подонки, заменили.

Энди передал подлинный приказ — товарному составу перейти на боковой путь в Азалии, пропустить поезд с рабочими.

— Так-то лучше, — протянул Хэтфилд. — Нельзя ведь допускать, чтобы локомотивы сталкивались лоб в лоб?

Улыбка у него была такой же приятной, как певучий голос. Глаза, однако, были темными, как могила.

— А теперь, джентльмены, расскажите, кто заплатил вам за этот безрассудный поступок.

— Брось оружие.

Из-за сарая показался Лоуэлл с двустволкой.

Уолт Хэтфилд не сомневался, что джентльмен с двустволкой разнес бы его на куски, если бы не рисковал тем же залпом сразить товарищей. Браня себя за глупость: другого слова не подобрать; хоть он и не видел третьего, но должен был предположить, что третий нужен для подъема на столб, — Хэтфилд повиновался.

Он бросил ружье. Все трое машинально оглянулись на лязг металла о камни.

Хэтфилд с головокружительной скоростью метнулся в сторону и выхватил два двуствольных пистолета. И прострелил свинцовой пулей сердце Лоуэллу. Но, даже умирая, тот успел спустить курок. Оба ствола изрыгнули гром, и тяжелый заряд свинца едва не разорвал Энди пополам. Росс уже бежал к лошади. Энди упал на ружье Хэтфилда, а когда Хэтфилд наконец вытащил его из-под тела, Росс уже сел верхом и ускакал. Хэтфилд поднял скользкое от крови ружье и выстрелил. Ему показалось, что он попал. Росс качнулся в седле. Но потом исчез среди деревьев.

— Проклятье! — пробормотал Хэтфилд. Короткий взгляд на тела показал ему, что эти люди ничего не расскажут о Саботажнике. Он вскочил на гнедого, крикнул: «След!», и большая лошадь пошла галопом.

В Сакраменто Марион Морган в последний раз поцеловала Исаака Белла. Она отправлялась в Сан-Франциско. А он пересел на поезд, идущий на север, к кратчайшему пути через Каскады. Ее прощальными словами было:

— Никогда у меня не было такой поездки в поезде.

Полдня спустя, бродя по Дансмьюирскому узлу, Белл считал бесконечных железнодорожных полицейских, охранявших главные стрелки, депо и конторы диспетчеров. На станции он поговорил с двумя детективами Ван Дорна в темных костюмах и фетровых котелках, и те сопроводили его на короткий осмотр различных основанных ими охраняемых пунктов. Довольный, он спросил, где найти «Техасца» Уолта Хэтфилда.

Главная улица Дансмьюира, Сакраменто-стрит, представляла собой грязную траншею, перепаханную колесами экипажей. С одной стороны улицы каркасные дома и магазины отделял от грязи узкий тротуар. С другой стороны тянулась ветка Южно-Тихоокеанской, ряды телеграфных и электрических столбов и разбросанные склады и сараи. Гостиница — двухэтажное здание с балконами, нависающими над тротуаром. Белл нашел Хэтфилда в вестибюле: Техасец пил виски из чайной чашки. Лоб был забинтован, правая рука на перевязи.

— Прости, Исаак. Я тебя подвел.

Он рассказал, что, объезжая линию — он взял за правило регулярно проверять участок по всей длине, — он заметил в отдалении нечто, похожее на попытки уничтожить телеграфную связь.

— Вначале показалось, что они просто режут провода. Но, подъехав ближе, я увидел, что они подсоединили телеграфный ключ, и понял, что они перехватывают приказы диспетчеров поездам. С намерением вызвать столкновение.

Он неловко поерзал в кресле — очевидно, ему было очень неприятно, — и признался:

— Я вначале подумал, что их всего двое. Забыл, что еще один должен был залезать на столб. Вот он и напал на меня. Я сумел выпутаться, но, к несчастью, двое из них мертвы. А третий сбежал. Думаю, он был главный, поэтому я пошел за ним. Он наверняка мог много рассказать нам о Саботажнике. Я ранил его из ружья, но цель ему не сбил. Этот негодяй подстрелил подо мной лошадь.

— Или целился в тебя, а попал в лошадь.

— Прости, Исаак. Сижу вот дурак дураком.

— Я бы тоже так о себе думал, — сказал Белл. Потом улыбнулся. — Но не забудь: ты предотвратил столкновение двух поездов, один из которых был полон рабочих.

— Но угроза не миновала, — мрачно возразил Хэтфилд. — Остановить Саботажника не значит поймать его.

Белл знал, что это правда. Но, когда на следующий день он встретился на строительстве кратчайшего пути с Осгудом Хеннеси, президент Южно-Тихоокеанской был в хорошем настроении, возможно, отчасти потому, что строительство снова опередило график. Последний длинный туннель на пути к мосту через каньон в Каскадах — туннель № 13 — был почти достроен.

— Мы бьем его на каждом шагу, — возбужденно говорил Хеннеси. — В Нью-Йорке пришлось тяжко, но, как ни тяжко, все знают, могло быть гораздо хуже. Южно-Тихоокеанская вышла из этого как ни в чем не бывало. Да вы говорите, что скоро отыщете кузнеца, который сделал крюк, пустивший под откос «Коуст лайн лимитед».

Белл пересказал ему суть отчета Дешвуда: сбежавший кузнец должен что-то знать о крюке и, следовательно, о Саботажнике. Белл приказал Ларри Сандерсу оказать Дешвуду всю возможную помощь в поисках кузнеца, который бесследно исчез. Но теперь его ищут все сыщики Лос-Анджелеса — и скоро найдут.

— Кузнец может привести нас прямо к Саботажнику, — сказал Хеннеси.

— Надеюсь, — ответил Белл.

— Я вижу, вы обратили убийцу в бегство. Он пытается уйти от вас и не успевает наносить новые удары.

— Надеюсь, вы правы, сэр. Но не нужно забывать, Саботажник изобретателен. И планирует вперед, намного вперед. Мы знаем теперь, что соучастника в Нью-Йорке он нанял год назад. Поэтому я и пересек континент, чтобы спросить вас с глазу на глаз.

— О чем спросить?

— Заверяю вас, разговор останется между нами. Но в ответ должен просить вас об абсолютной искренности.

— Это понятно с самого начала, — проворчал Хеннеси. — О чем речь?

— Кто мог знать о ваших планах приобрести контрольный пакет в «Нью-Джерси сентрал»?

— Никто.

— Никто? Ни юрист? Ни банкир?

— Я все хранил в строжайшей тайне.

— Но для такого сложного предприятия нужна помощь специалистов.

— Я поручал одному юристу одну часть дел, другому — другую часть. То же с банкирами. Разных дьяволов я наводил на разные цели. Если бы стало известно, Дж. П. Морган и Вандербильт налетели бы на меня, как ураган. Чем дольше я держал свои замыслы в тайне, тем выше были мои шансы заарканить «Джерси сентрал».

— Значит, ни один юрист, ни один банкир не знал о предприятии в целом?

— Верно… Конечно, — задумался Хеннеси, — очень умный чертяка мог сложить два и два.

Белл достал блокнот.

— Пожалуйста, назовите юристов и банкиров, которые знали достаточно, чтобы догадаться о ваших планах.

Хеннеси назвал четыре имени, добавив, что только двое знали достаточно, чтобы представить себе всю картину. Белл записал имена.

— Вы делились сведениями о предстоящей работе с вашими инженерами и управляющими, которым предстояло работать на новой линии?

Хеннеси медлил.

— В определенной степени. Но, опять-таки, я давал им только сведения, необходимые для их непосредственной работы.

— Можете назвать имена тех, кто располагал достаточными сведениями, чтобы понять ваши намерения?

Хеннеси назвал двух инженеров. Белл записал их имена и отложил блокнот.

— Лилиан знала?

— Лилиан? Конечно. Но она не стала бы болтать.

— Миссис Комден?

— То же, что Лилиан.

— Делились ли вы своими планами с сенатором Кинкейдом?

— С Кинкейдом? Вы шутите? Конечно, нет. Зачем бы?

— Чтобы заручиться его поддержкой в сенате.

— Когда я велю ему помочь, он помогает. Незачем заранее его наущать.

— Почему вы сказали «Конечно, нет»?

— Он дурак. Думает, я не знаю, что он крутится возле меня, ухаживая за моей дочерью?

Белл телеграфом вызвал курьера Ван Дорна, а когда тот прибыл, вручил ему запечатанное письмо в контору в Сакраменто; в письме он приказал провести немедленную проверку главного инженера Южно-Тихоокеанской железной дороги, Лилиан Хеннеси, миссис Комден, двух банкиров, двух юристов и сенатора Чарлза Кинкейда.

Глава 30

Рабочий поезд шел на юг; он вез на трехдневный отдых сотни людей, вымотанных четырьмя неделями работы. Поезд перевели на боковой путь, чтобы пропустить идущий на север товарный состав. Поезду предстоял подъем по петле Бриллиантового каньона, веренице крутых изгибов в пятидесяти милях к югу от туннеля № 13. Боковой путь был вырублен в стене каньона у подножия крутого склона, и изгиб рельсов позволял видеть поезд, идущий высоко над ними. То, что увидели эти люди, преследовало их до конца жизни.

Длинную цепочку вагонов и платформ тянул тяжелый локомотив «Консолидейшн-2-8-0», горная «рабочая лошадка» с восемью ведущими колесами. На легком подъеме, вырубленном в стене каньона, сцепные дышла, соединяющие двигатели, стремительно двигались: поезд со скоростью сорок миль в час входил в поворот. Немногие из тех, кто устало сидел в вагонах внизу, обратили на поезд внимание, но те, кто посмотрел наверх, увидели, как тянется за паровозом приплюснутый дым. Один рабочий даже заметил друзьям: «Несется так, словно сам старик Хеннеси держит ручку регулирующего клапана». Меньшие, стабилизирующие передние колеса, которые предотвращают раскачивание на такой скорости, резко заскрипели, вжимаясь в изгиб рельсов. Машинист знал этот участок пути как свои пять пальцев, и именно в этом месте на краю каньона Дайамонд он не хотел бы услышать скрип разболтанного рельса. «Мне совсем не нравится этот скрип», — начал он говорить своему кочегару. Затем в тысячную долю секунды, задолго до того как он договорил, тем более сумел сбросить скорость, переднее колесо стодвадцатитонного локомотива встало на рельс с вынутыми костылями. С громким звоном рельс отделился от шпал.

Освободившись от деревянных шпал, которые удерживали их на расстоянии четыре фута восемь дюймов друг от друга, рельсы разошлись. Все четыре наружных по отношению к изгибу колеса сошли со стального пути, и локомотив на скорости сорок миль в час продолжил движение прямо вперед, разбрасывая камни, расколотое дерево и сломанные костыли.

Тем, кто наблюдал за этим снизу, из рабочего поезда, показалось, будто идущий вверху товарный состав неожиданно обрел собственный разум и решил взлететь. Много лет спустя уцелевшие свидетели утверждали, что он невероятно долго парил в воздухе, прежде чем сила тяготения не взяла верх. Те, кто пришел к вере, говорили, что господь помог составу пролететь достаточно далеко, чтобы не упасть на стоящий внизу поезд с рабочими. Но в тот миг, подняв головы на страшный грохот, большинство увидело только, как локомотив «Консолидейшн-2-8-0» переваливается через край утеса и летит на них, а следом пятьдесят вагонов и платформ, как длинный черный хлыст, сметают со склона деревья и камни.

Больше всего запомнился шум. Он начинался как гром, усилился, превратившись в рев каменной лавины, и завершился — как показалось, много часов спустя — лязгом, когда рабочий поезд осыпало кусками стали и обломками дерева. Никому впоследствии не удалось забыть пережитый ужас.

Исаак Белл прибыл на место крушения через несколько часов.

Он телеграфировал Хеннеси, что, возможно, крушение — несчастный случай. Не было никаких доказательств, что Саботажник повредил рельсы. Правда, тяжелый локомотив так разворотил место катастрофы, что отличить намеренное снятие костылей от случайного повреждения было невозможно. Но отчеты железнодорожной полиции утверждали, что патрульные верхом и на дрезинах прочесывали всю местность. Маловероятно, заключил Белл, что саботажники могли незаметно добраться до пути на петле Бриллиантового каньона.

Разъяренный очередным срывом графика строительства, Хеннеси отправил Франклина Мувери, инженера-строителя, которого он вернул с пенсии ради сооружения моста через каньон реки Каскейд, осматривать место крушения, и теперь тот шел по разрушенным путям, тяжело опираясь на руку своего очкастого помощника. Мувери оказался разговорчивым стариком; он рассказал Беллу, что родился в 1837 году, когда президентом еще был Эндрю Джексон. И присутствовал на первом соединении железных дорог востока и запада в 1869 году в Промонтори-Пойнт, на Юте.

— Почти сорок лет назад. Время летит. Трудно поверить, но тогда я был моложе этого мошенника, который помогает мне идти.

И он дружелюбно хлопнул помощника по плечу. Эрик Сорс — очки в проволочной оправе, волнистые темные волосы, выразительные глаза, высокий лоб, узкий подбородок и тонкие нафабренные усы подковкой, что придавало ему вид скорее поэта или художника, чем инженера-строителя, — ответил хитрой улыбкой.

— Как вы считаете, мистер Мувери? — спросил Белл. — Это несчастный случай?

— Трудно сказать, сынок. Шпалы разнесены в щепки, больших кусков со следами инструментов нет. Напоминает крушение, которое я видел в 83-м. Цепочка пассажирских вагонов, спускавшихся с Высокой Сьерры, вложилась один в другой, как вот этот служебный вагон, прошедший внутрь товарного.

Высокий детектив и два инженера серьезно разглядывали служебный вагон, кое-как втиснутый внутрь товарного, словно кто-то наспех паковал чемодан.

— Что вы доложите мистеру Хеннеси? — спросил Белл.

Мувери подтолкнул Эрика Сорса.

— Что нам ему сказать, Эрик?

Сорс снял очки, близоруко огляделся, потом опустился на колени и внимательно осмотрел шпалу, разрезанную ведущими колесами локомотива.

— Вы верно говорите, мистер Мувери, — ответил он, — если тут и вытащили костыли, то никаких следов инструментов не осталось.

— Однако, — сказал Мувери, — едва ли старик хочет услышать, что причина в неудовлетворительном ремонте или содержании полотна.

— Конечно, мистер Мувери, — ответил Сорс, опять с хитрой улыбкой.

Белл заметил, что их дружба похожа на отношения дядюшки и любимого племянника.

— Не захочет он услышать, и что быстро идущий локомотив выявил один из недочетов, допущенных при строительстве.

— Да, мистер Мувери.

— Основа инженерного дела, мистер Белл, это компромисс. Мы уступаем в одном, чтобы добиться другого. Если строить слишком быстро, сооружение получается непрочным. Строить слишком тщательно — никогда не закончишь.

Эрик встал, снова надел дужки очков на уши и подхватил:

— Если строить так прочно, чтобы никогда не вышло из строя, рискуешь получить слишком тяжелое сооружение. Построишь легко — оно может оказаться непрочным.

— Эрик металлург, — с усмешкой сказал Мувери. — Но говорит по сути. Он знает сорок типов стали, которых в мое время даже не существовало.

Белл все еще разглядывал служебный вагон внутри товарного, когда ему в голову пришла любопытная мысль. Эти люди инженеры. Они знают, как делаются разные вещи.

— Можно ли сделать шпагу, которая вначале была бы короткой, а потом удлинялась?

— Прошу прощения?

— Вы говорите о стали и вагонах, вкладывающихся один в другой, а я думаю, может ли один клинок прятаться внутри другого, а потом удлинить его.

— Как театральные шпаги? — спросил Мувери. — Кажется, что актер пронзил противника, но на самом деле шпага ушла в рукоять.

— Только эта не уйдет. Она проткнет вас насквозь.

— Что скажешь, Эрик? Ты изучал металлургию в Корнелле. Можно сделать такую шпагу?

— Можно изготовить что угодно, были бы деньги, — ответил Эрик. — Но трудно будет сделать ее прочной.

— Прочной настолько, чтобы проткнуть человека.

— Нет, прочной настолько, чтобы нанести удар. Она будет достаточно прочна, чтобы пронзить плоть. Но вот бокового удара такая шпага не выдержит.

— Бокового удара?

Мувери объяснил:

— Эрик говорит, что в схватке с настоящей шпагой она не выдержит скрещения клинков и обмена ударами.

— Это называется батман, — сказал Белл. — Резкий удар, отклоняющий шпагу противника.

— Вы жертвуете прочностью ради компактности. Два или три стальных отрезка не могут быть такими же прочными, как один сплошной. А почему вы спрашиваете, мистер Белл?

— Мне просто любопытно, как выглядел бы нож, превращающийся в шпагу, — сказал Белл.

— К удивлению того, кто напротив, — сухо заметил Мувери.

Строитель моста в последний раз осмотрелся и оперся на руку Эрика.

— Пошли, Эрик. Больше нельзя откладывать. Придется доложить старику то же, что доложил мистер Белл. Именно то, чего старик не хочет слышать. Никто не знает, что случилось. Но свидетельств саботажа мы не нашли.

Когда Мувери закончил доклад, Осгуд Хеннеси спросил глухо и грозно:

— Машинист погиб?

— Ни царапины. Должно быть, везунчик из везунчиков.

— Увольте его! Если это не саботаж, крушение вызвано превышением скорости. Это покажет рабочим, что я не потерплю безрассудных машинистов, которые подвергают опасности их жизнь.

Но увольнение машиниста не успокоило рабочих, нанятых для окончания строительства кратчайшего пути. Им было безразлично, случайность это или саботаж. Но они склонялись к тому, что это новый удар Саботажника. Полицейские осведомители доложили, что в рабочих лагерях поговаривают о забастовке.

— Забастовка! — вскричал Хеннеси, близкий к апоплексии. — Я плачу им уйму долларов. Какого дьявола им еще нужно?

— Они хотят домой, — объяснил Исаак Белл. Он внимательно следил за настроением рабочих, негласно направив своих сыщиков в столовые и салуны; он и сам туда ходил, лично проверить, какое впечатление производят на рабочих Южно-Тихоокеанской нападения Саботажника. — Они боятся ездить на рабочих поездах.

— Это безумие. Последний туннель перед мостом почти закончен.

— Они говорят, что кратчайший путь стал самой опасной линией на Западе.

Беллу пришлось признать, что намеренно или случайно, но этот раунд Саботажник выиграл. Старик схватился за голову.

— Милостивый Боже, куда я дену с наступлением зимы тысячи людей? — Он гневно вскинул голову. — Найдите смутьянов. Посадите несколько человек в тюрьму. Остальные успокоятся.

— Могу я предложить более продуктивный курс? — спросил Белл.

— Нет! Я знаю, как справляться со стачкой! — Он повернулся к Лилиан, которая внимательно смотрела на него. — Пришли ко мне Джетро Уотта. И отправь телеграмму губернатору. Я хочу, чтобы к утру здесь были войска.

— Сэр, — сказал Белл, — я только что из лагеря. Он охвачен страхом. Полиция Уотта в лучшем случае вызовет мятеж, в худшем рабочие просто разбегутся. Войска только усугубят положение. Нельзя заставить испуганных людей хорошо работать. Но можно попытаться рассеять их страх.

— О чем вы говорите?

— Призовите Джетро Уотта. Пусть приведет с собой пятьсот полицейских. Но поставит их патрулировать линию. Пусть она вся будет под наблюдением, тогда станет очевидно, что вы, а не Саботажник, контролируете каждый дюйм пути отсюда до туннеля № 13.

— Ничего не выйдет, — сказал Хеннеси. — Агитаторы на это не поддадутся. Им нужна только забастовка.

И тут наконец вмешалась Лилиан.

— Попробуй, папа.

И старик попробовал.

Через день каждая миля путей охранялась, каждая миля была проверена: нет ли ослабленных рельсов или закопанной взрывчатки. Как и в Джерси-Сити, когда сыщики Ван Дорна в поисках соучастников Саботажника арестовали множество разыскиваемых преступников, здесь в ходе поисков саботажа тоже обнаружили несколько слабых мест и устранили недочеты.

Белл верхом проехал вдоль путей двадцать пять миль. Вернулся он на локомотиве, убедившись, что самый опасный участок пути на Западе превратился в отлично содержащийся. И в самый охраняемый.

Саботажник ехал в торговом фургоне, который тащили два сильных мула. Натянутый на семь обручей брезент выцвел и в нескольких местах порвался. В фургоне громоздились кастрюли, сковородки, штуки ткани, соль, бочонок лярда, еще один бочонок с упакованными в солому фарфоровыми чашками. Под этими товарами лежала свежевытесанная из горной сосны-тсуги железнодорожная шпала длиной восемь футов.

Торговца, мертвого, раздетого донага, Саботажник сбросил с откоса. Они были почти одного роста, и одежда неплохо подошла. Просверленная в шпале дыра была начинена динамитом.

Саботажник двигался по проселочной дороге, которая возникла как индейская тропа задолго до начала строительства железной дороги. По тропе долго ходили олени и мулы. Крутая и узкая, тропа безошибочно отыскивала в труднейшей пересеченной местности самые удобные для проезда склоны. Большинство далеких поселков, мимо которых она проходила, были заброшены. А те, что не заброшены, Саботажник обходил стороной. Обитатели поселков, еле сводящие концы с концами, могли узнать фургон и поинтересоваться участью его хозяина.

Там и сям дорога пересекала новые железнодорожные пути, предоставляя возможность ехать по насыпи. Но всякий раз как Саботажник подъезжал к кратчайшему пути, он видел патрули. По обочинам — конные полицейские, на самой дороге — полицейские на дрезинах. Саботажник намеревался ночью проехать вдоль путей к краю глубокого каньона и там заменить шпалу своей, с взрывчаткой. Но день клонился к вечеру, склоны потемнели, и он вынужден был признать, что ничего не выйдет.

Во всем была заметна рука Белла, и Саботажник в тысячный раз проклял убийц, которых нанял в Роулинсе и которые не справились с работой. Но все его проклятия и сожаления не меняли суть: патрули Белла означали, что рискнуть и подъехать к полотну в фургоне нельзя. Линия проложена по узкой полосе. Почти везде с одной стороны крутой подъем, с другой такой же крутой спуск. Если он столкнется с патрулем, некуда будет спрятать фургон, и в большинстве мест невозможно вести его по рельсам.

Сосновая шпала весит двести фунтов. Гвоздодер, необходимый для удаления шпалы, — двадцать. Гвоздодер можно использовать и как лом, раскапывая балласт, но забивать им костыли невозможно, нужен молот, а это еще двенадцать фунтов. Саботажник силен. Он способен поднять и взвалить на плечи двести тридцать фунтов. Но сколько миль он сможет нести такую тяжесть?

Вытащенная из фургона, шпала казалась еще тяжелее, чем он себе представлял. Слава богу, ее еще не обработали креозотом. Древесина впитала бы еще тридцать фунтов темной жидкости.

Саботажник прислонил шпалу к телеграфному столбу и привязал к ней гвоздодер и молот. Потом отвел фургон от дороги, недалеко, за деревья. Застрелил из «Дерринджера» обоих мулов, прижимая ствол к черепу, чтобы приглушить выстрел на случай, если поблизости окажется патруль. Потом вернулся к дороге, наклонился и взвалил массивную тяжесть на плечо. Выпрямился и зашагал.

Грубая древесина врезалась в тело сквозь ткань, и он пожалел, что не прихватил из фургона одеяло, чтобы подложить. Началось с тупой боли. Она быстро становилась острее, глубже, терзала мышцы и кости плеча. Он прошел всего полмили, а плечо горело, как в огне. Опустить тяжесть, вернуться к фургону и взять одеяло? Но патрули Белла могут увидеть шпалу у рельсов.

У Саботажника устали ноги. Колени начали дрожать. Но эта дрожь и ужасная боль в плече вскоре были забыты, когда тяжесть сплюснула спинной хребет, защемив нерв. Через бедра и икры передалась жгучая боль в стопы. Саботажник задумался, сможет ли поднять тяжесть снова, если положит ее. Пока он обдумывал риск, связанный с таким решением, его приняли без него.

Он прошел со шпалой около мили, когда увидел впереди свечение в небе. Оно быстро разгоралось. Саботажник понял, что стремительно приближается прожектор локомотива. И уже сквозь свое тяжелое дыхание услышал шум машины. Надо было уходить от рельсов. Поблизости росли деревья. Нащупывая путь в темноте, он спустился по осыпи и прошел к деревьям. Свет прожектора отбрасывал причудливые тени. Саботажник прошел вглубь рощи, осторожно наклонился и опустил груз на землю. Облегчение принесло почти немыслимое удовольствие. Он прислонил шпалу к стволу дерева. Потом лег, растянулся на сосновых иглах и стал отдыхать. Звуки становились все громче, локомотив пролетел мимо, таща за собой поезд; пустые вагоны издавали характерный глухой шум. Поезд прошел слишком быстро. Слишком скоро пришлось снова встать, взвалить на плечо давящую тяжесть и плестись вверх по насыпи на рельсы.

Стараясь идти между рельсами, он зацепился каблуком за рельс. И почувствовал, что падает ничком. Саботажник постарался сохранить равновесие, но не успел выставить вперед ногу, придавленный грузом. Он лихорадочно извернулся, пытаясь уйти из-под этой тяжести. Но та была слишком велика, чтобы ускользнуть из-под нее. Его словно ударили по руке кувалдой, и он закричал от боли.

Лежа ничком на дороге, он вытащил руку из-под шпалы. Склонился, как в молитве, снова взвалил шпалу на плечи, выпрямился и пошел дальше. Он пытался считать шаги, но скоро сбился со счета. Ему предстояло пройти пять миль. Он не знал, сколько уже прошел. Начал считать шпалы. Сердце упало. На каждую милю пути приходилось почти три тысячи шпал. На сто первой он решил, что умрет. На шестой сотне он едва не погиб при мысли, что пятьсот шпал — лишь пятая часть мили.

Мысли начали путаться. Ему чудилось, что он несет шпалу по туннелю № 13. Несет через каменные горы до самого моста в Каскадах.

— Я «инженер-герой»!

Полубезумный смех перешел в болезненный стон. Саботажник чувствовал, что теряет самообладание. Нужно было забыть о боли и страхе.

Он попытался вспомнить уроки математики и инженерного дела. Конструктивные элементы… законы физики, которые решают, будет мост стоять или падать. Стойки. Стяжки. Быки. Консольные пролеты. Якорные стрелы. Динамическая нагрузка. Статическая нагрузка.

Законы физики указывают, как распределить тяжесть. Законы физики говорят, что он не пронесет шпалу больше ни фута. Он изгнал это безумие из головы и сосредоточился на фехтовании.

— Батман. Выпад. Защита. Рипост. Ложный выпад. Двойной ложный выпад. — Он еле плелся, и каждое движение превращало его кости в желе. — Атака. Батман. Выпад. Защита. — Начал примешиваться немецкий язык. Он забормотал инженерные термины студенческих лет. И кричать на языке Гейдельберга слова, которые узнал, когда учился убивать. — Angriff. Battutaangriff. Ausfall. Parade. Droppelfinte. — Кто-то словно кричит ему на ухо: «Атака: Angriff, батман: Battutaangriff, выпад: Ausfall, защита: Parade, двойной финт: Droppelfinte». Кто-то невидимый твердил ему на ухо песенку без мотива. Песенка звучала все громче. Теперь он слышал ее прямо за собой. Он повернулся, тяжесть шпалы не сбила его с ног. Рельсы озарил резкий ацетиленовый свет. На почти неслышной дрезине приближался полицейский патруль.

Слева от полосы отчуждения высилась крутая скала. Справа уходил вниз крутой спуск. Саботажник чувствовал, что там не просто обрывистый спуск. Вершины небольших деревьев, едва заметные в темноте, показывали, что до дна не меньше двадцати футов. У него не было выбора. Дрезина почти рядом. Он перевалил шпалу через край и прыгнул следом.

Шпала громко ударилась о ствол и сломала его. Потом и сам он ударился о пружинящий ствол, и воздух вырвался у него из легких.

Гудение сменило тон. Дрезина замедляла ход. К его ужасу, она остановилась. Он слышал голоса людей в пятнадцати футах над собой и видел огни фонариков и фонарей. Полицейские сошли с дрезины. Он слышал, как скрипит щебень под их ногами: они пошли вдоль путей, светя фонариками. Кто-то крикнул. Так же неожиданно, как появился, патруль уехал. Дрезина загудела, гудение начало удаляться, и он остался в темноте в пятнадцати футах под насыпью.

Двигаясь осторожно, изогнувшись на откосе, вдавливая в него носки ботинок, он ощупью поискал шпалу. Почувствовал смолистый запах и по этому запаху нашел сломанное дерево. Несколькими футами ниже наткнулся на квадратный конец шпалы. Поискал инструменты, по-прежнему привязанные к шпале. Посмотрел вверх по склону. Над ним возвышался край насыпи. Как он втащит туда шпалу?

Он взялся за конец шпалы, подсунул под него плечо и попробовал выпрямиться. Каждая пройденная до сих пор миля, каждое преодоленное препятствие — все это ничто. Истинное испытание начинается сейчас: подъем на насыпь. Всего двадцать футов, но каждый фут стоит мили. Сочетание усталости от уже пройденного, тяжести груза и крутизны подъема казалось непреодолимым.

Силы оставили его, и он воочию увидел, как тает мечта о богатстве и власти. Поскользнувшись, он упал, но снова поднялся. Если бы он убил Исаака Белла! Он начинал понимать, что сражается не с весом шпалы, вообще не с кратчайшим путем, не с Южно-Тихоокеанской — он сражается с Беллом.

Кошмарное видение: Белл останавливает его — дало ему силы встать. Дюйм за дюймом, фут за футом. Атака: Angriff; батман: Battutaangriff; выпад: Ausfall; защита: Parade, двойной финт: Droppelfmte. Он еще дважды падал. И дважды вставал. Добрался до верха и перевалился на насыпь. Доживи он хоть до девяноста, никогда не забудет этот подъем.

Сердце стучало все громче, так громко, что он понял: это не сердце. Локомотив? Он остановился на рельсах, ошеломленный, в отчаянии. Это не патруль. Гром? Сверкнула молния. Слышались раскаты грома. Пошел холодный дождь. Саботажник потерял шляпу. Дождевая вода лилась по лицу.

Саботажник рассмеялся.

Дождь вымочит патрульных, заставит их укрыться. Он дико расхохотался. Дождь, а не снег. Реки поднимаются, но рельсы не завалит снегом. Осгуд Хеннеси должен быть доволен. Вот какова цена предсказаниям ранней зимы. Президент железной дороги не поверил метеорологам и даже нанял индейца-шамана, чтобы тот предсказал погоду. Шаман сказал Хеннеси, что снег в этом году выпадет поздно. Дождь вместо снега означал больше времени для завершения кратчайшего пути.

Саботажник поправил на плече шпалу и вслух сказал:

— Никогда!

Огромная молния озарила местность ослепительнобелым сиянием.

Рельсы резко повернули, прижимаясь к узкой вырубке в скале. Внизу открывался головокружительный вид на бурную реку, бегущую по дну глубокого каньона. Вот нужное место. Саботажник опустил на землю сосновую шпалу, развязал веревку, удерживавшую инструменты, вытащил костыли по концам одной из шпал полотна и осторожно отложил в сторону. Потом принялся гвоздодером рыхлить землю, высвобождая шпалу, выкапывая острые камни. Камни он доставал из-под шпалы и укладывал так, чтобы не скатились вниз.

Выбрав из-под шпалы балласт, он с помощью гвоздодера высвободил концы шпалы из-под рельсов. Потом уложил на место этой шпалы свою, с зарядом динамита, и стал сыпать щебень на место. Потом забил восемь костылей. Когда шпала была укреплена и балласт снова под ней, Саботажник присоединил взрыватель — гвоздь, забитый в шпалу, прошедший насквозь и касавшийся рельса.

Гвоздь располагался в деревяшке в дюйме над ртутным детонатором. Саботажник все тщательно рассчитал; для этого пришлось забивать сотни гвоздей. Нужно, чтобы пеший патруль или дрезина с полицейскими, минуя гвоздь, не привели в действие взрыватель. На этот гвоздь они надавят недостаточно. Только полный вес локомотива вызовет взрыв.

Оставалась еще одна трудная задача. Он привязал инструменты к высвобожденной шпале, взвалил ее на плечо и поднялся на дрожащих ногах. С трудом протащился еще с четверть мили от западни и сбросил шпалу и инструменты с утеса, так чтобы патруль их не увидел.

Он шатался от усталости, но в его сердце была ледяная решимость.

Он калечил строительство динамитом, столкновениями и огнем.

Он потряс могущественную Южно-Тихоокеанскую, пустив под откос «Коуст лайн лимитед».

Что с того, что Белл помешал ему в Нью-Йорке и преимущество перешло к Хеннеси?

Саботажник поднял лицо к грозовому небу и позволил дождю омыть его. Гремел гром.

— Все это мое! — закричал в ответ Саботажник. — Сегодня я это отвоюю.

Последний раунд останется за ним.

Ни один человек в рабочем поезде не выживет, закончить туннель № 13 будет некому.

Глава 31

В рабочем лагере при строительстве кратчайшего перегона на рассвете поднимались тысячи человек. Их ждали двадцать вагонов с пустыми скамьями, уже прицепленный локомотив выпускал лишний пар. Люди стояли на дожде, предпочитая холод и сырость укрытию в вагонах.

— Упрямые сволочи! — сердился Хеннеси, глядя из личного вагона. — Телеграфируй губернатору, Лилиан. Это мятеж.

Лилиан Хеннеси положила пальцы на телеграфный ключ. Но, прежде чем начать передачу, спросила у Исаака Белла:

— Неужели больше ничего нельзя сделать?

По мнению Белла, люди, корчившиеся под дождем, не выглядели упрямцами. Они выглядели испуганными. И в то же время стеснялись своего страха, что говорило об их мужестве. Саботажник убивал невинных людей динамитом, крушениями, столкновениями и пожарами. Смерть и увечья были непременной принадлежностью его нападений. Люди гибли в крушениях, во взорванном туннеле, в пущенном под откос «Коуст лайн лимитед», в вагоне-беглеце и в страшном взрыве в Нью-Джерси.

— Патрули осмотрели каждый дюйм рельсов, — ответил он Лилиан. — Не знаю, что можно сделать такого, чего мы еще не делали. Разве что сесть на скотосбрасыватель и смотреть самому.

Детектив резко повернулся, выбежал из вагона Хеннеси, быстрым шагом пересек площадку и пробился сквозь толпу. Поднялся по лестнице на тыльной стороне тендера рабочего поезда, проворно прошел по груде угля и вспрыгнул на крышу кабины локомотива. С высоты этого наблюдательного пункта он от одного конца двора до другого видел ряды мрачных прокладчиков путей и строителей туннеля. Все замолчали. Белл однажды слышал, как Уильям Дженнингс Брайан обращался к толпе на выставке в Атланте.[19] Стоя в первом ряду перед Брайаном, он поразился тому, как медленно говорил знаменитый оратор. Причина, как сказал ему при более поздней встрече сам Брайан, в том, что слова, двигаясь в воздухе, сближаются. И, когда доходят до дальнего края толпы, темп становится нормальным.

Белл поднял обе руки. Он говорил от всего сердца. Говорил медленно, очень медленно. Но каждое слово было вызовом, брошенным им в лицо.

— Я лично буду стоять на карауле.

Он медленно распахнул пальто.

— Локомотив пойдет медленно.

Он не спеша достал «браунинг».

— Я буду стоять на скотосбрасывателе перед локомотивом.

Он прицелился из пистолета в небо.

— И выстрелю, чтобы машинист остановился, как только я замечу опасность.

Он нажал на курок. Выстрел эхом отразился от зданий депо и мастерских.

— Машинист услышит выстрел.

Он снова выстрелил.

— И остановит поезд.

По-прежнему держа пистолет стволом в небо, Белл продолжал медленно говорить:

— Я не скажу, что всякий, кто не захочет ехать за мной, самый низкий трус в Каскадных горах.

Прозвучал новый выстрел.

— Но я скажу вот что… Всякий, кто не захочет поехать, должен вернуться туда, откуда пришел, и жить при мамочкиной юбке.

Смех пробежал по всему двору. Началось осторожное движение к вагонам. На мгновение Беллу показалось, что он их убедил. Но тут послышался гневный голос:

— Да ты когда-нибудь работал на путях?

И другой:

— Как ты поймешь, что дело не чисто?

Потом рослый мужчина с красным мясистым лицом и горячими голубыми глазами поднялся по лестнице на тендер и прошел по углю туда, где стоял Белл.

— Я Мелоун, десятник.

— Чего тебе, Мелоун?

— Значит, собрался стоять на скотосбрасывателе? Да ты даже не знаешь, как правильно назвать машину. Она называется путеочиститель. Разве ж ты увидишь, что на рельсах что-то не так, раньше, чем отправишься в царствие небесное? Скотосбрасыватель, бога ради… Но одно у тебя не отнимешь: ты не робкого десятка.

Десятник протянул Беллу мозолистую руку.

— Держи пять! Я еду с тобой!

У всех на виду они обменялись рукопожатием. Потом Мелоун возвысил голос, который прозвучал громко, как паровозный гудок:

— Кто-нибудь скажет, что Мелоун не заметит, если что неладно?

Все молчали.

— Кто-нибудь из вас хочет к мамке?

Со смехом и приветственными возгласами рабочие забрались в вагоны и расселись по скамьям. Белл и Мелоун спустились с крыши и поднялись на клинообразный путеочиститель. Здесь можно было встать одному с одной стороны, другому с другой, держась за поручень под прожектором. Машинист, кочегар и кондуктор подошли к ним.

— С какой скоростью пойдем? — спросил машинист.

— Спроси специалиста, — ответил Белл.

— Не больше десяти миль в час, — сказал Мелоун.

— Десяти? — переспросил машинист. — Да этак мы будем добираться до туннеля два часа.

— Предпочитаешь кратчайший путь под откос?

Паровозная бригада направилась обратно.

Мелоун сказал:

— Держите пистолет наготове, мистер. — Потом улыбнулся Беллу. — Помни: если натолкнемся на мину или на сдвинутый рельс, нам первым не поздоровится.

— Мне это приходило в голову, — сухо ответил Белл. — Но ведь за последние два дня был осмотрен каждый фут этого пути. На дрезинах, пешком, конными патрулями.

— Посмотрим, — сказал Мелоун и перестал улыбаться.

— Хочешь? — спросил Белл, протягивая ему цейссовский бинокль.

— Нет, спасибо, — ответил Мелоун. — Я двадцать лет разглядываю пути этими вот глазами. Сегодня не тот день, чтоб учиться новым штукам.

Белл повесил бинокль на шею, чтобы его можно было бросить и сделать предупреждающий выстрел.

— Двадцать лет? Вот ты мне и скажи, Мелоун. Что надо высматривать?

— Нехватку костылей, которыми шпалы прикрепляются к рельсам. Нехватку накладкок, которые соединяют рельсы. Разрывы в рельсах. Признаки того, что кто-то раскапывал балласт: ублюдки могли заложить мину. Железнодорожное полотно новое. Оно должно быть ровным, никаких ям, никаких бугров. Ищи неплотно сидящие камни под шпалами. И особенно внимательно смотри на повороте, «потому что Саботажник знает: на повороте машинист не успеет остановиться».

Белл поднял бинокль к глазам. Он остро сознавал, что убедил сейчас тысячи людей рискнуть жизнью. Как сказал Мелоун, они с Беллом поедут впереди и первыми примут на себя удар. Но только первый. Крушение убьет всех.

Глава 32

Дорога прижималась к горе на узком карнизе. Слева уходила к небу крутая скала, изъеденная бурами и динамитом. Справа воздух. Глубина падения — от нескольких ярдов до четверти мили. Там, где с поезда видно было дно каньона, Белл различал вершины деревьев, упавшие камни и бурные реки, вздувшиеся после дождя.

В современный бинокль с просветлением он разглядывал рельсына сто футов вперед. Отчетливо были видны смещенные костыли — по восемь в каждой шпале. С усыпляющей регулярностью под ним проплывали прямоугольные бруски цвета шоколада.

— Сколько шпал на милю? — спросил он у Мелоуна.

— Две тысячи семьсот, — ответил десятник. — Может, чуть больше или чуть меньше.

Коричневая шпала за коричневой шпалой. Восемь костылей в каждой. Все костыли прочно вбиты в древесину. На каждом стыке рельсов накладки, частично скрытые выпуклостью самого рельса. Блестит под дождем балласт — дробленый камень, щебенка с острыми краями. Белл искал неровности на ровной поверхности. Искал свободные камни. Искал отсутствующие болты, костыли, разрывы в блестящих рельсах.

— Стой! — крикнул Мелоун.

Белл спустил курок «браунинга». Звук выстрела эхом отразился от стены каньона. Но машинист не реагировал.

— Пали! — закричал Мелоун. — Пали!

Белл уже нажал на курок во второй раз. На этом повороте дороги пропасть была особенно глубока, дно каньона усеивали крупные камни. После второго выстрела заскрипели тормоза, и локомотив, скрежеща колесами остановился. Белл еще на ходу соскочил. Мелоун — за ним.

— Вот оно! — сказал Мелоун.

Они остановились в двадцати футах перед паровозом, глядя на еле заметный бугорок в балласте. Везде щебень образовывал ровный, плоский наклон от рельсов, а здесь высился бугорок в несколько дюймов.

— Не подходи близко, — предупредил Мелоун. — Здесь вроде как копали. Видишь, не похоже на соседние участки.

Белл подошел к бугорку и наступил на него.

— Осторожней!

— Саботажник наверняка удостоверился, — сказал Белл, — что только вес локомотива приведет к взрыву мины.

— Ты уж больно уверен.

— Конечно, — ответил Белл. — Саботажник слишком умен, чтобы тратить заряд на дрезину.

Он нагнулся к шпале и принялся ее разглядывать. Провел рукой по щебенке.

— Не вижу признаков недавних раскопок. Эти камни лежат так давно. Видишь, на них нетронутая угольная пыль?

Мелоун неохотно подошел, наклонился рядом с Беллом, почесал голову. Провел пальцам по угольной пыли, смоченной дождем. Подобрал несколько кусков щебня и осмотрел их. Неожиданно он встал.

— Неаккуратная работа, но не взрывчатка, — сказал он. — Я точно знаю, кто отвечал за укладку этого участка, и он обо мне еще услышит. Простите, мистер Белл. Ложная тревога.

— Лучше извиниться, чем потом сожалеть.

К этому времени вышла и поездная бригада. За ними с любопытством наблюдали несколько десятков рабочих, остальные тоже выходили из вагонов.

— Назад, по вагонам! — закричал Мелоун.

Белл отвел в сторону машиниста.

— Почему не остановились?

— Вы застали меня врасплох. Мне потребовалось какое-то время, чтобы действовать.

— Будьте внимательней! — холодно сказал Белл. — В ваших руках сотни жизней.

Все вернулись в поезд, и он поехал дальше.

Снова замелькали шпалы. Один прямоугольный брусок за другим. Восемь костылей, по четыре в каждом рельсе. Накладки, соединяющие рельсы. Блестел влажный щебень с острыми краями. Белл искал бугры на ровной поверхности насыпи, потревоженные камни, недостающие болты, отсутствующие костыли, разрывы в рельсах. Шпала за шпалой.

Поезд медленно прошел семнадцать миль. У Белла уже забрезжила надежда, что меры предосторожности все-таки оправдались. Патрули и постоянные осмотры обеспечили безопасность линии. Еще три мили, и люди смогут вернуться к работе, продолжат прокладывать туннель № 13.

Неожиданно, когда они вошли в крутой поворот над самым глубоким каньоном на маршруте, взгляд Белла привлекло нечто необычное. Вначале он не мог понять, в чем дело. Какое-то мгновение это оставалось на краю сознания.

— Мелоун, — сказал он так резко, словно щелкнули хлыстом, — посмотри! Что это?

Краснолицый мужчина рядом с ним наклонился вперед, прищурился, лицо его стало сосредоточенным.

— Ничего не вижу.

Белл в бинокль осматривал шпалы. Упираясь ногами в путеочиститель, он одной рукой держал бинокль, другой достал пистолет.

Балласт гладкий. Все костыли на месте. Шпала…

На семнадцати милях поезд миновал пятьдесят тысяч шпал, все шоколадно-коричневого цвета, древесина потемнела от примененной пропитки. А теперь всего в нескольких ярдах перед локомотивом Белл видел желтовато-белую деревянную шпалу — словно только что вырубленную из сосны и не обработанную креозотом.

Белл выстрелил, потом еще и еще, как мог быстро.

— Стой!

Машинист нажал на тормоза. Колеса замерли. Сталь заскрежетала о сталь. По инерции тяжелый локомотив продвинулся еще немного: его толкала тяжесть двадцати вагонов.

Белл и Мелоун соскочили с путеочистителя и побежали впереди тормозящего локомотива.

— В чем дело? — спросил десятник.

— Шпала, — показал Белл.

— Боже всемогущий! — взревел Мелоун.

Оба остановились, повернулись и вскинули руки, словно пытаясь ладонями остановить поезд.

Глава 33

Машинист потянул на себя рукоять Джонсона.

Восемь мощных ведущих колес завертелись в противоположную сторону, рассыпая тучи искр и частиц металла рельсов. На мгновение показалось, что два человека действительно останавливают могучий локомотив «Консолидейшн». А когда локомотив наконец с грохотом, сотрясшим землю, остановился, Белл посмотрел под ноги и увидел, что стоит на подозрительной шпале.

Над ним нависал край путеочистителя. Ведущие колеса локомотива остановились в двух ярдах.

— Сдавай назад! — приказал Мелоун. — Мягче.

Осторожно убрав балласт с обеих сторон, Белл при ближайшем осмотре обнаружил, что в шпалу, словно втулка в бочку, вставлен круглый деревянный брусок. Диаметром с серебряный доллар и почти неотличимый от остальной древесины.

— Отведи всех подальше, — приказал он Мелоуну. — Он нашпиговал шпалу динамитом.

Пусковым механизмом служил гвоздь, который должен был ударить по детонатору. Динамита хватило бы, чтобы взорвать рельс под локомотивом; локомотив рухнул бы под откос и уволок за собой в пропасть весь поезд. Но вместо этого Белл смог телеграфировать Осгуду Хеннеси, что «Детективное агентство Ван Дорна» одержало очередную победу над Саботажником.

Хеннеси в «особом» приехал туда, куда шахтеры и отбойщики уже благополучно прибыли и теперь продолжали работу в туннеле.

На следующее утро Осгуд Хеннеси пригласил Белла в свой личный вагон. Лилиан и миссис Комден подали кофе. Хеннеси широко улыбался.

— Мы почти закончили. Завершая туннель, мы всегда устраиваем церемонию, и я пробиваю последний камень. Но в этот раз рабочие прислали делегацию. Просят, чтобы вы нанесли последний удар — в благодарность за то, что сделали вчера. Это большая честь. На вашем месте я бы согласился.

Белл вместе с Хеннеси отправился в туннель. Когда мимо проходил локомотив с вагонами, вывозящими пустую породу, приходилось прижиматься к стене. На протяжении сотен ярдов стены и своды туннеля уже были оштукатурены и укреплены подпорками. Ближе к концу потолок держали временные бревенчатые подпорки. На последних ярдах шахтеры работали под чугунным и бревенчатым щитом, который закрывал их от падающих камней.

Когда подошли Белл и президент дороги, визг буров оборвался. Шахтеры ломами и лопатами расчистили остатки стены и отошли.

Высоченный шахтер с длинными обезьяньими руками и беззубой улыбкой протянул Беллу семнадцатифунтовый молот.

— Работали таким раньше?

— Забивал колышки для циркового шатра.

— Справитесь. — Шахтер наклонился и прошептал: — Видите отметку мелом? Бейте сюда. Мы так всегда делаем на церемонии… Парни, расступись. Дайте человеку место.

— Вы уверены, что не хотите сами это сделать? — спросил Белл у Хеннеси.

Хеннеси попятился.

— В свое время я пробил множество туннелей. Этот ваш по праву.

Белл взмахнул тяжелым молотом и ударил по меловой отметке. Посыпались искры, и в стене появилась брешь. Белл ударил снова. Шахтеры радостно закричали, стена рухнула, и в туннель хлынул дневной свет. Белл прошел в отверстие с неровными краями и увидел ярко освещенный солнцем мост через каньон. Длинная, пластинчатая стальная конструкция на двух высоких, стройных башнях, установленных на массивных быках, перекрывала глубокое ущелье реки Каскейд. Высоко над пеной и брызгами самый главный мост на кратчайшем пути через горы, казалось, был совсем готов. Шпалы, уже выложенные, ждали стальных рельсов, которые поступят через туннель.

Белл сразу заметил, что мост усиленно охраняют. Через каждые пятьдесят футов стоял железнодорожный полицейский. По обе стороны моста и на каждом быке были устроены караульные помещения. На глазах у Белла облачко закрыло солнце, и серебряные фермы моста стали черными.

— Что скажете, сынок? — гордо спросил Хеннеси.

— Красавец.

Как нанесет удар Саботажник?

В тени моста виднелся город Каскейд, основанный здесь у подножия гор в том месте, где обрывалась железная дорога, идущая с равнин. Белл увидел изящный охотничий дом, построенный еще в 1870 году для бесстрашных путешественников, готовых преодолеть медленный, длинный подъем с бесконечными поворотами. Оттуда, чтобы подвозить материалы на строительство моста, Хеннеси протянул временную ветку, еще более извилистую. Взбиравшаяся на невообразимо крутой подъем, она представляла собой череду резких поворотов; железнодорожники прозвали ее Змеиной Дорогой. Уклон был так велик, что Белл видел: цепочку товарных вагонов тащат три окутанных дымом локомотива, а сзади им помогают еще четыре. Но Змеиная Дорога свое дело сделала. Отныне материалы будут поступать через туннель.

Змеиную Дорогу Саботажник не тронет, ее роль сыграна. Не тронет он и город. Его цель — мост. Уничтожение моста, его быков и ферм отбросит строительство кратчайшего пути через горы на годы назад.

— А это что такое? — спросил Хеннеси.

Он показал на столб пыли над петляющей проселочной дорогой из города.

Исаак Белл широко улыбнулся.

— Автомобиль «Томас Флаер», о котором мы с вами говорили. Модель 35, четыре цилиндра, шестьдесят лошадиных сил. Только взгляните!

Ярко-желтый автомобиль поднялся по петле дороги, перевалил через край уступа скалы и остановился в двадцати ярдах от того места, где у входа в туннель стояли Белл и Хеннеси. Брезентовый верх был откинут, в машине сидел только водитель, высокий мужчина в плаще, шлеме и очках. Он выбрался из-за деревянного руля и направился к ним.

— Поздравляю! — сказал он, театральным жестом снимая очки.

— Вы что здесь делаете? — спросил Хеннеси. — Разве сейчас нет сессии конгресса?

— Приехал поздравить вас с завершением туннеля, — ответил Чарлз Кинкейд. — Я как раз встречаюсь в охотничьем домике «Каскад» с несколькими влиятельными калифорнийскими джентльменами. И сказал хозяевам, что им придется подождать, пока я не пожму вам руку.

Кинкейд схватил руку Хеннеси и сердечно пожал.

— Поздравляю, сэр. Великолепное достижение. Теперь вас ничто не остановит.

МОСТ

Глава 34

1 ноября 1907 года

Каньон реки Каскейд, штат Орегон

Краснолицый, со свирепым взглядом десятник Южно-Тихоокеанской Майк Мелоун вышел из устья туннеля № 13; за ним рабочие тащили крючьями тяжелые рельсы, а дальше плевался дымом и паром локомотив.

— Уберите автомобиль, пока его не раздавили, — сказал Мелоун.

Чарлз Кинкейд побежал спасать свой «Томас Флаер».

Исаак Белл спросил Осгуда Хеннеси:

— Вас не удивляет появление сенатора?

— Охотники за наследством моей дочери не могут меня удивить, — ответил Хеннеси под грохот укладываемого перед локомотивом балласта и шпал.

Сенатор Кинкейд прибежал снова.

— Мистер Хеннеси, самые влиятельные калифорнийские предприниматели и банкиры дают в вашу честь банкет в охотничьем домике «Каскад».

— У меня нет времени на банкеты, пока я не проложу рельсы по мосту и не построю на той стороне сортировочную станцию.

— Может быть, заглянете, когда стемнеет?

Вмешался Майк Мелоун:

— Сенатор, если вы не соизволите убрать свой чертов автомобиль, мои парни сбросят его с горы.

— Я только что отогнал его.

— Он по-прежнему мешает.

— Отгоните его подальше, — проворчал Хеннеси. — Мы здесь строим железную дорогу.

Белл посмотрел вслед Кинкейду и сказал Хеннеси:

— Интересно, ради чего устраивают этот банкет.

— А вам-то это зачем знать?

— Странно, что здесь оказался Кинкейд.

— Я же сказал, он увивается за моей дочерью.

— У Саботажника есть сведения о Южно-Тихоокеанской железной дороге, которые можно добыть только изнутри. Откуда ему становится известно о ваших планах?

— И это я вам говорил. Кто-то сложил два и два. Или какой-то дурак проболтался.

— В любом случае это означает, что Саботажник вхож в ваш круг.

— Хорошо, — сказал Хеннеси. — Если вы выдержите банкет, я тоже смогу.

И он возвысил голос, перекрикивая грохот работ:

— Кинкейд! Скажите своим друзьям, что, если их приглашение останется в силе в течение трех дней, я принимаю его.

Сенатор удивился.

— Вы ведь не собираетесь добраться на ту сторону за три дня?

— Если я этого не сделаю, полетят головы.

Осунувшийся старик щелкнул пальцами. К нему, разворачивая кальки, бросились инженеры. Следом шли землемеры с теодолитами через плечо, помощники землемеров несли красно-белые разметочные колышки.

Исаак Белл перехватил Кинкейда, когда тот садился в автомобиль.

— Странно, что мы с вами постоянно встречаемся.

— Вовсе нет. Я хочу, чтобы Хеннеси был на моей стороне. И поскольку калифорнийские джентльмены снимают весь домик, чтобы уговаривать меня баллотироваться в президенты, я подумал, что Хеннеси найдется место среди них.

— По-прежнему колеблетесь? — спросил Белл, вспоминая их разговор на «Фоллиз».

— Сильней, чем раньше. Стоит сказать им «да», и они посчитают, что ты у них в кармане.

— Но вам нужна эта работа?

Вместо ответа Чарлз Кинкейд сунул руку под лацкан пальто и отвернул его. Там был приколот значок с надписью «Кинкейд — президент».

— Но не болтайте.

— Когда же вы будете носить значок открыто?

— Я собираюсь удивить мистера Хеннеси на этом банкете. Вы тоже приглашены: ведь вы спасли дорогу от Саботажника.

Его слова не показались детективу искренними.

— Жду с нетерпением, — сказал Белл.

Саботажник притворился, что не заметил проницательный взгляд Белла. Он знал, что его претензии на президентское кресло недолго смогут обманывать детектива Ван Дорна. Но стоял на своем и бросил всего один любопытный взгляд на мост, словно ему не было до него никакого дела.

— Та широкая площадка на противоположной стороне ущелья, — небрежно заметил он, — кажется самым подходящим местом для сортировочной станции.

Иногда он с гордостью думал, что ему действительно следовало стать актером.

— Жалеете, что оставили инженерное дело? — спросил Белл.

— Жалел бы, если бы меньше наслаждался политикой. — Кинкейд рассмеялся. Потом перестал улыбаться и сделал вид, что глубоко задумался. — Я мог бы серьезно жалеть об этом, будь я таким замечательным инженером, как мистер Мувери, построивший этот мост. Посмотрите на это сооружение! Какое изящество, какая сила! Он был настоящим корифеем. И все еще корифей. Несмотря на возраст. А я всегда был только квалифицированным работником.

Белл посмотрел на него.

Кинкейд улыбнулся.

— Вы странно на меня глядите. Это потому, что вы еще молоды, мистер Белл. Подождите, пока вас не догонят сорок лет. Тогда вы поймете, где ваш потолок, и поищете другие поприща, на которых, может быть, проявите себя лучше.

— Например, баллотироваться в президенты? — небрежно спросил Белл.

— Совершенно верно!

Кинкейд улыбнулся, хлопнул детектива по твердому, как скала, плечу и запрыгнул в машину. Включил зажигание — мотор он не глушил, — и, не оглядываясь, поехал вниз под гору. Всякий признак озабоченности только растревожит воображение детектива.

Но на самом деле его сжигало возбуждение.

Осгуд Хеннеси несся вперед на всех парах, определенно суя голову в петлю. Чем скорее дорога перейдет через ущелье, тем скорее Осгуд повиснет в этой петле. Ведь если сортировочная станция на той стороне — это голова Хеннеси, а империя Южно-Тихоокеанской железной дороги его торс, то мост через каньон реки Каскейд — шея.

Глава 35

Исаак Белл разместил своих людей на всех участках работ, приказав отслеживать возможный саботаж. Хеннеси объяснил ему, что рытье туннеля — только начало. Он намерен был построить до снега как можно больше за туннелем. Даже самые трусливые банкиры с Уолл-стрит, хвастал хозяин железной дороги, убедятся, что Южно-Тихоокеанская завершит строительство, едва весной растает снег.

Белл разослал конные патрули охранять дорогу в глубине гор. Потом попросил Джетро Уотта лично возглавить железнодорожную полицию. Они вместе прошли по мосту и договорились усилить охрану быков внизу и пролета. Потом верхом объехали окрестности; гигант Уотт сидел на громадном животном по кличке Гроза, которое то и дело пыталось тяпнуть шефа полиции за ногу. Уотт усмирил лошадь, ударив ее по голове, но всякий знаток лошадей понял бы, что Гроза просто выжидает.

В первый день, заполненный лихорадочной деятельностью, плотники установили к ночи временные подпорки в устье туннеля № 13 и деревянный навес над только что прорубленным выходом. За ними шли каменщики. А рабочие уже проложили пути из туннеля до края ущелья.

Красный поезд Осгуда Хеннеси прошел через туннель, толкая до самого входа на усиленно охраняемый мост несколько тяжело нагруженных грузовых вагонов. Рабочие выгрузили из вагонов рельсы, и работа продолжалась при электрическом освещении. Шпалы, доставленные с лесопилки выше в горах, уже уложили на мост. Всю ночь заколачивали костыли. Когда шпалы были закреплены, локомотив Хеннеси принялся толкать товарные вагоны на мост.

Тысячи путейцев затаили дыхание.

Слышались только механические звуки: пыхтение локомотива, гудение динамо-машин, дающих электричество, а значит, свет, лязг чугуна о сталь. Когда первый вагон, груженный рельсами, двинулся вперед, все посмотрели на Франклина Мувери. Пожилой мостостроитель внимательно наблюдал.

Исаак Белл услышал, как Эрик, очкастый помощник Мувери, похвастал:

— Мистер Мувери был таким же хладнокровным и невозмутимым, когда закончил для мистера Хеннеси дорогу через Большое Соленое озеро.

— Но тот мост, — заметил поседевший землемер, глядя в глубокое ущелье, — был гораздо ближе к воде.

Мувери небрежно опирался на палку. Его лицо ничего не выражало, челюсти не сжимались, вандейковская бородка не подрагивала. Он был спокоен, только крепко стискивал в зубах в широком, добродушном рту пустую трубку.

Вот за этой трубкой и наблюдал Белл. Когда вагон с рельсами достиг противоположной стороны пропасти и рабочие разразились радостными криками, Мувери вынул трубку изо рта и выплюнул кусочки отгрызенной древесины.

— Засмотрелся, — улыбнулся он Беллу. — Мосты странные штуки, непредсказуемые.

К полудню через мост проложили вторую ветку.

В затяжном приступе деятельности провели десяток боковых веток. Вскоре площадка на противоположной стороне превратилась в гибрид сортировочной станции со строительной площадкой. Красный «особый» Хеннеси проехал по мосту и остановился на высоком боковом пути, откуда президент Южно-Тихоокеанской мог наблюдать за происходящим. Через мост шел непрерывный поток грузовых составов. Затем протянули телеграфные провода и передали радостную новость на Уолл-стрит.

Телеграфист Хеннеси передал Беллу пачку кодированных сообщений.

Ни один телеграфист на всем материке не был изучен «Агентством Ван Дорна» внимательнее Дж. Дж. Мидоуса. «Кристально честен и никому не должен» — был вердикт. Но помня о предателе телеграфисте, которого застрелил «Техасец» Уолт Хэтфилд, Белл не стал рисковать. Всю его переписку с Ван Дорном шифровали. Он закрылся в своем купе, в двух вагонах от «особого», и расшифровал сообщения.

Это были первые результаты расследования, которое Белл приказал провести относительно людей из ближнего круга президента железной дороги. Ничто из сведений о главном инженере Южно-Тихоокеанской не позволяло усомниться в том, что он человек уважаемый и достойный. Он был верен дороге, предан Осгуду Хеннеси и высоко держал марку своей профессии.

То же самое можно было сказать и о Франклине Мувери. Жизнь мостостроителя была открытой книгой, перечнем профессиональных достижений. Среди многих его благородных дел значилась и работа директором сиротского приюта при методистской церкви.

Лилиан Хеннеси чересчур часто арестовывали для такой молодой женщины, занимающей высокое положение в обществе, но только во время демонстраций суфражисток. Обвинений ни разу не предъявляли. Что говорило, предположил Белл, о слишком ревностном исполнении полицией своего долга или о влиятельности преданного отца, который случайно оказался президентом крупнейшей в стране железной дороги.

Из двух банкиров, которые, по мнению Хеннеси, могли догадаться о его планах, один обвинялся в мошенничестве, другой участвовал в бракоразводном процессе. Одного из юристов исключили из корпорации в Иллинойсе, другой заработал состояние на железнодорожных акциях, пользуясь знанием планов этих дорог. При более внимательном изучении, докладывали сыщики Ван Дорна, выяснилось, что оба банкира в молодости не были безгрешны, а исключенного юриста впоследствии снова приняли в корпорацию. Внимание Белла привлек богач Эраст Чарни: именно он пускал в оборот добытые заранее сведения и явно знал, куда подует ветер. Белл попросил пристальнее заняться его делами.

Белла не удивило, что энергичная миссис Комден вела весьма пеструю жизнь, прежде чем стать любовницей железнодорожного магната. Ребенок-вундеркинд, она в четырнадцать лет дебютировала с Нью-йоркским филармоническим оркестром, исполнив концерт Шопена для фортепиано с оркестром № 2 F-minor — «в любом возрасте это гроб для исполнителя», — заметил сыщик Ван Дорна. Гастролировала в Соединенных Штатах и Европе, там осталась и в Лейпциге поступила учиться. Вышла замуж за богатого врача со связями при германском дворе, но он развелся с ней, когда Эмма сбежала с высокопоставленным офицером Первой гвардейской кавалерийской бригады. Они вместе жили в Берлине, пока не вмешалась негодующая семья офицера. Затем Эмма вышла замуж за художника-портретиста по фамилии Комден, но через год овдовела. Оставшись без денег, не в состоянии возобновить гастроли, вдова Комден вернулась в Нью-Йорк, потом перебралась вначале в Новый Орлеан, потом в Сан-Франциско и ответила на газетное объявление о поиске воспитательницы для Лилиан Хеннеси. Теперь ее кочевая жизнь продолжалась с Хеннеси в роскошном вечно движущемся частном вагоне. В тех редких случаях, когда раздражительный, вспыльчивый Хеннеси показывался в обществе, прелестная миссис Комден всегда была рядом. И горе тем политикам, банкирам или промышленникам, замечал автор донесения, сыщик Ван Дорна, чьи жены смели ее задеть.

Жизнь Чарлза Кинкейда оказалась куда менее красочной, чем представляли газеты Престона Уайтвея. Он недолго изучал инженерное дело в Вест-Пойнте, потом переключился на строительное дело в университете Западной Виргинии, завершил обучение в «Технише хохшуле» в Мюнхене и был нанят немецкой фирмой для строительства Багдадской железной дороги. Почему он получил прозвище «инженер-герой», оставалось неясным. То, что турецкие революционеры могли напугать американских медсестер и миссионеров, ухаживавших за беженцами из Армении, представлялось вероятным. А вот отчеты газет Уайтвея об участии в этих событиях Кинкейда, как ядовито заметил сыщик Ван Дорна, были «гораздо менее правдоподобны».

Белл отослал два вопроса. «Почему Кинкейд оставил Вест-Пойнт?» и «Кто такой Эрик Сорс?»

Помощник Франклина Мувери. Всегда рядом с ним. То, что знает о делах Хеннеси строитель мостов, знает и его помощник.

Кстати о помощниках: почему Джеймс Дешвуд так долго не может отыскать кузнеца, изготовившего крюк, с помощью которого был пущен под откос «Коуст лайн лимитед»? Исаак Белл перечитал дотошные отчеты Дешвуда. Потом отправил ему в лос-анджелесскую контору телеграмму:

КУЗНЕЦ БРОСИЛ ПИТЬ

ПРОВЕРЬТЕ СОБРАНИЯ ОБЩЕСТВА СТОРОННИКОВ ТРЕЗВОСТИ

Исаак Белл получил из конторы в Канзас-Сити донесение о том, что Эрик Сорс сирота. Франклин Мувери оплатил его учебу в Корнелльском университете, а потом взял к себе помощником. По некоторым данным Эрик Сорс талантливый инженер, по другим — выскочка, прицепившийся к известному, щедрому человеку.

Белл поразмыслил над тем, что у Мувери больше нет сил и возможностей выполнять работу на объектах. Задачи, которые требуют физической активности, выполняет теперь Эрик. В частности, он должен был надзирать за работами на мосту. И Белл телеграфировал в Канзас-Сити просьбу продолжить расследование.

— Частная телеграмма, мистер Белл.

— Спасибо, мистер Мидоус.

Белл понес телеграмму в свое купе, надеясь, что она от Марион. Так и было, и он вскрикнул от радости, когда прочел:

НЕ ХОЧУ — ПОВТОРЯЮ — НЕ ХОЧУ ВМЕСТЕ С ПРЕСТОНОМ УАЙТВЕЕМ ЕХАТЬ В ОХОТНИЧИЙ ДОМИК «КАСКЕЙД» ДЛЯ СЪЕМОК. НО, МОЖЕТ, ТЫ ТАМ? ЧЕГО ХОЧЕШЬ ТЫ?

Белл зашел к Лилиан Хеннеси. Его план избавить девушку от влюбленности в него и спасти Арчи Эббота от матери как будто осуществлялся. Со времени его возвращения из Нью-Йорка все их разговоры обязательно сворачивали на Эббота, и теперь Лилиан обращалась с Беллом как с обожаемым старшим братом. Они поговорили, и Белл отправил Марион телеграмму:

ПРИЕЗЖАЙ! БУДЕШЬ ГОСТЬЕЙ ХЕННЕСИ В «ОСОБОМ».

Пока Белл вел расследование и обеспечивал безопасность моста через каньон реки Каскейд, железная дорога продвигалась вперед. Через два дня после того как рельсы протянулись через каньон, на площадке на противоположной стороне ущелья уже было достаточно места, чтобы принимать бессчетные товарные вагоны, доставлявшие стальные рельсы, шпалы, балласт и уголь. Прибыла в разобранном виде креозотовая фабрика. Ее собрали рядом с огромной грудой шпал, и вскоре она уже изрыгала ядовитый черный дым, когда сырая древесина входила с одной стороны, чтобы выйти с другой, пропитавшись креозотом. Фургоны, которые везли по извилистым горным дорогам шпалы, изготовленные «Восточно-орегонской лесопильной компанией», теперь доставляли доски и балки. Целая армия плотников сколачивала паровозное депо с жестяной крышей, помещение для динамо-машин, дающих электричество, кузницы, кухни, бараки для рабочих, конюшни для мулов и лошадей.

Теперь, пробив туннель, соединив железной дорогой мост и целый ряд стратегически расположенных сортировочных станций, Хеннеси получил возможность подвозить людей и материалы непосредственно из Калифорнии. Задача охраны четырехсот миль пути и моста была возложена на детективов Ван Дорна и на железнодорожную полицию. Исаак Белл подбивал Ван Дорна попросить части американской армии в помощь его рассредоточенным людям.

В восьми милях выше по течению от моста через Каскейд лес, принадлежащий «Восточно-орегонской лесопильной компании», с рассвета до заката звенел от ударов топоров с лезвиями с обеих сторон. Современные мощные лебедки спускали стволы с самых крутых склонов. «Паровые ослы», могучие стационарные паровые двигатели, крутили барабаны с тросами и, разматывая эти тросы, тащили стволы по бревенчатым дорогам на лесопилку. Выпиленные шпалы одна за другой отправлялись в фургонах вниз по ужасной дороге. Ночью работа прекращалась, и тогда утомленные лесорубы слышали далекие паровозные гудки — даже пока они спали, железная дорога требовала древесины.

Погонщикам, которые доставляли древесину на строительную площадку кратчайшего пути, восемь миль между мостом и лесопилкой казались скорее восьмьюдесятью. Дорога была такой неровной и тяжелой, что Джин Гаррет, честолюбивый и алчный управляющий лесопилкой, благодарил панику, приведшую к трудным временам. Если бы экономика процветала, на лесопилке не хватало бы рабочих. Погонщики находили бы другую работу, не соглашаясь карабкаться в горы за новым грузом. А лесорубы, которые в каноэ проходят порожистую реку, чтобы отпраздновать субботнюю получку, не лезли бы восемь миль в гору ради работы в воскресенье.

Рядом с далеким лагерем лесорубов заполнялось водой огромное искусственное озеро. Грязная вода ежедневно поднималась в естественной чаше, образованной тремя горными склонами, соединявшимися у реки Каскейд. Четвертую сторону образовывала дамба из сброшенных камней и бревен. Она возвышалась на пятьдесят футов над первоначальной каменной кладкой. Эта каменная стена создавала поток, приводивший в движение пилы. Теперь энергию давали «паровые ослы», которых новый владелец «Восточно-орегонской лесопильной компании» привез по частям на запряженных быками телегах. Прежний фабричный пруд поглотило все более углублявшееся озеро. Пришлось дважды переносить амбары, бараки и столовые, чтобы уйти от поднимающейся воды.

Саботажник гордился этой дамбой.

Он построил ее по принципу бобровой запруды: она регулировала поступление воды, но не останавливала его совсем. Однако на строительстве дамбы он использовал исполинские стволы, а не ветки, и камни размером с человека, а не грязь. Цель была такова: накопить огромное количество воды, но в то же время пропускать достаточно ее, чтобы не вызывать подозрений. И если в городе Каскейде река была чуть ниже обычного для осени уровня, никто из горожан этого не заметил. А поскольку мост через каньон реки Каскейд соорудили недавно, никаких старых отметок подъема уровня воды на каменных быках не было, сравнивать не с чем.

Управляющий Гаррет ни разу не спросил ни о цели создания этого озера, ни об огромных вложениях в предприятие, которое никогда эти вложения не окупит. Фирма Саботажника, тайно перекупившая лесопилку, платила управляющему хорошие деньги за каждую доску и каждую шпалу, доставленную на железную дорогу. И Гаррета заботило лишь одно: пока снега не заставили прекратить работы, выжать из каждого лесоруба сколько в человеческих силах.

От осенних дождей вздулись бесконечные ручьи, питавшие реку, и озеро продолжало подниматься. С горьким юмором Саботажник назвал его «Лилиан» — в честь упрямой девушки, отвергшей его. Он подсчитал, что в озере уже собралось больше миллиона тонн воды. Озеро Лилиан с миллионом тонн воды — вот его страховой полис на случай, если изъяны конструкции, которые он обеспечил, все же не заставят мост обрушиться.

Он повернул лошадь и с милю ехал вверх по тропе к бревенчатой хижине на поляне у ручья. Рядом под брезентовым навесом были заготовлены дрова. От очага, сложенного из скрепленных глиной камней, поднимался дым. Единственное окно выходило на дорогу. Ружейные бойницы в четырех стенах давали зону обстрела 360 градусов.

Из двери вышел Филип Доу, плотный, уверенный в своих силах мужчина лет сорока, чисто выбритый, с густыми, кудрявыми черными волосами. Родом из Чикаго, он был одет неподходяще, не для лесной хижины — в темный костюм и котелок.

Его острый взгляд и бесстрастное лицо могли принадлежать ветерану-полицейскому, или армейскому снайперу, или убийце. Он и был убийцей, а Ассоциация владельцев шахт назначила за него (живого или мертвого) награду в десять тысяч долларов. Хотя все шестнадцать лет после жестоких забастовок в Кер-д’Алене Филип Доу, по его словам, убивал «плутократов, аристократов и прочих дегенератов».

Холодная голова, талант вождя и суровый кодекс чести, который превыше всего ставил верность, сделали Доу единственным исключением из правила Чарлза Кинкейда не оставлять в живых соучастников, видевших его лицо, тем более знающих, кто он на самом деле. Когда убийство губернатора Стененберга сделало Северное Айдахо слишком негостеприимным для Доу, Кинкейд предоставил ему убежище. Смертоносный мастер свинчатки, ножа, пистолета и взрывчатки был в полной безопасности в этой лесной хижине в лагере лесорубов Саботажника; он был трогательно благодарен и предан как пес.

— Исаак Белл сегодня вечером спустится в охотничий домик на банкет. Я разработал план засады.

— Людей Ван Дорна убить нелегко, — ответил Доу, не жалуясь, но констатируя факт.

— Кто-нибудь из твоих парней готов на это?

Под «парнями» Доу подразумевал бригаду крепких лесорубов, из которых создал сильную банду. Многие скрывались от властей, поэтому и оказались в глухом лесном углу Орегона. Большинство предпочитало убивать за деньги, а не ломать спину, рубя деревья. Чарлз Кинкейд никогда не имел с ними дела напрямую — его никто не знал, но они под водительством Доу распространяли власть Саботажника, требовалось ли напасть на железную дорогу или запугивать получивших плату, но порой нерадивых приспешников. Двоих Кинкейд отправил в Санта-Монику — прикончить кузнеца, который видел его лицо. Но кузнец исчез, и лесорубы бежали. Безлесная, прожженная солнцем Южная Калифорния неподходящее место для крепких тепло одетых лесорубов с усами подковой, за чьи головы назначена награда.

— Я сам, — сказал Доу.

— Приезжает его женщина, — сказал Саботажник. — Возможно, он отвлечется. Поэтому им легче будет застать его врасплох.

— Но все равно я уберу его сам, сенатор. Это меньшее, что я для вас могу сделать.

— Я высоко ценю вашу готовность, Филип, — ответил Кинкейд, зная, что кодекс чести Доу требует известной цветистости выражений.

— Как выглядит этот Белл? Я слышал о нем, но никогда не видел.

— Исаак Белл примерно с меня ростом. На самом деле чуть выше. Сложен, как я, хотя, может, чуть худощавее. Строгое лицо — такие бывают у юристов. Светлые волосы и усы. И, конечно, на банкет он оденется щеголем. Вот, посмотрите план. Женщина остановилась в поезде Хеннеси. Работу нужно сделать поздно вечером, когда они вернутся с банкета. У Хеннеси бессонница. Он всегда приглашает гостей выпить на сон грядущий…

Они прошли в хижину, которую Доу содержал в идеальной чистоте. На столе, накрытом клеенкой, Саботажник расстелил план «особого» поезда Хеннеси.

— Назад от локомотива и тендера. № 1 — личный вагон Хеннеси, как и № 2. Затем багажный вагон с проходом через него. Дальше вагоны с отдельными номерами для гостей, № 3 и № 4, вагон-ресторан, спальные «пуллманы», гостиная. Граница — багажный вагон. Через него нельзя пройти без приглашения. Невеста Белла будет в вагоне № 4, четвертое купе, в хвосте вагона. Белл в том же вагоне, первое купе. Она ляжет первой. Он для виду задержится.

— Почему?

— Они еще не женаты.

Филип Доу взглянул с удивлением.

— Я что-то упустил?

— Да, здесь все точь-в-точь, как на выходных где-нибудь в загородном доме, только в поезде, — объяснил Кинкейд. — Понятливый хозяин так распределяет спальни, чтобы никому не нужно было долго красться на цыпочках. Все, конечно, знают, но это «знание не для всех», если ты меня понимаешь.

Доу пожал плечами, словно собирался сказать, что важнее убивать аристократов, чем понимать их.

— Белл войдет в четвертый вагон с головного конца, со стороны гостиной Хеннеси. Пройдет до конца и постучится к ней. Когда она откроет, чтобы впустить его, ты появишься вот из этой ниши — здесь купе проводника. Рекомендую использовать свинчатку — меньше шума… но, конечно, подробности оставляю на твое усмотрение.

Филип Доу провел по схеме наманикюренным ногтем, обдумывая план. Если он и был способен на какие-то чувства, то сенатор ему нравился. Доу никогда не забывал, что сенатор заступился за него, когда любой другой выдал бы его полиции ради вознаграждения. К тому же Кинкейд знал, как добиться своего. Отличный план, простой и ясный. Хотя от женщины можно ждать неприятностей. В Айдахо его ждет палач, поэтому попасться нельзя. Придется убить ее, прежде чем она закричит.

Свинчатка? Разумно. Конечно, выстрел наделает слишком много шума, а нож… малейшая ошибка, и поднимется страшный крик. К тому же, насколько Филипа научила его бурная жизнь, свинчаткой он убил больше врагов, чем пистолетом, ножом и взрывчаткой вместе взятыми. Сильный удар кастетом в висок обычно ломает кость. Всегда мозги наружу.

— Позвольте спросить вас кое о чем, сенатор?

— О чем?

— Вы хотите уничтожить Осгуда Хеннеси?

Кинкейд отвел взгляд, чтобы Доу не видел его глаз: лишь мгновение отделяло головореза от смертельного удара кочергой, которой сенатор мешал угли в очаге.

— Почему вы спрашиваете? — спросил Кинкейд.

— Я мог бы убить его для вас.

— О. — Кинкейд улыбнулся. Доу попросту пытался помочь. — Спасибо, Филип. Но я предпочитаю сохранить ему жизнь.

— Месть. — Доу кивнул. — Хотите, чтобы он знал, что вы с ним делаете?

— Верно, — солгал Саботажник.

Месть — удел глупцов. Месть даже за тысячу оскорблений не стоит хлопот. Несвоевременная смерть Осгуда Хеннеси разрушит все его планы. Лилиан, наследнице его состояния, всего двадцать лет. Банкиры Хеннеси подкупят судью, и по делу о наследстве будет назначен опекун, защищающий их интересы. Дж. П. Морган не упустит возможности взять Южно-Тихоокеанскую железную дорогу под контроль, сделав Лилиан своей подопечной. Все это никак не послужит планам Чарлза Кинкейда, который решил стать первым среди «немногих избранных».

Между тем Филип Доу снова обратился к схеме. Он задал новый вопрос:

— А что если проводник на месте?

— В такой час это маловероятно. Но если он там, сам решай, как поступить.

Филип Доу покачал головой.

— Я не убиваю трудящихся. Только если нет другого выхода.

Саботажник вопросительно посмотрел на него.

— Это всего лишь проводник. И скорее всего цветной.

Доу отступил, лицо его потемнело, глаза заблестели жестко, как антрацит.

— Эти люди всегда получают худшую работу. Для проводника все в поезде начальники. Для меня он трудящийся.

Саботажник никогда не встречал членов профсоюза, которые приветствовали бы участие черных в рабочем движении. Он поторопился успокоить рассерженного убийцу.

— Вот возьми.

Он протянул Доу шестиконечную серебряную звезду.

— Если, по твоему мнению, это ничем нам не грозит, просто прикажи проводнику выйти из поезда, показав ему это.

Доу взял значок и прочел на нем:

— «Капитан полиции Южно-Тихоокеанской железной дороги». — Он улыбнулся, испытывая облегчение: убивать проводника не придется. — Бедняга проводник будет бежать не останавливаясь до самого Сан-Франциско.

Глава 36

Марион Морган приехала из Сан-Франциско всего за час до начала банкета, устроенного Престоном Уайтвеем в честь Осгуда Хеннеси. Лилиан Хеннеси встретила ее на борту «особого» и провела в ее четвертый номер. Она предложила помочь Марион переодеться, но невесте Исаака Белла вскоре стало ясно, что главная цель молодой красавицы-наследницы — расспросить об Арчи Эбботе.

Исаак Белл уже спустился в город, чтобы проверить караулы у подножия быков моста через Каскейд. Он строго поговорил с начальником охраны, в третий раз напомнив ему, что часовые должны менять позицию через нерегулярные интервалы, чтобы нападающие не могли понять, с чем им придется столкнуться. На время удовлетворенный, Белл пошел в охотничий домик.

На самом деле это было просторное бревенчатое сооружение, украшенное чучелами диких зверей, коврами навахо, старинной мебелью, гораздо более удобной, чем казалось на первый взгляд, и газовыми лампами с абажурами работы Луиса Комфорта Тиффани.[20] Джаз-оркестр разыгрывался, исполняя «Сегодня вечером в старом городе будет жарко».[21] Белл снял плащ, надетый поверх темно-синего, почти черного однобортного смокинга. Через несколько минут появился Осгуд Хеннеси с миссис Комден, Лилиан, Франклином Мувери и Марион.

Исаак решил, что Марион в красном платье с глубоким вырезом выглядит сногсшибательно. Если бы сейчас он увидел ее впервые в жизни, все равно подошел бы и попросил выйти за него замуж. Ее зеленые глаза сверкали. Светлые волосы она забрала в высокую прическу, рубиновое ожерелье, которое Белл подарил ей на день рождения, искусно подчеркивало вырез. Повязку со щеки, пораненной осколком стекла, Марион сняла. Легкое прикосновение румян сделало это изъян незаметным для всех, кроме него.

— Добро пожаловать в каньон реки Каскейд, мисс Морган, — улыбнулся он, церемонно здороваясь с ней: вокруг было слишком много людей, чтобы просто заключить ее в объятия. — Вы сегодня прекрасны как никогда.

— Рада встрече, — ответила она, улыбаясь в ответ.

Престон Уайтвей, за которым следовал официант с бокалами шампанского — румянец Престона намекал, что, по-видимому, он уже осушил несколько бокалов, — бросился к ним.

— Привет, Марион. — Он пригладил волнистые волосы. — Шикарно выглядишь. Здравствуйте, Белл. Как ходит локомобиль?

— Замечательно.

— Если захотите продать…

— Не захочу.

— Ну, наслаждайтесь ужином. Марион, я посадил вас между мной и сенатором Кинкейдом. Нужно поговорить о делах.

Осгуд Хеннеси сказал:

— Сейчас я с этим разберусь.

Он прошел во главу стола и хладнокровно поменял карточки с именами.

— Отец, — сказала Лилиан, — неприлично менять карточки.

— Если мне хотят оказать честь, для начала могли бы посадить старика между двумя самыми красивыми женщинами, не считая моей дочери. Я посадил тебя рядом с Кинкейдом, Лилиан. Кто-то должен! Белл, вас я посадил между Уайтвеем и мисс Морган, пусть перестанет глазеть на ее декольте. Ладно, давайте есть!

Не успел Филип Доу ступить на обширную сортировочную станцию каньона реки Каскейд, как его остановил железнодорожный полицейский.

— Куда это вы направились, мистер?

Доу холодно взглянул на него и показал серебряную звезду.

Полицейский попятился так резко, что едва не упал.

— Простите, капитан, я забыл, что уже видел вас.

— Лучше извиниться, чем потом жалеть, — ответил Доу, вдвойне радуясь наличию значка. Ни один изфараонов, видевших его раньше, не забыл бы, что его разыскивает полиция.

— Могу быть чем-нибудь полезен, капитан?

— Да. До утра не рассказывайте о том, что меня видели. Как ваше имя, офицер?

— Маккинни, сэр. Дарен Маккинни.

— Я упомяну вас в своем рапорте. Не успел я ступить на вашу территорию, как вы меня заметили. Отличная работа.

— Спасибо, капитан.

— Продолжайте обход.

— Да, сэр.

Уверенным шагом, рассчитывая, что костюм и шляпа делают его похожим на чиновников, сновавших между вагонами, Доу переходил линию за линией. В самом конце под яркими огнями прожекторов моста стоял краснозолотой «особый» поезд Осгуда Хеннеси. Поезд президента дороги стоял на возвышении, откуда видна была вся площадка.

Между переменой блюд Белл танцевал с Марион.

— Когда ты позволишь научить тебя медленному вальсу-бостону?

— Когда оркестр перестанет играть «Сегодня вечером в старом городе будет жарко».

К ним направился Престон Уайтвей, но острый взгляд детектива Ван Дорна заставил его передумать, и он закружил в танце миссис Комден.

На десерт подавали «Печеную Аляску» — крем с мороженым, завернутым в меренгу. Гости, которые никогда не бывали восточнее Миссисипи, клялись, что такое подают только в знаменитом нью-йоркском ресторане «Дельмонико».

Нью-Йорк напомнил Лилиан Хеннеси об Арчи Эбботе.

— Вы как-то странно улыбаетесь, — сказал Чарлз Кинкейд, вторгаясь в ее мысли.

— Предвкушаю вашу речь, — ответила она. Белл услышал и украдкой улыбнулся.

Лилиан заметила, что Исаак непривычно тих и серьезен, несмотря на присутствие прекрасной невесты. Почти так же тих, как встревоженный Франклин Мувери. Того не на шутку что-то волновало. Она потянулась мимо Кинкейда и погладила старика по руке. Тот с отсутствующим видом кивнул. Тут Престон Уайтвей постучал ложкой по стакану, и два ряда полных раскрасневшихся лиц, окаймлявших длинный стол, повернулись в ожидании.

— Джентльмены. И леди… — Издатель поклонился Эмме Комден, Лилиан Хеннеси и Марион Морган, единственным женщинам в охотничьем домике. — Я счастлив, что вы смогли присоединиться ко мне и приветствовать великих строителей Южно-Тихоокеанской железной дороги. Позвольте заверить их: пока они неутомимо стремятся к своей конечной цели, мы молимся за них и надеемся, что наше искреннее восхищение прибавит им сил. Строители возвеличили и прославили Америку, и нам оказана великая честь: с нами самые смелые строители Запада.

Крики «Слушайте! Слушайте!» отдавались от высоких потолков. Калифорнийцы как один встали и захлопали. Осгуд Хеннеси кивками благодарил.

— Мы рукоплещем людям, которые строят руками и сердцем — и обращаемся к другому человеку в этом замечательном банкетном зале с просьбой мудро руководить построением будущего нашей великой нации. Я, конечно, говорю о нашем дорогом друге, сенаторе Чарлзе Кинкейде, который, надеюсь, сейчас сделает объявление, способное поселить радость в сердце каждого мужчины и каждой женщины в этом зале. Сенатор Кинкейд!

Кинкейд встал, с улыбкой принимая аплодисменты. Когда рукоплескания стихли, он спрятал большие пальцы под лацканами фрака. Оглядел восхищенные лица. Повернулся, улыбнулся Лилиан Хеннеси. Посмотрел прямо в глаза Осгуду Хеннеси. Потом перенес внимание на головы лося и гризли, украшавшие бревенчатую стену.

— Я пришел сюда по приглашению самых успешных предпринимателей Калифорнии и Орегона. Людей, которые много и упорно работали, дабы принести процветание этой земле. Поистине обстановка в этом зале напоминает нам о том, что наша предначертанная цель на американском Западе — покорить природу ради процветания всех Соединенных Штатов. Лесная промышленность, шахты, земледелие, скотоводство — все это обслуживают железные дороги. Эти джентльмены попросили меня повести их к новым достижениям ради нашей великой нации и ее защиты от врагов… Они были очень убедительны.

Он осмотрел собравшихся.

Белл заметил, что у сенатора есть дар политика: создавать впечатление, что он смотрит в глаза каждому. Неожиданно Кинкейд вывернул лацкан, показав красно-белый значок «КИНКЕЙД — ПРЕЗИДЕНТ», который уже показывал Беллу.

— Меня убедили! — сказал он, и на его красивом лице появилась широкая улыбка. — Вы уговорили меня. Я буду служить моей стране, если вы, джентльмены, считаете меня достойным.

— Президент? — спросил Осгуд Хеннеси у Белла, когда все в зале зааплодировали, а оркестр громко заиграл.

— Похоже на то, сэр.

— Соединенных Штатов?

Вмешался Престон Уайтвей:

— Совершенно верно, мистер Хеннеси. Мы, джентльмены Калифорнии, предлагаем свою поддержку сенатору Чарлзу Кинкейду, «инженеру-герою».

— Будь я проклят!

— Удивил же он меня! — закричал богатый лесопромышленник из округа Марин. — Дрался не на жизнь, а на смерть. Пришлось его чуть не связать, чтоб он согласился.

Престон Уайтвей переждал смех и сказал:

— Мне кажется, сенатор Кинкейд еще не все сказал.

— Всего несколько слов, — ответил Кинкейд. — Я хотел бы войти в историю, как президент, произносивший самые короткие речи.

Он переждал всеобщий смех и заговорил серьезно:

— Как я уже сказал, когда вы впервые указали на такую возможность, я был польщен, но серьезно колебался. Однако страшные события двухнедельной давности в Нью-Джерси и Нью-Йорке убедили меня в том, что каждый слуга общества должен встать на его защиту от желтой опасности. Подлый взрыв устроил китаец. Улицы города были усеяны битым стеклом. Я бросился на помощь пострадавшим и никогда не забуду хруст под колесами машин скорой помощи. Никогда не забуду…

Исаак Белл внимательно слушал. Кинкейд продолжал в том же духе. Верит ли Кинкейд в то, что говорит? Или для него слова о желтой опасности — всего лишь трескучая фраза, которой от него ожидают сторонники? Белл взглянул на Марион. В ее глазах горел озорной огонек. Она почувствовала его взгляд и опустила голову, прикусив губу. Лилиан наклонилась за спину отца, что-то шепнула Марион, и Белл увидел, как обе женщины прикрыли рот, скрывая усмешки. Он был рад, что они понравились друг другу, но не удивлен.

— …желтая опасность, грозящая нам, опасность, исходящая от гигантской волны китайских эмигрантов, отнимающих работу у американцев и пугающих наших женщин, неожиданно заявила о себе той ужасной ночью в Нью-Йорке. Подлый китаец взорвал десятки тонн динамита на забитой поездами станции в густонаселенном городе, руководствуясь собственными непостижимыми причинами, которых не понять ни одному белому…

Филип Доу из тени товарных вагонов смотрел на освещенные окна «особого» поезда президента железной дороги. Сенатор Кинкейд сообщил ему расписание ужина работников, живших в поезде. Доу ждал, пока буфетчики обслужат гостей. Потом они сели ужинать сами, а проводники и паровозная бригада ели в багажном вагоне. Тогда Доу зашел в вагон № 3. Он осмотрел внутреннее устройство вагонов номер три и четыре и пути отступления.

Местом проводника в вагоне № 4 оказалась небольшая ниша со шторой вместо двери. В нее были втиснуты чистые полотенца и салфетки, средства от простуды и похмелья, ящик с набором щеток для чистки обуви и спиртовка для нагревания воды. Доу вывернул лампу, погрузив в тень ту часть коридора, по которому он мог пройти к четвертому купе — купе Марион Морган. Потом отрепетировал свои действия.

Наблюдая за коридором из-за шторы в нише проводника, он следил за маршрутом, которым Исаак Белл пойдет от передней двери в вагон до его хвоста. Потом поупражнялся в неслышной ходьбе по коридору и извлечении свинчатки. Места в коридоре мало, и потому он собирался ударить снизу. Инерция трех быстрых шагов и большое расстояние, которое при ударе пролетит свинчатка, заставит ее ударить Белла в висок с убийственной силой.

Исаак Белл прижал пальцы к виску.

— Голова болит? — спросила Марион.

— Просто надеюсь, что «короткая речь» скоро кончится, — прошептал он в ответ.

— Анархия? — кричал Кинкейд, усиливая нажим. — Преклонение перед императором? Кто может понять, как мыслит китаец? Ненависть к белым. Или, одурманенный опиумом — их любимый порок, — он…

Сторонники Кинкейда вскочили, аплодируя.

Престон Уайтвей, багровый от выпитого, прокричал на ухо Осгуду Хеннеси:

— О как сенатор Кинкейд пригвоздил желтую опасность! Прямо в голову!

— Мы вместе с Кинкейдом строим трансконтинентальную железную дорогу. Поэтому для меня он достаточно хорош.

Франклин Мувери поднялся из-за стола, посмотрел на Уайтвея и сказал:

— Когда в следующий раз ваш поезд будет проезжать по Доннер-Саммит,[22] посмотрите на работу каменщиков. Это были китайцы.

Уайтвей, глухой к возражениям, улыбнулся Марион.

— Ручаюсь, старина Исаак согласен с сенатором Кинкейдом в понимании угрозы, ведь это он остановил опьяненного опиумом китайца.

Белл решил, что улыбки Уайтвея, адресованные Марион, слишком опасны. Опасны для Уайтвея.

— Его мотивом скорее всего были деньги, — строго возразил он. И, уклоняясь от пинка Марион под столом, добавил: — У нас нет доказательств, что этот человек курил что-нибудь крепче табака.

Мувери взял свою палку и направился к выходу.

Белл придержал для него дверь: молодого помощника инженера на банкет не пригласили. Мувери вышел на застланное ковром крыльцо и облокотился на перила, глядя на реку.

Белл с любопытством наблюдал за ним. Весь день инженер вел себя необычно. Сейчас он как зачарованный смотрел на опоры моста, освещенные электрическими фонарями.

Белл встал рядом с ним у перил.

— Отличный отсюда вид.

— Что? Да, да, конечно.

— В чем дело, сэр? Вам плохо?

— Вода поднимается, — сказал Мувери.

— Прошли сильные дожди. Кажется, опять моросит.

— Дождь только ухудшит положение.

— Прошу прощения, сэр?

— Тысячи лет река спускается с гор по крутому склону, — ответил Мувери, словно читал техническую лекцию. — При таком угле наклона в воду падают тысячи тонн обломков. Абразивные материалы — земля, песок, гравий, камни — делают речное русло все глубже и шире. И при этом создают все больше осколков. Там, где уклон уменьшается, эти материалы откладываются. Попав на равнины вроде той, на которой построен этот город, река расширяется и начинает петлять. Ее рукава переплетаются, как ленты в косе. Здесь, в ущелье, скопились многие тонны осадочных отложений. Один Бог знает, как далеко залегает основная порода.

Внезапно он посмотрел прямо в лицо Беллу. Его собственное лицо в резком свете электричества казалось черепом.

— Библия говорит, что глуп тот, кто строит дом свой на песке. Но не говорит, что делать, если нет другого выбора, только строить на песке.

— Вероятно, потому нам и нужны инженеры, — ободряюще улыбнулся Белл. Он чувствовал, что инженер пытается объяснить ему что-то такое, что не смеет выразить словами.

Мувери хмыкнул, но не улыбнулся.

— В яблочко, сынок. Потому мы и доверяем инженерам.

Дверь за ними открылась.

— Мы возвращаемся в поезд, — сказала Марион. — Мистер Хеннеси устал.

Они поблагодарили хозяев и попрощались. Чарлз Кинкейд пошел с ними; он предложил Франклину Мувери опереться на его руку. Когда они шли под дождем к началу крутых грузовых путей, Исаак взял Марион за руку.

Марион прошептала:

— Я скажусь усталой и рано лягу.

— Не такой усталой, чтобы я не мог постучать в дверь?

— Если ты не постучишь, я постучу в твою.

Они сели в пассажирский вагон Змеиной Дороги, в котором приехали. Два двигателя впереди и два сзади медленно подняли их по крутым поворотам туда, где на боковой ветке стоял «особый» Хеннеси. Его окна приветливо светились.

— Заходите, джентльмены, — приказал Хеннеси. — Бренди и сигары.

— Я думала, ты устал, — заметила Лилиан.

— Устал слушать болтовню дельцов, — ответил Хеннеси. — Дамы, в вагоне-ресторане вас ждет шампанское, а джентльмены тем временем выкурят по сигаре.

— От меня ты не избавишься, — сказала Лилиан.

Миссис Комден тоже осталась, она неслышно вышивала в кресле в углу.

Марион Морган пожелала всем спокойной ночи и направилась в свое купе.

Исаак Белл, выжидая, пока истечет необходимое для соблюдения приличий время, продолжал наблюдать за Кинкейдом.

Услышав, что кто-то входит в вагон с передней площадки, Филип Доу выглянул из-за занавески. Он увидел красивую женщину, идущую к купе проводника. На ней было красное платье и ожерелье из красных рубинов. Такая демонстрация богатства обычно приводит его в бешенство. Но Филипа пленила ее счастливая улыбка. Такие красивые женщины — со светлыми волосами, длинной изящной шеей, узкой талией и зелеными глазами цвета морской воды — всегда улыбаются, когда довольны собой. Но эта улыбалась иначе. Она улыбалась от счастья.

Страшась убить такое красивое создание, Доу надеялся, что она не остановится у двери Марион Морган. Но она остановилась именно возле четвертого купе и вошла. Доу никогда не убивал женщин. И не хотел начинать сейчас. В особенности эту. Но и встречи с палачом не хотел.

Он быстро пересмотрел план нападения. Он не станет ждать, пока Исаак Белл постучится в дверь, а ударит, едва тот поднимет руку, чтобы постучать. Конечно, Белл будет не столь рассеян, как в ее объятиях. Детектив сможет защищаться, но Доу готов был заплатить такую цену, лишь бы не убивать Марион. Он сунул пистолет за пояс так, чтобы без труда выхватить его, если Белл увернется от свинчатки. Выстрел усложнит отступление, но все равно он готов заплатить за то, чтобы не убивать женщину. Разве что она сама не оставит ему иного выбора.

Глава 37

Пока Лилиан Хеннеси демонстрировала, что она современная женщина, Исаак Белл продолжал смотреть, как кривит рот сенатор Кинкейд. Лилиан не только не оставила джентльменов наедине с сигарами, она сама закурила сигарету, сказав отцу:

— Если дочери президента Рузвельта можно курить, можно и мне.

Хеннеси был раздражен не меньше сенатора.

— Не сметь произносить в моем вагоне имя этого позера, оппортуниста и хвастуна.

— Будь доволен, что я только курю. Элис Рузвельт появлялась на приемах в Белом Доме одетая только в питона.

Миссис Комден оторвалась от вышивания.

— Осгуд, надеюсь, вы не допустите змей в свой вагон?

— Если Рузвельт за змей, я против.

Сенатор Кинкейд искренне рассмеялся.

Белл уже заметил, что демонстрация значка «КИНКЕЙД — ПРЕЗИДЕНТ» подняла Кинкейда в глазах Хеннеси. Заметил он и то, что Хеннеси переоценивает потенциал сенатора.

— Скажите, Кинкейд, — серьезно спроси президент железной дороги, — что бы вы сделали, если бы стали президентом?

— Изучил бы эту работу, — смело ответил Кинкейд. — Как вы научились управлять железными дорогами.

Снова послышался голос миссис Комден:

— Мистер Хеннеси не учился управлять железной дорогой. Он учит, как это делать.

— Принимаю поправку, — улыбнулся Кинкейд.

— Мистер Хеннеси создает американские железные дороги.

Хеннеси с улыбкой остановил ее.

— Миссис Комден умеет подбирать слова. Она ведь училась в Европе.

— Вы очень добры, Осгуд. Я училась в Лейпциге, но только музыке. — Она воткнула иглу в атласную подушечку. Потом со словами: — Пожалуйста, не вставайте, джентльмены, — поднялась со своего кресла в углу и вышла из гостиной.

Все немного посидели, пыхая сигарами и прихлебывая бренди.

— Что ж, я, пожалуй, пойду, — сказал Исаак Белл.

— Сначала расскажите, как идет охота на этого так называемого Саботажника, — попросил Кинкейд.

— Чертовски хорошо! — ответил за Белла Хеннеси. — Белл пресек все потуги этого убийцы-радикала.

Белл костяшками постучал по спинке кресла.

— Постучите по дереву, сэр. Нам просто несколько раз повезло.

— Если вы его остановили, — сказал Кинкейд, — ваша работа завершена.

— Моя работа завершится, когда его повесят. Он убийца. И угрожает благополучию тысяч людей. Сколько человек у вас работает, мистер Хеннеси?

— Сто тысяч.

— Мистер Хеннеси скромничает, — сказал Кинкейд. — Учитывая все предприятия, в которых ему принадлежат контрольные пакеты, он обеспечивает работой более миллиона человек.

Белл взглянул на Хеннеси. Президент железной дороги не опроверг это утверждение. Белл восхитился. Даже прилагая титанические усилия к завершению строительства кратчайшего пути, этот человек не переставал расширять свою империю.

— Но, пока вы его не повесили, — продолжал Кинкейд, — как по-вашему, каков будет его следующий ход?

Белл улыбнулся, но его взгляд не смягчился.

— Вы можете сами делать предположения не хуже, чем я, сенатор.

Кинкейд улыбнулся не менее холодно.

— Я полагал, что предположение детектива правдоподобнее моего.

— Давайте послушаем вас.

— Я полагаю, он попробует разрушить мост через Каскейд.

— Поэтому мост так усиленно охраняют, — сказал Хеннеси. — Понадобится армия, чтобы подойти к мосту.

— Почему вы считаете, что он атакует мост? — спросил Белл.

— Даже дураку ясно, что Саботажник, кем бы он ни был: анархистом, иностранцем или забастовщиком, — знает, как причинить наибольший ущерб. Очевидно, он великий инженер.

— Эта мысль многим приходила в голову, — сухо заметил Белл.

— Вы упускаете хорошее пари, мистер Белл. Ищите инженера-строителя.

— Вроде вас?

— Нет. Повторяюсь, я толковый и способный инженер, но не великий.

— Что же делает инженера великим, сенатор?

— Хороший вопрос. Задайте его мистеру Мувери, он как раз такой инженер.

Мувери, обычно очень разговорчивый, после беседы с Беллом в тени моста был непривычно молчалив. Он нетерпеливо отмахнулся от Кинкейда.

Тот повернулся к Хеннеси.

— А еще лучше спросить президента железной дороги. Что делает инженера великим, мистер Хеннеси?

— Инженер на железной дороге имеет дело только с путями и с водой. Чем более плоское и ровное полотно, тем быстрее идет поезд.

— А вода?

— Вода, если ее не отводить, старается размыть вашу дорогу.

Белл казал:

— Я задал вопрос вам, сенатор. Что делает инженера великим?

— Хитрость, — ответил Кинкейд.

— Хитрость? — переспросил Хеннеси, бросив на Белла озадаченный взгляд. — О чем вы, Кинкейд?

— Умение утаивать. Хранить секреты. Коварство. — Кинкейд улыбнулся. — Каждый проект нуждается в компромиссе. Прочность против веса. Скорость против стоимости. Вцепляясь во что-либо одной рукой, инженер выпускает что-то из другой. Великий инженер умеет скрывать эти компромиссы. Вы никогда не усмотрите их в его работе. Возьмите мост Мувери. На мой взгляд инженера, его компромиссы не видны. Мост просто летит.

— Вздор, — произнес Франклин Мувери. — Чистая математика, и только.

Белл обратился к Мувери:

— Но вы сами говорили мне об инженерных компромиссах в день крушения в петле Бриллиантового каньона. Как вы считаете, сэр? Можно ли назвать Саботажника великим инженером?

Мувери рассеяно дернул себя за кончик бородки.

— Саботажник проявил познания в геологии, взрывном деле и в укладке дорожного полотна, не говоря уж об особенностях локомотивов. Если он не инженер, то упустил свое призвание.

Эмма Комден вернулась, пряча подбородок в меховое манто. Мех обрамлял ее красивое лицо. На голове набекрень сидела шапочка из такого же меха, темные глаза миссис Комден сверкали.

— Идем, Осгуд. Пройдемся вдоль боковой ветки.

— Зачем?

— Посмотрим на звезды.

— На звезды? Да ведь идет дождь.

— Дождь прошел. Небо чистое.

— Слишком холодно, — жалобно сказал Осгуд. — К тому же мне нужно продиктовать телеграммы, как только Лилиан затушит свою чертову сигарету и возьмет блокнот. Кинкейд, ступайте прогуляйтесь с миссис Комден. Будьте добры.

— Конечно. Для меня это, как всегда, удовольствие.

Кинкейд взял пальто и предложил миссис Комден руку.

Они вышли на полотно.

Белл встал. Ему не терпелось побыть с Марион.

— Что ж, не буду мешать вам работать, сэр. Пойду лягу.

— Задержитесь ненадолго… Лилиан, извини.

Она удивилась, но без возражений ушла в свое купе «Нэнси-2».

— Выпьете?

— Спасибо, сэр, я уже достаточно выпил.

— Вы ухаживаете за прекрасной женщиной.

— Спасибо, сэр. Я считаю, что мне очень повезло.

«И надеюсь, — подумал он про себя, — очень скоро продемонстрировать, как именно повезло».

— Она напоминает мне мою жену… с ней надо считаться… Что вы знаете о своем друге Эбботе?

Белл удивленно посмотрел на него.

— Мы с Арчи друзья еще с колледжа.

— Каков он?

— Вынужден спросить, почему вас это занимает. Он мой друг.

— Я вижу, что моя дочь проявляет к нему интерес.

— Она сама так сказала?

— Нет, я узнал из другого источника.

Белл ненадолго задумался. Миссис Комден в Нью-Йорк не ездила, она осталась с Хеннеси на западе.

— Поскольку речь идет о моем друге, должен спросить, кто вам сказал это.

— Кинкейд. Кто еще, по-вашему? Он был с ней в Нью-Йорке, когда она встретила Эббота. Пожалуйста, поймите Белл. Я вполне сознаю, что он готов наговорить с три короба, лишь бы опорочить соперника-претендента на ее руку… Которую Кинкейд получит только через мой труп.

— И труп Лилиан, — сказал Белл, что вызвало улыбку.

— Хотя, — продолжал Хеннеси, — разговор о президентстве кое-что меняет. Возможно, я недооценил Кинкейда… — Он удивленно покачал головой. — Я всегда говорил, что предпочел бы увидеть в Белом Доме бабуина, лишь бы не Теодора Рузвельта. Нужно быть осторожней в желаниях. Но по крайней мере Кинкейд будет моим бабуином.

Белл спросил:

— Если вы допустите бабуина в Белый Дом, если это будет ваш бабуин, то, может, возьмете его в зятья?

Хеннеси уклонился от вопроса, сказав только:

— Я спрашиваю о вашем друге Эбботе, потому что, взвешивая кандидатуры, я хотел бы иметь выбор.

— Хорошо, сэр. Я понял. Постараюсь рассказать все, что знаю. Арчи Эббот — Арчибальд Эйнджел Эббот IV — превосходный детектив, мастер маскировки, умеет работать кулаками, искусно обращается с ножом, смертельно опасен с огнестрельным оружием и очень верный друг.

— Человек, с которым можно плыть по реке? — спросил Хеннеси с улыбкой.

— Без всяких оговорок.

— А каковы его обстоятельства? Так ли он беден, как утверждает Кинкейд?

— Он живет на свое жалованье сыщика, — сказал Белл. — Его семья потеряла все во время паники 93 года. Мать живет в семье зятя. Раньше они были достаточно состоятельны, как многие старые нью-йоркские семьи в те дни, и жили в хорошем доме в отличном районе.

Хеннеси пристально посмотрел на Белла.

— Может он быть охотником за состоянием?

— Он дважды отказывался от богатых молодых леди, чьи матери были бы рады отдать дочь в столь родовитую семью, как Эбботы. Одна девушка была единственной дочерью владельца пароходной линии, другая — дочерью текстильного магната. Обе согласились бы, стоило ему только попросить. В обеих семьях отцы ясно дали понять, что примут зятя в дело, а если он не захочет, будут оплачивать содержание семьи.

Старик пристально смотрел на него. Белл легко выдержал этот взгляд.

Наконец Хеннеси сказал:

— Я ценю вашу откровенность, Белл. Я не вечен, а кроме нее у меня никого. Хочу устроить ее судьбу, прежде чем со мной что-нибудь случится.

Белл встал.

— Лилиан могла бы выбрать кого-нибудь гораздо хуже Арчи Эббота.

— Или могла бы стать первой леди Соединенных Штатов.

— Лилиан способная молодая женщина, — уклончиво ответил Белл. — Она справится с чем угодно.

— Я не хочу этого.

— Конечно, не хотите. Какой отец захотел бы? Позвольте спросить еще кое о чем, сэр.

— Давайте.

Белл снова сел. Как ни тянуло его к Марион, его тревожил вопрос, на который он хотел знать ответ.

— Вы действительно верите, что у сенатора Кинкейда есть шанс выдвинуться в президенты?

Чарлз Кинкейд и миссис Комден молча миновали пыхтящий локомотив «особого», прошли мимо товарных вагонов и углубились в ночь, подальше от электрических фонарей. Где кончалась недавно уложенная насыпь для рельсов, они спустились туда, где прежде рос лес, срубленный для прокладки дороги.

В разреженном горном воздухе ярко светили звезды. Млечный путь походил на белую реку. Миссис Комден заговорила по-немецки. Голос ее был приглушен мехом воротника.

— Постарайся не слишком сильно дергать дьявола за хвост.

Кинкейд отвечал по-английски. Он десять лет учился инженерному делу в Германии, работал в немецкой компании на строительстве Багдадской железной дороги и говорил по-немецки не хуже ее. Но меньше всего ему хотелось, чтобы кто-нибудь рассказал, как подслушал его разговор на иностранном языке с любовницей Осгуда Хеннеси.

— Мы их уничтожим задолго до того, как они поймут, чего мы хотим.

— Но, куда бы ты ни повернул, тебя подстерегает Исаак Белл.

— Белл понятия не имеет, что я собираюсь делать дальше, — презрительно сказал Кинкейд. — Я почти у цели, Эмма. Мои банкиры в Берлине намерены нанести удар, как только я обанкрочу Южно-Тихоокеанскую железную дорогу. Мои тайные компании скупят ее за бесценок, и я захвачу контрольные пакеты акций всех железных дорог Америки. Благодаря тому, что Осгуд Хеннеси создал свою империю, меня никто не сможет остановить.

— Исаак Белл не дурак. Осгуд тоже.

— Достойные противники, — согласился Кинкейд, — но всегда отстают на несколько шагов.

Что касается Белла, подумал (но не сказал) он, тот едва ли переживет эту ночь, если Филип Доу будет, как всегда, сеять смерть.

— Должна предупредить, что у Франклина Мувери возникли подозрения относительно моста.

— Сейчас он уже ничего не сможет сделать.

— Мне кажется, ты становишься все более неосторожным. Тебя могут схватить.

Кинкейд посмотрел на звезды и ответил:

— Не могут. У меня есть разные виды секретного оружия.

— Что за оружие?

— Во-первых, ты, Эмма. Ты передаешь мне, что они собираются делать.

— А что я за это получу? — спросила она.

— Когда мы победим, все, что можно купить за деньги.

— А если мне нужно что-то… или кто-то… кого нельзя купить за деньги?

Кинкейд снова рассмеялся.

— На меня будет большой спрос. Придется встать в очередь.

— В очередь?.. — Эмма Комден подняла чувственное лицо к звездам. Глаза ее мрачно сверкнули. — А другое секретное оружие?

— Это тайна, — ответил Кинкейд.

Маловероятно, что Белл переживет покушение и будет так удачлив, что снова расстроит его планы, однако он не может рисковать. Даже ей нельзя рассказать об озере Лилиан.

— У тебя есть от меня тайны?

— Не обижайся. Ты знаешь, что ты единственная, кому я дал возможность предать меня.

Он не видел необходимости рассказывать о Филипе Доу. Точно так же он никогда не расскажет Доу о связи с Эммой, которая началась за несколько лет до того, как Эмма стала любовницей президента железной дороги.

Она горько улыбнулась.

— Я не встречала человека хуже тебя, Чарлз. Но я никогда не предам тебя.

Кинкейд огляделся, желая убедиться, что их никто не видит. Потом просунул руку под манто Эммы и привлек ее к себе. И ничуть не удивился, когда она не стала сопротивляться. Не удивился и тому, что, прежде чем набросить манто, она сняла с себя всю одежду.

— Ну-с, что у нас здесь? — хриплым от желания голосом сказал он.

— Передовая, — ответила она.

Глава 38

— Когда речь идет о политике, — фыркнул Осгуд Хеннеси в ответ на вопрос Белла, — я верю во все что угодно.

Исаак Белл сказал:

— Я серьезно, сэр. Вы верите, что Кинкейд действительно будет баллотироваться в президенты?

— Политики способны заставить себя поверить в любые фантазии. Могут ли его избрать? Возможно. Голосование — глупейшая штука. Слава богу, женщины не голосуют. Его бы выбрали только за смазливое лицо.

— Но выдвинут ли его? — настаивал Белл.

— Вот это действительно вопрос.

— Его поддерживает Престон Уайтвей. Уайтвей может решить, что шанс есть.

— Этот золотарь не остановится ни перед чем, лишь бы продать больше газет. Не забудьте, проиграет сенатор или выиграет, но до самой последней ночи предвыборной кампании Кинкейд будет на первых полосах.

Белл назвал нескольких предпринимателей из группы Уайтвея.

— Они действительно верят, что сумеют добиться для Кинкейда поддержки руководства партии?

Осгуд Хеннеси цинично усмехнулся.

— Преуспевающие дельцы считают, что преуспевают благодаря своему уму. На самом деле у большинства куриные мозги; им хватает ума только на то, чтобы делать деньги. Но я не вижу, почему бы им не удовольствоваться Уильямом Ховардом Тафтом. Они должны понимать, что если расколют партию, то проиграют выборы демократам и этому проклятому популисту Уильяму Дженнингсу Брайану. Дьявольщина! Может, просто решили развлечься в уик-энд за счет Уайтвея.

— Возможно, — сказал Белл.

— Почему вы спрашиваете? — спросил Хеннеси, проницательно глядя на Белла.

Белл сказал:

— Что-то мне здесь кажется неладным.

— Вы случайно не подрываете шансы соперника вашего друга получить руку моей дочери?

Белл встал.

— Я не хитрю. И не виляю. Я скажу вам сразу и прямо, что ваша дочь заслуживает лучшего мужа, чем Чарлз Кинкейд. Спокойной ночи, сэр.

— Подождите, — сказал Хеннеси. — Подождите… Я извиняюсь. Я высказался зря и явно несправедливо. Вы прямой человек. Виноват. Садитесь. Составьте старику компанию еще ненадолго. Через несколько минут вернется с прогулки Эмма.

Чарлз Кинкейд проводил Эмму Комден до дверей двойного купе, в котором жили они с Осгудом Хеннеси. Они услышали, что Хеннеси и Белл все еще разговаривают в гостиной.

— Спасибо, что вывели меня посмотреть на звезды, сенатор.

— Как всегда, это было удовольствие. Спокойной ночи, миссис Комден.

Они целомудренно обменялись рукопожатием. Затем Кинкейд отправился в свое купе, в нескольких вагонах от «особого». Колени у него дрожали, голова кружилась — так на него всегда действовала Эмма Комден. Он открыл дверь, закрыл — и понял, что в его номере кто-то сидит. Доу? Спасается от преследования? Никогда: согласно своему строгому кодексу убийца скорее выстрелил бы себе в голову, чем предал друга. Кинкейд достал из кармана «Дерринджер» и включил свет.

Эрик Сорс сказал:

— Сюрприз, сенатор.

— Как вы сюда попали? — спросил Кинкейд инженера.

— Взломал замок, — небрежно ответил тот.

— Зачем?

Сорс снял очки в тонкой стальной оправе и сделал вид, что протирает их носовым платком. Наконец он снова надел очки, пригладил кончики висячих усов и ответил:

— Шантаж.

— Шантаж? — переспросил Кинкейд, напряженно размышляя.

Сенатор Кинкейд знал, что Эрик Сорс — помощник инженера Франклина Мувери. А вот Саботажник знал, что Сорс подделывал уходящие к Мувери отчеты о состоянии каменных опор моста через каньон Каскейд.

Он приставил «Дерринджер» к голове молодого инженера. Сорс не дрогнул.

— Вы не можете застрелить меня в своем купе. Которое гораздо роскошней моего жалкого маленького купе в «пуллмане». Ваше купе роскошнее даже купе мистера Мувери.

— Я могу застрелить вас и застрелю, — холодно сообщил Кинкейд. — Было темно. Я не узнал бедного мистера Сорса. Подумал, что это убийца, и защищался.

— Власти могут это скушать. Но застрелить сироту, практически приемного сына самого известного строителя мостов на континенте… это не укрепит ваши надежды на президентство.

Кинкейд сунул пистолет в карман, налил себе бренди из хрустального графина, предоставленного Южно-Тихоокеанской железной дорогой, прислонился к панели стены и стал прихлебывать напиток, разглядывая посетителя. Он испытал глубокое облегчение. Сорс, как и все остальные, поверил вздору насчет президентсва. Вероятно, Сорс не подозревает о том, что Кинкейд и есть Саботажник. Но что он знает и чем собирается его шантажировать?

— Я бы тоже выпил.

Кинкейд не обратил внимания на намек. Полезно было бы подпоить молокососа, но еще полезнее напомнить этому скользкому типу, где его место.

— Вы абсолютно правы насчет моих политических притязаний, — сказал он. — Так что давайте перестанем ходить вокруг да около. Вы вломились сюда с какой-то целью. С какой? Что вам нужно?

— Я сказал. Деньги.

— С чего мне давать вам деньги? За что?

— Не глупите, сенатор. За то, что я не открою, что вы владеете компанией «Опоры и кессоны» в Сент-Луисе, штат Миссури.

Саботажник едва сумел скрыть изумление. Он почувствовал, что ноги у него подкашиваются, но на этот раз не мог винить Эмму Комден.

— Откуда у вас такая мысль? — спросил он.

— Мне стало любопытно, кто мне платит за ложь об опорах. Я подумал, что саботаж на строительстве крупнейшего моста на западе даст больше зелени, если узнать, кто меня подкупал. Поэтому я отправился к своему приятелю. После приюта я занялся инженерным делом, а он банковским. Он проверил целый лабиринт компаний-холдингов. Лабиринт превратился в джунгли, но мой приятель дока. Он провел расследование и вышел на вас. Вы тайно приобрели контрольный пакет компании, которая воздвигала опоры моста через Каскейд.

Когда-нибудь это должно было произойти, мрачно подумал Кинкейд. Но он никогда не думал, что катастрофа примет вид такой дурной шутки: ее причиной стал сирота, которого взял под крыло сердобольный строитель мостов.

Кинкейд обдумывал возможные выходы. Убить Сорса — если не сегодня вечером, то завтра или на следующий день; прежде чем он умрет, выпытать у него имя приятеля и убить этого приятеля из банка. К несчастью, чтобы и дальше скрывать правду об опорах, ему нужен Сорс. Если Сорс исчезнет, Мувери немедленно заменит его. При внимательном осмотре и изучении подделанных отчетов Сорса любой знающий инженер, занявший его место, сразу увидит: опоры недостаточно прочны, чтобы мост устоял, когда уровень воды в реке поднимется.

Сорс сказал:

— Вы, как и я, работаете на Саботажника.

— Вероятно, мне следует поблагодарить вас за то, что вы не обвиняете меня в том, будто я и есть Саботажник.

— Не смешите. Вы сенатор, слишком крупная фигура. Даже президент, если я вас не выдам.

Все в порядке, подумал Кинкейд. Опасности нет.

— Сколько же вы хотите?

— Втрое больше того, что ваша компания «Опоры и кессоны» заплатила мне за то, чтобы я смотрел в другую сторону.

Кинкейд вынул бумажник.

— Думаю, это можно устроить, — сказал он, ничуть не удивленный, какая ничтожная у Сорса мечта.

Исаак Белл наконец вырвался от Осгуда Хеннеси и поспешил в свой вагон. Когда он проходил через вагон Хеннеси «Нэнси-2», из своего номера вышла Лилиан Хеннеси с бутылкой шампанского и преградила ему дорогу. Она сменила платье на другое, облегающее, и сняла ожерелье из жемчуга и бриллиантов, обнажив гладкую кожу горла. Распущенные волосы падали на плечи, в светло-голубых глазах было теплое выражение. С бутылки, взятой из ведра со льдом, капала вода, фольга сорвана. Но проволока по-прежнему удерживала пробку на месте.

— Я подслушивала, — сказала она. — Спасибо за то, что хорошо отозвались об Арчи.

— Я сказал правду.

Она сунула бутылку в руки Беллу.

— Это Марион. Пожелайте ей сладких снов.

Белл наклонился и поцеловал ее в щеку.

— Спокойной ночи.

Он задержался в багажном вагоне и поговорил с сонным телеграфистом. Никаких срочных телеграмм. Белл вышел из багажного вагона через заднюю дверь, пересек площадку и потянулся к двери первого купейного вагона. Он улыбался, чувствуя себя ребенком. Рот пересох от одних только мыслей о Марион. Отлично, что у них будет шампанское Лилиан.

Он прошел в коридор, по правой стороне которого темнели ночные окна, а по левой тянулись полированные каштановые двери купе. В дальнем конце коридора мелькнул какой-то человек. В его движениях было что-то вкрадчивое, и Белл остановился, наблюдая. Среднего роста, в черном костюме. Темные волосы. Когда человек выходил из вагона, Белл разглядел его тонкие усы подковкой и очки в тонкой стальной оправе.

Эрик Сорс, помощник Мувери, по-видимому, вышел из купе старого инженера и направился в свой «пуллман». Думая о том, что сейчас поздновато для встречи, особенно если учесть, что Мувери засиделся на банкете, Белл дал Сорсу возможность выйти в соседний вагон, чтобы не задерживаться для разговора с ним.

Наконец Белл прошел через вагон № 3, вышел из него, перебрался через сцепку и оказался на площадке вагона № 4.

Филип Доу услышал, что кто-то входит, отодвинулся в глубину купе проводника и всматривался в щель в портьерах. Звуки подсказали ему, что это не Белл, а кто-то менее крупный, если, конечно, детектив не ступал на удивление легко. Человек, не задерживаясь, миновал портьеру, а торопливо пошел по коридору дальше, как будто направлялся в следующие вагоны. Слух не подвел Доу. Худощавый в черном костюме миновал номер Марион Морган и через заднюю дверь прошел в пуллмановский вагон.

Минуту спустя Доу услышал более тяжелые шаги. Он подождал, пока человек пройдет мимо потом раздвинул занавески. Точно. Светловолосый мужчина ростом выше Кинкейда, одетый по моде, прямо с банкета направлялся к двери Марион. Он нес бутылку шампанского и напевал «Сегодня вечером в старом городе будет жарко».

Неслышно выйдя из ниши и устремляясь следом, Доу вспомнил чикагский вариант этой песни:

Глава 39

Прежде чем Филип Доу нагнал жертву, дверь купе распахнулась. Должно быть, женщина стояла там, держась за ручку, и прислушивалась к шагам. Белл помахал бутылкой шампанского. Радостная улыбка женщины погасла, как лампа, ее глаза гневно сверкнули.

— Престон! Что вы…

— Берегись! — услышал за собой Доу.

Человек, чей череп Доу собирался разбить свинчаткой, обернулся, и Доу не увидел светлых усов над ртом, искривленным в пьяном смятении. Бутылка шампанского, которой машинально загородился человек, приняла удар Доу на себя. Тяжелая свинчатка пролетела в четверти дюйма от лица Марион и ударила в дверь, оставив вмятину в древесине.

«Нет усов!» — подумал Доу. Это не Исаак Белл. Значит, Исаак Белл сзади, это он выкрикнул предупреждение. Доу протиснулся мимо съежившегося, едва не убитого им пьяницы, чтобы использовать его как щит.

Он увидел бегущего к нему детектива. Выдернул из-за пояса револьвер. В трети восьмидесятифутового коридора от него Белл с гибким изяществом выхватил из смокинга полуавтоматический «браунинг» второй модели. Доу поднял свой тяжелый 45; он знал, что детектив, отдающий предпочтение более легкому «браунингу», с двадцати шагов попадает в глаз мухе.

Белл узнал в незнакомце разыскиваемого убийцу Филипа Доу. Престон Уайтвей стоял у Белла на пути, и Исаак не стал стрелять.

— Ложись! — крикнул он.

Доу взвел курок. Он не мог промахнуться. Белл заполнял собой коридор, как локомотив — узкий туннель.

— Марион, не надо! — крикнул Белл.

Доу почувствовал, как красивая женщина в красном платье обеими руками схватила его за руку.

Первым выстрелом он попал в бутылку шампанского, которую держал детектив, и та взорвалась облаком пены и осколков зеленого стекла. Второй выстрел задел детектива. Третья пуля ушла в пол. Доу вырвал руку и прицелился женщине в лицо.

Когда пуля убийцы вошла в предплечье, Белла словно ударили кувалдой. Он перебросил браунинг в левую руку и постарался не промахнуться. Марион хватило здравомыслия отступить в свое купе. Но Престон Уайтвей все еще топтался в коридоре, перекрывая линию огня. Увидев, что человек, стрелявший в него, прицелился в купе Марион, Белл спустил курок.

Филип Доу услышал взрыв в голове. На мгновение ему подумалось, что он получил пулю в голову и непонятным образом выжил. Но потом понял, что Белл отстрелил ему ухо. Белл выстрелил во второй раз, и Доу почувствовал толчок в руку. Его пальцы непроизвольно разжались, и револьвер выпал. Прежде чем детектив смог выстрелить снова, Доу толкнул пьяницу на Белла, пробежал несколько шагов к двери вагона за собой, раскрыл ее и выпрыгнул из поезда.

На звуки выстрелов бежал полицейский. Доу не тратил времени на размышления. Свинчатка была у него в руке. Он ударил фараона между глаз и метнулся в темноту.

Белл успел добраться до нижней ступеньки вагона, когда боль в руке заставила его опуститься на колени. К «особому» Хеннеси бежали полицейские.

— Туда! — показал пистолетом Белл. — Один человек. Среднего роста. Темный костюм и котелок. Пистолет он выронил. Возможно, есть другой.

Полицейские побежали дальше. Они свистели, сзывая подкрепление. Белл поднялся по ступенькам, и тут к нему подбежала Марион.

— Ты цел? Ты цела? — хором спросили они.

— Со мной все хорошо, — сказала она и крикнула бегущему кондуктору: — Врача!

Она помогла Беллу подняться в вагон. У двери, преграждая вход, стоял Престон Уайтвей.

— Эй, а что происходит? — спросил он.

— Престон! — сказала Марион Морган. — Убирайтесь отсюда, пока я не подобрала пистолет и не пристрелила вас.

Газетный магнат ушел, держась за голову. Марион завела Белла в свое купе и уложила на кровать.

— Полотенца, — попросил Белл. — Пока я не испачкал твои простыни.

— Тяжело ты ранен, Исаак?

— Думаю, ничего страшного. Благодаря тебе он попал только в руку.

К тому времени как из больничного вагона Южно-Тихоокеанской пришел врач, железнодорожная полиция доложила Беллу, что человек, стрелявший в него, скрылся в темноте.

— Продолжайте искать, — сказал Белл. — Я совершенно уверен, что ранил его. Думаю, я отстрелил ему ухо.

— Точно. Мы нашли кусок. Кровавый след вел в темноту. К несчастью, это его не убьет.

— Найдите его! Зовут Филип Доу. За его голову объявлена награда, десять тысяч долларов. Я хочу понять, работает ли он на Саботажника.

Врач Южно-Тихоокеанской железной дороги, грубоватый медик, привык к увечьям, получаемым при строительстве путей. Белл с облегчением увидел, что отверстие, проделанное в его плоти пулей 45 калибра, не произвело на врача особого впечатления. Онстарательно промыл рану водой и взял флакон с карболкой.

— Будет больно.

— От заражения крови будет больней, — ответил Белл, стиснув зубы. В рану попала ткань. — Лейте.

Залив рану едким дезинфицирующим, врач перевязал ее.

— Несколько дней придется носить руку на перевязи. Но кость не задета. Думаю, болит адски.

— Да, — Белл улыбнулся побледневшей Марион. — Теперь, когда вы об этом сказали…

— Не волнуйтесь, с этим мы сейчас разберемся.

Врач достал из кожаного саквояжа шприц и набрал в него бесцветную жидкость.

— Что это? — спросил Белл.

— Солянокислый морфий. Вы ничего не почувствуете.

— Нет, спасибо, док. Мне нужна ясная голова.

— Как угодно, — ответил врач. — Завтра утром сменю повязку. Спокойной ночи. Спокойной ночи, сударыня.

— Ясная голова? Исаак, тебя ранили. Ты бледен, как привидение. Боль, должно быть, ужасная. Неужели остаток ночи ты не можешь отдохнуть?

— Вот именно могу, — ответил Белл, протягивая к ней здоровую руку. — Потому мне и нужна ясная голова.

Глава 40

в шестьдесят голосов пели члены Общества трезвости округа Вентура.

Джеймс Дешвуд изогнул шею, надеясь углядеть сутулые плечи кузнеца Джима Хиггинса, который сбежал, когда он показал ему портрет Саботажника. Исаак Белл предположил, что Хиггинс дал обет не пить, вступил в какое-то общество трезвости. Эта встреча в городке свекловодов Окснарде проходила в большой палатке, которая вместила бы и шапито.

Дешвуд побывал уже на шести таких собраниях, и этого хватило, чтобы вникнуть в происходящее. Он ловко уворачивался от улыбающихся матерей, которые подталкивали его к своим дочкам. На все такие собрания женщин ходило гораздо больше, чем мужчин. А молодых, чисто и аккуратно одетых, как он, вообще было мало. Большинство походило на сидевшего рядом с ним старателя в рваном пальто и шляпе с обвисшими полями, который выглядел так, словно только что пришел с дождя.

Поющие наконец замолчали. Служители зажгли мощные ацетиленовые лампы. На стене палатки появился светлый круг. Все взгляды устремились к нему. Предстоял какой-то показ.

Следующим выступал красноречивый методистский священник.

— Красноносые говорят, что мы мечтаем об утопии! — загремел он. — Но если мы заявляем, что на земле должно быть место без одурманивающих напитков, это не утопия. Мы не проводим опасных опытов. Держаться личной трезвости — совсем не новость. Опасность в том, что приходится жить бок о бок с пьяницами.

Он показал на волшебный фонарь.

— С помощью мощного микроскопа и этого волшебного фонаря я докажу, что употреблять алкоголь значит пить яд. Потребляя опьяняющую жидкость, вы отравляете свой мозг. Отравляете свою семью. Отравляете собственное тело. Посмотрите на экран, леди и джентльмены. Под увеличительное стекло микроскопа я помещаю каплю чистой природной воды, взятую из церковного колодца ниже по дороге, и проецирую изображение на экран.

При большом увеличении вода из колодца кишела микробами.

Проповедник взял пипетку, опустил в бутылку виски и набрал оттуда коричневой жидкости.

— Теперь я помещаю в воду одну каплю виски. Одну-единственную каплю.

Увеличенная капля виски была как грязь, упавшая в пруд. По воде расплылось коричневое облако. Микробы лихорадочно убегали к краям стекла. Но спасения не было. Корчась и содрогаясь, они постепенно затихали и погибали. Старатель рядом с Дешвудом содрогнулся.

— Глядите-ка на этих паразитов, — сказал он. — Все, больше я воду без виски не пью.

Дешвуд увидел в первых рядах собравшихся рослого человека в темном пальто и пошел к нему.

— Кто выйдет вперед? — призывал выступающий. — Кто подпишет сертификат трезвости и обязательство никогда больше не пить?

Подойдя ближе, Дешвуд понял, что человек в темном пальто не Джим Хиггинс. К этому времени Дешвуд уже ускользнул от помощниц проповедника, привлекательных молодых женщин, которые набросились на него с автоматическими ручками и бланками сертификатов.

— Две новые телеграммы, мистер Белл, — сказал Дж. Дж. Мидоус. — Как ваша рука сегодня утром?

— Отлично.

В первой адресованной Беллу телеграмме содержался ответ на запрос об обстоятельствах ухода Чарлза Кинкейда из Военной академии Вест-Пойнт. Вашингтонское отделение «Агентства Ван Дорна», имеющее неофициальный доступ к армейскому архиву США, сообщило, что Кинкейд ушел из академии добровольно, чтобы продолжить обучение в Университете западной Виргинии. Никакие данные о недостойном поведении и приказ об отчислении не найдены. Сыщик, составивший отчет, высказал мнение, что качество подготовки инженеров-строителей в университете выше, чем у военных, хотя до Гражданской войны инженеров готовили только в армии.

Белла больше заинтересовала вторая телеграмма, содержавшая дополнительную информацию о помощнике Франклина Мувери Эрике Сорсе. Более тщательное расследование показало, что из приюта в Канзас-Сити, который поддерживал на свои средства Мувери, Сорс сбежал. Через несколько лет он оказался в исправительной колонии. Мувери счел себя лично ответственным за юнца, нанял учителей, чтобы восполнить пробелы в его образовании, а затем помог поступить на инженерный факультет Корнельского университета. Это объясняло, подумал Белл, их отношения дядюшки и племянника.

В тот же день, когда Сорс проводил внизу ежедневный осмотр работ на опорах моста, Белл навестил старика. Конторой Мувери служило купе в одном из вагонов «особого» поезда Хеннеси. Мувери удивился, увидев Белла.

— Я думал, вы в лазарете. А где же хотя бы перевязь?

— От нее больше вреда, чем пользы.

— Поймали того, кто в вас стрелял?

— Еще нет… Мистер Мувери, могу я задать вам несколько вопросов?

— Давайте.

— Я уверен, вы представляете, как широко разворачивается наше расследование. Поэтому прошу прощения, если вопросы покажутся личными.

— Спрашивайте, мистер Белл. Мы с вами на одной стороне. Я строю мост. Вы прилагаете усилия к тому, чтобы преступники его не уничтожили.

— Меня тревожит прошлое вашего помощника, — прямо сказал Белл.

Мувери сунул в рот трубку и посмотрел на Белла.

— Когда я решил помочь Эрику, мальчишке было пятнадцать и он жил на улице. Доброжелатели предупреждали, что он стянет мой кошелек, а меня стукнет по голове. Я сказал им то же, что скажу вам: я не верю в прирожденных преступников. Класса преступников не существует.

— Я согласен с вами в том, что класса преступников нет, — сказал Белл. — Но сами преступники мне хорошо знакомы.

— Эрик заслужил свой диплом, — возразил Мувери. — С тех пор как я взял его на работу, он ни разу меня не разочаровал. Компания «Опоры и кессоны» довольна его работой. На самом деле они предложили ему место, когда будет закончен этот мост. Я бы сказал, сейчас молодой человек простился со своим прошлым, а?

— Вероятно, вам будет его не хватать, если он уйдет в «Опоры и кессоны»?

— Я желаю ему успешной карьеры. Что касается меня, я вернусь в свое кресло-качалку. Я слишком стар, чтобы выдерживать темп Хеннеси. Я хорошо ему послужил. И рад этому. Мы построили отличный мост. Осгуд Хеннеси. Я. И Эрик Сорс.

— Однако забавно, — сказал Белл. — Я слышал, как Джетро Уотт, начальник железнодорожной полиции, недавно повторил старое высказывание: «Нет ничего невозможного для Южно-Тихоокеанской».

— Чистая правда, но это означает, что работа на Южно-Тихоокеанской — дело молодых.

— Джетро объяснил, что это означает: железная дорога делает все сама. Строит собственные локомотивы, прокатывает рельсы, пробивает туннели. И строит мосты.

— Этим она и славится.

— Тогда почему для создания опор вашего моста наняли фирму «Опоры и кессоны»?

— Работа на реке — особая статья. Особенно в таких сложных условиях, как здесь. Фирма «Опоры и кессоны» лучшая в своей области. Набила руку на Миссисипи. Тот, кто может построить мост, который устоит на реке Миссисипи, может построить мост где угодно.

— Вы рекомендовали нанять эту фирму?

Мувери замялся.

— Раз уж об этом зашла речь… — наконец произнес он. — Нет, не совсем так. Я сперва склонялся к тому, чтобы всю работу выполняли мы сами. Но мне подсказали, что эта фирма — более разумный выход, потому что геологические условия тут слишком сложные… я уже говорил вам вчера вечером. На дне реки Каскейд мы столкнулись с серьезным вызовом, мягко говоря. Здесь смещение гораздо сильней, чем можно ожидать в горах.

— Фирму рекомендовал Эрик?

— Конечно. Я отправил его на разведку. Он знал речное дно и знал эту фирму. А почему вы об этом расспрашиваете?

Высокий детектив посмотрел в глаза старику-инженеру.

— В вагоне мистера Хеннеси после банкета вы казались встревоженным. А еще раньше, в охотничьем доме, долго и внимательно смотрели на опоры моста.

Мувери отвел взгляд.

— От вас ничего не ускользает, мистер Белл… Мне не нравится, как вода течет между опорами. Я не мог понять почему — и все еще не могу, но картина должна быть другая.

— Чутье подсказывает вам, что не все ладно?

— Возможно, — неохотно согласился Мувери.

— Пожалуй, в этом отношении вы похожи на меня.

— Как это?

— Когда мне не хватает фактов, я полагаюсь на чутье. Например, тот парень, что вчера вечером стрелял в меня, мог быть грабителем, который следил за мистером Престоном Уайтвеем по вагонам, чтобы ударить по голове и отобрать бумажник. Мне кажется, я узнал в нем известного убийцу. Но у меня нет доказательств, что он охотился за легкими деньгами. Уайтвей был откровенно пьян и потому беззащитен, а одет как богатый джентльмен, у которого в кармане должен лежать толстый бумажник. Поскольку «грабитель» сбежал, таковы мои единственные факты. Но чутье подсказывает, что его послали убить меня и он перепутал нас с Уайтвеем. Иногда чутье помогает сложить два и два.

На этот раз, когда Мувери попытался отвести взгляд, Белл удержал его своим.

— Кажется, — сказал Мувери, — вы хотите в чем-то обвинить Эрика.

— Да, — сказал Белл.

Он сел, продолжая глядеть старику в глаза.

Мувери начал возражать:

— Сынок…

Холодный взгляд голубых глаз заставил его поменять обращение. Детектив — сын только своего отца.

— Мистер Белл…

Белл заговорил спокойным, ровным тоном:

— Любопытно, что, когда я сказал, мол, нам нужны инженеры, вы ответили: инженерам нужно верить. А когда я заметил, что вас как будто тревожат опоры, вы ответили так, словно я обвиняю Эрика.

— Думаю, мне лучше поговорить с мистером Осгудом Хеннеси. Прошу меня простить, мистер Белл.

— Я присоединюсь к вам.

— Нет, — сказал Мувери. — Это разговор инженеров, а не детективов. Факты, а не чутье.

— Провожу вас до его вагона.

— Это пожалуйста.

Мувери схватил палку и с трудом поднялся. Белл придержал дверь, провел старика по коридору и помог Мувери перейти из вагона в вагон. Хеннеси был в своей обшитой панелями конторе. С ним была миссис Комден, читала в углу в кресле.

Белл на мгновение преградил вход.

— А где Сорс сейчас? — спросил он у Мувери.

Глава 41

Час спустя в Сент-Луисе в подвальное жилье анархиста, бежавшего из Италии и сменившего имя на Фрэнсис Риццо, принесли телеграмму. Прежде чем вскрыть конверт, Риццо закрыл дверь за посыльным «Вестерн юнион». В телеграмме было только одно слово, напечатанное на коричневом листке: «Пора».

Риццо надел пальто и шляпу, приехал на трамвае в пригород, где его никто не знал, купил кварту керосина в жестяной банке, пересел на другой трамвай, и тот отвез его к реке Миссисипи. Риццо вышел, быстро прошел по району складов и наконец отыскал салун в тени дамбы. Он заказал пиво и съел у прилавка сосиску, не сводя глаз с вращающейся двери. В то мгновение, когда поток рабочих складов и возчиков в дверях обозначил конец рабочего дня, Риццо вышел из салуна и зашагал по темным улицам к конторе компании «Опоры и кессоны».

Контору закрывал клерк, последний из работников. Риццо наблюдал с противоположной стороны улицы, пока не убедился, что в конторе никого. Тогда по разведанному за прошлые месяцы маршруту он направился в переулок, ведший за дом, в узкий проход между зданием и дамбой на реке. Отвел в сторону неприколоченную доску, достал из-за нее спрятанный лом и вскрыл окно. Забрался в дом, нашел центральную деревянную лестницу, ведущую на верхний этаж трехэтажного здания, поднялся по ней и открыл несколько окон. Потом карманным ножом пробил жестянку с керосином и пошел вниз, обильно поливая керосином ступени. Внизу он зажег спичку, поднес к керосину и понаблюдал, как занимается сухое дерево. Потом выбрался из окна и оставил его открытым, чтобы сквозняк раздувал огонь.

Исаак Белл в медленном поезде спускался через повороты Змеиной Дороги к городу Каскейду. Эрик Сорс сказал Франклину Мувери — он часто так делал, — что будет работать допоздна. Как обычно, поужинает в городе и заночует в одной из караулок возле опоры моста. Так он сможет раньше начать работу и не тратить время на то, чтобы добираться наверх.

Добравшись до караульной, Белл обнаружил, что якобы работающий допоздна Сорс ушел очень рано.

И с тех пор его никто не видел.

* * *

Южнее города Каскейда на реке возник поселок из хижин и шатров, который получил название Хеллз-Боттом («дно ада»). Своим существованием он обязан металлистам, каменщикам, установщикам кессонов, которые строили мост через Каскейд, и железнодорожникам, проложившим рельсы по крутой петле Змеиной Дороги, а после по мосту, лесорубам и погонщикам, работающим в «Восточно-орегонской лесопильной компании» высоко в горах.

Чувствуя, что полон жизни и энергии, Эрик Сорс шагал в Хеллз-Боттом. На самом деле, думал он, нащупывая в кармане банкноты, сенатор не подозревает, что это лишь первый из многих платежей; сегодня он будет богаче всех в Хеллз-Ботгом. К тому же он был влюблен — полное безумие со стороны человека с его прошлым. Особенно если влюблен в шлюху. Безумие или нет, но Эрик навещал ее каждый вечер, когда удавалось освободиться от старика Мувери. И теперь благодаря сенатору мог позволить себе оставить ее на всю ночь.

Бордели в Хеллз-Боттом были трех категорий.

Самое незатейливое обслуживание доставалось лесорубам и погонщикам. Эти люди рисковали жизнью, чтобы в субботний вечер спуститься по горной реке на «экспрессах Хеллз-Боттом» — так назывались каноэ, выдолбленные топорами и выжженные огнем.

Бордели следующего уровня обслуживали железнодорожников, приезжавших по Змеиной Дороге. Субботним вечером спускались прокладчики пути. Проводники, тормозные кондукторы, кондукторы и машинисты в зависимости от своего расписания могли прийти днем и ночью, покачивая красными фонарями.

Было всего одно заведение высшего класса. Публичный дом Габриэль считался относительно приличным, особенно по меркам западных трущоб, и был рабочим не по карману. Его клиентами были дельцы, профессионалы из Каскейда, богатые туристы, останавливающиеся в знаменитом охотничьем домике, высокооплачиваемые старшие инженеры, юристы и диспетчеры с железной дороги.

Мадам Габриэль встретила Сорса как завсегдатая.

— Я хочу Джоанну, — сказал он.

— Она занята, сэр.

— Я подожду.

— Она не скоро освободится.

Он почувствовал укол дурацкой ревности. Конечно, это глупо, подумал он. Но чувство было так же реально, как гнев, от которого стало трудно дышать.

— Вы можете насладиться новой девушкой.

— Я подожду Джоанну.

Когда мадам Габриэль перечили, ее взгляд делался ледяным, какого не бывает у женщин. Вот и сейчас глаза стали ледяными, и, хотя для своих юных лет Эрик очень хорошо знал жизнь, он испугался. И отвел взгляд, боясь еще больше рассердить ее.

Но мадам удивила его теплой улыбкой.

— Вот что я вам скажу, сэр. Новая девушка ваша за счет заведения, если потом вы, глядя мне в глаза, скажете, что она не стоит доллара. Больше того. Я верну вам деньги, если вы не скажете, что она лучше Джоанны. Разве вы можете проиграть?

Разве он может проиграть?

Вышибала мадам Габриэль провел его к двери в глубине обширного дома, постучал в дверь, открыл ее и впустил Сорса. Эрик вошел в комнату, освещенную розовой лампой. Вышибала закрыл за ним дверь. С обеих сторон к нему подошли двое, одетые как лесорубы.

В стремительном движении ниоткуда проявился пистолет. Он мелькнул мимо руки, которую Сорс поднял, запоздало пытаясь защититься, и ударил инженера по черепу. Ноги под Эриком подогнулись, кости превратились в желе. Он хотел закричать. Ему накинули на голову грубый мешок, связали руки за спиной. Он попробовал лягаться. Его ударили в пах. Пока он пытался вдохнуть, парализованный болью, ему связали ноги, подняли его и вынесли из дома. Сорс почувствовал, что его перебросили через седло, его руки и ноги свесились по бокам лошади. Он закричал сквозь мешок. Его снова ударили по голове, и он потерял сознание.

Очнулся Эрик, когда его развязали, заломили ему руки за спину и опять связали. Мешок с головы сняли и посветили Эрику в глаза. Двое мужчин по-прежнему оставались неясными фигурами за светом. Он почуял запах воды и услышал плеск. Они были в каком-то подвале с водой. Как на мельнице, проточная вода, подумал он. Лесорубы наклонились из темноты.

— Как зовут твоего приятеля из приюта?

— Пошли к черту, — сказал Эрик Сорс.

Его схватили за ноги, подняли, перевернули вниз головой и опустили в ледяной поток. Он был настолько ошеломлен, что не успел вдохнуть. Воздух кончился, и Сорс отчаянно забился. Он дергался так сильно, что очки отцепились от ушей. Вода заполнила его рот и нос. Эрика подняли на поверхность, по-прежнему держа вниз головой. Его лицо оставалось в нескольких дюймах от воды.

— Имя твоего приютского приятеля из банка.

— Что вам… — начал он, хотя уже точно знал что.

Он недооценил сенатора Кинкейда, тот совсем не простак и не трус.

Лесорубы снова макнули его головой в воду. На этот раз у Эрика было время набрать воздуха, и он держался, сколько мог. Прогнув спину, он пытался подняться из воды. Его окунули глубже и держали, пока не кончился воздух. Вода заполнила нос и рот Эрика. Он сопротивлялся. Но силы убывали, и все его тело обмякло. Тогда его снова вытянули. Он кашлял, задыхался, его вырвало водой, и наконец он смог глотнуть воздух.

Когда Эрик опять смог дышать, он услышал их голоса. И понял, что его вытащили для дальнейших расспросов.

— Имя твоего приютского приятеля из банка.

— Пол, — выдохнул он.

— Фамилия?

— Что вы хотите…

— Фамилия?

Он не мог решиться. После того как в приюте гасили свет, они с Полом стояли спина к спине и отражали все нападения. Эрик почувствовал, как чужие руки сильнее сжимают его лодыжки.

— Нет! — закричал он, но снова оказался под водой, во рту и горле горело, перед глазами сгущалась тьма, все почернело. И когда его снова вытащили, он закричал:

— Пол Сэмюэльс! Пол Сэмюэльс! Пол Сэмюэльс!

— Где он живет?

— В Денвере, — выдохнул Сорс.

— Где работает?

— В банке.

— В каком банке?

— «Ферст сильвер». Что вы хотите с ним сделать?

— Уже сделали. Просто хотели убедиться, что не ошиблись.

Его снова опустили головой в воду, и он понял, что это последний раз.

Обыскали все вагоны, но найти помощника Франклина Мувери не смогли. Исаак Белл отправил железнодорожную полицию прочесывать Каскейд и пригород Хеллз-Боттом. Но он сомневался, что Сорса найдут. Исчезли также десятник и несколько рабочих из фирмы «Опоры и кессоны».

Белл направился к Осгуду Хеннеси.

— Нужно осмотреть опоры моста, — мрачно сказал он. — Все, чем он занимался последнее время.

— Франклин Мувери уже там, — ответил Хеннеси. — Он все утро пытался связаться с фирмой. Никто не отвечает.

— Сомневаюсь, что он получит ответ.

Белл телеграфировал в отделение «Агентства Ван Дорна» в Сент-Луисе. Ответ пришел немедленно. Контора фирмы «Опоры и кессоны» выгорела дотла.

— Когда? — телеграммой спросил Белл.

Ответная телеграмма послужила лишним доказательством того, что к Саботажнику поступает внутренняя информация. С учетом разницы во времени между Тихоокеанской и Центральной зонами первое сообщение о пожаре поступило менее чем через два часа после того, как Белл высказал Франклину Мувери свои сомнения относительно Эрика Сорса.

Белл вспомнил, что, когда Мувери докладывал Хеннеси о своих тревогах относительно опор, с ними была Эмма Комден. Но десять минут спустя Хеннеси вызвал старших инженеров строительства, чтобы оценить опасность, о которой догадывался Мувери. Так что знала о ней не одна Эмма. Тем не менее, Белл гадал, не дурачит ли эта прекрасная женщина старика.

Белл поискал Мувери и нашел его в одной из караулок, охраняющих опоры. В глазах старика стояли слезы. На столе, где обычно обедали железнодорожные полицейские, лежали кальки и стопка полевых отчетов Сорса.

— Все ложь, — сказал Мувери, перелистывая страницы. — Ложь. Ложь. Ложь. Ложь. Опоры ненадежны. Разлив реки может обрушить их.

Беллу трудно было в это поверить. С того места, где он стоял, опоры моста казались несокрушимыми, как крепость.

Но Мувери мрачным кивком показал за окно на баржу, причаленную к ближайшей опоре. Там из воды поднимали водолаза и снимали с него шлем. Белл узнал новый шлем пятой модели. То, что компания потратила на это столько денег, свидетельствовало о значимости моста.

— Что вы хотите сказать? — спросил Белл.

Мувери достал карандаш и начертил схему опоры, стоящей в воде. А у подножия опоры процарапал карандашом бумагу.

— Мы называем это промоиной. Они образуются, когда река вымывает речное дно непосредственно перед опорой. Из-под опоры внезапно уходит основание. Вода с невероятной силой ударяет в это слабое место… Мы построили дом на песке.

Глава 42

Исаак Белл шел по мосту через каньон реки Каскейд.

На мосту стояла мертвая тишина. Движение поездов замерло. Белл слышал лишь стук своих ботинок и шум воды внизу. Никто не знал, насколько неустойчив мост, но все инженеры сошлись на том, что теперь только время и напор воды решают, когда он упадет. На середине ущелья Белл остановился и посмотрел вниз, на реку, обтекающую опоры. Его потрясла дерзость Саботажника.

Белл напрягал ум, стараясь понять, как Саботажник атакует мост. Он охранял все подходы к мосту, охранял сами опоры и орлиным взглядом надзирал за работой строителей. Ему и в голову не приходило, что преступник уже совершил нападение. Он сделал это два года назад, еще до начала строительства моста.

Белл остановил его в Нью-Йорке. Остановил его на рельсах. Остановил его на всем пути через туннель № 13 до моста. Но здесь, прямо под мостом, Саботажник доказал, на что способен: заложил бомбу, которая взорвется, если не удастся все остальное.

Белл покачал головой — отчасти гневно, отчасти восхищенный ловкостью врага. Саботажник — презренный жестокий убийца, но это грозный враг. Такой способ планирования и исполнения намного превосходит даже взрыв динамита в Нью-Йорке.

Все, что мог сказать в свое оправдание Исаак Белл, так это, что, когда мост через каньон Каскейд рухнет, это не станет неожиданностью. Он сумел раскрыть заговор до катастрофы. И поезд с ни в чем не повинными рабочими не канет в пропасть. Но хотя никто не погибнет, это, тем не менее, катастрофа. Кратчайший путь, грандиозный проект, который он обязался защищать, все равно что мертв.

Он услышал, что кто-то идет к нему, и понял раньше, чем уловил запах духов.

— Дорогая, — сказал он, не отрывая мрачного взгляда от воды, — я сражаюсь с гением.

— Наполеон преступности? — спросила Марион Морган.

— Так его назвал Арчи. И он прав.

— Наполеону приходилось платить своим солдатам.

— Знаю, — уныло сказал Белл. — Надо думать как банкир. Но это ничего мне не дает.

— Нужно помнить кое-что еще, — сказала Марион. — Наполеон, конечно, гений, но в конечном счете он проиграл.

Белл обернулся и посмотрел на нее. Он ожидал увидеть сочувствие, но увидел широкую улыбку, полную надежды и веры. Марион была невероятно прекрасна: глаза горят, волосы сверкают, словно омытые в солнечном свете. Он не мог не улыбнуться в ответ. Неожиданно на его лице тоже появилась широкая улыбка.

— Что? — спросила Марион.

— Спасибо за напоминание о том, что Наполеон проиграл.

Она снова заставила его мысль заработать. Белл порывисто подхватил невесту на руки, поморщился от боли в раненой правой и ловко перенес Марион на здоровую левую.

— Ты только приехала, а мне снова придется тебя покинуть. Но в этот раз ты сама виновата: заставила меня опять раскинуть мозгами.

— Куда ты собрался?

— Вернусь в Нью-Йорк, расспрошу всех банкиров, связанных с железными дорогами. Если и есть ответ на загадку, почему Саботажник нападает на железную дорогу, его надо искать на Уолл-стрит.

— Исаак? — Марион взяла его за руку. — Почему бы тебе не поехать в Бостон?

— Самые крупные банки — в Нью-Йорке. Хеннеси и Ван Дорн могут потянуть кое за какие ниточки. Начну с Дж. П. Моргана и от него двинусь вниз.

— «Американ стейт бэнк» в Бостоне.

— Нет.

— Исаак, почему ты не спросишь отца? У него огромный финансовый опыт. Когда я работала в банке, он был легендой.

Белл покачал головой.

— Я же говорил: отец недоволен тем, что я стал детективом. По правде говоря, у него разбито сердце. Люди-легенды надеются, что их сыновья продолжат строить на заложенном ими фундаменте. Я не жалею, что пошел своим путем. Но у меня нет права просить отца о прощении.

Белл отправился в вагон Хеннеси, попросить его провести подготовку в Нью-Йорке. Хеннеси был мрачен, опасался провала. С ним был Франклин Мувери. Оба казались разбитыми. И словно укрепляли безнадежный настрой друг друга.

— Девяносто процентов моего кратчайшего пути — за мостом, — печально говорил президент железной дороги. — Все готово для окончательного рывка. Пути, уголь, шпалы, креозотовая фабрика, депо, локомотивы, мастерские. И все — за мостом, который не выдержит и тачки. Я разорен.

Даже жизнерадостная миссис Комден казалась подавленной. Тем не менее, она старалась бороться с унынием, сочувственно говоря:

— Может, надо предоставить природе идти своим путем. Близится зима. Ты сможешь начать заново в следующем году. Весной.

— К весне я умру.

Глаза Лилиан Хеннеси гневно вспыхнули. Она обменялась мрачным взглядом с Исааком Беллом. Потом села за телеграфный аппарат и положила пальцы на ключ.

— Отец, — сказала она, — я, пожалуй, телеграфирую в мастерскую в Сакраменто.

— В Сакраменто? — рассеянно спросил Хеннеси. — Зачем?

— Там закончили готовить тросы для моста через Каскейд. И у них есть время сделать пару кресел-качалок.

— Кресел-качалок? Это еще зачем?

— Для пенсионеров. Для двух самых жалких стариков, каких я видела в жизни. Пристроим к депо крыльцо, сможете сидеть там и качаться.

— Перестань, Лилиан.

— Ты сдаешься. Того Саботажнику и надо!

Хеннеси повернулся и с легкой надеждой в голосе спросил:

— Есть хоть какая-то возможность укрепить опоры?

— Идет зима, — ответил Мувери. — Нас ждут штормы с Тихого океана, вода уже поднимается.

— Мистер Мувери, — процедила сквозь зубы Лилиан. — Вам качалку какого цвета?

— Вы не понимаете, барышня.

— Я понимаю разницу между капитуляцией и борьбой.

Мувери уставился в ковер.

— Отвечайте отцу! — потребовала Лилиан. — Есть ли возможность укрепить опоры, пока они не рухнули?

Мувери заморгал. Потом достал из кармана носовой платок размером с парус и вытер глаза.

— Можно построить несколько водоотбойников, — сказал он.

— Как?

— Поставить на берегу контрфорсы. Укрепить берег камнями. Укрепить обе стороны опор — вверх и вниз по течению — каменной кладкой. Той самой кладкой, которую этот маленький двурушник должен был вывести правильно. Можно испробовать гидроизоляцию, пожалуй.

Он взял карандаш и не очень уверенно набросал схему, как дефлекторы должны отводить течение.

— Все это временные меры, — мрачно сказал Хеннеси. — До первого разлива. А каковы долгосрочные меры?

— Можно попытаться заглубить основания опор. До коренной породы, если сумеем ее отыскать. Во всяком случае ниже того слоя, что нанесла река.

— Но опоры уже стоят, — простонал Хеннеси.

— Знаю. — Мувери посмотрел на Лилиан. — Видите ли, мисс Лилиан, нам придется заново устанавливать кессоны, чтобы кессонщики могли работать… — Он нарисовал опоры, окруженные водонепроницаемыми камерами, в которых люди могут работать под водой. — …Но прежде чем мы начнем устанавливать кессоны, придется установить временную защиту вот здесь и здесь. Понимаете? У нас нет на это времени.

Он положил карандаш и потянулся за своей тростью.

Но встать Мувери не успел: Белл наклонился над ним и придавил пальцем чертеж.

— Эти кессоны очень похожи на отклонители. Могут они отклонить поток воды?

— Конечно! — ответил Мувери. — Но дело в том…

Голос старого инженера пресекся на середине фразы.

Он уставился на рисунок. Глаза его заблестели. Он отбросил палку и снова схватил карандаш.

Исаак Белл протянул ему чистый лист бумаги.

Мувери начал лихорадочно чертить.

— Смотрите, Осгуд! К черту временные меры. Мы начнем прямо со строительства кессонов. Построим их такой формы, что они сами станут дефлекторами. Даже лучше, если подумать.

— Долго это? — спросил Хеннеси.

— Не меньше двух недель при круглосуточной работе, чтобы поставить кессоны на место. Может, три.

— Погода испортится.

— Мне понадобятся все рабочие, каких вы сможете выделить.

— У меня на станции тысяча человек, которым нечего делать.

— Укрепим здесь и здесь, сделаем берег тверже.

— Только молитесь, чтобы не случился разлив.

— Вытянем этот дефлектор…

Ни строитель моста, ни президент железной дороги не заметили, как Белл и Лилиан удалились с этого бурного инженерного совещания.

— Молодчина, Лилиан, — сказал Белл. — Вы их расшевелили.

— Мне нужно обеспечить свое финансовое будущее, если я надумала принять ухаживания бедного детектива.

— Вам он по душе?

— Думаю, да, Исаак.

— Больше, чем кандидат в президенты?

— Что-то подсказывает мне, что это будет гораздо интереснее.

— В таком случае у меня для вас хорошая новость. Я телеграфировал Арчи, чтобы он заменил меня здесь.

— Арчи приедет? — Она схватила Белла за руки. — Ох, Исаак, спасибо! Это замечательно!

Белл улыбнулся впервые с тех пор, как обнаружил катастрофу с опорами моста.

— Обещайте, не слишком отвлекать его. Мы ведь еще не поймали Саботажника.

— Но если Арчи вас заменит, куда направитесь вы сами?

— На Уолл-стрит.

Глава 43

За четыре с половиной дня Исаак Белл пересек континент. Когда мог, ехал на экспрессах, а когда была возможность или поезда шли медленно, заказывал особые. Последний восемнадцатичасовой бросок он сделал на «Бродвей лимитед», гордо названном в честь широкой, в четыре колеи, дорогой между Чикаго и Нью-Йорком. С парома на Манхеттен он видел, как быстро Джерси-Сити и железная дорога устраняют последствия устроенного Саботажником взрыва. Крышу станции восстановили, а на том месте, где три недели назад чернели погруженные в воду остатки свай, возвышался новый причал. Поврежденные суда исчезли, и, хотя не одно окно было забито досками, во многих гордо блестело новое стекло.

Вначале при виде этого он исполнился гордости, напомнив, что в Каскадных горах Орегона Хеннеси и Мувери круглосуточно подгоняют рабочие бригады, чтобы спасти мост через Каскейд. Но, трезво признавался он себе, их задача куда сложнее, если вообще решаема. Подпорчены опоры моста. А Саботажник по-прежнему на свободе и полон решимости причинить еще больший ущерб.

Белл сошел на Либерти и быстро прошел на соседнюю Уолл-стрит. На углу Бродвея стояло белое мраморное здание банка «Дж. П. Морган и К°».

— Исаак Белл к мистеру Моргану.

— Вам назначено?

Белл раскрыл золотые часы.

— Мистер Ван Дорн договорился о нашей встрече на десять утра. Ваши часы отстают.

— О да, конечно, мистер Белл. К сожалению, мистеру Моргану пришлось внезапно изменить планы. Он на корабле плывет в Англию.

— Кого он оставил за себя?

— Никто не может занять место мистера Моргана, но есть джентльмен, который, возможно, вам поможет. Мистер Брукс.

Мальчик-посыльный провел Белла по зданию. Потом Белл почти час сидел в приемной мистера Брукса, откуда был виден никелированный, огороженный стальными решетками сейф, возле которого стояли два вооруженных человека. Белл коротал время, разрабатывая планы двух несложных ограблений этого сейфа, одного днем, второго ночью. Наконец его пригласили в кабинет мистера Брукса.

Брукс оказался низкорослым, плотным и грубоватым. Он раздраженно поздоровался с Беллом, не извинившись, что заставил его ждать.

— Мне не было известно о вашей встрече с мистером Морганом. Но меня попросили ответить на ваши вопросы. Я очень занятой человек и решительно не понимаю, какие сведения могу предоставить детективу.

— У меня один простой вопрос, — сказал Белл. — Кому выгодно банкротство Южно-Тихоокеанской железной дороги?

В глазах Брукса мелькнул интерес хищника.

— У вас есть факты, подкрепляющие это утверждение?

— Я ничего не утверждаю, — строго ответил Белл, невольно вводя новый элемент в бесконечную битву за объединение железных дорог и подрыв репутации Хеннеси на рынке. — Я спрашиваю, кто в этом случае извлечет выгоду?

— Позвольте спросить прямо, детектив. У вас нет сведений о том, что позиции мистера Хеннеси пошатнулись?

— Категорически никаких.

Интерес в глазах Брукса погас.

— Конечно, — мрачно согласился он. — Хеннеси неуязвим уже три десятка лет.

— Но даже если он не…

— Если! Если! Если! Банковское дело не признает «если», мистер… — он сделал вид, будто смотрит на карточку Белла, чтобы вспомнить, как его зовут, — …мистер Белл. Банковское дело признает факты. Банкиры не строят предположений. Банкиры действуют на основе уверенности. А Хеннеси предполагает. Хеннеси действует вслепую.

— И однако, — спокойно возразил Белл, — вы говорите, что Хеннеси неуязвим.

— Он хитер.

Белл понял, что напрасно тратит время. Скрытные, нацеленные только на выгоду, такие банкиры, как этот, ничего не скажут незнакомцу.

Брукс резко встал. Он сверху вниз посмотрел на Белла и сказал:

— Откровенно говоря, я не понимаю, зачем мистеру Моргану терять время, отвечая на вопросы детектива. Наверно, это еще один пример его исключительной доброты.

— Мистер Морган не добр, — ответил Белл, сдерживая гнев и выпрямляясь во весь рост. — Мистер Морган умен. Он знает, что можно получить ценные сведения, выслушивая чужие вопросы. Именно поэтому мистер Морган ваш хозяин, а вы его лакей.

— Как вы смеете…

— Всего хорошего!

Белл вышел из банка Моргана, перешел улицу и отправился на следующую встречу.

Полчаса спустя он ушел и оттуда, и, если бы в ту минуту банкир высказался неосторожно, Белл разбил бы ему нос или просто пристрелил из своего «Дерринджера». Эта мысль вызвала у него печальную улыбку, и он остановился посреди запруженного людьми тротуара, думая, стоит ли идти на следующую встречу.

— У вас озадаченный вид.

Прямо перед ним стоял красивый темноволосый человек лет сорока с небольшим и смотрел на него с теплой озорной улыбкой. В дорогом пальто с меховым воротником и в ермолке — маленькой, круглой бархатной шапочке, говорящей о том, что этот человек исповедует иудаизм.

— Я действительно озадачен, — ответил Белл. — Кто вы, сэр?

— Меня зовут Эндрю Рубинофф. — Он протянул руку. — А вы Исаак Белл.

Удивленный, Белл спросил:

— Как вы меня узнали?

— Просто совпадение. Не то, что я вас узнал, а то, что увидел здесь. И вы казались озадаченным.

— Но как вы меня узнали?

— По фотографии.

У Белла вошло в привычку избегать фотографов. Он говорил Марион, детективу вредно, чтобы все знали его в лицо.

Рубинофф улыбнулся его затруднению.

— Не волнуйтесь. Фотографию я видел только на столе вашего отца.

— Ага. У вас дела с моим отцом.

Рубинофф неопределенно помахал рукой: и да, и нет.

— Иногда мы консультируемся.

— Вы банкир?

— Так говорят, — ответил тот. — На самом деле, когда я приехал из России в Нью-Йорк, нижний Ист-Сайд не произвел меня впечатления, поэтому я проехал на поезде через всю страну. В Сан-Франциско я открыл салун. Со временем я встретил красивую девушку, дочь банкира, а остальное — очень приятная история.

— У вас не найдется времени пообедать со мной? — спросил Исаак Белл. — Мне нужно поговорить с банкиром.

— Я договорился об обеде. Но мы можем выпить чаю в моей конторе.

Контора Рубиноффа оказалась за углом на Ректор-стрит; улицу перегородила полиция, чтобы можно было поднять большой рояль с фургона на пятый этаж, где были вынуты оконные рамы. Окно принадлежало Рубиноффу, и он, не обращая внимания на суматоху, провел Белла внутрь. Из зияющей дыры в стене вначале подул холодный ветер с Гудзона, потом под крики грузчиков показался раскачивающийся черный рояль. Пожилая секретарша солидного вида принесла высокие стаканы.

Белл объяснил свое дело.

— Вот оно что, — сказал Рубинофф. — Это вовсе не совпадение. Вы все равно пришли бы ко мне, после того как прочие указали бы вам на дверь. То, что я вас узнал, экономит время и избавляет от хлопот.

— Я благодарен вам за помощь, — сказал Белл. — У Моргана я ничего не узнал. Босс в отлучке.

— Банкиры — замкнутый клан, — заметил Рубинофф. — Они держатся друг друга. Хотя могут не любить других банкиров и не доверять им. Элегантные банкиры Бостона не любят грубоватых ньюйоркцев. Протестанты не доверяют немецким евреям. Немецкие евреи терпеть не могут русских евреев вроде меня. Неприязнь и недоверие правят миром. Но довольно философии. Что именно вы хотите узнать?

— Все соглашаются, что Осгуд Хеннеси неуязвим. Это правда?

— Спросите отца.

— Прошу прощения, сэр.

— Вы меня слышали, — строго ответил Рубинофф. — Вы отказываетесь от лучшего совета, какой вам могут дать банкиры Нью-Йорка. Спросите отца. Передайте ему привет от меня. Вот все, что вы услышите от Эндрю Рубиноффа по этому поводу. Я не знаю, неуязвим ли Хеннеси. До прошлого года знал бы, но я уже год не занимаюсь железными дорогами. Теперь мои деньги в автомобилях и в кино. Всего хорошего, Исаак.

Он встал и прошел к роялю.

— На дорожку, послушайте, как я играю.

Белл не хотел ехать в Бостон спрашивать совета у отца. Он хотел получить ответ от Рубиноффа немедленно, подозревая, что тот знает гораздо больше, чем признает. Он сказал:

— Грузчики только что ушли. Разве рояль не нужно вначале настроить?

— Мистер Мейсон и мистер Хемлин делают такие рояли, что требуется настраивать только после того, как их сбросят с Ниагарского водопада… Ваш отец, молодой Исаак. Поговорите с отцом.

Белл спустился в подземку, доехал до Центрального вокзала, телеграфировал отцу, что приедет, и сел в знаменитый экспресс «Белый поезд» Нью-Инглендских железных дорог. Он хорошо помнил этот поезд со студенческих дней, когда ездил им в Нью-Хейвен. Студенты называли сверкающий состав «Поезд-призрак».

Шесть часов спустя он вышел на новом Южном вокзале, гигантском, из розового камня храме, воздвигнутым могуществу железных дорог. Поднявшись на лифте на пятый этаж вокзала, Исаак зашел в бостонское отделение «Агентства Ван Дорна». Отец ответил на его телеграмму: «Надеюсь, ты сможешь побыть со мной». Когда он добрался до дома отца на Луисбург-сквер, шел уже десятый час.

Падрик Райли, пожилой дворецкий, который управлял домом Беллов, сколько Исаак себя помнил, открыл полированную входную дверь. Они тепло поздоровались.

— Отец за столом, — сказал Райли. — Он подумал, что вам не помешает поздний ужин.

— Умираю с голоду, — признался Белл. — Как он?

— Как всегда, — ответил Райли по обыкновению уклончиво.

Белл остановился на пороге гостиной.

— Пожелай мне удачи, — попросил он портрет матери. Потом расправил плечи и пошел в столовую, где с места во главе стола поднялась высокая, худая, как журавль, фигура. Отец. Они посмотрели в лицо друг другу.

Райли, остановившись у порога, затаил дыхание. Эбенезер Белл, подумал он с ноткой зависти, кажется бессмертным. Конечно, волосы у него поседели, но в отличие от меня он все их сохранил. И его борода ветерана Гражданской войны почти белая. Но у него по-прежнему статная, подтянутая фигура армейского офицера, который четыре десятилетия назад сражался в кровавой усобице.

По мнению дворецкого, таким мужчиной, каким вырос сын хозяина, мог гордиться любой отец. Пристальный взгляд голубых глаз Исаака — отцовский, а их фиолетовый оттенок — от матери. Они очень похожи, думал Райли. Может быть, слишком похожи.

— Чем я могу помочь тебе, Исаак? — сдержанно спросил Эбенезер.

— Я не очень понимаю, почему Эндрю Рубинофф направил меня к тебе, — так же сдержанно ответил Исаак.

Райли перенес внимание на старика. Если примирение и произойдет, то это зависит от Эбенезера. Но тот только коротко сказал:

— Рубинофф человек семейный.

— Не понимаю.

— Он оказал мне услугу. Это в его характере.

— Спасибо, что предложил ночлег, — ответил Исаак.

— Добро пожаловать, — сказал отец. К величайшему облегчению Райли, Эбенезер великодушно отнесся к возможности, предоставленной сыном, который согласился остаться, чего не бывало в прошлом. На самом деле, подумал старик-дворецкий, строгий пожилой протестант, кажется, разволновался.

— Хорошо выглядишь, сын. Думаю, с работой ты справляешься успешно.

Они протянули друг другу руки.

— Ужин подан, — объявил Райли.

За гренками с сыром и лососем холодного копчения отец Исаака Белла подтвердил то, что предполагала Марион и подозревал он сам:

— Железнодорожные магнаты далеко не так могущественны, как кажется. Они контролируют свои линии с помощью небольшого преимущества в пакетеакций. Но если банкиры теряют уверенность, если вкладчики требуют вернуть деньги, владельцы дороги неожиданно оказываются на подветренном берегу. — Легкая улыбка изогнула губы Эбенезера. — Прости за морскую метафору. Им приходится туго, если нужны деньги, чтобы отразить натиск конкурентов, а цена на их акции падает. Железную дорогу «Нью-Ингленд», по которой ты приехал, вот-вот поглотит дорога «Нью-Йорк, Нью-Хейвен и Хартфорд». И как раз вовремя — не зря ньюйоркскую дорогу называют «В последнюю минуту». И «Нью-Ингленд» тут совершенно бессильна.

— Это я знаю, — возразил Белл. — Но Осгуд Хеннеси поглотил все дороги, встававшие у него на пути. Он слишком умен и слишком прочно окопался, чтобы перенапрячься. Он признает, что, если нападения Саботажника продолжатся, ему могут отказать в кредите на строительство кратчайшего пути через Каскейд. Потери будут огромны, но он клянется, что у него достаточно кредита, чтобы управлять остальными линиями.

— Учитывая, сколько у него линий, со сколькими дорогами он сотрудничает…

— Вот именно. Он хозяин могущественнейшего картеля в стране.

— Или карточного домика.

— Но все сходятся на том, что Хеннеси ничего не грозит. Человек Моргана использовал слово «неуязвим».

— Согласно моим источникам это не так, — улыбнулся Эбенезер Белл.

В этот миг Исаак увидел отца в новом свете. Он, конечно, знал, что еще молодым офицером Эбенезер отличился в разведке армии США и это подтверждали его медали. Но Исаака посетила странная мысль. Раньше ему это не приходило в голову. Неужели отец когда-то тоже не хотел становиться банкиром?

— Отец. Ты говоришь, что, если Саботажник будет в состоянии покупать, если Южно-Тихоокеанская дорога рухнет под тяжестью неудачного расширения в сторону Каскейда, он сможет завладеть ею?

— И не только Южно-Тихоокеанской, Исаак.

Глава 44

— Всеми железными дорогами страны, — сказал Исаак Белл.

Наконец он понял.

Преступления Саботажника вызваны целями столь же грандиозными, столь и гнусными.

— Наконец я понял, что ему нужно, — сказал Исаак. — Его стремления приобретают смысл, пусть и искаженный. Он слишком честолюбив для чего-нибудь меньшего. Чудовищные преступления для осуществления гениальной мечты. Но как он сможет воспользоваться своей победой? Едва только он завладеет железными дорогами, мы начнем безжалостно преследовать его по всему континенту.

— Напротив, — возразил Эбенезер Белл, — он, роскошествуя, будет наслаждаться плодами своей победы.

— Как?

— Он уже защитился от возможности быть опознанным, тем более от расследования. На кого вы охотитесь? В какой стране? Если этот преступник так изобретателен, как ты описываешь, не будет ли его «отставка» принята какими-нибудь европейскими торговцами оружием? Или опиумным картелем? Я знаю спекулянтов и мошенников, которые беспрепятственно занимаются такими сверхвыгодными делами больше тридцати лет.

— Но как? — спросил Исаак, хотя уже начинал видеть общую картину.

— На месте Саботажника, — ответил Эбенезер, — я бы отправился за границу. Основал бы лабиринт холдинговых компаний, поддерживаемых коррумпированными правительствами. Эти компании подкупали бы власти, чтобы те ничего не замечали. Военного министра, министра финансов. У европейских политиков дурная репутация.

— А в Америке, — тихо сказал Исаак, — у членов сената Соединенных Штатов.

— Да, корпорации покупают сенаторов. Почему бы не сделать сенатором преступника? Ты имеешь в виду кого-то конкретного?

— Чарлза Кинкейда.

— Это человек Хеннеси. Хотя должен сказать, что всегда считал Кинкейда даже большим шутом, чем всех, кто заседает в этой величественной палате.

— Так кажется. Но сейчас у меня появилось ужасное подозрение. Твои предположения все объясняют. Он может быть агентом Саботажника.

— С беспрепятственным доступом к правительственным чиновникам, всегда ищущим личной выгоды. И он агент Саботажника не только в правительстве Соединенных Штатов, но и в ближнем круге Хеннеси. Дьявольский замысел, верно, сын?

— Да, очень действенно! — сказал Исаак. — Выкажи себя Саботажник чем-то большим, чем просто хладнокровным и безжалостным преступником, это было бы действенно. Но в этой теории есть слабое звено. Чарлз Кинкейд как будто нацелился выдвинуться в президенты.

— Не может быть!

— Кампанию поддерживает Престон Уайтвей. Трудно представить себе политика, который стремится стать президентом и при этом рискует, принимая взятки от убийцы.

Эбенезер Белл тихо сказал:

— Он будет не первым политиком, высокомерно убедившим себя, что его никто не поймает.

Разговор прервал Падрик Райли, доложивший, что бренди и кофе поданы в библиотеке, а сам он ложится спать, если больше ничего не нужно. Потом повернулся и исчез, прежде чем от него что-то потребовали.

Он к тому же развел огонь в камине. Пока Эбенезер Белл щедро подливал бренди в две чашки кофе, Исаак смотрел на пламя и напряженно размышлял. Кинкейд вполне мог нанять тех боксеров, что должны были убить его в Роулинсе.

— В «Оверленд лимитед» я встретил с Кенни Блумом, — сказал он.

— Как этот бездельник?

— Примерно на шестьдесят фунтов полнее среднего бездельника и еще богаче, чем раньше. Отец, где Саботажник возьмет средства перекупить Южно-Тихоокеанскую?

Эбенезер ответил без колебаний:

— У самого богатого в мире банкира.

— У Моргана?

— Нет. Как я понимаю, у Моргана слишком большое напряжение в делах. Он не сможет купить дорогу Хеннеси. Ни Вандербильт, ни Гарриман, ни Хилл тоже, даже если объединятся. У Ван Дорна есть отделения за границей?

— У нас есть взаимные договоренности с иностранными сыщиками.

— Ищи в Европе. Достаточно богатые для этого банкиры есть только в Берлине и Лондоне.

— Ты все время говоришь о Европе.

— Ты описываешь преступника, которому необходимо получить очень большую сумму денег, причем тайно. Куда ему обратиться, как не в Европу? Именно там он в конце концов сможет скрыться. Рекомендую тебе использовать европейские связи Ван Дорна, чтобы проверить тамошних банкиров. А тем временем попытаюсь помочь, порывшись по всяким закоулкам.

— Спасибо, отец. — Исаак пожал ему руку. — Ты вдохнул в дело новую жизнь.

— Куда ты?

Исаак уже шел к выходу.

— Назад к кратчайшему пути и как можно быстрее. Саботажник не успокоится, пока не сокрушит Хеннеси.

— Но на этой линии так поздно нет скорых.

— Найму «особый» до Олбани, а там сяду на чикагский экспресс.

Отец проводил его до двери, помог надеть пальто и постоял в прихожей, когда сын выходил в ночь.

— Когда вернусь, — сказал через плечо Исаак, — кое с кем тебя познакомлю.

— С нетерпением жду знакомства с мисс Марион Морган.

Белл замер. Мигнул ли свет газовых ламп, или в глазах отца появился озорной блеск?

— Ты знаешь? Уже слышал?

— У меня анонимные источники. «Ваш сын, — сообщили мне, — счастливец».

Бушевал характерный для поздней осени тихоокеанский шторм, когда Джеймс Дешвуд отправился на свое двенадцатое собрание сторонников трезвости. Собрание проходило в холодном зале, снятом в Санта-Барбаре у «Элкс».[23] В окна стучал дождь, ветер раскачивал деревья, мокрые листья липли к стеклам. Но выступающий горел энтузиазмом, а слушатели были настроены восторженно, ожидая соленых шуток от упрямого краснолицего «капитана» Вилли Абрамса, парусного мастера из Кейп-Хорна, пережившего кораблекрушение и отказавшегося от алкоголя.

— Алкоголь не питателен, — гремел капитан Вилли. — Он вызывает общее нездоровое возбуждение. Он вызывает отвердение тканей мозга… это доказано научным анализом. Спросите любого судового офицера: кто устраивает мятежи? Его ответ? Спиртное. Спросите полицейского: что создает преступников? Его ответ? Спиртное. Спросите тюремных надзирателей. Спиртное! И подумайте о расходах! Сколько кусков хлеба могли бы попасть на кухонный стол, если бы деньги не были потрачены на отравляющее пойло? Сколько уютных домов можно было бы построить на эти деньги? Да этими деньгами можно погасить весь национальный долг!

Дешвуд на мгновение перестал рассматривать собравшихся в зале мужчин. В поисках кузнеца Джима Хиггинса он посетил много таких собраний, но только капитан Вилли Адамс обещал выплатить национальный долг.

Когда все закончилось, Дешвуд, не увидев в толпе никого похожего на кузнеца, направился к помосту.

— Еще один? — спросил капитан Вилли, пряча свои заметки. — Для еще одного обета всегда найдется время.

— Я уже дал обет, — сказал Дешвуд, показывая «Декларацию полной трезвости», зарегистрированную четыре дня назад Женской христианской организацией трезвости в церкви города Вентуры. В саквояже у него лежало еще десять таких же наряду с крюком, изготовленным из якоря, и рисунками лесоруба.

— Я ищу друга. Надеюсь. Он дал обет, но мог споткнуться. Он исчез, и я опасаюсь худшего. Высокий парень, кузнец. По имени Джим Хиггинс.

— Рослый мужчина? Сутулые плечи? Темные волосы? Печальные усталые глаза.

— Вы его видели?

— Видел? Ну еще бы! Бедняга. Благодаря мне он нашел свой путь. Самый последний!

— Что это значит?

— Вместо того чтобы дать обет отказаться от спиртного, он дал обет отказаться от всего, чего может захотеть человек.

— Я вас не понимаю, капитан Вилли.

Оратор оглянулся, убедился, что поблизости нет женщин, и подмигнул налитым кровью глазом.

— Отказался от выпивки, от мирского имущества, даже от девушек. И теперь я искренне верю, брат, что выпивка и пьянство — неразделимое зло. Наш Спаситель Иисус Христос не мог бы сохранить своих последователей здравомыслящими, если бы содержал салун. Но никто не может сказать, что капитан Вилли призывает отказаться от земных наслаждений.

— Но что сделал Джим Хиггинс?

— Последнее, что я о нем слышал, он стал монахом.

— Монахом?

— Ушел в монастырь, вот что он сделал.

Джеймс Дешвуд достал блокнот.

— Какого ордена?

— Ну, этого я не знаю. Орден святого Такого-то или какой-то другой. Никогда раньше о нем не слышал. Не один из тех обычных орденов… какие тут можно найти.

— Где?

— Выше по побережью. Я так понял, там много монахов.

— Какой город?

— Где-то к северу от Моро-Бей, кажется.

— В горах или у моря? — напирал Дешвуд.

— И там и там, я слышал. Монахов много.

Прошло сорок лет с тех пор, как первый трансатлантический кабель уничтожил время и пространство. К 1907 году между Ирландией и Ньюфаундлендом протянулось больше десяти кабелей. Последний из них мог передавать сто двадцать слов в минуту. Исаак Белл мчался на запад, а большую часть пропускной способности кабелей эксплуатировало «Детективное агентство Ван Дорна», собиравшее сведения о европейских банкирах Саботажника. На каждой станции и остановке для забора воды Белл получал по несколько каблограмм. К тому времени как он в нанятом «Атлантик-4-4-2», скоростном локомотиве на высоких колесах, предназначенном для приозерных равнин, добрался до Буффало, в его саквояже скопилось множество бумаг. По дороге к нему присоединялись сыщики Ван Дорна, исследователи-строители, специалисты в банковском деле и переводчики с немецкого и французского. Вначале поступали общие отчеты о европейских компаниях, финансирующих строительство железных дорог в Китае, Южной Америке, Африке и Малой Азии. Агентство продолжало копать, отчеты становились более специальными, и в них постоянно упоминалась компания «Шане и Саймон», малоизвестный немецкий инвестиционный дом.

В Толедо, из-за растущего штата сотрудников, Белл пересел в спальный «пуллман» и заменил «4-4-2» более мощным «Болдуин-4-6-0». В Чикаго он добавил вагон-ресторан, чтобы, проезжая Иллинойс и Огайо, сыщики могли раскладывать документы на столах.

Они пересекли Канзас, меняя локомотивы на новые, высокоэффективные «Болдуины», предназначенные для преодоления небольших уклонов Великих Прерий. На каждой остановке они продолжали получать телеграммы. Обеденные столы были погребены под массой документов. Сыщики Ван Дорна, бухгалтеры и ревизоры прозвали этот поезд «Экспресс Ван Дорна».

Показались Скалистые горы. Вначале они были голубой дымкой в небе, потом стали видны три покрытые снегом вершины. Начальники службы пути горных отделений дороги, стараясь ускорить ход поезда, давали свои самые мощные машины для прерий, с цилиндрами «Вулкан», чтобы преодолевать растущий уклон. С помощью восемнадцати локомотивов и пятнадцати паровозных бригад «Экспресс Ван Дорна» побил прошлогодний рекорд скорости — пятьдесят часов от Чикаго.

На глазах у Белла вокруг берлинской компании «Шане и Саймон» начал возникать рисунок. Много лет назад через всесильного канцлера Отто фон Бисмарка эта фирма установила связи с немецким правительством. При нынешнем правителе Германии кайзере Вильгельме эти связи только укрепились. Источники Ван Дорна сообщали, что банкирский дом тайно направляет деньги правительства на строительство Багдадской железной дороги, чтобы создать впечатление, будто вовсе не Германия строит дорогу к Персидскому заливу, бросая вызов английским, французским и русским интересам на Ближнем Востоке.

— Наниматели сенатора Чарлза Кинкейда, — сказал один из переводчиков, который служил у государственного секретаря, прежде чем его переманил Джозеф Ван Дорн. — В те дни, когда он стал «инженером-героем».

Белл передал в Сакраменто приказ поискать транзакции между фирмой «Шане и Саймон» и ближним кругом Хеннеси.

С тех пор как отец объяснил ему, как коррумпированные правительства защитят иностранные холдинговые компании и их тайного владельца, Исаак Белл не переставал думать о сенаторе Кинкейде. Конечно, американский сенатор в силах сделать многое, чтобы продвинуть интересы Саботажника и сохранить его тайну. Но что может заставить Кинкейда рискнуть его столь успешной политической карьерой? Деньги? Гораздо больше, чем платит ему Южно-Тихоокеанская железная дорога? Злость на Хеннеси, который не заставляет Лилиан выйти за него? Или его ухаживания — уловка, попытка проникнуть в вечно кочующий штаб империи Хеннеси?

Но как шпионаж для Саботажника согласуется с честолюбивой мечтой о президентстве? Или Кинкейд уговорил Престона Уайтвея начать кампанию, обеспечивая себе дымовую завесу? Может быть, Чарлз Кинкейд решил отказаться от политической карьеры, чтобы составить состояние на взятках? Или, как предполагает отец Белла, он настолько самоуверен, что считает, будто ему удастся и то и другое?

Выражение Эбенезера Белла «порыться по всяким закоулкам» охватывало очень широкий и разнообразный круг действий. По телефону, телеграфу и с помощью посыльных президент «Американ стейт бэнк» начал расспрашивать верных друзей и партнеров в Бостоне, Нью-Йорке и Вашингтоне. Узнав благодаря своим разнообразным связям все необходимое, он сосредоточил внимание в центральной части страны, в частности на Сент-Луисе, городе, где создавалась компания «Опоры и кессоны». Сведения, собранные у крупнейших банкиров Сан-Франциско, Денвера и Портленда, позволили ему просить о любезности более мелкие банки Калифорнии и Орегона.

Просьба родовитого банкира из Бостона ускорила частную встречу в Эврике, глубоководном порту, обслуживающем интересы лесной промышленности, в двухстах двадцати милях к северу от Сан-Франциско. Стенли Пероун, энергичный президент «Банка Северо-Западного побережья» из Эврики, заехал в контору восходящей звезды лесной промышленности, А. Дж. Готтфрида. Готтфрид занял много денег в банке Пероуна, чтобы модернизировать «Лесопильную компанию залива Гумбольдта». Его контора выходила на бревенчатый причал, выступавший в иссеченную дождем гавань.

Готтфрид достал из стола бутылку хорошего бурбона, и мужчины некоторое время пили виски и беседовали о погоде. О том, что погода из просто плохой, станет ужасной, говорил красный паровой катер, целеустремленно ходивший от одной стоящей на якоре шхуны к другой.

— Сукин сын. Похоже, нам опять достанется.

Красный катер вел специальный посыльный Бюро погоды США; он доставлял капитанам судов в гавани прогноз погоды.

Банкир перешел к делу.

— Насколько я припоминаю, А. Дж., вы купили Компанию залива Гумбольдта, предварительно продав свое лесопильное предприятие в восточном Орегоне.

Лесопромышленник, намеренный как можно полнее использовать неожиданный визит банкира, ответил:

— Именно так. Хотя я помню, что вы очень помогли, предложив оплатить замену старого оборудования новым.

— А. Дж., а кто купил вашу «Восточно-орегонской лесопильную компанию»?

— Парень, у которого денег больше, чем здравого смысла, — жизнерадостно признался Готтфрид. — Я уже отчаялся освободиться от ее акций, и тут появился он. Понимаете, спускать лес с гор слишком дорого. То ли дело здесь, где я могу грузить лес прямо на лесовоз. Конечно, если лесовоз не затонет при входе в гавань.

Пероун нетерпеливо кивнул. Все знают, что вход в гавань залива Гумбольдта заслужил свое название «Тихоокеанское кладбище». Туман, густой, как суп, острые скалы, тонущие в пене, и густой дым с лесопильных фабрик заставляет седеть бывалых капитанов, когда тем приходилось входить в залив.

— Я слышал, вы собираетесь дополнительно построить фабрику оконных рам и дверей, — многозначительно сказал Пероун.

— Если найду средства, — сказал Готтфрид, надеясь, что расслышал верно. — Паника не облегчает получение кредитов.

Банкир поглядел лесопромышленнику в глаза и сказал:

— Думаю, избранные получатели кредита встретят благосклонное отношение, несмотря на панику. Кто купил ваш восточно-орегонский бизнес?

— Ничего не могу вам о нем сказать. Как вы понимаете, я не очень смотрел в зубы этому коню. Подписали договор, и я сразу убрался оттуда. Со свистом.

Он осушил стакан и налил еще, потом добавил виски в стакан банкира, который не торопился пить.

— Что вы знаете о покупателе «Восточно-орегонской лесопильной компании»? — настаивал банкир.

— Прежде всего, у него много денег.

— На какой банк был выписан чек?

— Да, вот это интересно. Я бы подумал, Сан-Франциско или Портленд. Но чек был на нью-йоркский банк. Я усомнился было, но чек сразу оплатили.

— Значит, этот парень из Нью-Йорка?

— Может быть. Он ничего не знал о лесопильном деле. Теперь, когда вы спросили, мне начинает казаться, что он покупал для кого-то другого.

Банкир кивнул, побуждая промышленника говорить дальше. Эбенезер Белл ясно дал понять, что не ждет всей истории из одного источника. Полезен был каждый обрывок сведений. А еще могущественный президент бостонского «Американ стейт бэнк» не менее ясно дал понять, что будет благодарен Пероуну за любую информацию, даже самую незначительную, отправленную телеграфом.

Глава 45

«Экспресс Ван Дорна» задержался на денверской станции ровно столько, сколько сыщику Ван Дорна в котелке и клетчатом костюме понадобилось, чтобы принести свежие сообщения из Лондона и Берлина.

— Как дела, Исаак? Давно не виделись.

— Садись сюда, Роско. Пройдись частым гребешком по этим отчетам компании «Шане и Саймон». К следующей остановке твои вопросы должны быть готовы.

Юрист, севший в Солт-Лейк-Сити, принес новые сведения о «Шане и Саймоне». Основой влияния немецкого банка была сеть вложений в модернизационные проекты Оттоманской империи. Но с девяностых годов банк начал осуществлять операции в Северной и Южной Америке.

«Экспресс Ван Дорна» несся по Великой Соленой пустыне, когда Роско, тот самый, что сел в Денвере, нашел в груде каблограмм кое-что любопытное относительно «Шане и Саймона».

— Исаак! Кто такой Эраст Чарни?

— Железнодорожный юрист. Разбогател на акциях Южно-Тихоокеанской. Как будто знает больше, чем следует, когда покупать и когда продавать.

— Ну, так он кое-что продал этим самым «Шане и Саймону». Вот, взгляни на эти депозиты у брокеров Чарни.

Из Вендовера, где поезд спешно набирал воду и уголь, готовясь к подъему в Неваду, Белл отправил в Сакраменто телеграмму, в которой предложил проверить открытие Роско. Но он опасался, что опоздал. Если «Шане и Саймон» действительно оплачивали деятельность Саботажника, тогда очевидно было, что Чарни подкуплен и передает информацию о планах Хеннеси Саботажнику. К несчастью, тот факт, что продажный юрист еще жив, свидетельствовал о том, что его связи с Саботажником непрямые и что он о Саботажнике, скорее всего, ничего не знает. Но по крайней мере удастся лишить Саботажника еще одного помощника.

Два часа спустя, когда поезд отходил от Элко в штате Невада, за последним вагоном побежал тучный бухгалтер. Джейсон Адлер, который весил на тридцать фунтов больше нормы и чьи годы резвости давно миновали, все-таки прыгнул. Одной розовой пухлой рукой он уцепился за поручень, в другой сжимал толстую сумку. Поезд потащил его вдоль платформы, а он держался изо всех сил, хладнокровно думая, что движется сейчас слишком быстро, чтобы отцепиться и упасть без серьезных повреждений. Бдительный кондуктор бросился на площадку. Обеими руками он ухватил бухгалтера за пальто. И слишком поздно сообразил, что тяжесть падающего человека увлечет на рельсы их обоих.

На помощь пришли крепкие детективы Ван Дорна.

Бухгалтер, прижимая сумку к груди, оказался на полу платформы.

— У меня важная информация для мистера Исаака Белла, — сказал он.

Белл только что уснул, впервые за двадцать четыре часа, как вдруг портьеру у входа в мягкое купе отодвинули. Он мгновенно проснулся, глаза сосредоточенно блестели. Сыщик извинился за то, что разбудил его, и представил Беллу полного мужчину, прижимающего сумку к груди. Костюм его выглядел так, словно он крутил сальто в угольном сарае.

— Это мистер Адлер, мистер Белл.

— Здравствуйте, мистер Адлер. Кто вы?

— Бухгалтер в «Американ стейт бэнк».

Белл спустил ноги с койки.

— Значит, вы работаете у моего отца?

— Да, сэр, — гордо сказал Адлер. — Мистер Белл лично попросил меня провести эту ревизию.

— И что вы выяснили?

— Мы установили имя тайного владельца компании «Опоры и кессоны» в Сент-Луисе.

— Продолжайте!

— Мы должны поговорить наедине, мистер Белл.

— Это сыщики Ван Дорна. Можете говорить при них.

Адлер крепче прижал к себе сумку.

— Прошу прощения у вас, джентльмены, и у вас, мистер Белл, но я получил строжайший приказ своего босса мистера Эбенезера Белла, президента «Американ стейт бэнк», говорить с вами и только с вами.

— Прошу нас извинить, — сказал Белл.

Детективы вышли.

— Так кто владелец компании?

— Небольшая корпорация, основанная берлинским инвестиционным домом.

— «Шане и Саймон»?

— Да, сэр. Вы хорошо информированы.

— Мы тоже вышли на них. Но кто владеет корпорацией-прикрытием?

Адлер перешел на шепот.

— Она целиком принадлежит сенатору Чарлзу Кинкейду.

— Вы уверены?

Адлер медлил всего секунду.

— Не на сто процентов, но более или менее уверен, что сенатор — клиент «Шане и Саймон». Этот банк дает деньги. И есть множество указаний на то, что деньги идут сенатору.

— Это доказывает, что у Саботажника хорошие связи в Германии.

Адлер ответил:

— Таково и заключение вашего отца, сэр.

Белл не стал терять время, поздравляя себя с открытием, что Кинкейд служит Саботажнику. Он это и так подозревал. Он приказал немедленно проверить всех сторонних подрядчиков, нанятых Южно-Тихоокеанской дорогой для работы над кратчайшим путем через Каскадные горы. И послал Арчи Эбботу телеграмму, с просьбой установить наблюдение за сенатором.

— Телеграмма, мистер Эббот.

— Спасибо, мистер Мидоус.

Расшифровав сообщение Исаака Белла, Арчи Эббот широко улыбнулся. Он причесал рыжие волосы, глядя на свое отражение в окне купе, и поправил щеголеватый галстук. И направился прямо в частный вагон Хеннеси, получив отличный предлог навестить мисс Лилиан, которая ходила в красной бархатной блузке, с затянутой талией. На груди блестел ряд жемчужных пуговиц, на боках топорщилась пышная драпировка.

Старик этим утром был далек от добродушия.

— Чего вам, Эббот?

Лилиан внимательно наблюдала: как Арчи управится с ее отцом? Он ее не разочаровал. С отцами у Арчи никогда не бывало неприятностей. Его слабым местом были матери.

— Я хочу, чтобы вы рассказали мне все о подрядчиках, работающих на кратчайшем пути, — сказал Эббот.

— О компании «Опоры и кессоны» мы уже знаем, — тяжело проговорил Хеннеси. — Есть еще несколько внизу, в Каскейде. Поставщики, отели, прачечные. Почему вы спрашиваете?

— Исаак не хочет, чтобы проблема опор повторилась, я тоже. Мы проверяем всех подрядчиков. Верно ли я понял, что Южно-Тихоокеанская наняла подрядчика поставлять шпалы для кратчайшего пути?

— Верно. Когда мы начали строить кратчайший путь, я приготовил запас шпал по эту сторону моста через каньон, чтобы перейти через мост сразу, как только он будет готов.

— А где лесопилка?

— В восьми милях выше в горах. Новый владелец модернизировал старую водяную мельницу.

— Они дали обещанное количество шпал?

— И даже больше. Возить оттуда шпалы трудно и долго, но в основном получилось. Я сделал заказ заранее, и теперь у креозотовой фабрики есть достаточный запас для работы.

— Эта фабрика тоже внешний подрядчик?

— Нет. Она наша. Мы ее разбираем и перевозим туда, где она нужна.

— Почему вы не основали собственную лесопилку, как раньше?

— Мост очень далеко от остальной дороги. А эта лесопилка уже работала. Мне показалось, что так мы закончим быстрей. Это все, что я могу вам сказать.

— Кстати, вы не видели сегодня сенатора Кинкейда?

— Не видел со вчерашнего дня. Если вас интересуют операции с лесом, почему бы не поехать туда и не взглянуть самому?

— Именно туда я и направляюсь.

Лилиан вскочила.

— Я с вами!

— Нет! — хором произнесли Арчи Эббот и Осгуд Хеннеси.

Отец для пущей внушительности постучал по столу. Арчи улыбнулся и извинился:

— Я бы хотел, чтобы вы поехали со мной, Лилиан, — сказал он, — но политика Ван Дорна…

— Знаю. Я это уже слышала. Вы не подставляете друзей под ружейный огонь.

Глава 46

Джеймс Дешвуд разыскал монастырь Святого Свитуна, руководствуясь словами капитана Вилли Абрамса, проповедника Общества трезвости, о том, что там очень много монахов.

Монастырские земли занимали тринадцать тысяч акров от подножия хребта Санта-Лусия до береговых утесов Тихого океана. Грязная дорога в милях от ближайшего города привела его за железные ворота на неровное плато с фруктовыми садами, ореховыми деревьями и виноградниками. Церковь оказалась скромным современным зданием с витражами в стиле ар-нуво. В низких зданиях того же стиля жили монахи. Когда Джеймс Дешвуд спрашивал их о недавно поступившем, кузнеце по имени Джим Хиггинс, монахи отмалчивались.

Мужчина за мужчиной в развевающихся рясах проходили мимо него так, словно его вовсе не существовало. Монахи, собиравшие виноград и орехи, продолжали работать, как будто он с ними не заговаривал. Наконец один сжалился, подобрал палку и написал на грязи: «МОЛЧАНИЕ».

Дешвуд взял у него палку и написал: «КУЗНЕЦ?»

Монах указал на несколько амбаров и загородок напротив келий. Дешвуд направился туда, услышал отчетливый звон молота о железо и пошел быстрее. Обогнув амбар, он увидел тонкий столб дыма, поднимавшийся сквозь ветви каштана. Хиггинс пригнулся к горну. Он выковывал на наковальне подкову.

Под кожаным фартуком на нем была коричневая ряса. Голова под холодным дождем непокрыта. В рясе он казался еще больше, чем помнил Дешвуд. Одной могучей рукой кузнец сжимал массивный молот, другой — длинные клещи, которые держали раскаленное докрасна железо. Когда он поднял голову и увидел Дешвуда, в городской одежде, с саквояжем, Дешвуд едва сдержал сильное желание убежать.

Хиггинс долго и сурово смотрел на Дешвуда.

Дешвуд сказал:

— Надеюсь, вы не дали обета молчания, как остальные?

— Я послушник. Как ты меня нашел?

— Узнав, что вы бросили пить, я стал посещать собрания сторонников трезвости.

Хиггинс сердито хрипло хохотнул.

— Я думал, монастырь последнее место, где меня станет искать Ван Дорн.

— Вас испугал рисунок, который я вам показал?

Хиггинс поднял клещами раскаленную подкову.

— Стало быть, я ошибся…

— Вы его узнали, верно?

Хиггинс бросил подкову в ведро с водой.

— Тебя зовут Джеймс, так?

— Да. Мы оба Джимы.

— Нет, ты Джеймс. Джим — это я… — Он прислонил клещи к наковальне и поставил рядом с ними молот. — Пошли, Джеймс. Я тебе тут все покажу.

Джим Хиггинс пошел к утесу, Дешвуд — за ним. Он догнал кузнеца и шел рядом, пока они не остановились на потрескавшемся краю утеса. Насколько хватал глаз, расстилался Тихий океан, серый и грозный под хмурым небом. Дешвуд посмотрел вниз, и внутри у него все сжалось. В сотнях футов под ним в береговые скалы, вздымая фонтаны пены, бился прибой. Хиггинс заманил его сюда, на этот одинокий утес, чтобы столкнуть к смерти?

— Я уже какое-то время знал, что иду в ад, — серьезно заговорил кузнец. — Поэтому и простился с виски. Да не помогло. Бросил пить пиво. Без толку. — Он посмотрел на Джеймса Дешвуда горящими глазами. — Ты пришел — и всю душу мне переворотил. До смерти напугал. Заставил бежать и скрываться.

Джеймс Дешвуд не знал, что сказать. Что сделал бы в таких обстоятельствах Исаак Белл? Попробовал бы надеть наручники на эти толстые руки? Или позволил говорить дальше?

— Большие шишки основали этот монастырь, — продолжал между тем Хиггинс. — Многие монахи — бывшие богачи. От всего отказались, чтоб жить простой жизнью. Знаешь, что мне сказал один из них?

— Нет.

— Что я работаю так же, как библейские кузнецы, разве только жгу в горне не древесный уголь, а каменный. Они говорят, работать так, как в библейские времена, душе во благо.

Он повернулся спиной к океану и посмотрел на поля и луга. Мелкий дождь усилился, окутал сады и виноградники.

— Я думал, что здесь буду в безопасности, — сказал кузнец.

Он долго молчал, потом снова заговорил.

— Но не думал, что мне здесь понравится. Мне нравится работать на свежем воздухе под деревом, это гораздо лучше, чем чинить автомобили в вони. Мне нравится на природе. Я люблю смотреть на бурю…

Кузнец повернулся к океану, где ходили темные волны. На юго-западе небо почернело, как уголь.

— Видел? — спросил он, показывая на эту черноту.

Дешвуд видел мрачный, холодный океан, видел крошащийся утес под ногами и скалы далеко внизу.

— Смотри, Джеймс. Разве ты не видишь, что она идет?

Помощник детектива подумал, что кузнец свихнулся задолго до крушения поезда.

— Что я должен видеть, Джим?

— Бурю. — Глаза кузнеца горели. — Монах сказал, что бури приходят в основном с северо-запада, с севера Тихого океана, где холоднее. А эта идет с юга, где тепло. Буря с юга приносит больше дождя. Знаешь что?..

— Что? — спросил Дешвуд, чувствуя, как рассеиваются его надежды.

— Здесь есть монах, чей отец владеет беспроволочным телеграфом Маркони. Знаешь ты, что вот сейчас в четырехстах милях в море корабль передает в Бюро, какая там погода?

Он замолчал, обдумывая свое открытие.

Это была возможность подтолкнуть его к разговору, и Джеймс ею воспользовался.

— А вы знаете, что он заимствовал эту идею у Бена Франклина?

— Какую?

— Нам рассказывали в школе. Бенджамин Франклин заметил, что бури движутся одна за другой и можно определить, где они зарождаются.

Кузнец как будто заинтересовался.

— Это он заметил?

— И вот когда Маркони изобрел телеграф, стало возможно отправлять людей по дороге бурь. Вы верно сказали, Джим: сейчас беспроволочный телеграф Маркони позволяет посылать по радио штормовые предупреждения кораблям в океане.

— Значит, Бюро погоды уже какое-то время знает об этой буре? Здорово!

Дешвуд решил, что разговоров о погоде достаточно.

— Чем я вас испугал? — спросил он.

— Тот рисунок, который ты мне показал…

— Вот этот?

Дешвуд достал из саквояжа рисунок без усов.

Кузнец отвернулся.

— Это он пустил под откос «Коуст лайн лимитед», — тихо сказал он. — Только уши на твоем рисунке слишком большие.

Дешвуд обрадовался: он совсем близко. Он сунул руку в саквояж. Исаак Белл телеграфом велел ему связаться с полицейскими Южно-Тихоокеанской железной дороги, которых звали Том Криггс и Эд Боттомли. Криггс и Боттомли взяли Дешвуда с собой, угостили выпивкой, потом передали рыжеволосой в своем любимом борделе, потом накормили завтраком и отдали крюк, пустивший под откос «Коуст лайн лимитед». Теперь Дешвуд вытащил из саквояжа эту тяжелую чугунную штуку.

— Вы сделали этот крюк?

Кузнец мрачно посмотрел на него.

— Сам знаешь.

— Почему вы ничего не сказали?

— Потому что меня обвинят в смерти этих несчастных.

— Как его зовут?

— Он не представился.

— Если вы не знаете, кто он, почему убежали?

Кузнец понурил голову. Слезы заполнили его глаза и покатились по красным щекам.

Дешвуд не знал, что делать дальше, но чувствовал, что заговорить было бы ошибкой. Не желая нарушать молчание, он повернулся к океану, надеясь, что кузнец продолжит исповедь. Плачущий кузнец принял молчание Дешвуда за осуждение.

— Я не хотел плохого. Никому не хотел вреда. Но поверят не мне, а ему.

— Почему вам не поверят?

— Я только кузнец. А он важная птица. Ты бы кому поверил?

— Что за птица?

— Кому бы ты поверил? Пьянице-кузнецу или сенатору?

— Сенатору? — в полнейшем отчаянии повторил Дешвуд. Вся его работа, все поиски, вся погоня за кузнецом привели к сумасшедшему.

— Он всегда держался в темноте, — прошептал Хиггинс, смахивая слезы. — В переулке за конюшней. Но парни распахнули дверь, и свет упал ему на лицо.

Дешвуд помнил переулок. Помнил дверь. Представлял себе свет. Он хотел поверить кузнецу. Но не мог.

— А где вы видели сенатора раньше?

— В газетах.

— Похож?

— Как две капли воды, — ответил Хиггинс, и Дешвуд решил, что кузнец убежден в том, что говорит, так же сильно, как винит себя в крушении «Коуст лайн лимитед». Но вера не обязательно делала его нормальным. — Человек, на которого я смотрел, точно эта шишка, сенатор. Вот не мог быть он, а был… а коли так, я понял, что попал в переплет. В большие неприятности. Неприятности, которые сам себе устроил. Собственными руками.

Плача все сильней, тяжело дыша, он поднял мокрую от слез лапу:

— Те люди погибли из-за работы этих рук. Машинист. Кочегар. Парень из профсоюза. И мальчонка…

Ветер задрал подол монашеской рясы Хиггинса, и кузнец посмотрел вниз, на скалы, как будто те обещали мир. Дешвуд не смел дохнуть, словно простой вопрос: «Какой сенатор?» мог заставит Джима Хиггинса броситься вниз.

Осгуд Хеннеси кончил распекать своих банкиров за дурные вести с Уолл-стрит и перешел к юристам, когда совещание прервали. Вошел низкорослый дружелюбный парень в жилете, с галстуком-шнурком, в белом стетсоне, со старомодным пистолетом 44 калибра на бедре.

— Прощу прощения, джентльмены. Простите за помеху.

Юристы железной дороги подняли головы, на их лицах появилась надежда. Любая передышка, когда президент гневается — дар небесный.

— Как вы прошли мимо моего кондуктора? — грозно спросил Хеннеси.

— Я сообщил вашему кондуктору, джентльмену с дробовиком, что я маршал Соединенных Штатов Крис Дэнис. У меня сообщение мистера Исаака Белла для мистера Эраста Чарни. Кстати, мистер Чарни здесь?

— Это я, — сказал тучный, с тяжелым подбородком Чарни. — Что за сообщение?

— Вы арестованы.

Пуля из «винчестера», которая едва не сбросила предателя-телеграфиста Росса Паркера с лошади, разорвала ему правый бицепс и оставила в мышце множество осколков кости. Доктор сказал, что Паркеру повезло: пуля не раздробила плечевую кость, лишь задела. Но Паркер не чувствовал, что ему повезло. Через две с половиной недели после того, как детектив Ван Дорна, тот, что говорил с техасским акцентом, ранил его и убил двух его лучших людей, плечо болело так сильно, что, когда он поднимал руку к телеграфному ключу у себя на почте, у него начинала кружиться голова.

Еще больнее оказалось протянуть руку к почтовому ящику, чтобы достать письмо Саботажника. Больно было даже вскрывать ножом конверт. Проклиная подстрелившего его фараона, Паркер вынужден был ухватиться за прилавок, чтобы не упасть, когда вынимал багажную квитанцию, которую и надеялся увидеть.

Ежедневная открытка Бюро погоды с прогнозом стоит на прилавке в металлической рамке. Сельский почтальон каждый день приносит ее за город, на ферму вдовы, где Паркер восстанавливает силы. Прогноз сегодня такой же, как вчера и позавчера: ветер сильнее, дождь сильнее. Еще одна причина отправиться в Сакраменто.

Паркер предъявил на железнодорожном вокзале багажную квитанцию и получил оставленный там Саботажником саквояж. Внутри он нашел обычную пачку двадцатидолларовых банкнот, карту Северной Калифорнии и Орегона с указанием, где следует перерезать провода, а также записку: «Приступить немедленно».

Если Саботажник рассчитывал, что Паркер с полуотстреленной рукой будет карабкаться на столбы, когда два его бандита убиты, он ошибался. Виды Паркера на саквояж с деньгами не предусматривали работу за эти деньги. Он буквально побежал через вокзал и встал в очередь за билетами.

Перед ним стоял рослый мужчина. Судя по жилету, вязаной шапке, клетчатой рубашке, рабочим брюкам, ботинкам с подковками и длинным, вислым усам, лесоруб. И пахло от него как от лесоруба: высохшим потом и сырой древесиной. Не хватало только обоюдоострого топора на плече. Но есть у него топор или нет, он слишком здоровенный, чтобы с ним спорить, решил Паркер. Особенно с раненой рукой. Еще более рослый парень, от которого пахло точно так же, встал за ним.

Лесоруб купил три билета до Реддинга и остановился рядом, пересчитывая сдачу. Паркер купил билет до Чикаго. Посмотрел на часы. Успеет перекусить и вздремнуть. Он вышел из вокзала и пошел искать салун. Вдруг с двух сторон к нему подошли лесорубы, стоявшие с ним в очереди.

— Чикаго?

— Что?

— Мистер Паркер, вам нельзя ехать в Чикаго.

— Откуда вы знаете мое имя?

— На вас рассчитывают здесь.

Росс Паркер быстро соображал. Эти два человека, должно быть, следили за багажным отделением. А значит, Саботажник, кем бы он ни был, на несколько шагов опережает его.

— Я ранен, — сказал Паркер. — В меня стреляли. Я не могу подниматься на столбы.

— Мы это сделаем за вас.

— Вы линейные монтеры?

— Какова высота телеграфного столба?

— Шестнадцать футов.

— Мистер, мы высотники. Поднимаемся на деревья в двести футов и остаемся там обедать.

— Дело не только в подъеме. Вы умеете сращивать провода?

— Вы нас научите.

— Ну, не знаю. На это нужно время.

— Неважно. Мы ведь будем больше резать, чем сращивать.

— Но сращивать тоже нужно, — сказал Паркер. — Если хотите вывести систему из строя и так ее оставить, мало разрезать провода. Нужно спрятать концы, чтобы ремонтники не видели, где линия разорвана.

— Если не научите нас сращивать, — буднично сказал лесоруб, — мы вас убьем.

— Когда начнем?

— Как сказано в вашей записке — «немедленно».

Глава 47

Час за часом «Экспресс Ван Дорна» с Исааком Беллом поднимался к проходу Доннера. Перевалив наконец через вершину, локомотив, тендер, вагон-ресторан и «пуллман» с грохотом прокатились между каменными откосами, известными как «Китайские стены», пронеслись по туннелю сквозь гору Саммит и начали спуск к Сьерра-Неваде.

Набирая скорость с каждой ведущей под уклон милей, поезд делал больше ста пяти миль в час. Даже с учетом еще одной остановки ради воды и угля Белл полагал через час добраться до Сакраменто.

Когда «особый» остановился в Сода-Спрингз, он отправил вперед телеграмму. Чтобы побыстрее сменить локомотивы, он попросил начальника станции Сакраменто подготовить свежий паровоз, который повезет его дальше на север к мосту через Каскейд-Кэньон.

Белл постоянно обходил своих ревизоров, юристов, сыщиков и дознавателей и много раз говорил с каждым в поезде. Они разгадывали загадку, какой из европейских банкиров оплачивает бесчинства Саботажника. И насколько Белл был близок к самому Саботажнику?

С тех пор как бухгалтер отца подтвердил, что Кинкейд агент и шпион Саботажника, Белл мысленно переигрывал ту партию в дро-покер в «Оверленд лимитед», когда блеф позволил ему выиграть у Кинкейда. Он помнил, что вначале разыграл блеф со стальным магнатом Джеймсом Конгдоном. То, что Кинкейд объявил «фолд», стало, мягко говоря, сюрпризом. Это был умный ход, действие расчетливого игрока, игрока, который умеет рисковать, но более осторожного, чем Кинкейд был весь тот вечер. Более хитрого игрока.

В сознании Белла все время возникала странная фраза: «Я воображаю невообразимое».

На тропе, откуда открывался вид на «Восточно-орегонскую лесопильную компанию» Саботажник верхом на гнедой лошади наблюдал, как все идет согласно его замыслу. Зарядили сильные дожди. После множества неудач ему наконец начинало везти. Севернее на горы обрушились снежные бури. В Портленде и Спокане бушует снежный буран. Но здесь идет дождь, он заполняет ручьи и речки, питающие реку Каскейд. «Озеро Лилиан» уже переливается через искусственную дамбу.

Дождь слишком сильный, чтобы рубить лес. Ветер раскачивает тросы, спускающие стволы на лесопилку. Алчный управляющий мрачно расхаживает по своей конторе. Мулы дремлют в стойлах. Стоят, подставив спины дождю, быки. Возчики и лесорубы спят на койках, напившись контрабандного виски.

Каноэ «Хеллз-Боттом», заполненные дождевой водой, лежат на берегу ниже дамбы. Нет работы — нет платы. С наступлением зимы салуны редко отпускают в кредит. Женщины — никогда.

Саботажник повернул лошадь и доехал по тропе до хижины Филипа Доу.

Он приехал не ради того, чтобы поздороваться. Саботажник привязал лошадь под навесом, перебросил седельную сумку через плечо и постучал в дверь. Доу открыл немедленно. Он наблюдалчерез ружейную бойницу.

Глаза его лихорадочно блестели. Кожа вокруг перевязанного уха покраснела. Повторные дозы карболовой кислоты и виски не могли убить инфекцию. Но Саботажник подозревал, что дело не только в заражении. Неудачная попытка убить Исаака Белла и последующая перестрелка с детективом основательно вывели Доу из равновесия.

— Порох, фитиль, детонаторы, — сказал Саботажник, ставя саквояж в самый дальний от очага угол. — Водонепроницаемые. Как уши?

— Этим слышу хорошо.

— Свисток локомотива слышишь?

Со станции в девяти милях ниже доносился слабый свисток «Консолидейшн».

Доу наклонил здоровое ухо.

— Сейчас, когда ты сказал…

— Возьмешь с собой одного из твоих парней, чтобы он услышал мой сигнал взорвать дамбу.

— Я оставлю дверь открытой. Я не глухой. Услышу.

Саботажник не стал спорить. Пусть Доу остается верным и годным для дела. А если с ним в этой чистой хижине засядет дурно пахнущий лесоруб, Доу может его убить.

— Ладно, не волнуйся, — сказал он. — Я дам два свистка. Ты их хорошо услышишь.

Одновременный гудок двух локомотивов пролетит над горами громче крика баньши: «Рви дамбу «озера Лилиан»!

— Как ты это сделаешь?

— Ты веришь, что всякий железнодорожник на станции работает на Осгуда Хеннеси? — загадочно спросил Саботажник. — У меня на краю станции стоят два локомотива без охраны. К тому времени как кто-нибудь явится проверять, почему они засвистели, ты уже взорвешь дамбу.

Доу улыбнулся. Ему это понравилось.

— Ты вездесущ, правда? — спросил он.

— Приходится, — ответил Саботажник.

Доу раскрыл седельную сумку и опытным взглядом осмотрел взрывчатку.

— Гремучий студень, — одобрительно заметил он. — Ты свое дело знаешь.

Дамба пропитана водой. Вода выделит нитроглицерин из обычного динамита. Саботажник принес гелигнит, устойчивый к воде. Детонаторы и фитиль тоже буквально утопают в воске.

Саботажник сказал:

— Я бы не стал устанавливать заряд раньше завтрашнего полудня, чтобы детонаторы наверняка остались сухими.

Ответ обычно вежливого Доу показал, насколько он взвинчен:

— Я знаю, как взорвать дамбу!

Саботажник поехал назад к озеру. Несколько стволов застряли в водосливе, еще более затруднив сход воды.

«Отлично, — подумал он. — Завтра к полудню «озеро Лилиан» еще подрастет».

Вдруг он наклонился в седле. Каждый его нерв натянулся.

Ниже лагеря по наезженной фургонами дороге от моста через Каскейд поднимался одинокий всадник. Восемь миль по грязной дороге даже без дождя прогулка нимало не увлекательная. Человек на лошади ехал в «Восточно-орегонской лесопильную компанию».

На голове у него был стетсон, сам он — в светло-желтом непромокаемом плаще, ружье в чехле. Но Саботажник догадывался, кто это. Впервые он увидел этого человека рядом с Исааком Беллом в театре Хаммерштейна «Жарден де Пари». Ни шляпа, ни плащ, ни то, что он сидел верхом, — ничто не могло скрыть осанку нью-йоркского актера, расправленные плечи и высоко поднятую голову: «Посмотрите на меня!»

Хищная улыбка исказила лицо Саботажника. Он соображал, как использовать этот неожиданный визит.

— К нам явился детектив Арчибальд Эйнджел Эббот IV…

В «Восточно-орегонской лесопильной компании» Арчибальду Эйнджелу Эбботу IV не понравилось ничего, от восьмимильной грязной дороги на гору до неподвижно замерших паровых лебедок и мрачных лесорубов, глядящих на него из бараков. Арчи ни в чем не усмотрел экономической целесообразности. Даже если бы он никогда не видел лесопильных работ — а он видел их много раз в лесистом Мэне и на Адирондаке, когда ездил вместе с матерью в летний дом семейств Эйнджел и Эббот — он сразу мог бы сказать, что это далекое, труднодоступное место не в состоянии окупить новую технику, тем более принести прибыль.

Он проехал мимо конторы и бараков.

Никто не подумал открыть дверь и пригласить его спрятаться от дождя.

Озеро понравилось ему того меньше. Ветхая дамба вот-вот готова была рухнуть. Вода перехлестывала через нее и бурным потоком заполняет сток. Зачем здесь эта дамба? Он заставил лошадь подняться по крутому склону, чтобы взглянуть поближе. Тропа привела его на верх дамбы, открылся вид на озеро, огромное, гораздо больше, чем должно быть. Сток при работах не использовали. Современные циркулярные пилы, которые он видел ниже, приводились в действие паром.

Эббот заметил движение на грязной тропе. К нему опасно быстро приближался всадник. Хлопающий дождевик подвернут, видно ружье. Полицейский компании объезжает участок, предположил Эббот.

Он подтянул луку седла — вода капала с полей его шляпы — и пальцами одной руки искусно свернул самокрутку. Старый ковбойский трюк, которому он научился у «Техасца» Уолта Хэтфилда, соответствовал его облику. Он едва успел зажечь отсыревшую спичку и понял, что спускающийся к нему всадник не кто иной, как сенатор Чарлз Кинкейд.

Ну, ну… Тот самый человек, за кем приказал следить Исаак Белл.

Эббот бросил самокрутку в лужу.

— Кинкейд. Что вы здесь делаете?

— Могу спросить вас о том же.

— Я на службе. А вот вы?

— Меня интересует это предприятие.

— Исаака Белла тоже. Он попросил меня взглянуть. Вы там, наверху, видели больше. — Эббот кивком указал на тропу. — Что скажете?

— Мне оно показалось современным, — ответил Кинкейд, обдумывая, как убить Эббота. — Не хватает только кабеля, чтобы спускать лес к железной дороге.

Громкий выстрел из ружья привлечет людей из бараков. Треск револьвера, который спрятан у него в наплечной кобуре, тоже. Если прижать ствол «Дерринджера» к голове детектива, это приглушит звук. Но для этого придется приблизиться к опытному бойцу: Эббот, кажется, вполне способен убить его. Придется воспользоваться складной шпагой. Но она может запутаться в плаще. Лучше спешиться и отойти подальше от бараков.

Он уже собирался солгать, будто видел на озере кое-что любопытное, что следует увидеть и Эбботу, когда послышался женский голос. Эббот и Саботажник повернулись к тропе, которая упиралась в бревенчатый скат.

— Будь я проклят, — сказал с улыбкой Эббот и крикнул в ответ: — Отец знает, что вы здесь?

— А вы как думаете?

Лилиан Хеннеси уютно устроилась на огромной Грозе, единственной лошади, способной выдержать вес Джетро Уотта. Она каблуками коснулась боков Грозы, и чудовище мирно направилось к Эбботу и Кинкейду.

Щеки юной наследницы раскраснелись от холодного дождя. В сером свете ее глаза стали еще светлее. Из-под шляпы выбилась прядь волос. Если и было в Орегоне зрелище приятнее этого, мужчины не могли себе его представить. Каждый постарался улыбнуться пошире.

— Чарлз, что вы здесь делаете?

— Что бы я ни делал, я не нарушаю приказов вашего отца.

Но она уже с улыбкой повернулась к Эбботу.

— Поучаствовали в перестрелке, к которой стремились?

— Еще нет, — серьезно ответил он. — Собираюсь поговорить с управляющим. Пожалуйста, подождите меня. Я бы не хотел, чтобы вы возвращались в одиночестве.

— Одиночество ей не грозит, — сказал Кинкейд. — Я провожу ее.

— Именно это я и имел в виду, — сказал Эббот. — Лилиан, я скоро.

Он направился к сборному строению, похожему на контору, и постучал в дверь. Ему открыл человек тридцати с небольшим лет, худой, с жестким взглядом.

— Что надо?

— Арчи Эббот. «Агентство Ван Дорна». Найдете немного времени, чтобы ответить на вопросы?

— Нет.

Эббот вставил ногу в дверной проем, чтобы помешать закрыть дверь.

— Меня наняла железная дорога. Ваш единственный клиент. Хотите, чтобы я пожаловался?

— Почему сразу не сказали? Заходите.

Управляющего звали Джин Гаррет. Арчи с трудом верилось, что этот человек не понимает — работа лесопилки не может приносить прибыль. Когда Эббот стал настаивать, указав, сколько средств ушло на снабжение предприятия, Гаррет выпалил:

— Владельцы платят мне хорошие деньги плюс премию за доставку леса. Мне этого достаточно.

Арчи заглянул на лесопилку, осмотрел машины и присоединился к Лилиан и Кинкейду, которые молча стояли под навесом возле лошадей. Они медленно стали спускаться по ужасной дороге к станции.

Эббот отвел лошадь Лилиан на конюшню, чтобы девушка могла вернуться к себе незаметно для отца. Потом отправил телеграмму Исааку Беллу, рекомендуя ревизорам Ван Дорна внимательнее присмотреться к владельцам «Восточно-орегонской лесопильной компании»; он сообщил также, что встретил в окрестностях лесопилки Чарлза Кинкейда и теперь не спустит с него глаз.

— Пошлю в ту же секунду, как восстановят линию, — пообещал Дж. Дж. Мидоус. — Линия мертвее мертвого. Должно быть, из-за дождя упали столбы.

Джеймс Дешвуд соскочил с парома Южно-Тихоокеанской железной дороги на оклендском причале. Ветер с залива Сан-Франциско трепал белые флаги Бюро погоды. Белый флаг с черным кругом в центре предупреждал о резком похолодании.

Дешвуд кинулся на вокзал, чтобы успеть на поезд до Сакраменто и перехватить там Исаака Белла. Поезд уже отходил от платформы. Он побежал за ним, в последнюю секунду вскочил на подножку и постоял на площадке, переводя дух. Когда поезд миновал вокзал, Дешвуд увидел, что белые флаги спускают и взамен поднимают красные с черным центром. Точно как предсказал кузнец. Штормовое предупреждение.

Глава 48

В Сакраменто Исаак Белл времени не терял. В ответ на его телеграмму железная дорога приготовила для него новейший «Пасифик-4-6-2»; он стоял под парами, с запасом воды и угля. Через несколько минут после того как он подошел с востока, «Экспресс Ван Дорна» отбыл на север.

Всех новоприбывших Белл отправлял в вагон-ресторан, где кипела работа. Сам он задержался на последней площадке и, морща лоб, глядел, как уплывает назад станция. Странная фраза звучала в его сознании: я воображаю невообразимое. Снова и снова.

Валял ли Кинкейд дурака за игрой в покер? Дал Беллу выиграть, чтобы отвлечь? Несомненно, это Кинкейд сошел в Роулинсе и нанял боксеров убить его. И, похоже, именно Кинкейд, действуя по поручению Саботажника, подсказал Филипу Доу, как напасть на Белла в поезде Осгуда, когда он никак не будет ожидать этого.

Он вспомнил, как Кинкейд притворялся, будто восхищается умением Хеннеси идти на огромный риск. Он сознательно подрывал доверие банкиров к своему благодетелю. Что делало его весьма полезным агентом Саботажника. Очень изобретательным шпионом.

Но что если известный сенатор Соединенных Штатов не продажный агент Саботажника? Не его шпион?

— Я воображаю невообразимое, — вслух сказал Белл.

Поезд набирал скорость.

— Мистер Белл! Мистер Белл!

Он оглянулся на этот громкий крик.

Знакомая фигура бежала по лабиринту рельсов, прижимая к себе саквояж, перепрыгивая через стрелки и уклоняясь от локомотивов.

— Остановите поезд! — приказал Белл, распахивая дверь, чтобы его услышал кондуктор.

Локомотив, тендер, вагон-ресторан и «пуллман» замедлил ход. Белл схватил протянутую руку, влажную от дождя и пота, и втащил в тамбур Джеймса Дешвуда.

— Я нашел кузнеца.

— Почему не послали телеграмму?

— Не мог, мистер Белл. Вы решили бы, что я сумасшедший. Мне нужно было доложить лично.

Свирепый взгляд Белла заставил кондуктора быстро отступить в вагон, оставив их одних на площадке.

— Он узнал рисунок?

— Он сознался, что был пьян, когда делал крюк для Саботажника. Но он считает, что человек, которого он увидел, очень-очень важная особа. Такая важная, что я не могу в это поверить. Поэтому я и должен был доложить лично.

Исаак Белл хлопнул Дешвуда по плечу и пожал ему руку.

— Спасибо, Джеймс. Вы сделали невообразимое возможным. Сенатор Чарлз Кинкейд и есть Саботажник.

Глава 49

— Как вы узнали? — ахнул Джеймс Дешвуд.

Едва сказав, Исаак Белл сразу понял, что не ошибся. Сенатор Чарлз Кинкейд не шпион Саботажника, Кинкейд и есть Саботажник.

Чарлз Кинкейд перемещался от одного места нападения до другого, используя сенаторский пропуск в поезда. «О, он часто ездит, сэр. Знаете этих чиновников, вечно в пути», — сказал ему кондуктор поезда «Оверленд лимитед».

Чарлз Кинкейд проник в ближний круг Хеннеси. (Делал вид, что ухаживает за Лилиан Хеннеси. Льстил ее отцу. Набирал близких помощников вроде Эраста Чарни.)

— Как вы узнали?

Ошеломленное лицо молодого человека заставило Белла ответить благожелательно:

— Джеймс, я бы никогда не сказал этого вслух, не расскажи вы мне, что узнали. Отличная работа. Я доложу о вас мистеру Ван Дорну. Кондуктор! Верните поезд к конторе диспетчера. Мне нужен телеграф.

Контора диспетчера располагалась в деревянном здании посреди забитой поездами сортировочной станции. Всего в нескольких дюймах мимо проходили товарные составы, и пол в конторе непрерывно дрожал. Белл продиктовал телеграмму Арчи Эбботу, остававшемуся у моста через Каскейд:

АРЕСТОВАТЬ СЕНАТОРА ЧАРЛЗА КИНКЕЙДА!

У телеграфиста округлились глаза.

— Продолжайте писать!

КИНКЕЙД — ЭТО САБОТАЖНИК.

— Продолжайте писать!

ПРИМИТЕ ВСЕ МЕРЫ ПРЕДОСТОРОЖНОСТИ. НЕ ЗАБУДЬТЕ — ПОВТОРЯЮ — НЕ ЗАБУДЬТЕ: ЭТО ОН УБИЛ УИША КЛАРКА И ВЕБЕРА С ФИЛДСОМ.

— Отправляйте.

Телеграфный ключ застучал быстрее пулемета «Виккерс». Но не продвинулся дальше первого слова. Рука телеграфиста застыла на головке ключа.

— Чего вы ждете?

— Связи нет.

Глава 50

— У нас весь день перебои со связью.

— Телеграфируйте в Дансмьюир, — велел Белл.

В этом железнодорожном центре он поместил детективов Ван Дорна. Он распорядится направить на север локомотив с приказом Арчи арестовать Саботажника.

Телеграфист попробовал, но безуспешно.

— Нет связи с Дансмьюиром.

— Телеграфируйте в Реддинг.

За Реддингом присматривает «Техасец» Уолт Хэтфилд.

— Простите, мистер Белл. Кажется, мертвы все линии от Сакраменто на север.

— Попытайтесь найти обходной путь.

Белл знал, что Сакраменто соединяли с остальной страной многочисленные телеграфные линии. Коммерческие сети соединяли большие города и поселки. Вторичная телеграфная система железной дороги была создана только для передачи приказов поездам.

— Сейчас попробую.

Белл стоял рядом, а телеграфист по очереди вызывал станции, пытаясь определить масштабы повреждений.

Встревоженный диспетчер объяснял:

— К северу от Уида линии «Вестерн юнион» идут по старому маршруту от Сискии до Нортленда. Связь с Каскейд-Кэньоном обеспечивала единственная здесь железнодорожная линия.

— Это все дожди, — сказал телеграфист, все еще ожидавший ответа. — Земля размякает, столбы падают.

Белл расхаживал по конторе.

Вся связь вышла из строя?

Непогода не при чем, он в этом уверен.

Это расстарался Саботажник. Кинкейд не рискует, понимая, что Белл может догадаться, кто он такой. Он изолировал кратчайший путь через Каскейд, чтобы обрушить мост, остановить строительство и обанкротить Южно-Тихоокеанскую железную дорогу. Он ударит, пока опоры еще уязвимы.

— Еще лавины грязи, — продолжал диспетчер. — И опять дожди.

Пытаясь успокоить мрачного, сердито расхаживающего по конторе детектива, диспетчер взял со стола утренние газеты. «Сакраменто юнион» сообщала, что вода в реках поднялась на двадцать футов выше минимальной отметки и во многих местах берег уже размыт. «Сан-Франциско инквайерер» Престона Уайтвея печатал крикливую статью «Буря столетия», сопровождая ее картой Бюро погоды, на которой были показаны один за другим несколько ураганов.

— «Наводнение может стать самым серьезным в истории Орегона, — читал вслух диспетчер. — Рельсы в долинах скрылись под водой и могут быть смыты».

Белл продолжал расхаживать. Мимо прошел товарный состав, задребезжали стекла в деревянных рамах. Локомотив, стоявший рядом, вынужден был выпустить пар, накопленный для поездки к мосту через Каскейд, и дом окутало облако тумана.

— Есть связь с Сан-Франциско и Лос-Анджелесом, — сказал телеграфист, подтверждая худшие страхи Белла. Саботажник — Кинкейд — сосредоточился на кратчайшем пути через Каскейд.

— Попробуйте петлю до Сан-Франциско или до Лос-Анджелеса, оттуда до Портленда и оттуда снова вниз.

Но подручные Саботажника, повредившие телеграф, подумали и об этом. Были разорваны не только линии от Сакраменто на север, но и дальше к северу: от Дансмьюира, Уида и Кламат-Фоллз связь тоже пропала. Кинкейд полностью изолировал строительство кратчайшего пути через Каскадные горы.

Белл повернулся на шум у двери. Ворвался Джейсон Адлер, аудитор «Американ стейт бэнк».

— Мистер Белл, мистер Белл! Я только что разобрал полученные здесь телеграммы. Мы обнаружили компанию, которую он контролирует через «Шане и Саймон». Эта компания купила «Восточно-орегонскую лесопильную», чтобы та поставляла шпалы и древесину на строительство кратчайшего пути.

— Где? — с упавшим сердцем спросил Белл. Название все ему сказало.

— Над мостом через каньон на реке Каскейд. Это тот самый мост, который компания «Опоры и кессоны»…

— Освободите нам путь! — приказал Белл голосом, в котором звучала сталь.

— Сэр, но поезда с материалами и рабочими для кратчайшего пути мы пропускаем в первую очередь…

— Мой поезд обладает правом первоочередного и немедленного проезда к мосту, — ответил Белл.

— Но связи нет, мы не можем освободить путь.

— Будем освобождать его по мере движения.

— Протестую, — сказал диспетчер. — Это нарушение правил техники безопасности.

Белл поспешно пошел на поезд, по дороге отдавая приказы.

— Отцепите «пуллман». Бухгалтеры, юристы, переводчики и ревизоры останутся здесь. Продолжайте копать, пока мы не узнаем обо все планах Кинкейда. Нам больше не нужны сюрпризы. Вооруженные сыщики, на поезд!

Подбежали тормозные кондукторы. Когда они отцепили лишний вагон, Белл увидел Джеймса Дешвуда, который одиноко стоял на площадке «пуллмана».

— А вы чего ждете, Джеймс? Садитесь в поезд.

— У меня нет оружия?

— Что?

— Вы сказали «вооруженные сыщики», мистер Белл. Младшим сыщикам в «Агентстве Ван Дорна» позволено пользоваться только наручниками.

Никто не сказал парню, что это правило, которое постоянно нарушается в первую очередь?

Белл повысил голос.

— Парни, познакомьтесь с Джеймсом Дешвудом, бывшим младшим сыщиком из отделения в Сан-Франциско. Он только что нашел главное доказательство того, что сенатор Кинкейд и есть Саботажник. Может кто-нибудь одолжит ему оружие?

Руки нырнули под пальто и шляпы, за пояса и голенища. В зыбком из-за дождя свете сверкнул целый арсенал автоматических и карманных пистолетов, револьверов и «Дерринджеров». Эдди Эдвардс добрался до Дешвуда первым и вручил ему шестизарядный пистолет с никелированной рукоятью.

— Это тебе, Дэш. Он самовзводный. Просто жми на курок. Перезаряжай, когда он перестанет щелкать.

— Все на поезд!

Сам Белл сел в кабину локомотива.

— Идем к Каскейд-Кэньону, — сказал он машинисту.

— Как они узнают, что мы идем, если нет связи?

— Отличный вопрос. Остановитесь у депо.

Белл вбежал в темную дымную пещеру, где на гигантском поворотном круге стояли в ремонте двадцать локомотивов. Стоявший на страже железнодорожный полицейский провел его к черному и грязному десятнику.

— Слышал о вас, мистер Белл, — закричал десятник, перекрикивая лязг металла. — Чем могу быть полезен?

— Сколько времени потребуется, чтобы снять прожекторы с двух локомотивов и прикрепить к моему?

— Час.

Белл достал стопку золотых монет.

— Сделайте за пятнадцать минут, и они ваши.

— Оставьте деньги себе, мистер Белл. Все за счет заведения.

Пятнадцать минут спустя «Экспресс Ван Дорна» пустился в путь с треугольником сверкающих, как звезды, прожекторов на локомотиве.

— Теперь нас издалека видно, — сказал Белл машинисту.

Он бросил кочегару лопату.

— Бросай уголь!

Тихоокеанский шторм, который Джим Хиггинс показывал Джеймсу Дешвуду, обрушился на горный кряж, идущий вдоль побережья Северной Калифорнии и Орегона, залил Сискию восемью дюймами осадков и перемахнул через горы, словно освободившись от тяжести воды. Но на самом деле дождь полил еще сильнее. Шторм двинулся вглубь, заполняя водой узкие долины реки Кламат. Детективы на борту «Экспресса Ван Дорна» видели перегороженные поваленными стволами реки и снесенные стальные мосты; фермеры в резиновых сапогах уводили скот с затопленных полей.

Двигаясь с юго-запада на северо-восток, шторм ударил по восточному краю Каскадных гор, и теперь всем дорогам, ведущим к мосту, грозила катастрофа. Ручьи и реки выходили из берегов. И что самое страшное, начали оползать подмытые берега.

Сакраменто-стрит в Дансмьюире выглядела с идущего поезда, как очередная бурая река. Люди передвигались по улице в каноэ, уклоняясь от всплывших деревянных тротуаров, которые вода оторвала от зданий. В Уиде поплыли целые дома. Фермы по дороге к Кламат-Фоллз походили на озера, а само озеро Кламат — на бурный океан. Речной пароход, сорванный с якоря, течение прижало к железнодорожной эстакаде. Поезд Белла прошел мимо и двинулся дальше.

К северу от озера их остановил оползень.

Рельсы на сто футов были погребены под слоем воды и камней глубиной по колено. Из Чилокина подошли отряды рабочих, чтобы расчистить путь. Они сообщили, что, когда уходили, телеграф не работал. Никто не знал, сколько времени понадобится на восстановление путей. Белл отправил тормозного кондуктора подсоединиться к телеграфному проводу. Связи по-прежнему не было. По приказу Белла детективы вышли из поезда и взялись за лопаты. Через час с пузырями на руках, промокшие, вымазанные грязью, в опасном настроении они снова тронулись в путь.

С наступлением ночи они увидели теснившихся вокруг костров беженцев с затопленных ферм.

Остановились на станции Чилокин, чтобы набрать воды, и Белл заметил на боковом пути множество дрезин. Он приказал прикрепить к путеочистителю локомотива легкую трехколесную дрезину, такую же, как украл Саботажник, чтобы пустить под откос «Коуст лайн лимитед». Дрезина приводилась в движение руками и ногами. Если случится худшее, если поезд снова остановится из-за оползня, дрезину перенесут через поврежденный участок и поедут дальше на ней.

Едва они тронулись, за ними побежал помощник диспетчера и тонким голосом прокричал, что есть связь до Сакраменто. Белл узнал, что монтеры Южно-Тихоокеанской железной дороги обнаружили три отдельных акта саботажа, когда перерезанные провода искусно маскировались ложными соединениями. Это, сказал он своим сыщикам, доказательство, что Саботажник переходит к действиям. Он отрезал кратчайший путь от остального мира для главного, решающего удара.

Второе сообщение, полученное по восстановленной линии, содержало предупреждение Американского бюро погоды о скорости ветра в окрестностях Сан-Франциско. Сильный ветер означал новые бури и дожди. Сразу за предупреждением пришло известие, что буря с Тихого океана идет на Юрику. Улицы Юрики уподобились рекам, на входе в залив Гумбольдта затонул пароход, а по гавани носит шхуну с лесом. На севере пошел снег. Железнодорожное движение полностью остановилось. Портленд парализован и отрезан от Сиэтла, Такомы и Спокана. Но южнее температура оставалась относительно высокой, там повсюду шли сильные дожди. В глубине страны лесорубы разбирали заторы на реках, грозившие затоплением целым городам. Быстро приближавшаяся новая буря уже обрушилась на горы Кламат, слившись с бурей, которая затопила кратчайший путь через Каскейд. Восьмичасовой выпуск обзора погоды в Портленде предсказал усиление снега на севере и дождей на юге в течение сорока восьми часов.

Белл опять попытался связаться по телеграфу с Арчи Эбботом. Севернее Чилокина связь по-прежнему отсутствовала. Единственным способом связаться с мостом через каньон Каскейд было доехать до него на «Экспрессе Ван Дорна».

«Особый» поезд, сияя тремя прожекторами, двигался на север. Но приходилось то и дело останавливаться: заметив его, идущие на юг поезда нажимали на тормоза и начинали отходить на боковые ветки во многих милях позади. И только когда идущий на юг поезд уходил на боковой путь, «Экспресс Ван Дорна» мог двигаться дальше.

Всю ночь Исаак Белл провел в кабине локомотива. Он помогал кочегару подбрасывать уголь в топку, но на самом деле успокаивал и подгонял испуганного машиниста. Ночь прошла без столкновений. Когда черные тучи над горами посветлели, поезд ехал по узкому полотну: слева крутой утес, справа пропасть.

Спотыкаясь и скользя, по тендеру к ним добрался Джеймс Дешвуд; он принес котелок с горячим кофе. Прежде чем взять себе спасительную чашку, Белл разлил кофе паровозной бригаде. А когда посмотрел на только что получившего должность сыщика, увидел, что Дешвуд широко раскрытыми от ужаса глазами уставился на горный склон.

Белл услышал басистый рев, низкий звук громче паровозного гудка, исходивший словно из недр земли. Под тяжелой машиной задрожали рельсы. От горного склона отделился целый утес.

— Прибавь ходу!

Целый сосновый лес скользил на рельсы.

Глава 51

Лес скользил на подушке из грязи и сталкивающихся камней. Как ни удивительно, но скользящие деревья продолжали стоять, а масса земли, на которой они росли, неслась на «Экспресс Ван Дорна».

— Ходу!

Машинист запаниковал. Вместо того чтобы ускорить движение и попробовать проскочить мимо этого водопада из леса, грязи и камней, он собрался остановить поезд и уже потянул назад рукоять Джонсона и включил воздушные тормоза. Локомотив, за которым шел только вагон-ресторан, резко затормозил. Белла, Дешвуда и кочегара бросило вперед. Белл встал и увидел рушащуюся гору.

— Вперед! — закричал он, вырывая рукоять у машиниста. — Полный вперед!

Машинист справился с паникой и двинул рукоять Джонсона вперед. Белл отжал ручку регулирующего клапана. Локомотив прыгнул вперед, словно спасая свою жизнь. Но оползень набирал скорость, масса высоких деревьев продолжала движение. Оползень длиннее поезда надвигался с горы, как идущий боком океанский лайнер.

Белл ощутил порыв ветра, такой сильный, что локомотив ощутимо покачнулся. Воздух, который толкал перед собой оползень, был холодным и сырым. В кабине стало так холодно, будто огонь в топке погас.

И тут несущаяся на них масса начала разламываться. И, ломаясь, разгоняться.

Деревья на краю движущегося леса наклонились вперед, нацелившись на поезд, как гигантские копья. Перед главной массой подпрыгивая катились камни, они били по локомотиву. Булыжник величиной с наковальню пробил боковое окно кабины и бросил на пол кочегара и машиниста.

Дешвуд подскочил, чтобы помочь окровавленным людям. Белл дернул его назад. Второй булыжник, как пушечное ядро, пронесся там, где только что была голова Дешвуда. Массивные камни раскачивали локомотив, с грохотом ударяли в тендер, выбили окна пассажирского вагона, осыпав детективов осколками стекла.

Оползень разделился на две части. Половина неслась перед локомотивом. Ускоряясь, она летела к рельсам, как неуправляемый поезд; перегоняя «Экспресс Ван Дорна», она приближалась к тому месту, где пройти мог только один. Эту гонку поезд Белла выиграть не мог. Бурлящий поток камней и грязи похоронил под собой рельсы впереди.

Большая часть оползня окружила пассажирский вагон тремя потоками. Камень больше амбара ударил в тендер и сбросил его с рельсов. Тяжелый тендер, располагавшийся между локомотивом и пассажирским вагоном, потянул оба их за собой. Его сцепка с локомотивом держала прочно, и тендер тащил локомотив с рельсов. Те под гигантской тяжестью изогнулись, и колеса локомотива сошли с них на шпалы. Стотонная машина накренилась к пропасти и, продолжая движение вперед, начала переваливаться за край. Но тут передние колеса наткнулись на камни, нагроможденные оползнем. Налетев на них, локомотив резко остановился. Сильный толчок разорвал муфту, и тендер сорвался в пропасть.

Белл оглянулся в поисках вагона с детективами.

Со столбов свисали разорванные телеграфные провода. Двести ярдов пути были погребены под камнями, землей и раздробленными стволами. Разорвалось ли сцепление с пассажирским вагоном? Или тендер утащил его с собой в пропасть? На месте вагона с детективами была груда стволов. Белл утер дождь с глаз и пригляделся внимательнее. Вопреки всему он продолжал надеяться. И вдруг увидел вагон. Тот по-прежнему стоял на рельсах: его удержали деревья, пробившие окна, как вышивальные иглы протыкают ткань.

Белл поднес руки ко рту и крикнул через усеянную обломками гору, которая только что была железнодорожными путями:

— Эдди! Как вы там?

Он прислушался, ожидая ответа, но различил только шум реки в ущелье и свист пара, бьющего из поврежденного локомотива. Он крикнул еще и еще. Ему почудилась сквозь дождь знакомая копна белых волос. Эдди Эдвардс помахал одной рукой. Вторая висела неподвижно.

— Застряли, — крикнул Эдди. — Все живы.

— Я отправляюсь вперед. Пришлю с ремонтниками врача. Джеймс. Быстрей!

Парень был бел, как простыня. Глаза у него округлились от потрясения.

— Дрезина. Надо ее снять. Давай.

Белл выпрыгнул и прошел к передней части опасно накренившегося локомотива. Дрезина не пострадала. Ее отвязали от путеочистителя и, спотыкаясь и скользя, перенесли через пятьдесят футов камней, загромоздивших рельсы. Через несколько минут Белл уже изо всех сил нажимал на педали ногами и давил на ручку руками.

Через пятнадцать минут они увидели на боковом пути ремонтный поезд. Белл приказал отцепить локомотив, и они проехали на нем последние десять миль до туннеля N 13. С грохотом миновали туннель. Машинист затормозил, и они оказались на станции, запруженной товарными составами, остановленными перед ненадежным мостом. Белл с удивлением увидел на самом мосту тяжелый состав с углем. Черный уголь, наваленный в пятьдесят вагонеток-хопперов, блестел под дождем.

— Я думал, мост не выдержит такую тяжесть. Его укрепили?

— Господи, нет, — ответил машинист. — Внизу круглосуточно работают тысячи человек, но положение опасное. Еще неделя, и река поднимется.

— А что там делает состав с углем?

— Мост начал дрожать. Дрожь пытаются погасить добавочным давлением.

Белл видел, что площадка на той стороне тоже забита составами. Эти пустые вагоны не могли вернуться на станции и в калифорнийское депо.

— Где контора диспетчера?

— Временная на этой стороне. Вон в том желтом служебном вагоне.

Белл спрыгнул с локомотива и побежал туда, Дешвуд за ним. Диспетчер читал газету недельной давности. Телеграфист дремал у бездействующего ключа.

— Где сенатор Кинкейд?

— Все внизу, в городе, — ответил диспетчер.

Телеграфист открыл глаза.

— Когда я его видел в последний раз, он шел в «особый» старика. Но на вашем месте я бы туда не ходил. Хеннеси вне себя от ярости. Кто-то отгрузил ему вместо щебенки, необходимой для укрепления опор, четыре состава с углем.

— Отправьте врача и ремонтный поезд. В пятнадцати милях по линии оползень, есть раненые. Пошли, Деш!

Они пробежали по мосту, минуя вагоны с углем. Белл видел на лужах рябь от дождя. Несмотря на тяжесть состава с углем, недостаточно прочное сооружение продолжало дрожать. Взгляд вниз показал, что за девять дней с отъезда Белла в Нью-Йорк река поднялась на много футов. Он видел на берегах сотни рабочих, они тащили на длинных канатах баржи, опрокидывали камни в воду, пытаясь отвернуть течение, в то время как сотни других кишели на временных дамбах и кессонах, спускаемых на дно реки.

— В арестах участвовал? — спросил Белл Дешвуда, когда они приблизились к особому поезду на его приподнятом полотне боковой ветки.

Поездные бригады менялись. Рядом с локомотивом Хеннеси висели фонари обходчиков и сигнальные флаги; сгущались сумерки, фонари тускло горели.

— Да, сэр. Мистер Бронсон позволил мне присутствовать при аресте «Самсона» Скаддера.

Белл скрыл улыбку. Скаддер, иронически прозванный Самсоном, деятельный вор-форточник, весил девяносто фунтов и был известен как самый добродушный мошенник во всем Сан-Франциско.

— Этот очень опасен, — трезво предупредил он. — Держись рядом и делай в точности все, что я скажу.

— Мне достать оружие?

— Не в поезде. Там повсюду люди. Держи наготове наручники.

Белл миновал «особый» вагон Хеннеси и поднялся по ступенькам в «Нэнси-1». Детектив с дробовиком, которого он после нападения Филипа Доу оставил охранять вагон, прикрывал вход.

— Сенатор Кинкейд в вагоне?

Осгуд Хеннеси высунул голову из двери.

— Вы только что разминулись с ним, Белл. А в чем дело?

— Куда он пошел?

— Не знаю. Но дальше на путях стоит его «Томас Флаер».

— Он и есть Саботажник.

— Он и есть дьявол?

Белл повернулся к детективу Ван Дорна.

— Если он вернется, арестуйте его. Будет сопротивляться — застрелите, иначе он убьет вас.

— Да, сэр!

— Пошлите сообщение Арчи Эбботу. Поставьте железнодорожных полицейских охранять мост и город на случай возвращения Кинкейда. За мной, детективы Ван Дорна! Дэш, возьмите флаг и пару фонарей.

Дэшвуд взял сигнальный флаг, плотно обернутый вокруг деревянного древка, и два фонаря и побежал за Беллом.

— Дайте один! — велел Белл. — Если мы будем походить на железнодорожников, выиграем несколько секунд, чтобы подойти ближе.

С приподнятой боковой ветки Белл осмотрел ряды неподвижных составов и узкие проходы между путями. Чтобы догнать Кинкейда до темноты, оставалось меньше шести часов. Он посмотрел на мост. Потом вдоль путей, где строительные работы прекратились, когда стало известно, что мост ненадежен. Подготовленная насыпь, очищенная от деревьев и кустов, уходила дальше того места, где на нее выходила грязная дорога к «Восточно-орегонской лесопильной компании».

Со своего пятачка он не видел машины Кинкейда «Томас Флаер». Добрался ли Кинкейд до своего автомобиля и уехал? И тут Белл увидел, как на краю станции между двумя рядами пустых товарных вагонов показался человек. Он быстро шел к паре локомотивов, стоявших рядом там, где кончались пути.

— Вот он!

Глава 52

Саботажник торопился к локомотивам, чтобы дать Филипу Доу сигнал к взрыву дамбы, когда услышал за собой шаги.

Он оглянулся. За ним, сигналя фонарями, быстро бежали двое тормозных кондукторов. Худой молодой человек и высокий широкоплечий мужчина с узкой талией. Но каким локомотивам они сигналят? Те, к которым идет он сам, дают ровно столько пара, чтобы не остывать.

У высокого мужчины широкополая шляпа, а не кепи железнодорожника. Исаак Белл! Бежит за ним с мальчишкой, которому по виду следует еще учиться в школе.

Кинкейд должен был принять мгновенное решение. Почему Белл бежит за ним, притворяясь железнодорожником?

Предположим, Белл еще не проник в тайну его личности. Подойти к ним, поздороваться, достать «Дерринджер» и застрелить обоих, надеясь, что никто не увидит? Потянувшись за револьвером, он вдруг понял, что слишком долгое раздумье было ошибкой.

Рука Белла стремительно двинулась, и Чарлз Кинкейд обнаружил, что смотрит в неподвижный ствол «браунинга».

— Не цельтесь в меня, Белл! Что вы себе позволяете?

— Чарлз Кинкейд, — ответил Белл четко и громко, — вы арестованы за убийство и саботаж.

— Арестован? Вы серьезно?

— Достаньте «Дерринджер» из левого кармана и бросьте на землю.

— Вы пожалеете!

Кинкейд во всем вел себя, как сенатор Соединенных Штатов, столкнувшийся с дураком.

— Достаньте «Дерринджер» из левого кармана и бросьте на землю, пока я не продырявил вам руку.

Кинкейд пожал плечами, словно успокаивая ненормального.

— Ну хорошо.

Он очень медленно потянулся за «Дерринджером».

— Осторожней, — сказал Белл. — Возьмите «Дерринджер» большим и указательным пальцами.

Прежде Кинкейд видел такие холодные глаза только в зеркале.

Он большим и указательным пальцем достал из кармана «Дерринджер» и наклонился, словно собираясь положить его на землю.

— Вы, конечно, понимаете, что частный детектив не может арестовать сенатора Соединенных Штатов.

— Формальности я оставлю маршалу Соединенных Штатов… или коронеру округа, если ваша рука придвинется ближе к ножу в ботинке.

— Какого дьявола…

— Бросьте «Дерринджер»! — приказал Белл. — И не трогайте нож!

Кинкейд очень медленно разжал руку. Пистолет выпал из его пальцев.

— Повернитесь.

Словно в трансе, Кинкейд медленно отвернулся от мрачного детектива.

— Сцепите руки за спиной.

Кинкейд медленно заложил руки за спину. Все его мышцы были напружинены. Если Белл и допустит ошибку, то только сейчас. Кинкейд услышал за спиной слова, которые и надеялся услышать.

— Ваши наручники, Дэш.

Он услышал звон стали. Почувствовал, как первый наручник обхватил запястье. И только когда к его коже прикоснулся холодный металл второго наручника, развернулся, оказался за молодым человеком и сжал его горло.

Кулак врезался ему в переносицу. Кинкейд отлетел от Дешвуда.

Лежа на спине, ошеломленный ударом, он посмотрел вверх. Молодой Дешвуд, возбужденно улыбаясь, с блестящим револьвером в руке, стоял сбоку. А над ним торжествующе нависал Исаак Белл. Это он уложил Кинкейда одним ударом.

— Неужели вы думали, что я подпущу новичка на десять футов к убийце, который прикончил Уиша Кларка, Уолли Кизли и Мака Фултона?

— Кого?

— Трех лучших детективов, с которыми я имел честь работать. Вставайте!

Кинкейд молча встал.

— Только трех? А Арчи Эббота не считаете?

Кровь отлила от лица Белла, и в это мгновение шока Саботажник начал действовать.

Глава 53

Саботажник с нечеловеческой скоростью начал движение, но напал не на Исаака Белла, а на Джеймса Дешвуда. Нырнув под пистолет молодого человека, он оказался за ним и сдавил рукой его горло.

— Теперь я могу дотронуться до ботинка? — спросил он насмешливо.

Нож он уже достал.

Прижал лезвие к горлу Дешвуда и сделал легкий надрез. Потекла кровь.

— Положение поменялось, Белл. Бросайте пистолет, или я отрежу ему голову.

Исаак Белл бросил на землю свой «браунинг».

— Ты тоже, сынок. Бросай!

Но только когда Белл сказал: «Делайте, что он велит, Деш», револьвер со звоном упал на щебень.

— Расстегни наручник.

— Делайте, что он велит, Деш, — повторил Белл.

Дешвуд достал из кармана ключ и расстегнул наручник на руке, сжимавшей его горло. Наручники упали на щебенку. Наступила тишина. Слышалось только пыхтение локомотива по соседству. Наконец Белл спросил:

— Где Арчи Эббот?

— «Дерринджер» в вашей шляпе, Белл.

Белл достал из шляпы двухзарядный пистолет и бросил к «браунингу».

— Где Арчи Эббот?

— А теперь нож у вас за голенищем.

— У меня нет ножа.

— В отчете коронера Роулинса говорится, что один из боксеров погиб от ножа, брошенного в горло, — сказал Саботажник. — Полагаю, нож вы заменили.

Он снова сделал надрез, и второй ручеек крови смешался с первым.

Белл достал свой метательный нож и положил на землю.

— Где Арчи Эббот?

— Арчи Эббот? Когда я видел его в последний раз, он увивался вокруг Лилиан Хеннеси. Верно, Белл. Я вас перехитрил. Воспользовался вашей ужасной привычкой заботиться о других.

Кинкейд выпустил Дешвуда, сильно ударил его локтем в челюсть, и юноша потерял сознание. Кинкейд повернул запястье руки, в которой держал нож. И тонкая острая рапира устремилась к лицу Белла.

Белл увернулся от удара, аналогичного убившему его друзей.

Кинкейд сделал мгновенный выпад и ударил снова. Белл нырнул вперед, ударился о гравий, подобрал под себя ноги и покатился. Шпага Кинкейда пронзила место, где он был несколько мгновений назад. Белл снова перекатился и потянулся к самовзводному револьверу, который дал Дешвуду Эдди Эдвардс.

Но, протянув к нему руку, увидел блеск шпаги Кинкейда. Острый, как игла, конец складной шпаги навис над револьвером.

— Только попробуйте, — предупредил Кинкейд.

Белл скользнул в сторону, схватил сигнальный флаг, брошенный Дешвудом, и вскочил. Он гибко двинулся вперед, держа наготове фонарь.

Кинкейд рассмеялся.

— Вы фехтуете палкой, мистер Белл. Всегда на шаг позади. Неужели никогда не научитесь?

Белл крепко сжал деревянное древко с намотанным на него флагом и сделал выпад.

Кинкейд парировал удар.

Белл ответил сильным ударом по тонкому клинку непосредственно под острием оружия Кинкейда. Этот удар открыл его для мгновенного укола, и Кинкейд не упустил такую возможность. Его шпага пробила одежду Белла и нанесла саднящий порез около ребер. Отступая, Белл снова резко ударил по шпаге.

Кинкейд сделал выпад. Белл уклонился от него и ударил по шпаге в третий раз.

Кинкейд бросился вперед. Белл развернулся, уходя мимо него, как тореадор. А когда Кинкейд повернулся за ним, чтобы напасть снова, нанес такой удар, что шпага согнулась.

— Компромисс, Кинкейд. Всякое инженерное решение подразумевает компромисс. Помните? Что получаете одной рукой, отдаете другой. Способность прятать складывающуюся шпагу ослабила ее.

Кинкейд бросил в Белла сломанной шпагой и вытащил из пальто револьвер. Но, когда взводил курок, ствол приподнялся. Белл сделал выпад и нанес новый сильный удар. Тонко натянувшаяся кожа на руке Кинкейда разорвалась. Кинкейд закричал от боли и выронил револьвер. Но сразу напал, размахивая кулаками.

Белл тоже поднял кулаки и насмешливо сказал:

— Неужели фехтовальщик-губитель и замечательный инженер пренебрегал столь мужским искусством обороны? Худших ударов я не видел с Роулинса. Вы были слишком заняты планированием убийств, чтобы научиться боксировать?

Он нанес один за другим два удара, пустив кровь из носа и отбросив противника. Используя преимущество, Белл приблизился, чтобы нанести окончательный удар и надеть наручники. Его удар правой попал точно в цель. Такой удар нокаутировал бы любого. Саботажник устоял, и Белл отчетливо как никогда понял: Саботажник не обычный человек, этозлое чудовище, словно выбравшееся из преисподней.

Кинкейд с ненавистью смотрел на Белла.

— Вам никогда не остановить меня.

С поразительным проворством меняя тактику, он схватил сигнальный фонарь и взмахнул им. Белл ловко отскочил. Саботажник разбил стекло о рельс. Керосин пролился, и фонарь превратился в огненный шар. Кинкейд бросил его в неподвижно лежащего Дешвуда.

Глава 54

Пламя охватило Дешвуда. Загорелись брюки, пальто, шляпа. Дым смешался с запахом горелых волос.

Саботажник торжествующе рассмеялся.

— Выбирайте, Белл. Спасайте мальчишку или попробуйте схватить меня.

И он побежал к локомотивам, стоящим на краю боковой ветки.

У Белла не оставалось выбора. Он сорвал с себя пальто и бросился в дым.

Сильней всего огонь горел на груди Дешвуда, но в первую очередь нужно было спасти глаза. Белл обернул пальто вокруг головы юноши, чтобы погасить пламя, потом стал сбивать огонь с груди и ног.

Дешвуд с криком очнулся. Вначале Белл решил, что это крик боли и страха, заглушенный пальто, но выяснилось, что Дешвуд отчаянно извиняется:

— Простите, мистер Белл, простите! Я позволил ему схватить меня.

— Встать можешь?

С черным от сажи лицом, с наполовину сгоревшими волосами, с кровью на горле Дешвуд вскочил:

— Я в порядке, сэр. Простите…

— Найди Арчи Эббота. Пусть соберет всех людей Ван Дорна и следует за мной в горы.

Белл подобрал свой нож, свой «браунинг» и «Дерринджер». «Дерринджер» Кинкейда лежал поблизости, и он подобрал и его.

— «Восточно-орегонская компания» принадлежит Кинкейду. Если оттуда есть выход, он его знает. Попроси Эббота поторопиться.

Неожиданный свисток заставил Белла повернуть голову.

Кинкейд забрался в кабину ближайшего локомотива. Он держал в руке шнур от свистка и пытался привязать плетеный провод.

Белл поднял «браунинг», тщательно прицелился и выстрелил. Расстояние было велико даже для такого точного оружия. Пуля отскочила от стали. Саботажник хладнокровно закончил привязывать петлю и прыгнул из открытой двери кабины. Белл снова выстрелил в открытое окно, пытаясь уложить Кинкейда, пока тот еще там.

Но Кинкейд вскочил и сразу же побежал.

Свисток неожиданно оборвался. Кинкейд оглянулся, и на его лице отразилось отчаяния.

В наступившей тишине Белл понял, что в Кинкейда не попал, но случайно перебил шнур от свистка.

Кинкейд вдруг повернул назад, к локомотиву. Белл выстрелил снова. По-видимому, свисток был очень важен. Белл понял, что это какой-то сигнал. Так важен, что Кинкейд под огнем возвращался к локомотиву. Белл опять выстрелил.

Взлетела в воздух шляпа, сорванная с головы Кинкейда свинцовой пулей Белла. Кинкейд повернулся и бросился за тендер. Квадратный корпус перевозчика воды и угля перекрыл Беллу линию огня. Он во весь дух побежал к тендеру. Обогнув его, он увидел далеко впереди Саботажника. Тот спрыгнул со щебня в конце насыпи. Добежав до конца насыпи, Белл увидел, что Кинкейд мчится по расчищенной полосе. Он увертывался от огня, прыгая из стороны в сторону, ныряя в тень деревьев, и исчез там, где полоса огибала гору.

Белл спрыгнул с насыпи на вырубку и побежал за ним.

Выбежав за поворот, он увидел далеко впереди желтое пятно — «Томас Флаер» 35-й модели, а потом и самого Кинкейда, бегущего к машине.

Кинкейд достал из-под красного кожаного сиденья длинноствольный револьвер и трижды выстрелил, хладнокровно и быстро. Белл нырнул в укрытие, вокруг него свистели пули. Спрятавшись за деревом, он тоже выстрелил.

Кинкейд стоял перед машиной, пытаясь завести мотор. Левой рукой он держался за фару, а правой прокручивал ручку стартера.

Белл снова выстрелил. Пуля прошла совсем близко. Кинкейд пригнулся, но продолжал крутить ручку.

Шесть выстрелов. Еще один, и придется перезаряжать магазин.

Мотор завелся. Белл слышал, как один за другим заработали все четыре гигантских цилиндра. Кинкейд прыгнул за руль. Белл был так близко, что видел, как дрожит бампер оттого, что непрогретый мотор начинает работать на полную мощность. Задняя часть машины высокая, к тому же брезентовый верх поднят, а маленькое заднее окно закрыто тремя запасными шинами. Белл видел только руку Кинкейда, ухватившегося за переключатель передач. Слишком трудный выстрел, чтобы тратить на него последнюю пулю.

Тон громового пыхтения изменился. Мотор заработал. Несмотря на неровную поверхность, Белл бросился бежать. «Томас» взял с места. За ним тянулся голубой дым. Звук мотора стал выше, машина набирала ход. Вот она едет со скоростью бегущего человека. Вот — со скоростью скачущей лошади.

Белл бежал за желтой машиной. В магазине «браунинга» оставался один патрон, а Кинкейда не было видно, его скрывали брезентовый верх и запасные шины сзади. Белл бежал как ветер, но «Томас Флаер» все равно уходил.

Впереди, там, где полоса отчуждения Южно-Тихоокеанской железной дороги встречалась с грязной дорогой, ведущей к «Восточно-орегонской лесопильной компании», вырубка неожиданно расширилась. «Томас» повернул с расчищенного пространства леса на эту дорогу и сразу пошел медленнее: его колеса буксовали в глубокой грязи и рытвинах, оставленных фургонами. Мотор выл от усилий, шины разбрасывали грязь и воду, из выхлопной трубы шел дым.

Белл оказался в футе от машины и прыгнул.

Свободной рукой он ухватился за запасное колесо и сильными пальцами сжал резиновый край. Вес Белла увеличил сцепление задних колес, и машина снова набрала скорость.

Волочась ногами по грязи, Белл ухватился за машину обеими руками и стал подтягиваться. Упираясь ногами в землю, чтобы увеличить инерцию, он добрался до правого борта над задней листовой рессорой и ухватился за кожаную петлю, с помощью которой забрался на заднее крыло. Под ним мелькали вымазанные грязью двенадцать спиц колеса. Крыло, просев под тяжестью Белла, терлось о шину. Скрип металла о резину выдал Кинкейду его присутствие.

Кинкейд мгновенно нажал на тормоза, чтобы скинуть Белла. Используя этот маневр, Белл позволил инерции бросить его вперед, ближе к Кинкейду. Он попытался ухватиться за рычаг коробки передач, но промахнулся и вцепился в медную трубу, по которой масло подавалось на цепную передачу. Кинкейд взмахнул над головой Белла гаечным ключом. Белл разжал руки, но, падая, ухватился за ящик с инструментами, прикрепленный к подножке.

Теперь перед ним оказалось переднее колесо, которое грозило переехать его. Цепь внутри колеса просвистела в дюймах от лица Белла. Он вытащил автоматический пистолет, дотянулся до переднего колеса и сунул ствол под верхнюю часть цепи. Ствол застрял в зубцах цепного колеса, и цепь заблокировало. Автомобиль резко дернулся и заскользил на замерших колесах.

Кинкейд отпустил сцепление. Цепь дернулась. Пистолет вылетел, и автомобиль рванулся вперед. Держа руль левой рукой, Кинкейд взмахнул правой, с гаечным ключом. Ключ задел шляпу Белла. Белл, правой рукой цепляясь за ящик с инструментами, левой достал из-за голенища метательный нож. Кинкейд взмахнул ключом.

Вынужденный разжать руку, чтобы Кинкейд не раздробил ему кость, Белл сбоку воткнул нож в шину. Вращающееся колесо вырвало нож у него из руки, и Белл упал на дорогу.

Громко выстрелил выхлоп, «Томас Флаер» набрал скорость и исчез за поворотом. Перекатившись, Белл встал, весь в грязи, и побежал назад, отыскивая в рытвинах свой пистолет. Вначале нашлась шляпа, а потом и автоматический пистолет. Белл разобрал его, очистил от грязи, снова собрал и поменял пустой магазин на полный. Теперь у него был один патрон в затворе и шесть в запасе. Он сбросил пальто, тяжелое от грязи, и побежал по бревенчатой дороге за Саботажником.

Сзади послышался стук копыт.

Из-за поворота показался Арчи Эббот во главе отряда из десяти детективов Ван Дорна верхом, с седел свисали ружья «винчестер». Арчи привел лошадь для Белла. Белл уставился на нее. А она попробовала укусить его за ногу.

— Лилиан Хеннеси села на нее без труда, — заметил Эббот.

Белл левой рукой потянул голову Грозы вниз и строго сказал в заостренное ухо:

— Гроза, нам предстоит работа.

Лошадь позволила Беллу сесть в седло и поскакала по грязной дороге, опережая остальных.

Через две мили Белл увидел среди деревьев что-то желтое.

«Томас» остановился посреди дороги. Правая задняя шина почти снялась с колеса: она была разрезана. Это сделал нож Белла, еще торчавший из резины. Следы Кинкейда шли прямо по дороге. Белл приказал одному человеку остаться, сменить колесо и привести машину.

Еще через три трудные мили, когда до лагеря «Восточно-орегонской компании» оставалась всего одна, лошади начали уставать. Даже чудовище под Беллом в восемнадцать ладоней ростом дышало тяжело. Но они с Грозой по-прежнему шли впереди, когда наткнулись на засаду Саботажника.

Из-под темных деревьев блеснули вспышки. Загремели «винчестеры». В воздухе засвистел свинец. Тяжелая пули пролетела мимо лица Белла. Другая пробила рукав. Он услышал, как вскрикнул человек. Упала лошадь. Детективы Ван Дорна устремились в укрытие, на ходу доставая ружья. Уклоняясь от копыт испуганных животных, детективы рассыпались по дороге. Белл остался на лошади, он непрерывно стрелял в сторону нападающих, выбрасывающий гильзы рычаг его «винчестера» мелькал очень быстро. Когда все его люди укрылись, Белл спрыгнул на землю и встал за толстой сосной.

— Сколько? — крикнул Эббот.

В ответ раздался второй залп, тяжелые пули зашумели в ветвях.

— По звуку — шесть или семь, — ответил Белл. Он перезарядил ружье. Саботажник хорошо выбрал позицию. Стрельбу вели сверху. Стрелки видят людей Ван Дорна, а детективы, чтобы увидеть противника, должны подставиться под огонь.

Есть только один способ разобраться с противником.

— Арчи? — окликнул Белл. — Готов?

— Готов.

— Парни?

— Готовы, Исаак, — ответили они хором.

Белл ждал целую минуту.

— Пора!

И детективы Ван Дорна пошли в атаку.

Саботажник сохранял хладнокровие. В «Детективном агентстве Ван Дорна» его больше ничего не удивляло. Не сомневался он и в храбрости этих людей. Поэтому он ожидал их дружного дисциплинированного контрнаступления.

Филип Доу тоже сохранял хладнокровие, стреляя, только когда видел между деревьями цель; в бою он чувствовал себя хорошо. Но вот его лесорубы, головорезы, привыкшие нападать двое на одного, привычные к топору и кулакам, а не к ружьям, перед лицом отряда, который наступал, ведя непрерывный огонь, переполошились.

Саботажник почувствовал, что они дрогнули, а через несколько секунд они побежали. Некоторые просто бросали ружья, уходили выше в лес, словно думали, что там спасутся. Рядом Доу продолжал стрелять. Но в людей, укрывающихся за деревьями, попасть трудно, хоть они и наступают.

— Отходим, — негромко приказал Саботажник. — Зачем стрелять, если их можно потопить?

Исаак Белл разрушил его план подать сигнал с помощью гудка локомотивов. Если Доу и услышал одинокий паровозный свисток, звучавший несколько секунд — после того как Белл начал стрелять, других сигналов подать не удалось, — убийца не понял, что это знак взорвать плотину «озера Лилиан».

Вдвоем они уходили от места засады по той же тропе, по которой Доу привел людей из лагеря лесорубов. Когда они пришли в лагерь, лесорубы и погонщики мулов, которые не входили в отряд Доу, высыпали из бараков и смотрели ту в сторону, где стреляли. При виде вышедших из леса Доу и Саботажника с ружьями они благоразумно удалились в бараки, предоставив дуракам задавать вопросы вооруженным людям.

— Филип, — сказал Саботажник. — Я рассчитываю на то, что ты взорвешь дамбу.

— Считай, уже сделано.

— С тобой обойдутся неласково.

— Ну, сначала надо меня поймать, — ответил Доу.

Он подал руку.

Саботажник церемонно, серьезно пожал ее. Душевно ничуть не затронутый, он испытывал облегчение. Каким бы странным ни был кодекс чести убийцы, Доу до последнего вздоха будет стараться взорвать дамбу.

— Я тебя прикрою, — сказал Кинкейд Доу. — Давай ружье. Буду задерживать их, пока есть патроны.

Он уйдет, когда наводнение сметет в ущелье мост через Каскейд. И если повезет, будет последним, кто перейдет по мосту.

Глава 55

Эббот пробрался к Беллу, когда банда Саботажника перестала стрелять.

— Исаак, там наверху огромное озеро, перегороженное дамбой. Я думаю, если он взорвет дамбу, мост снесет.

Белл послал четверых детективов в лес за убегающими стрелками. Троих раненых он устроил у дороги и удостоверился, что по меньшей мере один из них сможет защищаться, если нападавшие вернутся. На дороге лежали две мертвые лошади. Остальные разбежались. Сам Белл побежал вверх по неровной дороге, Эббот и Дешвуд бежали за ним.

— Впереди лагерь, — крикнул Эббот.

В миг, когда перед ними открылся лагерь лесорубов, пришлось укрываться от губительного огня из-под деревьев.

— Это отвлекающий маневр, — сказал Белл. — Чтобы он смог взорвать дамбу.

Они разрядили «винчестеры» в сторону нападения. Стрельба прекратилась, и они пошли дальше, вынув пистолеты.

Сидя у основания бревенчатой дамбы, Филип Доу, вымокший в брызгах падавшей рядом с ним с пятидесяти футов воды, услышал, что «винчестеры» замолчали, и понял, что его жизнь подошла к концу. Кинкейд сдерживал детективов сколько мог.

Убийца ни о чем не жалел.

Он сохранил верность принципам. И освободил мир от немалого количества плутократов, аристократов и прочих дегенератов. Но он знал, что пришла пора кончать. Оставалось только с честью завершить последнюю работу. Взорвать дамбу, прежде чем детективы Ван Дорна убьют его. Или возьмут живым, что хуже смерти. Но, прежде чем взорвать дамбу и совершить Большой Прыжок, он хотел бы послать вперед себя еще немного дегенератов.

Трое их показались из лесу с пистолетами в руках. Как только он выдаст себя, его окружат. Тут пригодилась бы бомба… к счастью, у него в дамбу уже заложены хорошие бомбы. Он вытащил из углубления между бревнами связку из шести стержней гелигнита. Оторвал короткий кусок шнура и осторожно извлек один детонатор.

Детективы увидели Доу. Их крики были еле слышны сквозь шум воды. Спотыкаясь, оскальзываясь на мокрых бревнах, они побежали к нему. В его распоряжении оставались секунды. Недрогнувшими, словно вырезанными из камня, пальцами он присоединил короткий шнур к детонатору и сунул детонатор в середину связки. Своим телом загородил взрывчатку от брызг, взял из закрытой пробкой бутылки сухую спичку и «терку» и поднес пламя к фитилю. Потом спрятал шесть стержней гелигнита за спину и пошел к детективам.

— Бросай оружие! — крикнули ему.

Он поднял пустую руку к небу.

— Покажи другую руку!

Его взяли на прицел. Доу продолжал идти. Расстояние еще было велико для пистолетов.

Исаак Белл выстрелил из «браунинга» и попал Доу в плечо. Доу был так сосредоточен на необходимости подойти к детективам поближе, что даже не заметил легкой пули. Он не остановился, но повернулся к ним плечом и выпрямил руку, чтобы бросить бомбу высоко и далеко. Один из детективов обогнал остальных и поднял большой блестящий револьвер. Вот этот был достаточно велик, чтобы остановить его. Если бегущий сумеет попасть в цель с такого расстояния.

— Назад, Деш! — закричал Белл. — У него что-то есть.

Доу повернулся, чтобы бросить гелигнит. Человек, которого Белл назвал Дешем, остановился и выставил вперед револьвер. Он прицелился. Потом сжал свободную руку в кулак и перегородил грудь, защитив сердце и легкие и получая опору для оружия. Доу приготовился получить пулю. Этот Деш знает, как стрелять.

Тяжелая пуля попала точно в цель, и Доу пошатнулся, не успев бросить бомбу. Перед его глазами все застыло. Слышался только шум воды, переливающейся через дамбу. Доу вспомнил, что еще не поджег фитиль, который взорвет бомбу в дамбе. Он поджег только тот фитиль, который горит в связке стержней гелигнита у него в руке. Как можно считать, что все кончено, если он не выполнил работу?

Его ноги и руки словно одеревенели. Но он собрался с силами, повернулся спиной к пистолетам и, шатаясь, пошел назад к дамбе.

— Деш! С дороги!

Они сразу увидели, что задумал Доу. Все трое открыли огонь. Доу получил пулю в плечо и еще одну в спину. Одна пуля попала в ногу сзади, и он начал падать. Но пробившие его пули подтолкнули Доу вперед. Он упал на дамбу. Лежа над гелигнитом, прижимаясь к мокрым бревнам дамбы, он увидел, как огонь перескочил с фитиля на детонатор. И в последний краткий миг жизни понял, что выполнил свою задау и прихватил с собой целый взвод дегенератов Ван Дорна.

Глава 56

Исаак Белл схватил Джеймса Дешвуда за шиворот и бросил к Эбботу. Эббот поймал мальчишку на лету и бросил еще дальше, вбок. Когда бомба взорвалась, он схватил Белла за руку. Двадцать шагов, меньше ста футов отделяло их от взрыва. Взрывная волна мгновенно пересекла это пространство, и друзья увидели круговерть летящих деревьев; детективов сбило с ног и швырнуло вслед за Дешвудом. В ушах звенело. Они карабкались вверх по берегу в отчаянной попытке уйти от стены воды, которая должна была прорваться через взорванную дамбу.

Услышав взрыв, Саботажник сразу понял — дело плохо. Рвануло недостаточно громко. Не весь гелигнит сдетонировал. Он остановился на дороге и с тревогой посмотрел вниз, в каньон, надеясь увидеть стену воды, освобожденной рухнувшей дамбой. Река поднималась, вода определенно прибывала, но он-то рассчитывал на другое. Теперь он опасался худшего. Частичный взрыв только повредил дамбу, но не разрушил.

Надеясь, что по крайней мере детективы погибли, он повернул обратно, уверенный, что постепенно дамба все равно рухнет и вода снесет мост, пусть на это потребуются не минуты, а часы. Неожиданно он услышал на дороге шум автомобильного мотора — его «Томаса Флаера».

Он мрачно улыбнулся. Должно быть, детективы Ван Дорна поменяли колесо. Как любезно с их стороны. С пистолетом в одной руке, с ножом в другой, он быстро выбрал место, где особенно глубокие рытвины заставят машину идти медленно.

— Это чудо, — сказал Эббот.

— Чудо мимолетно, — ответил Белл.

Поток воды толщиной с быка бил в отверстие, которое бомба убийцы проделала в дамбе из камней и бревен. Но бомба, которой их пытался убить Филип Доу, не взорвала основной заряд, и дамба устояла. По крайней мере пока.

Белл осмотрел повреждения, стараясь определить, сколько еще выдержит дамба. Через верх лился водопад, в щели устремлялись струи воды, словно из пожарных шлангов.

— Деш, где вы научились так стрелять? — поинтересовался Эббот.

— Мама не позволяла мне поступить к Ван Дорну, пока не натаскала меня.

— Ваша матушка…

— В молодости участвовала в шоу Буффало Билла «Дикий Запад».

Белл сказал:

— Можете сообщить матушке, что спасли нашу шкуру, а может, и мост. Надеюсь, этот состав с углем его удержит… В чем дело, Эббот?

Эббот неожиданно встревожился.

— Но ведь это была идея Кинкейда.

— Какая идея?

— Стабилизировать мост дополнительным давлением. Кинкейд сказал, что они однажды так делали в Турции. Кажется, это сработало.

— Кинкейд никогда в жизни ничего не делал без особой цели, — сказал Белл.

— Но Мувери и другие инженеры не допустили бы этого, если бы вес поезда не помог. Наверно, увидев меня здесь, наверху, он подумал, что его игру вот-вот раскроют. И постарался помочь, чтобы развеять подозрения.

— Мне необходимо немедленно спуститься.

— Лошади разбежались, — сказал Эббот. — Но в конюшне есть мулы.

Белл поискал другой выход. Мулы, приученные тащить бревна, не доставят их вовремя, чтобы помешать тому, ради чего Саботажник загнал на мост состав с углем.

Взгляд его упал на каноэ на берегу реки. Вода уже поднялась почти до него.

— Возьмем «экспресс Хеллз-Боттом»!

— Что?

— Каноэ-долбленку. Спустимся в ней к мосту.

Они повернули тяжелую лодку на бок, чтобы вылить из нее дождевую воду.

— Быстрей. Бери весла.

Они столкнули каноэ в воду и удерживали у самого берега. Белл сел вперед, перед шпалой, которой лесорубы укрепили судно, и взял весло.

— Забирайся!

— Не гони, Исаак, — предостерег Эббот. — Это безумие. Мы утонем.

— Жаждущие любви лесорубы выдерживали этот много-много раз. Забирайся.

— Когда дамба рухнет, волна перевернет это каноэ, как спичку.

Белл оглянулся на дамбу. Поток, лившийся через брешь, пробитую бомбой Доу, все расширял края этой дыры.

— Дыра растет, — сказал Эббот. — Видишь, как провисли над ней бревна?

— Он прав, — сказал Деш. — Она может рухнуть в любую минуту.

— Вы оба правы, — сказал Белл. — Я не могу подвергать риску ваши жизни. Догоняйте, как сможете!

— Исаак!

Белл оттолкнулся от берега. Эббот прыгнул, пытаясь удержать каноэ. Но течение уже отнесло лодку на середину узкого потока.

— Встретимся внизу! — крикнул Белл, отчаянно работая веслом, чтобы течение не ударило каноэ о камни. — Наслаждайтесь поездкой на мулах!

Скорость течения застала его врасплох. Вода несла лодку быстрее, чем лошадь несет седока, а большинство автомобилей пассажиров. На такой скорости он окажется под мостом через каньон через двадцать минут. Если не утонет.

Берега крутые, русло узкое и забито камнями. Из реки торчат упавшие деревья. Он обгонял стволы, которые плыли по течению, почти полностью погрузившись в воду. Маленькое каноэ налетело на такой ствол и начало переворачиваться. Белл навалился всей тяжестью на другой борт, чтобы уравновесить лодку. Потом рядом, протянув к каноэ, как щупальца, гигантские корни, поплыло дерево, сорванное потоком с берега. Белл оттолкнул его веслом, потом глубже погрузил весло в воду, стараясь перегнать плывущее чудовище. Корень ударил его по лицу и едва не сбросил за борт.

Отчаянно гребя, Белл обогнал дерево, увернулся от очередного камня, скользнул между двумя другими и наскочил на плоский утес, скрытый под поверхностью. Берега каньона сузились, и на протяжении нескольких миль вода текла между ними, глубокая и неудержимая. Здесь стало полегче, и Белл уже начал надеяться, что доберется до моста невредимым.

Он все время оглядывался. Пока никаких признаков, что дамба рухнула.

Прямой поток завершился рядом резких изгибов. Из-за этих изгибов образовались водовороты, которые вращали каноэ по кругу; один человек в лодке справиться с этим не мог. Белл сосредоточился на том, чтобы держать каноэ прямо и обходить камни, которые выпрыгивали словно ниоткуда. Входя в третий поворот, он оглянулся через плечо, желая понять, где находится. Стены каньона расступились, и вода шла по отмели, усеянной камнями и порогами. Течение бросило его на эти пороги. Белл бешено работал веслом, чтобы выровнять каноэ и направить лодку на большую глубину первоначального течения.

Но как только лодка выровнялась, он услышал зловещий грохот, который быстро нарастал. Звук был такой, словно за ним устремилась стена воды. Он оглянулся, ожидая худшего. Но течение, само по себе бешеное, хуже не становилось. Дамба, оставшаяся в милях позади, по-видимому, еще держалась. Неожиданно Белл понял, что звук, отражающийся от крутых стен каньона, доносится из-за поворота впереди.

Течение вынесло его из-за поворота на середину реки.

На мгновение он увидел веревки, привязанные к деревьям на берегу. Потом взгляд его остановился на чем-то похожем на линию, пересекавшую реку. Но это была не линия. Это был разрыв: вода здесь просто исчезала в водопаде.

Должно быть, лесорубы натянули эти веревки, чтобы выбираться из каноэ и перетаскивать их по берегу мимо водопада. Но у Исаака Белла такой возможности не было. Течение убыстрилось и несло его к водопаду со скоростью тридцать миль в час.

Его спасли дожди. На более низкой воде он погиб бы, разбившись о скалы. Высокая вода смягчила приземление.

Он все еще оставался на плаву, по-прежнему не в воде, когда его внезапно понесло на камень величиной с остров, деливший течение пополам. Упираясь веслом, Белл старался обойти валун. Струи течения объединились в облаке брызг с противоположной стороны и били о лодку с обеих сторон.

Затем на меркнущем небе Белл увидел соединившие края ущелья воздушную арку и прямую линию моста через Каскейд-Кэньон. Странно, что лучшее описание этой простой красоты принадлежало Саботажнику: мост парил. Трудно было поверить, что такое огромное сооружение может выглядеть столь легким или преодолеть такое большое расстояние. На середине моста стояли пятьдесят вагонов с углем, но перед составом и за ним еще оставались длинные участки.

Однако именно Саботажник, который так изящно описал мост, хотел его уничтожить. Он знал что-то связанное с этим товарным составом, и это что-то должно было сделать его хозяином всех железных дорог страны. Все поступки Саботажника, свидетелем которых был Белл, все преступления, которые тот совершил, все убийства невинных людей — все это подсказывало: Чарлз Кинкейд заставил Южно-Тихоокеанскую железную дорогу поставить на мост состав с углем, чтобы воплотить свои чудовищные амбиции и осуществить зловещие замыслы.

Спустя мгновение Белл увидел огни города на берегах под мостом. Он пытался грести к берегу, но тщетно. Течение крепко удерживало тяжелое каноэ. Лодку пронесло мимо пригородов, течение сузилось и убыстрилось, и Белл увидел электрические огни на опорах, вспомогательных дамбах и построенных с их помощью кессонах. Тысяча людей и сотни машин заполняли дефлекторы тоннами камня, укрепляли дамбы стволами деревьев, чтобы их верх оставался над водой.

Река несла каноэ Белла мимо опор. Никто не заметил его появления: каноэ мало чем отличалось от множества темных стволов, которые несла вода. Едва он подумал, что сейчас проплывет под мостом и уйдет в ночь, как стены каньона сжали реку. Течение убыстрилось.

Каноэ несло к самой дальней от города опоре. Лодка перепрыгнула через каменный отводок дамбы, на бешеной скорости развернулась и ударилась о бревенчатый бок вспомогательной дамбы. Пятьдесят усталых плотников, набивающих доски на бревна, удивленно смотрели, как Белл выскочил из каноэ и быстро прошел по деревянному мостику, соединявшему дамбу с опорой.

— Добрый вечер, джентльмены! — сказал Белл, не останавливаясь, чтобы ответить на вопросы: «Кто?» и «Откуда?»

Он увидел прикрепленную к камню стальную лестницу и начал быстро подниматься, одновременно предупреждая остававшихся внизу:

— В любую минуту сверху может прийти волна, наводнение. Продолжайте работу, но будьте готовы уходить.

В шестидесяти футах над водой камень закончился и началась сталь. Стальная опора состояла из квадратной рамы, укрепленной треугольными балками; на ней лестница продолжалась. Для покраски, предположил Белл. С того места на верху камня, где он стоял, столб казался очень высоким, с «Дом компании «Зингер», которую он видел в Нью-Йорке и о котором Арчи Эббот сказал, что в нем шестьсот футов. Уповая на искажение перспективы, Белл взялся за нижнее кольцо лестницы.

И, едва только коснулся его, почувствовал, как дрожит мост. Казалось, он дрожит сильней, чем когда Белл пробегал по нему несколько часов назад. Но ненамного. Может, присутствие поезда с углем возымело нужный эффект? Стабилизировало мост? Не понимая намерений Саботажника, Белл стал подниматься.

Заныла раненая рука, в которую попал Доу. Но Белла беспокоила не столько боль, хотя она усиливалась, сколько то, что она означала. До моста еще далеко, и все четыре конечности нужны ему в рабочем состоянии. Чем выше он поднимался, тем сильнее дрожал мост.

Насколько хуже будет без добавочной тяжести?

Приближаясь к верху, Белл почувствовал запах дыма, что показалось ему странным: ведь через мост не шли поезда. Наконец лестница уперлась в площадку, которая перекрывала стальную арку и вела к другой лестнице, более короткой. Белл с трудом преодолел последние ступени и оказался на мосту. И увидел, что стоит на узкой полосе между поездом и открытым краем. Голова у него кружилась от усилий, и он остановился, чтобы отдохнуть, упираясь рукой на край платформы.

И с криком неожиданной боли отдернул ладонь.

Стальная платформа оказалась горячей — такой горячей, что обожгло руку.

Белл пробежал к следующей платформе и осторожно притронулся к ней. Он снова ощутил запах дыма и неожиданно понял дьявольский замысел Саботажника. Так называемое дополнительное давление стабилизировало мост, как негодяй и обещал. Но от натиска воды на ослабленные опоры мост пронизывала дрожь. Мост в свою очередь заставлял дрожать вагоны, а в тех трясся уголь. В глубине пятидесяти вагонов отдельные куски угля елозили друг по другу, создавая трение. Трение порождало тепло — так человек в дикой местности трет палку о палку, разжигая костер.

В тот миг, когда Белл разгадал извращенный замысел Саботажника, уголь загорелся. Десяток маленьких искорок превратились в сотни языков пламени. Вскоре тысячи таких языков охватят весь уголь. Поезд на самой середине моста уже тлел. В любую секунду огонь грозил перекинуться на деревянные шпалы.

Надо убрать поезд с моста.

Сортировочная станция забита застрявшими поездами и локомотивами. Работы нет, и в паровозных котлах нет пара. Белл увидел большой черный «Болдуин», прицепленный к «особому» Хеннеси. Он всегда оставался под парами, чтобы давать тепло и свет в «пуллманы» и частные вагоны и в любую минуту быть готовым тронуться с места по желанию президента дороги.

Белл побежал к нему. Всем встречным тормозным кондукторам и обходчикам он на ходу приказывал переключать стрелки, чтобы локомотив Старика мог въехать на мост. Рядом с «Болдуином» стоял сам Хеннеси. Без пиджака он казался старым и хрупким. Он тяжело дышал, а в руке держал лопату кочегара.

— Где ваша поездная бригада? — спросил Белл.

— Я бросал уголь в топку еще до того, как они родились. Я всех отослал вниз, укреплять опоры. Мне нужно только перевести дух. Но что-то неладно. Чем это пахнет? На мосту пожар?

— Загорелся уголь. Отцепите свой локомотив. Я уведу поезд.

Хеннеси давал указания тормозным и обходчикам, которые бегали, переводя стрелки, а Белл отвел локомотив от «особого», продвинулся вперед, потом начал пятиться, въезжая на мост. Въехав на него, он прицепил паровоз к первой платформе; тем временем на станции переключали стрелки, готовясь увести горящий состав на боковой путь.

Белл потянул на себя рукоять Джонсона и стал набирать скорость, подавая пар на поршни. Было трудно. Он провел достаточно времени на паровозах, чтобы знать, как им управлять, но вести за собой пятьдесят нагруженных вагонов — совсем другое дело. Колеса проворачивались, поезд не двигался. Он вспомнил о песочнице, откуда под колеса сыплется песок, увеличивая сцепление, и нашел нужный рычаг. Теперь платформы были окутаны дымом, над некоторыми он видел огонь. Белл попытался еще увеличить скорость. Неожиданно в боковом окне послышался голос Саботажника:

— А чем замените тяжесть? Новой порцией угля?

Глава 57

— Балласт удержал бы мост, но кто-то перепутал распоряжения. Хеннеси приказывал добавить балласта. Но ему присылали уголь. Интересно, как это произошло?

Саботажник через открытую заднюю часть паровоза поднялся в будку машиниста и достал из-за голенища нож.

Подозревая, что это копия оружия, которое он уничтожил, Белл достал «браунинг» и нажал на курок. Но автоматический пистолет пережил слишком много погружений в грязь и воду. Боек заклинило. Белл услышал щелчок ножа Саботажника. Удлиняющееся лезвие коснулось его прежде, чем он смог повернуться в тесноте.

Не проникающее ранение, а сильный укол пониже плеча. Ошеломленный, гадая, пробила ли шпага легкое, Белл сунул руку под пиджак и почувствовал на руке теплую кровь. Перед глазами плыло. Саботажник стоял над ним, и Белл с удивлением обнаружил, что упал на подножку.

Глава 58

Чарлз Кинкейд отвел шпагу назад, готовясь пронзить Беллу сердце.

— Я знал, где слабое место моего оружия, — сказал он. — Оно не выдерживает ударов сбоку. Поэтому у меня всегда при себе запасное.

— У меня тоже, — сказал Белл. Он достал из внутреннего кармана «Дерринджер» Кинкейда, который подобрал на дороге. Рукоятка была скользкой от крови. От болевого шока в глазах двоилось, картина окружающего мира уходила и возвращалась. Белл собрался с силами, сосредоточился на широкой груди Кинкейда, словно высветил ее лучом прожектора, и выстрелил.

Кинкейд недоверчиво сделал шаг назад. Он выронил шпагу. Его красивое лицо перекосило от гнева, и он вывалился из кабины локомотива на рельсы.

С трудом подобрав под себя ноги, Белл попытался встать. Снизу, далеко под мостом, он услышал тревожные крики. Отчаянно засвистел паровой свисток на барже с краном. Белл пополз в конец кабины. Оттуда ему стали видны пришедшие в ужас люди у опор. Вверху наконец прорвало дамбу Саботажника. Надвигалось наводнение.

Яростная белая волна высотой с дом, увлекая на своем гребне срубленные стволы и целые деревья, затопила реку от берега до берега. Кричащие люди пытались передвинуть выше работающие динамо-машины. Баржа перевернулась. Огни на стройке погасли.

Белл ухватился за рукоять Джонсона и кое-как поднялся. Дрожь моста передалась локомотиву. От платформ с углем к небу вздымались языки пламени. Если он передвинет состав, то спасет мост от пожара. Но даже мертвый, погибший на рельсах, Саботажник своего добьется. Передвинув состав, Белл уберет стабилизирующую тяжесть и мост рухнет под напором воды. Если не сдвинуть поезд, мост сгорит. Он уже чувствовал запах горящего креозота: шпалы под вагонами задымились. Единственное решение — компромисс.

Белл подал назад рукоять Джонсона, повернул в обратную сторону ручку регулирующего клапана и задним ходом провел поезд к началу моста. Держась за перила, он с трудом спустился. К нему подбежал десятник, со страхом глядевший на горящий поезд.

— Мы открыли стрелки, чтобы вы могли перевести его на боковой путь.

— Нет, мне понадобятся инструменты. Добудьте мне лом и гвоздодер.

— Надо увести его, пока станция не загорелась.

— Оставьте поезд на месте, — спокойно приказал Белл. — Он мне понадобится. Пожалуйста, дайте инструменты.

Десятник убежал и тут же вернулся. Белл взял гвоздодер и тяжелый лом и пошел через мост так быстро, как позволяла рана в груди. По дороге он миновал неподвижную фигуру Саботажника на рельсах. Поезд прошел прямо над ним и не изуродовал тело. Белл дошел почти до дальнего края, нагнулся и начал вытаскивать болты из накладок, которые соединяли рельсы выше по течению.

Теперь, когда поезд отъехал, Белл почувствовал, что мост дрожит сильнее. Взгляд вниз обнаружил стремительно несущиеся воды реки Каскейд. Теряя сознание от недостатка кислорода и потери крови, лихорадочно вытаскивая костыль за костылем, Белл чувствовал, что перестает осознавать действительность.

«Где сейчас Саботажник?» — подумал он. Как все изменилось! Исаак Белл, старший дознаватель «Детективного агентства Ван Дорна», напрягает все силы, чтобы пустить поезд под откос.

Дышать становилось все труднее, Белл видел по краям раны в груди пузырьки воздуха. Если шпага Кинкейда пробила легкое и он вскоре не получит помощь, легкое спадется и омертвеет. Но сначала нужно убрать все рельсы.

Саботажник, раненный не так тяжело, как Белл, был настроен не менее решительно. Он пришел в себя, когда мимо него прошел Белл с гвоздодером. И теперь, не обращая внимания на пулю, застрявшую меж ребер, сгибаясь от боли, он во весь дух бежал к угольному поезду. Гвоздодер детектива сказал ему все, что следовало знать. Белл собирался свалить горящий поезд в реку, чтобы отбросить назад воду, идущую на ослабленные опоры. Саботажник добрался до локомотива, забрался в кабину и кинул в топку несколько лопат угля.

— Эй, что вы делаете? — крикнул тормозной кондуктор, поднимаясь за ним в кабину. — Мистер Белл приказал оставить поезд здесь.

Кинкейд достал длинноствольный пистолет, прихваченный из «Томаса Флаера», и застрелил рабочего. Потом, уверенно взявшись за ручку регулирующего клапана и кран песочницы, повел локомотив вперед. Ведущие колеса завертелись, буксы ослабились, и локомотив потащил платформы с углем на мост. Белый луч прожектора упал на Белла, который развинчивал рельсы.

Тяжелый угольный поезд уменьшил вибрацию моста. Почувствовав перемену, Белл посмотрел на ослепительный луч локомотивного прожектора и сразу понял, что выстрел из «Дерринджера» не убил Чарлза Кинкейда.

Локомотив шел прямо на него. Он чувствовал, как колеса со скрежетом катятся по рельсам. Кинкейд высунул голову из окна кабины, его лицо превратилось в маску ненависти. Рот перекосила бесовская торжествующая улыбка, и Белл услышал, что звук выходящего пара стал громче: Кинкейд открыл регулирующий клапан.

Белл сорвал с рельсов последнюю накладку. Потом всей тяжестью навалился на лом, борясь с уходящим сознанием, стараясь передвинуть открепленную рельсу раньше, чем Кинкейд его переедет.

Белл чувствовал, как ведущие колеса въехали на рельсу. Тяжесть локомотива удерживала рельсу на месте. Собрав последние силы, он передвинул рельсу «в последний миг между «сейчас» и вечностью».

Локомотив с грохотом сошел с путей на шпалы. Белл видел Саботажника с рукой на ручке регулирующего клапана, видел, как торжество на его лице сменилось отчаянием, когда он понял, что вместе с горящим поездом вот-вот упадет в бурную реку.

Белл повернулся, побежал, но V-образный путеочиститель, прикрепленный к носу локомотива, ударил его. Как муха, которую смахнул великан, он отлетел в сторону, перелетел через край, но успел ухватиться за балку. Держась за стальную распорку, Белл смотрел, как падает локомотив. До низу было далеко, и на мгновение показалось, что весь поезд повис в воздухе.

Локомотив и цепочка вагонов упали в реку, обдав волной оба берега. Поднялся столб дыма и пара. Даже под водой огонь в вагонетках оставался вишнево-красным. Но вагоны перегородили реку, как цепь островов, защищающих берег от мощи океана. Волна наводнения заливала их, сила ее поглощалась, удар ослабевал.

Мост через Каскейд перестал дрожать. Упавший поезд задержал наводнение. И, теряя наконец сознание, Исаак Белл увидел, как снова загорелись огни и железнодорожники устремились в кессоны, укреплять опоры.

Глава 59

Несмотря на снежную бурю, у Грейстоун-Меншн на углу Тридцать Седьмой улицы и Парк-авеню собрались толпы зевак, посмотреть на гостей, прибывающих на главную свадьбу зимнего сезона 1908 года: венчание отпрыска старинной нью-йоркской семьи и дочери железнодорожного магната. Те, кто заметил красивую пару, поднимающуюся по заснеженным ступеням в дом, решили, что высокий, безупречно одетый джентльмен с золотистыми усами держит под руку прекрасную женщину, чтобы та не поскользнулась на льду. Но справедливо было как раз противоположное, хотя никто не слышал, как Исаак Белл сказал Марион Морган:

— Кому нужна трость, если можно опереться на сильную женщину?

— Выздоравливающему детективу с пробитым легким…

— Ну, не очень пробитым. Иначе я не оправился бы.

— …который едва не умер от потери крови, а тут еще инфекция, воспаление легких.

— Если этот оператор снимет меня, я его пристрелю.

— Не волнуйся. Я его предупредила, что «Пикчер уорлд» уволит его и выбросит его семью на улицу, если он направит камеру в твою сторону. Кольцо не забыл?

— В жилетном кармане.

— Держись, дорогой, начинаются ступеньки.

Побледнев от усилий, Белл преодолел препятствие. Дворецкий и лакеи ввели их в дом. Марион ахнула, увидев цветы в вестибюле и на большой лестнице.

— Сладкий горошек, розы и цветы вишни! Где они все это взяли?

— Для отца невесты, если он президент железной дороги, повсюду весна.

Отец невесты пошел им навстречу. Осгуд Хеннеси был в жемчужно-сером костюме с розой в бутоньерке. Белл подумал, что он много теряет, когда рядом нет миссис Комден, и с благодарностью увидел дружелюбное выражение на лице дельца.

— Марион! Рад, что вы приехали из Сан-Франциско. Вы, Исаак, уже на ногах?

— Свадьба без шафера все равно что повешение без веревки.

Марион спросила, нервничает ли будущая новобрачная.

— Лилиан нервничает? Она набрала семнадцать подружек невесты в лучших салонах моды, и у нее в жилах течет ледяная вода. — Хеннеси гордо улыбнулся. — К тому же Нью-Йорк не видел невесты прекраснее. Подождите, сами посмотрите.

Он повернул голову и холодно кивнул Дж. П. Моргану.

Белл прошептал Марион:

— Этот рекорд будет побит, если мы решим обвенчаться в Нью-Йорке.

— Что-что? — спросил Хеннеси, покровительственно хлопнув Моргана по плечу и отвернувшись от него.

— Я только сказал, что пойду повидаюсь с женихом. Можно поручить Марион вашим заботам, мистер Хеннеси?

— Буду рад, — ответил Хеннеси. — Идемте, дорогая. Дворецкий сказал, что с шампанским придется подождать, пока не будут даны обеты, но я знаю, где его держат.

— А нельзя ли мне сначала увидеться с Лилиан?

Хеннеси указал на второй этаж. Стук в дверь вызвал внутри визг и смех. Три девушки проводили Марион к туалетному столику Лилиан, где собралось еще несколько девушек. Марион улыбнулась, увидев, что ее возраст внушает им страх и благоговение.

Лилиан вскочила и обняла ее.

— Слишком много румян?

— Да.

— Ты уверена?

— Ты идешь венчаться, а не в бордель.

Школьные подруги Лилиан содрогнулись от смеха. Лилиан велела им:

— Брысь.

На несколько мгновений они остались одни.

Марион сказала:

— Ты выглядишь такой счастливой.

— Я счастлива. Но немножко нервничаю из-за… ну, ты понимаешь, ночью… потом.

Марион взяла ее за руку.

— Арчи один из немногих мужчин, которые искренне уважают женщин. Он будет для тебя всем, кем пожелаешь.

— Ты уверена?

— Я знаю таких людей.

Белл нашел Арчи Эббота в раззолоченной приемной. Он был с матерью, красивой женщиной с гордой осанкой и благородными манерами, которую Белл знал еще с колледжа. Она поцеловала его в щеку и спросила об отце. А когда отплыла — величественно, как океанский лайнер — чтобы поздороваться с родственниками, Белл заметил, что она, кажется, довольна выбором невесты.

— Заэто я благодарен Старику. Хеннеси ее очаровал. Конечно, она считает дом слишком экстравагантным, но мне сказала: «Мистер Хеннеси так чудесно вырублен, грубовато, как старая каштановая балка». И это было еще до того, как он объявил, что строит для нас на Шестьдесят Четвертой улице дом с личными покоями для матушки.

— В таком случае дважды поздравляю.

— Трижды, раз уж ты заговорил об этом. Все банкиры Нью-Йорка прислали свадебные подарки… Боже, посмотри только, кто пришел из великого извне!

«Техасец» Уолт Хэтфилд, стройный, как лонгхорн, и загорелый, как кактус, прошел по комнате, убирая со своего пути горожан, как стряхивают пепел с сигареты. Он оглядел позолоченный потолок, живопись на стенах, ковер под ногами.

— Поздравляю, Арчи. Повезло тебе. Здорово, Исаак. Вид у тебя еще бледный.

— Нервничаю, все-таки я шафер.

Хэтфилд оглядел сливки нью-йоркского общества.

— Клянусь, дворецкий Хеннеси показался мне гремучей змеей на пикнике.

— Что ты с ним сделал?

— Пообещал снять с него скальп, если он не пропустит меня к тебе. Нужно поговорить, Исаак.

Белл подошел ближе и понизил голос.

— Тело нашли?

«Техасец» Уолт покачал головой.

— Искали выше и ниже по дороге. Нашли наплечную кобуру, вероятно, его. И ботинок с петлей для ножа. Но тела нет. Парни считают, что его сожрали койоты.

— Не верю, — сказал Белл.

— Я тоже. Звери всегда что-нибудь оставляют, руку или ногу. Но наши охотничьи собаки ничего не нашли… Прошло три месяца…

Белл ничего не ответил. А когда снова улыбнулся, то потому, что увидел вошедшую Марион.

— Всюду глубокий снег… — продолжал Техасец.

Белл молчал.

— …я обещал ребятам спросить. Когда закончатся поиски?

Белл положил одну руку на плечо Техасцу, второе — на плечо Арчи, посмотрел обоим в глаза и дал ответ, какой они ожидали услышать:

— Никогда.

НЕЗАКОНЧЕННОЕ ДЕЛО

12 декабря 1934 года

Гармиш-Партенкирхен

Исаак Белл в последний раз очистил ото льда тюленью шкуру и втащил волокушу по крутому склону, занесенному снегом и скользкому от льда. На вершине стоял замок Кинкейда. Прежде чем дойти до него, Белл остановился и посмотрел на яркий электрический свет несколькими сотнями ярдов ниже; свет обозначал пропускной пункт и бронированные машины немецких солдат, охранявших дорогу к главным воротам.

Увидев, что солдаты прячутся от метели, он возобновил подъем, направляясь к задней стене замка. Грандиозное сооружение доказывало изобретательность Кинкейда. Даже потерпев поражение, он сумел сохранить столько, что мог позволить себе жизнь в роскоши. По обоим концам большой стены возвышались башни. В нижней части дальней башни светились окна: там жили охранники и слуги. Единственное освещенное окно в ближней башне отмечало личные комнаты Кинкейда.

Белл остановился у сугроба под древней стеной, чтобы перевести дух.

Он достал из саней абордажный крюк, размотал прочную веревку с узлами и высоко бросил. Крюк, обтянутый резиной, неслышно впился в камень. Используя узлы как опоры, Белл поднялся на стену. Ее гребень был усеян битым стеклом. Он рукавом расчистил место, подгребая стекло к себе, чтобы оно бесшумно упало наружу. Потом перебрался через стену, подтянул веревку с узлами, спустил ее с противоположной стороны и слез во двор. Окно светилось на втором этаже пятиэтажной башни.

Бел прошел по двору к толстой наружной двери и открыл ее. Один засов он вернул на место, чтобы ветер не распахнул дверь. Потом прошел через двор к маленькой двери у подножия башни. Здесь был современный замок, но сыщики Ван Дорна узнали имя изготовителя, и Белл получил возможность практиковаться до тех пор, пока не стал открывать этот замок вслепую.

Он не питал иллюзий относительно легкого ареста. Восемнадцать лет назад они едва не схватили Кинкейда, но в хаосе, охватившем Европу по окончании мировой войны, тот сумел ускользнуть. Они вновь подобрались к нему в гражданскую войну в России, но неудачно. У Кинкейда были друзья в обоих лагерях.

Совсем недавно, в 1929 году, Белл подумал было, что загнал Кинкейда в угол в Шанхае, но тот опять вывернулся, едва не убив при этом Техасца. Не было причин полагать, что за минувшие пять лет Кинкейд стал менее изобретателен или опасен, несмотря на то, что сейчас ему уже перевалило за шестьдесят. Злые, с самой мрачной улыбкой предупредил Джо Ван Дорн, не стареют, потому что никогда не заботятся о других.

Замок открылся. Белл распахнул дверь на смазанных петлях. Тихо, как в могиле. Он скользнул внутрь, закрыл дверь. Тусклая парафиновая лампа освещала винтовую лестницу, ведущую вниз, в подвалы и темницу, и наверх, в комнаты Кинкейда. В центре лестничного колодца свисала толстая веревка, помогавшая подниматься по крутым, узким ступеням. Она шла от крыши до темницы, и любое движение заставило бы ее шумно удариться о камень.

Белл извлек пистолет и начал подниматься.

Из-под двери, ведущей в комнаты Кинкейда, пробивался свет. Неожиданно Белл уловил запах мыла и повернулся на движение, которое почувствовал за собой. Из темноты материализовался человек плотного сложения, в одежде слуги, с кобурой на бедре. Белл действовал с быстротой молнии, воткнув рукоять пистолета в горло немца, приглушив его крик и ударом кулака по голове лишив человека сознания. Он быстро протащил его по коридору, нашел еще одну дверь, открыл ее и втащил слугу внутрь. Срезал ножом шнуры портьер, связал человека по рукам и ногам и вставил в рот кляп.

Надо было торопиться. Охранника хватятся.

Он проверил коридор перед комнатой Кинкейда: пусто и тихо. Дверь тяжелая, ручка большая. Белл знал, что эту дверь Кинкейд не запирает, полагаясь на защиту стен, внешней двери, охранников и немецких солдат, которые блокировали дорогу.

Белл прижался ухом к двери. И услышал слабую музыку. Соната Бетховена. Вероятно, фонограф: сомнительно, чтобы в горах можно было принимать радиопередачи. Ну и хорошо, звук заглушит шум открываемой двери. Он повернул ручку. Дверь была не заперта. Белл толкнул ее и вошел в теплую, неярко освещенную комнату.

В камине горел огонь, свечи и керосиновые лампы освещали книжные шкафы, ковры и красивый потолок, выложенный звуконепроницаемой плиткой. Повернутое к огню, спинкой к двери стояло кресло с подголовником. Белл закрыл дверь, чтобы Саботажника не насторожил сквозняк. Постоял в тишине, пока глаза привыкали к освещению. Музыка доносилась из другой комнаты за дверью.

Голосом, заполнившим помещение, Исаак Белл произнес:

— Чарлз Кинкейд, я арестовываю вас за убийство.

Саботажник вскочил с кресла.

Он по-прежнему был крепко сложен, но выглядел на все свои шестьдесят девять лет. Слегка сутулящийся, в бархатном жилете и в очках, Кинкейд мог бы сойти за отставного банкира или даже за университетского профессора, если бы не шрамы, память о чудесном спасении из каньона Каскейд. Разбитая, приплюснутая левая щека на некогда красивом лице. Левая рука кончается неожиданно, сразу за локтем. Выражение лица — под стать шрамам. В глазах горечь, лицо перекошено от разочарования. Но вид Исаака Белла словно оживил его, и он вновь стал насмешливым и презрительным.

— Вы не можете меня арестовать. Это Германия.

— Вас будут судить в Соединенных Штатах.

— Вы что, оглохли от старости? — насмехался Кинкейд. — Слушайте внимательно. Как верный друг нового правительства, я пользуюсь полной защитой государства.

Белл достал из кармана лыжного костюма наручники.

— Мне было бы легче убить вас, чем доставлять живым. Поэтому не забывайте, что произошло с вашим носом, когда я в прошлый раз надевал на вас наручники. Повернитесь.

Держа Кинкейда под прицелом, он застегнул наручники на здоровом запястье и над локтем искалеченной руки. Убедился, что Кинкейд не сможет выдернуть руку. Щелчки наручников словно парализовали Кинкейда. Голосом, полным боли, он спросил Исаака Белла:

— Как вы смогли сюда проникнуть? Немецкая тайная государственная полиция перехватывает всех, кто приближается к моему замку на двадцать миль.

— Поэтому я и пришел один. С другой стороны.

Кинкейд застонал, словно отказавшись от всякой надежды.

Белл посмотрел пленнику в глаза.

— Вы ответите за свои преступления.

Музыка резко оборвалась, и Белл понял, что слышал не фонограф, а настоящее пианино. Он услышал звук открывшейся двери, шорох шелков, и в комнату вплыла Эмма Комден в модном платье с разрезом на боку, которое словно сливалось с изгибами ее тела. Как и у Кинкейда, лицо ее выдавало возраст, но не было ни шрамов, ни выражения горькой ненависти. Следы возраста, морщины — все кануло туда же, куда делись улыбки и смех. Сегодня ее темные глаза оставались серьезными.

— Здравствуйте, Исаак. Я всегда знала, что когда-нибудь мы с вами встретимся.

Белл растерялся. Миссис Комден ему нравилась, пока он не узнал, что она помощница Кинкейда. Невозможно было отделить ее шпионаж для Саботажника от убитых им людей. И он холодно сказал:

— Эмма, к счастью для вас, у меня есть место только для одного, иначе и вы отправились бы с нами.

Она ответила:

— Успокойтесь, Исаак. Забирая его, вы наказываете меня. Я буду страданием искупать свои преступления — страданием, какое только вы способны понять.

— Что это значит?

— Как вы любите Марион, так я люблю его. Могу я с ним попрощаться?

Белл отступил.

Эмма встала на цыпочки, чтобы поцеловать Кинкейда в изуродованную щеку. И, делая это, прижала к руке Кинкейда в наручнике маленький карманный пистолет.

Белл сказал:

— Эмма, я застрелю вас обоих, если вы отдадите ему пистолет. Бросьте!

Она застыла. Но вместо того, чтобы бросить пистолет, нажала на курок. Тело Кинкейда приглушило выстрел. Кинкейд тяжело опрокинулся на спину.

— Эмма! — выдохнул он. — Черт побери, что ты наделала!

— Не могу вынести мысль о том, что ты умрешь в тюрьме или на электрическом стуле.

— Как ты могла меня предать?

Эмма попыталась сказать еще что-то, не смогла и молча повернулась к Исааку Беллу.

— Она вас не предавала, — сказал Белл. — Она сделала вам подарок, которого вы недостойны.

Глаза Кинкейда закрылись. Он умер, пытаясь что-то прошептать.

— Что он сказал? — спросил Белл.

— Он сказал: «Я достоин всего, чего хотел». Это была его глубочайшая вера и величайшая сила.

— Он все равно отправится со мной.

— Люди Ван Дорна не сдаются, пока не получат своего человека? — горько спросила она. — Живого или мертвого.

— Да.

Эмма опустилась на колени и заплакала над телом Кинкейда. Белл невольно был тронут. Он спросил:

— Как вы будете жить?

— Как-нибудь, — ответила она. — Мне никогда ничего не делается.

Эмма Комден ушла в свою комнату и заиграла печальный, медленный рэгтайм. Когда Белл наклонился, чтобы взвалить тело Кинкейда на плечо, он узнал меланхолическую импровизацию на тему мелодии, которую она играла давным-давно в «особом» на станции Окленд, — «Маринованных с перцем огурчиков» Аделины Шепард.

Белл пронес тело Кинкейда вниз по лестнице, потом к выходу из башни и вынес на снег. Пройдя через двор, он отодвинул последний засов, державший дверь, открыл массивные ворота и вдоль стены вернулся к своим саням. Завернул тело в брезент, встал на лыжи и начал спускаться с горы.

На этот раз путь давался легче, чем длинный переход по долине, три мили крутых, но ровных склонов. И хотя снег повалил гуще, ориентироваться было легко — просто надо было идти вниз. Но, как и предупредил Ханс, на последней тысяче ярдов перед деревней склон стал гораздо круче. Устав, теряя власть над ногами, Белл упал. Потом встал, поправил сани, без происшествий проделал последние двести ярдов и остановился за сараем рядом со станцией.

— Хальт!

От входа в сарай на него смотрел человек. Белл узнал шинель и высокую тулью офицерской форменной фуражки гестаповцев.

— Ты как из водевиля выскочил.

— Считаю это за комплимент, — сказал Арчи Эббот. — Давай помещу нашего друга в багажный вагон. — Он вытащил из сарая деревянный гроб. — Надо ли озаботиться тем, чтобы ему хватило воздуха для дыхания?

— Нет.

Они уложили Кинкейда, по-прежнему завернутого в брезент, в гроб и закрыли крышку.

— Поезд вовремя?

— Одной метели мало, чтобы немецкий поезд опоздал. Билет есть? Я провожу тебя через границу.

Поезд входил на станцию, в свете прожектора блестел снег, поднятый его роторным снегоочистителем. Белл зашел в вагон, показал билет. И только когда опустился на плюшевое сиденье в теплом купе первого класса, понял, как замерз и устал, как болит у него все тело.

Тем не менее, его охватила радость, ощущение достигнутой цели. С Саботажником покончено. Больше Чарлз Кинкейд никого не убьет. Белл спросил себя, достаточно ли наказана Эмма Комден за то, что шпионила в его пользу за Осгудом Хеннеси. Отпустил ли он ее безнаказанной? Ответ был: нет. Она никогда не будет свободна, пока не сбежит из тюрьмы своего сердца. Чего — Исаак Белл знал это лучше большинства мужчин — не будет никогда.

Час спустя поезд замедлил ход в Миттенвальде. Кондукторы громко просили пассажиров подготовить паспорта для проверки.

— Я приезжал кататься на лыжах, — ответил Белл на вопрос пограничника.

— Что это у вас за «багаж» в багажном вагоне?

— Старый друг разбился о дерево. Меня просили сопровождать его тело домой.

— Покажите!

Солдаты с карабинами 88 калибра вереницей пошли по коридору вслед за Беллом и пограничником в багажный вагон. На гробе сидел Арчи Эббот. Он курил сигарету «Штурм» — отличная деталь, отметил Белл: марка «Штурм» принадлежала нацистской партии.

Эббот не потрудился встать перед пограничником. Глядя холодными серыми глазами, презрительно кривясь, он рявкнул на безупречном немецком:

— Жертва — друг рейха!

Пограничник щелкнул каблуками, отдал честь, вернул Беллу паспорт и выпроводил солдат. Белл остался в багажном вагоне. Полчаса спустя они прибыли в Инсбрук. Австрийские грузчики уложили гроб в катафалк, который ждал на платформе в сопровождении посольского лимузина. На обеих машинах развевались американские флаги. Помощник посла подал Беллу руку.

— Его превосходительство извиняется, что не смог лично вас встретить. Ему трудно ходить. Старые футбольные травмы, знаете.

— И полтонны жира, — пробормотал Арчи Эббот.

Президент Франклин Делано Рузвельт, борясь с последствиями Великой Депрессии, устранил препятствие — реакционные газеты Престона Уайтвея, — назначив бывшего босса Марион послом в Австрии.

Белл положил руку на гроб.

— Скажите послу Уайтвею, что «Агентство Ван Дорна» высоко ценит его помощь, и передайте мою личную благодарность… Минутку!

Он достал из кармана бланк доставки, лизнул его оборотную сторону и приклеил на гроб. На бланке было написано:

ДЕТЕКТИВНОЕ АГЕНТСТВО ВАН ДОРНА

ЧИКАГО

В ПАМЯТЬ: АЛОИЗИУСА КЛАРКА,

УОЛЛИ КИЗЛИ, МАКА ФУЛТОНА

В Париже было раннее холодное утро, когда Исаак Белл вышел из поезда на Восточном вокзале. Собираясь остановить такси, он залюбовался сине-черным «Бугатти-Ройал». Расхваленная, как самая дорогая в мире, машина безусловно была красива и величественна.

«Бугатти» неслышно остановился у обочины перед Беллом. Из открытой кабины выскочил шофер в ливрее.

— Бонжур, мсье Белл.

— Бонжур, — удивленно ответил Белл, думая «Что теперь?» и жалея, что оставил в сумке свой немецкий автоматический пистолет.

Шофер открыл дверь в роскошный пассажирский салон.

Марион Морган похлопала по сиденью рядом с собой.

— Я подумала, ты захочешь прокатиться.

Белл сел и тепло поцеловал ее.

— Как все прошло? — спросила она.

— Дело сделано, — ответил он. — Сейчас Джо Ван Дорн везет его тело на крейсере по Средиземному морю. Через две недели оно будет в Штатах.

— Поздравляю, — сказала Марион. Она знала, что он все ей расскажет, когда будет готов. — Я так рада тебя видеть.

Белл ответил:

— А я рад видеть тебя. Но тебе не следовало так рано вставать.

— Ну, я не то чтобы встала… — Она распахнула ворот манто, показав красную шелковую ночную сорочку. — Я подумала, ты захочешь позавтракать.

Машина влилась в поток уличного движения. Белл взял Марион за руку.

— Могу я кое о чем спросить?

— О чем угодно.

Она придала его ладонь к щеке.

— Откуда у тебя этот «Бугатти-Ройал»?

— Ах, это. Вчера вечером я выпила перед сном в баре отеля, и какой-то милейший француз попытался снять меня. Слово за слово, и он настоял, чтобы я пользовалась его машиной, пока я в Париже.

Исаак Белл посмотрел на женщину, которую любил уже почти тридцать лет.

— «Милейший француз» — не те слова, чтобы успокоить мужа. Как ты думаешь, почему этот старый джентльмен был так щедр?

— Он безнадежный романтик. Миляга буквально расплакался, когда я объяснила, почему не могу пойти с ним.

Исаак Белл кивнул, дожидаясь, пока обретет дар речи.

— Конечно. Ты ответила ему: «Мое сердце уже сказало».

Марион поцеловала его в губы.

— Ты что, плачешь?

Клайв Касслер Джастин Скотт ШПИОН

ДОЧЬ ОРУЖЕЙНИКА

1

17 марта 1908 года

Вашингтон, округ Колумбия

Вашингтонская военная верфь спала, точно древний город, защищенный толстыми стенами и рекой. Старики-караульные расхаживали между электрическими часами-отметчиками, которые регистрировали их обходы фабрик, арсеналов, магазинов и казарм. За периметром поднимались по холму высокие темные дома, где жили рабочие. Холм увенчивали купол Капитолия и памятник Вашингтону, отблескивавший в свете полной, будто ледяной, луны. Прозвучал свисток. Выпуская облака пара и звеня колоколом, подошел поезд.

Часовые, моряки военно-морского флота США, открыли Северные железнодорожные ворота.

Никто не заметил Ямамото Кента, спрятавшегося под платформой из Балтимора и Огайо, которую локомотив заталкивал на верфь. Колеса платформы скрипели под тяжестью четырнадцатидюймовых броневых плит из пенсильванского Бетлехема. Тормозные отсоединили платформу на боковом пути, и локомотив попятился.

Ямамото опустился на шпалы и каменный балласт между рельсами. Он лежал неподвижно, пока не убедился, что никого рядом нет. Тогда он по рельсам прошел в лабиринт трехэтажных кирпичных зданий, в которых размещалась пушечная фабрика.

Огромное помещение освещалось лунным светом через высокие окна и огнем нескольких совместно работающих печей. Над головой прятались в тени передвижные краны. Громадные пятидесятитонные орудия для дредноутов лежали на полу, как сваленные ураганом стволы стальных деревьев.

Ямамото, японец средних лет, с прядью седины в абсолютно черных волосах, державшийся уверенно, целеустремленно двигался по маршруту часовых, разглядывая токарные станки, машины для изготовления нарезов и печи. Особое внимание он уделял глубоким ямам в полу, где собирались пушки и где на пятидесятифутовые трубы надевались стальные оболочки. У Ямамото было острое зрение, к тому же он побывал на аналогичных «экскурсиях» по заводам Виккерса и Круппа — по английским и немецким заводам, выпускавшим корабельное вооружение, — и орудийным заводам русского царя в Санкт-Петербурге.

На двери лабораторного склада, откуда доставляли материалы для инженеров и ученых, висел старомодный амбарный замок. Ямамото быстро открыл его. Внутри он осмотрел шкафы в поисках йода. Насыпал шесть унций блестящих сине-черных кристаллов в конверт. Потом на требовании с инициалами «А. Л.» — это были инициалы легендарного главного инженера орудийной фабрики Артура Ленгнера — написал «6 унций кристаллического йода».

В дальнем крыле просторного здания он увидел испытательный кессон, в котором специалисты-оружейники моделировали торпедные атаки, чтобы оценить действие подводных взрывов. Морские державы, затеяв международную гонку в строительстве современных боевых кораблей, лихорадочно экспериментировали с торпедами, начиненными ТНТ, но Ямамото обратил внимание, что американцы по-прежнему испытывают пироксилиновые снаряды. Отсюда он прихватил мешочек бездымного пороха-кордита.

Открывая шкафчик уборщика, чтобы украсть бутылку аммиачной воды, он, услышав, что приближается часовой, спрятался в шкафчике и пробыл там до тех пор, пока старик, шаркая, не исчез среди пушек. После этого Ямамото быстро и бесшумно поднялся по лестнице.

Чертежный кабинет Артура Ленгнера — мансарда, служившая мастерской специалистам, в чьей работе соединялись наука и искусство. Чертежи затворов и рисунки фантастических снарядов невиданной мощности соседствовали с мольбертом, библиотекой романов, виолончелью и роялем.

Ямамото оставил кордит, йод и аммиак на крышке рояля и около часа изучал чертежи. «Будьте глазами Японии, — учил он в шпионской школе общества „Черный океан“ в тех редких случаях, когда долг позволял ему побывать дома. — Используйте любую возможность для наблюдения, какова бы ни была ваша основная миссия: обман, саботаж или убийство».

Увиденное испугало его. Двенадцатидюймовые орудия, валявшиеся на полу фабрики, могли послать снаряд за семь миль и пробить десятидюймовую новейшую броню. Но здесь, в мансарде, где рождались новые идеи, американцы создавали пятнадцатидюймовые и даже шестнадцатидюймовые чудовища в семьдесят футов длиной, способные послать за горизонт тонну взрывчатки. Еще никто не знает, как наводить на цель орудие при стрельбе на такие дистанции, когда нельзя по всплескам воды и взрывам установить, был ли недолет или перелет, но Ямамото видел смелый полет мысли и понимал, что только вопрос времени, когда американский «новый флот» овладеет новыми способами управления огнем.

В ящик стола создателя новых орудий Ямамото засунул пачку банкнот — пятьдесят двадцатидолларовых золотых сертификатов США, больше годичного заработка самых искусных рабочих арсенала.

Флот США уже сейчас уступает только флотам Великобритании и Германии. Американский Североатлантический флот, беззастенчиво названный «Великим белым флотом», пронес и продемонстрировал свой флаг в хвастливом кругосветном плавании. Но враги Америки не Британия, Германия, Россия или Франция. Истинная миссия Великого белого флота — угрожать обнаженной сталью Японской империи. Америка намерена хозяйничать в Тихом океане от Сан-Франциско до Токио.

«Япония этого не допустит», — с гордой улыбкой подумал Ямамото.

Прошло всего лишь три года с тех пор, как Русско-японская война породила в потоках крови нового хозяина Тихого океана. Могучая Россия попробовала проучить Японию. Сегодня Японская империя владеет Порт-Артуром. А русский Балтийский флот лежит под тремя сотнями футов воды на дне Цусимского пролива — во многом благодаря японским шпионам, проникшим в российскую армию.

Закрывая ящик с деньгами, Ямамото испытал странное ощущение, будто за ним следят. Взглянув на стол, он наткнулся на смелый взгляд красивой женщины на фотопортрете в серебряной рамке. Он узнал темноволосую дочь оружейника и поразился, как верно фотограф сумел передать ее неотразимый взгляд. Летящим почерком девушка написала на фотографии «Отцу, бесстрашному оружейнику!».

Ямамото подошел к книжным полкам Ленгнера. Здесь романы стояли вперемешку с переплетенными томами описаний патентов. Недавние документы были напечатаны на машинке. Ямамото просматривал том за томом, пока не нашел самые первые патенты, написанные от руки. Одну из таких рукописей он разложил на столе, потом выбрал в боковом ящике лист бумаги и самопишущую ручку с золотым пером. Постоянно сверяясь с рукописью, он быстро набросал короткое бессвязное письмо. Закончив его словами «Простите меня», он скопировал подпись Артура Ленгнера.

Потом отнес йод и аммиак в туалетную комнату оружейника. Рукоятью карманного пистолета «Намбу» истолок кристаллы йода на мраморной плите рукомойника и полученный порошок высыпал в тазик для бритья. Тщательно вытер пистолет полотенцем, оставив на нем пурпурный след. Затем вылил в порошок йода аммиак и размешал смесь зубной щеткой Ленгнера, пока не получилась густая паста трийодида азота.

Открыв крышку рояля, Ямамото добрался до самого труднодоступного участка и смазал пастой струны. Высохнув, взрывчатая смесь станет неустойчивой и чрезвычайно чувствительной к ударам. Легкая вибрация вызовет взрыв и пожар. Сам по себе взрыв способен повредить только рояль. Но как детонатор он губителен.

Ямамото положил шелковый мешочек с порохом на чугунную раму рояля, сразу над струнами. В мешочке достаточно бездымного пороха-кордита, чтобы двенадцатифутовый снаряд пролетел две мили.

Ямамото Кента ушел с артиллерийского завода так же, как пришел; глаза у него все еще слезились от едкого аммиака. Обстоятельства вдруг стали складываться против него. Северные железнодорожные ворота оказались недоступны из-за неожиданной ночной активности. Маневровые локомотивы, сопровождаемые армией тормозных, вводили и выводили полувагоны. Ямамото отступил глубже в арсенал, мимо электростанции, через лабиринт рельсов, зданий и складских дворов. Ориентируясь по дымовым трубам электростанции и паре экспериментальных радиоантенн, видневшихся на фоне лунного неба, он пересек парк и сады, за которыми начинались красивые кирпичные дома, где жили семьи коменданта и офицеров, прикомандированных к верфи.

Здесь начинался подъем. На северо-западе Ямамото видел на фоне неба купол Капитолия. Он усматривал в нем еще один символ огромной мощи США. Какое еще государство могло бы воздвигнуть самый большой в мире чугунный купол, ведя кровопролитную Гражданскую войну? Ямамото почти добрался до бокового выхода, когда на узкой тропе появился караульный.

Ямамото едва успел скрыться в живой изгороди.

Если его задержат, это будет позор для Японии. Он сейчас в Вашингтоне якобы помогает составлять каталог недавних новых поступлений в азиатскую коллекцию Фрира в Смитсоновском институте. Эта легенда помогала ему знакомиться с дипломатами и влиятельными политиками, благо их жены считали себя любительницами искусства и ловили каждое его слово о японском искусстве. Подлинные эксперты Смитсоновского института уже дважды ловили его на ошибках. Он объяснял зияющие пробелы в своих наспех усвоенных знаниях тем, что недостаточно владеет английским языком. До сих пор эксперты принимали его объяснения. Но невозможно будет объяснить, почему японский куратор отдела азиатского искусства оказался среди ночи на Вашингтонской военной верфи.

Часовой прошел мимо, под его ботинками скрипел гравий. Ямамото попятился еще дальше, доставая последнее средство — пистолет. Выстрел привлечет внимание охраны у главных ворот. Ямамото отступал все глубже, надеясь найти брешь, которая выведет его на другую сторону.

У проходящего мимо караульного не было оснований смотреть на изгородь. Но Ямамото продолжал пятиться среди упругих веток, и одна из них сломалась. Караульный остановился и повернул голову на звук. В этот миг луна осветила их лица.

Японский шпион отчетливо увидел его — отставной моряк, старый морской волк, прибавляющий к маленькой пенсии оплату за ночную работу караульного: огрубевшее от ветра лицо, глаза, выцветшие за много лет, проведенных под тропическим солнцем, согнутая спина. Он выпрямился, заметив прячущуюся в изгороди стройную фигуру. Внезапно оживившись, отставник перестал быть стариком, которому следовало бы позвать на помощь; он вернулся во времена своей молодости, когда был сильным, широкоплечим, с длинными руками и ногами, настоящей «синей рубашкой». Звучным голосом, который когда-то долетал до марсов, он спросил:

— Какого дьявола ты там делаешь?

Ямамото наконец пробрался сквозь изгородь и побежал. Караульный ринулся за ним, запутался в ветвях и заревел, как бык. Ямамото услышал вдали ответные крики. Он повернул и побежал вдоль высокой стены. Готовясь к своей «экскурсии», он узнал, что стену воздвигли после того, как во время разлива реки Потомак на верфь попали грабители. Стена слишком высока, чтобы перелезть.

По гравию стучали башмаки. Старик кричал. Мигали электрические фонарики. Вдруг Ямамото увидел путь к спасению — возле самой стены росло дерево. Цепляясь резиновыми подошвами за кору, он взобрался на нижнюю ветку, поднялся еще на две и перепрыгнул через стену. Позади слышались крики. Улицы города, открывшиеся его глазам, были пусты. Ямамото спрыгнул, согнув колени, чтобы смягчить удар при падении.

У мыса Баззард, в самом начале Первой улицы, Ямамото сел в восемнадцатифутовую моторную лодку, которую приводил в движение «бесшумный» мотор Пирса в две лошадиные силы. Рулевой вывел лодку в реку Потомак и повернул вниз по течению. Лодку окутал покров тишины, и Ямамото облегченно вздохнул.

Спрятавшись от холода в крошечной каюте на носу, он размышлял о том, как близок был к провалу, но все же решил, что не навредил делу. Садовая дорожка, на которой его едва не поймали, была в полумиле от пушечной фабрики. И неважно, что старик видел его лицо. Американцы презирают азиатов. Мало кто из них может отличить японца от китайца. «Поскольку иммигранты из Китая гораздо многочисленнее, чем из Японии, караульный сообщит о вторжении презренного китайца — опиумного наркомана», — с улыбкой облегчения думал Ямамото. «Или о том, — усмехался он, — что какой-нибудь грязный работорговец охотился на дочерей командующего».

Пятью милями ниже по реке он вышел на берег в Александрии, в штате Виргиния.

Подождав на деревянном причале, пока лодка исчезнет, он торопливо пошел вдоль реки и зашел в темный склад, в пыли и паутине, забитый устаревшим морским снаряжением.

В полутемной комнате конторы его ждал человек, которого Ямамото презрительно прозвал Шпионом. Он был лет на двадцать моложе японца и выглядел таким невзрачным, что везде оставался почти незаметным. В конторе тоже хранилось устаревшее вооружение прошлых войн: скрещенные сабли на стенах и заряжающаяся со ствола чугунная пушка времен Гражданской войны (под ее тяжестью просел пол). На столе — старый корабельный 24-дюймовый угольный дуговой прожектор. В его пыльной поверхности Ямамото увидел отражение своего лица.

Он доложил о выполнении задания. Потом, пока шпион делал заметки, точно, в подробностях, пересказал все, что видел на оружейном заводе.

— Большая часть оборудования сильно изношена, — заключил он.

— Неудивительно.

Напряженно работающий и плохо финансируемый оружейный завод на самом деле производил все: от подъемников для снарядов до корпусов торпед для Великого белого флота. А после выхода флота в море начал вагонами отправлять в Сан-Франциско запасные части, прицелы, орудийные замки, поршневые затворы. Через месяц флот начнет оправляться после четырнадцатитысячемильного перехода вокруг мыса Горн в Южной Америке и готовиться на военной верфи «Мар-Айленд» к переходу через Тихий океан.

— Я не стал бы их недооценивать, — мрачно возразил Ямамото. — Устаревшее военное оборудование можно заменить.

— Если есть решимость.

— Судя по тому, что я видел, она у них есть. И еще воображение. Они просто переводят дух.

Человек за столом понимал, что Ямамото одержим, если не подавлен, страхом перед американским флотом. Он слышал этот бред и раньше и знал, как сменить тему, щедро осыпав японца похвалами.

— Я никогда не сомневался в ценности ваших наблюдений и в вашей внимательности. Однако меня поражают широта и глубина ваших познаний: химия, инженерное дело, умение подделывать документы. Одним махом вы сдержали развитие их артиллерии и известили конгресс о продажности флота.

Он увидел, как приосанился Ямамото. Даже у самых лучших оперативников есть своя ахиллесова пята. У Ямамото это ослепляющее тщеславие.

— Я долго вел эту игру, — с ложной скромностью подтвердил Ямамото.

«На самом деле, — думал человек за столом, — химические знания, необходимые для изготовления йодного детонатора, заимствованы из простой формулы, которая содержится в „Детской энциклопедии игр и спорта“». Впрочем, это не отменяло других умений Ямамото и его глубоких познаний о военном флоте.

Уняв решительную твердость японца, шпион решил испытать его.

— На прошлой неделе на борту «Лузитании», — сказал он, — я столкнулся с британским атташе. Знаете этот тип. Воображает себя «шпионом-джентльменом».

У него был поразительный дар подражания, и он безошибочно воспроизвел аристократический выговор англичанина:

— Эти японцы, — при всех провозгласил англичанин в курительной, — проявляют природную склонность к шпионажу, а также хитрость и самообладание, каких не встретишь на Западе.

Ямамото рассмеялся.

— Похоже на коммандера Эббингтона-Уэстлейка из иностранного отдела военно-морской разведки адмиралтейства. Прошлым летом его застали за написанием акварели с изображением моря у Лонг-Айленда; на этой акварели случайно оказались нарисованы новейшие американские подводные лодки класса «Гадюка». Вы полагаете, этот болтун сделал нам комплимент?

— Французский флот, куда он успешно проник в прошлом месяце, вряд ли назовет его болтуном. Деньги вы взяли себе?

— Прошу прощения?

— Деньги, которые вы должны были положить в ящик американца. Вы взяли их себе?

Японец оцепенел.

— Конечно нет. Я положил их в ящик стола.

— Враги флота в конгрессе должны поверить, что их гениальный конструктор, их так называемый Оружейник, брал взятки. Эти деньги — важнейшая часть нашего послания конгрессу. Там должны задуматься: а что еще прогнило во флоте? Вы оставили деньги себе?

— Меня не должно удивлять, что вы задаете такие оскорбительные вопросы своему верному союзнику. Тот, у кого сердце вора, всех должен считать ворами.

— Вы оставили деньги себе? — повторил шпион. Привычка сохранять полную неподвижность маскировала стальную силу его мускулатуры.

— В последний раз: я не брал денег. Вам будет спокойней, если я поклянусь памятью моего старого друга — вашего отца?

— Да!

Ямамото с неприкрытой ненавистью посмотрел ему в лицо.

— Клянусь памятью моего старого друга, вашего отца.

— Пожалуй, я вам верю.

— Ваш отец был патриотом, — холодно ответил Ямамото. — А вы наемник.

— А вы в моем списке платных агентов, — еще холоднее ответил шпион. — Когда вы доложите своему правительству ценную информацию, полученную на оружейном заводе Вашингтонской морской верфи — полученную, когда вы работали на меня, — ваше правительство тоже вам заплатит.

— Я шпионю не ради денег. Я шпионю ради Японской империи.

— И для меня.

— Доброго воскресного утра всем, кто предпочитает музыку проповеди, — встречал Артур Ленгнер своих друзей с оружейного завода.

Взъерошенный, с яркими глазами, одетый в мешковатый костюм, главный конструктор Бюро морской артиллерии улыбался, как человек, которого интересует все, что он видит, особенно все необычное. Оружейник был вегетарианцем, откровенным агностиком и пылким сторонником теории подсознания, созданной австрийским неврологом Зигмундом Фрейдом.

У него были патенты на создание электрического вакуумного пылесоса, потому что он искренне верил: фантастическое домашнее оборудование освободит женщину из тюрьмы работы по дому. Он также верил, что женщина должна получить право голоса, право работать за пределами своего дома и даже практиковать контроль над рождаемостью. Сплетники говорили, что основную выгоду от этого получит его прелестная дочь, которая вращается в деловых кругах Вашингтона и Нью-Йорка.

— Настоящий сумасшедший, — жаловался начальник военной верфи.

Но командующий флотской артиллерией, наблюдая за испытаниями последних орудий Ленгнера калибра 12,50 дюймов на атлантическом полигоне Сэнди-Хук, возразил:

— Слава богу, что он работает на нас, а не на врага.

Его воскресный камерный оркестр, причудливая смесь работников оружейного завода, одобрительно рассмеялся шутке Ленгнера:

— Чтобы убедить подслушивающих, что мы не закоренелые язычники, начнем с «Божьей благодати».[24] С си.

Он сел за рояль.

— Можно начать с ля, сэр? — спросил виолончелист, специалист по бронебойным боеголовкам.

Ленгнер охотно взял ноту ля, на которую всем следовало настроить инструменты. И, когда музыканты принялись настраиваться, закатил глаза с деланным нетерпением.

— Джентльмены, вы сторонники новой атональной музыки?

— Еще раз ля, Артур, если можно. Чуть громче.

Ленгнер снова и снова нажимал на ля. Наконец все были удовлетворены.

Виолончелист сыграл первые ноты «Божьей благодати».

На десятом такте вступили скрипки: специалист по торпедам и дородный монтажник трубопроводов. Они сыграли мелодию и начали снова.

Ленгнер занес большие руки над клавиатурой, нажал на педаль и начал играть «Грешник, как я» в тональности си.

Внутри рояля паста трийодида азота, изготовленная Ямамото, затвердела и превратилась во взрывоопасную корку. Когда Ленгнер взял аккорд, молоточки ударили по струнам ля, ми и до, заставив их вибрировать. Завибрировали и струны ля, ми и до всех других октав, сотрясая трийодид азота.

Паста с резким хлопком взорвалась, выбросив пурпурное облачко и вызвав детонацию мешка с кордитом. Кордит разнес рояль на тысячи осколков дерева, струн и слоновой кости; эти осколки пробили голову и грудь Артура Ленгнера, мгновенно убив его.

2

К 1908 году «Детективное агентство Ван Дорна» имело отделения во всех крупных городах Америки, и внутренняя обстановка в них соответствовала значимости каждого города. В Чикаго штаб-квартира располагалась в роскошном Палмер-Хаусе. На пыльных железнодорожных станциях Орегона и Юты конторы помещались в наемных квартирах, и их украшали портреты разыскиваемых преступников. Нью-йоркская контора занимала просторные комнаты в отеле «Никербокер» на Сорок второй улице. А в Вашингтоне с его близостью к центру бизнеса — Министерству юстиции США — детективы Ван Дорна работали на втором этаже лучшего отеля столицы в «Новом Уилларде», на Пенсильвания-авеню, в двух кварталах от Белого дома.

Здесь находился и кабинет самого Ван Дорна, обшитый каштановыми панелями, с самыми современными приспособлениями для управления ордой его подчиненных, разбросанных по всему континенту. Вдобавок к частному телеграфу агентства здесь были также три телефонных аппарата стоечного типа для дальней связи с территориями западнее Чикаго, диктофон «ДеВо», биржевой информатор и электрический телефон Келлога. Глазок позволял Ван Дорну разглядывать посетителей в приемной. Угловые окна выходили на фасад «Уилларда» и было видно боковые входы.

Именно через эти окна неделю спустя после трагической гибели Артура Ленгнера на военно-морском оружейном заводе Ван Дорн с опаской наблюдал за тем, как из такси на заполненный людьми тротуар выходят две женщины и исчезают в отеле.

Зазвонил внутренний телефон.

— Пришла мисс Ленгнер, — сообщил детектив отеля «Уиллард», один из сотрудников Ван Дорна.

— Вижу.

Ван Дорн не ждал от этого визита ничего хорошего.

Основатель «Детективного агентства Ван Дорна» был плотным, лысым мужчиной сорока с лишним лет. Крепкий римский нос, щетинистые рыжие усы и дружелюбные манеры адвоката или бизнесмена, который рано сколотил состояние и теперь наслаждается богатством. За глазами, прикрытыми тяжелыми веками, таился мощный интеллект, а в тюрьмах страны томилось немало преступников, позволивших рослому джентльмену подойти к ним так близко, чтобы защелкнуть наручники.

А внизу, проходя по украшенному позолотой и мрамором вестибюлю «Уилларда», привлекали всеобщее мужское внимание две женщины. Младшая — миниатюрная девушка восемнадцати или девятнадцати лет, модно одетая, рыжеволосая, с живыми, блестящими глазами. И ее спутница — высокая, черноволосая красавица в темном траурном наряде, в шляпе, украшенной черными перьями крачки. Лицо ее было частично закрыто вуалью. Рыжеволосая держала ее за руку, словно желая придать ей храбрости.

Однако, миновав вестибюль, Дороти Ленгнер взяла инициативу в свои руки, попросив спутницу посидеть на диване у подножия лестницы.

— Ты уверена, что мне не нужно пойти с тобой?

— Нет, спасибо, Кэтрин. Все хорошо.

Дороти Ленгнер подобрала длинную юбку и начала подниматься по лестнице.

Кэтрин Ди, изогнув шею, смотрела, как Дороти остановилась на лестничной площадке, подняла вуаль и прижалась лбом к холодному мраморному столбу Потом выпрямилась и, собравшись с духом, прошла по коридору и зашла в «Агентство Ван Дорна», скрывшись из глаз Кэтрин.

Джозеф Ван Дорн посмотрел в глазок. Секретарь в приемной, сильный решительный мужчина — иначе он не сидел бы за столом в приемной Ван Дорна — был поражен красотой девушки, протянувшей ему свою карточку. Ван Дорн подумал: «Да ты сейчас не заметил бы, даже если бы в приемную ворвалась шайка бандитов и унесла всю мебель».

— Я Дороти Ленгнер, — сказала девушка сильным певучим голосом. — У меня назначена встреча с мистером Джозефом Ван Дорном.

Ван Дорн торопливо вышел в приемную и поздоровался.

— Мисс Ленгнер, — сказал он голосом, в котором еле заметный ирландский акцент смягчал жесткость речи уроженца Чикаго, — позвольте выразить самые искренние соболезнования.

— Спасибо, мистер Ван Дорн. Благодарю, что согласились со мной встретиться.

Ван Дорн провел ее в свое святилище.

Дороти Ленгнер отказалась от чая и воды и сразу перешла к делу.

— Флот утверждает, что мой отец покончил жизнь самоубийством. Я обращаюсь за помощью в ваше агентство, чтобы восстановить честь отца.

Были основания сомневаться в душевном здоровье отца девушки, Ван Дорн подготовился к этой трудной встрече, ведь жена была знакома с Дороти по колледжу Смита, и он обещал выслушать бедную девушку.

— Разумеется, я к вашим услугам, но…

— Флот заявляет, что он сам организовал взрыв, который его убил, но мне не говорят, откуда это известно.

— Я бы не удивлялся, — сказал Ван Дорн. — Флот обычно все держит в тайне. Меня удивляет другое: флот обычно заботится о своих.

— Мой отец сознательно вел оружейный завод к тому, чтобы он был больше гражданским, чем военным, —ответила Дороти Ленгнер. — Это была деловая операция.

— И однако, — осторожно возразил Ван Дорн, — я слышал, что в последнее время многие заказы оружейного завода переданы гражданским предприятиям.

— Определенно нет! Может, на четырех- или шестидюймовки. Но не на орудия для дредноутов.

— Любопытно, тревожили ли эти перемены вашего отца?

— Отец привык к такому, — сухо ответила Дороти и со слабой улыбкой добавила: — Он сказал бы: «Пращи и стрелы моего производства позволяют конгрессу учитывать местные интересы». У него было чувство юмора, мистер Ван Дорн. Он умел смеяться. Такие люди не кончают с собой.

— Разумеется, — серьезно согласился Ван Дорн.

Снова зазвонил телефон Келлога.

«Мой спаситель — Белл», — подумал Ван Дорн. Он подошел к стене, на которой висел телефон, взял слуховую трубку и прислушался.

— Пригласите, — сказал он в микрофон.

А Дороти Ленгнер он сказал:

— Я попросил Исаака Белла, моего лучшего сотрудника, передать другим важное дело, которым он занимается, поимку грабителей банка, чтобы он мог заняться обстоятельствами смерти вашего отца. Он готов доложить.

Открылась дверь. Вошел мужчина в белом костюме; скупость его движений была необычна для столь высокого роста. Заметно выше шести футов, стройный, весом не больше ста семидесяти пяти фунтов, примерно тридцати лет. Густые усы на верхней губе были золотистыми, как и аккуратно подстриженные волосы. Цвет лица был здоровый, как у человека, проводящего много времени на солнце и воздухе.

Крупные руки висят вдоль тела. Пальцы длинные, с тщательным маникюром, хотя наблюдатель более внимательный, чем горюющая Дороти Ленгнер, мог бы заметить, что костяшки на правой руке красные и распухшие.

— Мисс Ленгнер, позвольте представить вам моего старшего дознавателя Исаака Белла.

Исаак Белл быстрым проницательным взглядом окинул молодую красавицу. «Двадцати с небольшим лет, — оценил он ее возраст. — Умная, владеет собой. Опечалена потерей, но чрезвычайно привлекательна». Она умоляюще повернулась к нему.

Острые голубые глаза Белла на мгновение смягчились. Теперь они стали чуть фиолетовыми, а проницательный взгляд — добрее. Белл почтительно снял широкополую шляпу и сказал:

— Сочувствую вашей потере, мисс Ленгнер.

И таким быстрым движением ослепительно белого платка стер каплю крови с руки, что это прошло почти незаметно.

— Мистер Белл, — спросила девушка, — что вы узнали, чтобы обелить имя моего отца?

Белл ответил голосом, полным сочувствия, доброжелательно, но прямо.

— Простите, но я должен подтвердить, что ваш отец действительно выписал большое количество йода из лабораторных запасов.

— Он был инженером, — возразила она. — Ученым. И каждый день заказывал химикалии для лаборатории.

— Порошок йода — основной ингредиент взрывчатки, которая стала детонатором для бездымного пороха в рояле. Вторым ингредиентом была аммиачная вода. Уборщик заметил, что в его шкафчике недостает бутылки этого чистящего средства.

— Его мог взять кто угодно.

— Да, конечно. Но все указывает на то, что он сам смешал ингредиенты в своей личной туалетной комнате. Следы на полотенце, порошок на зубной щетке, остатки пены в тазике для бритья.

— Откуда вы все это знаете? — спросила она, смахивая слезы гнева. — Меня и близко не подпустили к его кабинету. Прогнали моего адвоката. Даже полицию не пустили на оружейный завод.

— Я сумел туда пройти, — сказал Белл.

Быстро вошел секретарь-мужчина в полосатой рубашке, жилетке, галстуке-бабочке и нарукавниках, с кольтом двойного действия в кобуре через плечо.

— Простите, мистер Ван Дорн. Звонит начальник Вашингтонской военно-морской базы, и он очень рассержен.

— Попросите коммутатор переключить звонок на мой телефон. Прошу извинить, мисс Ленгнер… Ван Дорн слушает. Добрый день, командующий Диллон. Как вы сегодня?.. Да не может быть!

Ван Дорн слушал, спокойно улыбаясь мисс Ленгнер.

— …Что ж, с вашего позволения, сэр, под такое описание подходят половина взрослых мужчин в Вашингтоне… Оно может относиться даже к джентльмену, который сейчас, когда мы разговариваем, у меня в конторе. Но уверяю вас, он вовсе не выглядит так, будто дрался с военными моряками — ну разве что, если морские пехотинцы нынче совсем не те, что были в мои дни.

Исаак Белл сунул руки в карманы.

В следующий раз, отвечая собеседнику, Ван Дорн добродушно рассмеялся, хотя если бы командующий видел ледяной блеск его глаз, он постарался бы побыстрее отойти.

— Нет, сэр, я не «доставлю» к вам моего сотрудника, которого ваши часовые схватили с уликами. Джентльмена, стоящего передо мной, определенно никто не схватил… Я передам ваши жалобы морскому министру, когда мы в следующий раз будем обедать с ним в клубе «Космос». Пожалуйста, передайте от меня привет миссис Диллон.

Ван Дорн повесил трубку и сказал:

— Очевидно, некий высокий, светловолосый усатый джентльмен уложил нескольких моряков, пытавшихся его задержать.

Белл обнажил в улыбке ряд ровных белых зубов.

— Ну, я думаю, он спокойно подчинился бы им, если б они не пытались его поколотить. — Он повернулся к Дороти Ленгнер, и выражение его лица смягчилось. — А теперь, мисс Ленгнер, я хочу кое-что показать вам.

Он достал фотографию, еще влажную после проявки. Это было увеличенное изображение предсмертной записки Ленгнера. Белл сделал снимок своим складным фотоаппаратом «кодак 3А», который ему подарила невеста, работавшая в кинопромышленности. Большую часть фотографии Белл закрыл рукой, чтобы мисс Ленгнер не увидела записки безумца.

— Это почерк вашего отца?

Мешкая, она поднесла снимок ближе, потом неохотно кивнула.

— Почерк похож на его.

Белл внимательно наблюдал за ней.

— Кажется, вы не очень уверены.

— Кажется, немного… ну, не знаю. Да, это его почерк.

— Я знаю, что ваш отец очень напряженно работал, чтобы ускорить производство. Коллеги, глубоко уважавшие его, говорят, что он напряженно трудился и, возможно, больше, чем было ему под силу.

— Ерунда! — резко ответила Дороти. — Отец не церковные колокола отливал. Он руководил оружейным заводом. Он требовал высокого темпа производства. И, будь это для него слишком, он сказал бы мне. Мы с ним были очень близки после смерти мамы.

— Но трагедия самоубийцы, — перебил Ван Дорн, — в том, что жертва не видит иного способа уйти от неизбежного. Для него таким способом становится смерть.

— Он не стал бы убивать себя так!

— Почему? — спросил Исаак Белл.

Дороти Ленгнер помолчала, прежде чем ответить; несмотря на свое горе, она отметила, что рослый детектив необычайно красив и что его элегантность смягчает впечатление огромной силы. Именно такого сочетания качеств она искала в мужчинах, но находила чрезвычайно редко.

— Я купила ему этот рояль, чтобы он снова мог играть. Чтобы мог расслабиться. Он слишком любил меня, чтобы сделать мой инструмент орудием своей смерти.

Она умоляюще говорила, а Исаак Белл смотрел в ее серебристо-голубые глаза.

— Отец был слишком доволен своей работой, чтобы убить себя. Двадцать лет назад он начал воспроизводить английские четырехдюймовые пушки. Сегодня его оружейный завод выпускает лучшие в мире двенадцатидюймовые орудия. Представьте себе корабельные орудия, которые стреляют точно на двадцать тысяч ярдов. На десять миль, мистер Белл!

Белл пытался уловить перемены тона ее голоса, которые могли бы выдать сомнения, смотрел в ее лицо, выискивая признаки неуверенности в этом трогательном рассказе о работе покойного.

— Чем больше орудие, тем более мощные силы оно должно укротить. Здесь нет места ошибкам. Ствол должен быть прямым, как луч света. Диаметр не должен отклоняться и на тысячную дюйма. Нарезка требует мастерства Микеланджело; установка кожуха — точности часовщика. Мой отец любил свои пушки — все великие конструкторы дредноутов любят свою работу. Волшебник-двигателист, как Аласдер Макдональд, любит свои турбины. Ронни Уиллер из Ньюпорта любит свои торпеды. Фарли Кент — свои все более быстрые корабли. Это счастье — быть одержимым работой, мистер Белл. Такие люди не убивают себя.

Снова вмешался Джозеф Ван Дорн.

— Могу заверить, расследование Исаака Белла было таким тщательным, что…

— Но, — вдруг перебил его Белл, — что если мисс Ленгнер права?

Босс удивленно посмотрел на него.

Белл сказал:

— С разрешения мистера Ван Дорна я продолжу работу.

Прекрасное лицо Дороти Ленгнер осветила надежда.

Она повернулась к основателю детективного агентства. Ван Дорн развел руками:

— Конечно, Исаак Белл будет заниматься этим при поддержке всего агентства.

Ее благодарность звучала почти как вызов.

— Мистер Белл, мистер Ван Дорн, я могу просить только об оценке фактов на основании точных сведений. — Неожиданная улыбка, как солнечный луч, озарила ее лицо, показывая, какой живой и беззаботной была эта женщина до трагедии. — Меньшего я не могу ожидать от агентства, девиз которого «Мы никогда не сдаемся. Никогда!».

— Очевидно, вы тоже провели свое расследование, — улыбнулся в ответ Белл.

Ван Дорн проводил ее в приемную, снова выражая свои соболезнования.

Исаак Белл подошел к окну, выходящему на Пенсильвания-авеню. Он видел, как Дороти Ленгнер в сопровождении стройной рыжеволосой девушки, которую он заметил в приемной, вышла из отеля. С любой другой спутницей рыжеволосую сочли бы красавицей, но рядом с дочерью оружейника она была лишь хорошенькой.

Вернулся Ван Дорн.

— Что заставило вас передумать, Исаак? Ее любовь к отцу?

— Нет. Его любовь к своей работе.

Он смотрел, как девушки останавливают такси, подбирают полы длинных юбок и садятся. Дороти Ленгнер не оглядывалась. А вот рыжеволосая оглянулась, причем посмотрела на окна Ван Дорна, как будто знала, за какими находится агентство.

Ван Дорн рассматривал снимок.

— Никогда не видел такого четкого изображения. Почти так же четко, как на стеклянной пластинке.

— Марион дала мне «кодак 3А». Он точно входит в карман пальто. Надо сделать такие аппараты стандартным оборудованием.

— Не за семьдесят пять долларов штука, — возразил экономный Ван Дорн. — Можно делать снимки и «брауни», по доллару за штуку. Но что вы задумали, Исаак? У вас встревоженный вид.

— Боюсь, вам придется попросить парней из бухгалтерии заняться финансами ее отца.

— Зачем?

— В его ящике нашли толстую пачку банкнот.

— Взятка? — взорвался Ван Дорн. — Взятка? Неудивительно, что флот все держит в тайне. Ленгнер работал на правительство и имел право выбирать, у кого покупать сталь. — Он с отвращением покачал головой. — Конгресс не забыл скандал трехлетней давности, когда стальные тресты попытались установить цену на броневые листы. Что ж, это объясняет, почему она пыталась помочь ему успокоиться.

— Похоже, — согласился Исаак Белл, — что умный человек совершил какую-то глупость, не мог допустить, чтобы его поймали, и покончил с собой.

— Я удивлен, что вы согласились работать дальше.

— Очень страстная молодая дама.

Ван Дорн с любопытством взглянул на него.

— Вы обручены, Исаак.

Исаак Белл с невинной улыбкой посмотрел на босса. Для человека, которому полагалось быть практичным и очень мирским, чтобы задерживать преступников, Ван Дорн был удивительно чопорным, когда речь шла о сердечных делах.

— То, что я люблю Марион Морган, не делает меня слепым к красоте. И у меня нет иммунитета к страсти. Однако я имел в виду безмерную веру прекрасной мисс Ленгнер в невинность ее отца.

— Большинство матерей, — строго возразил Ван Дорн, — и ни одна дочь не верят, когда их сыновей и отцов обвиняют в преступлениях.

— Ей показалось странным что-то в почерке отца.

— Как вы сумели найти предсмертную записку?

— Флот не знает, как продолжать расследование. Поэтому все оставили на месте, кроме тела, и заперли дверь, чтобы не допустить полицейских.

— А как вы попали туда?

— Там стоял старый «польхем».[25]

Ван Дорн кивнул. Белл справлялся с любыми замками.

— Что ж, неудивительно, что флот в замешательстве. Думаю, их там просто парализовал страх. Они смогли убедить президента Рузвельта в необходимости построить сорок восемь новых дредноутов, но в конгрессе очень многие хотят их окоротить.

Белл сказал:

— Очень не хочется бросать Джона Скалли в трудную минуту, но можно снять меня с дела Фраев, пока я занимаюсь этим?

— Детективу Скалли нравятся трудные минуты, — проворчал Ван Дорн. — На мой взгляд он слишком независим.

— И, однако, прекрасный дознаватель, — вступился Белл за коллегу.

Скалли, известный тем, что не любил регулярно докладывать, выслеживал на границе Огайо и Пенсильвании тройку жестоких грабителей банков. Прославились они тем, что оставляли на телах своих жертв надпись «Бойтесь Фраев». Свой первый банк они взяли год назад в Нью-Джерси, и двинулись на запад, продолжая налеты, потом залегли на зиму. Теперь к западу от Иллинойса они совершили несколько кровавых нападений на банки в маленьких городах. Не только жестокие, но и изобретательные, они на угнанных автомобилях пересекали границы штатов, оставляя местных шерифов глотать пыль.

— Вы по-прежнему будете возглавлять расследование дела Фраев, Исаак, — строго сказал Ван Дорн. — Пока конгресс не создаст какое-нибудь Национальное бюро расследований, Министерство юстиции будет хорошо платить нам за поимку преступников, пересекающих границы штатов, и я не хочу, чтобы индивидуалисты вроде Скалли разочаровывали министерство.

— Как скажете, сэр, — официально ответил Белл. — Но вы обещали мисс Ленгнер поддержку агентства.

— Хорошо! Я пошлю Скалли пару человек — ненадолго. Но вы по-прежнему возглавляете это дело, и вам не потребуется много времени, чтобы подтвердить подлинность записки Ленгнера.

— Не может ли ваш друг министр флота выдать мне пропуск на верфь? Хочу поговорить с моряками.

— Зачем? — улыбнулся его босс. — Матч-реванш?

Белл улыбнулся в ответ, но тут же стал серьезен.

— Если мистер Ленгнер не покончил с собой, у кого-то были большие хлопоты, чтобы убить его и очернить. Моряки охраняют ворота верфи. Возможно, они кого-то видели накануне ночью.

3

— Больше известняка! — крикнул Чад Гордон. Жадно глядя, как поток расплавленного железа, точно жидкий огонь, выливается из летки ковша, главный металлург Бюро корабельной артиллерии, ликуя, провозгласил: — Корпус 44, это тебе!

«Только суда, никаких корпусов», — часто говорили о Чаде Гордоне: он рисковал работать с раскаленным металлом, нагретым до трех тысяч градусов, так, как не решился бы ни один здравомыслящий человек.

Но никто не отрицал, что эта яркая звезда заслужила собственную домну в дальнем углу сталелитейного завода в Бетлехеме, Пенсильвания; здесь он экспериментировал по восемнадцать часов в день, создавая чугун с низким содержанием углерода, из которого можно было бы изготовить не пробиваемую торпедами броню. Компания дала ему две смены рабочих, и эти нищие иммигранты, привыкшие пахать как волы, не могли угнаться за Чадом Гордоном.

В эту снежную мартовскую ночь во вторую смену вышли десятник-американец Боб Холл и группа рабочих, которых Холл считал обычными малограмотными иностранцами; в нее входили четыре венгра и мрачный немец, заменивший пятого венгра. Насколько мог судить Холл по разговорам рабочих, их отсутствующий товарищ упал в колодец или попал под локомотив — выбирайте сами.

Немца звали Ганс. Он утверждал, что работал в Руре на заводе Круппа. Десятника Холла это устраивало. Ганс силен, кажется, знает свое дело и понимает по-английски больше всех четверых венгров вместе взятых. К тому же мистеру Гордону все равно: будь Ганс хоть из пекла, лишь бы справлялся с работой.

Через семь часов после начала смены у верха печи повис кусок частично застывшего металла. Он угрожал перекрыть верхний дымоход, через который выходили раскаленные летучие газы. Десятник Холл предложил убрать его, прежде чем комок увеличится. Чад Гордон сердито отклонил это предложение.

— Я сказал: больше известняка.

Немец ждал такой возможности. Он быстро поднялся по лестнице на верх печи, где стояли тачки со свежими запасами. В каждой находился груз — тысяча двести фунтов железной руды, или кокса, или доломитового известняка с необычно высоким содержанием окиси магния, с помощью которой Чад Гордон надеялся увеличить прочность металла.

Немец схватил двухколесную тележку с известняком и покатил ее к жерлу печи.

— Подожди, пусть закипит! — крикнул ему десятник снизу, с того места, где вываливались через паз шлак и примеси. Железо и шлак на дне печи были раскалены до трех тысяч градусов по Фаренгейту. Но наверху руда и кокс едва разогрелись до семисот градусов.

Ганс притворился, что не слышал; он торопливо бросил в печь известняк и спустился по лестнице.

— Ты спятил! — кричал на него десятник. — Жара недостаточно! Ты перекрыл выход газам.

Ганс прошел мимо десятника.

— Не беспокойся насчет этого комка, — крикнул Чад Гордон, даже не взглянув наверх. — Отвалится.

Но десятник понимал, что это не так. Комок задерживал взрывные газы в печи. Известняк, брошенный Гансом, только ухудшил положение. Намного. Десятник крикнул венграм:

— Поднимайтесь наверх и прочистьте выход для газов.

Венгры стояли в нерешительности. Они и не слишком хорошо понимали по-английски, но понимали, как опасно дать газам собраться над шихтой. Сжатые кулаки Холла и его гневные жесты заставили их с кирками и ломами полезть на лестницу. Но едва они попытались разбить комок, он упал единой массой. Как и предсказывал мистер Гордон. Но тачка известняка, вываленная на холодную поверхность, тоже закрыла выход. И, когда комок упал, внезапный прилив воздуха снаружи в печь раздул жар внизу — и газы вспыхнули.

Они с ревом взорвались, снеся крышу здания и швырнув ее на бессемеровский конвертер, стоявший в пятидесяти ярдах. Поток горячего воздуха сорвал с венгров одежду и обувь и воспламенил их тела. По сторонам печи сыпались тонны раскаленных обломков. Как горящий водопад, они залили пламенем десятника и Чада Гордона.

Немец побежал, его тошнило от запаха горящей плоти. Глаза его были полны ужаса от того, что он наделал, и от того, что горящий металл может накрыть и его. Но никто не обратил на него внимания — все рабочие огромного завода бросились наутек. Рабочие от остальных домен сбегались к театру смерти, пригоняли вагоны и тележки, чтобы вывозить раненых. Даже охранники компании, караулившие ворота, не взглянули на Ганса: они смотрели туда, откуда он бежал.

Немец оглянулся. Пламя вздымалось в ночное небо. Здания вокруг домны пострадали. Их стены рухнули, крыши провалились, и все, что он видел, было охвачено пламенем.

Он громко выругался, пораженный масштабом разрушений.

На следующее утро, сменив одежду рабочего на мрачный черный костюм, утомленный бессонной ночью, проведенной в мыслях о том, сколько людей он убил, Ганс вышел из поезда на центральном вокзале Вашингтона. Он просмотрел газетные заголовки в поисках сообщений об аварии. Их не было. Изготовление стали — опасное дело. Рабочие сталелитейных заводов гибнут ежедневно. Только местные газеты городов, в которых есть сталелитейные заводы, перечисляют погибших — и часто лишь десятников — для своих владеющих английским языком читателей.

Ганс на пароме добрался до Александрии в штате Виргиния и торопливо прошел по берегу к складам. Шпион, пославший его на сталелитейный завод, ждал в своем логове, загроможденном устаревшим оружием.

Он внимательно выслушал отчет Ганса. Задал несколько вопросов о добавках, которые использовал Чад Гордон при выплавке стали. Хорошо информированный и внимательный, он осторожно вытянул из Ганса такие сведения, о которых тот и сам не догадывался.

Шпион не жалел похвал и щедро расплатился, как и обещал.

— Я не за деньги, — сказал немец, пряча плату в карман.

— Конечно, нет.

— А потому что, когда начнется война, американцы встанут на сторону Англии.

— Вне всякого сомнения. Демократии презирают Германию.

— Но мне не понравилось убивать, — сказал Ганс. Глядя в старый корабельный прожектор за столом шпиона, он видел свое отражение, похожее на гниющий череп.

Шпион поразил Ганса, ответив по-немецки с северным акцентом. Ганс считал его американцем, так хорошо тот говорил по-английски. Но он говорил как соотечественник.

— У вас нет выбора, mein Freund. Броневые плиты Чада Гордона дали бы вражеским кораблям несправедливое преимущество. Скоро американцы спустят на воду дредноуты. Вы хотите, чтобы их дредноуты топили немецкие корабли? Убивали немецких моряков? Обстреливали немецкие порты?

— Вы правы, mein Herr, — ответил Ганс. — Конечно, нет.

Шпион улыбнулся, словно сочувствовал угрызениям совести Ганса. Но в глубине души он смеялся. «Да благословит Господь простодушных немцев, — думал он. — Какой бы мощной ни становилась их промышленность, как бы сильна ни была их армия, каким бы современным ни делался их флот, как бы громко кайзер ни хвастал „mein Feld ist die Welt“, они всегда опасаются, что с ними обойдутся, точно с малыми детьми».

Эта постоянная боязнь оказаться вторыми позволяет легко вести их за собой.

— Ваше поле весь мир, господин кайзер? Какого дьявола? Ваше поле полно овец.

4

— Это был китаец, — сказал капрал морской пехоты Блэк. Он пускал облака дыма, пыхая двухдолларовой сигарой.

— Если верить патрулю стариков, — добавил рядовой Литтл.

— Он имеет в виду ночных сторожей.

Исаак Белл показал, что понимает: «патрулем стариков» называли отставников, которых на заводе использовали как ночных караульных верфи, в то время как ворота охраняли морские пехотинцы.

Белл с рослыми молодыми моряками сидел за круглым столом в салуне О'Лири на улице Е. Моряки великодушно отнеслись к предыдущей стычке, с неохотным уважением отозвались об умении Белла драться и, едва дошло до выпивки, простили ему фонари под глазами и расшатавшиеся зубы. Белл угостил каждого бифштексом с картошкой и яблочным пирогом. И теперь, держа в руках стаканы с виски, дымя сигарами Белла, они стали очень разговорчивы.

Они рассказали, что начальник верфи приказал составить список всех, кто проходил через ворота в ночь смерти Артура Ленгнера. Ни одно имя не вызвало подозрений. Белл решил попросить Ван Дорна заглянуть в этот список, чтобы подтвердить мнение начальника.

Ночной караульный доложил о нарушителе. Его доклад, очевидно, даже не дошел до начальника: он поднялся по цепи команд не выше сержанта, командира патруля у ворот, который счел его чепухой.

Белл спросил:

— Если то, о чем доложил патруль стариков, правда, как по-вашему, зачем китаец забрался на верфь?

— Хотел что-нибудь украсть.

— Или за девушками.

— За какими девушками?

— Дочками офицеров. Которые живут на верфи.

Рядовой Литтл оглянулся, желая убедиться, что его никто не подслушивает. Единственный посетитель салуна поблизости храпел в опилках на полу.

— У самого начальника пара красоток, с которыми я не прочь познакомиться поближе.

— Понятно, — сказал Белл, сдерживая улыбку. Мысль о любвеобильном китайце, проникающем на военную базу через стену, несмотря на караул у ворот и часовых на территории, не создавала основы для продуктивного расследования. Но, напомнил он себе, хотя детектив должен сохранять скептицизм, разумный скептицизм не отвергает без рассмотрения никаких возможностей. И он спросил: — А кто этот старый караульный, который об этом рассказал?

— Он не нам рассказал. Сержанту. Его зовут Эддисон, — сказал Блэк.

— Долговязый Джон Эддисон, — добавил Литтл.

— Сколько ему лет?

— Выглядит на все сто.

— Высокий старик. Ростом почти с вас, мистер Белл.

— Где мне его найти?

— Тут недалеко меблированные комнаты, где живут старые моряки.

Меблированные комнаты, в которых жил Эддисон, находились на улице Ф в нескольких шагах от верфи. На веранде стояло множество кресел-качалок, но в этот холодный день все они пустовали. Белл вошел и представился хозяйке, которая накрывала длинный стол к ужину. Она говорила с сильным южным акцентом, а лицо ее, несмотря на годы тяжелого труда, сохраняло остатки былой красоты.

— Мистер Эддисон, — протянула она. — Он хороший старик. Никаких неприятностей. Не то, что его товарищи, которых я могла бы назвать.

— Он дома?

— Мистер Эддисон встает поздно: ведь он работает по ночам.

— Не возражаете, если я подожду? — спросил Белл, сверкнув зубами в улыбке; его голубые глаза загорелись.

Хозяйка убрала со щеки седую прядь и улыбнулась в ответ.

— Принесу вам чашку кофе.

— Не беспокойтесь.

— Никакого беспокойства, мистер Белл. Сейчас вы на Юге. Моя мать перевернется в могиле, если услышит, что джентльмен в моей гостиной сидит без чашки кофе.

Пятнадцать минут спустя Белл смог, не слишком греша против истины, сказать:

— Лучший кофе с тех пор, как мама водила меня в кондитерскую в Вене. Я тогда был ростом по колено кузнечику.

— А знаете, что я сделаю? Поставлю вариться свежий кофе и спрошу мистера Эддисона, не выпьет ли он с вами кофейку.

Детектив видел, что Джон Эддисон был бы ростом выше его, не согни годы его спину. Его длинные руки с большими кистями, должно быть, когда-то были очень сильны, на голове копна седых волос, светлые слезящиеся глаза, огромный нос, какой часто бывает у стариков, твердый рот, выступающая челюсть.

Белл протянул руку.

— Меня зовут Исаак Белл. Я дознаватель из «Агентства Ван Дорна».

— Да что вы говорите! — улыбнулся Эддисон, и Белл понял, что его медленные движения маскируют гибкость. — Что ж, я этого не делал. Хотя мог бы, будь я помоложе. Чем могу помочь, сынок?

— Я говорил с капралом Блэком и рядовым Литтлом из морской пехоты, и…

— Знаете, как мы говорим о морских пехотинцах? — прервал его Эддисон.

— Нет, сэр.

— Моряк должен четырежды случайно удариться головой о низкий бимс, чтобы его признали годным для морской пехоты.

Белл рассмеялся.

— Я слышал, что вы доложили о нарушителе во дворе верфи.

— Да. Но он сбежал. И мне не поверили.

— Китаец?

— Нет, не китаец.

— Нет? Мне любопытно, откуда Блэк и Литтл взяли, что нарушитель китаец?

— Я вас предупреждал о морских пехотинцах, — усмехнулся Эддисон. — Вы посмеялись.

— А на кого он был похож?

— На япошку.

— На японца?

— Я говорил этому придурку сержанту. Похоже, у сержанта на уме китайцы. Но опять скажу — не думаю, что сержант поверил, будто я кого-то видел: китаёзу, япошку. Он мне не поверил, и точка. Решил, что старику-дураку померещилось. Сержант спросил, не выпил ли я. Дьявольщина, да я сорок лет не брал в рот спиртного.

Следующий вопрос Белл старательно обдумал. Он очень редко встречал американцев, которые могли бы отличить японца от китайца.

— Вы близко его видели?

— Да.

— Мне казалось, было темно?

— Луна осветила его лицо.

— Как близко к нему вы были?

Эддисон вытянул большую морщинистую руку:

— Будь я ближе, мог бы этими пальцами сжать его горло.

— А что в нем показалось вам японским?

— Глаза, рот, нос, губы, волосы, — ответил старик.

И снова Белл осторожно проявил скептицизм.

— Кое-кто говорит, что эти два народа очень трудно различить.

— Кое-кто никогда не был в Японии.

— А вы были?

Эддисон распрямился на своем стуле.

— Я стоял в гавани Урага вместе с командором Мэттью Перри, когда он открыл Японию для американской торговли.

— Это было шестьдесят лет назад!

Если старик не выдумывает, Эддисон даже старше, чем кажется.

— Пятьдесят семь. Я был главным марсовым на паровом фрегате Перри «Саскуэханна». И греб в шлюпке, когда командором впервые высадился на берег. Отвез старика в Йокосуку. Япошки нам все уши прожужжали.

Белл улыбнулся.

— Похоже, вы действительно можете отличить японца от китайца.

— А я что говорю.

— Можете рассказать, где поймали нарушителя?

— Почти поймал.

— Помните, как далеко это было от оружейного завода?

Эддисон пожал плечами.

— Тысяча ярдов.

— Полмили, — задумчиво сказал Белл.

— Пол морской мили, — поправил Эддисон.

— Даже дальше.

— Сынок, бьюсь об заклад, вы гадаете, связан ли япошка с взрывом в лаборатории мистера Ленгнера.

— А вы думаете, связан?

— Не могу знать. Говорю же, япошка был в тысяче ярдов от завода.

— Как велика верфь? — спросил Белл.

Старик погладил подбородок и посмотрел вдаль.

— Думаю, что от стен верфи до реки не меньше ста акров.

— Сто акров.

Почти с молочную ферму на северо-востоке.

— Много цехов, плавилен, плацев. Плюс, — многозначительно добавил старик, — дома и сады — там я застал нарушителя.

— А что, по-вашему, он там делал?

Джон Эддисон улыбнулся.

— Я не думаю, а знаю.

— И что же он там делал?

— Он бродил возле офицерских домов. Дочери командующего — очень милые барышни. А япошки, они женщин любят.

5

Бывали дни, когда даже молодой гений вроде Гровера Лейквуда был рад покинуть свою лабораторию, чтобы очистить голову от мыслей о сложности наведения пушки с движущегося корабля на движущуюся цель. Специалист по прицелам и точности стрельбы дни и ночи ломал голову над тем, как компенсировать следствия качки, ускорений, отклонений от курса и изгибов траектории. Захватывающая работа, тем более трудная, что Лейквуду приходилось придумывать, как сделать так, чтобы с его расчетами справлялись обычные умы в разгар боя, когда гремят орудия, море бушует и стальные осколки разлетаются в дыму.

В свободное время он играл с фантастическими формулами, связанными с перекрестным огнем: он представлял себе, что его корабль вместо бортового залпа стреляет вперед, и пытался при этом принять во внимание растущую дальнобойность корабельных орудий и все более ровные траектории летящих с огромной скоростью снарядов. Иногда, чтобы избавиться от мыслей, ему приходилось переворачиваться вверх тормашками, словно опустошая солонку.

Такую возможность давало ему скалолазание. День, посвященный скалолазанию, состоял из поездки по железной дороге в коннектикутский Риджфилд, затем через штат Нью-Йорк на взятой напрокат машине до Джонсон-парка в округе Уэстчестер и, наконец, пешей двухмильной прогулки к далекому холму, под названием «гора Агар», — а заканчивалось все это долгим, трудным подъемом по вертикальной стене на вершину холма. Два часа в поезде давали возможность смотреть в окно и наблюдать, как местность из городской становится сельской. Езда в машине по разбитым дорогам требовала полного внимания. Прогулка наполняла грудь свежим воздухом и заставляла кровь течь быстрее. А подъем на стену требовал абсолютной сосредоточенности, чтобы избежать долгого-долгого падения вниз, черепом на камни.

Необычайно теплый весенний день привел в парк множество гуляющих. Целеустремленно шагая вперед, одетый в твидовую куртку, брюки и ботинки, Лейквуд миновал совершавшую моцион пожилую даму, обменялся радушным «Доброе утро!» с несколькими гуляющими и с завистью посматривал на пары, державшие друг друга за руки.

Лейквуд привлекателен, у него хорошая сильная фигура и добродушная улыбка, но работа шесть или семь дней в неделю, притом что он часто и ночевал в лаборатории, не давала ему возможности знакомиться с девушками. А племянницы и дочери, встречи с которыми устраивали ему жены инженеров, почему-то оказывались непривлекательными. Обычно это его не беспокоило. Он был слишком занят, чтобы чувствовать одиночество, но время от времени при виде молодой пары думал: «Когда-нибудь и мне повезет».

Он углубился в парк и наконец оказался один на узкой тропе в густом лесу. Заметив движение впереди, он разочаровался, поскольку надеялся получить холм в полное свое распоряжение и мирно, спокойно сосредоточиться на подъеме.

Человек впереди остановился и сел на упавший ствол. Подойдя ближе, Лейквуд увидел, что это девушка — миниатюрная и очень красивая, одетая для подъема на скалу в брюки и шнурованные ботинки, как и он сам. Из-под шляпы выбивались рыжие волосы. Когда она неожиданно повернулась к нему лицом, ее волосы вспыхнули на солнце, словно пламя при разрыве артиллерийского снаряда.

Похожа на ирландку, с белой, как бумага, кожей, маленьким курносым носом, беспечной улыбкой и блестящими голубыми глазами, и Лейквуд неожиданно вспомнил, что видел ее и раньше… Прошлым летом… Как же ее зовут? Надо вспомнить, где они встретились… Да! На пикнике, устроенном капитаном Лоуэллом Фальконером, героем испано-американской войны, которому Лейквуд докладывал о своих достижениях в дальности стрельбы.

Как же ее зовут?

Он был достаточно близко, чтобы помахать рукой и поздороваться. Она с бойкой улыбкой смотрела на него, и по ее взгляду было ясно, что и она его узнала. Но удивилась не меньше.

— Забавно встретить вас здесь, — осторожно сказала она.

— Здравствуйте, — ответил Лейквуд.

— В прошлый раз это было на берегу?

— На Файер-Айленде, — сказал Лейквуд. — На пикнике капитана Фальконера.

— Конечно, — с облегчением ответила она. — Я знала, что где-то вас видела.

Лейквуд напряженно вспоминал, подгоняя себя: «Лейквуд! Если ты способен отправить двенадцатидюймовый снаряд весом пятьсот фунтов в дредноут, идущий со скоростью шестнадцать узлов, и сделать это с корабля, качающегося на десятифутовых волнах, неужели ты не в состоянии вспомнить имя этой Девушки Гибсона».[26]

— Мисс Ди, — сказал он, щелкнув пальцами. — Кэтрин Ди. — И — ведь матушка правильно воспитала его — снял шляпу, протянул руку и сказал: — Гровер Лейквуд. Как приятно снова с вами встретиться.

Когда она радостно улыбнулась, узнавая его, солнце с ее рыжих волос словно переселилось в глаза. Лейквуд подумал, что умер и оказался в раю.

— Какое удивительное совпадение! — сказала она. — Что вы здесь делаете?

— Карабкаюсь, — ответил Лейквуд. — Поднимаюсь на скалы.

Она посмотрела на него словно бы недоверчиво.

— Вот это совпадение!

— О чем вы?

— Я здесь тоже за этим. Это тропа к холму, на который я собираюсь подняться. — Мисс Ди подняла бровь, такую светлую, что она была почти невидима. — Вы следили за мной?

— Что? — Лейквуд покраснел и начал заикаться. — Нет, я…

Кэтрин Ди рассмеялась.

— Я вас поддразниваю. Я знаю, что вы за мной не следили. Да и как вы могли узнать, где меня найти? Нет, это удивительное совпадение. — Она снова наклонила голову. — Нет, правда… Помните, как мы разговаривали на пикнике?

Лейквуд кивнул. Они тогда говорили не так долго, как ему хотелось бы. Она как будто знала всех на яхте капитана и переходила от одного к другому, болтая со всеми. Но он помнил этот разговор.

— Мы решили, что нам обоим нравится на свежем воздухе.

— Хотя мне и приходится на солнце носить шляпу: у меня слишком белая кожа.

В тот летний день белая кожа была особенно заметна. Лейквуд помнил круглые сильные руки, обнаженные почти до плеч, красивую шею, лодыжки.

— Давайте?

— Что?

— Поднимемся на скалу.

— Да! Да, давайте поднимемся.

Они пошли по тропе, соприкасаясь плечами там, где она сужалась. И всякий раз, когда их плечи соприкасались, Лейквуда словно ударяло током, и он изумился до крайности, когда она спросила:

— Вы по-прежнему работаете на капитана?

— О да.

— Кажется, я припоминаю — вы что-то говорили о пушках.

— Во флоте их называют не пушками, а орудиями.

— Правда? Я не знала, что есть разница. А кто называет? Разве вы сами не во флоте?

— Нет. Я штатский. Но отчитываюсь перед капитаном Фальконером.

— Он кажется очень приятным человеком.

Лейквуд улыбнулся. «Приятный» — не первое определение, которое приходит в голову, когда думаешь о капитане Фальконере. Скорее одержимый, требовательный, грозный — вот это ближе.

— Кто-то говорил мне, что он способен вдохновить.

— Да, это верно.

Кэтрин сказала:

— Пытаюсь вспомнить, от кого я это услышала. Этот человек очень красив и, кажется, старше вас.

Лейквуд почувствовал укол ревности. Кэтрин Ди говорила о Роне Уиллере, звезде испытательной торпедной станции в Ньюпорте, в которого влюблялись все девушки.

— Большинство их старше меня, — ответил он, надеясь увести разговор от этого красавца.

Кэтрин успокоила его теплой улыбкой.

— Ну, кто бы он ни был, я помню, что вас он назвал «вундеркиндом».

Лейквуд рассмеялся.

— Почему вы смеетесь? Капитан Фальконер тоже так говорил, а ведь он герой испано-американской войны. Вы юный гений?

— Нет! Я просто рано начал, вот и все. Это совершенно новая область. И я в ней с самого начала.

— Как пушки могут быть новыми? Пушки были всегда.

Лейквуд остановился и посмотрел ей в лицо.

— Это очень интересно. Нет, пушки были не всегда. Не такие, как сейчас. Нарезные орудия способны стрелять такими снарядами, о которых раньше нельзя было и мечтать. Да только вчера я был на броненосце в Сэнди-Хук…

— Вы были на броненосце?

— Конечно. Я постоянно на них бываю.

— Правда?

— На Атлантическом полигоне. Только на прошлой неделе офицер-артиллерист сказал мне: «Новый дредноут может отсюда стрелять по Йонкерсу».

Красивые глаза Кэтрин стали огромными.

— По Йонкерсу? Не знала. Я хочу сказать, что, когда в последний раз плыла в Нью-Йорк на «Лузитании», был ясный день, но Йонкерса с океана не видно.

«Лузитания»? — подумал Лейквуд. Она не только красива, но и богата.

— Ну, Йонкерс увидеть трудно, но в море корабли стреляют на такое расстояние. Сложно попасть в цель.

Они пошли дальше по узкой тропе, соприкасаясь плечами; он рассказывал ей, как изобретение бездымного пороха позволило корректировщикам видеть дальше, потому что корабль не окутан пороховым дымом.

— Корректировщики руководят огнем. Они по взрывам определяют, перелет или недолет. Вы, наверно, читали в газетах, что установка на корабле орудий одного калибра позволяет по огню одного орудия нацеливать все.

Она казалась более заинтересованной, чем можно было ожидать от красивой девушки, и слушала, широко открыв глаза, время от времени останавливаясь и глядя на него, как загипнотизированная.

Лейквуд продолжал говорить.

«Ничего секретного», — успокаивал он себя. Он ничего не сказал о новейших гироскопах, позволяющих постоянно удерживать цель и учитывать качку. Ничего об управлении огнем, о чем она не сможет прочесть в газетах. Он похвастал, что заинтересовался скалолазанием, когда поднимался на стофутовую ажурную мачту, которую создали во флоте, чтобы наблюдать далекие разрывы снарядов. Но он не сказал, что конструкторы мачты экспериментировали с легкими стальными трубами, позволяющими мачте выдерживать попадания снарядов. Он не сказал также, что на ажурных мачтах устанавливаются платформы для новейших дальномеров. Не упомянул и гидравлические установки, которые вместе с гироскопами поднимают орудийные стволы. И, разумеется, ни слова о Корпусе 44.

— Я совершенно запуталась, — сказала она с теплой улыбкой. — Может, вы поможете мне понять. Один мужчина сказал, что океанский лайнер гораздо больше дредноута. Он сказал, что водоизмещение «Лузитании» и «Мавритании» по 44 тысячи тонн, а военного корабля «Мичиган» — всего 16 тысяч.

— Лайнеры — это плавучие отели, — презрительно ответил Лейквуд. — А дредноуты — крепости.

— Но «Лузитания» и «Мавритания» быстроходнее дредноутов. Он назвал их «борзыми»…

— Что ж, если «Лузитания» и «Мавритания» — борзые, представьте, что дредноут — волк.

Она рассмеялась.

— Я поняла. И ваша работа — дать волку зубы.

— Моя работа, — гордо поправил Лейквуд, — точить эти зубы.

Она снова рассмеялась. И коснулась его руки.

— А чем же занят капитан Фальконер?

Гровер Лейквуд тщательно обдумал ответ. Каждый может прочесть в газетах официальную точку зрения. Ежедневно печатаются статьи обо всех аспектах гонки дредноутов: от расходов до вопросов национальной гордости, от описания спусков на воду до иностранных шпионов, окружающих Бруклинскую военно-морскую верфь и выдающих себя за журналистов.

— Капитан Фальконер — главный флотский инспектор стрельбы по мишеням. Он стал специалистом по артиллерии после битвы у Сантьяго. Хотя на Кубе мы потопили все испанские корабли, частота наших попаданий составила всего два процента. Капитан Фальконер поклялся улучшить этот показатель.

Впереди показался крутой склон горы Агар.

— Смотрите, — сказала Кэтрин. — Она полностью в нашем распоряжении. Кроме нас, никого. — Они остановились у подножия холма. — Разве тот сумасшедший, который покончил с собой, взорвав рояль, не был связан с дредноутами?

— Откуда вы это узнали? — спросил Лейквуд. Флот не допустил появления в газетах статей об этой трагедии; сообщалось только о взрыве на оружейном заводе.

— В Вашингтоне все об этом говорят, — ответила Кэтрин.

— Вы там живете?

— Гощу у подруги. А вы знали погибшего?

— Да, он был хороший человек, — ответил Лейквуд, глядя вверх и определяя маршрут. — Кстати, он тоже был на том пикнике на яхте.

— Не могу поверить, что я с ним встречалась.

— Очень печальная история… Ужасная потеря.

Кэтрин Ди оказалась искусным скалолазом. Лейквуд едва поспевал за ней. Новичок в этом деле, он заметил, что руки у нее очень сильные — она могла удерживать тяжесть своего тела на одной руке. И тогда, раскачиваясь, другой рукой дотянуться до следующей опоры.

— Вы карабкаетесь, как обезьяна.

— Не лучший комплимент. — Она сделала вид, что дуется, поджидая, пока он ее догонит. — Кому польстит сходство с обезьяной?

Лейквуд почел за благо промолчать. Когда они вскарабкались на восемьдесят футов и вершины деревьев остались далеко внизу, Кэтрин вдруг начала быстро подниматься.

— Эй, где вы научились так лазить?

— Монахини в моей монастырской школе учили нас подниматься на Маттерхорн.

В этот миг руки Гровера Лейквуда были широко расставлены: он цеплялся за расселины, пытаясь нащупать опорудля ноги. Кэтрин Ди была в пятнадцати футах прямо над ним. Она улыбнулась.

— Эй, мистер Лейквуд?

Он изогнул шею, чтобы видеть ее. Похоже, она держала в белых руках гигантскую черепаху. Но в это время года не может быть черепах. Это большой камень.

— Осторожней, — сказал он.

Но опоздал.

Камень выпал у нее из рук. Точнее, она выпустила его.

6

Исаак Белл постоянно думал о предсмертной записке Ленгнера.

Он воспользовался пропуском, полученным от морского министра, чтобы снова попасть на оружейный завод, открыл висячий замок на двери кабинета конструктора и обыскал стол Ленгнера. Стопка листков особой бумаги ручной работы, которую Ленгнер, очевидно, использовал для важной корреспонденции, соответствовала бумаге, на которой была написана записка. Рядом лежала самопишущая ручка.

Белл положил ручку в карман и заехал в химическую лабораторию, где у Ван Дорна был свой счет. Потом в такси поднялся на Капитолийский холм в Линкольн-парке, по соседству с которым расцвел жилой район: Вашингтон перемещался от реки Потомак, которая в летнюю жару начинала дурно пахнуть, вверх по холму.

Дом Ленгнера Белл нашел через улицу от парка. Это был двухэтажный кирпичный дом с зелеными ставнями, небольшой двор был обнесен чугунной изгородью. Аудитор Ван Дорна проверил финансовые дела Ленгнера и не нашел никаких посторонних источников дохода. Новый дом Ленгнер мог купить на свое заводское жалованье; как отметил аудитор, это жалованье было не меньше, чем на высших управляющих должностях в частной промышленности.

Дом выглядел совершенно новым — впрочем, как почти все дома на этой улице, кроме нескольких старых деревянных сооружений, — и щеголял высокими окнами. Кирпичная кладка нарядная, стены поднимаются к сложному зазубренному карнизу. Но внутри, как сразу отметил Белл, все заурядно. Обставлен на современный манер скупо, со встроенными шкафами и книжными полками, с электрическим освещением и вентиляторами под потолком. Мебель тоже современная и очень дорогая, работы мастера из Глазго Чарлза Ренни Макинтоша.[27] Откуда, спрашивал себя Белл, Ленгнер брал деньги, чтобы покупать мебель Макинтоша?

Дороти была не в черном, а в серебристо-сером, и этот цвет очень шел к ее глазам и черным волосам. За ней в прихожую вышел мужчина. Дороти представила его:

— Мой друг Тед Уитмарк.

Белл решил, что Уитмарк преуспевающий торговец. С яркой улыбкой на красивом лице, в дорогом костюме с алым галстуком, украшенным гербом гарвардского колледжа, тот выглядел олицетворением успеха.

— Я бы сказал, больше, чем друг, — прогудел Уитмарк, крепко пожимая руку Беллу. — Скорее жених, если вы меня понимаете, — добавил он и подчеркнул свои слова, еще крепче сжав руку Белла.

— Поздравляю, — ответил Белл, отвечая таким же пожатием. Уитмарк с улыбкой выпустил его руку и пошутил:

— Вот это пожатие. Что вы делаете в свободное время? Подковываете лошадей?

— Прошу нас ненадолго извинить, мистер Уитмарк, — сказал Белл. — Мисс Ленгнер, мистер Ван Дорн попросил меня поговорить с вами.

— У нас здесь нет тайн, — сказал Уитмарк. — Особенно таких, какими интересуются детективы.

— Все в порядке, Тед, — сказала Дороти, кладя руку ему на руку и улыбаясь. — На кухне есть джин. Пожалуйста, смешай коктейли, пока мы с мистером Беллом беседуем.

Теду Уитмарку это не понравилось, но деваться было некуда, и он вышел, сказав напоследок:

— Не задерживайте ее надолго, Белл. Бедняжка еще не пришла в себя после смерти отца.

— Всего минута, — заверил Белл.

Дороти плотно закрыла дверь.

— Спасибо. Тед ужасно ревнив.

— Полагаю, — сказал Белл, — у него много хороших качеств, если он сумел добиться вашей руки.

Она посмотрела Беллу прямо в лицо.

— Я не принимаю поспешных решений, — сообщила она таким тоном, который высокий детектив мог истолковать только как проявление внимания со стороны очень привлекательной женщины.

— А чем занимается Тед? — спросил Белл, дипломатично меняя тему.

— Тед поставляет продовольствие флоту. На самом деле он скоро уезжает в Сан-Франциско, чтобы подготовиться к приходу Великого белого флота. Вы женаты, мистер Белл?

— Обручен.

Загадочная улыбка мелькнула на прекрасных губах.

— Какая жалость!

— Откровенно говоря, — сказал Белл, — жалеть не о чем. Я очень счастлив.

— Полная откровенность — отличное качество в мужчине. Вы пришли только для того, чтобы не заигрывать со мной?

Белл достал авторучку.

— Узнаете?

Лицо ее омрачилось.

— Конечно. Это ручка моего отца. Я подарила ее ему на день рождения.

Белл протянул ей ручку.

— В таком случае можете оставить ее себе. Я взял ее с его стола.

— Зачем?

— Чтобы убедиться, что ею он написал записку.

— Так называемую предсмертную? Ее мог написать кто угодно.

— Не кто угодно. Либо ваш отец, либо очень искусный мастер подделки.

— Вы знаете мое отношение. Он не мог наложить на себя руки.

— Я продолжаю расследование.

— А что насчет бумаги, на которой написана записка?

— Это его бумага.

— Понятно… А чернила? — неожиданно оживившись, спросила она. — Откуда мы знаем, что письмо написано теми же чернилами, что в ручке. Может, они не из этой ручки. Чернила я сама покупала в магазине. Компания «Уотермен» продает тысячи таких флаконов.

— Я уже отправил образцы чернил из этой ручки и из письма в лабораторию, чтобы проверить, идентичны ли они.

— Спасибо, — сказала она с вытянувшимся лицом. — Расхождение маловероятно?

— Боюсь, что да, Дороти.

— Но даже если это его чернила, отсюда не следует, что он сам написал письмо.

— Не бесспорно, — согласился Белл. — Но должен откровенно сказать, что, хотя каждый из этих фактов может быть исследован, все они вряд ли дадут нам определенный ответ.

— А что даст? — спросила она, внезапно как будто бы смутившись. На глазах заблестели слезы.

Ее страдания и смущение тронули Исаака Белла. Он взял ее руки в свои.

— Что бы это ни было, но, если оно существует, мы его найдем.

— Ван Дорны никогда не сдаются? — с храброй улыбкой спросила она.

— Никогда, — пообещал Белл, но в глубине души у него было все меньше надежды когда-нибудь избавить ее от боли.

Она сжала его руки. А когда наконец отпустила, подошла ближе и поцеловала Белла в щеку.

— Спасибо. Это все, о чем я прошу.

— Буду держать вас в курсе, — сказал Белл.

— Не останетесь на коктейль?

— Спасибо, но, боюсь, не могу. Меня ждут в Нью-Йорке.

Когда она провожала его к выходу, Белл заглянул в столовую и заметил:

— Замечательный стол. Это Макинтош?

— Конечно, — гордо ответила она. — Отец говорил, что покупать произведение искусства, которое тебе не карману, означает ужинать бобами, но он предпочитает ужинать бобами.

Белл подумал, не устал ли Ленгнер от бобов и не взял ли деньги сталелитейщиков. Выходя, он оглянулся. Дороти стояла на ступенях, похожая на принцессу, заточенную в замке.

Поезд «Ройял лимитед» железной дороги «Балтимор и Огайо»[28] — самый быстрый и роскошный поезд из Вашингтона в Нью-Йорк. За окнами стемнело, и Белл воспользовался спокойным путешествием, чтобы ознакомиться с новостями охоты на Фраев. Орудовавшие во многих штатах грабители банков, которых детективы Ван Дорна разыскивали в Иллинойсе, Индиане и Огайо, неожиданно исчезли где-то в восточной Пенсильвании. Как и детектив Джон Скалли.

Обед в «Ройял», не уступавший обедам в «Дельмонико»[29] или в новом отеле «Плаза», подавали в вагоне, отделанном красным деревом. Белл заказал мэрилендского окуня и полбутылки «Мумм»[30] и за едой размышлял о том, что Дороти Ленгнер напоминает ему о его невесте. Очевидно, если бы Дороти не горевала о смерти отца, она была бы остроумной, сообразительной, интересной женщиной, очень похожей на Марион Морган. У них много общего в прошлом: обе потеряли матерей и благодаря любящим отцам получили образование, гораздо более глубокое, чем другие женщины: отцы обеих были состоятельными людьми и хотели, чтобы дочери в полной мере развили свои способности.

Внешне Марион и Дороти не могли бы различаться больше. У Дороти блестящая черная грива волос, у Марион — тоже блестящая, но цвета соломы; у Дороти привлекательные сине-серые глаза, у Марион — не менее привлекательные цвета морской зелени. Обе высокие, стройные и гибкие. И обе, с улыбкой подумал он, способны остановить движение, просто выйдя на улицу.

Когда «Ройял» подошел к вокзалу Нью-Джерси, Белл взглянул на свои золотые карманные часы. Если Марион завтра снимает, сейчас уже поздно ехать к ней в отель в Форт-Ли. Какая ирония. Марион снимает кинофильм в двух частях о придуманных грабителях банков, пока он гоняется за настоящими грабителями. Но, наблюдая ее за работой, Белл понял, что съемки кинофильма требуют такого же точного планирования и подготовки, что и реальное дело. А для этого девушке нужно хорошо выспаться.

Выйдя из поезда, он просмотрел газеты на стендах и у мальчишек, выкрикивавших их названия. Два вида заголовков привлекли его внимание. Одни сообщали о фантастическом разнообразии японских угроз, вызванных тем, что — по слухам — президент Рузвельт собирался приказать Великому белому флоту пройти вблизи Японских островов. Другие обвиняли китайских работорговцев в убийстве школьного учителя в Нью-Йорке. Но Белл просматривал раздел погоды, надеясь на предсказание ненастья.

— Отлично! — воскликнул он. Бюро погоды предсказывало облачность и дождь.

Марион не придется вставать на рассвете, чтобы поймать все солнечные лучи.

Он торопливо вышел из здания вокзала. Шестнадцатимильная поездка в трамвае в Форт-Ли займет не меньше часа, но возможен и лучший маршрут. Полиция Джерси-Сити экспериментировала с автопатрулями, как через реку в Нью-Йорке, и, как и ожидал Белл, один из шестнадцати-цилиндровых автомобилей «форд» стоял у вокзала; сержант и патрульный прежде служили в конной полиции.

— Ван Дорн, — представился Белл сержанту, который без лошади выглядел несколько растерянно. — Двадцать долларов за то, что доставите меня в Форт-Ли, к «Селле» у «Парк-отеля».

Хватило бы и десяти. За двадцать сержант включил сирену.

Когда полицейский «форд» пересекал Палисады,[31] пошел дождь. Разбрасывая грязь, машина пролетела по Главной улице в Форт-Ли, перевалила через трамвайные рельсы и пронеслась мимо киностудии, стеклянные стены которой блестели в свете уличных фонарей. За поселком они подъехали к «Селле», большому белому двухэтажному зданию с поляной для пикников.

Белл с широкой улыбкой вошел в здание. Столовая, которая по вечерам превращалась в бар, еще работала; в зале было шумно: актеры, операторы и режиссеры решили, что без солнца день для работы потерян. Группа певцов собралась у фортепиано.

Он увидел за угловым столом Марион, и сердце у него вдруг екнуло. Марион смеялась, разговаривая с двумя женщинами-режиссерами: Кристиной Бялобжецки, которая называла себя польской графиней, но говорила, на слух Белла, как уроженка Нового Орлеана, и черноволосой, черноглазой мадмуазель Дюваль с «Пате Фрер».[32]

Марион подняла голову. Увидела его в дверях и вскочила с радостной улыбкой. Белл побежал по залу. Они встретились на полпути, и он поднял ее и поцеловал.

— Какой замечательный сюрприз! — воскликнула Марион. Она была еще в рабочем костюме: в блузке, длинной юбке и облегающем жакете. Светлые волосы собраны в узел, чтобы не мешали, и открывают длинную изящную шею.

— Ты прекрасно выглядишь.

— Лжец! Я выгляжу так, как должна, поднявшись в пять утра.

— Ты знаешь, я никогда не лгу. Выглядишь ослепительно.

— Ты тоже. Ты ел?

— Обедал в поезде.

— Пойдем. Присоединяйся к нам. Или хочешь, чтобы мы посидели одни?

— Я бы сначала поздоровался.

Подошел хозяин отеля, широко улыбаясь при воспоминаниях о предыдущем посещении Белла и потирая руки.

— Снова шампанского, мистер Белл?

— Конечно.

— Для стола?

— Для всего зала!

— Исаак! — сказала Марион. — Здесь больше пятидесяти человек.

— В завещании моего деда Исайи ничего не говорится о том, что я не могу потратить часть его пяти миллионов на тост за здоровье мисс Марион Морган. К тому же, говорят, дедушка не упускал красивых женщин.

— Значит, ты унаследовал не только миллионы.

— А когда они напьются, никто не заметит, как мы ускользнем наверх в твою комнату.

Она взяла его за руку и повела. Кристина и мадмуазель Дюваль тоже еще не сменили рабочую одежду, хотя яркая француженка была, как всегда, в брюках для верховой езды. Она поцеловала Белла в щеку и назвала его «Ииизак».

— На этой неделе мы все снимаем о грабителях банков, Ииизак. Вы должны дать мне советы инспектора.

— Она хочет не просто советов, — прошептала с улыбкой Марион.

— Можно ли назвать грабителей символом американской свободы? — спросила мадмуазель Дюваль.

Белл мрачно улыбнулся.

— Грабители банков — символ смерти и ужаса. Троица, которую я разыскиваю, равнодушно перестреляла всех в здании.

— Опасались, что их узнают, — сказала француженка. — Мои банковские грабители ни в кого не стреляют, они на стороне бедных, и бедные их знают.

Кристина закатила глаза.

— Как Ро-бэн Хууд? — ядовито спросила она.

— Чтобы зрители знали, кто есть кто, — посоветовала Марион, — пусть наденут маски.

— Маска может скрыть только незнакомца, — сказала мадмуазель Дюваль. — Если я надену маску, — она продемонстрировала это с помощью шарфа, набросив шелк на галльский нос и чувственный рот, так что остались только глаза, — Ииизак все равно узнает меня по взгляду.

— Это потому, что ты ему строишь глазки, — рассмеялась Марион.

Выражение лица Исаака Белла внезапно изменилось.

— Это не моя вина! Ииизак так красив, что я не могу сдержаться. Мне пришлось бы закрыть глаза шерстью.

Они вдруг заметили перемену в его лице. Белл теперь казался отчужденным и холодным. Мадмуазель Дюваль коснулась его руки.

— Cheri, — извинилась она. — Вы слишком серьезны. Прошу простить мое поведение, если я была inapproprie.

— Вовсе нет, — сказал Белл, рассеянно похлопав ее по руке и одновременно сжимая под столом руку Марион. — Но вы подсказали мне неожиданную мысль. Есть о чем подумать.

— Сегодня больше никаких размышлений, — сказала Марион.

Белл встал.

— Прошу прощения. Мне нужно послать телеграмму.

В отеле был телефон. Белл позвонил в нью-йоркскую контору и продиктовал телеграмму Джону Скалли; телеграмму должны были направить во все отделения «Агентства Ван Дорна», в которых в последнее время видели Скалли.

СМЕНИВ ИМЯ ФРАИ ВЕРНУЛИСЬ ДОМОЙ

В НЬЮ-ДЖЕРСИ НЕДАЛЕКО ОТТУДА ГДЕ

ПРОВЕРНУЛИ СВОЕ ПЕРВОЕ ДЕЛО

Марион с улыбкой ждала его в вестибюле.

— Я уже попрощалась со всеми от твоего имени.

7

— Отправляйтесь в Гринвич-вилледж и привезите доктора Крусона, — приказал Исаак Белл ученику, ранним утром следующего дня входя в контору Ван Дорна в отеле «Никербокер». — Вам разрешено брать в оба конца такси. И поторопитесь.

Доктор Дэниел Крусон был графологом.

Ученик выбежал.

Белл стал читать телеграммы. Лаборатория в Вашингтоне подтвердила, что записка Артура Ленгнера написана чернилами из его ручки. Белл не удивился.

Телеграмма из Пенсильвании свидетельствовала о недостатках подхода Джона Скалли к расследованиям. Оперативники, которым Джо Ван Дорн приказал помогать Скалли, пока Белл расследует обстоятельства смерти Артура Ленгнера, писали:

НЕ МОЖЕМ НАЙТИ СКАЛЛИ

ПРОДОЛЖАЕМ ИСКАТЬ

ВЫЕЗЖАЕМ ПОЕЗДОМ «ВЕСТЕРН ЮНИОН»

В СКРЕНТОН И ФИЛАДЕЛЬФИЮ

Белл про себя выругался. Им пришлось разделиться, чтобы с большей вероятностью найти Скалли. Если его не найдут до полудня, Беллу придется сообщить боссу, что детективы, которые должны искать Фраев, ищут Скалли.

Белл вызвал оперативника, которого ввел в дело. Грейди Форрер не человек, а гризли, с невероятно широкой грудью и большим животом. Такого в кабацкой драке вам хотелось бы иметь на своей стороне. Но главная его сила в невероятной целеустремленности, умении обращать внимание на мельчайшие подробности и обширной памяти.

— Нашли родину этих бешеных псов? — спросил Белл. — Где они выросли?

Дознаватель покачал головой.

— Все мозги сломал, Исаак. Но не нашел в Нью-Джерси троих братьев Фраев. Пытался найти двоюродных. С тем же результатом.

Белл сказал:

— У меня на этот счет есть соображение. Что если во время первого грабежа они сменили имя? Первое ограбление они совершили посреди штата, если я правильно помню. «Вест-брунсвикский фермерский банк взаимных сбережений».

— Банк в небольшом городе на полпути к Принстону.

— Мы всегда приписывали убийство кассира и клиента их злобной жестокости. Но что если им хватило глупости, чтобы ограбить ближайший к дому банк?

Грейди Форрер выпрямился.

— Что если они убили свидетелей, чтобы их не узнали — хоть они и были в масках? Может, свидетели знали их как местных парней. Маленький Джон, который рос по соседству, вырос и раздобыл пистолет. Помните их первую записку кровью? «Бойтесь Фраев».

— Выходит, они, возможно, не так уж глупы, — заметил дознаватель. — С этого случая их называли только Фраями.

— Как они и хотели. Найдите в районе Вест-Брунсвика семью с тремя братьями, родными или двоюродными, которые внезапно исчезли. Подойдут и два брата с соседским парнишкой.

Белл отправил телеграмму оперативникам, посланным на помощь Скалли, и самому Скалли, предлагая им отправиться в Вест-Брунсвик.

«Мерси, мадмуазель Дюваль!

Что еще подстегнуло мои мысли?»

Белл вернулся к фотографии предсмертной записки Артура Ленгрена. Положил ее рядом с фотографией одной из патентных заявок Ленгрена, которую сделал накануне утром, и стал разглядывать их в увеличительное стекло в поисках различий, которые могли бы свидетельствовать о подделке. И ничего не заметил. Но ведь он не специалист, поэтому и вызвал почерковеда из Гринвич-вилледж.

Сам доктор Дэниел Крусон предпочитал более современный титул «графолог». Его седая борода и густые брови были очень уместны у человека, создавшего высокомерные теории о европейском «разговорном проклятии» докторов Фрейда и Юнга. Он был также склонен к заявлениям типа «комплекс отнимает у эго свет и пропитание», почему Исаак Белл старался по возможности избегать его. Но доктор Крусон умел прекрасно разоблачать подделки. И Белл даже подозревал, что «доктор графологии» иногда подрабатывает подделкой банковских чеков.

Крусон с помощью увеличительного стекла изучил фотографию предсмертной записки, потом вставил в глаз лупу ювелира и повторил процесс. Наконец он откинулся на спинку кресла и покачал головой.

Белл спросил:

— Вы заметили в почерке несоответствия, которые могли бы свидетельствовать о подделке?

Крусон ответил:

— Детектив — вы, сэр.

— Я знаю, кто я, — сказал Белл, чтобы предотвратить многословное обсуждение.

— Вы знакомы с работой сэра Уильяма Хершеля?

— Идентификация по отпечаткам пальцев.

— Но сэр Уильям считал также, что почерк отражает характер писавшего.

— Характер интересует меня меньше подделки.

Крусон словно не слышал.

— По этому скромному образцу я могу сказать, что человек, писавший эту записку, эксцентричен, с артистическим темпераментом и склонен к драматизации. Любит широкие жесты. Чувствителен и подвержен сильным чувствам, которые могут целиком захватить его.

— Иными словами, — перебил Белл, в то же время размышляя, как бы получше преподнести эту дурную новость Дороти Ленгнер, — чувствам, которые способны привести к самоубийству.

— Какая трагедия — покончить с собой в столь раннем возрасте!

— Ленгнер не был молод.

— Если бы он стал старше, то с помощью психологического анализа смог бы исследовать источник своих печалей и научился бы обуздывать самоубийственные порывы.

— Ленгнер не был молод, — повторил Белл.

— Он был очень молод.

— Ему было шестьдесят лет.

— Это совершенно невозможно! Посмотрите на его почерк. Видите, какой он смелый и легкий? У стариков текст сжимается, буквы мельчают, рука с годами костенеет. Никаких сомнений: это писал человек двадцати с небольшим лет.

— Двадцати? — переспросил Белл, внезапно приходя в волнение.

— Не старше тридцати, ручаюсь.

У Белла была фотографическая память. Мыслями он сразу вернулся в кабинет Артура Ленгнера. Увидел полки с рядами переплетенных томов патентов Ленгнера. Несколько он открывал, чтобы найти образец для снимка. Патенты, поданные до 1885 года, оформлены рукописно. Более поздние — на пишущей машинке.

— Артур Ленгнер играл на фортепиано. У него могли быть более подвижные пальцы, чем бывает у людей его лет.

Крусон пожал плечами.

— Я не музыкант и не психолог.

— Но если его пальцы не были настолько подвижны, возможно, это подделка.

Крусон сердито ответил:

— Вы пригласили меня не для того, чтобы обсуждать личность подделавшего письмо. Чем искусней подделка, тем меньше она говорит мне о личности того, кто ее изготовил.

— Я пригласил вас не обсуждать его личность, а подтвердить, что это подделка. Так вы говорите, подделывавший допустил ошибку. Скопировал ранний образец почерка Ленгнера. Спасибо, доктор Крусон. Вы открыли в деле новые возможности. Если только игра на фортепиано не сохранила ему молодую подвижность пальцев, это подделка и Артура Ленгнера убили.

Вбежал секретарь Ван Дорна, размахивая листком желтой бумаги.

— Скалли!

Телеграмма, которую он отдал Исааку Беллу в руки, была написана с характерной для Скалли краткостью.

ПОЛУЧИЛ ВАШУ ТЕЛЕГРАММУ ТКЧ У МЕНЯ

БЫЛА ТАКАЯ ЖЕ МЫСЛЬ

ТАК НАЗЫВАЕМЫ БРАТЬЯ ФРАИ ОКРУЖЕНЫ

К ЗАПАДУ ОТ ВЕСТ-БРУНСВИКА

МЕСТНЫЕ ПОЛИЦЕЙСКИЕ ИХ ДВОЮРОДНЫЕ

БРАТЬЯ

МОЖЕТЕ ПОМОЧЬ?

— Окружены? — спросил Белл. — Майк и Эдди нашли его?

— Нет, сэр. Скалли, как всегда, один.

Похоже, Скалли установил подлинную фамилию братьев Фраев, нашел их дом и обнаружил, что местный шериф, их родственник, помогает им скрываться. Но в таком случае даже грозный Скалли откусил столько, что не прожует.

Белл в поисках указаний места прочел продолжение телеграммы.

ФЕРМА УИЛЛАРД

ПОВОРОТ НА ГРЭНБЕРИ В ДЕСЯТИ МИЛЯХ

ЗА КАМЕННОЙ ЦЕРКОВЬЮ

МОЩЕНЫЙ ПОВОРОТ НАЛЕВО

МИЛЕЙ ДАЛЬШЕ МОЛОЧНЫЙ ФУРГОН

Посреди чистого поля, в глуши, в сельской части Джерси. По местным железным дорогам туда добираться целый день.

— Позвоните в гараж Уихокен, пусть приготовят мою машину!

Белл схватил тяжелую сумку для гольфа и выбежал из отеля «Никербокер» на Бродвей. Сел в такси и приказал водителю отвезти его к причалу у начала Сорок второй улицы. Здесь он сел на паром до Нью-Джерси, где держал свой красный «локомобиль».

8

Салун Командора Томми на Западной тридцать девятой улице напоминал крепость, занимающую первый этаж и подвал старого жилого дома в четверти мили от причала, от которого отошел паром Исаака Белла. Дверь была узкая, окна забраны ставнями. Подобно объединению Белого дома, конгресса и Министерства обороны, этот салун правил в Вест-Сайде районом, который жители Нью-Йорка называли Адской кухней. Здесь уже много лет не бывал ни один полицейский.

Командор Томми Томпсон, лысый толстошеий владелец салуна, — главарь банды «гоферов». Он собирает дань со всех торговцев наркотиками, с уличных девок и игроков, карманников и взломщиков, часть прибыли передает как взятку полиции и аккуратно платит взносы в поддержку демократической партии. Он также руководит очень прибыльным делом — грабежом грузовых вагонов на Нью-йоркской центральной железной дороге, и его прозвище свидетельствует, что по уровню успеха в своей области он соперничает с командором Корнелиусом Вандербильтом.

Но Командор Томми подозревал, что его бизнес подойдет к кровавому концу, как только железная дорога создаст свою частную армию, чтобы предотвратить похищение грузов в Нью-Йорке. И заранее подготовил план. Именно поэтому, когда Исаак Белл пересекал реку Гудзон, Командор Томпсон, завершая сделку, пожимал руки «бесхвостым» китайцам — настолько американизировавшимся, что они срезали косички на голове, обязательные для их соотечественников.

Гарри Вин и Луис Ло представляли набирающий силу тонг[33] Хип Синг. Они хорошо говорили по-английски, носили модные костюмы, а за их тщательно вымытыми физиономиями таились, по убеждению Томпсона, страшные убийцы. Он понял китайцев, едва те обратились к нему. Как и «гоферы», Хип Синг получал прибыль, контролируя торговлю наркотиками и другие виды своей деятельности с помощью физической силы, взяток и железной дисциплины. И, как и «гоферы» Томми, Хип Синг становились все сильнее и изгоняли конкурентов.

Предложение, с которым обратились к Томми, не принять было невозможно: банда «гоферов», которой руководит Томми Томпсон, разрешит китайцам открыть в Вест-Сайде на Манхеттене опиумную курильню. За половину дохода Томми будет охранять заведение, поставлять девочек и платить копам. Гарри Вин и Луис Ло с помощью своего тонга будут направлять туда денежных белых клиентов из среднего класса — обычных «любителей клубнички», которые опасаются заходить в переулки Чайнатауна. Справедливая сделка, как сказал бы президент Тедди Рузвельт. Договорились с глазу на глаз, как поет Софи Такер.[34]

* * *

В Нью-Арке, Нью-Джерси, полицейский патруль в «паккарде» попытался остановить Исаака Белла.

Его приводимый в движение бензином локомобиль 1906 года выпуска был ярко-красным, точно пожарная машина. Белл заказал на фабрике этот цвет, чтобы другие водители вовремя замечали его машину и уступали дорогу. Но цвет и громовые выхлопы локомобиля обычно привлекали внимание полиции.

Еще не доехав до Ист-Орейндж, он оставил ньюаркских полицейских позади, в пыли.

В Элизабете они погнались за ним на мотоциклах. Задолго до Роселлы Белл потерял их из виду. И теперь дороги были в его распоряжении.

Локомобиль был построен для скоростных дорог и удерживал много рекордов. Добавление крыльев и фар для езды по городским улицам нимало не укротило его. В руках человека со стальными нервами, страстью к скорости и кошачьими рефлексами большая шестнадцатилитровая машина проносилась по сельской местности и по сонным маленьким городкам на фантастической скорости, как метеор.

Закутавшись с ног до головы в пыльник, защитив глаза очками, обнажив голову, чтобы слышать все нюансы грохота четырехцилиндрового двигателя, Белл работал переключателями, сцеплением, клаксоном, ускоряясь на прямых участках, вписываясь в повороты, предупреждая о своем приближении фермеров, скот и более медленные машины. И наслаждался бы от души, если бы не тревожился о Джоне Скалли. Он оставил этого одинокого волка в трудном положении. То, что Скалли попал в переплет по собственной вине, для Белла ничего не значило. Он возглавлял расследование и должен был заботиться о своих людях.

Он вел машину, положив крупные руки на руль. Когда в городах приходилось сбрасывать скорость, нужны были обе руки, чтобы заставить громадного зверя поворачивать. Но, когда он вновь выезжал на сельские дороги, машина становилась удивительно отзывчивой. Одной руки было достаточно, а второй он постоянно добавлял давление горючего и сигналил. Тормозов он почти не касался. В этом не было необходимости. Конструкторы в Бриджпорте, в Коннектикуте, создавшие эту машину, встроили в нее тормозную систему, отзывавшуюся на переключения сцепления, — робкая попытка вовсе избавиться от тормозов. Но Исааку Беллу было все равно.

Когда он проезжал Вудбридж, его вздумал обогнать мерседес с мотором в сто двадцать лошадиных сил. Белл нажал педаль акселератора, и дорога осталась в его распоряжении.

9

— В чем дело? — спросил Командор Томми Томпсон.

— Говорит, есть для тебя предложение.

Двое вышибал Томми, громилы с перебитыми носами боксеров, много лет убивавшие конкурентов Томми, стояли с боков от лощеного джентльмена, которого провели в кабинет босса.

Томми в холодном молчании разглядывал человека, который казался настоящей цацей с Пятой авеню. Мужчина среднего телосложения, примерно его ровесник — тридцати с небольшим лет. Средний рост, дорогая трость с золотым набалдашником, дорогое черное пальто с бархатным воротником, дорогая меховая шапка, кожаные перчатки. От угольной печи шел жар, и человек спокойно снял перчатки, показав толстое кольцо, усаженное бриллиантами, и расстегнул пальто. Под ним вожак банды «гоферов» разглядел золотую цепочку от часов, достаточно толстую, чтобы удержать сильную лошадь, и темно-синий суконный костюм. А за деньги, что франт выложил за свои ботинки, Томми мог бы неделю пользоваться в Атлантик-сити услугами трех девушек.

Франт не произнес ни слова. Сняв перчатки и расстегнув пальто, он стоял совершенно неподвижно, только один раз поднял руку, чтобы пригладить большим пальцем кончики усов; палец после этого он сунул под жилет.

Хладнокровный тип, решил Томми. Он решил также, что, если бы все полицейские Нью-Йорка скинулись, они все равно не смогли бы одеть детектива в такой костюм. И даже если бы нашли деньги, ни один коп в городе не смог бы состроить эту мину человека, родившегося в сорочке. Поэтому главарь банды спросил:

— Чего надо?

— Могу я полагать, — спросил франт, — что вы и есть вожак банды «гоферов»?

Командор Томми снова насторожился. Этот тип знаком с Адской кухней. Он совершенно правильно произнес название банды, «гуферы», а не так, как произносят его читатели с Пятой авеню. Где он этому научился?

— Я спросил, чего надо.

— Хочу заплатить вам пять тысяч долларов за услуги троих убийц.

Томми Томпсон выпрямился. Пять тысяч долларов — очень большие деньги. Такие большие, что он забыл о «гуферах» и «гоферах» и отбросил всякую осторожность.

— Кого надо убить?

— В Кемдене, в Нью-Джерси, нужно убить шотландца по имени Аласдер Макдональд. Убийцы должны хорошо владеть ножом.

— Неужели?

— Деньги у меня с собой, — сказал франт. — Плачу вперед и надеюсь, вы выполните договор.

Томми повернулся к своим вышибалам. Те улыбались без капли веселья. Франт допустил гибельную ошибку, сказав, что у него деньги с собой.

— Возьмите у него пять тысяч долларов, — приказал Томми. — Заберите часы. Заберите кольцо. Заберите трость с золотым набалдашником, снимите с него пальто, шляпу, костюм и ботинки и выбросите этого сукина сына в речку.

Они снялись с места поразительно быстро для таких крупных мужчин.

Пальто и сшитый на заказ костюм франта скрывали мощную фигуру, а неподвижность маскировала стремительность молнии. Через мгновение один вышибала, окровавленный и оглушенный, лежал на полу. Второй писклявым голосом молил о пощаде. Франт одной рукой обхватил его голову, а второй приставил к глазу вышибалы остро заточенное долото.

Командор Томми ахнул, неожиданно узнав его.

На ногте большого пальца франта блестело острое, как бритва, полукруглое долото. Острие долота было приставлено к краю глаза вышибалы, и умоляющему гангстеру — как и самому Командору Томми — ясно было, что одним движением пальца франт раздавит глаз, как виноградину.

— О Боже! — выдохнул Томми. — Ты Брайан О'Ши.

Услышав это имя, вышибала, чей глаз отделила от долота доля дюйма, заплакал. Второй, на полу приходивший в себя, ахнул.

— Не может быть! Глазник О'Ши мертв.

— Если и был мертв, — сказал Командор Томми, — то ожил.

Вожак банды «гоферов» удивленно смотрел на посетителя.

Брайан О'Ши, по прозвищу Глазник, исчез пятнадцать лет назад. Неудивительно, что он знал, как произносить название банды. Если бы Глазник не пропал, они бы до сих пор воевали за право быть хозяином Адской кухни. Еще подростком О'Ши научился прекрасно владеть оружием бандитов: пращой, свинцовыми трубами, кастетом и заостренным лезвием в ботинках, ему даже попался в руки полицейский револьвер. Но больше всего его боялись, потому что он выкалывал соперникам глаза специально надетым на большой палец медным долотом.

— Ты, однако, преуспел, — сказал Томми, справляясь с потрясением. — Это долото, похоже, серебряное.

— Нержавеющая сталь, — поправил О'Ши. — Хорошо держится и не ржавеет.

— Значит, ты вернулся. И настолько разбогател, что можешь платить за убийства другим.

— Дважды предлагать не стану.

— Я берусь за эту работу.

Глазник О'Ши стремительно пришел в движение; освобождая вышибалу, он порезал ему щеку. Тот заорал. Схватился руками за лицо. Моргнул, убрал руки и посмотрел на кровь. Потом снова моргнул и благодарно улыбнулся. Кровь текла из щеки, разрезанной до кости, но глаза были целы.

— Вставай! — приказал Командор Томми. — Оба вставайте! Сходите к Ледяному. Пусть приведет Келли и Батлера.

Они торопливо вышли, оставив Томми наедине с О'Ши. Томми сказал:

— Конец слухам, будто я тебя убил.

— Даже в свой лучший день тебе бы этого не сделать, Томми.

Главарь банды «гоферов» учуял оскорбление и таящуюся за ним насмешку.

— Почему ты так говоришь? Мы были партнерами.

— Иногда.

Они стояли молча — старые соперники, оценивающие друг друга.

— Вернулся, — сказал Томми. — Господи Исусе, откуда?

О'Ши не ответил.

Прошло пять минут. Десять.

В комнату Командора вошли Келли и Батлер, за ними Уикс по прозвищу Ледяной.

Брайан О'Ши осмотрел их.

«Типичное новое поколение „гоферов“, — подумал он, — меньше ростом и более плотного сложения. Не удивительная ли вещь прогресс?» Томми — последыш тех дней, когда правила грубая сила. Теперь дубинки и свинцовые трубы уступили место огнестрельному оружию. Келли, Батлер и Уикс сложены, как он, но одеты по новейшей гангстерской моде: облегающие костюмы, яркие жилеты, цветные галстуки. На Келли и Батлере желтые ботинки и зеленые носки. Уикс, Ледяной, — в небесно-голубых гетрах. Он самый хладнокровный из всех, держится позади, позволяет рисковать горячим головам, а потом является за призом. Он мечтает о том, что Командор погибнет быстрой смертью, а Ледяной Уикс займет его место.

О'Ши достал из кармана пальто три складных ножа и роздал. Ножи германского производства, отлично уравновешенные, мгновенно раскрываются и остры, как бритва. Келли, Батлер и Уикс восторженно взвешивали их в руке.

— Оставьте их в человеке, когда выполните работу, — приказал О'Ши, взглянув на Томми, и тот подкрепил его приказ угрозой:

— Если снова увижу вас с этими ножами, сломаю шею.

О'Ши раскрыл бумажник и извлек три билета туда-обратно до Кемдена, Нью-Джерси.

— Макдональд, — сказал он, — как стемнеет, придет в дансинг «Дель Росси». Это в районе Глочестера.

— Как он выглядит? — спросил Уикс.

— Как лавина, — ответил О'Ши. — Не проморгайте.

— Отправляйтесь, — приказал Томми. — И не возвращайтесь, пока он не умрет.

— А когда нам заплатят? — спросил Уикс.

— Когда он будет мертв.

Убийцы пошли на железнодорожный паром.

О'Ши достал из пальто толстый конверт, отсчитал пятьдесят стодолларовых банкнот и положил на деревянный стол Томми Томпсона. Томми пересчитал их и сунул в карман штанов.

— Приятно иметь с тобой дело.

О'Ши сказал:

— Я хочу использовать и убийц из тонга.

Командор Томми внимательно посмотрел на него.

— О каких убийцах из тонга ты говоришь, Брайан О'Ши?

— О тех двоих из Хип Синг.

— Откуда, господи помилуй, ты о них узнал?

— Не позволяй неудачникам обманывать тебя, Томми. Я по-прежнему впереди тебя и всегда буду.

О'Ши повернулся и вышел из салуна.

Томми Томпсон щелкнул пальцами. Из боковой двери появился мальчика, по имени Пэдди, Крыса, худой и бледный. На улице он почти невидим, как паразит, от которого получил прозвище.

— Ступай за О'Ши. Узнай, где он живет и под каким именем.

Пэдди Крыса прошел вслед за О'Ши по Тридцать девятой улице. Дорогое пальто и меховая шапка словно сверкали, когда О'Ши пробирался между плохо одетыми людьми, шедшими по грязным булыжникам. Он пересек Десятую авеню, потом Девятую, где ловко обошел пьяницу, устремившегося к нему из-под навесов городской железной дороги. Миновав Седьмую, он остановился перед гаражом сдаваемых в прокат машин и посмотрел в застекленную витрину.

Пэдди подобрался к паре серых лошадей. Спрятавшись за ними, он гладил их по груди, чтобы стояли спокойно, и напряженно думал. Как ему следить за О'Ши, если тот возьмет машину?

О'Ши резко отвернулся от витрины и быстро ушел.

Пэдди почувствовал себя неуютно в изменившемся районе. Здесь стояли высокие здания, офисы, отели. Подобно дворцу, возвышалась величественная Метрополитен-опера. Если его увидят копы, тут же прогонят за то, что он вторгся в район богачей. О'Ши подходил к Бродвею. Неожиданно он исчез.

Пэдди, Крыса, в отчаянии сорвался на бег. Он не может вернуться в Адскую кухню без адреса О'Ши. Есть! Со вздохом облегчения он юркнул в переулок за строящимся театром. В конце переулка он заметил свернувшую за угол высокую фигуру в черном пальто. Он побежал за ней, выбежал за угол и наткнулся на кулак, уложивший его в грязь.

О'Ши склонился к нему. Пэдди увидел блеск стали. В правом глазу взорвалась боль. Он сразу понял, что сделал с ним О'Ши, и отчаянно закричал.

— Разожми руку, — велел О'Ши.

Когда Пэдди не послушался, сталь коснулась уцелевшего глаза.

— Потеряешь и этот, если не разожмешь руку.

Пэдди, Крыса, послушался. Он задрожал, почувствовав, что О'Ши положил ему на ладонь что-то круглое и страшное, а потом почти ласково зажал пальцы.

— Отдай это Томми.

Оставив скулящего мальчика в переулке, О'Ши вернулся на Тридцать девятую улицу. Он стоял в тени, неподвижный, как статуя, пока не убедился, что у следившего за ним маленького хорька не было напарников. Здесь он прошел на восток по Шестой авеню под надземной железной дорогой, проверил, не следят ли за ним, прошел по Пятой авеню и свернул в центр города, по-прежнему поглядывая на отражения в витринах.

Коп-ирландец, с роскошными усами приказал грузовому фургону остановиться, чтобы хорошо одетый джентльмен смог перейти Тридцать четвертую улицу. Швейцары в сине-золотых мундирах (таким мундиром гордился бы капитан дредноута) вскочили при виде его.

О'Ши ответил на их приветствие и вошел в отель «Уолдорф Астория».

10

Исаак Белл заметил красный носовой платок Джона Скалли, привязанный к изгороди. Он повернул локомобиль на узкую дорогу, обозначенную этим платком, и впервые с Уихокена нажал на педаль, сбавляя скорость, и щелкнул выключателем: громовые выхлопы двигателя сменились мягким урчанием.

Исаак Белл поднялся на холм и около мили ехал мимо лежащих под паром полей. Изобретательный Скалли где-то раздобыл фургон с молочными бидонами — именно такая машина выглядит вполне уместной на сельских дорогах Нью-Джерси. Белл осторожно пристроился за фургоном, чтобы его машину нельзя было увидеть с дороги. Потом взял с пассажирского сиденья тяжелую сумку для гольфа и пошел на вершину холма, где в высокой бурой траве лежал детектив Ван Дорна.

Немногословный одиночка — низкорослый круглолицый мужчина, который легко сошел бы за одного из проповедников, владельцев маленьких магазинов, медвежатников и убийц. Тридцать футов жира скрывали каменные мышцы, а за почтительной улыбкой скрывался ум быстрее медвежьего капкана. Скалли в полевой бинокль смотрел на дом под холмом. Из трубы поднимался дым. У дома стоял большой автомобиль-фаэтон «мормон»; мощная машина, покрытая пылью и грязью.

— Что в сумке? — приветствовал Скалли Белла.

— Наручники. — Белл улыбнулся, доставая пару двенадцатизарядных дробовиков «браунинг авто-5». — Сколько в доме?

— Все трое.

— Кто-нибудь здесь живет?

— До их приезда дыма не было.

Белл кивнул, довольный, что в перестрелке не пострадают невиновные. Скалли передал ему бинокль. Белл разглядывал дом и машину.

— Это тот «мормон», что они угнали в Огайо?

— Может, другой. Они неравнодушны к «мормонам».

— Как ты их нашел?

— Воспользовался твоим намеком на место первого ограбления. Их настоящая фамилия Уиллард, и, будь мы с тобой так умны, как считаем, вышли бы на них еще месяц назад.

— Не могу спорить, — согласился Белл. — Почему бы для начала не вывести из строя их авто?

— Отсюда не попасть: разброс слишком большой.

Белл достал из сумки для гольфа старинное ружье «шарп» 50 калибра для охоты на бизонов. Глаза Джона Скалли заблестели, как шарики в подшипниках.

— Где ты взял эту пушку?

— Наш домашний детектив из «Никербокера» отобрал его у ковбоя из шоу «Дикий Запад»; тот напился на Таймс-сквер.

Белл открыл затвор, зарядил ружье патроном с черным порохом и прицелился в «мормон».

— Постарайся не поджечь, — предупредил Скалли. — Там полно награбленного.

— Просто помешаю завести его.

— Подожди, кто-то едет.

На дороге, ведущей к ферме, показался шестицилиндровый «форд К». На его радиаторе был установлен прожектор.

— Дьявольщина, — сказал Скалли. — А вот и двоюродный брат, констебль.

Из «форда» вышли двое со звездами шерифа на плащах, они несли корзины.

— Принесли им ужин. Три плюс два получается пять.

— В твоем грузовике хватит места?

— Если тесно их упакуем.

— Что скажешь, если дадим им время набить брюхо?

— Неплохой план, — ответил Скалли, продолжая наблюдать за домом.

Белл смотрел на дорогу к дому, то и дело оборачиваясь, чтобы убедиться — с дороги за домом не появятся новые родственники.

Он гадал, где Дороти Ленгнер взяла деньги, чтобы купитьотцу рояль: Белл помнил, что она сделала это недавно.

Скалли был необычно разговорчив.

— Знаешь, Исаак, — сказал он, показывая на ферму внизу и на две машины возле нее, — для такой работы было бы неплохо, если бы изобрели пулемет, чтоб носить с собой.

— Ручной пулемет?

— Точно. Ручной пулемет. Но как таскать с собой воду, чтобы охлаждать ствол?

— Пришлось бы приспособить его к стрельбе патронами.

Скалли задумчиво добавил:

— А патроны могли бы находиться в барабанном магазине.

— Начнем веселье? — спросил Белл, поднимая «шарп». Оба детектива посмотрели на ближайший лес, куда побегут Фраи, когда Белл выведет из строя их машину.

— Я сначала зайду с фланга, — сказал Скалли.

И, сразу переходя от слов к действиям, начал спускаться с холма; выглядел он при этом, подумал Белл, как спешащий на работу каменщик. Придя на место, Скалли помахал рукой.

Белл упер локти в возвышение, взвел курок и прицелился в капот над двигателем «мормона». Осторожно спустил курок. От удара тяжелой пули «мормон» покачнулся. Выстрел прогремел, словно выпалили из пушки, из ствола вырвалось облако черного дыма и начало стекать по холму. Белл перезарядил и снова выстрелил. «Мормон» снова подпрыгнул, и его передняя шина стала плоской. Белл перешел к полицейской машине.

Из дома, размахивая пистолетами, выбежали констебли с выпученными глазами. Грабители оставались внутри. Они выставили из окон ружья. На черное облако, рожденное «шарпом» Белла, обрушился залп из «винчестеров».

Не обращая внимания на свистящие у головы пули, Белл методично перезарядил однозарядный «шарп» и выстрелил в капот полицейской машины. Из горячего радиатора вырвался столб пара. Теперь их дичь могла уйти только пешком.

Из дома, стреляя из ружей, выбежали все три грабителя.

Белл перезаряжал и стрелял, перезаряжал и стрелял. Один из грабителей споткнулся, выронил ружье и схватился за руку. Другой развернулся и побежал к лесу. Скалли открыл огонь из своего двенадцатизарядного дробовика и заставил беглеца передумать. Тот остановился, отчаянно оглянулся, бросил оружие на землю и поднял руки. Констебли застыли, сжимая пистолеты. Белл встал, направив на них сквозь черный дым ствол своего «шарпа». Из леса вышел Скалли, тоже прицеливаясь.

— У меня автоматическая подача и двенадцать патронов, — небрежно заметил он. — А у парня на холме ружье «шарп». Вам, ребята, пора поумнеть.

Констебли бросили пистолеты. Третий Фрай вложил в затвор своего «винчестера» свежий патрон и прицелился. Белл увидел его в прицеле, но Скалли выстрелил раньше, приподняв ствол, чтобы увеличить дальность. На таком расстоянии дробь разлетелась широко. В основном мимо грабителя. Но две дробинки пробили ему плечо.

Раны грабителей не были смертельными. Белл постарался, чтобы они не умерли от потери крови, и приковал их наручниками к остальным в грузовике Скалли. Они поехали с холма; Скалли вел грузовик, Белл в локомобиле замыкал колонну. Когда доехали до Крэнбери, появились на «олдсмобиле» Майк и Эдди, детективы Ван Дорна, присланные на подмогу Скалли, и караван направился в Трентон, чтобы передать грабителей и продажных полицейских прокурору штата.

Спустя два часа, подъезжая к Трентону, Белл увидел дорожный знак, пробудивший его фотографическую память. На столбе в сопровождении стрелок, указывающих на юг, значилось: Хэмилтон-Тернпайк, Бордентаун-роуд, Берлингтон-Пайк и поворот Уэстфилд на Камден.

В своем настенном календаре Артур Ленгнер записал время встречи. За два дня до смерти он встречался с Аласдером Макдональдом, специалистом по турбинам, который работал по контракту в инженерном бюро флота. Фабрика Макдональда находилась в Камдене.

Отец любил орудия, сказала Дороти Ленгнер. Как Фарли Кент любил корпуса кораблей. А Аласдер Макдональд — свои турбины. Волшебник, сказала она о Макдональде, имея в виду, что он не уступает ее отцу. Белл задумался, что еще общего было у этих двоих.

Он нажал грушу клаксона. «Олдсмобиль» и молочный фургон затормозили на пыльной дороге.

— Мне нужно встретиться с одним парнем в Камдене, — сказал Белл Скалли.

— Помощь потребуется?

— Да! Как только сдашь эту банду, отправляйся на Бруклинскую военную верфь. Там в чертежной мастерской на чердаке найдешь конструктора по имени Фарли Кент. Проверь, все ли у него в порядке.

Белл повернул локомобиль на юг.

* * *

МИР НАДЕЕТСЯ НА ПРОДУКЦИЮ КАМДЕНА

Такой рекламный шит встретил Белла на въезде в промышленный город, расположенный на восточном берегу реки Делавэр напротив Филадельфии. Он проезжал фабрики, которые делали все на свете: от сигар до патентованных лекарств, от линолеума и керамики до супа. Но доминировала в городе верфь. Неуместно названная «Нью-йоркской кораблестроительной компанией», она покрыла берега Делавэра и Ньютон-Крика современными подъездными путями и уставила кранами, поднимающимися в дымное небо. На противоположном берегу раскинулись «Кораблестроители Кремпа» и Филадельфийская военная верфь.

Уже вечерело, когда Белл отыскал компанию «Корабельные турбины» Макдональда в лабиринте многочисленных фабрик, работающих по заказам верфи. Белл остановил локомобиль у ворот и спросил Аласдера Макдональда. На фабрике его не оказалось. Дружелюбно настроенный клерк сказал:

— Профессора вы найдете в Глочестер-Сити, всего в нескольких кварталах отсюда.

— Почему вы называете его Профессором?

— Он очень умен. Он был учеником изобретателя корабельных турбин Чарлза Парсонса, который совершил революцию в движении кораблей, сообщив им большую скорость. К тому времени как Профессор эмигрировал в Америку, он знал о турбинах больше самого Парсонса.

— А где это — Глочестер-Сити?

— Дансинг «Дель Росси». Но там не танцуют. Скорее это салун, чем дансинг, если вы меня понимаете.

— Я бывал в таких заведениях на западе, — сухо сказал Белл.

— Пройдите по Кинг-стрит. Не промахнетесь.

Глочестер-Сити расположен по реке ниже Камдена.

Два эти города сливаются без всякого зазора. Кинг-стрит тянется у самой воды — салуны и меблированные комнаты, где живут рабочие с верфи и из речного порта. Как и пообещал клерк, проглядеть заведение дель Росси было невозможно: его фальшивый фасад изображал вход в бродвейский театр.

Внутри царил бедлам. Такого громкого пианино Белл еще не слышал. Смеялись женщины, вспотевшие бармены отбивали горлышки бутылок, чтобы разливать быстрей, усталые вышибалы и множество моряков и рабочих с верфи — не менее четырехсот человек — соревновались, кто скорее напьется. Белл изучал море раскрасневшихся лиц под облаками синего табачного дыма. Единственным посетителем салуна не в рубашке, а в пиджаке были он сам в своем белом костюме, седовласый джентльмен в красном сюртуке (в нем Белл узнал хозяина, и три гангстера в коричневых котелках, лиловых рубашках, ярких жилетах и пестрых галстуках. Ботинок их Белл не видел, но предположил, что они желтые.

Раздвигая широкоплечих посетителей, он направился к красному сюртуку.

— Мистер дель Росси! — крикнул он, перекрывая шум, и протянул руку.

— Добрый вечер, сэр. Зовите меня Анжело.

— Исаак.

Они обменялись пожатием руки. Рука у дель Росси была мягкая, но в ожогах и шрамах от работы на верфи в молодости.

— Хлопотный вечер.

— Да благословит господь наш «Новый флот». И так каждый вечер. В следующем месяце «Нью-йоркская верфь» спускает на воду «Мичиган» и только что заложила киль эсминца — быстроходного, двадцать восемь узлов. Филадельфийская военная верфь на том берегу строит новый сухой док, «Кремп» будущим летом спускает на воду «Южную Каролину», да еще они подписали контракт на шесть семисоттонных эсминцев — целых шесть, можете сосчитать. Чем могу быть полезен, сэр?

— Я ищу парня по имени Аласдер Макдональд.

Дель Росси нахмурился.

— Профессора? Идите на звук ударов кулаков о челюсти, — ответил он, кивнув в самый дальний от двери угол.

— Простите. Надо торопиться, пока кто-нибудь его не свалил.

— Ну, это вряд ли, — сказал дель Росси. — Он когда-то был чемпионом Королевского флота в тяжелом весе.

Пробираясь по залу, Белл заметил Макдональда и сразу оценил крупного шотландца. Лет сорока, высокий, с открытым лицом, мышцами, которые играют под пропотевшей рубашкой. Над бровями несколько боксерских шрамов, но, отметил Белл, на остальном лице ни отметины, и огромные кисти с расплющенными костяшками. В одной руке он держал стакан, в другой — бутылку виски; когда подходил Белл, Макдональд налил виски в стакан, поставил бутылку на стойку бара за собой и осмотрел толпу. Толпа расступилась, и к Макдональду направился трехсотфунтовый боксер, глядевший так, будто собирался его убить.

Макдональд с сухой улыбкой наблюдал за ним, словно ожидая хорошей шутки. Отпил глоток из стакана, а потом, внешне нисколько не торопясь, сжал огромный кулак и нанес удар, такой стремительный, что Белл едва его разглядел.

Боксер рухнул на посыпанный опилками пол. Макдональд дружелюбно посмотрел на него. И сказал с сильным шотландским акцентом:

— Джейк, друг мой, ты отличный парень, пока выпивка не свалит тебя. — И спросил у окружающих: — Кто-нибудь отведет Джейка домой?

Друзья Джейка унесли его. Белл представился Аласдеру Макдональду; тот казался пьянее, чем на первый взгляд.

— Я тебя знаю, приятель?

— Исаак Белл, — повторил детектив. — Дороти Ленгнер сказала мне, что вы были другом ее отца.

— Да, был. Бедняга Арти. После того как укокошили Оружейника, его форму разбили. Выпей!

Он взял чистый стакан, наполнил его виски, протянул Беллу и произнес шотландский тост:

— Slanj.[35]

— Slanj-uh va,[36] — ответил Белл и быстро выпил в той же манере, что Макдональд.

— Как девчонка это переносит?

— Дороти считает, что ее отец не убивал себя и не брал взятку.

— Насчет самоубийства не знаю: горы бросают на зеленые долины густую тень. Но вот что я знаю: Оружейник скорее положил бы руку под пресс, чем протянул ее за взяткой.

— Вы его близко знали?

— Скажем так: мы восхищались друг другом.

— Вероятно, вас объединяли общие цели.

— Мы оба любили дредноуты, если вы об этом. Любишь дредноуты или ненавидишь, они — чудо наших дней.

Белл заметил, что, пьян Макдональд или нет, он искусно уклоняется от ответа на вопросы. Он отступил, сказав:

— Наверно, вы с большим интересом следите за продвижениями Великого белого флота?

Аласдер презрительно фыркнул.

— Победу на море одерживают артиллерия, броня и скорость. Вам нужно стрелять дальше противника, лучше выдерживать его попадания и быстрее идти. По этим меркам Великий белый флот безнадежно устарел.

Он налил еще виски Беллу и наполнил свой стакан.

— У английского военного корабля его величества «Дредноут» и у его немецких копий большая дальность стрельбы, крепче броня и выше скорость. А наш «флот» — всего лишь старая Атлантическая эскадра, чуть принаряженная. Она из эпохи до дредноутов.

— А в чем разница?

— Корабль эпохи до дредноутов — это боксер среднего веса, который учился боксу в колледже. Ему нечего делать на ринге с тяжеловесом Джеком Джонсоном.[37]

Макдональд вызывающе улыбнулся Беллу: он был тяжелее его на сорок фунтов.

— Если только он не учился в Чикаго, в Вест-Сайде, — ответил Белл.

— Ну, и еще прибавил несколько футов мышц, — одобрительно согласился Макдональд.

Как ни невероятно, но пианино забренчало еще громче. Кто-то забил в барабан. Толпа расступилась, пропустив Анжело дель Росси, который поднялся на невысокую сцену против стойки бара. И достал из красного сюртука дирижерскую палочку.

Официанты и вышибалы отложили подносы и дубинки и взяли в руки банджо, гитары и аккордеоны. Официантки поднялись на сцену, сбросили передники и показали юбочки, такие короткие, что полиция в любом городе, где больше одной церкви, тут же закрыла бы заведение. Дель Росси поднял палочку. Музыканты заиграли «Спустись ко мне» Джорджа Коэна,[38] и женщины начали танцевать; Беллу показалось, что они прекрасно копируют парижский канкан.

— Так вы говорите?.. — закричал он.

— Что я говорю?

— О дредноутах, которые вы с Оружейником…

— Возьмите «Мичиган». Когда его спустят на воду, на нашем новейшем броненосце будут лучшие в мире орудия — большие орудия, способные стрелять очень точно. Но тонкая, как бумага, броня и слабые двигатели обрекают его на положение в лучшем случае полудредноута — учебной цели немецких и английских дредноутов.

Макдональд осушил свой стакан.

— Тем ужаснее, что Бюро артиллерии потеряло великого создателя орудий Арти Ленгнера. Технические бюро не терпят перемен. А Арти заставлял меняться… Не смотри на меня так, приятель. Прошлый месяц был ужасен для американских броненосцев.

— Кроме смерти Арти Ленгнера? — подталкивал Белл.

— Оружейник расстался с жизнью первым. Неделю спустя мы потеряли Чада Гордона, лучшего изготовителя брони в «Бетлехем айрон уоркс». Ужасная катастрофа. Шестеро парней сгорели заживо: Чад и пятеро его рабочих. А на прошлой неделе чертов дурак Гровер Лейквуд упал с горы. Лучший специалист по управлению стрельбой во всем этом бизнесе. И отличный молодой человек. Какое будущее у него было — и погиб от нелепого несчастного случая.

— Подождите, — сказал Белл. — Вы говорите, за прошлый месяц погибли три лучших инженера, занимавшихся созданием боевых кораблей?

— Похоже на проклятие, верно? — Макдональд перекрестился своей большой рукой. — Никогда не скажу, что наши дредноуты прокляты. Но ради флота Соединенных Штатов надеюсь, что Фарли Кент и Рон Уиллер не станут следующими.

— Корабельные корпуса на Бруклинской военной верфи, — сказал Белл. — И торпеды в Ньюпорте.

Макдональд пристально посмотрел на него.

— Ты тут побродил по округе.

— Кента и Уиллера упоминала Дороти Ленгнер. Я решил, что они коллеги Ленгнера.

— Коллеги? — рассмеялся Макдональд. — В чем штука с гонкой дредноутов? Не понимаешь?

— Нет. Что вы имеете в виду?

— Это как игра в скорлупки, но горошина под каждой скорлупкой, да еще начиненная динамитом. Фарли Кент изобретает водонепроницаемые переборки, чтобы защитить корпуса своих кораблей от торпед. Но в Ньюпорте Рон Уиллер совершенствует торпеды — создает ракеты с большей дальностью действия, с большим зарядом взрывчатки; может, он даже придумает, как заряжать их ТНТ. Поэтому Арти приходилось увеличивать дальнобойность своих орудий, а Чад Гордон создавал все более прочную броню, чтобы выдерживала попадания. Достаточно, чтобы довести до пьянства… — Макдональд снова наполнил стаканы. — Один бог знает, как мы справимся без этих парней.

— Но вы говорите, что скорость не менее важна. А как насчет создания двигателей? — спросил Белл. — Говорят, вы волшебник там, где касается турбин. Разве потеря Аласдера Макдональда не станет страшным ударом для планов насчет дредноутов?

Макдональд рассмеялся.

— Ну, я неуязвим.

В углу танцевального зала начинался очередной кулачный бой.

— Прошу прощения, Исаак, — сказал Макдональд и радостно отправился туда.

Белл пробивался за ним. В кольце кричащих зрителей были и три гангстера, которых он заметил раньше. Макдональд обменивался ударами с молодым тяжеловесом, у которого были руки кузнеца и прекрасно работали ноги. Шотландец казался медлительней молодого человека. Но Белл видел, что Макдональд позволяет противнику наносить удары, чтобы оценить его возможности. И действовал он так искусно, что ни один удар не причинял ему вреда. Внезапно Аласдер, по-видимому, решил, что узнал все, что хотел. Вдруг сделавшись быстрым и смертоносным, он принялся проводить комбинации ударов. Белл вынужден был признать: это лучше всего того, что он видел в Йеле — и с благодарностью вспомнил, как Джо Ван Дорн отправлял его «на учебу» в салуны Чикаго.

Боксер шатался. Чтобы закончить, Макдональд доконал его апперкотом, который был не сильней, чем нужно, потом помог ему встать, похлопал по спине и заревел так, чтобы слышали все:

— Отличная работа, парень! Мне просто повезло… Исаак, видел, как у парня работают ноги? Тебе не кажется, что у него на ринге большое будущее?

— Да он уложил бы Джентльмена Джима Корбетта[39] в его лучшие годы!

Кузнец, у которого остекленели глаза, принял комплимент с улыбкой.

Макдональд, который по-прежнему разглядывал толпу, заметил целеустремленно пробирающихся к нему гангстеров.

— О, еще один соперник, даже два. Никакого отдыха усталому человеку. Ладно, парни, вы малыши, но вас двое. Идите, получите свое.

Конечно, их никак было нельзя назвать малышами: хотя Макдональд был намного тяжелее их, двигались они уверенно и руки держали хорошо. И когда напали, стало очевидно, что они не в первый раз дерутся вместе. Талантливые уличные бойцы, оценил их Белл, крепкие парни из трущоб, сумевшие пробиться в верхи банды. Теперь полноправные гангстеры, выжившие после ночных кровавых бойнь. Белл придвинулся поближе — на случай, если происходящее выйдет из-под контроля.

Грязно браня Аласдера Макдональда, гангстеры напали на него одновременно с двух сторон. В этом совместном нападении было столько злобы, что это рассердило раскрасневшегося шотландца. Он притворился, что отступает. Это заставило противников приблизиться к нему и получить мощный джеб слева и оглушающий справа. Один гангстер отшатнулся, из носа у него пошла кровь. Второй упал, схватившись за ухо.

Белл увидел, как за Аласдером Макдональдом что-то блеснуло.

11

Исаак Белл мгновенно выхватил из шляпы свой двухзарядный «дерринджер» и выстрелил в третьего гангстера, который подбирался к Макдональду сзади с ножом. Выстрел с близкого расстояния, почти в упор. Тяжелая пуля 44 калибра остановила гангстера, нож выпал у него из руки. Но не успели посетители броситься в стороны от грохота выстрела, как щеголь с расквашенным носом попытался другим ножом ударить шотландца в живот.

Макдональд ахнул, словно удивленный тем, что дружеская потасовка вдруг стала смертельно опасной.

Исаак Белл понял, что присутствует при организованной попытке преднамеренного убийства. Бегущий посетитель перекрыл ему поле зрения. Белл отшвырнул его в сторону и снова выстрелил. Посреди лба обладателя разбитого носа появилась дыра. Нож выпал, не дойдя нескольких дюймов до пояса Аласдера Макдональда.

В «дерринджере» Белла не осталось патронов.

Оставшийся убийца, тот, что упал на пол, вскочил гибким движением, которое свидетельствовало, что он не ранен и ничуть не пострадал от удара в ухо. В его руке мелькнул нож с длинным лезвием. Белл уже вытаскивал из-под пальто свой полуавтоматический «браунинг № 2». Убийца хотел ударить Макдональда ножом в спину. Прижимая пистолет к телу, чтобы защитить его от бегущих, Белл выстрелил. Он знал, что должен остановить убийцу выстрелом в голову. Но кто-то налетел на него, когда он нажимал на курок.

Промахнулся он ненамного. Пуля пробила франту правое плечо. Но точность «браунинга» оборачивалась уменьшением убойной силы, а убийца оказался левшой. Хотя пуля калибра.380 заставила его пошатнуться, но инерция была на его стороне, и он сумел вонзить лезвие в широкую спину Аласдера Макдональда.

Макдональд по-прежнему казался удивленным. Его глаза встретились с глазами Белла, когда детектив подхватил его.

— Они хотели меня убить, — недоуменно сказал он. Белл опустил внезапно отяжелевшее тело на опилки и склонился над ним.

— Врача! — крикнул он. — Приведите скорую помощь.

— Приятель…

— Не разговаривайте, — сказал Белл.

Кровь шла таким потоком, что опилки ее не впитывали, а плавали в ней.

— Дайте руку, Исаак.

Белл взял в руки крупную кисть.

— Пожалуйста, дайте руку.

— Уже, Аласдер. Быстрей врача!

Рядом склонился Анжело дель Росси.

— Врач идет. Хороший врач. Все обойдется, Профессор. Правда, Белл?

— Конечно, — солгал Белл.

Макдональд судорожно сжал руку Белла и что-то прошептал. Что именно, Белл не расслышал. Он наклонился ближе.

— Что вы сказали, Аласдер?

— Слушайте…

— Я вас не слышу.

Рослый шотландец ничего не сказал. Белл прошептал ему на ухо:

— Они пришли за вами, Аласдер? Почему?

Макдональд разлепил веки. Его глаза широко раскрылись, и в них мелькнуло понимание.

— Корпус 44.

— Что?

Макдональд закрыл глаза и как будто уснул.

— Я врач. Пропустите.

Белл отодвинулся. Врач, молодой, решительный и, по-видимому, компетентный, проверил пульс Макдональда.

— Сердце бьется, как вокзальные часы. Я вызвал карету скорой помощи. Кто-нибудь, помогите мне нести его.

— Я отнесу, — сказал Белл.

— Он весит двести фунтов.

— Уйдите с дороги.

Исаак Белл поднял упавшего боксера, встал, вынес Макдональда на тротуар и стоял там, дожидаясь скорой помощи. Камденские копы сдерживали толпу. Полицейский детектив потребовал, чтобы Белл назвался.

— Исаак Белл, сыщик Ван Дорна.

— Отличная стрельба, мистер Белл.

— Вы узнали мертвеца?

— Никогда раньше его не видел.

— Не из города? Из Филадельфии?

— У них в карманах билеты на поезд от Нью-Йорка. Не расскажете, как вы в это впутались?

— Расскажу все, что знаю — это совсем немного, — но сперва отвезу этого парня в больницу.

— Буду ждать вас в участке. Скажите дежурному сержанту, что хотите видеть Барни Джорджа.

Перед дансингом остановился автомобиль скорой помощи на новейшем шасси модели Е. Когда Белл вносил Макдональда внутрь, боксер снова сжал его руку. Белл тоже вошел, сел рядом с врачом и поехал в больницу. Пока в операционной хирурги работали над шотландцем, Белл позвонил в Нью-Йорк и приказал предупредить Скалли, который присматривал за создателем корпусов кораблей Фарли Кентом, и отправить сыщиков на морскую торпедную станцию в Ньюпорт охранять жизнь Рона Уиллера.

Погибли три человека, находившиеся в самом центре американской программы строительства дредноутов, а четвертый был на пороге смерти. Если бы Белл не стал свидетелем нападения на Аласдера Макдональда, скорее всего происшествие в салуне сочли бы пьяной дракой, а не умышленным убийством. Существовала также вероятность, что Ленгнера убили. А что если взрыв домны в Бетлехеме, о котором рассказал Макдональд, тоже не случайность? И смерть при падении — тоже убийство?

Всю ночь и все утро Белл сидел у постели раненого. В полдень Аласдер Макдональд набрал в могучую грудь воздуха и медленно выдохнул. Белл позвал врачей. Но он знал, что все тщетно. Опечаленный и разгневанный, он пошел в камденский полицейский участок и рассказал детективу Джорджу о своем участии в попытке остановить убийство.

— Вы нашли хоть один их нож? — спросил Белл, закончив рассказ.

— Все три. — Джордж показал их Беллу. На одном ноже, том, которым убили Аласдера Макдональда, засохла его кровь. — Необычные штуки, верно?

Белл взял один не испачканных ножей и стал его рассматривать.

— Это «мессер»-бабочка.

— Что-что?

— Немецкий складной нож, созданный по модели ножа-бабочки «балисонг».[40] За пределами Филиппин встречается весьма редко.

— Еще бы. Никогда такого не видел. Говорите, они немецкие?

Белл показал на клинке клеймо изготовителя.

— «Бонтген и Сабин» из Золингена. Вопрос в том, где они их взяли?.. — Он посмотрел в лицо камденскому детективу. — Сколько денег вы нашли в карманах мертвецов?

Детектив Джордж отвел глаза. Потом сделал вид, что просматривает свои записи.

— Ах да… вот оно. Меньше десяти баксов у каждого.

Белл, холодно глядя на него, мрачно сказал:

— Меня не интересует то, что могло уйти на сторону, не записанное как улики. Но точная сумма наличных в их карманах покажет, заплатили ли им за убийство. Эта сумма, которая останется между нами, станет важным моментом в моем расследовании.

Камденский полицейский снова сделал вид, что просматривает записи.

— У одного было восемь долларов и две мелкие монеты. У другого семь долларов и монеты в десять и пять центов.

Мрачный взгляд Исаака Белла упал на нож-бабочку, который он держал в руке. Быстрым движением запястья он заставил нож раскрыться. Лезвие блестело, как ледяное. Белл притворился, что разглядывает его, словно думает, как использовать. Детектив Джордж, хотя и был на своей территории, нервно облизал губы.

Белл сказал:

— Рабочий зарабатывает примерно пятьсот долларов в год. Годовая плата за убийство может показаться привлекательной человеку, который идет на такие дела за деньги. Поэтому мне было бы полезно знать, что те двое убийц, которые не сумели уйти, имели при себе такую сумму.

Детектив Джордж облегченно передохнул.

— Гарантирую вам: ни у одного такой суммы не было.

Белл посмотрел на него. Детектив Джордж был доволен собой: он не солгал. Наконец Белл спросил:

— Не возражаете, если я возьму один нож?

— Вам придется оставить расписку… и не тот, которым было совершено убийство. Этот нам понадобится на суде, если мы поймаем сукина сына. Что маловероятно, если он не вернется в Камден.

— Вернется, — поклялся Белл. — В цепях.

12

— «Кишки» Дэйв Келли — тот, которому вы прострелили голову, — и «Ведро Крови» Дик Батлер подчинялись парню по имени Ирв Уикс — Ледяному, который получил свое прозвище за глаза, холодные, как лед, и сердце и душу им под стать. Уикс намного умнее Келли и Батлера; судя по вашему рассказу, как он держался позади в ожидании своего шанса, я бы поставил на то, что ушел Уикс.

— С моей пулей в плече.

— Ледяной — крепкий парень. Если вы не убили его, он мог в грузовом вагоне вернуться в Нью-Йорк и заплатить повитухе, чтобы она вынула пулю.

После телефонного звонка Белла Гарри Уоррен, специалист «Агентства Ван Дорна» по нью-йоркским бандам, сошел с поезда и отправился прямо в камденский морг, где опознал в убитых членов банды «гоферов» из Адской кухни. В полицейском участке Уоррен встретился с Беллом. Детективы Ван Дорна совещались в камере предварительного заключения.

— Гарри, кто мог послать этих озорников, этих «парней из Бауэри» в Камден?[41]

— Томми Томпсон, «Командор», босс «гоферов».

— Он занимается наемными убийствами?

— Вы говорите — Томми делает. Но эти парни могли наняться и самостоятельно — пока платят Томми его долю. Камденские копы нашли у них крупные суммы? Или следует спросить, признались ли они, что нашли на телах крупные суммы?

— Клянутся, что не нашли, — ответил Белл. — Я дал ясно понять, что мы охотимся за более крупной рыбой, чем вороватые полицейские, и их ответы более или менее убедили меня, что денег было мало. Возможно, им должны были заплатить впоследствии. А может, их босс все оставил себе.

— И то и другое, — сказал Гарри Уоррен. Он напряженно думал. — Но это странно, Исаак. Парни из банд обычно держатся поближе к дому. Я сказал, что за деньги Томми сделает что угодно, но парни из его банды стараются не заходить в соседние районы. Половина их не найдет Бруклин, тем более не сможет пересечь границу штата.

— Узнай, почему они это сделали в этот раз.

— Постараюсь. Как только узнаю, где оклемывается Уикс, надену на него наручники и расспрошу.

— Лучше отправь его ко мне.

— Хорошо, Исаак. Но на многое не рассчитывай. В таких делах никто не ведет бухгалтерию. Насколько мы знаем, тут могли быть личные причины. Может, Макдональд слишком многим ребятам набил морду.

— Ты когда-нибудь слышал, чтобы нью-йоркский гангстер пользовался «мессер»-бабочкой?

— Ты имеешь в виду филиппинский раскрывающийся нож? Да, был один наркоман, который пошел в армию, чтобы уйти от копов; кончил он тем, что воевал среди филиппинских мятежников. Он привез такой нож и убил им игрока, которому много задолжал. Так говорят, но я думаю, что скорее речь шла о кокаине. Знаешь, наркотик делает их безумными.

— Иными словами, «мессер»-бабочка не обычное оружие для Нью-Йорка.

— Тот наркоман был единственным; про других я никогда не слышал.

Белл помчался в Нью-Йорк.

Нанял шофера и механика, чтобы перегнали его локомобиль, а сам сел в поезд. Полицейский катер, предоставленный детективом Джорджем — тот рад был помочь Беллу покинуть Камден, — перевез его через реку Делавэр в Филадельфию, где Белл сел в экспресс Пенсильванской железной дороги. Когда он прибыл в отел «Никербокер», дневное солнце еще горело на зеленой меди крыш, но ниже, на улице, французский ренессансный фасад из красного кирпича уже потемнел.

Белл позвонил Джозефу Ван Дорну в Вашингтон.

— Отличная работа с Фраями, — похвалил Ван Дорн. — Я только что обедал с министром юстиции; тот очень доволен.

— Благодаря Джону Скалли; я лишь держал его пальто.

— Сколько еще будете заниматься самоубийством Ленгнера?

— Дело гораздо шире, — ответил Белл и рассказал о том, что произошло.

— Четыре убийства? — недоверчиво спросил Ван Дорн.

— Одно точно — я был свидетелем. Другое вероятно — Ленгнер.

— В зависимости от того, насколько можно верить этому спятившему Крусону.

— А остальные два нужно расследовать.

— И все связаны с броненосцами? — по-прежнему недоверчиво спросил Ван Дорн.

— Все жертвы работали над созданием дредноутов.

— Если все они жертвы, кто за этим стоит?

— Не знаю.

— Вероятно, вы не знаете и почему?

— Пока нет.

Ван Дорн вздохнул.

— Что вам нужно, Исаак?

— Служба личной безопасности «Агентства Ван Дорна», охранять Фарли и Уивера.

— Кому отправить счет за услуги?

— Делайте в долг, пока не узнаем, кто наш клиент, — сухо ответил Белл.

— Очень смешно. Что еще вам нужно?

Белл дал указания группе детективов, которых в ответ на его звонок прислал Ван Дорн — временно, как подчеркнул босс. Потом поехал подземкой в центр и на трамвае пересек Бруклинский мост. Джон Скалли встретился с ним в закусочной на Сэнд-стрит, в двух шагах от ворот Бруклинской военной верфи.

На верфи и окрестных заводах заканчивалась дневная смена, и дешевый ресторан начал заполняться: изготовители бойлеров, горновые, испытатели корпусов, чертежники, модельщики, машинисты, кузнецы, водопроводчики приходили ужинать.

Скалли сказал:

— Насколько я могу судить, Кент занят исключительно работой. Только и делает, что работает и работает. Одержим, как миссионер. Мне сказали, что он почти не отходит от чертежного стола. У него рядом с чертежной спальня, где он остается почти каждый день.

— А где он проводит остальные ночи?

— В отеле «Сент-Джордж», когда из Вашингтона приезжает некая дама.

— Кто она?

— А вот это забавно. Она дочь того парня, что взорвал рояль.

— Дороти Ленгнер?

— Что ты об этом думаешь?

— Думаю, Фарли Кент счастливчик.

Бруклинская военная верфь раскинулась на берегах большого залива Ист-ривер, между Бруклинским мостом и мостом Уильямсбург. Задуманная как верфь для постройки броненосцев и официально именуемая Нью-йоркской верфью, она в своих литейных, сухих доках и на стапелях дает работу шести тысячам кораблестроителей. Площадь вдвое больше Вашингтонской верфи окружают толстые стены со стальными воротами. Исаак Белл показал свой пропуск у ворот на Сэнд-стрит, с боков от которых стояли статуи орлов.

Чертежную мастерскую Фарли Кента он отыскал в здании, которое казалось игрушечным рядом с гигантскими корабельными эллингами и кранами. Наступил вечер, и чертежники работали при электрическом освещении. Кент, молодой человек двадцати с небольшим лет, был потрясен убийством Аласдера Макдональда. Он с горечью сказал, что смерть Макдональда подорвет создание больших корабельных турбин в Америке.

— Пройдет немало времени, прежде чем американский флот сможет установить на своих дредноутах новейшие турбины.

— Что такое Корпус 44? — спросил Белл.

Кент отвел взгляд.

— Корпус 44?

— Аласдер Макдональд считал это очень важным.

— Боюсь, я не понимаю, о чем вы.

— Он говорил об Артуре Ленгнере, и Роне Уиллере, и Чаде Гордоне. И о вас, мистер Кент. Я уверен, вы знаете, что такое Корпус 44.

— Я вам уже сказал. Не понимаю, о чем вы.

Белл холодно посмотрел на него. Кент отвел взгляд от его строгого лица.

— Корпус 44, — сказал детектив. — Это были предсмертные слова вашего друга. Он сказал бы мне, что имеет в виду, но умер. Теперь сказать должны вы.

— Я не могу… не знаю.

Черты Белла отвердели, теперь его лицо было словно высечено из камня.

— Этот могучий человек держал меня за руку, как ребенок, и пытался объяснить, почему его убили. Но не смог больше выговорить ни слова. Вы можете. Говорите!

Кент бросился к выходу и громко позвал охрану.

Шестеро морских пехотинцев США проводили Белла к воротам; их сержант был вежлив, но пропуск Белла не произвел на него впечатления.

— Рекомендую вам, сэр, по телефону договориться о встрече с начальником верфи.

Скалли ждал в закусочной.

— Поешь. Тут хорошо кормят. Я послежу за Кентом.

— Присоединюсь к тебе через пятнадцать минут.

Белл не мог вспомнить, когда ел в последний раз. Он как раз взял с тарелки сэндвич, когда Скалли вернулся и торопливо поманил его.

— Кент вылетел с верфи, как фаворит кентуккийского дерби. Пошел по Сэнд на восток. Он в черном цилиндре и коричневом пальто.

— Вижу.

— Он идет в сторону отеля «Сент-Джордж». Похоже, в город приехала та самая дама. Я пойду к «Сент-Джорджу» по Нассау на случай, если ты его потеряешь.

И, не дожидаясь ответа Белла, независимый Скалли исчез за углом.

Белл пошел за Кентом. Он отстал на полквартала, скрытый посетителями, входящими и выходящими из салунов и ресторанов, и пассажирами, останавливающими такси или выходящими из них. В районе, где большинство мужчин ходят в полотняных кепках, следить высоким черным цилиндром создателя корабельных корпусов было нетрудно. А его коричневое пальто выделялось на фоне темных пальто и курток.

По дороге от верфи к Бруклинскому мосту Сэнд-стрит минует множество фабрики складов. Во влажном, прохладном вечернем воздухе пахло шоколадом, кофе, угольным дымом, гаванской солью и резко — озоном от искрящих проводов трамвая. Белл видел столько салунов и игорных залов, что решил: этот район может поспорить с Варварским берегом в Сан-Франциско.

На большой станции Сэнд-стрит, где на Бруклинском мосту теснились множество такси, линия надземки и строящаяся трамвайная линия, Кент удивил его. Вместо того чтобы пройти под станцией и продолжить движение к Хайтс и отелю «Сент-Джордж», кораблестроитель вдруг нырнул в отверстие в каменной стене, окружавшее опору Бруклинского моста, и стал подниматься по ступеням. Белл, увернувшись от трамвая, бросился следом. По лестнице спускалось много людей, закрывая обзор. Белл протиснулся наверх. И увидел Кента — тот шел к Манхеттену по деревянному тротуару посреди моста. Значит, никакой дамы в отеле «Сент-Джордж».

Деревянный тротуар был ограничен рельсами железной дороги и трамвайными и запружен людьми, возвращавшимися домой с работы, с Манхэттена. Мимо проносились поезда и такси. Они были заполнены людьми, и Белл, который много лет преследовал преступников верхом на просторах Запада, понимал тех, кто предпочитает пройтись по холоду, даже если прогулку сопровождает непрерывный скрежет и скрип колес.

Кент оглянулся, и Белл снял свою приметную белую широкополую шляпу и постарался загородиться людьми. Тот, за кем он следил, шел, понурив голову, не глядя на потрясающую панораму небоскребов Нью-Йорка и мерцающий ковер красных, зеленых и белых ламп на буксирах, шхунах, пароходах и паромах, проходящих по Ист-ривер в двухстах футах под мостом.

Лестница на манхэттенской стороне вела в сторону городской ратуши. Спустившись по ней, Кент тут же повернул и направился к реке, которую только что пересек. Белл пошел за ним; приближаясь к реке, он гадал, что задумал Кент. На Саут-стрит, которая проходит под мостом параллельно Ист-ривер, виднелся целый лес корабельных мачт и бушпритов. Прямо в воду уходили причалы и здания складов, а между ними стояли трехмачтовые парусники, пароходы с высокими трубами и железнодорожные паромы.

Кент повернул к окраине города, удаляясь от Бруклинского моста. Дойдя до причала паромной переправы Кэтрин, он повернул к воде. Белл увидел ряды грузовых судов. Краны переносили грузы с палуб на берег. Их принимали в складах грузчики. Кент миновал эти суда и направился к длинной и необычно узкой паровой яхте, которую невозможно было увидеть с Саут-стрит.

Белл наблюдал за ним из-за угла склада. Узкая яхта длиной не менее ста футов, со стальным корпусом, выкрашенным белой краской, с высоким мостиком посередине и высокой трубой на корме. Несмотря на деловой вид, отделана роскошной медной арматурой и красным деревом. Среди грузовых кораблей яхта, решил Белл, совершенно незаметна.

Фарли Кент поднялся по трапу. В иллюминаторах низкой каюты горел свет. Каюта открылась, свет вырвался оттуда, и Кент исчез внутри и закрыл дверь. Белл сразу пошел за ним. Он надел шляпу и быстрым решительным шагом пересек причал. Его заметил палубный матрос одного из грузовых кораблей. Белл строго посмотрел на него, кивнул, и тот отвел взгляд. Белл убедился, что на яхте нет матросов, неслышно поднялся по трапу и прижался к переборке — стене каюты.

Снова сняв шляпу, он заглянул в иллюминатор, открытый, чтобы впускать свежий воздух.

Каюта была небольшая, но роскошная. Медные корабельные лампы бросали мягкий свет на панели красного дерева. Окинув каюту быстрым взглядом, Белл заметил буфет с хрустальной посудой и графинами в безопасных креплениях, обеденный стол, подковообразный диван, обитый зеленой кожей, и переговорную трубу для передачи приказов по кораблю. Над столом висела картина Генри Рётендаля[42] с изображением Великого белого флота.

Кент снимал пальто. Перед ним стоял невысокий, атлетического сложения морской офицер с прямой спиной, могучей грудью и капитанскими шевронами на плече. Лица его Белл не видел, зато услышал слова Кента:

— Проклятый детектив! Он точно знал, о чем спрашивать.

— Что вы ответили? — спокойно спросил капитан.

— Ничего. Приказал выпроводить его с верфи. Дерзкий нахал.

— Вам не пришло в голову, что его приход связан с Аласдером Макдональдом?

— Я не знал, что и подумать. Он меня испугал.

Капитан взял из буфета бутылку и налил большую порцию. А когда протянул стакан Кенту, Белл увидел его молодое, волевое, энергичное лицо, которое десять лет назад смотрело со страниц всех газет и журналов страны. Его подвиги в Испано-американской войне по дерзости и храбрости соперничали с «Мужественными всадниками» Теодора Рузвельта.[43]

— Да будь я… — вполголоса сказал Белл.

Он распахнул дверь и вошел в каюту.

Фарли Кент подпрыгнул. Капитан не шевельнулся, только выжидающе посмотрел на высокого детектива.

— Добро пожаловать на борт, мистер Белл. Узнав ужасную новость о Камдене, я надеялся, что вы найдете дорогу сюда.

— Что такое Корпус 44?

— Лучше спросить, почему Корпус 44, — ответил капитан Лоуэлл Фальконер, герой Сантьяго.

Он протянул руку, на которой не хватало двух пальцев.

Белл пожал ее.

— Для меня это знакомство — большая честь, сэр.

Капитан Фальконер в переговорную трубу сказал:

— Отдать швартовы.

13

На палубе зазвучали шаги. В дверях появился лейтенант, и капитан заговорил с ним.

— Фарли, — сказал он, — можете возвращаться в свою мастерскую.

Кораблестроитель молча вышел. Фальконер сказал:

— Пожалуйста, подождите здесь, Белл. Я буду через минуту.

И вышел вслед за лейтенантом.

Картину Рётендаля с изображением Великого белого флота Белл видел в прошлом январе на обложке журнала «Колльер». К большому белому кораблю, флагману флота «Коннектикут», стоявшему на якоре, гребла туземная лодка; с нее махали рекламой, на которой было написано:

«Американская выпивка. Справедливые цены в „Гувидоре“».

На изображении солнечной гавани дым закрывал в углу серый корпус немецкого крейсера.

Палуба под ногами Белла пришла в движение. Яхта начала пятиться, выходя в Ист-ривер. Когда она повернула вниз по течению и включились ее двигатели, Белл не ощутил вибрации, даже легкой дрожи винтов. В каюту вернулся капитан Фальконер, и Белл с любопытством взглянул на хозяина.

— Никогда не встречал яхту с таким ровным ходом.

Фальконер гордо улыбнулся.

— Турбины, — сказал он. — Три турбины, к которым присоединены девять гребных винтов.

Он показал на другую картину, которую Белл не видел в иллюминатор. На ней была нарисована «Турбиния», знаменитый опытный корабль, приводимый в движение турбинами, на котором учитель Аласдера Макдональда в английском Спитхеде, демонстрировал скорость такого двигателя.

— Чарлз Парсонс ничего не оставлял на волю случая. Если бы вдруг эксперимент с «Турбинией» не удался, у него были наготове два турбинных скоростных катера. Эта яхта называется «Динамо». Помните греческий?

— Результат сил, действующих совместно.

— Отлично! «Динамо» — старшая сестра «Турбинии», она чуть больше и построена по образцу торпедных катеров 90-х годов. Я преобразовал корабль в яхту и перевел котлы на нефть, что дало много дополнительного места ввиду отсутствия угольных бункеров. Бедный Аласдер использовал ее для испытаний и модернизировал ее турбины. Благодаря ему она хоть и крупнее «Турбинии», но потребляет меньше горючего и быстроходнее.

— Насколько?

Фальконер ласково положил руку на обшивку из красного дерева и сказал:

— Вы не поверите, если я скажу.

Рослый детектив в ответ улыбнулся.

— Я бы хотел подержать руль.

— Подождите, пока не выйдем из этих тесных вод. Я не решаюсь давать в гавани полный ход.

Яхта вышла из Ист-ривер в Верхний залив и резко увеличила скорость.

— Отличный ход, — сказал Белл.

Фальконер усмехнулся.

— Мы сдерживаем ее, пока не вышли в открытом море.

Огни острова Манхэттен растаяли за кормой. Появился стюард с блюдами под крышками и расставил их на столе. Капитан Фальконер пригласил Белла сесть напротив него.

Белл остался стоять, он спросил:

— Что такое Корпус 44?

— Прошу отобедать со мной, и, пока мы направляемся в открытое море, я расскажу вам о тайне 44-го корпуса.

Начал Фальконер с того, что повторил сетования Аласдера Макдональда.

— Десять лет назад Германия начала строительство современного флота. В том году мы захватили Филиппинские острова и присоединили Королевство Гавайи. Сегодня у Германии есть дредноуты-броненосцы. Броненосные дредноуты есть у Англии, Япония тоже строит и покупает броненосцы-дредноуты. И когда американский флот выйдет в Тихий океан, чтобы защищать наши новые территории, немцы, англичане и Японская империя будут превосходить нас в остойчивости кораблей и их вооружении.

Капитан Фальконер, захваченный своим рассказом, не притронулся к бифштексу, описывая Беллу свою мечту о Корпусе 44.

— Гонка дредноутов приучила нас к мысли «ничто не ново под луной». Еще до того, как англичане спустили на воду свой «Дредноут», два факта относительно боевых кораблей были высечены в камне. На их строительство уходит очень много дней, и их следует оснащать самым разным вооружением, чтобы они сумели защититься. Корабль флота его величества «Дредноут» вооружен орудиями одного калибра, и построили его за год. Это навсегда изменило мир.

Корпус 44 — это мой ответ. Американский ответ.

Я привлек лучшие умы в кораблестроение. Велел им стараться изо всех сил. Таких людей, как Арти Ленгнер, Оружейник и Аласдер Макдональд, с которым вы встречались.

— И видел, как он умер, — мрачно перебил Белл.

— Все они художники. И, подобно всем художникам, неудачники. Богема, чудаки, если не умалишенные. Таких не берут в регулярный флот. Но благодаря моим неудачникам-гениям, которые порождают новые идеи и пересматривают старые, Корпус 44 станет броненосным дредноутом, какой никогда еще не выходил в море, — американское инженерное чудо превзойдет английский «Дредноут», немецкие «Нассау» и «Позен» и все, что способна предложить Япония… Почему вы качаете головой, мистер Белл?

— Слишком грандиозная затея, чтобы держать ее в тайне. Вы, очевидно, богатый человек, но ни один богач не в силах построить собственный дредноут. Где вы берете средства на строительство 44-го корпуса? Вам должен помогать кто-то на самом верху.

Капитан Фальконер ответил уклончиво:

— Одиннадцать лет назад я имел честь быть советником заместителя министра военно-морского флота.

— Вот это да!

Белл улыбнулся, начиная понимать. Вот чем объясняется независимость Фальконера. Сегодня упомянутый заместитель морского министра стал не кем иным, как главным сторонником создания сильного флота президентом Теодором Рузвельтом.

— Президент считает, что наш флот должен быть независимым. Пусть армия защищает порты и гавани — мы даже дадим им орудия. Но флот должен сражаться на море.

— Судя по тому, что я видел во флоте, — сказал Белл, — сначала вам придется сразиться с флотом. И, чтобы победить в этой схватке, вы должны быть хитры, как Макиавелли.

— Но я такой и есть, — улыбнулся Фальконер. — Только слову «хитрый» предпочитаю «изобретательный».

— Вы по-прежнему офицер флота?

— Официально да. Особый инспектор по стрельбе в цель.

— Очень туманная должность, — заметил Белл.

— Я знаю, как перехитрить бюрократов, — ответил Фальконер. — Знаю, как получить одобрение конгресса, — с циничной улыбкой продолжал он, показывая Беллу искалеченную руку. — Какой политик посмеет возразить герою войны?

И он подробно объяснил, как полагает разместить молодых офицеров — своих единомышленников на ключевых постах в бюро артиллерии и судостроения. Вместе они сумеют полностью перестроить систему постройки дредноутов.

— Мы зашли дальше, чем думал Аласдер Макдональд?

— Да. В следующем месяце спускаем на воду «Мичиган», но это не победа. «Делавер», «Северная Дакота», «Юта», «Флорида», «Арканзас» и «Вайоминг», первоклассные дредноуты, пока остаются в чертежах. Но это не так уж плохо. Усовершенствования в корабельном деле возникают так стремительно, что чем позже мы спустим на воду корабли, тем современней они будут. Великий белый флот еще не успел дойти до Сан-Франциско, а мы уже знаем о его недостатках. И, когда флот вернется домой, мы прежде всего перекрасим его в серый цвет, чтобы его труднее было заметить вражеским артиллеристам.

Но перекраска — это самое простое. Прежде чем нам удастся воплотить свои знания в боевые корабли, нужно убедить флотское бюро кораблестроения и конгресс. Бюро кораблестроения не терпит перемен, а конгресс — расходов.

Фальконер кивком показал на картину Рётендаля.

— Мой друг Генри попал в переплет. Флот пригласил его прославить картинами Великий белый флот. Но никто не ожидал, что он будет писать статьи в «Макклюрз мэгэзин»,[44] рассказывая о недостатках и слабостях флота. Ему повезло, что он смог найти пароход, чтобы вернуться домой. Но Генри прав, и я прав. Нужно учиться на опыте. Учиться даже на поражениях. И нельзя не совершенствоваться. Поэтому я строю новый корабль в тайне.

— Вы объяснили почему. Но не сказали что.

— Не будьте нетерпеливы, мистер Белл.

— Убит человек, — мрачно ответил Белл. — А когда убивают людей, я не могу быть терпеливым.

— Вы только что сказали «людей». — Капитан Фальконер перестал шутить и спросил: — Предполагаете, что Ленгнер тоже был убит?

— Считаю это весьма вероятным.

— А Гровер Лейквуд?

— Сыщики Ван Дорна в Вестчерчире расследуют это дело. А в Бетлехеме, в Пенсильвании, мы расследуем случай, приведший к гибели Чада Гордона. Теперь расскажете мне о Корпусе 44?

— Идемте наверх. Сами увидите, что я имею в виду.

Яхта «Динамо» продолжала наращивать скорость. Несмотря на усиливающийся шум моря и ветра, никакой дрожи из-за работы двигателей по-прежнему не чувствовалось. Появились стюард и матрос с резиновыми сапогами и плащами.

— Вам это понадобится, сэр. Когда она разойдется, перестанет быть яхтой. Настоящий торпедный катер.

— Торпедный катер, дьявольщина, — произнес стюард. — Да это подводная лодка.

Фальконер протянул Беллу очки с такими темными стеклами, что они казались непрозрачными. Такие же очки он надел сам.

— Это зачем?

— Когда они понадобятся, вы порадуетесь, что они у вас есть, — загадочно ответил капитан. — Все готово? Идемте на мостик, пока еще можно.

Матрос и стюард распахнули дверь, и они вышли на палубу.

Ветер, словно кулаком, ударил в лицо.

Белл прошел вперед по узкой боковой палубе всего в пяти футах от несущейся воды.

— Делаем, должно быть, не меньше тридцати футов.

— Все еще бездельничаем, — перекрикивал рев Фальконер. — Вот минуем Сэнди-Хук, тогда и пойдем.

Белл оглянулся. Из трубы вылетали языки пламени, а кильватерный след был так вспенен, что светился в темноте. Они поднялись на открытый мостик, где толстые стеклянные плиты защищали рулевого, который вцепился в маленькое деревянное колесо. Капитан Фальконер отстранил его.

Впереди каждые пятнадцать секунд вспыхивал белый свет.

— Это маяк Сэнди-Хук, — сказал капитан Фальконер.

— Мы его видим последний год. Маяк переносят для обозначения нового канала Амброза.

«Динамо» шла прямо на пятнадцатисекундное мигание. В этом свете Белл успел прочесть написанное белыми буквами «Сэнди-Хук» и № 51 на борту черного корабля, который быстро уходил назад.

— Держись! — сказал капитан Фальконер.

Он положил руку с отсутствующими пальцами на высокий рычаг.

— Кабельная связь Боудена непосредственно с турбинным отделением. Такой же кабель, как в гибких тормозах велосипедов. Могу увеличить скорость с мостика, не обращаясь в машинное отделение. Как дроссель в вашем автомобиле.

— Идея Аласдера? — спросил Белл.

— Нет, моя. Идеи Аласдера вы еще почувствуете.

14

Нос «Динамо» поднялся над водой, и Белл схватился за поручень. Шум моря и ветра невероятно усилился. Пена била в стеклянный экран. Капитан Фальконер включил установленный на носу прожектор, и стала ясна причина узости корпуса. При свете прожектора были видны восьмифутовые волны, несущиеся со скоростью пятьдесят узлов. Корпус любой другой формы просто разбился бы при столкновении с этими волнами.

— Водили что-нибудь так быстро? — крикнул Фальконер.

— Только свой локомобиль.

— Хотите попробовать? — небрежно спросил Фальконер.

Исаак Белл схватился за рычаги.

— Обходите большие волны, — посоветовал Фальконер. — Если утопите нос, девять винтов утащат нас на дно.

Управление оказалось на удивление простым. Легким движением Беллу удавалось поворачивать стофутовую яхту вправо и влево. Он уклонялся от больших волн и начинал чувствовать, как послушен корабль. Через полчаса они оказались в двадцати пяти милях от суши.

Белл увидел впереди блеск. В ночи послышался глухой рокот.

— Это орудия?

— Двенадцатидюймовые, — сказал Фальконер. — Видите вспышки?

Впереди темноту пронзило оранжево-красное пламя.

— А более высокие звуки — шести- и восьмидюймовые. Мы на Атлантическом испытательном полигоне Сэнди-Хук.

— На самом полигоне? Когда стреляют?

— Мышка играет, когда кошка гуляет. Пока высшее командование плывет вокруг Земли с Великим белым флотом, мои ребята учатся своему делу.

В небо уперся мощный луч.

— Испытания прожекторов, — сказал Фальконер. — Линкоры охотятся за эсминцами, эсминцы ищут линкоры.

— Смотрите. Вот о чем я вам говорил. Это «Нью-Гэмпшир». Когда флот вышел, он еще не был принят. Приемка только что закончилась. Смотрите, что у него на баке.

Прожектор осветил волны, заливающие нос линкора и передние орудия.

— Даже при легком волнении орудия заливает. Пушки под водой! Я же говорил: перекрасить легче всего. Нам нужен более высокий надводный борт и расширенный шкафут. У наших новейших кораблей таранный нос, будто мы собираемся воевать с финикийцами!

Белл видел, как волна ударилась о якорную площадку корабля и разбилась на множество брызг.

— Теперь смотрите, как он качается. Видите, броневой пояс поднимается?.. Теперь смотрите, как он погружается, когда корабль опускается на волне. Если мы не увеличим броневой пояс, чтобы защищать низ корабля при качке, враг сможет посылать малых ребят с игрушечными ружьями и топить наши корабли.

Прожектор повернулся в их сторону, проткнув темноту словно гневным белым пальцем.

— Очки!

Белл вовремя успел защитить глаза темными очками. Еще миг, и свет, заливший «Динамо», ослепил бы его. В темных очках он видел, как при свете дня.

— Прожектора — такое же мощное оружие, как большие пушки, — сказал Фальконер. — Все люди на мостике теряют ориентацию, а марсовые просто слепнут.

— Почему они нацелились на нас?

— Такая игра. Они пытаются поймать меня. Отличная тренировка. Хотя, если уж они тебя поймали, избавиться от них невозможно.

— Правда? Держитесь, капитан!

Белл дернул назад рукоятку. «Динамо» остановилась, словно уперлась в стену. Луч прожектора переместился вперед, туда, куда они двигались. Белл обеими руками повернул руль. Луч прожектора возвращался к ним. Белл резко повернул яхту, дождался, пока винты погрузились в воду, и послал корабль вперед.

В дымовой трубе блеснул огонь. «Динамо» взвилась, как ракета в День независимости, и прожектор снова переместился в неверном направлении.

— Ладно, капитан, вы показали мне почему. Но еще не показали что.

— Курс на Бруклинскую военную верфь!

* * *

Когда «Динамо» вошла в Ист-ривер, рассвет уже тронул вершины башен Бруклинского моста. Белл по-прежнему был у руля, он провел яхту под мостом и повернул направо, к верфи. С воды он видел много строящихся кораблей на стапелях и в сухих доках. Фальконер указал на самый северный стапель, изолированный от остальных. В голосовую трубу он приказал машинному отделению остановить винты. Прилив был слабый. «Динамо» по инерции подошла к началу стапеля, где рельсы уходили в воду. Над ними нависал гигантский корпус, частично обшитый плитами брони.

— Вот Корпус 44, мистер Белл.

Исаак Белл упивался благородным зрелищем. Хоть каркас еще ждал брони, в этом летящем носу было величие, нетерпение спуститься в воду и обещание неограниченной мощи.

— Имейте в виду: официально этого корабля не существует.

— Как можно спрятать шестисотфутовый корабль?

— Внешне он напоминает корпус, одобренный конгрессом, — ответил капитан Фальконер, еле заметно подмигнув. — Но на самом деле от киля до клотика корабль набит новыми идеями. У него новейшие турбины, новейшие орудия, самая современная защита от торпед и управление огнем. Но, главное, корабль спроектирован так, чтобы продолжать его совершенствовать, менять старое на новое. Корпус 44 не просто корабль. Он прообраз целого класса кораблей, которые еще предстоит построить, источник вдохновения для создания все более новых, более мощных супердредноутов.

Фальконер сделал выразительную паузу. А потом сказал сурово и мрачно:

— Вот почему Корпус 44 стал целью всех иностранных шпионов.

Исаак Белл холодно взглянул на капитана Фальконера.

— Это вас удивляет?

Беллу надоело ходить вокруг да около. Как ни величествен был новый корпус, как ни славно вести яхту на скорости пятьдесят узлов, он предпочел бы в эту ночь прочесывать Адскую кухню в поисках убийцы Аласдера Макдональда.

Фальконер услышал холод в голосе Белла.

— Конечно, — согласился он, — все шпионят друг за другом. Любое государство со своей верфью и достаточными средствами платит шпионам, охотящимся за сведениями о кораблях. Как далеко ушли вперед друзья и враги в орудиях, броне и скорости? Какое новое изобретение сделает наши дредноуты уязвимыми? У каких пушек больше дальность стрельбы? Чьи торпеды способны пройти дальше всех? Чьи двигатели мощнее, а броня крепче?

— Вопросы жизненно важные, — согласился Белл. — И совершенно нормально — даже для невоюющих государств — искать на них ответы.

— Нет, не нормально, — возразил Фальконер. — И уж конечно невоюющие государства не должны идти на саботаж.

— Постойте-ка! Саботаж? В этих убийствах нет признаков саботажа — нет разрушений, за возможным исключением взрыва домны в Бетлехеме.

— Нет, разрушения есть, и страшные. Ужасные разрушения. Я сказал «саботаж» и имел в виду именно саботаж.

— Зачем шпиону убивать, если убийство несомненно привлечет внимание к его шпионажу?

— Меня они тоже обманули, — сказал капитан Фальконер. — Я думал, Арти Ленгнер взял взятку и покончил с собой из чувства вины. Потом я подумал: как ужасно, что бедный молодой Гровер Лейквуд упал и разбил голову. Но потом убили Аласдера Макдональда. И я понял, что это саботаж. Да разве сам он не понял этого? Разве не прошептал: «Корпус 44»?

— Как я вам сказал, — согласился Белл.

— Неужели вы не понимаете, Белл? Они саботируют строительство Корпуса 44, убивая умы. Они убивают умы, занятые созданием жизненно важной начинки военного корабля: орудий, брони, двигателей. Смотрите глубже стали и броневых плит. Корпус 44 — это мозг тех, кто продолжает его создавать, и тех, кто умер. Убивая умы, саботажники убивают нерожденные мысли и новые идеи. Убивая наши умы, они саботируют создание кораблей.

— Понимаю, — задумчиво кивнул Белл. — Они саботируют работу над еще не спущенными на воду кораблями.

— Или даже теми, которые только задуманы.

— Кого вы подозреваете?

— Японскую империю.

Белл сразу вспомнил рассказ старика Джона Эддингтона о японце, которого тот видел на Вашингтонской военной верфи. Но спросил:

— А почему японцы?

— Я их знаю, — ответил Фальконер. — Хорошо знаю. Служил офицером-наблюдателем на борту флагманского корабля адмирала Микасы, когда он уничтожил в битве в проливе Цусима русский флот — это был самый крупный морской бой с разгрома Нельсоном французов при Трафальгаре. У него были современные корабли, а экипажи действовали, как машины. Мне нравятся японцы, я восхищаюсь ими. Но они честолюбивы. Попомните мои слова: мы будем воевать с ними за Тихий океан.

Белл сказал:

— Убийцы Аласдера Макдональда были вооружены «мессер»-бабочками, изготовленными фирмой «Бонтген и Сабин» в Золингене, в Германии. Разве Германия не главный конкурент в гонке дредноутов?

— Германия одержима английским флотом. Немцы будут отчаянно биться за Северное море, и Англия никогда не выпустит их в Атлантический океан. Тихий океан наш. Японцам он тоже необходим. Они, как и мы, строят корабли для далеких походов в Тихом океане. Придет день, когда мы будем сражаться с ними от Калифорнии до Токио. И, насколько нам известно, если этим летом Великий белый флот подойдет к их островам, японцы нападут на него.

— Я видел заголовки, — сказал Белл с сухой улыбкой. — В тех же газетах, что разжигали войну с Испанией.

— Испания — пара пустяков, — возразил Фальконер. — Спотыкающийся реликт Старого Света: Японцы из нового мира — как мы. Они уже заложили «Сацума», крупнейший в мире дредноут. Они выпускают собственные турбины Браун-Кёртиса. И покупают новейшие подводные лодки Холланда у «Электрик боут».

— Тем не менее в начале следствия нужно действовать без предубеждения. В гонке дредноутов саботажники могут служить любому государству.

— Следствие не мое дело, мистер Белл. Знаю только, что мой Корпус 44 нуждается в сообразительном человеке, который бы обеспечил его безопасность.

— Но ведь флот расследует…

Фальконер перебил, саркастически фыркнув:

— Флот все еще изучает отчеты о том, как линкор «Майами» затонул у берегов Гаваны в 1898 году.

— Тогда секретная служба…

— Секретная служба по горло занята защитой валюты и президента Рузвельта от умалишенных вроде того, что застрел Маккинли. А Министерству юстиции требуются годы, чтобы создать национальное бюро расследований. Наш корабль не может ждать! Черт возьми, Белл, Корпус 44 нуждается в оснастке, а потом поднимет пары и выйдет в море.

К этому времени Белл понимал, что особый инспектор по стрельбе в цель — человек увлекающийся и способный ошибаться. Но истинно верующий.

— Как евангелист, — сказал он, — Герой Сантьяго побьет Билли Санди.[45]

— Виновен, — признался Фальконер с улыбкой опытного спорщика. — Как вы думаете, Джо Ван Дорн разрешит вам заняться этой работой?

Белл посмотрел на каркас Корпуса 44, поднимающийся над стапелем. В эту минуту громкий свисток возвестил начало рабочего дня на верфи. Загремели паровые краны. Сотни, потом тысячи людей поднялись на строящийся корабль. Через несколько минут, как стая светлячков, полетели раскаленные заклепки и корабль загремел от грохота молотов. Это зрелище, эти звуки заставили Белла вспомнить, как Аласдер Макдональд горевал о своем покойном друге Чаде Гордоне: «Ужасная катастрофа. Шестеро парней сгорели заживо: Чад и пятеро его рабочих».

И, словно падающая звезда унесла последние остатки ночной темноты, Исаак Белл увидел, каким будет могучий дредноут — гордость живых и памятник погибшим.

— Будет странно, если Джо Ван Дорн не прикажет мне этим заняться. А если не прикажет, я займусь сам.

БРОНИРОВАННЫЕ ГРОБЫ

15

21 апреля 1908 года

Нью-Йорк

Шпион пригласил немца Ганса в Нью-Йорк, в подвал под рестораном «Биргартен» на углу Второй авеню и Пятидесятой улицы. В холодный ручей, протекающий через подвал, были наполовину погружены бочки с вином. Каменные стены отражали мелодичное журчание текущей воды. Они сидели лицом к лицу за круглым деревянным столом, освещенным единственной лампой.

— Мы планируем будущее, в котором есть не только горящие остатки пасторального Манхэттена, — заметил шпион, оценивая реакцию Ганса.

Немец, который как будто нанес немалый ущерб запасам рейнского вина, казался более мрачным, чем обычно. Вопрос в том, может ли он еще быть полезен или чересчур пропитался вином и угрызениями совести.

— Mein Freund! — Шпион смерил Ганса повелительным взглядом. — Вы готовы продолжать службу Фатерлянду?

Немец заметно распрямился.

— Конечно.

Шпион скрыл улыбку облегчения. Если внимательно прислушаться, можно по-прежнему услышать, как Ганса щелкает каблуками, словно марионетка.

— Мне кажется, у вас большой опыт работы на верфи?

— «Нептун Шиффварфт унд Машиненфабрик», — гордо ответил Ганс, очевидно, польщенный тем, что шпион это помнит. — В Ростоке. На самой современной верфи.

— Американская «самая современная верфь» — в Камдене, Нью-Джерси. Думаю, вам следует отправиться в Камден. Вы быстро освоитесь в этом городе. У меня можете получить все, в чем нуждаетесь: деньги, взрывчатку, поддельное удостоверение личности, пропуск на верфь.

— Зачем, mein Herr?

— Чтобы отправить послание американскому конгрессу. Пусть в конгрессе задумаются: может, их флот не годится для нынешних времен.

— Не понимаю.

— Американцы собираются спустить на воду первый корабль, вооруженный орудиями одного калибра.

— «Мичиган». Да, я читал в газетах.

— С вашим опытом вы понимаете, что успешный спуск с земли на воду шестнадцатитысячетонного корпуса требует уравновешивания трех мощных сил: тяготения, натяжения при движении по стапелю и особой плавучести кормы. Верно?

— Да, mein Herr.

— Несколько секунд в начале спуска, когда придут в движение киль и трюмные блоки, а последние опоры отпадут, корабль удерживают только стенки дока.

— Это так.

— И я спрашиваю вас, может ли стратегически расположенный заряд динамита, взорванный точно в нужный момент, когда корабль начинает скользить по стапелю, разрушить этот стапель и опрокинуть «Мичиган» на землю, вместо того чтобы он спустился в воду?

Глаза Ганса загорелись от такой возможности.

Шпион позволил немцу мысленно увидеть сокрушающее падение шестнадцатитысячетонного корпуса, валящегося набок. Потом сказал:

— Вид лежащего на боку пятисотфутового дредноута произведет впечатление на флот Соединенных Штатов. И окончательно уничтожит репутацию флота в конгрессе, который и так неохотно отпускает деньги на строительство новых кораблей.

— Да, mein Herr.

— Сделайте это.

* * *

Командор Томми Томпсон внимательно слушал, как Брайан О'Ши, Глазник, излагает план посылки его партнеров из Хип Синг в Сан-Франциско, когда в салун на Тридцать девятой улице вбежал мальчишка с запиской от Ледяного Уикса.

Командор прочел записку.

— Он предлагает убить ван дорна.

— Случайно не говорит, как именно?

— Наверно, все еще обдумывает, — рассмеялся Томми и передал записку Глазнику.

«Необычно, — подумал он. — Мы возобновили свое прежнее партнерство». Глазник заходил не часто. Это был всего лишь третий его визит после тех пяти тысяч долларов. И он не требовал своей доли — удивительно! Напротив, Глазник дал Томми взаймы, чтобы под узлом надземной железной дороги на Пятьдесят третьей улице открыть новое игровое заведение, и оно уже приносило хороший доход. Если добавить сделку с Хип Синг, дела идут хорошо. К тому же, разговаривая с Глазником, Томми обнаружил, что доверяет ему. Конечно, господь свидетель, не свою жизнь. Даже за все его деньги. Но он доверяет здравомыслию Глазника, как в прошлом, когда они были мальчишками.

— Как думаешь? — спросил он. — Можно ему поручить это?

О'Ши пригладил усики. Сунул большой палец под жилет. Посидел неподвижно, как каменный, вытянув ноги, зарыв каблуки в опилки, а когда заговорил — смотрел на них, как будто обращался к своим модным туфлям.

— Уикс устал прятаться. Хочет вернуться домой из своего убежища. Оно, вероятно, в Бруклине. Но он боится, что ты его убьешь.

— Боится, что я убью его по твоему приказу, — язвительно поправил Томми. — А ты прикажешь.

— Уже приказал, — ответил Глазник О'Ши. — Твой так называемый Ледяной…

— Мой так называемый Ледяной! — возмущенно повторил Томми.

— Да, твой так называемый Ледяной, которого ты, получив пять тысяч долларов, отправил в Камден и который совершил убийство на глазах свидетеля — и какого свидетеля? Детектива из «Агентства Ван Дорна», матерь божья! И когда ван дорны схватят его — а мы знаем, что они его схватят, — или копы задержат его за другое преступление, Ван Дорн спросит: «Кто велел тебе убить?» И Уикс ответит: «Томми Томпсон и его старый приятель Глазник О'Ши, которого все считали мертвым, а он жив».

О'Ши оторвал взгляд от своей обуви, посмотрел с неопределенным выражением и добавил:

— Откровенно говоря, если бы я не настаивал, ты бы не стал его убивать. У тебя больше причин бояться, чем у меня. Я могу исчезнуть, как уже делал. А ты застрял здесь. Все знают, где найти Командора — на Тридцать девятой, в салуне Командора Томми, а вскоре всем станет известно и о твоем новом заведении на Пятьдесят девятой. Не забудь, ван дорны — это не копы. Нельзя им заплатить, чтобы они посмотрели в другую сторону. Не через ствол пистолета.

— Так что скажешь о предложении Уикса убить свидетеля?

Глазник О'Ши сделал вид, что обдумывает ответ.

— Думаю, Уикс смел. Умен. Практичен. Может, у него припрятан козырь. Если нет, у него мания величия.

Босс банды «гоферов» мигнул.

— Что это значит?

— Мания величия? Это значит, что Уиксу очень повезет, если он выпутается. Но если ему удастся убить ван дорна, твоим неприятностям конец.

— Ледяной серьезный парень, — с надеждой сказал Томми. — И умный.

О'Ши пожал плечами.

— Ну, если немного повезет… как знать? В любом случае, что мы теряем? Скажи ему, чтобы не тянул.

Томпсон написал шифрованный ответ на обороте записки Уикса и позвал мальчишку.

— Иди сюда, паршивец! Отнеси туда, где прячется эта свинья.

О'Ши поражался глубине глупости Томми. Если Уиксу удастся убить ван дорна — а это не просто ван дорн, а знаменитый смертельно опасный старший дознаватель Исаак Белл, — Ледяной Уикс станет героем Адской кухни и главным кандидатом в главари «гоферов». Как же удивится Томми, когда Уикс всадит ему под ребро заточку!

Глупость Томми напомнила О'Ши русский флот в русско-японской войне. Бестолков, как Балтийский флот, чьи старомодные корабли и замшелая тактика столкнулись с современным японским флотом. Эй, дно Цусимского пролива, мы идем к тебе!

— Давай к делу, Томми, — к путешествию твоих китайцев в Сан-Франциско.

— Это не мои китайцы. Они из Хип Синг.

— Узнай, сколько денег потребуется, чтобы они стали твоими китайцами.

— А с чего ты взял, что они захотят отправиться в Сан-Франциско? — спросил Томми. Главарь банды «гоферов» не мог понять, что нужно О'Ши.

— Они китайцы, — ответил О'Ши. — За деньги сделают что угодно.

— Не возражаешь, если я спрошу, сколько ты сможешь заплатить?

— Сколько угодно. Но если ты еще раз спросишь о чем-то, кроме конкретной цены, я буду рассматривать это как начало войны.

Командор Томми сменил тему.

— Любопытно, что за козырь у Ледяного.

ЭТО СМЕРТЕЛЬНО ОПАСНАЯ ЗМЕЯ

ЕЕ ЯДОМ ЛЕЧАТ ДУШЕВНОБОЛЬНЫХ

ЯД ИЗ ЕЕ КОПЬЕОБРАЗНОЙ ГОЛОВЫ

УБИВАЕТ БЫКА ЗА ПЯТЬ МИНУТ

Lachesis muta, которую индейцы Бразилии

называют «внезапная смерть»

Ветер сорвал газету со стенда у Вашингтон-парка, как раз когда бруклинский игрок в начале восьмого иннинга резко ударил битой. Ледяной Уикс смотрел, как мяч летит над полем, мимо Уилтса на насыпи, мимо Сеймура в центре, прямиком туда, где он прятался — переодетый нищим помощником водопроводчика, в тусклой поношенной одежде, без манжет и без воротника, на траве за центром поля, где он не мог попасться на глаза болельщикам из Нью-Йорка.

Если Ледяной способен что-нибудь любить, так это бейсбол. Но он не мог рисковать, появившись на утреннем матче в Нью-Йорке на Поло-Граундз, поэтому пришлось обойтись Бруклином, где его никто не знал. Его любимые «Гиганты» избивали жалких «Супербасов». «Гиганты» вели, холодный ветер, уносящий пепел, шляпы и газеты, никак не сказался на броске Уилтса. Его броски с левой руки на протяжении всего матча изводили бруклинских бьющих, и к восьмому иннингу счет уже был четыре к одному.

Над головой пролетела газета, и ледяные голубые глаза Уилкса остановились на заголовке.

ЯД ИЗ ЕЕ КОПЬЕОБРАЗНОЙ ГОЛОВЫ

УБИВАЕТ БЫКА ЗА ПЯТЬ МИНУТ

Он вскочил с травы и поймал газету.

Забыв об игре, он стал читать, водя по строчкам грязным пальцем. То, что Уилкс умел читать, ставило его выше большинства членов банды. Ежедневные газеты Нью-Йорка изобиловали возможностями. Светская хроника сообщала, когда богачи отправлялись в Ньюпорт или в Европу, оставляя свои дома без присмотра. Торговые новости позволяли узнать о новых товарах, которые можно украсть в порту или на запасных путях к Одиннадцатой авеню. Театральные обзоры служили руководством для карманников, а некрологи — обещанием пустых квартир.

Охваченный надеждой, он прочел каждое слово в статье о змее, потом снова перечитал статью. Ему начинает везти. Змея поможет ему восстановить ущерб от худшего исхода дела: в Камдене в тот вечер, когда они убили шотландца, оказался детектив Ван Дорна Исаак Белл.

Копьеголовая гадюка из Бразилии, самая смертоносная из всех известных змей, будет выставлена завтра вечером в Академии патологии на ежемесячном заседании в отеле «Камберленд» на углу Пятьдесят четвертой улицы и Бродвея.

В газете говорилось, что костоправы интересуются змеей, потому что сыворотка из ее яда используется при лечении душевных болезней и болезней мозга.

Ледяной знал отель «Камберленд».

Двенадцатиэтажный отель первого класса, который реклама представляет «штаб-квартирой всех окончивших колледж». Это да еще плата за ночь в два пятьдесят должны были не допустить сюда отбросы общества. Но Уикс был уверен, что сможет одеться как выпускник колледжа благодаря своему второму преимуществу перед обычными гангстерами. Он был настоящим американцем только наполовину. Большинство «гоферов» ирландцы, а у него только мать ирландка. Когда он встретился с отцом, Старик рассказал ему, что Уилксы англичане, которые высадились тут еще до «Мейфлауэра». Почему бы ему, правильно одевшись, не зайти в вестибюль отеля так, будто тут ему самое место?

Он решил, что можно обойти детективов отеля, используя коридорного. Уикс думал про Джимми Кларка, который подрабатывал, продавая кокаин для одного аптекаря с Сорок девятой улицы. С тех пор как закон объявил распространение кокаина, не предназначенного врачом, преступлением, этот бизнес стал очень рискованным.

После того как яд попадет в организм, человек живет одну-две минуты. Яд гадюки парализует работу сердца, и жертва костенеет и становится черной.

План у него уже был. Скрываясь, он не бездействовал. Узнав, где ночует Исаак Белл, когда бывает в Нью-Йорке, он помог одной прачке устроиться на работу в «Йельский клуб», рассчитывая на то, что она сможет провести его в номер детектива.

Дженни Салливан только что сошла с корабля из Ирландии, в долгах за проезд как в шелках. Уикс выплатил ее долги, рассчитывая заставить Дженни работать на простынях, а не только гладить их. Но после Камдена он уговорил людей, которые были ему обязаны, сделать ему большое одолжение — устроить Дженни на работу в клуб Белла. Тогда он и написал Командору Томми, предлагая убить детектива. Но пока не набрался смелости спрятаться под кроватью Белла с пистолетом и разобраться с ним, как мужчина с мужчиной.

Уикс был достаточно крепким парнем, чтобы ножом выковырять из плеча пулю Белла калибра.380: ему не хотелось, чтобы какой-нибудь пьяница-врач или повитуха выдали бы Томми Томпсону его убежище. Достаточно крепким, чтобы, желая предотвратить заражение, залить рану спиртом. Но он видел Белла в работе: Белл лучше его, ловчей, тяжелее, быстрее и лучше вооружен. Никакой пьяница с ним не справится.

Лучше натравить на Белла «внезапную смерть». В газете сообщалось, что куратор серпентария в зоопарке Бронкса доставит животное в ящике из толстого стекла.

«Змея не сможет выбраться оттуда», — пообещал куратор врачам Общества патологии, приглашая их взглянуть на животное.

Уикс решил, что ящик из толстого стекла, достаточно большой, чтобы вместить четырехфутовую змею, для него, с дыркой от пули в плече, слишком тяжел, не унести. А если он выронит ящик и стекло разобьется, только уноси ноги! Тогда рана в плече будет наименьшей из его проблем. Нужна помощь. Но парни, которым он мог бы доверять, оба мертвы: их застрелил шустрый детектив Ван Дорна.

Если он попробует уговорить кого-нибудь тащить ящик, Томми Томпсону сразу донесут, что Уикс вернулся в город. Все равно что связать себе руки и прыгнуть в реку. Избавить Томми от хлопот. Ведь не нужно много мозгов, чтобы сообразить, что этот тип, Глазник О'Ши, прикажет Томми убить того, кого видел детектив, когда этот человек убивал по приказу О'Ши. Уикс может клясться, пока не посинеет, что никогда не пикнет. О'Ши и Томми все равно убьют его. Просто ради безопасности.

Но по крайней мере Томми ответил, что одобряет убийство Исаака Белла. Конечно, он не предложил помочь. И без слов ясно было, что если у Томми и О'Ши будет возможность убить Уикса раньше, чем он прикончит Белла, они ждать не станут.

Уилкс ударил в девятку, Бридуэлл удвоил. Когда кончился девятый иннинг, у Нью-Йорка было еще две пробежки, а у Бруклина ни одной; Уикс бросился на станцию надземки на Пятой авеню с отчетливым планом, как перевезти змею в «Йельский клуб».

Нужен костюм «человека из колледжа», чемодан, оконное стекло, коридорный с тележкой и маршрут к щиту с пробками.

16

— Кто этот офицер? — спросил Белл у сыщика из службы личной безопасности, отвечавшего за охрану мастерской Фарли Кента на Бруклинской военной верфи.

— Не знаю, мистер Белл.

— Как он сюда попал?

— Сказал пароль.

Служба личной безопасности Ван Дорна снабдила всех работавших над Корпусом 44 паролем. Миновав охраняемые морскими пехотинцами ворота, посетитель все равно должен был доказать, что его ждет, к кому он, по его утверждениям, идет.

— Где мистер Кент?

— Они все в испытательной лаборатории, занимаются моделью мачты, — ответил сыщик, показывая на закрытую дверь, ведущую в лабораторию. — Что-то не так, мистер Белл?

— Три обстоятельства, — резко ответил Белл. — Фарли Кента здесь нет, значит, он не ждал этого офицера. С тех пор как я вошел, офицер изучает чертежи Кента. И, на случай если вы не заметили, он в мундире царского флота.

— Да эти синие мундиры все одинаковые, — ответил сыщик, напомнив Беллу, что мало кому из парней хватает ума и инициативы, чтобы стать настоящим детективом Ван Дорна. — К тому же он отдает им свернутые чертежи, как все прочие. Хотите, чтобы я его о чем-нибудь спросил, мистер Белл?

— Я сам это сделаю. А когда в следующий раз войдет кто-то неожиданный, считайте, что это неприятность, пока не убедитесь в противном.

Белл прошел по мастерской, уставленной чертежными столами, за которыми обычно работали строители, сейчас занятые испытанием мачты. Человек в мундире русского моряка был так поглощен изучением чертежей Кента, что выронил несколько свернутых, которые держал под мышкой, когда Белл обратился к нему:

— Доброе утро, сэр.

— Я не слышал, как вы подошли, — ответил офицер с сильным русским акцентом и наклонился, подбирая чертежи.

— Могу я узнать ваше имя?

— Меня зовут Владимир Иванович Юркевич, я мичман русского императорского флота его величества царя Николая. С кем имею честь…

— У вас назначена здесь встреча, мичман Юркевич?

Русский, который был так молод, что едва ли нуждался в бритье, наклонил голову.

— К сожалению, нет. Я надеюсь познакомиться с мистером Фарли Кентом.

— Мистер Кент вас знает?

— Еще нет, сэр.

— Как же вы сюда попали?

Юркевич обезоруживающе улыбнулся.

— Благодаря безупречному поведению, безупречному мундиру и четкому приветствию.

Исаак Белл не улыбнулся в ответ.

— Это могло помочь вам миновать морских пехотинцев у ворот. Но где вы взяли пароль, чтобы войти в мастерскую Кента?

— В питейном заведении за воротами я встретил морского офицера. Он сообщил мне пароль.

Белл подозвал сыщика из службы личной безопасности.

— До моего возвращения лейтенант Юркевич будет сидеть на стуле, не прикасаясь к чертежам. — Лейтенанту Юркевичу он сказал: — Этот человек способен свалить вас на пол. Делайте то, что он скажет.

Потом прошел по мастерской и открыл дверь испытательной лаборатории.

Десяток работников Кента окружили десятифутовую модель мачты дредноута. Молодые кораблестроители держали в руках ножницы для резки проволоки, микрометры, линейки, бумагу с записями и измерительные рулетки. Круглая модель, стоявшая на тележке, была изготовлена из проволоки, которая по спирали поднималась от основания к вершине в направлении против часовой стрелки; через равные промежутки она была закреплена горизонтальными кольцами. Она представляла в миниатюре изготовленную из легких труб стодвадцатифутовую мачту дредноута, точная во всех деталях, чтобы можно было измерять нагрузку на кольца, электрические провода и голосовую трубу, связывающие мачту и рубку управления огнем, и крошечные лестницы внутри конструкции.

Двое помощников Кента держали веревки, привязанные к противоположным краям основания. От стен к верхушке протянули измерительную ленту. Один из кораблестроителей, стоя на стремянке, внимательно наблюдал за лестницей. Фарли Кент сказал:

— Залп левым бортом. Огонь!

Тот, кто стоял слева от основания, дернул веревку, а тот, кто стоял на лестнице, измерил отклонение мачты.

— Шесть дюймов! — сказал он. Данные были записаны.

— В масштабе двадцать к одному это означает шесть футов, — сказал Кент. — Марсовым нужно крепко держаться, когда корабль стреляет из главного калибра. С другой стороны, мачта на треножнике будет весить сто тонн, а наша — меньше двадцати; это огромная экономия. Хорошо, теперь измерим, как она держится после нескольких попаданий.

Размахивая ножницами, он перерезал наобум два спиральных витка и одно горизонтальное кольцо.

— Готовы!

— Погодите!

Тот, что стоял на лестнице, спрыгнул и поставил в корзину на верху мачты куклу — краснощекого моряка в соломенной шляпе.

В испытательной лаборатории зазвучал смех; Кент смеялся громче всех.

— Залп правым бортом. Огонь!

Дернули за веревку, верхушка мачты резко наклонилась, и кукла вылетела.

Белл подхватил ее.

— Мистер Кент, могу я поговорить с вами минуту?

— В чем дело? — спросил Кент, перерезая еще одну вертикальную проволоку. Его помощники внимательно следили за поведением мачты.

— Возможно, мы поймали нашего первого шпиона, — тихо сказал Белл. — Нельзя ли пройти со мной?

Мичман Юркевич вскочил со стула, прежде чем ему помешал сыщик, и схватил Кента за руку.

— Для меня это знакомство честь, большая честь!

— Кто вы такой?

— Юркевич. Из Санкт-Петербурга.

— Штаб военно-морского флота?

— Конечно, сэр. Балтийская верфь.

Кент спросил:

— Правда ли, что Россия строит пять броненосцев, превосходящих размерами корабль его величества «Дредноут»?

Юркевич пожал плечами.

— Мы надеемся получить супердредноуты, но, возможно, Дума скажет нет. Слишком дорого.

— Что вы здесь делаете?

— Идея заключалась в том, чтобы встретиться с легендарным Фарли Кентом.

— Вы приехали издалека, чтобы увидеться со мной?

— Чтобы показать вам. Посмотрите. — Юркевич развернул свои чертежи на столе Кента. — Что скажете? Это усовершенствует форму корпуса?

Пока Фарли Кент изучал чертежи Юркевича, Белл отвел русского офицера в сторону и скал:

— Пожалуйста, опишите морского офицера, который сообщил вам пароль.

— Мужчина среднего роста в темном костюме. Примерно ваш ровесник — лет тридцати. Очень аккуратный, подтянутый. Усы толщиной в карандаш. Очень… как это сказать — точный.

— Темный костюм. Не мундир?

— В штатском.

— Как вы узнали, что он морской офицер?

— Он так сказал.

Строгое лицо Белла помрачнело. Он холодно спросил:

— Когда и где вы предполагаете снова с ним встретиться?

— Не понимаю.

— Вы наверняка пообещали ему рассказать обо всем, что здесь увидите.

— Нет. Я его не знаю. Как я его найду?

— Мичман Юркевич, я с трудом верю в ваш рассказ. И не думаю, что вашей карьере в царском флоте поможет, если я вышлю вас из Соединенных Штатов как шпиона?

— Шпион? — возмутился Юркевич. — Нет!

— Перестаньте водить меня за нос и расскажите, как получили пароль.

— Шпион? — повторил русский. — Я не шпион.

Прежде чем Белл сумел что-то сказать, заговорил Фарли Кент.

— Ему не нужно у нас шпионить.

— Что вы хотите сказать?

— Я хочу сказать, что это мы должны шпионить за ним.

— О чем вы говорите, мистер Кент?

— Усовершенствованный корпус корабля мичмана Юркевича гораздо лучше, чем выглядит. — Он начал показывать различные особенности прекрасно начерченного дредноута. — На первый взгляд он в средней части кажется неуклюжим, даже толстым, и необычно тонким на носу и на корме. Можно сказать, похож на корову. На самом деле это гениально. Это позволяет усилить защиту дредноута от торпед в районе машинного отделения и арсенала, усилить вооружение и увеличить запасы угля, хотя корабль развивает большую скорость.

Он пожал Юркевичу руку.

— Гениально, сэр. Я бы использовал это, но никогда не смогу получить одобрение ретроградов из Бюро строительства кораблей. Вы на двадцать лет опережаете наше время.

— Спасибо, сэр, спасибо. Слышать такое от Фарли Кента — большая честь.

— И скажу вам кое-что еще, — продолжал Кент, — хотя подозреваю, что вы и сами уже подумали об этом. Ваш корпус подойдет для великолепного пассажирского лайнера — североамериканской борзой, которая обгонит «Лузитанию» и «Мавританию».

— Когда-нибудь, — улыбнулся Юркевич. — Если не будетвойны.

Кент пригласил Юркевича пообедать вместе со своим штатом, и они принялись обсуждать только что объявленное начало строительства лайнеров «Уайт стар лайн»[46]«Олимпик» и «Титаник».

— Восемьсот сорок футов! — восхищался Кент, на что русский ответил:

— Я думаю о тысяче футов.

Белл поверил, что русский кораблестроитель хотел только поговорить со знаменитым Фарли Кентом. Но не поверил, что так называемый офицер, который обратился к Юркевичу в баре на Сэнд-стрит, был моряком.

Почему он сообщил русскому пароль, не требуя отчета о чертежах Кента? Как догадался обратиться к русскому? Ответ вызывал ужас. Шпион — «саботажник умов», как называл его Фальконер, — знал, на кого нацелиться в гонке дредноутов.

— Иностранные шпионы — дело для нас новое, — сказал Джозеф Ван Дорн. Босс взволнованно пыхтел сигарой в главной гостиной «Рейлроуд-клаб» на двадцать втором этаже вокзала «Хадсон терминал», ожидая поезда до Вашингтона.

— Мы охотимся на убийц, — мрачно возразил Белл. — Каковы бы ни были их побуждения, они прежде всего преступники.

— Тем не менее мы принимаем решения в незнакомой нам области.

Белл сказал:

— Я попросил парней из аналитического отдела составить список иностранных дипломатов, военных атташе и газетных репортеров, которые могут быть двойными шпионами в пользу Англии, Германии, Франции, Италии, России, Японии и Китая.

— Морской министр прислал мне список иностранцев, которых флот подозревает в шпионаже.

— Я прибавлю его к своему, — сказал Белл. — Но я хотел бы, чтобы список просмотрели специалисты и избавили нас от охоты вслепую. У вас ведь есть старый приятель, который может нажать на кое-какие пружины в государственном департаменте?

— Мягко сказано. Каннингс — офицер, который по требованию государственного департамента отправляет морских пехотинцев для боевых операций на суше.

— Он наш человек — и тесно связан с нашими заморскими атташе. Как только он частым гребнем пройдется по нашему списку, я рекомендую следить за подозрительными персонажами в Вашингтоне и Нью-Йорке вблизи верфей и кораблестроительных заводов.

— Потребуется целая армия детективов, а они обходятся дорого, — заметил Ван Дорн.

У Белла был готов ответ.

— Расходы можно списать на укрепление нашей дружбы с Вашингтоном. Правительству должна понравиться возможность опираться на «Агентство Ван Дорна» как на национальную службу со множеством опытных полевых офицеров по всему материку.

Ван Дорн улыбнулся, от этой приятной мысли его рыжие усы встопорщились, как яркое пламя.

— Вдобавок, — нажимал Белл, — я рекомендую всем сотрудникам агентства во всех иммигрантских общинах: немецкой, ирландской, итальянской, китайской — в городах, где есть верфи, прислушиваться к разговорам о шпионаже, о том, что иностранные правительства платят за сведения или саботаж. Гонка дредноутов — дело всех стран.

Ван Дорн с усмешкой задумался над его словами.

— Возможно, нам противостоит не один шпион. Говорю вам: для нас это необычное дело.

— Если не мы, — ответил Белл, — то кто?

17

Дважды за день Ледяной Уикс применил свое умение жестоко избивать, не оставляя никаких следов на тех частях тела, что не прикрыты одеждой. Это мастерство он совершенствовал с молодости, заставляя раскошеливаться продавцов и выбивая долги для акул-ростовщиков. После докеров и возчиков справиться с тощим коридорным и испуганной маленькой прачкой было проще простого. День проходит, боль усиливается. А страх растет.

Джимми Кларк, коридорный из отеля «Камберленд», первую, казалось, бесконечную порцию побоев получил в переулке за аптекой, куда приходил обменять вчерашнюю выручку на вечерний кокаин. Уикс подчеркнул, что нынешние проблемы Джимми ничто в сравнении с тем, что с ним будет, если он не выполнит приказ в точности. Любая промашка сделает это избиение светлым воспоминанием.

Дженни Салливан, помощницу прачки в «Йельском клубе», он перехватил в переулке за полквартала от церкви Успения, куда она шла помолиться об избавлении от долга.

Уикс прекратил бить девушку, когда ее начало рвать от боли. Но ее роль в его плане была так велика, что Уикс пообещал ей, если она сделает, как ей приказано, полностью выплатить ее долг. И когда она, избитая, потащилась на службу, боль и страх смешивались у нее с надеждой. Ей нужно было только постоять у служебного входа клуба в поздний час, когда никого поблизости не будет, и украсть ключ от номера на третьем этаже.

18

Исаак Белл и Марион Морган встретились за обедом в «Ректоре». Дворец омаров славился своим зеркальным зелено-золотым интерьером, роскошными скатертями и салфетками и серебром, вращающейся дверью — первой в Нью-Йорке — и блестящими посетителями не меньше, чем самими омарами. Расположенный на Бродвее, ресторан всего в двух кварталах от конторы Белла в «Никербокере». Белл ждал у входа под гигантской статуей грифона, сверкающего электричеством, и встретил Марион поцелуем.

— Прости, я опоздала. Нужно было переодеться.

— Я тоже опоздал. Только что расстался с Ван Дорном.

— Мне придется соперничать с актрисами с Бродвея, которые здесь обедают.

— Увидев тебя, — заверил Белл, — они кинутся в свои гардеробные и будут ломать голову, что надеть.

Через вращающуюся дверь они прошли в ярко освещенный зал, где было около сотни столиков. Чарлз Ректор дал знак оркестру и торопливо пошел поздороваться с Марион. Музыканты заиграли «Сегодня вечером в старом городе будет жарко» — так называлась первая картина Марион о девушке-детективе, которая помешала злодею спалить город. При этих звуках все женщины задвигались, сверкая бриллиантами, все чрезвычайно дорого одетые мужчины оборачивались, чтобы увидеть Марион. Белл улыбнулся, услышав пробежавший по ресторану восторженный гомон.

— Мисс Морган, — воскликнул Ректор, беря ее руки в свои. — Когда вы в последний раз оказали Ректору честь, вы снимали новости. А теперь все говорят о ваших фильмах.

— Спасибо, мистер Ректор. Я считала, что музыку приберегают для красавиц-актрис.

— Красавицы-актрисы на Бродвее — по десять центов за дюжину. А красавица-режиссер — большая редкость, чем устрицы в августе.

— Это мистер Белл, мой жених.

Ресторатор пожал Беллу руку и радостно сказал:

— Поздравляю, сэр! Не могу представить себе на всем Большом Белом Пути более счастливого джентльмена. Хотите спокойный столик, мисс Морган, или такой, чтобы мир видел вашу красоту?

— Тихий, — решительно ответила Марион, и, когда они сели и заказали «Мумм», сказала Беллу:

— Надо же, он меня помнит.

— Может, читал вчерашнюю «Нью-Йорк таймс», — улыбнулся Белл. Она так радовалась приему, что раскраснелась.

— «Таймс»? О чем ты?

— В прошлое воскресенье газета послала на пасхальное шествие репортера отдела моды.

Он достал из бумажника вырезку и вслух прочел:

— Молодая женщина, прогулявшаяся после чая от Таймс-сквер до шествия на Пятой авеню, вызвала сенсацию. На ней было сиреневое атласное платье и черная шляпа с перьями такого размера, что мужчины вынуждены были отступать в сторону, чтобы дать ей пройти. Это ослепительное создание профланировало к отелю «Сент-Реджис» и удалилось на север в красном локомобиле.

Кстати о красном, у тебя уши горят.

— Какой ужас! Написано так, будто я шла по Пятой авеню в поисках внимания. Все женщины нарядились на Пасху. А я надела это платье только потому, что мадмуазель Дюваль и Кристина поспорили со мной на десять долларов, что мне не хватит решимости в этом выйти.

— Репортер ошиблась. Ты привлекала внимание. Если бы ты его искала, то не уехала бы в красном локомобиле, а дотемна прохаживалась бы взад и вперед по авеню.

Марион протянула руку через стол.

— А ты заметил статью на другой стороне?

Белл перевернул вырезку.

— Lachesis muta? О да. Необыкновенная змея. Источает смертоносный яд и свирепа, как судья, приговаривающий к повешению. Знаешь, отель «Камберленд» всего в десяти кварталах от Бродвея. Если хочешь увидеть змею, ручаюсь, я смогу туда пройти с хорошенькой девушкой под руку.

Марион содрогнулась.

Когда принесли шампанское, Белл поднял свой бокал.

— Боюсь, лучше мистера Ректора мне не сказать. Спасибо, что сделала меня самым счастливым джентльменом на всем Большом Белом Пути.

— Ох, Исаак, я ужасно рада тебя видеть.

Они пили «Мумм» и обсуждали меню. Марион заказала египетскую перепелку, заявив, что никогда не слышала о такой птице, а Белл — омара. Начать же решили с устриц.

— Настоящие «Линнхевенз» из Мэриленда, — заверил их официант. — Крупные и присланы специально для мистера Бриллиантового Джима Брейди.[47] Если позволите порекомендовать, мистер Белл, мистер Брейди обычно после устриц заказывает утку и стейк.

Белл отказался.

Марион через стол взяла его за руку.

— Расскажи о твоей работе. Что держит тебя в Нью-Йорке?

— Занимаемся шпионажем, — негромко, так что за шумом и смехом его не могли расслышать, ответил Белл. — Это связано с международной гонкой дредноутов.

Марион, привыкшая к тому, что он рассказывает ей подробности своих расследований, чтобы самому лучше сформулировать мысли, так же негромко сказала:

— Совсем не то, что ограбления банков.

— Я сказал Джо Ван Дорну: шпионы они или нет, но, если они убивают людей, они прежде всего убийцы и преступники. Во всяком случае Джо попросил поддержки в Вашингтоне и дал мне всю нью-йоркскую контору и карт-бланш отправлять детективов в любые места страны.

— Вероятно, это связано с оружейником, у которого взорвался рояль?

— Мне все больше кажется, что это не самоубийство, а дьявольское убийство, задуманное так, чтобы выглядеть самоубийством. И тем самым опорочить и человека, и всю систему орудий, которую он создавал. Разумеется, обвинение во взятке окрасило все, к чему он имел отношение.

Белл рассказал о своих сомнениях относительно предсмертной записки Ленгнера, о своем убеждении, что нарушитель, которого видел старик Джон Эддисон, на самом деле был японцем. Упомянул о том, что смерти специалистов по броне и по стрельбе в цель были первоначально представлены как несчастные случаи.

Марион спросила:

— Кто-нибудь видел японца на «Бетлехем стал уоркс»?

— Люди, которых я туда отправил, доложили, что видели убегающего человека. Но это был рослый парень. Больше шести футов. Белый. Светловолосый. Свидетели считают его немцем.

— Почему немцем?

— Очевидно потому, что, убегая, он бормотал: «Gott im Himmel!»

Марион скептически подняла бровь.

— Знаю, — сказал Белл. — Мало оснований.

— Видел ли кто-нибудь японца или светловолосого немца с Гровером Лейквудом, который упал с утеса?

— Коронер округа Уэстчестер сказал моему человеку, что никто не видел, как упал Лейквуд. Лейквуд говорил друзьям, что по выходным занимается скалолазанием, и смертельная рана у него на голове признана следствием несчастного случая. Бедняга упал с высоты сто футов. Его похоронили в закрытом гробу.

— Он поднимался один?

— Одна старуха сказала, что незадолго до происшествия видела его с красивой девушкой.

— Не немкой и не японкой? — с улыбкой спросила Марион.

— Рыжей, — улыбнулся в ответ Белл. — Предположительно ирландкой.

— Почему ирландкой?

Белл покачал головой.

— Она напомнила старой даме ее ирландскую служанку. Опять все сомнительно.

— Три различных подозреваемых, — заметила Марион. — Три разные национальности… Конечно, что может быть более общим для всех стран, чем гонка дредноутов?

— Капитан Фальконер склонен винить японцев?

— А ты?

— Нет сомнений, что японцы занимаются шпионажем. Я узнал, что перед русско-японской войной они заслали в русский флот на Дальнем Востоке множество шпионов, которые выдавали себя за маньчжурских слуг и рабочих. И, когда началась война, японцы знали о тактике русских больше, чем сами русские. Но я стараюсь не быть предубежденным. Может оказаться кто угодно.

— Высокий красивый детектив однажды сказал мне, что скептицизм — его наиболее ценное свойство, — согласилась Марион.

— Дело крупное и все разрастается. Работы по строительству дредноутов огромны, вовлечено множество предприятий; один случай, его значение, его связи — все это могло остаться незамеченным, если бы не дочь Ленгнера, которая настаивает, что ее отец не мог покончить с собой. И все равно, если бы ей не удалось добраться до Джо Ван Дорна через своего знакомого, я не стал бы свидетелем убийства бедного Аласдера. Его смерть списали бы на кабацкую драку, и кто знает, сколько еще людей было бы убито, прежде чем мы что-то заподозрили бы.

Белл покачал головой.

— Хватит разговоров. Вот идут устрицы, а нам обоим завтра рано вставать.

— Ты только посмотри на них! — Марион вытащила из раковины огромную устрицу, отправила в рот, позволила ей скользнуть в горло и спросила с улыбкой: — Мисс Ленгнер так красива, как говорят?

— Кто говорит?

— Мадмуазель Дюваль встречалась с ней в Вашингтоне. Очевидно, и на Восточном побережье есть влюбленный в нее мужчина.

— Она прекрасна, — сказал Белл. — Исключительные глаза. Думаю, если бы она не горевала, была бы еще прекрасней.

— Не говори мне, что ты тоже увлекся.

— Дни, когда я мог увлечься, позади, — улыбнулся Белл.

— Ты скучаешь по ним?

— Будь любовь тяготением, я парил бы в невесомости. Что мадмуазель Дюваль делает в Вашингтоне?

— Соблазняет морского министра, чтобы ее наняли снимать фильм о том, как Великий белый флот входит в Золотую бухту Сан-Франциско. По крайней мере таким же манером она получила заказ на съемки отхода флота от Хэмптон-роуд прошлой зимой. Думаю, сейчас она пользуется той же тактикой. А почему ты спрашиваешь?

— Строго между нами, — серьезно сказал Белл, — у мадмуазель Дюваль была долгая любовная связь с капитаном французского флота.

— Конечно! Когда ей хочется быть особенно романтичной, она намекает на «mon Capitaine».

— Mon Capitaine занимается дредноутами — иными словами, этот француз шпион, а она скорее всего работает на него.

— Шпион? Да она такая болтунья и сплетница!

— Морской министр дал Джо Ван Дорну список из двадцати иностранцев, которые в Вашингтоне и Нью-Йорке пытаются добывать сведения в интересах Франции, Англии, Германии, Италии и России. Большинство производят впечатление сплетников и болтунов, но приходится разбираться с каждым.

— Не японцы?

— Их много. Двое из их посольства — морской офицер и военный атташе. И импортер чая, живущий в Сан-Франциско.

— Но что может мадмуазель Дюваль снять во флоте такого, чего не снять нам остальным?

— Съемки могут быть предлогом, чтобы познакомиться с офицерами, которые будут излишне много болтать с привлекательной женщиной. А что значить «нам остальным»?

— Со мной только что связался Престон Уайтвей.

Белл чуть сощурился. Богач Уайтвей унаследовал несколько калифорнийских газет. Он превратил их в мощную желтую газетную сеть и в новостную кинокомпанию, где Марион начинала работу, прежде чем стала снимать популярные кинофильмы.

— Престон попросил меня снять приход Великого белого флота в Сан-Франциско для своего «Пикчер уорлд».

— Газеты Престона уже неделю предсказывают войну с Японией.

— Он напечатает все, лишь бы продать газету.

— Это одноразовая работа?

— Можешь быть уверен, я не пойду к нему в наемные работники — только в высокооплачиваемые контрагенты. И могу втиснуться в расписание здешних съемок. Что думаешь?

— Нужно отдать должное Уайтвею. Он очень настойчив.

— Не думаю, что он и сейчас смотрит на меня с такой точки зрения… почему ты смеешься?

— Считаю, что он по-прежнему мужчина и не слепой.

— Я хочу сказать: Престон знает, что я недоступна.

— К настоящему времени он уже должен это понять, — согласился Белл. — Если память мне не изменяет, когда мы в последний раз были в его обществе, ты пригрозила застрелить его. Когда уезжаешь?

— Не раньше первого мая.

— Хорошо. На следующей неделе спускают на воду «Мичиган». Капитан Фальконер устраивает большой прием. Я надеялся, ты пойдешь со мной.

— С удовольствием.

— Для меня это возможность понаблюдать за болтунами в комнате, полной американцев, у которых могут слишком развязаться языки. Ты обеспечишь укрытие и дополнительную пару ушей и глаз.

— Что, по-твоему, женщины надевают по случаю спуска на воду броненосцев?

— Как насчет той шляпы, перед которой расступаются мужчины? — улыбнулся Белл. — Или можешь спросить мадмуазель Дюваль. Готов поспорить, что она тоже там будет.

— Мне не нравится, что она знает, что ты детектив. Это может быть опасно для тебя — если она поймет, что ты шпион.

Десятью кварталами дальше по Бруклину у Ледяного Уикса все шло, как по нотам.

Прежде всего ему удалось пройти четыре квартала от надземки до отеля «Камберленд» так, что его не заметил никто из тех, кто мог бы донести Томми Томпсону. Пересекая Бродвей, он прошел буквально под носом у Дейли и Бойла, детективов-специалистов по карманникам, которые направлялись на свое обычное место работы, Метрополитен-опера: Уикс был в костюме-тройке (который кто-то проветривал на пожарной лестнице в Бруклине) и они не обратили на него внимания.

Затем детективы в вестибюле «Камберленд-отеля» были заняты, сдавали-принимали смену. Ни один из них не посмотрел на Уикса дважды. Хотя его обувь не походила на начищенные туфли дипломированных врачей, членов американского общества патологии.

Джимми Кларк, похожий в своей форме коридорного на шарманщика с обезьянкой, старательно смотрел сквозь него, словно у них чуть раньше в этот день не было «разговора».

— Коридорный!

Джимми подбежал, нагнув голову, чтобы скрыть страх и ненависть в глазах.

— Да, сэр?

Уикс отдал ему багажную квитанцию на побитый старый чемодан, который заранее доставил в отель, и дал монетку.

— Поставь мой чемодан на тележку и жди меня у входа на встречу Академии. Мне нужно попасть на пароход, и я не хочу беспокоить остальных, когда буду уходить.

Джимми Кларк сказал:

— Да, сэр.

Уикс не знал, как ему повезло. В отель вечером шло множество постояльцев с Большого Белого Пути, врачи собирались на заседание, и потому работники отеля были слишком заняты, чтобы заметить странный акцент. Одетый в костюм выпускника колледжа, Уикс все равно говорил как человек, всю жизнь проведший в Адской кухне, и всякий, кто прислушался бы к его словам, услышал бы: «Не хчу бескоить тшленов, када бду ухдить».

Другое удачное обстоятельство, о котором он знал — распределительный щит отеля располагался в подвале у подножия лестницы, которая вела к боковому входу в зал, где собирались врачи посмотреть на змею. Уикс положил шляпу на стул у выхода, чтобы занять место, и некоторое время прохаживался поблизости, чтобы с ним никто не заговорил. Когда заседание началось, он сел и в последний раз, перед тем как закрылась дверь, бросил взгляд на чемодан на тележке Джимми.

Он нетерпеливо слушал, как председатель приветствует присутствующих. Потом один из врачей принялся рассказывать, как они будут извлекать смертоносный яд и превращать его в сыворотку для лечения умалишенных. И что особенно хорошо в змеях этого вида: у них гораздо больше яда, чем у других. Бог весть, сколько сумасшедших исцелит этот яд, но для Исаака Белла это означает, что, если в первый раз змея промахнется, у нее еще будет полно яда.

Пришел работник зоопарка со змеей. В зале стало тихо.

Уикс видел, что стеклянный ящик войдет в чемодан. Удача. Раньше он не мог этого точно знать. Два человека внесли ящик и поставили на стол.

Даже из глубины зала змея выглядела смертельно опасной. Она двигалась, сворачивалась и разворачивалась, ее удивительно толстое, ярчайшей расцветки тело блестело на свету. Она словно плыла, обтекала ящик, словно одна мощная мышца, и, высовывая язык, обследовала щели там, где стеклянные стенки соединялись с крышкой ящика. Особенно ее интересовали места, где находились петли, и Уикс решил, что там проходит воздух и змея чувствует его движение. Врачи переговаривались, но как будто никто не собирался подойти ближе.

— Не волнуйтесь, джентльмены, — сказал медик, проводивший осмотр. — Стекло прочное.

Он отпустил людей, которые принесли ящик. Ледяной Уикс обрадовался: эти люди могли причинить больше неприятностей, чем врачи.

— Спасибо вам, сэр, — обратился говорящий к куратору, который тоже отошел. «Все лучше и лучше, — подумал Уикс. — Только я, змея и толпа трусов». Он взглянул на дверь. Джимми Кларк приоткрыл ее. Уикс кивнул. Пора.

Ждать пришлось недолго. Не успел первый ряд осторожно подойти к ящику, как свет погас и в зале вдруг стало темно. Одновременно закричали пятьдесят человек. Уикс вскочил, подбежал к двери, открыл ее и нащупал в темноте чемодан. Он слышал, как бежит по лестнице Джимми, касаясь для страховки перил. Уикс открыл чемодан, достал оттуда стекло, сунул под мышку и вернулся в зал, где крики становились все громче.

— Сохраняйте хладнокровие!

— Не теряйте голову!

Несколько самых проворных зажгли спички, и их дрожащие огоньки отбрасывали тени.

Уиксу нельзя было терять ни секунды. Он пробрался вдоль стены зала и повернул к середине. Оказавшись в шести футах от ящика, он громко закричал:

— Осторожней! Не уроните — и разбил стекло о деревянный пол.

Крики превратились в вопли, и сразу за этим последовал топот сотни ног. Прежде чем Уикс смог крикнуть: «Она вырвалась! Она на свободе! Бегите! Бегите! Бегите!» — это сделало за него множество охваченных паникой людей.

Джимми Кларк заслужил место в раю за то, как быстро подкатил тележку с чемоданом.

— Осторожно, — сказал Уикс. — Не урони.

В темноте они на ощупь поставили ящик в чемодан, закрыли крышку, снова водрузили чемодан на тележку и выкатили из зала через боковой вход. И уже почти вышли наружу, когда вновь загорелся свет.

— Детектив отеля! — предупредил Джимми.

— Не останавливайся, — хладнокровно сказал Уикс. — Я им займусь.

— Эй! Куда вы с этим?

Одетый как выпускник колледжа Уикс преградил ему дорогу, чтобы Джимми мог выкатить тележку наружу, и ответил:

— Подальше отсюда, чтобы не пропустить пароход.

Детектив услышал: «Пдальш отсюдова тшоб не прапстить парход».

К этому времени Уикс успел надеть на пальцы кастет. Стремительным ударом между глаз он свалил детектива. Подхватил его пистолет, сунул в карман и присоединился к Джимми в переулке. Коридорный казался до смерти напуганным.

— Не болтай, — предупредил Уикс. — Нам еще нужно пройти по городу.

19

Когда Исаак Белл и Марион Морган вышли из ресторана Ректора, на Бродвее творилась какая-то неразбериха. Звонили пожарные колокола, свистели полицейские; всюду бежали толпы людей; поэтому они решили, что Марион лучше всего добираться до парома на метро.

Двадцать минут спустя они, держась за руки, подошли к причалу. Белл проводил Марион к парому и задержался на причале. Паром дал свисток.

— Спасибо за обед, дорогой. Было приятно повидаться.

— Может, поехать с тобой?

— Мне завтра рано вставать. Тебе тоже. Поцелуй меня.

Немного погодя матрос на палубе протянул:

— Ну, будет голубки. Кто остается на берегу — все на берег.

Белл отошел и, когда между паромом и берегом возникла полоска воды, крикнул:

— Говорят, в пятницу будет дождь.

— Буду танцевать под дождем.

Белл на метро вернулся в центр и отправился в отель «Никербокер», чтобы повидаться с ночным дежурным Ван Дорна, который спросил:

— Слышали о змее?

— Lachesis muta.

— Она сбежала.

— Из «Камберленда»?

— Считают, что она пробралась в канализацию.

— Укусила кого-нибудь?

— Пока нет, — ответил дежурный.

— Как она высвободилась?

— С начала дежурства я услышал уже четырнадцать версий. Лучшая — просто уронили стеклянный ящик. — Он покачал головой и рассмеялся. — Такое возможно только в Нью-Йорке.

— Я должен что-нибудь узнать до утра?

Дежурный протянул ему пачку сообщений.

Сверху лежала телеграмма от лучшего друга Белла детектива Арчи Эббота, который в ответ на разрешение отправиться на медовый месяц в путешествие по Европе устанавливал контакты с сыщиками Ван Дорна в Лондоне, Париже и Берлине. Преуспевающий, женатый на богатейшей наследнице Америки, Арчибальд Эйнджел Эббот IV с его голубой кровью был желанным гостем в любом посольстве и европейском поместье. Белл отправил ему телеграмму, чтобы Арчи воспользовался уникальной возможностью и попробовал изнутри проследить за гонкой дредноутов. И вот он едет домой. На каком корабле, по мнению Белла, ему возвращаться: на английской «Лузитании» или на немецком «Канцлере Вильгельме Великом»?

— «На „Качающемся Билли“», — ответил телеграммой Белл, используя народное прозвище роскошного, но громоздкого немецкого лайнера. Арчи и его красавица жена пересекут Атлантический океан в каюте первого класса, очаровывая высокопоставленных офицеров, дипломатов и промышленников и побуждая их свободно высказываться о войне, шпионаже и гонке дредноутов. Ни чопорный прусский офицер, ни опытный придворный кайзера не устоят, когда Лилиан взмахнет ресницами. А Арчи, убежденный холостяк, пока не встретил Лилиан, умел разговаривать с женщинами.

Загадочное сообщение прислал Джон Скалли: «Парни нянчатся с Кентом. А я собираюсь побродить по Чайнатауну».

Белл бросил сообщение в корзину для бумаг. Иными словами, Скалли свяжется с ним, когда сочтет нужным.

Отчеты агентов Ван Дорна из Уэстчестера и Бетлехема не дали ничего нового для расследования взрыва домны и падения со скалы. Ни у кого не было никаких ниточек к возможным подозреваемым — «ирландской девушке» и рабочему-«немцу». Но агент в Бетлехеме предупреждал, что не нужно торопиться с выводами. Кажется, несчастный случай не удивил никого из знавших Чада Гордона. Это был нетерпеливый, одержимый человек, не обращавший внимания на правила безопасности и шедший на большой риск.

Тревожные новости пришли из Ньюпорта, Род-Айленд. Агент службы личной безопасности, прикрепленный к Уиллеру с Военно-морской торпедной станции, доложил, что преследовал, но не смог задержать двух человек, пытавшихся проникнуть в коттедж специалиста по торпедам. Белл приказал увеличить число агентов, опасаясь, что это не просто попытка взлома. Он также послал телеграмму капитану Фальконеру, рекомендуя, чтобы Уиллер ночевал в хорошо защищенных помещениях станции, а не у себя дома.

Зазвонил средний телефон, испачканный помадой девушки из кордебалета, и дежурный вскочил.

— Да, сэр, мистер Ван Дорн!.. Кстати, он сейчас здесь.

И дежурный протянул трубку Беллу, беззвучно сказав при этом: «Из Вашингтона».

Белл прижал к уху слуховую трубку и наклонился к микрофону.

— Поздно работаете.

— Пытаюсь показать пример, — проворчал Ван Дорн. — Я должен что-нибудь узнать, прежде чем отойти ко сну?

— Арчи возвращается.

— Давно пора. Никогда не слыхал о таком долгом медовом месяце.

Белл изложил остальное. Потом спросил:

— Как прошел разговор с вашим приятелем из государственного департамента?

— Поэтому я и звоню, — сказал Ван Дорн. — Он вычеркнул из списка большинство и добавил пару имен, в отношении которых есть подозрения. Мое внимание привлек гость — куратор коллекции произведений искусства в Смитсоновском институте. Его зовут Ямамото Кента. Японец. По словам Фальконера. Может, стоит к нему присмотреться.

— У вас есть кто-нибудь, кого можно послать в Смитсоновский институт?

Ван Дорн сказал, что есть, и они завершили разговор.

Надевая пальто, Белл подавил зевок. Было уже далеко за полночь.

— Смотрите под ноги, проходя мимо сточных канав, — сказал дежурный.

— Думаю, мистер змея уже плывет по реке Гудзон.

Мужские клубы на западе Сорок четвертой улицы в квартале между Шестой и Пятой авеню чередуются с конюшнями и гаражами, и Исаак Белл был слишком занят, переступая через конский навоз и уклоняясь от такси, чтобы думать о змеях. Но, подходя к известняково-кирпичному одиннадцатиэтажному зданию нью-йоркского «Йельского клуба», он увидел, что вход преграждают трое краснолицых мужчин средних лет, в помятой за проведенную в городе ночь одежде; держась за руки, они покачивались на передних ступеньках.

В блейзерах, с шарфами встречи выпускников 1883 года, они громогласно пели «Светлые годы учебы». Исаак Белл присоединил к их хору свой сочный баритон и попытался проскользнуть мимо них.

— Мы выше «Гарвардского клуба», — кричали «старые синие», насмешливо показывая на приземистое здание клуба через улицу.

— Пошли с нами на крышу. Будем оттуда швырять букеты в алых.[48]

На помощь пришел швейцар и расчистил дорогу высокому детективу.

— Члены клуба из других городов, — пояснил он.

— Спасибо за помощь, Мэттью. Без вас я бы не попал внутрь.

— Спокойной ночи, мистер Белл.

Из ресторанного зала в глубине дома тоже доносились йельские песни, хотя не так громко, как вопили пьяницы у парадного входа. Белл поднялся не на лифте, а по лестнице. Большой двухэтажный вестибюль в такой час ночи обычно пустовал. Белл жил на третьем этаже, где помещались двенадцать спартанских холостяцких комнат, по шесть по каждую сторону коридора, с ванной в конце. Посреди коридора, частично загораживая дверь в номер, стоял чемодан.

Очевидно, кто-то только что прибыл пароходом из Европы.

Сонно зевая, Белл протянул руку, чтобы отодвинуть с дороги чемодан. И удивился, какой он легкий — почти пустой. Обычно коридорные убирают чемодан сразу, как распакуют. Белл пригляделся к чемодану внимательнее. Побитый, старый, с выцветшими наклейками отеля «Риц» в Барселоне и «Браун» в Лондоне, а также лайнера «Сервия» пароходной линии «Кунард».[49] Белл не мог вспомнить, когда в последний раз слышал это название: лайнер не ходил уже, пожалуй, с начала столетия. Среди выцветших, поблекших наклеек бросалась в глаза одна яркая и новая — отель «Камберленд», Нью-Йорк.

Забавное совпадение. Это последнее известное местопребывание мистера Змеи. Белл задумался, зачем члену Йельского клуба в Нью-Йорке останавливаться в отеле «Камберленд», прежде чем переселиться в гораздо более аскетические холостяцкие номера клуба. Вероятно, решил подольше задержаться в Нью-Йорке, а цена в клубе значительно ниже, даже с учетом членских взносов.

Он открыл свою дверь и шагнул в комнату. И сразу ощутил необычный запах. Такой слабый, что он был почти незаметен. Белл остановился и вытянул руку, отыскивая ощупью включатель. Он пытался определить источник запаха. Почти как пропитанный потом кожаный костюм для фехтования. Но его костюм висит за углом Сорок пятой улицы, в Фехтовальном клубе, в шкафу вместе с рапирами и саблей.

Из-за его плеча пробивался свет из коридора. На кровати что-то блеснуло.

Исаак Белл сразу проснулся. Он боком двинулся по комнате, чтобы не стать силуэтом в открытой двери. Прижавшись к стене, насторожившись, он достал из наплечной кобуры «браунинг» и нажал выключатель.

На узкой кровати стоял стеклянный ящик, такой тяжелый, что глубоко вдавился в бархатное покрывало. Ящик кубический, длина каждой стороны двадцать четыре дюйма. Даже крышка стеклянная. И она открыта. Свисает на петлях, будто кто-то открывал ее второпях, отбросил тяжелую крышку, так что прогнулись металлические петли, и убежал, спасая свою жизнь.

Белл почувствовал, что волоски у него на шее встают дыбом.

Он быстро осмотрел маленькую комнату. На туалетном столике пусто — только коробочка с его запонками. На ночном столике ночник, «Карманный путеводитель по Нью-Йорку», «Влияние морской силы на историю» Мэгэна и «Управление подводной лодкой» Бергойна. Дверца шкафа закрыта, а небольшой сейф в углу, где он хранит оружие, заперт. По-прежнему прижимаясь спиной к стене, Белл стал рассматривать стеклянный ящик. Что у него внутри почти не видно из-за отражений в стеклах. Белл медленно поворачивал голову, рассматривая ящик под разными углами.

Ящик был пуст.

Белл стоял неподвижно, как охотник. Было только одно место, где могла спрятаться змея, — под кроватью, в темноте за свисающим покрывалом. Внезапно он заметил движение. Длинный раздвоенный язык показался из-под покрывала, проверяя воздух в поисках движения, чтобы нанести удар. Прижимаясь к стене, двигаясь крошечными шажками, Белл направился к двери, чтобы выскочить из комнаты и запереть в ней змею. Если из-под двери пустить в комнату хлороформ, змея потеряет способность двигаться.

Но не успел он пройти и полфута, как змеиный язык задвигался быстрее, как перед ударом. Белл приготовился одним прыжком добраться до двери. И когда уже хотел прыгнуть, загремел, раскрываясь, лифт. В коридор вывались «старые синие», распевая:

Исаак Белл понял, что у него нет выхода. Пусть даже он крикнет выпускникам «Бегите!», те вряд ли его поймут, даже если услышат. В то же время его крик заставит змею броситься на него или спугнет ее, и она ринется в коридор прямо на пьяниц.

Белл рукой с пистолетом дотянулся до двери и захлопнул ее. Потревоженный им воздух расшевелил змею. Гибким движением она метнулась из-под кровати к его ногам.

Белл никогда еще не двигался столь стремительно. Он пнул заостренную голову, устремившуюся к нему. Змея с силой ударилась о его лодыжку, выпачкав отвороты брюк желтым ядом. Лишь собственный животный рефлекс и то, что лодыжку прикрывал ботинок, спасли Беллу жизнь. В мгновение ока змея свернулась, развернулась и снова ударила. К этому времени Белл уже взвился в воздух. Скакнув к кровати, он схватил подушку и бросил ее в змею. Змея ударила, выпачкав подушку желтым и оставив две глубокие дыры в ткани. Белл сорвал с кровати покрывало, взмахнул им, как тореадор, и набросил на змею, чтобы запутать ее в ткани.

Змея выскользнула из покрывала, вновь свернулась и следила за Беллом злыми глазами. Белл поднял пистолет, тщательно прицелился ей в голову и выстрелил. В тот же миг змея метнулась вперед так быстро, что пуля Белла разминулась с ней и разбила туалетное зеркало. Разлетелись осколки, и острые, как иглы, зубы змеи впились в грудь Белла прямо над сердцем.

20

Белл бросил пистолет и сдавил змею рукой.

Рептилия оказалась поразительно сильной.

Каждый дюйм ее четырехфутового тела судорожно дергался, змея пыталась вырваться и снова ударить. В стреловидной голове торчали ядовитые зубы. Из широко раскрытых челюстей капал желтый яд. Беллу почудился в глазах змеи торжествующий блеск, как будто она была уверена, что ее смертоносный яд уже выиграл битву и через несколько минут добыча умрет. Тяжело дыша, Белл свободной рукой потянулся к ножу у себя за голенищем.

— Жаль разочаровывать вас, мистер Змей. Но вы дали маху, вонзив зубы в мою наплечную кобуру.

Дверь распахнул «старый синий»:

— Кто тут стреляет?

При виде безголовой змеи, все еще дергавшейся на груди у Белла, он побледнел и зажал рот ладонью.

Белл повелительно показал окровавленным ножом:

— Если вас вырвет, туалет дальше по коридору.

В дверь просунул голову швейцар Мэттью:

— Вы…

— Откуда этот чемодан? — спросил Белл.

— Не знаю. Должно быть, появился до того, как я пришел.

— Позовите управляющего.

Через несколько минут появился управляющий в пижаме. Глаза у него округлились при виде разбитого зеркала, дергающейся на полу безголовой змеи, ее головы на туалетном столике и Исаака Белла, который вытирал нож о порванную наволочку.

— Соберите весь штат, — сказал Белл. — Если этого Lachesis muta не забаллотировал комитет по допуску в члены клуба, его пронес в мою комнату кто-то из работников.

Подсмотрев из конюшни, как Исаак Белл входит в «Йельский клуб», еще немного подождав, чтобы убедиться, что Белл не вышел, Ледяной Уикс шел теперь по городу. На Восьмой авеню он свернул к центру, прошел несколько кварталов, прошел под линией, соединяющей Девятую авеню и надземку на Шестой авеню, и постучал в никак не обозначенную дверь в доме на Пятьдесят третьей улице, где на втором этаже Томми Томпсон открыл свое новое игорное заведение. «Гофер», охранявший дверь, спросил:

— Какого дьявола ты здесь делаешь?

— Скажи Томми, что у меня для него хорошие новости.

— Скажи сам. Он на третьем этаже.

— Я так и думал.

Уикс поднялся по лестнице, миновал игорный зал, который охранял другой парень, чрезвычайно удивившийся при виде его, и оказался на третьем этаже. Одна из ступеней чуть просела под его ногой, и он догадался, что это на мгновение гасит свет в комнате Томми над игорным залом, предупреждая о визите.

Уикс ждал, переступая с ноги на ногу, пока его разглядывали в глазок. Дверь открыл сам Томми.

— Думаю, ты это сделал, — сказал он. — Иначе бы тебя здесь не было.

— Мы в расчете?

— Входи. Выпей.

Томми пил скотч. Уикс был так взбудоражен, что выпивка сразу ударила ему в голову.

— Хочешь послушать, как я это сделал?

— Конечно. Только подожди, пока мы здесь закончим. Погаси свет.

Вышибала Томми щелкнул выключателем, погрузив комнату почти в полную темноту. Потом открыл люк, и Уикс увидел, что в полу прорубили квадратное отверстие и закрыли его дымчатым стеклом.

— Новейшая штука, — усмехнулся Томми. — Одностороннее зеркало. Мы смотрим вниз. А там внизу видят на потолке только свои физиономии.

— Кто добыча?

— Парень в красном галстуке.

— Богатый?

— Глазник О'Ши говорит, его галстук означает, что он из Гарварда.

— Чем занимается?

— Снабжает продовольствием флот.

Ледяному Уиксу показалось, что продавать продукты флоту — верный способ разбогатеть. Бизнес, связанный с флотом, процветает. А то, что Командор Томми собирается с помощью покера избавить этого щеголя от денег, говорит о том, что он поднялся гораздо выше грабежа грузовых вагонов.

— Много стрясешь с этого гарвардского франта? — небрежно спросил он.

— Глазник велел отобрать у него все и дать взаймы, чтобы он продолжал играть.

— Похоже, он зачем-то нужен Глазнику.

— Это нетрудно. Тед Уитмарк — придурок и подсел на игры.

— А тебе какая корысть? — спросил Уикс, наливая себе еще виски.

— Часть нашей договоренности, — ответил Томми. — Глазник проявил большую щедрость. Если он хочет, чтобы мистер Уитмарк спустил все деньги и залез в долги, помочь ему — одно удовольствие.

Когда Уикс наливал себе третью порцию, ему пришло в голову, что обычно Томми не так разговорчив. Он задумался, что вдруг сделало его таким болтливым. Боже! Неужели Томми предлагает ему долю в «гоферах»?

— Хочешь услышать, как я сделал Белла?

Томми закрыл люк и знаком велел вышибале зажечь свет.

— Видишь штуку там на столе? Знаешь, что это такое?

— Телефон, — ответил Уилкс. Аппарат новехонький, навроде канделябра, какой можно увидеть в лучших заведениях. — Ты идешь в ногу со временем, Томми. Я не знал, что у тебя есть такой.

Томми Томпсон схватил Уикса за лацканы, без усилия поднял его и швырнул о стену. Уикс обнаружил, что лежит на ковре, а в голове звенит.

— Что?

Томми пнул его в лицо.

— Ты не убил Белла! — заорал он. — По этому телефону мне сообщили, что как раз сейчас Белл собирает всех, кто работает в клубе.

— Что?

— Телефон говорит, что этот ван дорн жив. Ты его не убил.

Ледяной Уикс потянулся за пистолетом, который отобрал у детектива из отеля «Камберленд». Громила наступил ему на руку и отнял пистолет.

Управляющий «Йельским клубом» поднял штат и собрал его в большой кухне на верхнем этаже. Все знали Исаака Белла как постоянного клиента, который помнит их имена и бывает щедр, когда в Рождество отменяют правило не брать чаевые. Все они: управляющий, экономка, бармен, горничные, носильщики, портье — хотели помочь Беллу, который спросил:

— Как у моей двери на третьем этаже появился чемодан?

Никто не смог ответить. Когда в шесть часов закончилась дневная смена, чемодана не было. В восемь его заметил официант, обслуживавший номер. Лифтер грузового лифта его не видел, но признался, что между шестью и семью ужинал. Потом Мэттью, швейцар, которого Белл расспрашивал с глазу на глаз, вдруг снова подошел и сказал:

— Новая прачка? Я видел ее на другой стороне улицы. Она плачет.

Белл повернулся к управляющей.

— Миссис Пирс, что за новая прачка?

— Новая девушка, Дженни Салливан. Она пока не живет здесь.

— Мэттью, не приведете ее?

Дженни Салливан оказалась маленькой, темноволосой и дрожала от страха. Белл сказал:

— Садитесь, мисс.

Она продолжала стоять.

— Я никому не хотела вреда.

— Не бойтесь, мы…

Белл мягко взял девушку за руку. Ему хотелось успокоить ее. Дженни закричала от боли и отшатнулась.

— Что? — сказал Белл. — Простите, я не хотел… Миссис Пирс, можете присмотреть за Дженни?

Добрая управляющая отвела девушку в сторону, о чем-то говоря ей.

— Думаю, все могут идти спать, — сказал Белл. — Спокойной ночи. Спасибо за помощь.

Когда миссис Пирс вернулась, в глазах ее были слезы.

— У бедной девушки все тело в синяках от плеч до колен.

— Она сказала, кто это сделал?

— Мужчина по имени Уикс.

— Спасибо, миссис Пирс. Можете отвезти ее в больницу — не в том районе, где она живет, а в лучшую больницу города? Я оплачу все расходы. Ни на чем не экономьте. Вот деньги на немедленные нужды.

Белл вложил банкноты ей в руку и выпроводил из комнаты.

Быстро и тщательно он почистил свой «браунинг» и снова зарядил его. Прикидывая, смог бы пистолет большего калибра остановить Уикса, прежде чем тот пырнул Аласдера Макдональда, он достал из сейфа кольт 45 калибра. Проверил, заряжен ли «дерринджер» и спрятал его в шляпе. Кольт и запас патронов для обоих пистолетов Исаак рассовал по карманам пальто и спустился, перепрыгивая через три ступеньки.

Мэттью отшатнулся, увидев выражение его лица.

— Все в порядке, мистер Белл?

— Не точтобы я часто посещал притоны, Мэттью, но, может, вы знаете адрес салуна Командора Томми?

— Думаю, это на Тридцать девятой улице, почти у самой реки. Но если бы я «часто посещал притоны», — сказал Мэттью, — то не ходил бы туда один.

21

Исаак Белл вышел из «Йельского клуба». Прохожие, видя его лицо, сторонились. Он перешел Шестую и Седьмую авеню, не обращая внимания на гудки автомобилей, и по Восьмой пошел в сторону центра. На почти пустом тротуаре Белл зашагал быстрее, но не мог избавиться от бушующего в голове гнева. На Западной тридцать девятой улице он почти перешел на бег.

Полицейский, попавшийся на пути, рослый, с двадцатишестдюймовой дубинкой и револьвером, посмотрел Беллу в лицо и перешел на другую сторону улицы. На Девятой авеню под опорами надземки собралась группа мужчин и женщин, в основном пожилых, явно бездомных. Они смотрели вверх на колонны, которые поддерживали полотно надземной железной дороги. Белл прошел мимо них. И резко остановился. Наверху на балке висел мужчина в костюме-тройке, на шее у него была петля.

Над головой прогромыхал поезд. Когда его грохот затих и снова наступила тишина, кто-то произнес:

— Похоже, «гоферы» хотели, чтобы Ледяной умирал долго.

Белл видел, о чем речь. Мертвецу не связали руки. Его пальцы вцепились в петлю, словно он хотел растянуть ее. Глаза у него были выпучены, лицо искажено страшной гримасой. Но, несмотря на маску смерти, не вызывало сомнений — именно этот человек убил в Камдене Аласдера Макдональда.

Пьяница фыркнул:

— Может, Ледяной сам удавился.

— Да, — саркастически ответил его товарищ. — А еще, может, папа римский заглянул к Командору за пивом.

Все рассмеялись. Беззубая старуха прикрикнула на них:

— Нехорошо смеяться над покойным!

— Он получил по заслугам. Злой он был.

Старик в шляпе с обвисшими полями проворчал:

— Дурачина ты — «гофер» не убьет другого «гофера» за то, что тот злой. Ледяного убили за то, что зарвался.

Белл миновал их и пошел дальше на запад.

Оба ошибаются. «Гоферы» убили Уикса, чтобы разорвать нить, связывающую их босса с убийством в Камдене. Это своего рода правосудие, жестокое правосудие. Но вовсе не ради правосудия, а из самозащиты. Какая же нить еще связывала убийство Аласдера и его заказчика-шпиона?

Белл чувствовал холодное дыхание реки, слышал гудки и пыхтение буксиров. Со смертью Уикса он не стал ближе к шпиону, который убивал умы, создающие Корпус 44.

Белл пошел быстрее, потом неожиданно остановился под вывеской на первом этаже обветшалого кирпичного дома, такого старого, что на нем даже не было пожарных лестниц. Поблекшие буквы на темном фоне гласили: «Салун Командора Томми».

Здание походило скорее на крепость, чем на салун. Сквозь зарешеченные окна пробивался тусклый свет. Изнутри слышались голоса. Белл попробовал толкнуть входную дверь. Она была закрыта. Тогда он достал из пальто свой кольт, всадил четыре пули вокруг дверной ручки и распахнул дверь.

Быстро прошел внутрь, в тускло освещенное помещение бара и прижался спиной к стене. Десяток «гоферов» разбежались, прячась за стульями и под столами.

— Стреляю в первого, кто достанет пушку, — предупредил Исаак Белл.

Все смотрели на него. Взгляды переходили на дверь, потом снова к нему, снова на дверь. Обмениваясь удивленными взглядами, «гоферы» сообразили, что Белл один, и угрожающе начали подниматься.

Белл переложил.45 в левую руку и взял в правую «браунинг».

— Всем поднять руки, чтобы я их видел. Ну!

При виде разгневанного детектива, стоящего у стены и обводящего двумя стволами комнату, большинство бросили оружие и подняли пустые руки. Белл прицелился в двоих, которые этого не сделали.

— Ну! — повторил он. — Или я очищу от вас помещение.

Кто-то вскинул старинный кавалерийский седельный пистолет. На Исаака уставился черный зрачок дула. Белл выстрелом выбил его из руки гангстера. Тот закричал от боли и изумления. Второй направил на Белла обрез, выстрел из которого мог бы разорвать его пополам. Белл отскочил в сторону и снова выстрелил из «браунинга». Случайная дробинка с такой силой ударила его в левую руку, что он едва не выронил.45. Он перекатился по полу и вскочил, держа пистолеты наготове, но гангстер с дробовиком лежал на спине, держась за плечо.

— Кто из вас, вонючек, Томми Томпсон?

— Его здесь нет, мистер.

Белл смутно подумал, что гнев, придавший его лицу такое выражение, которое укротило их всех, может помешать ему логично рассуждать. Но сейчас ему было все равно.

— Где он? — крикнул Белл.

— В одном из новых заведений.

— Где?

Голос где-то в глубине сознания предупредил, что так он нарвется на смерть. Но голос бойца, всегда ближе к поверхности, возразил, что в этой полутемной комнате его некому убивать. Мгновенно возникло противоречие: боец заметил то, чего не заметил тревожный. Слишком уж все легко. Двенадцать «гоферов», и только двое вытащили оружие. По правилам остальная часть банды должна была бы сейчас палить в него. А вместо этого они стояли, разинув рты и вылупив глаза.

— Где?

— Не знаю, мистер.

— В одном из новых заведений.

Страх и смятение в голосах гангстеров заставили Белла присмотреться внимательнее. Он увидел, какое оружие побросали гангстеры: кастеты, дубинки, ножи. Не пистолеты. И тут до него дошло. Это старики, у которых недостает зубов, согбенные, морщинистые, в шрамах — усталые обитатели трущоб Адской кухни, где сорок лет старость, а пятьдесят — дряхлость.

Новые заведения. Вот оно что. Командор Томми Томпсон переехал, а этих бросил. Бедняг покинул их босс и насмерть испугал рассерженный детектив, сваливший двоих, у кого еще хватило духу сопротивляться.

Спокойствие объяло Белла, а вместе с ним пришло озарение.

В Адской кухне происходят перемены, и он догадывался об их причинах. Старики заметили что-то в выражении его лица. Один фальцетом произнес:

— Можно нам опустить руки, мистер?

Рослый детектив все еще был слишком рассержен, чтобы улыбнуться.

— Нет, — сказал он. — Пусть будут там, где я могу их видеть.

На улице загудело такси.

Белл оглянулся на дверь. Такси останавливалось. Из него выскочили пять мрачных ветеранов и начинающих детективов Ван Дорна с оружием в руках. Вслед за ними появился взвод пеших нью-йоркских полицейских. Ван дорнов возглавлял Гарри Уоррен, специалист по бандам. В руке он держал обрез, за поясом у него был револьвер. Передав младшему пачку купюр, он приказал разобраться с копами и опытным взглядом оценил вход в заведение Томми, собираясь штурмовать его.

Белл вышел из салуна.

— Добрый вечер, ребята.

— Исаак! Ты в порядке?

— В полном. А вы что здесь делаете?

— Швейцар из «Йельского клуба» позвонил в «Никербокер». Он был очень встревожен и сказал, что тебе нужна помощь.

— Старик Мэттью словно наседка.

— А какого дьявола ты здесь делаешь?

— Да просто прогуливаюсь.

— Прогуливаешься? — Они оглядели угрюмую улицу. — Прогуливаешься?

Все смотрели на Исаака Белла.

— И, наверно, комар пробил вам левый рукав? — спросил один из детективов.

— Тот самый, что выбил дверной замок? — спросил другой.

— И заставил этих «гоферов» внутри поднять руки? — сказал третий.

Гарри Уоррен подозвал только что вернувшегося парня.

— Эдди, скажи копам, чтобы вызвали скорую помощь.

Исаак Белл улыбнулся.

— На сегодня можно закругляться, ребята. Спасибо, что пришли. Гарри, проводи меня домой. У меня есть несколько вопросов.

Гарри передал обрез ребятам, спрятал револьвер в карман пальто и протянул Беллу носовой платок.

— У тебя кровь.

Белл заложил платок под рукав.

Они зашагали по Девятой авеню. Копы уже обнесли лентой место под надземкой, где висел Уикс. Пожарные поставили лестницу, и работники морга поднялись по ней и пытались высвободить тело.

— Итак, прощай связь Ледяного с Томми и твоим иностранным шпионом, — сказал Гарри.

— Именно об этой связи я и хотел с тобой поговорить, — сказал Исаак Белл. — Похоже, Томми Томпсон в своем мире идет в гору.

Гарри кивнул.

— Да, я слышал, что «гоферы» повсюду по соседству начинают распоряжаться.

— Я хочу, чтобы ты разузнал, кто эти их новые друзья. Десять против пяти, что они связаны друг с другом.

— Возможно, ты на что-то вышел. Займусь. Да, вот что мне дали, когда я выходил. — Он порылся в кармане. — Тебе пришла телеграмма из конторы в Филадельфии.

Они дошли до угла Сорок второй улицы. Белл остановился под фонарем, чтобы прочесть телеграмму.

— Дурные новости?

— Вышли на немца, который рыщет вокруг Камдена.

— Тот же немец, что работал в Бетлехеме?

— Возможно.

— А что в Камдене?

— Спускают на воду броненосец «Мичиган».

22

Шпион вызвал своего немецкого агента шифрованной запиской, оставленной в его меблированных комнатах. Они встретились в будке охранника на барже, причаленной к берегу Делавэра, напротив оживленной верфи. Сквозь постоянное движение буксиров, лихтеров, кораблей, паромов, сквозь облака угольного дыма они видели корму «Мичигана»: мощные винты выступали из-под скрывавшего корабль навеса. Река здесь всего в полмили шириной, и они слышали постоянный ритмичный стук — столяры вбивали деревянные клинья.

Кораблестроители соорудили гигантский деревянный стапель, способный перенести 16-тысячетонный корабль по смазанным рельсам от места строительства до нового дома корабля на воде. Теперь этот стапель поднимали, забивая под него деревянные колья. Когда колья плотно прижмут стапель к корпусу, рабочие продолжат забивать клинья, пока корабль не приподнимется над стапелем.

Немец был мрачен.

Шпион сказал:

— Прислушайся. Что ты слышишь?

— Забивают клинья.

Шпион раньше уже проходил на паровой яхте мимо строительства и видел все происходящее под корпусом, подводная часть которого выкрашена красной краской. «Молотами» на самом деле служили своего рода тараны, длинные стержни с тяжелыми головами.

— Клинья тонкие, — сказал он. — Насколько каждый удар поднимает стапель?

— Чтобы измерить, нужен микрометр.

— А сколько клиньев?

— Gott in Himmel, кто знает? Сотни.

— Или тысячи?

— Возможно.

— Может один клин поднять стапель?

— Это невозможно.

— А может один клин поднять стапель вместе с кораблем?

— Тем более нет.

— Каждый немец должен исполнить свой долг, Ганс. Если не справится один, потерпим поражение мы все.

Ганс смотрел на него со странным отчужденным видом.

— Я не простак, mein Herr. Я понимаю принцип. Меня тревожит не само дело, а его последствия.

Шпион ответил:

— Я знаю, что вы не простак. Я просто стараюсь помочь.

— Спасибо, mein Herr.

— Детективы вас пугают? — спросил шпион, хотя сомневался в этом.

— Нет. Я до последнего смогу не попадаться им на глаза. Когда они поймут, что я собираюсь сделать, будет поздно останавливать меня.

— Вы опасаетесь, что не успеете уйти и погибнете?

— Я бы удивился, если бы спасся. К счастью, я давно решил для себя этот вопрос. Меня тревожит другое.

— Тогда вернемся к самому главному вопросу, Ганс. Вы хотите, чтобы американские боевые корабли топили немецкие?

— Может, меня убивает ожидание. Где бы я ни был, везде слышу, как они забивают клинья. Словно тикают часы. Тик-так, тик-так. Тикают для невинных людей, которые не знают, что им предстоит умереть. Это сводит меня с ума… Что это?

Шпион сунул ему в руку деньги. Ганс попытался оттолкнуть их.

— Мне не нужны деньги.

Шпион удивительно сильной рукой сжал его запястье.

— Отдохните. Найдите женщину. Она поможет этой ночи пройти быстрей.

Он неожиданно встал.

— Вы уходите?

Ганс вдруг словно бы испугался — испугался остаться наедине со своей совестью.

— Я буду поблизости. Буду наблюдать.

Шпион ободряюще улыбнулся и похлопал его по плечу.

— Найдите себе девушку. Наслаждайтесь ночью. Утро наступит так быстро, что вы и не заметите.

23

Официанты в красных, белых и синих галстуках разносили в павильоне для важных гостей сэндвичи с салатом и охлажденное вино. Бармены, надевшие на рукава патриотические повязки, катили к палаткам для рабочих на речном берегу бочонки с пивом и тележки со сваренными вкрутую яйцами. Под гигантским навесом, закрывавшим стапель, дул теплый ветер, сквозь застекленные отверстия в крыше проходил солнечный свет, и казалось, половина населения Камдена, Нью-Джерси, собралась тут, чтобы отпраздновать спуск на воду броненосца «Мичиган», чьи шестнадцать тысяч тонн стояли в равновесии у оконечности смазанных рельсов, уходящих в реку.

Под навесом еще раздавались удары по дереву, но ритм их замедлился. Клинья приподняли корпус корабля почти над всеми удерживавшими его блоками. Убрать еще несколько клиньев под килем и трюмом, и корабль поползет к воде.

Церемониальную платформу у стального носа корабля украшали красные, белые и синие флаги. Бутылка шампанского, завернутая в сетку, чтобы не разлетались осколки стекла и не пачкались цвета флагов, ждала в корзине с розами.

Рядом стояла «крестная мать» броненосца, которой предстояло дать кораблю имя, красивая темноволосая девушка, в прогулочном полосатом костюме и опереточной широкополой шляпе с перьями, украшенной красными пионами. Она не обращала внимания на инструкции, которые лихорадочно шептал ей морской министр — ее отец, а он предупреждал, чтобы она не задерживалась в решающий момент: «Бросай изо всех сил, как только корабль двинется, не то будет поздно».

Взгляд ее не отрывался от высокого золотоволосого детектива в белом костюме, который смотрел куда угодно, только не на нее.

Исаак Белл не спал в постели с тех пор, как двое суток назад прибыл в Камден. Первоначально он собирался приехать на церемонию заранее, накануне, вместе с Марион и пообедать в Филадельфии. Но потом филадельфийская контора прислала в Нью-Йорк тревожную телеграмму. Ходили все более упорные слухи о загадочном немце, который намеревался сорвать спуск. Детективы, связанные с немецкой иммигрантской общиной, слышали о некоем недавно приехавшем человеке, который утверждал, что он из Бремена, но говорил с ростокским акцентом. Он якобы искал работу на Нью-йоркской верфи, но в компанию не обращался. А несколько рабочих непонятно как потеряли значки, удостоверявшие, что они работают на верфи.

В этот день ранним утром Анжело дель Росси, владелец дансинга, в котором был убит Аласдер Макдональд, разыскал Белла. Он сообщил, что к нему пришла женщина, испуганная и расстроенная. Немец, подходящий под описание приезжего из Ростока — высокий, светловолосый, с тревожными глазами, — сделал ей признание, а она пересказала его дель Росси.

— Она работает только часть дня, Исаак. Вы понимаете, что это значит.

— Я слышал о таком виде труда, — заверил Белл. — Но что точно она сказала?

— Немец вдруг стал говорить ей, что невиновные не должны умирать. Она спросила, что это значит. Они пили. Он замолчал, потом выпалил еще что-то, как бывает с пьяницами, сказал, что цель справедливая, но средства неправильные. Она снова спросила, что это значит. Тогда он расплакался и сказал — она клянется, что передает слово в слово, — «Дредноуту крышка, но погибнут люди».

— Вы верите ей?

— Она ничего не выигрывала, придя ко мне, только чистую совесть. Она знает тех, кто работает на верфи. И не хочет, чтобы они пострадали. Ей хватило смелости прийти ко мне и рассказать.

— Я должен с ней поговорить.

— С вами она говорить не станет. Она не видит разницы между частным детективом и копом, а копов она не любит.

Белл достал из пояса золотую монету и протянул владельцу салуна.

— Ни один коп не заплатит ей двадцать долларов за разговор. Отдайте ей это. Скажите, я восхищен ее смелостью и не сделаю ничего такого, что подвергло бы ее опасности. — Он пристально посмотрел на дель Росси. — Вы мне верите, Анжело? Да или нет?

— А почему, по-вашему, я пришел? — сказал дель Росси. — Посмотрим, что можно сделать.

— Денег довольно?

— Больше, чем она зарабатывает за неделю.

Белл дал ему еще золотой.

— Вот еще за неделю. Это чрезвычайно важно, Анжело. Спасибо.

Женщину звали Роза. Когда дель Росси устроил их встречу с Беллом в помещении за дансингом, фамилию она не назвала, а Белл не спросил. Смелая, хорошо владеющая собой, девушка повторила все, что рассказала дель Росси. Белл пытался ее разговорить, мягко расспрашивал, и она вспомнила, что последними словами немца, с которым они расстались в номере в баре у реки, были «Все будет сделано».

— Вы узнаете его, если снова увидите?

— Думаю, да.

— Не хотите на время стать сотрудницей «Детективного агентства Ван Дорна»?

Теперь она расхаживала по верфи в летнем белом платье и шляпе с цветами, делая вид, что она младшая сестра двух могучих сыщиков Ван Дорна, одетых как слесари-водопроводчики. Еще дюжина детективов непрерывно проверяла и перепроверяла личности тех, кто находился возле «Мичигана», особенно плотников, загоняющих клинья непосредственно под корпусом. Эти люди должны были иметь при себе специальные красные попуска, подготовленные Ван Дорном — а не Нью-йоркской военной верфью, — на случай, если шпионы проникли в администрацию кораблестроительной фирмы.

Посыльных, которые обо всем докладывали стоящему на платформе Беллу, подбирали по признаку молодости. Белл приказал им одеться как учащимся колледжей, в летние костюмы с круглыми воротничками и галстуками, чтобы не пугать толпу, явившуюся посмотреть на спуск нового корабля.

Белл настаивал на отсрочке спуска, но перенести церемонию не было никакой возможности. Капитан Фальконер объяснил, что с этим спуском связано слишком многое, и все участники станут усиленно протестовать. Нью-йоркская верфь гордится тем, что спускает на воду «Мичиган» раньше, чем верфь Крэмпа — «Южную Каролину», обогнав их всего на неделю. Флот хотел побыстрее спустить на воду корабль, чтобы закончить его оснастку. И никто в правительстве не решился бы сообщить о задержке президенту Рузвельту.

Церемония должна была начаться ровно в одиннадцать. Капитан Фальконер предупредил Белла, что так и будет. Меньше чем через час дредноут спокойно сползет по стапелю в воду — или немецкий саботажник нападет, погубив множество невинных людей.

Морской оркестр заиграл попурри из мелодий Сузы,[50] и площадка для гостей заполнилась сотнями важных посетителей, подошедших поближе, чтобы увидеть, как бутылка шампанского ударится о корабельный нос. Белл заметил министра внутренних дел, трех сенаторов, губернатора Мичигана и нескольких членов энергичного «теневого кабинета» президента Рузвельта.

Руководители Нью-йоркской верфи поднялись по ступеням в сопровождении адмирала Кэппса, главного конструктора военного флота. Кэппса, казалось, интересовал разговор не столько с кораблестроителями, сколько с леди Фионой Эббингтон-Уэстлейк, женой английского военно-морского атташе, замечательно красивой женщиной с копной блестящих каштановых волос. Исаак Белл незаметно наблюдал за ней. Дознаватели Ван Дорна, занимавшиеся делом о шпионаже, связанным с Корпусом 44, докладывали, что леди Фиона тратит гораздо больше, чем зарабатывает ее супруг. Хуже того, она платит шантажисту, французу по имени Рэмон Кольбер. Никто не знает, что есть на нее у Кольбера и вовлечен ли ее супруг в кражу французских военно-морских секретов.

Немецкого императора кайзера Вильгельма II представлял военный атташе лейтенант Юлиан фон Штрём, с лицом в шрамах от дуэлей, недавно вернувшийся из Немецкой Восточной Африки и женившийся на американке, подруге Дороти Ленгнер. Неожиданно в толпе появилась и сама Дороти в темной траурной одежде. Рядом с ней была яркоглазая рыжеволосая девушка, которую Белл заметил еще в «Уиллард-отеле». Дознаватели доложили, что Кэтрин Ди — дочь ирландского иммигранта, который вернулся в Ирландию, сколотив состояние на строительстве католических школ в Балтиморе. Кэтрин, вскоре после этого осиротела, получила образование в монастырской школе в Швейцарии.

За ними шел красавец Тед Уитмарк, пожимая руки, хлопая по спинам знакомых и вещая голосом, который доносился до стеклянной крыши: «„Мичиган“ станет одним из лучших боевых кораблей Дяди Сэма». Хотя Уитмарк в частной жизни иногда действовал неразумно, играл и пил, по крайней мере до встречи с Дороти, дознаватели ясно дали понять, что ему нет равных в умении получать правительственные контракты на снабжение флота.

Они с Дороти Ленгнер познакомились в типичной, крайне закрытой, среде промышленников, политиков и дипломатов, собиравшихся возле Нового флота, на морском пикнике, устроенном капитаном Фальконером. Как цинично заметил Грейди Форрер из аналитического отдела «Агентства Ван Дорна», «совсем не сложно определить, кто с кем спит, гораздо труднее определить почему: здесь причины могут самые разные, в диапазоне от выгоды и продвижения по службе до шпионажа и простого желания вызвать скандал».

Белл заметил на губах Дороти легкую улыбку. Он посмотрел туда, куда смотрела она, и увидел, как молодой кораблестроитель Фарли Кент кивнул ей в ответ. Потом обнял за талию своего гостя — мичмана Юркевича, строителя царских дредноутов, — и нырнул в толпу, словно желая уйти с дороги Дороти и Теда. Тед, ничего не замечая, подал руку престарелому адмиралу и провозгласил:

— Великий день для всего флота, сэр. Великий день для флота.

Дороти посмотрела в сторону Белла и встретилась с ним глазами. Белл восхищенно ответил на ее взгляд. Он не видел девушки с того дня, как посетил ее в Вашингтоне, хотя по настоянию Ван Дорна сообщил ей, что, весьма вероятно, имя ее отца скоро будет очищено от обвинений. Она тепло поблагодарила его и сказала, что надеется увидеться с ним в Камдене на приеме после спуска на воду дредноута. Беллу пришло в голову, что ни Теду Уитмарку, ни Фарли Кенту не понравится, как она на него смотрела.

Теплое дыхание коснулось его уха.

— Недурная улыбка для скорбящей.

За ним шла Марион Морган, кратчайшим путем направляясь к капитану Фальконеру. Тот выглядел героем в белом мундире, подумалось ей: красивая голова над жестким стоячим воротником, множество медалей на широкой груди и сабля у тонкой талии.

— Доброе утро, мисс Морган, — сердечно поздоровался с Марион Морган Лоуэлл Фальконер. — Вам понравилось?

Они с Исааком накануне вечером пообедали на яхте Фальконера. Когда Белл пообещал ему, что с Артура Ленгнера будут полностью сняты обвинения в получении взятки, ее гордость за жениха явственно отразилась на лице. И все же, печально признался себе Фальконер, он не был разочарован, когда Белл рано ушел, чтобы еще раз осмотреть рельсы под кораблем. После ухода детектива их разговор переходил от создания дредноутов к съемке кинофильмов и морской войне, от картины Генри Рётендаля к Вашингтонской политике и карьере самого Фальконера. С некоторым опозданием он понял, что рассказал о себе больше, чем собирался.

Герой Сантьяго достаточно хорошо знал себя и понял, что почти влюблен, но он совершенно не понимал, что прекрасная мисс Морган использует его как прикрытие, стремясь подобраться к группе элегантно одетых японцев.

— Почему, — спросила она Фальконера, заполняя паузу, — верфь называется Нью-йоркской, тогда как на самом деле она находится в Камдене, в Нью-Джерси?

— Это многих сбивает с толку, — с теплой улыбкой и дьявольским блеском в глазах объяснил Фальконер. — Первоначально мистер Морс собирался построить верфь на Статен-Айленде, но Камден давал лучший доступ к железной дороге и возможность пользоваться услугами квалифицированных судостроителей из Филадельфии. Чему вы улыбаетесь, мисс Морган?

Она ответила:

— Вы так смотрите на меня… хорошо, что Исаак поблизости и вооружен.

— Что ж, он должен быть вооружен, — сердито ответил Фальконер. — Во всяком случае в Камдене сейчас самая современная в мире судостроительная верфь. Что касается строительства дредноутов, она уступает только нашему важнейшему предприятию — Бруклинской верфи.

— Почему, капитан?

Ее добыча приближалась.

— Они используют самую современную систему. Основные части изготавливают заранее. Краны переносят их на место так же легко, как вы подбираете продукты для торта. Навесы защищают от непогоды, и она не мешает работе.

— Это напоминает мне стеклянные студии, которые мы используем для работы на природе, хотя наши, конечно, гораздо меньше.

— Оснастка, которая устанавливается в последнюю очередь, собирается в самых благоприятных условиях. Со стапелей корабль сойдет с уже установленными орудиями.

— Захватывающе. — Человек, за которым она следила, остановился и вглядывался через просвет в строительных лесах в корабельную броню. — Капитан Фальконер. Сколько человек будет служить на «Мичигане»?

— Пятьдесят офицеров. Восемьсот пятьдесят матросов.

И тут ей пришла в голову такая мрачная мысль, что она сразу отразилась на ее лице.

— Ужасно много моряков в одном месте, если случится худшее и корабль потонет.

— Современные боевые корабли — это бронированные гробы, — ответил Фальконер куда откровеннее, чем мог бы себе позволить со штатским, но вчерашний разговор установил между ними дружеские отношения и убедил его, что Марион чрезвычайно умна. — Я видел, как русские тысячами тонули в бою с японцами в Цусимском проливе. Броненосцы за минуты уходили под воду. Все, кроме марсовых на верху мачт и нескольких человек на мостиках, оказывались в ловушке на нижних палубах.

— Могу ли я предположить, что наша цель — построить корабль, который будет тонуть не так быстро и даст людям возможность спастись?

— Цель боевого корабля — продолжать сражение. То есть защищать людей, механизмы и орудия в бронированной крепости, в то же время удерживая корабль на плаву. В живых остаются те моряки, которые побеждают.

— Сегодня хороший день, мы спускаем на воду современный корабль.

Капитан Фальконер взглянул на Марион из-под насупленных бровей.

— Между нами, мисс, из-за конгресса, ограничившего его водоизмещение шестнадцатью тысячами тонн, высота надводного борта у «Мичигана» на восемь футов меньше, чем у старого «Коннектикута». Он будет мокрее кита, и, если в волнение сумеет давать восемнадцать узлов, я съем свою шляпу.

— Устарел еще до спуска?

— Обречен сопровождать тихоходные конвои. А если когда-нибудь встретится с настоящим дредноутом, пусть лучше это произойдет на спокойной воде. Дьявольщина! — фыркнул он. — Мы поставим его на якорь в Сан-Франциско, чтобы встречать японцев.

Хорошенькая девушка в очень дорогой шляпе, пришпиленной к ее рыжим волосам булавками с надписью «Тафта в президенты», подошла к ним.

— Простите, капитан Фальконер. Я думаю, вы меня не помните, но мы прекрасно провели время на пикнике на вашей яхте.

Фальконер взял неуверенно протянутую ему руку.

— Я вас помню, мисс Ди, — улыбнулся он. — Если бы на нашем пикнике не светило солнце, его заменила бы ваша улыбка. Марион, эту молодую даму зовут Кэтрин Ди. Кэтрин, познакомьтесь с моим добрым другом Марион Морган.

Голубые глаза Кэтрин Ди стали еще больше.

— Вы кинорежиссер? — спросила она восторженно.

— Да.

— Мне так нравится «Сегодня вечером в старом городе будет жарко». Видела его уже четыре раза.

— Большое спасибо.

— А вы сами снимаетесь в своих фильмах?

Марион рассмеялась.

— Милостивый боже, нет!

— Почему? — вмешался капитан Фальконер. — Вы прекрасно выглядите.

— Спасибо, капитан, — сказала Марион, бросив быстрый взгляд на Кэтрин Ди. — Но хорошая внешность не всегда видна на пленке. У камеры есть свои стандарты. Она предпочитает определенные черты.

«Как у Кэтрин Ди», — подумала она. По какой-то волшебной причине камера и освещение предпочитали именно таких женщин, как Кэтрин, с изящной фигурой, большой головой и большими глазами.

Словно умея читать мысли, Кэтрин сказала:

— Ах, как мне хотелось бы посмотреть на съемки фильма!

Марион Морган посмотрела на нее внимательнее. Кажется физически сильной для такой миниатюрной фигуры. Очень странно. За восторженностью маленькой девочки Марион чувствовала в Кэтрин что-то необычное. Но разве камера часто не преобразует такие странности в черты, чарующие публику? Ее так и подмывало проверить, действительно ли у этой девушки есть свойства, которые понравятся камере, и приглашение уже вертелось на кончике ее языка. Но что-то еще в Кэтрин заставляло Марион ощущать неловкость.

К тому же Марион чувствовала, что Лоуэлл Фальконер начинает распускать хвост, как всегда в присутствии красивых женщин. Потому что к ним приблизилась высокая брюнетка, которая до того строила глазки Исааку.

Лоуэлл шагнул вперед и протянул руку.

Марион подумала, что Дороти Ленгнер еще очаровательнее, чем описания, которые она слышала. Она вспомнила словечко давно овдовевшего отца, который наконец решил выйти из затянувшегося среднего возраста, — «красотка».

— Дороти, я рад, что вы пришли, — сказал Фальконер. — Ваш отец гордился бы, если бы видел вас здесь.

— А я горжусь тем, что вижу его орудия. Уже установленные. Великолепная верфь. Помните Теда Уитмарка?

— Конечно, — ответил Фальконер, пожимая Уитмарку руку. — Думаю, вы будете очень заняты, когда флот придет в Сан-Франциско. Дороти, разрешите представить вам, мисс Марион Морган.

Они поздоровались, и Марион почувствовала, что ее тщательно оценивают.

— И, конечно, вы знакомы с Кэтрин, — завершил представления Фальконер.

— Мы вместе приехали на поезде, — сказал Уитмарк. — Я нанял частный вагон.

Марион сказала:

— Прошу прощения, капитан Фальконер. Я вижу человека, с которым меня просил встретиться Исаак. Рада знакомству, мисс Ленгнер, мистер Уитмарк, мисс Ди.

* * *

Удары по клиньям неожиданно прекратились. Корабль держался только на стапеле. Исаак Белл направился к лестнице, чтобы в последний раз посмотреть, что внизу.

На верху лестницы его остановила Дороти Ленгнер.

— Мистер Белл, я надеялась с вами встретиться.

Она протянула руку в перчатке, и Белл вежливо пожал ее.

— Как поживаете, мисс Ленгнер?

— После нашего разговора гораздо лучше. Оправдание не вернет отца, но все равно это утешение, и я очень вам благодарна.

— Я надеюсь вскоре получить неопровержимые доказательства, но повторю — сам я не сомневаюсь, что ваш отец был убит, и мы найдем убийцу и отдадим его в руки правосудия.

— Кого вы подозреваете?

— Я не готов обсуждать это. Мистер Ван Дорн будет держать вас в курсе.

— Исаак… Можно называть вас Исааком?

— Конечно, если хотите.

— Я уже сказала вам однажды. И хотела бы, чтобы это было ясно.

— Если вы о мистере Уитмарке, — улыбнулся Белл, — то имейте в виду, что он идет сюда.

— Повторяю, — спокойно сказала она. — Я не принимаю поспешных решений. А он уезжает в Сан-Франциско.

Беллу пришло в голову, что главное различие между Марион и Дороти — в их отношении к мужчинам. Дороти думает, сможет ли добавить еще одного в список своих побед. А Марион Морган не сомневается в своей способности завоевывать и потому даже не старается. Это видно в их улыбке. Улыбка Марион манит, как объятие. В улыбке Дороти — вызов. Но Белл не мог не обращать на нее внимания, несмотря на ее отчаянную хрупкость и смелые манеры. Она словно отдается ему, просит спасти от потери отца. А он не верил, что Тед Уитмарк способен это сделать.

— Белл, не так ли? — громко спросил Уитмарк подходя.

— Исаак Белл.

Он видел, что на реке появились буксиры, которые примут корпус, когда он попадет в воду.

— Прошу прошения. Меня ждут на стапеле.

Чтобы выбрать костюм, Ямамото Кента внимательно изучал снимки спуска на воду американских кораблей. Он не может скрыть, что он японец. Но чем менее странным будет его наряд, тем глубже Кента проникнет на верфь и тем легче смешается с почетными гостями. Наблюдая за попутчиками в поезде из Вашингтона, он гордился своим выбором: самый подходящий для такого случая светлый сине-белый полосатый костюм и зеленый широкий галстук под цвет ленты на соломенной шляпе-канотье.

На верфи в Камдене он то и дело снимал шляпу, вежливо приветствуя дам, важных гостей и престарелых джентльменов. Первым, кого он встретил на удивительно современной верфи, оказался капитан Лоуэлл Фальконер, герой Сантьяго. Они познакомились прошлой осенью на открытии бронзовой мемориальной доски в честь командора Томаса Тинджи, первого коменданта Вашингтонской военной верфи. Ямамото создал у Фальконера впечатление, что ушел в отставку из японского флота в звании лейтенанта, чтобы вернуться к своей первой любви — японскому искусству. Капитан Фальконер провел его по арсеналу, за исключением — что было очень заметно — оружейного завода.

Этим утром, когда Ямамото поздравил Фальконера со спуском на воду первого американского дредноута, тот ответил сухим «почти дредноута», предполагая, что как старые морские волки они поймут друг друга: бывший офицер японского флота увидит недостатки.

Ямамото снова прикоснулся к шляпе, на этот раз здороваясь с высокой светловолосой женщиной.

В отличие от других американок, которые лишь холодно кивали «этому азиату», как сказала дочери одна дама, эта женщина удивила его теплой улыбкой и замечанием, что погода для спуска прекрасная.

— И для цветения прекрасных цветов, — ответил японский шпион, который на самом деле прекрасно себя чувствовал с американками: ему удавалось тайно флиртовать с женами высокопоставленных вашингтонских чиновников; эти женщины убеждали себя, что куратор из Азии — это не только богемно, но и экзотично. И он полагал, что в ответ на его игривый комплимент она либо отойдет от него, либо приблизится.

Ему очень понравилось, что она выбрала второе.

Глаза у нее были поразительного цвета морской зелени.

Манеры прямые.

— Мы оба одеты не как морские офицеры, — сказала она. — Что привело сюда вас?

— У меня сегодня свободный день. Я работаю в Смитсоновском институте, — ответил Ямамото. Он не видел под перчаткой выпуклости обручального кольца. Вероятно, дочь важного чиновника. — Коллега из отдела искусств дал мне рекомендательное письмо, которое делает меня гораздо важнее, чем я есть на самом деле. А вы?

— Искусство? Вы художник?

— Всего лишь куратор. Институту передают большое собрание. Меня попросили составить каталог малой его части — очень малой, — добавил он с самоуничижительной улыбкой.

— Вы имеете в виду собрание Фрира?

— Да! Вы о нем знаете?

— Когда я была маленькой, отец взял меня в гости в дом мистера Фрира в Детройте.

Ямамото не удивился тому, что она бывала в гостях у сказочно богатого производителя железнодорожных вагонов. Общество, собиравшееся вокруг американского Нового флота, складывалось из лиц привилегированных, с большими связями и недавно разбогатевших. Эта женщина принадлежала к первым. Ее манеры и чувство стиля выделяли ее среди нуворишей.

— И что вы помните об этом посещении? — спросил он.

Ее зеленые глаза словно вспыхнули.

— У меня в сердце всегда цвета гравюр Ашикжи Утамаро.

— Театральные сцены?

— Да. Цвета такие яркие и одновременно такие тонкие. Они делают еще более заметными его свитки.

— Свитки?

— Ну да, каллиграфические надписи черным по белому, они такие — как же сказать… чистые, будто здесь цвет вовсе несуществен.

— Но Ашиюки Утамаро не писал свитов.

Она перестала улыбаться.

— Неужели я ошиблась? — Она засмеялась, и этот легкий звук дал Ямамото Кента понять, что здесь что-то неладно. — Мне было всего десять, — торопливо добавила она. — Но я точно помню… нет, вероятно, я ошиблась. Как глупо. Мне очень неловко. Я должна казаться вам полной невеждой.

— Вовсе нет, — вежливо ответил Ямамото, осторожно оглядываясь, чтобы убедиться, что за ним никто не следит. Он никого не заметил и стал напряженно размышлять. Может, она пытается заставить его продемонстрировать пробелы в наспех приобретенных познаниях в области искусства? Или она искренне ошибалась? Слава богам, что он знает: Ашиюки Утамаро принадлежала большая печатня. И он вовсе не был художником-отшельником, который знает только кисти, тушь и рисовую бумагу.

Она словно бы отчаянно искала предлог, чтобы прервать беседу.

— Боюсь, мне пора, — сказала она наконец. — Я встречаюсь с подругой.

Ямамото приподнял канотье. Но она вновь удивила его. Вместо того чтобы сразу уйти, она протянула длинную узкую руку в перчатке и сказала:

— Нас не знакомили. Мне понравился разговор с вами. Меня зовут Марион Морган.

Ямамото поклонился, основательно смущенный ее открытостью. Может быть, у него мания преследования.

— Ямамото Кента, — сказал он, пожимая ее руку. — К вашим услугам, мисс Морган. Если когда-нибудь заглянете в Смитсоновский институт, спросите меня.

— Обязательно, — ответила она и отошла.

Удивленный японский шпион смотрел, как Марион Морган, стройная, как крейсер, плыла по бурному морю шляпок с цветами. Ее курс пересекся с курсом женщины в алой шляпе, украшенной шелковыми розами. Шляпы дам наклонились направо и налево, и в образовавшейся арке женщины прикоснулись к щеке друг друга.

Ямамото почувствовал, как у него отвисла челюсть. В женщине, с которой поздоровалась Марион Морган, он узнал любовницу французского капитана-предателя, который готов продать родную мать, чтобы взглянуть на чертежи гидравлического гиродвигателя. Ямамото очень захотелось снять шляпу и почесать в затылке. Совпадение ли, что Марион Морган знакома с Доминик Дюваль? Или прекрасная американка шпионит ради вероломной француженки?

Додумать мысль до конца он не успел — пришлось снять канотье, чтобы поздороваться с очаровательной дамой, с ног до головы одетой в черное.

— Позвольте выразить мои соболезнования, — сказал он Дороти Ленгнер, с которой познакомился на открытии бронзовой памятной доски в Вашингтоне незадолго до того, как убил ее отца.

Проводником Исаака Белла, когда тот в последний раз осматривал корпус, был старший плотник в синем в полоску комбинезоне. Они дважды прошли вдоль всего корабля — с одного борта и с другого.

Последние деревянные подпорки, удерживавшие корпус корабля, были убраны, убрали и копылы — длинные бревна, удерживавшие нос и корму. На месте частого леса подпорок теперь открывался ясный вид от носа до кормы. Оставались только наклонные временные подпорки — тяжелые брусья, которые отпадут, едва только корпус заскользит по рельсам, густо смазанным специальной мазью.

Все килевые колоды, также удерживавшие корабль, тоже были убраны. Три последние были собраны из деревянных треугольников, соединенных так, чтобы образовать деревянные кубы. Плотники разбирали их, вывинчивая винты, удерживавшие их вместе. И, когда треугольники распались, корабль основательнее сел на стапель. Плотники быстро разобрали трюмный блок, последнее, что удерживало корабль, и теперь вся тяжесть «Мичигана» легла на стапель: послышались звуки легких движений плит и заклепок.

— Теперь его держат только задвижки, — сказал плотник Беллу. — Убери их, и он пойдет.

— Видите что-нибудь необычное? — спросил детектив.

Плотник сунул большие пальцы за комбинезон и внимательно осмотрелся. Десятники выпроваживали рабочих со стапеля и из-под навеса. Когда прекратили грохотать молоты, наступила странная тишина. Белл слышал гудки буксиров на реке и гомон ожидающей толпы вверху на платформе.

— Все, как в аптеке, мистер Белл.

— Уверены?

— Осталось только разбить бутылку.

— А кто этот человек с молотом и клином?

Белл показал на мужчину, который неожиданно появился, неся на плече длинный стержень.

— Здоровяк, который должен дополнительно ударить по триггеру, если его заест.

— Вы его знаете?

— Билл Стронг. Племянник моей жены.

Раздался длинный, звучный паровой свисток.

— Пора уходить отсюда, мистер Белл. Когда корабль пойдет, повалятся тонны мусора. И, если мы погибнем, парни станут говорить, что корабль невезучий — «спущен на крови», так тогда говорят.

Они вернулись к лестнице, ведущей на платформу. Когда они расставались: плотник должен был присоединиться к своим товарищам на речном берегу, а Белл — подняться на платформу, — высокий детектив бросил последний взгляд на рельсы, стапель и тускло-красный корпус. У самого начала путей, там, где рельсы уходили в воду, висела тяжелая цепь, свернутая в форме лошадиной подковы. Прикрепленная к кораблю, она поможет замедлить его движение, когда корабль заскользит в воду.

— Что делает этот человек с тачкой?

— Добавляет мази на рельсы.

— Вы его знаете?

— Не могу сказать. Но вот его проверяют ваши люди. Белл видел, что человека проверяют сыщики Ван Дорна.

Человек с тачкой показал ярко-красный пропуск, необходимый для работы под кораблем. В тот миг, когда сыщики расступились, сделав знак «проходи», кто-то засвистел, и детективы побежали в том направлении. Человек подхватил тачку и покатил ее к рельсам.

— Патриот, — сказал плотник.

— Что это значит?

— Видите, на нем красное, белое и синий галстук. Настоящий Дядя Сэм, вот кто он. До свидания, мистер Белл. Загляните в палатку для рабочих. Угощу вас пивом. — И пошел, на ходу говоря: — Я и сам думаю купить себе такой галстук на День независимости. Все официанты в палатке босса в таких.

Белл задержался, глядя на человека с тачкой. Высокий мужчина, худой, бледный, волосы скрыты под шапкой. Единственный здесь, кроме Билла Стронга, который со своим тараном стоял на сто футов ближе к носу. Совпадение ли, что на нем галстук официанта? Прошел ли он через ворота, выдавая себя за официанта, дожидаясь, пока стапель опустеет и он сможет беспрепятственно продвигаться дальше? Впрочем, его пропуск убедил детективов. Даже издали Белл видел, что пропуск верного цвета.

Человек начал торопливо сбрасывать мазь на рельсы. Так торопливо, заметил Белл, что он скорее освобождает тачку, чем размазывает мазь по рельсам.

Исаак Белл побежал вниз по лестнице. Пробегая мимо корпуса корабля, он выхватил свой «браунинг».

— Руки! —крикнул он. — Руки вверх!

Человек повернулся, выпучив глаза. Выглядел он испуганным.

— Брось лопату. Подними руки вверх!

— Что случилось? Я показал пропуск.

У него немецкий акцент.

— Брось лопату!

Он держал ее так крепко, что жилы на тыльной стороне кистей вздулись.

Над головой зазвучали приветственные клики. Немец посмотрел наверх. Корабль дрожал. Неожиданно он пошел. Белл тоже посмотрел наверх, чувствуя там движение. Краем глаза он заметил, как от корпуса отсоединилось бревно толщиной в шпалу и полетело к нему. Он отпрыгнул. Бревно ударило в то место, где он стоял, сбив с него широкополую шляпу и задев плечо; Белла словно лягнула скачущая лошадь.

Прежде чем Белл сумел восстановить равновесие, немец с решительностью хиттера, посылающего дальний пас, взмахнул лопатой.

24

Платформа со зрителями внезапно задрожала.

Все замолчали.

Неожиданно, словно устав ждать, пока целых три года соединялись заклепками тонны стали, броненосец «Мичиган» стронулся с места. Никто не коснулся электрической кнопки, которая должна была запустить таран, освобождающий триггеры. Но корабль все равно пошел вперед. Сперва на дюйм, потом еще.

— Давай! — крикнул министр флота дочери.

Девушка — она была внимательнее — уже взмахнула бутылкой.

Зазвенело стекло. Сквозь сетку потекло шампанское, и девушка воскликнула:

— Нарекаю тебя «Мичиган»!

Сотни зрителей на платформе приветственно закричали. Тысячи на берегу, слишком далекие, чтобы видеть, как в медленном прикосновении к корпусу корабля разбивается бутылка, услышали голоса на платформе и тоже закричали. Буксиры и пароходы на реке загудели. Машинист поезда за навесом стапеля потянул ручку гудка. И медленно, очень медленно броненосец начал набирать скорость.

Под кораблем лопата немца выбила пистолет из руки Белла и ударила его в плечо. Падающее бревно уже заставило Белла покачнуться. Удар лопатой развернул его.

Немец отскочил к тачке и погрузил руки в желатинообразный груз, подтвердив то, что Белл увидел с лестницы. Он выбрасывал мазь на рельсы не только для того, чтобы показать, будто работает, но чтобы достать спрятанное под мазью. С радостным криком он вытащил связку динамитных шашек.

Белл вскочил. Он не видел ни детонатора, ни запального шнура, который воспламенил бы взрывчатку. Это означало, что существует детонатор, который сработает при ударе о корпус корабля. Лицо немца исказило безумное торжество, он побежал к кораблю, высоко поднимая динамитные шашки, и Белл узнал хладнокровное бесстрашие фанатика, готового умереть ради того, чтобы взорвать свою бомбу.

Теперь все блоки и подпорки убраны, и «Мичиган», сохраняя ненадежное равновесие, движется вниз по рельсам. Взрыв разрушит стапель и опрокинет шестнадцатитысячетонный корабль на бок, раздавит платформу и принесет смерть сотням зрителей.

Белл схватил немца. Опрокинул на землю. Но безумие, которое позволяло немцу бесстрашно смотреть в глаза смерти, дало ему силы вырваться. Медленно движущийся корабль еще не вышел из-под навеса и не добрался до воды. Немец вскочил и побежал к стапелю.

Белл не знал, куда упал его «браунинг». Шляпа его исчезла, а с нею и «дерринджер». Он вытащил из-за голенища нож, принял упор на одно колено, и метнул нож одним плавным движением. Острое, как бритва, лезвие вонзилось немцу в шею. Он остановился и повернулся, словно отмахиваясь от мухи. Тяжело раненный, он опустился на колени. Но все равно двинулся к кораблю, подняв бомбу. Однако нож Исаака Белла отнял у него не только несколько драгоценных секунд. Остановившись на мгновение, немец оказался в последней части траектории одного из падающих бревен. И оно разбило ему голову.

Динамит выпал из его протянутой руки. Исаак Белл уже нырнул к нему. Перехватил обеими руками, прежде чем ударный капсюль коснулся земли, и осторожно прижал к груди. А длинный красный корпус полз мимо него.

Земля содрогнулась. Загремели, натягиваясь, цепи. От стапеля пошел дым. «Мичиган», ускоривший движение, сошел с рельсов в освещенную солнцем воду; он тянул за собой острый запах горящей мази, которую воспламенило трение, и поднял на реке тучу брызг, в которых заиграла радуга.

Пока все не отрываясь смотрели на плывущий корабль, Исаак Белл поднял тело немца и бросил в тачку. К нему бежали детективы, проверявшие пропуск немца. Белл сказал:

— Отнесите этого человека в морг через черный ход, пока его никто не увидел. Кораблестроители суеверны. Мы не хотим испортить им праздник.

Пока тело закрывали обломками досок, Белл отыскал свой пистолет и надел на голову шляпу. Детектив протянул ему нож, и Белл сунул его за голенище.

— Я должен отвести свою девушку обедать. Как я выгляжу?

— Словно кто-то выгладил ваш костюм лопатой.

Они достали платки и отряхнули ему пиджак и брюки.

— Никогда не думали в такие дни надевать что-нибудь потемней?

Марион бросила на вошедшего в павильон Белла взгляд и тихо спросила:

— Ты в порядке?

— В полном.

— Ты пропустил спуск.

— Не совсем, — ответил Белл. — Как твои отношения с мистером Ямамото Кента?

— Мистер Ямамото, — сказала Марион Морган, — поддельный.

25

— Я расставила ловушку, и он угодил прямо в нее, Исаак! Он не знает о существовании «Свитков изгнания» Ашиюки Утамаро.

— Ты поставила меня в тупик. Что такое «Свитки изгнания» Ашиюки Утамаро?

— Ашиюки Утамаро был знаменитым гравером конца эпохи Эдо. Граверы руководили большими мастерскими, где основную часть работы выполняли наемные служащие и ученики: проводили линии, вырезали и покрывали чернилами после того, как мастер наносил рисунок. Граверы не делали каллиграфических свитков.

— А почему так важно, что мистер Ямамото не знает о том, чего не существовало?

— Потому что «Свитки изгнания» Ашиюки Утамаро существуют. Но делались они тайно, и знают о них только подлинные ученые.

— И ты! Неудивительно, что ты получила первый выданный женщине диплом юриста в Стэнфордском университете.

— И я бы не знала, если бы отец не купил однажды такой свиток. Я помню необычную историю, которую он мне рассказал. Я отправила ему в Сан-Франциско телеграмму с просьбой о подробностях. Он прислал в ответ очень дорогую телеграмму.

Ашиюки Утамаро был на вершине своей карьеры гравера, когда у него возникли трения с императором: по-видимому, он строил глазки любимой гейше императора. Жизнь ему спасло только то, что императору нравились его гравюры.

Вместо того чтобы отрубить ему голову или что еще они там делали с повесами, император сослал его на самый северный из островов — Хоккайдо. Для художника, которому нужны мастерская и ученики, это хуже тюрьмы. Потом любовница тайком прислала ему бумагу, чернила и кисти. И пока он не умер, он писал каллиграфические свитки, один в крошечной деревянной лачуге. Но никто не мог признать, что они существуют. И его любовницу, и тех, кто помогал ей навещать его, ждала бы казнь. Свитки нельзя было выставлять. Их нельзя было продать. Каким-то образом они оказались у скупщика в Сан-Франциско, и тот один из них продал отцу.

— Прости мне мой скептицизм, но очень похоже на выдумку продавца произведений искусства.

— Только это правда. Ямамото Кента не знает о «Свитках изгнания». Следовательно, он не ученый и не куратор отдела японского искусства.

— А значит, шпион, — мрачно сказал Белл. — И убийца. Прекрасно, дорогая. На этом мы его поймаем.

Речи, сопровождавшие тосты по случаю спуска дредноута на воду, оказались милосердно короткими, а тост, который произнес капитан Лоуэлл Фальконер, главный флотский инспектор по стрельбе в цель, по словам Теда Уитмарка, — «первоклассной штукой».

Выразительным языком, с красноречивыми жестами герой Сантьяго превознес современную камденскую верфь, прославил кораблестроителей, поблагодарил конгресс, поздравил главного конструктора и остальных создателей корабля.

Во время одной из оваций Белл прошептал Марион:

— Единственное, что он не похвалил, это сам «Мичиган».

Марион ответила тоже шепотом:

— Ты бы слышал, что он неофициально говорит о «Мичигане». Сравнивает его с китом. Не думаю, что это комплимент.

— Он упомянул, что «Мичиган» чуть ли не вдвое короче Корпуса 44.

С коротким поклоном в сторону Дороти Фальконер поднял тост за Артура Ленгнера.

— За героя, который создал орудия «Мичигана». Лучшие двенадцатидюймовые орудия в мире. И предвестник будущего. Всему флоту будет не хватать его.

Белл посмотрел на Дороти. Лицо ее было освещено радостью: такой образцовый офицер, как Фальконер, при всех назвал ее отца героем.

— Пусть Артур Ленгнер покоится с миром, — закончил капитан Фальконер, — зная, что эта страна спокойно спит под охраной его пушек.

В заключение председатель совета Нью-йоркской военно-морской верфи подарил драгоценный кулон дочери министра флота, той самой, что разбила бутылку шампанского о борт «Мичигана», выпуская корабль в жизнь. Направляясь на помост, промышленник тепло пожал руку передавшему ему кулон человеку в элегантном европейском сюртуке. И прежде чем застегнуть подвеску на шее девушки, воспользовался случаем, чтобы похвалить ювелирную промышленность Ньюарка, соседа Камдена.

Предвидя давку на пути в Нью-Йорк, Белл заплатил камденскому детективу Барни Джорджу, чтобы добыл полицейский катер; тот перевез их через реку в Филадельфию, а там патрульная полицейская машина довезла их до станции Бродвей. Они сели в нью-йоркский экспресс и прошли в вагон-гостиную, где заказали бутылку шампанского, чтобы отпраздновать благополучный спуск, срыв планов саботажника и неизбежную поимку японского шпиона.

Белл знал, что сегодня он был слишком заметен, чтобы пытаться проследить за возвращением Ямамото в Вашингтон. Напротив, он поручил Ямамото лучшим филерам Ван Дорна, каких смог быстро отыскать, а они были поистине очень хороши в своем деле.

— Что скажешь о Фальконере? — спросил Белл у Марион.

— Лоуэлл — очаровательный человек, — ответила она и загадочно добавила: — Он разрывается между тем, чего хочет, что видит и чего боится.

— Загадочно. Что это значит?

— Дредноуты.

— Очевидно. Чего же он боится?

— Японцев.

— Неудивительно. А что он видит?

— Будущее. Торпеды и подводные лодки, которые сделают ненужными его дредноуты.

— Для человека, которого терзают разные опасения, он выглядит чрезвычайно уверенным в себе.

— Это вовсе не так. Он без умолку говорил о своих дредноутах. Потом лицо его неожиданно изменилось, и он сказал: «Во времена рыцарства наступило время, когда доспехи рыцаря стали такими тяжелыми, что его приходилось сажать на лошадь с помощью подъемного крана. Именно в это время появились самострелы, стрела из которых пробивала доспехи. Невежественного крестьянина за один день можно было научить убивать рыцаря. А в наши дни, — сказал он, для выразительности похлопав меня по колену, — то же самое делают торпеды и подводные лодки».

— Он не упоминал о полетах аэропланов в Китти Хок?[51]

— О да. Он внимательно следил за ними. Флот видит в них потенциал для разведки. Я спросила, а что если вместо пассажира аэроплан понесет торпеду? Лоуэлл побледнел.

— В его речи ничего бледного не было. Ты заметила, как улыбались сенаторы?

— Я встретила твою мисс Ленгнер.

Белл ответил на ее неожиданно пристальный взгляд.

— Что ты о ней думаешь?

— Она положила на тебя глаз.

— Поздравляю ее — у нее хороший вкус. Что еще ты о ней думаешь?

— Думаю, что за своей красотой она очень хрупкая и нуждается в спасении.

— Это работа Теда Уитмарка. Если он справится.

В том же экспрессе «Пенсильвания рейлроуд», но в двух вагонах перед ними, ехал в Нью-Йорк шпион. То, что некоторые назвали бы местью, он рассматривал как контрнаступление. До сегодняшнего дня «Детективное агентство Ван Дорна» раздражало его, но не было серьезным препятствием. И до сего дня он довольствовался наблюдением за ним. Но сегодняшний срыв отличного плана уничтожения «Мичигана» означал, что агентством пора заняться. Ничто не должно помешать его нападению на Великий белый флот.

Когда поезд прибыл в Джерси-Сити, шпион следом за Беллом и его невестой вышел из вокзала и наблюдал, как они уезжают в красном локомобиле; работник гаража ждал их с включенным двигателем. Шпион вернулся на вокзал, прошел к причалу паромов и на пароме «Сент-Луис» компании «Пенсильвания рейлроуд» переправился через реку, вышел на Кортленд-стрит, прошел несколько шагов к Гринвич, потом сел в надземку на Девятой авеню. Вышел он в Адской кухне и пошел в салун Командора Томми, где обычно и бывал Томми, предпочитая его своим новым заведениям.

— Брайан О'Ши! — бурно встретил его главарь гангстеров. — Виски с содовой?

— Что у тебя есть на ван дорнов?

— Этот подлец Гарри Уоррен и его парни вынюхивают тут, я же тебе говорил.

— Пора тебе разбить несколько голов.

— Минутку. Дела идут отлично. Кому нужна война с ван дорнами?

— Отлично? — саркастически спросил О'Ши. — Это как же? Ждешь у железки, пока тебя выгонят с Одиннадцатой авеню?

— Я видел, что скоро погонят, — возразил Томми, закладывая большие пальцы за жилет и принимая горделивый вид хозяина магазина. — Поэтому и подружился с Хип Синг.

Брайан О'Ши скрыл усмешку. Как думает Томми, кто послал к нему Хип Синг?

— Не помню, чтобы Хип Синг были известны любовью к сыщикам. Скоро ли китайцы столкнутся с ван дорнами, действуя на этой территории, как на своей?

— Почему ты так говоришь, Брайан?

— Посылаю сообщение.

— Пошли телеграмму, — ответил Томми. Он рассмеялся. — Вот это смешно. «Пошли телеграмму». Мне нравится.

О'Ши достал из жилетного кармана свое глазное долото. Томми перестал смеяться.

— Цель сообщения, Томми, заставить другого человека задуматься о том, что ты можешь с ним сделать.

О'Ши поднес долото к свету, полюбовался, как блестит его острие, и надел на большой палец. Потом посмотрел на Томми. Главарь банды отвел взгляд.

— Мысли о том, что ты можешь с ним сделать, заставляют его мешкать. Вот в чем сила, Томми: заставь его задуматься, и ты победишь.

— Ладно, ладно. Мы разобьем несколько голов, но я не убиваю детективов. Не хочу войны.

— Кто еще тут вынюхивает, кроме парней Гарри Уоррена?

— Хип Синг заметили нового ван дорна, шныряющего по Чайнатауну.

— Нового? Что значит нового? Молодого?

— Нет, нет, он не юнец. Серьезный молодчик, но не из города.

— Новичок в Нью-Йорке? Зачем им вызывать в Нью-Йорк парней не из города? Это не имеет смысла.

— Он приятель сукина сына Белла.

— Откуда ты знаешь?

— Один из парней видел их вместе на Бруклинской военной верфи. Он не из Нью-Йорка. Похоже, Белл его специально вызвал.

— Он тот самый. Томми, я хочу, чтобы за ним очень внимательно следили.

— Зачем?

— Хочу послать Беллу весточку. Дам ему, о чем задуматься.

— Я не позволю своим «гоферам» убить кого-нибудь из ван дорнов, — упрямо ответил Томми.

— Ты позволил Уиксу попытаться убить Белла, — заметил О'Ши.

— Ледяной — это другое. Ван дорны решили бы, что это личная вражда Уикса с Беллом.

Брайан «Глазник» О'Ши презрительно посмотрел на Томми.

— Не волнуйся. Мы оставим на трупе записку «Томми Томпсон не виноват».

— Перестань, Брайан.

— Я прошу тебя последить за ним.

Томми Томпсон сделал еще глоток из стакана. Посмотрел на долото на большом пальце О'Ши и виновато отвел взгляд.

— Полагаю, — недовольно сказал он, — не согласиться нельзя.

— Следи за ним. Но не трогай.

— Хорошо. Хозяин барин. Приставлю к нему лучших теней. Мальцов и копов. Никто не замечает мальцов и копов. Они просто есть, как пустые пивные бутылки на обочине.

— И вели своим мальцам и копам следить за Беллом тоже.

Джон Скалли бродил по Бауэри и по узким извилистым улочкам Чайнатауна. Он разглядывал длинные косицы на головах китайцев, смотрел на путаницу пожарных лестниц и веревки с развешанным бельем, дивился вывескам ресторанов и чайных — иными словами, притворялся деревенщиной, впервые попавшим в большой город. И только успел, казалось, найти то, что искал, в обличье тощей проститутки, вынырнувшей с Бауэри, как два головореза, появившихся оттуда же, пригрозили ему ржавым ножом и кастетом и потребовали денег.

Скалли вывернул карманы. На тротуар выпала пачка купюр. Бандиты схватили ее и убежали. Они не знали, как им повезло: хладнокровный детектив не считал, что ему достаточно угрожают, чтобы отказаться от маскировки и открыть огонь из спрятанного в жилете «браунинга».

Женщина, свидетельница ограбления, сказала:

— С пустыми карманами ничего от меня не жди.

Скалли надорвал подкладку своего пальто и достал конверт. Заглянув в него, он сказал:

— Да ты глянь. Нам обоим хватит на ночь.

При виде денег женщина повеселела.

— Что скажешь, если мы для начала промочим горло? — щедро предложил Скалли в заведении Маккаллахана на углу Гэтем-стрит. После того как выпили виски и заказали еще, Скалли небрежно спросил:

— Как думаешь, эти парни были из «гоферов»?

— Чего? Кто такие, черт побери, «гоферы»?

— Те, что меня ограбили. «Гоферы». Ну, гангстеры?

— «Гоферы»? А, «гуферы»? — она рассмеялась. — Мария, матерь божья, откуда ты явился?

— Так они или нет?

— Может быть, — сказала она. — Они уже несколько месяцев выходят из Адской кухни.

Скалли и от других слышал эту необычную новость.

— Что значит «несколько месяцев»? Это необычно?

— Раньше «пятиточечники» разбили бы им головы. Или их убили бы Хип Синг. А теперь ходят тут, словно у себя дома.

— Кто такие Хип Синг? — невинно спросил Скалли.

26

— Исаак, — раздраженно возразил Джозеф Ван Дорн. — Вы поймали японцев и немцев, можно сказать, с поличным. Француз шпионит за Белым флотом, а русский практически живет в мастерской Фарли Кента. Зачем вам понадобилось нападать на Британскую империю? На мой взгляд, англичане единственные невиновные во всей этой запутанной сети.

— Кажутся невиновными, — не согласился Исаак Белл.

Теперь, когда сыщики вашингтонской конторы «Агентства Ван Дорна» следили за Ямамото Кента, чтобы определить размеры шпионской организации японцев, а парни Гарри Уоррена прочесывали Адскую кухню, наблюдая за новыми контактами Командора Томми Томпсона, Белл решил, что пора заняться Королевским флотом.

— Британцы построили самый могучий в мире флот, внимательно следя за соперниками. Учитывая успех Эббингтона-Уэстлейка в их действиях против французов, я бы сказал, что они в этом очень хороши.

— Но ведь японец у вас в руках. Вы не думали, что пора его взять?

— Прежде чем он уйдет или причинит больший ущерб? Конечно. Но как мы тогда определим, с кем он связан?

— Его партнеров?

— Может, партнеров. Может, подчиненных. Может, у него есть начальство. — Белл покачал головой. — Меня беспокоит то, чего мы не знаем. Предположим, Ямамото действительно шпион. Как он убедил немца взорвать «Мичиган»? Как заставил этого же или другого немца взорвать домну на «Бетлехем стил»? По данным Смитсоновского института в день, когда бедняга упал с утеса, Ямамото был в Вашингтоне. Кого тогда Ямамото заставил столкнуть его? Кто послал в Ньюпорт людей, которые едва не прикончили Уиллера в его доме?

— Полагаю, Уиллер сейчас спит в безопасности в торпедной лаборатории?

— Очень неохотно. А его подружки сходят с ума. Этот список можно продолжать, Джо. Мы должны найти связи. Что связывает Ямамото с гангстерами вроде Уикса из Адской кухни?

— Взял их взаймы у Командора Томми Томпсона.

— Если так, каким образом японец заручился поддержкой главаря «гоферов»? Мы не знаем.

— Очевидно, вы знаете достаточно, чтобы стрелять в его салуне, — сухо заметил Ван Дорн.

— Меня спровоцировали, — ответил Белл. — Но вы понимаете мою точку зрения. О чьем еще существовании мы не подозреваем?

— Понимаю. Мне это не нравится. Но я понимаю. — Ван Дорн покачал головой, погладил рыжие усы и потер свой римский нос. Наконец основатель агентства одарил своего старшего дознавателя легкой улыбкой. — Итак, теперь вы хотите заняться Британской империей?

— Не всей, — улыбнулся в ответ Белл. — Для начала только Королевским флотом.

— И что вам нужно?

— Опора.

В глазах Ван Дорна неожиданно вспыхнул интересе.

— Ищете рычаг?

— Ямамото и его головорезы могут называть себя шпионами, Джо. Но действуют они как преступники. А мы знаем, как справляться с преступниками.

— Хорошо. Займитесь этим.

Исаак Белл сразу отправился к Бруклинскому мосту и присоединился к Скаддеру Смиту на пешей прогулке. Было ясное солнечное утро. Смит, выбравшийся для своей вахты относительно темное место под Манхэттенским устоем моста, был одним из лучших людей Ван Дорна в Нью-Йорке. Бывший газетчик, уволенный (в зависимости от того, кто рассказывал эту историю) за то, что писал правду, или за то, что регулярно напивался после полудня, он отлично знал все районы города. Он протянул Биллу полевой бинокль.

— Они ходят туда-сюда по мосту, делая вид, что они туристы, делающие съемки на память. Но только почему-то их «брауни» все время нацелены в сторону верфи. И не думаю, что это настоящие «брауни». Там, в корпусе, гораздо более специальные линзы. Рослый круглолицый парень — Эббингтон-Уэстлейк. Красавица — его жена, леди Фиона.

— Я ее видел. А кто тот коротышка?

— Питер Сазерленд, майор британской армии в отставке. Говорит, что направляется в Канаду, взглянуть на нефтяные месторождения.

Необычайно холодная весна захватила и май, и над Ист-ривер дул ледяной ветер. Все трое были в пальто. У женщины — соболий воротник, по цвету такой же, как ее волосы, которые она придерживала на ветру.

— Для чего ему нефтяные месторождения?

— Вчера вечером на приеме Сазерленд сказал: «Нефть — будущее горючее водного транспорта».

— И так как Эббингтон-Уэстлейк — морской атташе, можно с уверенностью сказать: будущее горючее дредноутов.

— А ты как это подслушал?

— Меня считали официантом.

— Пойду за ними, пока они не заказали порцию фазанов.

— Бинокль нужен?

— Нет, я собираюсь погулять.

Скаддер Смит исчез среди пешеходов, направляющихся на Манхэттен.

Белл направился к мнимым туристам.

На середине пролета перед ним открылся вид на Бруклинскую военную верфь к северу от моста. Он видел все эллинги, даже начало самого северного из них, в котором стоял Корпус 44. Все открыты непогоде — заметное отличие от стапелей Камденской верфи. Краны передвигались по поднятым на возвышения рельсам, что давало им возможность нависать непосредственно над строящимися кораблями. Маневровые локомотивы развозили по верфи грузовые вагоны с плитами брони.

В стороне от строительных площадок фургоны, запряженные лошадьми, и грузовики развозили дневное довольствие боевым кораблям, стоящим на реке. Длинные цепочки матросов в белом переносили мешки по трапам. Белл видел сухой док почти восьмисот футов в длину и ста в ширину. Посреди залива темнел искусственный остров, составленный из доков, стапелей и рельсов. Между этим островом и сушей двигался паром, а по забитому проливу между островом и рынком на берегу туда и назад медленно продвигались рыбачьи лодки и грузовые пароходы.

Трио продолжало делать снимки, когда к нему приблизился Белл. Внезапно вынырнув из потока пешеходов, он взмахнул своим карманным складным «Кодаком-ЗА» и дружелюбно спросил:

— Хотите, сфотографирую вас троих?

— Не надо, старина, — ответил Эббингтон-Уэстлейк тоном истинного аристократа. — К тому же как мы получим снимок?

Белл все равно сделал снимок.

— Может, воспользоваться одним из ваших фотоаппаратов? Я вижу, у вас их много, — все так же дружелюбно продолжал он. На привлекательном лице Фионы Эббингтон-Уэстлейк отразилось подозрение.

— Послушайте! — сказала она. В ее словах аристократизм смешивался с просторечием. — Я вас где-то видела. И кстати, совсем недавно. Я никогда не забываю лиц.

— И в схожей обстановке, — ответил Исаак Белл. — На прошлой неделе в Нью-Джерси, в Камдене, на Нью-йоркской верфи.

Леди Фиона и ее супруг переглянулись. Майор насторожился.

Белл сказал:

— А сегодня мы «наблюдаем» Нью-йоркскую военную верфь в Бруклине. Эти одинаковые названия, должно быть, путают туристов. — Он снова поднял аппарат. — Посмотрим, удастся ли снять вас всех троих на фоне верфи за вами — ведь вы ее фотографировали?

Тут уж взорвался Эббингтон-Уэстлейк.

— Послушайте, — высокомерно сказал он. — Кто мы, по-вашему? Уходите, сэр. Уходите!

Белл пристально посмотрел на майора «в отставке».

— А вы ищете в Бруклине нефть?

Сазерленд смущенно улыбнулся, как человек, пойманный на лжи. Совсем не то, что Эббингтон-Уэстлейк. Морской атташе прошел мимо своих спутников и угрожающе сказал Беллу:

— Если бы вы знали, кто мы, вы бы сразу ушли. Уходите, или я позову констебля.

Белл ответил спокойной улыбкой.

— Констебль — последний, кого вы хотели бы увидеть в такой обстановке, коммандер. Приходите в шесть часов в бар на первом этаже отеля «Никербокер». Пройдете через вход от подземки.

Смущенный тем, что Белл знает его звание, Эббингтон-Уэстлейк из высокомерного морского офицера превратился в человека того типа, который Белл хорошо знал по колледжу: молодого человека, стремящегося показать себя взрослым и опытным.

— Боюсь, я не езжу подземкой, старина. Плебейский транспорт, вам не кажется?

— Вход со стороны подземки позволит вам незаметно пройти ко мне, «старина». Ровно в шесть. Супругу и майора Сазерленда с собой не берите. Приходите один.

— А если я не приду? — возмущенно спросил Эббингтон-Уэстлейк.

— Тогда я приду к вам в британское посольство.

Морской атташе побледнел. Аналитический отдел заверил Белла, что английское Министерство иностранных дел, военная разведка и морская разведка не доверяли друг другу.

— Подождите, сэр, — прошептал англичанин. — Так попросту не играют. В посольство страны-соперника не приходят так просто за тайнами.

— Я и не знал, что существуют правила.

— Джентльменские, — ответил Эббингтон-Уэстлейк, неожиданно подмигнув. — Знаете эту науку? Делай что нравится. Только будь примером для слуг и не пугай лошадей.

Исаак Белл протянул ему карточку.

— Я не следую правилам шпионов. Я частный детектив.

— Детектив? — презрительно повторил Эббингтон-Уэстлейк.

— У нас свои правила. Мы берем преступников и передаем их полиции.

— Какого дьявола…

— В редких случаях мы отпускаем преступников — но только если они помогают задержать гораздо, гораздо более опасных злодеев. В шесть часов. И не забудьте прихватить для меня кое-что.

— Что именно?

— Шпиона более злостного, чем вы, — холодно улыбнулся Белл. — Гораздо более злостного.

Он повернулся и пошел к Манхэттену, уверенный, что Эббингтон-Уэстлейк явится к шести, как приказано. Спустившись по лестнице с Бруклинского моста на тротуар, он не заметил одноглазого мальчишку, который выдавал себя за продавца полуденной «Геральд».

Белл дошел до ступеней подземки, когда шестое чувство подсказало ему, что за ним следят.

Он миновал вход в подземку, пересек Бродвей и повернул вниз по улице, запруженной доставочными грузовиками и фургонами, автобусами и такси. Он постоянно останавливался, изучал свое отражение в витринах, нырял между движущимися машинами, заходил в магазины и выходил из них. Кто за ним следит — люди Эббингтона-Уэстлейка? Или так называемого майора? Сазерленд выглядит опытным, как человек, побывавший на войнах. И не стоит забывать, что чуть глуповатая напыщенность Эббингтона-Уэстлейка скрывает его несомненные успехи в шпионаже.

На заполненной людьми Фултон-стрит Белл запрыгнул в трамвай и оглянулся. Никого. Он проехал в трамвае до реки, вышел, словно направляясь к парому, но внезапно повернул и сел в трамвай, идущий на запад. Почти сразу он вышел из трамвая и свернул на Голд-стрит. Он по-прежнему никого не видел. Но все равно у него сохранялось ощущение, что за ним следят.

Он вошел в людный ресторан, где подавали омаров, и заплатил официанту, чтобы тот выпустил его через запасный выход в переулок, который вывел его на Плэтт-стрит. По-прежнему никого не видя, но чувствуя слежку, он углубился в старые улицы Нижнего Манхэттена: Перл, Флетчер, Пайн и Нассау.

Как ни старался Белл, он никого не заметил.

Он разглядывал свое отражение в витрине фабриканта аптекарских и ювелирных весов (зайдя перед тем в кафе «Нассау» и тут же выйдя из него), когда понял, что попал на Мейден-лейн — в нью-йоркский квартал ювелиров. Верхние этажи четырех- и пятиэтажных зданий с чугунными фронтонами занимали огранщики алмазов, импортеры, ювелиры, златокузнецы и часовщики. Под мастерскими и фабриками по обеим сторонам улицы тянулись лавки ювелиров, витрины их сверкали, как раскрытые пиратские сундуки.

Белл пристально посмотрел вверх и вниз вдоль узкой улицы, его строгое лицо смягчилось, появилась улыбка. Большинство мужчин на тротуаре — примерно его ровесники, все в модных пальто и шляпах, но в ювелирные магазины они заходили поникшие, с унылыми лицами. Холостяки, собирающиеся жениться, предположил Белл. Пытаются закрепить свое решение купить драгоценность, о которой почти ничего не знают.

Улыбка Белла стала менее уверенной, когда он присоединился к параду мужчин на тротуаре, ломавших перед сверкающими витринами голову над мириадами возможностей и бесконечным выбором. Наконец высокий детектив решил взять быка за рога. Расправив плечи, он зашел в магазин, который показался ему самым дорогим.

Мальчик, который видел, как Исаак Белл зашел в ювелирный, — мальчик, достаточно хорошо одетый, чтобы его не выгнали из квартала ювелиров, с ящиком для чистки обуви на спине (для маскировки) — подождал, желая убедиться, что ван дорн зашел не для того, чтобы сразу выйти. Он был четвертым, шедшим за добычей сложным маршрутом. Увидав в окне силуэты Белла и владельца магазина, он сделал знак другому мальчику и передал ему ящик.

— Принимай. Мне нужно доложить.

Он пробежал несколько кварталов до примыкающего к Норт-ривер района меблированных комнат и складов, зашел в салун Хадсона и взял бесплатный обед.

— Пошел вон! — заорал бармен.

— К Командору! — ответил мальчик, бесстрашно вкладывая ливерную колбасу между ломтей хлеба. — И побыстрей!

— Прости, парень. Я тебя не узнал. Сюда.

Бармен пропустил его в кабинет хозяина, где был единственный в округе телефон. Хозяин бара подозрительно смотрел на него.

— Выйди, — сказал мальчик. — Это не твое дело.

Хозяин закрыл ящики стола и вышел, покачав головой.

Были времена, когда «гофер», зашедший из Адской кухни в этот район, кончил бы тем, что повис на фонарном столбе. Но эти времена прошли.

Мальчик позвонил в салун Командора Томми. Ему сказали, что Томми там нет, но босс ему перезвонит. Это было странно. Босс всегда сидел в салуне. Говорили, что Томми много лет не выходил днем на улицу. Мальчик сделал себе еще один сэндвич, а когда вернулся, телефон звонил. Командор Томми был страшно зол, что ему пришлось ждать. Когда он кончил орать, мальчик рассказал, как Исаак Белл бродил по городу, начав с середины Бруклинского моста.

— Где он сейчас?

— На Мейден-лейн.

27

В полном смятении Исаак Белл вышел из четвертого ювелирного магазина, по которым ходил последний час. До встречи с Эббингтоном-Уэстлейком в «Никербокере» он успеет заглянуть еще в один-два.

— Почистить, сэр?

— Неплохая мысль.

Он привалился спиной к стене и отдал левый ботинок во власть испачканных ваксой пальцев мальчика с деревянным ящиком. Мысли его путались. Ему только что одновременно сообщили, что бриллиант в платине — «единственный камень, который заставит девушку почувствовать, что она обручена», и что большие полудрагоценные камни в золотой оправе «считаются самыми модными». Особенно по сравнению с мелкими бриллиантами. Хотя даже маленький бриллиант — «вполне приемлемый символ обручения».

— Другую ногу, сэр.

Белл достал метательный нож и взял его в руку, позволяя мальчику надраивать его правый ботинок.

— Здесь всегда так много народу?

— Май и июнь — месяцы обручения, — ответил мальчик, не отрывая взгляда от суконки, которой действовал так быстро, что его движения сливались в одно непрерывное.

— Сколько? — спросил Белл, когда мальчик кончил и ботинки заблестели, как зеркало.

— Десять центов.

— Возьми доллар.

— У меня нет сдачи с бакса, мистер.

— Оставь себе. Ты хорошо поработал.

Мальчик смотрел на него. Казалось, он хочет что-то сказать.

— В чем дело? — спросил Белл. — Что с тобой, сынок?

Мальчик открыл рот. Оглянулся, вдруг подхватил свой ящик и побежал; шарахаясь от прохожих, он исчез за углом. Белл пожал плечами и вошел в ювелирный магазин «Соломон Барлоу», небольшую лавку в первом этаже пятиэтажного дома в итальянском стиле. Барлоу смерил его взглядом проницательным, как у начальника полиции.

— Хочу купить обручальное кольцо. Думаю, оно должно быть с бриллиантом.

— Хотите один бриллиант или россыпь?

— А что вы рекомендуете?

— Ну, если речь идет о цене, то, конечно…

— Считайте, что речь о цене не идет, — сказал Белл.

— Ага! Что ж, я вижу, вы человек со вкусом, сэр. Предложу вам на выбор несколько камней.

Ювелир открыл витрину и положил на прилавок поднос, выложенный черным бархатом.

Белл изумленно присвистнул.

— Я видел мальчишек, которые бросают шарики поменьше.

— Нам повезло с поставщиками, сэр. Мы сами импортируем свои камни. Обычно запас у меня больше, но сейчас обручальные месяцы, и спрос намного вырос.

— Иными словами, покупай, пока не поздно.

— Только если есть срочность. Свадьба у вас скоро?

— Не думаю, — сказал Белл. — Мы не дети и оба очень заняты. С другой стороны, я хотел бы сейчас закрепить положение.

— Большой одиночный бриллиант уникальной расцветки — вот что вам нужно, сэр. Вот, например…

Открылась дверь, и в магазин Барлоу вошел хорошо одетый джентльмен примерно одних лет с Беллом. Он размахивал тростью с золотым набалдашником, усаженным драгоценными камнями. Детективу он показался знакомым, но Белл не мог вспомнить, где его видел. Зрительная память редко подводила его, и он решил, что это случай, когда человек появился совершенно в иной обстановке — они могли встретиться в вайомингском салуне или сидеть рядом на матче борцов в Чикаго. Перед ним явно не отчаявшийся холостяк. Ведет себя не как нерешительный покупатель, на лице уверенная улыбка.

— Мистер Райкер! — воскликнул Барлоу. — Какой удивительный сюрприз! — Беллу он сказал: — Прошу прощения, сэр, я на минутку.

— Нет, нет, — сказал Райкер. — Не хочу мешать сделке.

Барлоу сказал:

— Но я только что говорил о вас с покупателем, который ищет нечто необычное и располагает достаточным временем для выбора.

Он повернулся к Беллу.

— Это тот самый джентльмен, сэр, о котором я вам говорил, наш поставщик камней. Мистер Эрхард Райкер из «Райкер и Райкер». Нам очень повезло, сэр. Если мистер Райкер не сможет подобрать вам камень, никто не сможет. Он главный поставщик лучших камней в мире.

— Боже, Барлоу, — улыбнулся Райкер. — Ваши щедрые похвалы могут заставить покупателя поверить, что я чудотворец, тогда как я всего лишь простой продавец.

Райкер говорил по-английски с таким же аристократическим выговором, как Эббингтон-Уэстлейк, но цвет его пальто заставил Белла предположить, что он немец. Это был «честерфилд»[52] с традиционным черным бархатным воротником. Английский или американский «честерфилд» шьется обычно из серой ткани. Пальто Райкера было из темно-зеленого грубого сукна.

Райкер снял перчатки, переложил трость в левую руку и подал правую.

— Добрый день, сэр. Как вы только что слышали, меня зовут Эрхард Райкер.

— Исаак Белл.

Они обменялись рукопожатиями. Хватка у Райкера оказалась сильной, рука твердой.

— Если окажете мне честь, я бы подобрал прекрасный камень для вашей невесты. Какого цвета глаза у дамы?

— Морской зелени.

— А волосы?

— Светлые. Светлые, как солома.

— В вашей улыбке я вижу ее красоту.

— Умножьте на десять.

Райкер поклонился на английский манер.

— В таком случае я найду вам камень, который будет почти равен ее красоте.

— Спасибо, — сказал Белл. — Вы очень любезны. Мы с вами раньше не встречались? Ваше лицо кажется мне знакомым.

— Нас не представили друг другу, — ответил Райкер. — Но я тоже вас узнаю. Думаю, это было в Камдене, в Нью-Джерси, в начале этой недели.

— На спуске броненосца «Мичиган»! Конечно. Теперь я вспомнил. Вы передали владельцу верфи подарок, а тот вручил его девушке, давшей кораблю имя.

— Я представлял своего клиента из Ньюарка, он украсил подвеску моими камнями.

— Какое удивительное совпадение! — воскликнул Соломон Барлоу.

— Два совпадения, — поправил его Исаак Белл. — Во-первых, мистер Райкер появился, когда я искал особенный камень. А во-вторых, мы оба были на спуске корабля в Камдене в прошлый понедельник.

— Это словно написано звездами! — рассмеялся Райкер. — Или следовало сказать бриллиантами? Ибо что такое бриллианты, как не звезды соразмерные человеку? Я немедленно начинаю искать! Свяжитесь со мной не мешкая, мистер Белл. В Нью-Йорке я останавливаюсь в «Уолдорф-Астории». А когда путешествую, отель пересылает мне письма.

— А меня вы можете найти в «Йельском клубе».

И они обменялись карточками.

Каждый ван дорн, от ученика до старшего дознавателя, с самого первого дня усваивает истину, что совпадения доказывают виновность, если не установлена невиновность. Белл попросил аналитический отдел присмотреться к импортерам драгоценных камней «Райкер и Райкер». Потом отдал свой фотоаппарат, попросил напечатать снимки и немедленно доставить ему, а после пошел в вестибюль подвального этажа, где размещался тихий, слабо освещенный бар.

Эббингтон-Уэстлейк пришел первым — явный признак того, что угроза явиться в британское посольство его испугала.

Белл счел сейчас более мягкий подход более выгодным, и сказал:

— Спасибо что пришли.

И сразу понял: это ошибка. Эббингтон-Уэстлейк величественно раздулся и выпалил:

— Не помню, чтобы у меня был выбор.

— Будь я правительственным агентом, — ответил Белл, — ваши снимки привели бы к аресту.

— Никто не может меня арестовать. У меня дипломатический иммунитет.

— А дипломатический иммунитет избавит вас от неприятностей с вашими начальниками в Лондоне?

Эббингтон-Уэстлейк плотно сжал губы.

— Конечно, не избавит, — продолжал Белл. — Я не правительственный агент, но я точно знаю, где их найти. А ведь меньше всего вы хотите, чтобы ваши соперники из Министерства иностранных дел узнали, что вас поймали с поличным.

— Послушайте, старина, давайте без недоговоренностей.

— С чем вы пришли?

— Прошу прощения? — попытался выиграть время Эббингтон-Уэстлейк.

— С чем вы пришли? Назовите имя. Иностранного шпиона, которого я мог бы арестовать вместо вас.

— Старина, вы чрезвычайно переоцениваете мою влиятельность. Не знаю, кого бы я мог вам назвать.

— А вы чрезвычайно переоцениваете мое терпение. — Белл вопросительно осмотрелся. За соседними темными столиками выпивали пары. Несколько мужчин стояли у стойки. Белл сказал: — Видите джентльмена справа? Того, в котелке?

— И что же?

— Секретная служба. Пригласить его к нам?

Англичанин облизнул губы.

— Ладно, Белл. Расскажу, что смогу. Но предупреждаю: это очень немного.

— Начинайте с малого, — холодно сказал Белл. — Оттуда двинемся дальше.

— Хорошо, хорошо.

Он снова облизнул губы и огляделся. Белл заподозрил, что сейчас он начнет лгать. Он позволил англичанину говорить, не перебивая его. Ввязавшись в разговор, он станет более уязвим.

— Есть один француз по имени Кольбер, — начал Эббингтон-Уэстлейк. — Он торгует оружием.

— Кольбер, говорите?

Да благословит бог аналитический отдел.

— Рэмон Кольбер. Торговля оружием вряд ли выгодна, в действительности это прикрытие для более зловещих дел… Вам знакома подводная лодка Холланда?

Белл кивнул. Подробности ему рассказал Фальконер, и Белл взял у него книгу.

Морской атташе продолжал свой рассказ, и Белл чувствовал все более глубокое восхищение — восхищение хладнокровием Эббингтона-Уэстлейка. Перед угрозой разоблачения он использовал эту угрозу как возможность уничтожить человека, шантажировавшего его жену. Он какое-то время говорил об украденных чертежах судостроителя и об особом гирокомпасе, способном прокладывать курс лодки под водой. Белл позволял ему говорить, пока не появился ученик их агентства и не протянул ему большой конверт. Белл с одобрением отметил, что парень не подходил, пока Белл ему не кивнул, а передав конверт, ушел, не сказав ни слова.

— Пока мы разговариваем, Кольбер плывет в Нью-Йорк на почтовом судне компании «Женераль трансатлантик». Можете взять его, как только корабль подойдет к сорок второму причалу. Понятно?

Белл раскрыл конверт и принялся перелистывать вынутые из него бумаги.

Эббингтон-Уэстлейк ядовито спросил:

— Я вам наскучил, мистер Белл?

— Вовсе нет, коммандер. Не могу припомнить более восхитительной выдумки.

— Выдумки? Послушайте…

Белл передал через стол снимок.

— На этом снимке вы, леди Фиона и Бруклинская военная верфь… осторожней, снимок еще мокрый.

Англичанин тяжело вздохнул.

— Вы ясно даете понять, что я в ваших руках.

— Кто такой Ямамото Кента?

Белл рассчитывал на то, что, подобно грабителям банков и мошенникам, шпионы в международной военно-морской гонке знают своих соперников и других участников. Он увидел, что так и есть. Даже в полутьме бара было заметно, как блеснули глаза Эббингтона-Уэстлейка, когда тот неожиданно понял, в какое положение попал.

— Осторожней! — предупредил Белл. — Стоит мне услышать хоть теньвымысла, и эта фотография немедленно отправится к джентльмену из секретной службы, а копия — в английское посольство и военно-морскую разведку США. Мы поняли друг друга?

— Да.

— Что вы о нем знаете?

— Ямамото Кента — тщательно маскирующийся японский шпион. Занимается этим целую вечность. Он — номер один в обществе «Черный океан», которое защищает интересы Японии за рубежом. Главный организатор проникновения японцев в русский Азиатский флот и главная причина того, что японцы сейчас в Порт-Артуре. После войны он перебрался в Европу и высмеял попытки англичан и французов сохранить в тайне работу над их кораблями. Он знает о Круппе больше кайзера, а о корабле его величества «Дредноут» больше его капитана.

— Что он делает здесь?

— Не знаю.

— Коммандер, — предостерегающе сказал Белл.

— Не знаю. Клянусь, что не знаю. Но скажу вам одно.

— Лучше что-нибудь интересное.

— Интересное, — уверенно ответил Эббингтон-Уэстлейк. — Очень интересное, потому что шпиону уровня Ямамото совершенно бессмысленно орудовать здесь, в Соединенных Штатах.

— Почему?

— Японцы не хотят воевать с вами. Пока не хотят. Они не готовы. Хотя знают, что вы, американцы, тоже не готовы. Не нужно быть морским гением, чтобы понять, что Великий белый флот — это большой розыгрыш. Но японцы отлично знают, что их собственный флот не готов и не будет готов еще много-много лет.

— Тогда зачем Ямамото сюда явился?

— Подозреваю, что Ямамото ведет какую-то двойную игру.

Белл посмотрел на англичанина. Его удивление было совершенно искренним.

— Что вы хотите сказать?

— Ямамото работает на кого-то другого.

— Не на общество «Черный океан»?

— Вот именно.

— На кого же?

— Понятия не имею. Но это не Япония.

— Если вы не знаете, на кого он работает, откуда вы знаете, что не на японцев?

— Потому что Ямамото предложил покупать сведения у меня.

— Какие сведения?

— Он полагал, что у меня есть информация насчет новейшего французского дредноута. Предложил за нее хорошие деньги. Очевидно, цена для него не препятствие.

— У вас есть эта информация?

— Ни то ни другое, — с непроницаемым лицом ответил Эббингтон-Уэстлейк. — Дело в том, старина, что японцам наплевать на лягушатников. Французский флот не может выйти в Тихий океан. Он едва способен защитить Бискайский залив.

— Тогда для чего ему эти сведения?

— В том-то и дело. Это я и пытаюсь вам сказать. Ямамото хочет продать ее тому, кому французы небезразличны.

— Кому же?

— Кому как не немцам?

Белл целую минуту смотрел в лицо англичанину. Потом наклонился ближе и сказал:

— Коммандер, мне ясно, что за вашей дружелюбной болтовней скрываются обширные знания о ваших коллегах-шпионах. Я вообще подозреваю, что о шпионах вы знаете больше, чем о кораблях, за которыми должны шпионить.

— Добро пожаловать в мир шпионажа, мистер Белл, — цинично ответил англичанин. — Могу я первым поздравить вас с этим запоздалым прибытием?

— Каким немцам? — хрипло спросил Белл.

— Ну, не могу сказать точно, но…

— Вы ни секунды не верили, что немцы платят Ямамото Кента за шпионаж, — перебил Белл. — Кого вы на самом деле подозреваете?

Эббингтон-Уэстлейк в явном отчаянии покачал головой.

— Никого из известных мне особ. Никого из профессиональных шпионов, с которыми сталкиваешься время от времени… Словно Черный Рыцарь появился из ниоткуда и бросил перчатку Круглому столу короля Артура.

— Независимый, — сказал Белл.

28

— Вот именно, мистер Белл, независимый шпион. Вы попали в яблочко. Но возможность существования независимого шпиона порождает еще больший вопрос. — Круглое лицо Эббингтона-Уэстлейка просветлело от облегчения: у него появилась надежда, что он очень заинтересовал высокого детектива и тот его отпустит. — Кому он служит?

— В шпионских играх часто используют независимых? — спросил Белл.

— Обычно используются все наличные ресурсы.

— А вы когда-нибудь работали независимым?

Эббингтон-Уэстлейк презрительно улыбнулся.

— Королевский флот нанимает независимых. Мы на него не работаем.

— Я имею в виду лично вас — если вам понадобятся деньги?

— Я работаю на флот его величества. Я не наемник. — Он встал. — Теперь, мистер Белл, прошу меня извинить. Надеюсь, я сполна заплатил вам за фотографии. Договорились?

— Договорились, — ответил Белл.

— Всего хорошего, сэр.

— Прежде чем вы уйдете, командер.

— Что такое?

— Я имел с вами дело, выступая в роли частного детектива. Однако как американец должен предупредить: если я когда-нибудь увижу, как вы фотографируете Бруклинскую военную верфь или любую другую верфь в этой стране, если хотя бы только услышу об этом, я брошу ваш фотоаппарат с моста и вас вслед за ним.

Исаак Белл торопливо поднялся наверх, в контору Ван Дорна. Дело все разрасталось. Если Эббингтон-Уэстлейк говорит правду — а Белл решил, что это так, — Ямамото Кента не глава шпионской сети, угрожающей Корпусу 44, а лишь один из многих агентов. Как немец, и наемный убийца Уикс, и тот, кто сбросил с утеса специалиста по точности стрельбы. Но кто этот независимый шпион? И кому он служит?

Белл понимал, что он на распутье. Нужно решить, взять ли Ямамото и вытащить из него все что он знает, или следить за ним в надежде выйти на более высокое звено в цепи обмана. Ожидание рискованно. Сколько потребуется такому опытному профессионалу, как Ямамото, чтобы понять, что за ним следят, и исчезнуть?

Когда Белл вошел в помещение, человек за телефонами сказал:

— Он здесь, сэр, как раз вошел, — и протянул ему среднюю трубку. — Босс.

— Откуда?

— Из Вашингтона.

— Ямамото только что сел в поезд до Нью-Йорка, — без предисловий сказал Ван Дорн. — Едет к вам.

— Один?

— Если не считать троих моих людей в том же вагоне. И тех, которые будут следить за ним на каждой станции, где останавливается «Конгрешнал лимитед».

— Я подожду его на железнодорожном пароме. Посмотрю, к кому на встречу он приехал.

Ямамото Кента мог выбрать один из трех паромов «Пенсильвания рейлроуд», чтобы переправиться через реку от вокзала Джерси-сити до острова Манхэттен. Выйдя из «Конгрешнал лимитед» в огромное помещение со стеклянным потолком, он мог также доплыть на корабле до Двадцать третьей улицы, на другом корабле до Десброссес-стрит близ Гринвич-виллидж, либо на третьем — до центра и Кортленд-стрит. Еще один корабль шел даже в Бруклин, а еще один — вверх по Ист-ривер до Бронкса. Выбор парома определят действия детективов.

Он заметил двух детективов в вагоне. И подозревал, что пожилой мужчина, одетый как англиканский священник, несколько дней назад в Вашингтоне шел за ним, одетый шофером такси. Кента подумывал, не сойти ли с поезда еще в Филадельфии, чтобы обмануть детективов Ван Дорна, которые ждут на платформе. Но в Нью-Йорке открывалось много возможностей, и он не видел, зачем причинять себе неудобства, слишком рано прерывая путешествие.

Было уже за полночь, и поезда покидало немного народу; Ямамото хотелось бы иметь лучшее прикрытие. Тем не менее преимущество оставалось на его стороне. Детективы не подозревали, что он уже неделю знает об их присутствии. На его губах появилась легкая улыбка. Природная склонность к шпионажу? Или просто опыт. Он появился в этой игре задолго до того, как родился кое-кто из его соглядатаев.

Как всегда, он путешествовал налегке, с одним небольшим саквояжем. У общества «Черный океан» неограниченные финансовые ресурсы; если понадобится действовать быстро, он может купить себе новую одежду, а не носить ее с собой. Его габардиновое пальто — светло-коричневого, почти белого цвета. Шляпа тоже бросается глаза, плетеная панама с темной лентой.

Там, где заканчивалась платформа и начинался вокзал, Ямамото увидел англиканского священника; тот сделал знак высокому детективу, которого японец видел в Камдене. Лихорадочные поиски в Вашингтоне — он начал их, обнаружив слежку — позволили ему предположить, что это знаменитый Исаак Белл, лучший детектив Ван Дорна. На спуске «Мичигана» Белл был в белом костюме и широкополой шляпе. Сегодня он выглядел как матрос, в удобном свитере и вязаной шапке, скрывающей золотые волосы. Ямамото про себя улыбнулся. Не он один умеет играть в такую игру.

Увлекаемый потоком пассажиров и носильщиков с чемоданами, Ямамото прошел туда, куда указывал знак — на причал, к которому прибывали паромы. Здесь ждал целый ряд их — изрыгающие дым великолепные тусканские красные двухпалубные гиганты размером с дредноут, названные именами крупных американских городов: «Цинциннати», «Сент-Луис», «Питтсбург», «Чикаго». С двигателями в носовой части, плотно прижатые к причалу работающими винтами, они давали японскому шпиону дополнительные возможности выбрать маршрут дальнейшего путешествия.

Ломовые лошади, гремя подковами, втаскивали фургоны с грузом на нижние палубы буксиров — обширные открытые пространства, которые они делили с легковыми авто и грузовиками. Пешие пассажиры могли ехать рядом с ними, отгороженные переборками, тянувшимися по всей длине корабля. Отдельные каюты находились вверху. Пассажир первого класса Ямамото мог наслаждаться короткой переправой в отдельной каюте. Одна такая каюта предназначалась для мужчин, другая — для женщин. Или он мог стоять на открытом воздухе, где соленый ветер разгоняет дым и пепел.

Он выбрал паром не из-за его места назначения, а потому, что матросы уже закрывали вход, больше не позволяя пассажирам входить.

— He так быстро, китаеза, — крикнул ему в лицо дюжий матрос.

Ямамото уже держал в руке банкноту в десять долларов. При такой удаче глаза матроса округлились, и он протянул руку, выкрикивая:

— Осторожней, сэр! Осторожней!

Ямамото миновал его и прошел глубже, направляясь к лестнице на верхнюю палубу.

Резко прозвучал теноровый свисток. Палуба перестала дрожать: винты, прижимавшие ее к причалу, остановились. Потом огромный корабль встряхнулся от носа до кормы — винты завертелись в обратную сторону, уводя его от причала.

Ямамото добрался до украшенной резьбой деревянной лестницы, которая изящным извивом поднималась вверх. Он впервые позволил себе оглянуться, бросил быстрый взгляд через плечо. И увидел, как Исаак Белл стремглав бежит к краю причала. И прыгает, надеясь перескочить через растущий промежуток. Японский шпион хотел воочию убедиться, что Белл упал в кипящую воду.

Исаак Белл приземлился грациозно, как чайка, прошел к воротам и заговорил с матросом.

Ямамото бегом поднялся по лестнице. Он показал свой билет первого класса, чтобы зайти в гальюн, прошел в туалет, зашел в кабинку и закрылся. Вывернул свое пальто наизнанку, черной подкладкой наружу. Лента на шляпе была сделана из многих слоев плотно намотанного шелка. Кента размотал шелк, превратив ленту в широкий шарф, пригнул поля панамы и повязал их над головой шарфом. Последний штрих лежал в его сумке. Теперь оставалось только ждать, когда паром причалит и все мужчины выйдут из каюты. Движение вперед прекратилось так неожиданно, что ему пришлось опереться на стену. Трижды прозвучал короткий свисток. Снова заработали винты. И к ужасу Ямамото, который не верил своим глазам, огромный паром попятился и снова пристал к причалу, от которого только что отошел.

* * *

Из сотен пассажиров парома «Пенсильвания роуд» громче всех выражал свое негодование сенатор США. Он рычал на капитана парома, как разъяренный лев.

— Что здесь происходит? Я весь день еду из Вашингтона и опаздываю на встречу в Нью-Йорке.

Никто не посмел спросить сенатора, почему он путешествует без жены и с кем это он встречается в полночь. Даже капитану парома, ветеран Норт-ривер, не достало мужества объяснить, что детектив Ван Дорна, переодетый матросом, ворвался на мостик и достал из кармана железнодорожный пропуск, о каких капитан никогда даже не слыхал. Документ предписывал всем работникам железной дороги выполнять все требования детектива, даже если эти требования идут вразрез с желаниями сенатора, который всегда голосовал за законопроекты, выгодные железным дорогам. Рукописный документ, подписанный президентом железной дороги, снабженный его печатью и заверенный федеральным судьей, он подавлял любые возражения. Границами его действия были только здравый смысл и правила безопасности.

— Что вы сделали, чтобы заслужить такой пропуск? — спросил капитан, поспешно передавая в машинное отделение приказ «Стоп машины».

— Оказал президенту услугу, — ответил детектив. — И я всегда рассказываю президенту, как любезны со мной его работники.

Поэтому капитан сказал законодателю:

— Механическая поломка, сенатор.

— И сколько нам здесь ждать?

— Все перейдут на другой корабль. Позвольте понести ваш саквояж.

Капитан схватил вещи сенатора и провел его по палубе и вниз по трапу, где детективы с холодными лицами внимательно всматривались в проходящих пассажиров.

Исаак Белл стоял за другими ван дорнами, вглядываясь в каждое лицо. Тот способ, который выбрал Ямамото, чтобы уйти — в последнее мгновение сел на корабль, — явственно говорил о том, что он заметил слежку. Теперь начиналась погоня.

Мимо прошли триста пассажиров, мужчины и женщины, иногда со спящими детьми. «Слава Богу, — подумал Белл, — что сейчас середина ночи. В час пик паром способен вместить тысячи пассажиров».

— Это последний.

— Хорошо. Теперь обыщите все уголки на корабле. Он где-то прячется.

Маленькая пожилая женщина в длинном темном платье, теплой шали и соломенной шляпке под темным шарфом, села в такси у выхода с вокзала «Джерси-Сити иксчейндж». Она долго, с остановками добиралась до города Хобокен. Трамвай петлял по площади на углу улиц Пери и Ривер, но вот она направилась к первому из законченных туннелей Макаду, и теперь все должно было пойти быстрее. За десять центов она села в вагон электрического поезда, такой новый, что от него пахло краской.

Поезд пронес ее под рекой Гудзон. Через десять минут после посадки она вышла из туннеля на первой же станции в Нью-Йорке. Кондукторы, управлявшие пневматическими дверями, переглянулись. Район улиц Кристофер и Гринвич наверху очень отличался от ярко освещенной станции подземки, особенно в столь поздний час. Но они не успели предупредить женщину: та быстро прошла мимо цветочного киоска — конечно, в этот час закрытого, — и исчезла.

Выйдя на улицу, она увидела темную площадь, вымощенную булыжниками. Над давно превращенными в меблированные комнаты домами, в которых когда-то жили состоятельные горожане, нависали склады и пакгаузы. Женщина привлекла внимание бандита, который пошел за ней, сокращая расстояние, когда она углубилась в переулок. Там женщина внезапно повернулась, приставила ко лбу бандита маленький пистолет и сказала мужским голосом с акцентом, которого бандит никогда раньше не слышал:

— Я хорошо тебе заплачу, если отведешь меня в чистую комнату, где я смогу переночевать. Или нажму на курок. Выбирай.

29

— У меня есть работа для Гарри Винга и Луиса Ло, — сказал Глазник О'Ши.

— Для кого? — спросил Томми Томпсон, который начинал думать, что видит Глазника чаще, чем хотелось бы.

— Для твоих гангстеров-китайцев из Хип Синг, — нетерпеливо сказал О'Ши. — Тех самых китайских бандитов, с которыми ты познакомился в день, когда я воскрес из мертвых. Перестань играть со мной в дурочку. Мы уже говорили об этом.

— Я тебе сказал, они не мои. Я только заключил с ними сделку об открытии нескольких заведений.

— У меня есть для них работа.

— А я тебе зачем?

— Не хочу с ними встречаться. Хочу, чтобы ты вел с ними переговоры для меня. Понял?

— Не желаешь, чтоб они видели твою физию?

— Или слышали обо мне. Ни слова, Томми. Если не хочешь остаток жизни провести слепцом.

Томми Томсон решил, что с него хватит. Он откинулся в кресле, наклонил его назад на двух ножках и холодно сказал:

— Думаю, пора достать пистолет и вышибить тебе мозги, О'Ши.

Брайан О'Ши мгновенно вскочил. Он пнул одну ножку кресла, разбив ее. Главарь банды упал на пол с грохотом, от которого вздрогнуло здание. В комнату вбежали вышибалы Томми. И застыли в дверях. О'Ши зажал голову Томми, держа ее на коленях, повернутую лицом вверх. Его долото касалось левого глаза.

— Разберись со своими этажными.

— Убирайтесь отсюда, — сдавленным голосом приказал Томми.

Вышибалы попятились. О'Ши резко отпустил Томми, так что тот упал на спину, а сам выпрямился и принялся счищать соринки с брюк.

— Вот что мне нужно, — спокойно и небрежно продолжил он. — Отправь Гарри Винга и Луиса Ло в Сан-Франциско.

— А что в Сан-Франциско? — угрюмо спросил Томми, вставая на ноги и вынимая из стола бутылку.

— Морская верфь «Мар-Айленд».

— А это что за дьявольщина?

— Военная верфь. Как Бруклинская. Здесь Великий белый флот будет запасаться провизией и красить днища, прежде чем пойти в Гонолулу, к Окленду и в Японию.

— Глазник, что ты сейчас задумал?

— На верфи «Мар-Айленд» есть склад боеприпасов. Хочу, чтобы Гарри Винг и Луис Ло взорвали его.

— Взорвали военную верфь? — Томпсон опустил бутылку и вскочил. — Ты спятил?

— Нет.

Томми лихорадочно осмотрелся, словно испугался, что в этих тщательно охраняемых стенах у копов есть уши.

— Зачем ты мне это рассказываешь?

— Потому что когда склад боеприпасов в «Мар-Айленд» будет взорван, ты сможешь зарабатывать, как никогда в жизни.

— И сколько же?

Глазник сказал, и Командор Томми с улыбкой сел.

Детектив Ван Дорна Джон Скалли продолжал в самых разных обличьях бродить по Чайнатауну. Он был то уличным торговцем, то карманником, то спящим на улице пьяницей или солдатом «армии парковых скамеек», чиновником из департамента здравоохранения, собирающим взятки, чтобы снизить расходы. И все время слышал разговоры о том, что банда «гоферов» распространяет свою деятельность на центр. Прохожие с завистью говорили о первоклассных игорных домах и опиумных курильнях, которые очень придирчивы в выборе девушек. Заведением управляет сама девушка главы Хип Синг, а уж она-то обращается с вами как положено.

— Девушки китайские? — широко раскрыв глаза, спрашивал Скалли, вызывая смех женщин, которых угощал выпивкой на Канал-стрит.

— В Чайнатауне нет китайских девушек.

— Нет китайских девушек?

— Им не разрешается привозить своих девушек.

— А где они тогда берут девушек?

— У них ирландские девушки. А ты что думал?

— Китайская девушка-ирландка? — переспросил Скалли, словно такое сочетание было выше его понимания.

Одна из женщин понизила голос и оглянулась, прежде чем прошептать:

— Я слышала, она из «гоферов».

Тут Скалли не потребовалось изображать недоумение. Это было до того необычно, что либо женщина лгала, либо следовало подумать о необычном и опасном союзе Чайнатауна и Адской кухни.

Скалли знал, что даже слух о союзе китайского тонга и «гоферов» нужно немедленно передать в главную контору. Или по крайней мере Исааку Беллу. Но чутье и годы опыта говорили ему, что он на пороге прорыва и в состоянии закончить дело Корпуса 44. Он чувствовал, что очень близко подошел ко всей истории, и решил еще день-другой ни о чем не докладывать.

Предложили ли «гоферы» девушку в качестве премии при заключении сделки? Или она сама это предложила? Поданным Гарри Уоррена, женщины-«гоферы» — гораздо более опасные преступники, чем мужчины, намного умнее и изобретательней. Каковы бы ни были эти связи, детектив Джон Скалли считал делом чести явиться в «Никербокер» с целой историей, а не с какими-то жалкими слухами.

Через несколько дней он напал на золотую жилу.

Он был в синем костюме. Скверно сшитая тройка плохо сидела на его коренастой фигуре. Манжеты брюк едва прикрывали верх немодных ботинок. Но круглое лицо затеняла дорогая шляпа, купленная на Бродвее у «Братьев Брукс», а массивная золотая цепь, проглядывавшая из-под жилета, ясно говорила, что это перспективный кандидат для ограбления.

Он зашел в Китайскую оперу на Дойерс-стрит, которую газеты недавно прозвали «Кровавым углом», потому что здесь разворачивались кровавые сражения тонгов Хип Синг и Он Льонг. Он слышал, что где-то на Дойерс заведение Хип Синг предлагает самых красивых девиц, самый чистый опиум и рулетку, за которой стоит крупье, знающий свое дело.

Детектив достаточно повидал опиума и рулетки, чтобы держаться от них подальше. Он ничего не имел против красивых девушек и никак не мог понять, почему он им нравится. А когда это происходило, опиум делал хорошее еще лучше.

Немного посмотрев представление, он снова вышел на улицу; здесь зевака глазел на американский флаг на третьем этаже здания оперы.

— Китайская опера, — спросил он у Скалли, — на что это похоже?

— Не похоже на оперу, — ответил Скалли. — Визжат, словно несмазанные колеса. А вот костюмы и грим — совсем другое дело. Прямо глаз не оторвать.

— А как девушки?

— Трудно сказать.

Зевака протянул руку.

— Тим Холиан. «Уотербери брасс уоркс».

— Джаспер Смит. «Драй гудз Скенектеди», — ответил Скалли и услышал то, считает кошмаром каждый детектив.

— Скенектеди? Тогда вы должны знать моего кузена Эдда Келлехера. Он президент «Ротари» в Скенектеди.

— Нет, с тех пор как сбежал с племянницей моей жены.

— Что? Нет, это какая-то ошибка. Эд женат.

— От одной мысли об этом у меня кровь закипает. Бедной девочке еще нет пятнадцати.

Холиан ошеломленно удалился в сторону Мотт-стрит. Скалли продолжал слоняться между входом в театр и боковым окном, забранным решеткой. И игроку-приманке не потребовалось много времени, чтобы заметить его.

— Эй, братец, хочешь хорошо провести время?

Сколли осмотрел его. Средних лет, очень мало зубов, потрепанная одежда, бывший «парень из Бауэри», больше не способный на насилие, но, судя по взгляду, устремленному на цепочку от часов, готовый отвести к тем, кто способен.

— Что ты имеешь в виду?

— Хочешь встретиться с девушками?

Скалли показал в сторону Мотт-стрит.

— Парень в соломенной шляпе вон там — ему нужны девушки.

— А ты? Хочешь поглядеть на наркоманов в опиумной курильне?

— Проваливай.

Завлекающий «игрок» воспринял его выражение как честное предупреждение и отправился за человеком из Уотербери. Скалли продолжал фланировать.

Пока не везет. С тех пор как обосновался у входа в оперу, он ничего не узнал. Ни следа приходящих или уходящих клиентов. Может, еще рано? Но в таких местах обычно шторы опущены и игра идет круглосуточно. Он покрутился еще с час, но ничуть не приблизился к цели. Приманки, как тот, которого он прогнал, не приведут его в первоклассное заведение. И потому Скалли продолжал их прогонять, надеясь увидеть настоящих клиентов.

Его внимание привлекло необычное зрелище. Тревожно оглядываясь, быстро прошла светловолосая ирландка, с китайским ребенком на руках. За ней шел коп; он словно преследовал ее. Женщина была плотного сложения, что твой каменщик, а в глазах светилась готовность улыбнуться (ее Скалли всегда высоко ценил). Когда она проходила мимо него в сторону Мотт, он посторонился, уступая дорогу, и приподнял шляпу. Вблизи ребенок казался не чистокровным китайцем, волосы у него и вовсе были светлые.

Коп миновал Скалли и на углу Дойерс догнал женщину. Подозрительно заглянул в ее одеяло. Скалли подошел, догадываясь, что может произойти.

— Я тебя заберу, — сказал коп.

— С чего это? — спросила мать.

— Для твоей безопасности. Всякая белая женщина, вышедшая замуж за китайца, должна доказать, что ее не похитили и не удерживают насильно.

— Похитили? Меня никто не похищал. Я иду варить ужин мужу.

— Покажи брачное свидетельство, тогда поверю.

— Я его не ношу с собой, господи боже. Вы же знаете, я замужем. Просто цепляетесь ко мне. Ждете, что я заплачу.

Коп гневно вспыхнул.

— Пошли, — сказал он, хватая ее за руку.

Джон Скалли приблизился.

— Офицер, мы можем поговорить с глазу на глаз?

— А ты кто такой? Убирайся отсюда!

— Я оттуда, где деньги красноречивы, — сказал Скалли, протягивая копу банкноту. Тот взял ее, повернулся и пошел назад к Бауэри.

— Зачем ты это сделал? — спросила женщина с гневными слезами на глазах.

— Мне показалось это хорошей мыслью, — ответил Скалли. — Они часто к тебе пристают?

— Пристают ко всем, кто замужем за китайцами. Как будто девушка не имеет права выйти за кого хочет. Им поперек горла, когда белая женщина выходит за китайца, поэтому болтают, будто мы это делаем из-за опиума. А что плохого в том, чтобы выйти за китайца? Мой много работает. По вечерам приходит домой. Не пьет. Не бьет меня. А попытался бы, так я бы его побила. Он щуплый.

— Не пьет? — переспросил Скалли. — А опиум курит?

— Он приходит домой ужинать, — улыбнулась она. — Я его опиум.

Салли глубоко вдохнул, виновато осмотрелся и прошептал:

— А если парень хочет глотнуть дыма, просто чтоб посмотреть, каково это?

— Я бы сказала, что он играет с огнем.

— Ну, скажем, он хочет рискнуть. Я не здешний. Есть тут безопасное место, где можно попробовать?

Женщина подбоченилась и посмотрела ему в лицо.

— Я видела, что ты дал копу слишком много. Богатый?

— Да, мэм. У меня дела идут хорошо, но надо и расслабиться. Я очень хочу попробовать что-то новое.

— Зароешь себя в землю.

— Да, мэм. Так я это и вижу. Но я бы заплатил за то, чтобы пойти туда, где меня не ударят по голове.

— Ты стоишь прямо перед ним.

И она кивком головы показала на здание оперы. Скалли посмотрел на высокие окна второго этажа.

— Здесь? Здесь я только что слушал оперу.

— Наверху есть место для богатых посетителей. Сможешь попробовать свой опиум. И всякое другое.

— Прямо здесь?

Скалли почесал голову и сделал вид, что смотрит, разинув рот. Сыск привел его очень близко. Но без этой женщины он мог бы смотреть целую неделю. Доказательство, что добрые поступки вознаграждаются.

— Поднимайся на балкон, словно хочешь послушать оперу. Поднимись на самый верх, увидишь маленькую дверь. Постучи, и тебя впустят.

— Так просто?

— Для китайцев есть только два типа людей. Чужаки снаружи, семья и друзья — внутри.

— Но я чужак.

— А ты скажи, что тебя послала Сэди, и не будешь чужаком.

Скалли улыбнулся.

— Значит, играешь с огнем?

— Нет, — рассмеялась она и хлопнула его по плечу. — Вовсе нет. Но я знаю кое-кого из девочек.

Скалли снова купил билет, поднялся на балкон, повернулся спиной к воплям, доносящимся со сцены, поднялся по лестнице и постучал в дверь, о которой ему рассказали. Он услышал, как изнутри открылся глазок, и улыбнулся неуверенной улыбкой человека, который оказался не на своей территории. Дверь притворилась, оставаясь закрытой на толстую цепь.

— Чего надо? — спросил крепкий китаец.

Скалли видел рукоять ножа, торчащую из-под его рубашки.

— Я от Сэди.

— А. — Охранник снял цепочку, открыл дверь и улыбнулся. — Входи.

Он показал на лестницу, застланную ковром, и Джон Скалли, поднявшись, оказался в зале, наполненном сладким запахом дыма.

В первые мгновения детективу Ван Дорна не понадобилось притворяться удивленным деревенщиной при виде огромного пространства, залитого золотым светом. Над головой колыхался полог из красной ткани, и все стены были закрыты тканями, коврами и шелковыми вышивками, изображающими драконов, горы и танцующих девушек. Обставленное роскошной резной мебелью, освещенное разноцветными фонарями, это место, подумал Скалли, похоже на тронный зал императора в Пекине, вот только стражи из евнухов не хватает.

Смертельно опасные на вид гангстеры из Хип Синг, вооруженные ножами и топориками, присматривали за колесами рулетки-фараона, столиками для игры в фантан и за красивыми девушками, которые разносили клиентам на мягких диванах трубки с опиумом. Девушки в юбочках по колено все были белые, хотя волосы выкрашены для пущего сходства с китаянками. Как и сказали Скалли на улице, китаянки в Чайнатауне встречались реже, чем зубы у кур.

На диванах полулежали клиенты, желтые и белые. Скалли видел преуспевающих китайских купцов — некоторые были в традиционной одежде мандаринов, другие в просторных костюмах и в шляпах или котелках. Среди белых попадались богатые обитатели Пятой авеню и студенты колледжей, из тех, кто рассчитывает на чековые книжки отцов, чтобы уплатить карточные долги. Но интереснее прочих были двое гангстеров в тесных костюмах и ярких галстуках. Скалли готов поспорить на месячное жалованье, что это «гоферы» из Адской кухни.

Давно ли они здесь? Он не один час простоял снаружи, но не видел, как они входили. Очевидно, у заведения был еще один вход с другой улицы. Скалли прохаживался у черного хода, а они заходили через парадный.

Сидевший на диване белый мужчина нахлобучил на голову шляпу, свесил ноги с дивана и неуверенно встал. А когда встал, их взгляды встретились. Скалли едва не разинул рот. Что здесь делает Гарри Уоррен?

Оба детектива резко отвернулись друг от друга.

Неужели до Гарри дошли те же слухи, что и до него? Нет, подумал Скалли. Гарри Уоррен следит за «гоферами». Вот как он здесь оказался. Специалист по бандам еще не знает о союзе Хип Синг и «гоферов». Он пошел за «гоферами» и оказался внутри, не сумев сложить два и два. Я далеко опередил Гарри с его хвалеными экспертами, гордо подумал Скалли. Побил нью-йоркских ван дорнов в их родном городе.

К нему подошли две девушки.

Одна — ирландка с отличной фигурой, накрашенная, как китаянка. Другая — рыжеволосая красавица, с такими яркими голубыми глазами, что они блестели в тусклом свете. Она напомнила Скалли Лилиан Рассел[53] в годы ее учения. Хотя, возможно, виной тому была ее огромная шляпа, с приподнятыми полями, или естественная реакция Скалли на едкие клубы остро пахнущего дыма, или толстый, как у актрисы, слой косметики на лице, которое в косметике совершенно не нуждалось.

Рыжая коротким кивком отослала вторую девушку.

Сердце у Скалли забилось чаще. Как ни молодо выглядела рыжая, вела она себя по-хозяйски. Подруга босса Хип Синг, за которой он охотится?

— Добро пожаловать в наше скромное заведение, — сказала она, напомнив Скалли китайскую принцессу из водевиля. Только выговор у нее — Адская кухня чистой воды. — Как вы нас нашли?

— Меня прислала Сэди.

— Сэди оказывает нам большую честь. Каких удовольствий желаете, сэр?

Скалли выглядел так, словно его угнетали открывшиеся возможности. Он и впрямь был слегка подавлен. Она говорила о деле, как хозяйка притона, но при этом так смотрела в глаза, будто предлагала себя. При том, что она, вынужден был признать ошеломленный Скалли, куда выше обычного уровня.

— Так что вам угодно?

— Я всегда хотел попробовать опиум.

Она глядела разочарованно.

— Могли бы получить его у своего аптекаря. Откуда вы?

— Из Скенектеди.

— Разве человек с вашими возможностями не может купить опиум в аптеке?

— Дома я немного робею, если вы понимаете, о чем я.

— Конечно. Понимаю. Что ж, пусть будет опиум. Идемте.

Она взяла его руку в свою, маленькую, сильную и теплую. Провела к кушетке, полускрытой занавесями, и помогла сесть поудобнее, опираясь головой на подушки. Одна из накрашенных «китаянок» принесла трубку. Рыжая сказала:

— Наслаждайтесь. Я подойду к вам позже.

30

— «Гоферы» ранили одного из моих парней, — позвонил Исааку Беллу в «Никербокер» Гарри Уоррен.

— Кого?

— Маленького Эдди Тобина, самого молодого.

Белл отправился в больницу Рузвельта на углу Пятьдесят девятой улицы и Северной авеню.

В вестибюле его встретил Гарри.

— Я поместил его в отдельную палату. Если босс за нее не заплатит, я заплачу сам.

— Если босс не заплатит, заплачу я, — сказал Белл. — Как он?

— Его пинали в лицо мысками ботинок, свинцовой трубой разбили голову и сломали правую руку и обе ноги.

— Он выкарабкается?

— Тобины с Статен-Айленд — контрабандисты, матросы на буксирах, ловцы устриц. Он крепкий парень. Трудно сказать, насколько оправится человек после таких побоев. Как я понял, их было четверо. У него не было ни единого шанса.

Белл прошел в палату и, стискивая кулаки, постоял над лежавшим без сознания детективом. Вся его голова была замотана белыми бинтами, выпачканными кровью. Врач водил стетоскопом по груди раненого. Рядом стояла сестра в накрахмаленном белье.

— Не жалейте никаких денег, — сказал Белл. — Я хочу, чтобы при нем круглосуточно была сиделка.

Он присоединился в коридоре к Гарри Уоррену.

— Это твой город, Гарри. Что нам делать?

Специалист по бандам колебался. Ответ, который он собирался дать, ему явно не нравился.

— Сами по себе они не связываются с «ван дорнами». Но «гоферов» намного больше, чем нас, и, если дойдет до войны, они будут воевать на своей территории.

— Война уже началась, — сказал Исаак Белл.

— Копы нам не помогут. Так уж устроен этот город, что политики, строители, церковь, копы и гангстеры делят его между собой. И, пока никто не жадничает и не старается ничего изменить, они не станут тревожить друга из-за какого-то избитого частного детектива. Мы предоставлены сами себе. Но послушай, Исаак. Это очень странно. Не в обычаях Томми Томпсона нарываться на неприятности, если их можно избежать. Он дает нам понять «держитесь подальше»? Так можно поступить по отношению к другой банде — «дастерам» или «пятиточечникам». Но так не обходятся с «ван дорнами». Он прямо признается, что исполняет приказы шпиона.

— Я хочу, чтобы ты отправил ему ответ.

— Можно шепнуть пару слов кое-кому, кто передаст их ему, если ты об этом.

— Передай ему, что Исаак Белл телеграфирует своему старому другу Джетро Уотту, главе железнодорожной полиции Южной Тихоокеанской дороги. Просит прислать в Нью-Йорк двести парней охранять грузовые пути на Одиннадцатой авеню.

— Ты можешь это сделать?

— Джетро всегда готов подраться, а я точно знаю, что железные дороги устали от постоянных грабежей грузовых вагонов. Томми Томпсон хорошенько подумает, прежде чем еще раз ударить детектива из «Агентства Ван Дорна». Возможно, железнодорожные детективы те еще подонки, но они парни крепкие, и единственный, кого они боятся, это Джетро. До их приезда пусть никто из наших парней не выходит один. На работу — по два или больше, и пусть будут поосторожней в нерабочее время.

— Кстати об одиночках. Я наткнулся на твоего приятеля Джона Скалли.

— Где? Я уже несколько недель о нем не слышал.

— Я следил за одним из старших «гоферов» в Чайнатауне. Тупик. Он целый день курил опиум в притоне. И вот туда одетый туристом явился Джон Скалли.

— Что он там делал?

— Когда я видел его в последний раз, раскуривал трубку.

— Табак? — спросил Белл, сам в это не веря.

— Боюсь, что нет.

Белл посмотрел на Гарри Уоррена.

— Что ж, если ты это выдержал, Скалли тоже ничего не сделается.

* * *

Трансатлантический пароход «Кайзер Вильгельм II Великий» вздымал к дымному небу на краю Гринвич-виллидж четыре высокие, черные дымовые трубы и две еще более высокие мачты. Прямой нос парохода возвышался над буксирами, причалом и целой армией такси и повозок, запряженных лошадьми.

— Вот тут, — сказал Исаак Белл в переговорную трубу шоферу зеленого лимузина, предоставленного отцом Лилиан, жены Арчи Эббота. Железнодорожный магнат сам не мог встретить пароход любимой дочери, потому что мчался через континент в своем частном поезде — собираясь присоединить к своей империи еще одну независимую дорогу, как предполагал Белл. И Белл, у которого были настоятельные причины поговорить с Арчи, вызвался заменить его. — После того как посадите их, подберите меня на Джейн-стрит.

Он вышел из машины и посмотрел на трап. Неудивительно, что первыми с корабля сошли новобрачные в сопровождении заботливого помощника капитана и толпы репортеров, которые сели на пароход еще в Сэнди-Хук, чтобы приветствовать самую популярную в Нью-Йорке молодую пару. Еще больше репортеров ждали на причале. Некоторые с фотоаппаратами. Других сопровождали художники-портретисты.

Белл, который вел расследование замаскировавшись, предпочитал, чтобы его лицо не видели на витринах газетных киосков, и потому отошел от причала и ждал на улице среди невысоких домов и конюшен.

Четверть часа спустя возле него остановился лимузин, и Белл проворно сел в авто.

— Прости за шумиху, — сказал, пожимая ему руку, Арчибальд Эйнджел Эббот IV, в чьих жилах текла голубая кровь. Они дружили с тех времен, когда боксировали за соперничающие колледжи. — Весь Нью-Йорк жаждет увидеть мою зарумянившуюся молодую жену.

— Я не удивлен, — сказал Белл, тепло целуя красавицу Лилиан в щеку, прежде чем сесть на кожаное сиденье лицом к ним. — Лилиан, ты выглядишь невероятно.

— Вини в этом моего мужа, — она рассмеялась и провела рукой по густым рыжим волосам Арчи.

Они вышли из лимузина у дома Хеннеси на Парк-авеню, и чуть позже Белл и Арчи поговорили наедине в библиотеке.

— Она великолепна, — сказал Белл. — А ты кажешься усталым.

Арчи дрожащей рукой поднял стакан.

— Пирушки на всю ночь, ежедневные собрания и приемы в сельских поместьях вельмож, потом снова пирушки. Начинаешь забывать, сколько энергии может быть в девятнадцать лет.

— Что ты узнал на корабле?

— Все европейцы так и лезут в драку, — серьезно сказал Арчи. — И каждый боится, что другой ударит первым. Англичане убеждены, что будет война с Германией. Они знают, что у Германии огромная армия и что кайзер прислушивается к военным. И не только прислушивается. Дьявольщина, армии принадлежат сердце и благословение кайзера!

Немцы убеждены, что будет война с Англией, потому что Англия не потерпит расширения Германской империи. Англичане знают, что победа над немецким флотом не означает победу в войне, зато поражение английского флота приведет к развалу заморской Британской империи. А если этого недостаточно, то вот тебе еще: немцы подозревают, что Россия нападет на них, желая предотвратить революцию и отвлечь крестьян войной. Если это произойдет, опасается Германия, Англия встанет на сторону России, поскольку Россия союзница Франции. А Германия вынуждает Австрию и Турцию воевать на своей стороне. Но ни один из этих идиотов не понимает, что их союзы приведут к войне, какой не ведал мир.

— Все так мрачно?

— К счастью для нас, никто из них не хочет видеть врага в США.

— Поэтому я и гадаю, — сказал Белл, — не пытаются ли Англия и Германия заставить Соединенные Штаты думать, что другая сторона — их враг.

— Именно такие запутанные слухи носились на корабле, — сказал Арчи. — У тебя порочный ум.

— Что ж, в последнее время я якшаюсь с плохими людьми.

— А мне казалось, виновата учеба в Йеле, — сказал Арчи, который закончил Принстон.

— Обхаживая Соединенные Штаты, заставляя стать их союзником, и Англия, и Германия могут тайно представлять своего врага нашим врагом.

— А что насчет того японца?

— Капитан Фальконер утверждает: все, что ослабляет позиции европейцев на Тихом океане, ободряет японцев. Они как можно дольше будут держаться в стороне, а потом примут сторону победителя. Откровенно говоря, он одержим страхом перед японцами. Он близко наблюдал за ними во время русско-японской войны и считает, что знает их лучше других. Настаивает, что они искуснейшие шпионы. Отвечаю на твой вопрос: мы неделю следили за японцем, но он от нас ускользнул.

Арчи в деланном отчаянии покачал головой.

— Я отправляюсь в одно небольшое свадебное путешествие, и дело сыска идет ко всем чертям. Где он, по-твоему?

— В последний раз его видели на железнодорожном пароме, шедшем в Нью-Йорк. Мы прочесываем город. Он мне очень нужен.

— Получен отчет о фирме «Райкер и Райкер», — доложил Грейди Форрер, когда Белл вернулся в контору. — У вас на столе.

Эрхард Райкер приходился сыном основателю компании «Райкер и Райкер», ввозившей драгоценные камни и металлы для ювелирной промышленности Нью-Йорка и Ньюарка. После того как его отец был убит в перестрелке во время англо-бурской войны, в Южной Африке, сын взял на себя управление фирмой и значительно расширил ее. Он регулярно плавал между Европой и Соединенными Штатами на роскошных трансатлантических лайнерах, отдавая предпочтение немецкому «Вильгельму Великому» и английской «Лузитании» в отличие от отца, который плавал на более старых, степенных пароходах вроде «Умбрии» Линии Кунарда или «Хэвела» северогерманского Ллойда. Один факт привлек внимание Белла: у компании «Райкер и Райкер» была собственная служба охраны — для перевозки драгоценностей и самого Райкера, когда он такие драгоценности доставлял сам.

Белл отыскал главу аналитического отдела.

— Такая частная охрана обычна при перевозке драгоценностей?

— У европейцев да, — сказал Грейди Форрер. — Плавают, как хотят.

— Кого он нанимает?

— Красивых громил. Которых можно прилично одеть.

В дверь просунул голову дежурный по приемной.

— Вам звонят, мистер Белл. Не говорит, кто. Английский акцент.

Белл сразу узнал аристократический голос коммандера Эббингтона-Уэстлейка.

— Нельзя ли нам встретиться после коктейля, старина? Может, в этот раз мы даже выпьем.

— За что?

— У меня для вас есть очень интересный сюрприз.

31

— Полиция! Полиция! Никому не двигаться!

Дверь на театральном балконе, через которую Джон Скалли вошел в опиумную курильню банды Хип Синг, с грохотом распахнулась и сбила с ног охранявшего ее могучего китайца. Первым вошел полицейский сержант в шлеме, широкий, как ломовая лошадь.

Китайцы, игравшие за столом в фантан, привыкли к рейдам полиции. Они действовали быстрее всех. Карты, фишки и денежные купюры полетели в воздух, а игроки устремились в тайный выход, прикрытый занавесом. Вышибалы из Хип Синг подобрали деньги с пола и тоже попытались убежать, но когда отдернули другой занавес, там оказалась глухая стена. Девушки завизжали. Курильщики опиума подняли головы.

Рыжеволосая хозяйка заведения подбежала к дивану Скалли.

— Идем со мной!

Когда копы с угрожающимикриками начали вваливаться в помещение, она втащила Скалли в другой проход за занавесом. В почти полной темноте Скалли не видел никакой двери, но, когда рыжая коснулась стенной панели, открылся узкий ход. Они прошли в него, девушка обернулась, закрыла дверь на петлях и заложила тяжелые засовы вверху и внизу.

— Быстрей!

Она провела его по крутой и узкой лестнице — такой узкой, что детектив едва протискивался. На каждой площадке перед ними вставала другая дверь. Девушка открывала ее, они проходили, и она снова запирала ее изнутри.

— Куда мы идем? — спросил Скалли.

— В туннель.

Последнюю дверь она открыла ключом. За ней был туннель с низким потолком, узкий и сырой. Он уходил в темноту. Девушка взяла из углубления в стене фонарик на батареях и при его свете повела Скалли под землей. Детективу показалось, что прошли они не меньше двух кварталов. По многочисленным поворотам, изгибам и разрывам в стенах он предположил, что на самом деле это подземный ход через ряд соединяющихся подвалов.

Девушка открыла очередную дверь, снова взяла Скалли за руку и провела по двум пролетам лестницы в гостиную с обычной мебелью — комнату с высокими окнами, из которых открывался вид на залитую солнцем станцию надземки «Грэтем-сквер».

Скалли так долго пробыл в темноте, что ему трудно было поверить, что дневной свет еще существует.

— Спасибо, что спасли, мэм.

— Меня зовут Кэти. Сядь. Успокойся.

— Джаспер, — ответил Скалли. — Джаспер Смит.

Кэти поставила сумку, подняла руки и стала вынимать заколки из волос.

Скалли с интересом наблюдал. При дневном свете она была еще красивее.

— Знаешь, — засмеялся он, — будь мой нож таким же длинным, как твои заколки, меня арестовали бы за ношение опасного холодного оружия.

Она посмотрела на него, надув губы.

— Нельзя, чтобы шляпа девушки сидела криво.

— Кажется, это неважно, если на девушке шляпа размером с колесо или такая штука с колокольчиками; их все равно прикалывают булавками длиной в руку. Я вижу, ты тоже за республиканцев.

— Почему ты так решил?

Скалли взял десятидюймовую заколку, которую она отложила, и поднес к свету. На бронзовой головке был изображен опоссум с клюшкой для гольфа.

— «Билли Опоссум». Тот, кого мы зовем Уильям Говард Тафт.[54]

Она воткнула все четыре заколки в диванную подушку и бросила рядом с ними шляпу. Потом приняла соблазнительную позу, упираясь сильными руками в стройные бедра.

— Опиум здесь не могу предложить. Хочешь скотч со льдом?

— И не только, — улыбнулся Скалли.

Он смотрел, как она смешивает в высоких стаканах виски с водой. Потом чокнулся с ней, сделал глоток и наклонился, чтобы поцеловать. Она отступила.

— Хочу, чтобы мне было удобнее. Я ходила в этом платье весь день.

Скалли быстро, тщательно и неслышно обыскал комнату. Он искал квитанцию об оплате комнат или счет за газ, которые сказали бы, кому принадлежит эта квартира. Пришлось остановиться — мимо прогремел поезд, и он не услышал бы, как она возвращается из спальни. Поезд прошел, и он поискал еще немного.

— Эй, что ты там делаешь? — крикнул он.

— Не гони.

Скалли поискал еще. Ничего. Ящики и шкафы пустые, как в гостиничном номере. Он бросил взгляд в коридор и открыл ее сумочку. И в тот миг, когда услышал, что открывается дверь, вытянул джекпот. Два железнодорожных билета на завтрашний поезд в 3:30 «Твентис сенчури лимитед» — экспресс до Чикаго, идущий восемнадцать часов, с пересадкой в Чикаго до Сан-Франциско. Билеты для Кэти и кого? Босса? Дружка из Хип Синг?

Увидев у него спрятанный тринадцатидюймовый пистолет калибра.25 в кобуре, она пожелала узнать, что эта штука здесь делает.

— Однажды меня ограбили, когда я нес жалованье своим клеркам. Больше такого не случится.

Казалось, она поверила. По крайней мере продолжению это не помешало. Пока он не заметил, что она подмешивает ему во вторую порцию виски снотворное.

Скалли неожиданно почувствовал себя усталым и старьм.

Она очень хороша в своем деле. У нее хватило терпения подождать второй рюмки, чтобы он не заметил горечи хлоралгидрата. Стакан она умело держала на ладони, зажав большим пальцем. Скрестила ноги, показав при этом белоснежные бедра. Единственным ее недостатком была молодость. Он слишком стар, чтобы его провел ребенок.

— До дна! — улыбнулась она.

— До дна, — прошептал в ответ Скалли. — Знаешь, я никогда не встречал такой девушки.

Глядя в ее красивые голубые глаза, он потянулся за стаканом и сбросил его со стола.

* * *

Исаак Белл спустился в подвальный бар «Никербокера» за десять минут до назначенного срока. В разгар солнечного дня здесь было почти пусто, и он сразу увидел, что Эббингтона-Уэстлейка еще нет. Один человек за стойкой, две пары за столиками и одинокая фигура в том самом темном углу, где они сидели с английским морским атташе. Безупречно одетый в старомодный фрак с высоким стоячим воротником и галстук-самовяз, этот человек поманил его, полупривстав и наклонив голову.

Белл подошел, гадая, можно ли верить глазам.

— Ямамото Кента, полагаю?

32

— Мистер Белл, вы знакомы с «намбу тип Б»?

— Семимиллиметровый полуавтоматический пистолет низкого качества, — напряженно ответил Белл. — Большинство японских офицеров предпочитают «браунинг».

— Я сентиментальный патриот, — сказал Ямамото. — И, если стрелять через один небольшой столик, он весьма эффективен. Держите руки так, чтобы я их видел.

Белл сел, положив крупные руки на стол, одну ладонью вниз, другую вверх, и стал смотреть в лицо, по которому ничего невозможно было прочесть.

— Далеко, по-вашему, вы сможете уйти, если застрелите меня в полном людей отеле?

— Учитывая, как мне в течение двух недель удавалось уходить от профессиональных сыщиков, обычные посетители, выпивающие в баре отеля, не представляют для меня угрозы. Но, конечно, вы догадываетесь, что я заманил вас сюда не для того, чтобы застрелить, — это я легко мог бы сделать вчера вечером, когда вы возвращались из этого отеля в свой клуб на Сорок четвертой улице.

Белл ответил мрачной улыбкой.

— Поздравляю общество «Черный океан» — оно сумело научить своих агентов искусству невидимости.

— Принимаю комплимент, — улыбнулся в ответ Ямамото. — От имени Японской империи.

— Почему патриот Японской империи становится орудием мести английского шпиона?

— Не нужно недооценивать Эббингтона-Уэстлейка. Вы задели его гордость, а с англичанами это опасно.

— Когда в следующий раз его увижу, не стану задевать его гордость.

Ямамото снова улыбнулся.

— Это ваше с ним дело. Но давайте не забывать, что мы с вами не враги.

— Вы убили Артура Ленгнера на оружейном заводе, — холодно ответил Белл. — Это делает нас врагами.

— Я не убивал Артура Ленгнера. Это сделал другой. Подчиненный-завистник. Я принял к нему необходимые меры.

Белл кивнул. Он не видел толка в том, чтобы опровергать эту хладнокровную ложь, пока намерения японца неясны.

— Если вы не убивали Ленгнера и мы не враги, почему вы под столом целитесь из пистолета мне в живот?

— Чтобы привлечь ваше внимание и объяснить, что происходит и чем я могу вам помочь.

— Зачем вам помогать мне?

— Вы можете помочь мне.

— Предлагаете сделку?

— Предлагаю торговлю.

— Торговлю?

— Мне пора исчезнуть.

Исаак Белл подчеркнуто покачал головой.

— Бессмысленно. Вы уже продемонстрировали умение неожиданно исчезать.

— Это должно быть не простое исчезновение. На мне лежит ответственность — ответственность перед моей страной, — что не имеет к вам ни малейшего отношения, потому что мы не враги. Мне нужно уйти чисто, не оставить ничего, что позволило бы преследовать меня или причинить неприятности моей стране.

Белл напряженно размышлял. Ямамото подтверждал его подозрения: всем этим руководит другой шпион, который привлек к делу не только убийцу-японца, но и немца-саботажника и еще бог весть сколько других.

Ямамото настойчиво говорил:

— Благоразумие означает выживание. Поражения и победы следует рассматривать спокойно, после событий и отстраненно.

Чтобы спасти свою шкуру — и кто знает, из каких еще побуждений, — Ямамото готов был предать своего босса. Как цинично сказал за этим же столиком Эббингтон-Уэстлейк, «добро пожаловать в мир шпионажа, мистер Блейк».

— С чего мне вам доверять?

— Я приведу две причины, по которым вы можете мне доверять. Во-первых, я не убил вас, хотя мог. Согласны?

— Вы могли попробовать.

— Во-вторых, вот мой пистолет. Я передаю его вам под столом. Поступайте с ним как угодно.

И он протянул Беллу пистолет рукоятью вперед.

— Он снят с предохранителя? — спросил Белл.

— Да, и теперь нацелен в меня, — ответил Ямамото. — Сейчас я встану. С вашего позволения.

Белл кивнул.

Ямамото поднялся. Белл сказал:

— Я буду больше доверять вам, если вы отдадите и второй пистолет, спрятанный у вас в боковом кармане.

Ямамото чуть улыбнулся.

— У вас острое зрение, мистер Белл. Но он может мне понадобиться, чтобы иметь возможность доставить товар.

— В таком случае, — сказал Белл, — возьмите и этот.

— Спасибо.

— Удачной охоты.

* * *

В тот же вечер Ямамото Кента встретился со шпионом у него складе на берегу реки в Александрии, в Виргинии.

— Ваш план нападения на Великий белый флот на «Мар-Айленд», — официальным тоном начал он, — не соответствует планам моего правительства.

Уже два дня шли дожди, и река Потомак разливалась, подпитываемая водоразделом, который собирал воду с тысяч квадратных миль Мэриленда, Виргинии, Западной Виргинии, Пенсильвании и Вашингтона, округ Колумбия. От мощного течения дрожал пол. Дождь барабанил по древней крыше. Вода капала в перевернутый шлем на столе шпиона, заливала прожектор за шлемом и стекала по его линзам.

Шпион не смог скрыть удивления.

— Как вы о нем узнали?

Ямамото тонко улыбнулся.

— Может быть, дело в моей природной способности к шпионажу, в хитрости и самообладании, незнакомых Западу.

Улыбка его стала напряженной, кожа так натянулась, что шпион различал под губой бугорки зубов.

— Я этого не допущу, — продолжал японец. — Вы не вобьете клин между Японией и Соединенными Штатами в столь неподходящее время.

— Клин уже вогнан, — спокойно ответил шпион.

— И что хорошего это принесет?

— Тут как посмотреть. С точки зрения немцев, ссора Японии и Соединенных Штатов откроет для них возможности в Тихом океане. И Великобритания не будет горевать, если флоту Соединенных Штатов придется сосредоточить свои броненосцы у западного побережья. Англия, возможно, даже воспользуется возможностью снова захватить Вест-Индию.

— Это ничего не дает Японии.

— Немецкие и английские друзья готовы заплатить мне за новые возможности.

— Вы даже хуже, чем я считал.

Шпион рассмеялся.

— Разве вы не понимаете? Международная гонка дредноутов предоставляет великолепные возможности человеку, способному использовать их. Соперничающие государства заплатят сколько угодно, лишь бы остановить остальных. Я торговец на рынке.

— Вы играете за оба фланга против центра.

Шпион рассмеялся еще громче.

— Вы недооцениваете меня, Ямамото. Я играю за все фланги против центра. Сколачиваю себе состояние. Во что мне обойдется сохранить вас в игре?

— Я не наемник.

— О. Я забыл. Вы патриот. — Он небрежно снял толстое черное полотенце, висевшее на спинке его стула. — Шпион-джентльмен с высокими моральными принципами. Но шпион-джентльмен все равно что пистолет, стреляющий холостыми, — хорош, чтобы дать старт велосипедной гонке, но и только.

Ямамото был холодно уверен в прочности своей позиции.

— Я не шпион-джентльмен. Я просто патриот, как ваш отец, который служил канцлеру, как я служу моему императору. Ни один из нас не продал бы свою страну.

— Оставьте моего несчастного покойного отца в покое, — устало попросил шпион.

— Ваш отец понял бы, почему я должен вас остановить.

Ямамото достал из кармана пальто полуавтоматический пистолет «намбу», ловко снял его с предохранителя и нацелил в голову шпиона.

Шпион посмотрел на него с легкой улыбкой.

— Вы серьезно, Кента? Что же вы собираетесь делать? Передать меня в руки флота Соединенных Штатов? Там могут задать вопросы и вам.

— Не сомневаюсь. Поэтому я передам вас в руки «Детективного агентства Ван Дорна».

— Зачем?

— Ван дорны будут удерживать вас, пока я благополучно не покину страну. А потом передадут флоту США.

Шпион закрыл глаза.

— Вы забываете об одном обстоятельство. Я не представляю ни одно государство.

— Нет, я знаю, откуда вы родом, Глазник О'Ши. Мистер Брайан «Глазник» О'Ши.

Глаза шпиона раскрылись. Он посмотрел на полотенце, которое начал поднимать к лицу. Оно лежало у него на руках, как подношение.

Ямамото усмехнулся.

— Удивлены?

— Чрезвычайно удивлен, — признал шпион. — Уже очень давно Брайан О'Ши не было моим именем.

— Я вам говорил. Я играл в эту игру, когда вы еще не родились. Положите руки так, чтобы я мог их видеть, иначе я передам ван дорнам труп.

Шпион снова закрыл глаза.

— Вы пугаете меня, Кента. Я просто пытаюсь обтереть пот со лба.

Он вытер лоб и потом как можно плотнее закрыл полотенцем глаза. У его ног, не видный с другой стороны, находился толстый электрический кабель, соединенный с выключателем. Над ним в нескольких дюймах нависал рычаг. Шпион нажал на рукоять изолированного рычага, замкнув цепь. Треск мощной голубой искры прозвучал, как пистолетный выстрел.

За спиной шпиона корабельный прожектор (двести тысяч свечей, предназначен для освещения вражеских кораблей на расстоянии в шесть миль) послал свой ослепительный, словно белое пламя, луч прямо в глаза Ямамото. Луч был такой мощный, что шпион сквозь веки, толстое полотенце и плоть увидел кости в своих руках. Луч мгновенно сжег сетчатку, ослепив Ямамото. Японский шпион с криком упал.

Шпион отключил рубильник, дождался, пока свет померкнет, опустил полотенце и встал, мигая; перед его глазами вертелись розовые круги.

— Капитаны говорят мне, что луч прожектора отгоняет эсминцы лучше пушек, — небрежно сказал он. — Могу доложить, что не хуже он действует и на предателей.

Из ящика стола он достал сложенную газету «Вашингтон пост», а из-под нее отрезок двенадцатидюймовой свинцовой трубы. Обошел стол и переступил через упавший стул. Он был всего на несколько дюймов выше маленького Ямамото, который корчился на полу. Но силы у него хватило бы на троих, и двигался он целеустремленно, как торпеда.

Он высоко поднял свинцовую трубу и опустил ее на голову Ямамото.

Одного удара было достаточно.

Он проверил карманы Ямамото, желая убедиться, что там есть удостоверяющие личность документы, и нашел в бумажнике письмо-рекомендацию из Японского музея в Смитсоновский институт. Превосходно. Поискал на складе и нашел пробковый спасательный жилет. Убедился, что ткань прочная, потом просунул руки Ямамото в жилет и надежно завязал его.

Он потащил тело к той стороне склада, которая нависала над Потомаком. Деревянный рычаг на уровне его плеча открыл люк в полу. Крышка люка со звоном распахнулась. Всплеск — тело упало вниз. В такую дождливую ночь течение унесет его на мили.

Здесь с делами покончено. Пора покидать Вашингтон. Шпион обошел склад, переворачивая керосиновые лампы, запасенные на такой случай. Потом повторил обход, зажигая спички и бросая их в пролитый керосин, и, когда все вспыхнуло оранжевым пламенем, вышел за двери под дождь.

33

Весь следующий день Белл ждал вестей от Ямамото. Всякий раз как звонил телефон или начинал стучать телеграфный ключ, он вскакивал из-за стола, только для того чтобы снова разочарованно сесть. Что-то, должно быть, не заладилось. Японскому шпиону не имело смысла его предавать. Пришел он добровольно. Предложил сделку. День тянулся, телефоны звонили и звонили.

Неожиданно его позвал сидевший при телефонах агент, и Белл побежал через комнату.

— Только что звонил оператор. Сообщение от Скалли.

— Какое?

— Он сказал только: «Центральный вокзал, в три тридцать дня».

Белл схватил шляпу. Загадочное даже по стандартам Скалли, это сообщение означало: либо Скалли наткнулся на что-то очень важное, либо ему грозит опасность.

— Продолжайте ждать Ямамото. Если удастся, позвоню с Центрального вокзала. Но как только позвонит Ямамото, пошлите за мной курьера.

Джон Скалли решил, что пора привлечь Исаака Белла. По правде сказать, признавался он себе, разыскивая платный общественный телефон на Центральном вокзале, надо было сделать это раньше. Он никак не мог найти проклятый телефон. Старый железнодорожный вокзал снесли и заменили обширным новым терминалом, и телефоны все время переставляли. Там, где он в последний раз пользовался телефоном, сейчас зияла дыра, открывающая вид на котлован глубиной шестьдесят футов. Найдя наконец телефон и потратив на это десять минут, он сказал оператору:

— «Детективное агентство Ван Дорна». «Никербокер».

Служитель в форме провел его в одну из отделанных деревянными панелями будок.

— Добрый день, — послышался приятный голос оператора; девушку выбрали за красивый голос и ясный ум. — Вы позвонили в «Детективное агентство Ван Дорна». С кем вы хотели бы поговорить?

— Сообщение для Исаака Белла. Передайте ему, что Скалли сказал: «Центральный вокзал, в три тридцать дня». Понятно? «Центральный вокзал, в три тридцать дня».

— Да, мистер Скалли.

Он заплатил служителю и отправился на платформу, отведенную для «Твентис сенчури лимитед». На вокзале царил хаос. Повсюду рабочие, они кишат на лесах, колотят молотами по камню, стали и мрамору. Тащат по залу тачки и тележки. Но у временного входа на территорию «Лимитед», где на стенде было написано «Чикаго», служащие компании вежливо проверяли билеты, и знаменитый красный ковер компании уже был расстелен и вел на платформу. Казалось, как только пассажир доберется до знаменитого чикагского экспресса, всем его злоключениям конец.

— Джаспер! Джаспер Смит!

К нему в элегантном дорожном костюме, который венчала широкополая шляпа «веселая вдова» шла маленькая мисс Снотворные Капли из опиумного заведения в опере.

— Какое замечательное совпадение. Слава богу, я вас нашла!

— Откуда вы знали, что я здесь буду?

— Не знала. Только что вас увидела. О, Джаспер, если бы я знала, что снова с вами встречусь! Вчера вечером вы так торопливо ушли…

Что-то неладно. Скалли осмотрелся. Где же ее дружок из Хип Синг? И тут он увидел пробивающуюся сквозь поток спешащих пассажиров тележку продавца сигар; тележку катил китаец. Еще три тележки со строительным мусором тащили ирландские рабочие. И все тележки собирались вокруг него, кольцом, как ставят фургоны для защиты от индейцев.

— Что вы здесь делаете? — спросил он.

— Встречаю поезд.

«Я торчал у оперы — легкая добыча, — подумал Скаллиг. — Достаточно долго, чтобы меня засекли Хип Синг».

Ирландцы, тащившие тележки, смотрели на него. «Гоферы»? Или просто глазеют на красивую девушку, которая улыбается ему так, словно у нее самые серьезные намерения.

«Или в курильне они узнали и меня, и Гарри Уоррена?»

Китаец с тележкой сигар смотрит на него без всякого выражения. Бандит из тонга?

«Билет на поезд! Она позволила мне найти билет. Заманила меня сюда».

Скалли потянулся за пистолетом. Даже полицейская облава была разыграна. Подкупленные копы понадобились, чтобы он убежал с девушкой.

Что-то ударило его по голове.

У его ног лежал мяч, и к нему подскочил рослый улыбающийся парень в пальто и галстуке — студент.

— Простите, сэр, мы нечаянно, просто дурачимся здесь.

Спасен! Удача, которой он не заслуживает.

Шестеро здоровенных молодых людей, явно из обеспеченных, перебрасываясь мячом, оттеснили ирландцев и китайца. Они схватывались друг с другом, извинялись, пожимали руки, и неожиданно Скалли и Кэти оказались в центре настоящей потасовки. Но только когда трое этих парней схватили Скалли за руки, а Кэти вытащила из «веселой вдовы» десятидюймовую стальную булавку, Скалли понял, что мисс Снотворные Капли перехитрила его.

Исаак Белл торопливо шел через строительную площадку. Он видел толпу, собравшуюся у входа на перрон «Твентис сенчури лимитед». Полицейский кричал: «Расходитесь! Расходитесь!» — и требовал врача. С ужасным ощущением, что опоздал, Белл пробился в центр толпы.

Коп попытался остановить его.

— Ван Дорн! — крикнул Белл. — Это один из моих людей?

— Смотрите сами.

Джон Скалли лежал на спине. Глаза его были открыты, руки сложены на груди.

— Похоже на сердечный приступ, — сказал коп. — Он ваш?

Белл наклонился к Скалли.

— Да.

— Мне жаль, мистер. По крайней мере умер он мирно. Вероятно, так и не понял, что с ним случилось.

Исаак Белл осторожно закрыл Скалли глаза.

— Спи спокойно, друг мой.

Послышался свисток.

— По вагонам! — закричали проводники. — «Твентис сенчури лимитед» до Чикаго. Все-е-е-е по вагонам!

Под головой у Скалли лежала его шляпа. Белл хотел закрыть ею лицо детектива. Рука его окрасилась теплой кровью.

— Матерь божья! — выдохнул коп у него за плечом.

Белл повернул голову Скалли и увидел медную головку шляпной булавки, торчащей из его шеи.

— Все-е-е-е по вагонам! Все-е-е-е по вагонам! «Твентис сенчури лимитед» до Чикаго. Все-е-е-е по вагонам!

Белл обыскал карманы Скалли. В кармане пальто лежал конверт с его именем. Белл выпрямился и вскрыл его. Внутри была записка от убийцы печатными черными буквами.

ОКО ЗА ОКО, БЕЛЛ.

УИКСА ВЫ ЗАСЛУЖИЛИ, ТАК ЧТО ЕГО НЕ

СЧИТАЕМ.

НО ЗА НЕМЦА ВЫ ПЕРЕДО МНОЙ В ДОЛГУ.

— Мистер Белл! Мистер Белл!

Задыхаясь, подбежал ученик из агентства.

— Телеграмма от мистера Ван Дорна.

Белл одним взглядом просмотрел телеграмму.

В Потомаке нашли тело Ямамото Кента.

Все пропало.

Высокий детектив снова склонился к телу друга и продолжил методично проверять его карманы. В кармане жилета он нашел железнодорожный билет на «Твентис сенчури лимитед» с пересадкой до Сан-Франциско.

— По вагонам! Все по ва…

Последние предупреждения проводников заглушил мощный двойной свисток паровоза. Исаак Белл встал, напряженно размышляя. Джон Скалли, должно быть, следил за подозреваемым шпионом или саботажником, который направляется в Сан-Франциско, где Великий белый флот получает припасы, прежде чем выйти в Тихий океан.

Белл резко заговорил с учеником, который широко раскрытыми глазами глядел на мертвого детектива.

— Посмотри на меня, сынок!

Парень с трудом оторвал взгляд от Скалли.

— Предстоит много работы, а ты здесь единственный ван дорн. Тебе и придется это сделать. Вот эти рабочие, эти китайцы с тележками, зеваки, слоняющиеся вокруг. Кто-нибудь что-нибудь да видел. Офицер поможет тебе, верно?

— Сделаю, что смогу, — с сомнением сказал коп.

Белл вложил ему в руку деньги.

— Задержите их здесь, пока этот молодой человек не вызовет по телефону из конторы Ван Дорна всех свободных детективов. Быстрей, сынок! Потом сразу сюда и принимайся за работу. Помни, люди любят поговорить, если дать им возможность.

Перрон вздрогнул. «Твентис сенчури лимитед» отправился в Чикаго.

Белл выскочил на перрон, пробежал по красному ковру и прыгнул.

ФЛОТ

34

1 мая 1908 года

«Твентис сенчури лимитед», идущий на запад

— Это надо отметить, — сказал шпион.

Перед тем как телефонная линия разъединилась и «Твентис сенчури лимитед» тронулся в путь, Кэтрин Ди доложила ему, что Джон Скалли отправился в то отделение царствия небесного, которое отведено для детективов Ван Дорна. Шпион положил трубку и подозвал официанта обзорного вагона.

— Ваш бармен знает, как делать йельский коктейль?

— Конечно, сэр.

— А «Крем Иветт»[55] у него есть?

— Да, сэр.

— Принесите… да, и принесите этим джентльменам, им понравится, — добавил он, показывая на двух розоволицых чикагских джентльменов, которые сердито смотрели на него. — Простите, господа, надеюсь, я не помешал важным телефонным звонкам в последнюю минуту.

Бесплатная выпивка умиротворяет, и один из них сказал:

— Да просто хотел позвонить в контору и сказать, что я уже в поезде.

Его друг сказал:

— Да они и сами догадаются, когда ты не появишься в конторе, причитая, мол скучал без работы.

Слышавшие это пассажиры рассмеялись и повторяли шутку тем, кто не слышал.

— Смотрите! Парень, который едва не опоздал.

— Должно быть, прыгнул!

— Или прилетел!

Шпион посмотрел в конец вагона. Из тамбура появился высокий мужчина в белом костюме.

— Может, у него билета нет. Решил бежать по рельсам.

— А вот и проводник — вцепился в него, как терьер.

— Посторожите мой коктейль, — сказал шпион. — Я только что вспомнил, мне нужно продиктовать письмо.

«Твентис сенчури лимитед» бесплатно предоставлял услуги стенографа. Шпион быстро прошел к его столу в начале вагона, подняв воротник и низко надвинув шляпу, и сел спиной к детективу.

— Когда уйдет письмо, которое я напишу?

— Через сорок минут. Его отправят из Хармона, где мы меняем электрический локомобиль на паровоз. — Стенографист взял конверт с грифом «Твентис сенчури» и спросил: — Кому адресовать письмо?

— К. С. Ди, отель «Плаза», Нью-Йорк.

— Доставят сегодня же вечером.

Стенограф написал на конверте адрес, положил перед собой лист бумаги и приготовил ручку.

Поезд на север, выходя из города, ускорял ход. Каменные стены отбрасывали тени, затемняя окна и заставляя стекло отражать внутренность вагонов. Шпион наблюдал, как бледное отражение Исаака Белла минует его. Проводник заботливо шел следом, и было совершенно ясно, что — с билетом или без него — Белл здесь желанный пассажир.

— Жду, когда вы будете готовы, сэр, — поторопил стенограф.

Шпион подождал, пока Белл и проводник пройдут в следующий тамбур.

— Моя дорогая К. С. Ди, — начал он.

Он неверно рассчитал реакцию Белла на убийство его детектива и недооценил, как стремительно способны перемещаться ван дорны. К счастью, Кэтрин Ди готова ускорить события. Просто нужно выпустить ее раньше намеченного времени.

— Готовы, сэр?

— Похоже, клиент не получил нашу последнюю доставку, — начал диктовать он. — Абзац. Очень важно, чтобы вы лично прибыли в Ньюпорт, Род-Айленд, чтобы поправить положение.

Исаак Белл предъявил билет Скалли на верхнюю полку номер 5 в шестом пульмановском вагоне и хотел доплатить за отдельное купе. Ему сообщили, что все купе заняты. Тогда он предъявил железнодорожный пропуск. Он был подписан президентом дороги-конкурента, но соперничающие титаны удовлетворяли просьбы друг друга.

— Конечно, мистер Белл. К счастью, у нас свободно купе компании.

В роскошно отделанном купе Белл дал проводнику щедрые чаевые.

— С таким пропуском вам не нужно платить за услуги, мистер Белл, — сказал проводник Уильям Дилбер, тем не менее зажимая в руке золотые, будто захлопнул крысоловку.

— Мистер Дилбер, сколько пассажиров в вашем поезде?

— Сто двадцать семь.

— Один из них убийца.

— Убийца, — спокойно повторил проводник.

Белл не удивился. Словно капитан роскошного экспресса, проводник должен сохранять невозмутимость при крушениях, вспышках гнева магнатов и когда вагон застревает в снегу.

— Хотите посмотреть список пассажиров, мистер Белл? Он у меня с собой.

Он достал из безупречной синей тужурки список и развернул.

— Вы знаете многих пассажиров?

— Большую часть. Многие ездят постоянно. В основном из Чикаго. Дельцы ездят в Нью-Йорк и обратно.

— Это поможет. Не покажете ли тех, кого не знаете?

Проводник чистым ногтем с маникюром водил по списку. Ему действительно оказалось знакомо большинство их, потому что «Твентис сенчури лимитед» — во многом частный клуб на колесах. Дорогими экспрессами пользуется меньшинство пассажиров, люди очень хорошо обеспеченные, но поезд всегда заполнен и редко останавливается на промежуточных остановках. Белл увидел хорошо знакомые имена из сфер бизнеса, политики и промышленности, а также несколько знаменитых актеров. Он отметил тех, кого Дилбер не знал.

— Меня особенно интересуют иностранцы.

— Обычные несколько человек. Есть англичанин.

— Арнольд Беннет.[56] Писатель?

— Кажется, он читает лекции. Ездит с двумя китайцами: Гарольдом Уингом и Луисом Ло. Из английской семинарии, где учат будущих миссионеров. Мистер Беннет специально сказал мне, что он их покровитель и будет их защищать, если у них возникнут неприятности. Я сказал, что мне все равно, кто они такие, пока платят за проезд.

— Он не сказал конкретно, от чего будет их защищать?

— Помните убийство в прошлом месяце в Филадельфии? Убийца и все эти разговоры о похищенных белых. Полиция идет по следам китайцев.

Проводник Дилбер продолжал комментировать список.

— Этого немецкого джентльмена я не знаю. Герр Шефер. Его билет приобретен немецким посольством.

Белл сделал пометку.

— А вот этого знаю я, — сказал детектив. — Розания — если путешествует под своим именем. Но не может быть… очень тщательно одевается, лет сорока.

— Это он. Щеголь, как с картинки.

— Что-то важное везут в сейфе экспресса?

— Обычные акции и банкноты. А почему вы спрашиваете?

— Этот парень творит чудеса с нитроглицерином.

— Грабит поезда?

Проводник потерял свою невозмутимость.

Белл покачал головой.

— Как правило, нет. Розания предпочитает богатые дома, куда он способен попасть; когда все ложатся спать он, взрывает сейфы с драгоценностями. Мастер своего дела. Может так взорвать сейф, что наверху никто не услышит. Но, насколько мне известно, он в последнее время сидел в «Синг-Синге». Я с ним поговорю и выясню, что ему надо.

— Был бы благодарен, сэр. Теперь этот австралиец. От кого-то я слышал, будто у него неприятности — не то чтобы он что-то натворил, но я подслушал, как он говорит о продаже золотой шахты, так вот речь у него как у шулера. Я прослежу за ним, если пойдет в клубный вагон и сядет за карты.

— А вот и еще один, кого я знаю, — сказал Белл. — Забавно.

Он показал имя.

— Герр Райкер? О да.

— Вы его знаете?

— Торговец алмазами. Ездит каждые пару месяцев. Он ваш друг?

— Мы недавно встречались. Дважды.

— Мне кажется, он путешествует с телохранителем. Да, вот этот парень — Плимптон. Рослый силач на полке в пульмане. А Райкер в своем обычном купе. Кажется, у него какой-то груз в сейфе экспресса. — Он продолжал рассматривать список. — Не говоря уж о его подопечной.

— Какой подопечной?

— Красивая молодая дама. Нет, ее в списке нет. Жаль.

— О чем вы?

— Ничего особенного, сэр. Просто девушка, на которую приятно посмотреть.

— Райкер слишком молод, чтобы быть опекуном.

— Ну, она студентка… о, я понимаю, о чем вы. Не сомневайтесь, сэр. На «Лимитед» я вижу столько парочек — вы и представить себе не можете. Райкер и его подопечная полностью вне подозрений. Всегда отдельные купе.

— Смежные? — спросил Белл, который, путешествуя с Марион, всегда занимал два соседних купе.

— Не в том смысле, в каком вы думаете, мистер Белл. На «Твентис сенчури» за этим следят. Они не такого склада.

Белл решил проверить это. Аналитический отдел не упоминал ни о какой подопечной.

— Как ее зовут?

— Я ее знаю только как мисс Райкер. Возможно, он удочерил ее.

Поезд шел со скоростью шестьдесят миль в час, в тени за окнами мелькали верстовые столбы. С отъезда из Нью-Йорка прошло сорок минут; Белл с проводником только закончили рассматривать список пассажиров, как поезд начал замедлять ход.

— Хармон, — объяснил проводник, сверяя время по часам «Уолтем». — Здесь мы меняем электровоз на паровоз и едем дальше.

— Мне нужно поговорить с моим старым знакомым-подрывником. Хочу узнать, что он думает делать в вашем экспрессе.

Пока меняли тяги, Белл телеграфировал в «Агентство Ван Дорна», запросив сведения о немце, австралийце, китайцах, путешествующих с Арнольдом Беннетом, и о подопечной Райкера. Он также послал телеграмму капитану Фальконеру.

СООБЩИТЕ ДОЧЕРИ ОРУЖЕЙНИКА УБИЙЦА

МЕРТВ

Единственный проблеск справедливости за этот безрадостный день. Смерть Ямамото может утешить Дороти Ленгнер, но вряд ли это можно назвать победой. Дело, уже запутавшееся со смертью Скалли, еще осложнилось из-за гибели японского шпиона, который обещал передать Беллу его настоящую добычу.

Белл снова сел в поезд.

Паровой локомотив «Атлантик-4–4–2» с большими колесами быстро набрал скорость и двинулся на север по берегу реки Гудзон. Белл прошел в голову поезда. Клубный вагон был обставлен удобными салонными креслами. Мужчины курили, пили коктейли и ждали своей очереди к парикмахеру и на маникюр.

— Ларри Розания! Какая неожиданная встреча!

Вор драгоценностей оторвался от газеты, полной заголовков о приходе Великого белого флота в Сан-Франциско. Посмотрел поверх очков в золотой оправе и сделал вид, что не узнает рослого золотоволосого детектива в белом костюме. Манеры у него были покровительственные, голос надменный.

— Мы знакомы, сэр?

Белл без приглашения сел.

— В последний раз я слышал о вас, когда мои старые друзья Уолли Кисли и Мак Фултон надолго приготовили для вас квартиры в Синг-Синге.

При упоминании о друзьях Белла Розания перестал притворяться.

— Жаль было услышать об их смерти, Исаак. Интересные люди и отличные сыщики — миру не хватает и тех и других.

— Ценю эту мысль. Как вы выбрались? Проделали дыру в стене камеры?

— А вы не слышали? Меня помиловал губернатор. Хотите посмотреть?

— Очень хочу, — сказал Исаак Белл.

Вежливый медвежатник достал из кармана дорогой бумажник. Оттуда он извлек конверт, украшенный гербом с золотыми листьями, а из конверта — лист веленевой бумаги с именем губернатора штата Нью-Йорк на самом верху и именем самого Розании, разукрашенным так, словно его туда вписали старые монахи-миниатюристы.

— Предположим на мгновение, что это не подделка. Не возражаете, если я спрошу, чем вы это заслужили?

— Если я скажу, вы не поверите.

— А вы попробуйте.

— Когда мне было двенадцать лет, я перевел через улицу пожилую даму. Она оказалась матерью губернатора — тогда он еще не был губернатором. И не забыла мою доброту. Я же говорю: не поверите.

— Куда едете, Ларри?

— Конечно, вы уже просмотрели список пассажиров. И отлично знаете, что я еду в Сан-Франциско.

— Что вы собираетесь там взорвать?

— Я исправился, Исаак. Я больше не беру несгораемые шкафы.

— Чем бы вы ни занимались, получается у вас недурно, — заметил Белл. — Билет на этот поезд обходится недешево.

— Скажу вам правду, — сказал Розания, — хотя вы опять не поверите. Я встретил вдову, которая верит, что я пуп земли и центр мироздания. А поскольку она унаследовала больше денег, чем я могу украсть за всю жизнь, я ее не разубеждаю.

— Я могу сообщить начальнику поезда, что его сейф в безопасности?

— В безопасности, как дома. Преступления больше не окупаются. А как вы, Исаак? Направляетесь в контору в Чикаго?

— На самом деле я кое-кого ищу, — сказал Белл. — И бьюсь об заклад, что даже исправившийся медвежатник очень внимательно наблюдает за другими пассажирами роскошного поезда. Не заметили иностранцев, которые могли бы меня заинтересовать?

— Заметил нескольких. Один — в этом вагоне.

Розания кивком показал назад и понизил голос.

— Немец, притворяющийся коммивояжером. Если это так, то худшего коммивояжера я не видел.

— С негнущейся шеей, похож на прусского офицера? — Белл заметил Шефера еще когда входил в вагон. Немцу лет тридцать, он дорого одет, и от него исходит ощущение холодной, свирепой враждебности.

— Вы бы у него что-нибудь купили?

— Ничего такого, что мне не было бы нужно. Еще кто?

— Взгляните на подлизу-австралийца, продающего золотую шахту.

— Проводник тоже его заметил.

— Хорошего проводника поезда обмануть невозможно.

— Но на вас он даже не взглянул.

— Я вам сказал: я исправился.

— Ах да, я забыл, — улыбнулся Белл. Потом спросил: — Знаете импортера драгоценных камней по имени Эрхард Райкер?

— Герр Райкер. Вот уж с кем никогда не связывался.

— Почему?

— По той же причине, по какой мне и в голову бы не пришло взорвать сейф Джо Ван Дорна. У Райкера своя служба безопасности.

— Что еще вы о нем знаете?

— С моей прежней точки зрения, это все, что мне нужно было знать.

Белл встал.

— Рад был повидаться, Ларри.

Розания неожиданно смутился.

— Если не возражаете, меня теперь зовут Лоренс. Вдове нравится называть меня Лоренсом. Говорит, так красивее.

— Сколько лет вдове?

— Двадцать восемь, — самодовольно ответил Розания.

— Поздравляю.

Когда Белл уже уходил, Розания сказал ему вслед:

— Погодите минутку. — Он снова понизил голос. — Заметили китайцев? Их двое в поезде.

— И что китайцы?

— Я бы им не доверял.

— Мне сказали, что они ученики миссионеров.

Лоренс Розания мудро кивнул.

— Проповедник — это человек-невидимка. Когда я корчил из себя такого ученичка и пожилые дамы приглашали меня к себе домой, чтобы я познакомился с их племянницами и внучками, джентльмены, которым принадлежали дома, смотрели на меня — и не видели.

— Спасибо за помощь, — сказал Белл. Он решил, когда в Олбани поезд снова поменяет тягу, отправить телеграмму смотрителю Синг-Синга с советом пересчитать заключенных.

Он пошел назад через клубный вагон, разглядывая немца. Искусно сшитый европейский костюм хорошо скрывал мощную фигуру. Немец сидел прямо, как кавалерийский офицер.

— Добрый день, — кивнул Белл.

Герр Шефер ответил холодным враждебным взглядом, и Белл вспомнил, что говорил ему Арчи: подданные кайзера Вильгельма обязаны в поезде уступать место офицерам.

«Попробуй ты это здесь, — подумал Белл, — получил бы по морде. И от мужчин, и от женщин».

Он продолжал идти в хвост поезда через шесть пульмановских и купейных вагонов в обзорный вагон, где пассажиры пили коктейли, глядя, как заходящее солнце окрашивает небо над рекой Гудзон. Китайцы, ученики миссионеров, были одеты в одинаковые плохо сидящие черные костюмы, и у каждого бугор подле сердца указывал на присутствие библии. Они сидели с бородатым англичанином в твидовом костюме; Белл заключил, что это и есть их покровитель, журналист и романист Арнольд Беннет.

У Беннета были морщинистое лицо и могучее телосложение. Он показался Беллу моложе, чем он представлял себе, читая статью в «Харперз уикли». Он разглагольствовал перед восхищенными чикагскими дельцами, расписывая прелести путешествия по Соединенным Штатам, и у Белла сложилось впечатление, что он готовит материал для очередной статьи.

— Может ли человек гордо сказать: «Это лучший из поездов, и у меня в нем купе?»

Торговец с гулким голосом, похожим на голос Теда Уитмарка, жениха Дороти Ленгнер, провозгласил:

— Лучший в мире поезд, лучше просто не бывает!

— «Бродвей лимитед» тоже весьма приличный! — заметил его спутник.

— На «Бродвей лимитед» ездят только старики, — фыркнул торговец. — А «Твентис сенчури» — для самых успешных деловых людей. Для парней из Чикаго вроде меня.

Арнольд Беннет с привычной сноровкой руководил разговором, направляя его в нужное русло.

— Ваши американские удобства не перестают удивлять. Вы знаете, что я могу переключить электрический вентилятор в моей спальне на три разные скорости? С нетерпением ожидаю вечера с разнообразными развлечениями в духе варьете.

Чикагцы рассмеялись, хлопая себя по ляжкам, и потребовали у официантов еще выпивки. Китайцы неуверенно улыбались, и Белл задумался, насколько они понимают по-английски. Напуганы эти молодые люди присутствием больших и буйных американцев или просто стесняются?

Когда Беннет театральным жестом вынул из золотого портсигара сигарету, один из китайцев зажег спичку, а другой пододвинул ему пепельницу. Исааку Беллу показалось, что Гарольд Уинг и Луис Ло исполняют при Беннете двойную роль: охранников и слуг.

Подъезжая к Олбани, поезд пересек реку Гудзон по высокому мосту-эстакаде, откуда видны были ярко освещенные пароходы. Поезд остановился. Пока тормозные кондукторы отцепляли локомотив и прицепляли другой, а также дополнительный вагон-ресторан, где подадут ужин, Исаак Белл отправлял и получал телеграммы. Свежий локомотив «Атлантик-4–4–2» с ведущими колесами еще выше, чем у предыдущего, уже потащил поезд дальше, когда Белл заскочил в вагон и закрылся в своем купе.

За короткое время после отправки предыдущих телеграмм из Хармона аналитический отдел ничего не успел узнать о немце, австралийце, путешествующих с Арнольдом Беннетом китайцах и о подопечной герра Райкера. Но детективы, которые оставались на Центральном вокзале, начали сопоставлять показания свидетелей убийства Скалли. Ни один человек не видел, как заколку вонзили Скалли в мозг. Но убийство явно было скоординировано и совершено с военной точностью.

Вот что стало известно. Китаец, который вез тележку с сигарами, сообщил, что видел, как Скалли торопился на платформу «Твентис сенчури». Он как будто кого-то искал.

Ирландцы, увозившие строительный мусор, видели, как Скалли разговаривал с красивой рыжеволосой женщиной. Стояли они очень близко, словно хорошо знали друг друга.

Полицейский подошел, только когда собралась толпа. Но пассажир из северной части штата Нью-Йорк видел, как Скалли и женщину окружила толпа студентов.

«Он словно оказался внутри строя клином».

Потом студенты разбежались, а Скалли уже лежал на перроне.

Куда они подевались?

Во все стороны, как тающий лед.

Как они выглядели?

Как парни из колледжа.

«Они застали его врасплох, — написал Гарри Уоррен в телеграмме Беллу. — Он так и непонял, что его убило».

Белл, оплакивавший друга, сомневался в этом. Конечно, даже лучших можно обмануть, но Скалли всегда соображал очень шустро. Джон Скалли должен был понять, что его провели. К сожалению, слишком поздно, чтобы спастись. Но Белл готов был ручаться, что Скалли знал. Если бы только он стал свидетелем его последнего вздоха!

Гарри Уоррен гадал, та ли это рыжая, которую он видел в опиумной курильне Хип Синга, где они со Скалли ненамеренно столкнулись. Описания свидетелей на вокзале слишком общие, чтобы можно было сказать с уверенностью. Красивая рыжая девушка — каких в Нью-Йорке тысяча. Пять тысяч. Десять. Но описание костюма не соответствовало тому, что Гарри видел в курильне в Чайнатауне. И на этой не было толстого слоя косметики.

Белл достал из кармана издевательскую записку шпиона и снова прочел ее.

ОКО ЗА ОКО, БЕЛЛ.

УИКСА ВЫ ЗАСЛУЖИЛИ, ТАК ЧТО ЕГО

НЕ СЧИТАЕМ.

НО ЗА НЕМЦА ВЫ ПЕРЕДО МНОЙ В ДОЛГУ.

Шпион хвастал, что немец и Уикс работали на него. Беллу это показалось безрассудством в деле, где умение скрываться означает выживание; здесь победы одерживают без шума. Он не мог себе представить, чтобы такую записку оставили хладнокровный Ямамото или даже заносчивый Эббингтон-Уэстлейк.

К тому же, кажется, шпион заблуждается. Неужели он считает, что Исаак Белл и «Агентство Ван Дорна» не обратят внимания на его выпад? Он, по сути, напрашивается на похвалы.

В ресторан Белл отправился во вторую очередь.

Столы были накрыты на четверых и на двоих, и полагалось садиться туда, где есть место. Белл заметил, что у Беннета и китайцев за столом на четверых есть свободное место. Как и раньше, в обзорном вагоне, остроумный писатель радовал слух собравшихся, в то время как китайцы молчали. Немец Шефер ел в напряженном молчании, сидя против американца-коммивояжера, который никак не мог завязать разговор. Австралиец тоже сидел за столиком на двоих, а с ним человек, одетый так, что мог позволить себе купить золотую шахту. Еще за одним столиком на двоих Лоренс Розания о чем-то серьезно беседовал с молодым человеком в элегантном костюме.

Белл дал деньги старшему официанту.

— Я хотел бы поужинать за столом мистера Беннета.

Но, когда официант повел его к столику, из-за другого стола, мимо которого они проходили, Белла окликнули.

— Белл! Исаак Белл! Я так и подумал, что это вы.

Торговец драгоценными камнями Эрхард Райкер встал из-за стола, поднес к губам салфетку и протянул руку.

— Новое совпадение, сэр? Мы как будто повторяем их. Вы один? Не хотите присоединиться?

Китайцы могут подождать. Список пассажиров показывает, что они едут до Сан-Франциско, тогда как Райкер завтра утром пересаживается в Топике, в Атчисоне, на «Санта-Фе Калифорния лимитед».

Они обменялись рукопожатием. Райкер показал на пустой стул напротив себя. Белл сел.

— Как идет охота за нашим бриллиантом?

— Я надеюсь раздобыть изумруд, достойный королевы. Или даже богини. Он должен ждать нас, когда мы вернемся в Нью-Йорк. Можно только молиться, чтобы даме он понравился, — добавил он с улыбкой.

— Куда направляетесь?

Райкер осмотрелся, чтобы убедиться — их не подслушивают.

— В Сан-Диего, — прошептал он. — А вы?

— В Сан-Франциско. А что в Сан-Диего?

Райкер снова огляделся.

— Розовый турмалин. — Он пренебрежительно улыбнулся — в свой адрес. — Простите мне мою неразговорчивость. У врага повсюду шпионы.

— У врага? У какого врага?

— «Тиффани и компания» пытаются прибрать к рукам все поставки турмалина из Сан-Диего из-за того, что Цы Си, вдовствующая императрица Китая, — эксцентричный деспот, в чьих руках сосредоточено все богатство Китая, — обожает розовые турмалины из Сан-Диего. Они идут у нее на статуэтки, застежки, пуговицы и тому подобное. Влюбившись в розовые турмалины, она создала целый новый рынок. «Тиффани» пытается завладеть им. — Он еще больше понизил голос. Белл наклонился, чтобы слышать. — А это создает прекрасные возможности для независимых поставщиков, которые способны первыми завладеть лучшими экземплярами. В торговле драгоценностями человек человеку волк, мистер Белл.

Он подмигнул и улыбнулся. Белл не мог понять, насколько он серьезен.

— Я не разбираюсь в ювелирном деле.

— Но ведь детективу попадаются драгоценные камни, пусть даже только краденые.

Белл пристально взглянул на него.

— Откуда вы знаете, что я детектив?

Райкер пожал плечами.

— Соглашаясь поискать дорогой камень, я прежде всего проверяю, способен ли клиент за него заплатить.

— Детективы не богаты.

— Те, кто унаследовал деньги бостонских банкиров, богаты, мистер Белл. Простите, если вам покажется, что я вторгаюсь в вашу личную жизнь, но вы должны понять, что сбор информации о клиентах — существенная часть любого бизнеса. У меня небольшие операции. Я не могу тратить недели на поиски камня для клиента, который покупает глазами.

— Понимаю, — сказал Белл. — Но и вы поймите, почему мне это не по душе.

— Конечно, сэр. Но ваши тайны у меня в полной безопасности. Хотя я удивился, узнав, что вы, успешный детектив, бежите известности.

— Стараюсь не попадаться фотографам и портретистам.

— Но чем больше преступников вы ловите, тем известнее становитесь.

— Надеюсь, — сказал Белл, — только среди преступников за решеткой.

Райкер рассмеялся.

— Хорошо сказано, сэр. Но я слишком много болтаю. Официант ждет. Надо заказать обед.

Белл услышал, как позади Арнольд Беннет провозгласил:

— Я впервые обедаю в поезде, где есть меню. Великолепный обед, хорошо приготовленный и прекрасно поданный. Баранина непревзойденная.

— А вот и похвала, — сказал Райкер. — Может, заказать баранину?

— Ни разу не встречал англичанина, который разбирался бы в еде, — ответил Белл и спросил у официанта: — Мы еще в сезоне сельди?

— Да, сэр. Как вам приготовить?

— Поджарить. И можно попросить на завтрак икры?

— Утром будет другой ресторан, сэр. Его подцепят в Элкхарте. Но я оставлю немного икры на льду у проводника.

— Оставьте две порции, — сказал Райкер. — Сельдь вечером, икра сельди наутро. Что скажете, Белл, не распить ли нам бутылочку рейнского?

Официант отошел, и тогда Белл сказал:

— Вы превосходно говорите по-английски. Как будто это ваш родной язык.

Райкер рассмеялся.

— В меня вбили английский в Итоне. Отец отправил меня учиться в Англию. Он считал, что мне поможет вести дела, умение общаться не только с моими немецкими соотечественниками. Но скажите — кстати об отцах — как вам удалось остаться в стороне от банковского дела?

Зная от исследователей Ван Дорна, что отец Райкера был убит на бурской войне, Исаак отвечал уклончиво, чтобы разговорить Райкера:

— Мой отец был и до сих пор остается во главе бизнеса.

Он вопросительно посмотрел на Райкера, и немец сказал:

— Завидую. А у меня не было выбора. Отец умер в Африке, когда я только окончил университет. И если бы я не занялся бизнесом, дело развалилось бы.

— Судя по словам ювелира, вы преуспеваете.

— Отец научил меня всем хитростям. К тому же его хорошо знали на ювелирных фабриках и в мастерских. Его имя по-прежнему открывает двери, особенно здесь, в Америке, в Ньюарке и Нью-Йорке. Не удивлюсь, если встречусь в Сан-Диего с кем-то из его старых друзей. — Он снова подмигнул. — В таком случае покупатели «Тиффани» будут рады, если сумеют уехать из Сан-Диего, сохранив свои золотые зубы.

Шпион оправился от потрясения, которое пережил, увидев, как Белл прыгнул в «Твентис сенчури лимитед» на Центральном вокзале. Кэтрин Ди вскоре пустит в ход свои уловки в Ньюпорте, а он тем временем сумеет превратить неожиданное появление детектива в поезде в свое преимущество. Он привык к схваткам с правительственными агентами — английскими, французскими, русскими, японскими, а также с офицерами различных флотских разведок, в том числе американской, и придерживался очень невысокого мнения об их способностях. Но частный детектив — это новое затруднение, и он с некоторым опозданием понял, что этого противника стоит тщательно изучить, прежде чем делать ход.

Он был доволен, что приказал убить детектива Джона Скалли. Это потрясение сказалось на Белле, хотя рослый детектив хорошо это скрывал, проходя по поезду так, словно он тут хозяин. Может, убить и Белла? Это казалось необходимым. Вопрос в том, кто его заменит. Вернулся из Европы друг Белла Эббот. Тоже опасный и воинственный соперник, насколько ему известно, хотя уступает Беллу. Займется ли делом сам грозный Джозеф Ван Дорн? Или останется над схваткой? У него агентство с отделениями по всей стране, и один бог знает, что еще он может скрывать.

С другой стороны, с улыбкой подумал он, маловероятно, чтобы даже Бог знал обо всем, что скрывает тень.

35

— Мы по-прежнему проверяем китайцев, путешествующих с Арнольдом Беннетом. Но это потребует времени. То же с немцем, Шефером. Аналитический отдел не может ничего найти о нем, но, как вы сказали, мистер Белл, странно, что посольство покупает билет для торговца.

Агент Ван Дорна в одиночестве купе Белла торопливо докладывал во время остановки поезда в Сиракузах, где подцепляли новый паровоз и вагон-ресторан.

— Синг-Синг подтверждает рассказ Розании.

Розания не сбежал из тюрьмы, но, как и говорил, был помилован губернатором. Австралийский владелец золотой шахты оказался канадским мошенником, обычно продающим шахты в поездах, где показывал документы на права, не имеющие никакой цены и золотые самородки.

Локомотив свистнул — «вперед».

— Пора!

Белл сказал:

— Организуйте междугородную связь с мистером Ван Дорном на нашей следующей остановке в Восточном Буффало.

Через два часа, когда у ярко освещенного вокзала восточного Буффало они остановились поменять паровоз, Белла ждал детектив Ван Дорна; он провел его в кабинет диспетчера. Пока оператор соединял, Белл расспросил о последних новостях.

— Насколько можно понять из показаний всех свидетелей, Скалли разговаривал с рыжеволосой женщиной. Прилетел футбольный мяч и ударил его в плечо. Парни из колледжа окружили Скалли и принялись извиняться. Кто-то крикнул, что поезд отходит, и они все побежали к вагонам. Скалли лежал на спине, словно после сердечного приступа. Вокруг собралась толпа, люди пытались помочь. Подошел коп, стал вызывать врача. Потом прибежали вы. Потом парень из Нью-йоркской конторы. Потом вы побежали за «Лимитед», а какая-то женщина увидела кровь и закричала, а коп велел всем оставаться на местах. И очень скоро явилась толпа ван дорнов с блокнотами.

— А где рыжая?

— Никто не знает.

— Хорошо одетая, говорите?

— Модно.

— Кто сказал? Коп?

— Женщина, которая работает приказчиком у «Лорда и Тейлора», это магазин готового платья в Нью-Йорке.

— Одета не как шлюха?

— Ну если только как самая дорогая.

Когда Белл уже думал, что придется бежать на поезд бегом, — зазвонил телефон. Связь была плохая, сильные помехи.

— Говорит Ван Дорн. Это вы, Исаак? Что у вас есть?

— Есть сообщение о рыжеволосой женщине в платье и шляпе, каких можно ожидать в опиумной курильне, и накрашенной под стать, и второе сообщение о рыжей женщине, одетой, как приличная дама. Обеих видели со Скалли.

— А что, Скалли был падок на рыжих?

— Не знаю, — сказал Белл. — Мы с ним говорили только о нарушителях закона и об оружии. Нашли его пистолет?

— «Браунинг вест покет» все еще у него в кобуре.

Белл покачал головой: его приводило в отчаяние, что Скалли сумели застать врасплох.

— Что? — кричал Ван Дорн. — Я вас не слышу.

— Не могу представить себе, чтобы кто-нибудь мог застать Скалли врасплох.

— Вот что значит работать в одиночку.

— Как бы то ни было…

— Что?

— Как бы то ни было, причина — шпион.

— Шпион с вами в поезде?

— Пока не знаю.

— Что?

Белл сказал:

— Прикажите сохранить для меня пистолет Скалли.

Джозеф Ван Дорн отчетливо расслышал это. Он хорошо знал своих детективов. Иногда ему даже казалось, будто он знает, что заставляет их жить именно так.

— Когда вернетесь в Нью-Йорк, пистолет будет вас ждать.

— Позвоню из Чикаго.

«Твентис сенчури лимитед» двинулся, чтобы к утру преодолеть пятьсот двадцать миль и прийти в Чикаго. Белл прошел вперед, в клубный вагон. Вагон был пуст, только за одним столиком играли в покер. Канадский мошенник, выдающий себя за австралийца-золотопромышленника, играл с джентльменами постарше. И ему не нравилось, что проводник Дилбер внимательно наблюдал за ним.

Тогда Белл пошел в задний вагон набирающего ход поезда. Хотя было уже за полночь, в обзорном вагоне собралось множество мужчин, они беседовали и выпивали. Толпу развлекал Арнольд Беннет, которого сопровождал серьезный китаец. Шефер, немецкий торговец, о чем-то разговаривал с Эрхардом Райкером. Белл взял выпивку и постарался, чтобы его заметили; Райкер его увидел и помахал рукой, приглашая присоединиться. Немца он представил как герра Шефера. У Белла Шефер спросил:

— Чем вы занимаетесь, вы сказали, мистер Белл?

— Страхованием, — ответил Белл, благодарно кивая Райкеру — тот не сказал, что он детектив. Он сел так, чтобы иметь возможность наблюдать и за Арнольдом Беннетом.

— Конечно, — сказал Райкер, без запинки поддерживая эту ложь. — Я должен был вспомнить. Итак, все мы коммивояжеры, или коммерческие путешественники, как называют нас англичане. Все что-нибудь продаем. Я снабжаю американских ювелиров драгоценными камнями. А мистер Шефер представляет органы, которые производят в Лейпциге. Я прав, сэр?

— Так точно! — рявкнул Шефер. — Вначале я продаю. Потом компания посылает немецких рабочих, которые собирают орган на месте. Они умеют собирать лучшие органы.

— Церковные? — спросил Белл.

— Церкви, концертные залы, стадионы, университеты. Понимаете, немецкие органы лучшие в мире. Потому что немецкая музыка — лучшая в мире. Понятно?

— Вы играете на органе?

— Нет, нет, нет, нет. Я всего лишь продавец.

— Как кавалерийский офицер становится продавцом? — спросил Белл.

— Что? Какой кавалерийский офицер? — Шефер посмотрел на Райкера, потом на Белла, лицо его окаменело. — Что вы имеете в виду, сэр?

— Я не мог не заметить на руках у вас мозоли от вожжей, — миролюбиво ответил Белл. — И выправка у вас военная. Верно, Райкер?

— Да и сидит он, как военный.

— А? — Шея Шефера побагровела, краска перешла и на лицо. — Ja, — сказал он. — Конечно. Да, я был военным, много лет назад. — Он помолчал и посмотрел на свои сильные руки. — Конечно, я до сих пор езжу верхом, когда остается время от этого моего нового занятия, торговли. Прошу прощения, я сейчас вернусь. — Он встал, собираясь уходить, остановился и спохватился. — Хотите, я закажу официанту еще выпивку?

— Да, — сказал Райкер, пряча улыбку, пока Шефер не исчез в туалете.

— Оглядываясь назад, — сказал он, улыбаясь шире, — я вижу все большую мудрость отца — как заметил ваш Марк Твен о своем батюшке. Отец не ошибался, отправив меня учиться в Англию. Мы, немцы, неловко себя чувствуем в присутствии людей других национальностей. И хвастаем, чтобы скрыть это.

— В германской армии офицеры часто становятся торговцами? — спросил Белл.

— Нет. Но кто знает, почему он оставил службу? Он слишком молод, чтобы уйти в отставку, даже на половинное жалованье. Может, ему нужно зарабатывать на жизнь?

— Может быть, — сказал Белл.

— Кажется, — улыбнулся Райкер, — вы не в отпуске. Или детектив всегда занят очередным делом?

— Дела обычно перетекают одно в другое, — ответил Белл, гадая, что такое это заявление Райкера — вызов или просто дорожная болтовня. — Например, — сказал он, внимательно наблюдая за реакцией Райкера, — например, занимаясь расследованием, которое не имеет никакого отношения к остальному, и сев в этот поезд, я узнал, что вы часто путешествуете с молодой леди, которая считается вашей подопечной.

— Действительно, — сказал Райкер. — Это правда.

— Вы слишком молоды для опекуна.

— И это правда. Но как я не мог отказаться от ответственности за фирму отца, точно так же я не мог не позаботиться о сироте, когда ее семью постигла трагедия. Несчастья случаются с самыми независимыми людьми, мистер Белл… когда они этого ожидают меньше всего. Но вот что я вам скажу: события, о которых мы не думаем, часто оказываются лучшим, что с нами может произойти. Девушка принесла свет в мою жизнь, в которой была только тьма.

— Где она сейчас?

— В школе. Заканчивает в июне. — Он через стол наставил палец на Белла. — Надеюсь, вы с ней познакомитесь. Летом она приплывет со мной в Нью-Йорк. Она выросла в закрытой монастырской школе, и поэтому я пользуюсь любой возможностью расширить ее горизонты. Встреча с частным детективом, несомненно, относится к такому опыту.

Белл кивнул.

— Буду ждать с нетерпением. Как ее зовут?

Райкер как будто не слышал вопроса. Или, если слышал, предпочел не отвечать. Вместо этого он сказал:

— Столь же расширит ее жизненный опыт встреча с женщиной, которая снимает кинофильмы. Мистер Белл, почему вы удивлены? Конечно, я знаю, что ваша невеста снимает кино. Я уже говорил, что не веду дела вслепую. Я знаю, что вы можете позволить себе лучшее, и знаю, что она способна критически отнестись к этому лучшему. Вдвоем вы — настоящий вызов. Надеюсь не ударить в грязь лицом.

Вернулся Шефер, как видно, плеснувший воды в лицо, — на его галстуке виднелись мокрые пятна. Но он улыбался.

— Вы очень наблюдательны, мистер Белл. Мне казалось, что, сняв мундир, я отказался от прошлого. Все ли страховщики замечают такие несоответствия?

— Продавая вам страховку, я рискую, — ответил Белл. — Наверно, поэтому я всегда ожидаю риска.

— Герр Шефер — надежный случай? — спросил Райкер.

— Люди с устойчивыми привычками всегда надежны. Герр Шефер, прошу меня простить, если вам показалось, что я слишком назойлив.

— Мне нечего скрывать!

— Кстати о сокрытии, — сказал Райкер, — похоже, наш официант скрылся. Где выпивка?

Белл кивнул. Подбежал официант и принял заказ.

Арнольд Беннет сказал своим китайским спутникам:

— Джентльмены, у вас сонный вид.

— Нет, сэр. Мы очень довольны.

— В поезде не придется много спать. Здесь может быть изобилие роскоши: портновская мастерская, библиотека, маникюр, даже пресные и соленые ванны. Но в отличие от Европы, где лучшие поезда трогаются с вкрадчивостью дурных привычек, я ни разу не спал в американских спальных вагонах дольше часа — резкие остановки, внезапное начало движения, гудки и скрежет колес на поворотах.

Смеющиеся чикагцы протестовали, говоря, что скорость стоит небольших неудобств.

Исаак Белл обратился к своим немецким спутникам: Эрхарду Райкеру, который казался англичанином, и герру Шеферу, тевтонцу в той же степени, что опера Вагнера:

— В обществе не одного, но двух подданных кайзера я должен спросить — что говорят о войне в Европе?

— Германия и Англия соперники, но не враги, — ответил Райкер.

— Силы наших держав равны, — тут же добавил Шефер. — У Англии больше броненосцев. У нас гораздо больше армия — самая современная и передовая, самая сильная в мире.

— Только в тех частях света, куда она может дойти, — отозвался из-за соседнего стола Арнольд Беттер.

— Почему, сэр?

— Адмирал наших американских хозяев Мэхэн[57] выразил это наиболее удачно: «Государство, которое правит морями, правит миром». Цена вашей армии, если она не может добраться до поля битвы, — плевок в плевательницу.

Шефер побагровел. Жилы вздулись у него на лбу.

Райкер жестом остановил его и ответил:

— Войны нет. Разговоры о войне — только разговоры.

— Тогда почему вы строите все больше броненосцев? — спросил в ответ английский писатель.

— А почему это делает Англия? — мягко возразил Райкер.

Чикагцы и китайцы переводили глаза с немцев на англичанина, как зрители на теннисном матче. К удивлению Белла, один из молчаливых китайцев ответил раньше писателя:

— Англия — остров. У англичан нет выбора.

— Спасибо, Луис, — сказал Арнольд Беннет. — Я не мог бы выразиться лучше.

Миндалевидные глаза Луиса распахнулись, и он опустил взгляд, словно смущенный тем, что заговорил.

— По этой логике, — сказал Райкер, — у Германии тоже нет выбора. Немецкая промышленность и немецкая торговля нуждаются в большом торговом флоте, чтобы доставлять наши товары по всему свету. Мы должны защищать свой флот. Но откровенно говоря, чутье подсказывает мне, что разумный делец никогда не согласится на войну.

Герр Шефер фыркнул.

— Мой соотечественник слишком доверчив. Деловых людей никто не спрашивает. Англия и Россия сговариваются, чтобы помешать росту Германии. Франция встает на сторону Англии. Храни Gott нашу германскую армию и наших прусских офицеров.

— Прусских? — воскликнул один из чикагцев. — Прусские офицеры вынудили моего деда уехать в Америку.

— Моего тоже, — подхватил другой с покрасневшим лицом. — Благодарю Gott, что они выгнали нас из этой адской дыры.

— Социалисты, — сказал Шефер.

— Социалисты? Я вам покажу социалиста!

Друзья чикагца удержали его.

Шефер не обратил на это внимания.

— Нас осаждают Англия и английские лакеи.

Арнольд Беннет вскочил, принял бойцовскую стойку и сказал:

— Мне не нравится ваш тон, сэр.

Половина обзорного вагона теперь была на ногах, все кричали и жестикулировали. Исаак Белл взглянул на Райкера. Тот ответил взглядом, в котором светилась улыбка.

— Полагаю, я ответил на ваш вопрос, мистер Белл. Доброй ночи, сэр. Пойду спать, пока не началась драка.

Прежде чем он успел встать, Шефер закричал:

— Осаждены снаружи, а изнутри нас предают социалисты и евреи!

Исаак Белл холодно посмотрел на Шефера. Немец отступил, пробормотав:

— Подождите. Покончив с нами, они примутся за вас.

Исаак Белл набрал побольше воздуха, напомнил себе, зачем он в этом поезде, и сказал голосом, который услышали во всех уголках вагона:

— После того как адмирал Мэхэн доказал, что миром правят морские державы, он сказал одному фанатику слова, которыми я всегда восхищаюсь: «Иисус Христос был евреем. Для меня этого достаточно».

Крики прекратились. Кто-то рассмеялся. Кто-то другой заметил: «Отлично сказано. Для меня этого достаточно», — и все в вагоне рассмеялись.

Шефер щелкнул каблуками.

— Спокойной ночи, господа.

Райкер смотрел, как кавалерист подходит к ближайшему официанту и требует шнапса.

— На мгновение мне показалось, — негромко сказал он, — что вы собираетесь уложить герра Шефера.

Белл посмотрел на продавца драгоценных камней.

— Вы все замечаете, мистер Райкер.

— Я вам говорил. Отец научил меня всем деловым хитростям. Что вас так вывело из себя?

— Я не терплю ненависти.

Райкер пожал плечами.

— Отвечаю на ваш вопрос — правдиво: Европа хочет войны. Монархисты, демократы, торговцы, военные и моряки — все они слишком долго жили в мире, чтобы знать, что такое война.

— На мой взгляд, это слишком цинично, — сказал Белл. Райкер улыбнулся.

— Я не циник. Я реалист.

— А как же разумные деловые люди, о которых вы говорили?

— Одни видят в войне выгоду. А других просто не станут слушать.

Шпион наблюдал, как Белл следит за «подозреваемыми». «Детектив не может знать, в этом ли я вагоне.

Или сплю ли я в своей постели.

Или вообще на поезде ли я.

Не знает он и того, кто в этом поезде — мои люди. Поспите немного, мистер Белл. Сон вам понадобится. Утром вас ждут дурные вести».

36

— Ваша икра сельди и яичница-болтунья, мистер Белл, — объявил официант с широкой улыбкой, которая тут же исчезла, когда он увидел, что выражение приятного ожидания на лице Белла сменяется гневом. За два часа до места назначения «Твентис сенчури лимитед» принял чикагские утренние газеты, оставленные идущим на восток экспрессом. Пассажиров за завтраком на каждом месте ждали свежие сложенные экземпляры.

ВЗРЫВ НА ТОРПЕДНОЙ СТАНЦИИ ФЛОТА США

В НЬЮПОРТЕ

ДВУХ ОФИЦЕРОВ ВЗРЫВОМ РАЗНЕСЛО НА АТОМЫ

Ньюпорт, Род-Айленд, 15 мая. Взрыв, повлекший за собой смерть и разрушения, произошел на морской торпедной станции в Ньюпорте. Убиты два морских офицера и разрушена производственная линия.

Исаак Белл был ошеломлен. Неужели он пошел не по тому следу?

— Доброе утро, Белл! Вы не прикоснулись к своей икре. Она испортилась?

— Доброе утро, Райкер. Нет, пахнет хорошо. Дурные новости в газетах.

Райкер сел и развернул свою газету.

— Боже! В чем причина?

— Здесь не говорится. Прошу прощения.

Белл вернулся в свое купе.

Если это не несчастный случай, а саботаж, тогда сеть шпиона так же обширна, как опасна. За одни сутки эта сеть уничтожила предателя в Вашингтоне, убила детектива, шедшего по следу в Нью-Йорке, и устроила взрыв на тщательно охраняемой морской станции на побережье Род-Айленда.

Через несколько минут после того, как «Твентис сенчури лимитед» пришел в Чикаго, Белл устроил временный штаб в багажном помещении вокзала Ласаль. Детективы Ван Дорна из конторы в Палмер-Хаус уже взяли вокзал под наблюдение. И теперь следили за расходящимися подозреваемыми.

Ларри Розания сразу исчез. Об этом смущенно докладывал чикагский ветеран-детектив, когда в помещение вбежал другой.

— Исаак! Старик приказал позвонить по закрытой линии из кабинета начальника станции. И, кроме вас, там никого не должно быть.

Белл так и поступил.

Ван Дорн спросил:

— Вы один?

— Да, сэр. Был ли среди погибших офицеров Рон Уиллер?

— Нет.

Белл с облегчением вздохнул.

— Уиллер улизнул, чтобы провести ночь с женщиной. Не сделай он этого, тоже был бы мертв. Убиты два его человека.

— Слава богу, что не он. Капитан Фальконер говорит, он незаменим.

— Ну, есть еще кое-что незаменимое, — проворчал Ван Дорн. Шестьсот миль медного телефонного кабеля между Чикаго и Вашингтоном не ослабили грохот его гнева. — Этого нет в газетах и не будет — вы по-прежнему один, Исаак?

— Да, сэр.

— Слушайте. Флот получил страшный удар. От взрыва начался пожар. Огонь уничтожил весь арсенал экспериментальных электрических торпед, ввезенных из Англии. Люди Уиллера, по-видимому, заметно увеличили их дальность и точность попадания. Еще важнее — гораздо важнее — то, что люди Уиллера придумали, как снабжать боеголовки торпед динамитом. Мне об этом сегодня утром рассказал морской министр. Он в отчаянии. Грозит подать президенту прошение об отставке. Очевидно, ТНТ десятикратно увеличил бы силу взрыва американских торпед под водой.

— Можно ли считать, что это не был несчастный случай?

— Приходится, — ответил Ван Дорн. — И хотя официально свои установки стережет сам флот, здесь очень разочарованы службой личной безопасности «Агентства Ван Дорна».

Исаак Белл ничего не сказал.

— Мне не нужно объяснять последствия недовольства правительства независимо от того, виновны мы или нет, — продолжал Ван Дорн. — И я не понимаю, что вы делаете в Чикаго, когда шпион наносит удар в Ньюпорте.

На этот раз от ответа было не уйти, и Белл сказал:

— Великий белый флот вот-вот придет в Сан-Франциско. Скалли следил за шпионом или его агентами, направлявшимися в Сан-Франциско. Благодаря Скалли я скорее всего держу шпиона на мушке.

— Что, по-вашему, он собирается делать?

— Пока не знаю. Но это должно быть связано с флотом, и я намерен остановить его, прежде чем он что-нибудь предпримет.

Ван Дорн молчал целую минуту. Белл тоже молчал. Наконец босс произнес:

— Надеюсь, вы знаете, что делаете, Исаак.

— Он не уложит багаж и не отправится восвояси после Ньюпорта. Он нанесет новый удар по флоту.

Ван Дорн сказал:

— Хорошо. Я предупрежу Бронсона в Сан-Франциско.

— Я уже предупредил его.

Он вернулся в багажное помещение. Ван дорны доложили, что герр Шефер и китайцы вместе с Арнольдом Беннетом перешли в «Оверленд лимитед» до Сан-Франциско, как и было указано в их билетах.

— Их поезд отходит, Исаак. Если хотите отправиться с ними, вам пора.

— Иду.

Две сильные лошади тащили фургон со льдом; фургон был снабжен пружинными подвесками и пневматическими шинами вместо твердой резины, что делало необычайно плавной поездку по мощенным булыжником улицам Ньюпорта, спускающимся к воде. В тусклом свете редких газовых фонарей никто не заметил, что возчик, не отпускающий ручку тормоза, слишком слабый: щуплая мальчишеская фигура не годилась для перетаскивания стофунтовых глыб льда на корабль. И если кто-то посчитал странным, что возчик мягким сопрано напевает:

то оставил свое мнение при себе. Триста лет моряки в Ньюпорте контрабандой провозили ром, табак, рабов и опиум. И, если девушка желает развлечь своих лошадей, доставляя в потемках лед на корабль, это ее дело.

Корабль — видавший виды тридцатифутовый одномачтовик с короткой мачтой и низкой крышей каюты. С одним, но почти квадратным парусом и выдвижным, а не фиксированным килем, он гораздо резвее, чем кажется, и одинаково хорошо идет и по спокойному заливу, и по волнам в открытом море. Из каюты вывалилось несколько человек в непромокаемых плащах и вязаных шапках.

Девушка наблюдала, сунув руки в карманы, а мужчины тем временем сняли с фургона брезентовый полог, установили наклонные доски от фургона до борта и осторожно, одну за другой, выкатили по ним четыре семнадцатифутовые металлические трубы сигарообразной формы. Потом переместили скат и передвинули трубы на палубе, осторожно уложив их на свернутые паруса.

Когда это было сделано, деревянный корпус корабля низко осел в воде. Все мужчины, кроме одного, забрались в фургон и уехали. Оставшийся поднял парус и отвязал швартовы. Девушка встала за руль и умело вывела корабль в ночь.

Той же ночью — это была первая ночь «Оверленд лимитед» на пути из Чикаго — телеграммы, ждавшие Белла в Рок-Айленде, штат Иллинойс, подтвердили, что Райкер действительно сел в «Калифорния лимитед» до Сан-Диего. По-прежнему не доверяя совпадениям, Белл телеграфировал Хорасу Бронсону, главе отделения агентства в Сан-Франциско, и попросил поручить Джеймсу Дешвуду, молодому сыщику, хорошо проявившему себя в деле Саботажника, перехватить «Калифорния лимитед» в Лос-Анджелесе. Дешвуд должен проверить, действительно ли Райкер направляется в Сан-Диего, чтобы купить там розовые турмалины, или пересядет на поезд в Сан-Франциско. В любом случае молодой детектив должен следить за Райкером и его деликатными действиями. Белл предупредил Бронсона, что с Райкером едет телохранитель, по имени Плимптон, который будет его прикрывать.

Потом Белл отправил телеграмму в аналитический отдел в Нью-Йорк и попросил собрать больше сведений о смерти отца Райкера в Южной Африке и поручить Грейди Форреру поискать сведения о подопечной Райкера.

Исчезновение Лоренса Розании сразу после прибытия привело к напряженным поискам. Но когда Белл добрался до Де-Мойна в Айове, его ждало сообщение, что вор, отошедший от дел, после того как по привычке или из профессиональной гордости ускользнул от детективов Ван Дорна, опубликовал в «Чикаго трибюн» объявление о свадьбе и на медовый месяц отправлялся в Сан-Франциско вместе с новобрачной в частном вагоне невесты. А еще говорят, что преступления себя не оправдывают, написали в телеграмме из чикагской конторы агентства.

Герр Шефер, Арнольд Беннет и его китайские спутники пересели на «Оверленд лимитед» до Сан-Франциско, и Белл вместе с ними продолжал движение на запад, надеясь на следующих остановках получить от аналитического отдела дополнительные сведения и вместе с тем продолжая наблюдать за ними.

Потом Нью-Йорк подтвердил, что Шефер — определенно немецкий шпион.

«Герр Шефер» на самом деле кавалерийский офицер на действительной службе, майор немецкой армии. Настоящее его имя Корнелиус фон Найрен. Он специалист по тактике наземных действий и быстрому строительству железных дорог для подвоза подкреплений. Что бы он ни выведывал в Соединенных Штатах, к Корпусу 44 это не имело отношения.

«Очень опасен на суше, — написал Арчи. — Но на море не отличит броненосец от берестяного кораблика».

37

— Китайцев в конец очереди!

Второе утро в поезде «Оверленд лимитед», поезд подходит к Шайенну, штат Вайоминг; в вагоне-ресторане что-то произошло. Коридор пульмана за рестораном забит голодными мужчинами, время завтрака уже миновало.

— Вы меня слышали? Китайцы, монголы и прочие азиаты — в конец очереди!

— Оставайтесь на месте, — сказал Белл ученикам миссионеров.

Арнольд Беннет собирался за них заступиться. Белл его остановил.

— Я этим займусь, — сказал он.

Вот наконец возможность поближе познакомиться с подопечными Арнольда Беннета Гарольдом и Луисом. Белл остановился перед тем, кто кричал. Холодный гнев в его глазах и не позволяющее ошибиться впечатление, что он едва сдерживает этот гнев, заставили человека попятиться.

— Не обращайте на него внимания, — сказал высокий детектив ученикам миссионеров. — Голодные легко раздражаются. — Как вас зовут, молодой человек? — спросил он, протягивая руку. — Исаак Белл.

— Гарольд, мистер Белл. Спасибо.

— Гарольд, а дальше?

— Гарольд Винг.

— А вас?

— Луис Ло.

— Лу Луис или Ло Луис?

— Ло.

— Рад знакомству.

— Неудивительно, что этот неприятный тип проголодался, — проворчал Арнольд Беннет, стоявший первым в очереди. — Оборудование для приготовления завтрака в этом поезде не готово удовлетворить потребностей всех, кто в нем ночует.

Исаак Белл подмигнул Луису и Гарольду. Те неуверенно улыбались сложностям английского языка.

— Мистер Беннет хочет сказать, что спальных мест в поезде больше, чем мест в вагоне-ресторане.

Китайцы закивали.

— Они должны открыть вагон-ресторан к обеду, — продолжал Беннет. — Пока голодная толпа все тут не разнесла.

— Как спали? — спросил Белл у Гарольда и Луиса. — Привыкли к движению?

— Очень хорошо, сэр, — сказал Луис.

— Несмотря на мое предупреждение, что поезд на ходу дергается, — сказал Беннет.

Наконец дверь вагона-ресторана распахнулась, и Белл сел за один столик с ними. Как ни пытался Белл их разговорить, китайцы молчали, как сфинксы, а вот Беннет с удовольствием безостановочно разглагольствовал обо всем, что видел, прочел или услышал. Винг достал из кармана маленькую библию и стал читать. Ло смотрел в окно на зеленеющие поля и пасущиеся стада.

Исаак Белл ждал Луиса Ло в коридоре у купе Арнольда Беннета.

Восточнее Роулинса, штат Вайоминг, поезд, идущий по высокому плато, увеличил скорость. Кочегар непрерывно подбрасывал уголь; на скорости в восемьдесят миль в час поезд начал раскачиваться. И, когда показался ученик миссионеров, Белл позволил качающемуся вагону бросить его на меньшего ростом китайца.

— Простите!

Он восстановил равновесие, держась за лацкан Ло.

— Карманный пистолет вам выдали в семинарии?

— Что?

— Этот бугор — вовсе не библия.

Китаец словно съежился от смущения.

— О нет, сэр. Вы правы. Это пистолет. Просто я боюсь. На западе так ненавидят китайцев. Вы сами видели это за завтраком. Нас считают наркоманами или бандитами из тонга.

— А вы умеете пользоваться этой штукой?

Они по-прежнему стояли в считанных дюймах друг от друга, Белл держал китайца за лацкан, и тот не мог отойти.

— На самом деле нет, сэр. Думаю, нужно просто наставить его и нажать на курок. Но ведь важна угроза. Я еще никогда не стрелял.

— Разрешите посмотреть? — спросил Белл, протягивая руку.

Луис огляделся, убедился, что они одни, и неохотно достал пистолет. Белл взял его.

— Оружие высшего качества, — сказал он, удивившись тому, что ученик миссионера сумел найти карманный кольт словно только что с фабрики. — Где вы его взяли?

— Купил в Нью-Йорке.

— Вы купили очень хороший пистолет. А где именно в Нью-Йорке?

— В магазине рядом с полицейским участком. В центре.

Белл убедился, что пистолет стоит на предохранителе, и вернул его.

— Можете пораниться, размахивая оружием, если не умеете им пользоваться. По ошибке пораниться. Или кто-нибудь отнимет его у вас и застрелит — и объяснит все самозащитой. Мне было бы спокойнее, если бы вы спрятали пистолет в чемодан и больше не доставали.

— Да, сэр. Мистер Белл.

— Если кто-нибудь в поезде будет обижать вас, просто скажите мне.

— Пожалуйста, не говорите мистеру Беннету. Он не поймет.

— Почему?

— Он добрый человек. И не знает, как жестоки бывают люди.

— Уберите пистолет в чемодан, и я буду нем как рыба.

Луис обеими руками сжал руку Белла.

— Спасибо, сэр. Спасибо за понимание.

Лицо Белла превратилось в маску.

— Спрячьте в чемодан, — повторил он.

Китаец прошел по коридору и через тамбур в соседний вагон, где было купе Беннета. Уходя, китаец повернулся и благодарно помахал рукой. Белл кивнул, словно размышляя. Какой набожный молодой человек!

По правде говоря, размышлял он, эти такие юные с виду ученики миссионеров вполне могут быть бандитами из тонга. Если так, Белл дивился прозорливости Джона Скалли.

Никакой другой детектив в Нью-Йорке не смог бы в одиночку отправиться в Чайнатаун и две недели спустя установить связь двух гангстеров из тонга с шпионской сетью вокруг Корпуса 44. Ему очень хотелось надеть на Луиса Ло и Гарольда Винга наручники и отвести их в багажный вагон. Однако он сильно сомневался в том, что Луис и Гарольд — крупные фигуры в мире гангстеров… что они вообще гангстеры; а если они просто шестерки, он сможет проследить за ними и выйти на главаря.

То, что шпион привлек тонг, типично для его международного охвата. В случае таких, как Эббингтон-Уэстлейк, даже подумать об этом трудно. То, что шпион сумел привлечь к своим операциям известного английского писателя, свидетельствует о силе его дьявольского воображения.

— Ваша очередь, Уитмарк. Повышаете или выходите?

Тед Уитмарк отлично понимал, что, имея на руках семерку, нельзя пытаться пополнить карты внутри стрейта. Вероятность просто ничтожна. Ему нужна четверка. В колоде только четыре четверки: червонная, бубновая, пиковая и трефовая. А четверка треф уже выпала игроку напротив. И этот игрок удвоил ставку, намекая тем самым на то, что в его картах есть еще четверка. Четыре четверки в колоде, одна явно уже выпала, вторая — возможно. Вероятность не просто ничтожна, она нулевая.

Но он вложил в эту партию кучу денег и чувствовал, что удача вот-вот ему улыбнется. Ему должно повезти. Он начал проигрывать неделю назад в Нью-Йорке, и это выводило его из себя. В поезде на пути в Сан-Франциско он все время проигрывал и каждый вечер проигрывал после прибытия. Одной четверки уже нет. Еще одна или даже две тоже ушли. Иногда приходится брать быка за рога и проявлять храбрость.

— Ваш ход, Уитмарк. Повышаете или выходите?

Он заметил: больше никаких «мистер Уитмарк». Мистер исчез, когда он в третий раз за вечер одолжил пять тысяч. Иногда приходится быть храбрым.

— Повышаю.

— Здесь восемь тысяч.

Уитмарк передвинул свои фишки в котел.

— Здесь три. Остальное у маркера.

— Вы уверены?

— Давайте карту.

Человек, сдававший карты, посмотрел через стол не на Теда Уитмарка, а на изрезанное шрамами лицо владельца казино, который разрешал играть в долг. Тот нахмурился. На мгновение Уитмарк почувствовал, что спасен. Он не может повышать, если у него нет денег. Он выйдет из игры. Сможет вернуться в отель, выспаться, а с утра примется за работу по расписанию, чтобы покрыть свои долги деньгами, которые ему заплатят, когда он доставит продукты для Великого белого флота. Или Великой белой «глотки», как одобрительно заметил один из его конкурентов. На четырнадцать тысяч долларов нужно доставить очень много провизии.

Владелец казино кивнул.

— Сдавай.

Парень с четверкой получил еще одну четверку. Уитмарк получил девятку треф — более неудачная карта ему еще не выпадала. Кто-то еще повысил. Четверки еще подняли. Уитмарк вышел из игры.

— Не покажете вашу последнюю карту после окончания партии? — спросил он у игрока слева от себя.

Когда партия закончилась и три четверки напротив взяли куш, игрок слева от Теда, который получил карту, которая должна была достаться Теду, если бы он остался в игре, сказал:

— Это была четверка. Вам бы понравилось. — Он показал на выигравшего. — У вас были бы четыре одинаковых.

— Да, мне бы это понравилось, — согласился Тед, направляясь к бару. Но не успел он взять свой стакан, как к нему подошел владелец казино и сказал:

— У меня для вас сообщение от Томми Томпсона из Нью-Йорка.

Тед поежился под холодным взглядом этого человека.

— Не волнуйтесь — сказал он. — Вам я заплачу первому, как только смогу.

— Томми велел заплатить мне. Я принес вашу расписку.

— Сверх всего, что я уже должен? Вы рискуете.

— Вы заплатите. Так или иначе.

— Я много зарабатываю. Я все выплачу, скоро.

— Мне нужны не деньги, мистер Уитмарк. Мне нужна помощь, и именно вы можете мне помочь.

«Если бы мы с тобой были так умны, как считаем, вышли бы на них еще месяц назад».

Исааку Беллу, которому снился сон о Фраях, послышались эти слова Джона Скалли.

Это было первое его пробуждение после того, как он покинул Нью-Йорк. Полка накренилась вперед, и Беллу не нужно было смотреть в окно купе, чтобы понять, что они перевалили через Сьерра-Неваду и теперь спускаются в долину Сакраменто. До Сан-Франциско пять часов. Белл встал и быстро оделся.

Он что-то упустил?

«Несколько дней назад», — сказал он себе.

Не раз он спрашивал себя, какую роль играет романист Арнольд Беннер, защищая китайцев. А что если происходит прямо противоположное? Если писатель — тоже английский шпион? Как Эббингтон-Уэстлейк, прячущийся за аристократической речью, изысканными манерами и остроумием?

Поезд остановился в Сакраменто. Белл побежал на телеграф и отправил депешу в Нью-Йорк. Нанял ли Беннет бойцов тонга инарядил их в учеников миссионеров? Лучше всего прятаться у всех на виду. И Белл понял: Арнольд Беннет может быть самим шпионом, стоять во главе всей сети.

Кэтрин Ди громко выругалась.

Она гоготала как матрос; от бессонницы и порошка у нее кружилась голова. Она бранилась, как матрос. Ветер и брызги только усиливали действие кокаина, который она нюхала из флакончика слоновой кости, чтобы не уснуть в последнюю ночь их плавания из Ньюарка. Берега она не видела, но грохот прибоя подсказывал, что она подошла слишком близко.

Она провела тяжело нагруженный одномачтовик вдоль южного побережья Лонг-Айленда, рассчитывая пройти от Монток-Пойнт так, чтобы войти в пролив Файер-Айленд при первом свете дня. Не замеченная никем, кроме одинокого рыбака, она провела корабль через проход в рифах. Внутри, на спокойной воде, она двинулась по каналу, размеченному бакенами, отыскивая определенный ориентир на лонг-айлендском берегу, в пяти милях отсюда. Увидев его, она пересекла неспокойные воды залива Грейт-Саут-Бей, направляясь к белому дому с красной крышей. Столбы обозначали вход в заново углубленный ручей, берега которого облицевали деревом, выдержанным в креозоте.

Корабль спокойно прошел в ручей.

Эллинг был отделан новой кедровой дранкой. Крыша была высокая, вход в эллинг позволял провести внутрь корабль с низкой мачтой. Кэтрин Ди убрала парус и позволила кораблю дрейфовать. Она рассчитала все очень точно. Корабль остановился так, что она смогла набросить причальный канат. Потом принялась тянуть за этот канат, экономно расходуя силы, и ввела тяжело груженный корабль под крышу.

Через заднюю дверь, выходящую на сушу, появился мужчина.

— Где Джейк?

— Он пытался меня поцеловать, — ответила она равнодушно.

— Да? — Он словно говорил: «Ты женщина, чего же ты ожидала одна на корабле посреди океана?» — Так где он?

Она посмотрела ему в лицо.

— На борт прыгнула акула и сожрала его.

Он обдумал то, как затвердел в улыбке ее рот, как холодно сверкнули глаза, вспомнил, с какими людьми она знакома, и решил, что Джейк получил по заслугам. И его совсем не интересует, как это произошло. Он протянул ей плетеную корзину.

— Я принес тебе завтрак.

— Спасибо.

— Тут на двоих. Я не знал…

— Отлично. Умираю с голоду.

Она поела одна. Потом расстелила спальный мешок на парусине, покрывающей груз, и спокойно уснула, думая, что Брайан О'Ши будет гордиться ею. Взрыв на торпедной фабрике скрыл исчезновение четырех опытных электрических торпед, ввезенных из Англии для исследований. Гениальный Рон Уиллер снабдил их ТНТ, и теперь они в десять раз мощнее, чем когда их изготовили англичане. На морской торпедной станции в Ньюпорте никто и не подозревает, что их не уничтожил взрыв.

38

— А вот и вы, Белл! Отлично, что мы сможем попрощаться.

Сев в поезд, выходящий из Сакраменто в последний девяностомильный пробег до Сан-Франциско, Белл удивился, когда увидел, что Арнольд Беннет и китайцы, у которых были билеты до Сан-Франциско, собрали вещи и вынесли их в коридор.

— Я думал, вы едете в Сан-Франциско.

— Глядя на эти сады и ягодные поля, мы передумали. — Поезд проходил мимо полей клубники, заполненных сборщиками ягод в соломенных шляпах. — Сойдем раньше, в Сэссун-Сити. Мы решили пересесть в поезд до Напа-Джанкшен. Мой старый школьный приятель фермерствует там, чуть севернее, в Сент-Хелен — развел виноградник, давит ягоду и все такое. Мы буколически отдохнем от тягот пути — как ни великолепны были условия, — а уж потом отправимся в Сан-Франциско. Я намерен написать об этом статью для «Харперз», а мальчики отдохнут на свежем воздухе, прежде чем нести слово Господа в Китай.

Белл быстро думал. Он представлял себе длинный извилистый залив Сан-Франциско, закрытый от Тихого океана Сан-Францисским полуостровом и полуостровом Марина. После Сэссун-Сити поезд семнадцать миль идет на юг до Бенисии, где паром перевозит его через узкий пролив Каркинез к Порт-Коста. И, наконец, последние тридцать миль пути пролегает вдоль залива Сан-Пабло до Окленда, где пассажирский паром пересекает залив Сан-Франциско и приходит в город.

В тридцати милях к северу от города, вверх по заливу Сан-Франциско и заливом Сан-Пабло, находится верфь «Мар-Айленд». Это своего рода Бруклинская военная верфь западного побережья, с длинной историей строительства, ремонта и переоснастки боевых кораблей и подводных лодок. От верфи до Напа-Джанкшен, соединенного с Сэссун-Сити местной веткой, всего пять миль к северу.

Беннет и китайцы окажутся в одной короткой поездке на поезде или трамвае от «Мар-Айленд», где Великий белый флот встанет на ремонт после плавания и будет получать продовольствие, воду и свежие боеприпасы.

— Надо же, какое совпадение? — сказал Белл.

— Что вы имеете в виду?

— Я еду тем же поездом.

— А где ваши вещи?

— Я путешествую налегке.

«Оверленд лимитед» пришел в Сэссун-Сити с десятиминутным опозданием. Поезд до Напа-Джанкшен уже свистел. Белл схватил пачку телеграмм, ждавших его в конторе телеграфиста, и побежал на поезд. Он был местный, из двух вагонов, заднюю платформу прикрывал пестрый полосатый навес. Во втором вагоне сидело с полдюжины пассажиров, и Арнольд Беннет в гуще их начинал очередную историю. Он замолчал, чтобы указать на соседнее пустое сиденье.

— Попробую уговорить вас поехать с нами давить виноград на Сент-Хелен.

Белл помахал телеграммами, уходя в конец поезда, на платформу, чтобы остаться в одиночестве.

— Присоединюсь к вам через минуту. Распоряжения из главной конторы.

Беннет жизнерадостно рассмеялся и сказал через плечо:

— Да вы и так знаете, что вам велят продавать больше страховок.

Поезд пересекал соленые болота, холодный влажный ветер, проникавший под навес, пах морем. Он мерно раскачивал рукоять стоп-крана, подвешенную на короткой веревке, и шелестел телеграфными бланками.

Аналитический отдел пока не имел никаких сведений из Германии о юной подопечной Райкера; то, что на это уходило так много времени, одно из доказательств правоты Ван Дорна, который начинает открывать конторы в Европе.

Выяснились дополнительные подробности смерти отца Эрхарда Райкера в Южной Африке в 1902 году во время Англо-бурской войны. Сматс, глава Республики Трансвааль, неожиданно напал на железную дорогу, идущую от медных шахт Порт-Ноллота, где старший Райкер разыскивал в осадочных слоях алмазы; о них давно ходили слухи. Он укрылся в английском железнодорожном пакгаузе, когда на пакгауз напали буры с самодельными бомбами, начиненными динамитом.

Третья телеграмма была от Джеймса Дешвуда.

РАЙКЕР ПРИБЫЛ В ЛА.

СЕЙЧАС НАПРАВЛЯЕТСЯ В САН-ДИЕГО.

ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ ПЛИМПТОН ПОДОЗРИТЕЛЕН.

ДЖД ЗАПОДОЗРИЛ ЕГО В ТОМ ЧТО ОН АГЕНТ

ТИФФАНИ.

ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ УБЕДИЛ ДЖД ЧТО ОН

СТРАНСТВУЮЩИЙ ПРОПОВЕДНИК

ОБЩЕСТВА ТРЕЗВОСТИ.

Белл улыбнулся. У Дэша задатки отличного детектива. Неожиданно он перестал улыбаться. Последняя телеграмма начиналась предупреждающими буквами «ТДЗ» — «Ты должен знать». Арчи Эббот предупреждал: если Белл еще не насторожился, пора ему насторожиться.

ТДЗ

АРНОЛЬД БЕННЕТ ДОМА В ПАРИЖЕ

— Что? — вслух произнес Белл. Он посмотрел через стеклянную дверь, увидел человека в твидовом костюме, утверждающего, что он Арнольд Беннет, и снова посмотрел на телеграмму.

ПИСАТЕЛЬ НЕ — ПОВТОРЯЮ НЕ — НА «ОВЕРЛЕНД

ЛИМИТЕД».

СФ ВД АГЕНТ ВСТРЕТИТ ПОЕЗД В БЕНИСИЯ—

ФЕРРИ.

БУДЬ ОСТОРОЖЕН.

Поразительное открытие! Белл обрадовался.

Теперь он точно знает, на кого охотится. Человек, выдающий себя за Арнольда Беннета, — в союзе с китайцами; возможно, он их босс и, вероятно, тот, кто приказал рыжеволосой убить Скалли, когда детектив раскрыл его связи в Чайнатауне.

Теперь у него преимущество. Они не знают, что Исаак Белл знает.

— Мистер Белл.

Белл оторвался от телеграмм и увидел ствол пистолета.

39

— Луис, я думал, мы договорились, что вы спрячете пистолет в чемодан.

За Луисом стоял Гарольд, тоже с пистолетом.

— И вы меня разочаровываете, Гарольд. Это не Библия. И даже не традиционный топорик тонга; это огнестрельное оружие, которым гордился бы любой уважающий себя американский преступник.

Английский язык Луиса вдруг потерял всякий акцент, а манеры стали повелительными.

— Встаньте на край платформы, мистер Белл, и повернитесь к нам спиной. Не трогайте пистолет, который у вас в наплечной кобуре. Не трогайте «дерринджер» в шляпе. И не думайте потянуться к ножу у вас за голенищем.

Белл мимо них посмотрел в дверь тамбура. В передней части вагона мнимый Арнольд Беннет делал широкие жесты, отвлекая внимание нескольких находившихся в вагоне человек. Колеса стучали так громко, что Белл не слышал смеха пассажиров.

— Для ученика миссионеров вы слишком хорошо разбираетесь в оружии, Луис. А вы подумали о то, что свидетели услышат, как вы меня застрелите?

— Мы вас застрелим, если вы нас вынудите. Тогда мы перестреляем и свидетелей. Я уверен, вы слышали, что азиаты и монголы не уважают человеческую жизнь. Повернитесь!

Белл посмотрел через плечо. Поручень низкий. Железнодорожная насыпь уходит назад со скоростью пятьдесят миль в час, мелькают стальные рельсы, железные костыли, каменный балласт и деревянные шпалы. Когда он повернется, они ему проломят голову рукоятью пистолета или ударят ножом в спину и перебросят через поручень.

Он разжал руку.

Телеграммы разлетелись, извиваясь на ветру, и, как рассерженные воробьи, полетели в лицо Луису.

Белл вытянул руки, схватился за верхнюю часть навеса, согнул ноги и ботинком ударил Гарольда в голову. Гарольд отскочил влево, как и хотел Белл, освободив дорогу к красной ручке стоп-крана.

Всякое сомнение в том, что перед ним не студенты-миссионеры исчезло, когда рука Белла была в дюйме от тормоза. Луис ударил рукоятью по запястью Белла и отбросил его руку от тормоза. Не имея возможности резко остановить поезд, Белл вопреки резкой боли в правом запястье ударил левой. Удар удовлетворительной силы пришелся Луису в лоб, и у того подогнулись колени.

Но Гарольд уже пришел в себя. Сосредоточив силы и вес тела, как отлично обученный боец, низкорослый мускулистый китаец превратил пистолет в стальную дубину. Рукоять ударила по шляпе Белла. Толстый фетр и стальная пружинная лента отчасти смягчили удар, но инерция работала против детектива. Он увидел, как поворачивается навес над головой, потом повернулось небо, а потом Белл перевалился через боковое ограждение и полетел к рельсам. Все движения словно замедлились. Белл видел железнодорожные шпалы, колеса, тележку, которая на них стояла, и ступеньки вагона. Обеими руками он ухватился за верхнюю ступеньку. Ноги ударились о шпалы. Какую-то ужасную долю секунды он пытался бежать со скоростью пятьдесят миль в час. Крепко держась за стальную ступеньку, зная, что, если разожмет руки, погибнет, он извернулся и подтащил ноги к нижней ступеньке.

Пистолет Гарольда стремительно опустился, словно упал с неба. Белл протянул руку мимо пистолета, схватил Гарольда за запястье и изо всех сил дернул. Гангстер из тонга пролетел над ним и ударился о столб; его тело изогнулось подковой.

Держась за ступеньки, Белл потянулся к своему пистолету. Но, прежде чем дотянулся до него, почувствовал, что пистолет Луиса прижат к его голове.

— Ваша очередь!

40

Белл уперся ногами, готовясь к прыжку, и бросил беглый взгляд на проносящуюся мимо землю. Из своего опасного положения на ступеньках он мог видеть дальше Луиса. Поезд шел вдоль крутой насыпи из балласта, с бесконечным рядом телеграфных столбов и густыми зарослями деревьев, такими же смертельно опасными, как столбы. Но далеко впереди виднелись поля со стадами овец. Вдоль насыпи шла изгородь из колючей проволоки, чтобы помешать скоту заходить на дорогу. Нужно миновать изгородь, если он надеется пережить прыжок. Но прежде всего нужна пятисекундная отсрочка, чтобы добраться до поля.

Перекрывая рев ветра и стук колес, он крикнул:

— Я найду тебя, Луис!

— Если выживешь, буду прислушиваться к стуку костылей.

— Я никогда не сдамся, — сказал Белл, выигрывая еще секунду. Они почти доехали до поля травы. Склон был круче, чем казался издали.

— Последняя возможность, Белл. Прыгай!

Своим «Никогда!» Белл выиграл еще секунду.

Он сделал отчаянный прыжок, чтобы перелететь через изгородь. На несколько футов разминулся с телеграфным столбом и пролетел в дюймах над изгородью. Но в лицо ему летел виток колючей проволоки. Его подхватил поток воздуха от мчащегося поезда. Он и приподнял его над проволокой. Белл ничком ударился о поросшую травой землю, как игрок в бейсбол, заносящий мяч на базу, и постарался собраться в клубок. И покатился, не в состоянии увернуться от камней на пути. В этом мгновенном полете перед ним возникло что-то твердое, и у него не было никакой возможности избежать столкновения.

Удар сотряс все его тело. Голову окутали боль и тьма. Он смутно сознавал, что разогнул руки и ноги и они болтаются, как у чучела, а он катится по траве. У него не было сил снова поджать конечности. Тьма сгущалась. Немного погодя появилось смутное ощущение, что движение прекратилось. Он услышал барабанный бой. Земля под ним затряслась. Потом наступила полная тьма и неподвижность.

В какой-то момент барабанный бой прекратился. В следующее мгновение Белл понял, что тьма рассеивается. Его открытые глаза смотрели в туманное небо. Мысленно он видел вращающееся поле, полное овец. Голова болела. Солнце передвинулось на час к западу. А когда он сел и осмотрелся, то увидел стадо настоящих овец — неостриженные овцы мирно паслись, а одна в ста ярдах от него тщетно пыталась встать.

Белл потрогал голову, потом проверил, не сломаны ли кости. Переломов не обнаружил. Он неуверенно встал и пошел к овце, чтобы проверить, насколько серьезно ее ранил. Не нужно ли будет застрелить ее, чтобы не мучилась? Но, словно вдохновленная его успехом, овца встала и, прихрамывая, побрела к стаду.

— Прости, приятель, — сказал Белл. — Я не хотел на тебя налететь, но рад, что так получилось.

И пошел искать шляпу.

Услышав приближение поезда, он поднялся на насыпь и встал между рельсами. Стоял, покачиваясь, пока поезд не остановился, конец скотосбрасывателя замер между коленей Белла. Краснолицый машинист подбежал к нему и закричал:

— Какого дьявола! Ты кто такой?

— Агент Ван Дорна, — ответил Белл. — Еду в Напа-Джанкшен.

— Думаешь, дорога твоя?

Белл расстегнул нагрудный карман своего испачканного зеленью пиджака и достал самый удивительный железнодорожный пропуск, какой ему приходилось видеть.

— В определенном смысле так и есть.

Он, шатаясь, подошел к лесенке, ведущей в кабину паровоза, и поднялся по ней.

В Напа-Джанкшен начальник станции сообщил:

— Английский священник и его китайский ученик-миссионер сели в поезд, идущий на север, до Сент-Хелен.

— Когда ушел поезд на Сент-Хелен?

— Северный отошел в три ноль три.

— Подождите. — Белл ухватился рукой за стойку. Как вы сказали? — В голове снова закрутилось поле, полное овец. — Священник?

— Преподобный Дж. Л. Скелтон.

— Не писатель? Не журналист?

— Когда вы в последний раз видели журналиста в белом воротничке?

— И он поехал на север?

В сторону от «Мар-Айленд».

— На север.

— С учеником-китайцем?

— Я уже сказал. Купил два билета до Сент-Хелен.

— Вы их обоих видели в поезде?

— Обоих. Видел, как поезд отходит от станции. И могу сообщить, что он не вернулся.

— Когда следующий поезд на юг?

— Поезд до Вальехо только что ушел.

Белл осмотрелся.

— А это что за рельсы? — Над ними висел электрический провод контактной сети. — Это межгородской?

— Напа — Вальехо — Бенишия, — с отвращением ответил начальник станции. — Это трамвай.

— Когда следующий трамвай до Вальехо?

— Понятия не имею. Я не разговариваю с конкурентами.

Белл дал начальнику свою карточку и десять долларов.

— Если преподобный снова здесь появится, сообщите мне через начальника «Мар-Айленд».

Начальник станции сунул в карман плату за половину рабочей недели и спросил:

— Вероятно, если преподобный появится, я вас в глаза не видел?

Белл дал ему еще десять долларов.

— Вы слышите мои слова раньше, чем я их произношу.

Он ждал на трамвайных рельсах (голова кружилась), когда мимо неслышно прошел красный четырехместный паровой «Стенли Стимер» с желтыми колесами. Выглядел он совершенно новым, только фары забрызгала грязь.

— Эй!

Белл побежал за машиной. Шофер остановился и оглянулся. В больших очках он напоминал школьника, прогуливающего уроки. Белл решил, что он позаимствовал машину отца.

— Ставлю двадцать баксов, что это штука не сделает милю в минуту.

— И проиграете.

— До Вальехо шесть миль. Проиграю двадцать баксов, если доедешь за шесть минут.

Белл проигрывал пари, пока в двух милях от Вальехо они не вылетели из-за поворота и водитель не нажал на тормоза. Дорогу перегородила толпа рабочих, которые копали траншею, чтобы проложить водопропускную трубу:

— Эй! — закричал водитель. — Как нам доехать до Вальехо?

Десятник, сидевший в тени зонта, показал на объездную дорогу, которую они только что миновали.

— Через холм.

Водитель посмотрел на Белла.

— Это нечестно. Я не могу ехать через холм на шестидесяти.

— Дадим тебе фору, — ответил Белл. — Думаю, пари ты уже выиграл.

Водитель добавил пара, и «Стенли» быстро поднялся на несколько сотен футов. Они проехали короткое плато и поднялись еще на сто футов. С вершины Беллу открылось захватывающее зрелище. Внизу лежал город Вальехо, решетка его улиц, домов и магазинов обрывалась у голубых вод залива Сан-Пабло. Справа высокие стальные радиобашни, какие Белл видел на Вашингтонской военной верфи, обозначали «Мар-Айленд». Корабли стояли за островом. Вдалеке, за мысом Сан-Пабло, отделяющим залив Сан-Франциско от залива Сан-Пабло, поднимались столбы черного дыма.

— Остановите машину, — велел Белл.

— Я потеряю время.

Белл протянул ему двадцать долларов.

— Вы уже выиграли.

Колонна белых броненосцев обогнула мыс. Белл узнал их очертания по репродукции картины Генри Рётендаля, которую несколько месяцев назад напечатал «Колльере». Колонну вел флагман, трехтрубный «Коннектикут», за ним шла «Алабама» с двумя трубами, расположенными одна подле другой, затем меньший по размерам «Кирсардж», с двумя трубами в линию и выдвинутой вперед орудийной башней, и, наконец, «Виргиния».

— Ого! — воскликнул мальчик за рулем. — А куда они идут? Небось, бросят якорь у города.

— Вниз, — ответил Белл. — К «Мар-Айленд», производить ремонт и пополнять запасы.

* * *

Парень высадил его у мастерской портного, который обслуживал морских офицеров.

— Во что обойдется повторить мой костюм?

— Отличный костюм, мистер. Пятьдесят долларов, если хотите быстро.

— Сто, — сказал Белл, — если все люди в вашем ателье перестанут заниматься своими делами и костюм будет готов через два часа.

— Договорились. И мы бесплатно вычистим вашу шляпу.

— Я бы воспользовался вашей ванной. А потом хотел бы посидеть в кресле, где можно закрыть глаза.

В зеркале он увидел, что у него слегка расширены зрачки; это указывало на легкое сотрясение. Если обошлось легким сотрясением.

— Спасибо, мистер Шип.

Он умылся, сел в кресло и уснул. Час спустя его разбудило громыхание: к причалу «Мар-Айленд» двигалась бесконечная колонна фургонов и грузовиков. На борту каждого четвертого грузовика было написано «Т. УИТМАРК». Тед должен неплохо зарабатывать тем, что кормит моряков.

Портной сдержал слово. Через два часа после прибытия в Вальехо Исаак Белл сошел с парома «Пайнфор» на Мар-Айленд. У входа на верфь он показал пропуск, который раздобыл для него у морского министра Джозеф Ван Дорн. Моряки отдали честь.

— Отведите меня к коменданту.

У коменданта Белла ждало сообщение с железнодорожной станции Напа-Джанкшен.

— Мои хозяева обычно устраивают прием после того, как я прочту проповедь, — сказал приезжий английский священник преподобный Дж. Л. Скелтон.

— Мы на «Мар-Айленд» поступаем — иначе, — ответил комендант. — Сюда, сэр. Вас ждут.

Крепко держа священника за локоть, начальник верфи провел его через церковь, ярко освещенную лучами сквозь оконные витражи «Тиффани», и распахнул дверь часовни для офицеров. Из-за стола во весь рост поднялся Исаак Белл в безупречном белом костюме.

Скелтон побледнел.

— Подождите, джентльмены, это совсем не то, что вы думаете.

— В поезде вы выдаете себя за писателя, — сказал Белл. — Теперь вы мнимый проповедник.

— Нет, я настоящий священник. Ну, был… лишен сана, понимаете? Небольшое недоразумение с церковными фондами.

— А почему вы изображали Арнольда Беннета?

— Возможность, которую я не мог упустить.

— Возможность?

Скелтон энергично кивнул.

— Я был в западне. Англичане догнали меня в Нью-Йорке. Мне нужно было убираться из города. А эта работа была словно нарочно для меня придумана.

— Кто предложил вам эту работу? — спросил Белл.

— Как кто? Луис Ло, конечно. И бедный Гарольд, которого, как я понимаю, больше нет среди нас.

— А где Луис Ло?

— Я не вполне представляю…

— Вам лучше бы представлять, — заревел комендант. — Или я выбью из вас ответ!

— В этом нет необходимости, — сказал Белл. — Я уверен…

— Замолчите, сэр! — заорал комендант, перебивая Белла, как они заранее договорились. — Это моя верфь. Я поступаю с преступниками, как хочу. Итак, где китаец? Быстрей, пока я не позвал боцмана.

— Мистер Белл прав. В этом нет необходимости. Произошло огромное недоразумение…

— Где китаец?

— Когда я в последний раз его видел, он был одет, как японец, сборщик фруктов.

— Сборщик фруктов? Что это значит?

— Как сборщики фруктов, которых мы видели из поезда у Ваки. Вы их тоже видели, Белл. Там община японцев. Они работают на сборе фруктов. Ягоды и…

Белл взглянул на коменданта, тот кивнул: это правда.

— В чем он был? — спросил Белл.

— Соломенная шляпа, полосатая рубашка, грубые рабочие брюки.

— Комбинезон? С нагрудником?

— Да. Точно как японские сборщики фруктов.

Белл переглянулся с комендантом.

— У вас на острове есть плодовые деревья?

— Конечно, нет. Это верфь. Послушайте, вы, попробуете оправдаться…

Белл перебил:

— Преподобный, у вас единственная возможность не провести остаток жизни в тюрьме. Отвечайте и будьте очень внимательны. Где вы в последний раз видели Луиса Ло, одетого как сборщик фруктов?

— В очереди?

— В какой очереди?

— Повозки стояли в очереди на паром.

— Он был в повозке?

— Правил лошадьми, разве неясно?

Белл направился к двери.

— Он переодет японским фермером, доставляющим фрукты?

— Я и пытаюсь вам это сказать.

— Какие фрукты?

— Ягоды. Клубнику.

— Пропуск! Ты, узкоглазый! — кричал моряк, охранявший вход на короткую дорогу, которая пересекает Мар-Айленд от паромного причала до пирса, где моряки поднимаются по трапам и спускаются по ним, перенося провизию на корабли. — Покажи пропуск!

— Вот он, сэр! — сказал Луис Ло, опустив глаза и протягивая листок. — Я показывал его на пароме.

— Покажи снова. Если б от меня зависело, ни один японец не ступил бы на Мар-Айленд — с пропуском или без него.

— Да, сэр.

Моряк посмотрел в листок.

— Азиаты — возчики фургонов. Должно быть, фермерам нелегко приходится. — Он неторопливо обошел фургон. Взял из корзины ягоду и положил в рот. Подошел сержант.

— Из-за чего задержка?

— Проверяю япошку, сэр.

— У тебя в очереди сто фургонов. Пошевеливайся.

— Слышал, азиатская рожа! Убирайся отсюда!

Он шлепнул мула по спине, и тот рванулся вперед, едва не сбросив Луиса Ло. Дорога, вымощенная булыжником, огибала склады и мастерские и пересекала железнодорожную ветку. Там, где она раздваивалась, Луис Ло дернул вожжи. Мул, шедший за другими повозками, неохотно повернул.

Сердце Ло учащенно забилось. Карта, которую ему дали, показывала, что арсенал — в конце этой дороги, у самой воды. Он обогнул здание фабрики, и вот он — в четверти мили впереди, каменное сооружение с маленькими, забранными решеткой окнами и терракотовой черепичной крышей. Эта терракотовая черепица и блеск голубой воды залива Сан-Пабло напомнили ему родной город Кантон на побережье Южного Китая. Как ни испуган он был, тоска по дому вдруг обрушилась на него, подрывая решимость. Так много прекрасного он больше никогда нигде не увидит.

Из арсенала фургоны уходили на узкий длинный причал, в конце которого стоял сверкающий белый «Коннектикут», флагман Великого белого флота. Он так близко. Впереди последний пост — морские пехотинцы. Запустив руку под сиденье, Ло потянул за шнур. Ему показалось, что он слышат, как под ягодами застучал механизм, но на самом деле это тиканье совершенно заглушали связки динамита под корзинами с ягодами. Он уже близко. Единственный вопрос — насколько ближе он сможет подойти, прежде чем его остановят.

За собой он услышал рокот мощного двигателя. Грузовик, нагруженный бело-красными бочонками с сиропом «Кока-кола». Может, грузовик последовал за ним из очереди повозок с продуктами по ошибке? Ну, все равно: этот грузовик делал одинокий фургон менее подозрительным. Грузовик просигналил и обогнал фургон. Секунду спустя он остановился, его жесткие резиновые шины заскрипели по булыжникам. Грузовик встал боком, перекрыв дорогу, окаймленную с обеих сторон канавами. Объехать его невозможно, а Луис уже запустил механизм взрыва.

Луис крикнул:

— Сэр, пожалуйста, передвиньте грузовик. У меня доставка.

Из кабины грузовика выскочил Белл, схватил мула за хомут и сказал:

— Здравствуй, Луис.

Страх Луиса и тоска по дому мгновенно рассеялись, как унесенный ветром туман. Их сменила ледяная ясность. Он сунул руку под сиденье и потянул за второй шнурок. Этот шнурок тянулся под фургоном к гужам мула. Его движение заставило сдетонировать связку шутих, и те начали одна за другой взрываться. Испуганный мул попятился, уронив Белла на землю. И свернул прямо в кювет, потащив за собой фургон, который перевернулся, разбрасывая ягоды и взрывчатку. Обезумевшее животное вырвалось и побежало, но Луис, видя, что все потеряно, успел вскочить ему на спину. Мул лягался и бил задом, пытаясь сбросить Луиса Ло, но ловкий молодой китаец упорно держался, заставляя мула бежать к воде.

Исаак Белл кинулся за ними через поле, которое вело к узкому проливу, отделяющему Мар-Айленд от Вальехо. Он видел, как мул неожиданно остановился. Луис Ло перелетел через его шею. Китаец покатился по траве, вскочил и побежал. Белл за ним. И вдруг земля содрогнулась от сильного взрыва. Белл оглянулся. По воздуху полетели бочки с кока-колой. Фургон исчез, грузовик горел. Моряки с поста и пирса бежали к огню. «Коннектикут» и каменный арсенал были невредимы.

Белл гнался за Луисом Ло, бежавшим к причалу, где был привязан катер. Из него выскочил матрос и попытался помешать китайцу. Луис Ло свалил его с ног и прыгнул в воду. Когда Белл добежал до причала, Луис Ло уже плыл к Вальехо.

Белл подбежал к катеру.

— Горючее есть?

Моряк, стоявший на причале, ошеломленно ответил:

— Да, сэр.

Белл отвязал причальные концы.

— Эй, вы что делаете, мистер? — Матрос прыгнул в катер и хотел остановить Белла. — Перестаньте!

— Плавать умеешь?

— Конечно.

— Адьё.

Белл ухватил его за руку и бросил за борт. Прилив уводил катер от причала. Белл включил двигатель и обогнул матроса, который негодующе кричал:

— Зачем же так? Давайте помогу!

Меньше всего Беллу нужна была помощь флота. Флот арестует Луиса и посадит на гауптвахту.

— Мой пленник, — сказал он. — Мое дело.

Прилив относил Луиса вниз по течению. Белл плыл рядом с ним на катере, готовый помешать китайцу утонуть. Но Луис оказался хорошим пловцом, он плыл современным стилем и легко резал воду.

На последних ста ярдах Белл обогнал Луиса. Привязал катер и, когда Луис выбрался из воды, ждал его на берегу, помахивая наручниками. Китаец, тяжело дыша, остановился и, не веря своим глазам, смотрел, на высокого детектива, который сказал:

— Протяни руки.

Луис достал нож и с поразительным для человека, только что состязавшегося с приливом, проворством сделал выпад. Белл отразил выпад наручниками и сильно ударил. Луис упал. Он был оглушен, и Белл смог связать ему руки за спиной. Потом поставил на ноги, удивляясь тому, какой он легкий. Луис едва весил больше ста двадцати фунтов.

Белл провел его на причал, где привязал катер. По проливу Каркинез всего четыре или пять миль к югу от Вальехо до Бенисия-Пойнт, где, если повезет, можно будет сесть на поезд, прежде чем флот спохватится.

Но раньше, чем он добрался до причала, подошел паром с Мар-Айленд и высадил толпу рабочих верфи.

— Вот он!

— Взять его!

Рабочие видели взрыв, видели летящие бочки и связали одно с другим. Они бежали к Луису и Беллу, а из подошедшего ремонтного трамвая вывалилась другая толпа; рабочие, размахивая молотами и железными прутьями, присоединились к первой ораве. Сплошная масса людей отрезала Беллу и его пленнику путь к катеру.

Зажгли ацетиленовый факел.

— Поджечь япошку. К дьяволу суд!

Исаак Белл сказал толпе линчевателей:

— Он не японец. Он китаец.

— Все они азиатские рожи, узкоглазые кули, все заодно.

— Вы не можете его сжечь. Он мой.

— Твой? — гневно кричали в толпе.

— А ты кто такой?

— Ты один, а нас сто человек!

— Сто человек? — Белл вытащил из шляпы «дерринджер», из пальто «браунинг» и направил на толпу два ствола. — У меня в левой руке два выстрела, в правой — семь. Так что вас не сто человек, а девяносто один.

Стоявшие впереди попятились, начали прятаться за другими, но на смену им появились люди, из гущи толпы. Толпа надвигалась, люди переглядывались в поисках вожака. Белл с каменным, словно из гранита, лицом переводил холодный взгляд с одного человека на другого.

Стоит лишь одному проявить храбрость…

— Ну, кто первый? Как насчет тебя, впереди?

— Взять его! — закричал высокий человек во втором ряду.

Белл выстрелил из «браунинга». Высокий закричал и опустился на колени, зажимая обеими руками окровавленное ухо.

41

— Девяносто девять, — сказал Исаак Белл.

Толпа попятилась, люди угрюмо переговаривались.

Подошел трамвай, звонком прогоняя рабочих с путей. Белл втащил Луиса Ло в вагон.

— Нельзя его заводить сюда, — сказал кондуктор. — Япошка весь мокрый.

Белл показал водителю трамвая широкое жерло двуствольного «дерринджера».

— Никаких остановок. Прямо к вокзалу Бенисия.

За десять минут, пролетев множество остановок с ожидающими трамвая пассажирами, они добрались до причала парома «Южной Тихоокеанской железной дороги». На другой стороне пролива Порт-Коста шириной в милю Белл видел «Солано», самый большой железнодорожный паром в мире; локомотив вел за собой на паром состав «Оверленд лимитед» из пульмановских вагонов. Белл втащил Ло в кабинет начальника вокзала, представился, купил купейные билеты для поездки через континент и разослал телеграммы. Паром за девять минут пересек пролив. Локомотив вытащил первую половину состава. Маневровый локомотив выталкивал с парома последние четыре вагона. Через десять минут состав снова стал единым и отошел от вокзала Бенисия.

Белл отыскал купе и приковал Луиса к трубе. А когда трансконтинентальный поезд углубился в долину реки Сакраменто, Луис впервые заговорил.

— Куда вы меня везете?

— Луис, из какого вы тонга?

— Я не из тонга.

— Почему вы пытались создать видимость, будто арсенал взорвали японцы?

— Я не стану с вами разговаривать.

— Конечно, станете. Вы расскажете мне все, что я хочу знать: что вы пытались сделать, почему и кто вам приказывал.

— Вам не понять таких людей, как я. Я не буду говорить. Хоть пытайте.

— «Это не мой стиль, — процитировал Белл популярное стихотворение. — Первый удар, — сказал судья».

Луис самодовольно сказал:

— Я читал это ваше «Кейси с битой».[58]

— Вы уже кое-что мне сказали, — ответил Белл. — Только сами еще этого не поняли.

— Что сказал?

Детектив замолчал. В сущности Луис Ло подтвердил его сомнения, что он не просто гангстер из тонга. Он не верил, что китаец и есть шпион, но в Ло было нечто большее, чем обнаруживала сегодняшняя попытка на Мар-Айленде.

— Вы дали мне большое преимущество, — сказал Ло.

— Какое?

— Признали, что вы не такой человек, чтобы пытать меня.

— В Хип Синг так определяют человека?

— Что такое Хип Синг?

— Это вы мне скажите.

— Когда мы поменяемся местами и вы станете моим пленником, — сказал Луис Ло, — я буду вас пытать.

Белл вытянулся на койке и закрыл глаза. Голова болела, и овцы по-прежнему летели кувырком.

— Сначала я использую резак, — начал Ло. — Секач. Острый, как бритва. Начну с вашего носа…

Луис Ло продолжал ярко описывать мучения, которым подвергнет Белла. Это продолжалось, пока Белл не захрапел.

Детектив открыл глаза, когда поезд остановился в Сакраменто. В дверь каюты постучали. Белл впустил двух крепких агентов службы охраны из конторы агентства в Сакраменто.

— Отведите его в багажный вагон и наденьте браслеты на руки и на ноги. Один из вас должен все время оставаться с ним. Второй спит. Я заказал для вас место в пульмане. Вы не должны выпускать его из виду ни на миг. Вы не будете отвлекаться на разговоры с проводниками. Если у него появится синяк или ссадина, ответите передо мной. Я буду постоянно заходить. И будьте особенно бдительны на остановках.

— Всю дорогу до Нью-Йорка?

— Мы пересаживаемся в Чикаго.

— Думаете, его друзья попробуют его освободить?

Белл наблюдал за реакцией Ло и ничего не увидел.

— Прихватили обрезы?

— С автоматической подачей патронов, как вы и велели.

— Пусть попробуют. Ладно, Луис. Идите. Надеюсь, следующие пять дней в багажном вагоне вам понравятся.

— Вы никогда не заставите меня говорить.

— Мы поищем возможность, — пообещал Белл.

Роскошные билеты на поезд, твидовый костюм «известного английского писателя», золотые карманные часы, дорогой багаж и сто долларов — вот все, что понадобилось шпиону, чтобы уговорить лишенного сана Дж. Л. Скелтона сыграть роль Арнольда Беннета. Так докладывал глава филиала агентства в Сан-Франциско, Хорас Бронсон, в телеграмме, ожидавшей Белла в Огдене. Но хотя перспектива долгого тюремного срока страшно напугала его, Скелтон понятия не имел, зачем его наняли играть роль патрона путешествующих учеников-миссионеров.

«Он поклялся на стопке библий, — сухо писал Бронсон, — что не знает, почему ему заплатили еще сто долларов, чтобы он вернулся к роли священника и провел службу в церкви на Мар-Айленд. И утверждает, что не знает, почему Гарольд Винг и Луис Ло старались сделать вид, будто это японцы подорвали арсенал на острове, чтобы повредить корабли Великого белого флота».

Хорас Бронсон ему верил. Исаак Белл тоже. Шпион умел заставить других выполнять грязную работу. Как большие орудия Артура Ленгнера, он оставался за много миль от взрыва.

Многое мог бы объяснить источник пропуска, с помощью которого Луис провел свой фургон на борт парома. Но пропуск сгорел при взрыве, как и фургон и грузовик. Даже мул не мог помочь. Его украли в Вика накануне. Охранники, пропустившие сотни фургонов и грузовиков, не смогли вспомнить ничего полезного о пропуске или фургоне с клубникой, который они пропустили на остров.

Два дня спустя, когда поезд пересекал Иллинойс. Белл принес Луису газету из Чикаго. Гангстер из тонга лежал на койке в темном, багажном вагоне без окон, его запястье и лодыжка были прикованы к металлической раме. Сыщик, охранявший его, дремал на стуле.

— Сходите за кофе, — приказал ему Белл, и, когда тот вышел, показал газету Луису.

— Свежая. Новости из Токио.

— Какое мне дело до Токио?

— Японский император пригласил американский Великий белый флот в Японию с официальным визитом, когда флот пересечет океан.

Непроницаемая маска, которую привычно носил Луис, чуть дрогнула. Белл заметил, как на мгновение поникли плечи Луиса, что свидетельствовало о рухнувших надеждах: неудачное покушение на флот не вызвало обострения отношений между Японией и Соединенными Штатами.

Белл удивился. Почему Луису это так важно? Ведь он уже пойман. Его ждет тюрьма, если не веревка, и он потерял деньги, которые ему заплатили бы за успех. Но что ему нужно? Может, им движет не только жажда наживы?

— Можно предположить, Луис, что его императорское величество не пригласил бы флот, если бы вам удалось выдать взрыв верфи на Мар-Айленде за дело рук японцев.

— Какое мне дело до японского императора?

— Вот в этом мой вопрос. Зачем китайскому гангстеру из тонга пытаться разжечь вражду между Японией и США?

— Идите к черту!

— И ради кого? Ради кого вы это делали, Луис?

Луис Ло насмешливо улыбнулся.

— Довольно сотрясать воздух. Пытайте меня. Ничто не заставит меня говорить.

— Мы найдем способ, — пообещал Белл. — В Нью-Йорке.

Вооруженные до зубов чикагские ван дорны, усиленные полицией, вывели Луиса Ло из «Оверленд лимитед», провели по вокзалу Ласаль и посадили в «Твентис сенчури лимитед». Никто не пытался освободить Луиса или убить его, чего, в общем, ожидал Белл. Он решил оставить его под присмотром службы охраны, пока «Твентис сенчури» не пришел в Нью-Йорк. На Центральном вокзале, когда другой отряд ван дорнов посадил Луиса в грузовик и отвез на Бруклинскую военную верфь, Белл оставался вне поля зрения Луиса. Лоуэлл Фальконер помог Луису Ло провести первую ночь на гауптвахте флота.

Белл ждал капитана на его турбинной яхте. «Динамо» была причалена к пирсу верфи между Корпусом 44 и огромной деревянной баржей, которую должен был тащить морской буксир. На барже инженеры воздвигали решетчатую мачту, полномасштабную модель мачты, уменьшенную копию которой Белл видел в мастерской Фарли Кента.

Высоко над головой голубое небо заслоняла корма Корпуса 44. Броневая обшивка выше поднялась по каркасу, и постройка все больше напоминала корабль. Если он станет хотя бы наполовину таким боевым кораблем, какой видел Фальконер и над каким работали Аласдер Макдональд и Артур Ленгнер, враг, когда его собственные корабли будут пылать и выходить из строя, никогда не увидит этот корабль с такой точки.

Устроив пленника, Фальконер вернулся на яхту. Он сообщил, что последними словами Луиса, перед тем как за ним захлопнули стальную дверь, было: «Передайте Беллу, что я никогда не заговорю».

— Заговорит.

— Я бы на это не рассчитывал, — предупредил Фальконер. — Когда я был на Дальнем Востоке, японцы и китайцы буквально потрошили пленных. И ни слова.

Детектив Ван Дорна и капитан стояли на носу «Динамо», когда яхта кормой вперед входила в Ист-ривер; ровное вращение ее девяти винтов по-прежнему вызывало у Белла непривычное ощущение.

— Что-то в этом Луисе Ло есть особенное, — задумчиво сказал Белл. — Не могу только понять, что именно.

— Мне кажется, он очень низко на тотемном столбе.

— Я так не думаю, — сказал Белл. — Он ведет себя гордо, как человек, выполняющий особую миссию.

— Мир для нью-йоркских банд может перевернуться, — сказал Гарри Уоррен, и несколько детективов Ван Дорна, следивших за бандами, согласно закивали. — Сегодня они велики и могущественны, а завтра валяются в сточной канаве.

В заднем помещении конторы в «Никербокере» висела серая пелена от дыма сигар и сигарет. По кругу ходила бутылка виски, которую принес Исаак Белл.

— А кто сейчас в канаве? — спросил он.

— «Хадсон дастерз», «маргиналы» и «жемчужные пуговицы». У «восточных» неприятности — их вожак Монк теперь в Синг-Синге, да они еще ухудшают свое положение, продолжая вражду с «пятиточечниками».

— Прошлой ночью у них была перестрелка под опорами надземки на Третьей авеню, — заметил детектив. — К несчастью, никто не убит.

— В Чайнатауне, — продолжал Гарри, — Хип Синг выгоняют «он льонг». На Вест-Сайде «гоферы» Командора Томми Томпсона на вершине. Вернее, были на вершине. Теперь у этих сукиных детей уйма проблем, с тех пор как ты напустил на них железнодорожную полицию за то, что поколотили малого Эдди Тобина.

Все встретили это одобрительными кивками и замечаниями, в которых звучало растущее восхищение.

— Худших ублюдков, чем эти копы с запада, я не видал.

— Они так насели на «гоферов», что тонг Хип Синг открыл новую опиумную курильню прямо посреди территории «гоферов».

— Стой, стой, — предостерег Гарри Уоррен. — Я видел «гоферов» в заведении Хип Синг в центре города. Там, где был Скалли, Исаак. У меня такое чувство, будто между «гоферами» и Хип Синг что-то происходит. Может, и Скалли это почувствовал?

Кое-кто одобрительно закивал. До всех дошли какие-то слухи.

— Но никто из вас не может ничего сказать о Луисе Ло?

— Это еще ничего не значит, Исаак. В Чайнатауне преступники гораздо более скрытны.

— И лучше организованы. Не говоря уж о том, что умнее.

— И связаны с китайскими кварталами по всей Азии и США.

— Дело связано со шпионажем, поэтому международные связи весьма любопытны, — согласился Белл. — За исключением одного. Зачем отправлять двух человек из Нью-Йорка через весь материк, когда они могли бы использовать местных из китайского квартала в Сан-Франциско? Ведь те гораздо лучше знают территорию.

Никто не ответил. Детективы молчали, тишину нарушали только звон стекла и чирканье спичек. Белл осмотрел ветеранов Гарри. Ему не хватало Джона Скалли. На таких мозговых штурмах Скалли был настоящим волшебником.

— Зачем этот дурацкий спектакль в поезде? — спросил он. — Это не имеет смысла.

Снова тишина. Белл спросил:

— Как дела у маленького Эдди?

— Состояние по-прежнему тяжелое.

— Передайте ему, что я загляну к нему, как только смогу.

— Едва ли он поймет, что вы в палате.

Гарри Уоррен сказал:

— Что касается меня, есть еще одно странное обстоятельство. Зачем «гоферам» натравливать на себя ван дорнов?

— По глупости, — сказал кто-то из детективов, и все рассмеялись.

— Не настолько они глупы. Исаак верно сказал: зачем Луис пересек материк? Избивать парня просто не имело смысла. Банды не выносят драки за пределы своего круга.

Исаак Белл сказал:

— Ты говорил, странно было и то, что Ледяной отправился в Кадмен.

Гарри энергично кивнул.

— «Гоферы» не покидают свою землю.

— И еще ты сказал, что «гоферы» не посылают предупреждений и не мстят, если это навлечет на них гнев извне. Возможно, шпион заплатил им, чтобы они отомстили, как заплатил и за поход в Кадмен.

— Кто может знать, как думают шпионы?

— Я знаком кое с кем, кто знает, — сказал Белл.

Коммандер Эббингтон-Уэстлейк вышел из «Гарвардского клуба», где у него было бесплатное почетное членство, и ленивым жестом подозвал такси. Такси, красный «Дарак» с бензиновым двигателем, миновало человека, подзывавшего его у Нью-йоркского яхт-клуба, и остановилось перед дородным англичанином.

— Эй, это мое такси!

— Очевидно, нет, — протянул Эббингтон-Уэстлейк, садясь в машину. — А теперь побыстрей, водитель, пока нас не догнал этот рассерженный яхтсмен.

Машина тронулась. Эббингтон-Уэстлейк назвал адрес в северной части Пятой авеню и уселся поудобнее. На Пятьдесят девятой улице такси вдруг свернуло в Центральный парк. Эббингтон-Уэстлейк постучал тростью в окошко.

— Нет, нет, я не турист, которого нужно возить по парку. Если бы я хотел проехать через парк, я бы сказал об этом. Немедленно возвращайтесь на Пятую авеню!

Водитель нажал на тормоза, и Эббингтона-Уэстлейка сбросило с сиденья. Придя в себя, тот увидел, что смотрит в холодные глаза мрачного Исаака Белла.

— Предупреждаю вас, Белл, у меня есть друзья, которые придут мне на помощь.

— Я не стукну вас по носу за то, что отправили меня на реку к Ямамото Кента, если ответите на вопрос.

— Это вы убили Ямамото? — бесстрашно спросил английский шпион.

— Он погиб в Вашингтоне. Я был в Нью-Йорке.

— Вы приказали его убить?

— Я не один из вас, — ответил Белл.

— Что у вас за вопрос?

— Кем бы ни был этот независимый шпион, действует он странно. Посмотрите сюда.

Он показал Эббингтону-Уэстлейку записку.

— Это он оставил на трупе моего детектива. Зачем?

Эббингтон-Уэстлейк прочел записку.

— Похоже, он что-то хочет вам сказать.

— Вы бы стали так делать?

— Я не провожу детские опыты.

— Могли бы вы убить моего человека из мести?

— Нельзя позволять себе такую роскошь.

— А чтобы пригрозить? Если бы верили, что это может остановить меня?

— Ему следовало бы убить вас. Это положило бы всему конец.

— А вас бы это остановило?

Эббингтон-Уэстлейк улыбнулся.

— Я считаю, что успешные шпионы — это невидимые шпионы. В идеале следует скопировать тайный план, а не красть его, чтобы враг не узнал, что его тайна похищена. Точно так же, если врага нужно убить, это должно выглядеть как несчастный случай. На стройке обломок убивает при падении человека, не вызывая подозрений. Булавка, проткнувшая мозг, — это красный флажок.

— О булавке в газетах не сообщали, — холодно заметил Белл.

— Нужно уметь читать между строк, — возразил англичанин. — Как я вам сказал в «Никербокере», добро пожаловать в мир шпионажа, мистер Белл. Вы уже многому научились. И в глубине души понимаете, что независимый шпион — прежде всего не шпион.

— Он думает не как шпион, — сказал Белл. — Он думает как гангстер.

— В таком случае кто лучше сумеет поймать гангстера, чем детектив? Доброго дня, сэр. Позвольте пожелать вам удачной охоты?

Он вышел из такси и пошел в сторону Пятой авеню.

Белл заторопился в отель «Никербокер» и отыскал Арчи Эббота.

— Отправляйся на торпедную фабрику в Ньюпорт.

— Парни из Бостона уже…

— Мне нужен ты. Это нападение вызывает у меня странное чувство.

— Какое чувство?

— А если это не саботаж? Что если это ограбление? Оставайся там, пока не выяснишь, что они взяли.

Он проводил Арчи на Центральный вокзал, к поезду, вернулся в контору в глубокой задумчивости. Эббингтон-Уэстлейк подтвердил его подозрения. Шпион — прежде всего гангстер. Но это не может быть Командор Томми. Всю его жизнь «гоферы» жили и воевали в узких пределах Адской кухни. Ответ должен быть связан с Луисом Ло. Возможно, он из тонга. Возможно даже, что он и есть шпион. Может, это отличие Луиса он и заметил: Ло действует так, будто у него есть цель. Пора задать ему вопрос.

Белл забрал Луиса Ло с гауптвахты Бруклинской морской верфи поздно вечером и сковал ему руки за спиной.

Первый раз Ло удивился, когда Белл не посадил его в легковую машину или в грузовик, а повел к реке. Они ждали у края воды. Позади возвышался Корпус 44. Ветер доносил шум корабельных двигателей, хлопание парусов, свистки и горны. Рядом, окутанная темнотой, стояла яхта Фальконера «Динамо».

Матросы молча проводили Белла и его пленника на борт. Яхта задним ходом вышла в реку и пошла вниз по течению. Прошла под Бруклинским мостом, миновала Баттери и набрала скорость в Верхнем заливе.

— Если собираетесь бросить меня за борт, — сказал Луис Ло, — не забудьте: я умею плавать.

— В наручниках?

— Полагаю, вы, будучи выше пыток, предварительно снимете их.

Рулевой увеличил скорость до тридцати узлов. Белл отвел Ло в темную каюту. Они сидели там, защищенные от ветра и брызг, пока «Динамо» пересекала Нижний залив. Белл видел в иллюминаторе свет маяка. Когда «Динамо» поднялась на первой атлантической волне, Луис Ло спросил:

— Куда вы меня везете?

— В море.

— Как далеко в море?

— Примерно на пятьдесят миль.

— На это уйдет вся ночь.

— Не для этого судна.

Рулевой демонстрировал достоинства яхты. Прошел час. Движение турбин замедлилось, яхта затормозила. Неожиданно она во что-то ткнулась и остановилась. Белл взял Луиса за руку, проверил, не открыл ли он наручники, и вывел его на палубу. Молчаливые матросы помогли им перебраться на баржу. «Динамо» отошла и стала быстро уходить. Через несколько минут уже можно было различить только пламя из ее труб, потом и оно исчезло в ночи.

— Что теперь? — спросил Луис Ло.

Кремовая пена блестела в звездном свете. Баржа раскачивалась в такт движению волн.

— Теперь поднимемся.

— Поднимемся? Куда?

— На мачту.

Белл видел, как Луис Ло посмотрел на мачту. Воздушная конструкция была так высока, что верхушкой словно задевала звезды.

— Что это? Где мы?

— На барже-мишени. Баржа стоит на якоре на Атлантическом полигоне флота Соединенных Штатов. Инженеры-испытатели построили на барже эту мачту высотой сто двадцать пять футов — последнее слово в строительстве мачт с марсовыми корзинами.

Белл поднялся на две ступеньки, раскрыл наручник на правой руке Ло и застегнул его на своем запястье.

— Готовы? Поднимаемся.

— Куда?

— Вот по этой лестнице. Когда я подниму ногу, вы поднимете руку.

— Зачем?

— На рассвете пройдут испытательные стрельбы; нужно проверить, как эта мачта ведет себя в боевых условиях, когда по нас стреляют из двенадцатидюймовых орудий. Любой шпион, достойный своего имени, многое отдал бы, лишь бы стать тому свидетелем.

Подъем на смотровую площадку оказался долгим, но ни один из них не запыхался, когда они добрались до платформы.

— Вы в отличной форме, Луис.

Белл снял наручник с его щиколотки и приковал к одной из труб, из которых состояла мачта.

— Что теперь?

— Теперь подождем рассвета.

Подул холодный ветер. Мачта раскачивалась, словно вздыхала.

При первом свете стал виден силуэт броненосца на горизонте.

— «Нью-Гэмпшир», — сказал Белл. — Я уверен, вы узнали корабль по трем трубам и старомодному носу-тарану. И должны помнить, что на корабле вдобавок к четырем двенадцатидюймовым орудиям есть еще семи- и восьмидюймовые. Теперь совсем скоро.

Броненосец выплюнул красную вспышку. Пятисотфунтовый снаряд просвистел мимо, как грузовой поезд. Луис пригнулся.

— Что? — закричал он. — Что?

Грохот выстрела утих.

Новая вспышка. Пролетел еще один снаряд, ближе.

— Скоро пристреляются, — сказал Белл Луису Ло.

Красная вспышка выстрела из двенадцатидюймового орудия. Снаряд поднял фонтан в пятидесяти ярдах от баржи. Мачта задрожала. Луис Ло закричал:

— Вы сумасшедший!

— Говорят, у этих орудий особо надежная винтовая нарезка, — ответил Белл.

Снова пролетел снаряд. Луис закрыл лицо руками.

Вскоре света было достаточно, чтобы Белл смог взглянуть на свои золотые часы.

— Еще несколько одиночных выстрелов. Потом начнется стрельба залпами. А закончат бортовыми залпами из всех орудий.

— Хорошо! Хорошо! Признаюсь: я из тонга.

— Вы не просто из тонга, — холодно ответил Белл.

Наградой ему стало удивление на обычно бесстрастном лице Луиса.

— Что это значит?

— Сунь Цзы[59] об искусстве войны. Позвольте процитировать вашего соотечественника: «Будьте так неуловимы, чтобы казалось, будто вы невидимы…»

— Не понимаю, о чем вы.

— Вы сами сказали мне в поезде: «Нас считают наркоманами или бандитами из тонга». Кто вы на самом деле?

Прогремел залп. Два снаряда пролетели через мачту. Она устояла, но раскачивалась из стороны в сторону.

— Я не из тонга.

— Вы только что сказали, что вы из тонга. Что правда?

— Я не гангстер.

— Перестаньте говорить, кем вы не являетесь, и скажите, кто вы.

— Я из тонгменгуя.

— Что такое тонгменгуй?

— Китайский революционный союз. Тайное движение сопротивления. Мы жертвуем жизнью, чтобы оживить китайское общество.

— Объясните, — сказал Исаак Белл.

В потоке слов Луис Ло признал, что он яростный китайский националист, стремящийся низложить продажную императрицу.

— Она душит Китай. Англия, Германия, вся Европа, даже США кормятся телом умирающего Китая.

— Если вы националист, что вы делаете в Америке?

— Броненосцы-дредноуты. Китай должен построить современный флот, чтобы отогнать колониальных хищников.

— Взорвав Великий белый флот в Сан-Франциско?

— Это не для Китая. Это для него.

— Для него? О ком вы говорите?

Бросив испуганный взгляд на «Нью-Гэмпшир», Ло сказал:

— Есть человек — шпион, — который платит. Не деньгами, но ценной информацией о дредноутах других государств. Мы, Гарольд Винг и я, передавали эти сведения китайским кораблестроителям.

— А вы расплачиваетесь тем, что выполняете его просьбы?

— Совершенно верно, сэр. Можно нам теперь спуститься?

Белл понимал, что это большой прорыв в деле. Именно этого независимого шпиона Ямамото пытался выдать в обмен на свой беспрепятственный уход. Луис снова подвел Белла к нему.

— Вы работаете на трех хозяев. Китайский флот. Ваше движение сопротивления «Тонгменгуй». И шпион, который платил вам за нападение на арсенал на Мар-Айленд. Кто он?

Мимо промчался еще один грузовой состав. Мачта дрожала.

— Я не знаю, кто он.

— Кто ваш посредник? Как он отдает вам приказы и передает сведения?

— Через почтовые ящики. Он оставляет приказы, сведения и деньги на расходы в почтовых ящиках. — Ло пригнулся перед очередным снарядом. — Можно, мы сейчас спустимся?

Сверкая в лучах утреннего солнца, все орудия «Нью-Гэмпшира» нацелились в мачту.

— А вот и бортовой залп, — сказал Белл.

— Вы должны мне поверить.

Белл сказал:

— Я испытываю к вам расположение, Луис. Вы не стали стрелять в меня, пока я не спрыгнул с поезда.

Луис Ло смотрел на броненосец.

— Я не щадил вас. Просто мне не хватило решимости нажать на курок.

— Мне хочется позволить вам спуститься, Луис. Но вы рассказали не все, что знаете. Я не верю, что все приходило почтой.

Луис Ло бросил еще один испуганный взгляд на белый броненосец и окончательно сломался.

— Напасть на арсенал на Мар-Айленде нам приказал Командор Томми Томпсон.

— Как вы связались с бандой «гоферов»?

— Шпион подкупил Хип Синг, чтобы они от своего имени обратились к Командору Томми Томпсону, представив нас как тонгов.

Белл передал Луису Ло белоснежный платок.

— Помашите.

Он помог Луису спуститься с мачты. Когда они добрались до баржи, на катере подплыли офицеры с полигона. Они были вне себя от ярости.

— Как вы…

— Я думал, вы никогда не перестанете стрелять. Мы проголодались.

— Ни на мгновение не поверю, что Командор Томми шпион, — сказал Исаак Белл Джозефу Ван Дорну. — Но бьюсь об заклад, что Томми знает, кто он.

— Лучше бы ему знать, — ответил Ван Дорн. — Облава на его территории лишит копов вагона денег и заставит потратиться на весьма дорогие услуги, чтобы не дать вмешаться Таммани-холлу.[60]

Рослый детектив и его широкогрудый босс наблюдали за облавой из «мормона», припаркованного напротив салуна Командора Томми на Тридцать девятой улице.

— Зато нас полюбят железные дороги, — сказал Белл, и босс признался, что несколько железнодорожных магнатов уже поблагодарили его за то, что он сократил ущерб от действий «гоферов».

— Ну, хорошо хотя бы то, что после этого сеть шпиона заметно уменьшится.

— На это я не рассчитываю, — ответил Исаак Белл, не забывший, что узнал в поезде к Сан-Франциско о взрыве на торпедной станции в Ньюпорте.

Дюжина железнодорожных полицейских возглавила облаву. Они выломали дверь в салун, ломали мебель, били бутылки и выбивали днища из бочек с пивом. Внутри гремели выстрелы. Парни Гарри Уоррена стояли с наручниками наготове; они провели с десяток «гоферов» в наручниках в полицейский фургон.

— Томми с простреленной рукой закрылся в подвале, — доложил Гарри Ван Борну и Беллу. — Один. Возможно, он прислушается к голосу рассудка.

Белл спустился по сырым деревянным ступенькам в подвал. Томми Томпсон сидел в кресле, как гора, опрокинутая землетрясением. В руке он держал пистолет. Он открыл глаза, увидел пистолет Белла, нацеленный ему в голову, и выронил оружие на земляной пол.

— Я Исаак Белл.

— Что случилось с ван дорнами? — возмущенно спросил Томми. — У нас всегда было правило: живи и давай жить другим. Плати копам, не лезь в посторонние дела. У нас здесь работала целая система, и банда частных детективов ее порушила.

— Поэтому ты отправил одного из моих парней в больницу? — холодно спросил Белл.

— Это была не моя идея, — возразил Томми.

— Не твоя? — переспросил Белл. — А кто командовал «гоферами»?

— Это была не моя идея, — упрямо повторил Томми.

— Ты хочешь, чтобы я поверил, будто Командор Томми Томпсон, который убил всех соперников, чтобы возглавить самую крутую банду Нью-Йорка, подчиняется чьим-то приказам?

Томми охватило негодование. Белл, посмеиваясь, решил сыграть на этом.

— Может, ты говоришь правду. Может, ты всего лишь хозяин салуна.

— Черт побери! — взорвался Томми Томпсон и хотел встать с кресла. Высокий детектив остановил его предостерегающим жестом. — Командор Томми не подчиняется ничьим приказам!

Белл позвал, и в подвал спустились Гарри Уоррен и двое его людей.

— Томми говорит, что не сам додумался избить юного Эдди Тобина. Кто-то заставил его это сделать.

— Кто-то? — презрительно повторил Гарри. — Этот «кто-то», приказавший избить ван дорна, случайно не тот же «кто-то», кто приказал тебе послать Луиса Ло и Гарольда Винга, чтоб они взорвали арсенал на Мар-Айленд?

— Он мне не приказывал. Он заплатил. Это не одно и то же.

— Кто? — спросил Белл.

— Сволочь! Бросил меня здесь слушать эти песни.

— Кто?

— Проклятый Глазник О'Ши, вот кто!

— Глазник О'Ши? — недоверчиво повторил Гарри Уоррен. — Ты принимаешь нас за ослов? Глазник О'Ши уже пятнадцать лет как мертв.

— Он не мертв.

— Гарри? — спросил Белл. — Кто такой Глазник О'Ши?

— Был такой «гофер» много лет назад. Злобный тип. Подавал надежды, пока не исчез.

— Я слышал, что он вернулся, — сказал один из детективов Гарри. — Но не поверил.

— Я все еще не верю.

— Я верю, — сказал Исаак Белл. — Шпион с самого начала вел себя как гангстер.

ИСКРА БОЖИЯ

42

1 июня 1908 года

Нью-Йорк

Исаак Белл спросил:

— Почему его называют Глазником?

— Если с ним свяжешься, он тебе вырвет глаз, — сказал Томми Томпсон. — У него на ногте большого пальца острое долото. Было медное, теперь из нержавеющей стали.

— Думаю, — сказал Белл, — ему не часто приходилось драться.

— Да уж, слышали об этом не часто, — подтвердил Томми.

— А помимо этого каков он?

Томми Томпсон сказал:

— Если я буду сидеть здесь и молоть языком, мне нужно промочить горло.

Белл кивнул. Ван дорны извлекли несколько фляжек. Томсон отпил из пары и вытер рот окровавленным рукавом.

— Каков Брайан О'Ши помимо того, что выкалывает глаза? Таков, как всегда. Парень, который видит, что делается за углом.

— Можно ли назвать его прирожденным лидером?

— Кем?

— Вожаком. Как ты. Ты управляешь своей бандой. Он такой же человек?

— Я только знаю, что он все время думает. Он всегда опережает тебя. Глазник видит людей насквозь.

— Если ты говоришь правду, Томми, что О'Ши не мертв, то где он?

Вожак банды поклялся, что не знает.

— Как его зовут сейчас?

— Он не говорил.

— Как он выглядит?

— Как все. Клерк в магазине, банкир, бармен. Я его едва узнал. Одет, точно щеголь с Пятой авеню.

— Рослый?

— Нет. Он маленький.

— По сравнению с тобой, Томми, большинство парней маленькие. Какого он роста?

— Пять футов восемь дюймов. Крепкого сложения. Сильнее парня я не встречал.

Белл как ни в чем не бывало продолжил разговор:

— Стало быть, ему в драке не нужно долото?

— Нет, — ответил Томми, делая еще глоток. — Ему просто это нравится.

— Но ведь после того как он появился ниоткуда и дал тебе денег, ты велел за ним проследить?

— Я послал за ним Пэдди Крысу. Маленький ублюдок вернулся без одного глаза.

Белл взглянул на одного из детективов, тот кивнул, соглашаясь.

— Да, я видел Пэдди с повязкой.

— Исчез, как в нашем детстве. Тогда он тоже растворился в воздухе. Никогда не думал, что снова его увижу. Думал, его бросили в реку.

— Кто бросил? — спросил Белл.

Вожак банды пожал плечами.

Гарри Уоррен сказал:

— Очень многие считали, что это ты бросил его в реку, Томми.

— Ну, так эти многие ошибались. Я думал, это сделал Билли Коллинз. Пока Глазник не вернулся.

Белл взглянул на Гарри Уоррена.

— Наркоман, — объяснил Гарри. — Много лет не слышал о нем. Билли Коллинз ходил с Глазником и Томми. Это была такая троица. Помнишь, Томми? Грабили пьяных, воровали с тележек, продавали наркотики, били всех, кто вставал у них на пути. О'Ши был худшим из них, хуже вот этого Командора, даже хуже Билли Коллинза. Рядом с этими двумя Томми — сама нежность и мягкость. Меньше всего все ожидали, что Томми возглавит «гоферов». Но ты везунчик, Томми, верно? Глазник исчез, Билли стал наркоманом.

Исаак Белл спросил:

— Томми, почему ты считал, что Билли Коллинз бросил Глазника в реку?

— Когда я в последний раз видел Глазника, они пили вместе.

— И сегодня ты не знаешь, где О'Ши?

— Как всегда. Растворился в воздухе.

— А где Билли Коллинз?

Раненый вожак банды пожал плечами, подмигнул и сделал еще глоток из фляжки.

— Где прячутся исчадия ада? Под скалами. В канализации.

43

В десяти милях от Файер-Айленда, пустого участка берега между Лонг-Айлендом и Атлантическим океаном, в пятидесяти милях от Нью-Йорка, встретились три корабля. Дневной свет угасал на западе, и на востоке появились первые звезды. Волны атлантического океана на мелком континентальном шельфе поднимались выше. Капитаны двух кораблей: четырехтысячетонного парового фрейтера с высокой трубой и двумя мощными кранами и океанского буксира, тянувшего железнодорожную баржу с тремя рядами рельсов, — не слишком радовались перспективе перегрузки на сильной зыби, особенно когда ветер дует с моря на берег. Когда они увидели, что третьим кораблем, маленьким одномачтовиком с широкой палубой, приводимым в движение только парусом, управляет красивая рыжеволосая девушка, они начали покрикивать на рулевых.

Похоже было, что свидание закончится, не начавшись. Но девушка так искусно воспользовалась порывом ветра, чтобы подвести к ним свой корабль, что помощник капитана парохода сказал: «Настоящая морячка», а О'Ши посоветовал капитану буксира:

— Не волнуйтесь. Мы всегда можем выбросить вас за борт и управлять кораблем сами.

Он увидел Рейфа Энгельса, махавшего ему рукой с мостика парохода.

Рейфа Энгельса, торговца оружием, разыскивали английская секретная служба за то, что он продавал оружие Ирландской Республиканской армии, и тайная полиция царя — за снабжение оружием русских революционеров. О'Ши познакомился с ним на «Вильгельме Великом», где они осторожно обхаживали друг друга, а потом продолжили на «Лузитании», чувствуя родственные души под сложной маскировкой. Между ними были различия: торговец оружием всегда на стороне угнетенных, идеалист — шпион не был идеалистом. Но за несколько лет они совершили ряд удачных сделок. Этот обмен торпед на подводную лодку был самой крупной из них.

— Где «Холланд»? — крикнул О'Ши через промежуток воды между кораблями.

— Под вами!

О'Ши посмотрел на волны. Вода начала кипеть, как в котле. Под пузырями появилась какая-то темная неопределенная фигура. Из белой пены показалась круглая бронированная башня. А потом море внезапно расступилось и появился блестящий корпус. Длиной сто футов и грозный, как риф.

На башне открылась крышка на петлях. Наружу высунул голову и плечи бородатый человек, осмотрелся и выбрался из башни. Это был Хант Хэтч, некогда главный испытатель компании «Холланд», теперь скрывающийся от английской тайной службы. За ним последовали члены его команды, и вскоре на палубе стояли пять бойцов Ирландского братства, поклявшихся отдать жизнь за независимость Ирландии. Они моргали на свету, вдыхая свежий воздух.

— Обращайтесь с ними хорошо, — потребовал Энгельс, когда они обменялись рукопожатием, закрепляя сделку. — Они храбрые люди.

— Как с собственной семьей, — пообещал О'Ши.

Все они служили в королевском флоте подводниками. Все оказались в английских тюрьмах. Все ненавидели Англию. О'Ши знал, о чем они мечтают: когда станет известно, что подводная лодка и электрические торпеды изготовлены в Англии, решат, что именно Англия предприняла нападение, дабы помешать строительству броненосцев в Америке. И, когда война охватит Европу, рассерженные американцы не встанут на сторону Англии. Тогда Германия победит Англию, и Ирландия освободится.

«Прекрасная мечта, — думал шпион. — И никому она не послужит лучше, чем Глазнику О'Ши».

— Вот ваша торпедная подводная лодка, — сказал Энгельс. — А где мои торпеды Уиллера?

Глазник О'Ши показал на парусник.

Энгельс поклонился.

— Я вижу прекрасную Кэтрин. Здравствуйте, моя прелесть, — крикнул он, приложив ко рту сложенные рупором ладони. — Я вас не узнал без ваших роскошных нарядов. А где мои торпеды?

— Под ней, — сказал О'Ши. — Четыре «Марк-14», усовершенствованных Уиллером. Две вам, две мне.

Энгельс знаками отдал приказ. Моряки на пароходе привели в действие грузовой кран.

— Ошвартуйтесь у борта, Кэтрин. Я заберу две торпеды — может, и вас тоже, если никто не будет смотреть.

Когда Кэтрин искусно выполнила маневр, а экипаж Энгельса снял с парусника две торпеды, послышался далекий гул. О'Ши смотрел, как экипаж подводной лодки хладнокровно оценивает значение этого звука и расстояние до его источника.

— Полигон американского флота Сэнди-Хук, — объяснил он морякам. — Не волнуйтесь. Это далеко.

— Шестьдесят тысяч ярдов, — сказал Хант Хэтч, а один из его людей добавил:

— Десятидюймовые и несколько двенадцатидюймовых.

О'Ши удовлетворенно кивнул. Ирландские мятежники, которые составляют экипаж его подводной лодки, знают свое дело.

Могло показаться, что сделка неравная: подводная лодка в шесть или семь раз длиннее торпеды и способна к самостоятельным действиям. Но «Холланду», пусть удлиненному и модифицированному англичанами, уже пять лет, и из-за быстрого развития подводного флота он уже устарел. А вот «Марк-14» — новейшая разработка Рона Уилларда.

Каждый получил, что хотел. Энгельс уйдет с двумя наиновейшими торпедами, чтобы продать их тому, кто больше заплатит. А «Холланд» и две торпеды, которые экипаж буксира и баржи с трудом перемещает на подводную лодку, — губительнейшее сочетание. Бруклинская военная верфь так и не узнает, что нанесло по ней удар.

44

Дональд Дарби, дядюшка Джимми Ричардса и Марва Гордона, проплыл вместе с ними шесть миль по Верхнему заливу на своем устричном ялике, плоскодонке с квадратным носом и мощным мотором, который он запускал, только когда убегал от кого-то или кого-нибудь преследовал. Джимми и Марв знали каждый дюйм акватории порта Нью-Йорк, хотя ни разу не ступали на остров Манхэттен; но по ночам они постоянно плавали вокруг манхэттенских причалов, вылавливая то, что с них падало. А вот дядя Донни помнил, что в 1890 году ступил на берег, чтобы выручить приятеля со Статен-Айленда, спасти его от копов.

Когда они подходили к Баттери, гаванский полицейский в катере, привязанном к причалу А, сказал полицейскому инспектору на палубе:

— Похоже, у нас вторжение.

Инспектор О'Риордан посмотрел на ловцов устриц со Статен-Айленда.

— Внимательней смотри за ними, — приказал он, надеясь, что никаких неприятностей не будет. Арест банды мускулистых ныряльщиков может стоить сломанной руки или выбитого зуба — с обеих сторон.

— Как нам добраться до Больницы Рузвельта на Пятьдесят девятой улице? — спросил пожилой ловец устриц, сидевший за рулем.

— Если есть десять центов, садись на надземку на Девятой авеню.

— Десять центов у нас есть.

Джимми Ричардс и Марв Гордон заплатили по десять центов и поехали к Пятьдесят девятой улице, глядя на высокие здания и толпы людей: они поверить не могли, что их может быть столько; причем эти люди в свою очередь смотрели на них. Поплутав по огромному помещению больницы, они наконец попросили о помощи хорошенькую ирландскую медсестру и отыскали дорогу к палате с одной кроватью. Пациент на кровати был весь в бинтах, и они ни за что не узнали бы в нем своего кузена Эдди Тобина, если б на вешалке не висел новый костюм, который прошлой зимой ван дорны выдали Эдди, когда приняли его в ученики сыщика.

Высокий светловолосый щеголь, гибкий, как лоза, склонялся к нему, поднося стакан, чтобы Эдди мог пить через соломинку. Когда он увидел их в дверях, глаза его посерели, а большая рука устремилась под пальто, туда, где обычно держат пистолет.

— Я могу вам помочь, господа?

Джимми и Марв инстинктивно подняли руки.

— Это маленький Эдди Тобин? Мы его двоюродные братья, пришли его навестить.

— Эдди? Ты знаешь этих парней?

Забинтованная голова уже с трудом нагибалась в их сторону. Она кивнула, и все услышали, как маленький Эдди прохрипел:

— Семья…

Сине-серые глаза стали чуть теплей.

— Входите, парни.

— Ничего берлога, — сказал Джимми. — Мы спросили внизу. Нас послали сюда.

— Мистер Белл за нее заплатил.

Исаак Белл протянул руку и пожал их мозолистые ладони.

— Все участвуют. Ван дорны своих не бросают. Меня зовут Исаак Белл.

— Джимми Ричардс. А это Марв Гордон.

— Оставляю тебя на этих ребят, Эдди. Скоро вернусь.

Ричардс вышел в коридор за ним.

— Как у него дела, мистер Белл?

— Лучше, чем мы надеялись. Он крепкий малый. Потребуется время, но врачи говорят, что он поправится. Но должен вас предупредить: конкурс красоты ему не выиграть.

— Кто это сделал? Мы с ними разберемся.

— Мы уже разобрались с ними, — сказал Белл. — Это дело всех ван дорнов, а ваш брат ван дорн.

Ричардсу это не понравилось.

— Никто у нас не радовался, когда Эдди взял сторону закона.

Исаак Белл улыбнулся.

— Закон не любит, когда так называют частных детективов.

— Как скажете, браток. Мы ценим то, что вы для него делаете. Если вам когда-нибудь понадобится поджечь церковь или кого-нибудь утопить, Эдди знает, как нас найти.

Исаак Белл просматривал ежедневные отчеты групп, разыскивающих Билли Коллинза, когда с Центрального вокзала позвонил Арчи Эббот.

— Только что с поезда. На торпедной станции в Ньюпорте кое-чего не хватает.

— Чего?

— Старик в городе?

— Мистер Ван Дорн в своей конторе.

— Встретимся внизу, с глазу на глаз.

«Внизу, с глазу на глаз» означало бар в подвале отеля «Никербокер». Десять минут спустя они сидели за темным столиком. Арчи подозвал официанта.

— Тебе, возможно, понадобиться выпить, прежде чем докладывать боссу. Мне точно надо.

— Чего не хватает?

— Четырех импортированных из Англии электрических торпед.

Подошел официант, но Белл жестом прогнал его.

— Мне казалось, все сгорело в пожаре.

— Флот тоже так решил. Весь хлам нагрузили на баржу, чтобы сбросить в море. Я сказал этому типу Уиллеру: «А почему бы не сосчитать торпеды?» Короче говоря, мы прочесали обломки частым гребешком и обнаружили отсутствие четырех торпед.

Белл смотрел на своего старого друга.

— Случайно не те, что снаряжены ТНТ?

— Уиллер уверен, что не хватает именно торпед с ТНТ.

— Ты с ним согласен?

— У него номера серий. Мы отыскали их на остатках капотов двигателей. Нашли все, кроме этих четырех — их отложили для испытательной стрельбы на полигоне. Было бы слишком странно, если бы только они разорвались на мелкие кусочки.

— Ты уверен, что взрыв не был случайным?

— Я говорил с флотом — отыскал человека из Аннаполиса,[61] с которым знаком еще со школы. И наш специалист подтвердил. Райли из Бостона, ты его знаешь. Никаких сомнений.

— Это не торпеды, а Святой Грааль, — мрачно сказал Белл. — Быстрые, с большой дальностью действия, с неслышным ходом, да еще с невероятно мощными боеголовками.

— Шпион берет только лучшее. Единственная хорошая новость — Уиллер может сделать еще такие. Англичане вне себя. Они не хотят больше ничего продавать нам, но я узнал, что Рон Уиллер и его парни уже начали делать без их позволения копии для флота. А тем временем шпион получил новейшие английские торпеды с самыми последними американскими боеголовками — бесценная тайна, которую можно продать тому, кто предложит цену больше прочих.

— Или смертоносное оружие для нападения.

— Нападение? Как он их взорвет? — спросил Арчи. — Даже самому хитрому шпиону не добраться до броненосцев.

Исаак Белл сказал:

— Он может раздобыть небольшой торпедный катер.

Старые друзья переглянулись. Смех исчез из зеленых глаз Арчи. Синие глаза Белла стали темными, как камень. Они с Джозефом Ван Дорном уже защищают главных специалистов капитана Фальконера. И сейчас сыщики Ван Дорна под видом рабочих находятся на Бруклинской военной верфи. Но оба они знали, что арест китайского шпиона и главаря банды «гоферов» не остановит Глазника О'Ши. Шпион легко восстановит свою подвижную организацию. А когда Великий белый флот будет за пределами досягаемости в море, он возобновит нападения на будущее американских броненосцев.

— Нужно поговорить с мистером Ван Дорном.

— Что ты ему скажешь?

— Нам нужны люди, чтобы отследить эти торпеды. Пусть убедит флот, береговую охрану и полицию во всех городах, где есть военные верфи: Камдене, Филадельфии, Квинси, Форт-Ривере, Массачусетсе, Ват-Айрон-Уорксе, Мэне, Бруклине — что им грозит смертельная опасность. Потом я повторю то, что говорю постоянно: это прежде всего дело об убийстве. Нужна старомодная работа частных детективов, чтобы повесить Глазника О'Ши. Начнем с Билли Коллинза.

Исаак Белл вышел из отеля «Никербокер» через кухню. Он окунул пальцы в чан с использованным говяжьим жиром, который должны были отвезти на перерабатывающую фабрику, и втер жир в волосы. В переулке в очереди за бесплатной едой ждали неудачники. Белл удивил одного из них, отчаявшегося заработать десять центов, чтобы провести под крышей эту грозящую дождем ночь, предложив пять долларов за потрепанную фетровую шляпу. За ту же сумму человек ростом почти с детектива охотно расстался с рваным пальто.

Ржавый револьвер с тремя пулями Белл переложил из брюк в пальто. Низко надвинул шляпу на лоб, убрал под нее золотистые волосы и застегнул пальто на все пуговицы. Потом, сунув руки в карманы, наклонив голову, вышел из переулка на Бродвей. И тут же коп велел ему убираться.

В пятый раз за пять дней Белл отправился в Адскую кухню.

Он узнавал ритмы ее жизни, когда и где бывает много народу, знакомился с улицами, по которым громыхали фургоны и грузовики, с тротуарами, кишевшими людьми, когда мужчины шли в салуны, женщины в церковь, а дети носились, не обращая внимания на окрики матерей из окон. Он уже прошел по Девятой авеню до реки и от железнодорожного вокзала пенсильванской железной дороги, от Тридцать третьей до Шестидесятой улицы. Но не нашел «приятеля» Томми Билли Коллинза, который мог бы привести его к Глазнику О'Ши.

Поэтому сегодня Исаак Белл избрал другую тактику.

Для маскировки, он хромал, слегка подволакивая левую ногу, и пачкал ботинки, переходя обочины и трамвайные рельсы. Фургон угольщика, который сдавал назад, к скату в подвал, перегородил тротуар. Белл провел пальцами по угольной пыли и смазал усы, повторил это упражнение, когда миновал тележку с пеплом: провел пальцами по волосам, выбившимся из-под шляпы. Осмотрел свое отражение в витрине. Глаза на усталом лице блестели слишком ярко. Он опустил взгляд, подобрал с обочины пучок соломы и тер им рукава пальто, пока не стало похоже, что он ночевал на соломе. Скалли внушал своим ученикам: грязному никогда не смотрят в лицо.

Исаак продолжал проверять, как выглядит, в витринах, которые по мере приближения к реке делались все меньше и грязнее. Наклонившись к пустому ведру, стоявшему в луже у салуна, он притворился, что поправляет шнурки, и пошел дальше со смоченными прокисшим пивом манжетами. Чем дальше он углублялся в трущобы, тем медленнее шел и сильнее сутулился — затерявшийся в толпе усталый человек, бредущий без цели.

Ему преградил дорогу молодой бандит в костюме в обтяжку и красной шляпе.

— Что у тебя есть для меня, дед? Гони!

Исаак Белл подавил внезапное желание свалить его на землю, порылся в кармане и достал десять центов.

Бандит прошел мимо него.

— Погоди! — сказал Белл.

— Чего? — Бандит развернулся. — Чего надо?

— Ты знаешь парня по имени Билл Коллинз?

Лицо бандита ничего не выразило.

— Кто это?

Да он еще сопляк, сообразил Белл, подросток. Когда Томми Томпсон и Билли Коллинз бегали по улицам с Глазником О'Ши, этот еще орал в люльке.

— Билли Коллинз. Высокий, тощий. Рыжие волосы. Может, седеющие.

— Никогда о таком не слышал.

— Кожа да кости, — сказал Белл, повторяя то, что рассказывали Гарри Уоррен и его ребята о том, что делает многолетнее употребление опиума и морфия с человеком. Они знали, что Коллинз еще жив. Во всяком случае, был жив неделю назад. — Наверно, нет зубов.

— Дед ты откуда?

— Из Чикаго.

— Да здесь полно парней без зубов. Ты следующий. — Он замахнулся костлявым кулаком. — Убирайся отсюда! Беги, дед, беги!

Белл сказал:

— Билли Коллинз ходил с Томми Томпсоном и Глазником О'Ши, когда они были мальцами.

Бандит попятился.

— Ты из «гоферов»?

— Я просто ищу Билли Коллинза.

— Ты не один такой. — И он торопливо ушел, бросив через плечо: — Его все спрашивают.

«Еще бы, — подумал Белл, — принимая во внимание, во что это обходится агентству». Вдобавок к ребятам Гарри Уоррена и его осведомителям, тот же вопрос задают двести железнодорожных полицейских, когда сталкиваются с «гоферами», которые пытаются грабить грузовые вагоны. Белл спрашивал себя, где может прятаться наркоман? Где он спит? Где ест? Где получает свое зелье? Как получается, что Коллинза никто не видит в районе, где все друг друга знают?

Его несколько раз видели у известных убежищ бродяг, в конце Тридцать восьмой улицы близ угольных бункеров, заменивших локомотивные тендеры, дважды у брошенного служебного вагона на Шестьдесят восьмой улице. За этими местами наблюдали отборные люди. И у Белла было ощущение, что он тоже видел Билли Коллинза в клубах паровозного дыма — тонкую, как рельс, фигуру между торговыми вагонами; Белл побежал за этим человеком, но нашел только дым.

С тех пор единственный, кто мог знать, куда пятнадцать лет назад исчез О'Ши, нигде не показывался. Однако в агентстве скопилось достаточно отчетов, указывающих на то, что он еще жив и вряд ли мог покинуть Адскую кухню.

Где Глазник О'Ши — совсем другое дело. Все, кто старше тридцати лет, слышали его имя. Никто не видел его уже пятнадцать лет. Некоторые слышали, что он вернулся. Никто не признался, что видел его. Но Белл понимал, что человек, которого Томми Томпсон описал как «щеголя с Пятой авеню», может ночевать и столоваться, где захочет.

45

— Такси, сэр? — спросил швейцар «Уолдорф-Астории», когда гость в цилиндре и непромокаемом зеленом пальто вышел из отеля.

— Я прогуляюсь, — ответил Глазник О'Ши.

Размахивая тростью с украшенным драгоценными камнями набалдашником, он зашагал по Пятой авеню, останавливаясь, словно турист, чтобы рассмотреть здания и заглянуть в витрины. Убедившись, что за ним не следят, он через большую готическую арку перед зданием вошел в собор Святого Патрика. В проходе преклонил с привычной легкостью колено, бросил несколько монет в церковную кружку и зажег свечу. Потом запрокинул голову и стал разглядывать рисунки оконных витражей, подражая гордому прихожанину, который внес достойный вклад в благополучие собора.

С тех пор как Исаак Белл взял Томми Томпсона, О'Ши понимал, что все ван дорны Нью-Йорка, а с ними двести железнодорожных полицейских и черт знает сколько платных осведомителей охотятся на него или будут охотиться. Из собора он вышел через черный ход, по дощатому настилу и лесам, где каменщики возводили часовню Святой Девы, и прошелся по Мэдисон-авеню.

Он шел вверх по Мэдисон, по-прежнему проверяя, не следят ли за ним, свернул на Пятьдесят пятую улицу и зашел в отель «Сент-Реджис». Выпил в баре и поболтал с барменом, которому всегда давал щедрые чаевые, при этом продолжая наблюдать за вестибюлем. Потом дал денег коридорному, и тот выпустил его через черный ход.

Несколько мгновений спустя он вошел в отель «Плаза». Остановился в зале «Палм-Корт» в центре первого этажа. Вокруг за маленькими столиками пили чай матери с детьми, тетями и племянницами, и там и сям проходили пожилые джентльмены, зачарованные юными девушками. Метрдотель низко поклонился.

— Ваш обычный столик, герр Райкер?

— Спасибо.

Обычный столик герра Райкера позволял ему следить за всем вестибюлем, в то же время оставаясь в укрытии, за пальмами в кадках, которые заставили бы остановиться доктора Ливингстона и Генри Стенли.

— Ваша подопечная присоединится к вам?

— Надеюсь, — ответил он с учтивой улыбкой. — Скажите официанту, что нам нужны только сласти. Никаких маленьких сэндвичей. Только торт и мороженое.

— Конечно, герр Райкер. Как всегда, герр Райкер.

Кэтрин, как обычно, опаздывала, и он использовал это время, чтобы подготовиться к разговору. Он знал, что разговор будет трудным. И когда она вышла из лифта, чувствовал, что готов. Ее нарядное платье для чаепитий напоминало облако голубого шелка, под цвет глаз, и подчеркивало цвет волос.

О'Ши встал, когда она подошла к столику, взял ее руку в перчатке и сказал:

— Вы прекраснейшая из девушек, мисс Ди.

— Спасибо, герр Райкер.

Кэтрин Ди улыбнулась, на ее щеках появились ямочки. Но, усевшись, она посмотрела ему прямо в лицо и сказала:

— Ты выглядишь очень серьезным — как и пристало опекуну с подопечной. В чем дело, Брайан?

— Очень уважающие себя так называемые «воины добра», которые утверждают, будто ведут «войну за добро», с глубоким презрением называют меня наемником. Я усматриваю в этом признание своего интеллекта. Ведь для наемника война заканчивается, когда он говорит, что она окончена. Он выходит из нее победителем.

— Надеюсь, ты заказал не чай, а виски, — сказал она.

О'Ши улыбнулся.

— Да, знаю, я разболтался. Я пытаюсь сказать тебе, дорогая, что игра подошла к концу.

— Что это значит?

— Пора исчезнуть. Мы уйдем — и заложим основы своего будущего — с таким грохотом, что они никогда его не забудут.

— Куда уйдем?

— Туда, где нас будут ценить на вес золота.

— Нет, не в Германию!

— Конечно, в Германию. Какая демократия способна нас принять?

— Мы могли бы отправиться в Россию.

— Россия — это пороховая бочка в ожидании спички. Я не собираюсь забирать тебя из огня в революцию.

— Ах, Брайан…

— Мы будем жить по-царски. Мы будем очень богаты, и ты выйдешь замуж за отпрыска королевской… Что случилось? Почему ты плачешь?

— Я не плачу, — ответила она с глазами, полными слез.

— В чем дело?

— Я не хочу замуж за принца.

— Может, согласишься на прусского князя с тысячелетним замком?

— Прекрати!

— У меня есть один такой на примете. Он красив, относительно умен, учитывая его происхождение, и удивительно мягок. Его мать может показаться утомительной, зато есть конюшня, полная чистокровных арабских лошадей, и летний дом на Балтике, где девушка может сколько угодно плавать под парусом. Даже готовиться к олимпийским соревнованиям по яхтенному спорту… Почему ты плачешь?

Кэтрин Ди положила на стол маленькие сильные руки и чистым, ясным голосом сказала:

— Я хочу выйти за тебя.

— Кэтрин, голубушка, милая моя. Это все равно что выйти за родного брата.

— Мне все равно. К тому же ты мне не брат. Ты только ведешьсебя как брат.

— Я твой опекун, — сказал он. — Я поклялся, что никому не позволю тебя обижать.

— А как ты думаешь, что ты сейчас делаешь?

— Перестань нести вздор о том, чтобы выйти за меня. Ты знаешь, я тебя люблю. Но не так.

На ее ресницах бриллиантами повисли слезы.

Он протянул ей носовой платок.

— Вытри глаза. Нас ждет работа.

Она вытерла слезы, намочив платок.

— Я думала, мы уезжаем.

— Чтобы уехать, хлопнув дверью, нужно поработать.

— Что я должна делать? — угрюмо спросила она.

— Я не могу позволить Исааку Беллу помешать мне в этот раз.

— Почему бы мне не убить его?

О'Ши задумчиво кивнул. Кэтрин смертельно опасна, это смертоносная машина, не отягощенная угрызениями совести или сожалениями. Но у каждой машины есть физические пределы.

— Ты можешь пострадать. Белл подобен мне, его нелегко убить. Нет, я не хочу, чтобы ты рисковала, пытаясь от него избавиться. Но хочу, чтобы ты его отвлекла.

— Я должна его соблазнить? — спросила Кэтрин. Она вздрогнула, внезапно увидев ярость на лице О'Ши.

— Я когда-нибудь просил тебя о таком?

— Нет.

— А попрошу когда-нибудь?

— Нет.

— Меня убивает, что ты могла это сказать.

— Прости, Брайан. Я не подумала.

Кэтрин протянула руку. Он убрал свою, его обычно спокойное лицо покраснело, губы были сурово сжаты, в глазах холод.

— Брайан, я ведь не школьница.

— Те, кого ты соблазняешь сама, — твое дело, — холодно сказал он. — Я постарался, чтобы ты располагала всеми возможностями, какие есть только у избранных женщин. Общество никогда не будет указывать тебе, что ты должна делать и чего не должна. Но я хочу, чтобы ты ясно поняла: использовать тебя таким образом я не буду никогда.

— Каким образом? Как соблазнительницу?

— Барышня, вы начинаете меня раздражать.

Кэтрин Ди не обратила внимания на его опасный тон: она прекрасно понимала, что он не станет ломать мебель в «Палм-Корт».

— Прекрати называть меня так. Ты старше всего на десять лет.

— На двенадцать. И старик, хотя перевернул землю и небо, чтобы ты оставалась молодой.

Подошел официант. Опекун и подопечная сидели в каменном молчании, пока на столе не появился торт и не разлили чай.

— Как мне его отвлечь?

Когда он начинает так себя вести, ничего не поделаешь, остается только слушаться.

— Ключ — его невеста.

— Она относится ко мне с подозрением.

— Что это значит? — резко спросил О'Ши.

— На спуске «Мичигана» я попыталась с ней сблизиться и она отступила. Она чувствует во мне что-то, что ее пугает.

— Может, она ясновидящая, — сказал О'Ши, — и читает твои мысли?

На лице Кэтрин Ди появилось выражение опустошенности и мудрости, она словно превратилось в маску из древнего мрамора.

— Она читает в моем сердце.

46

— Звонит ваша невеста, мистер Белл.

В «Никербокере» высокий детектив нетерпеливо просматривал за своим столом сообщения, надеясь найти последние сведения о месте пребывания Глазника О'Ши, прежде чем снова пуститься на поиски Билли Коллинза.

— Какой приятный сюрприз!

— Я через улицу у Хаммершейна в театре «Виктория», — сказала Марион Морган.

— У тебя все хорошо?

Судя по голосу, нет. Он полон напряжения.

— Можешь заглянуть, когда освободишься?

— Сейчас приду.

— Тебя впустят через служебный вход.

Перепрыгивая через три ступеньки, Белл сбежал по лестнице отеля «Никербокер» и пересек Бродвей, заполненный машинами, такси и повозками с лошадьми, под гудки и крики. Спустя шестьдесят секунд после того, как положил трубку, Белл стучался в служебный вход театра «Виктория».

— Мисс Морган ждет вас в театре, мистер Белл. Сюда, пожалуйста. Идите тихо: там репетиция.

Со сцены доносилось быстрое ритмичное топанье. Распахнув дверь, Белл удивился: источником звуков были маленькие мальчик и девочка, танцевавшие на сцене в туфлях на деревянных подошвах. Белл с облегчением вздохнул, увидев, что Марион, в целости и сохранности, сидит в восьмом ряду затемненного зрительного зала, одна. Она прижала палец к губам. Белл прошел по проходу и сел рядом с ней, а она взяла его за руку и прошептала:

— Дорогой, я так рада, что ты здесь.

— Что случилось?

— Расскажу через минуту. Они уже заканчивают.

Оркестр, молча ждавший, разразился крещендо, и танец закончился. Детей немедленно окружили режиссер, оформитель сцены, костюмеры и их мать.

— Разве они не чудо? Я нашла их в заведении «Орфей» в Сан-Франциско. Пользуются бешеной популярностью в водевилях. Уговорила их мать позволить им сняться в моем фильме.

— А что с твоим фильмом о грабителях банков?

— Их поймала подруга детектива.

— Я так и подозревал. Но что случилось? Ты не в себе. В чем дело?

— Не знаю. Может, это просто глупо, но я сочла разумным позвонить тебе. Ты знаком с Кэтрин Ди?

— Она подруга Дороти Ленгнер. Видел ее как-то. Но мы не знакомы.

— Лоуэлл познакомил нас на спуске «Мичигана». Она намекнула, что хотела бы побывать на киностудии. И я едва ее не пригласила. Она из тех, кого любит камера — ты знаешь, я говорила: крупная голова, красивые черты, стройная фигура. Как мальчик, который сейчас танцевал.

Белл посмотрел на сцену.

— Он похож на охотящегося богомола.

— Да, узкая голова, большие блестящие глаза. Подожди, увидишь, как он улыбается.

— Я полагаю, ты не пригласила Кэтрин Ди. Что заставило тебя передумать?

— Она очень странная.

— А именно?

— Назови это как хочешь. Чутьем. Инстинктом. Что-то в ней есть неправильное.

— Нельзя не учитывать внутренние ощущения, — сказал Белл. — Всегда можно передумать.

— Спасибо, дорогой. Я чувствую себя глупо, и все же… когда я была в Сан-Франциско, она приходила ко мне в Форт-Ли. Без приглашения. Просто пришла. А сегодня утром опять пришла ко мне.

— И что сказала?

— Я не дала ей такой возможности. Торопилась на паром, чтобы увидеться с матерью детей. Она их импресарио и очень честолюбива. Помахала ей и ушла. Она крикнула что-то, предложила подвезти. Кажется, ее ждала машина. Но я шла и шла — и села на паром. Исаак, я уверена, что это глупо. Я хочу сказать, ее знает Лоуэлл Фальконер. И как будто не считает ее странной. С другой стороны, сомневаюсь, чтобы какая-нибудь юбка показалась Лоуэллу странной.

— Кто сказал, что она приходила, когда ты была в Сан-Франциско?

— Мадмуазель Дювалль.

— А она что думает о Кэтрин?

— Думаю, она чувствует то же, что я, только не так остро. На студии часто бывают необычные люди. Их притягивает кино. Они воображают для себя самое фантастическое будущее. Но Кэтрин Ди другая. Она явно очень хорошо обеспечена, с хорошим образованием.

— Она сирота.

— О боже, я не знала. Может, ей нужна работа.

— Отец оставил ей состояние.

— Откуда ты знаешь?

— Мы проверяем всех, кто связан с Корпусом 44.

— Я, наверно, выдумываю.

— Лучше проявить осторожность, чем потом сожалеть. Я попрошу наш аналитический отдел внимательнее присмотреться к ней.

— Пойдем, познакомишься с детьми… Фред, поздоровайся с моим женихом мистером Беллом.

— Здравствуйте, мистер Белл, — сказал, глядя себе под ноги, Фред, застенчивый мальчик лет семи-восьми.

— Здравствуй, Фред. Войдя, я услышал, как ты танцуешь. Ты танцевал так быстро, что я подумал, это пулемет.

— Правда?

Он поднял голову и улыбнулся Беллу.

— Как обращается с тобой мисс Морган?

— Она очень добрая.

— Согласен.

— А это Адель, — сказала Марион.

Девочка была бойкая, несколькими годами старше брата и ни в каких уговорах не нуждалась.

— Вы правда жених мисс Морган?

— Да, я этот счастливец.

— Еще бы!

— Ты очень умна. А о чем кино?

Адель удивилась, когда вместо нее ответил маленький Фред:

— Детей танцоров захватывают индейцы.

— И как оно называется?

— «Урок». Дети учат индейцев новому танцу, и те их отпускают.

— Звучит вдохновляюще. С нетерпением жду, когда можно будет посмотреть. Приятно было познакомиться, Фред. — Он снова пожал маленькую руку. — Рад знакомству, Адель.

Ей он тоже пожал руку.

Марион сказала:

— Увидимся утром, дети. — И сказала матери: — В восемь утра, мисс Астер.[62]

Они остались в театре одни.

Белл сказал:

— Когда завтра утром придешь в Форт-Ли, увидишь человека, одетого индейцем. Дай ему роль, которая позволит ему постоянно быть рядом с тобой.

— Арчи Эббот?

— Он единственный, кроме Джо Ван Дорна, кому я доверил бы твою жизнь. Но никто не поверит, что мистер Ван Дорн, одетый индейцем, ищет работы актера в твоей фильме. А вот Арчи стал бы актером, если бы мать ему не запретила. Пока мы не убедимся, что Кэтрин Ди не замыслила ничего дурного, Арчи будет присматривать за тобой весь день. И я хочу, чтобы ночи ты проводила в «Никербокере».

— Незамужняя женщина одна в респектабельном отеле? Что скажет гостиничный детектив?

— Если он себе не враг, то скажет: «Спокойной ночи, мистер Белл. Добрых снов».

Исаак Белл снова вернулся на улицы. Он чувствовал — цель близка, так близка, что он постоянно носил в кармане сэндвичи, полагая, что человек, ведущий такой образ жизни, как Билли Коллинз, обрадуется возможности подкрепиться. Его видели еще два раза, и оба раза на Девятой авеню, там, где она неожиданно обрывается у Тридцать третьей улицы. Там, где вырыли гигантский котлован для строительства вокзала Пенсильванской железной дороги.

Одетый в потрепанную одежду, он шел к строительной площадке, высматривая высокого, худого человека, которого заметил между груд угля. Весь городской район — шесть акров домов, магазинов и церквей — исчез. Девятая авеню пересекала гигантскую дыру, превратившись в две наклонные временные эстакады, по которым проходили две трамвайные линии, дорога для автомобилей и тротуар для пешеходов. Еще выше над Девятой авеню на высоких опорах по-прежнему проходила надземка, поезда гремели над ямой, точно гигантские аэропланы из железа и стали.

Паровозный свисток возвестил окончание рабочего дня. Тысячи рабочих выбрались из ямы и устремились в город. Когда они ушли, Белл спустился по лестницам и временным деревянным ступеням, минуя несколько перерезанных газовых магистралей и чугунных водопроводных труб, электрических линий и кирпичных канализационных каналов. Спустившись на двадцать четыре фута, он увидел частично возведенный стальной виадук — ему объяснили, что виадук пройдет под Девятой авеню и окружающими ее зданиями. Белл прошел по нему в темноту, где изредка попадались горящие электрические фонари.

Он оказался на шестьдесят футов ниже поверхности земли, на дне котлована. Это было поле, усеянное каменным мусором и обломками взорванного гранита; поле пересекали узкие рельсы, по которым вывозили мусор и ввозили материалы для строительства. Стоял настоящий лес широких колонн, на которых держался виадук. Вверху сквозь этот лес виднелись голубые электрические искры, когда в небе проходили поезда надземки.

Белл бродил здесь целый час, ожидая встретить ночных сторожей. Раз или два спотыкался о неровности. В третий раз он упал, почувствовал сладкий запах, нащупал огрызок яблока. Осматриваясь, он увидел человеческое логово — смятое одеяло, еще несколько яблочных огрызков и куриные кости. Белл сел, приготовясь ждать, неподвижный, как глыба льда; шевелясь ровно столько, чтобы руки и ноги не затекли, и только тогда, когда поезда над головой маскировали его движения.

Он был не один. Бегали крысы, залаяла собака, а в ста ярдах от себя в темноте он слышал спор двух бродяг; спор завершился тяжелым ударом и стоном, который заглушил грохот проходящего поезда. С наступлением ночи стало тише, а поезда пошли реже. Кто-то развел костер в конце ямы у Тридцать третьей улицы, тени и отблески огня плясали на столбах, балках и грубых каменных стенах.

Белл услышал шепот:

— Здесь как в церкви.

47

У Исаака Белла пришли в движение только глаза.

В свете далекого костра он увидел длинное костлявое лицо, пустую улыбку. Человек был одет в тряпье. Руки пустые, глаза опухли, словно спросонья, и Белл решил, что он все время был здесь, просто спал бесшумно. Теперь этот человек удивленно смотрел на стальной скелет виадука, и Белл понял, что он имел в виду, говоря о церкви. Переплетающиеся балки, темное небо, усеянное звездами, и отблески костра создавали впечатление средневекового собора, освещенного свечами.

— Привет, Билли.

— А?

— Ты Билли Коллинз?

— Да. Откуда ты знаешь?

— Ты когда-то якшался с Глазником О'Ши.

— Да… Бедный Глазник… Откуда ты знаешь?

— Мне сказал Томми.

— Жирный ублюдок. Он твой друг?

— Нет.

— Мой тоже нет.

Билли Коллинз, хотя он был, должно быть, примерно одних лет с Беллом, казался древним стариком. Волосы седые, из носа течет, а на опухшие глаза навернулись слезы.

— Ты друг Томми? — снова сердито спросил он.

— Что Томми сделал Глазнику? — спросил Белл.

— Томми — Глазнику? Ты шутишь? Этот жирный ублюдок и в свои лучшие дни ничего не мог сделать Глазнику. Ты друг Томми?

— Нет. Что случилось с Глазником?

— Не знаю.

— Мне говорили, что ты был с ним.

— Да. Ну и что?

— Так что случилось?

Билли закрыл глаза и пробормотал:

— Когда-нибудь я снова займусь поездами.

— Ты о чем, Билли?

— Поезда — это хорошие деньги, если правильно выберешь груз. Хорошие деньги. Я был богат, когда работал поезда. Потом они забрали мою малышку, и я не мог больше работать поезда. — Он посмотрел на Белла. При отблесках огня глаза у него были такие же безумные, как голос. — Работал. Ты это знаешь?

— Нет. Я не знал этого, Билли. Кем?

— Хорошая работа. Рабочий сцены в театре. А еще я был конюхом. Я даже чучелом работал.

— Что за чучело?

— Сигнальщик на железной дороге. Одиннадцатая авеню. Ехал верхом на лошади перед поездом. По Одиннадцатой авеню поезду нельзя было проехать без парня на лошади. Единственный раз, когда закон дал мне работу. Я ее не искал.

Он закашлялся. «Чахотка, — подумал Белл. — Этот человек умирает».

— Есть хочешь, Билли?

— Нет. Я не бываю голоден.

— Попробуй. — Белл протянул ему сэндвич. Билли Конноли принюхался, поднес сэндвич ко рту и спросил:

— Ты друг Томми?

— Что Томми сделал Глазнику?

— Ничего. Я тебе говорил. Томми ничего не мог сделать Глазнику. Никто ничего не мог сделать Глазнику. Кроме одного старика.

— Старика?

— Сильного старика.

— Ты говоришь о его отце?

— Отце? У Глазника не было отца. Старик. Вот кто добрался до нас. Ох и добрался!

— Что за старик?

— С Кларксон.

— Кларксон-стрит? — спросил Белл. — В центре?

— «Умбрия» уходила в Ливерпуль.

Линия «Кунард». Один из старых кораблей.

— Когда?

— В ту ночь.

— Когда Глазник исчез?

— Когда мы были мальчишками, — сонно ответил Билли. Он лег и посмотрел на очертания виадука.

— «Умбрия», — подталкивал его Белл. — Пароход? Лайнер линии «Кунард»?

— Мы увидели старика. Он шел к причалу 40 быстро, словно опаздывал. И даже не смотрел, куда идет. Мы не могли поверить в свою удачу. Мы бродили по Кларксон-стрит в поисках пьяного моряка, чтоб его ограбить. А нам попадается богатый старик в дорогом зеленом пальто, с блестящими кольцами на пальцах; такой платит сто пятьдесят долларов за билет на пароход. Было темно, лил дождь, на Кларксон ни души. Глазник прицепил на палец свое долото: вдруг старик поднимет шум. Мы набросились, как кошки на толстую крысу. Брайан принялся срывать кольца с его пальцев. Я решил вытащить бумажник из-под дорогого пальто.

— Что произошло?

— Он выдернул из трости шпагу.

Билли Конноли посмотрел на Белла, и в его глазах было изумление.

— Шпагу. Мы были так пьяны, что не могли убраться с его пути. Старик взмахнул шпагой. Я уклонился. Он свалил меня тростью. Крепкий старик, он свое дело знал. Вырубил меня. Я налетел прямо на его трость. Услышал рев, будто в голове взорвался динамит. И больше ничего.

Билли Коллинз снова понюхал сэндвич и посмотрел на него.

— Так что случилось? — спросил Белл.

— Я пришел в себя в канаве, весь мокрый. Замерз до смерти.

— А что с Глазником?

— Брайан О'Ши исчез, и я больше никогда его не видел.

— Старик убил Глазника О'Ши?

— Крови я не видел.

— Может, дождем смыло?

Коллинз заплакал.

— Растаял в воздухе. Как моя малышка. Только она никому не вредила. А вот Глазник и я, мы уж очень старались.

— Что если я скажу, что Глазник вернулся?

— Лучше скажи, что вернулась моя малышка.

— Откуда вернулась?

— Не знаю. Крошка.

— Твой ребенок?

— Ребенок? У меня нет ребенка… Глазник вернулся, я слышал.

— Да, вернулся. Томми его видел.

— Не пришел повидаться со мной… Да и кто придет? Он закрыл глаза и захрапел. Сэндвич выпал из его пальцев.

— Билли! — Белл затряс его и разбудил. — Кто был этот старик?

— Богатый старик в зеленом пальто.

Он снова уснул.

— Билли!

— Отстань.

— Кто была твоя малышка?

Глаза Билли Коллинза оставались закрытыми.

— Никто не знает. Никто не помнит. Кроме священника.

— Какого священника?

— Отца Джека.

— Какой церкви?

— Святого Михаила.

После ухода Белла Билли Коллинзу приснилось, что собака грызет его ногу. Он пнул ее другой ногой. У собаки выросла вторая голова и принялась за вторую ногу. Он в ужасе проснулся. К его ногам склонилась фигура, развязывая шнурки. Проклятый бродяга. Раньше и подойти он не посмел бы, а теперь крадет его обувь.

— Эй!

Бродяга потянул сильнее. Билли сел и попытался ударить его по голове. Бродяга выронил ботинок, поднял обломок доски и стукнул Билли. В глазах у Билли завертелись звезды. Ошеломленный, он смутно сознавал, что бродяга сейчас снова ударит его доской. Он знал, что тот ударит сильно, но не мог пошевелиться.

Сверкнула сталь. Нож появился ниоткуда. Бродяга закричал и упал, схватившись за лицо. Нож снова блеснул. Опять крик; бродяга пополз на четвереньках, встал и побежал что есть духу. Билли сел. Какой дьявольский сон. Необычный. Он почувствовал запах духов. Это заставило его улыбнуться. Он открыл глаза. К нему склонилась женщина, волосы падали ей на лицо. Ангельское. Билли подумал, что умер.

Она наклонилась очень близко, так близко, что он ощутил тепло ее дыхания, и прошептала:

— Что ты рассказал детективу, Билли?

48

— Хозяйка дома не предсказательница, — заверил Глазник О'Ши встревоженного капитана подводной торпедной лодки «Холланд».

Хант Хэтч не успокоился.

— По всему дому признаки того, что мадам Нэтти предсказывала будущее. К ней клиенты приходили в любой час дня и ночи. Держа нас здесь, вы подвергаете нас опасности, О'Ши. Я этого не потерплю.

— Предсказание — это маскировка. Она не предсказывает будущее.

— А что она маскирует?

— Она фальшивомонетчица.

— Фальшивомонетчица? Да вы спятили!

— Это последние люди в Байонне, которые пожалуются копам. Поэтому я вас и поместил сюда. А женщина, которая вам готовит, сбежала из тюрьмы. Она тоже никому не расскажет. К тому же из домов ваша лодка не видна. Ее закрывает баржа.

От дома фальшивомонетчицы в начале Лорд-стрит выкошенный газон шел до Килл-ван-кулла, узкого глубокого канала между Статен-Айлендом и Байонной. Баржа была причалена к берегу.

Подводная лодка «Холланд» стояла под баржей, в ее башню можно было проникнуть через трюм баржи. Меньше четырех миль отделяло это место от Верхнего залива Нью-Йорка и пять миль — от Бруклинской военной верфи.

Хант Хэтч не был удовлетворен.

— Даже если они не могут, Килл кишит ловцами устриц. Я видел их лодки. Они проходят возле самой баржи.

— Они жители Статен-Айленда, — терпеливо ответил О'Ши. — Они вас не ищут. Они ищут, что бы украсть.

Он показал на тысячефутовые холмы за узким проливом.

— Статен-Айленд стал частью Нью-Йорка десять лет назад. Но ловцы устриц со Статен-Айленда эту новость еще не слышали. Они все те же похитители угля, контрабандисты и грабители, какими были всегда. Ручаюсь, они тоже не станут говорить с копами.

— Я говорю: нападем немедленно и покончим с этим.

— Мы нападем, — спокойно сказал О'Ши, — когда я скажу.

— Я не стану рисковать жизнью и свободой из-за ваших капризов. Я капитан корабля, и я говорю: нападем, пока кто-нибудь не наткнулся на эту проклятую штуку.

О'Ши подошел ближе. Он замахнулся, как будто собираясь ударить капитана. Хэтч быстро поднял обе руки, одна блокируя удар, другой нанося. И при этом открыл живот. К тому времени в другой руке О'Ши уже сверкала открытая «мессер»-бабочка. Длинный нож вошел под грудину Хэтча, погрузился по самую рукоять, и О'Ши изо всех сил дернул бритвенно-острое лезвие вниз. И сразу отступил, пока хлынувшие наружу внутренности не запачкали его одежду.

Капитан схватился за них, ахнув от ужаса. Колени его подогнулись. Он упал на ковер.

— Кто поведет «Холланд?» — прошептал он.

— Я только что произвел вашего первого помощника в капитаны.

* * *

— В такой новой церкви я еще не бывал, — сказал Белл отцу Джеку Малруни.

В церкви Святого Михаила пахло краской, шеллаком и цементом. Окна блестели, камни свежие, не тронутые сажей.

— Мы только что въехали, — сказал отец Джек. — Прихожане щиплют себя, чтобы убедиться, что это правда. Для компании «Пенсильванская железная дорога» единственным способом убрать нас с Тридцать первой улицы, чтобы построить вокзал, не навлекая на себя гнев Господа — не говоря уже о Таммани-холле и его преосвященстве кардинале, — было построить новую церковь, дом настоятеля, монастырь и школу.

Белл сказал:

— Я частный детектив, отец, из «Агентства Ван Дорна». Я бы хотел задать вам несколько вопросов о людях из вашей паствы.

— Если хотите поговорить, придется прогуляться. У меня обход, и вы увидите, что люди живут в местах не столь светлых, как новая церковь.

Он зашагал удивительно быстрой и упругой для человека его лет походкой, свернул за угол, и они оказались словно бы за много миль, а не ярдов, от новой церкви.

— Вы давно здесь служите, отец?

— С бунтов Призыва.[63]

— Это же больше сорока пяти лет прошло.

— Кое-что в этом районе изменилось, но немного. Мы по-прежнему бедны.

Священник вошел в дом со сложным резным каменным портиком и начал подниматься по расшатанной лестнице. К третьему этажу он тяжело дышал. На шестом остановился перевести дух, а когда одышка прекратилась, постучал в дверь и сказал:

— Доброе утро! Это отец Джек.

Дверь открыла девочка с ребенком на руках.

— Спасибо, что пришли, отец.

— Как мама?

— Плоха, отец, очень плоха.

Священник оставил Белла в передней. Единственное окно выходило на двор, перекрещенный веревками с бельем, и впускало вонь всех шести этажей. Когда они уходили, Белл сунул девочке в руку несколько купюр.

Спустившись по лестнице, отец Джек снова перевел дух.

— О ком вы хотите спросить?

— О Брайане О'Ши и Билли Коллинзе.

— Брайана здесь давно нет.

— Мне сказали, пятнадцать лет.

— Если господь и благословил этот район, так это в день, когда исчез О'Ши. Я бы никогда такого не сказал, но Брайан О'Ши был подручный дьявола.

— Я слышал, он вернулся.

— Я тоже слышал, — мрачно сказал священник и снова вывел Белла на улицу.

— Вчера вечером я видел Билли Коллинза.

Отец Джек остановился и с неожиданным уважением посмотрел на детектива.

— Правда? Внизу, в его норе?

— Вы знаете, что он там?

— Билли, скажем так, дошел до самого дна. Где же еще ему быть?

— Кто такая его малышка?

— Его малышка?

— Он все твердил — «моя малышка». Но утверждал, что у него нет детей.

— Сомнительное утверждение, учитывая, как он жил в молодости. В те годы я часто крестил детей с ярко-рыжими волосами и не удивлялся, если их отцом оказывался Билли.

— Он был рыжий? В тусклом свете его волосы кажутся седыми.

— Хотя, вероятно, — с легкой улыбкой сказал отец Джек, — Билли мог в определенном смысле честно говорить, что не знает, есть ли у него дети. Девушке, которая назвала бы его отцом, понадобилась бы необычайная смелость. Но я понимаю его. Он жил с проститутками и пил с двенадцати лет, разве он может помнить?

— Он решительно утверждал, что у него нет детей.

— Тогда малышка — его сестра?

— Конечно, он оплакивает ее.

— Еще бы.

— А что с ней случилось? — спросил Белл.

— Подождите меня здесь, — сказал священник. — Я скоро. — Он зашел в какой-то дом и вскоре вышел обратно. Когда они пошли дальше вдоль квартала, отец Джек сказал: — Здесь есть злые люди, которые живут тем, что грабят бедных и невежественных. Они крадут деньги, а если нет денег, крадут выпивку. Если нет выпивки, крадут детей. И продают их или используют сами. Ребенка похитили.

— Сестру Билли?

— Схватили на улице — ей было не больше пяти лет, — и с тех пор ее никто не видел. Конечно, когда Билли принимает морфий, он вспоминает о ней. Где он был, когда ее украли? Где он вообще был, когда бедный ребенок нуждался в нем? Теперь он оглядывается назад, и ему нравится мысль, что у него была крошечная девочка. Сейчас он любит ее больше, чем когда-то.

Старый священник в гневе и отвращении покачал головой.

— Как подумаю о ночах, которые провел в молитвах об этой девочке… и обо все таких детях, как она…

Белл ждал, пока старик успокоится. Наконец его лицо прояснилось.

— На самом деле о девочке заботился О'Ши.

— Глазник О'Ши?

— Он заботился о ней, когда Билли и его ленивые родители валялись пьяные. — Отец Джек понизил голос. — Говорят, О'Ши забил насмерть ее отца, за то, что тот обижал малышку так, как может представить себе только дьявол. Она единственная душа, которую Брайан О'Ши когда-либо любил. Слава богу, он так и не узнал, что с ней случилось.

— А мог Брайан О'Ши похитить ее?

— Да ни за что! Даже если сам давно пошел в ад.

— Но что если его не убили, когда он исчез? Что если он вернулся? Мог он ее похитить?

— Он никогда бы не обидел ее, — сказал священник.

— Злые люди творят зло, отец. Вы сами сказали мне, каким злым он был.

— Даже в самых злых есть искра божия. — Священник взял Белла за руку. — Если будете это помнить, станете лучшим детективом. И лучшим человеком. Этот ребенок был божьей искрой Брайана О'Ши.

— Ее звали Кэтрин?

Отец Джек с любопытством посмотрел на него.

— А почему вы так говорите?

— Точно я не знаю. Но спрашиваю: так ли это?

Отец Джек начал отвечать. С крыши дома раздался выстрел. Священник упал на тротуар. Вторая пуля ударила туда, где мгновением раньше стоял Белл. Он уже катился по тротуару, доставая «браунинг», встал на колени, приготовился стрелять.

Но увидел только женщин и детей, кричавших из окон, что убили их священника.

— Мне немедленно нужна прямая телефонная связь с главой балтиморской конторой! — крикнул Исаак Белл, входя в штаб-квартиру агентства в «Никербокере». — Передайте, пусть у него на столе будет досье Кэтрин Ди.

На то, чтобы установить связь с Балтимором, ушел час.

— Белл? Простите, что так долго. Льет как из ведра, полгорода затопило. Еще одна буря.

— Мне нужно точно знать, кто такая Кэтрин Ди, и нужно знать немедленно.

— Как мы уже докладывали, ее отец вернулся в Ирландию с кораблем, набитым деньгами, которые заработал, строя школы для епархии. Он взял Кэтрин с собой.

— Это я уже знаю. А когда он умер, она воспитывалась в монастырской школе в Швейцарии. Что за школа?

— Позвольте взглянуть на досье, пока мы говорим. Вот все прямо передо мной. Парни прибавили самые новые материалы после нашего последнего отчета в Нью-Йорк… Так долго добираться до Дублина и потом назад… Посмотрим здесь… Ах, будь я… Нет, нет, не может быть.

— Что?

— Какой-то придурок все напутал. Утверждает, что дочь тоже умерла. Но этого не может быть. У нас есть отчеты о ней из школы. Мистер Белл, позвольте с этим разобраться.

— Немедленно, — сказал Белл и повесил трубку.

Вошел Арчи, все еще с боевой военной раскраской на лице.

— Ты выглядишь — краше в гроб кладут, Исаак.

— Где Марион?

— Наверху. — Белл снял для нее номер на те дни, что она поведет в Нью-Йорке. — У нас опять дождь. У тебя все хорошо? Что с тобой?

— У меня на глазах убили священника. За то, что разговаривал со мной.

— Шпион?

— А кто же еще? Квартал кишит копами, но он ушел.

К детективам с мрачными лицами опасливо подошел ученик.

— Посыльный оставил в приемной, мистер Белл.

Белл разорвал конверт. На бланке «Уолдорф-Астории» Эрхард Райкер написал:

НАШЕЛ!

СОВЕРШЕНСТВО ДЛЯ СОВЕРШЕННОЙ НЕВЕСТЫ!

Буду в ювелирном магазине Соломона Барлоу в три часа дня с лучшим в мире изумрудом, если эта записка застанет вас в Нью-Йорке.

С наилучшими пожеланиями,

Эрхард Райкер.

49

Белл бросил записку Райкера на стол.

Арчи взял ее и прочел.

— Кольцо для прекрасной Марион?

— Подождет.

— Иди.

— Я жду ответа из Балтимора.

Арчи сказал:

— Оторвись на час. Успокойся. Я поговорю с Балтимором, если они позвонят до твоего возвращения. Почему бы тебе не взять с собой Марион? Этот дождь сводит ее с ума. Она рвется в Калифорнию, где можно снимать на солнце. И не объясняет, где найдет актеров. Иди! Немного выпусти пар. Ты нашел Коллинза. Ты отправил двести человек на поиски О'Ши. А флот и охрана гавани ищут торпеды. Я прикрою.

Белл встал.

— Всего на час. Скоро вернусь.

— Если ей понравится, потрать еще десять минут и угости ее шампанским.

Они на метро приехали в центр и по мокрым от дождя улицам прошли к Мейден-лейн. Окна магазина Барлоу в этот мрачный день светились теплым желтым светом.

— Ты уверен, что хочешь этого? — спросила Марион у входа.

— О чем ты?

— Когда наденешь кольцо на палец девушке, снять его очень трудно.

Они держались за руки. Белл привлек ее к себе. В глазах Марион был смех. Дождь и туман позолотили пряди, выбившиеся из-под ее шляпы.

— Из этого не смог бы выбраться и Гудини, — сказал Белл и поцеловал ее в губы. — Да и не захотел бы.

Они вошли в магазин. За прилавком стояли Эрхард Райкер и Соломон Барлоу, у каждого в глазу была ювелирная лупа. Райкер с улыбкой поднял голову. Он протянул руку Беллу и сказал Марион:

— Боюсь, наблюдательность изменила вашему жениху. Как он ни старался — уверяю вас, он очень старался, — но описать вашу красоту не сумел.

Марион ответила:

— Право, не знаю, что ответить. Спасибо.

Райкер наклонился к руке Марион, поцеловал ее и отступил, приглаживая усы и сунув руку в жилетный карман. Барлоу прошептал Беллу:

— Сэр, очень необычно, что джентльмен показывает кольцо невесте еще до покупки.

— Мисс Морган — необычная невеста.

Что-то ударилось в окно. На тротуаре, не обращая внимания на дождь, смеющиеся молодые люди в черных шляпах перебрасывались бадминтонным воланом.

— Вызовите констебля, пока они не разбили витрину, — сказал Райкер.

Соломон Барлоу пожал плечами.

— Студенты. Летом знакомятся с девушками. На следующую весну будут покупать обручальные кольца.

— А вот и камень для вашего кольца, мисс Морган, — сказал Райкер.

Он достал из кармана тонкий кожаный футляр, раскрыл его и извлек сложенный листок белой бумаги. Развернув бумагу, он выложил на демонстрационный стенд, обитый белым бархатом, изумруд — безупречный, огненный, полный жизни.

Ювелир Соломон Барлоу ахнул.

Исаак Белл подумал, что камень сверкает, как зеленое пламя.

Марион Морган сказала:

— Да, очень яркий.

— Мистер Барлоу предлагает поместить его в простое кольцо стиле арт-нуво, — сказал Эрхард Райкер.

— Я приготовил несколько набросков, — сказал Барлоу.

Исаак Белл смотрел на Марион, разглядывавшую изумруд. Он сказал:

— Мне кажется, он тебе не понравился.

— Дорогой, я надену все, что понравится тебе.

— Но ты предпочла бы что-нибудь другое.

— Он прекрасен. Но раз уж ты спрашиваешь, я предпочла бы более мягкий зеленый цвет — насыщенный, но спокойный, вот цвета пальто мистера Райкера. Есть ли такой камень, мистер Райкер?

— Есть серо-голубой турмалин, найденный в Бразилии. Очень редкий. И исключительно трудный для обработки.

Марион улыбнулась Беллу.

— Было бы гораздо дешевле купить мне такое грубошерстное пальто, как у мистера Райкера…

Она замолчала. Уже собралась спросить: «Исаак, в чем дело?» Но вместо этого невольно прижалась к нему.

Белл смотрел на пальто Райкера.

— Дорогое зеленое пальто, — тихо сказал он. — Старик в дорогом зеленом пальто с пальцами в дорогих кольцах.

И он пристально посмотрел на набалдашник трости Райкера, усаженный драгоценными камнями.

— Я всегда восхищался этой вашей тростью, герр Райкер.

— Это подарок отца.

— Можно взглянуть?

Райкер бросил ее Беллу. Тот взвесил трость в руке, проверил балансировку. Сжал в руке набалдашник, движением запястья повернул его и выхватил сверкающую шпагу.

Эрхард Райкер пожал плечами.

— В моем деле нельзя быть слишком осторожным.

Белл поднес лезвие к свету. Оно было такое острое, что кромка не отражала свет. Взвесил трость — потом ножны, в которых хранилась шпага.

— Тяжелая. Шпага вам может даже не понадобиться. Можно свалить человека этим.

Белл видел, что Райкер смотрит на него с опаской, словно гадает, правильно ли расслышал слова Белла. Думает: придется ли сразиться? Наконец Райкер заговорил:

— Двух человек, если действовать достаточно быстро.

— Тем более если эти люди пьяны, — сказал Белл и быстро шагнул, закрывая Марион.

Обоим стало совершенно ясно, что они говорят о ночи, когда Глазник О'Ши и Билли Коллинз попытались ограбить мистера Райкера старшего.

Райкер ответил небрежно, хотя наблюдал за Беллом так же внимательно, как Белл за ним.

— Я пришел в себя, — сказал он, — на море, в каюте первого класса. Старик был крепок, как гвоздь. Но добр ко мне. Все, что я хотел, я получал — только скажи. Еда на корабле была такой, какую, я слышал, ел Бриллиантовый Джим Брейди. Бифштексы, устрицы, жареные утки, вино из хрустальных бокалов. Я был словно в раю. Конечно, я гадал, что он от меня за это потребует. Но он просил меня только пойти в школу и научиться быть джентльменом. Сначала я учился в школе в Англии, потом в лучшем университете Германии.

— А почему мистер Райкер не оставил вас в канаве вместе с Билли Коллинзом?

— Вы разговаривали с Билли? Конечно. Как он?

— По-прежнему в канаве. Почему Райкер не оставил вас там?

— Он горевал о сыне, который умер от инфлюэнцы. Ему нужен был другой сын.

— И вы оказались под рукой.

— Я был отбросами. Я едва умел читать. Но он увидел во мне то, чего не видел никто.

— И вы отплатили ему, став шпионом и убийцей.

— Отплатил, — ответил Райкер, расправив плечи и высоко подняв голову.

— Вы гордитесь тем, что стали убийцей и шпионом? — презрительно спросил Белл.

— Вы были ребенком из богатой семьи, Исаак Белл. Есть то, чего вы понять не можете. Я отплатил ему. И говорю это с гордостью.

— С такой же гордостью я арестую вас за убийство, Брайан О'Ши.

Из-за занавеси, отделявшей вход в задние комнаты, вылетела Кэтрин Ди, обхватила рукой горло Марион и прижала большой палец к ее глазу.

50

— Брайан научил меня этому на мой двенадцатый день рождения. Даже подарил мне собственное долото. Оно из чистого золота, видите?

Заостренный металл сидел на ее пальце, как коготь.

— Стой совершенно неподвижно, — сказал Белл Марион. — Не сопротивляйся. У мистера О'Ши преимущество.

— Слушайтесь своего жениха, — сказала Кэтрин Ди.

Глазник О'Ши сказал:

— Отвечаю на ваш вопрос, Белл: в частности, я отплатил старику за его доброту тем, что спас Кэтрин, как он спас меня. Кэтрин образованна, состоятельна и свободна. Никто не сможет ее обидеть.

— Образованна, состоятельна, свободна и смертельно опасна, — сказал Белл.

Другой рукой Кэтрин извлекла пистолет.

— Еще один подарок на день рождения?

— Отдайте Брайану его шпагу, мистер Белл, пока ваша невеста не ослепла и я не застрелила вас.

Белл бросил шпагу О'Ши рукоятью вперед. Как он и ожидал, шпион оказался слишком умен, чтобы поддаться на эту уловку. Он поймал шпагу, не сводя глаз с Белла. Но, когда начал убирать ее в ножны, взглянул вниз, чтобы убедиться, что острие войдет в футляр, а не пронзит его руку. Белл ждал именно этого — чтобы О'Ши отвлекся на долю секунды. И пнул с молниеносной скоростью.

Острый нос его ботинка ударил Кэтрин Ди в локтевой нерв, туго натянутый под кожей согнутого локтя. Кэтрин закричала от острой боли и конвульсивно разжала руку. Ее большой палец отдернулся от глаза Марион.

Но долото оставалось на пальце.

Марион старалась вырваться от менее высокой женщины. Кэтрин снова поднесла долото к ее лицу. К этому времени у Белла уже был в руке «дерринджер» и он нажимал на курок. О'Ши пронзительно закричал: «Нет!» — и ударил тростью по руке Белла. В замкнутом пространстве оглушительно прозвучал выстрел. Соломон Барлоу кинулся на пол. Марион вскрикнула, и Белл подумал, что попал в нее. Но упала Кэтрин Ди.

Сильной рукой О'Ши подхватил девушку и распахнул дверь. Белл бросился за ним. Но споткнулся о Соломона Барлоу. Когда он поднялся, О'Ши усаживал Кэтрин в «паккард» с шофером в форме. Из-за машины и из-за дверей показались стрелки в черных шляпах и прицелились.

— Марион, ложись! — закричал Белл. Громилы из частной охраны компании «Райкер и Райкер» открыли огонь. Пули рикошетом били стекла и откалывали крошки камня от стен и витрин. Пешеходы падали на тротуар. Белл стрелял в ответ так быстро, как мог нажимать на курок. Он услышал, как «паккард» тронулся. Выстрелил снова, опустошив «браунинг». Большая машина свернула за угол и во что-то врезалась. Но когда свинец перестал летать и Белл смог выглянуть, «паккард» дымился у фонарного столба, однако Райкера, Ди и шофера след простыл. Белл снова вбежал в магазин, сердце у него билось словно в горле. Соломон Барлоу стонал, держась за ногу. Марион с круглыми глазами сидела на полу за прилавком.

Жива!

Он склонился к ней.

— Ты ранена?

Она провела рукой по смертельно бледному лицу.

— Думаю, нет, — сказала она тихо.

— Ты в порядке?

— Где они?

— Сбежали. Не волнуйся. Далеко не уйдут.

Марион что-то стискивала в прижатой к груди руке.

— Что это?

Медленно, с трудом она разжала пальцы. На ее ладони лежал изумруд, зеленый и таинственный, как кошачий глаз.

— Мне казалось, он тебе не понравился.

Марион осмотрела разбитые стекла и стены в ямках от пуль.

— У меня ни царапины. И у тебя тоже. Это счастливый амулет.

— Вся ювелирная промышленность Ньюарка потрясена, — сказал Морис Вайнтрауб, крепкий седовласый патриарх, владелец самой крупной в Ньюарке фабрики, где изготавливали пряжки. — Я с самой Гражданской войны покупаю камни у «Райкера и Райкера». Когда был еще только один Райкер.

— Вы знали, что Эрхарда Райкера усыновили?

— Неужели? Нет, не знал.

Вайнтрауб посмотрел на море рабочих столов, за которыми при скудном северном свете работали ювелиры. На его губах появилась задумчивая улыбка, он погладил подбородок.

— Это многое объясняет.

— О чем вы говорите?

— Он был хороший человек.

— Отец?

— Нет. Его отец был хладнокровным мерзавцем.

Белл обменялся недоуменным взглядом с Арчи Эбботом.

Владелец фабрики заметил это.

— Я еврей, — объяснил он. — И знаю, когда меня не любят за то, что я еврей. Отец скрывал свою ненависть, чтобы вести дела, но она так и сочилась из него. Он не мог полностью ее скрыть. Сын относился ко мне без ненависти. Он был не настолько европейцем, как старик.

Белл и Арчи снова переглянулись. Вайнтрауб сказал:

— Я хочу сказать, он вел себя как хороший человек. Джентльмен в делах и добр в частной жизни. Он один из очень немногих моих поставщиков, кого я пригласил бы к себе домой. Не человека, который способен устроить стрельбу на Мейден-лейн. Не фанатика, как его отец.

Арчи сказал:

— Вероятно, вы не расстроились, когда его отца убили в Южной Африке?

— Я не удивился.

— Прошу прощения? — переспросил Арчи, а Белл резко сказал:

— Что вы хотите этим сказать?

— Я часто в шутку говорил жене: «Герр Райкер — немецкий агент».

— Почему вы так говорили?

— Он не мог удержаться и не хвастать своими путешествиями. Но я заметил, что на протяжении многих лет дороги всегда приводили его туда, где Германия становилась источником неприятностей и осложнений. В 1870 году, когда началась франко-прусская война, он оказался в Эльзасе-Лотарингии. В восемьдесят первом был на острове Самоа, когда Соединенные Штаты, Англия и Германия провоцировали гражданскую войну. В Занзибаре, когда Германия захватила так называемый Восточно-Африканский протекторат. В Китае, когда Германия захватила Циндао, и в Южной Африке, когда кайзер встал на сторону буров, воевавших с Англией.

— И был там убит, — заметил Арчи.

— Во время атаки, которой командовал сам генерал Сматс, — заметил Исаак Белл. — Если он не был немецким шпионом, то мастером необыкновенных совпадений был. Спасибо, мистер Вайнтрауб. Вы нам очень помогли.

По дороге в Нью-Йорк Белл сказал Арчи:

— Когда я обвинил О'Ши в том, что он отплатил усыновившему его человеку тем, что стал убийцей и шпионом, он ответил, что спасение Кэтрин из Адской кухни было «одним из способов» его отплаты. Он сказал: «Я говорю это с гордостью». Теперь я понимаю — он хвастал тем, что пошел по стопам отца.

— Если человек, усыновивший его, был шпионом, означает ли это, что Райкер-О'Ши шпионит в пользу Германии? Он родился в Америке. Его усыновил немец. Он учился в английской школе и в немецком университете. Кому он верен?

— Он гангстер, — сказал Белл. — Он чужд верности.

— Где он может прятаться сейчас, когда его раскрыли?

— Везде, где его примут. Но не раньше, чем совершит последнее преступление во имягосударства, которое защитит преступника.

— Использует торпеды, — сказал Арчи.

— Против чего? — спросил Белл.

Когда Белл вернулся в «Никербокер», в приемной ждал Тед Уитмарк. Он держал шляпу на коленях и не мог смотреть Беллу в глаза, когда спросил:

— Мы здесь можем где-нибудь поговорить наедине, мистер Белл?

— Заходите, — сказал Белл, заметив, что гарвардский галстук Уитмарка повязан криво, обувь нечищена, а брюки нуждаются в глажке. Он провел Уитмарка к своему столу и подвинул стул, так чтобы они могли сидеть рядом и их никто не слышал. Уитмарк сел, сжимая и разжимая руки, кусая губы.

— Как Дороти? — спросил Белл, чтобы успокоить его.

— Ну… в частности, я хотел с вами поговорить и о ней. Но, если не возражаете, сначала о главном.

— Нисколько не возражаю.

— Понимаете, я играю в карты. Часто.

— Вы игрок.

— Да, я игрок. И иногда много проигрываю. У меня пошла полоса проигрышей, и прежде чем я спохватился, я был уже по уши в долгах. Я только хотел вернуть проигранное, но увязал все глубже.

— У вас по-прежнему полоса проигрышей? — спросил Белл.

— Похоже. Да, можно сказать и так.

Он замолчал.

— Могу я предположить, что это огорчает Дороти?

— Да, но дело не в этом. Я вел себя как дурак. Несколько раз очень сильно сглупил. Мне кажется, я усвоил урок Сан-Франциско…

— А что произошло в Сан-Франциско?

— Благодаря вам я избежал расстрела.

— О чем вы? — спросил Белл, внезапно начиная понимать, что дело гораздо серьезнее, чем он предполагал.

— Я хочу сказать, что, когда вы остановили повозку и помешали взорвать арсенал на Мар-Айленде, вы спасли мне жизнь. Там было бы много убитых, виноват был бы я.

— Объясните, — настораживаясь сказал Белл.

— Я дал им пропуск и пароль, чтобы пройти на военную верфь «Мар-Айленд».

— Кому?

— Я столько задолжал. Меня бы убили.

— Кто?

— Ну, сначала Командор Томми. Здесь, в Нью-Йорке. Потом он продал мой долг владельцу казино на Варварском побережье, и там я проиграл еще больше, и тот парень хотел меня убить. Он сказал, они сделают это медленно. Но достаточно было только дать им пропуск и накладные моей фирмы и показать все тайные ходы и тому подобное. Знаю, вы думаете, что я пропустил на базу саботажника, но я ведь не понимал, зачем им это. Я думал, они хотят заключить большой контракт. Я считал, они делают это ради наживы.

— Вы надеялись, что они делают это ради наживы, — холодно возразил Исаак Белл.

Тед Уитмарк повесил голову. А когда снова поднял, в его глазах блестели слезы.

— Я и теперь на это надеюсь. Но, боюсь, это не так. Что-то подсказывает мне, что в этот раз дело еще хуже.

Зазвонил внутренний телефон на столе Белла. Белл взял трубку.

— В чем дело?

— Тут какая-то дама хочет видеть вас и того джентльмена, что сейчас с вами. Мисс Дороти Ленгнер. Впустить?

— Нет. Скажите, что я вскоре к ней выйду. — Он повесил трубку. — Продолжайте, Тед. Что произошло в этот раз?

— Они хотят взять у меня один из грузовиков, которые идут на военную верфь в Бруклине.

— Кто они?

— Лощеный субъект по имени О'Ши. Я слышал, кто-то назвал его Глазником. Должно быть, прозвище. Вы знаете, о ком я говорю?

— Когда им нужен грузовик?

— Завтра. Когда «Нью-Гэмпшир» будет загружать продовольствие и боеприпасы. Он только закончил пробное плавание и теперь в составе Морского экспедиционного корпуса направляется в Панаму, поддерживать мир в проливе. Мое нью-йоркское отделение получило контракт на поставку продовольствия.

— Грузовик большой?

— Самый большой из всех.

— Достаточно большой, чтобы перевезти две торпеды?

Уитмарк пожевал губу.

— Боже. Он нужен им для этого?

Дверь приемной раскрылась, и вошел Гарри Уоррен. Белл снова хотел повернуться к Теду Уитмарку, но тут его внимание привлекло неожиданное движение у двери: он увидел, как Дороти Ленгнер в черном платье и шляпе с черными перьями скользнула в комнату вслед за Гарри, который вежливо спросил:

— Чем могу быть полезен, мэм?

— Я ищу Исаака Белла, — сказала она своим чистым певучим голосом. — Вот и он, я его вижу.

Она пошла к столу Белла, роясь в сумочке.

Уитмарк вскочил.

— Здравствуй, Дороти. Я же тебе сказал, что поговорю с Беллом. Это примирит нас, верно?

Дороти Ленгнер посмотрела ему в лицо. Потом на Белла.

— Здравствуйте, Исаак. Могу я здесь где-нибудь недолго поговорить с Тедом наедине?

Ее прекрасные серебристо-серые глаза были пусты, и у Белла на мгновение создалось странное впечатление, будто она слепа. Но она не могла быть слепа, ведь она шла самостоятельно.

— Мне кажется, в кабинете мистера Ван Дорна никого. Он не стал бы возражать.

Он провел их в пустой кабинет Ван Дорна, закрыл дверь и постоял, прислушиваясь. Из кабинета донесся голос Уитмарка:

— Ведь это примирит нас?

— Нас ничто не примирит.

— Дороти? — спросил Тед. — Что ты делаешь?

В ответ послышался резкий звук выстрела. Белл распахнул дверь. Тед Уитмарк лежал на спине, из его головы лилась кровь. Дороти Ленгнер выронила пистолет, который держала на уровне груди Уитмарка, и сказала Беллу:

— Он убил моего отца.

— Вашего отца убил Ямамото Кента.

— Тед не подкладывал бомбу, но передавал сведения о работе отца над Корпусом 44.

— Это вам сказал Тед?

— Он пытался признаться мне и избавиться от угрызений совести.

Вбежал Гарри Уоррен с пистолетом и склонился над телом. Потом схватил телефон Ван Дорна.

— Она промахнулась, — сказал он Беллу, а потом оператору: — Пригласите врача.

— Тяжело он ранен?

— Царапина. Разорвана кожа, поэтому так много крови.

— Он не умрет?

— Не от этого. Кажется, он приходит в себя.

— Она в него не стреляла, — сказал Белл.

— Что?

— Тед Уитмарк пытался застрелиться. Она схватилась за его пистолет. Спасла ему жизнь.

В глазах Гарри Уоррена было мудрое старческое выражение.

— Скажи еще, Исаак, почему он пытался застрелиться?

— Он предатель. Он только что признался мне, что передавал сведения шпиону.

Гарри Уоррен посмотрел Беллу в лицо и сказал:

— Кажется, мисс Ленгнер спасла жизнь негодяю.

Вбежал гостиничный врач со своей медицинской сумкой, за ним шли коридорные с носилками.

— Отойдите все. Пожалуйста, расступитесь.

Белл провел Дороти к своему столу.

— Садитесь. — Он подозвал ученика. — Пожалуйста, принесите даме стакан воды.

— Зачем вы это сделали? — прошептала Дороти.

— Я не стал бы, если бы вам удалось его убить. Но вам не удалось. Думаю, с вас довольно несчастий и без обвинений полиции.

— А они поверят?

— Если Тед подтвердит. Думаю, подтвердит. А теперь расскажите все, что он рассказал вам.

— С прошлой осени он проиграл в Вашингтоне все деньги. Кто-то из игроков предложил дать ему взаймы. В обмен он говорил с Ямамото. — Она гневно, горько покачала головой. — Он все еще не понимает, что его сознательно заставляли проигрывать.

— Мне он говорил, что ему просто не везло, — сказал Белл. — Продолжайте.

— То же самое произошло этой весной в Нью-Йорке, потом в Сан-Франциско. А теперь снова начинается. Но он понял всю чудовищность того, что делает. Или он так говорит. Я думаю, он старается заставить меня вернуться. Я говорила ему, что между нами все кончено. Он узнал, что я встречаюсь с другим.

— С Фарли Кентом.

— Разумеется, вы знаете, — устало сказала она. — Ван дорны никогда не сдаются. Когда Тед узнал про Фарли, думаю, он решил, что нигде нет правды. Он уверовал. Может, надеялся, что я стану ждать его из тюрьмы. Или плакал, что его повесят за измену.

— Ваш выстрел должен был разубедить его, — заметил Билл.

Дороти улыбнулась.

— Сейчас я не знаю, как отнестись к тому, что я его не убила. Хотела убить. Не могу поверить, что промахнулась: ведь еще чуть-чуть, и…

— Мой опыт подсказывает, — сказал Белл, — что те, кто промахивается при верном выстреле, хотят промахнуться. Большинству людей не так-то легко убить.

— Жаль, что я его не убила.

— Вас бы повесили за это.

— Мне все равно.

— А что бы тогда стало с Фарли Кентом?

— Фарли… — она начала говорить и осеклась.

Белл мягко улыбнулся.

— Вы хотели сказать, что Фарли понял бы, но поняли, что это не так.

Она понурила голову.

— Фарли лишится смысла жизни.

— Я видел Фарли за работой. Мне кажется, он ваш тип мужчины. Он любит свою работу. А вы его любите?

— Да, люблю.

— Позвольте предложить вам охрану, которая проводит вас до Бруклинской военной верфи.

Она встала.

— Спасибо. Я знаю дорогу.

Белл проводил ее до двери.

— Вы начали это расследование, Дороти, когда поклялись обелить имя своего отца. Никто не сделал больше вас, чтобы спасти труд, вложенный вашим отцом и Фарли в Корпус 44. Благодаря вам мы раскрыли шпиона и, не сомневайтесь, возьмем его.

— Тед сказал что-нибудь такое, что вам поможет?

Белл ответил осторожно:

— Он считает, что сказал. Скажите, а как Тед узнал о Фарли Кенте?

— Письмо, подписанное «друг». Почему вы улыбаетесь, Исаак?

— Шпион приходит в отчаяние, — только и ответил Белл. Но у него сложилось впечатление, что О'Ши сознательно подсовывает им Теда с ложными сведениями. Шпион хочет, чтобы Белл поверил, будто нападение предпримут с суши, когда на самом деле он собирается напасть с воды.

Дороти поцеловала его в щеку и стала торопливо спускаться по центральной лестнице.

— Мистер Белл, — сказал человек в приемной. — Вас вызывает детектив отеля.

51

— Тут у входа несколько подозрительных лиц, — доложил детектив отеля «Никербокер». — Клянутся, что должны с вами поговорить, мистер Белл.

— Как их зовут?

— Косматый старик говорит, что у него нет имени, и я склонен ему верить. Молодые называют себя Джимми Ричардс и Марв Гордон.

— Пусть поднимутся ко мне.

— Таким в вестибюле не место, если вы понимаете, о чем я.

— Понял. Но это двоюродные братья маленького Эдди Тобина, и потому они войдут через парадную дверь. Скажите управляющему, что я разрешил. И сами пойдите с ними, чтобы они не пугали женщин.

— Хорошо, мистер Билл, — с сомнением ответил гостиничный детектив.

Ловцы устриц со Статен-Айленда Ричардс и Гордон представили своего старшего спутника, старика с длинными волосами и морщинистым лицом, как «дядюшку Донни Дарби, который нас вырастил».

— В чем дело, ребята?

— Все еще ищете торпеды?

— Откуда вы узнали?

— Флот, и береговая охрана, и охрана гавани мельтешат, как комарье, — сказал Ричардс.

— Обшаривают все причалы в порту, — добавил Гордон.

— Не дают заниматься делом, — пробормотал дядюшка Донни.

— Вы видели торпеды? — спросил Белл.

— Нет.

— Что вы о них знаете?

— Ничего, — сказал Ричардс.

— Только что вы их ищете, — сказал Гордон.

— Совсем ничего? Тогда зачем пришли?

— Мы подумали, может, вас заинтересует «Холланд».

— Что за «Холланд»?

— Самый большой «Холланд», какой мы видели.

— «Холланд» — подводная лодка?

— Да, — хором сказали устричники со Статен-Айленда.

— Где?

— Килл-ван-кулл.

— Со стороны Байонны.

— Подождите, парни. Если вы видели подводную лодку в открытую, это лодка флота.

— Она прячется. Под баржей.

— Дядя Донни увидел ее вчера ночью, когда за ним погнались копы.

— Я несколько дней следил за этой баржей, — сказал дядюшка Донни Дарби.

Исаак Белл принялся расспрашивать его.

Гаванские копы, которые охотятся за угольными пиратами, заметили дядюшку Донни, когда он с двумя друзьями шел за угольной баржей на своей устричной лодке. Дядюшка Донни отказался допустить полицейских на борт для досмотра. Последовали пистолетные выстрелы. Полицейские все равно высадились на лодку. Дядюшка Донни и его друзья прыгнули в Килл и поплыли к берегу.

Друзей Дарби поймали, но старик поплыл к барже, за которой наблюдал несколько дней. Ведь она стояла одна, без экипажа, а на ней — два товарных вагона, в которых могло быть что-нибудь интересное. Усталый старик прятался за баржей и уже начал тонуть, но ступил на что-то прочное, хотя там было слишком глубоко, чтобы стоять. Когда копы ушли, Джимми и Марв, наблюдавшие со стороны Статен-Айленда, на другой устричной лодке спасли своего умного-разумного дядюшку. И внимательнее осмотрели баржу. И под ней увидели очертания подводной лодки.

— Больше флотских «Холландов». Такая же лодка, но к ней как будто добавили что-то с обоих концов.

— Дядюшка Донни знает «Холланды», — объяснил Джимми Ричардс. — Он брал нас в Бруклин наблюдать за флотскими испытаниями. Когда это было?

— В 1903. Лодка с башней над водой делала пятнадцать узлов в час. А когда башня под водой, шесть узлов.

Белл потянулся к телефону:

— Значит, у вас есть основания верить, что вы видели подводную лодку.

— Хотите сами посмотреть? — спросил Марв.

— Да.

— Я ж говорил, он пойдет, — сказал дядюшка Донни.

Исаак Белл позвонил охране Нью-йоркского порта, прихватил Арчи Эббота и Гарри Уоррена и взял сумку для гольфа. Экспресс надземки за десять минут доставил ван дорнов и ловцов устриц по Девятой авеню к Баттери, на южную оконечность Манхэттена. У причала А их ждал сорокафутовый катер портовой охраны.

— Ничего не трогать, — предупредил капитан жителей Статен-Айленда, когда те с опаской поднялись на борт. Он не хотел брать на буксир лодку Дональда Дарби, причаленную поблизости, но Исаак настоял на этом и передал капитану двадцать долларов «для вашего экипажа».

— Никогда не думал, что стану одним из этих, — бормотал старик Дарби, когда катер отходил от причала.

Портовый коп сказал:

— Разве что в наручниках.

Белл сказал Арчи и Гарри:

— Если в Килл-ван-кулле нет подводной лодки, мы попадем под перекрестный огонь.

— Ты правда думаешь, Исаак, что мы ее найдем?

— Я верю, что они думают, будто видели подводную лодку. А подводная лодка превращает торпеды в гораздо более смертоносное оружие, чем корабль. Тем не менее я поверю в подводную лодку, только когда сам ее увижу.

Катер шел по Верхнему заливу, лавируя между паромами, буксирами, баржами и океанскими шхунами и пароходами. Громовой свисток возвестил о прибытии в Нью-Йорк атлантического лайнера. Встречающие лайнер буксиры ответили гудками. Поток барж с грузовыми вагонами связывал Нью-Джерси, Манхэттен, Бруклин и Ист-ривер.

Полицейский катер вошел в извилистый канал между Статен-Айлендом и Нью-Джерси, известный как Килл-ван-кулл. Белл оценил его ширину в тысячу футов, примерно столько же, сколько у узкого рукава пролива Каркинез, где он схватил плывшего от Мар-Айленда Луиса Ло. Слева поднимались холмы Статен-Айленда. Справа — город Байонна. Берега заполняли причалы, склады, лодочные сараи и жилые дома. Через четыре мили Ричардс и Гордон сказали:

— Вот она!

Баржа стояла у самого берега, у ровного зеленого газона перед большим каркасным домом в квартале таких же домов. Старая баржа с тремя отрезками рельсового полотна, короткая и широкая: на ближних к берегу рельсах — грузовой вагон, на дальних — высокий полувагон. Рельсы посередине как будто не заняты, хотя с катера пространство между ними не видно.

— Где подводная лодка? — спросил капитан катера.

— Под ней, — ответил Дональд Дарби. — Посреди баржи вырубили отверстие для ее башни.

— Ты видел ее?

— Нет. Но как иначе они могли приходить и уходить?

Капитан катера сердито посмотрел на Исаака Белла.

— Мистер Белл, я предсказываю, что мой начальник будет говорить с вашим боссом и нам обоим это не понравится.

— Подойдем ближе, — сказал Белл.

— Тут для подводной лодки «Холланд» не хватает глубины.

— Тут очень глубоко, — спокойно возразил Дональд Дарби. — Прилив подрывает берег с этой стороны.

Рулевой передал команду «самый малый», и катер прошел еще пятьдесят футов.

Ван дорны, устричники и полицейский всматривались в мутную воду. Катер все ближе подходил к барже.

— Очень много ила поднялось, — встревоженно сказал Дарби.

— Ее поднял наш винт, — ответил капитан. — Я же говорил, здесь слишком мелко. — Рулевому он приказал: — Задний ход, пока мы не столкнулись.

Дарби сказал:

— Тут глубина тридцать футов.

— Что же подняло ил?

— Вот я и думаю.

— Я тоже, — сказал Исаак Белл, глядя в воду. Из глубины поднимались пузыри и шипели на поверхности.

52

— Назад! — закричал Белл. — Полный назад!

У рулевого и машиниста оказалась хорошая реакция. Они мгновенно изменили направление движения. Винт завертелся в обратную сторону. Из короткой трубы вырвались дым и пар. Катер остановился. Но отойти не успел: под ним из глубины быстро поднялся серый зловещий силуэт.

— Держись!

Белл видел, как из воды перед катером поднялась трубка — перископ, изогнутая трубка с зеркалами, глаза подводной лодки. На поверхности появилась приземистая круглая башня со скобами для рук. Затем что-то сильно ударило снизу по днищу катера, приподняв его сорокафутовый корпус. Киль с треском сломался; катер продолжал подниматься в воздух, его уносил стальной корпус, вырвавшийся на поверхность, как разъяренный кашалот.

Затем полицейский катер опрокинулся набок, и ван дорны, копы и устричники полетели в воду.

Белл прыгнул на стальной корпус и по пояс в воде прошел к конусообразной башне. Ухватился за скобу — такие скобы окружали люк на верху башни — и потянулся к большому колесу, открывавшему его.

— Осторожней, Исаак! — закричал Арчи Эббот. — Она погружается!

Не обращая внимания на крик Арчи и на воду, которая теперь была ему по грудь и продолжала подниматься, Белл всей тяжестью навалился на колесо. Секунду оно не поддавалось. Потом словно бы шелохнулось. Соленая вода заливала ему плечи, рот, нос, глаза. Вдруг подводная лодка устремилась вперед. Белл, сколько мог, держался за колесо, по-прежнему пытаясь повернуть его, но сила течения вырвала у него колесо. Под Исааком проходил корпус лодки, и Белл с опозданием понял, что винт разрубит его на куски.

Он отчаянно оттолкнулся ногами и поплыл. Вода, стремительно омывавшая корпус, тянула его назад. Он чувствовал, как скользит под ним лодка. Что-то сильно ударило Белла. Удар отбросил его в сторону и притопил. Мощные волны загоняли его еще дальше на глубину. Оказавшись в кильватерной струе лодки, Белл понял, что ударился о защитный кожух винта и тот спас его от вращающихся лопастей.

Он вынырнул на поверхность, увидел уходящую вверх по Килл-ван-куллу башню и поплыл за ней. Позади Арчи помогал Гарри Уоррену выбраться на глинистый берег, Ричардс, Гордон и машинист держались за тросы, свисающие с баржи, а капитан полиции цеплялся за свой перевернувшийся катер.

— Вызовите помощь! — крикнул капитан, и два полицейских побежали к каркасному дому.

Дональд Дарби забрался в свою лодку, которая отвязалась от тонущего катера.

— Дядюшка Донни! — крикнул Белл через плечо, продолжая плыть за подводной лодкой. — Подбери меня!

На лодке Дарби заработал мотор, выплевывая синий дым.

Подводная лодка продолжала погружаться. Теперь над водой виднелись только башня и труба перископа. Скобы вокруг люка, перископ и колесо на башне оставляли на поверхности канала след, с них текла вода, отчего они напоминали фонтан.

Подошла лодка Дарби; Белл уцепился за нее и перевалился через низкий борт на плоское днище.

— За ним!

Дарби двинул вперед ручку газа. Мотор заработал громче, деревянный корпус лодки задрожал, и старик пробормотал:

— А что мы будем делать, когда догоним?

Белл услышал позади выстрелы. Копы, бежавшие к дому, чтобы по телефону вызвать помощь, теперь прятались за кустами. Из всех окон дома стреляли.

— Здесь живут фальшивомонетчики, — объяснил дядя Дарби.

— Быстрей! — велел Белл.

Он прыгнул на квадратную носовую палубу.

— Подведите меня к башне.

Почти полностью погрузившийся «Холланд» на шести узлах шел к Верхнему заливу. Дарби возился с мотором. Шум его превратился в сплошной настойчивый рокот, и устричная лодка удвоила скорость. Она вдвое сократила расстояние до расплескивающих воду скоб, еще раз сократила его вдвое и преодолела мощную струю воды за винтом. Белл приготовился прыгнуть на башню. Деревянная лодка шла рядом с субмариной. Белл скорее чувствовал, чем видел стальной корпус под поверхностью. Он думал ухватиться за перископ, рассчитывая, что труба выдержит его тяжесть и он сможет добраться до опор на башне.

«Холланд» исчез.

Только что башня была перед Беллом. В следующее мгновение она исчезла, уйдя под воду. Белл видел поднимающиеся пузыри и рябь от винта, но ухватиться было не за что: ни башни, ни опор, ни перископа.

— Медленнее, — велел он Дарби. — За ней.

Дарби снова передвинул рукоятку, чтобы выровнять ход с шестью узлами подводной лодки.

Белл стоял впереди, следя за потоком воды от винтов лодки и сигнализируя старику, куда поворачивать, вправо или влево. Загадкой оставалось, как подводная лодка прокладывает курс под водой. Но спустя полмили эта загадка разрешилась. Когда субмарина дошла до очередного поворота канала, из-под воды неожиданно показался перископ, и она тут же сменила курс.

Шпион проложил курс по каналу Килл-ван-кулл, измерив время между поворотами. Белл тоже дал сигнал повернуть, и устричная лодка повернула. Перископ оставался над водой. Он поворачивался, пока его глаз не уставился на них.

— Стоп машина! — крикнул Белл.

Лодка старика остановилась. Белл следил за субмариной, ожидая, что она пойдет задним ходом или даже повернет, чтобы протаранить их. Но она продолжала идти прежним курсом, не убирая перископ.

— Дарби, у опытного «Холланда» который вы видели, был сзади торпедный аппарат?

— Нет, — ответил Дарби — к облегчению Белла, но сразу добавил: — Я слышал, что его могут добавить.

— Не могу себе представить, что он потратит на нас торпеду.

— Наверно, нет.

— Увеличить скорость. Подойдем ближе.

Впереди Килл резко поворачивал. Перископ развернулся, и невидимый рулевой повернул лодку. Белл дал знак увеличить скорость. Он подошел на двадцать ярдов к перископу и волнению от винта. Но поверхность воды покрылась рябью: канал Килл переходил в Верхний залив.

Статен-Айленд и Байонна остались позади. Ледяной ветер проникал под мокрую одежду Белла, волны начали перекатываться через перископ. Огромные пузыри вырвались на поверхность, и Белл понял, что «Холланд» выпускает воздух из балластных цистерн и набирает воду, чтобы уйти на глубину. Перископ скрылся из виду. Волны Верхнего залива стерли след подводной лодки.

— Ушел, — сказал Дарби.

Белл безнадежно осматривался. В трех милях впереди на берегу залива теснились причалы Бруклина, за ними зеленели низкие холмы. Слева, тремя или четырьмя милями северо-западнее, Белл видел высокие здания Манхэттена и элегантные растяжки Бруклинского моста, пересекающего Ист-ривер.

— Знаешь, где эллинг Кэтрин?

Дарби повернул руль.

— А что тебе там надо?

— «Динамо», — ответил Белл.

Самый быстрый в Нью-Йорке корабль, снабженный телефоном и радиотелеграфом; им командует высокопоставленный герой войны, который способен быстро сообщить флоту о вражеской подводной лодке и предупредить, чтобы «Нью-Гэмпшир» перед заходом в порт спустил противоторпедные сети.

Дарби дал ему брезентовую куртку, которая пахла плесенью. Белл снял мокрое пальто и рубашку, протер «браунинг» и вылил воду из ботинок. Устричная лодка добралась до Бруклинского моста за двадцать минут. Но, когда они проходили под мостом, сердце у Белла упало. Броненосец «Нью-Гэмпшир» уже причалил. Он стоял у самого ближнего к Корпусу 44 причала. Если цель О'Ши Корпус 44, оба эти корабля — легкая мишень. Взрыв одного вызовет пожар на всей верфи.

К облегчению Исаака Белла, «Динамо» стояла у причала Кэтрин.

Белл из устричной лодки поднялся по ближайшей лестнице, вышел на пирс, взлетел по трапу и вошел в капитанскую каюту «Динамо». Капитан Фальконер сидел на зеленом диване в обществе двух моряков.

— Фальконер, у них подводная лодка.

— Мне уже сказали. — Герой Сантьяго с мрачной улыбкой кивком показал на трех бойцов из охраны компании «Райкер и Райкер», которые целились в вошедших из пистолетов и обрезов. Белл узнал Плимптона, телохранителя, который сопровождал герра Райкера на «Твентис сенчури лимитед». — Вы насквозь промокли, мистер Белл, и к тому же потеряли шляпу.

53

— Привет, Плимптон.

— Руки вверх.

— Где О'Ши?

— Ну!

— Передайте боссу, что я у него в долгу. Изумруд великолепный, с нетерпением жду возможности расплатиться лично.

— Ну!

— Не перечьте, Белл, — сказал Фальконер. — Они уже застрелили моего помощника и механика.

Исаак Белл поднял руки; он достаточно долго оттягивал это, чтобы успеть оценить противника. Плимптон держал полуавтоматический немецкий флотский «люгер» и держал так, что было ясно: он умеет им пользоваться. А вот приятного вида молодые бойцы рядом с ним совсем другое дело. Один из них, тот, что постарше, вооруженный двадцатизарядным «ремингтоном», мог бы сойти за охранника провинциального банка. Помоложе, с револьвером, похож на юношу из ИМКА.[64] Белл предположил, что они появились на яхте Фальконера не вследствие заранее продуманного плана. Что-то у них пошло не так.

Что привело их в последний миг на «Динамо»? Чтобы после того, как О'Ши выпустит торпеды, уйти на самом быстром в гавани корабле? «Динамо» не хватит запаса горючего, чтобы пересечь Атлантический океан. Несомненно, О'Ши собирался уплыть с Кэтрин Ди под вымышленными именами на лайнере или обеспечить себе тайный проезд на коммерческом пароходе.

Она — вот что пошло не так, понял Белл. Кэтрин ранена.

— Девушка на борту? — спросил он Фальконера.

— Ей нужен врач! — выпалил парень с револьвером.

— Заткнись, Брюс! — приказал Плимптон.

— Я на борту, — сказала Кэтрин Ди. Она с трудом вышла из личной каюты Фальконера. Растрепанная, бледная, дрожащая в лихорадке, она была похожа на ребенка, которого вырвали из глубокого сна. Но на лице ее была ненависть. — Это все из-за вас, — с горечью сказала она Беллу. — Вы все разрушаете.

Когда он ранил ее в магазине Барлоу, она держала в руке пистолет. И сейчас он был у нее. Она дрожащей рукой прицелилась в Белла.

— Мисс Ди, — сказал Брюс. — Вам нельзя вставать.

— Ей нужен врач, — сказал Белл.

— Это я и говорю. Мистер Плимптон, ей нужен врач.

— Заткнись, Брюс, — повторил Плимптон. — У нее будет врач. Как только мы выберемся из этого переплета.

Подняв руки, детектив под молодчиком бойцов О'Ши смотрел в глаза девушки, выискивая в них какую-нибудь возможность, одновременно готовясь встретить пулю. Он не видел ни милосердия, ни колебаний, только глубочайшую усталость смертельно раненного человека. Но она намеревалась убить его раньше, чем умрет сама. Как убила Гровера Лейквуда, и отца Джека, и бог весть сколько еще для Глазника О'Ши. Скоро ли она лишится чувств? И где ее «искра божья»?

— Знаете ли вы, — спросил он, — что отец Джек молился за вас?

— Много хорошего дали его молитвы! Меня спас Брайан О'Ши.

— А для чего он вас спас? Чтоб вы убили Гровера Лейквуда? Чтоб застрелили священника?

— Как вы стреляли в меня.

— Нет, — ответил Белл. — Я стрелял в вас, чтобы спасти женщину, которую люблю.

— Я люблю Брайана. Я все для него сделаю.

Белл вспомнил слова проводника Дилбера в «Твентис сенчури лимитед». «Райкер и его подопечная полностью вне подозрений. Всегда отдельные купе».

И сам О'Ши, говоря от имени Райкера, сказал: «Девушка принесла свет в мою жизнь, где раньше была только тьма».

— А чем будет для вас Брайан?

— Он меня спас.

— Пятнадцать лет назад. Что он сделает с остальной вашей жизнью, Кэтрин? Будет вечно хранить вашу чистоту?

Руки Кэтрин тряслись.

— Вы…

Дышала она хрипло, с трудом.

— Вы убиваете, чтобы угодить ему, а он блюдет вашу чистоту? Так это действует? Отец Джек был прав, когда молился за вас.

— Почему?

— В глубине сердца, в глубине души он знал, что Брайан О'Ши не может вас спасти.

— А бог может?

— Священник в это верил. От всего сердца.

Кэтрин опустила пистолет. Глаза ее закатились, пистолет выпал из руки, она обмякла и осела на палубу, как марионетка, у которой перерезали нити.

— Плимптон, будь ты проклят! — закричал Брюс. — Она умрет без врача.

Он взмахнул пистолетом.

Откликаясь на это движение, словно гадюка, Плимптон дважды выстрелил Брюсу между глаз и снова повернулся — на движение Исаака Белла. Телохранитель допустил гибельную ошибку.

Белл дважды выстрелил из «браунинга». Первым упал Плимптон, за ним второй громила. Падая, он выронил обрез, и выстрелы из него оглушительно прозвучали в тесной каюте. Пули полетели под диван и в ноги Фальконеру и членам его экипажа.

Белл накладывал жгут Фальконеру, когда в дверь осторожно просунул голову Дональд Дарби.

— Я подумал, вы захотите знать, мистер Белл. «Холланд» идет под Бруклинским мостом.

54

— Всплываем! — крикнул Дик Кондон, первый помощник, которому после убийства капитана Хэтча О'Ши поручил командование лодкой.

— Нет! — возразил О'Ши. — Оставайтесь внизу. Нас увидят.

— Нас убивает прилив, — крикнул в ответ испуганный ирландский мятежник. — Скорость течения четыре узла. На электрической тяге мы делаем всего шесть. Нужно подняться, чтобы использовать бензиновый двигатель.

О'Ши схватил Кондона за плечо. Паника в голосе первого помощника передалась людям, работавшим с балластными цистернами и готовившим выпустить торпеды. А ведь именно для этого он решил использовать подводную лодку. Кто-то должен сохранять ясность ума.

— Шесть? Четыре? Ну и что? Мы все равно на два узла быстрей.

— Нет, мистер О'Ши. Только когда идем прямо. Но когда я развернусь боком, чтобы выпустить торпеду, прилив нас унесет.

— Попробуем, — сказал О'Ши. — Рискни!

Дик Кондон переключил руль глубины на ручное управление вместо менее точного пневматического и осторожно передвинул его. Палуба под их ногами накренилась. И тогда Ист-ривер подхватила стофутовую подводную лодку с яростью акулы, хватающей слабого пловца. Людей в тесном помещении ударяло о трубы, коробы, клапаны и трубопроводы, лодка дрожала.

— Всплыть! — истерически закричал Кондон.

— Нет.

— Я должен поднять башню на воздух, сэр. Это ведь неважно, мистер О'Ши, — умолял он. — С поверхности стрелять еще лучше. Первая торпеда уже заряжена. Мы можем выпустить ее, погрузиться, позволить течению нести нас, пока перезаряжаем, и снова подняться. Вы получите то, что вам нужно, сэр. А если нас кто-нибудь увидит, то увидит английский корабль. Как мы и хотим. Пожалуйста, сэр. Вы должны прислушаться к голосу рассудка, иначе все погибнет.

О'Ши оттолкнул его от перископа и посмотрел сам.

По реке ходили волны. Пена залепила стекло. Стекло очистилось, но его тут же залила волна, и все потемнело. Лодку сильно качало. Неожиданно перископ поднялся над водой, и О'Ши увидел, что они почти рядом с верфью.

«Нью-Гэмпшир» стоял именно там, где нужно. Он и сам не мог бы лучше разместить длинный белый корпус. Но хотя винт продолжал вращаться и электрический мотор грозил вот-вот загореться, лодку сносило назад.

— Хорошо, — согласился О'Ши. — Атака с поверхности.

— Средний вперед! — приказал Кондон. Двигатель перестал работать на пределе, лодка перестала дрожать. Кондон следил за продвижением, контролируя снос искусными поворотами вертикальных и горизонтальных рулей. — Приготовиться к всплытию.

— Что это за шум?

Ветераны королевского флота удивленно переглядывались.

— Что-то не в порядке с мотором? — спросил О'Ши.

— Нет, нет, нет. Это в воде.

Экипаж застыл, насторожив уши: необычный высокий звук набирал громкость, к нему присоединился второй.

— Корабль?

Кондон поворачивал перископ, рассматривая реку. Инженер сказал то, что думали все члены экипажа.

— Не похоже на корабль.

— Уходим! — закричал Кондон. — Уходим под воду.

* * *

— Куда он делся? — выдохнул Лоуэлл Фальконер.

К удивлению Белла, окровавленный капитан забрался на мостик, где Белл на скорости в тридцать узлов вел «Динамо» к Бруклинскому мосту.

— Он прямо перед нами, — ответил Исаак Белл. Одну руку он положил на регулятор пара, второй держал руль. — Жгут помогает? — спросил он, не отрывая взгляда от реки.

— Без него я бы уже умер, — сквозь стиснутые зубы ответил Фальконер. Он был бледен от потери крови, и Белл сомневался, что он надолго останется в сознании. От него, должно быть, потребовались геркулесовы усилия, чтобы подняться на мостик. — Кто в машинном отделении? — спросил Фальконер.

— Дядя Дарби клянется, что был кочегаром на пароме, ходившем от Статен-Айленда, а когда механик напивался, он его заменял.

— «Динамо» идет на жидком топливе.

— Он догадался, когда не нашел лопату. У нас достаточно пара.

— Я не вижу «Холланд».

— Он опускается и поднимается. Несколько мгновений назад я видел перископ. Вон он!

На поверхность поднялась коническая башня. На короткий миг показался и корпус, но сразу исчез.

— Его сносит прилив, — сказал Фальконер. — В полнолуние он особенно высокий.

— Хорошо, — сказал Белл. — Нам пригодится любая помощь.

«Динамо» шла по полосе кипящей воды. Подводной лодки не было видно. Фальконер потянул Белла за рукав и настойчиво прошептал:

— Это «Холланд», субмарина класса А королевского флота, с утроенным тоннажем. Будьте внимательны, когда он вынырнет. На главном двигателе он идет быстрей.

Сделав это предупреждение, капитан без чувств опустился на пол. Белл поворачивал яхту, пока она снова не пошла по течению. Теперь они были в нескольких сотнях ярдов за Бруклинским мостом, и Белл в меркнущем свете всматривался в воду.

Вдруг от причала Пайн-стрит отошел паром. Обогнал большой паром Пенсильванской железной дороги и пошел вверх по Ист-ривер. Волны, поднятые паромами, не давали Беллу увидеть перископ подводной лодки. Белл провел яхту в бурные воды и повернул. Неожиданно перископ показался впереди. Лодка шла за паромами, прячась за ними, и была уже на уровне верфи.

Подводная лодка «Холланд» поднялась на поверхность, явив не только башню, но и все сто футов блестящего корпуса. Поплыл синий дым. Бензиновый выхлоп, понял Белл, от мощного главного двигателя. Теперь на поверхности была миноноска, быстрая и ловкая.

Но уязвимая.

Белл поддал пара с намерением воспользоваться возможностью и протаранить лодку. Но когда яхта увеличила скорость, «Холланд» круто повернул и нацелился прямо на «Динамо». Поднялся его нос. Белл видел, как в носовом торпедном аппарате раскрылась темная пасть. Из нее выпрыгнула торпеда Уиллера «Марк-14».

55

Торпеда погрузилась в воду.

Исааку Беллу оставалось только гадать, куда свернуть: направо или налево. Он не мог видеть под водой несущуюся к ним торпеду. Ее след стирали волны. Длина «Динамо» сто футов, ширина — десять. Повернув, он будет представлять более широкую мишень. Если не угадает, головка с ТНТ разнесет яхту в клочья. О'Ши сможет погрузиться, спокойно перезарядить торпеду и продолжить нападение.

Белл вел яхту прямо вперед.

«Холланд» заметил его приближение. И начал погружаться. Но слишком медленно, чтобы избежать удара острого, как нож, стального корпуса, несущегося к нему со скоростью почти сорок узлов. Лодка внезапно повернула вправо, Белл влево. Он по-прежнему не видел ни следа торпеды, ни поднимающихся пузырей.

— Держись, дядюшка Дэнни! — крикнул он в голосовую трубу и повернул влево, заходя на таран.

Вспышка света и взрыв позади подсказали ему, что он угадал верно. Если бы он не блокировал атаку, торпеда потопила бы его. Теперь же она взорвалась, ударившись об опору Бруклинского моста, а он так близко к «Холланду», что видит заклепки на его корпусе. Он приготовился к столкновению и за мгновение до того, как яхта ударила в корпус лодки возле башни, прижался к рулю. При той скорости, на какой шла «Динамо», Белл ожидал, что яхта разрежет «Холланд» надвое. Но он ошибся. Высоко задрав острый нос, вращая винтами, которые выталкивали ее из воды, яхта навалилась на корпус «Холланда», прокатилась по нему и соскользнула под скрежет разрываемой стали и вылетающих заклепок.

Винты «Динамо», продолжая вращаться, утащили яхту еще на сто ярдов от места столкновения, прежде чем Белл смог ее остановить. «Холланд» исчез, погрузился или затонул, Белл не мог сказать. Тут в рубку просунул голову дядюшка Донни и доложил:

— Вода прибывает.

— Можете дать мне пар?

— Ненадолго, — ответил старик.

Белл провел яхту вокруг места столкновения, чувствуя, как тяжелеет «Динамо» от поступающей внутрь воды.

Через семь минут после исчезновения «Холланд» появился — совсем недалеко.

Белл снова повел яхту на таран. Яхта не слушалась руля. Он едва смог развернуть ее. Люк на башне «Холланда» вдруг распахнулся. Из башни выбрались четверо и прыгнули в воду. Приливное течение понесло их под мост. Глазника О'Ши среди них не было, а «Холланд» кружил, медленно, но верно приближаясь к четырехсотфутовому корпусу «Нью-Гэмпшира». На расстоянии менее четырех сотен ярдов шпион не мог промахнуться.

Белл сражался с рулем, заставляя поврежденную яхту лечь на курс столкновения. Он попробовал увеличить скорость. Тщетно. Он крикнул в голосовую трубу:

— Дай сколько сможешь и прыгай, пока мы не затонули!

Что бы ни проделал старик в машинном отделении, но яхта двинулась вперед. Белл направлял ее на «Холланд», который стоял на месте, низко осев в воде, и волны Ист-ривер перехлестывали через открытый люк. Работающий винт удерживал лодку против течения. Субмарина завершала поворот, направляя торпедный аппарат на «Нью-Гэмпшир».

Исаак Белл вел «Динамо» к подводной лодке. Корабли сшиблись, как окровавленные боксеры с ободранными костяшками в последнем раунде. Яхта слегка сбила тяжелую подводную лодку с прежнего курса и встала рядом. Когда последствия столкновения отчасти нивилировались и лодка продолжила нацеливать торпеду, Белл в открытый люк разглядел руки Глазника О'Ши, который манипулировал с рулевым управлением.

Он спрыгнул с мостика, перелетел через поручень «Динамо» на лодку и прыгнул в люк.

56

Детектив ухнул в люк, как копер, забивающий сваю. Ботинками он ударил О'Ши по плечам. Резиновые рули вырвались из рук шпиона. О'Ши полетел вниз, в рубку управления, и упал на палубу. Белл приземлился на ноги.

Зловоние хлорки — ядовитый хлорный газ смешивался с соленой водой и подтекавшей из батарей кислотой — обожгло ему ноздри и глаза. Полуослепший, он смутно видел тесное пространство с выгнутым резиновым потолком, таким низким, что ему пришлось нагнуться, и стенами, ощетинившимся трубами, клапанами и электрическими соединениями.

О'Ши поднялся и бросился на него.

Исаак Белл встретил шпиона жестоким ударом справа. О'Ши блокировал этот удар и ответил своим, отбросив детектива. Белл ударился о переборку, обжег руку о раскаленную добела трубу, отскочил от острого края резинового индикатора, оцарапал голову о компас, выступавший из потолка, и опять нанес удар правой.

Шпион снова отбил его левой рукой, сильной и быстрой, и нанес контрудар, еще тяжелее первого. Удар пришелся по ребрам и швырнул Белла на горячие трубы. Его ботинки скользнули по мокрой палубе, и он упал.

Внизу хлором пахло гораздо сильнее, ведь этот газ тяжелее воздуха, и, вдохнув, Белл почувствовал острую жгучую боль в горле. Ему показалось, что он задыхается. Он услышал, как с натугой крякнул О'Ши. Шпион пнул Белла в голову.

Белл почти уклонился: ботинок противника задел только его висок. Белл вскочил. Тяжело дыша, хватая ртом относительно чистый воздух, он обошел шпиона. Силы были равны, Белл этого не ожидал. У него были длиннее руки, зато О'Ши был быстр и силен. А рост Белла в замкнутом пространстве становился дополнительным недостатком.

Белл снова ударил справа, но на этот раз удар был ложный; когда О'Ши снова применил стремительный блок и контрудар, высокий детектив тотчас нанес ему мощный удар левой. От удара голова шпиона запрокинулась.

— Удачный выпад, — насмешливо сказал О'Ши.

— Контрудары — это все, чему вы научились в Адской кухне, — ответил Белл.

— Не все, — сказал О'Ши. Он сунул большой палец под жилет и извлек обратно, вооруженный острым, как бритва, долотом из нержавеющей стали.

Белл перемещался по рубке, нанося комбинации ударов. Большинство их достигало цели, но это было все равно, что колотить тяжелую грушу. О'Ши не шатался, он просто гасил мощные удары, ожидая своего шанса. А когда дождался, нанес Беллу сильнейший удар по корпусу.

Детектив сложился вдвое. Прежде чем он опомнился, О'Ши с молниеносной быстротой сблизился с ним и сильной правой рукой обхватил за шею.

Белл оказался в смертельном захвате. Его левая рука была зажата между их телами. Правой он попробовал достать нож из-за голенища. Но большой палец О'Ши устремился к его глазу. Белл оставил всякие мысли о ноже и перехватил запястье О'Ши.

Он сразу понял, что никогда не схватывался с таким сильным противником. Хотя он держал запястье изо всех сил, О'Ши медленно приблизил острое лезвие к лицу Белла, вспорол кожу и начал вести своим оружием по щеке, оставляя кровавую борозду и подбираясь к глазу. Правой рукой он все сильнее сжимал горло Исаака, мешая воздуху проникнуть к горящим легким, а крови — к мозгу. В ушах у Белла раздался рев. Перед глазами замелькали огни. Зрение начало отказывать ему, рука, удерживающая запястье противника, слабела.

Он попытался высвободить левую руку. О'Ши чуть передвинулся, чтобы удержать ее.

С головой в захвате, низко согнувшись, Белл вдруг понял, что оказался частично за О'Ши. И ударил сзади под колено. Нога подогнулась. О'Ши качнулся вперед. Белл просунул под него плечо и, как поршень, поднял его.

Он приподнял О'Ши и, сбросив вниз, прижал к палубе. О'Ши, невероятно сильный, продолжал удерживать его голову, он глубоко вдохнул ипотянул детектива вниз, к себе, в большую концентрацию удушающего газа. Однако левая рука Белла больше не была зажата между их телами. Локтем он ударил О'Ши в нос, сломав кость. Но О'Ши продолжал душить его, долото приближалось к глазу.

Неожиданно на дерущихся пролился сверху поток соленой воды, подняв новую волну хлора от батареи под палубой. Подводная лодка накренилась, и вода залилась в люк. Белл вытянул длинные ноги, нашел опору и нажал на голову О'Ши, вдавив ее под горячие трубы. О'Ши пытался вырваться. Белл крепко держал его. Запах хлора перекрыл запах горящих волос, и наконец хватка О'Ши ослабла. Белл вырвался, избежал удара о стену и уклонился от новой волны сверху.

Он встал, отталкивая руки О'Ши, и выбрался из люка. Увидел приближающиеся со всех сторон огни. От Бруклинского моста и от «Нью-Гэмпшира» шли катера. Подводная лодка тонула, двигатель еще работал, винты боролись с течением. Волна плеснула в люк и сбросила Белла с лодки. Он оттолкнулся от кожуха винта, едва уклонившись от его лопастей, и оказался в бурной воде за винтом.

О'Ши выбрался из люка; он надышался хлора, его рвало. Он нырнул вслед за Беллом, и лицо его превратилось в маску ненависти.

— Я убью тебя!

Винт «Холланда» втянул его в свои вращающиеся лопасти. Течение пронесло мимо Белла тело гангстера. Следом плыла голова; она глядела на детектива, пока ее не унесло рекой.

Подводная лодка «Холланд» внезапно легла на бок и ушла под воду. Исаак Белл решил, что теперь его очередь. Он пытался остаться на плаву, но ослабел от холода и ядовитого газа. Волна перекатилась через него, и он неожиданно вспомнил день, когда встретился с Марион, и как тогда дрожала палуба под ногами. Зрение начало обманывать его. Густые роскошные волосы Марион были убраны наверх. Один длинный, тонкий локон спускался едва ли не до талии. Прядь казалась тонкой, но прочной, как ветвь ивы. Марион протянула к Беллу руку.

Она схватила его за руку. Он сжал ее и поднялся на поверхность. И увидел улыбающееся лицо бородатого моряка.

Следующее, что ощутил Исаак Белл: он лежит на спине на плоском днище катера. Рядом с ним лежал капитан Лоуэлл Фальконер. Герой Сантьяго выглядел таким же побитым, каким чувствовал себя Белл, но глаза у него были ясные.

— Все в порядке, Белл. Нас везут в больницу.

Говорить было трудно, а дышать больно. Горло жгло.

— Надо предупредить парней, которые собирают лом, что на «Холланде» торпеда Уиллера «Марк-14», она в аппарате и готова к пуску.

— В аппарате благодаря вам.

Катер ударился о причал.

— Что это за огни? — спросил Белл.

Небо побелело от них.

— На Корпусе 44 работы идут в две смены.

— Хорошо.

— Хорошо? — повторил Фальконер. — И это все, что вы можете сказать?

Исаак Белл напряженно думал. Потом улыбнулся.

— Жаль вашу яхту.

НА ДАЛЕКОЙ СЛУЖБЕ

Десять лет спустя.

Северное море вблизи немецкого побережья

Туман ослеплял немецких солдат, охотившихся за американским шпионом.

Наползая из Фрисландских болот в утренний воздух, туман собирался поддеревьями и покрывал плоскую землю. Предполагалось, что он продержится до середины утра, пока солнце не прогонит его. Но из-за свежего ветра с Северного моря туман начал рассеиваться раньше. Исаак Белл видел, вот приходит день, открывая поля, пересеченные канавами, деревья вдоль изгородей, а далекие лодочные сараи у канала. Лодка сейчас очень пригодилась бы.

На сарае висело объявление: «Разыскивается». На нем Белл видел собственное лицо.

Нужно отдать должное военной разведке кайзера. Через три дня после того как он сошел на берег, немецкая армия расклеила его изображение на каждом дереве и амбаре между Берлином и побережьем. Награда в тысячу марок, пять с половиной тысяч долларов — целое состояние по обе стороны Атлантики. Мрачный беглец, изображенный на «Steckbrief», в целом походил на него. Хотя у них не было его фотографии, только рассказ часового с верфи подводных лодок в Вильгельмсхафене, художник передал решительный подбородок и губы и облик физически крепкого человека, сплошная мускулатура. К счастью, под описание «светлые волосы и усы, голубые глаза» подходит большинство мужчин в Саксонии. Но все же таких высоких немного.

Теперь, когда Соединенные Штаты ввязались в мировую войну против Германии, если его поймают — в рваном мундире и с костылем, который помогает ему изображать раненого ветерана, — его расстреляют как шпиона. Не может он ожидать снисхождения и за карту гавани и чертеж новой подводной лодки, гораздо более мощной, чем старый «Холланд», и тяжеловооруженной; эти немецкие подводные лодки неожиданно начали выигрывать войну. Чертеж бесполезен, если он не доставит его Шестой Американской эскадре, идущей где-то у берега.

Канал узкий, тростник по обеим его сторонам защищает берега от волн и удерживает туман. Белл две мили греб до Вильхельмсхафена, бросил лодку, чтобы избежать караулов на периметре верфи, и украл новую. Туман в каком-то смысле помогал ему, рассеиваясь, потом снова сгущаясь от облаков угольного дыма из труб сотен боевых кораблей.

Прилив низкий. Вход в гавань мелкий, и Вильхельмсхафен забит трубами и мачтами крейсеров, броненосцев и дредноутов, ждущих подъема воды. Но торпедный катер может выйти, а это означает, что для бегства отсюда корабль Белла должен быть достаточно небольшим, чтобы он управлял им сам, и очень быстрым, что исключает буксиры, лихтеры, катера и рыбачьи лодки.

С началом войны отделение агентства в Берлине ушло в подполье; оно и предоставило Беллу захваченный пятидесятифутовый катер MAC[65] итальянского производства. Белл видел его на пути к цели, и он по-прежнему стоит на месте в тени дредноута.

Он молился, чтобы туман спустился, и получил такой быстрый ответ на свою молитву, что едва успел заметить по компасу направление на MAC, как все корабли в гавани до самых мачт оказались в густом тумане. Белл греб, то и дело посматривая на лежащий рядом на скамье компас и стараясь оценить силу течения. Но попасть в цель размером пятьдесят футов с расстояния в полмили невозможно, и он впервые понял, на сколько промахнулся, когда ударился о бронированный борт дредноута.

Смутно видневшиеся над головой двенадцатидюймовые орудия показывали, что он возле кормы, и он быстро поплыл рядом с корпусом корабля, пока не нашел MAC. Забрался на борт, убедился, что людей на катере нет, и отвязал все причальные тросы, кроме одного. Потом осмотрел двигатели — два лучших бензиновых мотора, какие только можно ожидать от итальянцев. Уяснил, как пустить их в ход, и наконец отвязал последний трос. На веслах медленно отошел от дредноута и подождал, пока солнце не начнет разгонять туман. В миг, когда он смог видеть и сам стал виден, он включил моторы; каждый из них работал громко, как его старый локомобиль.

Когда он добрался до узкого выхода из гавани, немцы уже сообразили — что-то происходит, хотя не знали, что именно. Смятение и остатки тумана дали Беллу несколько дополнительных драгоценных мгновений, и к тому времени как по нему открыли ружейный огонь, он уже шел со скоростью тридцать узлов. Миновал несколько дозорных катеров и вызвал на себя дополнительный огонь, иногда удивительно меткий. Уйдя на четыре мили за морской буй, он оглянулся. Туман рассеивался, теперь он был чуть гуще дымки, и сквозь него Белл увидел столбы дыма — три или четыре торпедных катера, вооруженные четырехдюймовыми пушками, шли за ним.

Чем дальше он отходил от берега, тем сильнее становилась зыбь, и это замедляло ход лодки. Торпедные катера начали догонять его. С трех миль они открыли огонь, и спасло Белла лишь то, что пятидесятифутовый MAC — небольшая цель. За две мили снаряды начали рваться в опасной близости, и Белл пошел зигзагом, что затрудняло попадание, но одновременно замедлило его продвижение. Вскоре торпедные катера подошли так близко, что можно было разглядеть людей у орудий.

Белл всматривался вперед, стараясь разглядеть дым или высокую мачту.

Снаряд из четырехдюймовой пушки с оглушительным гулом пролетел над его головой и разорвался впереди. Теперь туман окончательно рассеялся. На небе появились голубые полосы. Белл отчетливо видел торпедный катер и еще два за ним. Очередной снаряд пролетел совсем близко. Белл увидел, как он впереди ударился о воду и подскочил, точно брошенный камень.

Небо впереди посинело, и вдруг его разделил пополам высокий столб дыма, словно рассек темный меч. Белл услышал гулкие разрывы пятидюймовых снарядов. Снаряды пролетели над ним. Торпедные катера окружили всплески, и все три катера разошлись в стороны и устремились к берегу.

Теперь Белл видел идущих к нему спасителей. Они шли навстречу друг другу, и их скорости суммировались, поэтому прошло всего несколько минут, прежде чем он узнал знакомую мачту, радиоантенны и четырнадцатидюймовые орудия двадцатисемитысячетонного броненосца флота Соединенных Штатов «Нью-Йорк».

Через несколько минут Белла подняли на главную палубу. Моряки отвели его к мачте. Белл показал карту командиру Шестой эскадры, широко улыбающемуся контр-адмиралу Лоуэллу Фальконеру, который схватил ее изувеченной рукой и принялся рассматривать и тут же отдавать приказы.

Белл сказал:

— Я помогу наводчикам, покажу им ориентиры.

Матрос вдвое моложе его предложил помочь подняться на мачту.

— Спасибо, — сказал Белл, — я уже поднимался на такую.

14-дюймовые орудия «Нью-Йорка», созданные Артуром Ленгнером, стояли на особых поворотных платформах, усовершенствованных последователями Ленгнера. Ствол можно было поднимать под большим углом, что значительно увеличивало дальность стрельбы. По системе управления огнем, разработанной командой Гровера Лейквуда, быстро рассчитали расстояние до базы подводных лодок. Загремели залпы. Разрывные снаряды устремились к далекому берегу.

К этому времени прилив усилился. Немецкие броненосцы выходили из гавани. Они были быстры и оснащены тяжелыми орудиями, но их броня не шла ни в какое сравнение с броней «Нью-Йорка», и поэтому они держались на удалении, пока на горизонте не показались два мощных немецких дредноута. Матросы, окружавшие Белла в корзине на верху мачты, обменивались тревожными взглядами.

Немецкие дредноуты подходили ближе. Американский корабль продолжал обстреливать цель.

Наконец столбы дыма над базой подводных лодок показали, что цель уничтожена. Фальконер отдал приказ, который описал Беллу как «благоразумный отход».

Немецкие корабли открыли огонь с наибольшего расстояния, но снаряды не долетали, и стрельба началась слишком поздно. У «Нью-Йорка» исходные поршневые двигатели были заменены последней моделью турбин Макдональда, и корабль легко ушел от преследования.

Когда американский дредноут входил в гавань Скейп-Флоу на Оркнейских островах в северной Шотландии, адмирал Фальконер пригласил Белла в свою каюту под самым мостиком. Во флоте США алкоголь был запрещен, но Белл прихватил фляжку, и они выпили за победу.

— Это одно из тех приключений, что не попадут в исторические книги, — сказал Фальконер Беллу и со смехом добавил, что английские адмиралы захотят расстрелять Белла за то, что он превзошел их.

— Заверьте их, — ответил Белл, — что служба частных детективов остается частной.

В дверь постучался и зашел с молотком и стальным долотом корабельный плотник. Фальконер указал на табличку, на которой было написано:

НЬЮ-ЙОРК. ФЛОТ СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ

Бруклинская военная верфь

— Снимите ее.

— Есть, адмирал!

Плотник высвободил крепления, и Фальконер отпустил его. Оставшись наедине с Беллом, он снял табличку. Под ней в стальной переборке было вырезано

КОРПУС 44

* * *

Неделю спустя Исаак Белл вышел из поезда, на котором приехал из Шотландии, и прошел от вокзала Юстон по лондонским улицам, которые выглядели усталыми после долгой-долгой войны.

Уклоняясь от камер журналистов, высокий детектив нырнул в почтовый фургон, запряженный лошадьми. Он задержался, восхищаясь красным лимузином «роллс-ройс» выпуска 1911 года. Лимузин был переделан для работы на угле из-за нехватки нефти, вызванной нападениями на танкеры немецких подводных лодок.

«Роллс-ройс» остановился перед ним.

Пожилой шофер, чересчур старый, чтобы сражаться в окопах, вышел из машины, поздоровался с Исааком Беллом и открыл дверцу пассажирского отделения. Голосом, полным радости и облегчения, к Беллу обратилась красивая светловолосая женщина с фигурой, как песочные часы.

— Как я счастлива, что ты вернулся.

Она похлопала по сиденью рядом с собой.

На ее пальце сверкнуло кольцо с изумрудом, похожим на кошачий глаз.

Клайв Касслер, Джастин Скотт Гонка

Пролог Луна в огне

Чикаго

1899 год

Рослый пьяный человек приплясывал, бредя по сточному желобу у края дороги, и распевал песню Стивена Фостера[66], гимн Лиги против салунов[67]. Печальная мелодия песни напоминала звучание шотландской волынки, темп — медленный вальс. А в голосе пьяного, мягком баритоне, звучало искреннее сожаление о нарушенных обещаниях.

У пьяного была копна золотых волос и красивое мужественное лицо. Молодость — ему было не больше двадцати — делала его состояние еще более прискорбным. Одежда вся в соломе, словно он в ней спал, и маловата ему, рукава и штанины коротки, как будто он украл ее с бельевой веревки. Воротник сбился, на рубашке не хватало одной манжеты, а на голове, несмотря на холод, не было шляпы. Из того, что положено иметь джентльмену, только сшитые на заказ кожаные ботинки еще не были проданы ради выпивки.

Налетев на фонарный столб, пьяный сбился. Продолжая напевать мелодию и танцуя вальс, он увернулся от подкатившегося к тротуару фургона горшечника. Кучер привязал лошадей и исчез за дверями одного из многочисленных салунов, из окон которых на булыжную мостовую лился желтый свет.

Пьяный молодой человек крепко ухватился за фургон.

Он разглядывал салун. Пустят ли его туда? Не из этого ли салуна его уже выбросили? Он ощупал пустые карманы и печально пожал плечами, продолжая разглядывать фасады соседних домов: меблирашек, борделей, ломбардов. Затем задумчиво посмотрел на свои ботинки. Взгляд его переместился к газетному складу на углу, куда фургоны доставляли чикагскую утреннюю прессу.

Может, удастся заработать несколько пенни, разгружая пачки газет? Он расправил плечи и медленно двинулся, вальсируя в сторону склада.

Двенадцатилетние газетчики, выстроившиеся за свежими номерами, все были грубыми уличными мальчишками. Они смеялись над пьяницей, но один посмотрел в необычно ласковые фиолетово-голубые глаза.

— Оставьте его в покое, — сказал он друзьям, и высокий молодой человек прошептал:

— Спасибо, сынок. Как тебя зовут?

— Уолли Лафлин.

— Ты добрая душа, Уолли Лафлин. Не ходи моей дорожкой.

— Я же велел избавиться от этого пьянчуги, — сказал Гарри Фрост, великан с мощной челюстью и безжалостным взглядом. Он сидел в фургоне на ящике с динамитом «Вулкан». У его ног скорчились два бывших боксера из его вест-сайдской банды. Сквозь отверстия, проделанные в боку, они смотрели на склад, ожидая, когда с ужина вернется владелец.

— Я прогнал. Он вернулся.

— Прогони его в переулок. Чтобы если я его увидел снова, то только на носилках.

— Да это просто пьяный, мистер Фрост.

— Да? А если газетчик нанял детективов, чтобы охранять склад?

— Вы с ума сошли? Никакой он не детектив.

Кулак Фроста преодолел расстояние в пятнадцать дюймов и кузнечным молотом обрушился на говорившего. Тот упал, корчась от боли. Только что он сидел перед боссом, а в следующее мгновение лежал на полу и с трудом дышал осколок кости пробил ему легкое.

Фрост побагровел. Он и сам дышал с трудом — от гнева.

— Я не сошел с ума!

— Вы мне сломали ребра, — кое-как выговорил бывший боксер.

— Вы не сознаете свою силу, мистер Фрост, — протестующе сказал второй боксер. — Вы его едва не убили.

— Если бы я хотел убить, ударил бы сильней. Избавьтесь от этого пьяницы!

Боксер выбрался из фургона, закрыл за собой дверь и растолкал сонных мальчишек, выстроившихся в очередь за газетами.

— Эй, ты! — крикнул он пьяному. Тот его не слышал, но оказал любезность: добровольно зашел в переулок, избавив бандита от необходимости гнать его туда криками и пинками. Боксер пошел за ним, вытягивая из кармана свинчатку. Переулок был темный, с глухими стенами по обе стороны, и такой узкий, что еле провезешь тачку. Пьяный спотыкаясь шел к освещенной висячим фонарем двери в дальнем конце.

— Эй, ты!

Пьяный обернулся. Его золотые волосы блестели в свете керосиновой лампы. На красивом лице появилась неуверенная улыбка.

— Мы знакомы, сэр? — спросил он, словно надеясь, что удастся занять денег.

— Еще познакомимся.

Боксер взмахнул свинчаткой. Это было опасное оружие — кожаный мешочек, заполненный свинцовой дробью. Дробь делала оружие гибким, свинчатка приникала к избиваемому, дробя кости и плоть; удар был нацелен в лицо. К удивлению боксера, пьяница быстро повернулся. Он оказался внутри дуги, которую описывала рука с оружием, и сбил боксера с ног ударом справа, сильным и умелым.

Дверь распахнулась.

— Отличная работа, малыш.

Двое детективов «Агентства Ван Дорна»: Мэк Фултон, с глазами словно изо льда, и Уолтер Кисли в клетчатом костюме коммивояжера, — подхватили упавшего за руки и втащили внутрь.

— В фургоне прячется Гарри Фрост?

Боксер не ответил.

— Нокаут до счета, — сказал Фултон, сильно шлепая боксера по щекам и не получая никакого ответа. — Молодой Исаак, ты не знаешь собственной силы.

— Первый урок начинающего дознавателя прошел зря, — добавил Кисли.

— А каков этот первый урок? — подхватил Фултон. В детективном агентстве за такие водевильные номера их прозвали Вебером и Филдзом[68].

— Подозреваемый должен оставаться в сознании, — ответил Кисли.

— Чтобы он мог ответить на твои вопросы, — хором дополнили они.

Ученик детектива Исаак Белл повесил голову.

— Простите, мистер Кисли. Мистер Фултон. Я не хотел бить его так сильно.

— Живи и учись, парень. Поэтому мистер Ван Дорн и доверил тебя, выпускника колледжа, таким охламонам, как мы.

— Но босс надеется, что, глядя на нас, даже сынок богача с правильной стороны улицы сумеет превратиться в хорошего детектива.

— А пока — что ты скажешь, если мы постучимся в фургон и посмотрим, дома ли Гарри Фрост?

Выходя из переулка, напарники достали тяжелые револьверы.

— Держись позади, Исаак. Нельзя встречаться с Гарри Фростом без револьвера в руке.

— А поскольку ты ученик, револьвер тебе не положен.

— Я купил дерринджер, — сказал Белл.

— Весьма предприимчиво. Смотри, чтобы босс не узнал.

Они свернули за угол и вышли на улицу. В свете фонарей блеснул нож; он перерезал вожжи, привязывавшие лошадей фургона, и мощная фигура хлестнула их плетью. Лошади встали на дыбы и понеслись мимо повозок, стоявших у склада. Мальчишки-газетчики разбегались от копыт и вращающихся колес. Возле склада фургон взорвался с грохотом и яркой вспышкой. Взрывная волна обрушилась на детективов и швырнула их в разбитые двери и окна ближайшего салуна.

Исаак Белл вскочил и бросился на улицу. Из дверей газетного склада вырывались языки пламени. Повозки повалило на бок, лошади шатались на перебитых ногах. Улицу заполнили осколки стекла и горящая бумага. Белл посмотрел на газетчиков. Трое мальчиков жались в дверном проеме, лица их побелели от потрясения. Еще трое безжизненно лежали на тротуаре. Белл наклонился к первому. Это был Уолли Лафлин.

Приходи, Джозефина, в мою летающую машину[69]

Альфред Брайан и Фред Фишер

Книга первая Приходи, Джозефина, в мою летающую машину

Глава 1

Адирондакские горы, север штата Нью-Йорк

1909 год

Миссис Джозефина Джозефс Фрост — миниатюрная, розовощекая, дерзкая, с мальчишескими замашками, деревенская молодая женщина с сильными руками и живыми карими глазами — летела в своем биплане «Селер Твин Пушер» на высоте восемьсот футов над лесистыми холмами адирондакского поместья своего мужа. В открытой кабине пилота, сидя в низком плетеном из прутьев кресле, она куталась от холодного ветра в куртку на меху. На ней был классический костюм авиатора: брюки-галифе, кожаный шлем и шерстяной шарф, перчатки, очки и сапоги. Внизу под ней мерно гудел мотор, цепные приводы, крутившие вал ее пропеллера, создавали синкопированный ритм рэгтайма.

Ее «летающая машина» представляла собой легкую раму из древесины и бамбука, скрепленную тросами и покрытую тканью. Сооружение весило меньше тысячи фунтов и было прочнее, чем казалось, но все же не могло состязаться на равных с яростными восходящими потоками, создаваемыми ущельями и хребтами. Восходящие столбы воздуха при нерасторопности летчицы перевернут ее. Дыры в небе поглотят машину.

Сзади налетел порыв ветра, и воздух перестал держать ее крылья. Самолет начал падать, как камень. Неудержимая улыбка растянула губы Джозефины от уха до уха. Она наклонила руль высоты. Машина понеслась вниз; это увеличило скорость, и Джозефина почувствовала, как воздух снова выравнивает ее.

— Умница, Элси!

Летающая машина остается наверху, потому что толкает воздух вниз. Джозефина поняла это в первый же раз, когда поднялась в небо. Воздух — сила. Скорость ее увеличивает. И чем лучше машина, тем сильнее она стремится лететь. Эта «Элси» — ее третья машина, но точно не последняя.

Люди считали ее смелой — ведь Джозефина летала, но она так о себе не думала. В воздухе она чувствовала себя дома, больше, чем на земле, где крылья не всегда действуют так, как она надеется. Здесь, наверху, она всегда знает, что делать. Более того, она знает, что произойдет, когда она это сделает.

Взгляд Джозефины устремлялся то вперед, к голубым горам на горизонте, то на барометр-анероид, который она подвесила к верхнему крылу, чтобы знать высоту, то вниз, к указателю давления масла в моторе, то к земле в поисках полян в лесу, где можно сесть, если мотор вдруг заглохнет. Она пришила к рукаву женские часы-кулон, чтобы знать, на сколько времени еще хватит бензина. Сумка с картой и компас, обычно пристегнутые к колену, сегодня остались дома. Родившаяся в горах, Джозефина ориентировалась по озерам, железнодорожным линиям и реке Северная.

Она видела впереди темное ущелье, такое глубокое и отвесное, словно разгневанный великан рассек горы топором. На дне ущелья блестела река. В разрыве между деревьями показался золотой луг — первое достаточно большое свободное пространство, которое она увидела с тех пор, как поднялась в воздух.

Впереди она заметила маленькое красное пятнышко, как мерцание красного креста. Это была охотничья шляпа Марко Селера, итальянского конструктора, который построил ее летающую машину. Марко стоял на утесе, повесив ружье за спину, и в бинокль осматривал местность в поисках медведя. А за лугом, на опушке, Джозефина увидела силуэт своего мужа.

Гарри Фрост поднял ружье и прицелился в Марко. Джозефина услышала выстрел — громче рокота мотора и звона цепного привода.

* * *

У Гарри Фроста было странное ощущение, будто он промахнулся и не попал в итальянца. Он был опытным охотником на крупную дичь. Разбогатев и уйдя в отставку, он стрелял лосей и снежных баранов в Монтане, львов в Южной Африке и слонов в Родезии и сейчас готов был поклясться, что попал. Но смуглый приятель его жены продолжал стоять на утесе, раненый, но не мертвый.

Фрост зарядил свой «Марлин-1895» новым патроном калибра .45–70 и взял итальянца на прицел. Он ненавидел Марко Селера — его маслянистые черные волосы, приклеенные бриллиантином к черепу, высокий лоб, как у опереточного Юлия Цезаря, густые брови, глубоко посаженные темные глаза, нафабренные усы, закрученные, как поросячий хвостик. С глубокой радостью он плавно нажал на курок, но неожиданно услышал необычный звук, напомнивший ему шум работающей молотилки на ферме в Метэвэнской лечебнице для душевнобольных преступников, куда недруги упрятали его, когда он застрелил в клубе округа своего шофера.

Сумасшедший дом на его памяти оказался хуже самого чудовищного сиротского приюта. Влиятельные политики и опытные адвокаты боролись за право освободить его. Он ведь убил шофера за дело: тот вздумал ухаживать за его первой женой.

Невероятно, но со второй женой все повторяется. Он читал это на их лицах, всякий раз как Джозефина уговаривала его заплатить за изобретения Марко больше. Теперь она просила выкупить у кредиторов его новейшую машину, чтобы она смогла победить в воздушной гонке Атлантический океан — Тихий океан, взять кубок Уайтвея и пятьдесят тысяч долларов призовых.

Это же замечательно! Победа в крупнейшей в мире гонке прославит его жену-летчицу и ее приятеля-изобретателя. Престон Уайтвей, сан-францисский газетный магнат, родившийся в сорочке, сделает их звездами, а заодно продаст пятьдесят миллионов экземпляров своих газет. Прославится и болван муж — знаменитый рогоносец, старый, толстый богатый супруг, он станет посмешищем для всех, кто его ненавидит.

Он, Гарри Фрост, один из самых богатых людей Америки, и каждый доллар заработал сам. И еще не стар. Чуть за сорок — это не старость. А тот, кто говорит, будто в нем больше жира, чем мускулов, не видел, как он одним ударом убивает лошадь — в молодости он этим прославился, а разбогатев, сделал ежегодным ритуалом на день своего рождения.

В отличие от дела шофера, на сей раз его не поймают. Он уж не вспылит. Это убийство он обдумал до мельчайших подробностей. Откладывая месть, относясь к ней как к предприятию, он возродил свои мощные способности управлять и обманывать, чтобы завлечь ничего не подозревающего Селера на медвежью охоту. Медведи не умеют говорить. В лесной глуши Северного округа свидетелей не будет.

Убежденный, что взял слишком высоко, Фрост прицелился ниже и снова выстрелил.

Джозефина увидела, как пуля сбросила Селера с утеса.

— Марко!

Грохот в голове Гарри Фроста звучал все громче. По-прежнему глядя вдоль ствола своего ружья на замечательно пустое место, где только что стоял Марко Селер, Фрост неожиданно понял, что этот шум — не воспоминание о ферме в Метэвэне, он так же реален, как свинцовая пуля в 405 гран, которая мгновением раньше сбросила в ущелье похитителя его жены. Он поднял голову. Над ним летела Джозефина на своем проклятом аэроплане. И она видела, как он застрелил итальянца.

В магазине оставалось три патрона. Он поднял ружье. Ему не хотелось убивать жену. Теперь, когда Марко ушел с дороги, она останется с ним. Но она видела, как он убил Марко. Его снова запрут в сумасшедший дом. И второй раз он оттуда не выйдет. А это несправедливо. Ведь предатель не он. Она его предала.

Фрост направил ружье в небо и дважды выстрелил.

Он неправильно рассчитал ее скорость. По крайней мере одна пуля пролетела мимо. Осталась всего одна. Он собрался с мыслями, успокоился и повел самолет, как фазана.

В яблочко!

Он попал точно. Летающая машина Джозефины начала широкий неуверенный поворот. Гарри ждал, что она упадет. Но аэроплан продолжал поворачивать — в сторону бивака. Слишком высоко для пистолета, но Фрост тем не менее сорвал его с пояса. Опирая ствол на могучее предплечье, он стрелял до тех пор, пока не истратил все патроны. Пуча глаза от ярости, он достал из рукава тупоносый дерринджер. Сделал два выстрела в сторону Джозефины, промазал и схватился за охотничий нож, чтобы вырезать ее сердце, когда она упадет на деревья.

Звук мотора становился все слабее. Гарри Фрост ничего не мог сделать и беспомощно смотрел, как жена-предательница исчезает за деревьями, уходя от его праведного гнева. Но по крайней мере ее любовника он сбросил в ущелье.

Фрост побрел по лугу, надеясь увидеть в реке разбитое о камни тело Селера. Но на полпути к краю утеса остановился, пораженный внезапным осознанием. Надо бежать, пока его опять не заперли в сумасшедшем доме.

Джозефина, используя все свое мастерство, отчаянно пыталась благополучно посадить машину.

Гарри попал в нее дважды. Одна пуля пробила баллон с бензином позади Джозефины. Со второй дело обстояло хуже. Она повредила связь между рукоятью управления и тросом, который наклоняет крылья. Не способная наклонить крылья и повернуть, Джозефина использовала только руль. Но поворачивать, не наклоняя крыльев, — все равно что планировать до изобретения братьями Райт поворота крыльев: ужасно трудно, и в любой миг можно сорваться в штопор.

Стиснув зубы, она действовала рулем, как хирург скальпелем, делая размеренные срезы ветра. Ее сумасбродка мать, не умеющая справляться с простейшими задачами, винила ее в том, что у нее «лед в жилах». Но разве ледяная вода не пригодится в искалеченной машине, мама? Джозефина медленно вернула биплан на обратный курс.

Когда ветер дул сзади, она чувствовала запах бензина. Поискав источник запаха, она увидела баллон, из которого капал бензин. Пробит пулей Гарри!

Что произойдет раньше? — хладнокровно рассуждала она. Вытечет весь бензин и заглохнет мотор, прежде чем она сядет на лужайке Гарри? Или искры от мотора и цепных передач подожгут бензин? Огонь губителен для летающей машины. Лак, которым пропитана ткань крыльев, воспламеняется, как порох.

Единственный пригодный для посадки участок — луг. Но, если она сядет там, Гарри убьет ее. Выбора нет. Она должна сесть в биваке, если бензина хватит, чтобы дотянуть до него.

— Давай, Элси. Доставь нас домой.

Лес под ней медленно уходил назад. Восходящие потоки били по крыльям и раскачивали воздушное судно. Не способная наклонять крылья, чтобы противостоять этим потокам, Джозефина старалась удерживать равновесие, работая рулем высоты и главным рулем направления.

Наконец она увидела озеро возле бивака Гарри. В миг, когда она была уже так близко, что разглядела главный дом и молочную ферму, мотор проглотил последние капли бензина. Пропеллеры перестали вращаться. Воздушный винт замолчал, слышен был только шум ветра в проволочных растяжках.

Придется планировать — скользить — до самой лужайки. Но пропеллеры, толкавшие аэроплан вперед, теперь начали тормозить его, гасить скорость. Еще немного, и она будет планировать так медленно, что не удержится в воздухе.

Джозефина протянула руку назад и дернула трос, открывающий клапан сжатия, чтобы поршни задвигались свободно и позволили пропеллерам вращаться. Разница сразу дала себя знать. Аэроплан теперь двигался легче, больше походил на планер.

Джозефина наконец увидела пастбище. Изгороди и пасущиеся коровы не оставляли места для безопасной посадки. Впереди высился дом, большой, бревенчатый, а за ним виднелся склон со скошенной травой, откуда она сегодня взлетела. Но вначале нужно было пролететь над домом, а она снижалась слишком быстро. Джозефина пролетела между высокими трубами, едва не задела крышу и, работая рулем, повернула по ветру, очень стараясь не сорваться в штопор.

В восьми футах над травой она поняла, что движется слишком быстро. Воздух между крыльями и землей поднимал ее. Биплан отказывался прекратить полет. Впереди показалась стена деревьев.

Бензин, пропитавший лакированные ткани, вспыхнул, поднялись оранжевые языки пламени. За самолетом потянулся огненный след. Не имея возможности наклонить крылья, чтобы коснуться колесами травы, Джозефина откинулась назад и дернула трос, прикрепленный к клапану сжатия. Закрыв клапан, она остановила восьмифутовые пропеллеры. Они ударили по воздуху словно двумя кулаками; колеса и рама коснулись земли.

Горящий биплан проехал пятьдесят футов. Он замедлял ход, а пламя разгоралось. Почувствовав жар сквозь шлем, Джозефина прыгнула. Она коснулась земли и прижалась к ней, пропуская самолет мимо себя. Потом вскочила и со всех ног кинулась прочь от огня.

К ней бежал дворецкий Гарри. За ним садовник, повар и телохранители Гарри.

— Миссис Фрост! Вы в порядке?

Джозефина не отрывала взгляда от огненного столба. Прекрасная машина Марко горела, как погребальный костер. Бедный Марко. Спокойствие, которое она сохраняла на протяжении испытания, оставило ее, и она почувствовала, что у нее дрожат губы. Огонь она видела будто сквозь воду. И поняла, что дрожит и кричит, а на глазах у нее слезы. Она не могла бы сказать, кого оплакивает; Марко или себя.

— Миссис Фрост! — повторил дворецкий. — Вы не пострадали?

Она впервые так потеряла самолет.

Джозефина попыталась вытащить носовой платок из рукава. И не смогла. Сначала следовало бы снять перчатку. Сняв ее, она увидела, что кожа у нее побелела, словно вся кровь куда-то делась. Все стало иным. Теперь Джозефина знала, каково это — испугаться.

— Миссис Фрост?

Все смотрели на нее. Словно она обманула смерть или стоит среди них, как призрак.

— Со мной все хорошо.

— Мы можем вам чем-нибудь помочь, миссис Фрост?

Мысли ее путались. Она должна что-то сделать. Джозефина прижала платок к лицу. С тех пор как Уилбур Райт выиграл кубок Мишлена во Франции[70], тысячи мужчин и женщин научились летать, и до этой минуты Джозефина никогда не сомневалась в том, что может летать так же быстро и далеко, как все они. Теперь, садясь в летающую машину, она всякий раз должна будет преодолевать страх. И все равно это лучше, чем оставаться на земле.

Она вытерла щеки и высморкалась.

— Да, — сказала она. — Пожалуйста, поезжайте в город и скажите констеблю Ходжу, что мистер Фрост только что застрелил мистера Селера.

Дворецкий ахнул:

— Что?

Она сердито посмотрела на него. Неужели так удивительно, что ее буйный муж убил кого-то. Опять.

— Вы в этом уверены, миссис Фрост?

— Уверена ли я? — переспросила она. — Полностью. Видела собственными глазами.

Сомнение на лице дворецкого стало напоминанием о том, что именно Гарри платил ему жалование, а миссис Фрост — просто женщина, которая может рассчитывать только на себя.

Телохранители не удивились. На их лицах читалось: «Вот и кончена наша работа». Дворецкий тоже преодолел замешательство и как ни в чем не бывало спросил:

— Еще что-нибудь, миссис Фрост?

— Пожалуйста, выполните мою просьбу, — сказала она слегка дрожащим голосом, глядя на огонь. — Скажите констеблю, что мой муж убил мистера Селера.

— Да, мадам, — равнодушно ответил дворецкий.

Джозефина повернулась спиной к огню. Ее карие глаза могли менять оттенок от серого до зеленого. Но ей не нужно было смотреться в зеркало, чтобы понять — сейчас в них отражается огонь. Она одинока и уязвима. Марко Селер мертв, ее муж — безумный убийца… ей не к кому обратиться. И тут она вспомнила о Престоне Уайтвее.

Да, вот кто ее защитит.

— Еще одно, — сказала она дворецкому, когда тот уже собрался уходить. — Пошлите телеграмму мистеру Престону Уайтвею в «Сан-Франциско инквайерер». Сообщите, что я навещу его на следующей неделе.

Глава 2 

Шумиха!

Исаак Белл, старший дознаватель «Детективного агентства Ван Дорна», с ревом пронесся по сан-францисской Маркет-стрит на своем мощном красном гоночном «Локомобиле» с полностью открытым выхлопным отверстием. Белл, стройный рослый мужчина тридцати лет, с густыми отливающими золотом усами и тщательно причесанными светлыми волосами, был в безупречном белом костюме и белой шляпе с широкими полями.

Во время езды его тщательно начищенные ботинки редко жали на тормоза, этот знаменитый своей неэффективностью придаток «Локомобиля». Длинные руки и пальцы водителя проворно перемещались от ограничителя к переключателю скоростей. Его глаза, обычно привлекательного фиолетово-голубого цвета, сейчас потемнели от сосредоточенности. Выражение упрямой решительности смягчала улыбка чистой радости от головокружительной скорости, с которой он обгонял трамваи, грузовики, запряженные лошадьми повозки, мотоциклы и не столь быстрые автомобили.

Обитое красной кожей пассажирское кресло занимал босс Белла — Джозеф Ван Дорн.

Этого могучего храбреца с рыжими бакенбардами, основателя всеамериканского национального агентства, опасались на всем континенте, справедливо считая его бичом преступников. Но, когда Белл нацелил свое большое авто в узкий затор между фургоном угольщика и грузовиком «Бьюик», нагруженным банками с керосином и бензином-растворителем, Ван Дорн побледнел.

— Мы успеваем вовремя, — заметил Ван Дорн. — Даже чуть раньше.

Исаак Белл его словно не слышал.

Ван Дорн с облегчением увидел впереди их цель — двадцатиэтажное здание газеты «Сан-Франциско инквайерер», штаб огромной газетной империи Престона Уайтвея.

— Только посмотри! — воскликнул Ван Дорн, перекрывая рев мотора.

На верху здания огромный желтый рекламный плакат буквами в ярд величиной сообщал, что на средства газет Уайтвея будет устроена:

ВОЗДУШНАЯ ГОНКА УАЙТВЕЯ ОТ АТЛАНТИЧЕСКОГО ДО ТИХОГО ОКЕАНА ЧЕРЕЗ ВСЮ СТРАНУ

Кубок Уайтвея и 50 тысяч долларов получит первый летчик, который пролетит через всю Америку за 50 дней

— Замечательно трудная задача! — крикнул в ответ Белл, не отрывая взгляда от заполненной экипажами улицы.

Исаака Белла зачаровывали летательные аппараты. Желая когда-нибудь купить лучший аэроплан, он с глубоким интересом следил за их быстрым совершенствованием. В последние два года было сделано множество изобретений и усовершенствований, и появлялись все новые и более совершенные аэропланы: «Райт-Флаер III», «Июньский жук», «Серебряная стрела» с рамой из бамбука, французские «Вуазен» и «Антуанетта» с моторами V-8 со скоростных катеров, маленькая «Демуазель» Сантос-Дюмона, «Блерио», преодолевший Ла-Манш, «Кертис-Пушер», «Сигнал Кор» Райта, «Фарман III» и моноплан Селера с проволочным креплением.

Если кому-то удастся провести летательный аппарат через всю территорию Соединенных Штатов — что очень сомнительно, — то кубок Уайтвея завоюют в равной степени хладнокровие и мастерство летчика и искусность и изобретательность конструкторов, сумевших повысить мощность моторов и изменить форму крыльев, чтобы самолеты легче поворачивали и быстрее поднимались. Победитель должен проделывать в среднем по восемьдесят миль в день, то есть ежедневно проводить в воздухе почти два часа. Каждый день, пропущенный из-за ветра, гроз, тумана, несчастных случаев и ремонта, драматически увеличивает число часов, проведенных в воздухе.

— Газеты Уайтвея утверждают, что кубок сделан из чистого золота, — рассмеялся Ван Дорн. — Может, именно за этим он и просит нас присматривать — опасается, что кубок украдут, — насмешливо предположил он.

— В прошлом году его газеты утверждали, что Япония потопит Великий белый флот[71], — сухо сказал Белл, — Но каким-то образом флот все же добрался до Хэмптон-Роудс[72]. А вот и сам Уайтвей!

Светловолосый издатель гнал свой желтый «роллс-ройс» к единственному свободному месту перед зданием.

— Похоже, Уайтвей нас опередит, — сказал Ван Дорн.

Белл прибавил ходу. Большой красный «Локомобиль» устремился вперед и обогнал желтый «роллс-ройс». Белл нажал на тормоза, развернул машину на дымящихся шинах и занял парковочное место.

— Эй! — затряс кулаком Уайтвей. — Это мое место.

Это был рослый мужчина, когда-то звезда футбольной команды колледжа, правда, слегка располневший. Высокомерный наклон головы напоминал о том, что обладатель этой головы был в прошлом красив, получал все, что хотел, и по-прежнему достаточно силен, чтобы настоять на своем.

Исаак Белл вышел из машины и с дружеской улыбкой протянул руку.

— А, это вы, Белл. Но это мое место.

— Привет, Престон, давно не виделись. Когда я сказал Марион, что увижусь с вами, она просила передать привет.

При упоминании невесты Белла Марион Морган, красавицы, подвизающейся в кинобизнесе, Уайтвей перестал хмуриться. Марион, режиссер киновыпусков новостей, которые с большим успехом шли в театрах водевиля и никельодеонах, работала с Уайтвеем.

— Передайте Марион, что я рассчитываю на нее при съемках фильма о моей воздушной гонке.

— Уверен, она ждет не дождется. Познакомьтесь — Джозеф Ван Дорн.

Обмениваясь рукопожатием, газетный магнат и основатель детективного агентства изучали друг друга. Ван Дорн показал наверх.

— Мы восхищались вашим плакатом. Должно быть, большое дело.

— Потому я вас и вызвал. Пойдемте в контору.

Их встречала шеренга швейцаров в ливреях, как адмирала, прибывшего на дредноуте, встречает строй моряков в мундирах. Уайтвей щелкнул пальцами. Два человека подбежали к его «роллс-ройсу», чтобы отогнать на стоянку.

В вестибюле Уайтвея приветствовала новая толпа.

Позолоченная кабина лифта перенесла их на верхний этаж, где в вестибюле собралась в ожидании указаний толпа редакторов и секретарей с карандашами и блокнотами. Уайтвей отдавал приказы, рассылая людей со срочными поручениями. Остальные шли за ним, быстро записывая: издательдиктовал окончание редакционной статьи, которую начал перед ланчем.

— «Инквайерер» порицает плачевное состояние американской авиации. Европейцы сделали ставку на небо, а мы гнием на земле, оставшись в пыли, поднятой обогнавшими нас за счет инноваций. Но «Инквайерер» никогда не ограничивается порицанием, «Инквайерер» действует! Мы приглашаем всех американских летчиков и летчиц, в чьих жилах течет горячая кровь, пронести в небе транспарант Великой Воздушной Гонки Уайтвея «Атлантический океан — Тихий океан» по всей Америке и перелететь через материк за пятьдесят дней!» Так и напечатайте!

— А теперь… — Он достал из кармана пальто газетную вырезку и прочел: — «Чтобы приветствовать зрителей, храбрый штурман прошел на самолете над самой землей, и лишь тогда горизонтальный руль и вращающиеся винты подняли машину тяжелей воздуха в небо». Кто это написал?

— Я, сэр.

— Вы уволены!

Крепкие ребята из отдела распространения вывели несчастного. Уайтвей скомкал вырезку и сердито сказал испуганным подчиненным:

— «Инквайерер» пишет для среднего читателя, а не для специалиста-техника. Запишите себе: на страницах «Инквайерера» «летающие машины» и «аэропланы» «управляются» или «летят» под руководством «пилотов», «летчиков», «летчиц», «аэронавтов», а никаких не «штурманов». Не «штурманы», которые потопили «Лузитанию», а «аэронавты», это слово звучит по-гречески. Мы можем знать, что «плоскости» — это часть крыльев и что «горизонтальные рули» — это рули высоты. Средний человек хочет, чтобы крылья были крыльями, и знает, что рули нужны для поворота, а рули высоты для подъема. Он хочет, чтобы винт был «пропеллером». Ему хорошо известно, что если летающая машина не тяжелее воздуха, то это воздушный шар. И он скоро захочет, чтобы европейское «аэроплан» стало нашим «самолетом». Все за работу!

Белл подумал, что по сравнению с кабинетом издателя «тронный зал» в агентстве в Вашингтоне выглядит очень скромно.

Уайтвей сел за свой стол и заявил:

— Джентльмены, вы первыми узнаете, что я решил спонсировать своего участника в Великой Воздушной Гонке Уайтвея от Атлантического до Тихого океана через всю Америку. Он должен выиграть приз, пятьдесят тысяч долларов.

Он выдержал драматическую паузу.

— Ее имя — да, джентльмены, вы правильно услышали, ее имя — Джозефина Джозефс.

Исаак Белл и Джозеф Ван Дорн переглянулись, что Уайтвей неверно истолковал как подтверждение неизбежного, с его точки зрения, вывода.

— Я знаю, о чем вы думаете, джентльмены: либо я очень смел, поддерживая женщину, либо я дурак. Скажу вам: ни то, ни другое! Не вижу причины, почему бы женщине не выиграть воздушную гонку через всю страну. Чтобы вести летательный аппарат, нужно скорее хладнокровие, чем мышечная сила, а у этой девушки хладнокровия хватит на целый полк.

Исаак Белл спросил:

— Вы говорите о Джозефине Джозефс Фрост?

— Мы не станем использовать фамилию ее мужа, — отрезал Уайтвей. — По причине, которая потрясет вас до глубины души.

— Джозефина Джозефс Фрост? — переспросил Ван Дорн. — Молодая женщина, по чьему самолету на севере штата Нью-Йорк стрелял ее супруг?

— Откуда вы знаете? — ощетинился Уайтвей. — Я не пропустил это в газеты.

— По роду нашей деятельности, — спокойно ответил Ван Дорн, — мы обычно узнаем все раньше вас.

Белл спросил:

— А почему вы не пустили это в газеты?

— Потому что мои журналисты, чтобы повысить интерес к гонке, пишут о Джозефине. Мои газеты печатают заказанную мной песню — называется «Приходи, Джозефина, в мою летающую машину». Портрет Джозефс печатают на нотах, на цилиндрах Эдисона, на крышках пианино, в журналах и на плакатах, чтобы подогреть интерес к исходу гонки.

— Мне казалось, люди и так заинтересованы.

— Если не заводить публику, ей становится скучно, — с презрением ответил Уайтвей. — Лучше всего было бы, если бы половина участников-мужчин разбилась еще до Чикаго.

Белл и Ван Дорн снова переглянулись, и Ван Дорн неодобрительно сказал:

— Вероятно, это ваше заявление не подлежит огласке.

— Естественное прореживание поля приведет к тому, что только лучшие летчики смогут соревноваться с отважной Джозефиной! — и не думая извиняться воскликнул Уайтвей. — Читатели газет — за слабейшего. Идемте! Сами увидите, о чем я говорю.

В сопровождении все увеличивающейся свиты из редакторов, журналистов, юристов и клерков Престон Уайтвей вместе с детективами спустился на два этажа, в отдел оформления — просторный зал окнами на север, заполненный художниками, согнувшимися над досками с рисунками; здесь иллюстрировали события дня.

Белл насчитал более двадцати человек, шедших за издателем; некоторые были с карандашами и ручками в руках, и у всех в глазах паника. Художники пригнули головы и стали рисовать быстрее. Уайтвей щелкнул пальцами. К нему подбежали двое с макетом музыкального раздела.

— Что у вас?

Они показали рисунок: девушка в самолете над полем, на котором пасутся коровы.

— Летунья с фермы.

— Нет!

Они смущенно показали второй рисунок. Девушка в комбинезоне, волосы убраны под шапочку, похожую на фуражку таксиста.

— Летающая девчонка-сорванец.

— Нет! Боже милосердный, нет! Как вы отрабатываете здесь свое жалование?

— Но, мистер Уайтвей, вы сами сказали, что читатели любят деревенских девушек и сорванцов.

— Я сказал: «Она девушка!» Читатели газет любят девушек. Добавьте ей красоты. Джозефина прекрасна!

Исаак Белл пожалел художников, готовых выпрыгнуть в окно, и вмешался:

— Почему бы вам не сделать ее любимой девушкой всех парней?

— Я понял! — закричал Уайтвей. Он расставил руки и, выпучив глаза, уставился на потолок, словно увидел сквозь него солнце.

— «Любимица Америки в воздухе».

Художники недоуменно раскрыли глаза и растерянно посмотрели на журналистов, редакторов и менеджеров, а те в свою очередь растерянно посмотрели на Уайтвея.

— Что скажете? — спросил Уайтвей.

Исаак Белл негромко сказал Ван Дорну:

— Люди в бою чувствуют себя гораздо спокойнее.

Ван Дорн ответил:

— Не волнуйся, агентство выставит Уайтвею счет за твою идею.

Наконец заговорил старший редактор, пожилой, на пороге пенсии:

— Очень хорошо, сэр. Очень, очень хорошо.

Уайтвей расцвел.

— «Любимица Америки в воздухе»! — воскликнул главный редактор, и все подхватили этот клич.

— Нарисуйте это! Нарисуйте ее в летающей машине. Сделайте ее хорошенькой — нет, прекрасной!

Детективы незаметно обменялись улыбками. Исааку Беллу и Джозефу Ван Дорну показалось, что Престон Уайтвей влюблен в свою участницу.

Когда вернулись в кабинет, издатель снова стал серьезен.

— Думаю, вы знаете, о чем я вас попрошу.

— Да, — ответил Джозеф Ван Дорн. — Но, возможно, будет лучше, если вы выразитесь более определенно.

— Прежде чем мы начнем, — перебил Белл, поворачиваясь к единственному человеку из свиты, который последовал за ними в кабинет издателя и сел на стул в углу, — могу я спросить, кто вы такой, сэр?

Человек этот был в коричневом костюме-тройке, с целлулоидным стоячим воротничком и галстуком-бабочкой. Набриолиненные волосы облегали голову, как блестящий шлем. Услышав вопрос Белла, человек заморгал. За него ответил Уайтвей.

— Это Вайнер из бухгалтерии. Я предложил его Американскому обществу аэронавтики, которое официально санкционирует гонку, в качестве главного судьи. Вы часто будете видеть его. Вайнеру предстоит записывать время всех участников гонки и решать спорные вопросы. Его слово окончательное. Даже я не могу изменить его решение.

— И вы настолько ему доверяете, что он присутствует при нашем разговоре?

— Я плачу ему жалование, и мне принадлежит дом, в котором снимает квартиру его семья.

— Тогда мы можем говорить открыто, — сказал Ван Дорн. — Добро пожаловать, мистер Вайнер. Мы готовы услышать, чего хочет мистер Уайтвей от нашего агентства.

— Защиты, — сказал Уайтвей. — Я хочу, чтобы Джозефину защитили от ее мужа. До того как стрелять в нее, Гарри Фрост в приступе безумной ревности убил Марко Селера, конструктора, который строил ее аэропланы. Злобный безумец сбежал, и, боюсь, он охотится на нее — единственную свидетельницу его преступления.

— Да, громкое убийство, — согласился Исаак Белл. — Но никто не видел тела Марко Селера, а так как тела нет, окружной прокурор не смог выдвинуть обвинение.

— Найдите его! — ответил Уайтвей. — Обвинение нужно поддержать. Джозефина видела, как Фрост стрелял в Селера. Почему, по-вашему, Фрост скрывается? Ван Дорн, я хочу, чтобы вы расследовали исчезновение Марко Селера и обосновали обвинение в убийстве, которое позволит этой деревенщине прокурору навсегда засадить Гарри Фроста. Или повесить. Сделайте все, что нужно, и к черту расходы! Все необходимое, чтобы защитить девушку от этого бредящего безумца.

— Если бы Гарри Фрост был только бредящим безумцем, — сказал Джозеф Ван Дорн.

— Что это значит?

— Из всех известных мне преступников, не сидящих за решеткой, Гарри Фрост — самый опасный.

— Нет, — возразил Уайтвей. — Гарри Фрост был отличным дельцом до того, как спятил.

Исаак Белл бросил на издателя холодный взгляд.

— Вероятно, вы не знаете, как Гарри Фрост начинал свое дело.

— Я знаю о его успехе. Когда я унаследовал от отца наше предприятие, Фрост был самым успешным в стране распространителем газет. Когда он ушел в отставку — в возрасте сорока пяти лет, между прочим, — ему принадлежали все газетные киоски на всех железнодорожных станциях страны. Хоть он и был жесток к бедной Джозефине, следует признать, что он добился большого успеха, создав сеть, охватившую всю страну. Откровенно говоря, я восхищался бы им, как бизнесмен бизнесменом, не попытайся он убить свою жену.

— Я скорее восхитился бы бешеным волком, — мрачно возразил Исаак Белл. — Фрост чрезвычайно жесток. Он «создал сеть», как вы выразились, убивая всех конкурентов на своем пути.

— Все равно я считаю, что он был отличным бизнесменом до того как спятил, — ответил Уайтвей. — Уйдя в отставку, он, вместо того чтобы жить на проценты, вкладывал деньги в сталь, железные дороги и «Постум сереалз»[73]. Ему принадлежит состояние, которым гордился бы и Дж. П. Морган.

Щеки Ван Дорна вспыхнули от ярости и стали ярче бакенбард. Он ответил резко, и в его речи стал заметнее легкий ирландский акцент, как у капитанов дублинских паромов.

— Дж. П. Моргана можно обвинить во многом, сэр, но даже если все эти обвинения справедливы, он не гордился бы состоянием, нажитым таким образом. Гарри Фрост был наделен умением управлять, как у генерала Гранта, силой гризли и совестливостью, как у сатаны.

Исаак Белл спокойно добавил:

— Мы знаем, как действует Гарри Фрост. «Детективное агентство Ван Дорна» занималось им десять лет назад.

Уайтвей усмехнулся.

— Исаак, десять лет назад вы еще учились в школе.

— Неправда, — вмешался Ван Дорн. — Исаак тогда как раз стал учеником детектива. Правда в том, что Гарри Фрост провел даже лучших из нас. Когда пыль улеглась, он уже подмял все газетные киоски на пятьсот миль вокруг Чикаго, а те наши клиенты, кто не обанкротились, были мертвы. Заложив этот фундамент на крови, Фрост стал расширяться на восток и запад. Он скользок, как угорь. Мы ни разу не смогли предъявить ему обвинение, которое выдержало бы судебный процесс.

Уайтвей увидел возможность снизить оплату за услуги агентства.

— Неужели я слишком поверил в знаменитый лозунг Ван Дорна «мы никогда не сдаемся»? Может, поискать детективов получше?

Исаак Белл и Джозеф Ван Дорн встали и взяли шляпы.

— Подождите! Подождите! Не сердитесь. Я только…

— Мы признали, что Фрост ушел от нас, поскольку хотели предупредить: его нельзя недооценивать. Гарри Фрост совершенно безумен и свиреп, как снежный барс, но в отличие от большинства безумцев хладнокровен, ловок и удачлив.

Белл сказал:

— Перед выбором: сумасшедший дом или палач, Фросту нечего терять, что делает его еще более опасным. И даже не думайте, что, наказав Джозефину, он успокоится. Теперь, когда вы сделали ее своей участницей, он атакует все ваше предприятие.

— Один человек? Что может сделать один человек? В особенности тот, кто скрывается.

— Сколачивая состояние, Фрост во всех городах страны создал шайки негодяев: воров, поджигателей, штрейкбрехеров и убийц.

— Ничего не имею против штрейкбрехеров, — решительно заявил Уайтвей. — Кто-то же должен продолжать работать.

— Станете против, когда они побьют ваших механиков, — холодно ответил Исаак Белл. — Поля для скачек и для устроения ярмарок, где по ночам будут приземляться участники гонки, — любимое жилище игроков. На вашу гонку будут делать ставки. А ставки всегда привлекают преступников. Фрост знает, где их найти, а они будут рады встретиться с ним.

— Поэтому вы должны подготовить к появлению Фроста каждую стоянку маршрута, — предупредил Ван Дорн.

— Дорогое удовольствие, — сказал Уайтвей. — Чертовски дорогое.

Белл и Ван Дорн по-прежнему были в шляпах. Белл сделал шаг к двери.

— Подождите… Сколько людей потребуется, чтобы обезопасить весь маршрут?

Исаак Белл сказал:

— Неделю назад я ездил на запад. Это больше четырех тысяч миль.

— Откуда вы узнали мой маршрут? — удивился Уайтвей. — Я его еще не опубликовал.

Детективы незаметно улыбнулись. Детектив Ван Дорна не придет на встречу, не зная, что нужно клиенту. И это вдвойне справедливо в отношении основателя агентства и его старшего дознавателя.

Белл сказал:

— В вашем выборе маршрута есть обязательная логика: летательные аппараты не могут пересечь высокие горы вроде Аппалачей или Скалистых гор, поезда техобслуживания должны идти по железным дорогам, а ваши газеты хотят, чтобы зрителей было как можно больше. Поэтому я проехал по дороге «Твентис сенчури лимитед» до Чикаго по «Уотер левел раут»[74] вдоль реки Гудзон, канала Эри и озера Эри. В Чикаго я пересел на «Голден стейт лимитед», проехал через Канзас-Сити и на юг до Техаса, пересек Скалистые горы в самом низком месте по Американскому континентальному водоразделу, затем проехал Нью-Мехико и Аризону до самой Калифорнии — до Лос-Анджелеса и отправился дальше на север по Центральной долине к Сан-Франциско.

Белл ехал на скоростных поездах под видом налогового инспектора. Местные ван дорны, предупрежденные телеграммами, на станциях докладывали ему о гоночных трассах и площадках для кочевых ярмарок, где скорее всего будут по вечерам садиться самолеты. Их досье на игроков, преступников, информаторов и полицейских представляло собой захватывающее чтение; к тому времени как поезд подошел к парому у Оклендского мола, энциклопедические познания Белла о преступном мире Америки были расширены до самых последних событий.

Неожиданно со своего стула в углу комнаты подал голос Вайнер:

— В правилах прописано, что на заключительном этапе полета победитель должен облететь по кругу это здание — «Сан-Франциско инквайерер билдинг», — прежде чем приземлиться в Пресидио на территории базы войск связи США.

— Защита такого грандиозного маршрута — задача чрезвычайно трудная, — со строгой улыбкой сказал Ван Дорн. — Как я уже советовал, вам необходимо агентство, чьи оперативники в состоянии охватить всю страну.

Исаак Белл снял шляпу и настойчиво заговорил:

— Мы верим, что ваша гонка очень важна, Престон. В авиации, как в оборонительном оружии, Соединенные Штаты намного отстают от Франции и Италии.

Уайтвей согласился.

— У легко возбудимых иностранцев, всяких там французов и итальянцев, природная склонность к полетам.

— Флегматичные немцы и британцы в этом отношении тоже неплохо выглядят, — сухо заметил Белл.

— В Европе назревает война, — вмешался Ван Дорн, — и государства тратят огромные суммы на развитие авиации, которую можно было бы применить на поле боя.

Уайтвей торжественно заявил:

— Между воинственными королями и автократами и нами, мирными американцами, страшная пропасть.

— Тем больше причин, — сказал Белл, — чтобы «Любимица Америки в воздухе» подняла нашу страну на новую высоту после подвигов братьев Райт и смельчаков, которые в солнечные дни развлекали посетителей ярмарок. Джозефина не просто поднимет престиж Соединенных Штатов, она откроет совершенно новую страницу в истории авиации.

Слова Белла понравились Уайтвею, а Ван Дорн восторженно посмотрел на своего старшего дознавателя: умеет польстить возможному клиенту! Но Исаак Белл говорил серьезно. Чтобы превратить аэропланы в быстрое и надежное транспортное средство, те, кто их водит, должны научиться управляться с ветром и погодой на всей обширной американской территории.

— Нельзя позволить Гарри Фросту навредить этой великой гонке.

— На кону будущее воздушных полетов. И, конечно, жизнь вашей молодой летчицы.

— Ну хорошо, — сказал Уайтвей. — Перекройте страну от берега до берега. И к дьяволу цену.

Ван Дорн протянул руку, скрепляя договор рукопожатием.

— Мы немедленно этим займемся.

— Еще одно, — сказал Уайтвей.

— Да?

— Детективы, которые будут защищать Джозефину?..

— Это будут отборные люди, заверяю вас.

— Все они должны быть женатыми.

— Конечно, — ответил Ван Дорн. — Это ясно и без слов.

В автомобиле, с ревом несущемся по Маркет-стрит, Ван Дорн усмехнулся.

— Женатые детективы?

— Похоже, Джозефина поменяла ревнивого мужа на ревнивого спонсора.

Исаак Белл не стал говорить, что предположительно наивная деревенская девушка быстро переметнулась от богатого мужа, платившего за ее самолеты, к богатому издателю, который теперь будет платить за них. Явно целеустремленная женщина, которая получает, что хочет. Он с нетерпением ждал встречи с ней.

Ван Дорн сказал:

— Не могу избавиться от впечатления, что Уайтвей предпочел бы, чтобы Фроста повесили, а не посадили.

— Вспомните, что мать Уайтвея — очень властная женщина — пишет статьи о безнравственности развода, и Уайтвей обязан печатать их в своих воскресных приложениях. Если Престон хочет жениться на Джозефине, он определенно предпочтет, чтобы Фроста повесили: иначе ему не получить благословения мамаши и ее состояния.

— Я с удовольствием сделал бы Джозефину вдовой, — проворчал Ван Дорн. — Это меньшее, чего заслуживает Гарри Фрост. Но сначала нужно его поймать.

Исаак Белл сказал:

— Могу ли я посоветовать поставить во главе тех, кто будет охранять Джозефину, Арчи Эббота? В Америке нет более счастливо женатого детектива.

— В ином случае он был бы дурак, — ответил Ван Дорн. — Его жена не только замечательно красива, но и очень богата. Я часто гадаю, почему он продолжает работать у меня.

— Арчи первоклассный детектив. Зачем ему бросать то, что он прекрасно умеет делать?

— Ну хорошо, группу защиты отдаю вашему другу Арчи.

Белл сказал:

— Надеюсь, в нее войдут детективы, а не парни из службы личной безопасности.

Служба личной безопасности Ван Дорна была очень выгодным подразделением агентства, поставлявшим детективов отелям, телохранителей и ночных сторожей; оно же обеспечивало охрану ценностей. Но мало кто из парней в СЗ обладал силой духа, мужеством, предприимчивостью, ловкостью и проницательностью, чтобы возвыситься до полноценного детектива.

— Назначу столько детективов, сколько смогу выделить, — пообещал босс. — Но у меня нет армии детективов для этой работы, тем более сейчас я отправляю лучших людей своими представителями за море.

Белл сказал:

— Если вы можете послать на защиту Джозефины ограниченное число детективов, нельзя ли мне прочесать агентство в поисках тех, кто раньше работал механиком?

— Отлично! Переодетая механиками, небольшая группа сможет постоянно находиться возле ее летательного аппарата…

— И освободить меня для охоты на Фроста.

Ван Дорн услышал жесткие ноты в голосе Белла и вопросительно взглянул на Исаака. В профиль орлиный нос и нижняя челюсть его старшего дознавателя, лавирующего в плотном потоке уличного движения, казались отлитыми из стали.

— А вы сможете сохранить ясную голову?

— Конечно.

— В прошлый раз он обставил вас, Исаак.

Белл ответил ледяной улыбкой.

— Он тогда обставил многих детективов постарше меня. В том числе вас, Джо.

— Обещайте не забывать об этом, и работа ваша.

Белл отпустил переключатель скоростей и через бак с бензином протянул руку боссу.

— Даю слово.

Глава 3 

— Медведь искалечил, — сказал констебль города Норт-Ривер Джон Ходж, когда взгляд Белла упал на его изуродованное лицо, высохшую руку и деревянную ногу. — Я работал проводником, водил отряды на охоту и рыбалку, а как медведь это со мной сделал, то сгодился только для службы в полиции.

— А что с медведем? — спросил Белл.

Констебль улыбнулся.

— Зимними ночами я сплю под его шкурой. Вы учтивы, спросили… а большинство не хочет даже посмотреть мне в лицо. Добро пожаловать в Северный округ, мистер Белл. Чем могу быть полезен?

— Почему, по-вашему, тело Марко Селера так и не нашли?

— По той же причине, по какой никогда не находят тела, упавшие в ущелье. До дна далеко, река быстрая и глубокая, и здесь много голодных зверей, от росомахи до щуки. Те, кто упал в Северную, исчезают, мистер.

— Удивились вы, услышав, что Гарри Фрост застрелил Селера?

— Удивился.

— Почему? Я знаю, что Фрост считался очень свирепым человеком. Задолго до того, как его посадили за убийство собственного шофера.

— В то самое утро, когда дворецкий миссис Фрост заявил о стрельбе, мистер Фрост уже подал заявление о краже ружья.

— Думаете, у него было другое ружье?

— Он сказал, что это его любимое.

— Значит, вы считаете, что заявление было ложным, чтобы отвести подозрения?

— Не знаю.

— Ружье нашли?

— Нашли мальчишки, игравшие на железной дороге.

— Когда?

— В тот же день.

— Думаете, Фрост бросил его, когда сбежал на товарном поезде?

— Никогда не слышал, чтобы богачи разъезжали на товарняках, как бродяги.

— Гарри Фрост не всегда был богат, — сказал Белл. — В восемь лет он сбежал из сиротского приюта в Канзас-Сити и добрался по железной дороге до Филадельфии. Он может сесть на товарный поезд даже во сне.

— Здесь проходит много поездов, — единственное, с чем согласился констебль.

Белл сменил тему.

— Что за человек был Марко Селер?

— Не знаю.

— Вы никогда не видели Селера? Кажется, он появился прошлым летом.

— Здесь, в биваке Фроста, он держался особняком.

Белл посмотрел в окно, на грязную Главную улицу города Норт-Ривер. Стоял теплый весенний день, но мошка нещадно кусалась, и людей на улице было мало. К тому же шла неделя, которую начальник станции назвал «грязной», когда зимний лед наконец тает и земля превращается в грязь глубиной по колено. Единственный факт, который смог сообщить неразговорчивый констебль, — что его изуродовал медведь. Теперь Ходж молча ждал. Белл подозревал, что, если не задаст новых вопросов, молчаливый провинциал не скажет больше ни слова.

— Помимо сообщения Джозефины Фрост, — спросил Белл, — какие у вас есть доказательства стрельбы?

— Селер исчез. И мистер Фрост тоже.

— Но никаких прямых улик?

Констебль Ходж открыл ящик стола, порылся в нем и достал пять стреляных медных гильз.

— Нашел на краю луга, как раз там, где миссис Фрост видела, как он стрелял.

— Разрешите?

— Давайте.

Белл носовым платком взял одну гильзу и принялся ее разглядывать.

— Калибр .45–70.

— Такие у его «Марлина».

— Почему не отдали их окружному прокурору?

— Он не спрашивал.

— А вам не показалось, что стоит о них упомянуть? — терпеливо спросил Белл.

— Я подумал, с него довольно и показаний миссис Фрост.

— Кто-нибудь может показать мне, где была стрельба?

К удивлению Белла, Ходж встал со стула. Обошел стол, стуча деревянной ногой по полу.

— Я вас отведу. Нам стоит зайти в магазин за коробкой сигар. Дым отгоняет мошку.

Пуская облака дыма из-под широкополых шляп, констебль Норт-Ривер и рослый детектив ехали в машине Ходжа, «форде» модели А. Когда дорога кончилась, Ходж прикрепил к протезу деревянное кольцо, чтобы нога не тонула в грязи, и дальше они пошли пешком. Целый час поднимались они по оленьим тропам, пока густые заросли сосен и берез не уступили место широкому лугу, покрытому спутанной, бурой от морозов травой.

— У этого дерева я нашел гильзы. Отсюда удобно стрелять по краю ущелья, где, как видела миссис Фрост, упал Селер.

Белл кивнул. Утес был за лугом, в ста пятидесяти ярдах от деревьев. Даже без телескопического прицела легкий выстрел для «Марлина».

— Что, по-вашему, Селер делал на обрыве?

— Разведывал. Дворецкий сказал, что они пошли охотиться на медведя.

— Но тогда Селер должен был доверять Фросту.

— Говорят, мистер Фрост покупал у него аэропланы для жены. Думаю, он доверял выгодному клиенту.

— Ружье Селера нашли? — спросил Белл.

— Нет.

— Что, по-вашему, с ним произошло?

— Оно на дне реки.

— То же самое с биноклем?

— Если у него был бинокль.

Они подошли к краю ущелья. Белл прошел вдоль обрыва, хорошо понимая, что, после того как выпал и растаял зимний снег, он вряд ли найдет какие-нибудь следы. Возле цепляющегося корнями за край, одинокого дерева, стоявшего, как часовой, он заметил прямо внизу узкий карниз. Шириной четыре фута, он выступал из стены шестью футами ниже. Падающее в реку тело должно было зацепить его. Хватаясь за оголенные эрозией корни, Белл спустился и огляделся. Ни ржавого ружья. Ни бинокля. Он посмотрел за край. Далеко внизу блестела вода.

Он подтянулся на руках и снова выбрался на луг. И, опираясь о ствол, почувствовал под рукой отверстие в коре. Белл всмотрелся внимательнее.

— Констебль, позвольте одолжить ваш охотничий нож…

Ходж достал из ножен острое лезвие, заточенное стальным напильником.

— Что там?

— Подозреваю, что в коре пуля.

Ножом Ходжа Белл срезал кору вокруг отверстия. Он вырезал достаточно, чтобы извлечь пулю из мягкого свинца пальцами, не царапая ножом.

— Откуда она здесь?

— Из ружья Гарри Фроста?

— Может, да, а может, и нет. Этого вы никогда не узнаете.

— А возможно, и узнаю, — сказал Белл, вспомнив, как несколько лет назад Оливер Уэнделл Холмс[75] выиграл дело, доказав, что стреляли пулей из определенного оружия. — Где ружье, которое мальчики нашли на путях?

— В моей конторе. Я вернул бы его миссис Фрост, но она уехала. И сам мистер Фрост давно исчез. А отдать это отличное ружье больше некому.

* * *

Они вернулись в Норт-Ривер. Ходж помог Беллу отыскать на железнодорожном складе тюк с упаковочным материалом. Тюк поставили в конце товарного двора. К середине тюка Белл прикрепил свою визитную карточку и отмерил сто пятьдесят ярдов. Потом зарядил «Марлин» Фроста двумя пулями калибра .45–70, отыскал карточку в телескопический прицел и нажал на спуск.

Пуля пролетела мимо карточки, мимо тюка и со звоном ударилась в железный столб наверху. Констебль Ходж с жалостью взглянул на Белла.

— Я считал, что детективы Ван Дорна обязаны хорошо стрелять. Хотите, я выстрелю вместо вас?

— Прицел сбит.

— Случается, — с сомнением сказал Ходж. — Иногда.

— Мог повредиться, когда упал на рельсы.

Белл нашел след, оставленный пулей на железном столбе, и рассчитал расстояние от этого следа вниз. Он вынул стреляную гильзу, вложил в патронник новый патрон и нажал на спуск. Визитную карточку сорвало с тюка.

— Вот теперь другое дело, — похвалил Ходж. — Продолжайте упражняться, и из вас выйдет хороший стрелок.

Белл выковырял пулю из тюка и завернул в носовой платок вместе с той, которую извлек из ствола. Потом отправился на почту и отослал пули в лабораторию Ван Дорна в Чикаго с просьбой осмотреть их под микроскопом и определить, похожи ли следы на пробной пуле и на той, что была в дереве.

— Кто-нибудь живет в биваке Фроста? — спросил он у Ходжа.

— Никого, с кем вы захотели бы встретиться. Там работает только молочная ферма. Молоко продают в городе. Повар, горничные, дворецкий, садовники, егеря — все уехали вслед за мистером Фростом.

Белл взял на конюшне машину и, следуя полученным указаниям, проехал несколько миль до бивака Фроста. Прежде всего он увидел ворота из мощных бревен и толстой решетки под крутой крышей, что оправдывало прозвание «бивак» — это было адирондакское пристрастие к вычурности, так жители Ньюпорта именуют свои дома «коттеджами». У ворот стояла «сторожка» привратника, большое красивое бунгало. Когда Белл крикнул «Есть тут кто?» и постучал в дверь, из дома никто не вышел.

Он проехал под аркой и оказался на широкой подъездной дороге для карет. Дорога, покрытая колотым шифером, была гораздо лучше грязной ухабистой дороги из города. Ровная, она милю за милей шла по холмам, пересекая бесчисленные ручьи по каменным кульвертам и мостам в духе Движения искусств и ремесел[76].

Белл проехал по землям Гарри Фроста пять миль, прежде чем увидел озеро. На противоположном берегу стоял большой дом из бревен, черепицы и камня. Дом окружали многочисленные пристройки и коттеджи, а поодаль виднелись амбары и силосные ямы молочной фермы. Объезжая по дороге озеро и приближаясь к дому, Белл видел разнообразные сооружения: кузницу, коптильню, прачечную и в дальнем конце обширной лужайки самолетный ангар — большой широкий навес, из-под которого торчали передние рули управления биплана.

Исаак Белл остановил машину у крытых ворот главного дома, чуть заглушил мотор и переключился на нейтральную передачу. Дом казался пустым. Теперь, когда мотор замолчал, Белл слышал только легкий шорох остывающего металла и шепот холодного ветерка на поверхности озера.

Белл постучал в парадную дверь. Никто не ответил. Он нажал. Массивная дверь была не заперта.

— Эй! — громко позвал Белл. — Есть кто дома?

Не получив ответа, детектив вошел. Прихожая переходила в большой зал, огромный, светлый благодаря высоким окнам. В обоих концах зала были устроены массивные камины высотой двадцать футов. На тканых коврах — простые деревянные стулья и диваны. На стенах мрачные европейские картины маслом в золоченых рамах. Высоко над головой — потолочные балки. Стены и потолок оклеены берестой.

Рослый детектив переходил из одной роскошной комнаты в другую.

И сердился все больше. Отпрыск известного бостонского банкирского семейства, унаследовавший состояние деда, Исаак Белл был знаком с привилегиями, какие дает большое богатство, и сам их не чурался. Но за этот так называемый «бивак» платили из капитала, нажитого на страданиях ни в чем не повинных мужчин, женщин и детей. Создавая свою империю, Гарри Фрост совершил столько злодеяний, что трудно было бы выделить из них что-нибудь одно, если бы не взрыв в Чикаго, когда он уничтожил конкурента — распространителя газет. Динамит Фроста убил трех мальчишек, ожидавших газеты. Самому старшему из них было двенадцать.

Шаги Белла гулко звучали в пустых коридорах и на лестнице.

У подножия лестницы ему на глаза попалась тяжелая дубовая дверь, украшенная шляпками гвоздей.

Белл взломал замок и увидел просторный винный погреб, вырубленный в скале. Он шел между полками, отмечая прекрасные вина урожая последних двадцати лет, много кларета 69 и 71 годов и поразительно редкие бутылки лафита 1848 года, уложенные здесь за двадцать лет до того, как барон Ротшильд купил поместье Медок. Фрост закупил даже длинный ряд бутылок «Шато-икем» урожая 1811 года — вино кометы. Хотя, судя по убожеству картин наверху, подделку можно было заподозрить и здесь.

Выйдя из винного погреба, он вдруг остановился, заметив большую свадебную фотографию на центральном столе. Гарри Фрост в цилиндре и визитке свирепо смотрел в камеру. Отлично сшитый костюм не мог замаскировать его мощную фигуру, а цилиндр делал его еще шире. Белл внимательно разглядывал снимок. Он понял, что Фрост вовсе не такой тучный, каким может показаться. В его длинноногой фигуре была некая гибкость, он походил на человека, всегда готово го к прыжку. Свирепый, как снежный барс, охарактеризовал его Ван Дорн. И не менее проворный, подозревал Белл. И сильный.

Рядом с ним Джозефина казалась ребенком. «Но лицо у нее смелое», — подумал Белл. В нем было еще кое-что — стремление к приключениям, как будто она пустилась в неведомый и опасный путь, надеясь на лучшее.

За этой парой в напряженных позах семья, похожая на группу деревенских жителей, нарядившихся для похода в церковь. Белл узнал каменный камин за ними. Фотография сделана здесь же, в большом зале. Во всех лицах — черты семейного сходства, но лицо Фроста свидетельствует, что здесь только родственники Джозефины.

Белл вышел наружу. Обошел дом и осмотрел пристройки. Каретный сарай переоборудовали в тир, в застекленных шкафах — целый арсенал: пистолеты и ружья. В таких же шкафах коллекции мечей, абордажных сабель, выкидных ножей и кинжалов.

В гараже дорогие автомобили: лимузин «паккард», «Скимбоат-Палмер-Сингер», «Ланчия-Торпедо» — и несколько мотоциклов. Эти машины соответствовали представлению Белла о Фросте как о непоседливом отшельнике. Фрост жил как король, но и как отшельник. «Бивак» был не столько поместьем, сколько укрытием, и Фрост, как все преступники, всегда был готов быстро исчезнуть. Похоже, Фрост знал, что, несмотря на все свое богатство и влияние, обязательно совершит нечто ужасное и должен будет испариться.

Белл заглянул в кузницу. Горн был холодный. В груде обломков он увидел согнутые подковы. И вспомнил, что Фрост гнул руками подковы, чтобы продемонстрировать свою силу, а потом его головорезы в Чикаго подбрасывали эти подковы в спальни вдовам его конкурентов. Пьяницы в салунах Вест-Сайда рассказывали, что Фрост ударом кулака убил ломовую лошадь.

Над грудой согнутых подков, почерневших от дыма, висел памятный диплом в рамке, полученный Фростом за благотворительность. Белл повернулся и вышел на солнце, повторяя про себя имена мальчиков-газетчиков: Уолли Лафлин, Бобби Керуак, Джой Лендсдов. Похороны были торжественными; друзья мальчиков поддержали традицию газетчиков, наняли плакальщиц, оплатили некрологи и письма с соболезнованиями. А священник обещал матерям, что Уолли Лафлин, Бобби Керуак, Джой Лендсдов, едва расставшиеся с детством, найдут лучшее место на небе.

На берегу озера располагался лодочный сарай. В нем Белл увидел лодки, каноэ и парусную яхту со спущенной мачтой. Оттуда по высокой траве он прошел к ангару. Там обнаружились части нескольких летающих машин. Но у машины, которую он видел издали, не хватало мотора и пропеллеров.

Он услышал у коптильни голоса.

Белл неслышно направился туда, стараясь прятаться за каменным зданием, чтобы его не увидели те, кто разговаривал на другой стороне. Потом остановился. Голос продолжал звучать. Казалось, какой-то человек средних лет или старик взял в плен слушателя. Белла поразил акцент. Человек произносил «а», как в районе Адирондака. Но это не коренной житель штата Нью-Йорк, в его голосе отчетливо заметны следы чикагского произношения.

Говоривший жил в знаменитом районе Леви, где царил порок и ежедневно происходили преступления.

Глава 4

— Хочешь заработать кучу денег, открой бордель. Что? Нет, нет, нет. Не здесь! Какой тут клиент? Коровы? Нет, езжай в Чикаго. Переезжаешь отсюда на Вест-Сайд. За шесть тысяч покупаешь дом. За несколько сотен баксов нанимаешь плотника, и он делает перегородки. Набираешь десять девушек. Двадцать посещений за ночь. Доллар посещение — тебе не нужен дешевый дом, по пятьдесят центов; половину отдаешь девушкам. Дом окупается за два месяца. И с этого времени ты каждый месяц зарабатываешь по три тысячи. Прибыль!

— У меня здесь работа, — произнес другой голос, более молодой и медлительный.

Белл снял широкополую шляпу, чтобы заглянуть за угол. Говоривший, человек средних лет, сидел на бочке спиной к нему. Он был в рубашке и жилете, на голове котелок, в руке бутылка пива. Молодой оказался деревенским парнем в соломенной шляпе. Он держал ведро и грабли.

— И не забудь про прибыль от продажи выпивки клиентам. И девушкам. Девушки всегда легко тратят. Им нужны морфий, кокаин, вино, а тебе все это выгодно. Приходят торговцы и продают им платья, а ты получаешь свою долю.

— Мне пора идти, мистер Спилейн.

И парень пошел в сторону молочной.

Когда Белл вышел из-за угла и человек, сидевший на бочке, повернулся к нему лицом, он сразу узнал того, кого много раз видел на плакатах «Разыскивается».

— Сэмми Спилейн.

Спилейн долго смотрел, пытаясь узнать. Все-таки прошло десять лет. Он показал пальцем и закивал:

— Я тебя знаю.

— Что ты здесь делаешь, Сэмми? Неужели Гарри Фрост созывает бандитов в отставке?

— Ты проклятый ван дорн, вот кто ты!

— Как тебе удалось выбраться из Джолиета?[77]

Бледная кожа Спилейна подсказала Беллу, что тот совсем недавно освободился из заключения.

— Скостили срок за хорошее поведение. Так что у меня есть время разбить нос на твоей смазливой роже.

— Староват ты уже для этого, а Сэмми?

— Есть немного, — согласился Сэмми. — Но моя старая подружка Сэди осчастливила меня двумя отличными сыновьями. Идите сюда, парни! — громко позвал он. — Поздоровайтесь с настоящим детективом Ван Дорна, который забыл привести с собой друзей.

На солнечный свет, зевая и протирая глаза, вышли две более молодые и крупные копии Сэмми Спилейна. При виде Исаака Белла они исчезли в сарае и вернулись с кирками, угрожающе сжимая их в руках. Белл не сомневался, что они зарабатывают на жизнь штрейкбрехерством, разгоняя уличные шествия профсоюзов. А их отец тем временем выхватил револьвер «Смит и Вессон» и наставил его на Белла.

— Что скажешь о моих парнях, детектив? — усмехнулся Спилейн. — Яблочко от яблоньки?

— Я бы их сразу узнал, — ответил Исаак Белл, оглядывая молодых людей с головы до ног. — Очень похожи косые свиные глазки. Хотя низкие лбы, вероятно, от матери. А скажи, Сэмми, ты нашел время жениться на Сэди?

Оскорбление заставило их немедленно напасть.

Они накинулись на рослого детектива с обеих сторон. Умело замахнулись, прижимая локти к корпусу, чтобы не раскрываться, и вращая кирками как дубинками с такой силой, что могли раздробить кость.

Их атака на миг перекрыла Спилейну линию огня.

Белл, поворачиваясь, оставался недоступным для огня. А когда Спилейн увидел его в следующий раз, белая шляпа Белла лежала на земле, а в лицо Сэмми смотрели два «дерринджера» 44 калибра, которые детектив достал из шляпы. Сэмми наставил револьвер на Белла. Тот выстрелил первым. Чикагский гангстер выронил оружие и упал.

Его сыновья остановились, удивленные выстрелом и видом отца, который корчился на земле, сжимая правую руку и вопя от боли.

— Парни, — сказал им Белл, — ваш старик решил бросить оружие. Почему бы и вам не бросить ваши деревяшки, пока вы не поранились?

Они разделились, обходя Белла. Стояли в двенадцати футах друг от друга и в шести футах от Белла, так чтобы можно было достать его киркой.

— У вас остался один выстрел, мистер детектив, — сказал старший. — Что будете делать?

Белл подобрал свою шляпу, надел и прицелился куда-то между ними.

— Я собрался прострелить твоему брату колено, ведь он до конца жизни мог бы пользоваться этой киркой как костылем. Но передумал решение. Пожалуй, я выстрелю в тебя.

Пистолет повернулся к одному из братьев, потом к другому, потом снова остановился посредине.

— Выстрелите в него, будете иметь дело со мной, — предупредил младший.

— Со мной такая же история, — сказал старший и, хрипло расхохотавшись, добавил: — Мексиканская ничья. Но ты не мексиканец… Папа, ты в порядке?

— Нет, черт побери, — простонал Сэмми. — Ранен в руку. Убейте его, пока он не разбил вам головы! Нападайте с обеих сторон. Бейте! Ну!

Сыновья Сэмми Спилейна напали.

Белл последней пулей уложил старшего и увернулся от удара младшего; кирка просвистела в дюйме от его лица. Инерция лишила младшего Спилейна равновесия, и, когда он пролетал мимо, Белл рукоятью «дерринджера» ударил его по шее.

И почувствовал за собой движение.

Поздно. Сэмми Спилейн дотянулся до кирки, которую выронил его сын, подстреленный Беллом. И, лежа на земле, сильно взмахнул здоровой рукой.

Деревянная рукоятка с силой ударила Белла под колено. Белл не был ранен, но нога под ним подогнулась, словно сухожилие превратилось в макаронину. Он опрокинулся навзничь и ударился с такой силой, что воздух вырвался из легких.

Белл как будто на целую вечность утратил способность видеть, дышать и двигаться. Все заволокло тенью. Он отчаянно замигал, стараясь вернуть способность видеть. А когда она вернулась, увидел, что младший Спилейн стоит над ним, обеими руками подняв кирку над головой. Белл видел ее на фоне неба. Видел, как напряглось тело парня, вкладывающего в удар все силы.

Белл знал, что его единственная надежда — вытащить револьвер из наплечной кобуры, но он по-прежнему не мог пошевелиться. А кирка вот-вот опустится ему на голову.

Неожиданно ощутив прилив адреналина, Белл нашел в себе силы сунуть руку под пальто. Поняв, что снова способен двигаться, он мгновенно сменил тактику и, вместо того чтобы достать пистолет, лягнул обеими ногами. И твердыми носами ботинок дотянулся куда хотел.

Младший Спилейн с высоко поднятыми руками застыл, как изваяние. Кирка начала выскальзывать из его парализованных пальцев. Но прежде чем она ударилась о землю в дюйме от головы Белла, парень с криком опрокинулся навзничь.

Исаак Белл встал, отряхнулся и наступил на руку Спилейну, который потянулся к выпавшему «Смиту и Бессону».

— Веди себя прилично. Все кончено.

Он убедился, что кровотечение из поврежденной артерии подстреленного им брата прекратилось и его жизни ничто не угрожает. Второй, которого он пнул, с трудом глотал воздух, пытаясь отдышаться. Поглядев на лежавших на земле отца и брата, потом на стоящего над ним рослого детектива, все еще тяжелодыша, он сказал:

— Тебе везет.

Исаак Белл распахнул пальто, показывая «браунинг» в наплечной кобуре.

— Нет, сынок, это тебе повезло.

— У тебя есть другой пистолет? Что ж ты не пустил его вход?

— Мистер Ван Дорн — скряга.

— Что? О чем ты?

— У агентства строгие правила: нельзя тратить свинец на неумех и подлецов. Мы оставляем в сознании хотя бы одного, чтобы было кому ответить на наши вопросы. Где Гарри Фрост?

— Зачем мне рассказывать?

— Затем что, если скажешь, я тебя не сдам. А вот если не скажешь, твой папаша отправится в Джолиет за нападение на меня с огнестрельным оружием. А вы двое — в Эльмиру[78], за то, что напали на меня с кирками. Уверяю вас, лондонские копы не любят парней из Чикаго.

— Парни не знают, где Гарри Фрост, — простонал Сэмми Спилейн.

— Но ты знаешь.

— Гарри сбежал второпях. С чего бы ему говорить мне, куда он навострился?

— Он сказал, — с нарочитым терпением ответил Белл, — чтобы ты знал, куда идти к нему на помощь, Сэмми, с деньгами, оружием и твоими преступными друзьями.

— Гарри Фросту не нужны от меня деньги. И «преступные друзья» тоже.

— Невозможно скрываться без помощи.

— Ты не понимаешь, мистер детектив. У Гарри деньги во всех банках страны. Ты выследишь его в Нью-Йорке, он отправится в Огайо. Ты покатишь за ним в Огайо, а он уже жмет руку управляющему банком в Калифорнии.

Белл с прищуром смотрел на раненого гангстера. Спилейн описывал беглеца, который прекрасно понимает, как велика и разнородна Америка; столь современного преступника трудно найти даже «Детективному агентству Ван Дорна» — так много границ между штатами, запутанны разнообразные юрисдикции. Он отметил в уме, что надо попросить Ван Дорна отправить плакаты «Розыск» всем банковским клеркам на их территории. Конечно, это выстрел наудачу, — ведь банков десятки тысяч.

— Полагаю, у него повсюду приятели?

— Не те, кого ты назвал бы друзьями. Но парни, которым он помог, а долг платежом красен. Как, по-твоему, я попал сюда после Джолиета? Гарри заботится о людях, которые в случае необходимости смогут ему помочь. Всегда. С первого избитого мной газетчика, с тех пор как я начал на него работать, Фрост всегда был за меня.

— Но, зная, что ты ему поможешь, он должен был сказать, куда направляется. Где он?

— Папа не знает, мистер, — хором сказали сыновья Сэмми.

— Мистер Фрост боялся, что его снова запрут в сумасшедший дом.

— Он никому не сказал.

Исаак Белл видел, что так ни к чему не придет.

— Как сбежал Фрост?

— Сел в товарный поезд.

От Норт-Ривер железная дорога идет на север и на юг. На север — в Канаду. На юг — в Саратогу и Олбани, а оттуда в Бостон, Чикаго и Нью-Йорк. Фрост мог выбрать любое направление.

— Товарняк на север? — спросил Белл. — Или на юг?

— На север.

Значит, на юг, подумал Белл. Теперь, когда Уайтвей превозносит участие Джозефины в гонке, найти летчицу не труднее, чем купить газету.

— У меня еще один вопрос, — сказал Исаак Белл. — Соврешь опять, отправлю всех троих в тюрьму. Где Марко Селер?

Сэмми Спилейн и его сыновья удивленно переглянулись.

— Итальянец? Что значит «где»?

— Где он?

— Умер.

— Вы уверены?

— А почему, по-твоему, Гарри сбежал?

Белл занялся вопросами, ответ на которые должен был получить, чтобы поймать Фроста раньше, чем тот доберется до Джозефины. Ожидая поезда в Олбани, он отправил телеграмму Грэйди Форреру, аналитику «Агентства Ван Дорна» в Нью-Йорке, чтобы тот установил, где был Фрост с тех пор, как в возрасте тридцати пяти лет отошел от дел; он просил также прочесать газеты в поисках брачных объявлений, чтобы понять, как Белл встретился с Джозефиной и женился на ней.

Когда его поезд подходил к станции, он отправил телеграмму Арчи Эбботу в Белмонт-парк, где на гоночном поле длиной полторы мили собирались участники гонки: следовало расспросить Джозефину, когда и при каких обстоятельствах она познакомилась с Марко Селером.

Ответ Арчи ждал на станции Олбани.

Джозефина встретилась с Селером год назад в Сан-Франциско, когда они с мужем приехали в Калифорнию на встречу авиаторов. Марко Селер недавно иммигрировал из Италии.

Кем же в действительности был этот изобретатель летательных аппаратов?

Белл отправил Джеймсу Дэшвуду, энергичному молодому детективу Ван Дорна, телеграмму с просьбой расследовать деятельность Марко Селера в Сан-Франциско.

Были ли летчица и ее инструктор любовниками? Или ревность Фроста не имела под собой оснований? Вопрос трудный. По словам констебля Ходжа, Фрост и его жена не общались с жителями Норт-Ривер. Никто в городе не знал их как семейную пару. А Марко Селер был чужаком, он жил в «биваке» Фроста и работал там над аэропланом. Беллу предстояло задать деликатный вопрос самой Джозефине.

Белл подземкой проехал от Центрального вокзала до подземного входа в отель «Никербокер», где располагалась контора «Агентства Ван Дорна» в Нью-Йорке. Грейди Форрера он отыскал в подземном баре подвального вестибюля. Аналитической службе не удалось найти никаких брачных объявлений, но Форрер выкопал кое-какие сплетни. Джозефина — дочь адирондакского фермера, разводившего молочный скот, местная девушка из Норт-Ривер, — выросла в нескольких милях от роскошного «бивака» Фроста. Этой информацией неразговорчивый констебль Ходж не поделился.

Белл поднялся по лестнице и заказал междугородний разговор с ним.

— Девчонка Джо Джозефса, — ответил Ходж, — сорванец, но красивая, а таких независимых я сроду не видал. Но хорошая девочка. Добрая.

— Вы не знаете, как они встретились с Фростом?

— Я не морочусь такими вещами.

Что касается деятельности Фроста после ухода от дел, аналитическая служба сообщила, что он путешествовал по свету и охотился на крупных зверей. В таком случае как мог Фрост промахнуться по такой легкой цели, как Селер? Охотник сделал пять выстрелов. Три последних — по летающей машине Джозефины, причем два оказались точными, как она сообщила констеблю Ходжу. Если прицел был сбит и первая пуля Фроста прошла мимо цели, опытный стрелок заметил бы это и компенсировал отклонение, даже если бы пришлось полагаться на металлическую мушку ружья. Вряд ли он промахнулся дважды, размышлял Белл. Пулю в дерево Фрост мог вогнать первым выстрелом, тем, что видела Джозефина, когда ее муж стрелял в Селера, но не убил его. Значит, итальянца убил второй выстрел. В третий раз — когда стрелял по аэроплану, Фрост снова промазал, и это понятно: у охотника на крупную дичь мало опыта в стрельбе по летающей мишени. Но он сделал поправку, и четвертый и пятый выстрелы попали в цель.

Два дня спустя из лаборатории в Чикаго сообщили, что под микроскопом полоски на пуле из проведенного испытания похожи на полоски в пуле, вынутой из дерева, но эта последняя слишком повреждена, чтобы лаборатория дала определенный ответ. Оружейник Ван Дорна согласился с предположением Белла, что пуля, извлеченная из дерева, могла предварительно пройти через тело человека и убить его. Или только задеть, продолжал оружейник. Или вовсе пройти мимо. И это вторая — кроме реки — причина, почему тело не найдено.

Глава 5

— Хорошо, что здесь не используют лошадей, — вслух сказал Гарри Фрост. — Они бы задохнулись в дыму.

Фрост никогда не видел столько поездов, как на вокзале в Белмонт-парк[79].

Раньше, когда он был на гонках завсегдатаем, одним из тех, кто приезжали в собственных новых машинах, здесь в дни гонок собиралось очень много народу, посетителей привозили электрические трамваи. Но такого он ни разу не видел. Здесь словно собрались авиаторы со всей страны, каждый со своей свитой-караваном — вагоны для механиков, вагоны-ангары, пульманы, столовые и спальни, и на каждом вагоне — имя героя как передвижной рекламный щит. В станционном дворе изрыгали пар локомотивы, маневровые паровозы развозили поезда-экспрессы и отправляли товарные составы на запасные пути. Выйдя из трамвая, который привез его из Лонг-Айленд-Сити, Фрост оказался на последней открытой платформе.

Прежде всего он отыскал поезд Джозефины. Все шесть вагонов, даже вагон-ангар, выкрашены в желтый цвет — этот сан-францисский аспид Уайтвей красит так все, что ему принадлежит. С боков всех вагонов большие красные буквы, как в нотах проклятой песни, кричали «Джозефина».

Песня, заказанная Престоном Уайтвеем, прокатилась по стране, как армия захватчиков. Где бы ни оказался Фрост, он не мог уйти от этой мелодии — ее выколачивали из клавиш пианисты в салунах. Она постоянно звучала в голове, словно там играл паровой органчик, каллиопа.

Да, прощай, так и будет. Багровый от гнева, Фрост вышел из здания вокзала. Джозефина не просто предала их брак, Селер не только обманул его доверие, заставив вложить тысячи долларов в свои конструкции, нет, они еще сделали его беглецом.

Он тайно посоветовался с юристами. Все предупреждали его, что, если дойдет до суда, обвинение во втором убийстве станет для него катастрофой. Во второй раз богатство ему не поможет. Его политические связи, все то, что можно купить за деньги, — все это неожиданно исчезнет, когда газеты превратят его судебный процесс в цирк. Когда он подстерег судью нью-йоркского апелляционного суда в доме любовницы, тот откровенно сказал Фросту: либо он встретится с палачом, либо до конца жизни просадит в сумасшедшем доме.

Но они обнаружат, что поймать его не так-то легко. Выйдя из Матавана, он жил отшельником. Да и раньше публика не знала его в лицо. О «короле газетных киосков» было известно только участникам бизнеса. Обычные граждане, те, что сейчас толпами валили из терминала и устремлялись на трибуны, никогда не видели его.

К тому же, улыбнулся Фрост, поглаживая недавно отпущенные бороду и усы, он сам себя не узнает в зеркале. Борода делала его на двадцать лет старше; не в пример его черной шевелюре, в которой лишь недавно пробилась седина, она была местами совершенно седой. Очки с темными по европейской моде стеклами придавали ему сходство с немецким профессором. Хотя в спортивной кепке он мог бы сойти и за ирландского писателя.

Он боялся только одного: как бы его не выдала фигура. Бородатый профессор средних лет, в темных очках, занимал столько же места, сколько и «король газетных киосков». Даже больше — ведь мешковатый костюм сознательно подобран так, чтобы скрывать оружие и пуленепробиваемый жилет. Фрост не хотел, чтобы ему помешали убить Джозефину, тем более посадили за убийство женщины, которая того заслуживала. Фрост запасся оружием, при нем были очень точный браунинг (прикрывать отход), карманный пистолет, «дерринджер» на случай непредвиденных обстоятельств и мощный автоматический револьвер «Уэбли-Фосбери». Фрост спилил четыре дюйма ствола, чтобы револьвер входил в карман, и зарядил его пулями с расширяющимся наконечником — пулями, останавливающими человека.

Пуленепробиваемый жилет изготовил чикагский священник из многих слоев шелка, специально сотканного в Австрии. Фрост тайно инвестировал деньги в компанию, которая изготовляла эту одежду в дюйм толщиной. Армия отказалась от нее по причине чрезмерной тяжести и того, что в ней очень жарко. Жилет Фроста весил тридцать шесть фунтов — незначительный вес для человека его габаритов и силы. Но в жилете несомненно было жарко. Во время короткого перехода от поезда Фрост вытирал лоб носовым платком. Но неудобства того стоили: жилет останавливал пулю, выпущенную из любого современного пистолета и револьвера.

Стреляя в Марко Селера с большого расстояния, Фрост был разочарован. Он не увидел страха умирающего предателя. Даже трупа не видел. На сей раз он подойдет ближе и голыми руками выдавит жизнь из Джозефины.

Он оставался в толпе у билетных касс, потом вместе с толпой прошел на трибуну. Он знал, что Джозефина здесь, поскольку над головой непрерывно гудели моторы: летчики тренировались. Ветер был слабый, и в небо поднялись одновременно больше десяти машин. Джозефина либо там, либо на поле, отлаживает машину, которую купил ей Престон Уайтвей.

Следовало отдать должное организаторам: они знали свое дело. За несколько недель до начала гонки они убедили пятьдесят тысяч человек отправиться в округ Нассау и заплатить по двадцать пять центов за возможность наблюдать тренировки авиаторов. Авиаторы не огибали пилоны и не старались установить рекорды высоты — никакого парения, ныряния и подъемов, чего ожидают на ярмарках воздухоплавания; самолеты просто гудят в небе и летают, как хотят. Но трибуны заполнены мужчинами и женщинами, которые задирают головы и одобрительно кричат, и по их лицам и постоянным «Ох!» и «Ах!» Фрост понял, что они не жалеют о потраченных деньгах. От вида огромных машин, словно висящих на невидимых нитях, захватывало дух. Эти машины не так быстры, как локомотивы или гоночные автомобили, но не в том дело. Хоть и большие, они висят в небе, как будто там место, предназначенное им природой.

Внезапно он ее увидел!

Джозефина стремительно спускалась с неба, точно желтый меч. Невозможно было не узнать ее машину, выкрашенную в тот же гнусный уайтвеевский желтый цвет, который стал отличительным знаком этого мальчишки-везунчика.

Гарри Фрост сопровождал жену на многие встречи авиаторов и покупал ей самолеты, поэтому он опытным глазом оценивал ее летающую машину. Она произвела на него впечатление. Последнее создание итальянца, эта дьявольская машина отличалась от аэропланов, которые Фрост раньше покупал жене, как ястреб от голубя. Предыдущий самолет, с которого Джозефина видела, как он застрелил ублюдка, был неуклюжим бипланом. Этот новый — моноплан, с единственным крылом; даже когда эта «птица» перестала катиться по полю, выглядело она стремительной — она просто сидела на месте в ожидании нового полета.

Фрост стиснул зубы, наблюдая за самолетом в бинокль. А вот и она — выпрыгнула из кабины с широкой улыбкой, как всегда, когда машина ей нравится. Не похоже, чтобы она оплакивала своего дружка, да и по мужу не скучает. Фрост почувствовал, как горит у него под бородой лицо. Он вытер платком лоб. Пора действовать.

Фрост спустился с трибуны. У выхода на поле его остановил охранник. Фрост показал значок, разрешающий выходить на поле; этот значок он накануне купил в хэмпстедском салуне у одного из работников, обслуживающих поле; охранник пропустил его. Фрост добрался до дорожки для скаковых лошадей и застыл: с плаката, приколоченного изнутри к изгороди, на него смотрело его собственное лицо.

РАЗЫСКИВАЕТСЯ

подозреваемый в убийстве

ГАРРИ ФРОСТ

НАГРАДА

5000 долларов

(вооружен и опасен — не приближаться!!!)

Телеграфируйте или позвоните.

«Детективное агентство Ван Дорна»

«Мы никогда не сдаемся»

У Фроста одна мысль сменяла другую. Почему его разыскивает «Агентство Ван Дорна», да еще расклеивая плакаты? Какое дело Ван Дорну до убийства Марко Селера? Что происходит?

На него смотрело его напечатанное лицо.

Это стандартный плакат Ван Дорна. Фрост хорошо помнил их еще с чикагских дней, когда частные детективы, прочесывая город, арестовывали работавших на Гарри людей, чтобы остановить его. Когда из этого ничего не вышло, они попытались убедить людей доносить на него. Несколько мертвых осведомителей положили конец и этому, со смехом вспоминал он.

«Мы никогда не сдаемся?»

Никогда?

О да! Но со мной-то ты сдался, приятель.

Он снова рассмеялся: лицо очень похожее на то, что было у него до того, как он отрастил бороду. Фрост едва ли замечал, что его смех привлек внимание нескольких человек на поле. Однако никто не связал его с изображением безбородого лица на плакате.

Вдруг он перестал смеяться.

На ограде он увидел еще один плакат, такой же, как первый:

РАЗЫСКИВАЕТСЯ / подозреваемый в убийстве / ГАРРИ ФРОСТ / НАГРАДА / 5000 долларов / (вооружен и опасен — не приближаться! «Мы никогда не сдаемся»!!) / Телеграфируйте или позвоните / «Детективное агентство Ван Дорна» — но только на рисунке было показано, каким, в представлении детективов, Фрост должен выглядеть с бородой.

Холодная дрожь пробежала по его спине. Художник почти угадал. Он изобразил не совсем то, что Фрост видел, глядя в зеркало, и на рисунке не было очков, но лицо казалось знакомым. Фрост остановился и стал разглядывать плакат, сердито отталкивая людей, которые натыкались на него, и не обращая внимания на их упреки, которые стихали, когда люди замечали его габариты. Наконец Фрост выпрямился и медленно пошел дальше, решив, что даже сейчас его вряд ли свяжут с рисунком на плакате. Не в такой толчее. К тому же никто, кому известно его имя, не посмеет его выдать.

К дьяволу ван дорнов! Он натянул им нос десять лет назад, натянет опять.

Он пошел между летательных аппаратов, вдыхая знакомый запах бензина и масла, резины и брезента, лака для пропитки, и начал осторожно приближаться к желтой летающей машине. Подойдя к ней на пятьдесят футов, он сунул руки в карманы, правой погладил «Уэбли» со спиленным стволом, а левой взялся за рукоять выкидного пружинного кинжала, который давал возможность неслышно избавиться от защитника.

Джозефина стояла спиной к нему. Она взобралась на ящик из-под мыла и нагнулась к мотору. Фрост приблизился. Сердце его колотилось в предвкушении. Лицо раскраснелось, руки вспотели. Он крепче сжал оружие.

Неожиданно он остановился.

Ему не понравились механики Джозефины. Он спрятался за бипланом «Райт модель А» и стал наблюдать за ними через передние рули. Ему не потребовалось много времени, чтобы подтвердить свои подозрения.

Одежда правильная, типичная: жилеты, галстуки, рубашки, кепки. И все молоды, как и следует ожидать от людей, увлекающихся летающими машинами. Но они больше наблюдают за толпой, чем смотрят на самолет. Ван дорны! Механики на самом деле детективы.

В голове снова понеслись мысли. Ван дорны не только охотятся за ним с помощью плакатов, они охраняют Джозефину. Почему?

Уайтвей! Это Уайтвей. Купить неисправную итальянскую машину — дорого. Не меньше стоит поезд поддержки. Но если использовать Джозефину для рекламы гонки, это окупится сторицей. Престон Уайтвей нанял детективов, чтобы охранять свои вложения в Джозефину.

Или это нечто большее, чем защита вложений?

Фрост вдруг почувствовал, что его череп вот-вот взорвется.

Уайтвей влюбился в нее?

На земле и в воздухе гудели самолеты. Куда ни посмотри, все движется: грохочущие машины, летчики, ван дорны. Он должен взять себя в руки. С Уайтвеем он разберется потом. Сначала Джозефина.

Но ван дорны, охраняющие Джозефину, помнят плакаты. Ее охранники остановят всякого, кто хоть немного похож на первый рисунок.

Фрост заметил, что взгляды детективов то и дело устремлялись к стоящему поблизости высокому рыжеволосому мужчине в просторном пиджаке и в котелке. Подозреваемый? Думают, Гарри Фрост выкрасил волосы в рыжий цвет, похудел на несколько фунтов и подрос на два дюйма? Этот парень похож на франта с Пятой авеню. Но на лбу тонкие шрамы, какие бывают у боксера. И он постоянно озирается, хотя старается этого не показать.

Это не подозреваемый, решил Фрост. Еще один чертов ван дорн — глава группы, судя по тому, как смотрят на него остальные. Неожиданно Фрост сообразил, кто этот щеголь — Арчибальд Эйнджел Эббот IV. Неудивительно, что его не потрудились переодеть механиком.

Арчибальд Эйнджел Эббот IV был слишком известен, чтобы работать под прикрытием. Он всегда занимал высокое положение в аристократическом обществе — самый завидный жених Нью-Йорка. Потом газеты сделали его еще более известным, когда он женился на дочери железнодорожного магната Осгуда Хеннеси. Его жене предстояло унаследовать всю империю. Фрост недоумевал, почему Эббот не сменил пистолет на клюшки для гольфа.

Этот вопрос молнией прошил бунтующее сознание Гарри Фроста.

Женившись на богачке, Арчибальд Эббот поступил правильно, продолжая работать в «Детективном агентстве Ван Дорна» за жалкие гроши. Уходить от дел — неблагодарная игра. Сам Гарри Фрост понял это слишком поздно. Он утратил свою проницательность. С восьми лет он мечтал о том, чтобы не работать ради выживания. И осуществил свою мечту. А что это ему дало? Он стал посмешищем. Его обманули Джозефина и Марко Селер… да в прежние дни он раздавил бы этого мошенника одним пальцем.

Фрост снова потрогал оружие. Джозефина по-прежнему с головой была погружена в мотор. Он мог схватить ее за горло, дать ей увидеть, что это он, а потом перерезать горло. Но правда заключалась в том, что он не сумел бы к ней подобраться. Слишком много здесь паслось ван дорнов, переодетых механиками. Всех их ему не убить. Они застрелят его раньше. Фрост не боялся смерти. Но будь он проклят, если умрет зря.

Нужна была помощь.

Он спешно вернулся на вокзал и сел в трамвай до Флэтбаша[80]; там он зашел в Бруклинский сберегательный банк. В детстве, живя в нищете, воруя в поездах, выпрашивая пенни на еду, он поклялся больше никогда не оказываться без денег. И, богатея, получая прибыль со всех газетных киосков, помещал деньги в банки по всей стране.

Со счета, на котором было двадцать тысяч, он снял три. Управляющий банком лично отсчитал ему деньги в своем кабинете. После того как Фрост взял деньги, управляющий небрежно выложил на стол плакат, такой же, как Фрост видел на вокзале.

Плакат был адресован банкирам. Он предупреждал: надо быть настороже, если Гарри Фрост или человек, похожий на него, станет снимать деньги со счета. Фрост резко кивнул, оценив лояльность банкира. Оба знали, что банкир больше ничего не может сделать. Если бы Фрост не прикрывал свои потери хитрыми схемами, вовлекающими чужие деньги, банкир отбывал бы срок в Синг-Синге.

Трамвай отвез Фроста на берег.

Фрост прошел на грузовой причал Пенсильванской железной дороги. Буксиры растаскивали баржи с грузами. Из вагонов в загоны гнали стада коров, овец и свиней. Фрост направился к зданию на причале и вошел в дверь, на которой было написано «Только для служащих». Бандиты, переодетые полицейскими, попытались его остановить. Фрост ребром ладони уложил обоих и через другую дверь в задней стене здания прошел на конюшни. Здесь к столбам были привязаны быки и коровы с отчетливым мексиканским клеймом на боку.

Со скотом были два человека. Один сидел за столом, где лежало множество коровьих рогов. Другой снимал рог с коровы, отвинчивая его руками со стержня, на который этот рог был навинчен. Род Свитс, человек за столом, из-за бороды не узнал Фроста. Он достал из кармана пистолет.

— Оставь, — сказал Фрост. — Это я.

Свитс присмотрелся.

— Да будь я проклят!

— Будешь, если не уберешь пистолет.

Свитс торопливо спрятал оружие.

— Не говори, что ты пристрастился к наркотикам.

Рога, срезанные у бычков в Мексике, выдолбленные и навинченные на стержень, заполняли опиумом из Гонконга и в таком виде ввозили. Этим способом Свитс ежегодно доставлял в Нью-Йорк сотни фунтов опия и руководил обширной сетью распространителей, которые поставляли опий в аптеки и врачам. Чтобы защищать такое производство, требовалась целая армия.

— Никаких наркотиков, — сказал Фрост. — Хочу нанять людей.

Людям Рода Свитса безразлична его ненависть к обманщице Джозефине и соблазнившему ее Уайтвею. Их интересуют только деньги. А денег у него много.

Фрост быстро договорился со Свитсом. Потом пошел в салун «Красный крюк», где можно было найти братьев Джорджа и Питера Джонсов. Братья специализировались на повреждении тормозов и баков с горючим у грузовиков, доставляющих газеты. И опять понадобились только деньги; саботажники взялись убеждать Фроста, что вывести из строя летающую машину гораздо легче, чем грузовик.

— Да у них там все связано проволокой, — сказал Джордж, а Питер закончил мысль брата: — Проволока рвется, крыло ломается, машина падает.

Фрост много часов наблюдал за женой в воздухе.

— Летчики это знают. Каждый раз перед полетом они проверяют все тросы.

Братья быстро переглянулись. Они мало что знали о летательных аппаратах, но понимали общую логику машин, а больше и не нужно знать, чтобы вывести машину из строя.

— Конечно, проверяют, — сказал Джордж. — Ищут прогибы, вмятины, слабые места.

Питер сказал:

— Поэтому, как вы говорите, мистер Фрост, мы не собираемся пилить их пилой.

— Но, — сказал Джордж, — крепление троса к крылу они не всегда проверяют.

Он посмотрел на брата, и тот добавил:

— Мы вытащим стальной болт.

— Заменим его алюминиевым болтом, который выглядит точно так же.

— Этого никто не заметит.

— Машина взлетит.

— В воздухе сильно дернется.

— Болт вылетит.

— Машины падают камнем.

* * *

Фрост трамваем вернулся во Флэтбаш.

Неожиданно нахлынуло ощущение, что все в порядке.

Он снова в деле. Слишком долго бездельничал. Впервые после измены Джозефины он вновь почувствовал себя живым, полным сил, пусть ему и приходилось скрываться. Как всегда, главным было быстро передвигаться, действовать раньше, чем того ожидают, и никогда не делать того, что ждут.

По Лонг-Айлендской железной дороге он поехал в Джамейку, в Куинс. Там он нанял самую дорогую машину — «Пирс». Проехал мимо молочных ферм округа Нассау к Гарден-Сити и въехал во двор отеля «Гарден-Сити». До Джозефины, до убийства шофера и сумасшедшего дома он встречался тут с Скайлерами, Асторами и Вандербильтами.

Работники отеля не узнали его под седой бородой. Фрост заплатил за большой номер на верхнем этаже и заказал туда ужин. За ужином выпил бутылку вина и уснул прерывистым тревожным сном со странными видениями.

Проснулся на рассвете от грохота молотилок. С колотящимся сердцем он вслушивался в скрип колес; когда надзиратели развозят по коридорам тележки с завтраком, с таким звоном разливная ложка ударяется о кастрюлю. Он помнил такие звуки еще с сиротского приюта. Только постепенно он начал замечать окружающее. Постель мягкая, в комнате тихо. Он посмотрел на открытые окна: теплый ветер раздувал занавески. Никаких решеток. Это не сумасшедший дом. Его не вернули в сиротский приют. На лице Гарри Фроста появилась улыбка. Это вовсе не молотилки. Это летающие машины. Летчики с утра тренируются в Белмонт-парке.

Он позавтракал в постели в трех милях от гоночной трассы, где Джозефина и ее новые поклонники готовили самолеты к гонке.

Глава 6

— Где Джозефина? — спросил Исаак Белл у детективов Ван Дорна, охранявших ворота гоночного поля в Белмонт-парке.

— В воздухе, мистер Белл.

— А где Арчи Эббот?

— Вон там, у желтой палатки.

Белл приехал в Белмонт на взятом в аренду «Пирс-Эрроу», чтобы расспросить Джозефину о привычках ее мужа и о его возможных помощниках. Единственный человек, который провел с ним последние несколько лет, она даже могла знать, где он скрывается.

Белл сразу понял, что Уайтвей выбрал прекрасное место для начала гонки. Поле в Белмонте было огромное. На нем самая длинная беговая дорожка в стране — полторы мили, размерами поле напоминало небольшую ферму. Внутри дорожки — почти пятьдесят акров ровной травы, на которые выходила большая трибуна, способная вместить тысячи платных зрителей. Поле разлиновано многочисленными полосками травы длиной двести ярдов, на них летающие машины могут набрать скорость, чтобы подняться в небо и вернуться обратно; здесь есть также пространство для палаток и временных деревянных ангаров для аэропланов, грузовиков и автомобилей. По другую сторону трибуны — железнодорожная станция, где стоят поезда поддержки.

Белл глубоко вдохнул опьяняющую смесь горелого масла, резины и бензина и почувствовал себя дома. Пахнет, как на автомобильной гонке, только примешивается запах лака, которым летчики промазывают ткань крыльев. На земле множество людей и машин, опять-таки как на автомобильных гонках. Но здесь, в Белмонте, все взгляды устремлены в высокое голубое небо.

Машины поднимались ввысь, парили там, стремительно проносились — свободные, как птицы, но в сотни раз больше. В небе царило разнообразие форм и размеров. Белл видел аэропланы втрое длиннее гоночного автомобиля, с крыльями в сорок футов, и машины поменьше, стройные, как стрекозы.

Шум оглушал, каждый тип мотора издавал своеобразный звук: «хлоп! хлоп!» радиального трехцилиндрового «Анзани», резкий грохот четырехцилиндровых Кертиса и братьев Райт, гладкое урчание восхитительной «Антуанетты-V-8с», которую Белл знал по автогонкам, и энергичное «блям! блям! блям!» французского «Гном-Омега», чьи семь цилиндров вращаются вокруг центральной оси, распространяя запах горелого касторового масла, похожий на запах кипящего свечного воска.

Пройдя напрямик к большой палатке того самого желтого цвета, который он видел на транспаранте на здании «Инквайерера» Уайтвея, Белл увидел Эббота, и они тепло пожали друг другу руки. Арчи Эббот — рыжеволосый, с привлекательными серыми глазами и ослепительной улыбкой — ростом почти не уступал Беллу. Он был гладко выбрит. Тонкие шрамы на высоком аристократическом лбу свидетельствовали об опыте боев на ринге. Они дружили с колледжа; Арчи тогда выступал за Принстон, а Белл, выступавший за Йель, его уложил.

Белл видел, что Арчи с толком использовал проведенное здесь время. Он подружился со всеми участниками и распорядителями. Его детективы — и те, что переоделись механиками, газетными репортерами, продавцами хот-догов и глазированного попкорна, и те, что в шляпах и мешковатых костюмах патрулировали территорию, — были бдительны и отлично знали местность. Но Арчи не смог сказать об отношениях Джозефины с Марко Селером ничего нового, ничего такого, чего уже не знал бы Белл, а это были лишь предположения.

— Они были любовниками?

Арчи пожал плечами.

— Кто знает. У нее затуманиваются глаза, когда она о нем говорит. Но любит она только летающие машины.

— Может, у нее затуманиваются глаза из-за его мастерства механика?

— Но Джозефина сама отличный механик. Может разобрать машину на части и снова собрать, если понадобится. Она мне говорила, что там, куда она полетит, механиков нет.

— С нетерпением жду встречи с ней. Где она?

Арчи показал в небо.

— Там.

Друзья посмотрели на голубое небо, где маневрировали десятки машин.

— Я думал, Уайтвей раскрасит ее желтым.

— Он так и сделал. Желтая, как палатка.

— Я ее не вижу.

— Она не кружит с остальными. Летает сама по себе.

— Давно она улетела?

Арчи посмотрел на часы.

— Час десять минут назад, — сообщил он. Ему явно не хотелось говорить, что молодой женщины, за чьи безопасность и жизнь он отвечает, не видно уже так давно.

Белл спросил:

— Как мы можем охранять ее, если не видим?

— Была бы моя воля, — ответил Арчи, — я бы полетел с ней в ее машине. Но это против правил. Если они берут пассажира, их дисквалифицируют. Они должны лететь одни. Этот Вайнер из бухгалтерии объяснил, что иначе будет несправедливо по отношению к остальным: пассажир может помочь с управлением.

— Надо найти лучший способ следить за ней, — сказал Белл. — Когда начнется гонка, Фросту будет нетрудно подстеречь ее на маршруте.

— Я собираюсь поставить на крыше поезда поддержки людей с полевыми биноклями и ружьями.

Белл покачал головой.

— Ты видел, сколько тут таких поездов. Твой локомотив застрянет в пробке.

— Я думал о колонне автомобилей, следующих по маршруту.

— Это было бы неплохо. Я думаю о двух машинах, если мы сумеем найти водителей. Мистер Ван Дорн уже жалуется, что я разоряю агентство. Кто вон в той подлетающей машине? В зеленой?

— Билли Томас, автогонщик. Его нанял синдикат Вандербильта.

— Он летит на «Кертисе».

— Синдикат купил три таких, и он может выбрать самый быстрый. Шесть тысяч за штуку. Они очень хотят выиграть. А вот и француз Рене Шевалье.

— Шевалье провел эту машину через Английский канал[81].

Белл внимательно смотрел на грациозный моноплан Блерио. Машина с одним крылом очень походила на стрекозу. Открытая ферма из распорок соединяла обтянутые тканью крылья с хвостом, где были закреплены рули направления и высоты. Шевалье сидел за крылом, в похожей на ящик кабине, стенки которой доходили ему до груди. Он выключил роторный двигатель и медленно приземлился.

— Когда закончим работу, куплю такой.

— Завидую, — сказал Арчи. — Я бы и сам хотел полетать.

— Так полети. Будем учиться вместе.

— Не могу. Когда ты женат, все меняется.

— О чем ты? Лилиан не станет возражать. Она водит гоночные автомобили. Она сама захочет купить самолет.

— Положение меняется, — серьезно повторил Арчи.

— Что это значит?

Арчи оглянулся и понизил голос.

— Мы не хотели никому говорить, пока не убедимся, что все в порядке. Но я не могу заводить новое опасное хобби, когда у нас могут появиться дети.

Исаак Белл обхватил Арчи и приподнял.

— Здорово! Поздравляю.

— Спасибо, — ответил Арчи. — Теперь можешь меня поставить обратно.

На них смотрели. Не часто увидишь, как один высокий мужчина поднимает другого и трясет его, как терьер.

Исаак Белл был вне себя от счастья.

— Подожди, вот Марион услышит! Она будет рада за вас. Как ты его назовешь?

— Подождем, пока не узнаем, «он» или «она».

— Ну купишь летающую машину, когда он пойдет в школу. Тогда летать будет не так опасно.

Садилась очередная машина.

— А кто ведет синий «Фарман»?

«Фарман», еще один построенный во Франции самолет: одновинтовой биплан. Выглядит машина исключительно устойчивой и садится так ровно, словно движется по шоссе.

— Сэр Эддисон-Сидни-Мартин.

— Возможно, это победитель. Он выиграл все гонки в Англии и летает на лучших машинах.

— Беден, как церковная крыса, — заметил Арчи, — но выгодно женился.

Арчибальд Арчи, ведущий свой род от самых первых правителей Нового Амстердама, мог со знанием дела говорить о немецких, французских и английских аристократических родах — благодаря долгому медовому месяцу в Европе; эту поездку финансировал Ван Дорн в обмен на то, что Арчи подбирал места и сотрудников для европейских отделений агентства.

— Тесть баронета — богатый коннектикутский врач. Жена покупает мужу машины и заботится о нем. Он крайне застенчив. Кстати о богатых благодетелях: вот один из них — лейтенант армии США Чет Басс. Его снабжает деньгами сам дядя Сэм.

— Он на самолете Райта из войск связи.

— Я был знаком с Четом еще в школе. Когда он начинал говорить о будущем воздушных бомб и торпед, требовалось его застрелить, чтобы он замолчал. Хотя он совершенно прав. Теперь, когда в Европе назревает война, армия охотится за авиаторами.

— А этот красный еще один «Райт»? — спросил Белл, пораженный странной смесью сходств и различий. — Нет, не может быть, — сказал он, когда самолет подлетел ближе. — Пропеллер впереди. Это биплан с тянущим винтом.

— А вот и «рабочий», в самолете Джо Мадд. Это действительно был «Райт» — пока не столкнулся с дубом. Профсоюзные вожаки, пытаясь улучшить свою репутацию, купили разбитый самолет и собрали новый с помощью запасных частей. И назвали его «Освободитель Америки».

— А какой это профсоюз?

— Строителей, каменщиков и штукатуров, объединившийся с профсоюзом железнодорожных машинистов. Очень хорошая маленькая машина, учитывая, что средства у них были ограничены. Уайтвей всячески пытается мешать им.

— «Если у рабочих появятся лишние средства, — передразнил Арчи помпезные речи Уайтвея, — лучше пусть вкладывают их в общество «Против салунов»».

— В Общество трезвости? Да я видел Престона пьяным вдрызг.

— От шампанского, не от пива. По его мнению, пьянство — привилегия и ею должны обладать только те, кто может это себе позволить. Излишне добавлять, что, когда Уайтвей выкрасил машину Джозефины в желтый цвет, Джо Мадд и его парни выкрасили свою в «революционный красный».

Белл осматривал небо в поисках Джозефины.

— Где же наша девушка?

— Вернется, — заверил Арчи, тоже с беспокойством глядя в небо. — У нее скоро кончится горючее. Ей придется вернуться.

Воздух внезапно прорезал высокий звук, похожий на пневматическую сирену.

Белл поискал источник звука. Тот был таким громким, что разбудил бы и пожарную команду. Как ни странно, но никто из механиков и летчиков на поле не обратил на этот звук никакого внимания. А он смолк так же неожиданно, как начался.

— Что это было?

— Термодвигатель Платова, — сказал Арчи. — Этот спятивший русский изобрел новый тип мотора для аэроплана.

По-прежнему поглядывая на небо в поисках Джозефины, Белл следом за Арчи прошел вдоль рельса длиной триста ярдов; в начале этого рельса был закреплен странный механизм. Рядом механики собирали большой белый биплан.

— Вон Платов.

Женщины в длинных белых летних платьях и сложных шляпках фасона «веселая вдова» — с огромными полями — зачарованно смотрели на красивого русского изобретателя. Его густые, темные курчавые волосы, упругие, как стальная стружка, выбивались из-под соломенного канотье с ярко-красной лентой и ниспадали на щеки, сливаясь со столь же курчавыми бакенбардами.

— Похоже, он имеет успех у дам, — сказал Белл.

Арчи объяснил, что все это путешествующие с поездами поддержки жены конкурентов, их подруги и матери.

Платов энергично взмахивал логарифмической линейкой. Белл заметил блеск в глазах «спятившего русского». Хотя Платов казался скорее не опасным, а чудаковатым, особенно когда рисовался перед поклонницами.

— Он ищет инвесторов, — объяснил Арчи, — надеется, что какой-нибудь летчик опробует его двигатель в гонке. Пока никто не захотел отказаться от пропеллеров. Но ему может повезти. Вот тот толстый тип в белом — владелец хлопковых плантаций в штате Миссисипи, и денег у него больше, чем мозгов. Он платит за испытание двигателя в реальном полете. Мистер Платов! Покажите моему другу мистеру Беллу, как работает ваш двигатель.

Изобретатель расцеловал застегнутые в перчатки ручки нескольким дамам, приподнял шляпу и подошел. Он пожал Беллу руку, поклонился и щелкнул каблуками.

— Дмитрий Платов. Мой идея — продемонстрировать машина Платов на самолет.

Белл внимательно его слушал. «Термодвигатель» использовал небольшой автомобильный мотор, которым приводил в действие компрессор. Компрессор впускал струйку жидкого горючего через узкое горлышко. Электрическая искра воспламеняла горючее, создавая движущую силу.

— Это ракета. Ракета толкают газы.

Белл заметил, что все относятся к разговорчивому русскому доброжелательно. Его ломаный английский вызывал усмешки у выпачканных маслом механиков, но Белл слышал, что они с уважением говорят о новом двигателе. Как и механики на автогонках, они постоянно искали способ сделать свои машины более надежными и быстрыми.

Если двигатель будет работать, говорили механики, эта термомашина избавит нас от трех главных проблем, мешающих развитию аэропланов: лишнего веса, недостаточной мощности и вибрации, которая грозит разломать непрочное сооружение. До сих пор двигатель крепили к рельсу, вдоль которого он передвигался с большой скоростью. Но настоящее испытание начнется, когда закончат сборку самолета хлопкового плантатора.

— Мой идея — не трясется поршень, не ломается пропеллер.

И опять Белл услышал одобрительные возгласы механиков. Двигатель Платова мог, по крайней мере в теории, работать мерно, как турбина, не то что бензиновые моторы, создающие такую тряску, что у летчиков расшатываются зубы.

Подбежал один из механиков.

— Мистер Платов! Мистер Платов! Можете подойти к нашему ангару?

Платов подхватил кожаную сумку с инструментами и пошел за ним.

— В чем дело? — спросил Белл.

— Он отличный механик, — объяснил Арчи. — Зарабатывает как независимый, готовит запасные части. В вагонах-ангарах есть токарные и сверлильные станки, прессы, шлифовальные и фрезерные станки. Когда нужна запасная часть, Платов может ее изготовить — это быстрее, чем заказывать на заводе.

— А вот и наша девушка! — сказал Исаак Белл.

— Наконец-то, — ответил Арчи с явным с облегчением, несмотря на свои предыдущие заверения.

Белл следил за желтой точкой, которую его острые глаза заметили на горизонте. Точка быстро росла. И — скорее, чем ожидал Белл, — аэроплан стал различим. Слышался гул равномерно работающего мотора.

Арчи сказал:

— Это «Селер». Престон Уайтвей выкупил его у кредиторов Марко.

Белл оценивающе разглядывал машину.

— Последний эксперимент Марко делает большинство остальных самолетов похожими на воздушные змеи.

— Да, он быстрый, — согласился Арчи. — Но на поле говорят, будто он уступает в прочности бипланам. Ходят слухи, что именно поэтому Марко разбился.

— Что за слухи?

— Говорят, в Италии Марко продал машину итальянской армии, занял денег под будущие выплаты, уехал в Америку, построил здесь пару стандартных бипланов и продал их мужу Джозефины. Потом занял еще денег, чтобы построить самолет, который летает здесь. Но, говорят, к несчастью, у того самолета, что Селер продал армии, отвалилось крыло и в катастрофе генерал сломал обе ноги. Армия расторгла договор, а Марко объявили в Италии persona non grata. Правда это или нет, но все механики согласны с тем, что монопланы не так прочны, как бипланы.

— Но ведь прочность бипланов достигается за счет скорости.

— Может, и так, но все летчики и механики, с кем я разговаривал, утверждают, что самое трудное — добраться до Сан-Франциско. Машины, настроенные только на скорость, всю гонку не выдержат.

Белл кивнул.

— Четырехцилиндровый «Томас-Флаер» модели 35 с мощностью в шестьдесят лошадиных сил, который выиграл автомобильную гонку «Нью-Йорк — Париж», не самый быстрый, зато самый прочный. Будем надеяться, что Престон не купил нашей клиентке смертельную ловушку.

— Судя по количеству телеграмм, которые ежедневно рассылает Престон, он осмотрел машину от носа до хвоста, прежде чем купить ее. Уайтвей не стал бы рисковать жизнью Джозефины. Онвлюблен.

— А что думает о Престоне Джозефина? — спросил Белл.

Вопрос не был праздным. Если кто и знал, как Джозефина относится к Уайтвею, то это Арчи. До того как стать самым счастливо женатым детективом Америки, Арчибальд Эйнджел Эббот IV много лет был самым завидным женихом Нью-Йорка.

— По моему мнению, — с знающим видом ответил Арчи, — Джозефина в восторге от аэроплана, который купил ей Престон.

— Никто никогда не обвинял Престона Уайтвея в том, что в личных делах он действует с умом.

— Разве он не ухлестывал когда-то за Марион?

— В блаженном неведении, что рискует жизнью и здоровьем, — мрачно ответил Белл. — Об этом я и говорю.

Он смотрел на участок поля, откуда взлетали машины. Пока Белл выслушивал объяснения Платова, в небо поднялся неуклюжий красный самолет Джо Мадда с тянущим винтом и теперь собирался сесть — раньше желтого моноплана. Джозефина кружила, дожидаясь своей очереди, а красный самолет приземлился, проехал сто ярдов и остановился.

Машина Джозефины садилась под большим углом и на большей скорости. Она двигалась так быстро, что казалось, — она не управляет машиной, а просто падает.

Глава 7

Разговоры прекратились.

Мужчины откладывали инструменты и смотрели на поле.

Желтый аэроплан был всего в нескольких ярдах от травы, когда Джозефина потянула за рычаг, убирающий подкрылки на обратной стороне крыльев и отключающий руль высоты на хвосте. Воздушный корабль выровнялся, замедлил движение, подпрыгнул на траве, еще немного проехал и мягко остановился.

Наступило мгновение ошеломленной тишины. Потом от одного конца поля до другого механики и летчики засвистели и зааплодировали и громко, нахваливая этот трюк, потому что стало ясно: Джозефина села именно так, как хотела, опираясь на свое умение управлять силой тяжести.

И когда стройная фигура, с головы до ног в белом, выбралась из кабины за крылом, зрители на трибунах громогласно выразили свое одобрение. Джозефина помахала зрителям и улыбнулась.

— Молодчина! — сказал Исаак Белл. — Возможно, в личных делах Престон Уайтвей идиот, но победителя он умеет выбрать.

И он пошел к желтой машине, опережая длинноногого Арчи. Ему преградил путь могучий детектив, одетый механиком.

— Куда идем, мистер?

— Я старший дознаватель «Агентства Ван Дорна» Исаак Белл.

Мужчина отступил, хотя продолжал внимательно разглядывать Белла.

— Простите, не узнал, мистер Белл. Том Ла-Гардиа, Сент-Луисское отделение. Меня прислали сюда. Я видел, как вы разговаривали с мистером Эбботом. Нужно было догадаться, что вы свой.

— Вы поступили правильно. Никогда не опирайся на предположения, если жизнь клиента в опасности. Остановите не того — всегда можно извиниться. А не остановите того, кого нужно, — извиниться перед мертвым клиентом не сможете.

Подошел Арчи.

— Отличная работа, Том. Я за него ручаюсь.

Но Белл уже направился к Джозефине. Та поднялась на распорку, связанную с колесом шасси, чтобы заглянуть в мотор, и как раз сейчас отверткой отлаживала карбюратор.

Белл сказал:

— Эти висячие придатки снизу на крыльях как будто позволяют вам контролировать полет.

Она сверху вниз оживленно взглянула на него. Глаза карие, отметил Белл, на солнце — теплого зеленоватого оттенка, но уходящие в более холодный серый цвет.

— Они называются alettoni. По-итальянски это значит «крылышки».

— Они замедляют спуск машины, увеличивая поверхность крыльев?

Снова занявшись карбюратором, она ответила:

— Они отражают больше воздуха.

— Alettoni работают лучше наклона крыльев?

— Еще не знаю, — сказала Джозефина. — Они не всегда делают то, чего я от них хочу. Иногда тормозят и опускают машину, вместо того чтобы держать ровно.

— Их можно усовершенствовать?

— Человек, который их изобрел, мертв. Приходится справляться самой. — Она закончила последние настройки, спрятала отвертку в задний карман, спрыгнула на землю и протянула руку в перчатке. — Кстати, меня зовут Джозефина. А вас?

— Простите, мне следовало представиться. Я Исаак Белл. Старший дознаватель Ван Дорна.

— А, мои храбрые защитники, — с откровенной и открытой улыбкой ответила она.

Она совсем маленькая, подумал Белл. Примерно пять футов один дюйм. Красивый курносый носик. Взгляд у нее взрослее, чем должно быть, хотя голос молодой, высокий и девичий.

— Рада знакомству, мистер Белл. Надеюсь, «старший дознаватель» не означает, что Арчи уволен.

— Вовсе нет. Арчи отвечает за вашу личную безопасность. Моя работа — помешать вашему мужу подойти к вам достаточно близко, чтобы причинить вред.

Глаза ее потемнели, она выглядела испуганной.

— Вам никогда его не поймать.

— Почему?

— Он слишком хитер. Он мыслит, как дикий зверь.

Белл улыбнулся, желая успокоить ее, потому что видел — она боится Фроста.

— Мы сделаем все возможное, чтобы справиться с ним. Я гадаю, не сможете ли вы дать мне какой-нибудь ключ к его поведению. Все что угодно, что поможет мне остановить его.

— Я могу вам сказать о нем только одно: не поможет. Боюсь, я его недостаточно знаю.

— Так расскажите о том, что не поможет.

— Гарри совершенно непредсказуем. Я никогда не знала, чего от него ожидать. Он меняет свои решения мгновенно.

Говоря это, Джозефина смотрела на поле, где снова поднялся в воздух красный биплан Джо Мадда, и Белл понял, что она оценивает соперника так же хладнокровно, как он преступника в бою на ножах.

— Не знаете, к каким друзьям он мог бы обратиться?

— Никогда не видела его друзей. Не знаю даже, есть ли они у него. Он держался обособленно. Оставался в гордом одиночестве.

— В вашем «биваке» я вчера встретил кое-кого из Чикаго. У меня сложилось впечатление, что они там и живут.

— Это просто телохранители. Гарри держал их для защиты, но никогда не имел с ними ничего общего.

— Для защиты от чего?

Она скорчила гримасу.

— От врагов.

— А кто они?

— Я спросила его. Один раз. Он стал орать на меня. Я думала, он меня убьет. И больше никогда не спрашивала. Они у него в голове, я думаю. То есть я хочу сказать, что он ведь сидел в сумасшедшем доме.

Белл мягко сменил тему.

— Он когда-нибудь брал с собой на охоту друзей? Охотился с кем-нибудь?

— Он нанимал проводников и носильщиков. Но охотился один.

— Вы не ходили с ним?

— Я была занята полетами.

— Это разочаровало его?

— Нет. Он еще до свадьбы знал, что я летаю.

Она следила за «Блерио», проносившимся мимо со скоростью шестьдесят миль в час.

— До свадьбы? Могу я спросить, как вы начали летать?

На ее открытом лице появилась веселая улыбка.

— Сбежала из дома — спрятала волосы под шапкой и выдавала себя за мальчика.

Это нетрудно, подумал Белл. Она весит не больше ста фунтов.

— Я нашла работу на велосипедной фабрике в Скенектеди. Владелец по выходным строил летающие машины, и я помогала ему с моторами. Однажды в понедельник, вместо того чтобы идти на работу, я пробралась на поле и полетела.

— Без уроков?

— А кто мог меня учить? Тогда никаких школ не было. Почти все мы научились летать самостоятельно.

— Сколько вам было тогда?

— Семнадцать.

— И вы просто сели в машину и полетели?

— А почему нет? Я знала, как она работает. То есть я хочу сказать, аэроплан летает потому, что отталкивает воздух вниз…

— Итак, без всякого формального обучения, — улыбнулся Белл, — вы доказали и теорему Бернулли, и существование эффекта Вентури.

— Что, что?

— Я только хочу сказать, что вы научились использовать крылья, чтобы создавать под ними вакуум. Это заставляет самолет подниматься.

— Нет, — рассмеялась она. — Нет, мистер Белл. Вентури и все остальное — для меня это слишком сложно. Мой друг Марко Селер вечно болтал о Бернулли. А просто дело в том, что летающая машина толкает воздух вниз и потому летит. Наклон крыльев — всего-навсего способ направить воздух туда, куда вам нужно, — вверх, вниз, в стороны. Воздух удивителен, мистер Белл. И силен, гораздо сильней, чем вы думаете. Хорошая летающая машина вроде этой… — Она любовно положила руку на покрытый тканью борт. — Это лучшая машина Марко, она заставляет воздух держать вас.

Белл принял все это с некоторым удивлением. Он тепло относился к молодежи и часто брал под свое крыло учеников детективов, но не мог припомнить человека, который в двадцать один год говорил бы так четко и уверенно, как эта фермерская дочка из глуши Северного округа.

— Никогда не слышал такой простой формулировки.

Однако пока она не пролила никакого света на привычки своего мужа. Белл продолжил ее расспрашивать, и у него сложилось впечатление, что до замужества она почти не знала Фроста, а выйдя замуж, научилась только бояться его. Он заметил, что она то и дело смотрит на другие аэропланы, садящиеся на поле или взлетающие с него. Какое бы юношеское невежество или смятение ни заставило уязвимую наивную девушку выйти замуж, с тех пор она превратилась в уверенную женщину-воздухоплавательницу.

— Научившись летать, вы могли еще многому научиться у своего друга Марко?

Джозефина вздохнула.

— Я не понимала его итальянский, а он плохо говорил по-английски и вечно возился с машинами. — Лицо ее прояснилось. — Но одному он меня научил. Мне стоило большого труда понять, что он говорит по-английски. Но в конце концов я вытянула это у него. Он сказал: «Хорошая летающая машина должна летать — она хочет летать». Ну разве не удивительно?

— Это правда? — спросил Белл.

— Полная и несомненная. — Она снова положила руку на машину. — Так что, пожалуйста, простите меня, мистер Белл, если у вас нет больше вопросов. Я надеюсь, эта хочет летать. Но требуется время, чтобы убедиться в этом.

— Вы скучаете без Марко Селера?

Глаза ее не затуманились, как докладывал Арчи, но Джозефина призналась, что конструктора ей очень не хватает.

— Он был добрым и мягким. Совсем не таким, как мой муж. Да, мне его не хватает.

— Тогда для вас утешение — летать на его последней машине.

— Благодаря доброте и щедрости мистера Уайтвея. Вы ведь знаете, он купил ее у кредиторов Марко. — Она покосилась на Белла. — Я у него в большом долгу.

— Ну, вы можете отплатить ему, участвуя в гонке за кубок Уайтвея.

— Я должна не просто участвовать в гонке. Я должна выиграть кубок Уайтвея. У меня нет своих денег. Я полностью зависела от Гарри, а теперь завишу от мистера Уайтвея.

— Уверен, он будет благодарен, если вы выиграете гонку.

— Никаких если, мистер Белл. — Джозефина устремила взгляд в небо, куда поднимался «Блерио» цвета пергамента, а когда снова посмотрела на Белла, глаза ее стали непрозрачными. — Я выиграю, мистер Белл. Но не ради его благодарности. Я выиграю, потому что постараюсь изо всех сил и потому что Марко построил машину, которая лучше всех участвующих в гонке.

Позже в разговоре с Арчи Исаак сказал другу:

— Будь я азартным, я бы поставил на нее.

— Но ты и есть азартный! — напомнил Арчи.

— Это верно.

— Белмонт-парк кишит безработными игроками, которые с радостью избавят тебя от твоих денег. Нью-йоркские реформаторы только что издали закон, запрещающий ставки на бегах лошадей. Гонка «Атлантический — Тихий» для букмекеров — божья благодать.

— И как ставят на Джозефину?

— Один к двадцати.

— К двадцати? Ты шутишь? Да тут можно выиграть целое состояние.

— Букмекеры считают, что она выступает против лучших летчиков Америки. И еще они считают, что нас побьют европейцы, ведь на их счету все рекорды в длительных гонках через страны.

Белл отправился искать букмекера, который принял бы ставку в тысячу долларов на Джозефину. Ему сказали, что лишь один может принять такую большую сумму, и направили его к Джонни Масто, невысокому, широкоплечему, средних лет: Джонни был в клетчатом костюме, и от него пахло дорогим одеколоном; такой одеколон использовали в парикмахерской отеля «Плаза». Старое помещение под трибунами, где раньше принимали ставки, в связи с запретом пари на бегах и скачках превратили в выставочный зал, где демонстрировали двигатели и запасные части самолетов, автомобилей и моторных лодок. Масто таился в глубине, за лесом стальных колонн, которые поддерживали трибуны. У него был сильный бруклинский акцент, какой Белл слышал только в оперетте.

— Вы правда хотите это сделать? — спросил букмекер, который сразу распознал частного детектива, едва его увидел.

— Решительно да, — сказал Исаак Белл. — На самом деле, раз уж вы спросили… пусть будет две тысячи.

— По миру пойдете, мистер. Но все обойдется, если я вначале задам несколько вопросов.

— Что?

— Это гонка с заранее известным результатом?

— Заранее известным? Но ведь это не бега и не скачки.

— Я знаю, что это не лошади. Но все равно это гонка. Результат определен заранее?

— Нет. Это точно. Никакой договоренности нет, — сказал Исаак Белл. — Гонка одобрена Американским обществом воздухоплавания. Все будет честно, как в церкви.

— Да, да, да, только эта девушка — жена Гарри Фроста.

— Она больше не имеет ничего общего с Гарри Фростом.

— Да не может быть!

Белл уловил в голосе букмекера насмешку. И предположил, что Джонни известно что-то такое, чего сам он еще не знает.

— Что вы этим хотите сказать, Джонни?

— Она больше не с Гарри? А почему тогда он здесь бродит?

— Что?

Белл так сильно сжал руку Масто, что букмекер поморщился.

— Я вчера видел парня — одно лицо с Гарри.

Белл разжал руку, но смотрел по-прежнему строго.

— Вы хорошо знаете Фроста?

Все собранные свидетельства говорили, что Фрост не появлялся на публике несколько лет.

Джонни Масто гордо сказал:

— К Джонни Масто приходят все самые главные любители спорта. Я был хорошо знаком с мистером Фростом, когда он хаживал в Белмонт-парк.

— И давно это было?

— Не знаю. Года четыре назад, должно быть.

— В тот год, когда впервые открылись беговые дорожки?

— Да, наверно. Кажется, давно это было.

— Как он выглядит, Джонни?

— Крупный парень, плечи, как у быка. Отрастил бороду. Как вон на том плакате.

Он кивком показал на приклеенный к столбу плакат Ван Дорна, где Фрост был нарисован с бородой.

— На рисунке он похож?

— Похож, только борода седая. Он выглядит гораздо старше, чем раньше.

— Намного старше? Тогда почему вы уверены, что это он?

— Он что-то бормотал про себя, как и раньше. Расталкивал людей, словно их нет. Лицо багровело без всякой причины. Делалось багровым как кусок говядины. Перед тем как его заперли в сумасшедший дом, было то же самое.

— Но если вы так уверены, что это он, Джонни, почему не сдали его за вознаграждение? Пять тысяч долларов — большие деньги даже для букмекера, работающего с главными любителями спорта.

Букмекер из Белмонт-парка недоверчиво посмотрел на высокого детектива.

— Вы в цирк ходите, мистер?

— В цирк? О чем вы?

— Я спрашиваю, ходите ли вы в цирк?

Белл решил попробовать ублажить его.

— Часто. В юности убежал из дома, чтобы поработать в цирке.

— А голову в пасть льва не клали?

— Послушайте, Джонни. Вы ведь человек опытный. Вы знаете, что детективы Ван Дорна защищают тех, кто им помогает.

— От Гарри Фроста? Не смешите.

Глава 8

Когда на Белмонт-парк опустилась ночь, летчики и механики принялись укрывать самолеты брезентом, чтобы предохранить от сырости ткань на крыльях. На случай ветра они привязывали машины к колышкам, вбитым глубоко в землю. Потом ушли на железнодорожную станцию — спать в вагонах поездов поддержки. Где-то далеко церковные часы пробили одиннадцать.

На поле все стихло.

За трибуной материализовались две тени.

Братья Джонас пригнали из Бруклина грузовик со льдом. Приехали они днем, чтобы изучить местность. Теперь, когда луна и звезды были скрыты облаками, братья смело двинулись вперед, пересекли беговую дорожку и перелезли через ограду поля. Они направлялись к самолету Джо Мадда; его они выбрали, потому что он стоял в стороне и его легко было найти. Но, приближаясь, они услышали храп. Они сбавили шаг и подходили осторожно. Под крыльями спали два механика, крепкие как подносчики кирпичей. Тогда Джонасы отошли на дальний край поля, обойдя моноплан Джозефины «Селер»: до наступления ночи они успели заметить, что этот аэроплан окружают не любящие шутить детективы Ван Дорна, вооруженные дробовиками. Теперь они выбрали другую жертву, не зная, что это биплан «Фарман» французской постройки, принадлежащий английскому баронету сэру Эддисону-Сидни-Мартину, тому самому, что перелетел через Ла-Манш.

Они убедились, что поблизости никто не устроился на ночлег, сняли ткань с одного из крыльев, слабо очерченного на фоне неба, и принялись изучать конструкцию. Они ничего не знали о полетах, но крепление узнать смогли. Единственное отличие от железнодорожных мостов заключалось в том, что там фермы и опоры делали из стали, а здесь крылья опирались на деревянные опоры, по диагонали соединенные тросами.

Поняв, как закреплены крылья «Фармана», братья Джонас принялись ослаблять крепления. Они нащупали в темноте муфту, которую затягивают, укрепляя многожильный трос, идущий от верхнего крыла к нижнему.

— Трос Рёблинга, — прошептал Джордж. — Хорошо, что Фрост сказал не пилить. Нам потребовалась бы целая ночь, чтобы перепилить его.

Прикрывая фонарик руками, они осмотрели муфту. Для безопасности она была обмотана проволокой, что должно было уберечь ее от ослабления при вибрации. Они старательно размотали проволоку, отвернули муфту, чтобы ослабить соединение троса Рёблинга с крылом, и заменили стальное крепление к крылу алюминиевым, менее прочным.

Потом снова завернули муфту, чтобы трос натянулся, вернули на место проволоку, обеспечивающую безопасность, и снова накрыли крыло тканью. Постарались хорошо запомнить, на каком из самолетов они устроили саботаж — Гарри Фрост ясно дал им понять, что хочет это знать, — фонариком осветили крыло, запоминая цвет, ушли с поля, пересекли беговую дорожку, вернулись к своему грузовику, поехали на ближайшую ферму, где остановились, и легли спать. Через час после рассвета они уже были в Хэмпстеде, где встретились с Фростом и доложили ему, какую машину вывели из строя.

— Опишите ее!

— Биплан. Один пропеллер.

— Спереди или сзади?

— Сзади.

— Какого цвета?

— Синего.

Фрост заплатил им по сто долларов каждому — больше месячного жалованья искусного механика, даже если у того щедрый босс.

— Неплохо для одной ночи, — сказал Джордж Джонас Питеру Джонасу во время долгой дороги домой в Бруклин.

Но вначале им пришлось заполнить грузовик льдом, чтобы расплатиться с владельцем грузовика, их зятем. Грузовик они взвесили на весах «Американской ледяной компании». Четыре доллара за тонну.

Джордж спросил:

— А как же скидка в пятьдесят центов?

— Независимые поставщики не получают скидку.

Питер сказал:

— В тонне должно быть две тысячи фунтов. Почему в тонне, за которую вы требуете плату, всего восемнадцать сотен фунтов?

— Это лед. Он тает.

— Но вы должны загрузить несколько сот лишних фунтов, чтобы покрыть таяние.

— Не для независимых, — сказал работник компании. — Убирайте свой грузовик, вы занимаете весы.

— Это несправедливо.

— И что вы с этим сделаете?

Они на трамвае поехали в свой любимый салун и, смеясь, говорили, что нужно уговорить Гарри Фроста преобразовать ледяной бизнес. Это же грабеж! Ведь фирма контролирует добычу льда, перевозку его, хранение на складах, распределение и продажу. Джонасы рассмеялись громче. Да, Фрост все это перекроит. Гарри Фрост все приберет к рукам.

Прекрасное было утро. Выпив по несколько кружек пива и закусив крутыми яйцами, они решили на трамвае вернуться в Белмонт-парк и посмотреть, как упадет синий аэроплан.

Глава 9

Исаак Белл разглядывал толпу репортеров. Они собрались вокруг английского участника сэра Эддисона-Сидни-Мартина, который наблюдал за тем, как механики заливают масло и бензин в его «Фарман». Тот факт, что журналисты двигались по полю плотной толпой, заставил Белла насторожиться. Убийце легче было спрятаться среди них.

Арчи был поблизости. Он не сводил взгляда с Джозефины, которая на этот раз не исчезла в голубом небе, а ждала своей очереди на поле. На поле было непривычно много посетителей; казалось, пропуска где-то раздобыли все посетители и их братья, поэтому Арчи удвоил охрану. В эту минуту Джозефина находилась в пределах досягаемости десяти ван дорнов, четверо из которых были одеты механиками.

Белл был доволен: он узнал всех репортеров. Пока о гонке писали только газеты, принадлежащие Уайтвею, что облегчало слежку за журналистами. Уайтвей сказал ему, что, когда любопытство публики будет достаточно разожжено, остальным газетам тоже придется писать о гонке. Белл решил, что займется этим позже. Пока же Уайтвей использует свою монополию, и его репортеры пишут то, что он хочет. Американские летчики слабаки, а самый большой слабак — «Любимица Америки в воздухе».

Впереди шел подвыпивший репортер из «Инквайерер». Он крикнул Эддисону-Сидни-Мартину:

— Если чемпион Англии хочет что-нибудь сказать американским читателям, что он скажет?

— Пусть победит лучший — мужчина или женщина.

Белл заметил, что у Эддисона-Сидни-Мартина дрожат руки. Очевидно, Арчи был прав, говоря о крайней стеснительности баронета. Белл видел, что обратиться к группе людей для него страшнее, чем лететь на высоте три тысячи футов. Его жена Эбби, красивая брюнетка, стояла рядом, поддерживая мужа. Но Белла поразила храбрость англичанина. Несмотря на дрожащие руки, несмотря на то, что в глаза ему светили фонари, он не отступал.

Репортер Уайтвея изобразил недоверие.

— Вы говорите серьезно, сэр Эддисон-Сидни-Мартин? Лондонские газеты трубят на весь мир, что вы летите ради Англии и чести Великобритании.

— Мы, британцы, похожи на полную воодушевления американскую прессу, — ответил баронет. — И вообще можете написать, что, женившись на прекрасной Эбби, янки из Коннектикута, я стал наполовину американцем. Откровенно говоря, я не верю, что воздушная гонка Уайтвея похожа на боксерский матч, когда в итоге на ногах остается всего один — победитель. Каждый летчик здесь выигрывает благодаря уже одному своему присутствию. Знания, которые мы получим, приведут к появлению лучших машин и лучших летчиков.

Репортер издающегося в Нью-Йорке делового журнала Уайтвея спросил:

— Видите ли вы коммерческое будущее летающих машин?

— Будут ли пассажиры летать за плату? Бог знает, когда мы увидим «аэроавтобус» такой вместимости. Но несколько мгновений назад я видел коммерческое предприятие, которые может послужить уроком на будущее. Пролетая над Гарден-Сити в трех милях к северу и планируя к Белмонт-парку, я увидел под собой торговый фургон, принадлежащий издательству «Даблдей, Пейдж и компания». Вы можете спросить: откуда я наверху узнал, что это был фургон «Даблдея, Пейджа и компании»? Ответ таков: вдобавок к надписям на бортах фургона рекламщик компании посмотрел в небо Белмонт-парка, увидел там множество летающих машин и, чтобы привлечь внимание летчиков, написал «Даблдей, Пейдж и компания» на крыше фургона.

Репортеры записывали.

Баронет добавил:

— Очевидно, когда я пролетал наверху, это привлекло мое внимание. Так что, может быть, коммерческое будущее летающих машин в такой рекламе.

Исаак Белл присоединился к общему смеху.

Длинное лицо Эдисона-Сидни-Мартина просветлело от облегчения, как у человека, досрочно выпущенного из тюрьмы.

— Привет, Джозефина! — крикнул он.

Джозефина торопливо шла к своему желтому аэроплану, надеясь проскользнуть незаметно, но остановилась, чтобы помахать баронету рукой, потом тепло сказала его жене:

— Привет, Эбби.

— Эй, журналисты, — сказал английский летчик. — Разве не приятнее интервьюировать привлекательную женщину?

Когда репортеры повернулись к Джозефине, он сел в свой самолет и закричал:

— Запускай, Раггз!

Лайонел Раггз, его главный механик, стал поворачивать пропеллер. «Гном» с роторным двигателем завелся сразу, и баронет поднялся с травы, оставляя за собой шлейф голубого дыма.

Исаак Белл быстро пошел наперерез толпе репортеров: он прекрасно понимал, что всякий, кто захочет навредить Джозефине, может засунуть за ленту шляпы карточку «Пресса» и присоединиться к толпе.

Арчи тоже предвидел такую возможность. Прежде чем репортеры добрались до Джозефины, ее окружили детективы, которые не спускали глаз с газетчиков.

— Хорошо проделано, — похвалил Белл.

— За это мистер Ван Дорн и платит мне, — улыбнулся Арчи.

— Он говорил, что не понимает, почему ты по-прежнему у него работаешь. Ведь ты теперь богат.

— Я тоже не понимаю, — согласился Арчи. — Особенно теперь, когда меня понизили до телохранителя.

— Об этом попросил я. Тебя не понизили.

— Не пойми меня неверно. Джозефина классная штучка, и я с удовольствием присматриваю за ней. Но все-таки это работа для парней из службы личной безопасности.

— Нет!

Белл повернулся и посмотрел другу в лицо.

— Не делай ошибки, Арчи. Гарри Фрост задумал убить ее, и вся служба личной безопасности «Агентства Ван Дорна» не сможет его остановить.

Арчи был ростом почти с Белла, и так же крепок. В их давнем матче в колледже Белл, может, и свалил его на пол, но он был единственным, кому это удалось. Легкомысленный стиль Арчи, его красивая внешность и патрицианские привычки скрывали твердую сердцевину, что Белл редко встречал у людей своего класса.

— Ты переоцениваешь Фроста, — возразил Арчи.

— Я видел его в деле. А ты не видел.

— Ты видел его в деле десять лет назад, когда сам был ребенком. Ты больше не ребенок. А Фрост постарел на десять лет.

— Хочешь, чтобы я тебя заменил? — холодно спросил Белл.

— Только попробуй меня уволить. Я обращусь сразу к мистеру Ван Дорну.

Они сурово смотрели друг на друга. Окружающие посторонились, ожидая обмена ударами. Но их дружба была слишком крепка для драки. Белл рассмеялся.

— Если он увидит, как мы, словно лоси, сцепились рогами, уволит обоих.

Арчи ответил:

— Клянусь тебе, Исаак, никто не причинит вред Джозефине, пока я ее сторожу. А если кто-нибудь попробует, я буду защищать ее ценой собственной жизни.

Исаак Белл почувствовал облегчение — не от слов Арчи, а оттого что тот за все время обмена репликами ни разу не отвел взгляда от Джозефины.

Тяжело груженный, безупречно отлакированный доставочный фургон с надписью «Даблдей, Пейдж и компания» въехал в Белмонт-парк. Водитель и его помощник в форменных кепи с лакированными козырьками того же темно-зеленого цвета, что и фургон, остановились у служебного входа на трибуны и разгрузили пачки журналов «Уорлд уорк» и «Кантри лайф ин Америка». Потом, вместо того чтобы уехать, свернули на пыльную дорогу, соединявшую сортировочную станцию с полем, и поехали вслед за грузовиком модели Т, который вез мотор «Райт» из вагона-ангара к летающей машине, куда его должны были установить.

Ворота, ведущие на беговую дорожку и на поле, сторожили детективы Ван Дорна. Грузовик они пропустили, но фургон «Даблдея и Пейджа» остановили и с удивлением посмотрели на двух человек, одетых как настоящие доставщики.

— Куда едем?

Водитель улыбнулся.

— Ручаюсь, вы мне не поверите, если я скажу, что доставляю летчикам журналы для чтения.

— Ты прав. А на самом деле?

— У нас в фургоне мотор для «Освободителя». Механики только что закончили заниматься им и попросили помочь.

— А где их грузовик?

— Им пришлось менять ремень.

— Джо Мадд — мой зять, — вмешался помощник. — Он знает, что мы доставляем журналы. Пока босс не знает, у нас все в порядке.

— Ладно, проезжайте. Знаете, где его найти?

— Найдем.

Зеленый лакированный фургон поехал по запруженному людьми и машинами полю. Водитель объезжал самолеты, механиков, автомобили, грузовики, тачки и велосипеды. А в фургоне, набитые так тесно, что приходилось стоять, ждали более десяти бойцов Рода Свитса. Одетые в костюмы и котелки, они выглядели приличнее обычных бандитов, ведь им приходилось незаметно развозить наркотики аптекарям и врачам. Они стояли в напряженной тишине, надеясь, что одежда позволит им раствориться среди платных зрителей, когда драка закончится. Никто не хотел связываться с ван Дорнами, но Фрост заплатил им авансом слишком много. Придется рискнуть. Кое-кого схватят. Но те, кто сумеет невредимым уйти в Бруклин, сможет много месяцев не работать.

Среди них стоял и сам Гарри Фрост, глядел сквозь дырку в борту на синий биплан «Фарман» сэра Эдисона-Сидни-Мартина. Он был спокоен. Его план удается.

Сэр Эддисон-Сидни-Мартин в небе старался побить рекорд скорости для бипланов на овальном маршруте, обозначенном пилонами, расставленными через сто пятьдесят ярдов один от другого. Длина маршрута составляла три мили. Чтобы побить рекорд, ему нужно было меньше чем за час пролететь этим маршрутом двадцать раз, и он с большим мастерством срезал утлы, сокращая путь. Англичанин не знал, что каждый крутой поворот «Фармана» может стать последним. Когда установленный братьями Джонасами алюминиевый якорь не выдержит огромного напряжения, трос оторвется от крыла и крыло сломается. В этот роковой момент взгляды всех зрителей на трибуне и на поле будут устремлены к летающей машине.

Фрост видел, как падают аэропланы. Нужно очень много времени, чтобы с высоты пятьсот футов упасть на землю. И в это время никто, даже ван дорны, не увидят, как его бойцы выбираются из фургона. А когда они выберутся, будет поздно их останавливать. Они образуют клин, как на футболе, и расчистят для него пространство до Джозефины.

Исаак Белл восхищался тем, как круто Эддисон-Сидни-Мартин срезает углы, когда примерно на тридцатой минуте установления рекорда у самолета отлетело крыло. Все казалось иллюзией. Мотор продолжал реветь, самолет летел. Сломанное крыло разделилось на две части, связанные тросом. Самолет пролетел мимо зрителей по нисходящей траектории.

Тысячи людей на трибуне ахнули. Все разом вскочили, побледнев, устремляя глаза в небо. Механики на поле смотрели в ужасе. Закричала женщина — жена Эддисона-Сидни-Мартина, увидел Белл. Падая носом вниз, самолет начал вращаться. Страшные силы разрывали его, лоскуты ткани тянулись за ним, как длинные волосы.

Белл видел, как сэр Эддисон-Сидни-Мартин сражается с приборами управления. Но это было безнадежно. Биплан жил своей жизнью. Он с грохотом врезался в землю. Белл за четверть мили от места катастрофы почувствовал, как содрогнулась земля. Хоровой стон пролетел по полю, и его подхватила толпа на трибуне.

Белл услышал новый крик.

Сердце рослого детектива дрогнуло, хотя он уже начинал стремительно действовать. Жена английского летчика бежала к обломкам, но кричала не она. Эбби зажимала рот обеими руками. Крик, этот вопль ужаса, доносился сзади.

Джозефина.

Книга вторая Крепче держись, точно птичка на ветке

Глава 10

Исаак Белл выхватил пистолет из кобуры и побежал между двумя рядами летающих машин.

При виде рослого детектива в белом, несущегося к ним с пистолетом в руках, механики, смотревшие на обломки, разбегались. В конце тропы, которую они для него расчистили, Белл увидел стоящую спиной к нему Джозефину. Рыжеволосый Арчи Эббот закрывал ее своим телом. А перед Арчи шесть детективов Ван Дорна плечом к плечу пытались отразить натиск клина бандитов, которые размахивали кулаками, дубинками и велосипедными цепями.

За нападающими стоял зеленый фургон доставки «Даблдей, Пейдж» с широко открытыми дверцами. С револьвером в одной руке и ножом в другой из кузова фургона выпрыгнул Гарри Фрост.

Один из детективов выхватил пистолет. Велосипедная цепь хлестнула его по руке, выбив оружие. А удар дубинкой по голове заставил опрокинуться. Второй детектив рухнул на утоптанную траву. Оставшиеся четверо пытались сдержать натиск, но клин отбросил их и открыл дорогу к Арчи и Джозефине. По этой дороге стремительно, с мощью бешеного носорога к ним кинулся Гарри Фрост.

Исаак Белл взвел курок браунинга. Это очень точное оружие, но Белл бежал со всех ног и потому целился не в голову Фроста, а в более крупную цель — его тело. Пуля Белла попала в цель. Он видел, как она пробила пальто Фроста, но даже не замедлила движения рослого мужчины. И не помешала ему прицелиться в Арчи.

Белл был так близко от них, что сумел узнать пистолет Фроста — «Уэбли-Фосбери». Зная склонность Фроста к жестокости, он боялся, что его оружие заряжено пулями калибра .455 с полыми головками — пулями, «останавливающими человека».

Арчи не двигался с места, целясь в Фроста из пистолета. Это был малокалиберный карманный маузер калибра 6.35 миллиметра, экспериментальная модель, которую владельцы фабрики подарили ему, когда он в медовый месяц проезжал через Германию. Белл считал это оружие чересчур легким, чтобы на него полагаться. Но Арчи улыбнулся: «Это память о медовом месяце, и оно не морщит мой пиджак».

Арчи хладнокровно позволил Фросту приблизиться, а затем выпустил три пули.

Белл видел, как они пробили лацкан Фроста. Но Фрост не останавливался. Скорость, вес и инерция оказались сильнее трех 6.35-миллиметровых пуль. Точно нацеленные выстрелы Арчи убили бы Гарри Фроста, но он успел бы покалечить противника. Белл прицелился Фросту в голову. Арчи перекрывал ему линию огня.

Рыжеволосый детектив с ледяным хладнокровием поднял пистолет, целясь Фросту в переносицу. Но выстрелить не успел, один из нападающих взмахнул цепью и выбил маузер у него из руки.

Исаак Белл отклонился влево и выстрелил поверх плечом Арчи. Он был уверен, что опять попал в Фроста. Но разгневанный краснолицый гигант в упор выпалил в Арчи. «Уэбли» прогремел, как артиллерийское орудие.

Арчи пошатнулся, пуля ударила его в грудь. Ноги под ним подогнулись. Фрост сунул револьвер в карман и переложил нож в правую руку; пробегая мимо Арчи, он горящим взглядом буравил Джозефину.

Падая, Арчи нанес ему могучий удар слева.

Белл знал, что Арчи же теряет сознание и вкладывает в удар то, что у него осталось: храбрость и умение. Удар, пришедшийся Фросту в челюсть, был нанесен с такой силой, что кость треснула. Глаза Фроста распахнулись от шока. Кисть судорожно разжалась. Нож выпал.

Белл был почти рядом. Но стрелять не мог. На пути стояла Джозефина.

Фрост повернулся и побежал.

Белл бросился за ним. Но, пробегая мимо упавшего друга, увидел у того на груди ярко-красную кровь. Без колебаний он бросился рядом с ним на землю.

— Врача! — закричал он. — Приведите врача!

Белл распахнул пальто Арчи, разорвал сорочку и достал из-за голенища острый, как бритва, нож, чтобы разрезать нательную рубашку. Из раны с бульканьем выходил воздух. Белл огляделся. Со всех сторон на него смотрели. Но один взгляд оставался хладнокровным. Этот человек готов был помочь.

— Джозефина!

Он протянул ей нож.

— Живей! Вырежь полоску из обшивки крыла. Вот такую. Он пальцами показал размер.

— Врача! — кричал Белл зрителям. — Шевелитесь, ну! Найдите врача!

Через секунду Джозефина вернулась с полоской желтой ткани.

Белл прижал ее к ране и крепко держал. Грудь Арчи поднималась и опадала, Белл позволил воздуху выйти из раны. И не позволил втянуть его снова.

— Джозефина!

— Я здесь.

— Нужна ткань для перевязки.

Она без колебаний сбросила плотную летную куртку, сняла блузку и разрезала ее на длинные полосы.

— Помоги просунуть под него.

Белл повернул Арчи на бок, и Джозефина просунула материю под него. Белл связал концы.

— Укрой его пологом, чтобы ему было тепло. Врача! Наконец прибежал врач. Он со стуком поставил свою сумку, склонился к Арчи и проверил пульс.

— Хорошая работа, — сказал он, осмотрев повязку. — Вы врач?

— Я видел, как это делают, — напряженно ответил Белл. Он мог бы добавить: на собственной груди, когда ему было двадцать один и Ван Дорн, обильно смачивая усы слезами, хладнокровно старался спасти жизнь ученику.

— Из чего в него стреляли? — спросил врач.

— Пули .455, с полыми головками.

Врач посмотрел на Белла.

— Он ваш друг?

— Он мой лучший друг.

Врач покачал головой.

— Мне жаль, сынок. Эти пули не зря называют «останавливающими человека».

— Нам нужна скорая помощь.

— Она уже в пути. Английский летчик в ней не нуждается.

Через несколько минут Арчи уложили в карету скорой помощи, и в больницу с ним поехали два врача. К этому времени ван дорны перегруппировались и образовали мощный кордон вокруг Джозефины.

Воспользовавшись наступившим смятением, Гарри Фрост ускользнул.

Белл быстро организовал поиски и предупредил все больницы в округе.

— В нем по меньшей мере три пули, — сказал Белл, — а то и четыре. И Арчи сломал ему челюсть.

— Мы взяли двоих из их группы, Исаак. Бруклинские бандиты. Одного я узнал. Он работает на Реда Свитса, опиумного короля. Что с ними делать?

— Посмотрите, что можно будет из них вытянуть, прежде чем отдадите фараонам.

Белл не сомневался, что Арчи, прибыв на гонку, первым делом подружился с местной полицией. Стандартная практика — познакомиться с полицейскими и выяснить, кому можно заплатить, чтобы в трудную минуту они отнеслись по-дружески.

— Они поют одинаково. Фрост заплатил каждому по сто баксов. Деньги дал заранее, чтобы можно было отдать подружкам, на случай если ребята попадутся.

— Ладно. Едва ли они знают что-нибудь полезное о Фросте. Но посмотрите, что можно выяснить. Потом сдайте их. Скажите фараонам, что Ван Дорн предъявит обвинения. Дайте полиции причину держать их.

Белл коротко поговорил с Джозефиной, желая убедиться, что она в безопасности, и заверить, что, пока Фрост не будет пойман, к ней приставят дополнительную охрану.

— Вы в порядке?

— Я лечу.

— Прямо сейчас?

— Полеты проясняют голову.

— Разве не нужно заменить ткань, которую вы срезали с аэроплана?

— Я не срезала с важных частей.

Белл отправился туда, где рухнул на землю биплан Эддисона-Сидни-Мартина. Очень странно, что в ту минуту, когда бандиты Фроста напали, несчастный случай с англичанином отвлек всех в Белмонт-парке, в том числе детективов. Это не может быть совпадением. Должно быть, Фрост как-то подстроил это.

Подходя, Белл увидел, что «Фарман» врезался в землю носом. Его фюзеляж торчал в воздух, как памятник, надгробный памятник бедному Эддисону-Сидни-Мартину, который, если подозрения Белла были оправданны, стал жертвой не трагической случайности, а убийства. Рядом с разбитым бипланом стояла жена баронета. Высокий мужчина в летном шлеме обнял ее за плечи, словно утешая. Он курил сигарету. Наклонившись, он что-то зашептал ей на ухо. Она засмеялась.

Белл обошел их, чтобы увидеть лица. Мужчиной оказался сам Эддисон-Сидни-Мартин. Лицо его было смертельно бледным, из-под повязки над глазом текла кровь, и он тяжело опирался на Эбби. Но каким-то чудом англичанин стоял на собственных ногах.

Белл снова посмотрел на разбитый аэроплан и спросил:

— Кто вел вашу машину?

Сэр Эддисон-Сидни-Мартин рассмеялся.

 — Боюсь, все это я совершил лично.

— Это просто чудо.

— Рама поглощает удар — все это дерево и бамбук действуют, как подушка, если вы понимаете, о чем я. Если не сломаешь шею, а мотор не сорвется с креплений и не раздавит тебя, есть неплохой шанс пережить крушение. Но, конечно, я очень рад, что мне повезло.

— Жаль, что вы выбыли из гонки.

— Я не выбыл из гонки. Но мне немедленно нужна новая машина.

Белл посмотрел на его жену. Она выписывает чеки. Неужели снова отправит мужа в небо? Эбби сказала:

— Умные парни в Нью-Хейвене экспериментируют с новым «безголовым» «Кертисом»; говорят, он очень хорош.

— У них лицензия от Бреге, которые делают отличные машины, — добавил ее муж.

— Но что случилось? — спросил Белл. — Почему он упал?

— Я слышал громкий звук. Потом мимо моей головы пролетел трос. Похоже, лопнуло уравновешивающее крепление. Крыло, оставшись без поддержки, сломалось.

— Как это крепление могло сломаться?

— Это какая-то загадка. Я хочу сказать, во французских машинах не бывает бракованных деталей. — Он пожал плечами. — Мои парни ищут причину. Но все это входит в условия игры. Без несчастных случаев не обходится.

— Иногда, — сказал Белл, все более убеждаясь, что несчастный случай с англичанином вовсе не случай. Он подошел ближе к обломкам, где Лайонел Раггз, главный механик «Фармана», снимал части, которые еще могли пригодиться. — Нашли лопнувший трос? — спросил он.

— Очень немногое, — ответил Раггз. — Машина ударилась так сильно, что остались одни обломки.

— Я о тросе, из-за которого произошло крушение. Баронет говорит, что слышал, как лопнул трос.

— Я выложил все тросы. — Он показал на тросы, лежавшие на земле. — Пока среди них нет лопнувшего. Это трос Рёблинга. Тот самый, что в кабелях, которые поддерживают Бруклинский мост. Их буквально невозможно разорвать.

Белл пошел посмотреть. Подошел помощник, мальчик не старше четырнадцати лет, и принес еще трос. Он удивленно рассматривал его конец, когда Белл спросил:

— Что у тебя здесь, сынок?

— Ничего.

Белл достал из кармана блестящий серебряный доллар.

— Но ты смотришь так, словно тебя что-то удивляет… вот, держи.

Мальчик взял монету.

— Спасибо, сэр.

— Почему не показываешь боссу?

Мальчик понес трос главному механику.

— Посмотрите-ка это, сэр.

— Положи к остальным, парень.

— Но, сэр. Вы только посмотрите, сэр.

Лайонел Риггз надел очки и поднес трос к свету.

— Будь я проклят!

Тут подбежал Дмитрий Платов. Он покачал головой, глядя на обломки «Фармана». Потом посмотрел на Эддисона-Сидни-Мартина, который прикуривал новую сигарету.

— Выжил? Повезло.

Белл спросил:

— Что скажете об этом, мистер Платов?

Платов взял крепление и стал разглядывать. На его лице отображалось все большее удивление.

— Странно. Очень странно.

Белл спросил:

— Что странного?

— Это алюминий.

Главныймеханик Раггз взорвался:

— Какого дьявола кто-то делал с этой машиной?

— Что вы хотите сказать? — спросил Исаак Белл.

Платов сказал:

— Такой быть не должно. Это — как вы говорите — слабый звено.

— Этот якорь на конце троса сделан из алюминия, — кипел Раггз. — А должна быть сталь. На этот трос приходятся тонны нагрузки, особенно когда машина резко поворачивает. И якорь должен быть по крайней мере не менее прочен, чем трос. Иначе, как говорит мистер Платов, получается слабое звено.

— Откуда это? — спросил Белл.

— Я видел, что такое используют. Но не на нашей машине, благодарю покорно.

Белл повернулся к русскому.

— А вы видели, чтобы алюминий так использовали?

— Алюминий легок. Алюминий в распорках, алюминий в рамах. Но уравновешивающий якорь? Только дураки. — Он протянул трос Лайонелю Раггзу, и его обычно добродушное лицо стало серьезным. — Того, кто это сделал, следует расстрелять.

— Если найду ублюдка, сам спущу курок, — пообещал механик.

Глава 11

Белл отправился на железнодорожную станцию, где в углу вагона-ангара Джозефины Арчи устроил полевой штаб. Здесь он просмотрел отчеты, поступающие по телеграфу, телефону и с посыльными Ван Дорна. Несмотря на раны, Гарри Фрост все еще был в бегах.

А точнее, пришлось признать Беллу, Гарри Фрост исчез.

Все больницы были предупреждены о возможности поступления раненого. Никто не отозвался. Возможно, сейчас Фрост умирал где-нибудь в канаве. Он мог прятаться где-нибудь на ферме на маршруте гонки. Или добрался до Бруклина, где за деньги гангстеры спрячут его и найдут медсестер и врачей, чтобы занялись его ранами. Он мог сбежать в сельскую местность округов Нассау и Саффолк. Или на север, на обширные малонаселенные охотничьи территории Лонг-Айленда, где владельцы огромных американских состояний охотятся с борзыми.

Белл позвонил в нью-йоркскую контору. Попросил прислать больше агентов с Манхэттена и из других мест, чтобы удвоить охрану железнодорожных станций, метро и пассажирских паромов. И разослал помощников детективов по больницам со строгим приказанием не ссориться, а просить о помощи. Сделав все, что мог, для охоты на Фроста, Белл оставил дюжину детективов с приказом не отходить от Джозефины, а сам на взятом напрокат «Пирсе» отправился в больницу Нассау в Миниоле, куда поместили Арчи.

В коридоре больницы у дверей операционной стояла в длинном плаще красавица Лилиан, девятнадцатилетняя жена Арчи; она приехала из Нью-Йорка. Ее поразительные светло-голубые глаза были сухими и внимательными, но лицо превратилось в маску ужаса.

Белл обнял ее. Он сам познакомил ее с Арчи, чувствуя, что эта единственная наследница овдовевшего железнодорожного магната принесет в жизнь его друга радость. Он оказался более чем прав. Эти двое обожали друг друга. Белл убедил ее сурового отца увидеть в Арчи того, кем тот был на самом деле, а не охотника за приданным. «Ты изменил мою жизнь», — сказал ему Арчи на свадьбе, где Белл был шафером. Как ни смешно, но за несколько лет до того Белл уже один раз изменил жизнь Арчи, уговорив его стать детективом Ван Дорна. Если бы он этого не сделал!

Поверх головы Лилиан он увидел, что из операционной вышел врач с серьезным лицом. Когда он увидел, что Белл обнимает Лилиан, его лицо отразило облегчение: возможно, то, что с ней друг, облегчит ему его задачу — сообщить, что ее муж умер.

— Здесь врач, — прошептал Белл.

Она повернулась к врачу.

— Говорите.

Врач медлил. Лилиан Осгуд Эббот стала для Исаака Белла младшей сестрой, которой у него никогда не было. Он забывал — она до того красива, что большинству мужчин при знакомстве трудно с ней разговаривать. Белл подумал, что в столь ужасных обстоятельствах врач не решается произнести слова, которые заставят ее плакать.

— Говорите, — повторила она и взяла врача за руку. Ее решительное прикосновение придало ему мужества.

— Простите, миссис Эббот. Пуля причинила большой ущерб. Она едва не задела сердце и сломала два ребра.

Белл почувствовал, как в его сердце разверзается бездна.

— Он умер?

— Нет!.. Пока нет.

— Положение безнадежное? — спросила Лилиан.

— Я хотел бы…

Белл почувствовал, что она оседает у него в руках, и поддержал ее.

Он спросил:

— Что еще можно сделать?

— Я… я ничего не могу.

— А кто может его спасти? — спросил Исаак Белл.

Врач глубоко вздохнул и посмотрел на него невидящим взглядом.

— Есть человек, который может рискнуть и оперировать. Хирург Нуланд-Новицки. В бурской войне он использовал новую методику лечения огнестрельных ран. К несчастью, доктор Нуланд-Новицки…

— Вызовите его! — воскликнула Лилиан.

— Его сейчас нет. Он читает лекции в Чикаго.

Исаак Белл и Лилиан Эббот, неожиданно исполняясь надежд, переглянулись.

Врач сказал:

— Даже если Нуланд-Новицки вовремя сядет на поезд «Твентис сенчури лимитед», ваш муж не проживет те восемнадцать часов, которые нужны, чтобы добраться сюда. Даже девятнадцать, чтобы доехать сюда из Нью-Йорка. Мы не можем перевезти его в Нью-Йорк.

— А сколько у него есть?

— В лучшем случае двенадцать-четырнадцать часов.

— Отведите нас к телефону, — попросил Белл.

Врач бегом провел их по гулким помещениям больницы на ее центральный коммутатор.

— Слава богу, отец дома, — сказала Лилиан. — Нью-Йорк, — обратилась она к оператору. — Мюррей-Хилл, четыре-четыре-четыре.

Была установлена связь с белым особняком Осгуда Хеннеси на Парк-авеню. Дворецкий позвал Хеннеси к телефону.

— Отец. Выслушай меня. В Арчи стреляли… Да, он тяжело ранен. В Чикаго есть хирург. Он нужен мне в течение двенадцати часов.

Врач покачал головой и сказал Беллу:

— «Твентис сенчури» и «Бродвей лимитед» идут восемнадцать часов. Какой поезд преодолеет расстояние от Чикаго до Нью-Йорка быстрей этих экспрессов?

Исаак Белл позволил себе обнадеживающе улыбнуться.

— Поезд, дорогу которому расчистит железнодорожный барон, любящий свою дочь.

— Враги комиссара Бейкера зовут его легковесом, — проворчал Осгуд Хеннеси, имея в виду недавно назначенного комиссара нью-йоркской полиции. — А я называю его чертовски хорошим парнем.

Шесть машин дорожной полиции и мотоцикл, который отдел полиции опробовал, готовясь создать специальный подвижной отряд, ждали у Центрального вокзала, чтобы как можно быстрее проводить лимузин Осгуда через Манхэттенский мост, Бруклин и округ Нассау. На улицах было темно, рассвет еще только брезжил слабым заревом на востоке.

— Вот они! — воскликнула Лилиан.

Исаак Белл выбежал из железнодорожного вокзала, держа за руку моложавого спортивного Нуланда-Новицки, который трусил рядом с ним, как добродушный шнауцер.

Взревели моторы, завыли сирены, и через несколько секунд лимузин уже летел по Парк-авеню. Лилиан передала Нуланду-Новицки последнюю телеграмму из больницы. Он прочитал ее, качая головой.

— Пациент сильный человек, — сказал он, успокаивая. — Это всегда помогает.

В Белмонт-парке тот же розовый рассвет отражался в блестящем стальном рельсе, на котором должен был пройти последнее испытание революционный термодвигатель Дмитрия Платова. Человека, скорчившегося под двигателем, светлеющее небо заставляло торопиться. Если он еще задержится, кто-нибудь из тех, кто рано встает, увидит, как он гаечным ключом отворачивает болты. Он уже чувствовал запах завтрака. Через поле со стороны железнодорожной станции ветер донес запах жареного бекона.

В любую минуту могут явиться механики. Но саботаж — работа медленная. Человеку приходилось смачивать все болты маслом, а уж потом отворачивать их, иначе они могли заскрежетать. Потом масло нужно вытереть, чтобы его не заметили те, кто будет готовить новый двигатель к установке на ждущем поблизости под брезентом биплане Стивена Стивенса.

Он уже закончил бы, если бы поле постоянно не обходили детективы, охраняющие летающую машину Джозефины. Неслышные, непредсказуемые, они появлялись ниоткуда, ослепляли фонариками и так же неожиданно исчезали, заставляя гадать, когда явятся в следующий раз и с какой стороны. Дважды он прятался, нервно потирая руки, поджидая, пока они пройдут.

Ослабив соединение, которое скрепляло выступающие концы рельса, он в образовавшееся пространство вставил две спички. Если кто-нибудь проверит соединение, слабины не почувствует. Но, когда термодвигатель разовьет полную мощность, рельс под действием огромного напряжения разойдется. Последствия будут такими же, как если бы на пути состава открыли стрелку, переводящую его на другой путь. Разница в том, что здесь рельс один и «поезд», то есть двигатель Платова, не перейдет на другой путь, а полетит по воздуху, как пушечное ядро. И да поможет Господь тем, кто окажется у него на дороге.

Глава 12

— Гарри Фрост жив, — сказал Исаак Белл.

— По всем данным, — возразил Ван Дорн — бедный Арчи попал в него дважды. В нем теперь свинца больше, чем в лудильщике.

— Недостаточно, чтобы его убить.

— Вы не видели его шкуры. Даже волоска не видели. Ни в одной больнице о нем не слышали. Ни один врач не сообщил о сломанной челюсти в наборе с двумя пулевыми ранениями.

— Врачам, нарушающим закон, доплачивают, чтобы они не докладывали о пулевых ранениях.

— У нас нет ни одного свидетельства. Никто его не видел.

— Мы получили много звонков.

— И ни один ни к чему не привел.

— Это не значит, что он мертв.

— По крайней мере он не в состоянии действовать.

— Я бы и на это не поставил, — сказал Исаак Белл.

Джозеф Ван Дорн ударил кулаком по столу.

— Послушайте, Исаак. Мы уже не впервые идем этим путем. Мне бы хотелось, чтобы Гарри Фрост был жив. Это хорошо для бизнеса. Престон Уайтвей будет продолжать платить нам за охрану своей «Любимицы Америки в воздухе». Но я не могу заставлять его круглосуточно оплачивать работу дюжины агентов.

— Нет тела, — ответил Билл.

Босс спросил:

— Каковы у вас доказательства, что он еще жив?

Белл вскочил и стал большими шагами расхаживать по номеру отеля «Никербокер», где Ван Дорн устраивал свой кабинет, бывая в Нью-Йорке.

— Сэр, — официально обратился он к боссу, — вы работаете детективом дольше меня.

— Намного дольше.

— В таком случае вы знаете, что так называемое чутье следователя всегда основано на фактах. Чутье не берется ниоткуда.

— Теперь вы будете защищать шестое чувство, — возразил Ван Дорн.

— Я не защищаю шестое чувство, — ответил Белл, — ведь из своего большого опыта вы лучше меня знаете, что шестое чувство и есть чутье. И то и другое основано на наблюдениях за вещами и событиями, причем вы сами не отдаете себе отчета, что именно видели.

— И как по-вашему, какие наблюдения породили ваше чутье?

— Сарказм — это привилегия босса, сэр, — ответил Белл. — Может, я видел, как проворно двигался Фрост, когда убегал. Или что на его лице отразился шок, только когда Арчи сломал ему челюсть, сэр. А не когда мы в него стреляли.

— Может, перестанете называть меня «сэр»?

— Да, сэр, — улыбнулся Белл.

— Что-то вы сегодня оживлены.

— Я рад, что у Арчи есть шанс бороться. Доктор Нуланд-Новицки сказал, что самое важное прожить первые двадцать четыре часа, и Арчи их прожил.

— Когда я смогу его навестить? — спросил Ван Дорн.

— Пока не нужно. В его палату допускают только Лилиан. Даже мать Арчи вынуждена ожидать в коридоре. Другая причина моего оживления — в любой день может приехать из Сан-Франциско Марион. Уайтвей нанял ее, чтобы она снимала фильму о гонке.

Ван Дорн несколько мгновений молчал, обдумывая этот обмен репликами. А когда снова заговорил, то был серьезен:

— То, что вы сказали о чутье, верно — ну, если не совсем верно, опытные агенты с вами согласны.

— Неосознанные наблюдения — очень интересный феномен.

— Но, — сказал Ван Дорн, многозначительно поднимая мясистый палец, — опытные полевые агенты также признают, что чутье и шестое чувство позволяют букмекерам наживаться с самых первых скачек в истории человечества. Сегодня утром я узнал, что вы удвоили свою ставку, вызвав в Белмонт-парк моих лучших людей, которые и так слишком редко рассеяны по стране.

— «Техасец» Уолт Хэтфилд, — решительно и не думая извиняться ответил Белл. — Эдди Эдвардс из Канзас-Сити. Артур Кертис из Денвера. Джеймс Дэшвуд из Сан-Франциско.

— Я бы не стал помещать Дэшвуда в эту компанию.

— Я работал с парнем в Калифорнии, — сказал Белл. — Дэшу не хватает опыта, но он восполняет это упрямством. К тому же он лучший стрелок в агентстве. Он проделал бы Гарри Фросту третий глаз во лбу.

— Как бы то ни было, перемещение людей обходится дорого. Не говоря уж об ущербе делам, которыми они занимаются.

— Я разговаривал с управляющими их отделениями, прежде чем вызвал их.

— Вам следовало поговорить со мной. Могу сразу сказать, что отправляю «Техасца» Уолта назад в Техас, закончить дело об ограблении поезда в Сан Антонио, и Артура Кертиса в Европу на открытие нашего отделения в Берлине. Арчи Эббот подобрал несколько хороших местных людей. Артур — самый подходящий человек, чтобы управлять ими, потому что говорит по-немецки.

— Мне тоже нужны лучшие, Джо. Я исполняю четыре вида работы: защищаю Джозефину, охраняю воздушную гонку через всю страну, охочусь на Фроста и расследую, что произошло с Марко Селером.

— И здесь факты говорят, что он мертв.

— И здесь тоже нет тела.

— Вчера вечером я обменялся телеграммами с Престоном Уайтвеем. Он хочет получить тела: Селера, чтобы можно было предъявить обвинение Фросту, и Фроста, чтобы похоронить.

— Мне бы тоже хотелось, чтобы Фрост был мертв, — сказал Белл. — Джозефина была бы в безопасности, а я мог бы спокойно разыскивать Селера.

— Зачем это, если Фрост мертв?

— Не люблю убийства без трупов. Что-то тут не так.

— Снова чутье?

— А вам нравятся убийства без трупов, Джо?

— Нет. Вы правы. Здесь что-то не так.

Кто-то осторожно постучал в дверь. Ван Дорн рявкнул:

— Войдите!

Вошел помощник с телеграммой Исааку Беллу.

Белл прочел телеграмму, лицо его омрачилось, и он сказал помощнику, который ждал на цыпочках, готовый убежать:

— Телеграфируйте им, что мне нужны объяснения, почему этот проклятый плакат так долго не поступал в банк.

Помощник убежал. Ван Дорн спросил:

— Что случилось?

— Фрост не погиб.

— Опять чутье?

— Гарри Фрост снял десять тысяч долларов со своего счета в Первом Национальном банке в Цинциннати. Вскоре после его ухода наше отделение наконец доставило в банк плакат, предупреждающий, что Фрост может обратиться за деньгами. К тому времени как менеджер банка позвонил нам, Фрост уже ушел.

— Эти плакаты — выстрел наудачу, который все-таки попал в цель, — сказал Ван Дорн. — Удачно вышло.

— Было бы гораздо лучше, если бы кое-кто в Цинциннати внимательней относился к работе.

— Я собирался проредить наш филиал в Цинциннати. Теперь это дело решенное. О ранах Фроста что-нибудь сказали?

— Нет. — Белл встал. — Джо, я должен попросить вас лично присматривать за охраной Джозефины, пока не вернусь.

— Куда вы?

— В Массачусетс, на восток от Олбани.

— Что ищете?

— Молодой Дэшвуд раскопал интересный факт. Я попросил его присмотреться к прошлому Марко Селера. Оказывается, Фрост был не единственным, кто хотел его убить.

Ван Дорн бросил на своего старшего дознавателя вопросительный взгляд.

— Когда кого-то хочет убить не один человек, мне становится интересно. Кто это?

— Невменяемая итальянка — Даниэлла ди Веккио — ударила Марко ножом с криком «Lardo! Lardo!» Lardo по-итальянски означает «лжец».

— Известно, что ее рассердило?

— Нет. Ее заперли в частной психиатрической лечебнице. Я собираюсь посмотреть, нельзя ли что-нибудь узнать от нее.

— Прислушайтесь к разумному совету, Исаак: сотрудники таких частных лечебниц могут оказаться препятствием.

У них такая власть над пациентами, что они становятся этакими наполеончиками — смешно, однако многие их пациенты считают себя Наполеонами.

— Я попрошу Грейди отыскать слабое место в их броне.

— Только возвращайтесь к началу гонки. Вы, молодежь, лучше приспособлены к тому, чтобы гнаться по земле за летающими машинами и спать не дома. О Джозефине не волнуйтесь. Я лично присмотрю за ней.

Белл проехал в «Эмпайр стейт экспресс» до Олбани, взял напрокат мощный «форд» модели К и проехал двадцать миль по грязным дорогам на восток, в малонаселенный северо-западный Массачусетс. Местность была холмистая, с редкими фермами, разделенными участками леса. Дважды он останавливался и спрашивал дорогу. Во второй раз молодой мрачный водитель, менявший шину на обочине пыльной дороги, объяснил ему, куда ехать. В его фургоне лежал разобранный аэроплан со сложенными крыльями.

— Частная лечебница Райдера для умалишенных? — повторил шофер вопрос Белла.

— Знаете, где она?

— Думаю, да. За тем холмом. Увидите с вершины.

Костюм шофера: кепка, жилет, галстук-бабочка и рубашка в полоску — подсказал Беллу, что он, вероятно, аэромеханик.

— Куда везете летающую машину?

— Никуда, — с горестной окончательностью ответил тот, оборвав дальнейшие расспросы.

Белл доехал на модели К до вершины холма и увидел внизу темно-красное кирпичное здание в тени деревьев. Стены с бойницами и башни с боков здания не смягчали ощущение безнадежности. Окна были маленькие; подъехав ближе, Белл увидел, что они забраны решетками, как в тюрьме. Всю территорию окружала высокая стена из того же красного кирпича. Пришлось остановить машину у железных ворот; Белл нажал кнопку звонка, и спустя какое-то время появился крепкий охранник с дубинкой у пояса.

— Я Исаак Белл. У меня назначена встреча с доктором Райдером.

— В этом вам проехать нельзя, — сказал охранник, показав на машину.

Белл оставил «форд» на обочине подъездной дороги. Охранник пропустил за ворота.

— Я не отвечаю за то, что там случится с вашим автомобилем, — усмехнулся он. — Не все психи внутри.

Белл подошел к нему и холодно улыбнулся.

— Считайте авто вашей главной ответственностью, пока я не вернусь.

— Что вы сказали?

— Если с машиной что-то случится, я спущу с вас шкуру. Вы мне верите? Хорошо. Теперь отведите меня к доктору Райдеру.

Владельцем лечебницы оказался аккуратный, педантичный, на редкость хорошо одетый мужчина лет сорока. Белл решил, что он кажется придирчивым, но откровенно доволен своим положением, которое дает ему безграничную власть над сотнями пациентов. И порадовался, что прислушался к предостережению Ван Дорна насчет наполеончиков.

— Не уверен, что сегодня вам будет уместно навестить мисс ди Веккио, — сказал доктор Райдер.

— Утром мы говорили с вами по телефону, — напомнил Белл. И вы согласились на мою встречу с мисс ди Веккио.

— Душевное состояние безумного пациента не всегда совпадает с нашими желаниями. Встреча будет угнетающей для вас обоих.

— Я рискну, — сказал Белл.

— Да, но как же пациентка?

Исаак Белл посмотрел доктору Райдеру в глаза.

— Вам что-нибудь говорит имя «Эндрю Рюбенов»?

— Звучит по-еврейски.

— Он и есть еврей, — ответил Белл с опасным блеском в глазах. Он терпеть не мог фанатизма и ханжества, и задача сломить сопротивление Райдера делалась все более заманчивой. — И очень достойный еврей. И прекрасно играет на фортепиано.

— Боюсь, я не знаком с этим джентльменом.

— Мистер Рюбенов — банкир. Он старый друг моего отца. Мне он практически дядюшка.

— Я не знаю банкира по имени Рюбенов. А теперь, если вы меня извините…

— Не удивлен, что вы не знаете мистера Рюбенова. Его клиенты — из развивающихся отраслей, например, из автомобильной промышленности и синематографа. Однако из сентиментальности он позволяет своим холдингам поддерживать небольшие, менее прибыльные банки; некоторые банки он даже покупает. Вообще, узнав, что я буду по соседству, «дядя Эндрю» попросил навестить от его имени один из таких банков. Кажется, он называется «Первый фермерский банк Питтсфилда».

Доктор Райдер побледнел.

Белл сказал:

— Аналитическая служба «Агентства Ван Дорна» способна добыть самые закрытые сведения. В этом банке находится ваша закладная. Доктор Райдер, банк ждет от вас, как и от других частных психиатрических лечебниц, обеспечения кредита — тем более что сейчас открываются новые государственные лечебницы. Я встречусь с мисс ди Веккио в чистой, приятной и хорошо освещенной комнате. Я знаю, что на верху башни ваша квартира. Полагаю, это помещение нам подойдет.

При виде Даниэллы ди Веккио у Белла перехватило дыхание. Она вошла в уютную квартиру доктора Райдера осторожно, чуть испуганно (вполне понятно и оправданно, подумал Белл), но и с любопытством, — высокая, очень красивая женщина с отличной фигурой. На ней было поношенное белое платье. Длинные черные волосы, огромные темные глаза.

Белл снял шляпу, знаком попросил сестру выйти и закрыл дверь. Он протянул руку.

— Мисс ди Веккио. Спасибо, что согласились увидеться со мной. Меня зовут Исаак Белл.

Он говорил мягко и осторожно, не забывая, что она здесь по решению суда за то, что ударила человека ножом.

Ее взгляд, изучавший мебель, ковры, картины и книги, остановился на нем.

— Кто вы?

Она говорила с итальянским акцентом, но на хорошем четком английском.

— Частный детектив. Я расследую стрельбу по Марко Селеру.

— Lardo!

— Да. Почему вы назвали его вором?

— Он украл, — просто ответила она.

Взгляд Даниэллы остановился на окне, и лицо ее осветилось; Белл понял, что она очень давно не была на вольном воздухе и не видела зеленых деревьев, травы и голубого неба даже издали.

— Почему бы нам не посидеть у окна? — спросил Белл, медленно двигаясь к нему. Она осторожно, как кошка, пошла за ним, но остановилась там, где ее овевал ветер, шевеливший занавеску. Белл расположился так, чтобы перехватить ее, если она попытается выброситься в окно.

— Можете рассказать мне, что украл Марко Селер?

— Его застрелили?

— Вероятно, — ответил Белл.

— Хорошо, — сказала она и перекрестилась.

— Почему вы перекрестились?

— Я рада, что его застрелили, но рада и тому, что не я отняла у него жизнь. Это Божий промысел.

Сомневаясь в том, что Бог сделал своим орудием Гарри Фроста, Белл решил воспользоваться ходом мыслей ди Веккио.

— Но вы ведь пытались его убить?

— И не сумела, — ответила она. Посмотрела Беллу в лицо. — У меня было время подумать об этом. Я верю, что часть моей души удержала меня. Я не помню, что происходило в тот день, но помню, что, когда нож миновал его шею, он проделал длинный разрез на его руке. Вот здесь…

Она провела длинными пальцами по внутренней стороне предплечья Белла.

— Я была рада. Но не помню, чему радовалась: тому, что пустила ему кровь, или тому, что не убила его.

— Что украл Марко?

— Работу моего отца.

— Что за работа?

— Мой отец был aeroplane cervellone… как это сказать? — мозг. Гений.

— Ваш отец конструировал летающие машины?

— Да. Bella monoplane. Он назвал его «Aquila». Aquila значит орел по-американски. Когда он привез свой «Aquila» в Америку — он очень гордился тем, что перебрался в Америку, — что назвал самолет «Американский орел».

Она заговорила очень быстро. Марко Селер работал в Италии у ее отца механиком, помогал строить аэропланы, которые конструировал отец.

— В Италии. До того, как он сократил свое имя.

— Марко изменил имя? Как же его звали?

— Престоджакомо.

— Престоджакомо.

Белл попробовал это имя на языке. Попросил Даниэллу повторить его и записал в блокнот.

— Когда Марко приехал сюда, он сказал, что его имя слишком длинное для американцев. Но это ложь. Все знали, что Престоджакомо lardo. Здесь его новое имя — Селер — означает только «быстрый». И здесь никто не знал, какой он человек.

— А что он украл у вашего отца?

Ди Веккио утверждала, что Марко украл новый метод укрепления крыла и контроля его поворота.

— Вы можете объяснить, что такое контроль поворота? — спросил Белл, проверяя ее на логику и разумность.

Она сделала жест, используя длинные изящные руки как крылья.

— Когда aeroplane наклоняется в эту сторону, conduttore — pilota — меняет форму крыла, чтобы наклонить его и выпрямить самолет.

Вспомнив свой первый разговор с Джозефиной, Белл спросил:

— Может, ваш отец изобрел alettoni?

— Да. Si! Si! Я об этом вам и говорю. Alettoni!

— Маленькие крылья.

— Мой отец, — сказала она, гордо постучав себя в грудь. — Мой замечательный babbo. Вместо того чтобы наклонять все крыло, он движет только небольшие его часто. Гораздо лучше.

Белл протянул ей блокнот и самопишущую ручку «Уотерман».

— Можете показать?

Она нарисовала моноплан с маленькими подвешенными частями по краям его крыла. Очень похожий на желтую машину, на которой летала Джозефина.

— Alettoni — подвешенные маленькие крылья — это Марко украл у вашего отца?

— Не только. Он украл и силу.

— Не понимаю.

— Мой отец изучал, как действуют крылья, чтобы сделать их сильней.

В новом потоке английских слов, приправленных итальянскими, нарисовав вторую картинку, Даниэлла объяснила, что монопланы падают, когда в полете у них ломаются крылья. А у биплана крылья структурно гораздо прочнее. Белл кивнул, показывая, что понял. То же самое он не раз слышал на поле в Белмонт-парке. Монопланы чуть быстрее бипланов, потому что оказывают меньшее сопротивление ветру и меньше весят. Бипланы прочнее — вот одна из причин того, что все удивились, когда разбился «Фарман» Эддисона-Сидни-Мартина. По словам Даниэллы ди Веккио, Марко предполагал, что слабость монопланов связана не с «летающими тросами» под крыльями, а с «тросами приземления» над ними.

— Марко нагружал monoplane мешками с песком, чтобы измерить напряжение полета посредством… как это по-вашему?

— Моделирования?

— Si. Моделирования нагрузки при полете. Отец сказал, что статическое испытание слишком простое. Марко проводил испытание при условии, что крылья не движутся. Он считал, что силы, действующие на них, не меняются. Но крылья в полете движутся! Разве вы не понимаете, мистер Белл? Сила порывов ветра, нагрузки из-за маневров машины — carico dinamico — действие на крылья со многих направлений, и сила не только толкает крылья, но изгибает их. Глупый опыт Марко не учитывал этого, — презрительно сказала она. — Он делал крылья слишком жесткими. Он тессапко, а не artista!

Она протянула Беллу рисунки.

Белл увидел большое сходство с машиной, которую Джозефина уговорила Престона Уайтвея купить у кредиторов Марко.

— Моноплан Марко опасен? — спросил он.

— Тот, что он сделал в Сан-Франциско? Был бы опасен, если бы Марко не украл изобретение моего отца.

Белл сказал:

— Я слышал, что у моноплана, который Марко продал итальянской армии, сломалось крыло.

— Si! — сердито ответила она. — Из-за этого все неприятности. Его слишком жесткий monoplane, тот самый, который он испытывал мешками с песком, разбился.

— Но почему ваш отец не смог продать monoplane «Орел» итальянской армии, если он лучше?

— Марко обвалил рынок. Настроил генералов против любого monoplane. Фабрика моего отца по строительству monoplani обанкротилась.

— Любопытно, — заметил Белл, наблюдая за ее реакцией. — Ваш отец и Марко — оба покинули Италию.

— Марко бежал! — с вызовом крикнула она. — Он привез чертежи моего отца в Сан-Франциско и продавал машины той богачке, Джозефине. Мой отец эмигрировал в Нью-Йорк. Он очень надеялся продать свой monoplane Aquila в Нью-Йорке. Банкиры с Уолл-стрит могли бы вложить деньги в его завод. Но он не успел их заинтересовать: кредиторы конфисковали все в Италии. Он был разорен. И убил себя. Отравился газом в номере дешевого отеля в Сан-Франциско.

— Сан-Франциско? Вы сказали, что он приехал в Нью-Йорк.

— Его заманил туда Марко, пообещав деньги на разработки. Но он хотел только, чтобы отец сделал ему машины. Отец умер в одиночестве. Не было даже священника. Вот почему я хотела убить Марко Селера.

Она скрестила красивые руки и посмотрела Беллу в глаза.

— Я зла. Но не безумна.

— Я это вижу, — сказал Исаак Белл.

— Но меня заперли вместе с безумцами.

— С вами хорошо обращаются?

Она пожала плечами. Длинными пальцами взялась за платье, серое от сотни стирок.

— Когда я сержусь, меня запирают одну.

— Я поговорю с доктором Райдером с глазу на глаз.

Взяв за шею и уткнув лицом в стену.

— У меня нет денег на адвокатов. Нет денег на «медицинских экспертов», которые сказали бы на суде, что я не безумна.

— Можно спросить вас, почему ваш отец не смог найти других покупателей для своей летающей машины «Орел»?

— Monoplane отца намного лучше, он такой новый, что некоторые говорят, что он еще — как это по-вашему? — innato. Дикий.

— С норовом?

— Да. Что он еще не объезжен.

— Летающая машина вашего отца опасна?

— Скажем, она «интересна», — с тонкой улыбкой ответила Даниэлла ди Веккио. В эту минуту, подумалось рослому детективу, они могли бы находиться в тысячах миль от Массачусетса и флиртовать в римском салоне.

— А где он? — спросил Белл.

Взгляд темных глаз итальянки миновал Белла, устремился в окно и остановился на вершине холма. Даниэлла широко улыбнулась.

— Вот, глядите, — сказала она.

Белл посмотрел в окно. Что она себе вообразила?

На вершину поднялся грузовой фургон.

— Мальчик, — объяснила Даниэлла. — Хороший мальчик. Он меня любит.

— А почему у него машина вашего отца?

— Отец взял ее с собой из Италии. Кредиторам здесь до нее не добраться. Это наследство. Мое наследство. Этот мальчик помогал отцу в Америке. Он eccelente meccanico!

— Не artista? — спросил Белл, с улыбкой проверяя ее реакцию. Он не поручился бы за это, но, кажется, она была не безумнее его самого.

— Художники редкость, мистер Белл. Уверена, вы это знаете. Он написал мне, что приедет. Я подумала, что это его мечта. — Она встала и помахала в окно, но вряд ли ее можно было увидеть. Белл подал ей край белой занавески. — Помашите этим. Может, он увидит.

Она послушалась. Но юноша не ответил. Его взгляд блуждал по множеству зарешеченных окон.

Даниэлла опустилась на стул у окна.

Он все еще мечтает. Неужели воображает себе, что я могу выйти отсюда?

— Как его зовут? — спросил Белл.

— Энди. Энди Мозер. Он очень нравился отцу.

Исаака Белла изумила удивительная возможность. Он спросил:

— Моноплан вашего отца быстрый?

— Очень быстрый. Отец считал, что только скорость может победить ветер. Чем быстрей aeroplano, тем он безопасней в плохую погоду, говорил отец.

— Его скорость больше шестидесяти миль в час?

— Отец надеялся на семьдесят.

— Мисс ди Веккио, у меня есть к вам предложение.

Глава 13

— Мистер Мозер, вы можете значительно улучшить свое положение, — сказал Исаак Белл механику с печальным лицом, который на безопасном расстоянии от «Американского орла» развел костер и жарил на нем сосиску.

— Откуда вы знаете, как меня зовут?

— Прочтите это!

И Белл вложил в перемазанные маслом руки Мозера конверт из отличной пергаментной бумаги, который взял со стола доктора Райдера.

— Откройте.

Энди Мозер сунул палец под печать, развернул лист писчей бумаги, густо исписанный изящным флорентийским почерком, и начал медленно читать, шевеля губами.

Белл ухватился за возможность помочь прекрасной итальянке, в то же время помогая себе решить проблему, о которой предупреждал Арчи. Желающих завоевать кубок Уайтвея становится столько, что поезда поддержки теснятся на рельсах, оспаривая друг у друга право проезда. Держаться за летательным аппаратом Джозефины, чтобы охранять ее жизнь, — сущий кошмар, даже если Арчи организует автопатрули.

Но что, подумал Белл, если взять на себя «верх»? В собственном аэроплане он сможет лететь вместе с гонщиками. Сможет охранять Джозефину в воздухе, а люди, которых он расставит на гоночных трассах и полях, смогут охранять ее, если она там приземлится.

Даниэлле ди Веккио нужны деньги, чтобы обратиться к адвокатам и выбраться из сумасшедшего дома.

Исааку Беллу нужен быстрый аэроплан. Он покупает его.

— Даниэлла говорит, что я должен отправиться с вами, сэр.

— И привезти мою летающую машину, — сказал Белл, с улыбкой глядя на фургон.

— И научить вас управлять ею?

— Как только я помещу вас в первоклассный вагон-ангар.

— Но я не знаю, как летать. Я только механик.

— Об этом не волнуйся. Просто заведи машину и покажи, где управление. Сколько времени нужно, чтобы собрать ее?

— С хорошим помощником — день. Вам приходилось вести летающую машину?

— Я вожу «Локомобиль» со скоростью сто миль в час. Водил гоночный мотоцикл V-Twin Indian, паровоз «4-2-6» «Пасифик» и турбинную яхту, построенную самим сэром Чарлзом Элджерноном Парсонсом[82]. Думаю, я научусь.

— Локомотивы и стальные яхты не отрываются от земли, мистер Белл.

— Поэтому мне так и не терпится. Заканчивай обедать и попрощайся с Даниэллой. Она смотрит из четырнадцатого окна слева на втором снизу этаже. Через решетку она не может помахать, но она тебя видит.

Мозер печально посмотрел на холм.

— Не хочу оставлять ее, но она говорит, что вы поможете ей выбраться.

— Не волнуйся, мы ее вытащим. А тем временем доктор Райдер пообещал значительно улучшить ее условия. Твой грузовик доберется до Олбани?

— Да, сэр.

— Я поеду вперед и закажу поезд. Он будет ждать в Олбани на станции и отвезет нас в Белмонт-парк. Как только прибудем, механики помогут тебе собрать «Американского орла».

— Белмонт-парк? Вы собираетесь на «Орле» участвовать в гонке?

— Нет, — рассмеялся Белл. — Но он поможет мне не спускать глаз с Джозефины Джозефс.

Энди Мозер недоверчиво посмотрел на него. Это было самым необычным из того, что он узнал и прочел с тех пор, как на своем «форде» модели К появился Исаак Белл.

— Вы знакомы с «Любимицей Америки в воздухе»?

— Я частный детектив. Муж Джозефины хочет ее убить. «Американский орел» поможет мне спасти ей жизнь.

Отправив свой поезд поддержки в Олбани, Исаак Белл телеграфировал в Сан-Франциско Дэшвуду, сообщая, что подлинное имя Марко Селера — Марко Престоджакомо. Он мог все еще быть Престоджакомо, когда высадился в Сан-Франциско, и Белл надеялся, что эти новые сведения ускорят необычно медленное продвижение Дэшвуда.

— Я не собираюсь тратить летное время, любуясь на термомашину Дмитрия Платова, — сказала день спустя Джозефина Исааку Беллу. — Сомневаюсь, что она будет работать.

А даже если будет, этот ужасный Стив Стивенс слишком толст, чтобы лететь, даже на машине Марко.

— На машине Марко? О чем это вы?

— О биплане, который он построил для подъема тяжестей, чтобы брать несколько пассажиров.

Белл сказал:

— Я не знал, что в гонке участвует еще одна машина Марко.

— Стив Стивенс купил ее у его кредиторов. Ему повезло. Это единственная машина в мире, которая его поднимет. Он заплатил по двадцать центов за доллар. Бедный Марко ничего не получил.

Белл проводил Джозефину к ее моноплану. Механики ван дорны провернули пропеллер, и, когда синий дымок сменился белым, она прокатилась по полю и поднялась в небо для очередного длительного учебного полета.

На глазах у Белла она превратилась в желтую точку; его успокаивала мысль о том, что вскоре он будет лететь с ней рядом. «Орел» прибыл накануне вечером в особом поезде из четырех вагонов, который Белл арендовал на все время гонки. Энди Мозер и механики ван дорны уже сносили части аэроплана на поле.

И тогда, подумал Белл, до начала гонки останется только научиться летать. Или хотя бы учиться, пока он будет следовать за Джозефиной по земле. К тому времени как гонка завершится в Сан-Франциско, он уже хорошо научится летать, и тогда первым делом возьмет с собой в небо Марион Морган. Энди сказал, что мотор «Орла» обладает большой дополнительной мощностью, чтобы пилот мог брать пассажира. Марион сможет даже прихватить с собой камеру для съемок. Поистине замечательный свадебный подарок.

Он смотрел, как Джозефина исчезает на востоке.

— Ну ладно, друзья, — сказал он ван дорнам, — оставайтесь здесь и ждите возвращения Джозефины. Держитесь поближе к ней. Если я вам понадоблюсь, я наблюдаю за термомашиной.

— Думаете, Фрост снова нападет? Он ведь знает, что мы начеку.

— Он удивлял нас и раньше. Держитесь поближе. Я вернусь раньше, чем она приземлится.

Белл прошел через поле к трехсотфутовому стальному рельсу, на котором Платов пообещал продемонстрировать в завершающем эксперименте свою машину, прежде чем ее поставят на биплан Стивенса.

Невероятно толстый Стивенс в белом костюме плантатора, багровый от нетерпения, сидел за столом, который его престарелый слуга накрыл для завтрака со скатертью и столовым серебром. Платов и главный механик Стивенса все еще ковырялись в неподвижном реактивном двигателе: механик проверял клапаны и переключатели, а Платов сверялся со своей логарифмической линейкой. Стивенс срывал раздражение на слугах. Кофе холодный, жаловался он. Сладкие булочки черствые, недостаточно пышные. У покорных стариков, прислуживавших плантатору, был испуганный вид.

Высокомерный взгляд Стивенса упал на белый костюм Белла.

— В ваших жилах, сэр, конечно, течет южная кровь, — проговорил он на южном диалекте. — Ни разу не видел янки, который умел бы носить чисто-белую одежду, как на Старом Юге.

— Мой отец провел много времени на Старом Юге.

— И научил вас одеваться как подобает джентльмену. Я правильно считаю, что он покупал хлопок для фабрик в Новой Англии?

— Он был офицером разведки армии северян. По приказу президента Линкольна освобождал рабов.

— Готово, господа, — крикнул Дмитрий Платов.

Усы русского изобретателя дрожали от возбуждения, темные глаза сверкали.

— Термодвигатель готов.

Стивенс посмотрел на своего главного механика.

— Вот как. Джадд?

Джадд ответил:

— Готов, насколько это возможно, мистер Стивенс.

— В самое время. Надоело сидеть и ждать… Эй, а куда ты пошел?

Джадд взял бейсбольную биту и пошел вдоль рельса.

— Мне нужно будет отключить мотор, когда машина доберется до конца.

— Ты собираешься так отключать мотор моей летающей машины? Будешь стоять передо мной с бейсбольной битой?

— Не волнуйтесь! — воскликнул Платов. — В машине автоматический переключатель. Это просто проверка. Видите? — Он показал на термомашину, стоящую на рельсе. — Большой переключатель. Нужно только коснуться его, когда машина проходит мимо.

— Ладно, действуйте, ради бога. Гонка доберется до Миссисипи, пока я поднимусь в небо.

Джадд пробежал двести футов вдоль рельса и остановился. Беллу показалось, что вид у него несчастный, как у пасующего игрока, которого поставили подавать.

— Включаю! — воскликнул Платов.

С низким воем термодвигатель заработал; этот звук сразу перешел в пронзительный визг. Белл зажал уши и смотрел, как мотор со страшной силой затрясся. Неудивительно, что все механики уважали Платова. Изобретенный им мотор был размером с чемодан, но энергии вырабатывал, как современный локомобиль.

Платов дернул рукоять, и зажимы, державшие мотор, раскрылись.

Термодвигатель понесся по рельсу.

Белл глазам своим не верил. Только что агрегат трясся рядом, а в следующее мгновение уже долетел до человека с битой. Мотор действительно работал, и его скорость была феноменальной. Но в тот миг, когда Джадд готов был нажать на переключатель, термомотор соскочил с рельса.

Он пролетел сквозь главного механика, словно тот был из бумаги, швырнул на землю то немногое, что осталось от его тела, пролетел еще несколько сотен метров, ударился в новехонький «Нью-Хейвен-Кертис» сэра Эддисона-Сидни-Мартина, стоявший на траве, оторвал крыло от «Блерио» и наконец остановился внутри грузовика, принадлежавшего Вандербильту. И загорелся.

Исаак Белл подбежал к упавшему Джадду и сразу увидел, что тут ничего нельзя сделать. Потом, пока остальные бежали к разбитому «Нью-Хевену» и горящему грузовику, Белл осмотрел рельс, с которого сорвалась машина.

Дмитрий Платов ломал руки.

— До сих пор все было так хорошо! Ах, бедняга. Только посмотрите на беднягу.

Подошел Стив Стивенс.

— Вот уж дальше некуда! Мой главный механик убит, а моя машина осталась без мотора! Как же я буду участвовать в гонке?

Платов плакал. Он рвал на себе волосы и бил себя в грудь.

— Что я натворил! Ужас! У него была жена?

— Да кто бы вышел замуж за Джадда?

— Это ужасно, ужасно.

Исаак Белл вышел из-под рельса, распрямился, оттолкнул с пути Стивенса и положил руку на плечо Платову.

— На вашем месте я не стал бы себя винить, мистер Платов.

— Это я. Я тут главный. Это моя машина. Моя ошибка. Я убил человека.

— Но не намеренно. Вы ни при чем. И ваша удивительная машина тоже. Ей кто-то помог.

— Какого дьявола? О чем вы? — спросил Стивенс.

— Рельс поврежден. Это и заставило машину сорваться.

— Это рельс Платова! — завопил Стивенс. — Он за это отвечает. Он его поставил здесь. И отвечает за поломку. Я вызываю юристов. Мы подадим в суд.

— Посмотрите на это соединение, — сказал Белл. Он подвел Платова к тому месту, где разошлись два куска рельса. Платов присел рядом с ним, все сильнее поджимая губы.

— Болты ослаблены, — гневно сказал он.

— Ослаблены? — заревел Стивенс. — Все потому, что вы их не затянули… Это как понимать, сэр? — спросил он, отскочив, потому что Белл сунул пальцы ему под нос.

— Понюхайте и заткнитесь.

— Пахнет маслом. И что?

— Смазка, чтобы легче отвернуть болты.

— Ни скрежета, — с несчастным видом сказал Платов. — Ни шума.

— Рельс выведен из строя саботажником, — сказал Исаак Белл. — Болты крепления были ослаблены настолько, чтобы рельс под давлением разошелся.

— Нет! — сказал Платов. — Я проверял рельс перед каждым испытанием. Я и сегодня утром его проверил.

— Ага, — сказал Белл, — вот для чего они. — Он наклонился иподобрал несколько смоченных маслом спичек. — Вот как он это сделал, — рассуждал он. — Сунул спички в щель, чтобы вы не заметили слабины, когда проверяли. Но вот рельс начал вибрировать при приближении термомашины, и спички выпали. Дьявольский замысел.

— Рельс разошелся, — сказал Платов. — Машина сорвалась. Но зачем?..

— У вас есть враги, мистер Платов?

— Платову нравится. И Платов нравится.

— Может, в России? — спросил Белл, хорошо зная, что русские эмигранты всех политических оттенков бежали со своей родины, но продолжают вражду.

— Нет, я оставил друзей, семью. Я посылаю домой деньги.

— Тогда кто же это сделал? — спросил Стив Стивенс.

Исаак Белл сказал:

— Может, кто-то не хочет, чтобы вы благодаря удивительному мотору мистера Платова выиграли гонку?

— Я им покажу! Платов, сделайте мне новый мотор!

— Невозможно. Нужно время. Извините. Вам нужно найти обычный бензиновый мотор. На самом деле понадобятся два мотора, закрепленные под крыльями.

— Два? Зачем?

Платов широко развел руки, словно измеряя объем Стивенса.

— Для подъема тяжести. Мощные, как термомашина. Два мотора установить на нижних крыльях.

— Черта с два я найду эти моторы и черта с два их установят — Джадд-то мертв!

— Помощники Джадда.

— Деревенские парни, помощники трактористов. Делали, что велел Джадд, но сами они не настоящие механики. — Стивенс уперся пухлыми кулаками в бедра и осмотрел поле. — Вот что хуже всего. У меня есть машина. Есть деньги, чтобы купить новые моторы. Но некому установить их! А как насчет вас, Платов? Нужна работа?

— Нет, спасибо. Мне нужно изготовить новую термомашину.

— Но я видел, что вы работаете здесь за деньги. А я заплачу лучше.

— Термомашина важнее.

— Вот что я вам скажу. Когда закончите заниматься моей летающей машиной, вернетесь к своей термомашине.

— Можно подогнать мой вагон с инструментами?

— Ну конечно. С дорогой душой.

— И я смогу подрабатывать независимым механиком, чтобы собрать денег на мою термомашину?

— Да, но сначала моя машина. — Стивенс поманил слуг. — Том. Эй, Том! Принеси мистеру Платову завтрак. Нельзя ждать от человека хорошей работы на пустой желудок.

Платов взглянул на Белла, словно спрашивал, что ему делать.

Белл сказал:

— Похоже, вы снова участвуете в гонке.

Он увидел, что Джозефина возвращается, и пошел к расчищенной полоске, где она должна была сесть. Белл хмурился. Он напряженно размышлял о совпадениях. Несчастный случай с англичанином, совпавший по времени с нападением Фроста, совпадением не был. Это был намеренный саботаж, чтобы отвлечь внимание и помочь нападению.

Но зачем отвлекать их на этот раз? Нападения нет. Джозефина высоко в небе, а на земле Белл не видел ничего необычного. Последний раз он слышал о Фросте, когда тот объявился в Цинциннати. Возможно, он вернулся в Нью-Йорк. Но маловероятно, что он снова нападет в Белмонт-парке, средь бела дня, особенно после того как Белл приказал ван дорнам, заручившись поддержкой местной полиции, проверять груз во всех фургонах и грузовиках, подъезжающих к полю. Разумно предположить, что Фрост решил затаиться и напасть из засады.

Белл застал механиков ван дорнов за тем, что они наблюдали, как, делая резкие повороты и вычерчивая спирали, снижается Джозефина.

— Парни, видели что-нибудь необычное?

— Ничего, мистер Белл. Кроме этой сбесившейся термомашины.

Может, этот саботаж — действительно совпадение? Может, машину Платова уничтожил саботажник, нанятый не Фростом? Не тот, который заставил «Фарман» потерять крыло, а другой, действующий независимо? С какой целью? Единственный возможный ответ — устранить сильного конкурента.

— Вы что-то сказали, мистер Белл?

Исаак Белл сквозь стиснутые зубы повторил вслух то, что мгновением раньше говорил про себя:

— Ненавижу совпадения.

— Да, сэр. Это первое, чему меня научили, когда я стал ван дорном.

— Ваша летающая машина прекрасна! — радостно воскликнула Джозефина. — Да вы на себя посмотрите, мистер Белл! Сияете, как медный грош.

Белл улыбался. Энди Мозер и нанятые Беллом ему в помощь механики затягивали тросы, укрепляющие крылья. Предстояло еще много работы на хвосте и с управлением, да и мотор лежал разобранный на части в их вагоне-ангаре, но крылья уже расправились над фюзеляжем. Начинало казаться, что машина способна полететь.

— Должен сказать, никогда в жизни не покупал того, что так бы мне нравилось.

Джозефина продолжала обходить машину, рассматривая ее глазами профессионала.

Наблюдая за ней, Белл проговорил:

— Энди Мозер сказал мне, что ди Веккио сделал систему управления по лицензии от Бреге.

— Вижу.

— Повороты делаются рулем, как в автомобиле. Для поворота влево нужно повернуть влево руль направления. Повернешь руль налево — крылья наклонятся, потому что наклонятся alettoni, и аэроплан повернет. Отклони руль вперед, и машина начнет опускаться. Потяни его на себя, и рули высоты поднимут ее.

— Когда привыкнете, сможете вести одной рукой, — сказала Джозефина.

Правая рука освободится для пистолета, а это значит, что Белл сможет нанести контрудар, если кто-нибудь попытается напасть на летающую машину Джозефины. Он сказал:

— Работает, как ваша.

— Эта самая современная.

— На ней, должно быть, легче научиться летать.

— Вы купили красавицу, мистер Белл. Но предупреждаю вас, с ней будет нелегко. Беда в том, что, если быстро летишь, приземляешься тоже быстро. А мотор «Гном» делает положение еще хуже, потому что здесь нет ручки газа, как в моей «Антуанетте».

При всем поразительном сходстве, Белл вынужден был признать, что, когда речь заходила о моторах французского производства, монопланы Селера и ди Веккио были совершенно различны. «Селер» Джозефины держал в воздухе мотор «V-8 Антуанетта» с водяным охлаждением, сильный и легкий; а вот ди Веккио установил новый, революционный мотор «Гном-Омега» с воздушным охлаждением. Цилиндры «Гнома», вращающиеся вокруг центральной оси, дают ровное вращение; он прекрасно охлаждается за счет большей траты горючего, сложного управления и примитивного карбюратора, который делает почти невозможной работу мотора на любой скорости, кроме самой большой.

— Можете посоветовать, как сбавлять ход при снижении? Я видел, вы это делаете.

Джозефина пальцем строго показала на руль.

— Прежде чем начать фантазировать, научитесь включать и выключать магнето вот этой кнопкой.

Белл покачал головой. Включать и выключать зажигание, прекращать доступ электричества к свече зажигания — это, конечно, способ заглушить мотор.

— Энди говорит, чтобы я полегче обходился с этой кнопкой, иначе сгорят клапаны.

— Лучше клапаны, чем вы, мистер Белл, — улыбнулась Джозефина. — Мой защитник нужен мне живым. И пусть вас не тревожит, что мотор может заглохнуть. У него большая инерция, и он продолжит вращаться. — Лицо ее стало серьезным. — Глупо было говорить, что вы нужны живым. Как Арчи?

— Держится. Сегодня утром мне позволили его увидеть. Глаза у него открыты, и, я думаю, он меня узнал… Джозефина, я должен кое о чем вас попросить.

— О чем?

— Посмотрите на эти кронштейны крыльев.

— Что с ними?

— Видите, как они соединяются в центральных жестких подвесках вверху и внизу?

— Конечно.

— Заметили, что треугольники образуют легковесные стальные опоры? Концы их, которые торчат над крыльями, на самом деле концы широкого основания, которое проходит под крыльями.

— Конечно. Так достигается большая прочность.

— А видите, как изобретательно закреплены шасси?

Она нагнулась рядом с ним и принялась рассматривать Х-образные опоры, которые соединяли корпус аэроплана с рамой и колесами.

— Это та же система, что на вашем «Селере», верно? — спросил Белл.

— Похоже, — согласилась она.

— Ни на одном другом моноплане я такого не видел. И должен вас спросить: возможно ли, что мистер Селер «заимствовал» эту систему крепления крыльев у ди Веккио?

— Это совершенно невозможно! — яростно возразила Джозефина.

Белл заметил, что обычно спокойную летчицу, кажется, взволновало это обвинение. Она вскочила на ноги. Улыбка исчезла, словно погасили свет, щеки вспыхнули. Неужели она подозревает или даже опасается, что это правда?

— Может быть, Марко бессознательно скопировал эту систему? — мягко спросил он.

— Нет.

— Марко когда-нибудь говорил вам, что работал у ди Веккио?

— Нет.

Но потом, что было очень странно, она снова заулыбалась. Самоуверенно, подумал Белл. И задумался почему. Напряжение покинуло ее стройную фигуру, она стояла в обычной непринужденной позе, словно готовая в любое мгновение действовать.

— Марко никогда не упоминал, что работал у да Веккио?

— Ди Веккио работал на Марко, — возразила она, что объясняло ее мирную улыбку. — Пока Марко не пришлось его уволить.

— Я слышал, что было как раз наоборот.

— Вас обманули.

— Может, я неверно понял. Марко рассказывал вам, что дочь ди Веккио в прошлом году ударила его ножом?

— Эта сумасшедшая чуть не убила его. Оставила ужасный шрам у него на руке.

— Марко рассказывал вам почему?

— Конечно. Она ревновала. Хотела выйти за него. Но Марко не заинтересовался. Он даже говорил мне, что ее подталкивал отец, надеясь, что Марко снова его наймет.

— Марко говорил вам, что она обвинила его в воровстве?

Джозефина сказала:

— Бедная сумасшедшая. Все эти разговоры о том, что он украл ее сердце! Она не в себе. Поэтому ее и заперли. Все это происходило в ее воображении.

— Понятно, — сказал Белл.

— Марко не питал к ней никаких чувств. Никогда. Никогда. Могу ручаться, мистер Белл.

Исаак Белл быстро соображал. Он не верил ей, но, чтобы он мог защитить ее жизнь, Джозефина должна была ему доверять.

— Джозефина, — тепло сказал он, — вы очень вежливая молодая дама, но нам предстоит очень тесно работать вместе. Как вы думаете, не пора ли вам называть меня Исаак?

— Конечно, Исаак. Если хотите. — Она разглядывала лицо детектива, словно видела его впервые. — У вас есть девушка, Исаак?

— Да. Я обручен и скоро женюсь.

Она игриво улыбнулась ему.

— Кто же эта счастливица?

— Мисс Марион Морган из Сан-Франциско.

— О! Мистер Уайтвей говорил о ней. Не та ли это дама, что снимает синема?

— Да, и она скоро здесь будет.

— Мистер Уайтвей тоже.

Джозефина взглянула на дамские часики, которые носила на рукаве летной куртки.

— Это напоминает мне, что нужно вернуться в поезд. Уайтвей выслал сюда портного и швею с новым летным костюмом, который я должна надевать для снимков в газетах.

Она тоскливо посмотрела на небо. Оно было голубым — небо теплого безветренного полудня. Потом сильный ветер с моря пронесется над Белмонт-парком и сделает полеты опасными.

— Кажется, вы предпочли бы улететь, — заметил Белл.

— Еще бы! Мне не нужен особый костюм. Видели белый наряд, который он заставил меня надеть вчера? Он недолго оставался белым, когда мы разбирали «Антуанетту». Вот все, что мне нужно, — сказала она, показывая теплые летные перчатки, шерстяной жакет, перетянутый поясом на тонкой талии, и брюки-галифе, заправленные в высокие ботинки на шнуровке. — Теперь мистер Уайтвей хочет, чтобы я позировала в пурпурном шелковом костюме для полетов. А вечером я должна надевать длинное белое платье и черные шелковые перчатки.

— Я видел ваш наряд вчера вечером. Очень красиво.

— Спасибо, — сказала она снова с озорной улыбкой. — Но между нами, птичками, говоря, Исаак, я не могу дождаться, когда переоденусь в комбинезон и помогу моим парням регулировать машину. Я не жалуюсь. Я знаю, что мистер Уайтвей хочет привлечь внимание к гонке.

Белл проводил ее на железнодорожную станцию.

— Он не просил вас называть его Престоном, а не мистером Уайтвеем?

— Все время просит. Но я не хочу, чтобы у него появились неверные мысли, если мы начнем называть друг друга по имени.

После того как Белл благополучно довел ее до желтого «особого» поезда Джозефины и передал в руки портного и ван-дорнов, охраняющих состав, он отправился в штабной вагон, который был снабжен телеграфной связью с агентством.

— Есть что-нибудь из Сан-Франциско? — спросил он дежурного.

— Простите, мистер Белл. Пока нет.

— Еще раз телеграфируйте Джемсу Дэшвуду.

Молодой человек взялся за ключ.

— Я готов, сэр.

СРОЧНО НУЖНА ИНФОРМАЦИЯ О СЕЛЕРЕ И ПРЕСТОДЖАКОМО.

Белл остановился. Резко противоположные мнения о Марко Селере, высказанные Даниэллой ди Веккио и Джозефиной Джозефс Фрост, поднимали любопытные вопросы об обеих жертвах убийства, но особенно любопытно, что жертва одного убийства исчезла.

— Это все, сэр? Отправлять?

— Продолжайте: «ЧАСТЬ ИСТОРИИ ЛУЧШЕ, ЧЕМ НИКАКАЯ ИСТОРИЯ». Потом добавьте: «И ПОБЫСТРЕЙ». На всякий случай «И ПОБЫСТРЕЙ» передайте дважды.

— Это все, сэр? Отправлять?

Белл задумался. Если бы можно было поговорить с Сан-Франциско по телефону, он спросить бы обычно очень надежного Дэшвуда, что заставляет его так тянуть, и внушил ему необходимость действовать срочно.

— Добавьте еще раз: «И ПОБЫСТРЕЙ».

Глава 14

— Я слышал, братья Райт открыли летную школу, мистер Белл, — сказал Энди Мозер от передней части «Орла», когда Белл приказал ему повернуть пропеллер, чтобы привести в действие стройную машину.

— У меня нет времени ехать в Огайо. Тонка начинается на будущей неделе. К тому же сколько учителей сами водили машину больше года? Большинство летчиков учатся самостоятельно, как Джозефина. Поворачивай ее.

Превосходный день для полетов, поздняя весна, солнечное утро в Белмонт-парке, легкий западный ветер. Энди и механики, нанятые Беллом ему в помощь, откатили «Орла» на полоску травы подальше от деятельности на поле. Они проверили колеса, а, когда услышали, как Белл отдал Энди приказ включить мотор, ухватились за веревки крепежей и приготовились уравновешивать машину.

Белл сидел за крылом, его голова, плечи и грудь были открыты. Мотор помещался перед ним; это для него самое безопасное место, утверждал Эддисон-Сидни-Мартин: сорвавшись, мотор по крайней мере не раздавит летчика. За мотором блестел девятифутовый пропеллер, две лопасти из полированного каштана — самая дорогая часть аэроплана, по словам Джо Мадда. «Если упадешь на нос, потребуется несколько сотен баксов на новый».

Белл наклонил руль на стойке и посмотрел, как отзываются на это крылья. На концах крыльев, в восемнадцати футах справа и слева от него, поднимались и опускались alettoni. Он посмотрел вдоль изящного фюзеляжа — балки и распорки были покрыты плотно натянутым шелком, чтобы уменьшить трение, — и повернул руль. Руль направления двигался вправо и влево. Белл потянул его на себя. Рули высоты наклонили хвост. Когда он сделает это в воздухе, аэроплан теоретически начнет подниматься.

— Проворачивай!

— Сотни летчиков погибли в несчастных случаях, — в третий раз за утро напомнил ему Эдди.

— Больше альпинистов погибают, упав со скал. Проворачивай!

Мозер скрестил руки на груди. Это был один из самых больших упрямцев, каких знал Белл. Отец его служил в полиции, и Мозер унаследовал сопротивление полицейского всему, что не нравится. Сопротивление сочеталось с несокрушимой безграничной верой в механизмы. Энди знал механизмы и любил их.

— Я знаю, что машина готова к полету, потому что собрал ее собственными руками. Я знаю, что мы осмотрели ее и проверили каждую движущуюся часть и каждое крепление. А еще я знаю, что мотор готов к полету, потому что я точно настроил такты движения его цилиндров. Единственное, в чьей готовности к полету я не уверен, мистер Белл, это летчик.

Белл смерил своего не в меру беспокойного механика строгим взглядом.

— Если хочешь помочь мне защитить Джозефину, привыкни к мысли, что оперативники Ван Дорна действуют быстро. С самого прибытия в Белмонт-парк я наблюдаю, как поднимаются в воздух авиаторы. Купив «Американского орла», я расспросил Джозефину и сэра Эддисона-Сидни-Мартина об их технике. Я с пристрастием допросил Джо Мадда, который особенно уверенно управляет своим «Освободителем». Все единодушно подтвердили, что рули Бреге облегчают управление аэропланом. И еще одно, — Белл улыбнулся, — я прочел все выпуски журналов «Воздухоплавание» и «Полет» с тех пор, как они начали печататься, — я знаю, что делаю.

Улыбка Белла погасла, словно разбитый выстрелом прожектор. Глаза стали хмурыми, как декабрь.

— Проворачивай! Винт!

— Да, сэр!

Белл открыл клапан подачи бензина и передвинул клапан подачи воздуха. Он знал, что в роторном двигателе «Гном» карбюратор — это сам летчик.

Энди Мозер несколько раз провернул винт, подавая горючее в мотор. Белл тронул включатель магнето.

— Контакт!

Энди схватил пропеллер обеими руками, провернул его, вложив в этот поворот всю силу, и отскочил, прежде чем лопасть разрезала его пополам. Мотор заработал, запыхтел и выпустил струю голубого дыма. Белл дал ему прогреться. Когда звук показал, что мотор готов, он полностью открыл подачу воздуха. Дыма стало меньше. Сверкающие цилиндры из сплава никеля и стали и винт завертелись под громовое «бам! бам! бам!» Белл никогда не чувствовал, чтобы мотор работал так ровно. Тысячу двести оборотов в минуту он делал гладко, как турбина.

Белл посмотрел на Энди.

— Готов!

Энди кивнул в знак согласия и знаком велел механикам вытащить клинья и бежать рядом с самолетом, чтобы удерживать крылья при боковом ветре. «Орел», подпрыгивая на пневматических шинах, соединенных с рамой шасси полосками упругой резины, покатился, быстро набирая скорость. Бегущие остались позади. Белл почувствовал, как плавно поднимается хвост.

Перед ним расстилались сто ярдов открытого пространства, а за ними трава заканчивалась перед оградой, отделявшей поле от беговой дорожки. Он мог нажать на кнопку магнето и замедлить движение, чтобы поупражняться в езде по земле. Или потянуть руль на себя и подняться в воздух.

Белл взял руль на себя и попробовал взлететь.

«Орел» мгновенно перестал подпрыгивать. Трава очутилась в пяти футах под ним. В отличие от поездов и автомобилей, которые чем быстрее движутся, тем сильнее тряска, здесь Белл почувствовал, будто скользит по спокойной зеркальной воде. Но он не плыл. Он несся прямо на изгородь, отделяющую поле от дорожки.

Он едва поднялся над землей. Колеса самолета не прошли бы над изгородью. Белл чуть сильнее потянул руль, чтобы подняться выше. Слишком сильно. Он ощутил, как машина резко задрала нос. А в следующее мгновение почувствовал, как под ним внезапно открылась пустота и «Орел» начал падать.

Беллу приходилось бывать в таких переделках в авто и на мотоциклах, даже на лодках и верхом.

Решение всегда было одно и то же.

Перестать думать.

Он позволил рукам потянуть руль вперед — на волосок. Последовал толчок снизу. Пропеллер захватил воздух. Изгородь вдруг благополучно прошла под колесами, и перед Беллом распахнулось огромное небо.

Впереди неожиданно показался пилон высотой сто футов, одна из вех трассы, которые надо облетать при соревнованиях на скорость. Как и предупредили его Джозефина и Энди, гироскопические силы вращающегося роторного двигателя потянули машину вправо. Белл повернул руль направления влево. «Орел» повернул налево.

Белл выправил аэроплан, слишком круто повернул направо, компенсировал поворот и постепенно полетел прямо, не рыская.

В приливе вдохновения, который все прояснил, он понял, что воздухоплавание очень похоже на хождение под парусом. Хотя приходится справляться с тягой двигателя, «Орел» летит туда, куда нужно, если известно направление ветра. Ветер — воздух — к услугам пилота; нужно только помнить, что в основном ветер поднимает его собственный вращающийся пропеллер.

Он потянул руль назад, чтобы поднять самолет. Принцип как будто бы продолжал действовать. Белл поднимался постепенно, словно по ступеням, выравнивая машину; прибавлял газу, когда чувствовал, что она летит медленно; поднимал нос, когда набирал скорость. Скорость делает воздух плотнее, говорила ему Джозефина.

Белмонт-парк под ним уменьшился; Исаак словно смотрел на него в перевернутый телескоп. Внизу расстилались фермы и деревни. Слева он видел темную синеву Атлантического океана. Дым впереди и множество сходящихся рельсов, железнодорожных и трамвайных, указывали направление на Нью-Йорк.

В голове возникла удивившая Белла разумная мысль. Он отнял одну руку от руля и потянул за цепочку. Вынул из кармана золотые часы и ловко открыл крышку. Ему пришло в голову, что полеты — чрезвычайно увлекательное занятие и стоит последить за временем. Энди Мозер залил в баки горючего и масла на час полета. В одиночестве, посреди неба Исаак Белл громко рассмеялся. У него было ощущение, что он коренным образом изменил свою жизнь и никогда не вернется к прошлому.

— Повязка, — сказал сэр Эддисон-Сидни-Мартин, перевязывая Беллу лоб, — огорчает мою жену меньше, чем открытая рана. Думаю, вы увидите, что то же самое справедливо относительно вашей невесты.

— Да это всего лишь царапина, — сказал Белл. — Моя бедная летающая машина пострадала гораздо сильнее.

— Только колеса и рама, — сказал баронет. — Шасси кажется нетронутым, хотя ваш механик как будто расстроен.

Белл посмотрел на Энди Мозера, который ходил вокруг машины и кричал на помощников. Эддисон-Сидни-Мартин отступил на шаг, любуясь своей работой.

— Готово. Кровотечение прекратилось. Судя по вашему виду, вам потребуется больше смелости, чтобы рассказать обо всем невесте, чем чтобы подняться в воздух. Смелей, старина. Я слышал, мисс Морган замечательная женщина.

Белл поехал в отель «Гарден-Сити», чтобы встретиться с Марион, которая должна была приехать днем из Сан-Франциско. Войдя в отель, он сразу понял, что Марион его опередила. Джентльмены, сидящие в вестибюле, смотрели поверх непрочитанных газет, мальчики-посыльные выстроились, как солдаты, а метрдотель собственноручно наливал Марион чай.

Белл на мгновение задержался, глядя на пленившую его сердце высокую гибкую красавицу-блондинку лет тридцати. Она еще была в дорожном костюме, фиолетовой юбке узорного тканья, доходившей до щиколоток, в жилете того же цвета, в блузке с высоким воротником, перетянутой на узкой талии, и в модной шляпке с высокой тульей и отогнутыми вниз полями. Зеленые, цвета моря у коралловых рифов, глаза сверкали ярче кольца с изумрудом, которое она носила в знак обручения.

Белл обнял ее и поцеловал.

— Ты хороша, как никогда.

— Подрался? — спросила она, увидев его повязку.

— Мой первый летный урок. Я обнаружил аэродинамический феномен, так называемый «эффект земли». Он превратил приземление моего «Орла» в чудовищно трудную задачу. Энди и его помощник полночи будут чинить колеса.

— Ты выгнал своего инструктора?

Белл расправил широкие плечи.

— На самом деле, — признался он, — я учился сам.

Марион приподняла изящную бровь и посмотрела на него с хладнокровием женщины, которая окончила с отличием юридический факультет Стэнфордского университета и работала в банке, прежде чем заняться новым делом — синематографом. Она сказала:

— Я знаю, Оруэлл и Уилбур Райты учились так же. Конечно, они еще и самолет изобрели…

— Я пользовался советами опытного летчика… Ты как-то странно на меня смотришь.

— Я никогда не видела, чтобы у тебя так блестели глаза. И ты улыбаешься от уха до уха. Ты словно все еще летишь.

Исаак Белл рассмеялся.

— Наверно, так и есть. Наверно, теперь всегда так будет. Но, конечно, то, что ты наблюдаешь сейчас, — следствие того, что я счастлив тебя видеть.

— Я тоже рада тебя видеть, дорогой, и рада, что так на тебя действую. Слишком долго мы не виделись.

Она встала.

— Что ты делаешь?

— Собираюсь еще раз поцеловать тебя.

Белл ответил на ее поцелуй, и она сказала:

— К нам идет детектив отеля, спросить, чем это мы тут занимаемся на публике.

— Не волнуйся, — сказал Белл. — Отель «Гарден-Сити» только что подписал контракт со службой личной безопасности нашего агентства. С сегодняшнего утра обязанности детектива отеля исполняет наш человек.

— В таком случае, — сказала она, снова усаживаясь, — расскажи-ка мне о шишке у тебя на головушке. И еще об этом «эффекте земли».

— «Эффект земли» мешает садиться, когда между крыльями и землей образуется воздушная подушка. Воздух очень силен; сильней, чем ты можешь себе представить. Главное вот что: машина не хочет садиться, а ты должен как-то ее уговорить — как лошадь, закусившую удила.

— Летающую лошадь, — заметила Марион.

— Очевидно, этот эффект сильней у монопланов, потому что…

— Ты должен рассказать мне, — перебила его Марион, — что ты видел, когда был там, наверху.

— Скорость в воздухе — совсем другое дело. Земля внизу не сливается в сплошные полосы, как за окном поезда или моего «Локомобиля». Она словно плывет подо мной, и тем медленней, чем я выше.

— Высоко ты поднялся?

— Достаточно высоко, чтобы увидеть реку Гудзон. А увидев ее, понял, что должен лететь к ней.

Прекрасные глаза Марион округлились.

— Ты долетел до самого Гудзона?

Белл рассмеялся.

— Кажется, это безопасней, чем плавать по океану… океан я тоже видел.

Марион удивилась.

— Ты одновременно видел реку Гудзон и Атлантический океан? Тогда, конечно, ты видел и небоскребы Нью-Йорка.

— В дымке, как горные вершины.

— Ты должен поднять меня туда, чтобы я могла снимать.

— Тебе понравится, — ответил Белл. — Я видел гигантского осетра на дне реки.

— Когда полетим? — взволнованно спросила Марион.

— Ну, м-м-м, конечно, летать совершенно безопасно. Но пока не со мной.

Марион с чарующей улыбкой спросила:

— Интересно, наймет ли Престон авиатора, чтобы я полетела?

И Беллу пришлось вспомнить, что его невеста не менее решительна и целеустремленна, чем Джозефина.

— Позволь мне сначала поупражняться. К концу гонки я научусь.

— Замечательно! Мы полетим над Сан-Франциско. Скорей бы! Но ты будешь осторожен, пока учишься?

— Обещаю, — сказал Белл.

— Я отказываюсь тревожиться из-за перестрелок и драк на ножах. Но полеты? Ты там не в своей стихии.

— Это ненадолго. В следующий раз, увидев, что ветер меняется, я приземлюсь правильно.

— Как ты можешь определить направление ветра, когда сам в нем находишься? Смотришь, как развевается флаг?

— Я наблюдал за коровами.

— За коровами?

— Вокруг парка много ферм. От Джозефины я узнал, что коровы всегда встают мордой к ветру. Они точны, как флюгер, и их легче увидеть сверху.

— Чему еще научила тебя «Любимица Америки в воздухе»?

— Постоянно искать места для срочного приземления. Но держаться подальше от ярко-зеленых полей. Они слишком топкие для приземления.

Белл не стал упоминать, что Джозефины велела избегать резких движений, чтобы не поломать крылья. Не стал он пересказывать и сухое предупреждение Эддисона-Сидни-Мартина: «На вашем месте, старина, я бы постарался не входить в штопор», и решительные слова Джо Мадда: «Не вздумайте фасонить, пока не научились летать».

Марион сказала:

— Судя по всему, в том числе по неумеренным похвалам Престона, эта Джозефина кажется интересной особой.

— Да, у Джозефины есть характер, и мне не помешала бы твоя помощь, чтобы разгадать его. А пока я бы не возражал против еще одного поцелуя. Приказать детективу поставить китайскую ширму и кадку с пальмами?

— Есть мысль получше. Сейчас горничные уже распаковали мои вещи. Позволь мне снять дорожный костюм и принять ванну. А потом, может быть, придешь ко мне поужинать и еще что-нибудь.

— Заказать шампанское?

— Я уже заказала.

— Серьезно, дорогой, почему ты не стал брать летные уроки? — спросила позднее Марион наверху.

Надушенная после ванны, надев длинный изумрудно-зеленый пеньюар, она похлопала по дивану. Белл принес бокалы и сел с ней рядом.

— Некогда. Гонка начинается на следующей неделе, а у меня забот полон рот: Гарри Фрост пытается убить Джозефину, а саботажник портит аэропланы.

— Я думала, Арчи застрелил Фроста.

— Он трижды выстрелил в него из маленького немецкого пистолета, который взял с собой вопреки советам. — Белл в отчаянии покачал головой. — Я тоже считал, что застрелил Фроста. Он ранен, но не устранен. Банкир из Цинциннати сообщил, что у Фроста распухла челюсть и он с трудом говорит, но в остальном невредим. Вряд ли это похоже на человека, нашпигованного свинцом.

— Может, ты промахнулся?

— Не из моего браунинга. Из него я не промахиваюсь. И я знаю, что Арчи стрелял в него в упор. Он не мог промазать. Но Фрост крупный мужчина. Если пули не задели жизненно важные органы, как знать? Однако это все равно загадка.

У Исаака Белла вошло в привычку обсуждать дела с Марион. Образованная, с быстрым, изобретательным умом, она всегда способна была взглянуть на дело по-новому. Он сказал:

— Кстати о загадочных промахах. Фрост, очевидно, промахнулся, стреляя по Марко Селеру. Выстрел легкий, и опытный охотник не должен был дать маху. Я узнал, что у его ружья был поврежден оптический прицел. Но есть и другая причина, почему я хочу увидеть останки Селера.

— Может, на Фросте, когда он напал, была какая-то броня?

— Броня не отразит пулю. Именно поэтому порох уничтожил рыцарей.

— Кольчуга?

— Интересная мысль: из современных сплавов можно соорудить кольчугу, которая отразит пулю. Бог весть, сколько она будет весить. Несколько лет назад армия испытывала так называемые пуленепробиваемые жилеты. Но в них чересчур жарко, и они слишком тяжелы для практического использования. Впрочем, мысль интересная, моя дорогая. Прежде всего утром нацелю на это Грейди Форрера и его аналитическую службу.

Марион роскошно потянулась.

— Нет ли других загадок, которые я могла бы для тебя разгадать?

— Несколько.

— С чего начнем?

— Где тело Марка Селера.

— А еще?

— Почему итальянка, у которой я купил аэроплан, настаивает на том, что Марко Селер похитил секреты ее отца, а Джозефина настаивает, что отец мисс ди Веккио работал на Марко и у него нечего было красть?

— Как выглядит мисс ди Веккио?

— Она поразительно привлекательна.

— Правда?

— Трудно поверить, что Марко Селер или любой другой мужчина могли бы отвернуться от нее.

— А как ты спасся?

Белл чокнулся с ней.

— У меня иммунитет.

— Ты слеп к красоте? — насмешливо спросила она.

— Я влюблен в Марион Морган, она владеет моим сердцем.

Марион ответила на его улыбку.

— Может быть, Марко положил глаз на Джозефину.

— Джозефина хороша, но едва ли ее можно сравнивать с мисс ди Веккио. Она хорошенькая малышка, бойкая и кокетливая, но скорее деревенская простушка, чем роковая женщина.

— Честолюбива?

— По крайней мере в том, что касается полетов, — сказал Белл. — И очень искусно управляет летающими машинами. Есть мужчины, которых влечет к талантливым женщинам.

— Да, любовь странная штука, верно?

— Если Марко и Джозефина вообще состояли в любовной связи. Арчи считает, что она была влюблена в летающие машины Марко. А как ты знаешь, Арчи в таких делах хорошо разбирается.

Марион спросила:

— А как тебе кажется?

— Откровенно говоря, не знаю. Только она яростно защищает Марко от обвинений в краже изобретений.

— Может ли Джозефина больше защищать свой аэроплан, чем любовника?

— Вполне возможно, — сказал Белл. — А вот Марко, полагаю, был влюблен в девушку, способную купить его летающие машины.

— В таком случае все получили желаемое.

— Кроме Гарри Фроста. — Взгляд Белла стал мрачным, потом потемнел от гнева. — Бедный Арчи. Фрост совершил ужасный поступок. Не понимаю, как можно зарядить оружие такими чудовищными пулями.

Марион взяла его за руку.

— Я разговаривала с Лилиан по телефону. Завтра встречусь с ней в больнице.

— Как она?

— Устала, но полна надежды. Бедняжка. Это кошмар — кошмар для нас обеих, только я старше и люблю тебя дольше, да и беспокойство проявляю иначе. Лилиан призналась мне, что, когда Арчи после медового месяца вернулся к работе, она ежедневно боялась, что он не вернется домой. Дорогой, ты так рискуешь, когда учишься летать, потому что тревожишься об Арчи? Или пытаешься наказать себя за то, что с ним случилось?

— Мне всегда хотелось летать.

— Но ты хочешь летать не поэтому? Исаак, ты знаешь, я никогда не докучаю тебе своими страхами за твою безопасность. Но полеты кажутся слишком рискованными. Что ты сможешь сделать в воздухе, если Фрост будет по ней стрелять?

— Стрелять в него. Покончу с Гарри Фростом раз и навсегда.

— А кто будет управлять аэропланом, пока ты стреляешь?

— Я могу управлять одной рукой… Ну, если начистоту, — признался он с печальной улыбкой, — скоро смогу управлять одной рукой. Пока приходится держать руль обеими.

Марион вытянула руки.

— Покажешь?

Глава 15

— Можешь объяснить, как сбросить скорость перед приземлением? Есть ли какой-нибудь фокус? — спросил Исаак Белл у Джозефины. Гонка начиналась через три дня, и Белл должен был пройти сертификационные испытания, чтобы получить в Аэроклубе официальную лицензию пилота.

— Ничего такого не нужно, — улыбнулась Джозефина, — вот лучший совет, какой я могу вам дать. Практикуйтесь с магнето и не фокусничайте, когда машина в воздухе.

— У меня такие же alettoni, как у вас.

— Нет, не такие, — возразила она, и улыбка ее поблекла.

— Крылья закреплены так же.

— Похоже.

— Они такие же крепкие.

— Я бы на это не рассчитывала, — серьезно сказала она.

Эти разговоры неизменно раздражали ее, но Белл заметил, что Джозефина больше не повторяет свои прежние утверждения, будто отец Даниэллы работал на Марко Селера. Она словно подозревала, что справедливо противоположное.

Белл мягко сказал:

— Может, вы считаете, что я на это не способен?

Она улыбнулась, как будто была благодарна Беллу за то, что снял ее с крючка.

— Научитесь. Я наблюдала за вами. В вас есть то, что нужно — это очень важно.

— Рад слышать, — сказал Белл. — Мне нельзя отставать от вас, если я хочу вас защитить.

На самом деле Белл разработал систему защиты, в которой сам он был лишь одним элементом. На крыше вагона поддержки будут сменяться стрелки Ван Дорна; на позицию они будут подниматься через люк в крыше. Два быстрых автомобиля с открытым кузовом готовы будут немедленно поехать за ней, если Джозефина почему-либо отклонится от железнодорожной дороги. И каждый день детективы заранее будут занимать места на следующей запланированной стоянке.

У входа в ангар возник какой-то переполох.

Белл загородил собой Джозефину и достал из кармана пальто «кольт».

— Джозефина! Джозефина! Где эта женщина?

— О боже, — сказала Джозефина. — Это Престон Уайтвей.

— Джозефина! Джозефина! — кричал Уайтвей. — Где вы? Я принес хорошую новость. Большую новость!

Белл убрал оружие. Лучшей новостью, какую он мог придумать, был бы арест Гарри Фроста.

— Мои юристы, — кричал Уайтвей, — убедили суд признать ваш брак с Фростом недействительным на том основании, что этот безумец пытался вас убить!

— Недействительным?

— Вы свободны… Свободны!

Исаак Белл достаточно долго наблюдал за встречей Джозефины и Уайтвея, чтобы понять ее природу, потом незаметно вышел за дверь.

— Прекратить съемку! — услышал он резкий приказ Марион. Ее оператор, пригнувшийся к большой камере на прочном треножнике, прекратил вертеть ручку, словно с неба спустился ястреб и схватил его за руку, и аппарат перестал трещать. Операторы мисс Морган хорошо знали — мистер Белл не хочет, чтобы его снимали.

— Дорогой, как приятно тебя видеть.

Он подумал, что она прекрасно выглядит в рабочем костюме: в блузке и длинной юбке, с высоко забранными волосами, чтобы не мешали ей смотреть в объектив.

Марион объяснила, что все утро они следуют за Престоном Уайтвеем, снимают материал для первого сюжета —

«Прибытие спонсора гонки!!!»

Белл обнял ее.

— Какая радость. Пообедаем вместе?

— Нет, мне нужно все это снимать. — Они понизила голос. — Как Джозефина приняла новость?

— По-моему, она пытается пригасить энтузиазм Уайтвея по поводу ее «свободы».

— Думаю, Престон собирается сделать ей предложение.

— Такие признаки есть, — согласился Белл. — Он сияет и пылает. И в новом костюме. Словно был на волосок от смерти — и спасся.

Марион расставила по местам свою команду и операторы уже трещали камерами, когда Престон Уайтвей поманил нью-йоркскую прессу к большой желтой палатке Джозефины на поле, пообещав серьезные изменения в гонке. Белл внимательно следил за толпой; его сопровождал Гарри Уоррен, эксперт Ван Дорна по бандам Нью-Йорка. После ранения Арчи Белл попросил назначить старшим в группе Белмонт-парка именно его.

Белл видел, что горячее желание Уайтвея сбылись: другие газеты больше не могли молчать о Кубке Уайтвея. Воздушная гонка стала главным событием в стране. Но конкуренты невзлюбили его за это, и за два дня до старта вопросы были откровенно враждебными. Сорок журналистов выкрикивали их, подстрекаемые детективом Ван Дорна Скаддером Смитом, который когда-то был репортером или во всяком случае так утверждал.

— Если этот детектив действительно напился так, как кажется, — сказал Исаак Белл Гарри Уоррену, — отстраните его на неделю и удержите месячное жалованье.

— Скаддер в порядке, — заверил его Уоррен. — Это часть маскировки.

— Маскировки? Кем он притворяется?

— Пьяным нью-йоркским репортером.

— Он меня провел.

— Вы не станете отрицать, мистер Уайтвей, — воинственно выкрикивал репортер из «Телеграмм», — что крайне короткий этап от Белмонт-парка до гоночной трассы «Эмпайр-Сити» в Йонкерсе нарочно придуман, чтобы привлечь больше платных зрителей из Нью-Йорка?

— Разве неправда, что от Белмонт-парка до Йонкерса можно долететь на планере? — подхватил человек из «Трибюн».

— Десять миль, мистер Уайтвей? — спрашивала «Таймс». — Авиаторы не могли пройти их пешком?

— Или проехать на велосипеде? — эхом откликнулся детектив Смит.

Белл восхищался тем, как искусно Уайтвей дает репортерам конкурентов позабавиться, прежде чем выпалит из обоих стволов. На самом деле Белл подозревал, что Уайтвей все это спланировал, чтобы заманить другие газеты в ловушку.

— С удовольствием оправдывая ваши ожидания новой сенсации, объявляю об изменении маршрута гонки. Условия первого этапа до гоночной трассы в Йонкерсе таковы: соперники пролетят восемнадцать миль на запад от Белмонт-парка до статуи Свободы. Долетев до этого символа американской свободы, авиаторы, оспаривающие Золотой кубок Уайтвея, должны будут облететь статую, чтобы тысячи зрителей увидели это с берега и прогулочных судов, а потом пролететь еще двадцать две мили на север до Йонкерса; таким образом общая длина первого этапа составит сорок миль. Наши храбрые авиаторы смогут проявить себя, дважды пересекая водные пространства: коварный пролив Ист-Ривер и широкий Аппер-Бей, потом они пролетят над серединой реки Гудзон и, если Бог даст, благополучно приземлятся на прекрасном поле гоночной трассы Эмпайр-Сити… Благодарю вас, джентльмены. Уверен, ваши издатели с нетерпением ждут вас, чтобы раньше конкурентов отправить на улицы свои экстренные выпуски.

Он мог бы добавить, что экстренные выпуски газет самого Уайтвея уже получили все мальчишки-газетчики в городе. Но это и не требовалось. Репортеры толпой устремились к телефонам на гоночной трассе, бранясь, что их обвели вокруг пальца и что издатели сдерут с них шкуру.

— Ненавижу эту проклятую статую, — сказал Гарри Фрост Джину Уиксу.

Уикс, пожилой водник со Статен-Айленда, прислонился к рулю своей устричной шлюпки, привязанной к грязному берегу Килл-ван-Кулла. Лодка длиной двадцать три фута и почти десять футов шириной была похожа на все остальные, но облупившиеся борта и выгоревшая палуба скрывали мощный бензиновый мотор, который позволял ей двигаться гораздо быстрее других шлюпок, занятых обычным промыслом.

— Почему, мистер?

— Проклятая статуя привлекает иностранцев. У нас слишком много иммигрантов, нам больше не нужна ублюдочная кровь.

Джин Уикс, чья семья эмигрировала из Англии раньше, чем предки Фроста ступили на борт «Мэйфлауэра», не мешал безумцу болтать. Фрост платил за проезд в лодке Уикса. Много платил. В молодости Уикс отобрал бы у него деньги, а самого Фроста выбросил бы за борт. Или попытался бы, подумал он после паузы. Этот сумасшедший — здоровяк, и бугры под его пальто скрывают не выпивку и ланч. Так что, если ему нужны деньги сумасшедшего, их придется заработать.

— Куда вас доставить, мистер?

Фрост развернул газету, экстренный выпуск, и расстелил ее на просоленной скамье у руля. Браня ветер, срывавший газету, он показал Уиксу карту первого дня воздушной гонки на Кубок Уайтвея.

— Видишь, как они огибают статую и летят дальше над рекой?

— Да.

Здоровяк нарисовал на карте крестик.

— Я хочу быть здесь, чтобы солнце осталось позади.

Глава 16

— Изменились ли ставки на Джозефину? — спросил Исаак Белл у букмекера Джонни Масто за две ночи до начала гонки.

— По-прежнему держатся один к двадцати, сэр. Тысяча долларов на «Любимицу Америки в воздухе» принесут вам двадцать тысяч.

— Я поставил две тысячи.

— Отлично, сэр. Восхищаясь вашим смелым спортивным чутьем, я подумываю о возможности увеличить ваше вложение. Если малышка выиграет, вы сможете купить себе загородное поместье и автомобиль, чтобы туда ездить.

Благоухая фиалковым одеколоном в сопровождении помощников с оловянными глазами — они прятали выручку и следили за копами — Джонни Масто шествовал по полю, приговаривая:

— Делайте ставки, джентльмены, делайте ставки. Каковы шансы? Назовите сами, они ваши. Сто долларов принесут вам еще пятьдесят, если новенький «Кертис-Пушер» сэра Эддисона-Сидни-Мартина первым придет в Сан-Франциско. То же касается француза Шевалье на «Блерио». Один к двум,господа, один к двум на Шевалье. Но если Билли Томас от синдиката Вандербильта пролетит быстрей, тот, кто поставил сто долларов, получит еще сотню.

— А как Джо Мадд? Каковы ставки на Мадда? — спросил мужчина с большой сигарой.

Джонни Масто радостно улыбнулся. Очевидно, подумал Белл, почуял человека с деньгами.

— Летающая машина рабочего представляет редкую возможность сорвать крупный куш — три к одному. Триста долларов за сотню, поставленную на Джо Мадда. Но если вы хотите уверенности, ставьте сто долларов на сэра Эддисона-такого-сякого-как-его-там и выиграйте пятьдесят баксов… Подождите! В чем дело? — Мужчина в одежде механика что-то зашептал ему на ухо. — Господа! Ставки на Эддисона-такого-сякого-как-его-там меняются. Сотня принесет вам сорок.

— Почему? — спросил игрок, разочарованный тем, что его шансы на выигрыш упали.

— Вероятность того, что он всех побьет, выросла. Его механики сняли «утку» с носа машины. Они обнаружили, что им не нужен передний руль высоты, потому что он уже есть на хвосте. «Кертис-Пушер» сэра Эддисона-такого-сякого-как-его-там полетит без головы. Теперь никто его не обгонит.

В тот же вечер саботажник, который направил термодвигатель на стезю убийства, заставив прикончить Джадда и разбить несколько аэропланов, стоял, нервно потирая руки, и смотрел, как механики сэра Эддисона-Сидни-Мартина заканчивали готовить к полету обезглавленный «Кертис». После того как сняли передний руль направления, самолет стал казаться очень стройным.

Суть раньше саботажник наблюдал за полетами и должен был согласиться со всеми наблюдателями на поле, знающими свое дело, — «Кертис» теперь летал значительно лучше и быстрее. Букмекеры, уже влюбленные в новый шестицилиндровый, в девяносто лошадиных сил мотор компании «Кертис», провозгласили, что безголовый «Кертис-Пушер» — это аэроплан-победитель, особенно в руках авиатора-чемпиона, такого, как английский баронет.

Наконец механики накрыли самолет брезентом, выключили генератор, обеспечивавший свет, и отправились на железнодорожную станцию, спать на своих койках. Опасаясь детективов Ван Дорна, саботажник достал из сумки долото и распорку и принялся за работу.

— Ваш экзамен должен был начаться пять минут назад, мистер Белл.

Представитель Аэроклуба, стоявший у машины Белла, нетерпеливо взмахнул блокнотом.

Белл запрыгнул в кабину «Американского орла», бросил шляпу механику и надел очки и перчатки.

— Готово!

Он только что кончил обсуждать с Гарри Уорреном тактику действий. Энди и его помощники поставили аэроплан на травяную полоску, прогрели мотор и держали за клинья.

— Чтобы получить лицензию пилота, мистер Белл, вы должны подняться на высоту в сто футов и пролететь по обозначенному пилонами курсу. Затем вы подниметесь на пятьсот футов и останетесь там в течение десяти минут. Потом вы продемонстрируете три метода снижения: безопасное планирование серией кругов, постепенное снижение волнами и резкое спиральное падение. Это ясно?

Белл улыбнулся.

— Можно ли передвигаться, в течение десяти минут оставаясь на высоте пятьсот футов?

— Конечно. Вам нужно двигаться. Иначе машина упадет. Начинайте. Я не могу заниматься вами целый день.

Но не успел Белл запустить шумный мотор, как в облаке дыма от касторового масла показался толстяк Грейди Форрер, глава аналитической службы Ван Дорна, крича, чтобы Белл подождал.

Белл нажал на переключатель. «Гном» закашлялся и замолк. Энди Мозер принес ящик из-под мыла, который использовали, чтобы вылезать из аэроплана.

— Мы узнали, почему Фрост пережил ваши с Арчи выстрелы.

— Молодцы! Как?

— Помните, я вам говорил, что священник из Чикаго десять лет назад сконструировал так называемый пуленепробиваемый жилет из многих слоев очень тонкого шелка, который специально изготовляют в Австрии?

— Но армия от него отказалась. Он весил сорок фунтов, и в нем чертовски жарко.

— Догадайтесь, кто оплатил производство такого жилета?

— Чикаго, — сказал Белл. — Конечно. Именно такая вещь показалась Фросту возможно полезной. Быть пуленепробиваемым — мечта любого преступника.

— Такой здоровяк, как он, может нести любую тяжесть.

— Так что единственная рана, какую получил Фрост, это разбитая челюсть, когда его свалил Арчи.

— В следующий раз, — сказал Грейди Форрер, — берите с собой пушку.

Белл приказал Форреру всем передать эту новость. Ручное оружие: ножи, простые и автоматические пистолеты — Фроста не возьмут. Берите ружья. И стреляйте в голову — для страховки.

— Хорошо, сэр, — обратился он к представителю Аэроклуба, — я готов к испытанию.

Энди протянул руку к пропеллеру. Белл коснулся выключателя. Но, вместо того чтобы сказать «Контакт!», закричал:

— В чем дело?

Краем глаза Белл увидел бегущего к нему чрезвычайно испуганного молодого агента из нью-йоркского отделения. Белл сделал знак Энди. Тот вернул на место ящик из-под мыла. Эдди Тобин забрался на него и наклонился к Беллу, чтобы только он мог услышать ван дорна из Нью-Йорка.

— Кажется, Фроста заметили в Сент-Джордже.

Сент-Джордж на Статен-Айленде — курортный городок, где канал Килл-ван-Кулл встречается с Аппер-Беем. Там много дорогих отелей, откуда открываются великолепные виды нью-йоркской гавани. У берега множество паромов, буксиров, угольных барж, паровых яхт, рыбацких лодок и устричных шлюпок.

— Это точно был Фрост?

— Помните, моя родня там промышляет устриц.

— Да, — коротко ответил Белл.

Когда гаванская охрана, отдел нью-йоркской полиции, покончила с пиратством, некоторые семьи Статен-Айленда переключились на ловлю устриц. Юный Эдди был из такой семьи. Белл не колеблясь доверил бы ему свою жизнь, но узы крови крепки, и, когда речь заходила о темных сторонах жизни морского порта Нью-Йорка, Эдди Тобин оказывался самым осведомленным частным детективом.

— Парень, похожий на Фроста: рослый, краснолицый, с седой бородой — швырял деньгами, нанимая лодку.

— Что за лодка?

— Он сказал, что она должна быть устойчивой — широкой, как устричная яхта. И быстрой. Быстрей гаванского патруля.

— Нашел такую?

— Пары очень быстрых лодок с тех пор не видно. У обеих хозяева из тех, что за деньги готовы на все. Фрост — если это был Фрост — платил щедро.

Исаак Белл похлопал его по плечу.

— Молодчина, Эдди.

Лицо ученика детектива, в шрамах от жестокого избиения — он едва тогда не погиб — исказила кривая улыбка. Зрение он сохранил, хотя один глаз прикрывало распухшее веко. От похвалы Белла его глаза радостно загорелись.

— Могу я спросить, что, по-вашему, это значит, мистер Белл?

— Если это действительно был Фрост — а не какой-нибудь преступник, который хочет провезти контрабанду или вытащить приятеля из тюрьмы и передать его под более дружеское крыло, — значит, Фросту нужна устойчивая платформа для стрельбы и быстрая лодка, чтобы скрыться.

Белл перенес длинные ноги через край кабины и выпрыгнул, приземлившись ловко, как акробат.

— Энди! Быстрей!

— Подождите! — воскликнул представитель Аэроклуба. — Куда вы, мистер Белл? Мы даже еще не начали испытание!

— Простите, — сказал Белл. — Закончим в другой раз.

— Но вы должны получить лицензию, чтобы участвовать в гонке. Таковы правила.

— Я не участвую в гонке. Энди! Выкрась машину в желтый цвет.

— В желтый?

— В уайтвеевский желтый. Как у Джозефины. Скажи ее парням, что я просил дать краски и помочь с кистями. Пусть к утру машина будет желтой.

— Как вы будете их различать? Ваши машины и так очень похожи. Их перепутают.

— То-то и оно, — сказал Белл. — Не хочу облегчать Гарри Фросту задачу.

— Да, но если он начнет стрелять в вас, думая, что это она?

— Если он начнет стрелять, он выдаст себя. Этого мне и надо.

— А если он попадет в вас?

Исаак Белл не ответил. Он уже собрал своих детективов и внушал им:

— Молодой Эдди принес хорошие новости. Расставьте стрелков в лодках по Ист-Риверу и Аппер-Бею и Гудзону на всем пути до Йонкерсов. Мы везде сумеем ответить Гарри Фросту.

Книга третья Вверх, вверх и еще выше

Глава 17

Когда гонка началась, Исаак Белл на своем «Американском орле» в тысяче футов над Белмонт-парком ожидал неприятностей. Ветер в этот день был коварный — выстрел из стартовой пушки пришлось дважды откладывать из-за резких порывов, и хоть рослый детектив был новичком, он сразу проникся любовью опытных летчиков к полетам. Джозефина Джозефс, Джо Мадд, лейтенант Чет Басс, автогонщик Билли Томас, хлопковый плантатор Стив Стивенс, «французский бульдог» Рене Шевалье — все предпочитали высоту по причинам, которые кратко изложил сэр Эддисон-Сидни-Мартин: «Падая с большой высоты, можно попытаться остановить падение. Падая с малой высоты, слишком быстро встречаешься с землей».

Высота открывала Беллу великолепный вид на гоночную трассу Белмонт-парка. Зеленое травяное поле уставлено аэропланами всех цветов. Вокруг суетятся толпы механиков — их можно отличить по жилетам и белым рубашкам; они натягивают тросы, проворачивают моторы, закрывают баки с горючим и радиаторы. На трибуне машут белыми платками пятьдесят тысяч зрителей.

К счастью, он предусмотрел транспортные пробки. Железнодорожную станцию заволокли облака угольного дыма. Поезда поддержки скопились на выезде из Белмонт-парка, спеша направиться к гоночной трассе Эмпайр-Сити в Йонкерсе. Ведущая туда железнодорожная ветка представляла собой сплошную цепь ползущих поездов, локомотивов и служебных вагонов, все это медленное и громоздкое, как процессия слонов. Локомотивы обгоняли друг друга на стрелках, машинисты свистели, тормозные бегали, диспетчеры кричали, а кондукторы рвали на себе волосы в шумном, дымном балете, который теперь будет исполняться каждое утро перед началом очередного этапа. Ангар-вагон «Американского орла» Белла уже стоял в Йонкерсе, отправленный туда еще в полночь с двумя автомобилями.

Крыши всех вагонов и пульманов были выкрашены в цвета гонщиков и расписаны их именами. Летчик сверху сразу мог определить, что под ним — его поезд, поезд конкурента или просто товарный состав, идущий по своим делам.

Лихо мчащуюся желтую цепочку Джозефины тянул быстрый локомотив «Атлантик-4-4-2» с высокими колесами. Сзади был прицеплен роскошный личный вагон Престона Уайтвея, отделенный от спального вагона Джозефины вагоном-ангаром, вагоном-рестораном, спальным вагоном для механиков, журналистов и детективов и вагоном с «роллс-ройсом» Уайтвея. Этот поезд шел впереди прочих. Об этом позаботился Белл, приказавший отправляться до рассвета, оставив на станции прицепной вагон с запасными частями и инструментами. Все шло по плану: «особый» поезд Джозефины будет ждать в Йонкерсе ее приземления. Исаак Белл надеялся, что она прилетит первой: он сунул в надушенную ладонь Джонни Масто еще одну тысячу долларов.

Перед ползущими поездами в десяти милях к западу он видел дымы Нью-Йорка, поднимающиеся в голубое небо. Небоскребы Уолл-стрит, маячащие в дыму, показывали, где Нижний Манхэттен выступает в залив, вклиниваясь в воды, с которых нападет Гарри Фрост.

Белл направил нью-йоркских ван дорнов во главе в Гарри Уорреном и опытным водником со Статен-Айленда Эдди Тобином в трех быстрых лодках на три водных участка — Ист-Ривер, Аппер-Бей и реку Гудзон. Благодаря щедрым денежным вознаграждениям им будет помогать полиция Нью-Йорка — охрана гавани.

Белл остро осознавал, что общаться с его широко разбросанными силами почти невозможно. Проводя подобную операцию на суше, он мог бы отдавать приказы и получать отчеты по телефону, телеграфу и с помощью автомобилей.

Очень подошло бы радио Маркони, какое флот использует для связи между боевыми кораблями; с его помощью легко поддерживать контакт с далеко рассредоточенными силами. Но беспроволочный телеграф весил больше, чем «Американский орел», и требовал мощного источника электричества, так что оставалось рассчитывать на внимательность и сообразительность детективов на земле и на воде.

Выстрелила стартовая пушка.

Из-за рева своего «Гнома» Исаак Белл не расслышал этого выстрела, но увидел большое облако белого порохового дыма.

При выборе стартовой позиции тянули жребий. Первым по траве покатил хлопковый плантатор Стив Стивенс. Его огромный белый биплан приводили в действие два мотора «Антуанетта V-8» с подкачкой насосами; моторы были такие же, каку машины Джозефины, только больше. Их установил Дмитрий Платов; он шутил с механиками, что «Антуанетта» создана нарочно для Стивенса, учитывая его большой вес. Стивенсу потребовалось проехать почти двести ярдов, чтобы подняться. Покачивая крыльями, самолет обогнул стартовый пилон, где время его отправления зафиксировал Вайнер из бухгалтерии. А когда самолет направился на запад, Беллу показалось, что он летит очень быстро.

Следующим в оранжевом самолете войск связи «Райт-1909» поднялся лейтенант армии Чет Басс. За ним последовал Джо Мадд в «Революционном красном» биплане. Когда он огибал пилон, его обогнал в своем безголовом голубом самолете с воздушным винтом сэр Эддисон-Сидни-Мартин. Машина за машиной поднимались в воздух, огибали стартовый пилон, чтобы их время отметили, и брали курс на статую Свободы.

Джозефина вытянула короткую соломинку. Взлетев последней, она подняла «Селер» после восьмидесяти ярдов пробега, опасно прижимаясь к земле, чтобы набрать скорость при облете пилона, и улетела на запад так быстро, словно его выстрелили из пращи. Белл летел над ней и чуть позади, благословляя Энди Мозера, который так отладил «Гном», что Белл не отставал от мощной «Антуанетты» Джозефины.

Грандиозность задачи он начал понимать, когда открытые поля ферм Нассау сменились крышами густонаселенного Бруклина. Он мог видеть на много миль вперед, но без подробностей. Если Гарри Фрост откроет огонь, прячась за дымовыми трубами, голубятнями и развешанным бельем, Белл узнает об этом, только когда свинец начнет рвать самолет Джозефины.

Или мой самолет, мрачно утешил себя Белл, ведь машины выглядят одинаково. К тому же, к некоторому его облегчению, курс авиаторов постоянно менялся из-за потоков воздуха и порывов ветра. И если Фроста отделяет от них четверть мили, те же объекты, что скрывают его, не дадут ему точно выстрелить. Почему вероятность того, что коварный стрелок будет поджидать добычу на воде, возрастало.

Через десять минут после взлета Джозефины Белл увидел блеск воды.

Гавань Нью-Йорка — это обширное водное пространство рек и заливов, усеянное буксирами, целыми флотами паромов, перевозящих пассажиров, которые хотят посмотреть гонку, барж, пароходов, лодок, гребных шлюпок, катеров и лихтеров. Справа Белл видел Бруклинский мост, перекинутый через Ист-Ривер и соединяющий Бруклин с островом Манхэттен. В военную гавань двигался белый военный корабль, окруженный маленькими буксирами. Другие корабли, выкрашенные в маскировочный серый цвет и оснащенные современными мачтами, рядами стояли у берегов.

Прямо впереди Бруклин заканчивался Каналом Баттермилк. Поперек этого узкого пролива лежал Губернаторский остров. Посередине пролива шел катер; на его палубе, на брезенте, была нарисована буква V, что означало «Ван Дорн». А за Губернаторским островом открытая вода почти на милю тянулась до статуи Свободы.

Колоссальная медная зеленая статуя высотой триста футов стояла на гранитном постаменте над естественными ступенями на крошечном острове Бедлоу. Близ Бедлоу крейсировал еще один катер с буквой V, он проходил между паромами, баржами со скотом и частными яхтами, с которых шляпами и носовыми платками махали зрители.

Белл видел, что белый биплан Стива Стивенса уже обогнул ориентир и исчезает далеко на севере за рекой Гудзон. Сразу за ним летел Билли Томас в зеленом гоночном «Кертисе» с тянущим винтом. За ними еще четыре участника гонки. Красный биплан Джо Мадда как раз завершал облет высокой статуи, а сразу за ним шли еще два аэроплана. Синего самолета Эддисона-Сидни-Мартина не было видно, и Белл понял, что англичанин должен быть далеко впереди; может, он уже пьет чай в Йонкерсе.

Билл снял левую руку с руля, взял полевой бинокль, висевший на груди, и принялся осматривать воду в поисках небольшого судна, которое предположительно нанял Фрост. Он увидел на севере группу буксиров и два больших парома — поднимая большую волну, они преодолевали полоску воды между Губернаторским островом и ощетинившегося пирсами Нижнего Манхэттена. Белл провел биноклем перед ними и увидел тонущую в воде ярко-синюю летающую машину. Сэр Эддисон-Сидни-Мартин рухнул с неба. Нижнее крыло фюзеляжа уже ушло под воду.

«Орел» качнулся, словно автомобиль на краю канавы. Белл выпустил бинокль, освобождая обе руки. Выровняв самолет, он снова повел его одной рукой, настроил бинокль и поймал в поле зрения англичанина. Баронет стоял на верхнем крыле своего аэроплана. Очки его перекосились, он потерял шлем, но каким-то образом умудрился раскурить сигарету. И приветствовал первый подошедший к нему буксир облаком сигаретного дыма.

Прежде чем Белл смог вновь начать разглядывать в бинокль небольшие суда, поднялся сильный ветер, и ему потребовались обе руки, чтобы управлять «Американским орлом». Ветер все усиливался, сильно подбрасывая аэроплан. Белл догадался, что попал в тот участок неба, где сталкиваются противоположные ветры — с реки и с Нью-Йоркского залива. Какова бы ни была причина, он чувствовал, как ветер треплет его моноплан, испытывая крылья ди Веккио на прочность.

Неожиданно машина наклонилась на бок, повернула направо и начала падать.

Глава 18

Действуя инстинктивно, быстро и решительно, Исаак Белл попробовал с помощью руля помешать повороту. Повернув руль, он оттянул его, пробуя поднять нос. Ни руль направления, ни рули высоты не действовали. «Американский орел» поворачивался все больше и наклонялся круче.

Чутье подвело Белла. Пропеллер нацелился в пустое небо, а корабли в гавани неожиданно оказались под его правым плечом. Потом, прежде чем он понял, что делает неверно, все завертелось.

Краем глаза он заметил желтое пятно. Через мгновение оно стало огромным. Машина Джозефины. Он промчался мимо нее, как поезд-экспресс, на расстоянии в несколько ярдов, представляя себе, что скажет Ван Дорн, когда его старший дознаватель, вместо того чтобы защищать Джозефину, угробит ее на виду у миллиона зрителей.

Скорость! Таков был первый ответ Джозефины на его вопрос о технике полета. Скорость — твой друг! Скорость делает воздух сильней.

Белл вернул руль направления в нормальное положение, перестал тянуть его на себя и толкнул вперед. Потом, осторожно, словно обращаясь с испуганной лошадью, потянул вбок, поднимая alettone на левом крыле и опуская на правом. «Американский орел» выпрямился, прервал падение набок, опустил нос и полетел быстрее.

В течение нескольких секунд все кончилось. Ветер по-прежнему бил по самолету, но теперь «Орел» уже был аэропланом, а не падающим камнем. Скорость, печально подумал Белл, когда машина полетела ровно. Когда летишь ровно, помнить теорию легко, гораздо труднее не забывать о ней в чрезвычайных обстоятельствах.

Слияние ветров с реки и моря, которое едва не погубило его, оказалось столь же целеустремленным, сколь смертоносным. Возник второй водоворот и обрушился на машину Джозефины.

Белл понял, что ему повезло. По нему пришелся скользящий удар. По «Селеру» Джозефины ветер ударил с такой силой, что сбросил его с неба. Машина завалилась на бок. В следующее мгновение моноплан сорвался в неуправляемый штопор.

Когда он пролетал под его машиной, Белл увидел, как от левого крыла отломился кусок.

Ветер подхватил обломок и понес вслед за аэропланом. Белл узнал alettone, один из приборов управления на крыльях. Но вот трос, соединявший alettone с самолетом, порвался, и кусок унесло, как лист на ветру. Если бы Белл только что сам не боролся с ударами ветра, он решил бы, что это Гарри Фрост отстрелил один из придатков крыла. Но на машину Джозефины напал не преступник, а Мать-Природа в ее худших проявлениях, не злобная, но не менее опасная.

Джозефина не колебалась. Скорость!

Белл видел, как она прянула вперед, всей тяжестью тела налегая на руль направления. Она пыталась опустить нос, чтобы самолет падал вперед, а не вбок. В то же время она наклоняла оставшиеся alettone, чтобы прекратить вращение.

Белл весь напружинился, словно мог усилием воли помочь ее машине уцелеть. Но казалось несомненным, что, несмотря на хладнокровие и храбрость Джозефины, ее мгновенные рефлексы и огромный опыт, сильный ветер и отсутствие управления разнесут ее машину.

Белл видел многоцветье вокруг статуи Свободы. Зрители на кораблях смотрели на падающий самолет, и тысячи лиц исказил ужас.

Белл отключил мотор, и моноплан стал под острым углом круто планировать вслед за Джозефиной — отчаянный порыв помочь ей, стремительный и столь же тщетный. Вой ветра в проволочных оттяжках стал пронзительнее; словно «Орел», увеличивая скорость, кричал.

В ста футах над водой аэроплан Джозефины резко повернул; ее новый курс был курсом на столкновение с пьедесталом статуи Свободы. Выровнявшись, аэроплан пошел по ветру, который дул с юга. Снижаясь, самолет обошел статую слева. С внезапно вспыхнувшей надеждой Белл понял, что Джозефина пытается посадить самолет. Она как будто нацелилась на крошечный газон между стенами, образующими звезду, и морем.

Это пространство казалось не больше сельского огорода — шестьдесят ярдов в длину, два размаха крыльев в ширину. Но, когда Белл выровнял свою машину и снова включил «Гном», он понял, что здесь именно столько места, сколько нужно летчице. Колеса ее машины коснулись зеленой травы, моноплан подскочил, покатился и остановился у самой границы острова, в футе от воды.

Джозефина выбралась из кабины. Она стояла подбоченясь и разглядывала то место на крыле, где сломался alettone.

Потом, повторяя позу гигантской статуи, подняла правую руку, как Свобода — факел, и помахала толпам зрителей на лодках. Зрители тысячами носовых платков приветствовали ее маневр и удачу.

Как только Белл увидел, что катер со знаком «V» «Агентства Ван Дорна» подошел к острову Бедлоу, он облетел строгий галльский нос статуи Свободы и со скоростью шестьдесят миль в час полетел вверх по реке Гудзон. Природа своими смертоносными ветрами помогала ему, и он не собирался профукать такой подарок. Джозефина в безопасности на земле, скоро ее будет охранять множество вооруженных детективов; если Гарри Фрост затаился впереди на маршруте, желтая приманка Белла — единственная машина, которую увидит убийца и по которой начнет стрелять.

Рослый детектив решил больше не ждать.

Четыре минуты спустя, в четырех милях выше по реке, когда справа от него находился средний Манхэттен, а слева выступал в воду причал Уихокена, мимо его головы просвистела пуля.

Глава 19

За ней другая. Третья пуля пробила фюзеляж «Орла» сразу за Исааком Беллом, и спинка его сиденья задрожала от удара. Четвертая со звоном ударилась о вершину треугольного стального крепления над крылом. Пули были тяжелые — для «Марлина» калибра .45–70, любимого оружия Фроста, догадался Белл. Пятая пуля с такой силой ударила в руль направления, что он задребезжал. Теперь стреляли сзади. Белл пролетел над Фростом и уходил за пределы дальности стрельбы.

Белл резко развернул «Американского орла» и полетел обратно, осматривая заполненную судами реку в поисках того, откуда стреляли. Когда началась стрельба, он летел над серединой Гудзона, который был здесь в милю шириной, на равном расстоянии от берегов Манхэттена и Нью-Джерси. Расстояние в полмили было слишком велико, что Фрост мог так точно стрелять в цель. Он был где-то непосредственно под Беллом, где-то в облаке дыма и смога, затерявшийся среди движущихся буксиров, баржей, лихтеров, паромов, яхт и других кораблей.

Между железнодорожным паромом с тремя рядами рельсов, уставленных товарными вагонами, и трехмачтовой шхуной под белым облаком парусов, Белл заметил короткое, широкое и плоское серое судно. Он снизился, чтобы выяснить побольше. Устричная шлюпка, но движется с необычной скоростью, а за ней тянется большая волна и облако выхлопных газов из напряженно работающего двигателя. Рулевой на корме склонился над рулем. Мачта снята и лежит на палубе. Рядом с мачтой навзничь лежит пассажир. Крупный мужчина, с Гарри Фроста. Кажется, что он просто упал. Но, когда аэроплан пролетал над шлюпкой, Белл увидел блеск длинного ружья.

Он левой рукой схватил руль, правой достал пистолет и сместил руль вперед. Если Гарри Фрост озадачен тем, почему желтый моноплан его жены вдруг вернулся, он еще больше удивится, узнав, что спутал очень похожие самолеты.

«Орел» нырнул к устричной шлюпке. Белл упер автоматический пистолет в борт аэроплана, нашел в прицеле лежащую фигуру и трижды нажал на курок. Он видел, как от его пуль по палубе разлетелись щепки; одна пуля проделала борозду в мачте. Аэроплан дернулся в воздушном потоке, и третья пуля пролетела мимо.

«Орел» так близко пролетел над шлюпкой, что Белл услышал грохот трех ответных выстрелов Фроста; они были сделаны так быстро, что в ткани крыла в ярде от плеча Белла появились три пробоины; крыло словно пробило пушечным ядром. Внезапность появления двух одинаковых желтых аэропланов больше не действует.

— А стрелять ты умеешь, — пробормотал Белл. — Надо отдать тебе должное.

Он очень быстро пролетел над шлюпкой и был уже далеко от нее. А когда развернул «Орла» и полетел обратно, увидел, что шлюпка полным ходом идет к Уихокену. Видные сверху, от дюжин причалов отходили десятки железнодорожных путей к железнодорожным станциям и в обширный тридцатиакровый загон со множеством мычащих коров; этих коров тысячами привозили в поездах с запада и доставляли паромами на манхэттенские бойни.

Белл опять спустился и подлетел к шлюпке сзади, стреляя снова и снова. Но на такой малой высоте аэроплан подпрыгивал и скользил по дымному ветру, делая невозможным точный огонь, тогда как Гарри Фрост, стреляя из более устойчивого положения, смог снова направить прямо в него удивительно точный залп. Белл увидел еще одну дыру в крыле. Пуля едва не задела его щеку.

Потом удачный выстрел перебил кронштейн крыла.

Трос под многотонной нагрузкой со звонким щелчком лопнул. Белл затаил дыхание, ожидая, что, лишившись опоры, крыло отвалится. Крутые повороты увеличивали нагрузку. Но ему обязательно нужно было повернуть и опять пролететь над шлюпкой, прежде чем она окажется у причала. Если Гарри Фрост доберется до берега, ему очень легко будет скрыться. Белл полетел за шлюпкой, стреляя из почти бесполезного пистолета и клятвенно обещая себе, что если уцелеет и в этот раз, то заставит механиков установить на «Американском орле» турель для автоматического оружия.

Рулевой Фроста провел шлюпку к причалу через просвет между шхуной, снабженной гафелем, и четырехсотфутовым стальным корпусом клипера, с которого сгружали гуано. Парусные корабли загораживали причал целым лесом мачт. Белл больше не мог стрелять по Фросту, тем более приземлиться на причал.

Шлюпка остановилась у лестницы. Фрост проворно, словно гризли, поднялся на причал. Появившись на причале, он несколько мгновений стоял неподвижно, глядя на кружащего наверху Белла. Потом торжествующе взмахнул рукой и побежал к берегу.

Два рослых человека в шляпах с опущенными полями — детективы железнодорожной компании — преградили ему путь. Фрост, не останавливаясь, уложил обоих.

Белл напряженно разглядывал сортировочную. Конечно, он не видел ни единого клочка зеленого поля. Железнодорожная станция была уставлена составами, а в загоне теснилось множество скота. Он сделал единственный возможный выбор. Борясь с противным ветром и надеясь найти восемьдесят ярдов открытого пространства, он попытался сесть на причал, параллельный тому, куда высадился Фрост. Маневровый паровоз деловито уводил с него цепочку вагонов. Но по всему причалу рассыпались грузчики с тачками, а еще туда въезжал тяжелый фургон, запряженный упряжкой лошадей.

«Гном» громко гудел, и этот приближающийся звук напугал лошадей. Они остановились посреди причала. Увидев спускающийся с небо ярко-желтый моноплан, они попятились и встали на дыбы. Грузчики бросились в укрытия, оставив тачки.

Ширина причала составляла восемьдесят футов. Размах крыльев «Американского орла» — сорок футов. Белл посадил самолет точно посередине гладкой деревянной поверхности, между двумя железнодорожными ветками. Резиновые шины колес приняли на себя первый удар, что позволило раме сработать как тормоз. Но бревна были более гладкими, чем почва, и «Орел» скользил, как по снегу, почти не теряя скорости, пока не наткнулся на тачку. Тачка зацепилась за раму, заставив «Орел» наклониться вперед, пропеллером вниз. И полированный девятифутовый каштановый винт лопнул, как спичка.

Белл выскочил из кабины на землю и побежал, на ходу выбросив пустую обойму и вставив новую. Корабли, стоявшие вдоль причала с обеих сторон, закрывали от него бегущего. Белл почти добежал до берега, и только тогда увидел Фроста, который был уже на суше и, пригибаясь, бежал в сторону скотного двора.

Еще один железнодорожный полисмен опрометчиво попробовал остановить его. Фрост сбил его с ног и сорвал с его пояса револьвер. Четвертый полицейский с криком выхватил пистолет. Фрост остановился, тщательно прицелился и выстрелил. Полицейский упал. Фрост продолжал стоять, медленно поворачиваясь, предлагая попробовать остановить его.

Белл был в ста ярдах за ним — невероятно большое расстояние для выстрела даже из его усовершенствованного «браунинга» № 2. Перебирая длинными ногами, он побежал еще быстрее. Когда расстояние сократилось до семидесяти пяти ярдов, он прицелился Фросту в голову, полагая, что тот и сейчас в своем пуленепробиваемом жилете. Он положил ствол пистолета на предплечье, выдохнул и плавно спустил курок. И был вознагражден воплем боли.

Фрост схватился рукой за ухо. Его вопль перешел в глухой звериный рык, и он выпустил в Белла все патроны из револьвера полицейского. Пули просвистели мимо, и Белл снова выстрелил. Фрост бросил пустой револьвер и побежал к скотному двору. Перепуганные бычки попятились. Фрост перелетел через изгородь и оказался среди них. Животные, наталкиваясь друг на друга, разбегались от него.

Один бычок перескочил через другого и ударился в изгородь, свалив ее секцию. Животные столпились у отверстия, свалили еще одну секцию, потом еще и принялись разбегаться в разные стороны: к железнодорожной станции, по дороге на Уихокен и в сторону причала за Беллом. Через несколько секунд между Беллом и Фростом оказались сотни голов скота. Фрост мелькал между ними, он кричал и стрелял из пистолета, который достал из пальто.

Белла окружили толкающиеся бегущие животные. Он попробовал расчистить себе дорогу, стреляя в воздух. Но одни испуганные животные разбегались, а другие устремлялись прямо на него. Он поскользнулся на загаженном булыжнике. Нога поехала, и он едва не упал. Если бы это произошло, его бы растоптали. Прямо на него несся огромный бык с белой мордой — техасский полукровка, помесь лонгхорна и херефорда; он знал таких по годам жизни на западе. Обычно гораздо более спокойный, чем кажется, сейчас этот бык сметал с дороги коров, точно кегли.

Чтобы освободить руки, Белл сунул пистолет в кобуру. Понимая, что терять уже нечего, а выиграть жизнь можно, только если он выберется из стада, он с молниеносной быстротой прыгнул, обеими руками ухватил беломордого за рога и над его головой перелетел ему на спину. Изо всех сил стиснул быка коленями, железной хваткой вцепился в жесткую шерсть между рогами, сорвал с головы болтавшийся летный шлем и замахал им, как всадник на родео.

Испуганный бык понесся галопом, расталкивая обезумевшее стадо, прыгнул через ограду и свалился на опустевший скотный двор. Белл успел соскочить и с трудом встал. Фроста нигде не было видно.

Белл осматривал булыжники загона в поисках раздавленного тела Фроста, заглядывал в сараи и под приподнятую на сваях контору. Он не питал иллюзий относительно его спасения: ему исключительно повезло, и вряд ли Фрост окажется столь же удачлив. Но он не нашел ни тела, ни даже брошенного оружия, или порванного пальто, или смятой шляпы. Убийца словно улетел на крыльях.

Исаак продолжал искать тело, а тем временем с сортировочной, с причалов и дороги на Уихокен возвращались разбежавшиеся пастухи; они загоняли животных, которые так устали, что не представляли уже никакой опасности. Вечерние тени, отброшенные каменными утесами Палисадов, все удлинялись, когда детектив Ван Дорна наткнулся на каменное сооружение в нескольких ярдах от скотного двора. Это было кольцо из кирпичей, уложенных на известковый раствор, примерно шесть футов в поперечнике, частично прикрытое толстым чугунным диском. Белл наклонился, разглядывая диск. На нем под ржавчиной проступали цифры: 1877.

Подошел работник скотного двора, щелкая кнутом.

— Старый канализационный люк.

— Это я вижу. Что под крышкой?

— Наверно, старый водосток. Их тут несколько по соседству. Раньше по ним спускали навоз… Кто смог его сдвинуть? Он весит не меньше тонны.

— Сильный человек, — задумчиво сказал Белл. Он всмотрелся в темноту под люком. И увидел выложенную кирпичом шахту. — Она соединяется с рекой?

— Раньше соединялась. Сейчас, наверно, заканчивается под одним из причалов. Видите, где причалы? Там ее должны были перекрыть.

Белл поискал фонарик и вернулся с взятым у железнодорожного полицейского. Он спустился в шахту, пригнулся под низкими сводами и пошел по туннелю. Туннель шел прямо и слегка наклонно. Пахло коровьим навозом и многолетней сыростью. Как и предсказывал скотник, через четверть мили туннель уперся в стену из вертикальных бревен. Глядя на разбросанные обломки кирпича, Белл рассудил, что это сваи, забитые при строительстве причала. О существовании давно забытого коллектора строители причала не знали.

Рослый детектив протиснулся мимо бревен и пошел на звук льющейся воды. Теперь он чувствовал запах реки. Кирпич становился скользким, фонарик освещал полосы мха, как будто дважды в сутки, во время прилива, стены увлажнялись. Он миновал еще одну группу вертикально забитых свай и неожиданно оказался в конце коллектора. Это наверняка был конец шахты, в прилив уходивший в реку; так было сорок лет назад, до того как на берегу раскинулась свалка.

Под ногами у Белла течение из смеси соленой и пресной воды уходило в океан. Над головой он видел тени балок — несомненно, причал. Белл ступил на последний участок битого кирпича и осмотрелся.

— Что так долго? — послышался голос.

У Исаака Белла была доля секунды на то, чтобы осветить фонариком окровавленное бородатое лицо, и Гарри Фрост ударил его.

Глава 20

Белл четыре года занимался боксом в колледже и десять лет прослужил в «Агентстве Ван Дорна». За эти годы ему пришлось вести расследование в Аризоне, притворяясь бродячим участником боев без правил, а также лесорубом. Поэтому он мгновенно отреагировал на удар Фроста.

Воспоминания мелькали, словно на карусели. Белл воспринимал события слишком быстро, чтобы последовательно реагировать на них. Он увидел летящий к нему кулак Фроста и понял, что его застали врасплох. Если он упадет к ногам Фроста, он мертвец. Единственный его шанс — сделать так, чтобы Фрост не нанес второй удар.

И в этом Беллу помог Гарри Фрост, сбросив его в Гудзон.

Быстрое течение вместе с отливом уходило в море.

Челюсть болела, в голове гудело, и Исаак Белл едва не потерял сознание.

Он видел, как Фрост карабкается по узкой полоске грязи, которую оставил на суше под причалами отлив. Лавируя между сваями, которые уходили с берега в воду, Фрост старался не отстать от течения. Он бежал, как пес, которому хочется прыгнуть в воду за мячом, но который боится утонуть.

Течение ударило Белла о сваю в воде. Белл ухватился за нее. Менее пятнадцати футов разделяли детектива и убийцу.

— Фрост! — крикнул Белл, цепляясь за скользкое дерево и борясь с течением. — Сдавайся!

К удивлению Белла, Гарри Фрост рассмеялся.

Белл ожидал от него проклятий. Но убийца смеялся. И смех этот не был безумным. Он почти добродушно сказал:

— Пошел к черту!

— Все кончено! — крикнул Белл. — Тебе от нас не уйти.

Фрост снова рассмеялся.

— Тебе до меня не добраться, пока я не покончу с Джозефиной.

— Убийство твоей бедной жены не принесет тебе ничего хорошего, Гарри. Сдавайся.

Фрост перестал смеяться.

— Бедной жены? — Его окровавленное лицо судорожно дернулось. — Бедной жены? — Он повысил голос в гневном крике: — Ты не знаешь, что они задумали!

— Кто задумал? О ком ты?

Фрост смотрел на него через прибывающий прилив.

— Ты ничего не знаешь, — горько сказал он. И пожал массивными плечами. Странная улыбка искривила его губы, прежде чем на его лице застыла маска смерти. — Посмотри сюда.

Гарри Фрост наклонился и порылся в грязи. Распрямился и показал Беллу его «браунинг».

— Ты выронил это, когда убежал, прыгнув в воду. Вот!

И он бросил пистолет Беллу в лицо.

Белл поймал его на лету. Сжал грязную рукоять ладонью и снял пистолет с предохранителя.

— Руки вверх!

Гарри Фрост повернулся к детективу спиной, держась за сваю в воде, и пошел против течения.

— Руки вверх!

— Я тебя не боюсь, — насмешливо ответил через плечо Фрост. — Ты ничтожество. Не смог даже ответить на удар. Сбежал.

— Остановись немедленно!

— Если у тебя не хватило духу принять удар, не хватит и выстрелить мне в спину.

Белл прицелился в ноги Гарри Фросту, надеясь замедлить его движение, выбраться из воды и скрутить. Но он оцепенел от холода. Голова от удара кружилась. Потребовалось усилие воли, чтобы прямо наставить ствол, еще одно — чтобы согнуть палец на спусковом крючке. Чтобы не промахнуться.

Пистолет казался необыкновенно тяжелым.

— Тебе не хватит духу, чтобы выстрелить, — бросил через плечо Фрост.

Какой странно тяжелый пистолет. Может, он теряет сознание? Нет. Слишком тяжелый. Почему Фрост бросил его, а не просто выстрелил? Почему напрашивается на выстрел? Белл убрал палец с курка. Поставил пистолет на предохранитель, повернул оружие и заглянул в ствол. Забит грязью.

Подбирая пистолет, Фрост намеренно забил ствол грязью, чтобы оружие взорвалось в руке у Белла. Очень похоже на Гарри Фроста. Как согнутые подковы, брошенные в окна жертвы, чтобы запугать. Искалеченная рука старшего дознавателя предупредит всех детективов Ван Дорна: не связывайтесь с Гарри Фростом.

Белл окунул пистолет в воду и водил им туда-сюда, вымывая грязь. Если повезет, он успеет сделать пару выстрелов.

Но, когда он поднял голову, Гарри Фрост словно растаял в тени. Белл крикнул: «Фрост!» И услышал в ответ лишь смех у далекого причала.

— Где Джозефина? — кричал Белл в телефон конторы на скотном дворе.

— Вы в порядке, Исаак? — спросил Джозеф Ван Дорн.

— Где Джозефина?

— На острове Бедлоу, чинит свой аэроплан. А вы где?

— Кто ее охраняет?

— Шестеро моих лучших детективов и двадцать семь газетных репортеров. Не говоря уж о Престоне Уайтвее, который ходит кругами на своей яхте и светит прожекторами, чтобы ваша невеста могла снимать фильму. Вы в порядке?

— Буду, как только получу винт, новый кронштейн для крыла и автоматический «Ремингтон».

— Я передам Марион, что с вами все хорошо. Но где вы, Исаак?

— На скотном дворе в Уихокене. Фрост ушел.

— Похоже, это входит у него в привычку, — холодно заметил босс. — Вы хотя бы ранили его?

— Отстрелил ему ухо.

— Неплохо для начала.

— Но это его не остановило.

— Куда он направился?

— Не знаю, — признался Белл. Голова у него болела, а судя по ощущениям в челюстях, он жевал колючий кустарник.

— Думаете, он предпримет еще одну попытку?

— Он заверил меня, что не остановится, пока не убьет ее.

— Вы с ним разговаривали.

Судя по тону, если бы по телефонным проводам передавалось изображение, Белл увидел бы поднятые брови босса.

— Коротко.

— Каково состояние его рассудка?

Плывя к берегу, Белл ни о чем другом не думал.

— Фрост не безумец, — сказал он. — Вообще говоря, он по-своему наслаждается происходящим. Я предупредил Уайтвея в Сан-Франциско, что Фрост знает — у него на руках последняя сдача карт. И он не положит свои карты, пока не увидит казино в огне.

Джозеф Ван Дорн сказал:

— Тем не менее, исходя из того, на что он идет ради мести жене, большинство признало бы его ненормальным.

— Позвольте задать вопрос, Джо. Почему, по-вашему. Фрост не убил Джозефину, когда они еще были вместе?

— Что вы хотите сказать?

— Почему Фрост убил не ее, а Марко?

— Чтобы положить конец связи, надеясь, что она вернется к нему.

— Да. Но есть одно «но». Убив Марко — если предположить, что Марко мертв…

— Он мертв, — перебил Ван Дорн. — Мы об этом уже говорили.

— Убив или попытавшись убить Марко, — спокойно ответил Белл, — почему Фрост так упорно старается убить Джозефину?

— Он либо безумец, либо старомодный ревнивец. Он известен своей вспыльчивостью.

— Почему он не убил сначала Джозефину?

— Вы просите меня объяснить логику умалишенного убийцы?

— Знаете, что он сказал мне?

— Когда он сбежал, меня там не было, — со значением ответил Ван Дорн.

Белл был слишком занят своими мыслями, чтобы обратить на это внимание.

— Гарри Фрост сказал мне: «Ты не знаешь, что они задумали!»

— Что задумали? Марко и Джозефина задумали сбежать, вот что. Или вот в чем их подозревал Фрост.

— Нет. Он говорил не так, словно подозревает только любовную связь. Он говорил, что они вступили в заговор. Он словно обнаружил, что речь о предательстве, большем, чем измена.

— Но о чем именно?

— Не знаю. Но начинаю подозревать, что мы сражаемся с чем-то гораздо более сложным, чем мы предполагали.

— Мы взяли на себя задачу уберечь Джозефину от смерти, — решительно возразил Ван Дорн. — До сих пор она была слишком сложна даже для двух детективных агентств. Если то, о чем вы говорите, правда,нам следует пригласить и третье агентство.

— Пришлите мне автоматический «Ремингтон».

Ван Дорн отправил на пароме к Уихокену ученика детектива с ружьем и сухой одеждой, взятой из номера Белла в «Йельском клубе». Час спустя в открытом автомобиле прибыл и Энди Мозер с инструментами, новыми кронштейнами и сверкающим новым девятифутовым пропеллером.

— Хорошо, что вы богаты, мистер Белл. Этот малыш стоит сотню баксов.

— За работу! Мне нужно, чтобы машина к рассвету могла летать. Сломанный кронштейн я уже снял.

Энди Мозер присвистнул.

— Никогда не видел, чтобы лопался трос Рёблинга.

— Ему помог Гарри Фрост.

— Поразительно, как крыло не отвалилось целиком.

Белл сказал:

— Машина прочная. Нагрузку приняли на себя другие кронштейны, вот здесь и здесь.

— Я всегда говорил, что ди Веккио строил их надолго.

Они сменили пропеллер и кронштейн и залатали дыры от пуль Фроста в крыльях. Потом Белл отпилил двенадцать дюймов от деревянного ложа автоматического ружья «Ремингтон», и Энди установил временное поворотное основание, пообещав позже, когда вернется в свою мастерскую в вагоне-ангаре, сделать постоянную турель — «со стопором, чтобы вы не прострелили собственный пропеллер». Теперь, когда начав стрелять по нему в следующий раз, Фрост обнаружит, что у «Орла» выросли зубы.

Глава 21

В четырех милях ниже по реке, у подножия статуи Свободы, Джозефина пыталась починить свою летающую машину. Прожекторы паровой яхты Престона Уайтвея слепили ей глаза, она задыхалась от угольного дыма, а пока она и ее механики-детективы ван дорны, которые наконец приплыли на лодке, занимались починкой крыла, ее одолевали глупыми вопросами репортеры. Но ущерб оказался слишком велик для скромных умений команды Джозефины и немногих имевшихся инструментов, и молодая летчица уже начала терять надежду, когда помощь пришла — от человека, от которого она меньше всего ее ожидала.

Дмитрий Платов соскочил с катера гаванской охраны, приплывшего от острова Манхэттен, пожал руки полицейским, которые его подвезли, и поздоровался с Джозефиной взмахом своей верной логарифмической линейки. Все говорили, что красавец русский — лучший механик гонки, но раньше он никогда не подходил к ее машине и не предлагал свои услуги. И она считала, что хорошо знает почему.

— Что вы здесь делаете? — спросила она.

Он прикоснулся к соломенной шляпе.

— Платов пришел помогай.

— Не боитесь, что Стив Стивенс прибьет вас за это?

— Стив Стивенс обедает в Йонкерс, празднуй победу, — ответил Платов, сверкая белыми зубами из-под усов. — Платов сам себе хозяин.

— Мне нужен спаситель, мистер Платов. Ущерб гораздо больше, чем я подозревала.

— Не бойтесь, мы все чинить, — сказал Платов.

— Не знаю. Видите, эта втулка — эй, посветите сюда!

Ван дорны торопливо повиновались и поднесли поближе фонари, которые подключили к динамо статуи Свободы.

— Видите? Втулка, которая держит вот этот штырь alettone, недостаточно прочна и ненадежно сидит в раме. А со вторым крылом еще хуже. Просто повезло, что и вторая не отвалилась.

Платов ощупал втулку, как ветеринар, осматривающий теленка. Он повернулся к ближайшему механику.

— Пожалуйста, нести с лодки вторая сумка с инструментами.

Ван дорн торопливо пошел к причалу.

Платов обратился к другим детективам.

— Пожалуйста, добавить света.

Джозефина сказала:

— Глазам своим не верю. Это любительская конструкция. Создатель этой машины не понимал, какие нагрузки придутся на эту часть.

Дмитрий Павлов посмотрел Джозефине в глаза и подошел к ней совсем близко.

Она растерялась. До этой минуты она никогда не оказывалась ближе двадцати ярдов к нему и не замечала ни того, как густо черные как смоль курчавые волосы закрывают его лоб, щеки, подбородок и губы, ни того, как ярко горят в этих зарослях его глаза. Она почувствовала, что ее притягивают эти глаза. В них было что-то странно знакомое.

— Плохой дизайн? — спросил он на хорошем, не ломаном английском. — Я считаю это личным оскорблением.

Джозефина удивленно смотрела на него.

Рукой в грязной перчатке она зажала рот, испачкав щеку. Голос Марко Сел ера (так он говорил, только оставаясь с ней наедине), едва заметный итальянский акцент; он говорит по-английски так, как научился еще подростком, работая в Бирмингеме помощником машиниста.

— Марко! — прошептала она. — О, мой Марко, ты жив.

Марко Селер еле заметно подмигнул ей.

— Отправить публику подальше? — спросил он.

Она кивнула, по-прежнему прижимая руку ко рту.

Марко повысил голос и на привычном ломаном английском с русским акцентом обратился к механикам ван дорнам:

— Гаспада, слишком много повар делать плохой суп. Платов только один гений, пусть он чинит машину летчицы Джозефины.

Джозефина видела, как обменивались взглядами детективы.

— Джозефина будет помощник, — добавил Платов.

Джозефине показалось, что детективы по-прежнему неуверенно переглядываются. Они что-то заподозрили? Слава богу, здесь нет Исаака. Старший дознаватель Белл заметил бы выражение ее лица. Даже эти менее опытные, более молодые оперативники почувствовали — что-то неладно. Но им хватало ума не спорить с тем, кого все участники гонки знают как «сумасшедшего русского» Платова.

— Все в порядке, — сказала Джозефина. — Я ему помогу.

Главный ван дорн согласно кивнул. В конце концов, она лучший механик, чем они. Они отошли к веревкам, которые натянули, чтобы не подпускать репортеров.

— Джозефина, мы будем рядом, если понадобимся.

Марко сказал:

— Джозефина дать Платов гаечный ключ.

Она поискала инструмент. Джозефина не могла разобраться в своих чувствах. Однако понимала, что приходит в себя после кошмара, который начался через неделю после свадьбы: тогда Фрост едва не убил парня, который ей улыбнулся. Муж никогда не бил ее, но она знала, что когда-нибудь, ни с того ни сего, он ее ударит. Такую страшную цену она платила за свои полеты — ожидание, мучительная неизвестность, хотя Гарри даже аплодировал ее страсти к полетам и покупал ей аэропланы. До прошлой осени, когда он заподозрил Марко.

Он действовал стремительно. Вначале исключил ее из завещания. Потом выкрикнул ей в лицо, что убьет ее, если она хотя бы заикнется о разводе. Она была в западне, а он отказался оплачивать долги Марко, выкупить машину, которая была ей нужна для участия в Кубке Уайтвея. Он пригласил Марко на охоту, и она испугалась худшего. Это была уловка, чтобы заманить Марко в лес и убить его — «несчастный случай на охоте».

Но у Марко был план, как спасти их обоих и принять участие в гонке. Этот замечательный план был прост: симулировать его убийство и обвинить в нем Гарри.

Марко вывел из строя оптический прицел на охотничьем ружье Гарри, чтобы оно стреляло выше цели. А сам расположился так, что, когда Гарри выстрелил, сумел спрыгнуть на узкий карниз под краем утеса. Джозефина, пролетая мимо, станет свидетелем убийства, и Гарри придется бежать. Марко сделает вид, что мертв, а его тело унесла Норт-ривер. Жестокого убийцу запрут в сумасшедшем доме, где ему и место. А Джозефина сможет очаровать сан-францисского издателя Престона Уайтвея, чтобы он оплачивал ее участие в гонке на новом моноплане Селера. Позже, когда Гарри будет безопасен, заперт в лечебнице, Селер выйдет из адирондакских лесов, изображая потерю памяти: он ничего не будет помнить, кроме одного — его ранил Гарри Фрост.

Но все пошло наперекосяк. Гарри действительно застрелил Марко — Джозефина собственными глазами видела, как его снесло с утеса, — но его не схватили.

Считая Марко мертвым, Джозефина вынуждена была задним числом признать, что стала участницей гнусного заговора. Она жалела, что позволила Марко уговорить себя. Точно так же жалела она и о том, что следовала плану, заставляя Уайтвея сделать ее победительницей гонки. Ей даже в голову не приходило, что богатый красивый издатель влюбится в простую девушку с фермы.

Некоторые женщины сочли бы большой удачей возможность стать женой газетного магната, но Джозефина не хотела этого. Она любила Марко и горевала о нем. И вдруг, внезапно, он оказался жив и здоров, вернулся, как рождественский подарок, доставленный слишком поздно.

— Марко? — прошептала она. — Марко? Но что случилось?

— Что случилось? — тихо повторил Марко, продолжая оценивать повреждения крыла. — Твой муж промахнулся, но не так, как мы надеялись. Эта чертова пуля .45–70 едва не снесла мне голову.

— Я знала, что нужно было использовать холостой заряд. Повреждать прицел было слишком рискованно.

— Холостым Гарри Фроста не обманешь. Я же говорил. Он почувствовал бы менее сильную отдачу, услышал менее громкий выстрел. Патрон должен был быть не холостой. Но я недооценил его хитрость и коварство. С первого выстрела он понял, что прицел сбит. И во время второго выстрела учел погрешность. Поэтому я помню только, как упал со скалы.

— Это я видела.

— Я был убедителен? — спросил Марко, снова едва заметно подмигнув.

— Я подумала, что ты умер… О, мой дорогой.

Большего она не могла сказать, иначе не удержалась бы — обняла бы его и поцеловала.

Его усы дрогнули в улыбке.

— Я тоже. Я упал на карниз, как и предполагалось, но потерял сознание. А когда пришел в себя, было темно. Я умирал от холода. Голова кружилась. Я не мог пошевелить рукой. Я знал только, что еще жив и что каким-то чудом Гарри не нашел меня, чтобы прикончить.

— Он знал, что я видела, как он стрелял в тебя. И он скрылся.

— Как мы и планировали.

— Но ты не должен был умереть. Даже рану получить не должен был.

Марко пожал плечами.

— Это мелочи. План все-таки сработал. По-своему. Гарри сбежал. К несчастью, он сыграл не совсем по роли: сейчас его уже должны были схватить и запереть в сумасшедшем доме или застрелить. Но у тебя замечательный aeroplane, и ты участвуешь в гонке, как мы и задумывали.

— А как же ты, Марко?

Марко как будто не слышал. Он сказал:

— Ты выиграешь величайшую в мире гонку.

— Выиграю? Гонка едва началась, а я уже на день отстаю.

— Ты выиграешь. Я позабочусь об этом. Не волнуйся. Никто тебя не обгонит.

Он так уверен, подумала она. Как это может быть?

— Но ты, Марко?..

И опять он как будто не услышал ее, сказав:

— И у тебя есть ухажер.

— О чем ты?

— В Белмонт-парке все говорили, что Престон Уайтвей в тебя влюбился.

— Это нелепо. Просто сплетни.

— Он аннулировал твой брак.

— Я его не просила об этом. Он сам.

— Ты ведь должна была очаровать его, чтобы он купил тебе аэроплан. Спрашивая «Как же ты, Марко?», ты как будто уже отвечаешь на свой вопрос.

— Как это понимать?

— Похоже, в твоем плане не осталось места для Марко.

— Нет никакого «моего плана». Мне просто нужен был твой аэроплан. Как мы задумали.

— Ты получила больше, чем мы хотели.

Джозефина почувствовала, что на глазах ее выступили горячие слезы.

— Марко, неужто ты поверил, что я предпочла тебе Уайтвея?

— Как я могу тебя упрекать? Ты считала меня мертвым. Он богат. А я бедный изобретатель аэропланов.

— Он никогда не заменит тебя, — возразила она. — Теперь, когда ты вернулся, мы можем…

— Что? — мрачно спросил Марко. — Быть вместе? И сколько, по-твоему, Уайтвей позволит тебе летать на моем monoplane, когда увидит меня?

— Поэтому ты притворялся мертвым?

— Я притворялся мертвым по нескольким важным причинам. Во-первых, я был тяжело ранен. Если бы я оставался в Норт-Ривер, Гарри отыскал бы меня в больнице и убил.

— Но как…

— Я ухал в товарном поезде в Канаду. Меня приняла добрая фермерская семья и лечила всю зиму. Узнав, что ты с Уайтвеем и участвуешь в гонке, а Гарри на свободе, я решил показаться в замаскированном виде, присматривая за происходящим, прежде чем чудесным образом выйти из леса в обличье Марко, как мы и планировали.

— А когда ты выйдешь?

— После твоей победы.

— Зачем так долго ждать?

— Я же только что сказал: Уайтвей будет ревновать ко мне, как Гарри. Может, не так свирепо, но достаточно сильно, чтобы отобрать у тебя аэроплан. Ведь аэроплан принадлежит ему? Или он передал тебе право собственности?

— Нет. Он принадлежит ему.

— Жаль, что ты не попросила передать тебе машину в собственность.

Она понурила голову.

— Я не знала, как это сделать. Он платит за все. Даже за мою одежду.

— Богатые бывают добры, но никогда — щедры.

— Не знаю, долго ли я смогу смотреть на тебя и делать вид, что это не ты.

— Сосредоточься на моей маскировке — бороде и усах.

— Но твои глаза, твои губы…

Она вспомнила, как он выглядел раньше: гладкие черные волосы, благородный лоб, изящные усики, глубоко посаженные темные глаза.

— Не думай о губах, пока не победишь, — сказал Марко. — Управляй моим аэропланом. Выиграй гонку. И не забудь, Джозефина, когда ты выиграешь гонку, «Любимица Америки в воздухе» станет обладательницей горы денег. А Марко, конструктор аэроплана-победителя, прославится и получит контракт на строительство сотен аэропланов для итальянской армии.

— Как ты мог смотреть на меня все это время?

— Как? Как всегда, с самого первого дня, когда увидел тебя. Мое сердце наполняет океан радости. А теперь давай починим твою машину.

Исаак Белл, завернувшись в одеяло, пытался уснуть под монопланом, но его мысли то и дело возвращались к странному заявлению Гарри Фроста. Внезапно он сел, пораженный совершенно другой, еще более странной мыслью. Его удивила прочность аэроплана — Исаак был благодарен ему за то, что спасся, — еще до примечательных слов Энди Мозера о том, что «ди Веккио делал их на совесть».

Белл обулся и пошел, на железнодорожную станцию, в диспетчерскую, где был телеграф. Необычная прочность «Американского орла» объяснялась наличием многочисленных распорок и лишних креплений. Изобретатель не только использовал лучшие материалы — он предвидел возможные точки напряжения и постарался предотвратить катастрофу.

Люди, которые строят надолго, редко кончают с собой из-за банкротства. Такой человек, думал Белл, одолеет несчастья; для него банкротство — лишь временная неудача.

— Ван Дорн, — сказал он диспетчеру Нью-Йоркской Центральной железной дороги. У него с собой было рекомендательное письмо от президента этой дороги. Но диспетчер и так рад был помочь участнику воздушной гонки.

— Да, сэр. Что я могу для вас сделать?

— Я хочу послать телеграфное сообщение.

Рука диспетчера повисла над телеграфным ключом.

— Кому?

— Джеймсу Дэшвуду. «Агентство Ван Дорна». Сан-Франциско.

— Диктуйте.

Белл слушал, как диспетчер передает его сообщение азбукой Морзе:

РАССЛЕДУЙТЕ САМОУБИЙСТВО ДИ ВЕККИО

УСКОРЬТЕ РАССЛЕДОВАНИЕ СЕЛЕРА

БЫСТРЕЙ ВСКЛ

Глава 22

— Вон она летит!

Мотор «Антуанетты» издавал резкий звук, словно с треском рвали ткань. Желтый моноплан Джозефины в первом свете дня пролетел мимо Уихокена, Нью-Джерси.

— Проворачивайте!

Исаак Белл уже сидел за рулем «Орла»; по телефону он узнал, что Дмитрий Платов и «механики» Ван Дорна всю ночь трудились над машиной Джозефины. И летчица только что взлетела с острова Бедлоу. Чтобы полететь над рекой, Белл поставил «Орла» на причал, куда сел накануне. Его «Гном» уже прогрелся и был готов к полету. Он заработал после первого же поворота пропеллера.

— Клинья!

Клинья вытащили из-под колес, и моноплан покатился. Энди с помощником бежали рядом с крыльями, выравнивая их; Белл прокатился по ровному полотну между рельсами и взмыл в воздух вслед за Джозефиной.

Они летели над серединой реки Гудзон; Исаак все время держался рядом со своей подопечной и в поисках Гарри Фроста разглядывал корабли и лодки; одной рукой он держал руль, второй сжимал ружье. Пролетев пятнадцать миль, два желтых самолета свернули к Нью-Йорку там, где пачкал небо дымом город Йонкерс.

Белл летел за Джозефиной и при этом разглядывал карту гонки, разыскивая на местности заметные ориентиры. К его ногам был прикреплен жесткий лист бумаги, Белл нашел на нем овал гоночной трассы «Эмпайр-Сити»: он виднелся в глубине местности на расстоянии в несколько миль, рядом с огромной грязной ямой, где паровые экскаваторы выкапывали новое водохранилище для Нью-Йорка.

Белл видел на маршруте породистых лошадей на утренних тренировках, но на поле за маршрутом летающих машин не было, единственным поездом поддержки, еще остававшимся на железнодорожной станции, был желтый поезд Джозефины. Прежде чем взлететь вслед за Джозефиной, Белл узнал, что все остальные летающие машины, участвующие в гонке, уже улетели к Олбани.

Заливая в баки аэроплана Джозефины бензин, масло и воду, а Беллу — бензин и касторовое масло, механики рассказали, что, хотя Стив Стивенс на своем биплане с тянущим винтом и двумя моторами показал лучшее время в перелете от Белмонт-парка к Йонкерсу, хлопковый плантатор ужасно рассердился на Дмитрия Платова за то, что тот помог Джозефине с ее самолетом у статуи Свободы.

— Я думаль, — добродушно передразнивали они Платова, — все в гонка вместе.

— И поэтому мистер Стивенс орал на бедного Дмитрия, — снова подражание южному говору: — Проклятый ты социалист!

Белл заметил, что Джозефина не смеется вместе со всеми. Лицо у нее было напряженное. Он решил, что она расстроена своим отставанием в гонке. Обычно вежливая и доброжелательная со всеми, она кричала на механиков, чинивших поврежденное крыло: «Быстрее!»

— Не волнуйтесь, — мягко сказал Белл. — Догоните.

Рослый детектив «механика» из поезда поддержки.

— Есть соображения, почему повреждено крыло?

— Она попала в миниторнадо.

— Это я знаю. А не могли этот шарнир ослабить заранее?

— Саботаж? Мистер Белл, я первым делом ищу его признаки. На земле мы вообще не спускаем с машины глаз. Мистер Эббот дал нам это понять очень ясно. Мы отслеживаем возможный саботаж, как ястребы. В Белмонте мы спали рядом с машиной. И один человек всегда бодрствовал.

Энди и его помощник прибыли на пароме от Пэлисайдс в Нью-Джерси еще до того, как механики завершили работу. Они по погрузочному трапу поднялись в «особый» поезд «Американского орла», и Белл отправил поезд вперед.

Джозефина смогла подняться в воздух только в полдень.

Она облетела трибуну, чтобы Вайнер из бухгалтерии смог записать время ее старта, поднялась на тысячу футов и направилась на север. Исаак Белл летел чуть выше и в четверти мили за ней. Его карта гонки утверждала, что до ярмарочной площади в Олбани сто сорок миль. Следовать по маршруту было легко, по восточному берегу реки тянулись рельсы Нью-Йоркской Центральной железной дороги, а у города Гудзон он увидел присоединяющиеся к основной дороге короткие ветки с востока. Там, в сложном сплетении рельсов, распорядители гонки белыми полотнищами обозначили нужные линии.

Два моноплана без происшествий продолжили полет на север, постепенно обгоняя «особый» поезд Белла с белой крышей, который устремился за ними, пытаясь догнать. Кочегар подбросил угля, чтобы не отставать от летающих машин.

Неожиданно в десяти милях от Олбани Белл увидел, что Джозефина начала круто планировать.

Исаак Белл последовал за ней, выписывая в небе снижающиеся петли, и был еще высоко, когда она приземлилась на свежескошенный луг недалеко от деревни Каслтон-он-Гудзон. В полевой бинокль он разглядел, почему ей пришлось найти место для посадки. Из «Антуанетты» шел пар. Разладилось водное охлаждение мотора.

Белл повернул назад, к рельсам Нью-Йоркской Центральной. Он низко пролетел на «особым» «Орла», показал, откуда прилетел, и отыскал «особый» Джозефины, который торопился догнать остальных. Он пролетел почти перед самым локомотивом и повернул в ту сторону, где была Джозефина. Поезд остановился на следующем разъезде, где уже стоял поезд с ван дорнами. Тормозные спрыгнули, замахали красными флажками за поездом, а впереди перевели стрелку, чтобы «особый» мог перейти на запасной путь.

Белл сел рядом с Джозефиной и сообщил ей, что помощь уже в пути. И помощь пришла, в двух открытых машинах: «роллс-ройсе» Престона Уайтвея с двумя детективами-механиками, которые сразу принялись за работу над машиной Джозефины, и «Томас-Флаер» модели 35 Белла, с Энди Мозером, который пополнил запасы бензина и масла и отрегулировал «Гном». Проблема Джозефины оказалась серьезнее, чем просто вышедшее из строя водяное охлаждение. Сломался водяной насос. «Томас-Флаер» отправился обратно к поезду за новым насосом.

— Мистер Белл, — сказал Энди, — им потребуется не меньше двух часов.

— Похоже на то.

— Могу я попросить вас об одолжении?

— Конечно, — сказал Белл, запуская руку в карман. Он решил, что Энди просит взаймы. — Что нужно?

— Возьмите меня наверх.

— В полет? — удивленно спросил Белл, потому что Энди боялся высоты и никогда не хотел летать. — Ты уверен, Энди?

— Вы понимаете, где мы?

— В десяти милях от Олбани.

— В двадцати милях от Даниэллы. Я подумал, что мы могли бы пролететь над лечебницей Райдера, и вы бы помахали крыльями, и, может, Даниэлла увидела бы нас.

— Это можно. Разверни машину и садись. Пролетим совсем рядом.

Белл не удивился тому, что у Энди оказалась карта. Влюбленный механик даже обозначил лечебницу красным сердцем. Они отыскали железнодорожную ветку, вдоль которой могли следовать до города, и взлетели. Энди сидел за Беллом и читал карту. При скорости шестьдесят миль в час, подгоняемый свежим ветром, Белл меньше чем через двадцать минут увидел мрачное здание из красного кирпича. Он дважды облетел лечебницу. Во всех зарешеченных окнах появились лица. Одно из них наверняка принадлежало Даниэлле. Летающая машина для большинства тех, кто не живет в больших городах, — поразительное зрелище, нечто невиданное. Вероятно, там стояли пациенты, сестры, надзиратели — смотрели, удивленно восклицая. Отчетливые звуки выхлопов «Гнома» должны были дать знать Даниэлле, что это машина ее отца, даже если она не могла их видеть.

На лице бедняги Энди смешивались радость и печаль, возбуждение и досада.

— Я уверен: она нас слышит! — крикнул Белл.

Энди кивнул, понимая, что Белл хочет помочь. А Белл спустился еще ниже и облетел башню, где в частной квартире Райдера разговаривал с Даниэллой. Он посмотрел на часы, которые повесил на крепление. Много времени и горючего, подумал он. Почему бы не убить сразу двух зайцев: дать шанс бедному Энди и заодно расспросить Даниэллу о смерти ее отца?

Газон за стеной был широкий. Белл легко посадил «Орла». Прибежали надзиратели, подгоняемые доктором Райдером; при виде незваного гостя Райдер принужденно улыбнулся.

— Неожиданный визит, мистер Белл.

— Мы пришли навестить мисс ди Веккио.

— Конечно, мистер Белл. Но ей нужно время, приготовиться.

— Приведите ее сюда. Думаю, ей понравится свежий воздух.

— Как угодно. Скоро я ее приведу.

Энди смотрел на мрачное здание с маленькими зарешеченными окнами.

— Этому человеку вы не нравитесь, — заметил он.

— Да, не нравлюсь, — согласился Белл.

— Но он подчиняется вам.

— У него нет выбора. Он знает, что я знаком с его банкиром. И знает, что, если тронет хоть волос на голове Даниэллы, ему несдобровать.

Первое, что заметил Белл в Даниэлле, — новехонькое белое платье. Второе: на Энди она смотрела скорее как на младшего брата, чем на возлюбленного. Белл отступил, чтобы дать им время побыть наедине. Энди молчал. Тогда Белл сказал:

— Энди, покажи Даниэлле, что ты сделал с машиной ее отца.

Энди не заставил просить себя дважды, и Даниэлла вместе с ним обошла машину, охая и ахая, гладя пальцами поверхность крыльев.

— Много улучшений, — сказала она наконец. — Она по-прежнему проявляет норов, мистер Белл?

— Энди превратил ее в ягненка, — ответил Белл. — Она не раз меня спасала.

— Не знала, что вы умеете летать.

— Он все еще учится, — мрачно буркнул Энди.

— Ваш отец построил замечательную машину, — сказал Белл. — Она поразительно прочна. Вчера у меня был поврежден кронштейн, но остальные не подвели.

— Elastico! — сказала Даниэлла.

— Ваш отец был elastico? — осторожно поинтересовался Белл.

Ее большие глаза осветились счастливыми воспоминаниями.

— Как biglia. Индийский резиновый шар. Rimbalzare! Он подскакивает.

— Вас удивила его смерть?

— То, что он покончил с собой? Нет. Если слишком сильно натянуть banda и делать это много раз, она порвется. Человек ломается, когда очень много плохого. Но раньше он умел rimbalzare. Джозефина в этой гонке пилотирует monoplane Селера?

— Да.

— Как у нее дела?

— Отстала на целый день.

— Brava!

Даниэлла улыбнулась.

— Я с удивлением узнал, что в гонке участвует и другая машина Марко. Большой биплан с двумя моторами.

Даниэлла фыркнула.

— У кого, по-вашему, он его украл?

— У вашего отца?

— Нет. Марко скопировал биплан, который сконструировал один замечательный студент в Париже. Там он с этим студентом подружился. В «Высшей школе конструирования автомобилей и самолетов».

— Как зовут этого студента?

— Сикорский.

— Русский?

— Частично поляк.

— Вы его знаете?

— Мой отец читал лекции в этой школе. Мы знали всех.

— А Дмитрия Платова знаете?

— Нет.

— А ваш отец?

— Никогда не слыхала этого имени.

Белл обдумывал следующий вопрос. Что еще он может узнать о самоубийстве ее отца, что стоило бы боли, которую он ей причинит? Или нужно полагаться на то, что разузнает в Сан-Франциско Джеймс Дэшвуд? Удивил Белла Энди. Он подошел и прошептал, не разжимая губ:

— Хватит. Дайте ей отдохнуть.

— Даниэлла? — спросил Белл.

— Да, мистер Белл.

— Марко Селер убедил Джозефину, что он единственный конструктор ее аэроплана.

Она раздула ноздри, сверкнула глазами:

— Вор!

— Может, расскажите мне что-нибудь такое, чтобы я смог ее разубедить?

— А ей разве не все равно?

— Я чувствую беспокойство. Сомнения.

— Какое ей до этого дело?

— В основе ее души честность.

— Она очень честолюбива.

— Я не стал бы верить всему, что пишут в газетах. Конкуренты Престона Уайтвея только сейчас начали освещать гонку.

Даниэлла сердито указала на стену.

— Здесь я газет не вижу. Они говорят, что газеты мне мешают.

— Тогда откуда вы знаете, что Джозефина честолюбива?

— Марко сказал.

— Когда?

— Хвастал, когда я ударила его ножом. Сказал, что она честолюбива, но он еще честолюбивее.

— Еще честолюбивее? Джозефина хочет летать. А чего хочет он? Денег?

— Власти. Деньги не интересуют Марко. Он хотел бы стать принцем или королем. — Она мотнула головой и сердито рассмеялась. — Жабий король!

— Что в машине Джозефины несомненно плод трудов вашего отца, а не Марко Селера?

— А вам какое дело?

— Я лечу на машине, сконструированной вашим отцом. Я остро сознаю его гениальность и, может быть, его мечты. Не думаю, что все это должно быть у него украдено, особенно сейчас, когда он сам не в силах защищаться. Вы можете дать мне что-нибудь, что я использовал бы для его защиты?

Даниэлла закрыла глаза и наморщила лоб.

— Понимаю, — сказала она. — Дайте подумать… Понимаете, ваш monoplane, он построен позже. После того как Марко сделал копию. Марко как губка. Он помнит все, что видит, но у него нет своих идей. Поэтому в monoplane Марко нет усовершенствований, сделанных отцом позже, в вашем.

— Например? Что он усовершенствовал? Что изменил?

— Alettoni.

— Но они выглядят точно так же. Я сравнивал.

— Посмотрите снова, — сказала она. — Внимательней.

— На что?

— Cardine. Как это по-вашему? Шарнир. Точка опоры. Шарнирный крюк. Посмотрите, как alettoni прикрепляются в вашем аэроплане. Потом посмотрите, как у Джозефины.

Белл заметил странное выражение на лице Энди Мозера.

— В чем дело, Энди?

— Парни сегодня говорили, что крылья слишком легко закреплены. Слишком маленькие шкворни. Поэтому крыло и отпало.

Белл кивнул, напряженно размышляя.

— Спасибо, Даниэлла, — сказал он. Посещение оказалось плодотворным. — Нам пора. С вами хорошо обращаются?

— Лучше, grazie. И у меня теперь есть адвокат. — Она повернулась к Энди и ослепительно улыбнулась механику. — Спасибо, что навестил меня, Энди. — Она протянула руку. Энди схватил ее и пожал. Даниэлла перевела взгляд на Белла и сказала: — Энди, когда дама подает руку, лучше поцеловать ее, чем трясти.

Белл сказал:

— Энди, готовь машину к старту. Вернусь через минуту. — Он подождал, пока Энди не вышел за пределы слышимости. — Есть еще одно, о чем я хотел бы вас спросить, Даниэлла.

— О чем именно?

— Вы были влюблены в Марко Селера?

— В Марко? — Она рассмеялась. — Мистер Белл, вы шутите?

— Я с ним никогда не встречался.

— Я скорее полюблю морского ежа, чем Марко Селера. Вы понятия не имеете, какой это предатель. Он дышит ложью, как другие воздухом. Он готовит заговоры, строит планы, притворяется, крадет. Он truffatore.

— Что такое truffatore?

— Imbroglione.

— А что такое imbroglione?

— Impostore! Defraudatore!

— Мошенник, — сказал Белл.

— А кто такой мошенник?

— Тот, кто завоевывает доверие — и обманывает. Вор, притворяющийся другом.

— Да! Таков Марко Селер. Вор, притворяющийся другом.

Исаак Белл быстро соображал. Убитый вор, чье тело не нашли, — одно. Убитый мошенник, чье тело не нашли, — совсем другое. Особенно, когда Гарри Фрост с нескрываемой болью восклицает: «Ты не знаешь, что они задумали!»

«И ты этого не знал, Гарри Фрост, — подумал Белл. — Не знал, пока не попытался убить Марко Селера. Поэтому ты и не пытался сперва убить Джозефину. Ты вовсе не собирался ее убивать. Это извращенное желание пришло позже, только после того, как ты что-то узнал о них — что-то хуже измены».

Белл пришел в волнение. Поистине очень плодотворный визит. И хотя он по-прежнему не знал, что задумали Марко с Джозефиной, теперь он был уверен, что Гарри Фрост не просто безумец.

Он сказал:

— Джозефина сказала, вы плакали из-за того, что Марко похитил ваше сердце.

Он не удивился, когда Даниэлла ответила:

— Эту ложь наверняка внушил ей Марко. Я не знакома с этой девушкой.

Даниэлла помогла Беллу и Энди прокатить аэроплан до конца больничного газона и повернуть по ветру. Энди проворачивал пропеллер, она держала хвостовую раму — крепко, не давая аэроплану стронуться с места до тех пор, пока Энди не забрался в него. Белл заметил: по части летающих машин она — дока.

Белл перелетел через ограду лечебницы и вдоль железнодорожных путей долетел до соединения с Нью-Йоркской Центральной, а оттуда до железнодорожного вокзала городка Каслтон-он-Гудзон. Пролетая над главной улицей городка, он видел лошадей, которые тащили пожарные машины, и тесный строй в медных касках, с трубами, блестевшими на солнце.

По улице маршировал пожарный оркестр, а за ним толпы людей. Все они направлялись к полю, где ремонтировали машину Джозефины. Когда процессия миновала кирпичное здание школы, ее двери растворились и сотни детей присоединились к параду. Белл понял, что известие распространилось. Весь город стремился приветствовать ее, и участников парада было больше, чем способно вместить поле.

Белл пролетел милю, отделявшую его от поля, сел и побежал предупреждать детективов:

— Весь город идет приветствовать Джозефину. Участвуют школьники. Если не улетим немедленно, застрянем до ночи.

Глава 23

Джозефина была в отчаянии.

— Быстрей! — кричала она механикам.

— Я довезу вас до дороги, — сказал Белл. — Произнесете речь. Пусть увидят вас, иначе они займут все поле.

— Нет, — ответила она. — Они хотят видеть не меня, им нужно потрогать машину. Я видела это в Калифорнии в прошлом году. Они писали свои имена на крыльях и пробили карандашами ткань.

— С ними их родители.

— Родители еще хуже. Они отрывают части на сувениры.

— Я им помешаю, — сказал Белл.

Он отправил автомобили наперерез людям: временное решение, потому что участники парада просто обошли бы машины. Потом, чтобы еще больше отвлечь людей, проехал в «Орле» до конца поля.

Мальчишки, опередившие парад, прыгали в канаву, отделявшую поле от дороги. Белл видел, что детей не остановить: они не поймут, насколько опасен вращающийся пропеллер, пока не угодят под него.

Когда уже казалось, что Джозефине перекроют дорогу, все подняли головы.

Белл услышал звук, который ни с чем нельзя было спутать, — властный рев шестицилиндрового «Кертиса». Синий аэроплан баронета Эддисона-Сидни-Мартина, безголовый, с воздушным винтом (Белл в последний раз видел его в воде Нью-Йоркской гавани), пролетел над ними, направляясь прямиком в Олбани.

— У этого человека, — сказал Энди, — девять жизней.

Джозефина бросила гаечный ключ и запрыгнула в «Селер».

Бегущие мальчики остановились и замерли, глядя в небо. Два самолета на земле донельзя их взволновали. Но вид машины, летящей по воздуху, оказался еще более захватывающим и невероятным, как Четвертое июля[83] в Рождество.

— Проворачивайте! — кричала Джозефина.

Ее «Антуанетта» взвыла. Механики повернули машину по ветру, она прокатилась по траве и поднялась в небо. Исаак Белл — за ней, на шаг опередив встречающих.

Белл обнаружил, что ярмарочная площадь в Олбани гудит от слухов о саботаже. Механики, готовившие машины на поле, говорили о том, что крепления крыльев безголового «Кертиса» сэра Эддисона-Сидни-Мартина кто-то ослабил намеренно. Белл отправился на поиски англичанина. Его и его жену он нашел в палатке, установленной недалеко от личного вагона Престона Уайтвея. В палатке пировали.

Издатель остановил Белла и прошептал:

— Мне не нравятся эти слухи. Как ни странно, но они предполагают наличие другого безумца, помимо Гарри Фроста. Расследуйте, есть ли среди нас убийца или во всем виноват Фрост.

— Я уже начал, — сказал Белл.

— Мне нужны постоянные отчеты, Белл. Постоянные отчеты.

Белл оглянулся в поисках чего-нибудь, чтобы отвлечь Уайтвея.

— Кто этот красавец-француз, который разговаривает с Джозефиной?

— Француз? Какой француз?

— Вон тот лихой.

Уайтвей, расталкивая гостей, по-хозяйски расположился рядом с Джозефиной и сердито посмотрел на французского летчика с самолета «Блерио», Рене Шевалье, который заставил Джозефину улыбаться, забыв о своем отставании.

Белл подошел к Эддисону-Сидни-Мартину, поздравил его со спасением и спросил, почему его самолет упал в гавани.

— Один из моих парней клянется, что нашел дыру, просверленную в кронштейне. Из-за этого сломалось крыло.

— Саботаж?

— Вздор!

— Почему это «вздор»?

— Это была дыра от сучка. Просто строители плохо подобрали древесину, хотя, конечно, они в этом не сознаются.

— Могу я взглянуть на этот кронштейн?

— Боюсь, его не успели вытащить из воды, и он утонул. Мы потеряли несколько частей, когда грузили машину на баржу.

Белл заметил механика, обслуживавшего синий самолет с воздушным винтом. Этот американец из компании «Кертис» посмеялся над словами о сучке.

— Если не сучок, — спросил Белл, — мог кто-нибудь случайно просверлить дыру и прикрыть ее, чтобы утаить свою ошибку?

— Нет.

— Почему нет?

— Строители летающих машин не допускают никаких случайностей. Они ведь платят за свои ошибки: каждый раз заменяют выбывшие части за свой счет. Послушайте, мистер Белл, допустим, плотник, строя дом, по ошибке дырявит доску. Он может заткнуть ее, законопатить, закрасить сверху, и никто ничего не заметит. Но распорка летающей машины — совсем другая история. Мы все знаем, что если в аэроплане что-нибудь ломается, он падает.

— И он упал, — сказал Белл.

— Да как — с ума сойти. Англичанину чертовски повезло, что его вытащили из воды не по кускам.

— Почему, по-вашему, он настаивает, что это дырка от сучка?

— Баронет — святая простота. Ему не приходит в голову, что кто-то ему вредит, чтобы помешать выиграть гонку, а еще он не может представить, что кто-то рвется выиграть гонку ради пятидесяти тысяч. Он всегда говорит: «главный приз — победа»… ну, когда не говорит: «участие в гонке — и есть победа». Он всех бесит. У него титул и богатая жена, и он словно выше всего, если вы понимаете, о чем я. Но то, что он говорит, не справедливо по отношению к мистеру Кертису. Гленн Хэммонд Кертис никогда не позволил бы плохой работе выйти из стен своей фабрики.

— Оставался ли его аэроплан без присмотра в ночь перед гонкой?

— Вместе с остальными в Белмонт-парке. Ваша летчица — единственная, чей самолет охраняли, но это, конечно, из-за ее мужа.

— Но если дырка от сучка или просверленное отверстие не могли произойти с фабрики Кертиса, как, по-вашему, появилась дыра в сломанном крыле?

— Саботаж, — сказал механик. — Все так говорят. Кто-то просверлил дыру там, где ее невозможно увидеть. Где она закрыта тканью и креплениями. На «Фармане» ведь произошло то же самое, верно? А посмотрите, что случилось с двигателем Платова. Все это саботаж, верно?

— Да, саботаж, — согласился Белл.

— Но я не понимаю, какое все это имеет отношение к тронутому мужу Джозефины. А вы, мистер Белл?

Белл вложил в руку механику два доллара.

— Вот, угостите парней выпивкой.

— Нет, пока не доберемся до Сан-Франциско. Отныне мы трезвые как стеклышко спим под нашим аэропланом. А один человек всегда бодрствует.

Белл размышлял о трех актах саботажа: только один из них можно было связать с Гарри Фростом. Три акта саботажа, с тех пор как гонщики собрались в Белмонт-парке. Дважды жертвой становился сэр Эддисон-Сидни-Мартин, в третий раз — Платов и бедняга механик Джадд.

Первое крушение сэра Эддисона-Сидни-Мартина совершенно явно было отвлекающим маневром, подготовленным Гарри Фростом, чтобы убить Джозефину.

Но как можно винить Гарри Фроста во втором нападении на Эддисона-Сидни-Мартина? Чего бы добился Фрост, устроив крушение сэру Эддисону-Сидни-Мартину? Точно так же — что давало Фросту неудачное испытание двигателя Платова и смерть механика? Может, Фрост атакует всю гонку, не только свою жену? Сейчас это не имеет смысла. Фрост слишком целеустремлен, чтобы заниматься сразу несколькими делами. Он сосредоточен на убийстве жены. Если оно удастся, преступление скажется на всей гонке Престона Уайтвея.

Но зачем другому саботажнику, не Фросту, выводить из строя двигатель Платова? И зачем разбивать самолет Эддисона-Сидни-Мартина?

Кажется, наиболее вероятный ответ — чтобы устранить сильного соперника.

Кто от этого выигрывает? Белл видел три ответа: два вероятных, третий маловероятный, но возможный. Саботажником может быть один из участников гонки, летчик, устраняющий самых сильных соперников. Или саботажник — игрок, сделавший ставку и устраняющих тех, кто может помешать ему выиграть. Или, как это ни странно, саботажником может быть сам устроитель гонки, который тем самым увеличивает ее популярность.

Наиболее вероятный вариант — соперник, пытающийся устранить сильнейших конкурентов. Пятьдесят тысяч долларов — огромный приз, это больше, чем получает за всю жизнь рабочий.

Но на ставках, сделанных в гонке через всю страну, можно заработать гораздо больше, чем на скачках. И такие букмекеры, как Джонни Масто, могут сколотить здесь целое состояние.

Третья — маловероятная — возможность — Престон Уайтвей. Белл не мог забыть заявление газетного магната: лучшее, что может случиться за время гонки, это если половина участников-мужчин разобьется еще до Чикаго. «Естественное прореживание поля, — холодно сказал он, — приведет к тому, что только лучшие летчики смогут соревноваться с отважной Джозефиной».

Слишком притянуто за уши? Но разве Престон Уайтвей уже не использовал падения самолетов для увеличения тиражей? Истина, факты и просто соображения морали и приличия не помешали ему едва не развязать войну с Японией из-за Великого Белого флота. И не удержали от использования гибели крейсера «Мэйн», чтобы развязать испаноамериканскую войну.

* * *

Во время стосорокапятимильного перелета из Олбани в Сиракузы Джозефина Джозефс отстала еще больше, когда отказал наспех отремонтированный alettone и пришлось срочно менять все крепление. Еще полдня она потеряла на этапе между Сиракузами и Буффало из-за поломки цилиндра в моторе ее «Антуанетты».

Исаак Белл напомнил ей, что она не единственная из состязающихся столкнулась с трудностями. Три аэроплана уже выбыли из гонки. Большой «Вуазен» навсегда застрял в изгороди пастбища. Быстрый биплан «Амбруаз Тупи» разбился, когда нисходящий поток воздуха бросил его на деревья на краю поля; летчик собирался там приземлиться. И, наконец, грозный Рене Шевалье упал в пролив Эри, превратив свой «Блерио» в груду щепок и едва не утонув в мелкой воде; у него были сломаны обе ноги, и он не мог ни стоять, ни плыть.

Джозефина — Белл заметил, что после того, как они оставили Белмонт, она стала гораздо сдержаннее, — удивила его задорной улыбкой, делавшей ее похожей на прежнюю Джозефину.

— Спасибо за эту мысль, Исаак. Наверно, я должна быть благодарна, что еще не поломала кости.

Чтобы сохранить «Орла» в строю, Белл нанял третьего механика, искусного чикагского парня, по имени Юстас Уид, потерявшего работу после выхода из строя «Вуазена». Это дало Энди время расследовать механические причины каждой катастрофы, проявляя особое внимание к признакам саботажа. Педантичный сын полицейского очень тщательно собирал данные и доложил, что после падения Эддисона-Сидни-Мартина в Нью-Йоркскую гавань большинство несчастных случаев имели очевидные механические объяснения. Единственным исключением мог стать аэроплан Шевалье, но части машины лежали на дне пролива Эри.

Белл расспрашивал механиков. Кто был вблизи машины? Кто был в вашем вагоне-ангаре? Были ли незнакомые люди? Насколько они припоминали — нет. Иногда механики показывали Беллу найденные ими причины: сломанную раму, разорванный топливный шланг, перекрученную проволоку опоры. Но иногда таких причин не было.

Престон Уайтвей продолжал приставать к Беллу: «Среди нас убийца». Но Белл с ним не советовался, зная, что этим убийцей может быть самУайтвей — не убийцей в прямом смысле, но хладнокровным саботажником, который не думает о том, что будет с летчиками, когда разобьется самолет.

По мере продвижения гонки на восток катастрофы становились обычным делом. Выходили из строя машины, внезапно поднимался сильный ветер, сами авиаторы допускали ошибки. Некоторым поломки стоили многих часов их времени. Прочный красный «Освободитель» Джо Мадда так обильно терял масло, что вся передняя часть машины почернела. И когда над Буффало масло внезапно вспыхнуло, Мадд едва не погиб. Но ему повезло больше, чем Чету Бассу. Самолет «Райт» войск связи при посадке в Эри (Пенсильвания) завалился на бок, выбросив летчика на тридцать футов.

Белл внимательно слушал последовавшее бурное обсуждение. Басс потерял два дня в больнице с сотрясением мозга, и это заставило механиков и летчиков спорить о необходимости установки ремней безопасности, чтобы летчики не выпадали из машин. Австрийский аристократ, летающий на самолете «Писчоф» отверг «трусливую» мысль о поясе, которым привязывался бы летчик. Но Билли Томас, известный автогонщик, неоднократно доказывавший в автогонках свою храбрость, прежде чем научиться летать — у него был большой двухмоторный «Кертис» синдиката Вандербильта, — заявил, что австриец может проваливать ко всем чертям, а сам он привяжется.

В тот день, когда он это сказал, сильный порыв ветра с Великих озер швырнул его самолет на железнодорожный семафор на верху здания депо. Рикошетом «Кертис» отбросило на телеграфные провода, которые, как пружина, отправили его в сигнальную башню через окно второго этажа.

Пояс удержал Билли Томаса, однако при резкой остановке жесткая кожа пояса едва не перерезала его надвое. С повреждением внутренних органов он выбыл из гонки.

Вечером на ярмарочной площади в Кливленде обсуждали идею эластичных поясов. Механики начали пробовать полосы толстой резины, которая шла на колеса.

Австрийский аристократ продолжал над ними насмехаться. На следующий день порыв ветра резко наклонил «Писчоф», и летчик выпал из моноплана в тысяче футов над Толедо, штат Огайо.

На похоронах Эддисон-Сидни-Мартин объявил, что его жена настояла на том, чтобы он в самолете привязался широким поясом, изготовленным из лошадиной подпруги.

В самолетах Джозефины и Белла летчик глубже сидит в фюзеляже, и поэтому шансов выпасть меньше. Джозефина не прислушалась к просьбе Престона Уайтвея использовать пояс. Она объяснила, что, пережив падение в горящем аэроплане, боится быть в нем привязанной.

По предложению Марион Морган Исаак Белл попросил Энди привязать к «Орлу» резиновыми полосками широкий мотоциклетный пояс. А возле правой руки пилота поместить острый, как бритва, охотничий нож в ножнах.

С тех пор как Гарри Фрост ушел от Исаака Белла под причалом Уихокена, его было не слышно и не видно. Белл подозревал, что Фрост ждет, когда гонка доберется до Чикаго. Именно в Чикаго Фрост начал свой стремительный подъем к вершинам преступности, там начинал зарабатывать законное состояние. Ни в каком другом городе на континенте Фрост не нашел бы столько преступных союзников и продажных полицейских. И ни в каком другом городе у него не было таких прочных связей с полицией.

«Только попробуй», — мрачно думал Белл. «Детективное агентство Ван Дорна» тоже начинало свою деятельность в Чикаго. И тоже хорошо знало город. Когда в городе Гэри, в Индиане, гонку прервали из-за бурь на озере, которые, по предсказанию бюро прогнозов, должны были продлиться несколько дней, Белл поездом отправился в город на разведку.

— Если он попытается напасть здесь, мы его прихлопнем, — поклялся Белл Ван Дорну, разговаривая с ним по телефону из чикагской конторы агентства в Палмер-хаусе.

Ван Дорн, находившийся в Вашингтоне, напомнил Беллу, что тот обещал сохранять трезвость мысли.

Белл перешел к саботажу. Ван Дорн внимательно слушал, потом заметил:

— Слабость этой линии расследования в том, что летающие машины вполне способны разбиться без помощи злоумышленника.

— Но ведь в случаях с Эддисоном-Сидни-Мартином, Рене Шевалье и даже Четом Бассом бьются те, кто идет впереди остальных. Стоит какому-нибудь малому вырваться вперед, как с его машиной что-то происходит.

— Стив Стивенс еще не разбился. Я читал в «Вашингтон пост», что он всех обогнал.

— Джозефина его догоняет.

— Сколько вы на нее поставили?

— Достаточно, чтобы купить собственное детективное агентство, если выиграю, — мрачно ответил Белл.

Газеты уже отметили, что летчик, весящий больше, чем тучный президент Тафт, летит быстрее пяти мужчин вдвое легче его и женщины, которая весит едва треть.

— Согласно «Пост», — усмехнулся Ван Дорн — темная лошадка самая тяжелая.

Белл видел в Кливленде такие же заголовки:

ОТ НЬЮ-ЙОРКА ДО ЧИКАГО ЗА СЕМЬ ДНЕЙ? —

восторженно обещал «Плейн дилер», прежде чем ненастье умерило оптимизм газетчиков.

ЧУДО-ГОНКИ. ХЛОПКОВЫЙ ПЛАНТАТОР-ТЯЖЕЛОВЕС ВСЕ ЕЩЕ ВПЕРЕДИ

— Надо отдать должное Уайтвею, — сказал Ван Дорн. — Он сегодня словно второй Ф. Т. Барнум[84]. Вся страна говорит о гонке. Теперь, когда другим газетам пришлось освещать ее, они прославляют своих фаворитов и чернят их соперников. И у каждого есть свое мнение. Спортивные журналисты пишут, что Джозефина не может выиграть, потому что женщинам не хватает выносливости.

— Букмекеры с ними согласны.

— Республиканские газеты пишут, что рабочим не следует выбиваться из своего социального слоя, тем более летать. Социалистические газеты требуют, чтобы аристократы оставались на земле, ибо воздух принадлежит всем. Вашего друга Эддисона-Сидни-Мартина они называют «везучим английским котом» за его свойство выживать в катастрофах, словно у него девять жизней.

— Уайтвей говорит, неудачников любят.

— Иду на поезд. Скоро буду в Чикаго. А тем временем, Исаак, есть саботаж или нет его, не забывайте, наша главная работа — охранять Джозефину.

— А я еду в Гэри. Погода скоро должна улучшиться.

Белл повесил трубку. Ему было о чем подумать. Сохраняя трезвость мысли, как обещал, он в то же время не мог не понимать, что дело не только в замыслах Фроста убить жену. Происходило что-то еще, и это что-то, возможно, было крупнее и сложнее, чем попытки одного разгневанного мужчины прикончить жену. Нужно заняться этим новым делом, раскрыть новое преступление, прежде чем оно сорвет гонку. Он должен не только остановить Гарри Фроста, он должен раскрыть таинственное преступление, о котором не знает даже, существует ли оно.

Глава 24

Исаак Белл отправил телеграмму Дэшвуду в Сан-Франциско, повторив свой прежний приказ расследовать самоубийство ди Веккио. Вдобавок он хотел знать, чем занимался Марко Селер, когда только приехал из Италии.

Телеграмма застала Дэшвуда в ту редкую минуту, когда упрямый молодой дознаватель не был на выезде. Дэшвуд сразу ответил.

ПРОШУ ПРОЩЕНИЯ ЗАДЕРЖКУ ТЧК РАССЛЕДОВАНИЕ САМОУБИЙСТВА ДИ ВЕККИО СВЯЗАНО ОСЛОЖНЕНИЯМИ ТЧК МАРКО СЕЛЕР ВПЕРВЫЕ ПРИ БЫЛ САН-ФРАНЦИСКО КАЧЕСТВЕ ПЕРЕВОДЧИКА ПРИ КОРРЕСПОНДЕНТЕ РИМСКОЙ ГАЗЕТЫ ЗПТ ПУТЕШЕСТВУЮЩЕМ КАЛИФОРНИИ.

Исаак Белл прочел телеграмму дважды.

— Переводчик?

Джозефина говорила, что общаться с Марко Селером было трудно. Она не понимала его из-за акцента.

«Мисс Джозефина, — улыбнулся про себя Белл, — что вы задумали? Пытаетесь заставить меня усомниться в том, что изменяли Гарри Фросту? Хотите убедить вашего нового ухажера Престона Уайтвея и его придирчивую мать, что чисты душой? Или прикрываете Марко Селера?»

Услышав, что смог в Сан-Францисском заливе прорезали первые ноты оперной арии «Небесная Аида»[85], Джеймс Дэшвуд сказал монахиням, пришедшим вместе с ним:

— Подходят.

— Почему рыбаки поют Верди? — спросила мать-настоятельница, державшую за руку красивую молодую послушницу, которая знала итальянский.

Дэшвуд привел их на новый рыболовный причал, где их со всех сторон окружала вода, которую они не могли видеть. Холодный мрак клубился вокруг, проникая в легкие и увлажняя щеки.

— Рыбаки поют, чтобы опознавать свои лодки в тумане, — ответил мальчишески стройный Дэшвуд. — Так я слышал, хотя у меня есть теория, что они правят, ориентируясь на эхо своих голосов от берега.

Отыскать в Сан-Франциско переводчика с итальянского оказалось нетрудно. Город кишел итальянскими иммигрантами, бежавшими с бедной, перенаселенной родины. Однако до сих пор не удавалось найти такого переводчика, с которым согласились бы разговаривать замкнутые, испуганные рыбаки из Старого Света. Учителя, импортеры оливкового масла и сыра, даже парень с шоколадной фабрики, расположенной по соседству с причалом, натыкались на стену молчания. На этот раз все будет иначе, надеялся Дэшвуд. Потребовалось теплое рекомендательное письмо от настоятеля богатого монастыря, стоящего ниже по берегу, — с ним Дэшвуд общался, когда расследовал дело Саботажника, — и обещание сделать щедрое пожертвование в пользу бедных, чтобы убедить мать-настоятельницу привести девушку на причал, где она переводила бы его вопросы и ответы рыбаков.

Пение звучало все громче. Басили корабельные сирены, гудели буксиры — это невидимые суда осторожно заходили в невидимую гавань. Туман кое-где то сгущался, то редел. Вдруг из него выступил длинный черный корпус четырехмачтового судна и столь же неожиданно исчез. Прошел большой пароход, смутный, как призрак, и сразу исчез. Показалась маленькая зеленая лодка под косым парусом.

— Вот они, — сказал Дэшвуд. — Пьетро и Джузеппе.

— У кого одна рука? — спросила мать-настоятельница.

— У Джузеппе. Мне говорили, ее откусила акула. Или морской дьявол.

Красавица Мария перекрестилась. Дэшвуд успокоил:

— Морским дьяволом рыбаки называют осьминога.

При виде детектива Джузеппе нахмурился; Дэшвуд так часто появлялся на рыбацком причале, что его принимали за оптового скупщика рыбы. Но когда глаза рыбака, утонувшие в глубоких морщинах, остановились на черных рясах монахинь, он перекрестился и подтолкнул Пьетро, который собирался набросить швартов на крепительную планку; Пьетро тоже перекрестился.

Так-то лучше, подумал Дэшвуд. По крайней мере в него не бросали рыбьими головами, чем закончилось его прошлое посещение.

— О чем их должна спросить Мария? — спросила настоятельница.

— Во-первых, правда ли, что они подслушали на улице перед своими меблированными комнатами спор двух конструкторов летающих машин?

— И если подслушали?..

— Да они точно слышали. Их нужно только убедить в том, что я не желаю им вреда, что я пытаюсь исправить допущенную несправедливость и что у них не будет никаких неприятностей.

Мать-настоятельница, общительная ирландка, которая провела свой монастырь через землетрясение и пожар и приняла послушниц, таких, как Мария, из разрушенных монастырей, сказала:

— Марии нелегко будет убедить их в этом, детектив Дэшвуд.

Переждав на грязной ярмарочной площади городка Гэри в штате Индиана, три ветреных дождливых дня, воздушная гонка Уайтвея от Атлантики до Тихого океана поднялась в воздух, надеясь до нового пришествия бурь долететь до Национального арсенала в Чикаго. На трибунах, воздвигнутых на широкой улице, которая служила плац-парадом при Арсенале, нетерпеливые зрители читали телеграммы, в которых говорилось, что гром и молнии заставили авиаторов вернуться на землю в Хэммонде.

Духовой оркестр национальной гвардии играл, смягчая недовольство зрителей. Посреди улицы мелом начертили «крейсер», и местные авиаторы на первых моделях самолетов братьев Райт развлекали публику, пытаясь попасть в «корабль» гипсовыми «бомбами». Булыжник был усеян битым гипсом, когда в рупор прочли очередную телеграмму.

«Небо над Хэммондом прояснилось. Самолеты снова поднялись в воздух».

Часом позже раздались крики:

— Вот они!

Все взгляды устремились в небо.

Одна за другой показывались летающие машины. Впереди шел белый биплан Стива Стивенса. Он облетел парапет похожего на крепость Арсенала, опустился на широкую улицу и покатил по булыжнику; два его пропеллера подняли облако гипсовой пыли. Отряд солдат в парадной форме отдал честь, почетный караул салютовал оружием.

* * *

Два оперативника из службы личной безопасности «Агентства Ван Дорна» стояли на крыше Арсенала, опираясь на резной парапет, и смотрели в небо. За ними из мезонина на верху лестницы неслышно появился широкоплечий человек плотного сложения, обошел окно в полу, еще одну надстройку на крыше, где размещались механизмы лифта, и подобрался поближе.

— Если бы по лестнице поднялся не я, а Гарри Фрост, — прогремел его голос, как уголь по желобу, — вы, парни, уже были бы мертвецами.

Операторы повернулись и увидели «Самого» — мистера Джозефа Ван Дорна с мрачным лицом.

— Этот убийца мог бы спокойно прикончить летчицу, за чью охрану агентство получает хорошие деньги.

— Простите, мистер Ван Дорн.

Милаго покаянно повесил голову.

У Льюиса нашлось оправдание.

— Мы считали, что лестницу охраняют солдаты национальной гвардии.

— Воскресные солдаты национальной гвардии, — саркастически проворчал сердитый Ван Дорн, — выходят из Мамочкиных домов, чтобы защитить Чикаго от забастовщиков и иностранных пришельцев из Канады. Они не узнают Гарри Фроста, если встретятся с ним в переулке. Да и не сумеют с ним справиться. Для этого здесь вы.

— Да, сэр, мистер Ван Дорн, — хором ответили они.

— Плакаты с вами?

Они показали плакаты «Разыскивается!» с изображениями Фроста с бородой и без бороды.

— Пистолеты с вами?

Они распахнули пальто, демонстрируя револьверы в кобуре.

— Будьте внимательны. Следите за лестницей.

На парадном плацу Марко Селер в обличье Дмитрия Платова стоял рядом с механиками из поездов поддержки, опередивших летчиков. Механики с тревогой погладывали на небо, выискивая признаки ухудшения погоды.

Когда первым приземлился Стив Стивенс, Селер с жаром захлопал — именно этого ожидали бы от Дмитрия Платова. Но, улыбаясь и аплодируя, он воображал флоты летающих машин с солдатами за пулеметами и взрывы в Арсенале, вызванные сброшенным с неба динамитом.

Глава 25

Налет с неба, о котором мечтал Марко Селер, требовал множества еще не построенных летающих машин. У таких боевых воздушных судов будет по два или по три, даже по четыре мотора и огромные крылья, они смогут нести много бомб на большие расстояния. Меньшие и более проворные машины сопровождения будут защищать их от контратак.

Селер прекрасно понимал, что идея далеко не нова. Мечтатели-художники и хладнокровные военные давно представляли себе армии воздушных кораблей, способных нести множество пассажиров или бомб. Но Марко Селер жил за счет чужих идей. Он был подобен губке, в чем обвиняла его Даниэлла ди Веккио. Вор и губка.

А что если Дмитрий Платов, русский авиаинженер и создатель термодвигателя, был его единственным оригинальным изобретением? Об этом говорила итальянская пословица: необходимость — мать изобретательности. Марко Селеру необходимо было уничтожить летающие машины соперников, чтобы обеспечить Джозефине победу на его машине. А кто успешнее может вредить им, чем добродушный, всегда готовый помочь «Платов»?

Селер действительно был искусный слесарь-инструментальщик и обладал своеобразной способностью с первых мгновений видеть законченное изделие. Этот дар ставил его выше обычных механиков, когда он, двенадцати лет от роду, работал подмастерьем в Бирмингеме — это место нашел ему отец, иммигрант, официант в ресторане; ради этого ему пришлось соблазнить жену фабриканта. Когда металлический стержень закрепляли в токарном станке, чтобы выточить из него деталь, другие мальчики видели цельный кусок металла. Но Марко мог представить себе конечный результат еще до того, как стержень начнет вращаться. Он как будто видел, что ждет внутри. И высвобождение этой ждущей внутри детали было совсем простым делом — требовалось только отрезать лишнее.

В жизни это тоже действовало. Внутри первого моноплана ди Веккио Марко видел себя — вот он получает контракт на строительство воздушных машин, с помощью которых Италия победит своего злейшего врага Турцию или захватит колонии Оттоманской империи в Северной Африке.

Вскоре затем машина, которую он скопировал, разбилась, он увидел подтверждение «ждущего внутри» в роскошном «особом» поезде, который привез на Первую калифорнийскую воздушную встречу[86] Гарри Фроста с молодой женой. Сказочно богатая пара — тяжелый бомбардировщик и его изящный эскорт, — гораздо богаче самого короля Италии, дали бы ему новый шанс построить боевые летающие машины будущего.

Джозефину, которая хотела летать и страдала без внимания и ласки, соблазнить удалось без всякого труда. На редкость наблюдательная, решительная и смелая в воздухе, на земле, где ее решительность сменялась порывистостью, она легко поддавалась внушению и не умела представить себе последствия своих поступков.

Очень вовремя началась уайтвеевская воздушная гонка через всю страну — она могла доказать, что аэропланы Селера самые лучшие. Должны быть лучшими. Он копирует только лучшее. Марко не сомневался: Джозефина благодаря своему искусству летчицы и тому, что он подрывает усилия ее соперников, непременно победит. Ее победа оправдает его в глазах итальянской армии. Прошлые катастрофы будут забыты, когда его самолеты уничтожат Турцию и Италия захватит турецкие колонии в Северной Африке.

В отдалении показались две желтые точки: Джозефина и следующий сразу за ней и чуть выше, точно пастух, Исаак Белл. Толпа начала скандировать: «Джозефина! Джозефина!» Уайтвей гений, подумал Селер. Они действительно любят свою «Любимицу Америки в воздухе». Когда она выиграет кубок, весь мир узнает ее имя. А все генералы в мире узнают, чьи аэропланы приведут их к победе.

Если победит Стив Стивенс, тем лучше: Селер станет продавать армии не только проворные машины сопровождения, но и тяжелые бомбардировщики. Однако тут возникало одно очень большое «если». Неконтролируемая вибрация, вызванная невозможностью синхронизировать два мотора, грозит разнести аэроплан на куски. Если Стивенс разобьется до окончания гонки, Селер сможет обвинить в этом его большой вес и неумение управлять аэропланом. Пока же приходилось признать, что юный Игорь Сикорский, будь он здесь, а не в России, решил бы его проблему. Если бы только нормально работал термодвигатель, купленный в Париже… но тут он тоже бессилен.

Агенты службы личной безопасности, предупрежденные Ван Дорном, внимательно наблюдали за лестницей, хотя приветственные крики и шум, когда садилась очередная машина, все время отвлекали их внимание, заставляя смотреть на плац-парад.

Теперь они без сознания лежали у ног Гарри Фроста, сраженные ударами его кулаков: вопреки их ожиданиям Фрост появился не с лестницы, ведущей в мезонины, а из лифта, где прятался с самого рассвета.

Фрост установил ружье на каменном основании у прорези в парапете и терпеливо ждал, чтобы голова Джозефины заполнила все поле оптического прицела. Она двигалась прямо на него, готовясь, как требовали правила, облететь Арсенал. Он видел ее сквозь вертящийся пропеллер. Это, возможно, не доставит ему такого удовольствия, как если бы он задушил ее голыми руками, но ван дорны не давали ему подобраться к ней. Что ж, иногда приходится брать что дают. К тому же прицел создавал впечатление, будто они смотрят друг на друга через обеденный стол.

* * *

Едва Исаак Белл увидел бойницы в каменном парапете на крыше Арсенала, он резко отжал руль вперед, заставив «Орла» нырнуть. Крыша — именно то место, где он устроил бы засаду. Правила гонки гарантировали, что жертва Фроста окажется так близко, что он мог бы попасть в нее камнем.

Ведя аэроплан правой рукой, левой Белл развернул автоматическое ружье «Ремингтон». Проносясь мимо Джозефины, он заметил ее удивленное лицо. А впереди между вырезами в парапете блеснула на солнце сталь. За этим бликом, наполовину в тени, поворачивал голову вслед за машиной Джозефины массивный силуэт Гарри Фроста.

Фрост увидел летящего прямо на него «Американского орла».

Он повернул ствол в сторону Белла и открыл огонь. Благодаря упору в прочную крышу Арсенала, он стрелял еще точнее, чем с палубы устричной шлюпки. Две пули пробили фюзеляж сразу за приборами управления, и Белл понял, что его спасла только скорость пикирования: Фрост ее недооценил.

Теперь пришла его очередь. Подождав, пока вертящийся пропеллер не освободит линию огня, рослый детектив нажал на курок «Ремингтона». Осколки камня полетели Фросту в лицо, он выронил ружье и упал навзничь.

Исаак Белл резко развернул «Орла» — чересчур резко, — почувствовал, что самолет начинает вращение, успел исправить положение, пока не потерял контроль, и повернул обратно, к Арсеналу. Фрост бежал по крыше; он перепрыгнул через упавших детективов. Ружье он выронил и зажимал рукой глаз. Белл дважды выстрелил. Одна пуля разбила стекло, под которым находился механизм лифта. Вторая попала в правый каблук Фроста. Мощная пуля калибра .35 сбила Фроста с ног.

Белл снова развернул «Орла», не обращая внимания на протестующий визг ветра в проволочных оттяжках и зловещий скрип в приборах управления, и опять полетел к зданию из красного кирпича, чтобы покончить с Фростом. На крыше распахнулась дверь, ведущая на лестницу. Оттуда высыпали солдаты с длинными неуклюжими ружьями; они разошлись веером, мешая Беллу стрелять: он мог попасть в них. Фрост нырнул за мезонин, в котором скрывался лифт. Пролетая мимо, Белл увидел, как убийца открыл дверь и исчез внутри.

Белл посмотрел на улицу перед зданием и увидел, что Джозефина села и что есть место и для него. Он пошел вниз, выключив мотор. Жестко соприкоснулся с булыжником, едва не перевернулся, выровнял машину, а, когда она замедлила движение и почти остановилась, выскочил и побежал к выходу из Арсенала, выхватив пистолет.

Ему преградил дорогу почетный караул в парадных мундирах.

— Ван Дорн! — крикнул Белл сержанту, чей мундир украшали многочисленные награды, в том числе сине-желтая лента медали за заслуги в испано-американской войне. — В лифте убийца. Следуйте за мной!

Ветеран не заставил себя ждать. Он побежал за Беллом, на ходу выкрикивая приказы. Внутри Арсенала обнаружился огромный, похожий на собор, экзерциргауз шириной во все здание и глубиной в половину его. Потолок поднимался до самой крыши. Белл побежал к лифту и лестнице. Двери лифта были закрыты, медная стрела, указывающая его положение, свидетельствовала, что лифт на самом верху.

— Два человека здесь! — приказал Белл. — Не выпускайте его, если он выйдет из лифта. Остальные — за мной!

Он поднимался, перепрыгивая через четыре ступеньки; солдаты бежали за ним. Белл вышел на крышу в тот миг, когда здания облетали красный «Освободитель» Джо Мадда, а сразу за ним — синий «Кертис» сэра Эддисона-Сидни-Мартина.

Белл кинулся к лифту. Дверь закрыта.

— Надо открыть. Стреляйте!

Солдаты смотрели на сержанта.

— Огонь! — приказал он.

Шесть человек трижды выстрелили в дверь и разнесли ее. Белл с пистолетом в руке вбежал первым. В помещении было пусто. Он посмотрел сквозь стальную решетку пола. Сразу под собой он видел кабину лифта без крыши. Кабина по-прежнему стояла на самом верху — пустая. Гарри Фрост исчез.

— Где он? — крикнул сержант. — Я никого не вижу. Вы уверены, что видели его здесь?

Исаак Белл указал на открытый люк в полу кабины.

— Он спустился по тросу.

— Это невозможно. Человек не может спуститься по такому скользкому тросу.

Белл слез в кабину лифта и заглянул в люк. Его острый глаз заметил на смазке, покрывавшей стальной трос, две полоски. Он показал их сержанту.

— А где он взял канатный тормоз?

— Подготовился заранее, — сказал Белл, выбираясь из кабины и начиная спускаться по лестнице.

— Вы знаете, кто это?

— Гарри Фрост.

На лице старого солдата промелькнул страх.

— Мы гнались за Гарри Фростом?

— Не беспокойтесь. Он далеко не уйдет.

— Чикаго его город, мистер.

— Это и наш город, а ван дорны никогда не сдаются.

Глава 26

Этим вечером Исаак Белл припарковал свой большой «паккард» 30 модели на расстоянии пистолетного выстрела от трехэтажного здания на Дирборн-стрит, в котором размещался «Клуб евангелистов» — самый роскошный чикагский бордель. Он низко опустил на глаза козырек шоферской фуражки и наблюдал, как поднимаются по ступеням два ван дорна плотного сложения. Оба были приезжие, так что швейцар и управляющий их не узнают, оба в смокингах, чтобы походить на богатых клиентов заведения. Они позвонили. Массивная дубовая дверь распахнулась, детективов впустили, и дверь за ними снова закрыли.

Белл осмотрел тротуары в поисках копов и гангстеров.

Его внимание привлекло вкрадчивое движение рядом с пятном света от уличного фонаря. Стройный силуэт — молодой человек в помятом костюме с мешковатым пиджаком и в котелке — миновал светлое пятно и двинулся дорогой, которая привела его к «паккарду», так чтобы Белл его узнал.

— Дэш!

— Здравствуйте, мистер Белл.

— Откуда вы взялись?

— Мистер Бронсон разрешил мне доложить лично. Я отвечаю за охрану экспресса «Оверленд лимитед», так что проехал бесплатно.

— Вы как раз вовремя. Револьвер есть?

Джеймс Дэшвуд достал из наплечной кобуры кольт с длинным стволом.

— Вот, мистер Белл.

— Видите застекленные створчатые двери на балконе третьего этажа?

— Третий этаж.

— Там лестница ведет с балкона на крышу. Я бы предпочел не участвовать в перестрелке на публике, если кто-нибудь попытается уйти через эту дверь на крышу. Видите ручку двери?

Острый взгляд Дэшвуда пронзил темноту и сосредоточился на едва видимой двухдюймовой бронзовой ручке.

— Вижу.

— Если она шелохнется, стреляйте.

Билл достал из кармана золотые часы и взглянул на минутную стрелку.

— Через двадцать секунд наши парни постучат в двери зала.

Двадцать три секунды спустя ручка повернулась. Дэшвуд, которого выучила мать — она участвовала стрелком в шоу «Дикий Запад» Буффало Билла, — выстрелил, один раз. Ручка отлетела от двери.

— Садись, — сказал Белл. — Послушаем, что нам скажет этот парень.

Немного погодя крепкие ван дорны вышли из дверей борделя, ведя между собой человека, словно друзья, помогающие пьяному. Белл подвел «паккард», и они усадили человека на заднее сиденье.

— Вы знаете, кто я такой? — кричал человек.

— Олдермен[87] Уильям Т. Фоли, ранее известный как Бордельный Билл — не за гнусную рожу, а за умение ловко нажиться на пороке.

— Я прикажу вас арестовать.

— Вы ведь собираетесь переизбираться.

— У олдермена при себе было вот это, — сказал один из детективов, показывая Беллу два карманных пистолета, кинжал и дубинку.

— Где Гарри Фрост?

— А кто это? — с невинным видом спросил Билл Фоли. Как любой чикагский преступник, успешно перешедший в политику, Фоли сразу узнал ван дорнов, садясь между ними в машину. И его подбодрило сознание того, что, вероятно, его не застрелят в переулке и не утопят в озере Мичиган, как если бы речь шла о других городских бандах. — Гарри Фрост? Впервые слышу.

— Сегодня вы транжирили деньги в самом дорогом игорном доме Чикаго. Деньги, которые днем он заплатил вам за то, что вы обналичили чек в пять тысяч долларов в «Первом трастовом и сберегательном банке». Где он?

— Он не оставил своего адреса.

— Тем хуже для вас.

— А что вы сделаете? Сдадите меня шерифу? Кстати, он дядя моей жены.

— Вы хотите переизбираться. Вам ни к чему вражда с нашим клиентом, который печатает в вашем городе свою газету.

— Я не боюсь газет Уайтвея, — усмехнулся Фоли. — Никто в Чикаго не считается с этим щенком из Калифорнии…

Белл оборвал его.

— Жители Чикаго могут еще немного потерпеть ваше взяточничество и продажность, но ни за что не проголосуют за вас, если узнают, что олдермен Уильям Т. Фоли подверг опасности жизнь мисс Джозефины Джозефс, «Любимицы Америки в воздухе».

Фоли облизнул губы.

— Где Гарри Фрост? — повторил Белл.

— Уехал из города.

— Олдермен Фоли, не испытывайте мое терпение.

— Нет, я не шучу. Он уехал. Я сам видел.

— На каком поезде?

— На автомобиле.

— Какой марки?

— «Томас-Флаер».

Белл обменялся взглядом с Джеймсом Дэшвудом. «Томас» — надежный внедорожник. Именно поэтому Белл выбрал его для своих механиков. Такой автомобиль, способный передвигаться по плохим дорогам и пересеченной местности, даже по железнодорожным рельсам, когда другие пути невозможны, делает Фроста опасно мобильным.

— В какую сторону он поехал?

— На запад.

— В Сент-Луис?

Олдермен Фоли пожал плечами.

— Мне показалось, что скорее в Канзас-Сити, где будет проходить ваша гонка, если правда то, что пишут в газетах.

— Он один?

— С ним механик и водитель.

Белл снова обменялся взглядами в Дэшвудом. Между Чикаго и Канзас-Сити пятьсот миль открытой местности, и Фрост подготовился к долгому переезду.

— Оба стрелки, — добавил Фоли.

— Как их зовут?

— Майк Скоттс и Дэйв Мэйхью. Скоттс водитель, Мэйхью механик. Раньше был телеграфистом, пока его не застукали на том, что он продавал букмекерам результаты скачек. Вы ведь знаете, что телеграфисты дают клятву хранить в тайне содержание сообщений.

— Вот что непонятно, — сказал Белл, с любопытством посмотрев на Фоли, — с чего это вдруг вы стали таким разговорчивым, олдермен. Собираетесь использовать это, когда мы уедем?

— Нет. Я просто знаю, что Фрост больше не вернется. Я оказал ему последнюю услугу.

— Откуда вы знаете, что Фрост не вернется?

— Никогда не думал, что доживу до такого дня, но вы, проклятые ван дорны, выжили его из города.

Исаак Белл отвел Дэшвуда в ресторан; за едой тот рассказывал, что обнаружил в Сан-Франциско.

— В последней телеграмме, Дэш, вы сообщили, что узнали: прошлым летом Селер и ди Веккио оба были в Сан-Франциско. Селер приехал раньше, работал переводчиком, потом построил аэроплан, который впоследствии продал Гарри Фросту; тот перевез аэроплан в Адирондак и нанял Селера механиком для работы в «биваке» над летающей машиной Джозефины. И Селер, и ди Веккио сбежали из Италии от кредиторов. Ди Веккио покончил с собой. Что нового вы узнали?

— Они подрались.

Двое иммигрантов, итальянские рыбаки, объяснил Дэшвуд, подслушали долгий гневный спор на улице рядом с их меблированными комнатами. Ди Веккио обвинял Селера в том, что тот украл его способ укрепления крыльев.

— Это я знаю, — сказал Белл. — Селер говорит, все было наоборот. Что еще?

— Спор начал ди Веккио. Он кричал, что Селер скопировал всю его машину; Селер отвечал, что, будь это правдой, почему итальянская армия купила его машину, а не ди Веккио?

— Что ответил ди Веккио?

— Сказал, что Селер отравил рынок.

Белл нетерпеливо кивнул. Это он тоже слышал от Даниэллы.

— И потом?

— Потом он стал кричать, чтобы Селер держался подальше от его дочери. По имени…

— Даниэлла! — сказал Белл. — Какое отношение дочь ди Веккио имеет к тому, что итальянская армия собиралась купить самолет его конструкции?

— Ди Веккио кричал: «Найди другую женщину для своей грязной работы!»

— Что за грязная работа?

— Он использовал слово, которое не смогли повторить мои итальянские переводчики.

— Технический термин? Alettone?

— Нет, нет технический. Девушка знала, что он значит, но не смела повторить в присутствии матери-настоятельницы.

— Матери-настоятельницы? — повторил Белл, смерив своего протеже ледяным взглядом. — Дэш, чем вы занимались?

— Они монашки.

— Монашки?

— Вы всегда учили меня, что люди любят поговорить. Но для этого надо, чтобы им было комфортно. Девушка — единственный переводчик, с которым согласились поговорить рыбаки. А когда начали рассказывать, не могли остановиться. Я думаю, это потому, что монашка красавица.

Исаак Белл потянулся через стол и хлопнул Дэшвуда по плечу.

— Молодчина!

— Я потратил столько времени, потому что трудно было ее найти. В общем, она все переводила, пока это слово не заставило ее замолчать. Я умолял ее, я даже пообещал помолиться с ними, и наконец она прошептала: «Жиголо!»

— Ди Веккио обвинил Марко Селера в том, что он жиголо?

Белл не удивился. Он вспомнил, что вскоре после появления в Сан-Франциско Джозефины и Гарри Фроста юная новобрачная уговорила мужа купить биплан Селера.

— Он упомянул какие-нибудь подробности?

— Ди Веккио сказал, что Селер уговорил дочь итальянского генерала помочь ему продать машину. Судя по тому, что они слышали, рыбаки поняли, что он не в первый раз использует в своих делах женщин.

— Он обвинял Селера в том, что тот берет у женщин деньги?

— В Париже на встрече конструкторов он купил какую-то машину. Похоже, деньги на покупку ему дала женщина. Но в Сан-Франциско он опять лишился машины. Думаю, поэтому у него и сорвалась сделка с армией.

— Машина разбилась вместе с генералом.

— Вот почему ди Веккио кричал, что Селер продал армии плохую машину и тем самым уничтожил рынок.

— Обвинял ли ди Веккио Селера в том, что он и с Даниэллой ведет себя как жиголо?

— Именно об этом он и кричал: «Не трогай мою дочь!»

— Похоже, ваши рыбаки подслушали крупную ссору.

— Они не подслушали. Они просто там живут.

Белл внимательно посмотрел в лицо молодому детективу.

— Вы раздобыли много сведений, Дэш. Может быть, достаточно, чтобы оправдать долгое ожидание. Вам повезло, или вы знали, что ищете?

— Видите ли, мистер Белл, в том-то все и дело. Они спорили у отеля, в котором умер ди Веккио. И в ночь его смерти.

Глава 27

Исаак Белл смерил своего протеже пронзительным взглядом, соображая, не могли спор закончиться убийством.

— В ту же ночь?

— В ту самую ночь, — ответил Джеймс Дэшвуд. — В том самом доме, где ди Веккио задохнулся, погасив газ, но не выключив его.

— Вы уверены, что это было самоубийство?

— Я думал об этом. Потому и решил доложить лично. Хочу объяснить, каковы именно мои соображения.

— Продолжайте, — сказал Белл.

— Я как раз занимался самоубийством по вашему приказу, когда узнал о ссоре и криках. Вы сообщили, что настоящее имя Марко Селера — Престоджакомо. Я узнал, что он остановился именно там и под этим именем. Вы всегда твердите, что терпеть не можете совпадений, поэтому я решил: тут должна быть связь. Я поговорил с сан-францисским коронером. Он признался, что они не стали расследовать обстоятельства гибели итальянского иммигранта в Сан-Франциско. Итальянцев в городе много, но они держатся особняком. Тогда я подумал: а если бы покойник был не итальянцем, а американцем? И представил себе, что он не беден, а зарабатывает три тысячи долларов в год и что у него есть дом, и служанки, и повар. Какие вопросы я бы задал, если бы в номере дешевого отеля отравился газом такой малый?

Белл скрыл гордую улыбку и строго спросил:

— И к какому заключению вы пришли?

— Газ не самый обычный и легкий способ, чтобы покончить с собой.

— У вас есть данные, подтверждающие ваши выводы?

— Ночной дежурный рассказал мне, что у ди Веккио на голове была большая шишка, словно он, потеряв сознание, упал с кровати. Мог очнуться в затуманенном сознании, попытался встать и упал. А может, шишку ему поставил тот, кто открыл газ. Беда в том, что точно неизвестно.

— Возможно, и не узнаем, — согласился Белл.

— Могу я вас кое о чем спросить, мистер Белл?

— Давайте.

— Почему вы попросили меня расследовать самоубийство?

— Я летаю на последней машине, построенной ди Веккио. Она ведет себя не как плод работы человека, покончившего с собой. Она необыкновенно прочна и летает так, словно построивший ее человек любил создавать летающие машины и хотел в будущем построить много новых. Впрочем, это попросту необычное ощущение, не улика.

— Но если добавить ваше необычное ощущение к необычной шишке на голове ди Веккио, получается совпадение, верно?

— Да, странное совпадение, — улыбнулся Белл.

— Но, как вы сказали, мы этого не узнаем. Ди Веккио мертв. Мертв и тот, кто мог его убить.

— Возможно, — сказал Белл, напряженно размышляя. — Дэш, вы сказали, что ди Веккио упомянул машину, купленную в Париже на деньги женщины. Вы сказали, что это какой-то двигатель. Что значит «какая-то машина»?

Дэшвуд улыбнулся.

— Это больше всего смутило бедных монашек. Поставило в тупик.

— Почему?

— Рыбаки назвали его polpo. Polpo значит «осьминог».

— Какой двигатель похож на осьминога? — спросил Белл. — Восьмицилиндровая «Антуанетта», может быть.

— Ну, они еще называют осьминога рыбой-дьяволом. Но это не имеет смысла, если говорить о двигателе.

Белл спросил:

— А что произошло, когда монашки запутались?

— Рыбаки нашли другое слово. Calamaro.

— А это что? Кальмар?

— Мария сказала, что да. Мария — это красивая монашка.

— Двигатель, похожий на осьминога или кальмара? Они ведь совсем разные, кальмар длинный и узкий, со щупальцами сзади, осьминог — круглый и плоский, восьмирукий. Дэш, отправляйтесь в библиотеку. Узнайте, что общего у мистер Кальмара с мистером Осьминогом.

Помощник Энди Мозера Юстас Уид из Чикаго, которого Белл нанял, чтобы у Энди было больше времени на выяснение механических причин крушений в гонке, попросил отпустить его на вечер — он хотел повидаться со своей девушкой, живущей в южной части города.

— Возвращайся затемно, — велел Энди. — Если удержится хорошая погода, они вылетят в Пеорию.

Юстас обещал вернуться задолго до того — он знал, что сдержит слово только потому, что за дверью гостиной будет сидеть мать Дэйзи. Его худшие страхи оправдались. В девять вечера миссис Рэмси сказала из соседней комнаты:

— Дэйзи, попрощайся с мистером Уидом. Пора спать.

Юстас и рыжеволосая красавица Дэйзи переглянулись; оба были уверены, что, если бы матери здесь не было, они нашли бы постели лучшее применение. Но мать была здесь, поэтому Юстас вежливо сказал: «Спокойной ночи, миссис Рэмси», и получил из-за закрытой двери в ответ решительное «спокойной ночи». Его вдруг осенило, что миссис Рэмси не так уж холодна и неромантична, как он считал. И он обнял Дэйзи, чтобы по-настоящему попрощаться с ней.

— Когда ты вернешься? — спросила она, когда они оторвались друг от друга, чтобы вдохнуть.

— Если все пойдет хорошо, гонка продлиться еще три недели. Или четыре. Надеюсь, через месяц буду дома.

— Так долго, — сказала Дэйзи. Потом без всякой связи с предыдущим спросила: — А что, Джозефина хорошенькая.

Юстас, у которого случилось второе озарение за вечер, ответил:

— Да я не заметил.

Дэйзи крепко поцеловала его в губы и льнула к нему, пока мать из-за двери не сказала:

— Спокойной ночи!

Юстас Уид спустился по лестнице. Голова у него кружилась, а душа была полна.

Дорогу ему преградили два бандита. Парни из Вест-Сайда.

Юстасу показалось, что ему предстоит драка, причем такая, в которой ему не победить. Бегство казалось лучшей мыслью. Он был высоким и гибким и, вероятно, смог бы убежать от них. Но он и шелохнуться не успел — они встали с боков и, к его удивлению и ужасу, достали ножи.

— Босс хочет тебя видеть, — сказал один. — Пойдешь спокойно?

Юстас взглянул на ножи и кивнул.

— А в чем дело?

— Узнаешь.

Встав по обе стороны от Юстаса, они прошли с ним несколько кварталов, потом вошли в тускло освещенный, дымный бар, а через него — в контору. За столом сидел хозяин бара, человек с животом, как бочка, в котелке, в жилете и галстуке. На столе, подогреваемый свечой, кипел в маленькой чугунной кастрюльке парафин. Запах парафина очень походил запах перегоревшего касторового масла в выхлопе двигателя «Гном». Рядом с кастрюлькой расположились короткий кусок медной трубки, узкогорлый графин с водой, кожаный мешок чуть длиннее трубки и зловещего вида дубинка с гибкой рукоятью и толстой головкой.

— Закройте дверь.

Бандиты послушались и остались стоять у двери. Хозяин салуна знаком подозвал Юстаса к столу.

— Тебя зовут Юстас Уид. Ты гуляешь с Дэйзи Рэмси. Она красивая. Хочешь, чтобы она такой оставалась?

— А что вы…

Хозяин салуна взял дубинку так, что ее конец заходил в воздухе, как маятник.

— Или хочешь, вернувшись с гонки, обнаружить, что у нее вместо лица каша?

В первом приступе паники Юстас подумал, что его с кем-то спутали. Они думают, что он проигрался и кому-то должен, хотя он никому не должен, поскольку никогда не играет; только в тир ходит, но это не азартная игра. Потом он понял, что его ни с кем не спутали. Они знают, что он работает на воздушной гонке. То есть знают и о том, что он работает с машиной старшего дознавателя «Агентства Ван Дорна». И знают о Дэйзи.

Юстас начал говорить:

— Почему?..

Он начал думать, что все это имеет отношение к Гарри Фросту, психу, который старается убить Джозефину.

Он не договорил: хозяин ласковым голосом перебил его. В его глазах отражался свет, а взгляд был твердым и холодным, как камень.

— Почему мы тебе угрожаем? Ты кое-что должен для нас сделать. Если сделаешь, то, вернувшись в Чикаго, найдешь свою Дэйзи такой, какой оставил. Даю слово. С этого вечера, стоит кому-нибудь только свистнуть ей вслед, его тут же доставят сюда держать ответа передо мной. А если не сделаешь… Сам догадайся. Да тебе и догадываться не нужно. Я уже сказал. Понятно?

— Чего вы хотите?

— Я хочу, чтобы ты подтвердил, что понял. А уж тогда мы расскажем, что нам нужно.

Юстас не видел иного пути выбраться из переделки и сказал:

— Понял.

— А ты понял, что, если пойдешь к легавым, никогда не узнаешь, какие легавые — наши?

Юстас вырос в Чикаго. Он знал о легавых и гангстерах и слышал рассказы о Гарри Фросте. Он кивнул в знак согласия. Хозяин вопросительно приподнял бровь и ждал. Юстас произнесвслух:

— Понял.

— Хорошо. В таком случае вы с Дэйзи будете счастливо жить до конца дней.

— Когда вы мне скажете, что вам нужно?

— Сейчас. Видишь эту кастрюльку?

— Да.

— Видишь, что в ней кипит?

— Пахнет парафином.

— Это он и есть. Парафиновый воск. А это видишь?

Он поднял медную трубку длиной три дюйма и толщиной три четверти дюйма.

— Да.

— Знаешь, что это?

— Кусок медной трубки.

— Задуй свечу.

Юстас удивился.

Хозяин сказал:

— Наклонись и задуй свечу, чтобы парафин перестал кипеть.

Юстас наклонился, думая, не уловка ли это: его могли ударить сзади и плеснуть парафином в лицо. Когда он задувал свечу, шею у него покалывало. Но его никто не ударил. И никто не плеснул ему в лицо горячим воском.

— Хорошо. Теперь подождем, пока он остынет.

Хозяин сидел молча. Бандиты у двери переминались с ноги на ногу. Из салуна доносились голоса и смех.

— Возьми медную трубку.

Юстас поднял ее, чувствуя скорее любопытство, чем страх.

— Окуни в парафин. Осторожней, не обожги пальцы о кастрюльку. Она еще горячая.

Юстас опустил трубку в парафин, который, остывая, становился твердым.

— Держи ее так… — Через шестьдесят секунд хозяин сказал: — Вытащи. Хорошо. Окуни в графин с водой, чтобы охладить… Держи так. Хорошо, теперь ты нужно действовать быстро. Переверни ее так, чтобы восковая пробка была внизу… Видишь, ты сделал пробку, запечатал конец трубки. Есть?

— Дно заткнуто.

— Теперь возьми графин и налей в трубку воды. Осторожней, много не войдет. Сколько, по-твоему? Две столовых ложки?

— Примерно, — согласился Юстас.

— Теперь, подними трубку и держи, не пролей, палец другой руки окуни в воск… Не волнуйся, не обожжешься… Он еще теплый, может, немного будет жечь, вот и все.

Юстас опустил палец в теплый податливый воск.

— Почти готово, — сказал хозяин. — Зачерпни пальцем немного воска и заткни им второй конец трубки.

Юстас сделал, как велели, вдавил воск в отверстие и загладил края.

— Еще раз: добавь немного воска, чтобы пробка не пропускала воду — ни капли не пропускала. Ты понял?

— Понял.

— Хорошо, переверни. Посмотрим, не вытекает ли вода.

Юстас осторожно перевернул трубку и держал ее так, как в классе торговой школы представлял подарки клиентам.

Хозяин взял у него трубку и сильно потряс. Пробки держали. Вода не выливалась. Хозяин положил трубу в кожаный мешочек, прочно завязал шнурки и отдал Юстасу Уйду.

— Не держи в тепле, чтобы не растаял воск.

— Что я должен с ней сделать?

— Храни ее так, чтобы никто не увидел, пока тебе не скажут, что с ней делать. Тогда поместишь ее туда, куда велят.

Удивленный до крайности Юстас Уид взвесил мешочек на руке и спросил:

— И все?

— Все? Твою девушку зовут Дэйзи Рэмси.

Низкорослый полный хозяин взял дубинку и так ударил ею по столу, что кастрюлька подпрыгнула.

— Вот тебе все!

— Я понял! — выпалил Юстас, хотя на самом деле он ничего не понял, в первую очередь — зачем хозяин устроил эту канитель с воском и трубкой. Почему просто не отдал ему запечатанную воском трубку в мешке?

Тот пристально посмотрел на него, потом улыбнулся.

— Ты гадаешь, к чему все это?

Он показал на кастрюльку.

— Да, сэр.

— А чтоб у тебя не было оправданий, если ты потеряешь то, что я тебе дал. Ты узнал, как сделать другую. Ты аэромеханик, один из лучших. Ты можешь все. Так что, когда тебе скажут, куда ее поместить, ты без труда поместишь ее куда скажут и тогда, когда скажут. Понятно?

— Понял.

— Ладно, уводите.

Он сделал знак бандитам.

— Они благополучно выведут тебя из нашего района. Теперь ты человек ценный, и ни к чему чтобы люди спрашивали, откуда у тебя синяки. Но не забудь: никто не должен видеть эту трубку с водой. Начнутся расспросы — и в городе Чикаго станет одним красивым личиком меньше.

Его повели к выходу. Хозяин вслед сказал:

— Кстати, если ты гадаешь, что это и как работает, брось. А если догадаешься сам и тебе не понравится, помни про красивый маленький носик Дэйзи. И ее глазки.

Исаак Белл высадил Дэшвуда за углом Палмер-Хаус у небольшого отеля, который давал приезжим ван дорнам скидку. Потом поехал в район Ливи и припарковался на улице, которая не менялась десятилетиями. Теперь у газетного склада стояли грузовики, а не фургоны, но мостовая по-прежнему была вымощена скользким булыжником, а в обшарпанных домах помещались салуны, бордели, ломбарды и дешевые меблированные комнаты.

В тусклом свете редких уличных фонарей Белл видел в старой кладке заплаты из нового кирпича, где динамит Гарри Фроста разрушил стену склада. Какой-то мужчина спал у двери, где тогда прятались испуганные мальчишки-газетчики. Из узкого переулка показалась женщина. Увидев «паккард», она подошла с улыбкой надежды.

Белл улыбнулся в ответ, посмотрел в глаза и сунул женщине в руку десятидолларовую банкноту.

— Ступай домой. Возьми на сегодняшнюю ночь отпуск.

Он ни минуты не верил, что «Агентство Ван Дорна» выгнало Гарри Фроста из Чикаго. Преступник оставил город по собственному желанию и неспроста. Беллу было совершенно ясно, что Фрост не просто непредсказуем — он легко применяется к обстоятельствам. На своем «Томасе-Флаере» городской гангстер станет хозяином прерий Среднего Запада и обширных равнин за Миссисипи, а чикагские политики, банкиры и члены его преступной организации прикроют ему тылы, будут снабжать деньгами и ждать приказов.

Взять с собой в «Томас» телеграфиста — гениальный ход. Гарри Фрост может приказать Дэйву Мэйхью подняться на железнодорожный телеграфный столб, подключиться к проводам, подслушать передачи азбукой Морзе и доложить ему, что диспетчеры станций сообщают о продвижении гонки. Дьявольская хитрость, думал Белл. Фрост использует сотни преданных помощников, чтобы следить за Джозефиной.

Из-за угла показался пьяница, бросил бутылку в канаву и запел:

Глава 28

Джеймс Дэшвуд догнал Исаака Белла в ста семидесяти милях к западу от Чикаго на берегу реки Иллинойс, на железнодорожной станции близ ярмарочной площади Пеории. Вечер был жаркий и влажный (типичный для штатов Среднего Запада, сообщил Белл молодому калифорнийцу), и в воздухе висела тяжелая смесь запахов угольного дыма, пара, пропитанных креозотом шпал и жарящегося ужина машинистов.

Поезда поддержки забили все боковые пути, отведенные для участников гонки. Поезд Белла стоял ближе всех к главной ветке, если не считать еще одного «особого» поезда из четырех вагонов, выкрашенных в зеленый с золотом; поезд принадлежал лесному магнату, который сделал большие вложения в синдикат Вандербильта и заявил, что не понимает, почему должен бросить гонку из-за того, что его участник разбился о сигнальную башню. В конце концов, Билли Томас поправляется и как истинный спортсмен, желает, чтобы гонка продолжалась и без него.

Желтый поезд из шести вагонов, «особый» Джозефины, стоял по другую сторону от «особого» «Орла»; Белл приказал машинисту поставить поезд так, чтобы оба вагона с бригадами механиков стояли рядом. У обоих вагонов спущены грузовые мостки для автомобилей, на которых механики ездили в магазины Пеории за запасными частями и разведывали маршрут. Из вагона-ресторана Престона Уайтвея доносились смех и звон бокалов.

Дэшвуд застал Белла над крупномасштабными топографическими картами территории от Пеории и Миссури до Канзас-Сити. Эти карты Белл развернул так, что они свисали с потолка.

— Что узнали, Дэш?

— Я нашел книгу по морской зоологии, которая называется «О головоногих». Кальмары и осьминоги — головоногие.

— Это я помню, — сказал Белл. — Что у них общего?

— Способ передвижения.

Белл оторвался от карты.

— Конечно. Оба движутся, выбрасывая воду в противоположном направлении.

— Кальмары — в большей степени, чем осьминоги, которые предпочитают ползать по илу.

— Они движутся, как ракета.

— Но что за двигатель рыбаки могли с ними сравнить?

— Термодвигатель Платова. Он тоже использовал слово «ракета». — Белл задумался. — Итак, ваши рыбаки подслушали, что ди Веккио обвинял Селера в том, что тот жиголо, поскольку взял деньги у женщины, чтобы купить на съезде авиаторов в Париже какой-то двигатель. Реактивный мотор. Очень похоже на термодвигатель Платова.

В бок вагона-ангара постучала тяжелая рука, и на вершине мостков показался обильно потеющий мужчина.

— Старший дознаватель Белл? Я Эсбери, бюро Центрального Иллинойса, работаю по контракту.

— Да, конечно. Входите, Эсбери. — Эсбери, отставной офицер, работал не полный день и обычно занимался расследованиями грабежей банков в окрестностях Пеории. Белл подал ему руку, представил Дэшвуда — «Детектив Дэшвуд из Сан-Франциско» и спросил:

— Что у вас?

— Ну… — Эсбери вытер потное лицо красным носовым платком, обдумывая ответ. — Гонка привела в город много незнакомых людей. Но здоровяков вроде Гарри Фроста я не видел.

— Кто-нибудь все-таки привлек ваше внимание? — терпеливо спросил Белл. Продвигаясь вместе с гонкой на запад, он понимал — здесь он встретит столь немногословных частных детективов и офицеров полиции, что в сравнении с ними констебль Ходж из Норт-Ривер покажется болтуном.

— Есть крупный игрок из Нью-Йорка. С ним пара бандитов. Но я сейчас не служу закону.

— Широкоплечий парень средних лет в клетчатом костюме? Пахнет, как парикмахерская?

— Не то слово! Мухи вьются в этом запахе, как летучие мыши на закате.

— Джонни Масто из Бруклина.

— Что он делает в Пеории?

— Сомневаюсь, что он приехал на воды. Спасибо, Эсбери. Если зайдете в кухонный вагон поезда мистера Уайтвея, скажите, что я просил накормить вас ужином… Дэш, перехватите Масто. Если повезет, он не узнает в вас ван дорна. Вы не из Нью-Йорка, — добавил Белл, хотя на самом деле лучшей маскировкой Дэшвуда была его мальчишеская невинность. — Дайте-ка мне ваш револьвер. Он образует заметную выпуклость под вашим пальто.

Белл убрал кольт с длинным стволом в ящик стола. Потом поднес руку к шляпе и извлек два «дерринджера» на два выстрела каждый.

— Суньте это в карман.

— Все в порядке, мистер Белл, — улыбнулся Дэшвуд. Он резко согнул запястье, и из рукава ему в пальцы скользнул блестящий новый «дерринджер».

На Исаака Белла это произвело впечатление.

— Отлично придумано, Дэш. И пистолет отличный.

— Подарок на день рождения.

— Вероятно, от вашей матушки?

— Нет, я встретил девушку, которая играет в карты. Усвоила эту привычку от отца. Он тоже играет в карты.

Белл кивнул. Он был доволен: паинька отступал.

— Приходите ко мне, когда покончите с Масто, — сказал он и пошел искать Дмитрия Платова.

Он увидел русского на погрузочном трапе вагона-ангара Джо Мадда — он вытирал смазку с пальцев пропитанной бензином тряпкой.

— Добрый вечер, мистер Платов.

— Добрый вечер, мистер Белл. Жарко в Пеории.

— Можно спросить, сэр, не продавали ли вы термодвигатель в Париже?

Платов улыбнулся.

— Можно спросить, почему вы спрашиваете?

— Я узнал, что итальянский конструктор летающих машин по имени Престоджакомо купил на встрече в Париже какой-то тип «реактивного» двигателя.

— Не у меня.

— Он мог назваться другим именем. Селером.

— И опять — купил не у меня.

— А вы знакомы с Престоджакомо?

— Нет. Я вообще о нем никогда не слыхать.

— Он должен быть известен. Он продал моноплан итальянской армии.

— Я не знать итальянцы. За одним исключением.

— Марко Селер?

— Я не знать Селер.

— Но вы знаете, о ком я говорю?

— Конечно. Это итальянец, который строить машина Джозефины и ту большую у Стива Стивенса, над которой я работаю.

Белл намеренно сменил тему.

— Что вы думаете о машине Стивенса?

— Мне не стоит обсуждать ее с вами.

— Почему?

— Вы работать на Джозефину.

— Я защищаю Джозефину, а не работаю на нее. И спрашиваю только о том, что могло бы помочь мне защитить ее.

— Не понимаю, при чем тут машина Стивенса.

Белл опять сменил тактику и спросил:

— Вы когда-нибудь встречались с русским по имени Сикорский?

Широкая улыбка разделила бакенбарды Платова.

— Гениальный соотечественник.

— Я знаю, что у вас серьезные затруднения с вибрацией этого мотора. Мог ваш мотор понадобиться Сикорскому для его машин?

— Может, когда-нибудь. Прошу прощения, Долг зовет.

— Конечно. Простите, что отнял у вас столько времени… Да, мистер Платов… Могу я задать еще один вопрос?

— Какой?

— Кто тот итальянец, с которым вы были знакомы в Париже?

— Профессор. Ди Веккио. Великий человек. Непрактичный, но мысли великие. Не мог их осуществить, но великие.

— Мой моноплан работы ди Веккио — отличная машина, — сказал Белл, удивленный тем, что Даниэлла не упомянула Платова. — Я бы сказал, что эту свою мысль он воплотил.

Платов загадочно пожал плечами.

— Вы хорошо знали ди Веккио?

— Совсем не знал. Слушал только его лекцию. — Он вдруг оглянулся, словно желая убедиться, что они одни, и заговорщицким шепотом добавил: — Насчет двухмоторного биплана Стивенса. Вы правы. Очень сильная вибрация. Разбивает на части. А теперь прошу прощения.

Исаак Белл смотрел, как русский идет по полю, кланяясь дамам и целуя им руки. «Платов, — подумал рослый детектив. — Да ты загадочней своего термодвигателя».

Он не мог поверить, что этот дамский угодник не познакомился с красавицей дочерью ди Веккио.

* * *

Белл продолжал изучать топографические карты, чтобы угадать, где нанесет удар Фрост. Вернулся Дэш и сообщил, что видел, как Джонни Масто угощал выпивкой репортеров.

— Законом это не запрещено, — заметил Белл. — Букмекеры живут информацией. Как и детективы.

— Да, мистер Белл. Но я пошел за ним на железнодорожную станцию и видел, что он дает некоторым репортерам деньги.

— Зачем, по-вашему?

— Если он их подкупает, не понятно, что они сделают за эти деньги.

— Едва ли он хочет, чтобы его имя появилось в газетах, — сказал Белл.

— Тогда что ему нужно?

— Покажите, где он.

Дэш показал, добавив:

— У реки товарный вагон, где играют в кости. Масто принимает ставки.

— Держитесь поближе к нему, чтобы слышать, но не позволяйте ему увидеть нас вместе.

Белл учуял бруклинского букмекера раньше, чем увидел: сквозь вонь железнодорожных шпал и паровозного дыма пробился мощный аромат гардении. Потом он услышал хриплый шепот:

— Ставки, господа. Делайте ставки.

Белл обошел одинокий товарный вагон в углу железнодорожной станции.

Бандит с непроницаемыми глазами подтолкнул Марко.

— Да это один из моих лучших клиентов! Никогда не поздно увеличить свое вложение, сэр. Сколько мы добавим к вашим трем тысячам на мисс Джозефину? Должен предупредить, пропорции меняются. Теперь ставки пятнадцать к одному — многие заметили, что она опережает Стивенса.

Улыбка Белла была дружелюбнее голоса.

— Я начинаю думать, что игроки сговариваются, чтобы заранее определить исход гонки.

— Я?

— Мы очень далеко от Бруклина, Джонни. Что вам тут нужно?

Масто стал энергично возражать:

— Мне незачем фальсифицировать итог гонки. Выигрыш, проигрыш, ничья — мне это все равно. Вы же делаете ставки, мистер Белл. И хорошо знаете жизнь, если я не ошибаюсь. Вы ведь знаете, что букмекеры никогда не проигрывают.

— Неправда, — сказал Белл. — Иногда и букмекеры проигрывают.

Масто удивленно переглянулся со своими телохранителями.

— Да? Когда же?

— Когда становятся слишком алчными.

— Что вы хотите этим сказать? Кто слишком алчный?

— Вы подкупаете репортеров.

— Это нелепо. Какое мне дело до этих писак?

— Они могут расхвалить ту или иную машину миллионам читателей, делающих ставки, — сказал Белл. — Иными словами, изменить эти ставки.

— Да? Чью же машину я хочу расхвалить?

— Ту, что вы все время выдвигаете на первый план. Безголовый аэроплан с воздушным винтом сэра Эддисона-Сидни-Мартина.

— «Кертис» — самолет высокого класса, — возразил Масто. — Ему не нужна помощь Джонни Масто.

— Но, тем не менее, Джонни Масто очень ей помогает.

— Эй, я ничуть не фальсифицирую результаты гонки. Я передаю сведения. Можно сказать, служу обществу.

— Я бы назвал это признанием вины.

— Вы ничего не докажете.

Исаак Белл перестал улыбаться. Он смерил букмекера холодным взглядом.

— Полагаю, вы знаете Гарри Уоррена?

— Гарри Уоррен? — Джонни Масто погладил двойной подбородок. — Гарри Уоррен? Гарри Уоррен? Дайте подумать. О да! Не тот ли это нью-йоркский ван дорн, который шпионит за бандами?

— Через два дня Гарри Уоррен телеграммой известит меня, что вы явились к нему в контору Ван Дорна в отеле «Никербокер» на углу Сорок Второй улицы и Бродвея. Если он этого не сделает, я лично приду за вами.

Телохранители Масто угрожающе посмотрели на Белла.

Тот словно не заметил их.

— Джонни, я хочу, чтобы всем передали: ставки на гонку — это хорошо, а подделывать ее итоги — очень плохо.

— Не моя вина, что другие так поступают.

— Передайте всем.

— А что это вам даст?

— Они не смогут сказать, что их не предупреждали. Приятной дороги домой.

Масто выглядел опечаленным.

— Как мне добраться до Нью-Йорка за два дня?

Исаак за цепочку вытащил золотые часы, открыл крышку и показал Масто время.

— Если поторопитесь, сядете в молочный поезд до Чикаго.

— Джонни Масто не ездит на молочных поездах.

— Когда приедете в Чикаго, сможете насладиться «Твентис сенчури лимитед».

— А как же гонка?

— Два дня. Нью-Йорк.

Недовольно ворча, букмекер и его телохранители поспешили уйти.

Джеймс Дэшвуд спустился с крыши вагона, где подслушивал.

Белл подмигнул ему.

— Одним меньше. Но он не единственный сорящий деньгами хвастун в этой гонке. Не спускайте глаз с остальных. Разрешаю вам сделать несколько ставок, чтобы ваше присутствие не казалось подозрительным.

— Думаете, Масто снова объявится? — спросил Дэш.

— Он не дурак. К несчастью, вред уже причинен.

— О чем вы, мистер Белл?

— Репортеры, которым он заплатил, уже разослали свои статьи. И если, как я подозреваю, саботажник выводит из гонки лучших, Масто только что поставил под его прицел сэра Эддисона-Сидни-Мартина.

Глава 29

Снова начались иллинойсские грозы, поделив гонку на две части. Отстающие машины, те, что поздно вылетели из Пеории из-за механических повреждений или ошибок усталых авиаторов, сели в Спрингфилде. Но летевшие впереди Стив Стивенс и сэр Эддисон-Сидни-Мартин бросили вызов темным тучам, клубившимся на западе, и двинулись дальше, надеясь добраться до Колумбии раньше, чем разразится гроза.

Джозефина, оказавшаяся посередине между лидерами и отстающими, тоже полетела дальше. Белл держался за ней, осматривая землю в поисках Гарри Фроста.

За лидерами устремились их поезда поддержки; потом кочегары подбросили угля: поездам надо было опередить авиаторов, механикам встретить летающие машины, укрыть от дождя брезентом и привязать к колышкам, чтобы не унесло ветром.

Марко Селер, играя роль Дмитрия Платова, руководил большой группой механиков, помощников и слуг, которые обеспечивали безопасность большого белого биплана. Потом прихватил три непромокаемых плаща и побежал привязывать машины Джозефины и Белла, которые спустились с неба, уже освещенного молниями.

Два желтых моноплана, подскакивая, проехали по земле и остановились за несколько мгновений до начала сильнейшего дождя.

Селер бросил один плащ Джозефине, другой Беллу, который сказал:

— Спасибо, Платов, — а потом закричал: — Пошли, Джозефина! Парни привяжут машины. — Он обнял ее рукой за плечи и увел, сказав Платову: — Представьте, как доложить мистеру Ван Дорну, что в «Любимицу Америки в воздухе» попала молния!

— Я помогу, не волнуйтесь.

Платов надел плащ. Огромные дождевые капли стучали по пыльной земле. Они ненадолго смягчили одуряющую жару. Но вот небо почернело, словно ночью, и по полю пронесся ледяной ветер. Последние зрители бросились в отель у трибуны.

Люди Белла: Энди Мозер и его помощники — набросили на «Орла» брезент.

Юстас Уид, новый механик Белла, нанятый в Буффало, сказал:

— Все в порядке, мистер Платов. Мы справимся.

Селер помог механикам Джозефины привязать ее самолет: он помнил, как раздражался, не в состоянии помочь в работе с аэропланом Джозефины — с его аэропланом, — чтобы он летал лучше всех. Джозефина хороша, но недостаточно. Пусть, он truffatore, мошенник, обманывающий доверие людей, но единственное умение, которым он наделен в полной мере, — он отличный механик.

Селер дождался, пока все машины привяжут, и убедился, что Исаак Белл не возвращается от вагона Джозефины, куда он ее проводил. Потом под проливным дождем побежал туда, где был привязан аэроплан сэра Эддисона-Сидни-Мартина, и сделал вид, что проверяет веревки. Хотя вряд ли кто-нибудь мог увидеть его в полутьме и сквозь водяную дымку. Баронет и его механики спасались в поезде. Прекрасная возможность повредить что-нибудь. Но нужно работать быстро и сделать что-нибудь неожиданное.

Гремел гром, молнии били в крышу трибун, и вдоль стоков и водосточных труб плясали огни святого Эльма. Очередная молния ударила в середину поля, и Селер начал понимать, как мудро поступил Белл, спрятавшись от матери-природы. Он побежал к ближайшему убежищу — временному деревянному навесу, поставленному, чтобы снабжать летающие машины бензином, маслом и водой.

Там уже кто-то прятался. Было уже поздно поворачивать, когда Селер увидел, что это англичанин Лайонел Риггз, главный механик баронета и основная причина, почему Селер старался держаться подальше от безголового аэроплана, после того как просверлил в нем дыру в Белмонт-парке.

— Что ты делал у машины хозяина?

— Просто проверял веревки.

— Долго же ты их проверял.

Селер наклонил голову, словно смутившись.

— Ладно, ты меня поймал. Смотрел на конкурента.

— Просто смотрел или что-то делал?

— Делал? А что я мог делать?

Лайонел Риггз подошел к нему совсем близко. Он был выше Селера и шире в груди. Он вопросительно смотрел Селеру в глаза. Потом невесело улыбнулся.

— Шустрый Джимми. Я так и думал, что это ты прячешься в этих кудрях.

Марко Селер понял, что отпираться невозможно. Риггз узнал его. Пятнадцать лет назад, когда им было четырнадцать и восемнадцать, они работали в одной мастерской и жили в одной комнате на чердаке хозяйского дома. Селер всегда боялся, что рано или поздно столкнется со своим прошлым. Сколько механиков в небольшом, тесном мире летающих машин?

Его прозвали «Шустрый Джимми», потому что выговорить «Престоджакомо» англичанам было трудно. Сам он давно узнал Риггза и старался не приближаться к нему. И в разгар грозы столкнулся с ним нос к носу.

— К чему эта русская маскировка? — спросил Риггз. — Бьюсь об заклад, тебя опять поймали на краже, как когда-то в Бирмингеме. Волочиться за дочерью старика — одно дело, удачи тебе, но красть конструкцию, которую он разрабатывал всю жизнь, — низость. Старик хорошо с нами обращался.

Селер осмотрелся. Они были одни. Вблизи навеса никого.

— Замысел старика не сработал. Это была неудача.

Риггз покраснел.

— Неудача, потому что ты украл раньше, чем он закончил… Это ведь ты просверлил распорку крыла?

— Нет, не я.

— Я тебе не верю, Джимми.

— А мне все равно, веришь ты или нет.

Лайонел Риггз ударил себя в грудь.

— Мне не все равно. Босс хороший человек. Может, он и аристократ, но он хороший человек, пусть победит — это справедливо. Он не заслуживает смерти в катастрофе, подстроенной бездельником вроде тебя.

Марко Селер снова огляделся и убедился, что они одни. Дождь усилился и буквально колотил по жестяной крыше. Марко ничего не видел в шести шагах от себя. Он сказал:

— Не забывай, я делаю инструменты для машины.

— Забудешь тут! Этому научил нас старик. Он дал нам крышу над головой. Кормил завтраком, обедом, поил чаем. И учил хорошо оплачиваемой работе. А ты в благодарность украл его мечту. И разрушил ее, потому что слишком ленив и нетерпелив, чтобы что-то закончить.

Селер сунул руку под плащ и вынул из пальто логарифмическую линейку.

— Знаешь, что это?

— Логарифмическая линейка, она у тебя вместе с бакенбардами для маскировки.

— Считаешь, что это всего лишь логарифмическая линейка?

— Я видел, как ты ею размахивал. А что это?

— Давай покажу.

Селер поднес инструмент к слабому свету, падавшему из открытой двери. Риггз следил за ним глазами, и Селер махнул линейкой назад, как скрипичным смычком. Риггз ахнул и схватился за горло, пытаясь остановить поток крови.

— Это бритва, а не линейка, которой размахивает «Дмитрий Платов». Бритва, на всякий случай. Ты этот случай и есть.

Риггза выпучил глаза. Он отпустил горло и схватился за Селера. Но в его руках не осталось силы, и он упал, обрызгав итальянца кровью.

Селер смотрел, как механик умирает у его ног. Он во второй раз убил человека, и это далось не легче, хотя дело того стоило. Руки у него дрожали, он чувствовал, как его охватывает паника, грозя превратить мозг в бесполезную массу, не способную думать. Надо бежать. Он не может избавиться от тела, его некуда спрятать. Дождь прекратится, и его схватят. Он пытался придумать план бегства. Дождь смоет кровь с плаща. Но его все равно схватят. Он посмотрел на бритву и вдруг представил себе, как она разрезает ткань.

Он быстро наклонился, взрезал карманы Риггза и забрал мелочь, пачку банкнот и бумажник, в котором были еще деньги. Все это он сунул в карманы, потом разрезал жилет Риггза и забрал его дешевые никелированные карманные часы. Осмотрел тело, увидел золото и снял обручальное кольцо. И убежал в дождь.

Времени на саботаж не оставалось. Если каким-то чудом убийство сойдет ему с рук, он вернется и попробует снова.

В ста двадцати милях от Колумбии, что в штате Иллинойс, не доезжая реки Миссисипи, пассажирский поезд, идущий на запад, замедлил ход и остановился на боковом пути. Марко Селер надеялся, что остановка вызвана необходимостью набрать воды. В своем паническом бегстве он цеплялся за беспочвенную надежду, что, если переберется через Миссисипи, его не поймают. Молясь, чтобы остановка сделана только ради воды, он прижался лицом к окну и изогнул шею, чтобы видеть маленький бак. Но зачем останавливаться так близко от города?

Два дельца, сидевшие напротив Марко в дорогом вагоне первого класса (Селер решил, что безопаснее бежать в таком), как будто смотрели на него. В проходе послышался какой-то шум. Селер уверился, что сейчас увидит могучего шерифа со звездой на груди и пистолетом в руке…

Но по вагону пробежал мальчишка-газетчик с криком:

— К нам приближается великая воздушная гонка!

Марко Селер купил номер «Ганнибал курьер пост» и со страхом стал искать статью об убийстве с описанием его внешности.

Гонка занимала половину первой полосы. Жирным шрифтом приводилось высказывание Престона Уайтвея, которого характеризовали как «умного и осмотрительного бизнесмена». Уайтвей сказал: «Я опечален недавней смертью Марка Твена, певца Ганнибала, но еще печальнее, что мистер Марк Твен не дожил до того, чтобы увидеть в своем родном городе Ганнибале, штат Миссури, Великую воздушную гонку на кубок Уайтвея через всю страну от Атлантического до Тихого океана».

Селер поискал статьи о событиях за пределами штата — эти местные газеты узнавали о них из телеграфных сообщений. Прежде всего он увидел интервью с «известным авиационным специалистом», который сказал, что «Кертис» с воздушным винтом — аэроплан, который никому не победить. «Он намного прочней и быстрей остальных, и его мотор работает лучше с каждым днем».

«Теперь, без Риггза, он не будет так быстро улучшаться», — подумал Селер. Но знаменитый баронет без труда найдет других механиков, готовых поддержать победителя. А его аэроплан по-прежнему представляет главную угрозу для Джозефины.

Селер стал просматривать газету в поисках своего описания. Вызвана милиция штата. Сердце его дрогнуло, но он тут же прочел, что причина в забастовке на цементном заводе в Ганнибале. Организацию забастовки приписывали «итальянцам», которые теперь искали защиты в итальянском консульстве в Сент-Луисе. Слава богу что я притворялся русским, подумал Селер, поглядев надельцов, которые, опустив газеты, мрачно смотрели на него. Переодетый, он не выглядит итальянцем, но нельзя было отрицать, что выглядел он в большей степени иностранцем, чем любой другой пассажир в вагоне. Или они уже прочли об убийстве и видели его описание — курчавые волосы и бакенбарды, вечная логарифмическая линейка и соломенная шляпа с модной красной лентой.

Ближайший бизнесмен наклонился через проход.

— Эй! — обратился он к Селеру. — Эй… мистер?

— Вы это мне, сэр?

— Вы забастовщик?

Селер взвесил, что более рискованно — быть иностранным агитатором или беглым убийцей, и решил разобраться с непосредственной угрозой.

— Я авиационный механик, работаю на гонках на Кубок Уайтвея.

Их подозрения рассеялись, лица прояснились.

— Вы с гонки? Садитесь сюда, приятель!

Протянув через проход мягкие розовые ладони, бизнесмены энергично затрясли руки Селера.

— Когда доберетесь до Ганнибала?

— Когда кончится гроза.

— Будем надеяться, что вы не встретитесь со смерчем.

— Скажите, если бы вы делали ставки, на кого поставили бы?

Селер поднял газету.

— Здесь говорится, что лучший самолет у англичанина.

— Да, я тоже читал об этом в Чикаго. Но вы ведь в самой гуще. Как насчет Джозефины? Девчонка все еще отстает?

Селер застыл. Он увидел телеграфное сообщение внизу страницы.

УБИЙСТВО И ОГРАБЛЕНИЕ ПОД ПОКРОВОМ БУРИ

— Джозефина еще отстает?

— Она догонит, — ответил Селер, быстро проглядывая статью.

В Колумбии на ярмарочной площади найден зверски убитый механик. У него перерезано горло, и он ограблен. По словам шерифа Лайдема, виновник, скорее всего, — рабочий-агитатор, который скрывался после цементной забастовки в Миссури и не останавливается ни перед чем, желая поскорее скрыться. Из-за невероятно сильной ночной грозы жертву убийства нашли спустя много часов.

Марко Селер, широко улыбаясь, посмотрел на бизнесменов.

— Джозефина догонит, — повторил он.

Поезд загремел по мосту с металлическими фермами, и неожиданно небо широко раскрылось над широкой рекой.

— Это Миссисипи. Я слышал, авиаторы надевают пробковые жилеты, когда летят над водой. Это правда?

— В них легче плыть, — ответил Селер, глядя через фермы на знаменитую реку. Коричневая, взбухшая от дождя, усеянная грязными шапками волн, она проходила через Ганнибал, чьи белые каркасные дома появились на ее противоположном берегу.

— Я думал, она шире, — сказал Селер.

— Достаточно широка, если пробовать пересечь ее не по этому мосту, но, если хотите видеть ее настоящую ширину, спуститесь мимо Сент-Луиса, где она встречается с Миссури.

— А если хотите видеть ее настоящую ширину, где она широка, как океан, езжайте туда, где в нее впадает Огайо. А скажите, мистер, что вы делаете в поезде, когда гонка еще в Иллинойсе?

Неожиданно они снова посмотрели на него с подозрением, думая, что он их обманул.

— Разведываю маршрут, — спокойно объяснил Селер. — Сойду с поезда в Ганнибале и вернусь на гонку.

— Завидую вам, сэр. Судя по вашей улыбке, вы рады, что принимаете участие в этой воздушной гонке.

— Рад, — ответил Селер. — Очень рад.

Хороший план всегда приносил ему удачу. А сейчас он разработал просто конфетку. Добрый, великодушный и немного тронутый русский Платов добровольно вызовется помогать механикам баронета, заменив убитого, несчастного главного механика Риггза.

Стив Стивенс будет недоволен, но к черту этого жирного дурака. Дмитрий Платов станет помогать, помогать, помогать, пока не покончит с этим дьявольским безголовым аэропланом Эддисона-Сидни-Мартина раз навсегда.

Глава 30

Исаак Белл сказал:

— Юстас, я наблюдаю за вами — вы приуныли. Скучаете по дому?

Они готовили в Канзасе машины к вылету из Топики. Парень из Чикаго, которого он нанял помогать Энди Мозеру, процеживал бензин через несколько слоев марли, чтобы удалить воду, которая могла загрязнить запас. Этот ежедневный ритуал выполнялся перед тем, как смешать бензин с касторовым маслом, которое смазывало двигатель «Гном».

— Нет, сэр, мистер Белл, — торопливо ответил Уид. Но, глядя на его нахмуренный лоб и поджатые губы, Белл подумал — что-то тут неладно.

— Скучаете по своей девушке?

— Да, сэр, — выпалил тот. — Очень скучаю. Но… знаете…

— Знаю, — искренне ответил Белл. — Я часто расстаюсь со своей невестой. В этот раз мне повезло: она здесь, ведет съемки для мистера Уайтвея, так что мы время от времени видимся. А как зовут вашу девушку?

— Дэйзи.

— Красивое имя. А фамилия?

— Рэмси.

— Дэйзи Рэмси. Да, выговорить… Но постойте… Если вы на ней женитесь, она будет Дэйзи Уид, — сказал Белл, и парень в ответ тоже широко улыбнулся.

— Ну да. Мы уже посмеялись[88].

Белл сказал:

— Если вас что-то тревожит, сынок, скажите. Вдруг я смогу помочь.

— Нет, спасибо, сэр. Все в порядке.

К Беллу подошел Эдди Эдвардс, седовласый глава филиала в Канзас-Сити, и сказал:

— У нас неприятности.

Белл пошел с ним в вагон-ангар.

Энди Мозер, который поблизости затягивал болты креплений «Орла», сказал:

— Ты уверен, что все в порядке, Юстас? Мистер Белл беспокоится о тебе.

— Его взгляд пронзает, как ледяная молния.

— Да он просто тревожится за тебя.

Юстасу Уйду очень хотелось, чтобы Энди был прав. Ведь на его лице Исаак Белл увидел не что иное, как внезапное осознание того, как его заставят применить медную трубку, запечатанную воском.

Он надеялся, что преступники, угрожавшие Дэйзи, передумали. Ни в Пеории, ни в Колумбии, ни в Ганнибале никто не подходил к нему и не говорил, что нужно сделать.

После Ганнибала, когда гонка пересекла Миссисипи, он говорил себе, что это произойдет в Канзас-Сити, единственном большом городе на карте после Чикаго. Юстас думал, что владельцы салунов в больших городах знают друг друга, но презирают конкурентов в малых городах. И поэтому боялся Канзас-Сити.

Но и там, и когда гонка ушла за реку Миссури, никто к нему не подходил. Его даже ждало письмо от Дэйзи, с ней все было хорошо. Утром в лагере у Топики, когда он готовил машину мистера Белла к полету в сторону Вичиты, на запад и на юг над безлюдными равнинами, испуганному механику даже начало казаться, что этот кошмар просто рассеется. Беда в том, что ему не удавалось перестать думать об этом. И именно теперь, когда мистер Белл наблюдал за тем, как он процеживает бензин, Юстас Уид вдруг понял, что человек Гарри Фроста прикажет ему бросить трубку в бак с горючим аэроплана Исаака Белла.

Он сообразил, как маленькая медная трубка заставит машину Белла разбиться. Это столь же изобретательно, сколь ужасно. Роторный двигатель «Гном» смазывается горючим. У машины нет бака с маслом, нет кардана, нет насоса, который поддерживал бы давление масла, — да и самого масла нет. Касторка, разведенная в бензине, выполняет работу масла, смазывая поршни в цилиндрах. Касторка прекрасно растворяется в бензине.

Как и парафин. Парафин, которым заткнута трубка, тоже разойдется в бензине. Когда примерно через час бензин растворит парафин, вода вытечет и смешается с бензином. Двух столовых ложек воды в баке с горючим вполне достаточно, чтобы мотор самолета заглох. Если бы он в это время летел высоко, может, сумел бы спланировать. Но если машина взлетает, или садится, или делает резкий поворот низко над землей, она обязательно разобьется.

Исаак Белл озабоченно, но без удивления слушал, как Эдди Эдвардс сообщает мрачную новость, которую сам только что узнал от своего осведомителя в армии. Кто-то совершил смелый набег на арсенал в Форт-Райли в Канзасе.

— Армия не предала это огласке, — объяснил Эдвардс. — Преступник проник в армейский арсенал… генералы совсем не хотят прочитать такую новость в газетах.

— Что они взяли?

— Два пулемета «Кольт-Браунинг М-1895» с воздушным охлаждением.

— Это Фрост, — сказал Белл, представляя себе, как пулемет, способный выпускать четыреста пятьдесят пуль в минуту, окутывает моноплан Джозефины облаком свинца.

— Надо отдать ему должное. Это человек хладнокровный. Увести оружие из-под носа американской армии.

— Как он туда проник? — спросил Белл.

— Обычным способом. Подкупил интенданта.

— Мне трудно представить себе интенданта, пусть бы и самого алчного, который поверил бы, что армия не заметит пропажу пулеметов.

— Фрост заверил его, что крадет только подержанное обмундирование. Сказал, мол, продаст его в Мексике, и придумал еще какую-то историю, в которую интендант поверил. Или захотел поверить. Пьющий, надо добавить. Что ж, он очень удивился, проснувшись за решеткой. Но к тому времени пулеметы давно исчезли.

— Когда это произошло?

— Три дня назад.

Белл развернул прикрепленную к потолку вагона-ангара топографическую карту Канзаса.

— У Фроста было достаточно времени, чтобы оказаться между нами и Вичитой.

— Поэтому я и сказал, что у нас неприятности. Хотя мне трудно представить, как он уместит два пулемета в своем «Томасе-Флаере». Тем более спрячет. Для работы с таким пулеметом нужны три человека. Что вместе с установкой весит больше четырехсот фунтов.

— Он достаточно силен, чтобы справиться с пулеметом в одиночку. К тому же в «Томасе» у него два помощника.

Белл осмотрел на карте железнодорожную ветку, вдоль которой они полетят до Вичиты. Потом проследил другие линии, соединяющиеся в Джанкшн-Сити, ближайшем городе к Форт-Райли.

— Он может напасть везде от Канзаса до Калифорнии.

Белл и сам пришел к такому выводу.

— Мы уже знаем, что он не мелочится. Наймет новых людей для второго пулемета и расставит их с обеих сторон вдоль нашего маршрута. Чтобы с двух сторон стрелять по ней при приближении и уходе.

Белл мысленно проделал некоторые расчеты и мрачно добавил:

— Они откроют огонь за милю. Если Джозефина сумеет пролететь, они развернут пулемет и продолжат стрельбу. Джозефина будет лететь по этому участку маршрута со скоростью шестьдесят миль в час, значит, они смогут стрелять целых две минуты.

Стив Стивенс потряс номером газеты «Орел Вичиты» под носом у Престона Уайтвея и негодующе взревел:

— Тут цитируют ваш «Сан-Франциско инквайерер», который приводит мои слова — я будто рад, что этот спятивший русский помогает англичанину; мол все мы на гонке — одна семья.

— Да, я это читал, — спокойно сказал Уайтвей. — На вас не похоже.

— Вы чертовски правы, не похоже. Зачем вы это напечатали?

— Если прочтете внимательно, увидите, что мои репортеры приводят слова мистера Платова, который сослался на вас, говоря о том, что воздушная гонка на Кубок Уайтвея и приз, пятьдесят тысяч долларов, предназначены для всех и все мы одна большая семья.

— Я такого не говорил.

— А могли бы и сказать. Все равно сейчас все в это верят.

Стивенс гневно переступал с ноги на ногу. Его живот колыхался, щеки побагровели и тряслись.

— Этот спятивший русский говорил за меня. Я сам ничего не…

— Да что за беда? Все считают вас хорошим человеком.

— Мне все равно, хороший я человек или нет. Я хочу выиграть гонку. А ваш Платов берется помогать этому Эддисону-Напыщенному-Сидни-как-там-его, когда моя машина разваливается.

— Сочувствую, — сказал Престон Уайтвей, улыбаясь Стивенсу, который только что подтвердил донесения шпионов: машина плантатора может сойти с дистанции. — А теперь, сэр, прошу извинить, я хочу посмотреть, как мой участник — машина не разваливается на части, благодарю вас, — поднимается в воздух, ведомый надежной рукой Джозефины, «Любимицы Америки в воздухе», которая выиграет гонку.

— Вот как? Позвольте сказать вам, мистер Газетчик-Модные-Штаны, я слыхал, что теперь, когда мы улетели далеко на запад, интерес к вашей гонке падает: здесь нас могут увидеть только зайцы, индейцы и койоты.

Престон Уайтвей высокомерно изогнул бровь, глядя на плантатора, который, конечно, был богат, но вовсе не так, как он.

— Продолжайте читать, мистер Стивенс. Вскоре новые сообщения привлекут не только вас, но и внимание обычных читателей.

Исаак Белл щелкнул переключателем на приборной доске, чтобы «Гном» сбавил обороты. Энди Мозер так тщательно отладил мотор, что машина Белла, летя выше Джозефины и за ней, начинала обгонять моноплан Селера. Как ни странно, но ее «Селер», изнашиваясь в долгой гонке, как будто становился прочнее. Энди часто повторял, что отец Даниэллы «строил машины, чтобы они летали долго».

Они летели вдоль железнодорожной ветки.

В двух тысячах футов под ними по обе стороны рельсов к горизонту уходили посадки канзасской озимой пшеницы. Плоскую ровную поверхность иногда нарушали редкие фермы в окружении амбаров и силосных ям, а иногда полоски деревьев вдоль рек и ручьев. Белл ожидал, что именно из такой полоски Фрост откроет пулеметный огонь по аэроплану Джозефины, и уговорил ее для безопасности лететь на четверть мили в стороне от линии и держаться поодаль от деревьев. Еще Белл велел ей, если Фрост нападет, резко уйти в сторону, а он спиралями снизится, стреляя из своего ружья.

Они миновали соединение с боковой веткой, где дорога была обозначена стрелками из брезента, как вдруг Белл почувствовал за собой движение. Он не удивился, увидев, что его обгоняет синий самолет сэра Эддисона-Сидни-Мартина. Новый мотор «Кертиса» позволил баронету увеличить скорость. Энди Мозер объяснял это работой «сумасшедшего русского». Белл не был в этом уверен. Разговоры с механиками Эддисона-Сидни-Мартина внушали ему мысль, что истинный герой — новый шестицилиндровый мотор: он не только мощнеепрежнего, но и работает ровнее, чем четырехцилиндровые моторы других летчиков. Механики говорили, что доброволец Платов лишь немного им помогает.

— Шесть цилиндров работают не так ровно, как ваш роторный «Гном», мистер Белл, — сказали ему механики, — но отладить его гораздо легче. Вам повезло с Энди Мозером: он умеет работать с вашим мотором.

Синий аэроплан проплыл мимо Белла и обогнал Джозефину; каждый раз баронет вежливо махал рукой. Белл видел, как Джозефина двинула переключатель своего двигателя. Ее скорость выросла, но из мотора повалил серый дым. Эддисон-Сидни-Мартин продолжал уходить вперед и уже обошел Джозефину на несколько сотен ярдов, когда Белл увидел, что за машиной англичанина падает что-то темное.

Похоже на то, что он столкнулся с птицей.

Но когда «Кертис» пошатнулся в воздухе, Белл понял, что темный предмет, падающий за Эддисоном-Сидни-Мартином, это не птица, а его пропеллер.

Неожиданно лишившись тяги, вынужденный планировать, Эддисон-Сидни-Мартин отчаянно пытался наклонить руль высоты. Но прежде чем самолет начал управляемое плавное снижение, от его хвоста отлетел кусок. За ним другой, и еще; Белл понял, что хвост самолета перерубил пропеллер, вращающийся, как циркулярная пила. Руль высоты оторвался и отлетел синими обломками. За ним — хвост с рулем направления. И аэроплан баронета начал камнем падать с тысячефутовой высоты.

Глава 31

— У кота кончились жизни.

— Не говори так! — набросилась Джозефина на механика, который выразил то, чего все они опасались.

Она побежала к плачущей Эбби. Но, когда хотела обнять ее, жена баронета отстранилась и заставила себя стоять неподвижно, как мраморное изваяние.

Джозефина могла думать только об обещании Марко: «Ты победишь. Я позабочусь об этом. Не волнуйся. Никто не придет раньше тебя».

Что он сделал?

Они собрались на берегах широкого ручья в двадцати милях к юго-западу от Топики: Джозефина и Белл, приземлившиеся на проселочной дороге рядом с рельсами, Эдди и все механики, которые из своих поездов поддержки видели крушение. Синий аэроплан — то, что от него осталось, — лежал в ручье, зацепившись за корягу на середине течения.

Неужели Марко ради ее победы вывел из строя машину мужа Эбби? Вот и он сам под своей безумной личиной русского. Она единственная знает, кто он такой на самом деле, и она же подозревает его в чем-то ужасном. Но боится спросить.

«Я должна, — думала она. — Должна его спросить. И, если это правда, придется признать, что все было ложью».

Она пошла к Марко. Тот размахивал логарифмической линейкой и казался расстроенным не меньше остальных, но она с ужасным чувством утраты поняла, что не может ему верить: он притворяется. И негромко сказала:

— Нам нужно поговорить.

— О бедная Джозефина! — воскликнул он, продолжая вести себя в манере Платова. — Вы все это видели собственными глазами.

— Мне нужно спросить.

— О чем?

Но Джозефина не успела заговорить: она услышала крик. Кричала Эбби. Потом, как по волшебству, грянули радостные вопли. Джозефина повернулась к ручью. Все смотрели вниз по течению. На берегу стоял баронет Эддисон-Сидни-Мартин, мокрый, покрытый грязью, с сигаретой, которую никак не мог раскурить.

Белл сказал Энди Мозеру, что сам видел, как у аэроплана Эддисона-Сидни-Мартина отвалился пропеллер.

— Так часто бывает?

— Случается, — ответил Энди.

— А причина?

— Причин много. Трещина в ступице.

— Но он перед каждым полетом осматривал машину. Обходил кругом и проверял все распорки, кронштейны, крепления и прочее. Как мы все. И его механики это делали, как вы для меня.

— Может, когда ехал по полю, наскочил на камень?

— Он бы это заметил, почувствовал, услышал.

— Он бы заметил, если бы разбился пропеллер, — сказал Энди. — Но если камень ударил по втулке в ту минуту, когда он поднимал машину в воздух, — когда мотор громко работал, — он мог бы и не заметить. Пару месяцев назад я слышал, что винт стал нестабильным, потому что его хранили в вертикальном положении. Влага проникла в нижнюю лопасть.

— У него был совершенно новый винт, и он его использовал почти ежедневно.

— Да, но бывают трещины.

— Потому он и выкрашен серебром, — продолжал Белл, — чтобы в глаза бросались даже мелкие трещины.

Для воздушных винтов это была стандартная процедура. Сам он пропеллер не красил, потому что серебряный винт, вращающийся перед летчиком, слепит.

— Я знаю, мистер Белл. Очевидно, его использовали недостаточно долго, чтобы он проржавел. — Мозер посмотрел на рослого детектива. — Если хотите знать мое мнение, саботаж это или нет, я скажу: вполне возможно.

— А именно? Если вам надо, чтобы пропеллер отвалился, как вы это устроите?

— Как угодно, лишь бы он не работал нормально. Если пропеллер не уравновешен, он вибрирует. Вибрация сломает или расшатает втулку, на которой он сидит, или даже сорвет мотор с основания.

— Но вам не нужно, чтобы вибрация была слишком сильной — парень, которого вы хотите убить, заметит это, отключит мотор и быстро спланирует к земле.

— Вы правы, — серьезно сказал Энди. — Саботажник должен хорошо разбираться в деле.

Что, был вынужден признать Белл, в равной степени относилось ко всем механикам гонки, за исключением, может быть, детективов-механиков Джозефины. Не мог он закрыть глаза и еще на одну истину: исполнилось желание Престона Уайтвея, о котором он беззастенчиво говорил еще в Сан-Франциско. Ему пришлось переждать Чикаго и полпути до Канзаса, пока не произошел «отсев» и гонка не превратилась в состязание отважной Джозефины с лучшими летчиками.

Вероятно, лучший из них Эддисон-Сидни-Мартин. Неоднократные попытки повредить его машину вряд ли случайны. Но стойкий Джо Мартин оказался совсем не неумехой, а крайне неприятный, но несомненно смелый Стив Стивенс показал себя авиатором, который бесстрашно и стремительно ведет свою машину, несмотря на вибрацию.

Белл не мог угадать, на кого саботажник нападет в следующий раз. Но он знал, что его основная задача остается прежней: не дать Гарри Фросту убить Джозефину.

Белл гадал, не может ли быть, что ограбление арсенала в Форт-Райли — отвлекающий маневр, предпринятый Гарри Фростом, чтобы убедить защитников Джозефины ослабить ночную охрану ярмарочных площадей и сортировочный станций. Помня о такой возможности, Белл планировал засаду. Он подождал темноты — после печального прощания с Эддисоном-Сидни-Мартином, когда его поезд поддержки отправился с маленькой ярмарочной площади округа Моррис назад в Чикаго, — и забрался на крышу вагона Джозефины. Часами лежал он в ожидании, разглядывая поезда, стоящие рядом с «особым» поездом Уайтвея, и вслушиваясь в скрип башмаков по гравию.

Ночь была жаркая, все окна и люки открыты. Негромкие разговоры и редкие взрывы смеха смешивались с вздохами локомотивов, которые стояли с притушенными топками, дающими столько пара, чтобы были электричество и теплая вода.

Примерно в полдень он услышал, как кто-то постучался в задний тамбур вагона Джозефины. Кто бы это ни был, он прошел через поезд, поскольку на насыпи Белл никого не видел и не слышал. Тем не менее, Исаак достал свой «браунинг» и через открытый люк в крыше прицелился в дверь. Он слышал, как Джозефина сонно спросила из спальни:

— Кто там?

— Престон.

— Мистер Уайтвей, уже поздно.

— Нам надо поговорить, Джозефина.

Джозефина набросила на пижаму халат, вышла в гостиную и открыла дверь.

Уайтвей был в костюме, при шелковом галстуке, волосы уложены крупными золотыми завитками.

— Я хочу сказать вам, что очень много думал о том, о чем собираюсь с вами поговорить, — сказал он и начал расхаживать по узкой гостиной. — Странно. У меня как будто язык отнялся.

Джозефина устроилась в мягком кресле, подобрала под себя босые ноги и осторожно наблюдала за ним.

— Надеюсь, вы не передумали, — сказала она. — У меня дела идут на лад. Я уравниваю время. И теперь, когда бедный баронет выбыл из гонки, мои шансы весьма недурны.

— Конечно!

— Джо Мадд не такой быстрый. А Стив Стивенс продержится недолго.

— Вы победите. Я уверен!

Джозефина улыбнулась.

— Какое облегчение. Вы так переживали. Я думала, вы решили отказаться от меня… Но что вы хотели сказать?

Уайтвей вытянулся во весь рост, выпятил грудь и живот и выпалил:

— Выходите за меня замуж!

— Что?

— Из меня выйдет хороший муж, вы будете богаты и сможете хоть ежедневно летать на аэропланах, пока у нас не появятся дети… Что скажете?

После долгого молчания Джозефина сказала:

— Не знаю право. То есть с вашей стороны очень мило сделать мне предложение, но…

— Но что? Что может быть лучше?

Джозефина глубоко вдохнула и встала. Уайтвей потянулся обнять ее.

— И что потом? — шепотом спросила Марион, когда Белл рассказывал ей обо всем этом за завтраком в роскошном столовом вагоне «особого» Джозефины.

— Она сказала «да»? — не унималась Марион.

— Нет.

— Отлично. Престон слишком себялюбив, чтобы стать хорошим мужем. Если она такая хорошая девушка, как пишут газеты, она заслуживает лучшего.

— Ты видела ее чаще, чем читатели газет.

— Мы только раз коротко поздоровались. Но я думала, она ответит: «Может быть».

— Почему? — спросил Белл.

Марион задумалась.

— Она кажется мне человеком, который всегда получает, что хочет.

— Ну… это было нечто вроде «может быть». Она сказала, что подумает.

— Подозреваю, что ей не с кем поговорить. Я ее выслушаю. И выскажу свое мнение, если она захочет.

— Я надеялся, что ты это скажешь, — сказал Белл. — На самом деле я хочу, чтобы ты задумалась вот над чем: что имел в виду Гарри Фрост, говоря «они с Селером что-то задумали».

Марион выглянула в окно. Сильный ветер крутил вокруг вагонов миниатюрные смерчи из дыма, соломы и угольной золы.

— Никаких полетов сегодня. Займусь этим немедленно.

* * *

— Хочу быть такой, как вы, когда вырасту! — Джозефина улыбнулась Марион. Они были одни в главной гостиной личного вагона Джозефины и сидели друг против друга в креслах. Между ними стояли нетронутые чашки кофе.

— Надеюсь, я не кажусь такой старой. И потом, вы ведь уже взрослая. Ведете летающую машину через весь континент.

— Это другое. Я хочу быть такой же прямой, как вы.

— Что вы имеете в виду?

— Вы прямо сказали, что Исаак подслушал, как Престон сделал мне предложение.

Марион сказала:

— Я сказала также «любопытно, что вы думаете об этом предложении».

— Не знаю. То есть я не понимаю, зачем он хочет на мне жениться. — Джозефина широко и открыто улыбнулась Марион. — Я всего лишь глупая девушка только-только из деревни.

— Мужчины — странные существа, — улыбнулась в ответ Марион. — Большинство. Может, он вас любит.

— Он не сказал, что любит меня.

— Ну, во многих отношениях мистер Престон не слишком умен. С другой стороны, он красив.

— Вероятно.

— И очень, очень богат.

— Гарри тоже был богат.

— В отличие от Гарри Престон, несмотря на многие свои недостатки, не грубиян.

— Да, но он такой же большой, как Гарри.

— И становится все больше, — рассмеялась Марион. — Если не поостережется, кончит, как президент Тафт[89].

— Или Стив Стивенс.

Обе рассмеялись. Марион внимательно посмотрела на Джозефину и спросила:

— Вы думаете над его предложением?

— Нет. Я не люблю его. То есть я хочу сказать, что знаю: он будет покупать мне аэропланы. Он сказал, что будет покупать мне аэропланы, пока у нас не появятся дети. А потом я должна буду перестать летать.

— Милостивый боже, — сказал Марион. — Престон еще больший дурак, чем я думала.

— Вы не считаете, что я должна за него выйти?..

Марион ответила:

— Этого я не могу вам сказать. Вы сами должны понять, чего хотите.

— Понимаете, если я выиграю пятьдесят тысяч долларов, у меня будут свои деньги. Я сама смогу покупать аэропланы.

Марион сказала:

— Дорогая, если вы выиграете гонку, мужчины выстроятся в очередь, чтобы покупать вам аэропланы.

— Правда?

— Уверена. Они знают, что их клиенты будут покупать аэропланы, на которых летаете вы. Так что брак с Престоном не имеет никакого отношения к покупке аэропланов.

— Если я выиграю.

— Исаак говорит, что вам не следует сомневаться в победе. И, — со смехом добавила она, — сам не сомневается, что вы победите. Он поставил на вас три тысячи долларов.

Джозефина рассеянно кивнула и посмотрела в окно вагона. От ветра продолжало дребезжать стекло. Джозефина закрыла глаза и начала говорить, но тут же плотно сжала губы. Ей ужасно хочется поговорить, подумала Марион. Как будто предложение Престона заставляет ее думать о том, о чем она предпочла бы не думать.

— В чем дело? — спросила Марион. — Что вас на самом деле тревожит?

Джозефина поджала губы и резко выдохнула.

— Вы умеете хранить тайны?

Ее карие глаза умоляюще смотрели в глаза Марион.

— Нет, — ответила Марион. — Не могу. Не от Исаака.

Джозефина отвела взгляд.

— Почему вы так честны, Марион?

— Предпочитаю быть честной, — сказала Марион. — Что вы хотели мне сказать?

— Ничего… Увидев, как застрелили Марко, я очень удивилась.

— Я думаю.

— Меньше всего я ожидала этого.

— А потом, — призналась Марион Морган Исааку Беллу, — я допустила грубую ошибку. Вместо того чтобы держать рот на замке, пока она не закончит мысль, я, дура, брякнула глупость, что-то вроде: «Да кто же ждет, что муж убьет твоего друга?», и Джозефина замкнулась, плотно, как раковина.

— Она ожидала этого меньше всего, — задумчиво сказал Белл, — то есть подразумевается, что она чего-то ожидала. Как будто она «что-то задумала»… как сказал Гарри Фрост… Она выйдет за Престона?

— Она твердо сказала «нет, решительно нет».

— Она может передумать?

— Только из страха, что не победит в гонке.

— Потому что в таком случае она не выиграет пятьдесят тысяч долларов, а Престон богат?

— Ты бы видел, как загорелись у нее глаза, когда я сказала, что, если она победит, все конструкторы начнут предлагать ей свои аэропланы. Кажется, раньше ей это не приходило в голову. Она вообще как будто далеко не заглядывает. Но пойдет на все, чтобы и дальше летать. Даже на брак с Престоном. Только ради машин. Она не из тех девушек, которые мечтают о детях, драгоценностях и своем доме.

— А кстати, — сказал Исаак Белл, обнимая Марион, — когда ты выйдешь за меня?

Марион посмотрела на изумруд у себя на пальце. Потом улыбнулась. Провела пальцем по его золотистым усам и крепко поцеловала в губы.

— Как только ты станешь серьезно настаивать. Ты знаешь, я все для тебя сделаю. А до тех пор… я очень-очень счастлива и вполне довольна тем, что я твоя невеста.

* * *

Канзасский ветер выл весь день, всю ночь и все утро.

Поскольку никто не летал, Энди Мозер воспользовался возможностью, разобрал «Гном» Белла и снова собрал его, прочистил, надраил и настроил.

Каменщики, кирпичники, штукатуры и кочегары локомотивов Джо Мадда разобрали двигатель «Освободителя» на части и наконец нашли треснувшую медную трубку, которая пропускала масло, отчего красная машина становилась черной.

Русский Дмитрий Платов руководил механиками Стива Стивенса в новых тщетных попытках синхронизировать два мотора биплана. Когда Стивенс грубо пригрозил, что лишит всех жалования, обычно добродушный изобретатель термодвигателя ушел помогать Джозефине менять прокладку в ее «Антуанетте».

Исаак Белл наблюдал за ними. Платов негромко и настойчиво что-то говорил ей. Белл задумался, уж не обсуждает ли она с русским предложение Уайтвея… мысль была странная, но их разговор казался очень напряженным. Однако, когда он подходил ближе, они замолкали.

— Почему детектив Белл все время ходит вокруг? — спросил Марко Селер, дружески помахав Беллу логарифмической линейкой Дмитрия Платова.

— Он охраняет меня.

— Не может же он опасаться за твою безопасность в обществе такого дружелюбного Платова?

— Сомневаюсь, чтобы он чего-нибудь боялся, — сказала Джозефина.

Селер начал долбить старую прокладку в моторе Джозефины.

— Ты сегодня какая-то колючая, моя дорогая.

— Прости. Мне многое нужно обдумать.

— Начиная с предложения мистера Уайтвея?

— А ты что думаешь? — мрачно спросила она.

— Думаю, ты должна за него выйти.

— Марко!

— Я серьезен.

— Марко, это отвратительно. Как ты можешь хотеть, чтобы я вышла за другого?

— Он не просто «другой». Он самый богатый издатель газет в Америке. Он и его деньги могут быть тебе очень полезны. И мне тоже.

— Что нам пользы, если я выйду за него?

— Когда придет время, ты оставишь его ради меня.

— Марко, мне тошно от мысли, что ты хочешь, чтобы я была с ним.

— Ну, полагаю, медовый месяц ты отложишь до окончания гонки. Скажешь, что должна сосредоточиться на победе.

— А как же брачная ночь?

— Не волнуйся, я что-нибудь придумаю.

Ветер прекратился. Метеобюро обнародовало прогноз, из которого следовало, что предстоящие несколько часов будут спокойными. После полудня авиаторы устремились на ярмарочную площадь округа Моррис. И еще до рассвета все благополучно приземлились в Вичите, где перед камерами Марион Морган в свете ослепительных ламп с ртутными дугами драматично расхаживал Престон Уайтвей.

Операторы Марион управляли двумя камерами — вторую Уайтвей считал неоправданным расходом и до последнего времени не желал о ней слышать, хотя Марион заверяла, что две камеры создадут широкую картину, которая привлечет больше публики. Одну камеру она направила на издателя, второй пыталась поймать реакцию газетных репортеров.

Завтра, провозгласил Уайтвей, — официальный день отдыха. Он не будет засчитан как время пятидесятидневной гонки, потому что:

— Завтра я устраиваю такой грандиозный прием, какого штат Канзас еще не видел. Будем праздновать мою помолвку с мисс Джозефиной Джозефс — «Любимицей Америки в воздухе».

Марион Морган со своего места между камерами удивленно переглянулась с Исааком Беллом. Белл недоверчиво покачал головой.

Корреспондент «Сан-Франциско инквайерер» получил право задать вопрос.

— Когда же бракосочетание, мистер Уайтвей, сэр?

Другие работники Уайтвея, следуя полученной инструкции, хором спросили:

— Должны ли мы ждать окончания гонки?

— Джозефина и слышать об этом не желает, — радостно ответил Уайтвей. — По особой просьбе моей прекрасной невесты свадьбу на самую широкую ногу мы сыграем в великом городе Форт-Уорте, в «Колизее», известном, как «самый роскошный и преображаемый павильон во всем западном полушарии». Мы сочетаемся браком, когда великая воздушная гонка Уайтвея через всю страну от Атлантического до Тихого океана на Кубок Уайтвея, с призом пятьдесят тысяч долларов, прилетит в Форт-Уорт, штат Техас.

Марион улыбнулась Беллу и одними губами произнесла:

— Бесстыдно.

Белл улыбнулся ей в ответ.

— Беззастенчиво.

Но невозможно было отрицать, что Уайтвей вновь привлек к своей воздушной гонке внимание публики успешнее, чем Ф. Т. Барнум, Флоренц Зигфельд[90] и Марк Твен вместе взятые.

Оставался единственный вопрос: почему Джозефина передумала? Ее время в гонке улучшается, она часто обгоняет других. Ее аэроплан ведет себя безукоризненно. Ей нечего опасаться проигрыша.

Глава 32

«УЗНАЙТЕ ВСЕ О ДМИТРИИ ПЛАТОВЕ», —

телеграфировал Исаак Белл аналитикам Ван Дорна в Чикаго и Нью-Йорк. Он был уверен, что русский изобретатель зачем-то уговорил Джозефину выйти за Престона Уайтвея.

Зачем Платову, чтобы Джозефина вышла за Уайтвея, оставалось загадкой. Но рослого детектива интересовало, откуда у Платова возможность повлиять на Джозефину в таком глубоко личном деле, как замужество?

Белл не мог отмахнуться от такой загадки человека, который бывал повсюду на поле и которого привечали во всех вагонах-ангарах. Особенно после того как Дмитрий Платов добровольно вызвался помогать Эддисону-Сидни-Мартину вместо убитого механика за несколько дней до того, как у англичанина сломался пропеллер и аэроплан упал в канзасский ручей. И если на гонке среди механиков есть тот, кто знает дело, так это именно Дмитрий Платов.

Предварительный отчет аналитиков, пришедший по телеграфу полдня спустя, ошеломлял.

Сведения о Дмитрии Платове нашлись только в архиве «Агентства Ван Дорна», в вырезках о подготовке к гонке Уайтвея в Белмонт-парке и в собственных отчетах Исаака Белла с поля. Газетные репортеры с разной степенью точности описывали революционный термодвигатель, но тоже только в статьях, посвященных его катастрофе, сопряженной с гибелью главного механика Стива Стивенса.

Белл задумался над значением такого отсутствия сведений. Оно соответствовало словам Даниэллы ди Веккио о том, что она никогда не встречала Дмитрия Платова на Международном салоне воздухоплавания в Париже и даже никогда не слышала такого имени.

Возможно ли, что Платова не было в Париже на встрече? Но, если его там не было, у кого Марко Селер купил свой так называемый «реактивный» двигатель?

Белл телеграфировал аналитической службе:

«СОСРЕДОТОЧЬТЕСЬ НА ТЕРМОДВИГАТЕЛЕ.

ПОБЫСТРЕЙ!»

Потом вызвал Дэшвуда в свой вагон.

— Игроки отменяются. Следите за Дмитрием Платовым. Следуйте за ним, как тень, но он не должен об этом знать.

— Что мне искать?

— Мне почему-то с ним неловко, — сказал Белл. — Возможно, он действительно ни при чем. Но у него была возможность повредить аэроплан англичанина.

— Его не Гарри Фрост подослал? — спросил Дэшвуд.

— Он может оказаться кем угодно.

Исаак Белл приветствовал немногочисленных ван дорнов с юго-запада, которые прибыли в его распоряжение для охраны свадьбы Джозефины от пулеметов Гарри Фроста. Когда частные детективы собрались в его вагоне в Форт-Уорте, он объяснил свою стратегию.

— Лишить Гарри Фроста возможности подобраться так близко, чтобы навредить. Просмотрите все свои контакты. Нас мало, но, если мы используем свои связи с юристами, железнодорожной полицией, осведомителями, игроками и преступниками, которые у нас в долгу, мы можем оборудовать периметр на дистанцию стрельбы из кольта и держать Фроста за его пределами.

Опасность представляла дальнобойность украденных кольтов. Эти пулеметы были смертельно опасны на дистанции в милю. Но Фрост мог утроить это расстояние, подняв ствол для так называемой навесной стрельбы, когда пули обрушиваются сверху не на конкретную цель, а на группу людей с расстояния в четыре с половиной тысячи ярдов, то есть почти с трех миль.

— На самом деле все не так безнадежно, — заверил Белл Ван Дорна. — Шериф Форт-Уорта любезно предоставил нам целую армию помощников, в том числе работников с окрестных ранчо. Они сразу узнают чужака. И мы привлекли железнодорожную полицию. С нами сотрудничают Техасская железная дорога и дорога «Форт-Уорт — Денвер».

— А что если Гарри Фросту придет в голову та же мысль и он наймет местных? — спросил детектив из Лос-Анджелеса — он был в кремовом котелке и розовым галстуке и только что сошел с поезда.

Белл сказал:

— Что скажешь на это, Уолт?

Он кивнул своему старому другу Уолту Хэтфилду по прозвищу Техасец, который приехал верхом.

Прямой, как железнодорожный рельс, и такой же крепкий, прежний техасский рейнджер смерил взглядом калифорнийского щеголя из-под своего стэнтона.

— Ничто не помешает Фросту нанять банду из местных, — протянул он. — Но, если они попытаются проникнуть в город, их сразу узнают полицейские. Они им хорошо известны. Однако, Исаак, — обратился он к Беллу, — заметить Фроста еще не значит остановить его. Я читал о твоих приключениях и вижу, что Фрост ничего не боится. Он бы и ад штурмовал с ведром воды.

Белл покачал головой.

— Не рассчитывай, что Фрост будет действовать необдуманно. Мы не увидим ни безрассудного нападения, ни безнадежной атаки. Он прямо сказал мне, что не боится смерти. Но сначала убьет Джозефину.

Установив камеры и софиты в «Норт-сайдском Колизее», Марион Морган зашла в вагон, где Исаак Белл устроил свой штаб. Белл сделал ей комплимент по поводу новой «амазонки» — Марион нашла эту юбку в Форт-Уорте, в магазине, который обслуживал жен богатых ранчеров, — и спросил:

— Как выглядит место бракосочетания?

Занятый устройством периметра, он еще не заходил в «Колизей».

Марион рассмеялась.

— Помнишь, как его описывал Престон?

— «Самый роскошный и преображаемый павильон во всем западном полушарии»?

— Он забыл упомянуть домашний скот. В этом «самом роскошном и преображаемом павильоне во всем западном полушарии» устраивают национальные шоу лучших скотоводов. Джозефина смеялась до слез.

— Ну, она ведь дочь молочного фермера.

— Она сказала: «Я выхожу замуж в коровьем загоне». Но на самом деле здание грандиозное. Много света для камер. Окна в крыше и электричество. У меня все получится. А у тебя?

— Внутри охранять легче, — ответил Белл.

Осмотрев здание, он понял, что это действительно разумный выбор: — рядом огромная железнодорожная станция для поездов поддержки и особых составов гостей и большой загон, куда легко сесть летающим машинам.

После тысячемильного пробега по ужасным дорогам автомобиль Гарри Фроста, четырехцилиндровый «Томас — Флаер» модели 35 мощностью шестьдесят лошадиных сил, был весь в грязи, посерел от пыли, оброс тросами, цепями, запасными баками для горючего и масла и множеством запасных покрышек. Но шел он прекрасно, и Фрост узнал ощущение свободы, какого никогда не испытывал на железной дороге, даже в собственном «особом» поезде. Как постоянно твердила Джозефина о полетах в воздухе — по воздуху, как настаивала она, потому что воздух почти твердый, — человек в автомобиле мог свернуть куда пожелает.

В тридцати милях от Форт-Уорта, в городке, специализирующемся на фасованном мясе и пачкающем небо дымом, Фрост остановился на невысоком холме. В мощный немецкий полевой бинокль, купленный для африканских сафари, он разглядывал поросшую кустами прерию. В миле от него проходила железная дорога. На боковой ветке, там, где когда-то был городок, сметенный с карты смерчем, стоял одинокий товарный вагон.

— Вперед!

Майк Скоттс, механик Фроста, включил мотор «Томаса». Через три часа, проехав двадцать пять миль, они снова остановились. Фрост послал Скотгса вперед на велосипеде, который они украли в Вичита-Фоллз, разведать местность и установить контакт с людьми Фроста в Форт-Уорте.

— Мне поехать с ним? — спросил Дэйв Мэйхью, телеграфист Фроста.

— Останься.

Легко найти другого механика, но телеграфист, к тому же хороший стрелок, — редкая птица. Скоттс вернулся быстрее, чем ожидал Фрост.

— Что происходит?

— Линия караулов. Патрулируют всадники.

— Ты уверен, что это не работники с ранчо?

— Я не видел коров.

— А что в городе?

— Повсюду полиция. Половина мужчин со звездами шерифов. А большая часть тех, кто без звезд, похожи на детективов.

— Железнодорожных легавых видел?

— Не меньше сотни.

Фрост молча размышлял. Очевидно, Белл исходит из того, что украденные кольты в его распоряжении.

Были и другие способы снять шкурку с кошки. Форт отправил Мэйхью на столб, чтобы отправить телеграмму диспетчеру «Тексас-Пасифик рейлвей», которому он приплачивал, а потом, в обход Форт-Уорта, двинулся на запад.

С наступлением темноты «Томас-Флаер» поднялся на железнодорожную насыпь, встал на рельсы и покатил на запад. Фрост приказал телеграфисту смотреть назад, чтобы вовремя увидеть прожекторы локомотива. Он сам и телеграфист смотрели вперед. Пять раз за ночь им приходилось съезжать с насыпи, пропуская поезд.

На исходе следующего дня Гарри Фрост на полпути к Абилину наблюдал в полевой бинокль, как большой фургон с полевой кухней, влекомый шестью сильными мулами, остановился у товарного вагона, стоящего на боковой ветке «Тексас-Пасифик рейлвей». Ветка обслуживала огромное ранчо в десяти милях отсюда; ранчо принадлежало инвестиционной компании с Уолл-стрит, в которой Фросту принадлежал контрольный пакет акций. С фургоном ехали шесть стрелков, одетых ковбоями. Они спешились, отперли замок на фургоне, открыли дверь и вытащили тяжелые ящики с надписью «Плуги фирмы «Сэнди Хук Кон».

Фрост, как делал неоднократно уже, осмотрел бесконечные мили прерии и кустарников, желая убедиться, что никто не вмешается. Прерия, заросшая коричневыми кустиками медовой травы, уходила к горизонту. На западе виднелись то ли облака, то ли невысокие холмы. В восьми или десяти милях к северу он увидел одинокое веретенообразное сооружение, которое могло быть ветряной мельницей, водокачкой или буровой вышкой. Блестящие рельсы прямой линией уходили на запад и на восток, вдоль них вытянулась линия телеграфных столбов.

Ковбои погрузили ящики в фургон. Охраняемый всадниками, он двинулся на восток по ухабистой дороге, идущей параллельно железнодорожной ветке. «Томас» догнал его в двух милях от ветки. Вблизи внешность всадников заставила бы любого полицейского, который не зря ест свой хлеб, выхватить оружие: всадники походили не на ковбоев, а на грабителей. На их руках не было мозолей и шрамов от тяжелой физической работы. Зато на бедрах у каждого висело по две кобуры с пистолетами, а к седлу было приторочено ружье, «Винчестер» в чехле. Увидев троих в «Томасе», бандиты выжидательно повернулись к высокому человеку в середине. Гарри Фрост уже узнал в нем вожака, с которым имел дело в старину и которому доверял.

Фрост спросил:

— Кто из вас был на испано-американской войне?

Четверо мужчин в широкополых соломенных шляпах кивнули.

— Из кольта приходилось стрелять?

Они снова кивнули, по-прежнему поглядывая на вожака.

— Идите за мной. Тут есть ручей, на берегу можно поставить пулемет.

Никто не шелохнулся.

— Герберт, — дружелюбно сказал Фрост. — Мои друзья в Чикаго говорят, что ты крутой парень. Не могу не заметить, что все смотрят на тебя так, словно ожидают твоих мудрых слов. Что у тебя на уме?

Герберт ответил, по-техасски растягивая слова:

— Мы вот говорили, почему бы нам, вместо того чтобы палить по аэропланам, не отобрать у тебя сейчас деньги, и машину, и пулеметы… а если ты не будешь сопротивляться, мы разрешим тебе сесть в товарный поезд до Чикаго. Вас ведь трое, а нас шестеро.

Сжимая ствол кольта мощной рукой, Гарри Фрост взял стоявший у него между ног двуствольный обрез.

Преступник бесстрашно смотрел в сдвоенные дула.

— Я не боюсь того, кто в меня целится. Особенно из такой двустволки.

— Я не просто целюсь, мистер Герберт, — ответил Гарри Фрост. — Я тебе голову снесу. — Он щелкнул обоими курками. Дробовик прогремел, как пушка, и двойной заряд дроби сбросил Герберта с седла.

На открытой местности эха не было, только грянул короткий гром да заржали испуганные лошади. Когда банда мертвеца справилась с лошадьми, Скоттс и Мэйхью уже держали в обеих руках по револьверу, а сам Гарри Фрост перезарядил дробовик. Лицо его побагровело от праведного гнева.

— Кто еще?

Из ящиков достали пулеметы, крепления, ящики с патронами и станины и разместили все это в скудной тени кустов и низких деревьев на берегу ручья. Разобрали и вычистили пулеметы и поставили их на двухколесные станины. Оружие, в том числе ящики с патронами, весило почти четыреста фунтов. Проклиная эту тяжесть, они провезли ее по сухому руслу ручья, глубокому и узкому, как армейский окоп. Расположенные в двухстах ярдах один от другого и установленные на тележках кольты могли обстрелять всю железнодорожную линию, вдоль которой полетят аэропланы.

Чтобы убедиться, что пулеметы работают, они заправили в них патронные ленты и выпустили из каждого по пятьдесят патронов, убив несколько коров, которые паслись за полмили от них.

Гарри Фрост протянул Скоттсу свой охотничий нож.

— Пойди отрежь мяса на ужин. Да и на завтрак тоже. Мы здесь пробудем какое-то время.

Мэйхью он приказал подняться на столб и прослушивать передачи.

Телеграфист спустил со столба провод, подсоединил к нему ключ, сел спиной к столбу, положил ключ на колени и начал принимать сообщения, которыми обменивались диспетчеры далеких станций. Несколько раз он предупреждал о проходе поезда. Все прятались под железнодорожным мостом, перекинутым через ручей, и пережидали, пока поезд прогремит над головой. Большая часть телеграмм касалась проводки «особых» поездов — специальных составов богачей и поездов, нанятых газетчиками. Все направлялись в Форт-Уорт на грандиозную свадьбу.

Глава 33

Исаак Белл удивился, когда Престон Уайтвей попросил его быть шафером, но потом понял, что газетного магната окружают люди, которые на него работают. А он обращается с ними так, что они не могут стать его друзьями.

— Для меня это честь, — сказал Белл, довольный тем, что сможет стоять рядом с Джозефиной и защитить ее, если Фрост каким-то образом прорвет линии защиты. Когда Джозефина попросила Марион быть подружкой невесты, он был доволен гораздо меньше. Это ставило его невесту прямо на линию огня, но Марион ясно дала понять, что не откажет Джозефине в ее просьбе: ведь Джозефина за тысячи миль от своих родных, и она единственная женщина, участвующая в гонке.

В ответ на запрос Ван Дорна из Вашингтона о «свадебной шумихе» Исаак Белл телеграфировал:

ПРЕСТОН ВЫДАЮЩИЙСЯ ОРГАНИЗАТОР

Сотни приглашенных гостей и любопытных съезжались в Форт-Уорт в автомобилях, в фургонах, каретах и верхом. Приходили полные народу поезда из Нью-Йорка, Чикаго, Лос-Анджелеса и Сан-Франциско. «Нозерн Тексас тракшн компани» провела трамвайную линию от Далласа. Были вызваны отряды милиции штата, чтобы контролировать толпы и оберегать аэропланы. Из Тайлера и Тексаркана пришли дополнительные отряды милиции. Операторов Марион Морган вконец затолкали полчища газетчиков и газетных художников и фотографов, пока сам Престон Уайтвей не остановил их и не напомнил, что он, как владелец «Пикчур уорлд», не одобряет, когда его операторам мешают работать.

Церемонию пришлось откладывать из-за множества самых невообразимых помех.

«Норт-сайдский Колизей», где Уайтвей поставил скамьи и алтарь, привезенный из Сент-Луиса, был предназначен скорее для скота, а не для людей, поэтому прошло очень много времени, прежде чем все уселись. Потом небо на западе почернело от летней грозы, и все механики и летчики, в том числе невеста, бросились на поле, чтобы прочнее привязать машины и укрыть их брезентом.

Гром сотрясал «Колизей». Сильный ветер проносился по прерии. Биплан Стива Стивенса сорвало с якорей. Невеста, несмотря на ее широко известное презрение к разжиревшему плантатору, во главе группы добровольцев снова бросилась на поле спасать его машину. Они сумели закрепить ее, но сделали это уже под проливным дождем.

Джозефину высушила ее свита — бестолковая толпа матрон из Форт-Уорта, вызвавшихся заменить далекую семью невесты. Едва заместитель сан-францисского епископа (сам преосвященный отговорился необходимостью собирать средства на строительство собора в Ноб-Хилле, уничтоженного землетрясением) успел собрать народ перед временным алтарем, как земля содрогнулась: на железнодорожную станцию въехал колоссальный совершенно черный локомотив «Микадо 2-8-2». «Микадо» с его огромными топками, перегретыми котлами и восемью ведущими колесами обычно перевозил со скоростью шестьдесят миль в час длинные цепочки товарных вагонов. Этот локомотив тащил один-единственный черный, длинный частный вагон и остановился прямо перед настилом для скота, ведущим в здание «Колизея».

— Милостивый боже! — прошептал Престон Уайтвей. — Это мама.

Из частного вагона, вся с головы до ног в черном шелке, увенчанная перьями вброна, вышла вдова Уайтвей.

Газетный издатель умоляюще повернулся к старшему дознавателю «Агентства Ван Дорна».

— Я думал, она во Франции, — прошептал он. — Белл, вы мой шафер. Сделайте что-нибудь. Умоляю вас.

Рослый золотоволосый детектив расправил плечи и направился к настилу для скота. Потомок старинной бостонской банкирской семьи, воспитанный в пансионе и получивший образование в Йеле, Исаак Белл признавал традицию, согласно которой шафер спасает бракосочетание: то добывает забытые кольца, то усмиряет хмельных прежних женихов. Но это было далеко за пределами его возможностей, как если бы техасского ковбоя попросили набросить лассо на носорога.

— Наконец-то, — сказал он, вежливо кланяясь и подавая руку, — церемония может начаться.

— А вы кто такой?

— Меня зовут Исаак Белл, я шафер вашего сына и преданный читатель вашей колонки в воскресном приложении.

— Если вы читаете мою колонку, то знаете, что я не признаю разводы.

— Джозефина тоже. Не будь ее несчастный брак аннулирован самым законным образом, она уже не могла бы выйти замуж. А вот и она сама.

Джозефина с открытой улыбкой торопливо шла к ним от алтаря.

Миссис Уайтвей сказала:

— Она храбрей моего сына. Вы только поглядите на него! Боится родной матери.

— Он просто ошеломлен, мадам. Он считал, что вы во Франции.

— Он надеялся, что я во Франции. Что думаете о девушке, мистер Белл?

— Я восхищаюсь ее мужеством.

Подошла Джозефина. Она смотрела тепло и протягивала обе руки:

— Я так рада, что вы смогли приехать, миссис Уайтвей. Моя мама не смогла, и до этой минуты я чувствовала себя страшно одинокой.

Миссис Уайтвей осмотрела Джозефину с ног до головы.

— Разве вы не из простых? — вопросила она. — Слава богу, хорошенькая, но не красавица. Красота портит женщину, кружит ей голову… А кто эта женщина в платье подружки невесты? Она направляет на нас камеры и прожекторы?

— Моя невеста, — сказал Исаак Белл, который уже не был в центре внимания гостьи. — Мисс Марион Морган.

— Ну что, иногда из сказанного мной о красивых женщинах бывают исключения, — хмыкнула миссис Уайтвей. — Юная леди, вы любите моего сына?

Летчица посмотрела ей в глаза.

— Он мне нравится.

— Почему?

— Он заставляет всех действовать.

— Единственная хорошая черта, какую он унаследовал от моего мужа. — Она пожала Джозефине руку, сказав: — Давайте покончим с этим, — и пошла к алтарю.

Миссис Уайтвей уселась в первом ряду, и заместитель епископа в третий раз начал:

— Мы собрались здесь сегодня… — когда в окне над Джозефиной и Престоном небо вдруг стало зеленым.

— Смерч! — закричали жители равнин Техаса, которые знали, что такой необычный цвет неба может означать только приближение торнадо.

Жители Форт-Уорта бросились к своим погребам-убежищам, прихватив с собой столько гостей, сколько могли втиснуть. Гости, приехавшие в «особых» составах, спасались в своих сомнительных укрытиях. Те, у кого не было ни погребов, ни вагонов, находили салуны.

Еще долго после наступления темноты торнадо бродили по пастбищам, гремя, как взбесившиеся поезда, швыряя в небо скот и амбары. Город они пощадили, но лишь далеко за полночь собравшиеся ощутили запах свадебного пира и услышали долгожданные слова: «Объявляю вас мужем и женой».

Престон Уайтвей, раскрасневшийся после многочисленных свадебных тостов, поцеловал новобрачную в губы. Подружка невесты Марион Морган заверяла всех интересующихся, что имела возможность наблюдать за ними в непосредственной близости и видела, что Джозефина храбро ответила на этот поцелуй.

Крик «Кушать подано!» привлек сотни гостей к столу.

Уайтвей высоко поднял бокал.

— Я пью за мою прекрасную супругу, «Любимицу Америки в воздухе». Пусть она летает в моих объятиях все выше, и дальше, и…

Окончание фразы заглушил грохот двух моторов поднявшегося в воздух биплана Стивена Стивенса.

Джозефина выскочила из-за свадебного стола и выбежала за брезентовый клапан, закрывавший настил для скота, на летное поле. Изрыгая огонь из обоих моторов, аэроплан Стивенса поднялся над изгородью, пролетел над локомотивом миссис Уайтвей, направился прямо к ряду телеграфных проводов, едва избежал столкновения с ними, перелетел через амбар и исчез в ночи.

Марко Селер стоял, держа в руках клинья, которые вытащил из-под колес аэроплана, и размахивал логарифмической линейкой Дмитрия Платова и соломенной шляпой с красной лентой.

— Я тебе говорил, что придумаю что-нибудь для твоей брачной ночи.

— Куда он полетел?

— В Абилин.

— Этот подлый жирный…

— Я уговорил его вылететь раньше, чтобы мы могли поработать над моторами.

— Как он может лететь в темноте?

— Звезды и луна указывают путь.

Джозефина крикнула своим механикам, чтобы заливали бензин и масло в ее машину и разворачивали ее. Она побежала к аэроплану, окутанная, как облаком дыма, подвенечным платьем; Марко бежал следом. Пока она, наклоняясь, освобождала крепления, он срывал брезент с крыльев моноплана.

— Должен тебя предупредить… — настойчиво зашептал он.

— О чем?

Она освободила одно крепление, подтянула трос кронштейна и наклонилась ко второму.

— Если что-то случится с «Дмитрием Платовым», не волнуйся.

— О чем ты?.. Быстрей! — крикнула она своим механикам-детективам, которые подвешивали под крыльями баки с бензином и маслом. — О чем ты? Дмитрий Платов — это ты.

— За «Дмитрием Платовым» следят детективы Белла. Он может внезапно исчезнуть.

Джозефина отвязала последний трос, вскочила на ящик из-под мыла и забралась в кабину, спеша подняться в воздух. Шлейф ее платья зацепился за кронштейн.

— Нож! — крикнула она детективу-механику, который со щелчком открыл нож и перерезал шлейф ее платья.

— Держи его подальше от пропеллера! — крикнула Джозефина, и механик унес шлейф. Марко все еще стоял на ящике из-под мыла, его лицо с бакенбардами было в дюймах от ее лица.

— А как же ты? — спросила она.

— Я вернусь. Не волнуйся.

Она наклонила руль вперед, потом назад, потом в стороны, проверяя, нормально ли движутся рули направления, высоты и alettoni.

— Ладно, не буду. Уходи с дороги… Контакт!

Она поднялась с земли через десять минут после Стивенса.

Исаак Белл тоже уже облетел поле; он заранее предупредил Энди Мозера, чтобы тот держал мотор теплым и до краев залил бензина, касторового масла и воды. С высоты он видел «Колизей» и весь Форт-Уорт как светлое пятно в бесконечном океане темноты, который сейчас представляли собой пастбища Техаса.

Джозефина летела на запад, следуя при свете луны вдоль рельсов железной дороги.

Рослый детектив летел сразу за ней, определяя положение Джозефины по красному огню выхлопов ее «Антуанетты». Первые десять минут он приглушал мотор, чтобы не перегнать ее летающую машину. Но потом свет Форт-Уорта окончательно исчез, земля впереди была такой же темной, как сзади; Исаак сосредоточил взгляд на блестящей двойной линии рельсов, снял палец с переключателя и предоставил «Орлу» лететь.

Книга четвертая Она поднимается в воздух. Она летит!

Глава 34

Гарри Фросту показалось, что с востока доносится какой-то звук. Паровозного прожектора он не видел. Тем не менее, Гарри наклонился и прижал здоровое ухо к рельсу, желая убедиться, что это не поезд. Рельс не дрожал.

Дэйв Мэйхью согнулся над телеграфным ключом. Это он, подслушивая переговоры железнодорожных диспетчеров, сообщил поразительную новость: в темноте из Форт-Уорта поднялись несколько летающих машин. И среди них робкая новобрачная, Джозефина.

— На этот раз, — поклялся Гарри Фрост таким тоном, что Мэйхью до костей проняло холодом, — я устрою ей незабываемую брачную ночь.

Он почти час наблюдал за небом на востоке, надеясь увидеть в первом свете дня силуэт ее машины. Тщетно. По-прежнему было темно, как в угольной шахте. Но теперь он уверился, что слышит мотор.

Он повернулся влево и крикнул в темноту:

— Слышите меня?

— Да, сэр, мистер Фрост.

Он повернулся направо и снова крикнул.

— Да, сэр, мистер Фрост.

— Приготовьтесь!

Он подождал ответного крика «Готов!», повернулся вправо, снова крикнул «Приготовьтесь!» и опять услышал «Готов!».

Звуки далеко разносились в холодном ночном воздухе. С обеих сторон Фрост услышал тот отчетливый щелчок, с каким открывается затвор пулемета, принимая первую обойму.

У каждого пулемета стоят по колено в воде, оставшейся после вечерней грозы, три человека: стрелок, помощник, подающий патронную ленту, и наблюдатель с полевым биноклем. Майка Скоттса Фрост держал при себе, чтобы тот мог передать приказ, если его самого не услышат.

Звук делался громче — звук напряженной работы мотора. Потом Фрост понял, что слышит не один мотор, а два. Должно быть, летят очень близко друг к другу, подумал он. Чересчур близко. Что-то не так. Неожиданно он понял, что слышит звук двух плохо синхронизированных моторов биплана Стива Стивенса. Стивенс летел первым.

— Не стрелять! Это не она. Не стрелять!

Биплан пролетел в вышине, моторы его гудели громко и неровно; он шел совсем низко, чтобы летчик видел рельсы. Джозефина тоже полетит низко, и это сделает ее легкой целью.

Прошло десять минут, прежде чем Фрост услышал новый звук. И опять он не увидел огней локомотива. Определенно аэроплан. Джозефина ли это? Или Исаак Белл? Аэроплан быстро приближался. Оставалось несколько секунд, чтобы принять решение. Белл обычно летел за Джозефиной.

— Готовы?

— Готовы, мистер Фрост!

— Готовы, мистер Фрост!

Пулеметчик слева возбужденно закричал:

— Вон она летит!

— Ждите!.. Ждите!

— Вон она летит, парни! — крикнули справа.

— Ждите!

Неожиданно Фрост услышал отчетливый глухой выхлоп роторного мотора.

— Это «Гном»! Это не она! Это «Гном»! Он впереди. Не стрелять! Не стрелять!

Фрост опоздал. Взбудораженные стрелки заглушили его крики длинными очередями, подавая ленту так быстро, как остывал пулемет. Выплевывая пустые гильзы и обрывки ткани, пулеметы со скоростью четыреста выстрелов в минуту поливали свинцом подлетающую машину.

* * *

Исаак Белл определил место расположения обоих пулеметов по вспышкам у стволов — в двухстах ярдах к северу и к югу от рельсов. Ослепленные этими вспышками, пулеметчики не могли его видеть. Но все равно стреляли точно, ориентируясь на звук его мотора: громко стреляли, потом останавливались, чтобы прислушаться, и снова стреляли.

Свинец свистел возле центральной подвески «Орла».

Белл заглушил мотор, некоторое время неслышно планировал, потом снова включил. Стрелки услышали это и снова открыли огонь. Тяжелые пули застучали по распоркам за ним. Несколько пуль попало в руль направления, и Белл слышал, как пули ударились в крепления колес.

Белл развернул «Орла» и полетел вдоль рельсов обратно туда, откуда прилетел. Глядя на восток, в сторону Форт-Уорта, он увидел первые проблески рассвета. Его острые глаза разглядели точку в нескольких милях от «Орла». Джозефина приближалась со скоростью шестьдесят миль в час. У него было всего две минуты, чтобы вывести из строя стрелков, прежде чем летчица окажется в облаке свинца, которым они шпигуют небо. Но, вооруженный одним «Ремингтоном», он был намного слабее их. Оставалось одно — сбить их с толку.

Он снова выключил мотор, накренил машину и неслышно полетел вправо. Включил мотор. Загремел южный пулемет. Стреляя на звук мотора, он выдал свою позицию. Белл пролетел мимо, развернулся и полетел назад, между пулеметами, курсом, перпендикулярным к рельсам.

Оба пулемета — южный, что поближе, и северный, дальний, — открыли огонь. Белл пролетел над ближайшим. При свете вспышек он видел, что трое стрелков поставили пулемет на легкую тележку и, искусно поворачивая его, стреляли ему вслед.

Белл снизился и пролетел под потоком пуль. Он летел так низко, что видел отражения вспышек на рельсах. Гарри Фрост стрелял из дробовика по ярким выхлопам «Гнома». Белл спустился почти к самой земле, едва не коснувшись колесами волос Фроста, выстрелил из ружья в северный пулеметный расчет, чтобы привлечь его внимание, заставить повернуть пулемет и вести непрерывный огонь. Если бы они стреляли дольше, их пулемет с воздушным охлаждением вышел бы из строя. Он и так видел, что ствол раскалился докрасна. Стрелки вдруг прекратили стрельбу и нырнули за насыпь, спасая свою жизнь от огня южного пулемета: к этому пулеметчика вынудил бреющий полет Белла.

Секунду спустя южный пулемет взорвался: это последние пули с северной насыпи попали в его ящики с боеприпасами.

Белл сделал еще один крутой поворот и в последний раз обстрелял из «Ремингтона» вспышки выстрелов. Он не рассчитывал попасть в Фроста при тусклом свете из летящей машины, но надеялся, что просвистевшие мимо головы пули 35 калибра заставят того нырнуть в укрытие.

Но Фрост не дрогнул.

Не двигаясь с места, он стрелял, пока в его дробовике не кончились патроны.

Потом спрыгнул в сухое русло ручья и с поразительным проворством побежал к тому пулемету, стрелки которого сбежали. Когда Джозефина пролетала низко над ним, Фрост развернул тяжелую установку и дал по ней длинную очередь. Белл повел машину прямо на него. Его «Ремингтон» был пуст. Он достал пистолет и стал стрелять, лихорадочно нажимая на курок. Окруженный летящим свинцом, Фрост стрелял в ответ, пока не заело патронную ленту, которую никто не направлял.

Белл видел, как машина Джозефины наклонила крыло. Она спустилась к самой земле и пролетела над рельсами. Белл испугался, что летчица ранена или ее приборы управления так сильно повреждены, что она заденет крылом землю. Сердце билось где-то в горле; со страхом, перешедшим в облегчение, Белл увидел, как моноплан Селера поднял крыло, выровнялся и поднялся в небо.

Всю дорогу до Абилина, где южная и северная дороги на Абилин и дорога на Санта-Фе сливаются с «Тексас Пасифик», Белл держался рядом с Джозефиной. Она неловко приземлилась, проехав чуть не до здания станции. Белл сел поблизости.

Он застал ее у приборов управления. Джозефина зажимала одной рукой другую. Пулеметная пуля задела ее, порвав кожу и поцарапав плоть. Ее подвенечное платье было выпачкано кровью и машинным маслом. Губы дрожали.

— Я едва не потеряла управление.

— Простите. Я должен был остановить его.

— Я вам говорила, он хитер как зверь. Его никому не остановить.

Белл перевязал ее рану, еще кровоточившую, носовым платком. Подбежали мальчики, за ними старики с бородами, не бритыми со времен Гражданской войны. Мужчины и мальчики удивленно смотрели на две желтые машины, стоящие рядом в пыли.

— Мальчики, — крикнул Белл. — Сбегайте за врачом.

Джозефина выпрямилась, но не пыталась выбраться из машины. Ее тело словно затекло от усилий во время полета. Она была бледна и выглядела очень усталой. Белл обнял ее за плечи.

— Можете поплакать, — мягко сказал он. — Я никому не скажу.

— Машина в порядке, — ответила она тихим, полным отчаяния голосом. — Но он погубил мое подвенечное платье. Почему я плачу? Мне ничуть не жаль этого дурацкого платья. Минутку! — Она огляделась во внезапном волнении. — А где Стивен Стивенс?

Подбежал врач с медицинской сумкой.

— Вы видели белый биплан с толстым летчиком? — спросила Джозефина.

— Только что вылетел, мэм, в сторону Одессы. Сказал, что надеется через пару дней добраться до Эль-Пасо. Позвольте, я помогу вам выбраться из машины.

— Мне нужны масло и бензин.

— Вам нужна настоящая перевязка, карболовая кислота и неделя в постели, барышня.

— Посмотрите, — сказала Джозефина. Она подняла окровавленную руку и пошевелила пальцами. — Я владею рукой, видите?

— Я вижу, что кость не сломана, — согласился врач. — Но вы пережили сильное потрясение.

Белл видел, как решительно она сжимает зубы и как яростно блестят ее глаза. Он подозвал мальчиков и бросил им по пятидолларовой монете.

— Раздобудьте масло и бензин для аэроплана Джозефины. Бензин и касторовое масло для моей. Живо!

— Она не может в таком состоянии управлять летающей машиной, — возразил врач.

— Заштопайте ее! — сказал Белл.

— Вы серьезно считаете, что она в таком состоянии долетит до Эль-Пасо?

— Нет, — ответил Белл. — Она долетит до Сан-Франциско.

Глава 35

Два дня спустя Джозефина облетела деловой район Эль-Пасо, а Белл в бинокль разглядывал крыши в поисках Фроста с ружьем. Моноплан Селера первым вылетел из Пекоса, а накануне прилетел туда из Мидленда.

Землю внизу заполонили десять тысяч жителей Эль-Пасо, которые приветствовали летчицу, предупрежденные газетами, заголовки которых кричали:

ЛЕТИТ НОВОБРАЧНАЯ

Люди запрудили деловой район, собрались на улицах и площадях, стояли у окон и на крышах шестиэтажных домов. Помня о толпах, встретивших их в Форт-Уорте, Белл уговорил Уайтвея перенести место посадки на железнодорожную станцию у Рио-Гранде: ее легче охранять. И, глядя на безумную толпу внизу, он радовался, что сделал это.

Люди продолжали приветствовать Джозефину, когда на востоке показался большой белый биплан Стива Стивенса, а за ним красный «Освободитель» Джо Мадда.

Джозефина ради зрителей описала еще один круг, украсив маневр резкими спиральными поворотами, и села на железнодорожной станции.

Белл сел рядом с ней.

Весь день гонщики боролись с сильным противным ветром, и их поезда поддержки уже пришли. Экипажи праздновали прибытие. Теперь, когда штат Техас остался позади, финиш, казалось, был совсем близко. На юге, за рекой, мерцала на жарком солнце экзотическая Мексика. Но их интерес был связан с западом — территорией Новой Мексики, территорией Аризоны и наконец Калифорнией на берегу Тихого океана.

Но они еще не там, понимал Белл: он видел, что впереди синеет горная гряда, ведущая к Континентальному водоразделу. Чтобы преодолеть даже самый низкий участок Скалистых гор, летающим машинам придется подниматься на высоту более четырех тысяч футов.

Его ждали телеграммы. Одна заметно подняла ему настроение. Арчи настолько поправился, что смог рискнуть и поехать вместе с Лилиан на запад в «особом» Осгуда Хеннеси, чтобы увидеть окончание гонки. Белл в ответ написал, что адвокаты должны утроить усилия, чтобы вызволить Даниэллу ди Веккио из психиатрической лечебницы. Она должна сама увидеть, что машина ее отца, охраняя гонку, пролетела через весь континент. Конечно, подумал Белл, суеверно постучав по дереву, если она не разлетится на куски в небе от выстрела Гарри Фроста.

Менее приятные новости содержались в телеграмме аналитической службы.

ПЛАТОВА НЕ ВСТРЕЧАЛИ НЕ ВИДЕЛИ ЕГО НИКТО НЕ ЗНАЕТ

Признав свою неудачу, Грейди Форрер начал поиски любых материалов о русском изобретателе помимо отчетов из Белмонт-парка. Начальник аналитической службы агентства добавил интригующие сведения, которые еще усугубили загадку.

ТЕРМОДВИГАТЕЛЬ ДЕМОНСТРИРОВАЛСЯ НА ПАРИЖСКОЙ ВСТРЕЧЕ ВОЗДУХОПЛАВАТЕЛЕЙ ИЗОБРЕТАТЕЛЕМ/ГУРТОВЩИКОМ ОВЕЦ ИЗ АВСТРАЛИИ

НЕ ПЛАТОВЫМ

АВСТРАЛИЕЦ ПРОДАЛ СВОЙ ДВИГАТЕЛЬ И УЕХАЛ ДОМОЙ

СВЯЗАТЬСЯ С НИМ НЕ УДАЛОСЬ

ПОКУПАТЕЛЬ ТЕРМОДВИГАТЕЛЯ НЕИЗВЕСТЕН

ВОЗМОЖНО ПЛАТОВ

Исаак Белл пошел искать Дмитрия Платова.

Нашел он Джеймса Дэшвуда, которому поручил следить за Платовым. Тот удивленно смотрел в хвост поезда поддержки Стива Стивенса. Увидев идущего к нему старшего дознавателя, молодой детектив смущено наклонил голову.

— Полагаю, — строго сказал Белл, — вы упустили Платова.

— Не только Платова. Исчез весь вагон-мастерская. Этот вагон шел в составе последним. И теперь исчез.

— Он не мог уехать сам по себе.

— Нет, сэр. Парни рассказали, что, когда проснулись утром, вагон был отцеплен и исчез.

Белл осмотрел ветку, на которой стоял поезд Стивенса. Рельсы шли слегка под уклон. Вагон Платова, если его отцепить, должен был покатиться.

— Он не мог укатиться далеко.

Но в глубине железнодорожной станции стрелку кто-то перевел, соединив линию поезда поддержки со вспомогательной веткой, исчезавшей в лабиринте мастерских и складов на берегу реки.

— Раздобудьте дрезину, Джеймс.

Дэшвуд вернулся с легкой дрезиной, на которой ездят инспекторы. Белл вскочил на нее, и они поехали по фабричной ветке. Белл объединил свою силу с усилиями Дэшвуда, и вскоре они катили со скоростью почти двадцать миль в час. Пройдя поворот, они увидели впереди дым; его источник скрывали дощатые стены склада. На следующем повороте рельсов они увидели поднимающийся в чистое голубое небо маслянистый дым.

— Быстрее!

Миновав кожевенную фабрику и зловонную бойню, они увидели горящий вагон Платова, который стоял возле упора в тупике. Пламя вырывалось из окон, дверей и люков на крыше. За те несколько секунд, которые потребовались Беллу и Дэшвуду, чтобы подбежать к нему, пламя охватило весь вагон.

— Бедный мистер Платов! — воскликнул Дэшвуд. — Все его инструменты… Боже, надеюсь, его нет внутри.

— Бедный мистер Платов, — мрачно повторил Белл.

Вагон, полный баков с бензином и маслом, горит жарко и быстро.

— Повезло, что вагон не был присоединен к поезду мистера Стивенса, — сказал Дэшвуд.

— Очень повезло, — согласился Белл.

— А чем это пахнет?

— Боюсь, жарится какой-то бедняга.

— Мистер Платов?

— А кто еще?

Подскакивая на рельсах, прибыли пожарные повозки на конной тяге. Пожарные раскатали шланги в сторону реки и пустили в ход паровой насос. В огонь устремились мощные потоки воды, но без особого толка. Огонь быстро поглотил деревянные борта, пол и крышу вагона, и вскоре между рельсами и стальными колесами осталась только груда пепла. Когда огонь догорел, пожарные нашли обгоревшие человеческие останки; обувь и одежда превратились в золу.

Белл рылся во влажных углях.

Его взгляд уловил какой-то блеск. Полоска стекла в медной рамке. Еще теплая. Он стал переворачивать находку в руках. На меди с двух сторон бороздки. Он показал Дэшвуду.

— Инженерная логарифмическая линейка фермы «Фэйбел-Кастелл»… вернее, то, что от нее осталось.

— А вот и Стив Стивенс.

Хлопковый плантатор подошел, подбоченился и сердито посмотрел на золу.

— Только этого не хватало. За мной гонится этот красный социалист. Вся страна с ума сходит по Джозефине только потому, что она женщина. А теперь мой высокооплачиваемый механик превращает себя в жареное мясо. Кто будет следить за моей машиной?

Белл предложил:

— Почему бы вам не попросить помощи у механиков Дмитрия?

— Никогда ничего глупее не слышал. Даже этот русский дурак не мог синхронизировать мои моторы. Никто лучше его не умел работать с моей машиной. Несчастный аэроплан мог бы сгореть вместе с ним. Он знал его как свои пять пальцев. Мне повезет, если без него я доберусь до Нью-Мексико.

— Неглупая мысль, — сказала Джозефина. Белл видел, что она неслышно подъехала на велосипеде, который у кого-то одолжила. Стивенс этого не заметил.

Удивленный толстяк резко повернулся.

— Откуда вы взялись? Давно подслушиваете?

— С тех пор как вы сказали, мол, по мне сходят с ума, потому что я женщина.

— Что ж, черт побери, это правда, и вы знаете, что это правда.

Джозефина смотрела на дымящиеся руины вагона Платова.

— Но Исаак прав. Дмитрия нет… а вы нуждаетесь в помощи.

— Все равно. Не думайте, что я выбыл, потому что лишился механика.

Джозефина покачала головой.

— Мистер Стивенс, у меня есть уши. Я слышала, как ваши моторы буквально надсаживаются всякий раз, как вы поднимаетесь в воздух. Хотите, взгляну?

— Ну, не знаю…

Вмешался Белл.

— Я попрошу Энди Мозера посмотреть вместе с Джозефиной.

— Это чтобы вы не думали, будто я испорчу вашу машину, — сказала Джозефина, с улыбкой глядя на Стивенса.

— Я этого не говорил.

— Но подумали. Позвольте нам с Энди вам помочь. — Она широко улыбнулась и насмешливо добавила: — Исаак прикажет Энди зорко следить за мной, чтобы я намеренно ничего не испортила.

— Хорошо, хорошо. Если посмотрите, это не повредит. Джозефина уехала обратно, в сторону железнодорожной станции.

— Садитесь, — велел Белл Стивенсу и повел дрезину за ней.

Стивенс молчал, пока не проехали бойню и фабрики. Потом сказал:

— Я ценю, что вы пытаетесь мне помочь, Белл.

— Цените Джозефину.

— Она захватила меня врасплох.

— Вам пора понять, что все вы участвуете в одном деле.

— Сейчас вы говорите, как этот красный олух.

— Мадд тоже в этом участвует, — сказал Белл.

— Проклятый юнионист.

Но благие намерения не могли преодолеть изматывающего действия и напряжения трехтысячемильного пробега. Джозефина и Энди всю вторую половину дня пытались применить свое волшебство к двум моторам Стивенса, но вынуждены были признать свое поражение.

Джозефина отвела Белла в сторону и настойчиво заговорила:

— Вряд ли Стивенс прислушается ко мне, но, может, он задумается, если услышит это от Энди.

— Что услышит?

— Его машина не дотянет до Сан-Франциско. А если он попытается заставить ее, то убьется.

Белл подозвал Энди. Энди сказал:

— Лучшее, что я мог сделать: синхронизировал их на несколько минут, но потом они опять пошли вразнос. И даже если бы нам удалось их синхронизовать, моторы изношены. Он не переберется через горы.

— Скажите это ему.

— Пойдете со мной, мистер Белл? Вдруг он разозлится. Белл стоял рядом, когда Энди объяснял Стиву Стивенсу положение дел.

Стивенс подбоченился и побагровел.

Энди сказал:

— Мне очень жаль, мистер Стивенс. Но я говорю правду. С этими моторами вы убьетесь.

Стивенс сказал:

— Парень, я не вернусь домой в Миссисипи, поджав хвост. Я вернусь домой с кубком Уайтвея или не вернусь вообще. — Он посмотрел на Белла. — Ну, говорите теперь вы. Вы считаете, что я спятил.

— Я считаю, — сказал Белл, — что храбрость и глупость — разные вещи.

— И вы растолкуйте мне, в чем разница?

— Человек должен понять это сам.

Стивенс смотрел на свою большую белую машину.

— В детстве вы были толстым, Белл?

— Нет, насколько помню.

— Вы бы помнили, — мрачно усмехнулся Стивенс. — Ни за что не забыли бы… Всю взрослую жизнь я был толстым. А до того был толстым мальчиком.

Он подошел к своему биплану, провел пухлой рукой по туго натянутой ткани и погладил один из больших пропеллеров.

— Папаша твердил, что никто не полюбит толстяка. Оказывается, он был совершенно прав… — Стивенс с трудом глотнул. — И я хорошо знаю… Когда вернусь домой, меня по-прежнему никто не будет любить. Но будут уважать!

Глава 36

Джозефину пугал горный воздух. Он казался разреженным, особенно в жаркие дневные часы, и не таким прочным, как она привыкла, даже на большой скорости. Она, едва веря глазам, смотрела на барометр, кружа в таком голубом небе, какого никогда не видела, и пыталась вести машину на высоте над железнодорожной станцией Деминг, в Нью-Мексико. Самодельный альтиметр словно застыл. Она сильно стучала по нему пальцем, но стрелка не двигалась. Когда Джозефина посмотрела вниз, на паровозное депо и на ресторан Харви, стоявшие между железнодорожными путями, те как будто бы не уменьшились, и она поняла, что прибор не ошибается. Просто она поднималась чрезвычайно медленно.

Стив Стивенс и Джо Мадд были далеко под ней, и она могла только гадать, каково им приходится. У нее по крайней мере был опыт полетов в горах: она летала над Адирондакскими горами. Хотя, нужно признать, это не очень помогало, когда воздушные течения Дикого Запада хватали ее за крылья, восходящие потоки лягались, как мул, и тот же воздух, который тянул ее вниз, словно не хотел ее поднимать. Она оглянулась через плечо: «Орел» Исаака Белла был на своей неизменной позиции над ней и чуть сзади, плясал, словно подвешенный на эластичной нити.

Наконец она поднялась на три тысячи футов, отказалась от попыток подняться выше и полетела к Лордсбургу, надеясь, что этой высоты хватит, чтобы перевалить через горы. Джозефина летела вдоль линии Южно-Тихоокеанской железной дороги и вскоре обогнала поезд, который вышел из Деминга на тридцать минут раньше ее. Локомотив, медленно взбираясь на крутой подъем, пускал дым: ясный признак того, что местность продолжает повышаться и ей придется забраться еще выше.

Ее сосредоточенность неожиданно нарушили мрачные мысли о Марко.

Она не боялась, что он погиб в обличье Платова. В Форт-Уорте он предупредил ее, что «исчезнет». Но, когда он появится в новом обличье, какое придумает для себя, первое, о чем она его спросит: кто погиб в огне вместо него? Ужасный вопрос. Ей не удавалось придумать, какой ответ она смогла бы принять. Слава богу, сейчас у нее хватает дел: она пытается преодолеть Континентальный раздел, и все прочее нужно изгнать из головы.

Джозефина видела, что впереди рельсы уходят в ущелье между двумя вершинами. Хотя везде небо было голубым, над ущельем висел толстый слой облаков. Словно кто-то набросал между горами толстый слой ваты. Железнодорожная линия проходила через него. Ей следовало подняться выше, чтобы остаться над облаками. Если она войдет в них, то заблудится и не увидит гору, пока не врежется в нее.

Но как Джозефина ни орудовала рулями высоты и alettoni, как ни выжимала из «Антуанетты» силы, постепенно ее окутал холодный туман. Иногда он становился таким густым, что нельзя было разглядеть винта. Потом на мгновения редел; тогда Джозефина видела вершины, корректировала курс и готовилась к новому периоду слепоты. И все время пыталась заставить моноплан подниматься. Туман снова поредел. Она увидела, что, не сознавая того, повернула вправо. Ее обступило облако. Она вновь ослепла. Но в то же время почувствовала в облаке что-то такое, что сделало воздух плотнее.

Неожиданно она оказалась над всем — выше перевала, выше облаков. Даже выше вершин, и куда ни глянь расстилалось такое голубое небо, какого она никогда в жизни не видела.

— Умничка, Элси!

На одно безумное мгновение ей показалось, что она видит Тихий океан. Но до него оставалось еще семьсот миль. Она оглянулась. Исаак Белл был над ней, и Джозефина поклялась, что, когда выиграет гонку, первым делом купит на выигранные деньги роторно-поршневой мотор «Гном».

Еще дальше сзади летал кругами прочный красный биплан Джо Мадда, набирая высоту; он еще даже не вошел в проход. Стив Стивенс пролетел под Маддом, обогнал его и устремился в проход, заставляя свои два мотора поднимать машину выше. Он погрузился в облако прямо по ходу железнодорожной линии. Джозефина несколько раз оглядывалась — ей хотелось увидеть, как он вынырнет.

Но вместо вырывающегося из облака белого биплана позади расцвел красный цветок. Из-за рева мотора взрыва она не услышала, и ей потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, что произошло. У Джозефины перехватило дыхание. Стив Стивенс врезался в гору. Его биплан горит, а сам он мертв.

Две ужасные мысли пронзили ее.

Двухмоторный скоростной аэроплан Стивенса — поразительная большая машина Марко, способная поднимать тяжести, — выбыл из гонки, оставив ее единственным соперником более медленный «Освободитель» Джо Мадда. Ей была ненавистна эта мысль, не просто неблагородная и недостойная: теперь она поняла, что хоть Стивенс ей не нравился, он тоже был частью маленькой семьи летящих через всю страну авиаторов.

Вторую ужасную мысль перенести было тяжелее. Вероятно, гонку выиграл бы сэр Эддисон-Сидни-Мартин, если бы Марко не повредил его «Кертис».

Вечером в Уиллкоксе, в Аризоне, остановившись в Лордсбурге только для заправки бензином и маслом, Джозефина слышала, как Марион сказала Исааку Беллу:

— Уайтвей ужасно доволен.

— Он получит, что хотел, — ответил Исаак. — Страну в воздушной гонке нос в нос преодолеют «Любимица Америки в воздухе» и человек из профсоюза на медленной машине.

Худшие кошмары Юстаса Уида сбылись в Тусоне. Гонку задержала сильная песчаная буря, едва не похоронившая машины под песком. После того как они откопали и очистили машину, Энди Мозер разрешил ему на полдня пойти в центр города поиграть в бильярд. Здесь Юстас встретил индейца яки, который пытался выиграть у него в американский бильярд. Индеец был хорош, даже очень, и у Юстаса ушло полдня на то, чтобы обобрать индейца, а потом и его друзей, которые делали ставки на то, что тусонский индеец обязательно обыграет мальчишку из Чикаго. Когда к ужину Юстас выходил из бильярдной, яки называли его «чикагский молодчик» и он чувствовал себя на седьмом небе, пока поджидавший его на тротуаре человек не сказал:

— Готов, парень?

— О чем это ты?

— То, что мы дали тебе в Чикаго, при тебе?

— Что?

— Ты не потерял это?

— Нет.

— Ну-ка покажи.

Юстас неохотно достал кожаный мешочек. Человек вынул медную трубку, осмотрел, убедился, что воск не тронут, и вернул.

— Мы свяжемся с тобой… скоро.

Юстас Уид сказал:

— Ты понимаешь, что она сделает с летающей машиной?

— Расскажи-ка.

— Это не все равно, что заглохший мотор автомобиля. Аэроплан-то в небе.

— Пожалуй, твоя правда: ведь это летающая машина.

— Вода в бензине остановит мотор. Если это произойдет на высоте, летчик еще может благополучно спланировать. Может. Но если мотор откажет, когда он низко, машина разобьется и он погибнет.

— Аты понимаешь, что будет с Дэйзи Рэмси, если ты не сделаешь, что велено?

Юстас не мог посмотреть этому парню в глаза. Он опустил взгляд.

— Да.

— Сказано достаточно.

Юстас Уид ничего не ответил.

— Ты понял?

— Понял.

Глава 37

Утром, в грозу, в аризонской Юме неожиданно появился «Техасец» Уолт Хэтфильд. Город раскинулся на берегах недавно перегороженной дамбой реки Колорадо. За широкой рекой была Калифорния. Участники гонки намеревались к вечеру добраться до Палм-Спрингс. Но в Калифорнии наступила пора гроз, и местные жители советовали подождать несколько часов, пока перестанут сверкать молнии и ослабнет проливной дождь. Машины были привязаны под брезентом, а поезда поддержки стояли на железнодорожной станции.

— Мистеру Ван Дорну известно, что вы здесь? — спросил Белл, зная склонность Техасца действовать на свой страх и риск.

— Босс приказал мне со всех ног мчаться сюда и доложить лично.

— У вас есть что-то о Фросте?

— Видел его «Томас-Флаер» на подъезде к Тусону. Не знаю, как он смог добраться так далеко. Но ни шкуры, ни волоска — ни от него, ни от его парней. Я был уверен, что они уехали поездом. Вчера я узнал, что ехали они роскошно, сняв целый вагон в «особом».

— Куда они отправились?

— В Калифорнию.

— Почему же мистер Ван Дорн послал вас сюда?

Техасец улыбнулся; на коричневом, как седло, пропеченном солнцем лице ослепительно сверкнули белые зубы.

— У него были на то причины. Исаак, старина, подождите, пока не увидите, кого я с собой привез.

— Есть только два человека, кого я хотел бы увидеть. Это Гарри Фрост. Или Марко Селер, восставший из мертвых.

— Черт побери! Вы всегда на шаг впереди меня. Откуда вы узнали?

— Что узнал?

— Я привез Марко Селера.

— Живым?

— Еще бы. Получил от одного знакомого железнодорожного полицейского. Они задержали бродягу, который ехал в товарном поезде и утверждал, что он участник воздушной гонки. Говорил, что лично знает Джозефину и хочет увидеть ван дорнов, охраняющих ее. Поскольку об этом в газетах не писали, парни ему поверили настолько, чтобы телеграфировать мне.

— Где он?

— На кухне. Он умирал с голоду.

Исаак Белл отправился в вагон-ресторан и увидел там оборванца, который одной рукой заталкивал в рот яичницу с беконом, а другой — хлеб. У него были грязные черные волосы, на голове красный шрам от лба через весь череп, другой красный шрам на лбу и напряженные блестящие глаза.

— Вы Марко Селер?

— Так меня зовут, сэр, — ответил он с итальянским акцентом, чуть более сильным, чем у Даниэллы ди Веккио, хотя понять его было нетрудно. — Где Джозефина?

— Где вы были?

Селер улыбнулся.

— Хотел бы я ответить.

— Вам придется ответить, прежде чем я подпущу вас к Джозефине на милю. Так кто вы такой?

— Я Марко Селер. Пришел в себя две недели назад в Канаде. Я понятия не имел, кто я такой и как туда добрался. Но память постепенно возвращалась ко мне… урывками. Сначала ручейком, потом бурным потоком. Сперва я вспомнил свои аэропланы. Потом увидел в газете отчет о воздушной гонке Уайтвея. И прочел, что в ней участвуют не одна, а две мои машины: тяжелый биплан и мой быстрый monoplane. Неожиданно память ко мне вернулась.

— А где именно в Канаде?

— На ферме. К югу от Монреаля.

— Представляете, как туда попали?

— Честно говоря, не знаю. Люди, которые меня спасли, сказали, что нашли меня у железной дороги. Они решили, что я приехал на товарном поезде.

— Какие люди?

— Добрая фермерская семья. Они всю зиму и весну ухаживали за мной, прежде чем я начал вспоминать.

Не доверяя тому, кого Даниэлла называла вором и мошенником, сменившим имя с Престоджакомо на Селер, чтобы скрыть свое прошлое, и кого Джеймс Дэшвуд подозревал в обставленном как самоубийство убийстве отца Даниэллы в Сан-Франциско, Белл продолжал задавать вопросы.

— Представляете, почему у вас была амнезия?

— Я это прекрасно знаю. — Селер погладил шрам на черепе. — Я охотился с Гарри Фростом. Он в меня выстрелил.

— Что привело вас в Аризону?

Я пришел помочь Джозефине выиграть гонку на моей летающей машине. Могу я ее увидеть?

Белл спросил:

— Когда вы в последний раз читали газету?

— Видел на прошлой неделе обрывок на железнодорожной станции в Канзас-Сити.

— Вы знаете, что ваш тяжелый биплан разбился?

— Нет! Его можно починить?

— Он врезался в гору.

— Очень неприятно. А что с авиатором?

— А чего бы вы ожидали?

Селер положил вилку.

— Это ужасно. Мне очень жаль. Надеюсь, машина не виновата.

— Машина была изношена, как и все остальные. Гонка длинная.

— Но какой великолепный вызов! — сказал Селер.

— Должен предупредить, — сказал Белл, внимательно наблюдая за взглядом Селера, — что Джозефина недавно во второй раз вышла замуж.

Селер его удивил. Белл думал, что Селера взволнует известие о том, что его подруга вышла замуж. Но Селер сказал:

— Замечательно! Рад за нее. Но ее брак с Фростом?

— Аннулирован.

— Хорошо. Это правильно. Он был ужасным мужем. За кого она вышла?

— За Престона Уайтвея.

Селер радостно зааплодировал.

— А! Превосходно!

— Почему превосходно?

— Она гонщица. А он устроитель гонки. Брак, заключенный на небесах. Жду не дождусь, когда можно будет поздравить мистера Уайтвея и пожелать счастья Джозефине.

Белл взглянул на Техасца, который ждал у двери, и спросил у итальянского конструктора:

— Не хотите сначала привести себя в порядок? Я найду вам бритву и чистую одежду. В конце вагона-ангара есть умывальная.

— Grazie! Спасибо. Я, должно быть, ужасно выгляжу.

Белл снова переглянулся с Уолтом и улыбнулся. Хотя глаза его не улыбались:

— Вы очень похожи на того, кто проехал всю страну в товарном вагоне.

Белл и Хэтфилд отвели его в умывальную и дали полотенце и бритву.

— Спасибо, спасибо. Могу я попросить еще об одном одолжении?

— Что нужно?

— Не найдется ли у вас немного бриллиантина? — Он провел пальцами по грязным волосам. — Пригладить волосы.

— Поищу, — сказал Техасец.

— Спасибо, сэр. И немного воска для усов? Удивительно приятно снова стать собой.

— Похож на того, кто проехал всю страну в товарном вагоне?

Техасец с улыбкой сомнения словно прочел мысли Белла.

Белл улыбнулся ему в ответ.

— А вы как считаете?

— По мне, так он скорей ехал на подушках, — ответил Хэтфилд, используя выражение бродяг, обозначающее «ехать в спальном вагоне». — И лишь последнюю сотню миль — железной дорогой.

— Совершенно верно, — согласился Белл, которому часто приходилось ездить в товарных вагонах, расследуя дела под прикрытием. — Он недостаточно грязен.

— А может, какая-нибудь одинокая фермерская жена вымыла его в поилке для лошадей?

— Может, и так.

Техасец свернул сигарету, выдохнул голубой дым и заметил:

— Не перестаю гадать, что скажет мисс Джозефина. Согласилась бы она выйти замуж за Уайтвея, если б знала, что Селер жив?

— Думаю, это зависит от того, что они значат друг для друга, — ответил Белл.

— Что нам с ним делать, босс?

— Посмотрим, что будет делать он, — ответил Белл, гадая, может ли чудесное воскрешение Марко Селера объяснить загадочные слова Гарри Фроста «Вы не представляете, что они задумали».

* * *

Марко Селер вышел из вагона Белла вымытый, выбритый и намазанный бриллиантином. Его черные волосы блестели, щеки стали гладкими, кончики усов были лихо закручены. Усы самого Белла дрогнули в еле заметной улыбке, когда он переглянулся с Уолтом. Остроглазый Техасец тоже заметил, что гладко выбритые щеки Селера чуть светлее носа и подбородка. Разница почти незаметная, но они искали признаки фальши и вот нашли: недавно Селер носил бороду.

Джозефина удивилась, увидев Селера живым. Она сказала, что не переставала надеяться, что он каким-то образом уцелел. Когда он рассказал свою историю, она взяла его за руку и сказала:

— Ах, бедняжка.

Белл подумал, что она как будто рада его видеть, но она сразу перешла к ходу гонки.

— Ты не мог выбрать лучшее время, чтобы появиться, Марко. Мне нужна помощь, иначе аэроплан не будет летать. Он очень изношен. Я попрошу мужа заплатить тебе.

— Не нужно, — галантно ответил Селер. — Я буду работать бесплатно. В конце концов, в моих интересах, чтобы моя машина выиграла гонку.

— Тогда вам лучше взяться за работу, — сказал Белл. — Погода улучшается. Вайнер из бухгалтерии только что объявил: мы вылетаем в Палм-Спрингс.

Помня, что Исаак Белл следит за ним, как ястреб, Селер терпеливо ждал возможности увидеться с Джозефиной наедине. Они сумели поговорить только после прибытия в Палм-Спрингс. Лишь утром, когда они заправляли машины для короткого перелета в Лос-Анджелес, он решился говорить. Они вдвоем заливали бензин в бак, а механики вместе с полицией очищали поле от зрителей.

Первой заговорила Джозефина.

— Кто сгорел в огне?

— Я нашел тело бродяги в развалинах. Теперь Платова не существует.

— Он был уже мертв?

— Конечно. Бедный старик. Они все время умирают. А ты что подумала?

— Я не знаю, что думать.

— Может, тебя смутило замужество?

— Что ты хочешь сказать?

— Каково это? — насмехался Марко. — Каково быть миссис Престон Уайтвей?

— Я отложила «медовый месяц» до конца гонки. Ты же знаешь. Я говорила, что так сделаю.

Марко пожал плечами.

— Комическая опера.

— Я ничего не знаю об опере.

— Комическая опера — очень смешно, как водевиль.

— Мне совсем не смешно, Марко.

— А по мне, это стоит выстрела.

— Какого выстрела? Почему?

— Если с Престоном Уайтвеем что-нибудь случится, ты унаследуешь его газетную империю.

— Мне не нужна его империя. Я просто хочу летать на аэропланах и выиграть гонку. — Она посмотрела ему в лицо и добавила: — И быть с тобой.

— Наверно, я должен радоваться, что твои чувства не переменились.

— Что станет с Престоном?

— О, теперь мистер Уайтвей уже Престон?

— Я не могу звать своего мужа «мистер Уайтвей».

— Да, пожалуй, нет.

— Марко, в чем дело? К чему ты ведешь?

— Я просто гадаю, будешь ли ты помогать мне.

— Конечно… Но что значит «если с Престоном что-нибудь случится»?

— Допустим, Гарри Фрост, твой спятивший ревнивый бывший муж, убьет твоего нового мужа.

— Что ты болтаешь?

Марко отвернул рукав ее блузки, открывая перевязанную рану, оставленную пулей.

— Ничего такого, чего ты уже не знала бы об этом человеке.

Глава 38

Яркие, веселые ярмарочные балаганы воздвиглись близ Поля Домингеса, к югу от Лос-Анджелеса; дела шли превосходно благодаря четверти миллиона зрителей, которые явились приветствовать последних двух участников гонки на Кубок Уайтвея и утром проводить их в Сан-Франциско.

Юстас Уид занемог от страха перед неизбежным приказом испортить горючее в аэроплане Исаака Белла, и ему совсем не хотелось идти на ярмарку. Но мистер Белл сказал: «Работа без развлечений превращает человека в тупицу». Он подкрепил это наблюдение пятью долларами на аттракционы и строгим приказом не приносить сдачу. Друг мистера Белла, парень не старше Юстаса по имени Дэш, который постоянно вертелся поблизости и с самого Иллинойса делал ставки на исход гонки, вместе с Юстасом вышел с железнодорожной станции, пообещав, что они позже вернутся в поезд поддержки.

Юстас сбил бейсбольным мячом пять деревянных молочных бутылок и получил за это плюшевого медвежонка. Он как раз прикидывал, не отправить ли его Дэйзи почтой или вручить лично, когда беззубый старый зазывала, протянувший ему медвежонка, хриплым шепотом сказал:

— Твой выход, Юстас.

— Что?

— Завтра утром. Брось в бензобак Белла перед полетом.

— А если он заметит?

— Держи в ладони, заполняя бак, и он не заметит.

— Но он очень осторожен. Он может меня увидеть.

Беззубый старик дружески потрепал Юстаса по плечу:

— Послушай, Юстас, я не знаю, к чему все это, и не хочу знать. Вот только парни, которые велели передать тебе это, очень плохие. Поэтому мой совет: как бы ни был осторожен Белл, он ничего не должен увидеть.

Посреди ярмарки вертелось колесо обозрения. Футов восемьдесят высотой. Юстас задумался, оставят ли Дэйзи в покое, если он поднимется наверх и покончит с собой, прыгнув вниз. И тут показался Дэш.

— Что случилось? Проигрался? Вид у тебя несчастный.

— Все хорошо.

— Эй, ты выиграл плюшевого медведя.

— Для моей девушки.

— Как ее зовут?

— Дэйзи.

— Слушай, если ты на ней женишься, она будет Дэйзи Уид, — пошутил Дэш, словно это была совершенно новая мысль. Потом спросил, голоден ли Юстас, и настоял на том, чтобы угостить его сосиской и пивом. Юстас словно ел опилки и пил уксус.

Двое мужчин с недобрыми лицами и темными кругами под глазами ждали Исаака Белла у вагона-ангара «особого» поезда «Американского орла». Они были в шляпах с широкими вислыми полями, в рубашках с грязными воротничками, в болтающихся на шее галстуках-самовязах и в просторных темных костюмах, под которыми выпирали кобуры. У одного рука была на перевязи, значительно более свежей, чем его рубашка (как и повязка на лбу его спутника). Детективы-механики внимательно наблюдали за ними, что двое принимали с мрачной невозмутимостью.

— Помните нас, мистер Белл?

— Григгз и Боттомли. Вы словно под локомотив попали.

— И чувствуем себя так же, — признался Григгз.

Белл пожал им руки — Боттомли из-за перевязи левую и сказал детективам-механикам:

— Все в порядке, парни, это Том Григгз и Эд Боттомли, полицейские с Южно-Тихоокеанской железной дороги.

Ван дорны сверху вниз смотрели на железнодорожных полицейских, которые обычно представляют собой самый низ системы сыска, но Белл добавил:

— Если помните крушение в Глендейле, Григгз и Боттомли тогда помогли распутать дело. Что такое, парни?

— Мы слышали, что вы ван дорн, который ведет дело Джозефины.

Белл кивнул.

— В газетах об этом не пишут, но так и есть. И, судя по вниманию к вам медиков, у меня странное ощущение, что вы недавно столкнулись с Гарри Фростом.

— Эд точно попал в него, — сказал Григгз. — В живот. Но он даже не замедлил шаг.

— На нем защитный жилет.

— Я о них слышал, — сказал Григгз. — Но не знал, что они и правда есть.

— Теперь мы это знаем, — подхватил Ботгомли.

— Где это произошло?

— В Бербанке. Диспетчер сообщил нам, что кто-то грабит ремонтную мастерскую. Когда мы туда приехали, этот тип заполнял грузовик. И открыл огонь. Мы ответили. Он пошел прямо на нас, ударил меня по голове и прострелил Тому руку.

— К тому времени как мы пришли в себя, он исчез, — сказал Ботгомли. — Грузовик нашли утром. Пустой.

— Что он забрал?

— Пять пятидесятифунтовых ящиков с динамитом, несколько взрывателей и моток запального фитиля.

— Не могу сказать, что я удивлен, — заметил Белл. — Он любит динамит.

— Конечно, мистер Белл. Но мы с Томом, сколь ниломаем головы, не можем понять, как он собирается взорвать летающую машину.

— Гонка утром направляется во Фриско, — ответил Белл. — Я позвоню суперинтенденту Уотту, расскажу, что вы, парни, узнали, и попрошу разместить на Южно-Тихоокеанской дороге целый отряд калифорнийской полиции, проверять на случай саботажа мосты и эстакады.

— Но летающим машинам мосты не нужны.

— Зато они нужны поездам поддержки, — объяснил Белл. И — строго между нами — сейчас, когда позади четыре тысячи миль, только механики и запасные части держат машины в воздухе. Кстати, вы случайно его не ранили?

— Думаю, падая, я задел его ногу. Не удивлюсь, если он будет хромать.

— Молодцы, — сказал Исаак Белл.

* * *

Юстас Уид решил, что, так как у него нет выбора и ему придется ужасным образом поступить с Исааком Беллом, он постарается, чтобы с Дэйзи ничего не случилось по ошибке. Будет еще хуже, если его поймают, да еще и причинят боль Дэйзи.

Чтобы успокоиться, он представлял себе, что вернулся в Тусон и там в лучшем салуне обыгрывает местных бильярдистов. Он хорошо знал: если хочешь выиграть в бильярд, надо верить в себя. Игру выигрывает тот, у кого крепче нервы.

Наливая процеженный бензин и смесь касторового масла в бак «Американского орла» прямо под носом у Белла, он прятал медную трубку в левой руке. Так ему не придется доставать ее из кармана — это могло бы показаться подозрительным. Энди пошел докладывать, что машина готова. Белл отвернулся к Энди. Юстас правой рукой потянулся к крышке бака.

Белл сказал:

— Энди, давай снова проверим контрольный стержень.

Юстас протянул к открытой горловине бака левую руку.

Большой и указательный пальцы Белла сжали его запястье, словно стальные наручники.

— Юстас. Вы должны нам кое-что объяснить.

Юстас Уид открыл рот. Говорить он не мог. Из его глаз потекли слезы.

Белл строго смотрел на него. А когда заговорил, голос старшего дознавателя был ледяным:

— Я скажу вам, что произошло. Вы будете кивать. Понятно?

Юстас дрожал.

— Понятно? — повторил Белл.

Юстас кивнул.

Белл выпустил его запястье, отобрал медную трубку, задумчиво потряс ее и кинул Энди Мозеру. Бросив на нее один взгляд, тот сердито сказал:

— Когда бензин растворит воск, содержимое вытечет. Что там? Вода?

Юстас Уид прикусил губу и кивнул.

Белл достал из кармана блокнот.

— Узнаете этого типа?

— Хозяин салуна из Чикаго. Не знаю, как его зовут.

— А этого?

— Работает на хозяина салуна. Отвел меня к нему.

— А этого?

— Это второй. Они меня отвели вдвоем.

— Как насчет этого?

Белл показал рисунок мужчины с мрачным лицом, более страшным, чем у остальных; мужчина походил на боксера, который не проиграл ни одного боя.

— Нет. Я его никогда не видел.

— Это ван дорн, который последние две недели живет через коридор с мисс Дэйзи Рэмси и ее матушкой. Вместе с ним в квартире живет еще один парень, покрупнее. Когда одному нужно выйти, второй обязательно остается. Когда Дэйзи идет на работу на телефонную станцию, человек Ван Дорна идет за ней по тротуару, а другой наблюдает за телефонной станцией. Вы понимаете, что я вам говорю, Юстас?

— Дэйзи в безопасности?

— Дэйзи в безопасности. Теперь рассказывайте все. Побыстрей.

— Откуда вы знаете ее имя?

— Я спрашивал у вас об этом в Топике, в Канзасе. Вы подтвердили то, что мы уже знали. Чикаго — наш город.

— Но вы не сможете вечно следить за ней.

— Это и не понадобится. — Белл снова показал рисунок. — Этих двоих посадят в Джолиетскую тюрьму, где они вполне заслуженно будут отбывать двадцатилетний срок. Хозяин салуна закрывает бизнес и, чтобы сберечь здоровье, думает открыть галантерейную лавку в Сиэтле.

На далекой полоске коричневой земли между Лос-Анджелесом и Фриско Южно-Тихоокеанская железная дорога, вдоль которой должны были лететь участники гонки, пересекалась с линией от Этчисона, Топика в Санта-Фе. Здесь же проходили короткие железнодорожные ветки, обслуживавшие садоводов и скотоводов долины Сан-Хоакин. В результате образовалась такая путаница рельсов, стрелок и путепроводов, что диспетчеры прозвали это место Змеиным Танцем. Работники Воздушной гонки на кубок Уайтвея пометили нужную ветку видными сверху брезентовыми стрелами.

Дэйв Мэйхью, телеграфист Гарри Фроста, слез со столба и вслух зачитал переговоры диспетчеров.

— Джозефина впереди. У Джо Мадда трудности со взлетом. Он застрял на хлопковом поле в Типтоне.

— А где ее поезд поддержки? — спросил Фрост.

— Не отстает от нее. Он прямо под ней.

— А где Исаак Белл?

— Диспетчер из Тьюлара слышал звук его мотора, когда они с Джозефиной пролетали над ним. С тех пор его след простыл. Последний диспетчер, который видел Джозефину, говорит, что она летела одна.

— Где поезд поддержки Белла?

— На запасном пути в Тьюларе. Наверно, там, где он упал.

Гарри Фрост достал из жилетного кармана часы и проверил время. К этому времени вода в баке у Белла должна была уже привести к крушению.

— Садись в автомобиль, — приказал он Мэйхью.

Если повезло, Белл уже мертв. Но и в худшем случае ван дорн уже не представляет угрозы планам Фроста расстрелять Джозефину в небе и вывести из строя ее поезд поддержки.

Скоттсу Фрост сказал:

— Поменяй указатели.

Майк Скоттс подбежал к главной линии Южно-Тихоокеанской дороги, скатал брезентовые стрелы, указывавшие на север, и раскатал заново, так, чтобы они показывали на северо-запад, на короткую боковую дорогу, которая, извиваясь, уходила в холмы на запад.

Дэйв Мэйхью подвел новый «Томас-Флаер» к этой ветке. Фрост и Скоттс сели в машину, и все трое двинулись на северо-запад.

Глава 39

Исаак Белл в своей желтой машине, планируя и спускаясь пологими кругами, слышал только гудение ветра в проволочных оттяжках крыльев. Под ним мирно пасся скот, продолжала лететь своим курсом стая белых пеликанов, что доказывало: он парит над землей неслышно, как кондор.

Прибрежные горы преодолевала буря с Тихого океана, и тень от машины то появлялась, то исчезала, когда тяжелые грозовые тучи закрывали или открывали солнце. Тень машины ползла по отлогим холмам, и Белл искусно маневрировал, чтобы она не упала на «Томас-Флаер», в облаке пыли несущийся впереди вдоль короткой ветки.

В «Томасе» сидели трое. Белл летел слишком высоко, чтобы распознать их, даже в бинокль. Но массивная фигура на переднем сиденье открытой машины, перемещенные брезентовые указатели и неудавшаяся попытка Юстаса вывести из строя аэроплан говорили Беллу, что это Фрост.

В десяти милях от того места, где Белл свернул на Змеином Танце по указателю, он заметил пыль в воздухе и немедленно выключил «Гном». Джозефина была в безопасности на земле, в тридцати милях позади; она бушевала из-за проволочки, хотя Престон Уайтвей официально задержал гонку, чтобы дать Беллу возможность схватить Фроста.

Белл повернул назад к скрещению путей и снова включил «Гном». Увидев длинную желтую линию — «особый» Джозефины, — он снизился к поезду, пролетел над ощетиненной ружьями детективов крышей вагона-ангара, снова повернул и повел поезд за «Томасом», поднявшись над локомотивом всего на пятьсот футов.

Он решил, что они должны догнать машины за десять минут, но рельсы оставались пустыми, а пыльный след исчез. Впереди показался широкий сухой ручей, глубокая прорезь в равнинной местности; рельсы начали уходить в сторону от отрогов прибрежных гор. Ручей пересекала длинная деревянная эстакада.

Держа руль одной рукой, рослый детектив в бинокль разглядывал эстакаду. Решетка из бревен создавала прекрасное укрытие для стрелков. А в тени эстакады можно было спрятать «Томас». Но Белл не видел ни людей, на авто. Неожиданно раздались два громких взрыва, заглушившие рев «Гнома». Он знал, ему не послышалось. Но звук доносился не от эстакады, а прямо из-под него, как будто от локомотива.

Большой черный «Атлантик» резко затормозил. Из-под колес полетели искры: машинисты пытались как можно быстрее остановить длинный поезд. Белл понял, что причина громких взрывов — детонаторы, прикрепленные к рельсам. Когда локомотив проходил над ними, они взрывались достаточно громко, чтобы машинист и кочегары услышали это сквозь шум топки и свист пара.

Белл видел белый пар, поднявшийся от тормозных башмаков; вагоны сталкивались и с грохотом останавливались посреди эстакады. Локомотив немедленно дал пять свистков. Пять свистков — это сигнал тормозным в последнем вагоне, личном вагоне Престона Уайтвея, что нужно выскочить и бежать назад, маша красным флагом — предупреждать, что «особый» поезд внезапно остановился и преградил путь. К этому времени Белл обогнал поезд и миновал эстакаду.

В бинокль он увидел блеск отраженного солнца.

И в то же мгновение заметил «Томас», припаркованный в тени ремонтного навеса. Солнце снова блеснуло в телескопическом прицеле. Белл увидел два ружья по обе стороны от крыши навеса; оба изрыгнули красное пламя.

Великолепно устроенная западня: поезд, остановленный препятствия; отличная позиция для стрельбы; потрясение, вызванное полной неожиданностью. И Белл знал, что, будь на его месте молодая летчица чье имя написано на бортах его желтого моноплана, Фрост уничтожил бы ее потоком огня, когда она невольно отвернула бы, представив еще более удобную цель для стрельбы.

Исаак Белл направил машину прямо на навес, на миг отклонившись, чтобы пропеллер не мешал стрелять, и опустошил пятизарядную обойму «Ремингтона» так быстро, что выстрелы слились в один звук, подобный грохоту орудийного залпа. Подняв машину и повернув назад, он увидел, что снял стрелков на флангах у Фроста. Он выбросил пустую обойму, вставил новую и снова нырнул.

Фрост по нему не стрелял. Белл задумался, не попал ли в него. Возможно, тот ранен так серьезно, что не может отвечать? Но нет, Фрост бежал к «Томасу». Он ручкой завел мотор, сел в машину и поехал по рельсам. Затем, к изумлению Белла, выскочил из машины и на мгновение нагнулся к рельсам.

Потом снова сел в «Томас» и поехал к холмам.

С начала стрельбы прошло меньше десяти секунд. Детективы все еще прыгали с крыши вагона-ангара. Белл резко накренил машину, преследуя «Томас». Но, когда аэроплан наклонился, Белл, уже знакомый с безжалостной жестокостью Фроста, внимательно всмотрелся в то место, где Фрост наклонялся к рельсам.

И увидел дым, тонкий белый столб дыма.

Белл без колебаний нажал на выключатель, переместил руль вперед и опустил «Орла» к рельсам. В дыму, движущемся вдоль рельса, он различил бегущую полоску красного пламени — наклонившись к рельсам, Гарри Фрост хладнокровно поджег шнур, тот самый запальный шнур, который украл в Бербанке вместе с взрывателями и динамитом.

Белл понял, что под эстакаду заложена взрывчатка. Нападение Фроста преследовало две цели: расстрелять Джозефину в небе и взорвать поезд Престона Уайтвея со всеми детективами.

Белл снизился и опустился рамой на рельсы. Он сел так жестко, что машина подскочила и снова попыталась подняться. Конечно, безопаснее было опять поднять ее, но счет шел на секунды. Белл продолжал удерживать аэроплан внизу, чувствуя, как рама разбивается на шпалах. Полетели осколки дерева, протестующе заскрежетал металл, «Орел» соскользнул с рельсов. Белл выскочил и, едва коснувшись земли, побежал.

Дым двигался перед ним, набирая скорость по мере приближения к эстакаде. Белл бежал быстрее, догонял и через несколько шагов должен был бы наступить на шнур и погасить огонь, но шнур ушел в ущелье под эстакаду, где до него не добраться.

— Назад локомотив! — закричал он, побежав по эстакаде. — Уведите его с моста!

На это не было времени. Он видел, что машинист смотрит на него из кабины, а детективы бегут ему на помощь, не сознавая опасности. Среди них Белл увидел Дэша.

— Дэш! — закричал он. — Под рельсами бикфордов шнур. Стреляй в него!

Белл спустился за край и оказался под рельсами на эстакаде. Он видел, как шнур переходит от шпалы к шпале, продолжая ярко гореть. Дэш быстро спустился туда же, пробрался между бревнами и увидел огонь в пятидесяти футах от себя. Держась одной рукой за бревно, молодой детектив вытащил длинноствольный кольт, прицелился и выстрелил. Фитиль подпрыгнул, но продолжал гореть.

Белл пробирался под рельсами, перескакивая с бревна на бревно. Впереди, в тени локомотива, он видел связки динамита — десятки и десятки шашек, довольно, чтобы уничтожить эстакаду, поезд и всех в нем. Дэш снова выстрелил. Огонь подпрыгнул.

Исаак Белл перемахнул на горизонтальную шпалу, выхватил из пальто свой «браунинг» и сделал один выстрел.

Пламя исчезло. На его месте, колыхаясь на ветру, стоял столб дыма, потом он поплыл, как дым свечи, которую погасили в конце приятного вечера.

Белл поднялся на рельсы, побежал к поезду и принялся отдавать распоряжения.

Механики-детективы Джозефины были хорошими людьми, но городскими жителями и в дикой местности почти бесполезными.

— Заведите авто Уайтвея, — приказал он им, — и спустите по погрузочному трапу из вагона. Отсоедините динамит под мостом. Потом почините раму моего аэроплана, чтобы он мог летать.

— Дэш, прикрывайте ребят, работающих над моей машиной. Если эта змея Фрост вернется, стреляйте в голову. — Он подозвал Дэша поближе и тихо добавил: — Не подпускайте Селера к моей машине. Да, кстати, я знаю, что этот кольт вам подарила мама. Но я был бы признателен, если бы вы позволили моему оружейнику снабдить вас более подходящим «браунингом».

— «Техасец» Уолт! Пойдете со мной!

Белл сел за руль желтого «роллс-ройса» Престона Уайтвея. Уолт Хэтфильд с парой «Винчестеров» сел рядом с ним; они проехали по эстакаде и двинулись по рельсам к подножиям Прибрежного хребта.

Через три мили постепенно поднимающихся путей (в травяную прерию мало-помалу вторгались кустарники и отдельные деревья) они увидели на рельсах «Томас-Флаер» с шинами, пробитыми железнодорожными костылями. Техасец отыскал след Фроста, вначале по сдвинутому гравию, там, где Фрост сбегал с насыпи, потом по дорожке, оставленной в высокой, по колено, траве.

Белл с «Винчестером» прикрывал кусты и скальные выступы впереди, а Хэтфилд перебегал от ямки в песке к согнутой травинке и сломанной ветке. Белл и сам был опытным следопытом, но Техасец мог читать след, как команчи, которые его вырастили.

Над холмами гремел гром, в грозовых тучах блестели молнии. В лицо подул ветер, сначала холодный, потом горячий.

Впереди в полумиле из рощи вечнозеленых дубов вылетела голубая сойка.

Слишком далеко для точного выстрела, но Белл, тем не менее, приказал:

— Ложись!

В холмах эхом отдался выстрел. Уолт рядом с Беллом упал.

Глава 40

Белл бросился вправо, укрываясь за валуном. Пуля калибра .45–70 ударила в камень в шести дюймах от его щеки. Вместо того чтобы прятаться за камнем, Белл проскочил мимо него и нырнул в узкое сухое русло.

Он молча побежал по сухому дну ручья, глядя вперед и одновременно под ноги, чтобы не споткнуться обо что-нибудь и не наделать шума. Русло свернуло направо, от Фроста, и начало подниматься. Белл побежал быстрее. Он пробежал целую милю, а земля все время поднималась.

Остановившись наконец, чтобы перевести дух, он обнаружил, что стоит на выступе, который позволяет осмотреть оставленную позади местность. Он лег на живот и полз вперед, пока не увидел заросли, откуда стрелял Фрост.

Теперь заросли находились под ним и покрывали почти акр склона холма. Фрост мог прятаться в них в любом месте или мог выйти оттуда и подняться на холм почти вровень с Беллом. Если он умен, он отступит. Но Белл готов был ручаться, что Фрост допускает типичную ошибку охотников на крупную дичь: либо остается на месте, либо отходит недалеко, чтобы устроить новую западню. Большинство животных, когда на них нападают, удирают. Некоторые, пантера или слон, могут напасть сами. Но очень немногие обходят охотника и нападают на него с тыла.

Белл выбрал для нападения маршрут по узкому сухому руслу мимо зарослей. Он слез с уступа, чтобы оставаться невидимым, и начал спуск.

Свинцовую арку неба вдруг прошила рваная молния.

В пыль ударили капли дождя.

Снова налетел ветер, вначале горячий, потом холодный, взъерошил ветки колючего кустарника чапараля.

Внезапно Белл потерял равновесие. Он споткнулся о камень, и тот с шумом покатился вниз.

Прогремел выстрел, пуля подняла пыль в пятнадцати футах под ним. Белл мгновенно схватил другой камень и бросил вправо. Камень с грохотом упал и вызвал новый выстрел. Пусть Фрост гадает, какой камень сдвинут с места случайно, а какой брошен намеренно. Белл снова начал спускаться. Он почти точно угадал место, откуда стрелял Фрост. Тот засел в зарослях, которые теперь были менее чем в трехстах ярдах под Беллом. Но Фрост уже знал, куда смотреть.

Фрост начал действовать внезапно: выскочил из густых зарослей и побежал к углублению, которое показалось Беллу входом в небольшой каньон. Том Криггз не ошибся — Фрост прихрамывал, но все равно бежал удивительно быстро для такого крупного человека. Белл выстрелил в него и промахнулся. Вставил в «Винчестер» новый патрон и выпрямился, чтобы сделать вторую попытку, ведя стволом за бегущим и рассчитывая погрешность на ветер для разделявшего их расстояния в двести ярдов. Прогремел ружейный выстрел.

Фрост высоко вскинул руки, уронив «Марлин». Расстояние было слишком велико, чтобы услышать крик, но Белл подумал, что тяжело ранил его, а потом увидел, что Фрост, подобрав с земли упавшее ружье, исчезает в каньоне.

Исаак Белл побежал вниз по склону, перемахивая с кочки на кочку, огибая кусты и прыгая через камни. Он споткнулся, упал, перекувырнулся, не выпустив «Винчестер», снова вскочил и побежал дальше.

Движение у входа в каньон он скорее почувствовал, чем увидел. И нырнул на землю. Пистолетная пуля просвистела там, где он только что был. Он прижал «Винчестер» к груди, перекатился и, вскочив в этот раз, тотчас начал стрелять, посылая в затвор патрон за патроном, обрушивая смертоносный поток туда, где укрылся Фрост.

Фрост почему-то не стрелял из своего «Марлина». Белл считал, что повредил оружие тем выстрелом, который заставил его отлететь в сторону; в таком случае Фрост был безоружен. Исаак ворвался в ущелье, которое было не шире обычного сельского дома, но как будто уходило глубоко в склон холма. Вход в углубление густо зарос кустами. Белл продирался сквозь колючий чапараль. Прогремели пистолетные выстрелы, выдав позицию Фроста; тот, пригнувшись, палил из короткоствольного автоматического револьвера «Уэбли-Фосбери», из которого едва не застрелил Арчи Эббота. Но для такого оружия расстояние было слишком велико. Пули летели куда попало, обрывая куски коры от стволов.

Белл попробовал выстрелить в ответ. В «Винчестере» не оказалось патронов.

Фрост бросился на него, как бык, ломая кусты; к тому времени как он вырвался из чащи, он вдвое сократил расстояние и взвел курок своего револьвера. Белл впервые увидел Фроста вблизи. Один глаз затек, глазница обожжена: это выстрел из «Ремингтона» Белла в чикагском арсенале швырнул ему в лицо каменные осколки. Ухо, в которое попал Белл, рваное. Челюсть изувечена — ее сломал Арчи. Но здоровый глаз горел жарко, как пламя над лужей бензина, и мчался Фрост неудержимо, как локомотив.

Белл опустился на колено, достал из-за голенища метательный нож и с силой бросил. Лезвие вошло между костями предплечья Фроста, и смертоносный «Уэбли-Фосбери» выпал из онемевших пальцев. Но он еще не успел коснуться земли, а Фрост левой рукой уже достал карманный пистолет.

Белл поднял «браунинг» и дважды выстрелил. Их выстрелы прозвучали одновременно. Жилет Фроста отразил обе пули Исаака. Одна из пуль Фроста пролетела возле щеки Белла, вторая попала в рукав. Пистолет Фроста заело, и он достал «браунинг», гораздо более опасное оружие. Белл бежал прямо на него; выстрелом он выбил «браунинг» из руки Фроста. Фрост ударил Белла слева, с разворота, обрызгав его кровью из раненого предплечья.

Белл отчасти погасил удар плечом. Но столкновение с этим гигантом сотрясло все его тело и бросило Белла на колени. Перед глазами вспыхнули белые круги. Руки словно налились свинцом. Белл почувствовал приближение второго удара, увернулся и ударил сам, целясь в сломанную Арчи челюсть.

Его крепко сжатый кулак попал в цель; удар сотряс гиганта и у того вырвался вскрик боли. Но Фрост развернулся и ответил ударом, который швырнул детектива на землю. Фрост подобрал свое неисправное ружье и замахнулся им, как длинной стальной дубиной. Белл выхватил из шляпы «дерринджер».

— Брось! — сказал он. — Ты мертвец.

Фрост замахнулся ружьем.

Белл нажал на курок.

Вспышка света и взрыв в пятьдесят раз громче пистолетного выстрела выбил ружье из рук Фроста; вращаясь, оно поднялось на сорок футов. Фрост упал. Белл в шести футах от него остался на ногах, в ушах у него звенело; он удивленно смотрел на поверженного противника. В воздухе запахло горелой плотью. Лицо Фроста почернело, борода обгорела, рубашка и брюки дымились, подошвы с обуви срезало.

В глаза Фроста вернулась жизнь. Он со свистом втягивал воздух сквозь обожженные губы. Но голос его по-прежнему звучал сильно, хрипло и презрительно.

— Не ты меня скрутил. Это молния ударила в ружье.

— Тебя скрутил я, — ответил Белл. — Просто молния добралась до тебя раньше.

Фрост хрипло рассмеялся.

— Поэтому ван дорны никогда не сдаются? Боги погоды на вашей стороне?

Исаак Белл торжествующе смотрел на умирающего преступника.

— Мне не нужны боги погоды, — тихо сказал он. — На моей стороне Уолли Лафлин.

— Что за дьявол? Кто такой Уолли Лафлин?

— Мальчишка-газетчик. Когда ты взорвал газетный склад на Дирборн-стрит, ты убил его и двух его друзей.

— Газетчик?.. Ну да, помню. — Он содрогнулся от боли и заставил себя сказать: — Узнаю его в аду. Сколько ему было?

— Двенадцать.

— Двенадцать? — Фрост лег. Голос его слабел. — Двенадцать лет — это был мой великий год. Я был коротышкой, и мной помыкал кто ни попадя. Но вдруг я начал расти, я рос и рос, и все пошло по-моему. Я впервые победил в драке. Сколотил свою первую банду. Убил первого человека — ему было двадцать, и он был взрослый.

Обгорелые губы Фроста искривились в отвратительной пародии на улыбку.

— Бедный маленький Уолли, — саркастически пробормотал он. — Кто же знал, что от этого ублюдка будет столько неприятностей?

— Он оставил по себе память, — сказал Исаак Белл.

— Как?

— У него была добрая душа.

Белл встал и поднял оружие.

Гарри Фрост позвал его. В его голосе неожиданно прозвучал страх.

— Ты бросишь меня умирать здесь в одиночестве?

— Ты многих бросил умирать в одиночестве.

— Что, если я скажу тебе, чего ты не знаешь о Марко Селере?

Белл сказал:

— Марко Селер объявился в Юме три дня назад, живой и здоровый. Ты сбежал от единственного убийства, которое не совершал.

Фрост приподнялся на локте и ответил:

— Я знаю.

Заинтересованный Белл склонился к умирающему, не сводя взгляда с его рук: он ожидал, что увидит спрятанный в тлеющей одежде нож или пистолет.

— Откуда?

— Шесть недель назад Марко Селер объявился в Белмонт-парке.

— Мне Селер сказал, что шесть недель назад был в Канаде.

— Он был в самой гуще гонки, — прохрипел Фрост. — Расхаживал по полю, словно оно ему принадлежит. Вы, проклятые ван дорны, не узнали его.

— Платов! — воскликнул Белл. — Конечно!

Марко Селер и был саботажником, хотя доказать это в суде будет почти невозможно.

— Поздновато, мистер детектив, — усмехнулся Фрост.

— Как ты его увидел?

— Он заметил меня, когда я пытался подобраться к машине Джозефины. Подошел ко мне и предложил сделку.

— Я бы полагал, что ты убьешь его, как только заметишь.

— Знаешь обрезы, которые итальянцы называют lupa? Он целился из такого мне в голову. И оба курка были взведены.

— Что за сделка?

— Передать тебе подарок от маленького Уолли? — насмешливо спросил Фрост. — Сведения, которые ты сможешь использовать против Селера? Думаешь, если я сделаю тебе одолжение, ко мне лучше отнесутся в аду?

— Лучшей возможности у тебя все равно не будет. Что за сделка?

— Если я не убью Джозефину до того, как она выиграет гонку, он поможет мне спрятаться в таком месте, где я в роскоши буду жить до конца своих дней.

— И где же этот рай? — скептически спросил Белл.

— Северная Африка. Ливия. Турецкая колония в Африке, которую захватит Италия. Он сказал, что там мы будем в безопасности, как дома, и жить по-королевски.

— Похоже на болтовню мошенника.

— Нет. Селер дело знает. Я там был и видел все собственными глазами. Оттоманская империя — турки — очень слабы, а Италия бедна и перенаселена, ей ужасно хочется отобрать колонии. Селер мечтал сделаться золотоволосым героем, поставить итальянской армии боевые воздушные машины. Когда Италия с его аэропланами, оснащенными пулеметами, и с его бомбардировщиками разобьет Турцию, он станет национальным героем. Но он знает, что ему нужно доказать свои способности. Его машины будут покупать, только если Джозефина выиграет гонку.

— Почему же вы с ним не столковались?

Обожженное лицо Фроста перекосилось от гнева.

— Я же говорил, я не болван. Если он закрепится в Северной Африке так, что сможет защитить меня, он получит ключ от моей камеры. Я бы охотнее вернулся в сиротский приют.

— Почему же он не снес тебе голову из lupa?

— Селер как жонглер, который бросает в воздух сразу много шаров. Он рассчитывал, что ты ее защитишь, и надеялся, что я передумаю — и убью Уайтвея, когда придет время.

— А когда придет время?

— Свадьба. Он знал, что Уайтвей ухаживает за Джозефиной. Марко рассчитывал, что я так взбеленюсь, что убью Уайтвея. Тогда Джозефина унаследует все его деньги и выйдет за него. А если я потом убью и ее, он получит все.

Единственным глазом Фрост уставился в глаза Белла.

— Все это начал Марко. Это он вскружил ей голову. И я решил, что, если все шары жонглера вдруг упадут на него, это и будет для меня лучшей местью.

— Еще одна причина убить ее? — спросил Белл.

— Марко знал, что биплан Стивенса не долетит. Ему нужна была Джозефина, чтобы доказать — ее машину можно использовать в бою.

Белл покачал головой.

— Она хочет только летать.

— Я дал ей такую возможность, а она обратила ее против меня. Она заслуживает смерти, — прошептал Фрост.

— Ты умираешь с ненавистью на устах.

Исаак Белл испытал огромное облегчение, увидев сидящего под дождем Уолта. Техасец держался за голову.

— У меня в котелке словно играет Джон Филип Суза[91] на своей каллиопе.

Белл помог ему сесть в «роллс-ройс» и отвез к эстакаде; на каждом ухабе Уолт чертыхался. Механики починили шасси «Орла». Удобно устроив Уолта в поезде, Белл поднялся в воздух и полетел во Фресно, на последний ночлег перед Сан-Франциско. Желтая машина Джозефины и красная Джо Мадда были привязаны на грязном поле в пятидесяти ярдах друг от друга. Джо Мадд, опираясь на костыли, шутил с механиками, трудившимися над его шасси.

— Жесткая посадка? — спросил Белл.

Мадд пожал плечами.

— Всего лишь подвернул ногу. Машина в порядке. В основном.

— Где Джозефина?

— Они с Уайтвеем в ярмарочной гостинице. На вашем месте я бы держался подальше.

— А что случилось?

— Буря.

Белл подозвал механиков-детективов Джозефины, которые подавали инструменты Марко Селеру; тот качал головой, осматривая ее мотор.

— Не спускайте глаз с Селера. И не подпускайте его к машине Джо Мадда.

— А если он сбежит? — спросил Дэшвуд.

— Не сбежит. Марко никуда не денется, пока у Джозефины есть возможность выиграть гонку.

Белл пошел в гостиницу. Уайтвей снял весь второй этаж двухэтажного здания. Услышав, как орет издатель, Белл стал подниматься быстрее. Громко постучав, он вошел. Уайтвей стоял над Джозефиной, которая свернулась клубком в кресле и смотрела на ковер.

Уайтвей увидел Белла и, вместо того чтобы спросить, что с Фростом, закричал:

— Приведите ее в чувство. Может, к вам она прислушается.

— В чем дело?

— Моя жена отказывается заканчивать гонку.

— Почему?

— Мне она не говорит. Может, вам скажет. Где мой поезд?

Только что подошел.

— Я встречу окончание гонки в Сан-Франциско.

— Где Марион?

— Уехала вперед со своими камерами, — ответил Уайтвей. Он перешел на хриплый театральный шепот, который Джозефина могла бы услышать и из соседнего округа, и взмолился: — Попробуйте вернуть ей разум — она отказывается от шанса всей жизни.

Белл молча кивнул.

Выходя, Уайтвей словно впервые увидел Белла.

— Вы будто сразились с малого.

— Видели бы вы того парня.

— Налейте себе виски.

— Непременно, — заверил Исаак Белл.

— Вам налить? — спросил Белл у Джозефины.

— Нет.

Белл налил стаканчик, выпил, налил снова и выпил, на этот раз не торопясь.

— Джозефина, что вы сказали, когда Марко предложил поехать с ним в Северную Африку?

Она оторвала взгляд от ковра и посмотрела на него округлившимися глазами.

— Откуда вы знаете?

— Такое же предложение он сделал Гарри Фросту.

— Гарри? Почему?

— Марко хотел, чтобы Фрост убил вашего нового мужа.

Глаза Джозефины помертвели.

— Марко еще хуже Гарри, — прошептала она.

— Я бы сказал, что они идут голова в голову. Что вы ему ответили, Джозефина?

— Я сказала — нет.

Внимательно глядя на нее, Белл сказал:

— Ручаюсь, Марко думает, что, став богатой вдовой, вы передумаете.

— Никогда… Престон в опасности?

— Гарри Фрост мертв.

— Слава богу… Думаете, Марко хватит решимости убить Престона без помощи Гарри?

Не отвечая на ее вопрос, Белл сказал:

— Я знаю, почему вы прекращаете участие в гонке.

— Вы не можете знать.

— Вы отказываетесь потому, что Марко Селер, переодетый Дмитрием Платовым, вывел из строя остальные машины.

Она отвела взгляд.

— Я удивлялась, — прошептала она. — И не просто удивлялась — подозревала. Но не остановила его. Проигрыш станет моим наказанием. Я вела себя ужасно.

— Потому что не остановили его или потому что вместе с Марко хотели обвинить Гарри в убийстве?

— Гарри и это вам сказал?

Белл улыбнулся.

— Нет, такой вывод я сделал сам.

— Оглядываясь назад, я вижу, что это был гнусный план. Я и тогда это знала, но Гарри стоило снова запереть в камере.

— Почему вы позволили Марко уговорить вас выйти за Уайтвея?

— Я слишком устала, чтобы спорить. Я просто хотела выиграть гонку…

— Может, вы считали, что, если можно аннулировать один брак, можно и другой?

— Конечно, если у нас не будет медового месяца. Клянусь вам, Исаак, я не знала, что Марко планирует убить Престона. Бедный Престон, он такой… Бедный Престон, он такой дурак, Исаак, но он действительно любит меня.

Белл улыбнулся, мягко и насмешливо.

— Может, Престон считает, что, если вы связались с плохими людьми, не понимая, что они делают, вы не слишком ужасны — просто ослеплены своим желанием летать.

— Я не заслуживаю победы… вы арестуете Марко?

— Не могу. У меня недостаточно доказательств, чтобы представить дело в суде. К тому же я хочу, чтобы он имел возможность работать над вашей машиной, если вы передумаете.

— Не передумаю. Победа должна быть честной.

— Вы с Джо Маддом идете голова в голову. И для победителя, и для авиации было бы неплохо, если бы вы пришли к финишу одновременно. Как бы дурно вы ни поступали, это не отменяет факта, что вы провели машину через всю страну. Почему бы вам не вздремнуть? Я позволю Марко всю ночь работать над вашей машиной.

Эпилог О! Давай полетим, дорогая

Марко Селер видел выход из своего затруднительного положения. Вместо того чтобы ждать, пока Джозефина передумает, и бояться, что она этого не сделает, он позвонил из гостиницы по междугородному телефону. Трубку поднял Уайтвей. Он словно всю ночь ждал новостей из Фресно.

— Она полетит?

— Говорит Марко Селер, конструктор и главный механик вашего аэроплана.

— А… Ну? Она полетит?

— Мистер Белл беседует с ней об этом за завтраком, — вежливо ответил Селер. — Время еще есть: поле затянуто густым туманом, и солнце его еще не разогнало. Но у меня есть предложение. Если Джозефина не хочет выиграть гонку за кубок Уайтвея, это может сделать ее машина.

— О чем вы говорите?

— Если она не согласится лететь, я пролечу последний отрезок от Фресно и закончу гонку за нее.

— Это противоречит правилам. Один летчик, одна машина на протяжении всей гонки.

— Мы практичные люди, мистер Уайтвей. Это ваши правила. И Кубок Уайтвея — ваша гонка. Разумеется, вы вправе изменить собственные правила.

— Мистер Селер, возможно, вы разбираетесь в аэропланах, но вы не знаете главного о читателях газет. Они примут любую ложь, какую вы напечатаете, если только она не противоречит другой лжи, к которой вы уже их приучили. Они любят Джозефину. Хотят, чтобы она выиграла. И им плевать на вашу летающую машину.

— Но это было бы так полезно для авиации… — взмолился Селер.

— И еще полезнее вам. Я не вчера родился.

Телефон замолчал.

Селер подслушивал у дверей гостиничного номера. Он слышал, как настойчиво говорит Белл. Потом Джозефина громко и отчетливо сказала:

— Нет!

Селер торопливо пошел на поле к своему моноплану. Туман был еще густой, и он с трудом различал машины Джо Мадда и Исаака Белла. Механики Джозефины с подозрением наблюдали за ним, хотя он с самой Юмы в Аризоне руководил их усилиями.

— Нужно завести мотор, — сказал Селер.

— Зачем? Она ведь никуда не летит.

— Мистер Белл умеет убеждать. Он уговорит Джозефину передумать. Давайте заполним баки, провернем мотор и прогреем его. — Они переглянулись. Селер сказал: — Не вижу, чтобы механики Джо Мадда сегодня бездельничали. Когда туман рассеется, они будут готовы к полету. А мы? Просто на всякий случай?

Это заставило их взяться за дело. Ведь, в конце концов, это была гонка, и, пусть скорее детективы, чем механики, они отдали состязанию уже сорок восемь дней. Четыре тысячи миль.

— Готовьте горючее. Я сейчас вернусь.

Он сходил в маленькую каюту, отведенную ему в поезде, и вернулся с гофрированной бумажной трубкой ярд длиной и шесть дюймов шириной, запечатанной с обоих концов. Селер просунул ее в кабину аэроплана.

— Что это? — спросил детектив.

— Флаг «Сан-Франциско инквайерер», которым Джозефина должна размахивать, когда сядет на Президио. А что с мотором?

— О чем это вы?

— Мне не нравится звук.

— По-моему, все в порядке.

Селер посмотрел механику-детективу в глаза. Потом сверкнул своей самой убедительной улыбкой.

— Давайте договоримся, сэр. Я не стану арестовывать преступников. А вы не станете убеждать меня, что мотор, который так гудит, не заглохнет в небе.

— Простите, Селер. Вы правы. А что вы слышите?

— Принесите мне ящик из-под мыла. — Он забрался на него, поднялся в кабину и стал включать и выключать «Антуанетту». Наклонив голову, слушал с удивленным выражением. — Уберите колодки. Надо немного повозить ее.

— Не наткнитесь на что-нибудь. В пятидесяти футах ничего не видно.

Механик убрал деревянные блоки, державшие колеса.

Селер включил мотор.

— Слышите? Слышите?

— Не знаю…

— Слушайте. Я сделаю сильней.

Он включил полную тягу. Гудение мотора перешло в рев. Селер повернул руль, изменил наклон крыльев, проехал пятьдесят ярдов по траве и взмыл в воздух.

Белл приказал подготовить «Орел» к полету, но следовать за Селером в тумане не было возможности: никто не знал, куда он полетел. Пришлось ждать сообщений железнодорожных диспетчеров, которые могли видеть машину Селера. Примерно через час Беллу позвонили железнодорожные детективы Том Криггз и Эд Боттомли.

— Вы уверены, что взяли Гарри Фроста?

— Я лично видел его на глыбе льда в полицейском участке Фресно.

— Так вот, у нас второе за два дня ограбление с динамитом. Парень с мушкетом вошел в нашу лавку, запугал старика-продавца, заставил погрузить на дрезину двести пятьдесят фунтов динамита, детонаторы, щипцы для льда и уехал. Дрезину мы нашли за три мили от города, на рельсах, рядом со скошенным лугом. Ни следа парня, динамита или щипцов для льда.

— Щипцы для льда? — удивленно спросил Белл. — А что еще он взял?

— Двухсот фунтов динамита мало?

— Что еще?

— Подождите… Эй, Том, мистер Белл хочет знать, взял ли он еще что-нибудь… Да. Том говорит, он взял электрический фонарик и моток провода.

— Что за детонаторы? Гремучая ртуть?

— Электрические.

— Следы колес фургона нашли?

— Вот это странно. Посреди поля только следы колес фургона. А на дороге ничего, кроме следов ног. Странно, верно?

— Нет, если он прилетел на аэроплане.

— О! Я об этом не подумал… Вы еще тут, мистер Белл?

Исаак Белл бежал к «Американскому орлу».

— Разверните машину!

Настойчивое «лязг! лязг! лязг!» «Гнома» заставило Джо Мадда отвернуть и позволить Беллу взлететь раньше «Освободителя». Белл отыскал рельсы Южно-Тихоокеанской железной дороги и полетел на север, к Сан-Франциско. У него было меньше двухсот миль, чтобы догнать Марко Селера.

Украденные электрические детонаторы, фонарик и электрический провод подсказали Беллу, что задумал Марко Селер. Он украл ингредиенты, позволяющие сделать воздушную бомбу с электрическим детонатором. Вести аэроплан, имея на борту ртутный детонатор, который взрывается от прикосновения, очень опасно, потому что машину постоянно подбрасывает на восходящих потоках и сносит ветром. Любое резкое движение может привести к взрыву ртутного детонатора — и к гибели машины.

А вот электрический детонатор легко управляется простым выключателем между батарейками фонарика и детонатором. Пока переключатель не нажат, динамит не опасен. Щелкнешь переключателем — и динамит взорвется.

Селер все должен устроить так, чтобы управлять бомбой, когда будет у цели. Он должен установить два переключателя: один, чтобы приготовить бомбу к сбросу, и второй, который и вызовет взрыв.

Но Белл не понимал, зачем Селеру понадобились щипцы для льда. Остальное было ясно. Уайтвей не дал ему разрешения продемонстрировать, что его машина может выиграть гонку даже без Джозефины, и Селер потерял возможность доказать итальянской армии, что его аэроплан может быть боевой машиной.

Когда взорвутся сброшенные им двести фунтов динамита, грохот взрыва услышат по всему земному шару. А ответ на вопрос, куда он бросит бомбу, предельно ясен. Мошенник вроде Селера, в сущности то же самое, что создатель шумихи и сенсаций Престон Уайтвей. Оба подсознательно понимают, как добиться наибольшей известности. Мало зданий в Сан-Франциско так высоки и так знамениты, как здание «Сан-Франциско инквайерер». Взрыв, который уничтожит это здание с летающей машины, услышат генералы всего мира.

А если Престон Уайтвей погибнет в своем роскошном кабинете на верху этого здания, тем лучше: к услугам Селера будет его богатая вдова. Белл понимал, что она никогда больше не увлечется Селером, но Селер этого не знал. В представлении итальянца он одной бомбой убивал двух зайцев, мрачно думал Белл: демонстрировал военные возможности летательной машины и брал в жены богатую вдову.

Была хорошая летная погода. Ветер стих. Небо чистое, воздух достаточно холодный, чтобы охлаждать мотор, и достаточно плотный, чтобы держать машину на полной скорости. Роторный мотор «Гном» давал скорость, позволявшую догнать Селера. Но, когда Белл увидел наконец проход в холмах, через который шла к Окленду железная дорога, а потом голубые заливы Окленда и Сан-Франциско, Селера он еще не догнал. Конечно, Селер мог разбиться где-нибудь по дороге, на воде или в лесах, где Белл его не заметил. Возможно. Машины устали.

Потом с упавшим сердцем Исаак Белл вдруг увидел желтую точку, которая сказала ему, что Селер пересек залив и приближается к городу. Он летел ниже Белла; возможно, его тянул к земле вес взрывчатки, а возможно, так легче было поразить цель. Но это давало Беллу небольшое преимущество, и он воспользовался им, передвинув руль вперед и ныряя со все возрастающей скоростью.

Впереди в Сан-Францисский залив далеко выступал Оклендский мол. По этому причалу поезда подходили к океанским фрейтерам и городским паромам; летя над молом, Белл увидел знаменитый темно-зеленый «особый» поезд Южно-Тихоокеанской железной дороги, принадлежащий президенту дороги Осгуду Хеннеси. Приехали Арчи и Лилиан вместе с Даниэллой ди Веккио.

Белл догоняет. Он уже давно летел над водой, а Селер еще не добрался до берега. Белл достал ружье и установил на турели. Тяжелые пули из «Ремингтона» просвистят у головы Селера и заставят его больше думать о спасении, чем о бомбе: трудно будет возиться с ней, когда вокруг воет свинец. Но, рассмотрев моноплан в свой мощный бинокль, детектив был потрясен. Теперь он знал, зачем Селер украл щипцы для льда. Он забыл, что, каковы бы ни были его пороки, Селер талантливый механик. Ничего трудного в том, чтобы сбросить бомбу, не будет; ее не придется выбрасывать из кабины.

Все четыре ящика с динамитом висели под монопланом прямо под Селером, где вес в двести фунтов был хорошо уравновешен, и свисали эти ящики со щипцов для льда. Белл увидел веревку: она шла от рукояти щипцов по корпусу аэроплана и исчезала в кабине, где сидел Селер.

Теперь, чтобы сбросить бомбу, ему достаточно только включить электрический детонатор и потянуть за веревку.

Белл опустил бинокль и прицелился из автоматического ружья. Дальность все еще была слишком велика. Но теперь Селер летел над лесом мачт, обозначавшим причал. Всего несколько минут лета отделяли его от главного здания империи Уайтвея. Белл увеличил угол спуска и полетел быстрее. Это помогло: теперь он тоже шел над причалом, и Селер оказался в пределах дальности стрельбы. Но теперь он летел выше Белла, потому что спуск был длинный, а Белл едва не задевал за крыши зданий.

Впереди встало здание «Инквайерера»; оно было выше прочих, и на его вершине по-прежнему виднелся желтый транспарант. Белл потянул руль высоты, чуть поднялся иотыскал машину Селера в прицеле. А когда уже собирался нажать на курок, увидел, как на веранде мезонина, в котором размещался кабинет Уайтвея, что-то блеснуло. Белл поднес к глазам бинокль.

На одной линии с нагруженным динамитом монопланом Селера, на линии огня, суетились операторы с камерами. Ими руководила одетая в белый шерстяной свитер высокая светловолосая женщина с волосами, забранными наверх, чтобы не мешать смотреть в объектив. Марион решила снимать драматический финал гонки с крыши здания, которое авиаторы должны были облететь, прежде чем сесть в Президио.

Белл круто повернул, чтобы изменить линию огня. Селер летел прямо на здание. Он был меньше чем на сто футов выше и быстро приближался; Белл видел, как он потянулся к веревке.

Он не мог стрелять в Селера, не подвергая опасности Марион. Но, если он не выстрелит, Селер сбросит бомбу.

Белл резко повернул машину влево. Крылья заскрипели, застонали распорки. Пропеллер взвыл: мотор работал в воздухе с меняющийся подъемной силой. Белл ушел с курса Селера, чтобы изменить угол стрельбы. Расстояние между машинами быстро увеличивалось. У него была одна секунда на выстрел. И он грянул. Марко Селер пригнулся, дико озираясь, и с удивлением увидел за собой «Орел» Белла.

Он схватил веревку, высвобождавшую бомбу. Но было поздно: его аэроплан миновал здание «Инквайерера». Селер наклонил машину, чтобы вернуться и предпринять новую попытку.

— Не в мое дежурство, — сказал Исаак Белл.

Люди на веранде мезонина благополучно остались позади, и Белл выстрелил снова. Судя по резкому движению головы Селера, эта пуля прошла ближе. Самолет Селера начал крутой подъем, Белл последовал за ним. Он понимал, что нужно оставаться позади и внутри поворота Селера, чтобы продолжать стрелять, отгоняя Селера от цели.

Селер поднимался, Белл за ним. Селер начал спуск, Белл не отставал. Он подлетел так близко, что видел лицо Селера, как будто им предстоял боксерский матч. Селер снова нырнул и что-то достал из кабины: оружие; Белл узнал обрез lupa. Засвистела дробь, задевая распорки крыльев.

— Зубастый? Я тоже.

Белл выстрелил из своего ружья на турели. Сел ер отдернул руку от приборов управления, те вдруг раскалились. Белл выстрелил еще. Селер дернул alettoni и руль направления, и машина устремилась к Сан-Францисскому заливу. Белл полетел следом, надеясь прижать Селера к воде. Но Селер повернул и снова устремился к зданию «Инквайерера». Белл повернул круче. «Орел» оказался точно там, где хотел летчик. И Белл вдруг понял, что, пролетев четыре тысячи миль, наконец овладел мастерством полета.

Он полетел рядом с Селером, прицелился и знаком велел тому: садись, иначе застрелю. Селер в упор выстрелил из обреза. Просвистела дробь; почти вся она прошла мимо, но одна дробинка, попала в затвор «Ремингтона» и заклинила его.

Белл достал «браунинг» и открыл огонь.

Ответный рев lupa сказал ему, что на Селера это не произвело впечатления. Теперь итальянец использовал свое огневое преимущество; он искусно перезаряжал обрез и непрерывно стрелял. Только малая дальность боя обреза спасла Белла. А Селер тем временем снова приготовился сбросить бомбу.

Белл видел, как он протянул руку к веревке, которая включала электрический детонатор. Тогда он развернул «Орел» и повел его курсом на столкновение. На лице Селера отразилась паника. Он мог ударить в бок желтого моноплана, но в последнее мгновение отвернул и прошел перед его носом. Селер повернул свой двуствольный обрез и повел его за Беллом; тот был так близко, что смог заглянуть в глубину стволов.

Когда уже нельзя было промахнуться, Марко Селер взвел оба курка. Исаак Белл увидел пламя, вылетевшее из стволов. К нему устремился поток дроби, и рослый детектив понял, что его тактика сработала. Он выиграл бой. На пути дроби оказался вращающийся пропеллер Селера. Стремительный свинец вдребезги разнес восьмифутовый деревянный винт. Желтый моноплан покачнулся. Селер попробовал планировать, гася скорость кругами. Но тяжесть динамита оказалась слишком велика для обессилившей машины. Аэроплан закрутило. Одно крыло задело парапет здания «Инквайерера» и отвалилось.

Потеряв инерцию движения, искалеченный моноплан полетел на Маркет-стрит.

Исаак Белл затаил дыхание. Он мог лишь молиться о том, что достаточно отвлек внимание Селера и тот не успел включить взрыватель. Если нет — если Селер замкнул электрический детонатор, — падающий аэроплан при ударе взорвется. Через две секунды, которые показались вечностью, аэроплан упал, но не взорвался, уничтожив только убийцу-конструктора и желтый «роллс-ройс» Уайтвея, на который свалился.

Исаак Белл облетел здание «Инквайерера», и они с Марион Морган радостно помахали друг другу. Потом он обогнул Ноб-Хилл и через весь город полетел к Золотым Воротам.

В небе далеко за собой он увидел красную точку. К Окленду приближался «Освободитель» Джо Мадда. Белл с искренней радостью улыбнулся. Мадда и его неуклюжий, но прочный биплан отделяли от победы в гонке на Кубок Уайтвея всего десять миль. Было бы любопытно посмотреть на выражение лица Престона Уайтвея.

Впереди, на полуострове, отделяющем Сан-Францис — ский залив от Тихого океана, зеленое пятно обозначило Президио. Территория военной части словно двигалась, точно поле пшеницы под ветром. Подлетев ближе, Белл понял, что это иллюзия, созданная толпой зрителей, заполнивших плац-парад, улицы и крыши казарм. Их здесь было десятки тысяч. Подлетев еще ближе, он увидел людей и на вершинах деревьев.

Единственным местом, где можно приземлиться, был ровный плац-парад перед Пехотным Рядом — красными кирпичными казармами на Монтгомери-стрит; солдаты отгоняли оттуда зрителей.

Белл повернул в соленом тихоокеанском ветре, заглушил «Гном», чтобы замедлить спуск, и сел на узкую полоску земли, охраняемую армией. Рев толпы заглушал рокот его мотора. Он посмотрел на лица встречающих, и его сердце радостно забилось. Здесь был Арчи Эббот, он стоял на своих ногах, бледный, но улыбающийся, и одной рукой опирался на Лилиан. Беллу потребовалось несколько мгновений, чтобы узнать в высокой, модно одетой брюнетке Даниэл — лу ди Веккио; она гордо улыбалась, глядя на машину своего отца. Рядом с ней, не так модно одетый, но улыбаясь не менее гордо и радостно, стоял Энди Мозер, и Белл догадался, что железная дорога расчистила путь «особому» поезду «Американского орла», чтобы он побыстрее прибыл в Сан-Франциско.

Когда Белл выбрался из машины, к нему подошел Вайнер из бухгалтерии в сопровождении множества помощников, которыми он обзавелся в ходе гонки.

— Поздравляю, мистер Белл.

— С чем?

— Вы победили.

— Победил?

— Вы победили в воздушной гонке через всю страну от Атлантического до Тихого океана. Кубок Уайтвея ваш.

— О чем вы говорите, мистер Вайнер?

Бухгалтер объяснил, что, охраняя Джозефину, Исаак Белл провел свой моноплан «Американский орел» через всю Америку и приземлился первым, показав лучшее время.

— Я не участник гонки. Как я могу победить?

— Я дипломированный бухгалтер, сэр. Мой штат следил за каждой минутой полета всех участников. Вы победили. Честно и определенно.

— Но я не регистрировался. И у меня нет лицензии пилота.

Как вскоре понял Белл, Вайнер хорошо использовал время гонки: вдобавок к бухгалтерскому делу он овладел искусством рекламы.

— Я уверен, — понимающе подмигнув, сказал он, — что мистер Уайтвей не обратит внимания на некоторые технические детали, когда сообразит, сколько читателей станут покупать истории о победителе, который не только смелый детектив, но и обручен с прекрасной блондинкой, режиссером синема. Публика ждет вас.

Вайнер показал на толпу фотографов и репортеров, готовых наброситься на победителя.

— Не волнуйтесь о мелочах, мистер Белл, мы сделаем вас самым известным человеком в Америке.

В стороне от толпы Белл увидел перевязанного «Техасца» Уолта Хэтфилда, стоявшего рядом с Джеймсом Дэшвудом. Они передавали друг другу фляжку и попыхивали сигарами. Дэш закашлялся от дыма. Техасец хлопнул его по спине. Дэш немедля выхватил из рукава новый «дерринджер», и, когда оба рассмеялись, Белл сообразил, что, если примет Кубок Уайтвея, самый знаменитый человек Америки станет слишком знаменит, чтобы оставаться детективом «Агентства Ван Дорна».

Подлетела в такси Марион Морган и принялась расставлять операторов. Она ослепительно улыбнулась Беллу и показала его операторам с обычным строгим предупреждением: не снимать.

Вслед за ней подъехал Престон Уайтвей, он выскочил из нового доставочного фургона, который вел шофер разбитого «роллс-ройса».

— Кто победил? — взревел он.

Вайнер из бухгалтерии выжидающе повернулся к Исааку Беллу.

— Вы на него смотрите, — сказал рослый золотоволосый детектив.

— На кого?

Исаак Белл в последний раз взглянул на приветствующие его толпы. Потом медленно повернулся и показал на небо. Над холмом показался революционно-красный «Освободитель» Джо Мадда, выпрямился на океанском ветру и опустился на траву.

— Рабочий? — ахнул Уайтвей.

— Каменщики, кирпичники, штукатуры и паровозные кочегары.

— Мою гонку выиграл профсоюз?

— Скажите вашим читателям, что им пришлось ради этого поработать.

Арчи, Марион и Лилиан стояли вместе, пока Энди и Даниэлла помогали Исааку Беллу заправить летающую машину. Энди заверил его, что машина в порядке, несмотря на несколько пулевых пробоин. Он все время повторял:

— Старик Даниэллы строил прочные машины, правда, Дэнни?

— Elastico! — сказала Даниэлла, награждая Энди и Белла ослепительной улыбкой. — Он бы гордился вами, вами обоими.

— Ваш отец облегчил нам задачу, — ответил Исаак Белл.

Потом повернулся к Марион Морган и взял ее за руку.

— Я обещал прокатить тебя.

Марион села в кабину позади его и обняла его за пояс. Энди провернул пропеллер, и Белл покатил по траве. «Орел» быстро поднимался в теплом морском воздухе.

Высоко над голубыми водами Сан-Францисского залива Исаак Белл выключил мотор. Когда стал слышен только шум ветра в распорках, он обернулся и поцеловал Марион.

— Дорогая, мы не сядем, пока не назначим дату венчания.

Марион ответила на поцелуй. Она посмотрела на голубой залив, на зеленые холмы, на солнце, садящееся в алых облаках в безграничный тихий океан, снова поцеловала Белла и положила голову ему на плечо.

— Как прекрасно, — сказала она. — Давай останемся здесь навсегда.

Клайв Касслер, Пол Кемпрекос Змей

Представляю друга

С большой радостью и энтузиазмом я принял предложение написать несколько слов о Курте Остине, Джо Завале и их друзьях из Национального агентства подводных исследований. Мне посчастливилось быть знакомым с Куртом и Джо на протяжении многих лет. Мы встретились, когда они только пришли в НУМА под начало адмирала Сэндекера. Хотя нам никогда не удавалось поработать вместе над каким-нибудь проектом, эскапады Курта и Джо всегда будоражили мое воображение, и я сожалел, что сам не совершил все эти подвиги.

Кое в чем мы с Куртом похожи. Внешне между нами никакого сходства, и он на несколько лет моложе, но Курт живет на реке Потомак в перестроенном лодочном домике и коллекционирует старинные дуэльные пистолеты, что весьма мудро: стоит только подумать, насколько проще их хранить, чем, к примеру, старые автомобили. Также он занимается греблей и ходит под парусом.

Курт очень изобретателен и проницателен. Кроме того, этот парень свято верит в свою страну, вечные семейные и нравственные ценности. К моему великому огорчению, дамы находят его гораздо более привлекательным, чем, увы, меня. Хотя и больно это признавать, из нас двоих Курт в самом деле красивее.

Я рад, что подвиги Курта и Джо наконец-то собраны воедино и описаны. Не сомневаюсь в том, что читателям эта книга покажется захватывающей и интригующей. И пусть приключения моих друзей доставят вам немало радостных и волнующих минут.

Дирк Питт

Отдельная благодарность Дону Стивенсу за организацию погружения на «Андреа Дориа», а также писателям Альвину Москоу и Уильяму Хофферу, чьи книги «Столкновение» и «Спасенные» столь живо отобразили трагедию людей, переживших ту страшную ночь. Также благодарим за упорство и твердость неутомимого исследователя Джона Д. Стивенса, отважно боровшегося с москитами и малярией во время экспедиции на Юкатан и много сделавшего для открытия чудес цивилизации майя.

Пролог

25 июля 1956 г.

К югу от острова Нантакет

Неясный силуэт корабля возник внезапно и скользил теперь словно призрак по серебристой глади океана, залитой лунным светом. Вдоль белоснежного борта тянулась полоса ярко освещенных иллюминаторов, а острый нос судна рассекал воды, как обоюдоострый стилет — черный шелк.

На капитанском мостике шведско-американского лайнера «Стокгольм», находящегося в семи часах пути и в ста тридцати милях к востоку от Нью-Йорка, стоял второй помощник Гунар Нилсон. Он вглядывался вдаль — за большими прямоугольными окнами рулевой рубки открывалась широкая панорама. Океан был спокоен, только кое-где на воде появлялась зыбь. Температура достигала отметки 70 градусов по Фаренгейту[92]. Ничто теперь не напоминало о густой влажности, окутавшей «Стокгольм» утром у причала на 57-й улице, откуда лайнер отправился в путь по Гудзону. По небу плыли рваные облака, периодически скрывая луну, похожую на фарфоровое блюдо. Видимость по правому борту составляла с полдюжины миль.

Нилсон бросил взгляд налево. Тонкая линия горизонта совсем исчезла за темной пеленой. Теперь небо и море слились воедино.

На минуту его полностью захватила эта впечатляющая картина. Нилсон думал о безбрежном просторе, который предстояло преодолеть. Подобные мысли — обычное дело для моряка, и помощник долго бы так стоял, если б не подрагивание пола под ногами.

Энергия, производимая двумя дизельными двигателями мощностью почти в полторы тысячи лошадиных сил, словно вырывалась из машинного отделения, перетекая через вибрирующую палубу в тело Нилсона, и он почти незаметно покачивался в такт работающей машине. Страх и изумление уходили, на смену им пришло ощущение единства с быстроходным лайнером, на предельной скорости рассекающим океан.

При длине в пятьсот двадцать пять футов и ширине шестьдесят девять футов «Стокгольм» мог считаться самым маленьким судном на трансатлантических линиях торгового флота. Тем не менее это был особенный корабль — маневренный, точно яхта. Плавные, обтекаемые формы мягко закруглялись от носа к корме, как у изящного бокала. Корпус «Стокгольма» белоснежный, трубы выкрашены в желтый цвет. Нилсон наслаждался властью над кораблем и командой. Стоит ему пошевелить пальцем, и трое вахтенных бросятся выполнять его приказы. По его распоряжению били склянки, а команде объявляли аврал.

Нилсон усмехнулся этому высокомерию. Четырехчасовая вахта в общем-то представляла собой череду рутинных дел по поддержанию курса на воображаемую точку возле красного плавучего маяка, предупреждающего о предательской мели у острова Нантакет. Там «Стокгольм» повернет к северо-востоку и возьмет курс через Атлантику, минуя Блэк-Айленд, к северу от Шотландии, а затем доставит пятьсот тридцать четыре пассажира в гавань Копенгагена.

Несмотря на свои двадцать восемь лет и то, что на борту «Стокгольма» он находился всего три месяца, Нилсон плавал с того момента, как научился ходить. Подростком он работал на рыболовецких сейнерах в Балтийском море, служил юнгой на судах одной крупной грузоперевозочной компании. Затем учеба в шведском морском колледже и служба во флоте. «Стокгольм» — еще один шаг к достижению мечты: иметь собственный корабль.

Внешне Нилсон совсем не походил на общепризнанный тип скандинава. Он скорее напоминал итальянца, чем викинга.

Итальянские гены Нилсон унаследовал от матери, а вместе с ними и каштановый цвет волос, смугловатый оттенок кожи, тонкую кость и бурный темперамент. Темноволосые шведы не редкость. Хотя иногда Нилсон думал: не слишком ли контрастирует средиземноморское тепло его карих глаз с холодностью капитана «Стокгольма», в котором скандинавская сдержанность и строгая дисциплина сочетались с традициями морской шведской школы?

В любом случае Нилсон выполнял свои обязанности с большим рвением, чем требовалось по инструкции. Он не хотел давать капитану ни малейшего повода для замечаний. Даже сейчас, когда ночь так тиха, Нилсон переходил от одного борта к другому, будто судно попало в ураган.

Капитанский мостик «Стокгольма» делился надвое: рулевая рубка шириной в двадцать футов, за ней — картографическая. Двери на мостик распахнуты, впуская легкий юго-западный бриз. По обе стороны мостика установлены радиокомпасы и корабельный телеграф. В центре рубки на деревянной платформе, на несколько дюймов возвышающейся над отполированной до блеска палубой, стоял рулевой, крепко держа штурвал. Иногда он бросал взгляд на гирокомпас, укрепленный слева. А прямо перед рулевым колесом, под центральным окном, — табло, где указывается курс корабля. Сейчас на нем были видны цифры 090.

Нилсон пришел узнать прогноз погоды за несколько минут до контрольного времени — 8.30. В районе нантакетского маяка туман, что неудивительно. Теплые воды нантакетских банок — настоящая фабрика по производству тумана. Вахтенный офицер доложил, что «Стокгольм» отклонился к северу от курса, намеченного капитаном, но как сильно — не мог сказать точно.

Радиомаяки находились слишком далеко, чтобы поймать их сигналы. Нилсон улыбнулся. И это тоже неудивительно. Капитан всегда прокладывал один и тот же курс — двадцать миль к северу от восточного морского пути, рекомендованного международным соглашением. Этот путь не был обязательным, и капитан «Стокгольма» предпочитал идти севернее, что сокращало расстояние и экономило горючее.

У скандинавских капитанов не принято стоять вахту на мостике. Обычно за все отвечает один из офицеров. Нилсон быстро прошел через мостик и проверил радар по правому борту. Взглянул на телеграф и убедился, что рычаги установлены на «полный вперед». Посмотрел на море, проверил, горят ли мачтовые огни, и вернулся в рубку. Бросил внимательный взгляд на гирокомпас.

Около девяти, после ужина, на мостике появился капитан. Это был неразговорчивый человек, выглядевший старше своих «около шестидесяти». Его орлиный профиль напоминал острую скалу, нависшую над морем. Держался капитан очень прямо, словно аршин проглотил, а о стрелки брюк можно было порезаться. Холодные голубые глаза смотрели тревожно, выделяясь на красноватом обветренном лице. Минут десять капитан прохаживался, вглядываясь в океан и принюхиваясь, как охотничья собака, почуявшая фазана. Потом прошел в рубку и принялся изучать навигационную карту.

Через минуту он проговорил:

— Взять курс 87 градусов.

Нилсон поменял цифры на табло. Капитан еще долго наблюдал, как рулевой поворачивает штурвал, а потом наконец ушел в свою каюту.

Вернувшись в картографическую, Нилсон стер прежнее направление и карандашом прочертил новый курс и цифры, указывающие местоположение корабля. Второй помощник продолжил линию, учитывая скорость и время, и отметил точку крестиком. В соответствии с новым решением капитана судно окажется в пяти милях от плавучего маяка. Нилсон подсчитал, что из-за сильного северного течения корабль отклонится от указанного курса на две мили.

Второй помощник подошел к радиолокатору, установленному у правой двери, и переключил диапазон с пятнадцати миль на пятьдесят. Тонкая узенькая желтая стрелка высветила побережье Кейп-Кода и маленькие точки — острова Нантакет и Виноградник Марты. При таком диапазоне корабли слишком мелкая цель для радара.

Около десяти на мостик вернулся капитан.

— Я буду в каюте работать с бумагами. Через два часа сменим курс на север. Позовите меня, если увидите плавучий маяк. — Он выглянул в окно. — Или если вдруг появится туман. Или ухудшится погода...

«Стокгольм» шел в сорока милях к западу от маяка, а значит, достаточно близко, чтобы уловить его радиосигнал. Радиокомпас указывал, что корабль находится более чем на две мили севернее курса, проложенного капитаном. Нилсон пришел к выводу, что с намеченного пути судно сбивают течения.

Через несколько минут второй радар показал, что корабль отклонился от курса на три мили к северу. Пока не о чем волноваться, нужно просто внимательно следить за показателями. Капитана следовало бы позвать на мостик только в случае, если «Стокгольм» вообще собьется с курса.

Нилсон живо представил себе выражение лица капитана, с трудом скрывающего презрение: «И вы позвали меня на мостик из-за ЭТОГО?» Нилсон в задумчивости почесал подбородок. Может быть, что-то с радаром? Или расстояние еще слишком велико, чтобы точно зафиксировать сигналы маяка?

Нилсон не сомневался, что создан, чтобы стать капитаном. И как бы там ни было, сейчас он командует на мостике. Нилсон принял решение.

— Курс 89, — приказал он рулевому.

Штурвал повернулся вправо, направляя корабль на первоначальный курс.

Команда, несшая вахту на мостике, сменилась. Смена происходила каждые восемьдесят минут. У штурвала встал Ларс Хансен.

Нилсон скривился, не вполне довольный заменой. Он всегда испытывал дискомфорт, работая с этим человеком. На шведском флоте все подчинено службе. Офицеры разговаривают с членами команды исключительно по делу, не позволяя себе шуточек или фамильярности. Нилсон иногда нарушал неписаное правило и вполголоса пошучивал с членами экипажа или отпускал колкие замечания. Но только не с Хансеном.

Этого моряка взяли на борт в последнюю минуту вместо матроса, вовремя не прибывшего из увольнения... Блондин, высокий и широкоплечий — такое описание внешности могло подойти к миллионам других скандинавов в возрасте двадцати с небольшим. Только вот лицо Хансена украшала весьма запоминающаяся отметина. Вся правая щека от скулы до уголка рта была изуродована ужасным шрамом. Поэтому казалось, что он всегда улыбался одной стороной рта.

Хансен в основном служил на грузовых судах, и, возможно, поэтому на «Стокгольме» никто не знал его раньше. Новичок держался особняком, говорил, только если к нему обращались, и то немного. И ни один из сослуживцев не осмелился спросить Хансена о шраме.

Однако второй помощник вынужден был признать, что изуродованный матрос оказался отличным моряком: он мгновенно выполнял все приказы, не задавая лишних вопросов. Поэтому Нилсон несколько удивился, проверив показания компаса. На прошлых вахтах Хансен зарекомендовал себя опытным рулевым, однако сегодня его мысли словно бы блуждали где-то далеко. Нилсон понимал: нужно некоторое время, чтобы почувствовать штурвал. Если не учитывать воздействия течений, то сейчас почти нет необходимости в управлении рулем. Ведь на корабль не налетает штормовой ветер, волны не перекатываются через палубу... Так что просто поворачивай легонько штурвал туда-сюда.

Нилсон снова проверил показания гирокомпаса. Сомнений нет: судно немного отклоняется от курса. Второй помощник встал у Хансена за спиной.

— Держитесь курса, — сказал он.

Рулевой кивнул. Отблески от стекла компаса, отразившись в глазах, придали лицу матроса хищное выражение. Шрам на щеке проступил ярче, а глаза сверкнули огнем. Почувствовав агрессивность Хансена, Нилсон невольно отступил назад, однако, настаивая на своем, указал на табло. Рулевой посмотрел на помощника ничего не выражающим взглядом и едва наклонил голову.

Нилсон постоял рядом с Хансеном еще немного, чтобы убедиться в соблюдении курса, и направился в картографическую. Матрос почти испугал его; даже мурашки побежали по телу. Нилсон размышлял об этом, когда пришел очередной радиосигнал. Что-то здесь не так. «Стокгольм» отклонился от курса уже на три мили к северу! Нилсон вернулся в рулевую рубку и, не глядя на Хансена, отдал приказ:

— Два градуса вправо.

Второй помощник поменял цифры на табло и остался стоять у компаса, пока Хансен не вывел судно на новый курс. Затем Нилсон склонился над экраном радара, отсвет которого придал его лицу болезненный желтоватый оттенок. В двенадцати милях по левому борту находился какой-то объект. Нилсон удивленно поднял брови.

У «Стокгольма», оказывается, есть компания.

* * *

Радиоволны, отразившись от корпуса «Стокгольма», понеслись обратно к вращающейся антенне радара, установленного на судне, направлявшемся в сторону шведского корабля. (Только Нилсон об этом и не подозревал.) А за несколько минут до этого в просторном помещении капитанского мостика итальянского пассажирского судна «Андреа Дориа» дежурный офицер, наблюдавший за показаниями радара, обратился к капитану — коренастому человеку в темно-синей форме:

— Капитан, корабль в семнадцати милях, четыре градуса по правому борту.

Капитан Пьеро Каламаи, поднявшись на мостик, увидел серые тени, несущиеся над морем, будто души утонувших людей.

Капитан немедленно отдал приказ подготовить судно к плаванию в тумане. Все пятьсот семьдесят два члена команды были переведены в состояние полной готовности. Сирена каждые сто секунд автоматически оповещала о тумане. Впередсмотрящего из «вороньего гнезда» отправили на нос судна, откуда обзор был более полным. Команда машинного отделения в случае опасности должна немедленно начать действовать. Переборки между одиннадцатью водонепроницаемыми отсеками задраили.

«Андреа Дориа» заканчивал свой девятидневный вояж длиной в четыре тысячи миль. На борту судна находились тысяча сто тридцать четыре пассажира и четыреста одна тонна груза. Несмотря на густой туман, «Дориа» продолжал движение почти с максимальной скоростью. Пара двигателей мощностью 35 тысяч лошадиных сил каждый позволяла судну идти со скоростью двадцать два узла.

Итальянская компания не разрешала капитанам приводить суда в порт назначения с опозданием. Время — деньги. Капитан Каламаи знал это как нельзя лучше. «Андреа Дориа» совершал все трансатлантические рейсы под его командой. И сейчас капитан не сомневался в том, что корабль прибудет в Нью-Йорк точно по расписанию и ни секундой позже, невзирая на потерю из-за шторма два дня назад одного часа.

Когда «Дориа» миновала плавучий маяк в 10.20 вечера, радар на капитанском мостике запеленговал другое судно. Итальянцы даже услышали сирену, предупреждавшую о тумане, однако само судно на расстоянии менее чем в милю так и не увидели. Маяк остался позади, и капитан «Дориа» приказал держать курс строго на запад, на Нью-Йорк.

Отметка на радаре перемещалась на восток, прямо на «Андреа Дориа». Каламаи склонился над экраном радара и, насупив брови, наблюдал. К сожалению, точка на экране не могла сказать капитану, что это за судно, большое оно или маленькое. Капитан, увы, не мог знать, что перед ним настоящий океанский лайнер. С общей скоростью в сорок узлов оба корабля неуклонно шли навстречу друг другу. Каждые три минуты расстояние сокращалось на две мили.

Странные координаты для пассажирского судна или сухогруза. Такие корабли, следующие в восточном направлении, обычно идут на двадцать миль южнее. Должно быть, это рыболовный сейнер.

В соответствии с правилами суда, идущие прямо друг на друга в открытом море, должны разойтись по левому борту, как автомобили на дороге, следующие в противоположных направлениях. Если же суда, совершая маневр в соответствии с правилами, оказываются в опасном положении, то они могут разойтись по правому борту.

Судя по показаниям радара, другое судно без помех минует «Андреа Дориа» по правому борту, если оба корабля будут продолжать держать этот же курс. Как автомобили на шоссе где-нибудь в Англии с ее левосторонним движением.

Каламаи приказал экипажу не спускать глаз с радара. Бдительность не помешает.

* * *

Корабли находились в десяти милях друг от друга, когда Нилсон собрался переносить на бумагу показания с экрана.

— Какой у них курс, Хансен? — спросил он.

— 90 градусов, — ровным голосом ответил рулевой.

Нилсон отметил точки крестиком на миллиметровой бумаге, провел между ними линию, снова посмотрел на экран радара. Затем приказал вести наблюдение по правому борту. Линии на карте показывали, что чужой корабль стремительно идет им навстречу параллельным курсом, немного левее. Нилсон вышел и посмотрел в бинокль. Никаких признаков другого судна. Второй помощник прохаживался, время от времени задерживаясь у радара. Он опять поинтересовался курсом корабля.

— 90 градусов, сэр, — ответил Хансен.

Нилсон внимательно изучил показания гирокомпаса. Даже незначительное отклонение может стать критическим, и он хотел убедиться, что судно идет верным курсом. Хансен потянул талреп над головой. Склянки пробили шесть раз — одиннадцать часов.

Нилсону нравился звук корабельных склянок. Во время ночной вахты, когда накатывало ощущение точки и одиночества, удары склянок напоминали о романтических чувствах, которые он испытывал к морю еще юношей. Впоследствии второй помощник будет вспоминать об этом звоне как о предвестнике гибели.

Вновь взглянув на дисплей радара, Нилсон нанес на карту еще одну отметку.

Одиннадцать часов. Корабли разделяло расстояние в семь миль. Нилсон подсчитал, что суда пройдут на достаточном расстоянии друг от друга. Он снова вышел и посмотрел в бинокль. Какое-то сумасшествие. Там, где по показаниям радара должно быть другое судно, чернела темнота. Возможно, у него повреждены габаритные огни. А может, это военный корабль на учениях.

Нилсон посмотрел на правый борт. В ночном небе ярко сияла луна. Снова повернулся налево. Ничего. А что, если то судно скрыто густым туманом? Нет, вряд ли, ни один корабль не будет идти с такой скоростью в густом тумане. Второй помощник подумал: а не снизить ли «Стокгольму» скорость? Нет. Капитан услышит переговоры по внутренней связи и примчится на мостик. Обойдемся. Позовем старого осла после того, как корабли успешно разойдутся.

В 11.03 приборы на обоих судах показывали, что расстояние между ними составляет четыре мили. Все еще никаких огней.

Нилсон снова подумал, не позвать ли капитана, и опять отказался от этой идеи. Он также не отдал приказ включить звуковое оповещение, как предписывают правила судоходства. Зачем? Всего лишь напрасная трата времени. Они же в открытом океане, ярко светит луна, видимость, должно быть, миль пять.

«Стокгольм» продолжал свой путь в ночи со скоростью восемнадцать узлов.

Дозорный из «вороньего гнезда» прокричал:

— Огни по левому борту!

Наконец-то.

Позднее аналитики будут в недоумении пожимать плечами, не понимая, как два оснащенных радарами корабля могли столкнуться в открытом океане. Их притянуло, словно магнитом.

Нилсон присмотрелся к огням чужого судна. Две белые точки — одна выше, другая ниже — горели в ночи. Хорошо. Положение огней указывало на то, что корабль собрался пройти по левому борту. Вот появился и красный свет слева, подтверждающий, что судно удаляется от «Стокгольма». Корабли разойдутся по левому борту относительно друг друга. Согласно показаниям радара, расстояние между судами чуть больше двух миль. Нилсон взглянул на часы. Было 11.06 вечера.

* * *

Из того, что видел на экране радара капитан «Андреа Дориа», было ясно, что корабли без труда разойдутся по правому борту. Когда расстояние между судами сократилось до трех с половиной миль, Каламаи отдал приказ взять левее на четыре градуса, чтобы между кораблями оставалось достаточное расстояние. Вскоре в тумане замерцали радужные полупрозрачные пятна, и вот стали отчетливо видны белые бортовые огни.

Капитан Каламаи ожидал увидеть зеленый по правому борту чужого корабля.

Между судами — одна миля. Нилсон вспомнил, как один из газетных обозревателей сказал, что «Стокгольм» способен развернуться на десятицентовой монете и еще останется восемь центов сдачи. Ну что ж, пора проверить маневренность красавца-лайнера на деле.

— Два румба вправо, — отдал Нилсон приказ рулевому.

Как и Каламаи, он хотел, чтобы корабли разделял достаточный промежуток.

Хансен крутанул штурвал. Нос судна повернулся на двадцать градусов вправо.

— Выровнять корабль по курсу.

Зазвонил телефон на стене. Нилсон снял трубку.

— Мостик, — ответил он.

Нилсон, уверенный в полной безопасности, встал спиной к окнам, лицом — к стене.

От наблюдающего в «вороньем гнезде» донеслось:

— Огни двадцать градусов по левому борту.

— Спасибо, — ответил Нилсон и повесил трубку.

Он снова подошел к дисплею радара, еще ничего не зная о новой траектории итальянского корабля. Точки на экране сейчас были настолько близки друг от друга, что всматриваться в изображение не имело смысла. Нилсон вышел на левый борт и без всякого волнения поднес к глазам бинокль.

Увиденная картина не оставила от благостного состояния второго помощника камня на камне.

— О Господи!

Нилсон онемел от изумления, заметив неожиданное изменение мачтовых огней.

Верхний и нижний теперь поменялись местами. Красного, указывающего левый борт, теперь не было. Сейчас горел зеленый, означавший правый борт. Видимо, встречное судно внезапно решило повернуть влево.

Мерцающие палубные огни огромного черного корабля, вынырнувшего из тумана, были ясно видны, а правый борт судна оказался прямо по курсу идущего на высокой скорости «Стокгольма».

Нилсон закричал:

— Право руля!

Затем бросился к судовому телеграфу и, рванув ручки, установил их в положение «Стоп», будто можно заставить корабль остановиться одной лишь решимостью. Раздался невероятный лязг и скрежет железа.

— Полный назад!

Нилсон оглянулся на рулевого. Хансен стоял, как каменный истукан в языческом храме.

— Проклятие! Я сказал «право руля»! — прокричал второй помощник.

Хансен стал поворачивать штурвал. Нилсон отказывался верить собственным глазам. Матрос вертел колесо не вправо, что давало бы хоть маленький шанс избежать столкновения. Нет, Хансен медленно и целенаправленно поворачивал штурвал влево.

Нос «Стокгольма» описал смертельную дугу. До слуха Нилсона донесся звук противотуманной сирены — предупреждение от того, другого судна.

В машинном отделении творился хаос. Механики бросились открывать клапаны, чтобы машина дала задний ход. Весь корабль вздрогнул, когда началось торможение.

Слишком поздно. «Стокгольм» стрелой летел на беззащитное встречное судно.

* * *

Как и Нилсон, капитан Каламаи видел мачтовые огни другого судна и заметил, что цвет их вдруг поменялся. Красный, обозначающий левый борт, горел как рубин на бархате ночи. Значит, встречный корабль внезапно решил повернуть вправо, то есть идти лоб в лоб на «Андреа Дориа»!

Никакого предупреждения. Ни сирены. Ни свистка. О внезапной остановке при такой скорости не могло быть и речи. Судно неизбежно пройдет еще несколько миль по инерции...

В считанные секунды надо было что-то предпринять. Можно совершить маневр вправо, прямо навстречу опасности. Вдруг судам удастся разминуться, только слегка коснувшись друг друга... Да, есть шанс, что «Андреа Дориа» сумеет уйти из-под удара другого корабля.

Каламаи принял отчаянное решение.

— Лево руля! — прокричал он.

Офицер с мостика уточнил — не хочет ли капитан остановить двигатели? Каламаи отрицательно покачал головой.

— Скорость не снижать!

Он знал, что на высокой скорости «Андреа Дориа» лучше слушается руля.

Рулевой обеими руками крутанул штурвал влево. Дважды прозвучал гудок. Большой корабль еще полмили по инерции шел прямо и только потом начал совершать поворот.

Капитан осознавал, насколько рискует, подставляя борт «Андреа Дориа». Он молил Бога, чтобы встречное судно успело совершить маневр, пока есть время. И Каламаи все еще не верил, что корабли столкнутся. Происходящее казалось кошмарным сном.

Крик одного из офицеров вернул капитана к действительности:

— Он идет прямо на нас!

Приближающееся судно направлялось к правому борту, откуда за происходящим с ужасом наблюдал Каламаи. Острый, несколько приподнятый нос корабля, казалось, был нацелен прямо на капитана.

Командир «Андреа Дориа» имел репутацию человека выносливого и несгибаемого. Но сейчас он думал о том, про что в подобной ситуации подумал бы каждый: о спасении своей жизни.

Мощный нос шведского судна легко, точно штык, пронзил идущий на полной скорости «Андреа Дориа». Корпус итальянского судна был проломлен на треть его девяностофутовой ширины. При весе почти в тридцать тысяч тонн — в два раза больше «Стокгольма» — итальянский лайнер поволок за собой чужака. А потом «Стокгольм» подался назад, вскрыв семь из десяти пассажирских палуб!

Огромная зияющая дыра в корпусе «Андреа Дориа» шириной в сорок футов вверху ниже ватерлинии сужалась до семи футов. И все же тысячи галлонов морской воды хлынули через пробоину и заполнили пустовавшие емкости для горючего. Корабль накренился на правый борт из-за тяжести тонн воды, заполнившей генераторную. Маслянистая река потекла по коридорам и проходам, поднялась до переборок машинного отделения. Матросы здесь изо всех сил пытались бороться со стихией. Они скользили и падали, как клоуны во время выполнения трюков.

Вода все прибывала. Уже плавали на ее поверхности пустые цистерны для горючего.

Буквально через несколько минут после удара «Андреа Дориа» дал сильный крен на борт.

* * *

Нилсон ожидал, что при столкновении его швырнет на пол. Однако удар оказался на удивление мягким, хотя и достаточно сильным, чтобы вывести второго помощника из состояния паралича. Нилсон бросился из рулевой рубки в картографическую и нажал аварийную кнопку, приказывая задраить водонепроницаемые переборки.

Послышался гневный крик капитана:

— Да что, во имя всех святых, случилось?

Нилсон попытался ответить, но слова застряли в горле.

От растерянности он не знал, как описать происходящее. Хансен отказался выполнять приказ повернуть вправо. Медленно вращающийся влево штурвал. Матрос, мертвой хваткой вцепившийся в рулевое колесо. Ни страха, ни ужаса в его глазах. Только леденящий душу холод. Нилсон сперва подумал, что это просто кажется из-за освещения, да еще отсветы от экрана гирокомпаса подчеркивали шрам на правой щеке. Однако ошибки не было. Когда произошло столкновение, этот человек улыбался.

Да, никаких сомнений не осталось. Хансен преднамеренно повел судно навстречу другому кораблю, будто он управлял не «Стокгольмом», а торпедой, хотя вряд ли кто-нибудь поверит в это.

Нилсон посмотрел на сердитое лицо капитана, затем на штурвал. А там уже никого не было. Брошенное рулевое колесо вращалось как сумасшедшее.

Хансен скрылся.

* * *

Джейк Кэрри был внезапно разбужен странным грохотом, а затем послышался ужасный скрежет металла о металл; треск, хруст, будто каюты на верхней палубе взрывались. Глаза Кэрри расширились от испуга, когда бело-серая стена в нескольких футах от него вдруг начала двигаться.

Джейк погрузился в сладкий сон всего три минуты назад. Он поцеловал Майру, свою жену, пожелал ей спокойной ночи и скользнул под одеяло на огромной кровати в каюте первого класса. Майра еще прочитала несколько страниц романа, прежде чем глаза у нее стали слипаться. Она выключила лампу, натянула одеяло до самого подбородка и вздохнула, вспоминая залитые солнцем виноградники Тосканы.

Ранее они с Джейком отметили пребывание в Италии бутылочкой шампанского в ресторане первого класса. Кэрри предлагал выпить по бокалу вина на ночь в «Бельведере», но Майра ответила, что если она снова услышит в исполнении оркестра «Ариведерчи, Рома», то поклянется никогда больше в жизни не есть спагетти. Они вернулись в каюту около 10.30 вечера.

Прогулявшись по палубе с магазинами, супруги поднялись в лифте на следующий уровень и пошли к своей каюте, расположенной по правому борту. Они выставили в коридор багаж, чтобы стюард забрал его перед прибытием в Нью-Йорк на следующий день. Корабль колыхался, как огромная колыбель, и Майра вскоре уснула.

А сейчас кровать ее мужа тряслась как безумная, и вдруг Джейк взлетел в воздух, будто его запустили из катапульты. За этот миг свободного парения вся жизнь промелькнула перед его глазами, а потом наступила абсолютная темнота.

* * *

Смерть бродила по палубам «Андреа Дориа».

Она была повсюду: и в роскошных каютах первого класса, и в каютах туристического класса, находящихся ниже ватерлинии. Пятьдесят два человека погибли. Десять кают на палубе первого класса были уничтожены. На этом уровне пробоина оказалась самой широкой, а наиболее узкое место приходилось на палубу ниже ватерлинии. Но в каютах туристического класса пассажиров было больше, поэтому и здесь потери тоже были велики.

Люди погибали или оставались в живых словно по прихоти рока. Пассажир первого класса преспокойно чистит зубы и вдруг, заслышав страшный грохот, выбегает из ванной комнаты в спальню. А затем он видит, что стены нет и его жена исчезла. На прогулочной палубе мгновенно погибли два пассажира. Двадцать шесть иммигрантов из Италии — и среди них женщина с четырьмя маленькими детьми — оказались непосредственно на линии пробоины, и все были убиты искореженными стальными листами.

Но случались в ту ночь и чудеса. Так, одна девушка, выброшенная из каюты первого класса во время столкновения, очутилась на смятом носу «Стокгольма». А в другой каюте потолок обрушился прямо на супружескую пару. Однако им удалось выбраться из-под обломков и выползти в коридор.

Труднее всего пришлось пассажирам нижних палуб. Они вынуждены были пробираться по задымленным коридорам и проходам, залитым маслянистой черной водой. Мало-помалу уцелевшие собирались у смотровых площадок и теперь ждали хоть каких-то указаний.

Когда суда ударились друг о друга, капитан Каламаи находился в дальнем конце мостика. Оправившись от первоначального шока, он отдал команду «Стоп машина», и корабль наконец остановился в густом тумане.

Второй офицер подошел к креномеру — прибору, предназначенному для измерения угла крена судна.

— 18 градусов, — сказал моряк. А через несколько минут добавил: — 19 градусов.

Неприятный холодок прокрался в сердце капитана. Даже если затопило два отсека, крен не долженсоставлять более пятнадцати градусов. А при крене более двадцати градусов будут затоплены все отсеки...

Такая ситуация казалась невозможной. Проектировщики утверждали, что судно останется на плаву, даже если вода заполнит два отсека. Капитан потребовал доложить о потерях на каждой палубе, а особенно о состоянии водонепроницаемых перегородок. Каламаи также распорядился передать сигнал SOS и координаты корабля.

Вскоре вернулись офицеры с рапортами о положении на палубах судна. В машинном отделении механики и матросы откачивали насосами воду, но она прибывала быстрее, чем люди работали. Бойлерная тоже была затоплена. Кроме того, вода залила еще два отсека.

Офицер сообщил о новых показаниях кренометра: 22 градуса.

Капитану Каламаи не нужно было смотреть на кренометр, чтобы понять — угол крена миновал точку, при которой еще можно исправить катастрофическое положение. Палуба наклонилась под ногами так, что и без приборов все было очевидно.

Корабль погибал.

Каламаи помрачнел. Печаль охватила его душу. «Андреа Дориа» не просто какая-то посудина, это королева итальянских трансатлантических линий стоимостью двадцать один миллион долларов, самое величественное и роскошное судно Италии. Оно было спущено на воду всего четыре года назад, дабы показать всему миру — итальянский пассажирский флот оправился от последствий войны. Изящный черный корпус, белые надстройки, красно-бело-зеленая труба делали лайнер похожим на произведение искусства, вышедшее из-под руки скульптора, а не корабела.

Более того, Каламаи почти сроднился с кораблем. Он командовал «Андреа Дориа» в пробных рейсах и в сотнях трансатлантических круизов. Капитан ориентировался на палубах судна лучше, чем в комнатах собственного дома. Каламаи никогда не надоедало бродить из одного конца корабля в другой и с наслаждением любоваться великолепными работами выдающихся мастеров эпохи Возрождения: старинными зеркалами с позолотой, хрусталем, чудесными гобеленами и мозаикой. Насладившись фресками времен Микеланджело, капитан останавливался в холле первого класса перед массивной бронзовой статуей Андреа Дориа, который по своему величию занимал, пожалуй, второе место после Колумба. Бравый генуэзский адмирал будто собирался обнажить меч при первых же признаках появления пиратов-варваров.

А теперь все это должно сгинуть.

Жизни пассажиров — первейшая забота капитана. Каламаи уже собирался отдать приказ покинуть судно, когда офицер доложил, что спасательные шлюпки по левому борту нельзя спустить на воду. Осталось только восемь шлюпок по правому борту. И места в них хватит только для половины пассажиров... Капитан не мог приказать оставить корабль. Охваченные паникой люди бросятся к левому борту, и начнется хаос. Каламаи молил Бога, чтобы проходящие суда услышали сигнал о спасении и нашли их в тумане. Оставалось только ждать.

* * *

Анжело Донателли принес целый поднос бокалов мартини ньюйоркцам, отмечавшим свой последний день пребывания на борту «Андреа Дориа», после чего взглянул в одно из красиво задрапированных окон элегантной гостиной, называвшейся «Бельведер». Какое-то неясное движение привлекло взгляд стюарда.

Гостиная располагалась в передней части палубы. Открытая веранда для прогулок позволяла пассажирам первого класса любоваться океаном днем и ночью, если стояла хорошая погода. Однако большинство пассажиров уже оставили всякие попытки углядеть что-нибудь за серой пеленой тумана. А вот теперь, к своему ужасу, Анжело увидел огни и мачты большого белого корабля, плывущего сквозь туман.

— Бог мой! — пробормотал он.

Едва слова слетели с его губ, как раздался оглушительный звук, напоминавший взрыв огромной хлопушки. Гостиная погрузилась в темноту.

Палуба медленно сместилась. Анжело едва не потерял равновесие, но сумел удержаться на ногах. Размахивая круглым подносом, он сейчас напоминал знаменитую греческую скульптуру «Дискобол». Красавец-сицилиец из Палермо, от природы обладавший фигурой атлета, отточил ловкость, лавируя между столиками с подносом, уставленным бокалами и тарелками.

Загорелись аварийные огни. Три супружеские пары, сидевшие за ближайшим столиком, упали на пол. Анжело помог подняться дамам. Похоже, никто серьезно не пострадал. Стюард огляделся вокруг.

Роскошно декорированная гостиная с мягко подсвеченными гобеленами, картинами, деревянной резьбой и стенами, обтянутыми светлой кожей, пришла в полнейший беспорядок. На сверкающем танцполе, где еще несколько секунд назад под «Ариведерчи, Рома» кружились пары, вповалку лежали люди. Музыка резко оборвалась, со всех сторон слышались плач и крики ужаса. Музыканты выбирались из-под груды инструментов и пюпитров. Повсюду валялись разбитые бутылки и бокалы. В воздухе носился запах алкоголя. Вазы с живыми цветами валялись на полу.

— Ради Бога, объясните, что это было? — спросил один из присутствующих.

Анжело не проронил ни слова, будучи не совсем уверен в том, что увидел. Он снова взглянул за окно. Там был только туман.

— Может, мы столкнулись с айсбергом? — предположила какая-то женщина.

— С айсбергом? Ради всего святого, Конни, какой айсберг у берегов Массачусетса в июле?

— Тогда, вероятно, это мина.

Мужчина, взглянув на оркестрантов, усмехнулся:

— Что бы это ни было, оно заставило их прервать чертову мелодию.

Все рассмеялись. Танцоры принялись отряхивать и поправлять наряды, музыканты — осматривать инструменты, не повреждены ли они. Суетились бармены и официанты.

— Волноваться не о чем, — сказал один из пассажиров. — Один из офицеров сказал мне, что этот корабль не может утонуть.

Его жена, прекратив поправлять макияж, с тревогой заметила:

— То же самое говорили о «Титанике».

Повисла напряженная тишина. Все испуганно переглянулись, а затем, будто услышав некий беззвучный сигнал, три пары поспешили к ближайшему выходу, как стайка птиц, вспорхнувшая с ветки.

Анжело уже собрался было убрать бокалы и вытереть стол. Вдруг он усмехнулся и сказал самому себе:

— Ты слишком долго работал официантом.

Большинство дам и джентльменов поднялись с пола и тоже направились к выходам. Гостиная быстро опустела. Вскоре Анжело остался один. Он пожал плечами, швырнул полотенце на пол и пошел к ближайшей двери. Нужно узнать, что происходит.

* * *

Черная вода забвения едва не увлекла Джейка Кэрри в небытие. Он изо всех сил сопротивлялся темному потоку, карабкался, цепляясь за ускользающее сознание.

Вдруг Кэрри услышал стон и понял, что стонет он сам. Так, хорошо. Мертвецы не шумят. Следующая мысль была о жене.

— Майра! — позвал он.

В черно-серой пелене Джейк уловил какое-то легкое шевеление. Прекрасно. Это дает надежду. Он снова позвал жену.

— Я здесь.

Голос Майры прозвучал так, будто она находилась где-то далеко.

— Слава Богу! Ты в порядке?

Последовала пауза.

— Да. А что случилось? Я спала и...

— Не знаю. Ты можешь двигаться?

— Нет.

— Я сейчас тебе помогу, — сказал Кэрри.

Он лежал на левом боку, рука неловко подвернута, и что-то придавило его сверху. Ноги были плотно зажаты. Кэрри охватил леденящий страх. А что, если повреждена спина? Он попробовал еще раз сдвинуться с места. И еще, теперь уже сильнее.

От резкой боли в лодыжке слезы выступили на глазах. Однако это означало, что он не парализован. Джейк замер. Нужно все хорошенько обдумать. По профессии Кэрри был инженер и занимался строительством мостов, а нынешняя ситуация ничем не отличается от любой другой проблемы, которую можно разрешить при помощи логики, настойчивости и, конечно, везения.

Кэрри пошевелил правой рукой, и его локоть наткнулся на мягкую ткань. Значит, он под матрасами. Джейк поднатужился, стараясь выбраться из-под завала. Матрасы немного подались в сторону, но не более того. Господи, похоже, весь проклятый потолок рухнул именно сюда! Однако матрасы защитили Кэрри от обломков стен и потолка. Он глубоко вздохнул и, используя всю возможную силу своих мускулов, еще раз толкнул матрасы. Наконец они свалились на пол.

Освободив обе руки, Джейк скользнул вниз и почувствовал, как на лодыжку давит что-то твердое и тяжелое. Ощупав предмет, он понял — это комод, стоявший между кроватями. Упершись обеими руками, Джейк на несколько дюймов сдвинул комод и освободил ноги. Потер икры, восстанавливая кровообращение. Обе ноги болели, но кости, кажется, целы.

Кэрри медленно встал на четвереньки.

— Джейк, — снова позвала Майра.

Теперь ее голос звучал еще слабее.

— Иду, дорогая. Держись.

Что-то здесь не так. Казалось, голос Майры доносится с другой стороны стены. Джейк щелкнул выключателем. Света не было. Он пополз в кромешной темноте. Ориентироваться было не по чему. Шаря по стене, Кэрри нашел дверь. До него донеслись звуки, напоминающие шорох прибоя и крики чаек на побережье.

Джейк встал на ноги, расчистил пространство у двери и распахнул ее. Увиденное за дверью напоминало ночной кошмар.

В коридоре, в тусклом аварийном освещении желтых ламп, он разглядел толпу перепуганных людей. Мужчины, женщины, дети; кто полностью одет, кто в пальто, наброшенном на пижаму, кто с пустыми руками, кто с чемоданами — все толкались, напирали друг на друга, пытаясь выбраться на верхнюю палубу. В воздухе стояли клубы пыли и дыма, на полу — грязь. Несколько пассажиров пробирались к своим каютам. Они преодолевали людской поток, как лососи, идущие против течения.

Кэрри присмотрелся к номеру на двери, из которой вышел, и понял, что оказался в соседней каюте. Его попросту выбросило в другую комнату. В тот вечер они с Майрой разговаривали с итало-американской парой, занимавшей соседние апартаменты. Те возвращались домой после сбора всей семьи.

Кэрри с трудом пробился к двери своей каюты, но она оказалась заперта. Тогда Джейк вернулся в каюту, из которой только что вышел, и стал пробираться через развалины. Пришлось убирать с пути обломки мебели, потолка, стен. Кое-где он полз, где-то перелезал через завалы. Нужно спешить. Накренившаяся палуба означала, что корабль тонет.

Джейк добрался до стены и позвал жену. Майра ответила с другой стороны. Словно безумный, Кэрри принялся искать какой-нибудь пролом в стене. Наконец, есть! В самом низу оказалась дыра. Он стал расширять пробоину, чтобы можно было проползти сквозь нее. В их каюте царил полумрак, очертания предметов угадывались с трудом.

Джейк встал, посмотрел в сторону источника освещения. Холодный морской ветер пахнул в лицо. Невероятно! Внешняя стена каюты отсутствовала напрочь! На ее месте зияла огромная дыра, через которую был виден освещенный лунным светом океан. Джейк лихорадочно расчищал путь, и вот уже он пробрался к жене. Кэрри отер кровь с ее лба и щек, нежно поцеловал.

— Я не могу пошевелиться, — извиняющимся тоном произнесла Майра.

Страшная сила, швырнувшая Кэрри в соседнюю каюту, подняла железную кровать и припечатала Майру к стене, как пружина в мышеловке. К счастью, матрас защитил от железной рамы, но ее прижало к стене — лишь правая рука оставалась свободной.

Джейк взялся за железную раму. В свои пятьдесят с небольшим он был довольно крепок. Изо всех сил Кэрри потянул кровать на себя. Рама лишь немного подалась и сразу же встала обратно, как только он ослабил хватку. Тогда он попробовал отжать раму кровати какой-то длинной деревянной балкой, но и это не удалось: Майра закричала от боли.

— Дорогая, — проговорил Джейк как можно более спокойно. — Подожди, я найду кого-нибудь в помощь. Придется оставить тебя одну совсем ненадолго. Я вернусь. Обещаю.

— Джейк, ты должен спасаться сам. Корабль...

— Ты не избавишься от меня так легко, любимая...

— Во имя всего святого, не упрямься.

Джейк снова поцеловал жену. Губы ее, обычно такие теплые, сейчас были ледяными.

— Вспоминай солнечную Тоскану, пока будешь ждать. Я скоро вернусь. Обещаю.

Джейк погладил Майру по руке и вышел в коридор, не имея ни малейшего представления о том, что предпринять. Он заметил в толпе высокого мужчину крепкого телосложения и попросил его помочь.

— Прочь с пути! — прорычал здоровяк — он казался совершенно обезумевшим — и оттолкнул Кэрри.

Джейк отчаянно метался по коридору, но добрых самаритян среди пассажиров не нашлось. Скорее они напоминали стадо, несущееся к водопою. Джейк не винил этих людей за то что они спасали свои жизни. Ведь и он тоже бы потащил Майру наверх, не окажись она в ловушке. Нужно обратиться к кому-нибудь из членов экипажа. Слившись со всеобщим потоком, Джейк теперь продвигался на верхнюю палубу, стараясь удержать равновесие на накренившемся полу.

* * *

Анжело быстро оценил ситуацию на корабле, и то, что он увидел, ему не понравилось. Особенно то, что происходило у правого борта, который все больше опускался.

На воду спустили пять спасательных шлюпок, и они очень быстро заполнились членами команды. Десятки перепуганных официантов и кухонных рабочих прыгали в перегруженные лодки. Увидев помятый нос судна и пробоину в борту, Анжело сразу понял, что произошло. Он возблагодарил Господа Бога за то, что многие пассажиры в этот вечер находились не в своих каютах, а отмечали последний день вояжа в гостиной.

Донателли бросился к правому борту, но путь оказался нелегким — накренившаяся палуба была скользкой от воды и разлитого горючего.

Анжело шел, хватаясь за дверные ручки и держась за перила. Так он добрался до прогулочной палубы.

А там большинство пассажиров сгрудились у левого, высокого задравшегося из-за крена борта. В проблесках аварийного освещения было видно, что некоторые ухватились за стулья, привинченные к палубе, другие — за тюки, приготовленные к перегрузке в доке.

Некоторые пассажиры так и оставались в вечерних платьях, другие — в пижамах, ночных рубашках и наспех наброшенных пальто. Люди держались на удивление спокойно. Только когда корабль вздрагивал, раздавались испуганные крики. Анжело хорошо понимал, что такое спокойствие мгновенно сменится истерией, если вдруг станет известно, что команда эвакуируется, заняв все пять спасательных шлюпок и оставив пассажиров на произвол судьбы на тонущем корабле.

Прогулочная палуба на «Андреа Дориа» сконструирована так, что отсюда можно было сесть в спасательные шлюпки, подвешенные на шлюпочной палубе. Офицеры и матросы тщетно пытались спустить их. Шлюпбалки не предназначались для работы под таким углом, и потому лодки не двигались с места.

Сердце Анжело на миг замерло. Так вот почему пассажирам не дали команду покинуть корабль. Капитан боялся паники!

В итоге получалось, что одна половина лодок занята членами команды, другая половина совершенно бесполезна в сложившихся обстоятельствах, а для пассажиров не хватило ни лодок, ни спасательных жилетов. Если судно затонет, у несчастных вообще не остается шансов на спасение!

В мозгу Донателли мелькнула мысль: побежать на правый борт и вместе с остальной командой прыгнуть в одну из спущенных на воду шлюпок. Нет, нет! Анжело прогнал искушение и, схватив груду спасательных жилетов, стал раздавать их пассажирам. Проклятый сицилийский кодекс чести! Похоже, из-за него и придется погибнуть!

— Анжело! — Окровавленный человек преградил путь стюарду, схватив его за руку. — Анжело, это я, Джейк Кэрри.

А, ведь это тот американец, у которого такая красивая жена. По возрасту миссис Кэрри годилась Анжело в матери. Но, мамма миа, что за дивные бездонные глаза и волнующие формы у этой женщины! Анжело влюбился в нее сразу, хотя и совершенно платонически. Чета Кэрри всегда давала щедрые чаевые и, что гораздо важнее, относилась к нему с уважением. Другие, даже соотечественники-итальянцы, поглядывали на смуглолицего сицилийца свысока.

Джейк Кэрри воплощал собой американский успех. Для своих пятидесяти с хвостиком он был в отличной форме: высокий, стройный, широкоплечий, с аккуратно подстриженными седыми волосами и загорелым лицом. Однако сейчас в руку Анжело пребольно вцепился безумец с горящими глазами в изодранной пижаме и кровавым пятном на груди.

— Слава Богу, встретил знакомого, — устало произнес Кэрри.

Анжело огляделся по сторонам и спросил:

— А где синьора Кэрри?

— Оказалась в ловушке в нашей каюте. Мне нужна ваша помощь.

Глаза Джейка Кэрри горели.

— Идемте, — после секундного колебания ответил Анжело.

Он передал оставшиеся спасательные жилеты другому стюарду и последовал за Кэрри к ближайшей лестнице. Кэрри продирался сквозь встречный поток людей, втянув голову в плечи. Анжело ухватился за его плечо, стараясь не потеряться в толпе. Наконец они спустились на палубу, где находились каюты первого класса. К этому моменту здесь уже почти никого не осталось.

Донателли был просто ошеломлен, когда увидел миссис Кэрри. Вся сцена напоминала средневековую камеру пыток. Когда они вошли, глаза женщины были закрыты, и на миг Анжело показалось, что миссис Кэрри мертва. Однако после нежного прикосновения мужа она сразу же открыла глаза.

— Я же сказал, что вернусь, дорогая, — успокаивающе произнес мистер Кэрри. — Посмотри, Анжело пришел на помощь.

Донателли взял руку миссис Кэрри и галантно поцеловал ее. Майра ответила легкой улыбкой.

Мужчины дружно ухватились за железную раму кровати и изо всех сил потянули на себя. Металл впивался в ладони, но они не обращали внимания на боль. Рама подалась на несколько дюймов больше, чем в первый раз. Тем не менее, едва Анжело и мистер Кэрри отпустили раму, она тут же вернулась на прежнее место. При каждой очередной попытке миссис Кэрри закрывала глаза и плотно сжимала губы.

Джейк выругался. В жизни ему часто приходилось пробивать себе дорогу, и он привык выходить победителем.

— Нужен кто-нибудь еще, — сказал он.

Анжело растерянно пожал плечами:

— Почти все члены команды уже в спасательных шлюпках.

— Господи Иисусе! — прошептал Кэрри.

Пожалуй, никого больше не найдешь. Ведь и Анжело удалось разыскать с трудом. Кэрри попробовал взглянуть на проблему с точки зрения инженера.

— Мы сможем справиться сами. Ты и я, — наконец сказал он. — Если только раздобудем домкрат.

— Что?

Донателли с удивлением уставился на мистера Кэрри.

— Домкрат, — спокойно повторил тот. — Обыкновенный домкрат для автомобиля.

В глазах Анжело промелькнула догадка.

— А-а, — протянул он. — Это такой рычаг...

— Именно, — возбужденно подтвердил Джейк. — Мы установим его вот здесь, отожмем раму от стены и таким образом сможем вытащить Майру.

— Да, синьор. Гараж. Я пойду в гараж.

— Правильно. Нужно пойти в гараж. — Кэрри взглянул на испуганное лицо жены. — Ты должен спешить.

Джейк считал, что ничто в жизни не дается даром. Анжело может броситься к ближайшей спасательной шлюпке, как только выйдет из этой каюты. Впрочем, Кэрри в такой ситуации не стал бы винить молодого человека. Он взял его за локоть:

— Не могу выразить, как я тебе благодарен, Анжело. Когда вернемся в Нью-Йорк, можешь не сомневаться, я вознагражу тебя.

— Эй, синьор. Я делаю это не ради денег.

Донателли улыбнулся, послал миссис Кэрри воздушный поцелуй и скрылся за дверью, прихватив спасательный жилет.

Анжело побежал по коридору, спустился по лестнице в фойе, а дальше пройти было невозможно. Нос «Стокгольма» пропорол палубу до судовой церкви, превратив фойе в груду искореженного металла и битого стекла. Анжело обошел руины и по центральному коридору побежал к корме, где по другой лестнице спустился на палубу "А". И здесь многие каюты по правому борту просто исчезли. Донателли снова пришлось быстро и осторожно пробираться на следующую палубу.

Перед тем как спускаться по очередной лестнице, Анжело всякий раз крестился. Пусть он и понимал всю беспомощность этого действия сейчас, все же оно вселяло некую уверенность. Хотя вряд ли Господь Бог пожелал бы отправиться вместе с Анжело на самую нижнюю палубу тонущего корабля...

Донателли на секунду остановился, чтобы собраться с духом. Вот она, палуба "Б". Здесь находился гараж на пятьдесят автомобилей и небольшие каюты туристического класса. Гараж располагался по ширине судна, а двери по обеим сторонам позволяли машинам выезжать прямо на пирс. Анжело довелось побывать здесь лишь однажды. Приятель-сицилиец, работавший в гараже механиком, позвал Донателли посмотреть на чудесный «крайслер», возвращавшийся из Италии в Америку. Было известно, что дизайн этого автомобиля разрабатывался целый год, а собирали его вручную целых пятнадцать месяцев. Стоила машина сто тысяч долларов. Тогда Анжело с замиранием сердца любовался изящными современными линиями красавца автомобиля. Но еще больший интерес у обоих сицилийцев вызвал «роллс-ройс», который принадлежал одному богачу из Майами-Бич. Американец возвращался домой после медового месяца, проведенного в Париже. Анжело и его друг по очереди представляли себя в роли то шофера «роллса», то пассажира.

Насколько помнил Донателли, сейчас в гараже девять автомобилей. Наверняка хотя бы в одном из них найдется домкрат. Стоп! Пробоина как раз по правому борту. А что, если нос чужого корабля снес стену гаража? Анжело остановился в сумраке, перевел дыхание, отер пот со лба. Что делать? А вдруг там нет света? Как найти обратную дорогу? Страх сковал Донателли, ноги не хотели слушаться.

Стоп. Спокойно.

В тот день, когда Анжело посещал гараж, его приятель упоминал о каком-то бронированном грузовике без всяких опознавательных знаков и с загадочным грузом. Возможно, в нем перевозили золото. На расспросы Донателли друг только пожал плечами и сообщил, что охраняется грузовик день и ночь. Анжело своими глазами видел человека в темно-серой форме, который пристально наблюдал за друзьями, пока они не удалились из грузового отсека.

Палуба дрогнула под ногами, корабль еще больше накренился, приблизительно на градус. Страх сменился ужасом.

Сердце стучало все громче. Интересно, как скоро корабль перевернется? Анжело взглянул на спасательный жилет и рассмеялся. Ну какая польза от жилета, если утонешь в брюхе корабля? Пожалуй, в запасе осталось минут пять.

А потом нужно опрометью бежать на верхнюю палубу. Они с Кэрри придумают что-нибудь. Должны придумать. Вот она, дверь в гараж. Анжело глубоко вздохнул и шагнул через порог.

Внутри было темно, только под потолком горели четыре аварийные лампочки. По правому борту затекала вода, доходившая уже до лодыжек. Вероятно, через несколько минут океан ворвется сюда бурным потоком. Здравый смысл подсказывал, что нужно поскорее бежать. Как можно скорее, пока все вокруг не превратилось в аквариум!

Тут Анжело вспомнил о миссис Кэрри, приколотой к стене, словно бабочка. Грузовик — последний шанс на спасение (если этот шанс вообще есть). Только домкрат скорее всего окажется внутри... Анжело почти смирился с тем, что придется уйти с пустыми руками, без домкрата, как вдруг обнаружил — он в гараже не один.

Темноту около грузовика прорезал узкий луч света. Еще один. Фонарики. Кто-то поставил несколько фонарей на пол, и теперь они освещали грузовик. Возле машины суетились несколько человек. На одних была серая униформа, на других — черные костюмы. Они открыли боковые и заднюю дверцы автомобиля. Анжело не мог разглядеть, что именно делают загадочные пришельцы. Ясно было лишь одно — они полностью поглощены своим занятием. Донателли уже почти собрался крикнуть: «Синьоры!» — когда что-то удержало его.

Было нечто странное в действиях этих людей. Серые тени появлялись внезапно из темноты. Исчезали. Снова возникали. Их движения напоминали кошку, подкрадывающуюся к птичке. Такая необычная скрытность заставила Анжело притаиться. Охранник из грузовика прокричал приближающимся людям что-то и потянулся к кобуре на боку.

Люди в комбинезонах ловко, по-военному, встали на одно колено, и каждый что-то приложил к плечу. Тут Анжело все понял. Вовсе не обязательно вырасти в семье мафиози, чтобы знать, как выглядит и как действует автомат.

Из четырех стволов одновременно полился свинцовый град. А охранник даже не успел выхватить оружие из кобуры. Как только первые пули достигли цели, он нелепо взмахнул руками, пистолет полетел в сторону.

Тело охранника дергалось и извивалось в каком-то кошмарном танце смерти из-за мощных ударов сотен пуль.

Остальные пытались найти укрытие, чтобы не попасть под безжалостный огонь. Металлические стены гаража и корпус бронированного грузовика многократным эхом отражали страшный грохот стрельбы. А убийцы продолжали вести огонь даже после того, как уже стало ясно, что никто не мог остаться в живых. Они палили по мертвым телам.

Вдруг наступила тишина.

В воздухе колебался сизый дым, пахнущий порохом и смертью.

Убийцы методично переворачивали каждое тело, и Анжело казалось, будто он сходит с ума. Он застыл как вкопанный, проклиная в душе тот миг, когда вошел сюда. Донателли решил было, что станет свидетелем ограбления и убийцы сейчас начнут доставать мешки с деньгами из грузовика. Но бандиты повели себя очень странно. Убийцы подтащили все тела к грузовику, а затем сложили их в фургон и, громко хлопнув дверцей, заперли ее.

Страх сковал Анжело. А вода тем временем прибывала. Донателли стал отходить от грузовика, держась в тени. У двери, через которую он вошел, вода доходила уже до колен. Анжело надел спасательный жилет, который до сих пор прижимал к груди, и оглянулся. В этот момент один из киллеров посмотрел в сторону Донателли, а потом все бандиты бросились в воду и поплыли к Анжело. Тот со всех ног побежал прочь. Дальше коридор был затоплен. Нужно спешить. Донателли греб со всей силой, на какую оказался способен. По пятам следовали убийцы.

Через несколько минут Анжело буквально ввалился в каюту Кэрри.

— Я не смог найти домкрат, — запыхавшись, сообщил он и тут же замолчал.

Рама кровати была отжата, а мистер Кэрри вызволял свою жену с помощью судового врача и еще одного члена команды. Заметив Донателли, Кэрри проговорил:

— Анжело, я беспокоился о тебе.

— Синьора в порядке?

Глаза женщины были закрыты, а ее ночная рубашка вся в крови. Врач измерял пульс.

— Она без сознания, но жива. Возможно, есть внутренние повреждения.

Кэрри еще раз взглянул на Анжело, заметив его мокрую одежду и пустые руки.

— Эти ребята помогли мне. Нам прислали домкрат с одного из спасательных кораблей. Полагаю, в гараже ты ничего не нашел.

Анжело покачал головой.

— Господи, парень, да ты весь вымок. Прости, что тебе пришлось пройти через это.

Донателли снова покачал головой:

— Ничего. Ерунда.

Доктор тем временем сделал укол миссис Кэрри.

— Морфин. От боли, — объяснил он, стараясь сдержать беспокойство. — Ее необходимо как можно скорее снять с корабля.

Джейк вместе с доктором завернули Майру в одеяло и понесли на прогулочную палубу. Туман рассеялся, и корабль окружила небольшая флотилия. Словно огромные стрекозы, носились вертолеты береговой охраны.

Между терпящим бедствие судном и спасательными кораблями беспрерывно сновали шлюпки.

Больше всего шлюпок ходило между «Андреа Дориа» и огромным пассажирским лайнером, на носу которого красовалась надпись «Иль-де-Франс». Прожекторы лайнера были направлены на «Андреа Дориа». Команда «Покинуть корабль» так и не прозвучала, поэтому пассажиры через два часа ожидания сами начали перелезать через борт. Женщин, детей и пожилых людей переправляли в первую очередь. Однако дело продвигалось медленно, потому что спуститься в спасательную шлюпку можно было только одним способом — с помощью веревки.

Майру осторожно спустили на носилках, а матросы в шлюпке бережно приняли ее.

Джейк, свесившись за борт корабля, наблюдал за спуском, а затем посоветовал Анжело:

— Поскорее уносите отсюда ноги, мой друг. Корабль скоро окажется на дне.

Донателли с тоской окинул «Андреа Дориа» взглядом.

— Да, совсем скоро, мистер Кэрри. Я помогу еще кому-нибудь из пассажиров. — Затем Анжело с улыбкой добавил: — Помните, что значит мое имя?

Когда Донателли только познакомился с супругами Кэрри, он сказал им, что его имя означает «ангел», то есть тот, кто помогает другим.

— Я помню, — ответил Джейк, взяв стюарда за руку. — Спасибо. Я в неоплатном долгу перед тобой. И если когда-нибудь тебе понадобится помощь, приходи ко мне. Понял?

Анжело улыбнулся:

— Грациа. Я понял. Пожалуйста, передайте наилучшие пожелания от меня синьоре.

Кэрри кивнул, перелез через борт и по веревке спустился в шлюпку. Донателли помахал ему рукой. Он никому не стал сообщать об ужасном происшествии в гараже. Пока не время, и, вполне вероятно, подходящее время никогда не наступит. Никто не поверит в такую историю, рассказанную каким-то официантом. Анжело хорошо помнил сицилийскую поговорку: птичка, поющая на дереве, заканчивает жизнь в котелке.

* * *

Вахта смерти подходила к концу.

Последние выжившие пассажиры покидали судно уже в розовых лучах рассвета. Капитан и офицеры оставались на «Андреа Дориа» до последней минуты, а потом, как и все, спустились в спасательные шлюпки по веревкам.

Когда в безоблачном небе засияло солнце, крен корабля еще больше усилился. К 9.50 утра судно лежало на правом боку под углом 45 градусов, а нос уже частично скрылся под водой.

«Стокгольм» с покореженным носом отошел мили на три, оставлял за собой на воде обломки и масляные пятна. Неподалеку стояли два эсминца и четыре катера береговой охраны. Самолет и вертолеты патрулировали в небе.

Развязка наступила в 10 утра. Через одиннадцать часов после столкновения «Андреа Дориа» полностью лег на правый борт. Пустые шлюпки, которые никак не удавалось спустить на воду раньше, теперь отправились в плавание, освободившись от шлюпбалок. По периметру корабля вздымались тысячи пузырьков и пузырей — это из всех полостей выходил воздух.

Мощные лопасти парных винтов судна блестели на солнце. Через несколько минут вода поглотила нос, корма поднялась, и корабль пошел ко дну, будто увлекаемый щупальцами гигантского морского чудовища.

Теперь вода хлынула во все каюты, холлы, коридоры, отсеки. Под давлением металлический корпус рвался и издавал жуткие стоны, которые иногда слышат на подлодках, только что потопивших вражеский корабль.

«Андреа Дориа» коснулся дна под тем же углом, что и тонул. На глубине двести двадцать пять футов корабль лег на правый борт. От множества пузырьков воздуха темная вода стала светло-голубой.

Там, где «Андреа Дориа» пошел ко дну, образовалась огромная воронка, и еще пятнадцать минут кружили по воде мусор и обломки. Когда воронка исчезла, катер береговой охраны подошел к месту катастрофы, и моряки поставили на воду буй.

На дне морском оказался груз стоимостью в два миллиона долларов — марочные вина, роскошные ткани, мебель, оливковое масло. В пучине исчезли великолепные произведения искусства — мраморные бюсты, фрески, бронзовая статуя старого адмирала... И там же, на дне моря, скрылся бронированный грузовик, набитый мертвыми телами. Страшный секрет поглотило море.

* * *

В Нью-Йорке с трапа «Иль-де-Франс» сошел высокий блондин и направился к стойке таможни. На нем была черная морская фуражка и длинное пальто. Блондин ничем не выделялся из числа прочих пассажиров, прибывших в США на борту лайнера.

Выполнение морального долга по отношению к терпящему бедствие судну задержало прибытие французского корабля на тридцать шесть часов. В результате «Иль-де-Франс» пришел в Нью-Йорк в четверг после полудня, когда на пирсе уже собралась толпа встречающих. Потребовалось немало времени на высадку семисот тридцати трех пассажиров с «Андреа Дориа». Выполнив свою миссию, судно быстро отправилось в обратный путь. В конце концов, время — деньги.

— Следующий, — сказал офицер-таможенник, оторвав взгляд от бумаг на столе. Его внимание привлек шрам на лице стоящего перед ним человека. — Госдепартамент временно откладывает выдачу паспортов спасшимся пассажирам. Поставьте свою подпись вот здесь, на бланке. И нужно указать ваше имя и адрес, — сказал инспектор.

— Да, спасибо. Нам все объяснили еще на корабле. — Блондин улыбнулся. Или это только показалось из-за шрама? — Боюсь, мой паспорт сейчас на дне Атлантического океана.

Человек со шрамом сообщил, что его фамилия Джонсон и направляется он в Милуоки.

— Идите туда, мистер Джонсон, — указал офицер. — В центре здоровья проверят, нет ли у вас заразных болезней. Процедура не займет много времени. Следующий, пожалуйста.

Врачебный осмотр прошел быстро, как и обещали. Через несколько минут блондин уже шагнул за ворота таможни. Из порта толпа спасшихся пассажиров, их родственников и друзей направлялась на улицу. Там образовалась пробка — медленно двигались автобусы, такси, беспрерывно гудели клаксоны автомобилей.

Блондин встал у края тротуара и внимательно всматривался в толпу, пока не встретился взглядом с кем-то. Затем его взгляд выхватил из толпы еще одно знакомое лицо. И еще одно. Он кивнул, давая понять товарищам, что узнал их. А после все пошли в разные стороны.

Сам блондин двинулся в направлении Сорок четвертой улицы и там поймал такси. После изматывающей ночи он чувствовал себя усталым и мечтал только об отдыхе.

На данный момент задание выполнено.

Глава 1

10 июня 2000 г.

Марокканское побережье

Нина Кирофф стояла на верху древней лестницы и, прищурившись, смотрела на спокойные зеленоватые воды лагуны. Она думала о том, что едва ли ей доводилось видеть более унылое побережье, чем эта изолированная полоса. Ничто не шелохнется в раскаленном воздухе. Единственный признак присутствия здесь людей — небольшое кладбище. Надгробия цвета оконной замазки обращены к морю. Песок, гонимый ветром, давно смешался с прахом усопших.

Нина довольно усмехнулась, как ребенок, обнаруживший подарки у рождественской елки. Морскому археологу этот неяркий, выцветший под жарким солнцем пейзаж казался куда более прекрасным, чем белый песок и пальмы какого-нибудь тропического рая. А жутковатость места защитит его от самого худшего: осквернения.

Нина непременно захотела еще раз поблагодарить доктора Нокса за то, что он убедил ее присоединиться к экспедиции. Сначала она вежливо отклонила приглашение Пенсильванского университета, сочтя поездку пустой тратой времени. Каждый дюйм побережья Марокко давно исследован и описан. Даже если кому-нибудь и удастся открыть нечто новенькое, находка наверняка будет недоступна из-за многотонного слоя строительного раствора, оставленного римлянами. Нину, безусловно, восхищали их инженерные таланты, и все-таки она считала римлян в некоторой степени разрушителями, если рассматривать всю историю человечества.

Отказ Кирофф принять участие в экспедиции имел свою подоплеку. Она пыталась разобраться с горами бумаг, связанных с работой по исследованию кораблекрушения у берегов Кипра, в водах, на которые претендовали турки. Предположительно затонуло греческое судно, что и спровоцировало конфликт между древними врагами — Грецией и Турцией.

Исследовательские суда в Афинах и Анкаре еще только разогревали двигатели, когда Нина уже нырнула в синие воды моря и определила, что на дне лежит сирийское торговое судно. Открытие привело в замешательство сирийцев, зато избавило две другие стороны от возможной конкуренции. А поскольку Нина была владельцем, президентом и единственным сотрудником фирмы «Маритим рисёч», то ей пришлось взять всю бумажную волокиту на себя.

Через несколько минут, после того как она отказалась от приглашения университета, позвонил Стэнтон Нокс.

— У меня со слухом все хуже и хуже, доктор Кирофф, — донесся из трубки хорошо знакомый голос. — Я слышал, будто кто-то сказал, что вы не заинтересовались экспедицией в Марокко. Полагаю, я ошибся? Такой слух не может быть правдой.

Прошло несколько месяцев с тех пор, как Кирофф разговаривала со своим наставником в последний раз. Она улыбнулась, представив его совершенно седую голову, почти безумный взгляд из-под очков и усы, кончики которых торчат вверх.

Тряхнув головой, чтобы отогнать воспоминания, Нина ответила:

— При всем моем уважении к вам, профессор Нокс, я сомневаюсь в том, что существует хотя бы один клочок побережья в Северной Африке, где не было бы поздних построек римлян, который не был бы уже открыт и кем-то исследован.

— Браво! Рад, что вы помните первые три урока из учебника археологии, доктор Кирофф.

Нина усмехнулась легкости и непринужденности, с какой профессор держался со всеми людьми. Ей недавно исполнилось тридцать, у нее был собственный бизнес, она обладала таким же количеством научных степеней, как и Нокс... И все равно Нина чувствовала себя студенткой рядом с ним.

— Да как я могу забыть? Скептицизм, скептицизм и еще раз скептицизм.

— Правильно, — радостно одобрил профессор. — Три злобные собаки по кличке «скептицизм» разорвут вас на части, пока не накормите их ужином из доказательств. Вы удивитесь, как часто мои поучения пролетают мимо ушей. — Он театрально вздохнул и перешел на более деловой тон. — Мне понятна ваша точка зрения, доктор Кирофф. В другом случае я бы согласился с вашим мнением насчет проторенных дорожек, но сейчас речь идет об Атлантическом побережье. Интересующее нас место находится за Столбами Мелькарта. И римлян там не было.

Интересно. Нокс использовал финикийское название западной оконечности Средиземного моря, где Гибралтар как бы склоняется к Танжеру. Греки и римляне называли эту точку Геркулесовыми столбами. Еще со студенческих времен Нина знала, что названиями профессор оперирует с точностью нейрохирурга.

— Я очень занята...

— Доктор Кирофф, в другой ситуации я бы признал это, — перебил Нокс. — Мне нужна ваша помощь. Очень нужна. В моем распоряжении полно археологов, которые даже в душ отправляются в галошах. А нам необходим кто-то, кто сможет работать под водой. Экспедиция небольшая — всего человек двенадцать. И вы будете единственным аквалангистом.

Не зря Нокс обладал репутацией отличного рыбака. Он подразнил Нину финикийцами, забросил крючок, попросив о помощи, и заставил ее дрогнуть, сообщив, что единственным аквалангистом будет она. А это означало полную свободу действий.

Кирофф представила выражение лица профессора в данную минуту и попыталась возразить:

— Но у меня куча дел...

Нокс сразу же остановил ее:

— Мне хорошо известно о ваших изысканиях у Кипра. Кстати, поздравляю. Вам удалось уладить конфликт между странами — участниками НАТО. Я уже позаботился обо всем. У меня имеется пара весьма компетентных учеников, которые будут рады возможности получить опыт работы с бумагами подобного рода. Ведь это тоже является частью археологии в наши дни. Мы уедем на семь — десять дней. За это время мои юные верные клевреты поставят все точки над i в ваших бумагах. Можете не давать ответ сию же минуту. Я отправлю вам по факсу кое-какие материалы. Включайте технику.

— Сколько времени вам потребуется, профессор Нокс?

— Думаю, часа достаточно. Всего хорошего!

Нина положила трубку телефона и рассмеялась. Часа достаточно!

Почти тотчас же из факса потекла бумага, словно лава из вулкана. Это были проект Нокса и смета. Он просил денег на исследование греко-римских или, возможно, каких-то других развалин. Вполне в духе Нокса — смешать факты и вероятность.

Внимание Нины привлекла карта. Место, которое предстояло исследовать, находилось между устьем реки Драа и Западной Сахарой на марокканской прибрежной равнине, что начиналась у Танжера.

Береговая линия на карте была прорисована так, будто картографа при ее чертеже одолела икота. Прикинув расстояние от места экспедиции до Канарских островов, Нина откинулась на спинку кресла и набрала номер телефона.

Нокс ответил почти сразу:

— Отправляемся на следующей неделе.

* * *

А теперь линии на карте обрели материальный смысл. Почти идеально круглая чаша лагуны окружена с двух сторон скалами кирпичного цвета. Отмели у берега превращаются во время отливов в лужи грязи. Наверняка это место привлекало древних моряков. Здесь пережидали бури и ненастье. Неподалеку обнаружилось пересохшее русло реки. Еще один хороший знак. Поселения обычно возникали вблизи рек.

Через дюны узкая песчаная тропка вела от лагуны к небольшому греческому храму.

Бухта, пожалуй, тесновата для базирования римских кораблей и строительства громадных храмов времен Римской империи. Видимо, греки использовали лагуну как место временной стоянки своих судов. И крутые прибрежные скалы не вызвали у эллинов желания продвигаться вглубь.

Нина взглянула на карту. Это место находилось на расстоянии многих миль от всех известных древних поселений. Даже сегодня ближайшая деревня берберов располагалась в десяти милях от наезженной дороги в песках.

Кирофф прикрыла рукой глаза от солнца и стала рассматривать корабль, бросивший якорь недалеко от берега. Корпус судна был бирюзово-зеленым. Она прищурилась, пытаясь разглядеть буквы на борту. НУМА[93].

Интересно, что делает здесь, у отдаленного побережья Марокко, судно, принадлежащее правительственному агентству США?

Нина легко подхватила большую сетку со снаряжением и спустилась на десяток ступеней туда, где вода мирно плескалась у основания лестницы. Она скинула бейсболку и стянула футболку через голову. Солнце заиграло в ее собранных в узел волосах цвета спелой пшеницы. На стройной длинноногой женщине цветастый купальник-бикини сидел великолепно.

Имя, золотистый цвет волос, круглое лицо и невероятный запас жизненных сил Нина унаследовала от прабабки — простой крестьянки, которая где-то посреди украинского пшеничного поля сошлась с солдатом царской армии. От матери-грузинки Нине достались большие серые глаза, высокие скулы и чувственные пухлые губы. К тому времени, когда семья эмигрировала в США, природа преобразила женщин рода Кирофф — они стали тонкими в талии, более изящными в бедрах, но сохранили приятную округлость бюста.

Нина достала из сумки цифровой фотоаппарат «Никон» в специальном водонепроницаемом корпусе, затем последовали баллон с кислородом, черно-оранжевый костюм, перчатки, шапочка, маска и трубка. Она быстро надела костюм, пристроила на голове специальный фонарь, чтобы освободить руки, пристегнула кислородный баллон, защелкнула пряжку пояса, в специальный клапан на бедре положила титановый нож с семидюймовым лезвием.Прикрепив к крючку на поясе сетку для находок, выставила время на часах с особым дисплеем для подводных исследований.

Нина дважды проверила оборудование и медленно поплыла в изумрудной воде лагуны. С наслаждением скользя в приятной прохладе, Кирофф думала о том, как ей повезло по сравнению с «наземными» археологами. Ведь тем зачастую приходится по многу часов работать, стоя на коленях, или ползать под палящим солнцем. Глаза и нос при этом забивает пыль, смешанная с потом.

Слегка шевеля ластами, Нина с удовольствием маневрировала в воде, словно аэроплан, ведущий наблюдение с воздуха.

У входа в лагуну громоздился островок, усеянный чахлыми соснами. Нина планировала плыть прямо к острову и, мысленно разделив территорию лагуны надвое, исследовать каждый фут, совершая заплывы относительно воображаемой середины. Точные измерения произведут позднее, а пока она должна увидеть все своими глазами и составить предварительное мнение о том, что находится под водой.

Вода была почти идеально прозрачной. Нина видела дно на глубине двадцати футов, а значит, можно воспользоваться трубкой и сэкономить воздух. Ряды пересекающихся прямых образовывали прямоугольники. Прямоугольники состояли из тщательно подогнанных каменных блоков. А лестница уходила дальше под воду к старой пристани. Все указывало на то, что когда-то лагуна была не просто временной стоянкой, а самым настоящим портом.

Скоро Нина заметила и более широкие полоски. Остатки строений. Есть! Склады, жилые помещения, а может, контора начальника порта. Точно, здесь была не просто стоянка.

Дальше она наткнулась на ванну размером едва ли не с олимпийский бассейн. Должно быть, эта емкость когда-то предназначалась для рыбы.

Включив головной фонарь, Нина поплыла дальше. Узкий луч света выхватил из мрака остатки посуды и прочие осколки. Она очистила несколько черепков от грязи и положила в сетку на поясе, а затем обнаружила канал и последовала по нему. Этот путь выводил в лагуну. Канал оказался достаточно большим для прохода древних судов. Здесь были даже судоподъемные эллинги, способные пропустить суда длиною в пятьдесят футов!

Нина продолжала исследовать дно лагуны по задуманному плану, пока не обнаружила дамбу всего в нескольких футах от поверхности воды. Конструкция состояла из параллельных каменных стен, пространство между которыми когда-то заполнили валунами. В период засухи сооружение явно соединяло материк и остров.

Выбравшись на сушу, Нина сложила снаряжение в тень и отправилась на противоположную сторону острова, ширина которого составляла всего пятьдесят с небольшим футов. Сосенки, заметные с побережья, едва доходили Нине до подбородка.

У входа в лагуну на берегу громоздились булыжники — вероятно, остатки какого-то фундамента. Здесь же рядом некогда выложили круг из камней — для маяка или сторожевой башни. Отсюда прекрасно видно, что происходит в открытом море, и всегда можно было вовремя позвать солдат, завидев вражеские паруса.

Нина поднялась на сохранившийся фрагмент лестницы посреди круга и стала всматриваться туда, где на якоре стоял корабль. Все-таки интересно, что здесь делает правительственное судно? Что им нужно у этого далекого берега? Через несколько минут она уже надела акваланг и погрузилась в прохладную изумрудную воду. В эту секунду Нина с улыбкой подумала, что далекие-далекие водоплавающие предки, пожалуй, совершили ошибку, выйдя из моря на сушу.

Нина продолжала подводные исследования. Под горизонтальной плитой вдруг обнаружился проем, по форме и размеру напоминающий дверь. Кирофф пыталась разглядеть хоть что-нибудь в угрожающей темноте. Вспомнив про головной фонарь, она включила свет. В ярком луче будто заплясали привидения. Нина в ужасе отпрянула назад, но через секунду уже улыбалась при мысли о собственной панике: стайка рыб, переливающаяся как живое серебро, испугалась, вероятно, еще больше.

Нина постаралась успокоиться и вспомнила предостережение профессора Нокса: никогда не стоит рисковать ради каких-то даже бесценных знаний, которые будут пылиться на библиотечной полке, и мало кто вспомнит о них. С угрюмой усмешкой профессор привел тогда в пример нескольких ученых, которые зашли слишком далеко. Одного из них съели каннибалы, другой умер от малярии, а третий свалился в бездну.

Профессор, конечно, прав, но... Нина была одинока, ничего выдающегося за свою жизнь не совершила. Никто не знал, где она в данный момент, а само ощущение опасности будоражило воображение. Кирофф проверила давление в баллоне. Воздуха достаточно, поскольку она много плавала с трубкой.

Нина дала себе слово, что не пойдет далеко, а посмотрит только у входа. Тоннель не может быть длинным, ведь в древности не было алмазных сверл, все работы производились примитивными орудиями. Она сделала несколько снимков у входа и продвинулась немного вперед.

Невероятно!

Пол почти идеально ровный и стены гладкие. Нина поплыла дальше, забыв и о данном самой себе слове, и о предостережениях профессора Нокса. Этот необыкновенный тоннель, пожалуй, можно назвать настоящим произведением искусства бронзового века.

Вперед! Вперед за новыми знаниями!

И вот Нина миновала лестницу, арку и оказалась посреди какого-то просторного помещения.

Видимо, профессор Нокс предполагал, что они найдут в лагуне. Однако никто не мог предвидеть масштабы находки! Никто! «Спокойно, девочка. Соберись. Оцени обстановку. Действуй как ученый-исследователь, а не любопытный мальчишка».

Итак, порт имел как стратегическое, так и экономическое значение, но здесь еще предстоит исследовать каждый дюйм. Собаки по кличке «скептицизм» требовали свой ужин из научных фактов.

Нина рискнула предположить, что порт был затоплен в результате землетрясения, случившегося в десятом веке нашей эры. Конечно, землетрясения не столь характерны для здешних мест, как для района Средиземноморья, и все же это могло произойти. Опять донеслось ворчание и рычание голодных собак. «Знаю-знаю. Нельзя делать выводы, не получив подтверждения». Кирофф наблюдала за пузырьками, поднимавшимися вверх от ее дыхания, и думала о том, что, возможно, есть более быстрый способ докопаться до истины.

Дело в том, что Нина обладала необыкновенным и не поддающимся объяснению даром. Кирофф говорила об этом только с самыми близкими друзьями. Друзья сравнивали ее со специальными сотрудниками ФБР, которые способны описать совершенное преступление, будто были его свидетелями. Сама Нина считала, что это всего лишь сочетание волнующей ее в данный момент темы, фотографической памяти и живого воображения. То есть она думала, будто мало чем отличается от людей, способных находить источник воды при помощи ивового прутика.

Этот талант Нина обнаружила случайно, во время своей первой экспедиции в Египет. Она прикоснулась к камню в основании великой пирамиды Хуфу: вполне естественное желание физически ощутить величие и мощь необычного строения. И перед Ниной возникла живая картина происходившего много веков назад, причем она не только видела, но и слышала, ощущала все-все. В тот момент пирамида была построена лишь наполовину. Темнокожие люди тащили на спинах массивные камни. Их тела блестели от пота. Нина слышала крики, скрип лебедки. Девушка отдернула руку от камня, словно от раскаленной сковороды.

Вдруг до ее сознания донесся чей-то голос:

— Прогулка на верблюде, мисс?

Нина часто заморгала. Пирамида оказалась на месте, темнокожие рабы исчезли, а перед ней стоял улыбающийся погонщик верблюда.

— Хотите покататься, мисс? Недорого.

— Спасибо. Не сегодня.

Вернувшись в отель, Кирофф быстро зарисовала и недостроенную пирамиду, и лебедку. Позднее она показала рисунок знакомому инженеру. Тот с удивлением рассматривал набросок, бормоча, что это потрясающе и гениально. В конце концов инженер спросил, не может ли он похитить идею для проекта одного современного крана.

После того случая в Гизе с Ниной было еще несколько подобных историй, причем она не могла управлять видениями по своей воле. Если бы ей доводилось слышать и видеть прошлое каждый раз, когда в руки попадал предмет искусства, Кирофф уже оказалась бы в сумасшедшем доме. Иногда Нину притягивало как магнитом к каким-то местам и явлениям. Однажды ей довелось побывать в уменьшенной копии Колизея на одном из курортов под Римом. Сцены боя, боль, ужас, песок, залитый кровью, стоны умирающих предстали перед девушкой настолько живо, что ее затошнило. На миг ей показалось — она сходит с ума. После этого Нина не спала несколько ночей. Может быть, поэтому она не любила римлян.

Конечно, сейчас перед ней не римский амфитеатр. Повторяя это себе, Нина доплыла до края пристани, положила руку на камень и закрыла глаза. Перед ее глазами возникла ясная картина: грузчики тащат амфоры с вином и маслом, доносится хлопанье парусов о деревянные мачты. Но все это — только воображение. Кирофф с облегчением вздохнула.

Она сделала еще несколько снимков. Жаль, что не удалось обнаружить затонувший корабль, зато вот якорь.

Нина уже собиралась уплывать, как вдруг ее внимание привлекло какое-то тусклое мерцание на дне. Она принялась быстро разгребать песок и наткнулась на кусок камня, который явно был частью чего-то большого. Заинтересовавшись, она продолжила расчищать песок. Теперь открылся большой нос — часть каменного лица длиною восемь футов от подбородка до макушки. Нос был широкий и приплюснутый, а губы полные.

На голове не то шапка, не то шлем. Выражение лица сердитое.

Нина положила руку на холодный камень.

Губы будто бы дрогнули, собираясь заговорить.

Прикоснись ко мне. Мне нужно многое рассказать.

Нина отшатнулась и потрясенно взглянула на каменное лицо. Черты не изменились.

Прикоснись ко мне.

Нина явно слышала голос. Теперь тише.

«Стоп, девочка. Ты слишком долго была под водой».

Сердце колотилось о грудную клетку. Пора возвращаться в реальный мир.

Глава 2

Смуглый коренастый человек бросился навстречу Нине, завидев, что она приближается к зонтикам.

— Разрешите помочь вам с сумкой, доктор Кирофф, — с сильным испанским акцентом предложил Рауль Гонсалес.

— Все в порядке, — ответила Нина.

Она привыкла сама управляться с цветастой сумкой, а кроме того, просто предпочитала не допускать чужих к своему снаряжению.

— Мне нетрудно, — галантно продолжал испанец, улыбаясь во весь рот.

Кирофф слишком устала, чтобы вступать в пререкания и, не желая оскорбить чувства встречающего, отдала тяжелую ношу. Гонсалес подхватил увесистый баул, как пуховую подушку.

— Похоже, день прошел удачно, — заметил Гонсалес.

Нина утерла пот с лица, отпила из бутылки воды, приглядываясь к собеседнику. Работая в такой области, где любая мелочь может оказаться ценнейшей находкой, приучаешься замечать все. Она не могла точно определить, что собой представляет Гонсалес. Правда, кое-что ее настораживало. Нина обратила внимание, что в те минуты, когда сам Рауль считает, будто его никто не видит, улыбка напрочь исчезает с его лица, а взгляд становится холодным и неподвижным. Нина была очень привлекательной женщиной и не раз ловила на себе мужские взгляды. В такой ситуации мужчины напоминают львов, охотящихся на газелей. Складывалось впечатление, что Гонсалес всегда охотится. Он частенько оказывался за спиной у Нины. И не только у нее. Похоже, Рауль любил подкрадываться ко всем членам экспедиции.

Будучи в приподнятом настроении из-за многочисленных находок, Нина слегка утратила бдительность.

— Да, день удачный, — просто ответила она. — Очень удачный. Очень.

— Я и не ожидал другого от такого заслуженного ученого. С нетерпением жду рассказа обо всем.

Рауль донес сумку до палатки Нины, поставил у входа и стал прогуливаться по лагерю, будто председатель какой-нибудь инспекционной комиссии.

О себе Гонсалес рассказывал, что рано «ушел на покой», заработав состояние на операциях с недвижимостью в южной Калифорнии. А теперь он занимался археологией ради собственного удовольствия. Выглядел Рауль лет на сорок пять — пятьдесят, ростом был пониже Нины на несколько дюймов, а его мощному торсу мог бы позавидовать и молотобоец. В эту экспедицию Гонсалес попал через организацию «Тайм квест», занимающуюся предоставлением платежеспособным клиентам возможности поучаствовать в раскопках. Любой за пару тысяч долларов получал шанс долго копаться в земле и пыли. Солнечные ожоги третьей степени прилагаются бесплатно.

Считая Нину и профессора Нокса, в экспедиционной партии состояло десять человек. Гонсалес, мистер и миссис Боннел — пожилая американская пара из Айовы, также попавшая в экспедицию за деньги. К великому сожалению Нины, был здесь и невыносимый доктор Физель из Департамента по древностям Марокко. Он, говорят, приходился кузеном королю. Еше в состав отряда вошли молодой помощник Физеля Касим, повар и два водителя-бербера.

Все члены экспедиции собрались в Тарфайе, городе-порте, известном также нефтяными скважинами. Марокканское правительство предоставило членам экспедиции транспорт и организовало доставку техники и оборудования.

Даже сейчас большая часть страны безлюдна и почти необитаема, если забыть о маленьких берберских поселениях. Обширные территории Марокко вообще не осваивались до тех пор, пока «Мобил» и другие компании не начали разработку месторождений нефти.

С начала археологических работ в профессоре Ноксе произошла разительная перемена. Теперь в нем невозможно было узнать строгого, академичного наставника: шорты и майка цвета хаки промокли от пота, нос покраснел и начинал шелушиться. А вообще профессор копался в земле с большим удовольствием, как ребенок в песочнице. В пробковом шлеме и мешковатой одежде он походил на персонаж со страниц журнала «Нэшнл джиографик».

— Что за день, — вздохнул Нокс, сдвигая шлем на затылок. — Я почти уверен: придется прорыть еще не менее двадцати футов, прежде чем наткнемся на что-либо поистине ценное. И если вы считаете, что работа со мной — сизифов труд, можете присоединиться к этому напыщенному ослу Физелю, — продолжал ворчать профессор. — А вы кажетесь довольной собой. Как это может быть? Я все вижу по глазам. Поскорее рассказывайте, Нина, иначе отправлю вас на дополнительную работу.

Профессор назвал коллегу по имени, и это напомнило студенческие годы, когда наставник нещадно отпускал колкие замечания. Теперь Кирофф получила шанс отыграться за все шпильки.

— Не хотите ли сперва принять душ, освежиться? — любезно поинтересовалась она.

— Нет, не хочу. Умоляю, юная леди, не будьте жестокой. Вам это не к лицу.

— У меня был хороший учитель, — с улыбкой парировала Нина. — Не отчаивайтесь, профессор. Пока вы принесете стул, я налью чаю со льдом.

Уже через пару минут Нокс сидел, чуть наклонив голову, и внимательно слушал свою ученицу. Она подробно описала все, как исследовала лагуну, опустив только историю с каменной головой. Тяжело обсуждать такое. Может быть, потом...

Нокс слушал заинтересованно, не перебивая. Он только однажды вставил реплику, когда Нина замолчала на секунду, чтобы перевести дух:

— Я так и знал. Так и знал. Дальше, дальше.

— Вот и весь рассказ, — проговорила Кирофф через несколько минут.

— Отличная работа. И каков вывод?

— Думаю, это очень древний порт.

— Конечно, древний, — с некоторым раздражением ответил профессор. — Едва увидев снимки, сделанные с воздуха, я понял, что все здесь, на расстоянии сотен метров от места, где мы сейчас сидим, очень древнее. Но насколько древнее?

— Помните о голодных собаках по кличке «скептицизм», — заметила Нина.

Нокс с удовольствием потер руки.

— Предположим, собаки на время успокоились. И что теперь, дорогая леди, скажет ваш просвещенный ум?

— По моему мнению, это финикийский военно-торговый порт.

Нина подала профессору находки.

Нокс рассматривал черепки, с удовольствием касаясь пальцами шершавых краев. Затем отложил находки в сторону и принялся за наброски, сделанные исследовательницей.

— Думаю, стоит поведать о ваших изысканиях почтенному доктору Физелю, — не без сарказма предложил профессор.

Гамиль Физель сидел под большим зонтом. Его грузное тело едва вмещалось в шезлонг. В просторной светлой одежде он походил на огромное яблоко. На столе перед Физелем в беспорядке лежали осколки и черепки, добытые на раскопках. Он разглядывал через лупу какой-то фрагмент. Рядом сидел помощник Касим — приятный молодой человек, предположительно студент университета, служивший у Физеля мальчиком на побегушках.

— Добрый день, доктор Физель. Доктор Кирофф сделала сегодня несколько интересных наблюдений, — с нескрываемой гордостью сообщил Нокс.

Физель одарил подошедших таким взглядом, будто ему на нос села докучливая муха. Конечно, он не в первый раз сталкивался с работающей женщиной. В Марокко многие женщины трудились в разных сферах. Но иметь дело с женщиной на равных, с женщиной, обладающей такими же научными степенями, что и он сам, и, наконец, с женщиной, на целый фут выше его ростом, было выше сил Физеля.

Сам марокканский археолог не был аквалангистом и потому в подводных исследованиях полностью зависел от Нины. А вот это больше всего раздражало Физеля.

— Думаю, здесь находился небольшой, но очень важный порт. Предположительно финикийский, — сообщила Нина.

— Еще чаю, Касим, — потребовал Физель. Касим поспешил на кухню, а марокканец повернулся к Ноксу так, будто Нины здесь не было вовсе. — У вашей ассистентки живое воображение. Вы, конечно, рассказывали, что здесь были греки и римляне.

Такое хамство со стороны Физеля Нина терпеть не намеревалась.

— Во-первых, я не ассистентка профессора Нокса, — холодно заметила она. — Я его коллега. А во-вторых, греко-римское влияние не вызывает у меня никакого сомнения. Однако здесь был источник пресной воды, а значит, тут могли держать базу и финикийцы. — Нина положила на стол наброски. — Только финикийцы умели строить гавани подобного рода. Думаю, эти арки помогут в дальнейшем датировать строения.

Дальше Кирофф почти швырнула на стол найденные ею черепки, не обращая внимания на те, что уже лежали там. Физель взял один фрагмент, затем другой и внимательно рассмотрел их. В глазах его вспыхнул огонек, но он изо всех сил старался скрыть волнение.

Марокканец кашлянул и обратился к Ноксу:

— Вы же не собираетесь всерьез принять это за доказательство теории доктора Кирофф?

— Конечно, нет, доктор Физель. Предстоит проделать большую работу, и доктор Кирофф знает это так же хорошо, как и я. Однако вы должны признать — начало довольно интригующее.

Решив, что в лице Нокса получил союзника, Физель широко улыбнулся:

— Я ничего не признаю, пока дело не будет доведено до конца.

Подоспел Касим со стаканами горячего чая. Физель кивнул и взял стакан. Аудиенция с кузеном короля закончилась. Нина дала волю гневу по пути обратно:

— Самодовольный ублюдок! Черт побери, да он точно знает, что я права!

Нокс усмехнулся:

— По-моему, Физель абсолютно согласен с вами и не сомневается в ценности находок. Однако докладывать о них он не поспешит.

Нина взяла профессора за руку и, глядя прямо в глаза, спросила:

— А в чем дело? Ничего не понимаю.

— Да все ясно, как божий день. Физель хочет присвоить открытие финикийского порта себе.

— А, вот оно что! — Нина тут же повернула обратно к палатке марокканца. — Если он думает, что ему удастся...

— Спокойно, моя дорогая. Обещаю, вся слава за открытие порта достанется только вам. Можете не сомневаться. Помните, козыри у нас в руках. Вы — единственная ныряльщица в этой экспедиции.

— Физель может позвать других.

— Да, может. Правда, тогда толстый, лысый, близорукий коротышка Физель несколько потеряет в весе. И в буквальном, и в фигуральном смысле — в своем департаменте. А пока я хочу, чтобы вы закончили наброски, классифицировали находки и продолжили исследования, применяя научный подход.

— А если он все-таки попытается помешать мне нырять?

— Экспедиция совместная. Мы с ним в равном положении. Он может зайти настолько далеко, насколько ему позволят. И на все требуется время. Если вы считаете нашу бюрократию страшной, то вспомните тот факт, что Марокко находится под сильным влиянием самих изобретателей бюрократии — французов. Я немного потешу самолюбие господина Физеля, но вы тоже должны кое-что сделать. Если порт и в самом деле окажется финикийским, пусть малая толика славы достанется и ему. Все-таки это его страна. Может, и в жилах Физеля течет кровь финикийцев.

Нина успокоилась и рассмеялась:

— Вы правы. Извините за несдержанность. Нелегкий выдался денек.

— Вам не за что извиняться. Ублюдок он и есть ублюдок. А еще я напомню этому самодовольному паршивцу, что если он не захочет сотрудничать, то кусочек славы достанется кому-то из ублюдков, стоящих над ним.

Нина поблагодарила профессора, чмокнула его в щеку и поспешила в палатку. До самого ужина она работала над зарисовками. А во время ужина Физель избегал взглядов Кирофф. В центре же всеобщего внимания была пара из Айовы. Они нашли сегодня ручку от кувшина и очень радовались по этому поводу. Никто и не заметил, как Нина вышла из-за стола и направилась к собственной палатке.

Закончив отчет о проделанной работе, Кирофф принялась снимать цифровым фотоаппаратом свои зарисовки, затем быстро скинула изображение на компьютер. Снимки получились очень четкими.

— Отлично, Физель, а ну-ка попробуй догони вот это.

К ноутбуку прилагался миниатюрный спутниковый телефон. Эта игрушка обошлась недешево, зато теперь Нина могла связаться с домашней базой из любой точки мира. Да здравствует глобальная спутниковая система связи! Со скоростью света информация понеслась из Марокко в базу данных университета штата Пенсильвания. Довольная Нина выключила компьютер. К сожалению, она не знала, что информация не бывает в полной безопасности.

Глава 3

Сан-Антонио

Техас

Небольшая комната без окон на самом верху башни из стекла и бетона в официальных чертежах не значилась. Даже городские инспектора не имели о ней понятия. Подрядчикам, которые установили автономное электроснабжение и реагирующие на голос замки, а также возвели звуконепроницаемые стены, заплатили кругленькую сумму за молчание. Если некоторые из них и думали, что устанавливать секретную дверь за душем в ванной комнате странно, то предпочитали держать свое мнение при себе.

В комнате не было ничего лишнего, как в лаборатории — только функциональные предметы: мощный компьютер, сейф с документами, посредине — рабочий стол. Перед компьютером сидел мужчина. На его суровом лице играли отсветы экрана монитора. Он пролистал несколько страниц с текстом и фотографиями и остановился на рисунках.

Кликнув «мышкой», выделил один рисунок и увеличил его фрагмент. Холодные голубые глаза изучали каждую деталь изображения. Затем он сохранил весь файл на дискете и нажал кнопку «печать». Пока работал принтер, мужчина положил дискету в конверт и убрал его в сейф. Потом вышел из маленькой комнаты, пробрался через ванную и оказался в офисном помещении. Нажал кнопку внутренней связи и заявил:

— Мне нужно несколько минут. Немедленно.

— У него сейчас есть время, — ответил женский голос. — Десять минут между встречами.

Мужчина вышел из кабинета с папкой в руках и проследовал по целому лабиринту коридоров, устланных ковролином. Он был высок, по меньшей мере шести футов ростом, немолодой; пожалуй, лишь волосы, чуть тронутые сединой, да еле заметная сутулость указывали на возраст. Его тело было гибким и сильным благодаря спартанскому режиму и тренировкам. Поскольку мужчина редко улыбался, морщин вокруг глаз и рта не было. Казалось, кожа просто натянута на высокие скулы.

Пройдя идентификацию голоса и отпечатков пальцев, он оказался на этаже, где располагались административные офисы компании.

Приемная была оформлена в красных, коричневых и зеленых тонах. На полу и стенах повторялся орнамент, стилизованный под индейские узоры. А за спиной секретарши висело сюрреалистическое полотно. Загорелые люди, какие-то перья, непонятно откуда взявшиеся монеты так перепутались на этом произведении искусства, что невозможно было определить, какая сцена изображена на картине: приношение жертвы или вечеринка с коктейлями.

Человек остановился прямо перед столом секретарши и молча взглянул на массивную дверь, украшенную резьбой.

— Мистер Алкон ждет вас, — негромко проговорила секретарша — женщина средних лет.

Ее ценили за спокойный характер, точное знание своего дела, отсутствие любопытства и преданность.

Дверь в кабинет распахнулась. Помещение по размерам не уступало приемной, а в декоре также проглядывали индейские мотивы. Алкон стоял у стеклянной стены спиной к двери.

— Сэр, если у вас есть время...

Алкон слегка повернулся. Благодаря орлиному профилю он в свое время и заработал прозвище Сокол.

— Подойди, Гусман.

Тот встал рядом. Алкон выглядел на сорок лет с небольшим и был выше Гусмана на пару дюймов. Благодаря тонкой стройной фигуре он казался хрупким, однако внешность была обманчивой. Занявшись бизнесом, он давно отрезал косичку матадора и забросил подальше костюм для выступлений.

Теперь Алкон носил баки а-ля Валентине и дорогой костюм, но под этим деловым костюмом скрывалось мускулистое тело матадора. Не одну дюжину быков сразил он молниеносным ударом.

Почитателей Сокола не устраивало в нем лишь одно — абсолютная бесстрастность и холодный расчет. Родись он в другом веке, его меч также был бы смертоносным.

— Знаешь, почему я построил офис именно здесь, Гусман?

— Смею предположить, дон Алкон, что отсюда открывается великолепный вид на владения компании.

Алкон усмехнулся:

— Искренний ответ. Другого я и не ожидал от старого опекуна. Но вряд ли такой ответ польстит мне. Я не какой-нибудь бюргер, обозревающий свое добро.

— Прошу простить меня, дон Алкон, я вовсе не хотел вас оскорбить.

— Брось. Это не оскорбление. Просто естественная реакция, хоть и ошибочная. — Улыбка моментально исчезла с лица, а в голосе появились стальные нотки. — Я выбрал это место по одной причине: вид на миссию Сан-Антонио де Валеро. Это всегда заставляет думать о прошлом, настоящем и будущем.

Алкон указал на раскинувшийся внизу город:

— Я часто стою здесь и думаю о том, какие драматические повороты случаются в истории из-за действий отдельных людей. Штат Техас, например, получил независимость от Мексики из-за одного вовремя принятого решения. Урок истории, не так ли?

— Это не первый случай, когда смерть мучеников помогает свергнуть власть имущих.

— Именно. И не последний. Зачастую решимость немногих может перевернуть мир для всех. — Алкон замолчал, погрузившись в какие-то свои мысли. Через некоторое время он спросил: — А зачем ты хотел меня видеть?

— Важное дело, сэр. Я только что перехватил информацию, переданную из Марокко в университет Пенсильвании.

Гусман подал папку.

Алкон полистал бумаги, остановился на рисунках и пробормотал:

— Поразительно. А ошибки быть не может?

— Наша система слежения хорошо защищена. Как вам известно, все археологические экспедиции присылают заявки в наш фонд «Тайм квест» и просят дать денег и прислать добровольцев. Потенциально перспективным предложениям оказывается предпочтение. Компьютеры автоматически принимают всю информацию, передаваемую с места раскопок на домашнюю базу, и отслеживают запрограммированные ключевые слова или факсы, телексы, сообщения по электронной почте.

— Там есть наш наблюдатель?

— Да, Гонсалес.

— Отлично. Он знает, что делать.

Гусман кивнул и направился к выходу. На его губах появилось нечто вроде намека на улыбку. Однако это была всего лишь игра света и тени, вызванная шрамом на правой щеке, идущим от скулы до уголка рта.

Глава 4

Марокко

Нина поднесла фотокамеру к маске, поймала видоискателем фрагмент стены и нажала кнопку. Готово. Последний кадр для фотомозаики. Наконец-то. Можно возвращаться. Составление карты подводных руин — непростое занятие. Здесь Нина использовала свою методу. Она разметила территорию буйками, чтобы не запутаться, ведь ей пришлось нырять и щелкать затвором фотоаппарата много-много раз. Теперь в памяти у Кирофф ясно отпечатался план древнего порта. Если бы вода каким-либо волшебным образом отступила, Нина могла бы пройти здесь с закрытыми глазами, не натолкнувшись ни на одну стену и не упав в огромную ванну для рыбы.

Кирофф хотела, чтобы фотографии были впечатляющими, чтобы снимки произвели эффект на тех, кто финансировал экспедиции и мечтал о крупных заголовках в «Ю-Эс-Эй тудэй» и прочих внушительных изданиях.

Она выбралась на ступеньки, сняла костюм, вытерлась и, бросив взгляд на лагуну, решила, что на сегодня хватит. Ей уже есть чем гордиться — за такой короткий срок проделана большая работа.

Пора возвращаться в лагерь.

Прочие члены экспедиции еще работали на раскопках, и лагерь был пуст. Почти пуст. Чуть поодаль от палаток Гонсалес разговаривал с кем-то, сидящим в джипе. Когда Нина подошла ближе, джип тронулся с места, и она не увидела лица водителя.

— Кто это? — спросила она, глядя вслед удаляющемуся автомобилю и клубам пыли.

На лице Гонсалеса тут же появилась стандартная улыбка, словно кто-то нажал специальную кнопку.

— Да так, никто. Заблудились. Я указал дорогу.

Заблудились? О чем это Гонсалес толкует? Здесь нет шоссе. Лагерь находится в десятках миль от самого маленького поселения. Эта страна пустынна и не привлекает никого, кроме сумасшедших археологов. Нужно захотеть заблудиться здесь.

За завтраком доктор Физель объявил о скором прибытии марокканских аквалангистов. Он настоятельно порекомендовал Нине свернуть свои исследования, дабы не повредить древние останки. Кирофф тут же перегнулась через стол и прямо в лицо Физелю сказала, что фотокамера не имеет никакой разрушительной силы. Как потом заметил профессор Нокс, от тона его бывшей ученицы у него на усах даже иней выступил. Физель напомнил всем о своей ответственности перед королем и, как бы извиняясь, заявил, что заботится о сохранении целостности находки. Однако извинения прозвучали неубедительно.

Справедливости ради Нина готова признать свою неискренность. Она ведь в самом деле брала кое-какие предметы, являющиеся ценными образцами искусства древних, и не говорила об этом ни Физелю, ни Ноксу. Кроме того, марокканец ничего не знал о передаче информации в базу данных университета. Каменная голова — также никому не известный секрет.

Нина осознавала, что ведет себя не совсем честно.

А что делать? Ужасные времена требуют принятия соответствующих мер.

Включив компьютер, Нина увидела, что пришло сообщение по электронной почте — послание от доктора Сэнди Стэнфорд, сотрудницы факультета, которой она и посылала информацию.

Сэнди Стэнфорд и Нина вместе учились в аспирантуре до начала специализации. Сэнди занялась изучением Латинской Америки, объяснив, что предпочитает иметь дело с поваренным искусством, а не с исследованием культур. Ее кулинарные предпочтения можно подвергнуть сомнению, но заслуженность стипендии — ни в коем случае. Совсем недавно Сэнди назначили куратором университетского музея. Кирофф принялась читать послание:

Мои поздравления, Нина! И не обязательно присылать мне голову каннибала, дабы я поверила в то, что ты открыла финикийский порт! Как бы мне хотелось продемонстрировать твою блестящую находку нашим динозаврам от науки! Пожалуй, это вызовет бурю. Удивлена твоим желанием держать все в тайне. С нетерпением жду встречи. Держись.

С любовью, Сэнди.

P.S. Посылаю рисунок каменной головы. Похоже на шутку, правда? Или ты проверяешь меня? Включай факс!

Нина включила факс. На экране появилось изображение огромной каменной головы. Сначала ей показалось, что это статуя из лагуны. Но следом, для сравнения, появился собственный рисунок Кирофф, отосланный ранее Сэнди. Нина изумленно смотрела на экран. Скульптуры были очень похожи. Следом пришли изображения других голов. Можно было подумать, что они высечены одним скульптором. За исключением мелких деталей, головы выглядели почти одинаково: задумчивый взгляд, широкий приплюснутый нос, припухлые губы. Вслед за картинками пришло еще одно сообщение от Сэнди:

Привет. Добро пожаловать в мир тайн Латинской Америки. В 1938 году состоялась экспедиция в Мексику под эгидой Национального географического общества. Цель — расследовать историю с базальтовыми головами, вкопанными в землю по самые брови. Было найдено одиннадцать фигур с африканскими чертами в трех местах в окрестностях Ла-Венты, священного центра культуры ольмеков. Это восемнадцать миль от Мексиканского залива. Шесть — девять футов высотой. Сорок тонн весом каждая. Неплохо. Особенно если учесть, что их тащили без помощи всякой техники и тяглового скота. На всех забавные шлемы, которые делают их похожими на болельщиков Национальной лиги. Скульптуры датируются 800 — 700 годами до н.э. Скажи, что такая красотка, как ты, делает в дебрях истории Латинской Америки?

Нина быстро напечатала ответ:

Вернусь на следующей неделе. Все расскажу. Спасибо за информацию. Крайне интересно!

С любовью, Нина.

Кирофф нажала клавишу «отправить», выключила компьютер и в изумлении откинулась на спинку стула.

Мексиканские скульптуры! Спокойно, леди. Посмотрим на факты. У найденной скульптуры африканские черты лица. Большое дело! Мы же в Африке. Конечно, этим невозможно объяснить сходство со скульптурами, найденными за многие тысячи миль отсюда. А что, если те фигуры из Ла-Венты были высечены в Африке, а потом переправлены в Америку? Вряд ли. Попробуй сдвинь с места сорокатонную махину. А если все было наоборот? Опять ерунда получается. К какому же времени их тогда отнести? Эти головы высекли задолго до плавания Колумба.

Так-так. Похоже на теорию диффузионистов, которые считают, что культуры распространялись, проникали из одного места в другое. Схожесть традиций Старого и Нового Света интриговала многих. Вот только главную проблему этой теории никак не удавалось решить — не было никаких научных фактов, подтверждающих наличие связей между обоими полушариями в доколумбов период. Многие подмечали и некоторое сходство между египетскими пирамидами и храмами в Камбодже. И опять же — никто не нашел доказательств связи.

До сих пор.

Пока не обнаружился этот финикийский порт. О Господи!

Да это, пожалуй, самая крупная находка со времени открытия гробницы фараона Тутанхамона. Археология переворачивается с ног на голову. Порт в лагуне доказывает, что связь между Старым и Новым Светом существовала за многие столетия до того, как Христофор Колумб высадился на незнакомый берег. Стоп, хватит! Нужно еще раз все обдумать на свежую голову. С такими мыслями Нина задремала. И разбудил ее лишь звон колокола, созывающий на ужин.

После ужина Кирофф допоздна работала на компьютере. Когда она закончила, в лагере было тихо. Все спали.

А к Нине сон не шел. Факс от Сэнди не давал покоя. Поворочавшись с боку на бок, Нина наконец задремала, но скоро проснулась от звука потрескивающих в костре поленьев. Нет, не спится. Нина набросила одеяло на плечи, как это делают индейцы племени навахо, и вышла из палатки. Горящая ветка оливкового дерева громко потрескивала и дымила. У каждой палатки горело по газовому фонарю — вот и все освещение.

Воздух был чист и прозрачен, и Млечный Путь сиял высоко в небе. Нина взяла фонарь и направилась к лагуне. В свете месяца ясно выступали силуэты древних надгробий. Подойдя к лестнице, она присела на верхнюю ступеньку и залюбовалась лунной дорожкой на воде.

А тот корабль, по-видимому, все еще там. Нина глубоко вздохнула. В воздухе носился запах застоявшейся воды, гниющей растительности, болота и непередаваемое ощущение древности. Она закрыла глаза. Перед ее взором предстала картина оживленной деятельности порта: люди, несущие амфоры с вином и маслом, суда у причала, человеческие голоса, звук реющих на ветру парусов. Когда холод пробрался под одеяло, Нина решила, что пора возвращаться.

Проходя по гребню дюны, она услышала странный шум, доносящийся из лагеря. Звуки походили на крики птицы или животного, на которого напал хищник. Кирофф прислушалась. Ну вот, опять. Но это же кричат люди! Что-то случилось.

Нина побежала. То, что она увидела, напоминало сцену из «Ада» Данте, в которой безликие демоны собирали вновь прибывших для наказания. Какие-то люди в черном так же сгоняли членов экспедиции, подталкивая их дулами автоматов. Вот появилась супружеская пара из Айовы. Женщина споткнулась и упала. Налетчик схватил ее за длинные волосы и потащил по земле, пока та кричала от ужаса. Муж попытался вмешаться и тут же получил такой удар, что свалился наземь, окровавленный и бездыханный.

Профессор Нокс выскочил из своей палатки. Нина находилась достаточно близко, чтобы увидеть выражение его лица. Он казался скорее обескураженным, чем перепуганным. Вот появился Физель. Кто-то подтолкнул его к Ноксу. Физель стал что-то выкрикивать, однако из-за шума ничего не было слышно. Теперь почти всех участников экспедиции согнали в одну группу. Нина заметила водителей и повара. Не было видно лишь одного Гонсалеса.

Нокс, сохраняя достоинство, стоял, высоко подняв голову. Физель догадался, что произойдет дальше, и принялся выкрикивать что-то по-арабски, хотя его никто не слушал.

А потом на беззащитных людей обрушился град свинца. Люди падали, будто подкошенные. Послышались стоны. Слабая надежда шевельнулась в душе Нины, но двое бандитов добили уцелевших. Голоса стихли. В наступившей тишине слышно было только потрескивание дерева в костре. Нина едва дышала. Рот, казалось, полностью забила пыль. Сердце бешено стучало. К горлу подкатила дурнота и стошнило. Хотелось убежать. Скоро убийцы обнаружат ее... Но ноги словно приросли к месту. Не было сил спасать свою жизнь.

Вдруг из-за палатки метнулась тень. Кто-то бежал в ее сторону. Касим! Видимо, он выходил куда-то, когда явились убийцы. Его заметили и открыли огонь.

Обезумев от страха, Касим мчался в сторону Нины, не видя ее. Вот он неловко подвернул ногу и упал. Бандит настиг беглеца, как коршун добычу. В лунном свете блеснуло стальное лезвие. Убийца полоснул ножом по горлу упавшего. Крик Касима перешел в хрип, что-то заклокотало в его глотке. Он захлебнулся в собственной крови.

Закончив свое дело, бандит огляделся и заметил Нину. Он был весь в черном, тюрбан скрывал лицо, виднелись только глаза. Убийца занес нож над Ниной, но та резко набросила одеяло ему на голову и, воспользовавшись замешательством нападавшего, ударила коленом в пах. Бандит взвыл. Она ударила еще раз, убийца упал, скорчившись от боли. Его сотоварищи заметили происходящее, и Нина, не дожидаясь их подхода, рванула с места, как быстроногая лань.

В спешке она потеряла одну сандалию, сбросила и вторую. Кирофф мчалась к морю. Колючки и камни больно врезались в босые ступни. Может, спрятаться на кладбище? Нет, слишком очевидное решение. Быстро найдут. Нина бежала прямо к лагуне. Через несколько секунд она уже стояла на каменной лестнице. Преследователи приближались с обоих флангов, решили окружить беглянку. У нее в запасе остались считанные секунды.

Нина лихорадочно обдумывала ситуацию. Можно прыгнуть с лестницы и поплыть под водой, но это лишь немного задержит неизбежное. Как только она оторвется от земли, бандиты изрешетят ее автоматными очередями во время прыжка. Невозможно. Выхода нет.

Дура! Ну конечно, выход есть. Нина побежала вдоль скалистого берега, вглядываясь в воды лагуны. Вот он — буек! Ну что же, ребята, эту рыбку вам не поймать. Глубоко вздохнув, Нина прыгнула со скалы и поплыла к бую.

Немного усилий, и она у цели.

Сделав еще один глубокий вдох, Нина нырнула, проплыла под аркой и оказалась в тоннеле.

Конечно, этот путь длинноват, если у тебя нет акваланга и ласт. Но даже если тоннель древнего порта станет ее могилой, все-таки она получит моральное удовлетворение, потому что преследователи никогда не узнают, что с ней случилось. Нина постаралась плыть не спеша и равномерно. Когда охватывает паника, быстрее расходуешь кислород и силы.

Нина нырнула глубже. Ощупала шершавую стену. Она в пещере. Здесь двигаться труднее. Теперь казалось, что прошло несколько часов с момента последнего глотка воздуха. Ребра давили на легкие. Господи, сколько еще терпеть? Как долго она сможет задерживать дыхание?

Вдруг Нина больно ударилась головой и чуть не вскрикнула. Черт возьми, забыла, что здесь куча валунов. Кирофф проплыла над стеной. Отлично. Половина пути преодолена!

Стена снова стала гладкой. Хорошо. Нина опять в рукотворном тоннеле. Еще дюжина метров. В легких, похоже, полыхает костер. Господи, так не хочется умирать! Особенно здесь.

От недостатка кислорода мутило. Только бы не сделать вдох и не нахлебаться воды! Это смерть. Вперед, вперед! Подожди-ка! Тоннель кончился! Еще небольшое усилие, и вот они: земля и воздух!

Нина выбралась на берег, отдышалась. Посидев немного, побрела вдоль прибрежной полосы. Через несколько сотен метров Кирофф рухнула в густую траву. Страшная картина резни возникла перед глазами. Профессор Нокс, Физель, Касим — все мертвы. За что? Почему? Кто эти люди в черном? Бандиты, вообразившие, что экспедиция наткнулась на сокровища? Нет, пожалуй, для бандитов у них слишком слаженные действия. Будто кто-то хочет, чтобы все выглядело как резня. Незаметно для себя Нина уснула. Разбудили ее приближавшиеся голоса. Может, помощь прибыла? Нина прислушалась затаив дыхание.

Говорили по-испански!

Нина тут же юркнула в высокую траву, словно перепуганная саламандра.

Глава 5

Колючие стебли впивались в голые руки и ноги, словно гвозди на топчане факира. Нина замерла. Выбора нет. Если встать, смерть сразу настигнет ее.

Убийцы нашли ее слишком быстро, будто у них есть карта. Она выругалась на родном языке своей бабушки. У них и в самом деле есть карта! Нина сама бросила на столе в палатке схему гавани, составленную с таким трудом. Бандитам оставалось только найти ее следы на берегу и идти по ним.

Голоса стали громче и возбужденнее. Убийцы, должно быть, уже обнаружили место,где Нина вышла на берег. Кирофф повернула на сто восемьдесят градусов и поползла параллельно своим следам обратно к пересохшему руслу реки. Осмотрелась. Никого. Низко пригнув голову, Нина побежала к берегу. Вот следы преследователей. Судя по всему, компания внушительная. Наконец показалась изумрудная водная гладь. Правительственное судно все еще качалось на якоре поодаль.

Нина остановилась. Голоса и шаги приближались. Бандиты рассеялись на берегу, как охотники, выслеживающие перепела. Куда ни кинься, заметят. Выход один — уплыть. Нина бросила изодранную пижаму и побежала к воде в надежде, что ее не заметят из-за гребня дюны. Она бесшумно нырнула. Кирофф прекрасно осознавала, насколько уязвима. Сейчас не укрыться ни в тоннеле, ни в тропической темноте ночи. В любую секунду убийцы могут выйти из-за дюны, и она станет отличной мишенью.

Мелководье, казалось, никогда не кончится. Несколько сильных гребков — и вот уже глубже... тут над головой просвистели пули, вздымая фонтанчики воды. Нина нырнула и оставалась под водой так долго, насколько это возможно без снаряжения. Вынырнув, глубоко вдохнула и оглянулась. На берегу кричали и размахивали руками люди в черном, человек двенадцать. Обстрел прекратился.

Нина с надеждой смотрела на корабль, маячивший вдалеке. А что, если он сейчас поднимет якорь? И ей останется лишь выбирать между дьяволом и синим морем? Заплыв до Канарских островов как-то не входил в ее планы... Нужно отдохнуть и отдышаться. Так, поворот на спину. Спокойно. Все-таки кое в чем повезло: нет шторма, нет ветра, нет опасных течений. Пожалуй, все приключение напоминает троеборье, за одним-единственным отличием: проигравшего ждет смерть.

Без часов невозможно было определить, как долго она плыла. Вода становилась все холоднее и глубже, и Кирофф принялась считать гребки, надеясь отвлечься от мыслей о холоде. Махать, чтобы заметили с корабля, вряд ли стоит. Издали рука походит на морскую птицу. Тогда Нина принялась напевать про себя старую песенку моряков. Дистанция между ней и кораблем сокращалась, но и силы таяли. Все чаще приходилось останавливаться на отдых.

Откуда-то доносилось непонятное не то гудение, не то жужжание. Сначала Нина не придала этому звуку значения, решив, будто у нее в голове стучит от напряжения. Однако гудение становилось все громче.

Нина медленно обернулась. От берега к ней несся какой-то темный объект. Сперва она подумала, что это обыкновенная лодка, но это нечто слишком быстро приближалось и увеличивалось в размерах. Уже можно разглядеть черный корпус катера-амфибии на воздушной подушке, способного перемещаться и по воде, и по суше.

Катер мчался, периодически резко виляя вправо-влево. Ясно было: судно не спасательное. Внезапно катер прекратил петлять и в мгновение ока оказался рядом с Ниной. Десятидюймовая воздушная подушка прошла прямо над ее головой. Нина нырнула, а вынырнув, закашлялась, оказавшись в сизом облаке выхлопных газов. Катер сделал круг и повторил наезд. И вновь пришлось нырять и выныривать.

Затем катер остановился, словно играя с Ниной в кошки-мышки. И вот опять зарычал мотор, катер поднялся над водой, и пытка повторилась.

Перед глазами Кирофф поплыли круги, в мозгу шумело. Ей казалось, что она попала в жернова громадной мельницы. Игра продолжалась, только теперь у Нины оставалось все меньше времени, чтобы глотнуть воздуха, а катер подходил ближе. От соленой воды и выхлопных газов глаза застилала пелена. Нырять больше не было сил. Нина попыталась отплыть в сторону, но через несколько метров оказалась с преследователями лицом к лицу.

Катер почти вплотную подошел к жертве. Рев мотора оглушал.

Ужас последних часов оказался пустяками по сравнению с тем, что случилось дальше. Когда до катера-амфибии оставались считанные метры, вдруг на лодыжках Нины будто защелкнулись железные браслеты, и нечто увлекло ее в мрачные морские глубины.

Глава 6

Отчаянно барахтаясь и размахивая руками, Нина стремилась вырваться, однако железные оковы не отпускали. От гнева и бессилия она выдохнула последний раз, и пузырьки воздуха облачком взрыва поднялись наверх.

Вдруг «замок» на ногах ослаб, и Кирофф заметила неясные очертания человеческой фигуры. Расплывчатое видение напоминало пришельца из других миров. Внезапно пловец быстро приблизился. Из-за плексигласовой маски на Нину смотрели голубые глаза, излучавшие скорее силу и уверенность, чем угрозу.

Рука в перчатке помахала перед лицом девушки дыхательной трубкой, испускавшей пузырьки воздуха.

Нина схватила трубку и сунула в рот. Никакой весенний ветерок, напоенный нежным благоуханием цветов, не казался ей более чудесным, чем этот животворный воздух из баллона. А пришелец тем временем помахивал рукой вверх-вниз.

Тихо. Успокойся.

Нина кивнула, подтверждая, что поняла поданный знак, и почувствовала дружеское рукопожатие. Она продолжала жадно дышать из запасного баллона, пока окончательно не успокоилась.

Еще один сигнал. Большой и указательный пальцы сложены кружком.

О'кей? Порядок?

Нина повторила жест:

Я в порядке.

Глаза за маской моргнули. Нина не знала, кто этот пришелец и откуда он взялся, но по крайней мере настроен подводный пловец вполне дружелюбно. На голове подводника был специальный шлем с маской. Нина разглядела, что перед ней довольно высокий широкоплечий мужчина.

Кирофф взглянула вверх. Катер все еще утюжил море — ее искали. Пришелец сжал ладонь в кулак:

Опасность.

Нина кивнула. Аквалангист указал большим пальцем вниз. Ну что же, даже неизвестное предпочтительнее реальной опасности. Кирофф еще раз кивнула, соглашаясь. Пловец взял девушку за руку, и они стали медленно погружаться в глубину. Вода теперь переменила кобальтовый цвет на индиго. Холод пробрал Нину до самых костей.

Теперь ныряльщик сложил указательные пальцы:

Плывем рядом в этом направлении.

Они двигались к мерцающей точке света. Вот и второй подводник. Он, видимо, включил подводный телефон.

— Тебя никуда нельзя брать, — сказал второй аквалангист. — Стоило упустить тебя из виду на минуту, и вот пожалуйста — возвращаешься с живой русалкой.

Спаситель окинул Кирофф взглядом и решил, что товарищ прав. Золотоволосая, стройная, длинноногая Нина очень походила на волшебную морскую фею. Однако отличие все же было.

— Русалки — наполовину рыбы, — ответил первый. — А мне больше нравится улучшенная модификация.

— Как ее зовут?

— Хороший вопрос. Мы еще официально не представлены друг другу. Я случайно наткнулся на нее. Девушка попала в беду, и я протянул ей руку помощи. На самом деле даже две руки.

Сама Нина никогда не пользовалась подводным телефоном, но знала, что это такое, и не сомневалась — обсуждают ее. Как она ни была благодарна избавителям, тем не менее желала скорейшего окончания беседы. Нина жестоко замерзала! Если они не двинутся с места сейчас же, она превратится в кусочек айсберга. Девушка скрестила руки на груди:

Я замерзла.

Пловец кивнул. Он совсем забыл о том, что девушка без защитного костюма.

— Давай-ка доставим нашу русалку на корабль, пока она не превратилась в свежезамороженную рыбку.

Напарник взглянул на компас и тронулся с места. Спаситель взял девушку за руку, и они поплыли вместе. Через десяток метров все трое нырнули еще глубже. Там на дне виднелось что-то желтое, по форме напоминающее торпеды. Подводные скутеры! Пловец кивком предложил Нине взобраться на один из них. Затем они пустились в путь. По дороге пловец сообщил на корабль о прибытии третьего лица и поинтересовался, не видели ли с борта катер-амфибию. Оказалось, катер уже ушел в сторону берега.

Когда троица добралась до кормы корабля, Нину укутали в теплое одеяло. Лицо у нее стало белым как полотно, а губы посинели. Отказавшись от помощи, Нина сама добрела до кабинета врача.

Оба спасителя ждали в коридоре, за дверью. Вскоре к ним вышла медсестра — миловидная молодая женщина.

— Она в порядке? — спросил пловец.

Медсестра улыбнулась:

— Эта леди просто молодчина! Я обработала синяки и раны антисептиком. Она сильно переохладилась, и пока ей нужно как следует согреться. Лучше всего дать ей чашку горячего бульона.

— А можно ее повидать?

— Конечно, ребята. Развлеките ее, пока я раздобуду какую-нибудь одежду и приготовлю постель в моей каюте.

— А как ее зовут?

Медсестра удивленно подняла брови:

— А вы не знаете? Ну, парни, вы, похоже, слишком много времени проводите под водой. Особенно ты, Завала. Я-то считала, что тебе известен номер ее телефона и то, какие цветы и рестораны она обожает.

Репутация Джо Завалы следовала за ним по пятам, что неудивительно после того, как он однажды попытался пригласить на свидание медсестру. Благодаря внешности мачо Джо пользовался невероятным успехом у дам.

Нина сидела на кушетке, когда вошли двое мужчин. На ней был толстый шерстяной свитер, а сверху еще и одеяло. В руках Кирофф держала чашку с горячим кофе, наслаждаясь обжигающим ладони теплом. Хотя глаза Нины были красными от соленой морской воды, на лицо уже вернулся румянец, а губы порозовели.

Гость, вошедший первым, мощной фигурой и светлыми волосами напоминал персонаж из оперы Вагнера. Однако голос у него оказался очень мягким и тихим.

— Надеюсь, мы не помешали? — неуверенно сказал он.

— Вовсе нет. Входите, — ответила Нина, отбросив с лица прядь волос.

Вслед за «викингом» в каюту проник смуглолицый молодой человек с приятной, располагающей улыбкой.

— Меня зовут Курт Остин, — проговорил «викинг». — А это Джо Завала.

Нина узнала Курта по голубым глазам.

— Думаю, мы уже встречались. Я Нина Кирофф.

Остин довольно улыбнулся, польщенный тем, что его узнали.

— Как вы себя чувствуете?

— Неплохо, спасибо. А после горячего душа было бы еще лучше, — ответила Нина. — А что это за судно?

— Научно-исследовательский корабль «Нерей».

— Национальное агентство по исследованиям морских глубин?

— Да, я возглавляю команду для особых заданий. Джо — инженер.

— Приятно думать о себе как о двигателе команды, — весело заметил Джо.

— Джо скромничает. Он помогает нам всем перемещаться и под, и над водой.

Завала и на самом деле был специалистом по двигателям. Он мог починить или модифицировать любой двигатель: дизельный, паровой, электрический, мотор морского судна, самолета или автомобиля. Джо создал множество транспортных средств для передвижения по воде и под водой, включая некоторые, находившиеся на борту «Нерея». Не оставил он своим вниманием и небо. Завала налетал две тысячи часов на вертолете и реактивном истребителе.

— Так вы, говорите, являетесь членами команды для особых заданий?

— Да, нас четверо. Еще есть геолог-океанограф и биолог, но они пока не вернулись с задания. В основном мы выполняем поручения, выходящие за рамки обычной деятельности.

«И выходящие за рамки официальной деятельности правительства», — мог бы добавить Курт.

— А что ваш корабль делает здесь?

— Совершаем пробный поход. Идем из Средиземного моря, — ответил Остин. — Правительство Марокко обеспокоено пятнами нефти. Они влияют на улов сардин. «Нерею» по пути, вот мы и пообещали провести исследование.

— Нерей, старик Нерей, повелитель морей, — пробормотала Нина в задумчивости. — Вспомнилась строчка из стихотворения одного греческого поэта: «Справедливый бог, помыслы которого чисты и не отравлены ложью».

Остин и Завала переглянулись. А может, Нина и в самом деле русалка?

— Не знаю, будет ли это судно повелителем морей. «Нерей» спущен на воду всего пару месяцев назад, однако Гесиод прав насчет отсутствия лжи. От кормы до носа корабль напичкан первоклассным оборудованием.

— Конструкторы говорят, что мы, ученые, просто балласт на борту этого красавца, — усмехнулся Завала.

За время беседы Нина с привычной дотошностью ученого подробно рассмотрела своих спасителей. Внушительного вида Остин походил на профессионального регбиста. Загоревшее лицо выдавало в нем человека, большую часть времени проводящего на свежем воздухе. Лицо гладкое, только вокруг глаз и рта едва заметные морщинки. Несмотря на то что выглядел Курт лет на сорок, волосы уже поседели. Смуглокожий Завала был чуть пониже ростом и поуже в плечах, но в его атлетически сложенной фигуре не было ни капли жира, только тренированные мускулы. Шрамы над бровью указывали на интерес к боксу. Скорее всего профессиональный. (Действительно, Завала выиграл двадцать два боя на ринге.) Не сходившая с лица Джо улыбка очаровывала. Учтя комментарий медсестры, можно было понять, почему дамы не обделяли вниманием обладателя таких жгучих карих глаз.

Светские манеры мужчин нисколько не умаляли их решимости и твердости. Нина помнила, как Остин твердой рукой буквально утащил ее на дно моря, спасая от верной гибели. Под добродушием Завалы также скрывалось умение настоять на своем и добиться желаемого. Эти двое должны быть прекрасной командой. Они действовали как отлаженный механизм, думала Нина, прокручивая в памяти подводное путешествие втроем.

— Простите мою грубость, — извинилась Кирофф. — Я даже не поблагодарила вас.

— Это я должен извиниться за эпизод из фильма «Челюсти», — ответил Остин. — Представляю, как напугал вас.

— Этот страх не сравнить с тем, что нагнал на меня черный катер. Он словно играл в поло моей головой. Я бесконечно благодарна. И вообще можете хватать меня и спасать от опасности всякий раз, когда пожелаете. — Сделав небольшую паузу, Нина продолжала: — Можно задать глупый вопрос? Вы часто бороздите Атлантический океан в поисках попавших в неприятности дамочек?

— Нам просто повезло, — пожав плечами, ответил Остин. — Я поднимался, чтобы взглянуть, в какой стороне наш корабль, и вдруг заметил, как вы играете в прятки с катером. А теперь моя очередь спрашивать. Что все это значило?

Улыбка исчезла с лица Нины.

— Все очень просто. Они хотели меня убить.

— Это очевидно. Но почему?

— Не знаю.

Курт чувствовал, что девушка явно чего-то недоговаривает.

— Вы не рассказали нам, откуда вы, — как можно мягче произнес Остин.

— Из экспедиции профессора Нокса, — прошептала Нина.

— Из какой экспедиции? — переспросил Остин.

Нина смотрела в пространство, словно стараясь вспомнить что-то.

— Я — археолог. Занимаюсь подводной археологией. Недалеко отсюда работала экспедиция Пенсильванского университета.

И Нина рассказала всю историю о научной работе, своем побеге и преследователях. Рассказ казался таким фантастическим, что Остин не поверил бы ни единому слову, если бы не видел черный катер собственными глазами. Курт посмотрел на товарища:

— Что думаешь?

— Думаю, нам тоже стоит поостеречься.

— Согласен. Нужно обратиться к властям Марокко. Мисс Кирофф, вы не могли бы объяснить, где стоял ваш лагерь?

Нина чувствовала вину за то, что избежала смерти. Она должна что-то делать. Должна. Нина поднялась с кушетки и решительно ответила:

— Могу не только объяснить. Я сама покажу вам это место.

Глава 7

Капитан марокканской королевской жандармерии Мохаммед Мустафа, прислонившись к нагретому солнцем крылу джипа, наблюдал за высокой американкой. Она, наклонясь, медленно ходила по песку и присматривалась, казалось, к каждой песчинке.

Как и большинству сельских полицейских, Мустафе приходилось разбираться в драках подростков, заполнять протоколы дорожных происшествий или проверять документы у крайне редких здесь чужаков. И вот на тебе — какая-то пропавшая археологическая экспедиция.

Мустафе было хорошо известно о месте, которое берберы называли Городом Мертвых, и о древних развалинах. Все это было на значительном расстоянии от наезженной дороги, и Мохаммед приезжал сюда лишь однажды. Этого оказалось достаточно, чтобы капитан решил показываться в подобных местах только в самых крайних случаях.

Женщина остановилась будто в растерянности, затем подошла к джипу.

— Ничего не понимаю, — сказала она, нахмурив брови. — Лагерь был разбит здесь. Палатки, вагончики. Все исчезло!

Капитан, глядя на высокого светловолосого мужчину, усомнился:

— Может быть, мадемуазель ошибается?

Нина сердито сверкнула глазами:

— Мадемуазель не ошибается.

Капитан Мустафа вздохнул:

— А те люди, что напали на вас? Это бандиты?

Помедлив, Нина ответила:

— Нет, не думаю.

Капитан закурил и, выпустив дым через нос, с долей скепсиса заметил:

— Конечно, мне было известно, что у Города Мертвых работает экспедиция. А может, они уехали, не предупредив вас?

— Великолепно, — пробурчала Кирофф. — Из всех копов Марокко мне достался непросвещенный бербер.

Нервы Нины были на пределе. Остин не винил ее за несдержанность после пережитого, но пора было вмешаться:

— Нина, ты говорила, вы разводили большой костер. Покажи где.

Офицер полиции лениво наблюдал за действиями ученых. Нина мысленно представила центр лагеря и ногой нарисовала крестик на песке.

— Приблизительно здесь, полагаю.

— У вас есть лопата? — спросил Остин полицейского.

— Да, конечно. Необходимейшая в пустыне вещь.

Мустафа достал из чемоданчика с инструментами штыковую лопатку армейского образца. Курт, встав на колени, принялся копать в указанном месте. Первые две лунки не дали результатов, а в третьей обнаружился пепел. Остин зачерпнул гость песка, смешанного с чем-то черным, и понюхал.

— Пепел из кострища, — сообщил он и положил ладонь на дно ямки. — Еще не остыло.

Нина почти не слушала. Она напряженно всматривалась в небольшой кусок пространства за Остином, который, казалось, шевелился.

Там сновали тысячи муравьев. Краем лопатки Курт осторожно поддел темное шевелящееся пятно и стал копать. На глубине в полфута у земли появился красноватый оттенок. Остин расширил углубление — земля стала еще краснее. Нина встала на колени рядом с ним. В нос ударил тяжелый запах запекшейся крови.

— Здесь их расстреляли.

Капитан Мустафа тем временем мечтательно смотрел вдаль, размышляя о том, когда ему удастся попасть домой к жене и детям, чтобы вкусно поужинать. Почуяв неладное, он отбросил сигарету и встал на колени рядом с Ниной. Осознав значение увиденного, полицейский побледнел.

— Да помилует нас Аллах! — пробормотал он.

Через несколько секунд Мустафа уже быстро разговаривал с кем-то по рации.

Нина застыла у выкопанной ямки. Страшная картина событий прошедшей ночи стояла перед глазами. Остин понял, что, если девушку не отвлечь, дело будет худо.

— Если ты не против, я бы хотел осмотреть лагуну, — предложил он.

Нина посмотрела на Курта, будто очнувшись от сна.

— Прекрасно. Может быть, там что-то найдется...

Кирофф двинулась через дюны к берегу, где сейчас царил абсолютный покой.

— Не могу поверить своим глазам! Они убрали даже мой буек, — горько заметила Нина.

Пока они шли вдоль берега, она рассказывала Остину о скрытом тоннеле. Вдруг их внимание привлекли рыбки: они безжизненно колыхались на воде вверх брюшками.

— Вероятно, кислородная недостаточность, — предположила Нина. — В лагуне не слишком подходящая вода для живности.

После небольшой паузы она продолжила рассказ и подробно описала найденную ею каменную голову. Остин почувствовал удивление, смешанное с неверием.

— Ольмеки? Здесь? — Старательно подбирая слова, чтобы потактичнее выразить неуверенность, он добавил: — Не может быть.

— И я бы не поверила, если бы не видела собственными глазами. Готова биться об заклад, ты изменишь мнение после короткой экскурсии под водой.

Они сбросили сандалии и нырнули. Найдя по приметам нужное место, Нина вынырнула, вдохнула побольше воздуха и резко пошла вниз. У самого дна она сделала круг и поднялась на поверхность рядом с Остином.

— Она исчезла! — с трудом дыша, прокричала Нина. — Статуя пропала!

— Уверена, что это то самое место?

— Естественно. Я ориентировалась по знакам и буйку. Проклятая статуя исчезла. Идем, я покажу тебе.

Нина нырнула снова, Остин последовал за ней. У самого дна Кирофф показала Курту яму, напоминающую лунный кратер. Девушка подобрала что-то со дна, и оба пловца отправились наверх.

— Они взорвали голову, — проговорила Нина, показывая кусок потемневшего камня. — Взорвали! Ее разнесло на мелкие кусочки!

На берегу, на ступеньках лестницы, их ждал Завала.

— Капитан просил передать, что он доложил в Рабат. Его начальство свяжется с тамошним отделением «Сюртэ».

Нина отдала свою находку Остину:

— Вулканический базальт. Я уверена, это осколок от головы.

Курт внимательно осмотрел фрагмент:

— Края в зазубринах и обуглившиеся. Да, недавно произошел взрыв. Это объясняет появление дохлой рыбы.

— Во всем этом нет смысла, — недоуменно сказала Нина. — Они убивают всех. Хотят убить и меня. А затем, вместо того чтобы скрыться, разносят на кусочки вещь, имеющую невероятную культурную ценность. Зачем?

На эти вопросы никто не знал ответов. Подумав, Остин предложил обсудить все с капитаном Мустафой. Тройка путешественников побрела к лагерю. Завала намеренно пошел рядом с Остином. Тихо, чтобы не расслышала Нина, он заметил:

— Я намекнул капитану, что неплохо было бы поискать место раскопок.

Остин удивился.

— Нина сказала, будто члены экспедиции работали несколько дней, — продолжал Завала. — Однако нет и следа раскопок: ни одной канавки, ни ямочки. Тебе это о чем-нибудь говорит?

— Боюсь, да. Жертвы выкопали себе могилы, даже не подозревая об этом.

Завала показал Остину треснувшие очки с круглыми линзами.

— Я нашел это неподалеку от того места, где ты копал.

Курт, не говоря ни слова, спрятал очки в карман.

* * *

Когда надувная лодка мягко ткнулась в борт корабля, Нина с восхищением окинула взглядом его бирюзовый корпус.

— С берега «Нерей» казался мне великолепным, но вблизи он еще роскошнее.

— Он более чем роскошен, — ответил Остин, помогая Нине подняться на борт. — Это самое современное научно-исследовательское судно в мире — двести пятьдесят футов от носа до кормы и многие мили оптико-волоконных кабелей для скоростной обработки и передачи информации. «Нерей» способен совершить разворот на десятицентовой монетке. Он оснащен техникой для подводного плавания. У нас даже имеется навесной сонар прямо на корпусе, поэтому можно исследовать дно, не замочив ног. А вот эта кубообразная надстройка — территория ученых. Лаборатория. Там же мы храним снаряжение для подводных исследований. Кораблем управляет небольшая команда, поэтому на борту хватит места для тридцати ученых.

Затем Остин и Нина поднялись на три палубы выше. В коридоре Курт указал Нине на одну из дверей:

— А здесь ты будешь обитать ближайшие пару дней.

— Но я не хочу никого стеснять. Или тем более выгонять.

— А ты и не будешь. Женщин на корабле не много. Это свободная каюта. Место удобное: рядом библиотека и самая важная часть судна. Пойдем покажу.

Остин привел Нину на камбуз. Удобно устроившись, там за столиком сидел Завала. Он потягивал эспрессо и читал «Нью-Йорк таймс». Кондиционированный воздух и стерильная чистота помещения радовали после посещения Города Мертвых. Убранство помещения было традиционным — столы и стулья из пластика и алюминия, привинченные к палубе. А вот запахи из кухни доносились очень даже нетрадиционные.

Нина села за стол, с удовольствием вытянув ноющую ногу. Понюхав воздух, она сказала:

— Ого, райские ароматы. Прямо как в пятизвездочном ресторане.

Завала отложил газету:

— Четырехзвездочном. Мы, невысокооплачиваемые типы из НУМА, должны терпеть многочисленные лишения. Карта вин недурна, однако в нашем погребке, увы, только калифорнийские вина.

— Это же американское судно, — словно извиняясь, вставил Остин. — Не возить же нам бордо и бургундское... Хотя наш шеф-повар окончил французскую академию кулинарного искусства, если хочешь знать.

— На ужин сегодня бифштекс и палтус в белом соусе, — добавил Завала. — Прошу извинить нашего шефа. Он родом из Прованса и потому злоупотребляет базиликом и оливковым маслом.

Нина изумленно покачала головой:

— Думаю, я выживу.

Теперь, когда Кирофф успокоилась и расслабилась, можно было поговорить и о неприятных вещах. Остин принес ей чай со льдом.

— Хорошо. Послушай, если ты в состоянии обсуждать прошлую ночь, я бы хотел обобщить все, что мы знаем, — предложил Курт.

Нина сделала глоток и стала подробно излагать все события страшной ночи. Когда она закончила, Остин сказал:

— Думаю, ты права, отвергая версию капитана Мустафы о местных разбойниках. Бандиты не стали бы убивать всех.

Да и цель у них — грабеж. А то, что ты описала, походит на преднамеренное убийство. Самая настоящая бойня.

— А как насчет мусульман-фундаменталистов? — предположил Завала. — Они убили тысячи людей в Алжире.

— Возможно. Но террористы обычно сообщают всему миру о своих деяниях. И зачем фундаменталистам уничтожать каменную фигуру? Кроме того, для подобного взрыва нужно специальное оборудование.

— А это означает, что они знали про каменную голову заранее, — заключил Джо.

— Правильно. И подготовились к подрыву.

— Невозможно, — вмешалась Нина и менее уверенно добавила: — Я не понимаю, откуда они могли узнать заранее.

— Мы тоже, — согласился Завала. — Ты уверена, что они говорили по-испански?

Нина кивнула.

— До Испании от Танжера через Гибралтар рукой подать. Совсем недалеко, — сказал Остин.

Завала покачал головой:

— Это ничего не значит. Я говорю по-испански, но я американец мексиканского происхождения, в жизни не бывавший в Испании.

— Подождите, я забыла кое о чем! Гонсалес! — вдруг вспомнила Нина.

— Кто такой Гонсалес?

— Доброволец. Он заплатил компании «Тайм квест» за возможность участвовать в экспедиции. А вчера днем я видела, как он разговаривал с каким-то незнакомцем, приехавшим на джипе. Гонсалес объяснил мне, что тот человек заблудился. Мне это показалось несколько странным.

— Правильно! — согласился Остин. — Нужно разузнать об этой компании «Тайм квест» и выяснить, нет ли у них чего на Гонсалеса. Хотя его, вероятно, убили вместе с остальными.

— Я не видела Гонсалеса ночью и не понимаю, как он мог удрать.

— А что насчет черного катера? — спросил Остина Завала. — Может быть, там найдется какая-нибудь ниточка?

— Насколько я смог разглядеть из-под воды, это обычная модель. Возможно, произведена в Англии фирмой «Гриффон». Я уже звонил в агентство и просил проверить списки владельцев таких катеров на воздушной подушке. Их не может быть слишком много. Скорее всего этот катер куплен через фиктивную контору.

— А значит, владельца невозможно установить...

— Попытаться-то стоит. И все-таки главный вопрос остается без ответа. Кому нужно было стереть с лица земли безобидную археологическую экспедицию?

— А что, если она была не такой уж безобидной? — задумчиво спросила Нина.

— Что ты хочешь этим сказать? — прищурился Остин.

— Я опять возвращаюсь к ольмекам. Это самое важное.

— А я что-то не пойму, при чем тут каменная глыба, — пожал плечами Завала. — Особенно после того, как ее превратили в кучу щебня.

— Здесь важна не только моя оценка. Вспомните, это Сэнди идентифицировала голову. Сэнди — самый авторитетный специалист по Латинской Америке. Именно Сэнди Стэнфорд вела всю работу по исследованию крупных древних городов вроде Тикаля и десятков менее известных, но не менее важных.

— Хорошо. Пусть твоя Сэнди права. И все же почему фигура так важна?

— Да ведь эта находка может потрясти весь научный мир! На протяжении многих лет людей интересовало, были ли контакты между Старым и Новым Светом в доколумбову эпоху.

— Это вроде вопроса о викингах? А я думал, что необходимые доказательства имеются, — сказал Завала.

— Имеются, однако приняты они не безоговорочно. И к тому же я веду речь о связях между двумя мирами задолго до появления викингов. Проблема состояла в том, что до сих пор не существовало научно обоснованного вещественного доказательства. А голова стала бы именно таким доказательством.

Остин удивленно посмотрел на девушку.

— И что?

— Прости? — изумленно переспросила Нина. Она была сбита с толку.

— Ну, предположим, эта каменная статуя и в самом деле подтвердила бы существование контактов. Кому это важно, кроме историков и археологов? Короче говоря, за что здесь убивать?

— А-а-а, теперь мне понятно, что ты имеешь в виду, — с облегчением произнесла Нина. — Но я не могу ответить на вопрос. Знаю только, что мое открытие каким-то образом связано с убийством.

— Стоп. Никто же в лагере не знал о находке...

— Нет, не знал. Однако все узнали бы через некоторое время. С точки зрения профессиональной этики я должна была сразу же рассказать о находке профессору Ноксу и доктору Физелю. Просто находка оказалась столь невероятной, что я хотела еще раз все проверить. Вот я и сообщила обо всем Сэнди.

— Значит, об открытии знали только вы двое?

— Да. Сэнди никогда не разболтает. У нее в руках информация в полной безопасности. А мне необходимо как можно скорее вернуться домой.

— Мы направляемся на Юкатан исследовать место падения астероида. Еще на день задержимся здесь, — сказал Остин. — Будь нашей гостьей, а затем мы подвезем тебя в Марракеш, где ты сможешь сесть на самолет до Нью-Йорка. Хватит времени на то, чтобы отдохнуть и привести в порядок мысли.

— Спасибо. У вас я чувствую себя в безопасности.

— И не только в безопасности. На борту еще и превосходно кормят.

— Я должна сообщить о произошедшем на кафедру антропологии. Они будут просто подавлены. Все так любили профессора Нокса...

— Не проблема. Я отведу тебя в радиорубку, — пообещал Завала.

Остин остался сидеть в столовой. Он вертел в руках стакан с холодным чаем и думал о том, что в случившемся нет ровным счетом никакого смысла.

Через несколько минут вернулись Нина и Джо.

— Быстро, — удивился Остин. — Не удалось связаться с университетом?

Завала выглядел необычайно мрачным.

— Со связью нет проблем, Курт, — ответил он. Остин заметил слезы в глазах Нины.

— Я разговаривала с руководством. Они сперва не хотели говорить мне, однако я почувствовала — они что-то скрывают! Господи! Господи! Да что же происходит?

— Ничего не понимаю, — пробормотал Остин.

То, что через несколько секунд сообщила ему Нина, потрясло Курта до глубины души:

— Сэнди. Она мертва.

Глава 8

Остин лежал на койке в своей каюте и смотрел в потолок, с завистью слушая мерное посапывание Завалы. Шеф-повар, как обычно, перестарался с приправами и маслом, но не желудок, а мысли не давали покоя Курту.

Предполагалось, что пробный рейс «Нерея» даст возможность команде сделать перерыв в разрешении разнообразных секретов подводного мира. И тут вдруг появилась Нина, преследуемая убийцами. Возможно, не спалось Остину как раз из-за мыслей о симпатичной молодой женщине.

Он посмотрел на часы. Три утра. Вдруг вспомнилось, как доктор рассказывал, сколь часто именно в это время смертельно больные люди испускают дух. Что за черт? Нужно развеяться. Остин оделся и потихоньку вышел из каюты.

Дверь в рулевую рубку была открыта. Курт заглянул внутрь. Вахту нес молодой матрос Майк Кёртис. Парень сидел, уткнувшись в книгу.

— Привет, Майк. Не могу уснуть. Не возражаешь против компании?

Матрос улыбнулся, отложил книгу.

— Нисколько. Сидеть здесь одному очень скучно. Хочешь кофе?

— Спасибо. Черный.

Пока Майк наливал кофе, Курт взял книгу — популярное издание по геологии.

— Не слишком веселое чтение для ранней вахты.

— Да я вот думал о Юкатане. Неужели динозавры и в самом деле исчезли из-за падения метеорита или кометы?

— Когда объект размером с Манхэттен падает на землю, что-то должно произойти. Были ли гигантские ящеры уже на грани вымирания — другой вопрос. Предстоящее исследование планктона должно кое-что разъяснить. Забавно: крошечные одноклеточные животные помогут узнать, что случилось с крупнейшими обитателями планеты.

Они беседовали, пока Майку вновь не пришлось заняться своими непосредственными обязанностями. Остин прошел через радиорубку в картографическую, откуда через большие окна открывался вид на океан.

Курт развернул карту побережья Марокко и отметил крестиком нынешнее положение судна. Внимательно изучив побережье Африки, Остин покачал головой. Это ничего не дает. Катер-амфибия мог появиться откуда угодно.

Остин перелистал вахтенный журнал. До сегодняшнего дня путешествие было довольно приятным. Быстрый переход через Атлантику, краткая остановка в Лондоне, чтобы взять на борт ученых из Европы, пара великолепных недель в Средиземном море для проверки подводного снаряжения и, наконец, прибытие к марокканскому побережью два дня назад.

А теперь возникла история Нины — жуткая и невероятная, с какой стороны ни посмотри. Однако нападение катера и кровавые улики на месте лагеря убедили Остина в реальности событий. И еще это ужасное известие о гибели ее коллеги. Автомобильная катастрофа. Очень удобно. Да, у убийц длинные руки. Они уничтожили всю информацию, которую Нина переслала Сэнди. Теперь Кирофф — единственная, кто знает о каменной голове. Слава Богу, она здесь в безопасности, спит в соседней каюте, приняв легкое успокоительное.

Остин вышел из рубки и встал, опершись на перила. Корабль был погружен почти в полную темноту, горели только габаритные огни. Все покрывал мягкий бархат ночи. Единственное, что напоминало о близости суши — запах гниющей растительности, доносившийся с берега. Интересно, сколько таких маленьких экспедиций сгинуло в ночи? Возможно, правду уже никто никогда не узнает.

Хватит философствовать. Остин зевнул, потянулся и стал раздумывать, пойти ли лечь спать, вернуться в рулевую рубку или остаться здесь. Курт наслаждался красотой и покоем ночи.

Вдруг раздался стук, затем — всплеск.

Остин прислушался. Какой-то скрежет и позвякивание доносились снизу.

Опять.

Курт свесился через перила и стал вглядываться в темноту. Может, просто вода плещется о борт корабля? Он прислушался. На фоне плеска воды раздавались приглушенные голоса. Вот метнулись тени — одна, другая. Пожалуй, нет необходимости спрашивать, друзья это или враги. Ответ очевиден.

Остин бросился в каюту, чтобы разбудить Завалу. Джо обладал потрясающей способностью просыпаться мгновенно. Его сознание включалось моментально, будто электрическая лампочка вспыхивала. Точно зная, что друг никогда не станет будить без повода, Завала быстро скатился с кровати и натянул шорты и футболку.

Остин тем временем шагнул к своему шкафчику и достал из обувной коробки кожаную кобуру. Вот и пригодился изготовленный на заказ «магнум».

— У нас гости, — сообщил Курт, — пытаются взобраться по правому борту. Но это только те, что я видел, а могут быть и другие. Нам необходимо оружие.

— Везет же! — хмыкнул Завала. — Припоминаю, как кто-то говорил мне, что рейс будет походить на свадебное путешествие. Я не захватил даже водяного пистолета. Не думал, что придется отбиваться от пиратов.

— Я тоже, — ответил Остин, вешая кобуру на плечо. — Поэтому и не взял запасной магазин. У меня только пять патронов.

— А как насчет твоего лондонского приобретения? — просиял Завала.

— Имеешь в виду те штучки от Джо Мэнтона? Черт побери, а почему нет?

Остин снова открыл шкафчик и достал лакированный деревянный ящик.

Завала вооружился специальным ножом для ныряльщиков.

— Вот мой арсенал, — сказал он.

— Ну что ж, может, это и не самая лучшая боевая готовность. Придется импровизировать.

— Не впервой, — кивнул Завала.

— Думаю, они явились за Ниной. Пойду разбужу ее и тех, кто рядом. Ты спускайся и буди остальных: и членов команды, и ученых. Собери всех на нижней палубе. Нельзя же пустить безоружных докторов наук и профессоров на линию огня. К несчастью, «Нерей» — исследовательское судно, а не военное.

— И я начинаю жалеть об этом, — отозвался Завала и помчался вниз.

Медсестра с заспанным лицом, услышав стук, сразу открыла дверь. Без долгих предисловий Остин объяснил ей ситуацию, велев одеваться, а сам стал будить Нину. Она еще находилась под действием снотворного, однако, с трудом разлепив веки, спросила:

— Они вернулись, да?

Остин кивнул. Через несколько минут он и обе женщины стучали в двери других кают. Вскоре в коридоре собралось больше дюжины наспех одетых людей.

— Пока никаких вопросов, — объявил Курт тоном, не терпящим возражений, и повел всех на нижнюю палубу, где его уже ждал Завала с другой группой ученых.

Остин кратко обрисовал сложившееся положение:

— На борту корабля вооруженные люди. Эту дверь не открывайте никому, кроме меня и Джо.

— Что вы собираетесь делать? — робко поинтересовался кто-то.

Черт бы побрал этих ученых с их вечной привычкой задавать вопросы, подумал Остин. Сейчас не до искренних объяснений.

— Не волнуйтесь. У нас с Джо есть план. Мы скоро вернемся, — доверительным тоном ответил Курт и запер дверь перед изумленной и испуганной толпой.

— Ты прямо как Терминатор, — заметил Завала. — Здорово, что у нас есть план. А ты не хотел бы меня с ним познакомить?

Остин похлопал друга по плечу:

— Все просто, Джо. Ты и я избавимся от этих ублюдков.

— Это и есть план?

— А ты предлагаешь вежливо попросить их удалиться?

— А-а, значит, мы не ищем легких путей. Ладно, положись на меня. С чего начнем?

— Скорее на мостик. Думаю, незваные гости в первую очередь пожалуют туда. Надеюсь, мы опередим их.

— Откуда ты знаешь, что они начнут с мостика?

— Я бы на их месте сделал так. Это же дает возможность отключить коммуникационные системы и контролировать все судно. Постараемся не попасться на глаза, иначе у нас не останется шансов против бандитов с автоматами.

Друзья поднялись на шесть этажей, останавливаясь на каждом пролете, прислушиваясь и приглядываясь. На палубе, находящейся под мостиком, они разделились — Завала пошел предупредить вахтенного, а Остин — будить капитана.

Капитан Джо Фелан — крупный мужчина лет пятидесяти, плотного телосложения, с орлиным профилем — с ворчанием открыл дверь.

— Я присутствовал при закладке «Нерея», — гневно сверкая глазами, громыхал капитан. — Я тридцать лет ждал возможности командовать судном, подобным этому. Черт побери! Паршивцы не получат мой корабль вот так запросто! Пусть не надеются, что я спрячусь от них в клозете!

Фелан был настоящим капитаном, асом своего дела. «Нерей» в его руках мог двигаться с грацией балетного танцора. Но каков капитан в ближнем бою?

Капитан быстро надел куртку, снял со стены дробовик и взял коробку с патронами. Затем мужчины направились в рулевую рубку. Прежде чем войти, Остин тихо, но отчетливо предупредил:

— Джо, это мы.

Предупреждение оказалось весьма кстати, потому что, распахнув дверь, они наткнулись на дуло пистолета.

— Майк передает SOS, — сообщил Завала.

Надежды на помощь было совсем немного. Они в сотнях миль от цивилизации, так что нужно выкручиваться самим.

— Думаю, теперь не придется скучать, — заметил Остин, обращаясь к Майку.

— Похоже на то. Что мне делать?

— Идти вниз к остальным поздно, поэтому дам тебе одну работенку. Полезай на крышу, оттуда виден весь корабль. Капитан, по моему сигналу «Нерей» нужно осветить, как Бродвей или Сорок вторую улицу. Только мостик должен остаться в темноте.

Фелан молча подошел к панели и положил руку на кнопки. Остин встал справа, Завала — слева. Пока Майк взбирался вверх по лестнице, Курт инструктировал:

— Когда загорится свет, сосчитай всех чужаков и постарайся хорошенько запомнить, где ты их заметил. Мы сделаем то же самое. И помни — голову не поднимать.

Как только все встали по местам, Остин скомандовал:

— Начинайте шоу, капитан.

«Нерей» был оборудован большим количеством всякого рода ламп и прожекторов, чтобы ученые могли работать и ночью. В результате через миг все судно засияло, как круизный лайнер. Каждая палуба утопала в свете.

Двумя палубами ниже Остин заметил три фигуры, сначала застывшие от неожиданности, а потом заметавшиеся, словно тараканы в поисках убежища.

— Гасите! — скомандовал Курт.

Стало темно.

С крыши спустился Майк:

— Я видел трех парней с подводным оборудованием на крыше гаража.

— Трое слева, тремя палубами ниже. Одеты как ниндзя, — доложил Завала.

— То же самое по правому борту. Майк видел троих. Уже девять. Это о ком мы знаем. Капитан, нельзя ли Джо позаимствовать у вас дробовик? У него чуть больше опыта в стрельбе.

Фелан понимал, что есть большая разница между стрельбой по мишеням и на поражение. Он отдал ружье Завале, предупредив, что курок взведен. После этого Фелан ушел в радиорубку, как велел Остин, чтобы не оказаться на линии огня.

Остин и Завала стояли спина к спине посреди рулевой рубки, направив стволы на двери. Незваные гости не заставили себя долго ждать.

Глава 9

Справа появились два силуэта, ясно выделяющихся на темно-синем фоне. Не скрываясь, налетчики шли друг за другом. И это было роковой ошибкой. Остин прицелился и нажал на спуск. От грохота задребезжали стекла. Пуля пятидесятого калибра прошила грудь первого нападавшего и вошла точно в сердце второго. Сила удара отбросила обоих назад. Два тела, перевалившись через перила, рухнули в море.

Грянул дробовик. В ушах Остина зазвенело. Сквозь завесу дыма он увидел еще одного бандита, крадущегося вдоль левого борта. Дробь угодила в дверной косяк, посыпались щепки. Завала снова выстрелил. На сей раз заряд достиг цели. Бандит повалился навзничь, но успел выпустить автоматную очередь, и одна шальная пуля ударила Остина в грудь, выйдя в районе левой подмышки. Завала не сразу заметил, что друг опустился на колено.

— Я попал, — бормотал Джо. — Я точно прицелился. Я не мог промазать.

Из радиорубки выглянул капитан и, резанув ладонью воздух, прорычал:

— О, черт! Забыл предупредить, что старое ружье дергает вправо. Когда целишься, нужно брать на дюйм левее.

Тут Завала увидел, что товарищ осел на пол.

— Курт, ты порядке?

— Бывало и лучше, — ответил сквозь зубы Остин.

Многолетний опыт приучил капитана Фелана к разнымситуациям. Через минуту он появился с набором для оказания первой помощи и быстро наложил на рану давящую повязку.

— Тебе повезло, — сказал капитан, — кости не задеты. Фелан помог Остину подняться на ноги.

— Я уложил двоих одним выстрелом. Жаль, они свалились за борт вместе с оружием.

— А я, видимо, только ранил непрошеного гостя, — с сожалением сказал Завала.

— По-моему, они предполагали застать нас спящими и без шума перерезать. Самонадеянные ребята. Но в другой раз они проверят нас: вызовут на перестрелку и поймут наши реальные возможности. И конечно, учтут, что мы здесь одни, после чего сосредоточат огонь на мостике. Лучше нам отсюда убираться, — подвел итог Остин.

— Ничего, есть и другие варианты для засады, — предложил капитан. — Я знаю корабль лучше, чем свой дом.

— Хорошая идея. Наша военная операция станет более эффективной, если мы сможем появиться там, где нас не ждут.

Только нужно соблюдать осторожность. Эти ребята опасны, а не непобедимы. Они уже дважды упустили Нину. Поэтому теперь нервничают и делают ошибки.

— Мы тоже ошибаемся, — заметил Завала. — Правда, есть одна разница. Мы не можем позволить себе ошибаться.

Они заперли двери рулевой рубки и пошли в радиорубку. Сигнал бедствия передавался в черное пространство ночи. Интересно, подумал Остин, кто их услышит и как поступит, узнав о «Нерее»? Он остановился и взвесил в руке пистолет. Да, тяжеловат: нужно держать обеими руками.

— Я не смогу прицелиться как следует. Придется тебе воспользоваться этой штукой, — сказал Курт, обращаясь к Завале.

Джо заткнул пистолет за пояс, а дробовик отдал капитану. Остин достал деревянный ящичек с надписью «Мэнтон». Губы Завалы слегка дрогнули в улыбке.

— Да уж! Куда им устоять перед однозарядным дуэльным пистолетом.

— В другой ситуации я бы согласился с тобой, Джо. Но это не просто пистолеты.

В ящике на зеленом сукне поблескивали два антикварных дуэльных пистолета с кремневыми замками.

Во время краткой остановки в Лондоне Остин успел побывать у знакомого антиквара на Бромптон-стрит. В тот момент распродавалось имущество одного старинного поместья, и потому-то в лавке и оказалось это великолепное оружие. Даже если бы на футляре и не оказалось ярлычка с именем мастера, Курт все равно безошибочно узнал бы работу Джозефа Мэнтона по завершенности форм и отсутствию украшений. Братья Мэнтоны — самые выдающиеся оружейные мастера восемнадцатого века в Англии. Они изготавливали лучшие дуэльные пистолеты, славившиеся надежностью и точностью механизма. Когда Остин услышал астрономическую цену, он поспешил отказаться, пробормотав, что у него уже есть в коллекции «мэнтон». Но старик-антиквар не отступил. Он доверительно сообщил, что эта пара была изготовлена по особому заказу. В результате долгих уговоров и хитрых комбинаций с дорожными чеками и кредитной карточкой «Америкэн экспресс» Курт удалился из лавки с парой великолепных пистолетов.

А сейчас, стоя в радиорубке с пистолетом в руке, Остин понимал, что это наилучшее оружие для человека, способного орудовать одной рукой; за пару минут он быстро обучил Завалу перезаряжать пистолеты.

Возвращаться в рубку было опасно, поэтому все трое — Остин, Завала и капитан Фелан — вышли наружу через картографическую, держа пистолеты наготове. Джо огляделся. Тихо. Никого.

Остин негромко позвал Майка и велел ему лежать, не двигаясь. Теперь нужно спуститься по наружным лестницам и пойти к корме, чтобы увести нападавших от носа, где прятались остальные пассажиры. Опасность представляла плоская крыша над гаражом. Остин подозревал, что там могли затаиться налетчики, ведь на крыше расположены спасательные шлюпки. А если у бандитов есть приборы ночного видения, то совладать с ними будет совсем непросто.

И тут у Курта мелькнула идея.

— Ты знаешь какие-нибудь ругательства по-испански? — шепотом спросил Остин друга.

— Еще бы! Мой отец родом из Моралеса.

— Надо что-нибудь крепкое, чтобы выманить визитеров из укрытия.

Завала подумал секунду-другую и выдал длинную тираду, из которой Курт понял только слово «madre». Реакции не последовало.

— Ничего не понимаю, — удивился Джо. — Обычно испанцы просто звереют, если помянут их матушку. Может, еще обложить их сестер?

Завала выругался снова, теперь громче и с более ехидной интонацией. Едва Джо замолчал, как из-за лодки появились две фигуры и открыли автоматный огонь. Остин, Завала и капитан едва успели спрятаться за лебедкой. Стрельба прекратилась так же внезапно, как и началась. Бандиты полностью опустошили свои магазины.

— Боюсь, они неверно истолковали твою прочувствованную речь, — сказал Остин.

— Может, из-за моего мексиканского акцента?

— Как думаешь, что это? АК-74, новая версия АК-47, любимой игрушки террористов?

— Думаю, да. Этот звук трудно перепутать с чем-то другим.

Его слова утонули в металлическом треске. И опять обстрел прекратился так же резко, как и в первый раз. Воспользовавшись паузой, Остин и Завала попытались занять позицию, более удобную для ведения огня. Вдруг раздался крик капитана:

— Осторожно! Сзади!

Двое террористов бесшумно, как привидения, спрыгнули с верхней палубы. Первым их заметил Остин и спустил курок. После секундной задержки порох в антикварном «мэнтоне» вспыхнул, и грянул выстрел, сопровождавшийся пламенем. Фигура в черном покачнулась, сделала шаг назад и рухнула. Автомат упал рядом с трупом.

Завала подполз к телу и взял оружие. Остин и капитан под прикрытием Джо направились к ближайшей лестнице.

Свинцовый ливень обрушился со всех сторон.

Укрыться бы... Поздно. Капитан вскрикнул, схватился за голову и упал. Завала оттащил его за руки с линии огня. Стрельба не стихала. Одна из пуль угодила Джо в левую ягодицу.

Сейчас друзья находились около научных лабораторий. Остин, не оглядываясь, толкнул тяжелую дверь и втащил капитана внутрь. Завала, волоча одну ногу, вполз сам. Они оказались в одной из так называемых «влажных» лабораторий. (Это прозвище они получили из-за больших ванн и раковин, а также кранов с морской водой.) Курт знал лабораторию как свои пять пальцев, поэтому быстро нашел выключатель и аптечку.

Остин внимательно осмотрел рану Завалы и успокоился. Пуля прошла навылет, не задев кость.

— Ну, что там? — спросил Джо.

— Сидеть в ближайшее время ты не сможешь. И бегать за юбками тоже. А в остальном — все о'кей. Думаю, они нас не видели. Просто палили куда попало.

Завала, взглянув на Остина, а затем на капитана, ответил:

— Черт подери, не хотел бы я оказаться их мишенью.

Остин осмотрел голову капитана. Коротко постриженные волосы цвета соли с перцем были залиты кровью, однако рана, похоже была не очень опасной: пуля прошла по касательной. Фелан застонал, когда Остин стал обрабатывать рану антисептиком.

— Как вы себя чувствуете? — спросил Остин.

— Как в аду. Голова чертовски болит.

— Представьте, что это после славной вечеринки.

— А не найдется ли здесь подходящих составляющих для атомной бомбы? — оглядевшись, с усмешкой спросил Завала.

Остин взял с полки пустую колбу и проговорил:

— Может, пригодится для «коктейля Молотова». А вообще-то не стоит здесь задерживаться: бандиты быстро поймут, что с нами и где мы, как только увидят кровавые следы.

Курт помог товарищам перебраться в соседнее помещение — гараж, где держали разное оборудование и технику для подводного плавания.

— Так мне нальют «коктейль Молотова»? — в шутку заметил Завала.

Остин крепко сжал зубы, а в глазах промелькнул гнев, отчего взгляд Курта сделался на миг ледяным. Шутки шутками, но оба понимали, что в случае неудачи и Нину, и всех остальных ждет смерть.

— Забудь о коктейлях, — твердым голосом с металлическими нотками ответил Остин. — У меня есть идея получше.

Глава 10

Остин не мигая смотрел на иллюминаторы батискафа, пока в голове медленно созревал план. Завала расположился рядом так, чтобы не беспокоить рану.

— Вот она, классическая стратегия Остина — недолгие раздумья, самовольное присвоение себе роли главаря плюс необыкновенное везение. Приняв во внимание то обстоятельство, что вокруг море, полностью поддерживаю этот план.

Капитан согласно закивал. Несмотря на ранение, Фелан держался молодцом. Глядя на Остина с пистолетом за поясом, он подумал, что парень сгодился бы на роль пирата в голливудском фильме. Да, в случае заварушки хорошо иметь таких ребят в союзниках.

Обсудив дальнейшие действия, все трое стали осторожно пробираться в кормовую часть судна. Казалось, на палубе никого нет, однако Остин не сомневался — враг рядом.

— А что делать мне? — спросил капитан Фелан.

Курту стало немного стыдно за то, что он так быстро списал со счетов старого морского волка.

— Только у вас целы руки и ноги. Поэтому именно вам придется заняться тяжелым физическим трудом.

Под руководством Остина капитан выстроил поперек палубы четыре канистры с бензином, предназначавшиеся для рабочих лодок. Емкость каждой канистры — девять галлонов. От перетаскивания тяжестей у Фелана закружилась голова и потемнело в глазах. А Завала расхаживал, опираясь на подобранную палку, как Джон Сильвер из известного романа Стивенсона.

— Не сдадимся подонкам так просто, — со зловещей улыбкой проговорил Остин. — Устроим им шоу. Только важно подпустить их поближе.

— Могу попробовать еще раз поприветствовать их по-испански. Сработало же в прошлый раз.

— Давай, — согласился Курт.

Завала набрал побольше воздуха в легкие и как можно громче выдал длиннющую тираду, поминая всех родственников предполагаемых слушателей и все мыслимые и немыслимые грехи этих мам, пап, братьев, сестер и тетушек.

Остин понятия не имел о точном содержании речи, но по тому, с каким жаром и сарказмом друг выговаривал каждое слово, можно было представить, в чем заключалась суть выступления.

Пока Завала изощрялся в ораторском искусстве, Остин поливал палубу из шланга.

Странно, но на сей раз резкие слова Джо не возымели никакого действия. Видимо, налетчики решили вести себя осторожнее. А что, если у них все-таки есть приборы ночного видения? Нет, вряд ли. Бандиты просто стали осмотрительнее, хотя и не собирались отказываться от задуманного.

Послышался какой-то шорох. Метнулись красные лучи лазерных прицелов.

Остин подал Завале сигнал:

— Давай!

Джо сидел посреди палубы, не сводя глаз с линии воды на палубе. Теперь он поднял обеими руками револьвер, прицелился и выстрелил в крайнюю правую канистру.

Выстрел прогремел как залп мини-гаубицы. Завала выстрелил еще трижды, поразив оставшиеся канистры. Тридцать шесть галлонов бензина растеклось по палубе. Остин велел капитану уменьшить напор воды, в результате чего бензин плавно обтек залегших на палубе бандитов. Налетчики вскочили на ноги и были прекрасно видны. Вся их одежда и обувь промокли от бензина. Теперь хватило бы одной-единственной искры, чтобы превратить палубу в настоящий ад.

Завала отбросил револьвер и взял один из дуэльных пистолетов.

— Давай! — снова скомандовал Остин.

Джо нажал на курок. Пламя мгновенно охватило палубу. Стена огня быстро приблизилась к темным фигурам в промокших в бензине костюмах. Бандиты моментально превратились в пылающие факелы. В ужасе налетчики метались в разные стороны и стреляли как безумные.

Такого осложнения Остин не предвидел. Пришлось всем, пригнувшись, нестись к лебедке и прятаться за огромной катушкой.

Бензин выгорел, и пожар прекратился сам собой. Там, где бушевало пламя, остались лежать пять обгоревших тел.

— Все в порядке? — поинтересовался Завала.

— Да, только боюсь, это их последнее барбекю, — ответил Остин.

— Берегись, Курт, еще один! — громко предупредил Джо.

Остин автоматически потянулся к поясу, но вспомнил, что оставил Завале оба дуэльных пистолета. Испугавшись, он замер на месте. Так-так. На открытом месте и без оружия. Считай, покойник.

Как ни странно, стрельбы не последовало. Бандит-одиночка бросился к правому борту, и через пару секунд раздался звук мотора удаляющегося катера.

— На том и закончим подсчет скальпов, — заметил Джо Завала.

— Пожалуй, — согласился Остин.

Сейчас ему хотелось лечь и спать, спать, спать. Но нет, еще остались дела. Майк так и лежит, распластавшись на крыше мостика, а все остальные сидят взаперти. Нужно поскорее выпустить людей на свежий воздух.

Надо же, еще несколько минут назад эти обгорелые куклы пытались прикончить Курта и его друзей. Нет, ни в коем случае нельзя было допустить такое. И очевидно, те же бандиты уничтожили членов археологической экспедиции. Они явились закончить свою работу — убить Нину. А Остин и остальные просто оказались на их пути. Убийцы отступили. Но лишь на время. И пока Нина Кирофф жива, эта история не окончена.

Глава 11

Индия

В Индии наступил сезон дождей, и большая часть осадков обрушилась на горную цепь, названную Западной грядой. Когда тучи достигли Деккана на юго-востоке страны, уровень осадков уменьшился. Профессор Артур Ирвин стоял у входа в пещеру и думал: неужели в Лондоне выпадает примерно такое же количество осадков? Одного только послеполуденного ливня было бы достаточно, чтобы затопить здание парламента.

Со склона горы, где находилась пещера, открывался вид на небольшую долину, покрытую изумрудной зеленью. Густой лес к югу от священной реки Ганг — самая древняя часть Индии; она прославилась и как чрезвычайно опасное место — там водились демоны.

Впрочем, демоны не слишком беспокоили Ирвина. Куда больше его заботило благополучие членов экспедиции. Шесть часов назад профессор Мехта отправился в деревню с местным проводником. До деревни — час езды по разбитой проселочной дороге. Правда, нужно еще переехать мост через небольшую речку... Ирвин надеялся, что мостик уцелел под натиском наводнения.

Профессор вздохнул. Ничего не поделаешь; остается только ждать. Ладно, ему есть чем заняться. Ирвин вернулся в пещеру. Он прошел между двумя колоннами с аркой и оказался в прохладном центральном зале часовни.

Бедняга Мехта. В конце концов, это его экспедиция. Когда Мехта позвонил, он был так взволнован.

— Мне нужен этнолог. Можешь приехать в Индию? За мой счет, — просил индус.

— А что, Индийский музей вдруг стал менее щедрым?

— Нет, музей здесь ни при чем. Позже объясню.

Буддистские монахи, вырубившие пещеру в скале, руководствовались советом Учителя: отдыхать, занимаясь медитацией в сезон дождей, и учиться в сезон муссонов.

Двери с одной стороны часовни вели в спартанские кельи монахов. Каменные ложа, на которых Ирвин и его товарищи постелили спальные мешки, нельзя назвать самыми удобными, но по крайней мере их не заливало водой.

Главный неф часовни напоминал о христианских храмах. Свет через дверной проем падал на то место, где в церкви был бы алтарь. Ирвин прислонился к искусно выполненной колонне, поддерживающей закругленный свод. Все стены были украшены росписями, изображающими житие Будды, и, что еще интереснее, бытовыми картинками, посвященными обыденной жизни древних индийцев. Это позволяло почти точно датировать пещерный храм — 500 г. н.э.

Деккан вообще известен благодаря скальным монастырям. Все здесь открыто и исследовано. Вход в этот пещерный храм скрывался под буйной растительностью, однако нашли и его. В свой первый визит сюда Мехта и Ирвин внимательно рассматривали настенные рисунки, когда их проводник вдруг громко позвал:

— Скорее сюда! Человек!

Профессора переглянулись, подумав, что проводник обнаружил скелет. Едва они вошли в темное прохладное помещение и посветили в угол, то увидели каменную фигуру мужчины длиной около пяти футов. Он полулежал, склонив голову набок. На животе у него располагалось вместилище в форме блюда.

Ирвин даже не сразу поверил своим глазам.

— Что это, Артур? — спросил Мехта.

— Ты видел когда-либо нечто подобное?

— Нет. Но ясно, что ты видел.

— Несколько лет назад я путешествовал по Мексике. Мы остановились у развалин майя. Там была такая же фигура, только гораздо большего размера. А это блюдоподобное вместилище использовали, чтобы собирать стекающую кровь во время жертвоприношений.

— Мексика? — с удивлением произнес Мехта.

Ирвин кивнул:

— Когда я увидел статую здесь, это показалось мне таким неуместным и неестественным...

— Понимаю. А ты не ошибаешься? Ведь в разных культурах есть много внешне похожего.

— Возможно. Придется вывезти скульптуру, чтобы установить подлинность. Это важно.

— Конечно, Артур, — согласился Мехта.

Коллеги отправились в деревню, где оставили грузовик, и поехали в ближайший городок в поисках телефона. Индийский археолог предложил позвонить в «Тайм квест» — специальную организацию, занимающуюся финансированием научно-исследовательских экспедиций, и попросить денег на перевозку находки.

После длительного разговора Мехта повесил трубку и с усмешкой сказал:

— Они сказали, что мы можем нанять местных жителей и подождать, пока они пришлют кого-нибудь из своих представителей с деньгами. Им потребуется сорок восемь часов.

Ученые вернулись в пещеру, чтобы все сфотографировать и описать. Два дня спустя Мехта вместе с проводником отправился в деревню встречать представителя «Тайм квест». И в это же время начался сезон дождей.

Ирвин до вечера работал над заметками. С наступлением сумерек никто так и не появился. Англичанин приготовил рис под пряным соусом и бобы. Стемнело. Похоже, ночевать придется одному. И вот послышался шум шагов.

— Наконец-то, друзья мои, — обрадовался профессор. — Боюсь, вы пропустили ужин. Но если хорошенько попросите, я, уж так и быть, приготовлю еще риса.

Ответа не последовало. Ирвин обернулся и в свете лампы увидел человека. Решив, что это местный житель, присланный другом, профессор сказал:

— Ты напугал меня. Тебя прислал Мехта?

Не говоря ни слова, человек шагнул навстречу профессору. Металл сверкнул в руке незнакомца. В последний миг своей жизни Ирвин понял, что случилось с Мехтой и проводником.

Глава 12

Китай

— Как далеко мы от места, Чен?

Сухопарый человек, сидевший на носу лодки, показал два пальца.

— Две мили или два часа? — спросил Джек Куинн.

На смущенном лице рулевого появилась беззубая улыбка. Он пожал плечами и указал на свое ухо. То ли ему не хватало знания английского, то ли рев допотопного мотора лодки мешал расслышать вопрос.

Изношенные золотники, сломанный глушитель и дико трясущийся корпус ветхого судна не давали общаться при помощи слов.

Куинн отбросил все старания устроиться поудобнее на этой посудине и теперь просто наблюдал за проплывающим мимо пейзажем. Вот остались позади рисовые и чайные плантации, рыбацкая деревня. Вдали показались окутанные туманом горы, однако красота Китая не трогала Куинна. Все его мысли были сосредоточены на одном — на Фергюсоне, руководителе его проекта.

Первое сообщение, полученное от Фергюсона, впечатляло.

Найдено много глиняных солдат. Возможно, больше, чем в терракотовой армии.

Куинн отлично знал, что Фергюсон упоминает знаменитую терракотовую армию из семи тысяч солдат, найденную в императорском мавзолее. О таких новостях Джек с удовольствием бы доложил совету управляющих «Восточно-азиатского фонда», где сам он занимал должность исполнительного директора.

Фонд основала группа весьма состоятельных людей для «установления взаимопонимания между Востоком и Западом» и прикрытия торговли опиумом. Фонд имел значительные льготы по налогам, поэтому кое-кто, сбагривая наркотики сотням тысяч китайцев, имел возможность наслаждаться благами жизни на полную катушку.

Спонсирование археологических экспедиций в Китае — часть программы фонда. Эта сторона деятельности была очень выгодна для совета управляющих, так как ничего не стоила. На самом деле спонсорами оказывались археологи-любители, которые платили за право участвовать в экспедиции. Зато о спонсорской деятельности фонда часто писали на первой полосе «Нью-Йорк таймс».

Второе сообщение от Фергюсона оказалось еще лучше первого:

Найден поразительный предмет искусства. Детали позже.

Джек уже почти представил, как он будет давать интервью телевизионщикам, когда пришло третье сообщение:

Объект относится к культуре майя.

Прежде чем оказаться в фонде, Куинн руководил университетским музеем и имел кое-какое представление о древних цивилизациях. Он ответил Фергюсону:

Майя — это не китайцы. Невозможно.

Через несколько дней Фергюсон написал:

Невозможно, но это так. Не шучу.

В тот же вечер Куинн собрал сумку и улетел в Гонконг. Затем несколько часов поездки — и он успел на лодку Чена. Чен исполнял роль почтальона и доставлял сообщения на телеграф. (Это объясняло, почему новости доходили до адресата удручающе медленно.)

Джек выяснил, что Чен был на месте экспедиции несколько дней назад. Должно быть, тогда Куинн и получил последнее известие от Фергюсона. Долгое путешествие изрядно утомило, и Джека вдруг захлестнула волна гнева. Он уже прикидывал, как поступить с Фергюсоном — утопить или пристрелить. Когда лодка приблизилась к нужному месту, Куинн твердо решил: руководитель археологической экспедиции сошел с ума. Вода здесь, что ли, особенная?

Так и не решив окончательно насчет расправы над Фергюсоном, Джек сошел на берег вместе с проводником, прихватив пару коробок с припасами и оборудованием.

Они пошли по узкой тропке через высокую желтоватую траву.

— Долго еще? — спросил Куинн.

Чен показал в ответ один палец. Понимай как хочешь: то ли один час, то ли одна миля. Однако Куинн ошибся. Через одну минуту они оказались на месте, где трава была примята по кругу.

Чен опустил на землю свою ношу, жестом показывая Джеку сделать то же.

— Где лагерь? — спросил Куинн, оглядываясь в поисках людей, палаток.

На лице Чена появилось озабоченное выражение. Почесав затылок, он указал на землю.

«Замечательное завершение великолепного дня», — мрачно подумал Куинн. Он устал и хотел принять ванну, в животе играл похоронный марш, а теперь еще и проводник сбился с пути. Чен сказал что-то по-китайски и пошел вперед, жестом показав Джеку следовать за ним.

Несколько минут они двигались молча, а затем Чен вдруг остановился и ткнул пальцем в землю. Пара акров земли была тщательно перекопана. Вдруг Куинн заметил торчащий из грязи округлый предмет. Он стал расшвыривать землю руками, и вот показалась голова и плечи терракотового солдата. Джек продолжил работу и нашел еще несколько солдат.

Да, это, должно быть, и есть то место... Но где люди? Куда, черт побери, все подевались? Чен с опаской огляделся.

— Демоны, — сказал он и, не говоря ни слова, потрусил обратно к реке.

Похолодало, будто туча закрыла солнце. Куинн осознал, что остался в полном одиночестве. Только шелест травы нарушал тишину. Джек в последний раз взглянул на терракотовое войско и бросился догонять проводника.

Глава 13

Округ Фэрфакс

Виргиния

Ясным виргинским утром Остин оттолкнулся веслом от причала, и его легкая спортивная лодка заскользила по сверкающей глади реки Потомак.

Прогулки по реке стали ежедневным ритуалом для Курта. Как и велел доктор, он старался не перенапрягать мышцы на левой стороне торса. Как только швы на ране затянулись, Остин начал проводить свою собственную терапию на тренажерах и в бассейне. Постепенно увеличивал нагрузки. И вот наступил момент, когда стоило проверить успешность лечения.

Спустить легкое каноэ на воду — дело нехитрое, а вот сесть в лодку так, чтобы она не перевернулась — целое приключение.

Первая попытка заняться греблей стала для Остина просто мучением. Девятифутовые весла совсем легкие, но когда их лопасти погружаются в воду, дальнейший процесс превращается в ад. Бок пронзала такая боль, будто из него вырвали кусок мяса. И все же постепенно Курт добился своего.

Сейчас лодка неслась по воде, как выпущенная из лука стрела. Пожалуй, сегодняшний день один из лучших в его жизни. Радость заглушала оставшуюся боль. Напоенный цветочным ароматом воздух настраивал на романтический лад.

Остин уже пустился в обратный путь по течению реки, когда вдруг его внимание привлек солнечный блик на берегу. Там в шезлонге сидел какой-то человек в низко надвинутой на глаза белой панаме и смотрел в телескоп. Остин видел этого человека несколько дней назад и сперва решил, что тот наблюдает за птицами. Однако и тогда, и в этот раз объектив прибора был направлен на него, на Курта Остина.

Через пару минут лодка поравнялась с наблюдателем, и Остин помахал ему рукой. Человек не отреагировал, а продолжал смотреть в объектив. Курт усмехнулся и поплыл дальше.

Лодочный домик в викторианском стиле, с мансардой и башенкой, походил бы на обычный особняк, если бы не внутренние переделки. Остин втащил лодку на берег и легко загнал в ангар рядом с другими своими любимыми игрушками. У него были еще две лодки и небольшой гидроплан.

Затем Курт быстро поднялся по лестнице на первый этаж и дальше — в спальню в башне.

Остин принял душ. Вытираясь перед зеркалом, осмотрел рану. Рубцы порозовели. Скоро они совсем побелеют и станут еще одним сувениром на память об очередном приключении. Таких отметин на теле Остина имелось предостаточно. Надев чистую футболку и шорты, он отправился в кухню, сварил крепкий кенийский кофе, поджарил яичницу с беконом. Остин с наслаждением проглотил завтрак, любуясь рекой. Затем он налил себе еще чашку кофе, поставил диск с записями Колтрейна и удобно устроился в черном кожаном кресле. Да, господин Сакс даже не подозревал, какие чудесные звуки можно извлекать из его инструмента. Неудивительно, что Остин обожал джаз. В некотором смысле музыка Колтрейна, Оскара Питерсона, Кейта Джаррета, Билла Эванса отражала личность самого Курта: холодная сдержанность, за которой скрывались бурная энергия и страсть, способность достичь самых глубин души и талант к импровизации.

В просторной комнате располагалась подлинная мебель колониальной эпохи. А вот вещей, имеющих отношение к морю, для человека, который провел почти всю жизнь в океане, здесь было очень мало: морская карта девятнадцатого века, пара корабельных навигационных инструментов, фотография любимой лодки и небольшая картина, изображающая клипер под парусами, выполненная в Гонконге местным Пикассо.

Полки были уставлены приключенческими романами Джозефа Конрада и Германа Мелвилла, а также десятками книг по океанографии. Но самые потрепанные корешки были у томов Канта, Платона и других великих философов.

Над камином висели дуэльные пистолеты — «мэнтоны», так пригодившиеся у берегов Марокко. Всего в коллекции Остина имелось около двухсот пар подобных пистолетов. Большая часть хранилась в несгораемом сейфе, а последние приобретения — в лодочном ангаре. Остин восхищался не только великолепной работой мастеров и холодной красотой самого оружия, но и загадочными поворотами истории, случавшимися из-за выпущенной однажды одной маленькой пули. Взглянув на «мэнтоны», он опять вспомнил о «Нерее». Что за странная ночь выдалась тогда: уже будучи дома, Остин не раз снова и снова прокручивал в памяти события на «Нерее».

Из-за ранения Курт потерял много крови и сильно ослаб. Лишь капитан Фелан был в состоянии двигаться. Он-то и сообщил команде и ученым, что все теперь в безопасности. Люди вышли из укрытий, на носилках отнесли Остина и Завалу в кабинет врача.

Потом вертолет доставил их и Нину в Тарфайю. Капитан Фелан отказался покинуть корабль и твердо решил привести судно на Юкатан. Через несколько часов Остин и Завала уже были на борту самолета НУМА, совершившего посадку в Марокко по пути из Рима в Нью-Йорк. Благодаря уколу обезболивающего Курт проспал все время полета. Очнулся он в Вашингтоне. Нины уже не было — она села на рейс до Бостона. «Доведется ли встретиться с ней еще?» — думал Остин.

Внезапная телефонная трель вывела его из состояния задумчивости. Из трубки донесся знакомый голос:

— Здравствуй, Курт. Как поживаешь?

— Все в порядке, адмирал Сэндекер. Спасибо. Но должен признать, поживаю скучновато.

— Рад слышать. Скоро скуке придет конец. Встретимся завтра в девять. Попытаемся до конца разобраться в марокканском деле. Завала тоже будет. Его видели в Арлингтоне. Похоже, он тоже скучает.

* * *

А Завала все это время с упоением строил, паял, лудил в своем подвале. Словом, полностью отдавался любимому делу — ремонтировал старые и изобретал новые технические средства для подводных исследований. Не забывал Джо и о физической форме. Как только смог ходить без посторонней помощи, сразу же отправился в спортивный зал, на боксерский ринг. Кроме того, Завалу всегда окружали женщины, и он старался не упустить своего, на всю катушку используя недюжинное мужское обаяние.

Остин не раз разговаривал с другом по телефону и точно знал: несмотря на приятное времяпрепровождение, Джо отчаянно хотел заняться настоящим делом, и поскорее. Поэтому Курт с уверенностью сообщил адмиралу:

— Уверен, Завала жаждет вернуться на работу.

— Великолепно. Кстати, я отлично понимаю, что вы еще не годитесь для основного состава олимпийской сборной.

— Разве что в резерв. Одно предложение, сэр. Когда в следующий раз будете нанимать кого-то на роль наблюдателя за птичками, тщательнее выбирайте для него костюм.

Пауза.

— Думаю, тебе не обязательно напоминать, что у НУМА нет такой разветвленной сети агентов, готовых явиться по первому зову, как в Лэнгли. Я попросил Джо Максуини, одного из наших бухгалтеров, потихоньку присмотреть за тобой. Видимо, он насмотрелся фильмов про Джеймса Бонда и принялся за дело слишком рьяно. Надеюсь, ты не возражаешь.

— Без проблем, сэр. Восхищен вашим подходом. Все-таки это лучше, чем ежедневные звонки из управления.

— Так и думал, что ты не станешь возражать. Между прочим, Мак действительно разбирается в птицах.

— Не сомневаюсь, сэр, — ответил Остин. — До завтра, адмирал.

Положив трубку, Курт усмехнулся отеческому тону адмирала и его не очень удачному выпаду в адрес ЦРУ. Агентство Сэндекера было в первую очередь научным, однако в сборе секретной информации о подводных исследованиях оно намного превосходило «контору». Адмирал же завидовал бездонному бюджету ЦРУ и весьма ограниченной финансовой отчетности, хотя и сам был не промах в выколачивании денег у конгресса. Сэндекер заручился поддержкой двадцати крупнейших университетов, морских школ и целого ряда влиятельных корпораций. На агентство работали пять тысяч ученых и инженеров, постоянно велась научная работа в области океанической геологии и биологии, подводной археологии, изучения климата. НУМА располагало целым флотом научно-исследовательских судов, самолетов и вертолетов. Имея такой арсенал, агентство простирало свои руки в любую точку земного шара.

Приход Остина на работу в НУМА из ЦРУ был большой удачей для Сэндекера. Курт получил степень магистра в области системного менеджмента в Вашингтонском университете и закончил Высшую школу подводного плавания в Сиэтле. Так что он оказался мастером на все руки: стал профессиональным сварщиком, подрывником, специализировался на подъеме тяжелых объектов со дна моря и глубоководных погружениях. Поработав пару лет на нефтяных вышках в Северном море, Курт вернулся в спасательную компанию своего отца, а потом через шесть лет его пригласили в малоизвестный отдел ЦРУ, занимавшийся исследованием морских глубин.

Остин работал помощником директора во время секретного подъема русской субмарины, а также при расследовании дела о нападении израильской подводной лодки на иранский танкер, перевозивший ядерное оружие. Кроме того, расследовал несколько случаев таинственного исчезновения коммерческих самолетов, сбитых над морем. Но с окончанием холодной войны ЦРУ закрыло отдел. Возможно, Курт перекочевал бы в другой отдел «конторы», если бы не адмирал Сэндекер.

Остин взглянул на часы. Три. В Сиэтле сейчас семь. Он взял трубку, набрал номер. На другом конце послышались шипение и треск.

— Здравствуй, — сказал Курт. — Это твой сынок номер один.

— Наконец-то позвонил.

— Мы же говорили вчера, пап.

— Многое может случиться за двадцать четыре часа, — добродушно проворчал отец Остина.

— Правда? Что, например?

— Например, многомиллионный контракт с китайцами. Вот что. Неплохо для старикашки, а?

От отца Курт унаследовал физическую крепость и упрямство. Старший Остин в свои семьдесят с лишним был все еще крепок, только сутулость появилась. Он до сих пор работал столько, сколько выдержит не каждый молодой человек. Спасательная компания принесла ему богатство, но он до сих пор ездил без шофера. А мать Остина умерла несколько лет назад. Сейчас для старика, как и для многих людей, добившихся всего своими силами, деньги были не главным. Самое важное — деловая игра, процесс зарабатывания баксов.

— Поздравляю, отец. Впрочем, твои успехи меня не удивляют. И кстати, никому и в голову не придет назвать тебя старикашкой. И ты это прекрасно знаешь.

— Не трать время на лесть. Разговоры нынче дороги. Когда приедешь, чтобы мы вместе смогли отпраздновать событие бутылочкой славного виски?

«Чертовски хотелось бы...» — подумал Остин.

— Пока не могу. Возвращаюсь к работе.

— Опять надолго, — разочарованно ответил отец.

— Да ты, похоже, успел поговорить с адмиралом, — заметил Остин.

— Вот еще! Мне и без этого есть чем заняться.

Остин-старший немного лукавил. На самом деле он очень уважал адмирала. И в то же время считал его соперником, ведь тот словно отнимал сына. Все-таки старик в глубине души надеялся, что когда-нибудь Курт образумится и займется семейным бизнесом. Остину иногда казалось — именно эта надежда и заставляет отца продолжать жить.

— Узнаю, в чем дело, и вернусь к тебе.

Старик тяжело вздохнул:

— Ладно. Делай то, что должен. Мне пора. Звонок на другой линии.

Из трубки донеслись гудки. Остин покачал головой.

Диск Колтрейна закончился. Теперь Курт поставил Джерри Маллигана и снова удобно устроился в кожаном кресле, желая насладиться последними часами отдыха. Вообще Остин был рад, что Сэндекер позвонил и прервал его каникулы. Адмирал не единственный, кто хочет довести так называемое «марокканское дело» до конца.

Глава 14

Хирам Яджер вытянулся в кресле, положив руки под затылок и рассматривая черно-белую фотографию пышнотелой женщины с острова Суматра. Голографический дисплей делал изображение почти живым.

— Спасибо за развлечение, Макс, — мечтательно поблагодарил машину Яджер.

— Не стоит, — женским голосом ответил компьютер. — Думаю, ты рад немного передохнуть.

Картинка исчезла, отправившись в 1937 год, когда какой-то фотограф сделал этот снимок для «Иэшнл джиографик».

Благодаря своему личному терминалу Яджер, шеф отдела связи агентства, мог в мгновение ока получать информацию. И в любом количестве. Вообще под техническое обеспечение был отведен целый десятый этаж в штаб-квартире НУМА. Мощная высокоскоростная компьютерная сеть, созданная Яджером, выглядела настоящей жемчужиной в обширном хозяйстве Сэндекера.

Адмирал отыскал Яджера в одной из компьютерных корпораций Кремниевой долины и поручил ему создать самый полный и лучший в мире архив по океанической науке. Теперь обширная база данных стала настоящей страстью Хирама. Конечно, потребовались годы, чтобы собрать знания об океане, накопленные за сотни лет, но зато сейчас в компьютерном архиве НУМА можно отыскать все, что когда-либо написано о морях и океанах.

Яджер был единственным сотрудником агентства, кому позволялось нарушать форму одежды, установленную Сэндекером. Хирам являлся на работу в обыкновенных джинсах длинные светлые волосы убирал в хвост и для солидности носил бакенбарды. Внешне Яджер мог бы сойти за хиппи времен шестидесятых. Ездил он на «БМВ», оснащенном по последнему слову техники. Была у него симпатичная жена-художница и две дочки, которые учились в частной школе. Семья считала, что Яджер слишком мало времени проводит с ними.

Сейчас Хирам работал над последним заданием, полученным от адмирала. На первый взгляд дело показалось несложным: были ли еще нападения на археологические экспедиции, похожие на ту резню в Марокко? Однако на деле задание оказалось не из легких.

Компьютерная система НУМА могла получить информацию из любой точки земного шара. Яджер начал с составления списка археологических экспедиций за последние пятьдесят лет и выстроил их в хронологическом порядке. Затем Хирам использовал компьютерную модель, основанную на фактах, известных об инциденте в Марокко, и попросил Макса сравнить модель с каждой экспедицией, привлекая различные источники, такие как академические издания, публикации в научных журналах, бухгалтерские счета.

Через несколько дней работы Яджер получил огромное количество информации. Теперь ее нужно отсортировать. Макс получил задание распечатать найденное.

— Я скоро вернусь. Извини за задержку, — монотонно выдал голос компьютер. — Почему бы тебе не налить себе еще чашку кофе?

Пока Макс работал, Хирам мог бы пойти в кафетерий или просто немного прогуляться. Но он предпочитал не оставлять без присмотра свою любимую игрушку и использовать это время для исследования прочих опций.

Вдруг Яджер вспомнил, что Нина Кирофф рассказывала, что убийцы появились среди ночи, перебили всех в лагере и спрятали тела.

— Макс, давай посмотрим раздел «Убийцы».

Макс состоял из нескольких компьютеров и поэтому мог выполнять несколько заданий одновременно.

— Нет проблем, — ответила машина.

— Убийцы. Английское слово «assassin» происходит от арабского «hashishin», означающего: «тот, кто зависит от гашиша». Тайный религиозно-политический исламский орден семнадцатого века, возглавляемый абсолютным правителем. От членов секты, посвященных, требовалось беспрекословное подчинение. Убийцы политических лидеров. Перед выполнением задания им давали гашиш и предоставляли возможность чувственных наслаждений, а затем говорили, что это и есть вкус рая, который ждет их после выполнения работы. Более двухсот лет секта совершала террористические акты...

Интересно. Но насколько это то, что нужно? Макс описал и другие группы убийц: «душителей» в Индии и ниндзя в Японии. Однако эти группы явно не имели отношения к марокканским событиям.

Доктор Кирофф сказала, что убийцы уничтожили каменную статую, которая могла бы стать доказательством контактов между Старым и Новым Светом еще в доколумбову эпоху. Даже со скоростью Макса можно лет десять обрабатывать информацию о доколумбовых временах. Вместо этого Яджер решил применить «параллельную парадигму», как он назвал этот метод. Компьютеру нужно задать ряд вопросов на тему: кому невыгодна информация о том, что Колумб не был первым представителем Старого Света, чья нога ступила на берега Америки.

Яджер быстро получил ответ на вопрос.

— Это невыгодно ученым, историкам, писателям, определенным этническим группам. Нужны детали?

— Не сейчас. Эта теория опасна?

— Нет. Нужна ретроспектива?

— Дальше, — дал команду Яджер.

— Испанская инквизиция считала веру в возможные контакты между двумя мирами в доколумбову эпоху ересью и карала за подобные взгляды сожжением. Инквизиторы утверждали, что Господь вдохновил Колумба принести испанскую цивилизацию в Новый Свет. Связь с Веспуччи?

— Дальше.

— Когда Америго Веспуччи научно доказал, что Колумб не достиг Индии, а открыл новый континент, его обвинили в ереси.

— Почему это было так важно?

— Такая теория ослабила бы власть испанцев в новых землях.

Яджер ничего не понимал. Сейчас-то Испания не обладает мировой властью, и все бывшие колонии — независимые государства. Что-то здесь не так.

Компьютер издал мелодичный звон колоколов Биг-Бена, и на дисплее появилась карикатура на Хирама Яджера.

— Обработка и распечатка завершена, — сообщила машина. — Сбегать за пивом?

Яджер проводил так много времени с любимым электронным детищем, что в итоге запрограммировал и кое-какие свои привычки.

— Спасибо, Макс. Я плачу.

Хирам прошел в соседнюю комнату к принтеру. По мере чтения лицо его приобретало все более и более удивленное выражение. Едва дочитав до половины и несколько раз повторив «невероятно», он взял телефонную трубку и набрал номер.

— Если у вас найдется свободная минута, адмирал, то у меня есть кое-что весьма любопытное.

Глава 15

Ровно в 8.45 утра Остин поставил джип бирюзового цвета в подземном гараже штаб-квартиры НУМА. Во впечатляющем здании из стекла и бетона в Арлингтоне, штат Виргиния, работали две тысячи ученых и инженеров, которые координировали деятельность еще трех тысяч сотрудников, разбросанных по всему миру. В холле Остина окликнул Завала, теперь прихрамывающий уже едва заметно.

Друзья направились к лифту, чтобы подняться на этаж, где находился кабинет Сэндекера. У дверей лифта ждали двое. Один — довольно высокий крепкий человек с загорелым лицом. Темно-зеленые глаза и черные курчавые волосы, чуть тронутые сединой на висках. Другой — полная противоположность. Невысокий, но плотного телосложения, ни грамма жира — одни мускулы. Вьющиеся волосы и карие глаза выдавали в нем итальянскую кровь.

Высокий сразу протянул руку для рукопожатия:

— Курт, да мы, пожалуй, месяца три не пересекались.

Дирк Питт, директор по специальным проектам НУМА, и его помощник Ал Джордино были легендами агентства. Об их подвигах за время работы в НУМА писали романы. Пути Остина и Питта часто пересекались, поэтому они стали добрыми друзьями и вместе занимались подводным плаванием. Курт пожал другу руку.

— Когда вы наконец найдете время пообедать вместе? Хотелось бы услышать о ваших последних путешествиях.

— Боюсь, в ближайшие две недели вряд ли удастся. Через час мы улетаем с базы Эндрюс.

— Куда направляетесь?

— Адмирал подыскал для нас проект в Антарктике, — ответил Джордино.

— Трусы с подогревом не забыл? — с ехидным блеском в глазах поинтересовался Завала.

Джордино усмехнулся:

— Да я из дома без них не выхожу.

— А вы сДжо чем займетесь? — спросил Питт.

— А мы идем на встречу с адмиралом, чтобы узнать, какие у него планы на наш счет.

— Надеюсь, вас пошлют в тропики.

— Я тоже сильно на это надеюсь, — со смехом согласился Остин.

— Позвони, когда вернетесь, — попросил Питт. — Вместе пообедаем у меня дома.

— Непременно, — пообещал Курт. — Всегда приятно взглянуть на твою коллекцию автомобилей.

Подошел лифт, распахнулись дверцы. Питт и Джордино вошли внутрь.

— Пока, ребята. Удачи вам, — пожелал Ал.

Лифт ушел вниз.

— Первый раз вижу Дирка и Ала не хромающими, не истекающими кровью и не в бинтах, — заметил Остин.

— Спасибо за напоминание насчет опасности работы в НУМА.

Друзья вошли в большую приемную. Все стены здесь были увешаны фотографиями адмирала Сэндекера в компании различных политических шишек, выдающихся ученых и деятелей искусства. Секретарь предложила им пройти в кабинет.

Адмирал имел весьма внушительный вид. Темно-синий китель с вышитым золотым якорем на левом нагрудном кармане. Стрелки на темно-серых брюках напоминали бритвенные лезвия. Восседал адмирал за огромным столом, крышку которого изготовили из куска обшивки затонувшего корабля.

При появлении визитеров Сэндекер встал из-за стола, чтобы поприветствовать вошедших.

— Курт! Джо! Приятно вас видеть, — сказал он, пожимая руки сотрудникам. — Отлично выглядите. Рад, что вы оба смогли прийти на встречу.

Сдержав улыбку, Остин ответил:

— Спасибо, адмирал. На нас с Джо раны быстро заживают.

Он прекрасно знал, что ответа «нет» для адмирала не существует.

— А как же! Быстрое выздоровление — необходимое условие для работы в НУМА. Не верите, спросите у Питта и Ала Джордино.

Как бы там ни было, и Остин, и Завала просто жаждали получить новое задание.

Только сейчас Джо не мог удержаться и не пошутить:

— Пара инвалидов вроде нас вряд ли принесут большую пользу агентству.

Сэндекер усмехнулся:

— Всегда восхищался твоим чувством юмора, Джо. Ты бы прекрасно вписался в шоу какого-нибудь ночного клуба в роли комика и проводил бы там вечера в компании юных девиц. Полагаю, они тоже помогали тебе выздоравливать?

— Частнопрактикующие медсестры, — с ангельским выражением лица ответил Завала.

— Говорю тебе, Джо, упустил ты свое призвание. Кстати, как там... гм... твоя задняя часть?

— Бежать марафон я не готов, но трость выбросил еще несколько дней назад.

— Рад слышать. Прежде чем мы присоединимся к остальным, хочу поблагодарить вас за отлично выполненную работу на «Нерее». Поздравляю!

— Спасибо, — ответил Остин. — Капитан Фелан также заслуживает больших похвал. Поздновато он родился. Фелан великолепно смотрелся бы в сражениях с пиратами. Боюсь, правда, мы устроили беспорядок на судне.

— Некоторые вещи просто нужно делать, Курт. Я говорил вчера с капитаном. Экспедиция заканчивает работу на Юкатане. Там все хорошо. Он просил меня еще раз поблагодарить вас за спасение судна. Итак, вы оба готовы вернуться к работе?

— Да, — коротко ответили друзья.

В дверь негромко постучали. На пороге появился Пол Траут. Этот сотрудник НУМА из-за своего роста больше походил на звезду НБА, чем на исследователя-глубоководника.

— Привет, ребята. Рад видеть. Нам вас здорово не хватало, — с искренней радостью в голосе сказал Пол, а затем, обращаясь к Сэндекеру, добавил: — Мы готовы, адмирал.

— Великолепно. Не буду тратить время на объяснения сейчас. Причины, по которым мы здесь собрались, вам скоро и так станут понятны.

Сэндекер пригласил всех в большой конференц-зал. Остин чувствовал: грядет что-то важное.

Дожидаясь начала совещания, за дальним концом стола сидел поджарый широкоплечий человек — командор Руди Ганн, помощник директора НУМА. Рядом с ним — компьютерный гений Хирам Яджер. Напротив расположился седовласый господин, внешне напоминающий Обри Смита, актера, обычно исполнявшего роли блестящих британских офицеров, а рядом с ним — молодой, но уже лысеющий человек с сильно выдающейся челюстью.

Остин приветствовал Ганна и Яджера кивком. Теперь его взгляд упал на женщину, сидевшую за дальним концом стола. Курт подошел к ней и протянул руку.

— Доктор Кирофф, какой приятный сюрприз! Рад вас видеть, — обрадовался Остин.

Светлые волосы Нины были гладко зачесаны назад. Прическа подчеркивала серые с поволокой глаза и высокие скулы, а костюм в пастельных тонах выгодно оттенял кожу. В голове Остина промелькнула мысль, что не обращающие на нее внимания мужчины — идиоты. Когда он увидел Нину впервые, она походила на сказочную русалку. А теперь, элегантно одетая и причесанная, доктор Кирофф была просто бесподобна.

— Мне тоже приятно встретиться с вами, мистер Остин. Как вы себя чувствуете?

— Теперь чудесно, — ответил он.

Несколько секунд они так и держали друг друга за руки, пока Сэндекер не стал нарочито громко прокашливаться. Остин обернулся, взглянул на коллег, и его лицо вспыхнуло, как у школьника, застигнутого врасплох.

Адмирал представил всех по очереди. Пожилой седовласый господин оказался исполнительным директором Всемирного археологического совета Джеем Прескоттом Дэнверсом. Второй незнакомец представлял «Восточно-азиатский фонд», и его звали Джек Куинн.

— С формальностями покончено. Перейдем к делу. Хирам? — объявил Сэндекер.

Пока Яджер колдовал над клавиатурой, Остин занял место рядом с Траутом.

— Думал, ты сейчас на Юкатане вместе с женой.

Видеть Траута без жены Джеммы было весьма необычно. Пол Траут нашел свою половину в Институте океанографии, когда она готовилась к защите докторской. Затем они поженились и с тех пор работали вместе.

— Несколько недель Джемма вела переговоры с одной важной особой из антропологического музея в Мехико. Парень назначил дату встречи. Перенести ничего было нельзя, поэтому я здесь за двоих.

Сэндекер дал знак Яджеру. На большом настенном экране появилась карта северо-западной Африки. Красная мигающая стрелка указывала на Марокко.

— Всем здесь присутствующим известно о нападении на доктора Кирофф и исчезновении ее экспедиции, — начал Сэндекер. — Курт, пока вы с Завалой восстанавливали силы, мы получили сообщение о пропаже еще двух экспедиций.

Теперь на экране появилась карта мира. На ней горели три красные точки.

— Организация мистера Куинна потеряла экспедицию в Китае. Двое ученых и проводник исчезли в Индии, — сообщил Яджер.

— Спасибо, Хирам, — сказал Сэндекер. — Доктор Дэнверс, не расскажете ли нам о своей организации?

— С удовольствием, — ответил, вставая, Дэнверс. — Всемирный археологический совет в Вашингтоне — место, куда стекается вся информация, имеющая отношение к археологическим изысканиям. Ведь каждую секунду десятки экспедиций работают по всему земному шару. Их спонсируют фонды, университеты, правительственные учреждения. Наша работа — собирать всю информацию и поставлять ее этим учреждениям.

— Может быть, приведете нам пример вашей деятельности? — предложил Сэндекер.

— Один университет недавно принял решение отправить экспедицию в Узбекистан. Пользуясь нашей компьютерной базой данных, мы смогли предоставить полную информацию о ведущейся работе в этой стране, о прошлых экспедициях все необходимые публикации, библиографию, справочники, имена ученых-специалистов в данной области. У нас имеются карты местности, а также информация практического свойства, а именно: политическая обстановка, источники рабочих ресурсов, состояние дорог, погода и так далее.

— А имеется ли у вас информация об исчезнувших экспедициях? — спросил Сэндекер.

— Ну... — Дэнверс насупил брови. — Не совсем так. Это зависит от источников получения материалов. Например, в случае с Узбекистаном не будет упоминания об исчезновении, пока сам университет — организатор экспедиции не предоставит нам такую информацию. Мы можем только предупредить о потенциальной опасности некой территории. С другой стороны, такая информация может оказаться в базе данных, хотя довольно затруднительно собрать все в единое целое...

— Понятно, — ответил Сэндекер. — Хирам, поможешь нам?

На карте на разных континентах стали появляться красные стрелки.

— Все эти экспедиции пропали за последние десять лет, — прокомментировал Яджер.

— Невозможно, — сдерживая гнев, произнес Дэнверс. — Откуда у вас такая информация?

— Я получил ее из файлов вашей организации, — коротко и просто ответил Яджер.

— Не может быть! — возмутился Дэнверс. — Нужно быть членом ВАС, чтобы получить доступ к этим файлам. Более того, не все члены нашего совета имеют такой доступ.

Яджеру не первый раз в жизни приходилось сталкиваться с ситуацией, когда кто-то считает свою электронную игрушку непогрешимой. Он давно научился в таких случаях не спорить, поэтому просто улыбнулся.

— Полагаю, все согласны — перед нами не простое совпадение или случайность, — заметил Сэндекер.

Дэнверс все еще не мог поверить, что в его базу данных проник какой-то мальчишка.

— Приношу свои искренние извинения, доктор Дэнверс, — продолжал адмирал. — Когда я узнал об инциденте в Марокко, то сразу попросил Хирама сделать обзор сходных случаев. Боюсь, полученные новости неутешительны.

Яджер кликнул «мышкой». Дэнверс крякнул. На карте загорелось еще с десяток красных точек.

— Сумасшествие какое-то! — не выдержал Куинн. — Ради Бога! Это же не кино про Индиану Джонса! Не могли все эти люди вот так запросто исчезнуть с лица земли!

— Верное замечание, мистер Куинн, — спокойно сказал Сэндекер. — Мы тоже очень удивлялись, узнав, сколько экспедиций бесследно исчезло. Будто растворились в воздухе.

— А что газеты? — спросил Куинн.

— Как пояснил мне Хирам, иногда находились охотники за приключениями, имеющие выход на такие крупные издания, как «Нью-Йорк таймс». Они пытались докопаться до причин исчезновения экспедиций. Много публикаций было в 1936 году по поводу исчезновения экспедиции Национального географического общества на Сардинии. Тогда все списали на бандитов и природные катаклизмы вроде извержения вулкана или наводнения. Но самое подозрительное другое — экспедиции исчезают все чаще.

— Вспоминается фильм, который я недавно посмотрел, — задумчиво вступил в разговор Руди Ганн. — Завязка такова: кто-то начинает по очереди убивать глав европейских государств.

— Только в нашем случае речь идет обо всех континентах, — заметил Сэндекер, — и кто-то убивает самых выдающихся археологов.

— О Господи! Да что же это происходит? — громким шепотом произнес Дэнверс.

— В самом деле, что? — сказал адмирал, переводя взгляд с одного присутствующего на другого. — Я попросил Хирама закодировать сходные элементы в каждом случае. На первый взгляд во всех тех исчезновениях не было ничего общего. Все они выглядят по-разному: и по количеству участников, и по источникам финансирования. И все-таки общий знаменатель есть. До случая в Марокко экспедиции просто бесследно исчезали, но доктору Кирофф, к счастью, удалось спастись. Теперь мы знаем, что археологов убивает команда профессиональных убийц.

— Туги, — тихо сказал Ганн.

— Что это значит? — спросил Куинн.

— "Душители" на языке хинди. Так называют последователей культа Кали в Индии. Эти люди грабили караваны и одиноких прохожих, а тела прятали. Британцы покончили с тугами в начале девятнадцатого века, но одно из последних исчезновений произошло в Индии.

— Я проверял эту группу, — сказал Яджер, — и ниндзя тоже.

— Идея тайного общества убийц весьма интересна, — продолжал Сэндекер, — но пока оставим ее. Хочу обратить ваше внимание на еще один общий элемент во всех экспедициях. Согласно документам, они находили предметы искусства, относящиеся к доколумбовой эпохе в местах, где никто не предполагал найти нечто подобное. — Тут адмирал выдержат драматическую паузу и добавил: — И в соответствии с выкладками Хирама все они так или иначе финансировались «Тайм квест». Кто из вас, джентльмены, что-нибудь знает об этой организации?

— Я знаю, — откликнулся Куинн. — Мы многократно пользовались их услугами. Респектабельная компания, насколько мне известно. Их реклама размещена во всех журналах по археологии. Они не скупятся на гранты. Финансируют экспедиции по своему усмотрению. А еще посылают на раскопки добровольцев, тех, кто готов заплатить за возможность поорудовать лопатой. Имеют связи на высоком уровне.

Дэнверс будто очнулся и добавил:

— Да, согласен. Многие наши клиенты пользовались услугами «Тайм квест». У нас есть информация об этой организации.

— Я уже проверил их, — ответил Яджер, — воспользовавшись другими источниками. У них впечатляющий сайт. Штаб-квартира находится в Сан-Антонио. В совет директоров входят многие известные люди.

Остин удивленно поднял брови:

— Хорошенькое дело. Люди, сами не ведая о том, позволили каким-то экстремистам совершать преступления, прикрываясь их именами?

— В точку, Курт, — согласился Сэндекер. — Хирам, есть какие-нибудь факты, доказывающие экстремистскую направленность «Тайм квест»?

Яджер покачал головой:

— Нет. Согласно имеющейся информации, все чисто.

— Неужели ты не нашел чего-нибудь эдакого? — настаивал Сэндекер.

— Я бы так не сказал, адмирал. Есть куча информации, но все это приглаженные пресс-релизы, по которым ни о чем нельзя судить. А когда я попытался копнуть глубже, то ничего не получилось.

— Доступ заблокирован?

— Нет, все не так просто. Система очень изощренная. Когда доступ заблокирован — это как будто у вас нет ключа от замка в квартиру. У меня ключ был, я открыл замок, но когда вошел — там оказалось темно, а свет включить я не смог.

— Если твои электронные гончие не смогли взять след, то система действительно очень изощренная. Тем не менее результат работы очевиден. Если в комнате не включают свет, значит, там есть что скрывать.

Нина, сидевшая молча все это время, вдруг негромко сказала:

— Гонсалес.

— Простите? — отреагировал Сэндекер.

— Я думала над тем, что рассказал мистер Ганн о тугах. В составе нашей экспедиции был некий Гонсалес, я говорила о нем раньше. Он попал к нам через «Тайм квест». Он был... Он был каким-то странным.

— Почему, доктор Кирофф?

— Трудно объяснить. Гонсалес держался, я бы сказала, подобострастно. Всегда оказывался рядом, все время заглядывал через плечо, все время что-то высматривал, вынюхивал. А о себе он рассказывав одну и ту же историю, без единого отступления, а при попытках расспросить о чем-либо подробнее, давал уклончивые ответы. Например, я так и не получила внятного ответа, когда застала его за беседой с каким-то незнакомцем в джипе. Думаю, этот случай также имеет отношение к нападению на лагерь.

— Я читал ваш отчет об инциденте, — сказал Сэндекер. — Гонсалес погиб вместе с остальными?

— Полагаю, да. Там ведь царила полнейшая неразбериха. Он исчез со всеми, но...

— Мы проверим. Тела будут эксгумированы для идентификации, и если его там не окажется, Хирам выследит этого типа.

— Еще один вопрос, — обратился к адмиралу Остин. — «Тайм квест» связана со всеми экспедициями, пропавшими за последние годы. А кто-нибудь из них вернулся без потерь?

— Да, — ответил Сэндекер, — много экспедиций счастливо вернулись домой. Однако повторяю: все пропавшие сообщали о необычных находках, относящихся к доколумбовым временам. Что скажете на это, Дэнверс?

— Археологическое сообщество наверняка отреагирует на подобные заявления с большим скептицизмом. Тем не менее затрудняюсь сказать, как ученые отнесутся к информации об убийствах. Очевидно, что все эти события не просто цепь совпадений.

Нина покачала головой.

— Все это кажется таким же невероятным, как и та статуя доколумбовой эпохи, которую уничтожили бандиты. А подтверждение о ее существовании удалено из базы данных университета. — Она повернулась к Яджеру: — Как такое могло случиться?

Хирам пожал плечами:

— Невелика проблема, если знать, как войти.

Сэндекер взглянул на часы:

— Мы сделали все, что могли на данный момент. Благодарю за участие во встрече, джентльмены, доктор Кирофф. Мы сообщим вам о наших дальнейших действиях.

Как только заседание закончилось, Курт сразу подошел к Нине:

— Ты останешься в Вашингтоне?

— Боюсь, нет, — ответила Нина. — Я улетаю сейчас же. Начинаю работу над новым проектом.

— Ну...

— Никогда не знаешь, что будет дальше. Возможно, мы еще когда-нибудь поработаем вместе.

Остин ощущал легкий аромат лаванды, исходивший от ее волос.

— Надеюсь, так и будет.

Подошел Завала:

— Извините, что помешал беседе. Сэндекер зовет.

Остин тихо прошептал «до свидания» и последовал за другом в кабинет адмирала.

— Некоторые из вас думают, что за дело нашему агентству, чья стихия — океан и все, что находится в нем, до каких-то раскопок в пустыне, — начал Сэндекер. — Главная причина состоит в том, что НУМА обладает лучшими в мире разведывательными силами и средствами. В значительной части случаев места, интересующие археологов, поглотил океан, поэтому мы имеем техническое обеспечение для ведения исследований и, следовательно, прямой интерес. Итак, джентльмены, какие у вас есть идеи?

Первым заговорил Остин:

— Давайте еще раз просчитаем, что нам известно. Существует некая модель исчезновения экспедиций. Люди не просто пропадают; их убивают профессиональные, хорошо экипированные убийцы. Все экспедиции так или иначе связаны с «Тайм квест» — организацией, которой есть что скрывать.

— А что, если они просто скрывают свои активы от налогового управления и убийства тут ни при чем?

— Стоит изучить и этот вариант, — согласился Сэндекер.

— А нет ли каких новостей о катере на воздушной подушке, который пытался утопить доктора Кирофф? — спросил Завала.

— Здесь нам повезло, — ответил Яджер. — По вашему описанию я вычислил производителя. Это английская фирма «Гриффон Ховеркрафт лтд». Амфибий такой модели выпущено очень мало. А интересующий нас экземпляр особенно интересен. Высокоскоростная, напичканная современной техникой модель, оснащенная пулеметами. Таких даже в ВМС США считанные единицы.

— Почему же тогда они не убили доктора Кирофф? — спросил Завала.

— По-моему, побоялись, что тело могут обнаружить. Возникли бы вопросы. А получала ли фирма заказы от частных компаний?

— Только один. Некая компания из Сан-Антонио.

— Но ведь там находится штаб-квартира «Тайм квест»! — удивился Остин.

— Именно, — отвечал Яджер. — Может, это и совпадение. Амфибия принадлежит нефтяной корпорации, однако эта компания может оказаться фиктивной. Нужно время, чтобы распутать клубок. И все же крайне неосмотрительно с их стороны дать повод к поиску взаимосвязей.

— Не совсем так, — возразил Остин. — Они не ожидали, что выживет свидетель. Если бы им удалось расправиться с доктором Кирофф, никто бы не узнал об убийцах. С «Нерея» невозможно было рассмотреть, что они топят человека.

— Курт прав, Хирам, — заметил Сэндекер. — Проследи связь с Сан-Антонио. Какие еще будут предложения?

— Я вот подумал, — начал Остин. — Может, вынудить их к действиям? Во всех инцидентах краеугольным камнем оказывались находки доколумбового периода. Что, если снарядить археологическую экспедицию и дать знать «Тайм квест» о соответствующей находке?

— Но как осуществить замысел? На подготовку потребуются недели, а возможно, и месяцы... Не так ли, Руди?

— Боюсь, что так, сэр. Нужно многое свести воедино.

Остин не понимал, почему Руди Ганн так странно реагирует на его предложение, и с раздражением в голосе продолжил:

— Может быть, если попытаться, нам удастся ускорить процесс.

— Нет необходимости нестись очертя голову, — сказал Сэндекер, улыбаясь. — Пока вы с Завала лечились, я, Руди и Хирам кое-что предприняли. Поразмыслив и взвесив все, мы решили отправить экспедицию в юго-западную Америку. Крючком послужит некий предмет из Старого Света, найденный в американской земле. Этот предмет и должен будет привлечь кое-чье внимание. Считай это заданием для своей спецкоманды.

— Задание принято, — ответил Остин. — А как насчет Джеммы?

— Думаю, присутствие специалиста по морской биологии в пустыне будет сложновато объяснить, — ответил адмирал. — Не вижу необходимости прерывать ее работу на Юкатане.

— Если она понадобится, прилетит за несколько часов. В последнее время Джемма и так много работает. Пусть понаслаждается тропическим солнцем на пляжах Канкуна.

— Везет же людям, — мечтательно заметил Завала.

Глава 16

Юкатан

Мексика

Джемма Морган-Траут, постоянный член спецкоманды НУМА, вовсе не считала себя везучей. В то время как ее коллеги вдыхали кондиционированный воздух, Джемма страдала от жары, и ее хорошее настроение улетучивалось пропорционально повышению температуры. Невозможно поверить в то, что при стопроцентной влажности на небе — ни облачка.

Она остановила джип в траве у дороги и откинулась на спинку сиденья, сложив на груди руки.

Джемма посмотрела на небо. Ни тучки! Только пара стервятников лениво описывает круги. За целый час ожидания по дороге проехала всего одна старая колымага. Глотнув прохладной воды из термоса, Джемма в третий раз развернула карту, переданную ей профессором Чи по факсу. Рано утром она выехала из Сьюдад-дель-Кармен, места стоянки «Нерея», и, точно следуя указаниям, оказалась здесь. Ошибки нет. Все точно, она именно там, где и должна быть.

Посреди дороги в никуда.

Джемма уже пожалела, что отказалась от предложения вернуться в Вашингтон вместе с мужем для важной встречи в штаб-квартире НУМА. Но ведь она так долго пыталась устроить это рандеву с профессором Чи. Все-таки интересно, зачем их так спешно вызвали в Вашингтон? Они уже приступили к работе на Юкатане. Экспедиция обещала быть спокойной и приятной.

Джемма улыбнулась. Скоро должен вернуться и Курт Остин. Обычно обязательно что-нибудь происходит там, где он появляется. Ей довелось уже услышать о стрельбе на «Нерее».

Господи, ну почему профессор выбрал для встречи такое никчемное место? Единственный признак человеческого пребывания здесь — поросшая травой проселочная дорога, ведущая в лес. Терпение Джеммы таяло. Может, уехать? Нет, стоит подождать еще минут пятнадцать.

Проклятие! Когда еще представится случай встретиться с профессором Чи? И вот в колеблющемся жарком воздухе почудилось какое-то движение. На дороге появился сине-белый автобус. Наверное, сбились с пути, подумала Джемма. Нет. Автобус остановился позади джипа, дверца открылась, и знойную тишину нарушили оглушительные звуки народной мексиканской мелодии. Да, колонки водитель, видимо, позаимствовал в Вудстоке. Из автобуса вышел единственный пассажир. На нем была типичная индейская одежда: хлопчатобумажная блуза, широкие штаны и широкополая, плотно сплетенная соломенная шляпа. Как и большинство потомков майя, мужчина был невысок. Водитель и пассажир быстро обменялись репликами на испанском, и автобус, громыхая, покатил дальше.

О-о-ох!

Джемма на секунду отвлеклась от сцены на дороге, чтобы сбросить надоедливого жучка, упавшего ей за ворот, а когда посмотрела в зеркало, человек из автобуса исчез. Что за чертовщина? Боковым зрением она заметила какое-то движение справа и замерла. На нее пристально смотрели темные глаза.

— Доктор Морган-Траут, полагаю? — прозвучал знакомый мягкий голос с американским акцентом.

— Профессор Чи?

— К вашим услугам. — Индеец понял, что Джемма с опаской смотрит на ружье в его руке. — Извините. Я вовсе не хотел напугать вас. Прошу прощения за опоздание. Я был на охоте, мне следовало следить за временем. Хуан, водитель, славный малый, но любит поболтать с женщинами-пассажирками, будь они молодые или пожилые. Надеюсь, вам недолго пришлось ждать.

— Нет, вовсе нет.

Профессор Чи достаточно долго жил в мире белых людей и мог распознать смущение и растерянность. В его темных глазах вспыхнула искорка.

— Я наверняка удивил вас: внезапно появившийся незнакомец с ружьем. Ну вылитый бандит с большой дороги. Прошуизвинить меня за внешний вид. Когда я дома, то ношу обычную национальную одежду.

— Это я должна извиниться за невоспитанность. Заставила вас стоять под палящим солнцем. Пожалуйста, садитесь, — предложила Джемма, указывая на сиденье рядом.

— Мой зонтик всегда со мной, — ответил профессор Чи, касаясь шляпы, — но я с удовольствием приму ваше предложение.

Профессор снял шляпу, положил ее на заднее сиденье вместе с матерчатой сумкой и сел возле Джеммы.

— Судя по сумке, охота была удачной, — заметила Джемма.

Театрально вздохнув, профессор сказал:

— Я самый ленивый охотник в мире. Я выхожу на дорогу, жду автобус. Затем автобус везет меня к лесу. Я иду в чащобу. Ба-бах! Выхожу снова на дорогу и жду следующего автобуса. Таким образом я наслаждаюсь одиночеством во время охоты, а возвращаясь, нахожу, с кем обсудить ее результаты. Самое трудное — дождаться автобуса. Но вы правы, охота была удачной. — Он указал на сумку. — Две упитанные куропатки — мои сегодняшние трофеи.

Джемма сверкнула белозубой улыбкой. Она была очень привлекательной женщиной. Не глянцево-журнальной, а теплой, живой, естественной. Именно это многие мужчины и считают подлинной красотой.

— Очень хорошо. Могу ли я подвезти вас и ваших птичек куда-нибудь?

— Было бы крайне любезно с вашей стороны. Взамен я угощу вас чем-нибудь прохладительным. Вы, должно быть, очень устали от длительного ожидания на жаре.

— Вовсе нет, — возразила Джемма, хотя майка и шорты просто прилипли к кожаному сиденью.

Чи кивнул, оценив вежливость коллеги.

— Сдайте немного назад и поезжайте по этому следу.

Они поехали по старой колее через лес. Через четверть мили Джемма увидела хижину со стенами из дикого камня и крышей из пальмовых листьев. Профессор пригласил коллегу войти. Внутри из мебели были только складной стол и стул, а также плетеный гамак. С балки свисали два газовых фонаря.

— Каким бы скромным ни казалось мое жилище, но это «дом, милый дом», — сказал профессор. — Здесь жили и мои предки. На протяжении столетий тут стояли десятки домов, а их архитектура не менялась с начала времен. Не хотите ли чего-нибудь прохладненького?

— Да, с удовольствием, — ответила Джемма, оглядываясь по сторонам в поисках холодильника.

— Идите за мной. Прошу, — сказал профессор и повел Джемму по проторенной тропинке дальше в лес.

Через минуту они оказались около здания со шлакобетонными стенами и железной крышей. Профессор толкнул незапертую дверь, и они вошли. Чи шагнул к темному углублению в стене и что-то пробормотал по-испански. Через секунду загудел генератор.

— Я отключаю генератор, когда уезжаю. Сейчас заработает кондиционер.

Чи распахнул следующую дверь и щелкнул выключателем. Флуоресцентная лампа осветила большое помещение без окон. На двух столах там размещались ноутбук, сканер, лазерный принтер, пачки бумаг, микроскопы, слайды, образцы пород в аккуратных полиэтиленовых пакетиках. Книжные полки были заполнены пухлыми томами. На стенах висели топографические карты полуострова Юкатан, фотографии рисунков майя.

— Моя лаборатория, — с гордостью сообщил Чи.

— Впечатляет, — ответила Джемма.

Да, она никак не ожидала обнаружить настоящую лабораторию ученого-археолога посреди дороги в никуда. Воистину профессор Чи полон сюрпризов.

— Люди иногда удивляются, заметив столь сильный контраст между местом, где я живу, и местом, где я работаю. Вне города мне нужны только самые необходимые вещи — кров, еда да гамак с сеткой от москитов. А еще самые необходимые инструменты для ведения научных исследований.

Профессор Чи достал из холодильника две бутылки «севен-ап» и кубики льда, затем поставил два складных стула для себя и гостьи. Несколько минут они молча наслаждались прохладным напитком, казавшимся после испепеляющей жары вкуснее шампанского.

— Спасибо, профессор Чи.

— В этой стране нетрудно дойти до состояния крайней жажды. А теперь, когда мы немного передохнули, скажите, чем я могу вам помочь?

— Как я уже говорила, я — морской биолог.

— Ах да. НУМА проводит исследование на месте падения метеорита.

— Вы знаете об этом? — удивилась Джемма.

— Куропатка на хвосте принесла, — с театральным вздохом ответил Чи, но, увидев, что Джемма сбита с толку, добавил с улыбкой: — Не могу врать. Я видел письмо из НУМА, полученное по электронной почте, где нас просили разрешить провести исследования.

Профессор достал из ящика стола папку.

— Так. Посмотрим, — сказал он и зачитал содержимое файла. — Джемма Морган-Траут. Тридцать лет. Живет в Джорджтауне. Родилась в Висконсине. Профессиональная аквалангистка. Степень по морской археологии в университете Северной Каролины. Сейчас работает в Институте океанографии, где защитила докторскую как морской биолог. Положила все свои таланты на алтарь всемирно известного Национального агентства подводных исследований.

— Все точно, — сказала Джемма, удивленно подняв брови.

— Спасибо. Моя секретарша хорошо поработала. После вашего звонка я попросил ее посетить сайт НУМА, а там имеется полнейшее описание ныне действующих проектов и биографии всех участников. Вы имеете какое-либо отношение к Полу Трауту?

— Да, Пол — мой муж. На сайте, вероятно, не указано, что мы познакомились в Мексике по дороге на раскопки в Ла-Пасе. А в целом могу сказать, что вы справились с домашним заданием.

— Это все мое академическое образование.

— Я тоже внимательна к деталям. Итак, попробую кое-что припомнить. Профессор Хосе Чи. Родился в Кинтана-Роо, на полуострове Юкатан. Из крестьянской семьи. В школе показал блестящие способности и был направлен правительством в частную школу. Аспирантура при университете Мехико. Получил научную степень в Гарварде. Куратор Национального антропологического музея Мексики. Лауреат премии Макартура за коллекцию письменных памятников майя. Сейчас работает над созданием словаря языка майя.

Профессор Чи широко улыбнулся и легонько хлопнул в ладоши:

— Браво, доктор Морган-Траут.

— Пожалуйста, зовите меня Джемма.

— Благодарю. Красивое имя. Но кое в чем должен вас поправить. Я действительно горжусь своей работой над словарем, но над письменами помимо меня работало много талантливых ученых. А теперь расскажите: что заинтересовало морского биолога в работе самого обычного наземного костекопателя?

— У меня необычная просьба, профессор Чи. Как вы узнали из моей биографии, до того, как полностью переключиться на изучение живых существ, я добывала ископаемые кости под водой. Обе сферы моей деятельности с годами соединились. Когда я оказываюсь в новом месте, то обязательно ищу образы древних морских форм жизни.

— Интересное хобби, — заметил Чи.

— Не совсем хобби, хотя это занятие действительно успокаивает меня и доставляет радость. Я смотрю на рисунки или высеченные изображения и представляю, как выглядели различные животные тысячи лет назад. Сравнивая их с современными видами, могу определить, была ли здесь генетическая эволюция или мутация. Я думаю о написании книги о своей работе. Не известны ли вам места, где есть следы морской жизни? Изображения рыб, ракообразных, кораллов? Любых морских существ, которые, возможно, привлекли внимание майя?

Чи слушал с большим вниманием.

— То, что вы делаете, крайне интересно и ценно, потому что доказывает — археология не мертвая наука. Жаль, что вы не сказали по телефону, чего хотите. Вы бы не потратили время и силы на поездку сюда.

— Это не проблема. Кроме того, я хотела встретиться с вами лично.

— Я рад, но майя в основном рисовали птиц, ящеров змей. Если они и изображали каких-то морских животных, то настолько стилизованно, что их трудно узнать. У майя даже нарисованные попугаи, по мнению многих, похожи на слонов.

— Но это еще интереснее. У меня есть время. Если бы вы смогли показать мне хоть какие-нибудь развалины, я была бы очень благодарна вам.

Профессор задумался на минуту.

— Есть одно место в двух часах пути отсюда. Я отвезу вас туда. Может быть, что-нибудь найдете.

— Было бы здорово.

— Мы поедем туда ближе к обеду, побудем пару часов и вернемся, так что вы успеете доехать до места стоянки судна засветло.

— Отлично. Можем поехать на моем джипе.

— В этом нет необходимости, — ответил профессор. — У меня есть машина времени.

— Простите? — неуверенно переспросила Джемма.

— Вот там есть ванная комната. Почему бы вам не освежиться, пока я соберу ленч?

Джемма пожала плечами и побрела в ванную. Умывшись и причесавшись, она вышла к джипу.

— А где же машина времени?

— Во временном транспортном модуле, — серьезно ответил Чи и прихватил ружье. — Никогда не знаешь, на каких птиц можешь наткнуться.

Они обошли лабораторию и пошли по тропинке к другой хижине, которая представляла собой крышу на четырех столбах по углам. Под пальмовой крышей стоял синий «хаммер».

Джемма не ожидала увидеть такой раритет:

— Это и есть ваша машина времени?

— А какой еще транспорт, по вашему мнению, сможет доставить нас в древние города, где когда-то бурлила жизнь давно исчезнувшей цивилизации? Понимаю, мой автомобиль напоминает средство передвижения времен войны в Персидском заливе. Но эта машина создавалась для разведывания тайн!

Джемма заняла место пассажира, профессор сел за руль. «Похоже, не обойдется без приключений», — подумала она. Взревел двигатель, автомобиль тронулся с места.

— Если не возражаете, сначала мы совершим краткий экскурс в двенадцатый век, — улыбнулся Чи.

Глава 17

Таксон

Аризона

Через иллюминатор Остин видел острый пик горы Леммон из гряды Санта-Каталина. Самолет заходил на посадку в международный аэропорт Таксона. Посадка прошла мягко, и уже через несколько минут Остин и Завала оказались под ярким солнцем Аризоны. Друзья огляделись по сторонам в поисках встречающих. Остин первым заметил подкатывающий к ним запыленный «форд».

Курт открыл дверцу со стороны пассажира и от неожиданности заморгал глазами. За рулем сидела Нина Кирофф.

Сейчас Нина сменила элегантный костюм на простые шорты и рубашку.

— Ну что, ребята, подвезти? — весело спросила она. — Мне вовек не расплатиться с вами за ту волнующую морскую прогулку.

Остин в замешательстве рассмеялся:

— Вот так встреча!

А у Завалы просто челюсть отвалилась от удивления, когда он увидел, с кем разговаривает Курт.

— Привет, Джо, — сказала Нина. — Если вы наконец забросите в кузов сумки, мы сможем тронуться.

— Как тебе удалось это устроить? — почему-то шепотом спросил Завала.

— Должна кое-что пояснить. Я получила новое задание, Буду работать вместе с вами над проектом.

— Приятный сюрприз. Но все-таки любопытно, почему ты не рассказала о своих планах тогда, в Вашингтоне?

— Адмирал Сэндекер просил ничего не говорить.

Завала усмехнулся:

— Добро пожаловать в наше славное агентство!

— Он сказал, — продолжала Нина, — что вы еще не имеете целостного представления о происходящем. Кроме того, адмирал хотел, чтобы вы сосредоточились на заседании, а сообщение о нашей совместной работе могло отвлечь от главного.

Остин покачал головой. Да уж, Сэндекер был недалек от истины.

— Он прав. Я бы точно отвлекался от главного.

Нина улыбнулась.

— Ему нужен был археолог, чтобы проект выглядел как можно правдоподобнее. Адмирал предложил поучаствовать в работе, и я согласилась. Хочу, чтобы этих людей поймали, кто бы они ни были.

— Понимаю. Но, Нина, мы пока не знаем, с чем и с кем имеем дело. Это может быть опасно.

— Я все обдумала. Адмирал дал мне право выйти из игры в любой момент.

— А тебе не приходило в голову, что адмирал предложил участие в проекте не из-за твоих профессиональных способностей?

Нина посмотрела на Остина очень серьезно и ответила:

— Он ясно дал понять, почему.

— Тогда ты знаешь, что будешь наживкой.

Нина кивнула:

— Это главная причина, почему я здесь. Я должна привлечь людей, которые убили Нокса, Сэнди и остальных. Я хочу, чтобы убийцы предстали перед судом, чего бы это ни стоило. Правда, нет полной уверенности в том, что я им нужна. Я провела несколько недель в Кембридже и столкнулась с единственной опасностью — оживленное движение на Гарвард-сквер. Никаких людей в черном я и в глаза не видела. Никто меня нигде не подстерегал, и у меня не было телохранителей. Однако я жива.

Остин не стал говорить Нине, что телохранители были при ней все это время; просто она их не видела.

— Возможно, мой тон резковат, — продолжала Нина, — но я очень рада снова видеть вас.

Завала все это время молчал и терпеливо слушал. Он знал, что мозг Остина сейчас работает на двух уровнях — на профессиональном и на личностном. Несмотря на то что в душе Джо был романтиком, в данном случае он заочно согласился с адмиралом насчет помех в работе. Воспользовавшись паузой, Завала решил повернуть разговор в более практичное русло:

— Теперь, когда вы все выяснили, может, пора обсудить самое главное?

— Спасибо, что напомнил, — согласился Остин. — Руди подробно все изложил, но давайте проработаем детали. Вдруг упустили что-нибудь.

— Я расскажу то, что мне известно, — начала Нина. — Когда впервые речь зашла о нашем плане, оказалось, что его быстрому осуществлению мешают серьезные препятствия.

— Непонятно — почему, — проговорил Остин. — Ведь всего-то требовались перспективное место раскопок, правдоподобная экспедиция, люди для рутинной работы, поразительная находка и возможность быстро сообщить о ней и друзьям, и врагам.

— Да, именно так. Нечто вроде постановки на Бродвее, — заметила Нина. — Только предполагалось сделать все без сцены, актеров и сценария. Адмирал дал задание командору Ганну организовать шоу. Ганн выдвинул блестящую, почти гениальную идею.

— Ну это с Руди часто случается, — заметил Остин.

— Он предложил сотворить легенду. Аризонские римляне.

Завала усмехнулся:

— Похоже на название футбольной команды.

— Возможно. В 1924 году неподалеку от старого кирпичного завода на бывшей станции для почтовых карет под названием «Девятая миля» некие люди откопали нечто, очень похожее на культовый крест из свинца, весом шестьдесят два фунта. Сначала предположили, что этот предмет оставили там иезуиты, миссионеры или испанские конкистадоры. Крест покрывал толстый слой карбоната кальция. Когда от покрытия избавились, то оказалось, что там целых два креста, соединенных клепками. Кроме того, на металлической поверхности имелась надпись.

— "Здесь был Килрой", — с ехидцей предположил Завала.

— И этот Килрой, — со значением произнесла Нина, — пользовался латинским языком! Аризонский университет расшифровал надпись, и получилась просто невероятная история о том, как семьсот мужчин и женщин, возглавляемых Теодором Знаменитым, в 775 году до нашей эры сумели приплыть сюда из Рима. Они высадились на берег и пошли на север, добравшись до пустыни. Там они построили город Терра Калалус, который процветал до тех пор, пока индейцы-рабы не восстали и не убили Теодора. Город перестроили. Потом индейцы снова восстали. Старейшина римлян по имени Якоб велел высечь эту историю на кресте.

— У римлян были достаточно большие и прочные корабли для подобных путешествий, — сказал Остин, — но все эти события действительно напоминают роман-фэнтези вроде «Конана-варвара».

Завала закивал, соглашаясь с другом.

— Ну хватит! — с ноткой раздражения в голосе прервала Нина. — Дело серьезное. Тогда многие так же скептически отреагировали на эту находку, но насмешники поутихли, когда была найдена римская гравюра с изображением головы, покрытая тем же составом, что и крест. Университет организовал дальнейшие раскопки, и нашли еще подобные кресты, девять старинных мечей и римский императорский штандарт. Скептики замолчали, однако некоторые посчитали, что эти предметы были оставлены мормонами.

— Они пришли из штата Юта, чтобы закопать все это здесь? — переспросил Остин.

Нина пожала плечами:

— На сей счет есть разные мнения. Некоторые эксперты считают, что химический состав свидетельствует: эти предметы не подделка. Скептики, однако, находят, что фразы, выгравированные на крестах, очень похожи на упражнения из учебника по грамматике латинского языка. Третьи полагают, будто эти объекты древнего искусства были брошены политическими ссыльными времен императора Максимилиана, посаженного на мексиканский трон Наполеоном III.

— Что было с этими находками дальше?

— Университет счел проект исследований слишком дорогостоящим. С тех пор все экспонаты хранятся в банке. На дальнейшие раскопки средства не выделялись.

— А теперь, видимо, НУМА финансирует проект, — предположил Остин.

— О-о. Мы говорим, что экспедиция финансируется неким состоятельным господином, не пожелавшим раскрыть свое имя. Якобы этот человек с детства был поражен историей о находке крестов и теперь хочет раскрыть тайну. А приборы показали: рядом с местом прежних раскопок что-то есть. Мы начали копать и кое-что нашли, — улыбнулась Нина.

— Подходящая история, — согласился Завала. — Думаете, на это кто-то купится?

— Несомненно. В газетах и на телевидении уже промелькнули сообщения о находках. Когда мы связались с «Тайм квест», они уже знали о проекте и заявили о своем желании помочь.

— Они дали денег? — спросил Остин.

— Мы не требовали денег. Мы попросили прислать добровольцев. Они отправили двоих. Взамен просили сообщать им обо всех необычных и значительных находках до вступления в контакт с прессой. Мы так и поступили.

— Если обо всем узнают СМИ, будет нелегко бесследно избавиться от экспедиции, — рассуждал Остин.

— Адмирал говорил то же самое, — кивнула Нина. — Сообщения в прессе, конечно, будут мешать убийцам. Они постараются украсть или уничтожить найденную реликвию.

— Возможно, плохие парни и не явятся с пушками, но я бы не рекомендовал кому-либо оказаться у них на пути, — сказал Завала.

— Когда о находке сообщили в «Тайм квест»? — спросил Остин.

— Три дня назад. Они просили держать все в секрете семьдесят два часа.

— А это означает, что они предпримут какие-либо действия сегодня ночью, —кивнул Завала.

Нина быстро обрисовала коллегам их роли в проекте. Итак, сама она — археолог, Траут исполняет роль геолога, Остин будет инженером, а Завала — специалистом по металлам и сплавам.

Ближе к вечеру все трое наконец оказались в расположении лагеря. Остин тут же отправился осмотреться. Вот остатки каменных стен давно заброшенного ранчо. Лучи закатного солнца придавали всему вокруг медно-красный оттенок. А вот и Траут в костюме цвета хаки. Одет с иголочки. Даже высокие кожаные ботинки блестят, словно их только что начистили.

— Только сегодня утром прилетел из Вашингтона, — объяснил он. — Идем, покажу тебе тут все.

Они пошли мимо старой гасиенды к невысокому холму. Там работала пожилая пара. Мужчина копал, а женщина просеивала землю через сито и раскладывала найденные предметы по пакетикам. Обоим было, пожалуй, под семьдесят, но энергии этой парочки могли позавидовать и молодые. Траут представил их Остину. Джордж и Гарриет Вингейт из штата Вашингтон.

Обменявшись любезностями, Остин и компания отправились дальше. Чуть поодаль работали еще двое. В этих двоих Курт узнал бывших «морских котиков», уже участвовавших в нескольких операциях НУМА. Того, что повыше, звали Нед, у него широкие плечи и тонкая талия — классическая фигура человека, занимающегося бодибилдингом. Садовая лопата в руках Неда походила на зубочистку. Его товарищ, Карл, был пониже ростом и чуть поуже в плечах. Однако из прошлого опыта Остин знал — из двоих морпехов этот обладал более смертоносным ударом.

— Как дела? — с улыбкой спросила Нина.

Нед рассмеялся:

— О'кей. Правда, никто не сказал, что делать, если мы и в самом деле откопаем что-нибудь.

— Я посоветовал ему перезахоронить находку, — лаконично отметил Карл.

— А это неплохая идея, — согласился Остин. — Кстати, не появлялись ли здесь какие-нибудь странные личности?

— Было несколько человек с камерами и блокнотами, — ответил Траут. — Сказали, что с телевидения и из газет.

— А документы у них были?

— Мы не спрашивали. Думаю, и не стоило. Если те, кого мы ждем, так хорошо организованы, как считают в НУМА, у них будут превосходные фальшивые документы. Еще вокруг крутилось полно зевак и добровольцев. Мы объяснили им, что пока ведем подготовительную работу, записали их данные и пообещали связаться позже. Все они — на пленке скрытой видеокамеры, спрятанной на верхушке вон того кактуса.

Остин вспомнил схватку на «Нерее» и подумал, что предстоит встреча с серьезным противником. Тогда им просто повезло. А теперь даже двоих «котиков» с лопатами в руках может оказаться маловато.

— На какую поддержку мы можем рассчитывать? — спросил Курт.

— Еще шестеро наших ждут на старой бензоколонке у поворота, — пояснил Нед — Как только получат сигнал, примчатся сюда через пять минут, — сказал он, касаясь пейджера у пояса. — Стоит мне нажать кнопку — и они здесь.

— Что скажешь, Джо? Как бы ты ударил на их месте?

Завала ответил, не колеблясь:

— Дорога, по которой мы приехали, — самый легкий путь. Поэтому они могут напасть из пустыни. С другой стороны, возможна и атака со стороны дороги. Зависит от того, какой у них транспорт. Надеюсь, ты не забыл про амфибию на воздушной подушке в Марокко.

— Нет. Однако амфибию трудновато спрятать в пустыне.

— Впечатление может быть обманчиво, — возразил Карл. — Я обследовал территорию вокруг ранчо. Вымоины, природные котлованы. Армию здесь не спрячешь, но запросто — ударную команду, достаточную, чтобы жизнь показалась нескучной.

— И очень короткой, — добавил Остин. — Итак, предположим, они придут из пустыни. Думаю, ребята из прикрытия выставляют посты на дороге с наступлением темноты. А их кто-нибудь прикрывает?

Нед кивнул:

— Еще дюжина вооруженных до зубов парней в трех милях отсюда. Для них также объявлена пятиминутная готовность.

«Пять минут могут оказаться очень долгим сроком», — подумал Остин.

— А как насчет «Тайм квест»?

Траут усмехнулся:

— Если они и есть убийцы, то, черт побери, это самая лучшая маскировка, какую я когда-либо видел. Мы проверили их подноготную. Все законно.

— Я не об этом, — ответил Остин. — Должен быть и у них какой-то план защиты на случай опасности.

— Конечно. Они будут отсиживаться в каком-то неизвестном мотеле у дороги.

Остин посмотрел на Нину:

— Удастся ли мне уговорить тебя отсидеться в мотеле?

— Нет, — твердо ответила Нина.

— Почему-то я не удивлен твоим ответом. Если хочешь остаться, держись поближе ко мне и Джо. Делай все, что мы скажем. А теперь покажи наконец этот славный предмет древнего искусства, при помощи которого мы собираемся провоцировать бандитов.

Нина улыбнулась и сказала:

— Мы храним его в «сейфе».

Нед и Карл вернулись к своему занятию, а Нина повела Остина, Завалу и Траута к небольшому металлическому вагончику, вкопанному в землю. Отперла дверь ключом, висевшим у нее на поясе. Небольшое помещение освещалось газовым фонарем. Внутри спутники увидели козлы, на которые были положены крест-накрест две доски, а сверху, прикрытый холстом, стоял пресловутый «предмет искусства».

— Подумать только, — сказал Траут, — каких высот достигла современная наука. Можно состарить все, что угодно. Парни из лаборатории НУМА сварили целую бочку этого покрытия. — Он выдержал драматическую паузу для пущего эффекта, а затем убрал холст. — Вуаля!

Остин и Завала с минуту смотрели, не говоря ни слова. Коснувшись бронзовой поверхности, Курт спросил:

— Это то, что я думаю?

— Полагаю, создатели данного творения — настоящие художники. Как считаешь?

Широкая улыбка осветила лицо Остина.

— Я бы сказал, что вещь безупречна.

Глава 18

Полуостров Юкатан

Мексика

«Хаммер» несся по узкой лесной дороге. Наверняка профессор Чи пользовался самым современным бортовым компьютером, иначе как объяснить легкость, с какой он объезжал ухабы и бросающихся под колеса броненосцев. При его невысоком росте невозможно управиться с таким мощным автомобилем без навигационной техники. За окном сплошным зеленым пятном мелькал лес.

Стремясь понудить профессора сбавить скорость, Джемма решила вызвать старика-индейца на разговор:

— Профессор Чи, как продвигается работа над словарем языка майя?

Профессор пытался перекричать рев автомобиля, но, заметив, что Джемма рупором приставила ладонь к уху, догадался отпустить педаль газа и включить кондиционер.

— Не знаю, почему я не сделал этого раньше, — сказал лихач.

— Как жаль. Вы, должно быть, очень заняты в музее.

— Мои обязанности в музее вовсе не обременительны. Настоящая синекура. Фактически меня всегда рады отпустить работать на местности.

— Не понимаю. Но словарь...

— ...играет вторую скрипку в моей жизни. Большую часть времени я посвящаю борьбе с мародерами, которые растаскивают наше культурное и историческое наследие. Мы лишаемся предметов из нашего прошлого с устрашающей быстротой. Например, тысячи образцов гончарного искусства пропадают каждый месяц.

— Тысячи, — невольно покачивая головой, повторила Джемма. — Я знала, что есть такая проблема, но не представляла ее масштабы.

— Мало кто осознает всю опасность происходящего. Увы, важно не только количество украденного, но и качество. «Черные археологи» не размениваются на мелочи. Они забирают лучшее. Керамика, датируемая 600 — 900 годами нашей эры, — самая дорогая. Это красивейшие вещи. Я бы и сам не отказался иметь парочку таких.

— Это же трагедия! — с гневом заметила Джемма.

— Большинство расхитителей — бывшие рабочие с плантаций. Просто грубые скоты. Конечно, зачем работать и гнуть спину, когда можно запросто найти и продать пару посудин за несколько сотен долларов? Они привыкли к деньгам. «Черные» хорошо организованы. Бизнес налаженный. Копателей нанимают в Гватемале. Туда же потом переправляются находки. На грузовиках их везут через границу Белиза, а дальше — по морю в США и Европу. Эти предметы приносят тысячи долларов прибыли галереям и аукционам. А сопроводительные документы подделать несложно.

— Однако люди, приобретающие такие раритеты, должны знать, что все они ворованные.

— Знают и говорят, что помогают сберечь прошлое.

— Весьма неубедительное извинение за уничтожение культуры. Но что вы можете сделать?

— Я стараюсь найти исторически значимое место до того, как его обнаружат «черные археологи». И сообщаю о местонахождении исторического памятника, только когда знаю точно: правительство возьмет его под свою охрану. Для этого я использую свои связи в Штатах и Европе.

Неожиданно профессор резко вывернул руль вправо, и «хаммер», подскакивая на неровностях, покатил вниз по склону, словно бомбардировщик на бреющем полете.

— Извините, — стараясь перекричать рев двигателя, выговорил Чи. — Держитесь. Скоро будем у цели.

Джемма уже мысленно приготовилась к катастрофе, но зоркий глаз Чи улавливал то, чего не видела она, — путь в лесной глуши. Профессор, почти повисший на руле, напоминал какого-то безумного гнома. Так и неслись они по густому лесу почти целый час. Чи следовал по одному ему известной дороге. Вдруг, к удивлению Джеммы, он объявил о прибытии на место.

— Все. Пора прогуляться, — заявил он, выключив мотор, и махнул рукой куда-то в лес.

Чи сменил соломенную шляпу на бейсболку с надписью «Гарвард». Джемма тоже переоделась в джинсы, чтобы не исцарапать ноги колючками. Профессор забросил на спину рюкзак, через плечо повесил ружье, за пояс заткнул мачете.

Джемма взяла второй рюкзак, где были сложены фотоаппарат и блокноты. Взглянув на солнце, Чи уверенно направился в заросли.

Джемма обладала стройной, спортивной фигурой. Она всегда отличалась необычайной ловкостью и изяществом, но рядом с маленьким юрким профессором, будто растворявшимся среди буйной зелени, чувствовала себя неуклюжей коровой, заплутавшей в лесу. И только когда Чи останавливался чтобы срубить мачете мешающие ветки и лианы, Джемма ловила момент, чтобы перевести дух. Нелегко угнаться за индейцем.

Во время одной такой остановки, когда они поднялись на небольшой холм, Чи указал на куски известняка на земле:

— Остатки старой дороги майя. Подобные пути некогда соединяли древние города по всему Юкатану. Отличное инженерное решение, такое же, как и у римлян. Теперь идти будет легче.

Через несколько минут пути профессор Чи указал на ряд камней между деревьями:

— Остатки городской стены. Мы почти пришли. Действительно, деревья стали более редкими, и вот путники оказались на опушке.

— Добро пожаловать в Шангри-Ла, — объявил Чи. Они стояли на краю равнины приблизительно с полмили в диаметре, заросшей кустарником. Примечательного здесь ничего не было, за исключением странной формы холмиков, густо заросших травой и кустами.

Джемма заморгала от резкого солнечного света.

— Не так я представляла утопию, — сказала она.

— То, что вы видите, — главная площадь, размером приблизительно в акр, довольно крупного поселения. По обе стороны расположились дома. Когда-то в этом городе жило много людей с таким же коричневым оттенком кожи, как у меня, — жрецы, солдаты, крестьяне, торговцы. В воздухе клубился дымок от очагов сотен хижин, ничем не отличающихся от моего нынешнего обиталища. Отовсюду доносились детские голоса, звуки барабанов. И все это ушло. Наводит на размышления, не так ли? — Взгляд Чи остановился, будто перед его глазами прошли все эти образы. — Ну-с, — сказал он, заставляя себя вернуться к действительности, — я покажу вам то, ради чего, собственно, и потащил в эту глушь. Следуйте за мной. Здесь полно ям, но если будете идти след в след, мне не придется потратить уйму времени, извлекая вас, коллега, из ловушки.

Джемма точно выполняла указания профессора. Так они добрались до одного из холмов высотой около тридцати и длиной около шестидесяти футов.

— Центр площади. Возможно, храм, построенный в честь какого-то незначительного божества или правителя. Крыша разрушена, и потому развалины не видны из-за деревьев. Нужно взобраться на самый верх холма, где мы стояли, чтобы обнаружить это место.

— Вы здесь охотились? — спросила Джемма.

— Пожалуй, было бы эффектно заявить, что я открыл это место, охотясь на куропаток. Однако признаюсь честно: просто у меня есть друг, который работает в НАСА. Спутник вел съемку тропического леса и обнаружил какие-то неясные очертания четырехугольной формы. Я решил присмотреться поближе. Это случилось два года назад. Я приходил сюда дюжину раз и в каждый свой приход расчищал новые тропы, здания, памятники. Здесь есть и другие развалины. Думаю, это место — важная историческая находка. А теперь идем дальше.

Чи повел Джемму к какой-то цилиндрической постройке, скрытой довольно массивным холмом, комментируя все, как заправский гид во время экскурсии по музею.

— Два последних визита я посвятил расчистке вот этого строения.

Они обошли здание вокруг. Неведомые строители смонтировали сооружение из великолепно подогнанных друг к другу каменных блоков коричнево-серого цвета.

— Необычная архитектура, — заметила Джемма. — Это тоже храм?

— Нет, небесная обсерватория и часы майя, — ответил Чи, продолжая обрубать лианы. — А на самом верху сидел астроном и наблюдал за звездами. Вот то, что я хотел вам показать.

Профессор освободил от лиан фриз шириной в ярд, опоясывающий нижнюю треть здания. Фриз украшала резьба по камню на уровне глаз типичного представителя племени майя поэтому Джемме пришлось слегка наклониться. Она бережно прикоснулась к изображению лодки. Судно было с открытой палубой, высокой кормой и носом. Мощная мачта удерживала квадратный парус. В небе парили морские птицы, а в воде у носа корабля сновали рыбы.

На палубе люди в шлемах, двадцать пять гребцов взмахивают веслами. Значит, всего их пятьдесят, учитывая тех, которые не видны. Исходя из количества гребцов, сидящих в ряд, Джемма прикинула длину судна. Получилось более ста футов.

Пройдя чуть дальше вдоль стены, Джемма обнаружила еще изображения военных и торговых судов. На торговых кораблях находилось меньше солдат, а команда носила островерхие головные уборы. В целом становилось ясно — это торговая флотилия в сопровождении военных кораблей.

У изображения одного судна Джемма задержалась. Там на носу была фигурка животного.

— Профессор Чи, не напоминает ли вам это лошадь? Вы уже датировали изображения?

Чи подошел и провел рукой по высеченным фигурам.

— Здесь есть цифры. Вот это, например, ноль. Согласно высеченным здесь иероглифам, корабли изображены в 150 году до нашей эры.

— Постойте, если дата верна, то откуда здесь лошадь? Лошади здесь появились только с приходом испанцев около 1500 года.

— Вот именно. Перед нами загадка.

— А что это? — спросила Джемма, глядя на странное изображение человека в небе над кораблями.

— Точно не уверен. Когда я увидел его впервые, то предположил, что это некое небесное божество. Только не знаю, какое именно. Послушайте, не слишком ли много впечатлений для одного дня? Не проголодались? Мы можем еще вернуться сюда.

— Да, отлично, — ответила Джемма, с трудом отрывая взгляд от каменных картин.

В нескольких шагах от обсерватории лежал камень, напоминающий по форме барабан высотой в ярд и шириной в несколько ярдов. Пока Джемма переодевалась в более удобные шорты, профессор организовал импровизированный стол. Он достал из рюкзака плетеный коврик, полотняные салфетки и расстелил их на каменной фигуре воина майя в полном боевом облачении, украшенном перьями.

— Надеюсь, вы не возражаете против трапезы на жертвенном алтаре? — с хитрым выражением лица вопросил Чи.

Джемма уловила в тоне профессора мрачноватый юмор.

— Знаете, пенек, на который я только что села, — это всего лишь солнечные часы.

— Ну конечно, — с самым невинным видом согласился профессор. — На самом деле жертвенник там, около храма. — Чи еще раз нырнул в рюкзак. — Вот и наши сандвичи. А теперь расскажите, что вы знаете о майя?

Джемма развернула свой сандвич, откусила немного и ответила:

— Мне известно, что они были одновременно жестокими и красивыми. Еще майя были талантливыми строителями. Их цивилизация рухнула, но никто не знает, почему именно.

— Все не так таинственно, как полагают некоторые. Культура майя претерпела за столетия существования много изменений. Войны, революции, неурожаи сыграли свою роль. Добили цивилизацию майя вторжение конкистадоров и последовавший затем геноцид. Пока одни из тех, кто пришел после Колумба, убивали людей, другие уничтожали культуру. Монах Диего де Ланда, приплывший вместе с конкистадорами, стал епископом Юкатана. Он сжег все книги майя, какие сумел найти. Ланда называл их содержание «дьявольской ересью». Можете ли вы припомнить подобную катастрофу в Европе? А ее последствия? Даже штурмовые отряды Гитлера действовали не так методично. Нам известны только три кодекса, избежавших сожжения.

— Печально. А как было бы чудесно, если бы нашлось больше древних книг. — Джемма рассматривала равнину, раскинувшуюся перед ними. — А что это за место?

— Сначала я думал, будто перед нами научный центр, где древние ученые проводили исследования. Но чем больше я узнавал, тем больше склонялся к мнению, что это лишь часть более крупного замысла. Если хотите, своеобразная архитектурная машина.

— Боюсь, я не понимаю.

— Не уверен, что сам до конца все понимаю. — Чи достал сигарету и закурил. — Попытаюсь объяснить. Я нашел подобные постройки и в других местах. Все вместе они напоминают огромную электрическую цепь.

Джемма едва удержалась от улыбки.

— Не хотите ли вы сказать, что майя изобрели компьютеры?

— Грубо говоря, да. Конечно, мы не обнаружим здесь «Ай-би-эм» с ее гигабайтами. Скорее всего что-то вроде кодировальной машины. Если бы мы узнали, как ею пользоваться, то смогли бы раскрыть тайны этих камней. Ведь они расположены не случайно, а с замечательной точностью.

— Каменная резьба... она такая необычная. Голова лошади. А что гласят древние надписи?

— Они сообщают о длительном путешествии сотен мужчин на богато снаряженных кораблях.

— Но откуда все это здесь, далеко от побережья? Почему не на берегу залива?

— Идемте, я покажу кое-что еще.

Путешественники запаковали рюкзаки и быстро зашагали через равнину к лесу. Там они спустились по склону и оказались на берегу медленно текущей реки. Температура здесь была на несколько градусов ниже, в воздухе попахивало сыростью.

— Вот, тут прекрасно видно, что русло было когда-то существенно шире.

— Кто-то у нас на «Нерее» говорил, будто на Юкатане не было рек.

— Правильно. Юкатан представляет собой известняковую плиту с множеством пещер и пещерок. Только мы находимся ближе к югу, и местность здесь несколько другая. А если двинуться севернее, то окажется, что и другие крупные города майя в этом регионе находились на берегах значительных рек. Будучи здесь, я подумал, что, возможно, корабль у древних майя служил междугородным транспортом.

— Но я не думаю, что здесь могло пройти крупное судно. Судя по размерам и оснащению, корабль с фриза предназначался для путешествий по морю. И еще кое-что. Те существа, которых я сперва приняла за рыб, — дельфины. А ведь они живут в соленой воде... Что это?

Нечто сверкнуло в луче солнца. В нескольких шагах на берегу лежала легкая плоскодонная лодка.

— Должно быть, принесло откуда-то, — заметил Чи. Однако профессора не так заинтересовала лодка, как следы на берегу. Оглядевшись, он коротко бросил: — Нужно возвращаться.

Чи взял Джемму за руку и повел вверх по склону холма. Почти у самой вершины он остановился, принюхиваясь, словно гончая.

— Мне это не нравится, — тихо сказал профессор.

— Что случилось? — шепотом спросила Джемма.

— Я чувствую запах дыма и пота. «Черные археологи». Нужно спешить.

Ученые добрались до опушки леса и быстро пошли по тропе через равнину. Когда поравнялись с парой могильных холмов, навстречу им вышел какой-то человек и преградил путь.

Чи мгновенно выхватил из-за пояса мачете и занес его над головой, словно самурай. Лицо профессора выражало решимость, напоминавшую об испанских конкистадорах, которые вели кровавую войну против его предков.

Джемма поразилась мгновенной перемене: за один миг маленький профессор, походивший на гнома, превратился в грозного воина майя. На незнакомца ярость Чи не произвела никакого впечатления. Он только усмехнулся, показав гнилые желтые зубы. У него были длинные грязные космы, на лице — сифилитические язвы, плохо скрытые отросшей щетиной. Мужчина носил традиционный мексиканский костюм — хлопчатобумажную рубаху, широкие штаны и сандалии. И сам бродяга, и его одежда были грязными и явно нуждались в мытье и стирке. Незнакомец скорее всего был метисом; в его жилах текла смесь испанской и индейской крови.

Мужчина не был вооружен, но не побоялся угрожающе занесенного мачете. Через секунду Джемма поняла, почему.

— Буэнос диас, сеньор и сеньора, — послышалось с другой стороны.

Появились еще два человека. Один, толстый коротышка, подошел поближе. Над лицом, типичным для потомка майя, возвышалась высокая прическа в стиле Элвиса Пресли. Толстяк стоял, наведя на ученых дуло старого охотничьего ружья.

Незнакомец, стоявший позади «Элвиса», казался по сравнению с двумя первыми просто великаном. Опрятный. Белые брюки и рубашка словно только что из прачечной. Баки и усы аккуратно подстрижены. Несмотря на заметный живот, он обладал достаточно атлетической фигурой. В руках мужчина держал «М-16», а из кобуры у пояса торчал пистолет.

Чи взглянул на автомат, медленно опустил руку с мачете и бросил оружие на землю. Затем он снял с плеча и ружье. Внезапно желтозубый подошел к профессору и ударил его по лицу.

Чи не был тяжеловесом и от удара отлетел на пару метров, упав в траву. Джемма инстинктивно встала между профессором и его обидчиком, приготовившись отразить удар. Желтозубый уставился на нее с удивлением. Джемма не испугалась, а буквально пронзила агрессора взглядом.

Затем она протянула профессору руку, чтобы помочь встать, но вдруг кто-то схватил ее за волосы. На миг Джемме показалось, будто у нее вот-вот оторвется скальп.

Она удержалась на ногах. Это желтозубый вцепился ей в волосы и подтащил к себе так близко, что она почувствовала его зловонное дыхание. Гнев заставил Джемму забыть о боли, на секунду она прекратила сопротивляться, чтобы обмануть мучителя, а после изо всей силы опустила на его ногу свою, несколько раз вертанув каблуком. Так делают, когда тушат сигарету, брошенную на тротуар.

Желтозубый издал звук, похожий на поросячий визг, и ослабил хватку. Джемма вывернулась и тут же изловчилась ударить его локтем прямо в нос. Он взвыл еще громче, но, к разочарованию доктора Морган-Траут, не упал. Его гнев затмил боль. Прикрывая нос одной рукой, он двинулся на Джемму. Та уже приготовилась, как в уличной драке, ударить его коленом в пах, а затем по спине.

— Баста! Хватит! — раздался голос здоровяка в белых штанах.

На его губах продолжала играть улыбка, но в глазах горел гнев. Желтозубый отступил, утирая лицо, затем провел рукой по горлу и прошипел по-английски:

— Я с тобой еще позабавлюсь!

Здоровяк был заинтригован бесстрашием хрупкой женщины.

— Кто ты? — спросил он.

— Я — доктор Траут, а это — мой гид, — быстро ответила она, помогая подняться профессору Чи.

Профессор отлично понимал, что за участь его ждет, если эти люди узнают, кто он такой на самом деле. Здоровяк сразу потерял к нему интерес и сосредоточился на Джемме.

— И что ты здесь делаешь?

— Я — американка, доктор наук. Услышала о старинных развалинах и захотела увидеть все своими глазами. Я наняла этого человека сопровождать меня.

Секунду мужчина смотрел на Джемму изучающим взглядом.

— И что нашла?

Джемма пожала плечами:

— Пока немного. Мы только добрались сюда. Видели каменные узоры и все. Думаю, здесь почти не на что смотреть.

Здоровяк рассмеялся и сказал:

— Ты не знаешь, куда смотреть. Пойдем, покажу кое-что.

Он отдал приказ по-испански. Желтозубый подтолкнул женщину в спину дулом ружья, но, заметив свирепый взгляд Джеммы, отошел. Вся компания двинулась в дальний конец равнины, где земля была изрыта канавами. Одна из них оказалась заполненной керамикой.

По приказу здоровяка «Элвис» достал два блюда и подсунул их прямо под нос Джеммы.

— Это искала? — спросил громила.

Джемма услышала тяжелый вздох профессора Чи и понадеялась, что больше никто этого не заметил. Она взяла одно блюдо и стала внимательно разглядывать черные линии на сливочном фоне. Сцена изображала, видимо, какое-то важное историческое или мифическое событие. Она вернула блюдо «Элвису».

— Очень красиво.

— Очень красиво? — как эхо повторил здоровяк и расхохотался.

Немного посоветовавшись, грабители повели пленников дальше. Предводитель бандитов шел впереди всех, «Элвис» и желтозубый позади. Наконец остановились у одного из заросших травой холмиков. Из-под растительности проглядывали камни. Здоровяк исчез в незаметной на первый взгляд арке. Джемма увидела, что в полу есть большая дыра. Они спустились по неровным полуразрушенным ступеням и оказались в обширном и сумрачном помещении.

Здоровяк что-то сказал Чи и ушел со своими дружками.

— Вы в порядке? — спросила Джемма профессора.

Он потер все еще красную от удара щеку:

— Жить буду. А вот животному, которое ударило меня, этого гарантировать не могу. А вы как себя чувствуете?

Джемма коснулась головы. Черт, все еще больно!..

— И я выживу.

В первый раз за день широкая улыбка осветила лицо профессора Чи.

— Спасибо вам. Если бы не ваше вмешательство, я бы уже был покойником.

— Возможно, — согласилась Джемма. Она вспомнила Чи с высоко поднятым мачете в руке и подумала, что ученый, пожалуй, смог бы разрубить бандита надвое. — А что сказал вам громила?

— Он сказал, что не станет связывать нас. Выход здесь всего один, а он оставил там вооруженного сторожа. Если попытаемся выйти, охранник убьет нас.

— Да уж. Коротко и ясно.

— Это моя вина, — отозвался Чи. — Не стоило везти вас сюда. Я надеялся, что «черные археологи» никогда не найдут это место.

— Судя по тому, что мы видели, они уже немало потрудились.

— То, что они откопали, стоит сотни тысяч, а возможно, и миллионы долларов. Здоровяк — их босс. А те двое — просто чернорабочие. Свиньи. — Профессор замолчал на минуту и продолжил: — Хорошо, что вы не сказали, кто я.

— Не знаю, как далеко простирается ваша слава, но лучше, если вас не узнают. — Джемма огляделась. — А где мы?

— В колодце. Сюда местные жители приходили за водой. Я обнаружил его во время моего второго путешествия. Идемте.

Они прошли около ста футов и оказались у водоема. Сверху струился свет.

— Вода чистая, — сказал Чи. — Дождевые капли собираются под известняком, а потом попадают на поверхность через многочисленные ходы и подземные пещеры.

Джемма присела на камень.

— Вы знаете людей подобного рода, — сказала она. — Как думаете, что они сделают дальше?

Чи поразило абсолютное спокойствие коллеги. Но, вспомнив, как она бесстрашно бросилась защищать его и расправилась с обидчиком, решил, что удивляться здесь нечему.

— У нас есть немного времени. Они ничего не предпримут, пока не посовещаются с нанявшими их торговцами насчет того, что делать с американкой.

— А потом?

— Выбор у них невелик. Раскопки многообещающие бросать их не хочется. А если они нас отпустят, то сделать это придется.

— Значит, от нас проще всего избавиться...

— Да они бы и не стали хвастаться находками, если бы предполагали, что мы сможем рассказать о них.

— А вы, случайно, не знаете тайного выхода отсюда?

— Есть коридоры, ведущие в сторону от главного помещения. Но они либо ведут в тупик, либо спускаются ниже уровня воды. Так что там все равно не пройти.

Джемма подошла к воде.

— Как вы думаете, насколько здесь глубоко?

— Трудно сказать.

— Вы упомянули подводные пещеры. Есть ли шансы, что эта приведет к ним?

— Возможно. Здесь есть и другие водные пути.

Джемма пристально смотрела на водоем, пытаясь на глаз прикинуть глубину.

— Что вы делаете? — спросил профессор.

— Вы слышали того кретина? — Джемма ловко нырнула в озерцо. — Так вот, такие уроды не в моем вкусе! — прокричала она, на миг показавшись над водой, а затем исчезла в глубине.

Глава 19

Ранчо «Девятая миля»

Аризона

Остин и Нина бродили по территории ранчо, и со стороны их можно было принять за прогуливающуюся парочку. Именно такое впечатление Курт и хотел произвести на тех, кто, возможно, следил за ними. Они остановились под деревом и посмотрели вдаль. Тишина и покой. Вдалеке над горами собирались тучи. Наверное, будет гроза. Лучи солнца красили скальный хребет в золотисто-бронзовые и красновато-медные тона. Остин нежно приобнял Нину за плечи. Не встретив сопротивления, притянул к себе совсем близко, так, что почувствовал ее тепло.

— Неужели мне так и не удастся уговорить тебя уехать?

— Не трать понапрасну время, — тихо сказала Кирофф. — Я хочу увидеть все своими глазами.

Их губы почти соприкасались. При других обстоятельствах дальше последовал бы поцелуй. Однако Остин заглянул в серые глаза Нины и понял, что мысли ее сейчас далеко: она думала о погибших друзьях и коллегах.

— Понимаю, — заметил Курт.

— Спасибо. Думаешь, они придут? — спросила она, глядя на скрывающуюся во мраке пустыню.

— Не сомневаюсь. Они клюнут на приманку.

— Не уверена, что они испытывают интерес ко мне.

— Я говорю о римском бюсте. Это просто гениально.

— Да, в эту вещь вложено немало труда, — с улыбкой ответила Нина. — Нам нужно было лицо с чертами римского императора. А Пол — просто кудесник в компьютерной графике. Взял фотографию, убрал бороду, уменьшил шевелюру а-ля Юлий Цезарь, и готово! Ой! А Сэндекер не рассердится, когда узнает, что послужил моделью для «древней» находки?

— Думаю, ему это даже польстит. Кто бы не пожелал предстать в образе императора?

Небо заволакивали тучи. Издалека доносились первые раскаты грома. Остин и Нина пошли к полуразрушенному дому, где Траут занимал командный пост.

Вингейты, устав за день на раскопках, отправились в мотель пораньше. Нед, Карл и Завала рассредоточились по периметру Старого двора. Таким образом, вся местность, просматривавшаяся до горизонта, была под контролем. А команда прикрытия займет свои места у дороги, едва стемнеет.

Порыв ветра поднял с земли пыль и песок. С неба начали падать крупные капли дождя. Траут сидел в кухне, единственном помещении с крышей в этой старой развалюхе. Проем где когда-то была дверь, и дыры в стенах между кирпичами давали возможность наблюдать во всех направлениях.

Ветер усилился. Молнии будто раскрывали небо, а раскаты грома напоминали об артиллерийском обстреле. Казалось, невидимая армия хочет стереть врага с лица земли. Внезапно вспыхивающие электрические разряды молнии придавали округе фантастический вид.

Всем было приказано через определенный промежуток времени выходить на связь. Охранявшие периметр ранчо называли себя по именам. Шестеро членов отряда прикрытия на старой бензоколонке отзывались как «Команда-А», а ударная группа, пока хранившая молчание, считалась «Командой-Б».

В рации Остина раздался треск, а затем и голос:

— Нед — базе. Ничего.

— Понял, — ответил Остин. — Карл, ответь.

— Карл. Все тихо, — послышалось через секунду.

Помня о приказе Остина говорить кратко, Завала отрапортовал:

— Тихо.

Затем сообщили из засады на дороге:

— "Команда-А". Ничего.

Гроза бушевала целый час, и наконец все стихло. Свежий воздух терпко благоухал зеленью, омытой дождем. Тем временем Остину докладывали о ходе наблюдений со всех постов. И вот поступило тревожное сообщение.

— "Команда-А" — базе. К вам движется автомобиль. Будьте наготове.

Через минуту команда снова вышла на связь:

— Дали знак остановиться... Останавливаемся. Подходим.

Остин затаил дыхание. Интересно, кому это понадобилось среди ночи ехать сюда? Курт связался с другими постами. Пока все спокойно.

Через несколько томительных минут ожидания «Команда-А» вновь вышла на связь:

— База, вы знаете кого-нибудь по имени Джордж Вингейт?

— Да, — ответил Остин. — Что с ним?

— Это он за рулем.

— Пожилой человек с седыми волосами и бородой?

— Говорит, что работает у вас на раскопках.

— Правильно. Жена с ним?

— Нет. Он один.

— Что он делает на дороге?

— Говорит, жена забыла записную книжку. Он бы приехал раньше, если бы не гроза. Какие будут указания?

— Пропустить.

— Понял.

Через несколько минут «бьюик» Вингейтов вкатился во двор. Дверца открылась, и появилась высокая фигура мистера Вингейта. Он исчез за углом здания и скоро опять появился, неся что-то под мышкой. А дальше Вингейт сделал довольно странную вещь. Он повернулся к руинам старого дома и помахал рукой, будто прощаясь. Остин понял, что этот жест вовсе не случаен. Затем Вингейт сел в автомобиль и уехал.

Нина заметила озадаченное выражение на лице Остина.

— Проблемы? — спросила она.

— Нет. Ложная тревога.

Остин очень старался, чтобы его голос прозвучал уверенно.

Через пару минут «Команда-А» сообщила:

— Визитер уехал.

— Спасибо.

Траут пожал плечами:

— Может, не сегодня?

— Возможно, — неуверенно ответил Остин.

Через пятнадцать минут зазвонил сотовый Траута. В последние сутки он безуспешно пытался связаться с Джеммой. Он поднес к уху миниатюрную «моторолу».

— Ничего нет? Попросите «Нерей» сообщить мне, как только они узнают о возвращении жены. Ах так... Да. Буду рад поговорить с ним. Привет, Руди. — Пол внимательно слушал. Его брови удивленно поднимались. — Хорошо. Передам Курту и перезвоню.

— Очень странно, — сказал он, отключив телефон. — Руди установил «левую» корпорацию, которая координирует проект. Подставное лицо с телефонным номером, принадлежащим штаб-квартире НУМА. Недавно они получили звонок из полиции штата Монтана. Похоже, там обнаружили на шоссе пожилую пару. Те рассказывают какую-то фантастическую историю о похищении.

Устав от бездеятельности и эмоционального напряжения, Остин слушал вполуха:

— НЛО, что ли?

— А мне кажется, мы должны обратить на это внимание. Та пара сообщила, что их удерживали несколько дней. А чуть раньше похищенные собирались на раскопки в Аризону.

— Полиция сообщила их имена?

— Вингейты.

Остин сразу сообразил, что к чему. В мозгу зазвонил тревожный колокольчик.

— Проклятие! — выкрикнул он. — Пол, немедленно вызывай сюда команды "А" и "Б".

Остин бросился во двор. Он был на полпути между домом и вагончиком, где прятали реликвию, когда вагончик взлетел на воздух, объятый языками пламени. Курт упал на землю, закрыв голову руками. Баллоны с пропаном взмывали в небо и взрывались. Разбушевавшийся огонь превратил ночь в день. Едва взрывы прекратились, Остин поднял голову, выплюнул песок, набившийся в рот. На месте вагончика пылал пожар.

К Остину подбежали Пол и Нина.

— Курт, ты в порядке? — спросила Кирофф.

— Да, — ответил Остин, оглядываясь кругом. — Но я бы предпочел устраивать фейерверк четвертого июля.

Через несколько секунд появились Карл, Нед и Джо. Из темноты показались бегущие фигуры команды "А". Их крики заглушал гул двигателя вертолета ударной команды.

А в голове Остина тем временем отдельные факты складывались в единую логическую цепочку.

— Пол, у тебя есть номер телефона мотеля, где остановились Вингейты?

— Да, я занес его в память сотового.

— Позвони туда и узнай, там ли они.

Траут набрал нужный номер и попросил соединить его с номером Вингейтов.

— Мне ответил ночной портье, — через несколько секунд объяснил Пол. — Он говорит, что мистер Вингейт расплатился, но его автомобиль еще стоит у мотеля. Он пойдет и постучит в номер.

Через несколько минут портье снова взял трубку.

— Успокойтесь, сэр, — отвечал ему Траут. — Слушайте внимательно. Позвоните немедленно в полицию. В номере ничего не трогайте.

Траут выключил телефон и повернулся к Остину:

— Портье постучал в номер Вингейтов, никто не ответил. Тогда он толкнул дверь. Она оказалась не заперта, и портье вошел. В душе он нашел мертвую женщину. Миссис Вингейт.

— А где мистер Вингейт?

— Исчез. Портье говорит, что он, видимо, сел в попутку.

— Дьявол!

— Что происходит? — спросила Нина.

— Не могу пока объяснить. Мы скоро вернемся.

Оставив Завалу за главного, Остин и Траут бросились к вертолету. К мотелю они прибыли через считанные минуты.

Здесь уже работали полицейские. Остин предъявил свое удостоверение личности, указывавшее, что он сотрудник федерального агентства. Курт надеялся, что его примут за агента ФБР. Объяснять, почему сотрудники НУМА оказались на месте убийства, было бы и долго, и затруднительно. К счастью, полицейские не стали рассматривать удостоверение слишком тщательно.

Тело миссис Вингейт лежало в душевой кабине. На ней был розовый атласный халат. Видимо, женщина вышла из душа, когда убийца набросился на нее. Крови не видно, только голова жертвы как-то странно повернута. Остин вышел из номера. Траут в это время снова разговаривал со штаб-квартирой НУМА.

— Вингейты посылали свои фотографии вместе с письмом-запросом, — сказал Траут.

— Тогда мотель должен был получить факс, — предположил Остин.

Они разыскали портье. Траут объяснил, что это он ранее звонил по телефону. Портье подтвердил получение факса. Траут тут же связался с НУМА, и через несколько секунд пришли необходимые фотографии. Пожилая пара на них вообще не походила на Вингейтов.

Остин и Траут продолжали расспрашивать портье. Несмотря на испытанное потрясение, пятидесятилетний служащий оказался хорошим свидетелем. За многие годы работы с людьми он научился подмечать детали.

— Я видел, когда Вингейты вернулись. Они сразу прошли в номер. А потом началась гроза. Когда дождь стал стихать, их автомобиль куда-то отъехал, но скоро вернулся. Вингейт посетил свой номер, затем зашел в офис и расплатился наличными. Я с трудом его узнал в этот момент, — рассказал портье.

— Почему? — спросил Остин.

— Он сбрил бороду. И не понимаю, зачем ему это понадобилось. У него на лице шрам.

— Что-что? — переспросил Курт.

Портье провел пальцем по своей щеке от глаза до уголка рта.

— Длинный шрам во всю щеку, — добавил он.

После разговора с портье Остин и Траут сели в вертолет и попросили пилота пролететь над дорогами вблизи места раскопок. Они видели множество габаритных огней автомобилей, но определить, в каком из них Вингейт, оказалось невозможно. Поэтому сотрудники НУМА вернулись на ранчо.

Остин рассказал Нине и Джо обо всем, что они увидели и узнали в мотеле.

— Не могу поверить в то, что мистер Вингейт — один из них, — растерянно сказала Нина.

— Ему потребовалось несколько секунд, чтобы заложить бомбу в вагончик. И кто бы он ни был, это настоящий профессионал. Как ловко провернул все прямо у нас под носом!

— А кто та несчастная женщина? — спросила Нина.

— Пока не знаем. А может, никогда не узнаем. — Остин выдержал паузу. — Я думал об этом Вингейте, или как там его на самом деле. Он помахал нам рукой, словно говорил: «А ну поймай меня», как раз перед взрывом бомбы. И бороду сбрил сразу. А ведь мог сделать это позже, подольше маскируясь. Все выглядело так, будто он дразнил нас. Или демонстрировал презрение.

Завала попытался оживить ситуацию:

— По крайней мере адмирал не сможет обвинить нас в непочтительном обращении с его благородным бюстом.

— Он, пожалуй, уже знает обо всем, Джо.

— Думаю, ты прав. И что теперь?

— Теперь здесь поработают другие. А мы отправляемся в Таксон, а оттуда утром в столицу.

— Эти ребята оказались гораздо сообразительнее и организованнее, чем мы полагали, — сказал Завала. — Они не забыли урок «Нерея».

— Еще посмотрим, кто поведет в игре, — холодно заметил Остин.

Глава 20

Юкатан

Мексика

Судя по давлению, Джемма находилась на глубине тридцати футов. Она сновала туда-сюда, как рыба в аквариуме в поисках корма. Нащупала руками шершавую поверхность невидимой стены.

В прошлом году Джемма занималась подводным плаванием без акваланга. И ей очень понравилось ощущение легкости и свободы. Оказалось — это просто здорово не тащить на себе громоздкое снаряжение. Таким образом она приучила свой организм находиться без кислорода две минуты.

Известняковую стену испещряли трещины и небольшие отверстия, но среди них ни единого достаточно большого. Джемма всплыла и выбралась на берег, чтобы отдышаться.

Чи заметил тень разочарования на ее лице.

— Ничего?

— Ничего, — ответила она, смахивая капельки воды с лица. — Вы говорили, что существует несколько коридоров...

— Да. Я обследовал их. Все они ведут в тупик, за исключением одного. Но он заполнен водой.

— И как вы думаете, куда ведет этот заполненный водой тоннель?

— По моему мнению, он, как и прочие, заканчивается небольшим водоемом. А что вы искали в озерце?

— Надеялась отыскать другой коридор, который оказался бы связан с другой пещерой. Подождите немного. — Джемма подошла к ступеням и стала осторожно подниматься. Через несколько минут вернулась. — Проскользнуть мимо сторожа не удастся. Они завалили вход валунами. Не такие уж они большие, и все же, если начнем разбирать завал, нас услышат.

Джемма снова внимательно осмотрела место заточения. Ее взгляд привлекло отверстие в потолке, через которое струился дневной свет.

Чи проследил за взором коллеги.

— Древние прорывали такие отверстия, чтобы опускать ведро в колодец. Таким образом, им не нужно было бегать туда-сюда по лестнице всякий раз, когда они хотели сварить супчик.

— Отверстие не по центру, — заметила Джемма.

— Да, в те времена не было возможности заранее узнать, где центр подземного источника. Только это и не важно, ведь они опускали ведро с помощью веревки. Так и черпали воду.

Джемма опять посмотрела вверх. Вокруг отверстия росли лианы, и одна или две ветви свисали внутрь. А противоположная стена вряд лиотличалась по прочности и фактуре от той, что удалось обследовать под водой.

— Отсюда не очень видно, но, похоже, та стена гораздо легче для подъема, чем скалы, по которым мне приходилось карабкаться в Западной Виргинии. Эх, нам бы парочку альпенштоков. — Джемма рассмеялась. — Я бы даже не отказалась от армейского ножа.

Чи задумчиво смотрел в пространство.

— Пожалуй, у меня есть кое-что получше армейского ножа.

Профессор достал из-под рубашки брелок на кожаном ремешке и подал его Джемме.

В тусклом свете брелок походил на подстреленную птицу.

Джемма положила вещицу на ладонь. Зеленые глаза птицы-змея сверкали, а белый клюв мерцал в неясном луче света, пробивавшегося в пещеру.

— Красота. Что это?

— Амулет. Кукулькан, Пернатый Змей — бог грозы у майя. То же, что и Кецалькоатль у ацтеков. Голова сделана из меди, глаза — из жадеита, а клюв — из кварца. Я ношу этот амулет для удачи. И чтобы обрезать сигары.

— Доктор Чи, а насколько прочен известняк?

— Он состоит из карбоната кальция и древних ракушек. Довольно прочный, но легко крошится.

— Я вот подумала: удастся ли высечь уступы для рук и ног в той стене? Так, чтобы можно было дотянуться до лианы.

— Вероятно. Кварц почти так же прочен, как и алмаз.

— В таком случае одолжите мне на время эту маленькую птичку-змею.

— С удовольствием, — ответил Чи. — Боюсь, и вправду понадобится сила богов, чтобы освободить нас из этой тюрьмы.

Джемма бросилась в воду и через несколько секунд оказалась у противоположной стены. Нащупала небольшой выступ и, держась за него, нашла углубление в стене, достаточное, чтобы зацепиться пальцами. Теперь она принялась выдалбливать еще одно углубление. Затем Джемма подтянулась на руках, встала коленом на выступ и стала долбить следующее углубление повыше. Когда она выпрямилась в полный рост, работа пошла быстрее. Только, к несчастью, пыль набивалась в рот и нос. И Боже упаси чихнуть. Одно резкое движение — и окажешься внизу.

И как Человеку-пауку удавались подобные штучки? Сейчас Джемма отдала бы что угодно за такие же приспособления, как у героя комиксов. Плечо и шея ныли. Очень тяжело долго работать, подняв руку. На полпути к заветной цели Джемма сделала паузу и взглянула вниз. Там в тусклом свете белела рубашка профессора Чи. Он наблюдал за продвижением коллеги.

— Вы в порядке, доктор Морган-Траут?

— Все отлично, — отозвалась Джемма.

Черт побери! Как жаль, что тот желтозубый кретин стащил у нее с запястья часы. Джемма потеряла ощущение времени. В пещере стало темнее, чем в начале работы. Вероятно, солнце садится. Значит, скоро совсем стемнеет и будет трудновато уцепиться за лианы в полном мраке.

Профессор Чи, должно быть, почувствовал ее настроение и подбодрил, сказав, что она великолепно справляется и почти у цели. И вот Джемма наконец добралась до нужной точки, где потолок начинал закругляться. Теперь она была на одной высоте с кончиками лиан.

Так, их длина приблизительно футов шесть. Нужно обдумать каждое движение и действовать быстро! Мысленно Джемма представила каждое свое движение: оттолкнуться от стены, повернуться в момент прыжка, ухватиться за лиану и крепко держаться.

Ждать больше нечего. Ну же!

Сейчас!

Джемма глубоко вздохнула и прыгнула. Ее тело описало в воздухе параболу. Есть! Она крепко ухватилась за ветку. Сухая! Не выдержит веса. Джемма ухватилась за вторую и почувствовала, что и эта обрывается. Не выпуская из рук бесполезный стебель, она упала в воду и сильно ударилась, потому что времени сгруппироваться не было. Джемма решила не обращать внимания на боль и быстрыми гребками поплыла к берегу.

Чи помог ей выбраться. С минуту девушка молча потирала левую ногу, стараясь унять боль.

— Вы в порядке?

— Да, — ответила она, тяжело дыша. — Похоже, у богов на наш счет другие планы.

— Им стоило бы подарить вам крылья.

— Согласна на парашют, — сказала Джемма и заливисто рассмеялась. — Наверное, весело я летела с этим сушняком в руках. Ничего. Расскажите мне о коридорах, особенно о том, что с водой.

Профессор взял ее за руку и коротко проговорил:

— Пойдем.

В пещере стало совсем темно. Чи остановился, щелкнул зажигалкой, и на стенах заплясали тени.

— Пригните голову, — предупредил профессор, входя в коридор. — Потолок здесь снижается, хотя нам и не придется идти далеко.

Через несколько минут тоннель расширился, а затем внезапно закончился глухой стеной. Внизу находился небольшой водоем.

— Тоннель проходит здесь ниже уровня воды, — пояснил Чи. — Что там дальше, я не знаю.

— Но ведь есть вероятность, что тоннель выведет нас на поверхность?..

— Да. Еще раз повторю: Юкатан — известковая плита с естественными пещерами и тоннелями, проделанными водой.

Джемма дрожала не столько от холода, сколько от страха. Плыть в узком пространстве, под землей... Изо всех сил она старалась прогнать ужас.

— Профессор Чи, я знаю, плыть придется долго. Я хочу выяснить, ведет ли тоннель куда-нибудь. Я могу задержать дыхание на две минуты и проплыть значительное расстояние.

— Это очень опасно.

— Не более, чем сидеть и ждать, когда те уроды расправятся с нами. Конечно, после того как мой смертельно обиженный желтозубый «друг» развлечется.

Чи не спорил: понимал, что она права.

— Итак, время для купания, — сказала Джемма.

Она вошла в воду и начала выполнять специальные дыхательные упражнения, чтобы насытить легкие кислородом. Затем нырнула и сразу обнаружила отверстие тоннеля. Джемма поднялась на поверхность и сообщила о находке Чи.

— Он уходит под углом вниз, но я не знаю, насколько далеко.

— Не рискуйте. Рассчитайте дистанцию так, чтобы хватило воздуха на обратный путь. — Чи подал ей зажигалку. — Возможно, вам понадобится.

Джемма исчезла под водой. Чтобы не потерять ощущение времени, она мысленно считала — одна обезьянка, две обезьянки... так текли секунды. Прошло почти две минуты. Вдруг тоннель резко повернул и, сделав очередной гребок, Джемма почувствовала рукой воздух. Долгожданная свобода! Джемма вдохнула полной грудью. Воздух застоявшийся, но дышать можно.

Она не могла поверить своей удаче. Тоннель, видимо, идет вниз, а затем резко наверх, как канализационная труба в кухне под раковиной. Мысль о том, что она проплыла по огромному водопроводу, даже развеселила Джемму.

Она чиркнула зажигалкой, которую дал Чи, и осмотрелась. «Смешно. Прямо копия статуи Свободы». Теперь Джемма увидела, что находится в озере круглой формы, окруженном отвесными стенами. Как же, черт побери, выбраться отсюда? Снова представлять себя в роли Икара не хотелось. Она проплыла вдоль края и вдруг нащупала ногой выступ, а под ним — еще один. Лестница! Значит, должен быть выход. Джемма стала карабкаться по ступеням и скоро поднялась на край колодца. Теперь она оказалась в маленькой пещере. По каменному полу тянулась узкая бороздка.

Джемма пошла вдоль нее, через пару секунд обнаружив небольшой тоннель. Пламя зажигалки колебалось. Воздух! Теплый и сухой воздух! Через несколько минут Джемма вернулась к профессору.

— Похоже, я нашла выход, — едва вынырнув, сообщила Джемма.

Из темноты донесся голос Чи:

— Доктор Траут, я уже испугался, что вы пропали навсегда. Прошло так много времени.

— Извините, что заставила вас ждать. Вы умеете плавать?

— Бывало, регулярно плавал в бассейне в Гарварде. А как долго нужно задерживать дыхание?

— Всего лишь заплыть за ту стену. Вы сможете.

Они взялись за руки и прыгнули в воду. Джемма объяснила профессору, как выполнять дыхательные упражнения.

— Вот сейчас я жалею, что мои предки — майя, а не инки, — заметил Чи.

— Простите?

— Больший объем легких. Ведь они жили в горах, а я — обитатель равнин.

— Вы справитесь, не сомневайтесь. Готовы?

— Я бы предпочел сперва отрастить жабры. Но раз уж это невозможно — вперед!

Джемма взяла профессора за руку, и по сигналу они вместе нырнули. Путь занял вполовину меньше времени, чем в первый раз. Тем не менее, когда они поднялись на поверхность, Чи тяжело дышал. Он явно обрадовался, что дистанция не оказалась длиннее.

Джемма щелкнула зажигалкой.

— Там ступеньки, — сказала она и помогла Чи выбраться из воды.

— По-моему, жители древнего города использовали этот колодец только в экстренных случаях, когда, к примеру, река или другой колодец пересыхали. Если колодец был полным, они просто черпали воду какими-то сосудами, а если мелел — опускали ведра на веревках. А вот когда уровень падал ниже критической отметки — сходили по ступеням, чтобы добраться до воды.

Однако газ в зажигалке кончался, ее пламя становилось все меньше, и научные экзерсисы пришлось прекратить.

Теперь Чи пошел вперед, неся в руках крошечный факел. Через несколько минут тоннель внезапно кончился, и они оказались перед узкой лестницей. Чи попробовал ступеньки. На вид они казались ветхими, но на самом деле были достаточно прочными. Профессор ловко поднялся наверх, встал на краю на колени и посветил Джемме зажигалкой, как маячком. Лестница на удивление хорошо сохранилась.

Джемма быстро поднялась и оказалась перед входом в следующий тоннель. Он был чуть больше ярда в высоту и чуть меньше в ширину. От застоявшегося воздуха немного кружилась голова. Кроме того, Джемме пришлось идти, сильно согнувшись. К счастью, тоннель был не слишком протяженным — около шестидесяти футов. Вдруг профессор резко остановился.

— Подождите, — предупредил Чи и сам замер на месте.

Приглядевшись, Джемма поняла, в чем дело. Тоннель заканчивался бездной, через которую были переброшены три бревна.

— Я пойду первым, — сказал Чи.

Он аккуратно сделал первый шаг, почувствовав, что бревно держит его вес, сделал еще несколько быстрых шагов и очутился на противоположной стороне.

— Конечно, это не Золотые Ворота, — извиняющимся тоном произнес Чи, — но, пожалуй, достаточно надежная переправа.

Слово «пожалуй» почему-то не добавляло уверенности в данной ситуации. Однако выбора не было. Напоминая себе, что весит немногим больше профессора, Джемма осторожно шагнула вперед. Конструкция оказалась куда более устойчивой, чем она предполагала. Уже через секунду Джемма ступила на каменную твердь.

— Молодец, — похвалил ее профессор и повел дальше, К следующей лестнице.

Поднявшись по скользким ступенькам, бывшие пленники оказались в большом помещении с высокими потолками. Что это? Колонны? Нет, огромные сталактиты. Пещера была почти правильной круглой формы. От нее ответвлялись в разных направлениях проходы. Один из проходов был полукруглым, высотой в два человеческих роста; поверхность стен и пола — неожиданно гладкой.

— Да здесь и автомобиль проедет! — воскликнула Джемма.

— Существуют легенды о подземных дорогах между древними поселениями. Однако я всегда считал, что люди просто принимают естественные тоннели за искусственные. Но это...

Дальше идти было невозможно из-за обвалившегося потолка, и они вернулись в главную пещеру, чтобы изучить другой проход. За ним оказалось квадратное помещение с полом, выложенным плитами, и настоящими колоннами по периметру. Вдоль стен стояли скульптуры красного цвета.

— Невероятно, — удивилась Джемма. — Что это? Подземный храм?

Чи с любопытством разглядывал скульптуры. Казалось, они покрашены только вчера.

— Это индейцы майя, а вот эти — нет, — прошептал профессор.

Картина изображала людей, несущих на плечах груз — вазы, корзины с хлебом, золотые сундуки, слитки.

— Снова корабли, — заметила Джемма, указывая на торговые и военные суда, похожие на те, что они видели раньше.

Пройдя вдоль стен, ученые будто просмотрели слайды. Вот прибывают корабли. Разгружаются. Грузчики чередой несут поклажу. А вот нарисован человек со списком в руках. Видимо, ведет учет. Солдаты охраняют судно. Это был настоящий исторический документ, свидетельствующий о каком-то важном историческом событии. Или событиях.

В центре помещения находился массивный каменный постамент на четырех колонноподобных ножках. А на нем — ларец из прозрачно-пурпурного камня. Внешне ларец напоминал очертания храма майя.

Джемма наклонилась, чтобы поближе рассмотреть ларец.

— Там внутри что-то есть, — сказала она и дрожащими руками осторожно открыла крышку.

Механизм — а это был именно механизм! — состоял из деревянного корпуса, внутри которого находилось металлическое колесико, закрепленное дужками. Внутри колесика — шестеренка, вращающаяся вокруг своей оси и касающаяся зубцами шестеренок поменьше.

— Что это? — спросила Джемма.

— Какой-то механизм.

— Это похоже... нет, не может быть.

— Не томите, Джемма!

— Напоминает один предмет, найденный на затонувшем старом корабле. Как и этот механизм, он сделан из бронзы, правда, сильно заржавевшей. Сначала думали, что эта находка — астролябия, навигационный прибор для определения положения солнца и звезд. Позже кто-то догадался провести гамма-исследование. Оказалось, что это не просто астролябия, а почти настоящий компьютер.

— Компьютер! Где вы это видели?

— В Афинах, в Национальном музее.

Чи снова посмотрел на прибор.

— Невозможно.

— А что здесь за надписи? Я немного знаю о письменах майя, но это не они.

— Невозможно, — с меньшей уверенностью повторил профессор.

— Храм и подземная дорога тоже невозможны!

— Нужно поскорее все изучить и проанализировать.

— Тут я с вами солидарна. Только пока есть небольшая проблема.

— Ах да. — Чи вспомнил, где они находятся. — Я уверен, мы близки к свободе.

Джемма кивнула, соглашаясь:

— Я чувствую свежий воздух.

Чи соорудил из своей рубашки подобие сумки и положил туда находку. Они вернулись в главный зал. Наверх вела огромная деревянная лестница. Древние строители соорудили ее из прочных мощных древесных стволов, но время взяло свое — едва Джемма ступила на нижнюю перекладину лестницы, как та отвалилась.

— Нужно подойти к вопросу с научной точки зрения, — предложил профессор Чи. — Вся конструкция может обрушиться в любой момент. Пожалуй, вам стоит попробовать первой. Если лестница выдержит ваш вес, то со мной проблем не будет.

— Но у вас больше шансов подняться. Если я пойду первой и лестница обрушится, вы никогда не выберетесь отсюда, — возразила Джемма.

— С другой стороны, если лестница не выдержит меня, мы оба лишимся шанса на спасение.

«Упрямый индеец», — подумала Джемма.

— Ладно. Обещаю потом сесть на диету.

Джемма с опаской стала на вторую ступеньку. Перекладина держала вес. Так же осторожно она стала подниматься выше. Преодолев шесть ступеней, Джемма остановилась.

— Я чувствую свежий воздух, — радостно крикнула она профессору. — Свобода совсем близко.

Джемма сделала еще шаг и услышала негромкий треск. Перекладина с одной стороны оторвалась и повисла. Джемма замерла, боясь вздохнуть. Все затихло. Очень медленно и осторожно она сделала следующий шажок. Когда добралась до середины лестницы, опять раздался треск — не выдержала одна из дополнительных опор, поддерживающих лестницу. С грохотом деревянные брусья рухнули на каменный пол. Казалось, вот-вот и сама лестница переломится пополам... но нет, она устояла.

Через минуту Джемма продолжила восхождение.

Сколько длился подъем, пятнадцать минут или пятнадцать часов, Джемма не знала. От напряжения она потеряла всякий счет времени. Осталось совсем немного, всего несколько последних ступенек. Слава Богу... Она поднялась уже футов на девяносто. Внизу вспыхнул крошечный огонек зажигалки профессора Чи. Джемма подтянулась еще раз и почувствовала под ногами каменную твердь. Она лежала на спине и мысленно благодарила древних строителей-индейцев, затем перевернулась на живот и позвала профессора Чи.

Чи начал подъем. Джемма полагала, что ему будет легче, пока не услышала шум, доносящийся снизу: треск и грохот. Воображение рисовало страшные картины. Похоже, лестница развалилась по бревнышку.

Вдруг послышался голос профессора:

— Руку!

Джемма протянула руку и ответила:

— Держитесь!

Чи схватился за протянутую ладонь, и Джемма со всей силой потащила доктора.

— Подождите! — вдруг крикнул он.

Чего ждать?!

Наконец профессор упал рядом с Джеммой, грохот утих, и из пещеры поднялось облачко пыли.

— Когда я добрался до середины, лестница начала рушиться прямо подо мной, — отдышавшись, пояснил Чи. — Это было все равно что подниматься по эскалатору, идущему вниз.

— А чего нужно было ждать?

Профессор положил перед коллегой рубашку.

— Показалось, что узел развязался и я потерял нашу ценную находку. — Чи снова взглянул на край колодца. — Да, теперь так не строят.

Джемма от души рассмеялась и согласилась:

— Да, теперь так не строят.

Отряхнувшись, они пошли по извилистому тоннелю. Поток свежего воздуха становился все сильнее, а жужжание насекомых слышалось все отчетливее. Преодолев несколько ступеней, Джемма и Чи окунулись в бархатную теплую ночь.

Джемма с наслаждением сделала несколько глубоких вдохов и выдохов. В лунном свете площадь древнего города и могильные холмы казались фантастическими. Они двинулись по тропе, которая должна была привести к оставленному «хаммеру». Казалось, с момента приезда сюда прошла целая вечность.

Они молча шли от холма к холму и были уже близки к лесу, когда заметили скопище огоньков, напоминающее светлячков. Только эти огоньки не мерцали, а горели постоянно. Джемма и Чи в ту же секунду поняли, что их побег обнаружен и на их поиски пустилась вся банда.

Джемма и профессор побежали.

Вдруг совсем рядом кто-то гаркнул по-испански, и свет фонарей ослепил их. Послышался гнусный смех. Черт! Напротив Джеммы стоял желтозубый. Он осветил ее фонарем. Потом крикнул еще что-то, и другие лучи света стали приближаться.

Джемма не хотела верить в происходящее. Абсурд! После того как они прошли, проплыли, проползли по душным тоннелям, попасться в руки этим скотам через несколько минут после освобождения! Джемма готова была подскочить к ублюдку и выхватить из его рук ружье. Чи, будто почувствовав ее настроение, тихо сказал:

— Делайте, что он скажет. Не волнуйтесь.

Чи сошел с тропы и двинулся по траве. Желтозубый что-то приказывал, но профессор его игнорировал и продолжал идти так же неспешно и размеренно. Бандит растерялся. Такого поворота событий он не предполагал. Люди должны немедленно выполнять приказы, когда у него в руках оружие. Скользнув взглядом по Джемме и убедившись, что она достаточно напугана, желтозубый пошел за профессором, ругаясь по-испански.

Чи остановился, встал на колени и, будто в ужасе, поднял руки вверх.

Вот то-то. Слабость — как кровь для голодного хищника. С диким рычанием желтозубый замахнулся ружьем, намереваясь ударить Чи прикладом по голове, но вдруг исчез. Буквально исчез с лица земли. Фонарик, описав дугу в воздухе, упал на траву. Затем послышался удивленный возглас, громкий стон и тишина.

Чи поднял фонарик и направил луч вниз. Когда подошла Джемма, он предупредил:

— Осторожно. Справа от вас — еще одна дыра. Желтозубый свалился в пещеру, — пояснил Чи. — Вы видели, как трудно здесь добыть воду. Горожане использовали пещеры в качестве водохранилищ. Я пометил колодцы, где смог. Полагаю, этот скот моих отметок не увидел. — Профессор показал оранжевую ленточку, привязанную к кусту.

— Вы хотите бросить его здесь?

— У нас нет выбора. Надеюсь, его участь вас не заботит?

Джемма вспомнила, какой долгий и трудный путь им пришлось пройти, чтобы выбраться из заточения.

— Посмотрим, как ему понравится сидеть в пещере.

— Нужно двигаться к реке. Это единственный путь.

Профессор и Джемма побежали к лесу.

Их заметили, раздались выстрелы.

Они побежали еще быстрее.

Глава 21

Арлингтон

Виргиния

Джо Завала жил в небольшом домике, где раньше размещалась районная библиотека Арлингтона. Жилые комнаты первого этажа были обставлены в стиле Юго-Запада. И почти вся мебель сделана руками отца Завалы. Джо нравился такой декор, нравились теплые тона в отделке, пусть это напоминало о том, как далеко он оторвался от корней.

Его родители выросли в Моралисе, в Мексике. В конце шестидесятых перешли Рио-Гранде к западу от Эль-Пасо. Мать была на седьмом месяце беременности. Джо — тогда его звали Хосе — родился и вырос в Санта-Фе, в Нью-Мексико, где осели родители. Отец был плотником, делал мебель на заказ. А Джо манило море. Он окончил морской колледж в Нью-Йорке и, поскольку обладал блестящими инженерными способностями, сразу по окончании колледжа адмирал Сэндекер предложил ему работу.

Остин предложил собраться у Завалы дома, чтобы скрыться от всевидящего ока НУМА и звонков начальства. Накануне Курту пришлось доложить Сэндекеру о провале операции. Адмирал посоветовал ему как следует выспаться и поскорее отправляться в Вашингтон. Так и сделали — группа вылетела в столицу США на следующий день первым же рейсом. Нина вернулась в Бостон, потому что все-таки являлась директором консультативной фирмы. А Остин, приехав домой, быстро принял душ, переоделся, позвонил в офис и попросил с курьером прислать накопившуюся корреспонденцию к Завале.

Траут задерживался. Не похоже на него. Поджидая друзей, Остин расположился за массивным обеденным столом и просматривал файлы, полученные из НУМА. Завала поднялся из подвала, где возился с машинами.

— Вот, прислали из ФБР, — сказал Курт, протягивая черно-белую фотографию.

— Симпатичная девушка, — заметил Завала.

Блондинка на снимке не была красавицей в классическом понимании, но достаточно привлекательной для Среднего Запада — большие наивные глаза, милая улыбка.

— Это миссис Вингейт?

Остин кивнул:

— Да. Такой она была сорок лет назад. Тогда ее звали Кристал Дэй. И она подавала надежды стать второй Дорис Дэй. Возможно, она бы и добилась славы кинодивы, если бы не разорительная страсть к алкоголю и наркотикам, а также маниакальная способность связываться не с теми мужчинами. В последнее время она участвовала в сомнительных телешоу. Но и такие роли ей уже доставались редко.

— Звучит трагично, — покачал головой Завала. — И как она оказалась в том мотеле?

— По словам ее агента, ему позвонили из неизвестной телекомпании и сообщили, что им нужна для съемок женщина средних лет. Он сразу подумал о Кристал. Для нее это был бы подарок судьбы. Мне кажется, тот, кто нанимал Кристал, знал, в каком отчаянном положении она находится. И не сомневался — она не откажется от предложенной роли, узнав что играть придется не перед камерой.

— Кристал ловко обвела нас вокруг пальца, — сказал Завала.

— Да. И ее так называемый «муж» — тоже, — согласился Остин.

— Таинственный незнакомец со шрамом, избавившийся от бороды. А на него что-нибудь есть?

— Он, похоже, и спать ложился в перчатках, — с усмешкой заметил Остин. — Эксперты не обнаружили ни одного его отпечатка пальцев. Даже на ручке лопаты. Ни-че-го.

— Чертов «крот» ловко внедрился в наш проект, — почти с восхищением произнес Завала.

— Мы получили хороший урок. Зато теперь знаем, что недооценили этих парней. И что они очень хорошо организованы. — Остин вновь посмотрел на фотографию. — А еще они не любят проигрывать.

— Кроме того, теперь мы точно выяснили, что «Тайм квест» имеет отношение к исчезновению экспедиций. Они привлекают добровольцев к участию в проектах, похищают их, затем вместо похищенных подсылают бандитов, и «Тайм квест» выходит чистой из воды. Очень умно.

— Да. Все просчитано с дьявольским хладнокровием. А прощальный жест Вингейта? Думаю, он продемонстрировал нам свое высокомерие. Лже-Вингейт давал понять, что знает, кто мы, а он сам — член какой-то очень могущественной организации. И поэтому смотрит на наше агентство как на небольшую досадную помеху.

— Думаешь, мы столкнулись с чем-то более масштабным, чем НУМА?

— Хотел бы я это знать, Джо. Очень хотел бы.

— Есть какие-нибудь идеи?

— Больше никаких приманок. Будем искать связь между катером-амфибией и убийствами.

— Придется искать черную кошку в темной комнате. А что, если мне слетать в Сан-Антонио и лично посетить «Тайм квест»?

— Пожалуй, стоит нанести им визит. И хорошо бы узнать об их финансовом обеспечении.

В дверь постучали. На пороге с обычным серьезным выражением лица стоял Пол Траут.

— Извините, ребята, за опоздание. Я связывался с «Нереем». Хотел узнать о Джемме.

— Есть новости? — спросил Остин.

Траут покачал головой, присаживаясь.

— На корабле подтвердили, что она сошла на берег и арендовала джип. Коллегам сообщила, будто собирается встретиться с профессором Чи, мексиканским антропологом, с которым давно хотела повидаться. И еще она сказала, что вернется вечером того же дня.

— А раньше Джемма встречалась с этим Чи?

— Не знаю. Народ на корабле пытается связаться с профессором, но, похоже, он большую часть времени проводит на пленэре. А вот для Джеммы это совсем нехарактерно — не выходить на связь так долго.

— Что будешь делать, Пол?

— Знаю, что нужен вам сейчас, — извиняющимся тоном сказал Траут, — но я бы хотел на несколько дней вернуться на Юкатан. И все выяснить. Трудно понять, что стряслось с Джеммой, получая информацию через вторые и третьи руки.

Остин кивнул, соглашаясь:

— Джо отправится в Техас для более близкого знакомства с «Тайм квест». Я — в Вашингтон, составлять отчет о фиаско в Аризоне. А почему бы тебе не использовать сорок восемь часов на решение собственных проблем? Если понадобится больше времени, не волнуйся. Сэндекера я беру на себя.

— Спасибо, Курт, — поблагодарил Траут, повеселев. — Я заказал билет на самолет, так что вечером буду на месте. А пока у меня есть пара часов в запасе.

— В таком случае какие будут идеи?

— Единственная вещь, безошибочно нами установленная, это то, что ключевой момент во всех инцидентах — открытие предметов искусства, относящихся к доколумбовым временам.

— Да, это факт, — согласился Остин, — но мы не знаем, почему.

— "В 1492 году Колумб пересек океан", — пробормотал Завала.

— Что ты сказал?

— Первая строчка стихотворения, которое я учил в школе. Вам, вероятно, тоже пришлось учить этот стих.

— Да, но я не помню, что там было дальше.

— Я тоже не блистал в литературе, — ответил Завала, — однако вот что думаю. Может быть, «доколумбов» вовсе и не ключ. Может быть, все дело в Колумбе?

— Отличная идея, — одобрил Траут.

— Правда? — неуверенно переспросил Завала.

— Я согласен с Полом, — вступил Остин. — Доколумбовы времена невозможны без Колумба.

Завала усмехнулся и повторил:

— "В 1492 году..."

— Именно. В этом стихе, собственно, и сообщается все, что мы знаем о Колумбе: дата отплытия да еще воспоминания о трехдневном уик-энде по поводу праздника в честь великого генуэзца. А что нам по-настоящему известно о старике Христофоре? И есть ли какая-то связь между его судьбой и этими убийствами?

Траут продолжал анализировать.

— Я понял, к чему ты клонишь. Мы знаем, что косвенная связь точно существует. А если копнуть глубже?

— Продолжай, продолжай, — с интересом произнес Завала.

— А нет ли прямой связи?

Все трое переглянулись и одновременно воскликнули:

— Перлмуттер!

Остин схватил телефон и быстро набрал номер. В Джорджтауне трубку снял необъятных размеров человек. При взгляде на него становилось любопытно: как он проходит в двери? Человек носил пижаму сливового оттенка и красный шелковый халат с золотым узором. Он сидел в кресле и читал одну из тысяч книг, которыми, казалось, был заполнен каждый дюйм его квартиры.

— Джулиан Перлмуттер слушает. Кратко изложите суть вопроса.

— Христофор Колумб, — ответил Остин. — Это достаточно кратко?

— О Господи! Курт, это ты? А я считал, ты охотишься на пиратов в экзотических морях.

— Я всего лишь покорный слуга отечества. Должен ведь кто-то обеспечивать безопасность американского флота.

— Век живи — век учись, мой друг. А я и не знал, что военно-морской флот США распустили и за все теперь отвечает НУМА.

— Нет, мы решили дать им шанс оправдаться. И все же заморские пираты не главная забота нашего агентства.

— Ах да. Значит, тебя интересует покоритель морей и океанов? Знаешь, для меня вообще загадка, как ему удалось продвинуться дальше Канарских островов.

— Плохая навигация?

— О Господи, нет! Я веду речь о питании команды. Знаешь, из чего состоял рацион моряков? Фунт сухарей в день, солонина, соленая рыба, оливковое масло, бобы, горох и, Конечно, миндаль и изюм на десерт, — проговорил Перлмуттер с ужасом в голосе. — Единственная радость — свежая рыба.

Остин почувствовал, что сейчас Перлмуттер начнет читать любимую лекцию на тему «еда и вино». Наряду с интересом к кораблям и кораблекрушениям сей предмет являлся подлинной страстью Джулиана Перлмуттера. Джулиан был классическим образцом гурмана и бонвивана. Несмотря на свой вес — четыреста фунтов, он частенько посещал самые элегантные рестораны, где устраивал роскошные обеды.

— Ты еще вспомни о долгоносиках, которые заводились в харчах, — вставил Остин, пытаясь увести Перлмуттера от любимой темы.

— Не могу представить, какие они на вкус. Я пробовал есть саранчу в Африке. Как мне говорили, это прекрасный источник белка. Однако если я захочу съесть что-нибудь со вкусом цыпленка, то и буду есть цыпленка. А теперь говори, что именно ты желаешь узнать. И могу ли я поинтересоваться: почему тебя так взволновал Колумб?

Остин кратко изложил предшествующие события, начиная с убийства членов марокканской экспедиции и заканчивая неудачей в Аризоне.

— Думаю, я понял, что тебя заинтересовало, — сказал Перлмуттер, внимательно выслушав рассказ. — Ты хочешь знать, почему Колумб вдохновляет на убийства? Эта личность будоражит умы не в первый раз. Он обладал невероятной способностью выживать. Колумб ошибся с открытием Америки. Однако благодаря этому прославился. До самой смерти он уверял, что нашел дорогу в Китай. Колумб не признавал существования западного континента. Он положил начало работорговле в Америке. Благодаря Колумбу Новый Свет узнал об испанской инквизиции. Он был помешан на золоте. Христофор Колумб был либо святой, либо проходимец. В зависимости от вашего отношения к нему.

— Это было тогда. Я говорю о нынешнем времени. Кому нужны убийства ради того, чтобы на открытия Колумба не упала даже тень? Все, что мне требуется, — одно-единственное звено в цепи.

— О его путешествиях написаны миллионы страниц. Книгами о Колумбе можно заполнить городскую библиотеку.

— Мне об этом известно. Потому я и позвонил тебе. Ты — единственный, кто сумеет отделить зерна от плевел.

— Лесть не поможет...

— Я отплачу тебе обедом в ресторане. С выбором блюд на твое усмотрение.

— ...а хорошая еда — запросто. Только как человек может устоять перед двойным диктатом: своего "я" и аппетита? Я начну изучать материалы сразу после ленча.

Глава 22

Выслушав просьбу Остина, Перлмуттер с наслаждением принялся за сочную утиную грудку и завершил трапезу великолепным шардоннэ. Остин еще пожалеет о своем предложении насчет ресторана. В Александрии открылся новый французский ресторан, и Перлмуттер сгорал от желания поскорее посетить его. Правда, цены там высоковаты, но — услуга за услугу. Голубые глаза Джулиана заблестели от предвкушения. Остин не зря потратит деньги. Перлмуттер отлично знал, что о Колумбе написано море, даже океан книг, и бросаться туда с головой неразумно. Здесь нужен хороший глаз, а таковой имелся на примете.

Покончив с ленчем, Джулиан взялся за телефон.

— Буэнос диас, — послышалось с другого конца провода.

— Доброе утро, Хуан.

— О, Джулиан! Какой приятный сюрприз. У тебя все в порядке?

— Все хорошо, спасибо. А у тебя, мой старый друг?

— Я, конечно, еще больше постарел с момента нашего последнего разговора, — хохотнул испанец, — но давай перейдем к делу. Предполагаю, звонишь, чтобы сообщить — ты испробовал мой рецепт.

— Перепела в виноградных листьях превосходны. По твоему совету я велел нафаршировать каждую птичку свежими фигами. Результат получился ошеломляющий.

Перлмуттер познакомился с Хуаном Ортегой в Мадриде на собрании коллекционеров редких книг. Там выяснилось, что, помимо любви к старинным томам, оба в одинаковой мере разделяют пристрастие к хорошей еде. С тех пор приятели старались встретиться хотя бы раз в год и обменяться рецептами блюд.

— Я рад, что мое открытие пришлось тебе по вкусу. Надеюсь, ты приготовил кое-что и для меня.

— Разумеется, однако об этом чуть позже. Сейчас я обращаюсь к тебе не как к гурману, а как к величайшему авторитету в истории Христофора Колумба.

— Ты слишком снисходителен, мой друг, — ответил Ор-тега. — Я — просто один из многих специалистов, писавших о нем книги.

— Но ты — единственный, кто может решить необычную проблему. Призрак сеньора Колумба, похоже, оказался в центре весьма странных событий. Сейчас объясню.

Перлмуттер вкратце изложил суть дела.

— Действительно, загадочная история, — сказал Ортега, дослушав до конца. — Особенно в свете последних событий. Несколько недель назад в Севилье совершено преступление — из библиотеки кафедрального собора украли бумаги, касающиеся Колумба. Возможно, это совпадение.

— Возможно — да, а возможно — и нет. А что именно похитили?

— Письмо, имеющее отношение к пятому путешествию Колумба. Оно было адресовано королю Фердинанду и королеве Изабелле. Ну, фактически только королю. Королева к тому моменту скончалась.

— Обидно потерять такой документ.

— Не совсем так. Колумб не совершал пятого путешествия.

— Ну конечно, как я мог забыть! Тогда что это за письмо:

— Подделка, амиго. Фальшивка. Как еще можно назвать. Подлог.

— А откуда ты знаешь, что письмо — фальшивка? По почерку определил?

— Нет, с почерком как раз все в порядке. Эксперт и тот не заметил разницы.

— А ты как заметил?

— Очень просто. Колумб умер 20 мая 1506 года, а на фальшивке стоит более поздняя дата. Перлмуттер молчал, размышляя.

— А не может ли быть ошибки в дате смерти?

— Сохранился дом, где Колумб испустил дух. Однако до сих пор спорят о месте его захоронения. Говорят, будто его останки покоятся в Севилье или Санта-Доминго, а может — в Гаване. Есть восемь вариантов. Когда имеешь дело с таким человеком, как Колумб, приходится нырять в мутную воду.

— Я помню, что в своей книге «Первооткрыватель или демон?» ты писал, что никто не знает и где он родился.

— Да, это так. Мы даже не можем утверждать точно, испанец он или итальянец. Сам Колумб говорил, что родился в Генуе, но честность не относилась к его добродетелям. Некоторые считают, что он родом с греческого острова Хиос. По официальной версии, Христофор служил подмастерьем у итальянского ткача. Другие полагают, будто он был испанским моряком и его звали Колон. Известно, правда, что Колумб женился на аристократке из Португалии и был вхож в высшие круги общества. А это, согласись, вряд ли возможно для подмастерья ткача. Жаль, что не сохранилось ни одного подлинного портрета. Настоящий человек-загадка. А может, Колумб этого и добивался, сделав все, чтобы скрыть свое истинное происхождение.

— Меня это всегда удивляло.

— Что поделаешь, смутные времена, Джулиан. Войны, интриги, инквизиция. Возможно, он принял не ту сторону. Опять же, вопросы наследства. Есть мнение, что Христофор был незаконнорожденным сыном испанского принца. Ведь в дальнейшем он использовал имя Кристобаль Колон.

— Просто удивительно, Хуан. Нам нужно это как-нибудь обсудить за стаканчиком сангрии. Но мне хотелось бы поподробнее узнать об украденном документе.

— Ты слышал о монахе по имени Лас Касас?

— Да, он переписывал вахтенный журнал Колумба.

— Правильно. Колумб представил королеве Изабелле свой вахтенный журнал после первого плавания. Королева распорядилась сделать точную копию этого журнала и впоследствии отдала ее Христофору. После смерти адмирала эта барселонская копия, как ее окрестили, досталась в наследство Диего Колумбу вместе с каратами, книгами, рукописями. Затем копия перешла к Фердинандо, который был незаконнорожденным сыном Колумба. Этот Фердинандо напоминает мне тебя, Джулиан.

— Да уж. Меня не в первый и не в последний раз называют бастардом.

— Я вовсе не имел в виду тайну твоего рождения. Просто хотел напомнить, что Фердинандо был архивистом, ученым, ценителем книг и владельцем одной из лучших библиотек в Европе. Когда он умер в 1539-м, все его имущество, книги и бумаги Колумба унаследовал Луис, сын Диего. Его мать передала большую часть имущества Фердинандо монастырю в Севилье. И ее смерть в 1544 году стала трагедией для всего мира.

— Почему, Хуан?

— В течение двадцати трех лет она оберегала эту коллекцию от Луиса. А после смерти матери Луис начал распродавать ценные бумаги, чтобы иметь возможность кутить. Барселонская копия исчезла навсегда. Пропала. Возможно, ее купило какое-то высокопоставленное и весьма состоятельное лицо.

— Представляю, сколько денег можно было бы получить за этот журнал сейчас.

— Да. Но думаю, в ближайшее время подобная находка невозможна. К счастью, перед исчезновением бумаги видел друг семьи, монах-доминиканец Бартоломе де Лас Касас. Тот самый монах, который переписывал журнал. При этом Лас Касас относился с большим почтением к Колумбу и пропускал в рукописи все, что его смущало.

— А какое это имеет отношение к украденному документу?

— Терпение, мой друг. Документ о так называемом пятом путешествии также переписывался Лас Касасом. Как и раньше, он скопировал только отдельные куски.

— Ты видел этот документ?

— Видел. Прелюбопытный экземпляр. Я не поленился отправиться в Национальную библиотеку в Мадриде, чтобы сравнить оригинал и копию. Это великолепная подделка. Я уверен на девяносто девять процентов, что все написано Лас Касасом.

— О чем там говорится? Ты помнишь?

— Такое невозможно забыть. История походила на фантастические рассказы о потерянных городах, крайне популярные в Испании тех времен. Колумб совершил свое четвертое и последнее плавание в 1502 году. До этого он пережил трудности, разочарования, нервные срывы. При дворе Колумба уже считали чудаком, но не прогоняли, полагая еще как-нибудь использовать. А сам он был уверен, что открыл Азию и еще найдет золото, восстановив таким образом свою репутацию.

— И ему удалось?

— Нет. Все случилось с точностью до наоборот. Четвертое путешествие оказалось катастрофически провальным. Колумб потерял четыре корабля, высадился на Ямайке, где заболел малярией и страдал от артрита. Однако в украденном отчете говорилось, будто он приплыл в Испанию, тайно снарядил корабль на свои деньги и вернулся в Новый Свет, чтобы найти несметные сокровища. Те, о которых Колумб услышал во время самого первого путешествия.

— А в этом вахтенном журнале говорится что-нибудь о дальнейших событиях?

— Изготовитель фальшивки использовал очень умный литературный прием, чтобы заставить читателя гадать. Повествование ведется от руководителя экспедиции и внезапно обрывается. И далее нигде не говорится, достиг ли корабль своей цели и вернулся ли в Испанию.

— Корабль ведь мог погибнуть, а вахтенный журнал — попасть в руки других путешественников.

— Да, могло быть и так. Видишь, какой простор для игры воображения.

— А что, если это не придуманная история, Хуан?

— Почему ты так думаешь?

— Меня настораживают некоторые факты. Зачем кому-то понадобилось делать столь великолепную фальшивку?

— Это же элементарно! Для продажи чего-то ценного из твоей страны, скажем, Бруклинского моста, хорошо иметь документик с как можно большим количеством печатей и подписей.

— Убедительный аргумент, Хуан. Если я найду идиота, готового заплатить большие деньги за не принадлежащую мне собственность, то подпишу документы сам и отправлюсь восвояси с кругленькой суммой наличными. В данном случае можно не подделывать официальные подписи.

— Но ведь объектом продажи может быть нечто более правдоподобное, чем мост. В таком случае на документы смотрят по-другому.

— В том-то и дело. По твоим словам, документ подделан превосходно. Для сравнения: скажем, если ты знаешь, что мост принадлежит Бруклину, целые кипы бумаг с подписями и печатями не заставят тебя его купить. Точно так же не нужно быть великим экспертом, чтобы понять: перед тобой — подделка, когда видишь, что документ датирован после смерти Колумба. Правда, возможно, Лас Касас переписывал журнал, зная все про фальшивку.

— А зачем монаху нужно было предпринимать столь кропотливый труд и копировать поддельный журнал? Ты сказал, что Лас Касас относился к Колумбу с почтением и старался скрыть его отрицательные качества. Станет ли человек, при таком отношении к выдающейся личности, давать ход документу, из которого ясно: великий герой сошел с ума?

— Вероятно, Лас Касас и не рассчитывал на то, что кто-нибудь когда-нибудь увидит этот документ.

— Все возможно, — пробормотал Перлмуттер. — Однако зачем кто-то решился преодолеть немало препятствий, чтобы украсть этот фальсификат?

— Как я уже сказал, это крайне любопытный источник.

— Настолько любопытный, что кто-то рисковал сесть из-за него в тюрьму?

— Мне ясна твоя точка зрения, Джулиан. Не знаю, как объяснить случившееся. Эх, если бы у меня был оригинал вахтенного журнала. Но увы!

— Значит, еще одна тайна Колумба.

— Да. — Последовала пауза, затем Хуан продолжил: — Ты можешь просмотреть его.

— Прости, что просмотреть?

— Документ. Я сделал копию и перевод на английский, чтобы выступить на конференции. Меня, знаешь ли, тоже манит все таинственное и необыкновенное.

— Значит, тебя также терзают сомнения, мой друг.

— Разумеется. Как я уже сказал, это очень хорошая подделка. У меня есть твой номер факса. Отправлю сегодня.

— Огромное спасибо. А я, в свою очередь, хотел бы поделиться рецептом салата из креветок. Шеф-повар одного ресторанчика в Нью-Орлеане выдал его, предупредив, что рассечет меня как лобстера, если я разболтаю секрет. Так что учти: на карту поставлена моя жизнь.

— Ты настоящий друг, Джулиан. Опасность придаст пикантности этому блюду.

— Бон апети, амиго.

Глава 23

Вот ипоявилась первая страница обещанного факса. Перлмуттер расчистил на столе место, чтобы разложить интересующие его бумаги. Подкрепившись чашкой кофе, Джулиан принялся читать записи, возможно, сделанные самим Колумбом и скопированные Бартоломе де Лас Касасом.

23 мая 1506 года.

Досточтимый, великолепный и могущественный король Испании, наш господин высочайшей милостью.

Я отправляюсь в Индию снова и, вероятно, уже не вернусь потому что стар, немощен и болезнь точит мое тело. Мне предстоит тяжелый и опасный путь. Я совершу это плавание без Вашего высочайшего на то соизволения. Полагаясь только на себя и удачу, я снарядил «Нинью», которая славно прослужила мне со времени первого путешествия.

Я отправляюсь в путь не как адмирал, а как простой моряк — капитан, отплывший из Испании в Индию на поиски новых земель и золота для Кастилии. Это золото наш господин мог бы использовать для завоевания Святой Земли. Таковы были мои намерения.

Однако мне следует начать рассказ с событий, случившихся четырьмя годами ранее. Мой король, осведомленный о тяготах и лишениях путешествия 1502 года, освободил меня от оков, простил ошибки, снова осыпал почестями и снарядил экспедицию из четырех кораблей. Мы пережили сильнейший шторм и нашли новые земли, которые я назвал в честь короля и королевы. Я был очень болен, и часто казалось, будто смерть пришла, но я продолжал командовать кораблями из маленькой каюты.

Это было неудачное и полное разочарований путешествие. Мы не нашли пролив, открывающий путь на запад. Аборигены встретили нас не дружелюбно, как в первый раз, а копьями и стрелами. Все было против меня — и погода, и ветры. Наконец мы нашли тихую бухту, где высадились на берег и прожили там один год и пять дней, пока нас не спасли. А дальше случилось худшее в моей жизни плавание.

Однако страшнее штормов, болезней и нападений аборигенов было осознание того, что несмотря на все мои попытки служить Их Величествам и открыть для них врата рая, я не справился с вещами, которые вышли за грань моего понимания и возможностей. Нанося на карту новые земли, я потерял четыре корабля и нашел мало золота. И что еще хуже, за это время моя королева покинула свое королевство, чтобы уйти в вечное царство Творца нашего.

Мне известно только одно лекарство от печали — найти цель, которая вела бы меня, как в первых путешествиях. За время долгого и несчастливого пребывания на островах я понял: то, что я искал, было у меня под рукой. У меня был ключ к двери, за которой спрятаны несметные сокровища.

После всех плаваний я достаточно обеспечен и должен быть благодарен судьбе. Мой старший сын Диего служит королевским стражником, а младший, Фердинандо, — паж. И все равно я опечален неудачей. Покой — не для моряка, и я намерен выйти в море еще раз. Может быть, это будет мое последнее плавание, но я хочу выполнить обещание, данное Вашему Величеству.

Итак, в этом месяце я составил завещание, согласно которому моим наследником является Диего. Я снарядил корабль «Нинья» на свои собственные деньги, наняв пятнадцать моряков. Мы отплыли ночью из Полоса, как и в первый раз, в то мое знаменитое путешествие 1492 года. Взяли курс на Канарские острова, а дальше — на юго-запад.

Перлмуттер отхлебнул кофе. Интересно. Рассказчик знал, что Колумб из всех кораблей больше всего любил «Нинью». То, что «адмирал моря-океана» был очень расстроен своей неудачной попыткой доплыть до Китая, тоже хорошо известно. Колумба обвинили в том, что он не справился с ролью вице-короля, но потом простили и позволили снарядить корабли для четвертого путешествия. И золото великий путешественник тоже страстно хотел найти. Да, здесь только одна проблема, как сказал дон Ортега: Колумб начал писать королю через три дня после своей кончины.

Перлмуттер продолжил чтение. Описание путешествия через Атлантический океан очень походило на историю первого странствия Колумба. «Паруса наполнялись славным ветром, нежным, как дыхание апреля в Севилье». Один приятный день сменял другой. Странно.

Во время первого путешествия Колумб не беспокоился о точных расчетах курса. Главной его заботой было идти в западном направлении. Он полагался только на компас и собственный опыт, а недавно появившемуся прибору под названи-ем «квадрант» не доверял. А вот в этом журнале есть записи с указанием точного курса и наблюдения за звездами.

25 мая 1506 года.

Ориентируемся на Полярную звезду. Курс — юго-запад.

30 мая 1506 года.

Продолжаем следовать на юго-запад...

Колумб будто хотел точно указать курс, потому что знал, где находится «пункт прибытия». Это совсем другое дело. Не так, как в первый раз, когда ошибка в несколько градусов в ту или иную сторону не имела значения, поскольку путешественник намеревался открыть огромные территории — Индию или Китай.

А ссылка на то, что Колумб использовал torleta — планшет, на котором ежедневно отмечалось положение корабля, — еще больше добавляла уверенности: адмирал шел по заранее определенному курсу.

Я все держу курс на юго-запад. Поворачиваю рулевое колесо то в одну, то в другую сторону, в зависимости от ветра. Мы идем в соответствии с torleta древних.

Перлмуттер отложил документ в сторону и достал книгу по средневековой навигации. Он знал, что torleta — это планшет, которым пользовались, чтобы ежедневно отмечать положение судна. А еще этот планшет называли «стол с колоколом», потому что при расчетах использовали песочные часы. Когда песок полностью пересыпался в другую половинку, звонил колокольчик. Да уж, почти средневековый компьютер! Планшет был расчерчен как сетка. Штурман соединял прямой линией точки нахождения судна.

Но больше всего Перлмуттера озадачила фраза «torleta древних». Может, это всего лишь неточный перевод? Может быть, фраза означает, что планшет очень старый? Последнее неудивительно, поскольку речь идет о старушке «Нинье»...

Джулиан решил читать дальше. Он положил рядом с собой карту. Итак, «Нинья» миновала Эспаньолу, Кубу и пошла к Ямайке. Повествование перескочило к описанию неудачного предыдущего плавания.

Мой корабль двигался на юго-запад, минуя Санта-Доминго. Северо-восточный ветер наполнял наши паруса три дня. Здесь на острове четыре года назад мне рассказали о месте под названием Сигур, где несметное количество золота: женщины украшают себя жемчугами и кораллами, а дома покрыты пластинами из драгоценного металла. Местные люди также рассказали мне, что у жителей той страны большие корабли, что обитатели Сигура носят богатые одежды и ни в чем не знают нужды. А еще там можно найти самородки размером с куриное яйцо.

Здесь я понял, что на все — воля Господа. На этом острове пришлось провести больше года, но именно здесь пелена упала с моих глаз, и я ясно увидел путь к сокровищам, которые так мечтал добыть для Кастилии.

Диего Мендес, брат одного из моих капитанов, поплыл в каноэ на Эспаньолу за 500 миль. Пока мы ждали помощи, ранее дружелюбно настроенные индейцы отказались продавать нам провизию, как прежде. Думаю, это отмщение мне за смерть пятерых. Я не приложил руки, но и не помешал братьям.

Я встал на колени и стал молить о прощении. Я дал обет совершить не одно паломничество в Святую Землю. Господь услышал меня и напомнил, что грядет лунное затмение. Я сказал индейцам, что мой Бог недоволен ими и поэтому велит умереть Луне. Когда Луна действительно исчезла, индейцы очень испугались и сложили у моих ног съестные припасы, умоляя оживить Луну. Вождь был очень благодарен мне и обещал показать дорогу кзолоту, чтобы умилостивить моего Бога. Он привел меня к прекрасному храму в восточной части острова. Там был «говорящий камень», на котором высечены разные фигурки. Вождь сказал, что этот камень укажет путь к сокровищам.

Перлмуттер читал о случае с затмением в книге Ортеги. Да, Колумб был весьма находчив. А что это за басня про «горящий камень»? Рассказчик тоже задавал себе этот вопрос.

В течение многих недель я думал о предназначении камня. Я предположил, что это карта открытого мною побережья, но никак не мог разгадать смысл надписей и знаков. Вернувшись в Испанию, я говорил с учеными об этом камне. Они сказали, что камень — навигационный прибор, но надписи расшифровать не смогли. А потом разгадка случайно пришла мне на ум, когда я посмотрел на «говорящий камень» глазами простого моряка. Это — torleta, которой пользовались древние для определения пути. Поскольку камень был громоздким и неподъемным, я зарисовал все, что там было изображено, и отправился в пятое путешествие, моля Господа послать мне кого-нибудь, кто смог бы истолковать странные надписи.

Последний отрывок объяснял, что значит «torleta древних». По-видимому, это была большая тяжелая каменная плита, изображения на которой в древности использовались в мореплавании. Конечно, не карта в обычном понимании, иначе Колумб бы понял, что к чему. Дальше в письме речь шла о пятом путешествии.

10 августа.

При попутном ветре мы идем на запад. Сейчас бросили якорь у далекого берега, куда еще никому не удавалось доплыть. Аборигены рассказали, будто здесь неподалеку столько золота, что мы даже не можем себе вообразить. Думаю, я близок к сокровищам царя Соломона. Я болен и совсем слаб из-за жары и недуга, но чувствую — золото совсем рядом. Поэтому покорнейше прошу Ваше Величество позволить мне совершить паломничество в Рим и Иерусалим после того, как я вернусь с сундуками золота и драгоценных камней. Больше писать не буду, пока не получу золота.

Следующий отрывок датировался двумя днями позже.

Адмирала нет! Когда матросы проснулись на рассвете, оказалось, что исчезла маленькая лодка, а адмирала нет в каюте. Карт тоже нет. Я отправил несколько человек на поиски адмирала. Они обнаружили на берегу лодку, но аборигены преградили им путь стрелами и копьями. Боюсь, как бы не оказалось, что дикари убили адмирала! Будем ждать на корабле, но как только увидим какой-нибудь знак, что он жив, немедленно отправимся на Эспаньолу за помощью. Господь наш, спаси адмирала! Написано Алонсо Мендесом, юнгой.

Перлмуттер сидел в задумчивости, подперев подбородок. Такое впечатление, что Колумб в последние часы просто бредил. Подумать только, золото царя Соломона! Джулиан снова внимательно посмотрел на карту. Итак, он сошел на берегу. Интересно, где именно? Если плыть от Ямайки на запад, то это где-то в Центральной Америке — от Юкатана до Белиза и Гондураса. Колумб взял с собой карты, схемы... А что стало с тем камнем? Перлмуттер покачал головой, подивившись тому, как легко поверил в историю, которая вообще вымышлена.

А что, если документ настоящий?

И какое отношение имеют эти приключения к трагедии, рассказанной Остином? При чем тут люди в черном, убивающие ни в чем не повинных археологов? И это странное упоминание о «смерти пятерых»... Колумб считал себя настолько виноватым, что воспринял вынужденное пребывание на острове как кару Господню. Перлмуттер решил еще раз перечитать письмо. Вдруг он что-то упустил? А уж потом стоит заняться «раскопками» в библиотеке.

Только сперва необходимо подкрепиться.

Глава 24

Канкут

Мексика

На борту лайнера, направляющегося в Канкут, царила радостно-приподнятая атмосфера. Туристы в ожидании приятного отдыха оживленно переговаривались и любовались с высоты птичьего полета бирюзовым океаном и чередой белоснежных отмелей, тянущихся вдоль побережья. Из общего числа пассажиров выделялся один — высокий американец в строгом сером костюме и ярком галстуке. Пол Траут. Всю дорогу он сидел, уткнувшись в карту полуострова Юкатан, и беспрерывно думал о жене, Джемме. Пол оторвал взгляд от карты, только когда почувствовал, что самолет снижается.

Через несколько минут пассажиры сходили по трапу и спешили к автобусам, которые доставят их к белоснежным пляжам. Пол же поспешил к стойке одной небольшой чартерной авиакомпании. И через несколько минут он садился в двухмоторный «Бичкрафт-Бэрон».

Когда самолет взмыл в небо, Траут мысленно поблагодарил сотрудников НУМА, которые помогли ему с отлетом: быстро устроили билет на коммерческий рейс и чартер.

Пилот, разговорчивый мексиканец лет тридцати, сообщил, что полет займет около часа. Парень хорошо говорил по-английски и решил в первую очередь рассказать о лучших барах и ресторанах в Канкуте.

Пол полюбовался зеленым пейзажем, тянущимся до самого горизонта, а затем задремал.

— Ваш корабль! — вдруг прокричал ему на ухо пилот.

Плавные линии «Нерея» радовали глаз на фоне нефтеналивных танкеров и рыболовецких судов. А Полу не верилось, что он оставил борт корабля и Джемму всего несколько дней назад. Почему он не настоял, чтобы она тоже летела в Вашингтон?! Впрочем, в душе Пол знал, что жена никогда бы не согласилась перенести долгожданную встречу с профессором Чи.

Перед отлетом из Вашингтона Траут связался с секретаршей Чи, которая подтвердила — да, профессор собирался встретиться с доктором Морган-Траут. Секретарь также объяснила, что большую часть времени сеньор Чи работает на местности и связывается с офисом по возможности. А вообще-то у него нет ежедневного расписания, и скорее всего профессора можно застать в его лаборатории.

После приземления Пола встретил невысокий полицейский в светоотражающих очках.

— Доктор Траут, — с улыбкой сказал он, — меня зовут сержант Моралес. Я из федеральной полиции. Меня попросили быть вашим гидом.

Из Штатов Пол звонил и в мексиканский отдел по борьбе с наркотиками. Этот отдел не раз пользовался услугами НУМА, поэтому они с радостью согласились помочь Трауту найти сопровождающего из числа полицейских.

— Приятно познакомиться, — ответил Пол, глядя на часы. — Я готов начать, если и вы готовы.

— Уже поздно, не хотите ли приступить завтра?

— Извините, сержант, но я проделал этот длинный путь, чтобы незамедлительно начать поиски жены.

— Конечно, сеньор Траут, — ответил Моралес, понимающе кивая. — Позвольте заверить вас: здесь дело только в здравом смысле. Я тоже хочу найти вашу жену. Однако скоро стемнеет.

— И сколько осталось времени до наступления темноты?

— Час. Может быть, два.

— Отлично. За два часа можно многое сделать.

Моралес понял, что уговорить американца отложить дела на завтра невозможно.

— Хорошо, доктор Траут, идемте к вертолету.

Винты «Бэлл-206 джет-рейнджер» уже вращались. Моралес сел рядом с пилотом, а Пол — позади, в трехместном салоне. Сержант давал пилоту указания, время от времени сверяясь с картой, пока вертолет несся со скоростью 125 миль в час. Внизу раскинулся густой лес. То там, то сям виднелись деревни и небольшие городки. Асфальтированных дорог было мало. Вдруг показались развалины пирамид майя, но в целом ландшафт напоминал собой равнину, которую Траут разглядывал по пути в Канкут.

Моралес оказался опытным и очень зорким гидом. Он замечал все наземные ориентиры и тут же сообщал о них пилоту. Пол с волнением наблюдал за заходящим солнцем.

Вдруг Моралес указал вниз. Траут увидел между деревьями широкий просвет. Вертолет кружил и кружил над этим местом. Вдруг он резко рванул в сторону, словно перепуганная стрекоза. Пилот и Моралес заговорили по-испански.

— Что случилось? — спросил Пол.

— Нет места. Он боится повредить лопасти о деревья, — пояснил Моралес.

Траут откинулся на спинку сиденья. Наконец вертолет вышел на прямую над дорогой, стал снижаться и аккуратно сел на траву.

Траут и Моралес вышли из кабины.

— Тропа ведет к дому профессора Чи. Пойдем, — сказал сержант, указывая на дорожку, убегающую в лес.

По пути Пол заметил глубокие колеи, которые мог оставить довольно большой автомобиль. Моралес сказал, что полицейские опросили местных жителей. Нашлись крестьяне, видевшие, как профессор садился в автобус. Они припомнили, что Чи вышел у дороги, где его поджидал джип. «Это уже кое-что», — подумал Траут. Джемма обычно ездила на джипе.

— Сержант, а вы сами знаете профессора Чи? — спросил Пол.

— Да, сеньор, я знаком с ним. Иногда музей просит меня доставить ему сообщение. Он настоящий джентльмен. И всегда готовит для меня бутерброды.

В лесу становилось темно, почти как в тоннеле метрополитена. «Интересно, а найдем ли мы обратный путь?» — подумал Траут. Возможно, сержант прав, стоило подождать до завтра.

— А почему профессор Чи устроил лабораторию в таком месте? — спросил Пол. — Разве не удобнее работать в городе?

— Я задавал сеньору Чи этот вопрос, — с улыбкой ответил Моралес. — Он сказал, что родился в этих местах. Здесь его корни. Вы понимаете, что это значит?

Траут понимал. Его предки поселились на Кейп-Коде двести лет назад. Он с гордостью носил свою фамилию и по-настоящему гордился семьей. Однако его связь с предками — ничто по сравнению с народом майя, который населял эту страну на протяжении многих веков до появления испанцев.

Минут через двадцать Траут со спутниками были у цели.

— Лаборатория профессора, — сказал Моралес. Он подошел к двери, постучал. Ответа не последовало. — Давайте посмотрим в доме и вернемся сюда.

Дом профессора был похож на сотни хижин, крытых соломой, какие Пол видел из иллюминатора по дороге сюда. Внимание Траута привлек джип. Под козырьком от солнца он нашел схему пути к дому Чи и бутылочку репеллента. Пол сел за руль, провел рукой по приборной панели и почувствовал запах лосьона, которым пользовалась Джемма.

На осмотр дома ушло минут пять.

— У меня идея, — объявил Моралес. Траут последовал за ним, и сержант привел его к другой хижине. — Это гараж профессора. Его машины нет.

— Значит, следы на дороге оставил его автомобиль. А на чем он ездит?

— На большом автомобиле. Похож на джип, только во-о-о-т такой, — добавил Моралес, широко разведя руки.

— "Хаммер"?

— Да, — обрадованно подтвердил сержант. — «Хаммер». Как американская военная машина.

Значит, они уехали на «хаммере». Но куда?

— Может, в лаборатории есть записка? — предположил Траут.

Дверь была не заперта. Войдя, Пол покачал головой, увидев гору современнейшего оборудования.

Траут подошел к раковине. В сушилке рядом стояли два стакана.

Моралес обнаружил в мусорной корзине две бутылки от «севен-ап». Значит, Джемма встретила профессора у дороги, они приехали сюда, выпили воды и уехали. Пол открыл холодильник и нашел там двух куропаток. Должно быть, Чи планировал скоро вернуться.

— А нет ли здесь поблизости деревни, куда бы они могли поехать? — спросил Траут.

— Есть даже город. Только жители заметили бы профессора и его большую голубую машину.

Траут посмотрел на карты, висящие на стене. Одной явно не хватало. Он подошел к столу, взглянул на бумаги и обнаружил карту с характерными дырочками от иголок по уголкам. Наверное, профессор показывал ее Джемме. Хотя, с другой стороны, карта могла лежать тут не одну неделю... Пол продемонстрировал находку Моралесу.

— Вам известно, что это за место?

Сержант внимательно посмотрел и ответил:

— К югу от Канкута. Около сотни миль. Может больше.

— Что там?

— Ничего. Лес. Там никто не бывает.

— Кто-то там все же бывает. Профессор Чи. На вертолете туда можно добраться за час или даже меньше.

— Извините, сеньор, но пока мы дойдем до вертолета, станет совсем темно.

Моралес прав. Мысли о Джемме не покидали Пола. Когда вертолет взлетел, он старался себя успокоить, придумывая разные объяснения ситуации. Может, Чи и Джемма остановились где-нибудь и сидят сейчас у огня, преспокойно ужиная? А если нет? Если произошел несчастный случай? Нет, не может быть. Джемма не из тех, кто попадаем в аварии, она везучая.

Только Траут знал, что даже очень везучие люди по крайней мере однажды совершают ошибку. И лишь надеялся, что сегодня не тот случай.

Глава 25

Сержант Моралес устроил Траута в небольшом отеле неподалеку от аэропорта. Пол лежал на постели, думая о Джемме. Где она? Что с ней случилось? Далеко за полночь он забылся тревожным сном. На рассвете Пол проснулся, быстро принял бодрящий душ. Траут уже прогуливался у взлетной полосы, когда появились пилот и сержант.

Пилот следовал карте профессора. Вертолет шел на максимальной скорости на высоте полутора тысяч футов. Внизу насколько хватало глаз раскинулся зеленый ковер. Долетев до места, указанного на карте, пилот снизился почти до самых верхушек деревьев. И тут Траут заметил, что в одном месте растительность несколько отличается по цвету и густоте. Совершив круг над местностью, пилот посадил вертолет.

Уже через тридцать секунд Пол понял, что ему не нравится это место. Оно казалось проклятым! И дело вовсе не в отдаленности от цивилизованного мира и не в могильных холмах. Было здесь что-то необъяснимо зловещее. Еще мальчиком Пол испытывал такое же леденящее душу чувство, проходя мимо заброшенного дома моряка, который, как утверждали, съел своих товарищей после кораблекрушения в Саргассовом море.

Возможно, Джемма сюда и не приезжала. Что у него есть? Карта профессора Чи и собственные предположения. А что, если он только впустую потратил время, а жена совсем в другом месте ждет его помощи? Нет. Место именно то. Он чувствовал, что Джемма была здесь, как когда-то его отец-рыбак ощущал приближение шторма.

Сержант предложил пойти по трем направлениям, стараясь не упускать друг друга из виду, дойти до края леса и вернуться к вертолету. Через полчаса спасатели собрались у вертолета. Моралес хотел было заговорить, как вдруг его наметанный глаз полицейского приметил следы людей. Сержант присел на корточки, чтобы получше их разглядеть.

— Видите? Трава примята. Здесь и здесь, — сказал Моралес. — А вот там — следы ног.

Траут последовал примеру сержанта и тоже присел. Следы были едва заметны, но внимательный полицейский не упустил эту деталь. Моралес приказал пилоту оставаться около вертолета, а они с Траутом пошли дальше по тропинке и скоро увидели пирамиду. Одна ее стена была очищена от зелени, и потому прекрасно просматривались камни, из которых здание когда-то построили.

У подножия пирамиды Траут заметил что-то красно-коричневое. Это оказался рюкзак Джеммы. Пол подарил его жене на Рождество два года назад. Он заглянул внутрь и нашел там фотоаппарат, пластиковую коробку от ленча, пустую банку от содовой и бутылку воды. Неподалеку валялась холщовая сумка.

— Это рюкзак моей жены, — с трудом проговорил Пол. — А это — сумка профессора Чи. Там внутри вышито его имя.

Моралес с мрачным видом осмотрел находки.

— Нехорошо, — сказал он.

— Что вы хотите этим сказать? Это доказывает — они были здесь.

— Вы не так поняли, сеньор Траут, — ответил Моралес. — Я нашел следы костра, а рядом — признаки присутствия «черных археологов». Они плохие люди. Воруют и продают предметы древнего искусства.

— Какое это имеет отношение к моей жене и профессору?

— Угли теплые. Около реки много следов мужчин. А еще я нашел вот это.

На ладони Моралеса лежали три гильзы от патронов. Пол принюхался. Стреляли недавно.

— Где вы их нашли?

Траут посмотрел в указанном направлении, затем туда, где нашел рюкзак и сумку. Теперь он заметил необычные фигурки, вырезанные на камне. Он подошел ближе и внимательно рассмотрел корабли и изображения людей. Несомненно, рисунки заинтересовали Джемму. По-видимому, они с профессором перекусили, потом вернулись к стене... И что-то им помешало.

— Вы думаете, моя жена и профессор наткнулись на «черных археологов»? — спросил Пол.

— Возможно. Иначе непонятно — почему они бросили свои сумки?

— Я подумал о том же. Сержант, покажите, где вы нашли гильзы.

— Идемте. Только будьте осторожны. Здесь повсюду ямы. Они не спеша прошли мимо холмов-пирамид.

— Здесь, — сказал Моралес. — И вот здесь.

Траут подобрал еще несколько гильз от пистолета и ружья. Трава повсюду была истоптана.

— А теперь покажите речку и кострище.

У потухшего костра валялись пустые бутылки от текилы и множество окурков. Возле реки Траут пытался найти следы кроссовок Джеммы, но — напрасно. Ба! Да здесь, похоже, устроили настоящий тир. В грязи повсюду виднелись стреляные гильзы. Судя по всему, кого-то преследовали до самой воды. И наверное, Джемме с профессором удалось сбежать.

Траут предположил, что они ушли по реке. Моралес согласился. Они решили вернуться к вертолету и были уже на полпути к цели, как вдруг услышали стон, от которого мурашки побежали по телу. Полицейский и его спутник замерли на месте, переглянувшись. Моралес достал из кобуры пистолет, напряженно вслушиваясь в лесные звуки. Ничего, только жужжание и гудение насекомых.

Стон повторился где-то справа. Траут и Моралес пошли на звук. Теперь создавалось впечатление, будто стон доносится из-под ног. И вдруг прямо перед ними зазияла яма, частично скрытая травой. Траут встал у края на колени, однако ничего не увидел в кромешной тьме.

— Кто здесь? — громко спросил он, чувствуя, что разговор с ямой со стороны выглядит явно глуповато.

Опять послышался стон, а затем отдаленный слабый голос заговорил по-испански.

— Это мужчина. Говорит, что упал в яму, — сказал Моралес.

— А что он здесь делает?

Моралес перевел вопрос и выслушал ответ.

— Говорит, прогуливался.

— Отличное местечко для единения с природой, — сказал Траут и предложил вытащить любителя прогулок.

При помощи веревки, имевшейся у пилота на всякий случай, они вытащили из западни нечто жалкое и очень грязное. Оно щурилось от солнечного света и потирало руки, ноги и почесывало голову. Нос у спасенного был разбит.

Сержант дал мужчине напиться. Он шумно глотал, проливая большую часть воды. Утолив первую жажду, мужчина изобразил какое-то подобие улыбки, обнажив гнилые желтые зубы. Затем снова взялся за банку. Когда желтозубый поднес банку к губам, рукав грязной рубахи задрался. И вдруг Траут выбил из рук желтозубого банку и схватил его за запястье. Моралеса поразила внезапная вспышка американца:

— Сеньор Траут!

— Это часы моей жены.

— Вы уверены?

— Я сам их подарил Джемме, — гневно ответил Траут. — Спросите, откуда у него эти часы.

Моралес перевел вопрос желтозубому и повторил ответ по-английски:

— Говорит, купил.

— Переведите ему, что, если он не скажет правду, мы бросим его обратно в яму.

Усмешка пропала с лица желтозубого. Угроза снова оказаться под землей помогла ему вспомнить все. Он быстро заговорил по-испански. Моралес слушал, кивая.

— Он просто псих. Его зовут Руис. Все время говорит о какой-то женщине-дьяволе и гноме, который заставил землю поглотить его.

— Женщина-дьявол?

— Да. Говорит, она разбила ему нос.

— Что случилось с этой женщиной?

— Он не знает. Он был под землей, когда разгорелась стрельба. Потом все стихло. Говорит, дружки бросили его. Я спросил, не черные ли археологи его дружки. Он отпирается. — Тут Моралес с презрением взглянул на желтозубого и добавил: — Грязный, вонючий лжец.

«Грязный лжец» посмотрел на каменное выражение лица огромного гринго и понял, что лучше рассказать чистую правду.

— Не надо! — закричал желтозубый. — Я скажу! Скажу!

— Ты понимаешь по-английски?

— Немного. Совсем мало.

На ломаном английском, мешая его с испанскими словами, Руис рассказал, что пришел сюда с бандой охотников за старинными сокровищами. Они наткнулись на женщину и маленького старика, заперли их в пещере, откуда невозможно сбежать, но пленники каким-то волшебным образом выбрались и бросили Руиса в яму. Его дружки преследовали беглецов. За ним они не вернулись, и он не знает, что стало с теми мужчиной и женщиной.

— Ладно, возьмем его с собой, — сказал Траут, подумав пару секунд.

Моралес надел на желтозубого наручники, стараясь не касаться его грязных рук, и слегка пнул носком ботинка, чтобы уголовник встал. В салоне вертолета его посадили на дальнюю скамейку, но пилот все равно сетовал на вонь, исходящую от нежданного пассажира. Моралес рассмеялся и предложил сбросить его за борт, если дело обстоит так плохо. Руис перепугался до смерти, услышав слова сержанта.

А Траут мечтал о том моменте, когда сможет рассказать Джемме о ее новом прозвище. «Женщина-дьявол». Она жива. Несомненно, жива.

Глава 26

До слуха Джеммы донесся гул двигателя, а вскоре показался и вертолет. Она направила лодку к берегу. Нос мягко ткнулся в траву. Суденышко оказалось под прикрытием нависающих над водой ветвей. Теперь невозможно заметить с воздуха беглецов, скрывшихся под густой зеленью. Джемма решила еще больше обезопасить себя и вытащила лодку на берег, спрятав в зарослях папоротника. Она не хотела, чтобы кто-то заметил сверкающий на солнце алюминиевый корпус.

Через секунду вертолет пронесся прямо над ее головой. Красно-белый фюзеляж поблескивал на солнце. Джемме не могло прийти в голову, что сейчас от мужа ее отделяют какие-то несколько сотен футов. И чего только ей не пришлось пережить за последние сутки. Ее чуть не лишили скальпа хотели изнасиловать, бросили в пещеру умирать. Потом пришлось плыть, ползти, пробираться по узким тоннелям, где и дышать-то почти нечем. А теперь превратиться в живую мишень? Ну уж нет! Джемма с облегчением вздохнула, когда вертолет скрылся из виду. Через пару секунд они с Чи снова столкнули лодку в воду.

Избавившись от желтозубого, Джемма и Чи под свист пуль побежали в лес и почти кубарем скатились к реке. На берегу они нашли три лодки. Две из них убегающие ученые столкнули в воду, а в третью сели сами, прихватив лодочный мотор. Весь день они провели без приключений, ночью выспались в прибрежном лесу и рано утром снова пустились в путь. Вертолет напомнил Джемме, что их свобода пока иллюзорна. А вскоре еще и лопасти винта запутались в траве и ветках. Пришлось вытащить корму на берег и очищать винт от сорняков. Конечно, сделать это нетрудно, но теперь мотор не заводился. Похоже, в старый «меркурий» попал песок. Пока Джемма раздумывала, как поступить, с реки вдруг донеслась испанская речь.

Нет на свете хуже вещи, чем неисправный двигатель, особенно если из-за этого проклятого куска металла вы на волоске от смерти. Джемма легонько пнула мотор ногой в надежде завести его. В ответ агрегат издал звук, походящий на астматический кашель. Джемма выругалась, призвав громы и молнии на все лодочные моторы и на этот в частности. Профессор Чи сидел на носу и крепко держался за свисающую лиану, чтобы течение не снесло лодку, пока коллега сражается с неисправностями. Сейчас, с гневным выражением лица и разметавшимися рыжими локонами, Джемма могла бы послужить моделью для статуи горгоны Медузы. Впрочем, она и сама прекрасно знала, какой свирепой сейчас кажется. Ничего, оставим элегантность до лучших времен.

Увы, они не могли знать, что недостаточно было просто столкнуть лодки в реку. Одна из них зацепилась за корягу, а другую вынесло на берег, и бандиты быстро нашли их. Теперь, по четыре человека в каждой, включая здоровяка и «Элвиса», они гнались за беглецами. Здоровяк сидел на носу первой лодки с ружьем в руках.

Джемма снова пристально осмотрела мотор и обнаружила щепку, попавшую внутрь. Опять попробовала завести агрегат. Чихнув пару раз, он заработал. Беглецы старались выплыть на середину, где поглубже, когда Джемма оглянулась и увидела, что бандиты догоняют их. Наверное, у них более мощный мотор, и скоро они приблизятся на расстояние выстрела. Вон здоровяк на носу уже прицелился.

Грянул выстрел. Еще один. Либо громила решил напугать беглецов, либо расстояние оказалось великовато, однако ни одна пуля не попала в цель. Дальше река сделала поворот, и Джемма потеряла преследователей из виду. Впрочем, успех это временный. Буквально через несколько минут они с профессором могут оказаться на дне.

Но тут Чи достал из-под сиденья лодки свой верный мачете. Резкий взмах — и в воду упала большая ветка, нависшая над рекой. Профессор рубил ветки как безумный. Течением снесло их на середину потока и, сбившись в одну большую кучу, они образовали своеобразную преграду.

Когда бандиты в первой лодке заметили этот бруствер, было уже поздно. Их лодка на полной скорости врезалась в груду ветвей. Один из «черных археологов» потянул большую ветку, пытаясь отвести ее в сторону, но тут же пал жертвой закона Ньютона, гласящего, что на всякое действие существует противодействие. Бандит шлепнулся в воду. Когда показалась вторая лодка, пассажиры первой стали громко ругаться. Послышалась беспорядочная стрельба. Небо потемнело от стаи взметнувшихся птиц.

— Да! — радостно воскликнула Джемма. — Отличная идея, профессор!

По лицу Чи скользнула улыбка. Ему было приятно видеть, что затея удалась. Понравилось и искреннее восхищение спутницы.

— Я всегда знал — мое гарвардское образование когда-нибудь принесет практическую пользу, — скромно ответил профессор.

«Как бы там ни было, причин для радости немного, — подумала Джемма. — Мы ведь понятия не имеем, куда плывем и хватит ли бензина добраться до населенных мест». Она заглянула в бензобак. Так, наполовину пуст...

Посовещавшись, беглецы решили оторваться от преследователей, уйти как можно дальше, а там видно будет.

— Не хотелось бы рассматривать наше положение как очень затруднительное, но все-таки, профессор, вам известно, куда течет эта река?

Чи отрицательно покачал головой.

— Этой реки даже нет на карте. Однако мне кажется, она течет на юг. Просто потому, что, как вы верно заметили, на севере рек вообще мало.

— Говорят, если потерялся, следуй по течению реки и куда-нибудь да выйдешь, — неуверенно сказала Джемма.

— Я слышал об этом. А еще о том, что мох растет с северной стороны. По моему собственному опыту, мох растет на деревьях со всех сторон. А вы, должно быть, в свое время ездили в лагерь для скаутов.

— Мне всегда больше нравилось играть с мальчишками. А единственное, что я запомнила про деревья, — это как вырезать палочку, чтобы поджарить над костром хлеб.

— Никогда не знаешь, что может внезапно понадобиться в жизни. А я вообще-то не большой любитель цивилизации. Особенно если эта цивилизация предстает в виде грабителей древних пирамид.

— Думаете, их число увеличилось?

— Те, что преследуют нас, появились после того, как нас бросили в пещеру. А значит, у них где-то неподалеку лагерь.

— Либо они приплыли по реке, когда мы натолкнулись на их дружков.

— Все возможно. Думаю, нам нужно приготовиться к худшему: мы можем оказаться меж двух огней.

— А вертолет, как вы считаете, тоже с ними?

— Возможно, хотя, насколько мне известно, у подобных бандюг обычно не бывает хорошей техники. Чтобы откопать и вывезти древние предметы, высокотехнологичное оборудование не требуется. Чем проще, тем лучше.

— Со всех сторон нас окружает дикий лес. Пожалуй, стоит обдумать наше положение и составить какой-то план. — Джемма заглушила мотор. — Поплывем по течению. В тишине легче думать.

Пейзаж вокруг казался идиллическим. По обе стороны густой стеной возвышались джунгли. То там, то сям с веток вспархивали птицы с ярким оперением. Высокие берега говорили, что в этих местах река проторила себе путь давным-давно. Со стороны путешествие напоминало милую романтическую прогулку, но скоро спокойствие нарушил приближающийся рев моторов. В нескольких сотнях ярдов опять появились знакомые лодки. Джемма завела мотор, и они помчались на полной скорости.

Сейчас русло реки было почти идеально ровным и довольно узким. Места для каких-либо маневров не хватало. Расстояние между беглецами и преследователями понемногу сокращалось. Сначала оно уменьшилось на треть, потом наполовину. Джемма удивилась: почему бандиты не стреляют? Они даже не думали браться за оружие. И вообще напоминали туристов на прогулке.

— Джемма! — громко крикнул профессор.

Она обернулась и увидела, что Чи смотрит вперед. Услышала какой-то шум.

— Что это? — спросила Джемма.

— Пороги!

Лодка набирала скорость. Воздух стал прохладнее, появился туман. Через несколько секунд шум сменился грохотом, и Джемма увидела бурлящую пенящуюся воду и черные блестящие камни. Она живо представила, как эти камни прорежут алюминиевое дно лодки, словно консервный нож. Река сужалась, и тонны лениво текущей воды превращались в бурно несущийся поток.

Джемма оглянулась. Лодки преследователей остановились. Бандиты явно знали о порогах. Вот почему они не стали стрелять. Зачем зря тратить патроны?

— Нам ни за что не пройти это место! — прокричала Джемма профессору. — Попробуем вырулить к берегу. Придется убегать через лес.

Их отделяли от заветного берега тридцать футов, когда мотор заглох. Джемма попыталась снова завести его. Безуспешно. Открыла топливный бак — пусто.

Профессор стал управлять лодкой одним веслом, но слишком сильное течение вырвало его из рук Чи. Суденышко закрутило вокруг своей оси. Джемма беспомощно смотрела, как их легкий кораблик несет, словно щепку, на острые камни.

* * *

Траут настоял на повторном облете реки. Теперь они летели медленнее. А вдруг пропустили что-то важное? Вскоре они оказались над порогами, которые видели еще на обратном пути.

И тут Траут заметил любопытную картину. Две маленькие лодки стояли на некотором расстоянии от порогов, а третью лодку несло на камни. Кто-то отчаянно, даже яростно пытался грести, но сильное течение сводило все усилия к нулю.

Джемма!

Ошибки быть не могло. Рыжие волосы ярко сияли в солнечном свете. И происходящее очевидно. Через несколько секунд лодка окажется в жерновах природной мельницы. Ее разнесет на мелкие кусочки вместе с пассажирами.

— Скажите пилоту, чтобы нагнал волну и притормозил лодку.

Моралес тоже с любопытством наблюдал за происходящим внизу. Сержант был готов объяснить пилоту, что делать, но, к сожалению, его познаний в английском языке было недостаточно, дабы понять просьбу Траута. Полицейский в растерянности пожал плечами. Пол принялся жестами объяснять. К удивлению Траута, пилот сразу понял, что нужно предпринять. Он понимающе закивал и стал заходить так, чтобы встать между лодкой и узким горлом реки, где пенились пороги. Вертолет снизился. На воде образовались концентрические волны, будто заработал гигантский миксер.

Первая волна ударила лодку. Она замедлила ход и вскоре вовсе остановилась. Теперь вода погнала лодку к берегу. Однако мощные винты вертолета не предназначались для такой ювелирной работы. Волны от винтов грозили перевернуть легкое судно.

Траут понял, что происходит, и жестом показал пилоту подниматься.

Слишком поздно. Высокая волна накрыла лодку и перевернула ее. Оба пассажира скрылись под водой. Траут ждал, когда их головы появятся на поверхности. Вдруг его отвлек от наблюдения какой-то резкий звук и крик пилота. Он обернулся и увидел, что на стекле появилась паутинка, а в центре ее — круглое отверстие. Их обстреляли! Пуля, по всей видимости, прошла между Полом и пилотом и врезалась в панель в нескольких дюймах от головы потрясенного Руиса. Мексиканец разразился потоком брани, невзирая на приказ Мора-леса замолчать. Тогда сержант одним точным ударом отключил крикуна. Потом Моралес достал из кобуры пистолет и выстрелил по лодкам.

В фюзеляж вертолета снова угодило несколько пуль. Звук раздался такой, будто по металлу били молотком. Траут колебался. Как поступить? С одной стороны, хотелось увидеть, куда подевалась Джемма, а с другой — вертолет представлял собой для бандитов великолепную мишень. Пилот взял дело в свои руки. Нещадно ругаясь по-испански, он повел машину, как реактивный снаряд, прямо на лодки. Траут видел, что бандиты замерли от ужаса...

Перевернутые лодки колыхались на воде, как щепки после кораблекрушения. Вертолет резко взмыл вверх, развернулся и сделал новый заход над тем же местом. Теперь лодки перевернулись еще один раз, зачерпнув воды, и пошли ко дну. А бандиты тщетно барахтались в воде в надежде справиться с течением, которое несло их к порогам.

Лодка, в которой были Джемма и профессор, уже подошла к камням. Холодок ужаса пробежал по спине Пола, когда он представил, что могло бы случиться с его женой. Однако ни Джеммы, ни профессора видно не было. Пилот еще несколько раз облетел местность и напомнил, что горючее на исходе. Траут кивнул. Да и приземляться здесь негде.

Возвращаясь на базу, Траут все время думал о спасении Джеммы и не заметил, как двигатель начал чихать. Вертолет на секунду потерял скорость, но вскоре снова набрал обороты. Рука пилота прогулялась по приборной панели. Топливо на нуле. Пилот присматривался к зеленому простору внизу, пытаясь найти место для посадки. Теперь двигатель закашлял и зачихал, как больной чахоткой, а через миг замолчал вообще. Они падали.

Глава 27

— Не двигайтесь, Джемма.

Спокойный, но настойчивый голос профессора Чи донесся словно из тумана. Джемма с трудом разлепила веки. Что за странное чувство, будто она плывет в каком-то зеленом желе? Вот зеленые капли обретают очертания листьев и травинок. Медленно возвращаются чувства: зрение, вкус. Джемма коснулась рукой головы. Вместо волос нащупала мокрую липкую массу, как если бы вытекли мозги. Она с омерзением отдернула руку.

Кто-то тихонько тронул ее плечо.

— Не шевелитесь, иначе умрете. За нами наблюдает «желтая борода».

Голос Чи был спокойным и твердым. Джемма так и замерла с поднятой рукой. Теперь она ощущала, что лежит на левом боку. Чи где-то рядом. Его не видно, но он достаточно близко. Она чувствовала дыхание профессора.

— Я никого не вижу, — заметила Джемма.

Ей показалось, что язык распух во рту.

— Прямо перед вами, футах в пятнадцати. Очень красивая змея, но смертельно опасная. Не двигайтесь.

Боясь даже моргнуть, Джемма пристально вглядывалась в траву. Вот она — черные треугольники на оливково-серой коже. Змея лежала, свернувшись кольцами, но голова с желтым подбородком и горлом поднята. Тонкий язык то устрашающе высовывался, то исчезал.

— Что это? — с интересом, свойственным ученым, спросила Джемма, преодолев страх.

— Barba amarilla. Крупный экземпляр.

Джемма достаточно знала о змеях, чтобы понять: перед ней настоящий убийца. От внезапно охватившего ужаса тело доктора Морган-Траут покрылось гусиной кожей.

— Что делать? — шепотом спросила она, не отрывая взгляда от маленькой головки с маленькими блестящими глазками.

— Без паники. Змея скоро должна уползти, чтобы укрыться от прямых лучей солнца. Если она поползет в тень,оставайтесь на месте, а я ее постараюсь отвлечь.

Через несколько минут змея решила спрятаться от солнца. Она действительно оказалась длинной — в человеческий рост, не менее. Змея бесшумно переползла в тень, под небольшое деревце, и устроилась рядом с верным мачете профессора Чи.

— Теперь можно двигаться. Она спит. Медленно садитесь.

Джемма повернулась к Чи:

— Как долго она здесь была?

— Я заметил ее за полчаса до вашего пробуждения. Обычно змеи нападают, если люди их провоцируют, но в случае с «желтой бородой» не знаешь, чего ждать. Особенно если ее разбудить. Эта змея может быть очень агрессивной. Так что пусть забирает мое мачете. Как вы себя чувствуете?

— Хорошо. Вот только кто-то использовал мою голову в качестве футбольного мяча. В каком это болоте я вывалялась?

— Я делал припарки из лекарственных растений. А местная аптека, к сожалению, закрыта.

— Как долго мы здесь?

— Несколько часов. Вы спали, просыпались, снова засыпали. Горький вкус во рту — это из-за восстанавливающих силы корешков. Вы сильно ударились головой о камень, когда лодка перевернулась.

Смутные воспоминания о бурлящей воде промелькнули в мозгу Джеммы:

— Пороги! А почему мы не погибли?

— Вы не помните? — спросил Чи, указав на небо.

Вертолет!

Фрагменты воспоминаний закружились, как стекляшки в калейдоскопе. Они с профессором плыли в лодке. Кончился бензин. Сильное течение повлекло их на пороги. Рев воды. Звук мотора. Красно-белый вертолет, который они видели раньше.

Джемма вспомнила, что вертолет снизился, словно валькирия из скандинавской саги, и задержал лодку. Однако мощная волна, нагоняемая винтом, перевернула их кораблик, правда, успев подтолкнуть к берегу.

Джемму выбросило из лодки, как ядро из катапульты. А потом — ба-бах! Она ударилась обо что-то. Какая-то белая вспышка, а дальше — темнота.

— Вертолет спас нас, — сказала она.

— Да. Вы были бы в полном порядке, если б не попытались расколоть камень собственной головой. Я вытащил вас на берег, а потом — сюда. Собрал листья и корешки для припарки. Хорошо, что вы поспали. Это восстановило ваши силы, но, возможно, навеяло странные сны. Отвар, который я дал вам — своего рода галлюциноген.

В самом деле, Джемма припомнила какой-то необычный сон. Пол был где-то высоко и звал ее по имени. Слова мужа появлялись в маленьких облачках, как на рисунках в комиксе. А потом Пол исчез за тучей.

— Спасибо вам за все, — искренне поблагодарила Джемма и удивилась, как маленький, весьма немолодой профессор сумел вытащить ее из реки, да еще и заволочь в лес. — А что стало с нашими преследователями?

— В суматохе я не обратил на них внимания, пытаясь спасти нас обоих. Я слышал выстрелы. Потом — ничего. Может, они думают, что мы погибли.

— И что нам теперь делать?

— Я думал об этом, когда появился наш третий компаньон. Все зависит от того, как долго «желтая борода» проспит. Хотелось бы забрать мой тесак. В здешних краях от мачете может зависеть ваша жизнь. А пока отдохните. Если «желтая борода» в ближайшее время не проснется, обсудим план действий. Я наткнулся на тропинку, которой, по-видимому, пользуются «черные археологи» для обхода порогов. Потом мы ее обследуем. А теперь давайте отойдем подальше. Вдруг, проснувшись, змея не сочтет нашу компанию приятной.

Чи помог Джемме встать. Ее ноги дрожали, колени подгибались. Она чувствовала себя как новорожденный жеребенок. Оглядевшись, Джемма увидела небольшую поляну, окруженную деревьями и кустарником. Опираясь на профессора, она доковыляла до противоположной стороны прогалины. Там Чи снял примочки и утешил, сказав, что синяки и ссадины скоро пройдут. Джемма прилегла на траву и закрыла глаза. Профессор решил насобирать ягод, чтобы заглушить чувство голода. Через несколько минут Джемма очнулась ото сна. Громко треснула ветка. Это не Чи!

Она села, оглядевшись. У края поляны стоял профессор с веткой, усеянной ягодами, а позади него — один из бандитов, которого Джемма про себя называла здоровяком. Сейчас он мало походил на человека, приказавшего бросить их в пещеру. Грязные, слипшиеся волосы напоминали воронье гнездо, белый костюм изодран и заляпан грязью, а сквозь дыры проглядывал толстый живот. Приторная улыбочка сменилась маской гнева. К голове профессора он приставил пистолет.

Здоровяк положил на траву сумку, которую держал под мышкой, и что-то крикнул Чи по-испански. Профессор встал рядом с Джеммой. Здоровяк переводил дуло пистолета с одной жертвы на другую.

— Собирается убить нас, чтобы отомстить за смерть своих людей, — сказал Чи. — Сначала грозится прикончить меня, а потом позабавиться с вами около моего трупа.

— Да что же это такое? — возмутилась Джемма. — Без обид, профессор, но складывается такое впечатление, что у большинства ваших соотечественников мозги находятся между ног.

На лице здоровяка появилось какое-то подобие улыбки. Джемма кокетливо улыбнулась ему, будто приглашая к действиям. Она старалась выиграть для профессора время и подошла совсем близко к ублюдку. Чи теперь был на расстоянии прыжка от Джеммы. Он медленно повернул голову в сторону дерева, где остался мачете, затем чуть потянулся туда всем телом. Джемма уже достаточно хорошо изучила профессора и знала, что это несвойственное ему неуклюжее движение предназначено для бандита.

Замысел сработал. Здоровяк проследил за взглядом Чи и увидел оружие. На лице «черного археолога» заиграла гнусная улыбочка. Не спуская глаз с профессора и не опуская дула пистолета, бандит сделал пару шагов к дереву и протянул руку к мачете.

Из травы взметнулась оливковая лента с узором из черных треугольников. Растревоженная тяжелыми шагами, змея угрожающе зашипела, когда человек протянул руку за мачете. Острые зубы мгновенно вонзились в шею здоровяка, а потом в руку. Смертоносный яд попал в кровь.

Обезумевший от ужаса бандит несколько раз выстрелил, превратив «желтую бороду» в кровавое месиво. Затем он коснулся ранки, оставленной ядовитыми зубами у сонной артерии. Лицо его стало мертвенно-бледным, глаза остекленели от ужаса, рот беззвучно открывался. Здоровяк ошеломленно уставился на Чи и Джемму, а потом, шатаясь, скрылся в кустах. Профессор пошел за ним. Через минуту Джемма услышала выстрел, и тут же появился Чи с пистолетом в руках. Он заметил выражение удивления на лице коллеги. Сунув пистолет за пояс, профессор взял ее за руку. Теперь глаза Чи стали добрыми, как у любящего дедушки.

— Бандит застрелился сам, — спокойно объяснил он. — Он знал, что смерть от укуса barba мучительна. Яд разрушает эритроциты, лопаются кровеносные сосуды. У раненого начинается горловое кровотечение и спазмы. Даже при укусе в шею агония длится час-два. Прежде чем сожалеть о бандите, вспомните: он хотел, чтобы мы умерли в пещере, а потом стремился прикончить нас на реке.

Джемма не спорила. Чи абсолютно прав. Бандит погиб из-за собственной жестокости. Все-таки какой необычный человек профессор! Как испанцам удалось завоевать индейцев майя — просто загадка! Инстинкт самосохранения вернул Джемму к действительности.

— Нужно уходить отсюда, — сказала она, оглядываясь. — Вдруг другие бандиты слышали выстрелы?

Чи поднял мачете и сумку погибшего.

— Река — наш единственный путь. Даже если бы мы знали, где находимся, идти посуху слишком рискованно. — Он посмотрел на окровавленную змею. — Как видно, в лесу есть существа поопаснее «черных археологов».

— Я буду идти за вами, — сказала Джемма.

Чи повел Джемму через густые заросли, ориентируясь по внутреннему компасу. Скоро они вышли к тропе шириной в ярд.

— Вот об этом я и говорил на поляне.

— А мы не рискуем наткнуться на кого-нибудь, если пойдем по тропе?

— Не уверен. Помните, что сказал громила о мести за гибель своих людей? Ладно, поиграем в скаутов. Держитесь от меня на расстоянии. Как только подам сигнал, немедленно прячьтесь в лесу.

Тропинка вилась почти параллельно реке. Джемма шла за профессором, как было сказано. В одном месте тропинка резко повернула, и за поворотом беглецы увидели небольшой песчаный пляж. У дерева, прикрытые пальмовыми листьями, стояли три легкие лодки, точно такие же, как те, что утонули.

Джемма решила осмотреть окрестности и нашла кострище. Угли совсем остывшие. Неподалеку она заметила некое подобие домика на сваях. Такие, бывает, дети строят на деревьях. Джемма толкнула дверь. Не заперто. Вошла. А там — вот здорово! — стояли несколько канистр с бензином и большой холодильник.

— Профессор Чи! — громко позвала она. — Я нашла кое-что интересное.

Когда Чи добрался до домика, на лице его появилась широкая улыбка. Настоящий рай для тех, кто уже забыл о еде и благах цивилизации. Консервированные фрукты, овощи, соки, минеральная вода, сардины и пряная говядина! Кроме того, нашлись спички в водонепроницаемой упаковке и портативная плитка, а еще мыло. Обрадовавшись находкам, Джемма и Чи побежали к реке мыться и приводить в порядок одежду. Выкупавшись, устроили обед. Вокруг стояла тишина, однако обманываться не стоило. Все могло измениться в минуту, поэтому пора было собираться в дорогу. Одну лодку беглецы нагрузили продуктами и инструментами, а две другие наполнили камнями и утопили. Из трех моторов выбрали самый мощный, а остальные спрятали в лесу. Теперь можно отправляться в путь. Джемма и Чи столкнули лодку на воду, завели мотор и поплыли на небольшой скорости.

Меньше чем через милю река делала резкий поворот, где образовывалась затока. Там Джемма и Чи увидели остатки растений, ветки деревьев, а среди них — две перевернутые лодки с продырявленными днищами и разлагающиеся под палящим солнцем трупы. Над затокой стоял смрад.

Чи забормотал молитву на испанском.

— И мы бы оказались здесь, если бы нас снесло на пороги, — сказала Джемма, прикрывая нос ладонью.

— Нет, эти люди были далеко от порогов, — заметил Чи.

— Верно. Что-то произошло, пока мы выбирались из заварухи.

Ей вспомнилась строчка из одного фантастического романа: «Ужас... Повсюду ужас...».

Джемма потянула на себя дроссель и прибавила скорости. Хотелось оказаться как можно дальше от этого кошмарного места до наступления темноты. Правда, неизвестно, какие ужасы караулят их впереди...

Глава 28

Вашингтон

Когда Перлмуттер позвонил и назначил встречу за завтраком, а не за обедом, Остин обрадовался по двум причинам. Во-первых, желание архивиста-чревоугодника позавтракать в модном заведении на Пенсильвания-авеню означало, что его труды увенчались успехом. А во-вторых, завтрак обойдется дешевле, чем обед из шести блюд. Так рассуждал Остин. Конечно, если Джулиану не придет в голову заказать бордо 1982 года...

— Не думай, что отделаешься завтраком за мои услуги. Обед — за тобой, — сразу же расставил точки над i Перлмуттер.

— Ну конечно, — поспешно согласился Курт, прикидывая, как бы ему оформить кутеж консультанта за счет НУМА, и вздохнул с облегчением, когда его приятель отложил меню в сторону.

— Хорошо. Ну что ж, после того как мы поболтали по телефону, я позвонил своему другу Хосе Ортеге в Севилью. Дон Ортега — один из ведущих экспертов по Колумбу. Мне показалось, что дело не терпит отлагательства, и он указал мне нужное направление поиска.

— Великолепно, Джулиан. Я читал книги Ортеги. Очень любопытные и содержательные. Так он помог?

— И да, и нет. Хосе ответил на одни вопросы, но тут же возникли другие. — Перлмуттер передал Остину документы, полученные из Севильи. — Почитаешь на досуге. А пока, чтобы сберечь твое время, кратко изложу наш разговор с доном Ортегой и содержание этих бумаг.

Перлмуттер быстренько рассказал о сути своих изысканий.

— Пятое плавание... — удивленно повторил Остин. — Это потрясет историков, потребует пересмотреть многие учебники и хрестоматии. А что ты думаешь об этом как профессионал? Письмо поддельное?

Джулиан задумчиво почесал щеку:

— Я читал его несколько раз и все-таки не могу дать определенного ответа, Курт. Если это подделка, то, черт подери, сделанная очень качественно. Я сравнил его с подлинными бумагами Колумба. Стиль, синтаксис, почерк — все совпадает.

— Но, как ты справедливо заметил, зачем кому-то понадобилось красть фальшивку?

— Да, зачем?

Официант принес вино. Перлмуттер посмотрел, как оно играет на свету, вдохнул аромат, зажмурился от удовольствия и сделал глоток.

— Превосходно, — сказал он с блаженной улыбкой. — В тот год был прекрасный урожай.

Остин тоже попробовал вино.

— Придется согласиться с тобой, Джулиан. — Курт отставил бокал в сторону. — Ты упомянул что-то об угрызениях совести Колумба и о «смерти пяти». О чем речь?

В голубых глазах Перлмуттера загорелись огоньки.

— Хм... А ты сразу не понял? Я проработал много материалов из моей библиотеки и наткнулся на записки некоего Гарсиласо де ла Вега. Эта книга кое на что проливает свет. Так вот, де ла Вега утверждает: за семь лет до исторического первого путешествия Колумба у Канарских островов попал в шторм и был выброшен на один из островов испанский корабль. Из семнадцати членов команды спаслись только пятеро. Им удалось починить судно и вернуться в Испанию. Колумб услышал об их приключениях и пригласил потерпевших кораблекрушение к себе в дом, где принял очень радушно. Расчувствовавшись от почестей и угощения, морячки, естественно, начали выкладывать подробности путешествия.

— Неудивительно. Моряки готовы травить байки, даже не пропустив пару стаканчиков.

— То была не дружеская вечеринка, а, несомненно, хорошо спланированная операция. Простаки даже не осознавали, какими бесценными сведениями они располагают. Колумб как раз пытался снарядить экспедицию и искал для этого деньги. А тут — целый кладезь информации. Моряки могли рассказать ему о течениях, о ветрах, указать долготу и длительность пути. Возможно, они упомянули и то, что аборигены носили множество золотых украшений. Опыт этих пятерых доказывал вероятность достижения Китая и Индии, о чем и мечтал Колумб. Он хотел завоевать новые территории для Испании. Колумб не сомневался, что найдет золото, встретится с Великим Ханом и откроет монополию на торговлю пряностями и прочими товарами. Он помнил о славе Марко Поло и считал, что сам способен на большее.

— Ничем не отличается от промышленного шпионажа в наше время, — прокомментировал Остин. — Только вместо установки подслушивающих устройств и прочих хитростей Колумб накачал своих гостей вином.

— Возможно, он накачал гостей не только вином.

Остин удивленно поднял брови.

— Все пятеро после ужина умерли, — трагически произнес Перлмуттер.

— Несварение желудка?

— Да, мне доводилось бывать на обедах, которые могли прикончить кого угодно, но де ла Вега говорит о другом. Он намекает, что моряков отравили, хотя прямо об этом не говорит. У Колумба были могущественные покровители, большие связи. И то, что он обладал некой картой во время первого плавания, — исторический факт. — Джулиан отхлебнул вина. Выдержал для пущего эффекта драматическую паузу. — А что, если карта составлялась на основе информации, полученной от тех незадачливых моряков?

— Возможно. Только ведь Колумб утверждает, что не убивал их.

— Правильно. Он обвинял в смерти этих моряков некое братство или братьев. «Лос эрманос».

— А разве у Колумба не было брата?

— Был. Его звали Бартоломео. Но в письме Колумб употребляет слово во множественном числе — братья.

— Ладно. Предположим, ты прав. Значит, старик Крис пригласил этих пятерых в свой дом, стремясь выведать у них какую-то информацию. А братья предпринимают меры, чтобы от этих парней больше никто ничего не узнал. Колумб, конечно, был способен на многое, но он не убийца. Он оказался во власти случая.

— Считаю такой сценарий вполне правдоподобным.

— А тебе что-нибудь известно о подобном братстве, Джулиан?

— Увы, ничего. Я еще покопаюсь в книгах после завтрака. Говоря о... Ах, тайский рыбный супчик!

Перлмуттер наконец выбрал в меню одно из многочисленных блюд.

— Пока ты будешь заниматься поисками в своей библиотеке, я попрошу Яджера посмотреть в компьютерных файлах, нет ли там чего о братстве.

— Отлично, — сказал Джулиан. — А теперь вопрос к тебе. Ты практик по морской части в отличие от меня, историка-теоретика. Что ты думаешь о torleta, «говорящем камне», описанном в письме Колумба?

— Древние навигационные приборы всегда поражали мое воображение, — ответил Остин. — Я считаю их изобретение и разработку большим скачком в интеллектуальном развитии человечества. Это сейчас достаточно нажать кнопку, чтобы получить сигнал со спутника и определить свое местоположение в любой точке земного шара. Только иногда мне кажется — мы слишком полагаемся на технику. Приборы могут выходить из строя, а мы уже не можем без них обходиться, полагаясь только на звезды или на приливы с отливами.

— Давай забудем об электронике, — перебил Перлмуттер. — Поставь себя на место Колумба. Как бы ты поступил с torleta?

Курт задумался, потом проговорил:

— Вернемся к более раннему путешествию старика Криса. Итак, я на острове. Меня приводят к странному камню с необычными надписями. Аборигены говорят, будто передо мной ключ к сокровищам. Я везу его с собой в Испанию, но там никто не может мне объяснить, что это. Я смотрю на камень с точки зрения простого моряка. Значки на нем несколько напоминают планшет, каким я всю жизнь пользовался в плаваниях. Однако камень слишком массивен, чтобы его перемещать, поэтому я зарисовываю все, что на нем изображено, и у меня получается карта-схема. Остается лишь одна проблема: я не знаю, как ею правильно пользоваться.

— Почему, Курт?

— Нельзя воспользоваться такой штукой, если не имеешь представления о том, как torleta на самом деле выглядит. Правда, предположим, что кто-то даст мне, моряку времен Колумба, настоящую морскую карту, какими мы пользуемся сейчас. Я же узнаю и пойму географические объекты, вот только линии с координатами для меня ничего не будут значить. Ведь в то время я бы ничего не знал о сигналах, посылаемых спутником в определенные точки. Хотя и это не проблема. Знаешь, однажды я оказался в море вне зоны досягаемости спутникового сигнала, и ничего — успешно пользовался традиционными методами ориентации.

— Ясно. Значит, ты хочешь сказать, что torleta древних не очень помогла Колумбу в море.

— Да. В книге Ортеги говорится, что Колумб не слишком доверял навигационным приборам своего времени. А может, он просто не умел толком ими пользоваться и вел навигационное счисление по старинке. В первом путешествии этого было достаточно, но в последнем понадобились точные расчеты. И Колумб нанял кого-то, кто умел пользоваться навигационными инструментами.

— Интересно. Особенно если принять во внимание последнюю часть письма, составленную помощником штурмана «Ниньи».

— Понятно. Колумб нанял работника, как это делается и в наши дни. А теперь моя очередь задать вопрос. Как думаешь, что случилось с камнем в дальнейшем?

— Я еще раз позвонил дону Ортеге и попросил прояснить ситуацию с камнем. По его мнению, камень достался Луису Колумбу и был продан беспутным наследником адмирала. Ортега обещал связаться с музеями и университетами Испании, а если поиски ничего не дадут, Хосе обратится и в другие страны.

Остин задумался над тем, как Колумбу удалось вернуться на «Нинью», хорошо послужившую ему в предыдущих путешествиях.

— После завтрака я позвоню моей подруге — археологу доктору Кирофф и спрошу, не слышала ли она о подобной находке. — Курт усмехнулся и продолжил: — Странно, правда? Мы ищем ключ к убийствам, случившимся сейчас, в событиях многовековой давности.

— Ничего странного. Из собственного опыта знаю, что прошлое и настоящее очень схожи. Войны, голод, стихийные бедствия, революции, чума, геноцид... Все повторяется, меняются только лица. Однако хватит мрачных рассуждений. Перейдем к более приятным вещам, — проговорил Перлмуттер, плотоядно улыбаясь. — Официант несет следующее блюдо.

Глава 29

Сан-Антонио

Техас

Пока Остин наслаждался роскошным завтраком в компании приятеля-гурмана, Джо Завала довольствовался пончиком в кофейне на Пасео-дель-Рио — живописном районе Сан-Антонио, любимом туристами. Завала посмотрел на часы, допил кофе и отправился в деловую часть города. Ему предстояла важная встреча.

Яджер творил чудеса с компьютером, но даже он признал, что «Тайм квест» — крепкий орешек. Иногда способность человеческого мозга анализировать нюансы куда более эффективна, чем самая изощренная техника.

Через пару минут Завала выходил из лифта на нужном этаже. Стены огромного холла были увешаны фотографиями археологических чудес мира. Прямо под изображением Великой пирамиды стоял хромированный стол, казавшийся здесь абсолютно неуместным. Но еще более духу древних находок не соответствовала яркая брюнетка лет двадцати девяти за этим столом.

Завала представился, протянув девушке визитную карточку.

— Ах да. Мистер Завала, писатель-путешественник, — прощебетала она. — Вы звонили вчера. — Брюнетка заглянула в ежедневник, затем нажала селекторную кнопку и сообщила о посетителе. — Мисс Харпер примет вас через минуту. Вам повезло: обычно нужно записываться на прием заранее. Просто сегодня неожиданно отменилась одна встреча.

— Благодарю. Как я уже объяснил по телефону, все решилось в последнюю минуту. Я собирался написать о ночной жизни в Сан-Антонио и вдруг подумал, что мог бы заодно совместить две темы, рассказав в статье и о туристических достопримечательностях.

Девушка дружелюбно улыбнулась:

— Задержитесь после разговора с мисс Харпер, и я смогу показать вам парочку модных местечек.

Секретарша была молодой и очень привлекательной, так что Завала удивился бы, если бы она не знала увеселительных заведений.

— Большое спасибо, — произнес Джо бархатным голосом. — Вы бы мне очень помогли.

Директор «Тайм квест» по связям с общественностью Филлис Харпер оказалась симпатичной, элегантно одетой женщиной лет сорока, с правильными чертами лица. Она внезапно возникла рядом с Завалой, уверенно взяла его за руку и стремительно провела в кабинет. Из окон помещения открывался панорамный вид на город. Мисс Харпер и Завала присели у кофейного столика.

— Спасибо за проявленный интерес к «Тайм квест», мистер Завала. Заранее прошу извинить за то, что могу уделить вам всего несколько минут. Мелоди, вероятно, сказала вам: у меня очень плотный график.

— Да, конечно. А я, в свою очередь, хочу поблагодарить вас за то, что все-таки выкроили для меня время. Понимаю, вы очень заняты.

— У меня пятнадцать минут до встречи с исполнительным директором. Чтобы не тратить время зря, я, пожалуй, отведу десять минут на быстрое сообщение и пять минут на ваши вопросы. Пресс-релиз о нашей организации очень информативен.

Завала достал из кармана пиджака диктофон и блокнот:

— Прекрасно. Прошу вас, начинайте.

Харпер одарила Завалу ослепительной улыбкой, и тут Джо подумал: насколько зрелая женщина может быть соблазнительнее молоденькой, еще не вполне сформировавшейся красотки.

— "Тайм квест" — некоммерческая корпорация. У нас несколько целей. Мы выступаем за понимание настоящего и подготовку к будущему через изучение прошлого. Другая наша цель — образовательная, которую мы осуществляем через внутришкольные программы изучения мира и работу на пленэре. Мы даем обычным людям шанс устроить себе каникулы с приключениями. Многие из наших добровольцев — пенсионеры, поэтому мы для них — способ осуществления мечты всей жизни. Кроме того, мы поддерживаем археологические, культурные, антропологические экспедиции, — с милой улыбкой продолжала мисс Харпер. — Университеты часто обращаются к нам за помощью, и мы рады этому. Мы используем деньги, которые платят добровольцы, так что большинство экспедиций — самофинансирующиеся. Мы приглашаем экспертов и помогаем оплатить их услуги. Наша организация спонсировала экспедиции во все уголки земного шара. Взамен мы просим всего лишь сообщать нам о каких-либо уникальных находках. Многие считают такую просьбу незначительной, учитывая то, что они получают. Есть вопросы?

— Как была основана организация?

Мисс Харпер указала вверх:

— Мы — некоммерческий придаток компании, которая занимает шесть этажей прямо над нами.

— И это?..

— "Алкон индастрис".

Алкон. «Сокол» по-испански. Завала покачал головой:

— Не слышал о такой компании.

— Корпорация имеет много подразделений, и мы — одно из них. Большая часть доходов компании поступает от угледобычи, а также перевозки грузов, разведения скота, нефти и производства мохера.

— Да. Обширные и весьма разнообразные интересы. У компании несколько совладельцев?

— Нет. Всем владеет мистер Алкон.

— Однако какой разброс интересов: от добычи угля до добычи предметов искусства...

— На первый взгляд может показаться странным, но если вдуматься — ничего необычного здесь нет. Например, фонд Форда финансировал эзотерические исследования, а они не имеют никакого отношения к производству автомобилей. Насколько мне известно, мистер Алкон — археолог-любитель. Стать ученым ему не удалось, так как у него в большей степени проявился талант бизнесмена-промышленника.

Джо понимающе кивнул.

— Балкон, похоже, незаурядная личность. А нельзя ли как-нибудь взять у него интервью? Не могли бы вы помочь?

— Думаю, скорее удастся поговорить с Генри Фордом. — Мисс Харпер снова ослепительно улыбнулась. — Поймите, я не пытаюсь отделаться от вас. Просто мистер Алкон — очень закрытый человек.

— Понимаю.

Мисс Харпер взглянула на часы.

— Боюсь, мне пора. — Она взяла со стола толстую папку. — Вот наш пресс-релиз. Почитайте. Возникнут вопросы — звоните. Буду рада устроить вам встречу с нашими добровольцами, чтобы вы могли услышать об их опыте из первых рук.

— Было бы здорово. А может, и мне отправиться в экспедицию? Это не опасно?

Филлис Харпер удивленно посмотрела на гостя:

— Умение заботиться о безопасности клиентов — наша гордость. Даже в самых отдаленных точках земного шара безопасность членов экспедиции — наша главная задача. У нашей организации прекрасная репутация. Не забывайте, большинство добровольцев — пенсионеры. Быть членом нашей экспедиции намного безопаснее, чем переходить улицу в Сан-Антонио.

— Я запомню это, — сказал Завала, подумав, действительно ли Харпер ничего не знает о том, что происходит в организации.

— В папке вы найдете календарь предстоящих экспедиций. Дайте мне знать, если вас что-нибудь заинтересует. Посмотрим, что можно будет сделать.

Директор проводила Джо до холла, пожала на прощание руку и исчезла в коридоре.

— Ну, как прошла беседа? — с улыбкой поинтересовалась Мелоди.

— Коротко и ясно, — ответил Завала. — Мисс Харпер напомнила мне персонаж одного старого фильма, который не говорил, а будто строчил из пулемета.

Мелоди кокетливо склонила голову и прочирикала:

— В Сан-Антонио полно ночных клубов.

— Спасибо, что напомнили. Я ищу какое-нибудь местечко, где тусуется молодежь. Если у вас нет других планов, давайте встретимся за ленчем и поговорим о ночной жизни города.

— Недалеко отсюда отличный ресторан. Мы могли бы встретиться там, скажем, в двенадцать.

Завала сделал пометку в блокноте и отправился к лифту. Внизу в холле он воспользовался справочной и записал все подразделения «Алкон индастрис». Их было восемь. Как и говорила директор по связям с общественностью, они занимались главным образом угледобычей и грузоперевозками. Джо поднялся в лифте этажом выше «Тайм квест» и оказался в большом холле, стены которого украшали монументальные картины. Секретарю он сказал, что ошибся этажом и снова вошел в кабину лифта.

Таким образом Завала побывал на всех этажах, где располагались компании, входящие в «Алкон индастрис». Офисы походили один на другой. Отличались только сюжеты картин. И секретарши в приемных были молодые и привлекательные. Остался последний офис. Джо нажал кнопку. Лифт прошел мимо этажа и остановился выше. Завала оказался в юридической конторе.

— Простите, — обратился он к самой обыкновенной секретарше. — Я нажал кнопу этажа, находящегося под вами, а попал сюда.

— Так часто случается. Этаж под нами — офис администрации «Алкон индастрис». Чтобы попасть в офис, нужно знать специальный код.

— Спасибо. Если мне когда-нибудь понадобится юридическая помощь, буду знать, куда обратиться.

Джо вернулся вниз, надеясь, что не привлек внимания охранников своим катанием на лифте. Он вышел из здания, сел в такси, затем пересел в другую машину, чтобы убедиться — за ним нет «хвоста», и решил убить время до встречи с Мелоди в книжном магазине.

Ресторан назывался «Бомбоубежище». Зал был оформлен в стиле пятидесятых. Мелоди рассказала, что она из Техаса, а в «Тайм квест» работает около года.

— Мисс Харпер упомянула мистера Алкона. Похоже, он парень не промах. Ты когда-нибудь встречалась с ним?

— Лично — нет, но вообще вижу его каждый день. Обычно я задерживаюсь в офисе на час, чтобы позаниматься. Учусь на юридических курсах и не собираюсь всю жизнь сидеть в секретаршах. Мистер Алкон тоже всегда задерживается. Поэтому получается, что мы с ним уходим в одно и то же время. Он пользуется личным лифтом, а внизу его ждет лимузин.

Еще Мелоди слышала, будто мистер Алкон живет за городом, а больше она ничего не знала.

— Как он выглядит? — спросил Завала.

— Смуглый, поджарый, богатый. Красивый настолько, что мурашки по коже бегут. — Девушка рассмеялась. — А может, это освещение такое в гараже.

Мелоди оказалась достаточно образованной и умной. Завала почувствовал себя счастливым мальчишкой, заполучив номер ее телефона, чтобы договориться о вылазке по ночным клубам. После ленча Джо пошел в библиотеку и нашел в Интернете сайт «Алкон индастрис». Информация совпадала с тем, что ему рассказывала мисс Харпер. Затем Завала взял напрокат неприметный автомобиль и купил туристический справочник по Аламо. Пожалуй, стоит освежить знания по истории Техаса, пока наступит час рандеву с таинственным мистером Алконом.

Глава 30

Кембридж

Массачусетс

Нина Кирофф с улыбкой положила телефонную трубку. Какой интересной стала жизнь с момента встречи с Куртом Остином! Если платиновый блондин с чудесным лучистым взглядом и не спасал ее от бандитов в Марокко или не прикрывал в опасной операции в Аризоне, то в любом случае возникал неожиданно и с необычными просьбами вроде этой: найти что-нибудь о некоем предмете древнего искусства, вероятно, изготовленном из камня, возможно, привезенном Колумбом с Ямайки и, может быть, являющемся чем-то вроде навигационного прибора и все еще находящемся в Испании.

«Вот бы услышал это док», — подумала Нина. Док — это доктор Джей Лайнус Орвиль, профессор из Гарварда, известный во всем мире этнолог, специализирующийся на латиноамериканской культуре. В Кембридже его считали блестящим ученым, хотя немножко и чокнутым.

Не каждый маститый профессор вздумает разъезжать по центральной площади на старом тарахтящем «харлее». А несколько лет назад Орвиль прославился тем, что публично заявил: он верит в НЛО и общался с людьми, которых похищали пришельцы. Таким образом его телефонный номер стал известен всем репортерам газет, пишущих о сверхъестественных явлениях. Когда нужно было быстренько состряпать материал о чем-либо, касающемся Вселенной или предзнаменований и таинственных исчезновений, журналисты обращались к старине доку — профессору из Гарварда.

Однако Орвиль тщательно отделял свои эзотерические интересы от академической науки. Впрочем, в Гарварде лояльно относились к чудачествам профессора. В каждом университете есть свои чудаки. Но что касается своей области знаний, здесь док обладал непререкаемым авторитетом. Некоторые давно подметили: блеск в глазах профессора Орвиля вовсе не признак сумасшествия, а просто живой интерес к жизни. И все разговоры о сверхъестественном — хорошо просчитанная эксцентричность. Благодаря этому женщины всегда проявляли интерес к доку, и его часто приглашали на вечеринки.

На одной из таких вечеринок Кирофф и познакомилась с Орвилем. Он буквально отодвинул в сторону симпатичную аспирантку, с которой вел светскую беседу, и целенаправленно пошел через зал к Нине. Она не знала его прежде, но сразу поняла, кто перед ней, по копне длинных рыжих волос. Студенты определяли стиль профессора как «ретро-Эйнштейн». К тому моменту Орвилю уже надоели пришельцы, и теперь он взялся развлекать Нину разговорами о прошлых жизнях.

Кирофф слушала внимательно, а потом спросила:

— Почему бы тогда не стать королевскими особами? А ведь большинство оказываются бедными крестьянами, с трудом добывающими себе гроши на жизнь.

— Ага-а, — протянул профессор, сверкнув глазами. — Опасная женщина. Думающая. Ответ очень прост. Эти люди сами выбирают, в чье тело вселить свою душу в новой жизни. Что скажете?

— Скажу, что все это полная чушь, а еще я думаю, что мне нужно налить вина. Предпочитаю красное.

— Очаровательно, — сказал профессор и понесся к стойке бара.

Через минуту он вернулся с бокалом вина и тарелкой креветок.

— Давайте не будем больше говорить о прошлых жизнях, — предложил Орвиль. — Я использую эту тему, чтобы знакомиться с потрясающими женщинами.

— В самом деле? — Нина поразилась такой откровенности.

— И чтобы получать приглашения на вечеринки. Это срабатывает. И вот я здесь. Точнее, мы здесь.

— Я разочарована. А мне говорили, будто вы одержимый.

— Господь с вами, — со вздохом ответил профессор. — Видите ли, ученые — такой скучный, занудный народ. Мы слишком серьезно воспринимаем себя. Почему бы как-то не выделиться из толпы?

— Значит, разговоры о похищенных пришельцами... это только притворство?

— О Господи, нет! Я в самом деле верю в то, что они верят — их похищали. Некоторые из моих коллег тоже верят. И сожалеют, что их не похитили. Однако давайте поговорим о вас. Я слышал много хорошего о вашей работе.

Они беседовали долго. Под маской безумного профессора скрывался любопытный человек, к тому же способный искренне интересоваться жизнью и работой другого. Романтического знакомства не получилось, как хотелось бы Орвилю, но вышло гораздо лучше: они стали друзьями и коллегами, уважающими друг друга.

— Орвиль, — раздался голос в трубке. Док не имел привычки здороваться.

— Привет, док. Это Нина. Мне нужна помощь в одном весьма необычном, даже странном деле.

— Странные дела — мой профиль. Чем могу помочь?

Нина изложила просьбу Остина.

— Знаешь, эта тема мне кажется отдаленно знакомой.

— Ты не шутишь, док?

— Нет-нет-нет. Нечто подобное есть в моих файлах.

* * *

Орвиль воображал себя современным Чарльзом Фортом, журналистом начала двадцатого века, собиравшим истории о необычных происшествиях вроде красного снега или падающих с неба лягушек.

— И почему это меня не удивляет? — заметила Нина.

— Я часто пересматриваю файлы. Никогда не знаешь, кому еще придет в голову задать какой-нибудь сумасшедший вопрос.

Орвиль неожиданно положил трубку. Привычки прощаться у него тоже не было. Нина недоуменно пожала плечами и вернулась к работе. Вскоре зажужжал факс, и из него медленно выполз один лист. Вверху была приписка, сделанная рукой Орвиля: «Ищите и обрящете. С любовью, док». Он прислал копию газетной страницы «Бостон глоуб», датированную мартом 1956 года.

Таинственная итальянская находка на пути в Америку Генуя, Италия.

Таинственная каменная глыба, найденная в пыльном подвале музея, возможно, скоро откроет свои древние секреты.

Камень, покрытый барельефами человеческих фигур в полный рост и странными надписями, был обнаружен в Музее археологии во Флоренции в марте этого года.

Сейчас находку готовят к отправке в Соединенные Штаты для полного исследования.

Музей планировал устроить экспозицию под названием «Сокровища из запасников», чтобы показать всему свету произведения искусства, десятилетиями скрываемые от публики.

Каменная глыба имеет четырехугольную форму. Можно предположить, что когда-то она была частью стены. Ее высота более шести футов, ширина — четыре фута, толщина — фут.

Необычные барельефы породили споры в научной среде. Некоторые ученые полагают, что фигуры и надписи выполнены, вероятно, племенем майя, то есть относятся к культуре Центральной Америки.

— Невелика тайна, — заявляет доктор Стефано Галло, главный куратор музея. — Даже если это образец искусства майя, он мог быть привезен из Америки испанскими конкистадорами. Зачем они везли такой груз через океан — другой вопрос. Испанцев интересовали золото и рыба, а не археология. Значит, кто-то все же посчитал этот камень ценным, раз его решили перевезти на такое расстояние. Это не миниатюрная статуэтка, какую мог бы взять себе любой солдат в качестве сувенира.

Попытки точно установить происхождение этого предмета древнего искусства не увенчались успехом. В каталогах музея сказано, что камень был подарен семье Альберти для установки в их поместье. Семья Альберти происходит от знатного дворянского рода времен Фердинанда и Изабеллы, проживавшего в Генуе. В свое время семейство приобрело много бумаг Колумба у его внука Луиса Колумба.

Однако специалисты не нашли ни в одном описании четырех путешествий Колумба упоминания о данном объекте искусства.

Камень скоро отправится в музей Пибоди при Гарвардском университете для изучения американскими экспертами. Ценная находка совершит путешествие на борту роскошного итальянского лайнера «Андреа Дориа».

Ввиду внушительного размера и веса камень будет транспортирован в бронированном грузовике вместе с другими ценными предметами.

Газетная статья сопровождалась фотографией каменной глыбы, снятой со значительного расстояния, чтобы она вся поместилась. Рядом с камнем стоял человек, казавшийся по сравнению с древней махиной карликом. Фотограф, видимо, специально поставил его, чтобы можно было представить всю огромность камня. Снимок был не очень четким. Нина разглядела еле различимые знаки и фигуры. Попробовала воспользоваться лупой. Еще хуже. Просто увеличилась зернистость снимка. Кирофф позвонила доку.

— Что думаешь? — спросил он сразу.

— Важно, что ты думаешь. Ты — эксперт в этой области.

— Ты права, — ответил Орвиль, не страдавший излишней скромностью. — Трудно судить, не видя реального объекта, но мне это напоминает текст Дрезденского кодекса — одной из тех немногих книг майя, что не сожгли испанцы. Мне кажется, это страницы календаря, циклы планеты Венеры и так далее. Венера играла большую роль в жизни постклассических майя. Планета олицетворяла Кукулькана, светлокожего бородатого бога, которого тольтеки звали Кецалькоатль, Пернатый Змей. Майя рассчитывали движение Венеры практически до секунды. Больше труд, но сказать, не видя самого камня.

— Неужели?

— Да, пока не увижу хорошую фотографию или рисунок.

— А как насчет комментария профессора Галло, что этот предмет не великая тайна?

— Он абсолютно прав. Подумаешь, образец культуры майя обнаружился в Италии. И что с того? Ты же не удивляешься, увидев в Британском музее скульптуры из Парфенона. Важнее, как предмет попал в то или иное место, а не откуда.

— А что ты думаешь о письме Колумба, про которое я рассказывала? Там упомянут предмет, похожий на каменную глыбу. Это может быть связано с покупкой документов Колумба семьей Альберти.

— Нельзя делать выводы на основе газетных статей. Кроме того, есть сомнения и в подлинности письма. Нужны веские доказательства. Хотя не удивлюсь, если окажется, что Колумб привез каменную громадину, а никто больше об этом не узнал. Поступок в его духе. Адмирал умел быть скрытным. Только все же не надо забывать — мы ученые, а не сочинители популярных полуфантастических романов.

Орвиль прав: нельзя делать скоропалительные выводы.

— Профессор из Италии верно заметил, — сказала Нина. — Испанцев интересовала нажива, а не наука. Все бы отдала, чтобы увидеть камень собственными глазами.

— Гм. Присоединяюсь к твоему желанию. Но к сожалению, этот предмет не так легко заполучить.

— О Господи! Какая же я идиотка! «Андреа Дориа»! Он столкнулся с другим кораблем.

— Верно. Со «Стокгольмом». Значит, в результате катастрофы интересующий нас предмет погрузился на дно Атлантического океана. Жаль. А какая пикантная история могла бы получиться. В газетах — заголовки крупным шрифтом «Чокнутый профессор снова всех поразил» и прочее.

— Уверена, ты еще откопаешь что-нибудь удивительное, — с искренней симпатией произнесла Нина. — Спасибо за помощь, Док.

— Был рад поговорить.

Едва положив трубку, Кирофф снова набрала номер. Теперь она позвонила в «Бостон геральд» и попросила соединить ее с отделом новостей.

— Здравствуй, Кей Ти. Это твой знакомый археолог. Хочу попросить об одной услуге. Найдется свободная минутка?

— Для вас, доктор Кирофф, у меня всегда есть время. Чем могу помочь?

Кей Ти Причард также пользовалась услугами Нины. Доктор Кирофф помогла журналистке собрать материал для целой серии статей о том, как Бостонский музей изящных искусств купил краденую этрусскую вазу, не зная о ее происхождении. Поэтому Кей Ти всегда была готова отплатить услугой за услугу. Нина попросила журналистку поискать любое упоминание о перевозке некоего предмета искусства на борту «Андреа Дориа».

— Я покопаюсь в архиве и перезвоню.

Кей Ти перезвонила через час.

— Быстро, — удивилась Нина.

— Чудеса техники. Об «Андреа Дориа» написано очень много в связи со столкновением. Корабль действительно перевозил ценные грузы. Он, пожалуй, сам походил на плавучий музей. Однако в книгах нет того, о чем ты хотела узнать. Поэтому я погрузилась в статьи, написанные к годовщинам трагедии. Знаешь, журналисты любят поднимать такие темы, когда с новостями становится туговато. Так вот, нашлась статья, посвященная тридцатой годовщине. В ней развивается тема «трусов и героев». Ведь некоторые члены команды спасали свои шкуры, а другие достойны медалей. Журналист взял интервью у одного из таких храбрецов. Он был стюардом. Ты вроде бы говорила, что интересующий тебя предмет перевозили вбронированном грузовике?

— Да-да. Так было написано в Ассошиэйтед Пресс.

— Гм. В общем, этот стюард видел, как бронированный грузовик грабили, когда корабль начал тонуть.

— Грабили?

— Да. Группа вооруженных людей.

— Невероятно! А что еще он сказал?

— Ничего. Он утверждал, что отправился вниз в гараж за домкратом. Чтобы освободить кого-то из потерпевших. Я звонила парню, который брал интервью, Чарли Флинну. Неплохой репортер, он сейчас на пенсии. Тогда Флинн пытался вытащить из парня побольше информации, но, к сожалению, ничего не получилось. А какой материал! Тонущий корабль, люди в масках, драма в гараже... Чарли сказал, что стюард упорно не хотел вдаваться в подробности, сменил тему разговора. Выглядел расстроенным и просил не распространяться о грузовике в статье. Чарли беседовал с несколькими спасшимися пассажирами «Андреа Дориа», но никто ничего не слышал о трагедии в гараже.

— А как звали стюарда?

— Я отправлю тебе всю информацию по факсу. А имя парня — Анжело Донателли. Итальянец.

— Есть его адрес?

— Да, он живет в Нью-Йорке. Чарли сказал, что Донателли владеет отличным рестораном. Ну как, доктор Кирофф, получится статья?

— Не уверена, Кей Ти. Впрочем, узнаешь первой, если наклюнется нечто стоящее.

— Больше мне и не надо. Звони в любое время.

Нина еще долго размышляла над полученной информацией, пытаясь проследить хоть какую-то связь между древней каменной глыбой, найденной Колумбом, трагическим столкновением в море и ужасной гибелью экспедиции в Марокко. Бесполезно. Ничего не получается. Легче определить, в каком году умерла бабушка швейцара[94]. Она оставила бесплодные рассуждения и позвонила Курту Остину.

Глава 31

Вашингтон

Округ Колумбия

Отыскать Анжело Донателли оказалось на удивление легко. Остин быстро нашел в Интернете штук пятнадцать статей, включая такое солидное издание, как «Бизнес уик», где упоминался мистер Донателли. Одна из статей подробно рассказывала о его триумфальном продвижении по карьерной лестнице — от официанта коктейль-бара до владельца одного из самых фешенебельных ресторанов Нью-Йорка. Здесь же помешалась фотография Донателли и его шеф-повара. На снимке седовласый господин средних лет больше походил на рафинированного европейского дипломата, чем на ресторатора.

Курт позвонил в справочную Манхэттена и уже через минуту разговаривал с помощником менеджера ресторана.

— Мистера Донателли сегодня нет, — вежливо ответил женский голос.

— А когда его можно застать?

— Он должен вернуться из Нантакета завтра. Попробуйте позвонить после трех.

Нантакет. Остин хорошо знал этот остров. Он не раз бывал там по дороге в штат Мэн. Попытки узнать телефонный номер Донателли в Нантакете ни к чему не привели: его не было в телефонных справочниках. Через несколько минут Остин разговаривал с лейтенантом полиции Нантакета. Курт представился сотрудником НУМА и попросил связать его с мистером Донателли.

Офицер подтвердил, что у мистера Донателли имеется летний дом на острове, и недовольно поинтересовался:

— А что это Национальному агентству подводных исследований понадобилось от мистера Донателли?

— Мы собираем материалы о крупных столкновениях на море. Мистер Донателли находился на борту судна во время одного из таких столкновений.

— А, слышал об этом. Я разговаривал с Донателли несколько раз. Отличный парень.

— Я пытался дозвониться, но его номера нет в справочнике.

— Конечно, нет. Люди строят здесь дома, чтобы по-настоящему наслаждаться частной жизнью.

— Вероятно, я прилечу сегодня на остров и постараюсь встретиться с ним.

— Вот что я скажу. Когда доберетесь, зайдите в полицейский участок на Уотер-стрит и спросите меня. Покажу на карте дом мистера Донателли.

«Отличный коп, — подумал Остин. — Не стал разглашать сведения о состоятельных гражданах, имеющих частную собственность на острове, не проверив лично, кто прибывает».

Через пару часов Остин летел к острову на борту небольшого самолета, регулярно совершающего рейсы между Вашингтоном и Нантакетом. Теперь у Курта нашлось время просмотреть файл, присланный Яджером. Информация касалась тайного братства шестнадцатого века, о котором они говорили с Перлмуттером. Остин хотел узнать, существует ли связь между «Лос эрманос» и Христофором Колумбом. Итак, Курт приступил к чтению:

Привет, Курт.

Думаю, я нашел то, что нужно! Информации о тайных обществах предостаточно, но необходимость установить связь Колумба с этими обществами сузила круг поиска. При просмотре очередного файла мое внимание привлекла небольшая сноска. Там вскользь упоминалось о возможной связи Колумба с организацией под названием «Братство святого меча истины». Подтверждения, был ли он на самом деле членом этого общества, нет. Возможно, не был.

Братство было основано в 1400-х годах во времена испанской инквизиции человеком по имени Эрнандо Перес. Он являлся главой могущественного монастыря и был известен экстремистскими взглядами. Самобичевание и власяницы — вот его стиль.

По взглядам он был более правым, чем сам глава инквизиции Торквемада.

Перес был просто безумцем. Насилие, убийства — он ничем не гнушался ради достижения своих целей. Перес провозгласил полную свободу действий для своих молодчиков, а пролитая кровь еретиков якобы смывала грех. Кстати, таким образом Перес и его приспешники недурно обогатились. Добычей, отнятой у жертв, они делились с инквизицией. Братство действовало скрытно, отыскивая неверных и отдавая их в лапы инквизиторов. Ересь виделась им повсюду. Например, в те времена запросто можно было попасть на костер, заявив, что Колумб открыл Америку. В Библии же ничего не говорилось ни о какой Америке! Это открытие разрушало всю историю Адама и Евы. Поэтому, когда Колумб объявил о том, что доплыл то ли до Индии, то ли до Китая, власти с ним согласились.

Главное — политика. В Испании церковь и государство представляли собой единое целое. Если кто-то подвергал сомнению церковные догмы, это являлось посягательством на трон. Усомнившись однажды в учении церкви в части, касающейся географии, умник мог бы дойти и до вопроса: почему народ голодает, а король и епископы купаются в роскоши? А там, глядишь, и толпы черни двинутся к королевскому дворцу.

На карту было поставлено очень многое. Испания желала заполучить богатство Нового Света единолично. Если бы другие страны смогли доказать, что Колумб не первым открыл Индию, то противники Испании — например, Португалия — могли бы предъявить претензии на новые земли и богатства. Добытое же золото позволило бы построить новые военные корабли и снарядить армии, так что, по сути, речь шла о доминировании в Европе. Вот потому инквизиция и объявила ересью саму мысль о существовании какого-то отдельного континента со своей цивилизацией, да к тому же контактировавшего со Старым Светом до Колумба.

Чтобы убедиться во вредности этих идей, король послал Америго Веспуччи с тайной миссией проверить открытия Колумба. Когда же Веспуччи доказал, что Колумб открыл не короткий путь в Индию, а новый континент и к тому же оказался там не первым гостем, его объявили еретиком и заставили от всего отречься. Таким образом, получается, что испанцы все-таки признали существование контактов между Старым и Новым Светом еще до Колумба. Торквемада, старый хитрец, заявил, что даже если индейцы и встречали путешественника с запада, которого они прозвали Кецалькоатлем, то он наверняка был белым и непременно испанцем. Поэтому еще до рождения Колумба у Испании имелись права на новые территории.

Я проверил факт гибели пятерых моряков после ужина у Колумба. Доказательств причастности братства к этому нет. Могло быть просто пищевое отравление. После 1600 года сведений о братстве нет. Возможно, они прекратили свое существование вместе с отменой инквизиции. Надеюсь, собранная мной информация тебе поможет.

Остальные бумаги, присланные Яджером, были копиями различных документов. Остин отдал должное компьютерному гению — он проделал огромную работу. Прекрасно составленный отчет о «Лос эрманос». Одна проблема — братство не существует уже более трехсот лет.

По бортовому радио объявили о посадке. В аэропорту Остин взял напрокат автомобиль и отправился в город, быстро доехав до Уотер-стрит, где и отыскал лейтенанта Коффина. Лейтенант — высокий, стройный, с облупившимся носом — просто рот открыл от удивления, когда Курт представился.

— А вы очень спешили, — сказал лейтенант, окидывая гостя взглядом. — Что, у парней из НУМА есть собственные самолеты?

— У некоторых есть, а мне повезло сесть на ближайший рейс. Хороший повод исчезнуть из Вашингтона.

— Правильно. Остров прекрасен в это время года. Здесь нет толп народа. — Коффин подозрительно прищурил карие глаза. — Я звонил в НУМА после разговора с вами.

— Не могу винить вас за это.

— Сюда легко попасть, и мы не можем быть слишком беспечными. В Нантакете живет много богатых людей, которые платят высокие налоги. Конечно, жулик не станет спрашивать у полицейского, где находится подходящий для ограбления богатый дом. Только все равно хорошо, что вы зашли в участок. Я покажу вам дорогу.

Лейтенант взял туристическую карту и нарисовал на ней желтым маркером, как проехать к дому Донателли.

Следуя указаниям полицейского, Остин свернул на узкую извилистую дорогу, миновал сосновый бор, пару ферм и оказался на песчаной дороге. Повсюду чувствовался сильный запах моря. Вдруг из тумана показался большой дом. Похоже, здесь никого нет. В окнах не горит свет, не видно автомобилей. Остин заглушил мотор и пошел по дорожке вдоль ухоженной лужайки. Позвонил в дверь. Нет ответа. А что, если мистер Донателли переменил планы и вернулся в Нью-Йорк раньше, чем предполагалось?

Курт нахмурился. Только этого не хватало. Столько времени потрачено впустую. Интересно, когда ближайший рейс на Вашингтон? Хорошо бы выбраться отсюда побыстрее. С этими мыслями Остин решил обойти дом вокруг. Архитектор сумел органично вписать в архитектуру элементы итальянского стиля наряду с традиционной для этих мест отделкой. Во всем проглядывался хороший вкус.

Позади дома раскинулся внушительных размеров сад и детская площадка с качелями и горкой. Остин подошел к скале и с минуту смотрел на изуродованную штормами лестницу, ведущую к пляжу. Курт обернулся, посмотрел на дом. Сквозь туман здание едва виднелось.

Решив, что сделал все возможное, Остин вернулся к машине и написал записку мистеру Донателли, где просил позвонить как можно скорее по указанному телефону. Примитивный способ связи, но может сработать. Остин поднялся на крыльцо и засунул записку под медное дверное кольцо, надеясь, что бумагу не унесет ветром. Он уже собрался повернуться и уйти, как вдруг почувствовал: в шею уперлось нечто металлическое и холодное, щелкнул снимаемый предохранитель. Можно не сомневаться, это крупнокалиберное ружье. И дальше — ни звука, ни шороха.

— Руки вверх, — резким голосом проговорил кто-то. — Не оборачиваться.

Человек говорил с акцентом. Остин медленно поднял руки:

— Мистер Донателли?

— Не разговаривать, — твердо добавил человек и подтвердил серьезность намерений резким толчком в шею.

Затем этот кто-то ловко достал из кармана пиджака Остина бумажник и приказал подняться по лестнице, ведущей на террасу второго этажа. В туманных сумерках Курт не мог разглядеть того, кто изучал его документы. Но вот появился еще один человек, с зажженной сигаретой. Запахло крепким табаком.

— Садись, — приказал человек с ружьем.

Остин опустился в плетеное кресло, влажное от вечерней сырости. Мужчина, пленивший Курта, не опуская ружья, заговорил со вторым человеком по-итальянски. С минуту они совещались.

— Кто вы? — спросил куривший.

— Меня зовут Курт Остин. Я сотрудник Национального агентства подводных исследований.

Последовала пауза. Через минуту незнакомец снова заговорил:

— А вы последовательны. То же самое вы рассказали и лейтенанту Коффину.

— Вы говорили с лейтенантом?

— А как же! Полиция заботится о спокойствии граждан, проводящих лето на острове. Особенно тех, кто не скупится на покупку новой техники для участка. Я потребовал, чтобы он сообщал мне лично, если кто-то будет меня разыскивать. Лейтенант даже хотел приехать сюда вместе с вами. Я отказался. Убедил, что справлюсь с ситуацией сам.

— Значит, я не ошибся. Вы мистер Донателли.

— Здесь я задаю вопросы. Кто вы на самом деле?

— Вы же нашли мои документы в бумажнике.

— Документы можно подделать.

Похоже, Донателли очень недоверчив.

— Лейтенант Коффин связывался с НУМА и может подтвердить, что я именно тот, за кого себя выдаю.

— Не сомневаюсь в этом. И все-таки меня интересует, кто вы на самом деле.

Остин начал терять терпение:

— Не понимаю, чего вы хотите, мистер Донателли.

— Почему такое солидное правительственное учреждение, как НУМА, интересуется мной? Я всего лишь владелец ресторана в Нью-Йорке. Единственное, что меня связывает с морем, — Фултонский рыбный рынок, где мы закупаем морепродукты.

— Вы были на борту «Андреа Дориа».

— Лейтенант Коффин тоже говорил, что вы упоминали «Дориа». Это не новость, не так ли?

— Мы надеемся, вы сможете нам помочь в одном деле.

— Объясните, что за дело, мистер Остин. Можете опустить руки, но не забывайте — мой кузен Антонио, как и всякий сицилиец, прекрасно владеет оружием.

— Тогда, прежде чем я начну, мистер Донателли, объясните своему кузену, что его пушка окажется далеко-далеко, если он еще раз ткнет ею мне в шею!

Конечно, осуществить угрозу Остин вряд ли бы смог, однако день выдался трудным, а кузен с ружьем порядком поднадоел. Донателли что-то сказал родственнику по-итальянски, и тот отошел в сторону, по-прежнему держа Курта на мушке.

— А теперь рассказывайте, мистер Остин, — проговорил Донателли, прикуривая следующую сигарету.

— Все началось в Марокко, — начал Курт и постепенно изложил все детали истории, включая то, как он вышел на Донателли. — Один из наших сотрудников наткнулся на ваше имя в газетной статье. Когда я узнал, будто вы видели, как вооруженная банда грабила бронированный грузовик, то решил переговорить с вами.

Донателли молчал, потом что-то сказал кузену. Тот медленно вошел в дом. Через секунду в окнах загорелся свет.

— Пойдемте в дом, мистер Остин. Здесь сыро. А это плохо действует на мои суставы. И прошу меня извинить. Я думал, вы один из них. Но они не стали бы утруждаться сочинением такой невероятной истории. Поэтому полагаю, вы не лжете...

Остин вошел внутрь. Донателли предложил ему сесть в кресло у камина, сам расположился рядом и нажал кнопку пульта дистанционного управления. В камине вспыхнул огонь. Тепло приятно согревало.

На каминной полке стояла очень точная масштабная копия «Андреа Дориа». Кроме того, в гостиной было полно вещей, связанных с этим судном: фотографии, картины и даже спасательный жилет.

Донателли изучал гостя, а гость — хозяина. Мистер Донателли был все еще довольно красивым мужчиной лет шестидесяти. Он сохранил густую шевелюру из вьющихся волос, чуть тронутых сединой. Видимо, старался поддерживать себя в форме. Владелец ресторана носил дорогой спортивный костюм и кроссовки последней модели.

Кузен Антонио являл собой полную противоположность: невысокий, немного расплывшийся. Бритая голова, нос сломан, лицо покрыто шрамами. Маленькие глазки будто старались пробуравить Курта насквозь. Одет Антонио был в черную рубашку и брюки. Минут через пять он снова появился в гостиной с подносом, на котором стояли стаканы для бренди и лежал бумажник Остина.

— Граппа, — пояснил Донателли. — Прекрасное средство согреться.

«Огненная вода» итальянского производства обожгла горло Остина. Он почувствовал себя куда лучше, чем на веранде в тумане.

Донателли отхлебнул из стакана и спросил:

— Как вы нашли меня, мистер Остин? Я велел сотрудникам не сообщать, где я.

— В ресторане мне сказали, что вы на острове.

— Вот тебе и меры безопасности, — с улыбкой произнес Донателли и сделал еще глоток. После долгой паузы он добавил: — Это было не ограбление.

— Значит, в газетах ошибка?

— Я сказал так для удобства. Воры обычно берут что-нибудь. А те воры ничего не взяли, кроме жизней.

Донателли подробно и с некоторой долей юмора изложил события 1956 года. Даже по прошествии стольких лет голос его дрожал, когда он рассказывал о гибели судна. Донателли хорошо помнил детали убийства охранников того бронированного грузовика и спасения пассажиров.

— Вы сказали, что в грузовике был камень. Но зачем убивать из-за камня, мистер Остин?

— Возможно, это не просто камень.

Донателли покачал головой, словно не понимая.

— Мистер Донателли, вы обронили фразу «один из них». Что вы имели в виду?

Ресторатор задумался, взвешивая каждое слово.

— После гибели корабля я не сказал ни слова о том инциденте. А то, что написали в газетах, просто нечаянная оговорка. В душе я всегда понимал: об увиденном нужно молчать. И после появления той статьи кто-то позвонил мне и предупредил, чтобы я держал язык за зубами. От голоса звонившего кровь стыла в жилах. Он знал всё обо мне и моей семье. Даже имя парикмахера жены, имена детей и внуков, где они живут. Тот человек сказал: если я когда-нибудь скажу еще хоть слово о произошедшем, меня убьют. А сначала я увижу, как убьют всех моих домашних. Я родом с Сицилии. И я поверил позвонившему. Больше я не давал никаких интервью. И попросил Антонио приехать ко мне.

— Полагаю, звонивший не назвал своего имени?

— И да, и нет. Имен он не назвал, но дал понять, что действует не один. Он сказал, что у него много братьев.

— Братьев?! А может, он сказал «братство»?

— Да, думаю, именно так он и сказал. Вам что-нибудь известно о них?

— Когда-то существовала организация «Братство святого меча истины». Они действовали заодно с испанской инквизицией. Правда, это было несколько столетий назад.

— Мафия тоже появилась несколько столетий назад. Не вижу разницы.

— Однако мафия продолжает существовать и действовать.

— Да... И несмотря на то, что в Старом Свете знали о мафии, а «Черная рука» перекочевала вместе с эмигрантами в Америку, здешняя полиция не подозревала о существовании «Коза ностры», пока однажды не обнаружили труп человека, нарушившего кодекс молчания.

— Вы хотите сказать, будто братство могло тайно действовать на протяжении веков?

Донателли развел руками:

— Мафия совершала убийства, ограбления и прочие преступления, а шеф ФБР Гувер клялся, что «Коза ностра» не существует.

Остин подумал, что ресторатор, возможно, прав.

— А вы многого достигли, — заметил Курт, окидывая взглядом роскошный интерьер.

— Мне помогли. После кораблекрушения я поклялся больше никогда не ступать на палубу корабля. Нет ничего ужаснее, чем оказаться в брюхе тонущего судна. Женщина, которой я пытался помочь, к несчастью, скончалась от травм. Когда я пришел на похороны, ее муж поблагодарил меня и сказал, что хочет что-нибудь для меня сделать. И я признался в своей старой мечте — открыть небольшой ресторанчик. Мистер Кэрри дал мне стартовый капитал, потребовав, чтобы я серьезно занялся бизнесом и закончил курсы английского языка. А я назвал ресторан «Майра» в честь его жены. Потом открыл еще шесть ресторанов в крупных городах США. Бизнес сделал меня миллионером и дал возможность жить так, как я живу. Я женился на чудесной женщине. Она подарила мне четверых сыновей, дочку и много внуков. Я построил для своей семьи этот дом. А место для него я выбрал здесь, потому что «Андреа Дориа» затонул неподалеку отсюда. В туманные ночи, как сегодня, накатывают воспоминания. Видите ли, мистер Остин, крушение обернулось трагедией для многих, а мою жизнь изменило в лучшую сторону.

— Зачем вы рассказываете мне это?

— Моя жена умерла в прошлом году. Выжив на «Андреа Дориа», я возомнил, что буду жить вечно, а смерть жены напомнила — я тоже смертен. Я не очень религиозный человек, но с некоторых пор стал задумываться о том, как поступать правильно. А также об убитых в грузовом отсеке корабля. А теперь я узнал и о погибших в марокканской экспедиции... Я буду представителем мертвых. — Донателли посмотрел на часы. — Уже поздно, мистер Остин. Вам есть где остановиться?

— Думаю, без труда найду гостиницу.

— Зачем? Оставайтесь здесь, будьте моим гостем. Я приготовлю на ужин особую пасту со свежими помидорами и цуккини.

— От такого приглашения просто невозможно отказаться.

— Хорошо, — сказал Донателли, снова наливая граппу в стаканы. — После ужина мы обдумаем, как показать тем людям, что значит связаться с сицилийцами.

Глава 32

Сан-Антонио

Техас

Будучи американцем мексиканского происхождения, Завала испытывал смешанные чувства при виде мест, священных для техасцев. Он восхищался мужеством защитников Аламо, чьи имена высечены на мемориале на главной площади города. С другой стороны, ему было жаль полторы тысячи мексиканских солдат, погибших во время осады крепости.

Завала обошел часовню — единственное, что осталось от когда-то значительного форта. В шесть тридцать он уже припарковался у здания «Тайм квест».

Затем Джо миновал два лифта, на одном из которых значилось «частная собственность», и занял позицию для наблюдения в тени массивной железобетонной колонны. В пять минут восьмого из главного лифта вышла Мелоди и направилась к своей машине. Джо пожалел, что не удастся пойти на свидание с такой очаровательной девушкой. Однако — в сторону эмоции. Нужно сохранять ясную голову для встречи с сеньором Алконом.

Наконец бдительность Завалы была вознаграждена. Вскоре после отъезда Мелоди к двери частного лифта бесшумно подкатил черный «линкольн».

Почти в ту же секунду дверца лифта распахнулась, и оттуда появился человек.

Завала поднес к глазам «никои» и навел объектив на высокого смуглого мужчину. Джо успел щелкнуть затвором несколько раз, прежде чем тот сел в лимузин. Алкон. Без всяких сомнений, это глава фирмы. Шофер ждал, придерживая для хозяина дверцу автомобиля. Завала успел снять и его. Шофер был высоким, широкоплечим, атлетического сложения. Он обвел взглядом гараж, будто услышал негромкое жужжание фотоаппарата. Завала нырнул в тень и не дышал, пока автомобиль не тронулся с места.

В следующую секунду Джо еще раз поймал седовласого шофера в видоискатель и чуть не вскрикнул от неожиданности. Вот так сходство! Завала не верил собственным глазам. Джо уже видел это лицо. Только тогда этот человек был одет в рабочую одежду и носил бороду, а теперь на нем прекрасно сшитый костюм, а лицо чисто выбрито. И еще у него была жена, а звался он мистером Вингейтом...

Завала бросился к своей машине. Он поехал за лимузином, пропустив перед собой пару автомобилей. Черный лимузин выехал на скоростное шоссе в северо-западном направлении. Скоро городской пейзаж сменился холмами и лесом.

Завала держался на некотором расстоянии от «линкольна», но старался не терять его из виду. Так они ехали около часа. Свернули с главной дороги на какую-то явно не очень популярную. Завала отстал еще больше, чтобы не «засветиться». Лимузин скрылся с глаз, и вдруг впереди блеснули яркие оранжевые огни. Оказалось, это небольшой пластиковый знак, обозначающий грунтовую дорогу.

Через сотню ярдов Завала понял, что сбился с пути, развернулся и поехал назад. Он выключил габаритные огни, присмотрелся и увидел обычную проселочную дорогу. Что птице такого полета, как Алкон, нужно в этой глуши? Может, у него здесь охотничий домик? По обе стороны дороги — густой лес да холмы. Нигде ни огонька. Не желая неприятных встреч, Завала останавливался через каждые несколько минут, выходил из машины и обследовал дорогу. Присматривался и прислушивался.

Во время очередной остановки он заметил одинокий огонек. Джо осторожно пошел на свет. Оказалось, это единственный фонарь над воротами высоченного забора. Завала съехал с дороги в кусты, вылез из машины и вернулся к воротам. Забор высотой в два человеческих роста, да к тому же обнесен колючей проволокой. На воротах табличка, где белой краской было написано: «Не подходить. Частная собственность. Территория охраняется собаками». Над табличкой небольшая коробка. Ясно — камера слежения.

Перелезть через забор не удастся, это понятно. И тут у Джо созрел план. Неподалеку он проезжал невысокий холм. Отлично. Завала вернулся назад, свернул с дороги и стал подниматься по холму. Занятие оказалось нелегким. Кругом кромешная тьма, а посветить нечем. Наконец он навершине. Джо выбрал дерево пораскидистее и взобрался наверх.

Теперь перед ним открылся отличный вид, жаль только, что фонарь над воротами оставался единственным источником света. Впрочем, скоро глаза Джо привыкли к темноте, и некоторые предметы обрели форму. Перед ним раскинулся комплекс строений: некоторые четырехугольной формы, другие — цилиндрической, а в центре, как доминанта, высилась четырехугольная пирамида с плоской вершиной. Все здания из какого-то белого камня, и потому они немного мерцали в лунном свете.

Вот так охотничий домик! Невероятно! Просто сумасшествие какое-то. Древний город посреди техасского леса! Джо попытался позвонить Остину, но сотовый друга не откликался. Просидев еще несколько минут на дереве и решив, что увидел достаточно, Завала уже собрался спускаться, как вдруг вспыхнул свет и открылось необыкновенное зрелище. Джо вцепился покрепче в сучья, пораженный невероятной сценой, развернувшейся прямо перед ним.

Глава 33

Рауль Гонсалес, дрожа всем телом, ждал пули в спину, надеясь, что это случится прежде, чем он скончается от холода. Будь проклята та американка! Из-за чертовой бабы он сейчас здесь. Поток черных мыслей Гонсалеса прервала вспышка света. Перед ним появилось фантастическое существо: наполовину человек, наполовину животное.

Мощный торс был бронзовым. Вокруг талии повязан кусок яркой красно-желто-зеленой ткани. Бедра покрыты перьями. Лицо скрывала маска, какая может привидеться только сумасшедшему в кошмарном сне: длинная желто-зеленая морда, голодный взгляд и звериный оскал, открывающий острые клыки. С головы на спину падал длинный плюмаж из перьев. Чудище замерло как статуя, сложив на груди руки.

— О Матерь Божия! — донеслось слева от Гонсалеса.

— Замолчи! — Гонсалес резко оборвал капитана катера-амфибии.

Нужно молчать, иначе их застрелят, а Гонсалес не хотел умирать из-за хныкающего труса. Человек, стоявший справа, нравился Раулю больше. Ловкий, плавно двигающийся, такой же убийца, как и он сам. При других обстоятельствах Гонсалес с удовольствием поговорил бы с ним на профессиональные темы. Своему страшному ремеслу сирота Рауль обучился в нищих кварталах Буэнос-Айреса. Он был предводителем банды, услугами которой пользовались местные бизнесмены. Солидные люди страдали от преступного сброда, и малыш Рауль предложил владельцам магазинов и ресторанов помочь избавиться от малолетних бандитов. Он внедрялся в группировки таких же малолеток, как и сам, и, улучив момент, расправлялся со спящими дружками с помощью ножа или гарроты. Став постарше, Рауль начал получать задания посерьезнее. Конкуренты, политики, неверные супруги... Он с легкостью отправлял людей на тот свет. Огнестрельное оружие, нож, пытки — годилось все. Гонсалес всегда выполнял пожелания заказчиков и заслужил соответствующую репутацию.

Вспышка.

В круге света появилась еще одна фигура в маске. Рычащий ягуар с высунутым кроваво-красным языком.

Гонсалес выругался про себя. Стоять на холоде, пока какие-то идиоты щеголяют в карнавальных костюмах! Это нечестно. И все из-за маленькой неудачи. Братство наняло Рауля Гонсалеса для особых заданий. Он даже не знал, кто эти люди. (Зато они знали о нем все.) Однако работа была нетрудной, а деньги платили хорошие. Как и в те времена, когда он работал на улицах. Ждешь звонка, внедряешься в группу и убиваешь. Ничего сложного. Так было и в Марокко.

Марокко. Да чтоб ему никогда не слышать названия этой страны!

Простая работа, сказали по телефону из Мадрида. Безоружные, ничего не подозревающие ученые. Нужно внедриться в группу, а потом перерезать всех, как овец, в собственных постелях, быстро захоронить трупы и уничтожить следы. Если бы не эта стерва с русским именем! О, Иисус Мария, у него были кое-какие планы на счет этой дамочки. Уж он бы насладился этим стройным телом. Сколько раз Рауль наблюдал, как она расчесывает великолепные, цвета золотой пшеницы волосы, а они переливаются в солнечных лучах. Разговаривая с ним, она всегда была вежлива, но Гонсалес чувствовал презрение. Эта дрянь будто стряхивала докучливого муравья со своей стройной ноги. А он бы заставил ее молить о пощаде! Она бы сама предложила свое роскошное, прекрасное тело...

Вот только она не спала, когда Рауль вошел к ней в палатку. Ее там не было. Проклятая баба убежала, как ветер. Братство трижды пыталось покончить с ней, и ни одна попытка не увенчалась успехом. Утопить ее в море не смогли. А ударный отряд, посланный на научно-исследовательское судно, сам оказался в роли жертвы. Единственный уцелевший — командир амфибии — стоял сейчас рядом с Гонсалесом.

При таком повороте событий неудивительно получить приказ явиться сюда. Гонсалес предполагал, что понесет наказание, его гонорар будет урезан, а потом ему дадут новое задание. Однако вместо этого люди, вооруженные автоматами, посадили его под замок вместе с другими провинившимися. С наступлением темноты их вывели во двор и велели ждать. Шевелиться и разговаривать запретили. За нарушение приказа — расстрел на месте. Так они и стояли, не шелохнувшись, в темноте и слушали отдаленное завывание койотов.

Снова вспышка.

Появилась третья фигура, в маске Смерти — пустые глазницы и жуткая ухмылка.

Откуда-то раздался голос, усиленный акустической аппаратурой.

— Приветствую вас, братья мои, — пророкотал он с аристократическим кастильским прононсом.

— Приветствуем вас, господин Алкон, — донеслось нестройное эхо невидимых в темноте людей.

— Мы знаем, для чего здесь собрались. Трое из нас получили задание и провалили все. — Голос сделал значительную паузу. — Наказание за провал — смерть.

Значит, пуля неминуема, подумал Гонсалес. Жаль. Хорошая штука — жизнь. Он представил, как смертельная порция свинца превратит его тело в кровавое месиво. Только бы все произошло мгновенно... Ноги заныли от долгого стояния. Вдруг из темноты вылетел и упал впереди какой-то круглый предмет. Сначала Гонсалес принял черно-белый шар за футбольный мяч, но, приглядевшись, увидел, что на нем изображены черепа.

В громкоговорителях снова загремел голос:

— Вам дается шанс выиграть свои жизни. Мяч определит — жить вам или умереть.

Огни внезапно погасли. Три фигуры в масках исчезли, но только на миг. Разом загорелись сотни ярких ламп, и Гонсалес увидел, что он и другие провинившиеся находятся между двумя параллельными каменными стенами. Трое в костюмах сняли маски и стояли у дальнего края поля. На обеих стенах примерно посередине было по кольцу, а рядом с ними — изображения голов попугаев. На трибунах, расположенных над стенами, в полутьме виднелись сотни зрителей.

— Мяч решит вашу судьбу, — вещал голос. — Это поле — Космос. Аллигатор, Ягуар и Смерть символизируют богов подземного мира. Они ваши противники. Правила такие же, как и две тысячи лет назад. Боги играют только ногами. Вы используете руки и ноги. Ваша цель — провести мяч на другой конец поля. Команда, которой удастся забросить мяч ь кольцо, побеждает. Проигравшие будут наказаны.

Гонсалес стоял, словно громом пораженный. О Господи! Они будут гонять мяч, чтобы спасти свои жизни! Еще мальчишкой ему доводилось играть в уличной команде, а потом — в команде любителей. У него неплохо получалось. Но сейчас он, конечно, не в форме: чрезмерные возлияния, наркомания, женщины. Впрочем, несмотря на все излишества, тело Гонсалеса оставалось крепким.

— Играли раньше? — спросил он сотоварищей по несчастью, стараясь не шевелить губами.

— Немного, — ответил убийца. — Был форвардом.

— Я — вратарем, — сказал командир амфибии.

— Игра будет стоить нам жизни, — продолжил Гонсалес. — Здесь нет правил. Все средства хороши. Понятно?

Двое понимающе кивнули.

«Боги» на дальнем конце поля ждали начала действия.

— Бью, — сказал Гонсалес.

Он сделал несколько шагов назад, сфокусировался на мяче, разбежался и резко ударил. Мяч оказался тяжелее, чем ожидал Рауль. Нога заныла. Гонсалес постарался вложить в удар всю силу, но, увы, цели не достиг. Мяч ударился о стену и откатился к тройке противника.

Один из оппонентов повел мяч ловко и быстро, словно молния. Двое других прикрывали его с флангов. Они походили на братьев-тройняшек: одинаковые мускулистые бронзовые тела, одинаково подстриженные темные волосы и одинаковые беспристрастно-равнодушные глаза.

Ведущий заметил, что Гонсалес движется к нему, и передал мяч на левый фланг. Но у Рауля созрел другой план. Мяч его не интересовал. Хитрый убийца произвел в уме простые вычисления. Если травмировать одного из противников, то команда врага потеряет тридцать процентов личного состава. Рауль Гонсалес наметил цель — игрока, который только что передал мяч.

А предполагаемая жертва хладнокровно ждала приближения Гонсалеса. Затем «бог» сделал шаг в сторону и подставил хитрецу ножку. Рауль с размаху рухнул на землю, растянувшись во весь рост.

Не обращая внимания на боль, он вскочил на ноги и постарался включиться в игру. Его сотоварищ по команде безуспешно пытался завладеть мячом, ударив противника в грудь локтем.

Гонсалес набросился на игрока, ведущего мяч, всем телом. Тот упал на колени, однако тут же поднялся и последовал за товарищем по команде, который перехватил шар с черепами и повел его в противоположный конец поля. Гонсалес в ужасе смотрел на происходящее.

Так быстро.

Трое на одного.

На их половине стоял один лишь капитан амфибии в роли вратаря.

«Бог», ведущий мяч, оценил ситуацию и решил сам забить гол, а не передавать на фланг. Капитан амфибии разгадал замысел и, не дожидаясь худшего, бросился на врага, нанеся мощный удар локтем в челюсть. Послышался хруст сломанной кости. «Бог» упал на землю, изо рта струйкой потекла кровь. Гонсалес от волнения судорожно хватал воздух ртом. Успех товарища по команде придал ему сил.

Рауль резким ударом послал мяч между двух «богов», даже не обративших внимания на травму сотоварища. Гонсалес с триумфальным воплем бросился на противников, надеясь покалечить кого-нибудь еще. Один из «богов» выставил руку, да так, что чуть не сломал шею нападавшему. «Все ясно, — подумал Рауль, — руками играть нельзя, но защищать мяч — можно».

Мяч тем временем перехватил убийца, но быстро потерял. А Гонсалес снова сосредоточился не на мяче, а на игроке. Он хотел нанести удар в пах.

Противник ловко обошел Рауля и повел мяч к краю поля. Капитан амфибии бросился наперерез и отбил мяч на середину площадки, а затем схватил руками и бросил в кольцо.

Цель была бы достигнута, если б он не получил мощный удар между лопаток. Мяч коснулся кольца и отлетел на поле.

Со стены донесся одобрительный гул зрителей.

Игра продолжалась. Трое против двоих. Гонсалес уже совсем запыхался и устал, но вкус возможной победы бодрил.

Оба противника с равнодушными, будто высеченными из камня лицами, безучастно взирали на свои жертвы. Мяч, олицетворявший сейчас судьбу, лежал у их ног. Гонсалес чувствовал сильную усталость и понимал, что сможет продержаться считанные минуты.

— Взять их! — грозно, что есть мочи, скомандовал Рауль товарищам по несчастью.

Двое бросились на врагов с флангов, а Гонсалес взял на себя середину, чтобы не упустить мяч.

Рауль сильно ударил по мячу, а дальше игра развивалась фантастически. Игрок, которого опекал убийца, подпрыгнул и как чемпион по гимнастике, описав в воздухе дугу, отбил мяч бедром.

Мяч шлепнулся перед его товарищем по команде, и тот упал. Сначала Гонсалес подумал, что враг поскользнулся, но потом понял — это действие не случайное, а намеренное. Упавший мастерски подбросил мяч ногой. А второй «бог» послал его головой в кольцо.

Все. Игра окончена.

Зрители взвыли от восторга, а дальше наступила тишина.

Гонсалес, убийца и капитан амфибии стояли растерянные, грязные и потные. Мяч заброшен в кольцо с профессиональным изяществом и легкостью. Гонсалес понял, что их троих просто использовали для развлечения. Противники действительно играли как боги. У жертв не было никаких шансов.

Теперь Рауль обратил внимание на стены: они были по крыты барельефами, изображавшими группы людей, стоявших лицом друг к другу, а между ними — мяч с черепами. На одной из картин победитель стоял с ножом в одной руке и головой в другой. Обезглавленное тело тут же на коленях. С шеи змейками течет кровь.

Кольцо зрителей сузилось вокруг «богов» и жертв. От резких толчков все трое упали на колени. Кто-то грубо схватил Гонсалеса за волосы. Теперь он точно знал свою судьбу. Сверкнули на свету три мечеподобных ножа, и три головы одновременно упали на землю и покатились, рефлекторно мигая глазами. Они остановились у мяча, решившего их судьбу.

— Бог мой! — только и мог прошептать Завала.

Джо отказывался верить собственным глазам. Все это время он с интересом и даже с удовольствием следил за игрой, но только минуту назад понял, насколько смертельна она для проигравших. Завала спустился с дерева и побежал к автомобилю.

* * *

Внутри пирамиды находилось внушительных размеров помещение. Вдоль стен тянулись стеклянные витрины, за которыми виднелись бесценные маски из желто-зеленого жадеита. Середину одной из стен занимал огромный телеэкран. Алкон наблюдал за последними минутами жизни Гонсалеса и его сотоварищей по команде.

— Не хочешь ли посмотреть повтор, Гусман? — спросил он человека со шрамом на правой щеке, попыхивающего сигарой.

— Погляжу позже, в сводках спортивных новостей, сэр.

Алкон нажал невидимую кнопку, и экран погас.

— Только не говори, что потерял интерес к игре.

— К матчам по крикету я пока не готов, сэр, — ответил Гусман, делая глоток бренди. — Игры стали какими-то короткими, утратили яркость.

Алкон взял сигару из портсигара тонкой кожи с золотым тиснением и смотрел теперь на собеседника сквозь облако дыма. Ответ Гусмана его ничуть не удивил. Миллиардер знал человека со шрамом с рождения. Еще тогда отец Алкона назначил этого парня телохранителем сына. Бесхитростная натура Гусмана была полной противоположностью макиавеллиевскому складу ума Алкона.

— Ты прав, — продолжал миллиардер. — Жалкая беготня девальвирует саму идею игры, вселяет страх и покорность в моих последователей вместо гордости за культурное прошлое.

Алкон нажал кнопку на телефонной консоли.

— Пусть команда победителей выстроится так, чтобы я мог их видеть, — приказал он и прошел в стеклянный кабинет, где находилось несколько винтовок и пистолетов. Миллиардер выбрал винтовку с оптическим прицелом. — Идем, Гусман.

Они вышли на затемненный балкон, откуда открывался вид на весь комплекс. Победители стояли на ярко освещенном игровом поле. Алкон прицелился, и один за другим прозвучали три выстрела. На траве остались лежать три неподвижных тела.

— Знаю, ты предпочитаешь винтовки австрийского производства, — говорил Алкон, любуясь результатами своего труда. — А вот мне всегда везло с английским оружием.

Гусман с сардонической усмешкой взглянул на поле и заметил:

— Полагаю, контракт с ними расторгнут.

Алкон рассмеялся. Они вернулись в кабинет.

— Приношу свои извинения, Гусман. Мне следовало бы помнить, что человек, потопивший одной рукой самый роскошный океанский лайнер, не может не утратить интереса к кровавым видам спорта. И также я должен извиниться за то, что слишком долго не посвящал тебя в свои планы. Сегодня ты явился в наше «святая святых» не для того, чтобы посмотреть на спортивное представление. Ты должен первым узнать о моем видении будущего.

— Я польщен, дон Алкон, — ответил Гусман, слегка поклонившись.

— Я посвящаю заветную мечту своему выдающемуся предку — основателю братства, — торжественно произнес Алкон, указав на огромный портрет в золоченой раме.

Картина была выполнена маслом в стиле Эль Греко. Только отличалась, пожалуй, тем, что лицо изображенного не было вытянуто и уши подчеркнуто не торчали. Монах с тонзурой и в темной одежде священника. Лицо очень бледное, губы ярко-красные. Серые глаза блестят, будто в них отражается пламя. Задний фон темен, только в углу видна фигура сжигаемого на костре.

Из всех членов братства один Гусман не был ни испанцем, ни латиноамериканцем. На свет он появился в результате незаконной связи немецкого пилота, сражавшегося в Испании, и датчанки, служившей в доме Алкона. Пилот погиб на войне, а служанка покончила с собой. Старик Алкон вырастил мальчика и взял на себя заботу о его воспитании, хотя мотивы им руководили вовсе не альтруистские. Он понимал, что один беззаветно преданный человек стоит целой толпы людей, которых просто связывают общие интересы. Хозяин дал сироте новую фамилию — Гусман — и отправил в лучшие школы. Потом, когда пришло время, нанял для воспитанника особых учителей. Они обучили парня боевым искусствам и умению владеть различным оружием. Впервые Гусман убил человека во время дуэли на шпагах. Тогда он и получил шрам на щеке. Надежды старого Алкона оправдались — из Гусмана получился по-настоящему преданный последователь и талантливый убийца.

— Помнится, ваш отец говорил, что Перес был очень простым человеком, — сказал Гусман.

— Скорее, фанатичным нигилистом. Славный архидьякон основал «Братство священного меча истины», потому что считал, будто Торквемада слишком мягок по отношению к еретикам. К счастью, — с улыбкой продолжал Алкон, — при всей своей преданности делу он отдавал должное телесным утехам. Иначе рода Алконов вообще не существовало бы. Кроме того, религиозный пыл не мешал старику Пересу присваивать собственность осужденных. И все же именно он сформировал цели и задачи братства.

Гусман процитировал устав братства:

— "Первейшая задачабратства — уничтожать все улики, свидетельствующие о контактах между Старым и Новым Светом до Колумба".

— Это и сейчас остается нашей главной задачей, однако я собираюсь внести кое-какие изменения.

— Изменения, сэр? — удивился Гусман.

В глазах членов братства устав был равноценен Святому Писанию.

— Не удивляйся. Братство и раньше вносило коррективы в свои задачи. Мы возникли как религиозная группа, а превратились в террористическую организацию, чья цель — защищать испанскую корону. Мы хорошо выполняли свою работу. Братство уничтожило доказательства контактов двух миров в доколумбов период и таким образом не позволило усомниться в учении церкви и непоколебимости трона, а также не дало шансов другим странам претендовать на богатства нашей страны. Вот почему всякое сомнение в значимость подвигов Колумба — серьезное преступление. Будучи подростком, я, помнится, спрашивал отца — почему все это имеет значение до сих пор, ведь ни Фердинанда, ни Изабеллы давно нет на свете, да и Испания больше не обладает таким влиянием в мире.

— "Важна не просто идея, — снова процитировал Гусман, — а чистота идеи".

— Ты хорошо помнишь уроки отца. То же он вбивал и в мою голову. Только следуя нашей священной цели, мы можем сохранить единство рядов. Нас объединяет великое дело: благодаря братству Колумба считают почти святым. Даже сейчас ученые, пытающиеся отклониться от точки зрения наших средневековых братьев, рискуют карьерой.

— Ваш отец был мудрым человеком.

— Мудрым — да. Однако его чрезмерная преданность прошлому привела к ослаблению братства. Мы начали превращаться просто в какую-то испанскую мафию. Если братство намерено просуществовать еще пятьсот лет, нужно сжечь мосты. Мы не должны защищать несуществующее могущество несуществующего государства. Нужно закладывать фундамент новой империи. Нас будет вдохновлять Кецалькоатль — Пернатый Змей майя, который возвращается в разных образах, дабы начать новую эру. На этот раз он возродится в образе Сокола.

— Не понимаю.

— Мы продолжаем скрывать факт контакта между Старым и Новым Светом в доколумбовы времена, чтобы дать испанцам возможность гордиться своим наследием. Если в средствах массовой информации появятся слухи о том, что культура стран Латинской Америки пришла из Европы, Китая или Японии, это сильно преуменьшит достижения нашего народа и отбросит его на задворки истории. Но во мне течет и кровь майя. Я не только испанец. Я еще и индеец! Я — наследник двух великих цивилизаций. Для меня сама мысль о том, что великая культура моего народа была импортирована чужестранцами, недопустима. Нельзя, чтобы все считали ольмеков, майя, инков дикарями, которые якобы создали чудеса архитектуры, гениальную астрономическую науку, великолепные произведения искусства после того, как их обучили азиаты и европейцы. Дети Латинской Америки должны знать: их предки достигли величия благодаря собственным талантам. Сейчас необходимо возродить нашу былую славу и занять достойное ведущее место в цивилизации двадцатого века.

— Хм... В этих идеях нет ничего нового.

— Подожди, — прервал телохранителя Алкон. — Очень скоро... скорее, чем ты можешь вообразить, южные штаты США отделятся и станут латиноамериканским государством.

— При всем уважении, дон Алкон, смею заметить, что в Америке случилась Гражданская война, когда в последний раз кто-то заговорил об отделении.

— Сейчас совсем другое время, — твердо заявил Алкон. — То, о чем я говорю, случится независимо от того, буду я жив или нет. Через пятьдесят лет жители нелатиноамериканского происхождения будут составлять меньшинство в Соединенных Штатах. Это уже происходит в пограничных штатах вроде Нью-Мексико. Я просто предлагаю ускорить процесс, возглавив движение за независимость. С твоей помощью, разумеется.

— Сделаю все от меня зависящее, дон Алкон.

— Это будет не так трудно, как ты думаешь. Алкон крутанул старинный глобус.

— Посмотри, как изменился мир. СССР и Восточная Германия исчезли. — Миллиардер остановил вращение глобуса. — И не я, а ученые-географы говорят, что однажды Бельгия расколется на Фландрию и Валлонию. Австралия распадется на четыре отдельные страны, Китай — на ряд автономных зон вроде Гонконга. Италия разделится на процветающий Север и бедный Юг. Но самое важное — то, что ученые говорят о Северной Америке.

Собеседники подошли к огромному столу из красного дерева, на котором лежала большая карта. Алкон указал на юго-западную часть Соединенных Штатов.

— Ангелика? — с удивлением прочитал Гусман.

— Стирание границ неизбежно. Все правительства знают что Северная Америка должна измениться. Квебек отделится от Канады, и оставшиеся провинции присоединятся к США. Аляска сольется с Британской Колумбией и северо-западными штатами, в результате чего получится Пацифика — новое объединенное государство, чьи интересы будут связаны с районом Тихоокеанского бассейна. Я объединю наследие испанцев и индейцев. Мощная волна прокатится по всей территории, когда-то принадлежавшей мексиканцам.

— Как вы собираетесь противостоять армии могущественной державы?

— Так же, как Кортес в свое время: при помощи преданных последователей и союзников. А также сталкивая лбами одних с другими. План военной конфронтации уже составляется. Приграничные города захлебнутся в крови. Пощады никому не будет. Когда волна жестокости и насилия захлестнет страну, правительство Соединенных Штатов будет умолять меня прекратить все это. Я займу положение лидера, и мы восстановим прежние ценности и обычаи. — Алкон усмехнулся. — Однажды игра в мяч станет такой же популярной, как бой быков или футбол. Кровавое восстание, которое мы устроили в Чиапасе, доказывает — подобные планы реализуемы.

— Это было так же просто, как спалить бензоколонку, — с улыбкой добавил Гусман.

— Именно. Мексиканское правительство отреагировало резней индейцев. Повстанцы дрались с таким же остервенением, как и их предки майя. А сейчас уже калифорнийцы с оружием в руках борются против незаконных эмигрантов, чьи действия мы провоцируем.

— Владельцы ранчо готовы сражаться и против наркобаронов, которые тоже действуют под нашим наблюдением.

— Все идет по плану. США скоро потеряют терпение. Борьба объединит миллионы жителей юго-запада. Вот почему мы не можем допустить, чтобы история была переписана.

Я потратил всю свою жизнь на покупку земель, выборы, добивался политического влияния. «Алкон индастрис» достигла максимального размаха. Но даже при имеющихся ресурсах наш картель не сможет собрать достаточно войск и оружия, чтобы противостоять Штатам. А значит, для нас жизненно важно найти сокровища, которые помогут реализовать наш план.

— Мы собрали почти все кусочки головоломки. Наши агенты получили документы из многих источников в Испании и других странах.

— Последовали какие-нибудь протесты?

— Пока нет. «Интернэшнл геральд трибюн» опубликовала заметку о необъяснимой пропаже предметов искусства из аукционных домов и музеев, но пока никто не сложил эти факты вместе.

Алкон хитро ухмыльнулся.

— Наши эксперты провели анализ старинных документов, — сказал он. — И они нашли ключ к давнему секрету!

— Поздравляю, дон Алкон, я очень доволен.

— Радости поубавится, когда узнаешь детали. Дело в том, что ключ лежит на дне океана, в трюме «Андреа Дориа».

— Подождите, как это могло случиться? Ваш отец сам приказал мне потопить корабль...

— Как я уже говорил, мой отец не мог знать всего на свете. Он считал, будто тот предмет приведет к уничтожению братства.

— А ошибки здесь нет?

— Документы прошли многократную проверку. Я сам читал их. Никаких сомнений, друг мой. Эта вещь приведет нас к славе, а не к гибели, как когда-то полагал мой отец. Я хочу, чтобы ты начал действовать немедленно. В твоем распоряжении все ресурсы «Алкон индастрис». И действовать нужно быстро.

— Начну работу сразу после нашего разговора, сэр.

— Отлично. А не возникнет каких-нибудь помех в виде ненужных экспедиций?

— Похоже, археологи всего мира приостановили свою деятельность. За исключением той краткосрочной экспедиции в Аризоне.

— Мои комплименты за быстрое уничтожение этой опасной инфекции. А насколько опасно НУМА?

— Думаю, их нельзя недооценивать. Вспомните, что произошло в Марокко.

— Согласен. Считаю, тебе самому следует возглавить операцию, связанную с НУМА. Используй все наши возможности.

Внезапно зазвонил мобильник Гусмана. Он, извинившись, выслушал сообщение.

— Да. Немедленно. Выведите изображение на закрытый канал дона Алкона.

Через секунду вспыхнул экран, на нем появился лес.

— Что это? — нетерпеливо спросил миллиардер.

— Запись камеры наблюдения, установленной на северной стороне комплекса.

Теперь на экране появился человек, бегущий между деревьев. Изображение увеличили.

У Гусмана перехватило дыхание.

— Ты его знаешь? — спросил Алкон.

— Да. Это Джо Завала. Он участвовал в проекте НУМА в Аризоне.

— Да, ты прав насчет НУМА. Это не какая-то беззубая собака. Ты говорил, там был еще один человек, старший группы.

— Курт Остин. Он руководил проектом.

— Достаточно для начала. Убей их. Все другие дела пока отложи.

— Как скажете, дон Алкон.

Гусман не питал особых иллюзий насчет хозяина. Он знал его с младенчества и долго служил его «ангелом-хранителем». Гусман понимал, что маниакальные идеи Алкона связаны только со стремлением к вершинам власти и богатству, а не с реставрацией величия предков. Он просто использует ситуацию в своих целях, а потом превратит индейцев в рабов так же, как это сделали предки-конкистадоры. Идеи Алкона вели к гражданской войне, кровавой бойне и гибели тысяч людей.

Гусман все это знал, но гибель невинных душ его вовсе не беспокоила. Старый хозяин сумел воспитать из приемного сына необыкновенно преданное создание. Уничтожение важных сотрудников НУМА может быть большой ошибкой, думал Гусман, выходя из кабинета. Однако в последнее время ему стала наскучивать его работа. Игра — вот что важно и интересно. Агенты НУМА — достойные противники. В голове завертелись мысли о плане убийства.

Глава 34

Юкатан

Мексика

Индейский гамак не рассчитан на такого рослого человека, как Пол Траут. Плетеное ложе предназначалось для миниатюрного потомка майя. Всю ночь Траут либо отмахивался от москитов, либо пытался устроиться поудобнее. Поэтому, когда забрезжил рассвет, Пол вздохнул с облегчением.

Он выбрался из порядком надоевшей сетки, расправил складки на костюме, взглянул на смачно храпевшего в другом гамаке Моралеса и шагнул в утренний туман. Траут пошел через поле к месту, где лежал упавший вертолет. Сейчас он напоминал огромную мертвую стрекозу.

Пилот пытался посадить машину на поле, но неудачно. При падении верхушками деревьев и острыми сучьями сильно повредили фюзеляж.

Траута сильным потоком воздуха выбросило из кабины, пилот ударился головой и потерял сознание, Моралеса вырвало. Очнувшийся Руис, ничего не понимая, озирался по сторонам. Моралес и Траут вытащили пилота из кабины. Свежий воздух пошел на пользу: парень пришел в себя. При падении все получили синяки и ссадины, но серьезных повреждений, к счастью, не было. Траут обрадовался, что Руис остался жив. Уголовник мог оказаться ценным источником информации.

Пол обошел вертолет кругом, разглядывая повреждения. Деревья послужили амортизатором, но главный и хвостовой винты полностью выведены из строя. На удивление целым оказался корпус. Траут постучал по фюзеляжу. Пилот, решивший переночевать в машине, выбрался наружу, потянулся и громко зевнул. Проснулся и Руис, привязанный к бесполезному теперь шасси. Бандит сонно хлопал глазами, глядя на Траута. Да, пожалуй, есть польза в том, чтобы смердеть как свинья. Ему, видимо, не докучают москиты, подумал Пол. Траут еще раз обошел вертолет, насчитал семь пулевых отверстий, включая пробитый бак. Просто счастье, что все остались живы.

Через несколько минут после падения к вертолету подошел крестьянин-индеец. Его ферма находилась неподалеку, и он видел аварию. Фермер дружески улыбнулся из-под широких полей соломенной шляпы и дальше оставался невозмутимым, будто здесь каждый день с небес падали странные люди. Пилот, осмотрев кабину, сообщил, что радио безнадежно повреждено. Крестьянин пригласил всех в свою хижину. Его жена накормила и напоила нежданных гостей, а четверо детей с любопытством разглядывали незнакомцев.

Моралес подробно расспросил индейца, а потом передал разговор Трауту:

— Я спросил, нет ли поблизости поселка или городка с телефонной связью. Он говорит, что у священника в ближайшей деревне есть радио. Он пойдет туда, сообщит о нас и попросит прислать помощь.

— Деревня далеко?

— Как сказать. Крестьянин утверждает, что доберется за ночь, а завтра вернется.

Не переставая думать о Джемме, Траут расстроился из-за задержки. Однако ничего не поделаешь. Жена крестьянина сложила для мужа в холщовую котомку немного еды. Индеец уселся на ослика, помахал семье и пустился в путь.

Траут с тоской посмотрел вслед удаляющемуся животному. Супруга хозяина фермы предложила всем переночевать в доме, сказав, что сама уйдет до утра к родственникам. Вернувшись, женщина приготовила маисовые лепешки и бобы.

Траут отнес несколько лепешек Руису. Моралес снял с бывшего «черного археолога» наручники, но ноги развязывать не стал. Руис, сопя и чавкая, проглотил лепешки. Моралес дал ему сигарету. Желтозубый, бросив благодарный взгляд на сержанта, затянулся. Авария сбила с паршивца спесь.

Моралес задал ему несколько вопросов.

— Он начал работать с бандой грабителей около шести месяцев назад, — перевел полицейский Трауту. — Говорит, до этого собирал живицу для изготовления жвачки, хотя я и не верю. — Моралес что-то сердито сказал Руису. — Так я и думал. Он вор. Обворовывал туристов. Дружок подсказал ему, что можно получать больше денег, занимаясь контрабандой предметов искусства. Работа, конечно, потруднее. Зато деньги большие, да и риска меньше.

— Спросите, на кого он работал, — попросил Траут.

Руис вздрогнул, когда услышал вопрос.

— Он работал на бывшего полицейского, охранявшего руины раньше, — перевел Моралес. — Банда небольшая — человек двенадцать. Находят подходящее место и копают. Получают от двух до пяти долларов за каждую посудину. Босс организует транспортировку.

— Куда везут находки? — спросил Траут.

— Он не уверен, — переводил Моралес, — но думает, что его хозяин связан с людьми из Петана. Это недалеко от границы с Гватемалой.

— Как они доставляют товар?

— Говорит, что везут его в маленьких лодках по реке до места, где ждут грузовики. А дальше товар идет в Кармелиту или за границу, в Белиз. Я слышал о таком. Потом бесценные предметы перегружают в самолеты или на корабли, отправляющиеся в Бельгию или США. А там все скупают богачи. — Моралес с жалостью и презрением посмотрел на Руиса. — Если бы этот идиот только знал, что боссы получают сотни тысяч долларов за сделку, а весь риск достается ему...

Траут раздумывал над услышанным. Джемма и Чи могли убегать от контрабандистов, воспользовавшись тем же путем, что обычно использовали и жулики. Увидев и услышав вертолет, пытались спрятаться. А дальше?..

Пол попросил Моралеса узнать, где находится точка встречи с грузовиками.

— Он говорит, пару ночей по реке. В милях расстояния не знает. Утверждает, будто в некоторых местах река пересыхает, и они переправляли груз после сезона дождей.

* * *

На карте, имевшейся у пилота, не было реки, о которой говорил Руис. А значит, след Джеммы снова теряется.

Размышления Пола были прерваны радостными криками мальчишки, несущегося через кукурузное поле к вертолету. Он сказал, что отец уже вернулся. На Руиса снова надели наручники и отправили в хижину.

Крестьянин сказал, что мог бы приехать раньше, но воспользовался случаем навестить брата, который живет недалеко от деревни. Ах да, вспомнил он после долгого рассказа о своей семье, у священника больше нет радио. Сердце Траута на миг замерло, но в следующую секунду снова застучало, потому что выяснилось: у падре теперь появился мобильный телефон. Он позвонил, попросил о помощи и велел передать: «Скажи людям из вертолета, что за ними прилетят».

Траут нетерпеливо прохаживался по краю поля, когда до его слуха донеслись знакомые звуки. Вскоре показалась и пара вертолетов. Пол помахал им, и машины сели на меже. Дверцы распахнулись, и из вертолетов высыпали люди в камуфляже. Их было шестеро, включая капитана, командующего отрядом, и врача. Моралес, пилот, крестьянин, его жена и дети — все подошли поздороваться с вновь прибывшими.

Траут и Моралес вернулись за Руисом, однако с удивлением обнаружили — бандит непонятным образом исчез. Посовещавшись пару секунд, решили не тратить время на поиски. Пользы от уголовника теперь будет не много. Да и судя по тому, что удалось узнать, Руис — мелкая сошка.

Траут решил взглянуть на побег пленника более оптимистично. Может, негодяй попадет в когти ягуара? Впрочем, жаль ягуара.

Траут с Моралесом поблагодарили крестьянина и его семью за гостеприимство и отправились в путь.

Менее чем через час вертолеты приземлились на военной базе. Капитан пояснил, что база основана неподалеку от Чиапаса менее года назад, после восстания индейцев. Капитан предложил всем принять душ, пообедать и переодеться. Душ подождет, решил Траут. Есть дела и поважнее. Он попросил телефон.

* * *

Остин находился в своем офисе в штаб-квартире НУМА, внимательно рассматривая фотографии, которые Завала отснял в подземном гараже Алкона, когда зазвонил телефон. Курт перестал размышлять о кровавой игре в мяч во владениях Алкона и поднял трубку. На лице Остина появилась широкая улыбка.

— Пол, как я рад слышать тебя. Мы с Джо только что говорили о тебе. Нашел Джемму?

— Да и нет.

Траут рассказал о реке, об аварии и о спасении.

— Что ты намерен делать, Пол? — тихо спросил Остин.

С другого конца провода донесся тяжелый вздох:

— Ненавижу подводить, Курт, но я не вернусь, пока не найду Джемму.

Остин быстро принял решение:

— Ты не должен возвращаться, Пол. Мы прилетим к тебе.

— А как же наша работа?

— Ганн и Яджер могут поработать над оперативным планом, пока нас не будет. Оставайся на месте до нашего прибытия.

— А адмирал?

— Не беспокойся. С Сэндекером я сам все улажу.

— Спасибо тебе, Курт. Огромное спасибо.

Остин позвонил Сэндекеру и обрисовал сложившуюся ситуацию.

Адмирал имел репутацию человека, никогда не останавливающего проекты на полпути. Однако он же славился лояльным отношением к своим сотрудникам.

— Я потратил много лет на создание команды для выполнения особых поручений. И не намерен терять одного из своих лучших агентов из-за банды грязных ублюдков! Отправляйтесь туда и найдите Джемму. В вашем распоряжении все ресурсы НУМА.

Остин рассчитывал именно на такую реакцию Сэндекера, хотя нельзя было заранее знать, что придет в голову непредсказуемому адмиралу.

— Благодарю вас, сэр. Тогда прошу посодействовать нашей отправке в Мексику.

— Когда вы хотите лететь?

— Думаю, через пару часов.

— Будьте с Завалой на военно-воздушной базе Эндрюс. Вас будет ждать самолет.

Остин быстро набрал номер.

— Джемма в беде. Полу нужна наша помощь. — Он вкратце изложил детали. — Сэндекер дал добро. Вылетаем с базы Эндрюс через два часа. Сможешь?

— Уже еду, — ответил Завала, бросая трубку.

Через минуту Остин был на пути к своему дому. Он взял кое-какое снаряжение, одежду и помчался на аэродром. Сэндекер сдержал слово. На взлетной полосе стояла «сессна» с запущенными двигателями. Остин и Завала грузили свои пожитки, когда к самолету подкатил автокар и поставил в грузовой отсек большой деревянный ящик.

Джо удивленно произнес:

— Здорово, что ты захватил в путешествие пиво.

— Я подумал, «Спасательный набор Остина» вполне пригодится, — ответил Курт.

Они с Завалой заняли места в салоне, рассчитанном на двенадцать пассажиров.

Раздался голос пилота:

— Приготовиться к взлету. На Юкатане мы будем менее чем через два часа. Просто откиньтесь в своих креслах и наслаждайтесь полетом. В баре найдется виски, а в холодильнике — содовая и лед.

Через пару минут самолет взмыл в небо. Как только машина набрала высоту, Завала тут же встал с кресла.

— Это самый быстрый коммерческий самолет после «Конкорда», — мечтательно проговорил Джо, летавший на всем, что только существует. — Пойду поболтаю с пилотом.

Остин закрыл глаза и стал размышлять над рассказом Траута.

* * *

На аэродроме их встречал Пол.

— Спасибо, что так быстро прилетели, парни, — сказал он, пожимая друзьям руки.

— Мы ведь всегда мечтали увидеть тебя в такой потрясающей одежке, — с улыбкой ответил Остин.

Мексиканская камуфлированная форма была Трауту явно не по росту.

— Мой костюм в стирке, — чувствуя себя немного неловко, пояснил Пол.

— Да ты похож на Рэмбо. Правда, Джо? — продолжал Остин.

Завала покачал головой:

— По-моему, Пол больше напоминает Стивена Сигала. А может, Жан-Клода Ван Дамма.

— Рад, что вы примчались сюда за казенный счет, чтобы поглумиться над моим великолепным внешним видом.

— Без проблем. Это самое малое, что мы могли сделать для друга.

Лицо Пола Траута помрачнело.

— Ладно. Шутки в сторону. Я правда очень рад видеть ваши физиономии. Спасибо, что поспешили. Джемме нужна помощь.

— У меня уже есть план, — объявил Остин.

— О-хо-хо, — протянул Завала, глядя, как из самолета выгружают коробки и ящики.

* * *

Самое главное для снайпера — вовсе не цель, рассуждал Гусман, а терпение. Он сидел в кустах на берегу Потомака и не сводил глаз с дома в викторианском стиле на противоположной стороне. Гусман сидел в засаде два часа, абсолютно отрешившись от всех внешних помех вроде мошкары. И на красоту реки в закатный час ему тоже было глубоко наплевать.

Он знал — Остин в ближайшие часы здесь не появится. Гусман достал из чехла снайперскую винтовку и посмотрел через оптический прицел. Стоит нажать на курок, и пуля понесет смерть со скоростью почти три тысячи футов в секунду. Убийца опустил винтовку, взял телефон, набрал номер штаб-квартиры НУМА. Автоответчик сообщил, что мистер Остин будет отсутствовать несколько дней, и попросил Гусмана оставить информацию. Киллер улыбнулся. У него для мистера Остина только одно сообщение.

Гусман набрал другой номер. На сей раз звонок раздался в автомобиле, припаркованном неподалеку от дома Джо Завалы в Арлингтоне.

— Уходите, — коротко приказал Гусман.

Двое в автомобиле пожали плечами, переглянулись и тронулись с места.

Гусман бережно упаковал винтовку и беззвучно, как привидение, исчез в зарослях.

Глава 35

Лодка скользила в тумане, будто все происходило во сне. Испарения, поднимающиеся от реки, приобретали причудливо-угрожающие формы, словно предупреждая: возвращайтесь.

Джемма сидела на веслах, а Чи — неподвижно на носу, пристально наблюдая за проплывающим мимо пейзажем. Они не останавливались с самого рассвета и наконец решили сделать небольшой привал на крошечном островке посреди реки. Профессор тут же сошел на берег, а Джемма еще не забыла о встрече с «желтой бородой» и предпочла остаться в лодке. Чи разжег портативную плитку и занялся приготовлением кофе. Быстро позавтракав, они продолжили путь.

Продуктов, позаимствованных у бандитов, хватит на несколько дней. Правда, прицеп в виде второй лодки с провиантом замедлял продвижение.

Яркие лучи утреннего солнца разогнали туманные фантомы. Река петляла, извивалась. У каждого поворота Чи поднимал руку, Джемма глушила мотор, и они напряженно вслушивались. Вдруг донесутся голоса или шум винтов? После встречи с вертолетом они были готовы к подобным сюрпризам. Однако и натолкнуться на банду головорезов за очередной извилиной реки не хотелось. А кто был в вертолете — враги или друзья — непонятно. Они, конечно, спасли Джемму и Чи от порогов, но, с другой стороны, чуть не утопили в реке.

Через несколько часов пути характер реки изменился. Русло стало вполовину уже, а берега — более крутыми и густо поросшими зеленью.

— Интересно бы знать, где мы, — пробормотала Джемма, окидывая взглядом известняковые скалы, увитые лианами.

— Я думаю о том же, — подхватил Чи, глядя в небо. — Можно предположить, это восток, потому что в той стороне восходит солнце. Нам потребуются ваши навыки скаута.

Джемма рассмеялась:

— Что нам действительно требуется, так это рация.

Чи извлек из сумки старинный предмет, который они нашли в пещерном храме, и протянул Джемме.

— Знаете, как такая штука работает?

— Как биолог-океанограф я больше времени провожу под водой, а вот технические средства — прерогатива других. Хотя, конечно, я проходила некоторый курс по навигации.

Джемма стала внимательно рассматривать прибор и снова восхитилась работой древних мастеров. Надписи — имена богов — были явно на древнегреческом. Она попыталась повернуть самую большую окружность, но ничего не вышло — мешала ржавчина. На этом круге были изображены животные: овца, коза, медведь, лев. Судя по расположению, они олицетворяли созвездия. Все это напоминало звездную карту с вращающимися окружностями, которая показывала звездное небо в данное время года. Очень разумно.

— Эту вещь создал гений, — сказала Джемма. — Мне понятна одна функция прибора. Он дает возможность определить время года по положению звезд на небе.

— То есть перед нами лунный календарь — бесценная вещь, если хочешь узнать, когда наступит сезон дождей, когда сеять, а когда убирать урожай.

— И когда можно выходить в море. А также где вы находитесь. Обратная сторона служит секстантом и позволяет определить азимут по солнцу.

— А для чего другие круги?

— Возможно, для открывания консервов. Спросите об этом кого-нибудь другого, более подкованного в технических вопросах. Жаль, что механизм разъеден ржавчиной. Как бы хотелось узнать, где мы находимся.

Чи покопался в сумке, достал карту, разложил ее на коленях.

— Этой реки на карте нет, — сказал он, приблизительно указывая русло. — Мне кажется, что она появляется только после сезона дождей. Если мы будем и дальше двигаться в том же направлении, готов поклясться, окажемся на границе Гватемалы. Мы уже очень близки к ней. В этом есть смысл. Ворованные предметы искусства переправляются контрабандой через Гватемалу в Белиз, а оттуда — в другие страны.

— В мои планы не входило путешествие в Гватемалу, когда я отправлялась в командировку по заданию НУМА. Но похоже, выбора у меня нет.

— Посмотрите на ситуацию более радужно, — предложил Чи. — Нам предоставляется шанс прекратить этот преступный бизнес.

Джемма удивленно взглянула на профессора в надежде, что его горячее желание немедленно пресечь деятельность контрабандистов несколько поубавится. Сейчас главная цель — спастись. Судя по всему, им просто невероятно, чертовски повезло остаться в живых.

— Как думаете, что это? — спросила Джемма, указав на помеченные крестиком места.

— Это могут быть места раскопок, хранения находок, продуктов питания и снаряжения.

— И мы намереваемся найти их при помощи этого чудного приборчика?

— Как интересно, — задумчиво произнес Чи, заботливо укладывая старинный предмет обратно в сумку. — В нашем слепом желании извлечь практическую пользу из этого прибора мы совсем забыли о его археологической ценности.

— Оставим эту привлекательную возможность другим. Я — морской биолог.

— Но вы же не станете отрицать важность такой находки среди объектов доколумбовой эпохи?

— Я не готова ответить на подобный вопрос.

— Я тоже. Пока. Однако я точно знаю, что призову все громы и молнии на свою голову, когда археологический мир получит хотя бы намек на связи между Европой и Новым Светом до Колумба. Этот прибор ведь не сам по себе оказался в том месте. Его привезли европейцы в Америку. Либо доставили сюда американцы, побывавшие в Европе.

— А может, не стоит никому рассказывать? — предположила Джемма.

Усилившееся течение прекратило дискуссию. Река еще сильнее сузилась, а берега стали более обрывистыми. Джемма сама села к рулю.

— Мы набираем скорость, — сказала она Чи.

Внезапно русло реки стало совсем узким, а скорость течения увеличилась вдвое.

Джемма и Чи тревожно переглянулись. Дальше река делала плавный поворот, а берега теперь подошли так близко, что при желании их можно было коснуться. Джемма решила пристать к узкой полоске показавшегося пляжа, но вдруг лодка-прицеп начала мотаться взад-вперед, угрожая снести рулевое управление. Джемма из личного опыта знала, что в такой ситуации единственно верный выход — решительные действия.

— Рубите веревку! — прокричала она профессору.

Чи смотрел на коллегу, не понимая приказа.

— Перережьте веревку, иначе прицеп разнесет наш винт! — еще раз прокричала Джемма.

Уяснив смысл сказанного, профессор одним ловким движением отсек лодку с провиантом. Груженое суденышко начало вращаться вокруг своей оси и неуклонно приближаться к лодке с пассажирами. Чи и Джемма не сводили глаз с прицепа, надеясь, что столкновения не произойдет. Глядя назад через плечо и при этом стараясь править, Джемма не заметила известняковой скалы перед ними.

Она успела пригнуть голову в последнюю секунду. В кромешной темноте они плыли по подземной реке.

— Хорошо бы зажечь фонарик, профессор, — сказала Джемма.

Ее голос отражался эхом от стен в беспросветной тьме.

Свет фонаря выхватил из мглы скальные стены. Джемма выровняла курс, и лодка теперь легко шла по течению. Внезапно луч фонаря растревожил стайку летучих мышей. Джемма затаила дыхание и стиснула зубы.

— Ненавижу летучих мышей, — пробормотала она.

— Спокойно. Все будет хорошо, — постарался утешить коллегу Чи.

Джемма замерла, представив перепончатые крылья и острые зубки тварей. К счастью, скоро лодка миновала колонию зверьков.

— Просто удивительно, — сказал Чи. — Никогда в жизни не видел, чтобы река уходила под землю так внезапно.

— Извините меня, профессор, но, на мой взгляд, в вашей стране слишком много пещер и пещерок.

— Да, доктор Морган-Траут. Ландшафт моей страны походит на швейцарский сыр.

«Да уж», — подумала Джемма. Они оказались под землей, и нет никакой уверенности в том, что удастся выбраться отсюда. Кроме того, этот путь используют контрабандисты. Значит, есть все шансы натолкнуться на очередную банду. Джемма завела мотор. Дальше они поплыли по течению, время от времени отталкиваясь веслом от стен. И никто не говорил вслух о возможных угрозах. А ведь это путешествие вполне могло закончиться гибелью...

Через час пути течение замедлилось. Река снова стала широкой, такой же, как перед порогами. Желтый луч фонаря осветил большую пещеру.

— Стоп! — крикнул Чи.

Течение будто исчезло. Они оказались в большом озере, из которого ответвлялся канал. Джемма направила лодку туда. Чи погасил фонарь. Где-то далеко впереди в темноте мерцал оранжевый огонек. По мере продвижения он становился все больше и ярче и наконец материализовался в керосиновый фонарь на маленьком пирсе. Джемма причалила около двух других таких же лодок и заглушила мотор. Они с Чи настороженно прислушивались. Ни звука.

— Похоже, это конечный пункт нашего плавания, — проговорила Джемма.

Прихватив рюкзак Чи с продуктами, они решили обследовать окрестности. Причал был шириной с тротуар. Дальше он увеличился еще больше, а каменная стена стала совсем гладкой. Следуя вдоль причала от одного фонаря к другому, Джемма и профессор пришли в новую пещеру. Стены и потолок здесь были удивительно ровными.

— Это каменоломня, — уверенно сказал профессор. — Древние майя добывали в таких местах известняк для постройки храмов и домов.

— Не думаю, чтобы майя пользовались керосиновыми лампами.

— Согласен. Но для нас есть и хорошая новость — где-то должен быть выход.

Они пошли дальше и обнаружили десятки деревянных ящиков, аккуратно расставленных на поддонах. Чи заглянул в несколько ящиков.

— Невероятно, — прошептал он. — Сотни предметов искусства древних майя. Бандиты используют каменоломню как склад.

— Разумно, — отозвалась Джемма. — Добычу переправляют по реке и дальше вывозят с этого склада. Думаю, они используют наземный транспорт.

Чи не слушал. Его внимание полностью захватили стеллажи, на которых хранились каменные плиты. Луч фонаря скользил туда-сюда.

— Опять корабли, — прошептал профессор.

Джемма подошла поближе и увидела высеченные на камнях изображения.

— Похожи на те, что мы видели на развалинах.

— Верно. Кажется, этот бизнес распространен гораздо шире, чем я воображал. Бандиты, наверное, раскопали не одно археологически значимое место вроде того, что мы с вами осматривали. Они вырезали блоки из стены с помощью алмазной электропилы. Какая трагедия!

Научное любопытство взяло верх над инстинктом самосохранения. Ученые могли бы провести целый день, изучая картины и надписи, если бы не вдруг появившийся свет в конце каменоломни.

Выход! Наконец-то можно выбраться из этого ужасного места. Однако Джемму не покидало ощущение, что они здесь не одни. Бросив взгляд через плечо, она схватила Чи за руку и буквально оттащила от каменных чудес.

Свет приближался через проем, увенчанный типичной для архитектуры майя аркой. Темнота и прохлада внезапно сменились ярким сиянием и теплом. Джемма и профессор зажмурились. В проем вкатилась погрузочная платформа с лебедкой. Теперь стало видно, что земля вокруг покрыта пятнами машинного масла и следами шин.

Джемма сделал шаг вперед, чтобы получше все рассмотреть, и тут боковым зрением уловила какое-то движение. К своему ужасу, она увидела справа и слева вооруженных людей. Один из них направил дуло винтовки на нее, а другой держал на прицеле Чи. Ученые переглянулись. Ясно, что лучше не делать резких движений. И единственный путь отступления тоже преградил еще один вооруженный человек. Инстинкт не подвел, подумала Джемма. За ними действительно следили.

Бандиты были грязными и небритыми, но в отличие от тех, с которыми Джемма и Чи столкнулись на руинах, эти оказались более дисциплинированными. Наверное, охранники. Третий негромко отдал приказ двоим, и они жестами велели Джемме и Чи идти к выходу из каменоломни.

Несколько минут они шагали по густому лесу, пока не оказались на небольшой вырубке. Там в моторе грузовика копался какой-то человек. Услышав шаги, он обернулся. Измазанное машинным маслом лицо и узкая бородка делали мужчину похожим на сатану. По манере разговора Джемма поняла, что «механик» здесь главный. Он обратился к Чи, который снова принял вид простого проводника. Они поговорили недолго, после чего на лице «механика» появилось выражение «это-все-что-я-хотел-знать». Джемма с облегчением отметила, что изнасилование ей здесь, кажется, не грозит. Настораживало только то, что бандиты продолжали держать их на прицеле. После недолгих раздумий «механик» забрался в кабину и связался с кем-то по радио. Судя по его реакции, разговор иногда превращался в перебранку. Закончив беседу, «механик» с самодовольной ухмылкой выбрался из кабины и отдал приказ своим людям. Бандиты, грубо подталкивая ученых в спины, велели им лечь на землю, а затем связали пленникам руки и ноги.

— О чем вы говорили? — шепотом спросила Джемма, когда бандиты отошли.

— Я сказал, что вы — ученая, а я ваш проводник. И что мы попали в пещеру совершенно случайно.

— Он поверил?

— Не важно. Бандит сказал, будто имеет приказ стрелять в каждого, кого обнаружит в пещере. Но он посовещался с боссами по радио, и они велели привезти нас.

— Похоже, он доволен тем, что свалил всю ответственность на кого-то другого. Сколько у нас времени?

— У грузовика проблема с мотором. Поэтому времени у нас — до его починки.

Джемма сделала глубокий вдох и выдох. Нет, она не боялась — просто чувствовала усталость и разочарование. Попасться в лапы каких-то проходимцев, когда свобода была так близко! Сколько сил потрачено впустую! Джемма сосредоточилась на грузовике. А что? Он может стать их пропуском на свободу. Правда, для этого необходимо отобрать ключ зажигания у четырех вооруженных мужиков... Да, похоже, их спасет только чудо. Джемма закрыла глаза. Ночь будет долгой.

Глава 36

С высоты Завала заметил тела в реке. Вертолет пошел на снижение, описывая плавные круги. Джо попросил пилота опустить машину еще ниже. Вертолет сел на воду, Завала открыл дверь со своей стороны, внимательно осмотрел вздувшиеся трупы и передал сообщение второму вертолету, лениво висевшему над верхушками деревьев.

— Пол, Курт, здесь нам не о чем волноваться. Все трупы мужские.

Иными словами, Джеммы среди погибших нет, промелькнуло в голове у Пола.

— Ты уверен? — переспросил Траут.

— Да.

— Спасибо, — отозвался Остин. — Неплохое местечко для вылазки. Наш лимузин готов?

— Бак полон.

— Отлично. Вперед.

Друзья позаимствовали два вертолета у мексиканской армии и уже облетели руины, среди которых Джемма и профессор Чи попали в ловушку к бандитам. Траут хотел, чтобы его товарищи получили полное представление о маршруте пропавших. Затем Траут показал друзьям пороги. Они летели по течению реки и вот теперь обнаружили трупы.

Завала передал команду Остина пилоту. Вертолет направился к самой широкой части реки и стал медленно снижаться, пока его груз, напоминающий большую ванну, не коснулся воды. Джо нажал рычаг, чтобы отсоединить агрегат от вертолета. Первая винтокрылая машина поднялась и улетела, а на ее месте завис второй вертолет, где находились Остин и Траут.

Курт первым спустился по веревке в «ванну». Он нажал кнопку-стартер и, развернувшись, встал так, чтобы на странное плавсредство мог спрыгнуть Траут, тоже скользнувший вниз по тросу. Таким же способом был опущен водонепроницаемый мешок с оборудованием и провиантом. Траут, несмотря на мощный поток воздуха от винтов машины, прекрасно справился с задачей.

— Я обычно никого не подвожу, но у тебя честное лицо, — подмигнул Остин другу.

Пол тоже улыбнулся. Он был рад хоть что-то сделать для спасения жены. Траут отстегнул от пояса радио и сказал:

— Спасибо за лимузин, Джо.

— Без проблем. Его только нужно обкатать.

«Лимузином» оказался самый маленький из всех катеров на воздушной подушке, называвшийся «Морской котик». В длину он имел всего пятнадцать футов и перемещался на воздушной подушке и по суше, и по воде со скоростью двадцать пять миль в час при полной загрузке. Этот малыш создавался для охотников или ученых, забиравшихся в глубокие дебри. Военные модифицировали гражданскую модель, добавив станок для небольшого пулемета, подвижные фары и прибор ночного видения.

Остин завел мотор мощностью в двадцать четыре лошадиных силы. Катер при помощи воздушной подушки поднялся над водой. Курт сделал несколько кругов, переходя с большей скорости на меньшую и наоборот. Удовлетворившись, передал управление Трауту, и пока тот привыкал к новой машине, Остин достал из мешка свой пистолет и два КАР-15. Эта укороченная версия М-16 с подствольным гранатометом обладала огромной убойной силой.

Конечно, здорово обойтись без стрельбы, но, к сожалению, повода для подобного оптимизма не было. Взятая напрокат форма Пола Траута уже навевала мрачные мысли. Курт попросил такой же камуфляж и для себя.

Чем ближе спасатели подходили к трупам, тем сильнее становился запах разложения. Курт и Пол завязали носы платками. Траут, плотно сжав губы, методично осмотрел каждое тело.

— Все в порядке, Джо. Джеммы здесь нет, — сообщил он по радио, закончив обследование.

— Рад это слышать, друг.

— По-моему, это те ребята, что хотели нас подстрелить позавчера, на вертолете.

Пол вздрогнул, вспомнив, как легко могла погибнуть его жена у порогов.

— Мы быстро обследуем реку. Она, может, ждет где-то там, дальше, пока ее спасут.

— Спасибо.

— Без проблем, амиго.

Вчера вечером возник спор из-за того, с кем лететь Остину. Завала очень хотел сопровождать друга, но, с другой стороны, Джо понимал, что, когда найдут Джемму, живой или мертвой, первым это должен узнать Траут. Кроме того, на командном посту нужен кто-то, говорящий по-испански и способный найти общий язык с мексиканцами.

Через миг оба вертолета скрылись за верхушками деревьев. Катер понесся по реке. На поворотах Остин сбрасывал скорость до двадцати миль в час. За все время пребывания на воде Чи и Джемма преодолели не более пятидесяти миль после порогов. Катер с такой скоростью покроет это расстояние за ничтожно малое время. Итак, вперед!

Из радио донесся треск, а затем голос Завалы:

— Курт, это какое-то сумасшествие!

— Мы слышим тебя, Джо. Что происходит?

— Я точно не уверен. Мы следовали вдоль реки. Она все время петляет, будто поворачивает то вперед, то назад. Дальше река сильно сужается и оказывается в каньоне. Никаких признаков Чи и Джеммы. Мы продолжаем лететь, и вдруг вода исчезает.

— Повтори?

— Река пропадает! Вот она есть, а в следующий миг ее нет.

— Где вы сейчас?

— Продолжаем поиск. Может быть, нам удастся обнаружить реку. А если нет, полетим вам навстречу.

Мини-амфибия помчалась дальше по реке. Скоро Остин и Траут тоже заметили сужение реки и ставшие более крутыми берега.

Завала снова вышел на связь.

— Курт, здесь ничего нет. Возвращаемся. Кончается топливо.

Запас керосина был оставлен на развалинах. Слетать туда, заправиться и вернуться — дело недолгое. Остин сказал, что они с Полом продолжат путь насколько возможно и потом встретятся с вертолетами ниже по течению.

Катер шел по каньону даже с большей скоростью, подгоняемый быстрым бегом воды. Вдруг спасатели заметили лодку, прибившуюся к берегу. Суденышко было под завязку нагружено коробками с продуктами.

— Что ты об этом думаешь, Пол?

— По-моему, они плыли не в этой лодке. Здесь нет места для пассажиров. Да и мотор в нейтральном положении.

— Ты прав, — согласился Остин, указывая на тонкую резиновую трубку. — Смотри, шланг подачи топлива даже не подсоединен к баку.

Через минутуКурт и Пол продолжили путь. Очень скоро они убедились в правоте Джо: речка действительно исчезла. Остин остановил катер.

— А вот и ответ на вопрос Завалы, — сказал Траут. — Никакой загадки нет. Река просто уходит под землю.

Пол попытался выйти на связь с Джо, но передача блокировалась окружающими скалами. Траут и Остин не колеблясь решили двигаться вперед.

Шум и вибрация двигателя спугнули летучих мышей, когда Остин удвоил скорость. Катер снова шел на воздушной подушке. Оба мужчины низко пригнули головы. Быстроходная амфибия несколько раз ударилась о скалистые берега, и наконец спасатели выскочили из тоннеля. Остин заглушил мотор, теперь катер плыл по течению.

— Ты в порядке? — спросил он Пола.

— Да. Идем дальше.

Гул мотора, многократно отраженный от каменных стен, казался ужасающим. Остин надеялся, что мертвые камни — единственные, кто узнал об их прибытии. И вот река превратилась в небольшой водоем.

В конце канала путешественники увидели причал, освещенный фонарем, и пришвартовались рядом с тремя лодками. Захватив оружие, Курт и Пол пошли осматривать каменоломню, вдоль стен которой тянулись стеллажи с ящиками. Где-то вдалеке блеснул яркий солнечный свет.

Глава 37

Остин остановился у арки и прислушался к доносящейся снаружи музыке. Какие-то латиноамериканские ритмы. Прижимаясь к стене и держа наготове карабин, Курт выглянул из пещеры и увидел погрузочную платформу. Рядом никого. Осторожно вышел на яркий солнечный свет, затем подал знак Трауту — «иди следом». Молча и бесшумно спасатели продвигались вдоль узкой грязной дороги.

Недалеко от того места, где ранее стоял грузовик, они спрятались в кустах, а дальше по-пластунски доползли до края вырубки. Остин продвинулся еще на несколько дюймов и заметил в высокой траве копну рыжих волос.

Джемма! Она была привязана к бамперу грузовика. Ее лицо приобрело цвет вареной креветки, кожа на обгоревшем носу облупилась, волосы — краса и гордость — висели грязными сосульками, но в остальном, кажется, все было в порядке. Рядом с Джеммой лежал индеец. Видимо, профессор Чи. Джемма вроде бы дремала, но вдруг открыла глаза, словно почувствовав присутствие своих.

Остин внимательно огляделся. Музыка гремела из грузовика — там на сиденье стоял портативный «бумбокс». С другой стороны автомобиля трое мужчин играли в карты. У всех за поясами торчали пистолеты, а в траве, на расстоянии вытянутой руки, валялись винтовки. В моторе машины копался четвертый бандит. У него тоже был пистолет, и, что гораздо опаснее, у колеса стоял прислоненный АК-47. Остин подал новый знак Трауту — «надо отходить».

Через минуту они сидели под деревом и обсуждали ситуацию.

— Итак, у нас четверо вооруженных мужиков. Мы бы легко справились с ними, — сказал Остин, — но Джемма и профессор Чи — прямо на линии огня. И мне не нравится четвертый бандит: у него «Калашников» под рукой. Он наиболее опасен. Что скажешь?

— Можем вызвать помощь, — ответил Траут, указывая на радио у пояса. — Хотя, даже если ребята прибудут очень скоро, это вызовет лишь большую стрельбу. А следовательно, увеличатся и шансы ранить кого-нибудь.

— Я тоже об этом подумал, — отозвался Остин, почесав подбородок. — Судя по всему, Джемма и Чи целы и невредимы. Значит, кто-то заинтересован в том, чтобы они были живы. По крайней мере пока.

— Мне кажется, бандиты планируют убраться отсюда, как только починят свой драндулет.

— И тогда у нас появится шанс кое-что предпринять. Они же будут перемешаться. Возможно, Джемму и Чи посадят в грузовик. Линия огня освободится...

— Но все может случиться и по-другому, — предположил Траут. — Что, если появятся новые бандиты?

— Мы можем предполагать что угодно и сколько угодно, а толку не будет. Давай действовать. Ждать нечего.

Траут кивнул, соглашаясь, и друзья снова поползли к вырубке. Игра в карты продолжалась, ремонт мотора тоже. Джемма и Чи сидели с открытыми глазами. Остин едва сдержал гнев, глядя на связанных пленников.

Прошло немало времени с того момента, когда Курт решил, что никогда в жизни не станет больше слушать латиноамериканскую музыку. Наконец «механик» выбрался из-под капота, вытер руки грязной тряпкой и сел в кабину. Двигатель завелся сразу, наполнив окрестности диким шумом. Облако сизого дыма вылетело из выхлопной трубы и обволокло Джемму и профессора. Они тщетно пытались увернуться от отравы.

Картежникам пришлось прервать игру. Схватив деньги с картами и закрыв руками носы, они отошли от грузовика. И от оружия тоже, с удовлетворением отметил Остин. Бандиты что-то кричали «механику», выскочившему из кабины. А тот подскочил к ближайшему из сотоварищей, схватил его за шиворот, подтащил к грузовику и заставил слушать, как работает двигатель. Остальные громко смеялись.

— Время начинать представление, — негромко произнес Остин.

Основные составляющие успешной атаки — внезапность и скрытность. Агенты НУМА могли бы уничтожить бандитов одной очередью, но ведь Курт и Пол были спасателями, а не убийцами. Встав в полный рост, они двинулись к вырубке. Траут выстрелил в воздух, а Остин дал очередь над головами бандитов. Главное — вызвать у противника страх. Стрельба произвела нужный эффект. Трое бандитов, увидев двух «терминаторов» — светловолосого великана и его компаньона, растерянно бросили взгляд на свое теперь бесполезное оружие и врассыпную бросились в лес.

«Механик» быстро заперся в кабине грузовика и вдавил в пол педаль акселератора. Из-под колес взметнулись комья грязи. Грузовик с ревом тронулся с места, волоча за собой Чи и Джемму под грохот непрекращающейся самбы.

Остин крикнул Трауту, чтобы тот держал на прицеле убегающих в лес, а сам, с быстротой заправского дуэлянта из Додж-Сити, выхватил из-за пояса верный «бауэн». Держа оружие обеими руками и стараясь сохранять спокойствие, Курт прицелился в сидящего за рулем и выстрелил пять раз. Лобовое стекло разлетелось вдребезги. Первая же пуля разнесла на куски голову «механика».

Грузовик проехал еще несколько ярдов и замер на месте. Остин побежал к машине, однако Траут опередил его. Он уже осторожно резал ножом веревки на руках и ногах Джеммы. И наконец Пол с нежностью обнял жену.

Глава 38

Кембридж

Массачусетс

Неделю спустя во двор Гарвардского университета вкатило такси и остановилось у пятиэтажного здания в георгианском стиле, казавшегося неуместным среди современных построек. Первым из автомобиля вышел Завала и бросил взгляд на табличку, указывающую путь к Музею археологии и этнографии.

— Великий день для семьи Завала, — сказал он, оборачиваясь к Остину и Джемме. — Моя матушка всегда мечтала, чтобы я пошел в Гарвард.

— Твоя матушка должна благодарить моего мужа за успехи своего мальчика, — парировала Джемма. — Хотя, как бы то ни было — мои поздравления.

— Спасибо. Мама, конечно, благодарна и тебе. Ну что, войдем? — сказал Джо, сделав галантный жест рукой.

В Гарвард друзья приехали по просьбе Траута. Пол вышел на музей путем долгих изысканий, начавшихся в джунглях Юкатана. После освобождения Джеммы Траут и все остальные возвратились на «Нерей», однако, пока ждали вертолет, решили поближе рассмотреть награбленное бандитами.

Перед отлетом Чи медленно прошелся вдоль стеллажей и печально покачал головой. Он считал, что бессистемное и бездумное выкапывание старинных предметов наносит непоправимый вред культуре и истории.

— Я знаю, что эти камни рассказывают о каком-то важном событии, — проговорил профессор, остановившись у каменных блоков — фрагментов стены, — но из-за того, что в таком беспорядке их вытащили из земли, понадобятся месяцы, а то и годы, чтобы понять, какая тайна в них заключается.

Траут много думал над словами Чи, пока они летели на «Нерей». Джемма измучилась и сильно устала после всех приключений, но в остальном проблем со здоровьем у нее не было. Отдохнув и насладившись обществом жены и кулинарными изысками повара «Нерея», Пол вернулся в лагерь контрабандистов, захватив с собой фотооборудование.

Военные теперь охраняли находки от возможного налета другой банды «черных археологов». Чи остался, чтобы сделать опись всех предметов, и очень обрадовался, когда узнал, зачем прибыл Траут. Пол отснял сотни кадров, прежде чем решил возвратиться на исследовательское судно к жене. Потом они вместе отправились в Вашингтон, где Траут занес все имеющиеся сведения в свой компьютер.

По роду своей деятельности Пол стал мастером компьютерной графики, работая над подводными проектами. Он умел представлять научную информацию в таком виде, чтобы ее понял любой человек, даже не имеющий отношения к морю и геологии. В археологии давно используются компьютерные программы, позволяющие реконструировать все: от древних городов до человеческих и животных останков. Работая, Траут часто консультировался по телефону с профессором Чи, вернувшимся в Мехико. Сделав полный анализ, Пол позвонил Остину.

— Знаю, это покажется безумием, — сообщил он коллеге, — но вся информация, которую я обработал для Чи, имеет отношение к заданию, над которым мы работаем.

Остина не пришлось долго убеждать. Он быстро связался с Ниной Кирофф, передал разговор с Траутом и спросил: не может ли она свести Пола с кем-то из специалистов по майя? Нина порекомендовала доктора Орвиля. Траут отправился в Гарвард, захватив с собой дискеты.

В вестибюле музея Остина, Завалу и Джемму встретила миловидная девушка-гид и повела гостей на пятый этаж, давая по ходу комментарии:

— Наш музей — самый старый музей этнографии в мире. Он был основан в 1866 году на пожертвованные Джорджем Пибоди сто пятьдесят тысяч долларов. Строительство пятиэтажного здания началось в 1877 году. В стенах музея находится пятнадцать миллионов экспонатов, хотя большинство предметов мы и возвращаем на место раскопок.

Гид привела всех в лекционный зал. Около трибуны стояла Нина и разговаривала с каким-то рыжеволосым человеком. Кирофф радостно улыбнулась, заметив вошедших, особенно Остина. С ним первым Нина и поздоровалась. Сердце Курта тоже сильнее забилось, когда он взглянул на красиво очерченные губы Нины и безупречные линии ее тела. У Остина захватило дух при мысли, что он сможет обнять красавицу, когда поблизости не будет ни коллег, ни друзей.

Нина познакомила коллег с доктором Орвилем. Остин всегда считал, что внешний вид не главное, но при взгляде на доктора засомневался в своей точке зрения. Ученый носил застегнутый на все пуговицы твидовый пиджак, несмотря на теплую погоду, а давно вышедший из моды галстук украшали жирные пятна от еды. Безумный блеск карих глаз усиливали толстые линзы очков. Но этот намек на сумасшествие уравновешивался несомненным интеллектом. Почти уравновешивался. Остин опасался, что у доктора глаза вот-вот завращаются, как у персонажа мультика. «Ладно, о тонкой грани между гениальностью и сумасшествием поразмыслим в другой раз», — решил Остин.

— Пол занят последними приготовлениями к встрече. Через несколько минут он присоединится к нам, — объявила Нина. — И я едва узнала вас без мачете, профессор.

Профессор Чи действительно преобразился, и дело тут было не только в отсутствии ножа для рубки тростника. В элегантном серо-стальном костюме от Армани и модном галстуке индеец выглядел так же органично, как и в простой крестьянской одежде. Классические индейские черты лица Чи казались каменно-беспристрастными, но в глазах полыхал огонек любопытства.

— Приоделся, пока был в Риме, — пожал он плечами.

— Вот так сюрприз, профессор. Вы великолепно выглядите, — добавила Джемма.

— Вы тоже, доктор Морган-Траут.

В последний раз Джемма видела Чи, садясь в вертолет. Тяготы приключений, похоже, не отразились на профессоре. А вот Джемма пришла в норму, только вернувшись в Вашингтон. Жгучее солнце Юкатана оказало сильное воздействие на ее светлую кожу. Сыграли свою роль и бессонные ночи, и отсутствие регулярного питания.

Лекционный зал начал напоминать выставку моды, когда в дверях появился Траут. На нем был отлично сшитый спортивный жакет, купленный в Лондоне, и великолепные брюки оливкового цвета. Пол извинился за опоздание, прошел к компьютерному столу и вставил диск в лэптоп, связанный с проекционным экраном. Здесь использовалась такая же система, как и в штаб-квартире НУМА. Нина села за преподавательский стол, а остальные заняли места в первом ряду, как жаждущие новых впечатлений первокурсники.

Орвиль открыл собрание:

— Благодарю всех за то, что пришли. Нина скажет вам, что я склонен делать дикие сообщения в местной прессе. — На лице профессора заиграла странноватая кривая усмешка. — Но даже я, со своим неуемным воображением, признаю — более фантастической истории, чем та, которую вы сейчас услышите, невозможно выдумать. Итак, без лишних предисловий передаю слово своему уважаемому коллеге профессору Хосе Чи.

— Я бы хотел поблагодарить доктора Орвиля за любезно предоставленную нам возможность собраться в этом месте, где я провел много счастливых часов, будучи аспирантом, — сказал Чи негромким, каким-то шелестящим, будто осенние листья, голосом. — Как вам известно, доктор Джемма Морган-Траут и я обнаружили сотни украденных предметов искусства. В том числе несколько очень любопытных, даже интригующих каменных блоков, стела, похищенная из храма, и какие-то другие памятники, идентифицировать которые пока не удалось — многие объекты повреждены. По моему мнению, все эти находки должны оставаться на своих местах и просто быть внесены в каталог. Думаю, мои друзья из НУМА согласятся, что ситуация вопиющая.

Чи кивнул Трауту, и тот нажал клавишу компьютера. На экране появилась фотография местности.

— Перед нами место, откуда похищены все эти предметы, — продолжал профессор. — Холмы, которые вы видите, — это остатки зданий, располагавшихся вокруг центральной площади древнего города майя. Следующий кадр, пожалуйста. А это обсерватория. Прошу обратить внимание на детали фриза. Дальше подземный храм — лишь один из множества объектов, делающих это место невероятно интересным и необычным.

Остин подался вперед, будто желая оказаться там, в древнем городе.

— Необычным в каком смысле, профессор Чи? — спросил он.

— Большинство городов майя являли собой комбинацию административных, религиозных и бытовых построек. А этот город посвящен целиком науке. В первую очередь изучению времени и астрономии. Во многом наука майя была связана с религией так же, как религия связана с властью. Но у меня ощущение, что в этом месте все же больше занимались просто наукой. Город называется на языке майя Город Неба. Я же назвал его ИТМ.

— Массачусетский технологический институт наоборот? — спросил Завала.

— Похоже, — согласился профессор. — В данном случае ИТМ расшифровывается как Институт технологий майя.

Чи передал слово Трауту.

— С самого начала профессор Чи был уверен: изображения и надписи на каменных блоках представляют собой какой-то связный рассказ. Однако проблема заключалась в том, что камни находились в беспорядке. Как если бы вы разорвали книгу по страничкам и все перемешали. А здесь, можно сказать, разорвана не одна книга, потому что камни украдены из разных мест. Кроме того, роль страниц в данном случае играют тяжелые каменные плиты. Поэтому мы сделали десятки фотографий и ввели все в компьютер, чтобы можно было выстроить изображения в любом порядке. В работе мы использовали здравый смысл и письмена майя, которые перевели профессор Чи и доктор Орвиль. Затем мы расставили камни в определенной последовательности. История получилась, как верно заметил доктор Орвиль, необыкновенная и невероятная.

Продолжил сам Орвиль:

— Разделить картинки на категории оказалось довольно легко. Мы просто следовали изображениям кораблей на здании обсерватории, которые вы видели ранее. Это первая картинка по хронологии.

Остин пристально рассматривал кадр.

— Похоже, целая армада выходит в море, — заметил он.

— Да. Судя по количеству кораблей, это действительно флотилия, а не случайно собравшиеся в порту суда. Если присмотреться, видно, что все хорошо организовано. Вот корабли стоят на погрузке, а вот здесь готовы к выходу в море.

Далее последовала серия снимков, демонстрирующих сцены отправки кораблей.

— А вот просто волшебные сцены путешествия с изображениями различных морских существ, — продолжал Орвиль. — Многие из этих картин отличаются всего лишь незначительными деталями. Возможно, это художественный прием, чтобы придать ощущение времени.

— Кстати, насчет времени. Сколько длилось путешествие? — спросила Джемма.

— В письменах майя говорится, что путешествие длилось один лунный цикл. Значит, около тридцати дней. Майя были крайне точны в вопросах времени. А вот и последняя серия изображений. Корабли прибыли в порт назначения. Их приветствуют и начинают разгрузку. По отношениям между людьми видно, что местные жители знакомы с прибывшими на этих кораблях. — Орвиль обернулся к Трауту и сказал: — А теперь, мой друг, пора продемонстрировать компьютерное чудо.

Пол кивнул. Мерцающий курсор выбрал три фигуры с картины и увеличил их. Первым был выделен бородатый человек с орлиным профилем и в островерхой шапочке. Вторым — широколицый с полными губами и в плотно облегающей голову шапке или шлеме. Третьим — мужчина с высокими скулами и в каком-то сложном головном уборе, украшенном перьями. Траут поместил эти три изображения одно под другим слева, а справа появилось еще три лица.

— Похоже, братьев разлучили при рождении, — прокомментировал Завала.

— Сходство очевидно, не так ли? — спросил Орвиль. — Вернемся ко всей картине. Доктор Кирофф, мы бы хотели услышать ваше мнение как морского археолога.

Пользуясь лазерной указкой, Нина указала сначала на один корабль, потом на другой.

— Мы видим, что здесь изображено практически одно и то же судно, используемое с двумя целями. Корабли обладают сходными чертами. Длинный прямой корпус с плоским дном. Отсутствует бушприт. Парус на фиксированной рее ставится и убирается с помощью гитов. Три палубы. Продольные опоры. Украшенный резьбой нос. Вот рулевое колесо. Вдоль палубы тянется ряд щитов.

— Значит, это военный корабль? — спросил Завала.

— И да, и нет, — ответила Нина. — На верхней палубе одного из кораблей мужчины с копьями. Очевидно, солдаты или моряки. Есть смотровые люки. А места достаточно для большого количества гребцов. — Красная точка переместилась на другой корабль. — А вот здесь ясно, что палуба предназначена для важной персоны. Видите этого человека? У членов команды полумесяцы на головных уборах. Значит, корабль флагманский. С кормы свешивается богатый ковер. Такое украшение указывает на адмирала или другого большого начальника.

— А какой длины корабль? — спросил Остин.

— По моему мнению, футов сто — двести. Возможно, больше. Следовательно, это судно водоизмещением около тысячи тонн.

— Нина, нельзя ли провести какое-то наглядное сравнение для нас, людей сухопутных? — попросил Орвиль.

— С удовольствием. Этот корабль гораздо длиннее английских судов семнадцатого века. У «Мэйфлауэра», к примеру, водоизмещение было всего лишь сто восемьдесят тонн.

— Тогда что же это, Нина? — спросил Орвиль.

— Как морской археолог считаю, что перед нами океанское судно финикийцев. Понимаю, звучит несколько странно. И я не буду ни с кем спорить по этому поводу, пока не получу дополнительные доказательства.

— Какие доказательства тебе нужны, Нина? — спросил Остин.

— Настоящий корабль. Все, что нам известно о финикийских кораблях, мы узнали благодаря изображениям на монетах. Некоторые ученые полагают, будто их суда достигали трехсот футов в длину! Я отношусь к этой цифре с некоторым недоверием. Но даже если ее уменьшить вдвое, все равно получим судно весьма внушительных размеров для того времени.

— Достаточно крупное, чтобы пересечь Атлантику?

— Несомненно, — ответила Нина. — Такие корабли были крупнее и устойчивее всех прочих. В легких весельных лодках люди полагались на волю ветра и волн. А вот оснащение этого корабля позволяло быстро убирать или поворачивать парус в зависимости от направления и силы ветра. При идеальных условиях такое судно могло преодолеть сотни миль.

— А при отсутствии реального корабля что нужно, дабы убедиться: мы сейчас видим финикийское судно?

— А меня убеждать не надо, — отозвалась Джемма. — Я согласна с теорией доктора. Давайте-ка еще раз посмотрим на тех шестерых. — На экране появилось шесть лиц. Лазерная указка коснулась бородача, а затем — его «брата-близнеца». — Головные уборы этих двух джентльменов похожи на те, что носили финикийские моряки.

— Что вовсе не удивительно, — продолжил Орвиль, — так как изображения справа взяты с финикийской стелы, найденной в Тунисе. У этого человека лицо африканского типа, как у каменных голов, обнаруженных в Мексике, в Ла-Венте. Третий тип лица — изображение с развалин майя.

— Вывод напрашивается сам собой, — сказал Остин.

Орвиль откинулся на спинку стула, сложил ладони домиком.

— Делать выводы на основании картинок — хорошо, если вы псевдоученый и просто хотите продать свою популярную книгу. Однако это не имеет ничего общего с истинной археологией, — заметил он. — Коллеги разорвут в клочья то, что еще осталось от моей репутации, если я выступлю с подобным заявлением. Морская археология не мой конек, поэтому я не могу дать оценку утверждениям Нины. Одно знаю точно: согласно письменам на этих камнях, финикийцы, африканцы и майя оказались вместе. Более того: я и профессор Чи переводили эти письмена и порознь, и вместе. И все же пришли к одному и тому же результату. Камни гласят: эти корабли прибыли в страну майя, спасаясь от какого-то бедствия на своей родине. Кроме того, их встретили не как чужаков, а как старых знакомых.

— А дата указана?

— Зная о страсти майя к точности, было бы удивительно не обнаружить даты. Корабли прибыли в 146 году до нашей эры.

Нина, не отрывая взгляда от экрана, прошептала что-то на латыни.

Все присутствующие посмотрели на нее.

— Эту фразу учат все первокурсники, — пояснила Кирофф. — Carthago delenda est. Карфаген должен быть разрушен! Катон Старший заканчивал этим высказыванием каждое выступление в римском сенате. Он хотел склонить мнение публики в пользу войны с Карфагеном, городом финикийцев.

— Насколько я помню, это сработало. Карфаген и в самом деле был уничтожен, — заметил Остин.

— Да. В 146 году до нашей эры.

— А это означает, что данные корабли могли убегать от римлян.

— Дата есть дата, — задумчиво протянула Нина. — Я просто указала на совпадение. Я не делаю вывода. Как ученый я вообще не могу делать выводы на такой шаткой основе, — добавила она. Тем не менее в ее серых глазах ясно читалось волнение.

— Я понимаю, что вы, как ученые, не можете заявить ничего с полной уверенностью, пока не получите серьезные подтверждения своих теорий. Что касается меня, то я убежден — древние люди посещали Америку задолго до Колумба. Финикийцы вполне были способны на такое путешествие, — заявил Остин.

— Я знаю, что они были величайшими исследователями до пятнадцатого или даже шестнадцатого века, — кивнула Джемма. — Финикийцы доплывали до Западной Африки, а также до Корнуолла и Кабо-Верде. Предположительно за один рейс они перевозили несколько тысяч человек. Хорошо, специалисты найдут письмена довольно интересными, но кто согласится принять их за подлинные? Несколько лет назад записи, найденные в Бразилии и описывающие экспедицию финикийцев в 531 году до нашей эры, были признаны фальшивкой. Вам покажется безумием, однако многие скажут, будто контрабандисты ловко изготавливают «древности» для наивных, доверчивых коллекционеров. Поэтому нужны очень веские доказательства, чтобы убедить ученую братию в том, что эти корабли совершили трансатлантическое плавание.

— А как же астролябия, которую нашли вы с профессором?

— Ее недостаточно, Курт. Скажут — эту вещь привез Кортес или какой-то другой испанский идальго, а индейцы украли прибор и отнесли в храм. Нужно наверняка выяснить, как астролябия попала туда.

— А в письменах что-нибудь сказано про корабельный груз?

— Этот пункт мы приберегли напоследок, — довольно ухмыляясь, сказал Орвиль.

— О да. Мы знаем, какой груз они везли, — присоединился Чи. — Главным образом медь, драгоценные камни, серебро и золото.

— Корабли были набиты сокровищами? — удивленно протянул Остин.

Профессор кивнул.

— Итак, перед нами не рядовая торговая экспедиция, — с горящими глазами сказал Остин. — Карфаген осажден римлянами, и горожане сделали все возможное, чтобы их сокровища не достались врагу.

— А известно что-нибудь о дальнейшей судьбе сокровищ? — спросил Завала.

— К сожалению, здесь говорится только о счастливом прибытии кораблей, — ответил Чи.

— Конечно, все эти разговоры о сокровищах очень занимательны, — нахмурившись, сказала Нина. — Но сверкание золота и серебра не должно отвлекать нас от поиска ответа на главный вопрос: почему все члены моей экспедиции в Марокко были зверски убиты?

— Доктор Кирофф права, — согласился Остин. — Давайте сосредоточимся на нити, которая связывает эти письмена с другими открытиями. Христофор Колумб. Нам известно что через несколько сотен лет после того, как на этих камнях были высечены картины, рассказ о сокровищах дошел до Колумба. Может быть, он и на это смотрел? — спросил Остин, указывая на экран.

— Не хотелось бы выливать на вас ушат холодной воды, — вмешался Орвиль. — Однако слухи, которым поверил Колумб, могли основываться на реальных богатствах ацтеков. Как нам известно, джек-пот достался испанцам позднее. Вы говорите, Колумб плыл по определенному курсу. Значит, у него была карта?

— Не совсем так, — ответил Остин. — Помните ту заметку, что вы нашли для Нины в своих файлах?

— Да-да. В статье говорилось о неком камне, предмете древнего искусства.

— Колумб в журнале упоминал, что пользовался «говорящим камнем».

— Теперь я вспомнил. Монолит, обнаруженный в Италии. Его перевозили в бронированном фургоне. Фактически он направлялся сюда, в музей.

— Этот камень может быть ключом ко всем сокровищам и убийствам.

— Жаль, что мы не можем взглянуть на этот камень.

— Кто сказал — не можем? Агентству доводилось выполнять и более сложные операции.

— Подождите, правильно ли я вас понял? — с недоверием произнес Орвиль. — Вы хотите сказать, будто собираетесь опуститься на глубину более двухсот футов, приблизиться к затонувшему лайнеру, пребывающему в бог знает каком состоянии, и достать тяжеленный камень из запертого бронированного грузовика?

— Если повезет, успеем обернуться между завтраком и обедом, а за ужином отпразднуем событие, — с улыбкой заявил Завала.

— Гм... — протянул Орвиль и, показав пальцем на обоих сотрудников НУМА, добавил: — А еще говорят, что я чокнутый.

Глава 39

Нантакет

Мини-подлодка уже погрузилась на пару саженей в прозрачно-зеленоватую воду у Нантакета. Остин немного колебался, стоит ли спускаться вместе с Завалой. Нет, он не сомневался в профессиональных талантах друга. Дело в другом: Джо не переставая пел «Желтую подводную лодку» на ломаном испанском, причем совершенно не в такт.

— Ты не знаешь какой-нибудь другой песни? — прорычал Остин в микрофон.

— Выполняю заявки слушателей.

— Как насчет «Далеко-далеко»?

В наушниках раздался смех Завалы:

— Да я не вспоминал об этой песне со времен горячей юности.

— Отчаянные времена — отчаянные меры.

— Без проблем. Однако она лучше звучит под гитару. Куда желаешь отправиться, амиго?

— Для начала — вниз.

Сквозь плексигласовый фонарь было видно, как Завала помахал рукой. Остин мог бы похлопать друга по плечу, если бы не стекло. Два прозрачных купола для наблюдения в носовой части делали мини-подлодку похожей на огромную зеленую керамическую лягушку.

«Дип-Флайт-2» отличалась от прочих мини-подлодок и батискафов, которые обычно по форме напоминали толстяков, сильно расплывшихся в талии. Она скорее походила на самолет-истребитель будущего, чем на средство для спуска под воду. Фюзеляж прямоугольный и плоский, а его грани суживаются к одной точке, как у зубила. Крылья снабжены мощными прожекторами. Впереди у лодки пара манипуляторов и подвижный фонарь.

В отличие от традиционных подводных аппаратов, где нужно сидеть, подобно ученику за партой, здесь Остин и Завала лежали в позе сфинкса на специальных креслах. Локти пилотов упирались в особые мягкие подушечки. Управление осуществлялось джойстиками — один для маневрирования на глубине, другой — для контроля скорости. Завала вел лодку, а Остин следил за остальными системами — свет, видеосъемка, манипуляторы, а также поглядывал на цифровой дисплей, выполнявший функции компаса, глубиномера и спидометра. Лодка плавно уходила все глубже. Пилоты лежали под углом тридцать градусов, что соответствовало естественной позе плывущего. В салоне было достаточно места даже для такого атлетически сложенного и высокого человека, как Остин. Курт признал, что, несмотря на серенаду Завалы, в таком агрегате приятно перемещаться в толще океана, разыскивая затонувший корабль.

Место крушения «Андреа Дориа» было обозначено красным буем. Завала медленно повел лодку, описывая круги, и притормозил у шлюпбалки по правому борту. Спуск до этого уровня занял три-четыре минуты. Остин понимал, что при таком техническом оснащении можно спуститься ниже за считанные секунды, но попросил друга не спешить. Он хотел присмотреться к площадке, на которой предстояло работать.

На глубине тридцати футов различался уже только голубовато-зеленый цвет, но искусственные сумерки компенсировались кристальной прозрачностью воды. Лодка медленно обошла место, где лежал якорь буя. Там на фоне светлого песчаного дна неясно виднелись очертания затонувшего корабля.

Снизившись до ста двадцати футов, Завала снова сбавил скорость и включил прожектор под брюхом лодки.

«Андреа Дориа» лежал на боку.

Луч света выхватил из мрака часть серовато-зеленого корпуса, будто запекшейся кровью покрытого пятнами ржавчины. Сейчас трудно было поверить в то, что эта громадина когда-то считалась самым быстрым и красивым лайнером на всем итальянском флоте. Теперь, лежа на правом боку и скрывая таким образом смертельную рану, нанесенную носом «Стокгольма», «Дориа» походил на фантастическое чудище, уснувшее на дне океана. Объектив видеокамеры скользнул к корме.

На фоне огромного судна мини-подлодка казалась крошечным ракообразным рядом с китом. Около шестнадцатитонного правого винта Завала резко развернул лодку и прошел вдоль чернеющих на фоне корпуса квадратных дыр, некогда служивших окнами прогулочной палубы. Теперь Джо повел лодку к носу судна параллельно предыдущему курсу. Палубы одна за другой проплывали перед глазами. Шлюпбалки, опутанные десятками метров рыболовных сетей, являли собой мрачное зрелище. Кое-где виднелись остатки неосторожно приблизившихся к ним рыб.

Красно-бело-зеленая труба отвалилась, обнажив глубокую шахту, ведущую прямо в машинное отделение. Несколько зияющих дыр оказались лестничными колодцами. Вся надстройка будто соскользнула и лежала на дне, распавшись на куски. Без надстройки «Андреа Дориа» походил на баржу, а не на океанский лайнер. И только обнаружив останки рулевой рубки, мощное ограждение, лебедку и швартовные тумбы на фордеке, Завала и Остин почувствовали — они смотрят на действительно крупное пассажирское судно. С трудом верилось, что такой огромный корабль мог затонуть. «Впрочем, то же самое говорят о „Титанике“», — напомнил себе Остин.

Все это время Курт и Джо скорбно молчали, словно во время похоронной церемонии. Однако теперь Остин заговорил:

— Вот как выглядят тридцать миллионов долларов, пролежав на дне океана несколько десятков лет.

— Не слишком ли дорогой аквариум?

— Это только цена корпуса. А что говорить о миллионах потраченных на мебель и произведения искусства, украшавшие судно. А также о четырехстах тоннах груза. Лайнер был гордостью флота Италии.

— И все-таки я не могу представить, — сказал Завала, — как два корабля, оснащенные современной техникой, могли столкнуться на океанском просторе! Да, я знаю о тумане... Но у них же были радары, наблюдатели.

— Не повезло.

— Даже если бы столкновение спланировали заранее, невозможно было бы все устроить лучше.

— Погибли пятьдесят два человека. Лайнер на дне. «Стокгольм» получил серьезные повреждения. Груз на миллионы долларов пропал. Какой уж тут план?

— Похоже, ты пытаешься намекнуть, что это еще одна из неразрешимых загадок?

— А у тебя есть ответ получше?

— Разумного пока нет. Куда теперь?

— Давай отправимся к «норе Гимбла», — предложил Остин.

Мини-подлодка грациозно, словно манта, развернулась и направилась к носовой части лайнера. На полпути она плавно опустилась ниже и остановилась у проема размером восемь на двадцать футов.

Вот она — «нора Гимбла».

Менее чем через двадцать восемь часов после того как «Андреа Дориа» пошел ко дну, Гимбл и еще один фотограф, Джозеф Фокс, совершили погружение и обследовали корабль в течение тринадцати минут. В 1981 году Гимбл организовал настоящую экспедицию на «Дориа» с использованием специального колокола для погружения и подводной техники. Аквалангисты вырезали дверь в фойе первого класса и достали сейф, в котором, как предполагалось, хранились драгоценности на миллионы долларов. На телевидении с большой помпой организовали вскрытие этого сейфа, а там нашлось всего несколько сотен долларов.

— Похоже на вход в сарай, — со смешком заметил Завала.

— Чтобы открыть этот вход в сарай, потребовалось две недели и специальное оборудование, — ответил Остин. — Мы должны управиться быстрее.

— Возможно, легче поднять всю махину разом. Если НУМА сумело справиться с «Титаником», то совладает и с «Дориа».

— Ты не первый выступаешь с таким предложением. Были проекты подъема с помощью сжатого воздуха, наполненных гелием огромных шаров, пластиковых пузырей и даже мячиков для пинг-понга.

— А парень с пинг-понгом большой оригинал! — присвистнул Завала.

— Бог с ним. Что ты думаешь об увиденном? — спросил Остин.

— Думаю, здесь есть над чем поработать.

— Согласен. Давай подниматься. Там узнаем, что считают другие.

Завала кивнул. Нос подлодки поднялся. Остин посмотрел вниз, туда, где, словно привидение, серел корпус затонувшего лайнера. Где-то там скрывалась тайна ужасных убийств. В этот миг Завала снова затянул песню по-испански, и Остин подумал, что, к счастью, путешествие скоро закончится.

«Дип-Флайт» появилась на поверхности в фейерверке брызг и пены. В пятидесяти футах от нее стояло спасательное судно. Мини-подлодка, слегка подскакивая на волнах, мгновенно преодолела это расстояние.

На судне имелись буксирное оборудование и носовой кубрик, но большую часть занимала открытая палуба. По обе стороны палубы конструкторы установили лебедки. Двое моряков с помощью тросов вкатили мини-подлодку на палубу, выполнив свою работу с хирургической точностью. Впрочем, другого на корабле отца Остин и не ожидал.

После встречи в музее Остин позвонил Руди Ганну, чтобы рассказать ему о результатах расследования и попросить в свое распоряжение спасательное судно. Ганн объяснил, что все корабли агентства в данный момент находятся на задании, причем ближайшее — «Нерей» — в Мексике. Курт соглашался на самое простое и непритязательное плавсредство, однако и такого нужно было ждать неделю. Тогда Остин набрал знакомый номер и рассказал отцу о проблеме.

— Ха! — хрипло воскликнул старик. — А я считал, что у НУМА больше кораблей, чем у ВМС США. Неужели у адмирала не нашлось посудины для тебя?

Остин не помешал отцу немного поторжествовать.

— Именно сейчас — не может. Мне в самом деле нужна твоя помощь, пап.

— Гм. За помощь нужно платить, парень, — с хитрецой в голосе сказал старик.

— Агентство возместит любые расходы.

— Деньги — пыль, — прогремел Остин-старший в ответ. — Мой бухгалтер найдет способ пустить эти деньги на благотворительность. Хорошо, посмотрю, что смогу для тебя сделать.

Остин улыбнулся. Его отец всегда отлично знал, где находится каждое судно его флота. Старик просто хотел, чтобы сын немного зависел от него. Поэтому Остин не удивился, когда через несколько минут раздался звонок. На другом конце провода послышался знакомый голос с хрипотцой:

— Тебе повезло, парень. Нашлась одна старая посудина. Конечно, не то что ваши научно-исследовательские суда, однако с работой справится. Завтра будет ждать в гавани Нантакета.

— Большое спасибо, папа.

На самом деле судно вовсе не было старым: не более двух лет на службе. И командовал им капитан Джон Макгинти! Несколько лет назад он обследовал «Андреа Дориа» и был рад продолжить работу.

Остин вынимал кассету из видеокамеры, когда подошел Макгинти.

— Ну, не томите, — с волнением проговорил капитан. — Как он теперь выглядит?

— Годы берут свое. Подождите, сейчас все увидите своими глазами.

Макгинти пригласил Остина и Завалу в каюту. Все устроились в мягких креслах с напитками. Включили видеомагнитофон. Капитан смотрел затаив дыхание, стараясь не упустить ни одной детали. Как только запись закончилась, он нажал кнопку перемотки.

— Вы, ребята, славно потрудились. И мало что изменилось с восемьдесят седьмого, когда я сам нырял к «Дориа». Только сетей напуталось больше. Говорят, будто внутренние балки прогнили и скоро там все развалится.

— Нельзя ли хотя бы приблизительно обрисовать — с чем нам придется столкнуться?

— С удовольствием расскажу. Подлить? — Не дожидаясь ответа, Макгинти добавил виски в каждый стакан и бросил кубики льда. Сделал небольшой глоток. — Одну вещь вы не должны забывать никогда. «Дориа» может казаться вполне симпатичным, несмотря на искореженный корпус, но это корабль-убийца. Конечно, тут не Эверест. Однако те, кто ныряет на «Дориа», испытывают такой же прилив адреналина, как и альпинисты на высочайшей горе мира.

— У каждого крушения свой характер, — согласился Остин. — А какие там главные опасности?

— Полно всяких неожиданностей. Во-первых, глубина. Необходима двухчасовая декомпрессия. Нужен утепленный костюм. Внизу очень холодно. Кроме того, туда приплывают на кормежку акулы. Конечно, этот вид считается безопасным. И все же, когда вы два часа висите, проходя декомпрессию, нет уверенности, что какая-нибудь из этих милых рыбок не перепутает вас с жирной сайдой.

— Когда я только начинал заниматься подводным плаванием, мой папа предупредил: в воде ты уже не на вершине пищевой пирамиды, — заметил Остин.

Макгинти продолжал:

— Тем не менее эти проблемы не самые главные. Сильные течения — вот что опасно. Поток может увлечь вас вниз или протащить поперек судна.

— Я почувствовал это, когда мы путешествовали на мини-подлодке, — подтвердил Завала.

Макгинти кивнул.

— Вы сегодня поняли, какая там видимость? — спросил капитан.

— Все было отлично видно. Мы обнаружили судно, даже не включив прожектора, — сообщил Остин.

— Вам повезло. Сегодня ярко светит солнце, море не замутнено. А в пасмурный день вы можете быть на месте, но так и не увидеть корпуса затонувшего корабля. И это ерунда по сравнению с тем, что творится внутри: темно, как в аду, и повсюду слой ила. Стоит только прикоснуться, и вас окутывает непроницаемое плотное облако. В такой ситуации легко растеряться и заблудиться. И еще одна большая проблема — обрывки проводов или веревок. Они не всегда видны. Можно запутаться и оказаться в серьезной беде. С аквалангом у вас будет всего двадцать минут, чтобы выбраться из пут.

— Маловато времени для обследования такого большого корабля.

— Вот потому «Дориа» очень опасен. Люди ныряют, стремясь добыть какой-нибудь ценный сувенир, и, забыв об опасности, попадают в трудное положение. Они теряются, совершают ошибки и погибают. Снаряжение должно быть идеально налажено для погружения. На моей памяти один парень сложил здесь голову, потому что наполнил баллон не той смесью. Когда я сам спускался на «Дориа», у меня было пять баллонов, специальный пояс, фонарики, ножи. В общей сложности двести двадцать восемь фунтов снаряжения. Можно потратить жизнь, совершая погружения на затонувшие корабли, но и с таким опытом на «Андреа Дориа» легко заблудиться. Судно лежит на боку, значит, палуба и полы будут над головой, а переборки — вертикально.

— Судя по всему, «Дориа» — подходящий объект для нас. Правда, Джо?

Макгинти нахмурился. Обычно такая самоуверенность на затонувшем лайнере приводила к летальному исходу. Но эти двое — какой-то особый случай. Высокий светловолосый парень и смуглый весельчак необычайно располагали к себе. Капитан усмехнулся. Черт возьми, неудивительно, если эта парочка, оказавшись в брюхе «Дориа», действительно закажет бармену-привидению текилу.

— Какая ожидается погода, капитан?

— В этих местах заранее предсказывать невозможно. То тихо, то вдруг заштормит. Часто бывает густой туман. Сейчас дует юго-восточный ветер, но скоро он поутихнет, и, по-моему, море будет спокойным.

— Отлично. Нужно поторопиться, чтобы успеть все сделать, — сказал Остин. — Времени у нас совсем немного.

Макгинти снова усмехнулся. Какая, однако, самоуверенность!

— Посмотрим. А что вы ищете? Бронированный грузовик? Тогда вам предстоит изрядно поработать, — сказал капитан, покачав головой. — Жаль, что не могу помочь вам. Увы, мой век под водой кончился. Хотя вы можете взять проводника...

Остин заметил голубой корпус приближающегося судна. На носу было написано «Майра».

— Простите, капитан, — извинился Курт. — Думаю, наш проводник прибыл.

Глава 40

Джорджтаун

Вашингтон

Округ Колумбия

— Джемма, у тебя найдется свободная минутка? — позвал Траут из кабинета. Он сидел, склонившись над монитором компьютера.

— Уф! — ответила Джемма из соседней комнаты.

Она лежала под потолком на доске, поддерживаемой двумя лестницами-стремянками. Джемма и Пол все время что-нибудь переделывали в своем доме. Руди Ганн велел Джемме отдохнуть несколько дней, прежде чемвозвращаться к работе. Но, как только она вошла в дом, сразу же взялась за неоконченный ремонт. И сейчас Джемма разрисовывала потолок цветочными гирляндами.

Она вошла в кабинет, вытирая тряпкой руки. На Джемме были надеты старые джинсы и рубашка. Рыжие волосы скрывались под белой кепкой, на которой красовалась надпись: «Настоящий тест для краски». Лицо усеивали разноцветные пятнышки. Чисто было только вокруг глаз: их защищали специальные очки.

— Ты похожа на картину Джексона Поллока, — нежно произнес Пол.

— Слушай, а как Микеланджело расписывал Сикстинскую капеллу? Я работаю всего час, и у меня уже ноют руки.

Траут обнял жену за талию и привлек к себе. Теперь он при каждой возможности старался прикоснуться к Джемме, словно боялся, что она снова исчезнет в джунглях. Случившееся в Мексике напоминало Полу ночной кошмар.

— Как соблазнительно ты выглядишь с краской на лице.

Джемма в ответ нежно погладила волосы Траута.

— Ты знаешь, как уговорить девушку. А это что? Так ты за этим позвал меня? — спросила она, взглянув на экран.

— Ну вот и кончилась романтика. Скажи, что ты видишь?

Джемма внимательно смотрела на изображение.

— Передо мной прекрасно выполненные эскизы восьми фантастического вида голов. — Дальше ее голос звучал монотонно, как у патологоанатома, проводящего аутопсию. — На первый взгляд все эти профили кажутся одинаковыми, но при дальнейшем рассмотрении я отмечаю слабые различия в области челюсти, рта и черепа. Ну, как я справилась, Шерлок?

— Вы все тонко подметили, мой дорогой Ватсон.

— Элементарно, дорогой. А кто нарисовал это?

— Досточтимый доктор Чи — человек многочисленных талантов.

— Я достаточно хорошо узнала профессора, чтобы ничему не удивляться. А как к тебе попали рисунки?

— Чи показал мне их в Гарварде и попросил продемонстрировать тебе, вспомнив, что сначала ты занималась палеонтологией, а уже потом — морской биологией. Хотя главным образом он стремился, чтобы кто-то взглянул на изображения свежим взглядом. А для меня, как для океанолога, подобные картинки не имеют большого смысла.

— А ты посмотри по-другому, Пол. Если бы тебе показали какой-то камень со дна океана, о чем бы ты спросил в первую очередь?

— Откуда его взяли?

— Браво. Тот вопрос задал бы и археолог. Изучение культуры индейцев майя никогда не входило в мою сферу деятельности, однако вот мой первый вопрос к тебе: где находятся эти головы?

— Вот эта — с развалин, где вы с Чи столкнулись с бандитами.

Неприятный холодок пробежал по спине Джеммы — она вспомнила о пекущем солнце, запахе разложения и «черных археологах».

— А остальные?

— Из разных мест, где побывал Чи.

— А почему он выбрал именно эти? Опустим пока наличие некоего внешнего сходства.

— Расположение. Лица высечены на фризах обсерваторий, где изображены древние корабли. Предположительно финикийские. А может, и нет.

— Весьма интригующе.

— Профессор тоже так считает. Корабли объединяют все изображения.

— И что все это значит?

— Не знаю, — ответил Пол, пожав плечами. — Боюсь, я вышел за пределы моей компетенции.

— Тогда почему бы не позвонить Чи?

— Уже пробовал. Его нет в офисе в Мехико. Там ответили, что профессор был рано утром, а теперь недоступен.

— Все ясно. Это значит, что он на пленэре.

— Я оставил сообщение, — добавил Пол.

— А что, если позвонить Орвилю?

— "Сумасшедшему ученому"? Именно о нем я и подумал. Просто сначала хотел узнать твое мнение.

— Звони, звони Лайнусу Орвилю.

Траут набрал номер и включил громкую связь.

— А, Малдер и Скалли, — донеслось с противоположного конца. — Как идет работа над секретными материалами?

Самым серьезным тоном, на какой только был способен, Траут ответил:

— Мы обнаружили неопровержимые доказательства того, что все эти таинственные корабли — с затонувшего континента My.

— Шутите! — воскликнул профессор.

— Точно. Просто захотелось произнести слово «му».

— Му-му, Малдер. Ладно. А теперь говорите, зачем позвонили.

— Мы хотим узнать ваше мнение по поводу рисунков профессора Чи, — объяснила Джемма.

— А-а, изображения Венеры.

— Венеры?

— Да. Восемь эскизов. На каждом представлена очередная реинкарнация Венеры.

Джемма недоуменно посмотрела на профили с выдающимися челюстями и мощными лбами.

— А я всегда представляла богиню любви в образе нежной девы, родившейся из океанской пены и явившейся миру на створке раковины.

— Это из-за того, что в вашей голове засел образ с картины Боттичелли, и вы потратили кучу времени на классическое образование. А Венера в представлении майя — мужчина.

— Какой шовинизм!

— Только до определенной степени. Что касается жертвоприношений, то здесь, по твердому убеждению майя, все боги равны. Венера являлась символом Кецалькоатля, или Кукулькана — Пернатого Змея. Аналог рождения и возрождения. Как и Кецалькоатль, Венера исчезает, чтобы снова возродиться.

— Понятно, — сказал Траут. — Майя украшали храмы изображениями божества, чтобы умилостивить его. И ожидая, когда оно вернется.

— Отчасти да. Вы должны понять, как архитектура храмов связана с религией. Постройки майя часто привязывались к ключевым астрономическим точкам вроде равноденствия, солнцестояния или появления Венеры. Работал небесный калькулятор, если хотите.

— Профессор Чи сравнивал башню обсерватории с компьютером, а надписи на стенах — с программным обеспечением. Он чувствовал, что все это — лишь часть какой-то обшей системы.

— Он излагал мне свою теорию. Однако той башне еще о-о-очень далеко до «Ай-би-эм».

— Но все-таки возможно, что башня и примыкающие к ней постройки — элемент какого-то одного плана, единой схемы? — настаивала Джемма.

— Не пытайтесь понять меня превратно. Индейцы майя были невероятно изобретательны и любили удивлять. Умение предсказывать появление Венеры давало жрецам невероятную власть. Это божество помогало определять важные даты. Например, когда сеять, когда убирать урожай, время наступления сезона дождей. На руинах некоторых городов майя все оконные и дверные проемы зданий сориентированы в соответствии с положением Венеры относительно различных точек горизонта.

— И все же там нет изображений кораблей, насколько мне известно, — возразила Джемма.

— Да, такие изображения есть только в восьми храмах. Венера скрывается из виду на восемь дней. Ужасно зависеть от расположения планет. Жрецы брали нескольких девушек, приносили их в жертву, и опять все возвращалось на круги своя. Кстати, у меня лекция через пять минут. Нельзя ли продолжить нашу захватывающую беседу немного позднее?

Джемма не отступала:

— Значит, Венера скрывается из виду на восемь дней, и существует восемь храмов, где на стенах высечены корабли. Думаете, совпадение?

— Чи так не думает. Ладно, мне пора. Не терпится рассказать студентам о континенте My.

Орвиль положил трубку.

— Итак, посмотрим еще раз, чем мы располагаем. Нам известно о восьми храмовых обсерваториях. Каждая была построена для наблюдения за Венерой. — Траут сделал пометку в блокноте. — Также все эти постройки посвящены одной теме — прибытию кораблей с сокровищами. Корабли скорее всего финикийские. Конечно, дикое предположение, но, возможно, обсерватории и Венера как-то связаны с сокровищами.

Джемма кивнула, соглашаясь. Она взяла лист бумаги и в случайном порядке нарисовала восемь кругов.

— Предположим, это храмы. — Джемма соединила линиями круги и пристально посмотрела на рисунок. — Что-то в этом есть.

— Похоже на паука, — предположил Пол.

— Мы мыслим стандартно, все наши представления привязаны к Земле. Скажем, вот это Венера в самой крайней точке относительно горизонта. В том храме, где мы были с Чи, я видела два небольших окошка, похожих на бойницу в замке. Вот что получится, если провести линии от этого окошка к точке нахождения Венеры. А теперь — от другого окошка.

Таким образом Джемма соединила с Венерой все восемь обсерваторий. Довольная рисунком, она подсунула листок Полу.

— Теперь получилась пасть голодного аллигатора, — сказал он.

— Возможно. Или пасть голодного змея.

— Все еще думаешь о том змее?

— И да и нет. Чи носил амулет, который назывался «Пернатый Змей». Рисунок напомнил мне о челюстях Кукулькана.

— Нужно достать точный план расположения всех обсерваторий, чтобы в этой затее появился хоть какой-то смысл. Жаль, что Чи не с нами.

Джемма слушала вполуха.

— Я вот о чем подумала. «Говорящий камень», который ищут Курт и Джо. А не окажется ли на нем какой-то схемы в виде решетки?

— Возможно. Я позвоню еще раз и оставлю сообщение для Чи. Пусть он свяжется с нами как можно скорее. И позвоним Курту. Сообщим, как ты кое-что нащупала.

Джемма задумчиво смотрела на рисунок.

— Да, вот только что?

Глава 41

Нантакет

Небольшая яхта остановилась у спасательного судна на расстоянии, достаточном для переговоров. На сигнальной мачте реяло два флага — американский и итальянский. Из капитанской рубки вышел подтянутый седовласый Анжело Донателли.

— Здравствуйте, мистер Остин. Я прибыл со спасательной миссией. Наверняка у вас кончилась граппа. Не пора ли пополнить запасы?

— Добрый день, мистер Донателли! — прокричал Курт. — Спасибо за своевременную поддержку.

Капитан Макгинти сложил ладони рупором и прогремел:

— Капитан тоже благодарит вас и приглашает на борт в качестве гостя.

Донателли отдал честь и исчез в рубке. Якорь «Майры» с грохотом и всплесками погрузился в воду.

Двигатель замер. Донателли и его кузен Антонио сели в катер и через минуту уже поднимались на борт спасательного судна.

Владелец «Майры» захватил для капитана бутылочку огненного итальянского напитка и с удовольствием вручил ее морскому волку.

— Как вам моя красавица, мистер Остин? — спросил Донателли, махнув в сторону своего корабля.

Остин окинул судно взглядом от кормы до носа, будто любовался красивой женщиной.

— Прекрасные классические линии, — довольно сказал он. — А как в управлении?

— Просто мечта. Я влюбился в это суденышко сразу, как только увидел его в Бристоле на Род-Айленде. Потратил тысячи на ремонт. В длину она всего сорок пять футов, но из-за вытянутого носа кажется длиннее. Отличный кораблик, чтобы катать внуков. — Донателли рассмеялся. — Или скрываться от семьи, когда хочется тишины и покоя. А мой сообразительный бухгалтер сделал лодку частью бизнеса, так что я должен наловить рыбы и обратно в ресторан. — Ресторатор замолчал и грустно посмотрел вдаль, где чайки мелькали над водой, будто хлопья снега. — Вот здесь все и произошло.

Остин указал на красный буй:

— Корабль лежит под этой отметкой, на глубине тридцати морских саженей. Мы находимся прямо над ним.

Не было необходимости произносить имя «Андреа Дориа» вслух. Все и так прекрасно понимали, о чем идет речь.

— Я исходил окрестные воды вдоль и поперек, — сказал Донателли, — но никогда, никогда не подходил к этой точке. — Он горько усмехнулся. — Мы, сицилийцы, суеверны и верим в привидения.

— Огромное вам спасибо за то, что согласились оказать нам помощь.

Донателли бросил на Остина какой-то пронзительный взгляд:

— Ни за что на свете я бы не упустил эту возможность. С чего начнем?

— В каюте капитана карты и схемы...

— Хорошо. Идем, Антонио. Посмотрим, чем можно помочь этим джентльменам.

Капитан Макгинти развернул на столе большой лист плотной бумаги. Вверху по-итальянски было написано: «План размещения пассажиров». Под заголовком помещалась фотография лайнера, красиво рассекающего океанские просторы. Под фотографией — схема девяти палуб.

Донателли указал на гостиную «Бельведер».

— Я работал здесь, когда «Стокгольм» ударил нас. Бум! Я упал. — Он повел пальцем на прогулочную палубу. — Здесь все пассажиры ждали помощи и спасения. Такая была суматоха! Мистер Кэрри нашел меня, и мы пошли в его каюту. Здесь, по правому борту. Верхняя палуба. Бедная миссис Кэрри оказалась в ужасном капкане. Как испуганный кролик. Я побежал искать домкрат. Вот тут спустился. Возле магазинов на прогулочной палубе путь оказался заблокирован, поэтому я вернулся на корму, затем сошел на палубу "А".

Донателли прекратил свой четкий рассказ, вспомнив ужас, который он пережил, спускаясь во чрево тонущего корабля.

— Простите. Даже сейчас, после стольких лет... — Он сделал глубокий вдох и продолжил: — В ту ночь я понял, что такое ад... Итак, я оказался на палубе "Б", где и находился гараж. Все знают конец истории?

Собравшиеся вокруг стола кивнули.

— Хорошо, — произнес Донателли с явным облегчением.

— Не могли бы вы указать точно, где в гараже стоял бронированный грузовик? — спросил Остин.

— Конечно. Вот в этом углу. — Донателли поставил крестик карандашом. — Там находилось девять автомобилей, включая роскошный «крайслер». А вот домкрат я все равно не нашел.

— Мы планируем попасть внутрь через дверь в гараж, — пояснил Остин.

— Автомобили можно было загонять в гараж прямо с пирса. Думаю, это хороший план, но я слишком мало смыслю в подобных вещах, — сказал Донателли, пожав плечами.

Капитан Макгинти был настроен менее оптимистично.

— Надеюсь, ребята, ваша затея не окажется пустышкой. По-моему, возникнут большие проблемы.

— Я бы удивился, если бы проблем не оказалось вообще, — заметил Остин.

— Я знаю людей, которые спускались в грузовой отсек через палубы. Здесь все — автомобили, грузы — попадало на борт, которым лайнер лег на дно. Ваш бронированный грузовик может оказаться под целой грудой хлама, под тоннами искореженного железа. Вы рискуете зацепиться за что-нибудь и оказаться в ловушке.

Остин понимал, что перед ним, пожалуй, самое трудное задание, с каким он сталкивался за все время карьеры ныряльщика. Посложнее, чем подъем иранского грузового судна или русской субмарины.

— Спасибо за предупреждение, капитан. Возможно, вы правы, и это действительно невыполнимое задание. Но все-таки, думаю, нам стоит взглянуть на гараж. — Остин усмехнулся. — Может быть, найдем домкрат для мистера Донателли.

Макгинти от души рассмеялся:

— Ну что ж, если затея и безумная, то вы безумцы в моем вкусе. А не поднять ли нам тост по этому поводу?

Донателли откупорил бутылку и налил граппы.

— Кстати, мне звонили ребята со дна моря, — сказал капитан. — Им уже почти удалось прорезать корпус. Я велел подготовить все к завтрашнему дню и отдохнуть.

Остин поднял бокал:

— За упущенные возможности и невыполнимые миссии.

Смех стих, когда бокал поднял Донателли:

— За «Андреа Дориа» и души погибших.

Выпили молча.

Глава 42

Жизнь вокруг «Андреа Дориа» никогда не замирала. Роскошные каюты теперь оккупировали стайки серебристых рыбок. А ведь когда-то за эти апартаменты прежние постояльцы заплатили многие тысячи лир... Но вот покой голубых сумерек нарушили два необычных существа, которые были намного опаснее любого обитателя морских глубин. Они обладали ярко-желтой кожей, на спинах — защитные панцири черного цвета, посреди голов — по одному большому глазу. Тело заканчивалось двумя конечностями. В верхней части туловища находилась пара похожих конечностей, только покороче и с клешнями. Но самое любопытное, что у подводных монстров были жужжащие плавники.

Существа висели в воде, словно воздушные шарики на параде в День благодарения. И тут в наушниках Остина раздался легкий смешок Завалы:

— Я тебе говорил, что ты похож на участника шоу толстяков?

— После ужина с Макгинти это меня не удивляет. Да, костюм мне кажется несколько тесноватым.

Так называемый костюм представлял собой фактически индивидуальную субмарину. Особая алюминиевая «кожа» выполняла роль корпуса. Костюм давал возможность находиться под водой шесть — восемь часов, а в непредвиденных обстоятельствах — и до сорока восьми. В воде он весил всего восемь фунтов. Немаловажное достоинство — отсутствие необходимости в декомпрессии при длительном погружении. Тем не менее у костюма имелся и существенный недостаток — громоздкость. Попытка повторить путь Донателли в этом снаряжении походила на самоубийство из-за возможности легко запутаться в обрывках проводов и кабелей.

Составляя план погружения, Остин постарался учесть ошибки и достижения предшественников. Самой успешной была экспедиция Гимбла. Несмотря на разного рода проблемы вроде плохой погоды и сильных течений, Гимблу удалось достать сейф и с помощью крана поднять его на борт судна.

Остин постарался подготовить свою операцию наилучшим образом. Корабль и команда слаженно работали. Ганн по каналам агентства добыл колокол для погружения, декомпрессионную камеру и мини-подлодку в качестве «дополнительного бонуса». Но самое главное — прибыли шестеро опытных подводников агентства, и все это время они работали внизу. Ведь нужно было вырезать отверстие в корпусе затонувшего судна.

Погода в районе Нантакета славилась своей переменчивостью. Когда Остин и Завала утром выбрались из постелей, воздух был прозрачен, а морская гладь напоминала зеркало. Вот промелькнула пара темных плавников. Дельфины. Макгинти говорит, это счастливая примета. А еще капитан предсказывал туман и, возможно, усиление течения.

Облачившись в костюмы, Остин и Завала при помощи крана погрузились в воду. Несколько минут друзья проверяли снаряжение, а кран тем временем опустил еще четыре специальных кабеля с особыми металлическими клипсами на концах.

Видимость составляла не менее тридцати футов, так что пока не требовалось включать освещение. Остин и Завала направились туда, где мерцал свет. Там и работали коллеги.

Один из подводников стоял на коленях с автогеном в руках, а второй следил за топливным шлангом и контролировал обстановку. Они спустились раньше в колоколе, который служил средством транспортировки и местом обитания подводной команды.

Поддерживаемый толстым кабелем, колокол и сейчас находился в нескольких метрах над корпусом «Андреа Дориа». Нижний люк был открыт, и оттуда как змеи вились кабели, подающие дыхательную смесь и теплую воду для обогрева костюмов. Кроме того, у каждого работающего на глубине было по запасному баллону за спиной.

Сотрудник НУМА, стоявший на коленях, заметил вновь прибывших и выключил горелку. Он указал на отверстия, прорезанные по углам предполагаемой двери. Туда уже прикрепили кабели, протянутые с поверхности. Все отошли на несколько метров.

— Начинайте тянуть, — передал Остин по радио корабельной команде.

На палубе заработал кран. Тросы наматывались на барабан, как нитка на катушку. Так прошло несколько секунд.

Под водой ничего не происходило, но вот наконец тросы натянулись и вырезанный кусок отсоединился от корпуса.

Большая прямоугольная дыра открыла путь на палубу "Б". Здесь и на палубе "С" находились каюты туристического класса. В передней части палубы располагался искомый гараж с девятью автомобилями и бронированным грузовиком.

Завала поспешил к входу:

— Да сюда можно на «хаммере» въехать.

— Вот и двинемся потихоньку. Остерегайся проводов и разрушенных переборок. Не забывай соблюдать дистанцию.

Костюмы аквалангистов чем-то напоминали скафандры астронавтов. Как и в космосе, под водой движения должны быть точными и плавными. Даже при небольшой скорости столкновение в такой амуниции может привести к зубодробительному эффекту.

Остин последовал за другом, но несколько выше, чтобы фонарем освещать пространство. Мощный луч прорезал мрак. Ныряльщики направлялись в гараж.

— Ширина корабля — девяносто футов, — сказал Остин. — Груз свален в кучу, как и говорил Макгинти. Все перевернуто под углом девяносто градусов, так что пол гаража — вот эта вертикальная стена перед нами. Будем держаться ее, чтобы не потерять ориентацию.

Продолжая спускаться, Остин вспомнил рассказ Донателли и подумал, что здесь даже пострашнее ада. Человек, первым совершивший погружение на «Дориа», говорил, будто корабль все еще кажется живым. Отовсюду доносятся скрипы, вздохи, грохот падающих обломков. Курт же видел только заброшенность, пустоту и гробовую тишину. Не слышно ничего, кроме звука собственного дыхания. Если в таком месте побыть подольше, можно сойти с ума.

Остин взглянул на глубиномер. Друзья находились всего в двухстах футах от поверхности воды, но казалось, что здесь гораздо глубже. Это из-за темноты. Курт посмотрел вверх. Там смутно виднелся сине-зеленый прямоугольник, через который они спустились. Если аквалангисты не установят там прожектор, то легко потерять ориентацию.

А внизу виднелись обломки разной формы и размера. Множество каких-то загадочных предметов и искореженного металла. Остин и Завала начали поиск. Они двигались параллельно, методично обследуя каждый метр пространства и осторожно огибая обрывки проводов.

В свете прожекторов сверкнул металлический блеск. Появились знакомые очертания.

— Эй, Курт, а это не «роллс-ройс»?

— Вероятно. Согласно таможенным документам, парень вез его из Майами в Европу.

Остин медленно обогнул «роллс» и обнаружил еще один автомобиль.

— А это, похоже, экспериментальный «крайслер». Жаль, Пит не видит. Он бы пошел на все, чтобы добавить к своей коллекции подобный экземпляр.

Только ему пришлось бы долго отчищать красавца. Автомобиль походил на груду железа, покрытую слоем ила и мусора.

Но где же грузовик? Судя по рассказу Донателли, он должен быть где-то здесь. А что, если старик ошибся? Ведь в ту ночь он пережил невероятный стресс. Вдруг грузовик в другом отсеке? И стольких трудов стоило добраться сюда...

Чем дольше длился поиск, тем больше возникало сомнений. Остин и Завала обшарили каждый фут.

— Как у тебя дела, Джо?

— Трудно поверить, что мы все еще на планете Земля. Я чувствую себя мухой, которую накрыли консервной банкой.

— А я начинаю сомневаться в результате наших поисков. Похоже, грузовика здесь нет.

— А где же ему быть?

— Хотел бы я знать, — ответил Остин.

— Нина будет разочарована.

— Знаю. Ну что? Поднимаемся с плохими новостями?

— Хорошо. А то мой мочевой пузырь уже вспоминает с большом количестве утреннего кофе.

Друзья не спеша двинулись в сторону маяка, установленного наверху. По пути они внимательно осматривали окрестности. Вдруг внимание Завалы привлек предмет в углу.

— Курт, там что-то есть.

Остин заметил два красных глаза, поблескивающих в темноте.

Проведя целый час в другом мире, в первую секунду Курт был готов принять это нечто за морское создание, устроившее себе берлогу в брюхе корабля. Он повернулся и направил туда луч света. Не может быть! Друзья подплыли поближе и включили полный свет.

— Черт меня побери! — в один голос воскликнули они.

Глава 43

Много лет назад при погрузке кто-то подумал о возможном шторме или каких-то других осложнениях и поэтому позаботился о том, чтобы как следует закрепить бронированный автомобиль.

В результате и спустя пятьдесят с лишним лет надежные тросы прочно удерживали грузовик прикрученным к бывшему полу гаража. Хотя корпус покрылся ржавчиной, он сохранил целостность, и хромированные детали блестели. А вот резина на колесах почти распалась. Внимательно осмотрев находку, Остин и Завала покинули судно.

Аквалангисты ждали их в колоколе.

Курт связался с Макгинти:

— Скажите мистеру Донателли — мы нашли грузовик.

— Черт вас подери! Так и знал, что вы это сделаете, парни! А поднять его можно?

— С помощью подходящего оборудования и капельки удачи. Вот что потребуется... — Остин быстро изложил капитану список необходимого.

— Без проблем. Тут прибыла новая команда аквалангистов, они и доставят оборудование.

Колокол поднялся на поверхность, и команды сменились. Курт связался с вновь прибывшими по радио и изложил план действий.

Остин и Завала первыми проникли внутрь корабля, а новички последовали за ними.

В этот момент Курт пожалел, что с аквалангистами нет прямой связи. Было бы интересно услышать комментарии, когда они увидят тяжелый грузовик, стоящий на стене под углом девяносто градусов. Впрочем, их жесты были и так весьма красноречивы. Выплеснув эмоции, они взялись за заднюю дверцу автомобиля.

Остин вспомнил, что Донателли говорил, будто бандиты просто захлопнули дверцу. Возможно, она действительно просто заржавела, а не заперта. Вспыхнул огонек автогена. Один аквалангист поднес горящий стержень к замку, и ржавчина осыпалась сверкающими искрами. Потом дверцу поддели ломом, и оба аквалангиста налегли на него всем весом. Дверца отпала, и изнутри хлынул коричневый поток ржавчины и каких-то обломков. Едва мутное облако рассеялось, Остин приблизился и направил внутрь луч света.

Фургон был заполнен металлическими ящиками. Потоком воды смыло остатки одежды, волос и человеческой плоти, и теперь в сумраке белели черепа и кости. Остин отступил, чтобы дать место товарищу.

Завала несколько секунд молчал.

— Напоминает склепы в старых церквах Мексики или Испании.

— Скорее, бойню, — мрачно заметил Остин. — Память не подвела старика Донателли. Ящики, видимо, предназначались для хранения драгоценностей. С ними разберемся позже.

Курт жестом позвал остальных аквалангистов. Он заранее предупредил пловцов о том, что в грузовике, помимо интересующего их камня, находятся трупы.

В первый миг аквалангисты невольно отшатнулись, но тут же подавили инстинктивную реакцию. Все сотрудники НУМА — настоящие профессионалы. Больше не колеблясь, они начали обследовать фургон, перебирая то, что там находилось, и через несколько минут извлекли какой-то увесистый черно-серый объект.

«Говорящий камень»!

Пока аквалангисты наводили порядок в фургоне, Остин и Завала отправились к колоколу.

Они вернулись, таща за собой трос со специальным блоком для транспортировки камня на поверхность. Тем временем останки погибших сложили в одном углу. Один из железных ящиков решили все-таки открыть. В лучах света засверкали бриллианты, сапфиры и другие драгоценные камни.

Остин услышал в наушниках тяжелый вздох Завалы.

— Да эти коробочки стоят миллионы.

— Возможно, миллиарды, если все они полны. А это подтверждает, что налетчики изначально планировали убийство, а не ограбление.

Далее последовала почти хирургическая по точности операция. Каменную глыбу вытащили из фургона с помощью троса и специального блока. При этом ни в коем случае нельзя было дать камню упасть и провалиться ниже. Поэтому решили транспортировать его при помощи абсолютно новой технологии — используя спасательные тубы, особые баллоны удлиненной формы из нейлонового волокна. Подъемная способность каждой тубы, наполненной воздухом, — полторы тонны. Две такие штуки могли бы поднять на поверхность весь грузовик с содержимым. И аквалангисты мастерски проделали операцию с тубами.

В какой-то момент Остин подумал, что происходящее напоминает картину Дали. Будто парящая в воде каменная глыба. Люди, похожие на новорожденных саламандр. И заржавевший броневик, висящий на стене под прямым углом.

— Как бы я хотел сказать этим ребятам, какие они молодцы! — восторженно произнес Завала, когда аквалангисты с ювелирной точностью пронесли глыбу через прорезанную дверь. — Надеюсь, скоро мы снимем чертовы костюмы и по-человечески все обсудим.

— Через несколько минут мы вернемся, Макгинти, и у вас добавится работы. Как слышите, капитан?

Между Остином, Завалой и кораблем все время работала связь, и члены команды следили за ходом операции.

— Молодцы, парни, — прогремел Макгинти. — Я все слышал. Вы достали проклятый камень. Остальная работа за нами.

Теперь Курту и Джо оставалось только довести находку до поверхности, а там работу завершит подъемный кран.

— Как там погода? — спросил Остин.

— Море спокойно, но собирается туман. Причем такой густой, что, кажется, можно лечь на него.

К сожалению, никто и не догадывался, что скрывал этот туман! Пока все были заняты транспортировкой камня, к спасательному судну Макгинти подкрадывался чужак. Его серый корпус сливался со мглой. Судно длиной в шестьсот футов имело сильно выдающийся V-образный нос и широкую корму. Шесть реактивных двигателей позволяли развивать скорость в сорок пять узлов — потрясающе для корабля такого размера.

Дело близилось к завершению, как вдруг один из аквалангистов замахал руками и ногами, будто в эпилептическом припадке, согнулся пополам и пошел вниз, к «Дориа». Все произошло буквально за пару секунд, у Остина просто не было времени среагировать. Когда аквалангист оказался ближе, Курт понял, что произошло: кислородный шланг обрезан и бесполезно болтается за спиной. Да что случилось? Аквалангист не мог сам повредить шланг — Остин все время видел его. Лицо парня сделалось белым как мел. Остин чертыхнулся. Нужно было настоять на полном комплекте подводного снаряжения.

— Курт, что происходит? — раздался голос Джо.

— Хотел бы я знать, — отозвался Остин. — Нужно дотащить парня до колокола. Кислород у него есть в резервном баллоне, но он совсем замерз. Перерезан шланг подогрева.

Курт протянул руку пострадавшему, и тот ухватился за локоть. Так они двинулись к колоколу. Второго аквалангиста не было видно вообще. Вдруг из морского сумрака возникла фантастическая фигура в таком же костюме-скафандре, как у Курта и Джо.

Сперва Остин подумал, что пришла помощь, но очень скоро намерения пришельца стали предельно ясны. Рука чужака взметнулась, и сквозь облако пузырьков блеснул металл. Пуля пронеслась у плеча Курта, едва не задев его.

Его напарник-аквалангист тем временем изо всех сил плыл к колоколу. Вот он уже и скрылся во входном люке.

А в поле зрения Остина появились еще пятеро чужаков в таких же серебристых скафандрах, как и у первого. Курт поспешил назад к «Дориа».

Глава 44

— Да объясните наконец, что, черт побери, происходит? Кто-нибудь поднимется на палубу или мне самому нырять, чтобы все выяснить? — взволнованно орал в наушниках Макгинти.

— Не советую, — ответил Остин. — Здесь откуда-то появились шесть парней в скафандрах и явно не с дружескими намерениями. Один из них выстрелил в меня.

— Иисус Мария! — прорычал капитан.

— Сукины дети перерезали Джеку шланги! — раздался взволнованный голос.

Это отозвался второй аквалангист, которого Остин потерял из виду.

— Напарник цел? — спросил Курт.

— Да, он со мной. Страшно напуган и все же в порядке.

— Оставайтесь с Джеком на месте, — велел Остин. — Макгинти, как скоро ты сможешь поднять колокол?

— Рука на кнопке.

— Тогда поднимай немедленно.

— Подъем начат. Вызвать береговую охрану?

— Отряд «морских котиков» пришелся бы весьма кстати, но боюсь, все закончится до их прибытия. Придется справиться самим.

— Остин, будь осторожен. Я бы с удовольствием пристрелил парочку ублюдков.

— Я тоже. Не хочу показаться грубияном, однако мне пора. Чао!

Взгляд Остина стал твердым и холодным. Внешне он оставался абсолютно спокойным, хотя многие, оказавшись в подобной ситуации, запаниковали бы. Конечно, Остину, как и всем, тоже было свойственно чувство страха. Не зря его волосы побелели раньше времени. Тем не менее сейчас времени на эмоции не было. Перед глазами Курта, как при замедленном просмотре фильма, возникла картина кровавой расправы с мирными членами археологической экспедиции в Марокко. Сейчас ситуация отличалась только одним — все происходило под водой. Бандитам нужен «говорящий камень», а сотрудники НУМА оказались у них на пути. Но хватит размышлений. Нужна хитрость, а не раздумья. Волк недолго думает, прежде чем вцепиться в горло жертве. Правда, у волка есть клыки и когти...

Завала слышал по радио разговор с Макгинти.

— Каков план игры, Курт? — бодро поинтересовался он.

— Подпустим их ближе. Мы знакомы с территорией, они — нет. И нам необходимо оружие.

— Это по моей части. Посмотрим, что здесь можно нарыть.

Завала скользнул к бронированному грузовику:

— Резак для троса. А что в наличии у тех парней?

— Не знаю. Какие-то винтовки.

Мозг Остина лихорадочно работал. Его внимание привлек фургон. Портативные галогенные лампы, которыми они пользовались при транспортировке каменной глыбы, ярко освещали все, что находилось внутри грузовика.

— Кажется, у меня идея, — сказал Курт. — Ловушка Венеры!

Остин быстро пояснил свой план.

— Просто и гениально, — одобрил Завала. — Но сработает лишь для одного бандита. А как насчет остальных?

— Будем импровизировать.

Завала поднял резак, как храбрый индеец — томагавк, и растворился в сумраке за грузовиком.

Остин открыл еще два ящика с драгоценностями. Казалось, они наполнены звездами. Даже здесь, под водой, бриллианты, сапфиры и рубины ослепительно сверкали. Курт поставил несколько ящичков в ряд и для большего эффекта положил рядом парочку черепов. Закончив дело, Остин выбрался из фургона.

У прорезанного в корпусе входа мелькнул свет, и появились двое аквалангистов. Глядя на то, с какой опаской и осторожностью они продвигаются, Остин подумал, что они с Завалой, наверное, действовали так же, когда появились здесь в первый раз. Требуется некоторое время, чтобы привыкнуть к сумеречному и перевернутому с ног на голову миру. Остин рассчитывал на такую естественную неуверенность, растерянность и природное свойство глаза фокусироваться на самом ярком и заметном пред мете. А это — бронированный грузовик.

Чужаки перемещались как-то беспорядочно, возможно, обсуждая план действий. Наконец они приблизились к грузовику. Остин выругался — бандиты стояли плечом к плечу. В этом случае план мог не сработать. Но человеческая натура все же возобладала над предусмотрительностью: один из аквалангистов оттолкнул плечом другого и собрался вплыть в фургон. Как только он подался вперед, Остин передал по радио:

— Время пришло.

На лице Курта появилась зловещая усмешка.

— Начинаю резать, — откликнулся Завала.

Остин, постепенно ускоряясь, устремился к грузовику. А аквалангист застыл у сокровищ, видимо, прикидывая, как их забрать. Завала тем временем орудовал резаком, прикладывая всю силу, какую способен проявить бывший боксер. Центральный трос поддался с трудом, но оставшиеся крепления мощные лезвия ножниц перегрызли, как доисторический хищник тонкую шею жертвы.

— Бомбометание начинается! — раздалось в наушниках Остина, осторожно приближавшегося к грузовику, где в это время второй чужак пытался протиснуться внутрь бронированного фургона.

А грузовик, освободившись от одного поддерживающего троса, перевернулся. Завала подумал, что он так зависнет в воде, однако тяжесть оказалась большой для оставшегося крепления. Трос лопнул, и автомобиль рухнул, подняв огромное облако ила вперемешку с костями, драгоценностями и пытающимся спастись чужаком-аквалангистом.

Все произошло за считанные секунды. Второй аквалангист заметил плывущего прямо на него Остина. Курт спешил, так как понимал, что на таком расстоянии является отличной мишенью.

И вдруг — Завала!

Видя опасное положение друга, Джо подобрался к врагу сзади и схватил его за руку. Со стороны аквалангисты напоминали двух сражающихся монстров из фантастического фильма. В левой клешне Завала сжимал резак, при помощи которого расправился с тросом, но противник не стал дожидаться, пока Джо полоснет его по молнии скафандра, и сейчас ловко отбивался.

«Импровизируй», — вспомнил Завала.

Он извернулся, насколько это возможно в подобном облачении, и резанул по боковому выступу на скафандре противника. Тот потерял равновесие и, как в водовороте, начал дрейфовать к борту затонувшего корабля. Кроме того, он выпустил из рук оружие, и оно теперь свободно парило в водном пространстве. Остин подобрал его. Конструкция ружья оказалась очень простой, зато выполнено оно было из самых современных материалов. Настоящий смертоносный инструмент для ведения боя под водой, где огнестрельное оружие бесполезно. К оружию прилагался магазин со специальными болтами вместо обычных пуль. Четырехгранные болты, напоминавшие арбалетные, были снабжены особым оперением. Да, такая штука пронзит алюминиевый скафандр, как консервную банку. При упрощенной механике с ружьем можно управляться, даже держа его неуклюжей клешней.

— Что это такое? — с любопытством спросил Джо.

— Похоже, современная версия арбалета.

— Арбалет! В прошлый раз, помнится, были дуэльные пистолеты, — проворчал Завала. — А в следующий мы что, забросаем плохих парней камнями?

— Выбирать не приходится, Джо. Интересно, в самом ли деле эта штука работает. — Остин приложил приклад к груди и прицелился. — Результат, конечно, будет смертельный, но мне кажется, точность поражения невелика. Годится на небольших расстояниях.

— У тебя был шанс узнать это на собственной шкуре. Кстати, в час у нас обед.

Вдруг у корпуса корабля мелькнули еще два луча света. Двое в таких же скафандрах, что и их предшественники. И с оружием.

— Не думаю, что от этих ребят легко избавиться, — сказал Остин. — Они наверняка были на связи и знают, чего ожидать.

— У нас есть кое-какие преимущества. Они не знают, что мы вооружены, и не имеют представления, где мы находимся.

Остин взвесил все «за» и «против». Можно, конечно, убежать и спрятаться, но друзья уже порядком измотаны. Кроме того, их костюмы-скафандры не предназначены для активных военных действий под водой. Скоро сядут аккумуляторы и кончится запас воздуха.

— Ладно, — вздохнул он. — Давай покажемся. Только тебе придется сыграть роль светлячка.

— А тебе — Робин Гуда. Держи свой лук наготове, мой друг.

Чужаки в нерешительности наблюдали, как их сотоварищ беспрерывно вращается вокруг своей оси. А затем Завала внезапно зажег все фонарики на скафандре и тут же выключил. Вспышка привлекла внимание бандитов. Они двинулись к тому месту, где находился Джо, однако его уже там не было — он переместился на несколько метров вправо. Снова вспышка, а затем — мрак. Завала повторил свои действия.

Эффект показался поразительным даже Остину, который знал, что происходит. Складывалось впечатление, будто повсюду мелькают клоны Джо.

— Никогда не думал, что закончу свои дни в качестве светофора, — пошутил Завала.

— Твоя мама будет гордиться тобой, Джо. Сработало. Они приближаются.

Дальнейшее — вопрос времени. Скоро бандиты окажутся над Завалой.

— Давай еще раз, — проговорил Остин. — Я за твоей спиной.

Завала снова вспыхнул и погас, как рождественская елка. Бандиты двинулись к месту последней вспышки, где их и поджидал Остин. Он упер приклад ружья в плечо и прицелился.

— Джо, у тебя пять секунд. Убирайся с линии огня!

— Вниз, сэр, — ответил Завала на манер мальчика-лифтера.

Остин медленно вел отсчет, пристально вглядываясь в сумрак. Удостоверившись, что Джо в безопасности, он нажал спусковой крючок, почувствовав легкую отдачу. Увидеть траекторию полета болта-пули было невозможно, но по бешеному метанию головного фонаря противника стало ясно — цель поражена.

Остин перезарядил ружье, но второй бандит сообразил, что происходит, и выключил фонарь. Курт выстрелил, хотя и понимал, что пока попасть не удастся.

— Джо. Я подстрелил одного, но упустил другого. Давай поищем ублюдка. Я вооружен и потому пойду первым.

Остин всматривался в темноту. Бесполезно! И все же нельзя упускать шанс избавиться и от второго.

— Он скорее всего направляется к выходу.

— Я вижу его, — отозвался Джо. — Теперь я позади тебя.

Со стороны все происходящее продолжало казаться куском фантастического фильма. Мужчины в металлических скафандрах дерутся не на жизнь, а на смерть в чреве огромного затонувшего корабля, вооруженные какими-то средневековыми арбалетами.

Тень промелькнула в дверном проеме и исчезла. Черт побери!

— Слишком поздно, Джо, — сказал Остин. — Он удрал в открытое море.

— Ты говорил, их шестеро. Один сидит в фургоне. Второго ты подстрелил. Третий изображает из себя пропеллер. Остаются еще трое.

— Да, мне так кажется, но не берусь утверждать наверняка. Ты же помнишь мой просчет на «Нерее».

— Как можно такое забыть? Ладно, давай как-то закругляться, — ответил Завала. — Я чертовски устал. Нужно немного передохнуть. В субботу у меня свидание с одной очаровательной особой. У нее такие голубые глаза, каких ты, Курт, никогда не видел.

— Не хочу стать помехой твоему свиданию, Джо. Это может быть опасно для жизни.

— Посмотри — обрезанный шланг! — воскликнул Завала, подбирая несколько ярдов бесполезно болтающейся трубки. — Эй! Наш камень пропал!

Там, где раньше на понтонах парила каменная тумба, теперь только серебрилась стайка рыбок.

— Они его украли, пока мы возились в грузовом отсеке, — проговорил Остин, представляя всю сцену в уме. — Их было как минимум двое. Правда, они не ожидают, что мы будем их преследовать.

— Так чего мы ждем?

Друзья устремились прочь от корабля. Остин в душе был рад убраться наконец из мрачного нутра «Андреа Дориа».

Колокол тоже исчез, и единственным источником света оставались рассеянные лучи солнца. Остин заметил какой-то металлический блеск, но это могли быть рыбки. Нет-нет. Вот снова и снова что-то блеснуло. Да, теперь он уверен.

— Думаю, я вижу их у носа судна.

Завала тоже заметил в указанном направлении какое-то движение.

— Да, вот она, глыба. А по обе стороны от нее — по аквалангисту.

— Попробуем перехватить их. Устроим еще одно шоу.

Луч света скользнул по камню и двум бандитам. Те попытались плыть быстрее. Остин, тщательно прицелившись, выстрелил. Бандиты тут же исчезли в сумраке океана. Камень остановился прямо над разрушенным мостиком итальянского лайнера.

— Пусть уходят, Джо. Нам с тобой предстоит самим тащить чертов камень.

И друзья потащили глыбу обратно к вырезанному ходу в корпусе «Андреа Дориа», где их мог найти Макгинти. Путь оказался нелегким, потому что теперь пришлось плыть против течения.

В наушниках Остина прогремел знакомый голос:

— Это Макгинти. Вы в порядке?

— Да. Камень у нас. Мы транспортируем его на рабочую площадку. Можешь опускать колокол.

В наушниках послышалось не то сопение, не то ворчание.

— Возникла одна проблема, —ответил капитан с явным раздражением. — Мы потеряли носовые якоря. Похоже, их просто обрезали. И теперь нас сносит течением. Если спустим колокол, то он будет колебаться как огромный маятник, и мы можем перевернуться.

— Похоже, наши друзья позаботились об отходе, Джо.

— Я все слышал. А есть какой-нибудь шанс прицепить якорь обратно?

Остин и Завала были крайне утомлены, даже измождены. Их костюмы не предназначались для рукопашной схватки, и сейчас металлический корпус скафандра казался настоящей тюрьмой.

Курт спросил капитана, сможет ли тот подвести судно к прежней точке и удержать его там.

— Не совсем туда, но достаточно близко, — ответил Макгинти.

Капитан блестяще справился с задачей. Остин и Завала зацепили камень тросом, который использовали, когда поднимали вырезанный кусок корпуса «Дориа».

— Порядок, капитан, — отозвался Курт. — Поднимаемся.

Глава 45

Над океаном висела густая пелена тумана. Остин чувствовал себя камбалой, попавшейся на крючок, когда его с помощью подъемного крана извлекли из воды и доставили на борт. Члены команды помогли Курту снять костюм.

Завалу подняли первым несколькими минутами ранее, и сейчас, без скафандра, казалось, что Джо несколько уменьшился. Первые шаги Остина были неуверенными, как у астронавта, вернувшегося из космоса. Завала подал другу кружку кофе. Несколько глотков крепкого и горячего ароматного напитка взбодрили Курта. Переодевшись в теплую сухую одежду, сотрудники НУМА вернулись на палубу.

Подъем глыбы прошел без осложнений. Команда точно и профессионально выполнила свою работу. Камень поместили на деревянную платформу, прикрепили специальным защитным полотном, а сверху накрыли брезентом. Маленький автопогрузчик отвез добычу в трюмный отсек.

— Из-за этого погибло столько людей, — печально сказал Донателли, глядя вслед автопогрузчику.

— Убийства еще не прекратились, — мрачно заметил Остин, всматриваясь в непроницаемую стену тумана. Он вздрогнул, вспомнив, что Анжело Донателли рассказывал о таком же тумане, скопившемся в момент столкновения «Дориа» и «Стокгольма».

— Поговорим с капитаном, — предложил Курт, и они направились к мостику.

В рулевой рубке Макгинти тут же предложил им взглянуть на экран радара. Остин часто заморгал. Возможно, он слишком долго пробыл под водой, но точка на экране двигалась со скоростью реактивного самолета, а не морского судна.

— Он действительно мчится с космической скоростью или мне кажется? — удивился Завала.

— Несется, как баньши, — ответил Макгинти.

— Должно быть, это наши старые знакомые, — отозвался Остин.

Глаза капитана сверкнули.

— По-моему, ребята идут со скоростью не менее пятидесяти узлов, — предположил Курт.

Макгинти присвистнул:

— Похоже, корабль большой. Однако мне не известно судно подобного размера, способное идти на такой скорости.

— А я знаю. — Остин прищурился. — «Скоростной корабль». Новая конструкция. Компания «Торнкрафт» производит такие. Но даже «скоростной корабль» развивает скорость сорок пять узлов. А, наверное, более новая модификация. Капитан, вы видели перед нападением какие-нибудь крупные суда поблизости?

— Трасса оживленная, тут проходит много судов. Главным образом рыболовные. Да, мы видели какое-то довольно крупное судно в миле или около того от места крушения. Но потом потеряли его в тумане. И я был все время занят...

— Хм... Почти не сомневаюсь, что это судно принадлежит «Алкон индастрис».

— А нельзя ли посмотреть с воздуха? — спросил Макгинти.

— В таком тумане — нет. Да и что толку? Потребуется ордер, чтобы подняться на борт.

— Меня волнует другое, — сказал Завала с какой-то мрачно-загадочной ухмылкой, совсем несвойственной ему. — Эти ребята точно знали, где мы и что делаем. Откуда им все известно? Мы же решили провести операцию всего несколько дней назад и не давали о своих намерениях объявлений в газетах.

Остин и Макгинти переглянулись.

— Конечно, к операции имеет отношение очень много людей. Любой из них мог где-то сболтнуть лишнее... — Впрочем, в такое объяснение Курт и сам не верил. Нападавшие были слишком хорошо подготовлены.

Наконец ветер сменился и разогнал туман. Донателли попрощался со всеми и отправился вместе с кузеном Антонио на своей яхте домой. Остин пообещал Анжело держать его в курсе событий.

Спасательное судно плавно обогнуло Кейп-Код. Вдалеке виднелись огни аэропорта Логан. А вот и знакомый док. Остин сразу связался с доктором Орвилем и попросил прислать грузовик для транспортировки камня. Курт и Завала сопровождали свою «добычу» до Гарварда и проследили за ней до момента отправки в специальное хранилище.

Орвиль пообещал день и ночь работать над расшифровкой надписей на камне и пригласил друзей остаться. Остин вежливо отклонил предложение. Они с Завалой смертельно устали и хотели успеть на первый же рейс в Вашингтон. После легкого ужина друзья выпили с Макгинти по стаканчику ирландского виски и, едва добравшись до коек, мгновенно провалились в сон.

* * *

Утром следующего дня Остин и Завала прибыли в Вашингтон, в штаб-квартиру НУМА.

— Интересно, как дела у Траутов? — прервал размышления друга Джо.

Остин позвонил коллегам еще с борта корабля и рассказал о стычке у «Андреа Дориа» и попытке украсть камень. Джемма радостно сообщила, что они с Полом тоже нашли кое-что новенькое. Однако Курт слишком устал и не захотел продолжать расспросы. Все отложили до личной встречи.

Пол Траут и Хирам Яджер ждали друзей в небольшом конференц-зале. Через минуту появился Руди Ганн и сказал, что Сэндекер на приеме в Белом доме. Поэтому встречу открыла Джемма.

— Вкратце всем известно о моих приключениях в джунглях Юкатана, так что перейду к самому существенному. Как вы знаете, мы с профессором Чи нашли склад похищенных предметов искусства, относящихся к культуре майя. Склад расположен удачно, с учетом сухопутных дорог и водных путей. Нами обнаружены сотни предметов, украденных из различных мест — известных и неизвестных археологам. Проводя инвентаризацию, профессор Чи, помимо керамики, наткнулся еще и на каменные плиты, видимо, вырезанные алмазной пилой. Вероятно, необычное изображение кораблей привлекло «черных археологов». По мнению профессора, плиты взяты из стен обсерваторий, похожих на те, что мы видели в полуразрушенном городе майя. Доктор назвал это место Институтом технологий майя. Осталась одна проблема: так и не установлено точно, откуда именно увезены плиты.

Джемма сделала паузу, пока Пол раздавал всем присутствующим листки бумаги.

— Перед вами восемь набросков, сделанных профессором Чи. Это бог майя Кецалькоатль, известный также под именем Кукулькан. На первый взгляд профили кажутся идентичными, но если присмотреться, заметны небольшие различия.

Яджер наметанным взглядом быстро обнаружил несовпадения.

— На этом рисунке более выдающаяся челюсть, а вот здесь ярче выражены надбровные дуги.

— А у того парня более прямой нос, — добавил Ганн. Джемма довольно улыбнулась:

— Вы быстро уловили суть дела, джентльмены. Именно различия в лицах указывают на конкретное место. Жители отдельных городов по-своему изображали бога. У каждого древнего города было свое представление о том, как выглядит божество.

— Как, к примеру, сова — символ древних Афин? — предположил Остин.

— Правильно. А в данном случае бог символизирует Венеру.

Курт нетерпеливо ерзал на стуле. Он хотел поскорее услышать главное, а не вникать в лекцию по теологии индейцев майя.

— Джемма, нам очень интересно, — проговорил он, стараясь скрыть нетерпение, — но я не понимаю, к чему эти подробности.

На лице Джеммы появилась очаровательная улыбка.

— Данные профили тоже изображены на кораблях.

Остина просто распирало от любопытства.

— На финикийских кораблях?! — спросил он, подавшись вперед.

— Пока мы не знаем наверняка, финикийские они или нет. Продолжил Пол Траут:

— Профессор Чи установил, что каменные плиты взяты из обсерваторий. И он использовал символы городов, чтобы определить местоположение обсерваторий, которые разбросаны по всей Центральной Америке. Всего их восемь, и это немаловажно.

— Значит, мы ищем восемь сходных обсерваторий в разных местах, посвященных Венере. Все они взаимосвязаны между собой и имеют отношение к таинственному флоту, — коротко подытожил Остин.

— Правильно, — ответила Джемма и продолжила объяснение: — Число восемь подводит нас к самой сути дела. Кецалькоатль и Кукулькан — это восемь воплощений главного божества майя — Венеры. Индейцы майя следили за цикличным обращением планеты с невероятной точностью. Они знали, что Венера исчезает на восемь дней, и полагали, что в это время она оказывается в подземном мире. Свои верования майя отражали в архитектуре: расположение дверей, окон, скульптур и даже улиц подчинено Венере. Профессор считает, что обсерватории — часть некоего более масштабного замысла.

— А финикийские корабли? Как же с ними? — не выдержал Остин.

— Посмотрите на второй лист, — ответил Пол. Зал наполнился шуршанием бумаг.

— Мы попытались соединить храмы, проведя между ними параллельные линии, — продолжала Джемма. — Никакого смысла в рисунках найти не удавалось. Пока мы ломали головы над проблемой, позвонил профессор Чи. Он некоторое время был в джунглях, и мы оставили ему сообщение, что блуждаем в темноте и не можем вникнуть в суть без его помощи.

— Страница три, джентльмены, — объявил Пол. — Профессор получил это по факсу из Национального музея. Испанцы уничтожили почти все книги майя. Остались считанные единицы. Одна из уцелевших — Дрезденский кодекс. В ней содержатся таблицы наблюдений за Венерой. Информация собиралась со всех обсерваторий.

— А какое отношение книга имеет к нашей загадке? — с любопытством спросил Ганн.

— Это пример информации, которую майя считали крайне важной, — ответила Джемма. — Попробуйте представить, как жрецы ночь за ночью наблюдали за звездами, а потом использовали знания при строительстве храмов или предсказывали движение звезд и планет.

— Я понял! — воскликнул Яджер. — Вы говорите, что восемь храмов и вот эти изображения в камне представляют собой «железо» компьютера. Значит, кодекс — программное обеспечение. Проводя аналогии дальше, можно предположить, что есть и физическая форма для программного обеспечения — мягкая, вроде дискеты, или твердая, как жесткий диск.

— Или, в нашем случае, твердая как камень, — продолжил Остин.

— В самую точку! — откликнулась Джемма. — Все-таки какие гении работают в нашем агентстве!

Окрыленный успехом, Курт суммировал факты, загибая пальцы:

— Раз. Мы имеем восемь храмов, посвященных Венере. Два. Конструкция храмов поможет разрешить тайну кораблей. Три. «Говорящий камень» — ключ ко всему.

— Я не была настроена так оптимистично, пока не позвонил доктор Орвиль сегодня утром. Он обнаружил такие же профили на камне. Можете посмотреть присланный им факс. Изображение состоит из трех основных элементов. Профили и сжатая версия сцены прибытия кораблей — это первый и второй элементы.

— А почему здесь какой-то огромный змей собирается сожрать корабль? — спросил Завала, разглядывая факс.

— Это третий элемент, — пояснила Джемма. — Пернатый Змей — земное воплощение Кецалькоатля-Кукулькана.

— Да-а-а, это так все проясняет, — протянул Завала.

— А теперь посмотрите под другим углом, — предложила Джемма. — Профили указывают, где все происходит. Корабли — что, а змей — как. Посмотрите на Кукулькана. Что видите?

— В основном перья, — ответил Ганн.

— Нет, — возразил Яджер. — Здесь есть кое-что еще. Перья — просто для отвода глаз. Посмотрите на челюсти. Получается какая-то решетка.

— Браво. — Джемма захлопала в ладоши. — Наш компьютерный гений доказал свой высокий класс.

— Только не знаю, к чему это, — произнес Яджер, пожимая плечами. — Проклятие! Нет, не понимаю...

— Тогда посмотрите на следующий рисунок. Вы видите один из храмов. Типичная постройка: цилиндр, вверху — балкон, внизу — фриз. Присмотритесь повнимательнее к этим двум окошкам, похожим на бойницы. Мы сначала предположили, что их использовали для астрономических вычислений, так как они связаны линией с критическими точками положения Венеры. Но это не имело никакого смысла, пока мы с Полом не представили, будто смотрим на храмы сверху, как с самолета.

— Мы провели линии от каждого окошка и выяснили, что они пересекаются, — добавил Траут, указывая на следующий листок.

— Будь я проклят! — снова воскликнул Яджер. — Такая же решетка, что и в пасти змея.

— Я задумалась над этим, когда сравнила решетку и амулет профессора Чи. Челюсти Кукулькана, — сказала Джемма.

— Неужели Колумб зависел от какой-то там решетки? — спросил Ганн.

— Именно, — подтвердил Пол. — По теории Орвиля, Колумб пытался использовать этот камень, но не знал, с чего начать. Ему было известно о сокровищах, однако адмирал не смог расшифровать камень. Он взял с собой на «Нинью» рисунки, скопированные с камня, в надежде найти того, кто поймет знаки.

— Во времена Колумба пользовались картами, где наносили прямые линии от пункта отправления до пункта назначения. И если бы не ветры и течения, то можно было оказаться в нужном месте. Вероятно, Колумб принял эти линии за некий путь. Он не знал, что майя были куда более искушенными в расчетах. И его затея не удалась. А ты бы смог перенести линии на карту?

— Это не имеет смысла, — ответил Пол. — Пару тысяч лет назад Венера занимала другое положение в небе. Нужно все пересчитывать. Нам кажется, что V-образное пересечение челюстей, в котором вы видите корабль, и есть место, где кое-что спрятано.

Остин тут же задал встречный вопрос:

— Как думаешь, сколько времени понадобится Алкону, чтобы вычислить это?

Джемма и Пол переглянулись.

— Информация о бумагах Колумба и пропавших документах майя имеется во многих музеях. Полагаю, Алкон уже пытался собрать все воедино. Однако только у нас есть камень, и мы знаем, как им пользоваться.

— Лучше считать, что Алкон умнее, чем мы думаем, — сказал Остин.

Ганн прокашлялся и спросил:

— При всем уважении, Курт, прежде чем бросаться в пасть Кукулькана, хотелось бы прояснить все до конца. Например, при чем здесь Алкон? Почему он опасен?

— Хорошо. Вот моя теория. Как и Колумб, Алкон охотится за сокровищами финикийцев, вывезенными из Карфагена. Ключ к находке в уликах доколумбовой эпохи. Алкон боится возможных конкурентов и поэтому уничтожает свидетельства контактов двух миров. И тех, кто их находит.

— По-моему, теория вполне состоятельна, — кивнул Ганн. — Но это лишь часть картины. Я попросил Яджера покопаться в досье Алкона. Хирам, просвети нас о финансовых делах этого господина.

— Благодаря судьбе и широким связям он владеет миллиардами, — ответил Яджер.

— Спасибо, Хирам. Это и беспокоит меня. Курт, зачем Алкону подстраивать кораблекрушения, убивать археологов и тратить столько сил на поиски какого-то богатства, пусть даже сказочного, если он и так владеет невероятным количеством денег? У него денег больше, чем может пожелать любой нормальный человек.

— Вы сами ответили на свой вопрос, — подхватил Остин. — Вы сказали совершенно точно — «нормальный человек». Судя по тому, что видел Завала, Алкон — сумасшедший.

— Я думал об этом тоже. И все же мне кажется, сеньор Алкон гораздо более сложный человек, чем какой-то богатенький эксцентрик, избравший поиск сокровищ своим хобби. Хирам, что еще есть об Алконе?

Яджер стал зачитывать файл:

— Франсиско Алкон родился в Испании. Семья принадлежит к старинному роду. «Алкон» означает «сокол». Предположительно это псевдоним. Подлинную фамилию установить не удалось. Посещал дорогие частные школы в Швейцарии, Англии, окончил Оксфорд. — Яджер усмехнулся. — Он был профессиональным тореадором под именем Эль Алкон. Дела у него шли неплохо, однако бои быков пришлось оставить после скандала. Поговаривали, будто Алкон использовал на арене яд. Потому что даже если он не насмерть поражал животное, бык все равно сдыхал.

— Что-то не похоже на выпускника Оксфорда, — заметил с удивлением Остин.

— Затем занялся семейным бизнесом. Алконы тесно сотрудничали с диктатором Франко и испанскими военными накануне и во время Второй мировой. Так они заработали большие деньги на вооружении. После смерти Франко деловая активность Алкона привлекла внимание Интерпола, который заподозрил, что богач имеет отношение ко многим убийствам. В итоге Алкон покинул страну и отправился в Мексику. Там одна из ветвей его семьи, ведущая свое начало со времен испанских конкистадоров, владеет неким бизнесом. Алкон занялся финансовыми операциями в США, использовал деньги и влияние, чтобы завязать знакомства среди политиков. Очень скоро он стал американским гражданином.

— Судя по тому, что я видел в Сан-Антонио, дела у него идут весьма недурно, — добавил Завала.

— Воплощенная американская мечта, — не скрывая сарказма, заметил Ганн.

Яджер продолжал:

— Весь легальный бизнес Алкона служит прикрытием для теневых операций по обе стороны границы. Его подозревают в крупномасштабной торговле наркотиками и незаконном ввозе иммигрантов из Мексики.

— Значит, он близок к правящей партии Мексики, — сказал Завала. — В этой стране крупный бизнес невозможен без помощи местных политиков.

— А где-нибудь упоминается братство? — спросил Остин.

— Предположительно Алкон связан с испанской мафией, — ответил Яджер. — Возможно, это одно и то же, хотя доказательств у меня нет.

— А как насчет того комплекса под Сан-Антонио? Есть что-нибудь? — спросил Завала.

— Принадлежит одной из его корпораций. Абсолютно законно, в соответствии с местными правилами получения лицензий. Алкона считают психом, но богатым психом. Следовательно, никого не удивляет желание состоятельного сумасшедшего построить свой собственный парк. Кстати, план парка напоминает футбольное поле.

— Такого футбола, как там, я больше нигде не видел, — угрюмо сказал Завала.

— Местные иногда слышат какие-то взрывы или замечают слишком оживленное дорожное движение в том направлении, но в остальном Алкон — замечательный сосед. И еще он контролирует банки, недвижимость, газеты, политических деятелей — все, что продается.

— Очевидно, Алкон укрепляет свою власть, — предположил Остин. — Ничем не отличается от владельца любой другой корпорации, связанного с целой армией лоббистов.

— Забавно, что ты упомянул слово «армия», — заметил Ганн. — Мы вычислили одну подставную фирму, закупающую оружие для Алкона в Чехии и Китае.

— Какое оружие?

— Любое: от винтовок до танков. Ракеты тоже.

— А куда все это направляется?

— Никто не знает точно. Возможно, на север Мексики. Или в юго-западные штаты. Или в Калифорнию.

— Для покупки оружия нужны очень большие деньги.

Ганн кивнул:

— Даже миллиардер может обанкротиться при таких закупках.

— Матерь Божия! — прошептал Завала. — Сокровища. Ему нужны сокровища, чтобы осуществить свои планы.

— Да, — спокойно согласился Ганн. — Хотя то, что я скажу, может показаться безумием, однако Алкон, вероятно, планирует военно-политический переворот.

— А есть какие-нибудь предположения о том, когда это случится? — спросил Остин.

— По-моему, скоро. Хирам установил, что очень большие деньги переведены через банки Европы на счета торговцев оружием.

— А наша армия?

— В боевой готовности.

— Есть способ остановить его, — заявил Завала. — Не будет сокровищ, не будет и революции.

— Пол, Джемма, огромное спасибо вам и доктору Орвилю, — поблагодарил Остин, поднимаясь со стула. — Теперь наша очередь, — добавил он с мрачноватой улыбкой.

* * *

Элегантно декорированный зал ресторана был погружен в темноту. Освещался только стол, за которым сидел Анжело Донателли, просматривая меню на следующий день. Все элементы убранства ресторана напоминали о море: например, гарпун, которым когда-то действительно убили кита. Напротив Анжело сидел его кузен Антонио, листавший итальянскую газету. Время от времени они делали по глотку амаретто. Внезапно из темноты прозвучало:

— Мистер Донателли?

Анжело поднял глаза и увидел двух незнакомцев вне круга света лампы. Какого дьявола здесь делают эти люди? Он же сам запер входную дверь... Конечно, поздний визит не удивлял. Ресторан пользовался популярностью. Иногда приходилось ждать неделями, чтобы попасть сюда, и люди шли на всякие ухищрения, стараясь ускорить процесс. Голос почему-то показался знакомым. Может, один из клиентов?

— Да, я Анжело Донателли, — с неизменной вежливостью ответил владелец ресторана. — Боюсь, вы пришли слишком поздно. Ресторан закрыт. Позвоните завтра метрдотелю.

— Скажи своему человеку, чтобы положил пушку на стол.

Антонио медленно положил револьвер на белую скатерть.

— Если вы грабители, то тоже опоздали, — спокойно продолжал Донателли. — Вся выручка в банке.

— Мы пришли не за деньгами. Мы пришли убить тебя.

— Убить! Но мы даже не знаем, кто вы.

Вместо ответа человек шагнул из темноты. Анжело видел это лицо в своих снах. Нет, в кошмарах. Холодный взгляд убийцы, равнодушно созерцающего тонущий корабль. Сколько лет прошло, а взгляд не изменился.

— Я видел вас на «Андреа Дориа», — сказал Донателли.

Тонкие губы человека скривились в улыбке.

— У тебя хорошая память на лица. Только тогда ты видел моего отца. Он чувствовал, что в отсеке в ту ночь был кто-то еще. Мы с тобой связаны тесными узами. И это я звонил тебе.

— Братство, — прошептал Донателли.

— У тебя действительно отличная память. Жаль, ты позабыл, о чем я тебя предупреждал. Обычно я не занимаюсь столь рутинными делами, но ты доставил нам много хлопот, старик. Припоминаешь, что я тебе говорил?

Донателли кивнул. Во рту у него от напряжения пересохло.

— Хорошо. Я освежу твою память. Я предупреждал: если ты скажешь хоть слово о той ночи на «Андреа Дориа», то отправишься в могилу, зная, что ты — причина гибели твоей семьи. Мы убьем всех — сыновей, дочерей, внуков. Всех. Семья Донателли прекратит существование. Останутся только могильные камни.

— Вы не можете так поступить! — воскликнул Донателли.

— Вини себя. Никто не заставлял тебя болтать с агентами НУМА.

— Нет! — вдруг открыл рот Антонио. — Семья не была частью сделки.

Анжело с удивлением взглянул на родственника:

— О чем он говорит?

Антонио виновато опустил глаза.

— Твой кузен не сказал, что работает на меня? Сначала он отказывался, но ты даже не представляешь, какие у него неприятности на родине. Мы пообещали ему уладить все проблемы в обмен на информацию о твоих действиях вместе с НУМА.

— Да, — подтвердил Антонио, выпятив челюсть, как Муссолини. — Но вы не смеете трогать семью. И вы обещали вернуть меня на Сицилию — вот такая сделка.

— Я держу слово. Просто я не сказал, что домой ты вернешься в деревянном ящике... И все же сначала вы, мистер Донателли. Ариведерчи.

Антонио в порыве ярости вскочил со стула и бросился на убийцу. Выстрел прозвучал тихо, на груди Антонио мгновенно растеклось красное пятно, и он рухнул на пол.

Прозвучал еще один выстрел.

Пуля вошла в грудь Донателли. Анжело откинулся на спинку стула.

Из тени вышел второй человек и бесстрастно посмотрел на трупы.

— Нельзя доверять сицилийцам, — негромко произнес он.

— Славно поработали, Гусман. Мне уже стало казаться, что я ржавею, сидя в офисе.

— Еще предстоит поработать с оставшейся семьей, — сказал Гусман.

— С удовольствием займусь ими. Но к сожалению, придется с этим немного повременить. Есть более важные дела. Жаль, что ты этого не слышишь, Донателли. Я пока решил пощадить твою семью. Правда, не отчаивайся. Скоро ты встретишь своих возлюбленных домочадцев в аду.

С улицы доносились голоса. Выстрелы все же привлекли внимание прохожих. Алкон бросил прощальный взгляд на трупы и исчез в темноте вместе с компаньоном.

Глава 46

Гватемала

— Так сколько, ты говоришь, этому самолету лет? — Остин пытался перекричать шум двигателя.

— Около пятидесяти. Плюс-минус парочка, — ответил Завала. — Хозяин сказал, что большинство деталей еще цело. — Заметив тревогу на лице друга, Джо усмехнулся: — Шучу, старик. Я все проверил. Двигатель перебирался столько раз, что он практически новый. Дай Бог и нам быть в такой форме в таком возрасте.

— Еще вопрос, дотянем ли мы до такого возраста, — со скепсисом в голосе отозвался Курт.

— Не волнуйся, старик. «Бивер» — один из лучших самолетов. Прочен как танк. Как раз то, что доктор прописал.

Остин бросил взгляд на фигурку святого Христофора на контрольной панели, откинулся на спинку кресла и сложил руки на груди. Когда Кург предложил Завале найти что-нибудь летающее для экспедиции, то он имел в виду не древний «Бивер». Речь шла просто о какой-нибудь альтернативе военному вертолету, чтобы можно было пересекать воздушное пространство сопредельных с Мексикой государств без особого разрешения. Ведь даже вертолет агентства с огромными буквами на борту, кричащими о его принадлежности, вызвал бы подозрения.

«Бивер» они отыскали в аэропорту города Белиза, в дальнем неприметном ангаре. Владелец самолета явно принял обоих американцев за наркоторговцев. Обратиться к этому человеку Остину рекомендовал один его знакомый, бывший тайный агент ЦРУ, участвовавший в секретных операциях: он помогал «контрас» в борьбе с сандинистами. Белизец потребовал «залог», как он выразился, в виде суммы, которой могло бы хватить на покупку «Боинга-747». Пересчитав купюры, он как-то незаметно исчез.

Однако Остину пришлось признать, что этот самолет годится для их задания как нельзя лучше.

Конечно, не «Конкорд», но скорость самолет развивал вполне приличную — сто двадцать пять миль в час. Кроме того, его параметры позволяли медленно лететь на небольшой высоте и таким образом вести наблюдение. Более того, самолет имел маленький разбег и мог садиться как на землю, так и на воду.

Завала вел «Бивер» на высоте менее трех тысяч футов. Сейчас они пролетали над Петеном — северной частью Гватемалы, сплошь покрытой густыми лесами, проникающими на территорию Мексики. Внизу виднелись холмы, между которыми бежали реки и ручьи. Когда-то местность была густо населена индейцами майя, которые использовали водные потоки для ведения торговли между городами. Несколько раз сквозь густые заросли проглядывали серые руины городов, вдалеке виднелись вершины гор. Остин отмечал пройденный путь на карте, наложив на нее координатную сетку. Он все время сверял показания компаса и «Джи-пи-эс» — прибора для определения географических координат.

— Подходим к точке смыкания челюстей, — сообщил Курт, глядя на карту. — Будем на месте секунд через тридцать.

Остин посмотрел в иллюминатор. Внизу, словно голубая лента, петляла река. Она постепенно расширялась и в конце концов превращалась в озеро. Через несколько секунд Курт указал на сверкающую воду.

— Вот это место. Челюсти Кукулькана.

— Следовало взять с собой мини-подлодку, — сказал Завала.

— Давай сделаем пару кругов над озером.

Сверху озеро напоминало огромный глаз. Оно было овальной формы, а посреди, там, где должен находиться зрачок, виднелся маленький остров, приблизительно полмили в длину и столько же — в ширину.

Самолет облетел озеро дважды, но ничего необычного заметить не удалось. Завала снизился, будто хотел пробить дыру в воде, потом резко поднял нос самолета, выровнял его и пошел так низко, что поднял фонтан брызг. Наконец самолет остановился, и воцарилась тишина. Джо сообщил по радио свои координаты, а Остин пристально оглядывал озеро, скалы и остров в бинокль.

— Выглядит великолепно, — сказал он, опуская прибор. — Только почему-то этот остров мне не нравится.

— А мне нравится, — ответил Завала, похлопав друга по плечу.

— То-то и оно. Остров слишком хорош. Даже идеален. Если прочертить линии от берега до берега с севера на юг и с запада на восток, то остров окажется в точке пересечения этих линий, как в оптическом прицеле винтовки — как раз по центру.

Завала запустил двигатель, и самолет стал медленно приближаться к острову. Бросили якорь — глубина озера оказалась более ста футов. До островка решили добраться на резиновой лодке. Берег был болотистым, а сам остров походил на панцирь гигантской черепахи: почти от самой воды земля поднималась и закруглялась на высоте пятнадцати футов. Завала начал упорно продираться сквозь папоротники и суккуленты. Наверху он вдруг вскрикнул и отступил назад, будто получил удар в грудь.

Рука Остина тут же легла на пистолет.

— В чем дело? — крикнул он.

Неужели Джо наткнулся на гадюку?!

Но тут раздался смех Завалы, вспорхнули испуганные птицы.

— Остров, оказывается, занят. Курт, иди сюда, и я познакомлю тебя с землевладельцем.

Остин быстро поднялся и увидел в кустах зубастые челюсти. Курт раздвинул ветки, убрал листья. Открылась огромная каменная голова, высеченная над квадратным проемом. Судя по всему, это был вход в какое-то каменное строение, скрытое почти до самой крыши под землей. Крышу украшали такие же, только поменьше, головы. Остин расчистил проем ножом, чтобы Завала мог протиснуться внутрь.

Джо посветил фонариком.

— Думаю, пройду, — сказал он и скользнул в провал ногами вперед.

До Остина донеслось сопение друга. Тогда он стал расширять проем, чтобы последовать за Джо. Спрыгнул, огляделся и протянул:

— Да-а. Не «Хилтон».

Открывшееся пространство было размером с гараж на две машины. Стены достаточно толстые, чтобы выдержать пушечный удар. Остин почти касался макушкой потолка. Стены кое-где покрывали темные пятна. В каждой стене имелось по порталу, напоминавшему тот, через который они вошли. Все четыре дверных проема завалены прочной, как цемент, землей.

Остин опустился на колени и внимательно осмотрел плиту в полу. По краю в ней было выдолблено несколько отверстий. Курт и Завала поддели плиту ножами и сдвинули ее в сторону. Им открылась спиралевидная лестница. Теперь первым пошел Остин. Спустившись, он оказался в коридоре длиной в несколько ярдов, в конце которого возвышалась массивная каменная тумба.

— Спускайся, Джо, — тихо позвал Курт.

Почувствовав серьезность тона друга, Завала быстро оказался рядом с ним. На полу перед тумбой лежала груда костей. Среди них — шесть черепов. Завала взял один из них в руки.

— Жертвы. Судя по дыркам в черепах, им помогли избавиться от нашего суетного мира.

Увиденного было достаточно. Друзья поднялись по лестнице в верхнее помещение. Остин обратил внимание на белесоватые ошметки на полу. Он подхватил один такой фрагментик с земли и растер до пыли в руке.

— Пресноводное ракообразное. Когда-то это место было затоплено водой.

Завала поскреб пальцем стену.

— Возможно, ты прав. Похоже на высохший прудовой планктон.

Агенты НУМА выбрались на свежий воздух и обследовали строение по периметру. Оно стояло на каменной платформе. За много лет в образовавшихся трещинах выросли кусты из случайно занесенных сюда ветром и птицами семян. Глядя с самого верха, в воде можно было увидеть каменную террасу. Остин разделся и бросился в воду. Сделав несколько мощных гребков, нырнул.

— Это только верхушка айсберга, — сказал он, выбравшись на берег. — Вероятно, наш храм стоит на верху очень большой пирамиды. Как глубоко она уходит под воду, сказать не могу.

— Говорил тебе, нужно взять подлодку, — с сожалением напомнил Завала. — Итак, если наше предположение верно и это здание — действительно храм, то мы находимся на нулевом уровне.

— Теперь остается прикинуть, как попасть в тот коридор.

— Интересная мысль. Может, попытаемся взорвать каменную тумбу, закрывающую путь?

— Да, можно и так поступить. Вот только боюсь, наши друзья-археологи после этого перестанут с нами разговаривать.

Курт и Джо вернулись к самолету, доплыли до берега и сошли на сушу. В лесу царил полумрак. Кое-где сквозь густые кроны деревьев пробивались редкие лучи солнца. Остин шел на звук воды. Вот она — река с каменным руслом. Русло заполнено грязью и разной растительностью, но из дополнительного резервуара за дамбой вытекало несколько ручейков. Самый мощный из них внезапно поворачивал у каменного русла и направлялся в лес. Остин пошел вдоль потока и остановился у такого же каменного резервуара.

— Именно так я и думал, — произнес он.

— Ты знал, что найдешь здесь вот это?

— Поверишь, если скажу, будто я просто гений?

— Конечно, — закивал Завала. — А теперь расскажи, как ты догадался.

— Помнишь, как река выглядела с воздуха? Ты сам заметил — она очень сильно петляет. А перед тем как впасть в озеро, отклоняется по идеальной прямой. Мне сразу показалось, что участок слишком ровный — в природе такого не бывает. И я подумал, что, вероятно, тут был канал. А теперь вспомни про храм. Иногда он скрыт водой, а иногда — нет.

— Ну конечно! Шлюзы! — воскликнул Завала, хлопнув себя по лбу.

Он подобрал ветку и начертил линию на земле:

— Вот, к примеру, река Потомак. Из-за порогов и водопадов суда ходить по ней не могут. Значит, прорываем обводной канал. Строим систему шлюзов, контролируя уровень воды. В обычном состоянии река поднимается, затапливает равнину, и образуется озеро, а дальше — вот сюда, вниз, и в море.

— Отлично, профессор.

— Неизвестные инженеры построили здесь дамбу. — Завала прочертил через озеро линию. — Она блокирует поступление воды в озеро. Но должна же эта вода куда-то деваться, иначе поток снесет ворота шлюза. Мы роем канал, и вода направляется из озера в другое русло реки. Теперь можно осушать озеро, — с победным видом заявил Джо.

— И строить храм. Вот здесь. — Остин начертил крестик.

— А после того как пирамида построена, вы перекрываете шлюз канала, открывая ворота озеру. Озеро быстро наполняется вновь и скрывает храм под водой.

— Вот только одна проблема... Шлюзы состоят из подвижных частей. От времени они наверняка подразрушились.

— Если будем ждать слишком долго, — подхватил Завала, — озеро может прорвать шлюзы и полностью затопить храм.

Вернувшись к самолету, Джо еще раз передал на «Нерей» свои координаты и попросил перебросить по воздуху необходимое оборудование.

Ждать пришлось недолго. Скоро в радиоприемнике раздалось потрескивание, и следом прозвучал голос:

— Мы на подходе, ребята. Будем минут через десять.

Ровно через десять минут в небе появился знакомый вертолет с крупными буквами НУМА на борту. Коллеги сбросили большой пластиковый мешок с привязанными к нему буйками. Команда вертолета пронаблюдала, чтобы Курт и Джо без проблем получили груз, и, помахав на прощание, улетела.

В мешке было два полных комплекта для подводных погружений и еще несколько коробок. Остин взял коробки и ушел куда-то. Завала тем временем накрыл самолет маскировочной сеткой. Погрузив в лодку акваланги, друзья направились к острову. Вода была теплая, поэтому Джо и Курт надели только легкие черные костюмы. Проверив оборудование у берега, они поплыли прочь от островка и, не тратя времени, стали погружаться в темную воду.

Глава 47

Плавными, уверенными движениями Завала и Остин двигались вниз, к основанию пирамиды. Широкие каменные террасы походили на гигантские ступеньки.

— Хорошо, что мы не суеверные, — сказал Завала. — Я насчитал тринадцать террас.

Остин взглянул на глубиномер:

— Сто четырнадцать футов. Готов к выполнению плана?

Все опытные ныряльщики повторяют как мантру: «Планируй погружение и погружайся в соответствии с планом». А замысел Курта был прост: обследовать пирамиду со всех четырех сторон сверху донизу. Остин с Завалой двигались по часовой стрелке.

Вторая стена ничем не отличалась от первой.

С третьей стороны находились лестницы, ведущие от вершины храма к тому месту, что при отсутствии воды могло бы называться первым этажом. У подножия лестниц стояла каменная тумба. Завала осветил ее ярким лучом галогенного фонаря.

— Что-то напоминает, верно?

Остин теперь тоже рассмотрел Пернатого Змея, пожирающего корабль.

— Мир тесен. Это близнец камня с «Дориа».

Они стали не спеша подниматься вдоль ступенек. Лестницы покрывала каменная резьба, а через каждые несколько ступеней стояли скульптуры. Приблизительно посередине пути вдруг возникла голова Пернатого Змея с разинутой пастью, достаточно большой, чтобы проглотить человека. По два мощных клыка в верхней и нижней челюстях угрожающе смыкались.

— Милый персонаж, — сказал Завала. — Как думаешь, он кусается?

— Познакомьтесь — Пернатый Змей, известный в этих местах под именем Кукулькан.

— Да, похож на помесь ротвейлера и крокодила. Спроси-ка, не знает ли он, как попасть внутрь пирамиды?

— А что? Неплохая идея. — Остин приблизился к пасти и посветил фонарем. — Скажите «а-а».

* * *

Курт нырнул в пасть, зацепившись баллоном с воздухом за громадный зуб, однако внутри оказалось достаточно пространства, чтобы развернуться. Остин выглянул из пасти змея, жестом позвал Завалу и двинулся в глубь пирамиды. Две минуты они осторожно плыли, пока проход не привел их в просторный зал. Там было достаточно места, чтобы вдвоем встать во весь рост. Отсюда еще одна лесенка вела в следующий коридор.

— Что-то подозрительно просто, — настороженно произнес Завала.

— Я подумал о том же. Однако помни: древние строители храма думали, что он будет скрыт под водой. Они решили, что любой желающий попасть в храм лишь попусту потратит время и силы, сдвигая с места ту каменную тумбу. А даже если кто-то и доберется до змея, то не посмеет войти в его пасть. И все же здесь могут быть ловушки.

Друзья поднялись по ступенькам, чувствуя себя привидениями в заброшенном замке.

— Хотелось бы, чтобы древние все-таки точнее решали: вверх или вниз, — ворчал Завала.

Остин с сочувствием взглянул на товарища. Даже самый опытный подводник не может избавиться от определенных страхов. Вдруг вся эта каменная махина обрушится, и они окажутся в ловушке, не смогут двигаться и погибнут от удушья? Остин облегченно вздохнул, когда почувствовал под ногами дно. Через секунду рядом вынырнул Завала. Они осветили фонариками круглый водоем. Завала хотел было вытащить изо рта загубник, но Остин остановил его, схватив за запястье:

— Подожди! Мы не знаем, какой здесь воздух!

В самом деле, этому воздуху, может, две тысячи лет, и неизвестно, какие микроорганизмы, споры и токсины тут сохранились. Глупо погибать от каких-то древних микробов. Остин выбрался на сушу, снял ласты и пояс. Помог Завале. Вне воды их дыхание казалось неестественно громким. Они пошли вверх по лестнице.

— Неужели это то, что я думаю? — спросил Завала.

— Лошадь она и есть лошадь.

— Конечно-конечно. Только что она делает здесь?

Остин посветил дальше, луч скользнул по длинной шее животного.

— Ну, это... это... носовое украшение.

Деревянная скульптура и в самом деле украшала нос корабля с темно-красными бортами. Люди, построившие судно, были искусными мастерами и настоящими художниками. Удлиненный корабль изящной формы, с плоским днищем. Доски обшивки точно пригнаны, а мачта лежит на палубе.

Кое-где доски отвалились, и в трюме виднелись амфоры. Там же валялись какие-то круглые металлические предметы, возможно, щиты. На корме два длинных весла будто ждали гребцов. В целом корабль прекрасно сохранился, хотя кое-где деревянные детали все же прогнили, и судно слегка скособочилось.

Остин провел рукой по дереву, словно не веря собственным глазам.

— Подобный корабль изображен на каменной стене и на тех блоках.

— Но что делает финикийская посудина в подводном храме майя?

— Ждет своего часа, чтобы перевернуть с ног на голову археологическую науку, — ответил Остин. — А еще ждет, чтобы Нина увидела такого красавца своими глазами. Какова, по-твоему, его длина?

— Больше ста футов, — отозвался Завала, обследуя одну из четырех круглых колонн с одной стороны корабля.

С другой стороны стояли еще четыре такие же колонны.

— А вот и опять проявление магического числа. Восемь колонн.

— Восемь значимых дней в цикле Венеры. Все сходится, — согласился Остин.

Друзья обошли корабль.

Остин предполагал, что они упрутся в глухую стену, но вместо стены показалась еще одна арка. А за ней — лестница вверх. Она привела Курта и Джо в помещение поменьше, с углублением в полу. В углублении стоял саркофаг. На его крышке повторялся орнамент в виде Пернатого Змея. Друзья попробовали сдвинуть крышку — тщетно.

— Может, на корабле найдется что-нибудь, чтобы поддеть крышку, — предположил Остин.

Они вернулись в большой зал. Завала с помощью Остина перебрался через борт корабля, с опаской сделал первый шаг. Выдержит ли древнее дерево его вес?

— Держит! — крикнул он Остину, как вдруг деревянная планка затрещала и проломилась. — О Господи! Сколько амфор! — с волнением воскликнул Завала. — Курт, ты должен все увидеть сам.

Завала подал Остину руку. Они осторожно прошли по поперечной балке до середины палубы, куда были сгружены амфоры. Джо склонился над огромным кувшином, лежавшим чуть в стороне от остальных, и повернулся к Остину с пригоршней сверкающих зеленых камней. Причудливое колье, украшенное изумрудами и алмазами. Курт, глядя на это великолепие, подумал, что в жизни не видел более прекрасного ювелирного изделия. Завала тем временем осмотрел другую амфору. Там оказались камни без оправ: алмазы, рубины, изумруды.

— Здесь, кажется, самое большое собрание драгоценностей в мире! — изумленно произнес Джо.

— По сравнению с этим кладом сокровища британской короны — просто жалкие песчинки. — Остин держал в руках камни размером с крупную морскую гальку. — Международные юристы будут долго ломать копья, решая, кому принадлежат сокровища.

Завала кивнул в сторону погребального зала и сказал:

— Возможно, последний владелец этого добра лежит вот в том саркофаге.

Остин подхватил пару копий.

— А ну-ка посмотрим, кто там.

Друзья вернулись в маленький погребальный зал, но сдвинуть крышку саркофага так и не удалось.

— У нас больше нет времени, — сказалЗавала, проверив давление в баллонах. — Придется подключиться к резервным баллонам, если собираемся оставаться здесь еще.

— Мы увидели все, что необходимо. Теперь дело за учеными, — ответил Остин.

Они направились к кораблю, когда где-то над их головами вдруг прогремел невероятно сильный взрыв. Вулкан? Но откуда?

Друзья пытались устоять на ногах, однако мощная взрывная волна швырнула их обратно в склеп. Они упали рядом с саркофагом, ударившись баллонами о каменную гробницу. Отделавшись синяками и ушибами, Остин и Завала могли бы возблагодарить судьбу, потому что через секунду там, где они стояли, обвалилась громадная глыба. Во все стороны полетели мелкие каменные осколки, образовалось густое облако пыли. Следом донесся грохот падающих валунов. Откашлявшись и выплюнув изо рта пыль, Остин спросил друга, цел ли он.

Завала сначала выдал тираду ругательств на испанском, а потом проворчал:

— Все в полном порядке.

Через мгновение Джо спросил:

— А все-таки, что это было?

— Похоже на Везувий и Кракатау, вместе взятые. По-моему, взорвали несколько килограммов пластида. И хватит валяться. Встаем.

Распутав руки, ноги и шланги, подающие воздух, приятели поднялись. Завала посветил фонариком Остину в лицо, потом себе. Маски, к счастью, уцелели.

— Курт, мы же дышим, — заметил Завала, осматривая маску изнутри там, где был встроен микрофон. — И связь работает.

— Отлично. Хотя, думаю, маски нам не понадобятся. Я чувствую свежий воздух.

— А это значит, что кто-то взорвал верхнюю часть пирамиды. Пора уносить ноги. Ты можешь идти?

Оба друга были покрыты белесоватой пылью и походили со стороны на зомби. Остин посветил назад, в направлении саркофага, крышку которого снесло взрывом.

Курт понимал, что нужно идти, но любопытство взяло верх.

Лицо покойного закрывала жадеитовая маска с круглыми глазами и орлиным носом, Тело скрывал саван из темной материи, напоминавшей бархат. На голове — шляпа из такой же ткани. Иссохшая, похожая теперь на клешню рука сжимала старинные пергаменты. Остин осторожно взял один, с интересом посмотрел и вложил обратно в руку мумии. Под подбородком маски он заметил желтый блеск. Форма предмета показалась знакомой, но совершенно неуместной здесь. Разглядывать подробнее не было времени — из зала, где находился корабль, доносились чужие голоса.

Глава 48

Почти непроницаемое облако пыли быстро рассеялось. Лучи солнца пробивались сверху, где вместо потолка теперь зияла дыра. Крупные обломки камней превратили корму древнего корабля в крошево. Колонны раскололись на многочисленные фрагменты. Однако горевать над обломками было некогда — из пролома кто-то сбросил веревочную лестницу, и теперь по ней спускались два человека.

Первый спрыгнул на каменный пол и придержал веревку.

— Извините за неудобства, дон Алкон, — проговорил мужчина равнодушным, лишенным эмоций голосом.

— Ничего не поделаешь, Гусман, — ответил стройный темноволосый человек, оглядывая руины. — Главное, что мы достигли цели. — Он осветил корабль мощным фонарем. — Бог мой, какое фантастическое зрелище!

Незваные гости взобрались на палубу в наименее поврежденном месте.

— Посмотри сюда, Гусман! — с истеричной радостью воскликнул Алкон. — Пригоршни этих камней хватит, чтобы снарядить целую армию.

Остин и Завала притаились в тени у прохода, оценивая ситуацию. У них — только ножи, а у Алкона и его приспешника наверняка имеется огнестрельное оружие. Если Курт с Завалой попытаются пробраться к лестнице или к воде, их подстрелят, как уток.

— Может, пойти на обман? Блефануть напропалую? — прошептал Остин, изложив другу свои соображения.

— А что мы теряем? — поддержал товарища Завала. «Всего лишь свои жизни и жизни еще многих людей», — подумал Остин.

— Нам нужно вернуться к той точке, где мы вошли. Придется бросить основные баллоны и взять с собой только резервные. И у меня есть сюрприз, который обязательно собьет их с толку. Нужно лишь верно все рассчитать по времени — ублюдки могут начать пальбу.

— Хорошо. Выйдем из тени, — согласился Завала.

Остин похлопал друга по плечу, сделал глубокий вдох и вышел к лодке.

— Здравствуйте, джентльмены, — громко поздоровался он.

Седовласый, со шрамом на щеке, ловко выхватил пистолет из кобуры и навел его на Остина.

— Мы безоружны. Нас двое, — сказал Курт, не сводя глаз с оружия.

Он предполагал, что перед ним суперпрофессионал и поэтому панической стрельбы не последует.

— Подойди, чтобы я хорошо видел тебя.

Остин выполнил приказ. Они с Завалой сделали несколько шагов вперед. Седовласый подошел к ним, забрал ножи, с любопытством оглядел с головы до ног.

— Это вам не понадобится, — с ухмылкой произнес он, отбрасывая холодное оружие в сторону.

— Представь мне своих друзей, Гусман. — Алкон появился рядом с Гусманом, держа в руках пистолет.

— Простите мою глупость, дон Алкон. Позвольте представить — мистер Остин и его напарник мистер Завала, сотрудники НУМА. С ними я познакомился в Аризоне. Кстати, Завала — тот джентльмен, которого засняла камера наблюдения.

— А, ну конечно! Теперь я узнал его.

— Надо было прислать мне копию, Алкон, — не смолчал Завала.

Алкон усмехнулся:

— Я бы сильно удивился, если бы такие деятельные и способные господа, как вы, не знали моего имени. Гусман рассказывал про ваши успехи, после чего я приказал вас ликвидировать. Вам просто повезло. У Гусмана редко случаются проколы. Прежде чем он реабилитирует себя, хочу признать — я просто сражен, обнаружив вас в храме.

— Нас проглотил Кукулькан, — ответил Остин.

Алкон внимательно посмотрел на Курта, как энтомолог смотрит на насекомое в банке.

— Ты либо говоришь правду, либо пытаешься иронизировать, — сказал Алкон. — В любом случае теперь это не важно. Больше вы не увидите челюсти Кукулькана.

— Я расскажу, как мы попали сюда, если вы ответите на парочку вопросов обреченных людей. Мне очень хочется узнать, верна ли моя теория.

Алкон решил, что Остин пытается тянуть время, а сам Курт думал о побеге. Он вовсе не намеревался закончить свои дни в этом склепе.

— Торгуешься до конца, — протянул Алкон, все-таки заинтригованный предложенной игрой. — Давай, спрашивай.

— Во-первых, как вы нашли храм?

— Так же, как и узнали об экспедиции на «Андреа Дориа». Через человека мистера Донателли, сицилийца.

— Антонио?

— Его имя ровным счетом ничего не значит. Когда вы сообщили Донателли, что собираетесь в Центральную Америку, мы отправили своих шпионов в Гватемалу. Было очень просто проследить за забавным желтым самолетиком. А теперь — твой черед. Интересно послушать, что там за теория.

— С чего же начать? — задумчиво протянул Остин. — Финикийцы торговали с Америкой на протяжении тысяч лет. Когда римляне устроили осаду Карфагена, финикийцы решили увезти свои сокровища морем. Прошли века. В Новый Свет приплыл Колумб и услышал историю о несметных богатствах. Он нашел «говорящий камень», считая, что тот укажет правильный путь, и отправился домой. Колумб неправильно истолковал информацию, которую нес камень, но подобрался довольно близко к разгадке.

— Вы очень проницательны, мистер Остин. А теперь расскажите, как вы попали сюда.

— Вон но той лестнице, — сказал Курт, указывая в сторону погребального зала.

Алкон улыбнулся и повернулся к компаньону:

— Гусман...

— Я еще не договорил, — перебил Остин. — Колумб был связан с некоей таинственной организацией — братством. Следовательно, они могли знать о сокровищах.

— Очень даже могли, — подтвердил Алкон. — Я впечатлен, мистер Остин. Братство — один из самых больших секретов в мире. Даже когда мы отправили на дно знаменитый океанский лайнер, никто не узнал о нашем существовании.

— Вы хотите сказать, что «Андреа Дориа» потопило братство? — удивился Остин.

— Судно потопил Гусман. Пока мы с отцом разбирались с охраной бронированного грузовика, он позаботился обо всем на мостике.

— Это же был несчастный случай, — возразил Курт.

— Никакого несчастного случая, мистер Остин. Мы знали, что корабли будут проходить совсем близко друг от друга. Гусман был готов убить всех на мостике «Стокгольма» и столкнуть судна, но, как часто случается, он смог воспользоваться ошибками других.

— Если все, что вы говорите, правда, и братству известно, что «говорящий камень» — ключ к сокровищам, почему вы отправили его на дно океана?

— К сожалению, истинная ценность камня стала известна совсем недавно. Мой отец приказал утопить его. Он выполнял наказ братства — уничтожать все, что дискредитирует Колумба.

Завала усмехнулся и сказал что-то по-испански.

— Вы абсолютно правы, мистер Завала. Мой отец перегнул палку. Однако он не мог знать, что я изменю цель «Лос эрманос».

— И когда же вы решили перейти от затопления кораблей к революции? — спросил Остин.

Тень промелькнула на лице Алкона, хотя через миг он рассмеялся:

— Браво, мистер Остин. Вы выиграли немного времени перед исполнением смертного приговора. Что НУМА известно о моих планах?

— Я отвечу после уточнения некоторых деталей.

— Вы разговоритесь, когда я начну делать дырки в руках и ногах вашего коллеги, — с улыбкой ответил Алкон.

— Конечно, вы можете поступить так. Но позвольте выступить со встречным предложением. Скажите, в чем заключается ваш план, а я открою секрет, известный только мне одному. Клянусь.

— Принимаю.

Остин правильно оценил Алкона. Богач оказался настоящим мегаломаном, которому хотелось обязательно поделиться своими безумными планами.

— Мой план можно передать одним словом — Ангелика. Это будет совершенно новая страна, образованная из юго-западных штатов и южной Калифорнии. Наследники испанцев должны вернуть себе то, что у них отняли силой.

Джо присвистнул:

— Удачи, парень. Правда, мне известна сила, способная помешать тебе.

— О-о-о, поверьте мне, я в курсе военной мощи США и не намерен идти против их армии напрямую.

— А для чего тогда покупалось все это вооружение? Для занятий спортивной стрельбой?

— Нет, конечно. Вы — испанец, мистер Завала, и потому знаете, чему учишься, сражаясь с быками: двигаясь правильно и умело, можно победить более мощного и грозного врага.

— Война с Соединенными Штатами не бой быков, — возразил Остин.

— Принцип годится. Я хорошо подготовил почву. Я способствовал перемещению миллионов иммигрантов на территории, принадлежавшие Испании и теперь незаконно занятые США. Теперь они превосходят числом неиспанцев. Я владею ключевым бизнесом: нефть, газ, угледобыча. На свои доходы я купил многих официальных лиц. Теперь можно приводить план в действие. Как только выберусь отсюда, сразу начну действовать. Армия, которую я собрал и обучил, двинется к пограничным городам. Остальные будут совершать рейды в глубь страны. Несмотря на возможные проявления национальной неприязни по отношению к потомкам испанцев, они выстоят, потому что у них есть великая цель: возродить национальную гордость, которую так часто попирают в Америке.

— Это же означает кровавую бойню и хаос!

— Пускай. А что могут сделать Штаты? Освободить Альбукерке и Финикс, сбросив на них атомные бомбы? Развернуть боевые действия на улицах Сан-Диего? Американское правительство знает, что всякий вооруженный конфликт заканчивается политическими договоренностями, а я предложу выход. Губернаторы, которые получили свои посты благодаря мне, будут выступать за восстановление мира и предложат, чтобы США выдвинули одного из своих граждан в качестве посредника между враждующими сторонами. А я буду вести переговоры о фактическом расколе союза.

— Но ведь нет никаких гарантий того, что ваша схема сработает. В ином случае сотни тысяч ни в чем не повинных людей погибнут ни за что.

— Они послужат средством достижения цели.

— Многие из этих людей будут выходцами из Латинской Америки, — сказал Завала.

— Что с того? — резко ответил Алкон. — Мои предки-конкистадоры использовали враждовавшие между собой группы индейцев, чтобы завоевать империю ацтеков, а потом сделали всех краснокожих рабами. Тем, кто выживет, я дам возможность возродить величие прошлого, возродить славу двух великих цивилизаций — индейцев и испанцев!

— Славное прошлое вроде кровавого футбола и инквизиции? — спросил Курт.

— И даже больше того, что вы можете вообразить, мистер Остин. Гораздо больше. Впрочем, ваша игра мне надоела, — нетерпеливо проворчал Алкон. — Так что там за секрет? Если ты солгал, я не стану тебя наказывать. Ты же все равно не спасешься.

— Я не вру. Тайна скрыта в соседнем зале.

Алкон и Гусман переглянулись.

— Хорошо, веди. Только без шуточек. Гусман не промахивается.

Остин поднялся по лестнице первым, за ним — Завала, а потом Алкон и Гусман.

— И вы пришли сюда по этой лестнице? — спросил Алкон, оглядываясь по сторонам в поисках какого-нибудь выхода.

Фигура в саркофаге привлекла внимание миллиардера.

— Кто это? — спросил он.

— Позволите?

Гусман пристально следил за каждым движением Остина, пока тот подходил к саркофагу, склонялся над телом и доставал какой-то небольшой блестящий предмет. Остин подал находку Алкону. Испанец удивленно поднял брови, посмотрев на вещицу.

— Не понимаю, — с подозрением сказал он.

— Представьте такую ситуацию, — начал Остин. — Вы — индеец майя и сидите на сундуках с сокровищами сотни лет, поджидая людей, которые привезли вам это добро и должны забрать его. В один прекрасный день является белый человек с востока и заявляет, что хочет получить свое золото обратно. Он умирает прежде, чем вы успеваете вернуть ему требуемое. Вы размышляете, а не Кукулькан ли пришелец, не воплощение ли Венеры? Стараясь оградить себя от лишних неприятностей, вы хороните умершего вместе с его сокровищами и на камне высекаете карту, которую поймет только Венера. Вот эти пергаментные свитки — рисунки с изображением карты на камне. А если это недостаточно убедительно, тогда объясните мне — откуда в храме майя христианский крестик?

— Не может быть! — не веря своим глазам бормотал Алкон.

— Дон Алкон, познакомьтесь, перед вами великий адмирал Христофор Колумб.

Алкон с минуту смотрел на саркофаг, а потом безумно расхохотался и швырнул крестик обратно в гроб.

Пока все смотрели на саркофаг, Остин незаметно сжал висящий у него на шее мешочек. Через несколько секунд издалека донесся грохот.

— Что это? — спросил Алкон, глядя то на Остина, то на Гусмана.

— Похоже, гроза, — ответил Гусман, прислушиваясь.

Воспользовавшись секундным замешательством Алкона и его приспешника, Остин быстро поднял с пола одно из копий, при помощи которых они с Завалой пытались подцепить крышку саркофага. Лотом Курт рванулся вперед, обхватил Алкона за шею и на несколько миллиметров вонзил наконечник копья в кожу на горле миллиардера. Гусман схватился за пистолет.

— Спокойно, или я проткну ему шею, — предупредил Остин и нажал на копье.

На смуглой коже Алкона выступила кровь.

— Делай, как он сказал, — едва дыша, прошептал глава братства.

— Спрячь пистолет в кобуру, — велел Остин, хотя и знал, что Гусман обязательно попытается воспользоваться оружием и выстрелить в голову либо ему, либо Завале.

Гусман улыбнулся. На лице его промелькнуло восхищение противником, и он выполнил приказ. Затем Остин приказал Алкону бросить оружие. Теперь, не выпуская живой щит, Курт и Завала двинулись по лестнице в главный зал. Гусман следовал за ними на расстоянии нескольких шагов. Внезапно на группу обрушился ливень. Все, кроме Остина, посмотрели наверх.

— Это не дождь, если вам интересно. Грохот, который вы слышали несколько секунд назад, не гроза, а взрывы. Я воспользовался дистанционным детонатором, чтобы взорвать дамбу. Теперь сюда хлынут миллионы галлонов воды.

— Я не верю тебе! — прорычал Алкон.

— Пожалуй, он не лжет, дон Алкон, — заметил Гусман.

— Ты же не провидец! Откуда ты узнал, что мы появимся здесь? — воскликнул Алкон.

— Первоначально я планировал взорвать дамбу после того, как мы уйдем, чтобы вы, добравшись сюда, не смогли проникнуть в храм. А теперь погибнем все вместе.

Снова послышался шум, теперь сильнее.

— Это лишь начало. Вот-вот взорвется резервуар, и тогда хлынет как следует. Как быстро вода затопит храм, я не знаю, но на вашем месте предпочел бы не задерживаться здесь надолго. — Остин усмехнулся.

Гусман бросил взгляд на лестницу. Он, видимо, на мгновение потерял невозмутимость:

— Нужно уходить.

— Без сокровищ не пойдем, — отрезал Алкон.

— А для меня камешки и золото не имеют значения, — сказал Остин. — Как вы правильно заметили: мы все равно покойники.

Снова полилась вода, уже целым потоком.

— Дон Алкон... — с тревогой произнес Гусман.

— Дурак! Он блефует! — резко и раздраженно ответил Алкон.

— Если он прав, сокровища уже не пригодятся, — пытался возразить Гусман.

Глаза Алкона сверкнули ненавистью.

— Ты всегда был просто кретином. С самого первого дня, когда отец нанял тебя. Ты не видишь великой цели и будущей славы!

Лицо Гусмана исказила кривая ухмылка.

А вода лилась и лилась. Теперь это была целая река, хлынувшая сверху.

— Вот дилемма, Гусман, не так ли? — громко произнес Остин. — Сохранить преданность своему сумасшедшему боссу и братству или утонуть. Искренне надеюсь, что ты примешь разумное решение, но это — без меня. Джо!

Завала опрометью побежал к водоему в дальнем конце зала и нырнул. Остин отбросил копье и толкнул Алкона на Гусмана, растерявшегося от неожиданного броска Джо. Но даже падая, Гусман выхватил пистолет из кобуры и выстрелил в убегавшего Остина. К счастью, в тусклом свете нелегко поразить движущуюся мишень. Остин нырнул вслед за другом.

* * *

Гусман поспешил за Остином. Вода уже доходила до щиколотки, а местами и до колен. Убийца понял, что задерживаться смертельно опасно — пора уносить ноги.

Алкон поступил так же. Он, не обращая никакого внимания на сотоварища, пробирался к лестнице. Мечты о славе и могуществе отступили перед инстинктом самосохранения на второй план. А из дыры в потолке извергалась маленькая Ниагара. После нескольких попыток Алкон сумел уцепиться за лестницу, когда чья-то рука схватила его за лодыжку. Гусман! Держась одной рукой, Алкон другой достал пистолет и с силой ударил напарника по голове. Кровь брызнула во все стороны, но, несмотря на рану, Гусман отчаянно держался за босса. Алкон еще раз замахнулся и дважды ударил компаньона. Теперь миллиардер добился желаемого эффекта — хватка Гусмана ослабла, и он рухнул вниз, на обломки корабля.

Но и сейчас бывший киллер не сдавался. Гусман пытался подняться на ноги, как вдруг прямо в лицо ему ударил обломок носа корабля, сорванный потоком воды. Страшная боль пронзила тело убийцы. С залитым кровью лицом, ничего не видя и обезумев от отчаяния, Гусман хватал ртом воздух. Силы были на исходе. Наконец бурный поток увлек человека со шрамом на правой щеке в темную пучину древнего храма.

Алкон поднялся по лестнице на несколько ярдов, но усилившийся поток опять снес его вниз. Значит, этим путем выбраться не удастся. Миллиардер решил пробраться к лестнице, ведущей в склеп с саркофагом. Из последних сил Алкон полз вверх.

* * *

Остин и Завала через несколько минут вынырнули из пасти Кукулькана. Сверившись с компасом, двинулись дальше, с усилием преодолевая течение. Скоро друзья были у самолета. Потребовалось всего несколько минут, чтобы запустить двигатель. Набрав высоту, самолет сделал круг над озером.

На месте острова зияла огромная черная дыра, куда неслась вода, как в сток раковины.

Бросив последний взгляд на водоворот, Завала высунулся в окошко и прокричал:

— Прощай, Колумб!

Друзья полетели к «Нерею».

Глава 49

По синей глади Чесапикского залива плавно скользила одномачтовая лодка. Остин, держа одной рукой румпель, а второй опираясь на перекладину, смотрел на проплывающие поблизости суда.

Его занятие нарушила Нина. Она принесла на подносе пару позвякивающих бокалов:

— Ром и сок.

На ней была футболка с крупными буквами НУМА и белые коротенькие шорты. Наряд подчеркивал стройность и изящество Нины.

— Отличная яхта, — заметила она. — Просторная палуба. Удивительно, сколько свободного пространства внизу при длине всего в восемнадцать футов.

— Как ты могла заметить по оборудованию внутри, я люблю комфорт. Изначально лодка предназначалась для работы. С одним парусом легко справиться самому, и он достаточно велик, чтобы поймать легкий ветер в конце дня. К тому же эта лодка уцелеет в условиях, при которых любое другое судно затонет. И самое замечательное — она очень быстроходна, хотя с виду не скажешь. Вот мы и приплыли.

Курт с Ниной причалили к маленькому островку, убрали парус, бросили якорь, открыли корзину с провизией и устроили славный пикник. Лодка тихо покачивалась на волнах, дул легкий, нежный ветерок. Нина села рядом с Остином, обняла его за плечи:

— Спасибо за приглашение прогуляться.

— Я подумал, что это необходимо нам обоим после треволнений последних недель.

Нина задумчиво смотрела вдаль.

— Все время вспоминаю о тех ужасных людях. Какой страшный конец...

— Не стоит о них сожалеть. Гусман своими руками убил сотни людей, не говоря уже об «Андреа Дориа». Такой финал закономерен для него, если можно так сказать. А если бы Алкону удалось осуществить свой план, погибли бы еще тысячи невинных людей. Гусману даже повезло, а вот у дона Алкона было время задуматься над своими ошибками. Воздух в склепе удерживал натиск воды, хоть и недолго. А вместе с Алконом погибло и братство. Жаль, что он так и не узнает, кому достались сокровища.

— Я готова снять шляпу перед адмиралом Сэндекером. Перевести золото в Фонд борьбы с бедностью и болезнями — просто гениально.

— Любой другой оборот дела привел бы к долгим годам судебных тяжб, где все равно бы не оказалось победителей. Как решить, кого считать владельцами сокровищ? Потомков древних финикийцев? Римлян? Мексиканцев? А может, гватемальцев?

— Или Христофора Колумба, — покачав головой, добавила Нина. — Вот ирония судьбы, правда? Он, как и Алкон, погиб из-за навязчивой идеи о сокровищах.

— Да нет. Согласно аутопсии, у него со здоровьем и так было не ахти. Колумб все равно бы вскоре умер. Независимо от того, совершил бы пятое путешествие или нет. По крайней мере таким образом он прославился еще больше. И кроме того, я должник старика Христофора. Если бы не его мания, я бы не встретил тебя.

— Если бы он только знал, что произойдет из-за его путешествия, — сказала Нина, взяв Остина за руку. — Поиск тела Колумба и сокровищ Карфагена станет величайшим проектом для археологов всего мира. Хочется поскорее приступить к работе. Вот только жаль, что слава адмирала как открывателя Америки несколько померкла.

— Ничуть. Я своими глазами видел проекты памятников Колумбу и в Мадриде, и в Вашингтоне, и в Сан-Сальвадоре.

— Да, что-то никто не предлагает установить памятник тем безвестным финикийцам и африканцам, которые первыми ступили на землю Нового Света.

— А может, они и не были первыми.

Нина удивленно взглянула на Остина:

— Что-что? У вас есть неопровержимые доказательства, профессор Остин?

— Возможно. Я еще раз внимательно изучил каменные изображения. Помнишь, там была странная фигурка человека, будто бы подвешенного к какому-то ромбовидному предмету?

— Да. Я решила, это какое-то божество.

— Я подумал иначе. Как индейцы майя могли составить план как бы с высоты птичьего полета? Думаю, они использовали воздушных змеев.

— Летающие майя! Да это просто сюжет для фантастического романа. И где же они научились летать на змеях?

Разговор прервал телефонный звонок. Лицо Остина расплылось в улыбке, когда он услышал голос собеседника. Курт поговорил несколько минут и дал отбой.

— Анжело Донателли, — объяснил он Нине. — Его выпишут через несколько дней.

— Просто чудо, что он остался жив.

— Больше чем чудо.

— Я рада! Судя по всему, мистер Донателли — хороший человек.

— Ты сможешь убедиться в этом лично. Донателли устраивает праздник у себя дома, в Нантакете. Ты приглашена. Пол с Джеммой тоже приедут.

— С удовольствием приеду.

— Отлично. А теперь не хочешь ли дослушать мою теорию насчет летающих змеев?

Нина кивнула.

— Так вот. Я считаю, майя научились этому у лучших в мире изготовителей змеев — японцев.

Девушка рассмеялась:

— Не думаю, чтобы я пошла в фантазиях так далеко.

— А куда бы ты хотела пойти?

— Куда-нибудь, где тебе не понадобится это, — ответила Нина, взяв телефон Остина и бросив его за борт.

Затем она сдвинула солнечные очки на лоб и улыбнулась, приоткрыв чувственные губы. Остин с радостью откликнулся на молчаливое приглашение.

— Так как там насчет любви к комфорту? Что ты говорил о просторной каюте? — прошептала Нина.

Они спустились вниз и, закрыв за собой дверь, скрылись от всего мира.

Хотя бы ненадолго.

Клайв Касслер, Пол Кемпрекос «Синее золото»

ПРОЛОГ

Аэропорт Сан-Пауло, Бразилия, 1991 год

Мощные турбодвигатели оторва­ли блестящий самолет от взлет­ной полосы и понесли его вверх, к кучевым облакам. Взлетая над крупнейшим городом Южной Америки, «Лирджет» бы­стро достиг крейсерской высоты и взял курс на северо-запад.

Сидя лицом к хвосту, доктор Франсишка Кабрал задумчи­во смотрела в иллюминатор. Она уже соскучилась по окутан­ным смогом и кипящим жизнью улицам родного города. В со­седнем ряду приглушенно хмыкнул мужчина среднего воз­раста, в мятом костюме. Франсишка покачала головой. И что заставило отца нанять Филлипо Родригеса в качестве ее телохранителя?

Достав из портфеля папку с черновиком речи, девушка принялась делать пометки на полях. Предстояло выступить в Каире, на международной конференции экологов. Франсишка уже раз десять просматривала черновик — врожденная скру­пулезность не давала покоя. Кабрал — блестящий инженер и уважаемый преподаватель, однако в среде коллег-мужчин этого недостаточно.

Слова на странице расплывались. Прошлой ночью Франсишка легла поздно, собирала нужные документы. Возбуж­дение не позволяло расслабиться. Теперь же она, с завистью глянув на клюющего носом телохранителя, решила соснуть. Откинула спинку мягкого кресла в положение «спать» и закрыла глаза. Сон под мерное гудение турбин пришел быстро.

Ей приснилось, что она медузой плывет по океану. Течение бережно укачивает, но вот одна особенно сильная волна под­нимает ее и выкидывает из-под воды, словно пробивший кры­шу лифт.

Распахнув глаза, Франсишка огляделась. Вроде все хоро­шо, вот только чувство — будто сердце схватила ледяная ру­ка. По салону струилась тихая мелодия «Ноты самбы» Анто­нио Карлоса Жобина. Филлипо спал без задних ног. Но тре­вога не прошла.

Наклонившись к спящему телохранителю, Франсишка бе­режно потрясла его за плечо.

— Филлипо, проснитесь.

Его рука метнулась к наплечной кобуре. И, только увидев перед собой Франсишку, Филлипо расслабился.

— Простите, сеньора, — зевнул он. — Задремал.

— Я тоже. — Она прислушалась. — Что-то не так.

— В каком смысле?

Франсишка нервно рассмеялась.

—Сама не знаю.

Филлипо понимающе улыбнулся, как человек, чьей жене по ночам мерещатся подозрительные звуки в доме. Похлопав нанимательницу по руке, он сказал:

— Пойду взгляну.

Встав и потянувшись, Филлипо проследовал в голову са­лона. Постучался в кабину и, когда дверь открылась, загля­нул внутрь. Послышался приглушенный разговор, потом смех. Вскоре телохранитель вернулся и, лучезарно улыбаясь, сообщил:

— Пилоты говорят, что все в порядке, сеньора.

Поблагодарив его, Франсишка вернулась на место. Глубо­ко вздохнула. Бояться нет оснований. Всему виной стресс и предвкушение свободы после двухлетней интеллектуальной мясорубки, в которую угодил мозг Франсишки. Проект погло­тил ее всю, отнял часы, дни и ночи, разрушил личную жизнь.

Взглянув на диванчик в задней части салона, Франсишка с трудом поборола соблазн пойти и проверить, надежно ли спрятан за подушками металлический кейс. Ей нравилось ду­мать о нем, как о ящике Пандоры наоборот. Вместо зла в нем хранится чудесное знание, открытие, которое принесет мил­лионам здоровье и процветание и навсегда изменит планету.

Филлипо передал Франсишке бутылку охлажденного апельсинового сока. Поблагодарив его, Франсишка отмети­ла про себя, что телохранитель быстро начинает ей нравить­ся. Мятый коричневый костюм, усы, седеющая редкая шеве­люра, круглые стекла очков... Филлипо запросто мог сойти за рассеянного профессора. Откуда же ей знать, что он годами развивал в себе образ застенчивого мямли! Такая способность сливаться с окружением, подобно выцветшим обоям, делала Филлипо одним из элитных агентов бразильских спецслужб.

Его выбрал отец, лично. Франсишка воспротивилась бы­ло: не хватало еще няньки, ей-то, почти старой тетке! Одна­ко увидев, что отец больше печется о ее работе, нежели о со­хранности жизни, Франсишка сдалась. Миловидных мошен­ников, охотников за чужим добром пруд пруди.

Даже если забыть о фамильном состоянии, Франсишка для мужчин — лакомый кусочек. Уроженка страны темноволосых и смуглых, она резко выделялась среди соплеменников. От деда-японца ей достались иссиня-черные глаза, длинные рес­ницы и практически идеальная форма губ. От бабки-немки — светло-каштановые волосы, высокий рост и арийский волевой подбородок. Только точеная фигура — это, наверное, заслуга родины. Бразильские женщины рождаются с телами, создан­ными для национального танца самбы. Впрочем, Франсишка и сама постаралась: долгие часы проводила в спортзале, сни­мая напряжение после рабочего дня.

Дед служил дипломатом во время Второй мировой, а ког­да Империя сгинула под куполами двух ядерных грибов, ре­шил обосноваться в Бразилии. Женился на дочери немецкого посла, который также остался без работы; получил граждан­ство и вернулся к своей первой любви — садоводству. Поз­же переправил в Сан-Пауло родных. Его фирма, обслуживая богатых и сильных мира сего, помогла обзавестись нужными связями в правительстве и среди военных. Пользуясь ими, его сын — отец Франсишки — без труда получил высокий пост в министерстве торговли. Мать, замечательный инженер, пожертвовала карьерой ради того, чтобы стать примерной же­ной. О своем выборе она никогда не жалела, по крайней ме­ре открыто. Какова же была радость матери, когда дочь по­шла по ее стопам.

Отец дал свой самолет для поездки в Нью-Йорк, на встре­чу с представителями ООН. С ними Франсишка отправится коммерческим рейсом в Каир. Ненадолго в Штаты заглянуть можно, вот бы еще самолет летел быстрее. Годы, проведен­ные за учебой в Стэнфорде, Франсишка всегда вспоминала с улыбкой.

Глянув в иллюминатор, она встревожилась не на шутку. Где они? Куда летят? Пилоты с самого вылета из Сан-Пауло даже не думали докладывать о маршруте. Извинившись перед Филлипо, Франсишка проследовала к кабине.

— Bom dias[95] — поздоровалась она. — Я хотела узнать, где мы и долго ли еще лететь?

За штурвалом сидел капитан Райорден, американец с ко­ротко стриженными соломенными волосами. Франсишка пре­жде с ним не летала, что неудивительно. Самолет, может, и частный, но пилотов предоставляет местная обслуживающая авиалиния.

— Буенас диас, — улыбаясь одной стороной рта, произ­нес пилот. Техасский выговор и корявый испанский резану­ли слух. — Простите, что держим в неведении, мисс. Увидели вас спящей и решили не тревожить.

Он подмигнул второму пилоту, накачанному бразильцу (наверное, часами толкает «железо» в спортзале). Пробежав­шись взглядом по Франсишке, тот усмехнулся. Девушка ощу­тила себя матерью двух сыновей, готовых отколоть номер.

—         Что у нас с расписанием? — деловым тоном поинтересовалась она.

—         Та-ак, мы над Венесуэлой. Часа через три будем в Майами. Дозаправимся, разомнем ноги и еще через три часа будем в Нью-Йорке.

Франсишка машинально посмотрела на приборную панель, на мониторы. Проследив за ее взглядом, второй пилот решил произвести впечатление на красавицу.

—    Этот самолетик такой умный, что может сам собой управ­лять. А мы знай себе футбол по телевизору смотрим. — Он об­нажил в улыбке крупные зубы.

—    Не позволяйте Карлосу пудрить вам мозги, — сказал Райорден. — Это ЭПИС, электронная пилотажная информационная система. Экраны — вместо старых счетчиков.

—    Благодарю, — вежливо ответила Франсишка. Указав на один из приборов, она спросила: — Компас?

— Sim, sim[96] — ответил Карлос, страшно гордый своим образованием.

—    Тогда почему он показывает направление строго на север? — нахмурилась Франсишка. — Стоит взять на запад, ес­ли мы летим в Майами.

Пилоты переглянулись.

—    Вы наблюдательны, сеньора, — заметил техасец. — И абсолютно правы. Однако в небе прямая — не всегда кратчайшее расстояние между двумя точками. Дело в кривизне Зем­ли. Например, из США в Европу надо следовать по большой дуге. Нам еще через воздушное пространство Кубы лететь. Не дай бог задеть кепи на голове старины Фиделя. — Он опять подмигнул второму пилоту и усмехнулся.

—    Спасибо, что уделили время, сеньоры, — уважительно кивнула Франсишка. — Очень познавательно. Не смею больше отвлекать.

—    Ну что вы, мэм! Обращайтесь.

Кипя от злости, Франсишка вернулась на место. Идиоты! За дурочку держат? Кривизна Земли, как же!

—          Все хорошо? — спросил Филлипо, отрываясь от журнала.

Франсишка наклонилась к нему и шепнула:

— Нет. Самолет отклонился от курса. — Она поделилась наблюдениями. — Еще во сне я почуяла неладное. Думаю, пилоты изменили направление полета.

— Может, вы ошибаетесь?

— Может... хотя вряд ли.

— У пилотов объяснения спрашивали?

— Да. Они накормили меня байками, будто кратчайший путь из точки А в точку В — не прямая. Из-за кривизны планеты.

Филлипо удивленно выгнул брови. История Франсишки его, впрочем, не убедила.

— Ну, не знаю...

Тогда Франсишка напомнила еще об одном факте.

— Поднявшись на борт, эти двое представились заменой.

— Помню. Якобы имело место перераспределение, и эти двое с радостью согласились подменить ваших обычных пилотов.

Франсишка покачала головой.

— Странно. Зачем такое говорить? Они словно заранее пытались отмести всякие вопросы.

— Я немного разбираюсь в навигации, — задумчиво произнес Филлипо. — Пойду гляну.

Телохранитель еще раз прошелся до кабины, заглянул внутрь. Раздался смех, а через несколько минут Филлипо, улыбаясь, вернулся. Едва он присел, как улыбка растаяла.

— В кабине есть один прибор, который показывает изна­чальный план полета. Мы не следуем синей линии, как долж­ны бы. И насчет компаса вы тоже правы. Мы летим невер­ным курсом.

— Господи боже, Филлипо, что происходит?

—    Ваш отец кое-что утаил, — мрачно произнес телохрани­тель.

—    Не понимаю.

Филлипо глянул в сторону кабины.

—    До него дошли определенные слухи. Ничего особенно страшного, однако, приставив меня к вам, он почувствовал себя спокойнее.

—    Нам обоим пригодилась бы помощь.

—    Sim, senhora. К несчастью, рассчитывать приходится на самих себя.

—    Пистолет у вас есть? — резко спросила Франсишка.

—    Разумеется. — Филлипо слегка удивился такому пря­мому и практичному вопросу от прекрасной и образованной спутницы. — Мне пристрелить пилотов?

—    Нет, нет, я не то имела в виду, — хмуро ответила Фран­сишка. — Есть соображения?

—    Из пистолета не только стреляют. С его помощью мож­но запугать, принудить к действиям.

—    Например, отвезти нас в нужное место?

—    Надеюсь, сеньора. Пойду первым. Попрошу посадить самолет в ближайшем аэропорту — скажем, по вашей просьбе. Если не согласятся, достану пистолет и скажу, что не хотелось бы его использовать.

—    У вас и не получится, — предупредила Франсишка. — Если на такой высоте пробить обшивку, давление резко упадет, и мы погибнем в считаные секунды.

—    Здравый аргумент. Тем более пилотам есть чего бояться. — Он сжал руку Франсишке. — Я обещал вашему отцу присмотреть за вами, сеньора.

Она покачала головой, словно пытаясь прогнать дурное на­важдение.

—    А если я не права? И они — простые летчики, которые выполняют свою работу?

—    Все просто, — пожал плечами Филлипо. — Связываемся по радио с ближайшим аэропортом, садимся, вызываем поли­цию, выясняем, что к чему, и летим дальше.

Они замолчали, едва открылась дверь в кабину. Вышел Райорден. Из-за низкого потолка ему пришлось нагнуться.

—    Ну вы и пошутили, — криво усмехаясь, похвалил он Филлипо. — Еще анекдоты есть?

—    Простите, сеньор.

—    Зато я вспомнил один... — Набрякшие веки придавали Райордену сонный вид. Правда, пистолет из-за пояса он до­стал быстро и ловко. — Отдайте оружие. Медленно.

Филлипо осторожно приподнял полу пиджака, открывая наплечную кобуру. Кончиками пальцев достал оружие и пере­дал его Райордену. Тот заткнул трофейное оружие за ремень.

—    Grazyeass, amigo[97], — сказал он. — Приятно иметь дело с профессионалом.

Присев на подлокотник кресла, летчик свободной рукой сунул в рот сигарету и закурил.

—    Мы тут с партнером подумали: не проверяете ли вы нас? Решили, что вы что-то заподозрили, когда второй раз загля­нули в кабину. Надо бы прояснить все сразу, исключить не­допонимание.

—    Капитан Райорден, что происходит? — спросила Фран­сишка. — Куда вы нас везете?

—    Нас предупредили, что вы умница. — Пилот хихикнул. — Не стоило моему партнеру трепаться о самолете. — Он выдо­хнул дым через ноздри. — Вы правы, в Майами мы не летим. Мы направляемся в Тринидад.

—    Тринидад?

—    Я слышал, местечко приятное.

—    Зачем мы туда летим?

—    Дело обстоит примерно так, сеньори-ита. В аэропорту вас встретят. Кто эти люди — не спрашивайте, я не знаю. Нас про­сто наняли доставить пассажиров по назначению. Все должно пройти как по маслу, без шума и пыли. Вам мы скажем, будто у нас технические неполадки и мы вынуждены приземлиться.

—    Что с пилотами? — спросил Филлипо.

—    Авария. — Пилот слегка пожал плечами и бросил окурок на пол. — Значит, так, мисс. Сидите тихо и не рыпайтесь. Ты, cavaleiro[98]... жаль выставлять тебя дураком перед твоими бос­сами. Могу связать вас обоих, но вы же не станете глупить? Ведь вы не умеете управлять самолетом? Да, и еще. Вставай, дружок, и повернись ко мне спиной.

Филлипо думал, что его собираются просто обыскать, и подчинился беспрекословно. Франсишка не успела его преду­предить — пистолет размытым серебристым пятном обрушил­ся на голову телохранителю, прямо за правым ухом. Вскрик Филлипо заглушил противный хруст кости.

Франсишка вскочила с места.

—    Зачем?! — дерзко воскликнула она. — У вас пистолет. Мы бессильны.

—    Простите, мисс. Люблю, когда все по науке. — Он пере­шагнул через распростертое на полу тело, как через мешок с картошкой. — Ничто так хорошо не удерживает мужчин от глупых подвигов, как проломленный череп. На стене висит аптечка. Помогите ему, хоть делом займетесь.

Козырнув, он вернулся в кабину и закрыл за собой дверь.

Франсишка опустилась на колени рядом с поверженным телохранителем, смочила в минералке салфетки и смыла кровь с головы, потом прижала их к ране. Обработала сса­дину и синяки вокруг нее антисептиком. В другую салфетку завернула кубики льда и приложила к ушибу, чтобы не бы­ло шишки.

Присев, она попыталась сопоставить кусочки головолом­ки. Похищение ради выкупа исключалось сразу. Этим людям нужны ее разработки. Кто бы ни стоял за похищением, ему нужна не просто модель в масштабе и пояснения к ней. Про­ще ограбить лабораторию или стянуть кейс у Франсишки еще в аэропорту. Им нужна сама Франсишка, без нее им не понять сложное, нетрадиционное, почти волшебное — и потому ни­кем ранее не совершенное — открытие.

Но какой в этом смысл?! Через несколько дней Франсиш­ка передаст технологию людям. Просто так, бесплатно. Ника­ких патентов и роялти... В груди поднялась волна гнева. Не­годяи! Не хотят процветания на планете.

Филлипо застонал. Перевернувшись на спину, он открыл глаза, моргнул. Сфокусировал взгляд.

—    Вы как? — спросила Франсишка.

—    Чертовски больно, значит, я жив. Пожалуйста, помоги­те сесть.

Франсишка помогла ему приподняться и привалиться спи­ной к креслу. Потом налила рому из бара. Пригубив спирт­ное, Филлипо подождал немного и отхлебнул целый глоток. Подождал — не вырвет ли. Желудок не возмутился.

—    Жить буду, спасибо, — улыбнулся телохранитель.

Франсишка передала ему очки.

—    Разбились, когда вас оглушили.

Отшвырнув их, Филлипо сказал:

—    Простое стекло, я и без них хорошо вижу. — Он при­стально посмотрел на Франсишку взглядом, в котором не бы­ло ни капли страха, и, обернувшись на дверь в кабину, спро­сил: — Долго я лежал без сознания?

—    Минут двадцать.

—    Хорошо, время есть.

—    Время для чего?

Рука Филлипо скользнула к лодыжке, где под штаниной крепилась кобура с короткоствольным револьвером.

—    Если б нашему другу не приспичило одарить меня го­ловной болью, он бы меня обыскал, — мрачно усмехнулся те­лохранитель.

Филлипо определенно больше не походил на рассеянного профессора в мятом костюме. Впрочем, радость Франсишки быстро сошла на нет.

—    Что мы сделаем? У них по меньшей мере два ствола. И самолетом мы управлять не умеем.

—    Простите за очередной промах, сеньора Кабрал. — Из­виняющимся тоном Филлипо добавил: — Я забыл сказать: до того как вступить в ряды секретных агентов, я служил в ВВС Бразилии. Не поможете встать?

Франсишка онемела. Какие еще трюки припас телохрани­тель? Она помогла ему подняться. Поначалу ноги у Филли­по чуть подкосились, но минуту спустя он преисполнился но­вых сил и уверенности.

—    Ждите здесь, пока я не скажу, что делать, — велел Фил­липо тоном человека, привыкшего к беспрекословному под­чинению.

Он подошел к кабине и открыл дверь. Оглянувшись, Рай- орденпроизнес:

—    Эй, смотрите, кто вернулся из страны живых мертвецов. Я что, слабо тебя стукнул?

—    Сильно ударить уже не получится. — Филлипо уткнул ему за ухо револьвер. — Пристрелю одного из вас, и судно по­ведет второй. Ну, кого убить?

—    Иисусе! — взмолился Карлос. — Ты же забрал у него пушку!

—    Забываешь, cavaleiro, — спокойно напомнил капитан. — Пристрелишь нас — кто тогда поведет самолет?

—    Я, cavaleiro. Прости, что не захватил с собой летные пра­ва. Уж поверь на слово.

Слегка обернувшись, Райорден заметил на лице Филлипо хладнокровную усмешку.

—    Забираю свои слова: не так уж и приятно с тобой рабо­тать. Что дальше, дружок?

—    Отдай оружие. Оба ствола, по очереди.

Пилот отдал ему сначала свой пистолет, затем оружие, от­нятое у самого Филлипо. Тот передал трофеи Франсишке.

—    Освободите кресла, — велел телохранитель, отступая в салон. — Медленно.

Мельком глянув на Карлоса, Райорден встал и, повернув­шись к Филлипо спиной, сделал напарнику жест: дернул рас­крытой ладонью. Тот едва заметно кивнул.

Филлипо, пятясь, вышел в салон. Капитан следовал за ним, будто на невидимом поводке.

—    Сейчас ты, — приказал Филлипо, целясь ему в грудь, — ляжешь лицом вниз на диван.

—    А я как раз вздремнуть надеялся... Очень мило с твоей стороны.

Франсишка отступила, давая пройти. Филлипо попросил ее достать из-под переднего сиденья полиэтиленовые пакеты для мусора. Связав Райордена, телохранитель хотел спокой­но заняться вторым пилотом.

Салон имел двенадцать футов в длину. В тесноте Филлипо посторонился, давая дорогу Райордену. Напомнил, чтобы ка­питан не дергался, дескать, с малой дистанции промахнуться невозможно. Райорден, кивнув, проследовал в заднюю часть салона. Их с Филлипо разделяли какие-то дюймы, и в этот момент второй пилот опрокинул судно на левое крыло.

Райорден ждал рывка, однако не думал, что напарник ис­полнит его так скоро и жестко. Его швырнуло на сиденье, го­ловой о переборку. Филлипо тоже оторвало от пола и броси­ло прямо на Райордена.

Высвободив руку, летчик врезал огромным кулаком в че­люсть Филлипо. В глазах у того вспыхнули звезды, но ору­жия телохранитель не выпустил. Локтем он блокировал вто­рой удар.

Оба — и Райорден, и Филлипо — выросли на улице и уме­ли драться. Филлипо впился пальцами в глаза Райордену, а тот укусил его за мясистую часть ладони. Тогда Филлипо вре­зал коленом летчику в пах, и тот разжал зубы. Телохранитель ударил его лбом в переносицу и победил бы, если бы в следу­ющую секунду Карлос не кинул самолет вправо.

Сцепившиеся мужчины отлетели на соседнее кресло. Те­перь сверху был американец. Филлипо попытался ударить его стволом пистолета — Райорден перехватил запястье против­ника обеими руками и принялся его выворачивать. Даже тре­нированный, сильный Филлипо не мог тягаться одновремен­но с двумя противниками.

В какой-то миг ему почти удалось перебороть Райордена, но подвели пальцы — они скользили по влажной от крови ру­коятке. Вот капитан вывернул телохранителю руку и, отобрав пистолет, выстрелил ему в грудь.

Раздался приглушенный хлопок. Тело Филлипо коротко дернулось и обмякло.

Карлос выровнял положение самолета, и Райорден, шата­ясь, вернулся в кабину. На пороге он замер — почуял неладное.

Дуло пистолета, брошенного на груди телохранителя, смо­трело в спину пилота. Филлипо из последних сил пытался прицелиться как следует. Райорден раненым носорогом мет­нулся к Филлипо, но тот успел выстрелить. Первая пуля во­шла Райордену в плечо. Пилот не остановился. Мозг Филли­по умер, однако палец продолжал давить на спусковой крю­чок. Вторая пуля вошла пилоту в сердце, принеся мгновенную смерть. Третья не попала в цель вообще. Лишь когда Райорден свалился на пол, рука Филлипо выронила пистолет.

Борьба заняла всего несколько секунд. Франсишку за­швырнуло между сидений. Когда мимо в сторону кабины проходил окровавленный Райорден, она притворилась, буд­то потеряла сознание. Услышав выстрелы, она снова броси­лась на пол.

Осторожно выглянув в проход, девушка увидела мертвое тело Райордена. Проползла к Филлипо, забрала из окровав­ленной руки пистолет и с оружием на изготовку вошла в ка­бину. Пылая гневом, она совершенно забыла о страхе. Впро­чем, злоба тут же сменилась потрясением.

Второго пилота в кресле удерживали только ремни. В пере­городке, отделяющей салон от кабины, и в спинке кресла тем­нело пулевое отверстие. Все же третья пуля нашла свою цель.

Франсишка встряхнула Карлоса, и тот застонал. Жив.

—    Говорить можете? — спросила Франсишка.

Закатив глаза, Карлос прохрипел:

— Да.

—    Отлично. Пуля не задела жизненно важных органов, — соврала она. — Я остановлю кровотечение.

Она сняла со стены аптечку, хотя на деле понадобился бы полный набор из травматологического отделения «Скорой по­мощи». Девушка чуть не упала в обморок при виде хлещущей из раны крови. Повязка тут же окрасилась алым; скорее всего помогла приостановить кровотечение, хотя так сразу не ска­жешь. Сразу видно было одно: Карлос не выживет. С недо­брым предчувствием Франсишка глянула на мерцающую ог­нями приборную панель и поняла: Карлос, этот полутруп, — ее ключ к спасению. Нужно помочь ему продержаться.

Франсишка поднесла к его губам бутылку рома. Пригубив крепкий напиток, второй пилот закашлялся и попросил еще. На щеках его расцвел румянец, в затуманенных глазах про­снулась жизнь.

Франсишка ровным голосом произнесла ему на ухо:

— Вы должны вести самолет. Это наш единственный шанс.

Близость красивой девушки придала Карлосу сил. Глаза его остекленели, но взгляд оставался твердым. Кивнув, он дрожащей рукой включил радио — теперь у них была пря­мая связь с диспетчерской в Рио. Опустившись в кресло ка­питана, Франсишка надела наушники, в них тут же раздался голос диспетчера. Карлос взглядом дал понять, что без помо­щи Франсишки ему не обойтись. И девушка заговорила, объ­ясняя затруднительную ситуацию.

— Что посоветуете? — спросила она под конец.

Выдержав напряженную паузу, диспетчер ответил:

— Немедленно следуйте на Каракас.

— Слишком далеко, — с натугой прохрипел Карлос. — Нужно место поближе.

Прошло еще несколько мучительно долгих секунд. Нако­нец диспетчер сказал:

— В двухстах милях от вас, в Сан-Педро, есть провинци­альный аэродром. По приборам на посадку не зайти, но пого­да у них идеальная. Дотянете?

— Да, — сказала Франсишка.

Карлос набрал команду на клавиатуре бортового компью­тера, запросил идентификатор аэродрома в Сан-Педро и ввел данные в программу. Управляемый автопилотом, самолет лег на новый курс.

Карлос слабенько улыбнулся.

—    Я вроде говорил, сеньора, что этот самолетик летает сам по себе? — сонно, задыхаясь, произнес он. Карлос явно осла­бел от потери крови. Скоро потеряет сознание, это лишь во­прос времени.

—    Мне плевать, кто управляет самолетом, — резко ответи­ла Франсишка. — Главное — посади его.

Кивнув, Карлос опустил самолет на две тысячи футов. Они прошли сквозь облачный слой, и внизу показались зеленые полосы полей. Вид земли одновременно и напугал, и успо­коил Франсишку. Она испугалась еще больше, когда Карлос вздрогнул, как от удара током.

—    До Сан-Педро не дотяну, — влажно прохрипел он, креп­ко схватив ее за руку.

—    Ты должен.

—    Не смогу...

—    Проклятье, Карлос! Ты и твой напарник втянули нас в эту передрягу, так что вывози!

Второй пилот рассеянно усмехнулся.

—    Иначе — что, сеньора? Пристрелите меня?

В глазах Франсишки полыхнул гнев.

—    Не посадишь нас — пожалеешь, что сразу не умер.

Он покачал головой.

—    Экстренная посадка. Иначе — никак. Найдите место.

В широкое окно Франсишка видела густой дождевой лес. Чувство было такое, что самолет пролетает над бескрайним морем брокколи. Она еще раз всмотрелась в сплошную зелень. Нет, сажать самолет некуда... хотя, постойте. Солнце высве­тило искрящуюся поверхность.

—    Что там? — указала она вперед.

Отключив автопилот, Карлос взялся за штурвал и повел судно к сверкающей точке. Оказалось, это гигантский водо­пад. Постепенно в поле зрения вошла узкая извилистая речка, вдоль нее тянулся неровной формы расчищенный участок — какие-то посадки.

Действуя практически на автомате, Карлос пролетел над ней и заложил правый вираж. Он выдвинул закрылки, и са­молет пошел вниз по длинной плоской дуге. Уверенный, что этот полет для него — последний, Карлос еще больше выдви­нул закрылки. Падение замедлилось. Высота была сто восемь­десят футов.

—    Слишком низко! — прорычал Карлос. Они мчались пря­мо на верхушки деревьев. Нечеловеческим усилием воли, рожденным от отчаяния, Карлос потянул штурвал на себя. Самолет пошел вверх.

Сквозь туман в глазах второй пилот еще раз оценил шан­сы. Сердце упало. Садиться предстояло чуть ли не на почто­вую марку, на скорости сто шестьдесят миль в час. Слишком быстро.

Влажно кашлянув, Карлос уронил голову набок. Из горла хлынула кровь. Пальцы, твердо сжимавшие штурвал, намерт­во стиснули ручки управления. Лишь благодаря его таланту самолет сел более или менее ровно. Ударившись о землю, он несколько раз подпрыгнул, словно плоский камешек, запу­щенный вдоль поверхности воды.

С оглушительным скрежетом фюзеляж плугом взрыл зем­лю. Трение о твердую почву чуть сбило скорость, но само­лет все еще делал более сотни миль в час. Из пробитых ба­ков хлынуло и загорелось топливо, образуя два черно-рыжих огненных хвоста.

Самолет развалился бы на части, если бы ближе к излучи­не поросшая травой почва не уступила место илистой. Лишен­ный крыльев, самолет походил на гигантское червеобразное существо: бело-голубое, сверкающее, вымазанное в грязи, оно будто стремилось зарыться в трясину. Наконец, дав крен, са­молет остановился. Франсишку по инерции бросило вперед, и, ударившись о приборную панель, она потеряла сознание.

Если не считать треска горящей травы, журчания реки и шипения пара, вокруг воцарилась тишина.

Вскоре из леса выступили призрачные тени. Бесшумно, слов­но клубы дыма, приблизились они к разбитому фюзеляжу...

ГЛАВА 1

Сан-Диего, штат Калифорния, 2001 год

Изящная яхта «Непентес» покачи­валась на волнах у тихоокеанско­го побережья, к западу от Энсинитас. Это было самое роскош­ное судно флотилии в Сан-Диего, включающей, казалось, все виды парусных и моторных судов. Плавные обводы, шприн­тов, копьем выдающийся вперед, выпуклый транец, длина две сотни футов... Яхту словно создали из белого фарфора. Кор­пус, отполированный до зеркального блеска, сверкал под яр­ким калифорнийским солнцем. Флажки и флаги трепетали на ветру от носа до кормы. То и дело в безоблачное небо срыва­лись воздушные шарики.

Внутри обширного, оформленного в британском стиле са­лона струнный квартет наигрывал что-то из Вивальди для пе­строй публики, состоящей из одетых в черное кинозвезд, упи­танных политиков и стройных телеведущих. Гости обраща­лись вокруг стола из красного дерева на толстых ножках и, словно оголодавшие, уминали паштет, икру белуги и креветок.

На высушенной солнцем палубе дети в инвалидных коля­сках и на костылях угощались хот-догами и гамбургерами, на­слаждаясь свежим морским воздухом. Над ними, словно кури­ца-наседка, хлопотала миловидная женщина лет пятидесяти. Чувственные губы и васильковые глаза Глории Экхарт полю­бились миллионам зрителей, видевших ее фильмы и популяр­ный телесериал. Ее дочь, симпатичная веснушчатая девочка, рассекавшая по палубе в инвалидном кресле, также была зна­кома каждому фанату Глории. Актриса оставила карьеру на пике популярности, чтобы все силы и состояние отдать детям-инвалидам. Сейчас влиятельные и богатые гости смаку­ют внизу «Дом Периньон», а чуть позже их попросят выпи­сать солидный чек в пользу фонда Экхарт.

Глория обладала талантом к подобного рода акциям, пото­му она и устроила прием на «Непентес». Спущенная на воду в 1930 году в Глазго, эта яхта сразу вошла в число самых изящ­ных и роскошных моторных судов. Первый владелец, англий­ский граф, проиграл ее за ночь в покер одному голливудско­му воротиле. Тот был падок на карточные игры, долгие вече­ринки и несовершеннолетних старлеток. Сменив множество безразличных хозяев, «Непентес» окончила дни рыболовным судном, и окончила неудачно: пропахшая тухлой рыбой, гни­ющая, она стояла на приколе в самом дальнем углу дока. Спас ее магнат из Кремниевой долины — и теперь пытался окупить вбуханные в восстановление деньги, сдавая судно в аренду для мероприятий вроде того, что устроила сегодня Глория Экхарт.

Мужчина в синем блейзере с приколотым к груди бейджем участника регаты вглядывался через бинокль в аквамарино­вые просторы Тихого океана. Протерев глаза, он снова при­ник к биноклю. На горизонте вверх поднимались белые об­лачка. Мужчина в блейзере поднял баллончик аэрозоля с на­садкой в виде пластикового рожка и трижды нажал на клапан.

Кря-кря-кря!

Гудок эхом разнесся над водной гладью, будто брачный призыв чудовищного селезня. Флотилия мигом подхватила сигнал: крики голодных чаек потонули в разразившейся ка­кофонии ответных звуков. Сотни зевак приникли к окуля­рам биноклей и видоискателям фотоаппаратов. На всех су­дах пассажиры разом устремились к одному борту, создавая опасный крен. Гости «Непентес» смели остатки еды и, при­хватив бокалы шампанского, единым потоком вылились на палубу. Прикрывая глаза ладонями, они всматривались, как перистые облачка брызг принимают форму петушиных хво­стов. Ветер доносил звук, похожий на гудение потревоженно­го пчелиного улья.

В сотне футах над «Непентес» кружил вертолет. В его салоне коренастый итальянский фотограф по имени Карло Поцци похлопал пилота по плечу и указал на северо-запад. В сторону флотилии двигались две пенные борозды. Прове­рив страховку, Поцци одной ногой ступил на полозья и во­друзил на плечо пятидесятифунтовую телекамеру. Научен­ный опытом, он пригнулся под сильным ветром и нацелил сверхмощные линзы на приближающиеся параллельные ли­нии. Повел объективом вправо и влево, давая зрителям по всему миру разглядеть десяток взрезающих волны гоночных судов. Затем сфокусировался на двух ведущих бортах в чет­верти мили от основной группы.

Сорокафутовый катер приподнятым носом рассекал шап­ки пены на гребнях волн. Ярко-красный, как пожарная маши­на, он словно пытался вырваться из оков гравитации. Иду­щий за ним в сотне ярдов соперник сверкал, как золотой са­мородок. Оба напоминали скорее звездные истребители, чем морские суда. По бокам к плоским палубам крепились похо­жие на торпеды выступы-спонсоны. Отсек двигателя накры­вали аэродинамические крылья. В двух третях от двойных за­остренных носов помещались фонари кабин, как у самолетов типа «F-16».

Под правым фонарем красного катера сидел Курт Остин. Загорелый, решительный, он стойко переносил удары о твер­дую, словно бетон, воду. (В отличие от сухопутных транспорт­ных средств у морских судов нет амортизаторов.) Каждый удар сотрясал композитный корпус из кевлара и карбона, зу­бодробительной волной проходя по телу Остина. Несмотря на мощное телосложение — широкие плечи, накачанные бицеп­сы, двести фунтов веса — и ремни безопасности с пятиточеч­ным креплением, Курт ощущал себя как баскетбольный мяч в руках Майкла Джордана.

Всю, до последней капли, силу здоровяк Остин направил на то, чтобы руками удерживать в нужном положении трим­меры и рукоятки дроссельной заслонки, а левой ногой — пе­даль, контролирующую давление в могучих сдвоенных тур­бодвигателях.

Под левым колпаком, сгорбившись, сидел Хосе Джо За­вала. Затянутыми в перчатки руками он крепко вцепился в черный руль, настолько маленький, что с его помощью, каза­лось, невозможно править таким катером. Хосе чувствовал се­бя больше стрелком, нежели водителем. Сжав губы в плотную линию, он следил за морем — не поднимется ли ветер, не из­менится ли высота волн. Обычно веселые, темно-карие глаза остекленели. Качка лишь добавляла проблем. И если Остин чувствовал удары о воду, в прямом смысле, задом, то у Зава­лы страдали главным образом руки.

—    С какой скоростью идем? — пролаял Остин в микрофон рации.

Завала глянул на электронный спидометр.

—    Сто двадцать две. — Его взгляд сместился на экран GPS- навигатора. — Курс держим.

Сверившись с часами, Остин посмотрел на таблицу у пра­вого бедра. Стошестидесятимильная гонка началась у бере­га Сан-Диего, сделала два крутых поворота у острова Святой Каталины и вот вывела участников на финишный отрезок. Вдоль всей дистанции зрители на пляжах с замиранием серд­ца следили за окончанием соревнования. С минуты на мину­ту пилоты гоночных катеров выйдут на финальный поворот.

Прищурившись, Остин сквозь забрызганное стекло фона­ря увидел справа вертикальную линию, вторую... Яхтенные мачты! Зрители на своих судах выстроились в широкую по­лосу на открытой воде. Ждут. Миновав их, гонщики окажут­ся у поворотного бакена береговой охраны, и дальше — по­следний круг. Быстро обернувшись направо, Остин заметил отраженный в золоте солнечный свет.

—    Ускоряюсь до ста тридцати, — сказал Остин.

Судя по тому, как трясло руль, высота волн росла. На воде появились белые прожилки, значит, поднимается ветер.

—    Может, не стоит? — перекрывая шум двигателей, крик­нул Завала. — На воде рябь. А где Али-Баба?

—    Считай, у нас в кармане!

—    Он псих, если сейчас пойдет на обгон. Ему же лучше, ес­ли сдастся и позволит нам победить. Море и ветер слишком непредсказуемы.

—    Али не любит проигрывать.

Завала фыркнул.

—    Ладно, прибавь скорости до ста двадцати пяти. Может, он и отступит.

Кончиками пальцев Остин перевел рычаги газа в нужное положение и ощутил, как набирают мощь двигатели.

Спустя мгновение Завала доложил:

—    Сто двадцать семь. Идем неплохо.

Приотстав, золотой катер снова нагнал красного соперни­ка. На его борту уже различалась черная надпись «Ковер-са- молет». Пилота под тонированным колпаком видно не было, однако Остин знал: этот похожий на Омара Шарифа борода­тый юноша улыбается от уха до уха. Сын гостиничного маг­ната из Дубая, Али бен Саид — один из самых сильных сопер­ников в одном из самых зрелищных и опасных видов спорта, гонках первого класса на открытой воде.

В прошлом году Али чуть не победил Остина на Гран-при в Дубае. Поражение на родине, перед лицом соплеменников особенно горько, и потому Али прокачал «Коврик», усилив движки «Ламборгини». Из своей улучшенной «Красной кап­ли» Остин тоже мог выжать немалую скорость, но справед­ливо опасался, что Али возьмет-таки реванш.

На брифинге перед гонкой Али в шутку обвинил Ости­на: якобы по просьбе последнего Агентство морских и подво­дных исследований будет успокаивать море на пути «Крас­ной капли». Командир Команды особого назначения НУМА[99], Остин и вправду располагал внушительными ресурсами, од­нако ему хватило мудрости не строить из себя короля Кнута[100]. Не мощный двигатель помог побить Али, нет. Слаженная ра­бота Остина и напарника — вот ключ к победе.

Смуглый Завала, брюнет, обладатель густой шевелюры, по­стоянно зачесанной назад, больше походил на администра­тора фешенебельного отеля. За легкомысленной улыбочкой скрывались железная воля и решительность, выкованные в студенческие годы. (Завала боксировал в среднем весе.) Уча­стие в особых операциях НУМА лишь закалило его характер. Общительный и мягкий, этот инженер-гидротехник успел в свое время налетать тысячи часов на вертолетах, небольших реактивных и турбированных самолетах и уверенно чувство­вал себя в кабине гоночного катера. На пару с Остином они работали как детали точной машины, и с первой же секунды гонки Завала взял на себя управление.

Катера стояли практически под прямым углом к линии старта и пересекли ее на скорости сто тридцать миль в час. Разогнались с места. Один из участников перевернулся, не вписавшись в первый поворот, наверное, самый опасный за всю гонку. Прочие остались далеко позади в кильватере двух фаворитов. «Красная капля» обогнала всех так, будто они му­хами прилипли к полоске клейкой бумаги. Лишь «Ковер-самолет» поспевал за ней. Уже на первом повороте Завала су­мел обойти Али, ловко обогнув буй.

Правда, сейчас «Ковер» шел чуть ли не корпус в корпус с «Каплей». В последний момент перед гонкой Али устано­вил малый движок, который хорош при гонке на бурной во­де. Жаль, Остин не догадался снять большой двигатель для спокойных вод. Али умен и прислушивается не к прогнозам синоптиков, а к чутью.

—    Я сейчас поддам газку! — прокричал в микрофон Остин.

—    Мы и так идем на ста сорока, — ответил Завала. — Если не сбавим скорость, взлетим.

Да, на высокой скорости на поворот заходить опасно. Двой­ные спонсоны и без того скользят, практически не касаясь во­ды. Полет по шапкам волн имеет свои недостатки: встречный ветер задувает под днище и может поднять катер, как воз­душного змея. Или того хуже, перевернуть и опрокинуть па­лубой на воду.

«Ковер-самолет» настигал «Каплю». Остин пальцами про­бежался по ручкам газа. Проигрывать он ненавидел. Бойцов­ский дух достался ему от батюшки, так же как сложение рег­биста и глаза цвета коралла под водой. Однажды несгибае­мость приведет Остина к гибели, но только не сегодня. Точно выставив скорость, он спас себе и напарнику жизнь.

Слева, буквально рыча, надвигалась увенчанная белой шап­кой волна высотой в сорок футов. Завала увидел, как «Ка­плю» накрывает. Только бы успеть, только бы проскочить... Нет, не угадали со временем. Волна, будто кошка лапой, на­крыла один из спонсонов, и «Каплю» подбросило, закрутило. Завала с молниеносной скоростью раскрутил руль в сторону вращения, словно водитель машины, угодивший на обледене­лую трассу. Упав, «Капля» покатилась.

Али притормозил, однако, убедившись, что «Капля» не по­страдала и даже еще на плаву, помчался дальше. Он совсем забыл об осторожности, стремясь финишировать как можно скорее. Не обращая внимания на советы напарника, опытно­го гонщика Хэнка Смита, Али разогнал «Ковер» до предела. Спаренные двигатели подняли пенный гребень под сотню фу­тов высотой.

—    Прости, — извинился Завала. — Словил волну.

—    Большую волну... Ладно, давай поборемся за второе место.

Остин дал по газам, и «Капля», взревев моторами, устре­милась вслед за «Ковром».

Высоко в воздухе итальянский телерепортер запечатлел неожиданную смену лидера. Описав широкий круг, вертолет завис над фарватером. Поцци хотел дать общий план одино­кого катера, стремящегося к заветному бую перед финаль­ным поворотом на Сан-Диего. Взглянул на поверхность во­ды, желая «прицелиться», и вдруг заметил рябь. Она окайм­ляла крупный сероватый предмет, холмиком выступающий над водой. Оптический эффект? Преломление света? Не по­хоже, там внизу точно что-то есть. Поцци указал пилоту на серую тень.

—    Это что за чертовщина? — воскликнул пилот.

Нацелившись на странный предмет, Поцци одним нажати­ем на кнопку навел фокус.

—    Balena, — сказал он.

—    Бога ради, по-английски!

—    Да как его там... кит!

—    И точно. У них миграция. Не волнуйтесь, кит нырнет, едва заслышит шум моторов.

—    Нет. — Поцци покачал головой. — По-моему, этот мертв. Он не двигается.

Пилот слегка опустился, чтобы приглядеться получше.

—    Черт, вы правы. Вон еще один. Их три... нет, четыре. Про­клятье, они же путь перекрыли! — Он включил канал связи с диспетчерской. — Вызываю береговую охрану Сан-Диего. Это вертолет телевидения. Мы над гоночной дистанцией. Экс­тренная ситуация!

В наушниках сквозь шипение пробился голос:

—    Станция береговой охраны на Кабрилло-Пойнт. Продол­жайте.

—    Прямо на пути гоночных катеров киты.

—    Киты?

—    Да, с десяток. Похоже, мертвые.

—    Принято. Высылаем дежурный катер осмотреть их.

—    Поздно, — возразил пилот. — Надо остановить гонку.

Повисла напряженная тишина.

—    Принято, — ответил наконец диспетчер. — Попытаемся.

Через секунду, получив сигнал со станции, к бую устре­мился дежурный катер береговой охраны. В небе вспыхнули оранжевые сигнальные огни.

Вспышки в небе и раздутые серые туши у себя на пути Али заметил чересчур поздно. Резко вывернув руль, он ушел от столкновения с первым трупом кита, потом со вторым. На третий раз ему не повезло. Уходя с дистанции, Али заорал на Хэнка, чтобы тот сбросил скорость. Напарник потянул за рычаг газа, и сверкающий корпус «Ковра», тормозя, опустил­ся. На скорости пятьдесят миль в час он влетел в тушу, и она лопнула подобно пузырю с гнилостным воздухом. Подлетев и описав кульбит, «Ковер» просто чудом упал на спонсоны. Если бы не шлемы, экипажу точно размозжило бы головы.

В глазах помутнело, но Али все равно потянулся к рулю. Подергал его — безрезультатно. Позвал Хэнка — тот без со­знания распростерся на приборной панели.

На борту «Непентес» капитан покинул мостик и спустил­ся к Глории Экхарт. Заговорил с ней, и в этот момент актри­са перегнулась через поручни и указала на «Ковер-самолет».

—    Простите, капитан, а что с золотым катером?

«Ковер» вихлял, будто ошеломленный боксер, который пы­тается отступить в нейтральный угол ринга. Вот золотистое судно выровнялось и, набрав скорость, пошло прямо на яхту. Капитан ждал, что катер свернет, но тот упрямо летел на «Не­пентес». Встревоженный, капитан как можно спокойнее изви­нился и снял с пояса рацию. В уме он просчитывал, сколько осталось до столкновения.

—    Говорит капитан, — пролаял он в рацию. — Полный вперед.

—    Сейчас, сэр? Гонка еще не закончилась.

—    Оглохли?! Снимаемся с якоря! Живо!!!

—    Какой курс, сэр?

Черта с два яхта успеет покинуть опасную зону, а этот ру­левой вздумал играть в «Поле чудес»!

—    Вперед! — чуть ли не в панике прокричал капитан. — Просто вперед!

Поздно. Золотистый катер уже покрыл половину дистан­ции. С другого конца яхты донеслись детские голоса. Может, нескольких и удастся спасти, да и то вряд ли. Деревянный корпус разлетится в щепки, топливо разольется по воде ог­ненной пленкой, и судно пойдет на дно в считаные минуты. Вцепившись в ближайшее инвалидное кресло, капитан пока­тил сидящую в нем девочку подальше от середины. На ходу он кричал остальным следовать его примеру. Парализован­ная страхом, Экхарт смотрела, как золотистая торпеда несет­ся прямиком на них. Инстинктивно актриса обняла дочь за худые плечики. Большего сделать она не могла...

ГЛАВА 2

Когда Али потерял управление, Остин не удивился. Соперник пря- мо-таки напрашивался на аварию. Странной была природа не­исправности: катер резко занесло, потом он — в полном соот­ветствии с именем — полетел, чуть приподняв над водой кор­пус, прямо как вставшая на два колеса каскадерская машина. «Ковер» покрыл расстояние в несколько корпусов и приво­днился в невероятном фонтане брызг.

При скорости почти в сотню миль Остин и Завала легко обогнали отставших участников гонки, однако шли недоста­точно быстро — если учесть меняющуюся погоду и ветер. Мо­ре покрылось мелкими и средними волнами, какие-то из них были длиннее, какие-то короче, но все, как одна, увенчаны бе­лыми шапками пены. Двенадцати баллов по шкале Бофорта не дашь, однако и не расслабишься. Не ровен час опять опро­кинет.

Заложив широкий вираж, Завала повел «Каплю» в сторону Али — посмотреть, не нужна ли помощь. Поднявшись на гре­бень волны и съехав с него, он резко вывернул руль, чтобы не врезаться в серую тушу длиннее самого катера. Потом еще — как на слаломе — обогнул три тела цвета шифера.

—    Киты! — возбужденно воскликнул Завала. — Они по­всюду.

Остин сбавил скорость наполовину. «Капля» миновала чет­вертую безжизненную тушу и еще одну, поменьше. Наверное, это был китенок.

—    Серые, — удивленно произнес Остин. — Целая стая.

—    Больные какие-то.

—    И для нас хорошего мало, — еще больше снижая ско­рость, ответил Остин. — Мы как на минном поле.

Катер Али швыряло среди китов, винты бесцельно рубили воздух. И вдруг носы «Ковра-самолета» задрались, корма по­грузилась и, вспоров винтами воду, он рванул вперед, словно заяц, удирающий от гончей. Ускоряясь, «Ковер» пошел пря­миком на яхту со зрителями.

—    Macho hombre![101] — восхищенно произнес Завала. — Про­таранил кита и спешит к поклонникам.

Остину тоже показалось, что Али спешит покрасоваться перед зрителями. Его катер мчался по открытой воде, словно нацеленная в яблочко золотая стрела. Мысленно Остин про­чертил невидимую линию, маршрут «Ковра-самолета». Хм, упирается в большую белую яхту. Та стоит на якоре, бортом к Али. Судя по очертаниям, яхта — старая, роскошного типа. Дизайнеры постарались на славу, соединив форму и функци­ональность.

Остин еще раз глянул на «Ковер-самолет». Катер шел, ускоряясь и даже не думая огибать яхту. Почему Али не оста­новится? Не повернет?

Корпус гоночного катера тверже гвоздя, но вот руль и стяж­ная тяга открыты. Если тяга погнута, руль перестает слушать­ся управления. Да и это не беда, можно ведь заглушить дви­гатель. Если Смит не в состоянии, Али сам может восполь­зоваться аварийным блокиратором. «Ковер» врезался в кита по касательной, и все равно удар был жестоким. Особенно ес­ли учесть то, как приводнился потом катер Али — все равно что на бетон грохнуться. Экипаж «Ковра» либо хорошенько встряхнуло, либо — менее вероятно — вывело из строя. Остин посмотрел на яхту. Увидел молодые лица... Боже правый! На борту полно детей...

Люди на палубе метались. Они заметили летящий на них гоночный катер и уже поднимали якорь. Впрочем, яхта — не птица, так запросто с места ей не сняться.

—    Сейчас врежется, — заметил Завала. В его голосе слы­шалось больше удивления, чем тревоги.

Остин на чистом инстинкте прибавил газу, и «Капля» по­неслась вперед, словно ужаленная пчелой скаковая лошадь. Пораженный Завала, впрочем, не растерялся: крепко ухватил­ся за руль и направил катер прямо на «Ковер». Интуитив­ное понимание напарника не раз спасало ситуацию. Изменив направление на девяносто градусов, «Капля» понеслась под углом к «Ковру». Скорость — вдвое выше, чем у соперника, пара секунд — и Остин с Завалой перехватят Али.

—    Идем параллельно, вдоль них, — сказал Остин. — По мо­ей команде — бортуй.

Импульсы в мозгу Остина сверкали так ярко, что хватило бы осветить город. Пройдя по вздымающейся волне, «Капля» взлетела и ударилась о воду. Яхта медленно уходила вперед. Шансы медленно, но повысились.

Катера почти сравнялись. Завала как блестящий пилот уве­ренно подводил «Каплю» ближе к «Ковру», даже несмотря на волны в кильватере последнего. Дав напарнику обойти Али, Остин медленно сбавил скорость, подстроился под ход вто­рого катера. Теперь их разделяли какие-то ярды. Остин пе­решел в режим действия, когда логика уравновешивается чи­стым инстинктом, рефлексами. Когда все чувства напряжены до предела. Оглушительный рев четырех моторов исключал способность мыслить рационально. Остин слился с катером воедино, мышцы и сухожилия стали частью карбона и кевла­ра, клапанов и ведущего вала. Катера никак не могли попасть в единый такт: когда один подлетал, второй опускался. Нако­нец Остин отрегулировал скорость «Капли» так, что красный и золотистый катера пошли вровень, как два дельфина.

Вверх.

Вниз.

Вверх.

—    Борту-уй!!! — закричал Остин.

Расстояние между катерами сократилось до нескольких дюймов. Завала плавно выкрутил руль вправо, выполняя утонченный маневр. Развернись он чересчур резко, катера сцепились бы и — не исключено — подлетели в воздух. Тогда оба экипажа погибли бы. Корпуса глухо ударились, карбон за­скрежетал о карбон. Катера разошлись. Завала еще раз подвел «Каплю» к «Ковру». Руль, как живой, рвался у него из рук.

Остин поддал газу. Двигатели взревели просто оглуши­тельно. Катера вновь столкнулись. Остин и Завала будто пы­тались сбить с пути невероятно крупного и мощного вола. И вот «Ковер» стал отклоняться от прямого курса вправо. Катера снова сблизились. Вошедший в раж Завала бортанул Али, и тот еще больше отклонился от прежнего курса.

—    Уходим, Джо!

Катер Али теперь уже точно не мог протаранить яхту. Он уносился в сторону флотилии. Два судна разошлись, как ли­стья на ветру. Остин предвидел, что с ударом о лодку Али «Капля» уйдет в сторону, как шар в бильярде. Не знал он только, как быстро получится предотвратить невольный та­ран. И вот они с Завалой сами несутся на медленно уполза­ющую в сторону яхту. До столкновения — считаные секунды. Даже если заглушить двигатели, Остина и Завалу потом еще долго будут соскребать с деревянных бортов старого судна...

—    Что дальше? — проорал Завала.

—    Держи курс.

Завала шепотом выругался. Он твердо верил в способ­ность напарника вытаскивать их обоих из переплета, но по­рой Остин действовал вопреки логике. Хочет убиться? Лад­но, пусть, не станем показывать страх. Инстинкт твердил За­вале свернуть, однако он с мрачной уверенностью продолжал вести «Каплю» на яхту, словно двухсотфутовая белая стена перед ним — всего лишь мираж. Стиснув зубы и напрягшись всем телом, Завала приготовился к удару.

—    Пригнись, — скомандовал Остин. — Спрячь голову. Ныряю!

Пригнувшись, Остин повысил скорость до предела и од­новременно выставил транцевую плиту с элеронами. Маневр, который он собирался совершить, был не из легких. Ныр­нуть — это когда катер соскакивает с одной волны и зарыва­ется в следующую. Самый рискованный вариант называется «субмарина», потому что катер уподобляется именно подлод­ке. Остин отсчитывал последние секунды до нырка. Задержал дыхание, когда гоночный катер под острым углом вошел в во­ду — и продолжил погружение. Мощные движки легко пре­вратили «Красную каплю» в импровизированный батискаф.

Катер прошел под днищем яхты. Впрочем, недостаточно быстро. Раздался ужасающий треск, потом скрежет — лопа­сти винтов прошли в каких-то дюймах от голов Остина и За­валы. «Капля» взлетела из-под воды подобно красной летучей рыбе-голиафу. Окутанные облаком пурпурного дыма, двига­тели встали.

Катер имел внутренний каркас, способный выдержать вес стада жирных слонов, зато фонари оказались куда хрупче. Их сорвало, и кабины, качаясь на волнах, зачерпывали воду.

Завала выпустил изо рта струйку.

—    Ты как? — спросил он напарника. Его привлекательное лицо исказила гримаса ужаса.

Остин снял шлем, обнажив шапку платиновых, практиче­ски белых волос, обернулся и посмотрел на зарубки от винта на палубе. Да, лопасти прошли совсем близко.

—    Жить буду, — ответил Остин. — Правда, «Капле» маневр пришелся не по душе.

Вода уже поднялась Завале по пояс.

—    Время покинуть корабль.

—    Считаю, что это приказ, — сказал Остин, отстегивая рем­ни безопасности.

Тут подъехал прогулочный катер с каютой, который при­нял Остина с Завалой на борт. Через пару минут «Капля» по­шла ко дну.

—    Что с золотым катером? — спросил Остин у спасителя.

Этот попыхивающий трубкой мужчина среднего возраста приехал из Сан-Диего посмотреть на гонки и получил про­сто незабываемое зрелище. Указав вдаль мундштуком труб­ки, он произнес:

—    Туда уплыл. Пилот пронесся прямо сквозь флотилию. Ума не приложу, как еще не протаранил никого.

—    Надо бы его отыскать. Не возражаете?

—    Не вопрос, — любезно ответил мужчина и развернул ка­тер.

Через несколько секунд они подплыли к «Ковру-самолету». В открытых кабинах Остин, к своему облегчению, уви­дел обоих членов экипажа. Живых. Правда, Али в кровь рас­сек кожу на голове, а Хэнк еле сдерживал тошноту.

—    Ранены? — спросил Остин.

—    Нет, — неуверенно ответил Али. — Что случилось?

—    Вы врезались в кита.

—    Чего? — Увидев по глазам Остина, что тот не шутит, Али спал с лица. — Победу, я так понимаю, мы упустили.

—    Не расстраивайся. Ты хотя бы катер сохранил.

—    Прости, — грустно произнес Али. И тут же повеселел, осознав одну вещь. — Так, значит, и ты не выиграл?

—    Аи contraire[102]. Всем нам четверым полагается приз как са­мым везучим.

Али кивнул.

—    Хвала Аллаху, — сказал он и потерял сознание.

ГЛАВА 3

Где-то посреди венесуэльского дождевого леса

Под густой сенью деревьев, в рассе­янном солнечном свете темная во­да в озере казалась глубже, чем есть. Не надо было читать о том, что венесуэльское правительство выпускает на волю оринокских крокодилов-людоедов. А впрочем... Гаме Морган Тра­ут, гибко согнувшись, прыгнула в воду и, работая стройными ногами, стала погружаться в стигийскую тьму. Должно быть, так же ощущали себя доисторические животные, попадая в смоляные ямы Ла-Бреа. Гаме включила галогенную подсвет­ку на видеокамере и направилась ко дну. Когда она проплы­вала мимо колышущихся в своеобразном танце водорослей, что-то коснулось ягодиц.

Скорее негодующе, нежели испуганно, Гаме стала обора­чиваться, рука метнулась к ножу на поясе. В лицо уткнулся длинный, узкий нос, притороченный к непропорциональной розовой голове с черными глазами-бусинами. Нос покачивал­ся, словно указующий перст — в строгом порицательном же­сте. Выпустив рукоять ножа, Гаме отодвинула нос в сторону.

—    Ишь растыкался! — вырвалось из-под загубника с пото­ком пузырьков.

Полный острых зубов, тонкий клюв открылся в приветли­вой клоунской ухмылке. Речной дельфин перевернулся пу­зом кверху.

Рассмеявшись, Гаме забулькала, точно Верный старик[103] пе­ред взрывом, и большим пальцем нажала на клапан, подаю­щий воздух в компенсатор плавучести. Пара секунд, и ее го­лова возникла над черной поверхностью озера, словно чертик из коробочки. Откинувшись назад и вынув изо рта пластико­вый загубник, Гаме широко улыбнулась.

Пол Траут в это время сидел в десятифутовой надувной лодке, в нескольких футах от жены. Как помощник ныряль­щика он плыл за ней по следу из пузырьков углекислого газа. Странно, чего это благоверная всплыла так быстро? Да еще загадочно улыбается. Сделав губы бантиком, Пол посмотрел на жену характерным озадаченным взглядом исподлобья.

—    Все нормально? — спросил он, моргая. Глаза у Пола бы­ли большие, ореховые.

—    Да, — соврала Гаме. При виде серьезного лица мужа она вновь рассмеялась. Чуть не поперхнулась водой и при мысли, что можно захлебнуться от смеха, захохотала пуще прежнего. Потом снова прикусила загубник. Пол подвел лодку ближе и, наклонившись, протянул жене руку.

—    Точно все хорошо?

—    Хорошо, хорошо. — Вернув самообладание, Гаме выплю­нула загубник. Откашлялась и сказала: — Лучше мне поднять­ся на борт.

Ухватившись за край лодки, она сняла и отдала мужу аква­ланг. Пол легко поднял за руку супругу (весившую ни много ни мало сто тридцать пять фунтов). В желто-коричневых шор­тах, рубашке военного образца и поплиновой панаме он по­ходил на викторианского джентльмена, сбежавшего из рядов Клуба путешественников. Аккурат под адамовым яблоком у него примостилась крупная тропическая бабочка — на самом деле галстук, один из коллекции. Подобный наряд Пол счи­тал подходящим и для дождевого леса, где формальной ско­рее принято считать набедренную повязку. За пижонским фа­садом, впрочем, скрывалось мощное телосложение. Прежде

Пол занимался рыбной ловлей на Кейп-Коде. Твердые мозо­ли давно сошли, но под отутюженной одеждой по-прежнему бугрились крепкие мускулы. Он помнил, как правильно ис­пользовать рычаг своего шестифутового тела. Зря, что ли, та­скал ящики с рыбой?

—    Судя по показаниям глубиномера, здесь до дна всего тридцать метров. Так что твое легкомыслие вызвано отнюдь не кессонной болезнью, — произнес он тоном типичного ана­литика.

Гаме распустила волосы длиной до плеч. Их темно-рыжий цвет в свое время вдохновил ее отца, большого знатока и це­нителя вин, назвать дочь в честь одного из сортов Божоле.

—    Тебя никак озарило, дорогой? — сказала она, выжимая воду из прядей. — Я смеялась потому, что вроде ныряльщи­ца, а на самом деле нырнуть хотели в меня.

Пол прищурился.

—    Какое облегчение. С ныряльщицей вроде все понятно. Вот только нырнуть в тебя...

Гаме ослепительно улыбнулась.

—    Дельфин терся носом о мой зад.

—    Его можно понять. — Комично выгнув брови, Пол вожде­леющим взглядом скользнул по стройным ножкам супруги.

—    Мама предупреждала меня насчет мужиков, которые но­сят бабочки и расчесывают волосы на прямой пробор.

—    Я не говорил, что ты похожа на Лорен Хаттон?[104] — спро­сил Пол, попыхивая воображаемой сигарой. — И что меня тя­нет к женщинам с эротичной щербинкой между резцами?

—    Ты говоришь это всем девушкам? — низкий и спокойный от природы голос Гаме приобрел сексапильный хрипловатый оттенок. — Дельфин преподал мне один урок.

—    То, что носы для тебя — фетиш?

Гаме по-деловому выгнула бровь.

—    Нет, хотя не исключено. Узнала я, что пресноводные дельфины, скорее всего, примитивнее своих морских сороди­чей и куда спокойнее в целом. При этом они умны, игривы и наделены чувством юмора.

—    Если у тебя розовый или серый цвет кожи, плавники с рудиментарными пальцами, спинной плавник, который сам по себе шутка природы, и голова как расплющенная мускусная дыня, то поневоле обзаведешься чувством юмора.

—    Неплохое биологическое наблюдение для морского ге­олога.

—    Всегда рад помочь.

Она поцеловала его, на сей раз в губы.

—    Я очень рада, что ты поехал со мной. Такую работу про­делал, компьютерное моделирование русла реки... Мне здесь даже понравилось. Жаль, пора домой.

Пол оглядел сонное царство вокруг.

—    Знаешь, и мне здесь понравилось. Тут как в средневеко­вом соборе. Зверюшки славные, хотя и позволяют себе воль­ности с моей супругой.

—    У нас с тем дельфином чисто платонические отноше­ния. — Рассмеявшись, Гаме запрокинула голову. — Он про­сто привлек мое внимания, чтобы я угостила его.

—    Угостила?

—    Рыбкой. — Она похлопала по борту веслом, и в том ме­сте, где лагуна открывалась в реку, раздался всплеск. Над во­дой показался розово-серый бугорок; он направился в сторо­ну Траутов, вспарывая темную гладь спиннымплавником. Оплывая лодку по кругу, дельфин издавал свистящие звуки через дыхало. Гаме раскидала по воде шарики из рыбной му­ки. Дельфин принялся жадно ловить их узким клювом.

—    Вот тебе и подтверждение баек о том, что дельфина мож­но приманить. Прямо вижу, как эти создания помогают мест­ным с рыбалкой.

—    Скорее, этот дельфин натаскал тебя кормить его.

—    И то правда. Но пресноводные дельфины считаются не­законченной версией морских. Поразительно, почему их мозг развился быстрее тела.

Понаблюдав еще некоторое время за нарезающим круги дельфином, супруги вспомнили, что скоро закат. Пора было возвращаться.

Пока Гаме укладывала акваланг, Пол запустил подвесной мотор и направил лодку из лагуны в сторону тихой реки. Чернильно-черный оттенок воды сменился цветом протертого го­роха. Дельфин еще некоторое время преследовал супругов, однако, поняв, что угощения больше не будет, отстал, словно истребитель от транспортного судна. Вскоре заросли по бере­гам расступились. На опушке стоял каменный оштукатурен­ный дом в испанском колониальном стиле: с красной чере­пичной крышей и сводчатым фасадом. Вокруг него лепилось несколько крытых соломой хижин.

Пришвартовавшись у небольшого пирса, супруги выгрузи­ли оборудование и направились к каменному дому. Вслед за ними бежали местные голопопые детишки. Малышню спуг­нула домработница — тучная латиноамериканка, которая раз­махивала метлой, точно боевым топором. Внутри супругов встретил седой мужчина лет шестидесяти. В белой рубашке с вышитым передом, хлопковых слаксах и сандалиях ручной работы, он поднялся им навстречу из-за стола. До прихода Траутов он работал с кипой бумаг в прохладной тишине сво­его кабинета. Однако визит его нисколько не расстроил, на­против — обрадовал.

—    Сеньор и сеньора Траут! Рад видеть. Полагаю, работа прошла хорошо?

—    Даже очень, доктор Рамирес. Спасибо, — ответила Га­ме. — Я расширила описание поведения речных дельфинов. А Пол закончил моделирование русла реки.

—    Мне и трудиться-то особо не пришлось, — поскромничал Пол. — Только предупредил о работе Гаме исследователей в бассейне Амазонки да попросил их нацелить на нас спутник «Лендсат». Закончу дома, и Гаме сможет использовать модель для работы по поведенческому анализу.

—Вас будет не хватать. Со стороны НУМА очень любез­но предоставить экспертов для небольшого исследовательско­го проекта.

—Без местных рек, их флоры и фауны не было бы жизни в океане, — сказала Гаме.

—Благодарю, сеньора. В знак признательности я распоря­дился приготовить особенный прощальный ужин.

—Очень мило с вашей стороны, — ответил Пол. — Мы нач­нем сборы рано, чтобы успеть на грузовое судно.

—Я бы на вашем месте сильно не волновался. Грузовик обычно запаздывает.

—Ну, мы не в претензии. Будет время поговорить о ва­шей работе.

Рамирес хихикнул.

—Чувствую себя троглодитом. Изучаю растения по ста­ринке: заготавливаю гербарии, сравниваю образцы, пишу от­четы, которых никто не читает... — Тут он просиял. — У на­ших маленьких речных обитателей лучше вас друзей еще не было.

На это Гаме ответила:

—Надеюсь, наша работа покажет, где дельфинам угрожа­ет экологическая опасность. Тогда можно будет принимать меры.

Доктор Рамирес грустно покачал головой.

—В Латинской Америке правительство неповоротливо. Расшевелить его членов может только ощутимый денежный взнос. Столько дельных проектов пропадает в болоте бюро­кратии!..

—Прямо как у нас дома. Только наше болото называется Вашингтон, что в округе Колумбия.

Все трое дружно рассмеялись над шуткой. Тут домработ­ница провела в кабинет низкорослого, мускулистого индей­ца: набедренная повязка, крупные медные серьги в ушах. Его черные как смоль волосы были острижены челкой, а брови на­чисто сбриты. К профессору индеец обратился в почтитель­ном тоне, однако возбужденная речь и стреляющие по сторо­нам глаза выдавали тревогу, расстройство. Говоря, абориген постоянно указывал пальцем в сторону реки.

—    Нашли каноэ, в нем — мертвец, — сказал доктор Рами­рес, хватая с крючка широкополую панаму. — Прошу про­стить, на сто миль вокруг я — единственный представитель власти. Необходимо разобраться.

—    Можно с вами? — спросила Гаме.

—    Ну разумеется. Сыщик из меня никакой, пара ученых мозгов пригодилась бы. Дело может вам понравиться. Этот джентльмен утверждает, что на каноэ приплыл призрак. — Видя озадаченные лица гостей, Рамирес сказал: — Объясню позже.

В темпе покинув дом, они прошли мимо хижин к берегу. У воды столпились мужчины, дети пытались подглядывать у них между колен. Женщины держались в стороне. При по­явлении профессора местные расступились. У причала сто­яло на привязи каноэ. В целом выкрашенное в белый цвет, оно имела голубой нос. Голубые же полосы тянулись вдоль бортов.

В лодке на спине лежал мертвый юноша-индеец. Как и у селян, его иссиня-черные волосы были подстрижены челкой, пах прикрывала набедренная повязка. В остальном же он от­личался. Деревенские украшали тела татуировками либо на­носили на высокие скулы алую краску — так они защищались от злых духов, которые, по поверью, не видят красного цвета. Нос же и подбородок мертвеца покрывала синяя краска; ее по­лосы шли вдоль плеч, по рукам, до самых запястий. Остальное тело покрывала чисто-белая краска. Стоило доктору Рамире­су наклониться, как с груди покойника поднялся рой жужжа­щих мух. Оказалось, они облепили круглое отверстие в теле.

Пол резко вдохнул.

—    Похоже на огнестрельную рану.

—    Согласен, — серьезно ответил доктор Рамирес. — Ни ко­пье, ни стрела такого отверстия не оставят.

Он о чем-то переговорил с селянами и после перевел для Траутов:

—Люди как раз рыбачили, когда показалось это каноэ. По цвету они признали в нем лодку призрака и перепугались. Ре­шив, что она пустая, рыбаки подплыли и увидели мертвеца. Хотели не трогать, но передумали. Дух мог отомстить за то, что тело не погребли, как положено. И вот они отбуксирова­ли каноэ сюда, переложив проблему на мою голову.

—Что такого страшного в этом... призраке? — спросила Гаме.

Подергав себя за кончик кустистых седых усов, доктор по­яснил:

—Чуло — племя, к которому принадлежит сей джентль­мен, — живет, по слухам, за Великими водопадами. Местные верят, будто чуло — призраки, рожденные туманом. Ступив­ший на их земли не возвращается. — Он указал в сторону ка­ноэ. — Как видите, этот джентльмен состоит из плоти и кро­ви, как и все мы.

Он достал из каноэ кожаную сумку и, к ужасу местных, по­тряс ею в воздухе. Селяне попятились, будто могли заразить­ся от сумки бубонной чумой. Доктор по-испански обратился к одному из мужчин. Чем дольше он говорил, тем хуже ста­новилось селянину.

Резко прервав разговор, Рамирес обратился к Траутам:

—Они боятся его. — И правда, мужчины пятились к же­нам и детям. — Не поможете ли вытащить каноэ на берег? Я сумел убедить местных вырыть могилу. Правда, не на пле­менном кладбище, а на другом берегу, куда никто не заходит. Шаман обещал оставить у могилы много тотемов, они удер­жат мертвеца в земле. — Доктор улыбнулся. — Близость про­клятого места даст шаману еще больше власти. Если какое-то заклинание не сработает, во всем можно будет обвинить дух мертвеца, якобы он возвратился и вредит. Лодку мы отпра­вим вниз по течению, и дух последует за ней.

Пол посмотрел на каноэ, оценил тонкую работу.

—    Грех пускать в расход такой шедевр судостроения. Но чего не сделаешь ради мира и спокойствия?

Втроем они споро вытащили каноэ на берег. Рамирес на­крыл тело тканым покрывалом, лежавшим тут же, в лодке, и вытащил из нее завязанный мешок размером с сумку для гольфа.

—    Возможно, это расскажет больше о нашем призраке, — подумал он вслух и направился обратно к дому.

В кабинете профессор водрузил мешок на длинный библи­отечный стол и развязал ремни. Осторожно заглянул внутрь.

—    Действовать надо аккуратно. Некоторые племена ис­пользуют отравленные стрелы или духовые трубки с дроти­ками. — Приподняв мешок за днище, он вытряхнул на стол несколько мешочков меньшего размера. Открыв один, извлек из него металлический диск, который передал Гаме. — Перед тем, как податься в биологи, вы занимались археологией. Не скажете, что это за предмет?

Изучая металлический кругляшок, Гаме нахмурилась.

—    Зеркало? Выходит, тщеславие — удел не одних только женщин.

Забрав зеркальце у жены, Пол присмотрелся к отметкам на оборотной стороне.

—    У меня в детстве было такое же, — улыбнулся он. — Это сигнальное зеркало. Видите? Точки и тире. На азбуку Морзе не похоже... Впрочем, не все так плохо. Фигурки из палочек, абсолютный код. Человечек, бегущий в одну сторону, значит «приходи». Бегущий в другую — «уходи». Мне так кажется. Вот этот, лежащий, символизирует...

—    «Оставайся на месте»? — предположила Гаме.

—    Я тоже так решил. Двое с копьями — это, наверное, «по­моги мне в битве». Человечек и зверь — «охота». — Пол хи­хикнул. — Удобно, как сотовый.

—    Даже лучше — батарейки не садятся, и нет поминутной тарификации.

Пол спросил разрешения открыть следующий мешочек, на что Рамирес с радостью согласился.

—    Рыболовные снасти, — заметил Пол. — Металлические крючки, леска. — Он присмотрелся к паре грубых щипцов. — Спорю, ими выдергивают крюки из рыбы.

—    Дай и мне шанс, — ответила Гаме, опустошая следую­щий мешочек. Она взяла в руки связанную пару деревянных дисков. В середине каждого имелось закрытое темным сте­клом отверстие. — Солнцезащитные очки, — сказала девуш­ка, крепя устройство к ушам при помощи веревочных дужек.

Чтобы не оставаться в долгу, Рамирес извлек из третьего мешочка тыкву шести дюймов в длину, откупорил и приню­хался к содержимому.

—    Лекарство? Пахнет спиртом.

К донышку была привязана миниатюрная чашка и дере­вянная рукоятка с плоским камнем и неровным колесиком на вращающейся оси. Присмотревшись к странному устройству, Пол забрал его у Рамиреса. Налил в чашу жидкости из тыквы, поднес к ней ручку и чиркнул колесиком о камень. В чашку упала искра, и жидкость с легким хлопком вспыхнула.

—    Вуаля, — довольный, произнес Пол. — Зажигалка камен­ного века. Удобно разводить костер на привале.

Дальше — больше, обнаружилось много чего интересного. В одной из сумочек хранились травы. Одни Рамирес опреде­лил как лекарственные, остальные просто не узнал. В другом мешочке лежала заостренная с обоих концов полоска метал­ла. Когда ее опустили в воду, она раскрутилась и одним кон­цом указала на север. Были еще бамбуковый цилиндр с лин­зами, дающими восьмикратное увеличение, и складной нож с деревянной ручкой. Последней находкой оказался короткий лук из металлических полос, напоминающий автомобильную рессору; тетиву заменяла тонкая струна. Определенно, не при­митивное орудие охоты, как у местных. Рамирес погладил по­лированный металл.

—    Восхитительно, — сказал он. — Ничего подобного я пре­жде не видел. Селяне таким не пользуются.

—    Кто же изобрел все это? — вслух подумал Пол, почесы­вая в затылке.

—    Дело даже не в самих предметах, — сказала Гаме. — А в материалах, из которых они изготовлены. Откуда они?

Все трое замолчали.

—    Есть вопрос поважнее, — угрюмо напомнил Рамирес. — Кто убил индейца?

—    Кстати, да, — согласилась Гаме. — Мы так увлеклись из­учением находок, что забыли: они принадлежат мертвому.

—    Есть соображения насчет убийцы? — спросил Пол.

Рамирес сделался мрачнее тучи.

—    Браконьеры. Лесорубы и углежоги. Первые ищут цен­ные лекарственные растения. Убивают всякого, кто встает у них на пути.

—    Испугались одинокого индейца? — спросила Гаме.

Рамирес пожал плечами.

—    Думаю, — продолжила она, — расследование убийства стоит начать с осмотра трупа.

—    Откуда знаешь? — спросил Пол.

—    Детективы читаю.

—    Что ж, хорошо. Давайте еще раз взглянем на тело.

Они вернулись к берегу. Открыли тело и перевернули на живот. Сзади имелось небольшое входное отверстие. Значит, стреляли в спину. Пол аккуратно снял с шеи покойника рез­ной деревянный медальон, изображающий крылатую женщи­ну. Та держала у груди ладони чашечкой. Пол передал амулет жене, и Гаме сказала, мол, он напоминает египетское изобра­жение воскресшего Осириса.

Присмотревшись к красным рубцам на плечах покойника, Пол заметил:

—    Похоже, его стегали. — Он перевернул тело на спину. — Посмотрите, какой странный шрам. — Он указал на бледный рубец в нижней части живота. — Не будь мы в джунглях, я бы сказал, что ему удалили аппендикс.

К берегу подошли два каноэ. Шаман, чью голову венчала корона из сверкающих перьев, объявил, что могила готова. Пол накрыл мертвеца пледом и вместе с женой и Рамиресом на лодке отбуксировал бело-голубое каноэ к противополож­ному берегу реки. Пол и Рамирес отнесли мертвое тело на не­сколько сот ярдов в лес и закопали там в узкой яме. Шаман, разложив на могиле высушенные останки цыпленка, торже­ственно объявил место погребения запретным. Затем пустую лодку отвели на середину реки, где ее подхватило и унесло прочь течение.

—    Насколько ее снесет? — спросил Пол, глядя, как отправ­ляется в последний путь бело-голубое суденышко.

—    Недалеко отсюда начинаются пороги. Если каноэ на них не разобьется и не застрянет в зарослях, то выйдет в откры­тое море.

—    Ave atque vale[105], — произнес Пол. Так прощались с мерт­выми древние римляне. — Здравствуй и прощай.

Втроем они вернулись на противоположный берег. Выби­раясь из надувной лодки, Рамирес поскользнулся на влаж­ной почве.

—    Вы не поранились? — спросила Гаме.

Рамирес поморщился от боли.

—    Видите, злые духи взялись за дело. Кажется, я вывих­нул лодыжку. Наложу холодный компресс, а пока мне пона­добится ваша помощь.

Опираясь на руки Траутов, Рамирес похромал к дому. Он собирался сообщить об инциденте местным властям. Впрочем, ответа он не ожидал. В здешних краях многие по-прежнему придерживались мнения, что хороший индеец — мертвый ин­деец.

—    Ну, — сказал профессор, чуть повеселев. — Что сделано, то сделано. Впереди у нас с вами ужин.

Трауты прошли в отведенную им комнату, чтобы умыть­ся и привести себя в порядок. На крыше стояла водосборная цистерна, соединенная с душевой. Умываясь, Гаме все дума­ла о мертвом индейце. Уже обтираясь полотенцем, она ска­зала мужу:

—    Помнишь, как нашли ледяного человека в Альпах?

Облачившись в шелковый банный халат, Пол растянулся на кровати и заложил руки за голову.

—    Конечно, помню. Это человек из каменного века, замерз­ший и сохранившийся в леднике. А что?

—    При нем нашли инструменты, по которым удалось вос­создать образ его жизни. Местные индейцы тоже на уровне каменного века. Наш бело-голубой мертвец никак не вписы­вается в их компанию. Как он научился изготовлять такие ин­струменты? Если бы нечто подобное нашли при ледяном че­ловеке, об этом сразу же раструбили все газеты. Представляю заголовки: «Ледяной человек с зажигалкой».

—    Может, наш выписывал «Популярную механику»?

—    Он, может, и «Плейбой» почитывал; но даже получая каждый месяц чертежи и руководство по изготовлению ком­пактных гаджетов, он нуждался бы в очищенных металлах.

—    Надеюсь, доктор Рамирес просветит нас за ужином. Ты голодна? — Пол смотрел в окно.

—    Умираю, хочу есть. Почему спрашиваешь?

—    Двое местных несут к мангалу тушку тапира.

ГЛАВА 4

Едва Остин переступил порог мор­ской базы Сан-Диего, в ноздри уда­рил жуткий смрад. На платформах трейлеров лежали осве­щенные прожекторами туши трех морских гигантов. Завидев широкоплечего мужчину со странными белыми волосами, юный матрос принял его за морского офицера в штатском. Остин уже хотел представиться, как вдруг матросик вытянул­ся во фрунт и гаркнул:

—    Матрос Каммингс, сэр. Вам понадобится вот это. — Он вручил Остину хирургическую маску, точно такую, какую но­сил сам. — Начали вынимать внутренние органы, и вонь уси­лилась.

Остин поблагодарил матроса. Интересно, за какую такую провинность бедного паренька отправили выполнять столь грязную работу? Думая так, Остин натянул на лицо маску. Изнутри она была пропитана ароматизированным дезинфек- татом, который от вони ничуть не спас. Ладно, хоть помогает сдерживать рвотный рефлекс.

—    Что у нас тут? — спросил Остин.

—    Мама, папа и малыш. Черт, ну и намучились мы с ними!..

А ведь не преувеличивает. Всего насчитали четырнадцать мертвых китов. Избавиться от туш — задачка та еще, плюс межведомственные разборки. Первой на место происшествия прибыла береговая охрана. Испугавшись за безопасность на­вигации, она собиралась отбуксировать туши в открытое море и, расстреляв, потопить. К тому времени репортаж о трагиче­ском событии облетел весь мир, и «зеленые» тут же взъяри­лись. Наверное, пойди ко дну Лос-Анджелес со всеми его жи­телями, они и вполовину так не разгневались бы. Поборники прав животных требовали от правительства ответов, и быстро. Не меньшее любопытство проявило Агентство по охране окру­жающей среды: что, интересно, погубило их подопечных?

Сан-Диего ужаснулся перспективе того, что гигантские смердящие туши заполонят прибрежные воды, а там — пля­жи, яхтенные бухты, отели, виллы... Мэр вызвонил окружного конгрессмена — тот как нарочно приехал в Сан-Диего по важ­ным делам. Компромисс нашли поразительно быстро: трех ки­тов постановили доставить на берег для аутопсии, остальные туши отбуксировать в море и использовать в качестве мише­ней для военно-морского флота. «Гринпис» воспротивился, но пока они собирали свой флотишко, гниющие туши разле­телись в исходящие жиром клочья под огнем боевых орудий.

Тем временем трех китов доставили на базу и при помощи кранов выволокли на берег, в ближайший порожний склад. К работе немедленно приступили несколько судмедэкспертов по млекопитающим из калифорнийских университетов. В им­провизированной лаборатории они, облачившись в дождеви­ки, резиновые сапоги и перчатки, ползали вокруг и по гигант­ским тушам, словно рой крупных желтых насекомых. Головы животных отделили от тел, мозги выгрузили на секционные столы (в качестве которых использовали тачки).

—    Не больно-то похоже на отделении нейрохирургии, — заметил Остин, прислушиваясь к гудению электропил. Оно эхом отдавалось от металлических стен.

—    Непохоже, сэр, — согласился матрос. — Жду не дождусь, когда все закончится.

—    Будем надеяться, что скоро, матрос.

И чего ему в номере не сиделось? Нет, пришел смотреть на эти ужасы. Не обернись гонка фиаско, Остин праздновал бы победу или поражение вместе с другими участниками, среди милых девушек, которые прекрасными мотыльками порхали вдоль всей протяженности трассы; открыли неслабое количе­ство бутылок... Однако праздник для Остина, Али и прочих экипажей был безнадежно испорчен.

Али пришел в компании итальянской модели и француз­ской мадемуазель. Но даже так он выглядел не особенно счаст­ливым. Остин, натянув улыбку, предложил в скором времени повторить гонку. Завала, поддерживая репутацию дамского угодника, выцепил из толпы поклонниц милашку с каштано­выми волосами. За ужином он обещал своей визави в деталях рассказать, как они с Остином чуть не погибли.

Выждав подобающее время, Курт ушел с праздника — по­звонить владельцу «Красной капли». Отец звонку не удивил­ся — о финале гонок он узнал из новостей: сын жив-здоров, а катер покоится на дне морском.

— Не переживай, сын, — сказал Остин-старший, преуспе­вающий владелец морского спасательного общества в Сиэт­ле. — Построим другой катер, лучше прежнего. Может, даже с перископом.

Злобно хихикнув, отец в подробностях напомнил, как од­нажды ночью подростком Остин-младший погнул крыло от­цовского «Мустанга» с откидным верхом.

Гран-при по большей части проводятся у берегов Европы, однако отец Остина хотел сделать американский катер, спо­собный победить на американской же воде. Заказал дизайн и сборку нового быстроходного судна, назвав его «Красная ка­пля» (на память, чтобы не забыть, во сколько ему обошлась прихоть), и собрал первоклассную команду техподдержки.

— Пришло время показать, из какого мы теста, — заявил он с обычной прямотой. — Порвем соперников. Пусть знают: наша техника чего-то да стоит. У нас американское ноу-хау и американский пилот. Ты.

Остин-старший собрал целый конгломерат спонсоров и, ис­пользуя их влияние, перенес главные гонки в Штаты. Промоу­теры спешили воспользоваться огромным потенциалом, и вско­ре план Южнокалифорнийского Гран-при стал реальностью.

Директор НУМА, адмирал Джеймс Сандекер только раз­ворчался, когда Остин захотел поработать сверхурочно — что­бы освободить время на участие в квалификационных заездах. Сандекер боялся потерять Курта, дескать, гонки — забава опас­ная. На это Остин вежливо заметил: гонки на катерах — про­гулка на каноэ по сравнению с особыми заданиями, на которые адмирал высылает Остина. Для пущей убедительности он ра­зыграл козырь, надавил на яростный патриотизм начальства. Сандекер, благословив его, напутствовал словами типа: пора Соединенным Штатам показать остальному миру, что они мо­гут на равных состязаться с лучшими его представителями.

Поговорив с отцом, Остин вернулся на вечеринку. От при­творного веселья он устал быстро и только обрадовался при­глашению на борт «Непентес». Глория Экхарт хотела по­благодарить Остина лично. Ее природные теплота и красота очаровывали. После рукопожатия актриса долго не выпуска­ла ладонь своего спасителя. Во время разговора они смотре­ли друг другу в глаза, и Остин видел, что интересен Экхарт. Мысль пофлиртовать с идолом большого и малого экранов позабавила. Но мечтам не суждено было сбыться. Вскоре, рас­сыпавшись в извинениях, Экхарт ушла к детям.

Решив, что сегодня просто не его день, Курт вернулся в отель и перезвонил коллегам из НУМА и друзьям. Заказав ужин в номер, уселся перед телевизором. Поедая филе-ми- ньон, смотрел, как разные новостные телеканалы повторяют одни и те же кадры: финал гонки в замедленном режиме. Куда больше Остина волновала судьба мертвых китов. Один репор­тер сообщил: три туши доставят для аутопсии на военно-мор- скую станцию. Курт изнывал от любопытства и скуки. Пере­дали, что причина смерти морских животных неясна. Какой там отцовский катер! Здесь проблема куда поважнее. Чувство незавершенности так и подзуживало к действию.

Судмедэксперты, похоже, сворачивали лавочку. Остин по­просил матроса передать свою визитку главному.

Матрос привел мужчину лет сорока, с песочного цвета ше­велюрой. На ходу эксперт стягивал с себя залитый кровью до­ждевик и перчатки. От маски избавляться он не спешил.

—    Мистер Остин, — сказал он, возвращая карточку. — Я Джейсон Уизерел из Агентства по защите окружающей среды. Рад, что НУМА заинтересовалось этим делом. Нам бы пригодились ваши ресурсы.

—    Всегда рады помочь вам. Я, правда, неофициально. Уча­ствовал в гонке, как раз когда появились мертвые киты.

—    Я смотрел новости. — Уизерел хохотнул. — Ну и маневр вы провернули! Жаль ваш катер.

—    Спасибо. Вы сделали заключение по китам?

—    Еще бы, они умерли от ХЗ.

—    Простите?

Уизерел широко ухмыльнулся.

—    Хрен знает. ХЗ.

Остин терпеливо улыбнулся. Патологоанатомы порой отка­лывают гнусные шутки. Просто чтобы не свихнуться на работе.

—    Догадки есть?

—    Ну, пока что могу сказать следующее: следов травм или токсинов нет. Еще мы проверили ткани на вирусы. Результа­ты тоже отрицательные. Один из китов запутался в моново- локонной рыболовной сети; правда, она ему жить не мешала.

—    То есть пока вы не знаете, как умерли киты?

—    О, как же, знаем. Они задохнулись. От сильного повреж­дения легких началась пневмония. Само повреждение — ре­зультат сильного перегрева.

—    Перегрева? Что-то я не понимаю.

—    Сейчас объясню. Нутро животных частично сварилось, кожа покрыта волдырями.

—    И что послужило причиной?

—    ХЗ. — Уизерел пожал плечами.

Остин задумался.

—    Если причина пока неизвестна, то, может быть, извест­но время?

—    Тоже трудный вопрос. Вредоносное воздействие убило их не сразу. Животные, захворав, какое-то время еще плыли вдоль побережья несколько дней. Молодняк, пострадавший больше, отставал. Взрослые особи задерживались, ждали дете­нышей. Следует учитывать, что тела не сразу всплыли. Какое- то время они подгнивали на глубине, разбухая от газов.

—    Значит, можно отследить, где умерли киты? Надо учесть время, проведенное в пути, и время, потраченное на кормеж­ку. Силу течений... — Остин покачал головой. — Жаль, киты не расскажут, где они были.

Уизерел хихикнул.

—    Ну почему не расскажут? Идемте, кое-что покажу.

Эксперт повел Остина мимо поддонов в лужах стекающей в сливные отверстия кровавой воды. Вблизи мертвых китов вонь шибала с силой кузнечного молота, однако Уизерел ее, похоже, не чувствовал.

—    Самец, — прокомментировал он, останавливаясь подле первой туши. — Прекрасно видно, почему этих китов назы­вают серыми: их естественный цвет кожи темный. Правда, у этого шкура бугристая: китовые вши поработали. Кстати, ког­да он поступил к нам, то в длину составлял сорок один фут. Это мы его потом подрезали. — Они проследовали ко второму поддону. На нем лежала уменьшенная копия первого кита. — Китенок, мальчик. Возраст всего несколько месяцев. Были и другие детеныши, поэтому мы не знаем, рожден ли он сам­кой, представленной здесь. — Они остановились у последне­го поддона. — Самка, крупнее самца. Как и у соплеменников, у нее нет внешних летальных повреждений. А вот что вас за­интересует.

Одолжив у коллеги нож, эксперт забрался на поддон и при­нялся ковыряться в плавнике самки. Минуту спустя спрыгнул на пол и передал Остину квадратик из пластика и металла.

—    Передатчик? — спросил Остин.

—    Спутник, — Уизерел ткнул пальцем вверх, — отслеживал все перемещения этой старушки. Найдите того, кто курировал ее, и будет вам место и время пребывания китов.

—    Вы гений, мистер Уизерел.

—    Всего лишь скромный госслужащий вроде вас. Делаю свою работу. — Он забрал передатчик. — Эту вещицу я при­держу у себя. На обороте есть телефонный номер, восполь­зуйтесь им.

Переписав номер в блокнот, Остин поблагодарил патана- тома за помощь. По пути к выходу он спросил у Уизерела:

—    Кстати, почему выбрали именно эти три туши?

—    Особо я ничем не руководствовался. Попросил воен­ных моряков выделить три наиболее представительные туш­ки. Как ни странно, меня послушали.

—    Если бы вы изучили больше тел, это помогло бы уста­новить причину смерти?

—    Сомневаюсь, — сухо ответил Уизерел. — Этих трех китов убило то же, что и прочих. Да и чего теперь дергаться, поезд уехал. Военные так поработали над трупами, что от них и на тарелочку суси ничего не осталось.

Вот вам еще примерчик сурового медицинского юмора.

Сняв маску и бросив последний взгляд на останки вели­чественных морских животных, Остин поблагодарил Уизе­рела и матроса Каммингса. Затем вышел в прохладную ночь и несколько раз глубоко вдохнул, словно надеялся очистить от пропитанного гнилью воздуха легкие, а заодно и память. На другом конце порта светом далекого города горели огни авианосца. В отеле Остин сразу поспешил в номер. Впрочем, шел он недостаточно быстро — кое-кто из гостей и персонала сморщился, уловив остатки трупного запаха.

У себя Курт бросил защитного цвета брюки и белую со­рочку в корзину для грязного белья и надолго заперся в душе. Дважды вымыл голову с шампунем под горячими струями. По­сле, переодевшись в слаксы и тенниску, устроился поудобнее в кресле и позвонил по номеру с передатчика. Его перебросило на голосовую почту. Неудивительно — правительство не ста­нет держать на зарплате человека, который только и сидит в ожидании звонка о судьбе китов. Оставлять сообщение Остин не хотел — жди потом ответа несколько дней. Он позвонил в круглосуточную диспетчерскую штаб-квартиры НУМА неда­леко от Вашингтона. Сделал запрос, и буквально через полча­са ему перезвонили.

—    Мистер Остин? Меня зовут Ванда Перелли. Я из МИДа. Позвонили из НУМА и передали, что вы хотите переговорить. Якобы дело важное.

—    Да, спасибо, что перезвонили. Жаль беспокоить вас в не­рабочее время, но... вы не слышали о серых китах у побере­жья Калифорнии?

—    Слышала. Откуда у вас, кстати, мой номер?

—    Списал с передатчика. Прибор вырезали из плавника мертвой самки.

—    Боже мой, Дейзи... Вы нашли ее стадо. Я три года следи­ла за Дейзи, она стала мне почти родной.

—    Сочувствую. Всего мы нашли четырнадцать мертвых особей. Дейзи выбрали наугад для аутопсии.

Женщина шумно вздохнула.

—    Ужасные новости. Мы так старались, защищая серых, и они почти восстановились... Теперь ждем результатов вскрытия.

—    Я буквально только что говорил с патанатомом. Причи­на смерти — не вирус и не загрязнение. Киты умерли от по­вреждений, причиненных перегревом. Вы прежде с подобным не сталкивались?

—    Нет, ни разу. Источник перегрева установили?

—    Пока нет. Я хотел выяснить, где киты находились недав­но. Может, это прольет свет на трагедию?

—    Я занималась стаей Дейзи, они довольно занятно мигри­руют. Перед броском в десять тысяч миль все лето кормятся в Арктическом море и после следуют на юг, вдоль тихооке­анского побережья, к лагунам Нижней Калифорнии, где раз­множаются. Миграция стартует в ноябре-декабре и заканчи­вается в начале следующего года. Они плывут либо цепоч­кой, либо парами: сначала беременные самки, потом прочие взрослые особи и дальше детеныши. Киты держатся доволь­но близко к береговой линии. В обратный путь отправляют­ся в марте. Обремененные детенышами могут прождать и до апреля. И все так же они плывут поближе к берегу. Передви­гаются медленно, в среднем со скоростью десять миль в час.

—    Перед гонкой нас проинструктировали, велели сохранять бдительность. Хотя гонялись мы после миграции китов, и по­близости серых не было.

—    Скорее всего, эти киты отстали от основной группы. За­болел детеныш, и они остановились, пока тот не выздоровел. Другого объяснения найти не могу.

—    Патанатом предлагает ту же теорию. Вы записываете пе­редвижения китов?

—    Да. Ноутбук у вас под рукой?

—    Куда же я без него?

—    Отлично. Какой у вас е-мейл? Сейчас войду в базу дан­ных и перешлю вам информацию. Глазом моргнуть не успеете.

—    Благодарю. Вот это сервис у вас, я в восторге!

—    Успеете отплатить взаимностью. Как-нибудь обратимся в НУМА за помощью.

—    Звоните сразу мне.

—    Спасибо. Господи, до сих пор не верю, что Дейзи мертва.

Отключившись, Остин открыл ноутбук, подсоединил его к телефону и вошел в почтовый ящик. Там его дожидалось письмо с прикрепленным файлом: карта запада США, Кана­ды и Аляски. От Чукотского моря и через Берингово, вдоль побережья Северной Америки к самому кончику похожего на палец полуострова Баха тянулась пунктирная линия. Заголо­вок гласил: «Основной маршрут китовой миграции».

К карте прилагалась информация по стаям. Прокрутив страницу вниз, Остин нашел файл «Дейзи», в нем ссылка перебрасывала на карту с указанием маршрута. Сначала ки­ты двигались в постоянном темпе и вдруг, к югу от Тихуа- ны, остановились. Затем поплыли дальше, гораздо медленнее. В какой-то момент даже сделали крюк, словно потеряв ориен­тацию. И так, извилистым путем дошли до берега Сан-Диего.

Закрыв файл по китам, Остин зашел еще на несколько сай­тов. Спустя несколько минут он откинулся на спинку кресла и сложил пальцы домиком. Киты двигались естественно до определенной точки. Потом что-то изменилось, но что?

Остин услышал шаги в коридоре, а в следующий миг в но­мер вошел Завала.

—           Со свидания? Так скоро? — спросил Остин.

—    Ага. Сказал той цыпе, что надо посидеть с больным со­седом по номеру.

—    Ты сегодня головой ударился? — встревоженно спросил Остин.

—    Должен признать, нырок под яхту — тот еще трюк. Мне предстоит пересмотреть все мореходные правила.

—    К твоему сведению, я чувствую себя превосходно. Так что иди, тебя ждет продолжение банкета.

Завала плюхнулся на диван.

—           Знаешь, Курт, иногда воздержание — это полезно.

Уж не клон ли это Завалы? Двойник, начисто лишенный либидо?

—    С этим я, конечно, согласен, — осторожно произнес Остин. — Признавайся, почему на самом деле вернулся?

—    Дама нарушила правило Завалы. Я не гуляю с замуж­ними.

—           Как ты определил, что она не свободна?

—           Ее муж сказал.

—           О-о... здоровый, наверное?

—           Чуть меньше цементовоза.

—           А, ну тогда воздержание и вправду полезно.

Завала недовольно кивнул.

—           Боже, такая красотка! Ты чем без меня занимался?

—           Ездил к патанатомам на вскрытие китов.

—    Я-то думал, это мне не везет. В Сан-Диего полно дру­гих развлечений.

—    Не сомневаюсь. Просто не терпелось узнать, отчего ки­ты умерли.

—           Причину нашли?

—    Легкие китов пострадали от перегрева, и началась пнев­мония.

—         Странно, — заметил Завала.

—    Вот и я так подумал. Взгляни на эту карту, я достал ее через спутник НОАО. Здесь показана температура океанской воды. Видишь маленькую красную шишку у берега Баха? Она отмечает внезапное изменение температуры.

—    То есть наши киты заболели вскоре после того, как прош­ли эту зону теплоты?

—    Вполне возможно. Меня больше интересует, что эту те­плоту вызвало.

—    Я жду, когда ты предложишь поездку на юг от границы.

—    Мне пригодится переводчик. Пол и Гаме еще не верну­лись в Арлингтон.

—    No problemo[106]. Я всегда рад на время вернуться к своим мексиканским корням.

Вскочив с дивана, он направился к двери.

—    Ты куда? — спросил Остин.

Завала глянул на часы.

—    Ночь молода. Два чертовски привлекательных и свобод­ных холостяка сидят в номере и болтают о мертвых китах... как-то это нездорово, амиго. В гостиной я видел шикарную дамочку. Показалось, компания ей не повредит.

—    Ты разве не забросил гулянки?

—    Это был кратковременный бред, вызванный травмой. К тому же у нее, по-моему, есть подруга. И в гостиной игра­ет неплохой джаз-бэнд.

Любовь Остина к хорошему джазу шла на первом месте... после красивых женщин и скоростных катеров. Рюмка теки­лы с долькой лайма на ночь — что может быть лучше? Не го­воря уже о компании прелестницы. Ухмыльнувшись, Курт за­крыл крышку ноутбука.

ГЛАВА 5

— Как вам ужин? — спросил док­тор Рамирес.

Пол и Гаме переглянулись.

—    Восхитительно, — сказала Гаме.

Как ни странно, экзотический ужин и правда был замеча­тельный. Надо будет рассказать о нем сержанту Джулиану Перлмуттеру, морскому историку и гурману. Тонкие ломти­ки нежного белого мяса с гарниром из густой темной подли­вы и сладкого картофеля. К блюду подали бутылку доброго чилийского белого. Господи! Вот так оно, подолгу работать в джунглях. Начинаешь ценить жареное мясо тапира. Что даль­ше? Обезьяна-ревун?

Пол со всей прямотой янки произнес:

—    Согласен, ужин — просто блеск. Я случайно заметил, как местные выносили из леса ту зверюшку. Признаюсь, никогда бы ни подумал, что у нее такой дивный вкус.

Отложив вилку, Рамирес озадаченно посмотрел на Пола.

—    Зверюшку? Из лесу? Боюсь, не понимаю, о чем вы.

—    Тапир, — чуть помедлив, подсказала Гаме и посмотре­ла на тарелку.

Какое-то время Рамирес пораженно взирал на гостей и вдруг разразился смехом. Отбросив на колени салфетку, он признался:

—    Вы думали... — Он вновь захохотал. — Простите, дурной из меня хозяин. Развлекаюсь за счет гостей. Смею вас заве­рить: мы ели вовсе не то животное, что селяне добыли на охо­те. Для ужина я прикупил поросенка в соседней деревушке. — Овладев эмоциями, он произнес: — Тапир. Даже не представ­ляю, каков он на вкус. Может, и хорош. — Наполнив бокал, Рамирес предложил тост: — Буду скучать, друзья. С вами я замечательно провел время. Сколько всего интересного мы успели обсудить за этим столом...

—    Спасибо и вам, — ответила Гаме. — Мы пережили неза­бываемый опыт, однако самый захватывающий день выдал­ся сегодня.

—    Ах да, бедный индеец.

Пол покачал головой.

—    Просто невероятно, какие современные гаджеты он вез с собой.

Рамирес развел руками.

—    Люди тумана — загадочное племя.

—    Что вы о них знаете? — спросила Гаме. В ней пробудился ученый. Перед тем как защитить докторскую по морской био­логии в Скриппсовском океанографическом институте, она работала морским археологом и прослушала тьму лекций по антропологии в Университете Северной Каролины.

Пригубив вина, Рамирес кивнул с видом ценителя и устре­мил взгляд в пустоту, словно приводя мысли в порядок. В ти­шине сквозь занавешенные окна доносилось пение тропиче­ских насекомых. Ночной концерт как нельзя лучше гармони­ровал с легендами о дождевом лесе.

—    Прежде всего, — начал профессор, — прошу учесть: это сейчас мы сидим в уюте и при свете, у нас есть газовая пли­та и генератор. Всего несколько лет назад, ступив на эти зем­ли, мы умерли бы скорой смертью. Здешний лес населяли ди­кие племена, для которых охота за головами и каннибализм — обычное дело. Любой — будь то миссионер, несущий слово Божье, или простой охотник — воспринимался как наруши­тель границ. Его сразу убивали. И лишь недавно местные жи­тели приобщились к цивилизации.

—    Все, кроме чуло? — предположила Гаме.

—    Совершенно верно. Они предпочли скрыться в глубине джунглей, лишь бы не принимать мирный образ жизни. Если честно, сегодня я узнал о чуло куда больше, чем за все прожи­тые здесь годы. Я даже сомневался в их существовании. Ког­да речь заходит о чуло, нужно уметь отделять факты от вы­мысла. Прочие племена боятся заходить в лес за пределами Великих водопадов. Поговаривают, что люди, ступившие на земли чуло, не возвращаются. Страхи эти реальны, вы сами видели. Таковы скудные факты.

—    А вымыслы? — спросила Гаме.

—    Чуло умеют становиться невидимыми, — улыбнулся Ра­мирес. — Умеют летать, проходить сквозь стены. Они скорее призраки, духи, нежели живые люди. Обычным оружием их не убить.

—    Огнестрельное ранение разрушило этот миф, — заметил Пол.

—    На первый взгляд так оно и есть. Вот вам еще легенда, куда более занятная. В племени чуло царит матриархат. Во главе у них стоит женщина. Богиня, если быть точным.

—    Амазонка? — спросила Гаме.

Вместо ответа Рамирес вынул из кармана ожерелье — то самое, что сняли с шеи убитого.

—    Вот та крылатая богиня. Говорят, она защищает свое пле­мя и страшно мстит обидчикам.

—    Та-кому-подчиняются, — пафосно произнесла Гаме.

—    Простите?

—    Это цитата, — улыбнулась Гаме. — Из приключенческой книги, которую я читала в юности. В ней рассказывалось о бо­гине джунглей, она жила тысячи лет и не старела.

Взяв у профессора ожерелье, Пол присмотрелся к нему.

—    Богиня, не богиня... Не справилась она с обязанностями.

—    Да, — потемнев лицом, произнес Рамирес. — И в то же время...

—    Что-то не так? — поинтересовалась Гаме.

—    Меня кое-что беспокоит. Сегодня подошел один из се­лян и сказал, что якобы в лесу какое-то волнение.

—Волнение? — переспросил Пол. — Что за волнение?

—Индеец толком не объяснил. Сказал лишь, что это свя­зано с убитым чуло.

—В каком смысле — связано? — спросила Гаме.

—Я не уверен. — Рамирес чуть помолчал. — В джунглях постоянно идет война, гибнут твари: животные, птицы, насе­комые... Но в этом кровавом хаосе присутствует равновесие. — Глубоко посаженные глаза профессора потемнели. — Боюсь, убийство чуло нарушило баланс.

—Может, это гнев богини-амазонки? — предположил Пол, возвращая профессору амулет.

Рамирес покачал ожерельем, словно гипнотизер — маят­ником.

—Как человек науки я работаю с фактами, и факт таков: по джунглям бродит вооруженный человек, который, не заду­мываясь, пускает орудие смерти в ход. Либо наш индеец по­кинул свои земли, либо убийца вторгся на его территорию.

—Не знаете, кто бы это мог быть? — спросила Гаме.

—Догадки есть. Вы имеете представление о каучуковой промышленности?

Трауты покачали головами.

—Сто лет назад каучуковые деревья росли исключитель­но в джунглях Амазонки, пока один британский ученый не выкрал семена и не основал обширные плантации на Восто­ке. Шаман, помогавший сегодня с похоронами, тот еще плут в том, что касается изгнания злых демонов, и в то же время ему известны сотни лекарственных растений. В дождевой лес чуть ли не толпами съезжаются люди, именующие себя учены­ми. В действительности они пираты и охотятся за лечебными травами, продают патенты транснациональным фармацевти­ческим корпорациям. Порой они работают напрямую с ком­паниями. В итоге фармацевты сколачивают состояния, тогда как аборигены, пестовавшие знания, остаются ни с чем. Бы­вает и хуже: приходят люди и воруют у туземцев растения.

—Думаете, один из таких лжеученых пытал, а после застре­лил того индейца? — спросил Пол.

—  Такое возможно. Когда на кону миллионы, жизнь бед­ного аборигена не значит ничего. Почему его застрелили, я не знаю. Наверное, он подсмотрел нечто, чего видеть не должен был. Туземцы хранят секреты лекарственных трав на протя­жении многих поколений.

—  Никто не пробовал остановить пиратов? — спросил Гаме.

—  Это проблематично. Порой правительство в сговоре с ни­ми, ставки очень высоки. Власти не больно-то пекутся о мест­ных, стремясь продать их знания подороже.

—  То есть пиратам все дозволено?

—  Не совсем. Университеты присылают в джунгли насто- . ящих ученых, и те отслеживают контрабандистов. Занимаясь

растениями, они попутно беседуют с аборигенами и спраши­вают: не интересовался ли травами еще кто-нибудь извне? На­ши соседи из Бразилии подали иск на одного ученого, обви­нили его в хищении генетического наследия. Ученый просто каталогизировал семена и кору деревьев, обладающих целеб­ными свойствами.

—  Сомнительные обвинения, — заметил Пол.

—  Согласен. В Бразилии также пытаютсяпровести закон об охране живых видов. Какой-никакой, а прогресс. Борьба идет с фармацевтическими компаниями, у которых в распо­ряжении миллиарды долларов. Схватка неравная.

Гаме посетила одна мысль.

—  Ваш университет к этому причастен?

—  Да, — ответил Рамирес. — Время от времени мы фор­мируем патрульные бригады. Денег на оплату работы поли­ции нет.

Не такого ответа ожидала Гаме, однако настаивать не ре­шилась.

—  Жаль, мы ничего не можем сделать.

—  Можете, — широко улыбнулся Рамирес. — Я попрошу вас об одолжении. Вы, конечно, не обязаны соглашаться.

—  Нет-нет, что вы, просите, — ободрил его Пол.

—  Ладно. В нескольких часах пути отсюда находится де­ревушка. Голландец, живущий в ней, остался без радиосвязи. Он наверняка уже слышал о мертвом чуло, слухи распростра­няются быстро. — Профессор вытянул плотно забинтованную ногу. — Лодыжка жутко болит. Перелома нет, но растяжение не слабое. Сам я не дойду до Голландца, поэтому прошу вас отправиться в его деревню.

—    Как насчет грузового судна? — предложила Гаме.

—    Оно будет завтра, ближе к вечеру. Раньше не появится, вернетесь до его отплытия.

—    Почему бы и нет? — ответила Гаме и тут же осеклась под насмешливым взглядом супруга. — Если Пол не возражает.

—    Ну-у...

—    Ах, простите, — воскликнул Рамирес. — Моя просьба вы­звала разлад в семье.

—    О, нет-нет, — успокоил его Пол. — Всему виной моя чрезмерная новоанглийская осторожность. Конечно же, мы вам поможем.

—    Замечательно. Я распоряжусь, чтобы приготовили про­виант и заправили мою лодку. Она быстрее вашей. Оберне­тесь за день.

—    Так у вас в деревне не только каноэ? — заметила Гаме.

Рамирес улыбнулся.

—    В большинстве случаев каноэ соответствуют моим нуж­дам, это да. Однако в особенных ситуациях и транспорт тре­буется побыстрее.

Гаме пожала плечами.

—    Расскажите побольше об этом Голландце.

—    Вообще-то, Дитер — немец, торговец, женившийся на ту­земке. Время от времени наведывается ко мне, но раз в ме­сяц присылает помощников со списком необходимого, и мы отправляем к нему грузовую лодку. На мой вкус, человек он неприятный, да только это не повод не предупредить его об опасности. — Рамирес помолчал. — Вы совсем не обязаны по­могать ему, это не ваше дело. Вы ведь ученые, а не искатели приключений. В особенности очаровательная сеньора Траут.

—    Справимся, — заверила старика Гаме и задорно посмо­трела на мужа.

Гаме отнюдь не храбрилась. Они с мужем — члены Коман­ды особого назначения НУМА — побывали во многих опас­ных ситуациях. И потом, прекрасная с виду, Гаме совсем не была нежным цветочком. У себя в Расине, что в штате Ви­сконсин, она росла настоящей пацанкой: играла вместе с маль­чишками и в чисто мужской компании чувствовала себя впол­не комфортно.

—    Значит, договорились. После десерта выпьем по стакан­чику бренди и на боковую. Встаем с рассветом.

Вскоре Трауты ушли к себе в спальню и уже готовились лечь спать, когда Гаме спросила у Пола:

—    Я заметила, ты сомневался, стоит ли помогать доктору Рамиресу. Почему?

—    Есть причины. Начнем с того, что это приключение ни­каким боком не относится к заданию НУМА.

Пол увернулся от запущенной в него подушки.

—    С каких это пор ты блюдешь устав конторы? — спроси­ла Гаме.

—    Как и ты, я соблюдаю правила, когда мне это удобно. Я их не нарушаю, просто трактую по-своему.

—    Сейчас трактуй их так: река — неотъемлемая часть оке­ана. Всякую смерть, имевшую место в ее водах, должен рас­следовать член Команды особого назначения НУМА. Не за­ставляй напоминать, что мы занимаемся делами, которыми больше никто заниматься не станет.

—    Неплохая уловка, но не переоценивай свой дар убежде­ния. Если бы ты не предложила заняться этим делом — пред­ложил бы я. По тем же сомнительным причинам, смею доба­вить. Терпеть не могу, когда кому-то сходит с рук убийство.

—    Так и я. С чего начнем?

—    Я уже придумал. Не обманывайся природной молчали­востью уроженца Кейп-Кода.

—    Ни в жизнь не поведусь на нее, дорогой.

—    Кстати, вернемся к нашим баранам. Почему я засомне­вался? Во-первых, удивился. Рамирес впервые упомянул, что У него есть моторка. Мне казалось, он обходится исключитель­но каноэ. Помнишь, как он восхищался нашей малолитраж­ной надувной лодкой? Я как-то шарил по окрестностям и нат­кнулся на лодочный сарай, и в нем был аэрбот.

Гаме приподнялась на локте.

—    Аэрбот! Почему Рамирес скрыл его от нас?

—    Это же очевидно. Рамирес держит свой катер в секрете. Старик куда сложнее, чем кажется на первый взгляд.

—    У меня то же впечатление. Темнит наш профессор. От­правляет в заведомо опасное путешествие нас, ученых. Мы до­статочно рассказывали ему о том, чем занимаемся в свобод­ное от речных дельфинов время. Думаю, Рамирес хочет втя­нуть в это дело НУМА.

—    Мы пришлись очень кстати. Но вот зачем старик пле­тет такие интриги?

—    У меня мысль, — сказала Гаме. — Рамирес упоминал о бригадах экологической полиции, состоящих из работников университетов. Он сам — профессор, значит, расследование касается и его.

—    Я заметил. — Вытянувшись на кровати, Пол закрыл гла­за. — Думаешь, он легавый, замаскированный под ботаника?

—    Теория имеет смысл. — Гаме задумалась. — Признаю, на­стоящая причина, по которой я согласилась помочь, — игруш­ки из сумок чуло. Откуда у примитивного народа такие высо­котехнологичные вещи? Я заинтригована, а ты?

Муж не ответил. Он тихо посапывал, демонстрируя свою знаменитую способность засыпать по желанию. Покачав голо­вой, Гаме укрылась одеялом и смежила веки. Вставать пред­стоит вместе с солнцем, и, чувствуется, день будет долгий.

ГЛАВА 6

Высунувшись из окна будки, мекси­канский пограничник присмотрел­ся к двум мужчинам в белом пикапе «Форд»: потрепанные шорты и футболки, солнцезащитные очки-капли и бейсбол­ки с логотипом магазина типа «Все для рыбалки».

—    Цель визита? — спросил он крепыша за рулем. Тот ткнул пальцем в сторону кузова, где лежали рыболовные снасти.

—    Рыбу едем ловить.

—    Жаль, мне с вами нельзя, — улыбнулся офицер и жестом велел проезжать дальше, в сторону Тихуаны.

Остин нажал на газ, и, когда они отъехали на некоторое расстояние, Завала спросил:

—    Ну, и для чего эта маскировка, мистер Бонд? Могли бы показать удостоверения НУМА.

Курт ухмыльнулся.

—    Так прикольней.

—    Ладно еще, оделись опрятно. Иначе приняли бы нас за террористов или наркокурьеров.

—    Ну, мы же мастера маскировки. — Глянув на Завалу, Остин покачал головой. — Кстати, ты американский паспорт прихватил? Будет жаль, если застрянешь в Мексике.

—    Не волнуйся. Завала не в первый раз пересекают гра­ницу.

В 1960-х родители Завалы покинули родной Моралес и переправились через Рио-Гранде. Мать тогда была на седь­мом месяце беременности, и желание начать новую жизнь в El Norte[107] никак не совпадало с ее физическими возможно­стями. Пришлось осесть в Санта-Фе, где Завала и появился на свет. Отец его — умелый плотник и резчик по дереву — на­шел стабильный заработок, помогая строить дома для богатых и влиятельных. Те же люди помогли ему с «зеленой картой» и после — с гражданством.

Пикап Остин одолжил у команды техподдержки «Крас­ной капли», потому как в самой Мексике машину напрокат не возьмешь. Прямо из отеля они с Завалой поехали к югу от Сан-Диего. Миновали Чула-Виста, пограничный городок — не мексиканский, не американский, а так, смесь обеих сто­рон. Обогнув трущобы Тихуаны, выехали на МЕКС-1, шоссе длиной во всю Нижнюю Калифорнию. Дальше — через Эль- Розариту, сосредоточие сувенирных лавок, мотелей и лотков с тако. Пошли сельскохозяйственные угодья и голые хол­мы слева, извилистая изумрудная бухта на озере Тодос-лос-Сантос — справа.

Спустя час, как они покинули пределы Тихуаны, сверну­ли к Энсенаде. Этот курортный городок Остин знал еще со времен, когда состоял в яхтенной гоночной команде «Нью­порт-Энсенада». Неофициальной пограничной точкой служи­ло кафе «У Хассонга», убогое заведение, где полы посыпали опилками. До того, как шоссе привело в эти края потоки ту­ристов и долларов, север Нижней Калифорнии был настоя­щим фронтиром. В период расцвета «У Хассонга» служило пристанищем местных колоритных персонажей и задир, мо­ряков, рыбаков и автогонщиков, знающих, что Энсенада — по­следний форпост цивилизации на всем полуострове, до самого Ла-Паса. «У Хассонга» — один из тех легендарных баров ти­па «У Фокси» на Виргинских островах или «У капитана То­ни» в Ки-Уэст, где побывали, наверное, все на свете. Войдя, Остин обрадовался неряшливым завсегдатаям. Эти помнят дни, когда текила лилась рекой, а местная полиция курсиро­вала между баром и участком.

Завала с Остином присели за столик и заказали уэвос-ранчерос[108].

—    Ах, пища богов, — сказал Завала, смакуя кусочек яич­ницы на тортилье. Остин смотрел на грустную лосиную го­лову — та висела над баром, наверное, с самого первого дня. Интересно, каким ветром занесло лося в Мексику? Думая так, Остин вернулся к разложенной на столе карте Калифорнии и температурному космоснимку.

—    Нам сюда, — сказал он, показывая точку на карте. — Тем­пературную аномалию засекли недалеко от этой бухты.

Проглотив кус, Завала блаженно улыбнулся и открыл бе- декеровский путеводитель по Мексике.

—    Тут говорится: ballena gris, или серые киты, приплы­вают к берегам Нижней Калифорнии в декабре и до само­го марта спариваются и рожают детенышей. Киты весят до двадцати пяти тонн и в длину достигают от десяти до сорока девяти футов. Во время спаривания один самец удерживает самку в нужном положении, пока другой... — Завала вздрог­нул. — Лучше пропустим. Китобои практически уничтожили этот вид, однако в 1947 году серых признали исчезающими. — Дальше Завала читал про себя. — Позволь спросить кое о чем. Вот ты у нас обожаешь все, что плавает по морю и в нем, но разве ты защитник китов? Откуда такой интерес? Оставили бы это дело экологам да ихтиологам.

—    Справедливый вопрос. Я бы сказал, что хочу отыскать начало цепочки событий, в результате которых потонула па­пина лодка. Впрочем, есть иная причина, и сформулировать ее четко я пока не могу. — Лицо Остина приняло задумчивое выражение. — Вспоминается испуг на глубине. Знаешь, как это бывает: ныряешь, плывешь себе, и вроде все замечатель­но. Как вдруг волосы на затылке встают дыбом, в животе хо­лодеет, и чувство такое, будто ты не один. Что за тобой сле­дит нечто... голодное.

—Знаю, знаю, — задумчиво произнес Завала. — Только у меня все еще хуже. Чудится, будто за спиной у меня здоровен­ная злющая акула. И вот плывет она за мной и думает: дав­ненько я не лакомилась настоящими мексиканскими блюда­ми. — Он откусил еще уэвос. — Потом оборачиваюсь, вижу гольяна размером с мизинец и понимаю: вот эта коварная ме­люзга и следит за мной!

—Море окутано тайнами, — сказал Остин, глядя в пустоту.

—Ребус какой-то?

—В некотором смысле. Это цитата из Джозефа Конрада[109]: «Море никогда не меняется, и дела его, что бы там ни гово­рили, окутаны тайной». — Остин постучал по карте кончиком пальца. — Киты гибнут каждый день. Некоторые по естествен­ным причинам, другие попадают в сети и умирают с голоду, какие-то нарываются на винты кораблей, других мы травим, потому что люди не стесняются сбрасывать в море промыш­ленные отходы. — Остин помолчал. — Наш случай не подхо­дит ни под одну из известных категорий. Если человек вмеши­вается в естественный ход вещей, природа худо-бедно восста­навливается, приспосабливается. Этот процесс не хаотичен, природа просто импровизирует. Как хороший джазмен. Как Ахмад Джамал[110] за пианино — нет-нет да отчебучит синко­пу. — Он от души рассмеялся. — Черт, ты меня, поди, не по­нимаешь совсем?

—Не забывай, Курт, я видел твою джазовую коллекцию. Хочешь сказать: в этот раз кто-то сыграл совсем мимо нот?

—Сфальшивил хуже некуда. — Остин еще на какое-то вре­мя задумался. — Мне твоя метафора больше нравится: чув­ство, что поблизости плавает по-настоящему сволочная аку­ла. Голодная, как черт.

Завала отодвинул пустую тарелку.

—    Как говорят у меня дома, лучше рыбачить, когда рыба голодная.

—    Ты же вырос посреди пустыни, амиго. — Остин встал из-за стола. — Но не согласиться с тобой я не могу. Идем ры­бачить.

Они вернулись на шоссе и поехали дальше на юг. Как и в Тихуане, следы цивилизации постепенно истерлись, а шос­се сузилось до двухрядного. Напарники свернули с дороги у Манеадеро и окольными путями поехали мимо полей, ферм и старых миссий. Путь привел в захолустную сельскую мест­ность, где окутанные туманом холмы спускались к морско­му побережью. Завала, отвечающий за навигацию, сверился с картой.

—    Мы почти на месте. Еще один поворот.

Остин и сам не знал, чего ожидать, но даже он удивился, увидев за поворотом аккуратный знак на испанском и англий­ском — тот приглашал на территорию фабрики «Баха тортильяс». Остин свернул на обочину. Знак стоял в самом начале длинного подъездного пути, обрамленного ухоженными дере­вьями. В конце грунтовой дороги виднелось крупное здание.

Облокотившись на руль, Остин сдвинул очки на лоб.

—    Уверен, что мы не ошиблись местом?

Завала передал ему карту.

—    Смотри, мы точно там, куда ехали.

—    Похоже, что напрасно ехали.

—    Ну почему? Уэвос-ранчерос были просто великолепны, и у меня теперь новая майка с логотипом «У Хассонга».

Остин сощурился.

—    Совпадения всегда подозрительны. На знаке написа­но «Добро пожаловать». Пока мы не уехали, давай испытаем местное гостеприимство.

Свернув с шоссе, они проехали футов двести до аккурат­ной гравийной стоянки. Несколько машин с калифорнийски­ми номерами и туристических автобусов уже припарковались перед зданием с обшивкой из гофрированного алюминия, со сводчатым глинобитным фасадом и черепичной крышей в ис­панском стиле. Сквозь открытые окна пикапа влетал аромат печеной кукурузы.

—Чертовски умная маскировка, — заметил Завала.

—А ты хотел, чтобы тебя встречали неоновой вывеской? Типа «Добро пожаловать! Здесь убивают китов»?

—Надо было прихватить пистолеты, — с дурашливой се­рьезностью произнес Завала. — Того и гляди нападет гигант­ская тортилья. Я слыхал, одного бедолагу пришибло буррито...

—Прибереги эти байки на обратный путь. — Остин вы­брался из машины и направился к резной двери из темного дерева.

В белоснежной приемной их встретила улыбчивая мекси­канка за стойкой.

—Buenos dias[111], — сказала она. — Вам повезло, сейчас нач­нется экскурсия. Вы ведь не из группы с круизного лайнера?

Остин изобразил улыбку.

—Мы сами по себе. Проезжали мимо и вдруг увидели знак.

Снова улыбнувшись, девушка предложила присоединить­ся к группе пожилых туристов — в основном из Америки и главным образом со Среднего Запада (если судить по акцен­там). Эта же девушка работала гидом, она проводила Остина и Завалу к пекарне.

—На кукурузе основывалась жизнь в Мексике, и тортильи были главной пищей на протяжении нескольких веков — как для аборигенов, так и для испанских поселенцев. — Она про­вела мужчин мимо жерновов, в которые ссыпалась кукуру­за. — Многие годы люди готовили тортильи в домашних ус­ловиях. Перемалывали кукурузные зерна в муку, смешивали ее с водой, раскатывали тесто и, порезав его на кусочки, прес­совали и запекали. С увеличением спроса на них в Мексике и особенно в Соединенных Штатах изготовление тортилий ста­ло более централизованным. Это позволило нам модернизи­ровать производственные цеха и заодно повысить эффектив­ность и качество гигиены.

Следуя за основной группой, Остин прошептал Завале:

—    Если мексиканские лепешки сбывают в Штатах, почему бы не перенести фабрику поближе к границе? Зачем готовить их здесь, а после перевозить по шоссе?

—    Хороший вопрос, — ответил напарник. — Бизнес цели­ком в руках группы людей со связями в правительстве. В этом деле крутятся миллиарды долларов. Но даже если есть при­чины размещать фабрику так далеко на юге, то почему на ска­ле с видом на океан? Место хорошо для роскошного отеля.

Группа прошла мимо тестомесильных машин, которые вы­давали по несколько сотен тортилий в минуту. У конвейер­ной ленты суетились рабочие в белоснежных халатах и цел­лофановых чепцах. Гид провела туристов в цех упаковки и отгрузки. В этот момент Остин приметил дверь с надписью на испанском.

—    Посторонним вход воспрещен? — спросил он у Завалы. Тот кивнул. — Ну все, я достаточно узнал о буррито и энчи­ладах[112]. — Подойдя к двери, Остин толкнул ее — не заперто. — Осмотрюсь.

Глядя на могучее телосложение и ослепительно-белые во­лосы Курта, Завала отметил:

—    При всем моем уважении к твоим талантам шпиона ты не больно-то похож на здешнего работника. Я гораздо быстрее сольюсь с обстановкой, чем шляющийся по коридорам амбал- гринго.

«Завала прав», — решил Остин.

—    Ладно, флаг тебе в руки. Только поосторожнее. Встре­тимся в конце экскурсии. Если гид спросит, скажу, дескать, ты отлучился в уборную.

Подмигнув напарнику, Завала юркнул за дверь. Он был уверен, что природный шарм позволит ему выкрутиться из любой затруднительной ситуации. Завала даже придумал ле­генду, будто заблудился в поисках bапо[113]. В конце длинного коридора без окон имелась одна-единственная дверь. Подойдя к ней, Завала прислушался — тихо. Взялся за ручку — запер­то. Он достал из кармана усовершенствованный швейцарский нож, за который и в тюрьму угодить недолго: вместо стан­дартных примочек в рукоятке прятались отмычки для боль­шинства обычных замков. Дверь поддалась с четвертой по­пытки. Открыв ее, Завала вошел в следующий коридор — уже с дверьми; все они были заперты, кроме одной — той, что ве­ла в раздевалку.

Завала мог бы вскрыть замки шкафчиков, но, взглянув на часы, понял: экскурсия скоро закончится. Найдя среди акку­ратно сложенных на полке халатов тот, что подходил по раз­меру, Завала накинул его. В шкафу с оборудованием нашел планшет и в таком виде вышел в коридор. С нескольких по­пыток вскрыл замок очередной двери и проник на платформу с видом на просторный цех. От платформы в разных направ­лениях расходились трапы, пронзающие сеть горизонтальных и вертикальных труб. Отовсюду слышался низкий гул меха­низмов.

Завала спустился на несколько ступенек. Выходя из по­ла, трубы изгибались под прямым углом и упирались в сте­ну. Похоже, ведут к пекарне. В конце комнаты Завала нашел еще одну дверь — не заперто. Стоило приоткрыть ее, как в ли­цо ударил прохладный морской бриз.

Завала даже ахнул от удивления. Он оказался на платфор­ме, высоко на склоне скалы, прямо над лагуной в двух сот­нях футах под ним. Замечательный вид. Точно, здесь стоило бы построить курортный отель. А фабрика, похоже, на самой скале. Правда, отсюда, под таким углом ее не видно. Внизу пенные волны бились о прибрежные камни. С одного края платформы располагалась калитка, ведущая в пустоту — сту­пенек вверх или вниз не было. Странно. Плюс, в нескольких футах от калитки начиналась монорельсовая дорога, сбегаю­щая прямо в воду, в темное пятно под ней. Наверное, там ско­пление водорослей.

В этот момент у подножия скалы забурлило, и над водой показался крупный яйцеобразный предмет. Сверкая на солн­це, он стал подниматься по склону. Ну конечно же! Рельса — как раз для него. Еще несколько секунд — и «яйцо» подни­мется до платформы. Завала юркнул обратно в большую ком­нату, оставив дверь чуть приоткрытой.

Выполненное из темного тонированного стекла или пла­стика, «яйцо» сливалось со склоном. Вот оно остановилось у платформы. Открылся люк, и на воздух выбрались двое в бе­лых халатах. Завала опрометью бросился вверх по лестнице, вернулся в кладовую, снял халат и как можно аккуратнее сло­жил его на полку. Никем не замеченный, он вернулся на от­крытую для посещения территорию. В ответ на вопроситель­ный и недовольный взгляд гида сказал:

—    Я искал bапо.

Покраснев, девушка ответила:

—    Ой, ну конечно. Я провожу. — Она похлопала в ладо­ши, привлекая внимание группы. — Наша экскурсия подхо­дит к концу.

Раздав туристам по пакетику тортилий, экскурсовод про­водила их в зону рецепции. Когда машины и автобусы уеха­ли, Остин с Завалой сравнили заметки.

—    По лицу вижу, ты что-то нашел.

—    Еще как! Правда, не знаю, что именно я увидел. — Зава­ла кратко пересказал свои приключения.

—    То, что они мутят у себя под водой, явно секретное, — сделал вывод Курт. — Пошли пройдемся.

Они обогнули здание фабрики и уперлись в увенчанный колючей проволокой сетчатый забор всего в нескольких сот­нях футов от обрыва.

—    Немного портит вид на океан, — заметил Завала.

—    Посмотрим, что с другой стороны бухты.

Напарники вернулись к пикапу и выехали на дорогу. Им попалось несколько спусков к морю, и каждый был перекрыт все тем же забором. Они уже собирались бросить все, как вдруг им встретился рыбак с удочкой и полной улова корзи­ной. Он как раз поднимался от воды. Подозвав рыбака, Зава­ла спросил, как можно попасть к океану. Мужчина поначалу насторожился — видимо, принял двух гринго за работников пекарни. Впрочем, при виде двадцатидолларовой купюры ли­цо рыбака осветилось улыбкой. Он сказал: да, забор мешает пройти к воде, однако под ним можно пролезть.

Он провел Завалу и Остина узкой тропкой через кусты вы­сотой до плеча. Указал на заветную лазейку и ушел, пряча в карман неожиданный и приятный доход.

Забор в этом месте и вправду был поврежден: под выгну­той вверх секцией даже имелся неглубокий подкоп. Завала первым пролез под забором и придержал сетку для Остина. Дальше они прошли по заросшей бурьяном тропинке к краю скалы и оказались в самой южной точке мыса. Похоже, рыбак успел протоптать собственную тропку вниз, в менее крутой части склона. Специалистам НУМА интереснее было взгля­нуть на лагуну без препятствий. Конструкция из темного ме­талла сильно походила на крепость из фильмов о Конане. Рас­смотрев ее в бинокль, Остин перевел окуляры на склон. Уло­вил отблеск солнца на рельсе — точно там, где поместил его в описании Завала. Присмотрелся к широкой горловине ла­гуны, где волны бились о скалу, и вновь перевел окуляры на фабрику.

—    Своеобразно, — усмехнулся Остин. — Если просто вот­кнуть на ровном месте большое предприятие, среди местных пойдут дурные слухи. А если придумать легенду и впустить на территорию толпы туристов, будет тебе достойное алиби для тайных махинаций.

Забрав у напарника бинокль, Завала присмотрелся к про­тивоположному склону.

—    Зачем им водонепроницаемый лифт?

—    Ответа у меня нет, — покачал головой Курт. — Думаю, видели мы достаточно.

Надеясь застать что-нибудь интересное, Остин и Завала просидели на месте еще несколько минут. Однако, не увидев ничего, кроме парящих в небе чаек, напарники вернулись к машине. Завала не отказался бы расспросить рыбака: не ви­дел ли тот чего-нибудь подозрительного, — но местный, по­лучив деньги, убежал. Сев в машину, они отправились в сто­рону севера.

Остин вел молча. Завала по опыту догадался: партнер раз­рабатывает в голове план и, когда тот будет готов, расскажет все в деталях. И вот у самой Энсенады Остин произнес:

—    НУМА все еще проводит полевые испытания под Сан- Диего?

—    Вроде да. Я после гонок собирался проверить, как про­двигается работа.

Остин кивнул. На обратном пути напарники травили байки о прошлых приключениях и подростковых шалостях в Мек­сике. Машины на таможне продвигались с черепашьей скоро­стью. Тогда Остин показал удостоверение сотрудника НУМА, и офицер пропустил их без очереди. Вернувшись в Сан-Диего, Остин и Завала поехали в муниципальную гавань, где остави­ли машину на стоянке и пошли по пирсу мимо десятков па­русных и моторных судов. В самом конце дока, отведенного под корабли размером побольше, они отыскали коренастую широкую лодку футов восемьдесят пять в длину. На аквама­риновом корпусе белела надпись «НУМА».

Поднявшись по трапу на борт, напарники спросили у ма­троса, где капитан. Тот проводил их на мостик, там смуглый мужчина сверялся с графиками и таблицами. Джим Контос был лучшим из шкиперов НУМА. Сын ловца губок, он по­знакомился с морем, едва встав на ноги.

—    Курт. Джо. — Контос широко улыбнулся. — Какая при­ятная неожиданность! Я слышал, вы где-то поблизости, но не думал, что найдете время почтить своим визитом мою «Три­глу». Что-то задумали? — Он взглянул на Завалу. — Хм, впро­чем, у тебя на уме всегда одно и то же.

Губы Завалы изогнулись в типичной легкомысленной ус­мешке.

—    Мы с Куртом вчера гонялись у побережья.

Взгляд капитана помрачнел.

—    Да уж, слышал, что случилось с вашей лодкой. Очень, очень жаль.

—    Спасибо за сочувствие, — ответил Остин. — Значит, ты и про китов слышал?

—    А как же! Странная история. Узнали, что их убило?

—    С твоей помощью, может, и выясним.

—    О чем разговор! Конечно, я помогу.

—    Нам бы твою «Триглу» и батискаф на время. Собираем­ся понырять к югу от границы.

Контос рассмеялся.

—    Насчет большой просьбы вы не шутили. — Чуть поду­мав, он пожал плечами. — Почему бы и нет? Мы как раз вер­нулись с полевых испытаний. Достанете устное разрешение на работу в мексиканских водах — лодка ваша.

Кивнув, Остин позвонил в НУМА, поговорил несколько минут и наконец передал трубку Контосу. Тот выслушал со­беседника, кивнул, задал пару вопросов и отключился.

—    Ну, курс на юг. Ганн дал добро. — Руди Ганн был управ­ляющим производством НУМА в Вашингтоне. — Но только на два дня. Шеф хочет, чтобы вы с Джо вернулись поскорее. Есть работенка. Да, и еще, Ганн предупредил: у него нет вре­мени лично отмазывать вас от таможни.

—    Если кто спросит — скажем, что заблудились, — изобра­зил невинность Остин.

Контос указал на ряды мерцающих лампочек и реле на пульте.

—    Попробуй соври с такой электроникой. «Тригла» с виду страшная, но от жизни нисколько не отстала. Если прижмут, все дела уладит государственный департамент. Когда плани­руем выдвигаться?

—    Нам только акваланги прихватить. Дальше — как ты ре­шишь.

—    Решаю: время отбытия семь утра, завтра, — сказал Кон­тос и отдал команде новые распоряжения.

По пути к машине Остин спросил у напарника: мол, что имел в виду Контос, говоря, будто у Завалы «одно на уме».

—    Мы с ним чуть ли не постоянно ухлестываем за одними и теми же девушками, — пожал плечами Завала.

—    В округе Колумбия еще остались девушки, с которыми ты не сходил на свидание?

Подумав немного, напарник ответил:

—           Первая леди. Сам знаешь: я с замужними не встречаюсь.

—           Отрадно слышать. — Остин сел за руль.

—           Но если она разведется, тогда...

Курт включил зажигание.

—           Лучше расскажи о бедолаге, прибитом буррито.

ГЛАВА 7

Под безоблачным западным небом темно-зеленый вертолет переле­тел над изрезанным пиком горы Скво и испуганной стреко­зой помчался над альпийскими водами озера Тахо к калифор­нийскому побережью. Повисев немного в воздухе, он по иде­альной прямой опустился на бетонную площадку. Как только двигатель затих и винты перестали вращаться, к нему подка­тил пузатый «Шеви Субурбан». Водитель в униформе того же оттенка, что вертолет и машина, выбрался из салона — по­приветствовать стройного пассажира летательного аппарата.

Приняв у него чемодан, водитель сказал:

—    Прошу сюда, конгрессмен Кинкейд.

Они забрались в машину и по щебеночно-асфальтовой до­роге поехали через густой лес. Спустя несколько минут ока­зались перед комплексом зданий, практически копией про­славленного замка Херста в Сан-Симеоне, только из красного дерева. Послеполуденное солнце создавало фантастическую игру света и тени на башнях и стенах. На одну отделку, на­верное, ушел целый лес деревьев-великанов. Поместье пред­ставляло собой трехэтажный бревенчатый дом, которому при­дали нужную форму и размер, окружив после набором взаи­мосвязанных строений.

—    Местечко будет побольше Табернакла мормонов, — за­метил конгрессмен Кинкейд.

—    Добро пожаловать в «Валгаллу», — неопределенно от­ветил водитель.

Припарковавшись и взяв чемодан конгрессмена, он повел гостя по лестнице к террасе, длинной, как дорожка для боу­линга. Оттуда — в просторное фойе, обшитое темным, прак­тически черным деревом. (Из той же породы древесины бы­ли выполнены потолочные балки.) Дальше они проследовали через несколько коридоров в тех же тонах до высоких метал­лических дверей, украшенных рельефом и заключенных в го­тическую арку.

—    Я отнесу чемодан в вашу комнату, сэр. Остальные уже ждут. На столе стоит табличка с вашим именем.

Провожатый нажал кнопку в стене, и двери бесшумно от­крылись. Войдя, Кинкейд прямо ахнул — стоило позади него затвориться дверям, конгрессмен оказался в огромной комна­те с высоченным потолком. Освещалось помещение пламенем в большом камине и факелами, которые теснились рядом со щитами, знаменами, копьями, секирами, мечами и прочими орудиями смертоубийства, напоминающими о временах, ког­да вопросы решали при помощи войн.

Но смертоносные экспонаты меркли перед выставленным в самом центре комнаты предметом — кораблем викингов в семьдесят футов длиной. Квадратный парус был поднят, слов­но в ожидании попутного ветра. Сходни у кормы как будто приглашали подняться на борт и занять место за длинным — от кормы до носа — столом; в центре возвышалась мачта.

Кинкейд служил во Вьетнаме, и грозные декорации ни­сколько его не смутили. Гордо выпятив подбородок, он пе­ресек зал и взошел по сходням. Сидящие за столом человек двадцать прервали беседу и с любопытством посмотрели на новоприбывшего. Заняв последнее свободное место и окинув присутствующих грозным взглядом, Кинкейд хотел уже заго­ворить с соседом справа, как вдруг распахнулись двери в кон­це зала. Вошла женщина и в мерцающем свете факелов бы­стрым шагом направилась к кораблю. Облегающий зеленый комбинезон выгодно подчеркивал ее атлетическое телосло­жение, однако самым поразительным в ней был рост. Прак­тически семь футов.

Обладательница безупречной внешности, женщина, впро­чем, изумляла красотой айсберга. От нее так и веяло аркти­ческим холодом. Собранные сзади в пучок соломенные во­лосы не скрывали мраморно-бледную кожу и глаза льдисто­голубого оттенка. Поднявшись на борт, она поразительно мягким голосом поприветствовала каждого из мужчин: об­ходя стол, обращалась к ним по имени, благодаря за при­езд. Дойдя до конгрессмена, женщина-айсберг задержалась. Взглядом своих необыкновенных глаз она чуть не просвер­лила дырку в грубом лице Кинкейда. Затем стиснула его ру­ку в пожатии и прошла к креслу с высокой спинкой во гла­ве стола, у носа ладьи. Улыбнулась в равной степени холод­но и соблазнительно.

—    Добрый день, господа, — хорошо поставленным голосом произнесла женщина. — Меня зовут Брунгильда Сигурд. Вы наверняка гадаете, что это за место. «Валгалла» — мой дом и головной офис, построенный во славу скандинавских пред­ков. Главное здание — увеличенная копия деревянного сруба, в котором жили викинги. Крылья дома — для особых нужд, в них расположены офисы, гостевые комнаты, спортзал и мой музей примитивного искусства народов Севера. — Она вы­гнула бровь. — Надеюсь, никто из собравшихся здесь не стра­дает морской болезнью? — Подождала, пока стихнут смеш­ки. — Это судно — репродукция корабля из Гокстада[114]. Оно — не просто выставочный экспонат, оно воплощает мою веру в то, что невозможное возможно. Я заказала копию, потому как мне нравится функциональная красота его дизайна, а еще — потому, что викинги никогда не переплыли бы океан, если бы ими не двигали отвага и жажда приключений. Возможно, их дух повлияет и на наши действия. — Она выдержала неболь­шую паузу: — Вы наверняка задаетесь вопросом, для чего вас сюда пригласили?

В ответ раздался режущий, как полотно пилы, голос:

—    Я бы сказал, что приглашение как-то связано с альтер­нативой забрать ваши пятьдесят тысяч долларов себе или на­править их на благотворительность. — Это произнес конгресс­мен Кинкейд. — Я передал деньги в научный фонд, который занимается врожденными дефектами.

—    Зная о вашей прямоте, я другого не ожидала.

Хмыкнув, Кинкейд откинулся на спинку кресла.

—    Простите, что прервал. Прошу, продолжайте эту свою... э... восхитительную презентацию.

—    Благодарю, — сказала Брунгильда. — Итак, продолжим. Вы, господа, прибыли из разных частей страны и занимаетесь различными делами. Среди вас политики, чиновники, ученые, лоббисты и инженеры. Однако все мы принадлежим к брат­ству, объединенному водой. Товаром, который в наши дни все больше становится дефицитным. Все знают, что Америке в ближайшее время грозит самая продолжительная в истории засуха. Не так ли, профессор Дирборн? Вы — как климато­лог — могли бы дать оценку ситуации.

—    С радостью, — ответил пожилой мужчина, слегка удив­ленный тем, что назвали его имя. Проведя пальцами по ре­деющей рыжей шевелюре, он сказал: — В центральной части страны и вдоль южного яруса — от Аризоны до Флориды — установились засуха среднего и сильного уровней. Это прак­тически четверть смежных сорока восьми штатов. И скорее всего ситуация только ухудшится. В дополнение: уровень во­ды в Великих озерах постоянно снижается. Нам, вполне воз­можно, грозит уровень засухи как в районах пыльных бурь. Мегазасуха продолжительностью в несколько десятилетий.

Люди за столом зашептались.

Брунгильда открыла перед собой деревянную шкатулку и зачерпнула из нее пригоршню песка.

—    Веселье закончилось, господа. Вот что ожидает нас в не­далеком будущем.

—    Со всем уважением, мисс Брунгильда, — произнес гость из Невады, — вы не сообщили ничего нового. Вегасу скоро придется очень и очень тяжело. Лос-Анджелес и Феникс — на очереди.

Брунгильда слегка похлопала в ладоши.

—    Согласна. Но что, если есть способ спасти наши города?

—    Хотелось бы послушать, — ответил невадец.

Она демонстративно захлопнула крышку шкатулки.

—    Первый шаг мы уже предприняли. Как вы все знаете, конгресс одобрил закон о частном контроле за распределени­ем воды из реки Колорадо.

Кинкейд подался вперед.

—    И вам должно быть известно, мисс Сигурд, что я высту­пал против этого законопроекта.

—    К счастью, вы потерпели неудачу. В противном, случае Запад был бы обречен. В резервуарах накоплен только двух­летний запас воды. С его истощением пришлось бы эвакуиро­вать большую часть жителей Калифорнии и Аризоны, а еще Колорадо, Нью-Мексико, Юты и Вайоминга.

—    То же самое я говорил идиотам в Вашингтоне. Передача плотины Гувера в частное владение запасов воды не увеличит.

—    Мы не этого добиваемся. Проблема — не в запасе во­ды, а в его распределении. Сейчас воду расходуют неразумно. Упразднив государственные дотации и передав воду в част­ный сектор, мы положим конец бесполезным тратам ресурсов. Они не приносят выгоды.

—    Я придерживаюсь своих основных аргументов. Жизнен­но важные ресурсы вроде воды не должны переходить в веде­ние неподотчетных обществу компаний.

—    Общество упустило свой шанс. Теперь цену на воду определяют спрос и предложение. Балом правит рынок. Во­ду получат те, кто может ее себе позволить.

—    То же я говорил на дебатах. Богатые города станут про­цветать, в то время как бедные сообщества передохнут от жажды.

—    И что с того? — непреклонным тоном спросила Брун­гильда. — Представьте, что будет, если распределять воду по старому принципу. Запад, каким мы его знаем, превратится в пустыню. Как верно заметил представитель Невады, Лос- Анджелес, Феникс и Денвер перейдут в разряд городов-призраков. Вам хотелось бы видеть, как по каньонам Лас-Вегаса проносятся перекати-поле? Нас ждет экономическая ката­строфа. Рынки облигаций высохнут. Уолл-стрит отвернется от нас. Потеря финансовой власти означает потерю влияния в Вашингтоне. Деньги на общественные проекты утекут от нас в другие части страны.

Дав присутствующим переварить услышанное, Брунгиль­да продолжила:

—    Западники превратятся в сезонных рабочих, только вме­сто того, чтобы двигаться дальше на запад, к Земле обетован­ной, они запихнут свои семьи в «Лексусы» и «Мерседесы» и двинут на восток. — Ироничным тоном она спросила: — Как, по-вашему, отреагируют жители восточных берегов на тыся­чи, миллионы безработных у порога? — Она выдержала эф­фектную паузу. — Что, если жители Оклахомы не примут нас под свое крыло?

—    Их можно будет понять, — ответил застройщик из Юж­ной Калифорнии. — Они встретят нас так же, как калифор­нийцы встречали моих дедов, — с оружием, полицией, на за­граждениях.

—    Если бы вы, чертовы калифорнийцы, — грустно усмех­нулся ранчеро из Аризоны, — были поскромнее, воды хвати­ло бы на всех.

Разразился спор — каждый хотел перекричать соседей, по­ка Брунгильда не угомонила собравшихся. Постучав по сто­лу, она сказала:

—    Эта бесплодная дискуссия — пример споров из-за воды, которые не стихают десятилетиями. Прежде ранчеро убива­ли за свою воду. Сегодня ваше оружие — судебные процессы. Приватизация положит конец распрям. Пора нам с вами пе­рестать ссориться.

Кинкейд захлопал в ладоши, и эхо его аплодисментов от­разилось от стен.

—    Brava. Восхищаюсь вашим красноречием, но вы тратите время. Я намерен просить конгресс начать повторные слуша­ния по данному вопросу.

—    И совершите ошибку.

Распалившись, Кинкейд не различил ноток угрозы в ее го­лосе.

—    Вряд ли. У меня есть неопровержимые доказательства, что компании, захватившие систему реки Колорадо, вложи­ли сотни тысяч долларов в принятие вашего ужасного закона.

—    У вас недостоверные сведения. Мы вложили миллионы.

—    Миллионы? Так вы...

—    Нет, не я лично. Моя корпорация, зонтичное учрежде­ние для упомянутых вами компаний.

—    Поразительно. Вы контролируете реку Колорадо?

—    Вообще-то она вся под контролем учреждений, создан­ных в рамках проекта.

—    Возмутительно! И вы заявляете это мне в лицо?

—    Мы не нарушали закон.

—    То же самое я слышал в Лос-Анджелесе, когда городской департамент водоснабжения захапал реку в долине Оуэнс.

—    Вот вы и сами сказали за меня. Наши действия не новы. Лос-Анджелес стал самым крупным и влиятельным городом, построенным посреди пустыни. Просто отправил на север ар­мию гидрографов, адвокатов и спекулянтов землей, и те от­няли воду у соседей.

—    Простите, — заговорил профессор Дирборн. — Бо­юсь, я не могу не согласиться с конгрессменом. Дело Лос- Анджелеса — классический пример водного империализма. Если сказанное вами — правда, то своими действиями вы за­кладываете основу для водной монополии.

—    Прикинем такой сценарий, доктор Дирборн. Настала за­суха, река Колорадо не в состоянии напоить всех страждущих. Города вымирают. Станете оспаривать в суде собственность водоемов? Нет, вы станете сражаться за каждую лужу. Поду­майте. Когда по улицам шастают обезумевшие от жажды вооружейные банды, не признающие власть закона, бунт в Уот­тсе[115] покажется возней в песочнице.

Дирборн кивнул, как лунатик.

—    Вы правы, — обеспокоенно произнес он. — И все же... ваш подход представляется сомнительным.

—    Мы боремся за выживание, профессор, — прервала его Брунгильда. — Нам решать: жить или умереть.

Сдавшись, профессор скрестил руки на груди и откинулся на спинку стула. Покачал головой.

За него тут же заступился Кинкейд.

—    Не позволяйте ей смутить вас ложью, профессор Дир­борн.

—    Вас, я вижу, не переубедить.

—    Нет, не переубедить, — ответил Кинкейд, поднимаясь из-за стола. — Однако я не без пользы провел у вас время. Я теперь не совсем беззащитен. Будет повторное рассмотре­ние законопроекта, и я не удивлюсь, если на вас заведут дело о нарушении антитрестовского закона. Когда мои коллеги, от­давшие свои голоса в вашу пользу, узнают, что река Колорадо окажется под пятой корпорации, уверен — они передумают.

—    Прискорбно слышать.

—    Когда я займусь вами вплотную, вы, черт подери, пожа­леете еще больше. Я намерен покинуть этот ваш частный Дис­нейленд. Немедленно.

Женщина с грустью посмотрела на конгрессмена. Ей нра­вилась сила, даже направленная против нее самой.

—    Хорошо, будь по-вашему. — Сняв с пояса передатчик, она произнесла что-то в микрофон. — Через несколько минут ваш багаж упакуют и погрузят в вертолет.

Двери открылись, и человек, прежде сопровождавший Кин­кейда, проводил его из зала.

Когда они вышли, Брунгильда произнесла:

—    Для кого-то засуха — это катастрофа, для других — золо­тое дно. Река Колорадо — лишь часть нашего плана. Мы по­степенно приобретаем контроль над водными системами по всей стране. Все вы занимаете нужные позиции в своих со­обществах и можете повлиять на успех наших планов. Для всех присутствующих в этой комнате предусмотрена награ­да — такая, какой вы и представить не можете. От вас тре­буется лишь проявить участие в деле во имя всеобщего бла­га. — Брунгильда осмотрела сидящих за столом. — Если кто- то желает уйти — я вас не задерживаю. Единственное, прошу сохранить эту встречу в тайне.

Гости переглянулись, и кто-то даже поерзал в кресле, од­нако встать и принять предложение об уходе не решился ни­кто. Даже Дирборн.

Словно по волшебству, в зале появились официанты. Они расставили на столе кувшины с водой, а заодно — по бокалу перед каждым из гостей.

Оглядев их, Брунгильда произнесла:

—    Именно благодаря Уильяму Малхолланду в Лос-Анджелесе появилась своя вода. Он указал на долину Оуэнс и сказал: «Это наше. Берите».

Официанты наполнили бокалы и удалились.

Высоко подняв свой бокал, Брунгильда провозгласила:

—    Это наше. Берите.

Она сделала большой глоток, и остальные последовали ее примеру, как будто совершая некий ритуал.

—    Отлично, — сказала женщина. —Следующий шаг. Вы от­правляетесь домой и ждете звонка. Едва получив распоряже­ние, вы без вопросов приступаете к его выполнению. Ничто из сказанного на этой встрече нельзя разглашать. Неизвест­ным останется сам факт вашего здесь пребывания.

Она внимательно всмотрелась в лицо каждого из гостей.

—    Если вопросов больше нет, — сказала она, давая понять, что дебаты окончены, — прошу, развлекайтесь. Через десять минут в обеденной накроют стол. Я пригласила пятизвездоч­ного шеф-повара, так что вы останетесь довольны. Потом — развлекательная программа из Лас-Вегаса. Когда все закон­чится, вас проводят в комнаты. Отбываете после завтрака, в той же последовательности, в какой вы прибыли. Увидимся через месяц, на новом собрании.

Встав из-за стола, она вышла через двойные двери и про­следовала в приемную. Там ее дожидались двое мужчин. Широко расставив ноги и сложив за спиной руки, они глу­боко посаженными черными глазами смотрели на стену из мерцающих мониторов слежения. Это были два близнеца в одинаковых кожаных куртках: оба коренастые, у обоих вы­сокие скулы, волосы цвета мокрого сена и темные нависаю­щие брови.

—    Ну, что скажете о наших гостях? — насмешливо спроси­ла Брунгильда. — Удобрят ли эти черви нам почву?

Юмор метафоры ускользнул от братьев. Их умы занимало одно. Близнец, что стоял справа, произнес с сильным восточ­ноевропейским акцентом:

—    Кого из них...

—    ...надо устранить? — закончил за него близнец, стояв­ший слева.

Они говорили монотонно, совершенно одинаковыми голо­сами. Брунгильда улыбнулась. Она не прогадала, спасая двух братьев от Гаагского трибунала: Мело и Радко Краджики го­товились предстать перед Мировым судом за преступления против человечества. Классические социопаты, они отличи­лись бы и вне боснийского конфликта. Полувоенный статус даровал им право убивать, насиловать и пытать — во имя на­ционализма. Трудно вообразить, что этих чудовищ выносила в своей утробе женщина. Неким образом Краджики развили в себе способность интуитивно угадывать ход мысли друг дру­га. Можно сказать, в их телах жил один человек, и эта связь делала братьев особенно опасными противниками. Они дей­ствовали сообща, но без слов. Брунгильда уже давно остави­ла попытки научиться их различать.

—    Кого, по-вашему, надо устранить?

Один из Краджиков нажал на кнопку перемотки. (Его пальцы казались совершенным инструментом пыток.) Вто­рой ткнул в мужчину в синем костюме.

—    Его, — одновременно сказали братья.

—    Конгрессмена Кинкейда?

—    Да, ему...

—    ...не понравилось то, что вы предлагали.

—    А прочие?

Братья вновь прокрутили запись и указали на цель.

—    Профессор Дирборн? Жаль. Впрочем, чутье вас не под­водит. Мы не можем приблизить к себе никого, кто испыты­вает хотя бы каплю сомнения. Избавьтесь и от профессора, только как можно тише. Скоро у меня заседание правления, нужно обсудить долгосрочные планы. К его началу все долж­но быть готово. Я не потерплю ошибок вроде той, что допу­стили два болвана в Бразилии десять лет назад.

Вихрем развернувшись, она покинула комнату. Предостав­ленные сами себе, близнецы продолжали смотреть на экран блестящими и жадными глазами кошки, которая выбирает са­мую жирную в аквариуме золотую рыбку.

ГЛАВА 8

Пейзаж на берегах реки заметно из­менился с тех пор, как доктор Ра­мирес попрощался с Траутами и пожелал им безопасной по­ездки. Аэрбот нес их, миля за милей, по нескончаемой ленте темно-зеленой воды, с обеих сторон отрезанной от вечного сумрака леса сплошными стенами деревьев. В один момент пришлось остановиться — путь преградил затор из древесного мусора. Супруги только рады были отдохнуть от монотонного отупляющего гула мотора. Связав бурелом — спутанные вет­ки и бревна, — они расчистили узкий проезд. Работа отняла кучу времени. Лишь к вечеру Трауты добрались до мест, где заросли по берегам расступались, давая рассмотреть ухожен­ные поля у реки. Чуть позже лес и вовсе перешел в опушку, на которой стояло несколько соломенных хижин.

Снизив скорость и прицелившись между вытащенных на глинистый берег каноэ, Пол ловко вывел из воды аэрбот и заглушил мотор. Сняв бейсболку с логотипом НУМА, он об­махнул ею лицо.

—    Где все?

Необыкновенно тихое, это место резко контрастировало с оживленным поселением Рамиреса, где туземцы днями напро­лет суетятся по делам. Отсюда как будто все ушли, и о при­сутствии человека напоминали одни только струйки серого Дыма из дымоходов.

—    Очень странно, — заметила Гаме. — Тут словно чума про­шлась.

Из багажника Пол достал рюкзак. Доктор Рамирес настоял, чтобы Трауты вооружились длинноствольным револьвером «кольт». Не спеша Пол запустил руку в рюкзак и нащупал в спрятанной кобуре успокаивающе твердую тяжелую рукоять.

—    Я бы не чумы опасался, — тихо произнес он, осматривая пустые хижины. — Меня больше беспокоит история с мерт­вым индейцем.

Гаме молча согласилась с мужем.

—    Стоит покинуть лодку, и назад мы к ней можем не вер­нуться, — сказала она. — Давай подождем пару минут, посмо­трим, что будет.

Пол кивнул.

—    Может, у них сиеста? Разбудим? — Сложив ладони ру­пором, он громко позвал: — Эге-гей!

Ответом ему стало эхо. Пол крикнул еще раз — безрезуль­татно.

Гаме рассмеялась.

—    Только спящий здоровым сном не услышит такого рева.

—    У меня аж мурашки по спине, — покачал головой Пол. — Я упарился тут сидеть. Пойду осмотрюсь. Прикроешь меня со спины?

—    Одной рукой я возьмусь за пушку Рамиреса, второй — за зажигание. И не строй из себя героя.

—    Ты же меня знаешь. Чуть что — и я делаю ноги.

Поджарый Пол легко выпрыгнул из сиденья перед экра­ном пропеллера на палубу. Он полностью доверял супруге — она точно прикроет в случае опасности. Еще в Расине отец учил ее стрелять, и она без промаха била по мишеням из лю­бого вида оружия. Надо будет — и песчаной блохе в прыжке в глаз попадет.

Еще раз присмотревшись к хижинам, Пол ступил на бе­рег... и замер. В темноте дверного проема самой большой хи­жины он заметил движение. Кто-то выглянул наружу и снова спрятался. Вот еще раз кто-то посмотрел на Пола и скрылся во тьме. Через пару секунд на улицу вышел мужчина. Мах­нул рукой и, прокричав приветствие, стал спускаться Полу навстречу.

Дойдя до берега, незнакомец промокнул лицо насквозь влажным от пота платком. И без того высокий, в широкопо­лой соломенной шляпе он казался просто огромным. Пузатый, в мешковатых слаксах и подпоясанный нейлоновым шнурком, он носил белую рубашку, которую застегнул под самое горло. В глазу у него поблескивал монокль.

—    Приветствую, — сказал он с легким акцентом. — Добро пожаловать в Париж дождевого леса.

Глянув за плечо незнакомцу, Пол осмотрел убогие хижины.

—    А где Эйфелева башня?

—    Ха-ха! Эйфелева башня! Чудесно! Посмотрите, она вон там. Совсем рядом с Триумфальной аркой.

Утомленный долгой дорогой и влажной духотой, Пол от­нюдь не был настроен на обмен остротами.

—    Мы ищем некоего Голландца, — сказал он.

Мужчина снял шляпу, под которой обнаружилась плешка

посреди копны волос.

—    К вашим услугам. — Он рассмеялся. — Приехав в джунг­ли, я назвался Deutsch[116], то есть немец. Меня зовут Дитер фон Хоффман.

—    Я Пол Траут, а это моя супруга Гаме.

Взглянув на нее через монокль, Хоффман галантно за­метил:

—    Прекрасное имя для милой дамы. К нам не так уж часто наведываются белые женщины. Неважно, красивые или нет.

Когда Гаме поинтересовалась, отчего здесь так тихо, угол­ки мясистых губ Дитера обвисли.

—    Я отправил туземцев в укрытие. С незнакомцами предо­сторожности лишними не бывают. Как только местные уви­дят, что вы настроены дружелюбно, они к вам выйдут. — Сно­ва фальшивая улыбка. — Так что привело вас в нашу дыру?

—Нас прислал доктор Рамирес. Мы из НУМА, Агентства морских и подводных исследований, — сказала Гаме. — Мы исследовали речных дельфинов и остановились у доктора Ра­миреса. Он и попросил об услуге, заглянуть к вам.

—Но лесному телеграфу до меня дошел слух, будто не­подалеку работает пара ученых из Штатов. Не думал, что вы почтите нас визитом. Ну, как там поживает достопочтенный доктор Рамирес?

—Он и сам хотел навестить вас. Жаль, повредил лодыжку.

—И правда, жаль. Было бы приятно с ним увидеться. Я так давно не принимал гостей, но это нисколько не прощает мою невнимательность! Прошу, сходите на берег. Вы, должно быть, изнываете от жары и жажды?

Пол обернулся к Гаме. Та взглядом сообщила: идем, но бу­дем осторожны. Вместе они сошли на берег. Гаме закинула рюкзак за спину, и Дитер повел их к полукругу хижин на вер­шине холма. Он прокричал нечто на местном наречии, и из каждого домика тут же высыпали туземцы: мужчины, женщи­ны и дети. Они робко обступили пришельцев и стояли так до тех пор, пока Дитер не отдал новое распоряжение. Туземцы немедленно вернулись к обычным делам. Пол и Гаме вновь переглянулись. Похоже, Дитер здесь — неоспоримый лидер, вождь.

Из самой большой хижины, склонив голову, показалась де­вушка лет двадцати. В отличие от остальных селянок, она бы­ла одета в красный саронг фабричной выделки, который плот­но облегал ее стройную фигуру. Но стоило Дитеру гавкнуть, и девушка моментально скрылась в доме.

Перед хижиной стояла беседка: соломенная крыша на че­тырех столбах, грубо вытесанный стол и стулья из пеньков. Дитер жестом пригласил гостей присаживаться и сам сел за стол. Сняв шляпу и промокнув взопревшую плешь, он вы­крикнул приказ в сторону дома.

Девушка вынесла поднос с тремя кружками, составлен­ными из очищенных от нутра древесных стволов. Поставив кружки на стол, она уважительно — не поднимая головы, — отошла на несколько шагов.

Дитер предложил тост.

—    За вас, мои новые друзья. — Он поднял кружку, и в ней отчетливо зазвенело. — Все верно, — заметил хозяин. — Вы слышите прелестный перезвон кубиков льда. Чудеса совре­менной техники позволили мне обзавестись газовым холо­дильником. Зачем жить, как эти темнокожие Адамы и Евы?

Одним глотком он опорожнил половину кружки.

Пол и Гаме осторожно пригубили напиток, который ока­зался холодным, освежающим и довольно крепким. Осмотрев­шись, Гаме вспомнила:

—    Доктор Рамирес сказал, вы торговец. Что конкретно вы продаете?

—    Понимаю, стороннему человеку наша деревенька может показаться убогой. Однако эти люди создают прекрасные по­делки. Я же предлагаю им услуги в качестве посредника, про­даю их изделия в сувенирные лавки.

Судя по нищенскому виду селения, посредник забирает львиную долю выручки. Гаме демонстративно осмотрелась.

—    Вы ведь женаты, правда? Вашей супруги здесь нет?

Пол спрятал улыбку за кружкой. Гаме прекрасно понима­ла, что Дитер женат на местной девушке, и ей не нравилось, как немец обращается с супругой.

Покраснев, Дитер подозвал туземку.

—    Это Тесса, — буркнул он.

Гаме встала и протянула девушке руку. Пораженно взгля­нув на Гаме, Тесса все же ответила рукопожатием.

—    Приятно познакомиться, Тесса. Меня зовут Гаме, это мой муж Пол.

Туземка слабо, едва заметно улыбнулась. Пора завязывать с цирком. Если Гаме зайдет слишком далеко, Дитер потом взыщет со своей жены. Кивнув, Гаме села, а Тесса отошла на прежнее место.

Чтобы скрыть раздражение, Дитер улыбнулся.

—    Ну вот, на ваши вопросы я ответил... Так зачем вы ко мне пожаловали?

Подавшись вперед, Пол взглянул на Дитера поверх несу­ществующих очков.

—    Мы обнаружили в реке каноэ с телом индейца.

Дитер развел руками.

—    Дождевой лес — место опасное, его обитатели всего од­но поколение живут при цивилизации. Как ни прискорбно, мертвый индеец — не такая уж большая новость.

—    Этого застрелили.

—    Застрелили?

—    И еще: он был из племени чуло.

—    Это уже серьезно. — Качая головой, Дитер потряс вто­рым подбородком. — От призраков джунглей и всего, что с ними связано, — одни беды.

—    Доктор Рамирес говорил, якобы племенем правит жен­щина, — вспомнила Гаме.

—    А, легенды. Колоритные, правда? Разумеется, я слышал о царице-богине, но чести встретить ее не имел.

Гаме спросила:

—    А с представителями чуло встречались?

—    Есть о них кое-какая информация, правда, не из пер­вых рук...

—    Поделитесь, мистер фон Хоффман?

—    Говорят, чуло живут за Дланью Божьей — так туземцы называют Великие водопады недалеко отсюда. Пять ниспада­ющих потоков воды сильно напоминают раскрытую ладонь. Аборигены, осмелившиеся приблизиться к ним, пропадали без следа.

—    Вы сами сказали: джунгли — место опасное.

—    Да, человека могло загрызть хищное животное или уку­сить ядовитая змея. Или же он просто заблудился.

—    Как насчет пришлых?

—    Время от времени попадаются искатели приключений. Я, как могу, принимаю их у себя, делюсь знаниями о местно­сти и — самое главное — предупреждаю, чтобы они держались подальше от земель чуло. — Он потер ладони. — Три экспеди­ции мое предупреждение проигнорировали — и все три про­пали без вести. Я, конечно, известил обо всем местные вла­сти, но им-то хорошо известно, каково искать человека, если его поглотили джунгли.

—    Эти группы, случайно, не охотились за целебными рас­тениями? — спросил Пол.

—    Насколько я знаю, они приходили в поисках лекарств, каучука, древесины, сокровищ и затерянных городов. Лишь немногие из пришельцев делятся со мной секретами, а я во­просов не задаю.

И пока Дитер продолжал разглагольствовать, Тесса указа­ла в небо пальцем. Муж ее, наконец, заметил странный жест и вопросительные мины Траутов. На лице его вновь расцве­ла сальная улыбка.

—    Знаете, Тессу особенно впечатлила группа, приходившая в поисках неких образцов. Они передвигались над джунгля­ми на борту миниатюрного дирижабля. Туземцы восприня­ли появление машины с благоговением. Я, признаться, тоже.

—    И кто были эти люди? — поинтересовалась Гаме.

—    Представители некой французской фирмы, больше я не выведал. Знаете, наверное, какие молчуны эти французы.

—    Что с ними стало?

—    Понятия не имею. Я слышал, они полетели в сторону Во­допадов. Может, их поймали и съели чуло... — Дитер от ду­ши рассмеялся. — И тут мы снова возвращаемся к цели ваше­го визита. Спасибо огромное, что предупредили. Однако те­перь, когда вы сами знаете о таящейся поблизости опасности, возвращайтесь поскорее к доктору Рамиресу. Передавайте от меня сердечный привет.

Гаме посмотрела, как садится вечернее солнце. В тропи­ках оно скрывается за горизонтом со скоростью гильотинно­го ножа.

—    Поздновато нам в обратный путь, — заметила Гаме. — Как думаешь, Пол?

—    Плыть по реке ночью опасно.

Дитер нахмурился. Понял, что от гостей не отвертеться, и произнес:

—    Что ж, оставайтесь на ночь, приючу вас. Завтра на заре, хорошенько выспавшись, отправитесь назад.

Гаме его почти не слышала, она наблюдала за Тессой. Ту­земка смотрела прямо на нее и едва заметно качала головой. Пол тоже заметил предупреждающий жест.

Поблагодарив Дитера за приглашение, Трауты вернулись к берегу — под предлогом, что надо забрать из лодки какое- какое оборудование. Местные расступались, словно чужаков окружало невидимое силовой поле.

Гаме притворилась, будто проверяет уровень масла в дви­гателе.

—    Заметил? Тесса хотела нас предупредить.

—    В глазах ее читался ужас, — ответил Пол, разглядывая масломерную линейку. — Что будем делать? Выбора особо­го нет. Я не горю желанием ночевать в этом лагере счастья, но плыть по реке ночью — чистое сумасшествие. Есть пред­ложения?

Есть, — ответила Гаме, наблюдая, как в предвечернем свете над рекой скользит летучая мышь размером с орла. — Дежурим по очереди. Один спит — второй на стреме.

ГЛАВА 9

Сидя на корме мини-батискафа, скользящего по сине-зеленым про­сторам вод Калифорнии, Остин думал: что, если он попадет в объектив какого-нибудь фотографа из «Нэшнл джиогрэфик»? Устроившись сзади, словно пассажир древней коляски, Курт видел под колпаком очерченный синеватым свечением от мо­нитора силуэт Завалы.

В наушниках для подводной связи лязгнул металлический голос:

—    Как водичка, кэп?

Постучав по плексигласовому фонарю, Остин сложил ука­зательный и большой пальцы в знаке «ОК».

—    Отлично. Все лучше, чем вручную плыть.

Завала хихикнул.

—    Твои бы слова да Контосу в уши.

Шкипер «Триглы» просто сиял от гордости, демонстри­руя Остину новое сиденье для ныряльщика на корме бати­скафа. Экспериментальное подводное суденышко было про­сто чудом компактности и маневренности. Оператор сидел в герметичной кабине, свободно вытянув ноги (благо вось­мифутовый корпус позволял). По бокам от кабины шли два плашкоута, а сзади крепились кислородные баллоны и че­тыре винта.

Погладив прозрачный фонарь кабины, Остин произнес:

—    Будь я проклят. Это же старая калоша!

—    Я пытался достать тебе «Красный Октябрь», — ответил Контос. — Но его ангажировал Шон Коннери[117].

Остин счел за благо промолчать. Специалисты НУМА — известные любители хай-тека, сильно привязываются к обо­рудованию. И чем страшнее техника, тем крепче связь. Остин решил не смущать Контоса объяснением, откуда он узнает о завершении испытаний батискафа. Он сам проверял сборку и конструкцию суденышка, спроектированного Завалой. В рас­поряжении НУМА имеются подлодки куда быстрее и проч­нее, однако Остину хотелось построить компактный батискаф повышенной транспортабельности, чтобы в случае чего мож­но было перевезти его на точку вертолетом. А еще он не дол­жен привлекать внимание. И хотя Остин лично завизировал проект, готовую подлодку он видел впервые.

Завала — чудесный морской конструктор, спроектировав­ший множество пилотируемых и автоматических подводных судов. На сей раз его вдохновил «Дип-Уоркер», коммерческий мини-батискаф Фила Найттена и «Зеграм дипси вояджес», компании, организующей развлекательные экспедиционные туры. Своему проекту Завала добавил мощности, маневрен­ности, установив наисовременнейшее научное оборудование. Хвастал, дескать, при помощи его приборов можно опреде­лить, из какой реки или какого ледника та или иная капля воды в океане.

Первоначально батискаф назвали «Дип-Си», в честь пред­шественника и по назначению (исследовательское судно как- никак). Впрочем, адмиралу Сандекеру название пришлось не по душе. Увидев миниатюрную модель подлодки, он сказал:

—    Напоминает броуги, какие мы носили в детстве. — Броу- гами назывались рабочие ботинки с высоким голенищем. Так и родилось новое имя батискафа.

Корабль НУМА вошел в территориальные воды Мекси­ки, держась подальше от берега. Но ближе к Энсенаде «Триг­ла» все же подошла к земле. Миновала несколько рыбацких лодок и круизных лайнеров и вскоре приблизилась к горло­вине давешней лагуны. Остановилась от нее примерно в по­лумиле.

Завала разведал территорию с суши, и теперь Остин раз­глядывал в мощный бинокль заднюю часть фабрики. Вроде ничего необычного: по краям лагуны предупреждающие о под­водных камнях знаки, а поперек горловины протянута нить буев.

Скользнув в узкий заливчик, «Тригла» бросила якорь. За­вала влез в батискаф и проверил напоследок оборудование. «Броуг» нес собственный запас кислорода, подающегося в гер­метичную кабину. Оделся Завала комфортно: в шорты и но­вую пурпурную майку с логотипом «У Хассонга».

Остину предстояло оставаться в воде, и он надел полный комплект ныряльщика: прорезиненный комбез и баллон с ды­хательной смесью. Сел на корме батискафа и пристегнулся, пристроив ноги в ластах на поплавках. Фонарь кабины за­крылся. По сигналу бортовой кран поднял и опустил бати­скаф в воду. Отстегнув крюк, Остин дал Завале знак: погру­жаемся. Пара секунд — и они в облаке пузырей опустились под воду.

Взвыли винты на аккумуляторах, и Завала повел «Броуг» в открытое море. Обогнув поросшие водорослями рифы, они вошли прямо в горловину лагуны. Оставаясь на глубине трид­цати пяти футов, Завала развил комфортную для Остина ско­рость в пять узлов. Ориентировались, используя и приборы, и глаза. Чтобы снизить сопротивление воды, Остин пригнулся. Он наслаждался погружением, особенно видом пестрых ры­бешек — при появлении батискафа косяки разлетались, буд­то конфетти на ветру.

Впрочем, радовался Остин не по эстетическим причинам. Рыба здесь плавает, значит, вода чистая. Он не забыл, что не­кая неведомая сила сумела погубить целое стадо созданий ку­да крупнее, мощнее и способных приспособиться к среде оби­тания быстрей, нежели слабый человечишка. Да, сенсоры ба­тискафа обнаружат в воде присутствие любого вредоносного вещества, но к тому времени оно успеет поразить организм Остина.

—    Приближаюсь к лагуне. Идем прямо по центру, — доло­жил Завала. — По бокам остается много места. От буя по пра­вому борту тянется швартов.

Глянув вправо, Остин заметил тонкую черную линию — от поверхности ко дну.

—    Вижу. Есть что-нибудь подозрительное?

—    Ага, — ответил Завала, проводя батискаф за линию бу­ев. — Подводных камней нет и в помине.

—    Спорю на бутылку текилы, остальные предупрежде­ния — тоже липа.

—    Бутылку беру, спор не принимаю. Гостям здесь не рады.

—    Это очевидно. Как тебе управление этой малышкой?

—    Немного мешает поток воды из лагуны, но в целом ком­фортнее, чем на «Кольцевой». — Завала имел в виду дорогу, политическую и географическую границу между Вашингто­ном и остальной частью страны. — Вести эту малышку — это как... ой-ей!

—    В чем дело?

—    Сонар засек множественные цели. Около пятидесяти яр­дов от нас, прямо по курсу.

Что-то Остин расслабился, как на прогулке. Очнувшись, он представил впереди засаду.

—    Ныряльщики?

—    Цели крохотные, почти не двигаются.

Остин, напрягая глаза, всматривался в мутную голубизну. Забегая вперед, он спросил:

—    Если придется драпать отсюда, сколько сможешь выжать из «Броуга»?

—    Семь узлов — самое большее. Эта крошка предназначе­на скорее для вертикального скольжения, не горизонтально­го. Плюс, мы несем на борту пару сотен фунтов лишнего веса.

—    Вернемся — запишусь к диетологу. Сейчас плыви мед­ленно, но будь готов дать по газам.

Снизив скорость вдвое, они медленно поплыли вперед. Че­рез несколько минут встретилась сплошная стена из рыбы.

—    Похоже на сеть, — сказал Остин. — Остановись, пока мы сами в ней не запутались.

Завала заглушил мотор, и «Броуг» повис между дном и по­верхностью.

Заметив над собой темный силуэт, Курт машинально при­гнулся — из-за спины выплыла акула. Хищница устремилась к сети; Остин успел заметить ее круглый глаз и прикинуть длину тела — футов шесть как минимум. Схватив зубами чуть ли не половину пойманных рыбешек, акула махнула хвостом и быстро скрылась из виду.

—    Курт, ты цел? — прокричал в микрофон Завала. Он то­же видел акулу.

—    Ага, — рассмеялся Остин. — Не волнуйся. Зачем акуле жесткий старичок, если можно поживиться рыбным ассорти?

—    Рад слышать. Только учти: та красотка пригласила на ужин подруг.

Появилось еще несколько акул, однако при виде батиска­фа они поспешили покинуть место кормежки. Они не то что­бы устроили кровавый пир, скорее гиганты-гурманы собра­лись полакомиться менее везучими собратьями. В сеть попали сотни рыб, все разные — по виду, форме и размеру. Некото­рые, еще живые, трепыхались в бесплодных попытках осво­бодиться и тем лишь привлекали внимание акул. От прочих же остались головы да кости.

—    За сетью никто не следит, — сказал Остин.

—    Может, ее оставили тут для защиты от хулиганов вро­де нас с тобой?

—    Не думаю, — поразмыслив, ответил Курт. — Это моноволоконная сеть, ее можно разрезать маникюрными ножницами. Проводки нет, значит, сигнализация к сети не подключена.

—    Ничего не понимаю.

—Давай подумаем. Что бы ни таилось в лагуне, оно убило стаю китов. Местные, заметив дохлую рыбу, заподозрили бы неладное, а это ребятам с фабрики не на руку. Вот и держат сеть — рыба не заплывает в лагуну.

—Звучит логично, — согласился Завала. — Что дальше?

—Двигаемся вперед.

Пальцы Завалы пробежались по экрану компьютера, управ­ляющего функциями батискафа. Выдвинулись две телескопи­ческие руки-манипулятора с клешнями на концах и разорвали сеть пополам — как актер раздвигает занавес на сцене. В сто­роны поплыли куски рыбы в разных стадиях разложения.

Закончив с сетью, Завала убрал манипуляторы, снова включил мотор и поплыл в глубь лагуны. Видимость снизи­лась вдвое, повсюду плавали частички водорослей, занесен­ных в бухту и рассеченных об острые камни. Батискаф теперь двигался со скоростью слепого, который ощупывает дорогу перед собой при помощи трости. Крупного объекта напарни­ки не замечали, пока не оказались прямо над ним. Завала вы­ключил мотор.

—Это еще что? — произнес он.

Свет с поверхности, словно проходящий сквозь витраж со­бора, выхватывал гигантскую конструкцию: футов триста в диаметре и тридцать в высоту. Приплюснутые, как у линзы, края покоились на четырех металлических опорах. Те, в свою очередь, скрывались в коробчатых кожухах.

—Это либо паук-переросток, либо затонувший НЛО, — за­думчиво произнес Остин. — Как бы там ни было, давай спу­стимся пониже.

По наводке Остина Завала провел батискаф вниз под углом и проплыл вдоль почти всего периметра, затем вернулся по своему же следу и осмотрел оставшуюся часть. Конструкция имела практически идеально-круглую форму, и только в од­ном месте ее край задирался к подводной скале.

—Поразительно! Здесь такая высокая температура!

—Да, печет. Сквозь комбез чувствую. Кто-то играет с БТЕ.

—    Судя по приборам, тепло выделяют колонны. Похоже, они служат еще и средством передачи. Опасного ничего нет. Пока что...

—    Ты давай припаркуйся, а я присмотрюсь к этой штуко­вине поближе.

Батискаф опустился на дно, и Остин, отстегнувшись, по­плыл к неизвестной конструкции. Отдал напоследок Завале распоряжение: включить через пятнадцать минут стробоско­пический маяк.

Поднявшись над прозрачной крышкой, он оглядел цельно­металлическую конструкцию матово-зеленого оттенка. С по­верхности ее было не увидеть именно благодаря цвету. Опу­стившись на купол, Остин осторожно всмотрелся через него.

Внизу переплетались трубы и какие-то механизмы. Работ­ники в белых халатах сновали по хорошо освещенным отсе­кам. Озадаченный, Курт попробовал свести факты воедино и понять назначение механизмов. Так ни до чего и не додумав­шись, он отцепил от пояса подводную видеокамеру и снял происходящее под куполом. Удовлетворенный результатом, поднялся над диском и хотел уже взять панорамный кадр, как вдруг заметил краем глаза какое-то движение.

Замерев, он следил, как спускается но рельсу описанный Завалой герметичный лифт. Вот аппарат вошел в круглое от­верстие — оно открылось на ближайшей к скале стороне дис­ка. Остин снова включил камеру, но тут его отвлек Завала.

—    Дуй назад! Температура начинает зашкаливать!

Если Завала торопит, значит, дело серьезное.

—    Плыву! — ответил Остин.

Молотя воду мощными ногами, он быстро возвращался к батискафу. Завала не ошибся: температура воды и правда рос­ла. Потея, Остин поклялся больше никогда не варить лобстеров.

—    Быстрей! — поторапливал Завала. — Температура уже зашкалила!

Заметив во мгле маяк «Броуга», Остин зажег свой маячок на компенсаторе плавучести. Батискаф начал подниматься на­встречу. Температура росла. Усевшись в кормовом сиденье «Броуга», Остин наскоро пристегнулся, и Завала ударил по газам. Пропеллеры взвыли, неся «Броуг» к выходу из лагуны.

—          Курт, что-то не так! — пролаял в микрофон Завала. — Они подняли тревогу!

Секунду спустя раздался приглушенный хлопок. Обернувшись, Остин увидел, как подводная база превратилась в ог­ненный цветок. Все живое внутри моментально погибло. По опорам-проводникам перегретый газ устремился на фабри­ку. К счастью, было воскресенье — на суше никто не погиб. «Броугу» повезло меньше — ударной волной его закрутило и понесло. Хуже всех пришлось Остину. Его как будто лягнул гигантский невидимый мул. Ремни не выдержали, и Курта выбросило из сиденья. Он завертелся, чуть не запутавшись в переплетении кислородных шлангов. Лететь ему дальше, и может, он остановился бы где-нибудь посреди Тихого океа­на, если бы не сеть. Повезло — удар пришелся на ноги. Вре­зался бы Остин головой — сломал бы шею. Спружинив, сеть отбросила его назад, как ремень рогатки — камушек. Прямо на батискаф.

Колпак сорвало. Подлодка летела на Курта, и казалось, столкновения не избежать. Обхватив руками колени, Остин приготовился. Видимо, на роду ему написано погибнуть сегод­ня, как жуку, — на лобовом стекле автомобиля. В последний миг батискаф подпрыгнул вверх, лишь вскользь задев Остина поплавком. Плечо ожгло болью. Ударные волны от последую­щих взрывов затормозили Курта и швырнули вслед за «Броугом». Окончательно порвав сеть, тот беспрепятственно ухо­дил из лагуны.

Инстинктивно схватившись за регулятор, Остин закусил загубник и набрал полные легкие воздуха. Хорошо, регуля­тор еще работает. Стекло маски пошло трещинами — в том месте, где по ней хлестнуло шлангом. Ну, слава богу, не в ли­цо! Сняв бесполезную маску, Остин принял вертикальное по­ложение и осмотрелся.

Да, надо скорей на поверхность, но без Завалы уходить нельзя. Надо поискать его еще раз. Остин медленно оглядел­ся. Без маски перед глазами все расплывалось... хотя нет, вон там мелькнуло пурпурное пятнышко. Метнувшись к нему, Остин нашел наконец Завалу. Тот плавал в нескольких фу­тах над дном, изо рта у него вырывались пузырьки.

Сунув, не глядя, ему в рот загубник, Остин отстегнул свин­цовый пояс. Сила воли, на которой он действовал, почти ис­сякла; мозг накрыло яростной черной волной. Тогда Курт вру­бил подачу воздуха в компенсатор плавучести. Но тут послы­шался новый взрыв, и Остин потерял сознание.

ГЛАВА 10

Пол стоял в дверях хижины непод­вижно, словно тотемный столб. Последние четыре часа он слушал и всматривался во тьму. Все его чувства были напряжены до предела, готовые уловить малейшее изменение в ритме ночи. День ушел, и свет рожда­ли только редкие тлеющие костры, на которых туземцы гото­вили пищу. Вот последние селяне, подобно печальным при­зракам, разошлись по лачужкам, и деревня погрузилась в ти­шину. Лишь плакал где-то приглушенно ребенок. Какое же все-таки это нездоровое место. Пол и Гаме словно оказались в зачумленной деревне.

Голландец выгнал семью из хижины, ближайшей к его собственной. Широким жестом, подражая швейцару у две­рей «Ритца», он пригласил войти Траутов. Сквозь неплотные соломенные стены проникали тонкие лучики света и совсем чуть-чуть воздуха. Полы в хижине были земляные, на опо­рах висели гамаки; мебель состояла из пары грубых стульев и разделочной доски из пеньков. Впрочем, не духота беспо­коила Пола. Его не покидало чувство, что они с Гаме угоди­ли в ловушку.

Пол наморщил нос; этот жест он унаследовал от отца, рыба­ка с Кейп-Кода. Бывало, выйдет отец в предрассветных сумер­ках на пирс и принюхается, точно старый пес. А потом скажет:

—    Славный будет денек, кэп. На рыбалку!

Бывало и так, что Траут-старший наморщит нос и без лиш­них слов тут же отправится в кофейню. Всякие сомнения в чу­тье отца развеялись, когда в один прекрасный день он остал­ся на берегу, а шестеро других рыбаков пропали без вести во время шторма в открытом море. Отец тогда объяснил: дескать, пахло как-то не так.

То же чувство не покидало сейчас и Траута-младшего, хоть и находился он далеко от моря, в самом сердце венесуэльского дождевого леса. В деревне не раздавалось голосов, никто даже не кашлянул. Как будто здесь и не жил никто. Еще днем Пол позволил своей фотографической памяти вобрать практиче­ски все до последней детали обстановки. Похоже, селяне про­сто-напросто ушли на ночь. Попятившись от двери, он накло­нился к одному из гамаков. Гаме легонько коснулась его лица.

—    Я не сплю, — сказала она. — Думаю.

—    О чем?

Сев, она опустила ноги на пол.

—    Нашему другу Летучему Голландцу я не доверяю. Вре­зать бы ему, да боюсь замараться. Ф-фу.

—    Полностью с тобой согласен. За нами, похоже, следят. — Пол посмотрел на дверь. — Эта хижина напоминает ловушку для лобстеров. Вход есть, выхода нет. Разве что в кастрюлю. Предлагаю провести ночь на лодке.

—    Жаль, конечно, покидать эти пятизвездочные апартамен­ты, но я с тобой. Один вопрос. Если за нами следят, то как вы­браться незамеченными?

—    Очень просто. Выходим через черный ход.

—    Насколько я помню, здесь нет черного хода.

—    Ты просто не знаешь, какие мы, янки, изобретатели, — хитрым тоном ответил Пол. — Постой на стреме, а я пущу в ход свой гений.

Достав из чехла на поясе охотничий нож, он прошел в за­днюю часть хижины. Восьмидюймовое лезвие пилило и реза­ло солому практически неслышно, однако время от времени Пол издавал крик какого-то тропического животного. Звук был похож на скрип напильника по листу металла. Через не­сколько минут образовался проход два на два фута. Отведя к нему за руку жену, Пол пропустил ее вперед. Гаме высуну­лась наружу и огляделась. Вроде все тихо. Вылезла. Вслед за ней протиснулся и похожий на баскетболиста Пол.

Встав бок о бок, Трауты прислушались к ночной симфонии насекомых и птиц. Еще днем Гаме приметила тропинку, веду­щую от хижин к реке. В темноте угадывались очертания плот­но утоптанной дорожки. Гаме пошла вперед, и вскоре ноздрей коснулся запах стоячей воды. Тропинка привела к садам, ко­торые Трауты видели со стороны реки днем. Идя краем боло­тистого берега, они наконец заметили скелетообразные очер­тания щита пропеллера. К аэрботу Трауты спускаться не спе­шили, на случай если Дитер следит за ними. Пол швырнул в воду камешек. На всплеск, однако, из укрытия никто не вы­скочил.

Тогда они забрались на борт и подготовили лодку. С рас­светом тронутся в путь. Пол, подоткнув под голову спасжи- лет, растянулся на палубе. Вахту приняла Гаме, устроившись на месте водителя. Мало-помалу Пол задремал. Спалось тре­вожно — из-за духоты и пения насекомых. Потом свое взяла усталость, и пришел глубокий сон. Когда Гаме позвала мужа по имени, ее голос прозвучал как будто издалека. Наконец под веки пробился свет, и Пол, моргая, уставился на жену. Та все еще восседала на водительском месте. В мерцающем желтом зареве ее лицо приобрело странное, даже гротескное выражение.

К аэрботу подошли три каноэ. В каждом — свирепые индей­цы с бритвенно острыми копьями и мачете. В свободных руках они сжимали факелы, пламя которых отбрасывало ярко-красные отблески на бронзовые тела туземцев. Каждый индеец но­сил одинаковую стрижку под челку, и у каждого были выщи­паны брови. Все в набедренных повязках, кроме одного — тот надел бейсболку с логотипом «Нью-Йорк янкиз» и держал в руках дробовик. Ну и как после этого любить «Янкиз»?

—    Здрасте, — широко улыбнулся Пол.

Каменные лица индейцев ничуть не изменились. Воору­женный дробовиком малый качнул стволом в сторону бере­га: высаживайтесь, мол. Стоило Траутам оказаться на суше, как индейцы плотно обступили их. Фанат «Янкиз» мотнул стволом в сторону деревни, и факельная процессия — в цен­тре которой оказались Трауты — двинулась вверх по склону.

—    Прости, Пол, — извинилась Гаме. — Они появились из ниоткуда.

—    Ты не виновата. Я ошибся: думал, бояться надо тех, кто на суше.

—    И я. Но с какой стати ты им улыбался?

—    Больше ничего в голову не пришло.

—    Дитер перехитрил нас, — неохотно признала Гаме.

—    Не думаю. Взгляни туда.

На опушке перед хижинами стоял Дитер. Бледный в свете факелов, перепуганный, он потел, но не мог утереть испарину с лица — руки он держал поднятыми. В живот ему упиралось несколько копий, и — как будто этого мало — еще двое, белые, целились ему в грудь из револьверов. Оба незнакомца были одеты одинаково: белые хлопковые штаны, футболки с длин­ными рукавами и ботинки с высокими голенищами. У обоих на поясах висели широкие кожаные ремни с карабинами. Пер­вый — небритый детина, второй — низкорослый, стройный, с темными и невыразительными, как у кобры, глазами. Забрав у главаря индейцев «кольт», он мельком посмотрел на Трау­тов и снова перевел взгляд на Голландца.

—    Вот и твои курьеры, Дитер, — сказал незнакомец с фран­цузским акцентом. — Будешь отпираться или признаешь, что думал поиметь меня?

Дитер вспотел еще сильнее: на лице у него выступили и ручьем покатились вниз крупные капли.

—    Виктор, богом клянусь, я этих двоих только утром встре­тил. Их прислал Рамирес — рассказать о мертвом индейце и предупредить меня об опасности. — Во взгляде немца блес­нул коварный огонек. — Правда, я им не поверил и посадил в хижину. Хотел позже проследить за ними.

—    Да, меры безопасности ты предпринял экстраординар­ные, — не скрывая отвращения, произнес Виктор. Вот он по­смотрел на Траутов. — Вы кто такие?

—Меня зовут Пол Траут. Это моя супруга Гаме. Мы ис­следователи, работаем с доктором Рамиресом. Изучаем реч­ных дельфинов.

—Сюда зачем приехали? В этой части реки дельфины не водятся.

—Совершенно верно. Просто мы нашли каноэ, а в нем — мертвое тело индейца. Доктор Рамирес прислал нас сюда, предупредить селян о возможной опасности.

—Почему он сам не явился?

—Повредил лодыжку. И потом, нам самим интересно из­учить глубины дождевого леса.

—Неплохое алиби. — Француз взвесил на руке «кольт». — Это часть научного оборудования?

—Нет, оружие дал доктор Рамирес. Он настаивал; гово­рил, что мы можем угодить в неприятности. Если так посмо­треть, он был прав.

Виктор рассмеялся.

—Ваша легенда настолько глупа, что похожа на истину. — Он присмотрелся к Гаме, как только может присматривать­ся к женщине француз. — Гаме. Какое необычное имя. У вас французские корни?

Если Виктор считал себя галантным, то Гаме в его словах слышались нотки разврата. Впрочем, она никогда не упуска­ла шанс пустить в ход женские чары.

—Все мои знакомые французы сначала представляются сами.

—Ах, простите мне мою неотесанность. Всему виной об­щение с этой cochon[118]. — Дитер вздрогнул, когда Виктор мах­нул у него оружием под носом. — Меня зовут Виктор Арно. Это мой ассистент Карло, — указал он на своего молчаливого спутника. — Я представляю европейский картель, желающий приобрести одно редкое биологическое вещество.

—Так вы ботаник, вроде доктора Рамиреса?

—    Нет, — покачал головой Виктор. — Ботаник не справился бы со столь тяжелой работой. Мы владеем рабочим объемом знаний по биологии, однако в сущности являемся передовым отрядом, разведчиками. Нам велено добыть образцы для из­учения специалистами. Настоящие ученые придут позже, ис­пользуя проложенный нами путь.

—    Вы ищете лекарственные растения? — догадалась Гаме.

—    Если только в качестве побочного продукта. Возмож­но, где-то у нас над головами, в чудесной сокровищнице леса растет новое лекарство от рака, но... — Виктор коснулся носа и губ. — Вообще-то, мы ищем ароматы — для парфюмеров и вкусы — для кулинаров. Найдем нечто целебное — так даже лучше. У нас есть разрешение от правительства Венесуэлы, и операция наша совершенно законна.

Пол глянул на свирепых лесных дикарей, на оружие — холодное и огнестрельное, — на перепуганного и притихше­го Дитера. Он ни на секунду не поверил рассказу француза. Впрочем, нельзя вызывать подозрений излишними вопроса­ми, нельзя и молчать — легковерие вызовет подозрений не меньше.

—    Я, наверное, не удивлю вас вопросом: для чего научной экспедиции столько оружия?

—    Не удивите, — совершенно спокойно ответил Арно. — Страхи Рамиреса вполне обоснованны. Да вы и сами видите, насколько опасно в лесу. Взять хотя бы мертвого индейца. — Он иронично улыбнулся. — Вам, похоже, невдомек, какие у нас дела с этим животным? — Арно указал на Дитера. — Он дал нам проводников из селения. Они знают лес лучше ко­го бы то ни было. И, смею заметить, мы хорошо заплатили.

Пол ухмыльнулся.

—    И сейчас вы, кажется, готовы расторгнуть сделку с ми­стером фон Хоффом.

—    На то есть свои причины. Даже если вы о себе не совра­ли и вы действительно не курьеры, то Дитер решился обворо­вать нас. Мы искали одно чрезвычайно ценное растение, кото­рое принесло бы фармацевтам и кулинарам миллионы, если не миллиарды прибыли. Оно — просто чудо. Мы хотели до­быть для анализа образцы того, что местные веками исполь­зуют... к несчастью, не для изготовления духов.

—    Похоже, свою проблему вы уладили, — заметила Гаме. — У вас и Дитер, и образцы.

—    Если бы все было так просто, — резко ответил Арно. — Эту свинью мы раскусили, да, зато ценные образчики исчезли.

—    Не совсем понимаю вас.

—    От местных мы услышали про нужное растение, но ни­кто не смог провести нас туда, где оно растет. В поисках мы забрели много дальше, чем изначально рассчитывали. На тер­ритории, не изведанные и не отмеченные на карте. В конце концов нам попался индеец, которого позже вы нашли уби­тым. При нем имелись образцы нужного нам растения. За них мы давали хорошую плату, однако туземец отказал. Тогда мы пригласили его в гости, надеясь, что он передумает.

Вспомнились рубцы на теле покойного.

—    Он по-прежнему отказывался говорить и вы его при­стрелили?

—    О нет, все не так тривиально. Мы прилагали все усилия, чтобы поддерживать в нем жизнь. Дитер отвечал за гостепри­имство и охрану образцов. Однажды ночью он напился, и бед­ный дьявол бежал к реке. В лодке его и застрелили. Мы дума­ли, он выкрал травы. В таком случае вы нашли бы их при нем.

—    А какие они были? — спросил Пол.

—    Они необыкновенные. Маленькие клиновидные листоч­ки в красную прожилку. Местные зовут это растение крова­вым листом.

—    Мы смотрели в сумках покойного — и не нашли ниче­го похожего.

—    Значит, — Арно перевел презрительный взгляд на Ди­тера, — кто-то из вас лжет. Дитер говорил, что индеец бежал, прихватив растение.

—    Ты им веришь? — ответил Дитер. — Индеец выкрал сум­ку со всем содержимым.

—    Сомневаюсь, — тихо произнес Арно. — Захвати ониоб­разцы растения, не явились бы сюда, как идиоты. Думаю, то, что нам нужно, — у тебя. — Он поднял револьвер. — Говори, где оно, или сдохнешь.

—    Убьешь — и не видать тебе образцов, Арно, — с вызовом проговорил Дитер. И зря, француз не собирался с ним мин­дальничать.

—    Это правда, но перед тем, как застрелить, я отдам тебя своим разукрашенным компаньонам. Они с чистой совестью освежуют тебя, как мартышку.

Краска схлынула с лица Дитера.

—    Я не укрываю от тебя сведения. Просто предлагаю торг.

—    Время торга давно прошло, как ни прискорбно. Я устал от тебя. — Арно поднес револьвер к губам Голландца. — И от твоего вранья.

Прогремел выстрел, и нижняя половина лица Дитера раз­летелась в брызгах алой крови. Монокль выпал из удивлен­но выпученного глаза, а сам Голландец рухнул на спину, точ­но спиленное бензопилой дерево.

Француз перевел дымящееся дуло на Пола.

—    Не знаю, врете вы или говорите правду. Чутье подсказы­вает, что вы честны. Просто вам не повезло заглянуть на ого­нек к этой свинье. Ничего личного, я просто не могу отпустить вас. — Он печально покачал головой. — Даю слово, ваша пре­красная супруга умрет быстро и безболезненно.

Пол как будто перенесся в другую галактику. Как ни по­разила его немедленная казнь Дитера, он сразу понял: Арно свидетелей не оставит. Долговязая фигура и вялые движения Пола могли ввести в заблуждение кого угодно. Если понадо­бится, двигаться он может очень даже быстро. Он напрягся, приготовившись схватить Арно за руку и направить ствол в землю. В лучшем случае его убьют, но Гаме успеет бежать. В худшем убьют обоих.

Арно уже положил палец на спусковой крючок, и Пол при­готовился к последнему рывку, как вдруг индеец в бейсбол­ке не то хрюкнул, не то кашлянул. Выронив дробовик, он с ужасом взирал на торчащее из груди двухфутовое древко. Из спины у него выглядывал обагренный наконечник с бород­кой. Попытавшись выдернуть стрелу, индеец рухнул рядом с телом Дитера.

Кто-то из туземцев выкрикнул:

—    Чуло! — И тут же его сразила другая стрела.

Товарищи убитых в ужасе повторяли:

—    Чуло! Чуло!

Раздалось страшное улюлюканье, и в кустах мелькнуло бе­ло-голубое лицо, потом еще одно. Через несколько секунд по­хожие на маски лица виднелись повсюду. Засвистели стрелы, погибло еще больше индейцев. Падали на землю оброненные и брошенные в панике факелы.

В темноте и смятении Пол схватил жену за руку. Вырван­ная из ступора, Гаме побежала за Полом к реке. Оба думали об одном: добраться до лодки. В жуткой спешке они чуть не налетели на стройную фигуру — та выступила им навстречу из тени.

—    Стойте! — твердым голосом приказала... Тесса.

—    Мы к лодке, — сказала Гаме. — Идем с нами.

—    Нет, — ответила вдова Дитера и ткнула пальцем в сто­рону реки. — Смотрите!

В свете прихваченных факелов они увидели, что на берег из каноэ высаживаются десятки людей в бело-голубой рас­краске.

Схватив Гаме за руку, Тесса потащила ее в сторону.

—    Сюда, здесь безопасней.

Туземка повела Траутов прочь с опушки, в чащу. Ветки и колючки хлестали по лицу и ногам. Улюлюканье стихло. Бы­ло такое чувство, будто Трауты забрались в сердце Земли: жа­ра стояла страшная.

—    Куда ты нас ведешь? — спросила Гаме, останавливаясь и переводя дух.

—    Нельзя стоять. Чуло придут, скоро.

И правда, странный боевой клич набирал силу. Пол и Га­ме еще несколько минут следовали за вдовой Дитера, пока та не встала. Они оказались в роще деревьев, которые выгля­дели карликами на фоне гигантских бесформенных стволов, уходящих ввысь на добрую сотню футов. Тессу почти не бы­ло видно в сочащемся сквозь кроны лунном свете. Она ука­зала вверх, но Трауты ничего не увидели — только тьму ли­стьев и серебристые проблески в прорехах.

Заметив их смущение, Тесса, будто работающий со сле­пыми детьми учитель, вложила им в руки нечто, похожее на ощупь на дохлых змей. Нейлоновые шнуры. Вспомнились ремни с карабинами на поясах у Арно и его компаньона и то, как Дитер упоминал дирижабль. Пол наскоро оплел шнуром тонкую талию супруги, и Гаме, перебирая руками по второму шнуру, пошла вверх. Пол осмотрелся: вдова Дитера пропала из виду. Все, о женщинах можно не беспокоиться.

—    Поднимайтесь, — сказал он. — Я прямо за вами.

Точно так же опоясавшись шнуром, он в несколько мощ­ных рывков поднялся над землей на несколько ярдов. Где-то наверху, совсем близко, пыхтела Гаме.

Снизу раздалось странное пение. Чуло. Они подбрасыва­ли вверх факелы, и те падали назад, подобно истощенным ко­метам.

Как ни боялись Пол и Гаме, что их достанет огромной стре­лой, они упорно продолжали подъем. Пол уже посмел наде­яться, что чуло отстали. Но стоило глянуть вниз, и он заме­тил, как лезут вверх бело-голубые дикари. Конечно, где два троса — там и все три, а то и больше.

Гаме прокричала:

—    Я наверху!

Пол поднялся еще немного и ухватился за протянутую ру­ку жены. Гаме помогла ему взобраться на ветку толще муж­ской талии. Пыхтя от натуги, Пол схватился за следующий сук. Наконец нащупал гладкую резиновую поверхность. Над кронами висела дымка, приглушая оловянный отблеск поло­винки луны. И все же Пол разглядел над деревьями растяну­тую, подобно сети гигантского паука, платформу из ячеек и труб. Какой гений додумался создать такое чудо? Впрочем, восторги стоило оставить на потом. Снизу уже доносилось пыхтение, и Пол потянулся за ножом. Ах, нет, его же — вместе с «кольтом» — забрали индейцы..

Вскрикнув, Гаме указала на парящий чуть выше небольшой аэростат. Снизу затрещали ветки. Еще минута — и чуло будут здесь. Отвязав от себя подъемный трос, Пол прошел по пружинистой поверхности к центру, к швартову, ухватился за него и притянул аэростат к платформе, чтобы Гаме могла сесть в кресло прямо под газовым баллоном. Вес жены сра­ботал как балласт, и Пол, спокойно отпустив швартов, сел в кресло рядом.

—    Умеешь управлять этой махиной? — спросила Гаме.

—         Думаю, это не трудно. Не сложнее, чем править лодкой. Сначала надо отшвартоваться.

В детстве Гаме ходила по Великим озерам, и сравнение — пусть и не совсем правдоподобное — помогло сориентироваться. Они с Полом быстренько отвязали швартовы, и дири­жабль, чуть помедлив, пошел наконец вверх. Внизу смутные фигурки подпрыгивали, пытаясь ухватиться за свисающие с дирижабля тросы, однако воздухоплавательное средство успело набрать приличную высоту.

Поднявшись над бескрайней, утопающей в тумане долиной, Трауты поплыли в воздухе, как семечко молочая. Эх, как бы не угодить из огня да в полымя...

ГЛАВА 11

— Сеньор? Сеньор?

Моргнув, Остин приоткрыл глаза и увидел обветренное лицо в обрамлении жестких се­дых бакенбард. Физиономия растянулась в щербатой улыб­ке, чем напомнила фонарик из тыквы на Хэллоуин. Да это же мексиканец, тот самый, что накануне указал путь к прорехе в заборе! Сам Остин лежал в деревянной лодке, на мотке ве­ревки, в гидрокостюме (правда, уже без акваланга). Он при­поднялся на локтях — вышло не сразу, болели суставы, да и рыба скользила под руками.

На другом конце лодки сидел второй мексиканец, точная копия первого, вплоть до щербинок между зубами. Он при­сматривал за Завалой. Обычно аккуратно причесанный, на­парник выглядел жутко растрепанным. Он был насквозь мо­крый, но живой и в сознании.

—    Ты как? — спросил Остин.

На колени Завале шлепнулась рыба. Подняв ее за хвост, он отбросил рыбину к остальному улову.

—    Кости целы. Теперь понимаю, каково это, когда в тебя палят из пушки. Сам-то как?

—    Побаливает местами. — Размяв пульсирующее плечо, Остин принялся за ноги. — Меня словно пропустили через автомойку и запихнули в голову звонящий телефон.

—    Голос у тебя такой, будто все еще говоришь через под­водную рацию. Что произошло-то? Я только хотел подобрать тебя на «Броуге», и тут началось...

—Подводный взрыв. — Остин оглядел зеркально гладкую поверхность моря. Лодка рыбаков находилась за пределами лагуны, а вот «Триглы» нигде не было видно. Странно, Кон­тос и его команда не могли не слышать взрыв. Так почему не подплыли, не проверили, в чем дело?.. Ладно, пора бы со сво­ей ситуацией разобраться.

—Не спросишь наших друзей, как мы здесь оказались?

Завала перевел вопрос на испанский. Пока один рыбак та­раторил что-то в ответ, второй согласно кивал. Поблагодарив их, Завала перевел на английский:

—Его зовут Хуан, и он вспомнил нас. Второй рыбак — его брат Педро. Они рыбачили недалеко от лагуны, когда из-под воды раздался рев и поверхность вскипела.

—Si, si, la bufadora, — подтвердил Хуан. Он вскинул руки, словно дирижер, подводящий оркестр к крещендо.

—Чего это он так жестикулирует? — спросил Остин.

—Говорит, шум был похож на то, когда за Энсенадой вол­на ударяет в расселину между скал. Только намного, намного громче. Скала позади фабрики треснула и обвалилась, пошли волны, и лодка чуть не опрокинулась. Потом из-под воды по­казались мы, и нас подобрали, как пару сардин-переростков.

Остин еще раз огляделся.

—«Триглу» не видели?

—Какой-то корабль они заметили еще до взрыва. Судя по описанию, «Тригла». Она перешла на другую сторону мыса и оттуда не возвращалась.

Что там с Контосом и командой? Не в беде ли они?

—Поблагодари наших спасителей и спроси, не прокатят ли они нас вокруг мыса?

Завала передал просьбу рыбакам, и те тут же завели ста­ренький подвесной «Меркьюри». Кашлянув и плюясь, как астматичный автомат для попкорна, испуская облака сизого дыма, мотор легко понес лодку по гладкой поверхности океа­на. Хуан заплыл за мыс, и они увидели «Триглу». Контос да­же не думал сниматься с якоря.

Палубу присыпало камнями и землей, и судно погрузилось в воду по самую ватерлинию. Треугольную раму на корме и кра­ны с выносными стрелами погнуло, словно крендельки. В самом склоне из-за оползня открылся желтоватый слой. Члены коман­ды, орудуя лопатами, расчищали палубу от камней поменьше; вильчатый погрузчик сбрасывая за борт крупный мусор.

Хуан подвел лодку вдоль судна. К борту подошел Контос: руки и лицо в грязи, будто шкипер вылез из шахты.

Сложив ладони рупором, Остин прокричал:

—    Пострадавшие есть?

—    У наших только порезы и ушибы, — прокричал в ответ Контос. — Повезло, на корме никого не было. Из лагуны до­несся грохот, и мы хотели посмотреть, в чем дело. Но тут на нас упал кусок скалы, мы даже с якоря сняться не успели. Где вас носило?

—    Мне нравится твой новый грим, — заметил Остин.

—    В «Рив гош» купил? — подыграл ему Завала.

Попытавшись стереть грязь с носа, Контос еще сильнее раз­мазал ее по лицу.

—    Я посмотрю, вы, остряки, целы и невредимы. Когда за­кончите издеваться надо мной, будьте добры объяснить: что произошло?

—    Вы слышали подводный взрыв, — сказал Завала.

Контос недоверчиво покачал головой.

—    Здесь нет вулканов. Чему взрываться?

—    Могу сказать только, что жахнула подводная конструк­ция, — признался Остин.

Контос одарил его непонимающим взглядом.

—    Позже объясню. — Осмотрев склон скалы, Курт прокри­чал: — Взрыв вызвал оползень.

Контос нахмурился.

—    Постой, а где «Броуг»?

Остин и Завала переглянулись — ни дать ни взять маль­чишки, которые разбили на кухне тарелку с печеньками. Курт даже подумал: уж не Иона ли он? Человек, притягивающий бе­ды на море? За последние пару дней он угробил второе судно.

—    Нет больше «Броуга», — ответил Остин. — Прости, мы были бессильны. Нас самих выручили Хуан и Педро.

—    Рад знакомству, — сказал улыбающимся рыбакам Кон­тос. — Что ж, ничего не поделаешь. НУМА должно мне но­вый батискаф.

Остин оглядел корпус «Триглы».

—    У тебя крен. Ты не тонешь?

—    Да вроде нет. Течи не заметили. Отчалим — посмотрим, как «Тригла» себя поведет. Помяло в основном палубу и над­стройки. Краны вышли из строя, погрузчик убирает большие камни. На помощь никого не зовем, потому что не хотим объ­яснять, какого рожна мы делаем в мексиканских водах.

—    Дашь нам время проверить бухту?

Контос обернулся и осмотрел палубу.

—    Валяйте. Мы еще долго будем расчищаться.

Завала попросил рыбаков отвезти их обратно к лагуне. Бра­тья тут же разругались: Педро был сыт по горло проклятым местом и выскакивающими со дна водяными-гринго. Он яв­но хотел домой, но Хуан сумел его переубедить.

Они зашли в бухту и увидели дымящиеся остатки фабри­ки. Как и по ту сторону мыса, склон здесь обвалился, открыв желтый пласт. Оползень уничтожил все следы монорельсо­вого лифта.

Рыбацкая лодка плыла между обломками подводной стан­ции и останками мертвой рыбы. Остин и Завала ведром соби­рали кусочки расплавленного пластика и клочки обожженной бумаги. Грех брезговать уликами: однажды крохотный метал­лический осколок помог установить причину крушения само­лета над Локерби.

Наконец рутинная работа принесла плоды. Завала выло­вил покачивающийся на волнах цилиндр: два фута в длину и шесть дюймов в диаметре; на корпусе — серийный номер и марка производителя.

Тут они заметили на вершине скалы человеческие фигур­ки. Остин не горел желанием объясняться с местными властя­ми, да и мексиканские рыбаки торопились убраться из лагуны.

Когда они подплыли к «Тригле», завал на палубе практически расчистили. Осадка корабля выровнялась. Остин, одолжив у Контоса денег, хотел заплатить рыбакам за услуги, но братья отказались от наличных. Якобы показать дыру в заборе — вот это платная услуга, а спасение утопающего — человеческий долг. Подумав немного, Остин убедил их принять дружеский подарок. С согласия Контоса, он обрадовал рыбаков отличным мотором, который по плану все равно готовились списать.

Взревев моторами, «Тригла» медленно направилась в от­крытое море. Так и не заметив течи, Контос взял курс на се­вер. И вовремя — не успели они отплыть на несколько миль от лагуны, как в небе показался темно-зеленый вертолет. По­кружив немного над бухтой, он улетел в обратном направле­нии. Возле Энсенады «Тригла» смешалась с другими судами; навстречу им пронесся катер береговой охраны. Когда же на­конец «Тригла» покинула территориальные воды Мексики, Остин и Завала вздохнули с облегчением. После душа они переоделись в чистую одежду и вышли на мостик к капита­ну. Контос как раз приготовил кофе.

—    Значит, так, господа, — сказал он, разливая дымящийся напиток по чашкам. — Как шкипер данного судна, ангажи­рованного, оказывается, для спецназовской операции, я жду, когда меня введут в курс дела.

Остин пригубил кофе. Черт, какой ядреный! Ничего вкус­нее он в жизни не пил.

—    Мы и сами не ждали взрыва. Шли-то с простым наме­рением: выявить источник перегрева, который убил китов. И, похоже, установили его.

Остин описал подводную станцию, не забыв поведать и о маскировке: о фальшивых буях, о рыболовной сети, о высокой температуре воды. Затем передал эстафетную палочку Завале. Тот словно бы перенесся обратно в кабину «Броуга» за мгно­вение до взрыва и схватил воображаемый руль.

—    Все отлично, мы засекаем жар, исходящий от станции. Ты подплываешь к ней, а я опускаюсь на дно, жду. Темпера­тура зашкаливает, и я вызываю тебя обратно.

Остин покопался в памяти.

—    В этот момент я разглядывал нутро станции сквозь про­зрачный купол. Заснял механизмы, людей. Поплыл к тебе, и тут ка-ак жахнет!

—    Говоришь, внутри проходило много труб? — припомнил Завала. — Что-то передавали под высоким давлением. Может, трубы и взорвались?

—    Вряд ли это их дефект. Станция была навороченная, и система передачи, скорее всего, имела кучу предохранитель­ных клапанов и запорную арматуру. Я не заметил признаков паники, никто не носился по станции, не бил тревогу... Все у них шло, как надо.

—    А как насчет повышенной температуры воды?

—    Хороший вопрос. Впрочем, наблюдение со спутника по­казывает: это был не первый выброс горячей воды. Он к взры­ву отношения не имеет. — Из принесенного с собою полиэ­тиленового пакета Остин извлек металлический цилиндр. — Плавало в лагуне. Есть догадки, что это?

Изучив странный предмет, Контос покачал головой.

—    Когда вернемся в Вашингтон, я попробую выйти на про­изводителя.

—    Похоже, чутье тебя не обмануло, Курт. «У Хассонга» ты сказал, будто за тобой кто-то там следит...

Взгляд Остина помрачнел.

—    Я и еще кое-что заметил.

—    Что же?

—    Что бы ни притаилось в тени, оно жутко голодное.

—    Вы, двое, хватит страху нагонять, — одернул их Кон­тос. — Годзиллы мне тут не хватало.

Остин промолчал. Он смотрел на взрезающий волны нос корабля, словно под пенными шапками таились ответы на вер­тящиеся в голове вопросы.

ГЛАВА 12

Дирижабль скользил над джунгля­ми подобно огромному вытяну­тому японскому фонарику. Он мерцал оранжевыми и голу­быми огнями, когда включались горелки — подогреть воздух внутри похожего на сардельку пузыря. Если бы не газовое пламя, дирижабль можно было бы принять за проплываю­щее на фоне луны облако.

Внешне он представлял собой смесь воздушного шара и самолета. Управляемую, не уповающую на волю ветра. К то­му же форма оболочки была обтекаемой, не то что грушевид­ный шар. И эту форму она сохраняла за счет горячего возду­ха, не жесткого каркаса.

Трауты устроились на мягких сиденьях в передней части гондолы на алюминиевом каркасе. Для них баллон выглядел просто огромным. Сшитый из полиэфира, он имел сотню фу­тов в длину и половину того в высоту. В задней части распо­лагался руль, по бокам — плавники-стабилизаторы. Под пас­сажирскими сиденьями крепились газовые баллоны, от ко­торых питались горелки; баки с топливом для двухтактной силовой установки «Ротекс», движка и трехлопастного про­пеллера, обеспечивающего боковое давление.

Пол и Гаме по очереди ознакомились с управлением. Оба в свое время полетали на воздушных шарах, и управление дава­лось относительно легко. Подачу газа регулировала педаль; на приборной панели имелось всего полдюжины рычагов. Тра- Уты пристально следили за высотомером, стараясь удержи­вать дирижаблик примерно в двух тысячах футах от земли.  Так было относительно безопаснее.

Вскоре один газовый баллон опустел, и Трауты перешли на запасной. Бензиновый движок и силовую установку решили не использовать до утра. Наконец на востоке забрезжил жемчужно-серый рассвет. Вскоре солнце приобрело оттенок розовых лепестков, но даже сейчас туман мешал ориентироваться. Испарения от крон деревьев съедали краски неба,  превращаясь в красноватое взволнованное море дымки. Пол  принял управление, а Гаме тем временем порылась в ящике  между сиденьями.

—Пора завтракать! — радостно объявила она.

—Мне, пожалуйста, обжаренный до хрустящей корочки  бекон с картофелем.

Гаме протянула ему батончик мюслей.

—На вот тебе: малина или черника?

—Интересно, как у них с обслуживанием номеров? — Муж  включил радио, но из динамика донесся только шум и треск  статики. — Даже Финнеасу Фоггу так туго не приходилось, —  нахмурился Пол. — Ладно, черт с ним, давай сюда чернику.

Гаме передала батончик сухого завтрака и бутылку тепло- ватой минеральной воды.

—Богатая была на события ночка.

—Какая ты, однако, лаконичная! Мы поцапались с экопиратами, стали свидетелями хладнокровного убийства, а после едва-едва сбежали от кровожадных туземцев.

—          Своим спасением мы обязаны Тессе. И как она досталась Дитеру?

—          Не она первая так ошиблась в выборе мужчины. Выйди ты замуж не за сына рыбака, а, скажем, за юриста или доктора, то купалась бы сейчас в бассейне на заднем дворике собственного дома.

—          Ску-учно же. — Гаме задумчиво прожевала кусок мюслей. — Не знаете, случайно, где мы, мистер Сын Рыбака?

Пол покачал головой.

—    Вот бы моего папу сюда. Он безо всякой электроники умел ориентироваться. По старинке.

—    Как насчет компаса?

—    От него мало проку, если нет вех или навигационных бу­ев. Вон там точно восток. — Он указал на солнце.

—    Деревня Голландца располагалась к юго-западу от де­ревни Рамиреса, — припомнила Гаме. — Что, если нам раз­вернуться на северо-восток?

Пол почесал в затылке.

—    Это сработало бы, зависни мы на одном месте. Прошлой ночью дул ветер, и кто знает, как далеко нас занесло. К тому же газ заканчивается. Действовать надо наверняка. Горючего полный бак, но что толку от пропеллера, если мы станем па­дать?

Гаме пригляделась к зеленому океану внизу.

—    Красиво-то как.

—    А бекон с яичницей и картофелем — еще красивей.

Передав ему еще батончик, Гаме посоветовала:

—    Используй воображение.

—    Вот я и пытаюсь представить, как такой летун затащи­ли в джунгли. На нем, конечно, могли и прилететь, но он че­ресчур мал и не вынес бы всего оборудования. Скорее всего, дирижаблик собрали уже в лесу, в районе того места, откуда мы его угнали.

—    Дорог нет, — подхватила нить размышлений Гаме, — зна­чит, французы приплыли по реке. Если найдем ее приток, по­лучится вернуться к Рамиресу. Если подняться выше, то мож­но разглядеть лес получше.

—    Блестяще. — Пол надавил на педаль подачи газа.

Сопла горелок хрипловато загудели, и через мгновение ди­рижабль стал подниматься. Солнце тем временем выжигало Дымку, тут и там проглядывали верхушки деревьев, на которых коралловыми наростами краснели цветы.

На высоте трех тысяч футов Гаме, прищурившись, заме­тила:

—    Там что-то есть.

Подав питание на руль, Пол развернул дирижабль. Тихо мурлыкал двигатель с водяным охлаждением; судно медлен­но — преодолевая инерцию — набрало скорость десять миль в час. Отыскав бинокль, Гаме стала вглядываться через не­го вперед.

—    Невероятно, — сказала она, когда дымка практически полностью рассеялась.

—    Что видишь?

Секунду Гаме молчала.

—    Длань Божью, — с благоговением прошептала она.

Пол не сразу ее понял — сказывался недостаток сна.

—    Великие водопады, о которых рассказывал Голландец?

Гаме кивнула.

—    Даже издали они выглядят потрясающе.

Пол прибавил скорости. Ему показалось, будто их что-то тормозит. Глянув вниз, он заметил привязанный к гондоле на стропах красный треугольник.

—    Вот тебе и на. Мы везем зайца.

Нацелив бинокль вниз, Гаме присмотрелась.

—    Похоже на спасательный плот из сетки, натянутой на ре­зиновый каркас. На него, наверное, сбрасывали людей и при­пасы.

—    Звучит логично. Не зацепиться бы этим плотом за вер­хушки деревьев. — Посмотрев вперед, Пол вздрогнул.

Прямо по курсу из гущи деревьев вздымалась гигантская каменная ступень утеса. Река текла из леса прямиком к об­рыву плато, где скалистые образования разбивали поток на пять водопадов. В лучах солнца они сверкали и переливались, словно ручейки бриллиантов меж пальцев ювелира. Река в этом месте — как всегда перед обрывом — текла обманчиво медленно. У подножия крутого утеса, где в озеро срывались тысячи галлонов воды, висела дымка конденсата.

Пол сказал:

—    По сравнению с этими водопадами Ниагара — просто ручеек.

—    Должна же эта вода куда-то утекать. — Гаме просмотре­ла периметр озера. — Пол, вон там. Взгляни! Вижу реку, она выходит из озера. Надо только следовать по ее течению.

—    А для начала подыскать заправочную станцию. — Пол взглянул на счетчик газа. Баллоны практически опустели. — Мы вот-вот рухнем с неба.

—    Пока что можем двигаться вперед. Спустись к реке. Ис­пользуем плот по назначению.

Пол мысленно прикинул план десантирования на воду. Гондола сразу потонет. Оставшийся воздух в аэростате какое- то время позволит продержаться на плаву, но есть серьезная угроза запутаться в сотнях квадратных футах материи. Как только плот коснется воды, надо будет сразу перебраться на него и открепиться от дирижабля. Плот — единственный би­лет на выход из джунглей.

В общих чертах Пол изложил план жене:

—    Стропы надо перерезать еще до приводнения. Иначе плот, считай, потерян.

Гаме еще раз глянула вниз: к каждому углу крепилось по три стропы. Всего их девять...

—    В «бардачке» есть складной нож, — сказала она.

Проверив остроту лезвия, Пол спрятал нож в карман объ­емистых шортов.

—    Спускай нас, — сказал он. — Как можно ниже, к самой воде. Я пока перережу стропы.

—    Дирижабль пойдет на бреющем, и мы покинем корабль на плоту?

—    Как два пальца об асфальт, — усмехнулся Пол.

Приняв у мужа руль, Гаме медленно развернула дирижабль прочь от водопадов. Солнечный свет, проходя сквозь брызги воды, преломлялся множеством радуг. Вот бы к удаче...                                                                                                                                        

Гондола накренилась, когда Пол перелез через правый борт. Он глянул вниз на красный треугольник в тридцати фу­тах под дирижаблем и перебрался в заднюю часть, за балло­ны и горелки. Перерезал стропы, идущие к заднему левому углу плотика, и то же самое проделал с задним правым набо­ром строп. Подвешенный за передний угол, плот закрутился на встречном ветру.

Слегка придавливая педаль газа, Гаме плавно и медленно повела дирижабль к точке у реки. Ей уже начинало казать­ся, что сумасшедший план мужа сработает, как вдруг горел­ка, пукнув, заглохла. Оптимизма как не бывало. Горючее за­кончилось на высоте в тысячу футов.

Поведение дирижабля пока никак не изменилось: нагретый воздух все еще сохранял обтекаемую форму пузыря, а про­пеллер нес гондолу вниз под небольшим углом. На высоте в пятьсот футов ситуация начала трещать по швам: угол сни­жения стал круче, давление в пузыре ослабло, и его нос про­мялся. Вот уже и весь пузырь, напоминая гнилой помидор, стал заваливаться влево.

Пол в это время как раз сидел перед Гаме, перерезал перед­ний комплект строп. От двух он избавился. Оставалась тре­тья. Воодушевленный, Пол настолько утратил бдительность, что не заметил, когда дирижабль дал крен, — и упал. Гаме бес­помощно закричала.

Гондолу тряхнуло, и она завалилась вперед. Перегнувшись через бортик, Гаме увидела, как Пол цепляется за стропу пря­мо у самого плота — плот раскачивался, словно детские ка­чели на ветру. Дирижабль практически остановился, пузырь совсем утратил форму. Пол раскачивался на стропе... Не же­лая тонуть под складками пузыря и гондолой, он перерезал стропу и с высоты в полсотни футов упал в воду. Следом — с громким всплеском — приводнился плот. Гаме, действуя на чистом адреналине, отстегнула ремни, перебралась на край гондолы, сделала глубокий вдох и ныр­нула вниз. И хотя гондола дико раскачивалась, да и вообще падала в воду, Гаме удалось совершить классический прыжок ласточкой, достойный высшего балла на Олимпиаде. Нырнув, она вытянулась и поспешила обратно к сверкающей поверх­ности. Как раз вовремя — она увидела, как гондола и совсем сдувшийся пузырь рухнули на плотик.

Простенькое суденышко потонуло вместе с надеждами до­браться на нем до деревни Рамиреса. Правда, Гаме больше бес­покоилась за Пола. С невыразимым облегчением она услыша­ла голос мужа. Огляделась, но так его и не увидела.

Оказывается, Пол ухватился за противоположный конец тонущей гондолы. Помахав друг другу руками, они встрети­лись на середине потока. Посмотрели какое-то время с бла­гоговением на пять водопадов и по течению поплыли к дале­кому берегу.

ГЛАВА 13

Заложив руки за голову, специаль­ный агент ФБР Мигель Гомес — далеко не малого телосложения — откинулся на спинку крес­ла и уставился на двух незнакомцев.

—    Вы, господа, наверное, жить не можете без тортилий, раз поперлись к Энрико Педралесу.

—    Оставим тортильи в покое, — ответил Остин. — Просто хотим задать Педралесу несколько вопросов.

—    Исключено, — равнодушно произнес агент и покачал го­ловой. Его темные, как изюмины, глаза смотрели на Остина устало и чуть подозрительно. (Типичный коповский взгляд.)

—    Не понимаю, — сказал Остин, теряя терпение. — На­значьте ему встречу через секретаря, поезжайте и поговори­те. Как деловые люди.

—    Фермер — не просто деловой человек.

—    Фермер? Он еще и сельским хозяйством занимается?

Гомес невольно улыбнулся во все тридцать два зуба.

—    Ну, для вас это, может, и сельское хозяйство... Вы не слышали, как полиция отыскала кучу трупов, зарытых на не­скольких приграничных ранчо?

—    Слышали, — ответил Остин. — Во всех газетах было на­писано: откопали десятки трупов. Людей убили предположи­тельно наркоторговцы.

—    Я один из немногих, кого мексиканцы пропустили на ранчо. Угодья принадлежат Энрико, точнее, его ребятам.

Завала, хранивший до того молчание, спросил:

—    Хотите сказать, что местный король тортилий — нарко­торговец?

Гомес подался вперед и принялся перечислять, загибая пальцы:

—    За ним наркотики, проституция, вымогательство, похи­щения, подделка лекарств, карманные кражи и оскорбление общественности. Все, что душе угодно. Его организация — как и любой другой конгломерат, который не складывает все яй­ца в одну корзину. Плохиши получают приказы с Уолл-стрит. Их любимое слово сегодня — разнообразие.

—    Мафиози, — произнес Остин. — Они доставят нам хлопот.

—    Ничего подобного. — Агент вошел в раж. — По сравне­нию с нашими мафиози сицилийцы — хор мальчиков. «Коза ностра» убивали человека, но не трогали его семью. Если пе­рейдете дорогу браткам из России, они порешат и вас, и ва­ших детей с женой. Однако и для них это — вопрос бизнеса. Мексиканцы все воспринимают на свой счет. Любой, встаю­щий у них на пути, оскорбляет их мужское достоинство. Эн­рико своих врагов убивать не любит. Он стирает в порошок их, их родственников и даже друзей.

—    Спасибо за предупреждение, — ничуть не испугавшись, поблагодарил агента Остин. — Теперь скажите, как нам с ним увидеться?

Гомес разразился хриплым смехом. Он мысленно оцени­вал эту парочку, едва они вошли и предъявили удостовере­ния сотрудников НУМА. Про Агентство морских и подво­дных исследований Гомес знал только, что это — морской ана­лог НАСА. Остин и Завала, правда, ничуть не соответствовали представлениям фэбээровца об океанологах. Плечистый, заго­релый Остин мог, наверное, протаранить стену, а тихий и лу­каво улыбающийся Завала в маске да со шпагой стал бы иде­альным кандидатом на роль Зорро.

—    Ладно, ребята, — признавая поражение, Гомес покачал головой. — Пособничать самоубийцам противозаконно, поэ­тому расскажите-ка, что вы задумали. На кой ляд вам фабрика по производству тортилий, которой владеет мексиканский бандит?

— Неподалеку от этой самой фабрики произошел подво­дный взрыв. Вот мы и хотим задать Педралесу парочку во­просов. Мы не ФБР, а простые исследователи моря.

— Разницы нет. Все федералы — враги. Вопросы о бизне­се Энрико воспринимает как угрозу. Он и не за такое людей убивал.

— Послушайте, агент Гомес, мы не стали ломиться в па­радные двери, — сказал Остин. — Пробовали окольные пути. Мексиканская полиция утверждает, что якобы взорвался те­плопровод. Все, дело закрыто. Тогда мы подумали, что вла­делец фабрики должен быть в курсе случившегося, и отзвонились в Министерство торговли. Там испуганно ответили: фабрика принадлежит Энрико, и лучше бы нам обратиться в периферийное отделение ФБР в Сан-Диего и спросить Гоме­са. То есть вас. Пора сделать следующий шаг. У Энрико есть офис в США?

— Границу он не пересекает. Иначе мы его сразу сцапаем.

— Тогда отправимся к нему сами.

— Это нелегко. Энрико Педралес служил в полиции, и те­перь мексиканские стражи порядка у него на зарплате. Шу­гают всех: информаторов, конкурентов — любого, кто может доставить боссу неудобства.

Достав из ящика две пухлые папки, Гомес разложил их на столе.

— В одном досье — все грязные делишки Энрико, в дру­гом — его легальные операции. Ему же надо отмывать добы­тые нечестным путем денежки, вот он и основал несколько за­конных предприятий. Фабрика по производству тортилий — настоящий флагман. С тех пор как тортильи пробились на американский рынок, они приносят Энрико миллионы дол­ларов прибыли. Бизнес контролируют несколько компаний. Не верите — загляните в ближайший супермаркет. Энрико, пользуясь связями в правительстве, дал кому надо на лапу и запустил пальцы в пирог. — Агент Гомес подвинул папки Остину и Завале. — Пределов отделения эти документы не покинут, но почитать их можно.

Поблагодарив фэбээровца, Курт прихватил папки в неболь­шую комнату для совещаний. Они с Завалой уселись друг на­против друга за столом и поделили материалы: Завале доста­лись легальные дела Педралеса. Договорившись кричать, если найдется что-нибудь интересное, принялись за чтение. Остин хотел узнать побольше о человеке, с которым предстоит ра­ботать, и чем дальше он вчитывался в досье, тем меньше оно ему нравилось. Разве может быть в одном человеке сосредо­точено столько зла? Энрико был причастен к сотням убийств, и каждое имело его отвратительный почерк. Остин только по­радовался, когда Завала оторвал его от чтения.

—    Нашел! — воскликнул тот и зашелестел страницами. — Это легенда и отчеты о наблюдениях за фабрикой по произ­водству тортилий. Энрико владеет ею около двух лет. Фэбэ­эровцы туда наведались, осмотрелись и не нашли ничего по­дозрительного. Проделали то же, что и мы, за исключением одной маленькой вылазки, которую предпринял я. В отчете указано: фабрика работает на законных основаниях.

—    И ни слова о подводной станции?

Завала нахмурился.

—    He-а. Ни слова.

—    Неудивительно. Корпус станции могли погрузить в ла­гуну ночью.

—    Логично. А у тебя что? Нашел зацепки?

—    Да, наш клиент — ужасно отвратительная сволочь. Но поговорить с ним надо.

—    Гомес предупредил: это нереально. Есть идеи?

—    Имеется одна задумка. — Остин передал Завале лист из папки. — Перечень хобби Энрико Педралеса: вино, бабы, ска­ковые лошади, азартные игры... все, как обычно. Кроме одно­го пункта.

Завала сразу понял, о чем говорит напарник.

—    Энрико коллекционирует мушкеты. Знаю я одного типа со схожими наклонностями.

Остин улыбнулся. Он и вправду серьезно увлекался ста­ринным огнестрельным оружием. Лодочный сарай на реке Потомак, превращенный в дом, был увешан элегантными ору­диями смерти. Самые ценные экземпляры хранились в подва­ле, а целиком коллекция Остина представляла собой одно из самых прекрасных собраний мушкетов в стране.

—    Помнишь, я купил пару новых пистолетов накануне гон­ки? Отличные образчики, но у меня в коллекции уже есть точ­но такие. Я как раз подумывал сбыть обновку другому кол­лекционеру.

—    Кажется, я понимаю, к чему ты клонишь. Как дать Эн­рико понять, что они доступны?

—    У каждого дилера имеется список клиентов, покупателей можно пробить по базе. Неизвестно, когда появятся необыч­ные коллекционные экземпляры или как долго дилер сможет сохранять за сделкой статус исключительной. Позвоню пароч­ке дилеров и скажу, что мне надо срочно продать два писто­лета. Создам видимость чрезвычайного положения. Бандит не упустит шанса наколоть простофилю в нужде.

—    Что, если у Энрико есть такие пистолеты?

—    Они относительно редкие. Но даже обладай он копия­ми, ему захочется приобрести эти экземпляры по той же при­чине, по которой приобрел их я, — на случай будущей прода­жи. Основная цель — пробиться к нему на разговор. Энрико захочется увидеть пистолеты, подержать их в руках. Такова природа коллекционера.

—    Скажем, дилер получает несколько анонимных запросов. Как узнать, который из них — от Энрико?

—    Он не бывает к северу от границы. Если меня попросят приехать в Мексику, значит, это Энрико.

Они вернули досье Гомесу и обрисовали свой план.

—    Может сработать, а может и нет. Вы затеяли чертовски опасную игру. Нет гарантии, что Фермер захочет говорить с вами, даже если назначит встречу.

—    Такую возможность мы учли.

Гомес кивнул.

—    Послушайте, славные ребята вроде вас мне симпатичны, и жаль, когда их убивают. В открытую помочь не могу, ведь мексиканцы жутко ревнивы относительно гринго, действую­щих на их территории. Могу лишь обещать: если Энрико все- таки убьет вас, жизнь его не будет стоить и ломаного песо.

—    Спасибо, агент Гомес. Придется мне переделать страховку.

—    Стараюсь. Я подтяну кое-какие ресурсы, а вы дайте знать, когда возьметесь за дело.

Пожав агенту руку, Остин и Завала отправились обратно в отель. Курт достал из спортивной сумки деревянный ларец, приподнял крышку и взял один пистолет.

—    Они практически идентичны тем, что находятся у меня в коллекции. Их изготовил оружейник по имени Буте еще во время египетской кампании Наполеона. На стволе узор в ви­де пирамид и сфинкса. Эти, видимо, изготовлены для англи­чанина. — Он прицелился в торшер. — Боек не квадратный, а круглый. Однако нарезы многоканавочные, как у француз­ских пистолетов. — Он уложил оружие на зеленое сукно. — Коллекционер перед таким не устоит.

Сверившись со списком дилеров, Остин обзвонил всех и дал понять, что собирается срочно продать пистолеты — даже в убыток себе — и на следующий день покинуть Сан-Диего. Лучшая легенда та, которая хотя бы частично истинна, поэто­му Остин состряпал предлог: якобы надо расплатиться по сче­там из-за потонувшей лодки. Потом они с Завалой продумали возможные случайности и неожиданные повороты событий.

Спустя час позвонил один подозрительный дилер с дурной репутацией. Звали его Лафам.

—    У меня покупатель на ваши пистолеты, — возбужденно воскликнул он в трубку. — Очень заинтересован и хочет как можно скорее увидеть предмет торга. Можете приехать сегод­ня в Тихуану? Это недалеко.

Остин изобразил победный жест: свел большой и указа­тельный пальцы. В яблочко.

—    Запросто. Где будет ждать покупатель?

Дилер оставил инструкции: подъехать к границе и оста­новиться на американской стороне. Подняться на пешеход­ный мост. Ларец с пистолетами будет служить опознаватель­ным знаком. Остин, пообещав приехать через два часа, пове­сил трубку и ввел в курс дела Завалу.

Напарник сказал:

—    Что, если тебя увезут туда, где мы тебе не поможем? На­пример, на ранчо, где Энрико сажает людей в землю?

—    Тогда я заговорю о пистолетах и — если покупатель за­интересуется — продам их ему. По крайней мере, увижу Эн­рико в глаза.

Остин немедленно перезвонил агенту Гомесу — тот уже собрал команду, опасаясь самого дурного сценария. Он обе­щал присмотреть за Куртом, правда, держаться намеревался на расстоянии: Педралес обязательно заметит «хвост». И вот несколько минут спустя сотрудники НУМА возвращались на юг в арендованном пикапе.

Высадив напарника у границы, Завала отправился даль­ше на мексиканскую сторону. Остин, выждав двадцать минут, взял ларец с пистолетами под мышку и поднялся на мост. Ед­ва он сошел по ту сторону, как к нему приблизился плотный мужчина в дешевом костюме.

—    Ми-истер Ости-ин? — спросил он, растягивая гласные на латиноамериканский манер.

—    Да, это я.

Мужчина показал полицейский значок.

—    Эскорт для вас и ваших ценностей, — улыбнулся он. — Любезно предоставлен шефом. В Тихуане много плохих людей.

Он провел Остина к темно-синему седану и придержал за­днюю дверцу. Остин, садясь в салон, быстро обвел взглядом стоянку — Завалы не видно. Это хорошо, однако лучше, ког­да за тобой приглядывают.

Машина влилась в тихуанское дорожное движение и пое­хала через запутанный лабиринт трущоб. Пока водитель смо­трел на переходящую дорогу женщину, Остин мельком глянул в зеркало заднего вида: за ними ехало дряхлое желтое такси.

Полицейская машина остановилась у закусочной без окон; тошнотно-зеленая штукатурка вся была покрыта оспи­нами дырок, словно кто-то здесь практиковался в стрельбе из «АК-47». Старенькое такси потарахтело мимо. Остин вы­шел из салона и встал под ржавым щитом с рекламой пива «Корона». Интересно, стоит ли входить в закусочную? Без­опасно ли это?

Из-за угла выехал бронзово-серый «Мерседес» и остано­вился у тротуара. Из машины выбрался юноша в водитель­ской фуражке и молча приоткрыл для Остина дверцу — тот сел, и «Мерседес» отправился дальше. Покинув пределы тру­щоб, он въехал в район для среднего класса.

Остановились у открытого кафе, где еще один юноша от­крыл дверь и повел Остина к одиноко сидящему за столиком мужчине.

Протянув руку, мужчина широко улыбнулся.

—Присаживайтесь, мистер Остин. Меня зовут Энрико Педралес.

Просто поразительно, каким банальным и обыденным мо­жет быть воплощение зла. Остин видел перед собой мужчи­ну лет пятидесяти: желто-коричневые слаксы и белая рубаш­ка с короткими рукавами; подкрашенные черные усы и воло­сы, множество колец, браслетов и цепочка из золота. В таком виде Педралеса легко было принять за продавца сомбреро и пончо из сувенирной лавки.

Официант поднес два бокала охлажденного сока. Пригу­бив напиток, Остин огляделся: за столиками попарно сидели восемь смуглых мужчин. Друг с другом они не разговарива­ли и притворялись, будто не смотрят на Остина. Правда, кра­ем глаза он видел, как они стреляют взглядами в его сторону. Мистер Педралес, может, и ведет себя нахально в обществе, но открытый риск ему чужд.

—Спасибо, что приехали так быстро, мистер Остин. На­деюсь, не доставил вам хлопот? — спросил он по-английски, с легким акцентом.

—Нисколечко. Напротив, приятно, что покупатель на­шелся так быстро. Видите ли, завтра мне надо покинуть Сан- Диего.

—Сеньор Лафам передал, что вы участвовали в гонках на воде.

—И к несчастью, потерпел неудачу. Мой катер потонул.

—Какая жалость, — произнес Педралес. Сняв очки, он ма­ленькими жадными глазками окинул ларец. Потер ладони в предвкушении. — Можно взглянуть?

—Ну разумеется. — Остин открыл замочек и приподнял крышку.

—Какая прелесть, — отозвался Педралес тоном истинно­го знатока. Достав один пистолет, он прицелился в сидящего за соседним столиком мужчину — тот нервно улыбнулся. За­тем наркобарон провел пальцем по намасленному стволу. — Буте. Выполнен в английском стиле, определенно, по заказу богатого лорда.

—Именно такой лот я и заявил.

—Товар высшего качества, как я и ожидал. — Вернув пи­столет на место, Педралес театрально вздохнул. — К несча­стью, у меня имеется аналогичная пара.

—Ах вот как. — Остин притворился, будто пытается скрытьразочарование. И когда он уже хотел закрыть ларец, Педралес перехватил его за руку.

—Однако мы все еще можем заключить сделку. Я бы хо­тел подарить эти пистолеты одному близкому другу. Вы опре­делились с ценой?

—Да, — небрежно произнес Остин, огляделся в поисках обещанного Гомесом прикрытия и как ни в чем не бывало от­ветил: — Мне нужна кое-какая информация.

Мексиканец прищурился.

—Что-что, простите? — настороженно произнес он.

—Я сам приторговываю недвижимостью. В Нижней Кали­форнии есть фабрика по производству тортилий. Думаю, ско­ро ее выставят на продажу по сниженной цене.

—    Ошибаетесь, — холодно ответил Педралес. Он щелкнул пальцами, и мужчина за одним из соседних столиков обер­нулся. — Вы кто такой?

—    Я представитель организации, куда крупнее вашей.

—    Полиция? ФБР?

—    Нет. Я из Агентства морских и подводных исследова­ний. Океанолог, выясняю причины взрыва неподалеку от ва­шей фабрики. В обмен на сведения готов отдать эти пистоле­ты даром.

Добродушная улыбка исчезла, и на смену ей пришла зло­вещая ухмылка.

—    За идиота меня держите? Этот ресторан — мой. Все эти люди — официанты, повара, посетители — работают на меня. Вы пропадете без вести, а они поклянутся, что в жизни вас не встречали. Дались мне ваши пистолеты! — презрительно про­изнес он. — У меня таких десятки.

Остин, не отводя глаз, смотрел прямо на Педралеса.

—    Как коллекционер коллекционеру, мистер Педралес, ска­жите: что вас привлекает в старинном оружии?

Мексиканцу вопрос польстил. Грозный огонь в его глазах чуть приугас. Впрочем, накал снизился всего на несколько градусов.

—    Они для меня — власть и орудия таковой. И в то же вре­мя они прекрасны, как женское тело.

—    Отлично сказано.

—    А как насчет вас?

—    Кроме того, что оно выполнено очень изящно и утон­ченно, старинное оружие символизирует судьбу и удачу. На­жмешь на спусковой крючок слишком рано, слишком быстро вскинешь ствол, промахнешься на какой-нибудь дюйм, не за­дев жизненно важного органа... Вот он, счастливый случай в самом его смертоносном проявлении.

Ответ заинтриговал мексиканца.

—    Вы считаете себя везучим, раз сами пришли ко мне, ми­стер Остин. Верно?

—    Вовсе нет. Я лишь хотел попытать удачу и поболтать с вами.

—    Вы рисковый человек, и я аплодирую вашей отваге. Од­нако сегодня не ваш день, вы проиграли, — ледяным тоном произнес Педралес. — Мне плевать, кто вы и на кого работа­ете. Ваша карта бита.

Наркобарон вновь щелкнул пальцами, и его люди встали из-за столиков. Глядя, как они приближаются, Остин ощутил себя загнанной лисицей.

С душераздирающим грохотом развороченной «выхлопуш- ки» на стоянку перед кафе влетело желтое такси. Старинный «Чекер» все еще покачивался на разбитых рессорах, а из ка­бины уже вылез водитель: желтая курточка в полоску, под ней — пурпурная майка «У Хассонга», зеркальные очки... Не Джо ли это Завала?

Встав у тротуара, водитель на ломаном английском позвал:

—    Кто заказываль такси?

К нему тут же устремился и заорал на испанском один из «быков» Педралеса.

—    Я американца ищу, — на пределе сил глотки прокричал Завала и глянул за плечо громиле. — Сержанто Элвин Йорк.

Киллер толкнул Завалу в грудь.

—    Ладно, ладно. Чертовы гринго. — Водитель вернулся в такси и поехал прочь, оставляя за собой сизое облако выхлоп­ных газов.

«Бык» рассмеялся. Остин же вздохнул с облегчением. Про­бежав взглядом по крышам окрестных домов, он улыбнулся. Завала не слишком утонченно, зато более чем понятно доста­вил сообщение. Сержант Элвин Йорк был стрелком из Кен­тукки, который прославился в Первую мировую, захватив не­мецкие позиции и получив за это медаль «За отвагу».

—    Забавный малый, а, мистер Остин?

—    Очень забавный.

—    Вот и хорошо. Мне пора. Адьос, мистер Остин. К несча­стью, больше мы с вами не встретимся.

—    Погодите.

Мексиканец посмотрел на него, словно на приставшую к рубашке пылинку.

—    На вашем месте я бы не двигался. Вы под прицелом у снайпера. Один неверный шаг — и ваша голова взорвется, точно переспелый арбуз. Не верите — посмотрите вон на ту крышу. И еще вон на ту.

Педралес повернул голову в указанном направлении, слов­но богомол. Трое снайперов на крышах даже не пытались укрыться. Наркобарон присел.

—    Похоже, вы не только на удачу полагаетесь. Чего вам надо?

—    Просто хочу знать, кто владеет фабрикой в Баха.

—    Конечно, я. Она приносила хорошую прибыль.

—    А что с подводной лабораторией в лагуне? Что вы о ней знаете?

—    Я занятой человек, мистер Остин, а потому расскажу вам легенду и после удалюсь. Два года назад ко мне пришел один юрист из Сан-Диего. Предложил дело: его наниматель хотел построить фабрику в уединенном месте у самой воды. Всю прибыль от производства обещали мне, без условий.

—    Что они построили под водой?

—    Понятия не имею. В один день приплыло большое суд­но. Его завели в лагуну и затопили. Потом наладили связь с фабрикой. Эти люди пришли и ушли. Вопросов я не задавал.

—    Что вам известно о взрыве?

Мексиканец пожал плечами.

—    После него позвонили и велели не беспокоиться. Обе­щали возместить потери. Больше я ничего не знаю. Полиции нет никакого дела.

—    Как звали юриста, который предложил сделку?

—    Френсис Ксавье Хэнли. Все, мне пора. Большего рас­сказать не могу.

—    Да-да, вы ведь занятой человек.

Педралес махнул рукой, и все его подручные встали из-за столиков. Они образовали для босса живой коридор, по кото­рому наркобарон прошел к внезапно подъехавшему «Мерсе­десу». Затем «быки» погрузились в джипы «Чероки» — спе­реди и позади «Мерседеса».

—    Мистер Педралес, — окликнул наркобарона Остин. — Уговор дороже денег: вы забыли пистолеты.

Невесело улыбнувшись, Энрико ответил:

—    Оставьте себе. — Добавив еще несколько слов «быкам», он забрался в салон. Захлопнул дверь, и кортеж понесся вниз по улице.

Остин вспотел — и далеко не от жары. Тут подъехало да­вешнее такси, и водитель посигналил Курту. Океанолог сел на пассажирское сиденье и, оглядев салон, изумленно спро­сил напарника:

—    Где ты откопал этот хлам?

—    Агент Гомес любезно предоставил. Эта крошка дожи­далась меня с прогретым двигателем. Она оснащена рацией, я держал наших друзей в курсе того, куда тебя везут. Черт, и отдавать-то ее не хочется... Энрико сказал что-нибудь?

Остин показал ларец с пистолетами.

Ага, велел зарядить эти штуковины, если я опять собе­русь в Тихуану.

ГЛАВА 14

Зрелище завораживало, и Пол аж за­был, в каком они с Гаме затрудни­тельном положении. Он сидел, свесив длинные ноги, на ка­менном выступе футах в двадцати над поверхностью озера. Чтобы охватить взглядом всю панораму, пришлось задрать голову. Пол едва-едва мог рассмотреть верхушку водопадов, множество радуг над пятью каскадами. Солнечные лучи пре­ломлялись в поднимающейся на сотни футов дымке испаре­ний. Гремело так, словно где-то рядом мчались на всех парах сотни локомотивов. Пол, хоть и не был религиозным, не сумел бы представить лучшего воплощения Длани Божьей.

Из размышлений его выдернул стон.

Что делаешь? — зевнула Гаме. Она лежала поблизости, в тени дерева.

—    Думаю, как здорово было бы отгрохать здесь отель.

—    Уф, — поморщилась супруга. Сев, она утерла пот с ли­ца. — Тогда не забудь про кондиционеры.

С час назад прошел дождь, и вот солнце вернулось во всей своей грозной красоте. Каменный уступ удобно приютился в тени деревьев, однако от удушающей влажности не спасало ничто. Пол проснулся первым.

—    Принесу тебе воды, — сказал он. Согнув пальмовый лист на манер чаши, спустился к озеру. Пока шел назад, расплескал почти половину. Гаме в это время пыталась выбрать из саль­ных волос травинки. Жадно припав к листу, она напилась и протянула что осталось мужу. 

—    Спасибо, очень освежает. Не возражаешь, если я окунусь в нашу... э... водопроводную систему?

Спустившись к озеру, она вошла в воду, нырнула и про­плыла несколько метров.

Утолив жажду, Пол уже подумывал присоединиться к Гаме и тут заметил движение возле устья реки. Окликнул супру­гу — та, естественно, ничего не услышала из-за грохота водо­падов. Тогда Пол, чуть не падая, спустился к кромке озера и нырнул. В несколько взмахов достиг мирно дрейфующую на спине Гаме и схватил ее за футболку.

Испугавшись поначалу, жена рассмеялась.

—    Эй, не время для игр.

—    Молчи. Возвращаемся к берегу. Быстро.

Без лишних вопросов Гаме поплыла обратно, Пол — сле­дом за ней. Уже на берегу она хотела было вскарабкаться на уступ, но муж затащил ее в кусты и, прижав палец к губам, указал в сторону озера.

Вглядевшись сквозь листья, Гаме увидела отблески солн­ца на влажных лопастях весел, проблески белого и голубого. Чуло. Со стороны реки в озеро вплыли четыре каноэ. Если бы Гаме не убралась, они наткнулись бы прямо на нее. Лодки двигались по одной в ряд, друг за другом, в каждой — по три индейца; в замыкающей двое сидели на веслах, третий сжи­мал в руках дробовик, на коленях у него лежал лук. Сосредо­точенные на гребле, индейцы не заметили слежки.

Чуло проплыли так близко от укрытия Траутов, что ста­ли видны блестящие на мускулистых телах бисеринки пота. Молча индейцы скрылись в клубах тумана.

—    Видала, как исчезли? — отдуваясь, произнес Пол.

—    Теперь ясно, отчего их называют туманным племенем.

Встав в полный рост, Пол огляделся: нет ли отставших.

—    Чисто, — сказал он. — Пора убираться отсюда. Нож еще при мне. Можем соорудить плот из бревен и лиан.

Гаме, не отрываясь, смотрела в сторону тумана.

—    У меня идея получше. — Помолчав, она добавила: — Хоть и немного рискованная.

—Немного рискованная? — хихикнул Пол. — Не забывай, я отлично знаю, как у тебя устроены мозги. Сейчас ты пред­ложишь последовать за ребятами в каноэ.

—Почему бы и нет? Слушай, это вотчина чуло, они нас не ждут. И, при всем уважении к твоему умению обращаться с ножиком, я ума не приложу: как соорудить плот, который выдержит нас обоих, ведь плыть нам неизвестно как далеко. По пути можем напороться на других чуло. По этой реке и на аэрботе плыть трудно, а они гребли вручную. Время от време­ни им нужно выбираться на берег для отдыха. Подкараулим их, дождемся ночи и украдем одну лодку. Спорю, индейцы по пропаже горевать не станут.

Большие ореховые глаза Пола осветились задором.

—Кажется, я слышу нотки научного интереса в твоем го­лосе?

—Признаюсь, меня заботит не только наше выживание. Но ведь и тебе жутко интересно разузнать про высокотехно­логичное племя и белую богиню.

—Я как-то больше про еду думал. — Пол похлопал себя по животу и задумчиво пожевал травинку. — Серьезно, мы в ловушке, и выходов не так уж много. Без припасов, не знаем, где мы и как отсюда выбираться... Ты права, это территория чуло. Предлагаю разведать местность: пойдем медленно и при первом же скачке линяем.

—Согласна, — ответила Гаме. — Теперь — о пище. Мюс­ли закончились. Тут поблизости я видела, как птицы клюют ягоды. Мертвых птах не заметила, значит, ягоды не ядовиты.

—Ягоды так ягоды. Могло быть и хуже.

Пол ошибся. Ягоды оказались такими горькими, что есть и не морщиться было невозможно. Так они и отправились в путь на пустой желудок. Шли вдоль берега, а в один момент — когда на пути попалась лужа топкой грязи — поднялись чуть выше, на заросшую тропинку. Шагали медленно, осторожно, готовые при первом признаке опасности нырнуть в кусты.

Клубы тумана стелились между стволов деревьев, слов­но выпущенные из дымовой пушки. Зелень влажно блестела, как будто недавно прошел дождь; рев водопадов напоминал грохот литавр. Он скрадывал шаги Траутов, но в то же вре­мя супруги могли прозевать появление целой армии. Воздух сделался настолько прохладным, густым и влажным, что они прикрыли носы ладонями — не дай бог подавиться им. Головы старались держать ниже, дабы не упустить из виду тропинку.

Лес закончился внезапно. Трауты, ожидавшие застать пре­красную цветущую долину наподобие Шангри-Ла, были разо­чарованы. По ту сторону тумана джунгли не отличались ни­чем. Только тропинка шла уже не вдоль озера, а извивалась параллельно истоку реки.

Спустя несколько минут Гаме остановилась и покачала го­ловой.

—    Тебе эта речушка не кажется необычной?

Пол приблизился к берегу.

—    Да, слишком она прямая. Как будто кто-то лопатой и кайлом расчистил естественное русло.

—    Вот и я о том же. — Гаме пошла дальше. — Чуло и вправ­ду очень интересный народ.

Трауты продолжили свой нелегкий путь. Из листьев паль­мы они смастерили себя шляпы; часто останавливались, чтобы утолить жажду водой из реки; в какой-то момент даже умы­лись. По мере того как тропинка расширялась, Трауты стано­вились все более настороженными. Наконец в мягкой черной земле показались отпечатки босых ног.

Коротко посовещавшись, супруги решили еще какое-то время идти вдоль реки и после спрятаться в лесу до насту­пления ночи. Они смертельно устали, нужно было восстано­вить силы. Наконец справа увидели тропинку, выложенную тысячами каменных плиток. Она очень походила на пути, ка­кие строили майя и инки. Не хуже Аппиевой дороги. Любо­пытство заставило свернуть на мощеную тропу, пройти по ней еще минут пять. Правда, успокоиться не дал проблеск среди деревьев.

Тропа вывела на совершенно круглую мощеную площадку футов пятидесяти в диаметре. В центре стоял крупный предмет.

—    Вот же черт, — хором выдохнули Гаме и Пол.

Перед ними лежал расколотый на две части самолет. Пе­редняя практически полностью — за исключением носа — уцелела. Заднюю часть придвинули к кабине, отчего создава­лась иллюзия, будто самолет имеет укороченную форму. Вы­цветший корпус, однако, не зарос, не покрылся мхом.

Трауты заглянули внутрь, ожидая застать в креслах ске­леты, но ничего такого не увидели. Прямо перед раскурочен­ной кабиной в земле была вырыта ямка, в ней чернели пепел и обугленные кости мелких животных. Каменную площадку окружали столбы-тотемы ростом и шириной со взрослого че­ловека — все они имели разную форму, и только на верши­не имелось повторяющееся изображение: крылатая женщи­на держит у груди сложенные чашечкой ладони. Точно такое Трауты видели на медальоне у покойного индейца.

—    Похоже на святыню, — прошептала Гаме и подошла к ямке с костями и пеплом. — Здесь приносят жертвы. Сжига­ют в основном мелких зверюшек.

—    Спасибо, ободрила, — ответил Пол. Взглянув на солнце, он сверился с наручными часами. — Самолет поставлен так, что имитирует солнечные часы. Напоминает схему Стоунхен­джа, где концентрические каменные кольца выполняли роль звездного календаря.

Гаме коснулась обшивки самолета.

—    Тебе сочетание голубого и белого ничего не напоминает?

—    Тоже мне открытие! Племенная раскраска чуло.

Гаме стрельнула взглядом за спину Полу, в сторону леса, и глаза ее расширились от ужаса.

—    Тут есть и кое-что другое подобного оттенка.

Развернувшись, Пол увидел, как из лесу выходят где-то с двадцать индейцев, раскрашенных в цвета неба и кости. Он ругнул себя за то, что увлекся самолетом и начисто забыл об осторожности. Медленно, высоко подняв копья, словно при­зраки — оправдывая свою репутацию, — чуло окружали Тра­утов. Бежать было некуда.

Обступив чужаков плотным кольцом, индейцы вдруг по­вели себя очень неожиданно. Разорвали круг, и один из них копьем ткнул в сторону бреши, давая Траутам понять — что­бы они следовали в указанном направлении. Переглянувшись, будто ища друг у друга поддержки, супруги двинулись к реч­ной тропе. Чуло выстроились по сторонам, ни дать ни взять военный почетный караул.

Тропа вывела к частоколу. В нем были устроены ворота — такие широкие, что в них мог бы въехать грузовик. По обеим сторонам от них возвышались столбы наподобие флагштоков, увенчанных набалдашниками. Подойдя ближе, Гаме сильно сдавила руку мужа.

—    Пол, смотри, — сказала она.

Супруг проследил за ее взглядом.

—    Черт подери...

То, что Гаме издалека приняла за набалдашники, оказалось человеческими головами. На солнце они потемнели, словно высохшие яблоки, однако черты лиц угадывались четко. Одна голова принадлежала Дитеру (Голландец больше не улыбал­ся), вторая — Арно, третья — молчаливому помощнику фран­цуза, Карло, четвертая — главарю их подручных индейцев (его Трауты узнали по бейсболке «Янкиз»).

За забором вдоль реки тянулись соломенные хижины. Ни женщин, ни детей Трауты не заметили. Их конвоиры тем вре­менем опустили копья и луки, одним своим присутствием на­поминая, что бежать бесполезно и глупо.

Пол сказал:

—    Взгляни вон на то водяное колесо. Точно такие исполь­зуются у нас в Новой Англии.

Отведенная от реки вода стекала по деревянным желобам и вращала колесо. Поближе устройство разглядеть не удалось. Конвоиры подвели Траутов к строению в самом центре се­ления. Сложенное из желтовато-серых глиняных кирпичей, оно раза в четыре превышало размеры любой местной хижи­ны. Остановились у похожего на зияющий рот портала, к ко­торому был подвешен пропеллер от самолетного двигателя.

Индейцы выстроились позади Траутов в ряд и, отложив ору­жие, упали на колени. Уткнулись носами в землю.

—    И что теперь? — спросила Гаме, пораженная внезапной сменой поведения свирепых индейцев.

—    Бежать не советую; и десяти футов не одолеем, как нас утыкают копьями и стрелами. Думаю, нам предлагают войти внутрь. После вас, мадам.

—    Войдем вместе.

Взявшись за руки, Трауты вошли в тускло освещенное по­мещение, миновали две передние комнаты и проследовали в комнату покрупнее. В дальнем ее конце, в столбе света, про­ходящем сквозь отверстие в крыше, сидела фигура. Подняв обе руки, она поманила Траутов, и те медленно приблизились.

Полы здесь, как ни странно, были деревянные. Фигура вос­седала на троне из авиационного кресла. Трауты видели толь­ко стройные загорелые ноги, остальная часть тела скрывалась за кошмарной бело-голубой маской: огромные глаза и раскры­тый рот, полный острых акульих зубов.

Трауты застыли в нерешительности, гадая, как быть и что делать. Но вот из-за маски показались две руки и сняли ее.

—    Ф-фуф, душно-то как, — сказала на чистом английском женщина, скрывавшаяся до того за уродливой маской. — Про- фессоры Траут и Траут, я полагаю?

Первой, отойдя от крайнего удивления, заговорила Гаме:

—    Откуда вы нас знаете?

—    Мы, белые богини, все знаем, все видим. — При виде еще большего смущения на лицах Траутов женщина рассме­ялась. — Плохая я хозяйка, смеюсь над гостями.

Улыбнувшись, она легонько хлопнула в ладоши. Траутов ждал очередной сюрприз: разошлись бисерные занавески, и в комнату ступила вдова Дитера, Тесса.

ГЛАВА 15

Офис Френсиса Ксавье Хэнли рас­полагался на двадцатом этаже вы­сотки из голубого стекла, с видом на бухту Сан-Диего. Вый­дя из лифта, Остин и Завала представились миловидной се­кретарше. Та связалась по интеркому с шефом; переговорив с ним и улыбнувшись, сказала, что можно проходить в каби­нет. Их встретил краснолицый мужчина с телом ожиревшего вышибалы. Назвавшись Хэнли, он пригласил Остина и За­валу внутрь, усадил в кресла в стиле ампир, а сам устроился в плюшевом офисном кресле за большим столом из красного дерева. Откинувшись на спинку и сложив пальцы домиком, хозяин уставился на посетителей, как волк — на пару привя­занных к колышкам овечек.

Сразу по возвращении из Тихуаны Остин позвонил в офис Хэнли и, не жалея красок, рассказал легенду о том, как они с партнером «заработали несколько лимонов» на рынке и те­перь ищут, на что бы их потратить. Встречу им назначили не­медленно. Наживка сработала, Остин видел это по жадному блеску в бледных глазах юриста.

Хэнли, посмотрев на Остина, потом на Завалу, проурчал:

—    Предлагаю сразу перейти к делу. По телефону вы сказа­ли, что вас интересуют зарубежные инвестиции.

—    Главным образом нас привлекает Мексика, — объяснил Завала.

На юристе был пошитый на заказ дорогой костюм серо­го акульего цвета; на руках он носил столько золота и брил­лиантов, что их веса хватило бы потопить «Титаник». Впро­чем, никакая портновская работа не могла скрыть тучности, а драгоценности — грубости и резкости в каждом слове и же­сте. Специалисты НУМА выбрали джинсы, футболки и ве­тровки. Оделись они так из расчета на то, что в Калифорнии миллионер — тот, кто миллионером не выглядит.

Хэнли присмотрелся к латиносу Завале.

—    Вы пришли по адресу, — как можно добродушнее про­изнес он, улыбнулся и от этого сделался похож на упитанно­го стервятника. — Есть конкретные пожелания?

—    Нам нравятся тортильи, — невозмутимо ответил Остин.

Хэнли сделал вил, будто не понимает, о чем речь.

—    Простите? — переспросил он.

—    Ну, знаете, тортильи, — повторил Остин, рисуя в возду­хе круг. — Говорят, этот бизнес быстро развивается.

—    Правду говорят, — тут же нашелся Хэнли. — Тортильи — быстрорастущий сектор пищевой промышленности.

Хэнли ответил бы точно так же, если бы Остин захотел вложиться в производство песочных куличиков. Они с Зава­лой решили ударить в лоб — этот способ так хорошо срабо­тал с Педралесом.

Завала улыбнулся и произнес:

—    Мы слышали про фабрику по производству тортилий в Баха, недалеко от Энсенады. Кажется, ее продают по сни­женной цене.

Водянистые глаза Хэнли под массивными надбровными дугами прищурились.

—    Откуда у вас эта информация? — спросил он.

—    Есть один источник, — уголки губ Завалы приподнялись в загадочной улыбке.

—    Простите, господа, но про фабрику в Баха я ничего не знаю.

Завала обратился к Остину:

—    Говорит, ему эта фабрика неизвестна.

Курт пожал плечами.

—Странно. Энрико Педралес сказал, что вам эта собствен­ность знакома и что это вы предложили ему построить завод.

Услышав имя мексиканского криминального босса, Хэнли напрягся. Кто это двое? Полицейские? Налоговики? Госчи- новники? Ни под одну из известных категорий Остин и За­вала не подходили, и Хэнли решил перейти в наступление.

—Могу я увидеть ваши удостоверения, господа?

—Это не обязательно, — сказал Остин.

—В таком случае даю вам две секунды, чтобы убраться из моего офиса. Не поторопитесь — вышвырну вас сам.

Остин даже не шевельнулся.

—Рискните, — ледяным тоном произнес он. — Впрочем, я бы не советовал. И звать своих мексиканских дружков то­же не надо.

Видя, что угроза не сработала, Хэнли схватил трубку те­лефона.

—Я звоню в полицию.

—Тогда уж сразу звоните в коллегию адвокатов, пока вас не исключили. Уверен, им будет интересно послушать, как один из их членов вступил в сговор с печально известным ма­фиозо. Лицензия, что висит в рамочке у вас на стене, не будет стоить и бумаги, на которой она напечатана.

Положив трубку на место, Хэнли пристально посмотрел на Остина и Завалу.

—Кто же вы, господа? — мало что не сплюнул он.

—Те, кому хочется разузнать о заводе в Нижней Калифор­нии, — ответил Остин.

Хэнли чуть голову не сломал, пытаясь вычислить, кто эти двое. Спортивное телосложение, загорелые лица... похожи на пляжных завсегдатаев. Однако под веселой и бесшабашной наружностью кроется суровый, крутой нрав.

—Даже будь вы представителями власти, я не сумел бы вам помочь, — сказал Хэнли. — Как юрист я храню тайну клиента.

—Верно, — охотно согласился Остин. — И за сделку с кри­минальным авторитетом вы отправитесь за решетку.

Хэнли притворно улыбнулся.

—    Ладно, вы победили. Предлагаю компромисс: я выдаю всю известную мне информацию по фабрике, а вы мне гово­рите, чем она вас так заинтересовала. По-моему, справедливо.

—    Да, но... мы живем в несправедливом мире. — Остин бу­равил Хэнли взглядом кораллово-зеленых глаз. — Не морщи­те мозг, я вас обрадую: ваши скользкие делишки нас не ка­саются. Скажите только, кто послал вас к Педралесу, и есть шанс, что вы нас больше не увидите.

Хэнли кивнул и достал из хумидора сигару. Не предложив посетителям угоститься, он закурил и выдохнул в их сторо­ну струю дыма.

—    Года два назад на меня вышел брокер из Сакраменто. Он был наслышан о, скажем так, моих связях по ту сторону мек­сиканской границы и подумал, что я как никто другой подой­ду для посредничества в одном соблазнительном дельце. Пле­вом и очень прибыльном.

—    И сделал вам предложение, от которого вы не смогли отказаться.

—    Конечно. Правда, я проявил осторожность. В Калифор­нии все знают, как разбогатеть. Тот брокер прочухал о моих связях с Энрико, и я нанял частного детектива — проверить его, вдруг меня пасут федералы. Парень оказался чист.

Остин легонько улыбнулся. Извращенное понимание чест­ности его позабавило.

—    Чего ради вас подрядили?

—    Наниматели брокера хотели подыскать землю в Баха. Уединенное местечко, поближе к воде. Затем я уладил для не­го бумажную работу по открытию бизнеса в Мексике.

—    «Баха тортильяс».

—    Да. Потом брокер попросил назначить хозяином фабри­ки мексиканца. Сказал, так будет проще. Предприятие надо было сдать местному «под ключ». Брокер доставил стройма­териалы и бригаду рабочих. Его наниматели потребовали пол­ный доступ на фабрику после завершения работ, но в произ­водство сами не вмешивались. Выделили Энрико половину прибыли, а через пять лет собирались и вовсе подарить ему завод.

—    Вы не задумывались, откуда такая щедрость? Деньги в завод вложили немалые.

—    Главным образом мне платят за то, что я не задаю во­просов.

—    Похоже, вашим друзьям понадобилось прикрытие, — за­метил Завала.

—    Вот и я так подумал. Японцы огребли по полной, когда хотели организовать на побережье солевой завод. Кучка эко­логов устроила правительству Мексики знатный скандал. Ви­дать, клиенты того брокера учли ошибку косоглазых и реши­ли избавиться от геморроя заранее.

—    Кто этот брокер?

—    Звали его Джонс. Да-да, это его настоящее имя, — доба­вил Хэнли, видя недоверчивые мины Остина и Завалы. — Он посредник, специализируется на покупке и продаже бизнесов.

—    Кого он представлял?

—    Не говорил.

Остин наклонился к Хэнли через стол.

—    Не пудрите нам мозги, мистер Хэнли. Вы человек пред­усмотрительный. Наверняка ваш детектив выяснил, на кого работал Джонс.

Хэнли пожал плечами.

—    Не вижу причин отпираться. Клиенты Джонса укрыва­лись за стеной бюрократии.

—    Укрывались? Так кто они?

—    Мне стало известным лишь одно название «Малхолланд груп». Это закрытое акционерное общество со связями в ком­паниях, вовлеченных в широкомасштабные гидротехнические проекты.

—    Дальше.

—    Большего я не знаю. — Хэнли взглянул на часы «Кар­тье». — Простите, у меня встреча с настоящим клиентом.

—    Номер телефона и адрес брокера.

—    От них проку не будет. Брокер погиб пару недель назад: его машина сорвалась в пропасть на горной дороге.

Сквозь окно во всю стену Остин следил за вертолетом, па­рящим над бухтой. С каждым нарезанным кругом геликоптер подбирался все ближе к офису Хэнли. Остин — при упоми­нании неестественной смерти Джонса — все внимание вновь сосредоточил на юристе.

—    И все-таки нам нужна полная информация, какую вы на­рыли на Джонса. Его досье.

Хэнли нахмурился. Он-то думал, что от этой надоедливой парочки он отделался.

—    Оригинал не дам, но сделаю для вас копию. Пару часи­ков придется подождать.

—    Ничего страшного. Через два часа и вернемся.

Хэнли нахмурился еще сильней. Затем он улыбнулся и, встав из-за стола, указал на дверь.

Уже в лифте Остин заметил:

—    Надо позвонить Хайрему Йегеру. Хэнли наверняка даст неполное досье, так что придется самим копать под эту «Малхолланд груп».

Хайрем Йегер — компьютерный гений на службе НУМА. Расположенная на десятом этаже офиса его цифровая система по имени Макс имеет выход на множество баз данных по океа­ническим исследованиям. Внешние серверы она ломает на раз.

Они вышли из здания под лучи южнокалифорнийского солнца. Завала отправился ловить такси, и тут Остин услы­шал над головой громкое тарахтение вертолетных лопастей. Примерно в сотне футов от фасада высотки над дорогой за­вис зеленый вертолет. Какое-то время Остин вместе с прочи­ми пешеходами с любопытством взирал на воздушное судно, и вдруг его озарило.

Схватив Завалу за руку, он сказал:

—    Возвращаемся.

Глянув на вертолет, тот метнулся вслед за напарником к вращающимся дверям.

Они еле успели в закрывающуюся кабину лифта и нажа­ли на кнопку этажа с офисом Хэнли. Где-то на полпути раз­дался приглушенный удар, и лифт сильно тряхнуло. Остин нажал на «стоп», не доезжая одного этажа до офиса Хэнли. На глазах у изумленных менеджеров напарники пронеслись через вестибюль в сторону лестницы — по ней и преодолели оставшееся расстояние.

Лестничная площадка утопала в клубах едкого черного ды­ма. Остин потрогал дверь — вроде не нагрелась, значит, по ту сторону не бушует яростное пламя. Курт приоткрыл ее, и на лестницу сквозь щель потекло еще больше дыма. Упав на четвереньки, напарники под струями холодной воды из про­тивопожарных распылителей проползли мимо рецепции. Се­кретарь лежала на полу без сознания.

—    А как же Хэнли? — задыхаясь, прокричал Завала. Из дверей кабинета валил дым.

—    Забудь. Он уже мертв.

Они перенесли обмякшее тело секретарши на этаж ниже и принялись делать ей искусственное дыхание. Через пару ми­нут она пришла в себя. Подоспевшие пожарные передали ее под опеку медиков. Напарники тем временем спустились вниз по лестнице. На лифте ехать не рискнули — вдруг отключит­ся питание. Полиция эвакуировала людей. Вместе с толпой Остин и Завала вышли наружу, но, заметив, что ничем и ни­кому помочь не могут, отошли на несколько кварталов и там поймали такси.

Водитель — судя по правам, сенегалец — заметил перепач­канные сажей лица.

—    Вы из того здания? Черт, я по радио все слышал. Гово­рят, взрыв был...

Через заднее окно Завала посмотрел на столпотворение у высотки: как полиция перекрывает движение и натягивает по­перек дороги заградительную ленту. Он стер со щеки пятно сажи и спросил у Остина:

—    Как ты узнал, что случится?

—    Я и не знал. Просто заметил вертолет — он же кружил над бухтой, пока мы «кололи» Хэнли.

—    Я тоже видел вертолет, но значения не придал. Подумал, что он полицейский, патрульный.

—    Сначала и я так решил. Затем увидел «вертушку» вбли­зи: точно такая — или очень похожая — пролетала над океа­ном возле бухты у фабрики.

—    Да, припоминаю. Темно-зеленый вертолет покружил над лагуной и умчался прочь. — Завала задумался. — Кто бы ни владел вертолетом, он желал Хэнли жуткой смерти.

—    Хэнли сам виноват — якшался не с теми ребятами.

—    По-твоему, это Энрико?

—    Возможно. Он знал, что мы отправимся к Хэнли. Уди­вительно, как еще не предупредил юриста о нашем приходе.

—    Я тут подумал про мистера Джонса, брокера, с которым вел дела Хэнли, — вспомнил Завала. — Может, и ему рот зат­кнули?

—    За неимением других кандидатов Энрико — наш глав­ный подозреваемый.

Кандидатура Педралеса отпала, как только напарники вер­нулись в отель. Пока Остин мылся и переодевался, Завала включил телевизор. В новостях сообщалось о взрыве: мель­кали кадры горящего здания, пожарных машин. Пресс-атташе депо говорил, что несколько человек наглотались дыма, од­нако погиб всего один. Его имя родственникам пока не сооб­щают. Причина взрыва не установлена... Репортаж закончил­ся, и Завала хотел было переключить канал, но тут на экране мелькнуло знакомое лицо.

—    Курт, быстрее сюда!

Остин вышел как раз вовремя — услышал, как репортер с уложенными феном волосами произносит:

—    Срочное сообщение: в результате взрыва машины в Ти- хуане погиб известный криминальный авторитет Энрико Пе- дралес.

И диктор продолжил зачитывать длинный список прочих новостей из Мексики.

—    Наши друзья из зеленого вертолета убирают концы, — заметил Остин.

Зазвонил телефон. Сняв трубку, Завала выслушал собесед­ника и пробормотал:

—    Всегда пожалуйста, — и вернул трубку на базу. — Зво­нил агент ФБР Мигель Гомес.

—    Чего хотел?

—    Поблагодарил за то, что мы облегчили ему работу, — кис­ло улыбнулся Завала.

ГЛАВА 16

Своей обширной империей Брунгильда Сигурд управляла, запер­шись в башне над «Валгаллой». Идеально круглая комната не имела окон и была выкрашена в чисто-белый цвет; на сте­нах не висело ни единой картины, ни одного украшения. На столе перед Брунгильдой стоял плоскоэкранный монитор и телефонная консоль белого же цвета — все, что нужно для немедленной связи с миром. И зимой, и летом температура в кабинете поддерживалась на уровне трех градусов выше нуля. Те немногие, кому дозволялось входить, сравнивали визит к боссу с прогулкой по холодильнику, однако сама хозяйка ка­бинета чувствовала себя вполне комфортно.

Выросшая на отрезанной от мира ферме в Миннесоте, Брунгильда привыкла и полюбила холод. Она наслаждалась чистотой, даруемой низкой температурой. Часами каталась на лыжах под звездами, совершенно не обращая внимания на об­мороженные и обветренные щеки. С возрастом она прибави­ла и в силе, и в росте и еще больше отдалилась от «ничтож­ных людишек» (так Брунгильда называла человечество, смо­тревшее на нее, как на уродку). В европейском университете благодаря природному таланту она стала успешной студент­кой, даже несмотря на то что часто пропускала занятия. Когда Брунгильде все же приходилось являться публике и терпеть унижение и любопытные взгляды, она еще больше закалялась. Росли амбиции, решительность, жажда величия.

В данный момент она разговаривала по телефону в режи­ме громкой связи.

—    Спасибо за поддержку, сенатор Барнс. Благодаря ваше­му решающему голосу штат только выиграет. Особенно когда фирма вашего брата возьмется за выполнение контракта. На­деюсь, вы понимаете преимущества работы с нами?

—    Да, мэм, понимаю и благодарю вас. Пришлось уладить небольшой конфликт интересов, но мы с братом довольно близки, если вы понимаете, о чем я.

—    Да, сенатор. Вы уже говорили с президентом?

—    Только что звонил главе аппарата. Белый дом наложит вето на любой законопроект, противоречащий нашим планам. Президент твердо верит, что частный сектор управится с ра­ботой куда лучше правительства. Даже если речь идет о тюрь­мах, социальном страховании и водоснабжении.

—    Законопроект Кинкейда получил поддержку?

—    Совсем небольшую, минимум голосов. Мне чертовски стыдно за Кинкейда и его выходку. Он мне так нравился. Те­перь войска собрать некому, и наш проект никто не перебьет.

—    Отлично. А как поживают остальные законопроекты о приватизации?

—    Замечательно. Следите за новостями — и скоро увиди­те, как водоснабжение по всей стране перейдет в частную соб­ственность.

—    Значит, проблем никаких?

—    Ну, одна есть... В столице моего штата редактор местной газетенки поднял шумиху. Боюсь, он может спутать нам карты.

Спросив имя редактора, Брунгильда сделала зарубку в уме. На столе она не держала ни ручек, ни бумаги — во всем по­лагалась на память.

—    Кстати, сенатор Барнс, вклад в кампанию по вашему пе­реизбранию оказался достаточным?

—    Да, мэм, это очень щедро с вашей стороны, если учесть, что конкурентов у меня практически нет. Когда у тебя под рукой такие средства на ведение войны, противники трусят.

На панели телефона замигал красный огонек.

—    Я вам перезвоню, сенатор. До свидания.

Брунгильда нажала на кнопку, и в стене открылась дверь.

Вошли братья Краджик, как всегда в черной коже.

—    Докладывайте, — велела хозяйка.

Тонкие губы братьев растянулись в одинаковых людоед­ских улыбках.

—    Мы поджарили Фермера...

—    ...и того юриста, как вы хотели.

—    Все прошло гладко?

Братья кивнули.

—    Власти не станут заморачиваться по поводу гибели Фер­мера, — заметила Брунгильда. — У юриста вполне могли быть враги. Дальше, есть подвижки по делу о взрыве на нашем про­изводстве в Мексике.

Она коснулась монитора, и на экране всплыли две фото­графии. Первый снимок показывал Остина и Завалу в вести­бюле фабрики. Второй — их же, только на палубе «Триглы» у берега Энсенады. Посмотрев на широкоплечего беловоло­сого Остина, Брунгильда перевела взгляд на симпатичного брюнета Завалу.

—    Вы знаете этих двоих?

Братья пожали плечами.

—    Курт Остин, глава Команды особого назначения НУМА, и Хосе Завала, член этой самой команды.

—    Когда приступать...

—    ...к ликвидации?

Температура в комнате понизилась еще на пару градусов.

—    Если взрыв в Нижней Калифорнии — их козни, они за­платят жизнью. Пока ждем. Есть одно небольшое дело, тре­бующее внимания. — Брунгильда назвала имя редактора га­зеты. — Все. Можете идти.

Братья спешно покинули комнату, словно спущенные с привязи гончие. Оставшись наедине с собой, Брунгильда от­кинулась на спинку кресла. Она размышляла о взрыве на под­водной станции. Вся работа насмарку, и что еще хуже — про­пал запас катализатора. Ее полные ненависти глаза устави­лись на портреты Остина и Завалы.

Ничтожные людишки, — прорычала Брунгильда и од­ним движением руки погасила монитор.

ГЛАВА 17

Закрыв кран, Пол еще раз с истинно научным восхищением изучил кон­струкцию душа: стекая по деревянной трубе, вода распрыски­валась через крохотные дырочки в выдолбленной тыкве. На­пором можно было управлять при помощи одного-единственного деревянного вентиля. Отработанная вода утекала через отверстия в дощатом полу. Выйдя из кабинки, Пол обтерся хлопковым полотенцем, завернулся в другое и проследовал в соседнюю комнатку, освещенную глиняными лампами.

Гаме растянулась на кровати с травяным матрасом. После душа она расчесалась, заплела волосы в косы и теперь, завер­нутая в полотенце на манер римской тоги, ела фрукты из объ­емистой чаши. Ни дать ни взять жена патриция. Оглядев По­ла, полотенце которому было явно мало, Гаме спросила:

—    Ну, как тебе здесь, дитя природы?

—    Даже в цивилизованном мире я видывал душевые худ­шего качества.

—    А ты знал, что степень цивилизованности прямо пропор­циональна сложности водопроводной системы?

—    Если забыть про нецивилизованный обычай насаживать отрубленные головы на шесты, то деревенька эта — просто чу­до. Ты только посмотри на стены. — Пол провел пальцами по белой оштукатуренной поверхности. — У меня в голове мил­лион вопросов. Что говорит наша хозяйка?

—    Она через Тессу передала, что сначала нам надо отдо­хнуть, а после мы поговорим. Обсудим некоторые чудеса. Я, например, думала, Тессу схватили чуло.

Богиня сразу ничего объяснять не стала. Поприветствовав Траутов и представив Тессу, она сказала только:

—    Прошу, проявите терпение. Придет время, и я расска­жу вам все.

Она хлопнула в ладоши, и из-за занавеси вышли, скло­нив головы, две индианки. Сверкая обнаженными грудями, «фрейлины» проводили Траутов в их комнату, показали, как работает душ и, оставив им чашу с фруктами, удалились.

—    Лучше не спорить с белой богиней, — заметил Пол, при­саживаясь рядом с женой. — Как она тебе?

—    Начнем с очевидного. — Гаме принялась загибать паль­цы: — Она, определенно, выросла не здесь. На английском го­ворит с легким акцентом, умна, дружелюбна и уж точно знает толк во фруктах. Вот, попробуй эти желтенькие. На вкус как лимон, посыпанный корицей.

Пол сжевал плод размером со сливу, который и впрямь на вкус оказался как лимон с корицей. Затем он растянулся на кровати (ноги при этом свесились через край). Они с Гаме ду­мали ненадолго прикорнуть, но усталость после марш-броска под палящим солнцем и расслабляющий душ погрузили их в глубокий полноценный сон.

Проснувшись, застали в комнате служанку — та, скрестив ноги, сидела на полу. Завидев, что гости богини проснулись, она встала и удалилась. На столе, аккуратно сложенная, оста­лась лежать одежда Траутов: свежая, выстиранная от пота и грязи. Пол глянул на часы: они с Гаме проспали целых три часа. Ободряемые запахом готовящейся еды, супруги наско­ро оделись.

Тут вошла Тесса и поманила их за собой. По длинному ко­ридору провела в просторную залу, где в самом центре стояли стол из черного дерева и три стула с подушечками. У керами­ческой плиты колдовала индианка — она что-то помешивала в бурлящих глиняных котелках. Дым от готовки уходил че­рез трубы в потолке.

Спустя секунду вошла и богиня — о ее прибытии возвестил звон браслетов на запястьях и лодыжках. На шее у хозяйки висел медальон с ее же изображением; загорелое тело плотно облегали топ и юбка из шкуры ягуара. У нее были азиатские глаза и высокие скулы. Выцветшие на солнце и подстрижен­ные на местный манер волосы она зачесывала назад. Присев за стол, богиня заметила:

—    Выглядите отдохнувшими.

—    Душ помог, — ответила Гаме.

—    Просто удивительное устройство, — добавил Пол. — Как уроженец Новой Англии не могу не поразиться вашей амери­канской изобретательности.

—    Благодарю. Именно водопровод я и наладила здесь пер­вым делом. Колесо нагнетает воду в резервуар и создает дав­ление. Резервуар связан также с системой труб в стенах. Про­ходя по ним, вода помогает сохранять комфортную темпера­туру даже в самые жаркие дни. — И, предвосхищая вопросы, богиня добавила: — Сначала мы поедим, разговоры оставим на потом.

Повариха поставила на стол бело-голубые горшочки с овощным рагу и мясом и зеленым салатом — на гарнир. Во­просы сам собой позабылись, когда Пол и Гаме накинулись на еду, запивая ее освежающим слабоалкогольным напитком. На десерт подали подслащенные сахаром пироги. Богиня, не скрывая умиления, следила, как гости утоляют голод.

После обеда она объявила:

—    Пришло время расплачиваться за еду. — Она улыбну­лась. — Расскажите, что творилось во внешнем мире послед­ние десять лет.

—    Малая цена за такое угощение, — заметил Пол.

—    Когда закончим, вы возьмете свои слова назад. Начнем, пожалуй, с науки. Какие открытия — неважно, большие ли, малые — были сделаны?

Трауты принялись по очереди рассказывать о развитии компьютерныхтехнологий, повсеместном использовании Интернета и беспроводной связи, запусках космических чел­ноков, телескопе Хаббла, автоматических зондах, открытиях НУМА в сфере океанографии и прорывах медицины. Богиня, опустив подбородок на сцепленные пальцы, слушала и восхи­щалась. Время от времени она задавала вопросы, чем обна­ружила собственное научное образование, но большую часть времени все же слушала. На лице ее блуждало мечтательное выражение, словно хозяйка дома вдыхала опиумный дым.

—    Теперь расскажите, что творится в политике, — попро­сила она.

И вновь Трауты взялись перечислять все, что только могли припомнить: о политике президента, отношениях с Россией, войне в Персидском заливе, балканском конфликте, засухах, голоде, терроризме, Европейском союзе. На вопрос, что про­исходит в Бразилии, Трауты ответили: в стране сейчас демо­кратия, — чем порадовали хозяйку. Затем они говорили о ки­но, театре, музыке, живописи и знаменитостях, отошедших в мир иной. Пол и Гаме сами поразились — сколько всего про­изошло за последние десять лет. Под конец от рассказа у них чуть не свело челюсти.

—    Что с раком? Лекарство от него нашли?

—    К несчастью, нет.

—    А пресная вода? Есть страны, которым ее по-прежнему не хватает?

—    Ситуация хуже некуда: с одной стороны, мешает разви­вающаяся промышленность, с другой — загрязнение окружа­ющей среды.

Богиня грустно покачала головой.

—    Сколько всего, — произнесла она, глядя в пустоту. — Сколько всего я пропустила. Я даже не знаю, живы ли мои родители. Я тоскую по ним, особенно по матери. — Она про­мокнула глаза салфеткой. — Простите, что требую от вас столь многого, но вы не представляете, насколько ужасно оставать­ся без связи с миром, изолированной в этих джунглях. Вы так добры и так терпеливы. Пришла пора рассказать вам мою историю.

Велев подать чай, она отослала служанок. В обеденной за­ле остались только трое: богиня и Трауты.

—    Меня зовут Франсишка Кабрал... — начала она.

Целый час Трауты восхищенно внимали ее рассказу обо всем: о семье, учебе в Бразилии и Америке — до самого кру­шения самолета.

—Выжила только я. Второй пилот был не только мерзав­цем, но и опытным летчиком. Сумел посадить нас на болото, недалеко от реки. Трясина смягчила падение и предотврати­ла пожар. Очнулась я в хижине, куда меня принесли туземцы. Все тело болело от порезов и ушибов. Левая нога пострадала больше всего: открытый перелом. Как вы наверняка знаете, местные лекарственные растения действуют великолепно. Ту­земцы залатали ногу и поили меня лекарствами, смягчающи­ми боль и ускоряющими выздоровление. Позже выяснилось, что самолет рухнул прямо на хижину вождя. Правда, индей­цы нисколько не расстроились, даже напротив.

—Они сделали вас своей богиней, — заметила Гаме.

—Сами видите почему. Чуло давно не нападали на белого человека и жили в отрыве от внешнего мира. И тут появляюсь я, кометой падаю с неба. Именно так и ведут себя боги, дабы люди не расслаблялись. Туземцы сочли, что вождь чем-то про­гневал высших существ, и сделали меня центром своей веры.

—Устроили карго-культ? — предположила Гаме.

Пол подсказал:

—Еще во время Второй мировой туземцы, раз увидев в не­бе самолеты, строили на земле их копии и поклонялись им.

—Да, — подтвердила Гаме. — Помните фильм «Наверное, боги сошли с ума»? Из самолета, пролетавшего над террито­рией одного племени, выпала бутылка из-под колы. Вокруг нее развели целый культ, и она же стала причиной многих бед.

—В точности так, — согласилась Франсишка. — Теперь представьте, как повело бы себя то племя, окажись в их рас­поряжении целый самолет.

—Теперь понятно, почему они устроили алтарь вокруг ва­шего самолета.

Франсишка кивнула.

—    Чуло собрали разбросанные по округе обломки и поста­рались, соединяя их. Вышла этакая «колесница богов». Время от времени приходится приносить в жертву мелкое животное, дабы боги не обрушили на племя большую беду.

—    Самолет окрашен в белое и голубое, — заметила Гаме. — Туземцы используют те же цвета в племенной раскраске. Это не совпадение?

—    Они верят, будто эти цвета защищают их от врагов.

—    Как здесь оказалась Тесса?

—    Она сама наполовину чуло. Ее мать похитили во время набега воины соседнего племени и позже продали одному ев­ропейцу. Он-то и стал отцом Тессы. В ходе внутриплеменно- го спора его убили, и Тесса досталась Дитеру. Он женился на ней, пока та была еще совсем ребенком. Дитер ошибочно по­лагал, что этот брак откроет ему доступ на территорию чуло, к лекарственным травам, которыми он приторговывал.

—    Почему же Тесса не бежала от Голландца?

—    Смирилась. Дитер постоянно напоминал ей, что она — полукровка. Порченый товар. Отщепенка.

—    А что с тем мертвым индейцем?

—    Тесса — не первый ребенок своей матери. Здесь, в селе­нии, у нее был сводный брат. Он вознамерился найти свою семью. Узнал, как погибла мать и что за пределами Водопа­дов у него есть сестра, Тесса. Честь семьи чуло воспринима­ют очень серьезно. Покинув территорию племени, брат Тессы попал в руки контрабандистов, работавших с Дитером. Они потребовали показать, где растет кровавый лист.

—    Арно говорил об этом растении.

—    Оно-то и помогло мне восстановиться после аварии. Чу­десное растение, чуло считают кровавый лист священным. По­этому брат Тессы предпочел пытки, но тайну не выдал. Его застрелили, когда он хотел бежать. Образцы растения Дитер припрятал. Я послала отряд на поиски брата Тессы — и они наткнулись на саму Тессу, когда она пробиралась к нам. Вы­слушав девушку, я отправила ее обратно к Дитеру, шпионить для нас. Тут неожиданно появились вы. Не сумев предупре­дить, Тесса помогла вам бежать. По крайней мере, так она ду­мала — пока вы не объявились вновь. На пороге нашего дома.

—    Ну, мы хотя бы целы. Чего не могу сказать о Дитере и его приятелях.

—    Разведчики принесли их головы мне в дар. — Франсиш­ка оглядела залу, увешанную гобеленами с изображениями обыденной сельской жизни. — Сушеные головы — не подхо­дящий для меня элемент декора, так что я велела насадить их на колья.

—    Почетный эскорт нам навстречу выслали тоже вы?

—    О да. Признайте, оранжево-синий дирижабль не спо­собствует маскировке. Разведчики доложили, что вы чуть не попали на нем под водопад. Я отправила их следить за ва­ми — следить, но не трогать. Они вели вас с самого начала, и я удивилась, когда вы двинулись в нашу сторону. Вы мог­ли потеряться.

—    Мы думали позаимствовать каноэ.

—    Ах, какая дерзость! У вас не было ни малейшего шанса. Репутация чуло вполне заслуженна. Они шли по вашему сле­ду на протяжении миль. Порой мне кажется, что они и вправ­ду живые призраки: исчезают в лесу, буквально растворяясь среди деревьев. Как туман.

Пол, размышлявший над историей Франсишки, спросил:

—    Зачем кому-то было угонять ваш самолет?

—    Догадка есть. Идемте, я покажу кое-что.

Встав из-за стола, Франсишка отвела гостей по освещен­ному факелами коридору в спальню. Там из сундука вынула поцарапанный и помятый алюминиевый чемоданчик. Внутри оказалось месиво из порванных проводов и разбитых схем.

—    Это экспериментальная модель изобретенного мною прибора, я везла его в Каир. Не вдаваясь в детали, можно ска­зать так: с этого конца заливается морская вода, а с этого со­бирается вода опресненная.

—    Ваш прибор выделяет соль из воды?

—    Да. Я применила революционный подход. На разработ­ку и усовершенствование ушло два года. Главная трудность опреснительного процесса — его цена. Благодаря открытому мною методу сотни галлонов морской воды можно очистить за гроши. При этом выделяется огромное количество тепла, которое можно использовать для получения энергии. — Фран- сишка покачала головой. — Можно превратить в цветущие са­ды пустыни, а людей снабдить теплом и светом.

—    И все же я не понимаю, — сказал Пол, — кто так не хо­тел допустить это чудо в мир?

—    За последние десять лет я много раз задавалась этим во­просом, но ответа так и не нашла.

—    Это — единственная модель?

—    Да, — грустно ответила Франсишка. — Я забрала с собой все. Бумаги сгорели во время крушения самолета. — Проси­яв, она добавила: — Зато мне удалось применить здесь талант гидротехника. Знаете, как утомительно сидеть на одном месте и принимать поклонения туземцев... Я ведь, по сути, пленни­ца. Чуло спрятали меня от поисковых отрядов, и единствен­ное место, где я могу уединиться, — мое же святилище. Чу­ло входят в храм лишь по призыву. Слуг я отбирала лично, из самых преданных. Снаружи за мной следит стража, насто­ящие преторианцы.

—    Быть белой богиней не так уж и весело, — заметил Пол.

—    Не то слово. Я очень рада вашему появлению, тому, как вы свалились нам на головы. Сейчас отдыхайте. Завтра устрою вам экскурсию по деревне, и мы начнем составлять план.

—    План чего? — спросила Гаме.

—    Простите, мне показалось, это очевидно: нам нужен план побега.

ГЛАВА 18

Наскоро позавтракав яичницей с беконом в своем лодочном сарае, Остин отправился в Мериленд. Сейчас он глядел на медленно текущий поток машин на «Кольцевой». Мысли в голове сме­нялись и то быстрее. События последних нескольких дней не давали покоя. Дважды избежав смерти, Остин начал воспри­нимать дело о китах как личное.

Сев в бирюзовый служебный джип, он отправился снача­ла на юг, затем — на восток, по мемориальному мосту Вудро Вильсона. В пригороде Сьютленда свернул с дороги и поехал в сторону комплекса металлических зданий, настолько безли­ких и однообразных, какие может позволить себе только пра­вительственная организация.

Гид в приемной спросил у Остина его имя и позвонил куда-то. Спустя несколько минут появился опрятный муж­чина среднего возраста с планшетом в руках. Он был одет в заляпанные краской джинсы, рабочую джинсовую рубашку и бейсболку с логотипом Смитсоновского института. Крепко пожав Остину руку, он представился:

—    Фред Миллер. Мы разговаривали по телефону.

—    Спасибо, что уделяете время.

—    Пустяки. — Миллер вопросительно выгнул бровь. — Вы тот самый Курт Остин, который отыскал могилу Христофора Колумба в Гватемале?

—    Да, это я.

—    Интересные, поди, поиски выдались?

—    Местами — да.

—    Не скромничайте. Должен извиниться, но о вашей орга­низации я знаю только из газет.

—    Полагаю, и мне бы не помешало подробнее узнать о ва­шем музее. На сайте сказано, что вы восстанавливаете исто­рические и винтажные модели самолетов.

—    Это лишь верхушка айсберга, — ответил Миллер, указы­вая на дверь. — Идемте, я вам все покажу и объясню.

Он вывел Остина наружу и продолжил рассказ, шагая вдоль ряда одинаковых зданий с низкими крышами и боль­шими дверьми-купе.

—    Пол Гарбер[119] был помешан на самолетах, за что ему от нас спасибо. Еще в детстве он видел, как Орвилл Райт пи­лотирует первый в мире военный самолет. Позднее он рабо­тал на Смитсоновский институт и очень помог в создании Национального музея авиации. ВВС и ВМФ после Второй мировой собрали образцы самолетов-победителей и сбитой техники противника. Хотели избавиться от всего этого до­бра, но Гарбер прочесал окрестности и нашел двадцать один акр свободной государственной земли где-то у черта на ку­личках. В центре этой площади тридцать два здания. — Они остановились у одной из самых крупных построек. — Это цех реставрации.

—    Я видел онлайн, как вы работаете.

—    Значит, и меня должны были заметить. Я только что от­туда. Десять лет оттрубил менеджером проектов на заводе «Бо­инг» в Сиэтле, но сам я из Виргинии. Как только представил­ся шанс устроиться сюда, я вцепился в него зубами и когтя­ми. У нас почти всегда в работе по несколько проектов. Вот, заканчиваем «Хокер Харрикейн». Ненадолго пришлось отло­жить работы над ним из-за проблем с деталями. Мы восста навливаем фюзеляж «Энолы Гей», того «В-29», что сбросил атомную бомбу на Хиросиму. Красим один бипланчик, осо­бую модель «Питтса», «Литтл Стинкер». Кстати, мы не только самолетами занимаемся. Через наши руки прошли российская ракета «воздух — земля», движки, даже звездолет из фильма «Близкие контакты». Можем зайти и взглянуть на него на об­ратном пути.

—Очень бы хотелось. Коллекция у вас обширная.

—Еще бы! Собраны воздушные суда со всего мира. Под од­ну только подготовку к выставке отведено три здания. Клуб у нас элитный. Самолет, чтобы попасть к нам, должен чем- нибудь отличиться: либо в историческом, либо в техническом плане. Либо он должен быть последним из своего племени... Ага, вот мы на месте.

Они вошли в здание, похожее на склад: из одного конца в другой тянулись высокие металлические стеллажи. На них плотными рядами были выставлены картонные коробки.

—Архив — третья наша важнейшая обязанность после ре­ставрации и сохранения самолетов, — сказал Миллер. — По всему комплексу рассредоточено больше полутора сотен раз­личных воздушных судов и тонны прочих ценных образцов техники. Здесь у нас хранятся в основном детали.

Сверившись с распечаткой на планшете, Миллер повел Остина вдоль одного из рядов.

—Разве тут можно что-нибудь отыскать? — недоверчиво спросил Курт.

Миллер в ответ хихикнул.

—Все не так плохо. Любая важная деталь любого самоле­та имеет свою отметку. У нас записаны все серийные и ре­гистрационные номера, а также буквенные коды. Кстати, мы пришли.

Карманным ножиком Миллер надрезал упаковочную лен­ту и извлек из коробки металлический цилиндр. На мгнове­ние Остину показалось, что это — та самая деталь, прислан­ная им из Калифорнии. Но нет, цилиндр в руках у Миллера сверкал чистотой, на нем не было ни малейшей отметины, ни­каких повреждений.

—    Деталь идентичная той, что вы нам прислали. — Мил­лер достал из коробки цилиндр Остина. — Мы сравнили их по серийным номерам. Та, что поновее, — со списанного и ра­зобранного самолета.

Остин покачал цилиндр на ладони. Легкий, алюминиевый, он весил всего несколько фунтов.

—    Для чего он?

—    Это водо- и воздухонепроницаемый контейнер. Он по­тому в такой хорошей форме, что ни разу не использовался. Присланный вами контейнер был поврежден, сквозь дыру за­текла морская вода и уничтожила содержимое. Можем лишь определить, с какого самолета ваш образец.

—    Сейчас пригодится любая информация.

Миллер кивнул.

—    Слыхали про «летающие крылья» Нортропа?

—    Конечно, даже фотографии видел. Самый первый дель­товидный самолет.

—    Джек Нортроп намного опередил свое время. Только взгляните на бомбардировщики и истребители «стелс» — сра­зу поймете, о чем я.

—    А при чем здесь эти цилиндры?

—    Оба — с «летающего крыла». Вы не против, если я спро­шу: откуда у вас эта деталь?

—    Нашел в море, у побережья Баха.

—    Гм-ммм... тайна нашего фантома становится еще глубже.

—    Фантома?

Миллер сложил оба цилиндра на полку.

—    Наша деталь — с самолета, который после войны отпра­вили на свалку. По серийным номерам можно отследить ее историю, вплоть до сборочного конвейера. — Он постучал ног­тем по разбитому цилиндру. — Номера на вашей детали не со­ответствуют ни одной из архивных записей. Такого самолета попросту не существовало.

—    Как такое возможно? Наверное, в записи закралась ошибка?

—    Маловероятно. Могу, конечно, дать маху и предполо­жить, будто этот самолет заказало правительство. Заказало в секрете, тайно ото всех.

—    Тип самолета?

Сложив оба цилиндра в коробку, Миллер аккуратно запе­чатал ее.

—    Идемте, прогуляемся.

Здание 20 было плотно заставлено самолетами, бомба­ми и деталями. Миллер остановился перед странной одно­пилотной моделью с широким, отведенным назад крылом и двумя обратнонаправленными пропеллерами на задней его кромке.

—    Это «H1-М», первый проект Джека Нортропа. Он хо­тел доказать, что самолет может обойтись без создающих трение поверхностей вроде корпуса двигателя и хвостовой секции.

Остин обошел вокруг самолета.

—    Похож на гигантский бумеранг.

—    Нортроп назвал его «Джип». Он построил этот самолет еще в 1940 году, как летающий макет. На испытаниях «Джип» показал себя не с лучшей стороны, однако Нортропу хвати­ло и таких результатов, чтобы подвигнуть ВВС на постройку бомбардировщика «В-35».

—    Интересно. При чем же здесь наши цилиндры?

—    Используя эту модель, Нортроп уговорил генерала Хэ- па Арнольда подобрать крылья большей величины, размером с бомбардировщик. После войны пару пропеллерных движ­ков «В-35» заменили реактивными и всю серию переиме­новали в «В-49». Самолет побил все известные рекорды по скорости и дальности полета. Восемь реактивных двигателей развивали крейсерскую скорость четыреста миль в час на вы­соте сорок тысяч футов. Даже после того, как один опытный экземпляр разбился на испытаниях, ВВС заказали тридцать «В-49» с разными корпусами. Пилотам новинка пришлась по душе; они говорили, что управлять ею — все-равно что пило­тировать истребитель, а не бомбардировщик. Потом, в 1949 году ВВС отменили большой заказ, закрыв программу «ле­тающего крыла» в пользу «В-36», более примитивной моде­ли. Один бомбер с шестью движками уцелел, но после раз­бился. Мой цилиндр снят с него, ваш — с другого такого же бомбера.

—    Якобы не существовавшего.

Миллер кивнул.

—    После капитуляции Германии мир свихнулся. Набирала обороты холодная война, народу повсюду мерещились комму­няки, все таились, состязались разведки, а уж когда Советы заполучили атомную бомбу, правительство и вовсе озверело. Мне думается, оно построило ваш самолет с определенной це­лью, о которой никому не поведало.

—    Что же это за цель такая?

—    Не знаю, но рискнул бы предположить...

—    Рискнули бы всем?

Миллер рассмеялся.

—    Бомбер Нортропа был первым невидимкой. В ту по­ру на вооружении у нас стояли примитивные радары, кото­рые не могли засечь обтекаемый силуэт. В 1948 году пилот вывел крыло в сторону океана и на скорости пятьсот миль в час полетел обратно, по прямой — на радар командова­ния береговой авиации в Хаф-Мун-Бэй, что к югу от Сан-Франциско. Самолет не засекли, пока он не промчался пря­мо над базой.

—    На таком самолете можно запросто пройти над враже­ской территорией.

—    И я так думаю, хотя подтверждений гипотезе нет.

—    Что сталось с самолетом?

—    Даже невидимку могли сбить. Впрочем, вероятнее, что его отбраковали вместе с другими или угробили во время ис­пытаний там, на задании. Бомбер был далек от совершенства.

—    И ни одна из догадок не объясняет, как мой цилиндр оказался в водах Мексики.

Миллер пожал плечами.

—    Может, мне поискать в записях? — предположил Остин.

—    Удачи. Кстати, помните, что я говорил о сумасшествии в послевоенный период? Зарубив последний заказ на самоле­ты, ВВС прислали людей на завод, и те распилили собранные бомбардировщики, а после вывезли их как металлолом. Они отказали нам в просьбе предоставить хотя бы один экземпляр для выставки. Всю оснастку уничтожили. Официальные бу­маги касательно крыла «потерялись», предположительно по прямому приказу Трумэна.

—    Удобно. — Остин посмотрел на самолет, словно в его об­текаемом фюзеляже таились ответы на вопросы. Но, как и са­мо крыло, мысли Остина оставались неподвижны, мертвы. — Что ж, благодарю за помощь. Похоже, мы в тупике.

—    Жаль, не могу пособить еще. Но знаете, решение все же есть. Ненадежное, правда, но все же... Недалеко отсюда живет вдова одного из летчиков-испытателей. Как-то она приходила, искала сведения о муже, погибшем во время тестового полета. Хотела составить нечто вроде памятного альбома для детей и внуков. Ну, мы осчастливили ее, отдав парочку фотографий. Вдруг он успел сообщить благоверной что-нибудь до гибели? Не сами тайные сведения, а хотя бы сплетни.

Остин взглянул на часы. В офис НУМА раньше полудня он возвращаться не собирался, так что...

—    Спасибо за подсказку. Попробую отыскать вдову.

Они вернулись в центр помощи гостям и пробыли имя и адрес вдовы пилота. Оказалось, она сделала неслабое пожерт­вование в фонд центра в память о муже. Поблагодарив Мил­лера, Остин поехал на юг, стараясь держаться за пределами пригорода Вашингтона. Наконец пошла совсем уже сельская местность. Оказалось, вдова живет в двухэтажном викториан­ском доме. У переднего крыльца стояла припаркованная ма­шина. Остановившись, Остин вышел из джипа и позвонил в дверь. Открыл ему атлетически сложенный мужчина лет пя­тидесяти.

Остин представился.

—    Я ищу миссис Филлис Мартин. Это ее дом?

—    Да, это дом Мартинов. Но, боюсь, вы немного опоздали. Пару недель назад мама скончалась.

—    Примите мои соболезнования. Надеюсь, я вас не силь­но побеспокоил?

—    Вовсе нет. Я ее сын, Базз Мартин. Слежу за домом и, возможно, сумею чем-нибудь вам помочь.

—    Что ж, я из НУМА, Агентства морских и подводных ис­следований. Провожу историческое исследование о «летаю­щих крыльях». Думал, ваша мать сумеет помочь мне, расска­зать о муже.

—    Разве НУМА занимается авиацией?

—    Ну, в этот раз наши с авиацией дела пересеклись.

Базз Мартин пристально посмотрел на Остина.

—    Знаете, я буду рад помочь. Присаживайтесь на крыльце. Я работал в подвале, и свежий воздух не повредит. У меня и кофеек со льдом найдется.

Он скрылся в доме и через пару минут вернулся, неся в ру­ках два бокала, в которых приятно позвякивали кубики льда. Мартин с Остином уселись в дачные кресла, и хозяин дома посмотрел на раскидистые ветви дуба, закрывающие лужай­ку от солнца.

—    Я вырос тут. Позже заглядывал сюда нечасто; знаете, се­мья, работа... У меня своя авиакомпания недалеко от Балти­мора. — Он пригубил кофе. — Но довольно обо мне. Что же вы хотите узнать о папе?

—    Все, что может помочь раскрыть тайну его «летающе­го крыла».

Мартин тут же просиял. Хлопнув в ладоши, он восклик­нул:

—    Ага! Я так и знал, что в один день завеса тайны падет!

—    Завеса тайны?

—    Да, — горько подтвердил Мартин. — Секрет, грязное дельце, подстроенная авария...

«Да тут лучше помалкивать и больше слушать», — решил Остин.

—    Пожалуйста, расскажите все, что знаете.

Мартина не пришлось просить дважды. Он долгие годы только и ждал такого благодарного слушателя.

—    Простите, — извинился он и глубоко вздохнул. — Столь­ко накипело за все эти годы...

Встав, он прошелся по веранде. Лицо его исказила гримаса боли. Вдохнув несколько раз полной грудью, Мар­тин привел чувства в порядок, усмирил гнев и негодование. Присел на перила и, скрестив на груди руки, приступил к рас­сказу:

—    Отец погиб в 1949 году. По словам матери, он тестиро­вал новое «летающее крыло». Инженеры постоянно что-то до­рабатывали, исправляя один огрех в конструкции за другим. И вот во время очередного пробного вылета отец не справил­ся с управлением. И разбился. Мне тогда семь лет исполни­лось.

—    Гибель отца, наверное, стала ударом для вас?

—    Я был еще совсем пацан, — пожал плечами Мартин. — Горе затмили посмертные почести от ВВС и президента. Я ведь и так редко видел отца. Во время войны он часто от­лучался из дома. — Пауза. — Настоящим ударом стало откры­тие, что отец не погиб.

—    То есть авария не убила его?

—    Когда я встретил папу на Арлингтонском кладбище, вид у него был вполне цветущий.

—    Ну, вы же видели его в гробу, так?

—    Отнюдь. Отец наблюдал за похоронами со стороны.

Остин присмотрелся к Мартину, не вполне, однако, по­нимая, что хочет увидеть. Не заметив признаков безумия, спросил:

—    Можно поподробнее?

Лицо Мартина озарилось широкой улыбкой.

—    Я больше сорока лет ждал этих слов. — Он уставился в пустоту, словно наблюдая события былых лет на неком экра­не. — Как сейчас помню: стояла весна, в воздухе носились ма­линовки, солнце отражалось от начищенных пуговиц на мун­дирах, влажно пахли стриженый газон и земля... Я стоял у гро­ба, держа мать за руку и извиваясь в новом костюмчике. Весь упарился в нем, и воротник меня душил. Министр что-то там гудел басом, и все смотрели только на него. — Мартин глубо­ко вздохнул, снова погружаясь в прошлое. — Заметив птич­ку, я проследил за ней взглядом, мимо толпы — из-за дерева выступил человек в темной одежде. Он стоял далеко, и лица его я не видел. Впрочем, отца я сразу признал. По забавной привычке стоять, опираясь на одну ногу. Как у хромого. Все из-за старой футбольной травмы.

—    И что он там делал?

—    Ничего. Просто стоял и смотрел. На меня, это точно. Потом он вроде как махнул рукой, но тут у него из-за спи­ны вышли двое, о чем-то принялись спорить с отцом и увели его. Я просил маму взглянуть в ту сторону, однако она толь­ко шикнула на меня.

—    Вам не померещилось? Все же такая травма в детстве...

—    Нет, не померещилось. Я настолько уверился в своей правоте, что после похорон рассказал матери об увиденном на кладбище. Она так плакала, так плакала... Я решил боль­ше никогда не говорить об отце. Мама была еще молода и вскоре повторно вышла замуж. Отчим мне достался поря­дочный; успешный бизнесмен, он хорошо нас обеспечивал. Мама прожила с ним многие годы в радости. — Мартин рас­смеялся. — Хотя я остался предан памяти отца: как мама ни отговаривала, я все же стал летчиком. Небо звало. Я по­стоянно пробовал узнать об отце, почти поверил, что прав­да так и останется скрытой. И вот пришли вы, стали зада­вать вопросы...

—    Что скажете о работе отца?

—Он был опытным пилотом, ветераном. Не покидая службы в ВВС, работал на корпорацию «Авион», ту, что ос­новал Нортроп для производства «летающих крыльев». Не­сколько раз отец чудом избегал смерти. «Летающие крылья» стали большим открытием для своего времени, но с техно­логиями и материалами сороковых представляли большую опасность для летчиков. Потому-то авария никого не уди­вила.

—Отец ничего не рассказывал вам? О работе?

—Рассказывал; правда, немного. Мама уверяла, будто ему нравится пилотировать эти машины. Якобы они должны со­вершить революцию в авиации. Отец радовался. В один мо­мент он пропал на несколько недель. Связи с ним не было, только на случай крайней необходимости. А когда отец вер­нулся, мама заметила, что он обгорел на солнце. Отец рассме­ялся и ответил, дескать, это от мороза и снега. Что он имел в виду?..

—После него записей не осталось? Дневника там, заме­ток?

—Я ничего такого не находил. Помню, после его смерти пришли военные и обыскали дом. Они, должно быть, унесли записи. Ну, помог я вам?

Остин прокрутил в голове разговор с Миллером, особенно часть про раннюю технологию «стелс».

—Я думаю, вашего отца отправили на Север, готовиться к выполнению особого поручения.

—Это происходило полвека назад. Чего ради хранить тайну?

—Секреты, порой, как живые, хранят сами себя.

Мартин оглянулся на тенистый дворик.

—Хуже всего сознавать, что отец был жив все эти годы. — Он посмотрел на Остина. — Может, он до сих пор жив? В этом случае ему лет восемьдесят.

—Вполне вероятно... Кто-то где-то знает подлинную исто­рию вашего отца.

—    Я хотел бы явить правду миру. Вы поможете мне, ми­стер Остин?

—    Сделаю все возможное.

Они проговорили еще некоторое время. Перед уходом Остин оставил Мартину свой телефонный номер, а после на­правился в Вашингтон. Как порядочный сыщик, он обошел, сбивая ноги, кого только мог, но задачка попалась слишком уж древняя и сложная для обычных методов расследования. Пришло время задействовать компьютерного гения НУМА, Хайрема Йегера.

ГЛАВА 19

Деревенька казалась чудом город­ского планирования. Шагая по плотно утоптанным тропинкам между соломенными хижи­нами, Трауты чуть не забыли об антураже, включающем бе­лую богиню в купальнике из шкуры ягуара и эскорт из шесте­рых молчаливых чуло в раскраске небесных цветов.

Франсишка шла впереди. Стражи (по трое с каждой сторо­ны) держались на почтительном расстоянии в древко копья. Франсишка остановилась у колодца в центре деревни — там женщины наполняли водою кувшины, а у их ног весело снова­ли голые дети. Франсишка улыбнулась, не скрывая гордости.

—Каждое техническое новшество здесь — часть общей инженерной схемы, — сказала она, широко раскинув руки. — Я словно воссоздала инфраструктуру Сан-Пауло. Месяцами возилась с проектом, распределяя капитал и ресурсы, прежде чем в землю вонзились штыки лопат. Пришлось наладить по­бочное производство особых инструментов, деревянных труб, вентилей и прочих деталей. И в то же время важно было не нарушить устоявшийся ход жизни в деревне.

—Великолепно, — сказала Гаме, оглядывая стройные ря­ды хижин. Само собой напрашивалось сравнение с убогими халупами и грязью в деревеньке Дитера и относительно ци­вилизованным поселением доктора Рамиреса. — Просто ве­ликолепно.

—Спасибо. При грамотном расчете работа пошла легко. Ключевой элемент здесь — ток воды. Он не менее важен для чуло, чем для жителей так называемого цивилизованного ми­ра. Я распорядилась изменить русло реки. Конечно, возник­ли проблемы, но куда без них... Производители лопат жало­вались, что мы подгоняем их, и оттого качество инструментов страдает. — Франсишка рассмеялась. — Было весело. Мы вы­рыли канал под воду из озера; наладив водоснабжение, легко установили систему общественных колодцев. Построили му­комольную мельницу...

—    Водяное колесо у вас ничуть не хуже виденных мною в Новой Англии, — заметил Пол, становясь перед хижиной не больше гаража-ракушки. — А вот система канализации меня впечатлила. Там, откуда я родом, до сих пор пользуются нуж­никами на улице.

—    Общественными туалетами я горжусь особенно, — отве­тила Франсишка, продолжая экскурсию. — Приняв, что моя опреснительная технология никогда не увидит свет, я цели­ком направила усилия на устройство жизни местных дикарей. Они прозябали в каменном веке! В антисанитарных условиях! Матери стабильно гибли при родах, детская смертность пора­жала. Взрослые носили на себе и в себе всех возможных лес­ных паразитов. Традиционные лекарственные растения про­израстали с трудом. Диета содержала минимум питательных веществ. С появлением чистой питьевой воды чуло не про­сто избавились от привычных болячек. Они теперь культи­вируют растения, которые помогают поддерживать здоровье на должном уровне.

—    Хирургии вы их не научили? — спросила Гаме. — На те­ле у брата Тессы мы нашли характерный шрам.

Франсишка, словно маленький ребенок, хлопнула в ладоши.

—    О, ему вырезали аппендицит. Без операции он умер бы. Меня научили оказывать лишь первую помощь, так что бла­годарить надо фармакологию чуло. Туземцы обмакивают дро­тики в сок растений, способный парализовать дичь, но даже малой дозы его хватает, чтобы обездвижить человека. Нанеся сок на большой лист, я приложила его к месту воспаления — сработало как местный анестетик. Разрез зашивали нитью из другого растения, которое убивает инфекцию. Ножом я рабо­тала обсидиановым, он острее любого скальпеля. Вот так, ни­чего высокотехнологичного.

—    Жаль, того же не скажешь об оружии ваших охранни­ков, — заметил Пол, поглядывая на короткие метательные ко­пья в руках конвоиров. Помимо них, чуло были вооружены луками и длинными стрелами.

—    Наконечники этих стрел и копий изготовлены из алю­миния, обшивки моего самолета. Укороченный лук проще но­сить в джунглях, а стрелы благодаря своей конструкции про­летают большее расстояние.

—    Если бы Арно и его приятели выжили, они подтверди­ли бы ваши слова.

—    Мне и вправду жаль тех людей, но они сами повинны в сво­ей гибели. Чуло — племя сравнительно маленькое, они всегда предпочитали бегство сражению. О, засушить голову или съесть врага — это пожалуйста, однако намеренно совершать набеги на соседей — не их метод. Чуло просто хотят, чтобы их оставили в покое. Белый человек загнал их глубоко в лес. За границей Ве­ликих водопадов они сочли себя защищенными, но белые ис­следователи продолжают теснить чуло. Они вымерли бы, ес­ли бы я не помогла им усовершенствовать оборонную систему.

—    В устройстве деревни я заметила любопытную черту, — сказала Гаме.Раскладка напоминает архитектуру старых, обнесенных стеной городов.

—    Вы очень наблюдательны. Любой, кто проникнет за ча­стокол, окажется в очень невыгодной позиции. Деревня пол­на тупиков, в которых удобно устраивать засады.

—    А если придут спасать вас? — предположил Пол. — Вы сами себе окажете медвежью услугу.

—    Я уже давно оставила надежду выбраться отсюда. Мой отец наверняка заставил поисковые отряды прочесать весь лес. И уверился в моей смерти, что недалеко от истины. В ка­тастрофе погибли трое находившихся на борту и вдобавок — вождь племени. Все по моей вине. Не хотелось бы стать от­ветственной за новые смерти.

—    Ирония судьбы, — задумчиво произнесла Гаме. — Чем больше вы стараетесь на благо чуло, тем меньше они хотят вас отпустить.

—    Верно. Правда, они держали бы меня в плену, даже если бы я просто сидела на троне, жирея и притворяясь богиней. Грех было не воспользоваться знаниями и не помочь мест­ным. Когда наконец придет белый человек, туземцы, надеюсь, не воспротивятся натиску цивилизации и применят получен­ный технический опыт. К несчастью, пока я не в состоянии контролировать их первобытные инстинкты. Арно и его ком­паньоны приговорили себя к смерти, едва проявив враждеб­ный настрой. Их я спасти не могла — в отличие от вас. Вы так беспомощно метались по джунглям, что до сих пор чуло не замечали в вас угрозы.

—    Угрозы? — навострила уши Гаме.

—    Спокойнее, — предупредила Франсишка. Улыбаясь, она тем не менее смотрела на Траутов очень серьезно. — Наших слов они не понимают, зато видят эмоции. — Она останови­лась у местного пожарного гидранта, объяснила, как он устро­ен, и повела Траутов дальше. — Чуло обеспокоены. Думают, что вы падшие боги.

—    Если мы боги падшие, низверженные, то с чего трево­житься? — спросила Гаме.

—    Чуло боятся, что вы заберете меня обратно на небо.

—    Они вам так и сказали?

—    Нет, мне и так все ясно. Я этих людей знаю очень близко. К тому же Тесса передала мне слухи: вас хотят сжечь. Дым от ва­ших тел вознесет вас обратно на небо — и все, проблема решена.

Краем глаза Пол посмотрел на стражей: каменные лица ту­земцев оставались непроницаемы.

—    С логикой чуло не поспоришь, однако проблема решит­ся только для них. А как же мы?

—    Согласна. И тем скорее надо бежать. Идемте, поговорим подальше от глаз дворцовой стражи.

Они вышли на мощенную белым камнем тропинку к святы­не. Выведя Траутов на круглую площадку с самолетом в цен­тре, Франсишка присела на полированную деревянную ска­мью. Трауты сели по-турецки на плитку.

—    Здесь нас не побеспокоят. К святыне приходят только шаманы. Воины в джунглях следят за каждым нашим шагом, но план побега обсудить мы сумеем.

Гаме посмотрела в сторону леса — чуло растворились сре­ди кустов и деревьев, как будто их и не было.

—    Надеюсь, у вас в рукаве козырь припрятан? У нас ниче­го нет, — сказала она.

—    Воспользуемся вашей изначальной идеей. Единственный шанс удрать — по реке. Подняться по каналу к озеру и отту­да — в основное русло реки. Через лес не уйти: нас либо пой­мают, либо мы сами заблудимся.

—    У ваших ребят есть каноэ, — заметил Пол. — Грести при­дется не покладая рук.

—    У нас в запасе будет пара часов. Однако чуло — сильные гребцы. Пока мы устанем, они только-только войдут в раж.

—    И что, если нас поймают? — спросил Пол. — Теорети­чески?

—    Что тут гадать, — ответила Франсишка. — Нас казнят.

—    Даже вас, богиню?

Франсишка кивнула.

—    Боюсь, покинув их, я аннулирую свой статус. Моя голо­ва украсит частокол наряду с вашими.

Пол невольно потер шею.

И тут их одиночество нарушила целая процессия: на пло­щадку вошел индеец в сопровождении восьми вооруженных воинов. Он был выше любого чуло на несколько дюймов, и профиль его не казался плоским; напротив, напоминал рим­ский. Мускулистый и раскрашенный в красный цвет, он при­близился к Франсишке и заговорил о чем-то, то и дело ты­ча пальцем в сторону Траутов. Подобравшись, словно кобра с раскрытым капюшоном, Франсишка оборвала его резким ответом. Сверкнув взглядом, высокий чуло слегка поклонил­ся и ушел в сопровождении компаньонов — стражи немного попятились, прежде чем развернуться и покинуть быстрым шагом святыню. Франсишка смотрела им вслед пылающим взглядом.

—    Плохо дело, — сказала она.

—    Кто это был? — спросила Гаме.

—    Высокий — это сын вождя, убитого мною во время ава­рии. Я назвала его Аларих, в честь короля вестготов. Он умен, прирожденный лидер; правда, склонен к насилию. Жаждет устранить меня, собрал круг из молодых да горячих. Аларих пересек границу святилища, а значит, осмелел. Он явно ду­мал прояснить кое-какие моменты, связанные с вашим появ­лением. Пора возвращаться во дворец.

Стоило им покинуть святилище, как из ниоткуда материа­лизовались воины чуло. Франсишка шагала быстро, и в дерев­ню вернулись за несколько минут. За частоколом явно что-то переменилось: тут и там кучковались индейцы; когда их боги­ня проходила мимо, они прятали глаза. Дружелюбных улы­бок как не бывало.

У входа во дворец стояли двадцать воинов во главе с Ала- рихом. Франсишка властным жестом велела им расступить­ся — они повиновались, впрочем, без особого рвения. Вну­три хозяйку встретила Тесса — она смотрела на Франсишку и Траутов глазами, полными ужаса. Хозяйка с минуту пого­ворила с ней на местном наречии и после перевела беседу для Траутов:

—    Жрецы приняли решение: утром вас казнят. Ночь они проведут, собираясь с духом и готовя костры.

Гаме поджала губы.

—    Жаль, что не останемся на барбекю. Только покажите, где тут каноэ, и мы скроемся.

—    И речи быть не может! Вас и на десять футов без охра­ны никуда не отпустят.

—    Что же нам делать?

Взойдя на подиум, Франсишка опустилась на трон и стала неотрывно следить за дверью в палату.

Ждать, — сказала она.

ГЛАВА 20

Старинный корабль парил в возду­хе, словно подвешенный на неви­димых тросах, контуры палуб вычерчивались мерцающей па­утиной синеватых линий. Огромные квадратные паруса были надуты, а призрачные флаги трепетали.

Хайрем Йегер откинулся на спинку кресла и полюбовался на бесплотное изображение, висящее над платформой перед его рабочей консолью в форме подковы.

—    Прекрасно, Макс, — сказал он. — Добавь резкости де­талям.

Из десятков вмонтированных в стены динамиков раздался мягкий женский голос:

—    Ты просил голый чертеж, Хайрем.

—    Верно, Макс, и ты постаралась на славу. Однако сей­час я бы хотел взглянуть на то, как близки мы к завершению продукта.

—    Готово, — ответил голос.

Обшивка корабля материализовалась, подобно призра­ку из эктоплазмы. Позолота блестела, подчеркивая затейли­вую резьбу по бортам. Глаза Йегера загорелись, стоило ему взглянуть на бикхед с изображением короля Эдгара: копыта его коня топтали семь поверженных правителей, чьи бороды украшали полы монаршей мантии. Затем Йегер взглянул на астрономические панели, восславляющие олимпийских бо­гов и переходящие в крутую корму с библейскими мотива­ми. Каждая деталь являла собой совершенство.

—            Вот это да! — выдохнул Йегер. — Ты не сказала, что за­программировала картинку целиком. Не хватает только па­рочки дельфинов.

В тот же момент под кораблем нарисовалась симуляция моря, и подле носа весело запрыгали дельфинчики. Трехмер­ная модель стала медленно поворачиваться в воздухе, напол­ненном писком и потрескиванием морских млекопитающих.

Йегер, как ребенок, захлопал в ладоши и рассмеялся.

—            Макс, ты чудо!

—            Само собой, — ответил голос. — Меня создал ты.

Йегер не только разработал искусственный интеллект, но

и наградил его вначале своим же голосом. Потом, когда ему разонравилось говорить с самим собой, придал голосовому модулю женские тона. Прочие составляющие женской лич­ности система развила в себе самостоятельно.

—            Лесть — ключ ко всем дверям, — заметил Йегер.

—            Благодарю. Если мы закончили, я, пожалуй, возьму пе­рерыв — остудить схемы. Голограммы жутко перегревают.

Макс, конечно, преувеличивала: световая скульптура кора­бля задействовала крохотную часть ее ресурсов. Однако, на­делив систему женским голосом, Йегер не забыл и о чертах чисто человеческих, а именно — о потребности в похвале. Он махнул рукой, и скульптура вместе с морем и дельфинами растаяла.

Йегер обернулся на звук аплодисментов и увидел в две­рях Остина.

—            Здорово, Курт, — ухмыльнулся Йегер. — Падай где- нибудь.

—            Да ты художник, — заметил Остин, усаживаясь в кресло рядом с Йегером. — Лихо ты его убрал. Даже Копперфильду не под силу заставить исчезнуть британский линейный ко­рабль.

Йегер и вправду был волшебником. Правда, из сферы ком­пьютеров, а не цилиндра и палочки. Даже выглядел он не как типичный маг, с продуманной неряшливостью: «ливайсы», джинсовая куртка поверх белой рубашки, видавшие виды ковбойские сапоги. Впрочем, компьютерным центром НУМА, за­нимающим десятый этаж практически целиком, он управлял с ловкостью подлинного иллюзиониста и располагал доступом к обширнейшему архиву цифровых данных по океанографии и смежным наукам.

—    Да пустяки, — по-мальчишески задорно ответил Йегер. В серых глазах позади круглых стекол в проволочной оправе плясал огонек возбуждения. — Погоди, ты еще не видел, что мы с Макс приготовили для тебя.

—    Жду не дождусь. Это был «Владыка морей»?

—    В точку. Спущен на воду в 1637 году по приказу Карла Первого. Одно из крупнейших мореходных судов того вре­мени.

—    А еще самое неустойчивое, если память не изменяет. Верхнюю палубу позже срезали — весьма символично, если учесть, что Карла обезглавили.

—    Модификации я добавлю позже. Новая программа будет доступна всем желающим университетам, очень пригодится на кафедре морской археологии. Макс составила список из сотен старинных судов. Мы загружаем в компьютер их чер­тежи, архитектуру, параметры, историю — все, что знаем по каждому кораблику. Потом Макс соединяет данные и стро­итголографическую модель. Если инфа полная, Макс даже восполняет недостающие детали. Макс, будь добра, покажи Курту, что мы нашли для него по предоставленным данным.

На гигантском мониторе прямо перед консолью появилось миловидное женское личико. Белоснежно улыбнувшись оке­анографу, оно произнесло кокетливым тоном:

—    Для вас, мистер Остин, я всегда свободна.

Воздух над платформой замерцал от перекрещивающихся лазерных лучей. Очень быстро, деталь за деталью появился простой однопалубный корабль с квадратным парусом.

—    Идем-ка. — Встав из кресла, Йегер повел Остина на платформу. Когда глаза освоились, Остин уже стоял на па­лубе ладьи, глядя на задранный кверху нос. Вдоль бортов ви­сели круглые деревянные щиты. — Это следующая ступень эволюции: программа позволит не просто видеть суда, но и бродить по палубе. Виртуальная перспектива изменяется в за­висимости от твоего положения. Этот макет довольно прост, поэтому с него я и начал.

—    По-моему, это корабль из Гокстада.

—    Все правильно. Он был построен в Норвегии, где-то меж­ду 700 и 1000 годами нашей эры. Оригинальный корабль в дли­ну имел семьдесят девять футов, полностью из дуба... Это тебе не пучки света. Мой макет выполнен в масштабе один к двум.

—    Он прекрасен. Вот только какое отношение он имеет к ма­териалам, которые я тебе дал?

—    Сейчас покажу, что я нарыл.

Они прошли сквозь стены мерцающего света обратно к кон­соли.

—    В принципе, отыскать сведения по «Малхолланд груп» оказалось нетрудно, — сказал Йегер. — Твой покойный друг- юрист сказал, что эта фирма занята в сфере гидротехники. Я покопался немного и выяснил: она — только часть большей корпорации «Гокстад». Ее фирменный знак — тот самый ко­рабль викингов.

Голографическое судно исчезло, и на мониторе возникло его стилизованное изображение.

—    Продолжай, — сказал Остин.

—    Я попросил Макс поработать с «Гокстадом». Многого выяснить не удалось, но очевидно то, что они занимаются всем, чем угодно: финансами, проектированием, банковским делом, строительством.

Йегер передал Остину компьютерный диск.

—    Вот все, что я надыбал. Ничего из ряда вон, однако на достигнутом я не остановлюсь.

—    Спасибо, Хайрем. Я просмотрю диск. А пока тебе и Макс новое поручение. — Остин пересказал суть бесед с Миллером и Мартином. — Надо выяснить, был ли вообще построен тот самолет и что стало с пилотом.

Макс — сама внимательность — тут же вывела на экран изображение самолета в форме большого крыла.

—Это «YB-49A», последний бомбардировщик Нортропа из тех, что поднялись в воздух. Изображение — из архивов Смитсоновского института, — промурлыкала она низким го­лосом. — Могу выполнить трехмерное моделирование, как в случае с кораблями.

—Нет, пока и этого хватит. Надпись на цилиндре была «YB-49B».

Фотография сменилась рисунком.

—Вот «YB-49B», — прокомментировала Макс.

—Какая разница между первой и второй моделью, Макс?

—Инженеры разобрались с колебаниями, которые так бес­покоили пилотов. К тому же эта модель летала бы куда бы­стрее и дальше, чем ее предшественники. Правда, ее так и не построили.

Остин по опыту знал: с Макс лучше не спорить. Вместо этого он просмотрел статистические данные и отчеты по ис­пытаниям внизу картинки. Что-то тут не клеилось...

—Погоди, — сказал Остин. — Отмотай назад. Ага, вот тут сказано: крейсерская скорость пятьсот двадцать пять миль в час. Как ее вычислили, если полевых испытаний не проводи­лось?

—Может, это теоретическая оценка? — предположил Йегер.

—Может быть... но тут такого не сказано.

—Ты прав. Тогда не создавали настолько умных машин, чтобы без полевых испытаний вычислить подобные параме­тры самолета. Полетные условия попросту нельзя было си­мулировать.

—Спасибо за комплимент, однако факт по-прежнему не установлен, — возразила Макс. — Хайрем, Курт в чем-то прав. Пока ты болтал, я успела проверить: каждый раз во время проектирования самолетов, которые так и не построили, ин­женеры заранее оценивали скорость. С этой моделью посту­пили иначе.

Йегер тоже предпочел не спорить с Макс.

—    То есть самолет все же могли построить? Что с ним про­изошло?

—    Похоже, дальше мы не продвинемся, — заметил Остин. — Записи по сотрудничеству Нортропа и ВВС утеряны. А что Макс расскажет про пилота, Фрэнка Мартина?

—    Хотите, проведу быстрый экономический анализ полно­масштабной пробы? — предложила Макс.

—    В чем разница?

—    Быстрый поиск относит нас к архивам Пентагона, в ко­торых содержатся имена всех живых и почивших членов во­оруженных сил. Полномасштабный режим поиска добавля­ет к результатам данные из засекреченных досье Пентагона. Узнаем тайны Совета национальной безопасности, ФБР и ЦРУ на раз.

—    Чисто для формы интересуюсь: мы закон не нарушаем? Все-таки хакнуть такие системы...

—    Фу, как грубо! Хакнуть... Скажем так: я просто звоню приятелю-компьютеру, и мы обмениваемся сплетнями.

—    В таком случае болтай, не стесняйся.

—    Занятно, — заметила через некоторое время Макс. — Всякий раз, как я пыталась открыть определенные двери, Гар­ри запирал их на замок.

—    Что за Гарри? Еще один комп? — спросил Йегер.

—    Нет, глупыш. Гарри Трумэн.

Остин почесал в затылке.

—    Хочешь сказать, что все данные по нашему пилоту засе­кречены по указу президента?

—    Именно. На мистера Мартина открыты только самые об­щие данные. — Последовала странная пауза. — Любопытно, — сказала Макс. — Есть след. Как будто кто-то открыл запертую дверь. Вот ваш Мартин. — На экране возникла фотография молодого летчика. — Он живет на севере штата Нью-Йорк, недалеко от Куперстауна.

—    Так он не умер?

—    Спорный вопрос. Пентагон утверждает, что он погиб в авиакатастрофе 1949 года, а эти данные говорят об обратном.

—    Ошибка?

—    Я бы не удивилась. Люди склонны ошибаться. В отли­чие от меня.

—    У мистера Мартина телефон есть?

—    Нет, но могу назвать адрес.

Из слота на консоли выползла распечатка. Озадаченный, Остин вчитывался в имя и адрес так, будто они были напи­саны исчезающими чернилами. Сложив лист бумаги, он су­нул его в карман.

—    Спасибо, Хайрем, спасибо, Макс. Вы мне здорово помог­ли. — Он направился к выходу.

—    Куда ты сейчас? — окликнул Остина Йегер.

—    В Куперстаун. Другого шанса попасть в Зал бейсболь­ной славы может не представиться.

ГЛАВА 21

А в новом штабе ЦРУ в Лэнгли ана­литик Директората разведки ре­шил, что его компьютер слегка сбоит. Аналитик — специалист из Восточной Европы по имени Дж. Баррет Браунинг — встал из кресла и заглянул через перегородку к соседу.

—    Эй, Джек, есть минутка? У меня что-то странное про­исходит.

Джек — мужчина с глубоко посаженными глазами на жел­товатом лице — сидел за столом, заваленным грудами бумаж­ного хлама. Отложив газету на русском языке, в которой де­лал пометки, он потер глаза.

—    Секс, убийства и еще раз секс. Не знаю, что может быть вульгарнее, чем содержание российской прессы, — ответил Джон Роуленд, уважаемый переводчик, вступивший в ряды ЦРУ после темных дней при Никсоне. — Она как рекламные буклеты гормонов из супермаркетов. Я почти скучаю по ста­тистике выпуска тракторов. — Встав из-за стола, он перешел в кабинку Браунинга. — Что у вас за беда, юноша?

—    Да вот, бредовое сообщение на компьютере. — Брау­нинг покачал головой. — Я просматривал кое-какие исто­рические материалы по Советскому Союзу, и тут оно выско­чило...

Наклонившись к монитору, Роуленд прочел:

АКТИВИРОВАН ЧРЕЗВЫЧАЙНЫЙ ПРОТОКОЛ МАКСИМАЛЬНОГО УЩЕРБА

Роуленд подергал себя за козлиную бородку с проседью.

—    Максимального ущерба? Так уже давно не говорят.

—    Что означает сообщение?

—    Это эвфемизм, восходит еще ко времени холодной во­йны с Вьетнамом. Так в мягкой форме говорится об ударе.

-Да?

—    В Йельском ничему не учат? — Роуленд оскалился. — Чрезвычайный протокол назначает кого-нибудь целью убий­ства. Прямо как у Флемминга.

—    Ага, кажется, понимаю, — сказал Баррет, оглядываясь на соседние кубики. — Определим, кто из наших уважаемых коллег решил пошутить?

Роуленд не ответил. Задумавшись, он опустился в кресло Браунинга и вгляделся в подчеркнутый номер файла в конце сообщения. Выделив его, нажал «ввод». Появился ряд цифр.

—    Если это и шутка, то очень хорошая, — пробормотал Ро­уленд. — Такой код не используется с конца Второй мировой, когда директором был Аллен Даллес.

Распечатав сообщение, Роуленд вернулся с ним к себе в кабинку. Озадаченный Браунинг шел за ним следом. Сделав один звонок по телефону, Роуленд вбил код в свой компью­тер и нажал несколько клавиш.

—    Сейчас отправим код моему другу в отдел расшифров­ки. С его программным обеспечением такую старину взлома­ют в считаные минуты.

—    Откуда вообще взялся код? — спросил Браунинг.

—    Что ты читал, когда пришло сообщение?

—    Архивные материалы. В основном дипломатические от­четы. Они понадобились одному из работников Сената — его босс занят в комитете по вооруженным силам. Ищет паттер­ны поведения Советов. Надеется, наверное, таким образом до­биться увеличения бюджета.

—    Что было в отчетах?

—    Донесения полевых агентов директору. Что-то связан­ное с советской ядерной программой. Эти старые материалы еще Клинтон рассекретил.

—    Занятно. Выходит, раньше материалы предназначались только для глаз высшего руководства.

—    Вообще, логично. Так, а что с протоколом?

Роуленд вздохнул.

—    Не представляю, во что превратится управление, ког­да старые боевые кони вроде меня отправятся на пастбище. Сейчас я расскажу тебе, как работал протокол в старые дни, во время секретных операций. Сначала стратегия одобрялась по всем инстанциям: высшие чины руководства, сам директор, АНБ — со всех собирались подписи. Президент официально оставался не в курсе, чтобы в случае чего отрицать участие в операции властей. Стратегия предусматривала определенный курс действий в ответ на угрозу или угрозы. В этом и заключа­ется протокол. Действия указывались в приказе, а тот в свою очередь дробился на энное количество частей.

—    Кажется, понимаю. Исполнители каждой части знали только свою роль. Так сохранялась секретность.

—    Ага, вижу, в аудиториях Йеля тебя кое-чему да научили, пусть даже голова твоя забита хламом. Безумные планы по устранению Кастро и свержению правительства Ирана были разработаны в том же русле. И все они развалились.

—    Так зачем протокол?

—    Основная цель — избавить от ответственности людей на самом верху. Протокол сохранили, главным образом, для очень серьезных действий. В данном случае мы говорим о по­литическом убийстве. Это тебе не хухры-мухры: не царское дело — планировать устранение главы соседнего государства или собственных граждан. Чтобы не создавать дурной преце­дент, приказ бьется на уровни. Он таким и задуман. Ни один из подприказов потом не отследить, а команду не выполнят без соответствующего «стечения обстоятельств».

—            Напоминает устройство отказобезопасной системы атом­ных бомбардировщиков. Операция дробится на несколько этапов, и в крайнем случае — до наступления финальной ста­дии — сброс можно отменить.

—    Типа того. Я приведу еще аналогию: наметилась угроза. Одной рукой ты вынимаешь револьвер. Угроза рычит. Дру­гой рукой ты заряжаешь в барабан патрон. Угроза возраста­ет. Третья рука взводит курок. Далее — курок спускается, и угроза уничтожена. Все эти последовательные действия необ­ходимы для одного выстрела.

Браунинг кивнул.

—    То, что ты говоришь, я понимаю, но как эта фигня попа­ла в мой компьютер?

—    Может, и загадки-то никакой нет. — Большую часть вре­мени на службе Роуленд проводил за чтением и анализом га­зетных статей. Скука смертная. Потому старый агент и об­радовался возможности поразмять мозги. Откинувшись на спинку кресла, он уставился в потолок.

—    Изначально протокол фиксируется на бумаге, по частям. Пределов кабинета, где его составили, протокол не покидает. Затем агентство переносит его с бумаги в компьютеры, в за­шифрованном виде он отправляется в базу данных. Там и хра­нится десятилетиями, пока все детали спускового механизма не придут в сцепление. Автоматически надлежит известить директора. Файлы были зашифрованы, и компьютер не зна­ет, что агент низкого уровня просматривает некогда секрет­ную документацию.

—    Блестяще, — сказал Браунинг. — Надо теперь выяснить, что пробудило протокол пятидесятилетней давности. Я вчера читал те же файлы, и ничего не появлялось.

—    Значит, протокол активировался в последние сутки. Погоди-ка... — На экране у Роуленда высветилось оповеще­ние о новом письме. — «Роуленд, вот твой код. Ну и скука, в следующий раз присылай что-нибудь позаковыристей».

Слова на экране гласили просто: «Протокол принят».

—    Это кодовый ответ киллера, — пояснил Роуленд.

Браунинг покачал головой.

—    Интересно, кто этот доходяга.

—    Не стоит беспокоиться о прошлом. Будущее важнее.

—    Эй, брось, Джек, протокол составили полвека назад. Все причастные уже, наверное, давно мертвы. В том числе и кил­лер с жертвой.

—    Может, ты и прав. А может, и нет. — Он ткнул пальцем в экран. — Ответ прислали только что. Значит, киллер жив, и его жертва — тоже. По крайней мере, в данный момент.

—    То есть?

Обычно веселый, Роуленд с мрачным выражением на ли­це потянулся к телефону.

Директор не отдавал контрприказа, значит, осущест­вляется следующий этап. Собственно убийство. — Роуленд жестом предупредил вопрос Браунинга. — Соедините, по­жалуйста, с директором, — пролаял он в трубку. — Да, это срочно, — сказал Роуленд, повышая тон и немало удивив Бра­унинга. — Срочно, черт подери!

ГЛАВА 22

Когда Завала вернулся к офису Хэн­ли, огонь уже потушили, и пожар­ные собирались. Сверкая удостоверением сотрудника НУМА, Завала прошел за ограждение. Ткнув заламинированной кар­точкой в лицо пожарному инспектору, поспешил спрятать ее обратно в бумажник. Не хватало еще объясняться, что делает на месте катастрофы в Сан-Диего океанограф.

Инспектор по фамилии Коннорз сказал, что свидетели пе­ред взрывом заметили вертолет, парящий перед зданием, и странную вспышку света. Хотя нельзя исключать и возмож­ность внутреннего взрыва. И правильно, боевые вертолеты не каждый день бомбят офисные здания Сан-Диего.

—    Внутри была женщина, наглоталась дыма. Как она? — поинтересовался Завала.

—    Вроде жива, — ответил Коннорз. — Перед тем как по эта­жу распространился огонь, ее вынесли двое неизвестных.

Поблагодарив его, Завала отошел от высотки на квартал и хотел уже поймать такси, когда перед тротуаром остановил­ся черный седан «Форд». За рулем сидел агент Мигель Гомес. Он открыл дверь для Завалы, и тот забрался в салон.

Окинув Завалу хмурым взглядом, агент произнес:

—    С тех пор как я узнал вас и вашего напарника, работы стало невпроворот. Спустя несколько часов после того, как вы побывали у меня в кабинете, Фермер и этот слизняк, его адвокат, обратились в дым. Может, погостите у нас еще пару деньков? Мексиканская мафия спонтанно самоуничтожится, и я останусь без работы. К превеликому своему облегчению.

Завала хохотнул.

—    Еще раз спасибо, что прикрыли нас в Тихуане.

—    Заслав снайпера в Мексику, я рисковал спровоцировать международный конфликт. Может, в благодарность вы объ­ясните, что за дьявольщина творится?

—    Хотел бы я сам знать, — пожал плечами Завала. — Что именно произошло с Педралесом?

—    Он сел в свой бронированный автомобиль и направил­ся в Колониа-Орбера, притон головорезов недалеко от Тихуаны. Телохранители ехали в джипах спереди и сзади. Снача­ла взорвалась головная машина кортежа, потом, секунду спу­стя, и сам Энрико. Крепко жахнули. У него не машина была, а настоящий танк. Водитель замыкающего джипа развернул­ся на сто восемьдесят градусов и дал по газам.

—    Противотанковая ракета справилась бы.

Гомес смерил Завалу взглядом темных глаз.

—    Местная полиция нашла в переулке неподалеку заряд­ник для шведской противотанковой ракеты «Густав».

—    Шведы убирают мексиканских наркобаронов?

—    Хотелось бы. «Железо» легко достать на оружейном рын­ке. Все равно как хлеб в булочной купить. Стрелять можно с плеча, а двое здоровых парней, говорят, запросто производят до шести пусков в минуту. Что вы знаете про Хэнли?

—    Мы с Куртом вышли из офисного здания и тут замети­ли зеленый вертолет — он завис напротив высотки. Мы по­бежали обратно, как раз поднимались к Хэнли в лифте, ког­да прогремел взрыв. Очевидцы утверждают, что была вспыш­ка — наверное, от ракетницы.

—    Сколько нужно ракет, чтобы убрать теневого дельца? Похоже на юридический анекдот.

—    Только Хэнли не до смеха.

—    И у киллера, по правде говоря, чувства юмора не было. Такое устроили... Это как же надо ненавидеть жертву! — Го­мес помолчал. — Зачем вы вернулись сюда?

—    Курту показалось, что точно такой же вертолет мы ви­дели после взрыва в Нижней Калифорнии.

—    Так вы успели поговорить с Хэнли?

Гомес хоть и выглядел утомленным, но ушки держал на макушке.

—    Мы расспросили его про фабрику. Хэнли признался, что его самого нанял один брокер из Сакраменто — его клиенты хотели провернуть одно дельце в Мексике, анонимно. Хэнли свел их с Педралесом.

—    Как звали брокера?

—    Джонс. Вы не дергайтесь, парень мертв.

Гомес усмехнулся.

—    Кому вы это говорите... Джонс взорвался в собственной машине. Съехал с дороги в пропасть. Вроде как авария.

В этот момент подошел мужчина в темно-синем костюме и постучал в окно со стороны Гомеса. Кивнув, фэбээровец ска­зал Завале:

—    Меня просят пройти внутрь здания. Будем держать связь. — И добавил по-испански: — Нам, латиноамерикан­ским перцам, надо держаться вместе.

—    Определенно, — сказал Завала, выбираясь наружу. — Я возвращаюсь в Вашингтон. Если понадоблюсь — звоните в штаб НУМА.

Он намеренно не раскрыл всех карт и не упомянул «Малхолланд груп». Вряд ли федералы ворвутся в головной офис фирмы, сверкая ордером на обыск, но и усложнять себе рас­следование Завала тоже не хотел. Вернувшись в отель, он по­звонил в лос-анджелесское справочное бюро, где узнал номер «Малхолланд груп». Связался с ними, и приятный женский голос на рецепции сообщил, как добраться до офиса. Завала попросил консьержа подготовить его арендованный автомо­биль и вскоре уже ехал по дороге в Лос-Анджелес.

Ближе к полудню он свернул с голливудской автострады и направился в типичный калифорнийский лабиринт из жилых строений и коммерческих комплексов. Завала сам не знал, че­го ожидать, но после подводного взрыва и внезапных смер­тей Хэнли и Педралеса удивился офису в специализирован­ном здании, втиснутом между магазином по продаже офис­ных товаров и пиццерией.

В просторном и прохладном вестибюле Завалу жизнера­достно поприветствовала секретарь. (Именно с ней он гово­рил по телефону.) Даже не пришлось пускать в ход латино­американский шарм — девушка охотно ответила на все во­просы, надавала проспектов и просила звонить, если вдруг понадобятся услуги гидротехников. Вернувшись в машину, Завала долго смотрел на скромный фасад здания и думал, как быть дальше. В этот момент зазвонил сотовый — Остин из штаба НУМА.

—    Есть продвижение? — спросил напарник.

—    Я прямо сейчас сижу в машине напротив здания «Мал- холланд груп», — ответил Завала и ввел Остина в курс дела. Тот в свою очередь рассказал о том, как съездил в центр Гар­бера, побеседовал с Мартином и какие открытия совершила для него Макс.

—    Да ты меня обогнал, — признался Завала.

—    Ну, ненамного. После обеда еду на север штата Нью- Йорк, там попытаюсь раскрыть тайну пилота «летающего крыла». Ты, пока в Лос-Анджелесе, не копнешь ли под «Гокстад»?

Договорились сравнить находки завтра, когда пересекутся в Вашингтоне. Нажав «отбой», Завала позвонил в справоч­ную, узнал телефон редакции «Лос-Анджелес тайме» и вы­шел на Рэнди Коэна из отдела бизнес-новостей. Ему ответил по-мальчишески жизнерадостный голос.

—    Джо Завала, вот это сюрприз! Приятно, приятно. Как дела?

—    Спасибо, не жалуюсь. Как поживает лучший следствен­ный репортер к западу от Миссисипи?

—    Да вот, работаю в меру скромных мощностей серых кле­точек, переживших наши попойки. Ты все еще удерживаешь НУМА на плаву?

—    Вообще-то, я в городе по делам НУМА. Надеялся, что ты поможешь.

—    Всегда рад постараться ради товарища.

—    Вот и славно, Рэнди. Нужна инфа по одной компании, базирующейся в Калифорнии. Слышал про корпорацию «Гокстад»?

Собеседник некоторое время молчал, а после переспросил:

—    Я не ослышался? «Гокстад»?

—    Именно. — Завала по буквам повторил название. — Зна­комо?

—    Перезвони мне по этому номеру, — попросил Коэн, про­диктовал телефон и повесил трубку. Завала перезвонил, и друг ответил:

—    Прости, что оборвал беседу. Я сейчас говорю по сотово­му. Ты где?

Завала описал местность, и Коэн, узнав ее, назначил встре­чу в ближайшей кофейне. Завала как раз допивал второй эспрессо, уткнувшись в экран ноутбука, когда вошел Коэн. При виде товарища репортер широко улыбнулся, подошел и крепко пожал руку.

—    Боже мой, Джо, выглядишь потрясающе. Ни капли не изменился.

—    Да и ты огурцом.

Завала не врал и не лукавил. Репортер практически не из­менился с тех пор, как они с Завалой вместе работали над газетой в колледже. Он лишь прибавил несколько фунтов, в черной бороде появилась легкая проседь, но шагал Коэн по- прежнему, как гигантский журавль, а в глазах за стеклами в роговой оправе горел все тот же огонь.

Заказав двойной латте, Коэн отвел Завалу к дальнему уединенному столику. Отхлебнув напитка, он признал, что кофе отменный, затем наклонился и тихо-тихо спросил:

—    Теперь говори, друг мой старинный, на что «Гокстад» сдался НУМА?

—    Ты, должно быть, слышал о гибели стаи китов у берега вблизи от Сан-Диего? — Коэн кивнул. — Следы привели нас к фабрике в Баха, которая оказалась связана с «Малхолланд груп», дочерним предприятием «Гокстада».

Коэн прищурился.

—    И что там за фабрика?

—    Только не смейся. На ней пекли тортильи.

—    В таких делах не до смеха.

—    То есть про «Гокстад» знаешь?

—    И хорошо. Поэтому я так удивился, когда ты его упо­мянул. Мы с ребятами почти год копаем под них. Собираем­ся опубликовать серию статей под общим названием «Похи­тители воды».

—    Почему не воздуха?

—    Видимо, вода им больше по вкусу.

—    И что подвигло тебя на эту серию статей?

—    Случай. Мы исследовали слияния корпораций — те, ко­торые проходят тихо, без шумихи в прессе, но сильно бьют по среднему гражданину. Постепенно выявили одну закономер­ность, один общий след. Мы, как охотник в лесу, натыкались на припорошенные отпечатки лап одного зверя.

—    И зверя зовут «Гокстад»?

Коэн кивнул.

—    Месяцы ушли на то, чтобы выявить их, да и то картина по-прежнему частичная. «Гокстад» просто огромен! Это, на­верное, крупнейший конгломерат за всю историю, у них ак­тивы исчисляются миллиардами.

—    Признаюсь, «Уоллстрит джорнал» я каждый день не чи­таю, но про такую громадину ни разу не слыхивал.

—   Не переживай. Они вбухали миллионы в то, чтобы скрыть свои делишки. Заключают закулисные сделки, орга­низуют подставные корпорации — в общем, все как по учеб­нику. Слава богу, есть компьютеры! Мы зарядили получен­ные данные в геоинформационную систему, которая делает привязки к карте. Тот же метод используют копы, следя за активностью банд. Мы же увидели, что «Гокстад» действует по всему миру.

—   И кто стоит за этой сверхкорпорацией?

—   Мы на сто процентов уверены, что бразды правления держит один человек. Женщина, Брунгильда Сигурд.

Завала, известный бабник, тут же навострил уши.

—   Расскажи-ка про эту мисс Сигурд.

—   Да что рассказывать... Она ни разу не появлялась в спи­ске самых влиятельных женщин по версии журнала «Форчун», однако, несомненно, заслуживает первого места. Навер­няка мы знаем, что она родилась в Америке, в скандинавской семье, училась в Европе, а позже основала инженерную ком­панию «Малхолланд груп».

—   Я только что от них. Надо было напроситься на встре­чу с ней.

—   Ничего не вышло бы. Она президент компании, но в гла­за ее никто не видел.

—   Что-то я в названиях запутался. То есть офис у них не на Малхолланд-драйв?

Коэн снисходительно улыбнулся.

—   Слышал про скандал с долиной Оуэнс?

—   Связанный с водоснабжением Лос-Анджелеса?

—   Верно. Сегодня трудно поверить, но в 1920-х Лос-Анджелес был маленьким городишкой посреди пустыни. Без воды он бы так не разросся, ближайший источник находился в двух сотнях милях к северу, в сонной долине Оуэнс. Вла­сти Лос-Анджелеса по-тихому отправили туда юристов, да­бы те выкупили права на распоряжение речными ресурсами.

К тому времени, как жители долины сообразили, в чем дело, было уже поздно что-либо предпринимать. Их вода утекла в Лос-Анджелес.

—    И что стало с долиной?

—    Высохла. — Коэн злобно хихикнул. — Большая часть воды, оплаченная налогоплательщиками, пришла даже не в сам город, а в долину Сан-Фернандо. Кучка местных воротил успела скупить землю по дешевке, и уж когда прибыла вода, цены взлетели до небес. Спекулянты заработали миллионы. Человека, спланировавшего махинацию, звали Уильям Мал­холланд.

—         Интересно. И как «Малхолланд груп» связана с «Гокстадом»?

—    Это дочернее предприятие «Гокстада», которое теперь оказывает ему инженерные услуги.

—    Чем занимается сам «Гокстад»?

—    Изначально в сферу их интересов входили трубопровод, энергия и строительство. Позднее — и финансовые учрежде­ния, страхование, СМИ. Последние несколько лет они сосре­доточены на одном продукте: синем золоте.

—    Я слышал только про червонное.

Коэн приподнял бокал.

—    Так синее золото — это вода? — догадался Завала.

—    Точно. — Полюбовавшись бокалом на свет, словно в нем было марочное вино, Коэн сделал глубокий глоток. — Мы утратили естественное право на воду, она теперь — ресурс, ко­торый может стоить дороже очищенного газа. И «Гокстад» — основной игрок на рынке. Он держит контрольный пакет ак­ций водоснабжающих компаний в более чем ста пятидесяти странах мира, на шести континентах. Он обеспечивает водой более двух сотен миллионов человек, а самая крупная их афе­ра — законопроект о приватизации реки Колорадо.

—    Я что-то читал о нем, но ты просвети меня на всякий случай.

—Река Колорадо — главный источник воды западных и юго-западных штатов. Эта система всегда контролировалась федеральными властями, теми, кто построил дамбы и резер­вуары. Согласно принятому законопроекту, контроль над ней переходит из государственного ведомства в частные руки.

—Приватизация не нова. Сегодня даже тюрьмы привати­зируют. Чем вода хуже?

—Смущает аргумент в пользу принятия закона. Штаты го­дами бились за права распоряжаться водными ресурсами. На судебные разбирательства потрачены тонны денег. Сторонни­ки нового законопроекта сказали, что, дескать, приватизация положит конец этому безобразию. Мол, воду начнут распре­делять гораздо эффективнее, а инвесторы возьмут на себя рас­ходы. Последней каплей стала засуха: вода в городах заканчи­вается, люди напуганы.

—И каким боком здесь «Гокстад»?

—Таким, что рекой Колорадо станут распоряжаться не­сколько работающих вместе компаний.

—То есть они станут распределять добро?

—По идее. Загвоздка в том, что всеми этими компаниями тайно владеет «Гокстад».

—И он же получает контроль над рекой?

Коэн кивнул.

—Точно такие аферы, только в меньших масштабах, «Гок­стад» провернул уже по всей стране. У него контракты на из­влечение воды из ледников на Аляске. Он и до Канады дотя­нулся, основного источника воды в Северной Америке. Заха­пал большую часть ресурсов в Британской Колумбии. Еще чуть-чуть, и Великие озера станут частными резервуарами «Гокстада».

Завала тихонько присвистнул.

—Страшно-то как. Однако соответствует сценарию гло­бализации, когда экономическая власть сосредотачивается в руках избранных.

—    Ну еще бы. «Гокстад» на законных основаниях заграба­стает один из самых ценных наших ресурсов, нравится нам это или нет. Правда, играет он не по правилам, и вот это уже по-настоящему страшно.

—    В смысле?

—    Приведу пример. Против закона выступал конгрессмен Джереми Кинкейд. Выступал яростно. Боролся до конца и грозился, что на слушаниях в Конгрессе законопроект анну­лируют. Недавно он погиб в автокатастрофе.

—    Ну, никто не застрахован...

Репортер достал из кармана и разложил на столе карту мира.

—    Видишь красные квадратики? — практически шепотом произнес он. — Не считай, их десятки.

—    Приобретения «Гокстада»?

—    Можно и так выразиться. По мере роста «Гокстад» вошел в число устоявшихся игроков, компаний и муниципалитетов, контролирующих воду в других странах. Во многих случаях на пути у него кто-то да становился. — Коэн постучал паль­цем по карте. — Мы сопоставили данные по приобретениям «Гокстада» и персоналу компаний. Красные квадратики отме­чают фирмы, где активность «Гокстада» совпадает с «внезап­ной» гибелью кого-нибудь из местной иерархии. В некоторых случаях менеджеры высшего звена просто исчезали.

—    «Гокстад» либо действует по-бычьи, либо ему жутко везет.

—    Подумать есть над чем. За последние десять лет «Гок­стад» приобрел транснациональные водные компании во Франции, Италии, Британии и Южной Америке. Он слов­но борги из «Стар трека», которые набирают мощь, поглощая другие расы. «Гокстад» добился концессий в Азии и Южной Африке...

Коэн внезапно умолк. Взгляд его метнулся к двери. Уви­дев, что в кофейню вошла женщина с ребенком, репортер рас­слабился.

Завала только молча выгнул бровь.

—    Прости, — извинился Коэн. — Я из-за этого расследова­ния параноиком становлюсь.

—    В малых дозах паранойя полезна, дружок.

Коэн вновь перешел на шепот:

—    Похоже, у нас в отделе завелся «крот». Поэтому я и го­ворил с тобой по сотовому. — Он нервно поиграл с ложкой. — В газете сейчас много странного происходит.

—    В каком смысле?

—    Ничего конкретного. Вроде сложишь документы по по­рядку, а потом глядь — они перемешаны. Незнакомцы загля­дывают в редакцию, коллеги на меня как-то странно посма­тривают...

—    Может, у тебя воображение разыгралось?

—    Ребята из моей команды тоже замечают странное. Черт, неужто я так сильно дергаюсь?

—    Глядя на тебя, я сам скоро дергаться начну.

—    Вот и славно, понервничай. «Гокстад», не задумываясь, уберет любого, кто стоит на пути.

—    На пути к чему?

—    К обладанию всей пресной водой на планете.

«Ничего себе», — подумал Завала.

—    Раскатали губу... Они нехило поработали в Северной Америке и Европе. Но разве может одна компания заполу­чить всю воду в мире?

—    Не так уж это и трудно. Пресной воды всего полпроцен­та, остальное — соленые моря, ледники, подземные источни­ки. Очень много воды загрязнено, а пить людям с каждым днем хочется все сильнее.

—    Я думал, большая часть водных ресурсов находится в ве­дении чиновников и правительств.

—    Больше нет. «Гокстад» находит источник воды, затем де­лает щедрые предложения в обмен на передачу источника в частное распоряжение. Углядев хоть малейшую возможность на успех, они пускают в ход все: взятки, вымогательство или еще что покруче, лишь бы источник перешел в их руки. За последние пять лет «Гокстад» чего только не заполучил. По­могло ему и международное торговое соглашение, согласно которому вода больше не является собственностью страны. Господи, Джо, скоро весь мир превратится в сплошную до­лину Оуэнс!

—    Да это не компания, это мегаспрут какой-то.

—    Хорошая метафора, хоть и избитая. — Достав из кармана стеклограф, Коэн принялся выводить на карте линии и стрел­ки. — Вот это щупальца «Гокстада». Вода из Канады и Аляски потечет в Китай. Из Шотландии и Австрии — в Африку и на Ближний Восток. У Австралии уже есть контракт на постав­ки в Азию. С виду компании действуют порознь, лишь изред­ка пересекаясь, однако за ниточки дергает именно «Гокстад».

—    Как они намерены переправлять воду?

—    Компания уже разработала технологию: миллионы гал­лонов пресной воды переправляют по морю в герметичных пакетах. Кроме того, на верфях «Гокстада» строятся танкеры грузоподъемностью пятьдесят тысяч длинных тонн. Эти ма­хины могут одновременно перевозить и воду, и нефть.

—    Дорогое удовольствие.

—    Если хорошо заплатить, то и гора к Магомету пойдет, а клиенты заплатят любую цену. И почти ничего из постав­ленной воды не достанется беднякам, влачащим жалкое суще­ствование в пустыне. Вся вода пойдет в высокотехнологичные производства, которые, на минуточку, являются одной из ос­новных причин загрязнения окружающей среды.

—    Ушам своим не верю.

—    Держись крепче, иначе упадешь. Я раскрыл тебе только часть общей картины. — Коэн постучал пальцем по карте Се­верной Америки. — Это большой рынок, США. Помнишь, я говорил, что «Гокстад» контролирует запасы воды в Канаде? Планируется воду из Гудзонского залива переправить через Великие озера в южные штаты. — Палец сместился к Аля­ске. — Калифорния и прочие пустынные штаты выпили реку

Колорадо практически досуха, так что воду из ледников Юко­на переправят на запад через обширную систему дамб, пло­тин и резервуаров. Десятую часть Британской Колумбии за­топят, и получится гигантский природный ресурс на костях. Построят крупные ГЭС. Теперь угадай, кто нагреет руки на поставках энергии и строительных заказах?

—Уже знаю кто.

—Вот-вот. «Гокстад» заработает миллиарды баксов. Эти планы обсуждаются уже не первый год. Раньше их не прини­мали из-за разрушительных побочных эффектов и расточи­тельности, но теперь кто-то их поддерживает.

—«Гокстад»?

—Просекаешь. — Коэн все больше распалялся. — На этот раз оппозиции у него нет. «Гокстад» купил и газеты, и теле­видение. Через СМИ он раздавит кого угодно. Про полити­ку вообще молчу. «Гокстад» заманил на свою сторону экс- президентов, премьер-министров, секретарей штатов... Их не побороть. Представь: такая мощь в руках натуральных гопни­ков! Теперь понятно, почему я так трясусь?

Коэн перевел дух. Он раскраснелся, на лбу выступили би­серины пота. Репортер вызывающе смотрел на Завалу, слов­но побуждая старинного приятеля к спору.

И тут он как будто сдулся.

—Прости, — извинился Коэн. — Я слишком долго работаю с этим материалом, скоро с катушек слечу. Просто ты появил­ся очень кстати, мне нужно было выговориться...

Завала кивнул.

—Чем скорее опубликуешь статьи, тем лучше. Долго их еще готовить?

—Уже нет. Мы как раз сводим воедино оставшиеся кусоч­ки пазла. Хотим выяснить, чего ради «Гокстад» строит столь­ко танкеров.

—Как зачем? Перевозить украденную воду.

—Да, они хотят переправить ледниковую воду из Аляски, но количество танкеров... слишком уж их много. Если даже все корабли заполнить водой, то не наберется столько клиен­тов. Даже принимая в расчет Китай.

—    Корабль не сразу строится. Может, «Гокстад» решил пе­рестраховаться? Собирают корабли заранее и прячут в кла­довку?

—    Нет, странно все это. К каждому танкеру уже приписан капитан с командой. И все они на Аляске.

—    Чего-то ждут?

—    Вот это нам и предстоит узнать.

—    Что-то неладное творится, — пробормотал Завала.

—    То же говорит мое профессиональное чутье.

Завала вздрогнул, словно одно из щупалец мегакорпора­ции коснулось его плеча. Он вспомнил разговор с Остином — о страхах на глубине. Инстинкты напарника, как всегда, ока­зались остры. Собственное чутье Завалы подсказывало: нечто огромное и голодное затаилось в придонной тьме и наблюда­ет за ним. Нечто по имени «Гокстад».

ГЛАВА 23

Директор ЦРУ Эрвин Легран с гор­достью смотрел, как его четырнад­цатилетняя дочка Кэтрин выполняет программу, а после, со­скользнув с седла, протягивает папочке свой трофей — награ­ду за первое место.

—    Поставишь у себя в кабинете, — сказала она, глядя на отца светящимися от радости васильковыми глазами. — Это тебе награда как лучшему в мире папе. Ты купил мне Вэла и отправил на эти дорогущие уроки верховой езды.

Приняв награду, Легран обнял дочь за плечи. Как же она похожа на мать!

—    Спасибо, Кэти, только ведь не я показал Валианту, кто тут главный. — Он улыбнулся. — Я у тебя, пожалуй, только позаимствую этот приз. Похвастаюсь в управлении — и тут же верну, положишь к остальным наградам.

Легран ощущал одновременно и гордость, и вину. Да, он поддержал любовь дочери к верховой езде финансово, но на соревнования пришел сегодня впервые. Позируя для клубно­го фотографа рядом с дочерью и ее конем, Легран жалел, что рядом нет покойной супруги. Без нее фото выйдет неполным.

Кэти повела Вэла в конюшню, а Легран пошел по полю с помощницей — невзрачной, но чрезвычайно умной женщиной по имени Эстер Леонард. В прессе Леграна частенько называ­ли безбородым Линкольном — за честность и внешнее сход­ство с шестнадцатым президентом Штатов. Он был высокого роста и открытой внешности, в чертах которой, впрочем, лег­ко угадывался характер. Репутацию Легран заслужил чест­ной работой на посту руководителя одного из самых крупных разведывательных управлений. В другую эпоху — без телеви­дения и радио — он точно стал бы кандидатом в президенты.

Зажужжал сотовый Леонард.

—    Сэр, — нерешительно произнесла она. — Это вас, из Лэнгли.

Легран нахмурился и пробормотал что-то про кару для не­годников. Трубку взять он даже не подумал.

—    Я же просил не беспокоить, хотя бы два часа. Только ес­ли дело очень срочное.

—    Это Джон Роуленд. Говорит, дело невероятно важное.

—    Ну, если Роуленд... — Легран приложил трубку к уху. — Здравствуй, Джон. — На лице директора появилась улыбка. — Нет-нет, не извиняйся. Ты как раз вовремя, есть хорошие но­вости: Кэти заняла первое место... Спасибо. А теперь говори: что может быть важнее одного из главнейших событий в жиз­ни моей дочери?.. Нет, никогда не слышал... да, конечно... жди меня в кабинете.

Вернув телефон помощнице, Легран посмотрел на приз и нахмурился.

—    Вели подогнать машину к конюшне, немедленно возвра­щаемся в Лэнгли. И позвони в управление, пусть окажут Джо­ну Роуленду всю необходимую поддержку. Я только попро­щаюсь и возмещу убытки... черт, придется еще лошадь поку­пать.

И он побежал извиняться перед дочерью.

Двадцатью минутами позже черный лимузин затормозил у штаб-квартиры ЦРУ. Покинув машину, Легран вошел в зда­ние и быстрым шагом направился к лифту. В дверях вести­бюля его встретила помощница. Выхватив у нее из рук пап­ку, Легран внимательно изучил документы, пока ехал в лиф­те. В кабинете его ждали Джон Роуленд и нервный юноша, которого Роуленд представил как коллегу-аналитика по фа­милии Браунинг.

Роуленд и директор пожали друг другу руки, как старые друзья (каковыми, собственно, и являлись). Много лет на­зад они начинали с одного уровня, однако энергичный Ле­гран пошел в рост, а Роуленд остался на своем месте и сде­лался наставником для молодых кадров. В Роуленда Легран верил бесконечно, ибо тот не раз помогал боссу избежать не­приятностей.

—    Я прочел материалы, которые ты извлек из базы данных. Что сам думаешь?

Роуленд без промедления изложил свои мысли.

—    Остановить процесс нельзя? — спросил Легран.

—    Протокол активирован. Санкцию доведут до конца.

—    Проклятье! Ух, полетят головы... Кто цель?

Приняв у Роуленда лист бумаги, Легран прочел имя и тут же побледнел.

—    Звоните в спецслужбу. Скажите, что мы раскрыли за­говор с целью убийства спикера парламента. Пусть его не­медленно берут под защиту. Боже правый... Как такое вооб­ще могло случиться?!

—    Нужно провести расследование, иначе деталей не вы­яснить, — ответил Роуленд. — Пока знаем только, что про­токол активировался в результате серии одновременных за­просов, поступивших из Агентства морских и подводных ис­следований.

—    НУМА? — В воздухе над головой Леграна затрещали молнии, стоило директору продемонстрировать свое извест­ное мастерство выдавать забористые матюки. Хватив рукой по столу, так что из подставки вылетел карандаш, он заорал на ближайшего помощника: — Звоните Джеймсу Сандекеру!

ГЛАВА 24

Еще минут двадцать до Олба­ни, — сказал Базз Мартин.

Остин выглянул в окно двухмоторного самолетика. Види­мость с той минуты, как они взлетели с полосы в Балтиморе, ничуть не изменилась — оставалась отличной. Остин даже мог прочесть названия лодок в верховье Гудзона.

—    Еще раз спасибо, что подбросили. Обычно меня по де­лам возит Джо Завала, мой напарник. Но он еще не вернул­ся из Калифорнии.

Мартин поднял два больших пальца.

—    Черт, да это я должен вас благодарить. Вы сюда и без меня добрались бы.

—    Может, и так, однако я действую не совсем бескорыст­но. Кто-то должен опознать вашего отца.

Мартин посмотрел на горы Катскилл к западу.

—    Не уверен, что узнаю его. Столько лет прошло, отец мог здорово измениться. — Он чуть помрачнел. — Проклятье, как только вы связались со мной, я постоянно думаю: что скажу отцу? Обнять его или дать старому хрену по морде?

—    Для начала пожмите руку. Сразу бить морду потерянно­му и вновь обретенному отцу — не лучший способ возобно­вить семейные отношения.

Мартин хохотнул.

—    Вы правы, чего уж там. Но я зол, очень зол. Хочу, что­бы он ответил, почему бросил нас с мамой, почему прятался...

Ведь мы считали его мертвым! Слава богу, мать не дожила до сегодня. Она была дамой старых правил. Узнай она, что вто­рой раз вышла замуж при живом муже... Дьявол, — голос его надломился. — Надеюсь, я сам не разревусь.

Связавшись с диспетчерской Олбани, Мартин запросил инструкции, и уже через несколько минут самолет катил по взлетно-посадочной полосе.

В бюро аренды очереди неоказалось, и вскоре Мартин с Остином выехали за пределы города на «Пэтфайндере» с полным приводом. Остин повел автомобиль на юг по шос­се 88, в сторону Бингемтона, мимо холмов и небольших ферм. Спустя час он свернул на север, к Куперстауну — идилличе­ской деревеньке, чья главная улица напоминала декорации к фильму Фрэнка Капры[120]. Дальше ехали по извилистой дву­сторонней дороге; места вызывали в памяти романы Купе­ра о Кожаном Чулке. Капелька фантазии, и Остин тут же вообразил, как по лесистым долинам бредет в сопровожде­нии краснокожих товарищей Соколиный Глаз. Дома попа­дались все реже; начался молочный край, где коров больше, чем людей.

Даже с картой трудно было отыскать нужное место. Остин остановился у магазинчика при заправочной станции, и Базз пошел спросить у хозяина направление. Выходя из лавки, он чуть не светился.

—    Я встретил старожила; он говорит, что давненько знаком с Баки Мартином. Мол, славный парень, держится особняком. Нам надо проехать с полмили по этой дороге и свернуть на­лево. Через пять миль упремся в его ферму.

На узкой неровной дороге Остин с тоской вспоминал глад­кое асфальтовое покрытие. Фермы сменились рощами, и он чуть не пропустил поворот — хорошо еще вовремя попался алюминиевый почтовый ящик без имени и номера. От него в лес вела грунтовая дорога. Проехав по ней, Остин и Мартин оказались у фермы, скрытой от шоссе зарослями деревьев. На лугу паслись коровы, в полумиле от дороги стоял дом — боль­шой, двухэтажный, построенный еще в эпоху, когда под од­ной крышей жили три поколения семьи. Судя по декоратив­ный окнам и витражам, хозяин достаточно преуспел в своем деле, раз позволяет себе излишества. Спереди у дома имелась веранда, на заднем дворе — сарай и силосная башня. Рядом с сараем располагался загон с двумя лошадьми. Во дворе сто­ял новенький пикап.

Проехав по дугообразной подъездной дорожке, Остин оста­новился у дома. Встречать никто не вышел, не выглянул с лю­бопытством в окно.

—    Может, я первым пойду? — предложил Остин. — Подго­товлю почву, а там уж и вы вступите в дело.

—    Хорошо, — согласился Мартин. — Я могу струсить.

Курт крепко пожал ему руку.

—    Все у вас получится. — Он сам не знал, как поступил бы на месте Базза. Вряд ли сумел бы сохранить хладнокро­вие. — Начну издалека и постепенно подготовлю вашего от­ца к встрече.

—    Спасибо вам.

Покинув машину, Остин прошел к передней двери и по­стучался. Никто не открыл. Не ответили, и когда он повернул ручку старинного звонка. Тогда Курт, раскинув руки в сторо­ны — чтобы видел Мартин-старший, — пошел в обход дома к сараю. Слышно было только, как пищат цыплята в курятни­ке и похрюкивают свинки.

Из раскрытых дверей сарая пахло, как из любого сарая на свете: навозом, соломой и крупными животными. Фыркнула лошадь — решила, поди, что Остин принес сахарку. Мартина нигде не было видно. Остин окликнул его — ответа не после­довало, и тогда он вышел через заднюю дверь. Цыплята и по­росята по привычке ринулись к кормушкам. В небе заклеко­тал одинокий ястреб. Развернувшись, Остин вошел обратно в сарай — внутри, в проходе его ждали.

—    Помочь? — спросил незнакомец.

—    Мистер Мартин?

—    Да. А ты? Говори громче, сынок, слух у меня не тот, что прежде.

Мужчина подошел ближе. В отличие от сына, коренастого и плотно сбитого, Мартин-старший был высок и могуч, хоть сейчас фотографируй для рекламы какого-нибудь трактора. Рубашка и штаны защитного цвета, ботинки на толстой подо­шве и засаленная бейсболка «Катерпиллер», почти не скрыва­ющая седую шевелюру; загорелое лицо покрывали глубокие морщины; из-под седых бровей на Остина смотрели голубые глаза. Для своих семидесяти с гаком старик довольно хоро­шо сохранился. Пристально глядя на незваного гостя, он по­жевывал обрубок сигары.

—    Меня зовут Курт Остин, я из Агентства морских и под­водных исследований.

—    Так чем могу помочь, мистер Остин?

—    Я ищу Баки Мартина. В пятидесятых он служил летчи- ком-испытателем. Это не вы случайно?

Голубые глаза Мартина лукаво блеснули.

—    Ну, я.

Может, сказать старику, что здесь его сынок? Хочет пови­даться?

—    Ты один? — спросил Мартин.

Странный вопрос. Да и сам старик какой-то странный. Остин почуял неладное.

Не дожидаясь ответа, Мартин вышел из сарая и глянул на машину Остина. Удовлетворенный, он выплюнул окурок си­гары, притоптал его каблуком и вернулся.

Интересно, где Базз? Что с ним?

—    Кругом сухое сено, надо быть осторожным, — ухмыль­нулся Мартин-старший. — Как нашел меня?

—    Рылся в старых правительственных документах и нат­кнулся на ваш адрес. Давно вы на этой ферме?

Мартин вздохнул.

—    Ощущение, будто всю жизнь, сынок, а может, так оно и есть. Чего люди всегда с ферм бежали? А вот попаши зем­лю, поухаживай за скотиной, поймешь! Тяжелая, скажу я те­бе, работа... Но, похоже, дни мои здесь сочтены. Не думал, не думал, что ты прибудешь так скоро.

—    Вы меня ждали? — озадаченно произнес Остин.

Мартин подошел к одному из денников, достал из-за ка­литки двустволку и направил ее Остину в живот.

—    Как и положено по протоколу, мне позвонили и сказа­ли, что ты едешь. На твоем месте я бы не двигался. Глаза мои сдают, но вижу я тебя отлично.

Остин посмотрел в черные отверстия стволов.

—    Может, уберете ружье от греха подальше? Еще выстре­лит ненароком...

—    Прости, сынок, нельзя. И кстати, даже не думай хватать­ся за вилы в том стогу. Шагу сделать не успеешь, как я тебя дробинами нашпигую. Говорю же, во всем виноват чертов про­токол. Я не по своей воле тебя убиваю.

—    О чем вы? Я не понял...

—    Ну еще бы! Тебя и в проекте не было, а протокол уже существовал. Думаю, вреда не будет, если расскажу тебе, что да как. Все равно к дедам отправлю.

Сердце Остина бешено колотилось. Он оказался без­защитен перед старым убийцей и сейчас мог лишь тянуть время.

—    Вы ошибаетесь.

—    Никак нет, — возразил Мартин. — Потому и спрашивал, что ты здесь делаешь. Не хотел случайно пристрелить невин­ного туриста, которому вздумалось поживиться дармовыми яй­цами. Ты ищешь Мартина, а значит, пришел остановить меня.

—    Остановить? Зачем?

—    Я выполняю условия контракта.

— Какого еще контракта? Погодите, так вы не Мартин?

— Черт подери, нет. Мартина я убил давным-давно.

— Убили? Он служил пилотом-испытателем, только и всего.

— Ничего личного, как и в случае с тобой. Я работал на правительство Штатов, ходил под Диким Биллом Донованом. Сейчас людей моей профессии называют киллерами. Выпол­нив несколько заданий после войны, я подал в отставку. Шеф ответил, дескать, отпустить меня нереально, ведь я знаю че­ресчур много. Тогда мы заключили сделку: за мной оставалось последнее задание. Загвоздка была в том, что никто не знал, когда придет команда выполнить его. Может, через полгода, а может, и через пять лет. — Он хихикнул. — Уж я точно не предполагал, что ожидание затянется настолько.

Мартин сам не заметил, как потерял деревенский вы­говор.

— Правительство хотело сохранить этот большой секрет. Они разработали особую систему, и, если кто-то пытался раз­нюхать о тайне, активировался протокол. Вот в чем настоящая изюминка: потенциальная жертва сама приехала бы к убийце, сюда. Меня забросили в самое сердце небытия. Потом вы на­чали копаться в материалах, и сработала серия команд. Одна указала мое местоположение, другая велела мне выполнить заказ — устранить спикера палаты. Похоже, он прознал о ма­хинациях правительства и собирался придать их огласке.

— Этому протоколу лет пятьдесят. Конгрессмен — ваша цель — уже давно мертв.

— Неважно, — покачал головой Мартин. — Приказ есть приказ, и я не могу ослушаться. Как ни печально, у государ­ственных тайн нет срока давности. — Вернулся деревенский выговор. В глазах старика появились твердость и холод. — Рад, что ты заглянул, сынок. Теперь я официально могу вы­йти в отставку.

Киллер поднял ружье. Остин подобрался, напрягся, слов­но одним усилием воли мог остановить картечь. Будь у не­го время, он посмеялся бы над иронией: столько раз избегал смерти, и вот теперь готовится погибнуть от руки слабослы­шащего и полуслепого убийцы, разменявшего седьмой деся­ток лет.

За спиной у старика возникла фигура — Базз. Оказалось, «Мартин-старший» сохранил достаточно острое зрение — за­метил перемену во взгляде Остина. Он вихрем развернулся, и Базз вскричал:

—    Ты не мой отец!

Убийца вскинул ружье, но старость и замедленные реф­лексы не могли не сказаться. Остин, получив отсрочку, ре­шил кинуться на старика сзади. Нет, времени слишком мало. Тогда Курт выкрикнул:

—    Ма-арти-ин! — и схватился за вилы.

Киллер обернулся.

Остин целился, словно копьем, ему в правый бок — и не попал. Старик внезапно шагнул ему навстречу и сам напорол­ся грудью на вилы. Зубья пробили легкие, и убийца, вскрик­нув, выронил ружье. Учуяв кровь, лошадь взбрыкнула и при­нялась бить копытами по калитке денника. «Мартин», зака­тив глаза, рухнул на дощатый пол.

Остин ногой отодвинул ружье в сторону — не из необхо­димости, скорее по привычке. Базз, который на мгновение застыл, словно громом пораженный, пришел в себя и опу­стился рядом с трупом на колени. Остин перевернул тело на спину.

Приглядевшись к лицу старика, Базз — к немалому облег­чению Остина — заметил:

—    Нет, это точно не мой папка. Слишком высокий. Отец был коренастый, как я. И лицо совсем другое. Кто это, черт возьми?

—    Представился Мартином, но это не его имя. Как его зо­вут на самом деле, не знаю.

—    Зачем ему убивать вас... то есть нас?

—    Он и сам не знал. Этот человек — как немецкая бомба- ловушка. Такие взрывались, когда саперы начинали их обез­вреживать. Кстати, почему вы не в машине?

—    Не усидел, вышел пройтись. Заглянул на задний двор — там никого. Я и решил проверить сарай. Искал вас...

—    Очень кстати. — Остин прислушался. — Кажется, я что- то слышал. — Взглянув напоследок на труп, он сказал: — Спо­койной пенсии, Баки.

С этими словами он вышел из сарая.

Базз последовал за ним во двор, куда, подняв тучу пыли, въехала черно-белая машина с мигалками. На двери автомо­биля крупными буквами было написано «ШЕРИФ». В каби­не сидели двое: плотный юноша и худощавый пожилой муж­чина. Покинув салон, юноша — судя по значку, помощник ше­рифа — опустил руку на кобуру и приблизился к Остину и Мартину.

—    Кто из вас Остин? — спросил он.

- Я.

Помощник, видимо, ожидал уверток и вранья, потому и растерялся. Шериф, потеснив его, произнес:

—    Я шериф Гастингс. Вы видели Баки Мартина?

—    Он в сарае, — ответил Остин.

Помощник сбегал в указанном направлении и вернулся бледный, как полотно.

—    Хосспади, — пробормотал он, хватаясь за револьвер. — Старик Баки мертв. Его вилами проткнули. Кто из вас его укокошил?

Гастингс жестом велел ему успокоиться и попросил вы­звать экспертов.

—    Расскажите-ка, что произошло, мистер Остин?

—    Мартин пытался застрелить нас из дробовика. Оружие — рядом с телом. Я оборонялся. Хотел просто ранить... не полу­чилось.

—    Спасибо, конечно, но что на самом деле тут творится? С какой стати мне позвонили из Вашингтона?

—    Из Вашингтона?

—    Вот-вот. Сначала звонят из кабинета губернатора и про­сят не вешать трубку, затем соединяют с чокнутым адмиралом Сандекером, который велит мчаться в дом к Мартину, потому что его подчиненный Остин сейчас там и ему грозит гибель. Я, значит, спрашиваю: с какой стати кто-то кого-то убьет, на что адмирал отвечает: мол, если я не перестану задавать иди­отские вопросы, он мне в пузе второй пупок сделает. — Ше­риф усмехнулся. — Похоже, адмирал не ошибся. — Он обер­нулся к Баззу: — А вас как звать?

—    Базз Мартин.

Шериф удивленно сморгнул.

—    Вы не родственник убитого?

Остин и Мартин неуверенно переглянулись. Что ответить шерифу? Наконец Остин нашел, что сказать:

—    Надеюсь, время у вас есть? Объяснять будем долго.

ГЛАВА 25

Барабаны гремели уже с час. Вна­чале слышался мерный, словно пульс, бой одного инструмента, потом к нему присоединились другие. Постепенно ритм ускорялся; послышалось монотон­ное пение. Франсишка, заложив руки за спину и низко опу­стив голову, металась по тронной зале, словно тигр в клетке. Пол и Гаме, дожидаясь ее решения, тихо сидели у трона. Тес­са вновь куда-то запропастилась.

Со стороны входа донеслись возбужденные голоса. В залу влетели две служанки и, бухнувшись на колени, принялись что-то лопотать. Успокоив девушек тихим голосом, Франсиш­ка подняла их с колен, привела в порядок их растрепавшиеся волосы и выслушала каждую по очереди. Затем надела слу­жанкам на запястья по браслету из запчастей самолета и, по­целовав в макушку, отпустила их. И, обернувшись к Трау­там, сказала:

—    События развиваются быстрее, чем я предвидела. Ала­рих восстановил против меня все племя.

Гаме нахмурилась.

—    Они осмелятся войти во дворец?

—    Я уже говорила: Аларих умен. Он прислал моих служа­нок, чтобы они рассказали о его намерениях. Так он давит на психику. Плюс — барабаны. — Она указала на потолок. — Стены моего дворца из глины, зато крыша соломенная. Ала­рих подожжет нас и будет ждать, пока мы — как истинные боги — не вознесемся к небу. Если выбежим, спасаясь от по­жара, то подтвердим обман, сыграем на руку Алариху. Нас за­режут на месте.

—    Племя осмелится убить царицу? — спросила Гаме.

—    Не первый раз власть впадает в немилость народа. Пом­ните, что стало с Марией Стюарт? А с Анной Болейн?

—    Понимаю. И что же нам делать?

—    Бежать. Вы готовы?

—    Нищему собраться — лишь подпоясаться, — ответил Пол. — Вот только как нам пробиться через враждебную тол­пу снаружи?

—    Я же белая богиня, у меня припрятана парочка тузов в рукаве... Ага, вот и Тесса вернулась. Отлично.

Индианка сообщила что-то Франсишке на местном наре­чии — та в ответ кивнула. Тесса взяла один из факелов, кото­рый торчал сбоку от трона.

—    Доктор Пол, будьте любезны, помогите Тессе, — сказа­ла Франсишка.

Траут приподнял легкую как перышко Тессу за талию, и она ткнула факелом в стык стены и соломенной кровли. Су­хая трава занялась практически сразу. Затем Тесса и Пол по­дожгли крышу в противоположном углу.

—    Поджигатель из меня аховый, но такой пожар временно отвлечет внимание толпы, — заметила Франсишка и огляде­ла тронную залу. — Прощайте, — грустно сказала она в пусто­ту. — Быть царицей в чем-то даже приятно.

Она переговорила с Тессой, и, когда беседа закончи­лась, Тесса довольно улыбнулась, а Франсишка мрачно про­изнесла:

—    Видите, подчиненные уже бунтуют. Я велела Тессе оставаться, но она хочет пойти с нами. Времени спорить нет. Идемте.

Темными коридорами она провела Траутов к себе в спаль­ню. На кровати стояло два плетеных тюка. Теперь понятно, для чего Тесса отлучалась — она готовила вещи для побега. Достав из сундука алюминиевый чемоданчик, Франсишка по­весила его на ремне на плечо. Вручив один тюк Полу, а вто­рой — Гаме, Франсишка объяснила, что внутри — пища, еда и «кое-какие необходимые инструменты».

Гаме оглядела комнату без окон.

—    Куда мы отсюда денемся?

Приглушенный бой барабанов набирал мощь и темп.

—    Разумеется, в душ, — ответила Франсишка.

От факела она зажгла небольшой глиняный светильник и перебежала в умывальную кабинку. Там приподняла ку­сок пола из полированных досок, открывая прямоуголь­ный лаз.

—    Внизу лестница. Будьте осторожны, она очень крутая.

Франсишка спустилась первой, чтобы осветить путь осталь­ным. Наконец все четверо сгрудились в тесном тоннеле с га­лечным дном.

—    Прошу простить, доктор Пол. Я не рассчитывала, что этим путем будет отступать некто столь высокого роста. Тон­нель мы рыли годами, вынося землю понемногу и незаметно. Он ведет к крытой канаве, которую я велела выкопать под бу­дущие резервуары.

Они чуть ли не ползли по проходу с низким потолком. Особенно тяжело приходилось Полу. Дно и стены здесь бы­ли гладкие, потолок поддерживали аккуратные балки. Не же­лая задохнуться и задушить гостей дымом в столь узком про­странстве, Франсишка погасила светильник. Шли в темноте. Шагов через пятьдесят тоннель свернул, и стены чуть рас­ширились.

—    Это водопровод, — очень тихо сообщила Франсишка. — Молчите. Мы всего в паре футов под землей, а слух у чуло отменный.

При помощи примитивной зажигалки — какую нашли у по­койного брата Тессы — она вновь запалила светильник. Даль­ше шли медленно и минут за пятнадцать достигли конца тон­неля. Тогда Франсишка жестом подозвала Пола; из его сум­ки она вынула небольшую лопатку и принялась рыть стенку тоннеля. Копала до тех пор, пока штык не ударился во что- то с глухим звуком.

—    Мне опять потребуется ваша сила, доктор Пол. Вытол­кните заслонку. Вряд ли у реки сейчас кто-нибудь есть — и все равно будьте осторожны.

Потеснившись, она уступила Полу место возле деревян­ного люка. Ученый примерился, уперся плечом и, постепен­но прибавляя усилия, стал давить. Заслонка поддалась, и Пол нажал сильнее. В приоткрывшуюся щель он выглянул нару­жу и увидел воду. Наконец круглая заслонка не выдержала, и Пол выбил ее окончательно.

Тоннель выходил на травянистый склон. Выбравшись на воздух, Пол помог остальным. После холодного и темного тоннеля яркое солнце ослепило их, и беглецы некоторое вре­мя моргали, привыкая к свету, словно кроты. Пол вернул за­слонку на место, и, пока его компаньоны маскировали ее, он на брюхе прополз к верхней кромке берега и выглянул из-за нее.

Невдалеке он заметил частокол и зловещие украшения на нем. Тоннель проходил прямо под забором, из-за которого сейчас поднимался столб черного дыма. Кричала стая диких птиц. Крики вдруг перешли в человеческие вопли, и Пол по­спешил спрятаться.

—    Похоже, они радуются шашлыку, — мрачно улыбнулся он. И, обращаясь к Франсишке, добавил: — Не скромничай­те, вы отличный поджигатель.

В ответ она жестом велела следовать за ней вдоль реки. Шли, пригнувшись, под прикрытием берега и вскоре увиде­ли с десяток каноэ. Спустив на воду две лодки, Пол уже по­думывал продырявить остальные, но плотные корпуса повре­дить нелегко.

—    Ни у кого бензопилы с собой нет? — пошутил он. — Да­же топорик сойдет.

Франсишка достала из сумки запечатанный горшочек, пло­ским камнем из реки размазала по лодкам его желтовато-чер­ное содержимое и подожгла каноэ. Лодки тут же занялись пла­менем в тех местах, где их коснулась маслянистая жидкость.

— Греческий огонь, — пояснила Франсишка. — Смесь из смол местных деревьев. Покруче напалма будет. Гасить та­кое пламя водой бесполезно — оно распространится вместе с брызгами горючего.

Трауты пораженно взирали на то, как пламя пожирает ка­ноэ. Саботаж поможет, но только временно. Стоит чуло обна­ружить беглецов на реке, и они пустятся в погоню по берегу, следуя хорошо знакомыми тропами.

Они разбились на пары: сильный и слабый. Гаме села в лод­ку с Франсишкой, а Пол — с Тессой. Они гребли, спасая свои жизни, и через час пристали к берегу. Наскоро выпили воды и поели. Отдохнув минут пять, снова пустились в путь. Гре­сти приходилось против течения, и вскоре на ладонях вспух­ли волдыри. Достав из сумки мазь, Франсишка намазала ею руки и то же велела проделать остальным — притирание чу­десным образом уняло боль. Беглецы все больше удалялись от деревни, намереваясь до заката покрыть как можно боль­шее расстояние.

Солнце опустилось очень уж скоро. В темноте идти по ре­ке стало трудно, а затем и вовсе невозможно. Каноэ то и дело застревали в густой траве или натыкались на отмель. Бросив эту затею, беглецы пристали к берегу и поужинали сушены­ми фруктами. Потом пробовали заснуть — безуспешно, спать в каноэ было жутко неудобно. И потому первые проблески рассвета они встретили с радостью.

В глазах туманилось, суставы болели, но Трауты, Тесса и Франсишка гребли. Бой барабанов подгонял их, заставляя за­быть об усталости. Казалось, барабаны гремят повсюду, эхом отзываясь по всему лесу.

Каноэ скользили сквозь туман, скрывающий беглецов от глаз чуло. Гребли медленно, чтобы не наскочить на препят­ствия. Поднялось солнце и постепенно разогнало туман, об­ратив его в полупрозрачную дымку. Видимость стала лучше, и беглецы вновь принялись грести со всей быстротой. Гребли час, не смея остановиться и передохнуть, пока, наконец, бой барабанов не стих. Уловив иной звук, Гаме сказала:

—    Слушайте.

Издалека донесся низкий рев, как будто через джунгли мчался поезд.

Франсишка, с лица которой всю дорогу не сходило угрю­мое выражение, вдруг просияла.

—    Нас манит Длань Божья.

Позабыв про усталость и голод, про то, что в спине и ни­же пояса у них занемело, беглецы воспряли духом и с новы­ми силами принялись грести. Рев становился громче, однако и он не смог заглушить свиста — словно мимо пролетела реч­ная пташка, — за которым последовал удар.

Пол удивленно заметил торчащую из борта каноэ трехфу­товую стрелу. Еще бы на несколько дюймов выше — и снаряд вонзился бы ему между ребер. Пол взглянул в сторону леса — между деревьями мелькали раскрашенные в белое и голубое тела. Раздался боевой клич.

—    На нас напали! — без нужды закричал Пол.

Подгоняемые опасностью — стрелы сыпались градом, —

Гаме и Франсишка низко пригнулись над веслами. Наконец каноэ вышли за пределы досягаемости лучников.

Преследователи, впрочем, не стояли на месте, резво сокра­щая разрыв и следуя вдоль русла. В какой-то момент тропа за­вела их в густые заросли, откуда стрельба давалась с трудом. Стрелы не долетали до каноэ — даже улучшенное Франсишкой оружие оказалось несовершенно.

Было ясно: игра в кошки-мышки скоро закончится, и не в пользу убегающих. Грести уже не оставалось сил, беглецы утратили ритм. И вот, когда уже казалось, что плыть некуда, каноэ вошли в озеро. Пол, Франсишка, Гаме и Тесса помед­лили, желая осмотреться и продумать дальнейшие действия: вот сейчас они как можно быстрее проплывут озеро, а в рус­ле реки густые джунгли укроют их от стрел чуло.

Ясный план придал сил, и беглецы принялись работать вес­лами, стараясь держаться посередине между берегом и водопа­дами. Грохот от низвергающихся сверху тонн воды стоял неве­роятный. Гребцы почти не видели друг друга в тонкой взвеси капель у подножия водопадов. Пол поклялся сообщить Гаме, что строить здесь отель — дурная мысль. Наконец они поки­нули пределы водяного тумана, и уже с открытого места че­тыре пары глаз осмотрели густые заросли впереди.

Гаме, сидевшая в первом каноэ, ткнула веслом в сторону берега.

—    Вижу, вон там! Где заросли обрываются. О, черт...

И тут все заметили то, что так встревожило Гаме: со сто­роны реки приближались три каноэ чуло.

—    Возвращаются охотники, — сказала Франсишка, щурясь на отраженные в воде блики солнечного света. — Они еще не знают, что мы бежали, и я по-прежнему их царица. Попыта­юсь сблефовать. Гребем прямо на эти каноэ.

Поборов дурные предчувствия, Пол и Гаме вновь взялись за весла. Туземцы никак не выдали враждебности, напротив — кто-то из них даже помахал Франсишке рукой. Из лесу вдруг раздались крики. На берег выбежали Аларих и его телохра­нители. Они подали предупреждающие знаки охотникам — те вначале засомневались в нерешительности, а когда сын вождя заорал громче, поплыли в его сторону. Стоило каноэ пристать к берегу, как преследователи вытянули гребцов на сушу и за­няли их место.

Добыча воспользовалась заминкой и вовсю гребла в сторо­ну русла реки, однако чуло быстро нагоняли их.

—    Нам не успеть! — закричала Гаме. — Они идут наперерез!

—    Может, в тумане оторвемся? — ответил Пол.

Развернув каноэ, Гаме принялась грести обратно в сторону

водопадов. Пол и Тесса не отставали. Вода зарябила, водопа­ды приближались. Туземцы — куда сильнее и опытнее — бы­стро и упорно сокращали разрыв. Вот, наконец, туман окутал каноэ, но ближе к столпам воды подходить было опасно — лю­дей вместе с лодками раздавило бы.

—    Франсишка! — стараясь перекричать рев водопадов, по­звал Пол. — Нужен еще фокус!

Франсишка покачала головой.

—    У меня кое-что есть, — сказала Тесса и передала Полу свою сумку. Порывшись в ее содержимом, Пол нащупал твер­дый, холодный предмет. Оружие, ствол калибра девять мил­лиметров.

—    Откуда у тебя это?!

—    Нашла у Дитера.

Пол оглянулся на преследователей, на водопады... Выбора нет. Пусть Франсишка и не хочет вреда бывшим подданным, но и она, и Трауты вместе с Тессой оказались между Сциллой и Харибдой. В их сторону летели стрелы.

Пол снова запустил руку в сумку, ища запасную обойму, однако нащупал нечто иное — спутниковый телефон «Глобал-Стар». Должно быть, с его помощью Дитер поддерживал связь с клиентами. До Пола не сразу дошло, какое сокровище он сжимает в руке. А когда он все понял, то закричал от радости.

Подплыв ближе, Гаме увидела телефон.

—    Работает? — спросила она.

Пол кликнул выключателем, и на корпусе зажегся огонек.

—    Черт возьми, пашет. — Пол передал аппарат жене. — Опробуй. Я попытаюсь отпугнуть Алариха и его парней.

Набив на панели номер, Гаме выждала несколько секунд. Наконец ответил знакомый глубокий голос.

—    Курт! — завопила в трубку Гаме. — Это я.

—    Гаме? Я волновался за вас. Вы с Полом в порядке?

Посмотрев на приближающиеся каноэ преследователей, Га­ме с трудом сглотнула.

—    Попали в жуткую переделку, и это еще слабо сказано. — Из-за шума водопадов приходилось кричать. — Не могу гово­рить, звоню по «Глобал-Стар». Можешь определить наше ме­стоположение?

Бах! Пол всадил пулю в нос переднего каноэ. Правда, Ала- риха это ни разу не замедлило.

—    Это что, выстрел? — спросил Остин.

—    Да, Пол отбивается.

—    Тебя плохо слышно, шум на фоне. Погоди.

Секунды потянулись, словно годы. Наивно ждать быстро­го спасения. Определить место по звонку мало — на поиски самих Траутов уйдет несколько дней. Ну, хотя бы Остин уз­нает, что сталось с его друзьями. Вот он заговорил снова, спо­койно и ободряюще:

—    Мы вас засекли.

—    Отлично! Нам пора, — ответила Гаме и пригнулась, укло­няясь от прожужжавшей мимо стрелы.

Тем временем волны отнесли каноэ в сторону. Пол и Гаме вновь взялись за весла; лодки опасно раскачивались, но Тра­уты упорно подгребали ближе к водопадам, уходя под при­крытие тумана. Туземцы помедлили, затем — поняв, что ко­нец погони близок, — заулюлюкали в предвкушении. Лучники на носу каноэ уже изготовились утыкать беспомощные жерт­вы стрелами.

Утратив терпение, Пол прицелился в Алариха. Если убить вождя, остальные разбегутся. Франсишка закричала. Пол ре­шил было, что она пытается ему помешать, но нет — белая бо­гиня указывала наверх.

Из-за кромки водопадов вылетело нечто, похожее на ги­гантское насекомое. Опустилось прямо сквозь дымку и ра­дуги, зависло над водой в сотне футов. Вертолет! Повисев немного на месте, он развернулся в сторону чуло, угрожая лопастями разрубить в щепу каноэ. Перепуганные туземцы побросали луки и, схватившись за весла, с умопомрачитель­ной скоростью принялись грести в сторону берега.

Опустив пистолет, Пол широко улыбнулся Гаме. Они вы­плыли на середину озера. Вертолет, покружив над ними, сни­зился. Через открытый боковой люк наружу высунулся по­жилой мужчина с седыми усами щеточкой — доктор Рамирес. Улыбнувшись, он помахал друзьям рукой.

Зазвонил телефон — это был Остин.

—    Гаме, вы целы? — поинтересовался он.

—    Да, все хорошо, — смеясь от облегчения, ответила Га­ме. — Спасибо за такси. Только где ты его поймал? Даже для великого Курта Остина это — чудо.

—    Позже поговорим. До завтра. Вы мне тут нужны, готовь­тесь — будем работать.

Из вертолета скинули лестницу.

Рамирес жестом велел Франсишке подниматься первой. Та, помедлив немного, ухватилась за лестницу и — как на­стоящая белая богиня — стала взбираться по ней вверх, к не­бу, откуда пришла десять лет назад.

ГЛАВА 26

Сэнди Уилер уже собиралась сесть в свою «Хонду Цивик», когда сза­ди подошел неизвестный и с акцентом поинтересовался, как пройти в отдел рекламы «Лос-Анджелес таймс». Сэнди ма­шинально прижала сумочку к груди и огляделась. Слава богу, в гараже есть еще сотрудники газеты. Она выросла в Лос-Анджелесе и привыкла к странным типам, но из-за этой истории с похитителями воды Сэнди стала дерганой. Даже пи­столет калибра .22 в сумочке не внушал уверенности: незна­комец, казалось, мог сплющить ствол дамского пистолетика своими металлическими зубами.

Уилер, как любой опытный репортер, могла с первого взгляда оценить человека. И тот, кто стоял перед ней, походил на злодея из рестлинг-шоу. Ростом с нее, этот мужчина мог быть и выше, обладай он шеей. Темно-зеленая толстовка на массивной фигуре а-ля шкаф смотрелась сильно маленькой. Округлое лицо, ухмылка, армейская стрижка, грязные свет­лые волосы... ни дать ни взять монстр из «Где живут чудови­ща» Мориса Сендака. Только страшнее. Однако больше все­го Сэнди напугали глаза незнакомца: такие темные, что зрач­ки практически растворялись на фоне радужек.

Торопливо указав дорогу, Сэнди села в машину и запер­лась. (Плевать, что это невежливо.) Включила зажигание и сдала назад. Незнакомец продолжал таращиться на нее жест­ким взглядом, совсем не спеша в рекламный отдел. Сэнди бы­ло слегка за тридцать: длинные каштановые волосы, стройное тело (спасибо пробежкам и фитнесу), лицо — смуглое, подтя­нутое, угловатое, но привлекательное, глаза — большие, цве­та неба. Дама она симпатичная, и неудивительно, что на нее пялится этакий тарзан. К тому же Сэнди успела поработать полицейским репортером, у нее эмоциональная броня, ее так легко не напугаешь, однако сейчас по спине побежали мураш­ки. И дело даже не во внешности незнакомца. От него веяло могильным холодом.

Она удивилась, глянув в зеркало заднего вида: незнакомец исчез. Был — и нет, ну и ладно, черт с ним. Сэнди мысленно ругнулась — позволила застать себя врасплох. Если ты вырос в Лос-Анджелесе, то знаешь: бдительность терять нельзя, всег­да нужно быть начеку. Эта история с водными махинациями совсем притупила внимание. Коэн обещал запустить матери­ал в печать через два дня. Долго, слишком уж долго ждать. Сэнди замучилась приносить домой диски с рабочими мате­риалами. Коэн, параноик чертов, не разрешает оставлять их в редакции. Каждый вечер он сгружал все наработки по делу на диски, удаляя их с винчестера, а утром вновь восстанавливал.

И ведь не без причины суетится начальник. Есть в этой истории о воде нечто особенное. В команде поговаривали о Пулитцеровской премии. Сам Коэн координировал работу трех журналистов: Сэнди достались «Малхолланд груп» и ее загадочная президент Брунгильда Сигурд, остальные двое со­средоточились на приобретениях компании в пределах стра­ны и ее зарубежных связях. Вышли на бухгалтера и юриста фирмы. Деятельность «Малхолланд груп» была засекречена не слабее проекта «Манхэттен». Редактор о серии статей знал, но даже не догадывался о ее масштабности. Сэнди вздохнула. Еще пару дней, и материал пойдет в печать, а сама она отпра­вится в долгожданный отпуск на Гавайи.

Покинув гараж, Сэнди направилась в Калвер-Сити, где у нее имелась квартира в кондоминиуме. По пути заехала в тор­говый центр, купила бутылочку калифорнийского зинфанделя. Вечером зайдет Коэн — доработать статьи, убрать «невы­стрелившие ружья», а Сэнди обещала приготовить макароны пенне. Расплачиваясь на кассе, она заметила, как кто-то смо­трит на нее сквозь витрину. Проклятье, тот самый урод с ме­таллическими челюстями. Стоит, улыбается. Он явно тут не случайно, преследует Сэнди! Покидая торговый центр, она демонстративно посмотрела на мужчину и только после это­го направилась к машине. Сев в салон, первым делом заткну­ла за пояс пистолет и позвонила Коэну — тот велел доклады­вать обо всем необычном. Шефа на месте не оказалось, и Сэн­ди оставила сообщение: мол, она едет домой, и ее преследуют.

Заведя мотор, Сэнди медленно выехала со стоянки и, как только зажегся красный свет, пролетела через перекресток, вызвав немалое смятение на дороге. Она прекрасно знала местность; срезала через стоянки у нескольких мотелей, про­ехала по боковой дороге кольцевого маршрута. Сердце беше­но колотилось, но пульс почти сразу вернулся к нормально­му ритму, стоило въехать в безопасную зону парковки при доме. Войдя в лифт и нажав кнопку предпоследнего — четвер­того — этажа, Сэнди поднялась к себе. Вышла из кабины... и чуть не выронила покупки. В противоположном конце кори­дора ее дожидался железнозубый. Стоял и лыбился, как не­нормальный.

«Ну все», — решила Сэнди. Опустив покупки на пол, вы­нула из-за пояса пистолет и прицелилась в незнакомца.

—Только шагни в мою сторону, и я отстрелю тебе при­чиндалы.

Мужчина даже не шевельнулся. Только улыбка его сдела­лась шире. Ну конечно, он знает ее адрес. Пока Сэнди петляла по городу, надеясь сбросить урода с «хвоста», он отправился прямиком к ней домой. Вот только как он вошел? Ох и устро­ит же Сэнди разнос консьержу. Может, даже статью накатает.

Не опуская пистолета, Сэнди достала из сумочки ключи. Открыла дверь в квартиру и, шмыгнув внутрь, быстро запер­лась. Ну все, спасена. Отложив пистолет на столик, она закры­ла дверь на засов и цепочку. Выглянула в глазок: урод никуда не делся; искаженное линзой, его лицо смотрелось еще страш­нее. Словно посыльный, он держал в руках покупки из торгового центра. Ну и хладнокровный же черт! Сэнди смачно вы­ругалась. Ладно, не видать сегодня Коэну секса. Пора звонить по номеру 911, сообщать о преследовании...

Сэнди вдруг показалось, что в квартире она не одна.

Развернувшись, женщина замерла от страха. Прямо перед ней стоял железнозубый. Не может быть, он ведь снаружи! И тут Сэнди догадалась: эти двое — близнецы.

Озарение пришло чересчур поздно. Сэнди попятилась, а железнозубый медленно пошел на нее. Глаза его поблескива­ли, словно две черные жемчужины.

* * *

—    Джо, бога ради! — безумным голосом проговорил Ко­эн. — Я целый час не мог до тебя дозвониться!

—    Прости, я выходил, — извинился Завала. — В чем дело?

—    Сэнди пропала. Эти сволочи добрались до нее.

—    Успокойся, погоди минутку, — ровным голосом произ­нес Завала. — Кто такая Сэнди и кто «эти сволочи»? Давай с начала и по порядку.

—    Хорошо, хорошо... — Коэн собрался с силами и заговорил уже собранно. Правда, по напряженности тона было понятно, что страх скоро вновь овладеет им. — Я вернулся в редакцию и уже тогда почуял неладное... Весь исходный материал исчез. Мы хранили его в заблокированном файле — он пуст.

—    Кто имел доступ?

—    Только члены команды. Они все кремень. Пока им к го­лове пушку не приставят, файл они не откроют. О боже... — До Коэна дошло, насколько он близок к истине. Еще немно­го — и репортер ударится в панику.

—    Что было потом? — поторопил его Завала.

Коэн сделал глубокий вдох и выдохнул.

—    Да, да, прости. Дальше я проверил все диски — пусто. До их содержимого без пароля не добраться, в команде все об этом знали. Тогда я вспомнил, как завершился рабочий день. Мы по очереди забирали материалы на дом. Сегодня очередь

Сэнди Уилер, это член команды. Она позвонила мне со сто­янки недалеко от дома и сказала, что ее преследует какой-то тип. Мы с Сэнди хотели поужинать сегодня вместе, обсудить вводную статью... В общем, получив ее сообщение, я перезво­нил. Дома Сэнди трубку не взяла. Я поехал к ней на кварти­ру — у меня есть ключ. На столе стоял пакет с покупками. Бу­тылку вина даже не вынули. Сэнди всегда держит вино в па­кете, у нее пунктик на этот счет.

—    Но самой Сэнди дома не оказалось?

—    Да. И я как можно скорее убрался из квартиры.

Завале в голову пришла мысль.

—    Как насчет остальных членов команды?

—    Я им звонил, никто не отвечает. Что мне делать?

Быстро покинув апартаменты и поехав домой к Сэнди, Ко­эн спас себе жизнь. Тот, кто устраняет членов репортерской команды, мог вернуться в любое время.

—    Откуда звонишь? — спросил Завала. — Я слышу музы­ку на фоне.

—    Я в гей-баре возле дома Сэнди. — Коэн нервно хихик­нул. — Подумал, что и меня ищут, вот и решил затеряться в толпе.

—    В бар за тобой никто не входил?

—    Вроде нет. Кругом одни байкеры, все в коже. На их фо­не любой выделяется.

—    Перезвони минут через пять.

—    Хорошо, надеюсь, успею. Тут ко мне здоровенный транс­вестит приглядывается...

Завала отыскал в бумажнике визитку Гомеса. С третьей по­пытки удалось дозвониться. Оставив формальности, Завала выложил:

—    Я в Лос-Анджелесе, здесь кое-кто нуждается в защите. Поможете? Никаких вопросов — позже все объясню, обещаю.

—    Этот кое-кто связан с делами, по которым вы приезжа­ли ко мне?

—    Еще как. Уж простите за ребусы, но помощь нужна сроч­но. Пособите?

Пауза. Потом Гомес заговорил снова — на сей раз сама де­ловитость.

—    У нас в Инглвуде есть конспиративная квартира, на ней дежурит агент. Я позвоню ему, предупрежу, чтобы ожидал по­сылки. — И он объяснил, как проехать на конспиративку.

—    Спасибо, — ответил Завала. — Позвоню позже.

—    Буду ждать.

Стоило положить трубку, как телефон зазвонил снова. Дав Коэну адрес конспиративки, Завала велел ехать туда на такси.

—    Машину свою брось, — сказал он. — На ней может быть установлен передатчик.

—    Конечно, конечно. Господи, вот как все обернулось. Я по­дозревал, что мы крупную рыбу ловим, но... Бедная Сэнди, ре­бята... все из-за меня.

—    Ты бы им ничем не помог, Рэнди. Просто задачка оказа­лась тебе не по зубам.

—    Да что происходит-то?

Ты сам мне говорил, в чем дело. Еще при первой встре­че. Всему виной синее золото.

ГЛАВА 27

Мячик из черной резины летел со скоростью метеора, но Сандекер все просчитал и с быстротой змеиного языка отбил его. Мя­чик упруго отскочил от стены. Леграну повезло меньше — он недооценил удар Сандекера слева, и его деревянная ракетка впустую вспорола тонкий воздух.

—    Гейм сыгран, — заметил Сандекер, ловко подбирая мяч.

Маньяк по части правильного питания и спорта, завсегда­тай беговых дорожек и «качалок», он легко обыгрывал людей намного моложе и крупнее себя. Адмирал стоял, широко рас­ставив ноги и положив ракетку на сгиб локтя. На лбу у него не выступило ни капли пота. Ни один волосок на голове или в аккуратной козлиной бородке не выбился.

Легран, напротив, взмок. Сняв защиту для глаз и вытирая полотенцем лицо, он вспомнил, почему бросил играть с Сандекером. Адмирал ростом был немногим выше пяти футов, и директор ЦРУ превосходил его в весе, однако каждый раз, ступая на корт в паре с Сандекером, он понимал: сквош — игра мозгов, а не мускулов. После инцидента в штате Нью-Йорк они с адмиралом созвонились. При обычных обстоя­тельствах директор ЦРУ ограничился бы одной телефонной беседой. Но...

—    Я забронировал корт в клубе, — бодро сообщил Санде­кер. — Погоняем мяч?

Дружелюбный тон не обманул Леграна: Сандекер практи­чески приказывал явиться на партию. Поэтому Легран отменил назначенные на утро встречи, заехал в гостиничный ком­плекс «Уотергейт» забрать экипировку и отправился в клуб.

Адмирал надел темно-синюю дизайнерскую толстовку с зо­лотым кантом. Даже в спортивной одежде его легко можно было представить капером минувших дней: как он в треугол­ке идет по палубе и громким голосом велит поднять паруса или дать залп из всех орудий по берберийским пиратам. Точ­но так, железной рукой, он руководил НУМА: следя за тем, куда подует ветер, и одновременно — за противником. И не забывая хлопотать о благополучии команды.

Узнав, что вездесущая разведка готовится устранить Ости­на, адмирал взорвался и всклокотал от гнева не хуже Крака­тау. Особенно его взбесила вовлеченность ЦРУ. Леграна он уважал, но его контора, по бескомпромиссному мнению Сандекера, была чересчур избалована и бюджет расходовала впу­стую.

Обыгрывая директора управления, адмирал отнюдь не стремился выпустить пар. Он был не чужд политике, даже напротив — разбирался в ней, и потому умел вовремя отстра­ниться от эмоций или же поставить их себе на службу. Жертва обычно даже не догадывалась, что, пылая праведным гневом, Сандекер сохраняет полную ясность ума, развлекается «ме­стью». Такой талант играл на руку Сандекеру, президенты от обеих партий считались с его мнением. Сенаторы и конгресс­мены на что только не шли, лишь бы с ним познакомиться. А члены кабинета наказывали секретарям соединять с адми­ралом немедленно и без вопросов — если тот позвонит.

Легран, переполненный чувством вины, с радостью согла­сился на партию. Он спешил искупить грех, пусть даже для этого ему предстояло унижение на корте. Как ни странно, Сандекер встретил Леграна с улыбкой и за всю игру ни разу не упомянул об инциденте. Даже угостил директора ЦРУ в баре соком.

—    Спасибо, что так быстро откликнулся, — сказал Санде­кер, являя Леграну свою знаменитую улыбку аллигатора.

Пригубив сок папайи, Легран покачал головой.

—    Как-нибудь я тебя сделаю.

—    Сначала отработай удар слева. Да, и раз уж мы встрети­лись, хочу лично поблагодарить за спасение моего работни­ка, Остина.

Ну, не так уж все и плохо. Зря Легран опасался.

Сандекер сбил его с толку очередной улыбкой.

—    Жаль, что твои ребята спохватились так поздно, — заме­тил он. — Ты бы сохранил силы.

Легран внутренне застонал. Сандекер собирается играть с ним, как щенок — с костью.

—    Сожалею о столь прискорбном эпизоде, — ответил ди­ректор ЦРУ, сделав вид, что не заметил игры слов. — Мы не сумели сразу оценить всего масштаба этой... проблемы. Ситу­ация очень сложная.

—    Понятно, — негромко ответил Сандекер. — Знаешь, как я поступлю, Эрвин? Забуду на время, что «сложная ситуа­ция», в которой чуть не погибли глава команды особого назна­чения НУМА и невинный свидетель, а также оказалась под угрозой жизнь спикера палаты, — это идиотская схема, рож­денная Управлением стратегических служб и приведенная в исполнение ЦРУ.

—    Ты очень великодушен, Джеймс.

Сандекер кивнул.

—    За пределами стен НУМА никто не узнает про эти ва­ши игры в шпионов.

—    Управление тебе благодарно.

Сандекер выгнул рыжую бровь.

—    Зато ты пока на крючке, — лукавонамекнул он. — В об­мен на свою щедрость я желаю знать все об этом вашем про­токоле.

Расклада «баш на баш» Легран в принципе ожидал. Та­ков уж Сандекер, и Легран заранее решил выложить карты на стол.

—    Твои запросы справедливы, — сказал он.

—    А ты как думал!

—    Пришлось попотеть, восстанавливая общую картину по фрагментам, да еще в такие сжатые сроки. Но я постараюсь объяснить происшедшее.

—    Скорее — слава богу — непроисшедшее, — поправил его Сандекер.

Легран печально улыбнулся.

—    Начинается эта история в конце Второй мировой. Гитлер потерпел крах, и коалиция союзников за ненадобностью рас­палась. Черчилль выступил с речью о «железном занавесе», и началась холодная война. Штаты почивали на лаврах, ведь только у нас тогда имелась атомная бомба. Однако зазнайству пришел конец, стоило Советам провести испытания собствен­ного ядерного оружия. Стартовала гонка вооружений. Мы вы­рвались вперед, создав бомбу водородную. Советы дышали нам в затылок, готовясь сравнять счет. Это был вопрос време­ни. Знаешь, наверное, что водородная бомба работает по ино­му принципу, нежели атомная?

—    Взрыв происходит за счет синтеза, а не расщепления, — ответил Сандекер. Ему сам бог велел разбираться в ядерной физике: адмиралу доводилось служить на атомных подлод­ках. — Атомы не разрываются, они соединяются.

Легран кивнул.

—    Атом водорода соединяется с атомом гелия. Тот же про­цесс происходит на Солнце и прочих звездах. Едва выясни­лось, что главная лаборатория Советов находится в Сиби­ри, правительство стало задумываться о диверсионном рей­де. В нас еще говорила гордость от победы над фашистами, и некоторые с ностальгией вспоминали о рейде на норвежский завод по производству тяжелой воды. Ты, разумеется, знаешь о той миссии?

—    Ты про завод, на котором производили изотоп для не­мецкой атомной бомбы?

—    Да. Наш рейд отсрочил успех немцев.

—    Вылазка в Сибирь — чистое проявление амбиций, если не сказать больше.

— Губу мы раскатали, — подтвердил Легран. — Норвеж­ская миссия и без того далась с трудом, даже несмотря на до­ступность и мощную поддержку партизан. Была еще мысль.

Сандекер, который любую ситуацию рассматривал в гло­бальном масштабе, заметил:

— Пока вы диверсантили в Норвегии, немцы бились с союз­никами. СССР и США не враждовали в открытую, обе сторо­ны всеми силами старались избегать вооруженного столкно­вения. Атака на сибирскую лабораторию означала бы переход войны в новую стадию.

— Верно. Все равно, как если бы русские уничтожили на­шу лабораторию в Нью-Мехико. Реальный повод развязать настоящую войну.

Сандекер неплохо разбирался в принципах политических игр, когда ступать приходится по лезвию бритвы.

— Операцию в Сибири можно было провернуть, только пришлось обрубить все концы. Убрать из списка подозревае­мых само правительство.

Легран кивнул.

— То же самое сказал президент, когда ему обрисовали си­туацию.

— Нелегкая задачка досталась военным, — отметил Сан­декер.

— Согласен, однако и люди за нее взялись неординар­ные. Они практически на коленке создали величайший ше­девр военной промышленности и с его помощью безжалост­но раздавили двух самых страшных врагов на разных кон­тинентах. Впрочем, при всей нашей целеустремленности и обеспеченности задача решалась со скрипом. К счастью, вы­ход нашелся — когда пересеклись пути двух, казалось бы, не­совместимых проектов. Первый — воздушное судно, позже ставшее известным как «летающее крыло». В конструкции имелись свои недостатки, но внимание привлекла одна осо­бенность — технология «стелс». Обтекаемый силуэт само­лета при соблюдении определенных условий позволял об­манывать радары.

—    Ты имеешь в виду советские радары? — подсказал Сан­декер.

Легран загадочно улыбнулся.

—    Предполагается, что все «летающие крылья» — даже не­достроенные — были уничтожены ВВС. Однако президент дал добро на тайное производство модифицированной версии «ле­тающего крыла». Оно обладало большей скоростью и могло покрыть большее расстояние. Фактически мы строили систе­му доставки, способную незамеченной миновать всю Сибирь.

—    Насколько я знаю, в России живут и работают отнюдь не дураки. Взорвись их лаборатория, они заподозрили бы в диверсии именно нас.

—    Обязательно. Потому-то без второго проекта нам было не обойтись. А именно без анасазия. Его, как побочный про­дукт, открыл в Лос-Аламосе один антрополог-любитель. Он очень восхищался культурой пуэбло и назвал обнаруженный элемент в честь их доисторических предков — анасази. Веще­ство обладает рядом интересных качеств, но самое любопыт­ное — оно способно ловко изменять атом водорода. Если бы удалось тайно распылить анасазий в советской лаборатории, он сорвал бы производство водородных бомб. Мы тем време­нем построили бы межконтинентальные бомбардировщики и оснастили ракетами флот такой мощи, что Советы нас уже не догнали бы. По плану предлагалось сбросить бомбы на пара­шютах. Взорвавшись, они распылили бы анасазий в жидкой форме, и вещество проникло бы в вентиляционную систему лаборатории. Сам по себе анасазий для человека не опаснее воды, и работники базы решили бы, что снаружи прошла кра­тковременная гроза.

—    Не похоже на точечное бомбометание.

—    Мы его и не затевали. Как говорится, на войне все сред­ства хороши.

—    Что, если бы планы сорвались по техническим причинам?

—    Мы учли такую возможность. Пожелали обойтись без второго Френсиса Гэри — он должен был принять пилюлю с ядом после того, как его «U-2» сбили. Допрос выживших ис­ключался, пилотам даже парашютов не выдали. Хотя как ката­пультироваться, из такого-то самолета и в те-то времена, ког­да еще не изобрели катапульту и фонарь кабины попросту не отстреливался! Если бы нашли обломки, мы готовы были зая­вить, что это — экспериментальная модель, сбившаяся с курса.

—    Команду посвятили в планы?

—    Пилотов набрали из целеустремленных добровольцев, исключающих саму вероятность провала.

—    Жаль, что план таки провалился.

—    Напротив, — возразил Легран. — Миссия увенчалась не­ожиданным успехом.

—    Как так? Если память мне не изменяет, Советы постро­или водородную бомбу сразу вслед за нами.

—    Это правда. Они провели испытания в 1953 году, через два года после нас. Помнишь, я говорил о гордости? Наши не могли смириться с тем, что их обойдет Сталин, эта деревен­щина. Он ведь был тот еще параноик и приказал Игорю Кур­чатову, советскому Оппенгеймеру, построить запасной завод в Уральских горах. Там-то и преуспели в деле создания термо­ядерной бомбы. Обвинив сибирский коллектив ученых в зло­намеренном срыве программы, Сталин приказал всех унич­тожить.

—    Странно, что вы не учли уральскую лабораторию.

—    Рейд запланировали, но потом отменили. Может, сочли миссию уж слишком опасной, или у «летающего крыла» об­наружились неустранимые дефекты...

—    Так что стало с самолетом?

—    Его вместе с грузом запечатали в ангаре, базу на Аляске забросили, а персонал раскидали по всему земному шару. Ни­кто из этих людей не был знаком с картиной в целом. Проект практически умер.

—    Практически... Остался протокол уничтожения пилота?

Легран поерзал на стуле.

—    Это и еще кое-что. Ликвидировали почти весь экипаж, — тихо произнес он. — Они оставались единственными посвя­щенными, не замешанными в политике. Четверо людей, и все погибли. Их семьям сообщили об аварии, и на Арлингтонском кладбище организовали похороны с почестями.

—    Как мило со стороны правительства.

Легран нервно откашлялся.

—    Ты же знаешь, я всеми силами старался навести в управ­лении порядок. Порой соскребаешь с дела налет грязи, а под ним — еще один, куда хуже. К несчастью, большая часть до­брых дел прошла незамеченной, и тому есть причины, при­чины очевидные. Сообщество шпионов успело натворить та­кого, за что до сих пор стыдно. История, которую я тебе рас­сказал, — часть нашего позорного наследия.

—    Остин поведал о находках. Якобы один из пилотов при­ходил на собственные похороны. Его видел сын.

—    Он настоял, требовал разрешения последний раз взгля­нуть на жену и ребенка, — объяснил Легран. — Наше руковод­ство сказало, что Мартина якобы помещают на неопределен­ное время под защиту управления. Естественно, они соврали. Вскоре Мартина убил собственный опекун.

—    И этот опекун поселился на ферме, на севере штата Нью- Йорк?

—    Правильно.

Взгляд Сандекера сделался твердым.

—    Прости, но вашего киллера мне не жаль. Он был хлад­нокровным убийцей, достигшим возраста, когда все люди по­стигают мудрость. Он прикончил бы Остина. Зачем вы сохра­нили протокол? Не хватило смертей летчиков?

—    Командование перестраховалось, боясь новой войны. Отношения с Советами и без того не больно ладились. Вот и установили протокол и его слепое выполнение — на слу­чай, если кто-то все же попытается открыть тайну «летающего крыла». Шпионов ждали из-за границы, об угрозе с собствен­ной стороны никто не помышлял. Опасность исходит от Кон­гресса! Кому такое в голову придет?! Меры оказались излиш­ними. Спикера палаты не переизбрали, после поражения он так и не вернулся. Вот начальство и решило, наверное, будто мина-ловушка, готовая разорваться под ногой у любого иду­щего по следу, деактивируется сама по себе. Кто бы мог по­думать, что и через полвека она останется в боевом режиме?

Откинувшись на спинку, Сандекер сложил пальцы доми­ком.

—    Выходит, мой человек чуть не погиб согласно старинной схеме, разработанной кучкой мачо и ковбоев? Ваш киллер, по­лучив сигнал, поди, расчехлил винтовку и приготовил запас взрывчатки? И уже думал оттянуться на вечеринке по поводу выхода на пенсию? Эх, знали бы налогоплательщики, на ка­кой идиотизм расходуются их деньги — во имя демократии...

—    Им же лучше, — возразил Легран. — Мир все еще на гра­ни. Сдерживание ядерного роста Советов стоило огромных усилий. Если бы история всплыла, националисты почуяли бы волю и опять возопили, что Америке нельзя верить.

—    Они и без вас так думают, — сухо заметил Сандекер. — Опыт подсказывает, что власти предержащие боятся лишь одного: скандала. — Адмирал улыбнулся. — Полагаю, боль­ше протоколов-ловушек не осталось?

Легран почуял замаскированную угрозу.

—    Я распорядился провести полную проверку компьютер­ных файлов во избежание таких вот инцидентов. Сюрпризы нам больше не нужны.

Бог в помощь, — ответил Сандекер.

ГЛАВА 28

Налив себе ядреного кофе «Блю маунтин», Остин пригубил горячий напиток и взял со стола алюминиевый цилиндр. Взвесил его в широкой ладони и всмотрелся в выпуклую помятую поверх­ность, словно в хрустальный шар. Никаких тайн не открылось, лишь смотрело на Курта собственное отражение.

Отложив цилиндр, Остин вернулся к разложенной на столе карте Аляски. Он не раз здесь бывал, и необъятные просторы пятидесятого штата всегда поражали его воображение. Искать заброшенную базу «летающих крыльев» в столь суровых ус­ловиях — все равно что искать конкретную песчинку на пля­же в Малибу. Мало того, база наверняка ловко замаскирована и хранит свои тайны от посторонних. Остин провел пальцем от Барроу — самого северного города США — до полуостро­ва Кенай. И как только в мозгу проклюнулся росток идеи, за­звонил телефон.

Не отрывая глаз от карты, Остин поднес трубку к уху и от­ветил привычным «алло».

—    Курт, заглянешь ко мне в кабинет? — произнес голос Сандекера.

—    Это срочно, адмирал? — спросил Остин, пытаясь уце­питься за новорожденную конструктивную мысль.

—    В принципе, нет, Курт, — великодушно ответил шеф. — Пяти минут тебе хватит?

Идея завяла и высохла, как цветок на палящем солнце. Сандекер — как природная стихия, которой не противосто­ят. Его разум работает на гиперскорости, и остальным при­ходится приспосабливаться к сверхбыстрому мышлению на­чальства.

—    Буду у вас через две минуты.

—    Красавчик. Обещаю, не пожалеешь.

Поднимаясь к шефу на десятый этаж, Остин ожидал за­стать адмирала за огромным столом из люка с корабля, про­рвавшего блокаду конфедератов. Начальник же сидел в сто­роне, в кресле из темной кожи, предусмотренном для посетителей. Адмирал как раз беседовал с дамой, сидевшей спиной к Остину.

—          Спасибо, что зашел, Курт. — Сандекер поднялся навстречу. — Вот, хочу тебя кое с кем познакомить.

Стоило женщине встать и обернуться, как мысли об Аля­ске моментально испарились.

Высокая и стройная, с евразийскими чертами лица и мин­далевидными глазами, она была одета строго: в длинную бор­довую юбку и жакет в масть, которые не вязались с ее экзо­тической внешностью. Между лопаток спускалась русая коса. Что-то еще, помимо природной красоты, читалось в ее взгляде и осанке — ореол гордости, присущий рожденным повелевать. И в то же время навстречу Остину незнакомка вышла с кошачьей грацией. От взгляда темно-карих с золотыми про- жилками глаз веяло тропическим жаром. Ощутив ее мускус­ный аромат, Остин почти наяву услышал далекий барабанный бой. До него вдруг дошло.

—    Вы доктор Кабрал?

Остин не удивился бы, услышав в ответ мягкое мурлыка­нье. Медовым голосом женщина ответила:

—    Спасибо, что согласились на встречу, мистер Остин. На­деюсь, я не оторвала вас от важных дел? Я спросила у адми­рала Сандекера, нельзя ли поговорить с вами с глазу на глаз и поблагодарить за спасение.

—    В принципе, не за что. Вас спасли Гаме и Пол, я лишь ответил на звонок и нажал пару кнопочек.

—    Уж больно вы скромны, мистер Остин, — заметила она с улыбкой, способной растопить лед. — Если бы не ваши свое­временные действия, моя голова — и головы ваших коллег украсили бы частокол вокруг деревни за тысячи миль отсюда.

Встав между ними, Сандекер усадил Франсишку обратно в кресло.

—    Ну, и на этой счастливой ноте, доктор Кабрал, позволю себе наглость и попрошу рассказать вашу историю от нача­ла и до конца.

—    Какая уж тут наглость! — отмахнулась Франсишка. — Разговор о подобном лечит, к тому же есть шанс вспомнить забытые детали.

Сандекер жестом пригласил Остина садиться, а сам опу­стился в кресло за столом и прикурил изготовленную на за­каз сигару. (По одной такой он выкуривал ежедневно.) Вместе с Остином они, не перебивая, слушали захватывающую исто­рию Франсишки: об угоне самолета, аварии, близкой смерти и возрождении в роли белой богини. Франсишка не скупи­лась на детали, повествуя — не без гордости — о том, как по­лучилось облагородить селение чуло. Закончила она появле­нием Траутов, безумным побегом и спасением на вертолете.

—    Поразительно, — произнес Сандекер. — Просто порази­тельно. Что стало с вашей подругой Тессой?

—    Поселилась у доктора Рамиреса. Ее познания в лекар­ственных растениях будут немалым подспорьем для него. Я созвонилась с родителями, и они звали домой. Однако нуж­но еще побыть в Америке, пройти, так сказать, социальную декомпрессию. Потом можно будет вновь погрузиться в во­доворот жизни Сан-Пауло. Кстати, работу, прерванную де­сять лет назад, я собираюсь возобновить. — Франсишка упря­мо сжала губы.

—    Прошлое — это не только настоящее, но еще и буду­щее, — убежденно произнес Сандекер. — Если расскажете о цели вашего полета, я постараюсь помочь и вычислить, что вас ждет впереди.

Франсишка уставилась в пустоту, словно наблюдала за со­бытиями прошлого со стороны.

— Все началось в детстве. Маленькой девочкой я уже по­нимала, что живу в очень хороших условиях, тогда как вокруг процветает нищета. Повзрослев и повидав мир, я убедилась: мой родной город — это Земля в миниатюре. Богачи сосед­ствовали с бедняками, а главная разница между богатыми и бедными нациями — то, чем изобилует земля. Вода. Пресная вода толкает вперед прогресс. Без нее нет пищи, без пищи нет воли к развитию, к улучшению жизненных условий. Страны, сидящие на нефти, большую часть заработанных денег пуска­ют на покупку или опреснение воды. Мы же принимаем сей дар как данное. Мы привыкли, что вода у нас течет из кра­на, стоит повернуть вентиль. Однако долго благоденствие не продлится. Борьба за пресную воду обострилась.

— «Водяные» споры Штатам не чужды, — заметил Санде­кер. — В былые времена за воду воевали.

— Те войны не идут ни в какое сравнение с тем, что нас ожидает, — мрачно предупредила Франсишка. — Не будет больше конфликтов из-за нефти, все перекинутся на воду. По­ложение на планете отчаянное, ресурсы из-за прироста насе­ления не возобновляются так, как прежде. Еще две тысячи лет назад пресной воды в мире было больше, а население состав­ляло всего три процента от нынешнего числа людей. Потреб­ность в воде и степень ее загрязненности растут. Даже если не принимать в расчет нынешнюю и будущие засухи, туго при­дется всем. Кое-где вода закончится полностью, и это лишь подольет масла в огонь эмиграционного кризиса. Через меж­дународные границы хлынут потоки из десятков миллионов человек. Исчезнет рыболовный промысел, окружающая среда изменится до неузнаваемости, начнутся войны, условия жиз­ни сильно ухудшатся. — Франсишка немного помолчала. — Вы, люди, чья жизнь связана с океаном, должны заметить иро­нию: нам грозит нехватка того, чем занято две трети планеты.

—    Вода, вода, одна вода, мы ничего не пьем[121], — процитиро­вал Остин «Поэму о старом моряке» Кольриджа.

—    Именно так. Но что, если бы у моряка имелась волшеб­ная палочка? Один взмах ею — и вместо ведра соленой воды у вас ведро пресной.

—    Его корабль выжил бы.

—    Теперь представьте: то же можно проделать с миллио­ном ведер.

—    Глобальный кризис будет решен, — сказал Остин. — Примерно семьдесят процентов населения планеты живет в пятидесяти милях от океана.

—    Правильно, — повеселела Франсишка.

—    Хотите сказать, у вас есть такая волшебная палочка?

—    Нечто сравнимое по силе. Я разработала революцион­ный метод опреснения воды.

—    Ну, идея опреснения не нова, — заметил Сандекер.

Франсишка кивнула.

—    Соль из морской воды научились выделять еще древние греки. Опреснительные сооружения распространились по все­му миру, даже на Ближнем Востоке. Существует несколько методов, но все они дорогостоящи. В своей докторской дис­сертации я предложила совершенно новый подход, отбро­сив все известные методики. Мне хотелось разработать не­что принципиально эффективное и дешевое. Доступное бед­нейшему из фермеров, который пытается заработать на жизнь, вкалывая на пыльном клочке сухой земли. Представляете по­следствия? Вода — для всех. Пустыни превратились бы в цен­тры цивилизации.

—    Уверен, вы подумали и о негативных последствиях, — сказал Сандекер. — Подешевев, вода стимулирует развитие, прирост населения и тому подобное...

—    Об этом я думала долго и упорно, адмирал Сандекер. Имеющаяся альтернатива — куда страшнее. В обмен на право использовать мой метод нуждающаяся страна должна будет повысить свой уровень развития и цивилизованности.

— Я так понимаю, ваши исследования увенчались успехом?

— И каким! Я собиралась представить действующую мо­дель устройства по очистке воды на международной конфе­ренции. С одного конца в прибор поступает морская вода, с другого выходит пресная. При этом выделяется большое ко­личество энергии и очень мало отходов.

— Подобное устройство должно приносить миллионные прибыли.

— Да, мне поступали очень заманчивые предложения. Со­гласившись на них, я стала бы невероятно богатой, однако свое изобретение я собиралась подарить миру.

— Щедро. Говорите, вам поступали предложения? Выхо­дит, о вашем методе и планах знали?

— Как только я попросила ООН посетить конференцию, секрет перестал быть секретом. — Франсишка ненадолго умолкла. — Мне до сих пор непонятно одно: о моем изобре­тении знало много людей. Если бы похитители попытались использовать устройство в личных целях, они выдали бы себя.

— Есть другой ответ, — сказал Остин. — Злоумышленни­ки намеревались похоронить результаты ваших работ, спря­тать их от человечества.

— Зачем кому-то скрывать такое благо?

— Вы молоды и кое-чего не помните, — снова включил­ся в разговор Сандекер. — Довольно давно ходили слухи об изобретателе, собравшем машину, способную проехать сот­ню миль на галлоне горячей воды. Детали несущественны. Говорят, нефтяные компании выкупили патент и скрыли его, чтобы никто не мешал им и дальше получать прибыль. По­добные истории — из разряда мифов, однако мысль вы уло­вили, так?

— Кому жаль пресной воды для бедных народов?

— Мы в своем расследовании немного обошли вас, док­тор Кабрал. Представьте чисто теоретически: вот вы получи­ли контроль над мировыми запасами пресной воды. Как вос­примете ситуацию, если появляется нечто, дарующее пресную воду всем и каждому? Бесплатно.

—    Это мое «нечто» положит конец вашей чисто теоретиче­ской монополии. Однако вопрос спорный: никому не под си­лу взять под контроль всю пресную воду.

Сандекер и Остин переглянулись. Последний — принимая эстафету у шефа — продолжил:

—    За прошедшие десять лет много чего переменилось, док­тор Кабрал. Позже мы посвятим вас в детали дела, а пока мо­жем сказать одно: гигантская всемирная организация под на­званием «Гокстад» намерена прибрать к рукам всю пресную воду в мире.

—    Невозможно!

—    Хотелось бы и мне так думать.

Взгляд Франсишки сделался твердым.

—    Значит, «Гокстад» угнал мой самолет и украл у меня де­сять лет жизни.

—    Железных доказательств нет, — ответил Остин. — Впро­чем, имеются определенные косвенные улики. Скажите, вы что-нибудь знаете о веществе под названием анасазий?

Франсишка раскрыла рот от удивления.

—    Вы, НУМА, хоть до чего-нибудь еще не добрались? — спросила она, придя в себя.

—    Жаль, но есть такие области. Мы практически ничего не знаем про анасазий. Разве что он странным образом влия­ет на атомы водорода.

—    Это-то и есть его самое важное качество. Сложный про­цесс взаимодействия водорода с анасазием лежит в основе мо­его метода. Лишь немногие знают об открытии этого элемен­та. Он очень редкий.

—    Как же вы про него узнали?

—    Совершенно случайно, из маловразумительной газетной статьи. Разрабатывая свою методику опреснения, я старалась рассмотреть процесс на молекулярном уровне или даже на атомном. Решение ускользало от меня до тех пор, пока я не наткнулась на ту самую статью. Тогда я встретилась с ее ав­тором в Лос-Аламосе. На руках у него было совсем мало ана- сазия, но ученый — едва узнав о цели моего исследования — согласился участвовать в проекте.

—    Почему же анасазий столь редок?

—    Тому есть ряд причин. Анасазий никому не нужен, а про­цесс его очистки очень сложен. И потом, основное месторож­дение находится в проблемной части Африки. Там постоянно идут бои. Для рабочей модели моего прибора хватило и не­скольких имеющихся унций анасазия. Надо было только убе­дить мировое сообщество начать его производство для пилот­ного проекта. Совместная работа в короткие сроки обеспечи­ла бы нас необходимым количеством анасазия.

—    Под водой у мексиканского побережья «Гокстад» уст­роил подводную лабораторию. Ее уничтожил чудовищный взрыв.

—    Можно поподробнее?

Остин вкратце пересказал историю с мертвыми китами и находкой цилиндра, упомянув, как после он вышел на «лета­ющие крылья». Сандекер поведал о сибирском рейде в пери­од холодной войны.

—    Просто фантастика. Жаль китов, конечно, — печально произнесла Франсишка. — В результате процессов очистки воды по моему методу выделяется огромное количество теп­ла. Его можно использовать для получения энергии. Правда, материалы нестабильны, и есть серьезная опасность мощно­го взрыва. Работники той лаборатории, похоже, пытались вос­произвести процесс по моей методике, но не знали о неустой­чивости элементов. Где же они взяли анасазий?

—    Не знаем, — ответил Остин. — Понятно, что у «Гокстада» в распоряжении есть крупный источник, но где он?..

—    Надо выяснить. Тогда я смогу возобновить исследова­ния.

—    Есть куда более веская причина, — напомнил Сандекер.

—    Для меня простой в работе — причина достаточная, — возразила Франсишка.

—    Всему свое время, доктор Кабрал, всему свое время. Ес­ли «Гокстад» преуспеет, от ваших исследований толку не бу­дет. Управляя запасами воды, управляешь миром.

—    Вы говорите так, будто речь идет о мировом господстве, адмирал Сандекер.

—    В принципе, так оно и есть. Наполеон и Гитлер потер­пели поражение, однако мир они стремились захватить путем войны. Им встретился на пути некто посильнее, вот и все. — Выдохнув облачко дыма, адмирал полюбовался, как оно рас­сеивается в воздухе. — Люди не просто так протестуют против глобализации, ведения дел с ВТО и МВФ. Опасность исходит даже не от самих этих структур. Опасность в том, как легко сегодня захватить мир через экономический сектор.

—    Нам угрожает Аль Капоне планетарного масштаба, — вы­сказался Остин.

—    Сходство есть. Он безжалостно уничтожал конкурентов и при этом виртуозно руководил подпольной империей. Эко­номическая власть дала ему выход в политику. А вода людям куда нужнее контрабандного спиртного. Тот, кто управляет ее потоками, получает неограниченную политическую власть. Кто осмелится перечить человеку, чье слово может обречь це­лую страну на гибель от засухи? Вот потому, доктор Кабрал, при всем должном уважении, я и говорю: есть куда более важ­ные дела.

—    Вы правы, адмирал Сандекер, — согласилась Франсиш­ка. — Если «Гокстад» заполучит месторождения анасазия, в руках у него окажется и мой метод.

—    Ум плюс красота — гремучая смесь, — не скрывая восхи­щения, произнес Сандекер. — Эта сударыня чертовски метко обозначила мои собственные страхи. Нужно опередить «Гок­стад» в поисках потерянного тайника.

—    Я как раз прикидывал, как добраться до запечатанной базы, когда вы позвонили. Потребуется помощь.

—    Не вопрос. Все ресурсы НУМА в твоем распоряжении. Если их окажется недостаточно — задействуем еще кого-нибудь.

—    Мы с Джо как можно скорее должны отправиться на Аляску.

—    Пока ты не сорвался на Юкон, обсудим еще один момент. Приятель Джо, репортер, рассказал о строительстве танкеров. История меня обеспокоила. Что думаешь о ней?

—    «Гокстад» как минимум собирается переправить боль­шое количество воды в... скажем, Китай.

—    Логично, — ответил Сандекер, хотя предположение Остина его не убедило. — Поговорю с Руди Ганном. Может, он и Йегер сумеют пролить свет на эту тайну. Они займутся танкерами, пока вы с Джо гоняетесь за «летающим крылом».

Поднявшись из кресла, Остин сказал:

—    Пора собираться. — Пожав руку Франсишке, он предло­жил: — Я провожу вас, доктор Кабрал.

—    Благодарю... и, да, зовите меня Франсишка, — ответила она по пути к лифту.

—    С удовольствием. Тогда вы и зовите меня Курт. Вам что больше нравится: корейская, тайская, итальянская или про­стая американская пища?

—    Простите?

—    Вас не предупредили? — изобразил он удивление. — Ужин входит в обязательную программу а-ля Остин. Наде­юсь, не откажетесь? Кто знает, сколько мне предстоит питать­ся китовым жиром и шашлыком из моржатины...

—    В таком случае рада буду принять ваше приглашение. В семь часов устроит?

—    Замечательно. У меня еще куча времени на приготовле­ния к отъезду.

—    Что ж, тогда до вечера. Я остановилась у Траутов... и, кстати, корейская кухня будет в самый раз.

Остин расстался с Франсишкой у большого глобуса в ве­стибюле-атриуме с полами цвета морской волны, водопадами и аквариумами, полными пестрых и экзотических представи­телей морской фауны. Затем он поднялся к себе в кабинет на четвертый этаж и оттуда позвонил Завале: посвятил в детали беседы с Сандекером и начал собираться.

Когда он вечером заехал в Джорджтаун к Траутам, Фран­сишка уже ждала его. Уделив вежливое внимание Полу и Га­ме, Остин повез Франсишку в свой любимый корейский ре­сторан, расположенный в неброском здании в Александрии.

Курт посоветовал заказать скромное блюдо: тонкие поло­ски маринованной говядины, прожаренные на теплом столе. И сам же практически не притронулся к своему любимому блюду, увлеченный созерцанием Франсишки. Она оделась в простое джинсовое платье, подчеркивающее смуглый оттенок кожи и роскошных волос, впитавших, казалось, солнечный свет. Остин с трудом мог представить, как эта красивая и об­разованная женщина, явно наслаждающаяся простым блюдом цивилизованной кухни, правила в качестве белой богини це­лым племенем дикарей. Совершенно расслабленная, Фран­сишка смеялась над тем, как неуклюже она орудует палоч­ками для еды, а Остин не мог забыть впечатления от первой встречи с ней. Жизнь в первобытной среде не могла не ска­заться: в движениях Франсишки сквозила кошачья грация, в темных глазах — постоянная бдительность. Остин восхи­щался этой женщиной и пообещал себе, что по возвращении с Аляски обязательно встретится с ней еще.

И тем более было ему жаль так рано прощаться с ней: мол, есть незавершенные дела, приготовления к поездке... Подбро­сив Франсишку до Траутов, Остин спросил, не хочет ли она встретиться снова, когда он вернется?

—    Спасибо, с удовольствием, — ответила доктор Кабрал. — Я задержусь в Вашингтоне. Надеюсь, мы с вами познакомим­ся поближе.

—    Ну что ж, тогда до новой встречи.

Улыбнувшись, она легонько поцеловала его в губы.

Это уже будет свидание.

ГЛАВА 29

При поддержке Сандекера заполу­чить в свое распоряжение самолет ничего не стоило. Бирюзовая «Сессна» пронеслась над про­сторами страны со скоростью пять сотен миль в час и, до­заправившись в Солт-Лейк-Сити, направилась к Анкориджу. Уже когда над горами Чугач забрезжил розовый рассвет, Остин с Завалой после ночного перелета прибыли на окраи­ну крупнейшего города Аляски. Местные порой называли его Лос-Анкоридж. Спустя несколько минут напарники уже ле­тели к Ному.

Не успел самолет оторваться от взлетно-посадочной поло­сы в Анкоридже, Завала сходил на бортовую кухоньку и сде­лал две чашки кофе. Остин в это время изучал разложенную на складном столике карту. Внимание он сосредоточил на ку­лаке земли, костяшки которого впивались в территорию быв­шего СССР за Беринговым проливом.

Устроившись в кресле напротив Остина, Завала отхлеб­нул кофе и выглянул в иллюминатор на бескрайние просто­ры внизу. Сквозь перистые облака проглядывали темные мас­сивы гор и густой лес по берегам рек.

—    Страна у нас большая, — лениво протянул Завала. — Ку­да дальше, после Нома?

Откинувшись на спинку и заложив руки за голову, Курт улыбнулся.

—    Есть одна мыслишка.

Завала знал: Остин отнюдь не нагоняет тумана. Просто, по­ка время есть, он осторожно собирает факты — перед тем, как сделать очередной ход. Завала ткнул пальцем вниз.

—    Наверное, я тебя не удивлю, сказав, что территория под нами далеко не маленькая?

—    Насколько я помню, шесть сотен квадратных миль. Я и не питаю иллюзий по поводу нашего задания. Мы можем до самой пенсии искать эту базу и ничего не найдем. — Остин задумчиво нахмурился. — Потому-то я и отталкиваюсь от из­вестных фактов.

Завала тут же подхватил его мысль.

—    Нам известно, что цель бомбардировщика находилась на территории СССР. — Он указал на карте самую северную точ­ку Аляски, на обрубок изрезанной береговой линии — остат­ки древнего перешейка на пути в Евразию. — Какова стати­стическая дальность полета у крыла Нортропа?

—    Примерно три тысячи миль на крейсерской скорости в пять сотен миль. Но, скорее всего, объем бака специально для этой миссии слегка увеличили.

—    Не забывай про возможность дозаправки в воздухе.

—    Я учел ее. Операцию проводили в тайне и потому тех­ники задействовали по минимуму.

Остро заточенным карандашом Остин провел по карте ду­гу от Барроу до дельты Юкона.

Завала тихонько присвистнул.

—    Это же крюк в тысячу миль!

—    Предстояло покрыть территорию по площади больше, чем некоторые штаты, — признал Остин. — Я прикинул ре­альное положение дел. Наши рыцари плаща и кинжала шиф­ровались по полной программе. Постройка новой базы потре­бовала бы слишком много времени и денег, привлекла бы не­желательное внимание.

Завала щелкнул пальцами.

—    В ход пошла уже имеющаяся база!

Остин добавил:

—    Во время Второй мировой Аляска буквально ощетини­лась зенитками и аэродромами из-за угрозы нападения япон­цев. Красные точки на карте обозначают расположение каж­дой базы времен Второй мировой.

Завала подумал немного и спросил:

—    Что, если нужная нам база — секретная? И ее нет на карте?

—    Она была секретной до недавнего времени. — Ткнув ка­рандашом в Ном, Остин обвел красную точку. — Искомое найдем здесь. Хотя, даже при точных расчетах, остается по­лагаться на удачу.

Завала присмотрелся к карте, и уголки его губ изогнулись в фирменной улыбочке.

— Почему ты так уверен, что нам именно сюда? Бомбардировщик мог сняться с любой другой базы.

— Интуиция подсказывает. — Из кармана куртки Остин достал блокнот. На затертой коричневой обложке все еще угадывались слова: «ВВС США», а внизу — имя владельца. Остин передал блокнот Завале. — Дневник Баки Мартина, пи­лота, который повел бомбардировщик в последний рейс.

Завала восхищенно рассмеялся.

—    Тебе надо было фокусником стать! Куда эффектнее ты бы вытаскивал кроликов из шляпы.

—    Кролик сам прыгнул ко мне на колени. После беседы Сандекера с Леграном шпионы порылись в архивах и отыска­ли вещи Мартина. Должно быть, старый состав ЦРУ в спеш­ке забыл уничтожить инкриминирующие материалы. Эту за­писную книжку Базз нашел в кармане отцовской формы. По­думал, что в ней есть нечто важное, и отдал мне перед нашим отъездом в Вашингтон.

Завала пролистал скручивающиеся страницы.

—    Не вижу подробной карты.

—    Ну, ты же не думал, что все будет так легко? — Забрав блокнот у Завалы, Остин открыл его на месте, которое отме­тил желтой закладкой-самоклейкой. — Мартин был хорошим солдатом и помнил поговорку: «Болтун — находка для шпи­она». В основном в дневнике он писал, как скучает по жене и сыну, однако кое-что из технической информации сюда про­сочилось. Вот, в первом абзаце:

Моей возлюбленной жене Филлис и сыну Баззу. Может быть, однажды вы прочтете эти записки. У меня в запасе много времени, и по пути в Номер я начал этот дневник. Ес­ли командование узнает о нем, мне несдобровать. Мои замет­ки — еще большая тайна, чем проект «Манхэттен». Шпики не устают напоминать, что я — простой пилот и не должен задавать вопросов. Но я все чаще ощущаю себя узником. Меня и остальную команду держат под постоянным наблюдением, и дневник, наверное, единственный способ напомнить всем о своей личности. Филлис, ты всегда переживала по поводу мо­его рациона, поэтому знай: кормят нас отменно, дают све­жее мясо и рыбу. Дом из гофрированного железа оказался не приспособлен для морозного Севера, снег скатывается по на­ружным стенкам, металл ни капли не защищает от холода. Днем и ночью мы не выключаем духовку. Лучше б нас посели­ли в иглу. Самолет и то в лучших условиях держат. Хотя че­го я жалуюсь? Мне повезло, детка, я летаю на ЭТОМ! Неве­роятно, самолет такой огромный, а маневрирует как истре­битель. За ним будущее.

Остин закончил читать.

—    Дальше Мартин пишет, как тоскует по дому и как рад будет вернуться.

—    Жаль, ему не довелось увидеть будущего, о котором он писал. Его не просто в плену держали, но и к смерти приго­ворить успели.

—    Мартин — не первый патриот-мученик, погибший во имя того, что верхи назвали всеобщим благом. К несчастью, по­радоваться, каким полезным оказался его дневничок, он то­же не сумеет.

—    Его «Номер» еще хуже, чем военные координаты типа «где-то в Тихом океане».

—    Я тоже так думал, пока не вспомнил одну давнюю исто­рию. В 1850 году офицер британского корабля, шедшего ми­мо берегов Аляски, увидел безымянную косу и на рукопис­ной карте сделал пометку: «Номер...» Когда карту копирова­ли в адмиралтействе, картограф не разобрал почерка офицера и изобрел имя нового мыса Нома. «Ном» — от «номер», без числа. И вот еще, что пишет Мартин:

Полет из Сиэтла прошел без происшествий. Не самолет, а сказка. Приземлился в тридцати минутах от Номера.

—    Какая была крейсерская скорость у крыла? — спросил Завала.

—    Приблизительно пять сотен миль в час.

—    То есть двести — двести пятьдесят миль от Номера.

—    Мои расчеты показали то же. И вот тут-то начинается самое интересное.

Остин прочитал из дневника:

Впервые увидел пункт назначения. Рассказал парням, что с воздуха он выглядит как нос Дуга.

—    Нос дуги?

—    Нет, Дуга. Дуг — имя.

—    Круг поисков сужается до миллиона человек, — устало произнес Завала.

—    Знаю, знаю, точно так же подумал и я сам, пока не про­чел следующее: «Еще добавить кукурузную трубку — и будет вылитый Орлиный Клюв».

—    Дуглас Макартур! Его профиль фиг забудешь.

—    Особенно если ты участвовал в войне. Тем более Ном всего в ста шестидесяти одной миле от России. Я подумал, что неплохо было бы заказать спутниковые снимки. И пока ты дрых в полете над Соединенными Штатами, я просмотрел их под лупой.

Остин передал Завале спутниковые снимки. Тот изучил их и покачал головой.

—    Не вижу я орлиного клюва...

—    И я не нашел. Ладно, никто не говорил, что будет легко.

Они все еще проглядывали снимки, когда пилот передал по интеркому, что самолет заходит на посадку в аэропорту города Ном. Остин и Завала быстренько упаковали вещи в две сумки еще до того, как самолет опустился на площадку небольшого современного аэропорта. Взяв такси, они отправились в город по одной из трех двухрядных дорог Нома. Яркий солнечный свет никак не разбавлял тусклости пейзажа голой тундры, хотя вдалеке виднелись горы Киглуайк. Такси выехало на Фронт-стрит, как бы отгораживающую Ном от серо-голубых вод Бе­рингова моря, миновало построенное в начале двадцатого ве­ка здание мэрии, конечный пункт Идитародских гонок на со­бачьих упряжках, и высадило Остина с Завалой в порту для барж, где их дожидался заправленный гидросамолет.

Завале одномоторный самолетик, не требующий большой дистанции для взлета и посадки, понравился. Пока он про­верял готовность приборов, Остин купил бутербродов и ко­фе в заведении «У Толстяка Фредди». В путешествие отпра­вились налегке, взяли в основном одежду, а Курт прихватил свой проверенный временем револьвер. Завала предпочел пи­столет-пулемет «ингрем», производящий несколько сот вы­стрелов в минуту. На вопрос напарника: кого он испугался в ледяной пустыне, раз прихватил такую машину смерти, Зава­ла пробормотал что-то о медведях гризли.

Он вел самолет на север вдоль побережья. Держался низ­ко, сохраняя скорость сто семьдесят пять миль в час. День вы­дался облачный, но обошлось без дождей, которыми так зна­менит Ном. Порядок действий определили сразу: Остин, за­метив на земле какое-нибудь строение, давал знать Завале, и тот делал круг над территорией. После Остин отмечал прове­ренное место на карте. Радостное предвкушение быстро про­шло. Они нарезали милю за милей вдоль берега. Пустынные земли изредка пересекались ветвистыми речушками да мел­кими прудами из подтаявшего снега.

Тогда Остин придумал забаву: он цитировал стихи Роберта Сервиса[122], а Завала переводил их на испанский. Но даже «Вы­стрел Дэна Макгрю» не сумел разбавить монотонность поле­та. Чувство юмора Завалы и то истощалось.

—    Мы видели клювы попугаев, голубиные клювы, даже че­репаший клюв — и ни одного орлиного, — проворчал он.

Остин посмотрел на карту: оставалось еще много неотме­ченных точек.

—    Нам летать и летать. Я за то, чтобы не делать перерыв. Согласен?

—    Я-то согласен, это самолету нужна дозаправка.

—    Совсем недавно мы пролетели над рыбацким лагерем. Может, сядем и перекусим? Заодно и наполним баки нашей крошки?

Завала, не отвечая, заложил обратный вираж. Вскоре они отыскали реку и летели над ней минут десять, пока впереди не показалось скопление фанерных домиков. Тут же стояли на приколе два других гидросамолета. Выбрав участок попря­мее, Завала приводнился практически идеально. Подошел к старенькому пирсу, с которого их заметил и бросил шварто- вочный трос круглолицый юноша.

—    Добро пожаловать в деревушку Тинук, население — сто шестьдесят семь человек, большая часть состоит в родствен­ных отношениях, — сказал он и улыбнулся ослепительной, как солнце на свежем снегу, улыбкой. — Меня зовут Майк Тинук.

Тинук, похоже, не удивился внезапному появлению двух незнакомцев. И правильно, живя на таких просторах, аля­скинцы только ради завтрака могут пролететь сотню миль.

Должно быть, за пределами Анкориджа не хватает просто­го человеческого общения. Неудивительно: каждый аляски­нец считает своим долгом рассказать новому человеку, как поселился на Севере, — на что и уходят все пять минут зна­комства. Вот и Майк поведал, как вырос в деревне, поработал авиамехаником в Анкоридже и снова вернулся в родные края.

Остин сказал, что они с Завалой — из Агентства морских и подводных исследований.

—    Я сразу понял: вы, ребята, из правительственных, — со знанием дела отметил Тинук. — Слишком уж опрятные для нефтяников и слишком уверенные для туристов. Пару лет на­зад к нам заглядывали парни из НУМА, исследовали что-то в Чукотском море. А что вас привело на землю Полуночно­го солнца?

—    Геологические наблюдения. Правда, пока безуспешно, — ответил Остин. — Ищем участок земли, который выдается в море. Он имеет форму орлиного клюва.

Тинук покачал головой.

—    Вон там мой самолет. Я частенько летаю на нем, когда не рыбачу и не помогаю ухаживать за оленями, но такого мыса я не встречал. Идемте на берег, глянем на карту.

По шаткой лестнице они поднялись к фанерному зданию. Это был типичный аляскинский универмаг, где продавали все: продукты, лекарства, технику, сувениры, зимнюю экипиров­ку. Рядом с репеллентами на полках стояли консервы, запча­сти для снегоходов ифильмы на дисках.

Тинук сверился с картой местности на стене.

—    He-а, нет никаких орлиных клювов. — Он почесал в за­тылке. — Может, вам с Кларенсом поговорить?

—    Кто такой Кларенс?

—    Мой дед. Он тут все излазил и гостей любит.

Остин закатил глаза. Ему не терпелось вновь подняться в воздух, и он уже думал, как бы потактичнее свалить отсюда, не обидев Тинука в лучших чувствах... как вдруг его взгляд коснулся винтовки на стене за прилавком. Военный карабин «М1», с какими американская пехота отправлялась на Вторую мировую. Остин и прежде видал «М1», но этот экземпляр со­хранился в исключительно хорошем состоянии.

—    Ваша винтовка? — спросил Остин у Тинука.

—    Дед отдал ее мне, но на охоту я хожу со своим ружьем. У этого карабина своя история. Точно не хотите поговорить с Кларенсом? Гарантирую, время потратите не зря.

Заметив, что Остин воспылал к старику интересом, Зава­ла произнес:

—    Ну, я в принципе не против вытянуть ноги. К тому же нам дотемна домой не надо.

Верно сказал: световой день сейчас длится больше двад­цати двух часов, а период темноты после заката составляет всего ничего.

Майк повел их по раскисшей тропинке вдоль других фа­нерных хижин, мимо стаек круглолицых ребятишек, спящих эскимосов и веревок с развешанными на них ломтями лосо­сины. Поднявшись на крыльцо самой маленькой хижины, он постучал в дверь — изнутри пригласили входить. Перешаг­нув порог, они оказались в однокомнатном помещении. Пахло древесным дымом и чем-то мясным, что готовилось на поле­вой плите. Из мебели в комнате стояли только двухъярусная кровать в углу да стол, накрытый клеенкой в красно-белую клетку. За столом сидел мужчина возрастом, наверное, с один из местных ледников и аккуратно раскрашивал фигурку по­лярного медведя в шесть дюймов высотой. Тут же стояли го­товые фигурки: волки, орлы.

—    Деда, тут люди хотят послушать историю твоего кара­бина.

На морщинистом лице старика блеснули темные азиат­ские глаза, в которых читались большой ум и хорошее чув­ство юмора. На носу у Кларенса сидели очки в черной опра­ве, а седые волосы разделял аккуратный боковой пробор. Го­стям старик улыбнулся от уха от до уха. Годков ему на вид было за восемьдесят, но руку он пожимал с костедробильной крепостью. Казалось, он еще может забороть и морского льва.

Впрочем, говорил этот гигант кротко, и тихий голос его зву­чал подобно шелесту снега на ветру.

—    Мне пора в лавку, — напомнил его внук. — Когда верне­тесь — я уже заправлю вам самолет.

—    Я делаю фигурки для сувенирного магазина в Анкоридже, — поведал старик, откладывая в сторону и медведя, и кра­ски. — Рад, что вы заскочили. Как раз к обеду.

Указав на два колченогих табурета, он — не обращая вни­мания на протесты — налил Остину и Завале рагу в фарфо­ровые пиалы с ивовым узором. Отправив в рот ложку соб­ственной стряпни, Кларенс как бы показал, что бояться не­чего.

—    Ну как? — спросил он.

Отхлебнув по ложечке, Остин и Завала признали рагу вполне даже вкусным.

Старик просиял от удовольствия.

—    Это из мяса карибу? — спросил Завала.

Порывшись в мусорном ведре, старик вытащил консерв­ную банку из-под говяжьего рагу «Динти мур».

—    Майк — добрый внук, — сказал Кларенс. — Они с женой покупают мне еду, вот я сам и не готовлю. Думают, что по­сле смерти супруги я одинок. Гостей люблю, да, но вас, ребя­та, утомлять не собираюсь.

Остин оглядел комнату: стены украшены примитивными гарпунами и изделиями эскимосского народного промысла; репродукция Нормана Роквелла — мальчик в кресле у дан­тиста — гармонично соседствовала с яростной маской моржа; тут же висели семейные фотографии (много было снимков симпатичной женщины, наверное, покойной бабушки Тинук). Самым необычным предметом оказался компьютер в углу. За­метив удивленный взгляд Остина, дед Тинук сказал:

—    Потрясающая вещь. У нас есть спутниковая связь: дет­ки изучают по сети окружающий мир, а я могу позвонить ко­му угодно, так что одиноко мне не бывает.

Оказалось, Кларенс отнюдь не старпер, и Остин даже пожа­лел, что так торопился и не хотел с ним поначалу встречаться.

—    Если не возражаете, нам бы очень хотелось услышать ва­шу историю, — сказал он.

Дед Тинук с шумом выскреб из тарелки остатки рагу и, отнеся посуду в раковину, снова сел на место. Прищурился, словно с трудом припоминал давние события, однако, когда он заговорил, стало ясно: старик уже не раз делился воспо­минаниями.

—    Пошел я как-то на охоту. В реке тогда водилось много форели и лосося, в лесах — много лис и оленей. Никогда я с пустыми руками не оставался. Была у меня алюминиевая лод­чонка с мотором, хорошая такая, удобная. От дома я отходил далеко и потому сразу не возвращался. Ночевал пару дней на старом аэродроме.

Остин глянул на Завалу. На Аляске аэродромов пруд пруди.

—    Где находился тот аэродром?

—    Где-то на севере, он еще после Второй мировой остался. Служил перевалочным пунктом для боевых самолетов про­тив русских. Аэростаты там запускали, чтобы подлодки ис­кать. От базы мало чего сохранилось. Я себе присмотрел од­ну хатку, где можно огонь развести, обсохнуть да согреться. Спокойно передохнуть до возвращения домой.

—    И как давно это было?

—    О, лет пятьдесят назад. Память сейчас уже не та. Пом­ню, правда, как мне запретили там показываться.

—    Военные?

Старик кивнул.

—    Несколько месяцев никто не приходил. Потом явились двое... Сижу, значит, готовлю себе уху из форели, и тут они примчались. Белые, на вид крутые. Показали значки якобы из правительства, спросили, зачем я пришел. Ну, я рыбкой их угостил, и они тут же подобрели. Говорят: не ходи сюда, тут тайна большая. Разрешили, однако, продавать им свежую ры­бу и мясо. Один даже подарил карабин — тот самый, чтобы я с ним охотился. Рыбы и мяса я им натаскал много; правда, на саму базу меня никогда не пускали. Всегда на полпути к ней останавливали.

—    Самолеты вы видели?

—    О да-а, много. Прилетали, улетали... Однажды вышел я на охоту, и надо мной пронесся ну совсем необыкновенный самолет: громадный, как целая деревня, шумит, что сотня рек, и форма чудная.

—    Чудная?

Встав и сняв со стены гарпун, старки приложил к пальцу металлический наконечник.

—    Вот. Примерная такая.

Остин пристально посмотрел на деда Тинука.

—    Долго вы снабжали тех солдат мясом?

—    С полгодика. Как-то прихожу, а они говорят, дескать, не надо им больше. Говорят, не ходи сюда, на мине подорвешь­ся. Винтовку зато оставили. Сами ушли, торопились очень.

Завала сказал:

—    Мы ищем авиабазу, которая находится на куске суши в форме орлиного клюва. Никак найти не можем.

—    Да-да, с формой вы не ошиблись, просто лед и погода все изменили. Летом реки разливаются, и земли уходят под воду. Сейчас очертания другие. Карта есть?

Достав из кармана карту, Остин развернул ее. Толстым пальцем дед Тинук провел по карте вниз и ткнул прямо в об­веденную карандашом точку.

—    Вот здесь.

—    Прямо над ней пролетели, — произнес Завала.

—    Скажите, — попросил Остин, — те люди не называли сво­их имен?

—    Называли: Билли и Дилли.

Завала хихикнул.

—    Кажется, Вилли отлучился по делам.

Старик пожал плечами.

—    Когда я ходил на торговых судах, то читал комиксы про Дональда Дака. Те вояки, похоже, думали, что я всю жизнь только и питался китовым жиром. Не стал их разочаровывать.

—    Правильно сделали.

—    Говорю же, ребята они были крутые, но мы почти сдру­жились. После войны я ходил к базе. Думаю, про мины на­врали, хотели меня отпугнуть. Там скорее оставили отраву какую-то. — Он задумался ненадолго. — Может, вы мне ска­жете? Все не могу понять, что там за секрет такой большой? С японцами мы не сражались. Война-то закончилась.

—    Некоторые без войны жить не могут, — ответил Остин. — Закончилась одна, они тут же начинают другую.

—    Как по мне, дураки. Хотя откуда мне знать... Давно дело было. Вам-то зачем на базу?

Остин впервые не нашелся с ответом. Он мог бы сказать, будто хочет опередить корпорацию «Гокстад» и не дать ей за­владеть анасазием, не дать провернуть аферу мирового мас­штаба. Однако дело о похищении воды стало для него куда более личным. История Базза Мартина перевернула его пред­ставление о том, что правильно, а что — нет.

—    Жил однажды мальчик, который похоронил живого от­ца, — лучшего ответа Остин не придумал.

Старик кивнул так, словно прочел мысли Остина и отлич­но все понял.     

—    Спасибо, что поделились воспоминаниями, — сказал Остин. Мысленно он унесся вперед, к завершению миссии. — И за обед спасибо, — добавил он, поднимаясь на ноги.

—    Погодите, — окликнул их Кларенс. Он присмотрелся к фигуркам и, выбрав две, вручил по одной каждому из аген­тов НУМА. — Возьмите. Медведь — для силы, волк — для хи­трости.

Остин и Завала поблагодарили старика за щедрость.

Я вас отправил в такое опасное место, не могу же отпу­стить без талисманов. Чувствую, они пригодятся.

ГЛАВА 30

Первый раз из-за солнечных бликов на воде Орлиный нос они не заме­тили. Была видна лишь долька изрезанного участка тундры, переходящего в грушевидную бухту. Завала накренил само­лет так, что под прозрачной поверхностью воды стали вид­ны темные очертания носа генерала Макартура. Остин пока­зал напарнику большой палец: отлично, мол. И ткнул паль­цем вниз — спускаемся.

Описав круг над сушей, Завала пролетел над всем полу­островом на высоте примерно в двести футов. Изогнутый па­лец земли в длину составлял примерно милю и полмили в ширину. Вдоль берегов растянулись малярийные болота, ко­торые внесли свою лепту в изменение очертаний.

— Постарайся сесть поближе к тем моренам, — сказал Остин, указывая на низкие, изрытые ледником холмы в том месте, где полуостров переходил в материк.

Козырнув, Завала ответил:

— Раз плюнуть. Эта крошка и на булавочную головку ся­дет. Смотри, сейчас будет образцовая посадка.

В напарнике Остин ни капли не сомневался. Завала нале­тал сотни часов на всех мыслимых видах воздушных судов. Правда, порой Курту мерещилось: собачка Снупи рассекает по воздуху верхом на конуре, словно та — одномоторный истре­битель времен Первой мировой. Остин поспешил избавить­ся от бредовых мыслей. Завала как раз пошел на второй круг, опустился к самой воде и сбавил скорость. Поплавки косну­лись мелководья.

И вдруг снизу раздался глухой удар, а вслед за ним — скре­жет металла. Самолет раскрутило, как на карусели; ремни без­опасности натянулись, больно впиваясь в грудь. Наконец са­молет остановился, замерев под пьяным углом. Завала еле на­шел силы вырубить двигатель.

Когда пропеллер перестал вращаться, Остин проверил, на месте ли голова.

—    Если это — образцовая посадка, то как выглядит аварий­ная? Что, не на ту булавку сели?

Натянув кепку, Завала поправил зеркальные очки.

—    Прости, — несвойственным ему скромным тоном произ­нес он. — Головки у булавок стали крупнее.

Покачав головой, Остин предложил выбраться наружу и осмотреть повреждения. Стоило напарникам вылезти из ка­бины на поплавки, как они тут же нарвались на встречающую делегацию: облако комаров размером с кондора, голодных до кровушки, загнало людей обратно в кабину. От души опры­скав себя репеллентом, Остин и Завала повторили попытку, спустились в воду глубиной два фута и принялись изучать искореженную стойку правого поплавка.

—    С фирмой-прокатчиком придется объясняться, но взле­теть мы сможем, — заметил Завала. Проследовав назад по пу­ти приводнения, он нагнулся и позвал: — Эй, взгляни на это.

Подойдя, Остин увидел металлический столбик в несколь­ких дюймах под водой. Там, где верхушку сорвало, металл яр­ко поблескивал; торчала наружу медная проводка.

—    Поздравляю. Ты нашел посадочный маяк.

—    Птица Джо всегда найдет путь к родному гнезду, — от­ветил Завала так, словно врезался в маяк нарочно. Поискав немного, он отыскал еще один, только целый и невредимый.

Остин попытался сориентироваться. Понятно, почему именно эту зону выбрали под секретный аэродром: земля здесь ровная, как палуба авианосца, ее почти не нужно бы­ло выравнивать. Остин взглянул в сторону холмов, где солн­це отражалось от паутины речушек, впадающих в покрывшее полуостров озерцо.

Выгрузив поклажу из самолета, Завала с Остином напра­вились в сторону холмов, всего в четверти мили от места по­садки. Несмотря на герметичную обувку, вода все же просо­чилась сквозь синтетическую ткань штанов «Гортекс». Хоро­шо еще, погода выдалась более-менее теплая. Вода мельчала, под ногами хлюпала болотистая жижа, потом захрустела веч­ная мерзлота, поросшая лютиками, диким крокусом и маком. Нашлись еще маяки — все вели в сторону холмов. В какой- то момент над болотами пролетела стая гаг, похожих на клу­бы дыма. В глухой тишине казалось, будто напарники выса­дились на незнакомой планете.

Позже они вышли к подножию крутой насыпи. Верхуш­ка вытянутого холма была округлая, и сам он напоминал по форме итальянскую булочку. Сквозь густую растительность проглядывали участки черного, поросшего мхом и лишайни­ком камня. Странно, конкретно этот холм стоял особняком от прочих, в нескольких сотнях ярдов от ближайшего «соседа». Остин поделился наблюдением с Завалой.

—    Земля в округе плоская, и только здесь эта кочка тор­чит. Не заметил?

—    Ну, будь я геологом, сказал бы в ответ что-нибудь пут­ное.

—    Не зря же здесь маяки понатыканы. И ведут они прямо к этому холму.

Приглядевшись к выступающей части холма, Остин про­бежался пальцами по блестящей поверхности. Потом немно­го отодвинулся и большим лезвием складного ножа сковыр­нул камень. Откололся тонкий слой величиной примерно с ладонь. Остин внимательно изучил его и, широко улыбнув­шись, передал Завале.

—    Краска, — удивленно произнес тот. Взглянув на обна­женный участок холма, Завала сказал: — Листовое железо и заклепки. Кто-то постарался, маскируя эту штуковину.

Отступив на несколько шагов, Остин взглянул на верши­ну холма.

—Помнишь, старик Тинук говорил о базе аэростатов? Мо­жет, под холмом — ангар?

—Тогда наша версия о том, что военные заняли суще­ствующую базу, подтверждается. Другой вопрос: как попасть внутрь?

—Скажи: «Сезам, откройся» — и надейся на лучшее.

Отступив, Завала прокричал знаменитую формулу из сказ­ки про Али-Бабу и сорок разбойников. Когда Заклинание не сработало, он повторил его на испанском. Тот же эффект.

—Еще волшебные слова знаешь? — спросил он у Остина.

—Ты только что исчерпал и мой репертуар тоже.

Напарники обошли холм кругом. Тут и там из-под слоя вечной мерзлоты выглядывали основания небольших постро­ек — наверное, ангаров из гофрированного железа. В болоти­стой части нашлись горы ржавых консервных банок и битого стекла и ничего, что походило бы на вход.

Впрочем, Завала буквально наткнулся на него.

Остин опередил напарника на несколько шагов, как вдруг из-за спины раздался крик. Остин немедленно обернулся — Завалы нигде не было видно, будто вечная мерзлота прогло­тила его. Словно в подтверждение этой догадки, из-под земли долетел бестелесный голос Завалы: латинос ругался на язы­ке предков. Осторожно вернувшись по собственному следу, Курт увидел люк — он прошел мимо, даже не заметив отвер­стия, замаскированного растительностью.

—Ты не ранен? — позвал Остин вниз.

Послышалось бормотание.

—Нет, я приземлился на кучу травы и листьев. Спускай­ся, тут лестница.

Остин присоединился к напарнику в яме глубиной футов восемь. Завала стоял у приоткрытой двери, густо усеянной заклепками.

—Постой, я угадаю, — попросил Остин. — И в это гнез­дышко тебя привел инстинкт. А, птица Джо?

—    Есть другие версии?

Остин достал из рюкзака небольшой, но мощный галоген­ный фонарик. Пройдя вперед Завалы, он приложился плечом к двери — и та со скрипом поддалась. В лицо ударил поток холодного, зловонного воздуха, словно напарники приблизи­лись к отдушине в стене склепа. Луч тусклого света выхватил из темноты бетонные стены и потолок, которые ничуть не за­щищали от наружного холода. Напротив, внутри он казался только крепче. Плотнее запахнувшись в куртки, напарники двинулись вперед по коридору.

В обе стороны из главного прохода вели двери. Посветив в проемы фонариком, Остин и Завала увидели ржавеющие остовы кроватей. Значит, эту часть использовали под казар­мы. Дальше обнаружились кухня и кладовая. Последней на­шлась радиорубка.

—    Они бросили бункер в спешке, — заметил Завала. На полу валялись осколки вакуумных трубок и обломки кожу­хов рации, будто кто-то разворотил оборудование кувалдой.

Следуя дальше по коридору, напарники обнаружили в полу большой квадратный люк. Прикрывавшая его решетка давно сгнила. Посветив в глубокую шахту, Остин сказал:

—    Канал вентиляции или обогрева?

—    Кларенс Тинук что-то говорил про мины, — припомнил Завала.

—    Будем надеяться, что солдаты наврали старику, лишь бы отпугнуть рыбаков и охотников. Может, они и вовсе о подзем­ных взрывах предупреждали.

—    Вот теперь я точно боюсь.

Коридор закончился короткой лестницей, в конце ее стояла следующая металлическая дверь. Похоже, спуск в ангар. Все еще не уверенный по поводу ловушек, оставленных военны­ми, Остин глубоко вдохнул и открыл дверь. Вошел. Перемену в воздухе он ощутил сразу: холод здесь кусал не так сильно, как в бетонном бункере; застоявшийся воздух полнился аро­матами масла, солярки и нагретого металла.

Справа на стене имелся рубильник, трафаретная надпись над котором сообщала: «Генератор». Остин кивнул Завале, и тот рванул рубильник вниз. Вначале ничего не произошло, потом щелкнуло и несколько раз хлопнуло. Ожил неохотно мотор, на потолке тускло засветились лампы. Вот они разго­релись ярче, озаряя сводчатый потолок искусственной пеще­ры. Пораженный Завала не знал, что сказать. На центральном подиуме стояло нечто, похожее на чернокрылого мстителя из северных мифов.

Завала обошел судно в форме восточного клинка и береж­но коснулся направленного вниз вертикального плавника на задней части фюзеляжа.

—Красота, — произнес он, словно говоря о женщине. — Я столько читал о них, видел на фотографиях, но даже поду­мать не мог, что в жизни они такие величественные.

Подойдя и встав рядом, Остин окинул взглядом изгиб алю­миниевого крыла.

—Мы либо в пещере Бэтмена, либо нашли наконец про­павший самолет-призрак.

Завала прошел под фюзеляжем.

—Я читал про конструкцию «летающего крыла». Эти плав­ники добавили позже, когда с пропеллерных движков перешли на реактивные. Размах крыла примерно сто семьдесят футов.

—Половина длины футбольного поля, — прикинул Остин.

Завала кивнул.

—От хвоста до носа всего полсотни футов, но в свое вре­мя это был самый крупный самолет. Взгляни на двигатели. В оригинале все восемь встраивались прямо в фюзеляж. Эти два перенесли под крыло, чтобы расширить объем баков. Все, как ты говорил: конструкторы хотели увеличить дальность полета.

Напарники прошли вперед. С этого ракурса обтекаемый черный корпус выглядел еще более впечатляюще. Самолет ве­сом в две тысячи тонн вполне элегантно стоял на трех шасси.

—Джек Нортроп постарался на славу, когда проектировал эту красавицу, — признал Остин.

—    Это точно. Взгляни на силуэт: он такой обтекаемый, что лучам радара просто не от чего отражаться. Его даже по­красили в черный, как настоящий самолет «стелс». Зайдем внутрь? — загорелся Завала.

По лестнице и через люк в днище они поднялись на корот­кий пандус и по нему прошли в кабину пилота. Та — как и остальные элементы — имела своеобразную конструкцию. За­вала, усевшись во вращающееся кресло, приподнял его фута на четыре. Когда голова его оказалась внутри плексигласово­го фонаря слева от оси крыла, он огляделся. Между местами пилота и его помощника располагалась обычная приборная панель; сверху — как и в любом гидросамолете — нависали регуляторы скорости и подачи топлива.

—    Обзор просто супер, — сказал Завала. — Прямо как в ис­требителе.

Остин сел в кресло второго пилота и выглянул наружу че­рез прозрачные панели в носке крыла. Пока напарник изу­чал устройство управления, Остин решил осмотреться. Фу­тах в десяти за креслом второго пилота располагалось ра­бочее место бортинженера: сидя лицом к хвосту, он должен был следить за показаниями внушительного количества при­боров. Странный дизайн. Впрочем, тут же имелись и неболь­шая спальня, и кухня; высота потолка позволяла выпрямиться в полный рост. Все говорило о том, что самолет проектирова­ли для дальних перелетов. Опустившись в кресло бомбардира, Остин выглянул в окно и попытался представить внизу голый сибирский пейзаж. Потом он прошел в бомбоотсек. Когда вер­нулся в кабину, Завала все еще сидел за штурвалом.

—    Нашел что-нибудь? — спросил он.

—    Ничего, — ответил Курт. — Бомбоотсек пуст.

—    Анасазиевых бомб нет?

—    Я даже бутылки с водой не заметил. — Остин улыбнул­ся. — Что, по уши влюбился в эту старушку, а?

Завала похотливо ухмыльнулся.

—    Любовь с первого взгляда. Я всегда нравился женщинам в возрасте. Сейчас кое-что покажу, в этой крошке все еще те­плится жизнь.

Он пробежался пальцами по приборной панели, и та осве­тилась красными огоньками.

—    Самолет заправлен и готов к вылету, — пораженно за­метил Остин.

Завала кивнул.

—    Он, должно быть, подключен к генератору. И почему бы этой красотуле не взлететь? В ангаре сухо и прохладно. Сол­даты, покидая базу, оставили эту машинку в идеальном со­стоянии.

—    Кстати, о базе. Идем, осмотримся.

Завала неохотно вылез из кресла. Покинув самолет, на­парники обошли ангар по периметру. Гидравлические лиф­ты, проверочное оборудование, шланги для подачи масла и го­рючего — помещение обустроили явно из расчета на быстрое и эффективное обслуживание самолета. Завала восхищенно уставился на стену, увешанную инструментами — чистыми, словно хирургические.

Заглянув в кладовую, Остин позвал напарника. Помеще­ние от пола до потолка было забито блестящими цилиндра­ми, близнецами того, что они выловили в лагуне близ пекар­ной фабрики. Остин осторожно взял один цилиндрик и взве­сил его на ладони.

—    Этот потяжелее того, что лежит у меня в кабинете.

—    Внутри — анасазий?

—    Вот и у птицы Курта инстинкты пробудились. — Остин улыбнулся. — Признай, мы нашли то, что искали.

—    Сложно не согласиться. Понятно и то, почему Мартин влюбился в самолет.

—    Надеюсь, твое влечение не роковое. Давай подумаем, что делать дальше.

Завала на глаз прикинул количество цилиндрических кон­тейнеров.

—    Все это мы на самолете не вывезем.

—    День выдался долгий, — произнес Остин. — Вернемся пока в Ном. Оттуда можем вызвать подкрепление. Да, и я по­ка не спятил, выбираться из ангара известным путем не хочу. Поищем дверь?

Напарники обошли самолет спереди — нос его смотрел точ­но на широкую стену, за которой находилась взлетно-поса­дочная полоса. Они попробовали вручную открыть дверь, но та не поддалась. Оставалась, собственно, дверь для самолета, поднимавшаяся и опускавшаяся подобно гаражной. Остин на­шел на стене рубильник, помеченный соответствующим мар­кером, и — воодушевленный успехом с генератором — потя­нул за него. Зарычали моторы, заскрежетало и заскрипело. Растения снаружи до последнего сопротивлялись, однако тех­ника наконец взяла верх, и дверь ангара поднялась до упора.

Полуночное солнце практически ушло за горизонт, оза­ряя тундру свинцовым светом. Напарники вышли и оберну­лись на странный самолет в норе, как окрестил его отец Баз- за Мартина.

В этот момент позади раздалось тарахтение — это спускал­ся с неба, словно хищная птица, вертолет. Пролетев над гидро­самолетом, он завис на месте и развернулся на сто восемьдесят градусов. В носовой его части сверкнула вспышка, и самолет Остина и Завалы исчез в ревущем желто-красном пламени. В небо устремился столб черного дыма, и тундра на сотни яр­дов озарилась светом этакого погребального костра.

—    Плакал наш задаток в прокате самолетов, — произнес Завала.

Покончив с одним делом, вертолет полетел к ангару. Пора­женные Остин и Завала внезапно осознали опасность своего положения и устремились обратно к открытой двери. Гели­коптер, мчась следом, палил из скорострельных пушек — пу­ли вырывали из земли фонтанчики воды и грязи.

Нырнув внутрь, Остин дернул за рубильник, и дверь мед­ленно поползла вниз. Вновь зарычали моторы, заскрежетал металл о металл. Вертолет тем временем приземлился ярдах в двухстах, из него выгрузились наемники в темно-зеленой форме. Вооруженные автоматическим оружием, они побежа­ли в сторону ангара.

К несчастью, оружие Завалы осталось в гидросамолете. Остин же, достав револьвер, сделал пару предупредитель­ных выстрелов по наемникам. Вот наконец дверь закрылась, и стрельба снаружи сделалась едва слышной.

—    Надо бы запереть черный ход на засов, — сказал Остин и помчался к двери, через которую они проникли в ангар.

Напарники выбежали в коридор. Засов проржавел, и запе­реть на него дверь не получалось. Тогда Остин и Завала, пона­деявшись, что тупость наемников равна их отваге, прикрыли матрасом из казармы люк в шахту. Получилась импровизи­рованная ловушка. Затем они заперлись в ангаре. Стояла ти­шина, но иллюзий по поводу безопасности никто не испыты­вал: наемники не хотят повредить «летающее крыло», однако грамотный выстрел из ракетницы или подрыв кумулятивным зарядом вскроет ангар, как консервную банку.

—    Кто это на нас напал? — запыхавшись, произнес Завала.

Снаружи по двери принялись колотить, словно проверяя

ее на прочность. Кораллово-зеленые глаза Остина пробежа­лись по стенам.

—    Если не ошибаюсь, мы это выясним.

ГЛАВА 31

О начале штурма возвестил оглуши­тельный взрыв. Грохот отразился от каждого квадратного дюйма стен, словно ангар был одним большим колоколом. Из дыры в переднем склоне «холма» посыпались куски оплавленного металла и комья опаленной земли и растений. Внутрь хлынул дневной свет. Правда, тол­стая прослойка из зелени и почвы смягчила ударную и те­пловую волну.

Посмотрев на отверстие, Остин заметил:

—    Они берут высоко, чтобы не повредить самолет. И на­верное, хотят запугать нас.

—    У них получается, — ответил Завала. — Я напуган.

Судя по виду, Джо приврал. Если бы он так легко поддавал­ся панике, то давно бы уволился из Команды особого назна­чения НУМА. Спокойным взглядом латинос обшарил ангар, ища что-нибудь, что дало бы хоть минимальное преимущество.

Не успели стихнуть отголоски взрыва, как в заднюю дверь ангара принялись колотить.

—    Не помогла ловушка-то, — сказал Остин.

Обежав самолет сзади, напарники перетащили к двери все, что могли: ящики с инструментами, лавки, шкафы. Импрови­зированная баррикада лишь ненадолго сдержит наемников, в конце концов, главный удар они сосредоточили на передней двери ангара. Проходя под фюзеляжем «летающего крыла», Завала обратил внимание на сопла движков, похожих на жер­ла пушек. Завала ухватил напарника за руку.

—    Курт, смотри, эти сопла направлены как раз на заднюю дверь. Если сумеем завести двигатели, то окажем гостям те­плый прием.

Остин, словно позабыв про мерные удары в заднюю дверь, прошел под фюзеляжем и встал перед самолетом. Уперев ру­ки в бока, он посмотрел на кабину.

—    Даже если вырвемся наружу, идти нам некуда. Есть идея получше, — задумчиво произнес он.

Работая с Остином, Завала научился думать почти так же неординарно, как и его напарник. Подхватив ход мысли, он ответил:

—    Ты шутишь.

Остин посмотрел на него как никогда серьезным взглядом.

—    Ты же сказал: системы работают. Если заведем двигате­ли, то незачем, думаю, тратить горючее на шашлык из плохи- шей. Лучше оставить их с носом. А? — Уловив блеск в глазах напарника, Остин добавил: — У тебя ведь руки чешутся. Хо­чешь полетать на этой штуковине.

—    Слишком много условий. Вдруг двигатели не заведутся или топливо выдохлось... — Завала перечислил еще несколь­ко нежелательных моментов, однако уголки его губ тянулись кверху. Завала уже отверг возможность неудачи. Остин не прогадал, поставив на любовь напарника управлять всем, что летает.

—    Придется нелегко, это правда. Вон на тех тележках, ду­маю, самолет выводили на полосу для разгона. Такой роско­ши мы лишены, так что с самого разбега и начнем.

—    Повезет, если вообще начнем. Движки не заводились лет пятьдесят, — ответил Завала.

—    Вспомни момент из фильма Вуди Аллена, когда «Фолькс­ваген» заводится после нескольких веков, проведенных в пе­щере. Раз плюнуть...

Завала усмехнулся.

—    Это тебе не «Фольксваген», — возразил он. Хотя было видно: для него завести самолет — уже не вопрос жизни и смерти. Это вопрос чести, вызов. — Сначала надо накачать колеса шасси, они совсем сдулись.

—    Я видел где-то насосы, но времени почти не осталось.

—    Начнем с внешних колес на крыльях и с носового шас­си. Потом, если успеем — займемся внутренними.

Быстро размотав шланг, они принялись нагонять воздух в колеса. Частота сердцебиения сравнялась с тактовой часто­той компрессора. Остановив накачку, Остин прислушался: за­дняя дверь стояла на месте, неповрежденная, хотя ломиться в нее перестали. Странно это. Странно и нехорошо. Вполне воз­можно, наемники готовятся взорвать дверь. Впрочем, как сле­дует встревожиться Курту не дали — наверху прогремел оче­редной взрыв, и Остина с Завалой швырнуло на промаслен­ный бетонный пол. Вторым выстрелом наемники попытались расширить первое отверстие. Под потолком клубился дым от спаленных растений.

—    Время вышло! — прокричал Остин. — Надуем колеса на заправке. Оставь люк открытым. Когда двигатели прогреют­ся, я побегу к нему. Пока дверь ангара открывается, я успею сесть в самолет.

—    Не забудь отрубить нас от шнуров питания, — напомнил Завала и забрался в люк.

Остин занял место у рубильника. Да, расклад против них, но американская военная техника — это вам не просто так. При удаче вывезет.

Усевшись в высокое кресло пилота, Завала оглядел прибор­ную панель — и та расплылась у него перед глазами. Учить­ся придется на ходу. Моргнув несколько раз, Завала рассла­бился и постарался вызвать в памяти опыт управления «Ка­талиной». Заставив себя не смотреть на все показатели разом, он запустил проверку систем. Все работает, все хорошо. На осевой панели размещались радио, спидометр и счетчик го­рючего. Пальцы сами пробежались по нужным переключате­лям, и экраны приборов зажглись, подобно электрическому бильярду.

Перестав дышать, Завала по очереди включил зажигание каждого двигателя. Турбины гортанно взревели, постепенно переходя на высокий гул. Обрадованный, Хосе махнул рукой Остину — тот махнул в ответ.

Завала пересел в кресло второго пилота и отрегулировал подачу топлива. Курт рванул рубильник — в узкую щель под дверью полился дневной свет. Остин нырнул под корпус са­молета и вырвал из гнезда шнур питания. Затем схватил при­готовленную заранее кувалду и выбил ею клинья из-под колес шасси. Задыхаясь от дыма, влез в люк и задраил его за собой.

Струи горячего воздуха из сопл расплавили или просто разметали по ангару все, что не было приколочено к полу. От гула прерывался поток мыслей; жар и дым наполнили по­мещение.

Рухнув в кресло второго пилота, Остин выпалил:

—    Дама в твоем распоряжении, приятель.

Завала показал ему поднятый большой палец.

—    Она слегка чудит, но для старой девы держится неплохо.

Глядя неотрывно на поднимающуюся дверь ангара, Завала удерживал тормоза и постепенно прибавлял газу. Будь у него полная команда, он доверил бы бортинженеру предупредить, когда двигатели наберут нужную мощь. А так приходилось полагаться исключительно на опыт и слух. Различить, как ра­ботает каждая турбина по отдельности, он не мог. Впрочем, гул стоял ровный, и это радовало.

Замерев на секунду, дверь наконец поднялась до конца, и Завала отпустил рычаг тормоза. Самолет рванул вперед. Давя плавно на газ и отдаваясь во власть чудовищной силы восьми реактивных движков, Завала издал вопль восставшего раба... который быстро смолк.

Прямо на пути разгона стоял давешний зеленый вертолет.

Выпустив по ангару вторую ракету, геликоптер приземлил­ся примерно в полумиле от места действия. Наемники как раз готовились к штурму, когда изнутри — подобно исполинской черной птице из яйца — вырвалось «летающее крыло». Удив­ление наемников быстро перешло в испуг, и они бросились в стороны, как листья на ветру.

Пилот вертолета стоял, привалившись к борту машины, и курил. Завидев несущийся на него бомбардировщик, он прыг­нул в кабину, и тут же перед ним встал выбор: остаться на ме­сте и погибнуть; открыть огонь по «летающему крылу» в на­дежде, что пули и ракеты пробьют обтекаемый фюзеляж... или самому рвануть в небо.

Послышался дробный стук, будто в обшивку самолета бил­ся клювом дятел-переросток. Завала, решивший, что отвали­вается турбина, немного успокоился после фразы Остина:

—    По нам стреляют! Ты взлетать будешь или так и прое­дем всю дорогу до Нома?

Из-за необычного расположения приборной панели, За­вала не мог разом уследить за всеми показаниями. Поэтому он просто нацелился на вертолет и крикнул Остину — чтобы предупредил, когда «крыло» достигнет воздушной скорости.

—    Сорок! — выкрикнул Остин.

Надо же, как быстро разогнались. И это несмотря на боль­шую массу и частично сдутые шасси. А чтобы нос не задирал­ся, приходилось крепко держать штурвал.

—    Шестьдесят!

Вот шасси вошли в воду мелкого озера, однако скорость продолжала расти.

—    Восемьдесят!

Завала и сам заметил, как легко стало держать штурвал. Значит, самолет готов оторваться.

—    Сотня!

Сосчитав до десяти, Завала потянул ручки управления на себя. И он, и Остин чуть не продавили пол ногами, нажимая изо всех сил на воображаемые педали газа. Гигантский само­лет буквально подпрыгнул в воздух. Геликоптер они смели бы, однако сейчас — когда «летающее крыло» поднималось под углом, — Завала потерял противника из виду.

Пилот наемников принял наконец решение... и жестоко ошибся. Он думал, что похожая на летучую мышь махина ударит по нему еще на земле, и начал взлет — одновременно с «летающим крылом».

Со своего места Остин успел заметить, как зеленая «стре­коза» поднимается прямо им навстречу. Завала, не зная об угрозе столкновения, полностью сосредоточился на взлете. Глядя на показания приборов, он понял: шасси не успеют убраться — при такой скорости они, сконструированные для винтовых самолетов, лишатся колес. Этот недостаток Завала компенсировал тем, что начал убирать шасси на высоте в не­сколько сот футов, взлетая под очень крутым углом.

Необычный маневр спас от удара о вертолет корпусом, и только стойки шасси с ужасающим скрежетом врезались в пропеллер. Лишенный винта, вертолет на секунду как будто завис в воздухе — и ухнул на землю, где превратился в реву­щий огненный шар. «Крыло» слегка задело ударной волной, но Завала справился с управлением и выровнял самолет на высоте в пять сотен футов.

Только тут он понял, что не дышит. Сделал несколько бы­стрых вдохов; голова закружилась. Остин попросил осмотреть корпус снаружи, что Завала и сделал: сквозь фонарь оглядел изрешеченный пулями фюзеляж, увидел, как отрываются ку­ски алюминия и начинает дымиться второй двигатель.

—Наша птаха напоминает швейцарский сыр, но держит­ся отлично.

Взяв курс на окрестности Нома, Завала продолжал дер­жаться на высоте в несколько тысяч футов. Смысла идти даль­ше не было. И вдруг он расхохотался.

—Что смешного, compadre[123]? — спросил Остин, пытавший­ся настроить радио.

—Представил лица людей, когда мы приведем в ближай­ший аэропорт продырявленный «стелс»-бомбардировщик по­лувековой давности.

—Что такого? Скажем, дескать, вылетели по заданию во время войны, и нас похитили пришельцы.

Завала покачал головой.

—    В твою историю не поверят, как не поверят и в правду.

Появление изрешеченного пулями «летающего крыла» стало самым большим событием в жизни номцев. Молва о странном самолете, который без шасси приземлился на пен­ное полотно, разнеслась по округе с быстротой лесного пожа­ра. Только ленивый не прибежал посмотреть на чудо с небес. Из аэропорта Остин позвонил Сандекеру и запросил сило­вую поддержку. Шеф, связавшись с Пентагоном, узнал: не­далеко от Анкориджа, на военно-воздушной базе «Элендорф» как раз проводит маневры группа спецназа. Ей сразу прика­зали отправляться в Ном. Остин посовещался с командира­ми, и решено было выслать к секретному ангару передовой отряд на вертолете.

Забавное получилось совпадение: Остин и Завала верну­лись к брошенной базе дирижаблей на вертолете «Пейв хоук». Точно такие «стрекозы» шестидесятичетырехфутовой длины патрулируют Зону 51, закрытую территорию, где — по словам верящих в НЛО — хранятся останки пришельцев и их кора­бля, разбившегося в Розуэлле. Чтобы не попасться на рада­ры, пилот провел машину низко на скорости полторы сотни миль в час. Достиг базы и пролетел над затопленной взлетно- посадочной полосой, сканируя участок датчиками движения и вибрации. Не обнаружив признаков жизни, он описал над территорией широкий круг.

На борту был экипаж из трех человек, плюс команда: во­семь тяжеловооруженных спецназовцев и двое гражданских. Остин и Завала всматривались в небо. Долго ждать не при­шлось: со стороны моря появился самолет с неподвижным крылом; пролетая над базой, четырехмоторный турбовинто­вой «Комбат тэлон», специально созданный для высадки де­санта, сбросил на низкие холмы несколько темных объектов. Спустя пару секунд в небе раскрылось двадцать шесть пара­шютов — десантники приземлились позади ангара.

Вертолет продолжал кружить над базой. Парашютисты пошли как первая волна атаки — если они встретят ожесто­ченное сопротивление, то вертолет ударит по врагу с возду­ха из сдвоенных пушек калибра 7,62 миллиметра и высадит группу поддержки.

В напряженном ожидании прошло несколько минут. За­тем в наушниках прозвучал искаженный статикой голос ко­мандира группы:

—Чисто. Можно входить.

«Хоук» опустился прямо на искореженные и почерневшие обломки полозьев и фюзеляжа зеленого вертолета, напротив двери ангара — раскрытой, словно рот пациента на приеме у дантиста. Группа затянутых в камуфляж и вооруженных штурмовыми винтовками «М-16А1» и ручными гранатомета­ми бойцов (каждый — неудержимая машина смерти) охраня­ла подступы к ангару, пока вторая группа исследовала его вну­тренности. Едва шасси вертолета коснулись земли, из обоих боковых люков выпрыгнули спецназовцы, которые сразу по­спешили к товарищам.

Последними из вертолета вышли агенты НУМА. Без «ле­тающего крыла» ангар смотрелся еще крупнее; всюду лежал опаленный мусор. Задняя стена, принявшая на себя выхлоп из сопл при старте, почернела и лишилась краски. Мимо об­ломков Остин и Завала направились прямиком в кладовую. Дверь была открыта, канистры исчезли.

—Пусто, как в бутылке текилы воскресным утром, — за­метил Завала.

—Этого я и боялся. Должно быть, наемников подобрал другой вертолет.

Они вышли наружу, подальше от запаха гари и дыма. Де­сантный самолет отыскал достаточно ровный участок земли и заходил на посадку где-то в четверти мили от ангара. Остин и Завала подошли к обломкам первого вертолета наемников, надеясь отыскать среди них хоть какую-то зацепку. Внутри искореженного корпуса обнаружились обугленные трупы. К Остину и Завале присоединился командир первой группы спецназа — поздоровался и пожал им руки.

—    Я так и не понял, чего ради нас дернули, — сказал он и ткнул пальцем в обломки. — Вы, парни, и так хорошо справ­ляетесь.

—    Не хотелось рисковать, — ответил Остин.

Офицер широко улыбнулся.

—    Тут глухо, как в бочке. По вашему совету мы обыскали бункер. В колодце нашли пару трупов. Знаете, откуда они?

Остин и Завала удивленно переглянулись.

—    Мы с Джо устроили ловушку. Вот уж не думали, что сработает.

—    О, еще как сработала. Напомните, чтобы я стучался пе­ред тем, как войти к вам с черного хода.

—    Напомню. Простите, что напрасно вас потревожили, — произнес Остин.

—    Осторожность лишней не бывает. Слыхали про Атту и Киску?

Остин кивнул. Он знал историю о битве за два алеутских острова: потеряв огромное количество людей в боях с япон­цами на Атту, американские войска выдвинулись на Киску... и никого там не застали. Японцы покинули базу накануне ре­шающей атаки.

—    Вот и здесь так: цыплята оставили курятник.

Оглядев еще раз обгорелые обломки вертолета, офицер ти­хо присвистнул.

—    Я бы сказал, вы подрезали им крылышки.

Остин покачал головой.

—    К несчастью, они успели прихватить содержимое кладов­ки. И все равно, еще раз спасибо за помощь, майор.

—    Да не за что. Учения — дело хорошее, но надо ребят и на живое дело выгонять.

—    Попробую как-нибудь устроить для вас еще одну вы­лазку.

Офицер улыбнулся одними губами.

—    Судя по тому, что вы привели с собой в Ном целый ста­ринный бомбардировщик, я понимаю: вы человек слова.

Свернув операцию, майор предложил Остину и Завале подбросить их до базы «Элендорф» — напарники отказывать­ся не стали. С базы можно легко вернуться в Вашингтон. Ког­да вертолет спецназа сел для дозаправки в Номе, Завала ре­шил воспользоваться своей харизмой и внушительным бан­ковским счетом НУМА, дабы задобрить владельца прокатной фирмы. Пообещав купить ему новый самолет взамен уничто­женного, Завала покинул офис... и увидел, как навстречу идет до жути серьезный Остин. Он вручил напарнику лист бума­ги с посланием.

—    Только что пришло.

Завала прочел факс из офиса НУМА:

Гаме и Франсишку похитили. Пол ранен. Немедленно воз­вращайтесь. С.

Поняв друг друга без слов, напарники рванули по площад­ке к вертолету.

ГЛАВА 32

Лежа на больничной койке, с забин­тованным лицом и грудью, Пол Траут тихонько проклинал себя за невнимательность. В джун­глях, когда они с Гаме удирали от охотников за головами, их инстинкты работали на пределе. Здесь же, в такназываемом цивилизованном мире, сытая жизнь притупила бдительность. Пол и помыслить не мог, что из припаркованного через до­рогу фургона за ними следят куда более жестокие люди, чем лесные дикари.

Надпись «Муниципальная служба округа Колумбия» на борту фургона еще не высохла. Внутри, склонившись над пультом новейшего следящего оборудования, сидели братья Краджик. Нелегко им давался шпионаж; в Боснии они при­выкли к простой и грубой работе. Выбирали жертву наугад, затем, прихватив бригаду из полувоенных формирований, на грузовых машинах подъезжали посреди ночи к дому. Выбив дверь, выдергивали перепуганных насмерть жильцов из кро­ватей. Мужчин сразу отводили в сторону и расстреливали, женщин насиловали, дом методично обыскивали и грабили.

Проникнуть в жилище Траутов оказалось задачкой ино­го рода. Во-первых, особняк стоял на задней улице, но мимо постоянно проходило много народу и проезжало немало ма­шин. Во-вторых, после возвращения Траутов с Франсишкой Кабрал их резиденцию буквально оккупировали журналисты и репортеры. По каналу Си-эн-эн передали животрепещущую историю о побеге двух ученых-океанографов и «белой боги­ни» от кровожадных каннибалов, и у порога Траутов собра­лись представители «Нью-Йорк пост», «Таймс», телевидения и нескольких сомнительных таблоидов.

Гаме и Пол по очереди вежливо отказывали в интервью: мол, им надо как следует отдохнуть. Скоро состоится пресс- конференция в штабе НУМА, а пока за информацией можно обращаться в пресс-службу агентства. Фотографы щелкали их дом, операторы снимали репортеров на фоне того же фасада. Постепенно интерес к Траутам иссяк, и новости, которые так любят люди по всему миру, наполнились репортажами куда более мрачного характера.

Пол у себя в кабинете писал отчет для агентства, а Гаме с Франсишкой внизу обсуждали, как бы поскорее оживить проект по опреснению. Стоило Франсишке заикнуться, что она не торопится домой в Сан-Пауло, как Трауты предложи­ли ей убежище от армии работников СМИ. В дверь позвони­ли, и Гаме тяжело вздохнула. Сегодня ее очередь отвечать на расспросы представителей «четвертой власти». Самые настой­чивые из них — телевизионщики. Страхи Гаме оправдались, на пороге ее ждали трое: один с блокнотом, второй с камерой на плече, третий — с лампой заливающего света и металличе­ским чемоданчиком.

Поборов импульс послать их куда подальше, Гаме выдави­ла улыбку и напомнила:

—          Вы, похоже, не слышали, что завтра состоится пресс-конференция?

—    Простите, — извинился репортер. — Никто нам не сказал.

Странно. Ребята из протокольного отдела НУМА имеют выход на все новостные каналы и вовремя оповещают их, ес­ли есть материал для захватывающего репортажа. Этот же тип нисколько не походил на опрятного и симпатичного мальчи­ка, каких обычно берут в репортеры: низкий, плотный, стри­женный «под ежик». Тип улыбался, однако выражение лица его оставалось хищным и жестким. И потом, с каких пор ве­сти репортажи берут людей с жутким восточноевропейским акцентом? Гаме глянула ему за плечо, надеясь увидеть фур­гон со спутниковой тарелкой, но заметила только микроавто­бус с маркером муниципальной службы.

—    Извините, — сказала Гаме и попыталась закрыть дверь.

Улыбка исчезла с лица незнакомца, и он подставил ногу. Пораженная, Гаме быстро опомнилась и с силой надавила на дверь. Незнакомец поморщился от боли. Гаме уже пригото­вилась ударить его по лицу, но тут двое сообщников «репор­тера» навалились на дверь, и Гаме упала на колени. Она бы­стро встала на ноги, да только бежать было поздно — в ли­цо ей смотрело дуло пистолета. «Оператор» отложил камеру и, схватив Гаме за горло с ужасающей силой, швырнул ее на стену, так что упало и разбилось позолоченное зеркало девят­надцатого века.

Гаме охватил гнев. Зеркало стоило нескольких недель бе­готни и тысяч долларов. Позабыв страх, она коленом ударила мужчину в пах. Тот на мгновение ослабил хватку и испепеля- юще зыркнул на Гаме. Она уже приготовилась к худшему, од­нако окрик «репортера» остановил неизбежное. «Оператор» провел большим пальцем по горлу. Гаме только и могла, что злобно смотреть на обидчика — предупреждающий жест она поняла безошибочно. Если придется, незваные гости, не раз­думывая, перережут ей горло.

Чутье не обмануло. Обычно братья Краджик работали вдвоем; правда, время от времени им требовалась помощь со­отечественников. Когда Брунгильда Сигурд забирала их из Боснии, близнецы настояли, чтобы с ними выехали самые вер­ные и хладнокровные сообщники. Вместе военные преступ­ники называли себя «Грязная дюжина» в честь одноименного фильма. Правда, киношные негодяи по сравнению с босний­цами выглядели сущими бойскаутами. Дюжина убила, запытала, искалечила и изнасиловала сотни невинных жертв. Ее члены скрывались по всему миру, но могли собраться по пер­вому зову за несколько часов. Присягнув на верность «Гокстаду», они выполняли свою работу с неукротимым энтузиазмом.

Услышав грохот, из кабинета в прихожую вышла Франсишка. Мужчина в костюме выкрикнул команду, и — не успе­ла доктор Кабрал пошевелиться, как ее схватили и прижали к стене рядом с Гаме. Мужчина с чемоданчиком открыл его и достал два чешских пистолета-пулемета «скорпион». «Репор­тер» открыл входную дверь, и через порог переступил настоя­щий тролль: крепыш, одетый — несмотря на теплую погоду — в длиннополую куртку из черной кожи, черную водолазку, слаксы того же цвета и вязаную шапочку военного образца.

Оценив ситуацию, он сказал что-то, видимо, очень прият­ное его товарищам — те сразу заулыбались. Гаме успела поез­дить по миру и узнала сербохорватский язык. Великан прола­ял команду, и один из его подельников, вооруженный «скор­пионом», пошел в глубь дома по коридору. Уперев в плечо складной приклад, он по очереди осторожно заглянул в каж­дую комнату на первом этаже. Его напарник тем временем поднялся по лестнице на второй.

Затянутый в кожу урод подошел к Гаме и, глянув на оскол­ки зеркала, произнес:

—    Семь лет удачи не видать. — Он обнажил в улыбке зу­бы, которые словно отлили в кузнице.

—    Вы кто такие? — спросила Гаме.

Пропустив вопрос мимо ушей, урод поинтересовался:

—    Муж где?

Гаме честно ответила, что не знает. Крепыш загадочно кив­нул, будто пронюхал о чем-то ей неизвестном. Потом развер­нул ее лицом к стене. Девушка ждала удара в затылок или пу­ли в спину, однако ощутила лишь укол в правую руку. Под­кожная инъекция. Сволочи! Гаме успела заметить, как тот же препарат вкололи Франсишке, хотела помочь ей... а рука не по­слушалась. Онемение быстро распространилось по всему те­лу. Коридор завращался, и Гаме словно провалилась в бездну.

Услышав шум из коридора, Пол вышел на лестницу — и заметил, как Гаме прижали к стенке. Он уже хотел метнуться вниз, но тут в дом вошел урод в кожаной куртке. Тогда Пол отступил в кабинет и хотел позвонить кому-нибудь. Услышав в трубке странную тишину, понял: провода перерезаны, дом остался без связи. По узкой запасной лестнице Пол спустил­ся в кухню и хотел пройти в рабочий кабинет на первом эта­же, где хранился револьвер. Единственный путь туда лежал через коридор. Выглянув в него, Пол заметил двоих: один ры­скал по комнатам, второй поднимался по лестнице.

Пол нырнул обратно в кухню, поискал взглядом оружие. Ножи? Ответ очевидный, однако придется повозиться, да и против автоматического оружия нож — не лучшее средство. И потом, завалишь одного — на шум тут же прибегут другие и расстреляют. Нет, нужно выбрать такое место, где можно устранить врага без лишней возни. Последний раз Гаме и Пол вбухали в ремонт кухни годовое жалованье: установили плиту ресторанного типа, дубовые шкафы. Самым крупным приоб­ретением стал встроенный холодильник, такой высокий, что даже Пол в нем помещался.

За неимением альтернативы он юркнул в холодильник, оставив дверь приоткрытой на шесть дюймов. Выкрутил лам­почку, положил ее у самой дверцы и вжался рядом в углу­бление. Как раз вовремя: в кухню вошел мужчина с оружием наготове. Остановившись, он осмотрелся. Приоткрытая двер­ца холодильника, естественно, привлекла внимание. Подойдя, наемник локтем распахнул дверцу — лампочка покатилась по полу. Он обернулся, отведя ствол пистолет-пулемета... и тут же ему на голову словно рухнула крыша. Колени подогнулись, и наемник свалился без чувств.

Отложив кусок замороженной ветчины по-вирджински, Пол подобрал оружие поверженного противника и вышел из кухни. Так, теперь надо позаботиться о женщинах. У лестни­цы на второй этаж Пол услышал, как в кабинете расхажива­ет еще один наемник. Им Пол займется позже, когда освобо­дит Гаме и Франсишку. Он осторожно выглянул в коридор. «Скорпион» давал ему лишь относительное преимущество: начнется беспорядочная пальба — и может зацепить женщин.

В коридоре двое склонились над неподвижными телами Гаме и Франсишки. Позабыв осторожность и все внимание направив вперед, Пол шагнул к захватчикам. И совсем не за­метил, как ему зашли за спину.

Ощутив, как холодная сталь вонзилась между ребер, Пол обернулся. Ноги его обратились в желе, и он рухнул лицом на коврик, сломав себе нос.

Мело караулил черный ход и заметил Пола, выходящего из холодильника. Сейчас, глядя, как под ним растекается лу­жа крови, Мело перешагнул через тело и похлопал брата по спине.

—    Ты здорово придумал — сторожить задний ход, братишка.

—    Как видишь, — ответил близнец и посмотрел на распро­стертую в карминовой луже фигуру. — Что с этим будем де­лать?

—    Оставим, кровью истечет.

—    Согласен. Баб вынесем через черный ход. Ни к чему све­титься.

Отозвав подельника со второго этажа, братья перенесли женщин в ожидавший их внедорожник «Мерседес» и отъеха­ли от дома. Спустя пару минут вслед за ними тронулся фургон.

Когда шок от ножевого ранения прошел, Пол очнулся от боли. Собрав остатки сил, дополз до кабинета и по сотово­му вызвал службу спасения. Очнулся он уже на больничной койке.

...Ругая себя, Пол постепенно снова заснул. Пробудившись, сквозь мутную пелену заметил в палате двоих посетителей.

—    Где вас так долго носило? — слабо улыбнулся Пол.

—    Дожидались, пока нас подберут два истребителя на ба­зе «Элендорф», и сразу рванули к тебе, — ответил Остин. — Как ты?

—    Правая половина тела — ничего, но левую будто рвут раскаленными клещами. Нос тоже не ахти.

—    Нож прошел мимо легкого во-от на столько, — показал на пальцах Остин. — Мышцы не скоро восстановятся. Повез­ло, что ты не левша.

—    Я, в общем, так и подумал. О Гаме и Франсишке извест­но что-нибудь? — нерешительно спросил Пол.

—    Скорее всего, они живы. В плену у подонков, которые тебя ранили.

—    Полиция проверяет вокзалы и аэропорты, как обычно, — сказал Завала. — Мы начинаем собственное расследование.

Боль в синих глазах Пола сменилась железобетонной ре­шительностью. Сев на койке и свесив длинные ноги, он так и заявил:

—    Я с вами.

От внезапного рывка голова закружилась. Пол подождал, пока успокоится желудок, и потряс трубку аппарата искус­ственной вентиляции.

—    Нужна рука помощи, парни. И не пытайтесь меня отго­ворить, — предупредил он, перехватив встревоженный взгляд Остина. — От вас пока требуется только отсоединить меня от аппарата. Надеюсь, сестричку на посту вы закадрить успели?

Остин по опыту знал: Пол, если припрет, сам себя за шкир­ку вытащит из больничной палаты. Остин посмотрел на За­валу — тот улыбался. Ясно, от этого помощи не дождешься.

—    Посмотрю, что можно сделать, — пожал плечами Курт. — Ты, Джо, поищи пока что-нибудь менее заметное, чем боль­ничная пижама.

Сказав так, он отправился на сестринский пост.

ГЛАВА 33

Настроение в конференц-зале НУ­МА царило мрачное, словно на со­брании скорбящих вдов. Адмирал Сандекер не ждал, что Пол явится на срочную встречу: долговязый морской геолог вы­глядел хуже некуда. Просто ничто не заставит его отказаться от активных поисков жены и Франсишки.

Сандекер ободряюще улыбнулся Полу и оглядел собрав­шихся за столом. По бокам от раненого — на случай если он вдруг потеряет сознание — сидели его коллеги, Остин и Зава­ла. Кроме них, пришел мужчина хрупкого телосложения, уз­коплечий; очки в толстой роговой оправе придавали ему про­фессорский вид. Это был Руди Ганн, начальник оперативного отдела, второй после Сандекера человек в НУМА.

Адмирал взглянул на часы.

—    Где Йегер? — с ноткой раздражения спросил он.

Исключительные способности и познания в компьютерах даровали Йегеру послабления в дресс-коде, однако на сове­щание к Сандекеру не смеет опаздывать даже сам президент. Особенно, если на повестке дня такой важный вопрос.

—    Через пару минут будет, — объяснил Остин. — Я попро­сил Хайрема проверить кое-что, важное для обсуждения.

В голове у Курта пойманной бабочкой трепыхалась одна мысль. Вернувшись с Аляски, он урвал несколько часов сна, и отдых явно пошел ему на пользу, в голове прояснилось. По пути из Виргинии Остин поймал наконец в воображае­мые сети ускользающую идею и сразу созвонился с Йегером. Компьютерный гений ехал на совещание из роскошной части Мериленда, где жил с женой-художницей и двумя дочерьми- подростками. Быстренько обрисовав Йегеру план действий, Остин обещал отмазать его перед Сандекером.

Адмирал сразу перешел к делу.

—    Господа, нам предстоит решить загадку. Два человека по­хищены, и еще один ранен неизвестными. Курт, просвети нас.

Остин кивнул.

—    Полиция округа Колумбия прорабатывает все возмож­ные варианты. Фургон похитителей был найден у мемориала Вашингтона: машину угнали за несколько часов до нападения на дом Траутов. Ни отпечатков пальцев, ни каких-либо дру­гих следов в ней не обнаружено. Под наблюдение взяты вок­залы, железнодорожные станции и аэропорты. Благодаря по­казаниям Пола удалось составить фоторобот главаря похити­телей. Его передали в Интерпол.

—    Вряд ли они помогут, — высказался Сандекер. — Мы имеем дело с профессионалами. Искать Гаме и доктора Ка­брал предстоит нам. Как вы знаете, Руди некоторое время от­сутствовал в штабе по заданию. Я, как мог, ввел его в курс де­ла, но будет лучше, если ты дашь краткое резюме по нашей истории целиком.

Подобного вопроса Остин ожидал.

—    Собственно, история началась десять лет назад с попыт­ки угнать самолет. На его борту находилась Франсишка Ка­брал. Она лишь чудом выжила, когда самолет рухнул в джунг­ли Венесуэлы. Нашего профессора все сочли мертвой и забы­ли про нее. Далее, перематываем время на десять лет вперед: мы с Джо буквально натолкнулись на стадо мертвых китов у берега Сан-Диего. Небольшое расследование показало: живот­ные погибли от перегрева, когда приблизились к подводной станции у побережья Нижней Калифорнии. Пока мы иссле­довали эту станцию, она взорвалась. Я пообщался с мекси­канским гангстером, которого наняла в качестве прикрытия одна консалтинговая фирма из Калифорнии, «Малхолланд груп». Она-то и владела подводной лабораторией. Юрист то­го гангстера, в свою очередь, подтвердил, что «Малхолланд груп» — лишь часть транснационального конгломерата, кор­порации «Гокстад». Вскоре после нашей беседы и гангстера, и юриста убили.

—    Весьма неординарным способом, насколько я помню, — заметил адмирал.

—    Верно, их устранили отнюдь не походя. Покушения тща­тельно планировались и совершались с применением доволь­но тяжелого оружия.

—    То есть мы имеем дело с хорошо организованными и не стесненными в ресурсах киллерами, — заключил Ганн. В свое время он поработал в отделе логистики НУМА и по себе знал, как тяжело бывает провернуть ту или иную операцию.

—    Мы пришли к тем же выводам, — согласился Остин. — Таких удальцов может позволить себе нанять только крупная корпорация, кровно заинтересованная в устранении лишних свидетелей.

—    «Гокстад».

Остин кивнул.

—    Не совсем понимаю, откуда такое название, — признал­ся Ганн.

—    Удалось проследить только одну связь — с кораблем из Гокстада. Это судно викингов, найденное в девятнадцатом ве­ке. Я попросил Хайрема нарыть все, что можно, по этой кор­порации. Отыскалось немного, даже Макс пришлось попотеть. Ясно пока немногое: это большой конгломерат с холдингами по всему миру. Руководит им женщина по имени Брунгиль- да Сигурд.

—    Женщина? — удивился Сандекер. — Интересное имя. Брунгильда была одной из валькирий, дев-воительниц, от­носящих в Валгаллу души павших героев. Сигурдом звали ее возлюбленного. Вы ведь не подумали, что Брунгильда Си­гурд — настоящее имя, да?

—Об этой женщине мало что известно.

—Мегакорпорации, конечно, действуют безжалостно, — покачал головой Ганн, — но «Гокстад» — просто скопище бан­дитов.

—Есть такое впечатление, — сказал Остин и, обратив­шись к Завале, попросил: — Джо, расскажи Руди о наших успехах.

—Пока я ездил в Калифорнию, Курт дал наводку на «Гок­стад». Я переговорил с одним репортером из «Лос-Анджелес тайме», который как раз копал под них. Вообще, он с коман­дой репортеров расследовал так называемое похищение воды. «Гокстад» планирует получить контроль над мировыми запа­сами пресной воды.

—Невероятно! Одна компания контролирует запасы воды во всем мире! — произнес Ганн.

—Поначалу и я сомневался, — сказал Завала. — Однако данные, добытые репортером, не оставляют сомнений. Ком­пании, входящие в состав «Гокстада», законно приватизиро­вали реку Колорадо. Вода постепенно переходит в частную собственность на всех континентах. «Гокстад» в средствах не стесняется: за последние несколько лет умерло или пропало множество людей. Все они выступали против корпорации и ее деятельности.

Ганн тихонько присвистнул.

—Представляю, какой скандал разразится, если информа­ция попадет в прессу.

—Если газеты о «Гокстаде» и напишут, то очень не ско­ро. Редакция «Лос-Анджелес тайме» свернула расследование. Трое журналистов пропали, а мой друг сейчас скрывается.

—Ошибка точно исключена? — встревоженно спросил Ганн.

Завала медленно покачал головой. В зале ненадолго повис­ла тишина, затем Ганн произнес:

—Вырисовывается определенная картина. Позвольте мне кое-что обдумать.

Не стоило обманываться невзрачной внешностью Ганна: когда-то он с отличием окончил Военно-морскую академию, что неудивительно, ведь он — подлинный гений. Его анали­тические способности блестящи. Положив подбородок между большим и указательным пальцами, он задумался.

—    Что-то не так, — наконец произнес он резко.

—    А именно, Руди? — спросил адмирал.

—    Наш враг изменил своей обычной тактике. Предполо­жим, что теория верна и за убийствами и хаосом действитель­но стоит «Гокстад». Если верить Джо, то прежде они работали скрытно: несогласные просто исчезали или гибли при смер­тельном, скажем так, стечении обстоятельств. Однако мекси­канского наркобарона и коррумпированного адвоката убили иначе. Как там изволил выразиться адмирал? «Весьма неор­динарным способом»?

Остин хохотнул.

—    Это они еще мягко поработали. Вот на Аляске нам с Джо пришлось иметь дело с настоящим военным вторжением.

—    Мне у себя в доме тоже досталось, — напомнил Пол.

—    Кажется, я понимаю, к чему ты клонишь, Руди, — заме­тил Сандекер. — Пол, как скоро просочилась весть о том, что вы спасли доктора Кабрал?

—    Практически моментально. Доктор Рамирес позвонил в Каракас прямо с борта вертолета, на котором он вывез нас из джунглей. Правительство Венесуэлы не замедлило обнаро­довать информацию. Мы еще из лесу выбраться не успели, а Си-эн-эн уже, поди, транслировал новость по миру.

—    Прошло совсем немного времени, и «Гокстад» зашеве­лился, — произнес Сандекер. — Катализатором стало возвра­щение Франсишки Кабрал. Она восстала из мертвых, значит, и ее технология опреснения жива. Для продолжения работы требовались только ее знания да редкое вещество. Доктор Кабрал снова намеревалась подарить людям свое открытие, потому-то ее похитители решили завершить то, на чем оста­новились десять лет назад.

—И на сей раз преуспели, — сказал Остин.

—С похищением Франсишки все ясно, — ответил Пол. — А Гаме-то им для чего?

—Случайностей «Гокстад» не допускает. Если бы Гаме не была нужна им, ее просто убили бы. Так что ей, наверное, по­везло. Можешь припомнить еще детали похищения?

—Много я заметить не успел. Главарь похитителей носил черную кожу и разговаривал с непонятным акцентом. У его дружков акцент был еще хуже.

Сандекер слушал, откинувшись на спинку кресла и сложив пальцы домиком. Резко выпрямившись, он произнес:

—Бандиты — сошка мелкая. Искать надо на самом верху. Нам нужна эта дамочка с мифическим именем, глава «Гокстада».

—Она сама как миф, — заметил Остин. — Ее будто не су­ществует.

—Она и «Гокстад» — ключ, — твердо произнес Сандекер. — Известно, где находится штаб-квартира «Гокстада»?

—Есть офис в Нью-Йорке и на Западном побережье. Еще с десяток в Европе и Азии.

—Ну прямо гидра.

—Даже знай мы, где их офис, то что предъявим им? Для всех «Гокстад» — легальная компания. Они будут отрицать всякую причастность к преступлениям.

В кабинет тихонько вошел Хайрем Йегер.

—Извините, — сказал он. — Надо было кое-что подгото­вить к совещанию. — Он с надеждой взглянул на Остина, и тот понял намек.

—Хайрем недавно показывал мне одну вещь. Голограмму корабля, того самого, изображенного на логотипе корпорации. Я так понял, что судно имеет большое значение для главы «Гокстада», и попросил Хайрема накопать еще информации.

Йегер кивнул.

—Я попросил Макс перебрать ранее проигнорированные данные по истории и мореходному делу. Это тонны сведений!

Курт просил искать связи с Калифорнией, по возможности, с «Малхолланд груп». И Макс отыскала любопытную газетную статью — об одном норвежском корабельном инженере, кото­рый в свое время приезжал в Калифорнию и построил копию «Гокстада» для некоего богатого клиента.

—    Кто клиент? — спросил Остин.

—    В статье не сказано. Правда, на самого инженера я вы­шел довольно быстро: созвонился с ним и спросил, что да как. Он ответил, дескать, с него тогда взяли слово не разгла­шать детали заказа, однако прошло много времени, и пото­му инженер выдал тайну. Его наняла большая женщина из большого дома.

—    Большая женщина?

—    В смысле, очень высокая. Великанша.

—    Ну прямо как в скандинавских мифах. Что с домом?

—    Инженер сказал, что он похож на современную построй­ку в духе викингов. Стоит на берегу широкого калифорний­ского озера в окружении гор.

—    Озеро Тахо?

—    Я тоже так решил.

—    Домище викингов на берегу озера Тахо. Искать долго не придется.

—    Я и нашел его. С помощью Макс, через коммерческий спутник. — Йегер раздал присутствующим спутниковые снимки. — Вокруг озера много чего понастроено: охотничьи домики, отели, гостиницы, курорты... Но вот это строение вы­деляется среди прочих.

Первый снимок показывал озеро с очень большой высо­ты — словно мелкую лужицу. На втором стала видна точка на берегу: целый комплекс зданий и вертолетная площадка.

—    У этой хибары есть владелец? — поинтересовался Остин.

—    Мне удалось влезть в базу данных местной налоговой. — Йегер широко улыбнулся. Будь у него хвост — завилял бы. — Домом владеет группа компаний.

—    Не очень-то полезная информация.

—    Ты дослушай! Трест входит в состав корпорации «Гок­стад».

Ни разу за время совещания Сандекер не позволил себе проявить эмоций, хотя внутренне он кипел. Похитили одно­го из лучших его сотрудников! Другого ранили! И взяли в за­ложники — после всего, что она пережила, — доктора Кабрал! Преступники вновь хотят утаить от мира спасительную тех­нологию...

—    Спасибо, Хайрем. — Адмирал обвел присутствующих хо­лодным взглядом. — Итак, господа, — резко произнес он. — Что делать, всем ясно.

ГЛАВА 34

Франсишку сторожили двое. Либо близнецы, либо плоды зловещего эксперимента по клонированию. Больше всего в них пугала не омерзительная наружность, а полное молчание. Близнецы сидели в нескольких ярдах от Франсишки, на стульях спин­ками вперед. Они во всем повторяли друг друга: оба страш­ные, оба затянуты в черную кожу.

Франсишка старалась не смотреть в обрамленные покрас­невшими веками глаза под кустистыми бровями, на метал­лические зубы и бледные, обескровленные лица психопатов. Двое смотрели на нее жадными взглядами, в которых не чи­талось и намека на секс. Не видела Франсишка и примитив­ной дикости, свойственной чуло. Нет, эти двое смотрели на пленницу глазами, полными первобытной, животной жажды крови.

Франсишку держали в круглой комнате: белые стены, нет украшений, неприятный холод. В центре — рабочий стол с компьютером; мебель — непривычно большого размера. Аб­сурд какой-то... А может, низкая температура и великанский интерьер — это элементы психологического давления? Даже и не понять, куда Франсишку привезли, в какую часть мира.

Как она угодила в эту стерильную комнату?

Одурманенная наркотиком, Франсишка не помнила, как и куда ее забрали. Кажется, в какой-то момент она услышала рев самолетных двигателей, потом вновь ощутила укол снот­ворного. Гаме поблизости нет, и оттого Франсишка встрево­жилась еще больше. Когда ее в очередной раз укололи, Фран­сишка практически моментально очнулась. Должно быть, вве­ли стимулятор. Едва открыв глаза, она увидела близнецов. Они все время молчали.

Наконец дверь с шипением отворилась. Вошла женщина и жестом велела страшным братьям покинуть комнату. Сла­ва богу!

Едва увидев незнакомку, Франсишка поняла предназначе­ние гигантской мебели: женщина в темно-зеленом формен­ном костюме имела поистине великанские пропорции. Может, она — актриса шоу уродов? Или из фильма в духе Феллини?

Улыбнувшись вежливо, но без теплоты, незнакомка спро­сила:

—    Как себя чувствуете, доктор Кабрал?

—    Где Гаме? Что вы с ней сделали?

—    Гаме — ваша подруга из НУМА? Она в другой комнате и чувствует себя вполне комфортно.

—    Я хочу ее видеть.

Ленивым жестом незнакомка коснулась монитора, и на экране появилась картинка с камеры наблюдения: Гаме лежа­ла на кровати. У Франсишки перехватило дыхание, но тут Га­ме пошевелилась. Попробовала встать и сразу же упала на бок.

—    Ей, в отличие от вас, не вкололи противоядие. Она про­спит еще несколько часов.

—    Хочу видеть Гаме лично. Убедиться, что с ней все хо­рошо.

—    Позже, — не терпящим возражений тоном ответила жен­щина. Она еще раз коснулась экрана, и монитор погас.

Франсишка огляделась.

—    Где мы? В какой части мира?

—    Это не важно.

—    Зачем мы вам?

Не обращая внимания на вопрос, незнакомка спросила:

—    Мело и Радко напугали вас?

—    Те сморчки, что меня сторожили?

Незнакомка улыбнулась.

—    Остроумная метафора. Правда, больше подошло бы срав­нение с поганками. Вы храбритесь, но в ваших глазах я вижу страх. Отлично, так и должно быть. Во время войны в Боснии братья Краджик участвовали в этнических чистках, собствен­норучно убили сотни человек, тысячи умерли по их приказу — от пуль, во время пожаров и погромов. По вине Краджиков погибло несколько деревень. Если бы не я, сидеть им в казе­матах Гаагского трибунала. Они повинны во всех известных преступлениях против человечества и не испытывают по это­му поводу ни малейших угрызений совести. Пытки и убий­ства — их вторая натура. — Незнакомка помолчала, давая пе­реварить сказанное. — Я понятно выражаюсь?

—    Да. Мне абсолютно ясно, что и вас не мучают угрызения совести, раз нанимаете убийц.

—    Именно так. За профессиональные качества я и наняла Краджиков. Это все равно, что плотнику купить молоток, ко­торым он будет забивать гвозди в доску. Братья Краджики — мой молоток.

—    Люди — не гвозди.

—    Про некоторых так не скажешь, доктор Кабрал.

—    Откуда вам известно мое имя? — спросила Франсишка. Ей не терпелось сменить тему.

—    Я долгие годы восхищалась вашей работой. По-моему, ваша слава одного из ведущих гидротехников мира с легко­стью затмевает дурную репутацию белой богини.

—    Кто я — вы знаете. Кто же вы?

—    Мое имя Брунгильда Сигурд. И хотя ваше известно бо­лее моего, обе мы преуспели в выбранной области деятельно­сти: управление ценнейшим ресурсом на Земле. Водой.

—    Вы гидротехник?

—    Я получила образование в лучших технических вузах Европы, потом вернулась в Калифорнию и основала консал­тинговую компанию. Сегодня она — одна из самых крупных в мире.

Франсишка покачала головой. Она-то думала, что знакома с каждым в братстве гидротехников.

—    Впервые вас вижу.

—    Мне это льстит. Предпочитаю работать из-за кулис. Во мне почти семь футов роста, и моя конституция служит по­стоянным предметом насмешек для тех, кто ниже меня.

Франсишка испытала невольное сочувствие к Брунгиль- де Сигурд.

—    Идиоты, что не могут допустить и мысли о превосход­стве женщины, довольно поиздевались надо мной. Впрочем, я на них внимания не обращала. А стоило бы. Я пестовала свою обиду и сумела переплавить ее в неудержимые амбиции. Одну за другой я скупала компании, планируя будущее. На­шлась всего одна ложка дегтя в бочке меда. — Она вновь хо­лодно улыбнулась. — Вы, доктор Кабрал.

—    Никогда не покушалась на чужие сладости, мисс Сигурд.

—    Прошу прощения за эпитет, но он вам подходит. Неко­торое время назад стало ясно, что скоро потребность в воде превысит ее запасы, и я решила завладеть ими. Потом прошла весть о вашем революционном изобретении. В случае успеха вы разрушили бы мои тщательно выстроенные планы. Я ду­мала заключить с вами сделку, однако, хорошенько изучив вашу личность, поняла: нерациональный альтруизм не позво­лит вам согласиться. Оставалось одно: не допустить новше­ство в мир.

Щеки Франсишки налились жарким румянцем.

—    Так это вы устроили похищение, — прошипела она.

—    Я надеялась склонить вас на свою сторону. Дала бы лабо­раторию, где вы довели бы свое изобретение до совершенства. Однако затея провалилась, и вы исчезли в джунглях Амазон­ки. Все сочли вас мертвой. И вот недавно я с восхищением прочла о ваших приключениях среди дикарей, о том, как вы стали их царицей. Мы с вами обе прошли через ад этого ми­ра и выжили.

Взяв себя в руки и подавив ярость, Франсишка спокой­ным тоном ответила:

—    Если бы я передала вам прибор, что бы вы с ним сде­лали?

—Сохранила в секрете, укрепив свою власть над миром и контроль над водными запасами.

—Я собиралась подарить его миру, — с презрением ска­зала Франсишка. — Избавить планету от страданий, а не на­житься на них.

—Похвально и самоубийственно. Сочтя вас мертвой, я по­строила собственный опреснительный завод в Мексике. Он взорвался.

Франсишка чуть не рассмеялась. Она-то знала, в чем дело. Ее так и подмывало унизить Брунгильду, раскрыв секрет не­удачи. Но, сдержавшись, Франсишка ответила:

—Работа с давлением и высокой температурой подразу­мевает риск.

—Забудем. Основная лаборатория работала над другим аспектом вашей опреснительной технологии. Вот пришла радостная весть о вашем побеге из амазонских джунглей, и вы вдруг снова исчезли. Однако я выяснила о вашей связи с НУМА. За Траутами мы следили с самого их возвращения в Штаты.

—Жаль, и на сей раз вы тратите время.

—Сомневаюсь. Еще не поздно пустить в ход ваши таланты.

—Странные у вас методы найма сотрудников. Сначала не­удачная попытка похищения, из-за которой я на десять лет оказалась оторванной от мира. Теперь меня усыпили и снова похитили. С чего мне соглашаться на работу?

—Могу предоставить неограниченную поддержку в иссле­дованиях.

—Да спонсоры ко мне в очередь выстроились. Ну, предпо­ложим — чисто гипотетически, — что я согласилась. Остается одно непреодолимое препятствие: моя опреснительная техно­логия подразумевает сложное молекулярное преобразование при участии невероятно редкого вещества.

—Про анасазий мне известно. Мои запасы этого материа­ла пропали во время взрыва в Мексике.

—Жаль, процесс без анасазия невозможен. Посему не со­благоволите ли отпустить меня...

—    Вам наверняка будет приятно узнать, что я могу снаб­дить вас необходимым количеством анасазия. У меня его в до­статке. Раздобыла, едва услышав о вашем чудесном спасении. Как раз вовремя, смею заметить: НУМА снарядило команду особого назначения за тем же материалом. Теперь ничто не помешает мне завладеть мировыми запасами пресной воды. И вы, доктор Кабрал, единственная, кто сумеет по достоин­ству оценить гениальность и простоту моего плана.

Франсишка притворилась согласной. Как будто компли­мент ей польстил.

—    Что ж, как гидротехнику, столь амбициозный проект мне интересен.

—    Мир стоит на пороге самой продолжительной засухи в истории, которая может продлиться сотню лет. Первый удар пришелся на Африку, Китай и Ближний Восток. Европа уже испытывает неутолимую жажду. Я намерена ускорить про­цесс обезвоживания мира.

—    Простите мне мой скептицизм, но это же абсурдно.

—    Неужели? — улыбнулась Брунгильда. — Соединенные Штаты также находятся в группе риска. Города, построенные посреди пустыни — Лос-Анджелес, Феникс, Лас-Вегас, — по­лучают воду из реки Колорадо, принадлежащей мне. Водо­снабжение этих городов зависит от сложной системы дамб, резервуаров и отводов реки. Оно практически на волоске от краха — малейшее нарушение в устоявшемся режиме работы повлечет катастрофические последствия.

—    Собираетесь взорвать дамбу? — встревоженно спроси­ла Франсишка.

—    Не мой метод. Кризис развивается, и упомянутые города все больше зависят от частных источников. Дочерние пред­приятия «Гокстада» постепенно скупили водные системы по стране. Нехватку воды где и когда угодно мы можем создать простым поворотом вентиля. Продавать ресурс будем лишь тем, кто сумеет его себе позволить: в большие города и тех­нологические центры.

—    А как насчет тех, кто не сможет позволить себе воду?

—    Знаете, как говорят на Западе? За деньги и вода в гору потечет. Богатеи привыкли получать дешевую воду за счет других. Согласно моему плану, дешевизна воды уйдет в про­шлое по всему миру. Это ли не капитализм в чистом его про­явлении? Цену на воду станет определять рынок.

—    Вода — не товар. Это вам не свиная грудинка.

—    Вы слишком долго пробыли в джунглях. Глобализа­ция — не что иное, как создание монополий на коммуника­ции, сельское хозяйство, еду и электроэнергию. Так почему не создать монополию на воду? Согласно новым международ­ным договорам, ни одна страна более не распоряжается свои­ми водными ресурсами, которые переходят к предложившему наивысшую цену. То есть «Гокстаду».

—    Найдутся те, кого с рынка вытеснят, и вы им откажете в воде? Начнется хаос, голод...

—    Хаос — наш лучший друг. Ослабленные правительства передадут власть «Гокстаду». Такой вот водный дарвинизм, выживает сильнейший.

Брунгильда сверлила Франсишку взглядом льдисто-синих глаз.

—    Это не просто месть за детские обиды. Я деловой чело­век и понимаю, как важно верное политическое настроение для бизнеса. Я основательно вложилась, потратила миллио­ны долларов на постройку целого флота танкеров. В них я пе­реправлю воду туда, откуда ко мне потекут деньги. Я годами ждала этого момента, не смела действовать, потому что боя­лась вашего хода. Ваша технология подорвала бы мою моно­полию в считаные недели. Теперь же, когда я захватила и вас, и анасазий, какие-то дни отделяют всю западную часть стра­ны от засухи.

—    Это невозможно!

—    Правда? Посмотрим. Когда Колорадо пересохнет, мой механизм запустится сам по себе. Предприятия «Гокстада» контролируют запасы воды по всему миру, и мы, образно вы­ражаясь, перекроем людям кран. Сначала постепенно, по чуть-чуть, затем все сильнее... Начнутся жалобы — ответим, мол, поставляем воды сколько можем.

—    Вы же понимаете, к чему это приведет, — спокойно пред­упредила Франсишка. — Большая часть мира превратится в пустыню. Последствия будут ужасны.

—    Для кого-то — да, но не для тех, кто управляет запасами воды. Нам за нее дадут любую цену.

—    Из чистого отчаяния. Мир скоро поймет, что вы за монстр.

—    Напротив. «Гокстад» заявит о готовности переправить воду из Аляски, Британской Колумбии и Великих озер в лю­бую часть мира посредством танкеров. Когда наши прекрас­ные корабли покажутся у берегов страдающих от жажды кон­тинентов, нас встретят как героев.

—    Вы и так безумно богаты. Зачем вам еще деньги?

—    Хочу облагодетельствовать мир. Предотвратить будущие войны за воду.

—    Мир, навязанный силой...

—    Сила вовсе не обязательна. Я вознагражу тех, кто под­чинится моей воле, и покараю непокорных.

—    Уморите их жаждой?

—    Если придется. И тут вы должны задать вопрос: какое место в моем плане отведено вашему изобретению?

—    Вы ведь не позволите сорвать ваши бредовые замыслы?

—    Напротив, ваш прибор очень важен. Не рассылать же мне танкеры по всему миру до конца жизни! Они — лишь времен­ная мера, пока люди строят фантастическую инфраструктуру по добыче полярных льдов. Гигантские сельскохозяйствен­ные угодья без постоянного и объемного водоснабжения об­ратятся в пустыни.

—    Ни одна страна себе такого не позволит. Целые нации обанкротятся.

—    Тем легче подловить их. Я построю опреснительные за­воды по вашей технологии, доктор Кабрал. И результат про­изводства контролировать стану единолично.

—Будете продавать его тем, кто предложит наивысшую цену?

—Разумеется. Теперь я намерена сделать вам повторное де­ловое предложение: отправиться в лабораторию, оснащенную всем необходимым оборудованием и ресурсами.

—Что, если я откажусь?

—Ваша подруга из НУМА достанется братьям Краджик. Смерть ее ждет отнюдь не быстрая и приятная.

—Она здесь ни при чем.

—Она — гвоздь, который в случае чего придется забить в доску.

Помолчав некоторое время, Франсишка ответила:

—Можно ли вам верить?

—Нет, доктор Кабрал. Верить нельзя никому. Однако вы человек умный и должны понимать: ваша жизнь для меня важнее жизни вашей подруги, и я склонна торговаться. Пока вы работаете на меня, Гаме живет. Согласны?

Как же отвратительна эта женщина и темные дела, порож­денные ее злобным гением! Брунгильда совершенно точно страдает манией величия и — как и многие ее предшествен­ники — совершенно глуха и слепа к страданиям невинных. Франсишка не выжила бы в джунглях среди охотников за головами, вампиров и ядовитых насекомых, не обладай она внутренней силой. Если понадобится, она станет настоящим Макиавелли. Наука выживания подарила ей скрытность и холодную ярость крадущегося ягуара. Покинув джунгли, Франсишка не переставала лелеять жажду мести. Да, это не­правильно, неразумно, однако ненависть помогла сохранить разум. Впрочем, с возмездием придется повременить. Брун- гильду нужно обмануть.

Подавив ухмылку и склонив голову в притворном подчи­нении, Франсишка сказала:

—Победа за вами. Я помогу вам закончить прибор.

—Славно. Я провожу вас в лабораторию. Гарантирую: рав­нодушной вы не останетесь.

—Прежде я хотела бы поговорить с Гаме.

Брунгильда нажала кнопку на пульте, и в комнату вошли двое в зеленой форме. Слава богу, не Краджики.

—    Отведите доктора Кабрал к ее подруге, а после снова ко мне. — Обернувшись к Франсишке, Брунгильда предупреди­ла: — У вас десять минут. После вы немедленно приступите к работе.

В сопровождении охраны Франсишка миновала лабиринт коридоров, на лифте спустилась на несколько этажей. Оста­новились у двери с числовой панелью, на которой охранник набрал код. Дверь открылась, и Франсишка вошла в неболь­шую комнату без окон. Гаме сидела на краю кровати. Выгля­дела она просто ужасно: как боксер, побитый сверх всякой меры. При виде Франсишки Гаме просияла и попробовала подняться... Ноги подкосились, и девушка рухнула обратно на кровать.

Присев рядом, Франсишка обняла подругу за плечи.

—    Как ты?

Гаме убрала волосы со лба.

—    Ноги дрожат, а так вроде неплохо. Ты сама себя как чув­ствуешь?

—    Мне вкололи противоядие, поэтому я бодрячком. Ты то­же скоро оправишься.

—    Они не сказали, что с Полом? Он был наверху, когда похитители вошли в дом. — Франсишка покачала головой, и Гаме, поборов самые жуткие страхи, спросила: — Где мы, не знаешь?

—    Нет. Наша хозяйка не говорит.

—    То есть ты беседовала с тем, кого я хочу поблагодарить за столь теплый прием?

—    Ее зовут Брунгильда Сигурд. Это ее люди похитили нас.

Гаме уже хотела ответить, но Франсишка сделала преду­преждающий жест: поджала губы и стрельнула глазами по сторонам. Гаме тут же уловила намек: в комнате стоят «жуч­ки» и камера.

—    Времени дали немного, поэтому сразу скажу: я согласи­лась поработать на мисс Сигурд. Надо закончить и усовер­шенствовать опреснительный прибор. Пока я не завершу ра­боту, нас будут держать здесь. Сколько времени потребует­ся — не знаю.

—    Будешь помогать тому, кто нас похитил?

—    Да, — ответила Франсишка, гордо вскинув подборо­док. — Я десять лет потратила в джунглях, и теперь меня ждет куча денег. «Гокстад» найдет моей технологии наилуч­шее применение.

—    Ты в самом деле этого хочешь?

—    Да, я уверена.

В этот момент открылась дверь, и один из охранников же­стом велел Франсишке выйти. Кивнув, она на прощание об­няла Гаме, встала и быстро вышла вслед за людьми в форме.

Гаме, оставшись наедине с собой, попыталась сообразить: что имела в виду Франсишка, когда подмигнула. (А она дей­ствительно подмигнула!) От новой подруги, доктора Кабрал, можно ждать приятных сюрпризов. Просто так на врага она работать не станет. Однако есть дела поважнее. Растянувшись на кровати, Гаме попыталась расслабиться. Сейчас главное — дать телу и разуму отдых. После можно и о побеге подумать.

ГЛАВА 35

Высоко над зеленовато-синей по­верхностью озера Тахо парил красно-белый купол парашюта, а под ним — в кресле для парасейлинга — сидел человек, которого тянул на тросе катер.

Щелкнув переключателем на рации, мужчина произнес в микрофон:

—    Давай еще круг, Джо.

Завала махнул снизу рукой, давая понять, что инструкции Остина приняты. Он повернул штурвал, и катер «Пара-Навтик» пошелпо широкой дуге вдоль калифорнийского бере­га озера.

Благодаря маневру Остин получил шикарный обзор озе­ра и прилегающих территорий. Тахо — на границе Калифор­нии и Невады, в двадцати трех милях к юго-западу от города Рино. Окруженное горами, которые зимой покрываются сне­гом, Тахо — одно из самых крупных горных озер в Штатах: расположено на высоте более чем в милю над уровнем моря, в глубину достигает шестнадцати сотен футов, двадцать две мили в длину, почти десять миль в ширину; лежит в котлови­не, образованной в доисторические времена силами природы. Калифорнии принадлежат две трети его площади. В северной своей точке озеро изливается в реку Траки, а на юге превра­щается в денежный поток, идущий прямиком в закрома мест­ных элитных казино.

Первым из белых людей озеро обнаружил Джон Си Фремон во время разведывательной миссии. Для англоязычных колонистов выражение «до хоу» («много воды» на языке пле­мени вашо) звучало очень похоже на «тахо». Так название и закрепилось.

Внимание Остина привлекла полоска суши и лес позади нее. Жаль, нет видео- или фотокамеры, память так ненадеж­на. Впрочем, столь близко от собственности «Гокстада» про­являть к ней внимание нежелательно. Наведешь на построй­ки объектив, и охрана тут же заподозрит неладное, поднимет тревогу.

Внизу, прямо от скалистого склона, в воду уходил длин­ный причал, к которому была пришвартована моторка. За ло­дочным сараем — или складом — склон круто уходил вверх и заканчивался лесистым плато. Оно, в свою очередь, сменя­лось холмом, покрытым густыми зарослями деревьев. Глядя на торчащие из-за верхушек крыши и башенки, Остин неволь­но вспомнил замки из сказок братьев Гримм.

Внезапно на пирс выбежали несколько человек в темно-зе­леной форме. С высоты две тысячи футов Остин деталей не разглядел, но не удивился бы, если семейный альбом корпо­рации «Гокстад» пополнился снимками его самого под купо­лом парашюта.

Вот, наконец, причал исчез из виду, и Курт дал напарнику знак опускать. Лебедка стала забирать трос, как мальчишка на рыбалке сматывает леску. Остин в кресле приводнился на поверхность озера и только порадовался, что не нацепил ста­рую добрую ременную упряжь. Даже летом температура во­ды в озере не поднимается выше семидесяти по Фаренгейту.

—    Заметил что-нибудь интересное? — спросил Завала, по­могая напарнику забраться на борт.

—    У двери нет коврика с надписью «Добро пожаловать», если ты про это.

—    Зато на пирс выбежала встречающая делегация.

—    Точно, едва мы пошли на второй круг. Охрана здесь плотная.

Заранее прикинув, что свою собственность «Гокстад» ох­раняет как зеницу ока, напарники решили не рыскать по ле­сам и сразу отправились в ближайший пункт проката катеров для парасейлинга. Действуя явно, остаешься незаметным, и потому Завала с Остином с ходу предъявили владельцу удо­стоверения НУМА и пачку купюр. Сказали, что расследуют деятельность мафии, — врать особенно не пришлось, учиты­вая, сколько в округе понастроили казино. А поскольку биз­нес у владельца катера не ладился, он охотно сдал судно и заработал больше, чем обычно приносила ему неделя трудов при успешном раскладе.

Остин помог Завале пришвартовать катер и достал из водо­непроницаемой сумки блокнот с карандашом. Сильно скром­ничая, заранее извинился за худое качество рисунков и на­бросал несколько эскизов. Потом сравнил их со спутниковы­ми снимками: ведущая от причала к вершине утеса лестница сменялась тропинкой, которая, расширяясь, переходила в до­рогу до основного комплекса зданий. Небольшое ответвление от нее вело к вертолетной площадке.

—    Атака с берега как вариант сразу отметается, — сказал Остин.

—    Не то чтобы я разочарован. Все еще помню, как удира­ли из секретного ангара...

—    Я думал спуститься под воду. В прежние времена озеро Тахо было прозрачно, однако промышленные выбросы спро­воцировали усиленный рост водорослей.

Завала присмотрелся к термическому снимку, который Остин запросил в Национальном управлении по исследова­нию океанов и атмосферы. На этой фотографии озеро Тахо практически полностью было синим, и только в районе пир­са «Гокстада» выделялся участок красного цвета. Значит, в этом месте температура повышена, точно как в океане близ пекарной фабрики.

—    Снимки не лгут, — заметил Завала.

—    Вдруг это горячий источник? — нахмурился Остин. — Или допустим, что ты прав и возле пирса построена еще одна подводная лаборатория. Только ведь она предназначена для опреснения воды, а в озере вода и без того пресная.

—    Согласен, бессмыслица получается. Есть лишь один спо­соб выяснить, в чем дело. Вернемся назад; может, уже прибы­ла посылка.

Остин завел двигатель и направил катер на север, в сторо­ну Саут-Лейк-Тахо. Вскоре они оказались у пристани. Долго­вязый мужчина на пирсе помахал им рукой — Пол еще недо­статочно оправился от раны и не мог присоединиться к Ости­ну и Завале в плавании. Поймав здоровой рукой швартов, он привязал его к тумбе.

—    Посылка ждет вас, — с ходу объявил он. — На стоянке.

—    Быстро, однако, — заметил Остин. — Идем, посмотрим.

И они с Завалой отправились на стоянку.

—    Погодите, — окликнул их Пол.

Остин, теряя терпение, обернулся и кинул Полу через плечо:

—    Позже расскажем, что нашли.

Покачав головой, Пол пробормотал.

—    Потом не говорите, что я не предупреждал.

Чуть в стороне от главной площадки стоял припаркован­ный грузовик с безбортовой платформой, на которой под слоем черного полиэтилена и набивки угадывались очерта­ния некоего предмета. По форме и размеру он напоминал две стоящие друг за другом легковушки. Остин уже хотел при­смотреться поближе, как вдруг открылась дверь с пассажир­ской стороны, и из кабины выпрыгнул... Джим Контос. Шки­пер «Триглы» широко улыбался.

—    Опаньки, — сказал Завала.

—    Джим! — произнес Остин. — Какой приятный сюрприз.

—    Какого хрена, Курт? — Улыбка исчезла с лица Контоса.

—    Срочное дело, Джим.

—    Я так и подумал, когда позвонил Руди Ганн и выдернул меня в самый разгар ходовых испытаний. Сказал, чтобы я ми­гом доставил «Си-Бас» к Тахо. И вот я всю дорогу от Сан- Диего гадал, кому же он мог понадобиться.

Остин предложил присесть за столик для пикников. Раз­ложив на нем рисунки и фотографии, он принялся объяснять, в чем, собственно, дело. Контос, и без того хмурый, с каждой секундой мрачнел еще больше.

—    Вот, как-то так, — закончил Остин. — Проникнуть на территорию врага можно одним-единственным способом, и мы проверили, какие неподалеку находятся батискафы. К не­счастью, твой — ближе остальных.

—    Зачем играть в жмурки? — спросил Контос, имея в виду тайные подводные операции времен холодной войны. — По­чему не выступить в открытую?

—    Во-первых, поместье охраняется лучше, чем Форт-Нокс. Мы проверили: комплекс окружен забором с колючей прово­локой, подключенным к сигнализации. Стоит чихнуть возле него — и поднимут тревогу. Вдоль периметра дежурят патру­ли. Внутрь ведет одна-единственная дорога через густой лес. Она тоже под наблюдением. Если послать на штурм спецназ, кто-нибудь может пострадать. И потом, вдруг мы ошибаем­ся? Вдруг наших женщин прячут совсем в другом месте, а то, что творится на территории поместья, совершенно законно?

—    Сам ты эту возможность исключаешь?

—    Исключаю.

Обернувшись и посмотрев, как озеро бороздят яхты, Кон­тос взглянул на подошедшего Пола.

—    Думаешь, твоя жена — там?

—    Да. И я намерен во что бы то ни стало вызволить ее из плена.

Контос заметил, что одну руку Пол держит на перевязи.

—    Тебе понадобится помощь. Да и твоим дружкам будет нелегко управиться с «Си-Басом».

—    Я сам его спроектировал, — возмутился Завала.

—    Помню. Только ты его не испытывал, и все тонкости тебе неизвестны. К тому же батарей хватает лишь на шесть часов. После четырех они уже еле фурычат. Судя по вашему описа­нию, объект довольно далеко отсюда. Вы думали, как пере­править «Си-Бас» к точке погружения?

Остин и Завала насмешливо переглянулись.

—    Вообще-то, мы обзавелись целой системой доставки, — сообщил Курт. — Взглянуть не желаешь?

Контос кивнул, и напарники повели его через парковку к доку. Чем ближе они подходили к причалу, тем сильнее вы­тягивалось лицо шкипера. Привычный к хай-тековским шту­ковинам НУМА, он ожидал увидеть навороченную баржу с кранами. Что ж, его ожидало жестокое разочарование.

—    Ну, и где ваша система доставки? — спросил он.

—    Да вон же, идет, — сказал Остин.

Глаза у Контоса полезли на лоб, стоило ему увидеть про­гулочный колесный пароход. Раскрашенный в красный, бе­лый и синий цвета, он был увешан ленточками и флажками.

—    Шутить изволите? — произнес Контос. — Мой «Си-Бас» на этом плавучем свадебном торте повезете?

—    Получится с помпой. Эта старушка каждый день пере­секает озеро, на нее никто внимания не обратит. Идеальная маскировка для тайной операции, а, Джо?

—    Я слышал, на борту подают отличный завтрак, — совер­шенно серьезно ответил Завала.

Контос мрачно глядел на приближающееся судно. Затем, не говоря ни слова, развернулся и потопал в сторону парковки.

—    Эй, капитан, ты куда это? — окликнул его Остин.

К грузовику. За банджо.

ГЛАВА 36

Стоя на палубе корабля, Франсиш­ка всматривалась в его изгибы, изящный задранный кверху нос и корму, раскрашенный квадратный парус. Даже обшитый толстыми досками, ос­нащенный массивным килем, корабль казался утонченным. Франсишка перевела взгляд на сводчатый потолок и высо­кие стены, утыканные факелами и увешанные средневеко­вым оружием. Мрачноватое окружение для столь красиво­го предмета.

Стоявшая у румпеля Брунгильда Сигурд расценила мол­чание Франсишки как признак восхищенного благоговения.

—    Шедевр, не так ли? Оригинал, построенный две тысячи лет назад, викинги называли «скута». Это не самый большой из их кораблей, как, скажем, драккары, зато самый быстро­ходный. Я воспроизвела его в мельчайших деталях. Смотри­те: дубовая обшивка проконопачена коровьим волосом. Семь­десят девять футов в длину, шестнадцать в ширину. Ориги­нал хранится в Осло, а более ранняя копия этого корабля даже пересекла Атлантику. Вам, должно быть, интересно, ра­ди чего я так постаралась, заказывая экземпляр себе в боль­шой зал?

—    Кому-то интересны старинные марки, кому-то старин­ные карты. На вкус и цвет, как говорится...

— Это не прихоть коллекционера. — Выпустив румпель, Брунгильда подошла к Франсишке чуть не вплотную. Несмо­тря на высокий рост и мускулистое телосложение, угрозу она излучала совершенно иного рода. Казалось, ей ничего не стоит голыми руками выжать плазму из шаровой молнии. — Я вы­брала этот корабль в качестве символа для своей корпорации, потому что он олицетворяет дух викингов, людей, которые брали все, чего хотели. Я частенько прихожу сюда за вдохно­вением. Надеюсь, оно посетит и вас, доктор Кабрал. Идемте, покажу вам рабочее место.

После визита к Гаме Франсишку препроводили обратно в кабинет Брунгильды, и хозяйка повела ее через безумный ла­биринт коридоров и дверей. Создавалось впечатление, будто они на круизном лайнере. Охрана их не сопровождала; впро­чем, мысль о побеге даже не приходила Франсишке в голову. Пусть ей удастся обезвредить великаншу — что вряд ли, — уйти не дадут. Охрана всегда начеку и, скорее всего, где-то поблизости.

Наконец они вошли в лифт, и кабина ухнула вниз с такой скоростью, что подогнулись колени. Двери откры­лись, и Брунгильда жестом пригласила Франсишку выйти в комнату, где их ждала монорельсовая вагонетка. Доктор Кабрал села на переднее сиденье, Сигурд — сзади, в специ­ально сконструированное для нее кресло. Под весом пасса­жиров сработал скрытый механизм, и вагонетка понеслась вперед по ярко освещенному тоннелю. И когда уже казалось, что она вот-вот слетит с рельса, подобно ракете, плавно сра­ботал тормоз.

Комната, куда прибыла вагонетка, практически ничем не отличалась от той, из которой она стартовала. Здесь также имелся лифт, правда, не обыкновенный, не металлический ко­роб, подвешенный на тросе: выпуклая форма, напоминающая яйцо, прозрачные дверцы, внутри — четыре сиденья для лю­дей обычной комплекции. Двери с шипением закрылись, и ка­бина, пройдя сквозь область тьмы, погрузилась в синеву. Гля­дя на переливчатую игру света и тени, Франсишка догадалась, что лифт увозит их под воду. Синева сменилась чернотой; ка­бина словно угодила под луч прожектора.

Двери открылись, и Франсишка с Брунгильдой вышли. Франсишка едва не утратила дар речи, увидев, куда доставил их лифт: ярко освещенное помещение сотен футов в диаметре, куполообразная крыша над головой; точно размер лаборато­рии и не определишь — всюду тянутся трубы, стоят катушки и баки. Туда-сюда бесшумно снуют работники в белых хала­тах; кто-то колдует над мониторами.

—    Ну, что скажете? — не скрывая гордости, спросила Брун­гильда.

—    Невероятно, — с неподдельным благоговением ответила Франсишка. — Где мы? На дне моря?

Великанша усмехнулась.

—    Здесь вам и предстоит работать. Идемте, покажу, что да как.

Ученый внутри Франсишки быстро освоился и сумел най­ти порядок в кажущемся хаосе. Глазом опытного гидротех­ника она заметила: трубы — хоть и под разными углами — со всех сторон ведут к центру лаборатории.

—    Отсюда мы следим за различными условиями, влияющи­ми на материал активной зоны, — пояснила Брунгильда, ука­зывая на мерцающий огнями пульт управления. — Эта под­водная лаборатория стоит на четырех опорах. Две из них ра­ботают как впускные трубы, две другие — как выпускающие. Поскольку нас окружает озеро, то забираемую пресную воду мы насыщаем солью и морскими минералами вон из тех кон­тейнеров. Получается настоящая морская.

Брунгильда провела Франсишку в центр, где стоял гигант­ский цилиндрический бак двадцати футов в диаметре и деся­ти в высоту.

—    Здесь у вас анасазий? — догадалась Франсишка.

—    Верно. Вода циркулирует вокруг ядра и выпускается че­рез опоры.

Они вернулись к пульту управления.

—    Ну, и насколько точно нам удалось воспроизвести ва­шу технологию?

Глянув на показания приборов, Франсишка ответила:

—Охлаждение, электрический ток, теплоконтроль... все в норме. Вы подошли близко, очень близко.

—Мы воздействовали на анасазий теплом, холодом и элек­тричеством, однако успеха добились небольшого.

—Неудивительно, если учесть, что у вас нет звукового эле­мента.

—Да, конечно. Про звуковые вибрации я знаю.

—Идею вы уловили верно, однако технология бесполезна до тех пор, пока на анасазий — в сочетании с другими сила­ми — не воздействуют звуковые волны определенной частоты. Это все равно, что убрать из струнного квартета виолончель.

—Оригинально. Как вам пришла в голову эта идея?

—Я мыслила нетрадиционно. Как вам, должно быть, из­вестно, существует три способа опреснения. В процессе элек­тродиализа и обратного осмоса вода проходит сквозь мембра­ны и очищается. Третий метод — дистилляция, аналогичная природному испарению. Каждый из трех способов требует огромного количества энергии, и потому цена опреснения становится заоблачной. Моя же технология изменяет моле­кулярную и атомную структуру воды. Во время опреснения по моему методу выделяется много тепла. Если его преобразо­вать в электроэнергию, то процесс опреснения становится самоподдерживающимся. Следует очень точно рассчитать дей­ствующие на анасазий силы. Малейшее отклонение — и про­цесс не сработает.

—Как скоро вы сможете модифицировать эту станцию?

Франсишка пожала плечами.

—За неделю.

—Даю вам три дня, — просто ответила Брунгильда.

—К чему такие ограничения?

—Скоро соберется совет директоров «Гокстада», а это лю­ди со всего мира. Я намерена продемонстрировать процесс в действии. Довольные, они вернутся по домам, и мы присту­пим к исполнению по-настоящему грандиозного плана.

Подумав немного, Франсишка сказала:

—    Пожалуй, я смогу запустить технологию через двадцать четыре часа.

—    Это быстрее, чем за неделю.

—    Я работаю быстрее, если есть стимул. Вот моя цена...

—    Вы не в том положении, чтобы торговаться.

—    Понимаю, но хочу, чтобы вы отпустили пленницу. Ее на­качали наркотиками, и она ничего не помнит: ни как, ни куда ее привезли. Она не сможет вас опознать и не причинит вам ни малейшего вреда. Вы держите ее в заложниках, дабы скло­нить меня к сотрудничеству. Когда станция заработает как на­до, заложники вам не понадобятся.

—    Согласна, — ответила Брунгильда. — Я отпущу вашу подругу, как только вы предоставите мне первую унцию очи­щенной воды.

—    Какие гарантии?

—    Никаких. Но и выбора у вас нет.

Франсишка кивнула.

—    Мне потребуется определенное оборудование и полная поддержка.

—    Дам все, что пожелаете. — Брунгильда махнула рукой техникам. — Предоставьте доктору Кабрал все необходимое, ни в чем ей не отказывайте, ясно? — пролаяла она.

Еще один техник поднес побитый алюминиевый кейс. Брунгильда передала его Франсишке.

—    Кажется, это принадлежит вам? Нашли в доме у ваших друзей. Сейчас я вынуждена вас оставить. Сообщите, когда станция будет готова к испытаниям.

Франсишка нежно погладила чемоданчик с прототипом опреснительного прибора, а Брунгильда тем временем напра­вилась к лифту. Через несколько минут она уже вернулась к себе в башню. Там ее дожидались братья Краджик, которых она вызвала по пути.

—    После стольких лет разочарований и ожиданий техноло­гия Кабрал принадлежит нам! — победно объявила она.

—    Сколько еще ждать? — поинтересовался один из братьев.

—    Сутки — и наша станция заработает как надо.

—    Нет. — Второй близнец сверкнул металлическими зуба­ми. — Когда вы отдадите нам баб? Когда можно будет с ни­ми позабавиться?

Ну конечно! Краджики — словно запрограммированные на убийство и пытки машины. Без насилия они не могут. Брун­гильда и не думала оставлять Франсишку в живых. Причи­на обмана крылась отчасти в зависти Сигурд: Франсишка ге­ниальна и просто красива. И потом, пора отомстить — из-за этой бразильянки пришлось потратить столько времени и де­нег. Против Гаме Брунгильда вообще ничего не имеет, однако негоже оставлять концы.

От улыбки Брунгильды и без того низкая температура в кабинете опустилась еще на несколько градусов.

—    Скоро.

ГЛАВА 37

На конце пирса курил охранник из ночной смены. Подошел его това­рищ из дневной и спросил, как прошло дежурство. Первый ох­ранник, бывший военный моряк, прищурившись на отражен­ные в воде блики и бросив окурок в озеро, ответил с сильным алабамским акцентом:

—    Задрался. Всю ночь вертолеты — туда-сюда, туда-сюда. Ни вздохнуть, ни бзднуть.

Второй — бывший зеленый берет — поднял голову, когда в небе застрекотали лопасти вертолета.

—    Похоже, гостей прибыло.

—    Что они затеяли-то? — вслух подумал алабамец. — Но­чью работаю, днем отсыпаюсь, толком и не знаю ничего.

—    Слетелись шишки. Всех на уши поставили, охраны нагнали... Поместье сторожат как не знаю что. — Он взгля­нул на озеро. — О, а вот и «Королева Тахо», как по распи­санию.

Он в бинокль посмотрел, как колесный пароходик мед­ленно ползет на север. С виду «Королева» походила на пла­вучий театр: белая покраска — что ванильная глазурь, пер­вую и вторую палубы отделяет тонкая голубая грань; впереди дымят две высокие черные трубы. Огненно-красные коле­са взбивали тихую озерную воду, двигая пароходик вперед. Перила по периметру верхней палубы пестрели алыми, бе­лыми и синими флажками и ленточками, трепещущими на ветру.

—    Гммм, — задумчиво произнес охранник, глядя на Палу­бу. — Что-то мало сегодня туристов.

Его сонное настроение вмиг улетучилось бы, знай он, что в этот самый момент за ним наблюдают те же кораллово-зе- леные глаза, которые смотрели на него вчера днем, с высоты две тысячи футов. Остин укрывался в рулевой рубке, постав­ленной, словно сигарная шкатулка, на капитанском мостике. Он видел: охранники вооружены, однако их расхлябанные по­зы говорили о скуке.

Стоявший у руля капитан, давно бороздящий озеро моряк из Эмералд-Бей, спросил:

—    Сбросить скорость на парочку узлов?

«Королева Тахо», этот колесный пароходик и очарователь­ный плавучий анахронизм, построили для прогулок, а не для гонок. «Если сбросить скорость, — подумал Остин, — он во­обще остановится».

—    Нет, идите как прежде, капитан. Для погружения сго­дится.

Один из охранников тем временем покинул пирс; второй отправился в лодочный сарай. Хоть бы спать завалился.

Остин протянул руку капитану.

—    Спасибо, что помогли. Надеюсь, постоянные клиенты не осерчали на нас из-за внезапной отмены прогулки.

—    Я вожу свою старушку по озеру туда-сюда каждый день. Клиенты у меня одноразовые, и возить их не так весело, как вас.

Радость капитана, кстати, влетела в копеечку. Владельцы аттракциона ни в какую не хотели терять дневную выручку. Если бы не внушительная взятка и звонок сверху, пароход не послужил бы правому делу.

—    Рад, что и вам весело, — сказал Остин. — Нам пора. Как сбросите нас — идите дальше, не останавливайтесь.

—    Как возвращаться будете?

—    Вот думаем, — ухмыльнулся Остин.

Покинув рубку, он спустился в просторный салон, где обычно туристы ели и пили, наслаждаясь великолепным видом за бортом. Сейчас в салоне находилось всего два че­ловека: Завала и Пол. Первый уже надел военный гидроко­стюм черного цвета, а второй сверялся со списком. Остин, не теряя времени, тоже облачился в гидрокостюм и вместе с За­валой прошел к тому месту, где пассажиры поднимаются на борт...

...Они упали бы в воду, если бы не деревянная планка вдоль корпуса. Плот погрузили на спасательные поплавки из ней­лона, способные выдержать вес в несколько тонн. Конструк­цию собирали на скорую руку, поздно утром, и Контос как раз проверял, не допущено ли смертельных ошибок.

—    Ну, как дела? — спросил Остин.

—    У Гекльберри Финна плот и то надежней был, — пока­чал головой Контос. — Но и ваш с пивом сойдет.

—    Спасибо, что оценил наши инженерные способности, не­уч ты этакий, — ответил Завала.

Покинув плот, Контос закатил глаза.

—    Ребята, я вас умоляю: не профукайте «Си-Бас». Тести­ровать батискаф без батискафа мне будет сложновато.

Без защитного покрытия «Си-Бас» напоминал пластико­вую сардельку. Эту небольшую техническую версию прогу­лочной подлодки, на которой катают туристов во Флориде, спроектировали для транспортировки водолазов на неболь­шую глубину. Она вмещала шесть пассажиров плюс оборудо­вание и костюмы. Прозрачный корпус из полиакрилата ста­вился на закругленные полозья с балластом и двигателями. Чуть выше по бокам размещались баллоны с дополнительным балластом и сжатым воздухом. Внешние конструкции под­вешивались на жесткую кольцевую раму. Спереди распола­галась двухместная кабина, в задней части — электрическое, гидравлическое и механическое сердце батискафа и воздуш­ный шлюз для водолазов.

Пол перегнулся через борт парохода.

—    Приближаемся к цели, — сказал он и посмотрел на ча­сы. — Три минуты до погружения.

—    Да мы всегда готовы, — ответил Остин. — Как насчет те­бя, Пол?

—    Лучше не бывает, кэп, — криво усмехнулся морской гео­лог.

Лукавит. Беспокоится за Гаме, хоть виду и не подает. С больной рукой Пол только мешался бы во время операции, и сам он это знает прекрасно. Остин убедил его: кто-то рас­судительный должен остаться на поверхности и в случае че­го вызвать подмогу.

«Си-Бас» погрузили на плот и отбуксировали на откры­тую воду, пока береговую линию не заполонили прочие су­да. Подождали невдалеке от берега, пока не пришло время па­роходу отправляться по обычному маршруту. Даже с тяже­лым грузом плот сильно раскачивался; Завала и Остин с трудом удерживались на нем. По сигналу они одновремен­но проткнули ножами надувные мешки — воздух вырвал­ся наружу с громким шипением, которое вскоре перешло в бульканье. Прижатые к воде плотом, мешки быстро сплющи­лись. Когда задняя часть плота опустилась достаточно, напар­ники открепили «Си-Бас» и через кормовой люк пробрались внутрь батискафа. Проверив герметичность, они прошли в ка­бину.

По мере того как сдувались мешки, плот ровно лег на по­верхность озера и начал тонуть. Система доставки казалась примитивной для столь высокотехнологичного батискафа, од­нако сработала. Пароход выдернул ее из-под «Си-Баса», и по­гружаемый аппарат стал уходить под воду. Озеро из зелено­вато-синего сделалось иссиня-черным.

Остин выровнял балласт, и батискаф завис на глубине пятьдесят футов. Завала включил двигатели, и «Си-Бас» на скорости десять узлов поплыл в сторону берега. Хорошо еще не было встречного течения. Расстояние в пять миль до бере­га батискаф преодолел за полчаса.

Пока Завала правил, Остин следил за показаниями сонара. Скалистый берег уходил вниз более чем на сотню футов и за­канчивался широкой площадкой. На ней, судя по показаниям сонара, покоился крупный объект; сверху нависал пирс. Спу­стя несколько секунд напарники увидели над собой его очер­тания на фоне мерцающей поверхности. Оставалось надеять­ся, что расчеты Остина верны и заскучавший охранник дей­ствительно отправился подремать.

Завала повел «Си-Бас» вниз по узкой спирали, а Остин по­переменно смотрел то на радар, то в иллюминатор.

—    Выравнивайся, быстро, — сказал Курт.

Завала среагировал моментально, и батискаф пошел но кругу подобно голодной акуле.

—    Что, слишком близко спустились к площадке? — спро­сил он.

—    Да не то чтобы. Отойди в сторону и спустись еще на пятьдесят футов.

Отойдя от берега, «Си-Бас» развернулся передом к пло­щадке.

—         Матерь Божья, — выдохнул Завала. — Разве «Астродоум» не в Техасе?

—    Ну, под этим куполом футбол тебе не светит, — сказал Остин. — Станция напоминает ту, что рванула близ берегов Баха.

—    Жаль признавать, но ты прав. Все верно просчитал.

—    Просто повезло.

—    Надеюсь, везение твое не закончилось. Нам еще внутрь пробираться.

—    Вот сейчас и проверим. Давай посмотрим, что под брю­хом у этой громадины.

Кивнув, Завала поддал газу, и батискаф плавно опустил­ся прямо под станцию. Сквозь прозрачную зеленую поверх­ность наружу проникал приглушенный свет. Напарник не­много промахнулся с преувеличением — конструкция смотре­лась бы впечатляюще даже на суше. Как ее близнец в Баха, эта лаборатория стояла на четырех цилиндрических опорах по периметру.

—    В колоннах есть отверстия, — заметил Остин. — Похо­же на то, что мы видели в Мексике. Через эти люки забира­ется и выпускается вода.

Завала подвел батискаф к пятой колонне в самом центре конструкции и включил двойной прожектор.

—    Отверстия нет. Эй, а это что? — Он приблизился к оваль­ному углублению к гладкой опоре. — Похоже на дверь. Ков­рика с приветствием, впрочем, и здесь нет.

—    Может, забыли постелить? — предположил Остин. — Давай припаркуемся поблизости и нанесем добрососедский визит.

Завала мягко опустил «Си-Бас» на дно недалеко от опоры. Напарники нацепили баллоны с воздухом и подводные пе­реговорные устройства. В водонепроницаемый ранец Остин положил свой «боуен», запасные патроны к нему и девяти­миллиметровый «глок» — взамен утерянного на Аляске пистолета-пулемета Завалы. Войдя в шлюзовую камеру, Курт впустил в нее воду и вышел наружу. Через несколько минут к нему присоединился Завала. Вместе напарники подплыли к опоре и повисли на поручнях по сторонам от люка. Справа от него располагалась панель: две кнопки, красная и зеленая, под колпаком из прозрачного пластика.

Зеленая кнопка светилась. Напарники помедлили в нере­шительности.

—    Что, если она подключена к сигнализации? — спросил Завала, словно прочитав мысли Остина.

—    Я о том же думал. Хотя зачем сигнализация? Местность вроде не кишит взломщиками.

—    Выбора особого нет, — сказал Завала. — Жми.

Курт надавил на светящуюся кнопку. Если сигнализация и сработала, напарники ее не услышали. Дверца отъехала в сторону, открывая люк, похожий на раскрытый в зевке рот. Показав Остину на пальцах «ОК», Завала первым проплыл внутрь. Напарник — следом. Они оказались в камере, формой напоминающей коробку для шляп. С потолка свисала метал­лическая лестница; на стене имелся второй пульт (копия то­го, с которого открывался наружный люк). Остин нажал на зеленую кнопку. Он случайно толкнул сумку с оружием, и та вывалилась за дверь.

—    Забудь, — сказал Курт, предвосхищая вопрос Завалы. — Времени нет.

Внешняя крышка закрылась, внутри по стенкам зажглись огни, и невидимые насосы быстро откачали воду из шлюза. В потолке открылся круглый люк. И на сей раз не сработа­ла сигнализация. Было тихо, только гудели вдалеке какие-то механизмы.

Поднявшись по лестнице, Остин выглянул из-под люка, ос­мотрелся и сделал Завале жест подниматься следом. Они вы­лезли в цилиндрическую комнату, увешанную зелеными ги­дрокостюмами; вдоль стены стояли кислородные баллоны, на полках громоздились инструменты и оборудование.

Сняв баллоны, рацию и маску, Остин взял металлическую щетку на длинной ручке.

—    Этим, наверное, чистят края люка. Иначе они очень бы­стро зарастают водорослями.

Подойдя к двери, Завала указал на очередной набор из двух кнопок.

—    Начинаю чувствовать себя мартышкой, тыкающей в кнопки, чтобы получить еду.

—    Зато я — нет, — ответил Остин. — Мартышки и то ум­нее, не забрались бы в такое опасное место.

По его сигналу Завала нажал кнопку. Дверь открылась, и напарники вошли в прямоугольную комнату с душевыми ка­бинками, шкафчиками и полками. Подхватив с одной полки запечатанный полиэтиленовый пакет, Остин достал из него синтетическую белую форму из двух предметов. Не сговари­ваясь, напарники скинули гидрокостюмы и натянули на себя форму прямо поверх термобелья. Серебристые волосы выда­ли бы Остина, и потому он только порадовался, обнаружив в пакете еще и целлофановый чепчик.

—    Ну, как я выгляжу? — спросил он у Завалы, чувствуя, как давит форма в плечах.

—    Как несъедобный гриб-переросток.

—    Чего я и добивался. Идем.

Они оказались в пещерообразной комнате со сводчатым потолком, пересеченной трубами. Прежде едва слышный, шум здесь больно бил по ушам.

—    В яблочко, — пробормотал Остин.

—    Напоминает декорации к фильму «Чужие», — ответил Завала.

—    Лучше б мы и правда попали к чужим.

Неожиданно из-за толстой вертикальной трубы выступила фигура в белом. Напарники напряглись и потянулись за несу­ществующими пистолетами, однако вооруженный неким дат­чиком техник даже не обратил на них внимания и скрылся в лабиринте. Металлические трапы и подмостки делили про­сторное помещение на две части: нижнюю и верхнюю. Напар­ники решили подняться на второй уровень, чтобы получше разглядеть интерьер станции и не нарваться на курсирующих по лаборатории сотрудников. Впрочем, техники, увлеченные работой, даже не смотрели на Остина и Завалу, когда те про­двигались к центру. Сверху зрелище впечатляло еще больше. Лаборатория напоминала техногенный улей, кишащий вне­земными пчелами.

—    Тут весь день бродить можно, — сказал Остин. — Пред­лагаю найти проводника.

Спустившись на основной уровень, напарники укрылись за трубой. Прямо перед ними стояли, склонившись над монито­ром и увлеченные заданием, трое техников.

Вот двое из них куда-то отошли. Остин — убедившись, что никто его не видит, — подкрался к ничего не подозревающе­му работнику станции и взял его шею в захват.

—    Пикни только — хребет сломаю, — прорычал он и уво­лок жертву за трубу. — Познакомься, вот и наш гид, — ска­зал Остин Завале.

Тот вылупился на техника.

—    Так мы знакомы.

Остин развернул пленника лицом к себе. Франсишка! Ужас на ее лице сменился облегчением.

—    Что вы здесь делаете? — спросила она.

Радость Остина от встречи пересилила удивление.

—    У нас свидание, не забыли? — ухмыльнулся он. — О ме­сте и времени не договаривались.

Франсишка выдавила нервную улыбку. Уже спокойнее она огляделась и сказала:

—    Здесь нельзя оставаться. Идемте.

Она провела их сквозь лабиринт из труб в небольшую ком­нату с пластиковым столом и стулом.

—    Я выбила себе кабинет, где можно поработать в тишине. Пока мы в безопасности. Если кто-нибудь заглянет, притво­ритесь, что чем-то заняты. — Она пораженно покачала голо­вой. — Как, во имя всего святого, вы здесь оказались?

—    На автобусе приехали, — сказал Остин. — Где Гаме?

—    Мы на опреснительной станции. Гаме держат в поместье, на первом уровне. Охрана очень плотная.

—    Миновать ее можно?

—    Я знаю, как проникнуть в дом. Из лаборатории на лифте вы попадете к вагонетке. Она через тоннель доставит вас ко второму лифту, и вот на нем вы сможете подняться на уро­вень поместья. Думаете, сможете спасти Гаме?

—    Попытаемся, — слегка улыбнулся Завала.

—    Задача опасная. Впрочем, шанс у вас есть. Охрана заня­та, идет важная встреча. Вам следует поторопиться, пока го­стей не пригласили сюда.

—    Что за гости? — спросил Завала.

—    Очень важные люди. К их приходу я должна привести станцию в рабочее состояние, или Гаме убьют.

Выглянув из кабинета, Франсишка проверила, чисто ли на горизонте. Затем проводила напарников к лифту. Она очень устала, заметил Остин: глаза покраснели, под ними залегли темные круги. Пожелав друзьям удачи, Франсишка вернулась в лабиринт труб.

Не теряя ни секунды, напарники вошли в яйцеобразный лифт и поднялись на поверхность. Все, как и говорила Фран­сишка: их ждала вагонетка, на ней Остин с Завалой проехали ко второму лифту. До дверей оставалось несколько шагов, и тут над входом в кабину зажглась лампочка — лифт шел вниз.

—    По-хорошему или по-плохому? — спросил Завала.

—    Сначала попробуем по-хорошему.

Из лифта вышел охранник: на плече у него висела кобура с пистолетом-пулеметом. Наемник подозрительно взглянул на Завалу, на Остина.

—    Простите, — очень вежливо произнес Завала. — Не под­скажете, где найти сотрудницу НУМА? Ее ни с кем не спута­ешь: она высокая, рыжая.

Охранник потянулся было за оружием, и тут Остин врезал ему кулачищем под дых. Резко и со свистом выдохнув, охран­ник осел на пол.

—    Ты же хотел по-хорошему, — напомнил Завала.

—    Это и есть по-хорошему.

Курт взял поверженного противника за руки, Завала — за ноги. Втащили его в лифт и поехали наверх. Остановили ка­бину между этажами.

Остин похлопал охранника по щеке. Очнувшись, тот вы­пучил глаза на чужака.

—    Мы сегодня добрые и щедрые, даем второй шанс. Где девушка?

Охранник мотнул головой. Теряя терпение, Остин прице­лился ему в переносицу. Охранник, скосив глаза, уставился на дуло.

—    Не позволю тратить мое время, — тихо предупредил Курт. — Мы знаем, что пленница на первом этаже. Не ска­жешь, где именно, мы поищем кого-нибудь поразговорчивей. Ясно?

Охранник кивнул.

—    Молодец, — одобрительно произнес Остин и поднял на­емника за шкирку.

Завала разблокировал лифт. Когда двери открылись на первом уровне, втроем они вышли в пустой коридор. Остин толкал охранника перед собой.

—    Какая охрана в здании?

Наемник пожал плечами.

—    Почти все наверху. Стерегут боссов на встрече.

«Интересно, что это за боссы и зачем они собрались? Впро­чем, Гаме важнее». Уткнув дуло в ребра охраннику, Остин приказал:

—    Веди.

Тот неохотно провел их по коридору до двери с числовой панелью. Помедлил немного, решая: не отбрехаться ли, мол, код ему неизвестен. Но под грозным взглядом Остина решил не юлить и отстучал комбинацию на пульте. Дверь откры­лась...

—    Она была здесь, — встревоженно произнес охранник, за­глядывая в пустую комнату.

Остин втолкнул его внутрь маленького помещения и огля­делся. Комнату определенно использовали в качестве тюрем­ной камеры, потому что открыть дверь можно было исключи­тельно снаружи. Подхватив что-то с подушки, Завала широ­ко улыбнулся.

—    Ее точно держали здесь. — В пальцах он сжимал темно­рыжий волос.

Остин развернулся к охраннику.

—    Куда ее забрали?

—    Не знаю, — мрачно ответил наемник.

—    Следующее слово может стать последним в твоей жиз­ни. Подумай хорошенько прежде, чем отвечать.

Охранник сразу понял: этот тип пристрелит его без коле­баний.

—    Я за этих выродков не отвечаю, — ответил он.

—    О ком ты?

—    Братья Краджик. Они увели ее в большой зал.

—    Что за братья?

—    Пара убийц, выполняющих для босса грязную работу, — с отвращением произнес охранник.

—    Говори, как пройти в большой зал.

Выслушав охранника, Остин предупредил: если указания ложные, они вернутся и навестят его. Затем они заперли на­емника в комнате и помчались по коридору к лифту. Кто та­кие Краджики, напарники не знали, да и не особенно о них волновались. Главное — что бы эти киллеры ни затеяли, до­бром для Гаме это не обернется.

ГЛАВА 38

За столом на палубе «Гокстада» си­дели отнюдь не воины в плащах и кольчугах, а люди в темных деловых костюмах. И тем не ме­нее обстановка напоминала языческое празднество: мерцали на стенах факелы, их пламя отражалось в металле древнего оружия и на лицах собравшихся. Брунгильда не случайно об­ставила большой зал с театральной помпезностью. Она высту­пала режиссером этого действа.

Совет директоров состоял из наиболее выдающихся и сильных мира сего, прибывших из разных стран: главы транснациональных корпораций, торговые представители и им подобные. Теневыми сделками они добились могущества, куда большего, чем некоторые действующие (или действо­вавшие) правительства. Своим положением они были обя­заны плутократам, истинным властям предержащим. «Гок­стад» объединил людей всех национальностей и цветов ко­жи, которых — несмотря на расовые различия — роднила неуемная алчность. Каждым презрительным жестом и вы­ражением лица они утонченно демонстрировали гордыню и превосходство.

Брунгильда встала во главе стола.

—    Добро пожаловать. Спасибо, что приехали так скоро, го­спода. Знаю, многие из вас проделали очень долгий путь, но смею заверить: оно того стоит.

Она переводила взгляд с одного лица на другое, упива­ясь жадностью, которую отчетливо видела за притворны­ми отрепетированными улыбками, в острых, пронзительных взглядах.

— Мы, собравшиеся за этим столом, — душа и сердце «Гок­стада», невидимого правительства. Могущественнее нас этот мир никого не знал. Вы не просто корпоративная элита, вы жрецы тайного общества вроде рыцарей-тамплиеров.

— Прошу простить, что прерываю вашу вдохновенную речь, — произнес рыбоглазый оружейный барон из Англии. — Ничего нового я пока не услышал. Надеюсь, я пролетел шесть тысяч миль не за тем, чтобы узнать, какие мы тут все исклю­чительные?

Брунгильда улыбнулась. Кроме совета директоров, никто в целом мире не смел общаться с ней на равных.

— Нет, лорд Гримли, я собрала вас с тем, чтобы известить: темпы моих работ внезапно и очень сильно ускорились.

Слова Брунгильды британца ничуть не впечатлили. Он на­морщил длинный нос, будто уловил в воздухе неприятный душок.

— Изначально вы обещали захватить мировой запас воды в течение нескольких лет. Полагаю, срок сократился до не­скольких месяцев?

— И снова нет, лорд Гримли. Новый срок составляет все­го несколько дней.

За столом принялись шептаться.

Гримли маслянисто улыбнулся.

— Прошу, забудьте все, о чем я говорил прежде. Продол­жайте.

— С радостью, — ответила Брунгильда. — Как вы знае­те из моих ежемесячных отчетов, наши планы осуществля­лись плавно и неспешно. С каждым днем мы приобретали но­вый источник пресной воды, однако строительство танкерно­го флота заняло много времени. Проблемой стала технология транспортабельных накопителей, лишь недавно мы сумели за­пустить ее. И вот наши дела привлекли внимание Националь­ного агентства морских и подводных исследований.

Первым всю важность сообщения воспринял американ­ский король недвижимости по фамилии Хоуз.

—    НУМА? Как они узнали о нас?

—    История долгая и запутанная. Вам всем предоставят под­робный отчет о вмешательстве агентов НУМА. Пока доста­точно сказать, что они упрямы и очень везучи.

—    Серьезная проблема, — заметил американец. — Сначала газетное расследование, теперь НУМА...

—    В газетах — да и где бы то ни было — про нас не напишут. Все накопленные данные по расследованию журналистов уничтожены. Проблема с НУМА, кстати, тоже решена.

—    И все же меня терзают сомнения, — не унимался Хоуз. — Миллионы вбуханы в секретность, а вскрыться наша деятель­ность может в момент.

—    Полностью с вами согласна, — ответила Брунгильда. — Мы сделали все возможное для того, чтобы сохранить наши действия в тайне, однако операции такого масштаба нельзя скрывать вечно. Обнародование махинаций «Гокстада» — во­прос времени, и официальное прикрытие начинает трещать по швам. Впрочем, спешка оправданна.

—    То есть вы торопитесь претворить наши планы в жизнь из-за НУМА?

—    Нет. Просто нам улыбнулась удача.

Первым среагировал немецкий банкир Гиммлер.

—    Это может означать только одно, — произнес он с выра­жением удава, завидевшего кролика. — Вам удалось довести до ума технологию Кабрал.

Брунгильда подождала, пока за столом стихнет оживлен­ное бормотание.

—    Все куда лучше, — победно произнесла она. — Доктор Кабрал помогает нам лично.

—    Кабрал, — эхом повторил немец. — Я прочел в газете, что она жива, но...

—    Жива, здорова и согласилась поработать на «Гокстад», поскольку у нас в руках сосредоточен запас анасазия. Доктор

Кабрал в нашей лаборатории, готовится к презентации. Ско­ро мы все увидим ее технологию в действии, это настоящее чудо. Перед нашей встречей я поговорила с доктором Кабрал: установка будет готова в течение часа. Тем временем в обе­денном зале вас ожидают прохладительные напитки. Мне же надо заняться подготовкой транспорта.

Совет директоров покинул большой зал, а Брунгильда вы­шла к главному входу в поместье. У широкого крыльца сто­яло несколько темно-зеленыхвнедорожников, возле каждо­го — по водителю и вооруженному охраннику.

—    Все готово? — спросила хозяйка у охранника ближай­шего транспорта.

—    Да, мэм, отвезем гостей, куда пожелают.

Подземный лифт и вагонетка — кратчайший и скорейший путь до лаборатории, однако предназначен для перевозки не­больших групп техников. Крупные партии гостей — напри­мер, тот же совет директоров — лучше доставить в пункт на­значения наземным транспортом. Брунгильда обо всем поза­ботилась. Забравшись на пассажирское сиденье ближайшего авто, она велела везти ее к озеру.

Через несколько минут внедорожник остановился у края невысокого холма с видом на водоем. Брунгильда по лестни­це спустилась на пирс и вошла в лодочный сарай, который на деле служил прикрытием для лифтов в лабораторию. Мино­вав яйцеобразную кабину, она вошла в грузовую и через не­сколько секунд уже шагала по подводной станции к ядру. Под куполом царило явное оживление.

Франсишка, работавшая у пульта, при виде Брунгильды сказала:

—    Как раз хотела звонить вам. Демонстрацию можно про­вести даже раньше, чем я рассчитывала.

—    Вы точно уверены, что процесс пойдет?

—    Если хотите, могу устроить пробный показ.

Поразмыслив, Брунгильда ответила:

—Нет, подожду. Хочу увидеть лица директоров, когда на­ша технология заработает.

—Уверена, их ждет сюрприз, — пообещала Франсишка, не обращая внимания на собственническое отношение врага к ее открытию.

Сняв с пояса небольшую рацию, Брунгильда распоряди­лась везти гостей. Менее чем за полчаса весь совет директо­ров собрался у кожуха ядра. Брунгильда представила Фран­сишку — и гости восхищенно зашептались. Выступив вперед, прелестная ученая улыбнулась каменнолицым мужчинам, на­поминающим хищных рептилий у водопоя. Она ни на секун­ду не забывала: именно их жажда власти и денег забросила ее в дождевой лес на долгие десять лет. И пока Франсишка вы­живала среди чуло, возможно, миллионы людей погибли, так и не дождавшись ее открытия.

Еще ни разу Франсишка не видела столько зла под одной крышей. Впрочем, отвращение она скрывала мастерски.

—Кто-то из вас наверняка имеет научное образование, хотя для понимания принципов моего метода оно не потребуется. Он сложен в исполнении, но прост по сути. Опреснением во­ды занимались еще древние греки, однако все известные спо­собы вывода соли подразумевают физическое воздействие: на­гревание и выпаривание, электрический ток, мембраны... Я же подумала, что легче будет изменить молекулярную структу­ру химических элементов соленой воды на атомном и суб­атомном уровнях.

—Попахивает алхимией, — заметил лощеный банкир из Германии.

—Самое что ни на есть точное сравнение, — ответила Франсишка. — Пусть алхимики и не добились своей це­ли, они заложили основы для современной науки химии. Я, как и средневековые искатели философского камня, пыта­лась преобразовать низкий металл в золото. Правда, в моем случае золото имело синий цвет. Я работала с водой, самым ценным веществом на планете. Оно гораздо ценнее любо­го минерала. И, знаете, философский камень найден. — Она развернулась к анасазиевому ядру. — В этом кожухе — ве­щество-катализатор. Вступая с ним в контакт, соленая во­да опресняется.

—    И когда вы нам явите чудо? — поинтересовался лорд Гримли.

—    Прошу сюда, — сказала Франсишка, отходя к пульту. Она пробежалась пальцами по клавишам, и послышался при­глушенный гул насосов, зашумела вода. — Сейчас прямо у вас над головами вода набирается по главному каналу в этот кон­тейнер. Потребуется несколько минут.

Франсишка отвела группу директоров на другую сторону ядра и некоторое время хранила молчание, словно нагнетая напряжение. Сверившись с показаниями датчика, она обрати­ла внимание боссов на другой канал.

—    По этой трубе проходит уже очищенная вода. Чувству­ете, какой выделяется жар?

—    Если я правильно понял, — сказал американец, — он пре­образовывается в электроэнергию.

—    Да, вы правы. Прямо сейчас опресненная вода откачи­вается в холодные воды озера, где жар и рассеивается. Одна­ко если внести в конструкцию станции определенные измене­ния, она сможет работать на энергии этого самого жара. Мо­щи хватит с лихвой, излишки можно продавать.

Послышалось бормотание. Франсишка чуть ли не физиче­ски ощутила, как от директоров исходит аура жадности: они уже подсчитывали будущие миллиарды не только от воды, но и от продажи дешевой энергии.

Она отошла к целому ряду катушек, свисающих с трубы. В основании каждой катушки имелся кран, а рядом — стопка бумажных стаканчиков.

—    Здесь опресненная вода охлаждается, — пояснила Фран­сишка и обратилась к одному из техников: — Какого качества воду вы получали до сих пор?

—    Почти всегда солоноватую, — ответил тот.

Открыв кран, Франсишка наполнила водой стаканчик и поднесла его к свету, словно знаток вина — бокал. Отпила со­держимое.

—    Тепловатая, но на вкус — как самая настоящая родни­ковая вода.

Брунгильда налила себе воды.

—    Напиток богов, — победоносно произнесла она, попро­бовав.

Директора ринулись к крану, как обезумевшие от жажды волы. Раздались восхищенные крики, а вскоре и общий го­мон. Пока боссы толпились у крана, словно у источника веч­ной молодости, Брунгильда отвела Франсишку в сторонку.

—    Поздравляю, доктор Кабрал. Кажется, вам удалось.

—    Успеха я добилась еще десять лет назад.

Однако мыслями Брунгильда была в будущем, не в про­шлом.

—    Вы обучили мой персонал пользоваться технологией?

—    Да. Я внесла лишь небольшие коррективы в процесс. Вы и без меня близко подошли к цели.

—    То есть управились бы вовремя?

Чуть подумав, Франсишка ответила:

—    Скорее всего, нет. Ваша технология и моя — как две па­раллельные линии. Неважно, насколько близко они идут друг от друга, они никогда не пересекутся. Теперь, когда я выпол­нила свою часть сделки, настала ваша очередь.

—    Ах да, сделка. — Сняв с пояса рацию, Брунгильда при­стально посмотрела на Франсишку льдисто-голубыми глаза­ми и улыбнулась. — Передайте братьям Краджик, — произ­несла она в микрофон, — что работница НУМА в их распо­ряжении.

—    Стойте! — Франсишка ухватила Брунгильду за муску­листую руку. — Вы же обещали...

Брунгильда без труда отмахнулась от ученой.

—    А еще я предупредила: мне нельзя доверять. Вы предста­вили рабочую модель опреснителя, и ваша подруга мне больше не нужна. — Она снова поднесла рацию к уху, и тут улыбка на ее лице сменилась хмурым выражением. — Как это пони­мать? — резко спросила Брунгильда, мрачнея на глазах. — И давно?

Повесив рацию на пояс, она сказала Франсишке:

—    Разберусь с вами позже.

По-военному развернувшись на каблуках, хозяйка «Вал­галлы» зашагала к лифту.

Потрясенная, Франсишка какое-то время не смела шевель­нуться. Осознав, как ее обманули, она вновь почувствовала разгорающийся в груди гнев. Тот самый, что помогал жить десять лет среди чуло. Если Гаме погибла, тем легче будет ис­полнить задуманное. Стиснув зубы и преисполнившись реши­мости, Франсишка удалилась в глубь лаборатории.

ГЛАВА 39

Приход охранников Гаме воспри­няла даже с облегчением. Она за­мучилась просто сидеть в закрытой комнате. Казалось, един­ственный способ выйти из нее — это взорвать дверь. Гаме твердо решила: вот выберется она из этой передряги и попро­сит спецов НУМА снабдить ее какими-нибудь хитроумными гаджетами в духе Джеймса Бонда. Пока оставалось только до­жидаться шанса бежать.

Но в лабиринте коридоров Гаме тут же упала духом: стои­ло пройти шагов десять, как она забыла дорогу. Наконец ох­ранники остановились перед двойными дверьми, окованны­ми бронзой. Восьмифутовые, они были покрыты резьбой на тему мифов: много черепов, перемежающихся изображения­ми гигантов, карликов, чудищ, свирепых коней, покорежен­ных деревьев, рун, а в центре — изящный корабль, окружен­ный молнией.

Один охранник нажал на кнопку в стене, и двери бесшум­но разъехались в стороны. Второй ткнул Гаме в спину ство­лом пистолета-пулемета: проходи, мол.

—    Идея не наша, — почти что извиняясь, произнес он.

Двери за спиной Гаме закрылись.

—    Какая прелесть, — осматриваясь, шепотом пробормота­ла она.

Гаме стояла в комнате, размерами превосходящей футболь­ное поле. Расположение дальних стен угадывалось только по мерцанию факелов. В центре, освещенный четырьмя высоки­ми жаровнями, стоял корабль с поднятым квадратным пару­сом — точная копия судна, вырезанного на дверях.

До того как стать морским биологом, Гаме работала архе­ологом и моментально поняла: перед ней корабль викингов. Или же превосходная его копия. Может, Гаме привели в му­зей? Да нет, скорее в гробницу, утонченную крипту. И ко­рабль, скорее всего, служит усыпальницей, по обычаю викин­гов. Отчасти из любопытства — отчасти потому, что не было иного выбора, — Гаме пошла к кораблю.

В это время за ней следили две пары обрамленных покрас­невшими веками глаз. Те же глаза следили за ней на монито­ре. Братья Краджик провели у экрана несколько часов кряду, жадно запоминая детали внешности Гаме: все, от ярко-рыжих волос до стройных длинных ног. И не было в этом подгляды­вании ничего сексуального, ибо секс — для нормальных. Краджики упивались не страстью, а болью, страданиями жертвы. Они напоминали собак, которые до поры до времени играют или держат кусок мяса на носу. Потом хозяин дает команду, и — ап! — они съедают угощение. В такой соблазнительной близости от Гаме садистские инстинкты Краджиков вылезли на поверхность. Гаме — и ту, вторую бабу — хозяйка им обе­щала. И пока Брунгильда в лаборатории, братья решили по­забавиться с игрушкой.

Они отдали приказ охранникам привести Гаме в большой зал. Те подчинились неохотно. Небольшая армия, охрана «Валгаллы», порой совершающая вылазки — как, например, на Аляску, — целиком состоит из бывших военных. В ее ряды входят французские легионеры, американские спецназовцы, «морские львы», краповые береты, британские парашютисты и еще много кто. В казармах, бывает, шутят, будто соискатель на место в их рядах должен быть как минимум уволен из во­оруженных сил с позором и лишением почестей. А уж если отсидел срок — так и вовсе достоин премии. Наемники «Гок­стада» с легкостью убивают за деньги, но при этом мнят се­бя профессионалами, просто выполняющими работу. Братья Краджик — иного сорта. Все слышали о зверствах в Боснии; поговаривали об особых поручениях, выполняемых близнеца­ми по приказу Брунгильды. И о том, что Краджики у нее на особом счету, тоже все знали, и потому Гаме доставили в зал без лишних вопросов.

Гаме преодолела половину пути до корабля и тут услы­шала шум, который бы ни с каким другим не спутала: звук работающих моторов, многократно усиленный эхом. С обе­их сторон — справа и слева — в ее сторону ударили лучи пе­редних фар.

Мотоциклы.

Завидев силуэты наездников, Гаме ощутила себя оленем на автостраде. Моторы взвыли еще громче, и мотоциклы торпе­дами устремились к жертве.

Нацелившись на Гаме, водители положили на рулевые ра­мы копья.

Братья неслись на нее, словно пародийные рыцари на ка­рикатурном ристалище. И уже когда Гаме приготовилась по­лучить двойной удар в живот, мотоциклисты промчались ми­мо нее, развернулись. Горящие фары смотрели на Гаме, слов­но глаза гигантской кошки.

Краджики оседлали «Ямаха-200», внедорожные мотоци­клы, на которых охрана патрулирует периметр поместья. Ко­пья они одолжили из коллекции, украшающей стены боль­шого зала. Близнецы особым воображением не блистали: что с ребенком, что с пожилым они работали по одной и той же схеме — запугать, довести до отчаяния, замучить и убить.

Слева из темноты раздался голос:

—    Если побежишь...

—    ...может, и не догоним, — закончил голос справа.

Черта с два. Это железнозубые уроды, вломившиеся к ней

в дом. И сейчас они хотят позабавиться, чтобы жертва немно­го потрепыхалась.

—    Покажитесь, — велела Гаме.

Ответом ей стал звук работающих на холостых оборотах моторов. Близнецы привыкли, что жертвы молят о пощаде, а тут беззащитная девушка бросает им вызов... Выехав из тени, они остановились в нескольких ярдах от Гаме.

—    Вы кто такие? — спросила она.

—    Мы — смерть, — хором ответили близнецы.

Краткая передышка закончилась. Взревели моторы, мото­циклы встали на дыбы. Когда передние колеса коснулись по­ла, братья дали по газам и помчались по кругу. Пахнуло го­релой резиной. Краджики разминулись и погнали по новой, ожидая, что у Гаме закружится голова и бедная девушка рух­нет на пол, скукожится и захнычет... Она отказалась играть по правилам убийц. Встала, гордо выпрямившись и опустив руки. В лицо бил ветер и удушливые выхлопные газы. Гаме стоило гигантских усилий воли не броситься наутек. Близне­цы вот-вот пустят в ход копья и подрежут ей ноги.

Видя, что жертва даже не собирается бежать, Краджики сузили круг. Вот наконечник копья порвал рубашку на груди Гаме, и девушка невольно втянула живот. Нет, не пойдет. Га­ме сдвинулась с места, начала ходить, стараясь подстроиться под ритм близнецов. Обрадованные таким поворотом игры, Краджики принялись по очереди колоть Гаме — отдергивая копья в последний момент. Рев моторов оглушал, но останав­ливаться она и не думала, смерть грозила ей в любую секунду.

Справа приближался мотоцикл. Пора рискнуть! Гаме вста­ла. Ездок, промчавшись мимо, резко развернул байк. Секунд­ного замешательства хватило: некая телепатическая связь между киллерами прервалась, и Гаме, пользуясь шансом, по­бежала к носу корабля. Думала забраться на палубу... и встре­тила неожиданное препятствие — щиты на бортах. Краджики, наверное, потому и не торопились за ней — знали, что Гаме так легко через щиты не перемахнет.

Оставался трап у кормы. Краджики предвидели, что Гаме побежит к нему. Она подыграла: рванула к корме, и близне­цы помчались наперехват. Тогда Гаме сорвала с борта один из щитов, выставила его перед собой и попятилась. Близне­цы, развернувшись, поехали на нее, опустили копья. Тяжелый щит, изготовленный из окованного железом дерева, предна­значался скорее для крепышей-викингов, однако атлетически сложенная Гаме сумела удержать его на левой руке.

Прикрылась вовремя.

Удар! Копья вонзились в щит. Гаме прибило к борту.

Разделившись, близнецы обернулись к Гаме. Она тем вре­менем опустила щит на пол и, прижав его ногой, выдернула копья. Странно, снаряды оказались куда легче щита: тонкие деревянные древки, изящные бронзовые наконечники. Долж­но быть, они метательные, не для рукопашной.

Подняв копья и щит, Гаме приготовилась, что лишенные оружия братья пойдут на уловку. И тут в щит врезался шипо­ванный шар. Гаме хоть и присела, но ее отбросило назад. Она припала на правое колено и успела закрыться — удар второй палицей расщепил дерево.

Быстро найдя замену копьям, братья обрушились на Гаме, не дав ей шанса подняться на обе ноги. Созданные крушить доспехи, палицы разворотили щит — остались бесполезные ремни да деревянный каркас.

Гаме подняла копье, приготовилась. Когда близнецы, отъ­ехав, снова развернулись, метнула его. Снаряд стрелкой ком­паса устремился в одного из убийц — в последний миг тот увернулся. Его брат успел подъехать к Гаме справа. Она обер­нулась и тут же получила удар слева. Классическая техника атаки с флангов. Близнецы не спешили добивать жертву, про­веряли ее.

Один из братьев пронесся прямо перед Гаме. На безопас­ном — как он думал — расстоянии. Гаме метнула копье ему в спину. В самого ездока не попала, зато копье вклинилось меж­ду спиц переднего колеса. Сила вращения перемолола тонкое древко, но прежде Краджика перебросило через руль; сам байк опрокинулся и, высекая снопы красных и белых искр, скольз­нул по полу. Упав, поверженный ездок не встал.

Второй остановился и перевел луч фары на тело брата — тот валялся, неестественно раскинув руки и ноги. Оставив байк, второй Краджик подошел к близнецу, уже зная, что тот мертв. В момент, когда переломилась шея, брат ощутил страх и боль брата. Раздался стон, переходящий в крик, пол­ный агонии. По спине Гаме побежали мурашки, когда выжив­ший Краджик взвыл по-волчьи. Женщина метнулась к корме корабля, надеясь отыскать на палубе оружие. Заметив движе­ние, Краджик моментально оседлал мотоцикл и помчался сле­дом. Гаме, защищаясь, выставила перед собой оставшееся ко­пье. Краджик промчался мимо, и древко вздрогнуло, лязгнул металл. Остановившись, Краджик поднял обеими руками над головой секиру, которой только что отсек наконечник копья.

Он догнал Гаме почти у самого трапа и подсек ей ноги, не останавливаясь. Боль пронзила локти и колени, когда Гаме рухнула на пол. Впрочем, беспокоилась она не о содранной коже. Краджик встал над ней и произнес:

—    Мой брат... мертв...

Он говорил с паузами, словно по привычке, ожидая, что предложение завершит близнец.

—    Ты убила его... теперь я убью тебя. Начну... с ног. Отру­блю их по очереди. Потом возьмусь... за руки.

В кожаных штанах и безрукавке он здорово походил на средневекового палача. Блеснули в зловещей ухмылке метал­лические зубы. Гаме хотела откатиться в сторону, но Краджик наступил ей на лодыжку. Гаме вскрикнула.

Краджик взмахнул топором... и как-то странно хрюкнул. Свободной рукой попытался нащупать торчащую из черепа арбалетную стрелу и не достал — умер. Исчез в покраснев­ших глазах блеск, колени подогнулись, и мертвое тело стало заваливаться. Секира выпала из омертвевшей руки и вонзи­лась в пол, прямо там, где только что лежала Гаме — она ед­ва успела откатиться.

Послышались быстрые шаги. Сильные руки подняли Га­ме. Она увидела знакомую улыбку Завалы. А вот и Остин, с древним самострелом в руках.

—    Ты не ранена? — спросил Остин.

—    Так, кожу местами ободрала. — В руках у Джо Гаме уви­дела пистолет-пулемет. — Не сочтите за придирку, но зачем играть в Вильгельма Телля, когда есть пушка?

—    Это же не снайперская винтовка, — пояснил Завала. — Такой штучкой хорошо косить ряды врагов, а не снимать их поодиночке. Но я прикрыл бы Курта, если бы он промазал. — Он присел подле мертвого Краджика. — Ты не попал в яблоч­ко у него на голове.

—    В следующий раз возьму чуть выше, — сказал Остин, от­брасывая самострел.

Гаме легонько поцеловала обоих в щеку.

—    Рада видеть вас, пусть даже приходится выслушивать обмен остротами.

Остин обыскал покойника, лежавшего возле мотоцикла.

—    Да ты и без нас неплохо справлялась.

—    Меня едва в котлету не порубили, — ответила Гаме, удивляясь собственным словам. Ее чуть-чуть не расчленили, а она шутит! — Где мы?

—    На озере Тахо.

—    Тахо! Как вы меня нашли?

—    Объясним, когда найдем Франсишку. Идти можешь?

—    Хоть на коленях поползу, лишь бы выбраться отсюда. Кстати, отличный прикид, мальчики, — заметила она, окинув взглядом белые костюмы и чепцы. — Это пропуск на посту охраны у двери?

—    У двери не было охраны.

—    Струсили. Не хотели отвечать за то, что вытворяли эти два брата-акробата.

—    Короче, проникли мы сюда и видим: ты явно проигры­ваешь в догонялки этому красавцу. Я схватил со стены само­стрел и выждал, пока ты буквально выманишь его мне под прицел. — Остин забрал у мертвеца револьвер. — Предлагаю рвать когти, пока охранники все-таки не пришли.

Гаме согласно кивнула и поковыляла к выходу. Мужчины шли справа и слева.

Тут открылись двери, и в зал вошла Брунгильда. Одна, но оттого не менее грозная. Почти не обращая внимания на тела близнецов, она встала перед троицей, широко расставив мощ­ные ноги и уперев руки в бока.

—Полагаю, это ваши проделки? — спросила великанша.

Остин пожал плечами.

—Пошалили чуток.

—Эти двое — дегенераты. Если бы не вы, я прикончила бы их сама. Мало того, что они ослушались приказа, так еще и осквернили священное место.

—Понимаю, трудно в наши дни отыскать хорошего помощ­ника.

—Не так уж и трудно. В кровожадных людях недостатка нет. Как вы сюда проникли?

—Через парадную дверь. Что это за место?

—Сердце и душа моей империи.

—Вы, должно быть, неуловимая Брунгильда Сигурд?

—Все верно. Я знаю, кто вы, мистер Остин, знаю и ваше­го напарника, мистера Завалу. Мы следили за вами с того мо­мента, как вы заявились на наш объект в Мексике. Очень лю­безно с вашей стороны почтить нас визитом.

—Ну что вы, не стоит. Кстати, кто оформлял интерьер? Как думаешь, Джо: ранний период семейки Адамс или тран­сильванский стиль?

—Больше похоже на мюнстерский модерн. Кофейный сто­лик в виде корабля — очень милый штришок.

—Глупцы, — ответила Брунгильда. — Корабль символизи­рует прошлое, настоящее и славное будущее.

Остин хохотнул.

—Да-а, подходящий символ. Этот корабль не стронется с места, как и ваша империя.

—Устала я от вас, НУМА.

—То же я говорил Джо перед вашим приходом. Не станем злоупотреблять гостеприимством. С вашего позволения, мы удалимся. Народ, седлайте коней.

Завала, шедший чуть впереди группы, хотел обойти Брунгильду. Походя он — чисто по привычке — улыбнулся сво­ей фирменной улыбочкой. Брунгильда, решил он — хоть и страшная — все же дама. Усилия пропали впустую: одной ру­кой она схватила Завалу за грудки и, встряхнув его как те­рьер — крысу, отшвырнула назад. Завала сгруппировался и, встав на ноги, улыбнулся.

—    Я понимаю ваши чувства, однако расставаться таким вот образом — не дело. — С женщинами, независимо от их кон­ституции и возраста, он всегда оставался джентльменом.

Брунгильда ответила пощечиной слева. Завала попятил­ся, утер кровь из разбитой губы. Когда Брунгильда замахну­лась правой, Остин выступил вперед, намереваясь прикрыть друга... но не тут-то было. Он следил за руками Брунгильды, а получил удар в грудь ногой. Ребра затрещали, дыхание пе­рехватило.

При виде поверженного напарника, Завала забыл о том, что женщин бить нельзя.

—    Запрещенными приемами балуетесь, — тихо произнес он.

На учебу в Нью-йоркском военно-морском колледже Зава­ла заработал, участвуя в боях в среднем весе. Большую часть поединков он выиграл нокаутом. После колледжа поднабрал вес, однако сумел удержаться в пределах спортивной нормы: сто семьдесят пять фунтов при росте в пять футов десять дюй­мов. Брунгильда была на фут выше и на добрых полсотни фунтов тяжелее (исключительно за счет мускулов).

Ударив Остина с левой ноги, Брунгильда встала в удоб­ную позицию — достаточно было врезать наотмашь, и Зава­ла остался бы без головы.

Старые боевые рефлексы не подкачали. Завала пригнулся, уходя от удара, и врезал Брунгильде по ребрам с левой... чуть не вывихнув при этом запястье. Зато сумел сбить противни­цу с ритма. Брунгильда тоже ударила левой — и промахну­лась. Завала, убрав подбородок и подняв руки, выполнил се­рию из трех ударов, которая в свое время помогла уложить не одного оппонента. Потом быстрый тычок левой, правой сбо­ку и хук левой.

Удар сбоку прошел мимо, зато левый хук угодил точно в челюсть. Взгляд Брунгильды на мгновение помутнел. Она по­пятилась, Завала пошел в наступление — и тут же схлопотал удар наотмашь в грудь. Пока он хватал ртом воздух, Брун­гильда впечатала кулак ему в живот. Спас накачанный пресс. Завала махнул правой, левой, метя Брунгильде в челюсть — и оба раза промахнулся. Скорость и рефлексы Завалы впечат­лили Сигурд, но больше она подставляться не собиралась. Ре­шила использовать преимущество в росте.

Завала просчитал ее тактику и попытался сблизиться для апперкота. Каждый раз, как он подходил, Брунгильда отве­шивала ему затрещину и сама при этом оставалась вне дося­гаемости. Левый глаз у Завалы почти не открывался, из носа хлестала кровь. Высоким ударом латинос достал соперницу, попав ей по шее, однако небольшой успех стоил еще одного попадания в голову. Несмотря на рост, Брунгильда двигалась как боец в среднем весе. Ветераны бокса всегда говорили: хо­роший боец высокого роста может легко побить маленького и вертлявого. Оставалось надеяться, что эта аксиома к высо­ким бабенциям не относится.

Завала совсем сбился с ритма, удары его пронзали воздух. Еще минута — и все, бой окончен. Пара ударов, и Брунгиль­да переломит ему шею.

И вдруг она опустила руки. Не успел ослабленный Зава­ла среагировать, как эта дылда рухнула на пол. Утерев пот со лба, он увидел, как Гаме опускает большой деревянный щит.

—    Есть много способов побить норманнскую суку, — свер­кая глазами, заметила девушка.

Тут и Остин поднялся на ноги. Держась за сломанные ре­бра, он проговорил:

—    Надеюсь, пострадали мы только внешне.

—    Я про все забуду, когда мы отсюда, к чертям, выберем­ся, — ответил Завала, едва шевеля разбитыми губами.

—    Стойте, — сказал Остин и огляделся. — Нужен отвлека­ющий маневр.

Не говоря больше ни слова, он подошел к одной из гигант­ских жаровен и, схватив ее за ножки, опрокинул содержимое на палубу корабля. Потом сорвал щиты и побросал их в кучу. Пламя от импровизированного костра быстро охватило мач­ту. Загорелся парус, и едкий черный дым пополз под потол­ком большого зала.

Сделав дело, Остин вернулся к товарищам. Вместе они под­бежали к дверям и встали сбоку. Буквально через несколько минут ворвались охранники. С криками они бросились в сто­рону корабля. Огонь, получив порцию свежего воздуха, раз­горелся с новой силой, клубы дыма наполнили зал. Охрана так и не заметила три смутные фигуры, выскользнувшие в дверной проем.

ГЛАВА 40

А внутри куполообразной подводной лаборатории Франсишка чуть не сходила с ума. Последний кусок головоломки встанет на ме­сто, и все — план осуществится. Но сначала надо увериться, что свои покинули территорию «Валгаллы». Тем более что Брунгильда куда-то срочно удалилась. Тем временем техники смешались с толпой боссов, заливаясь пресной водой, слов­но дармовым марочным шампанским. Долго веселье не прод­лится, кто-нибудь да заметит, как увлеченно работает у пуль­та Франсишка.

Внезапно гомон смолк. Франсишка, обернувшись, увиде­ла, как из служебного лифта выходят три странные фигуры. И ахнула — это же друзья! Правда, их совсем не узнать: Гаме растрепана, будто ее волосы угодили в блендер, она хромает, на руках и ногах — синяки. Белые комбинезоны Остина и За­валы забрызганы кровью, сам Завала опух и щурится, ни дать ни взять морячок Попай.

Протолкавшись через толпу гостей и техников, Франсишка подошла к друзьям. Остин даже сумел улыбнуться.

—    Простите, что задержались. Возникли... э... затруднения.

—    Слава богу, вы живы!

Остин обнял ее за плечи.

—    Оставаться мы и не думаем. Снаружи ждет такси. Вас подбросить?

Франсишка сказала:

—    У меня одно незаконченное дело. — Вернувшись к пуль­ту, она вбила несколько команд с клавиатуры, сверилась с по­казаниями цифровых счетчиков и, удовлетворенная результа­тами, сказала: — Все, уходим.

Держа боссов и техников под прицелом — на случай ес­ли у кого-нибудь случится приступ отваги, — Завала постро­ил их в ровную линию. Остин с любопытством оглядел со­бравшихся — в ответ на него смотрели с чистой ненавистью. Англичанин Гримли выступил вперед и, подойдя вплотную к Остину, произнес:

—    Мы требуем, чтобы вы назвались и объяснили, какого черта здесь делаете.

Неприятно рассмеявшись, Остин толкнул его во впалую грудь.

—    Это что за клоун? — спросил он у Франсишки.

—    Он и его приятели — грехи человечества во плоти.

Как философа-любителя Остина давно занимали вопросы добра и зла. Однако сейчас он думал не о них. Взяв Франсиш­ку за руку, Курт повел ее к лифту до шлюза. Следом за ними шел, прикрывая отступление, Завала.

Не успели они пройти нескольких шагов, как прибыл гру­зовой лифт. Из него выбежали десятка два вооруженных ох­ранников. Они быстро окружили беглецов и отняли писто­лет-пулемет у Завалы.

Из кабины выступила Брунгильда — охранники разошлись, давая хозяйке дорогу. Растрепанная, вымазанная в саже, она нисколько не утратила грозного вида. Льдисто-голубые гла­за по-прежнему излучали злобу. Дрожа от гнева, Брунгильда указала на агентов НУМА, словно собираясь метнуть в них молнию.

—    Убить!

Элита «Гокстада» зашепталась, обрадованная внезапным и выгодным поворотом событий; в предвкушении бойни ди­ректора сверкали глазами. Но не успели наемники поднять оружие, как Франсишка выступила вперед. Загородив собой израненных друзей, она властным тоном белой богини ско­мандовала:

—Стойте!

—Уйдите, или вас тоже убьют, — пригрозила Брунгильда.

Выпятив подбородок, Франсишка ответила:

—Сомневаюсь.

Брунгильда словно выросла еще на фут.

—Да кто ты такая, что споришь со мной!

Вместо ответа Франсишка подошла к пульту управления и указала на монитор: по нему ползли колонки цифр. Одного взгляда на мерцающую огнями, как электрический бильярд, панель хватило, чтобы понять: процессы на станции вышли из-под контроля.

Брунгильда накинулась на Франсишку, словно ангел смерти.

—Что ты натворила?!

—Сама смотри, — ответила бразильянка и отошла в сто­рону.

Брунгильда уставилась на пульт управления.

—Что происходит?

—Программа сходит с ума, пытаясь совладать с эквивален­том цепной реакции.

—В каком смысле? Говори, или я...

—Убьешь меня? Давай. Только я могу остановить реак­цию. — Франсишка улыбнулась. — Кое-чего ты про анасазий не знаешь. Сам по себе он безобиден, как железо, но при опре­деленном воздействии становится крайне неустойчив.

—И что это за условия?

—То самое сочетание температуры, напряжения в сети и звуковых вибраций, которому ядро подвержено в данный мо­мент. Если я не изменю заданные параметры, оно взорвется.

—Блефуешь.

—    Смотри: температура зашкаливает. Неубедительно? — спросила Франсишка. — Ну так вспомни загадочный взрыв на мексиканской станции. Стоило тебе упомянуть его, как я сразу догадалась, в чем причина. Ту лабораторию уничтожи­ли какие-то фунты вещества. Здесь сотни фунтов анасазия вот-вот достигнут критической массы. Подумай, каков будет эффект.

Брунгильда принялась орать на помощников, чтобы те остановили реакцию. Главный техник, который благоговей­но взирал на монитор компьютера, выступил вперед и, уте­рев пот со лба, сказал:

—    Мы не знаем как. Любое наше действие может только усугубить положение.

Отобрав у одного из охранников пистолет-пулемет, Брун­гильда прицелилась в Гаме.

—    Если не остановишь процесс, я убью твоих друзей. Од­ного за другим. Ее — первой.

—    Ну, и кто из нас блефует? — спросила Франсишка. — Ты все равно нас убьешь, а так мы прихватим на тот свет и тебя.

Бледная, Брунгильда побелела еще сильней. Опустила оружие.

—    Чего хочешь? — натянутым от гнева голосом спросила она.

—    Отпусти моих друзей.

Как опытный инженер Брунгильда умела сопоставить фак­ты перед тем, как принять окончательное решение. Если не остановить реакцию, завод погибнет. Франсишка — един­ственная, кто может предотвратить взрыв. Сигурд отпустит агентов НУМА, а когда бразильянка наладит опреснительный процесс, наемники перехватят беглецов. Потом Брунгильда разберется и с Франсишкой. Она еще отомстит за корабль, но позже. Когда надо, Сигурд умеет быть терпеливой. Она годы ждала этого момента.

Вернув охраннику пистолет-пулемет, Брунгильда сказала:

—    Договорились. Но ты, — обратилась она к Франсишке, — остаешься.

Облегченно вздохнув, доктор Кабрал обернулась к Остину:

—    Вы прибыли по воде?

—    Да. Прямо под станцией мы оставили водолазное сна­ряжение.

—Возвращайтесь другим путем. Вода прогрелась настоль­ко, что вы не успеете добраться до субмарины. Сваритесь за­живо.

—Попробуем на лифте подняться на пирс. Там есть лодка.

—Хорошая мысль.

—Мы вас не бросим.

—Не бойтесь, Брунгильда не тронет меня, пока я ей по­лезна. — Франсишка лукаво улыбнулась. — Надеюсь, НУМА спасет меня и на сей раз. — Обернувшись к Брунгильде, она сказала: — Я провожу их до лифта.

—Не вздумай юлить, — прорычала та и велела охранни­кам проследить за ней.

Франсишка нажала кнопку, открывающую двери яйце­образного лифта.

—Вы ранены. Я помогу войти. — Когда все расселись в ка­бине, она нагнулась к Остину и прошептала: — Оружие у ко­го-нибудь есть?

Разоружив Завалу и не увидев ничего в руках у Остина, наемники решили, что последний безвреден. Однако за пояс у него был заткнут револьвер, найденный у одного из Крад­жиков.

—Да, есть, — ответил Остин. — Но для вас прорываться с боем — чистое самоубийство.

—Я и не собираюсь. Дайте оружие.

Остин неохотно передал ей револьвер. Взамен Франсиш­ка достала из-под халата и вручила Остину желтый конверт.

—Здесь — все, Курт. Оно спасет вам жизнь.

—Что — все?

—Увидите сами, когда раскроете содержимое конверта ми­ру. — Она надолго прильнула губами к губам Остина. — Про­стите, но свидание вновь придется отложить, — сказала она с улыбкой и обратилась к остальным: — Прощайте, друзья, и спасибо за все.

По тону ее голоса Остин безошибочно понял: Франсишка не ждет спасения.

—    Идите к нам! — вскричал он и попытался ухватить ее за руку.

Легко отступив назад, она взглянула на часы.

—    У вас ровно пять минут. Используйте их мудро.

Франсишка нажала на кнопку подъема, и лифт умчался вверх. Охрана отвлеклась, следя за ним, и тогда бразильян­ка вытащила из-под рубашки револьвер. Двумя выстрелами она разворотила панель управления обоими лифтами, потом отбросила оружие в сторону. Динамики по всей лаборатории тут же разразились сигналом тревоги. Подбежала Брунгиль­да и наемники.

—    Что ты наделала?! — проорала хозяйка «Валгаллы».

—    У нас пять минут, — стараясь перекричать сирену, отве­тила Франсишка. — Реакция уже необратима.

—    Ты обещала остановить ее, если я отпущу твоих друзей.

Франсишка рассмеялась.

—    Я солгала. Ты сама предупредила: никому нельзя верить.

Первыми опасность осознали техники. Они рванули к уз­кой аварийной лестнице, которая по отдельной водонепрони­цаемой шахте выводила на поверхность. Заметив, как удирают рабочие, почуяли неладное и боссы — они побежали следом. Под страхом смерти забыли о дисциплине наемники: проди­раясь к выходу, они прикладами расталкивали директоров, а тех, кто не желал уступить дорогу, расстреливали. Вскоре у аварийного выхода громоздилась куча тел. Наемники и ди­ректора вязли и толкались в ней, отрезая себя от единствен­ного пути к спасению.

Брунгильда не верила собственным глазам: как же быстро погиб ее мир! Весь гнев она сосредоточила на Франсишке — подобрала с пола револьвер и прицелилась в бразильянку. Та и не подумала защищаться.

—    Ты сдохнешь! — завопила Брунгильда.

—    Я умерла десять лет назад, пропав в дождевом лесу. Бла­годаря твоему безумному плану.

Брунгильда трижды нажала на спусковой крючок: первые два выстрела прошли мимо, третий попал Франсишке в грудь.

Она осела на пол, привалившись спиной к стене. Глаза заво­локла черная пелена, и Франсишка — с улыбкой облегчения на губах — умерла.

Отбросив оружие, Брунгильда вернулась к пульту управ­ления. Нависла над монитором, словно могла остановить про­цесс чистым усилием воли. Сжав кулаки, она вскинула ру­ки над головой. Ее отчаянный, дикий вопль смешался с во­ем сирены.

Обезумевшие, заключенные в кожух атомы наконец вырва­лись на свободу в потоке чистой энергии. Контейнер распла­вился, и Брунгильда моментально исчезла в пламени взрыва. Лаборатория потонула в огненном шаре, превращаясь в на­стоящую преисподнюю.

По лифтовым шахтам и тоннелю для вагонетки устреми­лись потоки перегретого дыма. Ворвавшись в коридоры поме­стья и большой зал, они тут же обратились ревущим пламе­нем и подожгли сам воздух. Знамена на стенах, корабль ви­кингов, сердце «Валгаллы», — все стало пеплом, все сгинуло в огненном шквале.

ГЛАВА 41

По водной глади озера несся, задрав нос, катер с кабиной. Остин выжи­мал из двойного движка все, на что тот способен. Его лицо превратилось в маску гнева и отчаяния. Едва оказавшись в лодочном сарае, он попытался вернуться назад в лаборато­рию — лифты не работали. Курт метнулся было к лестнич­ному колодцу, но его остановила Гаме.

—    Бесполезно! — сказала она. — Времени не осталось.

—    Гаме права, — вклинился Завала. — У нас меньше четы­рех минут.

Друзья не лгали: предприняв заведомо неудачную попыт­ку спасения, Остин и сам погибнет, и погубит их. Потому он вышел на пирс. Дремавший на солнышке охранник очнулся, но не успел даже схватиться за оружие. Остин, позабыв о пра­вилах маркиза Куинсберри, с разбегу ударил его плечом в жи­вот — охранник полетел в воду.

Все трое погрузились в катер. Ключи были в замке зажига­ния, баки — полны, и двигатель завелся с полуоборота. Остин повел суденышко по прямой, на полной скорости — к побере­жью штата Невада. Услышав за спиной крик Завалы, он обер­нулся. Друзья смотрели, как вокруг причала вода бурлит и пу­зырится, словно кипящий бульон в кастрюле.

Раздался приглушенный рев, и наружу выстрелил крова­во-красный фонтан. Беглецы прикрылись руками, защищаясь от падающих с неба обжигающих капель и от пара. Когда они осмелились наконец открыть глаза, то увидели: причал исчез совершенно, а вдогонку катеру несется волна футов под де­сять высотой.

—    Наша лодка считается непотопляемой, — напряженно произнес Завала.

—    То же говорили про «Титаник», — напомнила Гаме.

Остин развернул катер и повел его навстречу волне. Пасса­жиры напряглись, ожидая удара, но их лишь приподняло вы­соко над поверхностью озера; волна прошла низом. Ведь даже цунами пика разрушительной силы достигает лишь у самого берега. Оставалось надеяться, что по пути к берегу Невады эта волна ослабеет, уляжется.

На суше тоже было неспокойно: из-за деревьев, где Остин с высоты две тысячи футов видел башенки поместья, подни­мались столбы дыма. Прошло немного времени, и они потем­нели, стали жирнее, тут и там мелькали проблески желтого и красного пламени. Остин сбавил скорость, чтобы полюбо­ваться пожаром.

—    Рагнарёк, — пробормотал он.

—    Гибель богов? — спросила Гаме.

—    Скорее богини.

Наступила тишина, нарушаемая только гудением моторов и шипением воды у носа катера. Потом раздался звук, похо­жий на уханье безумной совы. Остин, Гаме и Завала обер­нулись и увидели идущий за ними красно-бело-синий торт. «Королева Тахо» еще раз посигналила. С палубы махал ру­кой Пол. Остин махнул ему в ответ и развернул катер в сто­рону пароходика.

ЭПИЛОГ

Ливийская пустыня, полгода спустя

Старейшина деревни был тощ, как жердь. Десятилетия, проведенные под беспощадным солнцем, настолько иссушили его кожу, что на лице буквально не осталось места для новых морщин. Годы скудного питания оставили ему всего два зуба: один торчал из верхней, второй — из нижней десны, однако старик не переста­вал гордо улыбаться. Стоя в середине своих владений — кучки хижин из желтой глины и небольшой пальмовой рощицы, обо­значающих грязный оазис, — он мог сойти за мэра, который го­товится перерезать ленточку и подарить городу новый проект.

Деревня располагалась далеко к западу от пирамид Гизы, в одном из самых неблагополучных районов мира. Между Егип­том и Ливией на тысячи квадратных миль простираются горя­чие пески, тут и там усеянные остовами танков времен Второй мировой. К оазисам жмутся скудные поселения, борющиеся за жизнь. Порой оазис пересыхает, и тогда урожай гибнет, а в селения приходят голод и смерть. Веками люди пустыни жи­ли от засухи к засухе, но сегодня должна наступить новая эра.

В ознаменование добрых перемен деревню украсили цвет­ными флажками, по пестрой ленточке привязали к хвосту каждого верблюда. В самом центре, на площади — обыкно­венном пыльном пятачке — разбили палатку цветов ООН, на краю поселения стояло несколько вертолетов. В тени палат­ки ждали представители ООН, нескольких стран Ближнего Востока и Африки.

Старейшина встал перед конструкцией, какую вряд ли встретишь посреди пустыни: круглый мраморный фонтан, в центре которого — чаша поменьше, украшенная статуей кры­латой женщины. Вода лилась из ее протянутых ладоней.

На шее у старца висела оловянная кружка. Он торжествен­но зачерпнул ей воду из бассейна, отпил и улыбнулся еще ши­ре. Слабым, дребезжащим голосом старик провозгласил:

—    Альхамдулиллах лилмайя!

Еще несколько селян отпили у него из кружки, словно это она — а не фонтан — была магическим источником пресной воды. Женщины, дожидавшиеся в стороне, поспешили к фон­тану наполнить кувшины. Дети восприняли это как сигнал и нагишом, радостно смеясь, попрыгали в воду купаться. Дипло­маты наконец оставили палатку и приблизились к источнику.

Из тени под пальмой за праздником наблюдали члены команды особого назначения НУМА и шкипер «Триглы».

—    Кто-нибудь переведет, что сказал старик? — спросил За­вала.

—    Мои познания в арабском сильно ограниченны, — при­зналась Гаме, — но вроде бы он благодарит Всевышнего за во­ду, чудесный дар жизни.

Пол обнял жену за плечи здоровой, правой рукой.

—    Жаль, сама Франсишка не видит своей статуи. Напоми­нает дни, когда ее считали белой богиней.

Остин кивнул.

—    Скорее всего, она прошла бы мимо статуи. Проверила водонапорную башню, ирригационную установку, убедилась бы, что труба от опреснительного завода не протекает, и тут же отправилась налаживать работу других источников.

—    Склонен с тобой согласиться, — ответил Пол. — Как только остальные страны убедятся в работоспособности тех­нологии Кабрал, они тут же достанут свои кружки. Бахрейн и Саудовская Аравия уже готовы финансировать постройку заводов. Однако ООН, думаю, исполнит последнюю прось­бу Франсишки и сосредоточит усилия в странах Субсахарской Африки.

—    Я слышал, юго-западные штаты и Мексика изъявили го­товность построить опреснительные заводы на побережье Ка­лифорнии, — сказал Остин. — Так они решат проблему исто­щения Колорадо.

—    Думаю, — заметила Гаме, — Франсишка была бы рада увидеть, что борцы за воду вместе облагораживают засушли­вые места. Я прямо чувствую, как рождается дух сотрудниче­ства. Похоже, у человечества появился шанс.

—    Лично я настроен оптимистично, — признался Остин. — В ООН обещали ускорить бюрократический процесс идо­вольно быстро построили завод по очистке анасазия в Кана­де. Схема Франсишки поразительно проста. Если учесть, как быстро и при каких низких затратах возвели опреснитель­ный завод здесь, любая страна вскоре сумеет обеспечить сво­их граждан дешевой пресной водой.

—    Ирония судьбы, — произнесла Гаме. — Анасазий наш­ли в Лос-Аламосе, где разрабатывали оружие массового по­ражения.

—    В руках «Гокстада» он чуть не стал таковым.

Несмотря на жару, Гаме вздрогнула.

—    Порой я вспоминаю эту великаншу, двух ее палачей и страшное логово, как кошмарный сон.

—    К несчастью, это был не сон. И сбежали мы не из стра­ны Оз.

—    Надеюсь, нигде в мире не осталось злокачественных кле­ток, способных перерасти в рак.

—    Я тоже надеюсь, — ответил Остин. — «Гокстад» лишил­ся головы, научного центра и всесильных покровителей, по­могавших продвигать идеи Брунгильды. По всему миру лю­ди поняли, чего чуть было не лишились, и спешат восстано­вить свои права на воду.

Джим Контос, который до того лишь с интересом слушал, произнес:

—    Спасибо, что пригласили на мероприятие. Теперь хотя бы знаю: батискафики мои погибли не напрасно.

—    Кстати, — спохватился Остин, — спасибо, что напомнил. Джо?

Улыбнувшись, Завала вынул из нагрудного кармана сло­женный лист бумаги, развернул его и показал Контосу.

—    Это только эскиз, но общее представление о том, чем мы сейчас заняты, получить можно.

Глаза у Контоса полезли на лоб.

—    Черт подери, красота-то какая!

Завала поморщился.

—    Ну, с красотой ты загнул. Новая модель скорее похожа на покалеченную гуппи, зато ходит глубже и быстрее любо­го действующего батискафа. Способна нести гораздо больше оборудования и выполнять множество функций. Тесты пред­стоят довольно обширные.

—    Когда начинаем? — нетерпеливо спросил Контос.

—    Подготовительные работы уже идут. У меня одно дель­це со Смитсоновским институтом: они хотят почтить память пилотов «летающего крыла» и попросили совершить показа­тельный полет, для пиара. Вот закончу с ними — и займусь планированием тестов.

—    Чего мы ждем? — спросила Гаме.

—    Хороший вопрос, — ответил Остин. — Технология Франсишки превратит этот песчаный карьер в цветущий сад, но океанологам здесь все равно не место.

И он направился к вертолету цвета морской волны с чер­ной надписью «НУМА» на борту.

—    Эй, Курт, ты куда? — окликнул его Завала.

Остин обернулся.

—    Идемте, — позвал он, широко улыбаясь. — Промочим где-нибудь ноги.

Клайв Касслер Пол Кемпрекос ОГНЕННЫЙ ЛЕД

БЛАГОДАРНОСТИ

Автор хотел бы поблагодарить Арнольда Карра за ценные подсказки об исследовательской подлодке NR-1;

Джона Фиша из Американской ассоциации подводных исследований за то, что он охотно делился техническими знаниями; а также Уильяма Отта и остальных сотрудников Вестонской сейсмографической станции, которые терпеливо отвечали на странные вопросы о землетрясениях в океане.

ПРОЛОГ

Россия, Одесса, 1918 год.

Поздним вечером ветер вдруг переменился, и порт окутало густым туманом. Хмурые валы плясали по каменным причалам, захлестывая ступени знаменитой лестницы, так что работа в суетливом черноморском порту замерла раньше обычного. Паромы и грузовые суда в море не выходили, десятки моряков бездельничали на берегу. У воды ледяной туман пробирал до костей. Анатолий Товров брел почти на ощупь. Из переполненных кабаков и борделей то и дело доносился пьяный хохот. Миновав основное скопление пивнушек, капитан свернул в переулок и распахнул дверь без вывески. В ноздри ударил теплый воздух, пропахший сигаретным дымом и водкой. Дородный мужчина за угловым столиком дружески махнул Товрову.

Алексей Федеров руководил одесской таможней. Они частенько встречались в этом укромном заведении; сюда захаживали бывшие моряки, водка была дешевая, и травились ею редко. Федеров, хороший собеседник, не претендовал на дружбу, а Товров сторонился людей уже много лет — с тех самых пор, как вновь захлестнувшая Россию кровавая волна унесла жизни его жены и дочери.

Сегодня таможенник выглядел каким-то подавленным. Обычно он вел себя шумно и в шутку возмущался, что их обсчитывают, — теперь же лишь молча поднял два пальца, заказывая выпивку. Говорил он тихо, нервно теребил черную остроконечную бородку и тревожно поглядывал на соседние столики, где горбились над рюмками бывалые моряки. Убедившись, что их не подслушивают, Федеров поднял стакан, и они чокнулись.

— Мой дорогой капитан, к несчастью, у меня мало времени, поэтому сразу к делу. Я прошу вас доставить нескольких пассажиров с небольшим грузом в Константинополь — и без лишних вопросов.

— Когда вы заплатили за выпивку, я сразу понял: тут что-то не так, — со всегдашней прямотой отозвался капитан.

Федеров усмехнулся.

— Да, капитан. Мы, слуги народа, живем на скудное жалованье…

Объемистое брюхо Федерова обтягивал дорогой французский жилет.

На тонких губах капитана заиграла улыбка. Ему не раз приходилось выслушивать жалобы таможенника на тяжелую работу. В действительности же у того были обширные связи в Санкт-Петербурге, и судовладельцы платили ему взятки, чтобы, по выражению самого Федерова, «смягчить гнев бюрократической стихии».

— Вы знаете мой корабль, — пожал плечами Товров. — На роскошный лайнер он не тянет.

— Как раз такой нам и требуется.

Товров задумался: с чего бы кому-то плыть на древнем угольщике, когда кругом есть из чего выбрать? Федеров же решил, что капитан набивает цену. Он вытащил из нагрудного кармана пухлый конверт, положил его на стол и приоткрыл, чтобы было видно тысячные банкноты.

— Работа щедро оплачивается.

Товров громко сглотнул, дрожащими пальцами выудил сигарету и закурил.

— Не понимаю…

Недоумение собеседника не ускользнуло от Федерова.

— Что вам известно о политической обстановке в стране?

Капитан черпал сведения из слухов и устаревших газетных новостей.

— Я простой моряк и ступаю на российскую землю от случая к случаю, — отозвался он.

— Зато у вас богатый жизненный опыт. Не стесняйтесь, друг мой. Я очень ценю ваше мнение.

Товров припомнил все, что слыхал про обрушившиеся на Россию невзгоды, и перевел свою мысль на привычный моряку язык:

— Будь наша страна кораблем, она бы мигом пошла ко дну.

— Меня всегда восхищала ваша откровенность, капитан. А вы, оказывается, еще и мастак говорить метафорами, — добродушно расхохотался Федеров, затем продолжил куда серьезнее: — Все так и есть. Россия на краю пропасти. Наши дети гибнут в Великой войне, император отрекся от престола, большевики неуклонно прибирают к рукам власть, а мы зовем иностранные державы таскать за нас каштаны из огня.

— Я и не догадывался, что дела так плохи.

— Все гораздо хуже, хоть в это и трудно поверить. Потому-то и не обойтись без вашего судна. — Федеров пристально посмотрел в глаза капитану. — Мы, истинные патриоты, прижаты к морю здесь, в Одессе. Белая гвардия стоит насмерть, но с севера наседают красные, и они скоро одержат верх. Немецкая армия контролирует полосу шириной в десять миль — она растает мигом, словно сахар в стакане воды. Приняв на борт этих пассажиров, вы окажете России неоценимую услугу.

Товров считал себя гражданином мира, однако в глубине души он, как и все его соотечественники, искренне любил родину. Он знал, что большевики хватают и расстреливают сторонников старого режима и что немало беженцев устремилось на юг. Капитаны в порту шепотом рассказывали про важных пассажиров, которых им доводилось увозить под покровом ночи.

За местом дело не станет — судно фактически пустует. На «Звезду Одессы» моряки шли наниматься в последнюю очередь. Она провоняла горючим, ржавым металлом и помоями — матросы называли этот смрад «запахом смерти» и обходили бывший угольщик стороной. Служили на нем большей частью отбросы общества, которых больше никуда не брали. Если переселить первого помощника к себе, то офицерские каюты можно отдать пассажирам. Товров бросил взгляд на конверт. Стоит только взять деньги, и после выхода на пенсию его ждет не смерть в доме престарелых, а симпатичный домик у моря.

— Отплываем через три дня с вечерним приливом, — сказал капитан.

— Вы настоящий патриот, — заявил Федеров, в уголках его глаз блеснули слезы. Он пододвинул конверт к Товрову. — Здесь половина. Остальное — когда пассажиры будут на борту.

Капитан сунул деньги в карман. От них словно шел жар.

— Сколько будет пассажиров?

Вошли двое моряков и уселись за соседний столик. Федеров окинул их взглядом и прошептал:

— Около дюжины. Деньги на продовольствие возьмите в конверте. Только закупайте понемногу в разных местах, чтобы не вызывать подозрений. Все, мне пора. — Он поднялся и громко, чтобы все слышали, заявил: — Что ж, капитан, теперь вы понимаете, что у нас тут свои правила! Всего хорошего.

В день отъезда Федеров явился на корабль и подтвердил, что все в силе: пассажиры прибудут поздно вечером; никто, кроме капитана, не должен их увидеть. Незадолго до полуночи Товров одиноко прогуливался по залитой туманом палубе, когда у самого трапа с визгом затормозила машина. Судя по утробному реву — грузовик. Фары потухли, мотор умолк. Захлопали дверцы, послышались негромкие голоса.

Высокая фигура в плаще с капюшоном поднялась по трапу и шагнула на палубу.

Товров почувствовал, как его буравят глаза незнакомца, а затем из темной дыры под капюшоном донесся низкий мужской голос:

— Где каюты пассажиров?

— Я покажу, — ответил капитан.

— Не надо. Просто скажите.

— Хорошо. Каюты на верхней палубе надстройки. Трап перед вами.

— А где команда?

— Все в кубрике.

— Вот пускай там и остаются. Вы ждите здесь.

Человек бесшумно прошагал к трапу и поднялся в офицерские каюты, которые располагались прямо под мостиком. Через мгновение он появился снова.

— Не конюшня — и на том спасибо. Хотя разница невелика. Поднимаемся на борт, — заявил незнакомец и добавил, махнув рукой в сторону носа: — А вы стойте там и не мешайтесь. — С этими словами он спустился обратно на причал.

Когда пассажир начал распоряжаться на корабле, Товров вышел из себя, но тут же вспомнил о конверте в своей каюте и успокоился. Капитану хватило ума не спорить с верзилой в плаще, и он, как было велено, прошел на нос.

Сбившиеся на причале люди потянулись по трапу на палубу.

Товрову послышался сонный детский голос, но на девочку (хотя это вполне мог быть и мальчик) тут же шикнул кто-то из взрослых, и пассажиры стали расходиться по каютам. По трапу поволокли какие-то кофры или сундуки — судя по сопению и ругани, очень тяжелые. Последним на борт взошел Федеров. Даже после короткого подъема он с непривычки едва дышал.

— Ну что, друг мой, — жизнерадостно заявил таможенник, похлопывая руками в перчатках, чтобы не замерзнуть, — это последний. Все готово?

— Можем отплывать, когда прикажете.

— Считайте, что уже приказал. Вот остальные деньги. — Он протянул Товрову конверт. Потом вдруг заключил капитана в медвежьи объятия и расцеловал в обе щеки. — Россия-матушка в неоплатном долгу перед вами. Вы творите историю, — прошептал Федеров. Отпустил ошарашенного капитана и спустился по трапу.

Через мгновение грузовик тронулся с места и пропал в тумане.

Капитан поднес конверт к лицу, вдохнул аромат ассигнаций, потом сунул деньги в карман и поднялся на мостик. Он прошел через штурманскую рубку в свою каюту будить Сергея — первого помощника: пусть поднимает команду и отчаливает. Молодой грузин удалился, бормоча что-то под нос.

На палубу высыпали матросы — горстка полупьяных отщепенцев. Они отдали швартовы и втащили трап. Всего под началом Товрова находилось двенадцать человек, в том числе двое принятых в последний момент кочегаров в «яме» — так называли машинное отделение. Старший механик «Звезды», опытный моряк, не бросал судно исключительно из преданности капитану. Размахивая своей неизменной масленкой, словно волшебной палочкой, он ухитрялся поддерживать жизнь в машинах, носивших по волнам эту груду металлолома. Котлы понемногу разогревались, давление поднималось.

Товров взялся за штурвал, телеграф звякнул, и судно отошло от стенки.

«Звезда Одессы» пробиралась сквозь туман к выходу из гавани, а люди на берегу, крестясь, бормотали под нос молитвы, чтобы уберечься от злых духов. Старый угольщик плыл над водой, будто корабль-призрак, которому суждено скитаться по миру, принимая на борт души утонувших моряков. Фонари тускло мерцали на мачтах, словно огни святого Эльма.

Капитан вел судно по извилистому фарватеру, легко огибая в тумане другие суда. Он уже много лет курсировал между Одессой и Константинополем. Маршрут намертво запечатлелся в его голове, и Товров без всяких карт и буйков прекрасно знал, когда и куда крутить штурвал.

«Звезда» давным-давно обходилась без ремонта — французские владельцы рассчитывали получить страховку, как только очередной шторм отправит ее на дно. Пятна ржавчины расплывались от шпигатов по залатанным бортам, словно кровавые раны. Коррозия изъела краны и мачты. Судно неуклюже кренилось на левый борт — давала о себе знать течь в одном из отсеков трюма. Стареньким машинам давно пора было на покой, и они хрипели, словно легкие курильщика. Из единственной трубы валил удушливый черный дым — он отдавал серой, как в преисподней. «Звезда Одессы» бороздила волны, словно неизлечимый больной, в дряхлом теле которого еще теплится жизнь, несмотря на мрачные вердикты врачей.

Товров понимал, что это его последнее судно, но все равно старался выглядеть безукоризненно. Каждое утро он полировал черные туфли на тонкой подошве, до стрелок наглаживал поношенные брюки, а белая рубашка хотя и пожелтела, тем не менее всегда оставалась чистой. С лица капитана впору было делать посмертную маску. Изнурительный труд, плохое питание и бессонные ночи давали о себе знать. Ввалившиеся щеки только подчеркивали длинный, в красных прожилках нос, а кожа посерела, как пергамент.

Первый помощник снова завалился спать, команда разлеглась по койкам, и лишь кочегары несли вахту. Закурив крепкую турецкую сигарету, Товров согнулся пополам в жестоком приступе кашля. Придя в себя, вдруг почувствовал, что из открытой двери тянет холодным морским воздухом. Капитан поднял голову. В проеме высилась могучая фигура, эффектно обрамленная клубами тумана. Человек шагнул внутрь и захлопнул за собой дверь.

— Свет, — произнес знакомый баритон пассажира, первым поднявшегося на борт.

Товров дернул за шнур, и под потолком зажглась одинокая лампочка. Пассажир был высокий, худой, в лихо заломленной набок папахе из белого меха. По правой щеке выше подбородка тянулся светлый шрам. Лицо красное, обмороженное, а в черных волосах и бороде поблескивали капельки воды. Левый глаз затянула мутная поволока — результат ранения или болезни, — правый же, навыкате, придавал сходство с окривевшим циклопом.

За распахнутыми полами отороченного мехом плаща виднелся ремень с пистолетной кобурой. В руке незнакомец сжимал винтовку, грудь украшала лента патронташа, на поясе висела шашка. Одет он был в грязновато-серый китель и высокие сапоги из черной кожи. Судя по обмундированию и сквозящей в манерах свирепости, пассажир принадлежал к воинственному сословию казаков, населявших Черноморское побережье. Товрова передернуло. Казаки убили его семью, и капитан старался избегать этих необузданных всадников, которые сеяли повсюду ужас.

Человек окинул взглядом пустую рубку.

— Вы один?

— Помощник спит. — Товров мотнул головой в сторону каюты. — Напился до потери пульса.

Он все еще мял в руках сигарету, потому предложил гостю закурить.

— Я — майор Петр Якелев, — представился тот, отказавшись от сигареты. — А вы, капитан Товров, будете выполнять мои указания.

— К вашим услугам, майор.

Якелев шагнул ближе и яростно прошептал:

— Я никому не верю: ни белым, ни красным. Ни англичанам, ни немцам. Все против нас. Даже казаки переметнулись к большевикам. — Он пристально посмотрел на капитана, ловя малейшие признаки несогласия, однако лицо Товрова оставалось бесстрастным. — Сигарету, — проворчал майор, вытянув пухлую руку.

Капитан отдал всю пачку, и гость закурил, жадно вдыхая дым, словно целебный бальзам.

Майор озадачил Товрова манерой изъясняться. Его отец служил кучером у одного богатого землевладельца, так что речь образованной верхушки русского общества была капитану не в новинку. Этот человек выглядел как уроженец диких степей, однако говорил чисто и правильно. Товров вспомнил, что знатных выпускников военных училищ часто ставили руководить казачьими отрядами.

Лицо майора казалось совершенно изможденным, могучие плечи устало поникли.

— Путь выдался долгий? — спросил капитан.

— Да уж, долгий. И нелегкий. — Казак выпустил из ноздрей струи дыма и извлек из кителя фляжку с водкой. — Ну и вонища тут у вас, — объявил он, сделав глоток и оглядевшись.

— У дряхлой старушки «Звезды» — золотое сердце.

— Воняет твоя старушка.

— В моем возрасте привыкаешь зажимать нос и не капризничать.

Майор расхохотался и от души хлопнул Товрова по спине. Боль тысячей игл пронзила измученные легкие, и капитан зашелся в кашле. Якелев протянул флягу, и он ухитрился отхлебнуть из горлышка. Водка оказалась первосортной — не чета обычному пойлу. Огненная жидкость уняла кашель.

Якелев убрал флягу.

— Что вам рассказал Федеров?

— Что нужно отвезти пассажиров с грузом и от этого зависит судьба России.

— Вы не любопытны?

Капитан пожал плечами.

— Я слышал, что творится на западе. Надо полагать, царские чиновники бегут от большевиков вместе с семьями и пожитками.

— Отличная версия, — улыбнулся Якелев.

Товров осмелел и поинтересовался:

— Могу я спросить, почему вы выбрали «Звезду Одессы»? Есть много пассажирских судов поновее.

— Капитан, ну пораскиньте же мозгами, — с ноткой пренебрежения сказал Якелев. — Никому и в голову не придет искать на этой развалюхе важных пассажиров. — Он выглянул в иллюминатор, за которым стояла кромешная тьма. — Когда мы будем в Константинополе?

— Через два дня и две ночи, если ничего не случится.

— Вы уж постарайтесь, чтобы ничего не случилось.

— Постараюсь. Еще что-нибудь?

— Да. Велите команде держаться подальше от пассажиров. Повариха будет готовить им еду на камбузе — пусть с ней никто не заговаривает. Охранников шестеро, считая меня, будем дежурить круглосуточно. Всякого, кто приблизится к каютам без разрешения, пристрелим на месте. — Он опустил ладонь на рукоять пистолета, показывая, что не шутит.

— Я все передам матросам. На мостике, кроме меня, бывает только помощник. Его зовут Сергей.

— Это который напился?

Товров кивнул. Казак неприязненно покачал головой, оглядел рубку здоровым глазом и вдруг исчез так же внезапно, как появился.

Капитан уставился на распахнутую дверь и задумчиво почесал подбородок. Мелкие чиновники не путешествуют с вооруженной охраной. Вероятно, на борту шишки покрупнее — быть может, даже кто-то из придворных. Впрочем, Товров решил, что это его не касается, и занялся обычными делами: сверил курс, зафиксировал штурвал и шагнул наружу, чтобы прочистить голову.

В сыром воздухе плыли ароматы древних земель, что раскинулись по берегам Черного моря. Капитан прислушался — за неровным урчанием машин «Звезды» почудился посторонний звук. После долгих лет в открытом море чувства обострялись до предела. В тумане двигалось еще одно судно. Кому это хватило ума покинуть порт в такую погоду? Видимо, не обошлось без водки.

Звук мотора исчез — из пассажирской каюты донеслась музыка. Там играли на концертине, а мужчины хором затянули гимн Российской империи — «Боже, Царя храни». Меланхоличные голоса навевали тоску. Капитан вернулся на мостик и захлопнул дверь — лишь бы не слышать заунывного напева.

К утру туман рассеялся, и сонный помощник ввалился в рубку принимать вахту. Товров распорядился по поводу курса, вышел наружу и зевнул. Окинув взглядом синюю гладь, освещенную первыми лучами рассвета, капитан убедился, что слух его не подвел. За «Звездой» тянулся длинный кильватерный след, а чуть сбоку от него параллельным курсом шла рыбацкая лодка. Он постоял несколько минут и, пожав плечами, отправился разъяснять матросам, чтобы те держались подальше от офицерских кают.

Убедившись, что все в порядке, капитан забрался на койку и уснул прямо в одежде. Помощник получил четкие указания будить его при первых признаках хоть чего-то необычного. И все равно Товров, привыкший спать урывками, несколько раз вскакивал, а потом снова погружался в сон. Около полудня он проснулся, позавтракал в кают-компании хлебом, сыром и сосиской, которых накупил на внезапно свалившиеся деньги. У плиты суетилась полная женщина, рядом с ней стоял суровый казак, который потом помог унести дымящиеся блюда на верхнюю палубу. Товров покончил с трапезой и отпустил Сергея пообедать. День тянулся медленно. Лодка понемногу отстала — вскоре ее уже было не отличить от других пятнышек на горизонте.

Скользя в солнечных лучах по зеркальной поверхности моря, «Звезда» словно молодела. Товров распорядился идти полным ходом, рассчитывая поскорее добраться до Константинополя, но в итоге его беззаботность дорого обошлась судну. Ближе к вечеру отказала одна из машин. Механик с первым помощником долго копошились, но только перепачкались в смазке с головы до ног. Капитан понял, что уже ничего не поделаешь, и велел идти дальше на одном исправном двигателе.

Услышав новости, дожидавшийся на мостике Якелев взревел, словно разъяренный бык. Товров пояснил, что в Константинополь они все равно попадут — только не так быстро. Примерно лишний день хода.

Майор потрясал кулаками и гневно пожирал капитана единственным глазом, потом вдруг развернулся и ушел. Товров опасливо выдохнул и вернулся к картам. «Звезда» шла в два раза медленнее, чем могла бы, — но, главное, она не стояла на месте. На стене рубки висел образок Василия Великого, и теперь капитан молил святого, чтобы со второй машиной ничего не случилось.

Вернулся чуть успокоившийся Якелев, и капитан спросил, как чувствуют себя пассажиры. Казак заверил его, что все в порядке, однако лучше бы этой вонючей ржавой лоханке поскорее добраться куда велено. К ночи опустился туман; пришлось сбавить скорость еще на пару узлов.

У многих, кто провел всю жизнь в открытом море, развивается своего рода невроз — и Товров не был исключением. Его взгляд не останавливался ни на мгновение, фиксируя показания компаса и барометра по тридцать раз за час. Кроме того, он регулярно выскакивал из рубки, чтобы оценить силу ветра и волнение. Около часа ночи капитан вышел на левое крыло мостика, и по его шее вдруг пробежал холодок… Их догоняли. Товров весь обратился в слух. Преследователь стремительно приближался.

Капитан был человеком бесхитростным, но соображал быстро. Он бросился к телефону, который связывал мостик с офицерскими каютами.

— Что вам нужно? — рявкнул Якелев.

— Нужно поговорить.

— Я зайду позже.

— Нет, дело срочное. Давайте прямо сейчас.

— Хорошо, спускайтесь сюда. Не бойтесь, — зловеще хохотнул казак, — я уж постараюсь вас ненароком не пристрелить.

Товров повесил трубку и разбудил Сергея, от которого так и несло спиртом. Налив тому чашку крепкого черного кофе, капитан распорядился:

— Держи строго на юг. Я вернусь через пару минут. Напортачишь — останешься без водки до самого Константинополя.

Спустившись на пассажирскую палубу, он осторожно приоткрыл дверь, в глубине души опасаясь наткнуться на шквальный огонь. Якелев был тут как тут — руки в боки, ноги широко расставлены. Еще четверо казаков спали прямо на полу, а пятый сидел спиной к двери в каюту с винтовкой на коленях.

— Вы меня разбудили, — раздраженно бросил майор.

— Прошу вас, пойдемте со мной, — сказал капитан и вышел наружу.

Они спустились на затянутую туманом палубу и прошли на корму. Товров перегнулся через планширь, всматриваясь в бархатную тьму, пожиравшую кильватерный след судна. Несколько секунд он пытался разобрать за плеском и журчанием воды хоть какие-то звуки.

— Нас преследуют.

Якелев окинул капитана недоверчивым взглядом и приложил ладонь к уху.

— Бред. Я слышу только тарахтение вашей посудины.

— Вот вы — казак. Вы разбираетесь в лошадях?

— Конечно. Кто же в них не разбирается?

— Да хоть я. Зато разбираюсь в морских судах и говорю вам: нас преследуют. По-моему, та самая лодка, что шла за нами вначале. У нее мотор троит.

Майор разразился проклятиями и стукнул кулаком по фальшборту.

— Нужно от них оторваться.

— Невозможно! Мы идем на одной машине.

Якелев ухватил Товрова за грудки.

— Не желаю слышать слова «невозможно»! — взревел он. — Мы пробирались из Киева несколько недель в тридцатиградусный мороз. Ветер хлестал по лицу словно плеть. Налетел сильный буран — я в жизни такого не видел. Когда выступали, со мной была целая сотня казаков; сейчас всего горстка. Другие остались прикрывать, когда мы прорывались сквозь позиции немцев. Не приди на помощь татары, погибли бы все до одного. Но мы справились — так сумейте и вы!

Товров поперхнулся кашлем.

— Тогда ляжем на другой курс и погасим огни.

— Приступайте, — велел Якелев, ослабив стальную хватку.

Переведя дыхание, капитан бросился на мостик. Майор не отставал. Они подбежали к трапу, но тут на верхней палубе появился ярко освещенный квадрат, и несколько человек шагнули наружу. Свет шел изнутри, так что лиц было не разглядеть.

— Назад! — крикнул Якелев.

— Мы вышли подышать воздухом, — ответил ему женский голос с немецким акцентом. — В каюте ужасная духота.

— Прошу вас, мадам, — умоляюще протянул майор.

— Как скажете, — помедлив, отозвалась женщина и стала с явной неохотой подталкивать своих спутников обратно внутрь.

На мгновение она повернулась в профиль. Товров разглядел волевой подбородок и нос с легкой горбинкой.

— Они не стали меня слушать, майор! — крикнул появившийся из каюты казак.

— Возвращайся внутрь и запри дверь. Твоих дурацких оправданий еще не хватало.

Дверь с грохотом захлопнулась за охранником, а Товров все смотрел на опустевшую площадку. Пальцы майора сильно сжали его предплечье.

— Вы ничего не видели, капитан, — хрипло прошептал Якелев.

— Эти люди…

— Вы их не видели! Бога ради, мне не хочется вас убивать.

Ответить Товров не успел. Он вдруг почувствовал, что «Звезда» меняет курс, и резко вырвал руку.

— Мне нужно на мостик.

— Что случилось?

— Вы что, не видите — у штурвала никого? Наверное, этот тупица снова напился.

Оставив майора, Товров вскарабкался в рулевую рубку. В свете нактоуза он увидел, как штурвал несколько раз шевельнулся то влево, то вправо, словно его держат чьи-то невидимые руки. Шагнув внутрь, капитан споткнулся обо что-то мягкое и податливое. Он выругался, думая, что Сергей уснул, однако, включив свет, тут же понял свою ошибку.

Первый помощник лежал ничком на металлической палубе, головой в луже крови. Гнев капитана сменился страхом. Он опустился на колени и перевернул тело на спину. Бедняге перерезали горло, и кровавая рана протянулась от уха до уха, словно изогнувшийся в улыбке второй рот.

Не помня себя от ужаса, Товров распрямился и отскочил назад, однако уткнулся спиной в чью-то могучую грудь, словно в стену. Он резко обернулся. На пороге стоял Якелев.

— Что случилось? — спросил майор.

— Поверить не могу. Сергей убит.

Якелев ткнул тело носком сапога.

— И кто мог это сделать?

— Никто.

— Значит, вашего помощника зарезал как поросенка этот самый «никто»? Да возьмите же себя в руки, капитан!

Товров тряхнул головой, не в силах оторвать взгляд от тела.

— Я слишком хорошо знаю всю команду… — тут он осекся. — Кроме новичков.

— Каких еще новичков? — здоровый глаз Якелева пылал, словно костер.

— Пару дней назад я взял двоих кочегаров. Они зашли в пивную, где я встречался с Федеровым, а потом попросились на «Звезду». На вид настоящие головорезы, но у меня в команде недобор…

Якелев, чертыхнувшись, выхватил из кобуры пистолет, оттолкнул капитана и метнулся наружу, выкрикивая на ходу какие-то приказания своим людям. Товров еще раз посмотрел на тело Сергея и поклялся, что не сдастся без боя. Закрепив штурвал, он зашел в свою каюту и дрожащими руками набрал комбинацию кода корабельного сейфа. Внутри, завернутый в бархатную тряпочку, лежал «маузер», припасенный давным-давно на случай мятежа. Товров зарядил пистолет, сунул за пояс, после чего выглянул наружу.

Сбегая по трапу, капитан бросил взгляд в круглый иллюминатор двери, за которой находились каюты пассажиров. Там никого не было. Тогда он спустился на главную палубу и неслышно двинулся вперед. Огни выхватили из тьмы притаившихся у фальшборта казаков.

Что-то маленькое и черное вдруг перелетело через планширь и покатилось по мокрой палубе, разбрасывая искры.

— Граната! — крикнул кто-то.

Быстрый как ртуть Якелев бросился за шипящей смертью, перекатился на спину и швырнул похожую на металлический ананас гранату обратно через борт. Прогремел взрыв, за ним послышались стоны раненых, но их тут же заглушили выстрелы: казаки палили из винтовок куда-то в туман. Один из них выхватил острый нож и перерезал канаты, привязанные к абордажным крюкам. Тут же взревел мотор, словно кто-то дал сразу полный ход. Казаки не прекращали стрелять, пока лодка не удалилась на безопасное расстояние.

Майор обернулся, его винтовка взлетела к плечу. Впрочем, он сразу узнал Товрова и усмехнулся.

— Вы бы убрали свою игрушку, капитан. А то ненароком прострелите себе что-нибудь.

Товров сунул пистолет за пояс и подошел ближе.

— Что случилось?

— Вы были правы: за нами следили. Откуда ни возьмись появилась лодка, и какие-то невоспитанные мужланы решили подняться на борт без приглашения. Мы им преподали урок. Один из ваших новобранцев сигналил им фонарем и получил нож прямо в сердце. — Он показал на лежащее в стороне тело.

— Да уж, приняли мы гостей, как полагается, — заявил кто-то из казаков, и все они дружно расхохотались.

Капитан хотел спросить, где второй кочегар, но было поздно…

Одна из пуль угодила Якелеву точно в грудь и швырнула его на переборку. Не желая сдаваться, майор собрался с силами и оттолкнул Товрова с линии огня. Казак, отстреливаясь, пополз в сторону — рассчитывал спрятаться за крышкой вентиляционного люка, однако пуля сразила его на полпути.

Пользуясь тем, что противник отвлекся, Товров с майором бросились прочь, однако уже через несколько шагов колени Якелева подкосились, и могучий казак в пропитанном кровью мундире рухнул на палубу. Он жестом подозвал капитана и зашептал ему прямо в ухо булькающим, гортанным голосом:

— Заботьтесь о семье, не дайте им погибнуть. — Его пальцы впились в китель капитана. — Помните, без царя Россия обречена. — Майор прикрыл глаза, словно не веря в случившееся. С его губ сорвался хрипловатый смешок. — Чертова посудина. Мне бы коня…

Свирепый взгляд Якелева потух, подбородок упал на грудь, пальцы обмякли. В этот самый момент корабль содрогнулся от могучего удара.

Скрючившись в три погибели, Товров пробрался к фальшборту. Ярко полыхнула пушка, и еще один снаряд ударил в борт старого угольщика.

«Звезду» ощутимо тряхнуло.

Снизу донесся глухой удар — взорвались топливные баки. Горючее хлынуло наружу, затягивая морскую гладь пылающей пеленой. Кочегар решил покинуть тонущее судно. Перебежав палубу, он швырнул винтовку за борт, потом вскарабкался на планширь и, заметив полосу чистой воды, сиганул туда, надеясь доплыть до лодки. Впрочем, убийца недооценил скорость, с которой разливается по воде горящее топливо. Огонь настиг его уже через пару мгновений, и жуткие вопли утонули в треске пламени.

Канонада выгнала из убежищ и остальных матросов. Они в отчаянии бросились к шлюпке дальнего, не охваченного огнем борта. Товров сначала кинулся вслед за ними, но потом вспомнил слова умирающего майора. С трудом втягивая воздух больными легкими, он вскарабкался по трапу и распахнул дверь на пассажирскую палубу.

Его взгляду открылась ужасающая картина. Четыре девочки-подростка прижались к стене вместе с поварихой, а впереди, словно прикрывая их, стояла женщина средних лет с печальными голубовато-серыми глазами. Волевой подбородок, нос прямой, с легкой горбинкой, губы решительно сжаты. На вид — обычная семья, в страхе бегущая из России, однако Товров уже догадался, кто его пассажиры. Он помедлил, соображая, как следует обращаться к этой даме.

— Мадам, вам с детьми нужно пройти к шлюпке.

— Кто вы? — спросила женщина все с тем же легким немецким акцентом, на который капитан обратил внимание еще раньше.

— Капитан Товров. Я главный на этом судне.

— Скажите, что случилось. С чего весь этот шум?

— Ваши охранники мертвы. На нас напали. Нужно спасаться.

Дама посмотрела на девочек и словно воспряла духом.

— Если мы с семьей спасемся, то вас ожидает щедрая награда, капитан.

— Мадам, я сделаю все, что в моих силах.

— Тогда ведите нас, — кивнула она.

Товров убедился, что путь свободен, и придержал дверь, а потом повел семью к тому борту, где не было пожара. «Звезда» дала ощутимый крен, так что пришлось карабкаться по скользкой металлической палубе. Они то и дело падали, но продвигались вперед, помогая друг другу.

Матросы никак не могли справиться со шлюпбалками. Капитан распорядился усадить пассажирок. Когда все разместились, он велел пошевеливаться и скорее спускать шлюпку на воду. Товров боялся, что при таком крене вылета балок не хватит, однако шлюпка все же поползла вниз, то и дело стукаясь о перекошенный борт.

До поверхности воды оставалось всего несколько метров, когда раздался крик кого-то из матросов. Вражеская лодка обошла «Звезду», и теперь ее орудие смотрело прямо на беглецов. Прогремел выстрел, снаряд угодил в шлюпку, и обломки взметнулись в воздух вперемешку с изуродованными телами.

Товров обхватил рукой одну из девчушек. Он не ослабил хватку, даже когда рухнул в ледяную воду. Поддерживая голову девочки над водой, капитан приметил неподалеку деревянную крышку люка и поплыл к ней медленно-медленно, чтобы не привлечь внимания нападавших.

Он помог малышке вскарабкаться на хлипкие доски и оттолкнул от пылающей «Звезды». Плот с девочкой скрылся в темноте. Капитан замерз, устал и не желал больше цепляться за жизнь. Волны над ним сомкнулись; Товров погружался все глубже и глубже, унося с собой мечту о симпатичном домике у моря…

ГЛАВА 1

У побережья штата Мэн, наши дни.

Лерой Дженкинс втаскивал на борт своей «Пустельги» основательно заросшую ловушку для лобстеров и вдруг заметил на горизонте гигантское судно. Он осторожно извлек парочку увесистых, злобных ракообразных, перетянул резинками клешни и бросил в бак с водой. В опустевшую ловушку сунул рыбью голову, выбросил проволочную клетку за борт и лишь затем отправился в рубку за биноклем.

— Ух ты! — только и сумел выдохнуть рыбак, прильнув к окулярам.

Колосс поражал воображение. Наметанный взгляд Дженкинса пробежал по судну от носа до кормы. Прежде чем выйти на пенсию и посвятить себя ловле лобстеров, он много лет преподавал океанографию в Университете штата Мэн, а летом не раз выходил в море с научными экспедициями, но таких гигантов еще не встречал. Длина корпуса футов шестьсот.[124]

Над палубой торчали какие-то вышки и стрелы кранов. Очевидно, судно предназначалось для разведки или добычи полезных ископаемых. Дженкинс стоял как зачарованный, пока махина не исчезла из вида, а потом принялся за остальные ловушки.

Высокому, поджарому Дженкинсу шел седьмой десяток, и вид у него был суровый, как скалистые берега родного Мэна. Он втащил на борт последнюю ловушку, и черное от загара лицо расплылось в улыбке. Денек выдался отличный. Дженкинс наткнулся на это местечко пару месяцев назад по чистой случайности. Лобстеров тут водилось видимо-невидимо, так что он возвращался снова и снова, даже при том, что ради этого требовалось уходить от берега дальше обычного. К счастью, его тридцатишестифутовая деревянная лодка прекрасно вела себя в открытом море даже груженная под завязку.

Дженкинс повернул к берегу, включил автопилот, а сам спустился в рубку сделать себе гигантский сандвич — как телегерой его детства Дагвуд Бамстед. Укладывая поверх ветчины, сыра и салями последний ломтик копченой колбасы, он вдруг услышал глухое «бум!» — словно удар грома, только под водой.

Лодку тряхнуло так сильно, что банки с майонезом и горчицей покатились по полу. Дженкинс бросил нож в раковину и выскочил на палубу. Он испугался, что сломал винт или налетел на бревно, однако все было в порядке. Поверхность моря, синюю гладь которого он любил сравнивать с полотнами Ротко, оставалась тихой, почти безмятежной.

Лодка перестала качаться. Дженкинс недоуменно огляделся, пожал плечами и вернулся в рубку. Он доделал сандвич, прибрался и вышел на палубу перекусить. Парочка ловушек валялась в стороне от остальных — он закрепил их шкертами и снова спустился в рубку, как вдруг почувствовал в животе неприятный холодок — так бывает, когда едешь вверх на скоростном лифте. Дженкинс ухватился за рукоять лебедки. Лодка пошла вниз, затем снова взлетела — уже выше — и опять ухнула вниз. Цикл тут же повторился в третий раз, после чего суденышко выровнялось.

Качка стихла, и Дженкинс увидел, как вдали что-то мелькнуло. Он взял из рубки бинокль и стал разглядывать море. Чуть поиграв с фокусировкой, он заметил на поверхности воды три глубоких гребня, тянущихся с юга на север. Волны дружно бежали к берегу, и в голове Дженкинса впервые за долгие годы прозвенел тревожный звонок. Не может быть!

Тот день в июле 1998 года у побережья Папуа — Новой Гвинеи сразу встал у него перед глазами. Их судно проводило замеры, как вдруг прогремел загадочный взрыв, и сейсмографы точно сошли с ума, регистрируя колебания морского дна. Ученые поняли, что надвигается цунами, и попытались предупредить береговые службы, однако со многими поселениями просто не было связи. Гигантские волны словно паровым катком прошлись по прибрежным деревушкам. Ужасающая картина; ему до конца жизни не забыть, как крокодилы пожирали тела, насаженные на ветки мангровых зарослей.

Эфир разом взорвался — рыбаки с резковатым выговором уроженцев Мэна обсуждали случившееся.

— Вот это да! — Дженкинс узнал голос соседа Элвуда Смолли. — Слыхали?

— Будто реактивный истребитель пролетел, только под водой, — заметил кто-то еще.

— А волны-то какие пошли — заметили? — спросил третий.

— Ага, — лаконично отозвался старый рыбак Гомер Гаджен. — Прямо как в парке аттракционов.

Другие тоже что-то говорили, но Дженкинс уже не слушал. Он вытащил из ящика калькулятор, прикинул высоту волн и расстояние между гребнями, быстро все подсчитал и пораженно уставился на итоговую цифру. Затем схватил сотовый телефон, которым пользовался, когда не хотел говорить по открытому каналу, и набрал номер.

Ему ответил скрипучий голос Чарли Хауса, шефа полиции Роки-Коув.

— Чарли! Слава богу, ты здесь.

— Я в машине, еду в участок. Будешь злорадствовать, что разгромил меня вчера в шахматы?

— Успеется. Я к востоку от Роки-Пойнт. Чарли, времени в обрез. На город идет огромная волна.

В трубке раздался сухой смешок.

— Слушай, Рой, в приморских городишках вроде нашего волнами никого не удивишь.

— Такими — еще как удивишь! Эвакуируй всех, кто живет рядом с пристанью — особенно в новом мотеле.

Сначала Дженкинс решил, что телефон сломался, но тут раздался фирменный гогот Чарли Хауса.

— Сегодня вроде не первое апреля!

— Чарли, я не шучу! — в отчаянии крикнул Дженкинс. — Волна захлестнет бухту. Не знаю, насколько все серьезно — слишком уж много неизвестных, — но она ударит прямо по мотелю.

Полицейский снова засмеялся.

— Ну, многие будут только рады, если «Харбор-Вью» смоет к чертовой матери.

Споры вокруг двухэтажного здания, выстроенного на сваях у берега, не стихали уже несколько месяцев. Его появлению предшествовали взаимные обвинения, поданный застройщиком многомиллионный иск и, как полагали многие, щедрые взятки чиновникам.

— Пусть радуются, только ты сначала эвакуируй постояльцев.

— Рой, черт возьми, их не меньше сотни. Работы лишусь — это ладно, но надо мной же смеяться будут.

Дженкинс бросил взгляд на часы и тихо выругался. Пугать шефа полиции не хотелось, однако терпение иссякало.

— Да провались ты пропадом, старый осел! Хочешь, чтобы сто человек погибло из-за того, что ты побоялся стать посмешищем?

— Рой, ты точно не шутишь?

— Ты же знаешь, чем я занимался до пенсии.

— Ну да, преподавал в университете в Ороно.

— Именно. Я был главой факультета океанографии. Мы изучали волны. Про «Идеальный шторм» девяносто первого года слыхал? Так вот, к тебе направляется идеальное цунами! По моим расчетам, оно достигнет берега через двадцать пять минут. Людям в мотеле говори что хочешь: утечка газа, бомба — мне плевать. Просто уведи их куда-нибудь повыше, да побыстрее.

— Ладно, Рой. Сделаю.

— На Мэйн-стрит что-то еще открыто?

— Только кафе. Мальчишка Джейкоби работает в ночную смену. Захвачу его по дороге, потом проверю рыбацкий причал.

— Через пятнадцать минут там никого не должно быть. Вас с Эдом Джейкоби это тоже касается.

— Ладно, Рой. Спасибо тебе. Наверное… Пока.

От напряжения у Дженкинса чуть не закружилась голова. Перед его глазами стоял Роки-Пойнт. Городок с населением в тысячу двести жителей был выстроен наподобие амфитеатра: дома карабкались по склону невысокого холма, откуда открывался вид на круглую бухту. Сама бухта была неплохо укрыта, однако жители после пары ураганов усвоили, что жить лучше подальше от воды. Кирпичные здания старого порта на идущей вдоль самого берега центральной улице отдали под магазины и рестораны для туристов. В самой гавани жизнь кипела на рыбацком причале и вмотеле. Дженкинс дал полный ход в надежде, что еще не слишком поздно.

Шеф полиции Хаус тут же пожалел, что поддался на лихорадочные уговоры Дженкинса, и застыл в нерешительности. Что ни делай — все плохо. Они с Роем вместе выросли, и тот всегда был в их классе самым умным. Рой никогда раньше его не подводил. И тем не менее… Ладно, черт с ним. Все равно скоро на пенсию.

Хаус включил мигалку, дал газу и рванул к набережной, так что из-под колес повалил дым. По пути он вызвал по рации помощника и велел тому выгнать посетителей из кафе, а потом ездить взад-вперед по Мэйн-стрит с включенным громкоговорителем, предупреждая всех, что нужно подняться на холм. Хаус прекрасно знал ритм жизни своего городка: кто уже встал, кто выгуливает собаку. К счастью, большинство магазинов открывается в десять.

Хуже дело обстояло с мотелем. Полицейский остановил два пустых автобуса, которые ехали собирать детей в школу, и велел следовать за ним. Вскоре его машина с визгом покрышек замерла у самого входа, и Чарли бросился внутрь. Сам он еще не определился, что думать об этом мотеле. С одной стороны, портит вид на бухту, зато в городке появились рабочие места — не всем же по душе быть рыбаками. С другой стороны, шефу полиции очень не нравилось, как этот проект протащили через инстанции. Доказательств у него не было, но без взяток в муниципалитете наверняка не обошлось.

Застройщиком был Джек Шрагер — беспринципный делец из местных. Он же строил по берегам впадающей в бухту речушки многоквартирные дома, лишая городок его тихой прелести. Никто из местных у Шрагера не работал — он предпочитал приезжих, поскольку те трудились много и за бесценок.

Шеф полиции ворвался в холл с криком:

— Срочно очистить мотель! Чрезвычайная ситуация!

За стойкой портье сидел парнишка с Ямайки, и его тонкие, смуглые черты исказила недоуменная гримаса.

— Что случилось?

— Мне сообщили, что у вас заложена бомба.

Портье охнул, но тут же схватился за телефон и начал обзванивать номера.

— У тебя десять минут, — объявил Хаус. — У входа стоят автобусы. Все должны покинуть здание, ты тоже. Всем, кто откажется, говори, что их заберут в полицию.

Полицейский бросился в ближайший коридор и стал стучать в двери:

— Полиция! Немедленно покинуть здание! У вас десять минут. В здании бомба. Не тратьте время на сборы.

Он кричал, пока не охрип. В коридор высыпали люди в халатах, пижамах и одеялах. Из одной комнаты появился смуглый мужчина — Джек Шрагер.

— Что еще за черт? — возмутился он, раздраженно хмурясь.

Хаус напряженно сглотнул.

— Джек, мне сообщили, что готовится взрыв. Нужно уходить.

— Что случилось, малыш? — Из комнаты показалась светловолосая головка его молодой спутницы.

— В мотеле бомба, — заявил шеф уже куда определеннее.

Женщина побледнела и прямо в шелковом халате выскочила в коридор. Шрагер перегородил дорогу, но она вырвалась.

— Я здесь не останусь! — взвизгнула женщина.

— А я никуда не пойду, — объявил Шрагер и громко хлопнул дверью.

Хаус расстроенно покачал головой, взял женщину под руку и повел к двери вместе с толпой постояльцев. Видя, что автобусы набиты чуть ли не под завязку, он крикнул:

— Через пять минут уезжайте. Везите их прямо на холм — как можно выше.

Он прыгнул за руль полицейской машины и помчался к причалу, где швартовались рыбачьи лодки. Его помощник о чем-то спорил с тремя рыбаками. Хаус прокричал прямо в окно:

— А ну, по машинам и езжайте вверх по Хилл-стрит, не то посажу всех под арест!

— Чарли, что тут за чертовщина творится?

Хаус перешел на нормальный тон.

— Слушай, Бак, ты же меня знаешь. Делай, что сказано. Я потом все объясню.

Рыбак кивнул, и все трое расселись по своим пикапам. Хаус велел помощнику следовать за ними, а сам еще разок проехался вдоль причала и подобрал старика, который искал в мусорном баке пустые бутылки. Промчавшись по Мэйн-стрит, он убедился, что улица совершенно пуста, и поехал вверх по Хилл-стрит.

Утро выдалось холодное, люди дрожали, некоторые даже что-то выкрикивали. Хаус не стал обращать внимание на оскорбления. Он вышел из машины и прошел чуть вниз в сторону бухты. Адреналин схлынул, и теперь ему было страшно. Ничего не происходило. Он посмотрел на часы. Пять минут прошли как ни в чем не бывало — а с ними и мечты Хауса мирно уйти на пенсию по выслуге лет. «Я покойник», — подумал он, обильно потея, несмотря на прохладную погоду.

И тут море на горизонте вздыбилось с громоподобным рокотом. Возмущенные вопли стихли. Небо у входа в бухту потемнело, а вода вдруг отхлынула, обнажив дно, — впрочем, длилось это чудо всего пару секунд. Ревя, как пассажирский лайнер перед взлетом, море вернулось и подхватило лодки у причала, словно игрушечные. Одна за другой, с перерывом в несколько секунд, ударили еще две волны — каждая следующая выше предыдущей. Вода затопила берег. Когда море отступило, от мотеля и причала не осталось и следа.

Дженкинс вернулся — но это был совсем не тот Роки-Пойнт, из которого он отплыл ранним утром. От пришвартованных у причала лодок осталась лишь груда досок и фибергласса. Те, что поменьше, вышвырнуло аж на Мэйн-стрит. Магазины лишились витрин, словно по улице прошлась толпа вандалов. Вода была мутной от мусора и водорослей, а сернистый запах донного ила смешивался с вонью дохлой рыбы. Мотель пропал, от рыбацкого причала остались только сваи — прочный бетон устоял. Дженкинс увидел, что кто-то машет ему с берега, и направил лодку к одинокой фигуре. Хаус поймал причальные концы, закрепил их и шагнул на борт.

— Пострадавшие есть? — спросил Дженкинс, окидывая взглядом бухту и город.

— Погиб Джек Шрагер. Кажется, он один. Остальных из отеля вывели.

— Спасибо, что послушался. И прости, я ведь назвал тебя «старым ослом».

Хаус надул щеки.

— А я не хотел тебя слушать… Старый осел и есть!

— Рассказывай, что видел, — велел Дженкинс, которому больше нравилась роль ученого, чем доброго самаритянина.

Полицейский изложил все очень подробно.

— Мы стояли в верхнем конце Хилл-стрит. С моря как будто шла гроза, а потом бухта вдруг опустела — будто из ванной вытащили пробку. Обнажилось дно, но всего на несколько секунд. Потом вода взревела, как реактивный самолет…

— Очень точное сравнение. В открытом море цунами разгоняется до шестисот миль в час.

— Ничего себе.

— К счастью, на прибрежном мелководье оно замедляется, однако энергия волны остается прежней.

— Я представлял это совсем иначе. Думал, будет стена воды футов пятьдесят высотой. А на самом деле больше похоже на ветровой нагон. Три волны шли по нарастающей. Высота — футов тридцать, наверное. Мотель и причал разнесло в щепки, а Мэйн-стрит затопило. — Хаус пожал плечами. — Слушай, Рой, ты профессор, я знаю, но все же как ты сумел так точно предсказать?..

— Я уже видел такое в Новой Гвинее. Мы проводили там исследования, как вдруг от подводного толчка поднялось цунами футов от тридцати до шестидесяти — нас тогда подбросило над водой прямо как сегодня. Людей предупредили, и большинство успело покинуть побережье, однако все равно жертв было больше двух тысяч.

Шеф полиции нервно сглотнул.

— У нас в городке столько не наберется. — Слова друга его озадачили. — Так ты думаешь, это землетрясение? Я думал, они только в Тихом океане бывают.

Дженкинс хмуро уставился куда-то в море.

— Вообще-то ты прав. Уму непостижимо.

— Ладно, ты мне лучше вот что скажи: как я буду объяснять, что эвакуировал мотель из-за заложенной там бомбы?

— Да кого это теперь волнует!

Хаус повернулся спиной к морю. Жители городка опасливо спускались с холма к берегу.

— А ведь и правда. Никого это уже не волнует…

ГЛАВА 2

Эгейское море.

Миниатюрная исследовательская подлодка NR-1 мерно покачивалась на волнах вблизи турецкого побережья, выделяясь пятном рубки, выкрашенной в яркий мандариновый цвет. Вода то и дело захлестывала палубу, и капитан Джо Логан широко расставил ноги, держась за крыло на боку рубки.

Он окинул взглядом все сто сорок пять футов корпуса, узкая черная поверхность которого едва выступала над водой. Убедившись, что все в порядке, капитан снял синюю бейсболку и помахал в сторону «Кэролайн Шу», чей оранжевый с кремовым силуэт виднелся в четверти мили. Надстройка могучего корабля поддержки вздымалась над палубой многоэтажным домом, а над левым бортом торчала стрела массивного крана грузоподъемностью несколько тонн.

Капитан влез на крышу рубки. При диаметре люка около восьмидесяти сантиметров протиснуться внутрь в спасательном жилете было задачей нетривиальной. Логан провел пальцами по уплотнителю — все нормально. Тогда он задраил люк и спустился на тесный командный пост, все стены и потолок которого были густо усеяны экранами, циферблатами и индикаторами.

Логан обладал ничем не примечательной внешностью и вполне сошел бы за профессора из престижного университета. По профессии инженер-ядерщик, до назначения на NR-1 он командовал несколькими надводными кораблями. Логан был среднего роста и вполне заурядного телосложения, светлая шевелюра его начала понемногу редеть, а под подбородком наметилась складка. Давно ушли в прошлое сухопарые герои, что управляли кораблем по наитию, а-ля Джон Уэйн. Современный флот уже не доверишь ковбою — самонаводящиеся ракеты, системы лазерного наведения и компьютерного управления огнем сделали его слишком сложным и дорогим. Логан славился острым умом и способностью в мгновение ока разбираться в головоломных технических проблемах.

Ему довелось командовать кораблями куда крупнее, однако по сложности электронной «начинки» с NR-1 ни один из них и рядом не стоял. Построенную в 1969 году подлодку постоянно модернизировали. Впрочем, наряду с новейшими технологиями на ней нашлось место и старым, проверенным системам. Толстенный пятисотметровый трос тянулся с палубы корабля поддержки к большому металлическому шару, зажатому специальным металлическим приспособлением на носу субмарины.

Логан скомандовал отдать буксирный трос и обратился к коренастому бородачу лет пятидесяти:

— Добро пожаловать на борт самой маленькой атомной подлодки в мире, доктор Пуласки. Простите, у нас тут толком не повернешься. Защитные экраны занимают много места. Но, согласитесь, лучше уж теснота, чем радиация. С вами ведь провели инструктаж?

Пуласки улыбнулся и ответил с легким акцентом:

— Конечно. Обучили пользоваться гальюном.

— У нас там бывают очереди, так что не стоит налегать на кофе. На борту десять человек команды, а пропускная способность та еще.

— Как я понимаю, вы можете оставаться под водой сутками. Представляю, каково это — проторчать столько на глубине в полмили!

— Признаться, там даже простейшие вещи — принять душ, приготовить еду — превращаются в настоящую мороку, — кивнул Логан. — Впрочем, вам повезло: в этот раз мы ненадолго. — Он глянул на часы. — Сначала погрузимся на сотню футов, проверим системы, а дальше уж, если все в порядке, уйдем на глубину.

Логан, едва не задевая плечами переборки, прошел по узкому коридору в командный пункт и указал на мягкое сиденье за спинками двух стульев:

— Располагайтесь. Обычно там сижу я, но сегодня побуду помощником штурмана. Вы с доктором Пуласки еще не знакомы? — спросил он штурмана. — Прошу любить и жаловать, археолог из Университета Северной Каролины.

Штурман кивнул. Логан расположился справа от него, за огромным пультом с множеством мониторов и переключателей.

— Вот наши глаза, — указал он на ряд телеэкранов. — Сейчас мы смотрим вперед. Картинка идет с камеры на крыше рубки.

Капитан изучил индикаторы на приборной панели, посоветовался со штурманом и передал по рации на корабль поддержки, что лодка готова к погружению. Загудели помпы, и вода хлынула в балластные цистерны. Спустившись на сотню фунтов, лодка перестала качаться. Ее острый нос на экране монитора пропал в туче брызг и тут же появился снова — черным силуэтом на синем фоне. Команда занялась проверкой систем, а капитан убедился, что подводный беспроводной телефон обеспечивает связь с кораблем поддержки. Голос собеседника доносился монотонно, с металлическим отзвуком, зато очень четко и ясно.

Убедившись, что все системы работают нормально, капитан скомандовал:

— Погружение!

Экипаж почувствовал лишь легкий толчок. В отсутствие солнечного света голубая толща воды на мониторах сделалась черной, и Логан приказал включить прожекторы.

Погружались в полной тишине. Штурман управлял вертикальными рулями с помощью джойстика, а капитан внимательно следил за показаниями глубиномера. Когда до дна осталось пятьдесят футов, он скомандовал прекратить погружение.

Штурман объяснил Пуласки:

— Мы совсем рядом с объектом, который обнаружили наши датчики. Начнем с гидролокатора. Программа исследования занесена в компьютер, так что лодка сама пройдет по нужному маршруту, а мы пока можем отдохнуть.

— Потрясающе, — заметил Пуласки. — Жаль, что ваша чудесная лодка не умеет анализировать находки, писать по ним отчет и отбиваться от злокозненных оппонентов.

— Мы работаем над этим, — невозмутимо заявил Логан.

Пуласки в притворном отчаянье покачал головой.

— Пора менять профессию. Такими темпами нам, гидроархеологам, скоро придется уходить на покой… или просто пялиться в мониторы.

— Ничего не поделаешь. Издержки холодной войны.

Пуласки с интересом огляделся.

— Никогда бы не подумал, что попаду в археологическую экспедицию на подлодке, которая шпионила за Советским Союзом.

— Еще бы. Проект был такой секретный — муха не пролетит. Самое поразительное, что и о цене никто не пронюхал. Девяносто миллионов долларов! На мой взгляд, деньги потратили с умом. ВМФ разрешил использовать лодку в гражданских целях, и теперь у нас есть уникальный исследовательский ресурс.

— Я слышал, ее привлекали к поиску обломков «Челленджера».

— Да, удалось поднять несколько важных фрагментов. В НАСА разобрались, что пошло не так, и модернизировали конструкцию шаттлов. А еще наша лодка подняла со дна моря истребитель «F-14» с неразорвавшейся ракетой «Феникс», чтобы та не попала в чужие руки. Ну и по русским проектам не все еще рассекречено.

— Расскажите о вашем знаменитом манипуляторе, — попросил Пуласки.

— Он полностью повторяет человеческую руку, вдобавок вращается во всех суставах. В киль подлодки вмонтированы два колеса. Не «харли-дэвидсон», конечно, но по дну передвигаться можно.

— А мощность манипулятора?

— Может поднимать до двухсот фунтов.

— Режущие инструменты есть?

— Само захватное устройство перережет веревку или трос, а для серьезных случаев предусмотрена возможность установить резак. Я же говорю, универсальная штука.

— Трудно поспорить, — согласился Пуласки.

Он был явно доволен.

Лодка двигалась по классической поисковой траектории: «змейкой» взад-вперед, словно газонокосилка. Мониторы показывали, как плывет под ее брюхом голое морское дно.

Тишину нарушил Логан:

— Приближаемся к месту, на которое указали датчики с поверхности. — Он кивнул на экран. — Похоже, гидролокатор что-то засек… Переходи на ручное управление, чуть спустись и возьми влево градусов двадцать, — велел он штурману.

Легкий толчок двигателей направил лодку чуть в сторону. Две дюжины прожекторов освещали дно не хуже солнца в ясный день. Штурман подрегулировал клапаны балластных цистерн, придавая лодке нулевую плавучесть.

— Внимание! — скомандовал Логан. — Объект в поле зрения.

Капитан напряженно вглядывался в монитор, заливавший его лицо зеленоватым светом. На экране проступали контуры каких-то округлых предметов — сначала всего несколько штук, а потом все больше и больше.

— Это амфоры, — сказал Пуласки, имея в виду глиняные сосуды для вина и прочих жидкостей, которые часто находили на затонувших древних судах.

— Фото- и видеокамеры сейчас делают снимки. Мы восстановим по ним трехмерное изображение и передадим вам для исследования, — объяснил капитан. — Хотите что-нибудь подобрать?

— Было бы здорово. Мы ведь можем вытащить амфору? Скажем, одну из этих?

Логан велел штурману опуститься на дно рядом с горкой глиняных сосудов. Четырехсоттонная субмарина легла на грунт, словно перышко, и покатилась вперед. Капитан вызвал специалистов.

Явились двое. Они открыли люк в задней части командного поста. Под крышкой обнаружилась неглубокая выемка с тремя акриловыми иллюминаторами у самого днища. Один из моряков протиснулся внутрь, следя, чтобы NR-1 случайно не повредила амфоры. Подобравшись к добыче вплотную, лодка замерла. Оператор внизу достал пульт и включил манипулятор.

Механическая рука осторожно ухватила амфору за горлышко, приподняла и поместила в специальную корзину у носа лодки. Затем манипулятор убрали, и Логан велел команде поднять субмарину с грунта. После повторного сеанса фотосъемки он связался с «Кэролайн Шу», рассказал о находке и сообщил, что намерен всплывать. Не зная, где точно находится корабль поддержки, капитан велел включить гидролокатор, мерный писк которого разнесся по отсекам подлодки.

— Приготовиться к всплытию, — скомандовал он штурману.

— Не стоит, — отозвался стоящий у него за спиной Пуласки.

Логан был занят и слушал вполуха.

— Простите, доктор Пуласки, вы что-то сказали?

— Я сказал, никакого всплытия.

Логан с озадаченным выражением крутанулся в кресле. Пуласки извлек из-под полы ветровки пистолет «ТТ» и очень спокойно проговорил:

— Делайте что скажу — иначе пристрелю вашего приятеля.

Он приставил дуло к голове штурмана.

Капитан внимательно рассмотрел пистолет, потом бросил взгляд на лицо Пуласки. В суровых чертах не было ни намека на жалость.

— Кто вы? — спросил Логан.

— Неважно. Последний раз говорю: выполняйте мои указания.

— Хорошо, — голос капитана охрип от напряжения. — Что вам нужно?

— Для начала отключите связь с кораблем поддержки. — Пуласки внимательно проследил, чтобы Логан не пропустил ни одного переключателя на радиостанции. — Благодарю. Теперь сообщите команде, что лодка захвачена. Предупредите: я застрелю всякого, кто явится сюда без разрешения.

Глядя на лжеученого с негодованием, капитан объявил по интеркому:

— Говорит капитан. На командном посту человек с пистолетом. Теперь подлодкой командует он. Мы выполняем его приказы. На командный пост никому не входить. Это не шутка. Повторяю, это не шутка. Всем оставаться на местах.

Из кормовых отсеков донеслись недоуменные голоса, и капитан повторил свою речь, чтобы команда осознала: дело серьезно.

— Отлично, — заявил Пуласки. — Теперь всплывите до пятисот футов.

— Слышал? — бросил Логан штурману, словно не желая лично отдавать приказ.

Штурман потянулся к пульту и слил воду из балластных цистерн. Маневрируя рулями, поднял нос лодки и короткими толчками двигателя направил NR-1 вверх. На глубине пятисот футов он выровнял субмарину.

— Готово. Что теперь?

В глазах Логана пылал гнев.

Пуласки озабоченно посмотрел на часы, словно опаздывал на поезд.

— Теперь ждем.

Он убрал пистолет от головы пилота, но по-прежнему держал его наготове.

Прошло десять минут. Потом пятнадцать. Терпение Логана было на пределе.

— Вы не могли бы все же сказать, чего мы ждем?

Пуласки только приложил палец к губам.

— Увидите, — бросил он с загадочной улыбкой.

Прошло еще несколько минут. Напряжение стало невыносимым. Вглядываясь в изображение с камеры на крыше рубки, Логан силился понять, кто этот человек и чего он хочет. Наконец под заостренным носом подлодки вдруг выросла гигантская тень.

Капитан подался вперед и уставился в монитор.

— Это еще что за чертовщина?

Тень скользнула под NR-1, словно гигантская акула, готовая впиться в брюхо жертве. Жуткий металлический скрежет прокатился по всей лодке, будто грохнули исполинской кувалдой. Субмарина вздрогнула и подскочила на полметра вверх.

— Столкновение! — воскликнул штурман и инстинктивно потянулся к пульту.

— Не дергайся! — рявкнул Пуласки, тут же взяв его на мушку.

Рука моряка замерла на полпути, а глаза уставились в потолок.

Снаружи что-то скребло и царапало, словно по корпусу карабкалась армия больших металлических жуков.

Лицо Пуласки расплылось в довольной улыбке.

— А вот и наши друзья.

Странные звуки стихли, уступив место гулу мощных моторов. Стрелка скорости на панели управления дрогнула, хотя двигатели подлодки молчали.

— Мы движемся, — проговорил штурман, впишись глазами в стрелку. — Что делать?

Он повернулся к капитану. Десять узлов… Двадцать… Лодка набирала ход.

— Ничего делать не надо, — заявил Пуласки и велел Логану: — Капитан, обратитесь-ка еще раз к команде.

— И что я им скажу?

«Ученый» улыбнулся.

— Скажите: пусть не волнуются. Их ждет приятное путешествие.

ГЛАВА 3

Черное море.

Пятиметровая резиновая лодка устремилась к далекому берегу. Плоское днище шлепало по волнам, словно кто-то бил ладонью в тамтам. Кэлла Дорн устроилась на носу и крепко вцепилась в леер, чтобы не вывалиться за борт. Тупой нос лодки поднимал тучи брызг, и капли стекали по смуглому лицу девушки, но отвернулась она лишь однажды — крикнуть сидящему на румпеле:

— Давай, Мехмет, поднажми! Быстрее!

Девушка энергично покрутила рукой в воздухе, словно собиралась бросить лассо.

В ответ морщинистый турок расплылся в широченной беззубой улыбке и добавил оборотов. Подскочив на очередном гребне, лодка рухнула вниз. Кэлла довольно рассмеялась.

Двое мужчин, которых болтало, словно кубики льда в шейкере, не разделяли энтузиазма спутницы. Ухватившись покрепче, чтобы не улететь за борт, они клацали зубами на каждой волне. Оба ничуть не удивились, когда Кэлла велела Мехмету добавить ходу. Они три месяца проработали с ней над циклом телепередач «Невероятные тайны» и уже привыкли к безрассудству молодой репортерши.

Старшим в съемочной группе был Микки Ломбардо — низенький крепыш из Нью-Йорка. Микки постоянно то загружал, то выгружал ящики с оборудованием из самых разных транспортных средств, и от этого его руки обрели невиданную силу. Сигара в зубах давно потухла — ее залило водой сразу после отплытия. Своего помощника Хэнка Симпсона, светловолосого и мускулистого австралийца, Ломбардо называл «Данди».

Узнав, что им предстоит работать бок о бок с красоткой-репортером, оба сначала не поверили своему счастью. Потом вместе с ней по шею в гуано штурмовали пещеры Аризоны, сплавлялись по порогам амазонского «зеленого ада» и приобщались на Гаити к таинствам вуду. Глядя на Кэллу, Ломбардо любил вспоминать старую поговорку: «Бойтесь своих желаний — иногда они сбываются». Она оказалась этакой помесью Амелии Эрхарт с Чудо-женщиной,[125] и либидо обоих телевизионщиков мало-помалу уступило место уважению к отважной девушке. Они больше не пытались покорить сердце Кэллы, а заботились о ней, как о не по годам развитой сестренке, которую нужно беречь от ее же собственных порывов.

Ломбардо с Данди и сами были парни не промах. В съемочную группу «Невероятных тайн» брали ребят крепких, напористых в проработке сюжета и по возможности не склонных к излишним раздумьям. Текучесть кадров была приличная, травматизм тоже на уровне. Зрителей привлекали опасность и риск, которым подвергалась группа, — нередко именно ее злоключения становились главной темой программы. Такой формат телевизионных приключений «под открытым небом» вполне логично вытекал из грандиозного успеха «Последнего героя» и других подобных передач. Если репортер или осветитель рухнет за борт или попадет в плен к дикарям — тем лучше для шоу. Руководство волновалось лишь за сохранность дорогостоящего оборудования — все прочие опасности его не слишком заботили.

Съемочная группа прилетела в Стамбул пару дней назад, собираясь отправиться на поиски Ноева ковчега. Тема была настолько затасканная, что числилась в черных списках даже у третьесортных таблоидов — наряду с явлениями Элвиса и лох-несским чудовищем, поэтому Кэлла искала еще какой-нибудь сюжет — на случай, если с ковчегом ничего не выйдет. В первый же день, отправившись на поиски лодки для путешествия по Черному морю, она прямо на пристани разговорилась с колоритным русским моряком, который служил раньше на советской подлодке. Тот рассказал девушке про заброшенную военно-морскую базу на пустынном участке Черноморского побережья и даже нарисовал, как туда добраться, — предварительно намекнув на вознаграждение, которое освежит его память.

Кэлла воодушевленно выложила коллегам все, что удалось выяснить про базу советских подлодок, и они тут же наметили маршрут. Если поиски Ноева ковчега ни к чему не приведут (что вполне вероятно), то у них будет отличный запасной план. Рыбацкая лодка доставит съемочную группу на судно НУПИ — Национального агентства подводных исследований.

Капитан Кемаль, которому полагалась оплата за каждый день фрахта, сказал, что знает заброшенную базу и с радостью отвезет их туда до рандеву с исследовательским судном. Однако уже на подходе к месту мотор лодки забарахлил, и капитан решил вернуться в порт. Неисправность была ему знакома, и ремонт, при наличии нужных запчастей, занял бы всего пару часов, однако Кэлла убедила его вернуться за ними на следующий день. Мехмет, двоюродный брат капитана, вызвался доставить съемочную группу на берег на своей моторке.

По словам русского моряка, база располагается под землей, возле заброшенной научной станции, а найти ее можно по вентиляционным шахтам на поверхности. Кэлла протерла очки от брызг и стала всматриваться в поросшие травой холмы на берегу. Никаких следов человека. Унылый и пустынный пейзаж натолкнул ее на мысль, что они, скорее всего, ввязались в глупую авантюру. Зануды-бухгалтеры телекомпании терпеть не могли неоправданных расходов.

— Есть там что-нибудь? — перекрикивая рев мотора, спросил Ломбардо.

— Рекламных щитов не видать.

— Может, это не здесь?

— Кемаль говорит, что здесь. Да и тот русский мне карту нарисовал.

— И сколько ты этому проходимцу заплатила?

— Сто долларов.

Ломбардо скривился, словно лимон прожевал.

— Интересно, сколько он уже таких карт продал…

— Вон тот холмик выглядит многообещающе, — указала Кэлла.

Бах!

От громкого щелчка Кэлла вздрогнула и тут же увидела прямо у себя под носом рваную дыру в борту лодки. Сначала она решила, что из-за жуткой болтанки отлетела одна из многочисленных заплат, и обернулась сказать Мехмету — однако тот со странным выражением лица вскочил, прижимая руку к груди. Турок вдруг съежился, словно из него выпустили воздух, и перевалился через борт. Румпель больше никто не держал, и лодка рыскнула вбок. Ее подхватило прибоем, накренило на пенном гребне и тут же опрокинуло набежавшей волной. Пассажиры попадали в море.

Кэлла вынырнула, отплевываясь, но очутилась в кромешной тьме: ее голова было под перевернутой лодкой. Поднырнув под борт, девушка выбралась наружу. Неподалеку сверкнула лысина Ломбардо, сразу за ним вынырнул и Данди.

— Все нормально? — прокричала Кэлла, подплыв поближе.

Ломбардо выплюнул размокшую сигару.

— Что за чертовщина?

— Кажется, Мехмета застрелили.

— Застрелили? С чего ты взяла?

— Он схватился за грудь и упал за борт. — С Ломбардо они перебрались к носу лодки. — Видишь, сюда угодила первая пуля. А вторая, сразу за ней, — в Мехмета.

— Ну и ну! — ахнул Микки, просунув в отверстие палец.

— Вот бедняга. — Данди присоединился к товарищам, и все втроем ухватились за борт.

Суденышко чуть притопило, но воздух в неповрежденных отсеках держал его на плаву. Они попытались перевернуть лодку, однако тяжелый мотор все время перевешивал, а за скользкие круглые борта было толком не ухватиться. Силы путешественников понемногу таяли, а волны подтаскивали их все ближе к берегу.

Пока все трое пытались отдышаться, Ломбардо заметил:

— Похоже, никуда мы не денемся.

— А вдруг нас там уже ждут? — спросил Данди.

— И что ты предлагаешь?

— Судя по всему, стрелок был прямо напротив нас, — вмешалась Кэлла. — Попробуем спрятаться под лодкой и грести в сторону.

— Выбор у нас невелик, — согласился Ломбардо и нырнул.

Спутники последовали за ним.

— Надо же, — улыбнулся Микки и похлопал по водонепроницаемым кофрам, что теперь бултыхались в воде, привязанные к сиденьям. — Аппаратура-то целехонька.

Заливистый смех Кэллы отозвался под перевернутой лодкой глухим плеском.

— Конечно, Микки. На нас наставят стволы, а мы их в ответ что, снимать будем?

— Но согласись, сюжет выйдет — первый класс. Правда, Данди?

— Вы, янки, оба свихнулись. Впрочем, раз я тут, выходит, я тоже. Послушай-ка, милая, — обратился он к Кэлле, — твой русский приятель вроде говорил, что база заброшена?

— По его словам, русские отсюда давно ушли.

— Может, они как японцы где-то там, на островах, — прячутся в джунглях и не знают, что война давно закончилась? — предположил Ломбардо.

— Маловероятно, — заметила Кэлла.

— Пожалуй. А у тебя есть предположения, кто палил по нам с берега?

— Нет. Но если не будем грести, то очень скоро выясним. Посмотрю, как там дела. — Она на мгновение исчезла, а вернувшись, сказала: — На берегу никого не видать. Давайте-ка двинем вправо, не то нас вынесет прямо к ним.

Они вцепились в борта и замолотили по воде ногами. Лодка изменила курс, но волны все равно волокли их к берегу. Глухой рокот прибоя слышался все сильнее. Таинственные стрелки больше не давали о себе знать, и путешественники уже надеялись, что им ничто не угрожает. Впрочем, сумей они заглянуть за край поросшей травой дюны, оптимизма бы у всех троих сильно поубавилось. Острые как бритва шашки сверкали на солнце, словно зубья гигантской молотилки, — едва несчастные выберутся на берег, их изрубят в капусту.

ГЛАВА 4

Высоко в небе над перевернутой лодкой лениво кружил бирюзовый самолет, похожий на крылатое каноэ. Широкоплечий пилот резко положил легкую машину на крыло, его глаза — голубые, как вода в глубине коралловых атоллов, — щурясь, обшаривали сияющую морскую гладь сквозь темные очки. Гримаса недоумения мелькнула на обветренном лице летчика.

Мгновением раньше он разглядел людей у перевернувшейся лодки, затем бросил короткий взгляд на приборную панель — и вот в воде уже никого.

Курт Остин преследовал лодку, словно патрульный, что висит на хвосте у нарушителя, и видел, как та опрокинулась. Впрочем, он так и не понял, отчего судно потеряло управление. Волнение было умеренное, подводных камней и других препятствий тоже не наблюдалось. Любопытно, имеют ли перевернутая лодка и замеченный еще раньше в открытом море рыбацкий катер хоть какое-то отношение к съемочной группе, которую он ищет. Вряд ли. Телевизионщики должны держать курс к «Арго», им нечего делать у этих пустынных берегов.

Остин возглавлял в НУПИ группу специального назначения, однако сейчас был командирован на «Арго» консультантом по глубоководным исследованиям. Его подчиненные Джо Завала и супруги Трауты тоже разъехались по разным проектам с несложными заданиями. Глава НУПИ Джеймс Сандекер настаивал, что им необходим отдых — группа недавно схлестнулась с безжалостными головорезами на службе мегакорпорации, желавшей прибрать к рукам все источники пресной воды на планете. Особенно Сандекер волновался за Остина, возлюбленная которого — блестящий ученый из Бразилии — погибла, разоблачая злоумышленников.

«Арго» собирал в Черном море метеорологическую информацию для международного исследовательского проекта. Остин изучал в Вашингтонском университете управление системами и обладал колоссальным опытом глубоководных погружений, что очень помогло в настройке сложного научного оборудования.

В конце концов все системы заработали как надо, и нужда в нем отпала. Остин читал философские труды из своей богатой библиотеки — и понемногу начал скучать. Его словно заточили в замке, окруженном широченным рвом с водой. Конечно, он пережил тяжелую душевную травму, а Сандекер действовал из лучших побуждений, однако Курту требовались изнурительные нагрузки — как умственные, так и физические, — а вовсе не атмосфера круизного лайнера.

Члены научной экспедиции недовольно ворчали по поводу предстоящего визита съемочной группы, опасаясь, что гости станут отвлекать их от работы глупыми расспросами. Тот факт, что визитеры представляют популярное шоу и ищут Ноев ковчег, не добавлял им популярности. Остин же придерживался иного мнения: он надеялся, что телевизионщики немного развеют его тоску.

Утром съемочная группа не появилась, связаться с ней по радио не удалось. После обеда Курт поднялся в рулевую рубку, намереваясь изложить капитану свою идею.

Капитан «Арго» Джо Этвуд был крайне недоволен, что телевизионщики не объявились и не вышли на связь. Он мерил шагами мостик, то и дело оглядывая горизонт в бинокль. Пора было продолжать маршрут, и задержка Этвуда совершенно не радовала.

— Гости не объявлялись? — поинтересовался Остин, хотя ответ и так легко читался на мрачном лице капитана.

Этвуд хмуро глянул на часы.

— Заблудились, наверное. Пусть только придурки из отдела связей с общественностью еще хоть раз предложат мне развлекать недоумков с телевидения!..

Впрочем, именно отдел по связям с общественностью представлял работу НУПИ в выгодном свете, что позволяло агентству получать финансирование от конгресса и научные гранты — в том числе и на исследования в Черном море.

— Есть предложение. Раз я все равно сижу без дела, не оглядеть ли мне окрестности?

Мрачное лицо капитана расплылось в понимающей ухмылке.

— Ну нет, Остин, меня не проведешь. Я же знаю, ты с первого дня только и ждешь повода полетать на «Глупыше».

— Мы убьем сразу двух зайцев. Я испытаю нашу птичку, а заодно поищу заплутавших гостей. К тому же это идеальный способ избавиться от хандры.

Этвуд взъерошил пальцами рыжеватую шевелюру.

— Хотя… ладно, приятель, отправляйся. Только сообщай координаты почаще. Не хватало еще тебя по всему морю искать вдобавок к этим телевизионщикам.

Остин поблагодарил капитана и зашагал готовить к вылету «Глупыша». Предполагалось, что сверхлегкий гидросамолет обеспечит экспедиции дополнительный обзор. Большинство судов НУПИ оснащалось радарами, которые за десять миль и комара обнаружат, однако в некоторых случаях человеческий глаз ничем не заменишь. Конструктор летательного аппарата, гениальный инженер Джо Завала, попросил товарища испытать одноместный гидросамолет в полевых условиях.

Его окрестили «Глупышом» — в честь морской птицы, прекрасной в небе, но неуклюжей при взлете и посадке. В ангаре под палубой Остин осмотрел машину. Нескладный, тупорылый силуэт его не смутил. Остин уже летал на сверхлегких аппаратах и понимал: главное — устойчивость и простота управления.

На боку было черной краской выведено: «НУПИ». Плоскобрюхий стеклопластиковый фюзеляж оканчивался задранным, как у каноэ, носом. На алюминиевых стойках с двух сторон располагались поплавки — тоже из стеклопластика. К поплавкам по бокам корпуса крепились шасси, благодаря которым «Глупыш» мог садиться не только на воду, но и на сушу.

Самолет подняли на палубу, узкие десятиметровые крылья с дакроновым покрытием разложили и закрепили. Остин забрался в тесную кабину, и «Глупыша» выкатили на полого уходящую в воду носовую рампу. Запустив двигатель, он отцепил страховочный трос и съехал прямо в море, чтобы привыкнуть к органам управления. В воде амфибия управлялась отлично, и Остин решил проверить, на что машина способна в воздухе. Он включил форсаж и помчался по воображаемой взлетной полосе.

Компактный двигатель мощностью сорок лошадиных сил вывел «Глупыша» на глиссирование без единого толчка. Метров тридцать самолет скользил по гребням волн, а потом стал набирать высоту, пока не оказался точно над судном. Остин сделал круг, дружески покачал крыльями и направился прямиком к Босфору, соединяющему Черное море со Средиземным. По его расчетам, именно в той стороне следовало искать движущуюся из Стамбула съемочную группу.

Двухцилиндровый двигатель «Ротакс» с толкающим винтом мог разогнать тупорылый самолетик до шестидесяти пяти миль в час. До рекордов скорости далеко, зато управлялась машина превосходно — ни намека на сваливание при наборе высоты, пикировании и повороте. Остин чувствовал себя морской птицей — из тех, что кружат над «Арго» в ожидании объедков с камбуза. С трехсотметровой высоты открывался вид на много миль вокруг. Топливного бака на пять галлонов должно было хватить на сто пятьдесят миль.

Воздух был чист как хрусталь, яркое солнце серебрило подернутую рябью морскую гладь. Остин двигался «змейкой», чтобы охватить максимальную площадь за кратчайшее время. Перед отправкой из Стамбула съемочная группа ненадолго вышла на связь, запросив местоположение «Арго» и сообщив расчетное время прибытия. Она находилась на борту рыболовного судна: их в море хватало, однако ни одно не шло нужным курсом.

Прочесывая местность, Остин довольно быстро расходовал топливо. Осталась всего треть бака: только-только чтобы вернуться на «Арго». Остин сверился с компасом и уже собрался ложиться на обратный курс, когда заметил кильватерный след лодки, полным ходом идущей к русскому берегу. Любопытство взяло верх, и он решил подлететь поближе. Направив «Глупыша» вниз, Остин опустился до ста пятидесяти метров и почти догнал моторку, как вдруг та перевернулась на гребне волны.

Выписывая круги, он размышлял, что делать дальше, и тут обратил внимание на странное поведение перевернутой лодки. Волны волокли ее к берегу, но почему-то не по прямой, а под углом.

Остин взял микрофон и включил радиопередатчик.

— «Глупыш» вызывает «Арго». Ответьте.

— «Арго» на связи. — Остин узнал голос капитана. — Ну как птичка? — поинтересовался Этвуд.

— Летит сама, прямо как дрессированный птеродактиль. А я так, пассажир.

— Рад слышать. А что насчет «невероятных придурков» с их тайнами?

Не спуская глаз с лодки, Остин ответил:

— Тайна тут одна: перевернутая лодка. В ней были люди, но они куда-то пропали.

— Где ты?

— У самого берега. — Он окинул взглядом выдающийся в море каменистый холм. — Вижу прибрежные утесы средней высоты, между ними пляж и дюны. Еще скалистый мыс — вылитый адмирал Сандекер в профиль.

— Спрошу у штурмана, он здесь каждую щель знает. — Капитан ненадолго замолчал, а потом сообщил: — Мыс Имама. Говорят, это голова какого-то древнего мудреца.

— Лодка уже в полосе прибоя. На воду мне тут не сесть.

— И что нам делать?

— Сейчас посмотрю поближе. Если кого найду — потребуется помощь. «Глупышу» пассажиров не увезти.

— Выдвигаемся. Расчетное время прибытия — через час.

— Понял. Я пока сяду и поищу бар, где водка с мартини поприличней.

Остин выключил передатчик, снова глянул вниз и усмехнулся. Он не ошибся: трое человек плыли от лодки к берегу.

Заходить на посадку лучше было против ветра, который дул с моря. Снизившись до тридцати метров, Курт направился к берегу, где уже приметил длинную дюну у самого пляжа.

Самолет прошел прямо над барахтающимися в воде пловцами. Дела у тех шли неплохо: они старались экономить силы, удерживаясь на гребнях волн. Краем глаза Остин заметил неподалеку какие-то приземистые строения… и вдруг внизу что-то ярко сверкнуло!

«Глупыш» мог развернуться буквально на носовом платке. Сполна используя маневренность самолета, Остин вдавил педаль поворота. Машина словно перевернулась в воздухе, и его взгляду открылась неглубокая лощина по другую сторону дюны. Прямо за гребнем притаилась дюжина всадников, растянувшихся цепочкой с шашками наголо. Солнце сверкнуло на обнаженных клинках серебристо-алым всполохом — он-то и привлек внимание Курта. Впрочем, шум мотора напугал лошадей — те в страхе сбились в кучу, и теперь всадники успокаивали скакунов. Пронесшийся над ними Остин ничего больше разглядеть не успел — через мгновение он был уже снова над пляжем. Пловцы почти достигли берега.

Сверху внезапно полетели ошметки дакрона. Оказывается, у всадников имелись не только шашки. Подняв голову, Остин увидел на крыле отметину — словно поточил когти тигр. Стреляли с пляжа. Мало того что тонкие стенки кабины — неважная защита от пуль, так Остин еще и сидел практически верхом на топливном баке. Пока что враги целились слишком высоко, но одно удачное попадание в пропеллер — и он рухнет, словно подстреленная утка. Курт налег на штурвал, и самолет устремился к земле. Даже в наушниках он услышал резкий щелчок — пуля попала в одну из металлических стоек, крепивших крылья к кабине. И тут же боль обожгла правый висок. Его зацепило осколком, и по лицу потекла горячая струйка.

Отскочив от стойки, пуля расколола стеклопластиковый поплавок. Повинуясь отданному до упора штурвалу, самолет ухнул вниз, словно лифт с порванным тросом, опасно кренясь из-за потери поплавка. Курту пришлось навалиться на противоположный борт. Вдали от берега пули были уже не страшны, и он направил «Глупыша» параллельно пляжу.

Когда началась стрельба, трое пловцов как раз выползли на песок. Теперь они вскочили и со всех ног понеслись вдоль воды. Стройная загорелая женщина, а с ней двое мужчин: один низенький, второй повыше. Оглядываясь назад, они пытались разглядеть самолет, но увидели лишь вылетающих из-за дюны всадников с шашками наголо. Беглецы в страхе рванули изо всех сил, однако на песке особенно не разгонишься. Конники мигом разделаются с прижатой к воде беззащитной троицей. На пустынном пляже укрыться негде — кровавой расправы не избежать.

Всадники пришпорили скакунов и неслись по гребню дюны, обходя беглецов сбоку. Остин достал из рундука за креслом пилота морскую ракетницу «Орион» и зарядил ее красным сигнальным патроном на десять тысяч свечей, после чего дал полную тягу. Тревожно вибрируя, покалеченный «Глупыш» метнулся к пляжу на скорости шестьдесят пять миль в час.

Беглецы упали на песок, а самолет, жужжа, как сердитый шмель, промчался прямо над ними. Остин управлял машиной на голом инстинкте, словно робот. Придерживая штурвал коленями, он перегнулсячерез прозрачный ветрозащитный козырек и прицелился точно в середину цепочки всадников. Нажатие на спусковой крючок — и крошечная комета понеслась к земле.

Под таким неудобным углом Остин не сумел толком прицелиться, так что ракета угодила в склон дюны чуть ниже поросшего травой гребня и разорвалась ярко-алой вспышкой. Оказавшиеся рядом лошади в страхе попятились, и даже самые спокойные перестали слушаться седоков, когда самолет пронесся прямо над ними, словно гигантское насекомое.

Остин быстро развернулся на второй заход. Царящий внизу хаос напомнил ему знаменитую «Гернику» Пикассо. Люди и кони смешались в кучу, так что не поймешь, где кто. Мрачно усмехнувшись, он зарядил второй патрон и на этот раз атаковал врага с тыла.

В ветровом стекле вдруг появилась дыра, окруженная паутиной трещин. Кому-то из стрелков наконец улыбнулась удача. Пуля свистнула у самого уха. Нечеловеческим усилием Остин велел себе не отвлекаться, прицелился и выстрелил.

Ракета полетела прямо в сгрудившихся всадников и алой фосфорической вспышкой сшибла одного из них с коня. Тот зацепился ногой за стремя, и лошадь поволокла его за собой.

Внизу мелькнул залитый светом пляж, а за ним море. Остин плавно развернулся и опять оказался за гребнем дюны. Там горела трава, в небо поднимались клубы черного дыма. Сброшенные с коней всадники бросились врассыпную, чтобы не угодить под копыта. Остальные спешились сами и, вцепившись в поводья, пытались успокоить обезумевших животных, однако те, постоянно натыкаясь друг на друга, пугались все больше и больше.

Одинокий всадник отделился от остальных и пустил скакуна в галоп. Кэлла и ее спутники обернулись на топот копыт и увидели, что преследователь нагоняет их, занося клинок для удара. Остин развернулся и помчался им навстречу. Он снова поднял сигнальный пистолет, но никак не мог как следует прицелиться. Тогда он опустился еще ниже, пролетел над головами беглецов и направил «Глупыша» прямо на могучего рыжебородого всадника, однако в последний момент дернул штурвал на себя. Поплавок едва не снес преследователю голову, а его лошадь испуганно заржала и понесла, не желая подчиняться. Взлетев по склону дюны, она бросилась вслед за остальными всадниками — атаковать те больше не желали и дружно улепетывали к лесу.

Остин тем временем без особого успеха пытался выровнять поврежденный самолет. Он свесился через край кабины, словно матрос на трапеции, и плотно сжал зубы. Предстояла посадка. И мягкой она точно не будет.

ГЛАВА 5

Когда чудной самолетик штопором устремился к земле, у Кэллы перехватило дух. В последний миг пилот сумасшедшим рывком все же поймал машину. Она затрепыхалась, словно воздушный змей, потом выровнялась, хотя крылья все еще подрагивали, а сам самолет то и дело валился и рыскал, словно на американских горках.

Наконец пилот более или менее справился с аппаратом и стал заходить на посадку. Он уверенно снизился, но у самой земли левое крыло вдруг ушло вниз, зарылось в мягкий песок и отлетело от фюзеляжа. Самолет рухнул, прокатился чуть вперед и резко встал, высоко задрав хвост. Двигатель умолк, и на пляже вдруг воцарилась тишина — лишь волны плескались о берег да потрескивала горящая трава.

Телевизионщики тупо таращились на разбитый самолет. Они отдали все силы в борьбе с волнами, а потом совершенно выдохлись в безумной гонке и теперь не могли даже пошевелиться.

Впервые заметив тупорылый самолетик, они не сразу поняли, на чьей тот стороне. Впрочем, в намерениях всадников сомневаться не приходилось.

Теперь самолет напоминал птицу, угодившую в вентилятор. Трудно было поверить, что пилот не пострадал, однако почти сразу в кабине что-то шевельнулось. Сначала оттуда свесилась одна нога, потом вторая, и наконец человек выбрался наружу.

Летчик, похоже, остался целехонек. Он походил вокруг самолета, оценивая повреждения, а потом даже пнул ногой изуродованное колесо, словно покупал подержанную машину, и покачал головой. Наконец незнакомец повернулся к телевизионщикам, махнул рукой в знак приветствия и, чуть прихрамывая, зашагал в их сторону.

Ломбардо с Данди поднялись и встали рядом, готовые защищать Кэллу. Впрочем, девушку куда больше интересовал пришелец. Высокий, под темно-синей фуфайкой бугрились широкие плечи клубного вышибалы. Светлые шорты открывали мускулистые ноги. Настоящий атлет — хоть стену прошибет, если понадобится. Подойдя поближе, мужчина снял бейсболку, под которой обнаружилась светлая, почти платинового цвета шевелюра. На бронзовом от загара лице не было ни морщинки, лишь едва заметные складки смешливо притаились в уголках глаз и рта. На вид около сорока. Кровь засохшей струйкой сбегала по щеке.

— Добрый день, — приветливо улыбнулся летчик. — Вы как, живы?

— Спасибо, все хорошо, — настороженно ответила Кэлла. — А вы? У вас кровь.

Ее собеседник небрежно пощупал рану.

— Царапина. Я-то цел. — Он кивнул на разбитый самолет. — А вот про машину этого не скажешь. Самолеты сейчас делают — полное барахло, не то что раньше. У вас нет скотча?

С вымученной улыбкой Кэлла ответила:

— Тут скотчем не обойдешься. Как говорят страховщики, «под списание».

Незнакомец нахмурился.

— А ведь вы правы, мисс…

— Дорн. Кэлла Дорн. Это мой продюсер Микки Ломбардо и его ассистент Хэнк Симпсон. Мы снимаем программу «Невероятные тайны».

— Так я и думал. Курт Остин. Я из НУПИ.

— Из НУПИ… — Ломбардо шагнул вперед и пожал протянутую руку. — Боже, как же кстати вы тут очутились. Вот удача.

— Удача тут ни при чем, — отозвался Остин. — Я вас искал. Вы должны были прибыть на «Арго» сегодня утром.

— Простите. Захотели сначала взглянуть на базу русских подлодок. Говорят, она где-то здесь.

— Капитан недоволен — у него из-за вас весь график сдвинулся. Стоило сообщить, что планы поменялись. — Остин по-прежнему улыбался, однако в его голосе явственно прозвучал упрек.

— Это я виновата, — призналась Кэлла. — Мы думали, что управимся за пару часов. Планировали связаться с вами по пути, но передатчик на нашем судне не работал. Капитану пришлось вернуться в порт из-за поломки двигателя, и он обещал заодно починить передатчик и все вам сообщить.

— Наверное, его лодку я и видел неподалеку.

Девушка кивнула.

— Он собирался забрать нас утром. Спасибо. Вы спасли нам жизнь. Простите, что из-за нас столько неприятностей.

— Да бросьте, какие неприятности. — Остин стал разглядывать разбитый самолет. — Разве что совсем по мелочи… А лодка ваша почему перевернулась?

— В нас стреляли с берега и убили владельца лодки — он сидел у румпеля. Лодку повернуло бортом к волне и опрокинуло. Мы прятались под ней и старались отгрести в сторону от пляжа, но прибой слишком сильный, и нас потащило сюда. — Девушка бросила взгляд на гребень дюны, из-за которого появились враги. — Вы не знаете, что это за всадники?

Остин промолчал. Он смотрел ей в глаза, но Кэлла вдруг поняла, что мокрая одежда слишком уж плотно облегает ее ладную фигурку. Она смущенно одернула заляпанную песком футболку, однако ткань все равно предательски липла к телу. Чувствуя, что ей неловко, Остин перевел взгляд на поднимающийся из-за дюны столб дыма и заметил:

— Непохоже, чтобы они просто выехали на прогулку. Пойдемте посмотрим.

Остин вскарабкался по склону. Телевизионщики осторожно держались чуть позади. Огонь уже почти погас, на гребне дюны не осталось ничего, кроме горелой травы. В лучах солнца что-то блеснуло, и он подошел посмотреть. Шашка. Курт поднял оружие и взвесил его в руке. Длинный изогнутый клинок был превосходно сбалансирован для рубящего удара. От одной мысли о том, как острое, словно скальпель, лезвие рассекает человеческую плоть, у Остина свело скулы. Его внимание привлекла гравировка на русском, однако в этот момент Курта окликнул Данди. Огонь пощадил островок травы высотой где-то до колена — австралиец стоял возле него и разглядывал что-то у себя под ногами.

— Что там у тебя? — спросил Остин.

— Мертвец.

Курт воткнул шашку острием в песок и зашагал по траве. Данди указал ему на труп: тот лежал на спине, уставясь в пустоту остекленелыми глазами. Испачканная песком черная борода и усы скрывали черты погибшего — мужчины лет сорока с хвостиком. Его голова была вывернута под неестественным углом, а половина лица словно вдавлена внутрь и залита кровью.

— Скорее всего, упал с лошади и получил по голове копытом. — Остин не отличался бесчувственностью, однако никакой жалости к погибшему всаднику не испытывал.

Ломбардо вытащил из перевернутой лодки камеры и теперь снимал сцену побоища. Вместе с Кэллой он подошел посмотреть, что же так заинтересовало товарищей, и только присвистнул.

— Что еще за маскарад?

Курт опустился на колени.

— Прямо как в «Волшебнике страны Оз».

Мертвец был одет в длиннополый мундир грязно-серого цвета и мешковатые штаны, заправленные в черные сапоги. Неподалеку валялась черная меховая шапка без полей. На плечах красовались алые эполеты, а бедра охватывал широкий кожаный ремень, к которому крепились ножны и пистолетная кобура. На груди висел патронташ, а на шее — кинжал в ножнах.

— Ничего себе, — ахнул Данди. — Прямо ходячий арсенал.

Остин пошарил в траве вокруг. Неподалеку нашлась винтовка.

Он приложил к плечу приклад и передернул хорошо смазанный затвор. Ствол, как и шашка, был украшен гравировкой на русском языке. Курт коллекционировал дуэльные пистолеты и неплохо разбирался в старинном оружии. Он сразу узнал винтовку Мосина — оружие столетней давности, хотя и в идеальном состоянии. Какое счастье, что у всадников не оказалось современных автоматов. Один «калашников» искрошил бы их с «Глупышом» в лоскутки.

Остин протянул винтовку Данди, а сам стал обшаривать карманы покойника. Пусто. Тогда он снял с шапки металлическую кокарду в форме звезды и сунул ее в карман.

Ломбардо закончил съемки на поле боя, и Кэлла предложила прогуляться с камерой к невысоким блочным постройкам, что виднелись поодаль.

— Не советую, — заметил Остин и указал, что именно к этим зданиям ведут следы копыт. — Вообще-то я предлагаю отсюда убираться, и побыстрее.

Курт повесил винтовку на плечо, взял шашку и зашагал к берегу. На гребне дюны его догнала Кэлла.

— Как вы думаете, что здесь происходит? — спросила запыхавшаяся девушка. — Зачем им нас убивать?

— Я знаю не больше вашего. Сначала думал, что они тут кино снимают, а потом в меня начали стрелять.

— Повезло, что они стреляют так плохо. — Она замолчала, поймав на себе все тот же странный взгляд собеседника. — Что-то не так?

— Мне неловко признаться…

— А на вид вы не из тех, кому бывает неловко.

Остин пожал плечами.

— Ну… такое впечатление, что мы с вами уже встречались.

— Вряд ли. Я бы запомнила.

— Нет, не в буквальном смысле. Не смейтесь, но вы очень похожи на царицу, лицо которой я видел на стене одного египетского храма.

Кэлла была высокой, причем немалая часть ее роста приходилась на стройные ноги. Роскошная копна вьющихся черных волос обрамляла смуглое, ровное лицо. Губы полные, почти безукоризненной формы, а глаза цвета темного золота. Как и любая привлекательная особа, что работает в окружении мужчин, Кэлла считала, что знает все их уловки, — однако такого раньше не слыхала. Она искоса посмотрела на Остина.

— Занятно. А вы словно с корабля капитана Кидда свалились.

Остин расхохотался и пригладил растрепанную шевелюру.

— Я и правда вылитый пират. Только не шучу. Вы действительно вылитая копия той девушки в храме. Впрочем, она постарше. Рисунку, кажется, шесть тысяч лет.

— Меня много с кем сравнивали, — отозвалась Кэлла, — но чтобы с египетской мумией… Если это комплимент, то спасибо. И за то, что нас спасли, — тоже спасибо. Мы перед вами в неоплатном долгу, мистер Остин.

— Для начала просто Курт. А я стану звать вас Кэллой, хорошо?

— Конечно, — улыбнулась она.

— Раз уж мы подружились, то теперь просто обязаны вместе поужинать.

Кэлла окинула взглядом пустынный берег.

— И что же будет на ужин? Ягоды, корешки и прочие бойскаутские деликатесы?

— Нет, скаутом я был совсем недолго, да и пропитание добывать толком не научился. Предлагаю утку под апельсиновым соусом и столик у воды.

— Что, прямо здесь? — решила подыграть девушка.

— Нет, там, — он указал на идущее к берегу судно с бирюзовыми бортами. — Ресторан «Каса Арго». Говорят, повара переманили из нью-йоркского «Фор сизонс».

— Нужно быть полной дурой, чтобы отказаться, — а уж дур у нас в семье отродясь не бывало. — Тут Кэлла сообразила, что ужасно растрепана, и добавила: — Правда, вид у меня для торжественного ужина неподходящий.

— На «Арго» что-нибудь найдется. Попрошу поискать — заодно и столик закажу. При посадке только рация и уцелела. Сейчас свяжусь с судном, а вы пока позовите своих коллег. И пусть собираются побыстрее — мы на территории России, а паспорт я дома забыл. Не стоит злоупотреблять гостеприимством.

Остин направился к разбитому самолету.

Кэлла, не отрываясь, смотрела ему вслед, почуяв интересный сюжет. Кто он? Уж точно не зануда-ученый.

Девушка крикнула Майку с Данди, чтобы сворачивали съемки, и направилась вслед за Остином.

ГЛАВА 6

Россия, Москва.

Безупречное самообладание не подвело Виктора Петрова и в этот раз. Он положил телефонную трубку, сцепил пальцы домиком и уставился в пустоту. На миг замер, потом встал из-за стола и подошел к окну. Взгляд, скользнув по городской панораме, уперся в луковицы далеких куполов собора Василия Блаженного, а рука пробежала по правой щеке. Прикосновения он почти не ощутил: мертвая кожа под грубым рубцом совсем потеряла чувствительность. Когда же это случилось? Пятнадцать лет назад… Надо же, столько времени прошло, а жгучая боль мигом воскресла в памяти от одного телефонного звонка.

Стояло жаркое лето, и пешеходы спешили куда-то по своим делам. Петров же мечтал о зиме. Как и многие соотечественники, он просто обожал снег. Сурова и беспощадна русская зима, но ведь именно она спасла страну от орд Наполеона и Гитлера. Впрочем, Петров любил снег по более прозаической причине: зима скрывала все изъяны и приглушала городской шум, пряча грязь под белым покровом непорочности.

Он вновь уселся за свой обшарпанный стол с металлической крышкой, занимавший большую часть унылой комнатушки. С одной стороны там стоял черный телефонный аппарат — старый, еще дисковый; с другой — факс. В углу пристроился картотечный шкаф — пустой, просто для отвода глаз. Точно такие же тесные кабинеты, имеющие какое-то отношение к сельскому хозяйству, во множестве заполняли весь десятый этаж огромного серого здания — памятника безликой социалистической архитектуры. На двери висела неприметная табличка: «Сибирское управление по борьбе с сельскохозяйственными вредителями». Посетителей у Петрова почти не бывало. Если же какая-то заблудшая душа все же заглядывала в кабинет, то ей сообщали, что управление переехало.

Несмотря на спартанскую обстановку, Петров играл в управлении страной не последнюю роль. Такое влияние он обрел потому, что умел оставаться в тени. Он хорошо помнил былые времена, когда в «Правде» неизменно публиковались фотографии советской верхушки, следящей за первомайским парадом с трибуны Мавзолея. Малейший намек, что кто-то в этом ряду лиц может прийти на смену находящемуся у власти тирану, вел к неминуемой ликвидации незадачливого партийца. Петров в совершенстве овладел искусством мимикрии, стал чиновником-оборотнем, сказочным существом, способным менять внешность по собственной воле. Избегая огласки, пережил трех генсеков и бесчисленных членов Политбюро. Долгие годы избегал попадать в объектив фотоаппарата, а снимок в его личном деле принадлежал человеку, который давно умер. Он отказывался от любых званий и все годы своей славной карьеры числился просто «консультантом».

Ради все той же маскировки крепко сбитый Петров неизменно облачался в мешковатый серый костюм — многолетнюю униформу безликих кремлевских тружеников. Темные с сединой волосы сзади прикрывали воротничок дешевой рубашки, словно регулярные визиты к парикмахеру ее владельцу не по карману. Очки без диоптрий в тонкой проволочной оправе придавали ему ученый вид. Впрочем, у всякой маскировки есть предел. Можно спрятать шрам, но даже самому ловкому портному не спрятать живой ум, что блестел в голубовато-серых глазах. Точеный профиль выдавал в нем человека решительного и безжалостного.

Звонил серьезный молодой человек по имени Алексей, которого Петров завербовал лично.

— На юге что-то затевают, — сообщил тот, даже не пытаясь скрыть возбуждение. Стороны света служили для Петрова своего рода словесными маркерами, чтобы ориентироваться в водовороте убийств, восстаний и междоусобных войн, бурлящем на дальних окраинах распавшейся советской империи. Сначала он подумал, что предстоит снова выслушивать дурные вести из Грузии.

— Рассказывай, — распорядился Петров.

— Сегодня утром американское судно вошло в наши территориальные воды в акватории Черного моря.

— Что за судно? — спросил он, едва скрывая раздражение. Хватало дел и поважнее.

— Исследовательское судно Национального агентства подводных исследований.

— НУПИ? — пальцы Петрова впились в телефонную трубку. — Дальше. — Его голос чуть было не дрогнул.

— По нашим данным, это «Арго». Я проверил документы — у них разрешение только на работы в открытом море. Перехвачен обмен сообщениями между судном и летательным аппаратом. Пилот сообщил, что направляется в воздушное пространство России.

— А в действительности самолет пересекал границу?

— Неизвестно. Радары ничего не засекли.

— Тогда это едва ли можно считать серьезным инцидентом. Разве такие эпизоды не полагается обсуждать с американским Госдепартаментом?

— В данном случае нет. Пилот сообщил свои координаты, и мы рассчитали его маршрут. В момент, когда они обсуждали рандеву с судном, самолет пролетал вблизи «объекта триста тридцать один».

Петров беззвучно выругался.

— Ошибки в расчетах быть не может?

— Нет.

— Где сейчас судно НУПИ?

— Береговая охрана выслала вертолет. Судно покинуло российские территориальные воды и, судя по всему, направляется в Стамбул. Мы продолжаем мониторинг их радиопереговоров.

— А что с самолетом?

— Ни следа.

— Надеюсь, место приземления тщательно осмотрели?

— Так точно. Оперативная группа обнаружила полгектара горелой травы. На земле много отпечатков, в том числе лошадиных копыт.

Лошадиных копыт… Петрова прошиб холодный пот.

— Не спускай глаз с этого судна. Когда прибудет в порт, установить круглосуточное наблюдение. Всю информацию сообщать мне немедленно.

— Слушаюсь. Еще что-нибудь?

— Пришли мне расшифровки переговоров между пилотом и судном.

— Сейчас отправлю.

Петров поблагодарил агента за хорошую работу и повесил трубку. Через пару минут факс зажужжал и выплюнул несколько страниц. Переговоры пилота с капитаном «Арго» были напечатаны с удвоенным межстрочным интервалом. Петров стал читать, и уже на первом предложении его пальцы судорожно впились в бумагу.

«Остин вызывает „Арго“».

Остин. Невероятно.

Петров глубоко вдохнул. Нужно успокоиться. Фамилия Остин в Америке не редкость, а НУПИ — крупная организация. Пытаясь убедить себя, что тут простое совпадение, Петров продолжил читать, и его губы изогнулись в горькой усмешке. Насмешливый тон пилота был ему хорошо знаком, а когда тот походя упомянул главу НУПИ, сомнений и вовсе не осталось. Курт Остин собственной персоной. Петров потянулся к пыльному шкафу и достал из него толстую папку «НУПИ. Курт Остин». Все ветхие страницы этого досье он и так помнил наизусть. Родился в Сиэтле. Отец — владелец преуспевающей фирмы, занимавшейся утилизацией затонувших судов. Именно морю Остин обязан своей безудержной отвагой. Ходить под парусом научился чуть ли не раньше, чем по суше, потом увлекся водно-моторным спортом, в последнее время регулярно занимается греблей на Потомаке. Живет в пригороде Вашингтона — Палисейдс, в перестроенном лодочном сарае совсем рядом со штаб-квартирой ЦРУ. Увлекается философией, собирает дуэльные пистолеты, слушает прогрессив-джаз…

Петров листал досье, невидящим взглядом пробегая страницу за страницей. Остин изучал в Вашингтонском университете управление системами, а после выпуска окончил в Сиэтле весьма уважаемые курсы подводных пловцов. Полученные знания пригодились ему в работе на нефтяных месторождениях в Северном море, после чего Остин вернулся в фирму отца, а затем, поддавшись на уговоры, перешел на государственную службу — в скромное подразделение ЦРУ, занимавшееся подводной разведкой. Ближе к концу холодной войны это подразделение было упразднено, и директор НУПИ адмирал Джеймс Сандекер пригласил Остина возглавить группу специального назначения, созданную для поддержки океанографических исследований.

Их жизнь сложилась совершенно по-разному. Как и у Остина, море было у Петрова в крови, однако юность его прошла куда скромнее. Он был единственным сыном бедного рыбака. Заезжий чекист приметил сильного и смышленого пионера, и того забрали в московский интернат. С тех пор он больше не видел ни родителей, ни других родственников. Впрочем, отыскать их Петров даже не пытался — его семьей стало советское государство. Он учился в лучших учебных заведениях Союза, увлекался техникой, прошел воинскую службу в КГБ — офицером на подводной лодке, после чего перебрался в морскую разведку. Сначала в скромное подразделение подводной разведки, однако, в отличие от исследовательской группы Остина, его люди выполняли поставленные задачи любыми средствами, при нужде — и с применением силы.

Их пути пересеклись, когда израильская подлодка тайно потопила иранский контейнеровоз с ядерными боеголовками. Петров получил приказ любой ценой спасти груз, чтобы избежать скандала, если контейнеровоз обнаружат, ведь боеголовки были украдены из советских арсеналов. США в тот момент занимались урегулированием разногласий между Израилем и арабскими странами. В Вашингтоне опасались, что если Иран узнает, кто именно потопил судно, то война мигом охватит весь Ближний Восток. Остину было поручено возглавить экспедицию к затонувшему судну и уничтожить следы.

Американская и советская группы прибыли на место почти одновременно, и никто не хотел уступать. Противостояние затянулось. Военные корабли обеих держав маячили на горизонте. Напряжение не спадало. Петров ожидал распоряжений из Москвы, но тут его вызвали на мостик — американский корабль вступил в переговоры.

— «Тэлон» вызывает неизвестное советское спасательное судно. Ответьте, пожалуйста, — донеслось из приемника по-русски с сильным акцентом.

— Советское спасательное судно — «Тэлону». Прием, — ответил Петров по-английски.

— Не возражаете, если мы продолжим на этом языке? — попросил американец. — А то русский я призабыл.

— Конечно. Вы хотите сообщить, что скоро уходите?

— Нет, хочу поинтересоваться, как у вас с икрой.

— Икры хватает, — улыбнулся Петров. — А теперь спрошу я: когда вы покинете район?

— Вижу, с английским у вас все же беда. Мы в открытом море и не собираемся его покидать.

— Вам придется отвечать за последствия своего отказа.

— Простите, мы не собираемся ни за что отвечать.

— В таком случае я вынужден буду применить силу.

— Слушай, товарищ, давай уладим все по-мирному, — небрежно бросил американец. — Мы оба знаем, что там, под водой, и какие неприятности это сулит нашим странам. Предлагаю: сначала мы отойдем, и вы заберете… ну, что там у вас украли. Мы даже поднять поможем, если нужно. Потом вы уйдете, и мы заметем следы. Что скажете?

— Интересное предложение.

— Еще бы.

— С чего я должен вам верить?

— Судите по делам. Я отдал приказ отойти на полмили.

Петров рассудил, что, несмотря на легкомысленный тон американца, тот готов идти до конца. Отказ от предложенной сделки привел бы к столкновению. К тому же риск минимален. Если американец нарушит уговор, в дело вступит вооруженная группа, да и советский флот готов вмешаться по первому сигналу. С другой стороны, если события выйдут из-под контроля, его в любом случае по головке не погладят.

— Ладно, — согласился он. — Мы закончим спасательную операцию и уйдем — тогда приступайте.

— Договорились. Кстати, как ваше имя? Хочется знать, с кем имеешь дело.

Вопрос застал Петрова врасплох. В каком-то смысле настоящего имени у него и не было — если не считать данного советским государством.

— Зовите меня Иваном, — усмехнулся он.

Из приемника донесся веселый смех.

— У вас там наверняка полкорабля Иванов. Ладно. Тогда я — Джон.

Американец пожелал ему удачи, и связь прервалась.

Петров сразу же отправил к затонувшему судну команду водолазов. Они легко проникли в трюм через оставленную торпедой пробоину и извлекли две ядерные боеголовки. Пару раз течение запутывало тросы, и Петрову пришлось пережить несколько неприятных мгновений, однако его люди работали без передышки, сменяя друг друга, и управились быстрее чем за сутки. Петров приказал сниматься с якоря и дал сигнал американцам. Их корабли двигались встречными курсами и разошлись буквально в паре кабельтовых. Стоя на палубе, Петров рассматривал «Тэлон» в бинокль и поймал взгляд светловолосого здоровяка. Тот опустил свой бинокль и помахал ему. Петров сделал вид, что не заметил.

Следующая встреча выдалась не такой мирной. Гражданский самолет одной из нейтральных стран был сбит над Персидским заливом при невыясненных обстоятельствах. В эпоху холодной войны болезненная подозрительность охватила обе великие державы, так что у них тут же нашлись надуманные и малопонятные причины винить в происшествии друг друга. И вновь Петров и Остин обнаружили упавший самолет одновременно. Корабль Петрова едва не протаранил американское судно, уйдя в сторону лишь в последний момент, чтобы Остин получше разглядел вооруженных людей на палубе. Тот вышел на связь и посоветовал русскому взять пару уроков вождения — а не то права отберут. Упрямый американец не уступал, и избежать международного конфликта удалось лишь потому, что к месту падения прибыл флот той самой нейтральной страны и приступил к работам по подъему лайнера.

Противники разошлись в разные стороны, и Остин передал по радио:

— Счастливо, Иван. Еще увидимся.

В молодости Петров был вспыльчив, наглость американца его раздражала.

— Надеюсь, что нет, — ответил он со зловещей прямотой. — Для нас обоих это плохо кончится.

Прошло восемь месяцев, и предсказание Петрова сбылось. В годы холодной войны Соединенные Штаты затеяли рискованную разведывательную операцию. Подробности выяснились лишь через много лет, и тогда в одной из книг ее окрестили «Игрой в жмурки».[126] Бесстрашные командиры подводных лодок собирали разведданные всего в паре километров от берега. В числе прочего они размещали электронные устройства, которые перехватывали сигналы, идущие по подводным коммуникационным кабелям.

Петров закурил изготовленную по спецзаказу тонкую гаванскую сигару и выдохнул облако дыма. Сидя в своем тесном кабинете, он словно перенесся на много лет назад. В опустившейся пелене ясно видел, как над холодными темными водами Баренцева моря клубится утренний туман, а его корабль летит вперед полным ходом…

Петрову позвонил заместитель и сообщил, что они перехватили сообщение, отправленное неустановленным судном в непосредственной близости от побережья. Шифровка оказалась короткой — очевидно, отправитель очень спешил. Криптографы пытались расшифровать сообщение. Петров же сразу понял: отправитель в отчаянном положении — иначе не рискнул бы посылать радиограмму. Он хорошо знал, что американские подлодки заходят в Баренцево море. Быть может, одна из них попала в беду?

Прервав совещание, Петров сразу вылетел в Мурманск, где дожидался спецкорабль. В придачу к обычному комплекту оборудования исследовательского судна на нем имелись глубинные бомбы, орудия и элитное подразделение морской пехоты. Перед самым выходом в море послание удалось расшифровать. Оно гласило: «Сели на мель». Петров отправил все морские и воздушные силы на поиск подозрительных судов и подлодок.

Несмотря на принятые русскими меры, «Тэлон» провел образцово-показательную спасоперацию. Американцы подошли к месту аварии ночью. На борту был человек, который отлично говорил по-русски — когда радары засекли их судно, он передал по радио позывные. Хитрость помогла выиграть время. В этот момент русских отвлекла вторая подлодка — винт на ней специально отрегулировали, чтобы шумел посильнее.

Оказалась, что пострадавшая субмарина лежит на брюхе на глубине ста метров с выведенными из строя двигателями. При помощи специального купола сто человек команды удалось поднять со дна всего за несколько часов.

Петров в итоге раскусил хитрость с ложными позывными и полным ходом шел к месту аварии. Его корабль следовал вдоль подводного кабеля, пока магнитометры не обнаружили крупный металлический объект. Это могла быть только американская подлодка. Неизвестное судно быстро удалялось от берега. Он сразу узнал «Тэлон». Петров вышел на связь и, вызвав беглеца по-английски, приказал лечь в дрейф.

Из приемника донесся знакомый голос:

— Иван, это опять ты? — спросил «Джон». — Рад тебя слышать.

— Приготовьтесь принять на борт боевую группу, иначе я потоплю ваше судно.

Собеседник громко расхохотался.

— Ну ты даешь, Иван! А еще говорят, что русские здорово играют в шахматы…

— Если честно, я больше люблю покер.

— Ну да, вот и научился блефовать. Неплохо придумано, товарищ.

— Это последнее предупреждение. Через пять минут тут будут самолеты. Ложитесь в дрейф, иначе вас уничтожат.

— Ты опоздал. Через три минуты мы будем в нейтральных водах. Госдепартамент и Министерство обороны в курсе. Не повезло тебе.

— Еще посмотрим. Тут ваша подлодка, мой дорогой Джон. Столько секретного оборудования… У наших ученых будет настоящий праздник.

— Нет, дружище, этому не бывать.

— Почему же? Можно подумать, кроме «Гломар Эксплорера», в мире некому подлодку со дна достать, — заметил Петров, намекая на недавнюю операцию американцев по подъему затонувшей подводной лодки «К-129».

— Я бы на твоем месте туда не совался. Подлодка заминирована.

— Ты тоже блефуешь, Джон.

— Нет, Иван. Как раз на такой случай там имеется двести фунтов мощной взрывчатки.

— И отчего ты переживаешь за мою жизнь?

— Рано или поздно холодная война закончится. Однажды мы встретимся в каком-нибудь баре, и ты угостишь меня мартини со «Столичной». — Он продолжил уже серьезно: — Я не шучу. Взрыв минут через двадцать. Я лично ставил таймер.

— Врешь.

— Знаешь, приятель, люди вроде нас не врут друг другу.

Теперь расхохотался уже Иван.

— Да нет. Это ты, похоже, слишком увлекся фильмами про благородных разведчиков.

Петров прервал связь. Американцы ни за что не успели бы эвакуировать команду и установить заряды. Он и не догадывался, насколько хорошо Остин знает свое дело. Конечно, можно подождать двадцать минут и убедиться, что тот солгал, но Петров был вне себя от ярости. Гнев заглушил в нем голос разума. Для небольших разведывательных экспедиций на корабле имелась одноместная мини-субмарина, и Петров велел готовить ее к погружению.

И вот, много лет спустя, он сидит в кабинете, глядя, как дотлевают серые хлопья сигарного пепла. Как же глуп и несдержан он был тогда, в юности…

Похожая на бомбу субмарина устремилась вниз почти по прямой. Уже через пару минут прожектор выхватил из тьмы черную громаду подлодки, а рядом, у кабеля, — капсулу с оборудованием для перехвата сигналов. Он опустился на дно, манипулятор субмарины захватил капсулу — и вдруг яркая вспышка, а за ней глухой рев. Его швырнуло куда-то в пустоту, в глазах почернело…

Петров очнулся в пропахшей антисептиками больничной палате. Изуродованная нога висела на вытяжке, лицо с правой стороны — все в бинтах. Его подобрали, когда субмарину выбросило на поверхность, но осколки металла и пластика разодрали кожу. Пока не зажили барабанные перепонки, приходилось носить слуховой аппарат.

Петров пролежал в больнице целый месяц, а потом набирался сил на подмосковной даче. Однажды он отдыхал на веранде и читал Толстого. Вошла сиделка с букетом красных, белых и голубых гвоздик, вместе с которыми прислали карточку.

Вспоминая тот день, Петров вытащил из папки конверт и достал из него картонку — та пожелтела от времени, но большие печатные буквы по-прежнему складывались в английские слова: «Иван, мне жаль, что тебя зацепило. Я ведь предупреждал. Поправляйся скорее — еще выпьем вместе. Я угощаю первый. Джон».

Благодаря Остину он едва не лишился жизни. Теперь же тот объявился вновь, ставя все сложные планы под угрозу. Американец не понимает, во что ввязался; не знает, как нестабильна ситуация в России. Огромной страной много лет правили люди равнодушные, глупые, а то и вовсе психопаты. Петров вместе с тысячами таких же безликих роботов послушно исполнял их волю и служил опорой власти. В его несчастном отечестве вот-вот разгорится очередная смертоубийственная вакханалия. Уже скоро таящиеся в недрах матушки России семена взойдут кровавыми всходами от Сибири до Санкт-Петербурга.

Петров еще раз перечитал написанное на карточке и поднял трубку телефона.

— Слушаю, — ответил один из его надежных помощников где-то в недрах того же серого здания.

— Мне нужно вылететь в Стамбул в течение часа. — Петров велел ассистенту, чтобы тот позвонил его любовнице и отменил сегодняшнее свидание.

— Передать госпоже Костиковой что-нибудь еще? — осведомился тот.

Петров немного подумал и сказал:

— Да. Передай, что мне срочно нужно отдать один старый-старый должок.

ГЛАВА 7

Черноморское побережье, Новороссийск.

Бородатый мужчина сидел в позе лотоса на ковре в полутемной каюте. Он сидел так уже два часа с лишним, не подавая никаких признаков жизни — лишь узкая грудь едва заметно шевелилась при вдохе и выдохе. Пульс едва различим, а вялое сердцебиение напугало бы любого кардиолога. Лицо мужчины украшал мощный нос, тяжелые веки опущены, однако он не спал — хотя и не бодрствовал тоже. На полных губах застыла блаженная улыбка. Где-то глубоко в мрачных дебрях сознания метались болезненные фантазии безумца.

В дверь тихо постучали, но он никак не отреагировал. Стук повторился — на этот раз громче и настойчивей.

— Да, — отозвался мужчина по-русски.

Его сильный голос доносился словно из подземелья.

Дверь приоткрылась, и в комнату заглянул молодой человек, одетый в форму стюарда. Свет из коридора скользнул по лицу мужчины. Повторяя про себя молитву от бесов, которой научила его бабушка, стюард собрался с духом и заговорил:

— Простите, что помешал.

— В чем дело?

— Вас зовет господин Разов. Он в салоне.

На костистом лице вспыхнули бледно-желтые, глубоко посаженные глаза — большие, яркие, как у хищника, завораживающего жертву.

Повисла пауза.

— Скажи, что я сейчас приду.

— Слушаюсь.

Под этим жутким взглядом стюард вдруг ощутил, что у него подкашиваются ноги. Юноша захлопнул дверь и кинулся прочь.

Мужчина распрямился во весь почти двухметровый рост. На нем был перетянутый поясом черный балахон. Стоячий воротничок сорочки туго охватывал шею, а брюки были заправлены в невысокие сапоги из блестящей черной кожи. Темно-русые волосы закрывали уши, длинная борода падала на грудь.

Великан планомерно, не торопясь, размял затекшие мышцы и несколько раз глубоко вдохнул, насыщая измученные легкие воздухом. Чувствуя, что организм вернулся к нормальной жизни, он открыл дверь и, пригнувшись, шагнул наружу, неслышно прошел по коридору и поднялся на палубу яхты. Члены команды старались не попадаться ему на пути.

На широкой, просторной палубе находилась низкая надстройка обтекаемой формы — чтобы улучшить аэродинамику. Обводами яхта напоминала проект «Фастшип»[127] — остроскулый, клиновидный нос резал волну, а вогнутые борта у кормы снижали сопротивление. Газотурбинный водометный двигатель новейшей конструкции давал двукратное преимущество в скорости по сравнению с судами такой же длины.

Бородатый мужчина подошел к двери и без стука шагнул в просторную надстройку размером с небольшой дом. Он прошел через гостиную с диванами, креслами и столом — за такими пировали в средневековых замках. Пол устилали старинные персидские ковры, каждый из которых стоил целое состояние. На стенах висели знаменитые картины, большей частью украденные из музеев и частных коллекций.

В дальнем конце каюты стоял массивный письменный стол красного дерева, инкрустированный золотом и жемчугом. На стене за ним красовалась стилизованная эмблема: папаха и оголенная шашка, а под ней, русскими буквами, название — «Атаман индастриз». Президент «Атамана» Михаил Разов сидел за столом и беседовал по телефону.

Разов говорил тихо, почти шепотом, однако в спокойном голосе отчетливо слышались холодные, угрожающие нотки. Лицо выглядело бледным, словно вырезанным из каррарского мрамора, однако суровые черты ничуть не напоминали работу скульпторов Возрождения. Это лицо — последнее, что видели его бесчисленные жертвы, испуская дух.

У ног президента развалились два белых пса — поджарые русские борзые. При виде гостя они жалобно заскулили. Разов повесил трубку и шикнул на собак — те спрятались под стол. Хозяин каюты чудесным образом преобразился. Взгляд мрачных серых глаз потеплел, жесткие губы расплылись в улыбке, грубое лицо смягчилось. Теперь он вполне сошел бы за какого-нибудь доброго дядюшку. Закоренелые преступники, если не гибнут сразу, становятся прекрасными артистами. Сам Разов учился актерскому мастерству у профессионалов. Этот жестокий головорез в мгновение ока становился напористым бизнесменом, радушным хозяином или вдохновенным оратором.

Широкие плечи и мощные бедра выдавали в Разове выходца из низов. Его отец разводил казацких лошадей в причерноморских степях, и Михаил выучился ездить верхом, как только подрос достаточно, чтобы забраться в седло. Обладая острым умом, он быстро осознал все недостатки тяжелого крестьянского труда, который уже свел в могилу мать и подорвал здоровье отца.

Разов бежал в город и благодаря недюжинной силе прибился к одной из банд. Он калечил и убивал, получая за это отличные деньги, так что вскоре потерял счет пулям, которые всаживал несговорчивым коммерсантам в колено, а несостоятельным должникам — в голову. Сколько своенравных шлюх он придушил, Разов тоже не помнил. Скопленные деньги вложил как раз в бордель со шлюхами.

Вскоре он расправился с бывшими работодателями и контролировал всю проституцию в городе. Для защиты бизнеса собрал армию безжалостных головорезов, а сам занялся азартными играми, наркоторговлей и ростовщичеством. Дорого покупая и расчетливо устраняя конкурентов, Разов вскоре стал мультимиллионером и полностью обезопасил себя от властей. На первый взгляд типичный бандит — такие живут, пока не появится более решительный противник.

Бородатый гигант встал у стола, скрестив руки на груди.

— Ты звал меня, Михаил?

— Борис, ты мой лучший друг и советник. Прости, что оторвал тебя от медитации, но есть важные новости.

— Испытания прошли успешно?

Разов кивнул.

— По первоначальным оценкам, разрушения очень значительные. А ведь объект совсем небольшой.

Он нажал на кнопку, и тут же, словно по волшебству, появился слуга с подносом, на котором стояла бутылка водки и два стакана. Разов налил до краев и протянул стакан Борису. Отпустив слугу, он кивнул гостю на стул, молчаливым жестом предложил выпить.

Борис пил шумно, его большой кадык так и ходил вверх-вниз. Он залпом осушил стакан, словно там был зеленый чай, и вытер губы волосатой рукой.

— Жертв сколько? — спросил он жадно.

— Одна или две, — пожал плечами Разов. — Их предупредили.

Жуткие глаза монаха полыхнули свирепым огнем.

— Предатель?

— Нет, простая случайность. Какой-то рыбак предупредил городские власти, и гавань успели эвакуировать.

— Жаль. — Борис искренне переживал неудачу. — В следующий раз нужно убедиться, что их никто не предупредит.

Разов согласно кивнул и указал на стену с огромным монитором, на который была выведена карта мира. Она пестрела огоньками, отмечавшими положение принадлежащих «Атаману» судов. С помощью пульта Разов увеличил масштаб, перейдя к цепочке огоньков, вытянувшейся вдоль восточного побережья Соединенных Штатов.

— Наши суда выдвигаются на позиции. — Взгляд его снова стал жестким. — Уверяю тебя, когда мы закончим, жертв будет больше чем достаточно.

Борис улыбнулся.

— Значит, американский проект идет по графику?

Разов налил еще по стакану. Вид у него был озадаченный.

— И да, и нет. Я хотел обсудить с тобой пару важных вопросов. Возникла непредвиденная проблема. Нарушены планы на черноморском направлении.

— В Москве пронюхали о наших делах?

— Эти тупицы даже не подозревают о нашем замысле! — отозвался Разов с нескрываемым презрением. — Нет, правительство тут ни при чем. У заброшенной базы подлодок появилась американская съемочная группа.

— Американцы? — Борис воздел руки к потолку. — Да это же дар небес! — Его глаза сверкнули. — Я полагаю, их головы покатились под острыми клинками стражей?

— Нет. Была стычка, и стражи отступили, потеряв несколько человек.

— Как такое возможно, Михаил? Стражей учили убивать без пощады.

— Верно. К тому же они отличные наездники — настоящие казаки. И оружие у них хоть и старое, казацкое, но вполне эффективное.

— Тогда как безоружные телевизионщики с ними справились?

— Они были не одни. — Разов нахмурился. — Им помогали. Самолет.

— Военные?

Разов покачал головой.

— По моим данным, самолет взлетел с судна под названием «Арго», которое, предположительно, проводит в Черном море исследования для НУПИ.

— Что еще за НУПИ?

— Я и забыл, что ты прожил отшельником столько лет… НУПИ — это Национальное агентство подводныхисследований, крупнейшая океанографическая организация. На них работают тысячи ученых и специалистов по всему миру. Самолетом управлял один из этих ученых — он и убил стражей.

Борис вскочил и стал мерить шагами каюту.

— Мне это не нравится. Как ученые могли справиться с вооруженными воинами?

— Хороший вопрос. Не знаю. Впрочем, в одном я уверен: это еще не конец. Я распорядился начать подготовку к переносу базы на новое место. А пока следует усилить охрану. Я также взял на себя смелость раздать людям более современное оружие. Прости. Я знаю, как ты печешься о чистоте традиций.

— Когда борешься с грязью — не до традиций. А что твой человек в Вашингтоне?

— Его могут раскрыть, поэтому возможности ограничены. Но он сделает все, на что способен.

— Нужно понять, с кем или с чем мы имеем дело, — заметил Борис. — Возможно, за НУПИ стоят иные силы.

— Согласен. Глупо было бы недооценивать их, повторяя ошибку стражей.

— Что известно о телевизионщиках?

— Они действительно с одного американского канала. Двое мужчин и женщина.

Борис в раздумьях пригладил бороду.

— Это не случайность. И НУПИ, и телевизионщики наверняка просто прикрытие для какой-то затеи американцев. Где они сейчас?

— Возвращаются в Стамбул на «Арго». Я отправил судно проследить за ними.

— Мы можем потопить корабль НУПИ?

— Проще простого. Но, думаю, пока этого делать не стоит. Можно привлечь ненужное внимание к нашей черноморской операции.

— Что ж, подождем.

— Вот именно. Черноморский проект завершится — тогда и отомстишь.

— Склоняюсь перед твоей мудростью, Михаил.

Разов улыбнулся с сердечностью анаконды.

— Нет-нет, Борис, настоящий мудрец — ты. Я разбираюсь в политике и бизнесе, тебе же открывается величественная картина грядущего.

— И эту картину воплотишь в жизнь ты. Ты один противостоишь коррупции и алчности, что пожирают нашу великую страну, точно раковая опухоль. Мы покажем миру: наше дело правое. Ничто не помешает выдрать с корнем всю гниль и плесень.

— Смотри, — сказал Разов и нажал на кнопку. — Вот моя последняя встреча с военными.

На экране появилось изображение. Разов выступал в огромном зале, заполненном людьми в форме различных родов войск. Полностью овладев аудиторией, он говорил и словно становился выше; его звучный голос и статная фигура, его убеждения покоряли слушателей: «Нужно чтить воинский дух братьев-казаков. Мы сбросили турецкое ярмо и победили Наполеона. Казаки взяли для Петра Великого Азов и веками защищали наши рубежи от захватчиков. С вашей помощью мы расправимся с внутренними врагами: олигархами, преступниками и политиканами, для которых наша родина — лишь пыль под сапогами».

Публика давно была на ногах, являя собой жуткий пример коллективного безумства. Люди со стеклянными глазами рвались к сцене, тянули к ней руки. Они хотели быть вместе с ним, скандировали: «Разов! Разов! Разов!»

Он выключил запись.

— Ты способный ученик, Михаил, — заметил Борис.

— Нет, Борис, это ты — хороший учитель.

— Я лишь показал тебе, как играть на человеческих страстях.

— То ли еще будет. Впрочем, все зависит от черноморского проекта. Когда ты пришел, я как раз был на связи с судном. Возникло немало трудностей, но они близки к цели. Я сказал им, что наша жизнь зависит от успеха экспедиции и что я не приму никаких оправданий.

— Хочешь, я загляну в будущее?

— Да, расскажи, что ты видишь.

Борис склонил голову и приложил пальцы к вискам. Его взгляд остекленел. Все тем же замогильным голосом он произнес:

— Я предрекаю: наступит день, когда матушка Россия провозгласит тебя новым царем. Все враги будут повержены. Карающий клинок правосудия обрушится на Соединенные Штаты.

— Что еще ты видишь?

Лицо Бориса сморщилось, словно от боли. Его голос теперь звучал глухо:

— Холод и тьма. Смерть на дне моря. — Его рука протянулась к Разову. Пальцы, словно кинжалы, впились тому в плечо. — Я вижу свет. — В глазах Бориса снова вспыхнул живой огонь. — Скоро тени мертвых дадут нам свое благословение. Они молят тебя об отмщении.

Как и любой удачливый преступник, Разов был человеком городским. Вне своей стихии он становился практически беспомощен. Он мысленно вернулся к первой встрече с Борисом. Разов, голодный, брел тогда, не разбирая пути, по унылым местам, как вдруг наткнулся на толпу крестьян. Их были десятки — все хворые. Тех, кто не мог идти сам, волокли остальные. Крестьяне объяснили, что идут в монастырь на излечение к «безумцу». Делать все равно было нечего, и Разов двинулся с ними. На его глазах калеки выбрасывали костыли и уходили здоровыми, а слепцы утверждали, что к ним вернулось зрение. Когда он сам подошел к Борису, монах посмотрел на гостя так, словно они знакомы с детства, и сказал:

— Я ждал тебя, сын мой.

Под взглядом удивительных глаз Разов выложил все: как его потрясла смерть отца, как он бежал из города и бродил по причерноморским степям. Борис велел ему остаться, когда все уйдут, и они говорили всю ночь. На вопрос, где же остальные монахи, Борис промолвил:

— Они недостойны.

У Разова родилась жуткая догадка… Впрочем, какая разница? Он вернулся в город вместе с загадочным бородатым монахом и больше с ним не расставался.

Когда на территорию Разова покусились другие банды, он, по совету Бориса, сообщил, что отходит от дел, и сделал так, чтобы мрачное прошлое больше никогда не всплыло. Сменив имя и организовав несколько убийств, поджогов и взрывов, Разов оборвал почти все связи с криминальным прошлым. Благодаря накопленным в швейцарских банках миллионам он жесткими бандитскими методами завладел рядом шахт, которые советская власть уже не контролировала. Вскоре занялся разработкой и подводных месторождений.

Наблюдатели отмечали между ними странную, но очень глубокую связь. Разов никогда не принимал важных решений, не посоветовавшись с Борисом, и щедро ему платил. Монах же, несомненно, страдал раздвоением личности. Он долгими часами медитировал в своей каюте, где из мебели имелась одна лишь койка, и мог не мыться много дней подряд. В порту он временами исчезал. Разов велел проследить за Борисом. Выяснилось, что монах пропадает в самых низкопробных борделях. В нем словно боролись две разные личности: монах-аскет и жестокий сластолюбец.

Тем не менее Борис оставался ценнейшим советчиком — несмотря на безумие, он мыслил весьма рационально. Вот и в этот раз монах оказался прав по поводу НУПИ. Вполне возможно, что это опасный враг, который ждет своего часа.

ГЛАВА 8

Черное море.

«Арго», как когда-то давно его знаменитый предшественник, мчался по волнам Черного моря к Босфору — узкому проливу, что разделяет Стамбул на европейскую и азиатскую части. В отличие от Ясона, который вернулся с золотым руном, Остин мог похвалиться лишь забинтованной головой, злополучной съемочной группой да целым ворохом вопросов.

С русского берега они убрались вполне благополучно. Капитан Этвуд выслал лодку, которая перевезла Остина с телевизионщиками на «Арго». Переправить «Глупыша» тоже удалось без особых проблем — труднее всего оказалось собрать обломки. Остину совершенно не улыбалось объяснять Завале, что его чудесный самолетик теперь легко помещается в коробку для обуви.

Во время последнего рейса на берег Курт заметил в воде тело турка Мехмета, который управлял моторкой. Труп втащили в лодку и доставили на «Арго». Эта мрачноватая картина напомнила Остину, в какую опасную переделку он ввязался. Распорядись судьба иначе — и сейчас его тело выловили бы из моря и прикрыли брезентом.

Курт заглянул в судовой лазарет, где ему обработали рану, затем принял душ и переоделся. С Кэллой они договорились встретиться в кают-компании после того, как девушка немного передохнет. Остин занял столик у большого окна, выходящего на корму, и стал разглядывать пенный след судна, размышляя в то же время над стычкой со всадниками. И тут появилась Кэлла.

На девушке были джинсы и выцветшая голубая рубаха из гардероба одной из участниц экспедиции. Ты была ниже ростом и несколько полнее. Впрочем, если для кого-то другого это была мешковатая, но удобная рабочая одежда, то на стройной фигуре Кэллы тот же наряд выглядел причудливым и утонченным. Она шагала, словно модель на парижском показе новейшей коллекции авангардной моды.

Девушка улыбнулась Остину и подошла к столику.

— Пахнет вкусно.

— Тебе повезло. Сегодня у нас итальянское меню. Садись.

Кэлла села и прикрыла глаза.

— Сейчас угадаю. — Она вдохнула идущий с камбуза аромат. — Антипасто: салат с трюфелями, грибы и оливки, а затем ризотто порчини?

— Не совсем… Пицца. С грибами или пепперони — если предпочитаешь мясо.

Кэлла изумленно посмотрела на Остина.

— А как же шеф-повар из «Фор сизонс»?

Курт изо всех сил старался сохранять ангельское выражение лица, но его суровые черты просто отказывались подчиняться.

— Признаться, там, на берегу, я немного приукрасил. Исключительно из благородных побуждений. Тебя явно нужно было как-то приободрить.

— Ну а ты выглядел, будто лбом стекло вышиб. Сейчас стало гораздо лучше.

— Игла с ниткой и ватный тампон творят чудеса.

Кэлла окинула взглядом стойку.

— И как тут пицца?

— Почти как в «Спаго».[128] Особенно если запивать ее таким вот нектаром, — с этими словами он извлек из-под стола бутылку «Брунелло кьянти классико». — Купил целый ящик, пока мы стояли в Венеции.

— Ты всегда найдешь чем удивить, — рассмеялась Кэлла.

— В общем, с меню вышло недоразумение, зато столик у воды — как я и обещал.

— Тут не поспоришь. Вид просто роскошный. — Она поднялась. — Ты открывай вино, а я схожу за ужином.

Кэлла взяла поднос, встала в конец очереди и вскоре вернулась с двумя порциями пиццы и салата «Цезарь». Остин тем временем откупорил бутылку и наполнил бокалы. Оба с жадностью набросились на еду.

— Пицца просто чудо, — отметила Кэлла, пригубив вино с мечтательной улыбкой на лице. Внезапно она окинула кают-компанию тревожным взглядом, словно кого-то разыскивая. — А где Микки и Данди?

— Забыл сказать. Они уже поели и пошли снимать на мостик. Капитан Этвуд суров на вид, но ребята чем-то ему понравились.

— Перед камерой люди всегда меняются.

Курт снова наполнил бокалы.

— Так вы искали Ноев ковчег?

— Обычный вздор. «Невероятные тайны» работают на массовую аудиторию. Расплывчатые старые фотографии вперемешку со свежеотснятым материалом плюс театральный голос за кадром. Музыка потаинственней. Непременно намек, будто правительство что-то скрывает, а съемочная группа рискует жизнью. Зрителям нравится.

— В этот раз вы и правда рисковали жизнью.

— Ну да, — протянула он. — И теперь я сама не своя: капитан Кемаль потерял брата. Это ведь я потащила его на эту базу подлодок.

— Ты не виновата. Откуда тебе было знать, что по вам вдруг откроют пальбу?

— Все равно… С Кемалем связались?

— Да. Совсем недавно вызывали с мостика. Кемаль починил радио, и капитан сообщил ему, что случилось.

— Бедняга Мехмет. Эта сцена все не идет у меня из головы. Его семья, наверное, убита горем.

Поскольку сделанного не воротишь, Остин попытался деликатно отвлечь девушку от мрачных размышлений.

— Если вы искали Ноев ковчег, то разве не стоило отправиться поближе к Арарату?

Кэлла и сама была рада сменить тему.

— Вовсе нет. Ты слышал про Уильяма Райана и Уолтера Питмана?

— Это геологи из Колумбийского университета. Они предположили, что когда-то Черное море было пресноводным озером, а потом случилось наводнение, и вода из Средиземного моря хлынула через Босфор. Жителям прибрежных районов пришлось спасаться.

— В таком случае ты понимаешь, что легенда о потопе, которая передается из поколения в поколение, вероятно, легла в основу библейского сюжета про Ноев ковчег. А значит, ковчег носило по волнам именно здесь. Выходит, тащить камеры на Арарат попросту глупо, разве нет?

Остин откинулся на спинку и поймал взгляд девушки. В ее янтарных глазах светился недюжинный ум.

— У меня встречный вопрос.

— Сейчас угадаю. Как можно, считая себя настоящим репортером, работать над сюжетами из дешевой газетенки?

Курт мысленно добавил в список достоинств собеседницы еще и сообразительность.

— Я смотрел одну вашу передачу. Там было про снежного человека, который жил в озере Лох-Несс и обзавелся ребенком от инопланетянки.

— Это еще до меня, но спорить не буду. «Тайны» — полная дрянь.

Остин развел руками.

— В чем же дело?

— Долгая история.

— Времени у нас навалом. О своем бокале не беспокойся — сомелье проследит, чтобы он не пустовал.

— Вот и отлично. — Кэлла подперла ладонью подбородок и посмотрела на собеседника без малейшего намека на робость. — Я все объясню, но при условии, что ты тоже расскажешь о своем прошлом.

— Договорились.

Она отхлебнула еще «кьянти».

— Я родилась в Калифорнии — в Окленде. Меня назвали Кэтрин — в честь папиной мамы, и Эллой — потому что мама обожала Эллу Фитцджеральд. Фамилия у меня была Доран. Попав на телевидение, я назвалась сокращенно — Кэлла Дорн. Мама вела балетные классы в афроамериканском культурном центре, а папа был из ирландцев, да еще и хиппи — носил длинные волосы, курил травку и протестовал в Беркли против войны во Вьетнаме.

— Да, в шестидесятые без этого было никак.

Она кивнула.

— Потом папа, правда, отложил бусы и фенечки и теперь преподает новейшую историю Америки там же, в Беркли. Он специалист по общественным движениям шестидесятых-семидесятых годов. Бороду так и не сбрил, только теперь она совсем белая.

— Не он один может этим похвастаться. — Остин указал на свою преждевременно поседевшую шевелюру.

— В детстве я была трудным подростком. Наверное, папа повлиял. Как-то раз я болталась по улицам с малолетними преступниками, но вдруг явилась мама и отволокла меня в свою балетную группу — чтобы держать под присмотром. Так я сменила хулиганский прикид на балетную пачку. Кстати, получалось у меня хорошо.

Ее тело было словно создано для танца.

— Держу пари, ты была ничуть не хуже Анны Павловой.

— Спасибо. Танцевала я неплохо, однако жажду приключений не уймешь прыжками на пуантах в каком-нибудь «Щелкунчике». Опять папино влияние. Он-то, прежде чем лично спасать Америку от Вьетнамской войны, успел побродить по Хартуму и Нью-Дели. Я поступила в Беркли, изучала английскую литературу, а потом, по квоте для меньшинств, попала стажером на местное телевидение. Читать по бегущей строке про погибших в ДТП мне быстро надоело. Тут открылась вакансия в «Невероятных тайнах» — отличная возможность путешествовать по экзотическим уголкам, да еще и платят неплохие деньги. Вот моя история. А ты? Почему ты спасаешь угодивших в беду дев и их спутников?

Остин кратко изложил свою биографию. О работе в ЦРУ он умолчал, так что кое-какие подробности пришлось подкорректировать. Кэлла слушала внимательно. Если она и заподозрила его в легкой неискренности, то не подала виду.

— Любовь к катерам, коллекция дуэльных пистолетов и даже прогрессив-джаз — все это меня не удивляет. Но то, что ты изучаешь философию…

— «Изучаю» — не совсем верное слово. Я бы сказал, прочел пару работ по философии. — Немного подумав, он добавил: — «Нельзя выдумать ничего столь оригинального и маловероятного, что не было бы уже высказано кем-либо из философов». Рене Декарт.

— К чему это?

— По роду деятельности мне довелось видеть много странного. Отрадно знать, что с точки зрения философии ничто не ново под луной. Алчность, зависть, злоба. С другой стороны, щедрость, доброта, любовь… Платон по этому поводу говорил… — Он вдруг поймал изумленный взгляд Кэллы. — Прости. Я болтаю словно какой-то профессор.

— Ни разу не видела, чтобы профессор падал с неба и одной левой разгонял банду головорезов. — Глаза девушки смотрели внимательно и спокойно. — Расскажи про свою группу специального назначения. Где-то я про нее уже слышала.

— Рассказывать особо нечего. Нас четверо, каждый — специалист в своей области. Джо Завала — инженер-кораблестроитель, разрабатывает для нас всякую технику. Например, самолет, на котором я за вами прилетел. Джо умеет управлять любыми машинами: что в воздухе, что под водой. Пол Траут — геолог-океанограф, работал в Вудсхолском океанографическом и в институте Скриппса. Его жена Гаме — аквалангистка и гидробиолог. Раньше занималась гидроархеологией.

— Впечатляет. Но все же что у вас за работа?

— Смотря по обстоятельствам. В целом мы выполняем разные необычные операции под водой. — Остин не стал упоминать, что эти операции, как правило, проводятся тайно и без всякого внешнего контроля.

Кэлла щелкнула пальцами.

— Все, вспомнила. Могила Колумба на полуострове Юкатан. Вы участвовали в ее поисках.

— Немного. Это был проект НУПИ.

— Поразительно. Я хочу сделать передачу о вашей группе.

— У НУПИ есть департамент по связям с общественностью — там будут в восторге. Когда конгресс утверждает наш бюджет, хорошие отзывы в прессе просто на вес золота. Позвони им, когда вернешься. Я с радостью поучаствую.

— Спасибо тебе огромное.

— Слушай, а как ты собираешься поступить с материалом, что вы отсняли на пляже?

— Даже не знаю, — нахмурилась Кэлла. — Там материала-то — один мертвец в костюме охранника из русского ночного клуба. — Тут она расхохоталась. — Хотя уж что-что, а недостаток фактуры «Невероятным тайнам» точно не помеха.

Остин тут же предложил идею:

— Может, это пришелец? У вас они в каждой передаче.

— С такой-то шашкой? — Кэлла содрогнулась. — А правда, Курт, что ты об этом думаешь? Что это за ребята и почему их так заботит заброшенная база времен холодной войны?

Остин покачал головой.

— Не знаю.

— Но ты наверняка об этом думал.

— Разумеется. Не надо быть Шерлоком Холмсом, чтобы понять: кто-то очень хочет что-то от нас спрятать. Вот только что именно?

— Это можно выяснить. Нужно просто вернуться и посмотреть.

— Не лучшая мысль. — Остин стал загибать пальцы: — Во-первых, можно потешаться, что эти ребята вырядились, будто массовка из «Бориса Годунова», но живы-то мы до сих пор только по счастливой случайности. Во-вторых, у вас нет русских виз, так что придется въезжать в страну нелегально. В-третьих, вам туда никак не попасть.

Кэлла выложила контрдоводы — тоже подчеркивая их с помощью пальцев:

— Спасибо за заботу, но, во-первых, теперь мы будем лучше подготовлены и уберемся при первом же намеке на опасность. Во-вторых, ты же приземлился без визы на русской территории. Ну и в-третьих, если я не договорюсь с Кемалем, то уж другие-то рыбаки с радостью отправятся в двухдневную поездку, если им предложить столько, сколько они зарабатывают за год.

Остин сцепил руки на затылке.

— А тебя не так-то просто отговорить.

— Я не намерена всю жизнь торчать в «Невероятных тайнах». Классный сюжет — это мой шанс попасть на какой-нибудь крупный канал.

— А я-то считал себя непревзойденным мастером убеждения, — сказал Остин. — Но раз уж ты твердо намерена осуществить свой план, то, может, согласишься хоть на прогулку по вечернему Стамбулу? Дворец Топкапы восхитителен, а рядом с Сулеймание полно магазинчиков, где можно купить сувениры. Ну и потом поужинаем в плавучем ресторане.

— Что, там тоже повар из «Фор сизонс»?

— Зато какой пейзаж!

— У меня номер в гостинице «Мармара» на площади Таксим.

— Знаю ее. Тогда в день прибытия — в семь часов?

— Жду с Нетерпением.

До прихода в Стамбул он почти не виделся с Кэллой. Девушка со своими помощниками брала интервью у капитана и других членов команды, а остальное время посвящала проработке сюжета про Ноев ковчег. Остин же отправил в штаб-квартиру НУПИ отчет об инциденте, а весь остаток пути пытался починить «Глупыша». «Арго» шел полным ходом, и вскоре за бортом уже потянулись деревушки и развалины крепостей по берегам Босфора.

Двухчасовой вояж по Босфору скучным не бывает. Этот узкий пролив длиной в семнадцать миль считается одной из опаснейших водных артерий в мире. Под управлением капитана Этвуда «Арго» пробирался между танкерами, паромами и катерами, при том что на последнем участке требовалось менять курс целых двенадцать раз. Задачу усложняло сильное течение из Черного моря в Мраморное. Когда судно, миновав причалы рейсовых паромов и экскурсионных катеров, подошло к пирсу у Галатского моста, все на борту вздохнули с облегчением.

Телевизионщики погрузили свое оборудование в такси, Кэлла махнула рукой на прощание, и машина повезла их прочь от причала. Остин прошелся по палубе, полюбовался перегородившим Золотой Рог мостом и огромным дворцом Топкапы, построенным в пятнадцатом веке по приказу султана Мехмета Второго. Вдали виднелись минареты Святой Софии и Голубой Мечети.

Затем вернулся в каюту, принял душ и сменил шорты и футболку на свободные брюки и легкий свитер. Ближе к вечеру спустился по трапу и вышел на улицу в поисках такси. Рядом сразу остановилась машина — древний «Шевроле» пятидесятых годов. Внутри уже кто-то сидел, и Остин понял, что перед ним «долмуш» (что по-турецки означает «полный») — в отличие от обычных такси, эти всегда сажали столько народу, сколько поместится.

Двое пассажиров потеснились, освобождая место. На откидном сиденье расположился грузный мужчина, еще один пассажир сел впереди, возле счетчика. Курт попросил отвезти его на площадь Таксим. Он уже бывал в Стамбуле по делам НУПИ и неплохо знал город. Когда водитель поехал кружным путем, Остин решил, что ему нужно сначала завезти кого-то из пассажиров, однако никто не выходил. Машина стала удаляться от площади Таксим. Заподозрив, что таксист просто «накручивает» счетчик, он наклонился вперед и спросил, в чем дело.

Водитель продолжал молча смотреть на дорогу, а вот его сосед обернулся. Лицо у него было широкое и уродливое — от такого отшатнется и родная мать. Впрочем, Остин изучал черты пассажира всего мгновение, тут же переключив внимание на пистолет в его руке.

— Молчать! — буркнул громила.

Один из сидящих рядом обхватил его за плечи и потянул назад, приставив к правому глазу Остина тонкий длинный нож. Машина ринулась вперед с головокружительной скоростью и нырнула с запруженной улицы в темный лабиринт узких булыжных переулков.

Они направлялись в глубь города, петляя по окраинам Каракея, мимо полицейских патрулей у входа в местный «квартал красных фонарей». Остин с тоской проводил взглядом огни ресторана на верхнем этаже Галатской башни. Дальше такси поехало вдоль улицы Истиклаль, то вливаясь в поток машин, то вырываясь из него, — мимо клубов, кинотеатров и подпольных борделей, облепивших роскошный променад. Вскоре они свернули и, выписывая резкие повороты, двинулись вверх по улицам Бейоглу, где во времена Османской империи располагались посольства европейских государств.

Несмотря на возмущенный визг покрышек, автомобиль даже не качало, и Остин понял, что за рулем профессионал, который отлично знает возможности машины. Никто не пытался завязать ему глаза — вполне возможно, билет выписан только в один конец. Впрочем, они все петляли и петляли. Остин вскоре осознал, что понятия не имеет, где находится; завязывать глаза ему просто незачем. Да и приставив нож к горлу, похитители не побоятся пустить его в ход.

Через пару минут огни города потускнели, машина промчалась по темной, заваленной мусором улице и свернула в узкий переулок. Остина вытащили наружу и, поставив лицом к кирпичной стене, скотчем связали руки за спиной. Потом его втолкнули в дверь и по мрачному коридору провели в холл старого офисного здания с мраморным полом, покрытым въевшейся грязью. Медная табличка с планом помещений на стене потемнела от вековой патины. Судя по запаху лука и глухому плачу младенца, теперь здесь жили люди. Остин рассудил, что здание они, скорее всего, заняли самовольно.

Втолкнув пленника в лифт, сопровождающие встали сзади. Все, как на подбор, с него ростом, а кое-кто даже помощнее — это при том, что сам Курт на габариты никогда не жаловался. В кабине было тесно, и его прижали лицом к прохладному металлу кованой двери. Лифт наверняка сохранился еще со времен султанов. Пока кабина, качаясь и подрагивая, ползла до последнего, третьего этажа, он гнал из головы мысли о ветхих тросах. Наконец лифт замер, и ему в ухо прорычали:

— Пошел!

Остин шагнул в темный коридор. Один из похитителей ухватил его сзади за воротник и повел вперед, а потом внезапным рывком принудил остановиться. Открылась дверь, и его провели внутрь. Там пахло старой бумагой и маслом от каких-то древних механизмов. Кто-то ухватил его за плечи и потянул вниз, а сиденье стула ударило под колени. Остин сел и уставился в темноту. Свет мощного прожектора ударил прямо в лицо, и перед глазами заплясали яркие пятна. Он заморгал — словно гангстер из старого боевика на полицейском допросе.

Со стороны прожектора раздался голос. Говорили по-английски.

— Добро пожаловать, мистер Остин. Спасибо, что приехал.

Что-то в этом голосе показалось ему знакомым.

— От такого приглашения трудно отказаться.

Из темноты донесся суховатый смешок.

— Да, с годами ты ничуть не изменился.

— Мы знакомы?

В голове шевельнулась какая-то мысль и теперь ворочалась, не желая отступать, — тихо-тихо, как скребется в закрытую дверь кошка.

— Обидно, что ты меня не помнишь. Я только хотел сказать спасибо за очаровательный букет, что ты прислал в честь выздоровления. Кажется, на карточке было написано просто «Джон»…

Остина словно током ударило.

— Черт меня побери! — воскликнул он радостно, хоть и с опаской. — Иван!

ГЛАВА 9

Прожектор выключили, и в свете настольной лампы появилось лицо человека немного за сорок — с широким лбом и высокими скулами. Его можно было бы назвать красивым, если бы не шрам на правой щеке.

— Не пугайся. Я не Призрак Оперы.

Остин мысленно вернулся на пятнадцать лет назад, к событиям в Баренцевом море. Он снова ощутил, как ледяная вода проникла в его теплый гидрокостюм и как он запустил таймер двухсотфунтовой бомбы. Этот русский выжил каким-то чудом.

— Прости за тот взрыв, Иван. Я ведь предупреждал.

— Не стоит извиняться. На войне как на войне. — Петров помолчал и добавил: — Знаешь, какой вопрос меня до сих пор мучает? Предположим, мы бы тогда поменялись местами. Ты бы мне поверил?

Немного подумав, Остин ответил:

— Возможно, я, как и ты, не поверил бы. Хочется верить, что рассудительность взяла бы во мне верх над отвагой, но наверняка не скажу. Давно это было.

— Да. Очень, очень давно. — Петров грустно улыбнулся. — Так уж вышло, что моя рассудительность не совладала с мальчишеским порывом. Да, я тогда был порывист. Не беспокойся, я не виню тебя за последствия собственной глупости — иначе давным-давно убил бы. Говорю же, это война. В каком-то смысле тебя покалечило не меньше. Просто на сердце шрамов не видно. Война изуродовала нас обоих.

— Я где-то слышал, что холодная война уже закончилась. Может, твои друзья подбросят нас в «Палас»? Выпьем в баре по стаканчику, вспомним прошлое…

— Всему свое время. Нужно обсудить одно дело исключительной важности. — Петров вдруг впился глазами в собеседника и заговорил резко, по-деловому: — Я хочу знать, что вы делали на заброшенной черноморской базе советских подлодок.

— Похоже, зря я рассчитывал, что наш короткий визит останется тайной.

— Вовсе нет. Места там глухие, при обычных обстоятельствах можно хоть дивизию морской пехоты высадить — никто не заметит. Мы следим за этим районом несколько месяцев, но вы и нас застали врасплох. Судя по данным радиоперехвата, вы приземлились на неком летательном аппарате, после чего вас подобрал корабль НУПИ. Расскажи, пожалуйста, что ты делал на территории России? И не спеши, у меня времени много.

— С удовольствием объясню. — Остин поерзал на стуле. — Только мне лучше думается, когда не нужно сидеть на собственных руках. Может, обойдемся без скотча?

Немного подумав, Петров кивнул.

— Я знаю, что ты опасный человек, мистер Остин. Прошу, давай обойдемся без глупостей.

Он отрывисто скомандовал по-русски. Один из громил подошел сзади, и Остин почувствовал запястьем холодную сталь клинка. Короткое движение — и его руки оказались свободны.

— А теперь рассказывай.

Курт помассировал запястья, чтобы восстановить кровообращение.

— Я занимался метеорологическими исследованиями в Черном море на борту принадлежащего НУПИ исследовательского судна «Арго». К нам должны были прибыть трое американских телевизионщиков, но перед отплытием из Стамбула они услышали про базу подлодок и решили сначала заглянуть туда, не поставив нас в известность. Они опаздывали, и я отправился на поиски. Какие-то люди с берега застрелили турецкого рыбака, который вез съемочную группу, а потом пытались убить остальных.

— Расскажи про убийц.

— Их было около дюжины, все конные, одеты как казаки. Мало того — у них были шашки и старые винтовки. Совсем древние.

— И что случилось потом?

Остин подробно рассказал о сражении. Петров слушал с полным безразличием. Впрочем, зная изобретательность американца, он ничуть не удивился тому, как все закончилось.

— Гидросамолет, значит, — усмехнулся он. — Это ты ловко придумал — с ракетницей.

Остин пожал плечами.

— Мне просто повезло. Будь у них оружие посовременней, все кончилось бы не как в кино.

— Откуда тебе в кабине было знать, что у них старые винтовки? Как я понимаю, в итоге ты совершил посадку?

— Посадку? Винтовки, может, и старые, а крыло они мне изрешетили. Я аварийно приземлился на пляж.

— Что еще видел, кроме оружия? Пожалуйста, как можно подробнее.

— За гребнем дюны нашли тело одного из нападавших.

— Он был одет как остальные?

— Да. Меховая шапка, широкие штаны. Еще у него вот что было. — Остин порылся в кармане и достал кокарду, снятую с папахи мертвого казака.

Петров безразлично осмотрел ее и передал кому-то из своих.

— Дальше.

— Убедившись, что телевизионщики целы, я связался с «Арго». Судно подошло к берегу, и мы сразу убрались оттуда.

— Мы не нашли ни тела, ни оружия.

— Не знаю, что стало с телом. Возможно, товарищи убитого потом вернулись и забрали его. Оружие взяли мы.

— Это называется «хищение», мистер Остин.

— А по-моему, это называется «боевые трофеи».

Петров махнул рукой.

— Неважно. А что съемочная группа? Они все это снимали?

— Было не до того — они спасали свои жизни. Тело, правда, сняли, но без каких-то объяснений им с этого мало толка.

— Надеюсь, ради их же блага.

— Иван, а можно вопрос?

— Вопросы здесь задаю я.

— Знаю, но я послал такой милый букет!.. И где благодарность?

— Я тебя не убил — вот моя благодарность. Впрочем, ладно. Один вопрос.

— Что это вообще за чертовщина?

На губах русского мелькнула легкая улыбка, и он взял со стола пачку сигарет. Осторожно достав одну, Петров сунул ее в рот, зажег и выпустил дым из ноздрей. Вместо затхлой вони комнату заполнил резкий аромат табака.

— Что тебе известно о политической обстановке в России?

— То, что пишут в газетах. Не секрет, что у вашей страны серьезные трудности. Экономика слабая; преступность и коррупция круче, чем в Чикаго времен Капоне; военным не платят, и они недовольны; в здравоохранении полный бардак; в приграничных районах сплошь сепаратисты и гражданские войны. С другой стороны, у вас хватает обученной и мотивированной рабочей силы, а также природных ресурсов. Если перестанете сами себе вставлять палки в колеса, то все у вас будет нормально — только не сразу.

— Довольно точное изложение не самой простой ситуации. При обычных обстоятельствах я бы согласился, что мы как-нибудь выплывем. Страдать наш народ привычен. Ему это даже нравится. Однако в дело включились куда более мощные силы.

— Что еще за силы?

— Хуже не придумаешь. Людские страсти — национализм, цинично подогретый до кипения на огне страха и отчаянья.

— Но у вас и раньше были националистические движения.

— Конечно. Иногда мы их изолировали, иногда шантажировали идеологов или выставляли то исчадиями ада, то полусумасшедшими, прежде чем они привлекут много сторонников. Сейчас все иначе. Волна национализма вдруг поднялась на юге, в черноморских степях, где снова появились казаки.

— Казаки? Вроде тех, на пляже?

— Именно. Изначально казаки — беглые преступники, которые подались в южные области России и на Украину, основав там что-то вроде государства. Они прославились как непревзойденные наездники и очень помогли Петру Первому справиться с турками. Понемногу казаки превратились в потомственных военных. Русские цари набирали из них элитные конные отряды, которые направляли против повстанцев, бастующих рабочих и этнических меньшинств.

— А потом случилась революция, царя свергли, а казаки теперь работают в Париже таксистами, — добавил Остин.

— Не всем выпало такое счастье. Кое-кто переметнулся к большевикам, остальные же упорно защищали обломки Российской империи даже после убийства царской семьи. Сталин хотел с ними покончить, но преуспел лишь отчасти. Казаки так и остались сословием воинов, призванным, по их мнению, вернуть России-матушке былую славу. Само движение называется «казачество». Они считают себя избранниками высших сил, которым суждено править людьми низших рас.

Остин понемногу терял терпение.

— Казаки не первые, кому пришло в голову переустроить мир по собственным лекалам. В истории таких полно — они приходят и уходят, оставляя за собой горы трупов.

— Конечно. Разница в том, что остальные канули в Лету, тогда как казаки со своей слепой верой живее всех живых, — русский подался вперед и пристально посмотрел на Остина. — Россию захлестнула волна насилия — а насилие у них в крови. Казацкое движение сейчас на подъеме, оно набрало большую силу. Правительство в Москве слабое, неэффективное, поэтому казаки ему не подчиняются. Они объединяются в отряды и становятся наемниками. Многим импонирует их дерзость — ведь люди в России быстро устали от капитализма и свободы. Что в парламенте, что на улицах звучат голоса в поддержку реакционно-националистической идеологии — пора, мол, вернуть России былую славу. В армии есть казацкие подразделения со своей формой и офицерами. Они объявили причерноморские степи новой Россией и проникают на соседние территории. На кокарде, что ты нашел, их эмблема — солнце, символизирующее зарю новой России.

— Но, Иван, казаки все равно в меньшинстве. Чего вы боитесь?

— Большевики тоже были в меньшинстве, однако они уловили устремления русского народа. Они понимали, что солдаты устали от войны, а крестьянам нужна земля.

— У большевиков был Ленин.

— К этому я и веду. — Петров мрачно усмехнулся. — Революция случилась только потому, что у нее нашелся целеустремленный и жестокий вождь, который объединил страну и расправился с противниками. — Улыбка погасла. — И такой вождь есть у казаков. Михаил Разов. Он владелец концерна «Атаман индастриз», сколотил огромное состояние в добывающей отрасли и грузоперевозках. Разов стремится возродить величие России и всячески поддерживает казацкие представления о мужестве и праве сильного. По его словам, лучшее средство против коррупции — пулемет. Разов совершенный параноик — считает, что на него ополчился весь мир.

— Деньги и власть — это немало.

— Все гораздо хуже. — Петров закурил еще одну сигарету, и Остин с удивлением заметил, как дрожит спичка в его руке. — У Разова есть советник — монах по имени Борис, который обладает невероятным магнетизмом. Его даже считают пророком. Борис дурно влияет на Разова, называет того потомком русских царей, ведущим свой род от Петра Великого.

— Я-то думал, что последним из Романовых был Николай Второй.

— Там много неясностей.

— Ну и пусть. Я тоже могу объявить себя королем Испании, но трона мне не видать.

— По словам Разова, у него есть доказательства.

— Анализ ДНК?

— Он ни за что не позволит взять у себя кровь на анализ.

— Похоже, все и вправду серьезно, — признал Остин. — Националистическое движение, сильный лидер с наследственными правами, а с ним еще и пророк-мессия. Все предпосылки к революции налицо.

Петров мрачно кивнул.

— Какое еще «похоже»? Россию ожидает возрождение казачества, которое охватит всю страну. Правые силы и так уже добились канонизации царской семьи, а теперь Разов нацелился на императорскую мантию. — Он улыбнулся. — Много ли в мире политиков, чья родословная восходит к святым?

— Послушать политиков — они сами святые. Впрочем, я понял твою мысль. Иван, а ты-то здесь при чем? Ты из КГБ?

— В КГБ сплошь люди Разова. Я возглавляю небольшую группу, задача которой — следить за всем, что угрожает стабильности. Мы подчиняемся непосредственно президенту. Но это еще не все. Это ведь и ваша проблема, мистер Остин. Разов считает, что все наши беды объясняются тайным сговором мировых держав во главе с США. По его мнению, именно из-за влияния Америки Россия остается бедной и отсталой страной. В парламенте многие разделяют его взгляды.

— У Америки хватает врагов. Такова уж судьба единственной сверхдержавы.

— Вот и добавьте к списку своих врагов Разова. Дело тут не только в политике — есть и личные причины. Его подруга несколько лет назад погибла в Белграде во время бомбежки. Как я понимаю, Ирина была редкой красавицей, Разов так и не оправился от ее смерти. Очень советую отнестись к этой угрозе с предельной серьезностью — есть сведения, что он замышляет нанести жестокий удар по вашей стране.

— И каким же образом?

Петров развел руками.

— Мы не знаем. Известно только название — «Операция „Тройка“».

— Тогда ты зря тратишь свое и мое время. Нужно было задействовать дипломатические каналы, чтобы информация попала на самый верх.

— Уже задействовали и порекомендовали не делать резких движений.

— Ни за что не поверю, что Белый дом с Пентагоном отмахнулись от такой информации. Не те времена. Угрозу нужно воспринимать серьезно — у них уже есть горький опыт.

— Ну, наша позиция их не порадовала. Мы предупредили, что чересчур жесткая реакция сведет все наши усилия на нет и тогда удар будет нанесен — причем неизвестно, где и как именно.

— А при чем тут база подводных лодок?

— Сам догадайся. Ее строили для лодок, вооруженных ракетами средней дальности. Те плавали по Черному морю и в основном пугали турок, которые предоставили американцам военные базы. После развала Союза база много лет стояла заброшенной. Потом Разов арендовал ее у правительства. Там периодически появляются его суда, а казаки, с которыми вы сражались, — это охрана.

— А зачем им маскарад и старинное оружие?

— Это как-то связано с их символикой. Некоторые свои отряды Разов экипирует словно настоящую императорскую кавалерию. Тут главное не ошибиться — со времен Союза у него накопилось предостаточно современного оружия.

— Что же вы не возьметесь за этих ребят?

— Мы ждали подходящего момента, но тут появился ты.

— Прости, что сорвал операцию. Нужно было спасать людей.

— По нашей информации, Разов хочет нанести удар по США еще до того, как придет к власти.

— Я помогу вам выяснить, что у него на уме.

Петров решительно помотал головой.

— Не нужно нам американских ковбоев и пальбы из револьверов.

— Никаких ковбоев. Я ученый, работаю в НУПИ.

— Не надо лицемерить. Про «Группу специального назначения» я тоже знаю. У нас есть информационная подборка о роли НУПИ в истории с «Андреа Дориа» и попыткой прибрать к рукам запасы пресной воды на планете.

— Да, скучать мы не любим.

— Вот и займитесь своей океанографией.

Остин скрестил руки на груди.

— Постой-ка, Иван. Значит, ты предлагаешь нам любоваться рыбками, пока ваш психопат готовит теракт в моей стране? Я правильно понял?

— Мы намерены остановить Разова. Возможно, ваше вмешательство и так лишило нас шансов на успех. Не суйтесь в это дело, иначе я буду считать вас врагом русского народа — с соответствующими последствиями.

— Благодарю за совет. — Остин глянул на часы. — Мне жаль прерывать дружескую беседу, однако я опаздываю на ужин с одной очаровательной особой. Так что если ты закончил…

— Да, закончил.

Его подчиненные рывком подняли американца на ноги и стали подталкивать к выходу, но тот остался стоять.

— Приятно было познакомиться, Иван. Прости меня за все.

— Что было, то было. Сейчас надо думать о будущем. — Рука Петрова метнулась к шраму на щеке. — Знаешь, мистер Остин, а ведь ты преподал мне важный урок.

— Какой же?

— Знай своего врага.

Курта снова протащили по коридору в кабину древнего лифта, и через пару минут он уже сидел в машине. Водитель, слава богу, хоть скорость звука не превышал, и вскоре они остановились в том самом месте, где Остин впервые уселся в такси.

— Выходи, — распорядился водитель.

Он с радостью подчинился и едва успел отскочить в сторону — машина тут же рванула с места, визжа покрышками. Остин вернулся на «Арго» и позвонил в отель. В номере Кэллы трубку никто не брал. Тогда он перезвонил портье и спросил, нет ли для него записки.

— Да, сэр. Мисс Дорн оставила вам сообщение.

— Прочтите, пожалуйста.

— Конечно. Там сказано: «Ждала час. Наверное, у тебя какие-то важные дела. Иду ужинать с ребятами. Кэлла».

Остин нахмурился. Ни слова о том, чтобы поужинать вместе в другой раз. Придется звонить утром и просить прощения. А пока он вышел на палубу и зашагал взад-вперед, вспоминая мельчайшие подробности разговора с Иваном. Его губы сжимались все плотнее. Черта с два он так просто отступит, когда родной стране грозит опасность. Остин вернулся в каюту и набрал на сотовом номер.

Телефон зазвонил в пяти тысячах миль оттуда, в держателе на панели кабриолета «Корвет» шестьдесят первого года выпуска. Хосе Завала, которого все звали Джо, схватил трубку и жизнерадостно произнес:

— Алло.

Завала как раз размышлял, до чего же замечательно устроен мир. Он молод, здоров, работа необременительная, так что остается масса свободного времени. На соседнем сиденье сидела очаровательная блондинка-статаналитик из коммерческого отдела. Машина катилась по шоссе неподалеку от города Маклин, штат Виргиния,а в конце пути их ждал старинный ресторан и романтический ужин при свечах. Теплый ветерок приятно шевелил густые темные волосы Завалы. После ужина они еще выпьют по стаканчику у него дома в Арлингтоне, в здании бывшей библиотеки, ну а там… кто знает? Вдруг им суждено остаться вместе надолго? Впрочем, Завала понимал слово «надолго» несколько иначе, чем большинство людей.

Когда в трубке раздался голос его друга и коллеги, Завала обрадовался. На его губах заиграла легкая улыбка.

— Бона сера, Курт, амиго. Как твой отпуск?

— Закончился. Твой тоже. Прости.

Остин стал излагать, что ожидает Джо в ближайшем будущем, и его улыбка тут же померкла. Красивое смуглое лицо приняло печальный вид. С тяжелым вздохом он вернул телефон на место, проникновенно посмотрел в восторженные голубые глаза подруги и сказал:

— Прости, плохие новости. У меня умерла бабушка.

Пока Завала, утешая девушку, сыпал выдуманными прямо на ходу обещаниями, долговязый Пол Траут, склонившись над столом в лаборатории Вудсхолского океанографического института, изучал образцы ила из глубоководных районов Атлантики. На ученом был фирменный яркий галстук-бабочка, светло-русые волосы с пробором посередине он зачесывал назад на висках.

Пол, сын рыбака с Кейп-Кода, вырос в Вудсхоле и при первой возможности возвращался в родные края. Он дружил со многими учеными из знаменитого океанографического института и часто приходил им на выручку, когда требовалась помощь геолога.

Траут целиком погрузился в работу, когда вдруг услышал, что его зовут. Не отрываясь от окуляра, он одним глазком посмотрел в сторону. У стола стоял один из лаборантов.

— Вам звонят, — сказал тот, протягивая телефон.

Мыслями ученый все еще находился на дне океана, поэтому, услышав в трубке голос Остина, решил, что глава группы специального назначения звонит из штаб-квартиры НУПИ.

— Курт, ты что, уже вернулся?

— Вообще-то я звоню из Стамбула, и через двадцать четыре часа ты ко мне присоединишься. Есть работа в Черном море.

Карие глаза Траута прищурились.

— Стамбул? Черное море? — В отличие от Завалы, новость его обрадовала. — Всегда мечтал там поработать. Коллеги удавятся от зависти.

— Когда ты можешь вылететь?

— Вообще, я по уши в иле, но готов ехать в Вашингтон хоть сейчас.

Повисла пауза: Остин представил себе Траута в луже илистой жижи. Он привык к эксцентричным выходкам ученого и решил на этот раз не вдаваться в подробности, а просто спросил:

— Гаме позвонишь?

— Всенепременно, капитан, — ввернул Траут свое фирменное рыбацкое словцо. — Завтра увидимся.

К востоку от островов Флорида-Кис и города Марафон, на глубине семи метров, жена Траута Гаме пыталась отколоть ножом кусок большого коралла-мозговика. Отломав фрагмент, она убрала его в мешочек на грузовом поясе. Часть отпуска Гаме добровольно посвящала работе в экологической экспедиции, которая изучала причины гибели кораллов у побережья Флориды. В этот раз новости явно плохие: ситуация ухудшилась. Часть кораллов погибла от ядовитых выбросов предприятий Южной Флориды, остальные были бурыми и тусклыми — куда уж там до буйства красок на рифах Карибского и Красного морей.

В ушах вдруг раздался резкий стук — сигнал с поверхности. Гаме убрала нож, поддула компенсатор плавучести, и ее ладная фигурка метнулась вверх, повинуясь легкому движению ласт. Она вынырнула у самого борта катера и зажмурилась от яркого солнца. Управлял катером седой старик из местных, которого все звали Бад — по его любимому сорту пива. Это он стучал молотком по металлической лесенке на корме катера.

— Начальник порта вышел на связь! — крикнул Бад. — Говорит, тебя ищет муж.

Гаме подплыла к лесенке, передала ему баллон с поясом, а потом забралась на борт. Она отжала темно-рыжие волосы и вытерла лицо полотенцем. Гаме была высокой и стройной — как настоящая модель, которая не мучает себя жестокой диетой.

Она показала Баду кусочек коралла. Тот покачал головой.

— Если так дальше пойдет, моему бизнесу крышка.

Моряк прав. Всем, от местных жителей до конгресса, придется как следует потрудиться, чтобы возродить коралловые рифы.

— Муж что-нибудь передал?

— Да. Просил срочно с ним связаться. Говорит, звонил какой-то Курт. Похоже, кончился твой отпуск.

Гаме улыбнулась. Зубы у нее белоснежные, с крошечной щелкой между верхними резцами. Она бросила коралл Баду и сказала:

— Да, отпуск кончился.

ГЛАВА 10

Вашингтон, округ Колумбия.

Вашингтон изнывал от жары, которая в сочетании с высокой влажностью превратила столицу в гигантскую сауну. Впрочем, группкам отважных туристов палящее солнце было нипочем, и, глядя на них, человек в бирюзовом «Чероки» изумленно покачал головой. Что бы там ни пел Ноэл Кауард, а в полуденный зной гуляют не одни англичане да бешеные псы.

Вскоре джип подъехал к воротам Белого дома, и водитель предъявил пропуск НУПИ на имя адмирала Джеймса Сандекера. Пока один охранник при помощи зеркала с длинной ручкой проверял, не спрятана ли бомба под днищем машины, второй, худощавый обладатель ярко-рыжей шевелюры и вандейковской бородки, протянул пропуск обратно.

— Здравствуйте, адмирал Сандекер. — Охранник расплылся в улыбке. — Давненько вас не было. Как поживаете?

— Спасибо, Норман, неплохо. А ты отлично выглядишь. Как Долорес и детишки?

— Благодарю вас, сэр. — Он прямо сиял от гордости. — Долорес отлично. Ребята хорошо учатся, а Джейми мечтает после колледжа работать в НУПИ.

— Прекрасно. Пусть звонит прямо мне. Толковой молодежи у нас всегда рады.

Охранник от души расхохотался.

— Ну, придется подождать. Ей всего четырнадцать. — Он мотнул головой в сторону здания. — Там все уже собрались, адмирал. Вас ждут.

— Спасибо, что предупредил. Передавай привет Долорес.

Ворота открылись, а Сандекер отметил, как все же полезно быть вежливым. Дружески общаясь с охранниками, секретаршами, администраторами и прочими «нижними чинами» бюрократической иерархии, он наладил целую сеть раннего оповещения, которая охватывала весь город. По губам адмирала скользнула усмешка. Кивнув, Норман подмигнул ему, давая понять: Сандекера специально пригласили позже, чтобы остальные успели договориться до его приезда. О пунктуальности адмирала, приобретенной в Военно-морской академии и отточенной годами флотской службы, слагались легенды. Он всегда приезжал ровно за минуту до встречи.

Высокий мужчина в черном костюме, солнечных очках и со свойственным всем спецагентам гранитным выражением лица еще раз проверил его пропуск и, указав, где парковаться, что-то шепнул по рации. Агент сопроводил адмирала к входу, где ждала улыбчивая девушка-референт. Она повела его по пустым коридорам к двери, которую охранял узколицый морпех. Тот открыл дверь, и адмирал шагнул в зал заседаний кабинета министров.

Заранее узнав о приходе Сандекера от агента секретной службы, президент Дин Купер Уоллес был готов атаковать адмирала своим фирменным приветствием. Говаривали, что из всех прошлых хозяев Белого дома такой любовью к рукопожатиям отличался разве что Линдон Джонсон.

— Приветствую вас, адмирал, — сказал Уоллес. — Спасибо, что приехали так быстро.

Он вцепился в руку Сандекера, словно в кабинете проходила встреча с избирателями на приходской ярмарке. Адмирал ухитрился вырваться из объятий президента и сам перешел в наступление — обходя стол, поздоровался с каждым по имени. С особой теплотой Сандекер приветствовал рослого директора ЦРУ Эрвина Леграна, который чем-то напоминал Линкольна.

Адмирал невысок ростом, но его неуемная энергия будто переполнила просторный кабинет. Президент почувствовал, что Сандекер оттесняет его на второй план. Он взял главу НУПИ под локоть и отвел его к пустому креслу за длинным столом.

— Приберег для тебя почетное место.

Сандекер уселся по левую руку от президента, понимая, что тот хочет ему польстить. Справа от главы Белого дома, как всегда, расположился вице-президент Сид Спаркман.

Президент занял свое место и улыбнулся.

— А я тут как раз ребятам про рыбалку рассказывал. Ездил на Запад и такую форель чуть не вытащил — с кита размером! Жалко, сошла. Удилище пополам. Небось не знала, что имеет дело с верховным главнокомандующим.

Собравшиеся отозвались на шутку хохотом, причем громче всех заливался вице-президент. Сандекер тоже послушно рассмеялся. Он давно стоял во главе НУПИ и поддерживал дружеские отношения со всеми главами Белого дома. Каждый президент, вне зависимости от его политических убеждений, уважал адмирала за связи в Вашингтоне и немалый вес в университетских и деловых кругах США. Далеко не все любили Сандекера, но даже противники отдавали должное его всепоглощающей честности.

Адмирал обменялся улыбками с вице-президентом. Тот был чуть старше Уоллеса, избегал публичности и считался в Белом доме «серым кардиналом». За показным жизнелюбием Спаркмана скрывались неумолимая жесткость и циничный расчет. В колледже он профессионально играл в футбол, а все свои миллионы заработал сам. По сведениям Сандекера, вице-президент не слишком уважал Уоллеса — ведь люди, добившиеся успеха сами, часто смотрят свысока на тех, кому деньги и влияние достались по наследству.

— А теперь, если вы не против, вспомним о работе. Борт номер один вот-вот отбывает в Монтану — нужно свести счеты с той гигантской форелью. — Президент, на котором была клетчатая рубашка, синий пиджак и брюки защитного цвета, демонстративно посмотрел на часы. — Госсекретарь введет вас в курс дела.

Высокий мужчина с ястребиным носом окинул собравшихся пронзительным взглядом. Его седая шевелюра расчесана столь тщательно, что напоминала шлем. Глядя на Нельсона Тингли, Сандекер всегда вспоминал чьи-то меткие слова, сказанные о Дэниеле Уэбстере, — «он неестественно хорошо выглядит». Тингли был неплохим сенатором, однако высокий пост вскружил ему голову. Госсекретарь отводил себе роль Бисмарка при Уоллесе — Фридрихе Великом. В действительности же доступа к президенту он почти не имел — все контролировал Сид Спаркман, поэтому Тингли никогда не упускал редкой возможности покрасоваться.

— Благодарю, господин президент, — произнес он звучным голосом, знакомым всякому по многолетним дискуссиям в сенате. — Уверен, вы понимаете, сколь серьезна ситуация в России. Законно избранный президент может лишиться власти уже через несколько недель, а то и дней. Экономика страны в жесточайшем кризисе; ожидается, что Россия вскоре объявит дефолт по своим международным обязательствам.

— Расскажи им про армию, — напомнил Уоллес.

— Благодарю, господин президент. Вооруженные силы России беспомощны. Народ устал от коррупции и всевластия организованной преступности. В стране пик националистических настроений и враждебности по отношению к США и Европе. Одним словом, Россия — это пороховая бочка, и малейшая неосторожность приведет к взрыву.

Он замолчал, подчеркивая значимость последних слов, и посмотрел на Сандекера. Тот отлично знал о любви госсекретаря к филиппикам и не собирался выслушивать его пространные обвинения. Оборвав театральную паузу, адмирал дружелюбно заметил:

— Полагаю, речь идет о НУПИ и черноморском инциденте?

Госсекретарь смутился, но не отступил.

— При всем моем уважении, адмирал, вторжение в воздушное пространство и территориальные воды суверенного государства, равно как и нарушение его сухопутных границ, едва ли можно назвать простым «инцидентом».

— И тем не менее, господин госсекретарь, «вторжением» я бы это тоже не назвал. Как вам известно, я счел происшествие достаточно важным и немедленно предоставил Госдепартаменту полный отчет, чтобы жалобы русских властей не застали нас врасплох. Но давайте все же обратимся к фактам. — Самообладание Сандекера сделало бы честь буддийскому монаху. — Огнем с российской территории была потоплена лодка съемочной группы американского телевидения, при этом погиб турецкий рыбак. Выбора не было — пришлось плыть к берегу, где на группу напали бандиты, а отправившийся ее искать сотрудник НУПИ просто пришел на помощь. Затем судно НУПИ приняло его вместе со спасенными телевизионщиками на борт.

— Они действовали с нарушением официального протокола, — возразил госсекретарь.

— Я в курсе, что ситуация в России взрывоопасная, однако не будем делать из мухи слона. Инцидент длился всего пару часов. Съемочная группа по неосторожности оказалась в чужих территориальных водах, но никакого ущерба она не нанесла.

Госсекретарь важно распахнул папку с эмблемой госдепартамента США.

— В вашем отчете утверждается иное. Если не считать турецкого рыбака, в результате этого так называемого «инцидента» погиб по меньшей мере один гражданин России, а еще несколько, возможно, ранены.

— И что, правительство России выразило по этому поводу протест согласно упомянутому вами «официальному протоколу»?

Советник президента по национальной безопасности Роджерс подался вперед и заметил:

— Пока ни от русских, ни от турок ничего не поступало.

— В таком случае это буря в стакане воды, — сказал Сандекер. — Если русские выразят недовольство нарушением их суверенитета, я с радостью изложу все факты и лично принесу извинения послу — которого, кстати, я неплохо знаю по совместным проектам.

Обращаясь к Сандекеру, Тингли тем не менее не сводил глаз с президента. Его слова сочились ядом.

— Вы уж простите, адмирал, но при выработке внешней политики Америка как-нибудь обойдется без вашей кучки больных морем романтиков.

Сандекер, с хищной улыбкой барракуды, приготовился растерзать Тингли. Его суровые глаза превратились в две голубые льдинки. Понимая, к чему идет дело, вице-президент постучал по столу.

— Что ж, господа, я вижу, вы изложили свои доводы с присущим вам пылом. Не будем отнимать у президента драгоценное время. Полагаю, адмирал примет сказанное к сведению, а госсекретарь Тингли удовлетворен объяснениями и гарантиями НУПИ.

Тингли открыл было рот, чтобы возразить, однако Сандекер мигом ухватился за предоставленную Спаркманом возможность.

— Я рад, что наши с госсекретарем разногласия улажены.

Президент терпеть не мог конфронтаций и слушал их спор с недовольной гримасой на лице. Теперь он улыбнулся и сказал:

— Благодарю. Вопрос решен, у нас есть проблема поважнее.

— Исчезновение подлодки NR-1? — поинтересовался Сандекер.

Уоллес ошарашенно уставился на главу НУПИ, потом вдруг расхохотался.

— Говорят, адмирал, у вас глаза на затылке. Откуда вы знаете? Меня уверяли, что информация секретная. — Он грозно оглядел собравшихся. — Мистика какая-то.

— Ничего удивительного, господин президент. Мы тесно сотрудничаем с ВМФ, в ведении которого находится лодка, кое-кто из ее экипажа работал с НУПИ. Отец капитана Логана — мой друг и бывший коллега. Со мной связывались родственники членов команды. Они волнуются за родных и спрашивают, что мы предпринимаем, поскольку думают, что я в курсе событий.

— Приношу свои извинения, — сказал президент. — Мы хотели избежать огласки, пока не разберемся.

— Разумеется, — отозвался Сандекер. — Подлодка затонула?

— Мы очень тщательно проверили. Она не затонула.

— Тогда не понимаю. Что произошло?

Президент посмотрел на главу ЦРУ.

— В Лэнгли полагают, что лодка похищена.

— Есть подтверждение? С вами связывались, требовали выкуп?

— Нет.

— Тогда почему об исчезновении NR-1 не сообщили? Это повысило бы шансы установить ее местонахождение. Полагаю, никому не надо напоминать, что на борту находится команда? Я уж не говорю о затраченных на разработку миллионах.

Слово взял вице-президент:

— Мы считаем, что в интересах команды было бы пока не разглашать эту информацию.

— А по-моему, в ее интересах как раз кричать о пропаже по всему миру.

— Так было бы при обычных обстоятельствах, адмирал. Сейчас все сложнее, — сказал президент. — Нам кажется, что огласка может поставить жизнь членов команды под угрозу.

— Возможно, — неуверенно отозвался Сандекер и испытующе посмотрел на Уоллеса. — Полагаю, у вас есть план.

Президент тревожно поежился в кресле.

— Сид, ты ответишь адмиралу?

— Мы стараемся сохранять оптимизм, хотя вероятно, что вся команда уже мертва, — сказал Спаркман.

— Это чем-нибудь подтверждается?

— Нет, но вероятность довольно высока.

— «Вероятность» — не повод для бездействия.

Госсекретарь и так уже чуть не шипел от гнева, словно чайник на горячей плите, а в ответ на неприкрытое обвинение он просто вскипел.

— Мы не бездействуем, адмирал! Российское правительство потребовало пока не вмешиваться в это дело. Все нужные ниточки у них в руках, а мы только все испортим — особенно с учетом роста националистических настроений. Не так ли, господин президент?

— Так вы считаете, что подлодка у русских? — спросил Сандекер президента, не обращая внимания на Спаркмана.

Уоллес опять обратился к вице-президенту:

— Сид, ты занимаешься этим делом с самого начала. Объясни адмиралу.

— Конечно, господин президент. Вскоре после исчезновения NR-1 источники в российском правительстве передали нам, что у них есть возможность вернуть лодку вместе с экипажем. Они полагают, что ее пропажа связана с беспорядками в России. Большего я сейчас сказать не могу. Прошу сохранять спокойствие и воздержаться от любых действий.

— Странная логика, — не отступал Сандекер. — Выходит, мы должны доверить жизни наших людей правительству, которое вот-вот падет? По-моему, их начальству сейчас нужно спасать собственную шкуру, а не разыскивать пропавшие американские субмарины.

Вице-президент согласно кивнул.

— И тем не менее мы согласились пока не спешить. Даже с учетом всех проблем русским гораздо проще разобраться с тем, что случилось у них под носом.

— Мне кажется, Джеймс, он прав, — сказал молчавший до этого момента директор ЦРУ Легран.

Глава НУПИ улыбнулся. Очевидно, Леграну отвели роль «хорошего полицейского», а Тингли — «плохого». Но в этих играх он и сам мастак. Сандекер нахмурился, словно обдумывая непростое решение.

— Похоже, мой друг Эрвин тоже за осторожность. Что ж, тогда и я не буду настаивать.

В зале повисла напряженная тишина. Никто не ждал, что Сандекер сдастся без боя.

— Спасибо, Джеймс, — сказал Уоллес. — Мы тут немного побеседовали до твоего прихода… Трудно устоять перед искушением и не обратиться за помощью к НУПИ, тем более что ты лично заинтересован.

— В общем, вы просите НУПИ держаться подальше от истории с пропавшей подлодкой?

— Только пока.

— Заверяю вас: НУПИ не будет искать NR-1. Однако прошу, дайте знать, если мы сможем чем-то помочь.

— Разумеется, адмирал. — Президент поблагодарил собравшихся и встал. Сандекер пожелал ему хорошего клева и вышел, дав остальным возможность обсудить случившееся. Он не сомневался, что все только того и ждут. Вскоре глава НУПИ уже был у ворот.

Охранник усмехнулся.

— Что, сэр, жарковато сегодня?

— Да нет, Норман, так просто кажется, — улыбнулся в ответ Сандекер. — У вас здесь всегда жарче, чем в самом Вашингтоне.

Он лихо махнул рукой и влился в поток машин.

По пути в штаб-квартиру НУПИ Сандекер набрал номер.

— Руди, зайти, пожалуйста, ко мне в кабинет через десять минут.

Он въехал в гараж под тридцатиэтажным зданием цилиндрической формы, где располагался центр управления проектами агентства на территории всего земного шара, и нажал в лифте кнопку верхнего этажа. Когда Руди Ганн с портфелем вошел в дверь, адмирал уже сидел за огромным столом, сделанным из крышки люка с корабля конфедератов.

Сандекер указал заместителю на стул. Ганн, узкоплечий коротышка с редеющей шевелюрой и очках в роговой оправе, внимательно выслушал его рассказ о совещании в Белом доме.

— Так мы что, прекращаем поиски?

Глаза Сандекера полыхнули огнем.

— Черта с два! Один предупредительный выстрел не значит, что я лягу в дрейф и выброшу белый флаг. Что ты выяснил?

— Я исходил из того, что мы обсуждали: существует единственный способ увести NR-1 из-под носа у корабля поддержки — на другой, большей подлодке. Субмарины нужного размера есть у многих стран. Я велел Егеру покопаться в данных.

Хирам Егер был штатным компьютерным гением НУПИ и управлял колоссальной информационной сетью агентства.

— Мы сосредоточились на Советском Союзе — там любили спускать на воду всяких левиафанов. Сначала я подумал, что тут работало нечто вроде «Тайфуна».

Сандекер откинулся в кресле и подпер ладонью подбородок.

— Да, длина «Тайфуна» — пятьсот футов с лишним. Он вполне мог бы увезти мини-субмарину.

— Согласен. Их проектировали для запуска ракет в условиях Заполярья. Плоскую ракетную палубу несложно переоборудовать для перевозки грузов. Однако, когда я стал разбираться, возникла нестыковка: все шесть «Тайфунов» на своих местах.

— Ладно, Руди, я же знаю, ты бы ни за что так просто не сдался. Что у тебя еще?

Ганн вытащил из портфеля папку и протянул Сандекеру фотографию.

— Советская подлодка класса «Индия» из состава Северного флота направляется в Тихий океан.

Он передал адмиралу еще несколько листов.

— Вот чертежи. Лодка дизель-электрическая, длиной почти триста пятьдесят футов, предположительно разрабатывалась для спасательных операций. Вот это углубление за рубкой предназначалось для перевозки двух глубоководных мини-субмарин. Было построено всего две таких лодки, и после окончания холодной войны их вывели из состава флота. Мы проверили: одну и правда утилизировали, а вот судьба второй неизвестна. Я думаю, именно она и похитила NR-1.

— Очень уж ты уверен, Руди. Не забывай, это всего лишь догадка.

Ганн улыбнулся.

— Можно, я запущу видео?

— Конечно.

Руди снова порылся в портфеле и извлек оттуда видеокассету. Затем подошел к стене, открыл одну из панелей и вставил кассету в видеомагнитофон.

— Как ты знаешь, NR-1 может передавать картинку с океанского дна, — начал он.

— Я лично подписал приказ о выделении средств. Идеальная образовательная программа. Сигнал идет на спутник, а оттуда прямо в учебные аудитории всего мира. Дети видят, что океан куда интереснее «Эм-Ти-Ви». По-моему, программа пришлась очень кстати.

— Да, особенно в данном случае. Вот что передала NR-1 в день своего исчезновения.

Ганн нажал кнопку на пульте. По экрану пробежали помехи, а потом он окрасился в зеленый цвет морской воды. Яркие прожекторы освещали узкий темный корпус лодки. Звука не было. В углу фиксировались дата и время.

Сандекер, скрестив руки, присел на край стола.

— Кажется, это нос. Вид с камеры наверху рубки.

— Именно так. Смотри-смотри. Вот сейчас…

Под корпусом субмарины возник хищный силуэт. Снизу всплывало что-то огромное, куда крупнее NR-1. Через пару минут подлодка вдруг устремилась вперед с огромной скоростью, и ее больше не было видно в облаке пузырей. Потом по экрану снова пошли помехи.

— Картинка пришла через спутник как раз тогда, когда подлодка исчезла. Затем передатчик отключили.

— Вот это да, — сказал Сандекер. — Запусти еще раз.

Ганн прокрутил пленку повторно.

— У Белого дома есть копия? — спросил адмирал.

— Сигнал идет напрямую в НУПИ. Думаю, они этого еще не видели.

— Молодец, Руди. Впрочем, в мозаике не хватает важного куска. — Сандекер достал из хумидора две сигары (их специально для него делали вручную и присылали с одной табачной плантации в Доминиканской Республике) и поднял одну над другой. — Допустим, та, что внизу, куда больше верхней. Большая лодка всплывает под дном маленькой. И что? — Он убрал верхнюю сигару. — Понимаешь, о чем я? Большая подлодка не сможет захватить жертву.

— Да, если только…

— Если только NR-1 не слушалась их приказов. А капитан Логан не пошел бы на такое по своей воле.

— Вот и я так думаю.

Сандекер бросил сигару Ганну, а вторую зажал в зубах. Оба закурили, и комнату затянуло облако ароматного дыма.

— Как я понимаю, на борту NR-1 был какой-то ученый, — немного подумав, заметил Сандекер.

— Да. У меня есть полный список экипажа.

— Проверь всех до единого с особой тщательностью — особенно ученого. А заодно давай поищем субмарину класса «Индия». На флоте следят за всеми русскими лодками, но никто не должен знать, что НУПИ продолжает поиски.

— Попрошу Егера пробраться в компьютер ВМФ.

— Вот это да, Руди, — проговорил Сандекер, разглядывая тлеющий кончик сигары. — Услышать такое от одного из флотских… А ведь ты был лучшим учеником на курсе.

Ганн безуспешно пытался сохранить непроницаемое выражение лица.

— В отчаянных обстоятельствах нужны отчаянные меры.

— Рад это от тебя слышать. Остин звонил из Стамбула. Он собирает свою группу, чтобы еще раз осмотреть заброшенную базу.

— Думает, что она как-то связана с исчезновением NR-1?

— Нет, я сам рассказал ему о пропаже подлодки. Кажется, он говорил с каким-то старым другом из России, и тот утверждает, что бывшая база связана с возможной угрозой Соединенным Штатам.

— Терроризм?

— Я спросил у Курта, но он знает только то, что рассказал русский: мол, Америка в опасности, а ключ ко всему — заброшенная база и промышленник по фамилии Разов. Я привык доверять инстинктам Курта. Эта потенциальная угроза — лишний повод для НУПИ не оставаться в стороне.

— Можно глянуть на спутниковые снимки.

— Все равно нужно разбираться на месте.

— Но ты обещал президенту!..

— Я обещал не искать NR-1, а про базу советских подлодок речи не было. — Глаза Сандекера хитро сверкнули. — Тем более с Остином, наверное, нет связи.

— Да, сплошные помехи. Солнечная активность.

— Президент уехал рыбачить в Монтану, однако если русское правительство падет, то он, наверное, спешно вернется.

Ганн забеспокоился.

— Если угроза и правда есть, не стоит ли предупредить президента?

Сандекер подошел к окну, откуда открывался вид на Потомак.

— Ты знаешь, как Сид Спаркман сколотил состояние?

— Конечно. В добывающей отрасли.

— Вот именно. И Разов тоже.

— Совпадение?

— Возможно. А возможно, и нет. Бизнесмены часто поддерживают тесные контакты, и получается этакая всемирная сеть. Так что не стоит никому говорить, пока не удостоверимся, что дело серьезно.

— Ты полагаешь…

— Что тут есть какая-то связь? Нет, этого я не утверждаю. Пока не утверждаю.

Ганн поджал губы и помрачнел.

— Надеюсь, Курт со своей командой не вляпается там по уши.

Сандекер мрачновато улыбнулся. Его глаза смотрели жестко, словно два топаза.

— Ему не впервой.

ГЛАВА 11

Черное море.

Остин прошел по берегу Босфора мимо паромных причалов и сверкающих экскурсионных катеров и вскоре добрался до порта, который было нетрудно опознать по запаху гниющей рыбы. У причалов сгрудились разномастные рыбацкие суда, привлекая огромные стаи крикливых чаек. Казалось, все эти древние лоханки с облезлой краской и проржавевшими бортами держатся на воде исключительно по волшебству. Остин остановился у деревянного суденышка, за которым, судя по всему, ухаживали изо всех сил. Черный корпус и белая надстройка блестели толстым слоем краски, а все металлические детали были щедро смазаны.

Он достал из кармана сложенную бумажку, на которой было нацарапано «Тургут», сверился с названием, выведенным белыми буквами на носу лодки, и довольно улыбнулся. Еще не познакомившись с капитаном Кемалем, Курт проникся к тому уважением. Тургут был прославленным флотоводцем шестнадцатого века, в правление Сулеймана Великолепного. Чтобы назвать старенькое рыболовецкое судно именем такого колосса, нужно обладать незаурядным чувством юмора.

Палуба была пуста — лишь одинокий человек в двубортном черном костюме устроился на бухте каната и чинил на коленях рыбацкую сеть.

— Мерхаба, — поздоровался Остин по-турецки. — Можно к вам?

Человек поднял голову.

— Мерхаба, — отозвался он и жестом пригласил гостя на борт.

Остин поднялся по короткому трапу и шагнул на палубу. Суденышко невелико, длиной метров пятнадцать, и при этом довольно широкое — для большей остойчивости при рыбной ловле. Разглядывая «Тургут», Остин отметил, какого труда стоит содержать в достойном виде судно, спущенное на воду чуть ли не во времена Османской империи. Подойдя к сидящему мужчине, он сказал:

— Я ищу капитана Кемаля.

— Это я, — ответил тот.

Его пальцы так и сновали по сети, не пропуская ни единого узелка. Худощавый мужчина лет пятидесяти. Лицо узкое, а от ветра и солнца оливковая кожа приобрела красноватый оттенок. Седеющую темно-русую шевелюру прикрывала шерстяная шапочка, на чисто выбритом лице красовался внушительных размеров крючковатый нос, подчеркнутый тонкими усами. У ног капитана стоял радиоприемник, из которого тихо лились турецкие напевы.

— Меня зовут Курт Остин, я работаю в Национальном агентстве подводных исследований. Я находился на «Арго», когда обнаружили тело вашего брата.

Кемаль печально кивнул и отложил сеть.

— Мехмета похоронили сегодня утром, — произнес он на хорошем английском и дернул себя за рукав, демонстрируя, что надел свой лучший костюм.

— Да, на «Арго» мне сообщили. Простите, если я явился не вовремя.

Капитан покачал головой и указал на примостившуюся рядом груду рыболовных сетей.

— Прошу вас, садитесь, мистер Остин.

— Вы здорово говорите по-английски.

— Спасибо. В юности я работал поваром на американской авиабазе недалеко от Анкары. — Кемаль улыбнулся, сверкнув золотым зубом. — Платили хорошо, трудился я очень много — вот и накопил на лодку.

— Смотрю, вы назвали ее в честь прославленного адмирала.

Кемаль уважительно повел густыми бровями.

— Да. Для нас Тургут — настоящий герой.

— Знаю. Я читал о нем.

Глубоко посаженные светло-карие глаза капитана внимательно изучали Курта.

— Поблагодарите НУПИ от моего имени. Для семьи Мехмета очень важно, что его удалось похоронить.

— Я обязательно передам ваши слова капитану Этвуду и всей команде. Мне рассказала о вас мисс Дорн.

Капитан улыбнулся.

— Красавица с телевидения? Она заходила вчера вечером и сказала, что вдова не будет ни в чем нуждаться. Мехмета уже не вернешь, но столько он за всю жизнь не заработал бы. — Кемаль удивленно покачал головой. — Хвала Аллаху.

— Я звонил в гостиницу, и там сказали, что мисс Дорн уже уехала.

— Улетела в Париж. Она хотела еще раз взять мою лодку, но должна сначала получить разрешение у начальства.

— А больше мисс Дорн ничего не говорила?

— Она рассказала, как погиб Мехмет. Всадники стреляли по съемочной группе и убили моего брата. — Он нахмурился. — Дурные люди. Мехмет никому плохого не сделал.

— Да, очень дурные люди.

— Еще она говорила, что вы стреляли по ним из своего самолетика. Сколько вы убили?

— Точно не знаю. Нашли одно тело.

— Это хорошо. А вы знаете, что за люди его убили?

— Нет, но хочу выяснить.

Кемаль наморщил лоб.

— Так вы хотите туда вернуться?

— Если найду лодку.

— У вас же есть корабль НУПИ.

— На американском судне туда идти не стоит. — Остин окинул взглядом «Тургут». — Мне нужно что-нибудь неприметное.

Карие глаза капитана понимающе сверкнули.

— Скажем, рыбацкая лодка.

Остин улыбнулся.

— Да. Рыбацкая лодка была бы в самый раз.

Капитан испытующе посмотрел в глаза Остину, а потом встал и скрылся в рубке. Он вернулся с большой бутылью и двумя щербатыми кофейными кружками. Откупорив бутылку, щедро плеснул в обе и протянул одну Курту.

— За Мехмета, — провозгласил он, высоко подняв свой «бокал».

Они чокнулись, и Кемаль хлебнул из кружки, словно там была простая вода. По запаху лакрицы Остин узнал турецкий «ракы» — весьма крепкий напиток. Хотя пить в такую рань было не в его правилах, Курт решил не обижать капитана. Он сделал осторожный глоток, и в горле сразу запылало, — наверное, похожее ощущение бывает, если поесть толченого стекла.

Кемаль отхлебнул еще и, к облегчению Остина, оставил кружку в покое. Затем внимательно посмотрел на Курта.

— Зачем вы хотите туда вернуться? Вас ведь тоже могут убить.

— Да, такое возможно, но мы постараемся этого избежать. В тот раз мы ничего не знали, у нас не было оружия. Теперь все иначе.

Кемаль задумался. Остину понравилось, что тот не любит скоропалительных решений. Такое хладнокровие очень кстати.

Турок разглядывал дно своей кружки.

— Я виноват перед Мехметом. Это я послал его отвезти съемочную группу — чтобы подзаработал немного.

— Откуда вам было знать, что его застрелят?

— Конечно. Я много раз там рыбачил — и ничего.

— И вы готовы рискнуть еще раз?

— За ваши деньги? Нет.

Остин расстроился, но отказ его не удивил.

— Понимаю. Слишком опасно, как ни готовься.

— Ха! — Кемаль сплюнул. — Я не боюсь. Говорю же, я не пойду туда за деньги. Вы пристрелили этого ублюдка, так что я у вас в долгу. — Остин стал возражать, но капитан только отмахнулся. — «Тургут» в вашем распоряжении, — объявил он с такой торжественностью, словно стоял за штурвалом роскошного океанского лайнера.

— Вы ничем мне не обязаны.

Кемаль гордо выпятил подбородок и заговорил спокойно и размеренно, чтобы разом отмести любые сомнения:

— Убийцы должны заплатить за смерть моего брата. Я в этом кое-что понимаю. В молодости промышлял контрабандой — и ни разу не попался. — Он топнул по палубе и объявил, сверкнув драгоценным зубом: — Спаренный дизель, крейсерская скорость тридцать узлов. Когда отплываем?

— Сегодня из США прилетят еще трое; кроме того, мне нужно подготовить оборудование. Может, завтра утром?

— Я заправлю баки и буду готов к рассвету.

— А как же команда? — поинтересовался Остин. — После смерти Мехмета я не желаю, чтобы хоть кто-то рисковал понапрасну.

— Это правильно. Я возьму еще двоих, которым доверяю как себе самому, и предупрежу об опасности — пусть решают сами. Правда, я знаю: они согласятся. Мехмет приходился им двоюродным братом — как и мне.

Они пожали друг другу руки. Остин пообещал приехать до восхода солнца и тут же распрощался, чтобы Кемалю не пришло в голову скрепить сделку еще одной порцией ракы. Он и так возвращался на «Арго» чуть нетвердой походкой, однако свежий ветер с Босфора быстро управился с остатками хмеля. Вернувшись на судно, Остин поднялся на мостик, где корпел над картами капитан Этвуд.

— Как поживает наша телезвезда? — спросил Курт.

— Ты же знаешь, я робею перед камерой, — отозвался Этвуд, но тут же добавил со скромной улыбкой: — Ну ладно, ладно. Сниматься у этих сумасшедших и правда весело. Впрочем, мою физиономию наверняка вырежут — вместо нее покажут красотку мисс Дорн.

— А ты против?

— Вот еще! Ни в коем случае. Не понимаю, как это ты ее пропустил. Теряешь хватку?

— Мое сердце отдано НУПИ, — заявил Остин, приложив руку к груди. — Кстати, поэтому-то я и пришел. Мне нужна твоя помощь, да без лишних вопросов.

Капитан встрепенулся. Он давно знал Остина и отлично помнил: тот никогда не оставляет дела недоделанными.

— С удовольствием помогу, только без риска для «Арго» и команды.

— Разумеется. Я просто хотел кое-что одолжить.

Остин перечислил, что ему нужно, и попросил доставить все на «Тургут». Этвуд сказал, что проблем быть не должно, и распорядился подготовить оборудование, а Курт отправился в свою каюту и включил ноутбук. Он вышел на сайт компании, которая занималась спутниковыми фото, и запросил снимки российского участка черноморского побережья. Внимательно просмотрев фотографии, Курт не обнаружил ничего примечательного. Впрочем, его это не удивило: советская база и должна быть незаметной.

Остин достал спутниковый телефон и набрал номер. В Штат еще раннее утро, но раньше он работал в ЦРУ и потому не сомневался: Сэм Лихи уже на месте.

— Как погодка в Лэнгли? — поинтересовался Остин, услышав в трубке зычный голос Лихи.

Повисла пауза.

— Приятель, ты ошибся номером. Нужен прогноз погоды — звони в Агентство подводных исследований. Говорят, эти чертовы умники знают все на свете.

— Все, да не совсем. Потому-то, Сэм, я тебе и звоню.

— Я же говорил, что ты еще приползешь к нам на коленях. Здорово! Как живется морскому волку?

— Неплохо. А ты все сидишь, прикованный к стулу?

— Недолго осталось. Еще шесть месяцев — и на пенсию. Буду возить туристов на рыбалку в Чезапикском заливе. Кстати, мне нужен первый помощник, так что если устанешь от этих крысиных бегов в Вашингтоне…

— Интересное предложение. Запиши меня для начала туристом. Ну а пока… нужна кое-какая информация. Что тебе известно о базах советских подлодок?

— Весьма обширная тема. Тебя что-то конкретное интересует?

— Да. Как их вообще строили?

— Первым делом имей в виду, они были огромные. Там хватало места для малышек вроде «Тайфунов», а в них пятьсот пятьдесят семь футов длины. Ширина — семьдесят пять, да еще по двадцать баллистических ракет в каждой лодке. Русские хотели защитить их даже от ядерного взрыва, поэтому доки прятали глубоко. За основу взяли немецкие базы, которые в войну неплохо выдерживали бомбардировки союзников. Грубо говоря, в скале бурили тоннель и делали гранитные перекрытия толщиной несколько метров.

— А поподробнее об этих базах ничего не знаешь? Где да что?

— Могу выяснить.

Остин понял: у Сэма есть какое-то условие.

— Слушай, раскопай все, что сможешь. Я в долгу не останусь.

— Без проблем. Все равно почти все уже рассекретили. Но ты обещал приехать порыбачить.

Остин вздохнул с облегчением. Он боялся, что Лихи потребует сделать запрос по официальным каналам.

— Готовь наживку, а пиво с меня.

Он сказал Сэму адрес электронной почты, еще раз поблагодарил и попрощался. Поработав немного над логистикой, он вышел проверить, как идет подготовка к завтрашней экспедиции. Ящики с оборудованием стояли на палубе, готовые к отправке на «Тургут». Грузовик уже вызвали. До прибытия остальных членов группы специального назначения делать было нечего. Впрочем, ждать оставалось недолго. Остин стал проверять оборудование по списку, но тут зазвонил телефон. Это был Джо Завала.

— Мы в аэропорту, — сообщил он.

— Почему так долго?

Завала тяжело вздохнул.

— Вот она, благодарность!.. Ты вырвал меня из объятий прекраснейшей девушки на свете!

— У тебя все девушки прекраснейшие.

— И что? Я просто везучий.

— Однажды ты еще поблагодаришь меня за спасение от брачных уз.

— Брачные узы? Боже упаси! Не шути так.

— Обсудим твою личную жизнь позже. Когда вы будете на «Арго»?

— Гаме как раз поймала такси, а Пол везет тележку с багажом. Не успеешь ты выговорить «Константинополь», как мы будем на месте.

Завала с Траутами добрались до отеля меньше чем за час. Покончив с приветствиями, Джо поинтересовался:

— Нам, в общем-то, все равно, но все же объясни: с чего вдруг мы мчались на другой конец света?

— Наверное, мне просто не хватало ваших радостных улыбок.

— А, точно. И поэтому ты велел мне захватить твою пушку и мой металлоискатель.

— Должен признать, у меня были и другие причины, но я правда рад вас видеть.

Остин окинул взглядом товарищей и порадовался их целеустремленному виду. А потом стал излагать свой план.

ГЛАВА 12

Роки-Пойнт, штат Мэн.

Изображение на огромном мониторе напоминало вытянутый по вертикали силуэт черепахи. Лерой Дженкинс повел мышкой, и панцирь сплющился, словно по нему проехал тяжелый грузовик.

Дженкинс произвел с цифрами на экране какие-то подсчеты и вдруг разразился чередой замысловатых ругательств, которые обычно приберегал для зацепившейся снасти. Крутанувшись в кресле, он посмотрел в большое панорамное окно. Из его обшитого белыми досками дома на вершине холма открывался превосходный вид на гавань и океан.

В гавани кипела работа. Ковшовые погрузчики собирали мусор в выстроившиеся вереницей самосвалы, а вилочные (обычно с их помощью лодки убирали на зиму в многоярусные хранилища) вывозили изуродованные машины с автостоянки и раскладывали ровными рядами, чтобы хозяевам было проще искать свое имущество. Краны разгребали развалины мотеля, освобождая молы от мусора.

Лодка Дженкинса стояла у городского причала рядом с судами остальных счастливчиков, встретивших цунами в море. Он потер глаза, повернулся к компьютеру и ввел еще какие-то цифры, но через пару минут вновь раздраженно помотал головой. Он повторял моделирование снова и снова, вводил данные в разных комбинациях… Результат выходил совершенно бессмысленный. Дженкинс даже обрадовался, когда в дверь позвонили. Он вышел в холл и, не спускаясь на первый этаж, крикнул:

— Открыто.

Дверь отворилась, и вошел Чарли Хаус.

— Не помешаю? — осведомился шеф полиции.

— Да нет, Чарли, о чем ты! Заходи. Я тут с компьютером вожусь.

Хаус поднялся в кабинет.

— Здорово ты все устроил, — заметил он, оглядывая чистую комнату с аккуратно расставленными шкафами и книжными полками.

— Спасибо, Чарли. Только я тут ни при чем. — Он взял фотографию в рамке: на ней симпатичная женщина средних лет выглядывала из рубки, улыбаясь прямо в объектив. — Мэри знала: просто ловить лобстеров мне недостаточно — мозги ржавеют. Это она придумала устроить кабинет на чердаке. Ты же помнишь Мэри… Она из чего угодно умела сделать конфетку.

— Точно. Даже ты у нее немного пообтесался.

Дженкинс улыбнулся.

— Точно. А ведь ей было непросто — при таком-то материале. — Он снова посмотрел в окно. — Смотрю, внизу работа кипит.

— Да, гавань быстро расчистят. Беспокоились, что разлилось горючее из баков, но экологи говорят, все под контролем. Мне нужно отдохнуть от журналистов. Путаются под ногами, а тут еще страховщики понаехали… — Он мотнул головой в сторону экрана. — А ты работаешь? Ну как, разобрался?

— Пытаюсь. Вот взгляни. Интуиция сыщика как раз не помешает.

Несмотря на простоватый вид и деревенские манеры, шеф полиции был далеко не дурак. У Хауса имелся университетский диплом по криминалистике. Скептически хмыкнув, он подтащил стул к креслу Дженкинса и уставился в монитор.

— Что это за беременный удав?

Дженкинс поморщился.

— Роршах пришел бы в восторг от таких ассоциаций. Что ты знаешь о цунами?

— Что видеть их больше не желаю.

— Для начала неплохо. Прикинусь-ка я снова профессором и введу тебя в курс дела. — Он написал на листе бумаги слова «цу» и «нами». — В японском это были бы иероглифы «гавань» и «волна». Термин принят на международной конференции в 1963 году, чтобы избежать путаницы.

— Я слышал, их еще называют «приливными волнами» и «волнами-убийцами».

— Да, так иногда говорят, но это неточно. Приливы связаны с силами притяжения Луны, Солнца и планет. Впрочем, ученые тоже ошибались. Мы называли их «сейсмогенными волнами», полагая, что цунами возникают только в результате землетрясений, — а это лишь одна из причин.

— Думаешь, у нас было землетрясение?

— Может, да, может, нет. Не знаю. — Усмехнувшись озадаченному виду приятеля, он вырвал из блокнота лист. — Вот главный виновник, — сказал Дженкинс, держа бумагу горизонтально. — Представь, что это дно океана. — Он свел вместе края листа так, что в центре бумага смялась. — Во время землетрясения тектонические плиты ударяются друг о друга, и дно деформируется. Поднимаясь, оно выталкивает вверх столб воды, после чего поверхность океана стремится вернуться к исходному уровню.

— Я теряю нить.

Дженкинс немного подумал.

— Вспомни, как Джо Джонсон идет домой, когда напьется. Он выписывает зигзаги, потому что выпивка влияет на чувство равновесия, все время меняет направление, чтобы не уйти в сторону. Правда, иногда Джо врезается в стену и спит до утра. — Дженкинс нахмурился. — Аналогия грубоватая.

— Смысл я понял.

— Теперь представь, что Джо — это столб воды, а стена — побережье штата Мэн. Вот только отрубается от удара не Джо, а стена.

— И как же выходит, что не любая волна становится «убийцей»… то есть цунами?

— Логика полицейского. Я так и знал, что ты спросишь. Причины всего две: время и расстояние. Промежуток времени между двумя обычными волнами от пяти до двадцати секунд. А в случае цунами — от десяти минут до двух часов. Расстояние между волнами называется «длиной волны». При обычных обстоятельствах она составляет от трехсот до шестисот футов, а у цунами — триста с лишним миль.

— Обычные волны тоже иногда бывают — мало не покажется. Я сам видел.

— Я тоже. Но даже сильная штормовая волна быстро стихает, а скорость у нее — десять-двадцать миль в час. Цунами же набирает энергию много часов. Чем больше глубина, тем быстрее идет волна. Вот почему цунами пересекают океан со скоростью шестьсот миль в час, хотя суда ничего не чувствуют, и с воздуха их не увидишь. Например, в 1960 году землетрясение случилось у побережья Чили, и волна высотой всего три фута устремилась через Тихий океан. Через двадцать два часа она обрушилась на Японию, унесла две сотни жизней и еще долго гуляла по океану, сея всюду разрушение.

— Если в открытом море волна такая низкая, то как ты догадался, что произойдет?

— Я проверял ловушки на гребне — там неглубоко. На мелководье волна замедляется, набирая высоту. Она потеряла скорость, но набранная энергия никуда не делась и должна куда-то выплеснуться. Приближаясь к берегу, невысокий гребень вдруг превращается в страшного монстра. Иногда это одна гигантская волна. Иногда — серия волн поменьше или бор — что-то вроде лестницы с крутыми ступеньками. Бывает, вода сначала уходит и тут же возвращается.

— У нас так и случилось. Будто пробку вытащили.

Дженкинс кивнул.

— Цунами — штука потрясающая, однако очень непостоянная. Рифы, заливы, устья рек и даже крутизна берега по-разному влияют на ущерб. Волна может вдруг взметнуться на сотню футов, но чаще всего она просто заливает все кругом. Важно, что именно ей встретится по пути. Порой волны огибают мыс и обрушиваются на дальний конец острова. Опаснее всего узкие места — тогда вся энергия концентрируется в одной точке. — Он показал на русло реки, что впадала в залив. Высокие берега были усеяны мусором. — Иногда цунами даже поднимается вверх по реке. Вот и у нас так вышло.

— Слава богу, дома, что Джек Шрагер строил в речной долине, еще не заселены. А то у нас не доски, а трупы бы у причалов плавали. Черт, как же нам повезло, что ты предупредил об опасности!

— Повезло — не то слово. — Дженкинс щелкнул кнопкой мыши, и на экране появилась карта мира с множеством стрелочек. — В девяностые годы цунами унесли больше четырех сотен человеческих жизней и причинили ущерба на миллиарды долларов. — Он ткнул пальцем в экран. — Вот тут, в Папуа — Новой Гвинее, был просто ужас. Сорокапятифутовая волна обрушилась на участок побережья длиной в девятнадцать миль. Всего за пару минут погибло двести с лишним человек. — Он переключился в режим эмуляции. — А вот анимированная модель сейсмогенной волны, что уничтожила японскую деревню в 1923 году. Как видишь, гигантские волны там не редкость. Всему виной «Тихоокеанское огненное кольцо», где постоянно наблюдается тектоническая активность.

— Прости, что я все о своем, но у нас-то — Атлантический, а не Тихий океан; и никакая не Япония, а штат Мэн. Я тут живу с рождения и про землетрясения слыхом не слыхал.

— Небольших толчков ты просто не замечал. Потому-то я и стал думать о возможных причинах. Иногда цунами возникает после оползня. Другие варианты — извержение вулкана и падение крупного метеорита.

— Вулканов у нас тут тоже нет.

— И слава богу. В 1883 году после извержения Кракатау поднялись волны в сотню футов высотой — погибли тысячи людей. Упади астероид диаметром пять миль где-нибудь в Атлантике, этого хватило бы, чтобы затопить всю северную часть Восточного побережья. Нью-Йорк просто стерло бы с лица Земли.

— Тогда остается оползень?

— Совершенно верно. Вот, смотри. — Дженкинс вывел на экран очередную карту. — Это Турция, Измитский залив. Он сильно пострадал от цунами, возникшего в результате оползня.

— А что вызвало оползень?

— Землетрясение. — Дженкинс усмехнулся. — Понимаю, напоминает историю про курицу и яйцо. Вообще, оползни чаще всего бывают после землетрясений. Этим наше цунами и удивительно: оползень был, а землетрясения не было.

— Ты уверен?

— Абсолютно. Я звонил ребятам с Вестонской станции в Массачусетсе — там следят за сейсмической активностью в нашем районе. Их приборы зарегистрировали оползень, однако, как я и предполагал, землетрясения не было. Незадолго до начала событий из-под воды донесся сильный грохот. Очевидно, к востоку от Мэна и правда случилась какая-то подвижка морского дна — но не вследствие движения тектонических плит. Я спрашивал экспертов со всей страны. Никто о таком даже не слышал.

— Выходит, мы в тупике.

— Не совсем. — Дженкинс опять переключился на картинку с волновым профилем. — Я тут смоделировал нашу волну. Модель грубая, ведь даже когда информации много, расчеты очень сложны. Нужно учитывать скорость, амплитуду, разрушительную силу и прочие факторы: скажем, конфигурацию береговой линии, которая приводит к отклонению или дифракции волны. Отдельно рассчитывается влияние последующих волн.

— Фантастика какая-то.

— Почти. Несколько лет назад ученые с помощью компьютеров и похожей математической модели установили причину внезапного упадка критской цивилизации. Смотри, вот карта побережья, вот наша бухта. Основой удар пришелся на несколько миль в сторону. Рыбаки говорят, что волны перехлестывали через Скалы Ньюкомба.

Хаус присвистнул.

— Они же футов пятьдесят высотой!

Дженкинс кивнул и указал на стрелку, направленную в сторону берега.

— Сильнее всего волна была здесь, к северу. Придись удар на нашу бухту — никакие предупреждения не спасли бы. Залило бы все, включая мой дом.

Шеф полиции побледнел.

— Погиб бы весь город.

Дженкинс подался вперед и напряженно уставился в монитор.

— Поразительно. Смотри, как она распространяется, — совсем прямо, будто малыш в ванной по воде шлепнул.

Хаус ткнул пальцем в экран.

— Так значит, все началось вот тут?

— Да. Но оценка примерная, по косвенным данным.

— Я и сам изучал криминалистику. Там по тормозному следу и осколкам фары легко вычисляется и скорость, и сила удара.

— Я почти уверен, что источник находился примерно в ста пятидесяти милях к востоку.

— И что ты собираешься делать?

От усталости у Дженкинса ныли плечи.

— Для начала заварю чай. А потом мы с тобой сразимся в шахматы.

ГЛАВА 13

Черное море.

Пока «Тургут» приближался к русской базе, Остин, вооружившись биноклем с гиростабилизатором, разглядывал пустынное побережье в поисках любых необычных деталей. Заброшенный пляж выглядел мирно. Ветер и волны давно стерли все следы, а на почерневшем от огня склоне дюны уже зеленела молодая поросль. Трудно было поверить, что всего пару дней назад в этом тихом местечке кипела смертельная битва.

Пляж тянулся примерно милю. По бокам его ограничивали два крутых мыса — словно подлокотники дивана. Ничего примечательного, если не считать утеса, которому волны и ветер придали сходство с лицом сурового старца. Над дюнами висел туман. Остин вспомнил, что за поросшим травой гребнем шел склон, у подножия которого виднелись заброшенные здания. За ними — равнина с редкой порослью, а дальше начинался лес и невысокие холмы.

Его ноздри вдруг уловили резкий запах, словно где-то жгли пеньку. Поморщившись, Остин отложил бинокль и повернулся к капитану. Тот вытащил зажатую в желтых от табака зубах черную сигару и ткнул ею в сторону берега.

— Ну что там видно, мистер Остин?

— Тихо, будто в склепе, капитан.

— Не нравится мне эта тишина. — Из крючковатого носа Кемаля вырвались две струи дыма. — Когда я занимался контрабандой, никогда не любил такие спокойные пляжи. Даже птиц нет. Вы точно хотите туда отправиться?

— Выбора нет. Хоть бы туман рассеялся.

Кемаль прищурился.

— Надо подождать еще час. Может, два.

— Слишком долго. Нам пора.

Капитан махнул сигарой, и с нее яркими искрами посыпался пепел.

— Мы готовы начать по вашей команде.

Остин кивнул и вспомнил разговор с Кемалем по пути из Стамбула. Курт спросил, знает ли турок русского моряка, который продал Кэлле Дорн карту с заброшенной базой.

— Его зовут Валентин, — тут же ответил Кемаль. — Некоторые берут его с собой в море, если нужен человек на подхвате. Мисс Дорн переплатила за эту «тайну», — покачал он головой. — Любой рыбак и так знает про подлодки.

— Так все знают, что там была военная база?

— Конечно, — тонкие губы Кемаля сложились в глубокомысленную усмешку. — Рыбаки все знают. Мы следим за погодой, за водой, за птицами, за другими лодками. — Он поднес палец к уголку глаза. — Гляди в оба, иначе попадешь в беду.

Откровения капитана ничуть не удивили Остина. Работая в НУПИ, он часто сталкивался с рыбаками, и те отличались редкой наблюдательностью в отношении любых событий, что случаются на море. Рыбаку приходилось быть немножко биологом, метеорологом, механиком и моряком. Его жизнь и благополучие зависели от практических знаний. Кемаль же, как бывший контрабандист, отличался еще и исключительной осторожностью.

— Давно вы здесь рыбачите? — спросил Остин.

— Много лет. Раньше тут собиралось много разных лодок: турецкие, русские, иногда даже болгарские. Рыбы хватало. Заходили большие косяки скумбрии. Никто нас не трогал. А потом появились русские патрульные катера с автоматчиками. Рыбакам сказали: тут научная станция, и всякого, кто приблизится, они убьют. Кое-кто не верил, и их застрелили; остальные стали держаться подальше. Мы стали ловить рыбу в открытом море — там не трогали. Зато многие замечали перископы, а раз совсем рядом с моей лодкой всплыл большой черный плавник.

— Рубка субмарины?

— Наверное, они хотели осмотреться, — кивнул Кемаль. — Потом Россия развалилась, и подлодки исчезли. Все говорили, что русскому флоту конец. Однажды я решил рискнуть. Шел прямо за косяком рыбы. — Увлекшись, капитан стал крутить руками невидимый штурвал. — Чуть что, я был готов бежать, но меня никто не остановил. С тех пор я рыбачу тут без всяких проблем. — Кемаль пожал плечами. — Когда люди с телевидения решили сплавать сюда с Мехметом, я решил, что ничего страшного.

— А вы хоть раз высаживались на берег?

— Нет. Что там происходит — не мое дело. Было не мое — пока Мехмета не застрелили. — Он сплюнул. — Теперь — мое.

Рассказ Кемаля вполне увязывался с отчетом, который прислал Остину его приятель Лихи. По данным ЦРУ, базу начали строить в пятидесятые годы. У-2 даже сфотографировал ход работ. США внимательно следили за новым объектом. Сообщения турецкой разведки подтверждали информацию о подводных лодках. По данным радиоперехвата удалось установить, что база принадлежит Черноморскому флоту, базирующемуся в Севастополе. Научная станция занималась исследованиями для нужд флота.

После холодной войны активность военных снизилась. Нищая демократическая Россия закрыла базу — примерно так же консервировались ненужные военные объекты в США. Исследовательская станция стояла без дела. В общем, расспросив Кемаля и его приятелей, ЦРУ сэкономило бы кучу денег. К несчастью, в одном турок ошибался: база не была бесхозной, и это стоило жизни его двоюродному брату.

До берега осталось меньше мили, и Остин попросил бросить якорь. Кемаль отдал команду, лодка тут же остановилась. Загремела якорная цепь. Капитан ушел — ему хотелось лично проследить за постановкой сетей.

С другого борта подошел Завала, который готовил оборудование. Увидев в зубах Джо знакомый черный окурок, Остин заметил:

— Смотрю, ты порылся в хумидоре нашего капитана.

— Кемаль настаивал, а я не хотел его обидеть. — Завала вытащил сигару изо рта и стал разглядывать, держа ее на вытянутой руке. — Похоже, их делают из старых покрышек. Хотя я уже привык. — Он пожал плечами. — Все готово.

Вслед за Завалой Остин перешел на левый борт — таким образом, надстройка укрывала их от наблюдателей на берегу. На узкой палубе были аккуратно разложены два комплекта баллонов-спарок, грузовые пояса, шлемы, перчатки, ботинки с ластами и два черных гидрокостюма «Викинг-про», изготовленных специально для НУПИ. Солнечные зайчики плясали на желтых пластиковых кожухах буксировщиков «Торпеда-2000». Спаренный обтекаемый аппарат был оснащен электродвигателем, который развивал скорость до пяти миль в час. Батареи хватало на час работы.

Нацепив костюмы, они проверили друг у друга снаряжение и нацепили баллоны. Затем оба подошли к лееру характерной переваливающейся походкой аквалангистов на берегу и замерли у края палубы.

— Вопросы есть? — спросил Остин.

Завала выбросил окурок за борт.

— Добираемся до места. Осматриваемся. Выбираемся. Действуем по обстановке. Если надо, импровизируем.

Эта краткая инструкция вполне подошла бы к любой операции, которой руководил Остин. Он свято верил в простые инструкции: ведь чем подробнее план, тем больше шансов, что что-то пойдет не так. По собственному опыту Курт знал: всего не предусмотришь, особенно когда информации мало. Многочисленные шрамы на мускулистом теле Остина напоминали, что даже самый продуманный план рушится под напором непредвиденных обстоятельств. Впрочем, на всякий случай в нагрудных гермомешках имелись пистолеты и патроны. Имелась и связь, хотя пользы от нее на территории чужой страны немного. Все проблемы придется решать самостоятельно.

— Ты кое-что забыл, — заметил Остин.

Завала обернулся.

— «Береги свою задницу»?

— Тоже не повредит, но я о другом. У нас тут не «Миссия невыполнима». Мы не команда супергероев, а просто пара любопытных парней, и мы очень хотим вернуться назад. Желательно не попортив себе шкуру.

— Согласен, — отозвался Завала. — Шкура мне дорога.

Остин показал капитану два больших пальца и прыгнул в воду «солдатиком», придерживая маску и гермомешок. Курт ушел в воду на метр, но компенсатор тут же вернул его на поверхность. Рядом всплыл Завала. На море была легкая зыбь. Убедившись, что регуляторы в порядке, Остин подал сигнал капитану.

Кемаль осторожно спустил на воду ярко-желтый буксировщик. Его команда в это время ставила сети по другому борту. С берега «Тургут» казался самой обычной рыбачьей лодкой, вышедшей в море на промысел. Остин велел Кемалю не выключать радиоприемник и уходить при малейшем намеке на неприятности. Хватит уже в семье похорон.

Капитан улыбнулся в знак того, что и не подумает следовать совету, а потом пожелал им удачи на турецком и английском. Остин взял в рот загубник, перевернулся и ушел под воду. Завала последовал за командиром. Погрузившись метров на пять, они остановились проверить систему беспроводной подводной связи, которая активировалась голосом.

— Готов вторгнуться в Россию? — спросил Остин.

— Рвусь в бой, — в наушниках голос Джо напоминал кряканье Дональда Дака. — В России очень красивые девушки. Зеленые глаза, высокие скулы, чувственный рот…

— Попридержи свое либидо, Хосе. Тут тебе не курорт. Вернемся домой — найдешь русскую невесту по Интернету.

— Вот спасибо. Стоило помечтать — сразу холодный душ.

— Кстати, насчет холодного душа. До берега миля, так что давай-ка пошевеливаться.

Остин сверился с компасом и указал направление. Оба щелкнули выключателями, электромоторы заработали, и «Торпеды» с седоками устремились к берегу, пронзая зеленоватую толщу воды. Огромные стаи рыб бросались врассыпную, и Остин быстро понял, почему Кемаль и его товарищи, рискуя жизнью, промышляли именно здесь.

Ближе к берегу вода помутнела: прибой поднимал частички ила. Остин направил аппарат вниз, к песчаному дну. Завала держался чуть позади.

— Ты хоть представляешь, что мы ищем? — спросил он, разглядывая усеянный камнями подводный склон, который шел резко вверх, переходя дальше в пляж.

— Неоновую вывеску «Вам сюда». Впрочем, что-то вроде большой двери тоже подойдет.

Завала включил мощный фонарь и пошарил лучом по склону.

— Тут и ручки-то нет…

— Не будем тратить время. Русские не стали бы строить базу на пляже. Сверху должен быть камень. Давай проверим скалы. Я посмотрю те, что справа.

Завала кивнул и тут же исчез во мраке, заложив эффектный вираж с грацией прирожденного пилота. Остин направился в другую сторону. Почти сразу в наушниках раздалось мелодичное кряканье — Джо неумело затянул «Гуантанамеру».

Курт двигался параллельно подводной «насыпи», пока песок и камни не уступили место скальной стенке. Кряканье становилось все тише — Остин был только рад, но ему все же не хотелось слишком удаляться от напарника. Ничего похожего на вход он не обнаружил и уже хотел было отдать Джо команду возвращаться, как вдруг в наушниках вместо пения раздалось громкое:

— Ух ты!.. Курт, я что-то нашел!

Остин выписал крутую дугу и понесся вдоль пляжа, держа курс на серебристую точку, что мигала вдали, словно светлячок летней ночью. Завала остановился и сигналил напарнику фонарем. Когда Остин приблизился, Джо отрегулировал луч фонаря и провел по скале, что уходила вверх — к подбородку «имама».

Груда камней напоминала последствия оползня где-нибудь в горной долине. Дно было усеяно булыжниками и кусками бетона, которые явно попадали туда не просто так. Скорее всего, последствия мощного взрыва.

— Не то чтобы дверь нараспашку, — заметил Остин.

Осторожно шевеля ластами, он подплыл к завалу. Если канал был тут, то для подлодок он сейчас явно непригоден. Поискав немного, Остин быстро понял, что путь дальше завален наглухо.

Подплыл Завала.

— Вот и конец моим мечтам о русских красавицах.

Остин окинул взглядом гору камней и направился к двухметровой плите около метра толщиной — та стояла почти вертикально, словно гигантский могильный камень. Сверху, будто усики у насекомого, торчали два металлических штыря.

— Если сумеем опрокинуть эту плиту, то новый обвал вполне может расчистить проход.

— Отличная мысль. Жаль, динамит не захватили.

— А он нам и не понадобится. Помнишь, как говорил Архимед?

— Архимед? Это у которого греческий ресторанчик? Он обычно спрашивал: «Здесь едите или с собой завернуть?»

— Да нет, не тот Архимед.

— А, понял. Он сказал: «Эврика!»

— А еще: «Дайте мне точку опоры, и я переверну Землю».

Завала уставился на металлические штыри.

— Архимед вроде рычагами занимался…

— Эврика, — отозвался Остин и поплыл вверх, пока не очутился точно над плитой. Втиснувшись между ней и утесом, он уперся спиной в скальную стенку, а ногами — в металлический штырь. Завала пристроился рядом, поставив ноги на вторую железку.

— Посмотрим, удастся ли нам перевернуть не всю Землю, а только кусочек. На счет «три».

Они навалились на стержни, и плита чуть качнулась. Баллоны сильно мешали, так что их пришлось немного передвинуть. На второй раз плита уже ощутимо накренилась. Казалось, она упадет, но как Остин с Завалой ни пыхтели, гигантский монолит устоял.

Джо предложил толкнуть чуть повыше, чтобы рычаг был длиннее. Они уперлись ногами в концы штырей, прижались спинами к скале и попробовали снова — на этот раз плита опрокинулась сразу, так что они оба чуть не отправились следом. Словно в замедленной съемке глыба ударилась о большой камень и раскололась надвое, а обломки подняли со дна целое облако ила. Еще несколько булыжников скатились следом.

— Грубовато, но эффективно, — отметил Остин, проплыв чуть вниз и остановившись возле проделанного отверстия.

Он посветил туда, а потом попытался протиснуться сам, но снова помешали баллоны. Сняв их и не выпуская изо рта загубник, Остин просунул в отверстие ноги и двинулся вперед, таща за собой спарку. Завала последовал его примеру.

Они попали в узкое пространство между грудой камней и тяжелыми взрывостойкими воротами. Стальные двери были закрыты, однако сверху виднелась тень — взрыв отогнул край створки, словно уголок книжной страницы. В отверстие легко прошли и баллоны, и сами пловцы. Оказавшись внутри, они включили фонари. Лучи уходили в пустоту — лишь сверху виднелись какие-то сероватые пятна. Остин и Джо чуть привсплыли, и баллоны заскребли по бетону. Тогда они двинулись вперед, в темноту, держась поближе к потолку.

Через пару минут потолок исчез, и головы пловцов вышли из воды. Стояла кромешная тьма. Остин избавился от регулятора и осторожно вдохнул. Воздух был затхлый, а в остальном вполне обычный. Прямо перед ними оказалась стенка — очевидно, творение человеческих рук. Подплыв к лестнице, приятели взобрались наверх и стали обшаривать прямоугольный водоем лучами фонарей.

— Надо же, — прошептал Остин. — А уточку-то в ванне забыли.

В дальнем конце водоема виднелись очертания подлодки.

Аккуратно сложив снаряжение, чтобы потом быстро его надеть, оба остались в легком черном термобелье. Дальше двинулись налегке — только оружие, патроны и фонари. Остин прихватил еще пояс с рацией. Он попытался вызвать Кемаля, но радиоволнам было не прорваться сквозь толстые бетонные стены.

В зале с высоким потолком обнаружилась узкоколейка — она шла по всему периметру прямоугольного бассейна, — а также топливные насосы, трубы с водой и электрические кабели. С потолка свисали мощные лебедки и краны. Лодку можно было поднять и по специальным направляющим переместить на берег для обслуживания.

Обойдя бассейн, друзья обнаружили сухой док, а в нем — подлодку. Остин быстро прикинул длину: футов триста-четыреста. Сразу за рубкой на палубе субмарины было странное углубление с длинной и ровной площадкой. Вскарабкавшись наверх, они открыли люк. Изнутри пахло несвежей едой, немытыми телами и соляркой.

Завала, как эксперт в области подводных судов, вызвался посмотреть внутри, а Остин остался караулить. Напарник быстро вернулся.

— Пусто, — сообщил Джо, и его голос эхом прокатился по огромной пещере.

— Совсем ничего?

— Этого я не говорил. — Завала протянул командиру синюю бейсболку. — На койке валялась.

Спереди на бейсболке оказалась белая надпись «NR-1».

— Вопросов больше, чем ответов.

— Сама подлодка вполне обычная, — заметил Завала. — Дизельная, но сделана по особому проекту. Там нет торпедных отсеков. У нее наверняка отличная надводная скорость и, судя по обводам и горизонтальным рулям на рубке, превосходная маневренность под водой. Верхняя палуба модифицирована для перевозки какого-то груза. Возможно, для каких-то подводных аппаратов.

— Вроде NR-1?

— Не исключено. Но зачем тогда завалили вход в канал?

— Эта малышка им больше не нужна. Идеальный способ избавиться от улики. Пойдем поищем владельца бейсболки, — объявил Остин, запихнув ее за пазуху.

Убедившись, что на подлодке ничего интересного не осталось, они обошли бассейн по кругу, вернувшись к баллонам и гидрокостюмам. Узкоколейка исчезала за двустворчатыми воротами высотой метра четыре. Сбоку имелась дверца, которой пользовались, чтобы не открывать большие ворота. Завала дернул ручку.

— Открыто. Везет нам.

— Еще посмотрим. Вдруг мы, как мухи, идем к пауку на съедение.

— Подумаешь! — заявил Джо, прилаживая к девятимиллиметровому «хеклер-коху» кобуру-приклад, с которой пистолет мог стрелять короткими очередями по три выстрела. — Я прихватил средство от пауков.

Остин вытащил из кожаной кобуры свой «инсектицид». Мощный револьвер «ругер редхок» в модификации «боуэн классик армс» под патрон пятидесятого калибра, с рукояткой из очень редкого «змеиного дерева», что растет в Южной Америке. Несмотря на короткий толстый ствол, это оружие обладало страшной убойной силой.

Пройдя через дверь, они оказались в помещении раза в два меньше дока. Из ворот выныривала узкоколейка. На путях стояло с полдюжины самоходных вагончиков, работающих на пропане. Рельсы шли по центру и ветвились по сторонам, уходя сквозь арки в соседние помещения.

В одной из комнат стояли стеллажи с запчастями, в других хранились инструменты и пожарное оборудование либо располагались мастерские. В отдельном помещении, за тяжелой стальной дверью, сложено оружие и взрывчатка.

Вернувшись назад, друзья направились к лифту, рядом с которым нашлась дверь, а за ней — лестница. Сверху доносился запах тушеной капусты. Курт с Джо поднялись на один пролет и увидели под дверью полоску света.

Остин приложил к двери ухо и прислушался. Тишина. Он чуть приоткрыл ее, затем тихо распахнул и шагнул внутрь, жестом приказав Завале не отставать. Они попали в коридор, освещенный плафонами под потолком. В широком проходе вполне могли разойтись четверо, голые бетонные стены, как и на нижнем этаже, навевали мысль о бомбоубежище.

В одной из стен было несколько дверей. За первой из них оказалась холодильная камера, где хранились мясо и овощи, а также стояли шкафчики с консервами и другими припасами. Рядом располагалась пекарня и большая кухня, из которой проход вел в столовую с длинными скамьями и столами. Здесь сильно пахло едой.

Остин подошел к столу, смахнул с него несколько крошек и потрогал пальцем лужицу воды.

— Смотри в оба, — бросил он. — А то наткнемся на здешних обитателей.

Из столовой они попали в другой коридор, а из него — в пустую спальню на пятьдесят коек. Белья на них не было, тумбочки стояли пустые. Рядом оказалась небольшая комната отдыха с парой столов и стульев. Подойдя к шахматной доске, Остин немного подумал над позицией и сделал ход черным конем.

— Мат, — объявил он.

Они вернулись в первый коридор и поднялись на следующий этаж. В отличие от суровых бараков нижнего уровня, полы здесь были застелены толстыми коврами, а стены обшиты темными деревянными панелями. Тут располагалось с полдюжины кабинетов и залов для собраний. По стенам висели пожелтевшие плакаты, но столы и полки шкафов пустовали.

— Наверное, здесь был командный пост, — заметил Остин.

Завала окинул взглядом пустынное помещение.

— Давненько тут ничем не командовали. Жутковато. Надо вызвать «Охотников за привидениями».

Остин хмыкнул.

— Здешние ребята не из эктоплазмы. Пару дней назад они мой самолет сбили.

Вернувшись в коридор, Остин с Джо осмотрели еще несколько комнат. В каждой стояло по две кровати — вероятно, здесь жили офицеры. Дальше проход вел в роскошно обставленные, просторные апартаменты. Пол из дубовых досок устилали изысканные восточные ковры, всюду стояла массивная мебель темного дерева. Декор был не то византийский, не то ближневосточный, с обилием алых драпировок и золотой бахромы.

Внимание Джо привлекли картины с роскошными красавицами.

— Когда вернемся домой, обязательно устрою у себя такой же гарем.

— Похоже, здесь хотели устроить бордель Викторианской эпохи.

Перекидываясь шуточками, оба тем не менее нервничали. Остин хорошо помнил, что его первый визит в эти места закончился перестрелкой. От тишины мурашки бегали по коже. Осмотрев апартаменты целиком, они нашли толстую деревянную дверь с фигурными гвоздями и орнаментами, словно в каком-то средневековом замке. На двери красовалась огромная буква «Р».

Завала осмотрел старинный замок и вытащил из сумки мягкий кожаный футляр с набором отмычек — в большинстве штатов с таким багажом он сразу загремел бы за решетку. Джо выбрал самую большую отмычку.

— Обычный вороток подойдет. — Его пальцы пробежали по резьбе, по прочным стальным петлям. — Там что-то очень ценное. Странно, что приличный замок не поставили.

Завала склонился, чуть поиграл в замочной скважине отмычкой и повернул ее. Хорошо смазанный замок с громким щелчком открылся.

Остин приложил ухо к тяжелой двери, но ничего не услышал и взялся за резную ручку. На мгновение он замер. Что, если скрытые камеры следят за ними с самого дока? За дверью их вполне может ждать целая армия головорезов. Пуля или кинжал прямо в глаз… От таких мыслей Курту стало не по себе. Его губы сжались в мрачной усмешке. Выстрел или нож в сердце прикончат его ровно с тем же успехом.

Остин не помнил, кто сказал, что лучшая защита — это нападение, но всегда действовал в соответствии с этим принципом. Он взвел курок, кивнул Джо, чтобы тот прикрыл, и повернул ручку. Распахнув дверь, Курт шагнул внутрь.

ГЛАВА 14

Такси — обшарпанная черная «Лада» — тряслось по грунтовке, возмущенно дребезжа всеми пружинами доисторической подвески. Разбитая колея миновала густую сосновую рощу и оборвалась у кучки коттеджей на берегу Черного моря. Машина все еще покачивалась на изношенных амортизаторах даже после того, как Трауты выскочили с тесного заднего сиденья, словно пара цирковых клоунов. Они сняли с багажника на крыше свои сумки и расплатились с таксистом, который тут же уехал, подняв облако пыли. Дверь ближайшего коттеджа с грохотом распахнулась, и снаружи показалась медвежья фигура хозяина. От его рева с ближайших сосен попадали шишки.

— Траут! Ты приехал! Поверить не могу! — Пол угодил в могучие объятья. — Рад тебя видеть, друг мой!

Он похлопал Траута по спине.

— И я о-очень рад, Влад, — отозвался Пол в промежутке между жестокими ударами. — Это мо-моя жена, Га-га-ме. Гаме, это профессор Владимир Орлов.

Орлов протянул лапищу и попытался щелкнуть каблуками резиновых сандалий.

— Рад познакомься, Гаме. За пивом в «Капитане Кидде» ваш муж только и говорил о своей умнейшей красавице-жене.

— А Пол постоянно вспоминает вас, профессор. Мол, как же здорово было, когда вы гостили в Вудсхоле.

— Да уж, нам есть что вспомнить. — Орлов обернулся к Полу. — Она и правда совершенно обворожительна — как я и думал. Ты счастливчик.

— Спасибо. Кстати, твой любимый стул в баре по-прежнему пустует.

— Нужно будет выбрать время. Как дела в институте?

— Я прямо оттуда. Когда между проектами НУПИ образуется окно, всегда заезжаю домой. Со времен твоего визита Вудсхол не слишком изменился.

— Завидую тебе. Россия — нищая страна, с финансированием науки тут плохо. Даже серьезные университеты вроде Ростовского государственного стоят с протянутой рукой. Хорошо хоть нам разрешили устроить здесь исследовательскую станцию.

Гаме окинула взглядом домики. За деревьями сверкнуло море.

— Тут здорово. Напоминает старые коттеджные поселки на Великих озерах. Я там выросла.

— При Союзе здесь отдыхали офицеры с семьями. Даже теннисный корт есть, правда покрытие — как после бомбежки. Мы вывозили сюда студентов, и они починили домики. Отличное место для семинаров, да и нам, академикам, теперь есть где собраться с мыслями. — Он подхватил сумки. — Пойдемте, покажу ваши хоромы.

Орлов провел гостей по усыпанной сосновыми иглами дорожке к свежеокрашенному бело-зеленому домику. Поднявшись на крыльцо, он поставил сумки и распахнул дверь. Комната была одна, с двухъярусной кроватью на четверых, со сколоченным из грубых досок столом в центре и умывальником с газовой плиткой у дальней стены. Профессор подошел к умывальнику и нажал рукоятку насоса.

— Вода холодная, чистая. Держите запас вот здесь, в жестянке из-под кофе, — нальете в насос, если образуется воздушная пробка. Душ снаружи, туалет за домом. Условия у нас тут спартанские.

Гаме осмотрелась.

— По-моему, очень уютно.

— Мы же сами напросились. И в палатке бы переночевали, — добавил Пол.

— Чепуха. Скажете тоже, в палатке!.. Ладно, вам ведь нужно распаковать вещи и переодеться. — На профессоре были свободные черные шорты и красная майка. — Как видите, форма одежды у нас тут свободная. Как устроитесь, возвращайтесь по тропинке на большую поляну. Я пока организую завтрак.

Когда Орлов ушел, супруги накачали воды и умылись. Гаме сменила элегантные хлопчатобумажные брюки и свитер на синие шорты и футболку с надписью «Океанографический институт Скриппса» — именно там они с мужем когда-то познакомились. Пол приехал в синем пиджаке «Л. Л. Бин» из немнущейся ткани, темных брюках и своей фирменной бабочке невообразимой расцветки. Он переоделся в темные шорты, рубашку-поло и сандалии. Затем супруги вместе прошли через сосновую рощу обратно, на поляну.

Орлов расположился за столиком в увитой зеленью беседке и обсуждал что-то с семейной парой средних лет. Лев и Наташа Арбиковы были физиками. По-английски они почти не говорили и общались в основном с помощью лучезарных улыбок. Орлов объяснил, что в поселке сейчас довольно много ученых и студентов: одни ставят эксперименты, другие просто изучают литературу. Он извлек из огромного холодильника пластиковые контейнеры со свежими фруктами, икрой, копченой рыбой, холодным борщом, а заодно кувшин с водой и бутылку водки.

Трауты немного поели, но пили только воду — напитки покрепче решили отложить на потом. Орлова условности не заботили, и он пил водку, причем, кажется, ничуть не пьянел.

— Я так лучше концентрируюсь, — жизнерадостно пояснил профессор, запивая щедрую порцию икры, и еще раз похлопал Траута по спине так, что тот аж зубами лязгнул. — Здорово, что ты заехал, приятель! Молодец, что позвонил.

— Я рад тебя видеть, Влад. Хотя дозвониться было непросто.

— У нас тут всего одна телефонная линия. В этом и прелесть. Ни дать ни взять «Затерянный мир», только динозавры — это мы. — Орлов громогласно расхохотался собственной шутке. — Нам толком не платят, зато тут можно работать, и расходов почти никаких. — Он взял бутылку, причмокнул и плеснул себе водки на два пальца. — Ладно, хватит обо мне. Расскажите, как вы очутились на Черном море.

— Ты слышал про «Арго»? Это исследовательское судно НУПИ.

— Конечно. Я там даже был пару лет назад. Превосходный корабль — впрочем, у НУПИ других не бывает.

Пол согласно кивнул.

— Мы с Гаме делаем кое-какую работу, связанную с проводящимися на «Арго» исследованиями. Я вспомнил, что ты работаешь в здешнем университете, и решил позвонить, раз уж мы тут оказались.

Отправляясь с Завалой на заброшенную базу, Остин поручил Траутам разобраться с «Атаман индастриз». Штаб-квартира «Атамана» располагалась в Новороссийске — портовом городе в северо-восточной части Черного моря. Траут сразу подумал об Орлове, который как-то приезжал с лекциями в Вудсхол, а вообще работал неподалеку от Новороссийска — в Ростове. Он позвонил профессору, и тот заявил, что больше не подаст Полу руки, если он с женой не заедет в гости.

— Добрались без проблем? — поинтересовался Орлов.

— Да. Нам повезло: нашелся подходящий рейс до Новороссийска. Университет организовал нам такси из аэропорта, и вот мы на месте. — Траут окинул взглядом живописный поселок. — Давай-ка разберемся. Мы ведь между Ростовом и Новороссийском?

— Да. Новороссийск — это порт, обслуживающий нефтяные месторождения Кавказа. — Он обратился к Гаме: — Пол говорил, что вы превосходный гидробиолог. Чем сейчас занимаетесь?

— Перед отъездом я была во Флориде. Изучала кораллы, которые гибнут из-за промышленных стоков.

Орлов покачал головой.

— Выходит, не мы одни варварски относимся к окружающей среде. Я тоже занимаюсь загрязнением Черного моря. А ты, Пол?

— Консультировал в Вудсхоле группу исследователей по вопросам глубоководной добычи. Кстати, я слышал, что один крупный концерн находится как раз в Новороссийске.

Траут никогда не отличался особым хитроумием. Как настоящий янки, он предпочитал откровенность и не любил юлить — особенно в разговоре со старым другом. Пол решил парой намеков направить разговор в нужное русло, и зерно сразу упало на благодатную почву.

— Глубоководная добыча полезных ископаемых? Ты, наверное, про «Атаман индастриз».

— Знакомое название. Я об этой компании где-то читал.

— Еще бы. «Атаман» — махина. Начинали они в горнодобывающей отрасли, потом оценили перспективы океанских проектов, и теперь их суда работают по всему миру.

— Ловкий ход. Всем нужны энергоносители.

— Конечно. Впрочем, мало кто знает, что «Атаман» очень далеко продвинулся в вопросе разработки подводных месторождений метангидрата.

— В корпоративных материалах об этом ни слова.

— Они всегда темнят. Российский капитализм все еще живет по законам Дикого Запада. У нас нет развитого законодательства по защите коммерческой тайны — да и все ровно от него толка бы не было. В концерне работают тысячи людей, так что тайну сохранить тяжело. «Атаман» построил огромный флот гигантских судов для добычи «огненного льда».

— Что-что? — переспросила Гаме.

— Метангидрат — одно из соединений метана. Его окрестили «огненным льдом», — объяснил Пол. — Залежи гидрата встречаются под океанским дном по всему миру. Он напоминает спрессованный снег, но при этом взрывоопасен.

— Как известно, — вмешался Орлов, — именно советские ученые изобрели абсолютно все: от электрической лампочки до компьютера, но в данном случае им и правда следует отдать должное. Первые естественные месторождения метангидрата были обнаружены в Сибири — там его называли «болотным газом». Работу наших выдающихся исследователей продолжили американские ученые, которые обнаружили гидраты в океанах.

— Помнится, Вудсхол устраивал экспедицию у побережья Южной Каролины, — заметил Траут, — и подводный аппарат «Элвин» обнаружил, что в зоне разлома из океанского дна сочится газ.

— А в чем коммерческая привлекательность? — поинтересовалась Гаме.

Орлов налил себе еще водки и отодвинул бутылку.

— Потенциал колоссален. Если взять залежи метангидрата по всему миру, то их общий объем превышает запасы всех прочих видов ископаемого топлива, вместе взятых.

— Выходит, это альтернатива нефти и газу?

— Даже «Сайентифик американ» назвал гидраты «топливом будущего». Речь идет о триллионных прибылях, так что разработкой месторождений интересуются многие. Однако технические трудности весьма серьезны. Гидрат метана крайне неустойчив и легко распадается при подъеме с больших глубин, где очень высокое давление. Однако тот, кому удастся обойти препятствия, будет контролировать мировые энергоресурсы. «Атаман» продвинулся в исследованиях дальше всех, — объяснил Орлов, озабоченно морща свой широкий лоб. — И это очень плохо.

— Почему? — спросил Пол.

— «Атаман» целиком принадлежит весьма честолюбивому персонажу по имени Михаил Разов.

— Наверное, он сказочно богат, — заметила Гаме.

— Дело не в богатстве. Разов непростой человек. Его деловые интересы окутаны завесой тайны, а вот как публичная фигура он имеет в России немалый вес. Разов прославился жесткой критикой Москвы, и у него хватает преданных сторонников.

— Магнаты с политическими амбициями встречаются и в США, — возразила Гаме. — У нас они часто становятся губернаторами, сенаторами и даже президентами.

— Если к власти придет такой человек, как Разов, то стране не поздоровится. Он убежденный националист, мечтает вернуться к славному прошлому.

— Мне казалось, коммунизм уже умер.

— Умер, но ему на смену пришла олигархия другого рода. Разов считает, что Россия была великой во времена царей вроде Петра Первого и Ивана Грозного. Он не вдается в детали, и многих это тревожит. Говорит только, что мечтает возродить в своей Новой России былой имперский дух.

— Такие в политике не задерживаются, — произнес Пол.

— Хотелось бы верить. Разов обладает определенным магнетизмом, а его нехитрые призывы задели какую-то струнку в душах моих несчастных сограждан.

— А «Атаман» — это какой-то город или область? — спросила Гаме.

Орлов улыбнулся.

— Так назывался предводитель казаков. Разов и сам из них — вероятно, воображает себя вождем. Живет на роскошной яхте «Казачество» — так они называют свое движение и всякие дурацкие игрища с возрождением казаков. Видели бы вы эту яхту! Настоящий плавучий дворец и стоит тут рядом, пара миль всего. — Орлов улыбнулся, обнажив золотые зубы. — Впрочем, хватит о политике. Есть темы куда приятнее. Должен извиниться, у меня есть одно неотложное дело. Всего час-другой, и я буду совершенно свободен. Вы пока можете позагорать на пляже.

— Уж мы найдем чем заняться.

— Прекрасно. — Орлов встал, пожал руку Трауту и обнял Гаме. — Увидимся ближе к вечеру — тогда наговоримся всласть, до утра.

Супруги-ученые тоже удалились, оставив Траутов в одиночестве, и Пол предложил прогуляться до пляжа.

Море оказалось совсем близко. Вдали плескался одинокий купальщик. Пока Гаме искала, где бы прилечь, Пол ушел прогуляться по берегу, но вскоре вернулся.

— Я кое-что нашел, — сообщил он.

За поворотом обнаружилась деревянная лодка. Белая краска немного облупилась, в остальном же суденышко выглядело вполне крепким. На лодке стоял навесной мотор «Ямаха» в хорошем состоянии, а в баке хватало горючего.

Гаме мигомпрочла мысли мужа.

— Хочешь прокатиться?

Пол пожал плечами и посмотрел на парня студенческого возраста, который как раз выходил из воды.

— Давай у него спросим.

Они подошли к молодому купальщику и поздоровались. Парень улыбнулся в ответ.

— Вы американцы?

Пол кивнул, они с Гаме представились.

— Меня зовут Юрий Орлов, — сказал юноша. — Вы ведь знаете моего отца? Я учусь в университете. — Он говорил с американским акцентом.

Юрий оказался высоким и нескладным, с копной соломенных волос и большими голубыми глазами, которые выглядели еще больше за стеклами роговых очков.

— А можно прокатиться на лодке? — спросил Пол.

— Конечно. — Юрий так и сиял. — Для папиных друзей — все, что угодно.

Он вытолкнул лодку на глубину и дернул за трос стартера. Мотор кашлянул, но не завелся.

— Он с норовом, — извиняющимся тоном пояснил Юрий.

Юноша потер руки, отрегулировал подачу смеси и попробовал снова. На этот раз мотор фыркнул, взревел и заработал. Супруги забрались в лодку, Юрий толкнул ее, прыгнул внутрь и взял курс в открытое море.

ГЛАВА 15

Несколько секунд глаза Остина привыкали к темноте. Резкий запах ладана напомнил церковь древнего византийского монастыря в Мистре, с видом на греческий город Спарта. На грубо оштукатуренных стенах, увешанных восхитительными иконами, мигали газовые лампы в медных светильниках с позолотой и витражным стеклом. Сводчатый потолок поддерживали прочные деревянные балки. У алтаря в дальнем конце комнаты стоял стул с высокой спинкой.

Они подошли ближе. Алтарь был укрыт пурпурной тканью с вышитой золотом буквой «Р», на ней дымилась курильница. Желтая лампа над алтарем освещала большую черно-белую фотографию в дорогой золотой раме.

Семь человек: двое взрослых и пятеро детей. Судя по сходству, они позировали для семейного снимка. Слева стоял бородатый мужчина в фуражке военного образца и расшитой галуном парадной форме с медалями на груди.

Рядом с мужчиной стоял худенький бледнолицый мальчик в матросском костюмчике. Дальше шли три девочки-подростка и еще одна, чуть помладше, — они окружили сидящую в кресле женщину средних лет. У всех детей был большой отцовский лоб и широкое лицо матери. На переднем плане стояла невысокая тумба, какие часто бывают в музеях, а на ней — великолепная корона.

Корона выглядела очень массивной, такую долго не поносишь. Она была усыпана рубинами, бриллиантами и изумрудами. Даже на черно-белом снимке драгоценные камни сверкали, словно охваченные пламенем. На шаре восседал золотой двуглавый орел.

— Дорогая побрякушка, — заметил Завала, вглядываясь в лица на фотографии. — Вид у них несчастный.

— Возможно, они догадываются о своей судьбе, — отозвался Остин, пробежав пальцами по пурпурному покрову алтаря. — «Р» означает «Романовы». — Он огляделся. — Эта комната — что-то вроде храма, посвященного Николаю Второму и его семье. К мальчику перешла бы по наследству корона, но его убили вместе с родителями и сестрами.

Остин уселся на стул, откинулся на спинку, и из спрятанных где-то динамиков вдруг полились низкие голоса мужского хора. Церковные песнопения заполнили комнату, отражаясь эхом от стен.

Выхватив револьвер, Курт вскочил со стула. Гипнотическая музыка сразу смолкла.

Завала усмехнулся.

— Что, испугался?

Остин надавил ладонью на спинку стула, и хор зазвучал снова, но сразу смолк, стоило ему убрать руку.

— Надо же, музыка включается от датчика давления. А ведь есть такая игра — «музыкальные стулья». Хочешь попробовать?

— Нет уж. Я больше по части сальсы.

— Надо будет подключить джазовую коллекцию к любимому креслу. — Остин посмотрел на дверь. — Здесь больше делать нечего. Даже крысе хватило бы мозгов убраться из такой ловушки.

Они вышли из мрачного святилища Романовых и вернулись к лестнице, которая вела в док. Поднявшись на следующий этаж, друзья попали в казарму. Впрочем, если на нижнем этаже царила чистота, то здесь на грязных матрасах валялись одеяла, скомканные, словно их побросали в дикой спешке. Пол был усеян окурками и пластиковыми стаканчиками. Воняло потом и отбросами.

— Фу! — бросил Завала.

Остин поморщился.

— Зато по такому следу можно идти без ищейки.

Широкий проход тянулся вверх, как выезд с подземной парковки. Через пару минут свежий ветер ударил в лицо, унося тошнотворный запах казармы. Из-за поворота в освещенный до того лишь редкими лампочками коридор лился солнечный свет.

Коридор заканчивался приоткрытой стальной дверью, за ней шел короткий пандус и какой-то ангар или склад. Бетонный пол был заляпан маслом и усеян экскрементами мелких зверьков. Остин вытащил из груды мусора пожелтевшую газету «Правда». На первой странице сердито хмурил кустистые брови Леонид Брежнев.

Курт бросил газету и подошел к окну со стальной рамой без единого осколка стекла. Кругом тянулись металлические стены соседних построек. Листы изъела ржавчина, стыки давным-давно прохудились и вспучились. Бетонные дорожки между зданиями заросли высокой травой.

Завала коротко свистнул, привлекая внимание напарника. Джо стоял у окна с другой стороны здания.

Раскидывая в стороны мусор, Остин пересек ангар и выглянул наружу. Здание стояло на пригорке, и отсюда открывался вид на заросшее поле прямоугольной формы, расположенное в неглубокой впадине. Оно напоминало гигантскую мыльницу. С одного края торчали ржавые футбольные ворота. Наверное, здесь когда-то был стадион — чтобы экипажам подлодок было чем развлечься на берегу.

Теперь же поле с трех сторон окружали всадники — свободным оставался лишь край, обращенный к ангару и другим постройкам. Остин узнал серые мундиры и черные штаны казаков, которые палили по его самолету. Сейчас их было как минимум втрое больше, и все смотрели на поле.

— Ты не говорил, что здесь играют в поло, — сказал Джо, скверно передразнивая британский акцент.

— Хотел сделать тебе сюрприз, — отозвался Остин, внимание которого привлекла кучка напуганных людей в центре поля. — Как раз успеем к концу игры. Пойдем познакомлю тебя с местными ребятами.

Остин с Завалой юркнули в окно, шлепнулись на землю и по-змеиному подползли к самому краю поля, где трава уже начинала редеть. Остин отпихнул в сторону высокие стебли, чтобы было лучше видно, и тут от строя вдруг отделились трое всадников — по одному с каждой стороны. Душераздирающе вопя, казаки понеслись к сбившимся в кучку людям, но в последний миг вдруг повернули и стали кружить, словно апачи, напавшие на повозки колонистов. С каждым кругом они приближались. Из-под конских копыт летела земля, а всадники свесились с седел, щелкая нагайками.

Остин сразу уловил суть этой жестокой игры. Казаки пытались рассеять группу, чтобы потом переловить всех поодиночке. Они специально оставили без охраны одну сторону поля, предлагая кому-нибудь попытать счастья. Однако план не сработал. Жертвы сбивались все плотнее, словно стая зебр, которая спасается от голодных львов.

Всадники с громкими воплями понеслись обратно и заняли свои места в строю. Остин ждал новой попытки — возможно, на этот раз большими силами. Однако вперед выехал всего один казак. Он пустил свою лошадь ленивой рысцой, словно отправился на прогулку воскресным утром.

Остин прикрыл бинокль ладонью, чтобы окуляр не сверкнул на солнце. На всаднике был все тот же грязно-серый мундир с поясом, мешковатые черные штаны, сапоги и меховая шапка — хотя день выдался жаркий. Два патронташа крест-накрест перечеркивали грудь. Под ним был крупный серый конь с мощными боками и плечами тяжеловоза.

Разглядев длинную, спутанную рыжую бороду, Остин издал сухой смешок. Однажды он уже видел этого верзилу-казака в прицеле ракетницы.

— Вот и встретились.

— Этот красавец что, твой друг? — осведомился Джо.

— Да нет, случайный знакомый. Пару дней назад познакомились.

Казак не спешил. Красуясь, он пустил лошадь шагом вокруг поля, и товарищи отозвались одобрительными криками. Тогда рыжебородый поднял над головой шашку и хрипло завопил. Пришпорив коня, он понесся к центру поля, словно шар для боулинга, мчащийся разметать кегли. В последний миг он резко натянул поводья, и мощный конь взвился на задние ноги, потрясая копытами в воздухе.

Его жертвы подались назад, спасаясь от могучих копыт. В суматохе один из людей упал и отделился от группы. Вскочив, он метнулся под защиту товарищей, но казак направил лошадь наперерез. Пленник сделал ложный шаг вправо, а сам метнулся влево, однако всадник предугадал этот маневр и стал теснить противника, словно скотовод, который отбил от стада вола, чтобы поставить тавро. Видя, что выхода нет, человек бросился к свободному краю поля.

Лицо беглеца пылало решимостью, хотя он не мог не понимать, что на своих двоих от всадника не убежишь. Казак никак не реагировал, продолжая гарцевать, к восторгу своих товарищей. Наконец, когда жертва покрыла уже половину расстояния, он пришпорил коня и пустил его сначала рысью, а потом стремительным галопом; выхватил шашку, а лошадь между тем перешла в карьер.

Слыша позади стук копыт, беглец подался грудью вперед, словно спринтер перед финишной чертой, и заработал руками, выкладываясь до последней капли. Тщетно. Подковы грохотали уже рядом, казак свесился с седла, и его смертоносная шашка метнулась к шее жертвы. Ноги беглеца подогнулись, и он ничком рухнул на землю. Остин чертыхнулся от бессильной злобы. Все произошло слишком быстро, и он не успел предотвратить этот трусливый удар. Хохоча от собственной удали, казак лениво потрусил к центру поля, приглашая еще кого-нибудь попытать удачу в бегстве.

Остин направил револьвер в широкую спину всадника, но краем глаза уловил какое-то движение. К его радости, распростертое на земле тело шевельнулось. Беглец встал на колени, а потом, шатаясь, поднялся на ноги. Оказывается, всадник просто играл с добычей и нанес удар плашмя, чтобы продлить развлечение.

Казаки завопили. Рыжебородый сначала сделал недоуменный вид, а потом развернулся и разыграл удивление. Всплеснув руками — как же это его жертва вдруг восстала из мертвых? — он снова бросился в погоню. Беглец был уже почти у края поля. Остин понимал, что казак ни за что не позволит тому добраться до построек, где прикончить смельчака куда труднее. На этот раз удар будет смертельным.

Завала потерял терпение.

— Конец игры! — рявкнул он и, изготовившись стрелять из положения лежа, прицелился в грудь казаку.

— Нет, — сказал Остин.

Он отвел ствол «хеклер-коха» в сторону, а сам встал во весь рост.

Беглец увидел выросшую словно из-под земли фигуру, и на его мокром от пота лице проступило отчаянье. Считая, что путь отрезан, он резко затормозил и замер на месте.

Рыжебородый тоже заметил Остина. Он натянул поводья и пригнулся к луке седла, разглядывая широкоплечего мужчину со странной светлой шевелюрой. Налитые кровью глаза казака пылали злобой. Его лошадь фыркала и била копытом землю. Полностью утратив интерес к беглецу, всадник выпрямился в седле и заложил пируэт. Затем он устремился вперед, однако тут же вернулся, видя, что противник и не думает бежать.

Остин стоял, заложив руки за спину, словно малыш, который прячет конфету. Левой рукой он поманил казака. Озадаченное лицо рыжебородого расплылось в беззубой ухмылке. Новая игра ему нравилась, и он чуть приблизился, сохраняя, впрочем, осторожность.

Курт поманил его снова, уже активнее. Всадник, осмелев, придвинулся еще ближе. Остин улыбнулся — как знаменитый охотник Дэви Крокетт, который смеялся прямо в лицо гризли. Казак взревел и послал коня вперед.

Не переставая улыбаться, Остин подпустил его поближе, а потом плавным движением достал из-за спины «боуэн». Сжимая рукоятку тяжелого револьвера двумя руками, он прицелился в перекрестье патронных лент.

— Вот тебе за Мехмета, — бросил Курт, спуская курок.

Револьвер коротко рявкнул. Пуля ударила всадника в грудь, круша ребра, осколки которых вонзились прямо в сердце. Казак умер мгновенно и даже не успел бросить поводья, но конь с круглыми от страха глазами продолжал нестись вперед, словно бетономешалка без тормозов. Остин чертыхнулся. Надо было стрелять сразу.

Лошадь испугалась застывшей на ее пути человеческой фигуры и метнулась в сторону, ведь всадник команд не давал и вообще бросил поводья. Могучий круп повернулся и тараном сшиб Остина с ног. Он отлетел в сторону и рухнул на левый бок — да так, что зубы лязгнули от удара. Прокатившись по земле, попытался встать, но сумел лишь подняться на одно колено. Курт был весь в грязи, да еще и мокрый от конского пота. Подбежавший Завала помог напарнику.

Наконец в глазах у Остина прояснилось.

Он ожидал увидеть несущихся во весь опор казаков, однако все вокруг словно замерло. Ошарашенные гибелью командира, всадники застыли в седлах, будто конные статуи. Столпившиеся на поле люди тоже не шелохнулись. Остин выплюнул изо рта грязь и не спеша подобрал свой револьвер. Беглецу он велел бежать к ангару. Тот пришел в себя и устремился вперед.

В этот момент словно кто-то повернул рубильник.

Видя, что их товарищ в безопасности, люди на поле беспорядочной толпой бросились за ним. Курт и Джо подбадривали их криками, показывая на ангар. Казаки поняли, что командир мертв, а добыча удирает, и с шашками наголо ринулись с места в карьер через поле на Остина с Завалой. Те замерли, завороженные смертельной красотой атакующей конницы.

— Вот это да! — проорал Джо, перекрикивая топот копыт. — Прямо как в старых вестернах.

— Главное, чтоб не вышло как в «Последней битве Кастера»,[129] — мрачно усмехнулся Остин.

Он поднял револьвер и выстрелил. Вырвавшийся вперед казак вылетел из седла. Рядом застучал «хеклер-кох», и еще один враг покатился по земле. Однако всадники не сбавляли хода, хорошо понимая, что превосходят противника и числом, и скоростью. Два выстрела прогремели в унисон, и еще двое нападавших рухнули в траву.

При всей своей храбрости казаки не были самоубийцами. Один за другим они свешивались из седел, прячась за шеи лошадей, чтобы врагам было тяжелее целиться. Пока Остин с Завалой приспосабливались к такой тактике, один из коней вдруг остановился, упал на землю и перекатился набок.

Курт решил, что животное споткнулось, однако всадник вдруг открыл огонь, прячась за крупом лошади. Другие последовали его примеру. Те же, что остались в седлах, разделились на две группы, собираясь взять противника в клещи. Остин с Завалой залегли. Пули жужжали над головами, словно рассерженные пчелы.

— У них автоматы! — пожаловался Джо. — А ты говорил, что у этих ребят только шпаги да мушкеты.

— Откуда я знал, что они в оружейный магазин заглянули!

— А как же разведка?

Ответ Остина потонул в грохоте автоматных очередей. Они с Завалой пальнули по разу для острастки, а потом скатились с откоса и поползли к ангару. Казаки поливали огнем край поля. Решив, что врагам пришел конец, они снова попрыгали в седла.

Добравшись до ангара, Остин и Джо заняли позиции у окон, и еще двое всадников рухнули наземь. Видя, что противник цел и невредим, казаки отступили к центру поля, чтобы перегруппироваться. Пользуясь временным затишьем, Курт отвернулся от окна и окинул взглядом спасенных людей. Давненько ему не приходилось видеть столь жалкого зрелища. Мятые комбинезоны заляпаны грязью, осунувшиеся лица заросли щетиной. К Остину подошел тот самый беглец, которого огрел шашкой командир казаков. Костюм у него был с прорехами на коленях и локтях, однако парень гордо вскинул подбородок, словно стоял в белоснежной форме на морском параде. Он лихо отсалютовал Остину.

— Младший лейтенант Крейсман, подводная лодка NR-1 ВМФ США.

Остин сунул руку за пазуху и вытащил бейсболку, найденную Завалой на русской субмарине.

— Может, вы знаете, чья это?

— Капитана. Откуда она у вас? — спросил Крейсман, пораженно разглядывая бейсболку.

— Мой друг нашел ее на русской подлодке.

— Да кто вы вообще такие? — удивился Крейсман, растеряв свой апломб.

— Я Курт Остин, а там, у окна, мой напарник Джо Завала. Мы работаем в Национальном агентстве подводных исследований.

Челюсть у лейтенанта отвисла до самой груди. Парочка вооруженных спасителей с глазами тренированных бойцов напоминала скорее коммандос, чем ученых-океанологов.

— Я и не знал, что у НУПИ есть свой спецназ.

— Мы не спецназ. Вы сами-то целы?

— Меня будто бульдозер переехал, но это пустяки, — ответил Крейсман, потирая шею, по которой пришелся удар казацкой шашки. — Буду пока обходиться без галстука. Простите за глупый вопрос, мистер Остин, но что вы тут делаете?

— Начнем лучше с вас. Я слышал, вы вели работы в Эгейском море.

Плечи лейтенанта чуть поникли.

— Долгая история, — устало сказал он.

— Времени мало. Попробуйте уложиться в тридцать секунд.

Крейсман глубоко вдохнул и выдал краткую суть случившегося:

— На борту был ученый, Пуласки; он наставил на капитана пистолет и угнал лодку. Ее увезла гигантская субмарина. Звучит невероятно. — Юноша остановился, ожидая насмешек, однако Остин внимательно слушал, и он продолжил: — Команду перевели на спасательное судно. Нас заставили заниматься затонувшим угольщиком. Нужно было извлечь груз с помощью манипуляторов. Потом на большой подлодке перевезли сюда. Капитана и штурмана держали на NR-1, а нас — под землей. Сегодня нас вывели. Мы думали, вернут обратно на подлодку, но вместо этого потащили туда, на поле. Охранники куда-то пропали, а эти ковбои в меховых шапках все пытались нас растащить. — Он снова потер шею. — Что это вообще за уроды?

Тут подал голос Завала:

— Прошу прощения, но тридцать секунд истекли.

Остин подошел к окну, и Джо протянул ему бинокль со словами:

— Похоже, команда по поло перессорилась.

Остин стал разглядывать казаков, собравшихся на футбольном поле. Некоторые из них спешились и теперь ожесточенно жестикулировали. Отложив бинокль, Курт заметил:

— Полагаю, они обсуждают, как готовить борщ. Хотят пригласить нас в гости и нашинковать как капусту.

Завала с несчастным видом посмотрел на напарника.

— Умеешь же ты сказать. И как мы теперь откажемся, чтобы хозяев не обидеть?

Остин задумчиво почесал подбородок.

— Есть два варианта. Можно рвануть на пляж и прыгнуть в море в расчете, что наши друзья-казаки так и не договорятся. Можно спуститься вниз.

— Как ты прекрасно понимаешь, тут есть сложности, — заметил Джо. — Если нас поймают в чистом поле, то перещелкают, как куропаток. А если спускаться в док, то у нас всего два комплекта снаряжения.

Остин кивнул.

— Предлагаю оба варианта сразу. Ты вместе с остальными пойдешь через пляж, а я останусь тут. Если казаки тронутся с места, я завлеку их сюда, на базу, где от коней никакого толка, а сам уйду через док — словно рыба сквозь дырку в сети.

— Вдвоем у нас шансов больше.

— Кто-то должен присмотреть за подводниками с NR-1. Они на последнем издыхании.

К ним подошел Крейсман.

— Простите, что подслушивал. Я проходил подготовку в морской пехоте. Потом ушел, но все равно знаю, что и как. Я выведу людей.

Остин отметил уверенность, которой дышало волевое лицо Крейсмана, и решил не тратить время на споры с молодым лейтенантом.

— Ладно, ваш выход. Бегите к пляжу и плывите прочь от берега. Там ждет рыболовецкое судно. Мы постараемся прикрывать вас как можно дольше. Советую не мешкать. Джо покажет дорогу.

Если Крейсман и удивился, каким образом Остин сумел организовать для них лодку, то вида не подал. Он коротко отсалютовал и стал собирать команду. Вскоре они вылезли через окно с обратной стороны ангара и в сопровождении Джо двинулись к морю. Остин следил за казаками, однако те пока ничего не предпринимали. Тогда он связался по рации с Кемалем.

— Как у вас дела? — спросил турок. — Мы слышали пальбу.

— Все в порядке. Капитан, слушайте внимательно. Скоро вы увидите, что со стороны берега плывут люди. Не подвергая себя опасности, подойдите к пляжу как можно ближе и подберите их.

— А как же вы с Джо?

— Мы вернемся тем же путем, каким пришли. Выйдите в море и ждите на якоре.

Он вдруг отключился. Вернувшийся вскоре Завала застал Курта снаружи ангара.

— Я проводил их до дюны. Должны быть уже в воде.

— Кемаль подберет. — Остин заметил в небе металлический сполох. — Как ты думаешь, что это?

Вскоре черная точка выросла до размеров насекомого. Послышался шум винтов.

— Ты не говорил, что у казаков есть авиация.

Остин следил за вертолетом в бинокль.

— Черт возьми. — В проеме торчал Ломбардо с видеокамерой. — Вот же безмозглый коротышка!

Завала взял у него бинокль. В это время вертолет повернул, подставляя для осмотра другой борт. Джо внимательно разглядел силуэт в кабине, опустил бинокль и странно посмотрел на напарника.

— Тебе бы, приятель, к окулисту сходить.

Он вернул бинокль Остину, который на этот раз выругался куда громче. В окулярах красовалось смуглое лицо Кэллы, обрамленное копной развевающихся от ветра волос. Казаки заметили вертолет и немедля открыли ураганный огонь. Из двигателя сразу потянулись жирные клубы черного дыма. Машина дернулась, словно подхваченная внезапным порывом ветра птица, и устремилась к земле.

Винты еле вращались, можно было даже разглядеть лопасти, но они все же работали как парашют. Шасси сломало ударом о землю, однако фюзеляж выдержал, и всего через секунду наружу, словно игральные кости из стакана, посыпались Кэлла, Ломбардо, Данди и кто-то еще.

Когда казаки заметили пилота и ошалевших пассажиров, их ярость хлынула наружу, будто лава из пробудившегося вулкана. Они попрыгали в седла и безумным галопом понеслись к беззащитной четверке. У Остина кровь застыла в жилах.

Еще несколько секунд, и жертвы окажутся в руках всадников. Их было уже не спасти. Курт все равно кинулся вперед с револьвером в руке, однако до места крушения оставалась еще сотня метров — но тут казаки вдруг посыпались из седел, словно колосья, срезанные гигантской косой.

Неотразимая атака вдруг захлебнулась. Всадники бестолково метались из стороны в сторону. Еще несколько казаков рухнули наземь.

На опушке леса Остину почудилось какое-то движение. Из-за деревьев появлялись черные фигуры. Они медленно наступали, стреляя на ходу. Понимая, что преимущество на стороне противника, казаки в ужасе помчались к далекому лесу.

Люди в черном неумолимо преследовали всадников. Все, кроме одного, который направился прямо к Остину с Завалой. Он хромал. Человек подошел ближе, и Джо инстинктивно вскинул свой «хеклер-кох», однако Курт протянул руку и направил ствол в землю.

Петров остановился прямо перед ними. На загорелом лице явственно белел шрам.

— Здравствуйте, мистер Остин. Рад снова вас видеть.

— Привет, Иван. А уж мы как рады, ты просто не представляешь.

— Почему же? Представляю, — беззаботно хохотнул русский. — Берите своего приятеля — водки вместе выпьем. Вспомним прошлое, да и о будущем поговорим.

Остин повернулся к напарнику и кивнул. Все трое направились к футбольному полю. Петров шел впереди.

ГЛАВА 16

Высокой нескладной фигурой и пытливым умом Юрий Орлов напоминал Полу Трауту его самого в юности. Пол так же крутился возле океанологов из Вудсхолского института. Русский студент замер на корме с рукой на румпеле — вылитый рыбак с Кейп-Кода. Для полноты картины не хватало только бейсболки «Бостон ред сокс» да черного лабрадора.

Юрий отвел лодку от берега на сотню метров и остановился.

— Спасибо, что взяли меня с собой. Для меня большая честь побеседовать с такими известными учеными. Вот бы и мне попасть в НУПИ! Отец много рассказывал про поездку в Штаты.

Супруги улыбнулись, хотя их план улизнуть на лодке вдвоем не сработал. Юрий так и горел юношеским энтузиазмом, а большие голубые глаза за толстыми стеклами очков сверкали от возбуждения.

— Твой отец часто рассказывал мне про свою семью, — ответил Пол. — Помню, он показывал фотографии: там были ты и твоя мать. Правда, ты с тех пор сильно вырос, вот я тебя и не узнал.

— Говорят, я похож на маму.

Траут согласно кивнул. В Вудсхоле Орлова-старшего иногда охватывала тоска по родине. Тогда он доставал из бумажника семейные фото и гордо демонстрировал их всем собравшимся. Пол вспомнил, как поражался контрасту между медвежьей фигурой профессора и его высокой стройной женой Светланой.

— Мне твой отец очень понравился. Он выдающийся ученый и замечательный человек. Может, еще когда-нибудь поработаем вместе.

Юрий так и сиял.

— Профессор Орлов обещал взять меня с собой, когда снова поедет в Штаты.

Траут улыбнулся тому, что юноша назвал отца профессором.

— Не вижу препятствий. Ты здорово говоришь по-английски.

— Спасибо. У нас часто жили американские студенты, когда приезжали по обмену. Вот там, — махнул он рукой в ту сторону, куда Траутам плыть совершенно не хотелось, — очень красиво. Любите наблюдать за птицами?

Гаме поняла, что все идет не так, и вежливо возразила:

— Знаешь, Юрий, нам вообще-то хотелось взглянуть на Новороссийск.

На лице юноши мелькнуло удивление.

— Новороссийск? Точно? В другой стороне берег куда симпатичнее.

— У нас в Виргинии птиц хватает, но я — геолог и интересуюсь разработкой донных месторождений. Насколько я знаю, в Новороссийске базируется одна из крупнейших добывающих компаний в мире, — подыграл жене Пол.

— Да, конечно. «Атаман индастриз». Огромный концерн. Я как раз пишу диплом по экологии добывающей промышленности. Когда закончу учебу, смогу даже пойти к ним работать.

— Тогда ты понимаешь, почему мне так хочется взглянуть на штаб-квартиру «Атамана».

— Конечно. Жаль, что вы раньше не сказали. Можно было бы организовать экскурсию. С воды не оценишь всего размаха. — Юрий облегченно вздохнул. — Птиц-то я тоже люблю, но не так сильно.

— Я биолог, — добавила Гаме. — Занимаюсь как раз рыбами и птицами, но, мне кажется, в Новороссийск сплавать интереснее.

— Тогда решено, — объявил Пол.

Юрий прибавил хода, развернул лодку по широкой дуге и направил ее параллельно берегу, держась от него где-то в четверти мили. Вскоре лес начал редеть, уступая место равнинам и пологим холмам. Вместо пляжей вдоль воды потянулись камышовые болота и устья извилистых речушек.

Пол с Гаме устроились на скамье посередине, а моторка мчалась по залитой солнцем поверхности моря. Она была метров шесть длиной и мощью напоминала танк: широкий нос, доски внахлест. Юрий рассказывал о разных интересных местах на берегу, и Трауты благодарно кивали, хотя урчание мотора и шум воды то и дело заглушали слова юноши.

Супруги уже не жалели, что Орлов-младший отправился с ними. Ловко управляясь с капризным мотором, который требовал какой-то особой смеси, он вдобавок отлично знал местность. Сами наверняка заблудились бы в оживленном порту, а уж найти «Атаман» и подавно не сумели бы. Пробираясь в глубь Цемесской бухты, Трауты быстро поняли всю важность этого крупного портового города для России. Суда сновали туда-сюда без перерыва. Чего там только не было: сухогрузы, танкеры, океанские буксиры, пассажирские суда, паромы…

Юрий держался подальше от больших судов и их опасных кильватерных волн. За пеленой укутавшего порт смога виднелись многоэтажные дома, дымящиеся трубы и элеваторы. Юноша сбросил обороты — теперь они шли чуть быстрее пешехода.

— У города богатое прошлое, — стал рассказывать он. — Памятники на каждом углу. Отсюда корабли союзников эвакуировали остатки Белой армии в 1920 году. Новороссийск — один из крупнейших портов России. Сюда стекается вся нефть Северного Кавказа. Вон там нефтяной терминал «Шесхарис».

Пол всматривался в темную воду.

— Судя по осадке судов, порт глубоководный.

— Зимой бухта не замерзает. Это главный транспортный узел, связывающий Россию со Средиземноморьем и остальной Европой, а кроме того, с Азией, Африкой и странами Персидского залива. Все оборудовано по последнему слову техники. Вообще, тут три отдельных порта: для сухих грузов, нефтяной терминал и пассажирский порт. В аэропорту вы уже побывали, а значит, понимаете, что из Новороссийска легко попасть в любую точку планеты.

— Теперь понятно, почему здесь обосновался «Атаман», — заметила Гаме, разглядывая кипящую в порту жизнь.

— Сейчас сами увидите.

Юрий прибавил скорость и направил лодку к широкому заливу — с шестью длинными бетонными причалами, у которых стояло несколько судов. За ними расползался целый лабиринт: склады, портальные краны, огромные транспортеры и вышки. По причалам, словно гигантские жуки, сновали тягачи и погрузчики.

— И где здесь «Атаман»?

Юрий усмехнулся и описал рукой широкую дугу:

— Это все — «Атаман».

Гаме восхищенно присвистнула.

— Ничего себе размах! Посерьезнее, чем в некоторых крупных портах.

— У «Атамана» свои буксиры, системы подачи воды и топлива, отдельные контейнеры для сбора отходов. Видите стрелы кранов? У них своя верфь, там делают суда для «Атамана». То есть они и проектируют сами, и контролируют расходы. — Юрий вдруг нахмурился и стал озираться по сторонам, словно что-то потерял. — Забавно. А у причалов-то почти пусто.

Пол и Гаме озадаченно переглянулись.

— Вовсе не пусто. Смотри, как суетятся. Там пришвартованы пять довольно крупных судов.

— По меркам «Атамана» это мелочь. Я хотел показать вам океанские буровые суда. Такое ощущение, что им под силу всю Землю насквозь пробурить. Прямо плавучие города.

— Наверное, они все в море.

— Может быть, — с сомнением сказал Юрий. — Только вряд ли. У «Атамана» такой большой флот, что часть его постоянно на обслуживании. Доков много, но их все равно не хватает, чтобы принять все суда сразу. — Он огляделся и наконец обнаружил то, что искал. — Сейчас покажу вам кое-что интересное.

Юрий двинулся дальше тем же курсом, мимо доков, а потом свернул к причалу поменьше, к которому была пришвартована роскошная четырехсотфутовая яхта с белоснежным корпусом и эффектной черной отделкой. Надстройка у яхты была необычной формы — вытянутая и обтекаемая. Клиновидный нос хорошо резал волну, корма же имела плавные, вогнутые обводы.

— Ух ты! — воскликнул Юрий. — Я много про эту малышку слышал, но своими глазами вижу в первый раз.

— Довольно дорогая яхта, — с уважением отметил Пол.

— Она принадлежит Разову, владельцу «Атамана». Говорят, он живет прямо на яхте и ведет все дела оттуда.

Юрий чуть изменил курс, а Гаме несколько раз щелкнула затвором фотоаппарата.

— Можно посмотреть с другой стороны? — спросила она.

Юрий молча повел румпелем, и лодка приблизилась к яхте с кормы. Гаме снова подняла фотоаппарат и положила палец на спуск, чтобы сделать панорамный снимок, как вдруг на палубе что-то шевельнулось, и в видоискателе возникла человеческая фигура. Гаме дала максимальное увеличение и ахнула:

— Боже мой!

— Что такое? — спросил Пол.

Она протянула мужу камеру.

— Погляди.

Пол приник к видоискателю и осмотрел палубу — никого.

— Там пусто. Что ты увидела?

Гаме была не из робких, но тут ее передернуло.

— Высокого мужчину с длинными черными волосами и бородой. Он смотрел прямо на меня. Жуткое лицо!..

На берегу появился джип — он мчался по дороге, ведущей к причалу, и Трауту это не понравилось. Он снова посмотрел в видоискатель, как раз когда машина подкатила к яхте, и спокойно произнес:

— У нас гости. Пора уходить.

Джип резко затормозил, и оттуда выпрыгнули шестеро вооруженных людей в форме. Они подбежали к трапу и поднялись на борт яхты. Юрий все еще колебался, затем, увидев в руках у охраны оружие, полным ходом помчался к выходу из бухты.

Нос моторки взмыл вверх, и она вышла на глиссирование. Пусть лодка была тяжеловата, но скорость она держала вполне приличную. На корме яхты засверкали вспышки, и очередь вспорола воду полосой крошечных фонтанчиков. Пол велел пригнуться. Пуля ударила в корму, отколов щепку с обшивки транца, однако через мгновение они были уже вне досягаемости стрелков. Впрочем, опасность еще не миновала. На берегу появилась вторая машина, и высыпавшие наружу люди бросились к докам, где стояло несколько моторок.

Юрий направил лодку в фарватер с оживленным движением и проскочил за кормой направляющегося в море сухогруза. Крошечная моторка подпрыгнула, словно дельфин. Юрий подошел к сухогрузу с другого борта, прячась за ним от преследователей. Когда штаб-квартира «Атамана» осталась далеко позади, он повернул параллельно берегу, обратно в поселок. Вскоре Пол предложил зайти в устье речки. Они подождали минут десять, но погони не было.

Юноша раскраснелся от возбуждения.

— Вот это приключение! Я слышал, многие компании держат собственные армии для защиты от мафии, а теперь увидел их собственными глазами.

Полу было стыдно, что он втянул сына друга в неприятности. Следовало все объяснить Юрию, однако сообщать ему слишком много тоже опасно. Супруги переглянулись, и Гаме одними глазами показала, что берет все на себя.

— Юрий, у нас к тебе просьба. Пожалуйста, никому не рассказывай о случившемся.

— Похоже, вы не просто в гости к папе приехали, — заметил юноша.

Гаме кивнула.

— В НУПИ нам поручили проверить «Атаман индастриз». Есть сведения, что компания замешана в темных делишках. Мы рассчитывали просто понаблюдать и даже не подозревали, что они так разойдутся.

— Прямо как в фильмах про Бонда! — Парень просто сиял.

— Да, как в фильмах. Только по-настоящему.

Спокойный тон Гаме подействовал на Юрия куда лучше заготовленных Полом цветистых тирад. Юноша принял серьезный вид.

— Буду молчать. Как жаль, что нельзя с друзьями поделиться… Правда, они мне все равно не поверят, — вздохнул он.

— Когда выясним, в чем дело, мы тебе сразу расскажем. Поверь уж, ты узнаешь все одним из первых. Идет? — Пол протянул ладонь.

— Идет, — отозвался Юрий, довольный, что участвует в таком серьезном деле.

Они пожали друг другу руки.

Когда впереди показались огни поселка, солнце уже клонилось к закату и понемногу темнело. Вскоре лодка подошла к пляжу, и все трое вздохнули с облегчением, не догадываясь, что черная точка в небе — вовсе не птица, а оборудованный мощной оптикой вертолет.

Профессор Орлов стоял на берегу. Он зашел в воду и подтянул лодку к берегу.

— Добрый вечер. Вижу, вы уже познакомились с Юрием.

— Да, он показал нам окрестности, — ответила Гаме и спрыгнула за борт, прикрывая отметину от пули. — Мы немного поболтали о планах на будущее.

— Надеюсь, в ваши планы входит переодеться к ужину. Будущее сулит всякие деликатесы и приятные беседы о прошлом. Условия тут скромные, зато во вкусной еде мы себе не отказываем.

Орлов похлопал по своему объемистому пузу.

Профессор отвел Траутов обратно на поляну и велел приходить через полчаса, нагуляв аппетит, а сам ушел вместе с сыном. Юрий обернулся и подмигнул на прощание: все останется в тайне.

Пол с Гаме вернулись в домик. Душ смыл соль и пот, оставшиеся после морской экспедиции. Гаме переоделась в лиловую блузку, пиджак и модные джинсы, которые подчеркивали ее длинные ноги. Пол остался верен прихотливым представлениям о моде и облачился в свободные темные брюки, светло-зеленую рубашку с узким воротником и фиолетовую бабочку.

Обитатели поселка уже собирались у стола. Трауты приветствовали супругов-ученых, с которыми познакомились утром; высокого эксцентричного физика, похожего на Солженицына, и молодую пару студентов-технологов из Ростовского университета. Стол был накрыт вышитой скатертью и уставлен разноцветной фарфоровой посудой. Бумажные фонарики придавали праздничный вид.

Заметив Траутов, Орлов расплылся в улыбке.

— А вот и мои американские гости! Гаме, ты просто восхитительна. Пол, ты тоже — как обычно. О, новая бабочка. Они у тебя когда-нибудь кончатся?

— Как выяснилось, любовь к моде сильно бьет по карману. Не знаешь, где можно купить одноразовые бабочки по дешевке?

Профессор громогласно расхохотался и стал переводить ответ остальным. Усадив Траутов на приготовленное место, Орлов воодушевленно потер руки и отправился за едой. На ужин были традиционные русские пироги с осетриной, вареный рис и борщ. У профессора нашелся ящик знаменитого шампанского со здешнего завода «Абрау-Дюрсо». Гости не пили водки и не понимали по-русски, но ужин все равно вышел на славу и затянулся допоздна. Ближе к полуночи Трауты поднялись из-за стола и стали извиняться перед хозяевами.

— Мы же только начали! — возмутился Орлов.

От выпивки лицо профессора раскраснелось, а после громкого исполнения непристойных частушек по нему стекали капельки пота.

— Прошу вас, продолжайте, — сказал Пол. — У нас выдался непростой денек, и сил уже совсем не осталось.

— Конечно-конечно, вы же с дороги. Что я за хозяин, если заставляю уставших гостей слушать свои песнопения!

Пол похлопал себя по животу.

— Ты замечательный хозяин. Просто с тех пор, как мы пили в «Капитане Кидде» всю ночь напролет, я чуточку постарел.

— Да, приятель, ты явно не в форме. Ничего, поживешь тут недельку — и наберешь былые кондиции. — Орлов обнял Траутов. — Я все понимаю. Хотите, сын вас проводит?

— Спасибо, профессор. Дорогу мы найдем, — ответила Гаме. — Увидимся утром.

После долгих объятий и поцелуев Орлов наконец отпустил гостей. Направляясь по тропинке к одинокому фонарю над дверью своего коттеджа, супруги услышали, как тот с воодушевлением затянул по-русски что-то еще, и не без труда узнали «Пьяного моряка» — старую песню английских матросов.

— Утром Владу придется тяжко. Не хотела бы я быть на его месте, — заметила Гаме.

— Уж что-что, а отдыхать русские умеют.

Они со смехом поднялись на крыльцо.

Пол с Гаме не врали насчет усталости. Почистив зубы, они разделись, юркнули под чистые одеяла и через пару минут уже крепко спали.

Сон у Гаме был чуткий. Ближе к утру она села и прислушалась. Голоса. Громкие, взволнованные. Гаме растолкала Пола.

— Что такое? — сонно промычал он.

— Послушай. Там будто… будто дети играют.

И тут по лесу прокатился громкий вопль неподдельного ужаса.

— Это не ребенок.

Пол вскочил, схватил со стула брюки и натянул их одним движением, правда, чуть не упал при этом на пол. На стройных бедрах Гаме уже красовались шорты, и она накинула футболку, не отставая от мужа. Выскочив на крыльцо, супруги увидели за деревьями алое зарево. Сильно пахло дымом.

— Горит один из домов! — крикнул Пол.

Помчавшись босиком по тропе, они едва не налетели на Юрия, который бежал им навстречу.

— Что происходит? — спросил Пол.

— Молчите, — запыхавшись, бросил юноша. — Прячемся. Сюда.

Мельком глянув на пожар, Трауты побежали вслед за Юрием, который мчался длинными скачками. Забравшись поглубже в лес, юноша потянул Гаме за руку на мягкий ковер сосновых иголок и жестом велел Полу тоже лечь. Послышался хруст веток и громкие голоса. Пол хотел осмотреться, но Юрий велел лежать и не высовываться. Вскоре все звуки стихли.

В темноте Юрий стал рассказывать.

— Я спал в домике у отца, — объяснил он хриплым от страха голосом. — Ночью пришли люди.

— Что за люди?

— Не знаю. Они были в масках. Вытащили нас из постелей. Стали спрашивать, где рыжеволосая женщина и ее спутник. Отец сказал, что вы улетели домой, но они не поверили и стали его избивать. Он крикнул по-английски, чтобы я вас предупредил. Они отвлеклись, и я побежал к вам.

— Сколько их?

— С дюжину. Не знаю, там темно было. Наверное, приплыли на лодке. Дорога подходит прямо к нашему дому, так что машину мы бы услышали.

— Нужно вернуться к твоему отцу.

— Пойдемте, я вас проведу.

Пол ухватился за шорты юноши, Гаме взяла мужа за руку, и они двинулись кружным путем через лес. Дым становился гуще, и вскоре они увидели, что горит коттедж профессора. Все трое вышли на поляну. Там студенты тушили пожар из шлангов. Насосы, видимо, работали от генератора. Дом было уже не спасти, и они лишь старались, чтобы огонь не перекинулся на деревья и соседние коттеджи. Отдельной группкой стояли ученые постарше. Юрий заговорил с высоким физиком, а потом объяснил Траутам:

— Он говорит, что те люди уплыли. Сели в лодку на его глазах.

Люди расступились. На земле лежал Орлов с окровавленным лицом. Гаме опустилась на колени, приложила ухо ко рту профессора и стала щупать пульс на шее, затем осмотрела руки и ноги.

— Можно его куда-нибудь переложить?

Орлова перенесли на стол и укрыли скатертью. Гаме велела принести теплой воды и полотенец. Она аккуратно смыла кровь с лица и лысеющей головы профессора.

— Кровотечение остановилась, но рана на голове…

При виде покалеченного друга Пол стиснул зубы.

— Его били как боксерскую грушу!

Профессор зашевелился и что-то пробормотал по-русски. Немного прислушавшись, Юрий усмехнулся:

— Он требует водки.

Из горящего дома вылетали раскаленные угольки, а в дыму было трудно дышать, поэтому Пол предложил перенести профессора в более подходящее место. Сам Траут и еще трое мужчин подхватили его и оттащили в самый дальний коттедж. Орлова уложили на кровать, укрыли одеялами и налили ему водки.

— Увы, это не шампанское, — сказала Гаме, поднеся стакан к губам и приподняв голову профессора.

Часть водки потекла по подбородку, но Орлов проглотил вполне достаточно, и на его щеки вернулся прежний румянец. Пол придвинул стул.

— Можешь говорить?

— Ты только наливай, и я буду болтать хоть до утра. Что с домом?

— Его не смогли потушить, но больше ничего не сгорело, — ответил Юрий.

Распухшие губы Орлова изогнулись в довольной улыбке.

— Первым делом я организовал тут пожарную команду. Воду берем прямо из моря.

— Пожалуйста, объясните, что случилось, — попросила Гаме, протирая профессору лоб мокрой салфеткой.

— Мы спали, — медленно проговорил Орлов. — В дом зашли какие-то бандиты. Двери мы тут не запираем. Стали спрашивать, где люди из лодки. Сначала я ничего не понимал, а потом догадался: они про вас. Разумеется, я сказал, что ничего не знаю. Тогда меня стали бить, и я отключился.

— Я побежал предупредить Траутов, — вмешался Юрий, — и пришлось тебя оставить. Эти люди искали нас, но мы спрятались в лесу, и они ушли.

Орлов похлопал сына по плечу.

— Ты все правильно сделал.

Он жестом потребовал еще водки. От выпивки сознаниепрофессора прояснилось, и, как настоящий ученый, профессор, он соотнес причину и следствие. Орлов пристально посмотрел на Пола и сказал:

— Знаешь, приятель, вы с Гаме тут совсем недолго, но уже успели завести любопытных друзей. Видимо, это случилось во время морской прогулки?

— Прости. Кажется, все беды из-за нас, — сознался Пол. — Такого я не ожидал. А еще мы втянули твоего сына…

Пол объяснил другу, что НУПИ интересуется «Атаманом», и рассказал об их экспедиции в Новороссийск.

— «Атаман»? — переспросил Орлов. — Тогда жесткая реакция меня не удивляет. Большие компании часто ведут себя так, будто им закон не писан.

— Там, на яхте, был странный человек — с узким лицом, длинными темными волосами и бородой. Это Разов? — спросила Гаме.

— Непохоже. Наверное, его приятель — безумный монах.

— Что-что?

— Борис. Даже не знаю, есть ли у него фамилия. Наставник Разова, этакий серый кардинал. Вам повезло, Бориса мало кто видел.

— Уж не знаю, повезло ли, — заметила Гаме. — Он нас тоже видел.

— Скорее всего, он и послал этих псов, — сказал Пол.

Орлов охнул.

— Вот она, сегодняшняя Россия. Монахи-безумцы командуют головорезами. Не могу понять, как Разов добился в нашей стране такого влияния.

— Интересно, как они нас нашли, — удивился Пол. — Юрий ведь от них оторвался.

— Куда интереснее, что они собирались с нами делать… — Гаме обратилась к Орловым: — Нам очень жаль, что так вышло. Прошу, скажите, чем мы можем вам помочь?

Профессор немного подумал.

— Да разве что домик поможете отстроить.

— Само собой, — отозвался Пол. — А что еще?

Орлов наморщил лоб.

— Вот! — Его осенило. — Вы же слышали, что Юрий хочет поехать в Штаты?

— Договорились. Но при условии, что вы приедете вдвоем.

Профессор даже не пытался скрыть, что очень доволен.

— Да тебе, приятель, палец в рот не клади.

— Не забывай, мы, янки, ушлый народ. Пожалуй, нам стоит уехать прямо с утра.

— Жаль, что не получилось погостить толком. Ты уверен?

— Так будет лучше для всех.

Они еще поговорили, но усталость взяла свое, и профессор заснул. Трауты с Юрием договорились дежурить по очереди, чтобы все успели хоть немного поспать. Остаток ночи прошел спокойно. Наскоро позавтракав кофе и булочками, Трауты распрощались с хозяевами и втиснулись в то же самое такси, предварительно поклявшись, что обязательно увидятся с Орловыми уже через несколько месяцев.

Когда «Лада» затряслась по ухабам, Гаме оглянулась на пожарище. В воздухе еще висел дым.

— Когда вернемся, нам будет что рассказать Курту, — заметила она.

— Курт и сам нам много чего расскажет, уж я-то его знаю, — весело подмигнул в ответ Пол.

ГЛАВА 17

Человек, которого Остин называл Иваном, удивленно разглядывал святилище семьи Романовых. Курт показал ему музыкальный стул.

— И правда удивительно, — заметил русский, окинув взглядом комнату. — Интересная находка.

Остин криво усмехнулся в ответ.

— Так значит, ты не обижаешься, что ковбои немного постреляли тут из револьверов?

— Ничуть. Этого я и хотел.

— Странный ты человек, Иван, — покачал головой Курт.

— Может, и странный, но в данном случае сработала чистая логика. Не забывай, у меня на тебя вот такое досье, — он показал пальцами толщину, — и я хорошо знаю твои методы. Самый надежный способ куда-то тебя заманить — это запретить тебе туда соваться.

— К чему строить из себя Макиавелли? Просто пригласил бы, и все. Я сговорчивый малый.

— Но ты вовсе не прост. Попроси я у тебя помощи там, в Стамбуле, что бы ты ответил, учитывая всю непростую историю наших отношений?

— Не знаю, — пожал плечами Остин.

— А я знаю. Ты посчитал бы, что это ловушка. Что я хочу хитроумно отомстить тебе за этот вот подарочек, — Петров провел рукой по шраму.

— Вы, русские, сильны в шахматах, а месть — довольно мощный мотив.

— Свои порывы я научился сдерживать, а чужие — использовать для пользы дела. Впрочем, есть и другая причина. Попроси я помощи, ты мог бы обратиться к своему начальству. Ваше правительство не одобрило бы эту затею.

— Почему ты так думаешь?

— Кое-кто из ваших соотечественников поддерживает силы зла, что рвутся к власти в России.

Остин нахмурился.

— Там есть знакомые мне имена?

— Ты не поверишь, так что я пока не буду раскрывать карты.

— А почему ты уверен, что я все же не обратился к начальству?

— Вряд ли ваше правительство одобрило бы незаконное вторжение на территорию суверенного государства.

— Если мне не изменяет память, НУПИ — тоже правительство.

— Я ведь не только за тобой слежу, мистер Остин. У меня есть досье на всех сколь-нибудь значимых сотрудников НУПИ: от напарника — Джо Завалы до самого адмирала Сандекера. Мы оба отлично знаем, что адмирал ни за что не одобрил бы незаконную операцию. — Русский улыбнулся. — Если, конечно, он не сам ее задумал.

— А ты неплохо подготовился, — признал Остин.

— Чтобы вовлечь тебя в это дело, мне пришлось детально изучить устройство НУПИ.

— Ничего не понимаю. Зачем тебе НУПИ?

— Разведывательные службы в наших странах кишат предателями. Видел сегодня бойцов? Они служат под моим началом уже много лет. Но даже самую спаянную группу легко развалит всего один изменник. У вашего агентства безупречная репутация. Нельзя забывать и о практичности: мне нужна глобальная коммуникационная и транспортная инфраструктура НУПИ, а также ее информационные и исследовательские возможности.

— Спасибо за комплименты, но едва ли я смогу чем-то помочь. Я лишь один из тысяч сотрудников агентства.

— Прошу, не надо лицемерить. Ты ни за что не решился бы на такую операцию без молчаливого одобрения адмирала Сандекера и Руди Ганна.

Остина поразило, как здорово Иван разбирается в работе НУПИ.

— Как бы то ни было, у меня нет полномочий обещать тебе поддержку.

— Когда Америка будет в опасности — изменишь решение. Мы нужны друг другу.

— Тут тоже все непросто. Ты ведь так и не сказал мне, в чем именно заключается опасность.

— Я этого не знаю.

— Однако не сомневаешься, что угроза реальна?

— Именно так. Я знаю, кто за этим стоит. Угроза — реальнее некуда.

Остин все не мог разобраться, насколько можно доверять русскому. Говорил он, во всяком случае, искренне.

— Может, казаки что-то расскажут.

Петров улыбнулся.

— Об этом стоило подумать раньше. Ими командовал тот рыжебородый великан, а мертвецы, к несчастью, неразговорчивы.

— Прости, положение было безвыходное. Интересно, давно вы прятались в лесу?

— С рассвета. Высадились на побережье чуть в стороне и ночью подошли ближе. Мы не знали, что ты уже здесь, и страшно удивились, когда кто-то выскочил перед казаком как чертик из табакерки. Поздравляю, на базу вы проникли ловко.

Остин пропустил похвалу мимо ушей.

— А потом ты понял, что экипаж подлодки попал в беду?

— Мы увидели, что людей повели на поле. Предвижу следующий вопрос. Да, мы бы вмешались. Мои люди как раз готовились атаковать. Но тут появились вы с приятелем и прекрасно справились сами. Впрочем, казаки вряд ли что-то знают. Это ведь простые головорезы, их задача — охранять базу. — Петров подошел к алтарю и провел пальцами по фотографии. — Последний русский царь…

— Ничего себе шапка, — хмыкнул Курт, указывая на корону.

— Россией будет править тот, на ком корона Ивана Грозного, — объявил Петров и, видя замешательство Остина, улыбнулся. — Старое русское поверье. Не надо искать тут никаких прорицаний, смысл прямой: кому хватит силы носить на голове такую тяжесть, кто достаточно суров и безжалостен, чтобы заполучить корону, — тот и будет владыкой России. В нашей стране правителю нужны именно эти качества.

— А где сейчас корона?

— После революции она пропала, как и большая часть царских сокровищ. Когда белогвардейцы заняли Екатеринбург, где, вероятно, и был убит Николай Второй, они обнаружили перечень имущества императорской семьи. Кое-что удалось обнаружить, однако считается, что в том списке лишь часть вещей, которые Романовы увезли с собой в ссылку. Главные драгоценности, в том числе корону, так и не нашли.

— А есть список пропавших сокровищ?

— Его составили после революции, а потом он исчез. Предположительно, во время распада СССР список хранился в КГБ. Я интересовался его судьбой и пришел к выводу, что он не уничтожен, но где этот список сейчас, для меня загадка.

— Если списка нет, то откуда тебе известно о короне?

— Я видел ее на этом снимке, да и на других тоже. Два полушария символизируют восток и запад Российской империи. Двуглавый орел — с герба Романовых. Шар, на котором восседает орел, — символ земной власти.

— Наверное, стоит целое состояние.

— Корону нельзя оценить в рублях или долларах. Как и прочие императорские сокровища, она пропитана потом и кровью русских крестьян, которые обожествляли царя. Царь был самым состоятельным человеком в мире. Он получал доход со своих земель — а это целый миллион квадратных миль, в том числе золотые и серебряные шахты — и владел несметными богатствами. Наши правители, как настоящие варвары, обожали блеск золота и драгоценных камней. «Царь» происходит от слова «цезарь». Шахи и эмиры клали к его ногам бесценные дары.

— Семейка на фото не слишком рада своему богатству.

— Они знали, что корона не дар, а проклятье. Ее должны были возложить на хрупкую голову этого юноши — Александра. Впрочем, он вряд ли дожил бы до коронации. У мальчика была гемофилия — это когда кровь не свертывается. Королевские семьи Европы сильно страдали от нее из-за близкородственных браков. Впрочем, на трон просто взошел бы кто-то из родственников.

— А кто мог построить это святилище?

— Сначала я думал, что Разов. Могу представить: вот он сидит здесь и мечтает, как будет править Россией. Но меня смущает роскошная обстановка, ведь Разов склонен чуть ли не к аскетизму. Правда, этот его монах, говорят, настоящий развратник. Испорченностью он поразительно напоминает Распутина. Думаю, Борис проводил здесь куда больше времени, чем Разов. Разов хочет вернуть прошлое, а Борис — безумец, он живет этим прошлым.

— Занятная смена ролей.

— Так или иначе, остановить надо их обоих, — заявил Петров, буравя глазами собеседника. — И ты должен мне помочь.

Остина его слова не слишком убедили.

— Я подумаю, Иван. А сейчас мне бы на воздух.

Петров схватил американца за руку.

— Возможно, тебя убедит соотечественник. Американский философ и патриот Томас Пейн говорил, что сражаться нужно не за землю, а за идею.

Остин понимал, что в досье Петрова наверняка упоминается о его книжных полках, уставленных философскими трудами.

— И какую идею защищаешь ты, Иван?

— Быть может, ту же самую, что и ты.

— Вряд ли ты станешь размахивать звездно-полосатым флагом и умирать за яблочный пирог и американские ценности.

— Я еще пионером вдоволь наразмахивался серпом и молотом на первомайских демонстрациях. Все гораздо глубже, и прошлое не должно нам мешать. Давай думать о настоящем, и тогда у наших стран будет будущее.

Остину показалось, что суровый взгляд русского чуть смягчился. Может, в нем и правда есть что-то человеческое.

— Похоже, нам друг от друга никак не отделаться.

— Так ты поможешь?

— Не могу говорить за НУПИ, но я сделаю все, что в моих силах. — Остин протянул руку. — Пойдем, партнер, тут есть еще одна интересная штука.

Он провел русского лабиринтом коридоров в док под скалой. Петров сразу узнал субмарину.

— Подводная лодка класса «Индия». Спроектирована для транспортировки мини-подлодок, которые используются в миссиях специального назначения.

— И как она сюда попала?

— На мировом рынке полно советского оружия.

— Но это же не какой-то там ящик «калашниковых»!

— У нас все делается с размахом. Если есть деньги, можно купить хоть линкор. Как известно, в годы холодной войны Советский Союз настроил массу подводных лодок. Большей частью они законсервированы и списаны, но с учетом плачевного положения нашей армии возможно все. Это важный след. Такую штуку не купишь совсем уж тайно. Кто-то знал. Я аккуратно проверю. А что рассказала команда NR-1?

— Я говорил только с одним членом экипажа. Некто угнал подлодку, выдавая себя за ученого. Потом ее погрузили на эту большую субмарину, перевезли и заставили их достать что-то с давным-давно затонувшего сухогруза. Поскольку капитана со штурманом все еще держат в плену, можно заключить, что у похитителей еще есть какие-то планы на NR-1. — Остин топнул по бетонному полу. — А ты не можешь проверить, кому принадлежит эта база?

— Уже проверил. База до сих пор принадлежит государству. Года два назад ее арендовала одна корпорация. Хотела построить рыбоконсервный завод.

— Мне показалось, что арендаторов больше интересовала подземная часть, чем наземная. Удалось выяснить, что за корпорация?

— Да, разобрались. За ней стоял «Атаман».

— Что-то я не слишком удивлен, — кивнул Остин. — Нужно возвращаться наверх. Джо, наверное, волнуется.

Хитросплетение лестниц и коридоров вывело их на поверхность, к яркому солнцу и свежему воздуху. Остина поразило, что на футбольном поле не осталось никаких следов сражения. Петров, предвосхищая его вопрос, объяснил:

— Прежде чем спускаться, я велел своим оттащить тела в лес и сжечь.

— Благородный поступок.

— При чем тут благородство? Мне не хотелось, чтобы следы было видно с воздуха. — Они направились к сбитому вертолету. — О мертвых я позаботился, а вы уж разбирайтесь с живыми.

Каким-то чудом пилот сумел избежать серьезных повреждений при посадке. Казаки целились слишком высоко — их пули изрешетили верхнюю часть кабины и двигатель. Кэлла сидела рядышком на земле, скрестив ноги, и что-то писала в блокноте. Остин приготовил свою самую сердечную улыбку. Его тень легла на девушку, и та подняла голову.

— Мир тесен, — объявил Курт, демонстрируя безупречные зубы.

Кэлла смерила его сердитым взглядом, но Остин, ничуть не обескураженный, уселся рядом.

— Вы взяли на себя столько хлопот, чтобы снова договориться вместе поужинать?

— Это ведь вы куда-то пропали тогда, в Стамбуле.

— Так и есть. Поэтому я так рад, что могу извиниться и объяснить вам все за коктейлем.

Кэлла нахмурилась.

— Извиниться? Вы бросили меня, да еще и забрали Кемаля!

Очаровать девушку не получилось, и Остин понял, что придется потрудиться.

— Давайте не сваливать все в одну кучу. Во-первых, я прошу прощения, что подвел вас с ужином. Возникло срочное дело, и я не успел освободиться. А что касается Кемаля, вы зря не дали ему аванс, когда улетели в Париж.

— Только не надо нотаций. Я и подумать не могла, что вы уведете Кемаля. Вы же предупредили: сюда не соваться — это, мол, слишком опасно, да еще и нарушение границ России.

— Заметьте, насчет опасности я оказался прав. — Остин кивнул в сторону останков вертолета.

Кэлла тяжело вздохнула.

— Не буду спорить. Но ведь и вас с вашим дружком из НУПИ сюда на чай не звали.

— Вас это не оправдывает.

— Вы прямо как моя мама, — с притворным раздражением бросила девушка. — Извинения насчет ужина принимаются. К счастью, продюсеры выделили достаточно денег, чтобы взять вертолет, и Кемаль мне не понадобился. Но за вами все равно должок.

В янтарных глазах Кэллы сверкнули озорные искорки. Остин понял, что девушка дразнит его, уповая на чувство вины.

— Да вы просто играете со мной, как кот с мышью!

Кэлла откинула голову назад и расхохоталась.

— Конечно! А что с вами делать? Явились с улыбкой как у проповедника. «Мир тесен»! Тоже мне, обольститель. Спросили бы еще, кто я по знаку зодиака. Если что — Козерог.

— Простите, я и не думал подкатывать как в баре. Кстати, я — Рыбы.

— Рыбы? Для НУПИ — в самый раз. — Она отложила блокнот. — Мой вам совет: держитесь от баров подальше. С таким дремучим подходом вам ничего не светит.

Остин понял: эта девушка ему по-настоящему нравится. Сильная и одновременно женственная, при этом очень умная и с превосходным чувством юмора. Все качества, что он ценит, — да еще и в такой прелестной упаковке.

— Ладно. Предположим, я заглотил наживку и уже трепыхаюсь в вашем сачке. Только предположим!.. Чего вы от меня хотите, коварное создание?

— Для начала — услышать правду. К примеру, зачем вы здесь? Кто эти супермены в черном? И почему тут все такие злющие?

— Это для программы?

— Не исключено. Но вообще-то, я просто интересуюсь. Хорошему репортеру положено быть любопытным.

Остин не любил врать, однако ему не хотелось подвергать Кэллу и ее ребят опасности. В третий раз удача может от них и отвернуться.

— Не вы одна отличаетесь любопытством. После встречи со здешними всадниками я решил разузнать о них побольше. Кроме того, нельзя было махнуть рукой на смерть Мехмета.

— Здесь есть база подлодок?

— Да, причем огромная.

— Так я и знала. Я хочу посмотреть.

— Я-то не против, но, боюсь, вон тот джентльмен будет возражать.

Петров ходил в лес посмотреть, как поработали его ребята, и теперь как раз возвращался оттуда через поле.

— Кто это?

— Его зовут Иван. Он тут главный.

— Военный?

— Лучше спросите у него.

Девушка вскочила на ноги, прихватив блокнот.

— А вот и спрошу.

Кэлла зашагала наперерез русскому. Остин с интересом наблюдал, как она пускает в ход весь арсенал женских уловок. Русский безучастно стоял, скрестив руки на груди, словно гранитная статуя. Дождавшись, пока собеседница договорит, он ответил совсем коротко. Кэлла вдруг расправила плечи, подалась вперед и что-то бросила ему прямо в лицо, потом развернулась и зашагала прямиком к Остину.

— Вот упрямый коротышка! — возмутилась она. — Говорит, что база принадлежит правительству России и вход туда запрещен. Нам с вами, мол, стоит покинуть это место как можно быстрее, иначе он за последствия не отвечает. — Девушка усмехнулась. — Ну и ладно, сюжет все равно можно сделать. Есть же пленка.

Она с решительным видом направилась к вертолету и заговорила с Ломбардо и Данди, которые рылись среди обломков. Беседа протекала оживленно, особенно после того, как ей продемонстрировали груду металла и битой пластмассы — все, что осталось от камеры. Кэлла побрела обратно к Остину.

— Похоже, мы снова напросимся вам в попутчики.

Со стороны берега к ним шагал Завала. Он ходил убедиться, что спасенный экипаж добрался до «Тургута», и подтвердить это, связавшись с Кемалем по рации. Остин извинился и отвел Джо в сторонку.

— Рыбаки подобрали всех, — сообщил Завала.

— Есть проблемка. Нужно захватить с собой Кэллу и ее группу, но их нельзя подпускать к людям с NR-1.

Джо восхищенно уставился на телеведущую.

— Тогда у меня хорошие новости. «Арго» не спускал с нас глаз и постоянно слушал радиоэфир. Я только что говорил с капитаном Этвудом. Он выслал катер, который заберет спасенную команду. У Кемаля никого не останется.

Остин мрачно усмехнулся.

— Свяжись с «Арго» и попроси, чтобы нас тоже захватили, ладно? Потом сообщи об этом Кемалю и узнай, не согласится ли он взять вместо нас других пассажиров.

— Слушаюсь, — лихо отсалютовал Завала.

Пока Джо говорил по рации с капитаном, Остин сообщил Кэлле и ее товарищам, что первоклассное судно капитана Кемаля теперь в их распоряжении.

ГЛАВА 18

Перелет из Новороссийска в Стамбул обернулся полным кошмаром. Сначала вылет задержали из-за какой-то неисправности. Трауты целый час проторчали в набитом под завязку душном салоне, пока пассажиров не пересадили в другой самолет. Те, кто отважился попробовать обед, горько пожалели, когда начало трясти. В довершение всех бед, на борту работал только один туалет.

После этого жуткого полета Пол с Гаме было решили, что все несчастья позади, однако таксист вел машину так, словно мечтал свести счеты с жизнью. Когда Траут попросил его ехать помедленнее, тот лишь прибавил газу.

— Вот они, трудности перевода, — сказала Гаме, перекрикивая визг покрышек.

— Это все мой акцент виноват, — отозвался Пол.

— Ну и ладно, — решительно заявила его супруга. — После такого путешествия ничто — даже смерть — не лишит меня горячего душа, бокала мартини и долгого крепкого сна.

Едва не задавив швейцара, который шагнул в сторону, словно дразнящий быка матадор, такси остановилось у входа в отель «Мармара» на площади Таксим. Трауты вылетели наружу, словно катапультировались из кабины самолета. Они расплатились с улыбающимся водителем и зашагали через просторный вестибюль к стойке регистрации.

Щеголеватый портье прической и аккуратно подбритыми усами напоминал Эркюля Пуаро. При виде гостей он расплылся в приветливой улыбке.

— Добро пожаловать. Вам понравилось в Эфесе?

Уезжая в Новороссийск, Трауты во всеуслышание объявили, что едут посмотреть античные памятники малоазийского побережья.

— Очень. Храм Артемиды великолепен, — объявила Гаме с приличествующим случаю восторгом.

Портье улыбнулся и протянул Полу ключ от номера и конверт.

— Сегодня утром вам пришло сообщение.

Пол распечатал конверт, прочел записку и передал ее Гаме. Там была всего одна фраза, аккуратно выведенная печатными буквами на бланке отеля: «Сразу звоните. О.». Дальше шел номер телефона.

— Труба зовет, — объявил Пол.

Гаме закатила глаза.

— Вечно эта чертова труба, да еще в самое неподходящее время!

Она выхватила у мужа ключ и зашагала к лифту.

В номере Пол предложил жене первой принять душ, а он пока позвонит Остину. Гаме и не думала спорить. Она тут же направилась в ванную, избавляясь от одежды прямо на ходу. Пол решил, что ему нужно расслабиться, и попросил по телефону прислать им полный шейкер сухого мартини. Едва принесли коктейли, шум душа смолк. Наполнив бокал, Пол постучал в дверь ванной. Она открылась, и из облака пара протянулась рука жены.

Налив и себе, Пол пристроил длинные ноги на скамеечку, решительно отхлебнул из бокала и решил, что для Стамбула коктейль вполне неплох. Подготовившись таким образом к испытанию, он набрал указанный в записке номер.

— Мы в Стамбуле, — сказал Траут, услышав голос Курта. — Получили твою записку.

— Отлично. Как съездили?

— С пользой, но не без неожиданностей.

Он коротко пересказал случившееся.

— Судя по твоему описанию, яхта Разова должна напоминать «Фастшип». Наверняка у нее газотурбинный двигатель и скорость в два раза выше аналогов. Ловко. Всего за несколько дней он может переместить свою штаб-квартиру в любую точку земного шара. Хорошо, что никто не пострадал. Жаль только домик профессора. Когда закончим, я первым делом прослежу, чтобы Орловым подготовили приглашение от НУПИ.

— Они будут в восторге. А как твое путешествие?

— Нас тоже встретили с распростертыми объятиями, но в путеводители я бы это местечко включать не спешил. Расскажу при встрече.

— Мне уже не терпится.

— Ждать осталось недолго. Я на «Арго», и тут как раз нужен геолог-океанограф, который согласится работать за еду.

— Увы, я знаю парочку бездельников, которые тебе подойдут.

— Я не сомневался в твоем согласии, поэтому уже все устроил. Когда вы сможете выехать?

— Мы только приехали в гостиницу, даже вещи паковать не надо.

Из ванной доносилось громкое пение. Героиня мюзикла «Юг Тихого океана» исполняла эту песню, принимая душ прямо на сцене.

— Можно мы хоть коктейли допьем?

— Да ладно тебе, Пол. Выпейте по два. С вами вместе полетит одна важная шишка из Штатов, так что пара часов у вас есть.

— Вот здорово, еще и развлекать очередного жирного лысеющего сенатора с Юга!

— Ну, Пол, — усмехнулся Остин, — ты прямо экстрасенс. Жирный лысеющий сенатор. Откуда ты знаешь?

— Догадался. Пойду расскажу Гаме. Увидимся вечером.

Пол записал время и место вылета. Едва он повесил трубку, из ванной появилась Гаме, завернутая в полотенце и с полупустым бокалом в руке. Еще одним полотенцем она обмотала голову на манер тюрбана. Душ и коктейль привели ее в благодушное состояние. Когда муж объяснил, что им предстоит снова отправиться в путь, Гаме даже улыбнулась и сказала, что соскучилась по Курту и Джо.

Теперь в душ отправился Пол, а Гаме заказала в ресторане бараний шашлык с рисом. Еду принесли, когда супруги как раз приступили ко второй порции мартини. Подкрепившись и переодевшись, они, сытые, чистые и довольные, снова отправились в аэропорт. Таксист им на этот раз попался без суицидальных наклонностей, и, если не считать обычных стамбульских пробок, поездка прошла благополучно.

Следуя указаниям Остина, Трауты попросили высадить их не у главного терминала, а возле секции, откуда отправлялись частные самолеты. Оттуда он прошли в ангар, где уже ждал, поблескивая бирюзой в свете прожекторов, средних размеров вертолет. На его боку красовались черные буквы «НУПИ». Пилот с кем-то разговаривал. Его собеседник стоял спиной к Траутам, однако они сразу узнали Руди Ганна по узким бедрам и плечам, а также по редеющей шевелюре. Заместитель директора НУПИ приветствовал супругов широкой улыбкой и махнул рукой в сторону вертолета.

— Вас подбросить?

Гаме обернулась к Полу.

— Значит, вот он — жирный лысеющий сенатор?

Траут был поражен.

— Боже мой, Руди, так это ты — большая шишка? Мог бы и предупредить.

— Решил не портить веселье. Адмирал Сандекер велел мне держаться поближе на случай, если ситуация вдруг усложнится. Я поехал в Афины на конференцию по гидроархеологии, а оттуда специальным рейсом уже рукой подать. Вертолет перебросили с одного из проектов в восточной части Эгейского моря. Когда Курт передал Сандекеру свой «подарочек», тот решил, что неплохо бы мне заняться этим делом всерьез.

— Какой еще «подарочек»? — удивился Пол.

— Расскажу по дороге. Летим?

Все трое устроились в просторной кабине. Двигатели взревели, и через пару минут «Сикорский S-76» взмыл в небо. Стамбул сиял огнями на двух разделенных Босфором континентах, словно расшитый блестками ковер. Вертолет устремился на север. Два его двигателя позволяли набрать крейсерскую скорость сто семьдесят пять миль в час.

В наушниках зазвучал ленивый говорок пилота с легкими нотками уроженца западных штатов — как у знаменитого летчика-испытателя Чака Игера.

— Привет, ребята. Меня зовут Майк. Устраивайтесь поудобнее, места хватит. Эту вертушку разрабатывали для снабжения нефтяников. Настоящий летучий автобус. Может брать до двенадцати пассажиров. Вам повезло, что летите туда, — на обратном пути будет тесновато. У переборки стоит термос с горячим кофе. Угощайтесь. Если что-то понадобится, дайте знать. А вообще — расслабьтесь, и приятного вам полета.

Ганн налил кофе и передал всем дымящиеся стаканчики.

— Рад вас видеть. Простите, что каникулы вышли короткие. По документам вы еще в отпуске, а я — сижу на конференции в Национальном археологическом музее Греции. Нас здесь нет.

— Руди, что происходит? — спросил Пол. — У нас никакой информации — только обрывки.

— Всей картины я и сам не представляю, но вот что пока известно. Несколько дней назад адмирала Сандекера вызвали на встречу с президентом и его советниками. В Белом доме тревожатся из-за ухудшения политической обстановки в России. Кое-кто из собравшихся возмущался, что Сандекер позволил Курту действовать на русской территории, когда тот оказался возле заброшенной базы подлодок. Их беспокоило, что это даст оппозиции дополнительные козыри в борьбе с правительством, которое и так висит на волоске. Адмирал принес извинения, заверил, что все получилось случайно, и предложил лично поговорить с русскими. Ему отказали. Тогда адмирал спросил, что Белый дом собирается предпринять по поводу NR-1. Поразительно, но президент запамятовал рассказать Сандекеру о ее пропаже.

— Только полный дурень мог ожидать, что адмирал об этом не узнает, — усмехнулся Пол.

Гаме покачала головой.

— Просто невероятно, что подлодка могла исчезнуть без следа, будто ее морское чудище проглотило.

— Почти так все и было. Подлодку похитили и увезли на другой субмарине.

— Легче поверить в морское чудище.

— Мы попытались разобраться, но тут позвонил Курт и сказал, что за политическими волнениями в России стоит миллионер по имени Михаил Разов. В Белом доме считают, что исчезновение NR-1 как-то связано с неразберихой в Москве. Вдобавок именно «Атаман энтерпрайзес» — горнодобывающая компания Разова — арендовала у правительства базу подлодок.

— Поэтому Курт и отправил нас в Новороссийск посмотреть на штаб-квартиру Разова.

— Думаете, NR-1 отвезли на ту самую заброшенную базу? — поинтересовался Пол.

— Не исключено, однако нас больше волновало другое. Источник Курта сообщил, что Разов готовит удар по Соединенным Штатам.

— Что за удар? — спросил Траут.

— Неизвестно. Сандекер отнесся к угрозе очень серьезно. Когда Курт сказал, что собирает свою группу и хочет вернуться на базу подлодок, адмирал дал добро — неофициально, разумеется. Курт ведь упоминал, что экспедиция, скажем так, не вполне легальная?

— Живописал в красках, — усмехнулась Гаме.

— Еще бы, — отозвался Руди, представляя речь Остина. — В Белом доме адмиралу Сандекеру прямо и недвусмысленно велели не вмешиваться в поиски NR-1. Как вы наверняка догадались, он легко обошел запрет. Подлодку искать нельзя, но про заброшенную базу уговора не было.

— Я в шоке! — с притворным ужасом воскликнула Гаме, подражая героине «Касабланки».

— Я тоже. Надо же до такого додуматься! — добавил Пол.

— Сарказм засчитан. В общем, смысл вы поняли: чтобы прикрыть адмирала, его пришлось держать в неведении.

— Рискованно, — заметил Пол. — Это может ударить по НУПИ.

— Сандекер это отлично понимает. Впрочем, боги Черного моря нам благоволили.

Гаме отметила загадочную улыбку на лице Ганна.

— Ты прямо как кот, который полакомился канарейкой. Видимо, у Курта хорошие новости.

— Просто отличные. Они с Джо нашли экипаж NR-1 — это и есть тот самый «подарочек». Команду держали в плену на базе. Теперь она на «Арго».

— Прекрасно, но я все равно не понимаю, — нахмурился Пол. — Русские держали их в плену?

— Похоже, все сложнее. С ними не было ни капитана со штурманом, ни самой подлодки. Курт попросил, чтобы мы прилетели расспросить команду вместе.

— Для НУПИ и адмирала это колоссальный успех.

— Увы, лавры спасителей нам не достанутся. Не знаю уж, как об этом будет объявлено — о похищении ведь до сих пор не сообщалось. Руководство держит его в секрете.

— В Вашингтоне трудно хранить секреты. Все равно выплывет, — заметил Пол.

— Согласен. Мы сообщили ВМФ, что нашли команду NR-1, а подробностей раскрывать не стали. Но вечно это продолжаться не может, вот почему так важно обмозговать все вместе с командой. Нужно разобраться. А теперь нальем-ка еще кофе, и расскажите мне об «Атамане».

Теперь за термос взялась Гаме.

— Пусть Пол перескажет факты, а я уж добавлю подробностей.

Ганн слушал, не перебивая. Трауты знали, что Руди — блестящий аналитик, который не пропустит ни единой детали. В Военно-морской академии он был лучшим на потоке, потом дослужился до коммандера, а прежде чем занять пост заместителя Сандекера, заведовал в НУПИ всей логистикой и океанографическими проектами.

Когда супруги замолчали, Ганн засыпал их вопросами. Особенно заинтересовал его «безумный монах» Борис и слова Юрия, что в порту нет океанских буровых судов. Реакция «Атамана» объяснялась просто: Разову есть что скрывать, поэтому он не любит, когда рядом кто-то крутится. А вот Борис и буровые суда никак не вписывались в общую картину. Руди откинулся на спинку, поправил украшавшие ястребиный нос очки в роговой оправе и сложил пальцы домиком, словно Шерлок Холмс, поглощенный очередной загадкой. Не хватало только трубки и знаменитого охотничьего кепи.

Раздумья Ганна прервал пилот:

— Приближаемся к «Арго», ребята. Его уже видно. Посмотрите направо.

В знак приветствия на «Арго» включили все огни, и на фоне чернильной воды судно напоминало гигантскую рождественскую елку. Вертолет завис над палубой и медленно опустился на большой мерцающий крест посадочной площадки. Приземление вышло почти идеальным, лишь колеса чуть стукнули по палубе. Винты замерли, и второй пилот вышел из кабины открыть дверь. Пассажиры поблагодарили экипаж и стали спускаться, щурясь от ярких огней. Было светло как днем.

Разглядеть в толпе встречающих широкие плечи и светлую шевелюру Остина не составляло большого труда. Он подошел, пожал руку Ганну и обнял Траутов.

— Коктейль-то допить успели? — спросил он.

Гаме улыбнулась и чмокнула его в щеку.

— Даже по два бокала.

— Простите, что не дал вам отдохнуть после поездки в Новороссийск. — Курт повел прибывших в кают-компанию и налил им по стакану свежевыжатого сока. — Джо с командой в конференц-зале. Через пятнадцать минут идем слушать их рассказ. Ребята очень хотят домой, но я попросил их уделить нам час, пока вертолет заправляют.

Когда Остин стал рассказывать о побеге экипажа, Ганн ухмыльнулся.

— Слушай, Курт. Мне не хотелось бы недооценивать опасности, которым вы подвергались, но вся эта беготня — прямо как в «Розовой пантере».

— Больше похоже на «Полицейскую академию», — возразил Остин. — Когда-нибудь я буду вспоминать эту клоунаду и хихикать.

— Меня очень интересует твой Иван. Как вы познакомились? — спросил Ганн.

— Пересекались, когда я работал в ЦРУ.

— Он нам друг или враг?

— В данный момент скорее друг. Думаю, мой приятель будет действовать на благо России, как он сам его понимает. Иван очень хитер и изобретателен. Будь он пай-мальчиком — не пережил бы все чистки в русской разведке.

— Солидное резюме. Считаешь, ему можно доверять, даже несмотря на сомнительное прошлое?

— Пока — да. Есть одна очень веская причина.

— Какая? — осведомился Ганн.

— У нас просто нет выбора.

ГЛАВА 19

Вместо горстки промокших бедолаг, которую капитан Кемаль выловил в море и переправил на «Арго», в конференц-зале собрались счастливые подводники. Они уже не стеснялись хохотать, вспоминая свои мытарства. Именно за этим занятием и застали их Остин и его спутники.

После прибытия на «Арго» экипаж подлодки прошел медосмотр у судового врача. Спасенных накормили вне очереди и выдали каждому форменный комбинезон НУПИ. О перенесенных подводниками испытаниях напоминали разве что синяки и царапины.

За металлическим столом в центре сидели капитан Этвуд, младший лейтенант Крейсман и Джо Завала. Джо широко улыбнулся коллегам, обменялся рукопожатием с Ганном и Траутом, а Гаме поцеловал в щечку.

Быстро представив всех собравшихся, Остин под радостный свист и аплодисменты объявил:

— Через пару часов вы будете в Стамбуле, а оттуда полетите домой. Самолет уже ждет. Вашим семьям сообщили, что вы целы и невредимы. — Снова аплодисменты. — Понимаю, ребята, вам не терпится отправиться в путь, но есть одна просьба. Мы лишь частично в курсе ваших приключений. Пока вертолет заправляют, не могли бы вы рассказать обо всем по порядку?

Крейсман поднялся из-за стола.

— Конечно, расскажем. Мы по гроб жизни благодарны вам с Джо за то, что вытащили нас оттуда живыми.

— В следующий раз приедем на БМП. — Когда хохот стих, Остин продолжил: — Если вы не против, то я буду задавать вопросы. Так выйдет быстрее.

— Конечно, сэр.

— Отлично. Тогда давайте с самого начала.

Крейсман подошел к стене с картой восточной части Эгейского моря.

— Мы вели археологические работы у побережья Турции. Вот здесь. — Он показал на карте. — Кроме экипажа под командованием капитана Логана, на борту подлодки находился ученый — некий доктор Джозеф Пуласки. По его словам, из Массачусетского технологического института.

Ганн поднял руку.

— Для информации: узнав, что подлодка похищена, мы проверили список команды и нашли там Пуласки. В Массачусетском технологическом о нем никогда и не слыхали.

— Нужно было проверить, прежде чем пускать его на борт, — покачал головой Крейсман. — Так или иначе, работа шла лучше некуда. С помощью манипулятора удалось извлечь ряд находок. Мы готовились к всплытию, и тут Пуласки достал пистолет. Почти весь экипаж находился в хвостовом отсеке и ничего не видел. О захвате нам по интеркому сообщил капитан. Он приказал оставаться на местах, иначе Пуласки откроет огонь. Лодка поднялась на пару сотен футов и легла в дрейф.

— Надолго? — уточнил Остин.

— Минут на двадцать пять. Затем на мониторах появилась огромная тень. Снизу как будто всплыл кит или акула, после чего раздался жуткий лязг. Лодку сильно тряхнуло, и все, кто не ухватился за поручни, упали на пол. Затем мы слышали щелчки и скрежет, словно по корпусу ползают железные муравьи. Это оказались аквалангисты, их было видно на мониторах. Один из этих клоунов даже в камеру помахал! А потом водолазы вдруг исчезли, и мы помчались.

— Где в это время находились капитан, штурман и Пуласки? — спросил Остин.

— На командном посту.

— Капитан еще что-то говорил?

— Да, сэр. Велел принести кофе и сандвичи.

— Что в это время делал корабль поддержки?

— Он вызывал нас по радио, но Пуласки приказал отключить связь. Наверное, там следили за нами, пока подлодка не вышла из зоны обнаружения.

— Сколько длился подводный переход?

— Несколько часов. Когда мы всплыли, было темно, как в погребе. Нигде ни огонька. Потом из люка появились вооруженные люди.

— Русские?

— Не знаю. Они были в камуфляже и вели себя как настоящие военные — не то что эти ублюдки-кавалеристы. Рот держали на замке. Говорил только Пуласки. Он велел покинуть NR-1. Мы вылезли и оказались на палубе большущей субмарины.

— Можете оценить ее длину? — поинтересовался Ганн.

Крейсман окинул взглядом комнату.

— Кто-нибудь попробует прикинуть?

— Я раньше служил на атомной подлодке, — отозвался один из подводников. — Ширина была футов тридцать, а значит, длиной эта малышка примерно как наши лодки класса «Лос-Анджелес». Где-то триста шестьдесят футов.

— А NR-1 всего сто пятьдесят футов длиной. На двести футов короче. Они спокойно могли увезти вас прямо на палубе.

Его собеседник кивнул.

— Эта лодка была больше нашего корабля поддержки.

— Опознавательных знаков не разглядели? — обратился к собравшимся Остин.

Никто не отозвался.

— Ночь была темная и безлунная.

— Так значит, вас перевели на большую лодку?

— Да. Заперли в кубрике. Коек не хватало, поэтому спать пришлось по очереди. Иногда приносили поесть. Мы провели под водой сутки, а когда снова всплыли, стояла ночь. И море было другое — не Эгейское. Воздух не такой соленый. Скорее как на Великих озерах.

— Расскажи про звуки, что мы слышали, — сказал кто-то.

— Точно, я и забыл. Это было задолго до всплытия. В кубрике было тихо как в могиле, и ребята, лежавшие на койках, сказали, что слышат сквозь переборку шум двигателей. Мы все приникли к стенке и стали слушать — так и есть.

— Получается, вы проходили район интенсивного судоходства?

— Скорее всего. Постепенно шум стих, а через несколько часов мы всплыли рядом с каким-то судном. Наверное, оно там специально ждало. Нас перевели на это судно и снова заперли в кубрике. Там мы просидели целых три дня.

— Вас что, никуда не выпускали? — переспросил Ганн.

— Нет-нет! На следующий день ранним утром всех вывели на палубу. Ребята с автоматами держали нас мушке. Большой субмарины было не видать, зато Пуласки — тут как тут. Ухмыльнулся и говорит: «Доброе утро, джентльмены». — Крейсман стал подражать акценту Пуласки. — «В качестве благодарности за морскую прогулку мы попросим вам сделать для нас одно дельце». Он объяснил, что нужно достать груз с затонувшего корабля. С нами отправился сам Пуласки и еще один громила. NR-1 была пришвартована к борту судна, словно к плавучей базе. Мы перешли на подлодку и погрузились.

— На какую глубину?

— Четыреста с лишним футов. Для NR-1 не проблема. Дно было илистое, с небольшим уклоном, а дальше круто уходило вниз. Затонувшее судно лежало на самом краю подводного каньона, который шел под прямым углом к скале.

— Как называлось судно?

— Мы не смогли прочесть. Корпус весь зарос водорослями и ракушками. Форштевень не наклонный, а скорее прямой — как у «Титаника». — Он показал рукой.

— А как судно располагалось на дне?

— Лежало на склоне, сильно накренившись. Казалось, оно перевернется от первого же хорошего толчка. Мы заметили большое отверстие в правом борту.

— А внутрь отверстия не заглядывали?

— Там все было завалено, да и времени не было. Их интересовал другой борт. На манипулятор установили резак. Мы опустились прямо на покосившуюся палубу, и нам велели прорезать дыру в надстройке.

— Не в трюме? — удивился Остин. — Груз должен быть в трюме.

— Разумно. В общем, мы спорить не стали, а прорезали отверстие десять на десять футов. Трудностей не возникло, потому что металл сильно проржавел, но нужно было соблюдать осторожность. Тут как в операционной. Мы понимали: один толчок — и судно полетит в пропасть. Внутри оказались койки и матрасы. Пуласки с приятелем разнервничались и что-то тараторили, глядя в свои чертежи затонувшего корабля.

— По-русски?

— Очевидно. Как выяснилось, мы резали не там. Пришлось проделать еще два отверстия, прежде чем попали куда нужно — в большую каюту, уставленную металлическими ящиками. Размером они были примерно с матросский сундук — такие часто продают в антикварных лавках.

— И сколько было ящиков?

— С дюжину, и все раскиданы по каюте. Пуласки велел вытаскивать их манипулятором. Тут уж нам нелегко пришлось. Ящики были тяжелые, манипулятор еле справлялся. Мы подтаскивали их к отверстию по одному, потом вызывали судно и оттуда спускали тросы с крюками. Мы крепили эти тросы и отходили в сторонку, а сверху вытаскивали ящик — мощность-то у них побольше.

Остин, которому доводилось заниматься подъемом грузов с большой глубины, кивнул.

— Я бы так и поступил.

— Это капитан Логан посоветовал, — виновато улыбнулся Крейсман. — Мы слишком увлеклись — совсем как британские солдаты в фильме «Мост через реку Квай». Наверное, тут дело в профессиональной гордости.

— Не переживайте. Если бы что-то пошло не так, вас бы, скорее всего, прикончили.

— Капитан так и сказал. Мы трудились круглыесутки. Работенка непростая, и задержек хватало, но мы выгрузили все ящики.

— А видели, что внутри?

— Тут смешно получилось. Нас отогнали в сторонку, но мы-то слышали, как они ломом срывают крышки. Сначала голоса были довольные, потом тишина — а дальше они вдруг как раскричались! Похоже, спорили. Затем явился Пуласки и стал орать на нас по-русски, будто мы в чем-то виноваты. Он был зол и, по-моему, немного напуган.

Крейсман оглянулся на товарищей, и те согласно закивали.

— То есть из-за чего весь шум, вы так и не поняли?

Он покачал головой.

— Нас загнали вниз, а когда снова вывели на палубу, уже стояла ночь. Вернулась гигантская подлодка, и еще какое-то судно держалось неподалеку. В темноте было не разглядеть, но, судя по звуку, судно большое. Всех нас, кроме капитана со штурманом, погрузили на лодку — опять в кубрик «со всеми удобствами». Снова был переход под водой, на этот раз покороче. Потом нас вывели в огромный зал, похожий на авиационный ангар.

— Док для подлодок… А что стало с NR-1?

— Не знаем. Когда нас увели, она была пришвартована к судну поддержки. Лишь бы капитан со штурманом не пострадали, — с ужасом выдохнул Крейсман. — Ведь если бы их отпустили, то и нас бы не стали держать в плену?

— Может, у них еще есть планы на вашу лодку или просто заложники понадобились. Что было дальше?

— Опять отвели в казарму. Помойка страшная. Просидели там два дня и чуть не умерли со скуки. Только раз где-то внизу грохнул сильный взрыв.

— Это они завалили подводный канал.

— Зачем?

— Базу обнаружили, вот они и решили избавиться от улик. Большая субмарина была им больше не нужна. Возможно, они и выход на поверхность собирались заделать, а вас оставить внутри. Кто вас охранял?

— Те же ребята, что на судне. Военные с автоматами. Приносили хлеб с водой и запирали дверь. А потом появились те, в широких штанах и потешных шапках. Военные по сравнению с ними — просто кружок кройки и шитья. Эти сначала побили двоих ребят за то, что смеялись, а потом выгнали нас на футбольное поле. Дальше вы все знаете.

Остин оглядел комнату.

— Вопросы есть?

— На NR-1 вам не удалось заметить координаты? — спросил Ганн.

— Нас не пускали к навигационным приборам, а потом их и вовсе отключили.

— Ну надо же, — бросил Ганн.

Комнату сотряс дружный взрыв хохота.

— Что тут смешного? — удивился Руди.

Стройный блондин лет двадцати встал, представился «матрос Тед Маккормак» и положил на стол листок бумаги.

— Вот координаты затонувшего корабля.

— Откуда ты знаешь? — удивился Ганн.

Маккормак протянул руку, на которой красовались громоздкие электронные часы.

— Жена подарила. Свадьба была прямо перед выходом в море. Когда мы созваниваемся, она отмечает на карте, где я.

— Мы все шутили, что жена держит Мака на коротком поводке, — сказал Крейсман. — Больше не шутим.

— Когда лодку угнали, — объяснил Маккормак, — нас и не обыскивали. Наверное, не ждали подвоха.

Настоящее чудо миниатюризации. Компания «Протек» утверждала, что в эти часы встроен самый маленький GPS-приемник в мире. Он определял свое местоположение в любой точке планеты с точностью до нескольких метров.

Остин улыбнулся.

— Вот она, сила любви. Ну а мне, вслед за прославленным поросенком Порки, остается лишь сказать: «Вот и все, ребята». Спасибо за помощь и счастливого пути.

Подводники вскочили на ноги и устремились к выходу, словно усталые кони на водопой. С Остином остались лишь его коллеги из НУПИ.

Пол откинул крышку ноутбука и подключил к нему специальную приставку, чтобы проецировать изображение на большой настенный экран. Гаме с лазерной указкой встала сбоку. Пол пощелкал клавишами, и на стене появились овальные очертания Черного моря и окрестностей.

— Перед вами один из самых удивительных уголков Мирового океана — Черное море, — объявила Гаме, обводя берега лазерной указкой. — Его протяженность с востока на запад — примерно шестьсот тридцать миль, а вот тут, «в талии», которую образует полуостров Крым, — всего сто сорок пять. Несмотря на скромные размеры, репутация у него устрашающая. Греки окрестили Черное море «аксенос» — «негостеприимным», а турки и вовсе, без сантиментов, называли «Карадениз» — «Морем смерти».

— Звучит недурно, — отметил Завала. — Даже поэтично.

— Ага. Для статьи в «Таймс» — самое то, — согласился Остин.

Гаме закатила глаза.

— Вечно вы со своими шуточками.

— Простите, мэм. Мы больше не будем.

— Спасибо. Плохие отзывы не отпугнули путешественников. Ясон проплывал здесь на том, первом «Арго» в поисках Золотого руна. Тысячелетиями Черное море бороздили рыбаки и торговцы. В Ледниковый период оно было большим пресноводным озером, но примерно восемь тысяч лет назад естественная перегородка рухнула, и сюда хлынули воды Средиземного моря. Уровень поднялся на несколько сотен футов.

— Библейский потоп… — пробормотал Остин.

— Существует и такая версия. Жителям прибрежных районов пришлось спасаться бегством. Не знаю, строили ли они ковчег. — Гаме улыбнулась. — Соленая вода погубила озеро, а питающие его реки лишь ухудшили положение.

Она дала знак Полу, и тот вывел на экран карту глубин.

— Как видите, глубина колоссальная. По периметру идет континентальный шельф — вероятно, раньше он был сушей. Шире всего он в украинских водах. Затем дно резко уходит вниз на семь тысяч футов. Жизнь кипит у поверхности, однако ниже пятисот пятидесяти футов кислорода в воде нет и море безжизненно. Необитаемой зоны такого объема нет больше нигде в Мировом океане. Мало того, глубинные слои насыщены сероводородом. Один раз вдохнешь — и ты покойник. Если бы весь этот газ как-то попал на поверхность, то ядовитое облако уничтожило бы всю жизнь в самом море и по его берегам.

— Выходит, не зря турки говорят «море смерти», — сказал Завала.

Пол вывел на экран карту, где граница шельфа была обозначена красным пунктиром.

— По словам Крейсмана, затонувшее судно находится на глубине четырехсот футов — это самый край материковой отмели. Чуть глубже — и ничего бы не осталось. Деревянные суда хорошо сохраняются на большой глубине, поскольку корабельные черви не могут жить без кислорода; а вот металл разрушается очень быстро.

— То есть от корпуса осталась бы лишь горстка молекул, — заметил Остин.

— Именно так. Каньон, о котором упоминал Крейсман, скорее всего — продолжение речного устья. Поверхность шельфа ровная и понемногу уходит вниз, так что все сходится. После распада всевозможной органики у дна скапливается метан. Наверное, аквалангистов можно от него защитить, но все равно погружаться в столь ядовитой среде небезопасно.

До этого момента Ганн лишь впитывал информацию. Теперь он встал и взял у Гаме указку.

— Итак, что у нас есть? Подлодку угнали здесь. — Красная точка пробежала из Эгейского моря через Босфор. — Вот здесь они слышали шум моторов. А тут, — он указал на линию континентального шельфа, — согласно GPS-приемнику, лежит наш загадочный сухогруз.

Пол подвел курсор к красной точке и нарисовал там крест.

— Ради этого судна кто-то пустился во все тяжкие, — произнес Остин. — Может быть, именно в нем ключ ко всему.

— Как скоро мы можем поднять якорь? — обратился к капитану Ганн.

Пока подводники рассказывали о своих приключениях, а ученые из НУПИ обсуждали версии, капитан Этвуд не проронил ни слова. Теперь же он улыбнулся и сказал:

— Ребята, вы так увлеклись своим Черным морем, что даже не слышали, как я вызывал мостик. Мы уже в пути. К утру будем на месте.

Палуба под ногами едва заметно дрожала — заработали двигатели. Ганн поднялся.

— Я — спать. Денек завтра будет не из легких.

Остин объяснил ему, как добраться до каюты, а Завале сказал, что зайдет к нему позже. Оставшись в одиночестве, он сел за стол и стал разглядывать карту Черного моря, словно ее линии и зигзаги были буквами тайного языка, которые можно прочесть с помощью Розеттского камня. Его взгляд впился в крестик — таинственное затонувшее судно.

Курт вспомнил цепочку событий, которая привела его на борт «Арго» в погоне за… собственно, за чем? Он словно рылся в яме со змеями, пытаясь отыскать ужа в клубке гадюк. Щелкнув выключателем, Остин вышел из зала и отправился к себе в каюту. Ему не давала покоя грустная мысль: а что, если они все ядовитые?

ГЛАВА 20

Когда Остин проснулся, серый рассвет уже проник в иллюминатор. Он глянул на соседнюю койку. Завале, конечно же, снились алые корветы и роскошные блондинки-аналитики. Курт всегда завидовал товарищу: тот мгновенно отключался, крепко спал, а утром вскакивал свежий и полный сил. Сам Остин дремал лишь урывками, то и дело просыпаясь от внезапной мысли, словно мозг постоянно искал ответы где-то в лабиринтах подсознания.

Выбравшись из постели, Курт подошел к умывальнику и плеснул в лицо холодной воды. Быстро натянув джинсы, плотный свитер и ветровку, он вышел из каюты. Студеный утренний ветер ударил в лицо, унося прочь последние обрывки сна. Краешек солнечного диска выглянул из-за горизонта на востоке, облака там уже купались в золотисто-алом свете.

«Арго» делал пятнадцать узлов. Остин облокотился на релинг и стал под мерный плеск волн глядеть в темную воду. Над пенными гребнями носились чайки, словно подхваченное ветром конфетти. Трудно было поверить, что, нырнув всего на три сотни метров, окажешься в самом безжизненном месте планеты. Черное море — это огромная лужа мертвой воды, однако Остин хорошо знал, что страшиться стоит не его смертельных глубин, а бездонного ада, что порой таится в мозгу человека.

Содрогнувшись — причем не только от холода, — он вернулся в теплую кают-компанию, и от дразнящего аромата кофе и яичницы с беконом его хандру как рукой сняло. Если забыть о синем море в иллюминаторах, то столовая на «Арго» была точь-в-точь как уютное кафе в крошечном городишке, где у каждого из завсегдатаев — своя, личная кружка. Кое-где сидели матросы, сонные после ночной вахты.

Остин взял кофе с собой и по пути на мостик столкнулся с Траутами, которые уже позавтракали и теперь осматривали корабль. Втроем они поднялись в рулевую рубку, откуда открывался эффектный вид вперед и на оба борта.

Руди Ганн еще в годы флотской службы приучился вставать ни свет ни заря. Он беседовал у пульта управления с капитаном Этвудом, а при виде друзей радостно улыбнулся.

— Доброе утро. Я как раз собирался идти за вами. Капитан объясняет, как намерен поступить с затонувшим судном.

— Я тоже хочу послушать, — сказал Остин. — Когда мы будем на месте?

Этвуд кивнул на круглый монитор, расчерченный концентрическими окружностями. На нем зелеными точками горели показания GPS-приемника, антенна которого получала данные с двадцати четырех спутников, кружащих на высоте одиннадцать тысяч миль. Сбоку от экрана выводились широта и долгота с точностью до десятка метров.

— Если часы нашего Дика Трейси[130] с подлодки не врут, то прибудем минут через пятнадцать.

— Так вы не шутили, когда обещали, что мы будем на месте к утру? — удивился Остин.

— На вид «Арго» — рабочая лошадка, но в нем течет кровь рысака.

— Как вы планируете вести разведку?

— Сначала запустим новый БПА с гидролокатором и сделаем съемку местности, а потом уже рассмотрим в деталях.

БПА — безэкипажный подводный аппарат — был последним словом техники для глубоководных исследований.

Полу захотелось взглянуть на карту. Капитан отодвинул голубую занавеску, за которой находилась штурманская рубка. На столе была расстелена карта Черного моря.

— Мы здесь. — Этвуд ткнул пальцем неподалеку от западного берега.

Долговязый Траут склонился над картой.

— Под нами край материковой отмели, которая тянется вдоль берегов Румынии и устья Дуная, мимо Босфора и до самого Крыма. — Он обернулся к жене. — Гаме расскажет о биологических и археологических аспектах.

— Отмель, о которой говорит Пол, — настоящий рай для рыбака. Здесь водятся лосось, белуга, тюрбо. Встречаются дельфины и скумбрия, хотя ее численность резко упала. Кто-то говорит, что турки все выловили, а те кивают на ЕС: мол, во всем виновато загрязнение Дуная. Так или иначе, глубже четырехсот пятидесяти футов никакой жизни нет. Девяносто процентов воды в этом море вообще не содержит органики. Рыбы стало меньше, плюс то красный прилив,[131] то нашествие медуз — словом, все забеспокоились и в кои-то веки решили действовать.

— Поэтому здесь и работает НУПИ, — пояснил Этвуд. — Мы собирали данные для совместного русско-турецкого научного проекта.

— А почему на борту нет представителей стран-участниц? — спросил Пол.

— Поначалу их наблюдатели запрещали ученым брать кое-где пробы. Когда к делу привлекли НУПИ, адмирал Сандекер потребовал полный карт-бланш — никаких наблюдателей во время пилотного исследования. У адмирала большой авторитет, а положение отчаянное, вот он и сумел настоять на своем.

— «Отчаянное» — не то слово, — заметила Гаме. — При таком уровне загрязнения создаются все условия для подъема донных вод на поверхность, а тогда погибнет и море, и все живое в его окрестностях.

— Пока людям не угрожает гибель, они не пошевелятся, — заметил Ганн.

— Забеспокоились — и хорошо, — констатировал Остин.

Траут провел пальцем по карте.

— Дно покрыто черным илом, а под ним — глина. Раньше здесь был берег пресноводного озера. За краем отмели в ее крутой склон врезаются глубокие ущелья. Десять тысяч лет назад уровень моря был на тысячу футов ниже. Если верить в потоп, то получается, что под воду ушло шестьдесят тысяч квадратных миль суши.

— Представляю, как тогда уважали всякого, у кого есть лодка, — заметил Остин.

— В нашем случае это очень важно, — продолжила Гаме. — Пол вчера объяснял, что корабельные черви не живут на большой глубине, поэтому деревянное судно пролежит хоть тысячу лет. Металл же продержится совсем недолго.

Капитана позвали в рулевую рубку. Через минуту он вернулся, довольно улыбаясь.

— Мы на месте. Таинственный корабль точно под антенной.

— Обязательно пошлю букет цветов красотке, которая подарила своему морячку GPS-приемник.

Остин окинул взглядом пустынное море и подумал, сколько времени ушло бы на бесплодные поиски.

— Нет уж, пошлем ей сразу целую теплицу.

Появился Завала, и они все вместе направились на правый борт, где на алюминиевой подставке поблескивал металлическим кожухом похожий на торпеду аппарат. Высокого мужчину, который как раз отключал от него компьютер, звали Марк Мерфи — на «Арго» он отвечал за все устройства сбора данных с дистанционным управлением.

Типичный нонконформист, вместо рабочего комбинезона НУПИ Мерфи носил собственную униформу: линялые обрезанные джинсы, замшевую рубаху поверх футболки, старые рабочие ботинки и бейсболку с коротким козырьком, на которой написано: «Аргонавт». Мерфи было пятьдесят с небольшим; несмотря на густую седую бороду, его красное от солнца лицо светилось мальчишеским энтузиазмом.

— Не стесняйся, — бросил он, заметив, какими глазами Завала смотрит на «торпеду».

— Спасибо. — Джо провел кончиками пальцев по широким цветным полосам на корпусе аппарата. — Ну и красотка! Хороша!

— Простите моего друга, — вступил в разговор Остин. — Он целые сутки без женского общества.

— Да я понимаю, — отозвался Мерфи. — Моя малышка — просто огонь. Подожди, еще увидишь ее в деле.

Остин улыбнулся. Нежность, с которой эти двое говорили о приборе, его не удивила. Завала был блестящим инженером, он спроектировал и разработал множество подводных устройств. Мерфи же руководил их эксплуатацией на «Арго». Строгие линии застывшего на подставке аппарата вызывали у обоих те же чувства, что и изгибы женского тела.

Курт разделял их восторг. БПА — полтора метра длиной и двадцать сантиметров в диаметре — весил меньше сорока килограммов. Эта миниатюрная «торпеда» олицетворяла новейшие технологии глубоководных исследований и могла действовать чуть ли не самостоятельно. Аппарат разработали в Вудсхоле и назвали ПАУГР — Полуавтоматическое устройство гидрографической разведки.

— Все почти готово, — объявил Мерфи. — Мы спустили за борт два автономных передатчика. Они размещены в противоположных углах зоны поиска и задают навигационную сеть. Машина поддерживает с ними связь, постоянно сообщая свои координаты. Все собранные данные записываются на жесткий диск, и потом их можно скопировать. Для начала мы сделаем десять проходов по сто футов длиной, ведя съемку с высоким разрешением. Скорость — пять с половиной узлов, расстояние до дна — девяноста футов. Машина оборудована специальным сонаром, чтобы избегать столкновений.

Мерфи щелкнул выключателем на боку аппарата, и работающий от батареи пропеллер из нержавеющей стали тихо зажужжал. Мерфи с помощником аккуратно опустили стойку с «торпедой» за борт.

«Арго» был буквально утыкан лебедками и кранами для всевозможных электронных «глаз», «ушей» и «рук», а также всяческих пилотируемых и автономных аппаратов, которые ученые вечно запускают в море. Один мощный кран вполне мог бы поднять целый дом, но под чрезмерной нагрузкой тут же прекращал работать, чтобы судно не затонуло, зацепившись за какую-нибудь подводную гору.

Тяжелые устройства обычно запускали через специальный раздвижной люк в середине днища, однако БПА можно было просто бросить за борт. Лопасти пропеллера ушли в воду, и «торпеда» рванула с места, будто сорвавшаяся с крючка рыбина. Аппарат удалился от корабля и в соответствии с программой стал выписывать десятиметровые круги.

— Нужно четыре круга, чтобы откалибровать компас, — пояснил Мерфи. — Дальше устройство соединится с навигационной сетью и будет вычислять свои координаты путем триангуляции. — На их глазах машина прошла последний круг и нырнула под воду. — Пошла на первый заход.

— А нам что делать? — спросил Остин.

— А мы пока выпьем кофе с пончиками, — широко улыбнулся Мерфи.

ГЛАВА 21

БПА скользил над морским дном туда-сюда, как газонокосилка, а его маршрут в это время выводился на экран компьютера. Выполнив задачу, аппарат направился прямиком к третьему передатчику, словно щенок, которому бросили косточку. «Торпеда» всплыла носом вверх у самого борта, где специальный улавливатель подхватил ее и поднял на палубу. Мерфи подключил провод и скопировал данные с еще мокрого прибора на компьютер, после чего отсоединился.

Он пошел в конференц-зал с ноутбуком под мышкой и подключил его к большому экрану. Программа стала в замедленном режиме выводить запись, и сделанные БПА в высоком разрешении снимки морского дна потянулись на экране сверху вниз, будто два водопада. Справа отображались координаты и глубина. Мерфи настроил экран на желто-коричневую гамму, чтобы глаза не очень уставали.

Дно было ничем не примечательное. Изредка попадались валуны да сменяли друг друга темные и светлые полосы донных отложений. Однако на четвертом отрезке маршрута камера показала две сходящиеся линии. Все впились глазами в монитор. БПА доплыл до конца, развернулся и двинулся в обратном направлении. Мерфи нажал на паузу и воскликнул:

— Есть! — На экране появилось контрастное изображение — несомненно, затонувшее судно. Мерфи увеличил масштаб: темные и светлые пятна превратились в двери, люки и иллюминаторы. Компьютер рассчитал габариты судна, и ученый констатировал: — Длина — двести пятьдесят футов.

Остин заметил на корпусе темное пятно.

— А можно здесь увеличить?

Мерфи щелкнул клавишей, и заинтересовавший Остина фрагмент появился в отдельном окошке у края экрана. Стало отчетливо видно, что у самой ватерлинии зияет пробоина.

Цветную карту зоны поиска с отметкой о положении судна распечатали и расстелили на столе.

— До поверхности четыреста пятьдесят футов. Глубина на шельфе триста футов, но здесь начинается каньон. Судно лежит на его склоне, сразу за краем.

— Молодец, Мерфи, — похвалил капитан Этвуд и сказал, обращаясь к остальным: — Телеуправляемый аппарат готов к запуску.

Капитан указал на пульт управления «роботом» — так обычно называли этот аппарат — и обратился к Ганну:

— Возьмете управление на себя?

Несмотря на профессорские манеры, Руди обожал быть в гуще событий, однако с момента прибытия на «Арго» он весьма успешно держался в сторонке. Оператором Ганн был опытным, и упрашивать его не пришлось.

— С удовольствием, капитан.

— Тогда приступайте, когда будете готовы.

Ганн сел за пульт, пробежался по органам управления и попробовал джойстик, а потом с улыбкой потер руки.

— Запускайте.

Капитан что-то скомандовал в миниатюрную рацию, и через мгновение экран засветился. Носовая камера «робота» была направлена на шахту люка. Когда аппарат опустили в воду, изображение потемнело. В кадре появился водолаз в гидрокостюме. Он отцепил трос подъемного крана и исчез, а экран стал синеть и покрываться пузырями. Машина прошла сквозь люк и медленно погружалась.

Аппарат «Бентос стингрей» соединялся с кораблем трехсотметровым кабелем с кевларовым покрытием. Вниз передавались команды с пульта управления, а в обратном направлении шла видеотрансляция. На «Арго» имелись «роботы» побольше и помощнее, но, услышав рассказ подводников, капитан предпочел более компактный и маневренный аппарат. Габаритами он напоминал большой чемодан. При скромных размерах «Стингрей» был оснащен фото- и видеокамерой, а также манипулятором.

Ловко управляясь с джойстиком, Ганн направил «робота» вниз по пологой траектории. Навигационная сеть вела его точно к цели. Вода понемногу чернела: чем глубже, тем меньше в ней солнечного света. Руди включил спаренные галогеновые прожекторы на сто пятьдесят ватт, но даже их яркие лучи терялись в густой мгле.

«Робот» погрузился до трехсот футов и выровнялся в нескольких ярдах от дна. Легкое течение тормозило машину, и та плыла над слоем черного ила со скоростью чуть меньше узла. Вскоре дно ушло вниз. Каньон разверзся так внезапно, что у собравшихся в зале немного закружилась голова. Ганн направил нос аппарата вниз и повел его вдоль крутого склона.

Пока объект был слишком далеко для визуального контакта, сонар «робота» выводил его контуры на отдельный экран. Руди чуть шевельнул вертикальными рулями, и «Стингрей» проплыл прямо над целью.

Судно лежало на крутом склоне, накренившись и уйдя дном в ил. «Робот» нырнул чуть глубже и поплыл вдоль борта на уровне верхней палубы, мимо иллюминаторов, часть которых оказалась открыта. Корпус сильно зарос ракушками и выглядел особенно зловеще. Кое-где рыжеватыми пятнами проступала специальная защитная краска. Деревянная рубка исчезла без следа, палубы прогнили насквозь. Шлюпбалки торчали пустые, ванты обросли водорослями, а от трубы осталась лишь груда ржавого металла.

Загорелое лицо Остина так и светилось. Для него эта проржавевшая развалина была живой. Уже некому задраить распахнутые рвущимся наружу воздухом люки, но он все равно слышал, как скрипят мачты, как урчит двигатель пляшущего на волнах сухогруза. Прямо перед его глазами рулевой крепко вцепился в штурвал и широко расставил ноги, облокотившись на деревянные перила, а команда занималась на палубе своими делами, сражаясь с неизбежной спутницей моряка — скукой.

Остин попросил Руди подвести «робота» поближе к носу. Как и говорил Крейсман, корпус сильно зарос, и название судна не разобрать. Ганн безуспешно заглядывал во всякие укромные места, надеясь обнаружить табличку с данными производителя.

Тогда Остин обратился к Гаме:

— А что скажет об этой старушке наш штатный гидроархеолог?

Гаме задумчиво потерла подбородок, не отрываясь от мрачной картины на мониторе.

— Вообще-то я занималась греческим и римским флотом, так что куда лучше ориентируюсь в биремах и триремах. Впрочем, кое-какие мысли есть. — «Робот» проплывал в районе миделя, где ржавая обшивка вздулась и заросла не так сильно. — Листы крепятся на заклепках. К сороковым годам двадцатого века все верфи перешли на сварку. Такой рангоут характерен для грузовых судов. Построен, судя по обводам, в самом конце девятнадцатого века или чуть позже.

Остин попросил Ганна переместиться к другому борту. Судно кренилось в сторону пропасти, и с той стороны казалось, что оно вот-вот рухнет. Аппарат подплыл к самому борту, так что пробоина растянулась на весь экран. В лучах прожекторов виднелись искореженные трубы и металлические стойки.

— Руди, что думаешь о повреждениях?

— Судя по кромке, снаряд угодил в машинное отделение. Для торпеды высоковато. Скорее орудие.

— Кому понадобилось топить никчемный старый сухогруз? — удивился Завала.

— Наверное, решили, что не такой уж он никчемный, — отозвался Остин. — Посмотрим, что с надстройкой, о которой говорил Крейсман.

Ганн что-то нажал, и «робот» всплыл над палубой. Руди довольно ухмылялся — он в своей стихии. Аппарат проплыл мимо мостика и замер у темного прямоугольного отверстия. Дыра в борту была рваной — здесь же резак оставил почти ровные края. Ганн подобрался к отверстию почти вплотную, и прожектор выхватил из тьмы очертания койки, металлические ножки стола и стула.

— Мы можем попасть внутрь? — спросил Остин.

— Течение здорово усложняет дело, но я попробую. — Ганн чуть пошевелил джойстиком, и аппарат нырнул точно в центр отверстия с удивительной легкостью — так опытная швея вдевает нитку в иголку. Он мог поворачиваться, не двигаясь с места, и Руди описал полный круг. Камера показала лишь бесцветные груды мусора. Пошарив манипулятором в углу, Ганн поднял облако ржавой взвеси, а «робот» при этом застрял. Руди выждал, пока ил уляжется, и освободил аппарат — тот зацепился краем за свисавший с потолка провод.

— Что скажешь? — спросил он Остина.

— Скажу, что все ценное уже забрали. Придется складывать картину по кусочкам, отталкиваясь только от самого корабля — без груза. — Он ткнул пальцем в полку на стене. — А тут что?

Острый глаз Остина приметил какой-то темный угловатый предмет. Манипулятор «робота» отодвинул бесформенную серовато-бурую кипу хлама, и Руди попытался ухватить находку, но та постоянно вываливалась, словно игрушка, которую ни за что не вытащишь из автомата. Ганн раздраженно прикусил губу. Он загнал предмет в угол и захватил понадежнее, после чего задом вывел «робота» из каюты и поднес манипулятор ближе к прожектору. В его клешне оказалась зажата небольшая плоская шкатулка.

— Возвращаюсь, — объявил Руди.

Он направил аппарат назад, к «Арго», и через несколько минут на экране показались огни люка. Капитан распорядился стабилизировать находку в морской воде и доставить в рубку управления «роботом». Вскоре один из механиков принес белую пластмассовую банку. Из всех собравшихся самый большой опыт обращения с гидроархеологическими находками был у Гаме. Она попросила мягкую кисточку, а шкатулку достала из банки и осторожно поставила на пол. Легкими, аккуратными движениями Гаме расчистила участок размером с ноготь, и под тусклой патиной блеснул металл.

— Серебряная, — бросила она, не отрываясь от работы.

Вскоре половина крышки была очищена. На ней обнаружилась чеканка — двуглавый орел. Гаме осмотрела замок.

— Можно открыть, но я боюсь. Есть риск, что содержимое шкатулки будет уничтожено при попадании воздуха. Тут нужно специальное оборудование.

Она посмотрела на капитана.

— «Арго» предназначен для биологических и геологических исследований, — сказал Этвуд, — но поблизости есть другое судно НУПИ — «Морской охотник», и оно как раз ведет археологические работы. Может быть, там помогут.

— Конечно, помогут. Пару лет назад я бывал на «Морском охотнике», — сказал Остин. — Это ведь аналог «Арго»?

— Да. Конструкция такая же.

— Нужно скорее доставить туда шкатулку. Пока я помещу ее в морскую воду. — Гаме мечтательно посмотрела на находку. — Вот черт. Теперь я не успокоюсь, пока не выясню, что внутри.

Вскоре экран снова зажегся и показал все ту же картинку из трюма. «Робота» опять опустили в воду, и все пошло как в первый раз: водолаз, пузыри, темная вода.

Ганн направил аппарат прямо к затонувшему судну, и тот вскоре подошел прямо к его корме. Орудуя джойстиком, Руди вытянул манипулятор так, чтобы его было хорошо видно в свете прожекторов. Идею Остину подсказала кисточка, которой Гаме чистила крышку шкатулки. В клещах манипулятора была зажата металлическая щетка — прежде ею обрабатывали корпус «Арго» перед покраской.

Руди попытался отскрести ракушки, однако тут вмешался третий закон Ньютона: «Действие равно противодействию». «Робота» отталкивало от корпуса. Затонувшее судно не желало раскрывать свое имя. Тем не менее через сорок пять минут им удалось расчистить небольшой участок. На белом фоне отчетливо виднелся фрагмент надписи: возможно, буква «О» или еще какая-то — вариантов было не меньше десятка.

— Вот тебе и блестящая идея, — заметил Остин.

Ганн был расстроен ничуть не меньше. На его лбу поблескивали капельки пота. Чтобы аппарат не отбрасывало от борта, он постоянно подрабатывал двигателями, но в какой-то момент не справился, и «робот» врезался в обшивку. Наросшие ракушки не выдержали удара — разом отвалился целый кусок с полметра диаметром. Под ним обнаружилась буква «С».

— Наросты затвердели, вот их и не получается отчистить, — сказала Гаме.

— А можешь отколоть еще кусок? — поинтересовался Остин и тут же добавил, обращаясь к капитану: — Разумеется, сэр, если вы не против.

Этвуд пожал плечами.

— Да мне и самому чертовски интересно, что это за лоханка. Подумаешь, пара вмятин на казенном оборудовании!

Тут он сообразил, что за пультом сидит заместитель главы НУПИ, и покраснел. Впрочем, Ганн без всяких сантиментов сжал зубы и стал долбить в борт, словно тараня ворота вражеского замка. Твердая корка отлетала слоями, и из-под нее проступали все новые буквы. Наконец, после особенно удачного удара, отвалился целый пласт сросшихся ракушек, и взглядам собравшихся открылось все название судна.

В свете прожекторов Остин прочел его и покачал головой.

— Я не слишком силен в русском, но, кажется, здесь написано «Звезда Одессы».

— Не слыхал о таком, — сказал Этвуд. — А ты?

— Тоже нет, — отозвался Остин. — Но один мой приятель точно слыхал.

ГЛАВА 22

Вашингтон.

По просьбе Смитсоновского института Сент-Джулиан Перлмуттер посвятил почти весь день поискам информации о двухкорпусном броненосце, и от работы у него разыгрался аппетит. Впрочем, аппетит у Сент-Джулиана просыпался по любому поводу. Обычный человек в таком случае удовлетворился бы парой ломтей хлеба с ветчиной, но Перлмуттер не таков. Питая любовь к немецкой кухне, он остановился на свином колене с кислой капустой и молодом рислинге из собственного винного погреба на четыре тысячи бутылок. Столовое серебро и фарфор в доме Перлмуттера были с французского лайнера «Нормандия».

Даже резкий, как судовой колокол, телефонный звонок не вывел Сент-Джулиана из блаженного состояния сытости.

Промокнув рот и густую седую бороду льняным платком с монограммой, он протянул пухлую руку к телефонной трубке.

— Сент-Джулиан Перлмуттер у аппарата. Коротко изложите, по какому вы делу.

— Простите, я, должно быть, ошибся номером, — раздалось в трубке. — Джентльмен, которому я звоню, никогда не отличался вежливостью в телефонных разговорах.

— Ах вот как! — взревел Перлмуттер. — Ты, Курт, постыдился бы! Что с имамом?

— Имам? Не припоминаю… Попробуй позвонить в стамбульскую справочную.

— Не вздумай потешаться над серьезными вещами, нахальный мальчишка! — пророкотал Перлмуттер, ярко-синие глаза которого так и сияли на румяном лице. — Ты обещал мне раздобыть настоящий рецепт «имам баялды», что можно перевести как «обморок имама», поскольку, попробовав это блюдо, старик упал без чувств от наслаждения. Не забыл?

Остин задабривал Перлмуттера тем, что привозил ему экзотические рецепты со всех концов света.

— Конечно, нет. Как раз выпрашиваю рецепт у шеф-повара одного из лучших стамбульских ресторанов. Вышлю при первой возможности. Я же не хочу, чтобы ты умер от истощения.

Двухсоткилограммовый гигант разразился громогласным хохотом.

— Уж истощение-то мне не грозит!.. Ты еще в Турции?

— Неподалеку. Я на судне НУПИ в Черном море.

— Отдыхаешь?

— Нет, каникулы кончились. Нашлась работа, и мне нужна твоя помощь. Можешь разузнать побольше о старом сухогрузе «Звезда Одессы»? Он затонул в Черном море, только я не знаю когда.

— Проще простого — с такими-то исходными данными, — саркастически заметил Перлмуттер. — Рассказывай-ка все. — Он записал те крохи информации, что были известны Остину. — Я постараюсь, если только совсем не ослабею от голода. Вот будь у меня некий рецепт турецкой кухни…

Остин заверил, что пришлет рецепт в ближайшее время. Ему неловко — в суматохе он совершенно забыл о просьбе Сент-Джулиана.

— На камбузе есть кто-нибудь, кто разбирается в турецкой кухне? — спросил он капитана.

Остин ушел охотиться за рецептом, а в это время за много тысяч миль от Черного моря, в переделанном из сарая доме позади двух увитых виноградными лозами георгианских особняков на Эн-стрит Перлмуттер так и сиял. Разыгрывая недовольство, на самом деле он обожал загадки. Смитсоновский институт подождет, хотя таинственный двухкорпусной броненосец — это тоже очень интересно.

Сент-Джулиан окинул взглядом гостиную, служившую заодно кабинетом и спальней, каждый сантиметр которой занимали книжные полки. Любой библиотекарь упал бы в обморок, но признал бы, что здесь собрана лучшая в мире коллекция книг по истории мореплавания.

Каждую книгу хозяин дома прочел хотя бы дважды. Мозг Перлмуттера, словно энциклопедия, содержал неимоверное количество всевозможных фактов, аккуратно связанных друг с другом, как странички веб-сайта. Он мог достать из любой стопки пыльный томик, пробежать пальцем по корешку и воспроизвести его чуть ли не дословно.

Перлмуттер нахмурился. Какая-то мысль не давала ему покоя, укрывшись в дальнем уголке мозга, неподвластном сознанию. Он что-то слышал про «Звезду Одессы» еще до разговора с Остином. Надо вспомнить прямо сейчас, не то забудется…

Сент-Джулиан рылся в кипах книг и журналов, что-то бормоча себе под нос. Нет, ничего не идет на ум. Наверное, это старость.

Он достал из папки карточку и набрал код Лондона, а затем номер. В трубке раздался голос с резким британским выговором:

— Библиотека Гилдхолла.

Перлмуттер представился и попросил соединить его с ассистентом, к которому обращался в прошлый раз. Как и многие британские учреждения, библиотека Гилдхолла существовала уже не одно столетие. Она была основана в тысяча четыреста двадцать третьем году и славилась своими историческими фондами, в которых имелись работы аж одиннадцатого века.

А еще здесь было лучшее в Британии собрание книг по истории кулинарии и виноделия, и этот факт тоже не ускользнул от внимания Перлмуттера. Впрочем, чаще всего он обращался к трудам по мореплаванию. Благодаря славной истории Английского флота и колоссальному размаху колониальной торговли во времена Британской империи Гилдхолл оказался настоящим кладезем информации о любой стране мира, имеющей выход к морю.

Из трубки донесся приятный голос его знакомой — молодой женщины по имени Элизабет Босворт:

— Рада вас слышать, Джулиан.

— Спасибо, Элизабет. Как поживаете?

— Благодарю, хорошо. Последнее время много дел — составляю каталоги договоров с командами колониальных судов в восемнадцатом веке.

— Я вам не помешал?

— Нет-нет. Материалы интересные, но временами становится скучновато. Чем я могу вам помочь?

— Пытаюсь выяснить что-либо о старом сухогрузе «Звезда Одессы». Не могли бы вы глянуть в записях «Ллойда»?

В библиотеке Гилдхолла хранились все архивы этой огромной страховой компании вплоть до тысяча девятьсот восемьдесят пятого года. Корпорация «Ллойд» была учреждена в тысяча восемьсот одиннадцатом году как система «наблюдения и надзора» в крупных портах всей планеты. К концу девятнадцатого века на нее в разных уголках мира работали четыре с лишним сотни агентов да еще пятьсот их помощников. В библиотеке хранились отчеты о несчастных случаях, судовладельцах, поставках и фрахтах, которые интересовали историков вроде Перлмуттера.

— С удовольствием поищу, — ответила Босворт.

Приветливость девушки лишь отчасти объяснялась щедрыми пожертвованиями, которые Сент-Джулиан регулярно делал в фонд библиотеки в дополнение к обычному взносу. Как и американец, она обожала историю мореплавания и восхищалась его домашней библиотекой. Элизабет и сама не раз обращалась к нему за помощью.

Перлмуттер продиктовал все, что ему сообщил Остин, и извинился за скудность исходной информации. Босворт пообещала перезвонить, как только что-нибудь выяснит. Он повесил трубку и вернулся к работе. Перлмуттер отличался бульдожьим упорством и наконец отыскал набросок двухкорпусного броненосца конфедератов. Он уже набирал на компьютере отчет, когда зазвонил телефон. Это была Босворт.

— Джулиан, я кое-что отыскала по «Звезде Одессы». Отправлю факсом.

— Спасибо, Элизабет. Когда буду в Лондоне, обязательно приглашу вас поужинать в «Симпсонс» на Стрэнде.

— Свидание!.. Ну, вы знаете, как меня найти.

Они попрощались, а через пару минут факс зажужжал и выплюнул несколько листов. Перлмуттер взял первый: отчет агента «Ллойда» А. Зубрина из Новороссийска, датированный апрелем семнадцатого года.

«Настоящим сообщаю, что сухогруз „Звезда Одессы“ водоизмещением десять тысяч тонн, вышедший из Одессы в Константинополь в феврале 1917 года, не прибыл в пункт назначения и считается пропавшим без вести. Информацию подтвердил агент Г. Боздаг из Константинополя. Из других черноморских портов сведений также не поступало. Судно принадлежит компании „Фоше“ из Марселя, которая обратилась за возмещением. Согласно данным последнего осмотра в июне 1916 года, сухогруз требовал срочного ремонта. Прошу разъяснений по поводу страховой выплаты».

Далее следовала переписка между агентом, центральным офисом в Лондоне и компанией-владельцем. Французы требовали выплаты в полном объеме, страховщики отказывали, ссылаясь на плачевное состояние судна. В итоге сошлись на трети первоначальной суммы — да и то с учетом стоимости груза.

Перлмуттер подошел к огромному — во всю стену — шкафу и вытащил потертый том бордового цвета. Листая реестр французских судовладельцев, он выяснил, что компания «Фоше» обанкротилась в двадцать втором году. Сент-Джулиан хмыкнул. Неудивительно — раз они так относились к своим судам. Он поставил книгу на место и взял второй документ, который прислала Босворт, — книжную рецензию из лондонской «Таймс» тридцатых годов.

Статья называлась «Морской волк раскрывает тайны Черного моря». Перлмуттер отложил ее и прочел сначала письмо Элизабет:

Дорогой Джулиан,

Надеюсь, статья вам пригодится. Ваше загадочное судно упоминается в аннотации к семейному архиву, завещанному библиотеке лордом Додсоном, который много лет служил в Министерстве иностранных дел. Речь идет о рукописи с воспоминаниями Додсона, однако семья изъяла ее из архива. «Звезда Одессы» также упоминается в книге «Жизнь в Черном море». Эта книга у нас есть, если потребуется, могу выслать ее «Федексом».

Перлмуттер отложил письмо и направился к полке, под завязку забитой книгами всех цветов и размеров. Пробежав пухлыми пальцами по корешкам, он вытащил небольшой томик в кожаном переплете с элегантной позолотой.

— То-то! — торжествующе воскликнул Сент-Джулиан.

Не беспокоясь больше о провалах в памяти, он нацарапал на листке: «Высылать не надо. Книга у меня есть. Спасибо» — и сунул его в факс. Сообщение помчалось через Атлантику, а Перлмуттер поудобнее устроился в кресле, поставил рядом стакан холодного чая с гибискусом, блюдце с крекерами и паштет из трюфелей, после чего погрузился в чтение.

Автором изданной в тридцать шестом году книги оказался русский капитан по фамилии Попов. Написано было бойко и весело, так что Перлмуттер то и дело улыбался рассказам о штормах и смерчах, пиратах и бандитах, о жуликоватых торговцах, жадных чиновниках и матросских бунтах.

Самая трогательная глава называлась «Русалочка». Попов тогда был капитаном сухогруза и перевозил лес. Однажды ночью марсовый увидел вдали вспышки и услышал раскаты грома, хотя небо было ясное. Решив, что кто-то попал в беду, Попов изменил курс.

«Через несколько минут мы прибыли на место. Море было затянуто масляной пленкой, над водой висел жирный черный дым. Кругом плавали обломки и — о ужас! — изуродованные обгоревшие тела. Несмотря на все мои уговоры, команда отказалась подбирать трупы: мол, это плохая примета, а люди все равно уже мертвы. Я приказал остановить двигатель, и мы стали слушать. Ни звука. Внезапно откуда-то донесся крик, похожий на птичий. Мы с моим верным помощником прыгнули в шлюпку и стали пробираться среди обломков, правя на звук. Представьте же себе наше изумление, когда свет фонаря выхватил из тьмы светлые локоны маленькой девочки. Она цеплялась за какой-то ящик и, появись мы хоть несколькими минутами позже, непременно замерзла бы в ледяной воде. Втащив девочку в шлюпку, мы смыли с ее лица масло. „Вылитая русалочка!“ — воскликнул мой помощник. При виде нашей очаровательной пассажирки матросы мигом прекратили возмущаться и принялись, как один, заботиться о малышке. Впоследствии выяснилось, что она недурно образована и свободно говорит по-французски. Девочка объяснила, что вместе с семьей плыла на „Звезде Одессы“. Своего собственного имени малышка сообщить не могла; вроде бы ее звали Марией. О своей прежней жизни и о гибели судна она не помнила ничего. Мои суровые морские волки просто обожали ее и называли „русалочкой“».

Прибыв в порт назначения, капитан доложил об инциденте, однако почему-то не стал сообщать властям про девочку. В послесловии к книге он объяснил это так:

«Моим любезным читателям наверняка интересно, что стало с русалочкой. Прошло уже много лет, и теперь я могу рассказать всю правду. Когда я вытащил из воды полумертвую малышку, я был женат уже пять лет — но моякрасавица жена так ни разу и не понесла. Когда я вернулся на Кавказ, мы приняли Марию к себе в семью и не могли на нее нарадоваться. Жена умерла, Мария же выросла чудесной девушкой и вышла замуж — у нее тоже есть дети. А я на старости лет решил рассказать всем, какой удивительный дар принесло мне море после долгих невзгод и лишений».

Перлмуттер отложил книгу и взялся за заметку из «Таймс». Рецензент отозвался о книге сдержанно, зато поразившую его историю «русалочки» пересказал весьма подробно. Перлмуттер предположил, что кто-то из вездесущих сотрудников «Ллойда» наткнулся на упоминание о «Звезде Одессы» и приложил статью к страховому делу.

История русского капитана так потрясла Перлмуттера, что он даже забыл про еду, но теперь быстро наверстал упущенное, разом намазав на крекер паштета долларов на двадцать. Историк подошел к окну и, смакуя землистый аромат трюфелей, окончательно вернулся к реальности. Заинтересовавшись лордом Додсоном, Перлмуттер перечитал письмо Босворт. Интересно, почему его наследники изъяли архив из библиотеки?

Сент-Джулиан казался неуклюжим, однако привык действовать быстро. Он снял трубку, поговорил с парой лондонских знакомых и вскоре выяснил, что внук лорда Додсона — тоже лорд — живет в Котсуолде. Один из приятелей раздобыл и телефон — при условии, что его имя останется тайной, не то обедать Перлмуттеру до скончания дней в «Бургеркинге».

Он набрал номер и представился.

— Да, я лорд Додсон. Говорите, вы занимаетесь историей мореплавания? — чуть удивленно переспросил его собеседник с резковатым выговором британского аристократа.

— В поисках информации о судне «Звезда Одессы» я наткнулся на упоминание о мемуарах вашего отца. В библиотеке мне сказали, что эти материалы изъяты по требованию семьи, и я хотел поинтересоваться, не планируете ли вы все же вернуть их Гилдхоллу?

Повисла пауза, а потом Додсон ответил:

— Ни за что! Видите ли, мистер Перлман, часть записей — весьма личного свойства. — Его голос звучал взволнованно.

— С вашего позволения, лорд Додсон, моя фамилия Перлмуттер. Неужели исторические материалы никак нельзя отделить от личных?

— Извините, мистер Перлмуттер, — Додсон взял себя в руки, — дело в том, что все записи тесно взаимосвязаны. От этих мемуаров не будет никакой пользы — одни неприятности.

— Простите мою настойчивость, но, насколько мне известно, ваш дед завещал библиотеке все свои архивы без исключения.

— Верно, однако следует иметь в виду, что он был человеком исключительной честности. — Спохватившись — эта фраза ставит его самого в двусмысленное положение, — лорд Додсон добавил: — То есть отличался особой наивностью.

— Наивность не помешала занять важный пост в Министерстве иностранных дел.

Додсон нервно усмехнулся.

— В настойчивости американцам не откажешь. Вот что, мистер Перлмуттер, я не хочу показаться невежливым, но разговор закончен. Спасибо за звонок. Всего хорошего.

В трубке раздался длинный гудок. Перлмуттер недоуменно покачал головой. Странно. С чего бы старику так переживать из-за вполне безобидного вопроса? Что за старинная тайна до сих пор тревожит Додсона?

Он набрал номер Остина. Пусть Курт сам разбирается, отчего затонувшая восемьдесят лет назад «Звезда Одессы» не дает покоя английскому лорду.

ГЛАВА 23

Москва.

Клуб находился возле парка Горького, в узком переулке, где когда-то была ночлежка для забулдыг — они спали на крышках от мусорных баков, не обращая внимания на полчища крыс. Теперь вместо алкоголиков здесь собиралась молодежь, похожая на пришельцев из космоса. Над неприметной синей дверью горел одинокий фонарь. Каждый вечер у нее толпились люди, мечтавшие попасть в самый модный клуб Москвы. Настолько модный, что у него и названия-то не было.

Предприимчивый молодой владелец додумался скармливать московским нуворишам самые безвкусные образчики западной поп-культуры. Заведение было организовано по образу нью-йоркского клуба «54», который когда-то прогремел на весь свет, а затем пошел ко дну, не выдержав расцвета наркоторговли.

Клуб располагался в просторном подвале — раньше здесь была швейная мастерская, где за копеечную зарплату какие-то бедолаги в поте лица строчили поддельные «американские» джинсы. Теперь же публике предлагали грохочущее диско, стробоскопы и широкий выбор синтетических наркотиков — их поставляла русская мафия, прибравшая клуб к рукам, когда его первый владелец внезапно скончался от девяти граммов свинца.

Посетители клуба наряжались в диковинные костюмы, надеясь заслужить благосклонность плечистого охранника в черной коже, который стоял между ними и заветной дверью в наркотический рай. Петров немного поглазел на толпу, затем протиснулся между девушкой в прозрачном топе и шортах и ее спутником в бикини из фольги. Вышибала уставился на незнакомца, словно бульдог на прокравшуюся к его миске кошку. Тот подошел к двери и протянул ему сложенный листок.

Крошечные глазки охранника недоверчиво изучали записку. Потом он обнаружил вложенную в нее стодолларовую купюру и подозвал напарника, а сам скрылся за дверью. Вернулся он с человеком в форме флотского офицера. На голове у того была фуражка, а на груди целый иконостас орденов и медалей. Охранник показал на Петрова. Офицер хмуро окинул взглядом лица собравшихся, затем глаза под набрякшими веками сверкнули — узнал. Он жестом пригласил гостя внутрь.

Внутри музыка грохотала так сильно, что Петров едва устоял на ногах. На огромном танцполе бесчисленные тела извивались под монотонный рейв, льющийся из десятков колонок — таких древних, словно их привезли с первого фестивали в Вудстоке. К счастью, офицер провел его в подсобку и закрыл дверь, сквозь которую до них долетал только лишь глухой рокот.

— Бывает, я прячусь здесь от шума, — объяснил офицер.

От него пахло водкой, а в когда-то властном голосе теперь слышались скрипучие нотки. Толстые губы скривились в улыбке.

— Здравствуй, товарищ… А я-то думал, ты погиб.

— Нет, адмирал, я выжил — хоть и чудом, — ответил Петров, разглядывая форму собеседника. — Бывают вещи похуже смерти.

Улыбка адмирала потускнела.

— Только не говори, как низко я пал. Сам знаю. И уж я-то не стал бы потешаться над старым другом.

— Я не потешаться пришел. Помогите мне, и я в долгу не останусь.

Адмирал хмыкнул.

— Как я тебе помогу? Я просто клоун. Этот ублюдок-хозяин держит меня тут на потеху гостям, чтобы помнили о страшном советском прошлом. Впрочем, не такое уж оно страшное…

— Это точно. Но не такое уж и чудесное, — заметил Петров, проведя пальцем по шраму.

— Тогда нас уважали и боялись.

— Враги — да. А собственная страна презирала и мигом вышвырнула, как только для нас не осталось грязной работы. Ваш драгоценный флот превратился в посмешище, а вы сами — настоящий герой — вот до чего докатились…

Украшенные яркими эполетами плечи адмирала поникли, и Петров понял: это было чересчур.

— Простите, адмирал. Я не хотел.

Тот вытащил из кармана пачку «Мальборо» и предложил гостю сигарету, но Петров отказался.

— Да, ты не хотел. Мы все не хотели. — Он закурил. — Ладно, хватит о прошлом. Сделанного не воротишь. Слушай, а может, тебе девчонку позвать? Я ведь здесь не просто так: мне и комиссия полагается, и скидка — как сотруднику. Великая вещь — капитализм.

Петров улыбнулся. В годы их совместной службы адмирал был остер на язык. Новая элита, пришедшая к власти после смены политического режима, обижалась на резкую критику. Адмирал продержался недолго — как и дорогой его сердцу военный флот.

— Успеется. Мне нужна информация об одном флотском проекте.

Глаза адмирала под набрякшими веками превратились в щелочки.

— У флота было немало проектов.

— «Индия», — бросил Петров.

— Подлодка-то? Да, была такая. А зачем тебе?

— Вам, адмирал, лучше не знать.

— Выходит, дело опасное? Никто не будет рисковать просто так.

— Я заплачу.

Адмирал нахмурился, его глаза погрустнели.

— Слушай, а я ведь ничем не лучше шлюх, что клянчат у клиентов дрянное шампанское. — Он вздохнул. — Спрашивай. Постараюсь ответить.

— Спасибо. Я как-то видел лодку класса «Индия» в доке, но на борт не поднимался. Ее ведь разрабатывали для тех же задач, что ставились моему подразделению?

— Слово «интеграция» ненавидят в любой армии мира. Спроси у американцев, во сколько им обошлось стремление армии, флота, ВВС и морской пехоты иметь собственные модификации одного и того же оружия. У нас было точно так же. Флот не желал делиться ни с кем — а уж в особенности с твоей группой, которую не контролировал. — Адмирал улыбнулся. — Впрочем, ее вообще никто не контролировал.

— Утверждалось, что эти подлодки предназначены для ведения спасательных работ.

— Сказки! Знаешь, сколько человек они спасли? — Он сложил большой и указательный пальцы колечком. — Ноль. Нет, работать по затонувшим подлодкам «Индия», конечно, могла. Позади рубки было два специальных углубления для глубоководных аппаратов. Они стыковались со спасательным люком затонувшей подлодки — но вовсе не для того, чтобы вытащить из бездны какого-нибудь бедолагу-морячка. Их разрабатывали для разведывательных операций и перевозки спецназа.

— Спецназа?

— Конечно. Помню, мы что-то вынюхивали у шведского побережья, так на подлодках транспортировали гусеничные машины-амфибии, и те ползали по дну, как тараканы. Хороший был проект — «Индия». Быстрые, маневренные…

— В открытых источниках говорится, что построили две штуки.

— Так и есть. Одна была у нас, на Северном флоте, а вторая — в составе Черноморского. Для спецопераций их иногда объединяли.

— И что с ними стало?

— Холодную войну мы проиграли, и подлодки вывели из состава ВМФ. Должны были утилизировать.

— Так их пустили на металлолом?

Адмирал усмехнулся.

— Еще чего!

Петров недоуменно повел бровью.

— По бумагам, конечно, так и есть, — пояснил адмирал. — Знаешь, все страшно боялись, что наши атомные бомбы попадут в руки безумцев, — и мы успешно продали половину обычного оружия. В умелых руках оно будет помощнее ядерного. Причем никому до этого нет дела.

— Мне есть до этого дело. И что стало с теми двумя подлодками?

— Одну утилизировали, а вторая попала в частные руки.

— Известно кому?

— Какая разница? Одной бутафорской фирме, за которой явно стоял кто-то другой. Таких прокладок между плательщиком и реальным покупателем может быть сколько угодно.

— Но ты-то подозреваешь, кто ее приобрел?

— Я уверен, что страну лодка не покидала. Ее купила фирма «Волга индастриз». Офис у нее в Москве, а где настоящие хозяева… Тогда это никого не волновало. Платили наличными.

Петров покачал головой.

— Неужели можно просто украсть боевую подлодку? Она же длиной сто с лишним метров!

— Легче легкого, если военным год не платят и им не на что жить. А таких хватает — их уже давно одними обещаниями кормят. Договариваешься с руководством — и готово. Труднее всего с бывшими коммунистами.

— Вроде нас с тобой?

— Да нет же! Мы-то флагом махали, но без всякой идеологии. Уж я-то знаю: ты в эту чушь никогда не верил. Нам просто нравилось, а по счетам платили другие.

— Мне нужны имена продавцов.

— Я их помню. Этот подонок сколотил на оружии миллионы и предлагал мне долю. Я отказался. Сказал, что нельзя набивать карманы, продавая народное достояние. Глазом моргнуть не успел — меня вышвырнули с флота пинком под зад и больше никуда не брали. Вот я здесь и очутился.

Адмирала охватили горькие воспоминания.

— Имена, адмирал.

— Прошу прощения. Просто нелегко мне пришлось… В сделке участвовали пятеро. — Он назвал имена.

— Всех знаю, — заметил Петров. — Мелкие партийные сошки, что пировали на костях Союза.

— Что еще сказать… Больше я ничего не знаю. Здешние гости о военных тайнах не беседуют. Рад был тебя повидать. Мне полагается регулярно обходить столики, так что прости, пора за работу.

— Это мы еще посмотрим, — сказал Петров и достал из кармана темный конверт. — У вас есть мечта?

— Вернуть с того света жену и сделать так, чтобы дети хоть изредка обо мне вспоминали. А кроме этого?.. — Он чуть подумал. — Хочу переехать в Америку. Во Флориду. Сидел бы там на солнышке и сам решал, с кем мне разговаривать, а с кем — нет.

— Занятное совпадение. В этом конверте билет до Форт-Лодердейла на завтра, а с ним паспорт, виза и все иммиграционные бумаги. Кроме того, немного денег на первое время и имя владельца рыболовецкой компании, который ищет партнера. Ему нужен настоящий моряк. Правда, вы привыкли командовать флотом покрупнее.

Лицо адмирала исказила гримаса боли.

— Прошу, не издевайся надо мной. Мы же были с тобой друзьями.

— Мы и сейчас друзья. — Петров протянул конверт. — Считайте это запоздалой благодарностью от государства за верную службу.

Адмирал открыл конверт и проглядел бумаги. В его глазах стояли слезы.

— Как ты узнал?

— Про Флориду? Да уж дошли слухи.

— Не знаю, как тебя отблагодарить.

— Больше — никак. Все, мне пора, а вам стоит сообщить работодателю об увольнении.

— «Сообщить работодателю»? Да я просто переоденусь и уйду!

— Неплохая мысль. У вас ведь при себе немалая сумма. Да, чуть не забыл. Еще одна мелочь…

Адмирал замер в ужасе, что сейчас от него потребуют что-то еще.

— Что за мелочь?

— Когда будете выходить в море, не забудьте про крем от загара.

Адмирал чуть не задушил старого товарища в объятьях, потом швырнул в дальний угол фуражку, а за ней китель с медалями.

Петров незаметно вышел и, подходя к двери на улицу, даже в кои-то веки улыбнулся. Пожал руку охраннику и, расщедрившись, вручил тому еще сто долларов. Громила заставил толпу расступиться, а Петров быстро захромал по переулку и исчез в темноте.

ГЛАВА 24

Черное море.

Вызов капитана Этвуда поступил, когда вертолет НУПИ мчался над Черным морем к турецкому берегу. Остин, размышляя, делал пометки в блокноте, но тут в его наушниках вдруг раздался знакомый голос.

— Курт, ты здесь? Выйди на связь, — сказал Этвуд.

— Что, капитан, уже скучаете? Весьма трогательно… — отозвался Остин.

— Надо признать, после твоего отъезда у нас тут стало поспокойнее, но дело не в этом. Я никак не могу связаться с «Морским охотником».

— Когда был последний сеанс?

— Вы поднялись в воздух, и я хотел сообщить на «Морской охотник», однако там не отвечали. С тех пор вызываю их постоянно. Последний раз — пару минут назад. Тишина.

— Странно. — Остин покосился на стоящий у ног герметичный контейнер. Там, в морской воде, лежала найденная на «Звезде Одессы» серебряная шкатулка. По совету Гаме «Арго» связался с «Морским охотником», чтобы узнать, не может ли их специалист осмотреть находку. Капитан «Охотника» сообщил, что они выполнили свою задачу в Черном море и направляются в Стамбул, где он с радостью примет Остина.

— Даже не странно, а жутко. Что за дьявольщина?

Остин прикинул, почему судно могло бы не выходить на связь, но ни один из вариантов не выдерживал критики. На всех кораблях НУПИ стояли новейшие коммуникационные системы с многократным резервированием, которые поддерживали постоянную связь с другими судами.

— Не знаю, капитан. А вы не уточняли в штаб-квартире? Может, там есть сведения.

— Говорят, что «Охотник» выходил на связь вчера и сообщил, что следует на базу с ценными находками эпохи бронзы.

— Минуту. — Остин вызвал по интеркому пилота. — На сколько нам хватит горючего?

— Приближаемся к берегу. Загружены мы не сильно, так что еще сорок пять минут протянем. Нужно куда-то заскочить?

— Возможно. — Остин посмотрел на Руди Ганна, который прислушивался к его разговору с Этвудом. Тот едва заметно кивнул, словно говоря: делай, что требуется. Остин снова вызвал Этвуда и сказал, что они попробуют отыскать судно своими силами, а потом сообщил пилоту последние координаты «Морского охотника». Вертолет резко ушел в сторону.

Завала, до этого момента целиком поглощенный плеером с латиноамериканскими ритмами, тут же открыл глаза. Он был пилотом от бога — как трюкачи-энтузиасты на заре воздухоплавания — и мигом почувствовал изменение курса. Джо снял наушники и озадаченно уставился в иллюминатор.

— Сделаем небольшой крюк, — пояснил Остин и рассказал о случившемся.

Затем он связался с «Арго» и попросил капитана сообщить об изменении плана Траутам. Пол с Гаме остались составлять карту морского дна в районе, где затонула «Звезда Одессы», и должны были через пару дней вернуться в Стамбул на «Арго».

Два года назад Остин уже бывал на «Морском охотнике», когда тот вел исследования в Карибском море. Закрыв глаза, он представил себе судно, словно картинку на мониторе. Сложностей не возникло, ведь «Охотник» мало чем отличался от «Арго». Их строили на одной верфи в городе Бат, штат Мэн. Шестидесятиметровый корпус был выкрашен в бирюзовый — цвет всех исследовательских судов НУПИ. На носу стояла треугольная рама, стрела гидравлического крана нависала над палубой позади мостика, а еще один кран, поменьше, стоял на правом борту.

Из кремовой надстройки торчала одинокая конусообразная труба, а на носу, словно флагшток, красовалась высокая радиомачта.

После верхней палубы мысленному взору Остина предстали внутренние помещения: пост управления кранами, главная лаборатория, библиотека, кают-компания. Ниже располагались отсеки с оборудованием, еще одна лаборатория, а также каюты ученых и экипажа. При обычных обстоятельствах на судне находилось двенадцать человек команды, и оно могло взять на борт дюжину ученых. На мостике распоряжался добродушный капитан Ллойд Брюер — блестящий ученый и моряк. Он ни за что не пропустил бы вызов.

Вертолет двигался расчетным курсом «Охотника» — от точки, где тот в последний раз выходил на связь. Остин занял место с одной стороны, а Завала приник к иллюминатору другого борта. Ганн перебрался в кабину и смотрел вперед. Внизу виднелись рыбацкие катера, грузовые суда и паромы, но вскоре оживленные маршруты остались позади, и поверхность моря опустела.

Остин спросил пилота:

— Что у нас со временем?

— Скоро придется поворачивать.

— Давай еще пять минут! — взмолился Курт.

Короткая пауза.

— Десять, но ни секундой больше. Иначе будем учиться ходить по воде.

Остин попросил пилота выжать из машины все до последней капли и прищурился. Он вспомнил старую молитву моряков: «Боже, как велико твое море и как мала моя лодка».

Завала прервал его размышления:

— Курт, смотри, что это на два часа?

Остин метнулся к другому борту. В паре миль на поверхности моря чернело что-то большое. Пилот тоже услышал слова Джо и направил вертолет прямо на непонятный предмет. В лучах солнца сверкнул бирюзовый борт с надписью «НУПИ».

— «Морской охотник»! — Остин узнал судно.

— Не вижу кильватерной струи, — отозвался из кабины Ганн. — Похоже, он дрейфует.

Пилот стал снижаться, и какое-то время они видели только играющую на солнце воду.

Вертолет прошел над самой мачтой, описал круг и завис. При обычных обстоятельствах им бы радостно махали руками — сейчас же никто не шевельнулся, только ветер полоскал судовые флаги. Вскоре вертолет завис прямо над палубой. Пилот дал крен на один борт, потом на другой, чтобы пассажиры как следует все рассмотрели. Винты ревели со страшной силой.

— Мы подняли такой шум, что сам Нептун проснулся бы, — заметил Ганн. — Там ни души. И якорей не видно. Дрейфуют.

— А по радио вызывал? — спросил Остин.

— Сейчас попытаюсь.

Пилот сообщил, что «Охотник» не отвечает.

— Жаль, сесть не смогу, — сказал он. — Нет места на палубе.

Исследовательское судно — это просто плавучая платформа, с которой ученые опускают в воду различные приборы и аппараты. Одновременно могут вестись десятки разных проектов. Для большей универсальности на палубе были предусмотрены гнезда и крепления, чтобы фиксировать оборудование тросами и цепями. В некоторых случаях размещались контейнеры, оборудованные под лаборатории. На палубе «Арго» хватало места для вертолетной площадки, однако на «Морском охотнике» оно было занято дополнительной лабораторией.

Остин осмотрел палубу и приметил грузовой контейнер.

— Как низко сможешь опуститься?

— Футов на тридцать-сорок от палубы. Ниже будет сложно — можем задеть мачту.

— А лебедка у тебя есть?

— Конечно. Если лететь недалеко, то мы цепляем ею все, что не влезает внутрь.

Завала внимательно прислушивался к разговору. Он хорошо представлял ход мыслей напарника и понял, что у того на уме. Джо взял свой рюкзак, Остин закинул за плечи свой — но предварительно проверил и сунул туда револьвер, а также объяснил пилоту план.

Второй пилот открыл дверь, и в кабину хлынул свежий морской воздух. Ганн помог размотать лебедки и выбросить конец наружу. Остин уселся в проеме, свесив ноги. Вертолет снизился, и он прыгнул, ухватившись за трос. Соскользнув вниз, Курт уперся ногой в крюк на конце троса и повис, раскачиваясь как маятник в нагнетаемом винтами воздушном потоке.

Пилот не видел Остина и целиком полагался на своего напарника, который выглядывал наружу и кричал, куда править. Вертолет еще чуточку снизился. Под ногами Остина раскачивалась палуба. Большую ее часть занимал кран, рядом лежали цепи и тросы, приборы в оранжевых пластмассовых контейнерах и какие-то коробки, тут и там торчали тумбы и воздуховоды.

Не выпуская троса, Остин замахал рукой, указывая на ближайший контейнер. Пилот сманеврировал и завис точно над целью. Барабан лебедки закрутился, медленно стравливая трос. Какое-то время Остин ждал удобного момента, а потом понял, что тот никогда не наступит. Он спрыгнул на металлическую крышу контейнера и тут же перекатился пару раз, чтобы погасить удар и не получить прямо по лбу бешено раскачивающимся крюком.

Трос втянули обратно. Остин поднялся на ноги и помахал товарищам: все в порядке. Завала зря времени не терял и вскоре тоже спрыгнул на крышу контейнера, однако момент он выбрал неподходящий. Не ухвати Курт его за руку, Джо полетел бы вниз, на палубу.

Убедившись, что оба благополучно высадились, пилот поспешил на базу. Остин проводил крылатую машину взглядом, беспокоясь, хватит ли топлива.

Вертолет быстро превратился в крошечную точку, а Остин с Завалой первым делом обработали антисептиком из аптечки пораненные тросом руки. С крыши контейнера палуба открывалась как на ладони — на ней не было ни души.

Они спустились вниз и двинулись к носу. Остин предложил разделиться и держать оружие наготове. Ему достался правый борт, а Джо — левый. Стояла мертвая тишина, лишь флаги и вымпелы изредка похлопывали на теплом морском ветру. На баке приятели появились одновременно.

Завала выглядел удивленным.

— Вообще ничего, Курт. Прямо «Мария Селеста» какая-то, — припомнил он знаменитый парусник, отчего-то покинутый командой. — А у тебя?

Остин жестом подозвал товарища и двинулся обратно вдоль правого борта. У входа в надстройку на металлической палубе красовалась темная полоса. Остин опустился на колени, осторожно потрогал липкое пятно и принюхался: запах был резкий, металлический.

— Хотелось бы мне ошибиться… — начал Завала.

— Кровь. Тут не ошибешься. По палубе проволокли тело, а скорее, даже несколько тел и выбросили за борт. На леере тоже кровь.

С тяжелым сердцем Остин первым шагнул с залитой солнцем палубы в прохладные внутренние коридоры. Они с Завалой методично осмотрели кают-компанию, библиотеку и главную лабораторию, затем поднялись в верхнюю лабораторию и на мостик. Чем дольше они искали, тем очевиднее становилось: на судне устроили бойню. Кровавые потеки и лужи были буквально всюду. Остин стиснул зубы. Многих ученых и моряков с «Охотника» он знал лично.

Когда друзья поднялись в рулевую рубку, их нервы были напряжены до предела. На полу валялись морские карты, бумаги и битое стекло. Остин поднял выдранный с мясом микрофон. Толку от него все равно было бы мало — пули разнесли передатчик в клочья.

— Вот почему они не выходили на связь.

Завала что-то пробормотал по-испански.

— Здесь будто «Семья Мэнсона»[132] орудовала.

— Нужно проверить жилые помещения, — сказал Остин.

В мертвой тишине они спустились вниз на два пролета и стали осматривать каюты ученых и экипажа. Всюду виднелись следы побоища. Наконец друзья уперлись в дверь с надписью «Склад».

Остин распахнул ее, пошарил рукой за косяком и включил свет. Картонные коробки на деревянных поддонах были составлены прямоугольником в центре, а по периметру комнаты оставался узкий проход. В дальнем углу был грузовой лифт, чтобы отправлять продукты прямо на камбуз.

Остину послышался какой-то тихий шум, и палец сам собой лег на спусковой крючок. Он показал Джо на проход вдоль одной стены и пошел в другую сторону. Завала кивнул и заскользил вперед неслышно, как призрак.

Пробираясь вдоль стенки, Курт заглянул за пирамиду ящиков с томатной пастой. Шум послышался снова, уже громче — не человеческий голос, а какой-то звериный всхлип. Из-за угла выглянул Завала, и они с двух концов шагнули в проход. Остин приложил палец к губам и указал на узкую щель между двумя штабелями коробок. Тихий вой доносился оттуда.

Курт велел Джо оставаться на месте, а сам шагнул вперед, держа подозрительную нишу на прицеле, — и тут же грубо выругался. Он чуть не застрелил забившуюся в щель девушку.

Зрелище было жалкое. Черные кудри в беспорядке свисали со лба несчастной, заплаканные глаза покраснели, из носа текло. Девушка втиснулась в узкую полуметровую щель и сидела, обхватив руками колени и сжав кулачки так, что пальцы побелели. При виде Остина она монотонно запричитала:

— Нет-нет-нет-нет.

Он убрал револьвер в кобуру и присел. Их лица оказались на одном уровне.

— Все хорошо. Мы из НУПИ. Ты меня слышишь?

Девушка уставилась на Остина и одними губами выговорила:

— НУПИ…

— Да. Я Курт Остин. — Сзади подошел Завала. — А это Джо Завала. Мы с «Арго». Мы вызывали вас по радио. Расскажи, что здесь случилось.

Она лихорадочно затрясла головой.

— Давай поднимемся на свежий воздух, — предложил Джо.

Девушка вновь помотала головой. Бедняга вжалась в щель между коробками — если вытаскивать силой, то могут пострадать все трое. Несчастная еще не оправилась от пережитого ужаса.

Остин протянул руку ладонью вверх. Сначала она просто смотрела, а потом вдруг провела по ней пальцами, словно проверяла, не обман ли это. Прикосновение как будто придало ей сил.

— Два года назад я был на этом судне. Я хорошо знаю капитана Брюера.

Девушка вгляделась в лицо Курта, и в ее глазах что-то мелькнуло.

— Я видела вас в штаб-квартире НУПИ.

— Вполне возможно. Ты из какого отдела?

Она покачала головой.

— Я не из НУПИ. Меня зовут Айан Монтегю. Я преподаю в Техасском университете.

— Айан, может, вылезешь отсюда? Неудобно ведь.

Она состроила гримасу.

— Да, как сардина в банке.

Когда человек шутит, это добрый знак. Остин помог девушке выбраться, а Завала поинтересовался, не ранена ли она.

— Нет, все хорошо. Могу идти сама.

Она сделала несколько шагов и все же оперлась на руку Джо.

Все трое поднялись на верхнюю палубу, но даже солнце и ветер не развеяли мрачную атмосферу. Щурясь от яркого света, Айан присела на бухту каната, и Завала предложил текилы, которую таскал в рюкзаке «в медицинских целях». После пары глотков щеки девушки порозовели, пустые глаза блеснули жизнью. Остин терпеливо ждал, когда она заговорит.

Айан молча смотрела на воду и наконец промолвила:

— Они появились из моря.

— Кто?

— Убийцы. На рассвете. Почти все еще спали.

— На чем они приплыли?

— Не знаю. Они… просто появились, и все. Лодки я не видела. — Слова лились из нее, словно кто-то вытащил невидимую пробку. — Я спала, а они вошли и вытащили меня из постели. Одеты странно: в какую-то форму, мешковатые штаны и сапоги. Мою соседку просто застрелили без разговоров. По всему кораблю стояла пальба.

— Убийцы сказали, кто они?

— Они все время молчали. Просто делали свое дело, словно мясники на бойне. Говорил только один.

— Расскажи про него.

Дрожащей рукой девушка взяла флягу и глотнула еще текилы.

— Высокий, очень высокий. И еще худой, почти скелет. Бледный, словно никогда не бывал на солнце. У него длинная борода, волосы спутанные… — Она брезгливо поморщилась. — А еще от него воняло. Можно подумать, он сто лет не мылся.

— Как он был одет?

— Как монах, весь в черном. Но самое жуткое — глаза. — Девушку передернуло. — Слишком большие, круглые — навыкате. И он вообще не моргал. Рыбьи глаза. Как будто неживые.

— Значит, он что-то говорил?

— Кажется, я упала в обморок, а очнулась на своей койке. Он склонился надо мной. Изо рта у него так несло, что меня чуть не вырвало. Было очень тихо, и только этот голос — негромкий, словно змея шипит. Голос гипнотизера. Он сказал, что убил всех, кроме меня. Я должна передать сообщение. — Тут тело девушки затряслось от глухих рыданий, но гнев помог ей быстро взять себя в руки. Она продолжила: — Он велел передать НУПИ, что это месть за погибших стражей и «осквернение святыни». Говорил, что ему нужен Курт Остин.

— Он называл меня по имени? Это точно?

— Спутать было непросто — при таких-то обстоятельствах. Я сказала, что вас тут нет. Они знали: вы на «Арго». Я объяснила, что это не «Арго», и этот человек велел кому-то из своих проверить. Узнав, что ошибся судном, он впал в ярость. Велел передать НУПИ и всем американцам, что это лишь малая толика того ужаса, что их ожидает.

— Это все?

— Больше я ничего не помню.

В глазах девушки стояла пустота.

Остин поблагодарил ее, достал из брошенного на палубу рюкзака спутниковый телефон и позвонил Ганну.

— Еще летите?

— Да. Дотянем на последних каплях. А вы там целы?

— Все в порядке.

По тону Остина Руди понял: тому есть что добавить.

— Что на «Охотнике»?

— Не телефонный разговор. Если вкратце: хуже не бывает.

— Подмогу уже выслали, — сообщил Ганн. — Я говорил с Сандекером, а он связался со своими флотскими приятелями. Они хотели отблагодарить нас за спасение экипажа NR-1. Услышали, что тебе нужна помощь, и отправили крейсер. У НАТО как раз учения в этом районе.

— Тут целый авианосец не помешал бы, но крейсер тоже подойдет.

— Он будет на месте через два часа. Что-нибудь еще нужно?

Глаза Остина недобро сверкнули.

— Да. Мне нужно поболтать с одним пучеглазым выродком.

ГЛАВА 25

На «Морской охотник» высадилась вооруженная группа, однако до прибытия экспертов делать там было нечего. Впрочем, Остин и без криминалистов восстановил трагедию, разыгравшуюся на мирном судне. Нападавшие пришли с моря, неслышно поднялись на борт и двинулись в глубь корабля, методично убивая по пути всех, кроме единственной свидетельницы, которой специально сохранили жизнь. Командовал ими тот самый одержимый местью безумец.

Его слова не оставляли места для сомнений: нападение задумано как расплата, поэтому Остин тут же связался со штаб-квартирой и попросил предупредить все суда НУПИ — в первую очередь находящиеся в Средиземноморском бассейне. Завала утверждал, что предвидеть такое зверство было невозможно, но Остин все равно винил только себя. Он едва сдерживал гнев. Джо сразу узнал этот холодный, чуть отстраненный взгляд друга, означавший, что теперь для Курта расквитаться с убийцами — дело чести. Если бы не бойня, которую Борис и его приспешники устроили на «Морском охотнике», Джо бы их даже пожалел.

Крейсер доставил их в Стамбул без всяких происшествий. В гостиницу Курт и Джо явились еще затемно. Портье передал Остину посылку, доставленную «Федексом» из Соединенных Штатов. Он поднялся в номер и с улыбкой прочитал: «Высылаю информацию о „Звезде Одессы“. Если выясню еще что-то — сообщу. Помни, за тобой должок. П.». Остин позвонил вниз и пообещал отблагодарить портье по-царски, если тот выяснит, как готовить «обморок имама», и отправит рецепт Перлмуттеру. Затем взялся за присланные материалы.

Архивы «Ллойда» многое объясняли, а вот смысла истории про «русалочку» Остин не понял, поэтому отложил ее на потом. Его заинтересовал странный разговор Перлмуттера с Додсоном. С чего бы английскому лорду бросать трубку? Много чести для обычной старой развалюхи. Стоило упомянуть «Звезду Одессы», и Додсон сразу как воды в рот набрал.

Остин позвонил Завале.

— Придержи коней, приятель. Я уже почти собрался, — сообщил тот.

— Рад слышать. Как ты смотришь на то, чтобы по пути заскочить в Англию и поговорить с одним человеком? Я бы сам слетал, но нам с Руди срочно нужно в Вашингтон, доложить Сандекеру.

Кроме того, Остин рассудил, что его раздражительность и устрашающий вид не всегда на пользу, и в данном случае у дипломатичного Джо больше шансов убедить несговорчивого англичанина.

— С удовольствием. Загляну по пути к подружке в Челси.

— Она только расстроится, что у тебя совсем нет времени. — Он заговорил серьезно: — Джо, тебе придется кое-что прочесть. Сейчас принесу.

Он отправился в соседний номер. Завала тут же погрузился в материалы Перлмуттера, а Остин опять позвонил портье и попросил купить для Джо билет на ближайший рейс в Лондон. Тот сообщил, что только что выслал рецепт Перлмуттеру и сейчас займется билетом. Курт хорошо знал, что в Стамбуле любой вопрос можно решить по официальным каналам, а можно — по-свойски, через бесчисленных друзей и знакомых, каждый из которых ни за что не откажет в мелкой услуге. Очевидно, у этого портье таких друзей хватало — он раздобыл билет на самолет, вылетающий через два часа.

Завала к этому времени уже дочитал и, посоветовавшись с Остином, позвонил Додсону. Джо представился ученым из НУПИ и сообщил, что будет завтра проездом в Лондоне — не согласится ли лорд Додсон немного рассказать о своих предках, их роли в истории Британского флота и становлении монархии? Любая секретарша мигом раскусила бы эту нехитрую уловку, однако если Додсон что-то и заподозрил, то вида не подал. Он сказал, что будет свободен весь день, и объяснил, как проехать к его дому.

Лайнер «Бритиш эйруэйз» пошел на посадку в аэропорту Хитроу, и Завала с искренней тоской окинул взглядом панораму Лондона. Интересно, та рыжеволосая журналистка по-прежнему живет в Челси? Было бы здорово встретиться, как раньше, в их любимом индийском ресторанчике на Оксфорд-стрит, заказать цыпленка тандури… Титаническим усилием воли он выбросил эту мысль из головы. Выпытывать семейные тайны у неразговорчивых аристократов — та еще работенка. Тут не до бывших подружек.

Завала прошел таможню, взял в офисе прокатной конторы ключи от машины и направился в Котсуолд — расположенный в паре часов езды от Лондона район графства Глостершир. Когда придет счет за аренду кабриолета «Ягуар», всю бухгалтерию удар хватит, но Завала рассудил, что таким образом НУПИ хоть немного компенсирует ему полное отсутствие личной жизни. «Прямо хоть в монастырь уходи», — мрачно подумал он.

Свернув с шоссе, Джо, не сбавляя хода и изо всех сил стараясь держаться левее, углубился в лабиринт узких, точно лесные тропы, проселков. Роскошный пейзаж за окном так и просился на открытку: безупречная зелень полей и невысоких холмов даже немного резала глаз, тут и там виднелись поселки из опрятных домиков с желтоватыми каменными стенами.

Лорд Додсон жил в крошечной деревушке, словно сошедшей со страниц английского детектива, где всех жителей до единого подозревают в убийстве викария. Дом аристократа стоял чуть на отшибе, к нему вела извилистая дорожка шириной в одну машину. Завала проехал по узкой полоске гравия между живыми изгородями и остановился рядом со старомодным пикапом «Моррис-Майнор». Взгляду открылась внушительная двухэтажная постройка со стенами из рыжеватого камня и темной черепичной крышей. Джо представлял поместье английского лорда совсем не так.

Дом окружала каменная стена, за которой раскинулся пышный цветник. Посреди клумбы стоял мужчина в латаных рабочих штанах и выцветшей рубахе. Завала принял его за садовника и спросил, выйдя из машины:

— Не подскажете, где мне найти сэра Найджела Додсона?

Щеки англичанина скрывала седая щетина. Он снял испачканные землей перчатки и крепко пожал руку гостя.

— Додсон — это я, — сказал он, к удивлению Джо. — А вы, должно быть, тот американец, что звонил мне вчера.

Завала очень надеялся, что ничем не выдал своего изумления. Услышав вчера в трубке аристократический выговор лорда, Джо сразу представил себе надменного англичанина с массивной челюстью и пышными усами, облаченного в твидовый костюм. Додсон же оказался худеньким, лысеющим человечком, который в семьдесят с лишним выглядел лет на пятьдесят.

— Это ведь орхидеи? — спросил Завала, выросший в окруженном цветочными клумбами глинобитном домишке в Санта-Фе.

— Да. Вот фаленопсис, там дальше дактилориза и пирамидальный анакамптис. — Додсон повел бровями — очевидно, и его представления об американцах только что пошатнулись. — Надо же, вы их узнали. А ведь все думают, что орхидеи — это такие большие аляповатые цветки.

— Мой отец увлекался цветоводством, у него были похожие сорта.

— Когда закончим, покажу вам свои клумбы. Но вы, должно быть, устали, мистер Завала. Вы ведь прилетели из Стамбула? Давненько я там не бывал. Удивительный город. — Они повернули за угол и попали в просторное патио, выложенное декоративной плиткой. Стеклянная дверь в дом была открыта, и Додсон позвал экономку — дородную краснолицую женщину по имени Дженна. Она посмотрела на Завалу так, словно хозяин дома случайно приволок из сада какого-то жука, а потом принесла высокие бокалы с холодным чаем.

Расположились в увитой плющом беседке восточного вида. Здесь начинался широкий газон, ухоженный, словно поле для гольфа, который плавно спускался к тихой речушке и бескрайним болотам. К мосткам была привязана лодка.

Додсон отхлебнул из бокала и произнес, окинув взглядом окрестности:

— Да, тут настоящий рай. — Его пронзительные голубые глаза впились в лицо гостя. — Вот что, мистер Завала, ваш визит ведь как-то связан с недавним звонком от мистера Перлмуттера?

— Косвенным образом.

— Я навел справки. Как выяснилось, мистер Перлмуттер пользуется немалым уважением в исторических кругах. Чем я могу вам помочь?

— Перлмуттер искал информацию по просьбе НУПИ и наткнулся на упоминание о вашем предке. Его, как и меня, очень удивило, что вы наотрез отказались говорить об архиве деда.

— Надо признать, я вел себя с мистером Перлмуттером чересчур резко. Прошу, передайте ему мои извинения. Он просто застал меня врасплох. — Додсон чуть помолчал, разглядывая крышу особняка. — Вы знаете, сколько этому дому лет?

Завала стал внимательно рассматривать изъеденные временем стены и массивные печные трубы.

— Попробую угадать… Много?

— Вижу, вы человек осторожный. Это хорошо. Да, ему и правда очень много лет. Первое поселение на этом месте возникло еще в Железном веке. Настоящий особняк семьи Додсонов вон там, за деревьями — отсюда его не видно. Он построен в семнадцатом веке. Наследников у меня нет, да и содержать родовое гнездо не по карману, вот я и передал его государству, а себе оставил этот домик. Фундамент заложен при Юлии Цезаре, на стенах погреба даже сохранились римские цифры. То, что вы видите, — постройка пятнадцатого века. Вашу страну тогда только-только открыли.

— Не очень понимаю, как это связано с моим вопросом.

Додсон подался вперед, словно оксфордский профессор, поучающий бестолкового студента.

— Мы мыслим не декадами и даже не веками, как вы, американцы. Мы мыслим тысячелетиями. Восемьдесят лет — всего лишь миг. Бумаги моего отца бросают тень на весьма почтенные семейства.

Завала кивнул.

— Я уважаю ваше мнение и не собираюсь настаивать. Но все же хоть что-то вы могли бы объяснить?

Глаза старика довольно сверкнули.

— Я расскажу вам абсолютно все, юноша.

— Простите?

Завала, словно старатель, надеялся раздобыть хоть пригоршню золотого песка, а Додсон внезапно отдал ему всю жилу.

— После звонка мистера Перлмуттера я много думал. Дед завещал свои бумаги Гилдхоллу с условием, что их передадут туда только в конце столетия. Я о них даже не знал. Архив перешел ко мне лишь после смерти отца. Он хранился у поверенного моего деда, так что прочитать материалы я смог уже в библиотеке — и немедленно изъял их, как только понял, какую роль сыграл в этих событиях мой дед. Теперь же я понял, что его волю следует уважать, несмотря ни на какие последствия. К черту торпеды! Полный вперед!

— Слова адмирала Фаррагута во время сражения у Мобил-Бей.

— Вы, я вижу, тоже немножко историк мореплавания.

— Работа такая.

— Кстати, у меня вопрос. А при чем здесь НУПИ?

— Наше судно обнаружило в Черном море затонувший сухогруз «Звезда Одессы».

Додсон откинулся на спинку кресла и покачал головой.

— «Звезда Одессы»… Так вот что с ней приключилось. Отец думал, что ее потопил страшный шторм, которые не редкость в тех проклятых водах.

— Нет. Судно расстреляли из пушки.

Швырни Завала ему в лицо бокал, Додсон и то выглядел бы менее ошеломленным. Впрочем, он тут же взял себя в руки.

— Простите. Я дам вам кое-что прочесть. — Лорд исчез за дверью и вернулся с объемистой рукописью. — Мне нужно съездить в деревню, забрать несколько редких растений. Времени вам хватит, а когда я вернусь, все обсудим. Дженна обеспечит вас чаем или чем покрепче — просто позвоните вот в этот звоночек.

Стопка пожелтевшей линованной бумаги была перехвачена толстой черной лентой. Завала развязал ее и пролистал страницы. Автор рукописи явно учился каллиграфии и писал аккуратно, однако буквы выглядели толстыми, неровными, с сильным наклоном вправо, словно их выводили в дикой спешке. К бумагам прилагался английский перевод.

На первом листе всего один абзац:

«Перед вами заметки командира Императорского казацкого отряда майора Петра Якелева. Клянусь Богом и даю слово офицера, что все описанное далее — правда».

Завала перевернул страницу.

«Одесса, 1918 год. Я сижу в своей комнатенке, пишу эти строки отмороженными пальцами и вспоминаю все пережитое за последнее время.Предательство большевиков, страшные морозы и голод выкосили почти всю сотню. Из ста моих преданных казаков выжила лишь горстка храбрецов. История нашего бесстрашного отряда пишется кровью — это история спасителей России-матушки, хранителей пламени Петра Великого. Наши лишения — ничто по сравнению с тем, что пришлось пережить благородной особе и ее четырем дочерям, которых Господь доверил нашему попечению. Боже, царя храни! Через несколько часов мы навсегда покинем родину и возьмем курс на Константинополь. Здесь кончается одна история и начинается следующая…»

Завала с головой ушел в чтение. Капитан питал слабость к цветистым монологам, однако его рассказ словно перенес Джо из солнечной английской деревушки в заснеженную Россию. В степи выла метель, лесные чащобы сулили смерть, в любой хижине таилось предательство. Он сам едва не дрожал от холода, читая о невзгодах, которые перенесли капитан и его люди, прорываясь к морю сквозь суровые и враждебные земли.

На страницу упала чья-то тень. Завала поднял голову — рядом, с довольной улыбкой на лице, стоял Додсон.

— Не оторвешься, правда?

Джо потер глаза и обнаружил, что прошло уже два часа.

— Поверить не могу. Что все это значит?

— Пора пить чай.

Англичанин позвонил, и экономка принесла дымящийся чайник, булочки и сандвичи с огурцом. Додсон наполнил чашки, откинулся на спинку и сложил пальцы домиком.

— В семнадцатом году мой дед служил в Министерстве иностранных дел Георга Пятого. В юности они с королем вместе пили и гуляли, так что он был знаком со всеми европейскими монархами — в том числе и с Николаем Вторым, который приходился Георгу двоюродным братом. Все русские цари обычно великаны, а Николай оказался невысоким, худощавым, да и вообще человеком не слишком выдающимся. Отец часто повторял, что Ник, мол, не так уж плох — вот только глуповат.

— Так и сейчас добрая половина политиков ничем не лучше.

— Не буду спорить. Николай был негодным правителем — ему не хватало ума и характера. И тем не менее у него имелось сто тридцать миллионов подданных, миллион квадратных миль земли, золотые шахты… Строго говоря, он был богатейшим человеком на планете. Николаю принадлежало восемь роскошных дворцов, а его состояние оценивалось в восемь-десять миллиардов долларов.

— Для любого человека это большая ответственность.

— Конечно. Император из Николая вышел никудышный, обязанностей своих он терпеть не мог, разве что армией любил заниматься. Ему бы жить спокойно в английской деревушке вроде этой. Увы, не вышло.

— Случилась русская революция.

— Да. Вы вряд ли услышите от меня что-то новое, но я все же расскажу — для полноты картины. Консерваторы хотели, чтобы Николай отрекся еще до революции. Они боялись, что поражение в Первой мировой войне приведет к восстанию, и ненавидели Распутина — безумного монаха, который втерся в доверие к императрице. Страну сотрясали демонстрации, голод, всюду толпы беженцев, а народ возмущался, что миллионы молодых парней гибнут на никому не нужной войне. Когда начались протесты, Николай, как и положено деспоту, перегнул палку. Войска за императором не пошли, и он отрекся от престола — ему сказали, что так будет лучше для страны. Временное правительство поместило Николая под арест — его вместе с семьей держали во дворце под Петербургом. Потом Ленин с хорошо организованными отрядами большевиков сверг Временное правительство, и Россия встала на путь коммунизма — путь долгий и очень печальный.

— Выходит, Ленину и коммунистам император достался по наследству.

— Удачная формулировка. Ленин перевез царскую семью вместе с частью прислуги в Екатеринбург — крупный центр золотодобычи на Урале. Там-то, в июле восемнадцатого года, их всех предположительно расстреляли и закололи штыками. Самые непримиримые требовали убить всю царскую семью; в то же время Ленин вел переговоры с немцами, которые настаивали на сохранении жизни женщинам, а уж смерть самого царя — это внутреннее дело русских.

— А какую роль сыграл в этом ваш дед?

— Король приказал внимательно следить за происходящим. В конце концов, Николай приходился ему двоюродным братом. Дед отправил в Россию лучшего агента по имени Альберт Гримли. Этот Гримли был вроде Джеймса Бонда. Как только Белая армия выбила большевиков из Екатеринбурга, он прибыл туда и расспросил офицера, который вел расследование. Тот обнаружил кровь и следы пуль. По секрету он сообщил Гримли, что убиты были лишь двое из Романовых: сам император и его сын, наследник трона. Начальство предпочло не разглашать эти сведения.

— Почему?

— Во главе белых стоял реакционер и монархист. Этот генерал верил, что Господь поручил ему спасти Россию от краха. Он хотел, чтобы люди считали большевиков убийцами женщин и детей. Ему требовались мученики, а не живая царская семья.

— И что же случилось с женщинами?

— Гримли пишет о них в своем отчете. Он полагал, что большевики увезли их до того, как расправились с мужской частью семьи. Война складывалась неудачно, и Ленин наверняка рассчитывал поторговаться, если дела пойдут совсем плохо. Некоторые историки утверждают, что императрицу с дочерьми перевезли в Пермь и держали там, пока к городу не подошли белые. По свидетельствам очевидцев, женщин вместе с царской казной и большевистским золотом отправили поездом в Москву. По пути они исчезли, и больше никаких документов обнаружить не удалось. Советский Союз засекретил все данные. Переговоры с немцами о судьбе Романовых здорово подпортили бы ореол непогрешимости Ленина.

— А что стало с сокровищами Романовых?

— Найти сумели лишь часть.

— И что, ваш дед не передал рапорт агента королю?

— В своем отчете он указал, что императрица с дочками, вероятно, еще живы, и попросил содействия в операции по их спасению. Георг Пятый не пожелал выручать семью родственника. Не стоит забывать, что ненавистный немецкий кайзер тоже приходился им обоим двоюродным братом. Монархи чтят семейные узы — но только до определенного предела. Король опасался, что если он предоставит царской семье убежище, это возмутит левых. Императрица была по рождению немкой, а в те годы «немец» означало — «враг».

— Выходит, их и не пытались спасти?

— В Англии разрабатывался план операции, однако ничего не вышло, потому что царскую семью перевезли в другое место. Подключились казаки; им помогали немцы, желавшие вернуть Романовых на русский престол. Возможно, кайзер жалел, что ради облегчения обстановки на восточном фронте позволил Ленину убить императора. У них был интересный план: выкрасть царскую семью, переправить ее через находящуюся в руках немцев Украину и потом вывезти из какого-нибудь черноморского порта на нейтральном судне.

— Почему же план не сработал?

— Он вполне сработал.

— Так царскую семью спасли?

— Спасли, но не немцы. Казаки им не доверяли. Где-то посреди долгого пути в Москву отряд бесстрашных казаков, до того не сумевших справиться с задачей, все же похитил императрицу с дочерьми, а затем прорвался к Черному морю.

Завала взял со стола рукопись.

— Значит, майор Якелев…

Додсон улыбнулся.

— Весьма целеустремленный и находчивый человек. Якелев не сообщает, как царская семья попала под его опеку. Он собирался рассказать об этом, уже выбравшись из России. Записки должны были опубликовать, когда Романовы окажутся в Европе. Предполагалось, что рукопись будет доставлена другим судном и обеспечит вдове с дочерьми всеобщую поддержку и сочувствие. Она попала к моему деду, а когда Романовы так и не объявились, он оставил ее себе.

— Как вы думаете, кто мог потопить судно?

— Вот здесь мы ступаем на зыбкую почву. — Додсон нахмурился. — Особенно в свете того, что сухогруз, по вашим словам, расстреляли из пушки. — Он тяжело вздохнул. — Отец пишет, что их собирались вывезти в Турцию, где уже ждала немецкая подводная лодка. Великобритания знала и пообещала не чинить подлодке препятствий на пути в Европу.

— Весьма благородно.

Додсон расхохотался.

— Нашей страной тогда заправляли ловкие ребята. Они просто решили, что большевики перехватят беглецов — вот и играли в благородство.

— Рискованно.

— Вовсе нет. Англичане сообщили Ленину и его головорезам, что царская семья — на «Звезде Одессы».

— И ваш дед это знал?

— Он протестовал, однако последнее слово осталось за его оппонентом.

— И кто это был?

— Король Георг.

Завала прищурился.

— Теперь я понимаю, почему вы изъяли архив. Многим бы не понравилось, что король предстает предателем и пособником жестоких убийц.

— Я бы не стал возлагать всю вину на короля, хотя его поступок, конечно, заслуживает осуждения. Наивный Георг никак не ожидал, что Ленин распорядится умертвить царскую семью. По словам деда, король был уверен, что их поместят в монастырь. Большевики обещали ему не причинять вреда императрице и ее дочкам.

Они немного помолчали, думая каждый о своем, вслушиваясь в птичьи трели.

Наконец Завала озадаченно покачал головой.

— Я одного не понимаю: ведь русские недавно нашли захоронение и объявили, что это останки царской семьи.

— В Советском Союзе отлично умели фабриковать такие находки. Наверняка и сейчас не разучились. К тому же останки наследника — Алексея — и его сестры, Великой княжны Марии Николаевны, так и не были обнаружены.

— Марии?

— Да, так звали третью дочь. А что?

Завала принес из машины материалы, присланные Перлмуттером. Порывшись в папке, он нашел копию главы про «русалочку» и протянул ее Додсону. Англичанин нацепил очки в тонкой металлической оправе. По ходу чтения он все мрачнел и мрачнел…

— Поразительно! Если это правда, то императорский род не прервался! Мария вышла замуж, у нее были дети.

— Вот и я так думаю.

— Вы понимаете, что это значит? Возможно, где-то скрывается законный наследник русского престола. — Он нервно пригладил волосы. — Боже, да это просто катастрофа!

— Не понимаю.

Додсон чуть успокоился.

— Россию лихорадит, она никак не может найти свое место в мире, и пламя национализма только разогревает этот бурлящий котел. Русские люди тоскуют по временам Петра Великого и императорской власти, но пока что любые призывы — это просто напоминания о славном прошлом. Но если появится законный наследник, то угроза обретет под собой почву. А ведь в распоряжении этой страны остается ядерное оружие и немалая доля естественных ресурсов планеты. Если Россия пойдет на поводу у популистов и в стране начнется гражданская война, то в опасности окажется весь мир. Участие Британии в убийстве царской семьи только распалит враждебность по отношению к Западу. — Додсон впился взглядом в собеседника. — Передайте своему начальству: тут нужна осторожность. Последствия могут быть самые страшные.

Завала не ожидал от сдержанного англичанина такой вспышки.

— Конечно-конечно. Передам.

Впрочем, Додсон словно забыл о госте.

— Царь умер. Да здравствует царь, — пробормотал он.

ГЛАВА 26

Вашингтон.

Шагнув со знойной вашингтонской улицы в прохладный холл тридцатиэтажной башни на берегу Потомака, Лерой Дженкинс восхищенно ахнул. Если снаружи высоченный цилиндр зеленого стекла смотрелся весьма внушительно, то интерьер штаб-квартиры НУПИ просто поражал воображение. Чтобы рассмотреть потолок, Дженкинсу пришлось задрать голову. Его взгляд пробежал по искусственным водопадам и аквариумам с тропическими рыбами, пока не остановился на огромной модели земного шара, что возвышалась посреди зала, отделанного мрамором цвета морской волны.

С восхищенной улыбкой ребенка в магазине игрушек он двинулся в глубь огромного холла, обходя группы туристов с облаченными в элегантную униформу экскурсоводами. За длинной стойкой расположились администраторы. Симпатичная девушка лет двадцати заметила его еще на подходе и мило улыбнулась.

— Чем могу вам помочь?

Дженкинс лишился дара речи. В самолете по пути из Портленда он повторял про себя все, что расскажет в НУПИ. Теперь же язык у него словно прилип к нёбу. Оказавшись в самом сердце крупнейшей океанографической организации всего мира, Дженкинс оробел. Он почувствовал себя Фредом Флинтстоуном, который угодил в гости к Джетсонам.[133] В годы своей научной карьеры Дженкинс очень хотел как-нибудь выбраться в эту мекку океанографии, но сначала не позволяла загрузка в университете, а потом заболела жена… И вот он дожил до такого возраста, когда уже не хочется покидать Мэн. Сам Дженкинс в шутку говаривал: «Вдали от моря у меня сохнут жабры».

Воздух был словно наэлектризован. Все, кроме туристов, сжимали в руках ноутбуки, и ни у кого в мокрой ладони не было и намека на потертый темный портфель. В мятых штанах защитного цвета, поношенных кроссовках и линялой, да еще и сырой от пота синей рубахе Дженкинс чувствовал себя неловко. Сняв кепку, он вытер пот со лба красным платком и тут же пожалел об этом — жест выглядел чересчур уж по-деревенски. Старик быстро сунул платок в карман.

— Вы кого-то ищете?

— Да, только не знаю кого, — вяло усмехнулся Дженкинс. — Вы уж простите, что я так туманно выражаюсь.

Девушке его симптомы были знакомы.

— Вы не первый. Тут многим становится слегка не по себе. Попробуем разобраться. Не могли бы вы назвать мне свое имя?

— Да, конечно. Рой Дженкинс. То есть доктор Рой Дженкинс. Я преподавал океанографию в Университете штата Мэн и несколько лет назад вышел на пенсию.

— Уже лучше. Тогда, доктор Дженкинс, вам, наверное, нужен кто-то из океанографического отдела?

Обращение «доктор Дженкинс» придало ему сил.

— Точно не знаю. Я по довольно сложному научному вопросу.

— Начнем с океанографического, а там посмотрим. — Девушка нажала кнопку и что-то проговорила в трубку. — Проходите, доктор Дженкинс. Поднимайтесь на девятый этаж — вас будет ждать секретарь.

Она выдала еще одну роскошную улыбку и перевела взгляд на следующего посетителя.

Дженкинс направился к стене с лифтами. Не зря ли он летел за тридевять земель? Не выставит ли себя дураком перед каким-нибудь снисходительным мальчишкой-ученым с дорогой ручкой в нагрудном кармане? Размышляя таким образом, Дженкинс шагнул в лифт и нажал на кнопку. Кабина понеслась вверх, и он понял: сомневаться уже поздно.

На десятом этаже башни НУПИ Хирам Егер сидел за подковообразным пультом и смотрел в монитор, который словно сам собой повис в воздухе. На экране узколицый человек с густыми бровями склонился над шахматной доской. Он передвинул ладью на две клетки, а Егер подумал всего мгновение и объявил:

— Слон дэ-пять. Мат.

Его партнер кивнул, опрокинул своего короля и произнес с сильным акцентом:

— Спасибо за партию, Хирам. Потом сыграем еще.

Экран погас.

— Ничего себе, — сказал сидящий рядом с Егером мужчина средних лет. — Это же Виктор Карпов. Его так просто не обыграешь.

— Хэнк, я смухлевал. Загнал все партии Карпова в базу данных и прогнал по ним эмулятор Бобби Фишера. Стоило мне сделать глупый ход, Фишер мигом его исправлял.

— По мне, так это какое-то волшебство, — отозвался Хэнк Рид. — Кстати о волшебстве: интересно, где наши сандвичи с копченой говядиной? — Он облизнулся. — Если бы мне перестали платить, я бы отсюда все равно не ушел — лишь бы в столовую пускали.

Егер согласно кивнул.

— Давай за работу. Если через пять минут не принесут, я позвоню еще раз.

— Идет, — согласился Хэнк. — А Остин объяснил, зачем ему это?

Егер хихикнул.

— Курт здорово играет в покер. Никогда не светит карт, пока не пришло время вскрываться.

С утра Остин позвонил Егеру и жизнерадостно приветствовал его:

— Доброе утро. — После чего сразу перешел к делу. — Мне нужна помощь Макс. Она сегодня в духе?

— Макс всегда в духе, Курт. Стоит накачать ее электронным коктейлем, и она на все готова. — Егер театрально прошептал: — Думает, что я ценю в ней ум, а не тело.

— Разве у Макс есть тело?

— Любое на выбор: Мэй Уэст, Бетти Грэйбл, Мэрилин Монро, Дженнифер Лопес. Какое угодно могу запрограммировать.

— Слушай, ты угости ее парой бокалов и попроси раскопать все, что можно, по метангидратам.

Метангидраты не давали Курту покоя с тех самых пор, как Трауты рассказали о попытках «Атамана» наладить их глубоководную добычу.

— Пришлю сегодня, только чуть попозже, хорошо?

— Идет. С утра я все равно буду у Сандекера.

Егер даже не стал спрашивать, когда Остин хочет получить данные. Если Курт просит, значит, это важно. А если это важно, значит, нужно прямо сейчас.

При первой встрече с Егером многим бывало трудно поверить, что этот человек в футболке и засаленных джинсах — компьютерный гений. Впрочем, стоило хоть пару минут понаблюдать за его работой, и становилось ясно, почему адмирал Сандекер поставил его во главе информационного центра НУПИ. Со своего компьютера Егер управлял колоссальной базой данных по исследовательской технике, истории Мирового океана и вообще по всему, что связано с морем.

Чтобы не заблудиться в лабиринтах информации, ему требовался толковый помощник. Егер понимал: если просто попросить Макс отыскать все упоминания метангидрата, то поток данных сметет его с лица земли. Нужен проводник — и он сразу подумал про Хэнка Рида.

Звонок Егера застал Рида в лаборатории.

— Привет, Хэнк. Требуется толковый геохимик. Можешь на минутку оторваться от своих бунзеновских горелок?

— Поверить не могу: штатный компьютерный гений НУПИ просит помощи у простого смертного! Неужто у твоего компьютера-всезнайки пробки перегорели?

— Нет. Макс и правда все знает, потому-то мне и нужен толковый человек, который будет выискивать полезные данные. Слушай, я тебя обедом угощу.

— Еда и лесть. Устоять невозможно. Сейчас приду.

Рид вошел в информационный центр с жизнерадостной улыбкой на лице. Чудаковатостью он не уступал Егеру, с которым, несмотря на регулярный обмен подначками, крепко сдружился. Если Егер со своим седеющим «конским хвостом» и старомодными очками в роговой оправе напоминал хиппи из мюзикла «Волосы», то ангельски круглое личико доктора Генри Рида обрамляла густая копна пшеничных волос. Аккуратностью шевелюра Рида напоминала большой стог сена, зато ее полутораметровый обладатель казался чуточку выше. Круглые очки с толстыми стеклами, водруженные на крошечный носик, делали его похожим на благодушного филина. Опустившись на предложенный Егером стул, он потер пухлые руки и сказал:

— Ну-ка, Фрогги, заводи свою волынку.

— Что? — Егер озадаченно посмотрел на него поверх очков.

— Это из одной старой передачи. Не помню, как называлась. Там был Фрогги — гоблин… Впрочем, неважно. Ты ведь про радио даже не слышал.

Егер усмехнулся.

— Слышал, а как же. Бабушка рассказывала. Это как телевидение, только без картинок. — Он откинулся в кресле, заложил руки за голову и велел: — Макс, поздоровайся с доктором Ридом.

Из развешанных по всем правилам акустики динамиков раздался женский голос:

— Здравствуйте, доктор Рид. Давно не виделись.

Створки лифта закрылись с тихим шипением, и Дженкинс удивился, почему никто не вышел вместе с ним. Он посмотрел на стену и тихо выругался. Всегда потешался над рассеянными учеными — а сам не лучше. Девушка сказала «девятый этаж», а он, поглощенный своими мыслями, нажал десятый.

Привычных коридоров с дверями и кабинетами здесь не было. Весь этаж занимал огромный зал со стеклянными окнами. Дженкинс хотел было вернуться к лифту, но любознательность взяла верх, и он зашагал между рядами мигающих огоньками компьютеров, поглядывая то вправо, то влево и вслушиваясь в тихий электронный гул. Он будто попал на планету, населенную машинами. К облегчению Дженкинса, в центре компьютерного комплекса за большим пультом сидели двое мужчин. Оба смотрели на большой, словно парящий в воздухе экран, на котором пылало яркими красками лицо женщины. Глаза золотисто-карие, волосы — каштановые, а весьма откровенный вырез платья уходил за край монитора.

Ладно бы женщина на экране просто говорила — так человек с длинным «конским хвостом» еще и поддерживал беседу. Дженкинс решил, что случайно стал свидетелем какой-то крайне интимной сцены, и хотел уйти, но тут второй — с пшеничной шевелюрой, в которой птицам впору гнезда вить, заметил его и улыбнулся.

— А вот и наши сандвичи.

— Простите?

— Так вы не из столовой, — мрачно констатировал он.

— Меня зовут Лерой Дженкинс. Простите, что побеспокоил. Я ошибся этажом и немного заблудился. — Он посмотрел по сторонам. — Что это за место?

— Компьютерный центр НУПИ, — ответил тот, что с «конским хвостом». Лицо у него мальчишеское, чисто выбритое, с узким носом и серыми глазами. — Макс ответит на любой ваш вопрос.

— Что за Макс?

— Меня зовут Хирам Егер, его — Хэнк Рид. — «Конский хвост» указал на экран: — А эта красотка — голографическая иллюзия. Голос мой, просто обработан под женский. Сначала и лицо было мое, но скучно постоянно смотреться в зеркало, вот и я выдумал себе красавицу жену.

— Спасибо за комплимент, Хирам, — улыбнулась Макс.

— Не за что. Макс не только красивая, но еще и умная. Задайте любой вопрос. Макс, это мистер Дженкинс.

— Приятно познакомиться, мистер Дженкинс, — улыбнулась голограмма.

«Слишком долго я проторчал в глуши», — подумал Дженкинс.

— Вообще-то я доктор Дженкинс. Занимаюсь океанографией. — Он набрал полную грудь воздуха. — Вот только вопросы у меня довольно сложные. Про гидрат метана.

Егер с Ридом переглянулись, а потом разом посмотрели на гостя. Макс вздохнула — совершенно по-человечески.

— Что, повторять по второму разу?

— Простите, доктор Дженкинс. Просто Макс уже целый час занимается метангидратом, — пояснил Егер и, набрав номер столовой, спросил гостя: — Может быть, перекусите с нами?

— Рекомендую сандвичи с копченой говядиной. Это кулинарный шедевр, — добавил Рид.

Сандвич превзошел все ожидания. Дженкинс вдруг вспомнил, что успел только пожевать арахиса в самолете. Он запил бутерброд газировкой и посмотрел на собеседников.

— Это похоже на бред… — начал Дженкинс.

— Бредом мы обычно и занимаемся, — отозвался Егер, а Рид согласно кивнул.

Престарелый хиппи и коротышка, стриженный под Дона Кинга… Впрочем, оба весьма умны и, главное, согласились его выслушать.

— Ладно, я вас предупредил, — произнес Дженкинс. — В общем, несколько лет назад я ушел на пенсию и вместо преподавания занялся ловлей лобстеров в своем родном городишке Роки-Пойнт.

— Рыбак! Я так и знал, — заявил Рид.

Дженкинс улыбнулся и продолжил:

— Вы ведь слышали, что у нас недавно случилось цунами.

— Да. Просто ужас, — отозвался Рид.

— Могло быть хуже. — Дженкинс рассказал, как ему удалось предупредить жителей.

— Повезло, что вы там оказались, — заметил Егер. — Но вообще-то странно. Никогда такого не было. Новая Англия ведь не Япония и не Калифорния — серьезных разломов поблизости нет.

— Мне удалось раскопать лишь один похожий случай — гигантская волна после землетрясения двадцать девятого года. Его эпицентр находился на склоне материковой отмели к югу от Ньюфаундленда, восточнее Новой Шотландии. Толчки ощущались в Канаде и Новой Англии, хотя землетрясение случилось в двух с половиной сотнях миль от берега и прошло без особых последствий. Завалило несколько дорог, да кое-где полопались печные трубы. Никаких разрушений. Весь удар приняло на себя море.

— В каком смысле? — уточнил Рид.

— Неподалеку от эпицентра находились два судна, и их сильно тряхнуло — будто сорвало винт или ни с того ни с сего налетели на мель. Через три часа гигантская волна докатилась до южного побережья Ньюфаундленда и обрушилась на рыбацкие деревушки в бухтах и устьях рек на участке в шестьдесят миль. Самые масштабные разрушения были зарегистрированы в заливе на полуострове Бурин. У берега высота цунами достигла тридцати футов. Пострадали причалы и береговые постройки, погибло более двадцати пяти человек.

— Напоминает Роки-Пойнт.

— Один в один. Слава богу, жертв и пострадавших у нас поменьше. Есть и еще одно важное сходство. Оба цунами, вероятно, случились из-за сильных оползней на морском дне. В случае с Ньюфаундлендом виной всему точно землетрясение — океанские кабели оказались разорваны в дюжине мест. — Он сделал паузу. — Но есть и отличие. В Роки-Пойнт тоже был оползень, а вот землетрясения, похоже, не было.

— Интересно. А сейсмоданные?..

— Я звонил на Вестонскую станцию. В двадцать девятом году был зарегистрирован толчок магнитудой семь целых две десятых, и теперь мы знаем, что для возникновения цунами нужна сравнимая мощность. В Роки-Пойнт все запутанней. — Дженкинс помолчал. — Толчок был, но на землетрясение он совсем не похож.

— Давайте разберемся. Вы полагаете, что в Роки-Пойнт оползень был вызван не землетрясением?

— Могу утверждать это с полной уверенностью. Но почему он все же случился, я не знаю.

Егер посмотрел на Дженкинса поверх своих древних очков.

— Вечный вопрос — про курицу и яйцо?

— Вроде того. Я читал про залежи метангидратов на материковом склоне и подумал: вдруг оползень вызван какими-то реакциями? Ведь эти соединения нестабильны…

— Вполне возможно, — заметил Рид. — Гидратов хватает у обоих побережий. Скажем, у берегов Орегона и Нью-Джерси. Про Блейк-Ридж слыхали?

— Конечно. Подводная гряда в паре сотен миль к юго-востоку от берега.

— Да, в районе Северной Каролины. Эта гряда — сплошной метангидрат. Ее иногда сравнивают со скороваркой. Все дно там испещрено кратерами — в этих местах гидраты распадаются, и в воду сочится метан.

Дженкинс почесал в затылке.

— Признаться, я мало понимаю в газовых гидратах. Стараюсь, конечно, следить за периодикой, но из-за лобстеров и прочих дел времени почти не остается.

— Область это малоизученная. Вы ведь знаете, что такое газовые гидраты?

— Это кристаллы льда, внутри которых находятся молекулы природного газа.

— Именно так. Их еще называют «огненным льдом». Гидраты открыты в девятнадцатом веке, но исследования с тех пор не слишком продвинулись. Первые месторождения метангидрата обнаружили под слоями вечной мерзлоты в Сибири и Северной Америке. Затем, в семидесятые годы двадцатого века, ученые из Колумбийского университета наткнулись на глубоководные месторождения в ходе сейсмологических исследований на Блейк-Ридж. В восьмидесятые, при погружении на подводном аппарате «Элвин», экспедиция Вудсхолского института обнаружила в толще морского дна каналы, по которым поднимается метан. В середине девяностых я сам участвовал в первом крупном исследовании — именно тогда и были открыты месторождения Блейк-Ридж. Кстати, разведана только малая часть. Общие объемы просто колоссальны.

— А где расположены крупнейшие залежи?

— В основном в нижней части материковых склонов — там, где дно с четырех сотен футов резко уходит на мили вниз. Богатые месторождения тянутся вдоль обоих побережий США. Есть они, как я уже упоминал, и в Коста-Рике, Японии, Индии, а также в зоне вечной мерзлоты. Богатство этих залежей поражает воображение. По последним оценкам, там десять тысяч гигатонн гидратов, что вдвое больше всех разведанных запасов угля, нефти и газа, вместе взятых.

Дженкинс присвистнул.

— На них мы и переключимся, когда кончится нефть.

— Все не так просто, — вздохнул Рид. — Прежде чем браться за добычу гидратов, придется решить ряд технических проблем.

— Слишком опасно?

— Впервые пробурить дно до самого резервуара удалось в семидесятом году. Ничего не произошло, но буровики с тех пор к ним даже не подступались — боялись взлететь на воздух. Наконец выяснили, что поисковые работы вести можно, а вот выкачать гидраты и отапливать ими дом или заправлять машину — совсем другое дело. Месторождения расположены на больших глубинах, условия там тяжелейшие, а при подъеме на поверхность эта дрянь просто распадается. Основные запасы залегают под океанским дном, до них еще сотни футов.

— Похоже, бурить в таких условиях непросто.

— Не то слово. Над этой задачей бьются целые страны и корпорации. Один из вариантов — закачивать в скважину пар или воду. Гидрат при этом распадается, высвобождая метан. Потом сверлят еще одну скважину и выкачивают газ на поверхность дна — но что с ним там делать? Ведь при распаде гидратов дно может обрушиться.

— Проложить очередной дорогущий трубопровод?

— Неплохой вариант. Многие предлагают строить перерабатывающие заводы прямо на морском дне. Выкачиваем гидрат и заливаем его водой, а смесь помещаем в большие резервуары, похожие на дирижабли. Подводные лодки будут оттаскивать их на мелководье, а там из гидратов уже несложно извлечь топливо.

— Какой способ ни возьми — выходит прогулка по минному полю.

— Это еще мягко сказано. Однако вернемся к вашему вопросу.

— Да. Я интересовался, может ли распад метангидратов вызвать землетрясение и цунами.

— Вполне. Есть данные, что их естественное «таяние» приводило к разрушению материковых склонов. Следы больших подводных оползней находили у восточного побережья США, возле Аляски и в других местах. Русские обнаружили месторождения с неустойчивой структурой у берегов Норвегии. Они полагают, что именно распад большого объема метангидратов вызвал восемь тысяч лет назад оползень Стурегга. Тогда по склону континентального шельфа соскользнул кусок породы в тысячу с лишним кубических миль.

— Про Стуреггу я слышал, — кивнул Дженкинс.

— Тогда вы знаете, что оползень вызвал серию страшных цунами, по сравнению с которыми Ньюфаундленд и Роки-Пойнт — просто детские шалости.

— А человек может вызвать оползень?

— Конечно, почему нет. Например, если случится обвал при бурении.

Дженкинс набрал полную грудь воздуха и выпалил:

— Это случайность. А специально его можно устроить?

Что-то в его голосе насторожило ученых.

— К чему вы это, доктор Дженкинс? — поинтересовался Рид.

Дженкинс поежился.

— С того дня я себе места не нахожу. Интуиция говорит одно, а научный опыт — другое. Надо, мол, сначала собрать побольше данных, а потом уже строить умозаключения — особенно такие дикие.

Рид почесал подбородок.

— Я, как ученый, на вашей стороне. Через пропасть между гипотезой и заключением следует проложить надежный мост из фактов.

— Да ты прямо поэт, — вмешался в разговор Егер. — Пусть Макс нам поможет. Ты ведь подслушивала, любовь моя?

На экране вновь возникла рыжеволосая женщина.

— У меня шесть высокочувствительных микрофонов — попробуй тут не подслушать. Что вас интересует?

— Джентльмены, она в вашем распоряжении, — объявил Егер.

Рид немного подумал.

— Макс, расскажи нам коротко о залежах метангидрата у берегов США.

Лицо уступило место трехмерной модели океанского дна со всеми возвышенностями и впадинами к востоку и западу от Америки. На яркой синеве Тихого и Атлантического океанов пульсировали алые пятна.

— Сосредоточимся на Восточном побережье.

На экране появилась береговая линия от Мэна до Флорида-Кис.

— Замечательно. Теперь перейдем к Мэну. И покажи нам континентальный шельф.

Их взгляду предстало изрезанное заливами побережье от канадской границы до Нью-Гемпшира. Вдали от берега шла волнистая линия, а на ней — красные точки залежей метангидрата.

— С вашего позволения… — вмешался Дженкинс. — Не могли бы вы обозначить Роки-Пойнт?

На карте вспыхнул кружок василькового цвета, а в правом нижнем углу экрана появилась панорама его родного города — с бухтой и впадающей в нее речкой.

— Здорово, — отметил эту приятную мелочь Дженкинс.

— Спасибо, — шепнул бестелесный голос.

Дженкинс назвал свои координаты на тот момент, когда впервые увидел цунами, и в море тут же возник силуэт лодки.

— А теперь укажи линии тектонических разломов.

По экрану протянулась сеть белых линий. Лодка оказалась между городом и располагавшимся восточнее разломом.

— Отлично, Макс, — сказал Егер. — Давай снова посмотрим шельф в районе эпицентра.

На экране возникло изображение в поперечном разрезе: волнистая линия обозначала поверхность воды, а еще одна — океанское дно, которое в этом месте резко обрывалось. Жирная линия разлома уходила вниз от края шельфа. Разлом проходил через цветную область — залежи метангидрата под слоем известняка.

— А вот и наша загадка. Покажи, что случится при распаде гидрата.

Из океанского дна вырвался фонтан метана, а склон континентального шельфа обвалился. В воде над зоной оползня образовалась воронка. Затем вода вернулась в первоначальное состояние, но по ее поверхности покатился «горб».

— Мы видели, как зарождается цунами, — констатировал Рид.

— Попробуем иначе, — вмешался Егер. — Макс, ты слышала, как доктор Дженкинс называл магнитуду землетрясения. Смоделируй события с учетом этого параметра.

Из зоны оползня во все стороны побежали крошечные волны. Макс увеличила масштаб, следя за той, что направлялась к Роки-Пойнт. По мере приближения к берегу панорама города увеличивалась и в итоге заняла весь экран. Волна прокатилась по бухте, ударила в берег и двинулась вверх по реке.

Не дожидаясь, пока ее попросят, Макс вывела на вторую половину экрана картинку волны в поперечном разрезе. Приближаясь к земле, цунами росло, превращаясь в гигантский водяной коготь, и обрушилось на спящий городок. Сцена повторилась еще дважды: в ускоренном и замедленном режимах. Никто не проронил ни звука.

— Что скажете, джентльмены? — спросил Егер, крутанувшись на стуле.

— Картину мы восстановили, — произнес Дженкинс. — Вопрос в другом: возможно ли, что цунами — дело человеческих рук?

— Такое уже случалось, — заметил Рид. — Я ведь рассказывал, как после выброса метана обрушилась буровая платформа.

— Макс, я знаю, ты устала, но сделай мне одно одолжение.

— Конечно, доктор Дженкинс.

— Спасибо. Давай найдем на карте Восточного побережья другие точки, где линии разломов проходят в зонах скоплений метангидрата.

На экране вновь появилась карта с мерцающими кружками разных размеров. Крупнее всего они были у побережья Новой Англии, в районе Нью-Джерси, Вашингтона, Чарльстона и Майами.

— Макс, смоделируй, пожалуйста, развитие событий в случае обвалов материкового склона в зонах месторождений гидратов.

Волны разом покатились из всех кружков. Вырастая до тридцати футов, они достигали побережья, врывались в бухты и устья рек, выплескивались на берег.

Рид только и успевал хлопать глазами за толстыми стеклами очков.

— Привет Бостону, Нью-Йорку, Вашингтону, Чарльстону и Майами.

— Лед — насмерть бьет, — пробормотал Егер и пояснил в ответ на озадаченные взгляды старших товарищей: — Так хиппи говорили про наркотики. «Льдом» они называли метамфетамин.

— Это, приятель, покруче всяких наркотиков.

Дженкинс откашлялся.

— Я еще не закончил…

Он рассказал про гигантское судно, которое видел неподалеку от Роки-Пойнт в день катастрофы.

— Так вы думаете, оно как-то связано с оползнем и цунами? — уточнил Егер.

Дженкинс кивнул.

— А опознавательные знаки на нем были?

— Да. Флаг, как водится, либерийский. А еще на борту было название — «Атаман Эксплорер I». Я посмотрел в словаре — это какой-то командир у казаков.

— «Атаман»? Точно?

— Да. Знакомое название?

— Не исключено. А вы надолго в Вашингтон, доктор Дженкинс? — поинтересовался Егер.

— Не знаю. Сколько надо, столько здесь и буду. А что?

Егер встал.

— Хочу вас кое с кем познакомить.

ГЛАВА 27

Лучи солнца били в тонированное панорамное окно. Решительное лицо адмирала Сандекера казалось чуть зеленоватым, словно медный бюст бога Нептуна. Из его кабинета на верхнем этаже здания НУПИ открывался непревзойденный вид. Адмирал в раздумьях замер у окна и, словно ястреб в поисках добычи, окинул взглядом панораму города: Белый дом, грандиозный монумент Вашингтона и купол Капитолия.

Все утро Остин докладывал Сандекеру о результатах черноморской экспедиции. Адмирала поразил его рассказ о базе подлодок и заинтересовала встреча с Петровым, а также связь между «Звездой Одессы» и лордом Додсоном, с которым он как-то встречался. Изредка адмирал что-то спрашивал или предлагал свою версию, однако, когда Остин дошел до бойни на «Морском охотнике», Сандекер слушал его в гробовом молчании, лишь изредка пощипывая элегантную вандейковскую бородку. С последними словами этого невеселого рассказа он молча встал и подошел к окну. Посмотрев наружу, обернулся к застывшим в креслах у стола Остину и Ганну и заявил:

— За все время флотской службы я не потерял ни одного корабля, ни одного матроса. И сейчас, черт возьми, не желаю! Этот сукин сын заплатит за убийство команды, и его дружок Разов — тоже.

В кабинете явственно повеяло холодом.

Сандекер снова уселся за стол.

— Как себя чувствует эта несчастная девушка, мисс Монтегю?

— Характера ей не занимать, — ответил Остин. — Осталась на «Морском охотнике», пока его не отгонят на базу.

— Когда вернется, я хочу с ней поговорить.

— Я распоряжусь, — кивнул Остин. — А что говорит ЦРУ?

Сандекер вытащил из хумидора сигару и закурил.

— ЦРУ лает не на то дерево, ФБР нам не верит, а от военных мало толку, пока не дашь им конкретное задание. Госсекретарь не отвечает на звонки.

— А Белый дом?

— Президент, конечно же, нам всячески сочувствует, вот только мне кажется, что в его окружении немного злорадствуют. Мол, поделом НУПИ — нечего было лезть не в свое дело. Никак не простят, что именно мы спасли команду NR-1.

— Главное, люди живы! Какая разница, кто спас? — раздраженно воскликнул Остин.

Сандекер выдохнул, и его голову окутало облако фиолетового дыма.

— Вопрос, полагаю, риторический. Ты же знаешь, как устроена власть в Вашингтоне. Благодарность здесь не в чести. Все лавры достались нам, вот они и злятся.

Ганн тяжело вздохнул.

— Такие слухи и до меня доходили. Поговаривают даже, что, мол, если бы не «неумехи» из НУПИ, подлодку давно вернули бы вместе с капитаном и штурманом.

— Еще и мы виноваты, что остальные работать не желают, — бросил Сандекер. — К сожалению, в истории с «Морским охотником» на помощь рассчитывать не приходится. Удалось что-то узнать об этом Борисе?

— Человек ниоткуда, — сказал Остин. — Лучше заняться Разовым. По последним сообщениям, его яхта ушла из Черного моря. Мы как раз пытаемся ее выследить.

— Нужно работать лучше, — заявил Сандекер.

Запищал интерком, и в кабинете раздался голос секретарши:

— Адмирал, я знаю, что у вас совещание, но тут мистер Егер, и с ним еще два джентльмена. Говорит, у него к вам важное дело.

— Пусть заходят.

Дверь отворилась. Как опытный моряк, Сандекер сразу угадал в Дженкинсе рыбака и тут же укрепился в своем мнении, пожав его твердую, как камень, мозолистую руку.

Радушно поприветствовав гостей, он предложил им присесть.

— Ну что, Хирам, рассказывай, с чего это ты выбрался из своей берлоги.

— Пусть лучше доктор Дженкинс объяснит.

В присутствии легендарного руководителя НУПИ Дженкинс сначала робел, но стоило ему заговорить, слова полились сами собой. Затем Рид изложил все обстоятельства с точки зрения геохимии, после чего Егер раздал всем распечатанные Макс материалы. Сандекер откинулся в кресле, сцепил пальцы и ловил каждое слово. Дослушав до конца, он нажал кнопку интеркома.

— Пригласите ко мне, пожалуйста, доктора Уилкинса из департамента геологии.

Доктор Элвуд Уилкинс явился через пару минут. Это был худощавый и спокойный уроженец Среднего Запада — такого легко представить в роли врача или добродушного аптекаря. Сандекер придвинул к столу еще один стул, протянул Уилкинсу распечатки и дал тому несколько минут, чтобы внимательно их изучить.

Наконец геолог оторвался от бумаг. Прочтя в его глазах немой вопрос, адмирал пояснил:

— Вот эти джентльмены утверждают, что материковый склон Восточного побережья может рухнуть, вызвав разрушительные цунами. Их доводы звучат убедительно, но мне хочется выслушать независимое мнение. Что скажете?

Уилкинс улыбнулся.

— Ну, за набережную в Антлантик-Сити волноваться не стоит.

Сандекер прищурился.

— Однако, — продолжал геолог, — недавние исследования показали, что эта идея не столь уж фантастична. Верхняя кора под слоем шельфовых осадочных пород буквально пропитана водой. Если давление мантии достигнет критической величины, то вся вода хлынет наружу — как будто на воздушный шарик наступили. Выброс вызовет оползни и резкие перепады уровня воды, из-за которых образуются цунами. В Университете штата Пенсильвания этот процесс моделировали на компьютере и установили, что такой ход событий вполне вероятен.

— Но чтобы вызвать оползень, нужно землетрясение? — уточнил Сандекер.

— Да, землетрясению это вполне под силу.

— А на Восточном побережье такое может случиться? — спросил Ганн.

Уилкинс похлопал по стопке распечаток.

— Здесь все разжевано. Континентальный шельф тянется вдоль всего побережья. Местами на его склонах имеются кратеры и расщелины, где вероятность оползня куда выше.

— А его может вызвать только землетрясение? — поинтересовался Руди.

— Иногда оползни возникают сами собой. Простите, но точнее тут сложно сказать — слишком уж малоизученная область.

— А выброс метангидрата?

— Почему нет? При дестабилизации гидратов всякая конструкция мигом разлетится на кусочки и запустит цунами.

Заметив, что геологу не терпится перейти к расспросам, Сандекер свернул разговор:

— Спасибо, доктор Улкинс. Вы, как обычно, здорово нам помогли.

Проводив Уилкинса до двери, адмирал похлопал его по плечу, еще раз поблагодарил и вернулся к собравшимся.

— Надеюсь, вы не обижены, что я обратился к доктору Уилкинсу. Хотелось послушать независимого эксперта.

— Насколько я понял, — начал Ганн, — Разов, вполне возможно, научился устраивать цунами. В Роки-Пойнт была просто репетиция. Если это так, то он может причинить колоссальные разрушения.

— Ключ ко всему — «Атаман Эксплорер», — заявил Остин. — Нужно его найти.

— Найти мало, — решительно заявил Сандекер. — Нам предстоит туда пробраться.

ГЛАВА 28

Роки-Пойнт, штат Мэн.

До цунами Роки-Пойнт был обычным старомодным городишком. Редкий календарь с видами Мэна обходился без его живописной гавани и опрятных дощатых домиков с черепичными крышами, а чистенькая Мэйн-стрит так и просилась в какой-нибудь фильм Фрэнка Капры.

Лодка Дженкинса выходила из бухты. Остин обернулся к берегу и подумал, что теперь город напоминает ему разворот из детского журнала, над которым обычно пишут «Что не так на картинке?». «Не так» было почти все.

Исчезли рыбные ресторанчики на набережной, причал для рыбацких лодок и пресловутый мотель — только сваи гнилыми зубами торчали из воды. Над затонувшими обломками покачивались круглые светящиеся буйки, а краны разгребали завалы из выброшенных на берег лодок. За кормой «Пустельги» в воде плавал мусор.

Будь Курт натурой поэтической, он непременно сказал бы, что гигантская волна унесла душу города, а так он просто бросил:

— Ну и бардак.

— Могло быть хуже, — возразил Чарли Хаус, устроившийся рядом на корме.

— Да. Могли атомную бомбу сбросить, — покачал головой Остин.

— Ага, — отозвался Хаус.

Как истинный уроженец Мэна, он не желал уступать чужаку в лаконичности.

Самолет НУПИ доставил Остина, Пола Траута и Дженкинса в Портленд несколько часов назад. Дженкинс заранее предупредил Хауса, и тот забрал их из аэропорта на патрульной машине.

После совещания у Сандекера Остин унес спутниковые фото «Атаман Эксплорера» к себе в кабинет и стал рассматривать их сквозь увеличительное стекло. Сделанные с огромной высоты снимки оказались тем не менее очень четкими и подробными. Он без труда прочел название судна и разглядел фигурки людей на палубе.

Остин сразу отметил поразительное сходство с «Гломар Эксплорером» — двухсотметровым гигантом, построенным Говардом Хьюзом в семидесятые годы по тайной договоренности с ЦРУ для подъема затонувшей советской подлодки. Над бортами — точь-в-точь как у «Гломара» — нависали могучие стрелы кранов, похожих на буровые установки.

Курт изучил каждый миллиметр палубы. С особым пристрастием он рассмотрел ту часть, где расположились краны, сделал на бумаге пару набросков и с довольной улыбкой откинулся в кресле. Он придумал, как пробраться на «Атаман Эксплорер». План ненадежный и целиком зависит от того, как близко удастся подобраться к цели — ведь заметив любое судно НУПИ, противник обратится в бегство. Остин немного поразмышлял над задачей, и ему сразу вспомнился Кемаль и их черноморская экспедиция. Он позвонил Егеру и спросил, где Дженкинс.

— Доктор Рид устроил ему персональную экскурсию по НУПИ. Дженкинс ночует у него и летит домой завтра утром.

— Попробуй их найти, а потом позвони мне.

Телефон запищал всего через пару минут. Остин изложил свой план, не пытаясь преуменьшить его опасность, и Дженкинс без колебаний согласился. Услышав все подробности безумной затеи, старик-ученый просто сказал:

— Я готов на все, лишь бы добраться до ублюдков, которые разрушили мой город.

Остин пожелал Дженкинсу с пользой провести время на экскурсии, а сам сделал несколько звонков. Сначала он уточнил в транспортном отделе, можно ли организовать срочный перелет. Потом позвонил Траутам в Джорджтаун. Гаме оставила на автоответчике сообщение, что они с мужем вернулись из Стамбула и ждут указаний. Остин позвал к телефону Пола и ввел его в курс дела.

Между тем Дженкинс стал обзванивать рыбаков, чьи лодки остались наплаву, с предложением поработать. По совету Остина он говорил, что НУПИ проводит исследование глубоководных рыб. Помимо щедрого вознаграждения им были обещаны субсидии на восстановление порта без всяких дополнительных условий и чиновничьей волокиты.

Трудностей с вербовкой рыбаков не возникло, и когда «Пустельга» вышла в море, за ней цепочкой тянулись еще шесть разнокалиберных рыбацких суденышек. Чарли Хаус потребовал взять его с собой, чему Дженкинс был только рад. Шеф полиции раньше тоже промышлял ловлей лобстеров и за время службы ничуть не утратил хватку.

Миновав скалистый мыс, давший название городку, флотилия вышла в открытое море. Вода переливалась зеленью, в лазурном небе едва виднелись легкие перистые облака. Дул слабый западный бриз. Флотилия потянулась на восток, а потом свернула к югу, карабкаясь на покатые валы и легко соскальзывая по ним.

Гаме регулярно передавала из штаб-квартиры полученные со спутника координаты «Атаман Эксплорера», а Остин отмечал их на карте залива Мэн, зажатого между материковым берегом и изогнутой лапой мыса Кейп-Код. Судно лениво кружило на одном месте — вероятно, ожидая дальнейших указаний.

Гаме шифровала свои сообщения по несложной системе, чтобы их было не отличить от обычной рыбацкой болтовни в эфире. Дженкинс с Хаусом стоически терпели ее измывательства над местным диалектом, пока из динамика не донеслось: «А тут к юго-востоку камбалка-то как пошла… Агась, до связи».

— «Агась»? — скривился Дженкинс. — Она сказала «агась»?

Хаус покачал головой.

— Я тут всю жизнь прожил — никто так не говорит. Я и понял-то не сразу.

Траут едва сдержал улыбку. Он извинился и начал объяснять, что Гаме слишком уж пристрастилась к сериалу «Она написала убийство», действие которого тоже происходит в глубинке штата Мэн, хотя снимали его в Калифорнии. Дженкинс перебил его и, не пытаясь скрыть возбуждение, ткнул пальцем в большую точку на экране радара.

— Это они. Сто процентов.

Остин выглянул из-за плеча Дженкинса. Цель находилась к юго-востоку.

— Агась, — подтвердил он.

Дженкинс добавил хода. Остальные последовали его примеру, и вовсе не из энтузиазма. Старика не обмануло мнимое затишье. Опытным взглядом рыбака и ученого он постоянно оценивал форму волн и интервал между ними.

— Погода портится.

— По радио передавали официальный прогноз… — сказал Остин.

— Да, у них еще речевой синтезатор стоит. Я и без компьютерного кудахтанья знаю, когда будет шторм, — ухмыльнулся Дженкинс. — Нужно просто приметы знать.

С тех пор как они покинули порт, небо затянуло облаками, а вода стала маслянисто-серой. Ветер сместился на пару румбов к востоку.

— Если управимся быстро, то успеем вернуться. Но если начнет болтать, то вытаскивать сеть будет слишком опасно.

— Понятно, — сказал Остин. — Мы с Полом пойдем готовиться.

— Хорошая мысль, — заметил Хаус напряженно, без обычной ленцы. — Мы уже не одни.

Он указал на огромный темный силуэт в легкой дымке. Мрачное пятно росло, размытые туманом контуры проступали все четче, и наконец взглядам предстало исполинское судно. Абсолютно черное — от ватерлинии до кончика одинокой грубы, что венчала высокую надстройку. Стрелы кранов торчали над палубой, словно иглы дикобраза. Матовая светопоглощающая краска скрывала контуры корабля и придавала ему мрачный, угрожающий вид — что сразу отметили все рыбаки.

В эфире затрещали возбужденные голоса.

— Рой, ты только глянь, какая хреновина! Прямо плавучий катафалк, — сказал кто-то.

— Куда там катафалк, — возразил другой голос. — Это целый морг.

Остин слушал болтовню рыбаков с улыбкой. Всякому ясно — удивляются они искренне. Дженкинс велел товарищам соблюдать осторожность. Повторять не пришлось — все держались от плавучего исполина на почтительном расстоянии. Остин прикинул скорость судна: узлов десять.

«Атаман Эксплорер» сбавил ход, и от его палубы отделилась черная точка. Пятнышко быстро росло и жужжало, словно потревоженный шершень. Через мгновение прямо над головами рыбаков пролетел черный вертолет. Дженкинс и Хаус приветливо помахали гостям, которые еще немного покружили и вернулись на судно.

Остин спокойно следил за вертолетом из рубки, где они с Траутом готовились к погружению.

— Кажется, ничего не заметили, — констатировал он.

— Когда мы с Гаме крутились у причалов «Атамана» в Новороссийске, они вели себя не так дружелюбно.

— Скажи спасибо Дженкинсу. Это он придумал захватить побольше свидетелей, чтобы «Атаману» и в голову не пришло что-нибудь выкинуть.

Остин был очень рад, что послушался Дженкинса. Когда обсуждали план, тот сразу сказал: чем больше лодок, тем безопаснее. Судно курсировало в водах, где местные промышляют постоянно; рыбаков вряд ли в чем-то заподозрят. Еще по пути Курт заметил с полдюжины лодок, с которых спускали сети.

Остин планировал действовать по образцу их с Кемалем победоносной вылазки на русскую базу. Правда, пробраться в заваленный подводный док было куда проще того, что он придумал в этот раз. На судне «Атамана» их ждут не диковатые казаки, которым только дай поиграть с жертвами в поло, а хорошо вооруженные профессионалы.

И вот наступил момент, которого Остин так долго ждал.

«Пустельга» легла в дрейф. В свободное от ловли лобстеров время Дженкинс промышлял и рыбу, поэтому на носу лодки стоял барабан для сети и лебедка. Они с Хаусом спустили сеть и снова двинулись вперед, параллельно гигантскому судну, в каких-то тридцати метрах от его борта. Лодка была у русских как на ладони — зато свесившихся с дальнего борта ныряльщиков невозможно разглядеть.

Пройдя примерно половину пути вдоль черного исполина, Дженкинс снова положил лодку в дрейф и вышел на палубу. Они с Хаусом стали возиться с лебедкой, как будто с ней что-то случилось, а Остин с Траутом в этот момент соскользнули в воду и сразу стали набирать глубину, чтобы не запутаться в сетях.

Они договорились, что Дженкинс пройдет вдоль борта «Атаман Эксплорера», удалится на пару миль, а потом вернется с другой стороны. Таким образом, у них будет около часа на всю операцию. Поддерживать связь предполагалось с помощью подводных коммуникаторов и гидрофона, который Траут только что опустил в воду.

Неподалеку заворчал мотор рыбацкой лодки — это Дженкинс двинулся дальше. Друзья погрузились на десять метров, где еще сохранялась приличная видимость. Энергично работая ногами, Остин с Полом мигом добрались до русского судна.

Из мутной воды проступил гигантский силуэт — он напоминал кита, уснувшего на поверхности моря. Остин жестом велел напарнику уходить глубже. Оказавшись прямо под широким днищем, они включили фонари и посмотрели вверх. Многотонная махина из тускло-черной стали нависла над головой, здорово действуя на нервы.

— Так вот каково жуку, на которого вот-вот наступят… — сказал Пол, разглядывая массивный киль.

— И я о том же подумал, но решил тебя не пугать.

— Я уже сам испугался. Куда теперь?

— Если я правильно разобрался в снимках, то нужное место — в районе миделя.

Они медленно поплыли вверх. В свете фонаря Остин нашел что искал — идущий поперек днища прорезиненный шов.

— Есть!

Уже при первом взгляде на спутниковые снимки он заметил в палубе проем возле одного из кранов. Кто-то забыл прикрыть его брезентом, и Остину удалось заглянуть в недра судна. В его днище имелся раздвижной люк — как на «Арго» и других кораблях НУПИ.

По собственному опыту Курт знал: люк, скорее всего, будет закрыт. Его и полагалось держать закрытым — иначе сопротивление воды скажется на скорости. Впрочем, он вспомнил, что на некоторых судах НУПИ был еще один люк, поменьше, — через него запускали разные подводные аппараты. Здесь он располагался правее основного и представлял собой чуть выступающий прямоугольник площадью примерно метр на полтора. Подплыв поближе, они обнаружили, что створки второго люка тоже плотно закрыты.

Существовала вероятность, что крышка люка тоньше, чем сам корпус. Остин снял с пояса газовый резак и стал разматывать шланг, который Траут подключил к баллону с кислородом. Затем он извлек из поясной сумки два мощных магнита со специальными ручками и прикрепил их к днищу судна. Они прикрыли стекла масок затемненными щитками, Остин ухватился за ручку, а Траут включил горелку. Даже со щитками свет слепил, точно маленькое солнце.

Хотя судно лежало в дрейфе, у днища то и дело образовывались локальные течения, которые не давали работать. В какой-то момент мощный поток резко развернул Остина. Ему пришлось отпустить магнитный фиксатор, и, рефлекторно ухватившись за него другой рукой, Курт выронил горелку.

У Траута дела шли не лучше: он упустил баллон. Ухватившись за магниты, друзья как раз успели протереть щитки и проводить взглядом все еще горящий резак, который медленно опускался в морскую пучину.

В наушниках Пола прогремели все моряцкие ругательства, что Остин выучил за долгие годы. Истощив запас проклятий, Курт добавил:

— Я упустил резак.

— А я, как видишь, баллон не удержал… Ругаться ты мастак!

Остин невесело усмехнулся.

— По-испански меня Завала научил. Прости, что втянул тебя в такую бестолковую затею.

— Не болтайся я сейчас под днищем русского судна посреди Атлантики, Гаме заставила бы меня обои клеить. Запасной план есть?

— Можно постучать — вдруг откроют. Или можем всплыть на поверхность, поискать лестницу и подняться по ней.

— Нереально.

— Ты спросил про запасной план. Насчет его реальности разговора не было.

Остин собрался возвращаться, когда Пол вдруг удивленно вскрикнул и указал пальцем вниз. Острым глазом рыбака он приметил, что из темных глубин понимается тусклый свет. Остин припомнил светящихся рыб, которых Уильям Биби наблюдал, погрузившись на километр в своей батисфере, — от них исходило такое же бледное сияние. Странный предмет все рос, и друзья поспешили убраться с его пути. Обернувшись, они наконец разобрали: вверх поднималась небольшая подлодка. Метрах в тридцати от днища «Атаман Эксплорера» субмарина замерла. Ее силуэт был четко виден в свете ходовых огней.

— Чтоб мне провалиться. — Траут узнал характерные обводы. — Это же NR-1! Что они тут забыли?

— Неважно. Главное, что они будут делать дальше? — Остин соображал быстро и уже просчитал все на несколько ходов. — Давай прокатимся на подлодке.

Курт устремился вниз и оказался за дрейфующей субмариной. Он уже бывал на NR-1 и знал, что камера на рубке смотрит вперед. Они с Траутом повисли на ступеньках ведущего в рубку трапа. Почти сразу над их головами появилась тонкая светящаяся линия. Створки люка начали разъезжаться.

Траут поднял голову, и на стекле его маски заплясали желтоватые отблески.

— Я такое видел в «Секретных материалах». Там пришельцы похищали человека.

— Новые знакомства — это же так здорово, — отозвался Остин, не спуская глаз с полоски света, которая превратилась сначала в узкий прямоугольник, а потом в ослепительно-яркий квадрат.

Двигатель подлодки заурчал, и она медленно вплыла в трюм судна. Прежде чем субмарина поднялась на поверхность, Остин с Траутом скользнули вниз и отплыли в неосвещенный угол. Прижавшись к краю бассейна, они осторожно выглянули из-под воды. Их никто не увидел, и Остин оценил обстановку. Бассейн — метров шестьдесят на тридцать. По его сторонам шли узкие мостики из металлической сетки, к которым вели короткие лестничные пролеты.

Люди в комбинезонах следили за всплытием NR-1, перегнувшись через ограждения. Вскоре по залу прокатился скрежет — створки люка закрылись.

С потолка спускались стальные крюки мощных лебедок. В боковой стене открылась дверь, и в воду прыгнули пловцы в гидрокостюмах. Они подвели под нос и корму субмарины широкие петли, подцепили их крюками, и лодка мигом поднялась на талях — совсем как двигатель машины, когда его вытаскивают из моторного отсека на автосервисе.

Шлюз перекрыл доступ воде, тут же громко взревели невидимые насосы. Мощные агрегаты быстро откачали воду, и подлодку снова опустили.

По грязному дну побежали люди. Одни стали убирать водоросли и попавших в западню рыбин, другие подключали к NR-1 какие-то кабели и ставили подпорки, чтобы подлодка не опрокинулась от качки. Загудели вентиляторы, в зал хлынул свежий воздух.

Когда заработали насосы, Остин с Траутом забрались на лестницу и теперь висели на стенке бассейна. Немалый вес амуниции давал о себе знать. Из своего темного угла они разглядели, как к ярко освещенной подлодке приставили трап. В рубке открылся люк, и из него выкарабкался седобородый мужчина с кобурой на поясе. Именно так Крейсман описывал лжеученого Пуласки, угнавшего NR-1.

За ним появились еще двое. Остин видел фотографии экипажа подлодки и сразу узнал капитана Логана и штурмана. Следом вышли четверо с суровыми, безразличными лицами, обвешанные орудием с ног до головы. Охрана. Капитана со штурманом протащили по трапу и куда-то увели. За ними последовали уборщики, волоча мешки с мусором. Свет погас — лишь где-то под потолком горели тусклые огни.

— И что теперь? — спросил Траут.

— Есть два варианта: вверх и вниз.

Траут глянул в темноту под ногами, ухватился за ступеньку лестницы и пополз вверх. С каждой минутой снаряжение словно наливалось тяжестью. К счастью, карабкаться до узкой площадки пришлось всего метров пять. Траут со стоном перевалился через край и тут же сбросил баллоны с грузовым поясом. Он протянул руку Курту, и оба уселись немного отдышаться.

Прислонившись спиной к переборке, Остин вытащил из гермоупаковки «боуэн». У Траута был девятимиллиметровый швейцарский «зиг-зауэр». Вдвоем они поднялись на площадку и пошли по мостику, который нырял в освещенный проход к просторной нише. В ней обнаружился сверкающий белоснежный купол с крошечными окошечками по бокам — декомпрессионная камера.

Убедившись, что там никого нет, друзья принесли амуницию и затолкали ее внутрь, после чего избавились от гидрокостюмов и баллонов. Неподалеку нашлась раздевалка. Там, на толстой перекладине, висели мокрые гидрокостюмы ныряльщиков, помогавших поднимать NR-1. Впрочем, Остин куда больше обрадовался аккуратно сложенным на полках чистым комбинезонам, которые они тут же натянули поверх термобелья.

Трауту, с его двумя метрами роста и весом далеко за сотню, было непросто подобрать нужный размер. Штанины едва прикрывали лодыжки, рукава тоже оказались слишком коротки.

— Ну как я выгляжу?

— Как высоченное пугало. Ничего, пока они поймут, в чем дело, секунд десять у нас будет.

Он сгорбился.

— А так?

— Так ты похож на Квазимодо.

— Твоя шевелюра тоже выглядит подозрительно. Будем надеяться, что в экипаже сплошь слепые. Что дальше?

Остин бросил Трауту кепку, сам надел такую же и, опустив козырек пониже на глаза, объявил:

— Пойдем прогуляемся.

ГЛАВА 29

Остин остановился на пересечении коридоров и оглянулся по сторонам с видом потерявшегося туриста.

— Вот черт. Похоже, мы заблудились.

— Надо было сыпать за собой хлебные крошки, — задумчиво изрек Траут.

— Это не пряничный домик, а мы с тобой не Гензель и… Опа!

Он показал на дверь слева. Ему послышалось, что ручка повернулась.

Траут шагнул назад, но Курт ухватил его за локоть и шепнул:

— Поздно. Веди себя естественно.

Остин уткнулся в планшет, который прихватил в раздевалке. Руку он держал так, чтобы мигом выхватить спрятанный под одеждой револьвер. Траут опустился на колено и стал завязывать шнурок.

Дверь отворилась, и в коридор шагнули двое. Остин оторвался от планшета, дружески улыбнулся и поискал глазами оружие. Двое русских были ничуть не похожи друг на друга, но оба носили очки и имели очень задумчивый вид. Поглощенные беседой, они лишь скользнули взглядом по лицам оперативников НУПИ и зашагали по коридору.

Остин проводил их взглядом.

— Можешь вставать. Они из техперсонала. Есть одна крупная неприятность: эту махину вовек не обыщешь. А чем дольше мы тут торчим, тем больше шансов, что наша крайне изобретательная маскировка в итоге не поможет.

Траут выпрямился и потер колено.

— Моим стариковским суставам тоже нелегко приходится. Что будем делать?

Остин вдруг уставился куда-то за спину товарищу, прекратил хмуриться и улыбнулся.

— Для начала обернись.

На стене висел план судна: палубный и в продольном разрезе.

— Похоже, не нам одним трудно ориентироваться на этой лодчонке.

Остин внимательно изучил план и ткнул пальцем в красную точку, обозначавшую их местоположение.

— Тут поблизости зона, куда команде вход воспрещен. Посмотрим, что там прячут. Раз вход воспрещен, внутри меньше шансов нарваться на головорезов Разова.

Стоило ему договорить, как послышались хриплые голоса. Остин решительно дернул ручку двери, из которой вышли двое русских. Дверь отворилась, и он махнул Трауту. Внутри было темно и пахло какими-то химикатами — вероятно, лаборатория. Остин аккуратно прикрыл дверь, оставив узенькую щелку. Через мгновение мимо прошли двое коренастых охранников с автоматами. Он быстро щелкнул выключателем и убедился, что они и правда в какой-то лаборатории. Еще раз выглянув наружу, приятели выскользнули в коридор.

Держась настороже, они двинулись по коридору и вскоре уперлись в дверь. Припомнив, что когда-то в ЦРУ он изучал русский, Остин сумел прочесть табличку: «Вход воспрещен». Подергал ручку — заперто. Тогда он порылся в рюкзаке и вытащил набор отмычек — память о службе в разведке. Траут следил, чтобы их не застали врасплох, а Остин стал пробовать отмычки одну за другой, пока не нашел подходящую. Дверь отворилась.

Внутри обнаружился изогнутый пульт — совсем как у Егера в информационном центре, только гораздо меньше. Вместо Макс — голографического интерфейса с голосовым управлением — здесь стоял большой монитор с подключенной клавиатурой. Хирам ужаснулся бы таким пережиткам прошлого.

Траут стал осматривать пульт. Он и сам недурно разбирался в компьютерах — особенно в моделировании различных глубоководных явлений, — однако до Егера ему было далеко.

— Итак? — подал голос Остин.

Траут пожал плечами.

— Попробую.

Долговязый ученый опустился в крутящееся кресло. Его руки запорхали над клавишами, не прикасаясь к ним, — так пианист вспоминает забытый аккорд. Он попросил Остина перевести русские надписи, глубоко вдохнул и нажал клавишу «Ввод». Плавающие по экрану рыбки исчезли, и вместо них возникла иконка с солнцем.

— Пока все хорошо. Тревогу я, кажется, не поднял.

Остин стоял у Пола за спиной и теперь одобрительно похлопал товарища по плечу.

Траут взялся за дело. Он щелкнул по иконке, и на экране возник список команд. Ученый довольно долго нажимал разные клавиши, что-то бормоча себе под нос, а потом откинулся на спинку и сложил руки на груди.

— Нужен пароль.

— Попробуй его угадай, — расстроенно бросил Остин.

Траут мрачно кивнул.

— Давай представим себя русскими. Что тебе приходит на ум?

Остин решил рискнуть и предложил ввести «казак». Не сработало. Тогда он попробовал «атаман». Тоже мимо. Еще одна ошибка, и сработает блокировка. Курт уже было отчаялся, когда вдруг припомнил стамбульский разговор с Петровым.

— Попробуй «тройка».

— Получилось! — воскликнул Траут, но тут же снова поник: но экрану побежали бесконечные строки. — Какая-то русская абракадабра…

Он еще побился немного, так что у него на лбу выступили капельки пота, потом откинулся в кресле и поднял руки вверх.

— Прости, Курт, я пас. Тут нужен какой-нибудь малолетний хакер.

Подумав всего мгновение, Остин бросил:

— Подожди-ка. Будет тебе хакер, пусть и не малолетний.

Он набрал номер на спутниковом телефоне. Егер ответил, и Курт быстро сказал:

— Доброе утро. Помоги Полу. Объяснять времени нет.

Он протянул трубку Трауту. В разговоре то и дело мелькали «файрволы», «фильтры», «сервисы», «шлюзы», «тоннели» и «ключи». Наконец Траут вернул телефон Остину.

— Попробую объяснить, — начал Егер. — Представь себе, что компьютер — это комната. Ты входишь в комнату, но там темно, и ты не видишь, что написано на доске. Тогда ты включаешь свет, однако прочесть все равно ничего не можешь, потому что не знаешь языка.

— И что в итоге?

— Ничего. Жаль, нельзя подключить туда Макс — я бы попробовал разобраться с шифром.

Остин поморщился и посмотрел на телефон.

— А решение-то у нас под носом. Вот послушай…

Он изложил свою идею, и Егер подтвердил, что с подходящим оборудованием такое можно устроить. Тогда Остин передал телефон Трауту, и тот стал рыться в ящиках и шкафах. Он срастил какие-то кабели и подключил одним концом к разъему компьютера.

— Тот еще модем, но все же попробую подключиться.

Он снял с телефона заднюю крышку и воткнул куда-то второй конец кабеля, а потом набрал номер.

На мгновение строки на мониторе взбесились: цифры и буквы понеслись стремительным потоком. Потом экран потух, и на нем появилось сообщение: «Подключились. Переписываем данные. Хирам и Макс».

Остин глянул на часы и зашагал по комнате, гадая, сколько времени потребуется Егеру. Минуты уплывали одна за другой. Он боялся, что придется уходить, не закончив работу. Прошло десять минут, и на экране высветилась желтая улыбающаяся рожица в роговых очках — точь-в-точь как у Егера. «Хакер дело сделал. Хирам и Макс».

Приятели быстро отключили самодельный модем и разложили все детали по местам. Остин выглянул в коридор. Там было пусто. Они быстро вернулись к первоначальному плану и теперь пошли к трюму с люком короткой дорогой. Удача пока была на их стороне — нежелательных встреч удавалось избежать. Остин недоумевал, куда подевалась команда, но возмущаться даже не думал: везет — и ладно.

Вдруг им почудилось, что за одной дверью говорят по-английски. Судя по акценту — американцы. Остин подергал ручку — закрыто. Пришлось снова доставать отмычки.

За дверью оказалась каюта с двумя койками, на которых с тоскливыми лицами валялись капитан Логан и штурман с NR-1. Разговор оборвался на середине фразы. Оба уставились на пришельцев с нескрываемой враждебностью, вероятно приняв за охранников, которые пришли снова их мучить.

— И где они таких только находят? — спросил Логан.

— Высокий — вылитое огородное пугало, — отозвался штурман.

— Да и у того, пониже, костюмчик явно не «Армани», — усмехнулся капитан.

— Простите, капитан, «Армани» уже закрылся. Пришлось одолжить одежку у здешней команды.

В глазах Логана вспыхнуло подозрение.

— Что за дьявол? Вы кто?

— Этот похожий на пугало джентльмен — мой коллега Пол Траут. Я — Курт Остин, но можете звать меня просто «Коротышка».

Капитан аж подскочил на месте.

— Вот черт! Да это же американцы!

— Говорил тебе: маскировка не поможет, — бросил Остин Полу, а потом снова обратился к Логану: — Ваша правда, капитан. Мы с Полом из группы специального назначения НУПИ.

Логан посмотрел на дверь.

— Мы не слышали выстрелов. Вы что, захватили судно?

Остин с Траутом весело переглянулись.

— Не хочу вас расстраивать, но у «Дельты» сегодня выходной, так что мы здесь только вдвоем.

— Ничего не понимаю. Как…

— Сначала уберемся отсюда, а потом все расскажем, — перебил его Остин.

Он указал Трауту на дверь, и тот выглянул наружу. В коридоре снова никого не было. Они пошли к лестнице: Пол впереди, а Остин замыкал — создавалось впечатление, что они куда-то ведут пленных американцев.

Это построение оказалось как нельзя кстати: почти сразу они наткнулись на охранника с автоматом на плече. Судя по расслабленной походке, тот направлялся в свою каюту. Скользнув взглядом по лицу Траута, охранник нахмурился в изумлении: как это он раньше не замечал такого гиганта среди членов команды. Капитан неуверенно затоптался на месте.

Остин мог бы расправиться с охранником, но хотел уйти незаметно. Поставив Логану подножку, он толкнул его в спину. Капитан рухнул на четвереньки, и хмурое лицо русского расплылось в улыбке. Он расхохотался и что-то бросил на своем языке, а когда Остин отвесил капитану легкого пинка, засмеялся еще громче.

Остин пожал плечами и принял невинный вид. По-прежнему хохоча, охранник пошел своей дорогой и вскоре скрылся из вида. Курт протянул Логану руку.

— Простите, капитан, — сгорая от стыда, сказал он. — Этот русский разглядывал Пола. Нужно было его отвлечь.

Логан отряхнул штаны в том месте, куда пришелся пинок.

— Мою подлодку угнали, команду забрали, а мне самому пришлось управлять кораблем ВМФ США по указке каких-то пиратов, — усмехнулся он. — Я согласен на все, лишь бы отсюда убраться.

Траут заметил на стене еще один план судна и остановился.

— В трюме с шлюзом две секции: одна побольше, другая поменьше. Лучше двигаться к меньшей, тогда мы обойдем стороной кубрики команды.

Остин велел ему показывать дорогу. Широкими шагами Траут провел их какими-то коридорами к незапертой двери. За ней начинался мостик, огибавший вдоль стены высокое помещение размером примерно с треть трюма, в котором стояла подводная лодка.

— Что это за чертовщина?

Логан разглядывал свисающий с потолка цилиндр длиной метров пятнадцать и больше метра в поперечнике. Нижний конец был конической формы, а в верхней части торчали какие-то выступы, к которым с потолка тянулась паутина проводов и шлангов.

— Похоже на баллистическую ракету, — заметил штурман. — Только висит вверх ногами.

— Висит правильно. Наверху у нее двигатель, — заметил Траут.

Остина находка тоже сильно заинтересовала, однако время было на исходе.

— Внимательно рассмотрите эту штуку — потом сравним впечатления.

Мостик привел их к очередной двери, за которой обнаружилась та самая раздевалка. Морякам подобрали гидрокостюмы, а Остин с Траутом аккуратно сложили свои комбинезоны обратно на полки. Затем они отправились к декомпрессионной камере. Снаряжение было на месте. Короткая лесенка привела четверку к малому шлюзу. В днище обнаружилась выемка примерно четыре на четыре метра — бассейн, из которого запускали подводные аппараты.

Траут изучил панель управления на стене и нажал кнопку. Дно отъехало в сторону. У самого края бассейна плескалась вода, комнату наполнил сырой соленый воздух. Штурман бросил взгляд через квадратное окно в темные глубины океана и сглотнул.

— Это что, шутка?

— Тут, конечно, не джакузи, — признал Остин, — но если вы не знаете, как открыть главный шлюз и увести NR-1, то другого пути нет.

— Да ладно. Это как тренажер по покиданию затонувшей подлодки на базе в Гротоне, — бодро заявил капитан, бледный как полотно.

— Лишних баллонов у нас нет, так что дышать будем попарно. Проплывем сотню метров, а потом нас подберут. На мостике наверняка загорелся индикатор, что люк открыт; времени мало.

Как Логан ни бахвалился, а перспектива нырять его вовсе не радовала. И все же он, стиснув зубы, натянул шлем и маску.

— Пошли, пока я не передумал…

Остин протянул аварийный дыхательный аппарат штурману, а Траут — капитану. Когда все были готовы, Курт со штурманом взялись за руки и прыгнули в воду.

Сначала они быстро погружались в облаке пузырьков воздуха, потом инерция прыжка сошла на нет. Пузыри рассеялись, Остин увидел совсем рядом фонарь Траута и поплыл. Моряки работали ногами не слишком здорово, да и вообще двигаться в парах «сиамских близнецов» оказалось неудобно, но наконец они все же выбрались из-под днища русского судна.

Остина стало швырять из стороны в сторону. Похоже, погода и правда испортилась. Рядом с металлической громадой «Атаман Эксплорера» от компаса было мало толка, и Остин двинулся к точке рандеву, полагаясь только на собственные расчеты.

Прикинув, что они отплыли от судна уже метров на сто, Остин жестом велел остановиться. Все четверо зависли на глубине десяти метров. Курт вытащил из поясного кармана небольшой самонадувающийся буек и обмотал идущий от него шнур вокруг запястья. Буек всплыл на поверхность, и встроенный в него передатчик немедленно вышел в эфир.

Потянулись мучительные минуты. Даже в гидрокостюмах запястья и лицо вдоль края маски быстро немели от холода. Несмотря на всю храбрость, подводники здорово ослабли в плену, ведь они безвылазно сидели в каюте и растеряли физическую форму. Остин вдруг подумал, что «Пустельга» может и не объявиться. Мрачные размышления прервал раздавшийся в наушниках голос Дженкинса:

— Запеленговал ваш передатчик. Как вы там?

— Все в порядке. С нами двое туристов, уже синие от холода.

— Сейчас буду.

Остин велел приготовиться. Оба подводника показали, что поняли, однако, судя по заторможенности движений, силы их были на исходе. Моряков нужно как-то взбодрить, иначе план не сработает. Издалека донесся приглушенный рокот мотора, и все четверо разом подняли головы вверх. Лодка приближалась и вскоре оказалась прямо над ними.

Остин махнул рукой, и они с Траутом рванулись вверх, таща за собой обессилевших подводников. Протянув свободную руку, Курт вскоре нащупал сеть, которую не спеша тащила за собой «Пустельга». Все четверо ухватились за куток — самый конец снасти, где скапливается пойманная рыба.

Убедившись, что его товарищи уцепились за сеть, Остин крикнул Дженкинсу:

— На месте!

Лодка стала набирать скорость, и руки едва не вывернуло из суставов. Впрочем, после первого рывка все пришло в норму. Теперь они словно летели под поверхностью воды. Поток пытался оторвать их от сети, но все четверо держались крепко, и вскоре гигантское судно осталось далеко позади. Дженкинс лег в дрейф.

— Поднимаем, — предупредил он.

Остин с Траутом понадежней ухватили своих подопечных, и вскоре сеть вытащила их на поверхность. Впрочем, трудности на этом не закончились. Волны швыряли людей из стороны в сторону, а снаряжение не давало толком пошевелиться — пришлось выбросить пояса и баллоны.

Дженкинс, свесившись с кормы, следил за большим металлическим барабаном, на который наматывалась сеть. Еще несколько метров, и Остин со штурманом были бы в безопасности, но «Пустельгу» постоянно швыряло и подбрасывало на волнах. Вонючий дым мотора плыл над самой водой.

Наконец Дженкинс подтянул Остина со штурманом поближе.

— Ничего себе рыбка у нас тут водится! — прокричал он, перекрывая шум мотора.

Хаус стоял у штурвала, изо всех сил пытаясь удержать «Пустельгу» на месте.

— Мелковата! — проорал он в ответ. — Давай отпустим.

— Попробуй только. — С этими словами Остин перебросил ногу через транец и рухнул на палубу.

Дженкинс помог штурману. Втроем они быстро втащили на борт и Траута с Логаном. Подводники, шатаясь, побрели по раскачивающейся палубе в рубку. В сети оставалась еще сотня с лишним килограммов рыбы — такой груз вполне мог опрокинуть лодку. Дженкинсу очень не хотелось бросать улов и сеть, которая может намотаться на винт, но делать было нечего. Он перерезал тросы, и сеть быстро пропала среди пенных гребней. Затем Дженкинс встал к штурвалу и повел суденышко по бурному морю.

Хаус помог всем снять гидрокостюмы, раздал одеяла и пустил по кругу бутылку ирландского виски. Остин всматривался в горизонт, но черного гиганта нигде не было видно. Остальные рыбачьи лодки тоже куда-то пропали, и он спросил, что с ними.

— Тут опасно, я отправил ребят домой! — крикнул Дженкинс. — Мы успеем вернуться до настоящего шторма. Наслаждайтесь прогулкой.

— Интересно, что скажут русские, когда обнаружат наш побег, — поинтересовался Логан с хищной улыбкой.

— Надеюсь, они решат, что вы утонули.

— Спасибо, что спасли нас. Жаль, не удалось увести NR-1.

— Главное, вы живы и здоровы.

Траут передал бутылку Курту.

— За хорошую работу.

Остин глотнул из горлышка. Огненная жидкость перебила вкус соли во рту и растеклась в желудке приятным теплом. Глядя на пенный след за кормой, он вспомнил о странном цилиндре, который они видели в трюме.

— Боюсь, работа только началась.

Хирам Егер засиделся допоздна. Перебравшись с кресла за огромным пультом в дальний угол гигантского информационного центра, где на его лицо падал свет одинокого экрана, Хирам вводил команды с клавиатуры, а Макс это не нравилось.

ХИРАМ, ПОЧЕМУ ТЫ ОТКЛЮЧИЛ ГОЛОГРАММУ?

МАКС, НАМ НУЖНО ПРОСТО ДОБРАТЬСЯ ДО ДАННЫХ БЕЗ ШУМА И ПЫЛИ. ПО СТАРИНКЕ.

МЕНЯ ЗАСУНУЛИ В ПЛАСТМАССОВЫЙ ЯЩИК. Я БУДТО ГОЛАЯ.

ТЫ САМАЯ КРАСИВАЯ.

ЛЕСТЬ РАБОТАЕТ БЕЗОТКАЗНО. ТАК В ЧЕМ ПРОБЛЕМА?

Егер уже несколько часов просеивал информацию из файлов, переданных Остином и Траутом с «Атаман Эксплорера». То и дело, утыкаясь в очередной тупик, он отключал защиту слой за слоем, словно чистил лук. Наконец Хираму удалось сформировать набор команд, которые должны были пробиться сквозь тонны шлака, ввел их одну за другой и стал ждать. Вскоре на экране появилась какая-то русская надпись. Еще одной командой он запустил систему автоматического перевода.

На экране возникло непонятное меню. Егер почесал в затылке. Тут, прямо на его глазах, меню исчезло, а вместо него высветилось сообщение от Макс:

ЖДУ УКАЗАНИЙ.

ЧТО ЗДЕСЬ ПРОИСХОДИТ?

ПРОЩЕ ОБЪЯСНИТЬ, ЕСЛИ ТЫ ВКЛЮЧИШЬ ГОЛОГРАММУ.

Егер захлопал глазами. Макс с ним торгуется! Он повел затекшими плечами, устало вздохнул и снова защелкал клавишами.

ГЛАВА 30

Вашингтон, округ Колумбия.

Среди десятков бортов, следующих в Национальный аэропорт Вашингтона, был и самолет НУПИ. В отличие от рейсовых машин, которые вслед за похожими на жуков автомобильчиками двигались к своим терминалам, бирюзовый аппарат направился в закрытую зону в южной части, к старому ангару с закругленной крышей. Шум двигателей смолк, и три темно-синих джипа с выключенными фарами тут же подкатили к самолету откуда-то из темноты.

Из головной машины выбрались двое морпехов и человек в гражданском. Охранники вытянулись по стойке «смирно» у подножия трапа, а их спутник с черной сумкой в руках стремительно взбежал по ступенькам и постучал в дверь. Через мгновение из нее показалась голова Остина.

— Я капитан Моррис, врач из флотского госпиталя, должен осмотреть прибывших с вами моряков. — Заглянув через плечо Остина, он увидел, что капитан со штурманом лежат в креслах, не подавая малейших признаков жизни. — О боже! Они мертвы?

— Мертвецки пьяны, — отозвался Остин. — По пути из Портленда мы праздновали их спасение, и оба чуть перебрали. Наверное, стоит позвать на помощь ваших славных морпехов.

Моррис распорядился, и подводников спустили вниз по трапу. Прохладный ночной воздух быстро привел в чувство капитана со штурманом. Они сердечно, хоть и немного бессвязно распрощались с Остином и Траутом, побрели ко второму джипу и с визгом покрышек умчались, оставив после себя лишь вонь выхлопных газов.

Как только габаритные огни машин растаяли в ночи, откуда-то из темноты возник еще один человек. До боли знакомый голос произнес:

— Вот она, благодарность. Могли бы вам хоть такси вызвать.

Остин посмотрел вслед колонне джипов.

— Флотским не нравятся наши успешные авантюры. Выходит, что от всей их хваленой разведки и авианосцев никакого толка.

— Ничего, переживут, — улыбнулся Сандекер. — Вас подбросить?

— Было бы здорово.

Остин с Траутом забрались в припаркованный неподалеку «Чероки». Сандекер презирал лимузины и прочую «элитную» технику, предпочитая ей обычную полноприводную машину из автопарка НУПИ. Пилоты как раз закончили все манипуляции с самолетом, так что адмирал заодно подвез и их.

Остин уже доложил все подробности операции по телефону прямо из Мэна. Выезжая на шоссе, ведущее к городу, Сандекер сказал:

— Я уже говорил, но повторю еще раз: пробравшись на это судно, вы оба заслужили медаль.

— Настоящий героизм — это как мы с него выбрались. Теперь я понимаю, каково быть треской в сети. Пожалуй, с рыбалкой придется завязать, — улыбнулся Траут с присущей уроженцам Новой Англии сдержанностью.

Сандекер усмехнулся.

— Значит, вы считаете, никто на борту не решит, что подводников похитили?

— Возможно, кто-то из команды вспомнит нас. Обнаружив открытый люк и пропажу гидрокостюмов, они придут к самому очевидному выводу. Вряд ли кто-то заподозрит, что нам удалось провернуть такую безумную авантюру, да еще и благополучно убраться.

— Согласен. Они сообщат о пропаже пленных, но решат, что те утонули или замерзли. Даже если команда заподозрит неладное, Разову из страха за свою жизнь говорить не станут.

— Но все раскроется, когда ВМФ объявит о спасении команды NR-1.

— Я попросил пока не светить карты и встретил полное понимание с их стороны. Экипажу позволят повидаться с близкими, а потом увезут восстанавливаться на какой-нибудь морской курорт.

— Это даст нам небольшую фору.

— Нельзя терять ни минуты. Оба хорошенько выспитесь, встречаемся завтра рано утром.

Сандекер отвез Траута в Джорджтаун, а Остина — в Ферфакс. Бросив сумку прямо за дверью, Курт сразу прошел в «кабинет» — просторную комнату, обставленную темной мебелью в колониальном стиле. По стенам висели полки с книгами и джазовыми пластинками. На телефоне мигал красный огонек автоответчика. Остин прослушал сообщения и обрадовался: Завала уже вернулся из Англии. Захватив из холодильника банку эля «Спеклд хен», он уселся в черное кожаное кресло и позвонил. Джо ответил сразу, и они проговорили довольно долго. Завала рассказал о беседе с Додсоном, а Остин — о появлении Дженкинса и вылазке на «Атаман Эксплорер».

Повесив трубку, Курт вышел на веранду и полной грудью вдохнул чистый речной воздух. Мысли сразу пришли в порядок, и он задумался о трагедии, что разыгралась посреди Черного моря много лет назад. Проходит время, и люди, отчаянно боровшиеся за свою жизнь, становятся бесплотными огоньками, как светлячки у берегов Мериленда. И все же эхо их голосов слышно даже сейчас, восемьдесят с лишним лет спустя.

По словам Завалы, императрица с дочерьми, а также часть русской казны находились на «Звезде Одессы», когда корабль был атакован и потоплен. Сокровища, скорее всего, теперь у Разова, хотя Остин не понимал, зачем идти на такие ухищрения, если ты и так богат как Крез. Очевидно, людская жадность безгранична.

Гораздо важнее, что великая княжна Мария Николаевна спаслась. Если — а точнее, когда — об этом узнают, политические последствия будут ужасными, что очень волновало лорда Додсона. Самого Остина возмущало молчаливое одобрение этой постыдной операции британской короной. История бросает тень на представителей многих почтенных семейств. Впрочем, все они давно мертвы, да и вероломство тогдашних властей сегодня уже не вызовет особого возмущения. Куда больше волновала вероятная связь этих событий с «Атаманом» и возможным ударом по Соединенным Штатам.

Посмотрев на часы, Остин понял, что уже очень поздно, а сам он сильно устал. Он поднялся в спальню, расположенную в башенке бывшего лодочного сарая Викторианской эпохи, рухнул на постель имгновенно уснул.

Остин встал с рассветом, натянул майку, шорты и бейсболку, поставил вариться ямайский кофе и спустился вниз. Там, под домом, хранилась его семиметровая гоночная «Маас-аэро». Собираясь немного погрести с утра по Потомаку, он снял лодку с подставки, когда зазвонил телефон. Недовольный, что утренний распорядок нарушен, Остин метнулся вверх по ступеням и схватил трубку.

— Разобрались, — пробормотал смертельно уставший Егер. — То есть Макс с моей помощью почти разобралась.

— Мне радоваться или нет?

— И то и другое. Макс билась над файлом всю ночь. Трудилась как проклятая. Я тебе сейчас все пришлю.

Остин включил компьютер и открыл файл, который Егер отправил по электронной почте. На экране появилась картинка: несколько строк, выведенных на русском каллиграфическим почерком с хитрыми завитушками.

— Что это?

— Меню, — объяснил Егер. — Сначала идет закуска: белужья икра. Дальше список блюд для какого-то русского банкета. Перлмуттер оценил бы. Вообще, довольно аппетитно. У меня-то на завтрак был только дрянной кофе да пончики с глазурью.

— Слушай, я тебя потом накормлю завтраком, только объясни: ради чего мы страдали-то? Ради икры?

— Не совсем. На самом деле меню — это набор зашифрованных файлов. Стеганография. В переводе с греческого — «скрытое письмо». Сообщения спрятаны внутри изображений. Нужны специальные программы. В общем, безопасностью у них серьезные люди занимаются. Даже Макс это не по зубам. Зато я написал программку, которая все расшифровала. Гляди.

На экране появилось серое окно.

— Это что?

— Спрашивает пароль.

— А тот, от судового компьютера, не подходит?

— Нет, «тройка» не работает. Тут я и застрял. Нужен пароль.

— Выходит, мы не сдвинулись с места? — проворчал Остин.

— Не совсем. Макс проверяет возможные слова и комбинации. Она подберет пароль, хотя это может занять несколько дней.

— Времени нет.

— Тогда слушай, еще идея. Судя по расшифрованным файлам, система управляется не с твоего загадочного судна. Отыщи их центр. Может быть, там и пароль найдется.

От разговоров с Егером у Остина всегда начинала кружиться голова.

— Я подумаю и перезвоню.

Втиснувшись в узкий кокпит лодки, он начал с десятиминутной разминки примерно в четверть привычного темпа и постепенно дошел до двадцати восьми гребков в минуту, не отрывая взгляд от информационной панели в ногах. Гребки сливались в едином ритме, и лодка капелькой ртути скользила по серой воде.

Остин не надевал перчаток и с каждым взмахом весел чувствовал воду. После «Морского охотника» ярость все время пожирала его изнутри, и Курт хотел, чтобы она вышла наружу соленым потом. Теперь он успокоился и гнев схлынул, хотя и не ушел совсем. Остин поработал еще немного, а потом развернулся по широкой дуге и направился к дому. Вскоре он втащил лодку по пандусу обратно в сарай, швырнул мокрую одежду в корзину для белья. Долго стоял под душем, а потом побрился и переоделся в легкие брюки, синюю рубашку-поло и темный пиджак.

После здорового сна и напряженной гребли к нему пришла ясность мысли. Сбросив с глаз пелену незначительных деталей, Остин сосредоточился на главной движущей силе всех последних событий. Разов. Нужно найти Разова, и все загадки решатся сами собой.

Следует позвонить Ганну. По старой флотской привычке Руди вставал рано и приезжал на работу, когда все нормальные люди еще только пьют утренний кофе.

— Курт, я как раз собирался тебе звонить. Адмирал уже рассказал про вашу экспедицию. Вы с Полом молодцы.

— Спасибо, Руди. К сожалению, это только начало. Разов — ключ ко всему. Ты случайно не знаешь, где он?

— Этот русский безумец наконец-то вылез из укрытия и с минуты на минуту будет в Бостоне вместе со своей драгоценной яхтой.

— Разведка сообщила или ты отследил его по спутнику?

— Ни то, ни другое. Прочел в деловых новостях «Вашингтон пост». Вот, слушай: «Пожалуй, самый влиятельный политик современной России, глава горнодобывающего концерна Михаил Разов прибудет сегодня в Бостон на церемонию открытия международного финансового центра. Вечером на борту яхты Разова — одного из самых больших частных судов мира — состоится прием для официальных лиц и приглашенных гостей. Далее господин Разов планирует отправиться в турне по Восточному побережью».

— Решил сэкономить нам время и силы, — сказал Остин.

— Совсем не похоже на Разова. Интересно, что он замышляет…

— Давай я съезжу к нему и спрошу.

— Ты серьезно?

— Разумеется. Пусть знает, что мы не спускаем с него глаз. К тому же если потрясти дерево, с него что-нибудь да упадет.

— Главное, самому под этим деревом не стоять.

Остин вспомнил слова Егера, что нужно искать центр. Разов из тех людей, кто любит держать все под контролем, а яхта для него одновременно и дом, и штаб-квартира.

— Нельзя упускать такую возможность. Я должен попасть на яхту.

— Можем официально отправить тебя как представителя НУПИ.

— Это все равно что дразнить быка красной тряпкой. Есть идея получше. Я тебе перезвоню.

Порывшись в бумажнике, Остин отыскал нужную визитку и позвонил в Нью-Йорк. Трубку взяла секретарша.

— «Невероятные тайны».

Он спросил, вернулась ли из командировки мисс Кэлла Дорн.

— Кажется, да. Простите, а кто ее спрашивает?

Остин назвал свое имя и приготовился к непростому разговору, однако Кэлла приветствовала его с неожиданной теплотой в голосе:

— Доброе утро, мистер Остин. А вы ранняя пташка.

— Говорят, ранней пташке — жирный червяк.

— Я червяков не люблю, — заметила Кэлла. — Ты ведь по делу?

— Для начала объясни, почему ты на меня не злишься.

— А разве нужно? Ты спас мне жизнь, да еще и отправил в Стамбул с капитаном Кемалем.

— Да. Но ведь условия там, помнится, не слишком роскошные.

— Подумаешь! На обратном пути Кемаль показал нам затонувший корабль — огромный и очень-очень древний. В те времена, наверное, длину еще локтями считали.

— Неужели Ноев ковчег?

— Какая разница! Сюжет мы сняли, да еще и премию заработали. Еще раз огромное спасибо. Проси чего хочешь. Хотя ужин все еще с тебя.

— Тогда, может быть, отведаем фасоли по-бостонски?

— Мне больше по душе каре ягненка в «Фор сизонс».

— Договорились. Только попрошу тебя о помощи. Сегодня на одной яхте в Бостоне будет торжественный прием, и мне нужно попасть туда под видом журналиста.

— А сюжет об этом можно сделать?

— Со временем — да.

— Хорошо, но у меня есть условие. Я пойду с тобой. Подумай как следует.

На мгновение Кэлла предстала перед его мысленным взором во всей своей знойной красе.

— Договорились. Скоро вылетаю.

Повесив трубку, Остин откинулся на спинку кресла. Его голубые глаза смотрели в пустоту. Да, добраться до центра управления империей Разова очень важно для НУПИ, однако есть на яхте еще одна цель, которую нельзя упустить. Борис.

ГЛАВА 31

Бостон, штат Массачусетс.

Кэлла Дорн ждала на берегу Бостонской бухты у Причала Содружества, а лимузины нескончаемым потоком подвозили все новых и новых важных гостей, которые тут же становились в очередь для отправки на яхту. Фургоны телевизионщиков ощетинились антеннами и спутниковыми тарелками, напоминая причудливый инопланетный огород. Пока Кэлла вглядывалась в толпу, сзади подошел высокий мужчина и поздоровался. Едва скользнув по нему взглядом, девушка вежливо ответила тем же, но сразу пожалела, поскольку незнакомец вкрадчиво проблеял:

— Простите, кажется, мы где-то встречались.

Она посмотрела на мужчину и отметила, что тот похож на пополневшего… как же его звали? Какой-то певец…

— Нет, — заявила Кэлла насмешливо. — Не встречались.

— А я-то думал, ты простила меня за тот несостоявшийся ужин в Стамбуле.

Кэлла вгляделась повнимательнее, отметила широкие плечи…

— Боже милосердный! Я тебя не узнала.

— Не зря меня прозвали «человеком с тысячей лиц», — заявил Остин с мефистофелевской улыбкой и развел руки в стороны. — Разве не так одеваются журналисты из успешных таблоидов?

Курт явился весь в черном: брюки, футболка, пиджак и даже солнечные очки эпохи семидесятых. Это при том, что уже давно стемнело. Обутый в стоптанные кроссовки, на шею он нацепил золотую цепь, а светлые волосы спрятал под темно-русым париком.

— В Голливуде так одеваются гробовщики, — сказала Кэлла. — Шевелюра особенно удалась. — Она прищурилась. — А что ты сделал с лицом?

— Специальный гель. В эпоху видеокамер и систем распознавания без него никуда.

Кэлла вспомнила, как звали певца.

— Системы примут тебя за Роя Орбисона.

— Буду знать на случай, если попросят автограф. Ладно, с проверкой покончено. Как дела?

— Все в порядке. Здорово, что ты позвонил.

— Может, заглянем куда-нибудь после работы?

— Не откажусь, — кокетливо повела головой Кэлла.

Темно-серый брючный костюм подчеркивал фигуру девушки, и Остин вдруг понял, что не может оторвать взгляд от этой неописуемой красоты. Могучим усилием воли он выбросил из головы все неуместные мысли. Для них еще будет время.

— Вот и договорились. Выпьем по коктейлю в «Рице». — Он оглянулся на толпу гостей в смокингах и вечерних платьях. — Ну, вперед на вечеринку?

Кэлла повесила ему на шею ламинированный пропуск.

— Теперь ты наш звукооператор Хэнк Симпсон. Ничего сложного. Данди в основном приходится таскать оборудование да держать микрофон. Я тебе помогу. Микки ждет возле катера для прессы. Бери вон те чемоданы и прикинься дурачком.

— Дурачком? С этим я справлюсь.

Остин легко, словно два перышка, подхватил тяжелые металлические кофры и вслед за Кэллой зашагал к участку причала с табличкой «Пресса». Пустой катер как раз подошел за очередной порцией журналистов.

Навстречу им тут же шагнул крепко сбитый коротышка с камерой на плече — Микки Ломбардо.

— Я пока поснимал семейство Кеннеди. — Несмотря на маскировку, он сразу узнал Остина и усмехнулся: — О, а вот и наш ангел-хранитель. Здорово, приятель.

Остин приложил палец к губам и огляделся.

— Точно, я и забыл! — Ломбардо перешел на театральный шепот: — Оделся ты правильно. Одобряю.

Сам Микки, как и Остин, был весь в черном.

— Если кто спросит, говори, что мы — «Братья Блюз».[134]

— Простите, что прерываю вашу беседу, но нам пора, — сказала Кэлла.

Остин отнес ящики с оборудованием. Сиденья на катере располагались рядами, как в автобусе, и Кэлла оказалась между Куртом и Ломбардо. Кругом неловко поеживались во взятых напрокат смокингах корреспонденты газет да суетились бесчисленные ассистенты причесанных волосок к волоску телеведущих. Катер отвалил от пирса и помчался в море, а его место тут же занял следующий.

На вечеринку съехались журналисты со всего Восточного побережья. Американская публика впервые услышала про богатого русского политика, который потратил миллиард долларов, чтобы открыть в Бостоне финансовый центр. Однако главный интерес вызывал именно символ несметных богатств Разова — его огромная роскошная яхта.

Бостонская бухта не видала таких громадин со времен океанских парусников. Вертолеты телеканалов встретили «Казачество» еще на подходе, и снятые ими кадры быстро разлетелись по всему миру. Пожарные суда приветствовали яхту фонтанами воды, а береговой охране приходилось отгонять сотни прогулочных судов, которые так и стремились подобраться ближе.

Стоило яхте бросить якорь, целая толпа политиков, бизнесменов и чиновников тут же пожелала выразить гостю свое почтение, но только самые важные и влиятельные получили приглашение на торжественный прием. Флагману «Атамана» разрешили встать на полпути между городом и аэропортом Логан, чтобы гостей было удобно перевозить на борт прямо с самолетов.

Яхта, как и вся бухта, сияла разноцветными огнями. В честь праздника местные конгрессмены даже упросили руководство ВМФ вывести с чарльстонской верфи фрегат «Конститьюшн» — знаменитого «Железнобокого» — и совершить вечером круг почета по бухте.

Раньше старый фрегат отходил от причальной стенки всего раз в год, да и то буксиры просто разворачивали его другим бортом, чтобы износ оставался равномерным. Однако недавно, после глобальной реконструкции, корабль был частично воссоздан в том виде, в каком его спустили на воду в тысяча семьсот девяносто четвертом, и теперь по особым случаям совершал короткие рейды под парусом. Из разговора телевизионщиков Остин понял, что сегодня «Конститьюшн» пойдет своим ходом, взяв на борт отряд морпехов и орудийный расчет, чтобы салютовать из орудия.

Остин переключил внимание на яхту. Она была точь-в-точь как на фотографиях Гаме: обтекаемая, с острым носом и плавной линией кормы. Курт сразу узнал обводы «Фастшипа», благодаря которым Разов со своим штабом мог за несколько дней перенестись по воде в любую точку земного шара. Их катер занял место в очереди и вскоре пришвартовался у двери в корпусе яхты. Матросы помогали гостям подняться на борт и перепоручали их заботам стюардов, а те, видя карточки «Пресса», просто махали рукой в сторону лестницы. Остин злорадно отметил, что после поездки на катере все телеведущие выглядели так, словно долго стояли перед вентилятором.

Следуя за Кэллой, Курт с Ломбардо втащили оборудование на верхнюю палубу. Все напоминало самый обычный торжественный прием. Журналисты сразу попали в живой коридор из будто бы нанятых через кадровое агентство молодых людей в одинаковых малиновых пиджаках. Те протягивали каждому пресс-кит и сувениры: брелки в форме русских борзых и магниты с эмблемой «Атамана». Затем отводили гостей в специально огороженную зону на корме.

Там журналистов приветствовал симпатичный юноша, высокий статус которого подчеркивала нашивка на пиджаке. Он объяснил, что в пресс-центре состоятся выступления губернатора штата и мэра Бостона. Господин Разов также произнесет короткую речь, но на вопросы отвечать не будет. Зная, что лучший способ получить хорошую прессу — это бесплатная еда и выпивка, он пригласил всех пройти внутрь.

Пока остальные толпились возле барной стойки, Остин с Микки установили оборудование в другом конце зала, где уже стояли микрофоны и софиты. Потом Курт взял Кэллу под локоть и спросил:

— Ну что, пойдем к остальным?

— Сейчас.

Девушка отвела его к борту, откуда открывался роскошный вид на здание таможни и небоскребы «Хэнкок» и «Пруденшиал». На ее милом лице застыло мрачное выражение.

— Сначала я должна спросить. Ты очень хотел попасть на этот прием. Скажи, Разов как-то связан с базой подлодок и напавшими на нас бандитами?

— Почему ты так решила?

— Не считай меня дурой.

— Прости, я не могу все рассказать. Это ради твоей же безопасности. Да, связь есть.

— Разов виновен в смерти Мехмета?

Остин чуть помолчал, но взгляд ее янтарных глаз оставался непреклонен.

— Косвенно виновен.

— Я так и знала. Он должен за все ответить.

— Я здесь как раз для этого, — сказал Остин.

— Тогда я тоже в деле.

— У тебя будет отличный сюжет, я обещаю.

— При чем тут сюжет? Послушай, Курт, я не какая-нибудь калифорнийская хохотушка, которую раз в жизни выставили из супермаркета за курение, а больше ей и рассказать-то нечего. Я росла в суровых местах и отбывала бы сейчас свою десятку в тюрьме Соледад, не окажись моя мама еще суровей. Я хочу тебе помочь.

— Ты помогла мне пробраться на борт.

— Этого мало. Я же вижу, ты с этого урода шкуру спустишь, и хочу тоже кусочек отрезать.

Остин пообещал себе никогда не становиться на пути у Кэллы Дорн.

— Договорились. Но сегодня мы играем на его поле, поэтому не высовывайся. Я не хочу подвергать опасности вас с Микки. На яхте я работаю сам. Идет?

Кэлла кивнула.

— Самый подходящий момент — когда начнется пресс-конференция. — Она взяла его под руку и повела ко входу. — Но сначала я намерена взыскать долг. Ты обещал угостить меня коктейлем еще в первый день знакомства.

В огромном салоне развлекалась толпа гостей. На мгновение Остин забыл, что дело происходит на яхте. Машина времени словно унесла их на сотню лет назад. Помещение напоминало тронный зал какого-то дворца-казино в Лас-Вегасе: удивительный сплав западной цивилизации и восточного варварства. Ноги тонули в пурпурном ковре, которым можно было бы застелить взлетную полосу аэродрома. Под сводчатым потолком горели хрустальные люстры с фигурками нимф и купидонов. Вдоль стен тянулись квадратные колонны, украшенные резьбой и золотыми листьями.

Здесь собрался весь цвет бостонского общества. С трудом втиснувшись во взятые напрокат фраки, толстые красноносые политики ожесточенно толкались в центре зала у огромного стола, ломившегося от всевозможных русских деликатесов. Их болезненно худые супруги являли собой другую крайность: они сидели за вычурными столиками, придирчиво изучая еду в тарелках, словно та была отравлена. Желчные бизнесмены сбивались в группки и обсуждали, как русскому магнату ловчее потратить его миллионы. Орды юристов, финансистов, лоббистов и обслуги перемещались от стола к столу, словно пчелы в поисках нектара. В дальнем конце зала на небольшой сцене располагались музыканты в костюмах казаков — играли что-то легкое, русское народное.

Пока Остин с Кэллой искали, где бы присесть, музыканты ударили в барабаны, и на сцену поднялся ведущий в пиджаке с нашивкой. Он рассыпался в благодарностях всем пришедшим и объявил, что хозяин хотел бы сказать несколько слов. К микрофону вышел мужчина средних лет в обычном синем костюме. Две царственно-белоснежные русские борзые следовали за ним по пятам.

Остин подобрался ближе, желая получше рассмотреть Разова. Тот совершенно не напоминал злодея. Хищный профиль, мертвенно-бледная кожа, а в остальном внешность совершенно заурядная. Курт помнил, как часто именно такие непримечательные личности несли боль и смерть. Гитлер напоминал голодающего художника, Рузвельт называл Сталина «дядюшкой Джо», словно обычного добродушного старичка, а не жестокого душегуба.

Разов говорил по-английски с едва заметным акцентом.

— Благодарю всех, кто пришел на этот прием, посвященный вашему замечательному городу. — Он обернулся к собакам и добавил: — Саша и Горький тоже рады встрече.

Очевидно, псам надлежало слегка разрядить обстановку. Так и вышло. Когда смех и аплодисменты стихли, собак увели, а Разов помахал рукой и улыбнулся гостям. Голос у русского был глубокий, властный. Выступая, он будто смотрел прямо в глаза каждому из собравшихся. Прошло всего несколько секунд, а гости уже ловили каждое слово. Даже политики у стола прекратили обжираться и стали слушать.

— Я очень рад оказаться тут, в самой колыбели независимости. Отсюда рукой подать до Банкер-Хилла и Лексингтона, где прозвучали те самые выстрелы, эхо которых еще «долго гремело по белому свету».[135] О вашей системе образования и здравоохранения ходят легенды. Америка очень помогла моей стране, и в знак благодарности я хотел бы объявить об открытии российского финансового центра, который поможет в развитии деловых контактов между нашими великими странами.

Разов пустился в рассуждения о своем проекте, и Остин шепнул Кэлле:

— Самое время пойти осмотреться. Встретимся на катере.

— Буду ждать. — Кэлла крепко сжала его руку.

Остин пробрался к двери. Снаружи было по-вечернему прохладно. Все собрались в салоне и слушали Разова, так что на палубе оказалось пусто, если не считать одинокого официанта, который сунул Курту тарелку с жареным мясом и сосисками. Сначала он собирался выбросить еду, как только официант отойдет подальше, но потом решил, что с тарелкой будет выглядеть менее подозрительно.

Курт не спеша двинулся в сторону носа и скоро уткнулся в веревочное заграждение, на котором висела табличка «Проход закрыт». Дальше тянулась неосвещенная палуба. Боевики Разова не показывались — очевидно, чтобы не пугать гостей. Впрочем, довольно скоро откуда-то появился плечистый мужчина с хорошо заметной под пиджаком кобурой. Увидев Остина, он произнес с сильным русским акцентом:

— Туда нельзя.

Остин пьяно улыбнулся и протянул ему тарелку.

— Сосиску хочешь?

Охранник поморщился и ушел. Курт подождал, пока тот отойдет подальше, и уже собирался нырнуть под заграждение, когда по палубе тихо зашлепали чьи-то быстрые шаги. Остин обернулся. Прямо на него неслись две белые тени. Собаки Разова! Волоча за собой поводки, они прыгнули ему на грудь и тут же уткнулись длинными мордами в тарелку. Курт поставил ее на палубу. Псы шумно проглотили сосиски и мясо, дочиста вылизали тарелку и пристально посмотрели на Остина, словно чего-то ожидая.

Подбежал дрессировщик, который смотрел за собаками. Он что-то бросил по-русски — возможно, извинился, — взял поводки и увел псов. Остин убедился, что его наконец-то оставили в покое, нырнул под веревку и тихо, как призрак, двинулся вперед. Черный костюм делал его практически невидимым в темноте.

Вскоре Курт подошел к большому — в человеческий рост — колодцу вентиляционной шахты. Вытащил из кармана прибор, похожий на компьютер-наладонник, и включил его. Светло-зеленый экранчик загорелся, высветился набор цифр. Сниффер Егера работал.

Егер позвонил Остину, когда тот уже собирался лететь в Бостон.

— Я придумал, как пробраться в компьютер яхты. Вай-фай!

Остин давно привык не пугаться всяких странных слов. Для простоты он считал Егера и прочих компьютерных гениев кем-то вроде инопланетян, которые время от времени переходят на свой родной язык.

Хирам объяснил, что словом «вай-фай» называют беспроводные компьютерные сети, которые все чаще разворачивают в больших зданиях.

— Представь, что ты — директор крупной больницы, — объяснял Егер. — Тебе хочется, чтобы у врачей всегда был доступ к необходимой информации и им не приходилось бы по любому поводу бегать к компьютеру в другом конце здания. Тогда ты разворачиваешь в одном или нескольких зданиях беспроводную сеть, а врачу даешь ноутбук. Достаточно его включить, настроить на нужную частоту — и можно входить в систему.

— Спасибо, Хирам, только я одного не пойму. Как это связано с нашей задачей?

— Да напрямую! На яхте есть вай-фай.

Остин пока не понял, к чему клонит Егер, но уже заразился его энтузиазмом.

— Откуда ты знаешь?

— Вообще-то сообразила Макс. Когда мы не сумели расшифровать файлы, она стала собирать всю информацию по яхте. Данных оказалось немного, ведь ее строили на черноморских верфях самого «Атамана». К счастью, с электроникой русские своими силами не справились и купили оборудование в Америке, а монтировала его французская фирма. Макс пробралась в ее архив и выяснила, что на яхте есть сеть вай-фай.

— Про больницу я понял, но зачем она на яхте?

— Смотри. Яхта размером с хороший дом. Допустим, твоя работа — выплачивать команде жалованье, и возник какой-то вопрос, а твоя каюта далеко. Открываешь ноутбук — и пожалуйста, вся информация уже тут. Или кок хочет прямо из своей каюты проверить, сколько осталось припасов. Или первый помощник пошел пообедать, а ему срочно нужно проверить, кто сейчас на вахте.

— Ладно, и как это поможет нам узнать пароль?

Пароль где-то на яхте. Если удастся подключить Макс к судовой сети, то она скопирует всю информацию, а потом мы в спокойной обстановке разберемся.

— Тогда в чем проблема?

— Проблем несколько. Во-первых, информация будет зашифрована. Во-вторых, сигнал в беспроводной сети слабый и доступен только на борту яхты. Нужно протащить на борт сниффер.

— Опять твои компьютерные ребусы.

— Прости. Сниффер — это устройство, которое может проникнуть в сеть, перехватить нужные сигналы и передать информацию в надежные руки Макс.

— Гм, красиво. Но ты говоришь, файлы зашифрованы. Вдруг тебе снова не удастся взломать защиту?

— Не исключено. Правда, здесь шифрование стандартное, и к задаче можно подойти с разных концов. А главное, Макс полна решимости.

— Когда женщина полна решимости, на ее пути лучше не вставать. Даже если она — голограмма. И где мне взять этот твой электронный перехватчик?

— Курьер уже выехал с самим прибором и инструкцией.

Инструкция оказалась нехитрой: включить сниффер, убедиться, что устройство поймало сигнал, и закрепить его при помощи магнита на задней панели передатчика. На всякий случай Егер прислал еще и запасной комплект.

Остин перегнулся через край колодца и прикрепил сниффер подальше, чтобы его не заметили. Затем он подошел к шлюпке и нащупал опору шлюпбалки. Опустившись на колени, отыскал в стальной конструкции подходящую выемку, установил там второй приборчик и стал подниматься, как вдруг сзади послышался тихий щелчок. Что-то твердое уперлось ему в поясницу.

ГЛАВА 32

Забыли об осторожности, мистер Остин. Так и убить могут.

Ствол больше не давил в спину, и Остин обернулся. Лунный свет серебрил белесый шрам на лице Петрова.

— Слушай, Иван, ну зачем сразу ствол под ребра? Я лет на десять постарел от страха. Неужели нельзя просто поздороваться?

— Я так практикуюсь. Не хочу терять хватку.

— Хватка у тебя железная, как и раньше. Как ты очутился в Америке?

— В отличие от вашего несанкционированного вторжения в Россию, я здесь с разрешения Госдепа. Приехал в составе делегации для обмена опытом как представитель Сибирского управления по борьбе с сельскохозяйственными вредителями, а потом попросил консула включить меня в список гостей.

— А как ты меня нашел?

— Заметил в салоне и пошел следом. Признаюсь, трюк с лицом сработал, но плечи и эту уверенную походку так просто не скроешь. Кстати, откуда такой роскошный парик?

— Купил в КГБ на распродаже.

— Я бы не удивился. А зачем нужно ползать в темноте на карачках?

— Потерял контактную линзу.

— Серьезно? В досье про контактные линзы ничего не сказано.

Остин с усмешкой рассказал про снифферы. Услышанное произвело на Ивана сильное впечатление, и он попросил держать его в курсе дела.

— По-моему, нам стоит вернуться в салон, — предложил русский. — Охрана большей частью следит за гостями, но патрули на палубе тоже есть.

Курт понимал, что и так слишком рискует, поэтому они сразу двинулись на свет и громкие звуки музыки, стараясь по возможности держаться в тени. Охранник им попался всего один. Остин с Петровым юркнули за кнехты и через мгновение уже беззаботно прогуливались по палубе.

В смокинге Иван выглядел весьма импозантно. Он закурил американскую сигарету и поинтересовался:

— И каков дальнейший план?

— А где монах?

— Думаю, Разов держит Бориса подальше от любопытных глаз. Возможно, он на яхте, а возможно, и нет. Мы его вряд ли увидим.

— Тогда я, пожалуй, перемолвлюсь словечком с хозяином.

— С Разовым? Хотите вот так просто взять и раскрыть карты прямо в его логове?

— Вдруг он разозлится и допустит ошибку.

— Меня учили, что змею злить не стоит. Впрочем, дело ваше. Я пока выпью и закушу.

— Ты один?

Петров взял с подноса у проходившего мимо официанта рюмку водки, выпил и улыбнулся.

— Я буду поблизости.

Вечеринка была в разгаре, и гости вовсю бродили по палубе с бокалами и тарелками. «Казаки» вместо народных напевов наяривали рок. Петров нырнул в толпу и пропал, словно унесенный бурным потоком сухой лист. Остин заметил группку людей, слушавших Разова, и стал подбираться ближе, прикидывая, что делать с двумя телохранителями. И тут в дело вмешались длинноногие русские борзые. Псы вырвались и помчались к Курту. Упираясь передними лапами в грудь, они лезли языками ему в лицо, и Остин не без труда отпихнул собак ловким движением бедра.

Он схватил поводки у самых ошейников, чтобы неугомонные псы не вырвались. Тут же подбежал дрессировщик, но теперь в его глазах читался искренний ужас. Остин хотел было передать ему собак, как вдруг увидел Разова с телохранителями.

— Вижу, вы уже знакомы с Сашей и Горьким, — мило улыбнулся владелец яхты, забирая поводки.

Он что-то бросил по-русски, и псы послушно опустились рядом. Лапы собак подрагивали — им тяжело было сидеть не шевелясь.

— Я угостил их мясом и сосисками, — объяснил Остин. — Не возражаете?

— Странно, что они стали есть. Обычно их кормят лучше, чем многих людей. Разов. — Он протянул руку, пытаясь прочесть имя на карточке Курта. — Это я устроил наш скромный праздник.

— Знаю. Мне очень понравилась ваша речь. — Он стиснул ладонь русского так, что тот поморщился от боли. — Меня зовут Курт Остин.

На лице Разова не дрогнул ни один мускул.

— Тот самый мистер Остин. Я представлял вас совсем иначе.

— Я вас тоже. Думал, вы выше ростом.

Разов не поддался на провокацию.

— Не знал, что вы с телевидения. Мне говорили, что вы работаете на НУПИ.

— Только на время задания, а так я все еще в НУПИ. Ищу сокровища в Черном море.

— Надеюсь, оно того стоит.

— Недавно у меня из-под носа увели груз с судна под названием «Звезда Одессы».

— Сочувствую. Впрочем, конкуренция среди кладоискателей большая — такая уж работа.

— Я одного не могу понять: зачем богатому человеку пускаться во все тяжкие ради пары побрякушек?

— Мы, русские, ценим эти, как вы их называете, «побрякушки». Мы верим, что кроме собственно драгоценности ее владелец получает еще и особую власть.

— Но сокровища не спасли императора и его семью.

— Царя предали изменники в ближайшем окружении.

— Так значит, вы собираетесь вернуть сокровища русскому народу?

— Что вы знаете о моем народе? — усмехнулся Разов. — Ему нужны не бриллианты, а твердая рука. Вождь, который вернет русским национальную гордость и прогонит врагов, уже слетевшихся, будто стервятники.

— Это при условии, что ваша операция «Тройка» увенчается успехом.

— В «Тройке» нет ничего секретного, — презрительно бросил русский. — Я собираюсь открыть деловые центры в Бостоне, Чарльстоне и Майами. Оглянитесь, мистер Остин, в моем предприятии нет ничего противозаконного!

— А как же резня на судне НУПИ? В ней тоже нет ничего противозаконного?

— Да, читал в газетах… Страшная трагедия. Поверьте, я не имею к ней никакого отношения.

— Понятно, что вы не спешите признаваться. Дрянная история. Вы здорово вляпались, Разов. Ваш бешеный пес перепутал суда. Меня не было на «Морском охотнике», и его команда погибла зря. Теперь-то вы, конечно, во всем разобрались.

Глаза Разова гневно сверкнули.

— Я разочарован, мистер Остин. Вы проникли на мою яхту, устроили тут маскарад, едите мою еду, пьете мою водку — и так платите за гостеприимство? Обвиняете меня в преступлениях?

— Хочу посмотреть в глаза убийце и трусу, прежде чем раздавлю его как муху.

Галантный политик уступил место уличному головорезу.

— Раздавишь меня? Да ты блоха!

— Может, и так, только нас, блох, много. И все мы кусаемся.

— Меня не остановит ни НУПИ, ни вся ваша государственная машина, — процедил Разов. — Когда я подниму Россию с колен, ваша Америка будет как жалкий, хнычущий младенец. Отсталая страна без природных ресурсов, со слабым и бездарным руководством… — Разов вдруг понял, что увлекся. — Вы больше не мой гость, мистер Остин. Охрана проводит вас к катеру.

— Я сам найду дорогу. До скорой встречи, мистер Разов.

Курт зашагал прочь.

Разов плотоядно ухмыльнулся.

— Не будет никакой скорой встречи.

Он едва заметно кивнул, и оба телохранителя двинулись вслед за американцем. Остин тихо свистнул. Борзые насторожили уши, завиляли хвостами и бросились вперед, волоча за собой бесполезные поводки. Курт усмехнулся и поймал взгляд Разова. Глаза русского пылали ненавистью.

Остин повернулся и, нырнув в толпу гостей, быстро зашагал к корме. Собаки не отставали. От них нужно было избавиться, чтобы не привлекать лишнего внимания.

Остин погладил псов по голове и вручил поводки ошарашенной девушке в малиновом пиджаке, а очки и парик засунул ей в карман.

— Прошу вас, передайте все это мистеру Разову с моими наилучшими пожеланиями.

Лавируя между людьми, он на полном ходу вылетел из салона и чуть не сбил с ног Кэллу.

— Что за спешка? — спросила девушка.

— Как можно скорее выбирайся с яхты.

— А ты куда?

— Еще не знаю. Встретимся в «Ритце» через час.

Остин чмокнул Кэллу в щеку и бросился к лестнице на нижнюю палубу, к которой швартовались катера. Сначала он рассчитывал просто сесть на один из них, однако двое охранников уже стояли у лестницы и внимательно вглядывались в толпу. Зря он полагал, что Разов не станет устраивать шум при гостях.

Лихорадочно продираясь сквозь толпу, Остин рассчитывал выиграть пару минут и придумать, как выбраться с яхты. Вдруг кто-то схватил его за рукав.

Курт резко повернулся, готовясь к бою… Петров отпустил руку и улыбнулся одними губами. Глаза Ивана смотрели с мрачной серьезностью.

— Туда лучше не ходить.

Петров показал глазами на охранника, который пробирался сквозь толпу. Не отрывая взгляд от Остина, тот что-то говорил в микрофон на лацкане пиджака.

Курт прошел за Иваном в салон, пересек танцплощадку и снова вышел на палубу через другую дверь. Они бросились к лестнице, но там тоже обнаружился высоченный охранник. Поднеся руку к уху, он внимательно слушал, что говорят по рации.

Петров с широкой улыбкой шагнул к нему и что-то сказал по-русски. Верзила посмотрел на него с подозрением и полез за пистолетом. Иван двинул охраннику кулаком в живот. Тот согнулся, хватая ртом воздух, попытался поднять голову, а там его уже ждал Остин с правым боковым. Великан рухнул, словно вековой дуб под топором лесоруба.

Перешагнув через тело, они спустились на нижнюю палубу, и Остин приметил дверь — точно такая же была с другого борта, и именно к ней швартовались катера с пассажирами. Петров повозился с замком, и дверь распахнулась. Курт уже хотел плыть к берегу сам, однако снаружи ждала моторка с работающим двигателем. Человек у румпеля улыбнулся и помахал рукой Петрову.

— Я взял на себя смелость подогнать собственный транспорт, — пояснил русский.

— Ты же говорил, что пришел один.

— Бывшим кагэбэшникам нельзя верить.

Остин выругался. В отличие от русского, он недооценил врага и, мечтая встретиться лицом к лицу, не подумал о плане отхода. Нужно будет поблагодарить Ивана за предусмотрительность.

Они прыгнули в моторку. Помощник Петрова пару раз газанул, проверяя двигатель, и лодка рванула с места, зарывшись кормой в воду. Курт с Иваном едва не упали за борт.

Глядя на залитую огнями яхту, Остин с усмешкой представил, как разозлится Разов, когда поймет, что добыча ускользнула. Впрочем, радовался он недолго. По борту лодки вдруг застучали пули, причем стреляли не с яхты, а со стороны берега. В темноте замелькали вспышки, и очередь скосила их рулевого. Захлебнувшись криком, тот повалился на дно, и моторка резко ушла в сторону.

Петров оттащил тело, а Остин занял место у румпеля. Прожекторы шарили по воде, нащупывая лодку. Разов был не дурак и заранее спустил на воду моторки с вооруженными людьми.

Еще одна очередь ударила по борту. Остин понял, что нужно прорываться сквозь строй противника — иного пути нет. Он приметил разрыв в цепочке прожекторов и устремился туда. На мгновение враги прекратили стрелять, опасаясь попасть по своим, но, едва беглецы вырвались на открытую воду, на них обрушился ураганный огонь.

В воде плясали крошечные фонтанчики, ветровое стекло разлетелось на осколки. Петров рухнул на дно, держась за голову. Остин пригнулся пониже, выжимая из мотора все, что можно. Они мчались очень быстро, но враги — еще быстрее. Прожекторы понемногу приближались и справа, и слева.

Остин посмотрел в сторону берега. Нет, не уйти. Если только…

Прямо по носу в ярком свете палубных огней высились мачты «Железнобокого». У них появилась надежда на спасение.

Длинная очередь прошила фиберглассовый борт у самой ватерлинии. Сквозь пробоины хлынула вода. Мотор еще работал, однако вскоре и он умолк, захлебнувшись облаком дыма. Лодка быстро уходила под воду, словно субмарина, и вскоре Остин уже бултыхался в воде. Петров камнем пошел ко дну, но Курт нырнул, ухватил русского за воротник и вытащил на поверхность. В глаза ему ударил яркий свет, послышались громкие крики…

Сильные руки ухватили Остина за ворот пиджака и вытащили из холодной воды. Он протер глаза и увидел, что очутился в тридцатифутовом баркасе. Дюжина парней во флотской форме с черными галстуками дружно налегала на весла. Петров, растянувшийся рядом, вяло помахал Курту. Рана у него на голове кровоточила.

— Сэр, вам помочь? — спросил молодой человек, сидящий у румпеля на корме.

Поверх белой формы у него был еще длинный черный китель с медными пуговицами, черный же галстук и матросская шапка.

— Нет, я только промок немного. Спасибо.

Рулевой протянул руку:

— Джош Слейд, вахтенный офицер с «Конститьюшн». Мы увидели, что вы в воде.

Он указал на «Железнобокого», до которого оставалась всего сотня метров. Высокие мачты фрегата сияли в лучах прожекторов.

— Курт Остин из Национального агентства подводных исследований.

Слейд посмотрел на него как-то странно.

— И что у НУПИ за дела в Бостонской бухте?

Курт провел рукой по лицу. Оказалось, что после купания накладной нос безнадежно съехал вбок. Остин выбросил его за борт.

— Долго рассказывать, — покачал он головой. — Что с моим другом?

— Кровотечение остановилось. На борту ему окажут помощь.

На яхте Разова по-прежнему играла музыка. Остин надеялся, что у Кэллы и Ломбардо все хорошо. Моторки с вооруженными преследователями больше не показывались, однако наверняка они где-то поблизости.

— Вы разглядели лодки, которые шли за нами?

— Видели краем глаза. Они были совсем рядом, но сразу убрались. Мы так и не поняли, почему они вам не помогли и куда потом делись.

— Повезло нам, что вы тут оказались. До берега плыть далековато.

— Пожалуй. «Конститьюшн» обычно отходит от стенки всего раз в год, в День независимости, но сегодня у нас как раз ночной тур. Артиллеристы устроят салют — двадцать один залп. Губернатор штата и мэр договорились с начальством. А что случилось-то? Вы вроде от кого-то убегали, а потом лодка просто ушла под воду.

Остин не стал темнить.

— Мы убегали с вечеринки на яхте. Те лодки, что вы видели, потопили нашу. Погиб рулевой.

Слейд посмотрел на Остина как на сумасшедшего.

— Мы не слышали выстрелов.

— У них были глушители.

— Вообще-то вспышки я видел, но подумал, что это фотоаппараты… И кто они? — спросил Слейд, затем тут же, не дожидаясь ответа, воскликнул: — Ой! Я сейчас.

Баркас прошел точно под кормой, где красовался белый орел и название фрегата. Слейд подвел лодку на шлюпбалки, торчащие над водой, словно деревянные руки. Гребцы вынули весла из уключин и установили их вертикально, а потом закрепили спущенные концы. Лебедки мигом подняли баркас до уровня палубы.

Петрову помогли перебраться на борт. Впрочем, русскому стало лучше, и он уже мог идти самостоятельно, опираясь на плечи моряков. Из спасжилетов соорудили подобие матраса, чтобы раненый не лежал на твердой палубе. Тем временем кто-то протянул Остину китель, и он с радостью надел его вместо мокрого пиджака.

Слейд сунул шапку под мышку. Он был чуть старше двадцати, темноволосый, ростом за метр девяносто, с прямой спиной и точеными чертами — словно сошел с плаката, зовущего рекрутов на флотскую службу.

— Добро пожаловать на борт «Железнобокого», старейшего из действующих парусных кораблей, который к тому же по-прежнему числится в составе ВМФ США.

В голосе юноши звучала гордость.

— Итак, срывайте старый флаг! Не раз, врагам на страх… — продекламировал Остин.

— Он развевался высоко в гудящих небесах,[136] — с улыбкой подхватил Слейд.

Этими строками начиналось стихотворение Оливера Уэнделла Холмса «Железнобокий», после публикации которого славный фрегат так и не решились отправить на слом.

— А вы, я вижу, знаток истории флота.

— Я знаю, что он сражался с берберийскими пиратами, а потом, в тысяча восемьсот двенадцатом, попортил немало крови англичанам. «Конститьюшн» не проиграл ни одного поединка, а ядра английского фрегата «Геррьер» отлетали от его бортов, словно те сделаны из стали. — Остин окинул взглядом длинный бушприт, аккуратные ряды пушек на верхней палубе и грот-мачту, что уносилась вверх на двести двадцать футов. — Такой почтенный возраст — а как роскошно выглядит!

— Спасибо. Мы очень гордимся, что «Железнобокий» все еще на плаву. Его ведь построили в тысяча семьсот девяноста седьмом тут, неподалеку. Вообще-то борта у него — из виргинского дуба. Толщина корпуса у ватерлинии — двадцать пять дюймов. Всю медную оснастку и колокол делал Пол Ревир… Простите, я не хотел читать лекцию, просто мы в нем души не чаем. — Юноша смутился. — Надо скорей связаться с береговой охраной и сообщить, что на борту раненый. — Слейд порылся в карманах кителя и нахмурился. — Черт, должно быть, выронил телефон, когда спускали баркас. Хорошо, что у нас есть рация для связи с буксиром. Сейчас попрошу ребят вызвать береговую охрану.

Курт подошел к растянувшемуся на палубе русскому, которого кто-то укрыл куском парусины. Рядом стоял один из матросов.

Остин опустился на колени.

— Ну как дела, товарищ?

Петров застонал.

— Голова раскалывается. Она у меня квадратная, вот пуля от угла и отскочила. Ну почему, едва я к тебе подберусь, меня сразу же то взорвут, то подстрелят?

— Не везет тебе. Кажется, Разов принял мои слова близко к сердцу. Мне жаль, что твой человек погиб.

— Да, жаль. Хороший был парень, даром что хохол. Впрочем, он знал, что работа опасная. Его семья не будет ни в чем нуждаться.

Остин велел русскому отдыхать, а сам отошел к мощному фальшборту, который опоясывал верхнюю палубу на высоте подбородка. Пока он осматривал бухту, вернулся Слейд.

— Задание выполнено. Буксир свяжется с береговой охраной и полицией, нам пришлют врачей. Как себя чувствует ваш приятель?

— Жить будет. Полдюйма вниз, и мозгов бы у него поубавилось.

— Он тоже из НУПИ?

— Нет, он из Сибирского управления по борьбе с сельскохозяйственными вредителями.

Моряк снова посмотрел на него чуть озабоченно.

— И что он делает в Бостонской бухте?

— Борется с вредителями, что же еще?

Слейд заметил, чтоОстин разглядывает пыхтящий у кормы фрегата буксир, и стал объяснять:

— Буксир вывел нас из дока и должен оттащить подальше, чтобы мы подняли парус. Мы планировали пройти немного самостоятельно, покрасоваться перед камерами, а потом встретиться с буксиром и возвращаться к месту стоянки.

Курт его не слушал. Он напряженно вглядывался в темноту, в которой снова ворчали моторы. Звук приближался, а вскоре замелькали и светлячки выстрелов.

Три скоростных катера вынырнули из темноты и понеслись к корме фрегата. Защелкали пули, высекая искры из металлических бортов буксира. Команда оправилась от внезапного нападения, дала задний ход и попыталась уйти, но моторки окружили более медленную добычу и сосредоточили огонь на деревянной надстройке. Буксир потерял ход, проплыл по инерции еще сотню метров и замер.

Остин в бешенстве сжал кулаки, не в силах ничем помочь беззащитному судну, на которое напали исподтишка. Он попросил Слейда связаться с буксиром, однако его экипаж не отвечал.

— Бесполезно. Черт, ну зачем же было их убивать? — недоумевал моряк.

— Они знают, что фрегату нужен буксир. Теперь мы беззащитны.

Лодки скрылись в темноте, но Остин слышал, как урчат их моторы. Опять замелькали вспышки, и в борта корабля словно застучала тысяча дятлов. Когда Слейд хотел посмотреть, что за шум, Курт велел ему не высовываться.

— О боже, в нас стреляют! — завопил юноша. — Неужели эти кретины не понимают, что фрегат — национальное достояние?

— Ничего, — спокойно заметил Остин. — «Железнобокому» даже ядра нипочем. Из автоматов его не потопишь.

— Меня больше волнует, чтобы не пострадала команда.

Остин краем уха прислушивался к пальбе.

— Перестали… Скажите своим людям, чтобы без команды не высовывались. — Курт вдруг сообразил, что командует кораблем не он, а Слейд. — Прошу прощения. Это просто совет. Главный здесь вы.

— Спасибо. Совет принимается. Не волнуйтесь, я справлюсь. Я раньше служил в морской пехоте, а сюда попал потому, что колено в аварии повредил.

На решительном лице юноши не было и тени страха.

— Отлично. Я вот что думаю. Буксир они вывели из строя, чтобы мы никуда не делись. Они понимают, что потопить фрегат не смогут, а значит, постараются взять нас на абордаж.

Слейд наклонил голову.

— Этому не бывать. Враг никогда не ступал на борт «Конститьюшн» — если не считать военнопленных. И в мою вахту — не ступит. — Он оглядел палубу. — Правда, есть одна трудность. Фрегат рассчитан на четыре с лишним сотни человек команды, так что у нас небольшой недобор.

— Как-нибудь справимся. А он может идти своим ходом?

— Мы как раз собирались ставить парус, когда появились вы с приятелем. Пару узлов выжать сможем. «Железнобокий» все же не гоночный катер.

— Главное, что мы хоть немного будем управлять ситуацией. А что с оружием? Найдется?

Слейд со смехом обвел рукой выстроившиеся на палубе пушки.

— Это же военный корабль. На верхней палубе тридцатидвухфунтовые карронады, на нижней — двадцатичетырехфунтовые пушки. Еще пара носовых орудий. Всего больше пятидесяти пушек. Только пороха у нас нет.

— А что-нибудь попрактичнее?

— Абордажные пики, топоры и сабли. Еще много кофель-нагелей. Из них выходят отличные дубинки.

Молодой офицер собрал команду, представил ей Остина и объяснил, что люди, которые стреляли по кораблю, теперь попытаются взять его на абордаж. Он велел погасить все огни и послал часть команды на мачты. Моряки вскарабкались по вантам на реи и распустили марсели. Затем поставили стаксель, и корабль двинулся вперед со скоростью примерно в узел.

Затем матросы устремились к грот-рею. Все триста с лишним квадратных метров грота наполнились ветром, мачта заскрипела, но корабль все равно полз, словно потревоженная улитка. Фор-марсель и кливер позволили утроить скорость. Это едва ли усложнит задачу абордажной команды, зато теперь экипаж «Железнобокого» хоть чуточку управлял положением. На палубу между тем выносили оружие.

Слейд взял абордажную саблю и проверил пальцем заточку.

— Раньше люди сражались лицом к лицу…

— Если не умеете фехтовать, возьмите лучше вот эту штуку. — Остин протянул ему абордажную пику — обычную деревянную палку с металлическим наконечником.

Весь экипаж разбился на две группы, которые разошлись каждая по своему борту. Потянулось нервное ожидание. Несколько человек поднялись на марс грот-мачты, откуда снайперы обычно поливали атакующих смертельным огнем. Остин беспокойно бродил по палубе, сжимая в руке тяжелый нагель.

Ждать пришлось недолго. Грохот пуль по борту возвестил о начале атаки. Враг попытался напугать защитников автоматным огнем. Очереди попортили черно-белую раскраску, однако полуметровому корпусу пальба была нипочем. Славный фрегат покачивался на волнах, а пули вредили ему не больше комариных укусов. Вслед за англичанами и берберийскими пиратами нападавшие поняли, что «Железнобокого» так просто не возьмешь.

Поняв, что от их пальбы все равно нет толка, русские прекратили огонь и, включив прожекторы, полным ходом пошли на сближение с тихоходной целью. Моторки с глухим стуком причалили к борту. Остин понял, что они попробуют забраться на ванты, которые тянулись от бортов к мачтам наподобие веревочных лестниц. Увидев, как чья-то рука ухватилась за край пушечного порта, он с размаху врезал врагу по пальцам импровизированной дубинкой.

Тот завопил от боли, разжал пальцы и с громким плеском рухнул в воду. В отверстии показалась голова. Остин мигом схватил пику и приставил острие к шее врага. Потом чуть шевельнул своим оружием, и голова исчезла. На этот раз, судя по глухому стуку, нападавший упал обратно в лодку. Больше не опасаясь за свой участок, Остин прошел вдоль борта. Остальные моряки тоже орудовали пиками, а некоторые, разбившись по двое, бросали за борт пушечные ядра. Судя по воплям и треску, получалось у них неплохо.

Подбежал Слейд в своей смешной моряцкой шапке.

— Никто из этих ублюдков даже на палубу не ступил.

Мокрое от пота лицо парня сияло гордостью.

— Наверное, они уже поняли, что сюда лучше не соваться, — ответил Остин.

В этот момент прямо за спиной Слейда вынырнула голова врага. Курт не успел даже крикнуть, а тот уже перекинул ногу через фальшборт и вскинул автомат. Остин метнул пику, словно африканский воин, вышедший сразиться со львом. Удар пришелся в грудь нападавшему. Тот вскрикнул и упал в воду, а пуля ушла куда-то в небо.

Схватив саблю, Курт бросился к пушке, чтобы обрубить тросы, по которым карабкались их противники, однако его прервал громкий выкрик:

— Правый борт!

Кричал наблюдатель на марсе. Атака возобновилась с другой стороны.

Двое русских вскарабкались на фальшборт и уже доставали оружие, чтобы перестрелять столпившихся на палубе защитников фрегата.

Остин, не тратя времени на размышления, перерубил ближайший к нему фал, ухватился за свободный конец и полетел над палубой ногами вперед, подобно Тарзану. Нападавшие увидели темную фигуру, которая пикировала на них, словно Бэтмен. Они уже вскидывали автоматы, но Остин с размаху снес обоих, а сам, под громкие вопли восхищенных матросов, маятником вернулся обратно.

— Вот это да! — ахнул Слэйд. — Где вы так научились?

— В детстве прогуливал школу и смотрел кино с Эрролом Флинном. Все целы?

— Пара синяков и царапин. Главное, на палубу «Железнобокого» враг так и не поднялся.

Остин с улыбкой похлопал парня по плечу и огляделся.

— Это еще что такое?

— Моторки.

Они подбежали к борту. Три пенных следа уходили во тьму. Команда разразилась радостными воплями, которые, правда, быстро стихли — враги снова открыли огонь. Теперь вместо несокрушимых бортов фрегата они стреляли по мачтам. Сверху посыпались щепки, обрывки парусов и снастей. Наблюдателям пришлось срочно спускаться с марса.

— Трусы! — завопил Слейд. — На абордаж взять не смогли — и хотят теперь изорвать снасти в клочья!

Остин взял его за руку.

— Ты что-то говорил про салют.

— Салют? Да, точно. На носу есть две пушки — старые, заряжаются с казенной части. Мы переделали их на калибр триста восемьдесят миллиметров и палим по утрам и на закате. Только они стреляют холостыми. Правда, как-то раз мы забыли вынуть заглушку и чуть не потопили полицейский катер.

— Но наши друзья не знают, что они стреляют холостыми.

— Да.

Остин быстро изложил свой план, и Слейд бросился к рулевому, что сообщить новый курс. Тот налег на штурвал, и фрегат медленно развернулся носом прямо к неприятельским моторкам.

Слейд собрал орудийный расчет, после чего они все вместе нырнули на пушечную палубу и побежали к носу. Одно из орудий быстро зарядили. Остин следил за перестроениями нападавших. Те как раз собирались предпринять еще одну попытку абордажа, но маневр «Железнобокого» их явно озадачил.

Остин хотел подойти как можно ближе. Расстояние таяло. Наконец моторки начали расходиться, и он крикнул:

— Давай!

Курт шагнул в сторону и заткнул уши.

Слейд дернул за шнур, орудия грохнули, и нос корабля заволокло дымом. Отдача швырнула пушки назад, однако прочные тросы держали надежно. Заглушки на этот раз не стали вынимать специально.

Блеф сработал. Нападавшие увидели, как черный силуэт атакующего фрегата затянуло пурпурным дымом, что-то просвистело в воздухе и в небо взметнулись два фонтана воды. Моторки прыснули в стороны, словно перепуганные зайцы, и полным ходом помчались в открытое море, почти сразу растворившись во тьме.

Орудия рявкнули снова. Фрегат продолжал бой.

Когда эхо выстрелов стихло, по палубе прокатился ликующий рев.

— Вот и все, — объявил Остин.

Слейд сиял от радости. Пусть вместо бессмертных фраз «Не сдавайте корабль» и «К черту торпеды!»[137] в этот раз звучали слова покрепче, но Курт, глядя, как исчезают в ночи вражеские моторки, не стал спорить с юным моряком, когда тот заявил:

— А «Железнобокий»-то задал им перца!

ГЛАВА 33

Вашингтон, округ Колумбия.

Сандекер окинул взглядом Овальный кабинет, размышляя об эпохальных решениях, которые принимались в этой комнате. Все могучие водовороты вашингтонской политики зарождались именно в этих стенах. Еще недавно адмирал был в Белом доме изгоем, которому велели не соваться в вопросы национальной безопасности. Теперь же сотрудники НУПИ спасли капитана и команду NR-1, оказав тем самым президенту огромную услугу. Сандекер ни в чем не знал отказа и спешил воспользоваться преимуществами своего положения.

Когда адмирал позвонил и попросил о встрече с президентом, суровая дама-секретарь, глазом не моргнув, вычеркнула из списка какого-то посла и делегацию конгрессменов. Сандекер потребовал, чтобы при разговоре, кроме самого Уоллеса, присутствовал только вице-президент, — и в этом ему тоже не отказали.

За ним хотели прислать лимузин, но адмирал отказался и приехал на «Чероки» из гаража НУПИ. Референт провела их с Ганном и Остином в Овальный кабинет и распорядилась, чтобы гостям подали кофе в фарфоровых чашечках из особого президентского сервиза.

Пока они ждали, Сандекер спросил Остина:

— Послушай, Курт, а каково это — командовать национальным памятником?

— Да ничего особенного. Жаль, было всего две пушки, да и те на носу. Так хотелось крикнуть: «Правый борт, пли!»

— Говорят, вы с командой продемонстрировали величайшую доблесть, а «Железнобокий» целиком оправдал свое славное имя.

— Адмиралы шепчутся, что «Железнобокого» теперь включат в состав Седьмого флота. Подлатают немножко — и вперед, — усмехнулся Ганн.

— Говорят, вместо него теперь спишут какой-то авианосец, — с невозмутимым лицом подтвердил Остин. — В Пентагоне считают, что паруса и абордажные пики позволят здорово снизить издержки.

— Пентагон снижает издержки? Это что-то новенькое, — заметил Ганн. — А что стало с нападавшими?

— Полиция и береговая охрана прочесали бухту. На одном из болотистых островков нашли три лодки со следами от пуль.

— Я слышал, есть пострадавшие?

— На буксире ранило несколько человек, но они догадались притвориться мертвыми.

— А что этот русский, Иван?

— Легкая контузия. С ним все в порядке.

— Разов как-то объяснил появление «пиратов»?

— Нет. Он быстро свернул вечеринку, выставил гостей и ушел в море, прежде чем ему успели задать хоть один вопрос.

— Скользкий он, этот Разов, — нахмурился Сандекер. — Надеюсь, с него не спускают глаз?

Ганн кивнул.

— Судя по спутниковым снимкам, он неторопливо движется вдоль берегов Мэна.

— Законопослушный яхтсмен на морской прогулке, — саркастически бросил Сандекер.

— Я попросил отдел спутниковой разведки прислать нам сюда последние данные, — добавил Руди.

Дверь отворилась. Спецагент из охраны президента объявил:

— Босс сейчас будет.

Снаружи раздался шум, и в кабинет вошел президент Уоллес, вооруженный фирменной улыбкой и уже протянутой для рукопожатий ладонью. Высокая фигура Сида Спаркмана маячила на шаг позади. Поприветствовав собравшихся, Уоллес сел за стол, а вице-президент, как обычно, устроился чуть правее него, лишний раз подчеркивая свое положение во властной номенклатуре.

— Здорово, что вы пришли, — начал президент. — Я как раз хотел поблагодарить вас за спасение экипажа подлодки.

Сандекер кивнул и добавил:

— Вообще-то благодарить надо Курта и его группу.

Уоллес прищурился.

— Я слышал про события в Бостоне. Что за сумасшедший станет обстреливать «Железнобокого»?

— Тот самый сумасшедший, господин президент, что велел перебить всю команду на судне НУПИ. Его зовут Михаил Разов.

Спаркман подался вперед, словно его могучая фигура могла напугать собеседника.

— Михаил Разов пользуется большим влиянием у себя на родине. — Его губы улыбались, в глазах же пылал огонь. — Не исключено, что вы сейчас обвиняете будущего президента России. У вас есть доказательства его причастности?

Остин тоже наклонился к собеседнику.

— Даже лучше. У нас есть свидетель.

— Я читал отчет о нападении на «Охотник». Бред напуганной истерички, — фыркнул Спаркман.

Остин чуть было не вспыхнул.

— Да, напуганной — но вовсе не истерички. Борис, подручный Разова, специально дал нам понять, что мстит за проникновение на заброшенную базу.

— «Проникновение» — очень верное слово. Должен подчеркнуть, что оно было незаконным, да еще и с нарушением границ суверенного государства.

Остин расплылся в улыбке. Он глядел на вице-президента как лев на раненую антилопу. Понимая, что Курт сейчас выпустит когти и растерзает жертву, Сандекер вмешался:

— Сделанного не воротишь. Сейчас, господа, у нас есть дела поважнее. Речь идет об угрозе национальной безопасности. При всем уважении, господин вице-президент, мы полагаем, что она исходит от Михаила Разова.

— Это просто смешно… — начал Спаркман, но президент жестом оборвал его на полуслове.

— Разов взлетел на волне возрождения казачества, — стал объяснять Остин. — Утверждая, что является потомком Романовых, он приобретет дополнительную поддержку фанатиков, которые пойдут ради него на смерть.

— А это утверждение имеет под собой основания?

— Мы не знаем, господин президент. Нам лишь известно, что дочь императора, великая княжна Мария Николаевна, не погибла в годы революции. Она вышла замуж, у нее были дети.

— Мария? Вроде в диснеевском мультике ее Анастасией звали. — Президент немного повертел ручку. — Поразительно. И у Разова есть доказательства, что он — наследник трона?

— Не удивлюсь, если у него в свидетельстве о рождении так и написано. Коммунисты подделывали документы в промышленных масштабах. Мы полагаем, что он предъявит корону Ивана Грозного. Говорят, она дарует владельцу особую власть. Разов будет утверждать, что лишь истинный властитель России способен носить эту корону. Стоит ему прийти к власти, и анализ ДНК будет уже без надобности.

— Корона у него?

— Возможно. Мы нашли шкатулку со списком царских сокровищ, которые были на «Звезде Одессы». Короны там не значится.

— А как же анализ?

— Когда Разов возглавит страну, он легко состряпает любые результаты. Проще простого.

— Несмотря на все их трудности, в России живут умные люди, — возразил президент. — Неужели они поверят в эти сказки?

Сандекер ухмыльнулся.

— Вы сами выиграли выборы и отлично знаете, как политики умеют морочить голову публике.

Президент кашлянул.

— Понимаю. Крикуны часто обещают народу с три короба. Разов ненавидит США за нашу попытку убрать его с политической сцены. Видимо, он думает, что мы блефуем, а эта «угроза» — просто шантаж, чтобы мы отступились. Ну уж нет, мистер Разов! Америка на шантаж не поддастся. Если спустить ему это с рук, то угрозам конца и края не будет.

— Скорее всего, здесь не просто шантаж. — Остин вспомнил рассказ Петрова о погибшей возлюбленной Разова. — У него была подруга, которую он собирался сделать императрицей. Когда войска НАТО начали воздушные налеты на Белград, она как раз была в Югославии и погибла от бомбы, сброшенной американским самолетом. С тех пор Разов ненавидит США.

— Курт имеет в виду, что враждебность Разова не связана напрямую с нашим противодействием его политическим маневрам, — вступил в разговор Сандекер. — Я полагаю, что удар по США вполне согласуется с его националистическими взглядами, однако движет им в первую очередь жажда мести.

Президент откинулся в кресле и сложил руки на груди.

— Меня заинтересовала ваша последняя фраза. Как же именно он намерен «ударить» по США?

— Мы считаем, что Разов нашел способ высвободить энергию метангидратов, их богатые залежи имеются на шельфе вдоль всего Восточного побережья, — объяснил Сандекер. — Серия взрывов вызовет подводные оползни и цунами, которые будут направлены в заранее определенные точки.

Эти слова поразили Уоллеса. Он выпрямился.

— Вы утверждаете, что Разов напустит на нас гигантские волны?

— Он уже начал. Цунами в Роки-Пойнте устроил именно Разов.

Президент уточнил у Спаркмана:

— Сид, я выделял средства для пострадавших от стихийного бедствия в районе Роки-Пойнт. Разве там как-то замешаны террористы?

— Нет, господин президент. Все, кого я спрашивал, считают, что это стихийное бедствие. В данном случае причиной послужило землетрясение.

— Что скажете, адмирал? — обратился к Сандекеру Уоллес.

— Я думаю, стоит спросить специалиста, и это развеет любые сомнения.

— Хорошая мысль. Когда он сможет к нам присоединиться?

— Как только его приведут из приемной. Вообще-то, у меня целых два эксперта: доктор Лерой Дженкинс — океанограф, ранее преподавал в Университете штата Мэн, а доктор Хэнк Рид работает в НУПИ. Он — геохимик.

— Да ты, Джеймс, всегда наготове, — улыбнулся Уоллес.

— Меня так учили. Зачем пускать одну торпеду, если можно сразу дать залп? На всякий случай я пригласил еще и главного компьютерного специалиста НУПИ Хирама Егера.

Президент что-то шепнул по интеркому, и вскоре все тот же спецагент привел Егера, Рида и Дженкинса. Хирам уже попадал в коридоры власти, да и вообще был не слишком высокого мнения о людях, неспособных мыслить серверами и мегабайтами. В знак уважения к персоне президента он надел новые кожаные ботинки, а поверх своих вечных джинсов с футболкой накинул поношенный хлопчатобумажный пиджак. Дженкинс облачился в коричневый костюм, который носил еще в колледже, и специально купленную темно-синюю рубашку. Рид приложил героические усилия, чтобы хоть как-то привести в порядок непокорную шевелюру, но даже в костюме и при галстуке он все равно напоминал игрушечного тролля.

Едва ли в стенах Овального кабинета хоть раз принимали более чудаковатую компанию, однако президенту хватило такта промолчать. После рукопожатий и взаимных приветствий он заявил:

— Адмирал поделился с нами подробностями о цунами в штате Мэн.

Дженкинс нервно теребил узел галстука. Подгоняемый наводящими вопросами президента, он рассказал о цунами и своем расследовании его причин.

Уоллес обратился к Риду:

— Вы согласны с доктором Дженкинсом?

— Полностью. Не вижу ни единого повода сомневаться в его выводах. Мои исследования показывают, что предсказанные результаты можно получить, приложив нужную силу в определенных точках континентального шельфа.

Слово взял Остин:

— Я описал специалистам цилиндрический предмет, который видел на судне «Атамана». Они полагают, что это очень мощный кумулятивный боеприпас. Благодаря двигателю он глубоко уйдет в дно. Там может быть даже несколько разных зарядов, как у баллистической ракеты.

— Вы думаете, у него ядерные боеголовки? — обеспокоенно спросил президент.

— Насколько я понимаю, вполне можно обойтись обычными. Сейчас и простые боеприпасы по мощности мало уступают ядерным. Еще важный момент: капитан и штурман NR-1 рассказывали, что русские использовали подлодку для поиска разломов и трещин на склонах и в каньонах континентального шельфа.

— И где сейчас это судно «Атамана»?

— У побережья Новой Англии. За ним следит отдел спутниковой разведки, и курьер доставит новые снимки прямо сюда.

— Я распоряжусь, чтобы его провели к нам без задержек. — Президент обратился к Спаркману: — Сид, ты разбираешься во всяких месторождениях. Знаешь, что это за штука такая — метангидрат?

Во время доклада Дженкинса вице-президент не проронил ни слова и сидел мрачный, будто страдал от изжоги.

— Знаю, господин президент. Говоря по-простому, это замороженный природный газ. Его еще называют «огненным льдом».

— Тогда обратимся к конкретике. Доктор Дженкинс, что ждет прибрежные районы страны?

Дженкинс ответил рассеянно, словно был поглощен какой-то другой мыслью:

— Ущерб зависит от глубины, особенностей береговой линии и наличия рек, где будет концентрироваться энергия цунами. — Он набрал в легкие побольше воздуха. — У берега высота волны может достигнуть сотни футов.

Его слова потрясли Уоллеса.

— Тогда будут ужасные разрушения.

— Есть угроза пострашнее, — спокойно добавил Дженкинс.

— Что может быть страшнее огромной волны в густонаселенной местности? — удивился президент.

Дженкинс еще раз глубоко вдохнул.

— Господин президент… Резкий выброс метана может привести к кардинальным климатическим изменениям.

— Что вы говорите? Как такое возможно? Разве они вызываются не антропогенными факторами?

— И ими тоже. Давайте я приведу пример. В одиннадцатом веке случился мощный выброс метана в атмосферу, приведший к серьезному потеплению. Зона тропиков протянулась на север до самой Англии, а океанское побережье было тогда где-то в районе Аризоны.

Воцарилась тишина.

— Разов наверняка все понимает, — нарушил молчание Спаркман. — Зачем ему это?

— Русским всегда хотелось приспособить для жизни северные районы, — стал объяснять Рид. — Места там богатые, но условия слишком уж тяжелы. Когда-то они даже всерьез собирались подогревать Северный Ледовитый океан. Потепление позволит им заселить и освоить эти безжизненные земли. Кроме того, кое-кто считает, что континентальная часть США тогда превратится в пустыню.

— Мне рассказывали о глобальном потеплении, — заметил президент, — и я понял, что процесс это очень сложный. Нет никаких гарантий, что он пойдет именно так, как планирует Разов.

— Что ж, он готов рискнуть, — констатировал Рид.

— Боже правый! — воскликнул Уоллес. — Нас ждет катастрофа невообразимых масштабов!

— Мало того, — добавил Сандекер. — Если Разову удастся вывести США из игры, то, имея флотилию судов, оборудованных для добычи метангидрата, он будет контролировать энергоресурсы всей планеты. Речь идет фактически о мировом господстве.

— Его надо остановить, — заявил президент.

— Одна боевая эскадрилья легко покончит с амбициями господина Разова, — заявил Спаркман.

— Но достаточно ли у нас доказательств, чтобы потопить корабль, особенно с учетом политической ситуации? — уточнил Уоллес.

— Вы правы, господин президент, — сказал Сандекер. — В России неспокойно, умеренное крыло сцепилось с правыми националистами. Любой акт агрессии против российского судна позволит Разову выставить Америку врагом, и тогда его противникам несдобровать. Ядерное оружие попадет в руки казаков-фанатиков.

— И все же нельзя, чтобы это судно выполнило свою задачу.

Тихо постучав, секретарша впустила девушку с папкой в руке.

— Простите, что так долго, — сказала та, задыхаясь. — Возникли трудности.

— Ничего страшного, — успокоил ее Сандекер. — Не пойму только, что тут трудного — просто отследить судно.

— Отследить судно и правда нетрудно. — Девушка протянула ему папку. — Мы быстро справились и решили пробежаться вдоль побережья до самой Флориды.

— И нашли еще одно?

— Не одно, сэр, а три — уже на местах, и еще три на подходе. Кроме того, у Тихоокеанского побережья тоже замечены подозрительные суда.

— Благодарю вас.

Сандекер отпустил курьера. Как только девушка вышла, президент взревел:

— Три судна? И еще несколько на подходе? Дьявол, да как мы поймем, в какой город они метят? — Его лицо помрачнело. — А если цель не одна?

Сандекер обернулся к Егеру.

— Хирам?

— Все самое сложное сделали Курт с Полом, — стал объяснять Егер. — Они передали мне зашифрованные файлы с «Атаман Эксплорера». Правда, у Разова стоит система стеганографической защиты: информация спрятана внутри фотографий. Такими шифрами часто пользуются террористы, потому что их куда труднее взломать. В данном случае использовалась фотография меню из русского ресторана. Речь шла об операции «Тройка».

— Разов сказал мне, что «Тройка» — это его план по открытию финансовых центров в трех крупных городах США, — возразил Остин. — Он говорил, что тут нет ничего секретного.

— Да, так он маскировал свой главный замысел, — объяснил Егер. — Ключ к шифру был спрятан на яхте Разова. Опять же благодаря Курту мы с Макс добрались до ее центрального компьютера и отыскали глубоко запрятанный в нем бинарный код. Основная операция называется не «Тройка», а «Русская борзая».

Остин удивленно посмотрел на Егера.

— Саша и Горький… — заметив озадаченные лица собеседников, пояснил, — клички борзых Разова. Он от этих псин без ума.

— Я тоже люблю собак, — заметил президент, — но все же хотел бы услышать об этой операции поподробнее.

— В планах указано, что три судна нанесут удары по Бостону, Чарльстону и Майами, — сообщил Хирам.

— Но ведь именно в этих городах Разов открывает свои финансовые центры! — потрясенно воскликнул Спаркман.

— Идеальное прикрытие, — объяснил Сандекер.

— Адмирал прав, — продолжал Егер. — Я обнаружил распоряжения эвакуировать из этих городов всех сотрудников «Атамана» и вывести оттуда все активы. К несчастью, в документах не указано, будет ли удар нанесен по одному из городов или по всем трем сразу.

— Полагаю, он нацелился на Бостон. Как раз сейчас в отеле «Бостон харбор» проходит крупная финансовая конференция, и туда приглашены делегаты всех стран, которые выступают против Разова.

— Значит, остальные суда — просто отвлекающий маневр?

— Нельзя исключать, что удары запланированы по всем трем городам, но, я думаю, его главная цель — Бостон. — Курт вытащил из конверта два листа и положил на стол. — Вот карта побережья в районе мыса Роки-Пойнт. На втором листе — план Бостонской бухты и ее окрестностей, перенесенный на кальку.

Президент положил кальку на карту и тихо чертыхнулся.

— Они почти совпадают!

Остин кивнул.

— Наверняка Разов выбрал Роки-Пойнт для испытаний искусственного цунами именно потому, что район схож с его главной целью.

Президент уронил голову на руки и потянулся к телефонной трубке.

— Достаточно. Я созываю экстренное совещание кабинета министров и Объединенного комитета начальников штабов; надо обсудить варианты ударов с моря, с неба и вообще откуда угодно. Не исключено, что города придется эвакуировать. Сколько у нас времени?

— До начала операции осталось меньше суток, — сказал Хирам.

— Всеобщая эвакуация населения вызовет панику, и потерь может быть не меньше, чем от цунами, — возразил Сандекер. — Господин президент, у меня есть другое предложение.

Рука Уоллеса замерла в воздухе.

— Слушаю. Только помните, что я верховный главнокомандующий и обязан действовать соответственно.

— Вне всякого сомнения. Установлено, что опасность грозит Бостону и, возможно, еще двум крупным городам. По словам Хирама, центр управления операцией находится на яхте. Я предлагаю захватить его, а для страховки отправить группы захвата на все три судна и обезвредить заряды. Кроме того, потребуется под любым предлогом задержать остальные суда «Атамана».

Президент задумчиво почесал подбородок.

— Идея мне нравится. Официально я, конечно же, не вправе санкционировать операцию в нейтральных водах. Если что-то пойдет не так, мне придется все отрицать.

— НУПИ не впервой действовать без официальной санкции, — заметил Сандекер.

— Да уж, — сухо бросил президент. — Что скажешь, Сид?

— Нельзя спускать Разову с рук такое вероломство. У меня руки чешутся стереть его с лица земли. Предлагаю держать самолеты и подлодки наготове. Если спецоперация провалится, они должны потопить яхту и суда с зарядами.

— Разумно. Что ж, адмирал, считайте, что я поддержал ваш план, но пусть все сказанное останется в стенах этого кабинета. Сид, действуй. Немедленно свяжись с военными и спецназом. — Уоллес бросил взгляд на часы и поднялся. — А теперь прошу меня простить, надо идти: бойскауты из моего родного штата уже ждут в розарии.

Когда Овальный кабинет опустел, Сандекер отвел вице-президента в сторонку.

— Не могли бы мы побеседовать наедине?

Спаркман посмотрел на него озадаченно.

— Конечно. Давайте прогуляемся. Заодно обсудим, как нам сохранить в тайне совместную операцию.

Они вышли из президентской резиденции через южный портик. Сандекер окинул взглядом ухоженные газоны.

— Красиво, правда?

— Во всем Вашингтоне красивее места не сыщешь.

— Жаль, что тебе сюда ни за что не перебраться.

Спаркман расхохотался, но как-то чуть неестественно.

— Нет, я уж лучше у себя в Военно-морской обсерватории поживу. Здесь на одном отоплении разоришься.

— Не прибедняйся, Сид. В Вашингтоне любой скажет, что следующий президентский срок — твой.

— Нет никаких гарантий, что меня выдвинет партия.

— Зря ты увиливаешь. Иметь политические амбиции вовсе не стыдно.

— Да, в этом городе каждый ведет свою игру. И ты тоже.

— Не буду спорить. — Сандекер резко повернулся к собеседнику. — Вот только мои амбиции не финансирует свихнувшийся русский. Скажи, Сид, что Разов тебе пообещал? Только не изображай оскорбленную невинность. Доказательства неопровержимые.

Блеф удался. Казалось, что сейчас Спаркман выйдет из себя — но он сломался и будто съежился.

— Мне досталась бы большая часть залежей метангидрата у побережья США. Миллиардные прибыли. — Голос вице-президента дрожал.

— Теперь-то ты понял, для чего затевалась разработка месторождений?

— Конечно, понял! Ты ведь слышал, что я выступал за самые жесткие меры. Я требовал немедленно покончить с Разовым.

— Разумеется, это никак не связано с тем, что в случае гибели Разова твоя тайна пойдет ко дну вместе с ним?

Спаркман вяло ухмыльнулся.

— А ты умеешь брать быка за рога… Ладно, чего ты хочешь?

— Во-первых, имей в виду: если до Разова дойдет хоть слово из сказанного сегодня утром, я с тебя живьем шкуру спущу.

— Адмирал, я, конечно, пожадничал, но я не предатель; теперь, узнав о его планах, я не намерен помогать Разову.

— Хорошо. Во-вторых, как только все закончится, ты подашь в отставку.

— Но я не могу…

— Сможешь. Иначе о твоей роли в заговоре будут талдычить по Си-эн-эн двадцать четыре часа в сутки.

— Ладно, — испуганно прошептал вице-президент.

— И последнее. Ты сообщишь Разову, что мы до сих пор не поняли, зачем ему понадобилась подлодка.

Спаркман кивнул.

— Благодарю, господин вице-президент. Не буду отнимать у вас время. Вам ведь нужно выполнять поручения президента.

Спаркман расправил плечи.

— Мои люди свяжутся с вами, чтобы скоординировать усилия.

Они не стали пожимать друг другу руки. Вице-президент вернулся в Белый дом, а Сандекер отправился на парковку, где его дожидались остальные. Он злился и на себя — неприятно рушить человеку карьеру, и на Спаркмана — как можно быть таким идиотом?

Сев за руль, адмирал произнес:

— Джентльмены, пришло время найти борзым мистера Разова подходящую клетку.

ГЛАВА 34

В море неподалеку от Бостона.

— Слушай, а что, собственно, происходит? — спросил Завала. — Объясни, а то читатели моих мемуаров ничего не поймут.

— Мы на борту подлодки ВМФ США, по поручению НУПИ выполняем научные исследования для Сибирского управления по борьбе с сельскохозяйственными вредителями, — сообщил Остин. — Официально нас здесь нет.

— Тогда не стану я писать мемуары, — покачал головой Джо.

— Не переживай. — Курт оглядел просторную кают-компанию. — Тебе все равно никто не поверил бы.

Им приходилось перекрикивать хриплые голоса дюжины суровых мужчин в черном спецназовском облачении. Все столпились в дальнем конце комнаты и наносили на лица черно-зеленую камуфляжную раскраску. Бойцы громко шутили и хохотали, умолкая лишь для того, чтобы глотнуть водки из пущенной по кругу бутыли. Петров, одетый в такую же черную форму, закрасил шрам на щеке и что-то бросил по-русски. Его замечание ужасно развеселило остальных. У одного даже слезы на глазах выступили, и он хлопнул Ивана по спине с такой силой, что у обычного человека треснула бы пара ребер.

Петров, прихватив бутылку, подошел к Курту с Завалой.

— У вас там прямо Кремлевский клуб юмористов. Почему все смеются?

Иван расхохотался и предложил выпить водки.

— Я больше текилу люблю, — вежливо отказался Завала.

Остин подумал, что за все время их знакомства Иван впервые чувствует себя в своей стихии.

— Я напомнил ребятам русскую пословицу: «С волками жить — по-волчьи выть», — объяснил он и, перехватив озадаченный взгляд Остина, добавил: — Это примерно как «одного поля ягоды».

Его собеседники ничего не поняли, и Петров вздохнул.

— Ладно, потом… — Он нанес на лоб и щеки Остина камуфляжную раскраску, сделав его похожим на индейского вождя. — Вот теперь ты готов.

— Спасибо, Иван. — Курт подправил раскраску. — Думаешь, тебе стоит туда соваться?

— Я, по-твоему, старик? Не забывай, я на месяц моложе…

— Знаю-знаю, — сказал Остин. — Досье. Не кипятись. Тебя ведь немного зацепило в Бостонской бухте.

— Да уж, великая битва. Никогда не забуду, как ты летел над палубой, словно Тарзан! У меня обыкновенная царапина. Я в полной боевой готовности.

— Надеюсь, твои ребята — тоже. Им бы стоило в трубочку подышать.

Петров только отмахнулся.

— Я доверю свою жизнь любому из них — хоть трезвому, хоть пьяному. Не беспокойся. В Российской армии такая традиция — опрокинуть перед боем пару стопок. Секретное оружие, сокрушившее Наполеона и Гитлера. Когда придет время, мои головорезы не дрогнут.

В кают-компанию заглянул молодой подводник.

— Что ж, Иван, время пришло.

Первые контуры совместной операции стали вырисовываться, когда Остин вернулся к себе после встречи в Овальном кабинете. Его уже поджидал Петров. Курт изложил план, и Иван немедленно вызвался штурмовать яхту силами своих людей. Сандекеру эта мысль понравилась, вице-президент тоже возражать не стал. Если русскую яхту захватят русские, связать операцию с президентом США будет куда сложнее.

Юный моряк вглядывался в раскрашенные лица, пытаясь определить, кто здесь главный. Остин помахал ему рукой.

— Капитан говорит, что можно начинать.

Петров что-то коротко скомандовал, и с его людьми случилась поразительная метаморфоза. Болтовня стихла, бутылка водки куда-то исчезла. Вместо ухмылок — плотно сжатые губы на каменных лицах. Руки потянулись к автоматам, и в кают-компании раздался дружный лязг затворов. Пьяные головорезы в мгновение ока превратились в могучую боевую силу.

Иван ухмыльнулся: «Вот видишь».

— Прошу, — сказал он Курту.

Остин захватил свой «боуэн», и моряк провел их на командный пост. Оторвавшись от перископа, капитан Мэдисон объявил:

— Всплываем ровно через три минуты. До цели сто ярдов. Море спокойное, луна за облаками, так что вам повезло.

— Спасибо, что пустили нас с ребятами на лодку, капитан, — сказал Петров.

Мэдисон почесал затылок.

— На моей памяти такое происходит впервые. Но если наши страны могут вместе осваивать космос, то чем море хуже? — Он обратился к Остину: — Серьезные люди там у вас, в НУПИ. Это же надо — снять стратегическую атомную подлодку с боевого дежурства ради операции, которая, вы уж простите мою прямоту, явно проводится по чьей-то личной просьбе!

«Бенджамин Франклин» был специально оборудован для таких спецопераций — именно поэтому задачу поручили именно Мэдисону. Впрочем, даже Сандекер с его колоссальным авторитетом ни за что не убедил бы флотское начальство, не поступи тщательно завуалированный приказ с самого верха.

— Что ж, удачи вам. Мы будем ждать, пока вы не закончите. Как соберетесь домой — сообщите.

— Непременно. — Остин подошел к стене, утыканной мониторами. — Хирам, мы выдвигаемся.

Егер сидел за пультом, а один из электронщиков объяснял ему, как работает компьютерная сеть подлодки. Сандекеру не хотелось отпускать Хирама, но Остин не отступался, полагая, что без компьютерного специалиста не обойтись. Ему пришлось пообещать отправить Егера на борт яхты, только когда информационный центр будет под контролем оперативной группы.

Хирам пожал Курту руку и пожелал удачи.

— Все еще бьюсь над последним зашифрованным файлом. Как разберусь, сразу тебе сообщу.

По знаку Остина Петров отдал команду. Абордажная группа прошла по коридорам подлодки и собралась у грузового люка. Один из подводников поднялся по лесенке, откинул крышку, и внутрь ворвался холодный морской воздух. Первыми на палубу вылезли Остин с Завалой. За ними выбрались и русские. Они волокли два пластиковых контейнера, которые тут же открыли — и воздух с шипением наполнил борта надувных лодок.

— Удачи, — шепнул подводник.

Крышка люка захлопнулась с мягким щелчком.

Лунный свет едва пробивался из-за облаков, окрашивая волны в свинцово-серый цвет. Высокая рубка с горизонтальными рулями напоминала гигантского робота из какого-то фантастического фильма. Остин разглядел во мраке силуэт яхты. Тогда, в Бостоне, она вся переливалась огнями, словно прогулочный пароход на Миссисипи; теперь судно было погружено во мрак — лишь пара огней горела на радиомачтах да светились желтым окна кают.

Спутники засекли, что яхта изменила курс, двинулась на юг и в конце концов легла в дрейф у побережья штата Массачусетс, в пятидесяти милях от «Атаман Эксплорера I», который занял позицию к востоку от Бостона. Два других судна находились неподалеку от Чарльстона и Майами.

Бойцы разобрали весла, столкнули лодки с мокрой палубы и расселись по местам. Нацепив приборы ночного видения, они гребли совсем неслышно, точными движениями направляя лодки по спокойному морю.

Холодный ветер пронзал насквозь теплую одежду, и Остин даже пожалел, что не глотнул водки, — хоть согрелся бы. Субмарина погрузилась на его глазах без единого всплеска, лишь самая верхушка ходовой рубки торчала над водой.

Всего несколько минут, и обе лодки мягко коснулись высоченных стальных бортов яхты. Остин почувствовал себя мелкой рыбешкой, что проплывает под брюхом кита.

Вероятность успеха их миссии следовало бы оценить как крайне невысокую, однако шансы здорово подравняла Макс. Копаясь в электронных потрохах яхты, Егер наткнулся на пару интересных вещей. Во-первых, он обнаружил программу самодиагностики. Примерно по тому же принципу работают лампы датчиков на приборной панели автомобиля, только на яхте система была куда сложнее. Она показывала, какие люки задраены, как работают турбины и какое напряжение в бортовой сети, да еще и выдавала информацию обо всех электронных цепях судна. Главное же, что Егеру с ее помощью удалось выяснить, где находится пункт управления, и теперь у каждого в абордажной группе был план помещений.

Вторая находка оказалась более прозаичной, но ничуть не менее важной. В зарплатных ведомостях значились имена и звания едва ли не всех, кто находился на борту. Поскольку яхта служила Разову одновременно домом и штаб-квартирой, на ней держали полный штат прислуги, поваров, бухгалтеров и секретарей. Остина особенно заинтересовал раздел, название которого Петров перевел как «внештатные сотрудники» — речь шла об армии головорезов вроде тех, что охотились за ними в Бостонской бухте. В списке значилось пятьдесят бойцов. Впрочем, Петров заявил, что его ребята справятся.

Главная надежда возлагалась на внезапность. Они незаметно проникнут на судно, захватят центр управления и разнесут его взрывчаткой. С охраной разберутся без лишнего шума. Если придется прорываться с боем, то людей должно хватить, а инициатива будет на их стороне. И все же Петров с Остином были реалистами и понимали: их наверняка обнаружат, и без потерь с обеих сторон не обойтись. Впрочем, ставки высоки, и игра стоит свеч.

Приборы ночного видения окрашивали все в зеленоватый цвет. Остин отметил дверь на нижнюю палубу, через которую они с Кэллой взошли на борт в день торжественного приема. Сейчас ею пользоваться нельзя — на пульт управления сразу поступит сигнал, что дверь открыта. Им поможет проверенный инструмент пиратов, коммандос и бойцов, штурмующих крепостные стены, — абордажные крючья. В сложенном состоянии сами крючья помещались внутри металлических трубок; ими стреляли как из миномета, и в полете зубья выходили. Благодаря прорезиненному покрытию они цеплялись за леер бесшумно, часовой даже с нескольких шагов ничего не услышит.

Два крюка вылетели с легким хлопком. Бойцы подергали за веревки — те были туго натянуты, а значит, крючья держат надежно. Стволы с навинченными глушителями уставились вверх. Всякого,кому вздумается заглянуть за борт, ожидает очень неприятный сюрприз. Стояла мертвая тишина. Началась следующая фаза операции.

Первыми пошли Остин и Петров. Неуклюже перевалившись через леер, они убедились, что вокруг ни души, и дали сигнал остальным. Всего через несколько минут на палубе распласталась вся абордажная группа. Со стороны они, должно быть, напоминали выводок утят.

Отряд разбился на две группы. Остин повел одну по правому борту, а вторая, под командованием Петрова, перебралась на левый. Они должны были встретиться у трапа, ведущего на мостик. Оттуда планировалось подняться на три палубы вверх и захватить командный пункт, расположенный в маленькой каюте за рулевой рубкой. Остин показал Ивану: «Все в порядке». Низко пригнувшись и взяв оружие на изготовку, обе группы устремились вперед.

Они продвигались довольно быстро, и все шло хорошо, но стоило бойцам миновать большой зал, в котором Разов устраивал свою бостонскую вечеринку, как дверь внезапно отворилась. Свет хлынул на палубу, слепя приборы ночного видения, и Остин быстро сдвинул очки на лоб. В дверях, словно олень, ослепленный светом фар, замер один из охранников Разова. В одной руке он сжимал бутылку водки, а второй обхватил за плечи молодую горничную. Остин вдруг понял, что их план учитывал все факторы, кроме одного — человеческой похоти.

Пьяная ухмылка сползла с лица головореза, стоило ему разглядеть бойцов с автоматами. Рефлексы наемника сработали мгновенно — надо молчать. Впрочем, его спутница такими рефлексами не обладала. Широко раскрыв рот, она залилась пронзительным криком, который сделал бы честь любой оперной диве. Второй вопль получился еще громче и легко заглушил проклятия Остина. Наконец девушка выдохлась, закатила глаза и рухнула в обморок.

Яхта засияла как новогодняя елка. Всюду захлопали двери. Затопали ноги, грубые голоса стали отдавать приказы, и еще несколько громких визгов слегка разбавили монотонный шумовой фон. Но это были только цветочки. Всего через мгновение разверзся настоящий ад…

ГЛАВА 35

Два «Морских ястреба» неслись над океаном бок о бок, словно валькирии-близнецы. Вертолеты шли у самой поверхности, так что пенные брызги то и дело заливали шасси. На серой маскировочной раскраске номера и опознавательные знаки были почти не видны.

Командир взвода лейтенант Зак Мейсон смотрел в окно правого вертолета и думал о срочном вызове из Вашингтона и приказе поднять в воздух особую боевую группу для выполнения секретного задания.

Точеным профилем и вкрадчивыми манерами он напоминал успешного банкира. Впрочем, при всей своей аристократической внешности Мейсон был решительным и знающим офицером, который прошел все ступени изнурительной подготовки «морских котиков». В тридцать с небольшим лейтенант успел принять участие в несостоявшейся попытке сбить вертолет Саддама Хуссейна, обеспечивал безопасность Олимпиады в Атланте и командовал множеством других операций.

Официально Мейсон руководил всеми подразделениями «морских котиков» на Восточном побережье, неофициально же был правой рукой Объединенного комитета начальников штабов, в подчинении которого находились, кроме «котиков», еще отряд «Дельта» и 160-й авиационный полк с вертолетным подразделением. Комитет был уполномочен наносить упреждающие удары по террористам.

Приказ о начале операции пришел не по обычным каналам. Министр военно-морских сил США лично дал санкцию и поручил эту задачу адмиралу, возглавлявшему штаб специальных операций в Коронадо, штат Калифорния. Адмирал получил приказ обойтись без обычной волокиты и обеспечить принятие оперативных решений в полевых условиях. Мейсон подчинялся непосредственно штабу в Коронадо.

После разговора с Сандекером Сид Спаркман пошел прямо к президенту и признался в том, что сотрудничал с «Атаманом»: соблазнился возможностью заработать миллиарды, однако даже не догадывался о замысле Разова. Он подал письменное прошение об отставке, которое президент мог подписать в любой удобный момент. Кроме того, Спаркман готов был стать козлом отпущения: в случае провала именно он возьмет на себя ответственность за несанкционированную спецоперацию.

Президент Уоллес, человек прагматичный, взял заявление об отставке и велел Спаркману позвонить министру военно-морских сил.

«Морские котики» Зака Мейсона базировались в городе Литтл-Крик, штат Виргиния. Их группу выбрали потому, что она проходила специальную подготовку по десантированию на суда в открытом море. Задача стояла простая: без предупреждения проникнуть на борт и обезвредить бомбу. Впрочем, Мейсон хорошо понимал, что выполнить ее будет вовсе не просто.

— Подходим к цели, — размышления Мейсона прервал ленивый говорок пилота. — Расчетное время прибытия — десять минут.

Несмотря на внешнюю невозмутимость, лейтенанта всегда трясло перед высадкой. Мейсон был из тех, о ком говорят «человек действия», и на флот пошел именно ради оперативной работы. Глянув на свои часы «Чейз-Дюрер», он обернулся и показал группе десять пальцев.

«Морских котиков» в черном, с маскировочной раскраской на лицах вполне можно было и не заметить в тускло освещенной кабине. Как и другие элитные подразделения, они пользовались свободой в выборе оружия и амуниции. Некоторые нацепили на голову повязки а-ля Рэмбо, остальные предпочли традиционные панамы, широкие поля которых спереди загибались кверху.

Послышалась возня: бойцы хлопали по карманам жилетов и решительно брались за оружие. Большая часть группы была вооружена штурмовыми винтовками «кольт» под безгильзовые патроны, что сильно увеличивало боезапас. Один из «котиков» — настоящий силач — тащил пулемет М-60, рассчитанный вообще-то на двоих. У другого было помповое ружье двенадцатого калибра, способное пробить металлический лист. Сапер, кроме личного оружия, волок еще и рюкзак со взрывчаткой С-4 и детонаторами.

Взводу Мейсона из шестнадцати человек предстояло десантироваться на правый борт. За левый отвечала группа, которой командовал его заместитель. Впрочем, даже с самым современным вооружением, тридцать два человека — слишком мало для такого гигантского объекта, как «Атаман Эксплорер». «Котики» не собирались ввязываться в бой с превосходящими силами. Они рассчитывали на внезапность и неразбериху в рядах противника.

— Проверка связи, — сказал Мейсон.

У каждого бойца имелась рация «Моторола МХ300» с наушником и ларингофоном. Все отозвались по очереди, в том порядке, в каком сидели. Шестнадцать ответов. Все на связи. Заместитель из соседнего вертолета сообщил, что его группа готова к десантированию.

Мейсон достал мобильный телефон и одной кнопкой набрал номер. По специальному шифрованному каналу он мог переговариваться с остальными группами.

Пока вертолеты его взвода на максимальной скорости неслись над морем к востоку от Бостона, другие подразделения выдвигались на позиции южнее. Отряд «Дельта» выполнял схожую миссию в Южной Каролине, неподалеку от Чарльстона, а бойцы из авиационного полка специального назначения должны были штурмовать самый южный объект — возле Майами.

— Это «Омега-один». «Омега-два», как слышите? — сказал он.

— «Омега-два». Слышу ваши слова.

Мейсон улыбнулся неуклюжему стишку. Во время совместных учений он сдружился с командиром «Дельты» — чернокожим остряком Джо Луисом, которого родители назвали в честь знаменитого боксера.

— Идем точно по расписанию. Десять минут до цели.

— Понял. Слушай, Зак, ну не могло ваше начальство придумать что-нибудь повеселее «омеги»? Скажем, «Три медведя»?

— Адмирал ни за что не согласился бы стать «Златовлаской». И вообще в этот раз позывные придумывали ребята из ВВС.

— Что с летунов взять!.. У меня восемь минут до цели.

— Сообщи, когда будешь в зоне видимости.

— Войдем в зону — свяжусь по телефону. Конец связи.

Затем Мейсон вызвал командира «Омеги-три» Уилла Кармайкла. Тот, в отличие от Луиса, отвечал строго по уставу. Даже самые обычные реплики в его устах звучали формально. Кармайкл сообщил, что его группа движется по графику, а потом вдруг добавил:

— Плевое дело.

Мейсон по своему опыту знал, что десантироваться на большой и, не исключено, хорошо защищенный движущийся объект в открытом море, а потом обезвредить взрывное устройство неустановленного типа — вовсе не плевое дело. Они отрабатывали такие сценарии десятки раз, но теперь все было по-настоящему. Чем позже их обнаружат, тем выше шансы на успех. Именно поэтому для заброски выбрали «Сикорский НН60-Н» — этот почти бесшумный вертолет был оборудован системами постановки инфракрасных помех и снижения теплового излучения, станцией предупреждения об облучении радаром и прочими электронными «глазами» и «ушами». Имелись у машины и острые зубы: два пулемета М-60 и ракеты «Хеллфайр».

— Четыре минуты, — пробубнил пилот.

Мейсон показал четыре пальца. Никакой необходимости в этом не было, ведь наушники бойцов были подключены к коммуникационной системе вертолета, но он хотел подчеркнуть важность момента. Напряжение висело в воздухе — хоть ножом режь. Казалось, пролетело всего несколько мгновений, и пилот объявил:

— Цель в зоне видимости.

До десантирования оставалось несколько секунд. В последний миг вертолеты резко сбросили скорость, взмыли вверх и зависли по двум сторонам необъятной палубы в районе кормы. Инфракрасные датчики сканировали корабль в поисках источников тепла — людей.

Всякий знает, что именно в этот момент группа десантников наиболее уязвима. Дальнейшие действия «морские котики» репетировали несчетное множество раз. Конец закрепленного на лебедке троса диаметром пять сантиметров спустили на палубу, а бойцы натянули прочные перчатки. Мейсон стал в проеме, покрепче ухватился за трос и прыгнул. Натренированные долгими упражнениями мышцы легко замедлили контролируемый полет уже у самой палубы, и он быстро откатился в сторону, чтобы не мешать следующему.

За полторы минуты обе группы десантировались на судно. Едва приземлившись, бойцы выбрасывали перчатки. Первые четверо «котиков» расположились по периметру зоны высадки, и каждый следующий занимал позицию, защищая остальных. Вертолеты отпрянули в сторону, словно напуганные стрекозы, и зависли по бокам, в паре сотен метров от объекта, ожидая известий.

Мейсон огляделся и с радостью отметил, что сапер Джо Бэрон высадился благополучно. Лейтенант и сам умел обращаться со взрывчаткой, но Бэрон — настоящий профессионал. Мейсон вытащил из-за пазухи химический фонарь и чуть согнул полимерную трубку, которая тут же загорелась холодным голубым светом. Он помахал фонарем, показывая второй группе, что все в порядке. Через мгновение с другого борта ответили тем же. Пока они обшаривают судно, радиопереговоры было решено свести к минимуму.

Мейсон снова достал телефон.

— «Омега-три». Нахожусь в зоне высадки. Противника не наблюдаю. «Омега-два», ответьте.

— «Омега-два» в зоне высадки. Врагов нет — всем привет.

— «Омега-один». Действуем по плану и завязываем со стишками.

— Вас понял, — отозвался Луис, и Мейсон подумал, что тому, наверное, страшно хочется добавить: «Пора по коням».

— «Омега-три». Все в порядке.

Мейсон скомандовал «вперед». Обе группы разбились на два отделения. Одно занимало позицию, прикрывая стремительный бросок второго. Затем отделения менялись ролями и таким образом, словно играя в чехарду, довольно быстро продвигались вдоль бортов.

Через несколько минут обе группы соединились на носу судна. Заместителя Мейсон отправил разбираться с надстройкой и мостиком, а своих бойцов повел на нижние палубы. Точно так же, двумя отделениями, они в быстром темпе продвигались по трюмам и коридорам, пока не наткнулись на заваренную дверь. Раз туда не войти, то и наружу никто не выберется. Готовые к бою «котики» ворвались в машинное отделение. Никого: ни механиков, ни мотористов. Двигатели, впрочем, работали исправно.

В наушнике прошелестело:

— Надстройка. Осмотрели каюты офицеров и экипажа. Постели застелены. Никого. Жутковато.

— Машинное отделение. Все двигатели работают, и тоже никого.

Они двинулись дальше, но так и не встретили ни души. Обшарив каждый угол, бойцы вернулись на верхнюю палубу.

— Лейтенант, срочно поднимитесь на мостик, — передал по радио заместитель.

Мейсон быстро повел бойцов наверх. «Котики» из второй группы тем временем заняли позиции на палубах надстройки и крыльях мостика.

— Нашли что-то? — спросил он у бойца с помповым ружьем.

— Нет, сэр.

Мейсон шагнул в рулевую рубку, где его ждал командир второй группы со своими людьми. На первый взгляд ничего необычного.

— Что здесь?

— В том-то и дело, что ничего, сэр. И никого.

В голубоватом свете мониторов, окруженный мигающими цифровыми индикаторами, Мейсон вдруг понял: кроме них, на этом исполинском корабле нет ни души.

«Омега-два» и «Омега-три» вышли на связь. Луис и Кармайкл рапортовали, что «Атаман II» и «Атаман III» тоже покинуты командой. Разговаривая с ними, Мейсон почувствовал, что судно сбавляет ход. Он подбежал к большому окну, откуда было видно всю верхнюю палубу, и стал вглядываться в темноту. Что-то происходит. Ему показалось, что судно поворачивает.

— Лейтенант! — крикнул один из бойцов. — Посмотрите сюда.

Он стоял у большого монитора, на котором красовалось что-то вроде мишени. Значок корабля находился чуть сбоку от ее центра. В данный момент он поворачивался, направляясь к точке, от которой расходились концентрические круги. По бокам от него мигали красные огоньки. Мейсон сразу понял: судном управляют из другого места.

Он приказал заместителю оставаться на мостике, вертолетам велел садиться, а Джо Бэрону и всем бойцам, кто имел дело со взрывчаткой, — собраться в носовой части палубы. Связавшись с «Омегой-два» и «Омегой-три», Мейсон отправил их выполнять главную задачу: обезвредить заряды. Скатившись по лестнице, он снова повел группу вниз. Ботинки Бэрона и остальных бойцов грохотали за спиной. Вскоре они добрались до заваренной двери.

Сверившись с планом судна, Мейсон убедился, что перед ними — вход в отсек, где размещен заряд. Бэрон мигом прилепил на дверь брикеты взрывчатки, воткнул в тестообразную массу детонаторы и, разматывая шнур, скрылся за углом. Мейсон и остальные бойцы отошли на безопасное расстояние и присели, закрыв руками уши. Бэрон нажал кнопку на пульте управления, и по коридору прокатилось эхо глухого удара. Когда группа подбежала к еще дымящейся двери, в самом ее центре красовалось квадратное отверстие с неровными краями. Тощий как угорь Бэрон без труда протиснулся внутрь. Остальные передали ему свою амуницию, а затем тоже пролезли в дыру. В темноте заплясали лучи фонариков, потом кто-то нашел выключатель, и помещение залил яркий свет.

«Котики» стояли на платформе, в центре которой имелось прямоугольное отверстие. С потолка свисала сигарообразная бомба. От стен к ней, словно заботливые руки, тянулись порталы кранов. В полной тишине бойцы ошеломленно разглядывали гигантский цилиндр, поблескивающий в ярком свете.

— Внимательно! Не время ворон считать! — рявкнул Мейсон.

Бэрон провел рукой по корпусу и осмотрел паутину проводов и шлангов, что спускалась из отверстия в потолке. Он шумно вздохнул.

— Никогда такого не видел.

— Главное, скажи: обезвредить сможешь?

— Спроси еще, живет ли Папа Римский в Риме, — ответил сапер, с усмешкой потирая руки.

— Вообще-то он живет в Ватикане.

— Без разницы.

Порывшись в рюкзаке, Бэрон достал стетоскоп и нацепил его. Прикладывая головку к разным точкам на корпусе бомбы, он то улыбался, то хмурился, словно врач при осмотре.

— Заряжена и готова к пуску. Слышу гул.

— А провода со шлангами? — спросил Мейсон.

— Подача топлива и электричества. Можно их перерезать, но как бы малышка не решила, что это сигнал действовать по программе.

— То есть она тогда запустится?

Бэрон кивнул.

— Нужно вырезать ей сердце.

Он пробежал пальцами по чуть выпирающей крышке панели на боку бомбы, достал набор инструментов и быстро подобрал головку нужного размера, после чего стал по очереди откручивать гайки электрическим гайковертом.

Мейсон, словно спортивный комментатор, передавал по телефону все его действия двум другим группам, которые повторяли их, держась «на шаг позади». Между тем остальные бойцы обшарили отсек и притащили со склада дюймовый трос, который пропустили под стабилизаторами, рассчитывая зафиксировать бомбу.

Дело у Бэрона шло не слишком быстро. У пары болтов он сорвал резьбу, потому что в отсеке было сыро и металлический крепеж сильно заржавел. Приходилось отворачивать их специальным приспособлением. Бэрон склонился к бомбе, его голова почти касалась корпуса. Внезапно он замер и прислушался.

— Вот черт!

— Что случилось? — спросил Мейсон, заглядывая саперу через плечо.

Бэрон стал объяснять, но лейтенант прервал его жестом ладони. Вызывали с мостика.

— Не знаю, к чему это, лейтенант, но здесь все приборы будто сошли с ума.

— Оставайся на связи, — бросил он и обратился к Бэрону: — Из рубки докладывают, что приборы ведут себя странно.

Мейсон прислушался. По отсеку разнесся низкий гул, который становился все громче и громче.

Бэрон осмотрелся, словно пытаясь разглядеть неожиданный шум.

— Эта хреновина сейчас стартует.

— Что-то можно сделать? — ровным тоном спросил лейтенант.

— Шанс есть. Если удастся открыть панель, я попытаюсь перерезать цепь системы пуска. Держите кусачки наготове.

Бэрон открутил очередную гайку и перешел к следующей, как вдруг послышался новый шум: словно где-то вращались гигантские шестерни. Звук шел снизу. Все опустили глаза и именно поэтому не лишились зрения: подключенные к бомбе шланги и кабели вдруг с грохотом отлетели, просвистев прямо у них над головами. Бойцы залегли, а створки люка в днище начали потихоньку расползаться.

Внутри цилиндра зажужжали моторы.

Люк открылся полностью, прогремел еще один взрыв, и порталы кранов отлетели в стороны. Наспех натянутые тросы порвались, словно нитки, и их концы засвистели в воздухе, так и норовя снести кому-нибудь голову.

Бомба полетела вниз.

В наушниках стоял ор. На двух других судах события развивались точно так же.

— «Омега-два». Бомба пошла! — прокричал Джо Луис.

— «Омега-три». У нас тоже, — сообщил Кармайкл.

Мейсон со своими «котиками» заглянул за край отверстия. Двигатели потянули бомбу под воду, и теперь на месте ее падения плясали пенные буруны. Мрачные волны катились внизу, и казалось, что по ту сторону люка разверзлась адская бездна.

ГЛАВА 36

Высоченный помощник Петрова, которого Остин про себя окрестил Малышом, шагнул вперед и ударил мужчину. Ноги охранника подогнулись, и он рухнул на палубу.

В их сторону метнулись несколько темных силуэтов. Кто-то включил фонарь, и луч уперся точно в Остина. Рявкнул автомат. Когда оружие делает шестьсот выстрелов в минуту, даже короткая очередь смертельна, особенно на малой дистанции.

Фонарь покатился по палубе, но боевики Разова успели зафиксировать численность и позицию штурмовой группы. В темноте заплясали белые вспышки выстрелов. Пришлось залечь. В мерцающем свете бойцы Петрова двигались, словно в замедленной съемке.

Остин с Завалой рухнули на палубу и откатились в сторону, укрывшись за кнехтами. Пули свистели над головами и отскакивали от стальных тумб. Остин вытащил револьвер и выстрелил в метнувшуюся тень, однако так и не понял, попал или нет. Завала поддержал его огнем из «хеклер-коха». Вспышки теперь мелькали с разных сторон: охранники рассредоточились по палубе.

— Хотят нас обойти! — крикнул Джо.

Малыш, залегший неподалеку, отчаянно махал им рукой.

— Идите! Мы их задержим! — проревел гигант.

Остин колебался. На узком участке палубы Малыш со своими бойцами продержится достаточно долго, но, как и спартанцев при Фермопилах, их в конце концов окружат. Малыш ткнул большим пальцем себе за спину. Жест не требовал перевода. «Пошевеливайтесь». Они выпалили еще по паре раз и отползли назад, под защиту шлюпбалки.

Боевики Разова все еще поливали огнем кнехты, а Курт с Джо кинулись к двери большого зала и прыгнули внутрь, готовые сразу открыть огонь. Хрустальные люстры были потушены, лишь несколько бра горели на стенах. В их желтоватом свете различались очертания столов, кресел и диванов. Друзья прошли через танцевальную площадку к другому борту.

Остин остановился. Поблизости могли быть люди Петрова, которых совершенно незачем пугать. Он вызвал Ивана по радии и сообщил, где находится.

— Похоже, вы разворошили осиное гнездо, — отозвался Петров.

— Выбора не было. Не знаю, сколько продержится Малыш.

— Не стоит его недооценивать, — беззаботно заметил Иван. — Выходите. Мы вас ждем.

Остин открыл дверь и шагнул на палубу. Сначала Петрова с его людьми не было видно, затем из темноты появились темные силуэты бойцов. Подошел Иван.

— Вы правильно сделали, что не высовывались. Ребята у меня немного нервные. Я отправил группу на другой борт. Вот-вот должны…

Внезапно захлопали гранаты. Перестрелка чуть утихла.

— Кажется, врагов стало поменьше, — заметил Петров. — Вам стоит сосредоточиться на цели. Помощь нужна?

— Понадобится — вызову, — бросил Остин и метнулся к боковой стене надстройки, вдоль которой шла лестница на мостик.

— Удачи! — крикнул им вслед Петров.

Курт с Джо были уже на середине лестницы, когда группы «Омега» стали одна за другой сообщать жуткие новости. Остин замер и пересказал все Завале.

— Бомбы запущены, — сообщил он. — Все три.

Джо шел впереди и уже готовился ступить на следующий пролет, но тут обернулся и разразился длинной очередью испанских ругательств.

— И что теперь?

Вместо ответа Курт вскинул револьвер, целясь прямо в напарника. Тот замер на месте. Прогремел выстрел. Пуля прошла у самой головы Завалы, едва не испортив тому прическу. Что-то тяжелое полетело вниз и с грохотом рухнуло на палубу. Джо увидел, что внизу распростерся казак. Одна рука его была вытянута вперед, рядом лежала шашка.

— Прости, Джо. Этот товарищ хотел тебя немного укоротить.

Завала пробежал пальцами по волосам.

— Ничего. Я все равно собирался сделать пробор именно с этой стороны.

— С бомбами уже ничего не поделаешь, — мрачно произнес Остин. — Зато можно разобраться с мерзавцами, которые их запустили.

Друзья разделились. Остин взлетел по лестнице, затем, прижавшись к переборке, подкрался к приоткрытой двери и заглянул внутрь.

В просторной рубке, бросая на стены багровые отсветы, горела ночная лампочка.

Внутри было пусто — только одинокая фигура застыла у большого монитора спиной к Остину. Курт шепнул Джо по рации, чтоб тот прикрыл, а сам шагнул внутрь.

Борзые, вероятно, учуяли гостя и бросились к нему, виляя хвостами и клацая когтями по полу. Остин оттолкнул их свободной рукой, однако все надежды войти незаметно улетучились. Разов обернулся и помрачнел — ему не нравилось, что псы так радостно бросаются к чужаку. Он что-то отрывисто рявкнул, и собаки потрусили назад, скуля и поджав хвосты. Тонкие губы Разова расплылись в злорадной улыбке.

— Я ждал вас, мистер Остин. Мои люди сообщили, что вы с друзьями проникли на борт. Рад вас снова видеть. Жаль, наша прошлая встреча закончилась столь внезапно.

— Когда мы потопим вас ко всем чертям, радость придется слегка поумерить.

— Вы опоздали.

Разов указал на монитор, разделенный на три вертикальных секции. В каждой из них мигающая точка быстро спускалась к волнистой линии дна.

— Да, я знаю. Вы сбросили бомбы.

— Тогда вы понимаете, что сделать уже ничего нельзя. Опустившись на дно, они углубятся в породу и взорвутся, высвобождая запасы метангидрата. Шельф обрушится, и цунами сотрут с лица земли три крупных города на побережье вашей страны.

— А затем, согласно вашему безумному плану, начнется глобальное потепление.

Разов слегка растерялся, затем взял себя в руки и с улыбкой покачал головой.

— Не думал, что вы поймете, в чем моя истинная цель. Впрочем, это не играет роли. Да, Сибирь станет житницей планеты, а ваша страна будет долго зализывать раны, пытаясь прокормить своих жителей. Вы больше не станете совать нос в наши дела. Будете себя хорошо вести — продадим немного сибирской пшеницы.

— Думаете, Ирине понравилась бы ваша кровавая затея?

Улыбка тут же исчезла.

— Не смейте произносить ее имя!

— Хорошо. — Остин прицелился прямо в сердце врагу. — Тогда вы с ней очень скоро встретитесь.

Разов выкрикнул команду, и занавеска штурманской рубки отлетела в сторону. Из-за нее вышли бородатый казак и Пуласки — тот самый «ученый», который угнал NR-1. Их пистолеты смотрели на Остина. Оба встали у него за спиной, и тогда из-за той же занавески появилась высокая фигура в длинной черной рясе. Глубоко посаженные глаза впились в Курта. Человек в черном облизнулся, как будто предвкушая сытный обед, и что-то сказал по-русски. Голос у него был низкий и звучный, словно доносился из подземелья.

По спине Остина пробежал холодок, но револьвер он не опускал. Разова это, кажется, позабавило.

— Знакомьтесь, Борис — мой лучший друг и советник. — Услышав свое имя, монах усмехнулся и заговорил, а Разов перевел: — Борис очень жалеет, что не повстречался с вами на судне НУПИ.

— А я-то как жалею! Он бы тогда здесь не стоял.

— Браво. Отличный блеф. Бросайте оружие, мистер Остин. Мои люди вот-вот перебьют ваших товарищей.

Расставаться с револьвером Курту не хотелось. Уж лучше открыть пальбу и прихватить с собой на тот свет Разова и Бориса. Где же Завала? Он все еще размышлял, как быть, когда в наушнике раздался голос Егера:

— Курт, ты меня слышишь? Не все еще потеряно. Я разобрался с последним зашифрованным разделом, и там как раз о бомбах. Заряды нужно активировать, иначе они не взорвутся.

Все еще держа Разова на мушке, Остин глянул на монитор. Точки достигли линии дна. Разов перехватил его взгляд.

— Все кончено, мистер Остин.

— Еще нет. Заряды не взорвутся, пока их не активируют.

Разов был поражен, бешенство исказило его черты.

— Именно так. Вам повезло: я активирую их прямо сейчас. Вы умрете с мыслью, что все ваши жалкие попытки остановить меня пошли прахом.

Он едва заметно кивнул, и Борис шагнул к панели управления. Его длинные пальцы потянулись к клавиатуре, но так до нее и не добрались.

Остин переключился с Разова на монаха и выстрелил в упор, целясь в руку. Выглядело это жутко: пуля разорвала ладонь, дробя кости в жидкую кашу. Борис ошеломленно уставился на окровавленный обрубок руки. Простой человек потерял бы сознание, монах же только взревел от ярости и впился в Остина гневным взглядом. Он вытащил из-под рясы кинжал и, не обращая внимания на хлынувшую из раны кровь, бросился к Курту.

Казак и Пуласки приготовились стрелять, однако Борис грозно рявкнул на них. Монах жаждал мести.

Остин не понимал, как тот до сих пор держится на ногах. Он вскинул револьвер, собираясь влепить безумцу пулю в лоб, прямо между горящих глаз, но его руки вдруг оказались прижаты к телу — Пуласки повис на Курте сзади.

Борис был уже рядом, донеслась вонь немытого тела и мерзкий запах изо рта. Губы монаха расплылись в улыбке, открывая гнилые зубы. Кинжал взмыл вверх. В этот момент Остин изо всех сил двинул Пуласки пяткой по голени.

Тот застонал от боли и ослабил хватку, а Курт упал на колени и добавил противнику локтем в бок. Руки Пуласки разжались, и Остин, ткнув револьвером прямо в грудь монаху, нажал на спусковой крючок. Выстрел отшвырнул Бориса назад, он врезался спиной в переборку и рухнул на палубу.

Пуласки нанес удар в висок рукояткой пистолета. Из глаз посыпались искры. Остин упал и на мгновение отключился, однако острая боль не дала ему совсем потерять сознание. Словно в тумане он видел, как Разов нажимает на залитые кровью клавиши, почувствовал, как дернулся в руке пистолет, а потом все же провалился во тьму.

Пуласки приставил ствол к голове Остина, чтобы добить противника, но тут сбоку застучал «хеклер-кох» Завалы, и «ученый» вместе с казаком повалились на пол.

Когда Курт наконец пришел в себя, Джо сидел рядом. Собаки забились в угол, едва началась пальба; теперь они подбежали к раненому и лизали ему руку.

— Прости, я задержался. Пришлось разобраться с парочкой здешних громил.

Остин аккуратно отпихнул псов.

— Где Разов? — спросил он, озираясь по сторонам.

— Выскочил через другую дверь, пока я занимался казаком.

Джо помог Курту встать. Окинув взглядом тела казака, Пуласки и Бориса, он подошел к компьютеру. От монитора осталась груда осколков.

— Отсюда нужно было активировать заряды. Разов как раз вводил команду, но мне удался неплохой выстрел.

Завала улыбнулся.

— Надеюсь, компьютеру еще нет месяца и в магазине его обменяют на новый.

Остин связался Петровым.

— Иван, ты здесь?

— Да. Нужна помощь?

— Нет, мы сами справились. Как у тебя дела?

— Эти дурни попытались нас обойти, а мы только того и ждали. «Как в тире» — так, кажется, говорят? Мы потеряли несколько человек, сейчас ищем тех, кто попрятался.

— Отлично. Борис мертв, заряды мы им активировать не дали. Разов сбежал. Не упустите его.

— Хорошо. Постой-ка… Вертушка взлетает!

Шум винта заглушил редкие выстрелы. Остин выскочил наружу и успел заметить, как над палубой пронесся черный вертолет. Всего мгновение, и беглецы скрылись во тьме.

Что-то ткнулось ему в ногу. Псы требовали есть и вообще уделить им наконец хоть какое-то внимание. Остин спрятал револьвер и почесал обоих за ухом. Ведя за собой белоснежных русских борзых, Остин с Завалой спустились на палубу, где их ждал Петров со своими бойцами. Может, для новых друзей где-нибудь найдутся сосиски.

ГЛАВА 37

Англия.

Тридцать шесть часов спустя лорд Додсон вдруг выпрямился в кресле и сонно заморгал, озираясь на знакомые темные стены кабинета. Он читал недавно вышедшую биографию адмирала Нельсона и уснул. Старость… Уж скучной-то жизнь Нельсона точно не назовешь.

В одном лорд Додсон был совершенно уверен: его разбудил какой-то шум, хотя сейчас все было тихо. Дженна недавно ушла домой. В доме иногда что-то стучало да поскрипывало, но призраков в нем отродясь не водилось. Старик взял из пепельницы погасшую трубку и подумал, не закурить ли, однако любопытство взяло верх. Вернув трубку на место и отложив книгу, он встал, открыл входную дверь и шагнул во влажную тьму.

В свете луны по небу неслись облака, из-за которых то и дело выглядывали звезды. Ветра не было. Он сам шевельнул рукой висящие у двери колокольчики. Нет, определенно его разбудил не их звон.

Додсон вернулся в дом, закрыл дверь и замер. С кухни донесся громкий хруст.

Неужели вернулась экономка? Нет, не может быть. Она собиралась к больной сестре, а для Дженны семья всегда стояла на первом месте.

Старик бесшумно пробрался обратно в кабинет и снял висящее над камином охотничье ружье. Он долго шарил дрожащими руками в ящике стола и наконец отыскал коробку с патронами. Зарядив ружье, отправился на кухню.

Там горел свет. Войдя внутрь, Додсон сразу заметил, что стекло задней двери разбито, а осколки валяются на полу. Тот резкий звук был очень похож на шаги по стеклу. Значит, воры. До чего обнаглели — хозяин дома, а они все равно влезли!.. Лорд подошел к двери, чтобы осмотреть ее повнимательнее, когда взгляд уловил в уцелевшем стекле, как что-то шевельнулось за спиной.

Старик обернулся. Из кладовки вышел мужчина с пистолетом в руке.

— Добрый вечер, лорд Додсон, — сказал он. — Отдайте ружье.

Додсон проклинал себя на все лады. Следовало проверить кладовку. Он протянул ружье незнакомцу.

— Какого черта вам тут нужно и кто вы вообще такой?

— Я — Михаил Разов. Мне принадлежит один крайне ценный предмет, хранящийся у вас.

— Вы серьезно заблуждаетесь. В этом доме все принадлежит мне.

Мужчина саркастически улыбнулся.

— Так уж и все?

— Да, — помедлив, ответил Додсон.

Незваный гость шагнул ближе.

— Ну же, лорд Додсон. Негоже истинному британскому джентльмену откровенно лгать.

— Убирайтесь. Я вызвал полицию.

— Ай-ай-ай. Снова лжете. Немного поболтав с вашей экономкой, я первым делом перерезал телефонный кабель.

— Что вы сделали с Дженной?

— Ей ничто не угрожает. Пока. Если вы будете и дальше лгать, я ее убью.

Додсон не сомневался, что это не пустая угроза.

— Ладно. Так что вы ищете?

— Вы сами знаете. Корону Ивана Грозного.

— С чего вы взяли, что у меня эта, как ее… корона какого-то русского царя, да?

— Бросьте ваши жалкие уловки! Когда короны не оказалось на «Звезде Одессы», которая везла остальные царские сокровища, я поступил как охотник — пошел по следу. До прибытия в Одессу корона была у царской семьи. Однако императрица чувствовала, что ей с дочерьми не суждено спастись. А корона должна попасть к кому-то из Романовых и вернуть ему русский престол. Императрица передала ее английскому шпиону.

— Это было задолго до моего рождения.

— Разумеется. Впрочем, мы-то знаем, что агент работал на вашего деда.

Додсон стал было возражать, но быстро понял, что это бесполезно. Его гость знал все.

— Корона мне не нужна. Если хотите получить ее, пообещайте, что отпустите экономку. Она тут ни при чем.

— Зачем мне ваша старуха? Давайте корону.

— Хорошо. Идите за мной.

Додсон вышел в холл и отворил дверцу стенного шкафа. Сдвинув теплые пальто и еще какую-то одежду, он отпихнул в сторону обувь и шагнул внутрь. Затем приподнял замаскированную в дверце панель, нажал потайную кнопку, и задняя стенка шкафа бесшумно скользнула в сторону. Додсон включил свет и зашагал вниз по сложенной из больших камней винтовой лестнице. Разов держался сзади. Вскоре они оказались в каменном мешке примерно пять на пять метров. Из стен торчали ржавые скобы.

— Этот погреб устроили еще римляне. Здесь хранили вино и овощи.

— Обойдемся без уроков истории. Где корона?

Додсон кивнул и повернул две металлические скобы по часовой стрелке.

— Так отпирается замок.

Старик пошарил около скоб, и вскоре его пальцы нащупали углубление. Он дернул за что-то — и в стене вдруг распахнулась стальная дверь, скрытая под толстой каменной облицовкой.

— Вот ваша корона. Так и стоит с тех самых пор, как мой дед принес ее сюда почти сто лет назад.

Корона покоилась на постаменте, покрытом пурпурным бархатом.

— Повернитесь и заложите руки за спину, — велел Разов.

Связав старику руки и ноги липкой лентой, он толкнул того на пол, так что Додсон уселся спиной к стене. Разов сунул пистолет за пояс и полез внутрь. Он не ждал, что корона будет такой тяжелой, и даже крякнул от натуги, прижимая ее к груди.

Алчные глаза русского сверкали ничуть не хуже бриллиантов, рубинов и изумрудов.

— Какая красота! — прошептал он.

— А мне она показалась аляповатой, — заметил Додсон.

— Англичане… — презрительно бросил Разов. — Вы такой же дурак, как ваш дед. Так и не поняли, какую власть сулит эта корона.

— Вовсе нет. Дед хорошо понимал, что после убийства царской семьи достаточно просто вытащить корону на свет божий, и страсти вспыхнут с новой силой, а наследники — законные и не очень — тут же предъявят свои права на престол. — Он многозначительно посмотрел на Разова. — Европейские державы не остались бы в стороне, и вспыхнула бы новая мировая война.

— Вместо этого нам подарили полсотни лет при коммунизме.

— Это было неизбежно. Царская Россия пребывала в полнейшем упадке.

Разов расхохотался и надел корону.

— Я короную себя сам, как Наполеон. Вот он, новый владыка России!

— Никакой не владыка, а жалкий человечек, ослепленный блеском золота.

Змеиные глаза Разова превратились в щелочки. Он залепил Додсону рот куском все той же липкой ленты, поднял корону и зашагал по ступеням. Наверху он остановился и сказал:

— Вы читали рассказа Эдгара По «Бочонок амонтильядо», где человека замуровали в стену? Быть может, когда-нибудь найдут и ваши кости. Я забираю корону, а вас оставлю взамен. От экономки, к сожалению, тоже придется избавиться.

Разов вышел в холл. Не желая выпускать из рук корону, он не стал закрывать потайную дверь в стенном шкафу. Лучше сначала убрать сокровище в багажник, потом вернуться и запереть Додсона в подвале на веки вечные. Затем прикончить экономку, а труп сбросить в реку.

Разов направился к черному ходу, но вдруг застыл на месте. В парадную дверь постучали.

— Лорд Додсон, вы дома? — раздался голос Джо Завалы.

Он постучал снова, на этот раз уже громче. Разов бросился на кухню.

Когда Додсон выходил на улицу, он забыл запереть дверь, так что теперь Завала и Остин с пистолетами в руках беспрепятственно шагнули внутрь. Джо снова позвал хозяина. Они прошли в холл и замерли у открытого шкафа, из которого лился свет. Друзья переглянулись, и Остин полез внутрь. Держа «боуэн» наготове, он сбежал по ступеням. Завала прикрывал сверху.

Курт нашел лорда Додсона и сорвал с его губ липкую ленту.

— Вы не ранены?

— Все в порядке. Бегите за Разовым. Он забрал корону.

Остин перерезал ленту и освободил старика, а потом помог ему вскарабкаться по лестнице. При виде Джо Додсон улыбнулся.

— Рад вас видеть, мистер Завала.

— Лорд Додсон, какая приятная встреча. А это мой напарник Курт Остин.

— Рад познакомиться, мистер Остин.

— Задняя дверь открыта. Наверное, через нее он и ушел, — заметил Джо.

— Вы не видели мою экономку? — спросил обеспокоенный Додсон.

— Такая крупная и очень неприветливая дама? Мы обнаружили ее связанной на заднем сиденье машины. С ней все хорошо, — сказал Остин.

— Благодарю вас. Когда Разов поймет, что его машину нашли, он попытается уйти по реке. Там есть лодка.

Завала метнулся к черному ходу.

— Стойте! — крикнул Додсон. — Я знаю короткий путь.

К удивлению Курта с Джо, старик повел их обратно в погреб. Там он повернул еще две скобы и открыл другую потайную дверь.

— Старый подземный ход ведет на дно пересохшего колодца прямо у реки. В стене колодца есть специальные выемки, по ним можно подняться наверх. Если поспешить, вы доберетесь до лодки быстрее этого негодяя. Корона тяжелая, с ней не побегаешь.

— Спасибо, лорд Додсон, — сказал Остин, ныряя в потайную дверь.

— Только не заходите в реку! — крикнул старик. — На мелководье очень опасно. Дно топкое, как зыбучие пески. Лошадь завязнет — не вытащишь.

Джо с Остином едва расслышали его слова. Согнувшись в три погибели, приятели спешили по низкому тоннелю. Фонарика у них не было, так что они пробирались по узкому, уходящему куда-то вниз проходу на ощупь. Чем дальше, тем сильнее пахло стоячей водой и гнилью. Тоннель закончился внезапно — если бы не лунный свет, так и налетели бы на стенку колодца.

Пошарив по камням, Остин нашел высеченные упоры. Друзья поднялись, перелезли через невысокую стенку и увидели на фоне сверкающей в лунном свете воды темный силуэт сарайчика для лодок. Спустившись к реке, они засели по бокам от причала.

Почти сразу послышались шаги и тяжелое дыхание. Разов бежал прямо к ним. Казалось, сейчас он угодит в ловушку, однако тучи вдруг расступились, и светлая шевелюра Курта сверкнула в залившем берег серебристом свете. Луна тут же скрылась, но Разов увидел засаду и метнулся в сторону, вдоль реки.

— Разов, стой! — прокричал Остин. — Тебе не уйти!

Ответом был лишь треск сучьев. Беглец ломился сквозь прибрежные кусты. Почти сразу послышался всплеск. Приятели поспешили на звук и вскоре вышли на поросший травой невысокий берег. Разов решил перейти речку вброд, но продвинулся всего на несколько метров — его ноги завязли в трясине. Дернулся назад — безуспешно. Теперь он просто стоял по пояс в воде лицом к берегу, сжимая в руках корону.

— Не могу выбраться…

Остин вспомнил, что Додсон предупреждал их про топкое дно. Отыскав на берегу подходящую ветку, он протянул ее Разову:

— Держись.

Тот ушел в воду уже по плечи, однако даже не шевельнулся.

— Да брось ты свою дурацкую корону! — крикнул Курт.

— Ни за что. Я слишком долго ее искал. Не брошу.

— Она не стоит жизни.

Вода дошла до губ Разова, так что его ответ было не разобрать. Русский поднял корону и нацепил ее на голову. Лицо ушло под воду, и теперь корона словно плыла по реке, полыхая в лунном свете. Затем исчезла и она.

— Диос мио! — пробормотал Завала на родном испанском. — Ну и смерть.

Сзади донеслось пыхтение — на подмогу мчался Додсон с ружьем и фонариком.

— Где этот мерзавец?

— Там. — Остин швырнул ветку в реку. — И корона тоже.

— Боже правый.

Старик провел лучом фонаря по бурой мутной воде. Там, где только что стоял Разов, теперь лишь пенились пузырьки, а вскоре ленивое течение унесло и их.

— Да здравствует император, — сказал Остин, повернулся и зашагал к дому.

ГЛАВА 38

Вашингтон, округ Колумбия.

Туман плыл над водой в золотистых лучах солнца. Остин так увлекся греблей, что не заметил, как от берега отошла моторка и пристроилась вслед за ним. Он бросил весла; преследователь тоже лег в дрейф. Курт вытер пот со лба, хлебнул воды из бутылки и расслабил руки, щурясь от яркого света и удивленно глядя на моторку. Неужели в осколках разгромленной империи Разова еще теплится жизнь?

Для проверки он снова двинулся вперед. Всего пара гребков — и позади заурчал мотор. Странная лодка не отставала. Остин перестал грести, моторка тоже остановилась.

На помощь рассчитывать не приходилось — в этот час на реке пусто, самое время потренироваться. Он описал плавную дугу, и вскоре острый нос лодки смотрел прямо на преследователя. Остин увеличил скорость, стараясь не забывать, что гребля — прежде всего не сила, а техника. Вскоре он уже мог разглядеть белый корпус моторки, хотя сколько людей на борту, было по-прежнему непонятно. Лодка неслась на преследователя, словно крылатая ракета.

В реку вдавался широкий мыс, похожий на пивное брюхо. Остин знал, что течение тут резко уходит под самый берег и может утащить лодку, а потом выбросить обратно на середину Потомака. Со стороны казалось, что он движется по прямой линии, в действительности же Курт понемногу приближался к мысу.

После очередного гребка Остин поднялодно весло, а второе неожиданно опустил в воду, работая им как рулем. Лодка резко легла на борт, развернувшись носом к берегу. Позади негодующе взревел мотор.

Он рассчитывал застать преследователя врасплох и не ожидал, что тот среагирует так быстро. Нос моторки взметнулся вверх, и Остин понял, что к берегу не прорваться. Мало того, идя таким курсом, он подставляет противнику беззащитный борт. Отвергнув первоначальный план, Курт заложил еще один крутой вираж и пошел прямо на моторку. Та была даже чуть короче его лодки, но из-за низкого кокпита казалась океанским лайнером. Для узкого и легкого суденышка любое столкновение будет фатальным. Остин рассчитывал, что противник в последний миг отвернет или же, в худшем случае, удар придется по касательной. Когда катастрофа казалась неминуемой, Курт занес весло над плечом, словно копье: метатель, и сгруппировался.

Моторка резко сбросила скорость. Ее корпус тут же лег на воду, и она замерла совсем рядом с лодкой. Откуда-то сверху донесся знакомый лающий смех. Курт поднял глаза и увидел хищное лицо Петрова. На русском была бейсболка и гавайская рубаха с полуголыми красотками и пальмами.

Остин вставил весло в уключину. Сердце колотилось как бешеное.

— Привет, Иван. Я все ждал, когда ты снова объявишься. Как ты меня нашел?

Петров пожал плечами.

— Кстати, я тоже заглянул в твое досье, — улыбнулся Курт. — Оказывается, ты стал Иваном Петровым всего пару лет назад.

— «Что в имени тебе моем?» — писал наш великий поэт.

— Когда уезжаешь?

— Завтра. Ваш президент решил вернуть России царские сокровища. Я возвращаюсь на родину настоящим героем. Ходят слухи, что даже пост в правительстве предложат. Разов пропал, его казаки не знают, что делать, и у политиков умеренного крыла теперь неплохие шансы.

— Поздравляю. Ты заслужил.

— Спасибо. Впрочем, скажи честно, ты веришь, что я буду торчать на всяких заседаниях?

— Вряд ли, Иван. Ты всегда любил оставаться в тени.

— И что в этом плохого? Мне так удобнее.

— Только ответь на пару вопросов, пока ты снова не сменил личину. Разов правда потомок русских царей?

— Отец сообщил ему об этом на смертном одре. Потом Разов повстречал Бориса, и этот безумец сразу понял, как ему повезло. Достоверно установлено, что Борис — прямой потомок Распутина.

— Того самого загадочного монаха?

Петров кивнул.

Остин восхищенно покачал головой.

— А Разов?

— Его отца обманули. Деревенский поп, который записывал всех новорожденных, последний пьяница, где-то услышал, что царская дочь не погибла, и соврал папаше Разова, чтобы выклянчить у того денег на водку.

— Значит, у Марии не было детей.

— Этого я не говорил. — Петров загадочно улыбнулся.

Остин с недоумением посмотрел на русского.

— У великой княжны Марии Николаевны родились мальчик и девочка. Они живы, и я разговаривал с обоими. Эти люди всем довольны и хорошо понимают, что начнется, если они предъявят свои права на престол. Я уважаю их решение. Кстати, я тоже хотел спросить… Как ты догадался, что Разов отправится к Додсону?

— В бумагах, что мы нашли на яхте, было указано, что корона попала к деду Додсона. Мы вылетели в Англию спецрейсом НУПИ. К счастью, Разов отправился туда один. Наверное, не хотел, чтобы другие знали, как он добыл корону. Увы, спасти ее не удалось.

— И хорошо. Бывает, что какой-то предмет так и притягивает зло, — это как раз тот самый случай. Каждый драгоценный камень омыт кровью и потом крестьян. — Петров посмотрел наверх, где лениво кружил ястреб. — Что ж, мистер Остин…

— Довольно формальностей. Просто Курт.

Петров помахал рукой.

— До встречи, Курт.

Моторка с ревом унеслась вдаль и вскоре скрылась за поворотом. Остин двинулся дальше и скоро был дома. Он водрузил лодку на место и поднялся по лестнице. Раздевшись до трусов, поставил вариться кофе и быстро приготовил изысканный завтрак.

— Ты и правда ранняя пташка.

По лестнице из расположенной в башне спальни спустилась Кэлла Дорн. На лице девушки красовалась улыбка, а на теле — шелковая ночная рубашка.

— Я не хотел тебя будить, — сказал Остин.

Кэлла подошла и вдохнула бодрящий аромат кофе.

— Обожаю так просыпаться. — Она вдруг нахмурилась и провела пальцами по шрамам на загорелой спине Курта. — Ночью я их не разглядела.

— У тебя глаза были закрыты.

— У тебя тоже. Надо признать, ты сполна расплатился за все пропущенные свидания.

— Надеюсь, ожидание того стоило.

Девушка нежно поцеловала его.

— Еще бы.

Разлив кофе по кружкам, они вышли на балкон, откуда открывался вид на сверкающий в солнечных лучах Потомак. Воздух был свеж и чист. Остин поднял кружку и объявил:

— За твой успех на новом месте — в Си-эн-эн!

— Спасибо тебе — дал мне эксклюзив на историю с «Атаманом». Хотя жаль расставаться с Микки и Данди… Даже не знаю, как тебя отблагодарить.

— Уже отблагодарила, — ухмыльнулся Остин.

— Выходит, ты подарил мне журналистскую сенсацию, только чтобы затащить в постель?

— А нужны другие причины?

Девушка задумчиво наклонила голову.

— Да нет, не нужны.

Перед вылетом из Лондона Остин позвонил Кэлле и сообщил, что возвращается. Они договорились встретиться в Вашингтоне после того, как Курт закончит дела в НУПИ. Он, как и обещал, рассказал ей все подробности о деле «Атамана». Кое-какие мелочи пришлось опустить, но информации и так было вполне достаточно. Сюжет крутили по всем каналам три дня без перерыва, и Кэлла вдруг оказалась самым популярным журналистом в столице. Она была нарасхват, и Остин даже удивился, когда девушка позвонила и предложила поужинать в тихом ресторанчике. Вечер продолжился дома у Остина, и природа взяла свое…

Курт вышел на зеленую лужайку перед домом и свистнул. Две белые молнии вылетели из-за деревьев и помчались по газону. Разгоряченные борзые прошлепали вслед за ним на веранду.

— Что будешь с ними делать? — спросила Кэлла, почесывая Сашу за ухом.

— Пока поживут у меня, а перед следующим заданием подыщу им другого хозяина. Кстати, приглашаю тебя на морскую прогулку.

— На чем? — рассмеялась девушка.

— У меня есть корабль НУПИ и еще большущая яхта.

Кэлла обняла Курта, и они слились в долгом поцелуе.

— Главное, чтобы там было обслуживание в каютах, — прошептала девушка хрипло.

Клайв Касслер, Пол Кемпрекос Затерянный город

Пролог

Французские Альпы, август 1914-го

Высоко над заснеженными горными вершинами Жюль Фошар отчаянно боролся за жизнь. За несколько минут до этого его аэроплан с такой силой врезался в невидимую воздушную стену, что у пилота даже зубы затрещали от перегрузки. И вот сейчас машину бросало вверх и вниз над склонами, как детскую игрушку на веревке. Фошар пытался справиться с турбулентностью в соответствии с инструкциями, которые вдалбливали ему в авиашколе строгие французские инструкторы. Вскоре он оказался в относительно спокойной зоне, все еще не осознавая в полной мере того отрадного факта, что это стало доказательством его мастерства пилота.

Как только аэроплан выровнялся, а полет стал более или менее стабильным, Фошар дал волю естественным человеческим чувствам. Он устало прикрыл глаза и оперся головой на руки, медленно погружаясь в затуманенную событиями последнего времени реальность. Пальцы его рук слегка расслабились и перестали сжимать рычаги управления до боли в суставах. Небольшой красный аэроплан покачивался, как пьяный человек на неровной дороге, – это состояние французские пилоты называли perte de vitesse, или потеря управляемости. Он как будто завалился на одно крыло перед тем, как полностью осесть на хвост.

К счастью, Фошар вовремя уловил перемены в поведении машины, вскинул голову и резко тряхнул ею, чтобы привести в порядок мысли. Он расслабился всего на несколько секунд, но даже этих мгновений оказалось достаточно, чтобы аэроплан потерял несколько сотен метров высоты и почти вошел в штопор.

Кровь бросилась ему в голову, а сердце забилось так бешено, что, казалось, вот-вот взорвется в груди.

Во французских училищах начинающих авиаторов всегда учили управлять самолетом с такой осторожностью, с какой пианисты прикасаются к клавишам рояля. Только что Фошар убедился в правильности такой методики, доказав ее преимущества в критический момент полета. Многочасовые упражнения не прошли даром. Слегка потянув на себя рычаг, он сделал все возможное, чтобы не допустить сверхкомпенсации, и в конце концов выровнял аэроплан. Удовлетворенный тем, что машина вновь повинуется ему, пилот медленно выдохнул, а потом так же медленно сделал глубокий вдох, чувствуя, как ледяной воздух обжигает легкие и освежает, будто глоток вина.

Резкая боль мгновенно взбодрила. Оправившись от недавнего забытья, Фошар вспомнил мантру, которую часто повторял последнее время. Замерзшие губы так и не смогли отчетливо выговорить заветную фразу, но слова пронеслись в его сумеречном сознании:

«Провал означает провал миллионов людей».

Фошар крепко сжал зубы, вновь обретя решимость бороться до конца. Он смахнул иней с темных очков и уставился вдаль поверх панели приборов. Альпийский воздух был чист, как горный хрусталь, и даже самые отдаленные предметы обретали удивительную четкость, подчеркивая рельеф местности. Горные вершины, похожие на острые зубы чудовища, простирались до самого горизонта, тут и там виднелись крошечные деревушки, прилепившиеся на склонах, словно гнезда сказочных птиц. А над горами нависли хлопья облаков, отдаленно напоминающие громадные кучи только что собранного хлопка. Небо сверкало первозданной синевой, а заснеженные вершины высвечивали ослепительно голубые лучи клонившегося к горизонту солнца.

Фошар успел посмотреть покрасневшими глазами на эту неописуемую красоту, а потом внимательно прислушался к натужному реву мотора «Гном» мощностью восемьдесят лошадиных сил, который был установлен на самолете фирмы «Моран-Солнье». Все было в порядке, мотор ревел с такой же мощью, как и до его кратковременного сна, который чуть было не стал для него трагическим. Фошар немного успокоился, но дурное предчувствие поколебало его прежнюю уверенность в себе. К собственному разочарованию, он вдруг осознал, что испытывает не совсем знакомые эмоции. Страх. Это был не страх смерти, а страх потерпеть поражение и провалить судьбоносную миссию. Несмотря на решимость и отчаянную смелость, боль в суставах и мышцах напомнила, что Жюль Фошар – такой же простой человек из плоти и крови, как и все остальные.

Сиденье пилота оставляло небольшое пространство для движения, несмотря на то что его тело было упаковано в плотную кожаную куртку с меховой подкладкой, толстый шотландский шерстяной свитер с высоким воротником и теплое нижнее белье. Шерстяной шарф надежно защищал горло от ледяного холода, на голове был кожаный шлем, а на руках – теплые кожаные перчатки. Да и ноги были в полной безопасности. Сапоги с меховой подкладкой были сделаны из самой лучшей кожи и могли выдержать любой мороз. И несмотря на то что Фошар был одет так, как будто собрался на Северный полюс, ледяной холод все же продирал его до костей и навевал тревогу. Развитие событий шло по опасному сценарию. Самолет фирмы «Моран-Солнье», слишком капризный в управлении, требовал большого внимания со стороны пилота.

Фошар собрал все силы и мобилизовал свое знаменитое упорство, благодаря которому стал самым трудолюбивым и успешным промышленником в мире. Отчаянная решимость светилась в серых глазах, а крепко сжатые губы и волевые скулы лишь подтверждали его уверенность в успехе. Благодаря длинному, с горбинкой носу в профиль Фошар напоминал могучего орла, устремившегося к родному гнезду.

Он собрал все свои силы и пошевелил губами.

«Провал означает смерть миллионов людей».

Голос, который наводил страх во многих европейских коридорах власти, сейчас прозвучал неожиданно хрипло и оттого еще более жалко. Он вообще был не слышен из-за натужного рева мотора и завывания ветра, но Фошар очень надеялся, что судьба рано или поздно вознаградит его за это. Он наклонился и достал из кожаного сапога плоскую серебряную флягу. С трудом открутив пробку застывшими, несмотря на толстые перчатки, пальцами, сделал несколько глотков жгучего крепкого напитка из отборных сортов винограда, выращенного в его поместье. Приятное тепло стало медленно разливаться по всему телу.

Подкрепив таким образом силы, он поудобнее устроился на сиденье и растер пальцы на ногах и руках. Немного согревшись, он вспомнил о горячем швейцарском шоколаде, о свежеиспеченном теплом хлебе с расплавленным сыром, которые ждали его по другую сторону от этих гор. Толстые губы под пышными усами растянулись в иронической улыбке. Будучи одним из богатейших людей мира, он, Жюль Фошар, тем не менее с наслаждением предвкушает самую обыкновенную еду для простых людей! Ну что ж, пусть будет так.

Фошар имел все основания поздравить себя. Он был дотошным человеком, и потому план бегства сработал, как хорошо отлаженные часы. Родные стали пристально следить за ним с того самого момента, когда на семейном совете он высказал весьма неприятные для них соображения. Но пока семейство было занято обсуждением его дальнейшей судьбы, он обманул слишком ретивых опекунов посредством сложной комбинации хитрости и везения.

В тот вечер он притворился, что слишком много выпил, а потом сказал дворецкому (кстати, тот получал деньги от членов семьи), что собирается пораньше лечь спать. Когда в доме все успокоилось, Жюль тихонько выскользнул из своей спальни, незаметно покинул замок и направился к тому месту в лесу, где был спрятан велосипед. Сложив свой драгоценный груз в рюкзак, он помчался на велосипеде через лес к небольшому аэродрому, где его уже ждал любимый аэроплан с полными баками горючего. А на рассвете поднялся в воздух и отправился в путь, лишь дважды совершив посадку на отдаленных площадках, где верные люди заблаговременно запасли достаточное количество горючего.

Фошар опустошил флягу, посмотрел на компас, а потом перевел взгляд на часы. Он следовал точно намеченным курсом, лишь на несколько минут отставая от заранее составленного графика. Низкие вершины гор свидетельствовали о том, что конечный пункт путешествия близок Еще чуть-чуть, и он совершит посадку в Цюрихе.

Он задумался о том, что скажет эмиссару папы римского, но в этот момент ему показалось, будто с правого крыла аэроплана в воздух взлетела стая внезапно потревоженных птиц. Посмотрев вправо от себя, Фошар с тревогой заметил, что это не птицы, а ошметки прочной фабричной ткани, которые свисали с крыла, обнажив большую дыру размером в несколько дюймов. Объяснение могло быть только одно: крыло было пробито пулями, а он не услышал стрельбы из-за рева мотора.

Подчиняясь инстинкту, Фошар наклонил самолет влево, потом вправо, выравнивая его после каждого маневра. В ту же минуту он увидел шесть аэропланов со сдвоенными крыльями, которые шли, выстроившись буквой V. С невозмутимым спокойствием он выключил двигатель самолета, как будто собираясь посадить его с помощью бесшумного планирования.

«Моран-Солнье» стал камнем падать вниз.

В обычных условиях это было бы равносильно самоубийству – он ставил себя под удар неприятельских самолетов. Однако Фошар сразу узнал в этих аэропланах машины марки «Авиатик». Это были разработанные французами, но произведенные на немецких заводах самолеты, усиленные двигателями фирмы «Мерседес» и первоначально предназначенные исключительно для рекогносцировки местности. А самое главное – установленные на носу пулеметы могли вести стрельбу только по впереди идущим целям.

После падения на несколько сотен футов Фошар потянул рычаг управления на себя, и его аэроплан оказался позади группы «авиатиков». После этого он выровнял самолет, прицелился в ближайший «авиатик» и нажал на спуск. Пулемет Гочкиса задрожал, череда пуль вонзилась в хвостовую часть неприятельского самолета. Оттуда вырвалась струя черного дыма, а потом вспыхнул и весь фюзеляж машины, после чего она несколько раз дернулась, закружилась по спирали и стала быстро падать. Еще одна очередь пронзила другой «авиатик», и тот рухнул вниз, как зверь, пораженный умелым охотником.

Фошар сбил два самолета так быстро и ловко, что пилоты остальных даже не успели сообразить, что подверглись нападению, пока не увидели устремившиеся к земле черные шлейфы густого дыма. Группа распалась, чтобы не стать жертвой меткого стрелка.

Фошар прекратил атаку. Его цели рассредоточились на большом пространстве, а фактор внезапности перестал быть важнейшим преимуществом. Теперь он взмыл вверх на тысячу футов и скрылся в чреве густого облака.

Когда серая пелена скрыла его самолет от неприятельских глаз, Фошар наклонил одно крыло машины и проверил степень повреждения. Ткань обшивки была содрана, наружу торчали деревянные детали крыла. Фошар выругался про себя. Он надеялся вынырнуть из облаков и уйти от преследователей, полагаясь на более высокую скорость своей машины, но поврежденное крыло не давало ему такой возможности.

Потеряв всякую надежду оторваться от противника, он вынужден был принять бой и сражаться до конца.

Фошар был против сильных врагов, но он летал на одном из лучших самолетов своего времени. «Моран-Солнье» был исключительно послушным в управлении самолетом, безотказно выполнявшим все команды пилота. В то время как большинство самолетов тогда имело два спаренных крыла, «Моран-Солнье» представлял собой моноплан длиной двадцать два фута от конусообразного пропеллера до треугольного по форме хвоста. Кроме того, благодаря одному революционному изобретению, которое перевернуло прежние представления о вооруженной мощи воздушных судов, этот самолет был похож на смертельно опасного комара.

Солнье изобрел хитроумный синхронный механизм, который позволял пилоту вести стрельбу из пулемета сквозь лопасти пропеллера. Эта система намного превосходила все известные типы скорострельного оружия, а металлические дефлекторы закрывали пропеллер от пуль.

Готовясь к решительному бою, Фошар нагнулся вниз, просунул руку под сиденье и нащупал там холодный металлический ящик. Рядом лежала красная вельветовая сумка, которую он положил на колени. Придерживая рычаг управления плотно сжатыми коленями, он открыл сумку и вынул стальной шлем, по форме напоминающий часть боевых доспехов древнего воина. Фошар провел пальцами по ледяной поверхности металла и ощутил жар собственного тела. Несколько секунд спустя он надел металлический шлем на кожаную шапку пилота и закрепил ремнями. Шлем закрывал всю голову и даже лицо Фошара, включая большой мясистый нос. Фошар поднял забрало до уровня бровей, чтобы увеличить радиус обзора.

Облака вокруг стали редкими, а сквозь небольшие окна пробивались яркие лучи солнца. Вскоре он оставил позади последние хлопья облаков и вынырнул на свет. Группа «авиатиков» кружила внизу, как стая изголодавшихся акул подле тонущего корабля. В ту же секунду они заметили Фошара и стали медленно набирать высоту.

Первый из самолетов противника проскользнул под «Моран-Солнье» и вошел в зону поражения. Фошар резко подался вперед, проверяя надежность ремней, а потом потянул на себя рычаг и вздернул нос самолета вверх, входя в режим мертвой петли. Какое-то время он висел в кабине вниз головой, с благодарностью вспоминая французского инструктора, который обучил его сложному маневру. Выполнив эту фигуру высшего пилотажа, он выровнял самолет и оказался позади группы «авиатиков». Не теряя ни секунды, Фошар открыл огонь по ближайшему самолету, но тот сделал резкий крен и ушел в сторону целым и невредимым. Фошар повис у него на хвосте, испытывая волнующий азарт охотника, преследующего добычу. «Авиатик» тем временем резко развернулся и попытался обойти его сзади. Маленький самолет Фошара легко последовал за ним.

В этот момент внизу открылась небольшая долина. «Авиатик», не имея простора для маневра – сзади наседал Фошар, – направился прямо к ней. Экономя боеприпасы, Фошар сделал несколько коротких очередей, но «авиатик» вильнул вправо, а потом влево, и пули прошли мимо. После этого он сбавил скорость и опустился ниже, чтобы укрыться от пулемета Фошара. Тот снова выпустил очередь, но «авиатик» так же ловко ушел из-под обстрела.

Сейчас самолеты летели над полями на высоте не более пятидесяти футов и со скоростью не менее ста миль в час. Стадо перепуганных коров бросилось врассыпную; с высоты животные были похожи на пожелтевшие листья, сбитые с дерева сильным порывом ветра.

На какое-то время «авиатику» удалось ускользнуть, но Фошар знал, что враг где-то рядом. Правда, из-за близкого и неровного горизонта вести прицельную стрельбу было практически невозможно. Внизу простирались фермерские поля, изредка попадались небольшие домики, а вдали Фошар увидел крыши домов городка, расположенного на самом краю долины.

«Авиатик» летел над рекой, разрезающей долину и город на две равные части. Иногда пилот опускался так низко, что колеса самолета едва не касались поверхности воды. А впереди, у окраины городка, над рекой возвышался небольшой каменный мост.

Фошар напряг палец на спусковом крючке, когда над его головой повисла какая-то тень. Он посмотрел вверх и увидел колеса и фюзеляж другого «авиатика», летевшего на высоте не более пятидесяти футов над ним. Тот опускался все ниже, и было ясно, что он хочет прижать Фошара к земле. Фошар быстро посмотрел на самолет, летевший перед ним, и увидел, как тот набирает высоту, чтобы не врезаться в мост.

Шедшие по мосту жители городка в ужасе припустились прочь, пытаясь укрыться от рева трех мощных машин. Старая полусонная лошадь, тащившая по мосту телегу с сеном, попятилась и даже присела на задние ноги от страха, когда «авиатик» с ревом пронесся над мостом.

Летевший над Фошаром самолет стал спускаться ниже, чтобы прижать его к мосту, но в последние секунды пилот передумал и выровнял машину. Фошар успел проскользнуть между мостом и «авиатиком», задев колесами копну сена на телеге. Ему с трудом удалось удержать самолет и пролететь над крышами домов. Преследователь повторил его маневр, но было поздно. Слишком поздно. Будучи менее подвижным, чем моноплан Фошара, он не успел уйти вверх, врезался в мост и рухнул в воду, охваченный пламенем. Передний «авиатик» тоже оказался слишком неповоротливым и, не успев набрать высоту, задел брюхом стальной шпиль церкви, развалился и рассыпался по земле кусками.

– Господь с вами! – хрипло крикнул Фошар, разворачивая самолет в сторону от долины. Вдали показались две крошечные точки, которые быстро двигались ему навстречу. Через минуту они стали более отчетливыми и оказались последними аэропланами из эскадрильи «авиатиков».

Фошар, направив самолет прямо между двумя машинами неприятеля, злорадно ухмыльнулся. В этот момент он очень хотел показать членам своего семейства, что он думает об их безумной и тщетной попытке остановить его. Вскоре он уже мог разглядеть пилотов обоих самолетов. В одном из них – том, который оказался слева от «Моран-Солнье», – рядом с пилотом сидел пассажир. Мужчина поднял какую-то палку, сверкнула вспышка. В ту же секунду грудную клетку Фошара обожгло огнем, как будто кто-то воткнул раскаленные вилы. Фошар подался вперед. Вдруг он сообразил, что пассажир во вражеском самолете взял на вооружение простую, но самую надежную технику – он выстрелил в Фошара из карабина.

Фошар невольно дернул рычаг управления, и его ноги пронзила острая боль. Оба вражеских самолета пронеслись мимо. Фошар с трудом удерживал равновесие машины, чувствуя, как липкая кровь впитывается в ткань, стекает на кожаное сиденье. Во рту появился солоноватый привкус, а взгляд с трудом фокусировался на окружающих его предметах.

Он медленно снял перчатки, расстегнул ремень безопасности и просунул руку под сиденье. Слабеющими пальцами нащупал внизу холодный металлический ящик и с трудом извлек его из-под сиденья, положил на колени, а потом пристегнул ручку к своему запястью.

Собрав остатки сил, Фошар поднялся на ноги, облокотился на спинку сиденья, а потом медленно перегнулся через край кабины и вывалился из аэроплана. Его пальцы привычно нащупали кольцо на большой подушке, на которой он сидел во время полета, та раскрылась с громким хлопком, и над головой зашуршала прочная шелковая ткань парашюта.

Но глаза уже застилала темная пелена. Он увидел под собой голубую гладь озера, сверкающую белизну ледника.

«У меня не получилось».

В этот момент ему было очень больно, но не от самой боли, а от ощущения злости и досады.

«Миллионы людей погибнут».

Он выплюнул сгусток крови и потерял сознание. Безжизненное тело, повисшее на парашюте над ледником, было удобной мишенью для умелого стрелка из «авиатика», который зашел на второй круг.

Фошар не почувствовал, как вторая пуля врезалась в его шлем, пробила его и вошла в голову.

Лучи солнца отражались на сверкающей поверхности металлического шлема, когда погибший медленно опускался вниз. Горы заключили его в свои объятия.

Глава 1

Оркнейские острова. Шотландия, наши дни

Джоди Майклсон кипела от ярости.

Этим вечером ей вместе с тремя оставшимися участниками телевизионного шоу «Изгои» пришлось перебираться в тяжелых ботинках по толстому канату, протянутому вдоль «обрыва» высотой три фута, сооруженному из навороченных кусков скал. Этот спортивный трюк был представлен публике под интригующим названием «Испытание огнем викингов». Два ряда факелов освещали пространство с обеих сторон канатной дороги, делая представление драматичным и рискованным, хотя на самом деле линия освещения находилась на расстоянии шести футов от обрыва. Телекамеры были нацелены на идущего снизу под острым углом, из-за чего продвижение по канату казалось более опасным, чем было на самом деле.

Что действительно не было фальшивым в этой передаче, так это попытка продюсеров поставить участников состязания в условия реальной опасности. Телешоу «Изгои» было последней находкой в жанре «реалити-шоу», популярность которого резко пошла вверх после успеха таких телепрограмм, как «Последний герой» и «Фактор страха». А этот цикл должен был представлять собой усложненную комбинацию двух предыдущих форматов с отдельными элементами «Джерри Спрингера».

Формат передачи был очень прост. Десять участников должны в течение трех недель пройти серию рискованных испытаний, а те, кто потерпит поражение или будет изгнан остальными в результате голосования, обязаны немедленно покинуть остров.

Предполагалось, что победитель получит миллион долларов вместе с призовыми баллами. Количество этих самых баллов зависело от того, насколько скверно и мерзко люди относились друг к другу во время испытаний.

Это шоу должно было стать максимально ожесточенным, и продюсеры сделали все возможное, чтобы обострить обстановку. Если предыдущие телешоу были главным образом соревновательными в спортивном смысле этого слова, то это представление мыслилось как откровенно воинственное и жестокое.

Формат шоу был частично основан на программе «Пределы внешнего мира», участники которой демонстрировали способность выживать в любых условиях. В отличие от остальных программ, посвященных выживанию в экстремальных условиях, которые обычно снимались на тропических островах, окруженных бирюзовыми океанскими водами и высокими живописными пальмами, организаторы «Изгоев» предпочли довольно суровые Оркнейские острова в Шотландии. При этом участников состязания высадили на берег на точной копии судна викингов, а на самом острове их встретили только стаи горластых морских птиц да голые камни.

Две мили в длину и миля в ширину – вот и вся суша, большая часть которой была скалой, исковерканной каким-то страшным природным катаклизмом много миллионов лет назад. Изредка здесь встречались скрюченные деревья. А на диком пляже с грубым песком обычно снимались фильмы в стиле экшен. Погода на острове была мягкой, за исключением довольно прохладных ночей, но в покрытых шкурами палатках было вполне терпимо.

Скалистое пятно на фоне безбрежного моря было таким маленьким, что местные жители часто называли его островом Коротышек. Это неблаговидное обстоятельство вызвало ожесточенные споры между продюсером Саем Пэрисом и его ассистентом Ренди Эндлманом.

Пэрис, по обыкновению, впал в состояние безудержного гнева.

– Господи, мы не можем снимать приключенческое шоу на острове с таким идиотским названием. Нужно придумать что-нибудь более подходящее. – Его лицо просияло. – Назовем его остров Черепов!

– Но он совсем не похож на черепную коробку, – заупрямился Эндлман. – Скорее уж на пережаренную яичницу.

– Да, очень похоже, – хмыкнул Пэрис перед тем, как удалиться.

Джоди, которая была свидетельницей этой перепалки, не могла сдержать язвительную ухмылку, которая очень понравилась Эндлману.

– Мне кажется, – ехидно заметила она, – больше всего он похож на череп тупого продюсера.

Состязания представляли собой в основном испытания на прочность нервов и включали в себя такие неприятные вещи, как, например, поедание живых крабов, которых нужно было предварительно разорвать на мелкие части, или погружение в емкость с кишащими там угрями. У телезрителей это должно вызывать рвотные позывы и непреодолимое желание узнать, чем все закончится. При этом некоторые участники шоу, похоже, были подобраны именно по причине своей врожденной агрессивности и общей озлобленности.

Высший накал страстей должен наступить в тот момент, когда два полуфиналиста вынуждены будут провести беспокойную ночь, охотясь друг на друга с помощью приборов ночного видения и ружей типа пейнтбол. Эта часть состязаний была основана на известной передаче «Самая опасная игра», а победитель получал право претендовать на еще один миллион долларов.

Джоди была инструктором в фитнес-клубе в округе Оранж, что в Калифорнии. Она обладала крепким телом, которое потрясающе смотрелось в бикини, но, к сожалению, утрачивало привлекательность из-за слишком длинной одежды свободного покроя. У нее были длинные светлые волосы и живой, острый ум, который пришлось тщательно скрывать, чтобы получить доступ к участию в шоу. Все участники состязаний вполне соответствовали поставленным перед программой задачам, однако Джоди наотрез отказывалась играть роль послушного исполнителя, уготованную ей настырным продюсером.

Во время последнего опроса, касающегося недостатков и предпочтений участников телешоу, ее и остальных спросили, что в наибольшей степени соответствует понятию «раковина» – рыба, моллюск или автомобиль. Исполняя роль типичной тупой блондинки, она должна была выбрать «автомобиль».

Господи, ни за что на свете она не станет жить так, как сейчас, когда вернется наконец обратно в лоно цивилизации. После той викторины продюсеры постоянно намекали Джоди, чтобы она ушла подобру-поздорову. Кстати, она сама предоставила им вполне реальный шанс убрать ее из передачи, когда зола попала в глаза и она в конечном итоге не смогла преодолеть огненное препятствие. Остальные участники группы собрались вокруг костра с угрюмыми выражениями на лицах, а Сай Пэрис драматическим тоном приказал ей покинуть место съемки и отправиться в Валгаллу.^[138] Боже, какой кошмар.

Медленно направляясь в сторону от лагерного костра, Джоди проклинала себя за унизительное поражение, но не забывала и успокаивать тем, что после нескольких недель, проведенных с этими психопатами, наконец-то сможет вернуться домой. Иногда она даже радовалась тому, что покинет кошмарный остров. Впрочем, сам по себе остров был довольно приятным, и первозданная красота производила впечатление. Но Джоди порядком устала от постоянных нападок, упреков и той атмосферы всеобщего озлобления, которая установилась в лагере среди тех, кто почитал за честь играть роль беззащитных кроликов, преследуемых злобными хищниками.

Позади импровизированного сооружения из костей китов, получившего название «Врата Валгаллы», стоял огромный трейлер, временное жилище продюсерской группы. В то время как участники состязаний спали в палатках и спальных мешках, члены съемочной группы наслаждались теплым помещением и горячей едой. Если кто-нибудь из участников выбывал из игры и становился изгоем, он или она могли провести последнюю ночь в трейлере. На следующее утро вертолет увозил неудачников с острова.

– Не повезло тебе, – сочувственно встретил ее Эндлман на пороге. Он был хорошим парнем и полной противоположностью своему упрямому боссу.

– Да уж, действительно. Теплый душ, горячая еда и мобильный телефон.

– Черт возьми, все это здесь в нашем распоряжении.

Джоди придирчиво оглядела весьма комфортабельную обстановку в трейлере.

– Я заметила.

– Вот твоя койка, – показал он. – Возьми в баре чего-нибудь выпить, в холодильнике найдешь немного ужасного патэ. Это поможет тебе прийти в себя, а я должен помочь Саю. Отоспись немного.

– Непременно.

Она подошла к бару, налила в высокий стакан «Бифитер» и выпила, ничем не разбавляя. Что же до патэ, оно оказалось на вкус именно таким, каким его и назвали. Джоди с нетерпением стала ждать момента, когда вернется домой. Все бывшие участники телешоу сочувствовали тем, кто оставался на острове и все еще тешил себя иллюзиями о легких деньгах. Джоди устроилась в мягком кресле и вытянула ноги. Через несколько минут она задремала под воздействием алкоголя.

Проснулась она неожиданно от какого-то странного шума. Поначалу показалось, что во сне она слышала резкий крик, похожий на звуки потревоженных морских птиц или ребячий визг, который сопровождался завываниями и душераздирающими воплями.

Странно.

Девушка встала, подошла к двери и прислушалась. Судя по всему, этот ненормальный Сай снова набросился на своих подопечных с упреками, а может, просто заставил бедняг плясать вокруг костра с дикими воплями.

Джоди вышла из трейлера и направилась по тропинке к берегу моря. Шум становился все громче, и в нем отчетливо слышались нотки отчаяния. Там действительно происходило что-то странное, если не сказать страшное. Это были леденящие кровь вопли страха и боли – ничего похожего на обычное возбуждение по ходу игры. Джоди ускорила шаг и буквально ворвалась сквозь «Врата Валгаллы» на поляну, которую оставила некоторое время назад. Представшая перед ее глазами сцена напоминала изображение ада на картине Иеронима Босха.

Участники состязаний и съемочная группа подверглись нападению странных существ, которые внешним видом напоминали полулюдей, полузверей. Эти дикие животные – все-таки животные! – набрасывались на людей и рвали их на части острыми клыками и мощными когтями.

Она видела, как первым на землю упал Сай, а потом Ренди. Окровавленные тела остальных уже лежали на пляжном песке. Некоторые шевелились, издавая крики о помощи. В мерцающих бликах догорающего костра Джоди разглядела длинные белые волосы тварей, спадающие на мощные обнаженные плечи. Они были грязные, всклокоченные, лица напоминали ужасные маски, перекошенные от злобы и ярости. Один из монстров поднял оторванную окровавленную руку и поднес ее ко рту. Джоди не выдержала и вскрикнула. Чудовища вдруг притихли, прервали свою кровавую трапезу и уставились на нее налитыми кровью глазами.

Ее чуть не стошнило, но вид приближающихся тварей пробудил инстинкт самосохранения. Джоди бросилась прочь, думая только о том, как спастись.

Сперва она припустилась к трейлеру, надеясь укрыться за дверями, но сообразила, что там она окажется в западне и будет обречена. Тогда она помчалась к скалистой горе, слыша за собой прерывистое сопение чудовищ, которые преследовали ее, как стая кровожадных собак. В темноте она потеряла обувь и вскоре провалилась в какую-то расселину. Именно это и спасло ей жизнь. Преследователи потеряли ее из виду, промчавшись мимо. А Джоди ударилась головой о камни и на какое-то время потеряла сознание. Через некоторое время она пришла в себя, услышала, как ей показалось, какие-то крики, за которыми последовали выстрелы, и снова погрузилась в беспамятство.

Когда на следующее утро над островом появился вертолет, она все еще лежала без сознания в небольшом ущелье, а когда члены экипажа прочесали весь остров и в конце концов обнаружили девушку среди камней, она вдруг сделала для себя одно ужасное открытие.

Все остальные участники телешоу бесследно исчезли.

Глава 2

Монемвассия, Пелопоннес, Греция

В нескончаемом кошмаре Ангус Маклин видел себя беззащитной жертвой, которую загнал в западню голодный свирепый тигр. Хищник вперился в него желтыми глазами из зарослей. Злобное рычание нарастало с каждой минутой, затем тигр прыгнул на него. Ангус отчетливо услышал мерзкое дыхание зверя и почти физически ощутил, как острые когти впиваются в его шею. Он начал дергаться в тщетной попытке убежать и застонал, пока стон не превратился в душераздирающий крик В этот момент он проснулся в холодном поту, тяжело дыша и нервно комкая влажную от пота простыню.

Маклин с трудом поднялся с узкой кровати и открыл деревянные ставни на окнах. Лучи яркого солнца Греции мгновенно пролились сквозь окно и осветили стену монашеской кельи. Он быстро надел шорты, натянул майку, просунул ноги в сандалии и вышел наружу, щурясь от яркого света. Дыхание постепенно пришло в норму.

Ангус глубоко вдохнул свежий воздух, наслаждаясь приятным запахом дикорастущих цветов, заросли которых окружали приземистое двухэтажное, тщательно оштукатуренное здание монастыря. Немного подождав, пока руки перестали дрожать после недавнего кошмара, он отправился на обычную утреннюю прогулку, которая всегда служила для него самым лучшим и эффективным средством от нервного перенапряжения.

Монастырь был выстроен на высоте нескольких сотен футов под массивной скалой, которую местные туристические путеводители часто величали «греческим Гибралтаром». Чтобы подняться на вершину, ему пришлось взбираться по крутой тропе, проложенной по какой-то древней стене. Много веков назад жители расположенного внизу городка часто пользовались этой тропой, чтобы укрыться на вершине горы от захватчиков. Сейчас от городка, в котором некогда проживало множество людей, остались лишь живописные развалины.

С вершины горы, сохранившей руины древнего византийского храма, Маклин мог видеть окрестности на много миль вокруг. На темной глади моря виднелось несколько небольших, необыкновенно красивых лодок. Все вокруг располагало к умиротворению, однако Маклин хорошо понимал, что привычный утренний ритуал порождал в душе лишь иллюзорное чувство безопасности и что люди, которые уже давно охотятся за ним, не обнаружат себя, пока не прикончат его.

Он обошел вокруг живописных руин, как неприкаянный дух, потом отправился назад к двухэтажному зданию монастыря. Обитель была построена еще в XV веке, а сейчас правительство Греции сделало здание одним из многочисленных туристических объектов, разбросанных по всей стране. Маклин специально задержался в пути, чтобы явиться на завтрак после того, как остальные посетители монастыря закончат утреннюю трапезу и отправятся на экскурсию.

Убиравший помещение кухни молодой человек улыбнулся ему и кивнул.

– Kali niera, доктор Маклин, – пожелал он гостю доброго утра по-гречески.

– Kali niera, Анжело, – так же дружелюбно ответил Маклин и постучал пальцем по голове. – Опять забыл?

Глаза парня потемнели от досады.

– Да, извините, мистер Маклин.

– Ничего страшного, – сказал тот с протяжным шотландским акцентом. – Это ты извини, что досаждаю своими глупыми просьбами. Я уже говорил тебе, – мне очень не хочется, чтобы они думали, будто я могу лечить расстройство желудка и все прочие желудочные болячки.

– Да, конечно, мистер Маклин, я все прекрасно понимаю.

Анжело принес ему большую миску со свежей клубникой, сладкую, как мед, дыню и кремовый греческий йогурт с греческим медом и греческими орехами. А потом на столе появилась чашка горячего крепкого черного кофе. Анжело был молодым монахом, который с некоторых пор исполнял нелегкие, но вместе с тем приятные обязанности гостеприимного хозяина в этом монастыре. Ему было чуть больше двадцати лет. На смуглом красивом лице, обрамленном курчавыми темными волосами, всегда сияла добродушная улыбка. На самом деле он выполнял здесь обязанности консьержа, повара, официанта, администратора и хозяина гостиницы. При этом одет он был в обыкновенную рабочую одежду, и только тугая веревка, опоясывавшая талию молодого человека, напоминала о его духовном статусе.

Маклин крепко подружился с парнем за те несколько недель, которые провел здесь в качестве постояльца. Каждый день, после того как Анжело заканчивал привычную работу по уборке помещения после завтрака, они погружались в длительную беседу на интересующую обоих тему – о сущности и историческом значении византийской цивилизации.

Маклин погружался в исследование древней истории, чтобы хоть как-то отвлечься от привычных занятий химией. Неистребимый интерес к прошлому привел его несколько лет назад к изучению Мистры – древнего центра Византии. Он исследовал почти весь полуостров Пелопоннес и в конце концов добрался до городка Монемвассия, который был отделен от моря и скалистых гор узкой полоской живописного берега. Это был единственный путь к городку, который представлял собой сочетание узких средневековых улочек и тенистых аллей. Сам же городок получил название от сочетания «единственные ворота». Маклин с первого взгляда был очарован этим местом и решил, что непременно возвратится сюда. Правда, ему и в страшном сне не могло привидеться, что вернется он не ради любопытства, а ради спасения собственной жизни.

С самого начала предложенный проект показался ему совершенно невинным. Маклин преподавал современную химию в Эдинбургском университете, когда ему предложили исследовательскую работу, о которой он мечтал всю жизнь. Он без колебаний принял заманчивое предложение, взял отпуск на некоторое время и с головой погрузился в труды, проводя часы за исследованиями в обстановке строжайшей секретности. Он возглавил сразу несколько исследовательскихгрупп, которые работали над получением энзима – комплекса сложных протеинов, производящих уникальные биохимические реакции.

Задействованные в этом проекте ученые были собраны в весьма комфортабельном пригородном поселке в сельском районе Франции и имели очень мало контактов с внешним миром. Один из коллег шутливо окрестил их исследование «Манхэттенским проектом». Для Маклина изоляция от внешнего мира не представляла проблем – он был убежденным холостяком и не имел близких родственников. Что же до остальных, то лишь немногие жаловались на ограничения, поскольку астрономические гонорары и прекрасные условия работы были хорошей компенсацией.

Потом работа над проектом неожиданно прекратилась, исследователи остались не у дел. Когда Маклин и его коллеги стали задавать вопросы, касающиеся будущих перспектив, им сообщили, что не стоит беспокоиться, а потом и вовсе отослали всех по домам, предупредив, что ученые должны немного подождать, пока результаты их работы не будут подвергнуты тщательному анализу.

Однако Маклин отправился не домой, а в Турцию, где с удовольствием изучал древние руины, а когда несколько недель спустя вернулся в Шотландию, обнаружил на автоответчике какие-то странные телефонные звонки: некто набирал его номер и бросал трубку. Там же был не менее странный звонок от его коллеги по исследовательскому проекту. Тот спрашивал, читал ли Маклин последние газеты, и просил немедленно перезвонить ему. Маклин попытался связаться с ним, но ему ответили, что его коллега был убит в какой-то драке с погоней.

Позже, когда Маклин разбирал накопившуюся почту, он обнаружил конверт, который прислал ему недавно погибший коллега. Конверт был заполнен вырезками из газет, в которых сообщалось о загадочной гибели людей, которые работали с ними во Франции. Маклин читал заметки и покрывался холодным потом. Жертвами разнообразных происшествий со смертельным исходом были замечательные ученые, работавшие с ним в одной лаборатории. А в прилагаемой к этим вырезкам лаконичной записке автор предупреждал: «Беги или умрешь!»

Маклин попытался убедить себя, что все эти трагедии – случайные совпадения, хотя этот вывод противоречил его природной склонности к научному анализу. А через несколько дней после того, как он ознакомился с этими заметками, огромный грузовик попытался столкнуть с дороги его крошечный автомобиль «мини-купер». К счастью, Маклину удалось скрыться от преследователей с несколькими мелкими царапинами на теле, однако он узнал человека, который сидел за рулем грузовика. Это был один из тех молчаливых охранников, который отвечал за безопасность ученых в лаборатории.

Каким же я был дуракам.

Маклин понял, что нужно бежать. Но куда? И в этот момент ему на ум пришел городок Монемвассия, весьма популярное у туристов местечко материковой Греции. Большинство иностранных туристов приезжали взглянуть на эту скалу только на день, он же собирался провести здесь долгое время.

Пока Маклин размышлял над странными обстоятельствами, которые привели его в этот богом забытый городок, Анжело вернулся со свежим номером «Интернэшнл геральд трибюн». Его ждали дела, и монах удалился, сказав, что вернется через час. Маклин молча кивнул и отпил кофе, наслаждаясь приятным горьковатым вкусом. Просмотрел раздел экономики, прочитал про политические кризисы, а потом его взгляд упал на крупный заголовок в разделе международных новостей:

ОСТАВШИЙСЯ В ЖИВЫХ ОЧЕВИДЕЦ УТВЕРЖДАЕТ, ЧТО МОНСТРЫ УНИЧТОЖИЛИ УЧАСТНИКОВ ТЕЛЕШОУ

Чуть ниже сообщалось, что трагическое событие произошло на одном из Оркнейских островов в Шотландии. В статье было лишь несколько абзацев, но когда Маклин закончил читать, его руки заметно дрожали. Он перечитывал эту статью снова и снова, пока буквы не поплыли у него перед глазами. «Боже мой, – подумал он, – случилось что-то ужасное».

Ученый сложил газету, вышел на свежий воздух, немного постоял на мягком солнце и наконец-то принял решение. Он вернется домой и попытается найти людей, которые могут поверить в правдивость этой истории.

Маклин направился в город, поймал там такси, доехал до здания транспортного агентства и купил один билет на катер на подводных крыльях, который на следующий день должен был доставить его в Афины. Затем вернулся в свою келью и упаковал немногочисленные вещи. Что теперь? Он решил придерживаться прежнего режима и направился в близлежащее кафе на открытом воздухе, где заказал стакан холодного лимонада и погрузился в чтение газеты. Через некоторое время он услышал, что к нему кто-то обращается.

Подняв голову, он увидел перед собой женщину с пепельными волосами, которая стояла у его столика в слаксах и блузке, мило улыбалась и протягивала ему фотоаппарат.

– Простите за беспокойство, – сказала она с очаровательной улыбкой. – Не могли бы вы помочь нам? Мы с мужем хотели бы…

Туристы часто обращались к Маклину с просьбой запечатлеть их визит в этот городок Дама была высокой, долговязой, с необыкновенно голубыми глазами и копной серых, словно присыпанных солью, волос, чем сильно отличалась от низкорослых и темноволосых греков.

Сидевший за соседним столиком крупный мужчина сдержанно кивнул и улыбнулся Маклину. Покрытое крупными веснушками лицо его было ярко-красным от слишком долгого пребывания на жарком солнце. Маклин молча кивнул и взял протянутый ему фотоаппарат. Сделав несколько снимков счастливой супружеской пары, он вернул им фотоаппарат и снова уселся за свой столик.

– Большое спасибо! – благодарно воскликнула женщина. – Вы даже не представляете, как эти фотографии украсят наш семейный альбом.

– Американцы? – спросил Маклин, с трудом сдерживая желание пообщаться с этими людьми по-английски. Анжело плохо владел английским, поэтому их беседы ограничивались лишь самыми общими фразами.

Женщина просияла:

– Неужели так заметно? А мы всеми силами стараемся скрыть это.

Маклин посмотрел на ее желтовато-розовые слаксы и подумал, что в таком наряде скрыть это практически невозможно. А ее муж был в белой хлопчатобумажной рубашке без воротника и черной капитанской кепке, какие обычно покупают специально для далекого путешествия.

– Да, мы добрались сюда на катере на подводных крыльях, – произнес он с тягучим американским акцентом и медленно поднялся из-за столика. – Чертовски приятная поездка, – добавил он, протянув Маклину свою толстую потную руку. – Вы англичанин?

Маклин отреагировал с нескрываемым чувством брезгливости.

– О нет, я шотландец.

– А я как шотландское виски – наполовину скотч, наполовину содовая, – сказал тот и растянул губы в лошадиной ухмылке. – Извините за эту шутку. Я из Техаса. Полагаю, вы, вероятно, решили, что мы из Оклахомы.

Маклин вдруг подумал, что по какой-то странной причине все техасцы, с которыми ему приходилось встречаться, почему-то считают, что их плохо слышат.

– Мне и в голову не пришло, что вы можете быть из Оклахомы, – сдержанно возразил он. – Надеюсь, вам понравилось путешествие.

С этими словами Маклин повернулся, чтобы уйти, но женщина вдруг попросила его задержаться на минутку и сфотографироваться на память, поскольку он был так любезен с ними. Маклин неохотно попозировал сначала с ней, а потом и с ее мужем.

– Благодарю вас, – пролепетала женщина с более изысканным акцентом, чем ее муж. Вскоре Маклин узнал, что Гэс и Эмма Харрис прибыли из Хьюстона, что Гэс занимается нефтяным бизнесом, а она учитель истории в школе и именно поэтому всю жизнь мечтала посетить Грецию, колыбель древней цивилизации.

В конце концов Маклин пожал супругам руки на прощание, выслушал слова благодарности и отправился обратно по узенькой улочке, надеясь в душе, что американцы не поплетутся за ним. Он сделал большой круг и лишь через некоторое время направился в монастырь. В своей комнате опустил шторы на окне, чтобы было темно и прохладно, и прилег на кровать. Он проспал самую нестерпимую полуденную жару, а потом проснулся, плеснул в лицо холодной водой и вышел на крыльцо, чтобы подышать свежим воздухом. Каково же было его удивление, когда на монастырском дворе возле небольшой белой церквушки он увидел уже знакомую ему чету Харрисов.

Гэс и его жена увлеченно щелкали фотоаппаратом, снимая монастырское подворье и саму церковь. Заметив его, оба заулыбались и весело замахали руками, и Маклин вынужден был подойти хотя бы из чувства вежливости. Через минуту он предложил им показать свою келью. Они пришли в восторг от стен, которые были покрыты плитками темного дерева с искусной резьбой. Оказавшись снова во дворе монастыря, с интересом уставились на вершину скалы, возвышающуюся над крышами зданий.

– Оттуда должен открываться прекрасный вид на этот городок, – предположила Эмма.

– Да, но на вершину не так просто добраться.

– Дома мне приходится ухаживать за домашней птицей, поэтому я чувствую себя в очень хорошей форме, – сказала она с кокетливой улыбкой. – А Гэс тоже гораздо крепче физически, чем может показаться на первый взгляд.

Когда-то он много играл в футбол, хотя сейчас в это трудно поверить.

– Да, тогда я был не таким толстым, как сейчас, и неплохо играл за Техас. Скажу откровенно: очень хотелось бы подняться на эту скалу.

– Может быть, вы согласились бы показать нам дорогу туда? – расплываясь в улыбке, спросила Эмма.

– Весьма сожалею, но завтра утром я уезжаю отсюда на катере, а мне еще нужно собрать вещи. – Маклин посоветовал им прийти сюда завтра утром и предпринять восхождение как можно раньше, пока солнце еще не начнет припекать.

– Какой вы добрый человек, – сказала Эмма и по-матерински потрепала его по щеке.

Когда они направились вдоль монастырской стены к городку, ученый смотрел им вслед и приветливо помахивал рукой. Через минуту супруги прошли мимо Анжело, который возвращался в монастырь.

Монах остановился возле Маклина, поздоровался с ним, а потом посмотрел вслед удаляющейся паре.

– Вы уже познакомились с этими американцами из Техаса?

Маклин удивленно посмотрел на монаха и недовольно насупился:

– А откуда тебе известно, кто они такие?

– Они приходили сюда вчера утром, когда вы гуляли в городе. – Монах показал рукой на крыши старого города.

– Странно, а мне показалось, что они впервые посетили этот монастырь.

Анжело равнодушно пожал плечами.

– Может быть, когда мы состаримся, тоже будем забывать, где были вчера.

Неожиданно Маклином овладела тревога, как бывало, когда ему снился кошмарный сон про загнанного в западню козла. Холодная пустота заполнила его душу. Он быстро извинился и направился в комнату, где налил себе полный стакан крепкого местного вина.

Как легко и просто все могло произойти. Туристы взбираются на вершину скалы, его просят попозировать на краю обрыва, а потом одно резкое движение – и он летит вниз на камни. Очередной несчастный случай. Еще один мертвый ученый. Это было бы совсем не трудно даже для такой симпатичной учительницы истории.

Маклин порылся в черной пластиковой сумке, где обычно хранил грязную одежду, приготовленную для стирки, и с самого дна вынул конверт с пожелтевшими газетными вырезками. Разложив их на столе, внимательно прочитал все заголовки. Разные по форме, они были совершенно идентичными по содержанию.

УЧЕНЫЙ ПОГИБ В АВТОМОБИЛЬНОЙ КАТАСТРОФЕ…

УЧЕНЫЙ УБИТ В ДРАКЕ…

УЧЕНЫЙ УБИЛ ЖЕНУ И СЕБЯ…

УЧЕНЫЙ ПОГИБ ВО ВРЕМЯ СПУСКА НА ЛЫЖАХ.

И все эти люди работали под его началом над тем самым проектом. Он снова перечитал приложенную коллегой записку: «Беги или умрешь!» Маклин вырезал статью из последнего номера «Геральд трибюн», вложил в конверт вместе с другими и вышел в холл, где стоял стол для регистрации и приема гостей. Анжело разбирал бумаги забронированных номеров.

– Я должен уехать, – решительно заявил Маклин.

Анжело поднял на него растерянный взгляд.

– Очень жаль. Когда?

– Сегодня вечером.

– Это невозможно. Сейчас нет ни катера, ни автобуса. Только завтра утром.

– И тем не менее я должен уехать и прошу тебя о помощи. Разумеется, я хорошо заплачу.

В глазах монаха мелькнула досада.

– Я помогу ради нашей дружбы, а не ради денег.

– Извини, – пробормотал Маклин. – Я сегодня не в духе.

Анжело был умен.

– Это все из-за этих американцев? – сообразил он.

– Меня разыскивают какие-то люди. Возможно, американцы приехали сюда, чтобы найти меня и предупредить сообщников. Я сглупил, сообщив им, что собираюсь отплыть завтра утром на катере. Не исключено, что они прибыли сюда не одни. Может, сейчас кто-то дежурит у ворот.

Анжело молча кивнул.

– Я могу отвезти вас на материк на лодке, но вам понадобится машина.

– Я надеюсь, ты сможешь взять ее для меня напрокат. – Маклин протянул монаху кредитную карточку, которой старался не пользоваться, – по ней легко вычислить владельца.

Анжело тут же позвонил в бюро проката автомобилей, поговорил несколько минут и повесил трубку.

– Все в порядке. Они оставят ключ зажигания в машине.

– Анжело, не знаю, как и благодарить тебя. Сколько я тебе должен?

– Нисколько, – тихо отозвался тот. – Если будете в церкви, сделайте щедрые пожертвования на благотворительные цели.

Маклин зашел в безлюдное кафе и перекусил, с подозрением озираясь на соседние столики. Вечер прошел без приключений. Возвращаясь в монастырь, он то и дело поглядывал через плечо, опасаясь преследователей.

Ожидание было мучительно долгим. Он чувствовал себя в западне в своей келье, но при этом постоянно напоминал себе, что стены здесь толстые, а дверь способна выдержать даже орудийный залп. Сразу после полуночи он услышал легкий стук в дверь.

Анжело подхватил его сумку и повел вдоль монастырской стены к ступенькам, которые спускались вниз на бетонную платформу, которую пловцы обычно использовали для подводных погружений. В тусклом свете электрического фонаря Маклин увидел небольшую моторку, привязанную к причалу. Они запрыгнули в лодку, и Анжело собрался было уже завести мотор, когда позади послышались чьи-то торопливые шаги.

– Отправляетесь в полуночное путешествие? – послышался слащавый голос Эммы Харрис.

– Как ты могла подумать, что доктор Маклин уедет, не попрощавшись с нами? – подхватил ее муж.

После секундного замешательства Маклин наконец-то обрел дар речи:

– А где же ваш техасский акцент, мистер Харрис?

– Ах вот оно что, – отозвался тот. – Видите ли, он не является для меня родным.

– Не волнуйся, дорогой, – продолжала ерничать Эмма. – Надо прямо признать, что нам было приятно дурачить доктора Маклина. Хотя скажу откровенно, что на этот раз удача была на нашей стороне. Мы просто сидели в этом чудном кафе, когда вы случайно зашли туда. Вы были очень любезны, когда согласились сфотографироваться с нами. Это помогло быстро идентифицировать вашу личность. Знаете, мы не привыкли ошибаться в таких деликатных делах.

Ее муж омерзительно захихикал.

– Вспоминаю известную пословицу: «Прошу в салон…

– …сказал паук мухе, застрявшей в паутине», – закончила Эмма.

Они громко рассмеялись.

– Значит, вас послала компания, – догадался Маклин.

– Это очень умные люди, – подтвердил Гэс. – Они знали, что вы будете ждать встречи с людьми, похожими на гангстеров.

– Такую ошибку делают многие, – добавила Эмма с нарочито грустными нотками в голосе. – Именно это обстоятельство позволяет нам так долго заниматься своим делом, не так ли, Гэс? Ну что ж, путешествие по Греции было прекрасным, но все хорошее рано или поздно кончается.

Анжело слушал этот разговор с растерянным видом. Он не понимал, что происходит, и не догадывался, какая опасность им грозит.

– Извините, нам пора ехать, – сказал он и стал отвязывать лодку.

Это были его последние слова. К сожалению, Маклин не успел остановить молодого монаха.

Раздался приглушенный хлопок; из пистолета с глушителем вырвался язык пламени; Анжело схватился рукой за грудь, покачнулся, перевалился через борт лодки и рухнул в воду.

– Нехорошо убивать беззащитного монаха, – насмешливо сказал Гэс жене.

– А он был не в сутане, – игриво ответила она. – Откуда мне было знать, что он монах?

Оба откровенно насмехались над Маклином.

– Пойдемте, доктор Маклин, – сказал Гэс. – Наша машина ждет, чтобы доставить вас к самолету компании.

– Так вы не убьете меня?

– О нет, – сказала Эмма прежним тоном обычной туристки. – Для вас разработан совершенно другой план.

– Не понимаю. – Скоро поймете, мой дорогой. Все поймете.

Глава 3

Французские Альпы

Паривший над альпийскими долинами легкий вертолет фирмы «Аэроспасиаль» казался букашкой на фоне могучих гор. Когда винтокрылая машина приблизилась к вершине, которая была украшена тремя неровными заснеженными шапками, пассажир на переднем сиденье Хэнк Торстон, похлопал рукой по плечу своего спутника и показал куда-то вдаль.

– Это Le Dormeur, – проговорил он, пытаясь перекричать шум мотора. – Спящий Человек.

Вершина горы действительно напоминала лицо человека, лежащего на спине и погрузившегося в глубокий сон.

Торстон был профессором гляциологии в университете штата Айова, выглядел на редкость молодцевато и излучал неиссякаемый энтузиазм, несмотря на свои «слегка за сорок»… Дома, в Айове, Торстон всегда тщательно брился, стригся и вообще старался следить за собой, но после нескольких дней полевых исследований становился похожим на пилота-любителя, – солнцезащитные очки, неухоженные длинные волосы и густая щетина на загорелом лице.

– Весьма поэтическое название, – согласился сидевший рядом Дерек Роулинс. – Я даже могу различить брови, нос и подбородок. Напоминает «Старика Гор» в штате Нью-Хэмпшир, пока он не разрушился. Правда, здесь изображение горизонтальное, а не вертикальное.

Дерек Роулинс, плодовитый автор журнала «Аутсайд», пребывал в прекрасном возрасте – ему не было тридцати – и излучал совершенно искренний оптимизм. А с аккуратно подстриженными волосами песочного цвета и короткой бородкой он был похож на профессора больше, чем Торстон.

Кристально чистый воздух скрадывал пространство, казалось, до этой горы рукой подать. После нескольких кругов вокруг вершины вертолет стал медленно снижаться, пролетел над хребтом, напоминающим лезвие бритвы, и в конце концов нырнул в огромное ущелье, находившееся в нескольких милях от вершины. Дно огромной чаши было как бы покрыто синевой абсолютно круглого озера, зеркальную поверхность которого, несмотря на летнее время, усеяли куски льда, некоторые величиной с приличный «фольксваген».

– Спящее озеро, – пояснил профессор. – Образовалось в результате отступления ледника, а сейчас оно подпитывается постоянно стекающими в него талыми водами.

– Это самая большая порция мартини со льдом, которую я когда-либо видел, – пошутил Роулинс.

Торстон весело рассмеялся.

– Да, причем озеро чистое, как джин, но на дне его ты не найдешь ни одной оливки. А вон то квадратное сооружение на самом краю ледникового щита – местная электростанция. Обеспечивает энергией городок, расположенный на противоположном склоне…

Вертолет пролетел над небольшим судном, пришвартовавшимся у дальнего берега озера. На палубе они увидели погрузочные краны и плавучие заграждения.

– Что это такое? – полюбопытствовал Роулинс.

– Нечто вроде археологических изысканий, – ответил Торстон. – Это судно, должно быть, поднялось сюда по реке, которая вытекает из озера.

– Надо будет проверить, – заинтересовался Роулинс. – Может быть, стоит предложить редактору эту тему? Думаю, он не станет возражать, если я вернусь до мой с двумя статьями вместо одной и не потребую за это дополнительного гонорара. – Он посмотрел на огромное белое поле, заполнившее все пространство между двумя вершинами. – Bay! Наверное, это и есть наш ледник.

– Да, – кивнул Торстон. – La Langue du Dormeur, то есть Язык Спящего Человека.

Вертолет пролетел над ледяным потоком, который спускался в озеро по широкой долине. С обеих сторон реки чернели острые края камней, направлявших ее русло к конечному пункту. Голубоватые глыбы льда громоздились в середине реки в виде длинных языков каких-то фантастических затонувших чудовищ.

Роулинс наклонился вперед, чтобы лучше разглядеть поверхность озера.

– Этому «спящему человеку» нужен хороший доктор. У него, похоже, увеличены гланды.

– Вполне подходит к поэтическому описанию ледника, – усмехнулся Торстон. – Однако сейчас не до того. Пора приземляться.

Вертолет сделал круг над краем ледника, а потом завис над небольшой площадкой и стал спускаться. Через несколько минут колеса коснулись коричневой поверхности посадочной платформы, расположенной в двухстах метрах от берега озера.

Торстон стал помогать пилоту выгружать ящики и коробки, а Роулинсу предложил немного размять ноги. Репортер вышел из вертолета, потянулся и неспешно направился к озеру. Водная гладь была неподвижной и чем-то напоминала фантастическое зрелище. Абсолютное отсутствие какого бы то ни было ветерка делало поверхность воды совершенно безжизненной. Казалось, на самом деле это твердая поверхность, по которой можно ходить пешком. Роулинс был настолько очарован озером, что даже бросил камень, чтобы убедиться, что вода в нем не замерзла.

Затем он перевел взгляд с расходящихся кругов на небольшое научно-исследовательское судно, стоявшее на якоре в четверти мили от берега. Журналист мгновенно узнал синевато-зеленый цвет корпуса: ему не раз доводилось встречаться с подобными судами во время командировок Даже без хорошо знакомой ему аббревиатуры НАПИ, ярко обозначенной на борту большими черными буква ми, он был уверен, что это судно принадлежит Национальному агентству подводных исследований, однако никак не мог понять, что делает НАПИ в этой глухомани, весьма отдаленной от океанских просторов.

Роулинс подумал, что здесь попахивает сенсацией, но с этим, вероятно, придется подождать. Торстон уже звал его к вертолету. Репортер направился к площадке, где возле винтокрылой машины только что остановился изрядно потрепанный «Ситроен-2С», поднявший в воздух столб слежавшейся пыли. Из крохотного автомобиля резво выскочил какой-то мужчина, напоминавший горного тролля или цыпленка, только что вылупившегося из яйца. Человечек был невысокого роста, смуглый, с черной бородой и длинными черными волосами.

Незнакомец подскочил к Торстону и протянул руку.

– Рад, что вы вернулись, месье профессор. А вы, должно быть, и есть тот самый журналист месье Роулинс? Меня зовут Бернар Леблан. Добро пожаловать в наши края.

– Благодарю вас, доктор Леблан, – сдержанно ответил Роулинс. – Я долго ждал этой поездки. Сгораю от нетерпения поскорее увидеть своими глазами, чем вы тут занимаетесь.

– В таком случае следуйте за мной, – сказал Леблан, подхватывая с земли огромную сумку журналиста. – «Фифи» уже ждет нас.

– «Фифи»? – переспросил Роулинс и стал оглядываться вокруг, словно ожидал встретить здесь какую-нибудь танцовщицу из театра «Фоли Бержер».

Торстон улыбнулся, указывая пальцем на миниатюрный «ситроен».

– «Фифи» – это ласковое имя автомобиля Берни.

– А почему я не могу назвать свою крошку ласковым женским именем? – спросил Леблан насмешливо. – Она преданная, трудолюбивая и по-своему красива.

– Лично меня она вполне устраивает, – сказал Роулинс.

Вслед за Лебланом он с трудом протиснулся на заднее сиденье. Остальные погрузили коробки и сумки на крышу автомобиля, крепко привязали их ремнями, а потом расселись на свободные места. «Фифи» ловко вырулила на грунтовую дорогу и покатила по направлению к подножию горы, которое открывалось с правой стороны ледника. Как только «ситроен» выехал на покрытую гравием дорогу, вертолет взмыл в воздух, быстро набрал высоту и вскоре скрылся за горным хребтом.

– Месье Роулинс, вы знакомы с работой, которую мы проводим в лаборатории под ледниковым щитом? – спросил Леблан через плечо.

– Зовите мне просто Дек. Да, я читал материал и знаю, что ваша работа чем-то похожа на работу лаборатории на леднике Свартисен в Норвегии.

– Верно, – поддержал его Торстон. – Только лаборатория Свартисен находится на глубине семьсот футов под ледником, а наша – около восьмисот. На обеих гидроэлектростанциях талые воды направляются на мощные турбины, вырабатывающие электроэнергию. А когда вода накапливается, инженеры сооружают дополнительные отводные каналы под ледником. Именно там и расположена наша лаборатория.

Машина въехала в сосновый бор. Леблан уверенно крутил руль, ловко маневрируя и невозмутимо поглядывая на край глубокого обрыва. Колеса машины скользили в нескольких дюймах от края. Когда подъем стал заметно круче, тяжело нагруженный «ситроен» натужно зарычал.

– Похоже, «Фифи» кокетливо намекает на свой возраст, – пошутил Торстон.

– Ничего, самое главное – это ее доброе сердце, – спокойно ответил Леблан.

Вскоре они заметно снизили скорость, а потом и вовсе остановились: дорога неожиданно закончилась. Леблан первым выскочил из машины и стал развязывать багаж. Потом вручил каждому наплечные ремни, прикрепил к ним сумки, после чего взвалил ношу на себя и повел всех вверх по тропинке.

– Извините, что использую вас в качестве тягловой силы, – заметил Торстон через плечо. – Мы завезли провианта на три недели, но израсходовали намного быстрее, чем рассчитывали, в особенности вино. Решили воспользоваться вашим приездом, чтобы пополнить запасы.

– Ничего страшного, – отреагировал Роулинс с добродушной улыбкой, со знанием дела поправляя ремни, чтобы равномерно распределить нагрузку на плечи. – Когда-то я таскал огромное количество продуктов и снаряжения на вершину Белых Гор в штате Нью-Хэмпшир, так что могу считать себя опытным альпинистом.

Леблан вел их вверх по узкой тропинке мимо корявых сосен и нагромождения серых скал. Через некоторое время тропка превратилась в скалистый подъем, на камнях появились желтые метки – оставленные, чтобы никто ненароком не заблудился. Еще выше появились первые признаки ледниковой активности, которая продолжалась здесь многие тысячи лет. Поверхность здесь стала более ровной, камни – более округлыми, отшлифованными движением льда. Стекающая сверху вода делала их скользкими и опасными для неопытных путешественников. Изредка на пути попадались глубокие ямы, заполненные мокрым снегом.

Журналист пыхтел от тяжести и глубоко дышал, воздух на этой высоте был разреженный. Когда путники наконец остановились у какой-то черной скалы, почти вертикально поднимавшейся вверх, он облегченно вздохнул. Сейчас они находились на высоте почти двух тысяч футов над уровнем озера, – вода ярко сверкала на солнце далеко внизу. Сам же ледник отсюда не был виден, но Роулинс физически ощущал его присутствие. Было такое впечатление, словно кто-то оставил огромный холодильник с открытой дверцей.

Торстон показал рукой на круглую бетонную площадку, расположенную прямо у подножия черной отвесной скалы.

– Добро пожаловать в Ледяной дворец.

– Он скорее похож на дренажную штольню, – недовольно проворчал Роулинс.

Торстон засмеялся, низко наклонился и полез в черную дыру ржавого металлического тоннеля диаметром не больше пяти футов. Остальные последовали за ним, соблюдая необходимую дистанцию, определяемую размерами рюкзаков. Узкий проход закончился через сто футов и вывел их в другой тоннель, намного превосходивший первый своими размерами. Он был слабо освещен, но даже тусклого света было достаточно, чтобы заставить засверкать вкрапленные в стены минералы.

Роулинс с восхищением огляделся вокруг.

– Здесь вполне можно проехать на грузовике.

– Да еще и свободное место останется, – поддержал его Торстон. – Здесь тридцать футов в высоту и столько же в ширину.

– Жаль, что нельзя протиснуть «Фифи» сквозь первый узкий проход, – добавил Роулинс.

– Мы уже думали об этом. Неподалеку от входа в электростанцию есть достаточно просторный въезд, но Верни боится повредить свой любимый автомобиль.

– У моей «Фифи» чрезвычайно деликатная конституция, – шутливо заметил Леблан. Он открыл большой металлический шкаф у стены, вынул оттуда резиновые сапоги, прочные горняцкие каски с фонарями и передал их присутствующим. Через несколько минут они отправились дальше по тоннелю, освещая путь шахтерскими фонарями на касках. Их шаги гулко отдавались в пустой шахте.

Осторожно продвигаясь вперед, Роулинс пристально вглядывался в пространство, не освещенное его фонарем. – Да, это не Великий белый путь.

– Управляющая компания провела здесь электричество, когда пробивала тоннель, а потом они бросили все и ушли. Лампочки давно перегорели, никто их никогда не менял.

– Вам, вероятно, часто задают этот вопрос? – спросил Роулинс после непродолжительной паузы. – Но мне все равно чрезвычайно интересно узнать: что подвигло вас заниматься гляциологией?

– Да, я действительно не первый раз слышу этот вопрос, – улыбнулся Торстон. – Многие люди считают гляциологию довольно странным занятием. Мы изучаем огромные, древние, медленно двигающиеся массивы льда. Им кажется, что эта работа не для взрослых, серьезных людей, не так ли, Верни?

– Может, и так, – согласился Леблан и тут же добавил: – Зато я однажды встретил на Юконе красивую эскимосскую девушку…

– Так говорят все истинные гляциологи, – рассмеялся Торстон. – Нас всех объединяют любовь к красоте и неистребимое желание поскорее выбраться на свежий воздух. Многие из нас с первого взгляда были очарованы красотой вечного льда и остались здесь навсегда. – Он обвел рукой вокруг, показывая на стены тоннеля. – Да, есть какая-то ирония в том, что мы готовы много недель проводить под этими льдами, не видя солнечного света, будто стая кротов.

– Посмотрите, что со мной сделала эта работа, – пожаловался Леблан. – Здесь постоянно тридцать пять градусов и влажность сто процентов. Когда-то я был высоким и белокурым, а теперь весь скукожился и стал похож на дикого зверя.

– Ты был похож на дикого зверя уже тогда, когда я с тобой познакомился, – сказал Торстон. – Мы находимся под землей три недели и, я согласен, стали немного похожи на кротов. Но даже Верни согласится, что нам крупно повезло. Большинство гляциологов наблюдают за ледниковыми пластами сверху, а мы можем проникнуть в глубь ледника, исследовать его чрево.

– А в чем, собственно говоря, состоит суть вашего исследования? – спросил Роулинс.

– Мы уже три года изучаем, каким образом движутся ледники и как они влияют на поверхность, по которой скользят. Надеюсь, в вашей статье это будет выглядеть более привлекательно, чем с моих слов.

– Это будет не очень сложно сделать. Учитывая всеобщий интерес к глобальному потеплению, гляциология становится злободневной темой.

– Должен сказать, что это весьма своевременное признание наших заслуг. Ледники испытывают влияние климатических условий, поэтому могут легко рассказать нам с точностью до нескольких градусов, какая температура воздуха была на земле тысячи лет назад. Кроме того, они сами по себе оказывают немалое влияние на климат. А, вот и наш клуб Спящего Человека.

Они увидели три небольших помещения, которые напоминали трейлеры автотуристов. Торстон подошел к первому домику и открыл дверь.

– Здесь комфортно, как в обычном доме, – сказал он тоном гида. – Четыре спальни, в которых могут разместиться восемь человек, кухня, ванная комната с душем. Обычно со мной работают геологи и другие специалисты, но сейчас у нас минимальная бригада: Верни, молодой исследователь из университета Упсалы, и я. Можете оставить сумки здесь. Отсюда до нашей лаборатории не больше тридцати минут ходьбы. Кроме того, у нас есть надежная телефонная связь со входом, исследовательским тоннелем и лабораторией. Пожалуй, сообщу ребятам из лаборатории, что мы благополучно вернулись.

Профессор снял трубку с прикрепленного к стене телефонного аппарата и сказал несколько слов, после чего радостную улыбку сменила гримаса озабоченности.

– Повтори еще раз, – сказал он и крепче прижал трубку к уху. – Ладно. Мы сейчас придем.

– Что-нибудь случилось, профессор? – насторожился Леблан.

Торстон еще больше нахмурился.

– Я только что говорил с моим ассистентом. Невероятно!

– Qu'est-ce que c'est?^[139] – повторил Леблан.

Торстон стоял с каменным выражением лица.

– Он сказал, что нашел замерзшего во льдах человека.

Глава 4

На глубине двухсот футов под поверхностью Спящего озера в воде, которая могла стать смертельной для любого незащищенного человека, над каменистым дном ледникового озера плыла яркая сфера, похожая на огромный пузырь в болотах штата Джорджия. Несмотря на агрессивное окружение, сидевшие в прозрачной акриловой кабине мужчина и женщина чувствовали себя так же комфортно, как какая-нибудь влюбленная парочка на берегу теплого моря.

Мужчина был коренастым, с широченными плечами. От долгого пребывания на палящем солнце его кожа стала грубой, черты лица казались корявыми; это впечатление усиливало желтоватое освещение от панели приборов. Его седеющие волосы в оранжевом свете потускнели и стали похожими на платину. Своим орлиным профилем и напряженным выражением лица Курт Остин напоминал древнего воина, образ которого был вырезан на древнеримской колонне, сооруженной в честь очередной победы. Однако кажущаяся твердость и невозмутимость заметно смягчались легкой улыбкой и сверкающими голубыми глазами, излучавшими искреннюю доброту и присущее этому человеку чувство юмора.

Остин руководил отрядом специального назначения НАПИ, созданного еще прежним директором агентства адмиралом Джеймсом Сэндекером, нынешним вице-президентом Соединенных Штатов. Эта команда была предназначена для выполнения секретных подводных исследований, которые проводились без соответствующего контроля со стороны правительственных органов и, разумеется, без их непосредственной поддержки. Будучи морским инженером по образованию и опыту работы, Остин пришел в агентство НАПИ из ЦРУ, где долгие годы работал в малоизвестном отделе, специализировавшемся на проведении секретных подводных операций и сборе разведывательных данных государственной важности.

Оказавшись в НАПИ, Остин собрал там группу экспертов, в которую вошли Джо Завала, блестящий инженер, специализировавшийся на подводных аппаратах, Пол Траут, глубоководный геолог, и жена Траута Гэмей Мортон-Траут, превосходная ныряльщица, которая до получения докторской степени по морской биологии специализировалась на подводной археологии. Работая вместе, они провели немало успешных исследований и разгадали множество загадок.

Разумеется, далеко не каждое исследование, предпринятое группой Остина, представляло серьезную опасность. Некоторые, как, например, его последнее задание, были вполне приятными и не сопровождались синяками, царапинами и шрамами, которыми он щедро разукрасил собственное тело, выполняя спецзадания агентства. Несмотря на то что познакомился со своей напарницей всего лишь несколько дней назад, Курт успел проникнуться уважением к этой женщине. Скай Лабель было чуть меньше тридцати лет, но она казалась намного моложе. Оливкового цвета кожа, чарующие фиолетово-голубые глаза, которые сейчас пытливо смотрели на него из-под шерстяной шляпы, темные, почти черные волосы и рот, слишком большой, чтобы можно было назвать его классическим, – вот какой была Скай. Крепкое тело радовало глаз, однако его вряд ли можно было бы увидеть на глянцевой обложке журнала «Спорте иллюстрейтед». Голос ее был низким, холодным, а когда она начинала говорить, всем сразу становилось ясно, что эта женщина обладает недюжинным умом.

И хотя она оказалась скорее потрясающей, чем красивой, Остин считал ее самой привлекательной женщиной из всех, кого ему доводилось встречать. Порой она напоминала ему портрет некой юной пышноволосой графини, который он когда-то видел в Лувре. Остин восхищался тем, как художнику удалось запечатлеть страсть на ее лице и потрясающую откровенность в глазах. Женщина на картине захватила его воображение, в ее глазах была какая-то дьявольская магическая сила, словно она хотела немедленно сбросить с себя графский наряд и броситься босиком по мокрому от росы лугу. Курт хорошо помнил, что в тот момент мечтал встретить такую женщину в реальной жизни. И вот сейчас, кажется, он нашел ее.

– Вы верите в перевоплощение? – спросил Остин, все еще размышляя о том портрете.

Скай удивленно заморгала – все это время они говорили только о ледниковой геологии.

– Не знаю, – откровенно призналась она. В ее американском английском был неистребимый французский акцент. – А почему вы спросили?

– Просто так, – сказал Остин и задумался. – У меня есть к вам еще один, так сказать, личный вопрос.

Она настороженно посмотрела на него.

– Кажется, я знаю, о чем вы хотите спросить. Вас интересует мое имя.

– Да, я никогда еще не встречал женщин с таким странным именем.

– Некоторые люди думают, что меня назвали в честь известной исполнительницы стриптиза в Лас-Вегасе.

Остин весело рассмеялся:

– Более вероятно, что кто-то в вашей семье имел поэтические наклонности.

– Это мои сумасшедшие родители. – Она закатила глаза. – Отца послали в Соединенные Штаты в качестве дипломата… Как-то он поехал в городок Альбукерке на фестиваль воздушных шаров и с тех пор стал заядлым фанатом воздухоплавания. Моего старшего брата назвали Тадеусом в честь одного из первых воздухоплавателей Тадеуса Лоу. А моя мать-американка была художницей и исповедовала довольно свободные взгляды. Вот она и решила, что это имя звучит прекрасно и вполне подходит для меня. Отец до сих пор настаивает, что назвал меня по цвету моих глаз, но все прекрасно знают, что глаза у младенцев поначалу неопределенного цвета. Впрочем, я нисколько не возражаю против такого имени. Мне оно кажется симпатичным.

– Они не могли придумать более красивого имени, чем Небо.

– Merci. Спасибо за комплимент! – Скай посмотрела в иллюминатор и по-детски всплеснула руками. – Как чудесно! Я и представить себе не могла, что занятия археологией могут привести меня под воду в этом большом прозрачном подводном аппарате.

– Да, это, вероятно, гораздо приятнее, чем чистить средневековые доспехи в каком-нибудь музее, – заметил Остин.

У Скай была теплая, искренняя улыбка.

– Откровенно говоря, в музее я проводила не так уж много времени, за исключением тех моментов, когда занималась организацией экспозиции. В настоящее время мне приходится массу времени уделять тому, чтобы обеспечить финансовую поддержку своим исследованиям.

Остин удивленно поднял бровь.

– Одна мысль о том, что «Майкрософт» или «Дженерал моторс» нанимает на работу специалиста в области военной техники и вооружений, заставляет задуматься об истинных мотивах деятельности.

– А вы сами подумайте. Чтобы выстоять или просто защитить себя, любая корпорация вынуждена вести борьбу с конкурентами и уничтожать их. Разумеется, в фигуральном смысле.

– Первобытная борьба на выживание, – сказал Остин.

– Неплохая мысль. Я непременно использую это выражение на своей следующей презентации.

– Ну и как же вы обучаете методам кровопускания эту огромную толпу менеджеров? Разумеется, в фигуральном смысле.

– Честно говоря, они уже почувствовали вкус крови, а я просто пытаюсь заставить их думать по-другому, раскрыться, как они выражаются. К примеру, прошу их представить, что они поставляют оружие противоборствующим сторонам. Старым производителям оружия приходилось быть металлургами и инженерами. Но военная техника и военная стратегия быстро меняются, и люди, которые занимаются поставками оружия, вынуждены постоянно к этому приспосабливаться.

– Еще бы. От этого зависит жизнь их клиентов.

– Конечно. Поэтому я могу попросить одну группу разработать осадную машину, а другую – найти способ защиты от нее. Или одна группа должна изобрести стрелы, пробивающие металл, а другая – подумать над усилением брони и собственной безопасности. Затем мы меняемся местами и начинаем все с самого начала. Таким образом, они учатся полагаться на свой интеллект, а не на компьютеры и прочие хитроумные прибамбасы.

– Возможно, вам стоит предложить свои услуги агентству НАПИ. Отыскать способ пробить дыру в стене толщиной десять футов с помощью подручного материала – задача куда более интересная, чем следить за ростом денежных расходов на выпечку пирогов.

По лицу Скай скользнула легкая улыбка.

– Ну, знаете, большинство менеджеров и исполнительных директоров являются мужчинами.

– Значит, это мальчики и их игрушки. Самая надежная формула успеха.

– Что ж, признаться, я часто эксплуатирую ребяческие стороны характера своих клиентов, но вместе с тем мои занятия пользуются спросом и приносят мне неплохой доход. Кроме того, они позволяют мне продолжать работу над собственными проектами, иначе это было бы практически невозможно – в Сорбонне низкие зарплаты.

– К примеру, проекты по исследованию древних торговых маршрутов?

Женщина кивнула:

– Если мне удастся доказать, что олово и другие товары поставлялись по знаменитому Янтарному пути через альпийские проходы и долины в район Адриатики, это будет переворот в науке. Ведь именно там финикийские и минойские суда загружались товарами и транспортировали их к восточному побережью Средиземного моря, а оттуда везли другие товары. Торговля имела двусторонний характер.

– Теоретическое обоснование логистики этих торговых путей будет чрезвычайно сложным.

– Вы ухватили самую суть! Именно этим я сейчас и занимаюсь!

– Спасибо за комплимент, но я просто вспомнил свой собственный опыт перемещения людей и материалов.

– В таком случае вы знаете, как это бывает трудно. Вдоль этих торговых путей жили многие народы, например кельты и этруски. Им приходилось постоянно сотрудничать друг с другом и заключать торговые соглашения, чтобы обеспечить бесперебойное продвижение товаров и грузов. Мне кажется, что торговля в те времена была гораздо более оживленной, чем думают многие мои коллеги. А от этого во многом зависит наше восприятие древнихцивилизаций. В древности люди не только воевали. Они знали истинную цену мирных отношений и торговых соглашений задолго до появления ЕС или НАФТА.^[140] И я хочу доказать это.

– Древняя глобализация? Весьма амбициозная теория. Желаю вам успеха.

– Да, мне он не помешает. Но если мне все-таки повезет, буду очень благодарна вам лично и агентству НАПИ. Ваше агентство проявило исключительную щедрость, предоставив мне возможность использовать исследовательский аппарат и прочее снаряжение.

– Выгода будет взаимной. Ваш проект дает возможность испытать наш новый подводный аппарат во внутренних водах и посмотреть, как эта маленькая подводная лодка будет вести себя в полевых условиях.

Она сделала широкий жест рукой.

– Вид отсюда бесподобный. Не хватает только бутылки хорошего шампанского и фуа-гра.

Остин протянул партнерше небольшой пластиковый пакет.

– Не могу выполнить ваше желание, но, может быть, сойдет сандвич с ветчиной и сыром?

– Ветчина с сыром всегда стоит у меня на втором месте. – Скай открыла пакет, вынула сандвичи, протянула один Остину, а второй оставила себе.

Остин остановил подводный аппарат и начал жевать, наслаждаясь приятным ароматом сыра и попутно изучая карту озера.

– Сейчас мы находимся здесь, – сказал он, ткнув пальцем в извилистую линию, – неподалеку от естественного шельфа, который тянется вдоль береговой линии. Много веков назад здесь была суша.

– Это вполне соответствует моим предположениям, – одобрительно закивала Скай. – Небольшой отрезок Янтарного пути проходил как раз по берегу Спящего озера. А когда вода поднялась и затопила его, торговцы нашли другую дорогу Все, что мы здесь обнаружим, должно быть очень древним.

– А что именно мы должны здесь найти?

– Я узнаю об этом только тогда, когда увижу своими глазами.

– Тем лучше для меня.

– Вы слишком доверчивы, но я вам все сейчас объясню. Караваны, которые проходили по Янтарному пути, должны были останавливаться для отдыха и ночлега. Поэтому я пытаюсь отыскать здесь следы чего-то вроде временных стоянок или поселений. Кроме того, я очень надеюсь найти оружие, которое прольет свет на характер торговли.

Они запили свой обед минеральной водой «Эвиан», и Остин снова положил руку на пульт управления.

Подключенные к мощным батареям моторы зашумели, сдвоенные лопасти винта завертелись, и подводный аппарат продолжил свой путь. Небольшое подводное судно длиной пятнадцать футов и шириной семь позволяло двум членам экипажа спускаться под воду на глубину до полутора тысяч футов, причем в весьма комфортных условиях. Эта лодочка могла удаляться на расстояние двенадцати морских узлов и развивала максимальную скорость два с половиной узла. В отличие от большинства других подводных аппаратов подобного класса, которые при подъеме на поверхность выскакивали, как пробки, этим можно было управлять, как обыкновенной моторкой. В надводном положении он высоко поднимался над водой, обеспечивал капитану довольно широкий обзор и мог своим ходом добраться до места погружения или причалить к соответствующей платформе.

Внешне аппарат выглядел так, словно его только что собрали из запчастей для какой-то подводной лаборатории. Прозрачная кабина представляла собой сферу (пятьдесят четыре дюйма в диаметре) и была прикреплена к двум металлическим пустотелым цилиндрам размером с приличный катамаран. Две металлические защитные рамы были согнуты в форме буквы D и опоясывали кабину с обеих сторон, защищая от внешних воздействий.

Подводный аппарат был устроен таким образом, что при любых условиях сохранял плавучесть, равновесие, а вниз погружался при помощи вертикально установленного винта. Поскольку как на поверхности, так и под водой он находился в горизонтальном положении, рулевому не приходилось вертеться в своем кресле и дергать за рычаги, чтобы поддерживать нужное положение аппарата.

Используя акустический навигационный прибор для определения своего местонахождения, Остин умело направлял субмарину вдоль шельфа, который постепенно спускался вниз. Следуя заранее разработанному плану исследований, Остин проходил поочередно вдоль нескольких обозначенных на карте линий, как обычно делают при стрижке газона. Четыре мощных галогенных фонаря ярко освещали дно озера, контуры которого были сформированы наступлением и отступлением ледника.

Субмарина прочесывала дно в течение двух часов, и вскоре глаза Остина устали от монотонной серой картины подводного ландшафта. А Скай все это время с нескрываемым восхищением наблюдала за окружающим – пространство казалось ей уникальным. Женщина наклонилась вперед, положила подбородок на руки и пристально изучала каждый квадратный метр дна озера. И вскоре ее терпение было вознаграждено.

– Вот! – крикнула она, ткнув указательным пальцем в стекло.

Остин притормозил и медленно проплыл над каким-то предметом, который находился у самого края освещенного фонарями пространства. Затем развернул миниатюрную субмарину и прошел над этим местом еще раз, чтобы получше рассмотреть предмет. Это оказалась массивная каменная глыба примерно двенадцати футов в длину и почти шести в ширину. Следы от резца покрывали края этой глыбы. Неподалеку от первой виднелись другие каменные сооружения, причем некоторые из них сохранили свое первоначальное вертикальное положение. Вскоре они обнаружили некие подводные ворота: вертикальные камни, верхняя часть которых была увенчана другими камнями в форме буквы «п».

– Похоже, мы сделали неправильный поворот и неожиданно приплыли к Стоунхенджу, – пошутил Остин.

– Такие арки указывали похоронной процессии путь к гробнице, – пояснила Скай.

Остин увеличил скорость вращения лопастей, и аппарат продвинулся вперед, где находились еще несколько «арок». Затем дно в этом месте стало подниматься вверх, образуя небольшое плато. Окружавшие его природные скалы дополнялись высокими стенами, выложенными из гигантских блоков. Заканчивалось ровное место узким каньоном, в конце которого виднелась высокая вертикальная стена. И в этой стене было вырезано огромное прямоугольное отверстие, которое напоминало гигантскую дверь в обитель фантастического слона. Над огромным «входом» была установлена перемычка тридцати футов шириной, а над верхним массивным камнем виднелась небольшая дыра треугольной формы.

– Невероятно, – едва слышно прошептала Скай. – Это же толос.^[141]

– Вы видели такие раньше?

– Это гробница-улей. В Микенах была одна такая гробница, которую называли Сокровищницей Атрея.

Микены. Это Греция…

– Да, но если судить по форме, они относятся к более древним временам. Эти гробницы были сооружены примерно за 2200 лет до нашей эры. Они использовались для общественных погребений на Крите и других островах Эгейского моря. Курт, вы понимаете, что это значит? – Ее голос дрогнул от волнения. – С помощью этой находки мы можем проследить торговые связи между Эгейским регионом и Центральной Европой, которые существовали в такие древние времена, что даже трудно себе представить! Я бы все на свете отдала за то, чтобы поближе рассмотреть эти камни.

– Моя стандартная цена за экскурсию в подводную гробницу – приглашение на ужин.

– Вы можете провести аппарат внутрь?

– А почему бы и нет? Здесь достаточно свободного пространства со всех сторон и даже сверху. Если будем продвигаться медленно…

– К черту медленно! – не выдержала Скай. – Vite, vite! Живее, живее!

Остин засмеялся и направил субмарину к черному проему. Как и Скай, он сгорал от нетерпения, но все же двигался с большой осторожностью. Свет фонарей стал выхватывать первые метры подводной пещеры, когда в радиоприемнике прозвучал хриплый голос:

– Курт, это судно поддержки, выйди на связь.

Голос из динамика, прорвавшийся к ним сквозь толщу воды, обрел какой-то странный металлический оттенок, но Остин все же узнал капитана судна агентства НАПИ. Он остановил субмарину и снял со стены микрофон.

– Остин. Ты слышишь меня?

– Твой голос стал глухим и скрипучим, но я все слышу. Пожалуйста, передай мисс Лабель, что с ней хочет поговорить Франсуа.

Франсуа Балдю был наблюдателем, которого руководство НАПИ пригласило на борт судна в знак уважения к французскому правительству. Чиновник средних лет и приятной наружности, он предпочитал оставаться в стороне от дел, за исключением тех дней, когда помогал коку готовить блюда по каким-то важным праздникам. Остин передал микрофон спутнице.

Начался весьма оживленный разговор на французском языке. Наконец Скай вернула микрофон Остину.

– Merde!^[142] – в сердцах воскликнула она, нахмурившись. – Мы должны подняться наверх.

– Почему? У нас достаточно воздуха и энергии.

– Франсуа позвонил большой чиновник. Мне нужно срочно идентифицировать какие-то важные артефакты.

– Не понимаю, почему вдруг такая спешка. Неужели они не могут подождать?

– С моей точки зрения, это дело может ждать до тех пор, пока Наполеон не вернется из ссылки, – огорченно сказала она и вздохнула. – Но правительство субсидирует часть моей исследовательской работы, так что я должна подчиняться. Девочка по вызову, так сказать. Весьма сожалею.

Прищурившись, Остин уставился в темное пространство.

– Возможно, эта гробница была скрыта от человеческих глаз много тысяч лет. В конце концов никуда она не денется.

Скай молча кивнула в знак согласия, хотя ее сердце разрывалось от обиды. Они еще раз посмотрели на темное пространство гробницы, а потом Остин развернул субмарину. Вскоре они вышли из расселины и стали подниматься на поверхность. Прозрачная сфера всплыла на поверхность воды неподалеку от катамарана агентства НАПИ. Остин обошел вокруг судна и приблизился к погруженной в воду платформе, расположенной между двумя частями корпуса. Заработали мощные подъемники, и через несколько минут подводный аппарат оказался на палубе.

Франсуа ждал их, а на его обычно спокойном лице стали проявляться признаки нетерпения.

– Весьма сожалею, мадемуазель Скай, что вынужден прервать вашу работу, но этот человек из министерства был крайне нетерпелив.

Она вышла на палубу и легко чмокнула коллегу в щеку – Не волнуйся, Франсуа, все нормально, ты здесь ни при чем. Чего они хотят от меня?

Он показал рукой на горы.

– Хотят, чтобы вы поднялись туда.

– На ледник? Ты уверен? Он энергично закивал-.

– Да-да, именно так. Я сам поначалу ничего не понял, но они несколько раз повторили, что нуждаются в вашей помощи. Они там что-то нашли во льдах. Это все, что мне известно. Лодка уже ждет вас.

Скай повернулась к Остину и посмотрела на него полными недоумения глазами.

– Ничего страшного, – успокоил он ее. – Не волнуйтесь, я подожду, когда вы вернетесь, и мы вместе посетим эту гробницу.

Она благодарно обняла его за плечи и поцеловала в обе щеки.

– Мерси, Курт, очень мило с вашей стороны. – С этими словами Скай взглянула на него с улыбкой, которую вполне можно было назвать соблазнительной. – На левом берегу Сены есть чудное маленькое бистро, где все очень вкусно и недорого. – Она весело рассмеялась, увидев растерянность в его глазах. – Только не говорите, что вы уже забыли про приглашение в кафе. Я согласна.

Не успел Остин и слова сказать, как молодая женщина оказалась на трапе и стала быстро спускаться вниз, где на волнах покачивался небольшой катер с работающим мотором. Через минуту мотор взревел, и катер понесся к берегу. Остин был весьма недурен собой и за годы своей карьеры очаровал немало прелестных женщин, но в качестве руководителя отряда спецназа НАПИ всегда был начеку и демонстрировал готовность выполнить любое задание, в любое время и при любых обстоятельствах. Он редко бывал дома, а бродячий образ жизни, бросавший его в самые отдаленные уголки земного шара, не способствовал установлению более или менее длительных отношений. Все его предыдущие романы были кратковременными и никого ни к чему не обязывающими.

Скай понравилась Остину с первого взгляда, и, если он правильно понял ее улыбки и взгляды, симпатия была взаимной. Остин хмыкнул, призадумавшись над столь странным поворотом дел. Обычно он сам бросал кого-то, ссылаясь на срочные дела, а сейчас все наоборот. Он долго смотрел вслед быстро удаляющемуся катеру, теряясь в догадках, – что за таинственный артефакт вызвал такой переполох в правительстве? И пожалел, что не может сопровождать Скай в этой поездке.

Всего через несколько часов Курт Остин будет благодарить богов за то, что не поехал с ней в горы.

Глава 5

Леблан встретил Скай на берегу и правильно оценил ее угрюмое настроение. Но неряшливый внешний вид французского ученого прекрасно сочетался с истинно галльским шармом и острым умом. Не успела Скай расположиться в автомобиле, как похожий на тролля человечек заставил ее смеяться, рассказывая смешные истории о своей любимой «Фифи».

Скай увидела, что «ситроен» направился вдоль ледяного поля, и не преминула выразить удивление:

– А я думала, что мы едем на ледник.

– Нет, не на ледник, мадемуазель, – поправил он, – а под ледник. Мы с коллегами исследуем движение льдов и наблюдаем за ними в лаборатории на глубине восьмисот футов под Спящим Человеком.

– Не знала об этом, – призналась Скай. – Расскажите подробнее.

Леблан кивнул и начал обстоятельный рассказ о работе лаборатории. Скай слушала его с огромным вниманием, и через некоторое время научное любопытство побороло раздражение, возникшее из-за того, что ее неожиданно отвлекли от собственных исследований.

– А в чем заключается ваша работа на этом озере? – поинтересовался в свою очередь Леблан, закончив рассказ. – В один прекрасный день мы выползаем из своей пещеры и – voila!^[143] Ваша субмарина появилась на озере, как черт из табакерки.

– Я археолог и работаю в Сорбонне. НАПИ, то есть Национальное агентство подводных исследований, любезно предоставило свое судно для моих изысканий в этом озере. Мы поднялись вверх по реке, которая впадает в Спящее озеро, и попытались отыскать на дне хоть какие-нибудь доказательства проходившего здесь Янтарного пути.

– Ну и как, удалось найти что-нибудь интересное?

– Да. Именно поэтому я хочу как можно быстрее вернуться и продолжить исследование. Вы не знаете, почему меня так спешно вызвали?

– Мы нашли замерзшее во льдах тело человека.

– Тело человека?

– Да, если не ошибаюсь, это тело мужчины.

– Что-то вроде Ледяного человека? – спросила Скай, вспомнив прекрасно сохранившееся мумифицированное тело охотника эпохи неолита, которое было обнаружено в Альпах несколько лет назад.

Леблан покачал головой.

– Думаю, этот бедняга не имеет отношения к древности. Сперва нам показалось, что какой-то альпинист провалился в ущелье…

– И что же заставило вас изменить свое мнение?

– Скоро сами увидите.

– Месье Леблан, пожалуйста, не надо играть со мной, – поморщилась Скай. – Я занимаюсь древним оружием и военным снаряжением, но не древними телами. Почему меня вызвали сюда?

– Прошу прощения, мадемуазель, но месье Рено просил не вдаваться в подробности.

Скай даже рот раскрыла от неожиданности.

– Рено? Тот самый? Из государственного археологического совета?

– Да, мадемуазель, тот самый. Он примчался через несколько часов после того, как мы сообщили властям о своей находке, и сразу же взял дело в свои руки. Вы знаете его?

– Да, разумеется. – Скай извинилась перед Лебланом за настырность, а потом откинулась на спинку сиденья и сложила на груди руки. Она очень хорошо знала этого человека.

Огюст Рено был профессором антропологии в Сорбонне и какое-то время преподавал там, а потом отдал всю свою неуемную энергию политике, что несказанно порадовало презиравших его студентов. Профессор обзавелся влиятельными друзьями и полезными связями и вскоре занял настолько высокое положение в государственном археологическом ведомстве, что стал бесцеремонно использовать свое влияние, казнить и миловать своих подопечных. Так, например, он зарубил несколько проектов самой Скай, а потом весьма прозрачно намекнул, что все они будут немедленно задействованы, если она переспит с ним. Скай ответила, что скорее переспит с тараканом, чем с ним.

Леблан тем временем остановил свой «ситроен» и повел Скай ко входу в тоннель. Он с трудом протиснулся в темный проход, она последовала за ним после некоторых колебаний. По пути Леблан снабдил ее шахтерским шлемом с фонарем, и они направились внутрь ледника. Через пять минут подошли к жилому отсеку, и их там уже ждали – Леблан успел предупредить коллег по телефону. После этого все собравшиеся отправились дальше.

Ученые шли не менее получаса, и все это время их шаги гулко отдавались в подземелье. Скай постоянно оглядывалась по сторонам и наконец высказалась.

– Здесь себя чувствуешь, как в мокром ботинке.

– Да, это, конечно, не Елисейские Поля, – согласились с ней. – Зато движение здесь не такое оживленное, как в Париже.

Скай была удивлена инженерным мастерством, которое потребовалось строителям для сооружения тоннеля, и по мере продвижения терзала спутников, задавая массу всевозможных вопросов. Наконец они приблизились к квадратной бетонной секции, в которой была устроена тяжелая металлическая дверь.

– Куда ведет эта дверь? – поинтересовалась она.

– В другой тоннель, который соединяется узким коридором с системой гидроэлектростанции. Когда в начале года количество воды уменьшается, мы открываем дверь и позволяем потоку воды обеспечивать нормальную работу электростанции. Но в это время года уровень воды достаточно высокий, поэтому мы держим дверь закрытой.

– Значит, отсюда можно проникнуть на территорию гидроэлектростанции?

– Да, в этой горе и под ледником прорыто множество тоннелей, но доступны из них только те, где нет воды. Все остальные предназначены для обеспечения водой электростанции. Под ледником протекает довольно большая река с быстрым течением. Обычно мы не работаем здесь в такое время, но этой весной дел оказалось слишком много, и нам пришлось задержаться здесь дольше, чем хотелось бы.

– А как сюда поступает воздух? – спросила Скай, прислушиваясь к своему дыханию.

– Если мы пройдем дальше мимо лаборатории и спустимся глубже под ледник на километр или около того, то в конце концов выйдем к выходу с другой стороны ледника. В самом начале он использовался в качестве главного пути доставки в лабораторию оборудования и другого технического оснащения. Так вот, воздух сюда поступает из этого входа.

Скай передернула плечами от холода.

– Восхищаюсь вашей самоотверженностью. Это не самое приятное место для работы.

Смех Леблана гулким эхом отразился от каменных стен.

– Это действительно неприятно, очень тоскливо, и к тому же мы всегда промокаем до нитки. Во время трехнедельного пребывания в этой пещере мы несколько раз выходили на солнце. Потом было очень трудно возвращаться сюда, так что мы решили коротать время в нашей лаборатории, где всегда сухо, светло и тепло. Она оснащена мощными компьютерами, вакуумными насосами для откачки просачивающейся воды и даже переносными морозильниками, с помощью которых нам удается иметь дело с ледником и не опасаться его преждевременного таяния. После восемнадцатичасового рабочего дня каждый принимает душ и забирается в постель, чтобы быстрее прошло время… Я вижу, что мы уже почти на месте.

Как и жилой отсек, лабораторный трейлер находился в глубокой нише, вырезанной в скальной породе. Как только Леблан подошел к двери ближайшей лаборатории, она распахнулась и на пороге появилась фигура высокого тощего человека. Один вид Рено вызвал у Скай чувство негодования, если не сказать омерзения. На самом деле этот тип напоминал ей не таракана, а отвратительное хищное насекомое под названием богомол. У него было треугольное лицо с широким лбом и узким подбородком. Этот образ дополняли длинный нос, узкие, близко поставленные глаза и редеющие волосы отвратительного бледно-рыжего цвета.

Рено поприветствовал Скай пожатием потной руки, что напомнило ей о том отвращении, которое возникло у нее еще во время первой встречи.

– Доброе утро, дорогая мадемуазель Лабель. Спасибо, что навестили нас в этой темной и влажной пещере.

– Не стоит благодарности, профессор Рено, – сдержанно отозвалась она и оглядела весьма неприглядное окружение. – Вероятно, вы чувствуете себя здесь как дома.

Рено проигнорировал ее язвительный тон и окинул собеседницу с ног до головы плотоядным взглядом, словно хотел раздеть ее.

– Меня устраивает любое место, где мы с вами можем находиться вместе.

Скай с большим трудом подавила в себе тошнотворный рефлекс.

– Возможно, вы скажете, что заставило вас оторвать меня от срочной работы?

– С огромным удовольствием, – осклабился он и протянул руку, чтобы взять молодую женщину под локоть. Скай отпрянула и схватила за руку Леблана.

– Приступим к делу, – решительно сказала она.

Гляциолог наблюдал за этой словесной перепалкой с едкой ухмылкой. Он еще больше растянул рот в улыбке, продемонстрировав все свои зубы, и потащил Скай к высокой деревянной лестнице, которая вела к следующему тоннелю длиной двенадцать футов и шириной не менее десяти. Шагов через двадцать тоннель раздваивался в виде буквы «Y». Леблан повел Скай в правый проход. На дне тоннеля была дренажная канава, по которой журчал поток воды, а вдоль стены был проложен резиновый рукав примерно четыре дюйма в диаметре.

– Ручеек, – пояснил Леблан. – Мы собираем здесь дренажную воду, нагреваем до нужной температуры, а потом поливаем ею ледяной покров, чтобы быстрее таял. На дне этого ледника лед чем-то напоминает замазку. Приходится поливать его горячей водой, иначе он будет замерзать со скоростью два-три фута в день.

– Это очень быстро, – согласилась Скай.

– Еще бы. Иной раз мы врубаемся в ледник на глубину пятидесяти метров и при этом стараемся тщательно следить за тем, чтобы проход не закрылся за нами.

Тоннель неожиданно закончился подъемом высотой не менее десяти футов. Они взобрались на самый верх площадки по лестнице и оказались в просторной ледяной пещере, где могла бы поместиться дюжина людей. Стены и потолок пещеры были синевато-белого цвета, за исключением частей, покрытых толстым слоем грязи из-за надвигающегося ледника.

– Мы находимся на самом дне ледника, – торжественно объявил Леблан. – Над нами сейчас нет ничего, кроме огромного ледникового щита толщиной не менее восьмисот футов. Это самая грязная часть ледникового покрова, но чем глубже врезаемся в толщу льда, тем чище он становится. К сожалению, сейчас мне придется покинуть вас, чтобы выполнить важное поручение месье Рено.

Скай поблагодарила его, после чего обратила внимание на дальний конец стены: какой-то человек в дождевике обильно поливал лед струей горячей воды. Быстро тающий лед выбрасывал клубы пара, из-за чего дышать было еще труднее. Заметив гостью, мужчина выключил воду и повернулся, чтобы поздороваться.

– Добро пожаловать в нашу маленькую лабораторию, мадемуазель Лабель. Надеюсь, путешествие в эту бездну из вашего солнечного мира было не слишком удручающим. Меня зовут Хэнк Торстон. Я коллега Берни. А это Крейг Росси, наш ассистент из Упсальского университета, – указал он на молодого человека лет двадцати с небольшим. – А это Дерек Роулинс, он собирает материал о нашей работе для журнала «Аутсайд».

Пока Скай знакомилась с присутствующими, Рено подошел к ледяной стене и стал рассматривать заключенную в ней человеческую фигуру.

– Как вы сами видите, этот джентльмен замерз здесь некоторое время назад, – сказал он и тут же добавил, посмотрев на Скай: – Так же, как и некоторые женщины, с которыми мне доводилось встречаться.

Пошлую шутку все дружно проигнорировали. Скай прошла мимо Рено и провела пальцем по периметру замерзшего человека. Его конечности были изогнуты в каком-то гротескном положении.

– Мы наткнулись на него, когда расширяли пещеру, – пояснил Торстон.

– Он больше похож на жука на оконном стекле, чем на человека, – заметила Скай.

– Нам повезло, что это не огромное грязное животное, – заметил Торстон. – Надо сказать, что он превосходно сохранился, несмотря на условия. Здесь, на самом дне ледника, все подвержено давлению в сотни тонн.

Скай вперилась в расплывчатые контуры тела.

– Вы действительно считаете, что когда-то он находился на поверхности ледника?

– Разумеется, – без колебаний ответил Торстон. – В любом долинном леднике, к которым, безусловно, относится и наш Спящий Человек и которых немало в Альпах, огромное количество снега быстро проникает в лед и опускается на дно.

– Сколько может длиться этот процесс?

– По моему мнению, может пройти примерно сотня лет, чтобы какой-нибудь предмет опустился с поверхности до самого дна ледника. Но это может случиться только в том случае, если данный предмет находится возле центра ледника и высоко в горах, где лед движется как в горизонтальном направлении, так и в вертикальном.

– Значит, в таком случае вполне возможно, что это просто альпинист, который провалился в ущелье?

– Именно такая мысль и пришла нам в голову в самом начале. А потом мы присмотрелись внимательнее и пришли к другому выводу.

Скай наклонилась к стене льда и всмотрелась в лицо замерзшего. Он был одет в черную кожу с головы до ног, а из-под кожаной одежды кое-где торчали куски меха. На ремне была закреплена кожаная кобура с пистолетом. Ее взгляд упал на его лицо. Черты невозможно было как следует рассмотреть из-за толщины льда, но бронзовый цвет кожи не оставлял сомнений, что мужчина долгое время находился на солнце. Глаза его были закрыты темными солнцезащитными очками.

– Невероятно, – прошептала она и, отступив на шаг, повернулась к Рено. – Но я совершенно не понимаю, какое отношение это имеет ко мне?

Рено улыбнулся, подошел к пластиковому контейнеру, порылся и вынул металлический шлем.

– Этот предмет был обнаружен рядом с его головой.

Скай взяла в руки шлем и, теряясь в догадках, стала внимательно изучать выгравированный на нем замысловатый узор. Забрало шлема было специально изготовлено для человека с большим носом и пышными усами, а верх был украшен орнаментом, состоящим из переплетающихся цветов и черенков. На нем также были видны какие-то мифические существа, окружавшие, как планеты, стилизованную фигуру трехглавого орла. Клюв орла был открыт в угрожающем крике, в острых когтях был зажат пучок стрел и копий.

– Откровенно говоря, сначала мы обнаружили этот шлем, – сказал Торстон. – А потом сразу выключили насос, чтобы ненароком не повредить тело. К счастью, это удалось.

– Умное решение, – кивнул Рено. – Археологические раскопки столь же уязвимы для внешнего воздействия, как место преступления в криминалистике.

Скай просунула палец в дырку с правой стороны шлема.

– Похоже на отверстие от пули.

Рено недоверчиво хмыкнул:

– Пуля! Более подходящим был бы наконечник копья или стрелы.

– Здесь можно без особого труда обнаружить доказательства того, что отверстие было проделано стрелковым оружием, – продолжала Скай. – Сталь необычайно прочная, а отверстие довольно чистое по краям. Посмотрите, здесь нет практически никаких повреждений в результате давления льда, за исключением нескольких царапин. Вы уже вызвали судебно-медицинского эксперта? – спросила она.

– Он прибудет завтра, – ответил Рено. – Нам сейчас не нужен специалист, чтобы убедиться, что этот парень мертв. А что вы можете сказать об этом шлеме?

– Не могу пока идентифицировать его. – Она покачала головой. – Общая форма напоминает мне что-то виденное раньше, но такой узор и орнамент я вижу впервые. Нужно отыскать клеймо оружейника, а потом я сверю его со своими данными. Сейчас могу сказать только то, что здесь немало противоречий. – Она внимательно посмотрела на тело. – Одежда и оружие принадлежат двадцатому веку. Если судить по одежде и очкам, этот человек был авиатором. Но почему на его голове был этот древний шлем?

– Очень интересно, мадемуазель Лабель, – съязвил Рено и нарочито вздохнул. – Я так надеялся, что вы будете нам полезны. – Он забрал у Скай шлем и сунул в пластиковый пакет, предварительно вынув оттуда какой-то небольшой металлический контейнер. Он крепко схватил его обеими руками и начал покачивать, как младенца. – А это находилось возле тела погибшего. То, что находится внутри, может помочь нам идентифицировать личность этого человека и понять, как он оказался здесь. А между тем, – Рено посмотрел на Торстона, – я хочу, чтобы вы продолжили оттаивать лед вокруг тела, вдруг рядом окажутся еще какие-нибудь предметы. Беру на себя всю полноту ответственности за это дело.

Торстон бросил на него скептический взгляд, а потом равнодушно пожал плечами:

– Это ваша страна.

С этими словами он снова включил насос с теплой водой. Через минуту он растопил лед на несколько дюймов с обеих сторон тела, но ничего интересного не обнаружил Спустя некоторое время все вернулись в лабораторию, чтобы согреться и перекусить, а потом снова возобновили работу. Когда Рено заявил, что останется в лаборатории, никто особо не возражал.

Торстон изрядно попотел над вмерзшим в лед телом, когда на площадке снова появился Рено и громко захлопал в ладоши, привлекая к себе внимание.

– Прекращаем работу. Прибыли гости.

В тоннеле послышались взволнованные голоса, а через секунду в пещеру ввалились трое мужчин с видеокамерами и блокнотами. Двое из них сразу стали толкаться и суетиться вокруг тела, снимая его с разных ракурсов, а третий, самый высокий, молча отошел в сторону и, казалось, стал безучастно наблюдать за происходящим.

Скай схватила Рено за рукав и оттащила в сторону.

– Что здесь делают репортеры? – прошипела она с нескрываемой злостью.

Он опустил вниз свой длинный нос.

– Я сам пригласил их сюда. Это члены журналистского пула, которым посчастливилось освещать грандиозное открытие!

– Но вы сами понятия не имеете, что именно здесь находится. – Скай с трудом сдерживала себя. – И еще читали нам лекцию о том, каким опасным может оказаться вторжение в археологические раскопки!

Он отмел ее протест широким жестом.

– Сейчас очень важно, чтобы весь мир узнал об удивительной находке. – Рено произнес эти слова нарочито громко, чтобы привлечь внимание журналистов. – Я отвечу на все ваши вопросы, касающиеся этой мумии, как только мы выберемся из гробницы, – пообещал он, направляясь к выходу из пещеры. Скай закипала от гнева.

– Господи Иисусе! – не выдержал Роулинс. – Мумия! Гробница! Он говорит так, словно только что отыскал фараона Тутмоса.

Фоторепортеры сделали еще несколько снимков и покинули пещеру. Только высокий человек остался на месте. Его рост был не менее шести с половиной футов, а крепкое, мускулистое тело вполне соответствовало росту. Белое, словно покрытое пудрой лицо казалось невозмутимым. На мускулистой шее висел фотоаппарат, а с плеча свисала огромная матерчатая сумка. Какое-то время он безучастно смотрел на тело вмерзшего в лед человека, а потом последовал за своими коллегами.

– Я подслушал, что вы сказали Рено, – сказал Торстон, повернувшись к Скай. – Это место скоро станет снова покрываться льдом и, возможно, в результате останется в целости и сохранности.

– Хорошо, а сейчас давайте посмотрим, что задумал этот болван.

Ученые поспешили покинуть пещеру и стали спускаться вниз по деревянным ступенькам по направлению к главному тоннелю. Рено стоял возле входа в лабораторию, высоко подняв над головой руку с металлическим ящиком.

– Что внутри? – спросил один из журналистов.

– Мы не знаем, – напыщенно заявил Рено. – Этот ящик будет вскрыт под тщательным контролем, чтобы не повредить содержимое.

С этими словами он резко повернулся, чтобы журналисты могли сделать еще несколько снимков. Однако высокий репортер с фотоаппаратом на шее не стал снимать, а, растолкав коллег и не обращая внимания на их возмущенные возгласы, протиснулся к Рено и стал перед ним, как столб.

– Дайте мне контейнер, – приказал он вполголоса и протянул руку.

Рено опешил от такой наглости, а потом, вероятно, решив, что тот шутит, глупо захихикал и прижал ящик к груди.

– Ни за что на свете, – весело сказал он.

– Вот именно, – так же бесстрастно продолжил странный репортер, – ни за что на вашем свете!

Он сунул руку в карман, выхватил оттуда пистолет и сильно ударил Рено по пальцам рук вместо первоначального любопытства в глазах Рено промелькнуло удивление, а потом они потемнели от боли. Профессор упал на колени и согнулся в три погибели, прижимая к себе израненные руки. Неизвестный успел подхватить вывалившийся из его рук ящик. Затем повернулся к остальным репортерам, – те в ужасе попятились, наскакивая друг на друга, – помахал перед ними пистолетом и быстрым шагом направился к выходу.

– Остановите его! – сдавленным от боли голосом закричал Рено, все еще прижимая к груди разбитые пальцы.

– Может быть, сообщить по телефону? – робко предложил один из репортеров.

Торстон схватил трубку и прижал к уху.

– Не работает. – Он насупился. – Наверное, этот тип перерезал провод. А больше здесь нет телефонных аппаратов. Надо поскорее выбраться наружу и позвать на помощь.

Торстон и Леблан помогли Рено подняться на ноги и наскоро перевязали его пальцы бинтом из лабораторной аптечки, пока репортеры оживленно спорили насчет того, откуда взялся этот странный верзила. Оказалось, никто из них не видел его раньше. Он появился как раз перед посадкой на гидросамолет, предъявил все необходимые документы, и его пропустили. А потом Леблан подобрал их на берегу озера и привез сюда на своей машине.

Леблан и Скай тут же заявили, что присоединяются к Торстону, а оба репортера решили остаться, после того как Торстон предупредил, что вооруженный бандит может поджидать их в тоннеле. Несколько минут ученые шли в полумраке, освещая путь фонарями на шлемах, потом решили двигаться осторожнее, опасаясь засады. Иногда они останавливались, пытаясь расслышать его шаги, но до них доносился лишь слабый шум стекающей по стенам воды.

Вдруг где-то впереди прогремел сильный взрыв, даже почва под их ногами закачалась. Почти в ту же секунду их обдало жаром раскаленного воздуха, вырвавшегося из темного конца тоннеля. Все трое упали на мокрый пол и закрыли лица руками, чтобы уменьшить силу ударной волны.

Когда грохот стих, они медленно поднялись на ноги, отряхнули прилипшую грязь и вытерли испуганные лица. В ушах звенело от взрыва, поэтому им пришлось громко кричать друг другу.

– Что это было? – начал Леблан.

– Посмотрим, – вместо ответа предложил Торстон и стал медленно продвигаться вперед, опасаясь самого худшего.

– Погодите! – остановила его Скай.

– Что случилось? – спросил Торстон.

– Посмотрите себе под ноги.

Тот наклонил голову, чтобы направить вниз луч света, и увидел отражение фонаря. Весь пол был покрыт журчащей и переливающейся в лучах фонарей водой.

– Вода! – что есть мочи заорал Торстон.

Из темного тоннеля навстречу им катился стремительный поток.

Они повернулись и бросились бежать вглубь тоннеля, громко шлепая ногами по быстро прибывающей воде.

Глава 6

Остин видел в бинокль, как Скай села в машину, которая стала быстро подниматься вверх по склону, а потом исчезла за деревьями. Казалось, что эта гора поглотила ее вместе с автомобилем. Он опустил бинокль, облокотился на перила и посмотрел на ледник, нависающий над Спящим озером. Его корявая поверхность и темные вершины Гор вокруг напоминали фантастические пейзажи планеты Плутон. Лучи солнца отражались от сверкающей поверхности, но это не мешало гигантскому леднику исторгать массивные потоки холода, которые спускались вниз и стелились над зеркальной гладью озера.

Вспомнив о теории Янтарного пути, которую Скай высказала ему во время погружения, Остин представил себе, как древние караваны проходили по берегам и останавливались здесь на привал. Интересно, что думали люди, видя над собой это гигантское природное нагромождение льда? Скорее всего воспринимали это как творение могущественных богов, которых надо было во что бы то ни стало умилостивить. Вполне возможно, что подводная гробница имела какое-то отношение к леднику. Остин с удивлением подумал, что так же страстно желает поскорее исследовать эту находку, как и Скай. Конечно, ему не стоило бы большого труда сесть в мини-субмарину и сделать это в гордом одиночестве, но она ни за что не простила бы ему такой вольности. И он бы ее понял.

Остин решил проверить аппарат и убедиться в том, что он будет готов к спуску ко времени возвращения Скай. Тщательно проверяя работу СЕА-мобиля, Остин вдруг вспомнил давние наставления отца: тот часто говорил, что нужно обращать внимание даже на самые мелкие детали. Отец Курта, богатый владелец крупной морской спасательной компании, расположенной в Сиэтле, обучал его основам мореходства и поделился самыми важными секретами этого ремесла. Остин до сих пор помнил два из них: никогда не завязывай морской узел. который нельзя будет распустить одним легким движением, и всегда держи свое судно в «форме и в бристольском стиле».

Остин на всю жизнь запомнил эти слова. Он давно научился вязать узлы, которые поддавались ему в случае необходимости, а корпус судна всегда блистал чистотой. Он тщательно следил за тем, чтобы все провода были надежно закреплены, а металлические поверхности очищены от ржавчины. Он соблюдал заветы отца с тех пор, как начал учиться в колледже. Готовясь к получению степени магистра системного управления в университете штата Вашингтон, Курт Остин одновременно посещал весьма престижную школу подводного плавания в Сиэтле и в конце концов получил квалификацию профессионального подводника.

После окончания колледжа он около двух лет работал на нефтяных промыслах в Северном море, потом вернулся в спасательную компанию отца, где проработал еще шесть лет, и только после этого поступил на государственную службу, в отдел ЦРУ, который специализировался на сборе и обработке разведывательной информации, полученной посредством подводных исследований. Однако после окончания «холодной войны» руководство закрыло это подразделение, и Курт вынужден был перейти на работу в агентство НАПИ.

Будучи страстным любителем философии с ее стремлением к истине и раскрытию тайного смысла бытия, Остин прекрасно понимал, что советы отца выходили далеко за пределы простого поддержания порядка на судне и решения конкретных практических задач. Старик часто говорил с ним о жизни, причем делал это простым и вполне доступным языком, и часто напоминал сыну о том, что всегда нужно быть готовым к неожиданностям. К этой рекомендации Остин относился со всей серьезностью, и его внимание к деталям не раз спасало жизнь как ему самому, так и окружающим.

Он тщательно проверил состояние аккумуляторных батарей, убедился в том, что пустые баллоны с кислородом заменены на полные, а потом придирчиво осмотрел все судно. Вполне удовлетворенный результатом осмотра, осторожно провел пальцами по прозрачной сферической поверхности кабины. «Форма и бристольский стиль», – сказал он с улыбкой на губах.

Остин перебрался с субмарины на палубу «Маммичага». Это судно с двойным корпусом, как катамаран, длиной восемьдесят футов было самым маленьким среди других судов агентства НАПИ. Как и крохотные рыбки, благодаря которым оно получило свое название, «Маммичаг» прекрасно чувствовал себя и в пресной, и в соленой морской воде. На самом деле модифицированная версия судна был изначально разработана для берегового патрулирования в прибрежных водах Новой Англии. Судно было достаточно устойчивым в любую погоду и могло развивать скорость до двадцати узлов в час. Несмотря на небольшой размер судна, в трюмах «Маммичага» можно было разместить довольно солидный груз для самых разнообразных операций. Любой более крупный корабль просто не смог бы добраться вверх по реке до этого ледника.

Почувствовав, что в отсутствие Скай не с кем поговорить и вообще тоскливо на субмарине, Остин, захватив большую чашку кофе, спустился вниз, в лабораторию. Это была небольшая каюта, сплошь уставленная компьютерами. Как и все на судне, лаборатория казалась маленькой и тесной, но ее электронные «нервы» и информационные возможности позволяли поддерживать надежную связь с самыми хитроумными информационными системами и самыми чувствительными инструментами подводного исследования.

Остин плюхнулся в кресло перед одним из мониторов, отхлебнул глоток кофе и вызвал нужный файл на экране дисплея, который отслеживал с помощью сонарного сканера подводный мир. Доктор Гарольд Эдгертон разработал этот сонарный сканер еще в 1963 году, впервые поместив сонар не под днищем судна, а сбоку. Изобретение позволило исследовательским судам охватывать гораздо большее пространство подводного мира и вообще произвело революцию.

Когда «Маммичаг» впервые прибыл на это место, Скай попросила исследовать прибрежную часть озера, прилегающую к леднику. Она считала, что торговый путь непременно должен был проходить по берегу озеpa, стало быть, древние купцы так или иначе должны были основать какие-то поселения на берегах.

Пока они с субмарины изучали дно озера, судно продолжало проводить сонарное исследование его берегов по всему периметру, и сейчас Остин решил посмотреть, что удалось сделать за это время. Он стал медленно просматривать изображения на экране с помощью режима самого высокого разрешения. При этом на экране приводились все основные параметры – долгота, широта и местоположение исследуемого объекта.

Остин знал, что понимание смысла изображаемых объектов и их правильная интерпретация всецело зависели от накопленного опыта и правильной научной методики, но его сейчас мало интересовал этот процесс. Дно Спящего озера не отличалось многообразием форм, а его ровная поверхность навевала скуку. Откровенно говоря, дно озера было еще более тоскливым, чем его поверхность. Через некоторое время Остин заметил, что думает о чем-то своем, глаза стали слипаться, но, когда на экране появилсякакой-то странный предмет, он мгновенно пришел в себя, подался вперед и вернул только что промелькнувшее на экране изображение. Он внимательно посмотрел на темный крест, вырисовывавшийся на монотонном фоне песчаного дна. Заинтригованный увиденным, щелкнул мышкой компьютера и увеличил изображение в несколько раз, чтобы рассмотреть детали.

На экране отчетливо просматривался силуэт самолета, Остин мог различить даже его кабину. Он щелкнул на окошко «печать», и секунду спустя получил отпечатанное изображение, после чего долго рассматривал его перед лампой. Часть крь!ла этого самолета начала прошлого века отсутствовала, все остальное было на месте. Он вскочил с места и направился к выходу, чтобы поделиться открытием с капитаном судна, но в этот момент в лабораторию ворвался возбужденный Франсуа. Спокойный француз обычно доброжелательно улыбался, но сейчас он был чем-то сильно взволнован. Как будто ему сообщили, что неожиданно рухнула Эйфелева башня.

– Месье Остин, срочно поднимитесь на мостик.

– Что случилось? – удивился Остин.

– Дело касается мадемуазель Скай.

Остин почувствовал неприятный холодок в животе.

– А что с ней стряслось?

Франсуа что-то затараторил на так называемом франглийском языке, который представлял собой жуткую смесь французского и английского. Остин оттолкнул в сторону возбужденного француза и устремился вверх по трапу, перескакивая через ступеньки. Капитан стоял в рубке и о чем-то оживленно говорил в микрофон. Увидев Курта, он коротко бросил: «Attendez»^[144] – и отложил в сторону микрофон.

Капитан Жак Фортье, щуплый мужчина франкоканадского происхождения, принял американское гражданство, чтобы поступить на работу в агентство НАПИ. Его знание французского языка оказалось весьма полезным в этой экспедиции, хотя некоторые местные французы хмыкали за его спиной, подсмеиваясь над неустранимым квебекским акцентом. Фортье не раз говорил Остину, что ему плевать на все эти насмешки, мол, его акцент ничуть не хуже, чем у многих провинциальных жителей Франции. По правде говоря, Фортье вообще мало что беспокоило, и именно это обстоятельство насторожило Остина, когда он увидел озабоченное лицо капитана.

– Что там со Скай? – сразу перешел к делу Остин.

– Я только что говорил по телефону с главным управляющим гидроэлектростанции, он сообщил, что там произошел несчастный случай.

– Несчастный случай?

– Скай и еще несколько человек находились в тоннеле под ледником…

– Что она там делала?

– Там расположена лаборатория, в которой группа ученых проводит наблюдение за движением ледника. Это часть довольно сложной системы тоннелей, которую руководство электроэнергетической компании соорудило для отвода поступающей от таяния ледника воды. Похоже, в результате несчастного случая вода затопила один из тоннелей, тот, в котором они находились.

– Руководство электростанции поддерживает контакт с лабораторией?

– Нет. Телефонная линия не работает.

– Значит, мы не знаем, живы они там или нет?

– Похоже, что так, – подтвердил Фортье, понизив голос до шепота.

Эта весть поразила Остина до глубины души. Он сделал глубокий вдох, а потом медленно выдохнул, пытаясь собраться с мыслями.

Немного успокоившись, посмотрел на капитана.

– Передайте управляющему, что я хочу с ним встретиться. Скажите, чтобы он подготовил детальный план расположения всех тоннелей. И дайте лодку, чтобы доставить меня на берег. – Остин сделал паузу, неожиданно осознав, что фактически отдает приказы капитану. – Извините, – тихо сказал он, – что веду себя как сержант морской пехоты. Это ваше судно, и я могу лишь предлагать какие-то меры.

– Ваши предложения приняты, – добродушно улыбнулся капитан. – Ничего страшного. Я понятия не имею, как поступить в этих обстоятельствах. Судно и вся команда в вашем полном распоряжении.

Капитан Фортье взял микрофон и стал что-то быстро говорить по-французски, а Остин тем временем вглядывался в вершину ледника сквозь стекло на капитанском мостике. Он стоял неподвижно, как статуя, но спокойствие было обманчивым. В его голове уже роились мысли относительно выбора наиболее эффективной стратегии поиска пропавших людей. Правда, все портило гнетущее ощущение бесполезности, – невозможно было выработать сколько-нибудь эффективный план, не зная толком, с чем именно придется иметь дело.

В этот момент он вспомнил очаровательную улыбку, которой одарила его Скай на прощание, покидая судно. Он понимал, что обстоятельства против них, но ему очень хотелось еще раз увидеть эту многообещающую улыбку.

Глава 7

Грузовик уже ждал Остина на берегу озера. Водитель с бешеной скоростью рванул вверх по пыльной дороге и вскоре остановился перед входом в приземистое бетонное здание, перед которым нервно прохаживался какой-то человек. Мужчина бросился к машине, открыл дверцу и приветливо протянул руку Остину.

– Parlez-vous Français,^[145] месье Остин?

– Да, немножко, – рассеянно ответил Остин, вылезая из кабины.

– D'accord. – Мужчина виновато улыбнулся. – Хорошо… я вполне сносно владею английским. Меня зовут Ги Лессар. Я управляющий этой электростанцией. Весьма неприятная история, месье.

– Вы, вероятно, понимаете, что сейчас дорога каждая минута, – сказал Остин.

Лессар был невысоким, коренастым мужчиной с аккуратно подстриженными усиками на тонком лице. Он источал какую-то нервную энергию, будто его подключили к одной из тех линий электропередачи, что тянулись от электростанции, натянутые на высокие металлические опоры.

– Да, понимаю, – кивнул он, направляясь ко входу в здание. – Пойдемте. Сейчас я объясню ситуацию.

Остин быстро оглядел небольшое, просто обставленное помещение.

– Я почему-то ожидал увидеть здесь нечто более грандиозное, – признался он.

– Впечатление обманчивое, – ответил Лессар. – Это всего лишь передняя часть здания, где находятся конторские помещения и жилые комнаты. А само здание электростанции расположено внутри горы. Следуйте за мной.

Они миновали еще одну металлическую дверь, расположенную в противоположном конце вестибюля, и оказались в большой, ярко освещенной пещере.

– Мы воспользовались этой природной пещерой, чтобы не бурить лишние метры скалы, – пояснил Лессар. Его голос гулким эхом отражался от каменных стен и потолка. – Под этой горой и под ледником проложено множество тоннелей общей протяженностью около пятидесяти километров.

Остин даже присвистнул от удивления.

– В Штатах далеко не каждое скоростное шоссе имеет такую длину.

– Да, это было грандиозное строительство. Наши инженеры использовали для прокладки буровые установки с диаметром почти тридцать футов. Поэтому мы без особого труда прорыли тоннели для исследовательской работы.

Он быстро зашагал через всю пещеру ко входу в тоннель. Остин уловил слабое жужжание, похожее на звук сотни пчел.

– Должно быть, это шум ваших генераторов, – догадался он.

– Да, сейчас мы имеем только одну турбину, но есть планы соорудить здесь еще одну. – Лессар остановился у двери, вырубленной в стене тоннеля. – Вот мы и пришли. Здесь находится пункт управления.

Центр управления поражал простором и стерильной чистотой, а его внутреннее убранство напоминало гигантский игральный автомат. Вдоль трех стен были установлены огромные панели с приборами и мерцающими на них лампочками. Все вокруг было опоясано многочисленными проводами, кабелями, выключателями и рубильниками. Лессар подошел к расположенному в самом центре подковообразному пульту, уселся перед монитором компьютера и показал Остину рукой на соседний стул.

– Вам известно, что мы делаем на этой электростанции? – спросил он.

– В общих чертах, – ответил Остин. – Мне сказали, что вы используете для производства электроэнергии поступающую с ледника воду.

Лессар кивнул.

– Технология относительно несложная. Снег опускается на ледник, накапливается там, а во время оттепели начинает таять, образуя в леднике многочисленные озера и ручьи. А мы направляем потоки воды на нашу турбину. Voila!^[146] Так мы получаем электроэнергию – дешевую, экологически чистую и к тому же возобновляемую. – В голосе Лессара невозможно было не уловить нотки гордости за свое дело.

– В теории все просто, но практическая реализация этого проекта производит неизгладимое впечатление, – сказал Остин, мысленно представляя себе широко разветвленную систему тоннелей. – У вас должно быть большое количество сотрудников.

– Нет, нас здесь только трое, – скромно заметил Лессар. – В каждой смене по одному человеку. Дело в том, что электростанция практически полностью автоматизирована и вообще может работать без нашей помощи.

– Вы не могли бы показать мне всю схему?

Пальцы Лессара защелкали по клавиатуре, и на экране монитора тотчас же появилась схема, узлы которой напомнили Остину цветной план лондонского метрополитена.

– Окрашенные в голубой цвет линии показывают тоннели, по которым на станцию поступает вода, а красные линии – это сухие тоннели. Турбина находится вот здесь.

Остин долго смотрел на чертеж, пытаясь разобраться в хитросплетениях многочисленных цветных линий.

– А какой тоннель был затоплен?

Лессар ткнул пальцем в экран монитора:

– Вот этот. Главный тоннель, ведущий в лабораторию.

– Есть хоть какой-то способ перекрыть этот водный поток?

– Мы попытались это сделать, когда впервые обнаружили, что исследовательская часть тоннеля затоплена, но безуспешно. Вероятно, там разрушена бетонная стена, отделяющая исследовательский тоннель от водопроводного. Мы направили поток воды в другие тоннели, но исследовательский все еще остается затопленным.

– Как вы думаете, почему бетонная стена оказалась разрушенной?

– На пересечении двух тоннелей есть небольшой проход. В это время года он перекрыт, так как уровень воды сейчас довольно высокий. Эти ворота могут выдержать огромное давление воды, так что я даже представить не могу, что могло там случиться.

– А есть ли хоть малейшая возможность отвести воду из этого тоннеля?

– Да. Мы могли бы перекрыть некоторые тоннели и откачать воду с помощью насосов, но на это уйдет несколько дней, – последовал удручающий ответ.

Остин показал на стоявший перед ними огромный экран:

– Даже с помощью этой сложной системы тоннелей?

– Сейчас я покажу вам, в чем здесь проблема.

Лессар встал из-за пульта, вышел из комнаты и несколько минут вел Остина по узкому тоннелю. К монотонному шуму турбины добавился другой звук, похожий на завывание ветра в кронах высоких деревьев. Мужчины поднялись вверх по металлической лестнице, открыли тяжелую стальную дверь и оказались на наблюдательной платформе, защищенной от внешнего воздействия водонепроницаемой стеной из пластика и металла. Лессар пояснил, что здесь один из дополнительных пунктов управления. Он почти кричал – шум стал оглушительным.

Лессар щелкнул выключателем, и яркий свет залил ту часть тоннеля, где бушевал водный поток, поднимаясь почти до нижнего края платформы. Остин с изумлением смотрел на белую от пены поверхность воды, поражаясь ее мощи.

– В это время года талая вода поступает сюда из многочисленных подземных резервуаров, – прокричал ему на ухо Лессар. – И вся эта масса добавляется к уже существующему потоку. Похоже на весеннее половодье, когда в результате таяния льдов реки выходят из берегов и затопляют огромные пространства. – На лице Лессара появилось выражение сочувствия. – Мне очень жаль, но мы вряд ли можем помочь вам или тем людям, которые оказались отрезанными от внешнего мира.

– Вы уже и так немало помогли, – возразил Остин. – Теперь мне хотелось бы взглянуть на подробную схему исследовательского тоннеля.

– Разумеется, – ответил инженер и направился обратно на пункт управления. Этот американец нравился ему, так как производил впечатление основательного и серьезного человека, а Лессар ценил эти качества больше всего.

Вернувшись к пульту, Остин посмотрел на часы и подумал, что с момента затопления тоннеля прошло слишком много драгоценного времени. Лессар тем временем подошел к металлическому шкафу, открыл нижний ящик и вынул оттуда какие-то бумаги.

– Вот схема основного входа в исследовательский тоннель, – сказал он. – Он скорее похож на узкую щель, а эти прямоугольники обозначают жилое помещение ученых. Лаборатория расположена примерно в миле от главного входа. Как вы сами можете видеть, здесь есть лестницы, которые ведут вверх на другой уровень. Там есть проход, который ведет в находящуюся под ледником лабораторию.

– Нам известно, сколько людей оказалось в этой ловушке?

– В последнее время там работали три исследователя. Иногда, когда они очень уставали от этой подземной жизни, мы собирались вместе, чтобы пропустить стаканчик-другой вина. Кроме того, сейчас там еще женщина с вашего судна. Незадолго до несчастного случая гидросамолет доставил еще несколько человек, но я не знаю, сколько человек было на его борту, когда он снова поднялся в воздух. Улетел совсем недавно…

Остин склонился над схемой тоннеля, стараясь запомнить каждую деталь.

– Предположим, людям из-под ледника удалось добраться до лаборатории. Скопившийся в том проходе воздух не позволит потоку воды затопить лабораторию.

– Верно, – согласился Лессар без особого энтузиазма.

– Значит, если там есть воздух, есть и надежда, что они живы.

– Правильно, но запасы воздуха ограниченны, а его приток невелик. Это может быть тот случай, когда живые начинают завидовать мертвым.

Остину не нужно было напоминать об ужасной участи Скай и остальных; даже если им удалось не утонуть, они могли задохнуться. Он попытался сосредоточиться на схеме и вскоре обнаружил, что главный тоннель не обрывается возле лаборатории, а продолжается еще на некоторое расстояние.

– Куда ведет этот путь?

– Он тянется примерно на полтора километра, медленно поднимаясь до следующего входа.

– Еще одна дренажная штольня?

– Нет, там небольшая площадка наподобие входа в шахту, расположенная на этой стороне склона.

– Мне нужно взглянуть на нее, – твердо заявил Остин, чувствуя, что в голове начинает складываться более или менее четкий план. Конечно, в нем было много неясностей, допущений и громадного риска, но, к сожалению, ничего другого в наличии сейчас не было. Оставалось надеяться на удачу.

– Она с другой стороны ледника, – пояснил Лессар. – Туда можно добраться только по воздуху, но я могу отсюда показать, где находится это место.

Через несколько минут мужчины были на крыше здания электростанции. Лессар указал на ущелье, расположенное с другой стороны ледника:

– Вон там, возле небольшого плато.

Остин посмотрел в сторону, куда показывал Лессар, а потом поднял глаза на небо. На горизонте показался небольшой вертолет, двигавшийся в сторону электростанции.

– Слава Богу! – обрадовался Лессар. – Наконец хоть кто-то отреагировал на мои призывы о помощи.

Они поспешили вниз и вышли из здания электростанции в тот самый момент, когда вертолет пошел на посадку. Там уже стояли водитель грузовика и еще один человек, который, предположил Остин, был третьим сотрудником в этой команде. Вертолет сел на небольшой площадке в нескольких сотнях футов от здания. Когда лопасти остановились, из кабины выпрыгнули три человека. Остин нахмурился. Вопреки его ожиданиям это была не спасательная команда. Все прибывшие были в черных костюмах и по виду напоминали чиновников среднего звена.

– Это мой начальник, месье Друэ, – пояснил Лессар, с трудом сдерживая волнение. – Он никогда раньше не приезжал сюда.

Друэ был крепким мужчиной с пышными усами, как у Эркюля Пуаро. Быстро просеменив к зданию, он спросил начальственным тоном:

– Что здесь стряслось, Лессар?

Пока управляющий торопливо объяснял сложившуюся ситуацию, Остин с тревогой поглядывал на часы. Стрелки неумолимо двигались вперед, оставляя все меньше надежды на успех.

– Какие последствия может оказать на нашу работу это происшествие? – осведомился Друэ.

Терпение Остина лопнуло.

– Может быть, вы проявите больше интереса к судьбе оставшихся под ледником людей?

Друэ вскинул подбородок и высокомерно посмотрел на него, хотя сам был на несколько дюймов ниже.

– А вы кто такой? – спросил он, как гусеница, обратившаяся к Алисе из шляпки гриба.

– Это мистер Остин, он работает на американское правительство, – поспешил вмешаться Лессар, чтобы избежать скандала.

– Американец? – переспросил тот, и Остину показалось, что он даже фыркнул от презрения. – Это не ваше дело, – пренебрежительно проскрипел Друэ.

– Ошибаетесь, меня это дело касается самым непосредственным образом, – спокойно парировал Остин, хотя уже с трудом сдерживал себя. – В тоннеле находится мой друг.

Друэ на мгновение застыл.

– Я должен доложить своему шефу и подождать его указаний. Сочувствую вам и прикажу немедленно отправить сюда спасательную команду.

– На это уйдет слишком много времени, – возразил Остин. – Надо немедленно что-то делать.

– И тем не менее это единственное, что я могу сделать для вас. А сейчас, извините, у меня дела.

С этими словами Друэ и сопровождавшие его люди в темных костюмах скрылись в здании электростанции. Лессар посмотрел на Остина, сокрушенно покачал головой и медленно поплелся за ними.

Остин какое-то время пытался подавить в себе искушение схватить этих бюрократов за шиворот и вытащить во двор, а потом услышал далекий шум мотора и увидел черную точку в небе. Вскоре эта точка стала обретать контуры вертолета, намного меньшего, чем тот, который только что приземлился. Он пролетел над озером, сделал круг над зданием электростанции, а потом сел рядом с первым, подняв в воздух клубы пыли.

Не успели остановиться лопасти машины, как из нее выпрыгнул стройный смуглый мужчина и приветливо махнул Остину рукой. Джо Завала быстро зашагал к нему, слегка покачивая атлетическими плечами, – в юности он весьма успешно занимался боксом в колледже и даже выступал за команду профессионалов в среднем весе. Красивое лицо до сих пор сохранило выражение боксера, не знающего поражений на ринге.

Общительный и красноречивый, Завала был приглашен на работу адмиралом Сэндекером сразу после окончания Нью-Йоркского военно-морского училища и вскоре стал весьма ценным членом команды специального назначения агентства НАПИ. Вместе с Остином он принимал участие во многих операциях, имел великолепную техническую подготовку и слыл превосходным пилотом, налетавшим огромное количество часов на вертолетах, небольших самолетах и крупных турбовинтовых лайнерах.

Несколько дней назад они вместе прибыли во Францию, но Завала остался в Париже, а Остин прибыл в Альпы для работы на судне «Маммичаг». Завала был хорошим знатоком в области проектирования и строительства подводных судов и в этом качестве был приглашен Французским институтом морских исследований для испытания новых подводных аппаратов.

Остин позвонил Завале по мобильному сразу же, как только узнал о несчастном случае в тоннеле.

– Извини, что потревожил тебя в Париже, – сказал тогда Остин.

– Ты портишь мне не только пребывание в Париже, но и нечто большее. Я тут познакомился с депутатом Национального собрания, с чьей помощью усердно изучаю город.

– Как его зовут?

– Ее зовут Дениз. После экскурсии по Парижу мы решили отправиться в горы, где у этой юной леди есть свое шале. Сейчас я в Шамони.

Остин нисколько не удивился, услышав это. Выразительные глаза Завалы, его густые темные, всегда зачесанные назад волосы, изящная осанка – все это делало Джо похожим на известного киноактера Рикардо Монтальбана. Весьма редкое сочетание приятной наружности, хороших манер и незаурядного ума делало Джо неотразимым в глазах многочисленных поклонниц не только в окрестностях Вашингтона, но и во всех других местах, где ему приходилось бывать. Иногда, правда, это отвлекало его от важных дел, в особенности во время выполнения очередного важного задания, но сейчас все было прекрасно. Городок Шамони отделяли от этого озера всего несколько горных вершин.

– Тем лучше, – сказал Остин по телефону. – Мне нужна помощь.

Завала уже и сам догадался по голосу друга, что ситуация очень серьезная.

– Немедленно вылетаю. – И он повесил трубку.

И вот сейчас, встретившись на склоне горы, нависающей над озером, друзья радостно пожали друг другу руки. Остин еще раз извинился перед ним за то, что так бесцеремонно нарушил его амурные планы. По губам Завалы скользнула легкая усмешка.

– Нет проблем, дружище. Дениз – политик, публичный человек, она прекрасно поняла, когда я сказал, что должен оставить ее по долгу службы. – Он посмотрел на вертолет. – Более того, она подключила все свои связи и организовала мне это замечательное транспортное средство.

– Я должен твоей леди бутылку хорошего шампанского и букет цветов.

– Всегда знал, что в душе ты истинный романтик, – ответил Завала и огляделся. – Прекрасное место, хотя немного прохладно. Итак, что случилось?

Остин решительно направился к вертолету.

– Расскажу по дороге.

Некоторое время спустя они уже были в воздухе. Когда вертолет был над ледником, Остин кратко пересказал историю с затоплением тоннеля.

– Черт знает что! – в сердцах воскликнул Завала, выслушав друга до конца. – Мне жаль твою подругу. Скай, кажется, принадлежит к тем людям, с которыми мне хотелось бы познакомиться.

– Надеюсь, у тебя будет такая возможность, – обнадежил его Остин, хотя и понимал, что с каждой минутой такая перспектива становится все более призрачной.

Они летели к тому самому плато, на которое указал Лессар с крыши электростанции. Через некоторое время Завала посадил вертолет на небольшом пятачке, выбрав более или менее ровное пространство среди нагромождений камней. Они взяли в вертолете электрический фонарь и стали медленно взбираться вверх по склону. Влажная прохлада, исходящая от ледникового щита, проникала через их легкие куртки. Вход в тоннель был обрамлен бетонной рамой, а площадка перед входом была покрыта дюжиной миниатюрных расселил и трещин. Мужчины вошли в тоннель, по размерам напоминающий вход, расположенный позади здания электростанции. Пол здесь был мокрым, а через несколько метров у них под ногами захлюпала вода.

– Вовсе не похоже на тоннель любви, верно? – сказал Завала, пристально вглядываясь в темноту.

– Именно так я всегда представлял себе мифическую реку Стикс.^[147] – Какое-то время Остин смотрел на темную журчащую воду, а потом вдруг оживился от неожиданного всплеска энергии. – Давай вернемся на электростанцию.

Друэ и его компаньоны вышли из здания электростанции как раз в тот момент, когда вертолет Завалы приземлился на посадочной площадке.

– Должен извиниться перед вами за свое грубое поведение, – с нарочитой вежливостью произнес Друэ, при близившись к Остину. – Я просто не знал всех подробностей этой ужасной драмы. Месье Остин, мне удалось переговорить со своим начальством и с представителями американского посольства, которые рассказали мне о вас и вашем агентстве НАПИ. Я понятия не имел, что в этом злосчастном тоннеле под ледником оказались французские граждане.

– Неужели гражданство имеет какое-то значение?

– Нет, разумеется, это была непростительная глупость с моей стороны. Думаю, вам приятно будет узнать, что я уже вызвал сюда команду спасателей. Они уже в пути.

– Наконец-то. Когда прибудут?

Друэ задумался, понимая, что ответ будет разочаровывающий.

– Через три или четыре часа.

– Вы же должны понимать, это может быть слишком поздно.

Друэ растерянно пожал плечами. По всему было видно, что чиновник чувствует себя крайне неловко.

– Ну что ж, по крайней мере мы сможем отыскать их тела. Это все, что я могу сейчас сделать.

– А мне нужно гораздо большее, месье Друэ. Мы все же попытаемся спасти этих людей, чего бы это ни стоило, но для этого необходима ваша помощь.

– Несерьезный разговор! Эти несчастные оказались в западне под ледяным пластом толщиной восемьсот футов. – Француз изучающе посмотрел на упрямые черты лица Остина и выгнул бровь дутой. – Ладно, я готов разбиться в лепешку, чтобы помочь вам в этом деле, только скажите мне, что нужно сделать.

Остин был приятно удивлен, увидев, что под пухлой комплекцией Друэ с трудом обнаружился стальной характер.

– Благодарю за поддержку. Прежде всего я хотел бы заполучить ваш вертолет вместе с пилотом.

– Да, конечно, хотя я вижу, что у вашего друга есть свой вертолет.

– Мне нужна более мощная и крупная машина.

– Не понимаю; эти несчастные находятся глубоко под землей, а не в воздухе.

– И тем не менее, – твердо заявил Остин и посмотрел на Друэ так, словно теряет драгоценное время.

Тот энергично закивал:

– Ладно, ладно, можете рассчитывать на мою помощь.

Пока Друэ пошел договариваться со своим пилотом, Остин вызвал по рации капитана судна НАПИ и вкратце изложил ему план действий. Фортье внимательно выслушал его.

– Сейчас же займусь этим, – заключил он, получив необходимые указания.

Остин поблагодарил капитана и снова уставился на вершину ледника, как бы примериваясь к действиям, которые намерен был предпринять. Сейчас в его плане действий не осталось места для сомнений или колебаний. Он знал, что попытка будет очень рискованной, но многочисленные шрамы на его теле подсказывали, что план вполне реальный, если, конечно, спасателям будет сопутствовать удача. Единственное, в чем он не был до конца уверен, так это в том, что Скай все еще жива.

Глава 8

А она была в это время не просто жива, а очень даже жива, в чем Рено убедился, испытав на себе всю силу ее ярости. После того как он высказал одну из своих обычных сентенций относительно самосохранения, Скай просто взорвалась и набросилась на француза с такой яростью, что тот попятился назад с выпученными от страха глазами. А Скай продолжала неистовствовать, ее глаза горели праведным гневом, в адрес Рено сыпались упреки в том, что он почти разрушил самое грандиозное открытие в ее профессиональной карьере! В конце концов Рено набрался смелости и попытался протестовать, но Скай в ответ просто процедила:

– Идиот!

Тогда Рено попытался воззвать к ее состраданию.

– Неужели вы не видите, что я ранен? – Он продемонстрировал ей свою окровавленную и наспех забинтованную руку.

– Это результат вашей собственной глупости, – холодно заметила Скай. – Как вы вообще допустили в это! тоннель совершенно незнакомого человека?

– Я думал, он обыкновенный репортер.

– У вас мозги амебы, а не человека. А амебы, как всем хорошо известно, не способны мыслить! Они просто выделяют из себя жидкость, вот и все.

– Мадемуазель, прошу вас, – вмешался Леблан. – У нас осталось так мало воздуха. Поберегите силы.

– Для чего их беречь? – вспыхнула Скай и указала на потолок. – Может, вы еще не успели этого осознать, но мы находимся под огромным ледником, из-под которого нам ни за что не выбраться без посторонней помощи!

Леблан замолчал и прижал палец к губам.

Скай посмотрела на угрюмые лица коллег и поняла, что еще больше расстроила их. Она также осознала, что ее гневная тирада, обращенная к Рено, была проявлением собственного страха и отчаяния. Скай извинилась перед Лебланом и плотно сжала губы, но при этом успела тихо прошептать:

– И все-таки он идиот!

Затем подошла к Роулинсу и уселась рядом с журналистом, который прижался спиной к стене и что-то записывал в блокнот. В качестве коврика, защищающего его от влажного пола, он использовал пластиковый пакет. Скай придвинулась к нему как можно ближе и тяжело вздохнула:

– Простите за такую наглость, но я скоро окоченею.

Роулинс удивленно заморгал глазами, отложил в сторону блокнот, а потом галантно обнял даму за плечи.

– Еще минуту назад вы выглядели такой разгоряченной, – шутливо сказал он.

– Сожалею, что дала волю чувствам в присутствии посторонних, – вяло пробормотала она.

– Я ни в чем не виню вас, но все же предпочитаю смотреть на вещи с большим оптимизмом. По крайней мере у нас пока еще есть свет.

К счастью, поток воды не повредил электрические провода, которые были проложены под самым потолком Правда, свет несколько раз мигнул за последнее время, но электроэнергия все же продолжала поступать. Промокшие до нитки и смертельно уставшие товарищи по несчастью сгрудились з дальнем конце тоннеля между ледяной пещерой и лестницей.

Несмотря на свой оптимизм, Роулинс прекрасно понимал, что в их распоряжении очень мало времени. Как и все остальные, он чувствовал, что дышать становится все труднее, но пытался гнать прочь грустные мысли.

– О каких научных открытиях вы только что говорили? – спросил он Скай нарочито спокойным голосом.

Ее взгляд стал мечтательным.

– Я нашла на дне озера какое-то древнее погребение, думаю, оно может иметь непосредственное отношение к Янтарному пути, а если это так, то совсем уже не трудно доказать, что торговые контакты между Европой и странами Средиземноморья были развиты гораздо более интенсивно, чем было принято думать раньше. Возможно, речь идет о временах минойской или микенской цивилизации.

Роулинс издал глухой стон.

– Что с вами? – всполошилась Скай. – Вы в порядке?

– Да, все нормально, – поспешил успокоить ее он. – Хотя, черт возьми, какой тут может быть порядок? Я приехал сюда с единственной целью – сделать репортаж о работе лаборатории, находящейся под ледниковым щитом. А потом вдруг оказалось, что здесь нашли какое-то вмерзшее в лед тело. Это обстоятельство, что само по себе вполне естественно, тут же стало главной изюминкой будущего материала. Но не успел я как следует заняться этим делом, как какой-то мерзавец с пистолетом в руке, выдававший себя за журналиста, ранил вашего друга Рено и затопил тоннель. Боже мой, редакция моего журнала будет на ушах от таких событий, а я вполне могу подняться до уровня Джона Крэкауэра. Полагаю, что после всех этих событий издатели будут толпиться у моей двери с предложением издать книгу. А сейчас вы рассказываете мне о минойской цивилизации!

– Я не уверена, что это именно минойская цивилизация, – скромно заметила Скай, пытаясь хоть как-то успокоить Роулинса.

Но Дерек только грустно покачал головой.

В разговор вмешался телевизионный репортер, который с самого начала внимательно прислушивался к ним.

– Не надо винить себя за подобные настроения, вы посмотрите на мое положение. У меня на руках есть видеозапись этого загадочного замерзшего тела и этого француза, которого ударили по руке пистолетом. – Он постучал пальцами по видеокамере. – Кроме того, я записал на пленку все голоса.

Роулинс уставился на лежавший на полу силовой кабель, с помощью которого оттаивали лед вокруг тела замерзшего человека.

– Интересно, а можно с помощью этой водяной пушки растопить лед и прорубить тоннель в леднике?

Сидевший рядом с Роулинсом Торстон снисходительно усмехнулся:

– Я уже сделал некоторые подсчеты и пришел к выводу, что, если мы будем работать непрерывно, это отнимет у нас как минимум три месяца.

– А у нас будут выходные по воскресеньям и праздничным дням? – попытался пошутить Роулинс. Все, кроме Рено, натянуто захихикали.

Неуместный и оттого еще более бодрящий юмор Роулинса напомнил Скай об Остине. Интересно, как давно она оставила борт судна? Женщина посмотрела на часы и с удивлением обнаружила, что прошло всего лишь несколько часов. А она все еще надеялась на свидание с ним, мечтала снова увидеть его лицо, его белые, почти седые волосы, однако главная причина его физической привлекательности заключалась вовсе не в этом. Он был интересен сам по себе, в особенности по контрасту с остальными мужчинами. Остин обладал поразительным чувством юмора, мог быть на редкость нежным и обходительным, но в глубине искрометных голубых глаз она почувствовала удивительную твердость характера, а в его широких плечах – необыкновенную физическую силу. Она нисколько не удивилась бы, узнав, что этот человек готов спуститься хоть на дно моря и выполнить любое задание.

Она посмотрела на Рено, который находился на самом крайнем фланге ее личного спектра мужской привлекательности. Вовсе не случайно тот оказался в другом конце пещеры, бережно поглаживая свою пострадавшую конечность. Скай нахмурилась, подумав, что самое ужасное в ее ситуации – иметь дело с таким жалким и беспомощным насекомым. Эта мысль была настолько неприятной, что она встала и подошла к краю лестницы, которая спускалась вниз к главному тоннелю. У подножия плескалась темная вода. Никаких шансов на то, чтобы выбраться из западни. От этого на душе стало еще гаже. В тщетной надежде найти хоть какой-нибудь выход из положения она поплелась по воде к лестнице и стала спускаться к главному тоннелю.

Ледник тем временем отвоевывал недавно утраченную территорию, покрывая те участки, где его не было некоторое время назад, и становясь толще буквально на глазах. Вмерзшее в него тело уже почти невозможно было разглядеть сквозь его толщу. Шлем все еще находился в контейнере. Скай подняла его, поднесла к свету и стала рассматривать загадочные рисунки. Они были тщательно выгравированы на металлической поверхности. Сразу было ясно, что это работа великого мастера. А самое поразительное для нее заключалось в том, что они явно носили не декоративный характер. В них был таинственный ритм – такое случается, когда кто-то хочет донести людям некую важную информацию. Этот металл как бы пульсировал, жил своей жизнью и что-то пытался рассказать своими таинственными знаками. Скай попыталась воззвать к собственной интуиции, но поняла, что недостаток воздуха вряд ли поможет ей решить головоломку. Если бы у нее было больше времени и сил, она могла бы расшифровать эти знаки. Черт бы побрал этого напыщенного слюнтяя Рено!

Скай понесла шлем обратно в тоннель, но движения в условиях нехватки кислорода вконец обессилили ее. Отыскав свободное место у стены, она устало опустилась на камень и положила шлем рядом с собой. Все разговоры уже давно прекратились. Люди сидели тихо и тяжело вдыхали остатки воздуха, на лицах было напряжение Да она и сама жадно заглатывала спертый воздух, становясь все больше похожей на выброшенную из воды рыбу. В какой-то момент Скай опустила вниз голову и уснула.

А когда проснулась, света в тоннеле уже не было. В этот момент ей подумалось, что придется умереть в полной темноте. Она хотела позвать остальных, попрощаться с товарищами в этот трагический момент, но сил не осталось, и она снова впала в забытье.

Глава 9

Остин привязал последний водонепроницаемый рюкзак с вещами на заднюю площадку мини-субмарины, которая находилась сразу за прозрачной сферой кабины, и отошел, чтобы со стороны оценить качество работы. Сейчас подводный аппарат был больше похож на вьючного мула, чем на изобретение в стиле хай-тек, но это снаряжение было необходимо для выполнения спасательной операции. Не имея ни малейшего представления о количестве оказавшихся подо льдом людей, Остин вынужден был на всякий случай запастись разнообразными приборами, оборудованием и снаряжением, но в душе надеялся не на них, а на самую обыкновенную удачу.

Остин кивнул стоявшему неподалеку Франсуа, который в ответ наклонил голову и передал сообщение по рации пилоту французского вертолета. Представитель правительства Франции играл сейчас роль переводчика и связника между судном НАПИ и французским вертолетом.

Через несколько минут вертолет оторвался от берега, вздымая в воздух клубы песка, и направился к судну агентства НАПИ, где бросил на палубу свободный конец толстого троса с большим крюком на конце. Остин втянул голову в плечи от оглушительного шума, схватил рукой трос и присоединил его к приготовленному недавно багажу. Незадолго до этого он вместе с членами команды судна связал все вещи и корпус подводного аппарата в единое целое, чтобы можно было без потерь перебросить их в нужное место.

После этого он подал знак пилоту вертолета, и тот стал медленно подниматься. Трос натянулся, как струна, и поднял весь груз, несмотря на оглушительный рев мощного мотора. Однако подводный аппарат и остальные вещи оторвались от палубы лишь на несколько дюймов. Стало ясно, что общий вес субмарины и оборудования не под силу даже такой мощной машине. Остин замахал руками, давая понять пилоту, чтобы тот опустил груз на палубу. После этого он показал рукой на винтокрылую машину и закричал на ухо Франсуа:

– Пусть остается на прежнем месте, а я сейчас постараюсь что-то сделать!

Тот быстро перевел пилоту приказ, а Остин тем временем связался по радио с Завалой, который кружил над судном на своем крохотном вертолете.

– У нас тут небольшая проблема! – прокричал Остин в микрофон.

– Я уже и сам заметил. Жаль, что у нас нет воздушного подъемного крана, – добавил он, намекая на промышленные вертолеты, специально приспособленные для поднятия больших грузов.

– Думаю, нам они не понадобятся, – сказал Остин и вкратце изложил ему свой план действий.

Завала весело рассмеялся:

– Моя жизнь была бы скучной, если бы я не встретил тебя.

– Ну так что?

– Рискованно, – осторожно заметил Завала. – Дерзко и к тому же чертовски опасно. Но вполне возможно.

Остин никогда не сомневался в мастерстве своего друга, который успел налетать тысячи часов как на вертолетах всех известных типов, так и на самых разнообразных самолетах. Его сейчас больше беспокоило не умение Завалы, а самые обычные случайности и неожиданности, как, например, сила ветра или человеческая невнимательность. Любая неожиданность могла превратить тщательно просчитанный риск в самую настоящую катастрофу. В этом случае вся их спасательная операция могла бы закончиться не просто неудачей, а грандиозным провалом. Поэтому он хотел быть уверен в том, что его идеи правильно поняты и оценены участниками операции.

Он отозвал в сторону Франсуа и внятно объяснил, что должен сделать французский пилот. Затем заставил повторить ему сказанное. Франсуа понимающе кивнул головой, все повторил в точности, после чего передал сообщение своему пилоту. Тот направил вертолет к правому борту судна, в результате чего линия подъема груза оказалась под острым углом к палубе.

В это время вертолет Завалы завис над палубой и бросил вниз еще один трос, который Остин быстро привязал к контейнеру. После этого он отошел в сторону и визуально оценил расположение обеих машин. Сейчас они находились на приличном расстоянии друг от друга, но во время подъема вертолеты должны были сблизиться, и он хотел убедиться, что их винты не заденут друг друга.

Убедившись в том, что все идет по плану, Остин снова подал сигнал к подъему. Обе машины загудели и стали подниматься вверх. На этот раз груз быстро оторвался от палубы. Один фут, два фута, ярд, два ярда. Пилоты прекрасно понимали, что их машины относятся к разным типам и обладают разными мощностями, и всеми силами стремились удерживать равновесие. К счастью, им это удалось.

Вертолеты медленно поднимались, несли совместными усилиями ценный груз; на мгновение застыли над серединой озера на высоте примерно двухсот футов, а потом стали удаляться в сторону берега и вскоре потерялись на темном фоне скалистых гор. При этом Завала продолжал поддерживать связь с Остином и информировал его о прохождении операции. За время полета он лишь пару раз прерывал связь, чтобы скорректировать курс.

Остин напряженно следил за машинами и облегченно вздохнул только тогда, когда Завала жизнерадостно доложил:

– Орлы благополучно приземлились.

После этого Остин собрал нескольких членов команды, усадил их в моторную лодку, и через некоторое время все уже были на берегу. Там их подобрали вернувшиеся вертолеты и доставили ко входу в тоннель, где стоял на земле серебристый корпус подводного аппарата вместе с приготовленным ранее снаряжением. Пока члены команды распаковывали вещи, Остин внимательно следил за их работой и одновременно приводил в порядок субмарину. Когда все было готово, субмарину и трейлер потащили к тому месту тоннеля, где у его нижнего края плескалась вода. А Остин тем временем поговорил с Лессаром, после чего начальник электростанции вынес из здания еще одну ксерокопию схемы тоннелей и разложил на ровной поверхности скалы.

– Здесь находятся внутренние алюминиевые подпорки, о которых я вам уже рассказывал. Вы найдете их в нескольких сотнях ярдов от входа. Всего там двенадцать перегородок, расстояние между ними примерно десять ярдов.

– Размеры нашей субмарины не превышают восьми футов, – сказал Остин. – Я уже прикинул – придется устранить по одной колонне в каждой перегородке, чтобы протиснуться внутрь.

– Полагаю, не следует устранять по одной колонне в каждой перегородке, – возразил Лессар. – Как вы сами видите на этой схеме, потолок здесь самый толстый из всех частей тоннеля, а сверху на него оказывают давление сотни тонн льда и скальной породы. Опасное место.

– А я думал, что давление здесь будет выровнено.

Лессар тоскливо уставился на Остина:

– После того как вы изложили мне свой план, я связался с Парижем и переговорил со своим давним другом из управления электростанцией. Он объяснил, что этот конец тоннеля был построен специально для того, чтобы поставлять снаряжение и оборудование для лаборатории. Однако с течением времени этот проход перестал функционировать, так как все могло закончиться обрушением потолка. Эти опоры были поставлены только для того, чтобы поддерживать тоннель открытым и тем самым обеспечивать доступ свежего воздуха, не более. Но меня больше всего беспокоит не это… – Инженер показал пальцем в верхнюю часть схемы, где был обозначен противоположный конец тоннеля. – Здесь образовался огромный и весьма нестабильный водяной мешок. Сейчас он даже больше, чем обычно, так как пополняется в результате интенсивного таяния льдов. Если эта преграда не выдержит давления, рухнет потолок тоннеля.

– И все же стоит рискнуть, – сказал Остин.

– А вы отдаете себе отчет в том, что весь ваш рискможет пойти насмарку? Что, может быть, люди, ради которых вы готовы рисковать своей жизнью, уже давно погибли?

Остин ответил с мрачной улыбкой:

– Мы узнаем это только тогда, когда увидим собственными глазами.

Лессар отнесся к этим словам со спокойным восхищением. Этот американец с серебристыми волосами и удивительно голубыми глазами был либо безумцем, либо абсолютно уверенным в себе человеком.

– Вы, должно быть, очень любите эту женщину, – сказал француз.

– Я встретил ее несколько дней назад, и мы договорились поужинать в одном из парижских ресторанов, и я не намерен отказываться от этой возможности.

Лессар недоуменно пожал плечами. Французы всегда умели ценить галантность.

– Первые несколько недель – это время наивысшего влечения между мужчиной и женщиной, пока они не узнают друг друга лучше. Ну что ж, bonne chance, mon ami.^[148] Я вижу, ваш друг уже с нетерпением ждет вас.

Остин поблагодарил Лессара за советы и направился к ожидавшему его у входа в тоннель Завале.

– Я проверил всю систему управления этой субмариной, – сообщил Завала. – Очень простая штука.

– Я знал, что у тебя не возникнет никаких проблем. – Остин огляделся вокруг. – Пора отчаливать, дружище.

Завала с грустью посмотрел на друга:

– Ты слишком много смотрел фильмов про Дикий Запад Сиско Кида.

Остин натянул на себя водонепроницаемый костюм, в котором был похож на большого Дэй-Глоу Гамби, надел на голову шлем с подводным акустическим приемником и направился в тоннель. Завала помог ему закрепить на спине баллоны с кислородом и прочее снаряжение, а потом протянул руку, забравшись в заднюю часть подводного аппарата.

Он устроился позади прозрачной кабины, использовав в качестве сиденья водонепроницаемый мешок, а потом стал загружать в прозрачную сферу кабины подводные фонари, баллоны с кислородом и газовый резак. Остин закрепил их на корпусе с помощью мощных застежек, а потом сделал знак Завале, и тот залез в кабину.

– Ну как, готов к путешествию? – шутливо спросил Остин, проверяя работу внутренней радиосвязи.

– Конечно, хотя чувствую себя как тот мальчик в мыльном пузыре.

– Можешь в любое время поменяться со мной местами, мальчик в мыльном пузыре.

Завала грустно улыбнулся:

– Благодарю, но я подожду более щедрого предложения. Ты сейчас похож на техасского ковбоя.

Остин постучал рукой по стеклу кабины, давая понять, что готов.

Члены команды стали осторожно спускать все сооружения на воду, придерживая двумя крепкими канатами. Когда колеса трейлера коснулись воды, они медленно вытащили канаты и подтолкнули подводный аппарат вперед; тот соскочил с платформы и нырнул. Одновременно заработали его моторы.

Завала развернул субмарину на 360 градусов с помощью рычага управления и направил ее к тоннелю. Поначалу лодка плыла по поверхности воды, а когда глубина увеличилась, они стали погружаться. Завала быстро освоил рычаги управления и все делал так, словно давно управлял подобным аппаратом. Через несколько минут корпус субмарины оказался под водой. Четыре галогеновые лампы, установленные в передней части судна, ярко освещали оранжевые стены и потолки тоннеля, а вода стада казаться темно-коричневой.

В шлеме Остина проскрипел металлический голос Завалы:

– Похоже на погружение в шоколадный коктейль.

– Я вспомню об этом сравнении, когда буду ужинать в каком-нибудь мексиканском ресторане, – пошутил Остин. – А мне приходит на ум нечто более поэтическое, например круги Дантова ада.

– В аду по крайней мере тепло и сухо. Где находятся первые опорные колонны?

Остин пристально посмотрел вперед, и ему показалось, что вдали мелькнуло что-то. Он привстал и наклонился к сферической поверхности кабины, опираясь на поручни, опоясывающие ее по периметру в форме буквы D.

– Думаю, они уже где-то рядом.

Завала остановил субмарину в нескольких шагах от первого ряда металлических колонн, каждая из которых была шириной около шести дюймов. Взяв в руку газовый резак, Остин осторожно соскочил с корпуса субмарины и поплыл к средней колонне. С помощью фонаря он осмотрел всю опору, а потом включил резак и ослепительно ярким пламенем сделал надрез у основания. После этого поднялся вверх и сделал точно такой же надрез в верхней части колонны. Когда все было готово, он громко крикнул: «Бревно!» – и сильно толкнул колонну в сторону. Она медленно повалилась набок, освобождая проход субмарине. Остин поплыл вперед и стал показывать знаками путь. Обычно таким способом технические работники аэропорта показывают самолету путь к взлетной полосе. После этого Остин направился к следующему ряду колонн.

Проплывая вперед по тоннелю, он изредка посматривал на потолок и старался не думать о тех тысячах тонн воды и льда, которые покоились на этой тонкой крыше. Помня о советах Лессара, он подрезал сверху и снизу еще одну колонну, а потом снова помог Завале провести судно по тесному коридору. Затем последовали другие опоры, и вскоре двенадцать «бревен» лежали на дне тоннеля. Закончив работу, Остин снова уселся на корпус субмарины и сказал Завале, чтобы тот двигался вперед со скоростью не более 2,5 узла. Несмотря на черепашьи темпы, темнота тоннеля и опасная близость его серых стен производили такое впечатление, будто они пробираются в преисподнюю.

Остин крепко держался за поручни субмарины и думал о том, как решить необыкновенно сложную задачу Слова Лессара звенели в его ушах. Этот француз, конечно, был прав насчет наивысшего влечения к женщине. К сожалению, он вполне мог оказаться правым и в самом худшем предположении – что все люди в этом тоннеле уже давно погибли.

Только сейчас Остин понял, что при дневном свете быть оптимистом гораздо легче. А здесь, когда они все глубже и глубже погружались в пучину темной воды, он ясно сознавал, что шансы на успех становятся все призрачнее. Нужно было признать: выжить в этой бездне было практически невозможно. Скрепя сердце он приготовился к худшему.

Глава 10

Скай снилось, что они с Остином сидят в каком-то парижском бистро неподалеку от Эйфелевой башни, и он вдруг потребовал:

– Проснись.

А она ответила ему без какого бы то ни было раздражения:

– Я не сплю.

– Проснись, Скай.

Опять этот Остин. Невозможный человек.

Затем Остин наклонился к ней через стол, над стаканами вина и тарелками с патэ, и мягко хлопнул ее по щеке, что вызвало у нее еще большее раздражение. Она открыла глаза и закричала:

– Хватит!

– Вот так-то лучше, – послышался бодрый голос Остина.

Глаза открылись, будто слетели две вдребезги разбитые ставни на окнах, после чего она отвернула голову от слишком яркого света. В ту же секунду луч ушел в сторону, и она увидела лицо Остина. Уставшее и встревоженное. Он осторожно сжал пальцами ее щеки, Скай невольно приоткрыла рот и вдруг ощутила губами твердый пластиковый наконечник от кислородного баллона.

Поток свежего воздуха мгновенно наполнил ее легкие окончательно привел в чувство, и через секунду она увидела Остина, который стоял рядом с ней на коленях. Он взял ее за руку и прижал к небольшому баллону, который подавал кислород. Затем вынул трубку с кислородным шлангом из собственного рта.

– Ты можешь подождать меня минуту? – спросил он. Она молча кивнула.

– Только не засыпай. Я сейчас вернусь.

Он встал и направился к лестнице. Не успел он исчезнуть под водой с электрическим фонарем, как она заметила вокруг других людей, тоже оказавшихся в западне. В этот момент они были похожи на загулявших прохожих, напившихся дешевого вина и уснувших на скамейках аллеи.

Через несколько минут вода у лестницы вспенилась, и на поверхности показалась голова Остина. На плечах его висел толстый канат. Он вышел из воды и стал тянуть этот канат. Как бурлак на Волге, подумала Скай. Пол в этой части тоннеля был мокрым, Остин поскользнулся и упал, но быстро вскочил на ноги и наконец вытащил из воды какой-то пластиковый пакет, накрепко привязанный к концу каната. Вслед за ним последовали другие пакеты.

Остин быстро распаковал их, извлек баллоны с кислородом. После этого он растолкал лежавших в тоннеле людей и каждому сунул в рот трубку с воздухом. После нескольких вдохов они пришли в себя и стали растерянно оглядываться. Вскоре замкнутое пространство пещеры наполнилось шумом вдыхаемого и выдыхаемого воздуха.

Скай вытолкнула изо рта мундштук.

– Что ты здесь делаешь? – спросила она строго – так старший на корпоративной вечеринке требует ответа у нарушителя спокойствия.

Остин деликатно помог ей подняться на ноги, а затем вдруг поцеловал в лоб.

– Даже не смей думать, что какая-то ничтожная ледниковая вода помешает Курту Остину оказаться на званом ужине!

– Ужин! А как же…

Остин сунул мундштук ей в рот.

– Сейчас не время для разговоров.

Затем он открыл другие пакеты и вынул оттуда водонепроницаемые водолазные костюмы. Оказалось, что Роулинс и Торстон – вполне опытные ныряльщики. Они без промедления стали помогать товарищам по несчастью напялить на себя эти костюмы и подсоединить баллоны с кислородом. Через некоторое время все люди в пещере были облачены в специальное снаряжение и готовы отправиться в обратный путь. Осмотрев пострадавших, Ос тин подумал, что они, конечно, далеко не в лучшем состоянии, но если повезет, то все закончится благополучно.

– Вы готовы к возвращению? – спросил он.

Сбивчивый хор, эхом отдавшийся в глухой пещере, был маловразумительным, но полным энтузиазма и надежды.

– О'кей, – заключил он. – Следуйте за мной.

Остин повел группу жалких и обессиленных людей вниз по лестнице – туда, где находился затопленный тоннель. Все они были очень удивлены, увидев Завалу, который приветливо помахал им рукой из прозрачной сферы кабины. Остин предвидел, что спасенным нужно будет за что-то держаться на небольшом корпусе субмарины, поэтому он приказал команде «Маммичага» закрепить на палубе подводного аппарата большую рыболовную сеть. Огромным усилием и постоянными уговорами ему удалось загнать всех на корпус субмарины, уговорить лечь лицом вниз и крепко ухватиться руками за ячейки сети. В конце концов они расположились в три ряда, как сардины в консервной банке.

Рено с израненной рукой оказался в первом ряду между двумя репортерами. Он находился сразу же за прозрачной кабиной и мог держаться одной рукой за поручень. Скай устроили во втором ряду между Роулинсом и Торстоном. которые были наиболее опытными ныряльщиками и не боялись воды. Сам же Остин расположился в третьем ряду между крепким, как бык, Лебланом и юным научным сотрудником Росси. Отсюда он мог следить за происходящим и оказать помощь в случае необходимости.

В качестве дополнительной страховки он протянул поверх всех улегшихся на корпус людей толстые канаты – так обычно закрепляют груз на палубе корабля в штормовую погоду. Корпус субмарины был практически скрыт за этой массой сгрудившихся тел, но это было лучшее, что мог придумать Остин. Правда, сам он не стал привязываться канатом, чтобы сохранить необходимую свободу передвижения в случае опасности.

– Все наши утки уложены в три ряда и заняли все свободное пространство на корпусе лодки, – сообщил он Завале в микрофон. – Поэтому не советую останавливаться в пути и подбирать других пассажиров.

Завизжали моторы субмарины, и она медленно двинулась, словно не желая оставлять понравившееся место. Аппарат двигался со скоростью пешехода, так как Остин прекрасно понимал, в каком состоянии пребывают сейчас жертвы наводнения. Он сам просил несчастных набраться терпения и не паниковать, но даже его стали бесить эти черепашьи темпы. Он поймал себя на мысли, что готов отказаться от собственной инструкции.

Однако Остину было немного легче, – он мог поддерживать связь с Завалой, тогда как остальные оказались наедине со своими грустными мыслями. Субмарина продолжала двигаться вдоль тоннеля с такой скоростью, будто ее подталкивала группа морских черепах. Порой возникало ощущение, что аппарат вообще перестал двигаться, и только медленно скользящие стены тоннеля напоминали о том, что все идет по плану. Тишину нарушали лишь монотонное жужжание электромоторов да бульканье выпускаемых людьми пузырей отработанного воздуха. Остин чуть не закричал от радости, когда Завала передал ему по внутренней связи:

– Курт, вижу впереди поваленные тобой колонны.

Он поднял голову.

– Остановись, когда приблизишься к ним. Я помогу тебе пройти этот слалом.

Аппарат остановился. Остин поднялся с палубы и облокотился на прозрачную кабину. Первый ряд опорных колонн виднелся в тридцати футах от него. Остин подплыл к колоннам, миновал первый ряд, а потом повернулся к Завале и, как заправский полицейский на запруженной дороге, стал подавать ему знаки рукой, направляя аппарат то чуть влево, то вправо от себя.

Субмарина медленно продвигалась сквозь узкий коридор, Завала осторожно управлял рычагами, чтобы не задеть какую-нибудь колонну. Первый коридор он прошел удачно, а во втором возникли проблемы. Перегруженный корпус подводного аппарата перестал реагировать на управление и стал медленно крениться набок. Завала с трудом удерживал машину, но в самом конце коридора, когда он попытался выровнять субмарину та задела одну из колонн, и ее хвостовая часть стала оседать вниз.

Остин подплыл к стене тоннеля и попытался остановить лодку, а Завала тем временем притормозил аппарат. Остин направился к кабине.

– Слушай, старик, тебе нужно серьезно заняться практикой вождения.

– Извини, – потупился Завала, – но с таким грузом эта штука становится неуправляемой, как перегруженная надувная лодка.

– И все же постарайся не забывать, что ты не за рулем своего «корвета».

Завала ухмыльнулся:

– Да, жаль, что это не так.

Остин придирчиво осмотрел корпус субмарины, потом проверил состояние пассажиров, – все испуганно Держались за сетку, – и только после этого поплыл к следующему ряду колонн. Субмарина стала медленно пробираться по узкому коридору, он с замиранием сердца следил за аппаратом. Завала уверенно поддерживал равновесие судна и успешно преодолел еще семь рядов. Остин прикинул в уме, что осталась самая малость – всего лишь три ряда колонн.

Однако, подплыв к следующему ряду, он сразу понял, что именно здесь их подстерегает главная опасность. То, что он увидел, повергло его в уныние. Без средней колонны, которую он срезал, две оставшиеся опоры изогнулись, как ножки старого стола, а какое-то движение заставило его поднять голову вверх. Сквозь мелкие трещины в потолке с шипением пробивались мелкие пузырьки воздуха. Не надо было быть опытным инженером-строителем, чтобы сообразить, что происходит. Оставшиеся колонны не выдерживали огромный вес ледника и быстро разрушались. Было ясно, что потолок может рухнуть в любую минуту и навсегда погребет под собой и аппарат, и всех находящихся на нем людей.

– Джо, у нас тут серьезные проблемы, – сообщил он другу, стараясь сохранять спокойствие.

– Догадываюсь, – ответил Завала и прильнул к стеклу, чтобы получше разглядеть опоры. – Эти опоры напоминают мне ноги старого ковбоя. Есть идеи, как нам прорваться?

– Примерно так, как совокупляются дикобразы. Ос-то-рож-но. И позаботься о том, чтобы субмарина шла строго по моим следам.

Остин поплыл мимо изогнувшихся под тяжестью потолка металлических опор, оценивая попутно то расстояние, которое оставалось с обеих сторон. Затем он повернулся назад, прищурился от яркого света фар и дал знак Завале медленно продвигаться вперед. Тот ловко провел вездеход между колоннами, не задев ни одну из них. Казалось, опасность позади, но в этот момент случилось непредвиденное: свисавшая с палубы субмарины рыболовная сеть, за которую держались спасенные люди, зацепилась за срезанный Остином край средней колонны. Завала, конечно, почувствовал, что лодка притормозила, и автоматически поддал газу.

Это было худшее, что он мог сделать. Лодка замерла на мгновение, словно не находя в себе сил преодолеть неожиданное препятствие, потом конец сетки соскользнул с обрубка колонны, и машина рванула вперед, обрушившись всей своей массой на колонну в следующем ряду. Завала тут же нажал на тормоз, но было поздно. Колонна не выдержала удара и с треском прогнулась. Остин с ужасом наблюдал за разворачивающейся на его глазах катастрофой. С потолка посыпались камни вперемежку с тучей воздушных пузырей.

– Живее! – закричал он в микрофон. – Потолок рушится!

В шлеме Остина зазвучали мелодичные испанские проклятия. Завала нажал до упора педаль скорости и попытался проскочить к следующему ряду колонн. Субмарина пронеслась мимо Остина, едва не задев его своим корпусом, а он успел схватиться руками за рыболовную сеть и помчался вместе с лодкой вперед, как голливудский каскадер в сцене погони.

Завала в этот момент больше думал о скорости, чем о маневренности аппарата, и задел боком очередную опору. Удар был не очень сильный, но колонна согнулась и наклонилась к стене тоннеля. Остин к этому времени уже взобрался на корпус судна и с тревогой наблюдал, как субмарина завиляла хвостом, потом все же выровнялась и помчалась вперед.

Впереди оставался еще один проход. Завала ловко миновал его, не задев ни одну из колонн, но предыдущие ошибки было не исправить: потолок тоннеля трещал, вниз сыпались камни, вслед за которыми хлынули потоки грязной воды, скопившейся в скрытых резервуарах ледника. Тысячи тонн камней, песка и воды обрушились в узкое пространство тоннеля и создали такую мощную волну, что субмарину бросило вперед, как щепку в бурном потоке. Волна устремилась к выходу, неся с собой подводный аппарат вместе с людьми.

Не зная о разворачивающейся под ледниковым щитом драме, группа технических работников уже отправилась обратно к ожидавшим их вертолетам, и только один человек остался у входа в тоннель. Он должен был дождаться аппарата с людьми в тоннеле и вышел на поверхность подышать свежим воздухом, когда изнутри послышался быстро нарастающий гул. Его ноги отреагировали быстрее, чем голова, и унесли хозяина прочь от входа. В ту же секунду из недр пещеры со страшным грохотом вылетел подводный аппарат вместе с потоком грязной воды и камней. Вода мгновенно разлилась по окрестному пространству, оставив машину на земле. До смерти напуганные люди стали падать с платформы, с трудом развязывая крепежные канаты. Они срывали дыхательные аппараты и жадно вдыхали свежий воздух, кашляя и хватаясь руками за горло.

Завала опрометью выскочил из кабины и припустился обратно к тоннелю. Увидев вырвавшуюся оттуда вторую, менее мощную волну, он отскочил в сторону и с тревогой посмотрел в сторону судна. Волна выбросила на землю переворачивающуюся и отчаянно сопротивляющуюся фигуру в оранжевом водолазном костюме. Лицо Остина было покрыто синяками, шлем слетел с головы, а поток воды все швырял его из стороны в сторону, как легкий мяч на поверхности бурной реки.

Завала бросился другу на помощь, подхватил под руки и попытался поставить на ноги. Остин покачивался, как пьяный, а его глаза казались мутными, словно серый мрамор. Выплюнув грязную воду, он отряхнулся, как промокшая собака, а потом посмотрел на друга:

– Джо, я ведь говорил: тебе нужно что-то делать со своим вождением.

* * *

Французская спасательная команда прибыла только через час. Огромный вертолет плюхнулся перед входом в здание электростанции, и, как только колеса коснулись земли, из чрева машины стали энергично выпрыгивать крепкие альпинисты со своими канатами, карабинами и другим спасательным снаряжением. Их командир позже объяснил, что они притащили с собой альпинистское снаряжение, так как думали, что люди застряли на вершине ледника, а не под ним. А когда узнал, что в их помощи никто не нуждается, равнодушно пожал плечами и философски заметил, что даже самая профессиональная горноспасательная команда беспомощна в условиях подводной работы. Затем он откупорил пару бутылок шампанского, которое предусмотрительно захватил с собой, разлил по стаканам, поднял свой и сказал, что на их век работы еще хватит. Дескать, люди в горах часто оказываются в беде и попадают в такие ситуации, из которых можно выпутаться только с помощью горных спасателей.

После импровизированного торжества Остин проследил за тем, чтобы подводный аппарат в целости и сохранности доставили на борт «Маммичага», а потом вместе с Завалой вернулся на территорию электростанции. Спасенных уже отвели в теплое помещение, где они могли принять душ и получить горячую еду. Вскоре все собрались в рекреационной комнате, одетые в чужую, но чистую и теплую одежду, и принялись рассказывать о своих приключениях.

Репортеры прокрутили видеозапись о нападении на Рено, но она оказалась слишком плохого качества; можно было разглядеть сильно размытое лицо преступника с пистолетом в руке. Эта видеозапись мало что объяснила присутствующим, кроме столкновения между вооруженным человеком и Рено. Остин время от времени прикладывал к своим синякам и ссадинам холодную бутылку бельгийского пива, которую ему принесли из буфета электростанции. Он сидел, обхватив подбородок обеими руками, и чувствовал, как нарастает его злость по поводу случившегося. Скай и ее товарищи по несчастью довольно подробно рассказали о том, как в результате преступной беспечности и возмутительного головотяпства оказались на грани смерти и лишь чудом остались в живых.

– Это дело полиции, – решительно заявил управляющий электростанцией Друэ, выслушав их до конца. – Следует немедленно доложить об этом властям.

Остин с трудом придержал язык за зубами, подумав: ко времени появления здесь жандармов все следы будут смыты, как грязь с бетонного пола.

Рено нервно ерзал на стуле и мечтал поскорее убраться подальше. Поглаживая раненую руку, словно это была смертельная рана, он первым выскочил из здания электростанции и первым занял место в вертолете. Роулинс и репортеры сделали все возможное, чтобы детально прояснить происшествие, которое представлялось более важным, чем находка замерзшего во льду человека. Репортеры позвали пилота того самого гидросамолета, который доставил их на ледник.

Пилот прояснил им только одну загадку. По его словам, он дожидался на озере журналистов, которые должны были вернуться из-под ледника, когда на берег на «ситроене» Леблана приехал крупный мужчина из числа его пассажиров. Тот сказал, что остальные репортеры решили остаться там на ночь, а ему, мол, нужно срочно доставить полученный материал.

Скай долго смотрела, как гидросамолет разогнался по водной глади озера, взмыл в воздух и вскоре скрылся за вершиной горы, а потом громко рассмеялась:

– Вы видели Рено? Он растолкал всех раненой рукой, чтобы первым забраться на борт самолета.

– Ваш насмешливый тон позволяет предположить, что вы не очень расстроились из-за того, что он покинул нас, – заметил Остин.

Она сделала вид, что стряхивает грязь с рук:

– Хорошая добавка к старому хламу, как любил говорить мой отец.

Лессар стоял рядом со Скай и с грустным видом наблюдал, как самолет взлетел в воздух и направился в сторону долины, расположенной между двумя вершинами горы.

– Ну что ж, месье Остин, я должен вернуться к работе, – сообщил он печально. – Остается поблагодарить вас за те волнующие минуты, которые вы доставили нам вместе со своими друзьями. Вы внесли заметное оживление в нашу тоскливую жизнь в этом пустынном месте.

Остин схватил руку Лессара и крепко пожал ее.

– Эта спасательная операция была бы невозможна без вашей помощи. Надеюсь, вы не останетесь здесь надолго в гордом одиночестве. Как только весть о сегодняшних событиях выйдет за пределы этого ледника, вас постоянно будут опекать досужие журналисты. Кстати, вас и полицейские не оставят в покое.

На лице Лессара появилось некоторое оживление.

– Вы действительно так считаете? – заулыбался он. – Если позволите, я сейчас же отправлюсь в свой офис, чтобы подготовиться к встрече гостей. Кстати, могу дать грузовик, который доставит вас на озеро.

– Я пройдусь вместе с вами, – сказала Скай. – Хочу забрать вещи, которые остались на электростанции.

– Этот джентльмен, судя по всему, не очень доволен пятнадцатью минутами славы, – заметил Завала, когда Лессар оставил их одних. – Ну ладно, если мои услуги тебе больше не нужны…

Остин положил руку на плечо друга.

– Только не говори, что хочешь покинуть эти чудесные места и вернуться в Шамони к своей даме и французским кондитерским изделиям.

Завала проводил удалявшуюся Скай долгим взглядом.

– Похоже, я не единственный, кто почувствовал вкус к местным деликатесам?

– Но ты далеко обошел меня в этом деле, Джо. У нас с этой молодой леди даже первого свидания не было…

– Ну что ж, не буду мешать развитию поистине романтических отношений.

– Я тоже, – сказал Остин, с улыбкой провожая друга к вертолету. – До скорой встречи в Париже.

Глава 11

Пробки на дороге были чудовищными даже по вашингтонским стандартам. Пол Траут сидел за рулем своего автомобиля марки «Хамви» и грустно смотрел на растянувшийся на многие километры ковер автомашин, покрывавший все пространство Пенсильвания-авеню. Потом он неожиданно повернулся к Гэмей и сказал:

– Мои жабры начинают закрываться.

Гэмей закатила глаза, как обычно делают жены, давно привыкшие к эксцентричным выходкам своих мужей Она уже знала, что последует дальше. Члены семьи Пола как-то предупредили ее полушутя, что, когда Траут слишком долго находится вдали от своего родового поместья, он начинает задыхаться от нехватки воздуха, будто выброшенная на берег рыба. Поэтому она ничуть не удивилась, когда он, грубо нарушив все правила дорожного движения, резко развернул машину на 180 градусов и покатил в обратном направлении.

Пока Пол маневрировал на запруженной дороге, как будто участвовал в военной операции «Буря в пустыне», она позвонила по мобильному телефону в аэропорт и зарезервировала два билета, а потом связалась с офисом агентства НАПИ и сообщила, что их не будет на работе несколько дней. Вскоре Трауты вихрем примчались в свой дом в районе Джорджтауна, быстро собрали вещи в дорогу и рванули в аэропорт.

Через пару часов после того, как их самолет приземлился в аэропорту Бостона, они добрались до Кэйп-Кода и неторопливо шли по Уотер-стрит в поселке Вудс-Хол, где родился и вырос Траут. Главная улица поселка пролегала между соленым озером и гаванью, растянувшись почти на четверть мили. По обеим сторонам возвышались дома и постройки, выделенные местными властями для сотрудников морских и экологических научных институтов.

Наиболее таинственным и загадочным из всех этих исследовательских учреждений был всемирно известный Океанографический институт. Неподалеку от него в здании из кирпича и гранита расположилась Морская биологическая лаборатория, научные программы которой, а также уникальная библиотека, состоящая из двухсот тысяч томов, привлекали ученых всего мира. На самой окраине поселка уютно расположились Институт геологических исследований США и дюжина морских образовательных учреждений и частных компаний, занимавшихся производством высокотехнологичного подводного снаряжения и оборудования для океанографов всего мира.

Легкий бриз накатывал со стороны гавани и дальше, от острова Елизаветы. Траут остановился на небольшом мосту и вдохнул приятный соленый воздух, подумав при этом, что почти не лукавил, сказав, что его жабры закрываются от городского воздуха. Здесь он снова мог дышать полной грудью.

Траут родился в семье местного рыбака, и его семья по сих пор владела длинным коттеджем в Кэйп-Коде, где он вырос. А колыбелью для его интеллекта стал Океанографический институт. Еще будучи подростком, он часто выполнял мелкие поручения сотрудников этого института и именно благодаря их влиянию занялся глубоководной геологией, что в конечном итоге привело его в агентство НАПИ, в отряд специального назначения.

В течение нескольких часов после прибытия Пол посетил родной дом, пообщался кое с кем из родственников, а потом направился с Гэмей в небольшой местный бар, где прекрасно знал всех и каждого. После этого он решил навестить давних друзей. Трауты побывали в лаборатории глубоководных исследований, где один из коллег познакомил Пола с новейшими разработками в области создания подводных плавательных аппаратов. В самый разгар разговора неожиданно зазвонил телефон.

– Это тебя, – удивился его друг, протягивая трубку. На другом конце провода послышался громкий голос:

– Привет, Траут, это Сэм Осборн. Совершенно случайно услышал на почте, что ты приехал в наш городок. Как дела у тебя и у твоей очаровательной супруги?

Осборн был фитологом, одним из наиболее авторитетных в мире специалистов в области альгологии – науки, изучающей свойства водорослей. После многих лет преподавательской работы он до сих пор говорил на два или три децибела громче, чем обычные люди.

Траут не стал выяснять, каким именно образом Сэм узнал о его приезде в поселок. В таком небольшом местечке, как Вудс-Хол, все было на виду.

– Все в порядке, спасибо. Очень рад, что вы позвонили, доктор Осборн.

Тот натужно прокашлялся:

– Собственно говоря, я звонил не тебе. Мне бы хотелось поговорить с твоей женой.

Траут улыбнулся:

– Прекрасно понимаю вас, доктор Осборн. Гэмей более привлекательна, чем я.

С этими словами он передал трубку жене. Гэмей Мортон-Траут действительно нравилась мужчинам, хотя никогда не считалась безумно красивой или слишком сексуальной. У нее была очаровательная улыбка, а небольшая щель между верхними зубами делала ее похожей на выдающуюся актрису и модель Лорен Хаттон. Высокая, она была чрезвычайно изящной для своего роста, хотя и весила около 135 фунтов. У нее были длинные, красноватого оттенка волосы, из-за чего ее отец, который занимался винной торговлей, назвал дочку в честь знаменитого винограда сорта божоле.

Благодаря своему характеру, более открытому и общительному, чем у мужа, Гэмей легко находила общий язык с людьми. Ее отец был весьма предприимчивым торговцем, который выработал у дочери способность держаться на равных с мужчинами и не уступать им ни в чем. С детства Гэмей прекрасно плавала, ныряла и стреляла.

Какое-то время она молча слушала, а потом сказала:

– Мы немедленно приедем. – Положив трубку, повернулась к мужу: – Доктор Осборн попросил нас приехать в МБЛ. Сказал, что это очень срочно.

– Для Сэма все очень срочно, – улыбнулся Пол.

– Ладно, ладно, не стоит иронизировать только потому, что он предпочел поговорить со мной.

– В моем теле просто нет места для иронии, – сказал Пол, поглаживая руку Гэмей.

Попрощавшись с коллегой, они вместе вышли на Уотер-стрит. Через несколько минут супруги уже поднимались по широким ступенькам в здание исследовательской лаборатории «Лилин».

Доктор Осборн уже ждал их в просторном вестибюле. Он крепко пожал руку Полу и дружески обнял Гэмей, которую помнил еще в качестве своей студентки, когда она изучала морскую биологию в Институте океанографии в Калифорнии. Осборну было под пятьдесят, но серебристые курчавые волосы беспорядочно, как в молодости, свисали до плеч. Он был крупным, ширококостным мужчиной с большими руками рабочего, которые, казалось, больше были приспособлены для работы мотыгой, чем для деликатных экспериментов с морскими растениями, на чем он специализировался много лет.

– Спасибо, что навестили, – обрадовался он. – Надеюсь, не навязал вам свое общество.

– Абсолютно нет, – весело улыбаясь, ответила Гэмей. – Всегда рада видеть вас.

– Возможно, вы измените свою точку зрения, когда услышите то, что я собираюсь вам сообщить, – предупредил Осборн с загадочной улыбкой.

После традиционного обмена приветствиями он повел их в свой офис. Хотя МБЛ была известна всему миру первоклассным исследовательским оборудованием и научной библиотекой, лаборатория морского растениеводства мало соответствовала этой репутации. По серым потолкам змеились старые трубы, двери кабинетов потемнели от времени, и вообще это здание казалось старым и обветшавшим.

Осборн почти втолкнул Траутов в свой кабинет и плотно прикрыл за собой дверь. Гэмей помнила, что рабочее место доктора Осборна всегда отличалось аккуратностью и изумительным порядком, и теперь она убедилась, что время не изменило привычек хозяина. В то время как многие профессора его уровня по привычке окружали себя кипами докладов и отчетов, здесь все находилось в идеальном порядке. На большом чистом столе стоял компьютер, рядом три стула, два из которых предназначались для посетителей. Единственным дорогим предметом в этом кабинете была японская кофеварка, которую Осборн привез из командировки.

Он подошел к столу и налил три чашки крепкого зеленого чая, после чего поинтересовался их делами. Выслушав традиционный ответ, уселся за стол и пристально посмотрел на них.

– Прошу прощения за напористость, но времени мало, поэтому сразу перейду к делу. – Он откинулся на спинку стула, потер пальцы рук и обратился к Гэмей: – Будучи морским биологом, вы, вероятно, знаете растение под названием каулерпа таксифолия?

Гэмей получила ученую степень по морской археологии в университете Северной Каролины, после чего резко изменила направление научной деятельности и поступила на работу в МБЛ, где вскоре защитила докторскую диссертацию по морской биологии. Сейчас она улыбнулась, вспомнив лекции профессора Осборна, который славился своей привычкой задавать вопросы в форме утверждения.

– Каулерпа – это разновидность водорослей, которая обитает в тропиках, хотя иногда ее можно увидеть даже в домашних аквариумах.

– Верно. И вы, несомненно, знаете, что популяции этих растений, которые так хорошо себя чувствуют в холодной воде в каком-нибудь аквариуме, порождают весьма серьезные проблемы в прибрежных районах океана?

Гэмей кивнула:

– Да, это убийца морской флоры. Эти водоросли уничтожили практически все морские растения в Средиземном море и быстро распространяются по всему миру. Тропические водоросли обычно не живут в холодной морской воде, но эта разновидность каким-то образом адаптировалась и постепенно завоевывает весь мир.

Осборн повернулся к Полу:

– Растение, о котором мы говорим, было выпущено в воду возле Океанографического музея в Монако в 1984 году. С тех пор оно распространилось на площади тридцать тысяч гектаров в прибрежных водах шести средиземноморских стран, а сейчас его экспансия стала важнейшей проблемой даже для Австралии и Сан-Диего. Оно распространяется со скоростью лесного пожара, но проблема заключается не только в скорости… Колонии каулерпы отличаются исключительной живучестью и в течение короткого времени покрывают зеленым ковром все пространство морского дна, уничтожая тем самым и флору, и фауну. Весь растительный и животный мир океана остается без солнечного света и кислорода. Кроме того, распространение каулерпы уничтожает уникальные виды со всеми вытекающими для экосистемы последствиями.

– И что, нет никаких способов эффективной борьбы с этой штукой?

– В Сан-Диего добились некоторого успеха с помощью брезента, которым покрывали разросшиеся поляны, и хлорки, которую закачивали в воду и придонный ил, чтобы разрушить корневую систему каулерпы. Однако эта техника является совершенно бесполезной на больших пространствах и на большой глубине. Сейчас пытаются остановить распространение «сорняка» посредством целенаправленной работы с продавцами водорослей для домашних аквариумов и даже обрабатывают камешки, которые могут быть заражены этими организмами.

– И у нее нет естественных врагов? – удивился Траут.

– Этот вид имеет на редкость сложные защитные механизмы. Каулерпа содержит токсины, которые представляют опасность для всех травоядных. Она не погибает даже холодной зимой.

– Похоже на какого-то монстра, – заметил Траут.

– Еще какого! Новую колонию может основать совершенно крохотный фрагмент, и слава Богу, что они не способны размножаться половым путем, как их дикие собратья. Но вы только представьте, что будет, если они начнут откладывать яйца на огромные расстояния.

– Да, не очень приятная перспектива, – согласилась Гэмей. – Тогда их невозможно будет остановить.

Осборн снова повернулся к Полу:

– Будучи океанским геологом, вы, должно быть, слышали о Затерянном городе?

Траут был рад перевести разговор из сферы малознакомой ему биологии в ту область, где считал себя знатоком.

– Это область гидротермальных источников, расположенная вдоль Атлантического хребта. Выталкиваемый на поверхность морского дна материал образовал со временем высокие башни, которые отдаленно напоминают городские небоскребы. Отсюда и название. Я читал специальные исследования на эту тему. Удивительная история. Мне бы очень хотелось побывать там хотя бы раз…

– Вскоре вы сможете получить такую возможность, – заявил Осборн.

Пол и Гэмей удивленно переглянулись.

Осборн весело захихикал, перехватив их растерянный взгляд.

– Идемте, – пригласил он, вставая со стула.

Все трое вышли из кабинета и, сделав несколько поворотов в длинном и узком коридоре, оказались в небольшой лаборатории. Осборн подошел к высокому металлическому шкафу, открыл дверцу висевшим на ремне ключом и вынул оттуда стеклянный цилиндр двенадцати дюймов в высоту и шести дюймов в диаметре. Верх цилиндра был плотно закрыт и запечатан. Он поставил сосуд на стол под лампу. Контейнер был сверху донизу заполнен какой-то серовато-зеленой субстанцией.

Гэмей наклонилась над сосудом и удивленно спросила:

– Что это за дрянь?

– Прежде чем я отвечу на ваш вопрос, – улыбнулся Осборн, – хотел бы рассказать одну историю. Несколько месяцев назад сотрудники МБЛ принимали участие в совместной с Институтом океанографии экспедиции к Затерянному городу. Там все было заполнено множеством необычных микробов и той субстанцией, которую они производят в течение жизни.

– Сочетание тепла и обилия химических элементов можно сравнить с теми условиями, которые существовали при зарождении жизни, – задумчиво сказала Гэмей.

Осборн кивнул:

– Во время экспедиции наш подводный аппарат «Элвин» собрал образцы морских водорослей. Так вот, в этом сосуде находятся мертвые экземпляры тех самых водорослей.

– Но стебли и лепестки лишь слегка напоминают каулерпу, – усомнилась Гэмей. – Они какие-то другие.

– Очень хорошо, – поддержал ее Осборн. – Этот вид насчитывает около семидесяти разновидностей каулерпы, включая и те, которые вы могли видеть в зоологическом магазине. До настоящего времени изучены далеко не все разновидности, из них всего пять отличаются чрезвычайно экспансивным поведением. А это совершенно неизвестные науке образцы. Я назвал их каулерпа горгона.

– Водоросль-горгона. Мне нравится это название.

– Боюсь, что вы измените свое мнение, когда узнаете о свойствах этой инфернальной гадости столько же, сколько знаю я. В строго научном смысле мы сейчас наблюдаем мутанта, произошедшего от вида каулерпа. Так вот, в отличие от многих своих сородичей этот мутант способен размножаться половым путем!

– Значит, эта горгона может посылать семя как угодно далеко. Это может оказаться очень серьезной проблемой.

– Уже оказалось. Это растение каким-то образом соединилось с таксифолией и сейчас быстро замещает ее. Горгону уже обнаружили близ Азорских островов, а некоторые образцы даже на побережье Испании. Рост и распространение этого мутанта не имеют себе равных и могут считаться феноменальными. Откровенно говоря, уже сейчас можно говорить о взрывообразном расселении. Огромные пласты этой биомассы легко передвигаются по поверхности Атлантического океана, заселяют новые пространства и скоро смогут образовать единое поле.

Пол присвистнул от удивления:

– Значит, эта гадость может покрыть собой весь океан?

– Да, но это еще не самое страшное. Таксифолия создает ровный и довольно плотный ковер из водорослей. Как и мифологическая горгона Медуза, которая своим взглядом могла превратить человека в камень, эта горгона постепенно превращается в толстую сплошную биомассу. Ничто не может существовать там, где поселилась эта зараза.

Гэмей, не в силах отвести взгляд от прозрачного цилиндра, с ужасом думала о том, что может произойти с Мировым океаном.

– Фактически вы говорите о печальной судьбе всех океанов.

– Полностью отдаю себе отчет в том, что такое возможно. В течение относительно короткого времени горгона распространится вдоль побережья теплых стран и вызовет там настоящую экологическую катастрофу. – Осборн неожиданно перешел на шепот: – Это неизбежно повлияет на климат, может вызвать обширную засуху, и голод. В результате этого нашествия может полностью прекратиться морская торговля, а народы, жизнь которых зависит от океанского протеина, начнут постепенно вымирать. Начнутся политические потрясения и массовые восстания по всему миру, богатые и бедные сплотятся в ожесточенной борьбе за продовольствие.

– Кто еще знает об этом? – угрюмо спросил Пол.

– На морских судах, конечно, видели поля этой заразы, но относятся к ней, как к какому-то недоразумению, а за пределами этой лаборатории лишь несколько моих коллег в нашей стране и за рубежом осознают всю меру опасности.

– А не стоит ли познакомить с этой проблемой мировое сообщество, чтобы люди могли сообща бороться против этой угрозы? – спросила Гэмей.

– Конечно, но не хотелось бы сеять панику до тех пор, пока не закончены исследования. Сейчас я готовлю доклад, который представлю на следующей неделе в такие крупные и компетентные организации, как НАПИ и ООН.

– Вы можете хоть как-то ускорить эту работу? – озадаченно спросила Гэмей.

– Конечно, но здесь есть одна проблема. Поскольку речь идет о биологическом контроле, это, как всегда, может вызвать настоящую войну между научным сообществом, заинтересованным в продолжении исследований, и теми, кто выступает за немедленное уничтожение любой опасности. Радикально настроенные люди хотят решать подобные проблемы мгновенно. При этом они готовы использовать весь арсенал оружия, который находится в их распоряжении. Если эта информация выйдет наружу, исследования станут практически невозможны ми: насначнут обвинять в том, что мы распространяем заразу. – Осборн задумчиво посмотрел на прозрачную колбу. – Это существо не какая-нибудь крабовая трава, рожденная в океане. Я твердо убежден, что мы научимся успешно бороться с этой бедой, создадим эффективное оружие. А пока мы не представляем в точности, с чем имеем дело, любая попытка безрассудного уничтожения окажется бесполезной.

– И чем может помочь вам НАПИ? – поинтересовалась Гэмей.

– Сейчас готовится еще одна экспедиция в район Затерянного города. Научно-исследовательское судно «Атлантис» уже практически готово и на этой неделе должно прибыть в пункт назначения вместе с субмариной «Элвин». Надо попытаться исследовать тот участок океанского дна, где, по всей вероятности, и произошла мутация. Как только мы узнаем конкретные условия подобного преобразования, то сможем без особого труда найти «противоядие». А я сейчас постараюсь как можно скорее закончить лабораторные исследования и присоединиться к экспедиции. Когда я услышал, что вы приехали в наш городок, я воспринял это как добрый знак Вы можете привнести в нашу работу прекрасное сочетание разных отраслей знания. Как насчет того, чтобы присоединиться к этой экспедиции? Это отнимет у вас несколько дней.

– С огромным удовольствием. Конечно, придется получить разрешение от нашего начальства, но с этим не должно быть проблем.

– Я вам полностью доверяю. Как только мы получим нужные образцы, я закончу свой доклад и вместе с зарубежными коллегами представлю его мировому сообществу.

– Где сейчас находится «Атлантис»? – спросил Пол.

– Возвращается из какой-то экспедиции. Завтра он сделает остановку на Азорских островах для заправки горючим. Вы можете лететь прямо туда.

– Это вполне реально, – заметил Пол, немного подумав. – Сегодня вечером вернемся в Вашингтон, а утром отправимся туда. – Он посмотрел на прозрачный цилиндр. – У всех нас действительно будут серьезные проблемы, если эта гадость выползет из бутылки.

Гэмей тоже уставилась на зеленоватое вещество.

– Боюсь, что его гены уже выползли. Теперь наша задача заключается в том, чтобы загнать их обратно.

Глава 12

– Горгона? – удивился Остин. – Это что-то новое. Эта штука действительно так опасна, как говорит ваш друг?

– Вполне возможно, – ответила Гэмей. – Доктор Осборн чрезвычайно обеспокоен этим растением, и я ему вполне доверяю.

– А что вы сами думаете по этому поводу?

– Это действительно повод для беспокойства, но ничего определенного не могу сказать до тех пор, пока мы не получим дополнительные данные из Затерянного города.

Гэмей позвонила Остину на судно «Маммичаг», извинилась, что подняла его с постели, и сообщила, что они с Полом отправляются на исследование Затерянного города и хотели поставить его как начальника в известность относительно своих дальнейших планов.

– Спасибо, что предупредили, – отозвался Остин, – но полагаю, что мы должны поделиться этой новостью с Дирком и Руди. – Дирк Питт унаследовал от адмирала Сэндекера пост главы НАПИ, а Руди Ганн отвечал за организацию и проведение текущих операций агентства.

– Пол уже переговорил с обоими. В НАПИ есть несколько биологов, которые работают над проблемой каулерпы.

ОСТИН улыбнулся:

– Интересно, почему меня нисколько не удивляет, что Дирк опережает нас на один шаг?

– Только на полшага, – поправила она. – Он понятия не имел о связи этого растения с Затерянным городом и будет ждать нашего сообщения о результатах исследования.

– Я тоже. Желаю удачи. Держите меня в курсе.

Положив трубку, Остин почему-то вспомнил слова Томаса Элиота: «Так кончается мир, не взрывом, а хныканьем».

Довольно слезливое хныканье, учитывая обстоятельства.

Пол и Гэмей вполне могли справиться с возникшей ситуацией, а он ничем сейчас не мог помочь им. Поэтому Остин решил заняться привычной тщательной инспекцией подводного аппарата. Вскоре он пришел к заключению, что, несмотря на отдельные царапины и вмятины, в целом аппарат в лучшем состоянии, чем он сам. Сев в кабину, он проверил работу всех систем. К счастью, все работало исправно. Удовлетворившись осмотром, Курт зашел в рубку, налил две чашки кофе и спустился вниз, где постучал в дверь каюты Скай.

«Маммичаг» являлся довольно скромным по размерам судном, конструкторы предусмотрели лишь небольшие каюты для членов экипажа и исследователей, в которых люди могли бы уединиться хоть на короткое время. Скай уже была на ногах, полностью одета. Она сразу открыла дверь и приветливо улыбнулась, увидев на пороге Остина.

– Доброе утро, – поздоровался тот, протягивая ей чашку горячего кофе. Он заметил у нее темные круги под глазами. – Вы хорошо спали?

– Не очень, – откровенно призналась та. – Мне снились кошмары, в которых я снова была погребена под многотонной толщей льда.

– У меня есть проверенное средство от кошмаров, – улыбнулся он. – Как насчет того, чтобы повнимательнее изучить содержание гробницы?

Она мгновенно просияла.

– Как может нормальная женщина в здравом уме отказаться от такого заманчивого предложения?

– В таком случае прошу за мной. Колесница уже ждет нас.

Через несколько минут подводный аппарат спускался под воду между двумя корпусами катамарана. Освободившись от поддерживающего контейнера, субмарина еще какое-то время кружила вокруг собственной оси, выбирая то положение, которое нужно было зафиксировать в навигационной системе, а потом стала медленно погружаться под воду.

Чистая вода озера окутала прозрачную кабину субмарины, и через несколько минут исследователи уже направили аппарат по следам мегалитов к местоположению гробницы. Остин притормозил у входа, убедился, что все камеры работают нормально, а потом нажал на рычаг горизонтального подъема. Субмарина приподнялась и осторожно вошла в темное пространство древней погребальной камеры.

Мощные фонари подводной лодки так и не смогли осветить самую дальнюю стену гробницы, наводя на мысль о том, что она была огромной. Да и потолок оказался настолько высоким, что исчезал в сумраке подводного царства. Осторожно продвигаясь вглубь усыпальницы, Остин старался придерживаться правой стены, освещая ее лучами фонарей. Они разглядели какие-то странные узоры и вырезанные в камне барельефы. На древних изображениях проступали контуры лодок с веслами, силуэты домов, пасторальные сцены с высокими пальмовыми деревьями и цветами, аккуратными фигурками танцующих мужчин и женщин. Помимо всего прочего, там были изображены летающие рыбы и взмывающие вверх дельфины. По форме лодки напоминали какие-то древние суда, а изображенные на стене люди были хорошо одеты и, судя по всему, вовсю наслаждались жизнью.

Скай наклонилась вперед и прижалась лицом к сферической поверхности кабины, как ребенок в ожидании подарка на Рождество.

– «Я вижу прекрасные вещи», – процитировала она первые слова Говарда Картера, которые тот произнес в момент открытия гробницы Тутанхамона.

А Остин все это время напряженно вглядывался в рисунки и барельефы и никак не мог отделаться от мысли, что все это ему почему-то знакомо, все эти сцены он видел.

– Я уже был здесь, – сообщил он.

– Здесь? – изумилась Скай. – В этой гробнице?

– Нет, не здесь… на Фарерских островах в Северной Атлантике. Стиль этих рисунков и барельефов практически полностью совпадает с тем, что я видел в той пещере. Что вы можете сказать о содержании?

– Может быть, это покажется вам глупым, но они похожи на минойские изображения. Нечто подобное было обнаружено во время раскопок в Акротире на острове Санторин или на острове Крит. Минойская цивилизация достигла своего расцвета примерно в 1500 году до нашей эры. – Скай выговорила это с таким трудом, словно изнемогала от бремени ответственности за каждое сказанное слово. – Вы понимаете, что это означает? – прошептала она с волнением. – Что эти изображения, как, впрочем, и те, которые вы видели в Северной Атлантике, были сделаны минойцами.

– И это можно представить как недостающее звено в вашей теории международной торговли?

– Верно, – подтвердила она. – Это открытие подтверждает, что торговля между древними народами Востока и Запада на самом деле началась намного раньше, чем считают современные исследователи. – Она хлопнула в ладоши. – Не могу дождаться того момента, когда продемонстрирую эту видеозапись своим высокомерным коллегам в Париже!

Субмарина тем временем уперлась в стену, развернулась и двинулась к выходу, но уже вдоль противоположной стены. На этой стороне наскальные рисунки изображали само озеро и возвышающийся над ним ледник. Однако в отличие от нынешних пустынных берегов там возвышались каменные постройки, напоминающие своей прямоугольной формой гробницу с высокими узорчатыми арками. И только величественная масса ледника возвышалась в древние времена над озером, как и сейчас.

– Если верить собственным глазам, то, похоже, вы были правы: на берегах озера и в устье реки должно быть древнее поселение.

– Просто чудо, – прошептала Скай. – Эти рисунки можно использовать для составления подробной карты древнего поселения.

На рисунке ледовый щит покрывал гораздо большее пространство долины, чем сейчас, причем древний художник изобразил ледник во всем его величии и с неописуемой точностью. Субмарина обошла по периметру все пространство гробницы, но исследователи так и не обнаружили ни саркофагов, ни погребальной камеры.

– Я ошибалась, – огорченно подытожила Скай. – Это не гробница, это храм.

– Вполне разумное объяснение тому, что внутри нет ни могил, ни саркофагов, – согласился Остин. – Если нам здесь больше нечего делать, я хотел бы показать вам еще одну тайну этого озера. – Он развернул карту, отпечатанную с учетом показаний сонарного сканера, и показал ей пальцем на какой-то странный объект, покоившийся на дне.

– По форме напоминает корпус самолета, – догадалась Скай, пристально рассматривая изображение. – Но как он мог оказаться на дне? Постойте, неужели это имеет отношение к человеку в леднике?

Остин ответил загадочной улыбкой, а сам стал нажимать на рычаги, разворачивая аппарат. Когда они миновали проход, он снова повернул лодку и через несколько минут остановился у той самой точки, которая была означена на карте. Оба вперились в сумрачное пространство воды и вскоре действительно разглядели некий темный предмет.

Приблизившись, Остин обратил внимание, что деревянная рама самолета местами была покрыта кусками рваного и потемневшего от воды красного материала. Коническая часть самолета, где находился двигатель, была оторвана от корпуса и лежала в нескольких метрах от основной части аэроплана, смутно поблескивая в лучах фонарей. Холодная вода озера предохранила фюзеляж от наслоений, которые были бы неизбежны в теплой морской воде. Пропеллер куда-то исчез, возможно, просто-напросто разлетелся в щепки во время удара. Остин обошел вокруг корпуса, и в нескольких ярдах от него обнаружилось второе крыло. После этого он снова повернул субмарину к корпусу аэроплана. Скай показала ему на странную эмблему на хвосте.

– Я видела этот знак трехглавого орла на шлеме, который был найден рядом с тем замерзшим человеком.

– Жаль, что у нас нет его сейчас.

– Почему нет? Есть. Я захватила шлем с собой.

Остин вспомнил, что видел Скай в тот момент, когда она поднимала на борт подводной лодки какую-то сумку. Он уже не раз убеждался, что не следует недооценивать эту красивую женщину с очаровательной, как весеннее солнце, улыбкой. Когда она достала шлем, он долго смотрел на странного орла, а потом его взгляд снова упал на обломок фюзеляжа.

– Теперь мы знаем, откуда появился во льдах этот человек. Похоже, что он вывалился из этого аэроплана, а сама машина рухнула в озеро.

Скай ответила веселым смехом:

– Я только что вспомнила Рено. Он сказал, что этот человек не мог просто упасть с неба. И, как всегда, ошибся. Эта находка ясно показывает, что все произошло именно так.

Субмарина обошла вокруг затонувшего аэроплана, и все это время Остин щелкал цифровым фотоаппаратом и снимал на видео. После этого они стали подниматься на поверхность. Вскоре оба вышли на палубу катамарана Скай сияла от радости открытий, но внезапно помрачнела, поглядев на смутные контуры ледника. Она подошла к борту судна и уставилась на ледниковое поле.

Почувствовав резкую перемену в ее настроении, Остин подошел и по-дружески обнял ее за плечи.

– С вами все в порядке?

– Под водой было так тихо и спокойно, – задумчиво ответила Скай. – А потом мы поднялись наверх, и я увидела этот ледник… – она даже вздрогнула от неприятных воспоминаний, – и подумала, что чуть было не погибла под ледяной массой.

Остин пристально посмотрел в погрустневшие глаза Скай.

– Я, конечно, не психоаналитик, но всегда находил надежное средство от страха и горечи, – тихо сказал он. – Надо победить своего демона. Давайте устроим прогулку на лодке.

Столь неожиданное предложение быстро вернуло ее к реальности.

– Вы серьезно?

– Прихватите на кухне пончики и термос с кофе, а я буду ждать вас в лодке. Люблю поесть на лоне природы.

Скай явно сомневалась, но настолько доверяла Остину, что решила последовать совету. Пока она готовила кофе и заворачивала в бумагу пончики, Остин спустил на воду моторную лодку, и через некоторое время они отправились на ней в сторону берега. Там выбрали удобное место, причалили, вытащили лодку из воды на пляж, покрытый темным гравием. Они устроились в нескольких сотнях ярдов от того места, где ледник сужался, растрескиваясь на огромное количество мелких кусков, и исчезал в воде.

Короткая прогулка по берегу привела их к одной из сторон спускавшегося в озеро ледника. Нагромождение торосов возвышалось над долиной, как многоэтажный дом. Его поверхность была изрыта пещерами, расселинами и воронками, образовавшимися в результате таяния, замерзания и чудовищного давления многотонной массы льда. Местами лед был покрыт толстым слоем грязи, а иногда отсвечивал удивительно голубым оттенком, в особенности в тех местах, где были гроты, пещеры и расселины.

– Вот ваш демон, – улыбнулся Остин. – Теперь нужно подойти поближе и прикоснуться к нему руками.

Скай грустно усмехнулась, подошла к ледяному щиту и погладила пальцами шершавую поверхность, как будто перед ней было живое существо. Затем неожиданно положила на лед обе руки, подалась вперед и, закрыв глаза, прильнула ко льду всем телом, словно хотела оттолкнуть его от себя.

– Он очень холодный, – тихо заметила она.

– Это потому, что ваш демон – это всего-навсего огромная глыба льда, не более того. Точно так же я представляю себе море. Лед находится здесь вовсе не для того, чтобы охотиться за вами, он даже не знает о вашем существовании. Погладьте его, и ваш страх перед этим чудовищем быстро исчезнет. – Остин улыбнулся, а потом поднял вверх руку с пакетом. – Сеанс психоанализа закончен, а теперь пора перекусить.

Они прошли вдоль берега, нашли пару больших плоских камней и уселись на них лицом к озеру. Скай достала из пакета пончики и посмотрела на Остина:

– Спасибо за изгнание нечистой силы. Вы были правы, нужно посмотреть в глаза своему страху.

– Да, у меня есть опыт в подобных делах.

Она удивленно вскинула бровь:

– А я почему-то думала, что вам неведомо чувство страха.

– Это не совсем так. К примеру, я очень боялся, что не застану вас в живых.

– Спасибо вам за помощь, – потупилась Скай. – Я обязана вам жизнью, но на самом деле имела в виду совсем другое чувство страха. Мне кажется, вы совершенно не знаете страха, когда речь заходит о вас самом.

Остин наклонился к ней поближе и прошептал на ухо:

– Хотите знать один мой секрет?

Она кивнула.

– Я тут сделал одно доброе дело. Как вам мои пончики?

– Очень вкусно, но у меня почему-то закружилась голова. Так вы думаете обо всем этом?

Остин уставился на окутанный туманом корпус катамарана, вспомнил слова Коулриджа о нарисованном корабле на нарисованном море и попытался выстроить все, что знал, в одну логическую цепь.

– Давайте для начала вспомним все известные нам события. – Он отхлебнул кофе. – Работавшие под этим ледником ученые случайно обнаружили вмерзшее в лед тело и пришли к выводу, что оно пролежало там довольно долго. Неподалеку от тела были обнаружены шлем и металлический ящик. Потом какой-то человек, представившийся репортером, отнял ящик под угрозой применения оружия и в конце концов затопил тоннель. Очевидно, он ничего не знал о шлеме.

– Все верно, но здесь моя логика напрочь отказывается работать, – добавила Скай. – Почему он пытался убить нас? Мы ведь никак не могли помешать ему, тем более причинить какой-то вред. К тому времени, когда мы выбрались из тоннеля, он был уже далеко.

– Думаю, он затопил тоннель, чтобы скрыть от посторонних тело погибшего там человека, а вы с друзьями просто оказались случайной помехой на пути к этой цели. Мне кажется, здесь нет ничего личного, просто трагическое стечение обстоятельств.

Скай задумчиво откусила кусочек пончика.

– В этом есть что-то ненормальное. По крайней мере на мой взгляд. – Она замолчала, уставившись куда-то поверх плеча Остина. Вдали появилось облако пыли, которое быстро приближалось к ним. Когда через минуту облако рассеялось, они увидели, что к ним мчится «ситроен». Автомобиль остановился почти рядом с ними, и оттуда вышли Леблан, Торстон и Роулинс.

– Рад, что мы застали вас здесь, – заговорил Леблан, растянув в улыбке широкое лицо. – Я позвонил на судно, и мне сказали, что вы отправились на берег.

– Хотели попрощаться с вами, – добавил Торстон.

– Уезжаете? – удивилась Скай.

– Да, – гляциолог махнул рукой в сторону ледника. – Нет никакого смысла оставаться здесь, пока наша лаборатория затоплена. Мы возвращаемся в Париж. Вертолет подбросит нас до ближайшего аэропорта.

– В Париж? – воскликнула Скай. – А для меня у вас не найдется свободного местечка?

– Да, конечно, – обрадовался Леблан и протянул руку Остину. – Огромное спасибо, месье Остин, что спасли нас. Очень не хотелось оставлять сиротой мою «Фифи».

Она пока побудет на территории электростанции под присмотром Лессара. Нам нужно срочно переговорить с руководством станции насчет приведения в порядок нашей лаборатории. Думаю, мы вернемся сюда в следующем сезоне.

– Сожалею, что так быстро покидаю вас, – сказала Скай, повернувшись к Остину, – но мне здесь уже нечего делать, а дома я должна привести в порядок все свои данные и проанализировать их.

– Понимаю, – кивнул тот. – Наша миссия уже подходит к концу. Пока судно будет подниматься вверх по реке, я должен составить отчет о проделанной работе. А потом помчусь на ближайшую железнодорожную станцию, сяду на скорый поезд до Парижа и постараюсь успеть на наш ужин.

– Bien.^[149] Только при одном условии – платить буду я.

– Ну как может нормальный человек отказаться от такого заманчивого предложения? Кроме того, вы должны показать мне город.

– С удовольствием, – рассмеялась Скай. – С огромным удовольствием.

Остин отвез Скай на борт судна, где она быстро собрала свои вещи, а потом снова доставил на берег, где ее уже ждал вертолет. Она поцеловала его в обе щеки, потом в губы, пообещала, что непременно позвонит из Парижа, а потом села в вертолет. Через несколько минут Остин был уже на середине озера. Над его головой с грохотом пронесся вертолет. Он летел так низко, что Курт увидел, как Скай машет ему рукой из окна.

Вернувшись на борт судна, он вытащил из видеокамеры субмарины кассету и цифровой диск, пошел в лабораторию и перенес всю информацию в банк данных компьютера. После этого отпечатал на принтере несколько снимков, на которых хорошо получился фюзеляж аэроплана, и начал внимательно их рассматривать. Затем он сделал еще несколько фотографий и стал пристально вглядываться в обломки двигателя. Вскоре он нашел то, что так долго искал, – маркировку на металлической поверхности мотора. Увеличив изображение в несколько раз, Остин разобрал название производителя и заводской номер двигателя. Откинувшись на спинку стула, он долго рассматривал снимки, потом взял мобильный и набрал номер.

– Магазин летательных аппаратов «Орвилл и Уилбер», – послышался пронзительный голос.

Остин улыбнулся, представив себе орлиный нос и узкое лицо человека на другом конце провода.

– Меня ты не обманешь, Йен. Я точно знаю, что братья Райт давно уже закрыли свой магазин летательных аппаратов.

– Курт, черт возьми, я здесь ни при чем! Мне поручили сидеть на телефоне и отвечать частным клиентам. Поэтому я не могу тратить свое драгоценное время на какие-то мелочные разговоры.

Йен Макдугал когда-то служил морским летчиком, а потом стал заведовать архивным отделом Смитсоновского аэрокосмического музея. Это был архивный фонд, которому мог бы позавидовать любой академический институт. Работы Макдугала пользовались огромной популярностью и были широко известны во всем мире. Высокий и худощавый, Макдугал внешне был полной противоположностью низкорослому толстяку Перлмуттеру, однако в эрудиции и знании морского дела он ничуть не уступал феноменальным способностям последнего.

– Йен, можешь рассчитывать на разумный спонсорский взнос с моей стороны, если окажешь мне одну услугу, – начал Остин. – Это не отнимет у тебя много времени. Сейчас я нахожусь во Франции, и мне нужно срочно идентифицировать самолет, обломки которого я нашел на дне ледникового озера высоко в Альпах.

– Я всегда могу рассчитывать на то, что вляпаюсь в какую-нибудь сомнительную историю, – шутливо ответил тот, но по голосу было слышно, что он рад оторваться хоть на какое-то время от своего фонда. – Ну так что там у тебя?

– Вруби свой компьютер, и я отправлю тебе кое-какие цифровые снимки.

– Уже включил.

Остин быстро отослал нужные снимки Макдугалу, который оставался на линии и тихо ворчал себе что-то под нос.

– Ну что? – спросил Остин через некоторое время.

– Не совсем уверен, – осторожно начал Макдугал, – но по форме носовой части и остроконечному двигателю я бы мог предположить, что это аэроплан фирмы «Моран-Солнье». Это был однокрылый истребитель времен Первой мировой войны, созданный на основе самого быстрого спортивного аппарата того времени. Этот маленький жучок мог обогнать любой другой самолет той эпохи и уйти от любого преследования. А что касается вооружения и системы пропеллерного синхронизатора, то ему вообще не было равных. Это была революция в летном деле. К сожалению, один из таких аэропланов союзников был сбит над территорией противника, и Фоккер быстро скопировал всю эту систему, а потом и значительно улучшил ее. Вот такая мораль у этой басни…

– Что касается морали, оставляю ее на твое усмотрение, – пошутил Остин. – Лучше скажи, как могла эта машина попасть на дно высокогорного альпийского озера?

– Упал туда из-за облаков, это довольно часто бывает с самолетами, – спокойно отреагировал Макдугал. – Могу предположить еще кое-что, но боюсь ошибиться. Хорошо знаю одного человека, который поможет тебе в этом деле. Он живет недалеко от Парижа, пара часов езды на машине.

Остин быстро зафиксировал информацию.

– Спасибо, – заключил он. – Как только вернусь в Вашингтон, сразу же переведу на ваш счет небольшую сумму денег для музея. Кстати, передай мой горячий привет Уилберу и Орвиллу.

– Буду рад.

Остин отключился, а через минуту набрал номер, который Йен продиктовал ему.

Глава 13

Скай захлопнула толстый справочник, который так долго читала, и швырнула его на стол, где уже лежала огромная стопа подобных потрепанных книг. Она расправила плечи, вытянула вперед руки, чтобы размять мышцы, откинулась на спинку стула, упрямо поджала губы и уставилась на лежавший перед ней шлем с таинственными знаками. За многие годы своей научной карьеры Скай привыкла относиться к древнему оружию и доспехам как к орудиям труда, особого рода инструментам, сыгравшим ключевую роль в кровопролитных войнах. Однако этот предмет загнал ее в тупик и вызывал дрожь во всем теле. Окисленная темная поверхность шлема, казалось, излучала какую-то странную и в высшей степени зловещую энергию; ни с чем подобным исследователи не встречались ранее.

Вернувшись в Париж, Скай сразу же отнесла шлем к свой кабинет в Сорбонне. Она надеялась, что многочисленные справочники и энциклопедии помогут ей разгадать таинственные символы. Сделав снимки цифровым фотоаппаратом, она перенесла их в компьютер, а потом сравнила с обширной базой данных, накопленной за много лет из множества источников. Конечно, начала с французских архивов, затем перешла к Италии и Германии, но даже эти страны, которые были главными производителями средневекового вооружения, ничем не помогли ей.

Убедившись в том, что никаких аналогов надписей на шлеме в названных странах нет, Скай расширила диапазон поисков до пределов всей Европы, но и это не принесло желаемых результатов. После этого она перешла к народам Азии и всего остального мира, но все бесполезно. Она прочесала исторические хроники вплоть до бронзового века, но, когда компьютер оказался совершенно бесполезным, оставила его в покое и принялась за печатные справочники и энциклопедии. Скай перерыла все книги своей библиотеки, просмотрела массу рисунков печатей и древних манускриптов, тщательно проверила все справочники символов и геральдические сборники, но так и не нашла ответа. Отчаявшись разгадать тайну, она просмотрела энциклопедию, но даже в самом полном компендиуме древнего оружия и снаряжения не было ни малейшего намека на лежавший перед ней на столе шлем.

Он представлял собой сплошное противоречие. Техника изготовления была необычной, а орнамент вообще не соотносился с военным производством. Однако самым загадочным было пулевое отверстие, которое никак не вязалось с изначальным предназначением шлема.

Что касается узора, он, несомненно, имел древнее происхождение, да и вес шлема подтверждал это предположение. Более поздние шлемы были гораздо легче, а их внутренняя поверхность была более гладкой, кроме того, они защищали и плечи в виде эдакой металлической горжетки, чтобы облегчить вес наголовья. Кроме того, поздние шлемы имели конусообразный верх, который смягчал удар сабли или меча.

Шлемы, имеющие конусообразный верх, появились впервые в одиннадцатом столетии, а уже в двенадцатом они стали постепенно округляться. Именно в это время появились металлическая перегородка для защиты носа и прорезь для глаз, то есть забрало. Тогда же стали появляться решетки для защиты нижней части лица и обеспечения нормального дыхания. При этом немецкие шлемы всегда были тяжелыми и остроконечными, а итальянские – округлыми, отражая несомненное влияние эпохи Возрождения.

Однако самым удивительным в этом шлеме был металл. Сталь изобрели еще в 800 году до н. э., но такую высококачественную сталь научились производить лишь много столетий спустя. У Скай не было никаких сомнений в том, что человек, создавший этот шлем, был великим мастером своего дела. Крепость стали, очевидно, была проверена на деле, – оставшиеся отметины от ударов и вмятины от пуль говорили о его непробиваемости, виднелось лишь одно небольшое отверстие. Однако, как следует из исторического опыта, повышение надежности защитных средств неизбежно приводило к совершенствованию средств нападения. В конце концов в 1522 году в битве под Бикокка подобное вооружение совершенно потеряло смысл, так как стало слишком тяжелым и неэффективным.

Маска-забрало была типичной для итальянского вооружения шестнадцатого века. Тогдашние мастера старались избегать выпуклого рельефа на военных шлемах, он должен был быть ровным, тщательно отшлифованным и к тому же удобным для обладателя, а это требовало дополнительных усилий. Скай взяла со стола нож для вскрытия конвертов, который напоминал по форме итальянский кинжал, и провела им по поверхности шлема. Несмотря на рельеф и гравировку, металл прекрасно выдержал нагрузку, не оставив ни малейшей царапины.

Она снова вернулась к определению типа стали. Ни одна, даже самая важная, деталь не помогает лучше определить различия в качестве вооружения, чем степень закаленности стали. Она постучала кончиками пальцев по верхней части шлема, и он издал чистый, как звон колокола, звук. Скай провела указательным пальцем по пятиконечной звезде, потом повернула шлем и посмотрела на этот рисунок с другой стороны. Он показался ей похожим на стреляющую звездочку. Она вдруг вспомнила, что когда-то видела древний меч из английской коллекции, который был изготовлен из метеоритного железа. Этот меч можно было заточить до остроты бритвы. А почему собственно говоря, из такого металла не могли сделать шлем? Она сделала пометку в блокноте, чтобы потом провести металлургический лабораторный анализ.

Потерев руками уставшие глаза, вздохнула, взяла телефонную трубку и быстро набрала номер. На другом конце послышался глубокий приятный мужской голос:

– Oui. Darnay Antiquités.^[150]

– Чарльз, это Скай Лабель.

– А, Скай! – Дарнье откровенно обрадовался. – Как дела, моя дорогая? Как твоя работа? Это правда, что ты недавно была в Альпах?

– Да, именно поэтому я и звоню тебе. Во время экспедиции я случайно наткнулась на какой-то древний шлем. Он совершенно необычный, и я бы хотела, чтобы ты взглянул на него. Он поставил меня в тупик.

– А что же твой замечательный компьютер? – не без иронии спросил Дарнье.

Дарнье и Скай давно уже спорили друг с другом относительно использования в работе новейшей компьютерной техники. Он считал, что практический опыт работы с артефактами гораздо более важен, чем все эти новомодные базы данных, она же настаивала на том, что современная техника позволяет экономить массу времени.

– С моим компьютером все в порядке, – ответила она с нарочитым возмущением. – Но в банке данных ничего подобного нет, как нет, впрочем, и во всех справочниках, которые я просмотрела. Никак не могу найти хоть что-нибудь, отдаленно напоминающее эту вещь.

– Ты меня заинтриговала. – Дарнье был хорошо знаком с библиотекой Скай и считал ее лучшим собранием книг по данной теме. – Ну что ж, с удовольствием взгляну на твой шлем. Подъезжай прямо сейчас, если хочешь.

– Bien. Сейчас приеду.

Она быстро завернула шлем в наволочку от подушки, сунула его в фирменный пакет и направилась к ближайшей станции метро. Магазин Дарнье находился на правом берегу реки, в конце узкой улочки, рядом с булочной, откуда исходил приятный аромат свежего хлеба. На двери магазина мелкими позолоченными буквами было написано: «Антиквариат». За стеклом витрины были разложены пыльные рога, старинные пистоли и несколько покрытых ржавчиной средневековых мечей. Разумеется, этот набор предметов не мог привлечь внимание покупателей, на что и рассчитывал владелец магазина.

Когда она открыла дверь, громко звякнул колокольчик Небольшое узкое помещение было окутано мраком и казалось совершенно пустым, если не принимать во внимание рыцарские доспехи и несколько ящиков, в которых хранились копии античных кинжалов. Бархатный занавес в конце помещения раздвинулся, и оттуда вышел высокий худощавый мужчина в черной одежде. Окинув Скай внимательным взглядом, он легкой походкой проскользнул мимо, как тень, и вышел из магазина, плотно прикрыв за собой дверь.

В ту же минуту из задней комнаты вышел еще один мужчина. Низкого роста, в свои шестьдесят с лишним лет он чем-то напоминал некогда знаменитого актера кино Клода Рейнса. Несмотря на рабочую обстановку, был одет в прекрасно сшитый темно-синий костюм, а на белой рубашке ярко выделялся стильный шелковый галстук красного цвета. Мужчина выглядел весьма элегантно и излучал редкую уверенность в себе. Это ощущение усиливалось от искрящихся умом и деликатностью глаз. Красивые густые волосы с проседью и тонкие усики. Он курил дорогую сигарету, но, увидев Скай, вынул ее изо рта и поцеловал гостью в щеку.

– Ты быстро добралась, – сказал он, улыбнувшись. – Похоже, этот шлем действительно представляет для тебя особую важность.

Она ответила на его поцелуй.

– Это ты сейчас должен подтвердить или опровергнуть мои предположения. Что за человек только что ушел от тебя?

– Это один из моих… э-э-э… поставщиков.

– Больше похож на искусного вора или ищейку.

По лицу антиквара пробежала тень настороженности, но он тут же рассмеялся:

– Ты верно угадала его призвание.

Дарнье перевернул табличку на двери надписью «Закрыто» и повел гостью в заднюю комнату, где располагался его кабинет. В отличие от темного и невзрачного помещения, уставленного предметами, не представляющими большой ценности, его офис и одновременно мастерская был залит ярким светом, а все помещение оформлено в соответствии с современным дизайном. Стены кабинета были увешаны старым оружием, правда, большая часть его представляла собой искусно изготовленные копии, которые Дарнье продавал несведущим коллекционерам. Наиболее ценные, порой уникальные экземпляры он хранил в безопасном месте и не выставлял напоказ.

Хотя Дарнье часто подшучивал над склонностью Скай к современным информационным технологиям, сам он вел дела преимущественно по Интернету и имел под рукой весьма обширный каталог антикварных вещей, который рассылал наиболее уважаемым и знающим клиентам. Рассеянные по всему миру, коллекционеры с нетерпением ждали от него новых поступлений.

Скай познакомилась с ним, когда ей нужен был совет специалиста в области подделок старинных вещей. Вскоре она с удивлением обнаружила, что эрудиция Дарнье в области старинного оружия и военной техники значительно превосходит знания многих академиков, включая и ее собственные. Они стали хорошими друзьями, и ее нисколько не смущал тот факт, что Дарнье имел дело с нелегальной торговлей антиквариатом и был связан с теневым бизнесом. Откровенно говоря, он был мошенником, но при этом весьма компетентным мастером своего дела.

– Ну что ж, моя дорогая, посмотрим, что там у тебя. – Он показал на ярко освещенный стол, который обычно использовал для изготовления качественных снимков для своего каталога.

Скай вынула из пакета шлем и, сняв с него наволочку, благоговейно положила на стол.

Дарнье с нескрываемым любопытством уставился на него и какое-то время не мог произнести ни слова. Затем обошел вокруг стола, попыхивая дорогой сигаретой, остановился и резко наклонился, чуть не коснувшись носом металлической поверхности шлема. Осмотрев его со всех сторон, он осторожно поднял его на свет, прикинул на вес, потом поднял еще выше и в конце концов напялил себе на голову. Не снимая шлем с головы, подошел к буфету и взял оттуда бутылку «Гран-Марнье».

– Выпьешь немного? – предложил он.

Скай рассмеялась над его странным видом и покачала головой:

– Ну, так что ты думаешь на этот счет?

– Экстраординарно, – заявил он и, положив шлем на стол, налил себе в бокал бренди. – Где ты отыскала это произведение искусства?

– В глубине ледника над Спящим Человеком.

– Ледника? Еще более экстраординарно.

– Это еще не вся история. Его нашли возле тела человека вмерзшего в лед много лет назад. Вполне возможно, что он пролежал там не менее ста лет. Этот человек, вероятно, спустился на парашюте с самолета, обломки которого мы обнаружили на дне озера.

Дарнье просунул палец в небольшую дырку в шлеме:

– А это?

– Полагаю, пулевое отверстие.

Опытного антиквара это предположение нисколько не удивило.

– Значит, на голове ледяного человека был этот шлем?

– Возможно.

– Значит, он не такой уж и прочный?

– Не знаю, что и думать… Посмотри на эту сталь. Мушкетные пули отскакивали от шлема, как груши. Это отверстие пробито более мощным и более современным оружием.

– Значит, мы имеем дело с человеком, который летел над ледником в этом старом шлеме и который был сражен современным оружием.

Скай пожала плечами:

– Похоже, что так.

Дарнье отпил немного бренди. Поразительно, но все это кажется совершенно бессмысленным.

– Да, все, что связано с отверстием, действительно кажется каким-то странным и непонятным.

Она села на стул и рассказала историю о своем посещении пещеры и о том, чем это все закончилось.

– Слава Богу, что ты осталась целой и невредимой! Этот Курт Остин стал твоим ангелом-спасителем. К тому же он красив, если не ошибаюсь.

– Не ошибаешься. – Скай почувствовала, что заливается краской.

– Я должен передать ему свою благодарность, Скай, так как всегда относился к тебе, как к своей дочери. Я был бы страшно огорчен, если бы с тобой случилось что-то ужасное.

– Как видишь, ничего страшного не произошло именно благодаря мистеру Остину и его верному другу Джо Завале. – Она показала рукой на шлем. – Ну так что?

– Думаю, шлем на самом деле намного древнее, чем кажется на первый взгляд. Как ты уже сама заметила, сталь здесь действительно очень прочная. Не исключено, что использованный здесь материал был сформирован на далеких звездах. Тот факт, что я сам никогда не встречал ни чего подобного, а ты так и не смогла отыскать аналогов в своей богатой библиотеке, позволяет предположить, что это прототип, то есть изначальный образец, оставшийся в единственном числе.

– Да, но если его характерные черты отличаются новизной, то почему эти идеи не использовали позже?

– Ты ведь знаешь природу человека, да и производимого им оружия… Чувство здравого смысла далеко не всегда одерживает верх над упрямством и самонадеянностью. Поляки очень долго пытались сражаться против бронетанковых войск с помощью кавалерии, а Билли Митчелл потратил много сил, убеждая свое военное начальство в преимуществах воздушных бомбардировок. Может быть, кто-то посмотрел на этот шлем и сказал, что старое снаряжение предпочтительнее нового, непроверенного шлема.

– А как насчет этого орла, который изображен здесь? Такого же я видела на фюзеляже самолета.

– Ничего научного, к сожалению, сказать не могу.

– Меня сейчас может заинтересовать любая версия, даже ненаучная. И возможно, я приму твое предложение и выпью бренди.

Дарнье налил ей немного в стакан, и они чокнулись.

– Я бы сказал, что этот орел представляет собой причудливое сочетание или соединение трех отдельных элементов. Это символ некоего союза, единство множества, так сказать, и множество в единстве. Создается впечатление, что этот орел распадается на части, но все же должен быть единым или умереть. А если учесть, что своими острыми когтями он вцепился в оружие, то уже нетрудно предположить: данный альянс имеет какое-то отношение к войне.

– Весьма неплохо для ненаучного предположения.

Антиквар скромно улыбнулся:

– Если бы мы знали, кто на самом деле этот ледяной человек. – Он посмотрел на часы. – Извини, Скай, мне нужно срочно переговорить по телефону со своим дилером в Лондоне и покупателем в Соединенных Штатах. Ты не могла бы оставить мне эту вещь на несколько часов, чтобы я мог внимательно изучить ее?

– Разумеется. Когда закончишь, позвони, чтобы я забрала шлем. Я буду либо у себя в офисе, либо дома.

Дарнье насупился:

– Моя дорогая девочка, загадок в этом шлеме больше, чем мы видим. Кто-то уже пытался убить вас в тоннеле. Полагаю, эта вещь имеет огромную ценность. Мы должны быть крайне осторожны. Кто-нибудь знает о том, что у тебя хранится эта вещь?

– Курт Остин, тот самый человек из агентства НАПИ, о котором я тебе рассказывала. Но я ему полностью доверяю. Могут знать также некоторые люди, с которыми я находилась в пещере. И еще Рено.

– А, Рено, – повторил он, презрительно растягивая имя. – Это плохо. Возможно, он захочет вернуть себе этот шлем.

Глаза Скай потемнели от гнева.

– Только через мой труп. – Она нервно улыбнулась, подумав о буквальном значении только что сказанных слов. – Я могла бы сказать ему, что шлем на металлургической экспертизе.

В этот момент зазвонил телефон.

– Так, это уже дилер… Хорошо, поговорим позже.

Из магазина Скай отправилась не в офис, а прямиком домой. Она хотела проверить автоответчик, надеясь на звонок Остина. Беседа с антикваром вселила в ее душу чувство страха. У нее действительно появилось ощущение, что опасность где-то рядом, и звонок Остина мог бы хоть немного успокоить ее. Вернувшись домой, она прослушала все сообщения, но от Остина ничего не было.

Скай ощутила себя ужасно уставшей и прилегла на диван с модным журналом в руках. Ей хотелось просто немного отдохнуть, прежде чем вернуться в офис, но усталость взяла свое. Через несколько минут журнал выпал из рук, и она погрузилась в глубокий сон.

Скай спала бы не так спокойно, если бы знала, о чем думал в это время Огюст Рено. Тот сидел в офисе за своим рабочим столом, низко склонив голову, и читал длинный перечень жалоб на Скай Лабель. Его негодованию не было предела, а злость переходила всякие границы. У него даже руки дрожали от возмущения, уязвленное самолюбие требовало отмщения.

В этот момент вся его воля и вся злость были направлены на эту наглую особу. Он использовал все свои связи в политических кругах, чтобы уничтожить ее, привлек самых могущественных и влиятельных людей, которые могли бы разрушить ее научную карьеру, а вместе с ней и карьеру людей, которые так или иначе поддерживали мисс Лабель. Она унизила его перед посторонними людьми, поставила под сомнение его авторитет. Более того, самым наглым образом проигнорировала его требования предоставить этот шлем в его полное распоряжение! Он просто обязан был вышвырнуть ее из Сорбонны и довести до такого состояния, чтобы она молила его о пощаде, валялась в ногах. Он просто видел себя в качестве Творца на тех замечательных полотнах эпохи Возрождения, где Он своим огненным мечом изгоняет Адама и Еву из райского сада.

Сегодня утром он встретил Скай в лифте, та подчеркнуто вежливо поздоровалась с ним и улыбнулась так ехидно, что он долго не мог прийти в себя. Конечно, он подавил в себе праведный гнев, пока шел в свой кабинет, но все равно остался неприятный осадок. И вот сейчас Рено излил свой гнев в списке жалоб, который дрожал в его трясущихся от злости руках Он начал было подробнейшим образом описывать моральное падение этой ненавистной женщины, когда услышал шум. Судя по всему, это был его помощник.

– Да? – спросил он, не поднимая головы.

Не получив ответа, поднял голову и обомлел. Перед ним на стуле сидел человек с большим пухлым лицом – тот, что напал на него с пистолетом в пещере ледника. Рено мгновенно вообразил, что ему грозит опасность, и счел за благо сделать вид, что не узнал обидчика.

– Чем могу помочь? – спросил он, предварительно прокашлявшись.

– Вы что, не узнаете меня?

– Не припоминаю, – соврал он. – Вы имеете какое-то отношение к университету?

– Нет, я имел отношение лично к вам.

У Рено похолодело внутри.

– Вас показывали по телевизору, – веско произнес страшный человек.

Вернувшись в Париж, Рено сразу же созвал репортеров и устроил шумную пресс-конференцию, в течение которой представил себя в качестве главного героя последних событий и в особенности подчеркнул свою роль в открытии ледяного человека. А в самом конце он без ложной скромности приписал себе честь спасения всех членов экспедиции.

– Да, вы смотрели пресс-конференцию?

– Вы сообщили журналистам, что нашли рядом с ледяным человеком загадочные предметы. Одним из них был металлический ящик, а что представляют собой остальные?

– Их было всего два. Вторым предметом был шлем, похоже, очень древний.

– И где он сейчас находится?

– Я думал, что он остался в пещере, но потом мне сказали, что его забрала с собой одна женщина.

– Кто эта женщина?

В глазах Рено промелькнула злобная искорка ненависти. Может быть, этот кретин оставит его в покое, если увидит перед собой другую, более важную цель. И тогда он может одним махом избавиться как от нее, так и от этого идиота.

– Ее зовут Скай Лабель, – охотно пояснил он. – Она археолог. Хотите узнать ее адрес и номер телефона? – Он полез под стол, вынул оттуда факультетский телефонный справочник и открыл. – Ее кабинет находится прямо под моим офисом, номер двести шестнадцать. Можете делать с ней все, что хотите, я возражать не буду. – Он тщетно пытался скрыть охватившую его радость. Сейчас ему оставалось лишь сожалеть о том, что он не увидит перекошенное от страха лицо Скай, когда этот тип ворвется к ней в кабинет.

Мужчина медленно поднялся со стула, что еще больше обрадовало Рено. Хорошо, его наконец-то оставят в покое.

– Может быть, еще что-нибудь хотите? – спросил он с подобострастной ухмылкой.

Незнакомец презрительно ухмыльнулся в ответ, потом вынул из-под одежды пистолет двадцать второго калибра с привинченным к стволу глушителем.

– Да, – тихо ответил он, – хочу вас убить.

Послышался глухой выстрел. На лбу Рено появилось круглое красное пятно, и в ту же секунду он рухнул на стол. На его лице так и застыла глупая самодовольная ухмылка.

Убийца схватил со стола справочник, сунул в карман и вышел из кабинета, даже не взглянув на распластавшееся на столе безжизненное тело.

Глава 14

Старинный аэроплан выделывал замысловатые фигуры в чарующем танце на фоне голубого неба, нарушая, казалось, мыслимые и немыслимые физические законы гравитации. Остин с восторгом наблюдал за пируэтами, стоя на краю летного поля, расположенного к югу от Парижа. А крошечный самолетик тем временем выполнил воздушную спираль, затем совершил полуоборот, взмыл вверх, развернулся еще раз и полетел в обратном направлении.

Остин даже голову втянул в плечи, когда аэроплан стал камнем падать к земле. Потом он выровнялся и низко пролетел над полем. Даже непосвященному человеку было ясно, что скорость слишком велика для безопасной посадки на этом поле. По правде говоря, он летел, как управляемая человеком ракета, однако через несколько секунд машина коснулась поля колесами, похожими на велосипедные, подпрыгнула несколько раз, а потом спокойно покатилась в сторону ангара, натужно ревя мотором. Когда двойной деревянный пропеллер перестал вращаться, из кабины пилота вылез мужчина средних лет, спрыгнул на землю, снял защитные очки и направился к Остину, широко ухмыляясь. Если бы на его месте был щенок, он сейчас энергично помахивал бы хвостом от радости и удовольствия.

– Сожалею, месье Остин, что этот аэроплан одноместный, – сказал он, – а то я бы предложил вам совершить удивительную прогулку по небу.

Остин внимательно рассмотрел крохотный самолет, его конусообразный нос, под которым был укрыт двигатель, а также деревянный фюзеляж, покрытый прочным материалом. На боку самолета отчетливо виднелась эмблема – череп и перекрещенные кости. Толстые металлические тросы, закрепленные в нижней части крыльев, вели к кабине пилота, придавая самолету фантастический вид.

– Несмотря на все мое уважение к вашей машине, месье Гроссе, она выглядит так, словно в ней не поместится даже один человек.

Загорелое и обветренное лицо француза засияло.

– Не смею винить вас в излишнем скептицизме, месье Остин, – «Моран-Солнье» и впрямь выглядит так, будто его собрал какой-то школьник в подвале своего дома. Его длина составляет всего двадцать два фута, а размах крыльев не превышает двадцати семи. Однако не стоит забывать, что в свое время этот крохотный москит был самым грозным оружием в небе. Он был самым быстрым – более ста миль в час – и обладал удивительной маневренностью. В руках умелого и опытного пилота это действительно была самая эффективная машина для поражения противника.

Остин подошел к самолету и провел рукой по фюзеляжу:

– Больше всего меня удивили этот конусообразный обтекаемый фюзеляж и конструкция крыла. Когда речь заходила о Первой мировой, я обычно представлял себе неуклюжие тупорылые коробки с двойными крыльями.

– И правильно делали, месье Остин. Большинство тогдашних аэропланов действительно имели спаренные двойные крылья, но французы далеко опередили другие страны в разработке монопланов. Эта модель была лучшей по аэродинамике за весь период войны. Ее главное преимущество перед бипланами состояло в том, что такая машина могла гораздо быстрее набирать высоту, хотя этот недостаток был скоро устранен на самолетах типа «Сопвич» и «Ньюпорт».

– Ваш «иммельман» был исполнен превосходно.

– Merci. – Гроссе грациозно поклонился. – Порой все не так просто, как кажется на первый взгляд. Этот крохотный самолет весит менее тысячи фунтов с полной нагрузкой, но при этом оснащен мотором мощностью 116 лошадиных сил. Требуется немалое умение, чтобы управлять такой машиной в воздухе и держать ее под контролем. – Он весело улыбнулся. – Один пилот как-то сказал, что самая большая опасность в этом типе самолетов заключается не в том, чтобы успешно вести бой, а в том, чтобы благополучно сесть на землю. Вы, вероятно, заметили, что я садился на огромной скорости.

Остин энергично закивал.

– Да, месье Гроссе, вы еще мягко выразились. У меня было такое чувство, что вы сейчас проделаете огромную дыру в этом летном поле.

– И я был бы далеко не первым в этом деле, – заверил Гроссе, не переставая сиять. – Хотя моя задача была не такой сложной, как у старых пилотов военной поры. Вы только представьте себе, что такой самолет садится с продырявленными крыльями и оборванным покрытием на фюзеляже! А ведь многие пилоты получали ранения и теряли сознание от потери крови… Вот в этом-то и заключалась самая большая опасность.

Остин заметил нотки ностальгии в голосе Гроссе. Тонкие черты лица и аккуратно подстриженные усики напомнили ему о тех славных французских летчиках, которые кружили над немецкими траншеями и бомбили их со своих почти не защищенных аэропланов. Остин позвонил Гроссе – директору авиационного музея – по совету Йена Макдугала и попросил того показать некоторые снимки старых аэропланов. Гроссе ответил, что постарается сделать все возможное, и сдержал слово. Узнав, зачем Остину понадобились снимки старых самолетов, он попросил переслать ему снимки разбитого самолета и вскоре дал ответ.

– Ваш самолет состоит из множества обломков, – сказал он, – но я согласен с месье Йеном, – это аэроплан фирмы «Моран-Солнье» серии N времен Первой мировой войны.

– Боюсь, что мои познания в области старой авиации настолько слабы, что я просто не могу представить себе, как они летали, – ответил Остин. – Вы не могли бы рассказать мне о них более подробно?

– И не только рассказать, – обрадовался Гроссе. – Я могу даже продемонстрировать вам один из них. В нашем музее как раз есть такой самолет серии N.

Рано утром того дня Остин, едва успев зарегистрироваться в одном из парижских отелей, сел на скорый поезд и помчался в музей, причем добрался туда быстрее, чем если бы летел на каком-нибудь самолете из музея Гроссе. Музей был расположен в ангарном комплексе на краю летного поля, примерно в пятидесяти милях к югу от Парижа.

После столь успешной демонстрации летных качеств самолета Гроссе пригласил Остина к себе в офис на бокал вина. Офис был устроен в дальнем углу ангара, который до отказа был забит старыми винтовыми машинами. Миновав длинный ряд самолетов – там были и «корсар», и «фоккер», – мужчины вошли в небольшую комнату, стены которой были увешаны фотографиями всевозможных летательных аппаратов.

Гроссе налил два стакана бордо и предложил тост за братьев Райт. Остин добавил, что надо выпить и за Альбер-то Сантоса-Дюмона – великого бразильского пилота, который долгие годы прожил во Франции. На большом деревянном столе были разложены цифровые фотографии, присланные Остином по электронной почте. Остин взял одну из них, посмотрел на обломки обнаруженного им на дне озера аэроплана, а потом с удивлением покачал головой.

– До сих пор не могу понять, как вам удалось идентифицировать аэроплан по такой куче обломков.

Гроссе отложил в сторону стакан и стал перебирать снимки, пока не остановился на одном из них.

– Поначалу я не был уверен, – задумчиво сказал он. – Конечно, у меня были какие-то мысли… Я узнал пулемет Гочкиса, но такие были установлены на многих аэропланах начала прошлого века. Потом я обратил внимание на остроконечный нос самолета, и это стало для меня главным ключом к разгадке. Вскоре я обнаружил еще одну интересную вещь. – Он протянул Остину через стол фото, а потом подсунул увеличительное стекло. – Посмотрите внимательно вот на это.

Остин пристально посмотрел сквозь лупу на круглую деревянную форму:

– Похоже на часть пропеллера.

– Так и есть. Но это не обычный пропеллер, которые тогда устанавливались на самолетах. В начале 1914 года Раймон Солнье изобрел устройство, которое позволяло вести стрельбу из пулемета системы Гочкиса, установленного в носовой части самолета. Иначе говоря, он синхронизировал стрельбу и движение пропеллера так, что пули могли свободно пролетать сквозь вращающиеся с огромной скоростью лопасти. Правда, скорость стрельбы была не самой высокой, но он снабдил лопасти стальными отражателями, и это повысило эффективность стрельбы.

– Да, я слышал об этом, – сказал Остин. – Изящное решение довольно сложной технической проблемы.

– После серии первых испытаний некоторые летчики погибли от пуль, рикошетом отлетавших от стальных лопастей, и об этой идее до поры до времени забыли. А потом началась война, и снова возникла потребность в эффективной военной технике, способной поражать врага. Французский ас по имени Ролан Гарро встретился с Солнье, и они снова вернулись к идее стальных дефлекторов. Ролан Гарро совершил несколько удачных полетов, нанес противнику значительный ущерб, а потом его самолет был сбит над германскими позициями, и через некоторое время немцы стали выпускать «фоккеры», оснащенные механизмом синхронизации.

Остин взял другую фотографию и показал пальцем на небольшой прямоугольник на месте кабины:

– А что вы можете сказать по поводу этого предмета? Похоже на какую-то металлическую пластину.

– У вас острый взгляд. – Гроссе улыбнулся. – Это шифр завода-изготовителя. – Он передал Остину другую фотографию. – Я увеличил эту пластину на компьютере. Конечно, буквы и цифры несколько расплывчаты, но мне все же удалось прочитать их. А потом я сопоставил их с теми данными, которые имеются в музейном архиве.

Остин поднял голову и посмотрел на собеседника:

– Вам удалось выяснить имя владельца?

Гроссе кивнул:

– Всего было выпущено сорок девять самолетов этой серии. Убедившись в успехе Ролана Гарро, многие другие французские пилоты стали заказывать себе такие же самолеты и использовать их не менее эффективно. Несколько машин закупили даже англичане, которые называли их «пуля». И русские приобрели несколько машин. Везде эти машины доказали свою надежность, хотя многие летчики жаловались на проблемы с посадкой и слишком большую чувствительность в управлении. Вы говорите, что нашли эти обломки в Альпах?

– Да, на дне ледникового озера, что неподалеку от Спящего Человека.

Гроссе откинулся на спинку стула и напряженно потер пальцы:

– Любопытно. Несколько лет назад меня приглашали в тот район для осмотра обломков старых самолетов, которые были разбросаны на большом расстоянии. Но все они относились к самолетам типа «Авиатик», которые обычно использовались для воздушной разведки и рекогносцировки местности. Я поговорил с местными жителями, и они рассказали, что, по словам их дедушек и бабушек, в этих местах был какой-то воздушный бой… в самом начале Первой мировой войны, хотя точную дату я уже не могу припомнить.

– Вы полагаете, этот воздушный бой может иметь какое-то отношение к нашим последним находкам?

– Все возможно. Может быть, это имеет отношение к еще одной загадке столетней давности. Я имею в виду таинственное исчезновение Жюля Фошара, который и был владельцем обнаруженного вами самолета.

– Это имя мне ничего не говорит.

– Фошар был одним из богатейших людей в Европе и загадочным образом исчез в 1914 году. Есть сведения, что это произошло во время его полета на самолете «Моран-Солнье». Он часто пользовался самолетом для облета своих обширных земельных владений и виноградников, а однажды вылетел на нем и не вернулся. По курсу предполагаемого полета были проведены тщательные поиски, но никаких следов так и не обнаружили. А через несколько дней началась война, и об этом печальном событии все быстро забыли. Исчезновение Фошара просто стало фактом истории.

Остин показал на фотографию, где был изображен пулемет.

– Этот Фошар, должно быть, очень беспокоился о своей безопасности. С какой стати простому гражданину летать на самолете с полным боевым снаряжением?

– Фошар был крупным производителем оружия и обладал обширными связями в политических кругах Ему ничего не стоило купить самолет из военного арсенала Франции. Вопрос в другом – почему он оказался над Альпами.

– Заблудился?

– Не думаю. Его самолет просто не смог бы долететь до Спящего озера на одном баке горючего, а в те времена других аэродромов поблизости не было. Значит, он должен был запастись топливом заранее и заправляться по пути следования. Если это так, то вывод очевиден: этот полет был задуман заранее и хорошо спланирован.

– А как вы думаете, куда он мог направляться?

– Озеро расположено вблизи швейцарской границы.

– А Швейцария прославилась секретными банковскими операциями, сохранением тайных вкладов. Может быть, он направлялся в Цюрих, чтобы обналичить там чек?

Гроссе ответил хриплым смехом:

– Бизнесмену такого уровня совершенно не нужны наличные. – Он снова стал серьезным. – Вы видели телевизионные сообщения о найденном в леднике теле какого-то человека?

– Нет, но я разговаривал с человеком, который видел это тело. Она сказала, что тот был одет в длинное кожаное пальто и плотно прилегающий кожаный головной убор, наподобие тех, которые носили первые летчики.

Гроссе наклонился вперед, с трудом сдерживая волнение:

– Все сходится! Фошар каким-то образом долетел до озера, а потом самолет упал в озеро, а он сам спустился на парашюте на ледник. Если бы вы могли извлечь это тело…

Остин вспомнил темный затопленный тоннель.

– Будет очень нелегко выкачать оттуда такое громадное количество воды.

– Разумеется, – согласился Гроссе и покачал головой. – Но если кто-то и мог бы сделать такое, то разве что член семейства Фошаров.

– Вот как… Они столь влиятельны?

– О да, хотя лично для вас это оказалось неизвестным. Фошары всегда отличались фанатичной склонностью к защите своей частной жизни.

– Неудивительно. Многие богатые кланы избегают чрезмерного внимания со стороны общественности.

– Здесь все гораздо сложнее, месье. Фошары – люди, которых часто называют «торговцами смертью». Они торгуют оружием в весьма серьезных масштабах, а этот бизнес считается весьма небезопасным.

– Французская версия семейства Круппов?

– Пожалуй, их можно сравнить, хотя Расин Фошар вряд ли согласится с этим…

– Расин?

– Да – это внучатая племянница Жюля. Роковая женщина, как мне говорили. Она управляет всем семейным бизнесом.

– Полагаю, мадам Фошар много бы отдала за то, чтобы узнать о судьбе своего давно пропавшего родственника.

– Согласен. Однако простому смертному просто невозможно продраться сквозь плотные ряды телохранителей, адвокатов и пиарщиков, которые ее окружают. – Какое-то время Гроссе размышлял над собственными словами, а потом предложил: – У меня есть друг, который работает директором одной компании. Я могу позвонить ему и поделиться этой важной информацией. Посмотрим, что из этого получится. Где я могу найти вас?

– Я скоро уезжаю на поезде в Париж Оставлю номер мобильного.

– Bien, – заключил Гроссе и вызвал по телефону такси, чтобы доставить Остина на железнодорожную станцию. Затем они вышли из офиса, прошли мимо длинного ряда старых аэропланов и остановились у входа.

– Спасибо за помощь. – Остин крепко пожал руку директору музея.

– Не стоит благодарности. Могу я спросить вас, почему НАПИ проявляет такой интерес к этому делу?

– На самом деле никакого особого интереса у агентства нет. Просто я случайно обнаружил обломки самолета, когда выполнял другое задание агентства, а потом заинтересовался этим делом на свой страх и риск.

– Стало быть, вы не станете использовать каких-то влиятельных посредников в переговорах с семейством Фошаров?

– Пока не намеревался этого делать.

Гроссе подумал.

– Я много лет служил в вооруженных силах, а вы, как мне кажется, вполне можете позаботиться о собственной безопасности, но все же считаю своим долгом предупредить: будьте предельно осторожны при любых контактах с этими людьми.

– Почему?

– Семейство Фошаров – не просто группа богатых людей. – Он сделал паузу, стараясь тщательно подбирать слова. – Поговаривают, что у них туманное прошлое.

Остин был бы не прочь развить эту тему, но подъехало такси. Они торопливо попрощались, и Остин отправился на железнодорожную станцию. Сидя на заднем сиденье, он напряженно размышлял над предупреждением Гроссе. Как бы то ни было, директор музея намекнул, что в семейном шкафу Фошаров находится не один скелет. Впрочем, нечто подобное можно сказать по поводу любого богатого семейства на земле. Огромные состояния довольно часто основываются на организованной преступности, контрабанде, проституции, торговле наркотиками или оружием.

Успокоенный этой простой мыслью, Остин переключил свое внимание на предстоящую встречу со Скай, но слова Гроссе все еще отдавались гулким эхом в его ушах, как отголосок далекого колокольного звона.

«Поговаривают, что у них туманное прошлое».

Глава 15

Офис Скай находился в Научном центре Сорбонны, в современном здании из стекла и бетона, выстроенном в стиле Ле Корбюзье и расположенном между двумя зданиями неподалеку от Пантеона. Прилегающая к центру улица обычно была пустынной. Иногда тишину нарушали шумные компании студентов. Но сегодня, едва повернув за угол, Скай увидела кордон полицейских машин, перегородивших оба конца улицы. Непосредственно перед входом в здание выстроились в ряд автомобили чиновников. Вокруг сновали полицейские в униформе.

Увидев ее, крупный полицейский решительно преградил путь, высоко подняв вверх руку.

– Извините, мадемуазель, проход запрещен.

– Что произошло, месье?

– Несчастный случай, – уклончиво ответил он.

– Какой еще несчастный случай? – удивилась Скай.

– Не знаю, мадемуазель, – равнодушно пожал плечами полицейский.

Скай вынула из сумочки удостоверение сотрудника университета и сунула его под нос полицейскому.

– Я работаю в этом здании и имею право знать, что здесь произошло и каким именно образом это касается меня.

Тот перевел взгляд с нее на удостоверение и снова пожал плечами:

– Вам лучше поговорить с инспектором полиции.

Он провел Скай к мужчине в гражданской одежде, который стоял рядом с полицейской машиной и оживленно беседовал с двумя одетыми в униформу офицерами.

– Эта женщина утверждает, что работает в этом здании, – сообщил полицейский инспектору средних лет, который выглядел так, словно пережил все мерзости современного мира. Во всяком случае, это было написано на его лице.

Инспектор внимательно изучил удостоверение Скай покрасневшими от бессонной ночи глазами, записал в блокнот ее имя и адрес, а потом нехотя вернул документ.

– Дюбуа, – представился он. – Пожалуйста, пройдите со мной. – Он открыл дверцу полицейской машины, жестом пригласил ее на заднее сиденье, а потом последовал за ней. – Когда вы были в последний раз в своем кабинете, мадемуазель?

Она посмотрела на часы.

– Два-три часа назад. Может, немного больше.

– Где вы находились в это время?

– Я археолог и по своим научным делам навестила эксперта по древнему оружию, чтобы показать ему интересный артефакт. Затем пошла домой и немного отдохнула.

Инспектор тщательно зафиксировал в блокноте ее слова.

– Когда вы находились в здании, вы не обратили внимания на какие-то странные или необычные вещи?

– Нет, все было как всегда, насколько я могу судить. Вы не могли бы объяснить, что произошло?

– В этом здании выстрелом из пистолета был убит человек. Вы знали месье Рено?

– Рено? Разумеется! Он был начальником моего отдела. Вы хотите сказать, что он убит?

Дюбуа кивнул:

– Застрелен неизвестным преступником. Когда вы видели месье Рено в последний раз?

– Когда пришла на работу в девять часов утра. Мы встретились с ним в лифте. Мой кабинет находится прямо под его офисом. Мы поздоровались, а потом наши пути разошлись.

Скай очень надеялась выражением лица не выдать инспектору правду. Когда она поздоровалась с Рено, тот просто отвернулся от нее, даже не ответив на приветствие.

– Как вы думаете, кто мог так ненавидеть месье Рено, чтобы решиться на это преступление?

Скай немного подумала, прежде чем ответить на этот вопрос. Она прекрасно понимала, что невозмутимое выражение лица инспектора на самом деле означало, что он может подозревать сейчас кого угодно. Наверняка уже успел поговорить с другими сотрудниками университета и выяснить, что практически все сотрудники отдела искренно ненавидели убитого. Если она скажет что-нибудь противоположное, он может заподозрить ее во лжи.

– Понимаете, месье Рено был очень противоречивой и неоднозначной фигурой в нашем отделе. – Скай сделала многозначительную паузу, а потом продолжила. – Многим сотрудникам не нравилось, как он ведет дела.

– А лично вам, мадемуазель? Вам нравилось, как он руководил отделом?

– Я была в числе тех людей на факультете, которые считали, что он занимает не свое место, – уклончиво ответила Скай.

Лейтенант впервые улыбнулся за время их беседы:

– Весьма дипломатичная формулировка, мадемуазель. Позвольте спросить, где именно вы находились перед тем, как прийти сюда?

Скай вынуждена была назвать инспектору имя и адрес антикварного магазина, а также домашний адрес и телефон его владельца. Он аккуратно записал эти данные в блокнот, сообщив, что такова обычная рутинная процедура. Затем вышел из машины и вручил ей свою визитную карточку.

– Благодарю вас, мадемуазель Лабель. Пожалуйста, не забудьте позвонить мне, если вдруг вспомните хоть что-нибудь, имеющее отношение к этому делу.

– Разумеется, – охотно согласилась она. – Могу ли я попросить вас об одном одолжении, лейтенант? Мне нужно пройти в свой кабинет на втором этаже.

Он какое-то время раздумывал над ее просьбой.

– Да, но только в сопровождении одного из моих людей.

Когда Скай вышла из машины, инспектор подозвал того самого полицейского, которого она встретила возле входа, и приказал ему проводить ее сквозь кордон и до самого кабинета. Было такое ощущение, что все полицейские силы Парижа собрались на месте преступления. Конечно, Рено был отъявленным негодяем, но вместе с тем он был известной фигурой, и его убийство стало для города настоящей сенсацией.

Еще большее количество полицейских и технических специалистов работали внутри здания. Многие снимали отпечатки пальцев, другие щелкали фотоаппаратами и осматривали все помещения. Скай поднялась на второй этаж, вошла в кабинет и огляделась. Хотя все бумаги и мебель как будто были на прежних местах, ей показалось, что что-то пропало.

Придирчиво оглядев комнату, она подошла к письменному столу. Скай всегда отличалась исключительной аккуратностью при работе с документами, поэтому все тщательно сложила, перед тем как оставить кабинет. А сейчас она заметила, что порядок нарушен, книги и справочники сдвинуты, и вообще создавалось ощущение, что все было брошено в спешке.

Кто-то рылся в бумагах!

– Мадемуазель?

Полицейский смотрел на нее как-то странно, и Скай вдруг поняла, что слишком долго глазела в пространство. Она кивнула, открыла ящик стола и вынула оттуда папку с бумагами. Затем сунула ее под мышку, даже не просмотрев содержимое.

– Да, мне больше ничего здесь не нужно, – сказала она с натянутой улыбкой.

Скай с большим трудом сдерживалась, чтобы не ускорить шаг и оторваться от полицейского, но ноги плохо слушались ее. Они были как будто деревянными. Правда, по внешнему виду нельзя было догадаться о том взрыве эмоций, который обуревал молодую женщину. Сердце бешено колотилось в груди, а в голове сквозила одна и та же мысль: человек, который рылся в ее бумагах, мог позже пристрелить Рено.

Полицейский проводил ее вниз, вывел из здания, провел через плотный кордон. Она поблагодарила его, а потом направилась домой, тупо уставившись вперед, не различая дороги и даже не глядя по сторонам на переходах, что в Париже почти равносильно самоубийству. Скай не обращала внимания на сигналы автомобилей, на скрип тормозов и даже на громкие проклятия и матерную брань в ее адрес со стороны возмущенных водителей.

Охватившее ее чувство паники усилилось, когда она повернула на узкую улочку, к дому. Она вдруг усомнилась в том, что правильно поступила, не рассказав инспектору Дюбуа об обыске в своем кабинете. Правда, инспектор мог бы счесть ее сумасшедшей и внести в список подозреваемых.

Скай жила в старом доме XIX века с мансардой под крышей в районе Моффетар, неподалеку от Латинского квартала. Она любила этот оживленный район с многочисленными маленькими магазинами, ресторанами, кафе, уличными музыкантами. Старый городской дом был разделен на три квартиры, и она занимала третий этаж, с балкона которого, украшенного ажурной металлической оградой, были видны вся шумная улочка и красивые дымовые трубы старых парижских домов. Скай быстро поднялась на третий этаж и немного успокоилась, открыв дверь в свою квартиру. Она вновь ощутила себя в полной безопасности. Но лишь до тех пор, пока не вошла в гостиную. Перед ее глазами предстала картина, в реальность которой она не сразу смогла поверить.

Большая комната выглядела так, словно здесь разорвалась бомба: стулья разбросаны в разные стороны, диван сдвинут со своего места, журналы сметены на пол с кофейного столика, книги сброшены с полок и рассыпаны по всей комнате. На кухне было еще хуже: все шкафчики распахнуты, пол усеян множеством осколков битого стекла и фарфора. Передвигаясь на онемевших полусогнутых ногах, Скай вошла в спальню. Там тоже творился самый настоящий бедлам. Все ящики в шкафу были выдвинуты, содержимое разбросано по комнате. Постельное белье было сорвано с кровати и сброшено на пол, а на кровати виднелся голый матрас с разрезанными боками и торчащей набивкой.

Скай вернулась в гостиную и тупо уставилась на весь этот бедлам, с трудом подавляя в себе чувство гнева от столь бесцеремонного вторжения в ее частную жизнь. В этот момент она была в таком смятении, будто ее изнасиловали. В следующую минуту гнев сменился не менее ужасным чувством страха, что человек, который перевернул все вверх дном, может все еще находиться в квартире. Ведь она еще не проверила ванную комнату. Схватив стоявшую у камина кочергу, она, не спуская глаз с двери ванной, попятилась к выходу.

В этот момент позади тихо скрипнула дверь.

Скай резко повернулась и размахнулась кочергой.

– Привет, – неуверенно протянул Курт Остин, удивленно уставившись на нее.

Скай едва не рухнула на пол без сознания. Она медленно опустила кочергу и едва слышно прошептала:

– Извини.

– Это я должен просить прощения за бесцеремонное вторжение в твое жилище. Дверь была открыта, вот я и решил войти… – Только сейчас он обратил внимание на бледное от страха лицо Скай. – Ты в порядке?

– Да. Теперь в порядке, когда ты пришел…

Остин окинул взглядом гостиную.

– Никогда не думал, что у вас в Париже бывает торнадо.

– Думаю, что все это сделал тот же человек, который убил Рено.

– Рено? Это что, тот самый тип, который был с вами в тоннеле под ледником?

– Да, его застрелили сегодня утром в собственном кабинете.

У Остина просто челюсть отвисла от такой новости.

– А ты проверила другие комнаты?

– Все, кроме ванной и туалета. Я так испугалась, что просто не сразу сообразила это сделать.

Остин взял у нее кочергу.

– Страховой полис, – усмехнулся он и быстро направился в ванную. – Ты куришь? – спросил он, вернувшись в гостиную через минуту.

– Нет, бросила много лет назад. А что?

– Ты не зря испугалась. – Он показал ей окурок от сигареты. – Я нашел под ванной целую кучу. Кто-то долго поджидал тебя в ванной комнате.

Скай передернулась от ужаса:

– Почему же он ушел?

– Не знаю, но тебе крупно повезло. Расскажи мне про Рено.

Они быстро убрали вещи с дивана, уселись рядом, и Скай сбивчиво, но довольно подробно рассказала о том, что происходило сегодня в университете.

– Ты считаешь, я сошла с ума, когда связала убийство Рено, обыск в моем кабинете и то, что произошло в квартире?

– Наоборот… Я посчитал бы тебя сумасшедшей, если бы ты этого не сделала. Что-нибудь пропало?

Она обвела взглядом гостиную и покачала головой:

– Сейчас невозможно сказать что-нибудь определенное. – Ее взгляд упал на автоответчик. – Странно, когда я уходила, там было всего два сообщения, а сейчас четыре.

– Одно мое. Я позвонил тебе сразу, как только приехал в Париж.

– Кто-то прослушивал последние два сообщения – лампочка не мигает.

Остин нажал кнопку PLAY и услышал собственный голос, сообщавший, что он не застал Скай в университете и поэтому решил зайти на квартиру в надежде, что она еще дома. Потом он еще раз нажал кнопку. Раздался голос Дарнье.

– Скай, – сказал тот, – это Шарль. Хотел спросить, можно ли мне взять шлем с собой на виллу. Это оказалось более серьезным, чем я предполагал.

– Боже мой! – воскликнула Скай и побледнела, как стена. – Непрошеный гость наверняка прослушал это сообщение.

– Кто этот Шарль? – поинтересовался Остин.

– Мой старый друг. Он много лет занимается продажей старинного оружия и военного снаряжения. Я оставила ему шлем для экспертизы. Погоди… – Она вскочила с дивана, нашла в куче бумаг адресную книгу и открыла на букву «Д». Эта страница была небрежно вырвана. Скай показала книгу Остину. – Мерзавец поехал к Дарнье!

– Постарайся предупредить его.

Она схватила телефонную трубку, набрала его номер и несколько минут слушала длинные гудки.

– Не отвечает. Что же делать?

– Самое разумное – позвонить в полицию.

Она нахмурилась.

– Шарль не любит связываться с полицией. Его бизнес на грани закона, а порой и за гранью, так что он не простит, если полиция заявится к нему в магазин и перевернет все вверх дном.

– А если от этого зависит его жизнь?

– Он не ответил по телефону. Может быть, его просто нет там сейчас, может, мы напрасно волнуемся.

Остин был настроен менее оптимистично, но не хотел тратить драгоценное время на бессмысленные пререкания.

– Где его магазин?

– На правом берегу. На такси – не больше десяти минут.

– У меня внизу машина. Думаю, мы доедем туда за пять.

Они бросились вниз по лестнице.

Окно антикварного магазина было темным, а дверь заперта изнутри. Скай достала из сумки один из ключей, которые Дарнье доверял самым близким друзьям, и отперла дверь. В помещении было темно, но из-под шторы, отделявшей офис от торгового зала, пробивалась узкая полоска света.

Остин подошел к шторе и осторожно отодвинул ее. Их взорам предстала ужасная картина, достойная экспозиции в каком-нибудь музее восковых фигур. На коленях у стола стоял седовласый пожилой мужчина, положив подбородок на деревянный контейнер, как приговоренный к казни – отсечению головы. Руки и ноги его были связаны веревкой, рот заклеен липкой лентой, седые волосы взлохмачены.

А над ним, как палач над своей беспомощной жертвой, возвышался огромного роста мужчина, опираясь на длинное острое лезвие двуручного палаша, позаимствованного, вероятно, из коллекции хозяина. Верхнюю часть его лица скрывала черная маска. Услышав шум, он поднял голову и улыбнулся оторопевшему Остину. Затем сорвал с себя маску и поднял палаш над головой Дарнье. Тусклый свет зловеще блеснул на остром лезвии.

– Прошу вас не двигаться, не уходить, – приказал он писклявым голосом, который совершенно не соответствовал мощной комплекции. – Иначе ваш друг может остаться без головы.

Скай впилась пальцами в руку Остина, но тот даже не заметил, сосредоточившись на полученной рекомендации. Одновременно он вспомнил описание «репортера», который затопил тоннель под ледником, и пришел к выводу, что видит того самого человека.

– Зачем же уходить? – нарочито равнодушным тоном произнес Остин. – Мы только что пришли.

Мужчина с пухлым, мясистым лицом натянуто улыбнулся, но не убрал клинок с шеи бедного Дарнье.

– Этот человек оказался на редкость глупым, – сказал он, бросив быстрый взгляд на длинную полку с выставленными на ней средневековыми рыцарскими шлемами. – Он наотрез отказался сообщить мне, какой из этих металлических горшков интересует меня больше всего.

Остин подумал, что упрямство Дарнье, вероятно, помогло антиквару сохранить жизнь. Старик имел все основания предположить, что будет убит в тот момент, когда укажет непрошеному гостю на нужный предмет.

– Надеюсь, вас устроит любой из этих шлемов, – со слабой надеждой в голосе предложил Остин.

Мясистая рожа проигнорировала предложение Остина. Здоровяк уставился на побледневшую от страха Скай:

– Надеюсь, вы подскажете, где эта вещь, не так ли? Ведь вы же знаток в таких делах!

– Насколько я могу судить, это вы убили Рено? – в свою очередь, спросила она.

– Не надо проливать слезы по Рено, – недовольно поморщился он. – Если хотите знать, это он сказал, где вас найти. – Острое лезвие палаша поднялось вверх на несколько дюймов. – Отдайте шлем, который вы взяли с собой из ледника, и я оставлю вас всех в покое.

«Маловероятно», – подумал Остин, покосившись на Скай. Как только мерзавец получит вожделенный шлем, он прикончит их всех с такой же легкостью, с какой расправился с Рено. В конце концов Остин решил рискнуть, хотя это явно представляло угрозу для несчастного Дарнье. Едва войдя, он обратил внимание на боевой топорик, который висел на стене в нескольких футах от него. Остин собрался с духом, одним рывком бросился вперед и схватил топорик.

– Предлагаю вам опустить оружие и отойти в сторону, – произнес он низким ледяным голосом.

– Хотите, чтобы я опустил его на голову месье Дарнье?

– Попробуй, – сказал Остин, ехидно улыбаясь и глядя в мясистое лицо мужчины, – но тогда и твоя тупая голова покатится по полу вместе с его головой.

Для пущей убедительности Остин поднял топор. Он был примитивным, но вполне пригодным для выполнения высказанной угрозы: выполненный из прочной углеродистой стали и с лезвием настолько острым, что топорик вполне можно было использовать в качестве метательного оружия. Он был похож на острый клюв горного орла, а защитный металлический ободок предохранял руку воина.

Негодяй подумал. Казалось, только сейчас он осознал, что действительно лишится головы, если посмеет посягнуть на жизнь антиквара или Скай. Стало быть, нужно было сперва разделаться с мужчиной, а потом уже заняться остальными. Остин положительно оценил многозначительную паузу, прекрасно понимая психологию большого и сильного человека, который склонен недооценивать слабых и беспомощных.

Человек с мясистым лицом сделал выпад в сторону Остина и взмахнул палашом, описав круг в воздухе. Остин успел подумать, что недооценил мерзавца. Несмотря на огромный вес и редкую физическую силу, выпад оказался не слишком быстрым. Остин интуитивно отпрянул, одновременно выбросив руки вперед и вверх, защищая голову топориком. Лезвие звякнуло по металлической поверхности рукоятки топора, тело Остина пронизала острая боль от сильного удара, однако он все же сумел остановить клинок в нескольких дюймах от себя. Отбросив руку нападающего, он перехватил рукоятку и изо всей силы взмахнул топором, как легендарный Луисвилльский Лентяй. Отчаянный поступок был продиктован как желанием спасти свою жизнь, так и стремлением покончить с негодяем.

Острое лезвие топора могло бы разрубить здоровяка, если бы тот не успел отклониться. Только сейчас Остин сообразил, что для умелого обращения со средневековым оружием одной физической силы явно недостаточно. В результате такого мощного броска Остин на мгновение утратил равновесие и повернулся вокруг себя, как центрифуга, после чего с большим трудом удержался на ногах.

Верзила не ожидал такой свирепой атаки и на какое-то время опешил от неожиданности, но быстро пришел в себя. Увидев, что Остин потерял равновесие и едва не свалился, он резко изменил тактику. Выставив перед собой острый клинок, сделал выпад и чуть было не достиг цели. Острый конец палаша вонзился в грудь Остина, разорвав рубашку. Тот отпрянул, подставив противнику бок, и посмотрел на рану, из которой потекла кровь. Еще бы несколько дюймов, и ему был бы конец.

Остин отвел от себя лезвие и предпринял ответную атаку, но промахнулся. К этому времени он уже почувствовал вес топора и мог правильно рассчитать силу удара. Ведь это оружие в давние времена играло такую же роль, как сейчас винтовка М-16. С его помощью можно было сбить противника с ног, стащить рыцаря с коня, пробить его доспехи и в конце концов поразить противника насмерть. Длинная рукоятка топора давала Остину значительное преимущество, но им нужно уметь воспользоваться.

Громила с мясистым лицом тоже учился на своем опыте. Слегка приподняв клинок, он отошел к столу, который был завален самыми разнообразными боевыми шлемами. Почувствовав, что отступать дальше некуда, он приготовился к отражению атаки.

Остин сделал выпад, взмахнул топором. Мужчина резко отшатнулся, толкнул своей массой стол, и металлические шлемы с грохотом посыпались на пол. Этот шум напугал его больше, чем не совсем удачный выпад Остина. Собравшись с силами, он взревел, как раненый лев, и бросился в атаку, яростно размахивая клинком. Остин стал отступать, чувствуя, как пот заливает ему глаза. Уступая бешеному натиску противника, он пятился до тех пор, пока не уперся спиной в стену.

Громила победно захохотал, поднял палаш и приготовился нанести последний удар, не оставив противнику ни малейшего шанса. А припертый к стене Остин лихорадочно обдумывал ситуацию. Он понимал, что следующий удар он вряд ли сможет отразить с помощью топора, поэтому решил взять инициативу в свои руки и упредить противника. Улучив благоприятный момент, Курт взмахнул топором, выбросил вперед руку и нанес удар в адамово яблоко здоровяка, вложив в этот удар всю свою силу. Тот крякнул, выпучил глаза, а потом издал истошный вопль.

Остин контролировал свои движения, но во время этого удара он невольно поставил себя в уязвимое положение. Громила отчаянно хватал ртом воздух, однако толстая шея спасла ему жизнь. Он переложил клинок в другую руку и ухватился свободной рукой за длинную рукоятку. Остин пытался нанести еще один удар, но тот крепко держал оружие и не позволил ему размахнуться.

Тогда Остин изловчился и ударил противника коленом в пах. Убийца снова крякнул, но не отпустил секиру. «Похоже, у него железные яйца», – подумал Остин и, схватившись за рукоятку обеими руками, попытался вырвать топорик из рук врага. Это заставило мужчину бросить свое оружие и вцепиться в топорище второй рукой. Сейчас они были похожи на дворовых мальчишек, которые борются, вцепившись в бейсбольную биту. Правда, цена победы была слишком высока – побежденного ждал гроб.

Постепенно стало сказываться превосходство громилы в физической силе и массе тела. Он крепко держал секиру обеими руками и так же эффективно использовал в качестве рычага. Несколько раз дернув топор, в конце концов он вырвал его из рук Остина.

Остин растерянно огляделся. В комнате было немало старинного оружия, но добраться до него было практически невозможно. Убийца с ухмылкой двинулся вперед. Остин отступал, пока не уперся спиной в стену. Толстяк еще больше осклабился и занес секиру для удара, который мог бы рассечь Остина пополам.

В этот момент Остин заметил, что нападающий утратил бдительность и оставил незащищенным свой живот. Он согнулся и всей своей массой нанес удар головой в пах противника. Тот громко охнул и выронил из рук топор. По всему было видно, что удар пришелся как нельзя более кстати. Мужчина побледнел, как стена, жадно хватал ртом воздух, а потом его и без того пухлое лицо покраснело и стало как будто еще больше. Он явно переоценил свои возможности и недооценил врага. Это подвигло мерзавца на более решительный шаг. – он сунул руку под пиджак и вынул пистолет с глушителем.

Остин интуитивноприкрыл лицо руками, приготовившись получить пулю с близкого расстояния. Вдруг зловещая улыбка на лице здоровяка сменилась гримасой боли, а в правом плече появилась острая стрела. Пистолет выпал из его ослабевшей руки.

Остин обернулся и увидел Скай с арбалетом в руках. Она уже взяла вторую стрелу и вставила ее. Убийца удивленно посмотрел на Остина, который поспешил подобрать упавший на пол пистолет, потом перевел взгляд на Скай. В следующую секунду он издал оглушительный рев и, подхватив с пола первый попавшийся шлем, ринулся к выходу, сорвав на бегу штору.

Остин осторожно последовал за ним, держа пистолет наготове. Через мгновение послышался звон дверного колокольчика, но, когда Остин выскочил на тротуар, там уже никого не было. Он вернулся в магазин, аккуратно запер за собой дверь и направился в кабинет владельца. Скай уже возилась с хозяином. Остин помог антиквару подняться на ноги. Лицо его было покрыто синяками и ссадинами, ноги дрожали, но в целом он выглядел нормально.

– Ты никогда не говорила, что умеешь так метко стрелять из арбалета, – заметил Остин, пристально посмотрев на Скай.

Она стояла неподвижно, с каменным от страха лицом.

– Я и сама не могу поверить, что попала, – откровенно призналась Скай. – Просто зажмурилась и направила арбалет в его сторону, вот и все. – В этот момент ее взгляд упал на красное пятно, расплывшееся на его рубашке. – Ты ранен?

Остин внимательно осмотрел рану.

– Ничего страшного, небольшая царапина, но кто-то должен купить мне новую рубашку.

– Вы прекрасно справились с Фошаром, – сказал Дарнье, стряхивая пыль с колен и локтей.

– О чем вы? – не понял Остин.

– Я имею в виду это смертельное оружие, – пояснил антиквар. – Оно называется Фошар. Это оружие пятнадцатого века и представляет собой сочетание копья с боевым топором. Даже в жестокие Средние века предпринимались попытки запретить это оружие, так как им легко искалечить противника. Ужасные раны практически обрекали человека на смерть. А это экземпляр особой убойной силы – за счет усиления боевой части топора. Вы чем-то удивлены?

– Нет, просто я впервые услышал это слово, а недавно слышал подобное имя…

– Я нахожу вашу беседу о средневековом оружии чрезвычайно интересной, – вмешалась Скай, – но не лучше ли подумать, что делать дальше?

– Можно вызвать полицию, – снова предложил Остин.

Дарнье встрепенулся и настороженно посмотрел на своего спасителя.

– Я бы предпочел не втягивать в это дело жандармов, – поморщился он. – Знаете, некоторые мои покупки и клиенты…

– Да, Скай уже проинформировала меня на этот счет. Вы правы, полиция может просто не поверить в эту историю про какого-то здоровяка, который нападал на нас с палашом в руке и требовал какой-то шлем.

Торговец антиквариатом облегченно вздохнул и оглядел разгромленный кабинет.

– Никогда не думал, что мой офис может стать местом для воссоздания битвы при Азенкуре.^[151]

Скай задумчиво смотрела на разбросанные по полу шлемы.

– Его здесь нет, – сказала она растерянно.

Дарнье слабо улыбнулся, подошел к противоположной стене и нажал на деревянную панель. Открылась прямоугольная дверца. Там находился большой металлический сейф, который он открыл быстрым набором цифр. Сунув внутрь руку, вытащил шлем и протянул его Скай:

– Эта маленькая вещица доставила мне немало волнующих моментов.

– Сожалею, что навлекла на тебя такие неприятности, – улыбнулась Скай. – Этот негодяй поджидал меня в квартире и, видимо, прослушал твой телефонный звонок. Я даже представить себе не могла…

– Ты ни в чем не виновата, – отмахнулся тот. – Я ведь сам сообщил тебе по телефону, что хотел бы повнимательнее изучить этот предмет. Мне показалось, лучше всего закрыть магазин на некоторое время и провести несколько дней на моей вилле в Провансе. Был бы очень рад видеть вас обоих в качестве гостей. Я беспокоился о тебе с тех самых пор, как появился этот вурдалак.

Скай подумала.

– Спасибо за приглашение, но у меня сейчас очень много работы. После смерти Рено наш факультет какое-то время будет находиться в состоянии полнейшего хаоса. Оставь шлем у себя и работай с ним, сколько душе угодно.

– Ладно, но ты все-таки подумай о своей безопасности. Можешь провести эту ночь в моей квартире.

– Тебе лучше принять приглашение месье Дарнье, – поддержал его Остин. – А завтра мы могли бы встретиться и обдумать дальнейшие действия.

Скай сказала, что ей все равно придется вернуться домой и взять там некоторые вещи. Остин отвез ее домой и попросил посидеть в машине, а сам осмотрел квартиру. Вряд ли убийца решил вернуться сюда с раной на шее и пробитым стрелой плечом, но… Казалось, негодяй обладает низким порогом болевой чувствительности и вообще отличается непредсказуемым поведением.

Скай уже заканчивала собирать вещи, когда зазвонил мобильный телефон Остина. Он несколько минут говорил с кем-то по телефону, а потом выключил его и хитро ухмыльнулся.

– Это был самый настоящий дьявол, – со вкусом произнес он. – Только что мне сообщили, что мы стали жертвой личного секретаря Расин Фошар. Завтра мне назначена встреча с самой дамой.

– Фошар? – удивленно воскликнула Скай. – Я сразу заметила твою странную реакцию на название этого средневекового оружия. А в чем, собственно, дело?

Остин коротко рассказал ей о своем посещении авиационного музея и о той связи, которая, по всей видимости, существует между найденным в леднике человеком и семейством Фошаров.

Скай быстро застегнула сумку.

– Я хочу пойти с тобой.

– Не думаю, что это хорошая идея, – возразил Остин. – Там может быть опасно.

Скай рассмеялась в ответ:

– Опасно? Эта старая дама может быть опасной?

– Да, звучит глупо, – признал Остин, – но вся эта история с ледяным человеком, таинственным шлемом и мерзавцем, который убил Рено и чуть было не угробил нас… Думаю, что семья Фошар готова на все ради достижения своих целей, и мне очень не хотелось бы втягивать тебя в это опасное дело.

– Я уже втянута в него, Курт, – настаивала Скай. – Сначала меня загнали под ледник, потом обыскали мой кабинет в университете, потом перерыли все в квартире. И все это из-за того самого шлема, который я привезла из-под ледника. А моего лучшего друга Шарля Дарнье убили бы из-за него, если бы не ты. – Она грозно скрестила на груди руки и упрямо посмотрела Курту в глаза. – Кроме того, я специалист по средневековому оружию и могу оказаться полезной при этом разговоре.

– Весьма убедительный аргумент, – улыбнулся Остин, напряженно обдумывая все «за» и «против». – Ну ладно, но только при одном условии: я представлю тебя в качестве своего ассистента и под вымышленным именем.

Скай наклонилась вперед и поцеловала его в щеку:

– Ты не пожалеешь.

– Ладно, – повторил Остин и развел руками. Его все еще терзали сомнения, но вместе с тем он понимал, что в ее словах была доля правды.

Скай была весьма привлекательна, и время, проведенное в ее компании, вряд ли можно было назвать безвозвратно потерянным. Кроме того, до сих пор не было никаких доказательств существования непосредственной связи между семейством Фошаров и громилой, которого он про себя окрестил «мясником». В то же время в ушах Остина до сих пор звучали предостережения Гроссе, высказанные им в адрес семейства Фошаров. И звучали они как набат:

«Поговаривают, что у них туманное прошлое».

Глава 16

Фермер напевал душещипательную версию песенки «Сувенир», когда красный свет ударил в ветровое стекло и весь его грузовик задрожал от сотрясающего воздух рева. Он резко вывернул руль вправо и направил доверху загруженную машину в кювет. Автомобиль уткнулся тупым носом в твердую поверхность канавы, сверху полетели тяжелые деревянные клетки. От сильного удара они рассыпались, и в ту же секунду окрестности огласились писком перепуганных до смерти цыплят. Водитель грузовика с трудом вылез из машины и погрозил вслед кремового цвета самолету с изображением орла на хвосте. Через несколько минут он бросился в канаву, чтобы укрыться от второго захода самолета, – тот пролетел так низко над землей, что вызвал настоящий куриный переполох.

Самолет тем временем снова высоко взмыл и совершил триумфальный переворот. Пилот так громко смеялся над бедным фермером, что чуть было не потерял контроль над машиной. А когда немного успокоился, вытер рукавом выступившие от смеха слезы на глазах и полетел низко над виноградниками, раскинувшимися на сотни акров в обоих направлениях. Он нажал на кнопку, и из-под обоих баков под крыльями на виноградники рассеянными облаками полетели пестициды.

Выполнив задание, он снова взмыл вверх и полетел в другом направлении. Вскоре поля виноградников закончились. Началась полоса леса, за которым виднелись многочисленные озера с темной водой, которые придавали поверхности земли какой-то меланхолический вид и нагоняли тоску. Самолет пролетел над верхушками деревьев и направился к четырем невысоким вершинам, которые виднелись над покрытой лесом горой.

По мере приближения вершины постепенно превращались в высокие сторожевые башни, обрамляющие толстую каменную стену горного массива. Вокруг этой стены вилась река, берега которой были украшены нерукотворными зелеными садами. Самолет пронесся над красной крышей шато, потом поднялся, пролетел над лесным массивом, вновь спустился и в конце концов приземлился на зеленой поляне неподалеку от «ягуара», припаркованного у самого конца посадочной полосы. Едва пилот вылез из кабины, к самолету устремилась неизвестно откуда появившаяся группа техников наземной службы, они быстро затолкали самолет в небольшой кирпичный ангар.

Не обращая никакого внимания на работу техников, Эмиль Фошар направился к автомобилю широким шагом атлета, поигрывая натренированными мускулами под черным летным костюмом из тонкой эластичной итальянской кожи. Подойдя к машине, он снял очки и молча вручил их своему шоферу вместе с перчатками. Все еще ухмыляясь при воспоминании о растерянном лице перепуганного фермера, он плюхнулся на мягкое заднее сиденье автомобиля и налил себе стакан коньяка из встроенного в салон бара.

Фошар имел классические черты лица героя немого кино. Однако, несмотря на свое физическое совершенство, Эмиль Фошар был далеко не привлекательным человеком. Взгляд пронзительных черных глаз почему-то напоминал взгляд кобры, а правильные, почти безупречные черты лица – мраморную статую, в которую вдохнули жизнь, позабыв о простой человеческой доброте.

Местные фермеры давно поговаривали, что Фошар – человек, который заключил сделку с самим сатаной, а другие допускали возможность того, что он и есть самый настоящий дьявол. Многие люди с трудом выносили на себе его отстраненный зловещий взгляд.

«Ягуар» мчался по шоссе, которое пролегало по узкой аллее, будто в каком-то тоннеле из зелени; потом стал подниматься вверх, проехал по небольшому арочному мосту над речкой, скользнул в ворота, встроенные в каменной стене, и припарковался у главного входа в шато.

Фамильный замок Фошаров напоминал огромный средневековый рыцарский замок, полностью лишенный каких бы то ни было архитектурных изысков, характерных для зданий эпохи позднего Возрождения. Это было огромное монолитное сооружение с высокими сторожевыми башнями по углам и резными бойницами по всему периметру. Большие окна имели стрельчатую готическую форму, а замысловатый орнамент и выпуклые рельефы вокруг них не могли скрыть в целом воинственный и даже агрессивный характер этого средневекового сооружения.

Перед огромной резной двустворчатой дверью замка стоял крупный человек с чисто выбритым лицом, чем-то напоминавшим морду бульдога. Непостижимым образом он втиснул свое огромное крепкое тело, напоминающее корпус холодильника, в черный мундир дворецкого.

– Ваша мать в оружейной комнате, – сообщил он скрипучим голосом. – Она уже ждет вас.

– Не сомневаюсь в этом, Марсель, – сказал Эмиль, бесцеремонно отодвигая дворецкого в сторону. Марсель был командиром небольшой армии, которая окружала его матушку, как преданная преторианская гвардия. Даже Эмиль не мог подойти к ней близко без того, чтобы не оказаться в поле зрения кого-то из охраны. Многие телохранители его матери с покрытыми шрамами лицами когда-то были самыми настоящими бандитами, а некоторые, например сам Марсель, имели длинный послужной список в качестве офицеров Иностранного легиона. Большую часть времени охранники оставались вне пределов видимости, но Эмиль всегда чувствовал их незримое присутствие. Он прекрасно знал, что за ним всегда следят. Именно поэтому он презирал телохранителей своей мамаши, которые порождали в его душе неприятное чувство постороннего соглядатая в собственном доме. Более того, они вызывали у молодого человека страх, ведь он не имел над ними никакой власти.

Эмиль вошел в громадный вестибюль, украшенный многочисленными скульптурами и витражами, потом быстро зашагал по коридору, стены которого были увешаны портретами его дальних родственников. Их было несколько сотен, и все навевали на него тоску. Он никогда не всматривался в эти грубые лица и вообще относился к ним, как к изображениям на почтовых марках. Его не волновал даже тот печальный факт, что подавляющее большинство его предшественников погибли насильственной смертью в этом самом замке. Род Фошаров проживал в шато в течение нескольких столетий, с тех самых пор, как был предательски убит его основатель и первый владелец. В этом огромном замке невозможно было найти комнату, пол которой не был бы залит кровью какого-нибудь убитого родственника из клана Фошаров. Правда, погибали здесь не только родственники, но и заклятые враги их рода, что было вполне естественно. Их убивали кинжалами из-за угла, душили в темных углах или просто травили смертельными ядами. Если бы привидения действительно существовали, то замок был бы буквально забит мрачными призраками убиенных и не находящих упокоения душ.

Эмиль вошел через высокую арочную дверь в оружейную комнату, стены которой были увешаны самыми разнообразными видами оружия – от тяжелых бронзовых мечей до вполне современных автоматических винтовок, и все были расположены по определенным временным периодам. Особую гордость владельцев замка представляла та часть оружейной комнаты – скорее, зала, – где были выставлены средневековые рыцари в полном боевом снаряжении, в доспехах, с оружием в руках и к тому же верхом на закованных в броню лошадях. Они выстроились в боевом порядке, словно приготовились к сражению с невидимым врагом. Огромные окна из прочного стекла были также оформлены в средневековом стиле, но изображали не популярных святых отцов, а бесстрашных воинов. Из-за этих готических окон оружейная комната напоминала часовню, посвященную культу насилия, а не религиозного умиротворения.

Эмиль быстро прошел через весь зал и вошел в примыкающую к нему библиотеку военной истории и военного искусства. В самом центре библиотеки находился огромный массивный стол из красного дерева, ярко освещенный подвешенной к потолку лампой. В отличие от явно преобладающей военной тематики этот стол был украшен вполне мирным орнаментом, резными цветочками и нимфами. За столом сидела женщина в строгом черном костюме и перебирала какие-то бумаги.

Несмотря на свой весьма преклонный возраст, Расин Фошар все еще была поразительно хороша собой. В отличие от многих других женщин ее возраста, которые не могли похвастаться изящными формами, она сохранила стройную фигуру и могла соперничать даже с самыми популярными моделями. Эта женщина была прямой, как свеча, с кожей, покрытой паутинкой тонких морщин, а цвет ее лица напоминал прекрасный фарфор, сделанный рукой великого мастера. Некоторые люди сравнивали лицо Расин Фошар со знаменитым профилем царицы Нефертити, а другие отмечали, что оно чем-то напоминало женские изображения, украшавшие дверцы средневековых экипажей. Те, кто видел ее в первый раз, неизменно восторгались аристократическими чертами и приходили к выводу, что эта дама является идеальным воплощением Средневековья.

Мадам Фошар подняла голову и посмотрела на вошедшего сына застывшим взглядом с каким-то металлическим оттенком.

– Я давно уже жду тебя, Эмиль, – произнесла она мягким голосом, в котором безошибочно угадывались властные нотки не терпящей возражения хозяйки.

Фошар уныло опустился на кожаный стул XIV века, который стоил больше, чем могли заработать десятки людей за десятки лет.

– Извини, мама, – тихо сказал он с равнодушным выражением лица. – Я опрыскивал виноградники на своем «фоккере».

– Я слышала, что ты чуть ли не срываешь крыши на домах местных жителей, – добавила она, выгнув дугой бровь. – Ну и сколько же коров и овец ты до смерти напугал этим утром?

– Ни одной, – ответил молодой человек с самодовольной ухмылкой, – зато мне удалось разогнать конвой и освободить плененных союзников. – Он громко рассмеялся, не обращая внимания на суровый взгляд матери. – Ну ладно, шучу, я загнал в кювет грузовик фермера и переполошил его цыплят.

– Все это весьма забавно, Эмиль, но я уже устала платить местным фермерам за тот вред, который ты причиняешь их хозяйству своими идиотскими выходками. Есть более важные дела, которые требуют твоего внимания. Будущее империи Фошаров, например.

Эмиль уловил гневные нотки в голосе матери и резко выпрямился на стуле, как напроказничавший школьник, которого отчитывает строгий учитель.

– Я понимаю, мама. Просто мне таким образом удается выпустить накопившийся пар, не более того. Высоко в воздухе лучше думается.

– Надеюсь, ты уже обдумал, как именно будешь бороться с угрозами нашей семье и нашему образу жизни! Ведь ты единственный наследник всего того богатства, которое род Фошаров создавал многие столетия. Это весьма серьезное дело, и не стоит относиться к нему с неподобающим легкомыслием.

– Я этого не делаю, – обиженно сказал он. – Ты должна признать, что самую серьезную проблему мне все же удалось похоронить под толщей ледникового льда.

Тонкие губы Расин растянулись в снисходительной ухмылке, обнажив прекрасные белые коронки:

– Сомневаюсь, что Жюль был бы в восторге от того, что в его семье его называют «серьезной проблемой». Себастьян больше не заслуживает доверия. Из-за его неловких действий мы чуть было не потеряли навсегда самую дорогую для семьи вещь.

– Он не знал, что она находится подо льдом, – спокойно возразил Эмиль. – Он был нацелен только на металлический ящик, и в конце концов добыл его для нас.

– Тщетные усилия, – снисходительно хмыкнула Расин, открыв крышку лежавшего на столе металлического сейфа. – Почти все потенциально опасные обвинительные документы разрушила вода, просочившаяся в него за многие годы.

– Мы ведь этого не знали.

Она проигнорировала его слова.

– Вы также не знали, что эта женщина-археолог сбежала вместе с нашей реликвией! Мы должны во что бы то ни стало вернуть этот шлем. Успех или поражение всего нашего дела самым непосредственным образом зависит от его возвращения. Фиаско в Сорбонне не только провалило нашу попытку, но и привлекло внимание полиции. Затем Себастьян предпринял еще одну безуспешную попытку вернуть нашу собственность, но тот шлем, который он притащил нам из антикварного салона, на самом деле является дешевой подделкой, изготовленной в Китае для провинциальных театров.

– Я сейчас разбираюсь с этим…

– Хватит разбираться, пора действовать. Наша семья никогда не позволяла себе подобных ошибок Мы не должны демонстрировать слабость, иначе нас просто уничтожат. Себастьян стал серьезной помехой на этом пути. Его наверняка видели в Сорбонне. Позаботься об этом.

Эмиль молча кивнул:

– Я все улажу.

Расин знала, что ее сын лжет. Себастьян вел себя как мастиф, обученный убивать по команде хозяина, и был предан исключительно ее сыну. Семья Фошаров не могла позволить себе иметь такого слугу в условиях повышенного интереса общественности к своим делам. Даже с практической точки зрения присутствие Себастьяна представляло собой большой риск. А фамильные традиции никогда не запрещали воспользоваться кинжалом или ядом, когда под угрозой оказывалась не только власть, но и само благополучие клана.

– Да уж, постарайся это уладить как можно скорее.

– Непременно. А тем временем наша тайна остается недосягаемой для посторонних.

– Недосягаемой! Нас чуть было не раскрыли в результате случайно обнаруженного в леднике тела! А теперь ключ от будущего всего нашего рода находится в руках совершенно постороннего человека. Меня в дрожь бросает от мысли, какие опасности подстерегают нас в связи с этим шлемом. Неукоснительно следуй всем моим советам. Когда этот мой химик доктор Маклин отбился от рук, я быстро нашла способ поставить его на место без лишнего шума!

Эмиль хихикнул:

– Да, мама, но ведь это ты собрала всех ученых, которые доставили массу хлопот в виде так называемых «несчастных случаев», кроме, разумеется, Маклина.

Расин уставилась на сына холодным взглядом:

– Ошибка в расчетах, да. Но я же никогда не утверждала, что не допускаю промахов. Напротив, только вполне зрелый человек способен признавать свои ошибки и исправлять их. Доктор Маклин продолжает работу над формулой, так сказать, а мы должны любой ценой вернуть реликвию, чтобы раз навсегда восстановить целостность и силу нашего рода. Ты добился хоть какого-нибудь прогресса на этом пути?

– Этот антиквар, Шарль Дарнье, куда-то пропал. Сейчас мы пытаемся выйти на его след.

– А как насчет этой женщины-археолога?

– Похоже, она тоже исчезла из Парижа.

– Продолжай следить за ними, а я подключу профессиональных агентов, чтобы поскорее отыскать ее. Мы должны действовать тихо. Тем более что у нас, кажется, появилась еще одна проблема: Океанографический институт вместе с агентством НАПИ решили приступить к исследованию Затерянного города.

– Курт Остин, тот самый человек, который вытащил этих исследователей из-под ледника, тоже работает на это агентство. Есть здесь какая-то связь?

– Насколько мне известно, нет, – задумчиво сказала Расин. – Совместная экспедиция была сформирована задолго до того, как Остин появился в наших краях. Я боюсь, что эта экспедиция может наткнуться на результаты нашей работы и поднять шум.

– Этого нельзя допустить.

– Согласна. Так что я решила приступить к реализации нашего плана. Глубоководный аппарат «Элвин» должен осуществить несколько погружений на дно океана… Надо сделать все возможное, чтобы он исчез уже после первой попытки.

– Ты думаешь? – засомневался Эмиль. – Ведь это неизбежно приведет к широкомасштабной спасательной операции, которая привлечет внимание огромного количества журналистов и следователей.

Губы Расин скривились в жесткой ухмылке.

– Верно, но только в том случае, если его исчезновение станет достоянием мировой общественности. Научно-исследовательское судно исчезнет так же внезапно, причем вместе с командой, и еще до того, как станет известно о пропаже субмарины. Таким образом, всем спасателям придется рыскать по океану площадью несколько тысяч квадратных миль.

– Судно, исчезнувшее вместе с командой! – невольно воскликнул Эмиль. – Твои таланты всегда вызывали у меня чувство восторга, но я никогда не думал, что у тебя такой размах.

– Учись. Всегда используй поражение в качестве важнейшего этапа в подготовке будущего успеха. Это судно на всех парах мчится к Затерянному городу с полным набором всех наших ошибок. А за ним будет наблюдать другое судно в нескольких милях… И этот корабль бросит якорь неподалеку от места погружения. Как только «Элвин» спустится под воду, на втором корабле – нашем – будет поднята по тревоге вся команда и объявят, что на научно-исследовательском судне начался пожар. Туда сразу же будет послана команда так называемых спасателей, которые сделают свое дело. На исследовательском судне произойдет взрыв, который можно инициировать с помощью пульта дистанционного управления. Команду, разумеется, снимут с борта и благополучно доставят на корабль спасателей, после чего оба судна быстро исчезнут под водой, не оставив никаких свидетелей. Мы не допустим повторения ситуации с тележурналистами.

– Да, это была катастрофа, – признал Эмиль.

– Телевизионное реалити-шоу, – уточнила она. – Нам еще повезло, что единственная оставшаяся в живых свидетельница была признана невменяемой и сейчас ее никто не слушает. Еще кое-что: Курт Остин просит о встрече и обещает сообщить важную информацию о нашей семье, которая так или иначе связана с найденным в леднике человеком.

– Ему что-то известно насчет Жюля?

– Выясним. Я пригласила его сюда, чтобы выяснить, не слишком ли много он знает. Если так, то я отдам его в твои руки.

Эмиль встал со стула, обошел вокруг стола и поцеловал мать в щеку. Расин внимательно следила за ним, когда он повернулся и вышел из комнаты, размышляя о том, насколько ему удалось впитать в себя дух рода Фошаров. Как и его отец, Эмиль был умен, жесток – самый отъявленный садист. Плюс алчность. Но ему явно недоставало чувства здравого смысла и импульсивности. Именно руководствуясь здравым смыслом, Расин убила своего мужа много лет назад, когда его действия стали подвергать риску реализацию ее планов.

Конечно, Эмиль старался овладеть ее ментальностью, но она все же опасалась за будущее империи Фошаров. В особенности ее волновали собственные, тщательно продуманные и выношенные планы. Кроме того, Расин не сомневалась, что ее сын без колебаний убьет ее, когда придет время, и именно поэтому не стремилась просвещать его относительно истинного значения этой семейной реликвии. Конечно, она могла ненавидеть своего единственного отпрыска, но при этом ей приходилось учитывать то обстоятельство, что сын проживал с ней в одном доме.

Когда Эмиль вышел из оружейной комнаты, Расин сняла трубку. Нужно было во что бы то ни стало найти фермера, которого напугал своими дурацкими выходками Эмиль, и компенсировать ему все материальные и моральные затраты, включая ущемленное чувство собственного достоинства.

Она тяжело вздохнула, прекрасно понимая, что материнское чувство не будет удовлетворено никогда.

Глава 17

Благодаря спокойному морю и легкому ветру «Атлантис» быстро покрыл расстояние от Азорских островов до Срединно-Атлантического хребта и бросил якорь над подводной горной цепью. Хребет поднимался с океанского дна на расстоянии примерно полутора тысяч миль к востоку от Бермудских островов и чуть южнее Азорского архипелага. В далеком прошлом этот горный массив возвышался над океаном, но сейчас он был покрыт водой, а его плоская вершина находилась на глубине примерно двухсот пятидесяти футов от поверхности.

Подводный аппарат «Элвин» готовили для спуска под воду на следующее утро, поэтому после ужина Пол и Гэмей собрались в каюте вместе с другими учеными и инженерами, чтобы обсудить предстоящее погружение. Им нужно было собрать образцы скальной породы, минеральных образований и водорослей вокруг Затерянного города и провести как можно более тщательное визуальное наблюдение.

Команда подводной лодки, состоявшая из семи инженеров и пилота, поднялась на рассвете и к шести утра приступила к проверке списка снаряжения и оборудования – он занимал четырнадцать страниц. А к семи часам все уже были на борту субмарины, тщательно проверяя батареи питания, бортовую электронику, другие системы управления и инструменты. Затем на судно погрузили продовольствие, теплую одежду и видеокамеры для наружного наблюдения.

В самом конце к внешнему борту субмарины прикрепили тяжелые металлические бруски, своеобразные грузила, с помощью которых подводный аппарат мог быстро опуститься на нужную глубину. На самом деле путешествие «Элвина» на дно океана больше походило на свободное падение вниз, чем на медленное погружение. После выполнения задания металлический балласт сбрасывался на дно, и субмарина всплывала. В целях безопасности во время погружения и подъема все рычаги управления отключались, а в случае чрезвычайных ситуаций стеклянная кабина отсоединялась от корпуса субмарины, и находящиеся в ней члены экипажа получали возможность подняться на поверхность своими силами. Благодаря продуманной системе жизнеобеспечения «Элвин» мог находиться под водой в течение семидесяти двух часов, дожидаясь помощи извне.

Пол Траут, как опытный моряк, прекрасно понимал капризный нрав океана. Конечно, он внимательно следил за метеосводками, но при этом больше полагался на собственный опыт и развитую интуицию. Он долго наблюдал за океаном и погодой с борта судна «Атлантис» и остался доволен темно-голубым небом, на котором не было ни единой тучки, если не считать легкую облачность на горизонте. Море было спокойное, а погода самая подходящая для погружения.

Как только рассвело, члены команды опустили на дно океана два мощных ретранслятора, которые должны были находиться в предполагаемом месте работы «Элвина» и осуществлять бесперебойную связь с «Атлантисом». Они издавали сигналы, с помощью которых субмарина может легко контролировать свое местоположение в условиях плохой видимости, где не бывает дорожных знаков, а обычные средства морской навигации оказываются практически бесполезными.

Гэмей, стоя рядом с мужем, была всецело погружена в телефонный разговор с доктором Осборном. Они оживленно обсуждали последние спутниковые снимки распространения зловредных водорослей.

– Растение размножается гораздо быстрее, чем мы предполагали ранее, – говорил Осборн. – Огромные массы этой заразы быстро приближаются к восточному побережью Соединенных Штатов, а отдельные зеленые пятна уже наблюдаются даже в Тихом океане.

– Мы скоро начнем погружение, – ответила Гэмей. – Погода сейчас спокойная, надеемся, что видимость будет нормальной.

– Да, хорошая видимость вам не помешает, – согласился Осборн. – Обязательно проверьте область распространения этой заразы. И помните, что источники расселения могут показаться не столь очевидными!

– Все камеры будут вести наблюдение, а как только мы увидим на экране что-нибудь интересное, тут же начнем собирать образцы, – пообещала Гэмей. – А потом мы сразу отправим эти фотоснимки вам.

Закончив разговор с Осборном, она пересказала его Полу. Настало время приступать к погружению. На палубе собралась толпа людей, наблюдавших за происходящим. Среди них был высокий мужчина с пепельно-серыми волосами, Чарли Бек, который тренировал экипаж судна и отвечал за безопасность и жизнеобеспечение. Он подошел поближе и пожелал им удачи.

– Должно быть немало мужества, чтобы опуститься на дно океана в такой посудине, – пошутил он. – Все эти подводные аппараты вызывают у меня приступы клаустрофобии.

– Да, там будет нелегко, – кивнула Гэмей, – но это всего на несколько часов.

Подводный аппарат обычно хранился на палубе в специальном укрытии, которое называли ангаром «Элвина». В эту минуту створки в ангаре открылись, и появился круглый нос подводного аппарата, который на длинных тросах потащили к корме. Там небольшой корпус аппарата остановили под краном, имевшим форму буквы «А». Траут спустился вниз по лестнице вместе с женой и пилотом, обошел батискаф по узкому мостику и остановился перед открытым люком. После этого все сняли обувь и проскользнули в люк диаметром не более двадцати дюймов.

Между тем два технических помощника забрались на корпус субмарины и прикрепили к нему два толстых стальных троса. Когда все было готово, подали знак машинисту крана, который сидел в «собачьей будке» на крыше ангара, и тот стал медленно спускать аппарат на воду вместе со стоявшими на нем техниками. Как только «Элвин» коснулся воды, они еще раз проверили состояние корпуса, отцепили крючки тросов, помахали экипажу на прощание и вернулись на судно.

Пол, Гэмей и женщина-пилот сидели в небольшой кабине, представлявшей собой укрепленную титаном сферу диаметром восемьдесят два дюйма. Внутри каждый миллиметр был покрыт панелями управления, силовыми кабелями, мониторами контроля состояния воздуха и другими приборами. Пилот уселась на низком сиденье перед рычагами управления, а Пол и Гэмей с трудом втиснулись в узкое пространство по бокам. Несмотря на неудобства, Траут сиял от радости и возбужденно вертел головой. Только его природная сдержанность, столь характерная для всех жителей Новой Англии, не позволяла ему кричать от восторга. Для глубоководного геолога погружение на дно океана в таком маленьком аппарате было гораздо более интересным, чем времяпровождение на поверхности в шикарной каюте.

После того как в 1964 году «Элвин» был построен для нужд ВМФ США, этот миниатюрный подводный аппарат стал самым знаменитым в мире. Субмарина длиной всего лишь двадцать пять футов и с таким поэтическим названием могла опускаться на глубину четырнадцать тысяч футов, а всемирную известность обрела после того, как обнаружила в территориальных водах Испании затонувшую водородную бомбу. А во время другой экспедиции именно на ней были доставлены первые посетители к покоящемуся на дне океана легендарному «Титанику».

Назвать «Элвин» комфортабельным не смог бы никто, однако Траут все равно считал себя везунчиком. Если бы не срочная экспедиция, вызванная чрезвычайными обстоятельствами, он мог годами ждать возможности погружения на такую глубину, несмотря на все свои связи и весьма высокий статус в агентстве НАПИ.

Пилотом «Элвина» была Сэнди Джексон, молодой морской биолог из Северной Каролины. Спокойным выражением лица, потрясающей выдержкой и редкой для женщины немногословностью она напоминала легендарную летчицу Жаклин Кокран в ее молодые годы. Это была худощавая женщина лет тридцати, одетая в облегающие джинсы и толстый шерстяной свитер, под которым угадывались крепкие мускулы бегуньи на марафонскую дистанцию. Рыжеватые волосы были туго завязаны в пучок и спрятаны под бейсбольной кепкой с крупной надписью «Элвин», которую она носила козырьком назад.

В то время как Гэмей оделась в функциональный комбинезон, Траут счел неуместным менять давние привычки и наряжаться специально для погружения под воду. Как обычно, на нем были изрядно потертые джинсы, застегнутая на все пуговицы рубашка фирмы «Брукс Бразерс» с большой цветастой бабочкой, которые он коллекционировал уже много лет. Впрочем, для этого случая он специально подобрал бабочку с изображением моржей. Кроме того, Пол надел короткую курточку из прекрасной итальянской кожи. Даже его шелковое белье отличалось превосходным качеством и полностью отвечало прихотливому вкусу обладателя. Каштановые волосы были аккуратно разделены пробором и зачесаны назад, что делало его похожим на какого-то героя из романа Скотта Фицджеральда.

– Это будет несложно, – беззаботно заявила Сэнди, когда баки наполнились водой и сфера начала медленное погружение на глубину две с половиной тысячи футов. – «Элвин» погружается со скоростью примерно сто футов в минуту, стало быть, мы достигнем дна менее чем через полчаса. Если бы мы погружались на максимальную глубину пятнадцать тысяч футов, пришлось бы ждать этого около полутора часов. Обычно во время погружения мы слушаем классическую музыку, – с легкой улыбкой сказала Сэнди, – а когда всплываем, предпочитаем мягкий рок. Впрочем, сейчас вы сами можете сделать выбор.

– Думаю, Моцарт вполне подойдет, – предложила Гэмей.

В ту же минуту тесное пространство кабины заполнилось мелодичными звуками фортепианного концерта.

– Мы достигли середины пути, – сообщила Сэнди минут через пятнадцать.

Траут ответил на это сообщение широкой ухмылкой:

– Не могу дождаться, когда увижу этот подводный мегаполис собственными глазами.

Пока «Элвин» опускался на дно океана, «Атлантис» медленно обошел место погружения, а в это время команда вместе с учеными собралась в верхней лаборатории, расположенной между капитанским мостиком и картографической комнатой, где были установлены мониторы, контролирующие процесс погружения. Сэнди сообщила им о том, что все в порядке, по акустическому телефону, получила ответ, а потом повернулась к чете Траут, оставив на минуту без внимания быстро опускающийся аппарат.

– А что вы, ребята, знаете о Затерянном городе? – хитро спросила она.

– Я прочитала, – первой откликнулась Гэмей, – что это место впервые было обнаружено в 2000 году. Если верить сообщениям, все произошло неожиданно для исследователей и стало для них сюрпризом.

Сэнди удовлетворенно кивнула.

– Словом «сюрприз» невозможно описать нашу реакцию на эту находку. Лучше сказать «потрясение». Мы спустились сюда на подводном аппарате «Арго II» с борта исследовательского судна в поисках признаков вулканической активности. Около полуночи начальник второй смены подводников вдруг увидел на экране монитора нечто, напоминающее рождественскую елку, и подумал, что мы обнаружили какой-то мощный гидротермальный источник Правда, при этом мы не заметили ни пара, ни пузырей, которые обычно сопутствуют таким источникам. Но вы ведь знаете, что слова распространяются со скоростью лесного пожара. Через некоторое время все члены экипажа этого судна сгрудились у мониторов и таращили глаза на невиданное зрелище. Между тем мы наткнулись на первые башни.

– Я слышал, какой-то ученый сказал, что если бы этот Затерянный город находился на земле, то непременно стал бы национальным парком, – вставил Траут.

– Дело не в том, что мы нашли, а в том, где именно мы нашли этот «город»! Большинство подводных гидротермальных источников, которые были обнаружены ранее, как, например, «черные курильщики», всегда находились вблизи глубоких океанских разломов, сформированных движением тектонических плит. А наш Затерянный город находился на расстоянии девяти миль от ближайшего вулканического центра. На следующий день мы послали туда «Элвин».

– Насколько я помню, некоторые башни достигают высоты двадцатиэтажного дома, – сказал Траут.

Сэнди включила внешние фонари и пристально вгляделась во мглу.

– Сами скоро увидите.

Пол и Гэмей уставились сквозь прозрачную сферу кабины и на какое-то время потеряли дар речи. Они не раз видели фотографии Затерянного города, но были явно не готовы к тому странному доисторическому пейзажу, который предстал перед их глазами. Пол растерянно заморгал, когда батисфера медленно проплывала над величественным лесом грандиозных колонн. Гэмей, – она тоже была вне себя от восторга, – не преминула заметить, что эти колонны напомнили ей «снежные призраки», которые образуются на вершинах гор, когда быстро охлажденный туман оседает на ветках деревьев.

Огромные столбы из карбоната и слюды были самых разнообразных цветов, от ослепительно белого до бежевого. Гэмей знала по своим многочисленным опытам, что белый цвет означает более активную субстанцию, в то время как темные цвета говорят о затухающей активности. В своих верхних частях огромные башни начинали расслаиваться, а на самых концах превращались в замысловатое оперение, создававшее видимость какой-то чудесной ауры: нежно-белые отростки расходились во все стороны, как грибы на старом прогнившем стволе дерева. А на самых кончиках формировались новые кристаллы, причудливые формы которых чем-то напоминали знаменитые испанские кружева.

В какой-то момент Сэнди замедлила спуск «Элвина», и они медленно проплыли мимо огромной «дымовой трубы», плоская вершина которой растянулась как минимум на тридцать футов. Эта громадная башня, казалось, была живой. Ее поверхность, покрытая толстым слоем морской растительности, шевелилась под действием морского течения, будто в каком-то музыкальном ритме.

Гэмей издала давно накопившийся звук неописуемого восторга:

– Похоже на какую-то сказочную страну!

– Я видела подобные вещи раньше и все равно не могу удержаться от восхищения, – поддержала ее Сэнди, направляя корпус подводного аппарата к самой большой башне. – А вот с этого момента все становится действительно интересным. Теплые струи воды поднимаются из-под морского дна и попадают в эти заросли. На самом деле все то, что вы сейчас видите, – огромное скопление микроорганизмов. Эти заросли задерживают в себе теплый щелочной раствор, нагретый под океанским дном до ста шестидесяти градусов по Фаренгейту. При этом сам пласт океанского дна сформировался как минимум полтора миллиарда лет назад. Эта вода насыщена метаном, водородом и многочисленными минералами, которые поступают сюда из глубоких источников. Некоторые специалисты считают, что мы, возможно, наблюдаем сейчас за зарождением новой жизни, – сказала она притихшим от волнения голосом.

Траут повернулся к жене:

– Я легко поддаюсь на новые идеи, а что ты, как биолог, думаешь насчет этой теории?

– Такое вполне возможно, – спокойно ответила Гэмей. – Во всяком случае, условия в этой среде практически такие же, какими они были в момент зарождения жизни на Земле, а микробы, живущие вокруг этих башен, напоминают первые формы жизни, зародившиеся в древних морях и океанах. Если процесс возник и развивался без помощи вулканического тепла, то все эти микроорганизмы могли быстро распространиться по поверхности морского дна и завоевать себе жизненное пространство. Кроме того, подобные подводные источники вполне могли стать своеобразными инкубаторами жизни на других планетах. Спутники Юпитера, к примеру, могут иметь на поверхности замерзшие океаны, которые когда-то были наполнены жизнью. Срединно-Атлантический хребет имеет в длину сотни миль, так что возможности для новых открытий здесь практически безграничны.

– Поразительно, – тихо произнес Траут.

– А где находится эпицентр распространения этой горгоны? – поинтересовалась Гэмей.

Сэнди бросила быстрый взгляд на приборную доску:

– Немного на восток отсюда. Скорость нашего аппарата не такая уж высокая, максимум пара узлов в час, так что расслабьтесь и наслаждайтесь приятным путешествием, как обычно говорят пилоты пассажирам воздушного лайнера.

Вскоре башни поредели, а потом и вовсе исчезли – батисфера вышла за пределы Затерянного города. Однако через некоторое время перед их глазами открылась новая захватывающая картина.

Сэнди первая обратила внимание на новые башни и дажеприсвистнула от удивления.

– Боже мой, еще один Затерянный город! Невероятно!

Подводный аппарат медленно проплывал мимо огромного количества высоких башен, уходивших далеко за пределы досягаемости закрепленных на борту фонарей.

– Это делает первоначальный Затерянный город похожим на какой-то пригород, – пошутил Траут, пристально вглядываясь сквозь стекло в проплывающие мимо столбы. – Эти башни больше похожи на небоскребы, чем на простые дома. Вот эта, например, напоминает мне Эмпайр-стейт-билдинг.

– Угу, – согласилась с мужем Гэмей, не в силах оторвать взгляд от сказочной картины. – Думаю, вот оно, то самое место. Я вижу зеленый настил, похожий на водоросли кадзу.

Они приблизились к стене водорослей, которые колыхались в морской воде, как струйки дыма догорающего костра. «Элвин» поднялся на тридцать футов вверх, проплыл над зарослями, а потом снова опустился на прежнюю глубину.

– Забавно видеть зелень на такой глубине, – заметила Гэмей и сокрушенно покачала головой.

Траут какое-то время молча смотрел в окно.

– А мне это не кажется таким уж забавным, – тихо проворчал он. – А справа от нас то же самое?

Сэнди повернула аппарат так, чтобы яркий свет фонарей осветил участок морского дна с правой стороны.

– Не может быть! – неожиданно воскликнула она, словно обнаружила в подводном царстве ресторан «Макдоналдс». Опустив «Элвин» почти на самое дно, она остановилась в нескольких ярдах от него. На дне были четко видны две параллельные колеи с расстоянием между ними примерно тридцать футов.

– Похоже, мы здесь отнюдь не первые визитеры, – хмыкнул Траут.

– Как будто здесь недавно прошел гигантский бульдозер, – сказала Сэнди. – Но это невозможно. – Она сделала паузу, а потом добавила охрипшим от волнения голосом: – Может быть, это действительно затонувший город Атлантиды?

– Прекрасная идея, но эти следы выглядят совсем свежими, – возразил Траут.

Поначалу колеи шли прямо, а потом свернули в сторону и прошли мимо двух огромных башен высотой не менее трехсот футов. Затем стали попадаться башни, которые лежали на дне, как поверженные гиганты, и другие, раздробленные на мелкие куски каким-то мощным инструментом. Стало ясно, что кто-то прорубал путь в этом новом Затерянном городе.

– Похоже, здесь кто-то провел операцию по устранению лишних колонн, – заключил Траут.

Гэмей и Пол направили на это место видеокамеры, чтобы заснять на пленку место разрушения. Они углубились в новое поле подводных источников примерно на полмили. Первый Затерянный город был похож на подлесок по сравнению с этим гигантским лесом, состоявшим из плотно прижавшихся друг к другу высоких колонн. Некоторые башни были так высоки, что даже луч света «Элвина» не достигал до их вершин. Время от времени приходилось поворачивать субмарину, чтобы обогнуть заросли растительности.

– Слава Богу, что у нас есть видеокамеры, – заметила Сэнди. – Наверху ни за что бы не поверили нам на слово.

– Я и сам не могу поверить своим глазам, – признался Траут. – Я… Что это было?

– Я тоже заметила что-то странное, – всполошилась Гэмей. – Над нами прошла какая-то громадная тень.

– Кашалот? – неуверенно спросил Траут.

– На такой глубине не может быть никаких кашалотов, – покачала головой Сэнди.

– А если это гигантский спрут? Я слышал, что они могут погружаться гораздо глубже, чем киты и кашалоты.

– В таком месте все кажется возможным, – задумчиво ответила Гэмей.

Траут попросил Сэнди медленно развернуть субмарину.

– Нет проблем, – охотно согласилась та и стала медленно поворачивать подводный аппарат.

В какой-то момент они оказались в плотном окружении «небоскребов», закрывавших обзор. Стоявшая прямо перед субмариной башня, казалось, вибрировала, как туго натянутая струна. Потом две или три колонны медленно объединились и сразу же разошлись в разные стороны, как струйки дыма. У Траута было впечатление, что на них из-за колонн надвигается нечто черное, чудовищно огромное.

Не выдержав напряжения, Траут закричал, чтобы Сэнди скорее повернула аппарат назад, прекрасно понимая, что она сделает это слишком медленно и все равно не удастся избежать столкновения с чудовищем, которое надвигалось на них со скоростью гигантской медузы. Сэнди какое-то время оторопело вглядывалась в чудище и вообще никак не отреагировала на его предупреждение. А когда все же схватилась обеими руками за рычаги управления, было поздно.

Корпус «Элвина» вздрогнул от удара, послышался треск металлической обшивки. Сэнди отчаянно пыталась развернуть аппарат назад, но система управления уже не реагировала.

Траут с ужасом посмотрел в окно и увидел, что в том самом месте, где только что стояли высокие белые и бежевые колонны, прямо перед их судном раскрылась пасть колоссального чудовища.

Неумолимой силой «Элвин» был мгновенно втянут в огромную черную дыру.

Глава 18

Когда подошло время подниматься на поверхность, а «Элвин» перестал отвечать на вызовы, озабоченность на борту «Атлантиса» стала нарастать с каждой минутой. Сначала никто не мог понять, что происходит. Подводный аппарат имел впечатляющий стаж бесперебойной и безопасной работы, а также надежную систему поддержки на случай непредвиденных обстоятельств. Напряжение еще больше усилилось, когда неподалеку появился какой-то странный корабль.

Чарли Бек, склонившись над перилами, внимательно рассматривал незнакомый корабль в бинокль. Это было изрядно потрепанное старое небольшое грузовое судно, борта которого были покрыты большими пятнами ржавчины, давно требовавшими свежей покраски. Судно было в таком ужасном состоянии, что трудно было разглядеть название, вероятно, означавшее место регистрации, – «Мальта».

Бек хорошо понимал, что в данном случае название судна еще ничего не значит, – за последний год оно могло смениться пять раз, а то и больше. Что же до команды судна, то она, видимо, состояла из низкооплачиваемых моряков из какой-нибудь страны «третьего» или «четвертого» мира. Словом, к ним подходил образец типичного пиратского судна или даже судна международной террористической организации, которые давно уже получили у спецслужб название «военно-морской флот "Аль-Каиды"».

Будучи профессиональным военным, капитан Чарли Бек всегда жил в относительно стабильном и спокойном мире. Клиенты давали ему работу, он исправно выполнял ее. Иногда его посещала мысль, что со временем надо бы соорудить какой-нибудь мемориал, посвященный современным пиратам. Если бы не Уильям Тич и его кровожадный преемник, часто думал Бек, у него никогда бы не было ни своего «мерседеса», ни скоростного катера, пришвартованного в бухте Чесапикского залива, ни большого дома в штате Виргиния. Вместо этого он стал бы никчемным клерком, который просиживает остаток жизни за рабочим столом в одном из кабинетов лабиринта Пентагона, часто поглядывает на свой служебный пистолет и думает лишь о том, когда именно пустить себе пулю в лоб.

Бек был владельцем небольшой компании «Трипл-С», которая занималась консалтингом, обеспечением безопасности морских судов и принимала заказы от судовладельцев по защите их собственности от пиратов. Его специалисты работали во всех странах мира и весьма эффективно обучали экипажи морских судов тому, как безошибочно распознавать пиратов, как защищать свои суда от их внезапных наскоков в открытом море. Более того, на самых опасных участках Мирового океана хорошо вооруженные отряды фирмы «Трипл-С» сопровождали корабли клиентов и давали отпор вконец обнаглевшим морским бандитам.

Все началось с деятельности нескольких морских офицеров, которые остались не у дел после военной службы и искали применения своему опыту. С тех пор этот бизнес развивался очень быстрыми темпами благодаря безудержному росту морского пиратства. Однако по-настоящему фирма расцвела после атаки террористов на Всемирный торговый центр в Нью-Йорке. Все вдруг осознали угрозу международного терроризма и не жалели денег на обеспечение своей безопасности. Бек вдруг обнаружил себя во главе довольно крупной корпорации с многомиллионным годовым оборотом.

Владельцы коммерческих судов всегда опасались морских пиратов, а после нападения на научно-исследовательское судно «Морис Эвинг» интерес к обеспечению безопасности пробудился даже у научного сообщества. Океанографическое судно «Морис Эвинг» находилось неподалеку от побережья Сомали, когда неожиданно подверглось нападению со стороны небольшого пиратского судна, команда которого открыла стрельбу из автоматов и даже выпустила по исследовательскому кораблю ракету из переносной установки. Правда, ракета прошла мимо, и «Морис Эвинг» благополучно избежал захвата, скрывшись у берегов Африки, но с тех пор многие поняли: научно-исследовательское судно может стать такой же ценной добычей, что и другие, груженные ходовым товаром. Для пиратов такой корабль мог представлять даже больший интерес, чем обычные торговые суда, так как он был почти беззащитен, не мог оказать сопротивления, а находящуюся на борту сложную электронику и другое научное оборудование можно было выгодно продать на черном рынке. В любом случае захват одного научно-исследовательского судна приносил больше, чем можно заработать за целый год в какой-нибудь престижной фирме.

Предприимчивый бизнесмен, Чарли Бек сразу же увидел здесь весьма привлекательную нишу, которую нужно было заполнить. При этом бизнес был лишь частью его мотивации. Бек не был лишен сентиментальности, несмотря на свою жесткость и целеустремленность. Он с давних пор любил море, и поэтому участившиеся нападения пиратов на океанографические суда воспринял как личное оскорбление. Со временем Бек разработал специальную программу защиты научно-исследовательских судов, которые были особенно уязвимы для пиратов, поскольку долго оставались на одном месте и зачастую пользовались мобильными подводными аппаратами и другими дорогостоящими системами.

Что же касается «Атлантиса», то Бека наняли вместе с командой сопровождения, чтобы обеспечить безопасность во время научной экспедиции. После проведения исследований в районе Затерянного города, на что предполагалось затратить несколько дней, «Атлантис» должен был отправиться в Индийский океан, а команда компании «Трипл-С» опять-таки должна была обеспечивать его безопасность в этом неспокойном районе. Именно поэтому Чарли Бек, который во всем и всегда придерживался принципа основательности, сделал все возможное, чтобы команда «Атлантиса», как, впрочем, и его собственная, были готовы ко всяким неожиданностям. Он прочитал массу публикаций о Затерянном городе и с нетерпением ожидал начала экспедиции.

Беку было без малого шестьдесят лет, его волосы стали пепельно-серыми, а лицо покрылось сеткой тонких морщин, которая обрамляла все еще молодые искристые серые глаза. При этом он придерживался строгой диеты и много занимался физическими упражнениями, чтобы всегда быть в форме. Это позволяло ему сохранять авторитет в компании, неизменно проводить политику осторожных, продуманных перемен, соответствующих духу времени, быть достаточно жестким и требовательным к подчиненным и поддерживать в команде почти военную дисциплину.

Во время выездных операций Бек и трое его ближайших помощников постоянно тренировали ученых и членов экипажа научно-исследовательских судов на случай чрезвычайных обстоятельств. Чарли Бек не уставал напоминать: скорость и внезапность всегда являются главными союзниками пиратов. Специалисты по безопасности учили членов экипажа, как продвигаться в открытом море в дневное время, как ограничить доступ посторонним на борт судна в каком-нибудь порту, как распознать и своевременно ликвидировать потенциальную угрозу, как отражать нападение пиратов, как использовать огнетушители и другие подобные средства для защиты судна. А если все эти усилия оказались бы тщетными, то ученым пришлось бы отдать пиратам все, что тем захочется. Ни один компьютер в мире не стоит дороже человеческой жизни. Тренировки прошли успешно, но по мере нарастания научной активности о проблемах безопасности ученые стали потихоньку забывать. Тем более что в отличие от Юго-Восточной Азии или Африки район Центральной Атлантики никогда не считался опасным с точки зрения нападений. Воды здесь были относительно спокойными, никаких пиратов в последнее время не наблюдалось. Правда, с подводным аппаратом «Элвин» возникли какие-то проблемы, но здесь все равно ничего нельзя было поделать, пока он не поднимется на поверхность.

Но потом на горизонте появилось это странное судно, причем возникло оно в тот самый момент, когда субмарина перестала отвечать на постоянно повторяемые вызовы. Беку подобные совпадения всегда казались тревожными. Конечно, он помнил, что «Атлантис» находится в безопасных водах, а команда хорошо знает свои непосредственные обязанности, но вместе с тем с беспокойством следил за обстановкой и готов был к любым неожиданностям. В конце концов он поднялся на мостик, чтобы посоветоваться с капитаном. Уже поднимаясь по лестнице наверх, он услышал обрывок разговора по рации:

– Просим помощи, помогите.

Капитан судна стоял у штурвала с микрофоном в руке и отвечал:

– Мы приняли ваш сигнал. Это научно-исследовательское судно «Атлантис». Пожалуйста, объясните причину вашего бедствия.

Оглушительный треск в динамике прервал связь.

Пока капитан судна тщетно пытался ее восстановить, с кормы потрепанного судна стала подниматься струя густого черного дыма. Капитан отложил в сторону микрофон и посмотрел на палубу судна через бинокль.

– Похоже, что горит один из трюмов.

Он приказал рулевому повернуть влево и приблизиться к терпящему бедствие судну. Тем временем в динамике вновь зазвучали призывы о помощи. «Атлантис» подошел поближе и остановился в паре сотен ярдов от грузового судна. Бек внимательно осмотрел в бинокль палубу. Дым все еще шел, но Чарли крайне удивило то, что на палубе не было ни единого человека, Обычно во время пожара на судне все члены экипажа собираются на верхней палубе и отчаянно машут руками, стараясь привлечь к себе внимание. А когда опасность становится слишком реальной, спускают шлюпки или просто-напросто прыгают за борт. Пальцы Бека задрожали.

– Ну и что вы об этом всем думаете? – спросил он капитана.

Тот опустил микрофон:

– Пока не могу определить. Даже если там действительно пожар, то он не мог уничтожить всех членов экипажа. Ведь кто-то управлял судном еще пару минут назад, Кроме того, кто-то только что посылал нам сигнал бедствия.

Думаю, нужно послать туда небольшую группу людей, чтобы выяснить все обстоятельства на месте.

Возможно, члены экипажа захвачены в плен и находятся в трюме.

– Можете использовать моих людей, – предложил Бек. – Они специально обучены, могут взять корабль на абордаж и к тому же знают основы медицинской помощи. – После этих слов он хитро ухмыльнулся. – Кроме того, они уже засиделись без дела, не мешало бы немножко поупражняться.

– С удовольствием, – охотно согласился капитан. – Тем более что у меня масса проблем с тройкой, которая на «Элвине». – Он приказал первому помощнику приготовить к спуску на воду небольшую моторную лодку.

Люди Бека, стоя на верхней палубе, с тревогой наблюдали за пожаром на подозрительном судне. Бек приказал им собраться, проверить оружие и запастись боеприпасами.

– Парни, вы должны быть готовы к любым неожиданностям, – сказал им Чарли. – Можете считать это задание тренировочным, но держите ухо востро и не забывайте про оружие.

Команда тотчас пришла в движение. Люди засиделись без дела и с радостью восприняли весть о предстоящей операции. Морские охранники давно прославились неофициальной формой одежды, и военный человек сразу же отмечал вольности такого рода. Многие из них носили банданы, но тем не менее во время операции все облачились в камуфляжную форму и специальные десантные рубашки. При этом даже небольшая команда, как, например, группа Бека, была хорошо вооружена, хотя оружие, спрятанное под одеждой, и казалось незаметным для постороннего взгляда. Бек разрешил им взять с собой короткоствольные 12-зарядные пистолеты, которые разрывали человека на части. Кроме того, все были обеспечены черными винтовками Кар-15, которые были усовершенствованной версией знаменитой винтовки М-16.

Когда все было готово, Бек и его команда погрузились в моторку и быстро преодолели расстояние между обоими судами. Приблизившись к горящей развалюхе, Бек внимательно оглядел все вокруг. Все было спокойно. Тогда он направил лодку к узкому трапу, который спускался с борта прямо в воду. По его команде все надели противогазы и приготовили к бою оружие, после чего стали медленно подниматься на верхнюю палубу. Бек остался с наименее опытными членами своей команды, а остальных отправил на корму судна, чтобы те все осмотрели, но не нарывались на неприятности. Они вернулись через пару минут и сообщили, что не встретили ни души. Тогда Бек отправил их на капитанский мостик проверить, кто передавал сообщение о бедствии. Группа разделилась на две части. Два человека стали медленно подниматься в рубку, а еще двое страховали их внизу.

– Помогите, спасите! – доносилось из открытой двери рубки.

Но когда они вошли внутрь, в рубке никого не оказалось. Бек подошел к магнитофону, над которым нависал прикрученный проволокой микрофон. Магнитофон продолжал повторять одну и ту же команду, которая гулким эхом отдавалась в ушах.

– Черт возьми! – воскликнул один из его бойцов. – Что за вонь?

Едкий запах начал пробиваться сквозь их черные маски.

– Не обращайте внимания, – спокойно скомандовал Бек, поднимая вверх пистолет. – Всем назад в лодку! Да поживее!

Последние слова Бека потонули в душераздирающем крике, который ворвался сквозь открытую дверь рубки. На пороге появился какой-то странный призрак Подчиняясь инстинкту самосохранения, Бек поднял пистолет и сделал несколько выстрелов с бедра. К душераздирающему воплю присоединился крик одного из членов его команды. Бек успел мельком заметить длинные серые волосы, желтые зубы, искрящиеся красные глаза и приземистые тела.

Пистолет был мгновенно выбит из его рук, а в горло вцепились чьи-то сильные пальцы. В следующее мгновение неведомая сила швырнула Чарли Бека на палубу, а в нос ударил мерзкий запах разлагающейся плоти.

Глава 19

Автомобиль «роллс-ройс» модели «Силвер-клауд» быстро мчался по залитой солнцем сельской местности Франции, пролетая мимо красивых фермерских домиков, живописных зеленых полей и желтеющих стогов сена. Дарнье любезно предоставил свой любимый автомобиль Остину на неопределенное время, пока тот не уехал в Прованс. В отличие от своего коллеги Дирка Питта, который предпочитал экзотические модели, Остин довольствовался обычными машинами из гаража агентства НАПИ. Когда «роллс-ройс» спускался вниз с очередного крутого холма, у него возникало чувство, будто он управляет ковром-самолетом.

Скай сидела рядом и даже не пыталась придерживать волосы, развевающиеся на ветру; окно было открыто. В какой-то момент она заметила слабую улыбку на губах Курта.

– Готова дорого заплатить за то, чтобы узнать, о чем ты думаешь.

– Я просто поздравил себя с редкой удачей, – ответил он. – Трудно поверить, что я мчусь на шикарном автомобиле по прекрасным местам, которые могли вдохновить даже Ван Гога. Кроме того, рядом со мной сидит прекрасная женщина, и все это удовольствие оплачивает агентство НАПИ.

Скай мечтательно обвела взглядом пейзаж за окном.

– Плохо, что тебе кто-то оплачивает твое путешествие, – сказала она. – Иначе мы могли бы хоть на какое-то время забыть про Фошара и отправиться куда-нибудь… по собственному усмотрению. Мне так надоело это гнусное дело.

– Это не отнимет у нас слишком много времени, – успокоил ее Остин. – Некоторое время назад мы проехали чудное место, а когда закончим с этим мошенником Фошаром, можем вернуться сюда и наконец-то поужинать. Сбудутся наши мечты…

– Да, это очень серьезная причина, чтобы провести нашу встречу с Фошаром как можно быстрее. – Автомобиль подъехал к перекрестку и притормозил. Скай посмотрела на карту. – Скоро надо будет свернуть с шоссе.

Через несколько минут Остин повернул руль и выехал на узкую проселочную дорогу, во все стороны от которой отходили грязные колеи от колес грузовиков. Они тянулись к раскинувшимся до самого горизонта виноградникам. Вскоре густые виноградники поредели, и автомобиль выехал на освещенную уличными фонарями дорогу, вдоль которой тянулся высокий забор с угрожающей надписью на нескольких языках: «Частная собственность. Проход запрещен». Ворота были открыты, и они не задумываясь въехали на территорию поместья. Высокие старые деревья нависли над дорогой с обеих сторон, а густые кроны почти полностью закрывали ее от солнечного света. Тень была настолько плотной, что температура воздуха сразу же понизилась на несколько градусов. Скай обхватила себя обеими руками, передернув плечами от прохлады.

– Холодно? – заботливо спросил Остин. – Можно закрыть окна.

– Нет, ничего страшного, – возразила она. – Просто я не была готова окунуться в такую прохладу после залитых солнцем виноградников. Этот старый лес… навевает на меня дурные мысли.

Остин посмотрел на окружающий их дремучий лес, но увидел только какие-то странные тени, мелькающие между огромными деревьями. Иногда лес расступался, открывая небольшие поляны, но светлее от этого не становилось. Он даже включил передние фары, чтобы лучше видеть дорогу, но зловещая темнота стала еще гуще.

Через некоторое время дорога расширилась, а по обеим сторонам от нее, словно могучие стражники, выстроились старые дубы с разлапистыми кронами. Широкие ветки переплетались вверху, образуя причудливую аллею, напоминающую тоннель. Она тянулась примерно на милю, а потом неожиданно оборвалась, после чего дорога резко пошла вверх.

– Господи! – невольно воскликнула Скай, увидев на вершине холма огромное серое здание из темного гранита.

Остин тоже уставился на высокие крепостные стены и конические башни средневекового замка.

– Такое ощущение, что мы вернулись на несколько столетий назад и очутились в Трансильвании четырнадцатого века.

Скай даже прикрыла губы рукой от волнения.

– Зловещее, но по-своему прекрасное сооружение, – прошептала она.

На Остина средневековая архитектура этого шато произвела менее чарующее впечатление. Он удивленно покосился на спутницу:

– Точно также обычно описывают первое впечатление от замка Дракулы.

«Роллс-ройс» свернул на покрытую гравием дорожку, обогнул огромный фонтан, сооруженный в виде группы одетых в средневековые доспехи воинов, сражающихся плечом к плечу с каким-то злобным врагом. Бронзовые лица рыцарей были перекошены от ярости и ненависти.

– Очаровательная скульптурная композиция, – не без ехидства заметил Остин.

– Угу, – вполне серьезно поддержала его Скай. – Абсолютный гротеск.

Остин остановил машину возле небольшого мостика, перекинутого над широким прудом, от зеленовато-коричневой поверхности которого исходил терпкий запах застоявшегося болота. Они вышли из машины, прошли по мостику и через невысокие ворота вошли на территорию вымощенного старыми камнями двора, который окружал шато со всех сторон, отделяя его от высокой каменной стены. У входа гостей никто не встретил, поэтому они сами пересекли широкий двор и поднялись по каменной лестнице на террасу.

Остин подошел к массивной двери с металлической окантовкой и положил руку на кольцо, с помощью которого посетители извещают о своем визите.

– Тебе это не кажется знакомым?

– Да… Тот самый орел, изображение которого мы видели на обломках аэроплана и на шлеме.

Молча кивнув, Остин дважды стукнул кольцом по двери.

– Не удивлюсь, если дверь откроет какой-нибудь беззубый горбун по имени Игорь, – шутливым тоном сказал он.

– Если это случится, я сразу же брошусь назад к машине.

– Если это случится, – засмеялся Остин, – прошу не путаться у меня под ногами!

Мужчина, который отворил им дверь, не был ни беззубым, ни горбуном. Напротив, он был высок, строен, с ухоженным замкнутым лицом, светлыми волосами и одет в костюм для игры в теннис. На первый взгляд ему было от сорока до пятидесяти, хотя сложно было определить возраст, – лицо его не имело каких бы то ни было признаков морщин, а сам он сложением напоминал профессионального атлета.

– Вы, должно быть, мистер Остин, – проговорил высокий мужчина с улыбкой и протянул руку для приветствия.

– Совершенно верно, а это моя ассистентка мадемуазель Буше.

– Эмиль Фошар, – представился хозяин дома. – Рад познакомиться. Очень приятно, что вы потрудились приехать из самого Парижа. Моя мать уже с нетерпением ждет вас. Проходите, пожалуйста.

Он повел гостей внутрь через огромное фойе и быстро зашагал по ковровой дорожке вдоль стен, украшенных мифологическими сюжетами. Расписан был даже потолок, на котором виднелись фигуры сказочных нимф, сатиров и кентавров в окружении столь же сказочного леса. В какой-то момент Скай наклонилась к Остину и прошептала ему на ухо:

– Твоя теория насчет Игоря полностью провалилась.

– Это было просто предположение, – спокойно отозвался тот.

Скай закатила глаза, как всегда в ответ на невозмутимость Остина.

Длинный коридор показался им бесконечным, хотя прогулку вряд ли можно было назвать скучной. Стены коридора были украшены чудными сценами средневековой охоты, причем фигуры аристократов и животных были выполнены на темных деревянных панелях и в натуральную величину. Рельефы поражали реалистичностью, а дикие кабаны и олени казались просто беспомощными перед вооруженными до зубов феодалами.

Внезапно Фошар остановился перед массивной дверью, открыл ее и широким жестом пригласил гостей внутрь.

Комната, в которую они вошли, была полной противоположностью всему тому, что они видели с фасада и главного входа замка с его вычурной средневековой архитектурой. Маленькая, уютная, она низким потолком и стенами, заставленными полками с антикварными книгами, напоминала обыкновенную комнату в каком-нибудь загородном коттедже. В углу в кожаном кресле сидела женщина, которая что-то читала при свете слабо пробивающегося сквозь плотные шторы солнца.

– Мама, – мягко произнес Фошар, – прибыли наши гости. Это мистер Остин и его ассистентка мадемуазель Буше.

Скай улыбнулась, услышав фамилию, которую она случайно выбрала из парижского телефонного справочника.

Дама вежливо улыбнулась и, отложив в сторону книгу, встала, чтобы поприветствовать гостей. Черный деловой костюм и светлый лиловый шарф оттеняли ее бледное лицо и серебристые волосы. Она подошла к ним грациозной, как у балерины, походкой, пожала им руки. Рукопожатие пожилой леди оказалось на удивление крепким.

– Присаживайтесь, прошу вас, – широким жестом предложила она, показывая на два старинных стула, а потом добавила, бросив быстрый взгляд на сына: – Наши гости, вероятно, умирают от жажды после столь утомительного путешествия.

Гости не преминули заметить, что она говорит по-английски без малейшего акцента.

– Я позабочусь об этом, – послушно сказал Эмиль.

Минуту спустя в комнату вошел слуга с большим подносом, на котором стояли бутылка минеральной воды и сверкающие чистотой стаканы. Хозяйка дома отпустила слугу, а потом стала наливать воду в стаканы. Остин пристально наблюдал за ней. Как и в случае с ее сыном, было практически невозможно определить возраст хозяйки замка. На первый взгляд ей могло быть от сорока до шестидесяти, но вне зависимости от паспортного возраста женщина все еще была прекрасной в классическом смысле этого слова. Несмотря на тончайшую паутину морщинок вокруг серо-голубоватых глаз, излучавших неиссякаемую жизненную энергию, ее лицо было безупречно чистым, ровным и необыкновенно умным. Впечатление усиливала таинственная улыбка, которая придавала ее выражению черты загадочности и какой-то необыкновенной мудрости. А когда мадам Фошар говорила, ее голос лишь изредка искажался сухостью, столь характерной для людей преклонного возраста.

– Очень мило с вашей стороны, мистер Остин и мадемуазель Буше, что вы проделали столь долгий путь от Парижа до нашего скромного поместья.

– Ну что вы, мадам Фошар, – мгновенно отреагировал Остин. – Вы, должно быть, чрезвычайно заняты собственными делами, и я очень благодарен, что любезно согласились встретиться с нами и ответить на некоторые вопросы.

Она подняла вверх ладони жестом великодушного умиления.

– Ну как же я могла не встретиться с вами после столь сенсационного открытия? Откровенно говоря, я была в шоке, когда узнала, что тело, совершенно случайно обнаруженное во льдах Спящего Человека, может принадлежать моему славному дяде Жюлю. Я сама не раз летала на самолете над Альпами, но мне и в голову не приходило, что там может покоиться тело предка, прославившего мой род. Вы уверены, что это действительно мой дядя Жюль?

– Лично я не видел этого человека, – осторожно заметил Остин, – и поэтому не могу поклясться в точной идентификации, но самолет фирмы «Моран-Солнье», обломки которого я нашел на дне ледникового озера, вне всяких сомнений, принадлежал Жюлю Фошару, об этом свидетельствует заводской номер на фюзеляже. Разумеется, это косвенное доказательство, но тем не менее вполне убедительное.

Мадам Фошар рассеянно уставилась куда-то в пространство.

– Да, это вполне мог быть Жюль Фошар, – задумчиво сказала она скорее себе, чем гостям. Помолчав, она продолжила: – Он пропал в 1914 году, после того как вылетел отсюда на своем аэроплане фирмы «Моран-Солнье». Дядя очень любил летать и даже окончил Французскую военную авиационную школу, поэтому без особого труда мог управлять самыми различными типами аэропланов. Бедняжка! Похоже, у него кончилось горючее или он попал в неблагоприятные погодные условия, что в Альпах случается довольно часто.

– Да, но это довольно далеко отсюда, – осторожно вступила Скай. – Интересно, что заставило его проделать такой сложный и опасный путь?

Мадам Фошар ответила с очаровательной улыбкой:

– Знаете, он был тихопомешанным. Такое иногда случается в аристократических семьях. – Она сделала паузу и вновь повернулась к Остину: – Насколько я знаю, вы работаете на агентство НАПИ. Впрочем, ничего странного в этом нет. Ваша фамилия довольно часто мелькает в газетах и в новостных телепередачах. Поражаюсь, насколько умным и изобретательным было ваше решение использовать миниатюрную подводную лодку для спасения застрявших под ледником ученых.

– Я сделал это не один, – скромно напомнил Остин. – Мне помогали очень многие люди.

– Скромность украшает глубокий ум, – улыбнулась мадам Фошар с таким выражением лица, словно хотела подчеркнуть, что проявляет к гостю более глубокий интерес, чем обыкновенное любопытство. – Я читала в газетах, как какой-то безумец напал на вас в тоннеле с оружием в руках. Интересно, что ему было нужно?

– Это сложный вопрос. Вероятно, он хотел сделать так, чтобы никто и никогда не смог извлечь тело погибшего из ледника. Кроме того, он унес с собой металлический контейнер, в котором, возможно, хранились важные документы.

– Жаль, – с искренним сожалением вздохнула хозяйка замка. – Возможно, эти документы могли бы пролить свет на довольно странное поведение моего дядюшки. Вы спросили, мадемуазель Буше, что он делал в Альпах. Я могу лишь догадываться об этом. Понимаете, Жюль много страдал.

– Он был болен? – поинтересовалась Скай.

– Нет, но он был весьма чувствительным человеком, обожал искусство и литературу. Откровенно говоря, ему надо было бы родиться в другой семье. Жюль переживал из-за того, что принадлежал к семейству, члены которого прослыли «торговцами смертью».

– Что ж, его можно понять, – сказал Остин.

– Нас называли еще более мерзкими словами, месье. Но, поверьте мне, несмотря на все превратности судьбы, Жюль был истинным бизнесменом. Он был необыкновенно хитер, а его способность действовать исподтишка могла бы составить честь самому Макиавелли. Именно под его руководством наша компания стала по-настоящему процветающей.

– Этот образ совсем не соответствует тому, что вы только что сказали о его мягком и ранимом характере.

– Жюль ненавидел насилие, а ведь с ним неизбежно связаны производимые нами товары. Но при этом дядя прекрасно понимал, что, если мы не будем производить и продавать оружие, этим займется кто-то другой. Он был большим поклонником Альфреда Нобеля и, как и тот, немало сил отдал делу укрепления мира во всем мире. Иначе говоря, он видел себя в роли человека, который поддерживает необходимое равновесие во всем мире.

– Однако что-то лишило равновесия его самого.

Мадам Фошар кивнула.

– Мы считаем, что это была уже вполне очевидная перспектива Первой мировой. Войну начали невежественные и амбициозные политические деятели, но сейчас уже ни для кого не секрет, что подталкивали их к этому именно производители оружия и те, кто его продавал.

– Как семейства Фошаров и Круппов?

– Круппы – просто выскочки. – Она сморщила нос, как будто от неприятного запаха. – Самые настоящие парвеню, ничтожные угольщики, которые сколотили свое состояние на крови и поте несчастных рабочих! А семейство Фошаров занималось производством оружия в течение многих столетий, задолго до того, как в Средние века на свет появилось семейство Круппов. Что вам известно о нашей семье, мистер Остин?

– В основном то, что ваше семейство окружено тайной, чрезвычайно закрыто, как створки моллюска.

Мадам Фошар рассмеялась:

– Если вы имеете дело с производством оружия, секретность, таинственность не может быть ругательным эпитетом. Однако лично я предпочла бы слово «осмотрительность». – Она склонила голову, словно задумавшись о чем-то важном, а потом встала. – Прошу вас пройти со мной Я покажу вам нечто такое, что скажет вам о семействе Фошаров гораздо больше, чем тысяча ненужных слов.

Хозяйка повела их по длинному коридору в самый конец замка, где высокие арочные двери из ценных пород дерева были украшены изображениями трехглавых орлов.

– Это оружейная комната нашего замка, – сказала она, пропуская гостей в святая святых. – Здесь находятся душа и сердце славной империи Фошаров.

Остин и Скай вошли в большой зал с высокими потолками, остроконечными сводами и украшенными до самого потолка стенами. Все вокруг напоминало какой-то кафедральный собор, а не оружейную комнату средневекового замка. Они остановились перед небольшой нишей, обрамленной высокими колоннами, отдаленно напоминающей алтарь храма. Правда, в отличие от алтаря там были выставлены не изображения святых и отцов церкви, а образцы оружия, экспозиция которого была организована в строго хронологическом порядке. Еще большее количество оружия было выставлено во втором ярусе, который огибал огромное помещение по периметру.

А непосредственно перед ними возвышались четыре конные статуи средневековых рыцарей с полным набором оружия. Причем стояли они в такой воинственной дозе, что, казалось, охраняют оружейную комнату от незваных гостей.

Скай осмотрела рыцарские доспехи с профессиональной дотошностью и осталась довольна:

– Объем и содержание вашей коллекции просто поражают воображение.

Мадам Фошар подошла к рыцарям и остановилась перед ними.

– Танки своего времени, – сказала она. – Представьте себя бедным пехотинцем, вооруженным одним лишь копьем, на которого мчится такая закованная в броню громадина. – Она хищно улыбнулась, словно предвкушая неизбежную развязку.

– Да, сопротивление бесполезно, – согласилась Скай, – но только не по отношению к воинам, вооруженным более передовой тактикой и современным оружием. Например, с помощью дальнобойного лука и стрел с закаленными стальными наконечниками можно было легко пробить рыцарские доспехи, причем с дальнего расстояния, что делало обороняющихся пехотинцев практически неуязвимыми. А уж об алебарде и говорить нечего. Она может пробить закованного в броню рыцаря и свалить его с лошади, а потом его можно легко разрубить надвое с помощью обоюдоострого меча. Я уж не говорю о том, что все эти доспехи становятся совершенно бесполезными в условиях применения огнестрельного оружия.

– Совершенно верно, – улыбнулась мадам Фошар. – Вы точно подметили главные особенности нашего оружейного бизнеса и даже приоткрыли тайну нашего успеха в этом деле. Каждое новое оружие неизбежно порождает соответствующие средства защиты, а это, в свою очередь, приводит к дальнейшему прогрессу в создании вооружения. Похоже, мадемуазель знает, о чем говорит. – Мадам Фошар удивленно вскинула бровь.

– Мой брат увлечен коллекционированием старинного оружия, – извиняющимся тоном пояснила Скай. – Я просто не могла не научиться у него некоторым общим вещам.

– Да, вы многому научились, – хитро прищурилась мадам Фошар. – Все выставленные здесь предметы произведены на свет представителями рода Фошаров. Что вы можете сказать об оружейном искусстве нашего семейства?

Скай внимательно рассмотрела некоторые образцы в ближайшей к ней витрине и покачала головой:

– Ну что тут скажешь? Вот эти шлемы, к примеру, выглядят очень примитивными, но на самом деле сделаны добротно и вполне отвечают требованиям своего времени. Полагаю, им не менее двух тысяч лет.

– Браво! – вырвалось у мадам Фошар. – Они действительно были сделаны еще в доримские времена.

– Никогда не думал, что род Фошаров такой древний, – откровенно признался Остин.

– А я не была бы сильно удивлена, если бы узнала, что некто отыскал древнюю пещеру, на стене которой было бы изображено, как основатели рода Фошаров изготавливают наконечник копья для какого-нибудь клиента эпохи неолита…

– Однако ваше шато слишком далеко отстоит от неолитических времен как географически, так и хронологически.

– Да, мы прошли очень долгий путь от своих давних предшественников, – согласилась мадам Фошар. – Наши предки были известны как оружейники еще на Кипре, который всегда был самым оживленным перекрестком важнейших торговых путей Средиземноморья. Когда там появились первые крестоносцы, они были в восторге от наших мастеров. Благородные рыцари того времени считали делом чести коллекционировать лучшие образцы оружия в своих замках. А потом мои далекие предки переехали во Францию и основали несколько мастерских по производству оружия. Вскоре после этого основатели производства, прибывшие с Кипра, соединили свое дело с другими двумя производителями оружия, заключив брачные союзы, и положили начало новой династии оружейников.

– Поэтому на вашем гербе изображен орел с тремя головами?

– Вы весьма наблюдательны, месье Остин. Разумеется, это так. Со временем две другие семьи измельчали, род Фошаров стал единственным представителем бизнеса, в руках которого оказались все производство оружия и его продажа. Наша семья владела несколькими крупными оружейными магазинами, а потом мы стали посылать торговых агентов и в другие страны Европы. С периода Тридцатилетней войны и до Наполеоновских войн начала девятнадцатого века спрос на оружие был чрезвычайно высок. Впрочем, он не уменьшился и позднее… Франко-прусская война принесла нам огромный доход, а ее последствия заложили основу для будущей Первой мировой войны.

– Которая положила конец прибыльному бизнесу вашего дорогого дядюшки.

Мадам Фошар уныло кивнула:

– Да, по мере приближения этой войны Жюль становился все более мрачным, нелюдимым. К тому времени наш бизнес уже обрел форму могущественного картеля и стал называться «Спиар индастриз». Дядя всеми силами пытался уговорить членов семейства отказаться от оружейного бизнеса и участия в начавшейся гонке вооружений, но было слишком поздно. Как справедливо заметил Ленин в то время, Европа уже превратилась в пороховую бочку.

– И взорвало эту бочку убийство эрцгерцога Франца-Фердинанда.

– Эрцгерцог был всего-навсего неотесанным мужиком, – небрежно заметила мадам Фошар, пошевелив длинными ухоженными пальцами. – Его смерть явилась скорее предлогом, чем искрой. Все международные оружейные компании были связаны друг с другом многочисленными соглашениями и обязательствами. Все патроны или бомбы, которые взрывались на полях Первой мировой войны, означали увеличение прибыли как производителей оружия, так и акционеров. Компании Круппа делали деньги на гибели германских солдат, а «Спиар индастриз» – на смерти французских солдат. Жюль прекрасно понимал, что невольно предстанет виновником всей этой катастрофы, и отчаянно искал выход из положения.

– Значит, он стал еще одной жертвой этой войны?

– Мой дядюшка был убежденным идеалистом. Его страсть сделала его матерым бизнесменом, она же его и погубила. Самое ужасное во всей этой истории заключается в том, что его ждала та же участь, что и рядовых, задохнувшихся от газов в окопах. А несколько десятилетий спустя политические лидеры втянули мир в еще одну войну, в результате которой все заводы семейства Фошаров были разбомблены вражеской авиацией, а рабочие погибли. Конечно, мы постарались восстановить производство во время «холодной войны», но потом мир коренным образом изменился.

– Тем не менее он по-прежнему остается опасным, если судить по тому, что я видел в последнее время, – грустно заметил Остин.

– Да, оружие сейчас намного опаснее, чем раньше, но конфликты стали преимущественно региональными, а их длительность существенно сократилась. Некоторые правительства, например ваше собственное, предпочли заменить собой обычных торговцев оружием. С тех пор как я возглавила компанию «Спиар индастриз», нам пришлось существенным образом диверсифицировать ее деятельность, преобразовать в холдинг и переключиться на производство специфических услуг и товаров. Откровенно говоря, наш бизнес держится сейчас только на всеобщем страхе перед международными террористическими организациями.

– Любопытно, – хмыкнул Остин. – Благодарю вас за столь откровенный разговор.

– Возвращаясь к сегодняшним дням, – сказала она, кивнув в ответ на его реплику, – мне бы хотелось знать, мистер Остин, каковы реальные перспективы поднятия на поверхностьобломков самолета, который вы обнаружили на дне озера?

– Это будет весьма кропотливая и деликатная работа, но вполне доступная для высококвалифицированных спасателей. Если хотите, могу порекомендовать вам кое-кого, назвать несколько имен.

– Большое спасибо. Мы стараемся вернуть себе все. что так или иначе является собственностью нашего рода. Вы хотите вернуться в Париж сегодня?

– Да, это входило в наши планы.

– Я провожу вас к выходу.

Мадам Фошар вывела их по другому коридору, стены которого были увешаны многочисленными портретами Через некоторое время она остановилась перед портретом человека в длинном кожаном пальто.

– Мой дядюшка Жюль Фошар, – сообщила она, глядя на изображение человека с орлиным носом и огромными усами, который стоял перед точно таким же аэропланом, который Остин совсем недавно видел в ангаре Французского авиационного музея. Более того на нем был точно такой же шлем, какой Скай отдала на экспертизу своему другу Дарнье.

Возглас удивления сорвался с губ Скай в этот момент. Он был едва заметен, но мадам Фошар пристально уставилась на молодую женщину.

– Вас что-то взволновало, мадемуазель? – спросила она.

– Нет, – ответила та, натужно закашлявшись. – Просто мне очень понравился этот шлем. Он есть в вашей богатой коллекции?

Расин долго смотрела на Скай немигающим взглядом.

– Нет, к сожалению.

Остин попытался перевести разговор в другое русло.

– В чертах вашего дяди нет почти никакого семейного сходства с вами или с вашим сыном, – сказал он.

Расин сдержанно усмехнулась:

– Если вы успели заметить, все представители рода Фошаров имеют грубые черты лица. Мы же унаследовали черты моего дедушки, в жилах которого не было ни капли родовой крови Фошаров. Он женился на женщине из рода Фошаров и взял себе ее фамилию, вот и все. Разумеется, это был брак по расчету, совершенный в интересах сохранения рода и продолжения семейного бизнеса. В то время в семействе Фошаров не было наследника мужского пола, поэтому они произвели на свет одного из них.

– Да, у вас чрезвычайно любопытная семья, – подытожила Скай.

– Конечно, хотя вы не знаете и половины истинной ее истории. – Какое-то время хозяйка замка настороженно смотрела на Скай, потом улыбнулась. – У меня есть замечательная идея. Почему бы вам не остаться у нас на ужин? Все равно сегодня вечером будут гости, и все будут в маскарадных масках, как в старые добрые времена. Небольшой костюмированный бал.

– Путь до Парижа слишком долгий, – деликатно возразил Остин. – К тому же у нас нет с собой костюмов.

– Вы можете остаться здесь в качестве моих почетных гостей, для подобных случаев у меня есть в запасе костюмы. Мы непременно подберем что-нибудь подходящее. Думаю, вам здесь будет вполне комфортно.

А завтра утром вы можете отправиться в обратный путь. И не вздумайте возражать, я все равно не приму ваши объяснения.

– Вы очень любезны, мадам Фошар, – улыбнулась Скай. – Но нам не хотелось бы навязывать вам свое общество.

– Ничего вы нам не навязываете, – отмахнулась та. – А сейчас, если позволите, я должна обсудить со своим сыном предстоящую вечеринку. Пожалуйста, чувствуйте себя как дома и посмотрите все, что привлечет ваше внимание на первом этаже шато. На верхних этажах находятся наши жилые апартаменты.

Не сказав больше ни слова, мадам Фошар быстро направилась вдоль длинного коридора, оставив гостей наедине с ее древними предками.

– Что все это значит? – недоуменно спросил Остин, когда хозяйка замка скрылась за углом коридора.

Скай в ответ всплеснула руками, а потом радостно потерла их.

– Мой план сработал! – сказала она. – Я специально проговорилась насчет того, что являюсь крупным специалистом в области старинного оружия, чтобы привлечь ее внимание. И как только я забросила этот крючок, она сразу же клюнула! Послушай, Курт, ты сам говорил, что семейка Фошаров – главный ключ к разгадке скрытой в леднике тайны и нападения на антикварный салон Шарля Дарнье. Мы не можем так просто уехать отсюда с пустыми руками. Так чем же ты недоволен?

– Тем, что ты можешь оказаться в опасности. У тебя просто челюсть отвисла, когда ты увидела на стене портрет старика Жюля! Кроме того, она хорошо знает, что ты видела этот шлем.

– Ну, это не входило в мои планы… Я и впрямь оторопела, когда увидела на голове Жюля тот самый шлем, который нашла в леднике. Послушай, я не хочу упускать такой шанс. Кроме того, костюмированный бал может быть чрезвычайно забавным зрелищем. Ну не станет же она замышлять против нас что-то непотребное в присутствии многочисленных гостей? Мадам показалась мне весьма симпатичной особой, а не старой мегерой, какой я ее себе представляла.

Эти слова Остина не убедили. Конечно, мадам Фошар выглядела весьма мило, но Остин нутром чуял, что за приятным фасадом скрываются хитрость и коварство старой лисы. Она прекрасно сыграла свою роль. От внимания Остина не ускользнул настораживающий и откровенно враждебный взгляд, который она бросила на Скай, когда та уставилась на какой-то портрет висевший прямо над ее головой. Он был абсолютно уверен, что не Скай, а сама мадам Фошар забросила крючок и поймала ее на живца. В его ушах звенели тревожные колокольчики, но он все же улыбнулся спутнице, явно не желая расстраивать ее.

– Давай посмотрим, что тут еще есть, – предложил он.

У них ушло не меньше часа, чтобы обойти первый этаж, пространство которого охватывало несколько акров. Правда, они видели только то, что было выставлено в коридорах, все двери оказались запертыми. Пока гости петляли в этих лабиринтах, Остин старательно запоминал расположение коридоров, изучая возможные пути отступления. В конце концов они снова вернулись в вестибюль, где беспокойство Остина еще больше усилилось.

– Странно, – тихо заметил он, – такое огромное здание требует большого количества прислуги, а мы не видели здесь ни единой души, если не считать самих Фошаров и того слуги, который принес нам воду.

– Да, странно, – согласилась Скай и попробовала открыть парадную дверь. Она была не заперта. – Посмотрите сюда, мистер Паникер. Мы можем покинуть замок в любой момент!

Они вышли на террасу и направились к воротам через небольшое пространство двора, покрытое гравием. Мостик через небольшой пруд был опущен, но, как только они ступили на него, металлическая решетка, до этого поднятая, сразу же опустилась. Остин положил руки на перила моста и посмотрел через металлическую решетку на то место, где они оставили машину.

– Мы не сможем покинуть это место по собственному желанию, – сказал он с угрюмой ухмылкой.

Оставленный во дворе замка «роллс-ройс» таинственно исчез.

Глава 20

«Элвин» быстро приподнялся, как морская чайка над пенистой поверхностью воды, а потом рухнул куда-то вниз, заскрежетав корпусом о металлическую поверхность. Удар был такой силы, что сорвал всех троих членов экипажа с мест и швырнул на пол. Траут постарался не задеть жену и не опрокинуть хрупкую фигуру пилота, но его массивное тело не годилось для таких акробатических трюков, и мужчина всей свой массой рухнул между сиденьем и приборной панелью. От удара у него потемнело в глазах, а потом посыпались искры. Когда они немного рассеялись, он открыл глаза и увидел перед собой обеспокоенное лицо Гэмей.

– Ты в порядке? – озабоченно спросила она.

Траут молча кивнул, а потом с большим трудом взгромоздился на свое место и осторожно ощупал пальцами голову, В месте ушиба ощущалась легкая боль, но крови не было.

– Что это было? – спросила Сэнди.

– Понятия не имею, – сухо ответил Траут. – Сейчас посмотрим.

Преодолевая неприятное чувство тревоги – сосало под ложечкой, – он подполз к иллюминатору, размышляя, сможет ли он вообще что-нибудь разглядеть после такого удара. Но, подняв голову, вдруг обнаружил прямо перед собой перекошенное от злости лицо какого-то типа. Заметив, что Пол смотрит на него, тот постучал стволом пистолета по прочному стеклу кабины и показал пальцем вверх. Сигнал был ясен. Незнакомец хотел, чтобы Траут открыл входной люк и выбрался наружу.

В этот момент Гэмей приблизилась к другому иллюминатору.

– Что за отвратительный тип, – тихо прошептала она. – И к тому же с оружием в руке.

– С этой стороны тоже, – так же тихо отозвался Траут. – Они хотят, чтобы мы вышли из субмарины.

– Что же теперь делать? – взволнованно спросила Сэнди.

С внешней стороны кто-то стал громко стучать по обшивке.

– Вот что, – решительно начал Траут. – Пока мы не разведаем обстановку и не сможем использовать нашу субмарину в качестве атакующего судна, придется выполнять все их указания.

Он встал на ноги и открыл люк В субмарину ворвался теплый, сырой воздух, а в отверстии люка показалось лицо того самого человека, который смотрел на Пола извне. Он приказал жестом выходить наружу и тут же исчез. Траут с трудом протиснулся в узкое отверстие люка и огляделся. Небольшая субмарина была окружена шестью вооруженными до зубов людьми.

Ученый медленно выбрался из люка и ступил на мокрую поверхность корпуса «Элвина». Вслед за ним в люке появилась голова Сэнди, которая охнула, увидев столько вооруженных людей. На какое-то мгновение она замерла словно раздумывая, стоит ли выходить, но Гэмей подтолкнула ее снизу. Траут протянул пилоту руку и помог подняться на металлический корпус судна.

«Элвин» находился в довольно большом помещении, которое напоминало огромный гараж как минимум на три автомобиля. Воздух здесь был пропитан запахом соленой морской воды, которая стекала с корпуса субмарины на металлический пол и мгновенно исчезала в открытых кингстонах. Откуда-то издалека доносился приглушенный шум мощных двигателей. Траут догадался, что они попали в чрево колоссальной подводной лодки. С одной стороны этого огромного трюма виднелись створки ворот, напоминавшие пасть морского чудовища, через которые они и попали сюда. Субмарина-захватчик просто проглотила крохотный подводный аппарат, как крупная хищная рыба заглатывает мелкую рыбешку.

Вооруженный человек подошел к противоположной стене трюма, нажал кнопку, и перед ними медленно отворилась большая металлическая дверь. Он молча показал пленникам стволом пистолета, чтобы они следовали за ним. Через минуту все оказались в небольшом, ярко освещенном отсеке, который напоминал склад роботов и другой хитроумной техники. На переборке висела по меньшей мере дюжина так называемых «лунных костюмов» с растопыренными во все стороны рукавами и острыми, как когти хищной птицы, пальцами перчаток Траут немало времени проработал в агентстве НАПИ и хорошо знал предназначение этих костюмов. То были специальные скафандры для подводного плавания, которые, как миниатюрные подводные лодки, могли опускаться на большую глубину, обеспечивали человеку длительное существование в автономном режиме и позволяли передвигаться на большие расстояния.

Дверь позади них с шумом захлопнулась, и пленники под конвоем направились вперед по узкому коридору. На голубой униформе вооруженных охранников не было ни знаков различия, ни названия судна, а суровые лица не выказывали никакого дружелюбия. Все мужчины были крепкие, мускулистые, коротко стриженные и напоминали хорошо натренированных военных На первый взгляд им было лет по тридцать – сорок, то есть они были далеко не призывного возраста. Определить их национальность было невозможно, поскольку все молчали, общаясь с помощью весьма выразительных жестов. Траут пришел к выводу, что скорее всего их захватили наемники, причем не исключено, что из состава сил специального назначения.

Они быстро прошли через несколько отсеков подводной лодки, потом пленников втолкнули в тесную каюту и оставили одних, заперев дверь. В помещении находились стол, две койки с матрацами, один стул и небольшой встроенный шкаф, клозет и умывальник.

– Уютно, – грустно сказала Гэмей.

– Похоже на каюту третьего класса, – заметил Траут, с трудом выговаривая слова. В голове у него все еще шумело от удара, и он постоянно прикладывал руку, потирая ушибленное место. – Все в порядке, – быстро добавил он, поймав встревоженный взгляд жены, – но мне нужно немного посидеть.

– Тебе нужна медицинская помощь, – возразила Гэмей.

Пока Траут сидел на койке, поглаживая рукой голову, Гэмей подошла к умывальнику, открыла воду и намочила полотенце. Траут прикладывал холодное полотенце к ушибу, а Гэмей и Сэнди по очереди смачивали компресс холодной водой. Через некоторое время ему действительно стало легче. Пол поправил сбившийся набок галстук и даже попытался причесаться растопыренными пальцами.

– Ну что, лучше? – поинтересовалась Гэмей.

Немножко взбодрившийся Траут выдавил улыбку.

– Ты всегда говорила, что у меня большая голова. Сэнди рассмеялась сквозь слезы.

– Как вы можете быть такими спокойными? – удивилась она, вытирая предательские капли со щек.

На самом деле поведение Траутов было всего лишь бравадой, а не расчетливым прагматизмом, тем паче – проявлением уверенности в том, что они сумеют найти выход из положения. Конечно, по работе Траут неоднократно сталкивался с опасностью, а за его академическим лоском скрывались решительность и храбрость предков, давних жителей Новой Англии. Еще его прапрадед посвятил свою жизнь службе спасения на водах, девизом которой было «Ты обязан отправиться на операцию, но не обязан вернуться». Дед Пола Траута, отважный рыбак, неоднократно рисковал жизнью ради большой удачи, а отец, тоже, кстати сказать, рыбак, обучил сына морскому делу и привил любовь к приключениям. Именно он научил Пола любить море и полагаться только на собственные силы.

Что же касается его жены Гэмей, то она, с ее безупречной фигурой, стройной осанкой, легкой походкой, темно-рыжими волосами и очаровательной улыбкой, больше напоминала актрису или модель, чем научного работника, посвятившего жизнь исследованию морских водорослей. В детстве, которое прошло на просторах штата Висконсин, она вела себя скорее как отчаянный парень, чем какая-нибудь сопливая девчонка. Даже потом, превратившись в весьма привлекательную особу, обладающую всеми чертами женственности, она не стала нежным оранжерейным растением. И одним из первых это обнаружил Руди Ганн, помощник директора агентства НАПИ, когда пригласил ее в агентство вместе с мужем. Он сразу оценил недюжинный ум Гэмей и ее способность принимать самостоятельные решения. Да и адмирал Сэндекер оказался весьма прозорливым руководителем, когда без колебаний согласился с предложением Ганна. С тех пор Гэмей неоднократно демонстрировала свой интеллект и выдержку в самых сложных ситуациях, в которых оказывалась вместе с отрядом особого назначения агентства НАПИ.

– Спокойствие здесь ни при чем, – быстро ответила Гэмей. – Просто мы пытаемся быть практичными людьми. Нравится нам это или нет, но какое-то время придется находиться здесь, так что не стоит паниковать, а лучше попытаться определить, что с нами случилось.

– Настоящие ученые, – не преминула напомнить Сэнди, – не могут и не должны делать какие-то выводы, пока не получат подтверждения в виде надежных и обоснованных фактов. А у нас сейчас нет вообще никаких фактов, не говоря уже о надежных или обоснованных.

– Вы хорошо усвоили методы научного познания, – не без ехидства заметил Траут. – Как сказал Бен Джонсон, ничто не способно сфокусировать человеческое сознание лучше, чем виселица. Поскольку в нашем распоряжении нет достаточно достоверных фактов, придется полагаться на собственный опыт, чтобы выбраться из этой идиотской ситуации. Более того, нам больше ничего не остается делать, кроме как фантазировать и рассуждать. Итак, мы захвачены в плен какими-то людьми и находимся на какой-то громадной субмарине довольно любопытной формы и не вполне понятного назначения.

– Это может быть та самая субмарина, которая оста вила свои следы на территории Затерянного города? – спросила Сэнди.

– У нас пока нет фактов, подтверждающих эту любопытную теорию, – глубокомысленно заметил Траут. – Но мы можем представить себе, что на ее борту может находиться подводный аппарат, обладающий способностью колесить по морскому дну. Во всяком случае, мне это предположение не кажется слишком невероятным. Агентство НАПИ получило подобный вездеход несколько лет назад…

– Тогда скажите, пожалуйста, что делает здесь эта подводная лодка? – продолжала Сэнди. – Кто эти люди? И чего они хотят от нас?

– У меня такое чувство, что очень скоро мы получим ответы на эти вопросы, – спокойно ответила Гэмей.

– Сейчас вы говорите не как ученые, а как ныряльщики на модном курорте!

Гэмей приложила палец к ее губам, указав глазами на дверь. Ручка в этот момент медленно повернулась. Через мгновение дверь отворилась, и в комнату вошел высокий мужчина. Он был так высок, что пришлось низко пригнуть голову, чтобы не задеть дверной проем. Он был одет в такую же униформу, как охрана, только не синего, а темно-зеленого цвета. Мужчина аккуратно закрыл за собой дверь, потом пристально уставился на присутствующих.

– Пожалуйста, успокойтесь, – сказал он тихим голосом. – У нас нет никаких дурных намерений.

– Позвольте высказать совершенно неожиданное предположение, – мгновенно отреагировал Траут. – Вас зовут капитан Немо, а мы находимся на подводной лодке «Наутилус»!

Мужчина растерянно заморгал. По всему было ясно, что он ожидал встретить подавленных и перепуганных до смерти научных работников.

– Нет, мое имя Ангус Маклин, – представился он с легким шотландским акцентом. – Доктор Маклин, если угодно. Я химик по профессии, но что касается данной подводной лодки, тут вы не ошиблись. Она представляет собой такое же совершенное творение человеческого гения, что и упомянутое вами судно.

– А мы все представляем собой героев романа Жюля Берна? – съязвила Гэмей.

Маклин в ответ вздохнул.

– Если бы все было так просто. Откровенно говоря, мне очень не хотелось бы пугать вас, – сказал он серьезно, – но ваша жизнь будет во многом зависеть от содержания нашего дальнейшего разговора. Убедительно прощу вас назвать свои имена и профессии. И ради всего святого, не надо врать. На этом судне нет специального помещения для арестованных.

Траут сразу же понял всю серьезность его предупреждения. Если на судне нет помещения для арестованных, значит, нет и самих арестованных. Он пристально вгляделся в голубые глаза Маклина и решил, что ему стоит доверять.

– Я Пол Траут, – начал он. – Это моя жена Гэмей. Мы с ней работаем на агентство НАПИ. А это Сэнди Джексон, она управляла нашим подводным аппаратом.

– В чем заключаются ваши научные интересы?

– Я специалист по геологии Мирового океана, а Гэмей и Сэнди – морские биологи.

Лицо Маклина растянулось в улыбке облегчения.

– Слава Богу, – тихо пробормотал он. – Значит, есть надежда.

– Возможно, теперь вы ответите мне на один вопрос, – осмелел Траут. – Почему вы захватили нас вместе с нашим подводным аппаратом?

Маклин ответил с грустной улыбкой:

– Лично я не имею к этому никакого отношения. Я здесь такой же пленник, как и вы.

– Не понимаю, – вырвалось у Сэнди.

– Не могу объяснить вам ничего сейчас, но заверяю – нам всем крупно повезло, что они могут использовать ваши профессиональные знания. Как и мне, они будут сохранять вам жизнь до тех пор, пока вы будете хоть как-то полезны…

– Кто это «они»? – осторожно поинтересовался Траут.

Маклин задумался и провел длинными серыми пальцами по седеющим волосам.

– Полагаю, вам лучше не знать. Это слишком опасно.

– Кем бы вы ни были, – решительно вмешалась Гэмей, – пожалуйста, передайте похитителям, что на поверхности нас ждет судно поддержки. Нас станут искать ера зу, как узнают о нашем исчезновении.

– Они сказали мне, что с этим не будет никаких проблем, и у меня нет никаких оснований не верить…

– Что это значит? – насторожился Траут.

– Не знаю, но абсолютно уверен, что наши… хозяева отличаются невиданной жестокостью и не остановятся ни перед чем ради достижения своих целей.

– А в чем, собственно, заключается их цель? – продолжала допытываться Гэмей.

Голубые глаза Маклина неожиданно потемнели.

– Знаете, есть вопросы, которые вам не следует задавать и на которые мне не следует отвечать. – Он встал со стула, а потом добавил: – Я должен доложить им о результатах допроса. – Он указал пальцем на светильники, а потом приложил его к губам, намекая на скрытые микрофоны. – Я скоро вернусь к вам с едой и напитками, а вам тем временем настоятельно рекомендую немного отдохнуть.

– Вы верите ему? – озабоченно спросила Сэнди, когда Маклин вышел из каюты.

– Его рассказ показался мне полным бредом, – заключила Гэмей.

– А у вас есть какие-либо предложения насчет наших дальнейших действий? – снова спросила Сэнди, переводя взгляд с Пола на Гэмей.

Траут прилег на койку и попытался вытянуть ноги, но они не уместились и свисали с другого конца. Он многозначительно показал пальцем на светильники и сказал:

– Если никто из вас не претендует на эту койку, я хочу последовать совету Маклина и немного отдохнуть.

Маклин вернулся через полчаса с сандвичами с сыром, термосом с горячим кофе и тремя кружками. Однако самое приятное заключалось в том, что он добродушно улыбался.

– Примите мои поздравления, – сказал он с порога. – Отныне вы официально приняты в качестве участников на шего проекта.

Гэмей молча развернула сандвич и откусила большой кусок.

– И в чем заключается смысл этого проекта? – спросила она.

– Я не могу вам объяснить сейчас все детали, но хочу обрадовать: вы стали членами научно-исследовательской группы. Это значит, что вы будете выполнять работу по своей специальности. А мне поручили провести небольшой тур по нашему судну с целью вашей скорейшей акклиматизации и подготовки к решению предстоящих задач. Все остальное объясню во время экскурсии. Надзиратель уже ждет нас.

Он постучал в дверь, и на пороге мгновенно появилась внушительная фигура вооруженного охранника. Он сделал шаг в сторону, пропуская вперед Маклина и всех остальных. Во главе с Маклином они долго шли по длинному коридору мимо каких-то странных отсеков, пока не остановились в большой каюте, стенки которой были почти закрыты многочисленными телевизионными и компьютерными мониторами и длинными рядами электронных инструментальных панелей. Охранник занял позицию, позволявшую ему следить за присутствующими, но в дела не вмешивался.

– Здесь пункт управления, – пояснил Маклин, оглядываясь.

Траут удивленно оглядел комнату:

– А где же научные сотрудники?

– Судно почти полностью автоматизировано. На борту находятся небольшая команда, отряд охранников и, разумеется, группа подводников.

– Возле главного люка я видел много подводного снаряжения и даже «лунные скафандры».

– Вы очень наблюдательны, доктор Траут, – кивнул Маклин. – А сейчас, если посмотрите на монитор, то увидите наших подводников во время работы.

На большом настенном экране были видны смутные очертания высоких колонн наподобие тех, которые пленники видели в Затерянном городе. Приглядевшись внимательнее, они заметили крошечные фигурки, копошившиеся у подножия огромных башен. Один из подводников в скафандре поднимал вверх небольшую часть колонны, используя при этом прикрепленный к скафандру подъемный механизм. Потом появились еще трое подводников в таких же костюмах, и все они умело управляли механическими манипуляторами, с помощью которых очищали дно от наслоений придонного ила. Гротескные фигуры стали медленно подниматься наверх, пока не достигли верхнего края экрана. Будто пчелы, собирающие нектар с цветов, они прилипли к подводной горе, напоминавшей по форме огромный гриб.

– Что они там делают? – спросил Траут.

– Я знаю, – неожиданно отозвалась Сэнди. – Собирают определенные биоорганизмы с колонии микробов, которые поселились вокруг подводных теплых источников.

– Совершенно верно, – подтвердил ее догадку Маклин, – только не собирают, а перемещают, и не отдельные организмы, а целые колонии. А потом эта живая биомасса и жидкость, на которой она произрастает, перемещаются по шлангам в специальные емкости, установленные на нашем судне.

– Вы хотите сказать, что это научная экспедиция? – удивилась Гэмей.

– Не совсем так. Но вы смотрите, что будет дальше.

Два подводника отделились от остальных и направились к вершине соседней колонны, а двое оставшихся стали быстро разрушать башню, используя мощные механические захваты.

– Они уничтожают башни, – выдохнула Сэнди. – Это же преступление!

Маклин повернулся к охраннику и облегченно вздохнул, увидев, что тот тоскливо облокотился на стену и тупо уставился в сторону, не обращая никакого внимания на происходящее. Маклин сделал знак рукой, чтобы привлечь его внимание, и показал рукой на дверь. Тот молча зевнул, потом кивнул в знак согласия. Маклин повел гостей в другую комнату, все пространство которой было уставлено большими пластиковыми баками.

– Мы можем поговорить здесь, – прошептал Маклин. опасливо поглядывая на дверь. – В этих баках хранится собранный подводниками биоматериал.

– Их вместимость просто поражает воображение, – заметила Гэмей.

– Знаете, очень трудно поддерживать жизнь этих организмов вне их естественной среды обитания. Именно поэтому водолазы устраняют некоторые колонны. И только малая часть этих микроорганизмов будет пригодна для дальнейшей работы к тому времени, когда мы вернемся обратно на землю.

– На землю? – удивленно переспросил Траут.

– Да, все собранные здесь образцы будут соответствующим образом обработаны на специальном предприятии, которое расположено на острове. Мы периодически возвращаемся туда, чтобы разгрузить собранный материал. Что же до самого острова, то я не могу сказать, где он находится.

Маклин покосился на стоявшего неподалеку охранника и увидел, что тот смотрит на них.

– Извините, наш «воспитатель», кажется, окончательно вышел из состояния летаргии. Продолжим разговор позже.

– Хоть пару слов об этом острове, – шепотом взмолился Траут. – Возможно, это будет наш единственный шанс к спасению.

– Вы хотите бежать? Нет, у вас не будет никаких шансов.

– Всегда есть надежда на спасение. Как выглядит остров?

Маклин заметил боковым зрением, что охранник направился к ним, и понизил голос, отчего его слова обрели еще более зловещий смысл:

– Это место намного ужаснее, чем мог бы вообразить сам Данте.

Глава 21

Пока Остин рассматривал крепостные стены, окружавшие родовое поместье Фошаров, в его душе нарастало чувство уважения к тем старым мастерам, которые выложили из каменных блоков это великолепное сооружение. Правда, восхищение сдерживалось тем печальным фактом, что древние строители создали совершенную машину для убийства людей, причем такую, которая предохраняла нападающих сложной системой заградительных линий и в то же время мешала находящимся внутри защитникам совершать неожиданные вылазки.

– Ну, – спросила Скай, – что ты думаешь насчет всего этого?

– Если бы Алькатрас строили на земле, а не на острове, эта знаменитая тюрьма выглядела бы примерно так же.

– И что теперь делать?

Остин взял ее за руку:

– Продолжать прогулку.

Обнаружив, что железные ворота заперты, а машина куда-то исчезла, Остин и Скай стали прогуливаться по периметру поместья, как туристы, осматривающие местные достопримечательности. Изредка они останавливались, о чем-то говорили, а потом снова продолжали свой путь. Все это было рассчитано на то, чтобы обмануть тех, кто пристально наблюдал за ними. Остин надеялся, что владельцы замка успокоятся, видя, как гости мирно прогуливаются по территории замка, будто чувствуют себя как дома. Между тем пристальный взгляд Остина без устали шарил по всем ограждениям, выискивая слабые места, а в памяти откладывались даже самые мелкие детали окружающей местности. К тому времени, когда они совершили полный обход территории и вернулись в исходную точку, он хорошо представлял себе весь дворцовый комплекс, а память зафиксировала возможные пути к бегству.

Скай остановилась перед воротами, закрывавшими узкую лестницу на верхнюю площадку, и подергала ручку. Ворота были закрыты на огромный болт.

– Нужны сильные крылья, чтобы преодолеть эти высокие стены, – сказала она спутнику.

– К сожалению, мои крылья сейчас в химчистке, – пошутил Остин. – Придется придумать что-нибудь другое. Давай вернемся в замок и еще раз осмотрим все изнутри.

На террасе их встретил Эмиль Фошар. Он широко улыбнулся, продемонстрировав ряд белоснежных зубов:

– Надеюсь, вы получили удовольствие от прогулки по нашему замку?

– Да, сейчас такие здания уже не строят, – кивнул Остин. – Кстати, мы совершенно случайно обнаружили, что нашей машины нет на прежнем месте.

– Ах да, ее убрали со двора, чтобы не мешать парковке прибывающих гостей, – спокойно пояснил Эмиль. – Ключи были в машине. Как только вы соберетесь покинуть замок, мы сразу же пригоним ее на место. Надеюсь, вы не станете возражать…

– Конечно, нет, – ответил Остин с натянутой улыбкой. – Очень любезно, вы избавили нас от необходимости сделать это собственноручно.

– Вот и прекрасно, в таком случае приглашаю вас в замок. Скоро начнут прибывать гости.

Эмиль проводил их на второй этаж по широкой мраморной лестнице. Все остановились в той части коридора, куда выходили двери гостевых комнат. Апартаменты Остина напоминали уютный номер в весьма приличной гостинице. Там были спальня, ванная, небольшая гостиная, украшенная в стиле барокко пурпурным плюшем и позолотой, что делало ее несколько похожей на публичный дом викторианской эпохи.

Приготовленный для него костюм аккуратно лежал на застеленной кровати. Он оказался вполне соответствующим его размеру, может быть, чуть тесноватым в плечах. Переодевшись и придирчиво осмотрев себя в огромном зеркале, он постучал в дверь соседней комнаты, где находилась Скай. Дверь слегка отворилась, и в щель просунулась ее голова. Увидев Остина, одетого в средневековый костюм с черно-белыми полосками и колпак придворного шута на голове, молодая женщина звонко рассмеялась.

– Мадам Фошар обладает гораздо большим чувством юмора, чем я могла себе представить, – заметила она.

– Учителя в школе часто говорили, что у меня есть талант клоуна. А теперь давай посмотрим, как выглядишь ты.

Скай вошла в комнату Остина и медленно покружилась, как модели на подиуме. Она была в черном обтягивающем стройную фигуру платье, которое деликатно подчеркивало все ее женские прелести. Даже руки были затянуты в длинные черные перчатки, а на голове красовалась черная повязка, к которой были прикреплены огромные черные уши.

– Ну как тебе мой костюм? – игриво спросила она, совершив еще один пируэт вокруг оси.

Остин с восторгом смотрел на нее и не мог избавиться от мысли, что оценивает Скай исключительно с мужской точки зрения.

– Мне кажется, ты сейчас похожа на существо, которое мой отец когда-то называл «мяукающей кошечкой», – сказал он.

В этот момент в дверь деликатно постучали. Это был слуга по имени Марсель с огромной, словно вырезанной из ствола дуба, головой. Какое-то время он таращил глаза на Скай, как лев, оценивающий вкусовые качества Добычи, потом медленно перевел взгляд на Остина, окинув его с ног до головы, и на пухлых губах появилась презрительная ухмылка.

– Гости уже прибывают в замок, – сообщил Марсель голосом, который напоминал шуршание гравия на морском берегу. – Мадам Фошар пожелала, чтобы вы проследовали за мной в оружейную комнату на коктейль и ужин. – Гангстерские интонации каким-то странным образом соответствовали его внешнему облику вышколенного дворецкого.

Остин и Скай закрыли лица черными масками и послушно последовали за громилой-дворецким вниз по лестнице на первый этаж, где прошли через знакомую уже анфиладу. Из оружейной комнаты уже доносились громкие голоса, смех гостей. Перед шкафами со старинным оружием и боевым снаряжением был устроен бар, вокруг которого суетились две дюжины людей в фантастических костюмах. Многочисленные слуги сновали взад и вперед Внешне лакеи напоминали Марселя крупными мясистыми лицами и угрюмым выражением лиц. Правда, при этом они ловко жонглировали подносами с наполненными шампанским высокими бокалами. В такие же примерно костюмы были облачены и музыканты квартета, которые исполняли старинные мелодии.

Остин подхватил с подноса проходившего мимо слуги пару бокалов с искрящимся напитком, протянул один из них спутнице. Затем они нашли спокойное место возле огромной статуи конного рыцаря и стали потягивать шампанское, с любопытством разглядывая шумную толпу гостей.

Остин попытался на слух уловить преобладающую тему разговоров, но в этот момент к ним приблизился человек, одетый огромной черной птицей, покачиваясь мощным торсом, как корабль в неспокойном море. Птица вытянула вперед толстые ноги в желтых чулках и наклонилась, почти коснувшись лица Остина сверкающим черным клювом. Затем она дыхнула на него стойким перегаром и протянула с певучим британским акцентом-. «Однажды в страхе ночи павшей…» – черт возьми, как там дальше?

«Нет ничего более сложного для понимания, чем поведение захмелевшего британца из высшего общества», – подумал Остин, а вслух продолжил стихотворение: – «Я размышлял, от немощи уставший».

Хищная птица громко хлопнула обеими крыльями, а потом подхватила свободной рукой бокал с шампанским с подноса проходившего мимо слуги. Сперва птица сунула в бокал длинный клюв, а потом, сообразив, что таким образом поглотить напиток не удастся, резким движением сдвинула клюв на лоб. Открывшееся напыщенное багровое лицо мгновенно напомнило Остину давнюю карикатуру: знаменитый символ Англии – Джона Буля.

– Всег-да приятно познакомиться с образо-ванным джентльменом, – пьяным голосом протянул человек, с трудом выговаривая слова.

Остин представился, а затем представил свою спутницу. Человек протянул им руку-крыло:

– Меня по случаю сегодняшнего торжества называют Невермор,^[152] но в обыденной жизни, когда я не бегаю по залу в образе хищной птицы из романа По, меня зовут просто Кавендиш. Точнее сказать, лорд Кавендиш, что само по себе должно напоминать вам о печальной участи нашей некогда славной и могущественной империи, когда предка вашего покорного слуги производили в рыцари. Пардон, мой бокал опять пуст. Больше никогда, старина. – Он звучно рыгнул и поковылял прочь в поисках очередного бокала шампанского.

Эдгар Аллан По. Разумеется.

Кавендиш играл роль Рейвена, но был настолько пьян, что у него это плохо получалось. Скай олицетворяла собой «Черного кота», а сам Остин должен был изображать придворного шута из «Бочонка амонтильядо».

Курт внимательно присматривался к гостям, пытаясь определить, что связывает всех этих людей. Неподалеку от него стояла тощая, как скелет, особа женского пола, одетая в покрытый грязью и пятнами крови белый балахон. «Падение дома Ашеров». Еще одна женщина была облачена в длинный халат, покрытый изображениями миниатюрных дымовых труб. «Черт на колокольне». А чуть дальше на стойку бара облокотился человек в костюме обезьяны, который усердно поглощал мартини. «Убийство на улице Морг». Он оживленно разговаривал с огромным жуком, костюм которого был украшен большим человеческим черепом. «Золотой жук». Остин подумал, что у мадам Фошар не только развито чувство юмора, но и совершенно явная склонность к гротеску.

Музыка внезапно прекратилась, и в зале воцарилась тишина. На пороге оружейной комнаты появилась загадочная фигура. Кавендиш попятился назад с бокалом шампанского в руке, с ужасом глядя на дверь.

– Бог мой! – воскликнул он и стал лихорадочно озираться в поисках укрытия. Вслед за ним попятились все остальные гости.

Присутствующие уставились на высокую худощавую женщину, которая выглядела так, будто ее только что вынули из могилы. Ее тело и лицо были в крупных кроваво-красных пятнах, глаза запавшие. Выдержав довольно продолжительную паузу и насладившись произведенным впечатлением, женщина ступила в зал. Гости жались к стенам, а она остановилась посреди комнаты и обвела всех торжествующим взглядом, пристально посмотрев каждому в глаза. Затем медленно пересекла комнату, будто плыла на воздушной подушке, остановилась под огромными эбонитовыми часами и хлопнула в ладоши.

– Прошу любить и жаловать Маску Красной Смерти, – объявила дама сиплым голосом Расин Фошар. – Продолжайте веселиться, друзья мои, но помните… – ее тон неожиданно зазвучал драматически, – что жизнь уходит, когда на нашей грешной земле появляется Красная Смерть!

Синие губы растянулись в зловещей ухмылке. В толпе гостей послышались нервные смешки, затем приглашенные постепенно пришли в себя и вернулись к прежним развлечениям, а слуги стали также энергично выполнять свои непосредственные обязанности.

Остин ожидал, что мадам Фошар станет здороваться с гостями, но хозяйка вдруг направилась к нему, по пути сняв свою зловещую маску.

– Вам идет костюм придворного шута, месье Остин, – сказала она с соблазнительной ухмылкой.

– Благодарю, мадам Фошар. А я никогда еще не видел такого очаровательного костюма.

Мадам Фошар кокетливо вскинула голову.

– Вы неплохо справляетесь с довольно сложным придворным этикетом, – похвалила она и повернулась к Скай: – А из вас, мадемуазель Буше, получилась превосходная Черная Кошка.

– Мерси, мадам. – Скай слегка наклонила голову. – Я постараюсь не съесть ваш замечательный квартет, одетый в костюмы милых серых мышек.

Мадам Фошар долго смотрела на Скай завистливым взглядом женщины, понимающей, что ее время прошло.

– На самом деле они не мыши – крысы. Мне очень хотелось бы предоставить вам гораздо больший выбор костюмов, но, к сожалению, мы ограничены в средствах. Надеюсь, вы не против незавидной роли придворного дурака, мистер Остин?

– Ни в малейшей степени. К тому же придворные шуты в давние времена были единственными людьми, кто мог осмелиться давать советы королям. Лучше играть роль дурака, чем быть им на самом деле.

Мадам Фошар громко рассмеялась и посмотрела в сторону двери, где началось какое-то оживление.

– Хорошо. Я вижу, что к нам прибыл принц Просперо.

На пороге появилась стройная фигура человека в обтягивающих панталонах, пурпурном бархатном камзоле, украшенном золотой каемкой, бархатном берете и черной маске. Заметив мадам Фошар, он быстро направился к ней, почтительно снял берет и низко поклонился хозяйке дома.

– Это был прекрасный выход, маман. Наши гости просто потеряли дар речи, все были ужасно напуганы.

– Так и должно быть, – ответила она. – Я подойду к каждому, после того как закончу разговор с мистером Остином.

Эмиль низко поклонился матери, отвесил такой же поклон Скай и только после этого удалился.

– У вас чрезвычайно интересные друзья, – сказал Остин, оглядывая гостей. – Неужели все они ваши соседи?

– Напротив, это последние представители могущественных родов, которые когда-то производили оружие и продавали его всему миру. В этом зале собрались наследники огромных состояний, которые сделаны на производстве смерти. Их давние предки делали копья и стрелы, которые приносили несчастья многим людям, неоднократно опустошали Европу и сеяли смерть далеко за ее пределами. Позже они стали производить более мощное оружие, разрушавшее целые города. Вам выпала большая честь лицезреть августейшую компанию.

– Надеюсь, вы не очень обидитесь, если я признаюсь, что у меня сложилось далеко не лучшее мнение об этой компании?

Мадам Фошар ответила заразительным смехом:

– Разумеется, нет, я не могу обвинять вас в этом. Вех эти выскочки и болтливые идиоты являются вырождающимися европейскими отбросами, они живут за счет богатств, накопленных потом и кровью далеких предков. Их, некогда могущественные компании и картели превратились в жалкие корпорации, торгующие на Нью-Йоркской фондовой бирже.

– А как же лорд Кавендиш? – спросил Остин.

– Еще более жалок, чем остальные, – у него не осталось ровным счетом ничего, кроме громкого имени. Его семья когда-то владела секретом штамповочной стали… пока наши предки не выкрали его.

– А что вы скажете насчет рода Фошаров? – продолжал допытываться Остин. – У вас есть иммунитет против вырождения и деградации?

– Нет, от вырождения не застрахован никто, даже представители нашего семейства. Именно поэтому я намерена контролировать компанию «Спиар индастриз» до конца своей жизни.

– Но никто не вечен, – заметила Скай.

– Что вы сказали? – переспросила мадам Фошар и резко повернулась, обдав Скай ледяным взглядом.

Замечание Скай было столь банальным, что ее поразила явно неадекватная реакция хозяйки замка.

– Я просто хотела сказать, что все мы смертны.

В глазах Расин блеснули гневные искры и мгновенно погасли.

– Верно, но некоторые из нас более смертны, чем остальные! Род Фошаров будет процветать еще многие десятилетия, а может, и века. Вы еще вспомните мои слова А сейчас, простите великодушно, я должна пообщаться с другими гостями. Скоро подадут ужин.

Она снова надела на лицо маску и направилась к стоявшему неподалеку сыну.

Скай потрясла реакция пожилой леди.

Что она хотела этим сказать?

– Мадам Фошар слишком близко к сердцу принимает слова о своей старости. Впрочем, я не виню ее за это. Когда-то она была очень красива, да и сейчас не оставляет меня равнодушным.

– Ну, если тебе хочется заняться любовью с живым трупом, – заявила Скай и обиженно задрала подбородок.

Остин довольно улыбнулся:

– Похоже, у кошечки есть коготки.

– Да, и к тому же настолько острые, что я хочу использовать их против этой старой клячи! Не понимаю, почему ты так взволнован. Лично на меня все это сборище навевает смертельную скуку!

Остин молча наблюдал за тем, как в комнату вошли еще несколько слуг, рассредоточились по комнате и заблокировали все входы и выходы. Их было не меньше дюжины, и все были крепкими, хорошо натренированными парнями.

– Потерпи чуть-чуть, – прошептал Остин. – У меня такое чувство, что настоящая вечеринка только начинается.

name=t390>

Глава 22

Кавендиш напился в стельку. Толстый англичанин сдвинул клюв своей маски на макушку, чтобы он не мешал ему беспрестанно поглощать вино, и едва держался на ногах, переходя от одного официанта к другому. При этом он сметал с подносов все экзотические блюда, начиная с дичи и кончая великолепным жареным мясом дикого кабана. Остин из деликатности положил себе немного еды, выпил совсем немного вина и посоветовал Скай сделать то же самое. Оба решили сохранить трезвые головы на тот случай, если придется искать выход из неприятного положения.

Как только со столов убрали последние остатки десерта, Кавендиш с трудом встал со стула и постучал ложкой по своему бокалу. Гости мгновенно притихли и повернулись к нему. Толстяк поднял наполненный вином бокал и сказал заплетающимся языком:

– Я хотел бы предложить тост за нашу хозяйку и ее сына.

– Браво, браво, – дружно поддержали его основательно захмелевшие гости, поднимая бокалы.

Воодушевленный такой поддержкой, Кавендиш широко ухмыльнулся.

– Как известно большинству из вас, родословные семей Кавендиш и Фошар уходят в далекое прошлое. Мы также знаем, как Фошары… э-э-э… позаимствовали у Кавендишей технологию изготовления штамповочной стали и начали производить ее в массовом масштабе, обеспечив тем самым собственное благополучие, в то время как мой род стал потихоньку хиреть.

– Превратности войны, – заметил человек в маске обезьяны.

– Предлагаю всем за это выпить, – заключил Кавендиш и сделал большой глоток из бокала. – К несчастью или к счастью, учитывая известную склонность Фошаров к фатальным инцидентам, представители моего рода никогда не стремились связывать себя брачными узами с этим семейством.

– А это уже превратности любви, – заметила женщина с колокольчиками, нашитыми на костюме. Гости захохотали в знак одобрения.

Кавендиш подождал, когда прекратится смех, и продолжил:

– Сомневаюсь, чтобы в этом доме хоть когда-нибудь произносилось слово «любовь», однако каждый человек может и должен кого-то любить. Сколько известных кланов могут похвастаться тем, что они собственноручно начали войну с целью покончить со всеми войнами?

В комнате воцарилась мертвая тишина. Все взгляды устремились в сторону побелевшей от гнева мадам Фошар, которая сидела во главе стола вместе со своим сыном. Она продолжала скалиться, слушая речь пьяного лорда, но в ее глазах Остин видел те же самые искры ненависти, которые совсем недавно проявились в беседе со Скай. когда та напомнила ей о неизбежности смерти.

– Месье Кавендиш льстит нам, но он все же преувеличивает влияние семьи Фошар, – произнесла она ледяным тоном. – Для той войны было много других причин, к примеру алчность, глупость и ненависть. Здесь есть немало людей, которые тоже приложили руку к ее развязыванию. Они так или иначе подталкивали свои правительства к войне и нажили на этом огромные состояния. Однако Кавендиша не смутила реплика хозяйки. – Надо брать кредиты, пока их дают, моя дорогая Расин. Это верно, мы вооружали людей, покупали газеты и подкупали политиков, которые подталкивали мир к войне, но именно представители семейства Фошаров, с их неизбывной мудростью, хорошо заплатили за убийство эрцгерцога Франца-Фердинанда, ввергнув тем самым мир в мировую войну. Нам всем хорошо известны слухи о том, что Жюль Фошар пытался предотвратить роковое убийство и поэтому так быстро покинул сей грешный мир.

– Месье Кавендиш, – вспыхнула мадам Фошар, в дрогнувшем голосе которой отчетливо слышались нотки предупреждения. Но того уже невозможно было остановить.

– Но многие еще не знают, – выкрикнул он, – что семейство Фошаров щедро финансировало одного австрийского ефрейтора, поддерживая таким образом его политическое восхождение! Многие люди еще не догадываются, что именно эта семейка долго и настойчиво натравливала империалистическую Японию против Соединенных Штатов и в конце концов вынудила японцев напасть на США! – Он сделал паузу и отпил еще вина. – Однако на самом деле все оказалось более сложным, чем вы себе представляли, и вскоре ситуация вышла из-под вашего контроля. В конечном итоге ваши заводы с тысячами рабов были уничтожены. Но таковы, как кто-то здесь удачно выразился, всего лишь превратности войны.

Напряжение в оружейной комнате достигло высшей точки и стало просто невыносимым.

Мадам Фошар резко сорвала с себя маску, ее покрасневшее от гнева и злобы лицо выглядело еще страшнее, чем Маска Красной Смерти. В этот момент Остин был абсолютно уверен: если бы хозяйка замка обладала даром телекинеза, то по ее воле все оружие в этой комнате сорвалось бы со стендов и разрубило Кавендиша на мелкие кусочки.

Кто-то из гостей не выдержал напряжения и первым нарушил тишину:

– Кавендиш, сядьте, пожалуйста, вы и так наговорили много лишнего.

Только сейчас Кавендиш обратил внимание на хозяйку дома, взгляд которой не предвещал ему ничего хорошего. Англичанин побледнел, вдруг осознав, каких гадостей наговорил этой злопамятной и могущественной особе в присутствии многочисленных гостей. Только сейчас в его замутненное алкоголем сознание проникла тревога. Глупая ухмылка на его толстых губах мгновенно исчезла, а сам он стал вянуть, как сорванный цветок под лучами палящего солнца. Толстяк медленно осел на стул и затих с таким грустным видом, будто его окатили ледяной водой.

А мадам Фошар поднялась со стула, как кобра, приготовившаяся к броску, и подняла свой бокал.

– Merci.^[153] A сейчас я хочу предложить тост за некогда славный и могущественный, но сейчас уже покойный дом Кавендишей.

Багровое лицо англичанина стало мертвенно-бледным. Он невнятно пролепетал слова благодарности и тут же добавил:

– Вы должны извинить меня, я чувствую себя не очень хорошо. Боюсь, приступ несварения желудка.

После этих слов толстяк медленно встал, поплелся к выходу нетвердой походкой и исчез за дверью.

Мадам Фошар многозначительно посмотрела на сына:

– Пожалуйста, присмотри за нашим гостем. Мне бы очень не хотелось, чтобы он свалился в ров с водой.

Шутливая фраза немножко разрядила напряженную обстановку в комнате, и через некоторое время возобновились разговоры, смех и шум. А Остина сказанное ничуть не успокоило. Увидев, как Кавендиш покидает оружейную комнату, он подумал, что этот толстяк тем самым подписал себе смертный приговор.

– Что происходит? – недоуменно спросила Скай.

– Фошары не привыкли, когда на публике выворачивают их грязное белье, тем более в присутствии столь важных гостей.

Остин видел, как мадам Фошар наклонилась к сыну и что-то прошептала тому на ухо. Эмиль улыбнулся, встал из-за стола и вышел из комнаты в сопровождении Марселя. Он вернулся минут через десять, когда официанты уже подавали бренди, и без угрюмого слуги. Подойдя к матери, наклонился, что-то сказал, при этом бросив косой взгляд в сторону Остина и Скай. Мадам Фошар молча кивнула головой, сохраняя на лице маску полного равнодушия. Эпизод был очень коротким, но Остин сделал соответствующие выводы. Он по губам Эмиля прочитал, что после Кавендиша смертный приговор был вынесен ему и его спутнице.

Через несколько минут в комнату с чувством выполненного долга вернулся Марсель. Едва слуга появился на пороге, Эмиль вскочил со стула и хлопнул в ладоши:

– Дамы и господа, Маска Красной Смерти и принц Просперо подготовили для вас незабываемое развлечение, которое достойно завершит сегодняшний праздник.

Он сделал знак одному из слуг, который зажег факел от горящей свечи, и передал его Эмилю. Соблюдая все правила церемониального обряда, Эмиль достал ключ с изображением черепа и направился в дальний конец оружейной комнаты. Там он остановился перед деревянной дверью, на которой были изображены череп и кости, и сунул ключ в замочную скважину. Дверь медленно отворилась, и в комнату ворвался затхлый воздух сырого подземелья.

– Если не испугаетесь, прошу следовать за мной, – торжественно объявил он со зловещей ухмылкой на губах. Не дожидаясь ответа, шагнул через порог и исчез в темном помещении.

Нервно хихикая, гости стали с шумом подниматься из-за стола, не оставляя при этом свои бокалы с вином. Вереница медленно потянулась к темному входу. Остин схватил локоть Скай и сжал, удерживая от дурного примера.

– Сделай вид, что ты ужасно пьяна и не можешь подняться с места, – сказал он ей на ухо.

– Мне действительно хочется напиться, – грустно ответила она. – Merde,^[154] к нам идет эта жуткая тварь.

Мадам Фошар грациозно подошла к ним и натянуто улыбнулась:

– Маска Красной Смерти должна немного отдохнуть. Очень сожалею, месье Остин, что не успела познакомиться с вами поближе.

– Я тоже, мадам, – ответил Остин с легким поклоном. – Сэр Кавендиш произнес очень забавный тост, – добавил он, нарочито растягивая слова.

– Великосветские семьи часто являются объектом всевозможных слухов и домыслов, – холодно отозвалась хозяйка и повернулась к Скай: – Бал-маскарад подошел к концу. Полагаю, сейчас вы должны признать, что в ваших руках находится драгоценная реликвия нашей семьи.

– Что вы имеете в виду?

– Не надо дурачить меня, дорогая, я ведь знаю, что наш шлем находится у вас.

– Значит, это вы подослали того ужасного человека?

– Себастьяна? О нет, это верный пес моего сына. Если вас это может хоть как-то утешить, то могу признаться: глупец будет уничтожен за все свои непростительные ошибки. Впрочем, ничего страшного, мы все равно заставим вас сказать, где находится наша собственность. Что же до вас, месье Остин, я должна попрощаться с вами.

– До скорой встречи, – хитро улыбнулся тот, покачивая головой.

Она посмотрела на него с неизбывной грустью:

– Разумеется, до скорой встречи.

Мадам Фошар резко повернулась и направилась к двери в сопровождении целой армии слуг и охранников. Марсель, стоявший неподалеку, подошел к ним сразу же после того, как удалилась хозяйка дома.

– Месье Эмиль будет чрезвычайно разочарован, – сообщил он с едкой ухмылкой профессионального гангстера, – если вы пропустите шоу, которое он подготовил специально для вас.

– Мы не позволим себе этого ни за что на свете, – примерно такой же ухмылкой ответил ему Остин.

Марсель зажег еще один факел и показал им рукой на мощную деревянную дверь. Вся процессия спускалась вниз по короткой каменной лестнице до прохода шириной около шести футов. По мере спуска в чрево старинного замка смех и разговоры постепенно затихли, и воцарилась мертвая тишина. Было такое впечатление, что люди спустились в преисподнюю, где вряд ли стоит ожидать чего-то хорошего. Впечатление усилилось, когда они оказались в длинном тоннеле с небольшими нишами, в которых отчетливо виднелись потемневшие человеческие кости. Эмиль остановился перед одной из полок, взял наугад первый попавшийся череп и высоко поднял его над своей головой. На гостей уставились пустые глазницы, будто насме хающиеся над чрезмерной доверчивостью этих странных людей в странных костюмах.

– Добро пожаловать в катакомбы шато Фошар, – торжественно объявил Эмиль с повадками многоопытного гида Диснейленда. – Прошу познакомиться с одним из моих предков. Извините, если он покажется вам несколько смущенным. Дело в том, что он не часто видит столь многочисленных гостей в своих покоях.

Он швырнул череп в нишу, где тот занял свое место наряду с другими костями, и быстро зашагал вперед, показывая гостям, что те не должны отставать от него, если не хотят пропустить настоящее шоу. Вскоре тоннель закончился анфиладой больших и совершенно пустых помещений, которые, по словам Эмиля, когда-то служили пыточными камерами. В каждой были установлены жаровни, которые переливались в тусклом свете факелов. И только минуту спустя гости разглядели восковые фигуры людей, отсвечивающие странным желтоватым светом. Бледные лица были исполнены настолько искусно, что никто бы не удивился, если бы они вдруг стали двигаться. В одной из комнат огромная обезьяна удерживала какую-то женщину в дымовой трубе. В другой комнате какой-то мужчина выкапывал себя из могилы. И все комнаты так или иначе были заполнены образами из ужасающих рассказов Эдгара По.

Эмиль подошел к Остину и впился в него злобным взглядом, который вполне соответствовал окружающей обстановке.

– Ну, месье Остин, как вам мое шоу?

– Не видел ничего более интересного с тех пор, как посетил Музей восковых фигур мадам Тюссо.

– Вы льстите мне. Браво! Но это не все. Самое интересное еще впереди.

Эмиль продолжил путь, пока не вошел в пещеру, в которой все слабо освещенные предметы так или иначе напоминали о жертвах беспощадной Красной Смерти. В центре помещения на полу была круглая яма, над ней медленно раскачивался маятник с острыми блестящими ножами. На дне ямы виднелась какая-то черная птица, вокруг которой копошилась стая прожорливых крыс. Это была сцена из рассказа Э. По «Колодец и маятник», в котором рассказывалось о жертве испанской инквизиции. Только на сей раз в колодце была не просто жертва, а тучное тело лорда Кавендиша, – англичанин был привязан к столу крепкими ремнями.

– Вы, вероятно, обратили внимание на небольшие изменения в этой сцене, – прокомментировал Эмиль, ехидно ухмыляясь. – Крысы, которые копошатся вокруг мертвого тела птицы, самые что ни на есть настоящие. Впрочем, то же самое можно сказать и о жертве. Мистер Кавендиш – хороший парень, как любят говорить англичане, поэтому он любезно согласился принять самое активное участие в нашем шоу.

Пока Эмиль наслаждался слабыми аплодисментами гостей, Кавендиш отчаянно задергал конечностями, пытаясь освободиться от ремней.

Маятник опускался все ниже и ниже, пока до тела несчастного английского лорда не осталось несколько дюймов.

– Его сейчас убьют! – не выдержала какая-то женщина.

– И не просто убьют – из него получится неплохая нарезка, – отозвался Эмиль с каким-то нездоровым возбуждением, а потом понизил голос до таинственного шепота-. – Думаю, на самом деле лорд Кавендиш представляет собой огромный кусок мяса, не более. Не волнуйтесь, друзья мои, лезвие этого маятника сделано из дерева. Неужели вы думаете, что мы можем раскромсать нашего гостя на мелкие кусочки? Впрочем, если вас это сильно напрягает…

Он щелкнул пальцами, и огромный маятник медленно остановился. Кавендиш сделал несколько конвульсивных движений и замер.

Эмиль повел гостей в последнюю темницу, которая показалась им самой страшной, хотя в ней не было никаких ужасных сцен. Стены камеры были покрыты черным бархатом, который скрадывал слабый свет, отчего настроение у всех присутствующих стало еще более подавленным. Поэтому, когда Эмиль торжественно объявил, что через минуту все покинут мрачное подземелье, гости облегченно вздохнули. Однако когда Остин и Скай уже было направились вслед за остальными к выходу, Эмиль преградил им путь.

Остин наткнулся на него, сделал реверанс с видом изрядно подвыпившего человека и показал на проход: – Только после вас. Гастон.

Эмиль отбросил свои ужимки принца Просперо, и его голос вновь стал деловым, холодным, как застывшая на морозе сталь.

– Пока Марсель будет выводить наших гостей на поверхность, я хотел бы показать вам и вашей леди одну интересную вещь, – сказал он, отбрасывая край бархатного покрывала, которым были задрапированы стены последней камеры. В стене между большими камнями открылась узкая расселина.

Остин удивленно моргнул.

– Что это? Часть вашего шоу?

– Да, – кивнул Эмиль и сдержанно улыбнулся. – Часть нашего шоу. – С этими словами он вынул из кармана пистолет и направил его на Остина.

Тот какое-то время смотрел на оружие, а потом громко рассмеялся.

– Вот так шоу, – сказал он и покачал головой, отчего на шутовском колпаке звонко зазвенели бубенцы.

Подчиняясь воле хозяина, он протиснулся в узкую щель, Скай последовала за ним, а замыкал процессию Эмиль. Они стали спускаться вниз по каменной лестнице. Температура воздуха стала быстро падать, запахло каким-то болотом. Крупные капли воды с шумом падали с потолка подземного хода на влажный пол. Они спускались до тех пор, пока Эмиль не приказал остановиться на небольшой площадке пяти футов шириной, которая была вырублена в стене.

Оказавшись в пещере, Эмиль воткнул факел в какое-то углубление в стене и резким движением сбросил покрывало с груды кирпичей, рядом с которыми стояли ведро и лопата с короткой ручкой. Потом сунул руку в небольшую нишу и извлек бутылку, поверхность которой была покрыта толстым слоем пыли и паутины. Бутылка была закупорена темной пробкой, но Эмиль вытащил ее зубами, после чего протянул сосуд Остину.

– Пейте.

Тот долго смотрел на бутылку.

– Может быть, стоит немного подержать ее открытой, чтобы вышли скопившиеся винные пары?

– Они уже давно вышли за последние несколько столетий, – холодно ответил Фошар и покачал пистолетом. – Пейте.

Остин глупо ухмыльнулся, будто увидел перед собой игрушку, а не оружие, и поднес бутылку к губам. Несколько темных капель потекли по его подбородку, и он смахнул их тыльной стороной ладони. Через секунду он вернул бутылку Эмилю, но тот решительно взмахнул рукой:

– Нет-нет, благодарю вас, я предпочитаю не терять контроль над сознанием.

– Что?

– Вы доставили нам массу неприятностей, месье Остин, – откровенно признался Эмиль. – Маман приказала мне избавиться от вас наиболее приемлемым способом, что я сейчас и делаю. Вы ведь знаете, хороший сын всегда должен слушаться своей матери. Себастьян, поздоровайся еще раз с мадемуазель Буше.

Из тени вынырнула крупная фигура слуги с бледным в свете факела лицом, это был тот краснорожий, которого Остин окрестил «мясником». Его правая рука была на перевязи.

– Мне кажется, вы уже знакомы с Себастьяном, – шутливым тоном сказал Эмиль. – У него для вас небольшой подарок, мадемуазель.

Себастьян швырнул к ногам Скай стрелу из арбалета:

– Это ваше.

– Что здесь происходит? – спросил Остин.

– В этом вине содержится сильнодействующее вещество паралитического свойства, – спокойно пояснил Эмиль. – Через несколько минут вы будете полностью обездвижены, хотя все остальные чувства будут функционировать нормально, а потом сами увидите, что произойдет. – Он вынул из кармана наручники и позвенел ими перед носом Остина. – Может быть, я отпущу вас, если вы громко попросите: «Ради всемилостивого Господа Бога, пощадите».

– Вы негодяй, – сказал Остин и прижался спиной к стене, будто действительно теряя способность стоять. При этом он искоса посматривал на лежавшую неподалеку стрелу из арбалета.

Когда появился Себастьян, Скай тихо вскрикнула и даже прикусила губы от страха, но потом, увидев обессилевшего Остина, ринулась на Эмиля и схватила его за руку, в которой был пистолет. В это время сзади на женщину набросился Себастьян, обхватил ее за шею и стал душить. Хотя он действовал одной рукой, хватка была настолько мощной, что Скай стала задыхаться.

В этот момент Остин мгновенно выпрямился и, схватив тяжелую бутылку с вином, нанес сокрушительный удар по голове Себастьяна. Бутылка разлетелась на мелкие кусочки, обдав негодяя брызгами с ног до головы. Себастьян замер на мгновение, потом отпустил Скай, которая тут же опустилась на влажный пол пещеры. В его глазах застыло удивление, которое быстро сменилось гримасой боли, после чего убийца рухнул на пол, как ствол огромного дерева.

Эмиль сделал шаг назад, чтобы не наткнуться на распростертое тело слуги, и направил на Остина пистолет. Тот мгновенно бросился вперед и попытался перехватить руку Эмиля, но в этот момент прогремел оглушительный выстрел. Пуля врезалась в стену в нескольких дюймах от лица Остина. Осколки камня впились в его щеку, а сам он был на какое-то мгновение ослеплен вспышкой. Покачнувшись вперед, Остин наткнулся на груду камней и упал на колени. Фошар отскочил в сторону и снова прицелился.

– Очень жаль, что вы не умрете той смертью, которую я для вас приготовил, – злобно прошипел он. – Раз уж вы оказались на коленях, то почему бы вам не попросить меня о пощаде?

– Как-нибудь в другой раз, – тихо произнес Остин, шаря рукой по полу в поисках стрелы от арбалета. К счастью, она оказалась рядом. Схватив стрелу, Остин размахнулся и изо всей силы ударил острием в ногу Фошара. Стрела легко прошила тонкую кожу обуви, Эмиль издал душераздирающий вопль, гулко отозвавшийся в длинных коридорах подземелья.

К этому времени Остин успел вскочить и прижать Эмиля к сырой стене. Как следует прицелившись, он нанес сокрушительный удар кулаком, вложив в него всю массу тела. Удар был настолько сильным, что голова Фошара чуть было не отделилась от туловища. Мерзавец уронил пистолет на землю, потом обмяк и упал на пол рядом со своим преданным слугой. Остин бросился на помощь Скай и помог ей встать на ноги. Она хрипло дышала и жадно хватала ртом воздух, держась обеими руками за горло. Убедившись, что с ней все в порядке, Остин наклонился над Себастьяном.

– Он выглядит так, будто всю его рожу залило вином.

– Эмиль сказал, что это вино было отравлено, как же тебе…

– Я не пил его, просто пролил несколько капель, чтобы обмануть Фошара. Такое старое вино, наверное, давным-давно превратилось в уксус.

Остин схватил Эмиля за ноги и оттащил поглубже в пещеру. Потом подобрал наручники и защелкнул их на Руке Фошара, приковав его к замурованному в стене чугунному кольцу. После этого снял свой шутовской колпак и натянул его на уши Эмиля со словами: «Во имя милостивого Господа!»

Остин выдернул из стены факел, и они пошли по тоннелю. Несмотря на выпитое вино, он отлично помнил каждый шаг. Вскоре они вернулись в последнюю тюремную камеру, а через несколько шагов наткнулись на безжизненное тело Кавендиша. Пухлое лицо англичанина застыло от непереносимого ужаса.

Остин приложил палец к его шее, но пульса не почувствовал.

– Он мертв.

– Не понимаю, – сказала Скай. – Нет ни капли крови.

Остин провел пальцем по лезвию маятника, которое касалось волосатой груди Кавендиша. Похоже, что Фошар сказал правду: лезвие действительно было сделано из дерева. Но, судя по всему, Фошар не захотел поделиться с Кавендишем своей шуткой.

– Полагаю, наш несчастный приятель лорд Кавендиш умер от страха. Ладно, пошли отсюда, мы все равно уже ничем не сможем помочь ему.

Они быстро стали подниматься по скользкой каменной лестнице. Вскоре они смогли вдохнуть приятный свежий воздух, которого так не хватало в этом жутком подземелье. Подошли к какой-то двери и, открыв ее, оказались во дворе замка, откуда все еще доносились веселые голоса и громкий смех гостей, застрявших перед железной решеткой.

Медленно продвигаясь вперед и пошатываясь, как пьяные, Остин и Скай присоединились к остальным гостям, на какое-то время смешались с ними, а потом прошли через ворота и вышли во двор по каменному мосту. Перед замком выстроился длинный ряд автомобилей, которые уже ждали своих хозяев, весело прощавшихся друг с другом. Еще через несколько минут все уехали, а во дворе остались только Остин и Скай. В этот момент из-за угла появился еще один автомобиль. Оба облегченно вздохнули, узнав «роллс-ройс» Дарнье. Водитель, должно быть, подумал, что этот автомобиль принадлежит кому-то из гостей. Остин подошел к машине и открыл дверцу для Скай. В этот момент позади раздался громкий крик. Он обернулся и увидел, что по мосту бежит Марсель и что-то кричит по-французски, отчаянно размахивая руками. Слуга, который доставил их машину, услышал предупреждающий вопль и встал между Остином и автомобилем, лихорадоч-220 но шаря рукой под униформой.

Не долго думая, Остин ударил его под дых, потом крикнул Скай, чтобы та поскорее села в автомобиль. Сам же он быстро захлопнул дверцу, еще раз ударил слугу в челюсть, обежал автомобиль, сел на водительское место и нажал на газ «роллс-ройс» взвизгнул шинами, резко развернулся на стоянке, рассыпав вокруг себя сноп гравия, и помчался мимо фонтана к воротам. В этот момент Остин краем глаза уловил слева от себя какое-то движение. Кто-то бежал к машине со стороны замка. Он резко вывернул руль и рванул в противоположном направлении, но снова наткнулся на охранника, который уже целился в него из пистолета.

Остин нагнулся, сунув голову под рулевое колесо, и еще сильнее нажал на педаль газа. Только по звуку глухого удара он понял, что сбил охранника, и тот всей своей массой обрушился на ветровое стекло, после чего свалился на землю. К счастью, стекло выдержало удар, только покрылось тонкой паутиной трещин. Вокруг послышались выстрелы. Боковое стекло со стороны пассажира рассыпалось на кусочки, но Остина уже ничто не могло остановить. Резко вывернув руль вправо, он снова сбил какого-то охранника. В этот момент яркая вспышка ослепила его. Тем не менее Остин продолжал давить на газ, думая, что едет к выходу с территории замка. На самом деле в этой суматохе он потерял ориентацию. Мощный «роллс-ройс» вырулил к ограде, пробил решетку, пролетел над рвом и грохнулся в воду, взорвав вокруг себя сноп брызг. Мгновенно сработала воздушная подушка, и Остин, отчаянно отталкивая ее от лица, почувствовал, что салон быстро заполняется водой. Пули продолжали вонзаться в крышу машины, но вода замедлила их движение. Остин наклонился над приборной доской и вдохнул. Через мгновение автомобиль полностью скрылся под водой.

Глава 23

Длинный нос «роллс-ройса» вошел в воду, как субмарина при экстренном погружении, и через несколько секунд уткнулся в толстый слой грязи и мусора, скопившихся на дне канала за многие века. Остин с трудом выбрался из-под рулевого колеса и перелез на заднее сиденье, где было больше места. Ощупывая руками все вокруг, он наткнулся на мягкое тело Скай и потянул ее на себя. В ответ она сжала его руку, давая понять, что пока цела. Одновременно она подтолкнула его вверх, где под крышей машины остался небольшой воздушный пузырь Остин выплюнул попавшую в рот грязную воду и сделал пару вдохов.

– Ты слышишь меня?

Последовавшее бульканье было похоже на «да».

Вода медленно подбиралась к его подбородку, подсказывая, что промедление смерти подобно. Остин поднял голову, прижавшись к шершавой поверхности крыши, и поспешил проинструктировать Скай.

– Никакой паники. Не отставай от меня ни на шаг. Если начнешь задыхаться, сожми мою руку. Поняла?

Снова послышалось бульканье.

– А сейчас сделай три глубоких вдоха, после третьего задержи дыхание.

Одновременно набрав в легкие побольше воздуха, практически полностью использовав весь его запас в воздушном мешке, они стали быстро двигаться. Остин нащупал ручку, поднажал плечом, и дверца машины с трудом распахнулась, выпуская пленников. Остин выплыл первым и потащил за собой Скай. Вода в канале казалась снизу зеленой от многочисленных фонарей и факелов на берегу. Остин знал, что, как только они появятся на поверхности, в них тут же вопьются десятки пуль, поэтому крепко сжал руку Скай и отчаянно поплыл в сторону, подальше от предательских огоньков, мерцающих на поверхности воды.

Не успели они проплыть и нескольких ярдов, как Скай сжала его руку. Остин ответил ей тем же и продолжал двигаться вперед. Скай снова сжала ему руку, давая понять, что задыхается. Остин огляделся, а потом потащил ее в темное место. Наклонив голову, он осторожно высунулся из воды, стараясь, чтобы на поверхности были только его ухо и один глаз. Марсель и его банда палили из пистолетов по пузырькам воздуха, которые поднимались на поверхность из затонувшей машины. Остин подтолкнул Скай к себе, и она вынырнула из воды, как пробка. Позволив ей сделать несколько глубоких вдохов, он снова погрузил ее под воду.

Они поплыли под водой, время от времени выныривая на поверхность, чтобы наполнить легкие воздухом. Но и Марсель не стоял на месте. Он решил расширить зону поиска и на всякий случай прочесать весь канал. Зеленые огоньки стали быстро догонять беглецов, угрожая обнаружить. Остин подплыл к стене замка и, ощупывая одной рукой скользкие камни фундамента, стал продвигаться вдоль стены. Вскоре они свернули за угол и укрылись под большим каменным выступом.

– Сколько еще нам плыть? – тихо спросила Скай, едва выговаривая слова. Она глубоко дышала и не скрывала своей ярости по поводу случившегося.

– Еще одно погружение, – успокоил ее Остин. – А потом постараемся выбраться из этого вонючего рва.

Скай выругалась по-французски. Остин схватил молодую женщину за руку и потащил за собой под воду. Они переплыли канал и вынырнули на противоположной стороне, где берег был покрыт густым кустарником. Остин отпустил Скай, протянул вверх руку и, ухватившись за ветку, подтянулся, преодолевая высокий каменный берег, как альпинист, который взбирается на вершину скалы. Перевалившись через камни на травянистую поверхность, он опустил обе руки вниз и вытащил Скай. Не успели они как следует отдышаться, как кусты осветил яркий луч фонаря. Остин перекатился под большой куст и потащил за собой Скай, но было уже поздно. Послышались громкие голоса охранников и топот ног. Их засекли. Преследователи бросились толпой на другую сторону канала. К счастью, они перестали палить из пистолетов, опасаясь перестрелять друг друга в кромешной тьме. Единственным спасением для Остина и Скай был темный лес, окружавший замок со всех сторон. Они бросились к деревьям, не разбирая пути, но через несколько секунд Остин заметил на земле серую полоску. Это была посыпанная гравием дорожка, которая вела от замка в лесную чащу. Конечно, обессилевшие во время плавания да еще в мокрой одежде, они не могли поставить олимпийский рекорд по бегу на длинную дистанцию, но чувство опасности и страх перед бандой Марселя придавали сил. Беглецы неслись в лес, не чувствуя под собой ног.

Позади слышались разъяренные голоса преследователей, но поначалу было трудно понять, пустились ли они в погоню, или решили оставить их в покое. Дорожка привела к развилке, где соединялись еще три тропинки.

– Куда теперь? – растерянно спросила Скай.

Выбор был ограничен, голоса быстро приближались.

– Прямо, – выпалил Остин и бросился вперед, увлекая за собой спутницу. По пути он вглядывался в окружающий лес, надеясь увидеть хоть какую-то прогалину, но вокруг стояла плотная стена деревьев и непроходимого кустарника. Затем лес вдруг закончился, и тропинка вывела их на небольшую поляну с очередной развилкой. Правда, на этот раз дорожек было только две. Остин припустил по одной из них, потом вернулся и сделал несколько шагов по второй. Обе тропинки были отгорожены высоким, как стена замка, забором.

– У-гу, – неуверенно промычал он.

– Что значит «у-гу»?

– Думаю, мы оказались в садовом лабиринте, который приведет нас в тупик…

Скай оглянулась назад.

– О merde!^[155] – выругалась она. – Что же теперь делать?

– К сожалению, у нас нет лабораторной крысы, которая помогла бы проверить каждую из этих дорожек, поэтому я предлагаю двигаться по любой. Рано или поздно куда-нибудь выйдем.

Поскольку им было совершенно безразлично, по какой дорожке продолжать свой путь, они побежали по левой тропинке, мимо высокого забора. И вскоре оказались у новой развилки. Остин подумал, что этот лабиринт не сулит им ничего хорошего. Так можно было часами бежать по кругу, ни на шаг не удаляясь от замка и преследователей.

По звуку голосов было слышно, что люди Марселя уже в лабиринте. Несколько раз Остин и Скай останавливались, переводя дыхание, но голоса преследователей доносились с другой стороны, и они снова бежали вперед, не представляя, куда их выведет тропа. Однажды они оказались рядом с охранниками, и их разделяла только стена непроходимого кустарника.

Остин знал, что Марсель может вызвать подмогу, и тогда их поимка станет лишь делом времени. Они никак не могли оторваться от преследователей в этом заколдованном лабиринте, и выйти из него они тоже не могли – их наверняка стерегли.

– Проклятие!

В этот момент он споткнулся о какой-то твердый предмет с веревкой и, отчаянно чертыхаясь, опустился на колени, чтобы выпутаться. И тут его гнев мгновенно сменился радостью: это была деревянная лестница, оставленная здесь, вероятно, беспечным садовником.

Не долго думая, Остин поднял лестницу, приставил к высокому забору и быстро взобрался наверх. Там он лег лицом вниз, чувствуя, как острые шипы впились в его живот. Забор закачался, но все же выдержал его вес. Сверху было видно, как факелы и фонари обступают их с разных сторон. Он наклонился вниз и тихо сказал Скай, чтобы она быстро поднималась к нему. Через минуту оба улеглись на вершине стены и подняли с собой лестницу. Сделали это своевременно – внизу как раз послышались топот ног, глухие проклятия и тяжелое дыхание преследователей.

Когда голоса стихли, Остин посмотрел на противоположную стену, взял лестницу и осторожно перекинул ее, образовав таким образом не очень устойчивый, но все же спасительный мостик. Он сумел проползти по лестнице на противоположную стену и сделал знак рукой, чтобы Скай следовала за ним. Через минуту они перебрались на третью стену. Наконец-то перед ними показалась прямая дорожка, которая могла вывести их из этого проклятого лабиринта. Осталось преодолеть еще несколько высоких заборов, и они могли выбраться из тупика. Руки и ноги были разодраны в кровь, но они не чувствовали боли.

Через некоторое время впереди показалась темная полоса леса, до которого было рукой подать. Но в этот момент со стороны замка послышался громкий шум вертолета. Аппарат летел низко над лабиринтом и ярко освещал двумя мощными прожекторами все пространство внизу. Остин попытался быстро перекинуть лестницу на другую стену, но в спешке промахнулся, не рассчитав расстояние, и рухнул на гравий вместе с лестницей. Быстро вскочив на ноги, он снова приставил лестницу к стене и мигом взлетел на нее, но, конечно, потерял при этом драгоценное время. Вертолет был уже рядом, освещая все вокруг. Остин перебрался на последнюю стену и обернулся, чтобы помочь Скай. Она поскользнулась и чуть было не упала, но Остин успел подхватить ее и вытащить на стенку.

А вертолет был уже рядом.

Остин опустил лестницу вниз с последнего препятствия, и Скай, как ловкая обезьянка, стала быстро спускаться. Он последовал за ней, почти наступая ногами на ее пальцы. Спрыгнув на землю, беглецы мгновенно спрятали лестницу у стены и сами прижались к ней на земле.

Вертолет с грохотом пролетел над их головами. Он был так низко, что их обдало горячим воздухом. Машина, сделав разворот, снова полетела над лабиринтом, шаря по нему лучами прожекторов. Остин помог Скай встать на ноги, и они припустили по вымощенной гравием дорожке, потом свернули на узкую тропинку и помчались в лес. не зная толком, куда бегут и что их там ждет, но радостные, что наконец-то удалось вырваться из лабиринта.

Через несколько минут они оказались на опушке, за которой начиналось поле или луг. Оглядевшись, они заметили вдали смутные очертания какого-то темного здания.

– Что это? – прошептала Скай.

– Во время шторма любая гавань хороша, – так же тихо ответил Остин.

Он приказал ей оставаться на месте, а сам зашагал через поле по направлению к строению, контуры которого едва проступали в слабом лунном свете.

Глава 24

Остин благополучно пересек поле и остановился перед большим каменным строением на самом его краю. Обойдя вокруг здания, он обнаружил незапертую дверь и осторожно вошел внутрь. В нос ударил застоявшийся запах машинного масла и бензина, как в гараже. В этот момент он позволил себе небольшую дозу оптимизма – в гараже можно было бы найти легковой автомобиль или по крайней мере грузовик. Остин пошарил рукой по стене у двери, нащупал выключатель и включил свет. Это оказался не большой гараж, а небольшой авиационный ангар.

Посреди ангара стоял небольшой биплан, выкрашенный в ярко-красный цвет, его фюзеляж украшали изображения черных трехголовых орлов. Остин подошел поближе, провел пальцами по матерчатой обшивке и отметил великолепную работу реставраторов, которые немало потрудились над восстановлением старинного аэроплана. К каждому крылу снизу был прикреплен большой металлический бак, напоминающий по форме длинную торпеду. И на каждом баке были нарисованы череп и перекрещенные кости, что могло означать лишь одно: в них содержится яд.

Остин заглянул в кабину и убедился, что система управления воздушным судном столь же примитивна, как и его внешний вид. Она состояла из единственного рычага управления, который находился непосредственно перед сиденьем пилота, и единственной педали, с помощью которой можно было контролировать уровень подачи горючего и, соответственно, скорость вращения винта. А рычагом пилот мог регулировать высоту полета и положение элеронов, с помощью которых аэроплан мог осуществлять повороты. Эта система управления действительно казалась примитивной, но при этом имела ряд существенных преимуществ. Она была доступна практически любому человеку и к тому же позволяла управлять машиной одной рукой. Правда, в этом аэроплане имелось несколько важных инструментов, которых и в помине не было в оригинальной модели, – вполне современная радиостанция, например, а также компас и навигатор. Кроме того, кабина самолета была оснащена системой внутренней связи, без чего любой полет в современных условиях был бы практически невозможен.

Осмотрев аэроплан, Остин обошел весь ангар, уставленный запасными частями и самыми разнообразными инструментами. В дальнем углу он обнаружил небольшой склад, где хранились большие бочки, помеченные черепом и костями. По всему было видно, что в этих емкостях хранились пестициды, предназначенные для опрыскивания виноградников и других сельскохозяйственных угодий.

Остин снял со стены электрический фонарь, выключил свет и направился обратно к двери. Все было спокойно. Он направил фонарь на опушку, три раза включил и выключил его и облегченно вздохнул, увидев, как темная фигурка отделилась от темной полосы леса и направилась к ангару. Когда Скай подошла к нему, Остин еще раз огляделся и, убедившись, что погони нет, впустил девушку в ангар, плотно прикрыв за собой дверь.

– Почему ты был здесь так долго? – спросила она с тревогой. – Я стала беспокоиться, когда увидела, как ты мигаешь огнями.

Остин спокойно отнесся к ее раздражению и принял его за добрый знак: Скай возвращалась к своей обычной манере поведения.

– Приношу свои извинения, – сказал он, улыбнувшись. – Забыл, что мог позвонить тебе по телефону.

Скай удивленно заморгала, пытаясь приспособиться к темноте.

– Что здесь такое?

Остин включил фонарь и направил луч света на аэроплан, полностью осветив его – от деревянного пропеллера до такого же деревянного хвоста.

– Воздушные силы семейства Фошаров. Полагаю, этот старый аэроплан использовали для опрыскивания своих виноградников.

– Он прекрасен, – сказала она с восхищением.

– Он не просто прекрасен. Это наш единственный шанс вырваться отсюда.

– Ты сможешь управлять этой машиной?

– Думаю, да.

– Думаешь? – воскликнула она и недоверчиво покачала головой. – А Ты когда-нибудь летал на таких самолетах?

– Много раз, – без колебаний сказал он и тут же поправился, увидев в ее глазах сомнение: – Ну не то чтобы много, а только однажды, на ярмарке нашего округа…

– На ярмарке? – еще больше удивилась она, эхом повторив его слова.

– Это была большая ярмарка. Послушай, самолет, на котором я тогда летал, был, конечно, не такой старый, но система управления очень похожа.

– Надеюсь, ты летаешь лучше, чем водишь автомобиль.

– Ты же понимаешь, что у меня не было ни малейшего желания искупаться в этой ледяной вонючей воде. Не забывай, что нас преследовала целая банда до зубов вооруженных охранников Фошара!

Она погладила Остина по щеке.

– Как я могу забыть об этом, мой дорогой? Ну, так чего же мы ждем? Что я должна сделать?

Остин показал на висевшую на стене доску, где все надписи были на французском языке.

– Прежде всего переведи, что здесь написано.

Остин внимательно выслушал Скай, а потом подвел ее к аэроплану. Там он попросил ее взяться руками за деревянный пропеллер и сильно повернуть его, когда он запустит двигатель, после чего быстро отскочить назад, убедившись в том, что молодая женщина правильно поняла инструкцию, он залез в кабину, запустил двигатель, а потом сделал ей знак рукой, подняв вверх большой палец. Скай изо всех сил толкнула пропеллер и отскочила в сторону, как приказал ей Остин. Мотор чихнул несколько раз и заглох.

Остин снова включил зажигание и показал Скай, что все нужно повторить с самого начала. Она недоверчиво улыбнулась, всем своим видом показывая, что сомневается в успехе предприятия. Тем не менее снова вцепилась обеими руками в пропеллер, что есть силы повернула его по его команде и отскочила. Мотор чихнул, но на этот раз завелся, огласив ангар невыносимым ревом.

Отмахиваясь от едкого сизого дыма, Скай подошла к электрической панели, нажала кнопку, – ворота открылись, – а потом включила огни на взлетной полосе. После этого она забралась в кабину, уселась рядом с Остином и пристегнулась ремнями безопасности.

Аэроплан стал медленно выезжать из ангара, а потом вырулил на взлетную полосу. Остин решил не останавливаться перед взлетом, как того требовали правила, а сразу нажал на педаль газа и стал набирать скорость. Он старался управлять самолетом как можно более аккуратно, но из-за неопытности пилота тот все равно подпрыгивал на ровном месте и дергал хвостом, словно сопротивляясь попыткам поднять его в воздух. Остин прекрасно понимал, что, если не успеет набрать достаточную для взлета скорость, то самолетик врежется в деревья и рухнет. Поэтому он решил полностью довериться своему чутью и не насиловать машину. Вскоре колеса аэроплана оторвались от земли, но этого было явно недостаточно, чтобы не задеть верхушки деревьев. Остин снова потянул на себя рычаг управления, взмолившись про себя, что машина в конце концов подчинилась ему и поднялась в воздух. Аэроплан покачал крыльями и неохотно взмыл, натужно ревя мотором. Остин посмотрел вправо и влево. Все вокруг было покрыто мраком, и только окна шато Фошаров светились вдали, напоминая ему о цели полета. Он попытался воссоздать в памяти карту местности, которую запомнил еще по дороге в этот замок.Вспомнил двор перед замком и фонтан, от которого узкая дорога в виде обрамленной высокими деревьями аллеи вела вниз к главному шоссе.

Над длинными рядами виноградников Остин развернул самолет и направил его вдоль узкой дороги, разрезающей посадки на две равные части. Теперь легкий ветер дул навстречу, что снижало скорость полета до восьмидесяти миль в час. Убедившись в том, что они взяли верное направление, Остин взял микрофон внутренней связи, чтобы поговорить со Скай.

– Извини за слишком неловкий взлет, – крикнул он в микрофон, чтобы пересилить шум мотора. – Надеюсь, я не вытряс из тебя все внутренности?

– Все нормально! Хотя мне пришлось плотно сжать зубы, чтобы этого не случилось…

– Рад это слышать. Боюсь, после посадки тебе могут понадобиться зубные протезы, чтобы мы могли наконец-то поужинать!

– У тебя только одно на уме. Ты, вообще говоря, понимаешь, куда мы летим?

– Возвращаемся тем путем, которым ехали сюда. Внимательно следи за городскими огнями. Я попытаюсь посадить самолет на дороге возле города и очень надеюсь, что в это время движение не будет слишком оживленным. А пока сиди спокойно и наслаждайся путешествием.

Остин сосредоточился на том, чтобы посадить этот старый аэроплан. Несмотря на бравое настроение, он ни на минуту не забывал о том, какие проблемы ждут их впереди. Он летел в темноте над совершенно неизвестной ему территорией, на старом аэроплане, управлять которым практически не умел, несмотря на давний полет на сельскохозяйственной ярмарке. Практически он летел как с завязанными глазами на неизвестном летательном аппарате. К тому же в кабине было очень холодно, а ветер дул прямо в лицо. Более того, Остин сидел в буквальном смысле слова на двигателе, который издавал оглушительный шум. Только сейчас он по достоинству оценил мужество пилотов прошлого, которые не просто летали на таких аппаратах, а еще и принимали участие в боевых действиях. Он хотел выжать из этой машины еще несколько узлов в час, чтобы сократить время путешествия в ночном небе, но боялся, что не справится с управлением. Через несколько минут под ними засверкали огоньки поместья Фошаров, и это усилило его тревогу. Успокаивал только голос Скай, которая поддерживала с ним контакт по внутренней связи.

В то же самое время краем глаза он уловил какое-то движение и повернул голову. Как будто из тумана на расстоянии не более тридцати футов появился тот самый вертолет, который преследовал их в садовом лабиринте. Кабина была ярко освещена, и Остин без труда разглядел одного из охранников замка Фошаров, который сидел на пассажирском сиденье. Он держал в руках автоматическую винтовку, но не предпринимал никаких попыток открыть стрельбу по самолету, хотя для него это была бы прекрасная мишень.

Еще через минуту в наушниках Остина зазвучал трескучий и уже хорошо знакомый голос Эмиля Фошара.

– Добрый вечер, мистер Остин. Рад снова видеть вас в наших краях.

– Приятный сюрприз, Эмиль, – отозвался Остин. – Но я почему-то не вижу вас в кабине вертолета.

– Совершенно верно, я нахожусь на пункте управления системой безопасности замка и наблюдаю за вами с помощью видеокамеры, установленной на борту вертолета.

Остин посмотрел на вертолет и, заметив под его брюхом небольшую видеокамеру, приветливо помахал в ее сторону рукой.

– А я думал, вы все еще в грязном подвале вместе с другими крысами.

Эмиль проигнорировал оскорбительный выпад.

– Остин, как вам нравится мой «фоккер-авиатик»?

– Откровенно говоря, сейчас я бы предпочел «F-16» с полным набором ракет класса «воздух – воздух», но ничего, и этот сойдет. Очень мило с вашей стороны, что вы позволили нам воспользоваться этим раритетом.

– Не стоит благодарности. Мы, Фошары, всегда отличались редкой щедростью по отношению к нашим дорогим гостям. А сейчас убедительно прошу вернуться, иначе мне придется сбить вас.

Охранник в кабине вертолета целился в них через открытое окно из винтовки, похожей на АК-47.

– Похоже, вы давно уже следите за нами, почему же не сбили нас еще во время взлета?

– Очень хотелось бы сохранить этот старый самолет.

– Мальчики и их игрушки.

– Что?

Остин пролетел еще несколько ярдов, а вертолет вынужден был срочно уйти в сторону, чтобы избежать лобового столкновения.

– Прошу прощения, – сказал Остин. – Я еще не привык к такой старой технике.

– Ваши по-детски наивные маневры не помогут вам, Остин. Поверьте, я хорошо знаю все особенности и технические характеристики своего «авиатика». Разумеется, очень не хотелось бы терять его, но в крайнем случае я переживу эту потерю. Осторожно.

Последний приказ Эмиль отдал своему пилоту, так как в этот момент вертолет резко взмыл вверх, едва не задев колесами кабину аэроплана. Самолет задрожал от мощного потока воздуха и опасно накренился. Остин выровнял машину и немного снизился, но вертолет неотступно следовал за ними.

В наушниках снова послышался голос Эмиля.

– Вы сами видите, Остин, что я могу посадить вас в любое время. Советую немедленно повернуть назад, иначе от вас и вашей дорогой леди мокрого места не останется!

– Конечно, я не представляю для вас никакого интереса, но вместе с моей леди может навсегда уйти в небытие и тайна вашего шлема.

– Да, в этом есть определенный риск, но я люблю рисковать, – заявил Фошар.

– Может быть, вам лучше посоветоваться с мамашей? – не без ехидства осведомился Остин.

Эмиль выругался по-французски, а через несколько секунд над бипланом нависла темная тень вертолета. Мощная машина стала прижимать легкий самолетик своей массой, вынуждая его снижаться. Потом вертолет взмыл вверх и снова обрушился на аэроплан. Остин с трудом удерживал самолет в горизонтальном положении, прекрасно понимая, что они находятся в неравном положении: аэроплан из дерева и ткани никак не мог соперничать с гораздо более мощным и маневренным вертолетом. Эмиль будет долбить его до тех пор, пока не разрушит самолет или не заставит повернуть обратно.

Немного подумав, Остин схватил микрофон:

– Ладно, Эмиль, вы выиграли. Что я должен сделать?

– Немедленно повернуть назад и посадить аэроплан на полосу возле ангара. И без шуточек, Я буду ждать вас там.

«Не сомневаюсь», – с ухмылкой подумал Остин.

Он развернул самолет и полетел в обратном направлении. Скай все это время внимательно прислушивалась к их разговору.

– Курт, мы не можем вернуться, – решительно заявила она по внутренней связи. – Он убьет тебя.

– А если я этого не сделаю, он убьет нас обоих.

– Не хочу, чтобы ты делал это только ради меня.

– Я тоже не хочу. И делаю это ради себя.

– Черт бы тебя побрал, Остин, ты упрям, как француз.

– Воспринимаю это как комплимент, – пошутил он. – Правда, до сих пор не могу заставить себя съесть улитку или лягушачьи лапки.

– Ну ладно, поступай как знаешь, – сказала она, взмахнув в отчаянии руками. – Но имей в виду, я не намерена сдаваться им без боя.

– Я тоже. Проверь, надежно ли закреплен ремень безопасности.

Он выключил внутреннюю связь и полностью сосредоточился на высоких башнях дворца, который был родным домом человека, так страстно желавшего покончить с ним. Когда аэроплан приблизился к замку, впереди показались два ряда огней, обозначавших посадочную полосу. Остин сделал разворот, как бы заходя на посадку, но перед замком резко повернул и полетел прямо на ближайшую башню.

Вертолет последовал за ним. В наушниках захрипел негодующий голос Эмиля, сыпавший проклятиями на французском языке. Остин улыбнулся, пожал плечами, а потом выключил радиостанцию и сосредоточился на своей главной задаче.

Вертолет обогнул самолетик в тот самый момент, когда, казалось, тот вот-вот врежется в башню. Когда до башни оставалось несколько ярдов, Остин резко повернул в сторону, едва не задев ее, и полетел над замком по направлению к противоположной башне. Там он обогнул высокий шпиль и снова вернулся, описав в воздухе восьмерку. Через некоторое время он повторил маневр, решив описывать восьмерки до тех пор, пока Эмиль не прояснит каким-то образом свои дальнейшие намерения. Одно было ясно: Эмиль ни за что не посмеет сбить самолет над замком и уж тем более посадить его.

Конечно, Остин знал, что не сможет бесконечно описывать в воздухе замысловатые виражи. Впрочем, он и не собирался этого делать. После каждого разворота он внимательно изучал территорию, а потом снова включил радиостанцию. Во время последнего виража он выровнял самолет, обогнул одну башню, а потом неожиданно повернул в сторону, пролетел над подъездной дорогой, огибавшей фонтан, и направился в сторону огней, которыми была обозначена дорога к замку.

Все это время вертолет кружил где-то над самолетом, а потом завис прямо над аэропланом. Остин быстро снизился и летел в нескольких ярдах от мощеной дороги. Пилот вертолета мог посадить его в любую минуту, но не сделал этого, очевидно, подумав, что «авиатик» решил сесть на дорогу. Эта ошибка в оценке намерений противника обошлась ему очень дорого.

Вместо приземления Остин развернул самолет и ворвался в длинную аллею, где кроны высоких деревьев сплелись в вышине. Вертолет взмыл, натужно ревя двигателем и едва не касаясь колесами верхушек. Потом он развернулся и снова пролетел над аэропланом, не имея возможности опуститься ниже.

В наушниках гремел голос Фошара:

– Достань его!

Следуя приказу, пилот вертолета стал преследовать аэроплан, гоняясь за ним, как охотничья собака за лисой, спрятавшейся в норе. Используя преимущество в скорости, вертолет быстро нагнал аэроплан, и Остин уже отчетливо слышал громкий рокот винтов, заглушавших рев его мотора. Его губы растянулись в едкой ухмылке. Он опасался, что вертолет будет лететь сверху и встретит его на противоположном конце аллеи, но Фошар, вероятно, так распалился, что утратил чувство здравого смысла, решив во что бы то ни стало покончить с аэропланом. Никому бы не понравилось, если бы его назвали маменькиным сыночком, тем более если это сущая правда. Остину гнев Эмиля был на руку. В таком состоянии противник просто обречен на ошибки.

Остин продолжал лететь над дорогой, не поднимаясь выше шести футов. Впереди показалась небольшая поляна, но она была настолько узкой, что самолет просто не смог бы повернуть, не рискуя задеть деревья. Вертолет настырно продолжал висеть на хвосте, но Остин предпочитал не думать об этом. Все его внимание было сосредоточено на темном пятне впереди – том, что, судя по всему, обозначало конец тоннеля. Незадолго до конца аллеи Остин поднял самолет вверх и потянул на себя рычаг, открывавший закрепленные под крыльями разбрызгиватели. Струи пестицидов вырвались из баков и рассыпались в воздухе белым облаком. Ядовитая жидкость залепила стекло кабины вертолета, ослепила пилота, мгновенно проникла внутрь сквозь открытое окно, превратив кабину в самую настоящую газовую камеру.

Пилот взвизгнул от боли и, отпустив рычаги управления, стал лихорадочно тереть руками глаза. Вертолет бросило в сторону, длинные винты врезались в стволы деревьев и мгновенно сломались. Какое-то время корпус вертолета вращался над деревьями, потом рухнул на землю, расколовшись на две части. Горючее мгновенно вспыхнуло, и на месте падения образовался огромный ярко-красный шар пламени.

Пока «авиатик» медленно набирал высоту, Остин бросил взгляд на землю, ярко освещенную взрывом. Языки пламени стали перебираться на соседние деревья, и вскоре вся аллея полыхала.

Он снова включил внутреннюю связь.

– Ну вот и все, – радостно объявил он в микрофон оторопевшей Скай.

– Я все время пыталась связаться с тобой! – закричала она. – Что это было?

– Я подбросил им немного пестицидов, – весело сообщил Остин.

Вдали появились крошечные огоньки шоссе и какого-то городка. Вскоре стали видны и фары проезжающих по шоссе автомобилей. Остин долго высматривал удобное для посадки место и наконец нашел пустынный, но при этом достаточно хорошо освещенный отрезок шоссе. Он повернул самолет в сторону от главной магистрали и приблизился к краю небольшого поля. Едва шасси коснулись земли, Скай бросилась пилоту на шею и поцеловала в губы, причем так страстно, что этот поцелуй никак нельзя было назвать просто дружеским.

Наконец Скай и Остин выбрались из аэроплана и направились к шоссе. Несмотря на многочисленные синяки и царапины, настроение у них было превосходное. Остин крепко обнимал Скай за плечи и жадно вдыхал приятный запах сена и травы.

Через полчаса они добрались до скромного домика, который, к счастью, оказался мотелем. Дежурный клерк встретил их с заспанными глазами, выслушал сбивчивую просьбу насчет свободной комнаты. Все это время он с изумлением таращился на изорванный в клочья шутовской костюм Остина и потом так же пристально изучал наряд Скай – та походила на лесную кошку, которая вернулась к хозяину после долгой схватки с себе подобными.

– Американцы? – догадался он.

– Да, – ответил Остин с усталой улыбкой.

Клерк понимающе кивнул, словно ничего другого и не ожидал от американцев, и протянул им гостевую книгу для регистрации.

Глава 25

Траут растянулся на койке, заложив руки за голову, и обдумывал сложившуюся ситуацию, когда монотонное жужжание двигателей субмарины сменила едва уловимая вибрация. В следующую минуту он почувствовал толчок, будто огромное тело подводной лодки внезапно натолкнулось на какое-то препятствие, и наступила тишина.

– Что это? – удивленно спросила Гэмей, дремавшая на верхнем ярусе.

– Думаю, мы стоим, – ответил Траут и, медленно встав с койки, подошел к двери и приложил ухо. Поскольку снаружи ничего не было слышно, он решил, что подводная лодка прибыла к месту назначения. Через несколько минут дверь каюты распахнулась, и два вооруженных охранника приказали им быстро выйти в коридор. Там уже стояла Сэнди в окружении еще одной пары охранников. Ее с самого начала перевели в другую каюту, и сейчас Трауты впервые видели ее после появления Маклина.

Траут подмигнул ей, пытаясь приободрить, она ответила нервной улыбкой. Сэнди выглядела неплохо и держалась молодцом, что, впрочем, нисколько не удивило Траута. Человек, который много лет управлял глубоководным аппаратом, мог встревожиться по какому-то конкретному поводу, но запугать его полностью было практически невозможно. В сопровождении молчаливых охранников все поднялись на верхний уровень субмарины, где их препроводили на командный пункт, находившийся под башней.

Длина подводной лодки составляла не менее четырехсот футов, и вся эта махина пришвартовалась в каком-то длинном доке с огромной крышей в виде арки. В дальнем конце дока виднелось несколько конвейеров, черные ленты которых исчезали в стене. Охранники показали пленникам, что они должны подняться наверх и сойти на причал, где их уже ждал Маклин.

– Добрый день, уважаемые пассажиры, – поприветствовал их химик с лучезарной улыбкой на лице. – Если позволите, мы сейчас перейдем ко второй фазе нашего замечательного приключения.

Маклин повел их к большому грузовому лифту. Двери закрылись, он озабоченно посмотрел на часы. От добродушной улыбки не осталось и следа.

– У нас есть тридцать две секунды для разговора, – сообщил он.

– Лично мне требуется всего пара секунд, чтобы вы сообщили, где именно мы находимся, – ответил Траут.

– Не могу сказать точно, – замялся тот, – но, судя по особенностям местного климата и по характеру почвы, это может быть район Северного моря или Скандинавии. Впрочем, вполне возможно, что мы в Шотландии. – Он снова посмотрел на часы. – Наше время истекло.

Двери лифта отворились, и они вошли в небольшую комнату. Вооруженный охранник гаркнул что-то в переговорное устройство, а потом буквально вытолкал ученых наружу к небольшому мини-автобусу. Приказал сесть в него, а сам устроился в самом конце салона, откуда мог следить за каждым движением пленников. Пока другой охранник опускал металлические шторы на окнах, Траут успел заметить в конце длинной дороги небольшую бухту.

По неровной проселочной дороге ехали не более двадцати минут, после чего автобус остановился и охранник приказал им быстро выйти. Они оказались внутри целого комплекса серых зданий. Территория была ограждена высоким забором из колючей проволоки, а по углам периметра виднелись трансформаторные будки. Везде сновали вооруженные до зубов охранники, а все вокруг напоминало концентрационный лагерь. Конвойный показал рукой на серое бетонное здание, отдаленно напоминающее склад. Направляясь к нему, они прошли мимо нескольких рядов колючей проволоки, по которой, судя по всему, был пропущен электрический ток. Когда путники были уже у входа, воздух вспорол истошный звериный рев, за которым последовал целый хор леденящих кровь завываний и воплей.

Лицо Сэнди перекосилось от страха.

– Здесь что, зоопарк? – спросила она.

– Полагаю, вы недалеки от истины, – загадочно ответил Маклин с угрюмой ухмылкой. – Зоопарк особого рода. Вы увидите здесь таких животных, о которых Лондонский зоосад и мечтать не может.

– Не понимаю, – сказала Гэмей.

– Скоро поймете.

Траут схватил химика за рукав:

– Прошу, не морочьте нам голову.

– Простите за мои неуклюжие попытки шутить, – сказал тот. – Я так часто бывал здесь, что невольно выработал в себе циничное отношение ко всему происходящему. Но могу дать вам один совет – постарайтесь не принимать близко к сердцу то, что вы сейчас увидите. Вы должны понять, что звериная «выставка» предназначена вовсе не для того, чтобы напугать вас до смерти. Просто эти люди хотят сделать вас более покорными и послушными, вот и все.

Траут слабо улыбнулся:

– Вы просто не понимаете, доктор Маклин, как вы нас успокоили.

Тот удивленно поднял брови:

– Вижу, вы не лишены чувства юмора.

– Да, во всем виновато воспитание в духе истинного янки. Наши долгие мрачные зимы уничтожили в нас способность к солнечному и светлому восприятию окружающего мира.

– Что ж, – сказал Маклин, – в таком случае вам потребуется собрать воедино все крупицы вашего пессимизма, чтобы выжить в этом аду. Добро пожаловать на наш остров доктора Моро, – добавил он, цитируя заголовок фантастического романа о сумасшедшем ученом, который превращал людей в животных.

Охранник тем временем открыл двойную стальную дверь, и изнутри на них полился такой жуткий запах, что все мысли мгновенно улетучились. Но даже зловоние не шло ни в какое сравнение с теми душераздирающими воплями, которые наполняли огромное помещение.

Вдоль стен были установлены металлические клетки, в которых бесновались странные человекообразные существа, яростно бросавшиеся на толстые прутья и кусавшие их огромными острыми клыками. В этих клетках находилось от двадцати пяти до тридцати животных. Существа стояли на двух ногах и были одеты в какую-то грязную и рваную дерюгу. Их перекошенные от ярости лица были покрыты белыми волосами, а на телах виднелись какие-то продолговатые темные пятна. Они злобно рычали, раскрывая огромные пасти, в которых виднелись желтые, чрезвычайно острые зубы. Глаза были налиты кровью и сверкали невыразимой яростью.

Сэнди уставилась на них с ужасом в глазах, потом повернулась и бросилась к двери, но путь ей преградил высокий человек в армейской камуфляжной форме. Он бесцеремонно схватил девушку за руку и втолкнул обратно в помещение. У него были крупный нос, острый подбородок и широкий рот с золотыми зубами, а на голове плотно натянутый черный берет. Его появление произвело на человекообразных животных довольно странный эффект: они умолкли и попятились к задним стенкам клеток. – Добрый день, доктор Маклин, – сказал златозубый с отчетливым европейским акцентом и, окинув беглым взглядом Траута, обратил все свое внимание на Гэмей. – Это наши новые сотрудники?

– Да, они крупные специалисты в нашей области, – ответил Маклин.

У двери началось какое-то странное оживление.

– Какая удача! Вы и наши новички прибыли как раз во время кормления.

В помещение вошла группа охранников, они толкали огромную телегу с клеткой, в которой повизгивали крысы. Подойдя к первой клетке, приставили к ней свою тележку и открыли дверцу. Беловолосые существа мгновенно переместились к дверцам клеток и жадно вперились в добычу. Они, должно быть, уже привыкли к голосу златозубого, так как мгновенно настроились на принятие пищи. Получив доступ к крысам, они набросились на грызунов, как обезумевшие от голода тигры, и стали раздирать их на части.

Сэнди снова не выдержала и бросилась к двери, подальше от жуткого зрелища. На этот раз высокий человек в черном берете не стал препятствовать ей, а просто отошел в сторону, заливаясь громким смехом. Гэмей готова была последовать за ней, но не была уверена в том, что не набросится на златозубого с кулаками, если тот вздумает задержать ее.

– Молодая леди, вероятно, не оценила нашу систему рециклирования продуктов, – заметил человек в берете. – Мы контролируем размножение крыс и тем самым кормим наших домашних животных. – С этими словами он повернулся к Маклину – Надеюсь, вы сообщили нашим дорогим гостям, какие замечательные условия мы создали для наших подопечных.

– Да. Но вы, полковник, гораздо более красноречивы и убедительны, чем я, – сдержанно ответил тот.

– Это верно, – самодовольно ухмыльнулся полковник и повернулся к Трауту: – Позвольте представиться. Полковник Стрега, начальник этой лаборатории. А все эти грязные черти, которые сейчас с таким удовольствием поглощают свою прекрасную еду, когда-то были такими же людьми, как и вы. Так вот, если вы и ваши симпатичные дамы не будете покорно выполнять свои непосредственные обязанности, мы посадим вас в одну из этих клеток, и со временем вы присоединитесь к этому аристократическому сообществу Впрочем, есть еще один выход – мы можем просто-напросто скормить вас этим замечательным леди и джентльменам. И все это будет зависеть исключительно от моего расположения духа и моей щедрости. Правила в этом заведении очень просты. Вы будете работать без стонов и сожалений, а мы – мы великодушно позволим жить. Вы поняли меня?

Траут сделал все возможное, чтобы проигнорировать зловещий смысл его последних слов, и сосредоточился на – клетках с человекообразными существами.

– Я понял вас очень хорошо и постараюсь передать смысл вашего сообщения коллегам, которые не могут похвастаться крепкими желудками.

Стрега уставился на Траута желтоватыми, как у волка, глазами, будто пытаясь запомнить его лицо. Одарил Гэмей широкой ухмылкой, продемонстрировав все золото во рту, а потом повернулся и направился к двери. Охранники стали выталкивать чету Траут из зверинца, хотя ошеломленные ученые даже не пытались оказывать сопротивление. Полковник Стрега тем временем подошел к «мерседесу» с открытым верхом. Сэнди стояла на углу здания согнувшись. Ее тошнило. Гэмей подошла и по-дружески обняла ее за плечи.

– Прошу прощения, – сказал Маклин. – Стрега всегда ведет себя так со всеми новенькими. Он считает, что это гарантирует покорность и послушание.

– У меня возникли чувства посильнее, – скривилась Сэнди. – Я чуть не обделалась от страха. Боюсь, в следующий раз придется надевать памперсы.

Маклин грустно вздохнул:

– У всех нас бывают трудные дни. Давайте я отведу вас в ваше новое жилище, а после того, как вы примете душ и переоденетесь, соберемся у меня и выпьем чего-нибудь.

Автобус проехал еще полмили, миновав ряд заборов с колючей проволокой, по которой был пропущен электрический ток, и наконец остановился возле комплекса зданий, в центре которого возвышалось строение с круглой крышей.

– Это наша лаборатория, – пояснил Маклин, а потом показал пальцем на стоявшее неподалеку небольшое здание сероватого цвета. – А это дом полковника Стрега. Рядом с ним жилые помещения команды охранников. А в этих коттеджах живут ученые и исследователи. Внешне выглядят как бункеры, но вы сами увидите, что они вполне комфортабельны.

Охранник приказал всем выйти из автобуса, а потом показал Трауту и обеим женщинам на близлежащие коттеджи, расположившиеся рядом с домом Маклина. Траут и Гэмей направились в свой коттедж, который состоял из одной комнаты, металлической кровати, небольшого стола и ванной комнаты. Обстановка была спартанской, зато внутри все было чисто и аккуратно убрано. Они быстро сбросили с себя пыльную одежду и долго наслаждались горячим душем, после чего Траут тщательно побрился специально оставленной для него безопасной бритвой.

На кровати лежала пара аккуратно сложенных костюмов, до отвращения похожих на робы заключенных. Полу и Гэмей совсем не хотелось надевать тюремную униформу, но их собственная одежда так пропахла потом и смрадом животных, что пришлось снять ее. Костюм Траута оказался немного коротковат в руках и ногах, но в остальном показался ему вполне удобным. Галстук-бабочка совершенно не подходил для такого наряда, но упрямец все-таки надел его. Что же до Гэмей, та выглядела элегантно даже в тюремной робе.

Сэнди находилась в соседнем коттедже, но, когда супруги зашли за ней, уже крепко спала. Они решили не беспокоить ее и навестили Маклина. Тот встретил их с радостью и показал свое жилище. Оно практически ничем не отличалось от их собственного; правда, в его комнате был бар, забитый самыми разнообразными напитками. Во время разговора он попросил их называть его просто Мак, а потом налил три стакана шотландского виски и даже прихватил с собой бутылку, когда они вышли на свежий воздух. Воздух действительно был свежий и даже прохладный, но при этом они никакого дискомфорта не испытывали.

– Боюсь, что мою комнату прослушивают, – пояснил он, когда они вышли во двор. – Полковник Стрега очень осторожный и подозрительный человек.

– А мне совсем не понравилось его чувство юмора, – заметила Гэмей.

– Да, но он известен своими другими качествами. Международный суд до сих пор разыскивает его в связи с массовыми убийствами в Боснии. Как вам виски?

– Прекрасно, лучше, чем в частном клубе, – пошутила она.

– Когда мне совсем плохо, я пытаюсь представить, что нахожусь на отдыхе на каком-нибудь отдаленном курорте, – сказал Маклин.

– На тех курортах, где мне приходилось бывать, – вмешался Траут, – обед доставляли не в клетках для крыс.

Наступило неловкое молчание, которое нарушила Гэмей:

– Скажите, пожалуйста, кто эти ужасные существа, которых мы видели в клетках?

Маклин ответил после продолжительной паузы:

– Это ошибки.

– Будучи сами человеком науки, – деликатно заметил Траут, – вы, вероятно, не станете возражать, если мы попросим вас быть более обстоятельным и точным.

– Извините, может быть, мне действительно стоило бы начать с самого начала.

Маклин налил себе еще немного виски, выпил его одним большим глотком и уставился рассеянным взглядом куда-то в пространство.

– Сейчас мне кажется, что все началось очень давно, хотя на самом деле всего лишь три года назад… Небольшая научно-исследовательская компания, офис которой расположен неподалеку от Парижа, наняла меня для изучения свойств энзима, фермента протеина, который производят живые клетки организма. Точнее, нас интересовала роль этого фермента в старении организмов. Компания имела ограниченные возможности для проведения масштабных исследований, и вскоре она была поглощена огромным конгломератом.

– Кто же стоял за этим конгломератом? – решил уточнить Траут.

– Мы этого не знали и знать не хотели, – откровенно признался Маклин. – Не знали даже имени владельца этого конгломерата. Нам пообещали щедрое финансирование и практически безграничные ресурсы для продолжения исследований. Разумеется, мы не стали возражать против работы на новых владельцев даже тогда, когда нам настойчиво предложили совершенно новые условия.

– О каких именно условиях вы говорите?

– Новое руководство навязало нам постоянную охрану и чрезвычайно жесткий график работы. Эти люди находились в лаборатории, были одеты в такую же форму, что и мы, но на самом деле были вооруженными до зубов охранниками. Все наши передвижения были строго ограничены. Мы жили в одном большом доме рядом с лабораторией. Нас отвозили на работу и привозили обратно на специальных машинах. Правда, семейным сотрудникам изредка позволяли встречаться со своими родными и близкими, но при условии соблюдения строжайшей секретности. Мы не имели права сообщать о своей работе и даже подписали на этот счет специальный контракт. Конечно, это было глупо с нашей стороны, но вы должны понять: в то время мы были крайне легкомысленны и не понимали сути происходящего. Речь шла не о каком-то заурядном исследовании, а об открытии настоящего философского камня!

– Я думала, что вы химик, а вы, оказывается, алхимик, – удивилась Гэмей. – Насколько я помню, философский камень представляет собой субстанцию, с помощью которой можно превращать любой металл в драгоценный.

Маклин кивнул:

– Это общее заблуждение. Многие древние люди полагали, что на самом деле философский камень представлял собой легендарный «эликсир жизни». Если смешать это таинственное вещество с вином, то этим составом можно успешно лечить раны и болезни, восстанавливать молодость и продлевать жизнь. Так вот, мы искали именно такой философский камень.

– Бессмертие, – снисходительно хмыкнул Траут. – Думаю, было бы легче превратить свинец в золото, чем отыскать такое средство.

На губах Маклина промелькнула слабая улыбка.

– Во время наших исследований меня тоже часто посещали подобные сомнения. И я всегда приходил к выводу о принципиальной невозможности решения этой задачи.

– Вы далеко не первый, кто потерпел неудачу, пытаясь найти ответ на этот вопрос, – глубокомысленно заметил Траут.

– О нет, доктор Траут, вы меня не поняли. У нас не было неудачи!

– Да бросьте вы, Мак, – отмахнулся Траут. – Уж не хотите ли вы сказать, что получили этот загадочный эликсир жизни?

– Да, именно это я и хочу сказать. Мы нашли его на дне океана, возле гидротермальных источников Затерянного города.

Супруги уставились на Маклина, как будто желая понять, не повлияла ли атмосфера этого ужасного острова на рассудок шотландца.

– Я много раз брал пробы с океанского дна, – сказал Траут после долгого молчания. – И никогда мне не попадалось вещество, которое хотя бы отдаленно напоминало по своим свойствам этот загадочный «фонтан молодости».

Гэмей сокрушенно покачала головой.

– Вы должны понять мой скептицизм, но я, как специалист в области морской биологии, лучше знакома с гидротермальными подводными источниками, чем Пол, и скажу честно: понятия не имею, о чем вы говорите.

Голубые глаза Маклина сверкали от удовольствия.

– На самом деле вы знаете гораздо больше, чем вам кажется. Скажите, пожалуйста, почему многие ученые всего мира так взбудоражены открытием микроорганизмов, обнаруженных вокруг океанских гидротермальных источников?

– Очень просто, – ответила Гэмей, пожимая плечами. – Эти бактерии не похожи ни на одну из форм жизни, которые были известны раньше. Точнее, их можно рассматривать как «живые окаменелости». Дело в том, что условия вокруг Затерянного города очень близки к тем, которые существовали при зарождении жизни вообще. Иначе говоря, если вы наблюдаете, как зарождается жизнь вокруг этих источников, вы тем самым можете составить представление о зарождении жизни на Земле и, возможно, на других планетах.

– Совершенно верно. Моя исследовательская работа началась с самого простого предположения. Если вы имеете в своем распоряжении некое вещество, способствующее созданию жизни, то почему оно же не может служить ее продолжению? Наша компания получила доступ к образцам тех микробов, которые были добыты во время ранних экспедиций в район Затерянного города. А ключом к решению проблемы стал энзим, который вырабатывали эти микробы.

– Ключом? Каким образом?

– Все живые существа на нашей земле запрограммированы на одну задачу – воспроизводить себя в максимально возможном количестве экземпляров. Как только эта задача ими выполнена, они становятся излишними. Таким образом, все живые организмы имеют в себе встроенный ген саморазрушения, который ускоряет их гибель, чтобы освободить место для будущих поколений. Что же до человеческих существ, то у них ген саморазрушения может активизироваться намного раньше, и тогда мы имеем синдром Вернера, когда восьмилетний ребенок выглядит, как восьмидесятилетний старик. Вот мы и предположили, что, если этот ген старения можно активизировать, стало быть, его можно с таким же успехом «выключить». И в результате мы можем самым серьезным образом замедлить процесс старения.

– И как вы проверите эту теорию на практике? – допытывался Траут. – Ведь придется сперва подвергнуть опыту какие-либо существа, а потом десятилетиями ждать, чтобы определить степень старения их организма и сравнить полученные результаты с данными контрольной группы.

– Хороший вопрос, – согласился Маклин. – Здесь еще и проблема терпения. Просто ваше терпение может иссякнуть задолго до того, как вы получите нужный продукт и он поступит на соответствующий рынок. Но этот фермент, энзим, не только «выключает» ген саморазрушения, но и служит в качестве сильнейшего антиоксиданта, нейтрализующего пагубные воздействия свободных радикалов. Другими словами, он не только замедляет процесс старения, но и восстанавливает молодость организма.

– Тот самый философский камень?

– Да. Надеюсь, теперь вы поняли, в чем тут дело?

– И вы действительно преуспели в получении этого фермента? – недоверчиво спросил Траут.

– Да, все испытано на лабораторных животных. Мы взяли мышей, которых можно считать старыми по человеческим меркам, и в значительной степени вернули им молодость.

– В какой именно степени?

– По человеческим стандартам эти мыши находились в возрасте примерно девяноста лет, а мы сократили их возраст до сорока пяти.

– То есть вы хотите сказать, что наполовину омолодили их?

– Именно. Мышечная активность. Структура костей. Уровень жизненной активности. Репродуктивная способность. При этом сами мыши были даже больше удивлены этими переменами, чем мы, исследователи.

– Впечатляющее достижение, – задумчиво сказала Гэмей. – Но человеческие существа намного сложнее, чем мыши.

– Да, – согласился Маклин и тяжело вздохнул. – Теперь мы это сами хорошо понимаем.

Гэмей подхватила эту мысль, почувствовав недосказанное.

– Вы провели эксперименты на людях, не так ли?

– Да, но это сделали не члены моей первоначальной исследовательской группы. Прежде чем начинать эксперименты на людях, должно было пройти много лет. Мы могли бы пойти на это только при самых благоприятных обстоятельствах. – Он поспешно сделал большой глоток виски, будто хотел стереть из памяти какие-то неприятные воспоминания. – Мы представили хозяевам полученные нами предварительные результаты и долго ждали ответа. Потом нам сообщили, что наша группа распускается, лаборатория закрывается. Все было сделано вполне цивилизованно. Нам жали руки, добродушно улыбались и даже выплатили хорошие премиальные. А некоторое время спустя, когда один из коллег стирал файлы с нашего компьютера, он совершенно случайно наткнулся на видеозапись эксперимента с участием людей. Опыты проводились на каком-то безлюдном острове.

Траут ткнул пальцем себе под ноги:

– Здесь?

– Вполне разумное предположение, – грустно улыбнулся Маклин. – Разумеется.

– И что случилось дальше?

– Дальше мы сделали вторую фатальную ошибку, явно недооценив жестокость и коварство этих людей. Мы отправились всей командой в главный офис компании и потребовали прекращения эксперимента. Нам сказали, что все участники – добровольцы и что это дело нас вообще больше не касается. Тогда мы пригрозили, что предадим огласке результаты исследования, и в особенности то, что эксперименты ставятся на людях. Нас попросили немного подождать, а потом с учеными стали происходить загадочные несчастные случаи. Одни попали в автомобильные аварии, другие погибли во время пожара, третьи стали жертвами неумелого обращения с электрическим током или инструментами в домашних условиях, а несколько человек умерли от сердечных приступов. В общей сложности погиб двадцать один человек.

Траут даже присвистнул от удивления.

– Вы полагаете, все были убиты?

– Я точно это знаю.

– А полиция поняла, что речь идет о какой-то грязной игре? – спросила Гэмей.

– Да, в отдельных случаях они о чем-то догадывались, но так и не смогли ничего доказать. Некоторые из моих коллег вернулись домой, в разные страны. К тому же, как я уже сказал, мы работали в обстановке полной секретности.

– Но вы же все-таки уцелели?

– Мне просто повезло, я был на археологических раскопках, чем увлекаюсь уже много лет. А когда вернулся домой, то обнаружил послание от одного из своих коллег, в котором он предупреждал о грозящей мне опасности. Чуть позже он тоже погиб при невыясненных обстоятельствах. Я сбежал в Грецию, но прежние хозяева каким-то образом выследили меня и силой заставили вернуться на этот остров.

– Почему же вас не убили, как остальных?

Маклин рассмеялся, но это был грустный смех.

– Мне решили поручить создание новой исследовательской группы. Похоже, что они пострадали от собственной глупости. Уничтожив почти всех ученых, они вдруг обнаружили, что не в состоянии справиться с возникающими научными проблемами. Нужно было изучить новый комплекс полученных материалов, а без нас они этого сделать не могли. Их ужасные «ошибки» вы имели возможность наблюдать недавно… в клетках.

– Вы хотите сказать, что открытый вами эликсир жизни стал причиной появления этих ужасных монстров? – поразился Траут.

Маклин вяло улыбнулся:

– Да, мы предупреждали этих идиотов, что требуется много исследований, прежде чем приступать к опытам на человеческом организме. Вы ведь сами только что сказали, что люди гораздо более сложные существа, чем мыши, и энзим мог оказать на них совсем другое влияние. Если уточнить, речь идет об оптимальном балансе фермента. При неправильной пропорции это может убить подопытных или запустить механизм ускоренного старения организма. Что же касается этих несчастных существ, то неправильное использование полученного препарата привело к возрождению каких-то древних первобытных инстинктов и фактически вернуло их в те времена, когда главным фактором выживания наших предков были ярость и безудержная агрессивность. И пусть вас не вводит в заблуждение их внешний вид. Полковник Стрега хорошо знает, что у них все еще сохранился человеческий интеллект!

– Что вы имеете в виду?

– Есть два типа подобных существ. Группа «Альфа» была частью первоначального эксперимента, который начат много лет назад, а «Бета» – существа, созданные в ходе последних опытов. Это было недавно, и некоторым из них удалось сбежать. Вероятно, во главе группы беглецов стали представители группы «Альфа». Они соорудили примитивный плот и перебрались на другой остров, где убили несколько случайно оказавшихся там людей. Полковник Стрега долго охотился за подопытными и в конце концов вернул их обратно. В качестве назидания для остальных он зверски истязал их, а потом убил. И все это происходило на глазах остальных существ.

– Если они доставляют так много хлопот, то зачем вообще их держат в клетках? – спросила Гэмей.

– Вероятно, наши работодатели считают, что они могут представлять какую-то ценность… или что-то вроде того. Сейчас их держат просто как использованный материал. Кстати, последние опыты проводились на нелегальных иммигрантах из бедных стран. Беднягам сказали, что они едут в Америку или Европу, где их ожидают высокооплачиваемая работа и лучшая жизнь.

Траут сжал зубы.

– Это самый отвратительный эксперимент из всех, о которых я когда-либо слышал, – сказал он. – Но я одного не могу понять. – почему ваши работодатели, эти мерзавцы, решили похитить наш подводный аппарат вместе с нами?

– Дело в том, что полученный нами энзим имеет очень короткий срок годности. Они построили подводную лодку, с помощью которой можно извлекать этот препарат в любых количествах и в любое время. Похоже, что они знали о вашей экспедиции и испугались, что все это подводное предприятие будет раскрыто. Вы совершенно случайно оказались в двух шагах…

– Далеко не случайно, – запротестовала Гэмей. – Мы искали источник распространения водорослей-«сорняков», которые получили у нас название горгоны.

– Ну, теперь моя очередь удивляться, – улыбнулся Маклин. – Что такое горгона?

– Мутация самой обыкновенной морской водоросли, – пояснила Гэмей. – Но этот мутант так быстро расползается по Мировому океану, что стал представлять собой огромную опасность для всего живого. Источник этой водоросли был локализован в районе Затерянного города. А мы решили провести исследования, выяснить причины мутации и раскрыть механизмы ее распространения. Разумеется, мы не рекламировали экспедицию, чтобы не вызвать у людей преждевременную панику. На самом деле ситуация намного хуже, чем обычно говорят об этом открытым текстом.

– Почему?

– Если позволить растению свободно развиваться, – ответила Гэмей, – то вскоре весь Мировой океан станет огромным резервуаром для этой гадости. Океанская торговля станет совершенно невозможной, все морские порты будут закрыты, бесследно исчезнут многие виды рыбы, что неизбежно нарушит веками создававшуюся пищевую цепь. Кроме того, это приведет к резким изменениям климата, начнется голод, города будут охвачены беспорядками, падут правительства и в конечном итоге это приведет к гибели миллионов людей по всему миру…

– Боже мой! – воскликнул Маклин. – Я давно подозревал, что нечто подобное должно рано или поздно случиться.

– Что вы хотите этим сказать? – насторожилась Гэмей.

– В своем естественном окружении открытые нами микроорганизмы являются совершенно безвредными, но велика вероятность того, что они начнут мигрировать, если кто-то разрушит среду их обитания. По всей видимости, они скрестились с более развитыми организмами и распространились…

– Этот процесс обратимый?

– Есть вероятность того, что результаты нашей нынешней работы могут помочь в решении этой проблемы.

– Как вы думаете, полковник Стрега примет нашепредложение исследовать пути возможного спасения мира от неконтролируемого распространения горгоны? – спросил Траут.

Маклин громко рассмеялся:

– Полковник Стрега считает, что весь мир – его лагерь, а себя мнит богом.

– Тем более есть причины для бегства, – сказал Траут.

– Те люди, которые нас похитили, должны знать, что скоро начнутся интенсивные поиски нашего подводного аппарата и пропавших людей, – вмешалась Гэмей.

Маклин посмотрел на дно пустого стакана, а потом перевел взгляд на нее.

– Стрега сказал, что справится с этой ситуацией. Правда, он не вдавался в подробности, но совсем недавно с острова были вывезены несколько мутантов. Полагаю, это каким-то образом связано с их планом по срыву поисковых работ.

– И никаких подробностей?

Маклин покачал головой.

Траут заставил себя продолжить.

– Вы сказали, что вас привезли сюда для организации новой исследовательской группы? – спросил он.

– Да, здесь сейчас находятся еще шесть несчастных душ, которые заняты нашими опытами, как, впрочем, и те иммигранты, которым обещали хорошую работу. Вы увидите всех во время ужина. Наши работодатели оказались очень предусмотрительными и сделали все, чтобы этих несчастных не искали ни члены семьи, ни знакомые.

– Сколько у нас осталось времени?

– Мы все прекрасно понимаем, что будем уничтожены сразу же после получения чистого эликсира жизни. Конечно, мы делаем все возможное, чтобы максимально затянуть окончание работы, но вместе с тем вынуждены демонстрировать хоть какие-то результаты. Понимаете, это очень деликатная проблема. Пока мы находились на субмарине, отсюда ушло одно судно с эликсиром.

– Что это может означать для нас?

– Как только хозяева убедятся, что эликсир получен и нужный эффект достигнут, мы станем лишними.

– А он действительно будет получен?

Маклин кивнул:

– О да, в этом нет никаких сомнений. Уже первые результаты будут иметь для нас самые драматические последствия. Как только полковник Стрега получит соответствующий приказ, он сразу же начнет скармливать нас по одному этим чудовищам. – Шотландец сокрушенно покачал головой. – Боюсь, я спас вас только для того, чтобы впутать в этот кошмар.

Траут встал на ноги, внимательно обвел взглядом лагерь и подумал, что первозданная красота этого острова совершенно несовместима с тем ужасом, который он недавно видел.

– Есть какие-нибудь идеи? – спросил он.

– Думаю, было бы хорошо, если бы Мак рассказал нам как можно больше об этом острове, – предложила Гэмей. – Я имею в виду каждую деталь, каждую мелочь, какой бы глупой или бессмысленной она ни показалась.

– Если вы все еще надеетесь сбежать, – грустно сказал Маклин, – забудьте. Отсюда нет обратного пути.

Гэмей посмотрела на мужа.

– Выход есть всегда, – сказала она с загадочной улыбкой. – Просто мы иногда не знаем, в чем он состоит и где находится.

Глава 26

К тому времени, когда Остин залез под толстое одеяло на широкую старую кровать в номере мотеля, Скай уже погрузилась в беспокойный сон. Иногда она бормотала что-то насчет Красной Смерти и темной воды и потом прижималась к нему всем телом и успокаивалась. Нервы Остина тоже были на пределе. Несколько раз он вставал с постели, деликатно отстраняя руку Скай, и подходил к окну, пристально вглядываясь в темноту. Вокруг было спокойно и тихо, не считая тихого жужжания мотыльков вокруг ламп на фонарных столбах. Однако Остина нисколько не успокаивала тишина: он отлично понимал, что Фошар использует все средства, чтобы настичь беглецов.

После беспокойной ночи они проснулись рано утром от яркого солнечного света, обильно заливавшего небольшую комнату. Быстро умылись, привели себя в порядок, а потом оделись в домашнюю одежду, которую Скай обнаружила в гардеробе. После этого они заказали завтрак в комнату, а Остин тем временем собрал их маскарадные костюмы и швырнул в мусорную корзину. Подкрепившись легким завтраком и крепким кофе, Скай обрела прежнюю бодрость, но воспоминание о шато Фошаров все еще давило на ее сознание тяжким грузом.

– Может, нам стоит сообщить властям о приключениях в замке? – спросила она Остина.

– Не забывай, что это богатая и весьма влиятельная семейка, – урезонил ее Остин.

– Что вовсе не означает, что они находятся выше закона, – попыталась возразить она.

– Согласен. Как ты думаешь, в какую часть наших приключений полиция поверит больше всего? В «Маску Красной Смерти» или «Бочонок амонтильядо»? Если мы поднимем шум, то нас самих могут обвинить в хищении самолета Эмиля Фошара.

– Понимаю, к чему ты клонишь, – кивнула она, насупившись. – Так что же нам теперь делать?

– Возвращаться в Париж, перегруппировать силы и откопать все грязное белье семейства Фошаров. – Остин сделал паузу и откашлялся. – Кто должен сообщить твоему другу Дарнье, что его старый голубой «роллс-ройс» лежит на дне зловонного рва, окружающего замок Фошаров?

– Не волнуйся, я сама скажу ему. Честно говоря, Шарль давно уже хотел продать его и купить себе «бентли». Он может сообщить в полицию, что его автомобиль угнали. – Губы Скай растянулись в привычной солнечной улыбке. – Хорошо зная Шарля, могу предположить, что история с кражей машины будет только началом. – Лучезарная улыбка неожиданно омрачилась. – Ты веришь во все то, о чем сказал этот бедный англичанин Кавендиш? Я имею в виду, что Фошары начали Первую мировую войну и фактически способствовали развязыванию второй?

Остин обдумывал этот вопрос, тщательно пережевывая круассан.

– Вряд ли, – сказал он через некоторое время. – Чтобы развязать мировую войну, требуются усилия не одной пары людей. Большую роль в этом деле сыграли глупость политиков, их алчность и ошибки в расчетах.

– Все верно, Курт, но ты пораскинь мозгами над следующим фактом. В 1914 году во главе всех великих держав стояли самые ничтожные, глупые лидеры в истории, а окончательное решение о начале войны находилось в руках горстки людей, которых нельзя назвать умными или хотя бы достаточно образованными. Германский кайзер или русский царь не спрашивали у своих подданных разрешения на объявление войны. Разве не могла небольшая, но очень могущественная и богатая группа людей, к которым, безусловно, принадлежало семейство Фошаров и других производителей оружия, успешно манипулировать этими монархами? Разве не могли они оказать самое серьезное влияние на принятие важных решений, непосредственно затрагивающих их шкурные интересы? И разве не могли они организовать серию событий – как, например, убийство австрийского эрцгерцога, – что и послужило поводом для развязывания войны?

– Вполне возможно, – согласился с ней Остин. – Правда, Вторая мировая война началась при несколько иных обстоятельствах, но все равно можно найти ту спичку, которая привела к взрыву порохового погреба.

– Значит, ты допускаешь, что кто-то несет полную ответственность за все эти трагические события?

– Сейчас, когда я ближе познакомился с этими мерзавцами и негодяями Фошарами, вполне могу согласиться, что если кто и мог спровоцировать ту или иную войну, то, конечно, они. Чудовищное обращение с англичанином Кавендишем, который имел неосторожность открыть рот в неподходящий момент, говорит само за себя.

Скай вздрогнула, вспомнив перекошенное от боли лицо британского лорда.

– Кавендиш сказал, что Жюль Фошар пытался каким-то образом остановить войну, – задумчиво сказала она. – Нам известно, что он сумел долететь только до Спящего Человека. Если бы он перелетел через Альпы, то скорее всего сел бы в Швейцарии.

– Нейтральная страна, где он мог безбоязненно известить мир о зловещих планах собственного клана. – Остин умолк и задумался. – Давай обдумаем этот вариант. Фошар был богат и влиятелен, но ему требовались доказательства своей правоты. Это могли быть документы или какие-то секретные бумаги.

– Конечно! – воскликнула Скай. – Они хранились в том металлическом контейнере, который был обнаружен рядом с Жюлем. А семейство Фошаров не могло допустить, чтобы их грязные интриги стали достоянием общественности.

– Однако меня беспокоит другой вопрос, – сказал Остин после долгих размышлений. – Предположим, что нам удалось извлечь тело Жюля Фошара и получить доступ к компрометирующим документам. Его семья делает все возможное, чтобы не допустить огласки, и нанимает высокооплачиваемого журналиста из какой-нибудь пиар-компании, который должен заболтать всю эту историю. Они могли бы сказать, что все эти документы являются фальшивыми. Думаю, подобная информация мало кого заинтересовала бы, за исключением, может быть, небольшой группы профессиональных историков. Но зачем нужно было затапливать тоннель, убивать Рено и пытаться устранить нас с тобой?

Остин сделал многозначительную паузу, а потом продолжил:

– А вот еще одна теория. Давай представим, что компания «Спиар индастриз» разрабатывает какой-то новый проект. Какой-нибудь очень дорогостоящий и выгодный новый продукт… или даже замышляет новую войну. – Остин устало улыбнулся. – В таком случае любая информация о неприглядном прошлом этой компании может испортить все дело и нарушить их планы.

– Да, в этом есть определенный смысл, – согласилась с ним Скай.

– В чем я не вижу пока никакого смысла, так это в том, что Жюль так бережно хранил этот древний шлем.

– Фошарам свойственны эксцентричные поступки, – предположила Скай.

– Ты очень добра ко мне. – Остин нахмурил брови. – Они жестокие маньяки и убийцы, но при этом никогда не действуют без определенной цели и хорошо продуманного плана. Думаю, что Фошары беспокоятся не только о семейной истории, которая может стать достоянием общественности. Они ведь отчаянно пытаются вернуть этот злополучный шлем. В этом старом стальном котелке заключена тайна, нечто такое, что представляет для них исключительную важность. И нам предстоит раскрыть эту тайну.

– Возможно, Шарль открыл эту тайну, изучая шлем, – задумчиво предположила Скай. – Я должна как можно скорее встретиться с ним.

Стук в дверь прервал их беседу. В комнату вошла горничная с большими пакетами в руках. У Остина осталось немного наличных и кредитная карточка, которую он хранил в бумажнике вместе с паспортом. Он поблагодарил горничную, вручил ей весьма щедрые чаевые, а когда девушка ушла, они стали примерять новую одежду. Красивое красное платье обтягивало стройную фигуру Скай, как дорогая лайковая перчатка. Остин надел черные брюки и белую рубашку. Немного старомодно, зато без риска привлечь к себе внимание.

Дежурный администратор арендовал для них автомобиль, и хотя старенький «пежо» не шел ни в какое сравнение с их затонувшим «роллс-ройсом», поездка в Париж по залитой солнечными лучами живописной сельской местности помогла им немного забыть о превратностях бала-маскарада и ужасных катакомбах в родовом поместье Фошаров. Остин не переставая давил на газ, и чем больше они удалялись от злополучного места, тем легче становилось на душе. А когда вдалеке показалась Эйфелева башня, Остин чуть было не запел от радости «Марсельезу». Через некоторое время они подъехали к дому Скай, откуда та позвонила антиквару и радостно сообщила, что намерена немедленно выехать в Прованс. Дарнье с нескрываемым удовольствием одобрил ее планы и сказал, что им предстоит обсудить массу интересных вещей. Закончив разговор, Скай быстро собрала в дорожную сумку самые необходимые вещи, после чего Остин отвез ее на вокзал. Там они крепко расцеловались и расстались. Скай села в поезд, он вернулся в гостиницу.

Дежурный администратор широко улыбнулся, увидев перед собой усталого, но бодрого постояльца, который пришел за ключом.

– А, месье Остин, мы очень рады, что вы наконец-то вернулись. Тут вас давно уже дожидается какой-то джентльмен, – сказал администратор, посмотрев куда-то в глубь фойе.

В самом углу большого зала в огромном кожаном кресле растянулся мужчина. Он спал, прикрыв лицо газетой «Фигаро». Остин подошел к нему, снял газету и увидел смуглое, в мелких морщинках лицо Джо Завалы.

Остин постучал пальцами по его плечу.

– Служба безопасности, – сообщил он с интонациями инспектора Клозо. – Вам придется пройти со мной.

Завала поморгал сонными глазами, потом радостно улыбнулся:

– Давно пора.

– Я тоже рад тебя видеть, дружище. А мне казалось, ты все еще в Альпах и успешно улучшаешь франко-американские отношения.

Завала поудобнее устроился в кресле.

– Дениз захотела познакомить меня со своими родителями, а ты ведь знаешь, для меня это всегда дурной знак. Где ты болтался? Я пытался звонить тебе, но твой мобильный не отвечал.

Остин устало опустился в соседнее кресло.

– Мой телефон покоится на дне грязного рва с вонючей водой.

– Должен признать, никогда еще не слышал подобного объяснения. Могу я полюбопытствовать, как он там оказался?

– Длинная история. Лучше скажи, что заставило тебя так долго ждать меня здесь, в фойе?

Лицо Завалы стало печальным.

– Мне позвонил Руди, сказал, что никак не может дозвониться до тебя. – Руди Ганн был вторым человеком в команде Питта. – В районе Затерянного города произошел несчастный случай. Пол и Гэмей спустились туда на «Элвине», и больше их никто не видел. Они куда-то пропали, а вместе с ними, разумеется, пилот субмарины.

– Черт возьми, – выдохнул Остин. – Что же там случилось?

– Никто ничего не знает. Примерно в то же самое время, когда прервалась связь с подводным аппаратом, было совершено нападение на исследовательское судно.

– Что за чушь. Кому нужно атаковать мирное научно-исследовательское судно?

– В том-то и дело. В общем, вчера вечером я сел на скорый поезд до Парижа, пришел сюда и уже замучил администратора своими расспросами о тебе…

– Сколько времени прошло с тех пор, как исчезли Трауты?

– Больше двадцати четырех часов.

– Я надеюсь, Дирк и Руди в курсе дела?

Завала кивнул.

– Дирк попросил, чтобы мы сообщали ему обо всех подробностях, а сам уже обратился за помощью к военным морякам. Полчаса назад я разговаривал с Руди. Он уже отправил в этот район поисковое судно «Искатель», так что мы можем в любую минуту ожидать новостей.

– На какое время рассчитана система жизнеобеспечения на «Элвине»?

– Еды и воздуха осталось примерно на сорок восемь часов, – сказал Завала и посмотрел на часы.

Остин выругался про себя. Пока они со Скай наслаждались круассанами, Траут с женой попали в беду. Хорошо, если вообще еще живы.

– Надо немедленно ехать туда.

– В аэропорту Шарля де Голля нас уже ждет самолет агентства НАПИ. Через несколько часов можем быть на Азорских островах, а дальше нас доставит специальный транспорт, этим сейчас занимается Руди.

Остин сказал, чтобы Завала оставался на месте, а сам быстро поднялся в номер, переоделся в привычные джинсы и свитер, швырнул одежду в дорожную сумку и уже через несколько минут был в фойе.

Когда они приехали в аэропорт, самолет уже разогревал двигатели, и после короткого полета до Азорских островов друзья пересели на гидросамолет и помчались в центральную часть Атлантики.

Исследовательское судно агентства НАПИ «Искатель» возвращалось домой из Европы, когда телефонный звонок Руди Ганна заставил его изменить маршрут и направиться к Срединно-Атлантическому хребту. Остин был рад, что в этой операции задействован именно «Искатель», спущенный на воду всего несколько месяцев назад и оснащенный новейшим поисковым оборудованием и современными автономными подводными аппаратами.

Когда гидросамолет стал снижаться, Остин посмотрел в окно и увидел, что военные моряки не теряли зря времени: они приступили к поиску пропавшей субмарины вместе с «Атлантисом» и «Искателем».

Гидросамолет сел на воду неподалеку от «Искателя», Завалу и Остина подобрала моторная лодка и быстро доставила на борт. Там их ждал высокий калифорниец с оливкового цвета кожей, Пол Гутьерес. Командир судна капитан Гутьерес не стал тратить время на пустые разговоры, а сразу проводил прибывших на капитанский мостик. Переступив порог рубки рулевого, Остин посмотрел на море и увидел, как от военного корабля отделилась большая моторная лодка и быстро направилась к «Атлантису».

– Похоже, к нам гости.

– Военные прибыли сюда несколько часов назад, – пояснил капитан. – Позвольте, я покажу, чем мы занимались тут все это время. – Он расстелил на столе карту, поделенную черным карандашом на отдельные 258 квадраты. – Нам крупно повезло сегодня с погодой, – начал он издалека. – Именно поэтому удалось обыскать довольно большое пространство прилегающей акватории. Кроме того, мы провели исследование местности с помощью мощного сонара и отправили под воду подводный аппарат с дистанционным управлением.

– Впечатляет.

– Благодарю. Установленное на нашем судне поисковое оборудование может легко обнаружить монету на дне моря. Мы исследовали всю территорию Затерянного города и даже некоторые прилегающие зоны, где обнаружили немало новых гидротермальных источников. «Атлантис» тоже занимался исследованием подводного хребта, однако наши результаты оказались более полезными, так как мы обладаем более сложной техникой подводного исследования. – Капитан сделал паузу и покачал головой. – И никаких следов. «Элвин» является самым современным подводным судном такого класса в мире. Он опускался под воду сотни раз, и никогда у нас не было никаких проблем.

– Значит, до сих поршне обнаружено никаких следов?

– Да. Но это еще не конец истории.

Гутьерес протянул Остину отпечатанный на компьютере снимок океанского дна, который появился на мониторе сонара.

– Как только мы исследовали всю территорию Затерянного города, сразу же перешли к изучению прилегающего пространства, там примерно такие же поля гидротермальных источников, а то и больше. Посмотрите, что мы обнаружили на одном из таких полей, который обозначили «ЛС И». Этот снимок вызвал у нас чувство паники.

Остин взял со стола огромную лупу и стал рассматривать снимок. За многие годы поисковой работы ему часто приходилось иметь дело с сонарными снимками, но то, что он увидел сейчас, озадачило его.

– Что означают эти странные двойные линии?

– Мы задали себе тот же вопрос, отправили туда подводный аппарат, который и отснял все это.

Остин долго смотрел на снимки размером восемь на десять. На них отчетливо были видны высокие колонны, а также какие-то странные следы, ведущие мимо башен куда-то вдаль.

– Похоже на следы огромного бульдозера или танка, – заметил Остин.

– Да, действительно что-то большое, – кивнул капитан. – Сравнив эти следы с размерами колонн, мы пришли к выводу, что расстояние между ними не менее тридцати футов.

– Какая здесь глубина?

– Две с половиной тысячи футов.

Завала даже присвистнул от удивления:

– Весьма впечатляющее инженерное достижение, но при этом вполне возможное. Тебе это что-нибудь напоминает, Курт?

– «Большого Джона», – улыбнулся Остин и, поймав на себе вопрошающий взгляд капитана, пояснил, что «Большим Джоном» они назвали глубоководный аппарат, разработанный агентством НАПИ несколько лет назад с целью изучения океанского дна. Это было до того, как у них появилась мобильная глубоководная лаборатория. Он показал пальцем на фотографию в том самом месте, где следы подводного трактора внезапно обрывались. – Что бы там ни было, эта штука потом куда-то поднялась. Похоже, в отличие от нашего «Большого Джона» эта механическая черепаха может не только ползать по дну, но и плавать.

– А я могу предположить, что подводный вездеход поднялся не один, а вместе с нашим «Элвином», – высказался Завала.

– Да, совпадений слишком много, – кивнул Остин. – Вряд ли можно считать случайностью тот факт, что наша субмарина пропала как раз возле этих следов.

– Когда мы только приступили к поиску «Элвина», – добавил Гутьерес, – к нам приблизилось странное судно. похожее на ржавое корыто для грузоперевозок. На борту было отчетливо видно название «Кельтская радуга», а на флагштоке развевался мальтийский флаг. Они подали сигнал бедствия, но, когда мы послали запрос, никто не ответил. Этот сигнал они повторяли еще долгое время, потом мы заметили клубы дыма, который шел, судя по всему, из трюма.

– А кто-нибудь пытался покинуть это судно?

– В том-то все и дело, что нет. Это поразило нас больше всего. На палубе не было ни души, и я решил послать небольшую команду, посмотреть, что там стряслось. Капитан Бек изъявил желание лично проверить это судно со своими парнями.

– Бек?

– Да, он руководит компанией по обеспечению безопасности морских перевозок. Вы же знаете, в последнее время на научно-исследовательские суда стали нападать пираты. Вот мы и обратились в эту компанию, чтобы обезопасить себя во время продолжительных исследовательских работ. У Бека были три человека, и все в прошлом военные моряки. Помимо прочего, они обучали наш экипаж мерам безопасности и способам поведения во время нападения пиратов. На меня он произвел впечатление способного и весьма энергичного человека.

– Более того, – сказал человек в форме военного моряка, который только что переступил порог рулевой рубки. – Если верить тому, что я слышал, он настоящий профессионал в своем деле. Позвольте представиться: Инсайн Пит Мюллер. Я командир корабля, который пришел вам на подмогу. – Он показал рукой на крейсер.

Остин первый протянул ему руку.

– Рад познакомиться, Инсайн.

– А я всегда рад сотрудничать с людьми из агентства НАПИ.

– Ну, так что же случилось с капитаном Беком и его командой? – продолжил Остин.

– Боюсь, что они все погибли, – угрюмо буркнул Инсайн.

– Жаль, – тихо сказал Остин.

– Мы нашли тело капитана в воде, но на судне не обнаружили никаких следов его команды, – сказал Мюллер.

– А что потом произошло с этим грузовым судном?

– Наш крейсер был недалеко, когда мы получили с борта «Атлантиса» сигнал о помощи. Но к тому времени, когда мы добрались сюда, грузового судна уже след простыл. Мы бросились в погоню и были абсолютно уверены, что настигнем его, так как знали направление движения, следили за ним по экрану радара и имели существенное преимущество в скорости. Но когда нам показалось, что мы приблизились к нему, изображение на экране исчезло. Позже мы обнаружили на поверхности воды пятна масла, обломки, но самого корабля на поверхности не было.

– Не понимаю, – задумчиво сказал Остин. – Эта компания прославилась храбрым и высококвалифицированным персоналом, для которого захват вражеского судна является самым обычным делом. Они только тем и занимаются, что спасают торговые суда от пиратов.

– Думаю, на сей раз они столкнулись с чем-то таким, к чему не были подготовлены.

Остин пристально посмотрел в глаза Инсайну Мюллеру и заметил нечто такое, чего никогда не видел в глазах кадрового морского офицера. Страх.

– У меня такое чувство, что во всем этом деле есть нечто большее, чем то, о чем мне доложили, – тихо сказал военный. – Может быть, капитан расскажет нам более подробно об этом странном нападении.

– Я могу не только рассказать вам, – предложил Гутьерес, – но и показать.

Глава 27

Изображение на экране видеокамеры не оставляло сомнений в том, что съемка велась в чрезвычайных обстоятельствах. Камера дергалась, а размытые фигуры мелькали так быстро, что трудно было уловить смысл происходящего. И все же объектив уловил смутные очертания трех человек, показанных сзади. Все они, в банданах и с автоматами на плечах, плыли в моторной лодке, медленно приближаясь к грузовому судну средних размеров, с облупившейся краской на бортах. На фоне рокота мотора едва слышался хриплый голос человека, инструктировавшего остальных членов команды.

– Приближаемся к цели. Выше голову, парни, похоже, это будет не очень приятная прогулка. Попытаемся имитировать нападение, чтобы понять, можно ли применять оружие.

Человек, который находился ближе всех к видеокамере, повернулся и поднял вверх указательный палец, обозначая стоп-кадр.

Инсайн Мюллер встал со стула и подошел поближе к настенному экрану.

– Это Сол Руссо, – сказал он, указывая на смуглого мужчину, который улыбался прямо в объектив. – Крепкий парень, хорошо подготовленный и знающий свое дело. В свое время служил в группе спецназа по борьбе с терроризмом и получил кучу медалей за участие в боевой операции в Персидском заливе. После этого перешел на работу в спасательную компанию Бека.

– А голос, должно быть, самого Бека, – догадался Остин.

– Совершенно верно. Бек всегда брал с собой видеокамеру» он использовал отснятый материал в качестве учебного пособия, тщательно анализируя все ошибки и промахи. Камера всегда висела у него на груди и была там, когда мы вытащили из воды его тело. К счастью, она была в водонепроницаемом футляре. Конечно, запись не очень хорошего качества, но все же дает какое-то представление о том, что случилось дальше.

Мюллер нажал кнопку на пульте дистанционного управления и вернулся на место. Человек на экране возобновил движение и вскоре повернулся к камере спиной. Шум на лодке заметно усилился, сама она мчалась к борту грузового судна, высоко задрав нос. Приблизившись к борту, где в воду спускался трап, моторка быстро развернулась и помчалась прочь.

– Наша попытка вызвать на себя огонь противника закончилась неудачей, – послышался голос Бека. – Давайте посмотрим название судна на корме.

Камера показала, как моторная лодка обошла вокруг грузового судна. На борту отчетливо виднелись надписи: «Кельтская радуга», а чуть ниже: «Мальта». Затем лодка развернулась и снова направилась к трапу. Два члена команды надели противогазы и стали медленно взбираться вверх. Рулевой отвел лодку подальше от борта судна и направил на палубу ствол автомата, изготовившись ответить огнем на любую попытку сбросить с трапа людей. Оба бойца без проблем поднялись на палубу, и один из них показал, что лодка может подойти поближе.

– Сопротивления пока нет, – послышался голос Бека. – Сейчас мы тоже поднимемся на палубу.

Бек и Руссо привязали моторную лодку к трапу, а потом стали подниматься наверх. Борт судна стал покачиваться на экране, отчетливо слышалось тяжелое дыхание Бека.

– Я староват для таких упражнений, – послышался голос Бека. – Фу, и все же это интереснее, чем сидеть в офисе за письменным столом.

Через минуту камера показала группу спасателей, которые шли по безлюдной палубе с оружием на изготовку. Клубы дыма все еще поднимались откуда-то снизу и заполнили уже почти всю палубу. Руссо взял одного человека с автоматом, они обошли вокруг палубной надстройки, а Бек с другим членом команды проделали то же самое с другой стороны, и вскоре все четверо встретились на корме.

– На палубе все чисто, – сказал Руссо и посмотрел на клубы дыма. – Похоже, что источник огня где-то внутри.

– Ты прав, – согласился с ним Бек. – А дым почти развеялся. Можно снять противогазы.

Все быстро выполнили его приказ и прикрепили противогазы к ремням.

– Ладно, давайте поднимемся на мостик и посмотрим, кто там сигналит.

Камера дотошно отражала все происходящее. Спасатели стали медленно подниматься вверх, постоянно оглядываясь и прикрывая друг друга на случай внезапного нападения. Через открытую дверь стали доноситься настойчивые звуки тревоги.

С давних пор главными преимуществами команды спасателей были внезапность, быстрота и решительность. Высадка на палубу чужого судна средь белого дня упрощала задачу, поэтому они не стали терять времени и сразу же ворвались в помещение рулевой рубки.

– Черт возьми, здесь никого нет, – донесся через микрофон удивленный голос капитана Бека. Камера продемонстрировала все помещение рулевой рубки, повернувшись на 360 градусов, а потом и самого Бека – тот подошел к судовой радиостанции. Там рядом с микрофоном стоял небольшой магнитофон. Было видно, как рука Бека потянулась к нему и выключила запись, повторявшую одну и ту же фразу.

– Боже мой! – воскликнул один из членов команды. – Что за вонь!

Голос Бека по-прежнему был за кадром, тон был бесстрастным, но вместе с тем чувствовалась напряженность. Капитан приказал бойцам приготовить оружие к бою, держать ухо востро и потихоньку отступать к моторной лодке, не спуская глаз с палубы.

Потом неожиданно открылись врата ада.

В дверь рубки ворвалось чудовище и заорало так, что даже у тех, кто смотрел запись, уши заложило. Послышались громкие выстрелы, крики, показались смутные тени на палубе. На экране мелькнули длинные белые волосы и перекошенные от ярости звериные рожи каких-то страшилищ, которые могли привидеться только в кошмарном сне.

– Сюда, капитан!

На экране возникла широкая спина Руссо. Раздались новые выстрелы, такие же жуткие вопли, после чего весь экран заполнили свирепые чудовища.

К этому моменту Бек был уже за пределами рубки и спускался вниз по лестнице на полусогнутых ногах. Его дыхание было прерывистым, иногда казалось, что он задыхается. Где-то рядом слышался отчаянный голос Руссо:

– Скорее, кэп, скорее! Я пристрелил одну из этих тварей с красными глазами, но они наседают.

– Мои люди…

– Слишком поздно, кэп! Живее! Проклятие!

Еще одна очередь из автомата, чей-то вопль…

Бектем временем спустился на палубу и помчался к корме, где их ждала спасительная моторная лодка. Он дышал, как паровоз, и громко топал по палубе ботинками. Он уже был возле трапа, когда рядом раздался леденящий душу крик. На экране замелькали белые волосы, смуглые тела и звериные рожи, которые переплелись в один жуткий комок. Еще выстрел, и на экране на мгновение показались яростно сверкающие красные глаза монстра. Камера дернулась, промелькнули облака, море на горизонте, а потом наступила темнота.

Остин долго смотрел на потухший экран и первым нарушил гробовую тишину:

– Видеозапись вызывает больше вопросов, чем дает ответов.

– Бек почти успел добежать до моторной лодки, – тихо сказал Мюллер, – когда кто-то или что-то набросилось на него. Он уже начал спускаться по трапу. Когда мы подняли его тело… горло было разорвано в клочья.

– Вы можете вернуть запись назад на несколько секунд? – спросил Завала.

Мюллер выполнил просьбу.

– Хватит, остановите здесь.

На экране снова появилась перекошенная морда с красными от ярости глазами. Изображение существа было размытым, но даже этого было достаточно, чтобы заставить содрогнуться любого нормального человека. В комнате воцарилась мертвая тишина, нарушаемая только слабым жужжанием вентилятора.

Первым нарушил тишину Остин:

– Инсайн, что скажете?

Мюллер покачал головой, будто его только что попросили объяснить все тайны Вселенной.

– Единственное, что я могу сейчас сказать, – капитан Бек и его люди оказались в какой-то адской ловушке. Однако те, кто заманил их туда, явно не ожидали встретить хорошо вооруженных и подготовленных спасателей.

– А у меня такое впечатление, что они планировали совершить нападение на «Атлантис», но передумали после вооруженной стычки с людьми Бека, – предположил Остин.

– Полностью согласен с таким выводом, – поддержал его Мюллер.

Капитан Гутьерес медленно встал со стула.

– Мне нужно вернуться на капитанский мостик, а вы, джентльмены, дайте знать, если понадобится моя помощь.

Остин поблагодарил Гутьереса и повернулся к Мюллеру, когда капитан ушел.

– Полагаю, вы тоже скоро вернетесь на свой корабль?

– Пока еще нет, – ответил тот. – Нам на смену идет другой корабль поддержки, но он будет здесь через несколько часов, так что у меня пока еще есть время. А сейчас, когда капитан Гутьерес покинул нас, я бы хотел обсудить с вами сложившуюся ситуацию, если, конечно, не возражаете.

– Разумеется, нет, – охотно откликнулся Остин. – Мы видели совсем немного, но обсудить предстоит очень многое.

Мюллер улыбнулся:

– Когда я впервые услышал эту жуткую историю, мне показалось, что мы имеем дело с пиратами, хотя их никогда не было раньше в этом районе Мирового океана.

– Теперь вы изменили свое мнение насчет пиратов? – спросил Остин.

– Да, пришлось оставить эту идею, – признался Мюллер. – Не хотелось бы лишний раз напоминать, но я офицер военно-морской разведки и поэтому сразу же после просмотра видеозаписи связался со своим штабом в Вашингтоне и попросил их проверить по своим каналам любую информацию, касающуюся «красноглазых демонов» или человекообразных животных. Вы бы слышали, что мне ответили через некоторое время. Разумеется, они проверили все, даже всякие легенды насчет Дракулы и других голливудских героев. Вы слышали, например, о существовании рок-группы под названием «Красноглазые демоны»?

– Нет, мои познания в области рок-музыки ограничиваются группой «Роллинг стоунз», – улыбнулся Остин.

– Мои тоже. Как бы то ни было, я провел несколько часов над изучением полученных сведений и в конце концов остановился вот на этом.

Мюллер открыл кейс, вынул лист бумаги и протянул его собеседнику. Тот развернул его и прочитал заголовок:

ВСЕ ЕЩЕ НЕ НАЙДЕНА СЪЕМОЧНАЯ ГРУППА. ПРОПАЛИ ТЕЛЕЖУРНАЛИСТЫ И УЧАСТНИКИ ПРОГРАММЫ.

ПОЛИЦИЯ В НЕДОУМЕНИИ.

Это было сообщение агентства Рейтер из Лондона. Остин прочел текст:

Власти заявили, что до сих пор не имеют никакой информации относительно таинственного исчезновения четверых тележурналистов и еще семи человек, которые участвовали в съемках одного из эпизодов телевизионного реалити-шоу «Изгои» на безлюдном островке неподалеку от берегов Шотландии.

В соответствии с правилами телеигры все члены так называемого «клана» должны были каждую неделю изгонять с острова очередного участника – «изгоя». Вертолет, который прибыл на остров, чтобы забрать последнего изгнанного участника, не обнаружил на нем ни единой живой души. Позже полиция, работавшая в контакте с ФБР, обнаружила на камнях следы крови и высказала предположение о возможности каких-то насильственных действий.

Единственная оставшаяся в живых свидетельница, которая долго скрывалась на острове, сейчас дома и с трудом приходит в себя. По некоторым слухам, она неохотно отвечает на вопросы и утверждает, что на участников телепередачи напали какие-то «красноглазые демоны». Власти отвергают подобные объяснения и считают, что женщина страдает приступами галлюцинаций, вызванными каким-то шоком.

Популярное телевизионное шоу, которое было создано на основе ранее известных развлекательных программ типа «Последний герой», было подвергнуто серьезной критике за то, что всячески поощряет жестокое обращение участников друг с другом и подвергает их весьма рискованным испытаниям, вызывающим у человека глубокий стресс. Телекомпания уже предложила вознаграждение в размере 50 тысяч долларов за любую информацию о судьбе участников передачи.

Курт передал публикацию Завале, который быстро прочитал ее от начала до конца, а потом сказал:

– Не понимаю, каким образом это может быть связано с исчезновением «Элвина»?

– Да, непосредственная связь здесь не просматривается, – согласился с ним Остин, – но ты попытайся проследить ход моих мыслей. Я возвращаюсь к тем самым следам на дне океана, которые мы только что видели на экране. Совершенно ясно, что на территории Затерянного города происходят странные события, суть которых кто-то очень хочет сохранить в тайне.

– Похоже на правду, – кивнул Завала. – Разумеется, люди, которые оставили следы на дне океана, делают все возможное, чтобы никто не совал нос в их дела и не рыскал вокруг геотермальных источников.

– Но если у тебя есть какая-то тайна, то что бы ты сделал, узнав, что туда спустилась миниатюрная подводная лодка с видеокамерой и совершенно ясными изыскательскими целями?

– Это ясно, – без колебаний ответил Завала. – Если бы я знал, что экспедиция находится под контролем средств массовой информации, то просто-напросто убрал бы оттуда всю подводную технику.

– Не все так просто, – возразил Остин. – На дне океана остались вполне различимые следы деятельности, которые могли быть обнаружены исследователями, после чего неизбежно встал бы вопрос об их происхождении. Так или иначе тебе пришлось бы ограничить доступ в этот район всех нежелательных лиц. Кроме того, тебе пришлось бы позаботиться о судьбе возможных свидетелей, которые уже видели эти следы.

– В таком случае становится ясно, почему грузовое судно, заполненное красноглазыми монстрами, должно было напасть на «Атлантис», – задумчиво произнес Завала.

– Предположим, «Атлантис» внезапно исчезает, – продолжал рассуждать Остин. – Но когда подводный аппарат «Элвин» достигнет поверхности и обнаружит, что судна нет, члены экипажа поднимут тревогу и позовут на помощь, что вполне естественно. Вскоре в этом районе начнут разворачиваться широкомасштабные поиски, и не исключено, что в ходе расследования будут обнаружены следы На дне океана, что привлечет к себе еще больше внимания со стороны властей и прессы.

– Из этого можно сделать единственный вывод, – поддержал его Завала: – «Элвин» был захвачен теми, кто оставил следы вокруг подводных геотермальных источников.

– Но капитан Гутьерес сказал, что на дне сейчас нет ни одного подводного аппарата, – вмешался в разговор Мюллер. – И я верю ему.

Остин снова посмотрел на газетную статью.

– Здесь красные глаза и там красные глаза. Слишком поверхностная связь…

– Согласен, – кивнул Мюллер. – Именно поэтому я приказал сделать со спутника ряд снимков этого острова и прилегающей к нему акватории. – Он вынул из кейса стопку фотографий и разложил их на столе. – На многих маленьких островках расположены небольшие рыбацкие поселки, основанные много лет назад. Но есть и такие, где единственными обитателями являются большие колонии морских птиц. А этот остров привлек мое внимание… показался каким-то странным.

Он пододвинул к Остину одну из фотографий, где был виден ряд приземистых серых зданий, отдаленных от морского берега. К ним вели какие-то примитивные дороги.

– У вас есть какие-то мысли насчет предназначения этих зданий? – спросил Остин.

– Когда-то этот остров принадлежал британскому правительству, которое устроило там базу подводного флота в годы Второй мировой войны, а по том продолжало эксплуатировать ее во время «холодной войны». А недавно остров был продан частной корпорации, владельцев которой мы пытаемся сейчас отыскать Предположительно остров использовался для исследования миграций морских птиц, но точно никто ничего сказать не может, так как доступ в частное владение закрыт.

– А это, должно быть, патрульный катер, который обеспечивает закрытый режим, – сказал Остин, показывая пальцем на крохотную белую черточку у берега острова.

– Вполне возможно, – согласился Мюллер. – У меня есть фотографии, сделанные в разное время суток, и на них хорошо видно, как эта точка меняет свое положение курсируя вдоль береговой линии.

Внимательно рассматривая прибрежные скалы и отмели, опоясывающие остров, Остин обратил внимание на темный объект овальной формы, расположенный неподалеку от входа в бухту. На других фотографиях он видел его совсем в другом положении. Контуры объекта были смутными, будто он находился под водой и постоянно перемещался вдоль берега. Он протянул снимки Завале.

– Джо, взгляни на этот предмет.

Будучи крупным знатоком подводных аппаратов, Завала мгновенно определил характер объекта.

– Нет никаких сомнений, это подводная лодка, – уверенно заключил он, разложив на столе фотографии.

– Дайте-ка мне взглянуть еще раз, – опомнился Мюллер. – Будь я проклят! Я был так сосредоточен на тех объектах, которые находились на суше и на поверхности воды, что совершенно не заметил того, что находилось под водой. Вероятно, я принял этот предмет за какую-то рыбину или что-нибудь в этом роде.

– Да, это действительно рыбина, – улыбаясь, сказал Завала. – Колоссальная рыбина, на мощных аккумуляторах и хорошо механизированная. Думаю, что-то вроде АПА.

– Автономный подводный аппарат?

– Да, первоначально их использовали для коммерческих и научно-исследовательских целей. Этот тип небольших подводных лодок стал образцом применения самых современных технологий подводного назначения. На самом деле эти подводные аппараты являются роботами, которые могут осуществлять самые разнообразные операции, действуя автономно и под управлением сложных компьютерных программ. Этим они существенно отличаются от аналогичных аппаратов с дистанционным управлением – там решения принимают специально подготовленные операторы. АПА, как правило, имеют довольно сложные сонарные и акустические системы слежения и могут легко обнаружить любой предмет, перемещающийся на воде или под водой в прилегающей к острову акватории. Кроме того, они могут подавать сигнал тревоги на мониторы, расположенные на специально оборудованных базах слежения.

– В военно-морском флоте АПА используют вместо дельфинов, которых раньше обучали распознавать мины по запаху, – уточнил Мюллер. – Я где-то слышал, что некоторые АПА могут быть запрограммированы для нанесения атакующих ударов по противнику.

Остин долго смотрел на снимки, разложенные на столе, потом твердо сказал:

– Ситуация требует от нас принятия срочных решений.

– Послушайте, – взмахнул рукой Мюллер, – я, конечно, не могу навязывать вам свое мнение и советовать, что предпринять в такой ситуации, – речь идет о судьбе ваших друзей, – но мне кажется, что сейчас вы ничего не можете сделать. Капитан Гутьерес будет продолжать поиски и непременно известит вас, если обнаружит хоть что-нибудь, имеющее непосредственное отношение к делу.

– Вы хотите, чтобы мы оставили этот район?

– Дело в том, что военно-морские силы США не могут просто так нагрянуть на этот остров, являющийся частным владением. Зато это вполне может сделать парочка хорошо натренированных и подготовленных специалистов.

Остин повернулся к Завале:

– А ты, Джо, что думаешь по этому поводу?

– Это очень сложная игра, – ответил тот. – Мы будем охотиться за этими тварями со свирепыми красными глазами, а Пол и Гэмей могут оказаться совсем в другом месте.

Остин понимал, что Джо прав, но инстинкт охотника упрямо вел его к острову.

– Мыпопросили бы, чтобы поблизости всегда был гидросамолет, – сказал он Мюллеру. – Вернемся на Азоры, а там можно без труда найти подходящий рейс. Если повезет с расписанием, то уже завтра мы сможем собственными глазами осмотреть ваш таинственный остров.

– Я не сомневался, что вы поступите именно так, – с восхищением заключил Мюллер и улыбнулся.

Менее чем через час гидросамолет взмыл над водой сделал круг почета над научно-исследовательским судном и военным крейсером и вскоре исчез за горизонтом, направляясь в сторону Азорских островов вместе с Остином и Завалой. Может быть, впервые в жизни друзья отправлялись в путешествие с настолько непредсказуемым финалом.

Глава 28

Дарнье жил в старом фермерском доме с красной крышей и оштукатуренными белыми стенами, который стоял на возвышенности и выходил окнами на старинный городок Экс-ан-Прованс. Скай предусмотрительно позвонила антиквару с железнодорожной станции, чтобы он знал, что она уже приехала, и тот уже ожидал гостью на веранде. Таксист остановился перед домом, высадил ее и умчался прочь, а они по-дружески обняли друг друга и обменялись поцелуями. После традиционного приветствия Дарнье пригласил Скай на широкую террасу, возле которой располагался окруженный цветочными клумбами бассейн. Он усадил ее в кресло и поставил на стол два бокала, в которые налил кремовый коктейль.

– Даже не представляешь, дорогая, как я рад видеть тебя здесь, – сказал он, изучающе глядя на гостью.

Они чокнулись и отхлебнули охлажденный сладковатый напиток.

– Да, Шарль, я тоже рада, что наконец-то навестила тебя, – отозвалась Скай, закрыв глаза и подставляя лицо мягким лучам солнца. Она с удовольствием вдыхала чистый прохладный воздух, насыщенный приятным ароматом цветов и влагой Средиземного моря.

– Ты была не слишком многословна, когда звонила мне в последний раз, – сказал Дарнье. – Насколько я понимаю, ваш визит в родовое поместье Фошаров прошел успешно.

Она распахнула глаза.

– Он прошел так, как мы и ожидали.

– Хорошо. Надеюсь, мистер Остин получил удовольствие от моего «роллс-ройса»?

Скай немного замялась:

– И да, и нет.

Дарнье удивленно поднял бровь.

– Знаешь, прежде чем я расскажу тебе обо всех наших приключениях, налей нам обоим еще по коктейлю.

Дарнье наполнил бокалы, после чего Скай в течение сорока пяти минут описывала ему события, которые произошли в родовом замке Фошаров, начиная с того момента, когда Эмиль встретил их у парадного входа, и заканчивая безумным полетом на старом аэроплане. И с каждым новым событием лицо Дарнье становилось все угрюмее.

– Они самые настоящие чудовища, этот Эмиль и его мамаша! – воскликнул он, когда Скай закончила свой рассказ.

– Шарль, мы очень сожалеем, что загубили твой автомобиль, но ты сам видишь – при таких обстоятельствах просто не оставалось другого выхода.

Широкая улыбка на лице антиквара мгновенно сменила прежнее угрюмое выражение.

– Самое главное, что вы остались целы и невредимы, – быстро произнес он. – А потеря моего «роллса» не имеет никакого значения. На самом деле я заплатил только часть его истинной стоимости. Купил «по дешевке», как выразился бы твой американский друг.

– Я так и думала.

Дарнье немного помолчал, а потом продолжил:

– Меня заинтриговал портрет Жюля Фошара, который ты мне только что обрисовала. Ты действительно уверена, что на нем изображен тот самый шлем?

– Да. А тебе удалось выяснить что-нибудь интересное?

– Да, я добился немалого прогресса в идентификации этой вещи. – Антиквар осушил до дна свой бокал. – Если ты уже отдохнула и освежилась, пойдем к Вибелю.

– А что такое Вибель?

– Не что, а кто. Оскар Вибель – эльзасец, который живет в нашем городке. Шлем сейчас находится у него.

– Не понимаю.

Дарнье встал с кресла и взял Скай за руку.

– Поймешь, когда с ним познакомишься.

Через несколько минут они сели в «ягуар» и помчались по узкой проселочной дороге, которая петляла между холмами. Дарнье лихо управлял автомобилем, умело объезжая рытвины.

– Расскажи мне подробнее об этом человеке, – попросила Скай, когда они въехали на окраину городка и повернули на улочку между Ателье-де-Сезанн и кафедральным собором Сен-Совер.

– Вибель – замечательный мастер и знаток оружейного ремесла, – пояснил Дарнье. – Один из лучших, кого мне доводилось встречать. Мастер своего дела. Он уже много лет создает копии старинного оружия и военной техники и успешно торгует ими. Однако его изделия настолько искусные и точные, что их приобретают не только частные коллекционеры, но и многие современные музеи мира. Многие даже понятия не имеют, что покупают у него не оригинальные произведения античности, а вполне современные копии, изготовленные в его мастерской.

– Подделки?

Дарнье возмущенно заморгал.

– Не понимаю, как эти прекрасные уста могут источать такие жестокие слова. Я всегда предпочитаю называть подобные вещи высококачественными репродукциями.

– Шарль, прости за назойливость, но хотелось бы знать: ты тоже впариваешь эти замечательные репродукции музеям и своим многочисленным клиентам?

– А я никогда не распространяюсь насчет подлинности своих товаров. Подобные вещи могут довести меня до тюрьмы за подделку предметов антиквариата. Я просто намекаю клиентам, что нужные им предметы могут иметь не вполне оригинальное происхождение, а все остальное они должны домыслить сами. Как сказал известный американский комедиограф Филдз, «нельзя обманывать честного человека»… Вот мы и приехали.

Он свернул на обочину, припарковался, а вскоре повел Скай к двухэтажному кирпичному дому, выстроенному в средневековом стиле. У двери Дарнье позвонил, и через секунду на пороге появился крепыш лет шестидесяти, одетый в рабочую спецовку. Он широко распахнул дверь и приветливо улыбнулся гостям, широким жестом приглашая их в дом. Дарнье представил ему Скай и объяснил цель их визита.

Вибель, казалось, был собран из самых разных и не всегда подходящих друг другу запасных частей. Лысая голова казалась слишком большой на узких плечах, а когда он снял старомодные очки с толстыми стеклами, оказалось, что добрые глаза слишком маленькие для такого крупного лица. Зато прекрасные ухоженные зубы вполне соответствовали уровню какого-нибудь модного дизайнера. Пальцы его были тонкими и длинными, как у пианиста а руки и ноги – толстыми и короткими. Вся внешность Оскара Вибеля напоминала Скай героя по имени Моул из классического английского произведения Кеннета Грехэма «Ветер в ивах».

Вибель бросил в сторону Скай застенчивый взгляд и сказал:

– Теперь я понимаю, Шарль, почему ты так долго не наведывался ко мне. Похоже, ты действительно был занят чем-то более интересным.

– Если хочешь знать, мой дорогой друг, мадемуазель Лабель приехала ко мне совсем недавно, и все это время я рассказывал ей о твоем замечательном мастерстве.

Вибель недоверчиво хмыкнул, но по всему было видно, комплимент пришелся ему по душе.

– Спасибо, Шарль. Я как раз заварил тут экзотический чай, – похвастался он и повел гостей на кухню, которая с первого взгляда поражала необыкновенным порядком. Они уселись за небольшой столик, хозяин налил гостям крепко заваренный чай, а потом засыпал Скай вопросами о ее работе. Она терпеливо отвечала на вопросы и никак не могла избавиться от впечатления, что Вибель аккуратно рассортировывает полученную информацию по файлам своей памяти.

– Шарль мне тоже успел немало рассказать о вашей работе, месье Вибель.

Когда Вибель начинал волноваться, он слишком часто вставлял в свои фразы словечко «ага», что делало его речь несколько вычурной, если не сказать странной.

– Ага, значит, он уже все рассказал. Ага, ну что ж, в таком случае я просто покажу вам свою мастерскую.

Он повел их вниз по узкой лестнице в подвальное помещение, ярко освещенное мощными флуоресцентными лампами. Изначально это была кузница, оснащенная печью, наковальней, всевозможными молотами и длинными щипцами – то есть всем, что требовалось для работы с раскаленным металлом. Стены мастерской были увешаны кольчугами, панцирями, латами, самыми разнообразными шлемами, наплечниками, наручниками, налокотниками и прочими защитными средствами средневекового рыцарства. Дарнье сразу посмотрел на длинные полки, где были выставлены самые разнообразные шлемы и другие головные уборы античных воинов.

– Где шлем, который я тебе оставил? – спросил он хозяина после беглого осмотра полок.

– Такие редкие вещи я никогда не выставляю напоказ, – пояснил Вибель. – Они требуют особого обращения. – Он подошел к доспехам огромного средневекового рыцаря, поднял забрало и просунул внутрь руку. – Это предмет массового производства. Ага, я сделал их специально для Китая, где они будут украшать интерьер каких-то дорогих ресторанов.

Через минуту он нащупал пальцами выключатель, повернул, и деревянная панель стены шириной примерно четыре фута стала медленно отодвигаться, открывая за собой стальную дверь. Вибель, став так, что собственной фигурой заслонил замок, набрал секретный код и потянул на себя дверцу огромного сейфа. Затем снял с полки большую квадратную коробку, закрыл дверцу сейфа и положил коробку на стол. Убедившись, что вся процедура произвела на гостей должное впечатление, он открыл коробку и вынул оттуда шлем Фошара.

Скай долго смотрела на забрало и пыталась сравнить его формы с теми чертами семейства Фошаров, которые врезались ей в память в результате недавнего визита в замок.

– Прекрасное произведение, – лирически произнес Вибель и провел рукой над шлемом, как предсказатель над хрустальным шаром, не касаясь его рукой. – Ага, уникальная вещь. Причем сейчас я оцениваю эту вещь только с точки зрения мастерства металлообработки, не более. Дело в том, что использованный для изготовления этого шлема металл является в высшей степени необычным. Нет никаких сомнений, что источником стал какой-то метеорит.

Дарнье улыбнулся и посмотрел на Скай:

– Именно этой теории придерживается и мадемуазель Лабель. Тебе удалось определить возраст этой вещи?

– Некоторые черты этой весьма необычной формы являются совершенно неизвестными нам, как вы сами уже отметили. Но все же я бы оценил возраст этого шлема примерно в полторы тысячи лет, когда на лицевой части подобных военных головных уборов впервые появляются более или менее четкие черты лица. При этом, разумеется, сам металл может принадлежать более древнему периоду времени. Эта отметина является самым обыкновенным свидетельством прочности, поскольку выдержала удар пули. А вот это отверстие является более сложным образованием. Оно могло быть сделано либо с небольшого расстояния, либо с помощью современного и довольно мощного оружия. Вполне возможно, что кто-то использовал этот шлем в качестве специальной мишени для стрельбы из крупнокалиберного пулемета.

– А что ты можешь сказать насчет возможного изготовителя?

– Не скрою, этот шлем является величайшим произведением искусства металлообработки из всех, которые мне приходилось видеть. Посмотрите на его внутреннюю сторону: здесь нет ни единой отметины от молота или другого инструмента, который обычно используется для ковки. Но даже без этого я могу с уверенностью сказать, что таким мастерством обладали только производители оружия из клана Фошаров.

– А что вам известно об этих оружейниках? – встрепенулась Скай.

– Семейство Фошаров было одним из трех знаменитых родов, которые основали своеобразную гильдию, известную сегодня под названием «Спиар индастриз». При этом каждая семья специализировалась в определенной области. Но металл плавили только Фошары. Фошары были и продавцами оружия, а их торговые агенты колесили по всей Европе. В результате они превратились в довольно сплоченную политическую группу, которая практически полностью отказалась от своей торговой марки – они считали, что хорошее качество оружия говорит само за себя. Именно поэтому я нахожу довольно странным, что этот замечательный шлем помечен их родовым символом. Надо полагать, он действительно играл для семьи чрезвычайно важную роль.

– Мадам Фошар сказала мне во время беседы, что каждая голова орла обозначает одну из семей – основоположников этой оружейной гильдии, – задумчиво сказала Скай.

Вибель прищурился.

– Вы говорили с мадам Фошар? – уточнил он.

Скай молча кивнула.

– Невероятно. Говорят, что она стала абсолютной отшельницей. Как она выглядит?

– Похожа на сложную смесь ядовитого скорпиона и не менее ядовитого паука под названием «черная вдова», – без колебаний ответила Скай. – Она сказала, что изображенный в центре орел символизирует могущество Фошаров и полный контроль над компанией в результате смерти соперников и весьма удачных браков.

Вибель разразился нервным смехом.

– А она не сообщила вам, что большая часть этих смертей была, так сказать, скоропостижной, а все брачные союзы заключались исключительно по расчету, с единственной целью – укрепить власть над компанией?

– Видите ли, когда речь заходит о делах семьи, мадам Фошар демонстрирует исключительную избирательность и никогда не вдается в подробности. Так, например, она напрочь отрицает широко известное мнение, что именно Фошары развязали Первую мировую войну и приложили руку ко Второй мировой.

– Да, эти слухи циркулируют уже много лет, – согласился Вибель. – Конечно, нет никаких сомнений, что ряд крупных торговцев оружием так или иначе спровоцировали начало войны, и среди них, безусловно, были Фошары. Ага, и где вы услышали эту историю?

– В их замке, от одного англичанина по имени Кавендиш. Он также сказал, что семейство Фошаров выкрало у его семьи секрет производства стали.

– А, сэр Кавендиш. Да, это именно так Его семья действительно лидировала в производстве высокопрочной стали, пока Фошары не выкрали у них технологию. – Вибель нежно погладил пальцами матовую поверхность шлема. – Скажите мне, пожалуйста, вы сами видите что-нибудь необычное в изображении этого орла?

Скай внимательно посмотрела на шлем и не заметила ничего такого, чего не видела раньше. Вдруг ее осенило:

– Постойте, кажется, я нашла одно различие. В одной лапе орла стрел больше, чем в другой.

– У вас острый взгляд, ага, – улыбнулся мастер. – Я заметил это с самого начала и сравнил с традиционными изображениями герба семейства Фошаров. Так вот, первоначально количество стрел в когтях каждой лапы было одинаковым. Потом я исследовал изображение более тщательно и обнаружил, что последняя стрела была добавлена к одной лапе гораздо позже. Не исключено, что это случилось в течение последнего столетия или около того.

– А зачем? – недоуменно спросила Скай.

Вибель загадочно ухмыльнулся и подсунул шлем под огромное увеличительное стекло, закрепленное на штативе.

– А вы сами посмотрите, мадемуазель Лабель.

Скай уставилась на шлем сквозь толстую линзу и поначалу никак не могла уловить, в чем, собственно, разница. И только потом до нее дошел смысл этого символа.

– Стрелы расположены так, что отдаленно напоминают какое-то странное письмо. Здесь можно видеть какие-то буквы и цифры. Шарль, посмотри, пожалуйста.

Дарнье посмотрел в увеличительное стекло.

– Как будто алгебраическое уравнение.

– Да-да! – радостно воскликнул Вибель. – Я тоже так подумал, но, к сожалению, так и не смог расшифровать… Здесь нужен хороший специалист.

– Курт сказал, что этот шлем может заключать в себе ключ к разгадке тайны семейства Фошаров, – задумчиво произнесла Скай. – Я должна забрать его в Париж, чтобы показать нашим университетским криптологам или математикам.

– Как жаль, – грустно заметил Вибель. – Я намеревался создать точную копию этого шлема. Может быть, вы позволите мне сделать это позже?

Скай улыбнулась:

– Конечно, месье Вибель, это можно сделать позже.

Он положил шлем в коробку и протянул ее Скай. Они поблагодарили старого мастера за проявленный интерес и попрощались. Во дворе Скай попросила Дарнье отвезти ее на железнодорожную станцию. Антиквар, конечно, был расстроен и всячески пытался отговорить ее от столь поспешного отъезда, но Скай была непреклонна. Она заявила, что хочет побыстрее вернуться в Париж, чтобы закончить дела. Правда, она пообещала, что скоро приедет погостить на более продолжительное время.

– Если ты так решила, то я вынужден подчиниться обстоятельствам, – с неудовольствием сказал он. – Ты еще увидишь мистера Остина?

– Надеюсь. У нас запланирован ужин… А почему ты спросил?

– Боюсь, тебе может угрожать опасность, и очень хотел бы, чтобы кто-нибудь присматривал за тобой.

– Я сама могу позаботиться о себе, Шарль, – заверила Скай и поцеловала его в щеку. – Но если тебя это успокоит, могу позвонить Курту по мобильному.

– Да, я бы чувствовал себя намного спокойнее, – тихо сказал он. – Пожалуйста, позвони мне, когда вернешься домой.

– Ты напрасно беспокоишься, Шарль, но я, конечно. позвоню.

Верная своему слову, Скай набрала номер телефона Остина в тот момент, когда поезд уже отошел от станции и быстро набирал скорость. Администратор отеля сообщил, что мистера Остина сейчас нет, но тот оставил ей сообщение.

– Он сказал, что занят сейчас чрезвычайно важным делом и непременно свяжется с вами позже, – добавил администратор.

Скай не могла понять, что за срочное дело могло отвлечь Остина до такой степени, что он оставил ей всего лишь короткое сообщение, но, с другой стороны, она привыкла считать его человеком слова и действия и принимать таким, как есть. Она ни минуты не сомневалась, что он действительно позвонит ей, как только представится возможность. Возвращение в Париж отняло не менее трех часов, а на вокзале она поймала такси и назвала адрес своего дома.

Расплатившись с таксистом, Скай вышла из машины и направилась к двери, когда кто-то произнес громким голосом на ломаном французском языке:

– Мой извинить. Вы говорить английский?

Она повернулась назад и увидела перед собой незнакомого высокого мужчину средних лет, рядом с которым стояла улыбающаяся женщина с большим пакетом «Мишлен-Грин».

Туристы. Возможно, американцы. Только они могут говорить с таким жутким акцентом.

– Да, я говорю по-английски, – ответила она. – Вы, наверное, заблудились?

Мужчина сонно улыбнулся:

– Как всегда.

– Мой муж не любит спрашивать дорогу даже дома, – просияла дама. – Мы никак не можем найти дорогу к Лувру.

Скай не ответила им улыбкой, так как не могла понять, почему у нее спрашивают дорогу к Лувру среди ночи и в таком неподходящем месте.

– Лувр находится на правом берегу. Это не очень близко отсюда, но на метро вы доберетесь туда очень быстро. Я могу показать вам, где находится станция метро.

– У нас есть карта города в машине, – быстро сказала женщина. – Может, вы покажете, где мы сейчас находимся?

Эта фраза насторожила ее еще больше. Париж невозможно объяснить человеку, который не знает город. Немного поколебавшись, Скай все-таки пошла вслед за ними к машине, которая была припаркована у обочины. Женщина открыла дверцу, сунула туда голову, а потом резко выпрямилась.

– Вы не могли бы сами посмотреть на карту, дорогая? Моя спина…

– Разумеется, – согласилась Скай и наклонилась над сиденьем, придерживая правой рукой коробку со шлемом. Однако никакой карты на сиденье она не увидела. Зато почувствовала острую боль в бедре, будто ее укусила пчела. Она инстинктивно дернула рукой, защищая ужаленное место, а потом повернула голову и увидела перед собой ухмыляющиеся лица американцев. После этого они стали расплываться и вскоре полностью исчезли.

– С вами все в порядке, моя дорогая? – послышался издалека голос женщины.

– Я… – пыталась сказать Скай, но язык не слушался ее, разбухая во рту и занимая почти все его пространство. Мысли ее тоже стали распадаться на мелкие фрагменты.

– Почему бы вам не присесть на минутку? – донесся до нее вопрос мужчины. Он говорил без акцента.

В ту же минуту Скай втолкнули в автомобиль, и она уже не имела абсолютно никаких сил для сопротивления, когда кто-то вырвал из ее рук коробку со шлемом. Женщина села в машину рядом с ней и захлопнула дверцу Скай уже не видела, как мужчина обошел вокруг машины, сел на место водителя, и автомобиль, скрипнув шинами, рванул с места. Она все еще смотрела в окошко, но уже ничего не могла разглядеть, кроме каких-то размытых предметов.

А потом перед ее глазами повисла темная пелена.

Глава 29

Проверяя графики на мониторе компьютера и аккуратно занося все данные в блокнот, Траут демонстрировал истинную научную добросовестность и усердие. Он уже третий раз анализировал те образцы минералов, которые были взяты с территории Затерянного города, однако вносимые им в блокнот данные не имели ничего общего с полученными результатами. Вспоминая подробности недавнего разговора с Маклином, он старался начертить более или менее подробную схему острова.

С внешней стороны исследовательский центр выглядел невзрачно. Он размещался в трех небольших строениях, которые некогда служили жилищем для технической команды, обслуживавшей британскую подводную лодку. Два из них представляли собой полуцилиндрические постройки, покрытые стальными листами и примыкающие друг к другу в виде длинного ангара. Третье здание стояло чуть поодаль, образуя вместе с первыми двумя некую геометрическую фигуру в виде большой буквы «Т». Здесь находились и жилье для научных работников, и сама лаборатория, где проводились анализы океанских образцов.

Внешне здания казались заброшенными старыми строениями, покрытыми ржавчиной и пылью, но внутри все было по-другому. В помещениях царил порядок, они были хорошо освещены и обогреты. Что же касается собственно лаборатории, она была оснащена самым современным техническим оборудованием, которое. по мнению Траута, ничем не уступало тому, что применялось в агентстве НАПИ. Единственным отличием были охранники, которые маячили возле каждой двери с автоматами в руках.

Маклин сказал, что его доставили сюда на самолете, из иллюминатора он видел остров с высоты птичьего полета. Когда самолет шел на посадку, ученый заметил, что остров по форме напоминает чашу, окруженную со всех сторон скалами. И только в одном месте горная гряда прерывалась, образуя небольшую и хорошо скрытую от посторонних глаз бухту. А между бухтой и следующей скалой, поверхность которой казалась белой от многочисленных отходов жизнедеятельности птиц, располагался пляж длиной не более полумили.

Длинное тело субмарины покоилось у самого входа в бухту, куда вела узкая дорога, соединявшая жилые помещения с берегом. Чуть выше эта дорога проходила мимо старого заброшенного храма и развалин рыбацкого поселка и соединялась с другой дорогой, ведущей в глубь острова. Она поднималась вверх, превратившись в узкую тропинку, а потом спускалась вниз к самому центру острова, где находился кратер давно потухшего вулкана.

В отличие от скалистой поверхности внешнего круга горной гряды, которая защищала остров с моря, внутреннее пространство было ровным; лишь изредка пустынный пейзаж нарушали небольшие вкрапления высоких сосен и разлапистых дубов. Дорога заканчивалась возле бывшей военно-морской базы, в зданиях которой сейчас располагались виварий и лаборатория под командованием полковника Стреги.

Маклин пересек помещение лаборатории и подошел к Трауту.

– Прошу прощения, что прерываю работу, – сказал он. – Как идут анализы?

Траут постучал ручкой по блокноту.

– Пока ничего интересного, Мак.

Маклин склонился над Траутом, делая вид, что внимательно изучает исследуемые образцы.

– Я только что разговаривал с полковником Огретой, – сказал он тихим голосом. – Похоже, проверка формулы дала положительные результаты.

– Ну поздравляю, – угрюмо буркнул Траут. – Значит, мы уже перестали быть полезными для них? Почему же мы еще живы?

– Стрега, конечно, отъявленный мерзавец и жестокий убийца, но при этом он обладает хорошим чутьем и уникальными организаторскими способностями. Он сделает все возможное, чтобы еще много раз проверить все детали этой операции, а между тем будет наслаждаться своей властью на этом острове, где его никто не смеет беспокоить. Есть основания полагать, что завтра он устроит нам роскошный пикник, а потом заставит нас вырыть себе могилу.

– Значит, остается только одна ночь, – задумчиво произнес Траут и протянул блокнот Маклину. – Посмотри, насколько точно эта карта совпадает с тем, что ты видел с борта самолета.

Маклин внимательно посмотрел на карту.

– У тебя несомненный дар картографа. Здесь все правильно до самых мелких деталей. И что дальше?

– Вот как я вижу наш дальнейший план, Мак. ДВПД, как выражается Курт Остин.

– Прости, не понял.

– «Делай все просто, дурачок!» Мы пойдем по этой узкой тропинке, – как мне кажется, это единственный выход из кратера. Потом доберемся до бухты, где, по твоим словам, должна быть небольшая пристань.

– Я не совсем уверен в этом, нас привезли сюда в сумерках.

– Но это вполне соответствует здравому смыслу. Предположим, что здесь действительно есть причал, а раз так, стало быть, должна бытъ и какая-нибудь лодка. Так вот, мы позаимствуем эту лодку и выйдем в море, а там уже посмотрим, что дальше.

– А как насчет непредвиденных обстоятельств?

– Какие там обстоятельства! Если что-нибудь пойдет не так, то всем нам конец. Но другого выхода нет, учитывая столь печальную для нас альтернативу. Стоит попробовать.

Маклин долго смотрел на Траута. За внешне невозмутимым спокойствием этого ученого явно скрывались сила воли и готовность к решительным действиям. Через секунду его губы растянулись в грустной улыбке.

– Мне нравится простота этого плана, однако не может не беспокоить его принципиальная осуществимость.

Траут вздрогнул.

– Я предпочитаю не использовать в данной ситуации слово «осуществимость».

– Извини, что открыто выражаю свой пессимизм, – тихо сказал Маклин. – Эти люди выбили из меня чувство правого смысла. Готов все отдать ради реализации этого плана.

Траут откинулся на спинку стула и задумчиво посмотрел на Гэмей и Сэнди. Обе сидели рядом и увлеченно изучали полученные со дня океана образцы грунта. Затем он перевел взгляд в конец лаборатории, где находились другие ученые, не догадывавшиеся о приближающейся трагической развязке.

Маклин поймал его взгляд и наклонился еще ниже.

– А как насчет этих несчастных?

– Интересно, мог ли Стрега внедрить кого-нибудь из них в нашу группу, чтобы они следили за нами?

– Я неоднократно говорил с каждым из них. Их страх за свою жизнь показался мне таким же неподдельным, как и наш собственный.

Траут глубоко задумался над предстоящим побегом, словно пытаясь просчитать все возможные варианты неудачи и вытекающих из нее последствий.

– Конечно, слишком рискованно посвящать в план побега всех… Большая группа людей привлечет к себе гораздо больше внимания. Наша единственная надежда заключается в том, чтобы выбраться из лаборатории всем вместе. Главное – захватить катер. Там обязательно должны быть радиостанция и навигатор. Мы тут же вызовем подмогу.

– А если не сможем?

– Значит, пойдем на дно вместе с катером.

– Ладно, а как ты предлагаешь пройти мимо охранников? А забор из колючей проволоки, по которой пропущен электрический ток?

– Я сейчас это обдумываю. Надо как-то отвлечь их.

– Это должно быть что-то грандиозное. Стрега сделал из них хладнокровных профессиональных убийц.

– Каждый из них должен быть занят спасением собственной шкуры, – тихо произнес Траут и поделился с другом своим планом, после чего лицо последнего мгновенно посерело.

– Боже мой, старина, а ты не боишься, что события могут полностью выйти из-под контроля?

– Именно на это я и рассчитываю. Если мы не сможем использовать транспортные средства, придется топать пешком, а это значит, что дорога будет каждая минута.

– Не смотри на меня, – тихо прошептал Маклин. – Один из охранников пристально наблюдает за нами. Сейчас я стану размахивать руками и делать вид, что недоволен ходом работы. Но ты не волнуйся.

– Бога ради.

Маклин показал на экран компьютера и замахал рукой, грозно насупив брови. Затем схватил блокнот Траута, швырнул его на пол и громко выругался, после чего резко повернулся и быстро направился в другой конец лаборатории. Траут вскочил со стула, поднял блокнот и с недовольным видом уставился в спину уходящему Маклину. Охранник улыбнулся, наблюдая за этой сценой, затем вынул из кармана пачку сигарет и вышел во двор покурить.

А Траут тем временем быстро подошел к Гэмей и Сэнди и коротко поделился с ними планом бегства.

Глава 30

Остин вошел в паб под названием «Кровожадная морская змея» и сразу направился через весь прокуренный зал в дальний угол, где за столиком сидел Завала, беседуя с каким-то беззубым типом, который был похож на шотландскую версию главного героя повести «Старик и море». Увидев Остина, Завала поспешил пожать руку собеседнику, который присоединился к своим друзьям у стойки бара.

Остин сел на освободившееся место и улыбнулся другу:

– Рад видеть, что ты не теряешь зря времени, уже успел завести друзей.

– Для американца мексиканского происхождения это не такое уж простое дело. У них жуткий акцент, такой же густой, как соус чили, а в этом городе нет ни единой порции текилы. – Джо поднял стакан, словно пытался пожаловаться.

– Впечатляющее зрелище, – улыбнулся Остин без каких бы то ни было признаков участия. Он подозвал официанта и заказал себе кружку пива.

– Ну и как твоя миссия? – спросил Завала.

Вместо ответа Остин полез в карман куртки, вынул оттуда кольцо с ключом зажигания и положил на стол.

– Ты видишь перед собой последнее дополнение к глобальному флоту агентства НАПИ, включая знаменитые его научно-исследовательские суда.

– У тебя были какие-то проблемы? – поинтересовался Завала.

Остин покачал головой:

– Я просто прогулялся по пирсу и выбрал там самое ужасное судно, которое только было в наличии. А потом я нашел его владельца и сделал ему предложение, от которого он не смог отказаться.

– И это не вызвало у него никаких подозрений?

– Я сказал ему, что являюсь продюсером американского телевидения, который снимает программу «Изгои», и с этой целью нам срочно понадобилась небольшая посудина. А после того как я показал ему стопку долларов, мне осталось добавить, что я представляю фирму «Планета НАПИ», но ему было уже все равно. На эти деньги он сможет купить себе совершенно новое судно. После этого мы совершили формальности, чтобы все было вполне легально, я попросил его не распространяться об этом деле и даже пообещал пригласить для участия в телевизионном шоу.

– А у него не было каких-либо идей насчет таинственного исчезновения всей предыдущей съемочной группы шоу «Изгои»?

– Более чем достаточно, но все это досужие сплетни, которые он слышал от своих друзей. Правда, он говорил, что полиция прочесала весь остров, но власти запретили распространять какую-либо информацию. Но если верить слухам, которые циркулируют в прибрежных поселках, полиция обнаружила на острове следы крови и отдельные части человеческих тел. Кстати сказать, местные жители не очень-то обеспокоены подобными слухами; они абсолютно уверены, что все это вранье, часть игры, и вполне соответствует новейшим рекламным технологиям, нацеленным на привлечение максимальной телеаудитории. Они не сомневаются, что вскоре якобы пропавшая съемочная группа объявится на каком-нибудь, тропическом острове для съемки очередного телешоу. Что же касается единственной выжившей свидетельницы, то они считают, что это актриса, которой заплатили кучу баксов, чтобы она придумала историю с какими-то красноглазыми чудовищами. А что говорят твои источники.

– Примерно то же самое рассказал мне парень, с которым я сидел за столом, – пожал плечами Завала. – Он живет в этих краях с незапамятных времен и знает практически все, что здесь происходит. Я представился ему спортсменом-ныряльщиком и сказал, что намерен потренироваться в окрестных водах.

– А твой друг, случайно, не упоминал о какой-либо связи между инцидентом с группой «Изгоев» и этим островом? – полюбопытствовал Остин.

– Да, сначала здесь поползли какие-то слухи, но всё быстро забыли.

– А как далеко находится интересующий нас остров от места съемок телешоу «Изгои»?

– Примерно в пяти милях. Местные жители почему-то уверены, что это полуофициальное мероприятие и что остров до сих пор принадлежит правительству, – добавил Завала. – Откровенно говоря, это похоже на правду, если учесть его недавнее прошлое. Во всяком случае, местные рыбаки до сих пор обходят его стороной, так как стоит только подумать о высадке на остров, как появляется какой-то патрульный катер с вооруженными до зубов людьми. А некоторые рыбаки уверяют, что собственными глазами видели, как их преследовала небольшая подлодка.

– Это вполне соответствует тому, что мы видели на фотографиях из спутника, – задумчиво сказал Остин. – Похоже, для охраны острова широко используют подводные аппараты с автономным управлением.

Дверь паба отворилась, и на пороге показалась крупная фигура того самого рыбака, который выгодно продал Остину свое потрепанное судно. Остин испугался, что этот везунчик начнет сейчас угощать всех выпивкой, а ему очень не хотелось привлекать к себе внимание досужей публики – начались бы расспросы, поползли сплетни. Он осушил стакан с пивом и жестом показал Завале, чтобы тот сделал то же самое. После этого приятели покинули паб через черный ход и, быстро заглянув в свой номер, чтобы забрать заранее приготовленные сумки с вещами и снаряжением, через несколько минут уже шагали по узкой аллее к окутанной туманом гавани.

Остин пошел по причалу вдоль длинного ряда рыбацких лодок и остановился перед небольшим старым судном длиной не более двадцати пяти футов. Деревянный корпус суденышка, сбитый из соединенных внахлестку досок, имел высоко приподнятую корму и был рассчитан на неблагоприятные погодные условия в этих широтах. Палуба была пуста, за исключением небольшой рулевой рубки, расположенной на самой корме. Даже в густом тумане было хорошо видно, что корпус красили много раз.

– Это корыто местные жители называют забавным словом «криллер», то есть корзина для рыбы, – ухмыльнулся Остин. – Бывший владелец сообщил мне по секрету, что судно построено еще в семьдесят первом году.

– Это в каком же семьдесят первом? В 1871-м или 1971-м? – хмыкнул Завала. – Очень бы хотелось посмотреть на удивленное лицо Питта, когда он получит счет за эту роскошную яхту.

– Я хорошо знаю Питта и думаю, что он нас поймет, – возразил Остин.

Завала посмотрел на борт судна и громко прочитал:

– «Спутер»?

– Да, это местное словечко, так они называют острого, как бритва, моллюска. Говорят, что он не только съедобный, но и обладает какими-то чудодейственными свойствами, усиливая половое влечение.

– Правда? – заинтересовался Завала. – Наверное, в нем столько же пользы, что и в пресловутых рогах носорогов.

Они забрались на палубу судна и стали осматривать его. Пока Завала изучал палубу, Остин заглянул в рубку, которая была не больше, чем пара телефонных будок. Крошечное помещение было пропитано запахом табака и дизельного топлива. Когда Остин вернулся на палубу, Завала смотрел куда-то вдаль, поставив ногу на обшитый досками борт.

– Нормально.

– Да, эта старая ржавая посудина на самом деле более устойчива и прочна, чем может показаться на первый взгляд. Кстати, надо посмотреть, нет ли здесь морской карты.

Остин вернулся в рулевую рубку и нашел там промасленную старую карту, на которой нужный им остров был обозначен в десяти милях от гавани. Остин показал пальцем на бухту и коротко изложил Завале суть плана, над которым ломал голову последнее время.

– Что скажешь?

– Низкотехнологичное решение высокотехнологичной проблемы, – шутливо ответил тот. – Думаю, стоит попробовать. Когда отчаливаем?

– Нет времени лучше, чем сейчас, – так же шутливо ответил Остин. – Я попросил владельца доверху заполнить бак горючим.

Он снова отправился в рулевую рубку, запустил двигатель, чтобы он как следует прогрелся, проверил работу бортовых приборов и сверил по компасу курс. Конечно, суденышко немало повидало на своем веку, но вся бортовая электроника была новой и работала исправно, что позволяло им успешно преодолеть значительный участок неизвестного им моря даже в условиях непроглядного тумана.

Через минуту Завала отвязал канаты, и Остин аккуратно повел судно из гавани. Двигатель гудел и чихал, словно спотыкаясь о невидимые препятствия, но в целом «Спутер» уверенно продвигался по направлению к таинственному острову, упрямо рассекая тупым носом пелену густого тумана.

Глава 31

Для человека ростом семь футов Траут двигался чрезвычайно быстро и тихо. Только очень острый глаз мог заметить, как он выскользнул из жилища заключенных вскоре после полуночи и мелкими перебежками направился к другому концу лагеря, стараясь не попадать на освещенную фонарями территорию. Впрочем, предосторожности были излишними: на площадке не было ни одного охранника, и сторожевая вышка была пуста. Из большого серого здания, где охранники устроили себе шумную вечеринку, доносились пьяные выкрики, хохот и громкая музыка. Траут догадался, что их тюремщики праздновали окончание опостылевшей службы на этом Богом забытом острове.

По мере удаления от серого здания звуки становились все тише. Траут быстро преодолел оставшееся расстояние по узкой и грязной тропинке. Здесь он мог Не скрываться и понесся изо всех сил, отталкиваясь длинными ногами. Когда в нос ударил уже знакомый смрад, он понял, что почти достиг цели. Сейчас нужно было полностью сосредоточиться на выполнении невероятно сложной задачи, иначе придется иметь дело с этим садистом; Стрега без колебаний скормит его своим тварям в этом самом виварии, который он с нежностью называл «зоопарком».

Перед освещенным пространством вокруг небольшого бетонного здания Траут перешел на шаг и направился прямо к входной двери. Там он посветил карманным фонарем на замок, убедился, что на двери нет никакой сигнализации, и облегченно вздохнул. Никто в этом лагере даже представить себе не мог, что кто-то захочет взломать дверь старого блокгауза. А именно это Траут собирался сделать сейчас.

Двойная дверь, изготовленная из прочной стали, могла выдержать даже орудийный залп, но запиралась она на самый обыкновенный амбарный замок. Траут достал молоток и зубило, которые прихватил с собой из лаборатории, и в считанные секунды сорвал замок. Затем огляделся, испытывая смутное желание, чтобы кто-нибудь остановил его в этот момент, осторожно открыл дверь и вошел.

Ужасный запах ударил ему в нос, как бейсбольной битой. Пришлось закрыть лицо рукой, чтобы не спровоцировать рвоту. Большое помещение было погружено в полумрак, который разгоняли лишь несколько слабых лампочек на потолке. Его вторжение, вероятно, не прошло незамеченным: в дальнем конце послышалось шуршание, а из самой близкой к нему клетки на него яростно уставилась пара красных глаз. Они следили за каждым его шагом и все больше наливались кровью. Траут ощутил себя съедобным моллюском перед голодными чудовищами.

Он посветил фонарем по стене, отыскал выключатель и включил свет. В ту же секунду перепуганные существа зашевелились, задергались и забились в самые дальние углы своих клеток. Однако, убедившись, что Траут не представляет для них угрозы, они припали звериными мордами к металлическим прутьям клеток.

Траут не мог не заметить, что животные смотрели на него с каким-то странным чувством, словно ожидали чего-то большего, чем утоления элементарного чувства голода. Он также обратил внимание, что они весьма любознательны, а гортанное рычание означало что они общаются друг с другом. Он напомнил себе, что эти дикари уже совершили однажды кровавую вылазку на соседний остров, и сейчас было бы большой ошибкой считать их просто дикими животными. Когда-то они были людьми и даже сейчас не утратили способности думать и размышлять.

Траут приложил немало усилий, чтобы не реагировать на их кровожадные взгляды. Он осмотрел все помещение и на большой металлической настенной панели наконец нашел то, что искал, – длинный ряд кнопок, номера которых соответствовали кнопкам на клетках. Они были помечены буквами «Альфа» и «Бета». Траут остановился на мгновение, подумав, какую чудовищную силу собирается сейчас выпустить на свободу. Сейчас или никогда. Он протянул руку к выключателю с надписью «Альфа» и повернул его. Послышался тихий шум мотора, а за ним металлический щелчок. Дверца клетки поднялась, а испуганное до смерти животное забилось в дальний угол. Через минуту существо сообразило, что его не будут наказывать, подошло к открытой двери и остановилось, будто ожидая какого-то подвоха.

Траут повернулся к панели и стал быстро поворачивать все остальные выключатели, слыша за собой щелканье замков и скрип металлических дверей. Однако ни одно из животных так и не посмело выйти наружу. Они что-то кричали друг другу, размахивали руками и жестикулировали, но пока не решались выйти. Траут не стал прислушиваться. Быстро открыл оставшиеся клетки и бросился к выходу.

Маклин ждал Траута вместе с Гэмей и Сэнди примерно в ста ярдах от ворот лагеря в густой роще под деревьями. Траут проинструктировал всех на этот счет, строго предупредив, что они должны покинуть свои дома и спрятаться в роще, где он присоединится к ним.

Маклин отлично слышал пьяные крики, доносившиеся из дома охранников, но все же заметно нервничал, так как имел дело с этими непредсказуемыми людьми дольше, чем Траут. Услышав топот ног, он было подумал, что начинают сбываться его худшие опасения. Кто-то явно спешил к ним по тропинке, и он не знал, что теперь делать, – убегать или вернуться.

Однако вскоре успокоился: это оказался Траут.

Гэмей вышла из-за дерева и крепко обняла мужа.

– Я так рада, что ты здесь, – прошептала она.

– Боже мой, что там случилось? – спросил Маклин дрожащим от волнения голосом. – Я подумал, что нам всемконец.

Траут с трудом перевел дыхание.

– Все оказалось намного проще, чем я предполагал.

В этот момент он увидел, как из-за деревьев показалась одна темная фигура, затем вторая, третья… Вскоре все шестеро коллег-исследователей обступили их.

– Извини, – тихо сказал Маклин, – я не мог оставить их там.

– Это была моя идея, – оборвала его Гэмей.

– Не волнуйтесь, – успокоил их Траут. – Я и сам успел передумать и собирался пойти туда и освободить их. Здесь все собрались?

– Да, – ответил один из ученых. – Нас никто не видел. Что теперь делать?

– Ждать, – приказал Траут и пошел к большому дубу, откуда открывался хороший вид на территорию лагеря. Он спрятался за толстым деревом и стал наблюдать за происходящим. Перед воротами лагеря расхаживали два пьяных человека с автоматами в руках.

Траут вернулся к своим и приказал набраться терпения. Он знал, что, освобождая из клеток их свирепых обитателей, идет на серьезный риск. Как только те почувствуют свободу, они могут удрать в горы – но это было бы слишком по-человечески. Чувство голода, жажды и звериная ярость по отношению к своим обидчикам должны заставить их действовать определенным образом.

Траут снова подошел к дубу и посмотрел на ворота. Часовые курили сигареты, передавали друг другу бутылки и оживленно болтали между собой. Судя по всему, им не разрешили покинуть пост, поэтому они коротали время с бутылкой на свежем воздухе. Траут встал так, чтобы видеть блокгауз с человекообразными существами. Дверь в «зоопарк» была приоткрыта, наружу пробивалась узкая полоска света. Через минуту из проема стали потихоньку появляться темные фигуры, которые потянулись к дому, где пировали охранники.

А вечеринка тем временем была в полном разгаре. Траут было подумал, что просчитался, когда музыка внезапно стихла, а потом послышались дикие вопли, стоны, грязная ругань и несколько выстрелов. Траут живо представил, что сейчас там творится, и ухмыльнулся не без злорадства, хотя по большому счету ему было жаль этих мерзавцев.

Постовые у ворот лагеря услышали крики в доме охранников, посовещались, но потом застыли на месте, не зная, как поступить. Они понимали, что происходит что-то непредвиденное, но не могли нарушить приказ и отлучиться. Их ожесточенные споры прекратились в ту минуту, когда они увидели мчащиеся в их сторону огоньки фар. Оба вскинули автоматы и прицелились в автомобиль, который петлял по дороге и беспрерывно сигналил.

Машина ворвалась на освещенную вокруг ворот территорию лагеря. Траут сразу узнал открытый автомобиль полковника Стреги, передние и задние сиденья которого были забиты до отказа грудой переплетенных тел. Сзади на машине висели несколько человекоподобных существ. которые дико визжали и всеми силами пытались воспрепятствовать намерению водителя сбросить их.

Часовые у ворот открыли по автомобилю ураганный огонь. Два тела дикарей слетели с автомобиля и покатились по земле, оставляя темные пятна крови, однако остальным удалось удержаться на капоте. Автомобиль сделал крутой поворот, потерял управление и врезался в домик контрольно-пропускного пункта. Удар был настолько сильным, что все существа слетели на землю, а из открывшейся дверцы вывалился полковник Стрега. Он вскочил на ноги, поднял руку с пистолетом и стал озираться. Коричневая униформа была разорвана в клочья и забрызгана кровью.

Полковник сделал несколько шагов в сторону КПП. выстрелил в одного из нападающих, но в этот момент остальные набросились на него и повалили на землю. Траут видел, как руки и ноги садиста дергались в агонии из-под кучи тел разъяренных существ, но вскоре движения замедлились, а потом и вовсе прекратились. Монстры потащили то, что осталось от некогда всемогущего полковника, куда-то под забор. А два постовых, которые с ужасом наблюдали за происходящим и видели агонию своего начальника, сделали несколько выстрелов в сторо-294 ну чудовищ, а потом бросились наутек. Несколько человекообразных монстров бросились в погоню, и по всему было ясно, что далеко уйти охранникам не удастся.

Не теряя ни секунды, Траут повел группу ученых на территорию лагеря. Они миновали несколько изуродованных тел охранников и направились к черному «мерседесу»– Он сел за руль и попытался тронуться, но колеса машины застряли в обломках КПП. Тогда он попросил всех подтолкнуть автомобиль. Беглецы долго раскачивали его и в конце концов освободили.

Траут полностью утопил педаль газа и рванул с места. Машина пронеслась по территории лагеря, снесла ворота, будто их и не было, а потом помчалась к берегу моря, где, как очень надеялся Траут, их ждала свобода.

Глава 32

Последнее пополнение к флоту агентства НАПИ дало протечку в первые же минуты после того, как оказалось в открытом море. В тихой и спокойной гавани, где глубина не превышала нескольких метров, «Спутер» производил неплохое впечатление, но в открытом море все его недостатки стали мгновенно проявляться. Стоявший за штурвалом Остин заметил, что рулевое колесо неохотно подчиняется его командам, а трюм заполняется просачивающейся водой. Он включил насос для откачки, но мотор не заработал.

– Надо было бы назвать эту прелесть «Дырявым корытом», – проворчал Остин.

– Я сейчас проверю. – Завала, который, как и любой другой талантливый инженер, в душе был хорошим механиком, всегда с удовольствием копался в различных машинах и сейчас не упустил случая продемонстрировать свое мастерство. Он спустился в трюм судна и через минуту прокричал оттуда Остину: – Попробуй еще раз.

Мотор насоса несколько раз чихнул, а потом заурчал и задергался, как будто недовольный тем, что его потревожили. Над палубой появилось счастливое лицо Завалы, перепачканное машинным маслом.

– Починка номер сто один, – гордо заявил он. – Если еще что-нибудь откажет, то прежде всего надо проверять дряхлую проводку.

Правда, этот ремонт не привел к увеличению скорости, и дырки остались на прежних местах, зато насос теперь работал вполне сносно, откачивая из трюма постоянно просачивающуюся воду. «Спутер» выровнялся и уверенно пошел вперед, покачиваясь на волнах.

К этому времени Остин убедился, что судно, хоть и не отличается хорошими мореходными качествами, управляется сносно и довольно легко скользит по поверхности воды, высоко задрав нос. Благодаря нормальной работе двигателя и попутному ветру «Спутер» резво пересек залив и направился в сторону острова.

Остин еще раз посмотрел на экран радара и убедился, что они держат правильный курс, хотя вокруг была непроглядная темнота. Когда Завала сменил его у штурвала, Остин вышел на палубу. Холодный, сырой воздух обжег лицо. Он скорее почувствовал, чем увидел, как за бортом колышется огромная масса холодной воды. Остин поежился и вернулся в рулевую рубку.

– Остров должен быть где-то поблизости, – сказал он.

«Спутер» упрямо продвигался вперед, и вскоре Остин стал различать впереди смутные очертания береговой линии, которая выделялась на фоне светлеющего неба. Остин повернул штурвал влево, чтобы создать видимость, что их рыболовецкое суденышко собирается обогнуть остров. Он не исключал возможности, что за ними могут наблюдать сторожевые катера. Конечно, он понимал, что очень трудно обмануть электронные глаза и уши хорошо оснащенной подводной лодки, но все же надо было попытаться. Он внимательно изучил полученные со спутника фотографии, а потом подсчитал время перемещения субмарины и надеялся, что какое-то время им удастся оставаться незамеченными. Тем более что автономному подводному аппарату придется время от времени заходить в порт, чтобы подзарядить аккумуляторы.

Остин посмотрел на часы. Подводный аппарат должен находиться сейчас на дальнем конце острова. Надеясь проскочить мимо радарных установок неприятеля, он направил судно ближе к высоким береговым скалам и молил Бога, чтобы его расчеты оказались верными.

Командный пункт охраны острова от несанкционированного проникновения находился в небольшом сером здании с плоской крышей, которое располагалось почти у самого входа в бухту. Более пятидесяти процентов его внутреннего пространства было заполнено самой современной электронной техникой слежения, а остальная часть здания использовалась в качестве теплого помещения для двенадцати техников и охранников, которые несли здесь свою службу.

Вся группа охраны была разделена на три команды по четыре человека в каждой. В три смены они несли круглосуточное дежурство. Кроме того, в дневное время три человека постоянно патрулировали на катере вокруг острова, а четыре человека в это время находились на контрольном пункте. Ночью люди менялись местами.

По ночам патрульный катер бывал надежно пришвартован к причалу, так как капризные морские волны и острые скалы могли в любую минуту разнести его в щепки. Именно поэтому не предпринимались попытки патрулировать прибрежные воды в темноте. Правда, несмотря на все меры предосторожности, катер можно было легко вывести в море в том случае, если бы поступил сигнал тревоги с борта автономного подводного аппарата или от радарной установки. Обычно в ночное время происходила подзарядка аккумуляторных батарей миниатюрной субмарины, а электростанция находилась на палубе сторожевого катера.

Оператор радарной установки обратил внимание на мигающую точку задолго до того, как она, резко изменив направление, приблизилась к берегу. В тот день за пультом управления находился немецкий вольнонаемный служащий по имени Макс. По многолетнему опыту он знал, что рыболовецкие суда редко приближались к острову в ночное время, и поначалу насторожился, потом успокоился, увидев, что мигающая точка направляется вдоль берега острова.

Он зажег сигарету, глубоко затянулся сладковатым дымом, а потом стал листать изрядно потрепанный порножурнал. Через несколько минут снова бросил взгляд на экран и выругался. На экране радара не было никакой светящейся точки. Макс со злостью ткнул в пепельницу окурок и так близко наклонился к экрану, что чуть не коснулся его кончиком носа. Он даже постучал пальцем по монитору, как будто это могло помочь делу.

Но экран радара был по-прежнему пуст. Пока Макс изучал анатомию женского тела, судно, должно быть, спряталось за высокими скалами и вошло в мертвую зону, недоступную для радара. Конечно, неприятно для него, но никакой трагедии он в этом не видел. В конце концов за прибрежной акваторией следил не только он, но и подводная лодка.

Макс посмотрел на другой монитор, который показывал местонахождение субмарины. Во время патрулирования вокруг острова субмарина постоянно передавала соответствующие сигналы на надводные маяки, а те, в свою очередь, транслировали их на контрольный пункт. Таким образом, местонахождение подводной лодки было известно в любой момент и с точностью до одного метра.

Автономная подводная лодка представляла собой широкий плоский аппарат длиной около двенадцати футов, по форме напоминающий нечто среднее между акулой и электрическим скатом. На верхней площадке аппарата находилась высокая башня для контроля над поверхностью моря. Как-то один из охранников пошутил, что эта лодка как по форме, так и по содержанию напоминает ему его тещу по имени Гертруда, и с тех пор прозвище накрепко прилипло. «Гертруда» курсировала на глубине нескольких футов под уровнем моря, сканируя поверхность воды на расстоянии сотни футов с обеих сторон. А ее телевизионная камера фиксировала все, что происходило над водой.

С другой стороны, команды с контрольного пункта регулярно поступали на борт субмарины, и это позволяло «Гертруде» выполнять функции не только сторожевого судна, но и вооруженного средства защиты. На борту аппарата находились четыре миниатюрные торпеды, каждая из которых была способна потопить небольшое военное судно.

Макс послал на «Гертруду» сигнал о неопознанном объекте, который некоторое время назад находился близ острова, а потом нажал кнопку включения внутренней связи.

– Извините, парни, что помешал вам играть, – сказал он в микрофон, – но я тут обнаружил какую-то посудину в зоне нашей ответственности.

Группа охранников на командном пункте как раз играла в покер, когда в динамике раздался треск, а потом сиплый голос Макса. Двое из них некогда служили в рядах французского Иностранного легиона, остальные считались вольнонаемными из Южной Африки. Один из южноафриканцев с нескрываемым раздражением швырнул карты на стол и подошел к интеркому.

– Где находится цель?

– Судно вошло в зону безопасности с северной стороны, а потом неожиданно оказалось в мертвой зоне и исчезло с экрана радара. Я уже послал сигнал «Гертруде».

– Черт бы вас побрал, – выругался наемник. – Похоже, мне сегодня не дадут отдохнуть.

Остальные патрульные подхватились с места, быстро надели куртки, ботинки и, прихватив с собой автоматы, выбежали из здания. Через минуту все уже были на причале, где их ждал сторожевой катер береговой охраны. Чертыхаясь и проклиная все на свете, они быстро запрыгнули на палубу, и катер рванул с места, быстро набрав скорость не менее сорока узлов в час.

Катер находился в море несколько минут, когда с командного пункта поступил сигнал, что неизвестная цель обнаружилась на экране радара неподалеку от входа в бухту. Оператор направил катер к обозначенной цели и молча наблюдал за тем, как две светящиеся точки стали быстро сближаться.

Пока два охранника стояли в полной боевой готовности, полные решимости дать отпор любому незваному гостю, рулевой вел сторожевой катер к неопознанному судну. Наконец патрульные смогли разобрать даже самые мелкие детали. Южноафриканский наемник сначала при – целился, а потом громко рассмеялся, указывая на судно. Остальные присоединились к нему.

– «Спутер», – развеселился он. – Черт возьми, эта старая посудина помешала нам закончить партию в покер?

– Ты недоволен? – спросил один из охранников. – Ведь чуть было в штаны не наложил.

Все громко захохотали, опустив оружие.

– Приготовиться к захвату старого корыта! – скомандовал рулевой.

Все патрульные имели большой военный опыт, и никакие шутки не могли отвлечь их от главной цели. Они были хорошо подготовлены и могли без особого труда противостоять любому противнику. Как только сторожевой катер прикоснулся к борту рыболовецкого суденышка, два охранника спрыгнули на его палубу с орудием на изготовку, остальные прикрывали их с борта катера. Они быстро проверили рулевую рубку – пусто, а потом заглянули в трюм.

– Здесь никого нет! – крикнул один из охранников командиру, который остался на катере. После этого он прикурил сигарету и облокотился на перила палубы.

– Я бы не стал торчать здесь на твоем месте, – предупредил его коллега.

– Черт возьми, двум смертям не бывать, а одной не миновать.

Французский легионер ухмыльнулся и молча перелез на борт сторожевого катера.

– Как хочешь, – проворчал он. – Смотри ноги не замочи.

Наемник из Южной Африки удивленно посмотрел на свои ботинки и только в эту минуту заметил, что стоит в луже. Вода быстро прибывала из-под палубы судна и уже заполнила почти все пространство. «Спутер» быстро погружался. Южноафриканец громко заорал, чем вызвал новый взрыв хохота на борту катера, а командир быстро отошел от тонущего судна, делая вид, что они оставляют слишком ретивого наемника на произвол судьбы. Тот бросился к корме судна, стал что-то кричать на родном языке африкаанс и размахивать руками, требуя забрать его.

Натешившись вдоволь, командир катера приказал приблизиться к рыболовному судну, и южноафриканец буквально свалился на палубу, чертыхаясь и проклиная все на свете. Через минуту все члены сторожевого катера молча наблюдали за тем, как «Спутер» опустился до уровня рулевой рубки, а потом и вовсе исчез под водой, оставив после себя лишь пузыри воздуха, масляные пятна и какой-то мусор.

– Ну ладно, парни, повеселились – и хватит, – заключил крепкий южноафриканец. – Предлагаю вернуться на базу и откупорить еще одну бутылочку.

– Не получится, – раздался голос оператора радарной установки. – Неопознанное судно движется в том же направлении, в котором я засек его некоторое время назад.

– Ты что, выпил лишнего?

– Ну выпил, конечно, но не до такой же степени.

Команда сторожевого катера отмечала окончание дежурства.

– Тогда все ясно.

– Но…

– Вокруг этого проклятого острова очень сильное течение, значит, судно просто подхвачено им, вот и все.

– Я тоже так думаю, – сказал Макс.

– Ничем не можем тебе помочь, дружище. Дырявое корыто давно на дне, на глубине не менее шести футов. Возвращаемся домой.

В этот момент с командного центра донесся скрипучий голос оператора:

– Осторожно, впереди «Гертруда», смотрите в оба.

Через несколько секунд серебристое тело субмарины прорезало воду совсем рядом с корпусом катера. Охранники уже не раз видели этот подводный аппарат, но никогда не испытывали особого чувства радости, видя смертоносную машину возле своего борта. Их волновала огромная военная мощь этого аппарата, а также тот факт, что махина всегда действовала автоматически, то есть как бы по собственному усмотрению.

Тем временем подводная лодка остановилась в пятидесяти футах от катера и стала передавать полученные в ходе разведки данные.

– Держу пари, что на ней нет никакого грозного оружия.

Раздался громкий смех.

Зашумел дизель, катер развернулся на сто восемьдесят градусов и направился к острову. Подводная лодка еще какое-то время курсировала вдоль берега, а потом все успокоились, увидев на экране радара светящуюся точку, неподвижно застывшую на дне. Оператор радара долго смотрел на нее, а потом дал команду «Гертруде» перейти в режим обычного патрулирования прилегающей акватории.

Через несколько минут после того, как подводная лодка ушла прочь, из каюты затонувшего «Спутера» появились две темные фигуры, которые мощными толчками стали продвигаться в сторону острова.

Глава 33

Прорываясь через ворота лагеря, Траут до отказа нажал педаль газа «мерседеса» Стреги. Сидевший на переднем пассажирском сиденье Маклин с тревогой посмотрел на спидометр.

– Доктор Траут! – предупредил он. – Не забывайте, что впереди крутой поворот. Если вы не сбавите скорость, можем взлететь в воздух.

Гэмей положила руку на плечо мужа.

Траут посмотрел на спидометр, который показывал более семидесяти миль в час, и, немного сбавив скорость, включил фары. Опасный поворот оказался не просто крутым, а прямоугольным. Справа от него на дороге не было абсолютно никаких ограждений.

Шины «мерседеса» пронзительно завизжали, но автомобиль удержался на дороге, а потом стал медленно спускаться вниз. Траут облегченно вздохнул и стал разжимать онемевшие пальцы, которыми до боли в суставах сжимал рулевое колесо.

– Спасибо за предупреждение, Мак.

Маклин растянул губы в слабой улыбке:

– Мне не хотелось прерывать эту гонку на выживание, но свалиться в пропасть именно сейчас было бы непростительной глупостью.

Траут посмотрел через плечо на заднее сиденье, до отказа набитое людьми.

– Все на месте? – спросил он с улыбкой.

– А куда мы можем деться? – не без ехидства отозвалась Сэнди. – Мы будем сидеть здесь до тех пор, пока вы не выбросите нас вместе с кучей металлолома.

На этот раз Траут позволил себе еще большую роскошь и громко рассмеялся. Несмотря на внешне спокойный вид, внутри он был натянут как струна. Совет Маклина поостеречься вернул его на грешную землю. Конечно, мощный выброс адреналина в кровь помог им всем прорваться через ворота и благополучно покинуть территорию лагеря, но, если он хотел так же благополучно вывезти пленников с острова, следовало быть более осмотрительным и хладнокровным. Дорога меж тем продолжала спускаться вниз, пока наконец не приблизилась к береговой линии, где разветвлялась.

Траут резко остановил машину и посмотрел на ту, которая вела влево.

– Нас везли сюда по этой дороге?

– Верно, – кивнул Маклин. – Она пролегает вдоль берега, огибает бухту и ведет непосредственно к месту стоянки подводной лодки. Там небольшой гарнизон охранников. Если же мы поедем по правой дороге, то попадем прямо в бухту. Там находятся командный центр и док, где обычно швартуется сторожевой катер.

– Вы хорошо выполнили свою домашнюю работу, – признался Траут.

– Вы не единственный, кто всеми силами пытался найти выход из положения и сбежать отсюда.

– Похоже, вы сделали правильный выбор. Патрульный катер может оказаться нашей единственной возможностью покинуть этот проклятый остров.

– Верно, – энергично поддержала мужа Гэмей. – Кроме того, если мы намерены разворошить это осиное гнездо, то чем меньше ос останется после этого, тем лучше для нас!

Траут молча кивнул и повернул руль «мерседеса» вправо. В течение примерно получаса они ехали вдоль берега моря, а потом он увидел вдали огоньки причала, свернул с дороги и остановил машину. Повернувшись к пассажирам, коротко рассказал, что намеревается делать дальше. А потом предложил всем выйти и немного размять ноги, но при этом не отходить далеко от автомобиля.

Пока все разминались, Траут стал спускаться вниз к причалу. Воздух был наполнен запахом моря, а на душе была радость от того, что лагерь остался позади. Правда, у Траута не было никаких иллюзий – пока их свобода была эфемерна, как накатывающиеся на берег волны моря.

Вскоре он обнаружил, что свет на причал падает от фонарей, установленных возле серого бетонного здания, окна которого были наглухо закрыты ставнями. Траут внимательно осмотрел здание, а потом стал осторожно пробираться к деревянному пирсу, который уходил далеко в море. На причале не оказалось не только сторожевого катера, но и какой бы то ни было захудалой лодки с веслами. Морской бриз показался ученому сущим пустяком по сравнению с тем холодком, который пробежал по его спине в этот момент. Через некоторое время он вернулся к «мерседесу» и устало опустил руки на руль.

– Патрульный катер ушел, – объявил он присутствующим. – Конечно, мы можем подождать здесь, пока он вернется, но скоро взойдет солнце, и все наши преимущества мгновенно превратятся в недостатки. Предлагаю отправиться к месту стоянки подводной лодки и посмотреть, что там происходит.

– Да, это именно то место, где нас ожидают меньше всего, – поддержала его Гэмей.

– Именно то место, где всем нам хотелось бы оказаться, – возразил Маклин. – Не забывайте, что мы не отряд специального назначения.

– В Аламо тоже было около ста неподготовленных людей.

– Я знаю историю Америки, Пол. Всех защитников Аламо зверски убили, и не говори мне про Скотса и Каллодена. Они тоже погибли.

Траут грустно улыбнулся. Жестокие времена требуют жестоких действий.

– Понятно, только я в толк не возьму, что именно вы задумали на этот раз.

– Я попытаюсь проникнуть на борт подводной лодки и найти там радиостанцию. Если ничего не получится, придумаю что-нибудь другое.

– Не сомневаюсь, – усмехнулся Маклин, пристально рассматривая Траута, словно перед ним был какой-то редкий лабораторный образец. – Вы мне кажетесь слишком хладнокровным и храбрым для обычного геолога-глубоководника.

– Я пытаюсь быть таким, – сухо сказал Траут и решительно повернул ключ зажигания.

Они поехали вдоль берега до самого конца бухты, пока не уперлись в заброшенную церковь и старое кладбище. Там Траут припарковал машину позади разрушенного здания и приказал остальным сидеть тихо и не высовываться. Но на этот раз Гэмей настояла на том, что пойдет вместе с ним. Они направились вниз по засыпанной щебнем дороге, которая вывела их на небольшую круглую площадку, освещенную фонарями. Вдали виднелось какое-то серое бетонное здание, также освещенное по периметру. Траут осторожно подошел к зданию и увидел, что оно стоит рядом с высокой скалой, откуда открывается вид на бухту. Вниз спускалась узкая деревянная лестница.

– Давай проверим, куда ведет эта лестница, – предложил он жене.

– Не думаю, что нам стоит волноваться насчет неожиданной встречи с охраной, – кивнув, тихо сказала Гэмей. – Похоже, и здесь вечеринка в полном разгаре.

Как и охранники в лагере, обслуживающий персонал подводной лодки, вероятно, узнав об окончании дежурства, решил немного расслабиться. Никто и понятия не имел, какая страшная судьба постигла их коллег в лагере. Гэмей и Траут осторожно спустились вниз по лестнице и остановились под деревянной платформой. Дальше нужно было спускаться по скале – лестница заканчивалась у обрыва. Они полезли вниз, нащупывая ногами надежные выступы, и вскоре оказались на металлической дорожке, которая возвышалась над водой и вела непосредственно к причаленной вдалеке субмарине. Причал был ярко освещен двумя рядами фонарей, и вскоре Трауты увидели, что это та самая гигантская подводная лодка, которая захватила «Элвин» на дне океана и доставила их на этот остров.

На верхней палубе подводной лодки горело несколько прожекторов, поэтому они без труда отыскали трап, поднялись на палубу и направились к входному люку. Там Траут поднял крышку люка и осторожно заглянул внутрь. Внутреннее пространство субмарины было едва освещено, но этого было достаточно, чтобы убедиться, что поблизости нет ни души.

Немного подождав, Пол и Гэмей проникли в подводную лодку. Они старались ступать как можно тише. Разумеется, Траут шел первым, останавливаясь перед каждым поворотом. К счастью, никого из обслуживающего персонала поблизости не было. Комната, где находился пульт управления, тоже была пуста. Там было темно, и им пришлось немного подождать, чтобы привыкнуть к тусклому свету, исходящему от панели инструментов и приборов. Рация находилась в дальнем углу. Не теряя ни секунды, Траут поставил Гэмей у входа, а сам уселся перед радиостанцией, быстро набрал номер агентства НАПИ и отправил вызов, после чего с затаенным дыханием стал ждать ответа.

– Национальное агентство… подводных исследований, – бодро отозвался приятный женский голос, немного искаженный, вероятно, толстыми стенками и потолком субмарины.

– Руди Ганна, пожалуйста, – попросил Траут и ту же добавил-. – Скажите ему, что это Пол Траут.

– Один… мент.

Этот «один момент» показался Трауту долгим, словно целый день. Он живо представил себе вестибюль здания, в котором располагалось агентство НАПИ, с огромным прозрачным куполом в центре. Затем в трубке послышался голос помощника директора агентства, и Траут как бы увидел тщедушную фигуру Ганна в его огромном кабинете. Этот выдающийся аналитик использовал свой талант для решения безумно сложных проблем.

– Траут? Где ты был все это… черт возьми? Мы искали тебя… миру. Ты в порядке?

– Все нормально, Руди. Гэмей со мной. У меня мало времени. Слушай внимательно. «Элвин» был захвачен неизвестными лицами. Сейчас мы находимся на каком-то острове. Думаю, он расположен в водах Шотландии или Скандинавии. Здесь со мной еще семеро ученых, которые тоже были захвачены в плен и работали по принуждению. Мы проводили какие-то жуткие эксперименты. Нам удалось бежать, но не думаю, что это продлится долго.

– Я плохо слышу… но все понял. Ты можешь еще… связь по радио?

– Мы должны вернуться к остальным членам нашей группы.

– Оставь включенной рацию… Мы попытаемся вычислить вас по… сигналу.

Траут не успел ответить – Гэмей толкнула его в бок К комнате приближался какой-то человек, насвистывая веселую мелодию. Траут осторожно положил на стол микрофон и прикрыл листком бумаги горящую лампочку рации. Затем они дружно упали на пол и заползли под широкий пульт управления. Свист медленно приближался, потом прервался на какое-то время, очевидно, вполне достаточное, чтобы убедиться, что внутри никого нет, а потом стал удаляться.

Траут осторожно выглянул из укрытия, встал на ноги и, снова усевшись за стол, вызвал Ганна, коротко изложил ему суть дела, после чего добавил, что оставляет радиостанцию включенной, и направился к двери, сделав жене знак рукой, чтобы она следовала за ним.

Обратный путь был более трудным – Траут все время ожидал внезапного появления охранников и контролировал каждый шаг. К счастью, обошлось. Они быстро добрались до люка, очень тихо выбрались из подлодки, спустились по трапу на пирс и через минуту уже взбирались по деревянной лестнице.

Еще через пять минут – Трауты были возле разрушенной церкви и быстро приближались к оставленной машине – ночную темень прорезал яркий луч света. Он ослепил Пола и Гэмей, но они все же успели разглядеть несколько вооруженных фигур, вынырнувших из-за острых скал, как бестелесные призраки. В ту же секунду сильные руки охранников схватили Траутов и потащили в разрушенную церковь. Перед алтарем стоял огромного роста наемник и ухмылялся, что совершенно не соответствовало обстановке и автомату, который он держал на уровне бедра.

– Привет, коллега, – прохрипел он, ткнув в живот Траута стволом, после чего бросил короткий выразительный взгляд на его жену. – Вы прибыли в конечный пункт своего путешествия. И ваши друзья тоже.

Сова сидела высоко на дереве, у самого берега моря, скрытая от посторонних глаз густыми ветками, и прислушивалась к тихому шороху – под опавшими листьями бегали мыши. Эта крупная хищная птица была в нескольких метрах от беззащитных созданий и уже готовилась к броску, когда желтые глаза заметили какое-то странное движение на берегу. Что-то большое и блестящее вылезло из воды и замерло на мокром песке. Сова расправила крылья и полетела в глубь острова, мыши бросились врассыпную, даже не подозревая о том, кому обязаны своим спасением.

В этот момент из воды появилась еще одна фигура в черном, которая, словно некое примитивное существо, поползла на берег и замерла рядом с первой. Остин и Завала сняли маски, вдохнули свежего воздуха, а потом расстегнули водолазные костюмы и вытащили 9-миллиметровые пистолеты системы «ЗИГ-зауэр», которые были оставлены на борту исследовательского судна членами охранной команды. Убедившись в том, что никто за ними не следит, мужчины быстро сбросили кислородные баллоны, а потом освободились и от водолазных костюмов.

Они выпрыгнули за борт «Спутера» в тот самый момент, когда сторожевой катер вплотную приблизился к их суденышку, но предварительно открыли все кингстоны. Они хорошо видели, как «Спутер» идет на дно, потом еще некоторое время наблюдали, как миниатюрная подводная лодка обошла вокруг затонувшего судна, после чего ушла. И только после этого они направились к острову, преодолевая очень сильное в этих водах течение. Впрочем, Остина течение мало волновало, он знал, что так или иначе они все равно доберутся до нужного места.

Посмотрев на часы, он прикинул, что до наступления рассвета осталось не менее шести часов. Сделав знак рукой Завале, Остин быстро зашагал вдоль берега и остановился только тогда, когда под ногами зашуршал гравий. Вынул из кармана портативный компьютер и еще раз посмотрел на полученные со спутника фотографии.

– По этой дороге мы вскоре выйдем к лагерю, – сообщил он другу. – Если верить этой карте, то до лагеря около двух миль.

Не дождавшись ответа, он быстро зашагал вперед.

Человек, направивший на Траута автомат, был похож на ящерицу. У него было много зубов, но при этом почти отсутствовали губы.

– Мы уже давно вас дожидаемся, – сказал он с сильным австралийским акцентом.

– Как вы узнали, где мы? – спокойно спросил Траут.

Человек расхохотался.

– Вы даже себе не представляете, но на этом острове мы повсюду расставили видеокамеры! Если бы наши парни не перепились вусмерть, мы бы обнаружили вас еще раньше.

– Извините, что прервали ваше застолье.

– А ваши друзья почему-то менее словоохотливы, – заметил он. – Кстати, как вам удалось захватить машину полковника Стреги?

– Полковник ею не пользовался, вот мы решили взять ее и немного покататься.

Охранник резко развернул автомат и ударил Траута прикладом в нижнюю часть живота. Тот попятился, потом согнулся в три погибели, обхватив обеими руками живот. Ему вдруг показалось, что сердце останавливается. Траут медленно опустился на колени и с большим трудом подавил приступ тошноты. Через несколько минут он пришел в себя и медленно поднялся на ноги. Охранник с автоматом схватил Траута за воротник куртки и сильно притянул к себе, обдав едким запахом перегара.

– Не люблю умников, – прошипел он в лицо ученому, а потом резко оттолкнул его от себя и направил автомат на Гэмей. – Где вы взяли машину?

– Стрега мертв, – процедил сквозь зубы Траут.

– Мертв? – воскликнул охранник, выпучив глаза. – И кто же его, интересно, убил?

Траут знал: если он сейчас скажет правду, тот все равно не поверит.

– Будет лучше, если я сам покажу вам.

Охранник подозрительно посмотрел на него.

– Что вы задумали? – крикнул он, поднимая автомат.

– Ничего. В нашем положении мы никак не можем причинить вам вред.

Аргумент показался охраннику вполне убедительным, на что Траут и рассчитывал.

– Ладно, пошли.

Охранники повели Траута и Гэмей вокруг церкви, где был припаркован «мерседес». Сэнди, Маклин и другие исследователи сбились плотной группой у машины под охраной двух конвоиров. А рядом с «мерседесом» стоял грузовик-пикап с длинным кузовом. Гэмей и всем остальным приказали залезть в кузов, где они находились под присмотром двух охранников. Несколько человек уселись на заднее сиденье «мерседеса». Австралиец – он устроился на переднем пассажирском сиденье – приказал Трауту сесть за руль и ехать в лагерь.

– Почему бы вам не оставить нас в покое? – осторожно спросил Траут. – Ведь эксперимент практически завершен.

– Хороший вопрос, – ухмыльнулся тот. – Мы оставим вас, а на следующий день какой-нибудь болван будет гулять на берегу и увидит, как вы размахиваете своим нижним бельем. Моя задача заключается в том, чтобы не спускать с вас глаз. А теперь крути баранку и держи язык за зубами.

Траут молча подчинился приказу, и вскоре они въехали на территорию лагеря, где австралиец приказал ему остановиться. Он выдернул ключ зажигания и вышел из машины. Остальные охранники тоже вышли из машины и стали пристально вглядываться в темноту, держа оружие наготове.

Австралиец подошел к воротам, пнул ногой обломки, потом обошел перевернутую будку контрольно-пропускного пункта. Стояла поразительная тишина. Не было слышно ни криков птиц, ни жужжания насекомых, ни шума веток на деревьях. А самое главное – нигде не было видно следов того кошмарного побоища, которое произошло здесь совсем недавно. Впрочем, Траут быстро успокоился и подумал, что ему наплевать, куда подевались тела Стреги и его сообщников.

Австралиец вернулся к «мерседесу».

– Что здесь случилось, черт возьми? – раздраженно спросил он.

– А вам известно, чем мы занимались в лаборатории? – ответил Траут вопросом на вопрос.

– Да, разработкой бактериологического оружия. Если не ошибаюсь, это имеет какое-то отношение к тому дерьму, которое наша субмарина доставляет сюда со дна океана. Но не могу поручиться за точность, нас никогда не пускали на территорию лагеря. Говорили, что здесь мы можем подцепить какую-нибудь заразу.

Траут горько рассмеялся.

– Что тут смешного? – возмутился австралиец, и в его голосе Траут безошибочно уловил угрозу.

– Вам лгали, – ответил он после небольшой паузы. – Мы занимались исследованием препарата энзим.

– Что это такое?

– Вы когда-нибудь слышали о философском камне?

Ствол автомата больно воткнулся под ребра Траута.

– Вот вся моя философия!

Траут скривился от боли, но продолжал:

– Это такая секретная формула, с помощью которой можно превращать в золото любой металл.

– Такого никогда не было и быть не может.

– А вы думаете, что те люди, которые наняли вас для охраны острова, пошли бы на такие огромные затраты, если бы не надеялись получить нечто подобное?

Охранник задумался.

– Ладно, парень, покажи нам это золото.

– Я отведу вас на склад, где они обычно хранят готовый продукт. Может быть, это поможет вам изменить свое мнение и отпустить нас на все четыре стороны.

Австралиец широко осклабился:

– Можете не сомневаться.

Траут знал, что ч он сам, и все его товарищи будут обречены даже в том случае, если бы им удалось извлечь все золото, хранящееся в Форт-Ноксе. Никакая другая причина не заставила бы его снова вернуться в «зоопарк». Он включил мотор и подъехал к зданию, двери которого были открыты нараспашку.

– Вот мы и приехали, – спокойно сказал он.

Охранники вышли из машины, австралиец предусмотрительно вынул ключ зажигания и оставил одного охранника в грузовике, приказав открывать огонь на поражение в случае бунта. Затем он велел Трауту войти в здание первым, а сам последовал за ним.

– Боже мой, что за вонь? – спросил один из охранников.

– Так пахнет золото, – ответил австралиец и глупо расхохотался.

Траут вошел в «зоопарк» как будто в трансе. Конечно, он рисковал, но вместе с тем надеялся, что человекообразные существа вернулись в свои клетки, в которых провели так много времени. И он не ошибся. Сделав несколько шагов в темном помещении, он услышал возню в клетках и увидел уставившиеся на него свирепые красные глазки, слабо мерцавшие в темноте. Траут прошел вдоль стены, нащупал выключатель и повернул.

Подчиняясь инстинкту и ослепленные ярким светом, монстры отпрянули к задним стенкам клеток. Некоторые держали в волосатых лапах обглоданные кости полковника Стреги и членов его команды. Вошедшие вслед за Траутом охранники стали прикрывать руками рты, с трудом сдерживая тошноту.

Австралиец схватил Траута за руку и прижал к стене.

– Ты поплатишься жизнью за то, что сделал это, – прорычал он. – И твои приятели тоже!

Траут схватился обеими руками за ствол автомата и попытался вырвать его из рук австралийца, но тот крепко держал оружие и во время борьбы нечаянно нажал на спусковой крючок. В огромном помещении прозвучал оглушительный выстрел, а от стены полетела штукатурка. Пока они вырывали автомат друг y друга, существа в клетках стали постепенно приближаться к открытым дверцам. Вид одетых в ненавистную униформу охранников вызвал у них очередной приступ ярости. Твари вырвались из клеток, злобно сверкая глазами и щерясь острыми клыками.

Стоявший неподалеку охранник успел сделать несколько выстрелов, но в мгновение ока был сбит с ног и оказался под грудой разъяренных монстров. Еще два существа набросились на австралийца, повалили его на бетонный пол и принялись раздирать на мелкие куски. Третье существо бросилось к Трауту, но остановилось на полпути и стало пристально разглядывать его. Траут мог поклясться: в эту минуту на перекошенном от злобы лице появилось что-то человеческое. Животное посмотрело на одежду Траута и, удовлетворившись тем, что она никак не напоминала униформу охранников, присоединилось к тем, кто терзал бедного австралийца.

Траут бросился к двери и сбил с ног наемника, который охранял остальных пленников. Преследовавшее его существо увидело упавшего человека в униформе и мгновенно вцепилось ему в глотку.

А Траут тем временем заорал что есть мочи, чтобы Гэмей заводила грузовик и поскорее уводила отсюда. Сам же запрыгнул в «мерседес» и только потом вспомнил, что ключ зажигания остался у австралийца. В это время Гэмей прокричала ему, что у нее тоже нет ключа. Траут выскочил из машины, схватил за руку жену и закричал остальным, чтобы они бежали без оглядки куда глаза глядят.

По наступившей в «зоопарке» зловещей тишине Траут догадался, что там в буквальном смысле слова наступил обеденный перерыв. Ему очень не хотелось оказаться в качестве десерта.

Остин и Завала были примерно в миле от лагеря, когда впереди на дороге послышался топот множества ног. Поскольку в темноте было сложно разглядеть бежавших, они свернули в высокую траву и залегли. Через некоторое время они уже могли различить приглушенные голоса и по некоторым признакам сообразили, что физическое состояние этих людей оставляло желать лучшего.

– Живее, умоляю вас, – донесся до них знакомый голос. – Отдохнем потом…

Сразу после этой фразы Траут остановился, увидев перед собой две темные фигуры, которые выросли будто из-под земли.

– Вы оказались слишком далеко от Затерянного города, – радостно заявил Остин.

– Курт? – оторопело спросил Траут. – Джо? Откуда вы тут. черт возьми?

Гэмей бросилась к коллегам и повисла на их плечах.

– Это мои друзья, Мак и Сэнди. – Траут показал на запыхавшихся коллег. – С остальными познакомлю позже. У вас есть какая-нибудь лодка?

– Нет, мы сожгли за собой все мосты, – спокойно ответил Остин. – Но видели возле острова какой-то сторожевой катер. Ты не знаешь, случайно, где стоянка?

– Я могу лишь догадываться. – Траут насторожился и поднял руку в предостерегающем жесте. – Думаю, нам нужно поскорее удирать.

Остин тоже услышал странный звук, отдаленно похожий на завывание ветра в высоких кронах деревьев.

– Что это? – спросил он и снова прислушался. – Такое впечатление, что стая волков преследует оленя.

– Если бы, – угрюмо буркнул Траут. – У вас есть оружие?

– Только пистолеты.

Завывание становилось все громче. Траут внимательно посмотрел назад на дорогу.

– Стреляйте во все, что движется, – сказал он без каких бы то ни было объяснений. – В особенности по тем, у кого сверкающие красные глаза.

Только сейчас Остин и Завала вспомнили морду того монстра, в которую вглядывались, пытаясь понять причины гибели спасателей, и не заставили себя долго убеждать.

Траут тем временем схватил Гэмей за руку и припустил дальше, показывая жестом, чтобы остальные следовали за ним. Остин и Завала остались замыкающими и приготовились к отражению атаки.

Они бежали молча минут пятнадцать, подгоняемые ужасным воем преследующих их существ, пока наконец не увидели свет в окнах барака, где должны были находиться патрульные со сторожевого катера. Злобный вой был уже так близок, что можно было без труда различить голоса отдельных преследователей. Еще через несколько минут он стал таким сильным, что его услышали даже находившиеся в бараке охранники. Двое выскочили во двор и вскинули автоматы, а беглецы в это время обошли вокруг барака и быстро направились к причалу, где в темноте виднелся патрульный катер.

Напуганные досмерти охранники увидели на дороге темные тени и закричали, что будут стрелять, если те не остановятся. Потом один из них бросился в здание и позвал на помощь еще двоих охранников с автоматами. Один, вероятно, спал, так как выбежал во двор в одном нижнем белье, а второй – с огромной курчавой бородой – лихорадочно натягивал форму.

– Похоже, полковник Стрега решил сделать нам подарок, – недовольно проворчал он, с трудом справляясь с одеждой.

Его коллеги заржали, но в ту же минуту смех превратился в вопль ужаса – злобное завывание раздавалось совсем рядом. Казалось, ужасный вой доносился со всех сторон. Люди сгрудились в одну кучу, выставили вперед автоматы и в панике уставились на сверкающие в темноте красные угольки.

Первым не выдержал бородач. Он вскинул автомат и выпустил в темноту длинную очередь. Последовавшие за этим вопли и рычание свидетельствовали о том, что некоторые пули попали в цель, но они же послужили сигналом для начала атаки. Огромные животные с горящими красными глазами набросились на одетых в униформу охранников практически со всех сторон, не оставив им никаких шансов.

Пока возле барака шла кровавая расправа, Траут с друзьями подбежали к катеру. Остин первым прыгнул на палубу и завел двигатель, после чего вернулся и стал помогать остальным, поддерживая их за руки. А со стороны причала им помогал Маклин. Когда все были уже на палубе, шотландец собрался прыгнуть туда сам, но в этот момент со стороны барака послышались выстрелы, и он тяжело осел.

Стрелял полуодетый охранник с разлапистой бородой, который со всех ног мчался от барака к катеру, размахивал руками и поливал огнем все вокруг. То, что он не успел напялить форму, вероятно, помогло избежать печальной участи, которая постигла его товарищей. Остин прицелился и выстрелил в него из пистолета, но промахнулся. Охранник не ожидал ответного удара и на какое-то мгновение замер на месте, но быстро пришел в себя, встал на колено и тщательно прицелился.

Рядом с Остином громыхнул выстрел, от которого у него заложило в ушах. Гэмей слыла отличным снайпером, но на сей раз даже она не смогла поразить цель с первого раза. Пуля вонзилась в левое плечо охранника, и на какое-то мгновение бородач потерял равновесие. Вскрикнув от боли, он схватился рукой за раненое плечо, а потом снова прицелился в беглецов.

Оглушенный громким выстрелом над ухом, Остин одним прыжком прикрыл собой группу людей и одновременно стал целиться в него из пистолета. Однако потребность в стрельбе отпала сама собой, – позади охранника показалась стая разъяренных животных Они налетели на него так быстро, что он даже автомат развернуть не успел.

Остин не стал дожидаться развязки, а быстро спрятал пистолет в кобуру, потом схватил раненого Маклина и перетащил на палубу. В этот момент одно существо отделилось от стаи и, прихрамывая, направилось к катеру. Гэмей подняла пистолет, чтобы прикончить монстра, но стоявший рядом Траут перехватил ее руку. Несмотря на темноту, он узнал в этом животном то самое существо, которое фактически спасло ему жизнь в «зоопарке».

– Не надо, он ранен, – сказал он жене.

Грудь звероподобного существа была покрыта огромным красным пятном крови. Оно продолжало ковылять в сторону катера, а потом остановилось и посмотрело на Траута грустными глазами. По всей вероятности, рана была серьезной – существо пошатнулось, сделало несколько шагов вперед, а потом замертво рухнуло на палубу катера.

Остин приказал Трауту стать у штурвала, а сам склонился над раненым Маклином. Гэмей сбросила на причал швартовые канаты, и через секунду они вырулили в открытое море. Катер мчался на полной скорости, оставляя позади ужасный остров с выпущенными на свободу кровожадными существами. Когда причал был уже далеко позади, Траут передал штурвал Гэмей, а сам поспешил на помощь Маклину. Все почтительно расступились, давая ему возможность осмотреть рану. Остин подложил под голову Маклина скомканный спасательный жилет и пытался помочь смертельно раненному ученому.

– Он хочет поговорить с тобой, – сказал Остин, увидев рядом с собой Траута.

Траут опустился на колени перед умирающим другом.

– Нам удалось уйти, Мак, – тихо прошептал он. – Не волнуйся, мы доставим тебя к врачам, и они быстро поставят тебя на ноги.

Маклин улыбнулся, а в уголках его губ показались две струйки крови.

– Не надо обманывать старого шотландца, дружище, – с трудом выдавил он.

Траут хотел было что-то ответить, но тот приподнял вверх ладонь.

– Не надо ничего говорить.

Ученый в последний раз собрался с силами и поднял глаза на Траута.

– Формула, – едва слышно произнес он.

– Что «формула»?

Но Маклин уже смотрел остекленевшим взглядом.

Глава 34

«Гертруда» вышла проводить сторожевой катер. Подводная лодка перехватила сигнал выходящего из бухты катера и вышла навстречу ему примерно в миле от острова. Первым лодку заметил Завала. Он светил вокруг мощным фонарем, чтобы нечаянно не нарваться на скалы, и вдруг увидел впереди высокую башню подводного аппарата. Сперва он подумал, что это кит или какое-нибудь другое морское животное, но, заметив металлический блеск башни, сразу догадался, что перед ним.

Подводная лодка шла за катером около ста футов, затем погрузилась под воду и отправилась на обычное дежурство вокруг острова. А на сторожевом катере в это время никто даже представить себе не мог, как близко они были от катастрофы. Вернувшись на командный пункт. Макс послал «Гертруду» для преследования только что удравшего сторожевого катера и приказал использовать все четыре торпеды. Он подготовил соответствующий приказ и уже был готов нажать кнопку «ОГОНЬ», когда в его горло вцепилось красноглазое чудовище.

А сторожевой катер продолжал свой путь еще полчаса, пока наконец Остин не запросил помощи у береговой охраны. Через несколько минут сторожевое судно «Скапа» Британской береговой службы приняло сигнал тревоги и помчалось в указанный квадрат со скоростью не менее тридцати узлов в час. По опыту шкипер береговой охраны судна решил было, что сигнал тревоги подан с борта какого-нибудь рыболовецкого траулера. Но когда капитан Джон Брюс увидел в луче прожектора странный катер, он подумал, что ничего подобного никогда не было вокруг Оркнейских островов. А самыми странными на этом судне оказались его пассажиры.

Капитан Брюс быстро прикинул в уме, что длина катера составляла не менее тридцати футов, а пассажиры на его борту были одеты в какую-то странную униформу. Капитан не знал ни одной расположенной поблизости тюрьмы, но по виду эти люди явно напоминали заключенных и поэтому не могли не вызвать подозрений. Опыт капитана Брюса приучил его к осторожности. Именно поэтому он приказал своим людям находиться рядом и на всякий случай держать поближе оружие.

Как только патрульное судно приблизилось к странному катеру, Брюс поднес к губам мегафон и громко заявил:

– Пожалуйста, назовите себя.

Широкоплечий мужчина с суровыми чертами загорелого лица и седыми волосами отделился от группы и помахал, чтобы привлечь к себе внимание.

– Курт Остин, Национальное агентство подводных исследований, – громко объявил он, стараясь перекричать шум двигателей. – Эти люди страдают от истощения и переохлаждения. Вы можете помочь нам выбраться отсюда?

Капитан Брюс, конечно же, слышал об агентстве НАПИ и даже несколько раз встречал в море специальные суда этой далекой американской научной организации, но все же решил сохранять бдительность, несмотря на искренний тон незнакомца. Тем более что эти измученные люди на борту катера совершенно не походили на исследователей, которых ему доводилось видеть на научных судах агентства.

Капитан Брюс был коренастым, приземистым шотландцем, совершенно лысым, со светло-голубыми глазами и квадратным подбородком, который свидетельствовал о твердом и решительном характере его обладателя. Он придирчиво осмотрел судно с кормы до носа и пришел к выводу, что странные люди его не обманывают. Они действительно выглядели уставшими и не обнаруживали абсолютно никаких признаков агрессивности. После недолгих размышлений он дал команду спустить на воду лодку и забрать пассажиров, а своим людям приказал не спускать с них глаз.

Им понадобилось совершить несколько рейсов, чтобы пересадить на сторожевой катер всех пассажиров. Пока люди осваивались на палубе, Брюс еще раз убедился, что они не представляют никакой угрозы. Им сразу же была оказана первая медицинская помощь, потом всем раздали теплые одеяла и провели на камбуз, где дали перекусить и напоили горячим черным кофе.

Последним на палубу сторожевого судна поднялся Остин в сопровождении симпатичной рыжеволосой женщины и двух мужчин, первый из которых был чернокожим и мускулистым, а второй таким высоким, что торчал на лодке, как мачта.

Остин пожал руку капитану береговой охраны и представил своих друзей.

– Это Пол и Гэмей Мортон-Траут, а это Джо Завала, – сказал он, показывая на них. – Мы все сотрудники агентства НАПИ.

– Понятия не имел, что ваше агентство ведет какие-то операции в районе Оркнейских островов, – откровенно признался капитан, пожимая поочередно всем руки.

– Вы, конечно, правы, это неплановая операция, – согласился Остин и, сказав друзьям, что присоединится к ним через несколько минут, повернулся к капитану. – Эти люди побывали в жутком месте и крайне истощены. Кроме того, мы потерялись в этом густом тумане и вынуждены были обратиться за помощью. Сожалею, что побеспокоили вас.

– Ничего страшного, дружище, это наша работа.

– Благодарю. У меня есть к вам еще одна просьба. Не могли бы вы связаться по радио со штаб-квартирой агентства НАПИ в Вашингтоне и передать срочное сообщение Руди Ганну? Скажите ему, пожалуйста, что Остин и все остальные люди с острова в полном порядке и скоро свяжутся с ним.

– Сейчас распоряжусь насчет этого.

– А я не стал бы возражать против кофе и какой-то горячей еды, – с улыбкой сказал Остин и направился на камбуз, небрежно бросив через плечо: – Кстати, там на нашей лодке два трупа.

– Мертвые тела?

– Мертвее не бывает. Не могли бы вы сказать своим людям, чтобы их перенесли сюда, а саму лодку взяли на буксир?

– Разумеется, – кивнул капитан Брюс.

– Еще раз спасибо, капитан. – И Остин, завернувшись в теплое одеяло, как индеец племени навахо, устало побрел на камбуз.

Капитан недовольно поморщился. Он не привык, чтобы посторонние люди командовали на его судне, но потом немного подумал и улыбнулся. За долгие годы работы в береговой охране он приобрел хороший опыт общения с самыми разными людьми. Столь свободная манера поведения этого человека и то, что можно было бы принять за наглость, на самом деле являлись всего лишь проявлением уверенности в себе и своих силах. Он приказал своим людям вытащить из лодки тела и перенести их в амбулаторию. После этого проследил, чтобы лодку взяли на буксир, а сам поднялся на капитанский мостик и отправил сообщение в агентство НАПИ.

Брюс доложил о случившемся береговой охране, и вскоре в динамике послышался взволнованный голос судового врача, который просил капитана срочно спуститься в амбулаторию.

Капитан быстро спустился. В ярко освещенном помещении в нос сразу же ударил странный запах. Врач протянул ему тампон с каким-то маслом, который нужно было приложить к носу. На хирургическом столе лежали два тела в черных пластиковых мешках.

– Возьмите себя в руки, – предупредил врач, расстегивая молнию на одном из мешков.

Капитан Брюс не раз видел трупы, причем иногда в таком жутком состоянии, что другие люди падали в обморок, поэтому его нисколько не удивил едкий запах. Но то, что он увидел в эту минуту, было слишком даже для него. Красное обветренное лицо морского волка мгновенно посерело. Брюс был убежденным пресвитерианином, никогда не пил спиртного и не употреблял бранных слов, но сейчас пожалел, что не научился этому в юности.

– Боже мой, что это? – невольно воскликнул он, уставившись на останки монстра. – Что за зверь такой?

– Похоже на кошмарный сон, – согласился с ним врач. – Никогда не видел ничего подобного.

– А второй такой же? – поинтересовался капитан.

Врач расстегнул молнию на втором мешке. Там лежало тело красивого седовласого мужчины лет за пятьдесят.

– Закрой обоих, – не выдержал капитан, прикрыв руками рот. – Отчего они скончались? – спросил он, когда тот выполнил его приказ.

– Оба погибли в результате огнестрельных ранений.

Капитан Брюс поблагодарил медика и быстро направился в каюту. Спасенные им пассажиры, которые совсем недавно выглядели смертельно испуганными, подкрепившись едой, горячим кофе и небольшим количеством рома, улыбались. Остин сидел в дальнем конце каюты и разговаривал с Полом и Гэмей. Точнее сказать, Остин внимательно слушал, а супруги наперебой рассказывали ему, как попали в плен и в конце концов оказались на острове. Увидев Брюса, Остин добродушно улыбнулся.

– Рад вас видеть, капитан, – сказал он. – Ваше гостеприимство оказалось для нас весьма кстати.

– Приятно слышать, – угрюмо буркнул капитан. – Мистер Остин, я хотел бы поговорить с вами наедине.

Остин заметил суровое выражение лица капитана и сразу же догадался о причине.

– Разумеется.

Капитан повел его в небольшую каюту и жестом пригласил сесть.

– У меня к вам несколько вопросов. Речь идет о трупах, которые мы нашли в вашей лодке. Кто они такие?

– Один из них Маклин – шотландец по происхождению и химик по образованию. Ангус Маклин. Что же касается второго, то я ничего не могу вам точно сказать. Мне сказали, что это мутант, который появился в результате каких-то неудачных научных экспериментов.

– Интересно, какие именно научные эксперименты могли привести к появлению такого чудовища? Он больше похож на дьявола, чем на человека.

– К сожалению, я не знаком с подробностями этого дела.

Капитан сокрушенно покачал головой:

– Кто их застрелил?

– Они были убиты при попытке бежать с острова, где исследователей держали в плену. – Остин доложил капитану местоположение острова и замолчал.

– Тот самый запретный остров? – не поверил капитан. – Я хожу в этих водах более двадцати лет и никогда еще не был там. Что эти люди и вы там делали, ради всего святого?

– Мой коллега из агентства НАПИ Пол Траут, его жена Гэмей и пилот подводного аппарата были захвачены неизвестными и насильственно перевезены на этот остров. А мы с Завалой прибыли туда, чтобы вызволить их из плена. Правда, столкнулись с некоторыми проблемами.

– А кто же их там держал?

– Точно не знаю, но полагаю, мы выясним это, как только вернемся домой.

В этот момент в комнату вошел молодой человек в униформе и протянул капитану несколько свернутых листов бумаги.

– Только что получено, сэр.

– Спасибо, – кивнул Брюс, пробежал глазами текст и протянул его Остину.

Это была информация от Руди Ганна: «Рад, что с вами все в порядке. Когда будут подробности? Руди».

А капитан тем временем прочитал другое сообщение и удивленно вскинул бровь:

– Похоже, мистер Остин, вы большая шишка, как выражаются американцы. Центральное командование Британской береговой охраны связалось с адмиралтейством и все выяснило. Мы должны обращаться с вами предельно деликатно и предоставить в ваше распоряжение все, что пожелаете.

– Как приятно, – улыбнулся Остин. – На британском флоте все еще имеется запас грога?

– Грога у нас, к сожалению, нет, но в моей каюте есть бутылка отличного шотландского виски.

– Сойдет, – кивнул Остин.

Глава 35

Совсем другую встречу устроили сторожевому судну «Скапа», когда оно вошло в док столицы Оркнейских островов города Керкуолл. К моменту прибытия судна на причале в ряд выстроились автобус, катафалк и около двух дюжин людей, облаченных в белые костюмы химической защиты.

Остин, стоя на палубе сторожевого катера вместе с капитаном Брюсом, с удивлением наблюдал за принимающей стороной.

– Это либо команда химзащиты, либо последняя британская мода, – сказал он.

– Насколько можно судить издалека, – грустно улыбнулся капитан, – моей команде не скоро удастся сойти на берег. – Судя по всему, экипажу придется пройти карантин – вдруг обнаружится, что вы и ваши друзья привезли с собой какую-нибудь заразу?

– Сожалею, что доставили вам столько неприятностей, капитан.

– Ерунда, – отмахнулся капитан Брюс. – Ваше появление нарушило служебную рутину. К тому же, как я уже сказал, это наша святая обязанность.

Остин благодарно пожал руку Брюсу и стал спускаться по трапу вместе со своими друзьями. Как только последний из исследователей ступил на берег, им тут же предложили надеть на себя белые пластиковые костюмы, такие же головные уборы и респираторы и проводили в автобус, где попросили ни в коем случае не открывать окна. Трупы тем временем погрузили в катафалк. После непродолжительной поездки прибывших вывели из автобуса и проводили в большое здание красного кирпича, которое когда-то служило складским помещением.

Внутри здания была раскинута огромная палатка, где суетились люди в белых комбинезонах. По всей видимости, здесь расположилась лаборатория по обеззараживанию. Всех, кто побывал на острове, попросили принять душ, а одежду собрали в кучу и отправили в лабораторию. После весьма продолжительного душа всем выдали хлопчатобумажные халаты больничного типа, в результате чего люди стали напоминать пациентов психиатрической лечебницы. Прибывших тщательно обследовали несколько врачей, с ними обращались деликатно, однако довольно решительно.

После обследования Остину и его коллегам по агентству НАПИ вернули одежду, которая к этому времени была выстирана и аккуратно сложена в стопки, и препроводили в небольшое помещение, где стояли стол и несколько стульев. Навстречу входящим из-за стола поднялся мужчина в полосатом костюме.

– Энтони Мейхью, – представился он и предложил всем сесть. У него были тонкие аристократические черты лица и изысканное произношение, свидетельствовавшее о принадлежности к высшему обществу. Мейхью сказал, что является сотрудником МИ-5 – британской контрразведки.

– Оксфорд? – предположил Остин.

– Кембридж, – улыбнулся тот и приступил к делу.

– Полагаю, вы с пониманием отнеслись к навязанной вам процедуре. Приношу извинения за настойчивость наших специалистов. Надеюсь, вам не доставили неудобства. – Мейхью говорил краткими, отрывистыми фразами.

– Ни в малейшей степени, – заверил его Остин. – Тем более что мы действительно нуждались в хорошем душе.

– Пожалуйста, передайте тем людям, которые стирали нашу одежду, чтобы в следующий раз не так сильно крахмалили воротнички наших рубашек, – невинным тоном попросил Завала.

Мейхью захихикал, растянув тонкие губы:

– Непременно. Кстати сказать, организация МИ-5 хорошо знакома с работой команды специального назначения агентства НАПИ, но, как только наше начальство узнало от капитана Брюса о трупах, секретных экспериментах на острове и каких-то загадочных мутантах, они впали в состояние панического страха, как это обычно происходит с любыми государственными чиновниками. Короче говоря, они хотели убедиться, что вы не распространите на Британских островах какую-нибудь опасную заразу.

Остин скорчил недовольную гримасу:

– Не думал, что от нас так дурно пахнет.

Мейхью посмотрел на него отсутствующим взглядом, но вдруг рассмеялся:

– Американский юмор. Я должен был ожидать от вас чего-то подобного. Мне пришлось провести в Штатах несколько лет, и мое начальство было больше обеспокоено не исходящим от меня запахом, а наличием самых настоящих смертельных вирусов.

– Поверьте, мы не помышляли о том, чтобы напустить заразу на наших британских братьев, – улыбнулся Остин. – Прошу вас срочно передать своему начальству, что мы не имеем никакого отношения к биологическому оружию.

– Непременно, – снова пообещал тот и пристально посмотрел каждому в глаза. – Итак, может ли кто-нибудь из вас внятно объяснить, что с вами произошло?

Остин повернулся к Трауту.

– Лучше всего это сделает Пол.

Губы Траута растянулись в грустной улыбке.

– Позвольте мне начать с того, что этот остров совершенно не похож на медицинское учреждение.

После этого ученый довольно подробно поведал агенту обо всех перипетиях пребывания на острове, начиная с того момента, когда их субмарину «Элвин» захватили неизвестные люди с оружием в руках, и заканчивая бегством.

Когда Траут рассказывал о проводившихся на острове экспериментах по извлечению философского камня, Остин ожидал увидеть на лице сотрудника МИ-5 признаки недоверия или замешательства, но ничего подобного не произошло. Вместо этого Мейхью хлопнул рукой по колену и сказал с совершенно не характерной для британца эмоциональностью:

– Все сходится, как перчатки нужного размера! Я всегда подозревал, что за таинственной смертью ученых скрывается нечто большее.

– Боюсь, нам трудно понять, о чем вы говорите, – заметил Остин.

– Извините. Дело в том, что несколько месяцев назад моему департаменту поручили расследовать загадочные происшествия – погибли несколько ученых. Первым был сорокалетний специалист в области компьютерной техники и информационных технологий: он вышел в сад, обмотал себя оголенными электрическими проводами и воткнул вилку в розетку. При этом не было обнаружено никаких личных мотивов для самоубийства.

– Оригинальный поступок, – хмыкнул Остин.

– Да, и это было только начало. Следующим стал ученый-химик, он ехал на машине домой с вечеринки в Лондоне и почему-то упал с моста. Правда, полиция установила, что количество алкоголя в его крови несколько превышало допустимый уровень, однако его друзья в один голос утверждали, что на той вечеринке он вообще ничего не пил. То же самое говорили и родственники, по словам которых бедняга в рот не брал ничего крепче пива: его всегда тошнило от спиртного. В довершение всего следствие установило, что кто-то поставил на его машину старые шины, хотя сам он держал свой «ровер» в прекрасном состоянии.

– Вы меня заинтриговали, – признался Остин.

– О, это не все. Самое интересное впереди. Еще один ученый, тридцати пяти лет, врезался в стену на автомобиле, доверху наполненном газовыми баллонами. Власти поспешили заявить, что произошло самоубийство. Другой молодой человек был найден мертвым под мостом… Его тоже объявили самоубийцей, а доказательством послужили алкогольное опьянение и глубокая депрессия. Однако родственники утверждают, что погибший был глубоко верующим человеком, никогда не злоупотреблял алкоголем и не страдал депрессией. А вот еще один случай. Парень лет двадцати с небольшим привязал один конец нейлонового шнура к дереву, второй обмотал вокруг шеи, сел в машину и нажал на газ. Удавился.

– И сколько подобных случаев вы обнаружили во время расследования?

– Около двух дюжин. И все погибшие были учеными. Остин присвистнул:

– И какая тут может быть связь с проводившимися на острове экспериментами?

– Тогда нам казалось, что никакой. Двое из этих ученых были американцами, поэтому мы обратились за помощью в ваше посольство, а депутаты нашего парламента потребовали проведения полномасштабного расследования, после чего к делу подключили мой департамент. Правда, попросили не поднимать шум и не привлекать к этому делу слишком много сотрудников. Кроме того, мне приказали докладывать о ходе расследования непосредственно в канцелярию премьер-министра.

– Похоже, высшее начальство не испытывало большого желания раскрыть это дело, – предположил Остин.

– Да, у меня сложилось такое же впечатление, – согласился Мейхью. – Я поговорил с родственниками погибших и выяснил, что все ученые недавно работали в какой-то химической лаборатории.

– На бывших хозяев Маклина? – насторожился Траут.

– В точку. Мы долго искали Маклина, потом решили, что он либо погиб, как многие его коллеги, либо каким-то непостижимым образом связан с их смертью. А теперь стало ясно, что он оказался на этом таинственном острове, но, к сожалению, уже мертв. Значит, он все же был связан с этой загадочной лабораторией.

Траут подался вперед на стуле.

– А каков был характер этих исследований?

– По косвенным данным, работа велась в лаборатории на территории Франции, там занимались исследованием особенностей иммунной системы. Очевидно, эта лаборатория принадлежала какой-нибудь крупной транснациональной корпорации, но докопаться до хозяев очень трудно, – все было организовано через множество подставных фирм и офшоров. Нам до сих пор не удалось проследить финансовые корни этой собственности.

– А когда это наконец удастся, – закончил его мысль Остин, – вы предъявите владельцам корпорации обвинение в убийстве.

– По меньшей мере, – кивнул Мейхью. – По мнению доктора Траута, эта корпорация занималась не только устранением «опасных» ученых, но и проведением запрещенных экспериментов над людьми, что привело к появлению мутантов.

– Позвольте мне подвести некоторый итог сказанному, – предложил Остин. – Эта лаборатория нанимала ученых для реализации научного проекта, связанного с получением так называемого философского камня, иначе говоря, эликсира молодости, основанного на добываемом со дна океана энзиме. Судя по всему, исследователи весьма преуспели в производстве вещества, которое позволяет продлить жизнь человека. Именно это открытие стало причиной их гибели. Правда, Маклину удалось сбежать, но хозяева лаборатории все-таки отыскали его и насильно вернули в новую лабораторию, где он занимался завершением работы над этим уникальным средством. Однако в ходе эксперимента произошел сбой, в результате которого на свет появились свирепые мутанты. А Пол совершенно случайно наткнулся на дне океана на их следы и был захвачен для работы в лаборатории.

– Да, все детали сходятся, как в механизме настенных часов, – заключил Мейхью. – Могу я задать вам один вопрос, мистер Остин? Почему вы сразу не передали британским властям эту важную информацию?

– Могу ответить на ваш вопрос своим собственным. Вы поверили бы мне, если бы я ввалился в ваш офис и рассказал жуткую историю про красноглазых демонов?

– Вряд ли, – откровенно признался тот.

– Благодарю за честный ответ. Вы же прекрасно знаете, как проходит информация по официальным каналам: требуются определенное время и тщательная проверка. Конечно, мы понимали, что любое промедление может иметь фатальные последствия. А Пол Траут не просто мой коллега, но еще и давний друг.

– Я вас прекрасно понимаю, – смутился Мейхью. – Я же сказал, что хорошо осведомлен о работе отряда специального назначения вашего агентства и с самого начала понимал, что здесь нечто большее, чем обычная рутинная операция. А этот вопрос я был обязан задать.

– Ваше правительство намерено расследовать события на острове? – вмешалась в разговор Гэмей.

– Да, военно-морское судно уже в пути, – ответил Мейхью. – На борту находится большой отряд морских пехотинцев Королевского ВМФ, они должны высадиться на острове и навести там порядок. Помимо всего прочего, они должны отыскать там упомянутую вами субмарину, опечатать помещения, включая лабораторию, разоружить охранников и нейтрализовать оставшихся в живых мутантов.

– Если исходить из того, что я видел собственными глазами, – заметил Траут, – разоружать там уже практически некого. Почти все охранники были истерзаны мутантами.

После этих слов в комнате воцарилась мертвая тишина. Первым ее нарушил Мейхью:

– Доктор Траут, вы имеете наибольший опыт общения с мутантами. Что вы можете рассказать нам о них?

– Это совершенно дикие существа, чрезвычайно сильные, агрессивные и к тому же каннибалы. Они могут общаться между собой, а если судить по тому, как они захватили остров, где снималось телешоу «Изгои», можно с уверенностью сказать, что они способны планировать свои действия. – Он сделал паузу, вспоминая свои встречи с мутантами в «зоопарке». – Не думаю, что в них уничтожены абсолютно все человеческие качества.

Мейхью загадочно улыбнулся:

– Поразительно. Откровенно говоря, тема исчерпана, но, если вы не против, я хотел бы пообщаться с вами еще несколько минут. У меня есть нечто такое, что я хотел бы показать вам.

Мейхью попросил всех выйти из комнаты, потом долго вел их по длинным коридорам, пока наконец они не вошли в холодное помещение, отдаленно напоминающее медицинскую лабораторию. Посреди комнаты стоял большой металлический стол, ярко освещенный лампами, а на нем лежало тело, накрытое белой полиэтиленовой пленкой. Рядом со столом стоял мужчина средних лет в белом медицинском халате.

Мейхью сделал знак рукой, и врач снял покрывало, открыв перекошенное и покрытое кровавыми пятнами лицо того самого мутанта, который был застрелен на причале. Правда, с закрытыми глазами монстр не казался таким ужасным, как прежде. Только сейчас они сообразили, что мертвое лицо было перекошено не от злобы, а скорее от боли.

– Неплохо выглядит, – прокомментировал Мейхью, глядя на труп. – Во всяком случае, для француза.

– Следует ли это понимать как ваше пристрастное отношение к англичанам, или вы знаете наверняка, что он был французом? – прищурился Остин.

Мейхью улыбнулся и, сунув руку в карман, вынул оттуда тонкую металлическую пластинку с прикрепленной к ней цепочкой. Задумчиво посмотрев на жетон, он протянул его Остину.

– Это было на шее джентльмена. Правда, жетон поистерся от времени, но разобрать текст можно.

Остин повернул пластинку к свету и вслух прочитал: «Капитан Пьер Леван, армия Французской Республики, род. 1885 г.».

– Этот парень, похоже, украл какую-то собачью бирку.

– Я тоже так подумал сначала, – признался Мейхью. – Но проблема в том, что этот медальон действительно принадлежит этому человеку.

Остин недоверчиво посмотрел на лежавший перед ним труп, а потом перевел взгляд на англичанина. Тот никак не напоминал человека, который решил пошутить.

– Хотите сказать, что этому мутанту более ста лет? – спросил Остин внезапно охрипшим от волнения голосом.

– Если быть точным, то ему сейчас около ста двадцати.

– Не может быть, – запротестовал Остин. – И вообще, почему вы так уверены, что это тот самый человек, имя которого обозначено на этой табличке? Миллионы людей до сих пор считаются без вести пропавшими в годы Первой мировой войны!

– Совершенно верно, но армейское командование проделало огромную работу, чтобы сохранить списки погибших и не допустить хаоса в этом деле. Очень часто погибших идентифицировали с помощью сослуживцев, друзей и офицеров. После каждого сражения погибших осматривали специальные подразделения, потом составлялись списки захороненных, и при этом обязательно присутствовал армейский капеллан. Кроме того, существуют карты захоронений. Все сведения о погибших тщательно проверялись медицинскими работниками, соответствующими службами, кладбищенскими чиновниками и так далее и тому подобное. В последнее время вся эта информация была внесена в компьютерную базу данных. Так вот, мы самым тщательным образом проверили и установили, что во французской армии действительно служил капитан Пьер Леван и что он без вести пропал после одного из сражений.

– Да, но на фронтах пропадало много других офицеров.

– Ох уж этот американский скептицизм, – ухмыльнулся Мейхью и, порывшись в кармане, вынул большие карманные часы и протянул их Остину. – Мы обнаружили это в его кармане. Этот монстр когда-то был довольно симпатичным мужчиной.

Остин внимательно осмотрел часы, а потом прочитал выгравированную на обратной стороне футляра надпись:

– «A Pierre, de Claudette, avec amour».^[156] – Он щелчком открыл крышку часов и на обратной стороне увидел миниатюрную фотографию молодого парня и красивой женщины.

Через некоторое время он показал часы другим членам агентства НАПИ.

– Ну, что скажете?

Гэмей внимательно осмотрела часы, потом медальон.

– Первое, что я узнала, занимаясь подводной археологией, это то, что с самого начала необходимо точно установить источник происхождения того или иного артефакта. К примеру, монета эпохи Древнего Рима, найденная на кукурузном поле штата Коннектикут, может означать, что ее потерял там какой-то древний римлянин, но это вряд ли будет соответствовать действительности. Скорее всего ее посеял там какой-нибудь коллекционер колониальной эпохи…

Мейхью тяжело вздохнул.

– Возможно, доктору Блеру удастся убедить вас.

– Я тоже не очень-то верю в эту версию, – неожиданно заявил патологоанатом в белом халате. – Мы провели вскрытие этого существа и обнаружили, что клетки тканей его внутренних органов вполне сравнимы с клетками двадцатилетнего парня, однако структура мозга и соединения черепной коробки свидетельствуют о том, что этому человеку было… – он прокашлялся, – э-э-э… более ста лет.

– Значит, работа над созданием эликсира молодости началась намного раньше, чем мы предположили, – сделал вывод Остин.

– Невероятно, но вполне допустимо, – поддержал его Мейхью. – Помнится, в годы Первой мировой войны усиленно распространялись слухи о попытках создания берсеркера^[157] – супервоина, который мог врываться в траншеи противника, несмотря на ураганный огонь.

– Вы полагаете, это имеет какое-то отношение к экспериментам по продлению жизни?

– Пока не знаю, – признался Мейхью, прикрывая тело мутанта.

– Бедняга, – пробормотал Завала, разглядывая счастливые лица молодой пары на снимке. – Как много он потерял за эти сто лет.

– Сейчас на поверхности только верхняя часть этого айсберга, – продолжал Мейхью. – Кто знает, сколько людей погибло в ходе ужасного эксперимента и кто еще пострадал, чтобы сохранить все в тайне.

– А я не виню исследователей за то, что они не афишировали свои неудачи в этой области, как, например, этого мутанта, – задумчиво сказала Гэмей.

– Дело не только в этом, – возразил Мейхью. – Представьте себе, что эксперимент прошел успешно и кто-то получил чудодейственный эликсир молодости. И что произошло бы с нашим миром, если бы одни люди стали жить значительно дольше, чем простые смертные?

– Мир утратил бы свое естественное равновесие, – согласилась Гэмей.

– Вот именно, – воодушевился Мейхью. – Но я самый обыкновенный сыщик… Я просто передам эту информацию аналитикам и начальству, а они пусть ломают голову, что делать. Как долго вы намереваетесь оставаться в Соединенном Королевстве? – спросил он Остина официально.

– Думаю, что недолго, – коротко ответил тот. – Мы обсудим наши планы, а потом известим вас о принятом решении.

– Буду премного благодарен. – Мейхью вынул из кармана визитную карточку и вручил ее Остину. – Пожалуйста, звоните в любое время дня или ночи. А пока обязан попросить вас держать язык за зубами. Все произошедшее должно остаться между нами.

– От меня информация поступит только Дирку Питту и Руди Ганну, – предупредил Остин. – Полагаю, что Океанографический институт имеет право знать о судьбе своего подводного аппарата.

– Согласен. А я обещаю держать вас в курсе дела относительно того, что обнаружат на этом острове наши морские пехотинцы. Не исключено, что мы найдем там еще какие-нибудь интересные факты. Я имею в виду убийства, похищения, захват заложников, использование рабского труда ученых и так далее. – Он хмыкнул и развел руками. – Бессмертие всегда является потенциальным мотивом для совершения преступлений. Готов держать пари, что многие из присутствующих здесь с удовольствием променяли бы свою единственную жизнь на весьма впечатляющий шанс обрести вечность.

– Не все, – горько усмехнулся Остин.

– Что вы хотите сказать? – удивился Мейхью. – Неужели есть люди, которые не согласились бы жить вечно?

Остин показал на лежащее под покрывалом тело мутанта:

– А вы спросите этого старого солдата.

Глава 36

– Мне очень не хотелось бы охлаждать пыл горячих сердец, – шутливо заметила Гэмей, – но за всеми этими разговорами про красноглазых монстров и философский камень мы совершенно забыли о своих незаконченных делах. А между тем они требуют внимания.

После встречи с Мейхью все направились в отель, чтобы общими усилиями выработать хоть какую-то стратегию поведения. Сэнди хотела бросить все и уехать домой. Мейхью не стал отговаривать ее и отправил на самолете в Лондон, где она могла без труда сесть на первый же рейс в США. Остальные ученые еще ничего не решили.

– Вы правы, – Завала поднял полный бокал, – я все еще далек от исполнения своего давнего желания выпить всю текилу, которая существует в мире.

– Похвальная цель, Джо, – ехидно улыбнулась Гэмей, – но лично я больше заинтересована в спасении мира, а не в поставках текилы. Можно, я сформулирую стоящую перед нами проблему одним словом? Это горгона.

– Да, помню, – кивнул Остин. – Я не хотел вмешиваться в ваши исследования, но, коль скоро ты сама затронула этот вопрос, скажи, пожалуйста, как обстоят дела?

– Ничего хорошего, – тихо отозвалась Гэмей. – Я разговаривала с доктором Осборном, и он сказал, что распространение этой водоросли идет гораздо более быстрыми темпами, чем предполагалось ранее.

– Все работы на дне океана сейчас прекратились, – произнес Остин. – Может ли это хоть как-то замедлить распространение горгоны?

Гэмей вздохнула:

– Хотелось бы надеяться. Но мутировавшие гены этого растения обнаружили способность к самовоспроизведению, стало быть, они будут распространяться и дальше. Сначала мы увидим, как они захватят отдельные заливы на восточном побережье США, потом доберутся до Европы, а в конце концов поглотят все побережье Тихого океана. После этого горгона начнет распространяться по всему бассейну Мирового океана.

– Сколько времени у нас осталось?

– Не знаю, – откровенно призналась Гэмей. – Океанские течения быстро разносят эту заразу.

Остин живо представил себе любимый океан, превратившийся в затянутое тиной соленое болото.

– В этом есть какая-то ирония, не так ли? – грустно улыбнулся он. – Фошары отчаянно хотели продлить себе жизнь, а в результате создали мир, который им вряд ли понравится. – Он посмотрел на сидевших вокруг стола друзей. – Есть какие-нибудь мысли относительно того, как остановить эту напасть?

– Главным средством, с помощью которого можно остановить распространение горгоны, может быть добываемый в районе Затерянного города энзим, – высказалась Гэмей после долгих раздумий. – Если мы вычислим его молекулярную структуру, то, вполне вероятно, сможем найти способ обращения процесса вспять.

– Все еще ноющие на моем теле синяки и ссадины подсказывают, что семейство Фошаров так легко не расстанется со своими секретами, – возразил Остин.

– Именно поэтому мы с Гэмей должны как можно скорее вернуться в Вашингтон и организовать в НАПИ конференцию с участием доктора Осборна, – вмешался Траут. – Мы могли бы вылететь отсюда первым же рейсом завтра утром.

– Валяйте, – кивнул Остин и еще раз обвел глазами уставшие лица. – Но прежде всем нам необходимо хорошенько выспаться.

Пожелав друзьям спокойной ночи, Остин спустился в вестибюль отеля, нашел компьютерный зал и отправил Руди Ганну электронной почтой короткое сообщение о событиях на острове, а в конце пообещал, что непременно позвонит рано утром и расскажет подробности. И все это время он устало потирал глаза, чувствуя, что силы его уже на исходе.

Вернувшись в номер, он увидел, что кто-то звонил ему на мобильный. Оказалось, что это был Дарнье – антиквар отыскал его через главный офис агентства НАПИ.

– Слава Богу, что я нашел вас, месье Остин, – послышался в трубке взволнованный голос Дарнье. – Вы слышали что-нибудь о Скай?

– Нет, в последнее время мы с ней не связывались, – насторожился Остин. – Я был в море. А что случилось? Я думал, она с вами.

– Нет, она уехала от меня в тот же день, когда и приехала. На шлеме мы обнаружили какое-то химическое вещество, и она поехала в Париж, чтобы проконсультироваться со специалистами в Сорбонне. Я посадил ее в поезд, и мы договорились, что она мне позвонит вечером. Не дождавшись от нее звонка, я сам позвонил в университет на следующий день, но там сказали, что Скай не появлялась.

– Может быть, приболела?

– Хотелось бы в это верить. Я позвонил ей домой, но и там никто не отвечает. Потом я поговорил с хозяйкой дома и выяснил, что мадемуазель Скай не вернулась домой после поездки ко мне в Прованс!

– Думаю, нужно позвонить в полицию, – посоветовал Остин без колебаний.

– В полицию? – ужаснулся тот.

– Да. Я знаю, что вы всячески избегаете любых контактов с представителями власти, – твердо сказал Остин, – но сейчас вы должны это сделать хотя бы ради Скай. Если хотите, позвоните анонимно из какого-нибудь уличного автомата, но вы все равно обязаны это сделать. Нужно заявить о ее исчезновении. Вполне вероятно, что от этого может зависеть ее жизнь.

– Да-да, разумеется. И я непременно перезвоню им. Ведь она мне как дочь. Я предупредил, чтобы девочка была осторожной, но вы ведь знаете, как ведут себя молодые люди…

– Я сейчас в Шотландии, но завтра вылечу во Францию и сразу позвоню вам, как только доберусь до Парижа. – Остин отключился и какое-то время тупо смотрел в пространство, пытаясь собраться с мыслями. Но понять, почему пропала Скай, не мог. Его грустные размышления были неожиданно прерваны еще одним телефонным звонком. На сей раз позвонил менеджер ледниковой электростанции.

– Это Лессар. Слава Богу, а я уже отчаялся дозвониться до вас, – обрадовался управляющий электростанцией.

– Сожалею, я был в командировке, – угрюмо буркнул Остин. – Как там дела на леднике?

– Да с ледником, как всегда, все в полном порядке, – торопливо сказал Лессар. – А вот со всем остальным творится что-то странное.

– Что вы имеете в виду?

– Несколько дней назад на озере появилась лодка с какими-то водолазами. Поначалу мне показалось, что это сотрудники агентства НАПИ решили все-таки закончить свои исследования, но потом я вспомнил, что у вашего катера был совсем другой цвет.

– Да, наши исследования на Спящем озере завершены, – подтвердил Остин. – Насколько мнеизвестно, в этом районе не должно быть никаких судов нашего агентства. Что еще?

– Невероятная вещь. Недавно затопленный тоннель под ледником стал высыхать.

– Так вы же сами говорили, что это в принципе невозможно!

– Нет, вы неправильно меня поняли. Я сказал, что это невозможно сделать быстро, чтобы спасти оказавшихся в западне людей. Обычно уходит несколько дней, чтобы отвести воду по другому каналу, а потом выкачать оставшуюся. Но сейчас помещение лаборатории практически сухое.

– Может быть, это результат усилий электротехнической компании?

– Мое начальство довольно прозрачно намекнуло, что такое решение было принято под давлением каких-то чрезвычайно влиятельных сил, а финансирование всех работ взял на себя некий частный научный фонд.

– И доктор Леблан вовлечен в это дело?

– Сначала я сам подумал, что без него не обошлось, – «Фифи» снова появилась перед входом в электростанцию, но потом оказалось, что это не так. А однажды к нам пришел один из тех ныряльщиков, показал мне разрешение на производство исследований, а потом его люди оккупировали практически всю электростанцию вместе с пультом управления. Знаете, мистер Остин, это какие-то странные угрюмые типы, они следят за каждым моим шагом. Я боюсь за свою жизнь. Даже сейчас я разговариваю с вами в условиях огромного риска. Мне строго-настрого приказали не общаться с посторонними и не звонить по телефону.

– А вы сообщили о своих подозрениях своему непосредственному начальнику?

– Да, но он подтвердил, что я должен оказывать им всемерную помощь и содействие. А потом намекнул, что данное решение выходит за рамки его компетенции. Я просто не знаю, что делать и к кому обратиться за советом. Вот и позвонил вам…

– Вы можете выйти из здания электростанции?

– Думаю, это будет непросто. Они отправили по домам всех моих помощников, так что сейчас вся работа исключительно на мне. Я попытаюсь остановить турбины. Может, хоть тогда в главной конторе обратят внимание на сложившуюся здесь обстановку.

– Делайте, как считаете нужным, только не рискуйте жизнью.

– Я буду крайне осторожен.

– А как зовут того человека, который пришел к вам?

– Фошар. Эмиль Фошар. Он напоминает мне какую-то ядовитую змею.

Эмиль Фошар.

– Ведите себя так, будто ничего страшного не случилось, – проинструктировал его Остин. – Завтра же я прилечу к вам.

– Merci beaucoup,^[158] мистер Остин. Думаю, будет не очень умно с вашей стороны появляться у входной двери на виду у всех. Как я могу узнать, когда вы прибудете?

– Я дам вам знать.

Отключившись, Остин задумался над столь неожиданным поворотом событий. Потом снял трубку внутренней связи и сообщил Джо Завале и Траутам, что их планы претерпели серьезное изменение. Когда все трое вбежали в его номер, Остин вкратце пересказал им содержание двух последних телефонных разговоров.

– Думаешь, это Фошары похитили Скай? – спросил Завала.

– Вполне логичное предположение, учитывая их настойчивый интерес к шлему.

– Но если этот шлем уже у них, зачем им понадобилась Скай? – резонно заметила Гэмей.

– Догадайтесь сами.

Гэмей насупилась и тут же просияла-.

– А, знаю. Они решили использовать ее в качестве наживки, чтобы завлечь вас в ловушку!

Остин медленно кивнул.

– Мой первый импульс был, чтобы немедленно отправиться в шато Фошаров, – признался он. – Но потом я подумал, что именно этого от меня и ожидают. И тогда я решил, что нужно изменить план и вместо замка навестить Эмиля. Кроме того, я тоже волнуюсь за Лессара. Полагаю, он действительно оказался в серьезной опасности. Что же касается Скай, ее не тронут, пока в наших руках будет Эмиль.

– Что мы должны делать? – с готовностью спросил Пол.

– Проверить систему безопасности вокруг замка. Вы должны посмотреть, есть ли возможность проникнуть в шато незамеченным. Только будьте предельно осторожны: мадам Фошар гораздо опаснее, чем ее полоумный сынок. Он просто садист и психопат, а она и умна, и коварна.

– Какая прелесть, – улыбнулась Гэмей. – Просто сгораю от нетерпения поскорее встретиться с ней.

Они еще раз пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись по номерам. А Остин тем временем позвонил по тому номеру, который был указан на визитке Мейхью, кратко сообщил о своем намерении как можно скорее вылететь из Шотландии и попросил помощи. Мейхью ответил, что завтра утром он вылетает спецрейсом в Лондон и будет рад видеть на борту самолета Остина и всех его друзей. А оттуда они смогут на рейсовом самолете попасть в Париж.

Остин поблагодарил Мейхью и пообещал, что непременно вернет должок в один прекрасный день. Договорившись обо всем, он решил хоть немного вздремнуть, лег на кровать и закрыл глаза. Тревожные мысли не давали ему покоя, но усилием воли он все же отбросил их и попытался сосредоточиться на главном – как спасти Скай. Вскоре его сморил беспокойный сон.

Глава 37

Самолет, вылетающий спецрейсом, поднялся в воздух рано на рассвете. Но направился не в лондонский аэропорт Хитроу, а прямо в Париж. Еще до взлета Остин уговорил Мейхью изменить курс. Он не стал вдаваться в подробности, так как времени было очень мало, но заметил, что речь идет о жизни и смерти.

Мейхью задал только один вопрос:

– Это имеет какое-либо отношение к теме нашего предыдущего разговора?

– Это может иметь отношение к чему угодно.

– Значит, я могу ожидать от вас достоверной информации о ходе расследования?

– Да, я предоставлю информацию в том же объеме, в котором обычно отсылаю в агентство НАПИ, – пообещал Остин.

Мейхью улыбнулся, а потом решительно взмахнул рукой, давая согласие на изменение курса. Через несколько часов американцы уже были в международном аэропорту Шарля де Голля. Супружеская чета Траут сразу же отправилась в замок Фошаров, а Остин и Завала успели на чартерный рейс самолета, который отправлялся в небольшую альпийскую деревню, расположенную неподалеку от ледника.

Завала позвонил своей подруге Дениз, которая находилась в парламенте, и та быстро организовала им небольшую, но достаточно мощную моторную лодку, которая должна была ждать их на берегу Спящего озера. Правда, при этом Джо пришлось поклясться, что он ее не забыл и скоро они встретятся в Париже.

На быстроходной лодке, длина которой составляла не менее восемнадцати футов, друзья поднялись вверх по реке и ближе к вечеру уже достигли Спящего озера. Остин менее всего хотел афишировать свое прибытие, поэтому они медленно обогнули озеро по периметру, аккуратно обходя небольшие, но весьма опасные айсберги, верхушки которых поднимались над зеркальной поверхностью воды. Двигатель лодки работал очень тихо, но Остину в тот момент казалось, что шум от него разносится по всем окрестностям.

Остин вырулил к небольшому одномоторному гидросамолету, который бросил якорь в нескольких метрах от берега. Подойдя поближе, он схватился обеими руками за крыло и забрался в кабину пилота. Это был гидросамолет марки «Хэвиленд Оттер», где могли разместиться девять человек. Три первые сиденья были завалены водолазным снаряжением, что подтверждало информацию Лессара, – самолет использовался в качестве платформы для погружения под воду. После тщательного осмотра Остин вернулся в лодку и внимательно осмотрел берег озера. В сгущающихся сумерках пляж казался совершенно безлюдным. Он направил лодку к выступающей из воды скале, спрятал ее там, а сам вместе с Завалой стал быстро подниматься по тропинке, ведущей к зданию электростанции.

Они шли налегке, захватив с собой лишь немного воды, фонари, пистолеты и значительный запас патронов. Но даже при быстрой ходьбе до электростанции добрались, когда над ледником повисла ночная тьма. Дверь в здание станции была открыта. Внутри было тихо, за исключением глухого жужжания турбин.

Остин первым вошел в здание и остановился, прислушиваясь к каждому звуку. Внезапно его голубые глаза сузились.

– Что-то здесь не так, – тихо сказал он другу. – Турбина работает.

– Ничего удивительного, – возразил Завала. – Это ведь электростанция.

– Да, но Лессар пообещал мне по телефону, что постарается отключить турбины. Падение напряжения в сети должно было, по его мнению, вызвать тревогу в главном офисе, после чего сюда должны были выслать специальную группу для расследования причин остановки генераторов…

– Может быть, этот Лессар просто передумал, – предположил Завала.

Остин покачал головой:

– Вряд ли.

Обследовав офис и жилые помещения, Остин и Завала направились к пульту управления. Остин вынул пистолет и снял с предохранителя, посоветовав другу сделать то же самое. Мужчины осторожно вошли в просторное помещение и огляделись. В дальнем конце они увидели Лессара, тот сидел за пультом управления, опустив голову на руку. На первый взгляд им показалось, что француз просто вздремнул на рабочем месте, но присмотревшись, они увидели на его спине красное пятно. Правая рука Лессара была вытянута вперед и замерла в нескольких дюймах от черной ручки – тумблера, с помощью которого можно было отключить турбины. Подойдя поближе, они увидели, что почти весь пульт управления залит кровью несчастного менеджера.

На посеревшем лице Остина стали проявляться признаки с трудом сдерживаемого гнева. Он молча поклялся, что виновник поплатится за убийство доброжелательного и веселого француза, с помощью которого удалось вытащить из затопленного тоннеля и Скай, и всех остальных специалистов.

Остин прикоснулся пальцами к шее Лессара и убедился, что тело уже остыло. По всей вероятности, инженер был убит вскоре после телефонного звонка Остину. Немного утешало лишь то, что он все равно не успел бы спасти беднягу. Все произошло слишком быстро. Он подошел к пульту управления и сел за компьютер. Монитор показывал сложную систему тоннелей. Остин понял, что Лессар проделал грандиозную работу, чтобы отвести воду из ледника по отводным каналам и осушить помещение лаборатории и прилегающих тоннелей.

– Все тоннели окрашены в разные цвета, – пояснил он Завале. – Вот эти синие мерцающие линии обозначают затопленные водой тоннели, а красные – свободные от воды. – Он навел курсор на красную линию и щелкнул мышью. – А это тот самый тоннель, который мы использовали для спасения людей.

Завала склонился над монитором и провел пальцем по изогнутому контуру тоннеля, который начинался у помещения лаборатории и вел непосредственно к зданию электростанции.

– Настоящий лабиринт. Нам придется постоянно лавировать по этим поворотам.

– А ты представь себе, что это самый обыкновенный кросс по пересеченной местности, – пошутил Остин. – Мы должны выйти в том самом месте, где наш друг Себастьян взорвал металлическую перегородку. Оттуда недалеко до помещения лаборатории. А теперь самая плохая новость: судя по всему, нам придется преодолеть водную преграду протяженностью не менее пятнадцати миль. Иначе говоря, придется плыть по затопленному участку этого тоннеля.

– Думаю, на это уйдет уйма времени. А если мы заблудимся в лабиринте, то можем потратить несколько дней.

– Не обязательно, – покачал головой Остин, вспомнив слова Лессара, сказанные тем в адрес доктора Леблана.

Он встал из-за пульта управления, отключил монитор, бросил последний взгляд на бездыханное тело Лессара и вышел из комнаты, показав жестом, чтобы Завала следовал за ним. Через несколько минут они были на смотровой площадке, где некоторое время назад Лессар демонстрировал Остину всю мощь стекающей с ледника воды. Бурный поток, который тогда напомнил Остину неукротимую реку Колорадо, сейчас был похож на мелкий ручеек глубиной не более фута и шириной несколько ярдов.

С удовольствием отметив про себя, что нужный им тоннель сухой, Остин вернулся в вестибюль электростанции, а потом друзья быстро вышли из здания и направились в обшитый металлическими щитами гараж, расположенный в двухстах ярдах от главного входа. Дверь гаража была открыта, внутри стояли два автомобиля. Один – тот самый грузовик, который привез Остина к зданию электростанции ёо время его первого визита, а второй – «Ситроен-2С», любимая игрушка доктора Леблана.

Остин снял с машины полиэтиленовую пленку и повернулся к Завале:

– Знакомься, это «Фифи».

– «Фифи»? – эхом повторил тот.

– Да, любимая подруга одного из специалистов по ледникам. Он души в ней не чает.

– Я видел немало красивых женщин, – ухмыльнулся Завала, – но всегда считал, что самое главное не внешняя красота, а внутренняя, что, собственно, и делает человека личностью. Только это следует брать в расчет.

С толстым задом и слегка опущенным передком, маленький «Ситроен-2С» был одним из самых оригинальных автомобилей своего времени. Разработчик этой машины как-то сказал, что он хотел получить «четыре колеса под зонтиком», то есть автомобиль, на котором можно было бы проехать по грязному полю и не разбить при этом сложенные в корзину, яйца. «Фифи» действительно немало повидала на своем веку. Изрядно поношенные шины исколесили много миль по бездорожью, а некогда красная краска выгорела почти до розового цвета и была в царапинах от гравия и песка. И тем не менее эта машина все еще производила впечатление видавшей виды женщины, которая никогда не отличалась особой красотой, но знала толк в жизни.

Ключ торчал в замке зажигания. Американцы сели в машину, и она мгновенно завелась. Остин вырулил из гаража и поехал по покрытой гравием дороге вдоль подножия горы, пока они не уперлись в двойную металлическую дверь. Остин сверился с картой и выяснил, что сейчас они находятся у того места, которое на карте было обозначено как Porte de Sillon.^[159] Он не был уверен в правильности перевода этого словосочетания, но, по всей видимости, оно имело отношение к работе огромных бурильных машин, с помощью которых строители прорубили ход в чрево гигантской горы.

Створки двери были сделаны из толстой сверхпрочной стали, но так хорошо подвешены и сбалансированы на петлях, что Остин и Завала легко открыли их. Остин осторожно въехал в тоннель на «Фифи». В условиях закрытого пространства ее моторчик стал звучать, как гром среди ясного неба, гулко отражаясь от каменных стен и потолка. Тоннель шел прямо, все глубже в недра горы, проходил мимо машинного отделения, где натужно гудели мощные турбины, и выводил непосредственно к главной системе. Если бы не подробная карта, они легко бы запутались в лабиринте. При этом Завала безропотно выполнял обязанности штурмана, хотя Остин и без его указаний быстро двигался по тоннелю, безошибочно выбирая тот или иной поворот. Минут через пятнадцать после начала путешествия Завала подсказал Остину, что на следующей развилке нужно повернуть налево.

– Мы почти в том месте, где на карте обозначена лаборатория, – сказал он, облегченно вздохнув.

– И сколько до нее?

– Примерно полмили.

– Думаю, нам нужно оставить «Фифи» здесь, дальше пойдем пешком.

Как и все прочие тоннели, этот проход был слабо освещен редкими тусклыми лампочками, прикрепленными к потолку. Многие из них давно перегорели. Поэтому друзьям пришлось продвигаться с предельной осторожностью, пристально вглядываясь в мрачное пространство тоннеля. Выкрашенные в оранжевый цвет стены отбрасывали на их лица загадочные отблески, а холод медленно, но верно проникал сквозь легкие куртки, которые они нашли в жилом помещении для обслуживающего персонала.

– Когда я поступил на работу в агентство НАПИ, – ворчал Завала, – мне обещали, что я увижу интересные места, но мне никогда еще не приходилось бродить по таким мрачным норам.

– Можешь считать, что ты посетил уникальное подземное сооружение, являющееся шедевром инженерной мысли, – подбодрил его Остин.

Через несколько минут ходьбы по этому шедевру инженерной мысли они наконец добрались до каменной лестницы, которая поднималась вверх до какой-то узкой площадки, внешняя сторона которой была закрыта пластиком и стеклом. Остин вспомнил слова Лессара о том, что под ледником повсюду разбросаны небольшие будки с пультами управления. Они продолжали продвигаться вперед, когда острый слух Остина неожиданно уловил странный звук, который резко выделялся на фоне падающих капель и журчания воды под ногами.

– Что это? – спросил он, остановившись и приложив руку к уху.

Завала тоже остановился и прислушался.

– Похоже на звук приближающегося локомотива.

Остин покачал головой.

– Нет, это не призрак мчащегося поезда, – сказал он и вдруг резко повернулся. – Бежим!

Завала оторопело смотрел куда-то вдаль, еще не понимая, в чем дело. И только громкий призыв друга вывел его из ступора. Он тоже повернулся и бросился вслед за Остином, как опытный спортсмен, рванувший с низкого старта. Они неслись сломя голову, не обращая никакого внимания на хлюпавшую под ногами воду и промокшую верхнюю одежду.

Через несколько минут шум заметно усилился и вскоре превратился в оглушающий грохот. Остин резко повернул в другой тоннель, Завала хотел было последовать за ним, но упал, поскользнувшись на мокром полу. Остин вернулся и, схватив его за руку, потащил за собой. Земля, казалось, дрожала под ногами, грохот стал просто невыносимым. В этот момент острый глаз Остина заметил высокую металлическую лестницу, которая поднималась до вырубленной в стене площадки. Не долго думая, он схватился за поручни и стал быстро взбираться вверх, как заправский акробат. Завала попытался проделать то же самое, но боль в колене мешала ему. Остин спустился вниз и протянул руку, вытаскивая Завалу на площадку.

К счастью, оба успели укрыться на пункте наблюдения и плотно закрыть за собой толстую водонепроницаемую дверь – даже, скорее, люк. В следующее мгновение огромная синяя волна обрушилась в тоннель, поднялась до уровня пункта наблюдения и захлюпала по водонепроницаемым окнам. Будка покачнулась от мощного удара, но выдержала напор и устояла на выступе скалы, хотя Остин и Завала были напуганы: в какой-то момент обоим показалось, что строение не выдержит натиска и будет смыто в тоннель.

Через несколько минут напор воды уменьшился, но ее уровень все еще доходил до пола. Остин подошел к контрольной панели управления и посмотрел на диаграмму. Он никак не мог понять, почему не выдержала запорная металлическая перегородка, которая должна была преграждать путь потоку воды от ледника. Если произошла авария, то им не поздоровится. Придется сидеть здесь, дожидаясь, пока растает весь ледник.

К счастью, на компьютерной схеме линия отвода воды была окрашена в красный цвет. Значит, поток прорвался из какого-то потайного кармана и должен был через некоторое время иссякнуть.

Но если его предположение было верно, то подземная емкость должна быть чрезвычайно большой. Уровень воды заметно снизился минут через пять, которые, как показалось друзьям, длились целых пять лет. А еще через пять минут они смогли покинуть спасительную будку, не опасаясь того, что их смоет.

Завала долго смотрел на все еще шумный поток внизу.

– Мне казалось, ты обещал мне комнату смеха, – громко закричал он другу, пытаясь перебороть грохот воды. – Но я что-то не вижу здесь ни комнаты, ни смеха.

– Я обещал тебе не только комнату смеха, но и водные аттракционы!

Через десять минут вода упала настолько, что они могли спуститься в тоннель. Остин спустился первым и немного подождал, раздумывая над тем, возможен ли еще один такой прорыв воды. Однако выбора у них не было, и, отбросив дурные мысли, оба быстро пошли вперед, петляя по извилистым коридорам. В одном месте воды было столько, что им пришлось преодолевать препятствие чуть ли не вплавь. Остин снова посмотрел на карту. Судя по всему, до лаборатории осталось несколько минут ходьбы. Наконец они добрели до огромной металлической двери, каких было немало в этом тоннеле. Но эта отличалась от всех остальных – металл был разорван на части и свисал с петель, как кожура на апельсине.

Завала подошел к двери и провел рукой по рваному краю.

– Это, должно быть, та самая дверь, которую взорвал кто-то из боевиков Фошара.

Остин снова раскрыл карту.

– Мы здесь, – ткнул он пальцем. – Если пройдем через эту дверь и свернем направо, через полмили будем в лаборатории. Думаю, нужно вести себя как мож-344 но тише и быть начеку.

– Я постараюсь, крепко сожму зубы, чтобы не стучали, – пошутил Завала, – хотя сделать это будет очень трудно.

Легкомысленная болтовня была обманчивой. Оба прекрасно сознавали – опасность может подстерегать за каждым поворотом. Именно поэтому они еще раз проверили оружие и стали продвигаться вперед с предельной осторожностью. Как только вошли в главный тоннель, Остин коротко обрисовал другу внутреннее помещение лаборатории, не исключая того ледяного щита, в который вмерзло тело Жюля Фошара.

Уже на подходе к лаборатории Завала снова стал припадать на одну ногу. Сказывался сильный ушиб колена. Он попросил Остина идти вперед и пообещал, что догонит его через пару минут. Остин хотел было проверить лабораторные трейлеры, но в окнах было темно, и он решил, что Эмиль со своими бандитами поджидает их в помещении лаборатории. И только через минуту понял, что ошибся. Не успел он открыть дверь лаборатории, как сзади послышался чей-то голос, потребовавший по-французски поднять руки вверх. Остин подчинился и медленно повернулся.

В слабом свете лампы он различил грузную фигуру Себастьяна, который стоял, нацелив на него пистолет.

– Привет, – сказал Себастьян подчеркнуто деликатно. – Господин Эмиль уже ждет вас.

Глава 38

Для Траутов, которые большую часть дня провели на колесах, небольшое придорожное бистро было как источник свежей воды в знойной пустыне. Они оставили машину на стоянке и поспешили внутрь, где заняли уютный столик возле окна, с чудесным видом на цветочную клумбу. Их вели голод и жажда, но им еще и крупно повезло: готовили в этом заведении превосходно, а молодой владелец оказался настолько словоохотливым, что мог заменить собой информационный справочник Торговой палаты.

Услышав, что Пол и Гэмей говорят по-английски, он тут же подошел к ним и представился. Его звали Бертран, или просто Берт. Несколько лет он проработал шеф-поваром в одном из ресторанов Нью-Йорка, а потом вернулся во Францию и открыл свое небольшое заведение. Берт был рад поговорить с гостями на американском английском, и они терпеливо ответили на его вопросы. Особенно он интересовался американским футболом и был самым настоящим фанатом команды «Джетс». А будучи истинным французом, он выразил восхищение внешним видом Гэмей и ее необычным именем.

– C'est belle, – лопотал он. – C'est très belle.^[160]

– Да, это была идея моего отца, – призналась она. – Он был крупным знатоком вин и всегда говорил, что мои волосы напоминают ему о знаменитом сорте винограда «божоле».

Берт посмотрел на Гэмей оценивающим взглядом, а ПОТОМ МИЛО улыбнулся:

– Ваш отец был счастливым человеком, имея такую замечательную дочь. А вы, месье Траут, несомненно, являетесь счастливым человеком, имея такую прекрасную жену.

– Благодарю вас, – сказал Пол и обнял жену за плечи, как бы давая понять хозяину, что тот может сколько угодно смотреть на его сокровище, но прикасаться к ней не имеет права.

Берт понимающе улыбнулся и вновь превратился в профессионального и гостеприимного хозяина:

– Вы здесь по делам или путешествуете?

– И то и другое, – уклончиво ответила Гэмей.

– У нас в районе Вашингтона есть несколько винных магазинов, – поспешил пояснить Пол, используя специально придуманную ими легенду. С этими словами он протянул Берту визитную карточку, которую в спешке отпечатал в одной из мастерских на территории парижского аэропорта. – Мы просто ездим по вашей стране и присматриваемся к местным винам, которые могли бы заинтересовать наших покупателей.

Берт восторженно захлопал в ладоши:

– В таком случае вы и ваша супруга попали именно туда, куда вам нужно, месье Траут. Вино, которое вы сейчас пьете, производится в небольшом поместье недалеко отсюда. Могу дать вам рекомендательное письмо владельцу.

Гэмей сделала глоток из бокала.

– Крепкое красное, из ранних сортов винограда, очень живое, немножко невыдержанное и с сильным привкусом малины…

– Да, в нем есть какой-то привкус, что мне всегда нравится, – добавил Пол. – Мне кажется, это объясняется небольшим количеством перца.

Откровенно говоря, Пол и Гэмей предпочитали светлое пиво, а их познания в вине ограничивались содержащейся на этикетке информацией, но Берт деликатно кивнул головой:

– Сразу видно, что вы истинные ценители и знатоки.

– Благодарю, – мило улыбнулась Гэмей. – А у вас есть еще какие-нибудь редкие сорта вин?

– Да, мадам Траут, – быстро отреагировал он. – И немало. – Берт написал на салфетке несколько названий, а Пол тут же спрятал ее в карман.

– Нам тут много рассказывали еще об одном винодельческом поместье, – спокойно продолжала Гэмей. – Как оно называется, дорогой?

– Фошар? – сказал Пол после небольшой паузы.

– Да, именно так. – Она повернулась к Бертрану. – У вас, случайно, нет такого вина?

– Mon Dieu.^[161] К великому сожалению, ничего подобного у меня нет. Знаете, это превосходное вино производится в очень ограниченных количествах и продается только самым богатым клиентам, в основном европейцам и американцам. Даже если бы оно было у меня, я все равно не предложил бы его моим посетителям ввиду его фантастической дороговизны. Думаю, речь может идти о тысяче долларов за бутылку.

– Неужели? – воодушевилась Гэмей. – Нам бы очень хотелось посетить это хозяйство и посмотреть, из каких сортов винограда делают такое дорогое вино.

Берт задумался, и на его красивом лице появилось что-то вроде тревоги.

– Вообще говоря, эти виноградники не так далеко отсюда, но семейство Фошаров… как бы сказать… Короче говоря, они немного странные люди.

– В каком смысле?

– Не очень доброжелательны. Их практически никто не видит. – Он развел руками. – Это очень древний род, о его представителях ходят самые разные слухи.

– Слухи?

– Нелепые бабьи сплетни… Вы же знаете, что фермеры очень суеверны. Говорят, что Фошары – кровопийцы.

– Что вы имеете в виду? Вампиры? – уточнила Гэмей с недоверчивой улыбкой.

– Да, мадам. – И Берт несколько нервно рассмеялся. – Мне кажется, что у них чересчур много денег и они очень опасаются, что их могут украсть. Откровенно говоря, они не совсем типичные люди для этих мест. Местные жители отличаются исключительным дружелюбием и мирным нравом. Очень надеюсь, что это семейство не произведет на вас дурное впечатление.

– О, это невозможно после вашего прекрасного вина, очень вкусной еды и поразительного гостеприимства, – сказала Гэмей с вежливой улыбкой.

Берт зарделся от удовольствия и набросал на второй салфетке план дороги до поместья Фошаров. При этом он добавил, что гости, конечно, могут взглянуть на их виноградники издалека, но как только приблизятся к поместью, увидят строгое предупреждение-. «Проход запрещен». После этого они по-дружески распрощались, обнялись, поцеловали друг друга в щеку на французский манер и направились к машине.

В машине Гэмей начала подтрунивать над мужем.

– Значит, тебе нравится вино с привкусом? – хохоча спросила она. – Не могу поверить, что ты мог сказать такую ерунду!

– Ну, я предпочел бы вино с привкусом невыдержанному. – Пол поморщился и снисходительно хмыкнул.

– Но ты должен признать, в нем действительно чувствуется некоторый привкус малины, – доказывала она.

– И некоторый привкус перца, – упорствовал Пол. – И вообще мне кажется, что Берт не заметил наших глубоких познаний в области виноделия. Если откровенно, он только и делал, что глазел на тебя. «У вас прекрасная жена», – передразнил Пол хозяина с акцентом известного киноактера Чарлза Бойера из одного старого фильма.

– А мне он показался весьма учтивым и милым молодым человеком, – игриво сказала Гэмей.

– Мне тоже, – согласился с ней Пол. – К тому же он абсолютно прав: мне с тобой крупно повезло.

– В этом нет никаких сомнений, – уже серьезно сказала Гэмей и развернула салфетку, на которой Берт изобразил расположение замка Фошаров. – Примерно в десяти милях отсюда поворот, а потом дорога ведет прямо к шато.

– Берт говорил это так, словно речь идет о знаменитом замке графа Дракулы.

Через двадцать минут они катили по проселочной дороге мимо невысоких холмов и аккуратно подрезанных виноградников. В отличие от других виноградных полей, которые Трауты проезжали раньше, на этом не было абсолютно никаких указателей с именем владельца. Но как только они миновали виноградники и приблизились к лесу, повсюду стали мелькать таблички на французском, английском и испанском языках, строго предупреждающие, что здесь начинается частная собственность.

Дорога закончилась у больших металлических ворот с фонарными столбами по бокам. На воротах висел плакат, гласящий, что территория поместья охраняется вооруженными людьми и сторожевыми собаками и что любое несанкционированное вторжение чревато самыми серьезными последствиями.

Пол внимательно прочитал надпись и повернулся к жене:

– Похоже, Берт был прав насчет этого семейства. Они действительно не отличаются дружелюбием и гостеприимством.

– Ну, не знаю, – пожала плечами Гэмей. – Если ты посмотришь в зеркало заднего обзора, то увидишь, что они уже выслали людей, чтобы поприветствовать нас.

Пол посмотрел в зеркало и увидел, что сзади их арендованный «пежо» нагнал черный «мерседес» с тонированными стеклами, который перекрыл им путь к отступлению. Из «мерседеса» выскочили два человека. Один остался у машины, а второй – коренастый, широкоплечий, с бритым наголо черепом – направился к ним упругой походкой. На поводке он вел грозного вида ротвейлера, неудержимо рвавшегося к незнакомой машине. Второй мужчина был высокого роста, смуглый, с большим мясистым носом профессионального боксера. Оба были в камуфляжной форме военного стиля, на ремнях висели пистолеты.

Коренастый лысый охранник подошел к машине со стороны водителя и что-то сказал. Во французском Пол не был силен, но все же сообразил, что его просят выйти из машины. Гэмей прекрасно знала французский, но предпочла промолчать. Когда бритый спросил, что они здесь делают, она отреагировала первой, протянула ему визитную карточку, потом показала схему, которую нарисовал на салфетке Берт, и наконец показала на виноградники.

Охранник долго пялился на их имена, затем подозрительно осмотрел машину.

– Это поместье Фошаров, а место, которое вы ищете, вон там, – показал он рукой куда-то в сторону.

Гэмей разыграла искреннее удивление и быстро затараторила по-французски, постоянно показывая на Пола. Охранники разразились хохотом, и Пол догадался, что смеются над ним. Затем бритый тип окинул Гэмей плотоядным взглядом с ног до головы, на что та ответила игривой улыбкой. После этого оба охранника вернулись к «мерседесу» и съехали на обочину, давая возможность Полу сдать назад. Когда их машина проезжала мимо охранников, Гэмей приветливо помахала рукой, и мужчины ответили ей тем же.

– Похоже, мы встретились с бритоголовым другом Курта Марселем, – прокомментировал Траут, когда они отъехали на безопасное расстояние.

– Похоже на то, – согласилась Гэмей.

– А мне он показался дружелюбнее, чем я ожидал, – уколол ее Траут. – Ты даже удостоилась его собачьей ухмылки. Что ты ему сказала?

– Что ты оказался полным идиотом и завез нас в тупик.

– О, – удивился Пол, – ну и что же он тебе ответил?

– Сказал, что был бы очень рад лично показать мне дорогу. Кажется, он решил пофлиртовать со мной.

Траут пристально посмотрел на жену:

– Это уже второй случай сегодня, когда ты так беспардонно используешь свой женский шарм. Сначала было с Бертом, а сейчас с этим бритоголовым наглецом и его сообщником.

– В вопросах войны и любви все средства хороши!

– Меня сейчас волнуют не вопросы войны, – поморщился Траут. – По-моему, все французы, с которыми нам приходилось встречаться, так или иначе оценивают тебя как бы с постели.

– Боже мой, что за ерунда, – отмахнулась Гэмей. – Я просто спросила, можем ли мы объехать виноградники, чтобы оценить их с точки зрения профессиональных виноделов. Он ответил, что это не запрещено, но посоветовал нам держаться подальше от ограды.

Траут свернул на первом повороте, и машина запрыгала по грязному проселку. Через несколько минут подъехали к сборщикам винограда, которые устроили себе небольшой перекур, и остановились на обочине. Это была группа чернокожих людей, которые курили и возбужденно разговаривали с белым человеком, вероятно, их начальником. Гэмей вышла из машины и представилась, объяснив, что они с мужем – американские закупщики французских вин. Когда она упомянула, что Марсель разрешил им проехать по виноградникам, белый неожиданно насупился.

– А, этот тип, – недовольно проворчал бригадир. Его звали Ги Маршан. – Это наши сборщики, они из Сенегала? – пояснил он. – Работают очень хорошо, у меня нет с ними никаких проблем.

– Мы заехали в местное бистро, познакомились с владельцем Бертраном, – в свою очередь сказала Гэмей. – Так вот, он говорит, что в вашем поместье производят самое хорошее и к тому же самое дорогое вино.

– Oui. C'est vrai,^[162] – ответил он. – Пойдемте, я покажу вам наш виноград.

Он махнул, чтобы сборщики приступали к работе, а сам повел гостей вдоль длинного ряда виноградных кустов. К счастью, он оказался весьма словоохотливым собеседником и мог говорить о любимой работе часами, а Траутам это было совершенно ни к чему, и они лишь молча кивали в знак согласия, пока Ги посвящал их в тайны виноградарства, хвалил местный климат, почву, лозу и местные сорта винограда. Неожиданно он остановился, сорвал гроздь спелого винограда и протянул Полу и Гэмей, а потом раздавил несколько ягод, понюхал их и даже лизнул языком. Они последовали его примеру и заохали от восторга. После этого вернулись к машине и увидели, что рабочие-иммигранты загружают в грузовик ящики с собранным виноградом.

– А где делают вино? – поинтересовался Пол.

– На территории поместья, – ответил Ги. – Месье Эмиль строго следит за тем, чтобы все делалось как положено.

– Месье Эмиль? – переспросила Гэмей нарочито удивленным тоном.

– Эмиль Фошар, он является хозяином всех этих виноградников.

– А как вы думаете, можем ли мы рассчитывать на встречу с месье Фошаром? – наивным тоном поинтересовалась Гэмей.

– Он не принимает гостей.

– Значит, вы никогда не видите своего хозяина?

– Нет, отчего же, мы часто его видим, – сказал Маршан, подняв взгляд к небу.

Пол и Гэмей тоже посмотрели вверх.

– Не понимаю, – помолчав, сказала она.

– Он летает на своем самолете и сверху контролирует нашу работу.

Ги стал подробнейшим образом объяснять, что Эмиль Фошар собственноручно опрыскивает виноградники, а однажды полил ядохимикатами даже одну из бригад рабочих. После этого некоторые рабочие заболели, их пришлось отправить в больницу. Поскольку они были нелегальными иммигрантами, никаких жалоб не последовало, но Маршан пригрозил увольнением, и этим несчастным были выплачены солидные компенсации. Правда, ему заявили в замке, что произошел несчастный случай, хотя по тону хозяина можно было понять, что Эмиль Фошар сделал это преднамеренно. Ему господин Эмиль тоже хорошо заплатил, поэтому он не стал раздувать шумиху.

Пока Маршан рассказывал им эти жутковатые подробности, рабочие закончили грузить виноград. Пол долго смотрел вслед грузовику, пока тот вилял по грязной дороге. Проехав около полумили, грузовик свернул направо и въехал в ворота поместья. У Пола всегда был острый взгляд, и он прекрасно запоминал даже самые мельчайшие детали. Пара охранников вышла к грузовику, который замедлил движение у ворот, потом они махнули рукой, и машина въехала на территорию поместья.

– Думаю, нам пора, – сказал он, похлопав Гэмей по плечу.

Они поблагодарили Ги за интересную беседу, сели в машину и направились к главной дороге.

– Интересный был разговор, – сказала Гэмей через несколько минут. – Этот Эмиль тоже оказался в точности таким, как описал его Курт.

Пол только хмыкнул в ответ. Гэмей давно уже привыкла к хладнокровию мужа, которое она приписывала характеру первопроходцев Новой Англии, но сейчас она отметила в интонации Пола что-то новое.

– Что-нибудь не так? – спросила она.

– Да нет, – спокойно ответил тот. – Просто эта история с ядохимикатами снова навела меня на мысль о тех ужасных последствиях, к которым может привести поведение этого семейства. Ведь они ответственны за недавнюю смерть доктора Маклина и других ученых. Кроме того, они хладнокровно убили лорда Кавендиша. Кто знает сколько еще людей они погубили?

Гэмей молча кивнула.

– Да, я никак не могу забыть несчастных мутантов, – призналась она после продолжительной паузы. – Они, конечно, не погибли, но жизнь в облике монстров, по-моему, хуже смерти.

Пол сильно ударил ладонями по рулевому колесу.

– Мне так и хочется врезать по морде этим мерзавцам!

Гэмей с удивлением посмотрела на мужа, который всегда отличался необыкновенной сдержанностью. Давно она не видела Пола таким расстроенным.

– Прежде чем бить по морде этим мерзавцам, – улыбнулась она, – нужно придумать, как мы можем обмануть охранников и проникнуть на территорию поместья.

– Это может произойти гораздо раньше, чем ты думаешь, – заявил Пол с загадочной ухмылкой и начал излагать жене свой план.

Глава 39

Себастьян одной рукой обыскал Остина, забрал у него пистолет, потом приказал подняться по лестнице. Наверху они прошли по У-образному проходу, а потом еще раз поднялись по деревянной лестнице прямо к тому месту, где находилась ледяная пещера. Изнутри доносилось какое-то шипение, а вход в пещеру застилало плотное облако пара. Остин закрыл глаза, чтобы защититься от обжигающего облака, а когда снова открыл их, то сквозь туман разглядел фигуру человека.

Себастьян окликнул пленника, и в то же мгновение перед ними появился Эмиль Фошар, словно материализовавшись из облака. Увидев Остина, он перекосился от ненависти, бледное лицо мгновенно превратилось в древнегреческую маску злости. По всему было видно, ярость закипает в нем, как масло на сильном огне, и он с большим трудом сдерживается, чтобы не наброситься на американца. В следующее мгновение тонкие губы растянулись в ядовитой ухмылке, что было еще хуже. Фошар перекрыл кран в трубе, подающей горячий пар, и облако быстро рассеялось.

– Привет, Остин, – процедил он сквозь зубы. – Мы с Себастьяном надеялись, что рано или поздно еще встретимся… после вашего слишком поспешного отъезда с костюмированного бала. Откровенно признаться, я думал, что вы рискнете снова пробраться в наш замок, чтобы спасти свою дорогую подругу.

– Да, я не мог противиться вашему змеиному обаянию, – бесстрастно заметил Остин. – Как не имел раньше случая выразить свою благодарность за столь теплый прием в вашем родовом поместье. Зачем вы убили Лессара?

– Кого?

– Управляющего электростанцией.

– А, сам во всем виноват. Для нас он стал бесполезен после того, как осушил тоннели. Я и так позволил ему жить слишком долго, а он отблагодарил меня тем, что хотел остановить турбину и позвать на помощь посторонних людей. – Фошар зловеще рассмеялся.

Остин тоже улыбнулся, по достоинству оценив черный юмор Фошара. При этом он приложил немало сил, чтобы не вцепиться мерзавцу в горло. Было бы непростительной глупостью нападать сейчас, когда у него не было абсолютно никаких преимуществ.

– Я видел на озере гидросамолет, – сказал он тихо. – Вам не кажется, что сейчас холодновато для подводного плавания?

– Ценю вашу заботу о моих людях, – ухмыльнулся тот. – К счастью, аэроплан «Моран-Солнье» оказался именно на том месте, на которое вы указали.

Остин оглядел помещение ледяной пещеры.

– Вам стоило немалых усилий затопить все тоннели, так зачем же вы снова осушили их?

Язвительная улыбка на губах Фошара превратилась в злобный оскал.

– Тогда мы хотели скрыть от посторонних зевак тело несчастного Жюля.

– И что же заставило вас изменить планы?

– Моя мать изъявила желание вернуть домой тело нашего бедного родственника.

– Никогда не думал, что ваша семья так бережно относится к памяти своих предков.

– Вы многого не знаете о нашей семье.

– Очень рад, что хоть в какой-то степени помог вам решить эту задачу. Кстати, как поживает этот парень?

– Сами посмотрите, – сказал Эмиль с едкой ухмылкой и сделал шаг в сторону.

Часть ледяного щита была растоплена, в результате чего в нем образовался небольшой грот синеватого цвета. Жюль Фошар оказался на возвышении, словно человеческая жертва, принесенная всемогущему божеству ледника. Тело лежало на боку в позе эмбриона и по-прежнему было облачено в кожаный комбинезон летчика, а высокие сапоги блестели так, словно их начистили несколько минут назад. На погибшем было парашютное снаряжение, хотя сам парашют, по всей вероятности, был сорван при падении мощной силой ледника. Тело пролежало во льдах около ста лет, но именно поэтому прекрасно сохранилось. Даже впалые щеки имели красноватый оттенок, а усы все еще топорщились, покрытые толстым слоем инея.

Орлиный нос Жюля Фошара и квадратный подбородок вполне соответствовали тем чертам, которые были запечатлены на портретах в одном из коридоров их родового гнезда. Однако наибольший интерес Остина вызвало отверстие, которое зияло в кожаном шлеме с меховой подкладкой.

– Очень мило со стороны вашего сентиментального семейства, – сказал Остин, – что вы все-таки решили отдать последние почести своему славному предку.

– Что вы имеете в виду?

Остин показал рукой на дыру в голове покойника.

– В его голове застряла пуля. Эмиль снисходительно хмыкнул:

– Жюля застрелили в тот самый момент, когда он направлялся для встречи с папским эмиссаром. Он вез с собой очень важные документы, свидетельствующие о некоторой причастности нашего семейства к развязыванию мировой войны. Кроме того, он решил подарить миру фантастическое научноеоткрытие, которое могло бы изменить все человечество. Иначе говоря, он страстно хотел предотвратить приближение мировой войны.

– Не совсем обычная задача для клана Фошаров, – не без сарказма заметил Остин.

– Жюль был глупцом и поплатился за это. Вот куда завел его идиотский альтруизм.

– А что случилось с документами, которые были при нем?

– Они были уничтожены водой.

– Значит, вы зря потеряли время?

– Напротив, – осклабился Эмиль. – Вы сейчас здесь, а через некоторое время, когда я закончу все дела, вы очень пожалеете, что не остались прикованным в катакомбах нашего замка. – Эмиль показал на острые края растопленного во льду грота. – Видите? Лед очень быстро возвращается на свое место. А это означает, что через несколько часов эта ледяная гробница будет полностью восстановлена, но на сей раз там будет не только наш бедняга Жюль, но и вы за компанию.

Остин передернулся.

«Куда же пропал Завала?» – подумал он.

– А мне казалось, ваша мать хочет вернуть себе тело покойного…

– Да какое мне дело до этого трупа? – неожиданно вспылил Эмиль. – Маменька не вечно будет держать бразды правления в своих цепких руках. Я намерен во что бы то ни стало вывести семью Фошар в мировые лидеры и обеспечить ей абсолютное господство. Хватит воровать наши достижения! И я не позволю вам, с вашими патетическими усилиями, Остин, разрушить мои планы и предотвратить неизбежное. Вы украли мой любимый аэроплан, сломали его и вообще доставили мне массу хлопот. Так что ваше место сейчас здесь, рядом с Жюлем! Можете укладываться.

Остин остался на месте, лихорадочно обдумывая сложившуюся ситуацию.

– По-моему, вашей семье наплевать на все обвинения в развязывании войны. Ни для кого не является секретом, что именно вы наряду с другими производителями и торговцами оружием сделали все возможное, чтобы ваша продукция нашла применение. Правда, тогда вы запланировали нечто большее, чем просто войну. Жюль увез с собой формулу вечной молодости, да?

Эмиль вздрогнул от неожиданности.

– Что вам известно? – прошипел он.

– Например, то, что ваша семейка готова уничтожить любого, кто окажется на пути к вечной молодости. – Остин посмотрел на замерзшее тело Жюля Фошара. – Вы пожертвовали даже своим дорогим родственником, чтобы в конце концов продлить собственное существование.

Эмиль напряженно вглядывался в лицо Остина.

– Вы умный человек и должны хорошо понимать: секрет вечной жизни того стоит.

– Да, – сказал Остин с неприятной усмешкой, – но только в том случае, если убиваете вы, а не вас.

– Ну вот, наконец-то под лоском цивилизованного человека показалась звериная сущность, – заметил Эмиль и злорадно захихикал. – А теперь представьте себе следующую картину. Миром правит небольшая группа людей, достигших бессмертия и накопивших вековую мудрость. Это будет настоящая элита человечества – в истинном смысле слова. Мы будем как боги, возвышающиеся над толпой смертных.

Остин покосился на вооруженного слугу Эмиля.

– А как насчет преданного вам Себастьяна? – осведомился пленник с едкой ухмылкой. – Он тоже войдет в вашу элитную группу или присоединится к толпе простых смертных, как вы изволили выразиться?

Вопрос застал Эмиля врасплох.

– Конечно, – сказал он после некоторого замешательства, – преданность Себастьяна, несомненно, дает ему право занять почетное место в нашем пантеоне. Ты присоединишься ко мне, мой друг?

Коренастый слуга растерялся, а потом открыл было рот, но промолчал. Судя по всему, он уловил колебания в голосе хозяина, и в его глазах появилась неуверенность.

Остин решил использовать просчет Эмиля.

– Можешь не рассчитывать на бессмертие, Себастьян. Мамаша Эмиля ни за что на свете не согласится продлить твое бренное существование!

– Он лжет, – вскипел Эмиль.

– Зачем мне лгать? – спокойно отреагировал Остин, по-прежнему обращаясь к слуге. – Твой босс убьет меня, что бы я ни сказал. Мадам Фошар сама призналась мне во время костюмированного бала, что велела Эмилю от тебя избавиться. А нам всем хорошо известно, что сын всегда выполняет указания своей мамаши.

На сером лице Эмиля стали проявляться признаки беспокойства. Он понимал, что теряет контроль над ситуацией, и решил прекратить спор.

– Выстрели ему в руки и ноги, – гаркнул он слуге. – Только не убивай. Я хочу видеть, как он будет молить о пощаде.

Себастьян стоял, раздумывая над словами Остина.

– Нет, я хочу услышать от него… еще что-нибудь интересное.

Эмиль грязно выругался и, вырвав оружие из рук Себастьяна, прицелился в колено Остина.

– Сейчас сам убедишься, что твоя жизнь слишком затянулась!

Попытки настроить Себастьяна против его хозяина дали Остину возможность выиграть время, но закончились неудачей. Впрочем, на многое он и не рассчитывал. Отношения между слугой и хозяином были слишком крепки, чтобы можно было разрушить их парой слов. Остин согнулся и закрыл глаза, приготовившись к выстрелу, но его не последовало. Вместо выстрела он услышал глухое шипение, донесшееся откуда-то из-за пещеры, потом в узкий проход ворвался мощный поток горячего пара.

Эмиль машинально повернул голову в сторону входа, а Остин в этот момент сделал выпад, как заправский боксер, и нанес кулаком мощный удар под дых. Фошар охнул, выпучил глаза и рухнул на колени, уронив на пол пистолет. Себастьян, увидев, что на его хозяина совершено нападение, бросился к Остину и попытался схватить его за шею. Остин увернулся и нанес мощный удар в челюсть, но сбить с ног великана ему не удалось. Тогда он толкнул его в струю пара, а сам рванулся через нее, закрыв лицо руками.

– Курт, скорее сюда! – послышался из глубины пещеры голос Завалы.

Джо стоял в проходе, держа в руках обрезанный шланг с вырывающимся из него раскаленным воздухом – тот, с помощью которого растапливали лед в пещере. Увидев друга, Завала отбросил шланг в сторону и, схватив его за плечи, отвел через клубы пара подальше. А в пещере в это время неистовствовал Эмиль, заполняя подземелье оглушительным криком. Вслед за ним прогремело несколько выстрелов. Остин и Завала спускались вниз по лестнице, пули прошли поверх их голов. Остальные охранники из группы Эмиля, услышав выстрелы, выбежали из помещения лаборатории и стали озираться, пытаясь понять, что происходит. А когда увидели Завалу и Остина, решили не искушать судьбу и бросились прочь по узкому тоннелю. Завале осталось лишь выстрелить пару раз им вдогонку, чтобы отбить охоту возвращаться. Он все еще прихрамывал на одну ногу, но, несмотря на это, друзья быстро добрались до ворот, которые были взорваны боевиком Эмиля. Это было весьма своевременно, вдогонку им полетели пули боевиков Фошара.

Остин пошарил в карманах в поисках карты, но ее нигде не было. И лишь тогда он вспомнил, что оставил ее в салоне «ситроена». Значит, нужно было как можно быстрее добраться до «Фифи». Он попытался вспомнить расположение тоннелей, понимая, что система водоотвода должна функционировать примерно Так же, как электрический ток в электросети.

Они быстро побежали в том направлении, где, по их мнению, должна была стоять «Фифи», а позади еще долго звучали дикие вопли охранников и оглушительные звуки выстрелов. Через некоторое время Остин свернул налево. Завала послушно следовал за ним, совершенно запутавшись в хитросплетениях лабиринта. В одном месте они заблудились и потеряли драгоценное время, что позволило Эмилю организовать погоню. Остин ничуть не удивился, услышав позади себя пронзительный голос Фошара, – тот подгонял охранников.

Пришлось ускорить шаг, напрячь все силы, чтобы оторваться от преследователей. Они бездумно петляли по узким проходам, сворачивая то налево, то направо. При этом Остин руководствовался прежде всего тем, что подсказывало ему чутье и куда вел его инстинкт самосохранения, никакие разумные доводы сейчас не действовали. У него просто не было времени вспоминать карту подземных ходов.

Однако врожденное чутье на этот раз подвело его. Несмотря на все усилия, они окончательно запутались в подземных тоннелях, а осипший голос Эмиля все приближался. Остин был на грани отчаяния, когда вдруг обозначился перекресток, откуда тоннели шли в четырех направлениях. Он остановился и, с трудом переводя дыхание, тупо уставился вперед.

– Этот проход кажется мне знакомым, – прохрипел Завала.

– Мы недалеко от среднего контрольного пункта, – сказал Остин.

Они свернули направо и прошли несколько метров, потом в недоумении остановились. Впереди раздавались громкие голоса. Остин с Завалой немедленно вернулись к развилке и побежали по прямому тоннелю, но на их пути выросла металлическая решетка. Они снова вернулись назад и поняли, что окончательно запутались. Голоса становились все громче, а выхода они не видели.

– Мы окружены, – обреченно сказал Завала.

Но Остин не хотел сдаваться и лихорадочно обдумывал план действий. В конце концов он повернул в левый тоннель.

– Постой, Курт, – попытался остановить его Завала. – Как раз по этому тоннелю идут бандиты Эмиля.

– Иди за мной, – тихо скомандовал Остин, – но только быстро. Другого выхода нет. Мы не можем терять ни секунды.

Завала недоуменно пожал плечами, но подчинился и побежал вслед за другом, низко наклонив голову и чертыхаясь по-испански, когда наступал в глубокие лужи. За время службы в агентстве НАПИ им не раз доводилось вместе участвовать в операциях, но никогда еще Завала не попадал в такие переделки. Правда, он не перестал доверять чутью Остина, хотя умом понимал, что тот поступает неправильно. Иногда Джо казалось, что тот ведет себя нерационально – как, например, сейчас, – но спорить с другом было некогда. Он уже почти ощущал, что они вот-вот окажутся в лапах боевиков Эмиля, но этого почему-то не случилось. Друзья благополучно добрались до пункта управления и выбрались по деревянной лестнице. Люди Фошара появились через пару минут и радостно заорали, предвкушая близкую победу. Из последних сил они бросились на штурм будки.

Пули отскакивали от металлических стен бункера и взрывались, как фейерверк. Остин ворвался внутрь, затащил Завалу и закрыл дверь. Люди Фошара, услышав стрельбу, присоединились к нападающим и открыли ураганный огонь по пункту управления. Они выпустили по сотне пуль, сопровождая их дикими воплями. Стекла разлетелись на мелкие осколки, а лавина свинца грозила разрушить даже мощные стены.

Остин, припав к полу, пополз к пульту управления, не обращая внимания на куски битого стекла и низко пригибая голову, а потом стал шарить рукой по панели. На экране монитора появилась схема всей системы тоннелей, но он не сразу смог сосредоточиться из-за оглушительных выстрелов и свиста шальных пуль. В конце концов он набрал онемевшими пальцами нужную команду и обрадовался, когда резко изменился цвет на экране.

В этот момент Завала привстал, чтобы ответить на пальбу парой выстрелов, но Остин приказал Джо лечь на пол и не высовываться.

– Тебе сейчас все мозги выбьют! – крикнул он другу, и его голос был едва слышен в грохоте стрельбы.

– Это все же лучше, чем прострелят задницу, – шутливо ответил тот.

– Погоди, – попросил его Остин.

– А чего ждать? – возмутился Завала. – Какой смысл?

– Весь смысл в гравитации.

Завала что-то ответил, но Остин его уже не слышал из-за новой вспышки стрельбы. Через минуту стрельба внезапно прекратилась, и они услышали насмешливый голос Эмиля:

– Остин! Как тебе нравится вид оттуда?

Остин посмотрел на Завалу и приложил палец к губам. Не дождавшись ответа, Эмиль снова закричал:

– Только не говори мне о своей врожденной скромности. Кстати, хочу познакомить тебя с планом, который моя дорогая маменька придумала для твоей не менее дорогой подруги. Она хочет сделать ей подтяжку лица. Ты просто не узнаешь ее, если, конечно, вообще с ней встретишься.

К этому времени Остин порядком устал от Эмиля и показал жестом Завале, чтобы тот передал ему пистолет, а сам тем временем перебрался поближе к разбитому окну. Противореча собственному приказу, он просунул пистолет в окно и нажал на курок, а потом выглянул на секунду и снова спрятался. Он ориентировался на голос Фошара, но вскоре убедился, что цель осталась невредимой. Эмиль укрылся за скалой вместе со своими боевиками, но, как только те поняли, что ответной атаки не будет, снова стали поливать свинцом металлическую будку.

– Ну ты и задал им жару! – прокричал Завала с другого конца комнаты.

– Эмиль стал раздражать меня, – извиняющимся тоном ответил Остин.

– Ты попал?

– В Эмиля? К сожалению, нет. И в Себастьяна тоже промахнулся. Правда, свалил охранника, который стоял рядом с ним.

– Да, действительно жаль! – закричал Завала, заметно повысив голос. – Прекрасная стратегия, должен сказать. Может быть, у них скоро закончатся патроны.

Как раз в этот момент пули стали пробивать деревянный пол будки. Остин сообразил, что надо во что бы то ни стало добиться прекращения стрельбы, выиграть время.

– У тебя есть белый носовой платок? – спросил он друга.

– Нашел время для соплей, – хмыкнул тот, пригибаясь от очередной пули, которая врезалась в стену. – Потом будем нос вытирать. – Но, увидев серьезное лицо Остина, отбросил шутки в сторону. – У меня есть мексиканский платок типа банданы. – Он протянул Остину небрежно сложенный кусок красной материи.

– Сойдет, – сказал Остин, привязывая бандану к стволу автомата. Через минуту он высунул импровизированный флаг из двери и помахал.

Стрельба мгновенно прекратилась, а по тоннелю эхом разнесся злорадный смех Эмиля.

– Что за шутки, Остин? Я не бык, чтобы бросаться на твою красную тряпку!

– У меня просто нет белого флага, – громко ответил Остин.

– Белого флага? Хочешь сказать, что ты и твой дружок решили пойти на переговоры?

Остин внимательно прислушивался к его словам. Звуки, которые он ждал, доносились издалека, как шепот на берегу бурного моря. Но в его ушах по-прежнему стоял шум от выстрелов, и он не был уверен в своей правоте.

– Нет, ты меня неправильно понял, Фошар! – закричал он в ответ. – Я не готов сдаваться на милость победителя!

– Так зачем же ты машешь этой красной тряпкой?

– Хотел попрощаться, пока грузовой поезд не раздавил вас!

– Ты что, Остин, совсем спятил?

Вслед за этим послышался шепот. Эмиль отдал приказ снова открыть стрельбу.

Пули веером прошлись по их убежищу, срывая со стен куски штукатурки. Остин с ужасом понял, что через несколько минут будка перестанет защищать их от пуль.

И вдруг стрельба снова прекратилась.

Стрелявшие неожиданно ощутили какую-то странную вибрацию. В наступившей тишине нарастал рокот, отдаленно напоминающий раскаты грома.

Остин медленно поднялся на ноги и вышел из убежища. Эмиль Фошар стоял внизу и растерянно озирался. Увидев над собой Остина, он понял, что опять остался с носом.

– Ты опять выиграл, Остин, – заорал он что есть мочи, потрясая в воздухе кулаком. – Но ты еще услышишь о семье Фошар!

Американец ухмыльнулся, отступил обратно в комнату и, схватившись обеими руками за металлические ножки стола, приказал Завале сделать то же самое.

А Эмиль, выкрикнув последнее проклятие в адрес Остина, резко повернулся и побежал прочь, уводя своих бандитов. Последним побежал Себастьян, но было слишком поздно.

Через мгновение огромная мутная волна накрыла Фошара и его боевиков. Над слоем пены какое-то время еще мелькали их головы, а руки беспомощно колотили по вздыбленной воде, но вскоре все было кончено. Последним в мутном потоке промелькнуло перекошенное лицо Себастьяна, но оно исчезло вслед за Эмилем и его слугами.

В отличие от предыдущего потока, когда Остин и Завала остались сухими, укрывшись за водонепроницаемыми стенами будки, сейчас вода хлынула внутрь сквозь разбитые окна, и им стоило немалого труда удержаться на поверхности. Они всеми силами держались за металлические ножки стола и отчаянно боролись со стихией.

В тот момент, когда их легкие, казалось, готовы были лопнуть от нехватки воздуха, поток воды стал ослабевать, уровень ее внезапно понизился. Какое-то время оба стояли на дрожавших от напряжения ногах и молча смотрели на темные глазницы окон, не веря до конца тому, что вода наконец-то пошла на убыль.

Первым опомнился Завала. Он долго смотрел на бурлящую внизу воду, не скрывая удивления.

– Как ты узнал, что сюда хлынет вода? – спросил он, повернув голову к другу.

– Я просто открыл, а потом закрыл несколько металлических заслонок в другой части подземной системы и направил сюда этот поток.

Завала недоверчиво ухмыльнулся:

– Надеюсь, Фошар и его боевики хорошенько помоются.

– Думаю, что их уже просто смыло, – сказал Остин и оглядел помещение. К его вящему удивлению, поток не затронул пульт управления, который находился под водонепроницаемым колпаком. Остин подошел к компьютеру и набрал на клавиатуре несколько команд. После этого бурный водный поток превратился в небольшой ручеек, но Остин и Завала продолжали дрожать от холода – оба промокли до нитки. Сейчас им нужно было поскорее выбраться из тоннеля и как следует отогреться, чтобы не подцепить воспаление легких или что-нибудь в этом роде. Мужчины спустились вниз, совершенно не опасаясь внезапного нападения. Однако выбраться из тоннеля было не так-то просто. Они продвигались вперед, плохо себе представляя, где находятся и как выбраться. Зубы предательски стучали от холода, лампочки на шлемах стали тускнеть на глазах, но они упрямо продолжали свой путь, так как другого выбора просто не было. И когда, казалось, силы уже окончательно покинули их, в полутьме вдруг обозначился какой-то странный предмет.

– «Фифи»! – радостно закричал Завала.

Это действительно был оставленный ими «ситроен», но находился автомобиль у стены, куда его оттеснил мощный поток воды. Кроме того, он весь был покрыт толстым слоем грязи и ила, краска была содрана, а сам автомобиль, казалось, прилип к мокрой стене.

Остин подошел к машине, осторожно открыл дверцу и заглянул внутрь. На полу блестела вода, а на ее поверхности плавала оставленная им карта. Ключ все еще торчал в замке зажигания, но все попытки Остина завести машину ни к чему не привели.

Завала открыл капот, порылся в моторе, потом попросил Остина попробовать еще раз.

Мотор машины запыхтел, а Завала поднял руку.

– Были оборваны провода аккумулятора, – гордо пояснил он.

Через полчаса они стали понимать, где находятся, а еще через полчаса наконец-то выбрались из тоннеля.

– И куда мы теперь? – спросил Завала, глядя на друга. Остин не раздумывал:

– В шато Фошаров.

Глава 40

Когда Скай была еще девочкой, отец часто водил ее в собор Парижской Богоматери, где она впервые увидела горгулью.^[163] Гротескные лица показались ей похожими на каких-то монстров из самых страшных кошмаров. Она немного успокоилась, когда отец объяснил, что это всего лишь водосточная труба. Правда, девочка никак не могла понять, почему архитекторы и скульпторы сделали страшных чудовищ, вместо того чтобы посвятить свое искусство изображению прекрасного. Потом детские кошмары постепенно забылись. И вот сейчас, когда Скай открыла глаза, перед ней снова вспыхнул давно забытый образ горгульи. Более того, ужасная горгулья разговаривала с ней.

– Добро пожаловать, мадемуазель, – произнес человек, не разжимая губ. – Нам очень не хватало вас.

Ужасное лицо горгульи принадлежало Марселю, начальнику охранного отряда шато Фошаров.

– Я скоро вернусь, – пообещал он, ухмыляясь. – Не заставляйте меня ждать слишком долго.

Она закрыла глаза, всеми силами пытаясь подавить подступающую к горлу тошноту, а когда справилась с недомоганием и снова открыла глаза, громилы поблизости не было. Скай обвела глазами комнату и узнала: здесь она совсем недавно переодевалась для костюмированного бала. А потом вспомнила, как ездила в Прованс, как уже подошла к своему дому, где ее подозвала какая-то американская супружеская пара, почувствовала легкий укол в бок и провалилась в темную бездну.

«Господи, значит, меня похитили и привезли сюда».

Она села на койке и свесила вниз ноги. Во рту чувствовался горьковатый привкус меди, вероятно, оставшийся от какого-то вещества, которое ввели, чтобы она потеряла сознание. Скай сделала глубокий вдох и встала с койки. Комната поплыла перед глазами, но она все же добралась до ванной комнаты.

После того как тошнота отпустила ее, Скай подняла голову и посмотрела на себя в зеркало. Лицо было мертвенно-бледным, а на него мокрыми спутанными прядями спадали волосы. Она умылась холодной водой и ощутила некоторое облегчение. Поправила пальцами волосы, расправила смятую юбку.

Когда через несколько минут в комнату без стука вошел Марсель, Скай была почти в порядке. Здоровяк кивнул, приказывая следовать за ним. Они вышли в длинный коридор, прошли мимо портретной галереи. В самом конце коридора Скай хотела было посмотреть на портрет Жюля Фошара, но его там уже не было. Вместо него на стене выделялось темное пятно. Еще через минуту оба остановились перед дверью кабинета мадам Фошар.

Марсель улыбнулся, окинул молодую женщину взглядом с ног до головы, а потом деликатно постучал в дверь и, открыв ее, втолкнул туда Скай.

Она сразу заметила, что в комнате не одна. Спиной к ней за огромным столом мадам Фошар сидела какая-то светловолосая женщина и смотрела в окно. Услышав шум, она резко повернулась к двери и уставилась на Скай.

Женщина лет сорока с небольшим, с кремовой кожей, на фоне которой ярко выделялись серо-голубые глаза. Она с трудом разжала красные от помады губы.

– Добрый день, мадемуазель. Мы давно ждали вашего возвращения. Вы так неожиданно покинули нас в тот вечер.

Скай с недоумением уставилась на незнакомку, пытаясь сообразить, что все это значит и не является ли следствием наркотического опьянения.

– Садитесь, – решительно сказала та, указывая на стул перед ее письменным столом.

Скай молча подчинилась, двигаясь, как зомби.

Женщина с любопытством разглядывала ее.

– Что с вами? Вы выглядите слегка рассеянной.

А Скай ощущала себя скорее растерянной, чем рассеянной. Голос этой особы средних лет чем-то напоминал ей уже знакомый голос мадам Фошар, но в нем не было абсолютно никаких признаков сухости, и только твердость произносимых слов напоминала о прежней владелице. В голове Скай промелькнуло даже сумасшедшее предположение, что у Расин, вероятно, есть дочь или по крайней мере талантливый двойник.

В конце концов она обрела дар речи:

– Это что-то вроде трюка?

– Никаких трюков, – мило улыбнулась женщина. – Все, что вы видите, – истинная правда.

– Мадам Фошар? – невольно вырвалось у Скай.

– Она самая, моя дорогая, – сказала женщина с кривой усмешкой. – Только сейчас я молодая, а вы – старая.

Скай все еще недоверчиво таращила глаза.

– Вы должны сообщить мне имя вашего пластического хирурга.

Мадам Фошар покраснела от гнева, но быстро справилась с собой и, встав из-за стола, грациозно обошла его вокруг. Затем остановилась перед Скай, наклонилась, взяла ее руку и провела по своей щеке.

– Ну что, вы все еще полагаете, что это результат работы пластического хирурга?

Кожа была теплой и упругой, без каких бы то ни было шрамов, не говоря уже о морщинах.

– Невероятно, – едва слышно прошептала Скай.

Мадам Фошар отпустила ее руку, а потом выпрямилась и вернулась на свое место, демонстрируя попутно гонкие прямые пальцы без малейших следов старческих морщин.

– Не волнуйтесь, – сказала она, – вы не сошли с ума. Я та самая хозяйка дома, которая пригласила вас с мистером Остином на свой костюмированный бал. Надеюсь, с ним все в порядке?

– Понятия не имею, – откровенно призналась Скай. – Я не видела его уже несколько дней. А как вы?…

– Хотите знать, как я превратилась из злобной старухи в цветущую красавицу? – перебила ее мадам Фошар с мечтательной улыбкой на губах. – О, это долгая история. Впрочем, она не была бы столь долгой, если бы Жюль Фошар не потерял наш замечательный шлем. – Имя своего родственника она произнесла с нескрываемым раздражением. – Мы бы могли сэкономить много лет и денег, потраченных на дополнительные исследования.

– Не понимаю вас.

– Вы ведь эксперт по античному оружию, – улыбнулась мадам Фошар. – Скажите откровенно, что вам известно об этом шлеме?

– Ну, он сделан очень давно, – неуверенно протянула Скай. – Лет пятьсот назад, а может, и больше. Сталь самого высокого качества. Могу предположить, что такой стали тогда просто не было, а для изготовления шлема использовали металл из какого-нибудь метеорита.

Мадам Фошар удивленно вскинула бровь.

– Очень хорошо. Этот металл действительно космического происхождения, и он спас жизни многих представителей рода Фошаров. Шлем неоднократно переделывали, а в конце концов он достался истинным лидерам нашего семейства. И поэтому, если хотите знать, он по праву принадлежит мне, а не моему брату Жюлю!

Последние слова долго доходили до сознания Скай, все еще затуманенного наркотиком.

– Ваш брат! – воскликнула она.

– Совершенно верно, Жюль был на год моложе меня.

Скай попыталась произвести в уме расчеты, но ничего не получилось. Мозги отказывались работать после случившегося.

– Значит, вам сейчас…

– Никогда не говорите так с пожилой женщиной, – предупредила ее мадам Фошар с загадочной улыбкой. – Но я избавлю вас от подобных проблем. Да, я давно перешагнула столетний рубеж.

Скай изумленно покачала головой:

– Не могу поверить.

– Меня поражает ваш скептицизм, – сказала мадам Фошар, но удовлетворение на ее лице свидетельствовало об обратном. – Хотите услышать некоторые подробности?

Скай колебалась – любознательность ученого вступила в противоречие с отвращением к этой особе.

– Я помню, что произошло с бедным Кавендишем только из-за того, что он знал слишком много о вашем семействе.

– Лорд Кавендиш был занудлив и к тому же чересчур болтлив. Но вы не обольщайтесь, моя дорогая. Вы тоже научитесь предвидеть будущее, когда доживете до моих лет. Вы не нужны мне мертвая, вы мне нужны в качестве наживки, и это сейчас гораздо более ценно.

– Наживки? Для чего?

– Не для чего, а для кого. Для Курта Остина, конечно же.

Глава 41

Вскоре после пяти вечера рабочие окончили свой трудовой день, который начался с восходом солнца. Как только сборщики направились в свои тесные комнатушки, огромные грузовики, груженные только что собранным урожаем, обогнули виноградники по проселку и остановились перед воротами, оснащенными, как вся высокая ограда, защитной системой колючей проволоки с пропущенным по ней электрическим током. Сонный охранник махнул рукой, пропуская грузовики на территорию поместья. Они подъехали к крытой площадке и разгрузили виноград.

Как только под крышей навеса появился последний грузовик, две темные фигуры спрыгнули из кузова на землю и бросились в близлежащую рощицу. Удостоверившись, что их никто не заметил, Остин и Завала стряхнули с себя пыль, грязь и попытались стереть с рук темные пятна свежего виноградного сока. Но это только усложнило дело – пятна стали еще больше и превратились в липкие тонкие корочки.

Завала сплюнул на землю остатки попавшего в рот грунта.

– Все, это последний раз, когда я позволил Трауту втянуть меня в его сумасбродные планы. Сейчас мы похожи с тобой на фиолетовый вариант знаменитой группы «Блу мэн»!^[164]

Остин усердно очищал волосы от колючих веточек и виноградных листьев.

– Да, но ты все же должен признать, что это на грани гениальности. Кто здесь мог ожидать, что мы с тобой замаскируемся под гроздья зрелого винограда?

План Траута был на редкость простым и в то же время хитроумным. Они с Гэмей совершили еще одну поездку на виноградники Фошаров, но на этот раз вместе с Остином и Завалой, которые укрылись за задним сиденьем автомобиля. Потом Траут и Гэмей остановились на обочине, чтобы поздороваться с Ги Маршаном, который присматривал за работой сенегальцев. Пока они болтали о том о сем, подъехал грузовик для перевозки собранного винограда Остин и Завала терпеливо дождались, пока грузовик загрузят виноградом, а потом выскочили из автомобиля, забрались в грузовик и спрятались в кузове.

Темный лес напомнил им сцену из известного романа Толкиена, а Остин выступил в роли волшебника Гэндальфа, который держал в руках свое гениальное изобретение. На самом деле в руке Остина был прибор глобального позиционирования, который позволял с большой точностью определить свое местоположение. Правда, поначалу хватило обыкновенного компаса, чтобы выйти из рощи и определить правильное направление пути к замку.

Густая роща напоминала скорее лес, чем парк. Создавалось впечатление, что Фошары специально расширили пространство своего господства за счет этого темного и угрюмого леса, окружавшего их зловещий средневековый замок. По мере того как солнце садилось за горизонт, окружавшие их заросли казались все более страшными Медленно продвигаясь вперед, Остин и Завала то и дело натыкались на какие-то пни, коряги и колючие ветки, которые цеплялись за их одежду острыми шипами В конце концов друзья выбрались на проселочную дорогу, которая, судя по всему, довольно часто использовалась местными обитателями и заканчивалась развилкой Остин посмотрел на навигатор и убедился в правильности пути, через некоторое время впереди сверкнули огни замка Фошаров.

На опушке леса они остановились, укрывшись за деревьями, и увидели вдали одинокую фигуру охранника, который прохаживался перед замком. Как только часовой завернул за угол, Остин включил таймер на своих наручных часах.

– Повезло, – тихо сказал Завала – Здесь только один постовой.

– А мне это не очень нравится, – возразил Остин – Весь мой предыдущий опыт общения с семейкой Фошаров говорит о том, что это не те люди, которые могут легкомысленно относиться к своей личной безопасности.

Еще большее подозрение вызвал у него тот факт, что мостик был опущен, а металлическая решетка поднята Вокруг стояла странная тишина, которую нарушало только журчание воды в фонтане перед парадным входом. И все абсолютно не было похоже на то, что происходило во время их со Скай побега, когда Остина осыпали пули охранников, а вокруг бушевало море огня и стоял невероятный грохот.

– Думаешь, ловушка? – спросил Завала.

– Да. Единственное, чего здесь не хватает, так это огромного круга сыра, которым обычно встречают долгожданных гостей.

– А какой у нас выбор?

– Практически никакого, – согласился с ним Остин. – Конечно, мы можем повернуть назад, но это не выход. Стало быть, нужно двигаться вперед и попытаться обмануть этих парней с автоматами.

– Я все еще нахожусь под воздействием винограда, – пошутил Завала. – Только сейчас вспомнил, что ты ничего не сообщил мне о возможных вариантах отступления.

Остин похлопал друга по плечу.

– Ну вот, мы еще не проникли в замок, а ты уже об отступлении…

– Извини, но я не такой сумасшедший, как ты, и уже сейчас думаю о том, как достойно выбраться отсюда. Мне совсем не хотелось бы повторить тот путь, когда ты загнал «роллс-ройс» в этот вонючий ров.

Остин подумал.

– Ладно, мой план очень прост. Мы потребуем обмена Эмиля на Скай, вот и все.

– Неплохо, – кивнул Завала. – Но здесь есть одна загвоздка. Ты смыл Эмиля потоком бурной ледниковой воды.

– Мадам Фошар об этом ничего не знает, а когда узнает, мы будем уже далеко.

– Как не стыдно обманывать старую леди, – ухмыльнулся Завала. – Мне нравится этот план, но что мы будем делать, если она не поверит нам? Может, стоит все-таки сообщить жандармам?

– Если бы это было так просто, старина, – покачал головой Остин. – Сам посуди, полицейские стучат в дверь замка, а хозяйка говорит им-. «Ищите, где хотите и как хотите». Я был в этих катакомбах и прекрасно знаю, что там можно спрятать целую армию. Им понадобится несколько недель, чтобы отыскать Скай.

– Да, время, к сожалению, не на нашей стороне.

В глазах Остина промелькнула тревога.

– Здесь один час стоит сотен лет, – пробормотал он и снова посмотрел на часы.

– Это что, из какой-то философской книги? – поинтересовался Завала, вспомнив, что его друг когда-то был студентом философского факультета, а книжные полки его плавучего домика на реке Потомак были забиты произведениями выдающихся древних мыслителей.

– Нет, – задумчиво ответил Остин, – что-то вроде этого мне сообщил доктор Маклин.

В это время из-за противоположного угла замка появился часовой, прервав их беседу. Остин посмотрел на часы. Тот обошел замок за шестнадцать минут. Как только охранник пошел на второй круг, Остин сделал знак Завале, и они стремглав бросились к воротам, обогнули пруд, перешли через каменный мост и ворвались на прилегающий к парадному входу дворик В своей черной одежде они казались невидимыми на фоне силуэтов деревьев, в тени высоких стен замка. В окнах первого этажа, правда, горел свет, но охраны поблизости не было, что усилило подозрения Остина. Он был абсолютно уверен, что инстинкт самосохранения не подводит его, однако другого выхода сейчас не видел. Остин хорошо помнил, что, когда находился здесь со Скай, решетка была заперта, а сейчас ворота были нараспашку, словно приглашая непрошеных гостей в замок.

Однако у Остина появился другой план. Он обошел вокруг замка, стараясь не нарваться на охранника, и спустился по каменной лестнице к массивной металлической двери. Подергал за ручку – дверь была заперта. Тогда он вынул из сумки небольшую ручную дрель, просверлил несколько отверстий и вскоре без проблем вынул личинку замка. После этого поддел пальцем засов и открыл дверь. В нос ударил затхлый запах сырых подвалов, будто только что подняли крышку гроба. Друзья вошли внутрь, включили фонари и осторожно прикрыли за собой дверь. Осталось спуститься на несколько метров по сырой лестнице. Остин остановился на мгновение в том зале, где Эмиль разыграл свое шоу с героями рассказов Эдгара Аллана По. Правда, на этот раз на столе не было никаких признаков бедного лорда Кавендиша.

Остин направился дальше по узкому темному коридору. Давно выработанное чувство направления помогло не запутаться в темных лабиринтах. Через несколько минут оба поднялись вверх, миновали заполненный костями склеп и направились к оружейной комнате. На этот раз Остин не удивился, увидев, что дверь отперта. Американцы тихо вошли и остановились перед «алтарем». В комнате было темно, только из дальней ниши пробивался тусклый свет, отбрасывавший тени на полированную поверхность рыцарских доспехов и старинного оружия.

Завала с интересом рассматривал выставленные вокруг экспонаты.

– Очень мило, – тихо сказал он. – Люблю сочетание готики и тяжелого металла. Интересно, кто у них тут работает в качестве дизайнера?

– Тот самый малый, который работал еще на маркиза де Сада.

Друзья медленно пошли вдоль стены, рассматривая реликвии. А когда они вплотную подошли к рыцарям в доспехах, величественно восседавших на боевых конях, свет стал гораздо ярче. Остин шел первым и, едва обогнув всадников, вдруг увидел перед собой Скай.

Молодая женщина сидела на большом деревянном стуле, окованном большими медными пластинами, и с испугом смотрела на темные фигуры людей, неожиданно вынырнувших из-за крупов лошадей. Ее руки и ноги были крепко привязаны к стулу веревками, рот заклеен липкой лентой. С обеих сторон от нее стояли два рыцаря в доспехах, словно охраняя пленницу от неожиданного нападения.

Узнав Остина, Скай отчаянно задергала головой и бешено завращала глазами, но мужчину это не остановило. Он подошел поближе и наклонился, доставая нож, чтобы разрезать веревки на ее руках и ногах. Одновременно краешком глаза уловил какое-то странное движение. Стоявший справа рыцарь сделал шаг к ним.

– О черт! – оторопело воскликнул Остин, лихорадочно соображая, что делать.

Рыцарь тем временем продолжал стучать по полу коваными сапогами, как заведенный робот, потом поднял меч для нанесения удара. Остин попятился.

– Что будем делать? – тихо спросил Завала, тоже отступая.

– Может быть, у тебя есть с собой консервный ключ? – пошутил Остин.

– А как же наше оружие?

– Слишком много шума.

К этому времени ожил и второй рыцарь и по примеру первого стал двигаться, грозно поднимая вверх меч. Зловещие фигуры приближались к непрошеным гостям с неожиданной для их веса быстротой. Остин вдруг осознал, что от ножа в его руке примерно столько же пользы, сколько от зубочистки. А Скай отчаянно билась, пытаясь освободиться от пут.

Остину очень не хотелось, чтобы средневековые рыцари сделали из них нарезку. Он опустился на колени, подполз к первому рыцарю, собрался с силами и всей мощью толкнул его под колени, как обычно делают американские футболисты. Рыцарь лязгнул железом, зашатался, опустил вниз меч, а потом рухнул на каменный пол, издав оглушительный скрежет и лязг. После этого он еще несколько раз дернул руками и ногами и затих.

Второй рыцарь остановился как вкопанный. Не долго думая, Завала проделал с ним то же самое и с таким же эффектом. Пока Остин возился с веревками и освобождал Скай, Завала осмотрел каждого из лежавших на полу железных людей.

– Готовы, – гордо объявил он. – Чем они больше, тем с большей силой падают на пол.

– Такое чувство, что мы остановили боевые машины Брэдли, – пошутил Остин. – Те многочисленные часы, которые мы провели перед телевизором, наблюдая за играми Национальной футбольной лиги, в конце концов не пропали даром.

– Такой грохот, как будто два скелета совокупляются на жестяной крыше…

Остин пожал плечами, осторожно снял липкую ленту со рта Скай, а потом помог ей встать на ноги. Едва держась на дрожащих ногах, она повисла на его шее, осыпала спасителя поцелуями и чуть было не расплакалась от счастья.

– Не думала, что снова увижу тебя.

Остин не успел ответить: в это мгновение из темной ниши раздался серебристый смех, и появилась стройная фигура женщины, лицо которой было закрыто черной вуалью, а тело обернуто какой-то прозрачной тканью. Она вышла на свет, лучи, проникая сквозь тонкую ткань, слегка обнажили прекрасное молодое тело.

– Как это мило, – пролепетала красавица. – Прекрасно и в то же время драматично. Вы всегда столь деликатны во время посещений моего замка, месье Остин?

Рядом с мадам Фошар неожиданно выросла мощная фигура Марселя с пистолетом в руке, а вслед за ним из темных углов оружейной комнаты выступили еще шестеро вооруженных до зубов охранников. Марсель подошел к Остину и отобрал у него пистолет, потом разоружил Завалу.

Остин посмотрел на неподвижно лежавших на полу рыцарей.

– Если судить по этой куче олова и железа, я далеко не единственный, кто здесь имеет склонность к драматическому искусству.

– Вы ведь знаете, я обожаю театр. Именно поэтому и пригласила вас на костюмированный бал-маскарад.

– Бал-маскарад…

Расин медленно сняла черную вуаль, и на ее плечи упали густые волосы, как тончайшие нити золота. После этого она так же медленно и с величайшим удовольствием отбросила в сторону тонкую ткань и осталась в длинном белом платье, обтягивающем стройную фигуру. Узкая талия была перехвачена золотым поясом, а вместо пряжки сверкал трехглавый орел. Все ее движения были соблазнительны и грациозны, словно она открывала миру свой бесценный дар безупречной женской красоты. Остин стоял, словно пораженный ударом молнии, не отрывая взгляда от ее холодных глаз.

Умом он понимал, что видит перед собой престарелую мадам Фошар, но не мог поверить собственным глазам. Конечно, он знал о чудодейственных свойствах энзима, добываемого со дна океана в районе Затерянного города, но давняя привычка к разумному объяснению окружающего мира не позволяла ему до конца поверить в чудо. Ему было легче поверить, что с помощью философского камня можно превратить человека в бессмертное животное, каких было немало на острове, но чтобы вернуть молодость и красоту и фактически обессмертить это чудо природы… Нет, это трудно было принять. Он также знал, что с помощью энзима можно продлить жизнь, но не мог предположить, что так просто отмотать лет пятьдесят назад.

В конце концов Остин пришел в себя.

– Насколько я понимаю, мадам Фошар, работа доктора Маклина оказалась гораздо более эффективной, чем можно было себе представить.

– Не стоит все приписывать только доктору Маклину, – холодно ответила она. – Он сыграл роль бабки-повитухи при родах, не более. Что же до мистической формулы жизни, то ее изобрели до того, как он на свет божий появился!

– Вы сейчас выглядите намного лучше, чем несколько дней назад, – не без ехидства заметил Остин. – Интересно, сколько времени отнимает процедура полного превращения?

– Продлевающее жизнь вещество слишком мощное, чтобы принимать его за один раз, – улыбнулась она. – У меня должно быть три таких процедуры. Первые две дали мне то, что вы видите сейчас, за двадцать четыре часа, а последнюю дозу я только собираюсь принять.

– Вы хотите позолотить эту прекрасную лилию?

Расин зарделась от неожиданного сравнения себя с прекрасным цветком.

– Дело в том, что третья доза закрепляет все то, что было достигнуто в результате принятия первых двух, и фактически обеспечивает вечную молодость. После третьей процедуры, которая будет продолжаться не более часа, я фактически начну свой долгий путь в вечность. Но хватит болтать о химии. Почему бы вам не представить мне вашего друга? Похоже, он не может оторвать от меня глаз…

Завала не видел мадам Фошар в ее прежнем облике, и она поразила его до глубины души. Сейчас он видел перед собой прекраснейшую женщину из всех, что ему доводилось встречать. Джо был так ошарашен, что от восхищения невольно пробормотал несколько слов по-испански, а потом улыбнулся кончиками губ. Даже наведенные на него пистолеты и автоматы не смогли охладить восхищение столь прекрасным чудом природы.

– Мой коллега Джо Завала, – представил его Остин. – Джо, познакомься с мадам Фошар, хозяйкой это старой и тем не менее великолепной груды камней.

– Мадам Фошар? – переспросил Завала, разинув рот.

– Да, а что вас так взволновало? – кокетливо спросила она.

– Ничего… Просто я ожидал увидеть совсем другогочеловека.

– Похоже, месье Остин описал меня вам как мешок с костями, – заметила она, холодно блеснув глазами.

– Нет-нет, что вы, – поспешил возразить Завала, все еще тараща глаза на ее великолепную фигуру. – Он сказал, что вы очень умны и просто очаровательны.

Этот ответ, казалось, полностью удовлетворил даму, она мило улыбнулась.

– Насколько я могу судить, ваше агентство НАПИ специально подбирает вежливых и деликатных сотрудников, и, разумеется, настоящих профессионалов. Именно эти качества дали мне возможность надеяться, месье Остин, что вы непременно вернетесь сюда, чтобы спасти вашу даму сердца. – Расин выразительно посмотрела на пурпурные от виноградного сока лица мужчин. – Если вы хотели испробовать вкус моего винограда, то было бы гораздо лучше купить бутылку вина, чем давить ягоды в кузове грузовика.

– Ваше вино, мадам, выше наших финансовых возможностей, – скромно заметил Остин.

– Неужели вы действительно поверили, что можете так запросто проникнуть в замок, оставаясь незамеченными? Видеокамеры засекли вас еще в тот момент, когда вы перебегали по каменному мосту. Марсель предположил, что вы попытаетесь проникнуть в замок с другой стороны, и расставил для вас ловушки.

– Очень мило с вашей стороны, что вы оставили открытыми ворота, – продолжал насмешливым тоном Остин.

– Но вы оказались слишком умным, месье Остин, чтобы заглотить эту приманку. Мы и представить себе не могли, что вы осмелитесь залезть в дом через подвалы. Вы ведь знали, месье Остин, что замок надежно охраняется. На что же рассчитывали, пробираясь сюда?

– Я очень надеялся покинуть ваш замок вместе с мадемуазель.

– Ну что ж, значит, вы потерпели полное поражение в этом романтическом предприятии.

– Похоже на то, – согласился Остин. – Но если говорить о романтике, то, может быть, вы предоставите мне утешительный приз? Помнится, во время нашей первой встречи вы обещали, что когда-нибудь расскажете о своей семье. Почему бы вам не воспользоваться таким случаем? А я, в свою очередь, поделюсь с вами своей информацией.

– Восхищена вашей наглостью, месье Остин, но должна заметить, что мои сведения не идут ни в какое сравнение с тем, что можете сообщить мне вы. – Расин сделала паузу, величественно скрестила на груди руки и вскинула вверх подбородок. Остин уже видел этот красноречивый жест, свидетельствовавший о глубоких раздумьях. Впрочем, сомнения продолжались не очень долго. В конце концов хозяйка повернулась к Марселю и приказала ему убрать из оружейной комнаты всех посторонних, имея в виду Завалу и Скай.

– Я бы не стал делать этого на вашем месте, – предупредил Остин и сделал несколько шагов в сторону Скай, чтобы в любую минуту броситься на защиту девушки. Охранники вскинули автоматы, но мадам Фошар сделала им знак рукой, приказывая оставаться на месте.

– Ваше благородство, месье Остин, кажется, не знает границ, – ухмыльнулась она. – Но вам не стоит опасаться за судьбу своей дамы. Ваши друзья будут неподалеку, и вы сможете видеть их. Я просто хочу поговорить с вами наедине.

Мадам Фошар жестом предложила американцу сесть на тот самый деревянный стул, к которому совсем недавно была привязана Скай, и щелкнула пальцами. Крепкие охранники притащили огромное и очень тяжелое деревянное кресло, напоминающее королевский трон, и она уселась напротив него, а потом сказала несколько слов Марселю по-французски. Он приказал стражникам отвести пленников в дальний конец зала, где их можно было видеть. Остальные оттащили в сторону поверженных рыцарей.

– Итак, мы наедине, – сказала мадам Фошар, уставившись на Остина холодными глазами. – И, чтобы у вас не было никаких соблазнов: мои люди мгновенно прикончат ваших друзей, если вы посмеете совершить какую-нибудь глупость.

– Ничего подобного у меня и в мыслях не было, – заверил ее Остин. – Спектакль настолько интересен, что просто не может закончиться слишком быстро. Это противоречило бы законам жанра. Скажите, пожалуйста, что за одеяние сейчас на верховной жрице?

– Вы же знаете, месье Остин, что я обожаю красивые костюмы. Вам нравится накидка?

Остин поймал себя на мысли, что не может оторвать глаз от ее изящных форм. Расин Фошар была действительно прекрасна, но при этом напоминала искусную восковую фигуру, в которой все было совершенством, за исключением одной-единственной черты: в ее глазах была та же холодная сталь, из которой поколения ее предков изготавливали свои знаменитые мечи, шпаги и рыцарские доспехи.

– Я действительно нахожу вас в высшей степени очаровательной, но…

– Но все-таки не можете смириться с мыслью, что перед вами столетняя женщина.

– Дело не в этом, – покачал головой Остин. – С возрастом все в порядке, но я все-таки не могу смириться с мыслью, что передо мной хладнокровная и жестокая… убийца.

Она артистично вскинула брови:

– Месье Остин, это что, ваша странная манера флиртовать?

– И в мыслях не держал.

– Очень жаль. За последние сто лет у меня было немало хороших любовников, но вы превосходите всех, вместе взятых. – Дама сделала многозначительную паузу и пристально посмотрела ему в глаза. – Разумеется, вы очень опасный человек, но оттого еще более привлекательны. Впрочем, сейчас не об этом. Прежде всего вы должны выполнить свое обещание и поделиться со мной информацией. Что вам известно о моей семье?

– Известно, например, что вы и ваше семейство наняли доктора Маклина для изобретения эликсира жизни, который сам он назвал философским камнем. А потом вы убивали всех, кто имел неосторожность встать на вашем пути, и еще – создали целую группу человекообразных красноглазых мутантов.

– Довольно обстоятельный обзор, но вы все же скользите по поверхности.

– В таком случае расскажите о том, что лежит глубже. Она помолчала, погрузившись в какие-то очень далекие воспоминания, потом произнесла:

– Наш род уходит корнями в минойскую цивилизацию, которая достигла расцвета как раз перед величайшим извержением вулкана на острове Санторин. Мои далекие предки были жрецами минойского культа богини-змеи и славились своим богатством и могуществом, но потом соперники прогнали их с острова. А через несколько недель там началось извержение вулкана, и весь остров был уничтожен. Тогда мы поселились на Кипре, где начали заниматься оружейным бизнесом. Символ змеи постепенно преобразовался в "копье, а вскоре была основана и фирма «Фошар».

– Как же вам удалось перейти от копья к мутантам?

– Это было логическим продолжением нашего семейного оружейного бизнеса. На рубеже веков наша компания «Спиар индастриз» основала специальную лабораторию для изучения способов создания суперсолдата. Из опыта Гражданской войны в США мы хорошо знали, что затяжная позиционная война в будущем неизбежно заведет в тупик. Сначала будет стрелять одна сторона, потом другая, и в результате позиции сторон останутся неизменными. И все это рано или поздно канет в прошлое под натиском автоматического оружия, – оно уже создавалось в те годы. Поэтому нам нужен был солдат, который смог бы без страха бросаться на укрепления и в окопы противника, как древние викинги. Кроме того, этот солдат должен быть быстрым, выносливым и неуязвимым, обладающим способностью быстро залечивать раны. В конце концов нам удалось создать такую формулу, новое средство даже испытали на добровольцах.

– В том числе, например, на Пьере Леване?

– Не помню этого человека, – сказала она, нахмурившись.

– Капитан Леван был офицером французской армии и стал первым из мутантов, созданных в результате ваших исследований.

– Ах да, смутно припоминаю. Если не ошибаюсь, это был красивый и храбрый молодой человек.

– Сейчас вы бы его ни за что не узнали.

– Прежде чем начнете упрекать меня, вспомните, что это были добровольцы – рядовые и офицеры, которые страстно желали стать первыми в мире суперсолдатами.

– А они знали, что, получив сверхъестественные способности, могут превратиться в отвратительных чудовищ? – Тогда никто из нас этого не знал. Исследования только начинались, необходимых гарантий не было и быть не могло. Солдаты обрели сверхчеловеческую силу и быстроту реакции, но потом стали превращаться в неконтролируемых и весьма опасных тварей. Зверей…

– Да, именно зверей, которые могут вечно наслаждаться своими звериными повадками.

– Средство продления жизни стало побочным продуктом исследований, во многом неожиданным для нас самих. Однако самое удивительное заключалось в том, что это средство позволяло не только продлевать жизнь, но и возвращать молодость. Если бы не Жюль, мы бы давно уже разработали эликсир.

– Значит, ваш брат оказался слишком сознательным человеком?

– Нет, он оказался самым настоящим глупцом, – с нескрываемой злостью отрезала мадам Фошар. – В нашем величайшем научном открытии Жюль почему-то увидел благо для всего человечества. Он долго уговаривал меня и других членов семьи прекратить нагнетание военной истерии и обнародовать результаты наших научных исследований. А я натравила на него весь наш род. В конце концов брат сбежал от нас на своем самолете и прихватил важные документы, изобличающие Фошаров в подготовке к войне. Полагаю, он хотел использовать их для шантажа и непременно сделал бы это, если бы его не сбили над Альпами.

– А почему он забрал с собой шлем?

– Это символ нашей власти, он передавался из поколения в поколение старейшим и наиболее авторитетным представителем рода. Своими безумными действиями Жюль утратил право на этот шлем, и сейчас он должен вернуться ко мне.

Остин откинулся на спинку стула и заложил руки за голову.

– Итак, Жюль сбежал от вас вместе с компрометирующими документами и, стало быть, уже никак не мог помешать вам в научных исследованиях.

– Он очень помешал нам, так как уничтожил все сложнейшие математические расчеты базовой формулы, которые спрятал в шлеме. Умно. Даже слишком. Пришлось начинать заново, а там были миллионы самых разнообразных комбинаций. Мы специально оставили мутантов живыми, надеясь на то, что однажды удастся раскрыть тайны формулы. Потом наши исследования прерывались войнами, экономическими кризисами. В годы Второй мировой войны мы были близки к успеху, но лабораторию разбомбила авиация союзников. Тот авианалет отбросил наши исследования на несколько десятилетий…

Остин иронично хмыкнул:

– Вы стали жертвой войны, в развязывании которой сыграли далеко не последнюю роль. Здесь действительно есть некая ирония судьбы.

– Если бы только ирония.

– А тем временем вы старели, как и все смертные…

– Да, я стала старой и немощной, – призналась Расин с неожиданной грустью. – Потеряла прежнюю красоту и превратилась в развалину. И все же должна признать, что мы добились некоторого успеха и смогли хоть немного задержать старение организма. Разумеется, я поделилась открытием с Эмилем, но время все равно брало свое. Смерть следовала за нами по пятам. Мы попытались получить настоящий энзим, однако успех был незначительным. И тогда один из моих ученых услышал о Затерянном городе и тех таинственных водорослях, которые там растут. Наконец-то мы получили недостающее звено и стали производить чудодейственный энзим. Я приобрела научно-исследовательскую компанию, приняла на работу доктора Маклина и поручила ему возглавить исследования, которые должны были вестись практически круглосуточно. Потом мы построили специальную подводную лодку для сбора сырья и создали лабораторию для получения нового энзима.

– А зачем убили научных работников из группы Маклина?

– Мы были далеко не первыми, кто устранял исследователей только потому, что они могли разболтать научные секреты. Британское правительство до сих пор ведет расследование таинственной гибели ряда научных сотрудников, которые работали над оборонным проектом создания ракет для «звездных войн». Мы – это был необычный эффект опытов – создали еще одну группу мутантов, ученые угрожали разоблачением, поэтому пришлось убрать их.

– Однако у вас возникла очередная серьезная проблема, – догадался Остин. – Ученые не успели завершить работу. Извините, мадам, но вся эта операция напоминает мне соревнование клоунов на арене цирка.

– Не совсем корректная аналогия. Моя самая большая ошибка заключалась в том, что я позволила руководить исследованиями Эмилю Но когда он провалил проект, я снова взяла бразды правления в свои руки и вернула к работе доктора Маклина и других. К счастью, им удалось быстро восстановить прежние знания и фактически завершить свой труд.

– Значит, это Эмиль решил затопить тоннель подледником?

– Нет, это моя вина, – призналась Расин Фошар. – Я никогда не посвящала сына в тайну нашего родового шлема, поэтому он не искал его до тех пор, пока не затопил тоннель.

– Еще одна ваша ошибка?

– К счастью, мадемуазель Лабель извлекла шлем из толщи льда, и сейчас он в моем полном распоряжении. Это было последнее недостающее звено, и, получив его, мы закрыли лабораторию. Как видите, мы делали ошибки, но всегда учились на них. А вы, очевидно, нет. Благополучно скрывшись отсюда прошлый раз, вы снова вернулись, чтобы остаться здесь навсегда.

– Не уверен, что все будет по-вашему.

– То есть?

– Вы что-нибудь слышали об Эмиле в последнее время?

– Нет. – Впервые за время беседы на лице Расин появилось сомнение. – Где он?

– Если вы нас отпустите, я с превеликим удовольствием расскажу вам.

– О чем вы говорите?

– Перед тем как вернуться в ваш замок, я был на леднике. Так вот, ваш сын Эмиль находится в моих руках.

– Какой позор, – проворчала мадам Фошар и щелкнула пальцами. – Жаль, что вы не убили его.

– Вы блефуете, мадам Фошар, – улыбнулся Остин. Не забывайте, речь идет о жизни и смерти вашего родного сына!

– Не стоит напоминать мне о моих семейных обязательствах, – процедила она ледяным тоном. – Мне плевать, что случится с Эмилем, и уж тем более с его верным другом и полным кретином Себастьяном. Эмиль хотел захватить власть в семье и лишить меня всех прав: Если хотите знать, я должна была бы убить его своими руках Если это сделали вы, то тем самым оказали мне величайшую услугу.

Остин чувствовал себя так, словно его только что лишили важнейшего козыря в сложной карточной игре.

– Да, мне следовало бы знать, что мать-змея иногда пожирает свои яйца.

– Вам не удастся оскорбить меня своими глупыми насмешками. Несмотря на внутренние раздоры и конфликты, наш род всегда находил выход из затруднений, становясь с каждым столетием все более могущественным.

– Проливая реки крови.

– Какое нам дело до чьей-то крови? Это наиболее дешевый расходный материал на земле.

– Некоторые люди могут с вами не согласиться.

– Вы и представить себе не можете, в какую историю вляпались по собственной глупости, – язвительно заметила мадам Фошар и презрительно поджала губы. – Вы что, действительно считаете, что знаете нас? В нашей истории много скрытых пластов, о существовании которых вы даже не подозреваете. Род Фошаров уходит корнями в далекое прошлое. Когда ваши предки переворачивали гнилые бревна в поисках съедобных жуков, мои уже производили высококачественные клинки и продавали их соседям! У нас нет и никогда не было никакой национальной принадлежности, и в то же самое время в нас растворены все нации. Мы продавали оружие грекам, которые сражались с персами, и персам для борьбы с греками. Римские легионы маршировали по Европе, прокладывая себе дорогу нашими мечами. А теперь мы овладели временем и будем использовать его в своих целях, как когда-то использовали прочную сталь.

– Хорошо, предположим, вы проживете еще сотню лет, а то и тысячу, а дальше что?

– Дело не в том, как долго ты живешь, а в том, чем ты наполняешь отпущенное тебе время. Почему бы вам не присоединиться ко мне, месье? Я высоко ценю вашу смелость и умение держать себя в руках. Может быть, я нашла бы место даже для ваших друзей. Подумайте над моим предложением. Бессмертие! Вечная молодость! Разве не в этом все человеческие мечты и надежды?

– Ваш сын сделал мне точно такое же предложение.

– И что?

На лице Остина появилась холодная усмешка.

– Все мои мечты и надежды заключаются в том, чтобы отправить вас и ваших бандитов в ад к вашему сыночку.

– Значит, вы и впрямь его убили! – воскликнула мадам Фошар и захлопала в ладоши. – Очень хорошо, месье Остин, я на это и рассчитывала. Вы должны знать, что я не отношусь к своему предложению так серьезно, как вы могли бы себе представить. За прошедшее столетие я убедилась, что сознательные люди всегда представляют серьезную опасность. Если вы и ваши друзья хотите быть частью моих замыслов, так тому и быть. В благодарность за то, что вы устранили моего сына, я не убью вас прямо сейчас. Более того, позволю вам присутствовать при рождении человека нового мира. – Расин сунула руку в декольте и вынула небольшой янтарный пузырек, который подняла высоко над головой. – Вот эликсир жизни.

А Остин вспомнил доктора Маклина, и его глаза блеснули от волнения, когда он подумал над последними словами ученого.

– Ваша безумная идея никогда не будет воплощена в жизнь, – спокойно сказал он.

Расин бросила на американца удивленный взгляд, ее губы растянулись в презрительной ухмылке.

– И кто может остановить меня? Вы? Вы посмеете противопоставить свой скудный умишко интеллектуальной мощи целого столетия?

Она откупорила пузырек, поднесла к губам и одним глотком выпила содержимое. В этот момент ее лицо, казалось, сияло каким-то внутренним светом. Какое-то время Остин как зачарованный смотрел на нее, и ему казалось, что он видит перед собой истинное чудо, но чары быстро рассеялись. Расин с удивлением заметила, что мужчина включил таймер на своих наручных часах.

– Можете смело выбросить свои допотопные часы, – произнесла она вызывающе. – В моем мире время не имеет абсолютно никакого значения.

– Простите, мадам, что пренебрег вашим предложением, но в моем мире время все еще определяет ход событий.

Расин Фошар смерила Остина презрительным взглядом, гордо вскинула голову, затем едва уловимым жестом подозвала Марселя. Охранники вывели пленников из оружейной комнаты и повели по каменной лестнице вниз, в подземелье.

Когда за ними закрылась массивная дубовая дверь, Остин вспомнил предупреждение французского пилота, директора музея авиации: «У семьи Фошар темное прошлое». Затем посмотрел на часы и помолился богам, которые управляют глупцами и авантюристами, чтобы они не подвели его. Если ему и его друзьям улыбнется удача, у дьявольской семейки нет будущего.

Глава 42

Расин сняла со стены факел и грациозно направилась к двери, откровенно наслаждаясь обретенной молодостью. Легко спускаясь по каменным ступенькам в подземелье замка, она являла собой невероятный контраст с мрачными стенами и сырыми потолками. За ней угрюмо шествовала Скай, от которой старался не отставать Остин, а за ним, в свою очередь, пристально следил один из охранников. Процессию замыкали стражники во главе с Марселем, которые не спускали глаз с Завалы. Впрочем, Марсель следил за всеми и вообще вел себя, как опытный пастух, строго наблюдающий за вверенным ему стадом. Они миновали несколько темных камер, уже знакомых Остину, но не остановились, а стали спускаться ниже, в самое чрево подземелья. Воздух становился все более сырым.

Последняя каменная лестница закончилась небольшой площадкой, от которой тянулся узкий проход длиной не менее ста футов. В конце прохода они наткнулись на старинную дверь. Она открылась довольно легко, будто ее петли были хорошо смазаны маслом. За дверью находился еще один узкий тоннель, который они преодолели в течение нескольких минут. Остин механически просчитал в уме все варианты возможного спасения и пришел к выводу, что на самом деле таких возможностей у них не осталось. По крайней мере на данный момент. Траут получил инструкцию оставаться на месте и ждать его звонка.

По мере продвижения по узким коридорам Остин все чаще сомневался в своих расчетах. Все пошло не так, как он предполагал. Расин была беспощадна, вряд ли такая женщина согласится на компромиссы. Остин мог понять, что она убила своего брата, но не мог предположить, что с такой же легкостью Расин готова убить и родного сына. Он поднял голову и посмотрел на идущую впереди Скай. Она тащилась вслед за мадам Фошар, постоянно поправляла спадающие на лицо волосы и, казалось, ни о чем не думала. Остину сейчас больше всего хотелось, чтобы ей не пришлось расплачиваться за его ошибки.

Узкий коридор закончился очередной массивной дверью, которую открыли так же легко, как и предыдущую. Расин вошла первой и помахала факелом, разбрасывая зловещие тени на сырые темные стены. В дальнем конце камеры стоял небольшой каменный стол шириной около двух футов.

– Я называю эту место «мостиком вздохов», – сказала Расин негромко, но мелодичный голос эхом разнесся по мрачному подземелью. – Он намного старше, чем аналогичное сооружение в Венеции. Послушайте. – Все услышали завывание ветра, напоминающее стоны и вздохи каких-то призраков, которые сливались в заунывный хор и распространялись вокруг, мягко теребя длинные золотистые волосы хозяйки. – Лучше здесь не останавливаться.

Расин быстро перешла через небольшой мостик, освещая путь тусклым светом факела. Скай застыла в нерешительности, но подоспевший Остин подтолкнул ее вперед, туда, где мелькала изящная фигура хозяйки замка. Слабый ветерок теребил края их одежды и подгонял жутковатым завыванием. Им пришлось пройти еще три десятка футов, но иногда казалось, что расстояние составляет несколько миль.

Джо Завала был прирожденным спортсменом и к тому же занимался боксом в колледже, поэтому он легко преодолел это расстояние, твердо ступая по сырому каменному полу. Что же до остальных, им пришлось испытать несколько весьма неприятных минут. Даже охранники во главе с Марселем замедлили шаг и втянули головы в плечи, ясно показывая, что им не по нраву эти служебные обязанности.

Вскоре один из охранников отпер огромную дубовую дверь, и вся процессия перешла из подземелья в большой зал, где воздух был на удивление сухим и пропитанным сильным запахом древесины. В длину помещение составляло не менее двенадцати футов. Расин подошла к невысокой стенке, расположенной между двумя массивными квадратными колоннами, и показала жестом, чтобы остальные следовали за ней.

Все пространство напоминало своей формой амфитеатр с длинными рядами каменных сидений, а впереди открывалась небольшая круглая арена, освещенная множеством факелов. Все сиденья были заняты странными неподвижными фигурами.

Остин с удивлением уставился на арену и на молчаливых зрителей.

– Вы не перестаете удивлять меня, мадам Фошар.

– Знаете, лишь немногие посторонние имели возможность видеть этот склеп. Здесь святая святых древнего рода Фошаров.

Остин заметил, что страх Скай мгновенно сменился профессиональным чувством любопытства.

– Это же точная копия Колизея! – воскликнула она, восхищенно оглядываясь. – Точно такие же колонны, римские арки – все то же самое, кроме, разумеется, размеров.

– В этом нет ничего удивительного, – спокойно отозвалась Расин. – Это действительно уменьшенная копия Колизея, сооруженного измученным ностальгией проконсулом. Когда мои далекие предки искали место для строительства этого замка, они подумали, что, если построить дом на месте, где гладиаторы проливали свою кровь, это укрепит воинственный дух рода. Правда, далекие пращуры несколько модифицировали это здание и создали прекрасную систему естественной вентиляции, которая обеспечивает поступление свежего воздуха, но во всем остальном они сохранили верность традиции.

Остин был настолько поражен видом этого склепа, что ожидал услышать приглушенные голоса зрителей, покашливание или чиханье. Мертвая тишина казалась ему неестественной.

– Кто эти люди? – спросил он Расин.

– Если позволите, я представлю вас, – произнесла она и стала спускаться в амфитеатр по каменным ступенькам.

На самом нижнем уровне охранник открыл перед ними металлическую решетку, и вся группа вошла в темный узкий коридор. Расин объяснила, что именно по этому коридору проходили гладиаторы и другие участники массовых представлений. Узкий проход вывел их на край арены, пол которой был покрыт толстым слоем белого песка.

Посреди арены возвышался мраморный помост высотой примерно пять футов, на прямоугольную вершину которого вели каменные ступеньки. Остин с изумлением вглядывался в лица стражников – те выстроились по периметру арены, – когда услышал рядом с собой сдавленный возглас Скай. Она не отпускала его руку с тех пор, как пленники прошли по мостику. Сдавив его пальцы, Скай уставилась куда-то в зал. Остин проследил ее взгляд и посмотрел на первый ряд сидений. Желтый свет факелов выделял из темноты сморщенные лица и кости тех, кто заполнял все места в этом жутком амфитеатре. Это были мумифицированные тела.

– Ничего страшного, – успокоил ее Остин. – Они уже не представляют для нас опасности.

Завала тоже был поражен зрелищем.

– Это же огромная гробница, – прошептал он.

– Да, трудно представить себя выступающим перед этой живой публикой, – усмехнулся Остин и повернулся к мадам Фошар: – Джо прав, святая святых вашего рода представляет собой своеобразный мавзолей.

– Напротив, – решительно возразила Расин. – Именно здесь, на этом самом подиуме, я бросила вызов Жюлю в 1914 году. И здесь же он клялся нам всем, что будет неукоснительно соблюдать наказы семейного совета. Если бы Эмиль не натворил глупостей, я поместила бы тело брата на свободное место в амфитеатре, чтобы он мог воочию убедиться в моем триумфе.

Остин живо представил себе, как брат мадам Фошар разъясняет всем этим мумиям смысл своего благородного поступка.

– Должен признать необыкновенное мужество вашего брата Жюля, который посмел восстать против жестокого клана, – тихо сказал он.

Расин проигнорировала его замечание, повернулась на каблуках, как заправская балерина, привыкшая к столь странной аудитории, и показала рукой на нескольких членов рода, которые, по ее словам, отвергли притязания Жюля много лет назад.

– Простите, если я не очень хорошо разглядел, – осторожно заметил Остин, – но на их лицах такое выражение… Кажется, они так и не смогли смириться с предательством вашего брата.

– Жюль не просто предал нас, он выступил против истории нашего рода, насчитывающей пять тысяч лет! Когда Фошары попали во Францию вместе с крестоносцами, то принесли с собой останки всех умерших предков, чтобы те всегда были вместе с живыми.

– Нужно ли было проходить через такие испытания, чтобы поместить здесь эти обтянутые кожей кости?

– Наша семья всегда мечтала о вечной жизни. Как и древние египтяне, Фошары верили, что, если сохранить тело, жизнь рано или поздно снова вернется в него. Мумификация является самым первым и самым грубым способом бальзамирования тела и предвосхитила современную криогенную технику. Первые мастера этого дела использовали сосновую смолу, а не жидкий кислород, как сейчас. – Расин посмотрела поверх плеча Остина. – Я вижу, стали прибывать наши гости. Думаю, можно приступать к церемонии.

Арену стали заполнять похожие на призраков люди в белых одеждах, разделенные на две равные группы – мужчин и женщин. Их было около двух дюжин, а сморщенные бледные лица создавали впечатление, что эти «гости» моложе расположенных здесь мумий всего лишь на несколько десятков лет. Они по очереди подходили к мадам Фошар, смиренно целовали ей руку и выстраивались в круг по периметру арены.

– Вы уже знакомы со многими из них, – сообщила Расин Остину. – Видели их на моем костюмированном балу. Это наследники старых семей – производителей оружия.

– В костюмах они выглядели намного лучше, – ухмыльнулся Остин.

– Превратности судьбы не щадят никого, но скоро они станут элитой и вместе со мной будут править миром. А Марсель позаботится о создании нашей личной армии.

Остин громко рассмеялся, и все гости повернулись к нему.

– Значит, этот безумный спектакль вы затеяли только ради установления господства над миром? – спросил он.

В глазах Расин плескалась холодная ярость.

– Вам это кажется смешным? – процедила она сквозь зубы.

– Вы далеко не первая сумасшедшая, которая мечтает о господстве над миром, – заметил он. – До вас были Чингисхан и Гитлер, но вы же знаете, чем все закончилось, – массовым кровопролитием, не более того.

Расин взяла себя в руки.

– Представьте себе, каким мог бы быть современный мир, если бы они были бессмертными.

– Не думаю, что большинство людей хотели бы жить в таком мире.

– Вы ошибаетесь. Достоевский был прав, когда говорил, что человечество всегда будет стремиться к тому, чтобы найти себе нового кумира, которому можно было бы поклоняться. Когда весь мир затянет вонючей болотной тиной, люди будут встречать нас как спасителей. Не сомневаюсь, что в агентстве НАПИ есть специалисты, которые уже обратили внимание на те океанские водоросли, которые распространяются по всему миру, как зеленая раковая опухоль.

– Горгона?

– Вы дали ей такое название? Весьма красноречивое и в высшей степени соответствует характеру растения.

– Эта эпидемия еще не стала достоянием широкой общественности. А как вы узнали об этом?

– До чего вы наивны! Я сама создала это растение. Меня никогда не прельщала перспектива вечной жизни в полном одиночестве, а тут мои ученые неожиданно обнаружили растение-мутант, которое явилось побочным продуктом наших экспериментов. Как только мне сообщили, я сразу сообразила, что это прекрасное средство для реализации моих далеко идущих планов. И превратила всю территорию Затерянного города в плантацию для выращивания этих ненасытных водорослей.

Остин с восхищением отметил про себя выдающийся ум Расин Фошар и способность мыслить комплексно, в результате чего эта женщина всегда на шаг опережала остальных.

– Значит, именно поэтому вы решили ликвидировать научную экспедицию Океанографического института «Вудс-Хол»?

– Разумеется. Я просто не могла позволить, чтобы эти недоумки разрушили мои планы!

– Неужели вы хотите править миром, пребывающим в состоянии хаоса?

– Вот в этом-то все и дело. Когда все страны мира окажутся на краю гибели, не выдержав экономического кризиса, всемирного голода и разрушения политической системы, на сцену выйду я и спасу всех от глобальной катастрофы.

– Вы хотите сказать, что можете уничтожить эти водоросли?

– Так же легко, как, например, убить вас и всех ваших друзей. И тогда все обреченные на гибель люди начнут поклоняться нам, бессмертным, какими станут мои сторонники сегодня вечером. Они вернутся в свои благословенные страны и постепенно приберут к рукам бразды правления. Мы высшие существа, и наша мудрость позволит устранить все недостатки демократии с ее опорой на толпу простолюдинов. Мы будем богами!

– Полубогами, которые живут вечно? Не очень привлекательная перспектива.

– Для вас и ваших друзей. Но вы не расстраивайтесь, я могу позволить вам продолжить существование в каком-нибудь другом состоянии. Например, в качестве домашних животных. Вы ведь знаете, что я могу в течение нескольких дней превратить любого человека в звероподобное существо. Весьма увлекательный процесс. Было бы любопытно посмотреть, как вы станете относиться к своей даме сердца, которая превратится в самое настоящее животное. Интересно, захочется ли вам ее обнять?

– Я бы на вашем месте поостерегся, – покачал головой Остин. – Может случиться, что ваш чудодейственный эликсир жизни быстро закончится.

– Ни в коем случае. Мои лаборатории будут производить его в таком количестве, которое мне потребуется!

– Вы давно связывались со своим островом?

– Мне нет никакой необходимости поддерживать постоянный контакт. Мои люди на острове прекрасно знают свое дело.

– Ваших людей больше нет, а все лаборатории разрушены. Я сам был там и видел это собственными глазами.

– Не верю.

Остин улыбнулся, но его светло-голубые глаза были печальны.

– Ваши мутанты вырвались на свободу и в мгновение ока расправились с полковником Стрегой и остальными охранниками. Потом они разгромили лаборатории, но это уже не важно. Они все равно вам больше не понадобились бы – и этот остров, и ваша подводная лодка находятся в руках Британских военно-морских сил. А гениальный ученый Маклин был застрелен одним из ваших же охранников.

Расин растерянно заморгала, лихорадочно размышляя.

– Ничего страшного, – наконец опомнилась она. – У меня вполне достаточно средств, чтобы построить сотни подобных лабораторий на каких-нибудь других островах. Что же до Маклина, его все равно должны были ликвидировать вместе с другими исследователями. Самое главное, что у меня есть формула эликсира жизни. Стало быть, я победила, а вы и ваши друзья проиграли.

Остин посмотрел на часы.

– Жаль, что вы не сможете увидеть крах своей утопии, – тихо сказал он с вернувшимся к нему чувством уверенности.

– Вас, по-моему, очень беспокоит бег времени, – заметила Расин. – Может быть, вы спешите на деловое свидание, а мы задерживаем вас?

Остин посмотрел на нее покрасневшими от напряжения глазами.

– Нет, это вам предстоит важная встреча.

Расин опешила от такой наглости.

– С кем?

– Не с кем, а с чем. С тем, чего вы больше всего боитесь.

Расин насупилась.

– Я не боюсь ничего и никого.

С этими словами она резко повернулась и грациозно направилась к возвышению.

В тот же момент из круга людей в белых одеяниях отделилась пожилая пара. Женщина держала в руках поднос, на котором стояли янтарные колбочки, точно такие, из какой Расин выпила эликсир в оружейной комнате. А мужчина держал в руках шкатулку резного черного дерева, украшенную слоновой костью с изображением трехглавого орла.

Скай крепко сжала руку Остина.

– Это те самые люди, которые похитили меня в Париже, – прошептала она. – Что делать?

– Ждать, – так же тихо прошептал он и снова посмотрел на часы, хотя и без того знал, что прошла всего лишь минута.

События развивались слишком быстро, и Остин стал лихорадочно обдумывать запасной вариант действий. Он посмотрел на Завалу, словно предупреждая, чтобы тот был начеку. Джо кивнул в ответ, давая понять, что понял: следующие несколько минут станут решающими в их судьбе.

Расин тем временем открыла шкатулку, вынула оттуда шлем и под звуки редких аплодисментов стала подниматься на подиум. Там она остановилась, подняла шлем высоко над головой, а потом осторожно, словно подчеркивая торжественность момента, водрузила себе на голову, после чего обвела взглядом присутствующих.

– Вы проделали нелегкий путь в святая святых нашего рода, и я рада, что все благополучно пересекли «мостик вздохов».

В толпе раздался приглушенный смех.

– Но вам не стоит беспокоиться, – продолжала она. – Вы найдете в себе силы перепрыгнуть через него на обратном пути. Скоро мы все станем богами, которым будут поклоняться смертные, те, кому будут недоступны наша мудрость и наша власть над миром. Совсем недавно я была такой же, как вы сейчас. А вы скоро станете такими же, как я сейчас.

Люди в белых одеждах жадно таращили глаза на ее сияющее лицо и изящную фигуру.

– Последнюю дозу этого чудесного вещества я приняла всего час назад, – продолжала Расин. – А сейчас то же самое предстоит сделать вам, мои благородные друзья. Вы долго верой и правдой служили мне, и поэтому заслужили честь обрести бессмертие. Сейчас вы выпьете настоящий эликсир вечной жизни, который лучшие умы человечества тщетно искали на протяжении многих веков.

Женщина с подносом пошла по кругу, и десятки рук потянулись к пузырькам с чудодейственным средством.

Остин уже был готов наброситься на охранника и повалить его на землю. Завала тем временем собирался схватить за руку Скай и броситься в коридор. Остин понимал, что для него это будет смертельный номер, но он не мог позволить, чтобы пострадали друзья, которых он втянул в эту жуткую историю. Он подал знак Завале и приготовился к броску, когда среди людей в белых одеждах послышался глухой ропот.

Последователи мадам Фошар поднесли было к губам янтарные пузырьки, но вдруг застыли в недоумении. Расин Фошар растерянно провела рукой по тонкой шее, как будто у нее перехватило дыхание, в ее глазах промелькнула тревога, которая быстро сменилась паническим страхом. Она коснулась ладонями щек, и вдруг все увидели, что кожа на ее лице становится дряблой и приобретает желтоватый старческий оттенок, будто ее обильно полили кислотой.

– Что происходит? – выдохнула она и провела рукой по волосам, которые на глазах изумленных гостей стали утрачивать свой золотистый оттенок и превращаться в серовато-пепельные космы. И тонкие изящные пальцы вмиг превратились в костлявые когти хищной птицы. Расин Фошар с ужасом смотрела на свою кожу. – Что происходит?! – вскрикнула она не своим голосом.

– Она стареет на глазах, – прошептал кто-то в толпе, но этот шепот прозвучал как вопль отчаяния.

Расин с ненавистью уставилась в сторону говорящего, ее глаза стали быстро тускнеть, вваливаться в череп. Голова уменьшилась, шлем повис на морщинистой шее. Женщина дергалась всем телом и извивалась, как змея, отчего кожа на теле стала морщиться еще больше.

Наконец мадам Фошар сообразила, что случилось.

– Нет! – пыталась она закричать, но из горла вырвался лишь сухой хрип. – Неееееет! – простонала старуха и стала медленно опускаться на каменный пол – ноги уже отказывались держать дряхлеющую плоть. Оказавшись на коленях, она подняла голову, обвела всех затуманенными от злобы глазами и рухнула навзничь. Потом зашевелилась, проползла вперед около фута, почему-то протянула руку к Остину и наконец затихла.

Остин долго смотрел на умирающую старуху и испытывал искреннее чувство жалости, несмотря на то что она была виновна в многочисленных трагедиях и вполне заслужила подобную участь. Она и так слишком долго избегала встречи со смертью.

– Приятного пути в вечность, – прошептал он.

– Как вы узнали? – едва слышно спросила Расин, не поднимая головы.

– Мне рассказал об этом доктор Маклин незадолго до смерти. Он запрограммировал формулу эликсира таким образом, что это средство значительно ускоряет наступление старости, а не возвращает вечную молодость. Запускает процесс третья доза эликсира, после чего сто лет сжимаются до одного часа.

– Маклин, – пробормотала она, с трудом разжимая губы. После чего дернулась в последний раз и замерла, распластавшись на каменном полу.

В наступившей тишине гости мадам Фошар стали опасливо озираться, швырять пузырьки с жидкостью на покрытую белым песком арену, а потом с визгом и шумом бросились к выходу из подземелья, оттеснив Марселя и его людей.

Остин решил воспользоваться всеобщей паникой, бросился на стоявшего рядом охранника и свалил на землю мощным ударом под дых. Завала тем временем схватил за руку Скай, и они рванулись к выходу вслед за Остином. Марсель, увидев, что пленники пытаются спастись бегством, и почувствовав ответственность за исполнение приказа хозяйки, выпустил по толпе очередь из автомата. Пули вонзились в тела одетых в белые балахоны соратников мадам Фошар, и толпа заметно поредела, но к тому времени Остин и его друзья уже успели скрыться в узком коридоре. Пока Скай и Завала бежали к лестнице, Остин остановился на мгновение перед металлическими воротами и защелкнул замок на двери, оставив преследователей и последователей наедине друг с другом. Пули щелкали по металлу, высекая снопы искр и разрывая в клочья тела гостей.

Остин остановился, приказал Завале и Скай не медлить ни секунды, а сам свернул в темный коридор, который вел к сиденьям амфитеатра. Как он и ожидал, Марсель и его охранники не стали взламывать металлическую решетку, а просто перелезли через каменную стену и уже поднимались на первый ряд сидений, значительно сократив путь. Остин снова вернулся на верхний этаж подземелья, увидел, что Завала и Скай ждут его, крикнул, чтобы они быстро выметались из катакомб, а сам вернулся в амфитеатр прежним путем. Марсель и его гвардия пробирались по сиденьям, расталкивая ногами мумии. Увидев Остина, Марсель отдал приказ открыть стрельбу, но тот успел укрыться за каменными сиденьями. Пули веером врезались в стену, у которой он только что стоял. Через минуту Марсель мог выбраться из амфитеатра, и тогда им уже не уйти. Надо было во что бы то ни стало остановить верного пса покойной уже мадам Фошар.

Не долго думая Остин выступил из-за укрытия, обращая на себя внимание охранников. Не успели те прицелиться, как он схватил со стены горевший факел и швырнул в середину амфитеатра. Факел, выписав дугу, упал на плотный ряд мумий, выплеснув сноп ярких искр. Пропитанные сосновой смолой мумии мгновенно вспыхнули, ярко осветив все пространство «Колизея». Огонь быстро распространялся по залу, а потом мумии внезапно стали взрываться, разбрызгивая вокруг себя языки пламени, как китайские пиротехнические изделия. Охранники попятились, а потом бросились обратно к арене, надеясь укрыться от огня в темном коридоре. Сам Марсель остался на месте и скрежетал зубами от ярости. Какое-то время он еще стрелял из автомата, но потом пламя поглотило его, и стрельба прекратилась.

Через несколько минут вся чаша амфитеатра была объята пламенем, коридоры и проходы заполнил густой едкий дым. В считанные минуты этот родовой мавзолей грозил превратиться в сущий ад, грозивший поглотить весь замок. В какой-то момент Остину показалось, что он стоит на краю огромной доменной печи. Низко пригнув голову и закрывая нос от едкого дыма, он стал на ощупь пробираться по каменной лестнице вверх. Обеспокоенные Завала и Скай поджидали его у самого входа к подземелье. Они побежали по темному тоннелю к пещере, где находился «мостик вздохов», благополучно пересекли его и стали подниматься. Завала прихватил по пути факел, но тот оказался бесполезным из-за пелены густого черного дыма. Вскоре он и вовсе погас.

Остин, присев на корточки, нащупал рукой гладко отполированные каменные плиты, по которым можно было ориентироваться в полной темноте. Завала и Скай сделали то же самое. Дым попадал в глаза, вызывал острое жжение и приступы кашля, но друзья медленнопробирались вперед. Возвращение на поверхность оказалось для них самым настоящим кошмаром. Задыхаясь и натыкаясь в темноте на какие-то предметы и острые утлы, они почти на четвереньках ползли вперед, понимая, что иного пути к спасению нет. Конечно, можно было свернуть в какой-нибудь проход и попытаться выйти к черному ходу, но Остин не был уверен, что сможет сориентироваться. Поэтому он решил подняться наверх, к оружейной комнате.

Он надеялся, что воздух в верхних помещениях замка будет намного чище, но, переступив порог комнаты, увидел, что все вокруг заполнено черным дымом, который поднимался из подземелья. Остин вспомнил рассказ Расин Фошар об уникальной вентиляционной системе и понял, что скоро едкий дым заполнит весь замок. Правда, здесь было намного светлее, так что они без труда пересекли комнату и выскочили в коридор, стены которого были увешаны портретами Фошаров. Черный дым струйками стелился под потолком, а жара в коридоре была сравнима разве что с пустыней Сахарой. Остину не понравилось сочетание едкого дыма и высокой температуры, и он скомандовал Скай и Джо быстрее шевелить ногами. Через несколько минут все подбежали к парадной двери, которая, к счастью, оказалась открытой, и выскочили во двор, где какое-то время молча стояли, переводя дыхание и жадно наполняя легкие свежим воздухом.

А воздух с улицы тем временем с шумом ворвался в открытую дверь и вызвал настоящий взрыв огня. Пламя мгновенно охватило коридоры и залы шато. Огонь безжалостно поглощал родовые портреты, подпитывался деревянными рамами и покрытыми маслом холстами. Иногда в коридорах мелькали скрюченные фигуры людей, в которых было легко узнать обезумевших от пожара охранников. Однако их печальная участь Остина и его друзей нисколько не волновала. Немного отдышавшись, они перешли мостик, вышли на стоянку, остановились у фонтана, где освежились холодной водой, промыли покрасневшие от дыма глаза и даже прополоскали рты, чтобы избавиться от едкого привкуса гари.

А пожар в это время только набирал силу. Вскоре весь замок был охвачен огнем. Остин, Завала и Скай медленно пошли по устланной гравием дорожке к темневшему неподалеку лесу, а позади еще долго раздавались взрывы, шум пламени и треск рушившихся перекрытий. Оглянувшись назад, они увидели, что весь замок полыхает, только высокие каменные башни по углам одиноко торчали из-за крепостных стен. Вскоре и они скрылись под густым дымом пожарища.

Огонь поднимался все выше, отдельные языки пламени вздымались до небес и исчезали за тучами. Вокруг было светло, как днем, но через некоторое время пламя стало затухать. Вместо огня в небо поднялся огромный столб пыли и копоти, который стал обретать форму ядерного гриба. – Господи Иисусе! – всплеснула руками Скай. – Что это такое?

– Падение дома Ашеров, – объяснил Остин.

Скай вытерла глаза краешком блузки.

– Что ты сказал?

– Так называется один из рассказов Эдгара По. Семья Ашеров и весь их дом сгнил до основания и рухнул. Как и дом Фошаров, который рухнул под тяжестью накопившихся грехов.

Скай долго смотрела на то место, где совсем недавно стоял замок.

– А мне больше нравится Руссо…

Остин положил руку на ее плечо и прижал к себе. Завала шел впереди, а они брели за ним по тропинке, которая в конце концов должна была вывести их к цивилизованному миру. Через некоторое время все трое вышли из густой аллеи и услышали звук мотора. На небе показался крошечный силуэт вертолета. У них уже не было сил бежать по полю навстречу садящейся машине, они остались стоять и просто помахали руками.

Когда вертолет коснулся земли, из него выпрыгнул Пол Траут и направился к ним, широко расставив руки.

– Вас подбросить? – шутливо спросил он.

Остин устало кивнул:

– Да, и хорошо бы принять душ.

– А мне не помешал бы глоток текилы, – добавил Завала.

– А меня бы устроила горячая ванна, – продолжила Скай.

– Всему свое время, – успокоил их Траут, приглашая в кабину вертолета, где с нетерпением ждала восторженно улыбающаяся Гэмей.

Все расселись по местам, пристегнулись, взмыли в воздух и, сделав круг над дымящимися развалинами замка Фошаров, направились навстречу долгожданной свободе.

И больше никто из них ни разу не оглянулся.

Глава 43

Выстроенные в одну линию корабли растянулись вдоль всего континентального шельфа Атлантического побережья Соединенных Штатов – от Чесапикского залива до залива в штате Мэн. За несколько дней до этого корабли военно-морского флота и научно-исследовательские суда агентства НАПИ образовали здесь защитный пояс вдоль всей восточной части шельфа, чтобы предотвратить любое незаконное проникновение в акваторию со стороны суши. Но вскоре они были вынуждены отступить под натиском молчаливого неприятеля.

Над всей этой армадой целый день кружил вертолет агентства НАПИ, пристально наблюдая за продвижением судов. Когда вертолет оказался к востоку от мыса Хаттерас, сидевший за рулем вертолета Завала посмотрел в окно и сказал:

– Это похоже на Саргассово море, посаженное на гормоны.

Остин опустил вниз бинокль и грустно улыбнулся:

– По сравнению с этим ужасом Саргассово море выглядит как цветущий сад с благоухающими розами.

Раскинувшийся внизу океан был поделен на две неравные части. К западу от линии кораблей вода была нормальная темно-синяя, лишь изредка разбавленная белыми хлопьями пены, а к востоку от этой линии океан имел болезненный желтовато-зеленый цвет. Плотный слой водорослей горгоны покрывал огромное расстояние, образовав на поверхности воды толстый ковер, уходящий далеко за горизонт.

Остин и Завала наблюдали с борта вертолета, как суда тщетно пытались остановить наступление экспансивных водорослей. Военные корабли даже обстреливали зеленый ковер из мощных артиллерийских орудий, поднимая в воздух огромные фонтаны воды, но образовавшиеся прогалины затягивались в течение нескольких минут. А потом с авианосцев в воздух поднялись самолеты, сбросившие на поверхность океана тонны смертоносного груза в виде глубоководных бомб и ракет, но и это не привело к желаемому результату. По эффективности подобные меры напоминали укусы огромного слона москитами. Бороться с этими жуткими растениями пытались даже с помощью химикатов, которые распыляли над океаном, но пораженная поверхность быстро восстанавливалась, так как основная масса этого зеленого ковра находилась на глубине и в мгновение ока регенерировала.

Остин попросил Завалу сделать несколько кругов над двумя судами, которые пытались остановить наступление водорослей с помощью толстых шлангов, натянутых на поверхности воды. К сожалению, и эта попытка оказалась бесполезной. Импровизированный барьер действовал не более пятнадцати минут – огромная зеленая масса быстро накапливалась перед искусственной преградой, потом переваливалась через нее и продолжала свой путь, похоронив под собой толстые шланги.

– Ладно, я насмотрелся достаточно, – угрюмо проворчал Остин. – Давай обратно на судно.

Расин Фошар была мертва, ее кости давно рассыпались под развалинами родового поместья, но первая часть ее безумной мечты продолжала осуществляться. Как она и грозила, Атлантический океан быстро превращался в огромное болото, затянутое желтовато-зеленой тиной.

Остина сейчас утешало только то, что ни Расин Фошар, ни ее безумный отпрыск Эмиль уже никогда не смогут воспользоваться этой напастью ради своих эгоистических интересов. Однако утешение было слабым, так как запущенный ими разрушительный механизм продолжал действовать, угрожая поглотить весь Мировой океан.

На борт судна летели не менее получаса, и все это время Остин с ужасом наблюдал за тем, как военные корабли и спасательные суда сдают позиции и отступают перед молчаливым зеленым чудовищем.

– Курт, – предупредил его Завала, – идем на посадку.

Вертолет опустил нос по направлению к большому американскому крейсеру и через несколько минут сел на палубу. Там сотрудников агентства НАПИ уже ждал Пит Мюллер, с которым они познакомились еще во время спасения людей у Затерянного города.

– Ну и как все это выглядит? – прокричал Мюллер, перекрывая грохот вертолета.

Ответ был ясен по угрюмому выражению лица Остина.

– Примерно так же, как и прежде.

Остин и Завала проследовали за Мюллером в кают-компанию, расположенную на нижней палубе, где собрались около тридцати членов команды, научных сотрудников агентства НАПИ и еще каких-то людей в военных мундирах. Кроме того, по дорогим костюмам людей в штатском Остин догадался, что сюда прибыли и какие-то важные чиновники правительственных министерств и ведомств, занимающихся обеспечением национальной безопасности. Все расселись на металлические стулья и стали слушать выступавшего.

Перед большим экраном стоял доктор Осборн, ведущий специалист Океанографического института в области экологии морской среды, который в свое время подключил Траута к решению проблемы бесконтрольного распространения горгоны. В одной руке он держал пульт дистанционного управления, в другой – лазерную указку. На экране была схема циркуляции водных масс в акватории Атлантического океана.

– Распространение водорослей начинается вот отсюда, из района Затерянного города, – говорил Осборн. – Канарское подводное течение относит их вниз, мимо Азорских островов, а потом сворачивает на запад и несет через всю Атлантику, где соединяется с Гольфстримом. А Гольфстрим, в свою очередь, переносит водоросли далеко на север вдоль континентального шельфа. Потом Гольфстрим соединяется с Североатлантическим морским течением, оно возвращается к берегам Европы, завершая таким образом Североатлантическую спираль. – Красная точка указки описала круг, завершая обзор. – Есть вопросы?

– С какой скоростью движется Гольфстрим? – спросил кто-то из зала.

– Пять узлов максимум. То есть более сотни миль в день.

– Насколько велико нынешнее распространение экологического загрязнения? – выкрикнул с места Мюллер.

Доктор Осборн щелкнул кнопкой на пульте, и схема океанских течений исчезла с экрана, а вместо нее появилось спутниковое изображение акватории Северной Атлантики. Огромное желтоватое пятно с извилистыми краями расползлось по всему океану, как гигантский лишайник.

– Этот снимок со спутника, сделанный в режиме реального времени, даст вам полное представление о текущем распространении горгоны, – прокомментировал Осборн. – А сейчас я покажу вам компьютерную схему дальнейшего расползания этой гадости. – Он нажал на кнопку, и на экране появилось другое изображение, где желтым была закрашена практически вся акватория Атлантического океана, за исключением небольшой центральной части, сохранившей природный темно-синий цвет.

В зале послышался гул возбужденных голосов.

– Сколько времени пройдет до этого ужасного момента? – вновь спросил Мюллер.

Доктор Осборн прокашлялся, как будто ему было трудно произнести следующие слова.

– Это дело нескольких дней.

В зале воцарилась мертвая тишина.

Между тем доктор Осборн еще раз щелкнул пультом, и картинка увеличилась до масштабов отдельного участка восточного побережья Северной Атлантики.

– Сейчас вы видите зону, вызывающую у нас наибольшие опасения. Как только горгона достигнет мелких вод вокруг континентального шельфа, мы окажемся в безвыходном положении. Прежде всего она разрушит всю рыболовную промышленность вдоль берегов США, Канады и северо-западной Европы. Сейчас мы предпринимаем все возможные меры, чтобы не допустить этого. Я видел, что несколько минут назад к нам присоединился мистер Остин. Курт, вы можете прояснить ситуацию, складывающуюся в этом районе на данный момент?

«Вряд ли», – подумал Остин, пробираясь между рядами к трибуне. Остановившись перед экраном, он сделал многозначительную паузу и обвел взглядом побледневшие и оттого еще более встревоженные лица присутствующих.

– Вместе с моим напарником Джо Завалой мы только что закончили облет акватории. Вдоль всего континентального шельфа выставлены посты из военно-морских и научно-исследовательских судов, – сказал он, затем коротко обрисовал создавшуюся ситуацию. – К сожалению, – подвел он итог, – у нас нет никакой надежды.

– А как насчет химикатов? – спросил какой-то государственный чиновник.

– Они быстро разлагаются под воздействием ветра и воды, – пояснил Остин. – Конечно, они попадают и на глубину, и даже могут уничтожить какую-то часть корневой системы водорослей, но вся масса горгоны настолько велика, что ликвидировать ее полностью практически невозможно. Кроме того, речь идет об огромных водных пространствах, и если мы зальем их химикатами, то сами отравим воду на многие десятилетия.

– Неужели нет никакого средства, которое могло бы уничтожить эти водоросли на большой площади? – спросил Мюллер.

– Конечно, есть, – грустно улыбнулся Остин. – Атомная бомба. Но даже она бессильна уничтожить эти растения на площади в тысячи квадратных миль. Могу вам предложить использование этого оружия только вокруг основных гаваней. Это даст нам небольшую передышку, позволит хоть на какое-то время спасти крупнейшие порты, а потом надо будет срочно искать более радикальное средство.

В зале встал генерал армии по имени Фрэнк Кайл.

– Какое радикальное средство вы имеете в виду? Вы ведь сами только что сказали, что у нас нет никаких надежд.

– Надежда только на тех людей, которые сейчас работают над генетическими структурами этого растения.

Генерал снисходительно хмыкнул, словно Остин предложил заменить оружие красивыми цветами.

– Генетика! Опять эти пресловутые молекулы ДНК? Какая от этого польза, черт возьми! На это уйдут месяцы, а то и годы!

– Я готов выслушать любое конструктивное предложение, – не без ехидства заметил Остин.

Генерал еще больше растянул рот в ухмылке:

– Рад слышать это от вас. Я готов передать ваше предложение об использовании атомных бомб самому президенту.

Остин много лет общался с высшими офицерами, когда служил в ЦРУ, и хорошо знал, что обычно военные осторожно относятся к безумной идее использования ядерного оружия против реального и потенциального врага. Генерал Кайл был полной противоположностью другому генералу, Кертису Лемэю, но в обстановке панического страха его рекомендации могли найти поддержку других военных.

– Я этого не предлагал, – поправился Остин, с трудом сохраняя спокойствие. – Если помните, я сказал, что ядерное оружие может нанести ограниченный вред этому растению, но не способно уничтожить горгону полностью.

– Я имею в виду не одну бомбу, – процедил генерал Кайл. – Мы накопили огромное количество таких бомб для борьбы с русскими и сейчас можем покрыть ими хоть весь Мировой океан. А если не хватит своих бомб, можно одолжить их у тех же русских!

– Да, но в таком случае вы превратите весь Мировой океан в ядерную помойку, – решительно возразил Остин. – Такая атомная бомбардировка уничтожит в океане всю жизнь.

– Ничего, ваша зараза все равно все уничтожит, – нашелся Кайл. – Если хотите знать, морское судоходство уже практически разрушено в этой части океана, и сейчас мы теряем миллиарды долларов в час! Эта штука угрожает всем нашим городам, и мы должны во что бы то ни стало остановить ее. В крайнем случае нужно использовать «чистый» атом.

Многие люди в зале закивали в знак согласия. Остин понял, что разговор совершено бесполезен. Он попросил Завалу посидеть в зале и послушать дальнейшее изложение стратегических планов, а сам поспешил на капитанский мостик, где попытался связаться по радио с четой Траут, находившейся в районе Затерянного города на научно-исследовательском судне «Искатель». После короткого разговора с радистом он попросил его срочно позвать Траута, который руководил с палубы работой подводного исследовательского аппарата.

– Привет из дикого и сверхъестественного мира доктора Стрейнджлава, – пошутил Остин.

– Что? – не понял Траут.

– Объясню через минуту. Как дела?

– Идут потихоньку, – уклончиво ответил тот без особого энтузиазма. – Наш подводный аппарат сейчас работает на дне океана и собирает образцы водорослей Горгоны, а Гэмей вместе с другими сотрудниками сидит в лаборатории и проводит необходимые анализы.

– Что она ищет?

– Надеется отыскать в молекулярной структуре Горгоны нечто такое, что поможет изменить ее генетический код. Кроме того, мы постоянно докладываем о результатах исследования руководству НАПИ в Вашингтон и соответствующим научным группам в других странах. А как у вас дела?

Остин грустно вздохнул:

– Мы использовали все возможные меры, но, к сожалению, без желаемых результатов. Ветер сейчас дует с континента, и это дает некоторую передышку, но скоро он сменит направление, и тогда все гавани на восточном побережье будут поглощены этой заразой. Большие пятна этой гадости уже обнаружены в акватории Тихого океана.

– Сколько у нас осталось времени?

Курт коротко пересказал другу слова доктора Осборна и ясно слышал, как Траут грустно вздохнул.

– У вас есть какие-нибудь проблемы в работе с этой гадостью? – спросил он.

– Нет, весь район вокруг Затерянного города относительно чист. Отсюда началось распространение Горгоны, но увеличение биологической массы водоросли происходит в западном и восточном направлениях, а здесь пока все более или менее нормально.

– Скоро это место останется чуть ли не единственным чистым пятном в океане. Советую вам продумать пути к отступлению, когда начнется интенсивное заражение этого района.

– Да, я уже переговорил с капитаном судна на этот счет. К югу от нас есть чистый проход, но если мы хотим благополучно выбраться, стоит сделать это в течение двадцати четырех часов. Так что вы хотели сказать мне об этом докторе Стрейнджлаве?

– Здесь сейчас находится генерал Кайл, – начал Остин. – Так вот, он намерен предложить президенту использовать против этой заразы все имеющиеся в нашем арсенале атомные бомбы.

Траут, опешив от неожиданности, какое-то время напряженно молчал.

– Это несерьезно.

– Я тоже надеюсь на это, но во всем мире сейчас растет давление на наших политиков, чтобы они предприняли эффективные меры. Хоть какие-то меры. Конечно, вице-президент попытается остановить этого безумного генерала, но президент так или иначе вынужден принимать адекватные обстановке решения, даже если они кому-то покажутся глупыми.

– Это не просто глупость, – возразил Траут, – это безумие. К тому же взрывы не приведут к желаемым результатам. С помощью атомного оружия можно разорвать на части плотный ковер водорослей, но их корневая система способна быстро воспроизводить недостающие элементы и заполнять бреши в надводной части биомассы. В результате мы получим тотально зараженный океан… – Он тяжело вздохнул. – Ну и когда же мы сможем лицезреть ядерные облака над Атлантикой?

– Совещание еще продолжается. Окончательное решение может быть принято уже завтра утром. Как только решение будет принято, все произойдет очень быстро, тем более если горгона начнет наступать на наши прибрежные районы. – Остин сделал паузу, а потом продолжил: – Я тут вспомнил доктора Маклина. Он, случайно, не упоминал в беседе с вами, что может справиться с распространением горгоны с помощью формулы Фошаров?

– Мне показалось, он абсолютно уверен в том, что мог бы сделать это. К сожалению, в нашем распоряжении сейчас нет ни доктора Маклина, ни формулы Фошаров.

Остин вспомнил про шлем, погребенный под руинами замка.

– Ключ к разгадке – в Затерянном городе. Что бы ни являлось причиной мутации, искать ее нужно именно там. Надо во что бы то ни стало найти эту причину, а потом использовать ее для борьбы с этой заразой.

– Давайте порассуждаем, – предложил Траут. – Маклин знал, что изобретенное им вещество может не только продлить жизнь, но и вернуть молодость, однако печальный опыт Расин Фошар доказал: действие эликсира может оказаться непредсказуемым. Это вещество способно ускорять старение организма.

– Именно это я и имею в виду. Природа никогда не находится в состоянии идеального баланса.

– Совершенно верно. Она… эластична. Как резиновая лента, которая всегда сжимается до прежнего размера, когда ее растягивают, а потом отпускают.

Вряд ли Расин Фошар понравилось бы сравнение с резиновой лентой, но мне импонирует мысль о том, что природа всегда ищет определенное равновесие. Мутации происходят каждый день, даже среди людей. Природа встроила в систему корректирующий механизм, в противном случае современные люди ходили бы с двумя или даже тремя головами, что, возможно, было бы не так уж плохо. Говоря о механизме старения, мы должны помнить, что в каждое живое существо «встроены» гены смерти, которые убивают дряхлеющие организмы, чтобы освободить место новым поколениям. Горгона находилась в состоянии стабильности до тех пор, пока Фошары не выделили энзим, нарушивший природный баланс сил. Теперь нам предстоит найти способ вернуть утраченный баланс и остановить распространение водоросли…

– А как же те солдаты-мутанты, которые были обречены на слишком долгую жизнь?

– Это была искусственно созданная ситуация. Если бы эти существа были предоставлены сами себе, то, вероятно, просто уничтожили бы друг друга и утраченное равновесие снова было бы восстановлено.

– Главное здесь, несомненно, энзим, – заключил Траут. – Это преобладающий фактор в процессе старения организма или его омоложения.

– Пусть Гэмей еще раз проверит энзим.

– Попрошу, чтобы она сделала это как можно быстрее, – обещал Траут.

– А я вернусь на совещание и попытаюсь разубедить генерала Кайла в необходимости атомной бомбардировки акватории Атлантики, – задумчиво сказал Остин. – Правда, не испытываю никакого оптимизма на этот счет.

Траут повесил голову. Фошары погибли, а они все еще пытались устранить последствия их бредовых идей. Мертвые держали живых. Он спустился с капитанского мостика на нижнюю палубу, где располагалась импровизированная лаборатория по изучению свойств горгоны. Гэмей работала там вместе с другими членами исследовательской группы, крупными специалистами в области морской биологии.

– Я только что разговаривал с Куртом, – сказал Пол жене и коротко передал ей содержание разговора. – Как видишь, дела хуже некуда. У тебя есть какие-то новости?

– Я исследовала взаимодействие между энзимом и водорослями, но пока ничего путного не вышло, вот решила еще раз проверить структуру ДНК.

Она повела мужа к большому столу, на котором в один ряд стояли около двадцати стальных контейнеров.

– В каждом из этих контейнеров содержатся образцы растений горгоны. Я подвергла их воздействию энзима, который мы добыли со дна океана с помощью подводного аппарата. Теперь посмотрим, что произойдет в результате этого эксперимента. Все последнее время я была занята другими исследованиями и еще не проверяла реакцию водорослей на энзим.

– Если я правильно понял, – задумчиво сказал Траут, – в результате процесса выделения энзима из морских микроорганизмов, вырабатывающих эту зеленую субстанцию, Фошары изменили молекулярную структуру энзима, что, в свою очередь, повлияло на модификацию генетического кода водорослей. В конце концов этот опасный эксперимент привел к появлению морских мутантов.

– Что-то в этом роде. Ты быстро схватил суть.

– Из этого можно заключить, что вплоть до сегодняшнего дня водоросли сосуществуют с энзимом в своем естественном состоянии.

– Совершенно верно, – подтвердила Гэмей. – Только когда энзим был генетически модифицирован, он начал взаимодействовать с окружающими его формами жизни, то есть вполне обычными морскими водорослями, трансформируя их в каких-то растительных монстров. Сначала я надеялась, что чрезмерная доза вещества ускорит процесс старения водорослей и приведет их к преждевременной гибели, как это случилось с мадам Фошар. Но из этого ничего не вышло.

– Предварительные условия эксперимента представляются вполне логичными, – подытожил Траут и глубоко задумался. – Значит, что-то было упущено. А если дело вовсе не в энзиме, а в тех бактериях, которые контролируют процесс взаимодействия? – спросил он после долгих раздумий.

– Не думала об этом, – призналась Гэмей. – Все это время я возилась с химическими элементами, полагая, что именно они являются стабилизирующим фактором. Мне даже в голову не приходило, что они могут вырабатываться бактериями. Извлекая энзим из морской воды, Фошары, вероятно, уничтожали бактерии, которые, возможно, управляли репродуктивным механизмом и обеспечивали устойчивое равновесие в живом веществе.

Она подошла к холодильнику и вынула оттуда прозрачную колбу с жидкостью, окрашенной в светло-коричневый цвет.

– Вот те самые бактерии, которые мы собрали у подножия колонн Затерянного города.

Гэмей плеснула небольшое количество коричневой жидкости из колбы в металлический контейнер, после чего сделала соответствующую запись в журнале.

– И что теперь?

– Нужно подождать, чтобы бактерии успели сделать свою работу, – пояснила Гэмей. – Думаю, это не займет много времени. Я с утра ничего не ела. Может, ты принесешь мне немного перекусить?

– Может, ты оставишь свои дела, и мы пойдем куда-нибудь и поедим как следует?

Гэмей убрала волосы со лба.

– Это самое заманчивое предложение из всех, которые мне делали в течение дня.

Никогда еще чизбургеры не казались им такими вкусными. Через час, повеселевшие и сытые, Трауты вернулись в лабораторию, и Пол сразу же бросился к металлическому контейнеру с бактериями. Зеленоватая масса горгоны внешне казалась такой же, как и прежде.

– Можно как-то поближе рассмотреть это вещество? При таком слабом освещении я ничего не вижу.

Гэмей показала ему на длинные щипцы.

– Можешь взять образец и рассмотреть под лампой в пластиковом тазу.

Траут извлек из контейнера пучок водорослей и осторожно перенес их в пластмассовую емкость. Сами по себе водоросли выглядели совершенно безобидными. Правда, они не отличались особой красотой, но поражали воображение живучестью и способностью быстро распространяться по поверхности воды, отвоевывая себе жизненное пространство. Траут несколько раз ткнул водоросли щипцами, потом осторожно ухватил за усик и приподнял. Усик мгновенно отвалился у самого основания, и растение плюхнулось обратно в таз.

– Извини, – виновато пробормотал Траут, – я, кажется, испортил один из твоих образцов.

Гэмей удивленно посмотрела на мужа и, взяв у него щипцы, достала из контейнера еще одно растение. Усик оборвался. Она проделала то же самое еще раз, потом еще. И каждый раз усики отпадали от стебля, причем так быстро и легко, словно уже были мертвые. Тогда она взяла щипцами один усик, положила его на стол, сделала продольный разрез скальпелем и положила кусочек под микроскоп.

Через минуту Гэмей оторвалась от окуляра микроскопа и прошептала:

– Это растение погибает.

– Что? – Траут посмотрел в пластмассовый тазик. – А мне оно кажется совершенно здоровым.

Гэмей подхватила щипцами еще несколько усиков.

– Смотри, что происходит. У здорового растения эти усики очень крепкие и эластичные, как резина. Их невозможно оторвать от стебля. А эти похожи на истлевшую ткань.

Она позвала ассистентов и попросила подготовить срезы с нескольких растений. Когда все было готово, Гэмей снова прильнула к окуляру микроскопа и долго рассматривала их.

– Эти водоросли находятся на первой стадии некроза, – сообщила она мужу. – Иначе говоря, это растение вот-вот погибнет. Надо проделать то же самое с другими водорослями, чтобы убедиться в нашей правоте, но даже эти результаты внушают надежду на успех.

Они снова подмешали раствор с бактериями в другие контейнеры и через час повторили опыты. К счастью, предварительные результаты подтвердились. Все водоросли, испытавшие на себе воздействие бактерий, быстро погибали.

– Похоже, что бактерии пожирают какие-то вещества, необходимые для быстрого роста горгоны, – подвела итог Гэмей. – Нужны дополнительные исследования.

Траут взял со стола колбу с коричневатой жидкостью.

– Интересно, в чем заключается наиболее эффективный способ использования этих ненасытных бактерий?

– Полагаю, нам придется вырастить их как можно больше, а потом распылить над поверхностью океана и ждать, пока они сделают свою работу.

Траут усмехнулся:

– Как считаешь, британское правительство позволит нам использовать подводные аппараты Фошаров для рассеивания этого вещества? Там есть для этого все необходимое.

– Надеюсь, у них хватит ума пойти на это, чтобы обезопасить Британские острова и не допустить их полной изоляции от внешнего мира.

– Маклин снова спас нам жизнь, – тихо сказал Траут и покачал головой. – Он дал нам надежду, намекнул, что мы можем справиться с этой заразой.

– Но и Курту надо отдать должное.

– Да, чутье не подвело его, когда он предположил, что причину этого бедствия надо искать в районе Затерянного города. Кроме того, он навел нас на спасительную мысль о равновесии в природе.

Траут повернулся и быстро зашагал к двери.

– Спешишь поделиться с Куртом хорошей новостью? Он кивнул у самой двери.

– А потом я скажу ему, что настало время послать кого-нибудь за старым добрым шотландцем.

Глава 44

Озеро протянулось на несколько миль. В спокойной холодной воде, как в зеркале, отражалось мрачное шотландское небо. Со всех сторон водную гладь окружали холмы, как бы державшие в своих объятиях массу прозрачной, с чуть фиолетовым оттенком, воды.

От скалистого берега отчалила яхта, которая несколько минут спустя бросила якорь в самом глубоком месте озера. На борту находились Пол Траут, его жена Гэмей, Дуглас Маклин и его покойный кузен Ангус, прах которого был заключен в византийскую погребальную урну – ее выдающийся химик привез из одной экспедиции.

Дуглас Маклин видел своего кузена всего один раз, во время семейной свадебной церемонии несколько лет назад. Тогда они хорошо выпили, быстро поладили и даже договорились непременно встретиться, но, как часто бывает с хорошими планами за стаканом виски, осуществить это не удалось. Дуглас оказался единственным живым родственником покойного, которого Трауту удалось разыскать. Не менее важным оказалось и то, что Дуглас играл на волынке. Правда, не очень хорошо, зато громко.

Он стоял на носу яхты, одетый в шотландский килт. уперев в палубу широко расставленные крепкие ноги. По сигналу Гэмей Дуглас поднял волынку и заиграл старую мелодию «Удивительная красота». Когда громкие звуки волынки достигли окрестных гор и, отразившись от них, вернулись к яхте, Пол Траут торжественно поднял урну и высыпал прах в озеро. Какое-то время серовато-коричневый пепел плавал на воде, а потом стал намокать и медленно погружаться.

– Ave atque vale, – произнес Траут. – Здравствуй и прощай.

А в то время, когда Траут прощался с Маклином, отдавая ученому последние почести, Джо Завала с другими мужчинами нес на своих плечах простой деревянный гроб. Процессия двигалась по грунтовой дороге под массивной монастырской стеной в Руане, небольшом провинциальном городке. Остальные участники церемонии принадлежали к роду покойного капитана Пьера Левана.

Не менее двадцати членов старого и весьма многочисленного рода Пьера Левана собрались вокруг свежевырытой могилы у церковной стены, где уже покоились давно усопшие жена и сын доблестного воина. Помимо родственников на похоронах присутствовали представители французских вооруженных сил, они отдавали последние почести своему коллеге. Как только сельский священник прочитал последние молитвы за упокой души, военные отдали честь капитану, и его тело было опущено в могилу.

– Ave atque vale, – прошептал Завала.

А над обширными виноградниками семейства Фошаров в это время кружил небольшой красный двукрылый аэроплан, как хищный ястреб, высматривающий себе добычу. Остин сделал еще один круг над полями, а потом, по предварительно достигнутой договоренности с властями, развеял над зеленым ковром виноградников прах Жюля Фошара, в конце концов извлеченного из ледника.

По поводу этой процедуры разгорелись нешуточные споры. Представители католической церкви возражали против кремации, но, поскольку у покойника не осталось живых родственников, Остин и Скай взяли это дело в свои руки и решили вернуть прах Жюля Фошара на то место, которое он любил больше всего. Как и Траут и Завала, Остин тоже отдал праху этого человека последние почести.

– Что ж, – сообщил он по радиосвязи сидевшей на пассажирском месте Скай, – пусть земля будет ему пухом. Он был одним из лучших представителей этого семейства и заслуживает того, чтобы покоиться на родной земле, а не мерзнуть в леднике.

– Согласна, – поддержала его Скай. – Интересно, что произошло бы, если бы ему все-таки удалось добраться до Швейцарии?

– Мы никогда этого не узнаем, но можем предположить, что он попытался бы остановить приближение кровопролитной войны.

– Хорошая мысль, – грустно улыбнулась Скай, а через некоторое время добавила: – Как долго мы можем летать на этой этажерке?

– Пока не кончится горючее.

– А до Прованса хватит?

– Минутку, – сказал Остин и защелкал по клавишам системы глобального позиционирования, которая была встроена в компьютерную программу маршрута и точно определяла местонахождение аэроплана. – Это займет несколько часов, придется сделать одну остановку для дозаправки. А почему ты спрашиваешь?

– Шарль не раз приглашал погостить на его вилле Он даже предложил нам свой новый «бентли», если мы, конечно, дадим слово не топить его в каком-нибудь открытом плавательном бассейне.

– Трудное условие, но, думаю, мы справимся.

– Его вилла расположена в прекрасном месте, – воодушевилась Скай, размахивая руками. – Там тихо, спокойно, а в доме великолепный винный погреб. Мне кажется, это самое лучшее место для работы над моими исследованиями. Должна сказать откровенно, что в одном я очень благодарна семейству Фошаров: используя рассказ Расин о ее древней родословной, я могу без особого труда доказать свою теорию о существовании в глубоком прошлом торговых отношений между минойской цивилизацией и древней Европой. Мы могли бы также обсудить твою идею насчет того, что эти торговые связи могли доходить даже до Фарерских островов. А может быть, даже до Северной Америки. Что скажешь?

– У меня нет с собой никакой одежды.

– А зачем она? – Скай весело рассмеялась, многообещающе поглядывая на него. – Раньше это обстоятельство нас не останавливало.

Остин мечтательно улыбнулся:

– Думаю, именно такую ситуацию специалисты по деловым переговорам называют безвыходной. Ну что ж, если нам поможет попутный ветер, то я попытаюсь долететь до Прованса как раз к обеденному времени.

Он посмотрел на компас и повернул аэроплан на юг, к Средиземному морю.

Клайв Касслер, Пол Кемпрекос «Навигатор»

Пролог

Далекая земля, примерно 900 год до н. э.

Чудовище вынырнуло из густого утреннего тумана, быстро рассеивающегося в пелене перламутрового рассвета. Массивная голова с длинной мордой и широкими ноздрями медленно двигалась в сторону берега, где сидел охотник. Опустившись на одно колено и прижав к щеке тетиву большого лука, он напряженно всматривался в смутную фигуру оленя, мирно щипавшего траву на болоте. Услышав тихий плеск воды, он повернул голову, увидел монстра, издал приглушенный крик, а потом отшвырнул в сторону лук и вскочил на ноги. Встревоженный резким движением олень бросился в лес, а вслед за ним туда помчался и перепуганный насмерть охотник.

Плотная пелена тумана медленно расступилась, обнажив контуры гигантского парусного судна. Красновато-коричневый корпус длиной не менее двухсот футов был покрыт морскими водорослями. Позади деревянной морды коня на носу судна стоял мужчина, пристально вглядывавшийся в небольшую деревянную шкатулку. Когда перед ним стали отчетливо вырисовываться очертания берега, он вскинул голову и показал налево.

Стоявший у длинного сдвоенного весла рулевой повернул судно в указанном направлении и пошел новым курсом, выровняв его параллельно смутным контурам лесистой береговой линии. Палубная команда умело выровняла большой квадратный парус с вертикальными красными и белыми полосами, чтобы компенсировать резкий поворот корабля.

Капитану было чуть больше двадцати, но суровое выражение красивого лица делало его заметно старше своих лет. Крупный нос имел небольшую горбинку у переносицы, а густая черная борода прикрывала плотными завитушками полные губы и квадратный волевой подбородок. От обилия солнца и морского воздуха кожа на лице заметно потемнела и напоминала красное дерево, а темно-карие глаза, уставившиеся сейчас на берег, казались бездонными.

Высокое общественное положение капитана позволяло ему носить дорогую пурпурную накидку, осветленную драгоценным экстрактом из змеиного яда, однако на судне он предпочитал ходить с обнаженным торсом и в небольшой набедренной юбке из хлопка, что делало его практически неотличимым от обычного члена палубной команды. Черные, волнистые, коротко подстриженные волосы на круглой голове прикрывала вязаная остроконечная шапка, а на мускулистой шее висела золотая цепь с небольшим талисманом.

Когда корабль покинул открытое море и вошел в бухту, соленый морской воздух стал постепенно рассеиваться. Капитан глубоко вдохнул, наслаждаясь приятным запахом, в котором уже безошибочно ощущались ароматы земли, цветов и зеленой листвы. Он с удовольствием предвкушал вкус свежей пресной воды и с нетерпением ждал момента, когда сможет ступить на земную твердь.

Хотя путешествие было долгим и опасным, все прошло нормально благодаря тщательно подобранной команде финикийских мореходов, весьма искушенных в морских делах. Кроме них, в состав команды вошли несколько египтян, ливийцев и выходцев из других средиземноморских стран, а охрана судна и экипажа была возложена на отважных морских скифов.

Финикийцы уже давно считались лучшими мореходами, отважными путешественниками и умелыми торговцами. Их огромная морская империя простиралась вплоть до Геркулесовых столбов и Красного моря. В отличие от греков и египтян, суда которых, как правило, не отдалялись от морского берега и бросали якорь с заходом солнца, бесстрашные финикийцы могли плавать днем и ночью, ничуть не опасаясь потерять из виду берег. При благоприятном попутном ветре их огромные торговые суда могли преодолеть за день более ста миль.

Сам капитан не был финикийцем по рождению, но прекрасно разбирался в мореходном деле, а хорошие знания навигации, умение управлять судном в сложных условиях и хладнокровное поведение во время штормов снискали ему уважение всех членов команды.

Находившийся под его командой корабль Таршиша строился специально для дальних путешествий в открытом море. В отличие от обычных торговых судов с коротким широким корпусом, это было длинным, рассчитанным на долгое плавание. Палуба и корпус сделаны из отборного ливанского кедра, а мачта толстая и необыкновенно прочная. Большой квадратный парус из плотного египетского льна был укреплен широкими кожаными ремнями, а парусная оснастка считалась самой надежной из всех, которые существовали в то время. Изогнутый киль и высоко поднятые над палубой нос и корма послужили прототипом для знаменитых судов викингов, которые появились на свет лишь много веков спустя.

Секреты мореходного мастерства финикийцев заключались не только в технических достижениях и совершенной конструкции кораблей. Их успех во многом объяснялся безупречной работой команды, которая стала легендарной. Каждый член экипажа четко знал свое место в отлаженном и хорошо смазанном механизме корабля, который обеспечивал морские путешествия финикийцев. Самым ответственным делом на судне было управление парусом, и обычно этим занимался помощник капитана. Вахтенный матрос прекрасно разбирался во всех элементах такелажа и зорко следил за управлением судном, чтобы не растеряться в чрезвычайных обстоятельствах.

Капитан почувствовал, как что-то мягкое прикоснулось к его босой ноге, и, улыбнувшись, что бывало с ним крайне редко, положил деревянную шкатулку в небольшой ящик, а потом наклонился и взял на руки симпатичную корабельную кошку. В Финикию эти животные были завезены из Египта, где им поклонялись как божествам. Финикийские суда перевозили кошек в качестве прибыльного товара, а также для борьбы с судовыми мышами и крысами. Капитан нежно погладил животное по рыжей с желтыми полосками шерсти, а затем снова отпустил мурлыкающее существо на палубу. В этот момент судно приблизилось к широкому устью реки.

Капитан скомандовал вахтенному помощнику:

— Подготовься к спуску паруса и предупреди гребцов.

Тот сразу же передал распоряжение двум членам команды, которые, как шустрые обезьянки, быстро вскарабкались к нокрее. В то же время двое других матросов стали спешно привязывать концы паруса к деревянным балкам.

Мускулистые гребцы быстро расселись на скамьи вдоль бортов, по двадцать человек в ряд. В отличие от обычных рабов, которые использовались на многих финикийских судах, эти гребцы были настоящими профессионалами и сильными, равномерными ударами весел умело продвигали судно вперед, в устье реки, которая, хотя и наполнялась талыми водами ледников с горных вершин, все же была слишком мелкой и быстрой для прохода такого большого судна.

Скифские наемники молча стояли на палубе у перил, приготовив оружие к бою, а капитан с высокого носа судна пристально вглядывался в пустынный берег. Он только сейчас заметил небольшой зеленый мыс, выступавший в речную акваторию, и приказал гребцам остановить судно против течения, а палубной команде — бросить якорь неподалеку от берега.

К капитану подошел Тарса — крепкий жилистый воин с широким скуластым лицом, обветренным до такой степени, что оно напоминало старое кожаное седло боевой лошади. Он был предводителем скифов, охранявших судно и его груз. Выходцы из Монголии, скифы отличались невиданным мастерством в верховой езде, были искусными лучниками и поражали окружающих своими нравами.

Во времябитвы они пили кровь поверженных противников, а потом снимали с них скальпы, которые использовали в качестве салфеток. Тарса и его воины раскрашивали тела красными и синими полосками, мылись в парных банях и неизменно носили кожаные рубашки и штаны, заправленные в невысокие кожаные сапоги. При этом даже самые бедные скифы любили украшать свою одежду золотой вышивкой, а у Тарсы на шее висел небольшой амулет в виде конской головы, который подарил ему капитан.

— Я отправлю на берег небольшой разведывательный отряд, — сказал Тарса.

Капитан согласно кивнул.

— Я пойду с вами.

На каменном лице скифа застыла сдержанная ухмылка. Будучи сугубо сухопутным воином, он поначалу мало верил в способность этого молодого человека управлять таким большим судном, однако потом изменил свое мнение. Капитан не только умело управлял судном, но и демонстрировал по отношению к подчиненным железную волю, скрашенную патрицианским поведением и изысканными манерами.

Матросы подтащили к борту широкую спасательную лодку, которая обычно плыла на веревке позади судна. Вместе с капитаном в лодку спрыгнули скифские воины и двое крепких гребцов.

Через несколько минут лодка с шумом ударилась носом в песчаный выступ берега, где под густой травой виднелся каменный причал. Капитан первым покинул лодку и привязал ее к швартовому бревну, почти полностью скрытому под зелеными водорослями.

Тарса приказал одному воину остаться с гребцами, а сам отправился с капитаном и двумя другими скифскими наемниками вверх по заросшей травой мощеной дороге. После нескольких недель морского путешествия на судне все они шли нетвердой походкой, мерно раскачиваясь из стороны в сторону, но потом быстро обрели ощущение твердой почвы под ногами. В нескольких сотнях футов от речного причала они наткнулись на поросшую травой площадь, с четырех сторон окруженную полуразрушенными домами, в которых уже успела вырасти высокая трава. Тесные улочки и аллеи поселения тоже заросли густой травой.

Капитан невольно вспомнил, каким было это поселение во время его первого визита. Площадь была заполнена людьми, а сотни рабочих суетились в небольших помещениях с плоской кровлей и напряженно трудились в десятках мастерских.

Высадившийся отряд тщательно проверил все здания городка, а затем капитан, вполне удовлетворенный тем обстоятельством, что поселение оказалось заброшенным, приказал вернуться к реке. Там он подошел к краю причала и помахал рукой, чтобы гребцы подплыли к берегу и бросили якорь. Затем он повернулся к скифскому вождю.

— Твои люди готовы выполнить ту важную задачу, которая поставлена перед нами?

Этот вопрос заставил скифа снисходительно фыркнуть.

— Мои люди готовы к чему угодно.

Капитана этот ответ нисколько не удивил. В течение весьма длительного морского путешествия он провел немало часов, беседуя с этим человеком, так как всегда жадно интересовался жизнью и обычаями других народов. Он подолгу расспрашивал Тарсу о его родной земле, родном народе и в конце концов проникся уважением к крепкому старому воину, несмотря на то что его кожа была разукрашена в синий и красный цвета, а сам он часто демонстрировал довольно необычную манеру поведения.

Через некоторое время корабль причалил к берегу, матросы привязали его толстой веревкой к причалу и спустили на берег широкий трап. После этого по палубе громко застучали копыта двух коней, которых вывели из стойла под верхней палубой и стали осторожно спускать вниз по трапу. Оказавшись на открытом пространстве, животные занервничали, но скифы быстро успокоили их мягкими словами и небольшим количеством пропитанного медом зерна.

Капитан быстро организовал рабочую группу, поручив ей запастись на берегу пресной водой и продовольствием, а сам спустился в трюм и остановился возле большого ящика, сделанного из прочного ливанского кедра. Контейнер тускло поблескивал в лучах солнца, пробивавшихся через отверстие люка.

Капитан позвал членов команды и приказал им осторожно доставить ящик из трюма на верхнюю палубу.

Матросы быстро обвязали контейнер толстыми веревками, прикрепив концы к большому металлическому крюку, свисавшему с толстого бревна на палубе. После этого другая группа стала поднимать яшик, налегая на противоположный конец бревна. Оно даже заскрипело под тяжестью контейнера, но через некоторое время яшик был уже на верхней палубе. Матросы продели весла сквозь широкие отверстия в контейнере, потом ухватились за них с обеих сторон и стали неторопливо сходить вниз по трапу.

Спустившись на причал, они положили контейнер на низкую повозку с двумя деревянными колесами, и лошади медленно потащили ее вверх по дороге. Скифские воины взяли щиты, луки и копья и выстроились по обе стороны повозки, готовые отразить любое нападение противника. Процессия, позвякивая оружием, двинулась вперед во главе с капитаном и скифским вождем.

Они миновали заброшенное поселение и вышли на проселочную дорогу, прорезанную в густом лесу вдоль берега реки. Эта дорога уже изрядно поросла высокой травой, но все еще оставалась вполне пригодной для быстрого продвижения в глубь леса.

На утро третьего дня процессия приблизилась к небольшой долине, расположенной между двумя невысокими горами. Капитан остановил колонну и вынул из холщовой сумки кедровую шкатулку, которую долго рассматривал на борту судна. Пока люди отдыхали и поили лошадей, он открыл крышку шкатулки, налил немного воды и пристально посмотрел на дно. Потом перевел взгляд на свиток пергамента, который тоже вынул из холщовой сумки, удовлетворенно хмыкнул, закрыл шкатулку и дал команду двигаться вперед с уверенностью перелетной птицы, хорошо знающей маршрут полета.

Процессия пересекла долину и вышла на большое поле, усеянное остатками круглых жерновов, лежавших среди высокой травы. Пока его люди в поте лица убирали с дороги огромные каменные жернова, он вспоминал, что делалось на этом поле раньше. Рабочие подносили к жерновам небольшие корзины с камнями и перемалывали те в мелкий порошок, который затем высыпали в большие костровые ямы. Там каменная пудра раскалялась добела, после чего в нее добавляли куски глины. Когда смесь становилась жидкой и приобретала желтоватый оттенок, ее выливали в вырезанные из камня формы.

Завершив приготовления, команда снова тронулась в путь и через некоторое время наткнулась на двух каменных идолов. Изваяния были вдвое выше человеческого роста и мало походили на людей. Идолы были предназначены для отпугивания местных жителей, и на их лицах, не лишенных человеческих черт, застыло злобное звериное выражение, которое могло привидеться лишь в кошмарном сне. Казалось, скульптор специально изваял такие жуткие морды. Даже видавшие виды скифские воины поеживались от страха. Они нервно перекладывали копья из руки в руку и мрачно посматривали на идолов, стараясь не задерживать на них взгляд.

А капитан тем временем опять заглянул в свою шкатулку, сверил данные с пергаментным свитком и решительно повел отряд в глубь леса, освещая дорогу импровизированным факелом из пучка сухих листьев. Путь то и дело преграждали огромные выступавшие корни деревьев, однако через час они выбрались из лесной чащи и подошли к высокой плоской скале у основания горного кряжа. Здесь путь снова преградили два идола, точно такие же, как и те, что повстречались им ранее.

Используя идолов в качестве ориентиров, капитан наметил треугольник на плоской скале, а потом стал шарить по ней пальцами, как это обычно делают слепые люди, столкнувшиеся с неожиданным препятствием. В конце концов его пальцы нащупали едва видимые уступы, по которым он стал медленно взбираться наверх.

На высоте примерно двенадцати футов он повернулся спиной к скале и уселся на небольшой выступ. Скифский воин бросил ему копье. Один конец копья капитан сунул в невидимую с земли щель, а к другому привязал толстую веревку, закрепив ее на спине лошади. По команде капитана лошадь потянула копье, а он с силой уперся ногами в большой камень, подталкивая его. Большой пласт скалы толщиной с фут медленно сдвинулся с места и рухнул на землю, подняв в воздух клубы пыли. Когда пыль рассеялась, все увидели в скале проход в пещеру шириной около шести футов и высотой не более десяти.

Спустившись со скалы на землю, капитан собрал пучок сухой травы, поджег его и, подняв высоко над головой, повел отряд в глубь пещеры. Вслед за ним протиснулись скифские воины, тянувшие за собой повозку с деревянным ящиком. Пройдя по тоннелю с ровными стенами примерно пятьдесят футов, они наконец оказались в просторном круглом помещении.

Капитан зажег несколько масляных ламп, укрепленных на стенах вырубленной в скале пещеры, и они высветили из темноты большую круглую галерею с многочисленными темными ходами, ответвлявшимися во все стороны. В самом центре пещеры находился большой круглый камень футов трех высотой и примерно шести в диаметре. Капитан жестом велел скифам поставить на этот камень яшик и снять с него крышку. Они выполнили приказ и молча отошли назад.

Капитан склонился над ящиком, снял голубое покрывало с чуть меньшего по размеру ковчега из черного дерева, украшенного золотыми узорами. Какое-то время он восхищенно смотрел на этот ковчег, стараясь скрыть от присутствующих охватившее его волнение. В этот момент казалось, что его лицо засветилось от благоговения. Через некоторое время он осторожно накрыл ковчег голубым покрывалом, а люди Тарсы закрыли крышку деревянного ящика.

— На этом наша миссия завершена, — торжественно объявил капитан, и гулкое эхо разнесло его слова по всей пещере.

Он повернулся и быстро зашагал к выходу, с удовольствием вдыхая полной грудью свежий воздух и вытирая выступившие на лице капли пота. Выйдя из пещеры, он приказал скифам установить упавший пласт скалы на прежнее место, после чего уже никто не мог обнаружить вход в тайную пещеру.

Экспедиция отправилась в обратный путь и продвигалась довольно быстро, так как ей уже не мешала повозка с тяжелым грузом. Вскоре люди добрались до реки, где наткнулись на большую деревянную хижину, дверь которой выходила на берег.

Капитан решил осмотреть ее и через некоторое время вышел наружу с довольным видом. Он приказал Тарсе и его воинам приготовить ужин, а потом пожелал всем спокойной ночи.

Рано утром неугомонный капитан разбудил свой отряд и приказал с помощью лошадей притащить со старого склада большую лодку, которая напоминала деревянный плот длиной не менее пятидесяти футов и шириной примерно двенадцать футов. Они погрузили на этот плот лошадей и прочее снаряжение, а потом отошли от берега на середину реки, чтобы поймать течение и побыстрее добраться до своего судна. Для скифов это путешествие по реке казалось гораздо более опасным, чем долгое плавание на судне. Плот то и дело натыкался на отмели, кружился в быстром потоке воды, сталкивался с огромными стволами деревьев, попадал в водовороты и наскакивал на подводные скалы. Скифские воины вздохнули с облегчением только тогда, когда плот наконец-то добрался до устья реки и они смогли отчетливо разглядеть сверкающий на солнце парус своего корабля.

Команда судна радостно приветствовала товарищей и помогла им быстро подогнать плот к берегу и высадиться на твердую землю. Празднество продолжалось до поздней ночи, но перед рассветом вся команда была уже на ногах и отправилась в обратный путь еще до того, как первые лучи солнца осветили верхушки высоких деревьев. Сильный попутный ветер позволил судну быстро набрать скорость и выйти из устья реки в бухту, а отдохнувшие гребцы не жалели сил, чтобы поскорее вернуться домой. Впрочем, этого хотела вся команда, истосковавшаяся по родным краям.

Однако в самый последний момент удача им изменила, неожиданно нарушив привычный ход событий. Проходя мимо небольшого острова, их судно встретилось с таким же примерно кораблем, который самым решительным образом преградил им путь к родным берегам.

Капитан громко отдал команду поднять весла и опустить парус, а затем взобрался на высокий нос судна, чтобы получше разглядеть неожиданно вынырнувший из-за острова корабль.

По всему было понятно, что это финикийское торговое судно. На борту не было никаких признаков жизни, однако на палубе виднелось сплетенное из прутьев ограждение для зашиты грузов, тянувшееся до самой кормы судна.

Незнакомый корабль имел те же строго функциональные и весьма изящные контуры, что и судно капитана. Палуба была длинной и ровной, а корма и украшенный головой коня нос высоко вздымались над водой. Однако острый глаз капитана не мог не заметить некоторые отличия между ними. Он сразу понял, что это судно было построено как торговое, но потом аккуратно переделано для военных целей.

Высокий нос незнакомого судна был укреплен бронзовыми пластинами, а острый конус, похожий на клюв хищной птицы, мог без особого труда разрушить корпус даже самого прочного судна. Кроме того, короткие кормовые весла и большое количество палубных весел могли служить в качестве таранов.

В этот момент к капитану подошел вождь скифов:

— Может, нам послать туда на разведку группу людей?

Какое-то время капитан обдумывал его предложение. Финикийское судно не должно представлять никакой угрозы, но вместе с тем не было причины для его появления в этих водах. Поведение незнакомца не выглядело враждебным, однако и дружественным его нельзя было назвать.

— Нет, — покачал головой капитан, — подождем немного.

Прошло пять минут. Затем десять. Через двадцать минут на палубе незнакомого судна появились люди, которые стали быстро спускать лодку. Через некоторое время она приблизилась на расстояние слышимости. Четыре человека сидели на веслах, а пятый стоял на носу лодки, широко расставив ноги и сложив на груди руки. Его пурпурная мантия развевалась на ветру, как приспущенный парус. Он приложил руки ко рту и громко закричал:

— Приветствую тебя, брат мой!

— Я тоже приветствую тебя, брат, — с нескрываемым удивлением ответил капитан. — Как ты здесь оказался?

Мужчина в пурпурной накидке ухмыльнулся и показал рукой на свое военное судно.

— Как и ты, Менелик, я приплыл сюда на финикийском судне.

— С какой целью, Мелгарт?

— Чтобы объединить наши силы, дорогой брат.

На лице капитана не проявилось никаких эмоций, однако в темных глазах полыхнул гнев.

— Тебе известно о моей миссии?

— Мы же из одной семьи, не так ли? Между братьями не должно быть никаких секретов.

— В таком случае для меня не являются секретом твои истинные намерения.

— Да, конечно. Пойдем на мой корабль и по говорим там по душам.

— Мое судно примет тебя с таким же гостеприимством.

Мужчина в пурпурной накидке громко рассмеялся.

— Похоже, между нами действительно нет братского доверия.

— Возможно, это потому, что мы братья только по отцу.

— И тем не менее в наших жилах течет одна и та же кровь. — Мелгарт показал рукой на остров. — Давай прекратим этот детский спор и встретимся на нейтральной территории.

Капитан внимательно посмотрел на остров. Высокие берега были покрыты густым лесом, но та часть, которая находилась напротив них, открытая на несколько сотен футов, только потом переходила в поросший травой горный кряж.

— Ладно, — согласился он и приказал Тарсе подготовить лодку, группу гребцов и команду воинов. Тот подозвал к себе четырех самых крепких воинов, и через несколько минут их лодка уткнулась носом в песчаный берег. Скифские воины остались возле лодки с гребцами, а капитан стал подниматься вверх по склону берега.

Его единокровный брат стоял в сотне футов от кромки воды, скрестив на груди руки. Он был облачен в дорогое одеяние финикийских царей — расшитую золотом тунику, пурпурную мантию и высокий остроконечный колпак. Его шею обрамлял расшитый золотом воротник, а пальцы рук сверкали от обилия золотых украшений.

Он был такого же роста, что и капитан, и в чертах его красивого лица явно угадывалось фамильное сходство с братом — длинный орлиный нос, смуглая кожа, черные волнистые волосы и такая же черная борода. Однако можно было заметить и некоторые различия. Внешность капитана напоминала о его царском происхождении — он отличался недюжинной силой, властными чертами лица и аристократическими манерами, в то время как черты его полукровного брата были грубыми и менее властными. В темных глазах Мелгарта не было ни глубины, ни мягкости, а выдающийся вперед подбородок говорил скорее об упрямстве, чем о решительности и храбрости.

— Как приятно видеть тебя после стольких лет, дорогой брат, — сказал Мелгарт с нарочито деликатной улыбкой, в которой было больше ехидства, чем искренности.

Капитан не испытывал никакой надобности в неискренних любезностях.

— Зачем ты прибыл сюда? — строго спросил он.

— Предположим, наш отец решил, что тебе нужна помощь в выполнении важной миссии.

— Он никогда тебе не доверял.

— Вероятно, он больше доверял тебе, хотя ты самый настоящий вор.

Щеки капитана побагровели от такого оскорбления, но он сдержал свой гнев.

— Ты не ответил на мой вопрос.

Его единокровный брат равнодушно пожал плечами.

— Просто я узнал, что ты отправился в дальний путь, и попытался перехватить тебя, но твое судно оказалось намного быстрее, и мы его упустили.

— А зачем ты переделал свое судно под военный корабль?

— Мы находимся в очень опасных водах.

— Приплыв сюда, ты нарушил волю отца. Он не хотел, чтобы ты делал это.

— Наш отец, — не сказал, а выплюнул Мелгарт. — Наш отец был бабником, который случайно переспал с твоей матерью-шлюхой.

— Так же как и с твоей матерью-шлюхой?

Мелгарт отодвинул полы пурпурной накидки, потянувшись к рукояти меча, но потом немного подумал и убрал руку.

— Было бы глупо сейчас спорить о семейных дрязгах, — процедил он сквозь зубы примирительным тоном. — Давай вернемся на мое судно, где мы сможем выпить, перекусить, а также поговорить о делах.

— Нам с тобой не о чем говорить. Ты должен повернуть свое судно назад, а мы последуем за тобой.

Капитан резко повернулся и быстро зашагал к берегу. При этом он напряженно прислушивался к звуку шагов позади себя — на тот случай если братец вдруг решит наброситься на него с оружием, — но услышал не шаги брата, а громкий голос Тарсы:

— Капитан! Сзади!

Предводитель скифов увидел, как из-за поросшего травой горного кряжа выскочила дюжина мужчин с оружием в руках.

Капитан быстро повернулся и увидел, что к нему бегут воины, мощные торсы которых были покрыты замысловатой татуировкой.

Фракийцы.

Еще один воинственный народ, который финикийцы обычно нанимали для охраны в морских путешествиях. Они славились боевым искусством владения мечами и метательными дротиками. На этот раз их нанял единокровный брат капитана, отдающий громкие приказы:

— Убейте его! Убейте его!

Капитан быстро вынул короткий широкий меч и повернулся к нападавшим лицом, но не мог защитить спину, так как они успели окружить его со всех сторон.

Один из фракийцев вышел вперед и приготовился метнуть в него дротик, но вдруг замер на мгновение, а потом стал оседать на землю, выронив из рук грозное оружие. Стрела пронзила ему шею, мелькнув ярким оперением. Воин опустился на колени, захрипел в предсмертной судороге, а потом рухнул на песок лицом вниз.

Тарса спокойно достал из колчана вторую стрелу приладил к тетиве лука, с необыкновенной легкостью натянул ее и, почти не целясь, поразил второго фракийца. Остальные воины тут же разбежались в разные стороны.

Воины Тарсы накрыли убегавшего противника градом стрел, оставляя на песке трупы с торчавшими из спин смертоносными орудиями.

Капитан издал воинственный клич и быстро побежал вверх по берегу, где стоял его брат. Взмахнув мечом, он нанес ему сильный удар. В последний момент Мелгарт успел отскочить в сторону и отбить его, но потом запутался в своей длинной пурпурной мантии и упал на песок.

Капитан уже занес меч для последнего удара, но Мелгарт отбросил в сторону клинок и посмотрел на него взором, умолявшим о пощаде.

— Не убивай меня, брат.

На какое-то мгновение меч застыл в воздухе. Конечно, Мелгарт был мерзким предателем, новее же его братом, пусть только и по отцу. В этот момент Тарса снова предупредил капитана громким криком.

Из-за скалы появился еще один отряд фракийцев, которые спешили на помощь первой волне нападавших.

Скифские воины выпустили по ним последние стрелы. Прицельная стрельба из луков замедлила наступление, но остановить не смогла.

Тарса отбросил лук в сторону, подхватил капитана крепкими руками и буквально швырнул его в лодку. Гребцы тут же взяли весла и стали энергично грести по направлению к судну. Позади них в воду шлепались пущенные фракийцами дротики, которые уже не достигали цели.

Капитан быстро взобрался на верхнюю палубу судна, где один из членов команды уже вынес из расположенной на палубе оружейной комнаты мечи и копья для отражения нападения.

В это время лодка Мелгарта с остатками фракийских воинов отчалила от берега и направилась к своему судну. Плетеное ограждение на палубе тут же опустилось, обнажив плотные ряды не менее сотни фракийских воинов с оружием в руках. Солнечные лучи ярко сияли на металлических наконечниках их стрел и копий, а также на щитах, которые они подняли вверх, создавая таким образом непробиваемую защитную стену. В следующую минуту капитан увидел струйки дыма и немедленно приказал расставить по палубе бочки с водой.

С вражеского судна в воздух взметнулись сотни стрел с горящими наконечниками, оставляя позади себя тонкие струйки дыма. Описав круг в воздухе, они падали на судно, не попадая в людей, но поджигая деревянный корпус корабля. Огонь быстро тушили водой из бочек, однако несколько горящих стрел угодило в парус.

Матросы тут же опустили его на палубу и стали заливать огонь водой и топтать ногами, не обращая внимания на ожоги.

Капитан закричал, чтобы матросы скорее поднимали якорь. Пока скифские воины осыпали неприятельское судно градом стрел, гребцы налегали на весла, стараясь отвести корабль за пределы досягаемости вражеских орудий. Однако течение реки настойчиво разворачивало судно таким образом, что оно оказывалось бортом к борту корабля противника.

Тем временем огонь все сильнее охватывал спущенный парус, и капитан вскоре понял, что его судно обречено. Корабль был сделан из дерева с использованием пеньки, смолы и ткани, и через несколько минут корпус превратится в огромный пылающий факел.

Приспособленное к военным действиям неприятельское судно уже готовилось к нанесению последнего удара — с помощью длинных весел гребцы разворачивали его остроконечным бронзовым тараном к борту неприятеля.

Капитан приказал быстро поворачивать корабль, а когда его нос выровнялся по направлению течения, он громко выкрикнул гребцам:

— Полный вперед!

Судно развернулось, как огромный ленивый кит, и стало набирать скорость. Корабль противника все еще совершал маневр и неожиданно оказался в чрезвычайно уязвимом положении. Судно капитана не было оснащено бронзовым тараном, однако крепкий ливанский кедр вполне мог нанести противнику смертельный удар.

Треск удара слился с громкими криками людей на обоих кораблях. Насмерть перепуганные лошади с шумом вырвались из загона и попытались выскочить на верхнюю палубу, сметая все на своем пути. Скифские воины оставили луки и тщетно старались успокоить коней, а потом и загнать их обратно в трюм. Лошади громко ржали, бешено вращая выпученными от страха глазами, причем огня и дыма они боялись гораздо больше, чем грозных окриков людей.

Оба судна оказались на расстоянии нескольких ярдов друг от друга. Капитан отчетливо видел фигуру в пурпурной накидке, которая металась по палубе и громко орала на гребцов, чтобы те побыстрее поворачивали судно.

Когда объятое пламенем судно капитана врезалось в борт противника, он не удержался на ногах и упал на колени, но потом быстро вскочил на ноги и увидел, что резная голова лошади на носу его судна наклонилась набок. Это означало, что судно накренилось в сторону, увлекаемое силой речного течения, и вскоре повернется уязвимой стороной к кораблю противника. Сейчас неприятельские лучники могут свободно расстреливать их, а потом появятся копьеносцы и довершат начатое.

Команда его судна полностью вышла из повиновения. Никакой дисциплины не было и в помине. Люди метались по охваченной пламенем палубе, стараясь укрыться от всепожирающего огня и копыт взбесившихся лошадей.

После столкновения кораблей дым и пыль покрыли место сражения, но сильный порыв ветра быстро разогнал его. Капитан видел перед собой ухмылявшееся лицо своего полукровного брата, возвышавшееся над ним. Оглушенный ударом, он брел в дыму по горящей палубе, тщетно пытаясь собрать свою команду, которая разбегалась во все стороны в паническом страхе перед огнем и обезумевшими животными.

Прямо на него выбежала лошадь, и Менелик отпрянул, чтобы она не сбила его с ног. Неожиданно ему пришла в голову спасительная мысль. Схватив с палубы горящий кусок паруса, он стал размахивать им перед мордой животного, которое встало на дыбы и попятилось назад. Воодушевленный этим открытием, он крикнул скифам, чтобы они следовали его примеру.

Через некоторое время вокруг него собралась группа воинов, и общими усилиями они отогнали разъяренных животных к ограждению палубы, а потом заставили перепрыгнуть на палубу вражеского судна.

Покрытые устрашающей татуировкой фракийцы стояли на палубе с горящими от ярости глазами в ожидании кровавой развязки, но когда на них стали бросаться лошади, они в страхе кинулись в стороны, сметаемые на ходу взбешенными животными.

Используя благоприятную ситуацию, капитан перепрыгнул через борт, приказав скифам следовать за ним. Оказавшись на палубе вражеского корабля, он пронзил мечом первого попавшегося фракийца и возглавил молниеносную атаку на противника. Фракийцы не ожидали такого поворота и стали панически отступать.

Лицо капитана почернело от копоти, тело было в крови от царапин и порезов. Но это не остановило его быстрого продвижения к носу судна, где маячила фигура в пурпурной мантии, лихорадочно пытавшаяся найти надежное укрытие в дальнем конце корабля.

На этот раз капитан не будет испытывать сомнений, перед тем как нанести смертельный удар своему единокровному брату. Когда его меч уже вонзился в тело ненавистного Мелгарта, что-то тяжелое ударило его по голове, и он рухнул на окровавленную палубу, ощущая, как черная пелена заволакивает сознание.

Позже, когда на поверхности воды остались последние признаки недавнего ожесточенного сражения, молчаливый свидетель трагедии осторожно поднял голову из-за высокой травы на берегу, где он прятался от невиданного чудовища с длинной мордой.

Постепенно стихли приглушенные стоны раненых, предсмертные крики воинов, звонкий лязг оружия, и над рекой повисла мертвая тишина. Слышался только мягкий плеск воды, накатывавшейся на песчаный берег, усеянный телами погибших. Человек медленно шел от тела к телу, не обращая никакого внимания на золотые украшения и подбирая только самые ценные для себя вещи.

В какой-то момент он наклонился, чтобы снять с ног убитого хорошие сапоги, и вдруг услышал жалобное мяуканье. Мокрый комок желтовато-рыжего цвета крепко вцепился когтями в деревянную балку и испуганно вертел маленькой головой. Охотник никогда в жизни не видел кошек и поначалу хотел просто убить это животное, но потом сжалился над ним и взял на руки, укутав сухой тряпкой.

Нагрузившись до предела военными трофеями, он медленно побрел прочь, оставляя следы ног на сыром песке.

Белый дом, 1809 год

Дом правительства на Пенсильвания-авеню был темным за исключением единственного кабинета, где в этот холодный зимний день в камине потрескивал огонь, поддерживая нужную температуру. Слабый желтоватый свет от огня тускло высвечивал орлиный профиль человека, который сидел за столом и тихо напевал себе под нос во время работы.

Томас Джефферсон посмотрел набольшие настенные часы яркими синевато-серыми глазами, глубина и проницательность которых часто приводили в трепет людей, встречавшихся с ним впервые. Было два часа ночи, хотя обычно он заканчивал работу в десять вечера. Сегодня он трудился с шести часов вечера и заметно устал, так как встал на рассвете.

После обеда президент по обыкновению совершил верховую прогулку вокруг Вашингтона на своей любимой лошади по имени Игл[165] и все еще сидел в кабинете в костюме для верховой езды: удобном коричневом жакете, красной жилетке, вельветовых брюках и теплых шерстяных носках. Правда, при этом он предпочел переобуться, сменив тяжелые сапоги на мягкие комнатные тапочки, которые заметно смущали посланников иностранных держав, ожидавших увидеть на ногах главы государства более приличествующую случаю обувь.

Дверца шкафа распахнулась от одного прикосновения пальцев. Хорошая современная мебель безотказно служила своему хозяину. Внутри находились большой стеклянный бокал, графин, наполненный французским красным вином, тарелка с пирожными и толстая ночная свеча, с помощью которой он обычно добирался до своей спальни по длинным темным коридорам. Джефферсон налил полбокала вина, мечтательно поднес его к свету, а потом сделал несколько глотков, что сразу же вызвало у него приятные воспоминания о Париже.

Утро наступит не скоро, и в его распоряжении есть еще несколько часов, прежде чем он переложит тяжелейшее бремя ответственности за страну на узкие, но тем не менее надежные и крепкие плечи своего друга Джеймса Медисона.

Президент сделал еще глоток вина, а потом вернулся к разложенным на рабочем столе бумагам. На листах мелким почерком, тем самым, которым была написана знаменитая Декларация независимости, были начертаны выстроенные в столбики словники пятидесяти индейских словарей, тщательно составляемых им вот уже более тридцати лет.

Джефферсон давно был одержим проблемой происхождения индейцев и тем, откуда они пришли в Северную Америку. Именно поэтому он так долго и упорно собирал слова и выражения разных индейских племен, составляя их в словари индейских языков и диалектов. Его главная идея заключалась в том, что обнаружение определенного сходства лексики народов Старого и Нового Света непременно поможет установить происхождение индейских племен.

Для выполнения этой чрезвычайно интересной научной задачи Джефферсон не стеснялся использовать преимущества и привилегии своей президентской власти. К примеру, однажды он пригласил к себе на прием в Белый дом пятерых вождей племени чероки и долго терзал гостей расспросами об их родном языке. Более того, он специально проинструктировал знаменитого путешественника Меривезера Льюиса, чтобы тот собирал для него слова тех индейских племен, с которыми может столкнуться во время своей исторической экспедиции к побережью Тихого океана.

Вершиной научной карьеры Джефферсона должна была стать книга, которую он собирался посвятить происхождению индейских племен. Это грандиозный научный проект, осуществление которого, к сожалению, было временно приостановлено беспокойными обстоятельствами второго срока его президентского правления. Ему пришлось отложить завершение исследования до тех пор, пока Льюис и Кларк не доставят новые материалы из своей экспедиции. Именно поэтому он перестал отсылать рукописи в издательство.

С нетерпением дожидаясь момента, когда Льюис вернется в Монтичелло, Джефферсон аккуратно сложил свои записи в стопки, крепко перевязал их бечевкой и убрал вместе с другими словарями и рукописями в большой пухлый чемодан. Через некоторое время он отправится к Джеймс-Ривер вместе с другими вещами президента, где весь багаж погрузят в большую лодку и доставят в Монтичелло. Джефферсон положил в чемодан последнюю стопку бумаг и закрыл крышку.

Теперь на рабочем столе была только оловянная шкатулка, на крышке которой была выгравирована его фамилия. Президент открыл ее и вынул оттуда прямоугольный кусок пергамента размером десять на двенадцать дюймов. Осторожно взяв пергамент пальцами, он поднес его к масляной лампе. Шершавая поверхность была покрыта странными знаками, извилистыми линиями и крохотными крестиками. Один край пергамента был изрядно потрепан.

В 1791 году он совершал верховую прогулку к Лонг-Айленду, что неподалеку от Нью-Йорка, вместе со своим виргинским соседом Джимми Медисоном. Они хотели взглянуть на жалкие руины поселения, некогда принадлежавшего большому индейскому племени анкечауг. Кроме того, Джефферсон лелеял надежду встретить хотя бы одного индейца, который бы помнил древний язык племени алгонкинов. К счастью, он отыскал трех старых женщин этого племени, которые щедро поделились с ним знанием древнего языка. Он очень надеялся, что этот язык поможет ему убедительно доказать давнее предположение о европейском происхождении индейцев.

Именно тогда индейский вождь подарил Джефферсону небольшой кусок пергамента, сообщив при этом, что он передавался из поколения в поколение. Тронутый этим благородным поступком, Джефферсон попросил богатого землевладельца и соавтора Декларации независимости выделить индейцам большой участок земли.

При взгляде на древний пергамент его неожиданно посетила одна идея. Он положил его на деревянный пюпитр, к которому были прикреплены две перьевые ручки на одной раме, что позволяло им двигаться одновременно и создавать идентичный второй текст. Президент часто использовал эту простую копировальную машину под названием «полиграф» для копирования своих многочисленных писем и корреспонденций.

Джефферсон снял копию с замысловатого текста, а потом написал адресату, чтобы тот идентифицировал язык, на котором были начертаны эти странные знаки. Когда все было готово, он вложил лист в конверт, заклеил его, написал адрес получателя и положил письмо в корзинку для почты, требующей немедленной отправки.

Все словари языка племени анкечауг были упакованы в чемодан вместе с другими бумагами, но этот пергамент Джефферсон оставил в оловянной шкатулке, так как хотел сохранить его под рукой. Он повезет эту шкатулку в Монтичелло в дорожной сумке, прикрепленной к седлу лошади. Бросив еще один взгляд на настенные часы, президент осушил бокал до дна и встал со стула.

В свои шестьдесят пять лет Джефферсон не имел ни грамма лишнего веса, а о возрасте напоминали лишь густые рыжеватые волосы, подернувшиеся на висках серебром. Его широкоплечая фигура казалась еще внушительнее благодаря высокому росту и величественной осанке. Конечно, артрит уже давал о себе знать, однако от постоянных физических упражнений движения президента все еще были легкими и быстрыми, а походка напоминала грациозные движения молодого человека.

Джефферсон зажег толстую ночную свечу и направился в спальню по длинным темным коридорам Белого дома.

На рассвете он прибыл на инаугурацию нового президента, по обыкновению, сохраняя невозмутимое спокойствие и полное отсутствие какой-либо церемониальной помпезности. Слегка прикоснувшись к шляпе, он проскакал на лошади вдоль кавалерийского эскорта, спешился перед зданием Капитолия и привязал лошадь к стойке. Затем он поднялся в зал заседаний, где сидел вместе с другими посетителями во время инаугурации, а потом нанес прощальный визит в Белый дом. Чуть позже, во время инаугурационного бала, он непринужденно танцевал с Долли Медисон.

На следующий день Джефферсон закончил паковать вещи и тщательно проследил за тем, чтобы чемодан с индейскими словарями был доставлен к Джеймс-Ривер в целости и сохранности. Сам же он отправился в Монтичелло верхом, потратив на дорогу не менее восьми часов. Даже в снежную бурю он с нетерпением ждал момента, когда вернется к привычной и спокойной жизни сельского джентльмена.

Наблюдатель стоял в тени покрытого снегом дуба на берегу Джеймс-Ривер, где на ночь были привязаны несколько грузовых судов. Из близлежащей таверны доносился чей-то хриплый смех. Голоса становились все громче, и он уже по собственному опыту догадался, что команды судов достигли последней стадии опьянения, перед тем как погрузиться в бесчувственное состояние.

Он вышел из скрывающей его тени и быстро направился по заснеженной земле к одному из грузовых катеров, контуры которого смутно вырисовывались в слабом свете прикрепленного к борту фонаря.

Остановившись перед судном, он громко окликнул кого-то, но ответа не получил. Воодушевленный перспективой хорошей выпивки и теплого огня в компании симпатичной женщины, капитан сошел на берег вместе с двумя рулевыми грузового катера. На этом отдаленном участке реки его проступок остался практически незамеченным, тем более что экипажи других судов тоже сошли на берег, так как никто не мог заставить их оставаться на судах в такую холодную зимнюю ночь.

Человек медленно поднялся по трапу на борт катера, а потом, прихватив по пути висевшую на корме лампу, протиснулся боком под небольшой тент, который покрывал почти всю центральную часть палубы. Под тентом располагалось более двух дюжин коробок и дорожных чемоданов, помеченных инициалами «Т.Д.». Он поставил лампу на пол и начал просматривать сумки и коробки.

Отыскав среди багажа большой дорожный чемодан, вскрыл его с помощью длинного ножа и вынул оттуда толстую пачку бумаг, перевязанных веревкой. В соответствии с полученными инструкциями он положил бумаги в большую сумку и швырнул ее на берег, а часть листов бросил в воду, и вскоре они исчезли из виду, унесенные быстрым течением реки.

Человек ухмыльнулся, довольный своей работой. Бросив взгляд на шумную таверну, он спустился по трапу на берег и, как призрак, исчез в ночной темноте.

Некоторое время спустя Джефферсон вместе с друзьями вернулся в Монтичелло и увидел, как домашняя прислуга из числа рабов разгружает вещи из большого фургона, подогнанного прямо к парадному входу поместья, украшенному высокими белыми колоннами. Подъехав поближе, он узнал коренастую фигуру бородатого капитана судна, который руководил доставкой его груза из Вашингтона.

Джефферсон спешился и медленно подошел к фургону, но от волнения не заметил обескураженного выражения на лице хозяина судна.

— Хорошая работа, — сказал он, похлопав рукой по стенке фургона. — Вижу, что вещи доставлены в целости и сохранности.

Круглое лицо капитана сморщилось, как смятая салфетка.

— Не совсем так, сэр, — промямлил он. — Я очень сожалею об этом.

— Что вы хотите сказать?

Капитан съежился и втянул голову в плечи. Джефферсон грозно навис над ним, как сторожевая башня, хотя уже и не был президентом Соединенных Штатов. В этот момент казалось, что он просверлит беспомощного капитана насквозь сверкавшими от гнева глазами.

Пока капитан рассказывал о случившемся, Джефферсон стоял молча и так крепко сжимал пальцами шляпу, что чудом не разорвал ее на мелкие куски.

Чемодан Джефферсона был разграблен на последнем участке длительного перехода, когда грузовое судно остановилось на ночь неподалеку от Ричмонда. Капитан рассказал, что грабитель проник на борт судна в тот момент, когда оно было пришвартовано к пирсу, а команда спала на берегу, а потом… он, должно быть, выбросил содержимое чемодана в воду. При этом капитан протянул Джефферсону несколько смятых и грязных листов, которые, по его словам, они обнаружили на берегу.

Джефферсон молча смотрел на промокшие листы, а потом сказал, с трудом находя нужные слова:

— И ничего больше не украдено?

— Нет, сэр, — быстро ответил капитан и просветлел от возможности продемонстрировать оставшиеся вещи. — Только этот чемодан.

«Только этот чемодан».

Эти слова гулким эхом отозвались в ушах Джефферсона, словно были произнесены в огромной пустой пещере.

— Расскажите, где вы нашли их, — строго потребовал он.

Через некоторое время Джефферсон уже скакал на лошади вдоль реки вместе со своими друзьями, тщательно осматривая оба берега. После нескольких часов напряженных поисков они обнаружили и выудили несколько листов, прибитых волной к берегу. К сожалению, за исключением некоторых из них, почти все словари были безнадежно испорчены водой и грязью.

В конце лета того же года жалкий грабитель и пьяница был найден, арестован и предстал перед судом за свое преступление. Преступник сознался, что его нанял какой-то незнакомец, чтобы он выкрал бумаги и сделал вид, что они были случайно уничтожены.

Джефферсона порадовало, что преступник понесет заслуженное наказание, и он не проявил никакого интереса к его дальнейшей судьбе. Этот мерзавец нанес его научной карьере невосполнимый урон, но в последующие годы у него было много других проблем. Ему предстояло привести в порядок давно заброшенные поля и сделать все возможное, чтобы рассчитаться с огромными долгами, накопившимися за последнее время.

И вдруг через несколько месяцев все резко изменилось. На его имя пришла большая почта, среди которой он обнаружил одно письмо.

Джефферсон получил несколько ответов на свои письма, направленные из Белого дома членам Философского общества. Все они выражали крайнее удивление теми индейскими словарями, которые он им отослал, за исключением последнего.

Профессор Холмберг, известный лингвист из Оксфордского университета, приносил свои извинения за то, что не удосужился ответить на его письмо раньше, так как совершал длительное путешествие по Северной Африке. В конце письма он сообщал, что знает, к какому именно языку относятся скопированные им слова, а также приложил их адекватный перевод.

Глаза Джефферсона заметно округлились, когда он прочитал исследование профессора Холмберга. Не выпуская письмо из рук, он долго ходил по кабинету взад и вперед, снимая с книжной полки поочередно ту или иную книгу. История. Языкознание. Религиоведение.

Следующие несколько часов он провел в библиотеке, просматривая книги и делая какие-то записи. А потом, отложив наконец последнюю книгу, откинулся на спинку стула, крепко сплел пальцы и посмотрел куда-то вдаль. После некоторых раздумий погруженный в свои мысли Джефферсон наконец-то тихо произнес пересохшими губами знакомую фамилию:

— Меривезер Льюис.

Судьба отнюдь не благоволила к человеку, который возглавил экспедицию, открывающую новые возможности для широкой экспансииСоединенных Штатов на американский Запад.

Льюис был человеком редких талантов. Джефферсон хорошо знал о личных качествах своего земляка из Виргинии, когда еще в 1803 году попросил Льюиса возглавить исследовательскую экспедицию на побережье Тихого океана.

Прекрасно образованный, отважный, искушенный в разнообразных науках, физически крепкий, Льюис был чрезвычайно подвижным и опытным путешественником, неплохо знакомым с обычаями и нравами индейцев и к тому же обладавшим напористым и стойким характером. До прихода на службу к Джефферсону в Белый дом он был армейским капитаном, присовокупив к своим многочисленным талантам качества дипломата, государственного деятеля и искушенного политика.

Его экспедиция оказалась настолько успешной, что в это поначалу мало кто мог поверить. Когда Льюис вместе с Уильямом Кларком, еще одним руководителем группы, вернулся в Вашингтон в 1806 году, Джефферсон назначил его губернатором Луизианы. Однако сам Льюис долгое время не мог понять, является это новое назначение наградой за его заслуги или своеобразным наказанием. Даже обладая неуемной энергией и несомненными организаторскими талантами, он долго не мог обуздать эту совершенно дикую территорию. Политические противники известного первопроходца были неутомимы в своих интригах против него.

Однажды поздно вечером, после очередных споров, связанных с предъявленными ему обвинениями в незаконной растрате бюджетных средств на поддержание меховой компании, в которой он имел свой интерес, Льюис обнаружил в почте на своем столе запечатанный сургучом конверт и сразу же узнал неровный почерк Джефферсона. Его крупное лицо с орлиным носом озарила улыбка. Он вскрыл конверт лезвием ножа и осторожно вынул оттуда несколько сложенных вдвое листов с прилагаемыми к ним документами. Вложенная в конверт записка сообщала ему следующее:

Дорогой мистер Льюис. Информации, которая содержится в этом конверте, заметно обогатит ваш сад.

Т.Д.

Следующая страница была озаглавлена так: «Выращивание артишоков». Далее следовали страницы, на которых излагался довольно подробный научный трактат, завершавшийся схемами высадки растений и детальными садовыми диаграммами.

Льюис разложил содержимое конверта на рабочем столе и с нескрываемым изумлением уставился на листы. Он явно был озадачен этим посланием, хотя прекрасно знал о давнем увлечении Джефферсона садово-огородным хозяйством. Однако сейчас ему показалось довольно странным, что этот занятой человек счел нужным послать ему через весь континент информацию о тонкостях выращивания каких-то артишоков. В конце концов, он должен понимать, что невыносимое бремя ответственности не оставляет Льюису никакой возможности для подобных занятий.

Но вскоре длинное лицо Льюиса озарилось проблеском понимания, а пульс заметно участился. Он направился к большой книжной полке, где пылились отчеты о недавней экспедиции, и быстро отыскал нужные материалы.

Между двумя толстыми связками документов, напоминавшими огромный сандвич, находился толстый лист бумаги. Он осторожно вынул его оттуда и поднял к свету. Лист напоминал перфорированную карту с многочисленными прямоугольными отверстиями, и эту матрицу Льюис дрожащими от волнения пальцами наложил на рукописный текст Джефферсона, посвященный выращиванию артишоков. Затем он старательно скопировал на чистый лист бумаги буквы, которые просматривались сквозь прямоугольные отверстия.

Когда Джефферсон только задумывал экспедицию к Тихоокеанскому побережью, он уже хорошо знал, что именно Льюис обладает достаточным дипломатическим опытом для исследования территории, формально принадлежавшей Франции и Испании. В основе этой хитроумной, как загадка сфинкса, стратегии Джефферсона лежала дьявольская изощренность опытного политика, так хорошо знакомая и привычная монаршим дворам и аристократическим дворцам Европы. В дипломатической переписке с министрами и чиновниками Франции он часто использовал шифр, который сам описывал как «маску для крайних случаев».

Пока Льюис в Филадельфии готовился к путешествию, привлекая в помощь ведущих ученых Философского общества, Джефферсон послал ему шифр, разработанный специально для этой экспедиции. Он использовал для этого известный в Европе метод шифровки Виженера, который основывался на цифровой таблице алфавита и расшифровывался с помощью ключевого слова.

Артишоки.

Использование специального шифра во время экспедиции было крайней необходимостью, и Льюис это прекрасно понимал, стараясь освоить все тонкости дела. Отбросив в сторону возникавшие попутно вопросы, он набросился на зашифрованное послание Джефферсона с энтузиазмом, который вполне соответствовал важности поставленной перед ним задачи. После дешифровки текст предстал перед ним во всей своей ясности и однозначности:

Дорогой мистер Льюис! Я надеюсь, что это послание застанет вас в добром здравии. Я нашел время зашифровать его в той форме, о которой мы с вами договорились ранее, но только для ваших собственных глаз и для вашего понимания ситуации. Весьма опасаюсь, что эта информация вне зависимости от того, достоверная она или нет, может вызвать определенные страсти и вынудить кое-каких людей отправиться в те места, к проживанию на которых они совершенно не приспособлены. Тем более что это вторжение может вызвать серьезные конфликты с местными индейскими племенами. Я понимаю, что вы всецело заняты сейчас важными делами на территории Луизианы, но все же прошу вашей помощи в решении этой задачи.

В'ш пк’рнй сл’га, Т.Д.

Расшифровав послание и поняв его истинный смысл, Льюис вернулся к садовой диаграмме. Прямые и пересеченные линии, круги и отдельные слова, написанные на незнакомом языке, стали постепенно обретать смысл. Он смотрел на карту, и в какой-то момент она показалась ему на удивление знакомой. Оставив ее на минуту, он долго просматривал свои записи и документы, пока не нашел в них то, что искал.

Взяв со стола перо и бумагу, он быстро написал короткую записку, в которой выразил благодарность Джефферсону за советы по уходу за садом, а потом добавил, что нашел идеальное место для своих цветов. В конце записки он пообещал Джефферсону, что обсудит дальнейшие проблемы садового искусства во время очередного приезда в Вашингтон. Льюис планировал отправиться вниз по реке Миссисипи в начале сентября 1809 года и пообещал, что даст знать, когда именно прибудет в Вашингтон.

Этому обещанию не суждено было сбыться. Поздней осенью Джефферсон получил письмо от майора Нилли, в котором сообщалось, что Льюис умер от огнестрельных ран, полученных на пустынной дороге Натчез-Трейс. Ему было всего тридцать пять лет.

Для Джефферсона потеря этого молодого талантливого человека была горестной и невосполнимой. Порой ему казалось, что над индейскими словарями нависло какое-то чудовищное древнее проклятие. Несколько недель спустя в Монтичелло прибыл и сам майор Нилли, но не один, а с юным рабом Льюиса. Пока Нилли отмывался от дорожной пыли, раб робко вручил Джефферсону небольшой пакет и прошептал на ухо устное послание исследователя.

Строго приказав прислуге не беспокоить его, Джефферсон заперся в кабинете и внимательно изучил содержимое пакета, после чего аккуратно зафиксировал на бумаге все известные ему события, приведшие к гибели Льюиса. Когда сквозь окно кабинета стал пробиваться утренний свет, он свел свои исследования к одному-единственному подчеркнутому слову: «Заговор».

Что, если его списки индейских слов действительно были украдены, как признался в этом сам вор? Что, если кто-то действительно узнал, что исследование Джефферсона содержит важный ключ к разгадке древней тайны? Что, если преждевременная смерть Льюиса была не случайной?

Джефферсон напряженно работал в своем кабинете в течение нескольких дней, а когда наконец вышел с перечнем указаний для прислуги, у него был вид одержимого навязчивой идеей. Как-то вечером, когда во дворе сгустились сумерки, он выехал с территории поместья верхом на лошади в сопровождении фургона, в котором находилась группа его самых верных и преданных рабов. Через несколько недель они вернулись в поместье усталые и изможденные, однако в глазах Джефферсона сверкали радостные огоньки триумфа.

За это время он тщательно обдумал все возможные последствия своего открытия. Джефферсон приложил немало усилий для того, чтобы уберечь Соединенные Штаты от губительного и смертельно опасного союза церкви и государства, который на старом континенте вызвал череду ожесточенных религиозных войн. Он очень опасался, что огласка этой тайной информации может до основания потрясти еще не окрепшие устои молодой страны и даже разрушить хрупкую республику, которая была образована не без его личного и энергичного участия.

Джефферсон сразу же заперся в кабинете, даже не дав себе труда хоть немного отдохнуть с дороги, помыться и переодеться. Там он написал довольно пространное письмо своему старому другу, а порой и сопернику Джону Адамсу. Когда письмо было закончено, он запечатал его в конверт и на усталом лице промелькнула улыбка.

Он может играть в заговор так же, как и все остальные.

Глава 1

Багдад, Ирак, 2003 год

Карина Микади готова была взорваться от переполнявшей ее ярости. С возмущением взирая на мусор, разбросанный по полу административного здания Иракского национального музея, итальянка, казалось, извергала снопы искр, как римская свеча во мраке ночи. Все шкафы в кабинетах музея были перевернуты, а бумаги разбросаны по полу, как будто здесь совсем недавно пронесся ураган, а столы и стулья разбиты в щепки. Разрушения выглядели настолько чудовищными, что не поддавались никакому описанию.

Не сдержавшись, она разразилась площадной бранью в адрес вандалов, сотворивших здесь такой бессмысленный хаос.

Волна грубой ругани с головой накрыла юного капрала морских пехотинцев США, предусмотрительно следовавшего за молодой итальянкой с автоматической винтовкой в руках и готового в любой момент броситься на ее защиту. До сих пор юный морпех знал только два итальянских слова — пепперони и пицца, но ему и не нужно было досконально знать язык, чтобы понять, что на него обрушился неудержимый поток самых грубых ругательств, которым мог бы позавидовать скрюченный от жизненных неурядиц бродяга.

Самое же интересное заключалось не в грубой брани, а в том, от кого она исходила. Карина была на целый фут ниже морского пехотинца, а военное снаряжение и обмундирование, в которое ее вынудили облачиться военные специалисты, делало эту хрупкую женщину еще более уязвимой и беззащитной. Порой она напоминала странную черепаху, оказавшуюся по воле случая слишком мелкой для мощного, позаимствованного на время панциря. И это несмотря на то, что камуфляжная форма была самого маленького размера. Скрывавший ее длинные, соболиного цвета, волосы шлем сидел у нее на ушах, почти полностью закрывая нижней кромкой василькового цвета глаза.

Заметив смущенную ухмылку морпеха, Карина мгновенно прекратила поток брани и от смущения сама покрылась густой краской стыда.

— Прошу прощения.

— Все нормально, мэм, — улыбнулся тот. — Если вы когда-нибудь захотите стать инструктором в корпусе морской пехоты, вас с радостью туда примут.

Краска смущения быстро исчезла со смуглого лица Карины. Пухлые губы, более пригодные для совращения мужчин, чем для грязной ругани, растянулись в широкой улыбке, обнажив ровный ряд белоснежных зубов. Избавившись от излишнего напряжения, ее голос снова обрел низкий и ровный тон.

— Благодарю за предложение, капрал О’Лири, — произнесла она с едва заметным акцентом и посмотрела на раскиданные у ее ног бумаги. — Вы только что сами убедились, что я легко выхожу из себя при виде такого разгрома.

— Не стоит упрекать себя в том, что вы охренели… — сказал морпех и отвернулся в сторону, чтобы она не видела его покрасневших от смущения щек. — Простите, мэм, я хотел сказать — обалдели. Здесь действительно такой бардак.

Незадолго до этого элитная Республиканская гвардия Саддама Хусейна заняла оборонительные позиции на территории музейного комплекса общей площадью одиннадцать акров в самом центре Багдада, на западном берегу реки Тиф. А потом, спасая свои жизни, иракские солдаты бросились по домам перед наступавшими американскими войсками, бросив на произвол судьбы музейный комплекс, который в течение тридцати шести часов оставался без какой бы то ни было охраны. Именно в это время сотни мародеров и грабителей устроили в музее настоящий погром, пока не были изгнаны оттуда американским командованием.

Тем временем солдаты Республиканской гвардии сжигали свою униформу и воинские документы, стараясь как можно скорее вернуться к нормальной гражданской жизни. В самый последний момент кто-то из них торопливо вывел на стене гневные слова: «Смерть американцам!»

— Ну что ж, мы увидели здесь все, что нам нужно, — подытожила Карина с грустной гримасой на лице. Она вышла из административного здания музея в сопровождении капрала О’Лири, торопливо следовавшего за ней на расстоянии нескольких шагов. Ее тяжелая походка только отчасти объяснялась грубыми армейскими ботинками с коваными каблуками. Женщину пригибала к земле невероятная тяжесть того, что она увидела или, точнее сказать, чего не увидела в публичной галерее, где раньше на более чем пяти тысячах стеллажей были выставлены самые ценные экспонаты музея.

Медленное продвижение по длинному коридору только усиливало самые худшие ее предположения. Некоторые саркофаги были разбиты, крышки сброшены на пол, а мумии разодраны в клочья.

Карина вошла в первую галерею и чуть было не лишилась дара речи. Она бродила по залам музея как будто во сне, не осознавая до конца всей глубины трагедии. Шкафы были выпотрошены и поражали своей ужасающей пустотой, словно все смели с полок с помощью мощного вакуумного пылесоса.

Она вошла в галерею, где экспонировались древние произведения вавилонского искусства. Над одним из разбитых шкафов склонился грузный мужчина средних лет, а рядом с ним возвышался юный житель Ирака, настороженно направивший на них свой АК-47.

Морской пехотинец тоже вскинул винтовку к плечу.

Коренастый низкий мужчина повернул голову и уставился на морпеха сквозь толстые линзы очков. В его глазах не было страха, только какое-то досадное разочарование. Потом он медленно перевел взгляд на Карину, и его лицо мгновенно просияло, как бриллиант в четырнадцать каратов.

— Дорогая мисс Микади, — произнес он с неподражаемой теплотой.

— Здравствуйте, доктор Насир. Рада видеть вас в добром здравии. — Карина повернулась к морпеху: — Капрал, это Мохаммед Ясим Насир, старший куратор музея.

Морпех медленно опустил ствол винтовки, а немного погодя его примеру последовал и молодой иракский солдат, показав тем самым, что нисколько не испугался американского морского пехотинца. Несмотря на это, оба продолжали пристально наблюдать друг за другом.

Тем временем Насир подошел к Карине и обхватил ее ладонь обеими руками.

— Вам не следовало приходить сюда в такое время. Здесь слишком опасно.

— Но вы же здесь, профессор.

— Разумеется, я отдал этому музею всю свою жизнь.

— Понимаю вас, — кивнула Карина. — Но территория музея тщательно охраняется. — Она кивнула в сторону сопровождавшего ее морпеха. — Тем более что капрал О’Лири неустанно следит за каждым моим шагом.

Насир насупил кустистые брови.

— Надеюсь, этот джентльмен будет для вас более надежной зашитой, чем его предшественники. Если бы не мои отважные коллеги, разграбление музея стало бы тотальным и непоправимым.

Карина понимала искренний гнев Насира. Американские войска прибыли лишь через четыре дня после того, как кураторы впервые сообщили военному командованию о массовых грабежах в музее. Карина сделала все возможное, чтобы как можно быстрее перебросить сюда надежную охрану. Она даже настояла на том, чтобы охранники показывали американским военнослужащим идентификационные карты ЮНЕСКО, но те постоянно твердили, что положение слишком нестабильно, чтобы быть абсолютно безопасным.

Разумеется, Карина не видела никакого смысла в спорах о том, кто больше виноват. Ущерб уже был нанесен, и сейчас не важно, кто должен нести за это ответственность.

— Я успела поговорить с американцами, — сказала она примирительным тоном. — Они утверждают, что если бы вторглись сюда раньше, то это могло бы закончиться кровопролитным сражением.

Насир недовольно зыркнул на морского пехотинца.

— Мне все ясно — они очень спешили взять под охрану наши нефтяные скважины.

По недовольному выражению его лица можно было судить о том, что он предпочел бы массовое кровопролитие столь же массовому разграблению музея.

— Я огорчена так же, как и вы, — сказала Карина. — Это ужасно.

— Ну что ж, на самом деле все не так уж плохо, как могло бы быть, — проворчал Насир с совершенно неожиданным оптимизмом. — Украденные из коллекции музея экспонаты, к счастью, не представляют очень большой ценности. Нам повезло, что после вторжения 1991 года администрация музея выработала надежный план спасения самых ценных экспонатов. Кураторы просто убрали их в особо охраняемые помещения, известные только пятерым наиболее преданным и верным сотрудникам музея.

— Это мудрое решение, профессор!

Радостное выражение лица Насира быстро сменилось гримасой огорчения, и он стал нервно теребить рукой густую бороду.

— Хотелось бы, чтобы и все последующие новости оказались столь же приятными, — произнес он с грустными нотками в голосе. — Остальные отделы музея не были защищены от варваров. Грабители утащили отсюда величайшие сокровища Месопотамии, украли священный кубок Уарка и его ритуальную маску, статую Бассетки, изображение львицы из слоновой кости, нападающей на нубийца, а также двух медных быков.

— Это же бесценные вещи! — воскликнула Карина.

— В отличие от простых грабителей, которых мы быстро изгнали с территории музея, здесь побывали и более образованные похитители, прихватившие ценные экспонаты. Так, например, они похитили знаменитый Черный обелиск.

— Должно быть, они знали, что оригинал хранится в Лувре.

Губы Насира скривились в грустной ухмылке.

— Эти люди ни за что не польстились бы на копии. Они хорошо знали, что нужно брать, и проявили исключительную разборчивость. Пойдемте со мной, я вам все покажу.

Насир повел Карину в запасники музея, расположенные на первом этаже. Полки вдоль стены были пусты, а на полу валялись осколки древних керамических кувшинов и амфор. Карина так разволновалась, что сбросила с себя бронежилет и каску.

— Похоже, здесь тоже поработала Республиканская гвардия, — заметила она. — Вы можете сказать, сколько экспонатов пропало из этого хранилища?

— Потребуется несколько лет, чтобы подсчитать общие потери. По моим предварительным подсчетам, мы потеряли около трех тысяч предметов. Хотелось бы думать, что это самые худшие наши потери.

Они направились в галерею, где были выставлены экспонаты римской эпохи. Профессор отодвинул в сторону угловой стеллаж, за которым виднелась потайная дверь с разбитым вдребезги стеклом и вывороченной стальной рамой. Затем он стал рыться в кармане в поисках огарка свечи и зажигалки. Они вошли внутрь и спустились вниз по узкой лестнице, остановившись на мгновение перед распахнутой настежь металлической дверью, на которой не было никаких признаков взлома. Дальнейший путь преграждала бетонная стена, большие блоки которой тоже были выворочены, образуя довольно узкое отверстие.

Они протиснулись сквозь это отверстие и оказались в душной комнате. В нос ударил едкий запах застоявшейся сырой пыли. Отпечатки ног на пыльном полу комнаты были ограждены желтой лентой полицейского оцепления, которой следователи обычно ограждают место преступления.

Карина недоуменно огляделась вокруг.

— Где мы находимся?

— В подвальном помещении хранилища. Здесь расположено пять больших комнат, о существовании которых знали лишь несколько главных сотрудников музея. Именно поэтому мы надеялись, что хранившаяся здесь коллекция останется в целости. Но сейчас вы сами можете убедиться, что мы ошиблись.

Профессор поднял вверх свечу и обвел рукой помещение. Слабый желтоватый свет вырвал из темноты кучу разбросанных по комнате пластиковых коробок.

— Никогда еще не видела такого хаоса, — чуть слышно прошептала Карина.

— В этих коробках хранились цилиндрические печати, бусы, монеты, стеклянные бутылки, древние амулеты и прочие драгоценные вещи. Несколько тысяч ценных вещей бесследно исчезли. — Насир поднес свечу к дюжине более громоздких коробок, выстроившихся в ряд вдоль стены. — А вот эти коробки не тронуты. По всей вероятности, они хорошо знали, что там ничего нет.

Капрал О’Лири смотрел на этот разгром глазами уличного бандита, который прежде всего обращает внимание на наличие не только входа, но и выхода.

— Позвольте спросить, сэр, как они узнали о существовании тайного хранилища?

И без того угрюмое лицо Насира обрело скорбное выражение, и он грустно кивнул:

— Этот удручающий вопрос задавали мне не только вы, американцы. У нас есть подозрения относительно некоторых сотрудников музея, которые могли догадываться о существовании этого хранилища и так же легко могли поделиться информацией с грабителями. Более того, мы взяли отпечатки пальцев у всех сотрудников, за исключением начальника охраны, который с того момента так и не появился на службе.

— Интересно, почему я не заметила на двери никаких признаков взлома? — спросила Карина.

— Грабители вошли в подвал тем же путем, что и мы, — пояснил профессор, — но забыли прихватить с собой факелы или вообще не знали, что они им могут понадобиться. — Он поднял с пола кусок обгоревшей резины. — Они использовали этот материал, чтобы добраться от входа до факелов на стене, однако резина сгорела очень быстро и к тому же заполнила помещение едким дымом. Мы обнаружили на полу несколько связок ключей. Судя по всему, их выронили и никак не могли отыскать. Именно поэтому воры пропустили несколько шкафов с нашими лучшими цилиндрическими печатями и тысячами золотых и серебряных монет. Полагаю, что в обшей сложности мы потеряли примерно десять тысяч артефактов, найденных во время археологических раскопок. Слава Аллаху, сотни коробок остались нетронутыми.

Они протиснулись сквозь узкую дверь в гораздо большее просторное помещение, заполненное всевозможными антикварными вещами.

— А это экспонаты, которые уже прошли предварительную обработку и идентификацию и должны быть помешены в главный выставочный зал. Некоторые из них хранились здесь годами.

— Сюда тоже ведут следы грабителей. — заметила Карина.

— Да, воры, вероятно, надеялись найти в этой комнате что-то ценное, но весь ущерб мы сможем оценить только тогда, когда закончим расследование и опись имущества. Сейчас же необходимо разыскать и вернуть в музей наиболее ценные экспонаты.

— Я слышала, что вы объявили амнистию, — сказала Карина.

— Совершенно верно. Именно это обстоятельство позволило мне хотя бы частично восстановить веру в человеческое достоинство. Люди приносили нам тысячи самых разнообразных предметов, включая маску Уарка. Очень надеюсь, что утраченные предметы будут и впредь возвращаться к нам, однако самые ценные экземпляры, видимо, уже навсегда осели в частных собраниях богатых коллекционеров Нью-Йорка или Лондона.

Карина тяжело вздохнула в знак согласия. По всему было видно, что это ограбление — тщательно спланировано и хорошо подготовлено. Грабители долго готовились к вторжению и запасались необходимым снаряжением, а беспринципные торговцы антиквариатом в Европе и Соединенных Штатах скорее всего получили от богатых клиентов предварительные заказы на особо ценные предметы.

Торговать антиквариатом стало так же прибыльно, как и наркотиками, а главными торговыми площадками стали Лондон и Нью-Йорк. Украденные антикварные вещи, обнаруженные во время нелегальных раскопок в Греции. Италии и Южной Америке, часто отмывались в Швейцарии, где они получали легальный статус всего лишь после пяти лет пребывания в стране.

Карина долго стояла посреди пустых коробок, погруженная в грустные мысли.

— Возможно, мне удастся хоть как-то ускорить процесс возвращения украденных вещей с помощью амнистии, — сказала она через некоторое время.

— Каким образом? Мы и так уже оповестили об этом весь мир.

Она повернулась к морскому пехотинцу:

— Капрал О’Лири, мне понадобится ваша помощь.

— Мэм, я получил строгий приказ выполнять все ваши поручения.

Губы Карины растянулись в загадочной улыбке.

— Я очень рассчитываю на это.

Глава 2

Мостовая содрогалась под гусеницами двадцатипятитонной боевой машины, словно предупреждая о приближении войск задолго до того, как они вырастут перед глазами. К тому времени, когда машина повернула за угол и покатилась вниз по бульвару, шедший по тротуару человек быстро свернул в темный переулок, где укрылся за небольшой дверью, оставаясь недосягаемым для установленного на машине прибора ночного видения.

Человек наблюдал за машиной до тех пор, пока она не скрылась за очередным углом, и только после этого вышел из переулка. К этому времени массированный артиллерийский обстрел, предшествовавший наступлению союзнических войск во главе с американцами, уже прекратился. Правда, еще слышались отдельные выстрелы из автоматического оружия, но они уже не представляли опасности, за исключением тех районов, где наступавшие войска еще наталкивались на отдельные очаги сопротивления. Вскоре и они прекратились, поскольку войска коалиции и оставшиеся защитники города решили прекратить стрельбу и обдумать свои дальнейшие шаги.

Он прошел мимо обезглавленной статуи Саддама Хусейна и в течение следующих десяти минут пробирался по темной улице до перекрестка, где на мгновение остановился и, осветив карту города крошечным фонариком с тонким красным лучом, уточнил маршрут движения. Аккуратно спрятав карту и фонарик в карман, он быстро зашагал вниз по улице.

Несмотря на высокий рост, превышавший шесть футов, мужчина двигался быстро и бесшумно, напоминая ускользающую тень. Впрочем, ничего удивительного в этом не было, учитывая его долговременные тренировки в специальном лагере под умелым руководством бывших инструкторов французского Иностранного легиона, американских коммандос группы «Дельта» и отрядов британского спецназа. Чтобы выполнить свою миссию, он легко мог проникнуть на самый охраняемый объект. Хорошо обученный всем мыслимым способам убийства, он владел безотказным оружием, которое заключалось в несокрушимой силе огромных сильных рук с толстыми узловатыми пальцами.

Он прошел долгий путь от скромного ученика до матерого убийцы. Благодетель, определивший его судьбу, обнаружил своего подопечного в небольшом городке на юге Испании. Семья молодого человека владела небольшой скотобойней. Еще подростком он привык убивать домашних животных, и делал это с большим удовольствием, без сожаления разделываясь со всякой живностью — от крохотных цыплят до огромных коров. При этом он всегда стремился привнести в свою работу некий налет творчества, но на самом деле лелеял мечту о более важных делах.

Несмотря на природные задатки, его карьера чуть было не рухнула из-за нелепой случайности. Он задушил одного из своих коллег из-за какого-то мелочного спора, а потом предстал перед судом по обвинению в убийстве. Пока молодой человек сидел в тюрьме, местные газеты сообщили, что он сын известного в Испании гарротера, то есть палача, исполнявшего обязанности в те времена, когда смертная казнь через повешение была официальной формой наказания преступников.

В один прекрасный день в тюрьму на автомобиле с личным шофером приехал его будущий благодетель. Он уселся перед узником в тюремной камере и без обиняков произнес:

— Твое вполне достойное и славное прошлое прочит тебе более великое будущее.

Юноша с замиранием сердца слушал слова незнакомца о славном прошлом своей семьи, верно служившей интересам государства. Этот человек хорошо знал о том, что его отец лишился работы после отмены казни через повешение в 1974 году, сменил фамилию и уехал на небольшую ферму в сельской местности, где его семья долгие годы прозябала в нищете. А потом хозяин фермы умер от горя, оставив жену и ребенка без средств к существованию.

Его благодетель сразу же заявил, что хочет, чтобы парень стал работать на него. Получив согласие, он щедро заплатил тюремщикам и судье, в результате чего все обвинения против парня были таинственным образом сняты, а его нищей семье заплатили столько, сколько они не смогли бы заработать даже за сто жизней. После этого парня отправили в частную школу, где он успешно изучил несколько иностранных языков, а затем его долго обучали военному мастерству в специальном лагере. Взявшие над ним опеку профессиональные киллеры, как, впрочем, и сам благодетель, единодушно отмечали редкий талант юноши и его удивительную способность к обучению избранному ремеслу. По окончании обучения его стали посылать для выполнения особо деликатных заданий по устранению тех людей, на которых пал выбор его благодетеля. Он работал один, заказ и подробные инструкции получал по телефону, а гонорар за выполнение заказа исправно перечислялся на его счет в швейцарском банке.

До прибытия в Багдад он убил одного священника, который числился активистом оппозиционного движения в Перу, требовавшего национализации шахт, принадлежавших его благодетелю. Уже на пути в Испанию он получил неожиданный приказ проникнуть в Ирак до вступления туда американских войск, поселиться в неприметной гостинице и установить контакты с нужными людьми.

Конечно, он был несколько раздосадован тем обстоятельством, что речь шла не об устранении человека, а лишь о похищении и вывозе из Иракского музея какого-то объекта. С другой стороны, положительным моментом было то, что он находился фактически на переднем рубеже американского вторжения, которое, несомненно, должно сопровождаться массовыми жертвами и разрушениями.

Он снова посмотрел на карту и удовлетворенно хмыкнул. До конечной цели оставалось идти несколько минут.

Глава 3

В чужом городе, где к тому же не горело уличное освещение, Карине пришлось немало потрудиться, чтобы отыскать в непроглядной темноте небольшое бетонное здание в старой части Багдада. Она приходила сюда только один раз, но днем и в мирное время, а не в разгар военных действий. Окна здания были заколочены досками, что делало его похожим на древнюю крепость. Уверенно приближаясь к массивной деревянной двери, она услышала вдали отчетливые ружейные выстрелы.

Повернув тяжелую металлическую ручку, она с удивлением обнаружила, что входная дверь не заперта, и без колебаний вошла внутрь. Тусклый свет масляных ламп слабо освещал лица сидевших за столом людей, склонившихся над чашками с чаем. В комнате стоял удушливый запах давно не проветриваемого помещения, сигарет, водопроводной трубы и давно не мытых тел.

Приглушенный шепот мужских голосов мгновенно утих, как будто чья-то невидимая рука нажала на кнопку выключателя. Большинство присутствовавших мужчин находились в тени, но она не могла не почувствовать, что в этот момент все они недружелюбно уставились на нее.

Через некоторое время из темноты, как из мрачного болота, вынырнули две темные фигуры, одна из которых проскользнула мимо нее к двери, отрезав пути к отходу. А другой мужчина направился к ней и довольно неприветливо прорычал по-арабски, пристально глядя на нее:

— Ты кто?

Он дыхнул на нее стойким запахом табака и чеснока. С трудом сдерживая естественный порыв отвернуться в сторону, Карина выдержала взгляд с гордо поднятой головой.

— Скажите Али, что его хочет видеть Микади.

Для арабских мужчин женская независимость имеет разумные пределы. В тот же миг чья-то сильная рука обхватила ее сзади за шею и больно сдавила, а стоявший перед ней человек выхватил длинный кинжал и направил на нее острие.

Карина невольно вскрикнула, призывая на помощь.

Неожиданно заскрипела дверь, после чего руки на ее шее заметно ослабли. На пороге стоял капрал О’Лири с автоматической винтовкой, ствол которой был прижат к голове стоявшего позади нее человека. Морпех услышал голос Карины по рации, настроенной на ту же частоту, что и прикрепленный к ее куртке передатчик.

Боевая машина пехоты была припаркована на другой стороне улицы, и ее мощные фары ярко освещали помещение домика, так что все присутствующие могли без труда заметить направленный на них ствол пулемета системы М-2. Кроме того, вдоль здания выстроился отряд морских пехотинцев с винтовками в руках.

Морпех продолжал пристально следить за человеком с ножом в руке.

— Все нормально, мэм?

— Да, все в порядке, — сказала она, потирая рукой шею. — Спасибо, капрал.

— К сожалению, плохое знание арабского языка не позволяет сообщить этому кретину, что я размажу его мозги по всей комнате, если он тотчас же не опустит нож.

Карина постаралась как можно точнее перевести его фразу, и это возымело действие. Кинжал со звоном упал на пол, и капрал тут же отшвырнул его ногой подальше от себя. Все остальные мужчины в комнате попятились назад и почти полностью скрылись в темноте.

В этот момент из-за плотной засаленной шторы раздался чей-то громкий голос:

— Мир вашему дому.

Карина ответила в традиционном арабском духе:

— Мир твоему дому, Али.

Из-за шторы показался мужчина и медленно обошел вокруг заставленного чашками и тарелками стола. Свет фар боевой машины осветил пухлое лицо и огромный мясистый нос. На бритой голове была нахлобучена вязаная шапка, а огромная майка с надписью «Нью-Йорк янкис» была слишком короткой, чтобы прикрыть волосатый живот с выпуклым пупком.

— Добро пожаловать, синьора Микади, — радушно улыбнулся мужчина и сложил руки на животе. — То же самое относится и к вашим друзьям.

— Ваш человек чуть было не выколол мне глаза ножом, — пожаловалась Карина. — Это следует расценивать как гостеприимство?

Маленькие хитрые глазки Али скользнули по телу Карины, а потом остановились на ее лице.

— Вы одеты в военную форму, — произнес он вкрадчивым голосом. — Вероятно, он принял вас за вражеского солдата.

Карина проигнорировала его объяснение.

— Я хочу с вами поговорить.

Али почесал пальцами кустистую черную бороду, в которой застряли крошки недавней еды.

— Разумеется. Давайте уединимся и выпьем чаю.

Морпех встревоженно посмотрел на нее.

— Хотите, чтобы я пошел вместе с вами?

— Нет, все будет нормально, — ответила Карина, внимательно оглядывая комнату. — Хотя я, конечно, не возражала бы против некоторой безопасности, на всякий случай. Вы же сами видите, что дом Али не предназначен для приема надежных клиентов.

Капрал понимающе ухмыльнулся, а потом выглянул в коридор и махнул рукой. В ту же минуту в комнату вошли четверо морпехов и заняли места у стен.

Между тем Али раздвинул штору, открыл металлическую дверь и подтолкнул Карину внутрь большой, ярко освещенной комнаты. В другой части здания жужжал специально установленный для этого случая электрогенератор. Пол и стены комнаты были устланы красивыми персидскими коврами, а небольшой телеэкран, соединенный с камерой внешнего наблюдения, детально отображал пространство перед домом, включая ощетинившуюся стволами боевую машину пехоты «хамви».

Али жестом пригласил Карину сесть на возвышение, устланное бархатными подушками, и предложил чаю. Она ответила решительным отказом, и он налил только себе стакан горячего напитка.

— Что заставило вас покинуть убежище в самый разгар военного вторжения?

Она встретила этот вопрос продолжительным испытующим взглядом.

— Я пришла сюда прямо из национального музея, который лишился многих тысяч самых ценных экспонатов.

Сделав полглотка, он быстро опустил стакан на стол.

— Это возмутительно! Национальный музей является душой и сердцем многовекового культурного достояния Ирака.

Наигранное возмущение Али было настолько фальшивым и неискренним, что Карина громко рассмеялась.

— Из вас, Али, получился бы прекрасный актер, достойный самой высокой премии академии в этой номинации.

Али не удивился комплименту, так как приобрел эти качества на поприще профессионального борца и даже какое-то время участвовал в соревнованиях в Соединенных Штатах под именем Али Баббас.

— Ну и каким же, по вашему мнению, образом я мог быть причастен к этому ограблению? — спросил он.

— Ни одна сколько-нибудь ценная антикварная вещь не может быть ввезена в Ирак или вывезена из страны без вашего одобрения.

За долгие годы Али создал целую сеть, охватывающую торговцев антиквариатом, коллекционеров и просто любителей старины, а также обслуживал многочисленное семейство самого Саддама Хусейна, получив, по слухам, множество ценных вещей из богатейших коллекций его сыновей Удэя и Кусэя.

— Я предпочитаю иметь дело только с легально приобретенными вещами, — сухо процедил он. — Если хотите, можете обыскать дом.

— Вы бесчестный человек, Али, но при этом далеко не глупый. Я не требую от вас возвращения каких-то мелких артефактов, так как они совершенно бесполезны для музея без соответствующей надежной экспертизы об их происхождении. — Она вынула лист бумаги и протянула собеседнику. — Мне нужны только эти предметы. За возврат вещей предусмотрена амнистия, и вам никто не будет задавать никаких вопросов.

Он развернул бумагу жирными пальцами, и его толстые губы мгновенно растянулись в едкой ухмылке.

— Удивляюсь, что в этом списке нет столь дорогого для вас Бруклинского моста.

— Я уже его получила, — с такой же ухмылкой ответила Карина. — Ну так как?

Он быстро вернул ей бумагу.

— Ничем не могу помочь.

Карина торопливо сунула список в карман и встала с дивана.

— Ладно.

— И это все? — удивился он. — Вы разочаровали меня, синьора. Я надеялся, что вы, как обычно, начнете торговаться со мной.

— У меня совершенно нет времени. Я должна поговорить на эту тему с американцами, — твердо сказала она и направилась к двери.

Али поспешно остановил ее.

— Американцы просто используют вас для получения нужных им сокровищ. — Карина не обратила на его слова никакого внимания. — Это они оставили музей без охраны. Неужели вы думаете, что они станут искать такого мелкого воришку, как я?

Она подошла к двери.

— Полагаю, что станут, если узнают о ваших тесных связях с Саддамом Хусейном.

— В Ираке все так или иначе имеют отношение к Саддаму Хусейну, — расхохотался Али. — Что до меня лично, то я позаботился о том, чтобы на этот счет не было письменных доказательств.

— Это не имеет никакого значения. После террористической атаки одиннадцатого сентября они всегда держат палец на спусковом крючке. Надеюсь, вы успеете покинуть этот дом до того, как он окажется в прицеле какой-нибудь их «умной» бомбы.

Али с трудом слез с мягкого дивана и направился к ней. Его обеспокоенность выдавало хриплое дыхание, пришедшее на смену самодовольной ухмылке. Приблизившись к ней, он протянул руку за бумагой.

— Ладно, я подумаю, что можно сделать.

Карина протянула ему лист.

— Я выполнила свою часть работы, остальное теперь за вами. Звоните немедленно, но только не говорите мне, что телефон не работает. Я хорошо знаю, что у вас есть собственные средства связи. А я подожду, пока вы свяжетесь со своими людьми.

Али недовольно насупился и буквально вырвал бумагу у нее из рук. Потом тяжело вздохнул, вернулся к дивану, пошарил под ним рукой и вынул портативную рацию. Быстро набрав несколько нужных номеров, он поговорил с кем-то на непонятном языке, а потом отключил связь и положил рацию на кофейный столик.

— Вы получите все, что хотите, в течение сорока восьми часов.

— Вы должны это сделать за двадцать четыре часа, — твердо сказала Карина и повернулась к двери. — Не надо меня провожать. — Она распахнула дверь и небрежно бросила через плечо, не поворачивая головы: — Вам нужно как можно быстрее зарядить батарейки для фонариков.

— Что вы хотите этим сказать?

— Пока те идиоты, которых вы наняли, бродили по залам музея, обжигая пальцы постоянно гаснувшими факелами, они пропустили около тридцати комнат, где в металлических цилиндрах хранились десятки тысяч золотых и серебряных монет. Чао! — Она непринужденно рассмеялась и исчезла за толстой шторой.

Когда Али запер за ней дверь, висевший на стене ковер отодвинулся и из-за потайной двери в комнату вошел высокий человек могучего телосложения. Его розовощекое ангелоподобное лицо совершенно не соответствовало грубоватым телесным формам. Создавалось впечатление, что его наголо обритая голова совершенно случайно прикрепилась к чужому мощному телу. На широком лице незнакомца, казалось, могли свободно разместиться любые человеческие черты, но его глаза, нос и рот были так близко стянуты друг к другу, что создавалось впечатление детской непосредственности и гротеска одновременно.

— Грозная женщина, — сказал он.

— Карина Микади? — нехотя процедил Али. — Она всего лишь прислужница ЮНЕСКО, которая возомнила себя большой шишкой и считает, что может понукать мной, как своими подчиненными.

Незнакомец посмотрел на монитор камеры слежения и недоверчиво ухмыльнулся, наблюдая за тем, как боевая машина пехоты уезжает прочь, забрав с собой Карину и морских пехотинцев.

— Насколько я понял из вашего разговора, ей это удалось.

— Я пережил Саддама и смогу пережить американцев, — ответил Али со злорадной ухмылкой на губах.

Мужчина снова перевел взгляд на араба.

— Очень надеюсь, что твои проблемы не нарушат план, который мы обсуждали до ее неожиданного вторжения.

— Не совсем так.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Появилась небольшая проблема.

Мужчина сделал шаг вперед и грозно навис над арабом.

— Какая еще проблема?

— «Навигатор» был продан другому покупателю.

— Мы приказали изъять его из здания музея и заплатили тебе аванс. Я специальноприехал в Багдад, чтобы завершить сделку.

— Этот покупатель пришел первым и предложил нам гораздо более крупную сумму. Я готов вернуть ваши деньги. Возможно, мне каким-то образом удастся уговорить этого клиента расстаться со своей покупкой, но при этом стоимость сделки будет намного выше той, которую мы обсуждали.

Незнакомец уставился на Али таким пронзительным взглядом, что, казалось, готов был насквозь просверлить его череп, но у него на губах по-прежнему блуждала легкая улыбка.

— Ты хочешь кинуть меня, чтобы получить больше денег?

— Ну, если вас не устраивают мои условия, то мне не остается ничего другого.

Али все еще находился под впечатлением недавнего разговора с Кариной и не мог выбросить из головы ее последние слова. Его гнев неожиданно обострил прежние уличные повадки, иначе он непременно почувствовал бы зловещий тон гостя в его нарочито спокойных словах.

— Я должен получить эту статую, — чуть слышно прошептал тот.

Впервые за время разговора Али обратил внимание на непропорционально большие руки этого человека, угрожающе свисавшие с могучих плеч.

— Я доставил вам массу неприятностей, — сказал он с обнажающей зубы ухмылкой. — Но в этом виновата итальянская сучка. Я сейчас свяжусь по рации с моим складом и прикажу, чтобы статую отправили туда.

С этими словами он повернулся и направился к дивану.

— Погоди, — хрипло остановил его незнакомец.

Али застыл на полпути. Губы мужчины еще сильнее растянулись в едкой ухмылке, когда он взял со стола рацию Али.

— Ты не это ищешь?

Али подошел к дивану и сунул под него руку. Толстые пальцы нащупали там холодную рукоятку «беретты», и, быстро вынув пистолет, он направил его на гостя.

Незнакомец бросился на него с мягкостью вышедшего на охоту гепарда. Отбросив в сторону рацию, он сзади обхватил Али за шею и ловким движением вывернул ему руку. Пистолет упал на пол, а грузное тело Али повалилось назад, как подкова на наковальню.

— Скажи, где находится «Навигатор», и я отпущу тебя. В противном случае — просто сломаю тебе хребет.

Али был крупным и довольно сильным человеком, но при этом очень трусливым. Нескольких минут невыносимой боли оказалось достаточно, чтобы понять простую мысль: никакое произведение искусства не стоит его драгоценной жизни.

— Ладно, ладно, я расскажу, — с трудом выдохнул он и выложил все начистоту.

Мужчина перестал выкручивать ему руки, и боль мгновенно прекратилась. Али вырвался из жестких объятий и попытался выхватить спрятанный на ноге кинжал, но у него не было никаких шансов на успех. Мужчина снова ухватил его обеими руками за шею и стал сжимать крепкие пальцы. В то же время он поднял колено вверх и сильно нажал на спину противника.

— Что вы делаете? — взмолился Али, с трудом выдавливая слова. — Мне казалось, мы обо всем договорились.

Когда послышался глухой хруст, Али уже был без сознания. Руки, душившие его, разжались, и голова поникла на безжизненном теле, которое стало медленно оседать на пол. Мужчина оставил бездыханное тело араба и, отодвинув в сторону толстый ковер, открыл потайную дверь из комнаты. Несколько минут спустя он исчез в темной аллее, а к рассвету наконец-то добрался до своей гостиницы. Мужчина долго стоял у окна, тупо уставившись на клубы дыма, окутавшие израненный город, и звонил кому-то по мобильному телефону.

Его благодетель ответил без промедления.

— Адриано, я уже давно жду твоего звонка, — сказал он.

— Извините за задержку, сэр. Возникли неожиданные осложнения.

Адриано подробно описал шефу все детали недавней встречи с Али. Его благодетель всегда знает, врет он или просто пытается скрыть правду.

— Я очень разочарован, Адриано.

— Знаю, сэр. Мне поручено сделать все возможное, чтобы «Навигатор» ни в коем случае не попал в чужие руки, но в данном случае это был единственный выход из положения.

— Конечно, ты был прав, безукоризненно выполняя полученный приказ, но надо было найти нужный нам объект. Мы ждали его почти три тысячи лет, поэтому еще немного времени не имеют для нас особого значения.

Адриано облегченно вздохнул. Он уже давно был обучен не бояться боли и не испытывать страха, но помнил о судьбе тех, кто по каким-либо причинам разочаровывал благодетеля.

— Вы хотите, чтобы я попытался проследить его местонахождение?

— Нет, я постараюсь сделать это сам по своим международным каналам. Для тебя задание стало бы слишком опасным.

— Я уже сделал все возможное, чтобы покинуть эту страну через Сирию.

— Прекрасно! — На другом конце линии наступило тягостное молчание. — Эта женщина, Карина Микади, может оказаться для нас весьма полезной.

— В каком смысле, сэр?

— Посмотрим, Адриано. Посмотрим.

Прозвучал сигнал отбоя.

Мужчина подхватил дорожную сумку и вышел из номера, плотно прикрыв за собой дверь. У него была договоренность с одним торговавшим нефтью контрабандистом, который пообещал вывезти его из Ирака. А потом, неукоснительно следуя полученному приказу не оставлять никаких следов, он должен убрать этого человека сразу же после пересечения границы.

Адриано даже улыбнулся в предвкушении этого события.

Глава 4

Графство Фэрфакс, Виргиния, наши дни

Красный «корвет» с откидным верхом резко свернул с дороги, мощно оглашая окрестности стереофонической мелодией сальсы, словно огромный музыкальный яшик из мексиканского города Тихуана. Автомобиль плавно проплыл по узкому проезду мимо величественного особняка в викторианском стиле и не менее впечатляющей лужайки с коротко подстриженной травой, будто по ней недавно прошлись маникюрными ножницами. Джо Завала осторожно подъехал к дому и остановил машину перед украшенным резьбой навесом для лодок, устроенным на берегу Потомака. Он уже открыл дверцу, чтобы выйти из машины, когда до него донесся звук выстрела.

Выдающийся конструктор легендарного подводного аппарата, предназначенного для специальных операций Национального агентства подводных исследований, Завала обычно не носил с собой огнестрельного оружия и вообще ничего опасного для жизни, кроме, разумеется, портативного компьютера. Однако годы работы в отряде специального назначения НАПИ научили его элементарной мудрости бойскаутов, которые всегда должны быть готовы к любым неожиданностям. Именно поэтому он сунул руку под водительское сиденье и вынул оттуда пистолет «Вальтер-ППК» в кожаной кобуре.

Выйдя из машины, он осторожно обогнул лодочный причал, продвигаясь вперед с ловкостью истинного охотника на оленей. Прижимаясь спиной к стенке навеса, он приблизился к углу сооружения и выглянул оттуда, предусмотрительно выставив вперед сжимаемый обеими руками пистолет.

Спиной к нему на берегу реки стоял широкоплечий мужчина в коричневых, изрядно выгоревших на солнце шортах и белой майке. В опушенной правой руке он держал длинный пистолет и пристально смотрел на крохотный, не больше бычьего глаза, кусочек бумаги, прикрепленный к стволу находящегося неподалеку дерева. В воздухе над его головой витало сизое облачко порохового дыма. Когда Завала вышел из укрытия, мужчина поднял руки и сдвинул с ушей специальные шумовые заглушки, напоминавшие формой старые наушники. Услышав шаги, он обернулся и с удивлением уставился на крадущегося Завалу с пистолетом в руках.

— Собрался поохотиться на индейку, Джо? — шутливо спросил он.

Завала опустил пистолет и направился к дереву, чтобы оценить результат стрельбы. Огромная дыра в стволе показывала, что пуля вошла чуть левее центрального круга.

— Судя по выстрелу, это тебе нужно охотиться на индеек, мазила.

Командир отряда специального назначения НАПИ Курт Остин снял наушники и большие защитные очки, под которыми скрывались голубые глаза, напоминающие цветом подводные кораллы.

— В настоящее время я приучаю себя к поражению неподвижных мишеней. — Он посмотрел на пистолет Завалы. — А ты отрабатываешь приемы нашего спецназа?

Завала быстро сунул оружие за пояс.

— Ты не говорил мне, что намерен превратить свое поместье на берегу реки в стрельбище.

Остин дунул в ствол пистолета, как старый ковбой, который только что уложил на землю противника.

— Я просто не мог дождаться, чтобы испытать свою новую игрушку в нашем тире. — Он протянул Завале огромный дуэльный пистолет, и тот с интересом стал рассматривать массивную рукоятку из орехового дерева и такой же массивный восьмигранный ствол.

— Отличная балансировка, — подытожил он, взвешивая на руке оружие. — Сколько ему лет?

— Его сделал в тысяча семьсот восемьдесят пятом году Роберт Уогдон, лондонский оружейник. Он прославился тем, что создавал самые модные и самые точные дуэльные пистолеты того времени. Дуэльный пистолет очень просто проверить. Надо подержать его, потом быстро вытянуть вперед руку, тщательно прицелиться и произвести выстрел. Если удастся, цель непременно будет поражена.

Завала поднял руку, прицелился в другое дерево, а потом щелкнул языком, имитируя выстрел.

— Прямо в яблочко, — улыбнулся Остин.

Завала вернул ему пистолет.

— А разве ты не говорил, что твоя коллекция пистолетов уже практически полностью собрана?

— Это говорил не я, а Руди, — сказал Остин, пожимая плечами. Руди Ганн был помощником директора НАПИ.

— Он говорил только о декомпрессии после выполнения нашего последнего задания, — поправил его Завала.

— Ты подтверждаешь мою мысль. Праздность — очень опасная вещь в руках истинного коллекционера. — Остин сорвал мишень с дерева и сунул в карман. — Что привело тебя в Виргинию? Неужели в Вашингтоне уже не осталось достойных тебя женщин?

Загорелое лицо и умиротворяющее обаяние Завалы делали его неотразимым для многих вашингтонских женщин, которые постоянно напрашивались на свидание с ним. Уголки его губ самодовольно поднялись вверх в снисходительной ухмылке.

— Не стану утверждать, что вел монашескую жизнь, так как ты мне все равно не поверишь. Нет, я заехал к тебе только для того, чтобы поделиться новым проектом, который начал несколько месяцев назад.

— Новый проект? — спросил Остин. — Ладно, расскажешь подробнее, когда мы опустошим по паре банок пива.

Он спрятал снаряжение в сумку, обернул дуэльный пистолет мягкой тряпкой и поднялся по лестнице на небольшой деревянный причал, возвышавшийся над берегом реки. Остин соорудил свой причал неподалеку от Лэнгли, где когда-то работал в команде подводников, выполняя специальные задания ЦРУ. Правда, эта покупка была ему не по карману, но открывавшийся отсюда вид на Потомак настолько заворожил его, что он влез в долги и даже немного сбил цену, сославшись на то, что причал представлял собой старую развалину. После этого он потратил не одну тысячу долларов на то, чтобы превратить старое развалившееся сооружение в весьма приличное место для стоянки лодок и катеров. Тем более что эта пристань стала для него единственным убежищем от повседневной тяжелой работы.

Остин достал из холодильника пару банок холодного пива «Тикейт», вернулся с ними на пристань и протянул одну Завале. Они глухо чокнулись банками и сделали по глотку крепкого мексиканского напитка. Тем временем Завала вынул из кармана лист отпечатанного на принтере текста, положил его на стол и расправил края обеими руками.

— Что ты думаешь о моем новом аппарате для подводного погружения?

На так называемом мокром подводном судне пилот и пассажир, одетые в специальные гидрокостюмы, должны были находиться на поверхности аппарата, а не внутри его. Обычно аппарат такого типа повторяет формой другое подводное судно с внутренними камерами для исследователей и винтами, расположенными в хвостовой части. Напоминающий торпеду аппарат приводится в движение пилотом, находящимся в носовом отсеке судна.

Разработанный Завалой подводный аппарат имел длинный, сужающийся к концу нос, узкий корпус и прочные стекла, дающие возможность обозревать пространство вокруг лодки. По бокам корпуса были вмонтированы два мощных фонаря, внутреннее пространство от посторонних наблюдателей скрывали тонированные стекла. Кроме того, вместо обычных для таких подводных судов колес этот аппарат передвигался на четырех клешнях.

Остин задумчиво прокашлялся.

— Если бы я не знал, что это подводный аппарат, то, клянусь, принял бы его за «корвет» тысяча девятьсот шестьдесят первого года выпуска. Точнее сказать, твой собственный автомобиль.

Завала с такой же задумчивостью обхватил пальцами подбородок.

— Нет, этот аппарат выкрашен в бирюзовый цвет, а моя машина — красная.

— Похоже, это очень быстрая машина, — оценил Остин со знанием дела.

— Моя машина за шесть секунд набирает скорость до шестидесяти миль в час, а этот аппарат, естественно, намного медленнее. Но он может с одинаковой скоростью передвигаться как под водой, так и на ее поверхности и легко преодолевает любые препятствия. Другими словами, он такой же, как и обыкновенный автомобиль, за исключением, может быть, того, что не нужно менять резину.

— А почему ты отказался от более, так сказать, удобных и приемлемых моделей подводных аппаратов? Таких, например, как тарелки, торпеды или сферы?

— Если не принимать в расчет самый обыкновенный конструкторский интерес, то можно сказать, что мне хотелось сделать нечто такое, что могло бы использоваться для целей НАПИ и в то же время доставлять удовольствие от подводного плавания.

— Ты уверен, что эта штука действительно будет работать?

— Полевые испытания прошли довольно успешно. Я разработал практически совершенный подводный транспорт с надежной системой запуска и ремонта. Опытный образец уже находится на пути в Турцию, а через неделю я сам последую за ним, чтобы лично оказать помощь в подводном археологическом исследовании древнего порта, обнаруженного в окрестностях Стамбула.

— За неделю можно многое сделать.

— Сделать что? — спросил Завала, и глаза его сразу потухли.

Остин протянул ему научный журнал, открытый на странице, где начиналась статья о долговременных и безуспешных попытках оттащить с помощью судна в сторону огромный айсберг, представлявший реальную угрозу для нефтяных и газовых буровых вышек в районе Ньюфаундленда.

— Как бы ты посмотрел на то, чтобы присоединиться ко мне и обследовать этот айсберг?

— Не знаю, Курт. Там для меня слишком холодно. Кабос представляется гораздо более подходящим местом для моей теплокровной мексиканско-американской натуры.

Остин посмотрел на друга с нескрываемым неодобрением.

— Да ладно тебе, Джо. Что ты будешь делать в этом Кабосе? Валяться на пляже, потягивать «Маргариту» и таращить глаза на солнце, обнимая какую-нибудь смазливую сеньориту? Это же пошло, Джо. Где твое острое чувство приключений?

— На самом деле, мой друг, я обожаю наблюдать за медленно восходящим солнцем, напевая любимые песни моей дорогой сеньорите.

— Ты рискуешь своей репутацией, — сказал Остин со снисходительной ухмылкой. — Не забывай о том, что мне уже доводилось слышать твое пение.

Завала не питал никаких иллюзий насчет своих музыкальных способностей, которые оставляли желать лучшего, поэтому не стал спорить с другом.

— В этом ты прав, — тяжело вздохнул он.

Остин забрал у него журнал.

— Знаешь, Джо, мне не хотелось бы втягивать тебя в это дело.

Завала с давних пор знал, что партнер никогда не принуждал его к каким бы то ни было действиям или поступкам, просто убеждал в своей правоте.

— Значит, так тому и быть.

Остин довольно усмехнулся.

— Если это дело тебя действительно заинтересовало, — сказал он, — мне нужен быстрый ответ, так как мы должны отправиться завтра утром. Я только сегодня получил «добро» на эту экспедицию. Ну так что ты мне ответишь?

Завала встал со стула и быстро собрал чертежи подводного аппарата.

— Спасибо за пиво.

— Ты куда? — насторожился Остин, когда его друг направился к машине.

— Домой. Чтобы собрать побольше теплых вещей и предусмотрительно сунуть в сумку бутылку текилы.

Глава 5

Недалеко от Мариба, Йемен

— А вон там, мистер, находится гробница нашей царицы.

Умудренный опытом бедуин, взмахнув рукой, показал костлявым пальцем на расщелину шириной около ярда и высотой около двух футов, видневшуюся на каменном склоне небольшого холма. Окружавшие узкий вход острые края каменных плит были похожи на перекошенные от старости губы темного беззубого рта.

Энтони Саксон опустился на четвереньки и заглянул в черную дыру. Затем он встал и, решительно отбросив дурные мысли насчет ядовитых змей и не менее ядовитых скорпионов, развязал покрывавший голову тюрбан и снял длинный бежевый халат пустынника, под которым были надеты длинные брюки и рубашка. Щелкнув кнопкой фонаря, он осветил темное пространство внутри пещеры и глубоко вздохнул.

— Ну ладно, я полез в эту кроличью нору, — объявил он нарочито беспечным голосом.

Саксон протиснулся в узкий проход пещеры, извиваясь длинным телом как саламандра, и вскоре исчез в темноте. Проход в пещеру шел вниз, напоминая ствол давно заброшенной угольной шахты. Когда проход стал резко сужаться, Саксон испытал острый приступ клаустрофобии, но, приложив все усилия, подавил в себе вспыхнувшее чувство панического страха и продолжал продвигаться вперед, нащупывая путь цепкими, довольно чувствительными кончиками пальцев.

К его радости, узкий проход вскоре стал расширяться, предоставляя больше простора для маневра. Преодолев ползком около двадцати футов, он добрался до конца прохода и оказался в небольшой пещере. Стараясь не удариться головой о низкий потолок внутренней камеры, он медленно поднялся и стал осматривать стены пещеры, освещая их тонким лучом фонаря. Его опасения насчет низкого потолка оказались напрасными. Пещера была довольно просторной и высокой.

Свет фонаря вырвал из темноты большую прямоугольную нишу размером не менее гаража для двух автомобилей. На ее противоположной стене виднелся вход в виде полукруглой арки высотой не менее пяти футов. Не долго думая он вошел в эту арку и, пройдя по узкому проходу не менее пятидесяти футов, оказался в небольшой прямоугольной комнате, которая по размеру была как минимум вдвое меньше предыдущей.

Вековая пыль, покрывавшая пространство небольшой камеры, вызвала у него приступ неудержимого кашля. Прокашлявшись, он осмотрел камеру и заметил, что она пуста, за исключением массивного деревянного саркофага, стоявшего у противоположной стены. Но его крышка была снята и валялась в стороне на пыльном полу. Саксон подошел поближе и увидел запеленутую с ног до головы мумию с грубо вспоротым животом, свисавшую, как тряпичная кукла, с края саркофага. Он выругался про себя, с горечью осознав, что опоздал на несколько столетий. Грабители древних могил побывали здесь задолго до него и выпотрошили мумию, а заодно вытащили из гробницы все ценные вещи.

Крышка саркофага была украшена резным изображением юной девушки, вероятно, подросткового возраста. У нее были большие черные глаза, пухлые губы и длинные черные волосы, собранные в пучок на затылке. Она выглядела прекрасной, одухотворенной и полной жизни. Саксон попытался осторожно уложить мумию в саркофаг. Поврежденная мумия была похожа на толстый пучок высохших прутьев. Саксон поправил саркофаг и так же осторожно накрыл его крышкой.

Покончив с саркофагом, он огляделся вокруг и вдруг увидел на одном из каменных блоков довольно отчетливую надпись, выполненную на древнем арабском языке первого века от Рождества Христова, то есть на тысячу лет позже самого захоронения.

— Чепуха, — тихо пробормотал Саксон и похлопал ладонью по крышке саркофага. — Спи спокойно, дорогая, и прости, что потревожил тебя.

Бросив последний грустный взгляд на гробницу, Саксон вернулся по узкому проходу в первую пещеру, после чего с большим трудом протиснулся к выходу, в кровь раздирая руки и ноги. Его брюки были изорваны в клочья, а локти и колени покрылись ссадинами.

Внешний мир встретил его невыносимой сорокаградусной жарой и выжидательным выражением на темном и морщинистом от солнца лице бедуина.

— Царица Савская? — поспешил спросить он.

Энтони Саксон ответил ему натужным смехом:

— Нет, это больше похоже на подделку.

Темное лицо бедуина помрачнело.

— Значит, это не царица.

Саксон вспомнил изображение девушки на крышке саркофага.

— Возможно, это принцесса, но только не моя царица. Не царица Савская.

В этот момент громко просигналил автомобиль, стоявший у подножия холма. Высокий усатый араб у изрядно потрепанного и покрытого пылью «лендровера» одной рукой давил на сигнал, а второй отчаянно подавал им какие-то знаки. Саксон ответил ему таким же взмахом руки, а потом накинул длинный халат, напялил на голову тюрбан и стал быстро спускаться по склону.

— Что стряслось, Мохаммед? — поинтересовался он.

— Пора ехать, — коротко ответил араб. — К нам приближаются плохие люди.

— Откуда ты знаешь, что они плохие? — насторожился Саксон.

— А здесь могут быть только плохие люди, — мудро ответил араб с улыбкой, блеснув золотыми зубами, и без лишних слов залез на водительское сиденье и запустил двигатель автомобиля.

Саксон уже давно привык доверять Мохаммеду во всем, что касалось безопасности в этой пустынной местности Йемена, которая чем-то напоминала ему прерии Дикого Запада. Казалось, здесь каждый вождь племени бедуинов имеет личную армию разбойников, способных на любой грабеж и любое убийство.

Не долго думая Саксон запрыгнул на пассажирское сиденье, сопровождавший его бедуин залез на заднее, а водитель резко нажал на педаль газа. Старый «лендровер» запрыгал по кочкам, разбрасывая во все стороны клубы песка и пыли. Умело управляясь с рулем и педалями, усатый араб каким-то непостижимым образом сумел достать оружие и приготовиться к отражению нападения. При этом он постоянно посматривал в зеркало заднего вида, а через некоторое время похлопал по приборной доске, словно это была шея любимого скакуна.

— Все в порядке, — удовлетворенно сказал он, широко ухмыльнувшись. — Вы нашли свою царицу?

Саксон вкратце рассказал ему о саркофаге и ужасном состоянии мумии.

Мохаммед ткнул большим пальцем в сторону сидевшего сзади бедуина.

— Я же говорил вам. Этот сын верблюдицы, как и вся его деревня, — самые настоящие мошенники.

Бедуин широко улыбнулся, вероятно, подумав, что удостоился высшей похвалы.

Саксон грустно вздохнул и посмотрел на безжизненную пустыню. Ландшафт немного изменился, но в целом оставался таким же пустынным, что и прежде. Какой-то местный жулик сообщил ему взволнованным голосом, что разыскиваемая им царица погребена прямо у него под носом. А ему пришлось проделать столь долгий путь и исцарапать руки и ноги, чтобы с горечью обнаружить, что древняя гробница давно уже ограблена далекими предками этого мошенника. Он уже просмотрел столько мумий, что даже со счета сбился. Правда, при этом повстречал немало хороших людей, и очень жаль, что все они уже мертвы.

Саксон вынул из кармана несколько риалов и протянул монеты сидевшему сзади бедуину. Тот расплылся в улыбке и сразу же предложил ему посмотреть еще несколько гробниц с древними царицами, но Саксон вежливо отказался.

Мохаммед высадил бедуина у шатров кочевников, а сам направился в старый город Маариб. Саксон попросил остановиться у отеля «Два райских сада» и, уже выйдя из машины, сказал Мохаммеду приехать в отель рано утром следующего дня, чтобы обсудить дальнейший план действий.

Приняв горячий душ, Саксон переоделся в широкие хлопчатобумажные слаксы и рубашку и спустился вниз с таким ощущением, словно проглотил не меньше фунта горячего песка пустыни. Усевшись за стойку бара, он заказал мартини и только с помощью этого замечательного сладкого напитка смягчил в горле стойкий привкус раскаленного песка.

Немного поболтав с парой рабочих из Техасской нефтяной компании, он заказал себе еще одну порцию мартини и, казалось, уже ощутил прежнюю бодрость духа, но тут один из нефтяников спросил его, чем он занимается в этих краях.

Разумеется, Саксон мог ответить, что предпринимает последнюю и совершенно безнадежную попытку отыскать гробницу царицы Савской в пустыне или на развалинах древнего города Маариба, который некогда был ее надежным пристанищем.

Но вместо этого он произнес самую простую фразу:

— Я провожу анализ местной воды.

Нефтяники недоуменно переглянулись, а потом взорвались неудержимым хохотом. Вскоре они ушли в свой номер, но прежде им пришлось угостить Саксона тремя порциями мартини.

Саксон пребывал в прекрасном расположении духа, когда почти вся мозговая деятельность приятно затуманивалась изрядным количеством алкоголя, но в этот момент в бар вошел пожилой служащий отеля и протянул ему лист гостиничной почтовой бумаги.

Думаю, что могу представить вас этому моряку. Если вы все еще испытываете желание познакомиться с ним, дайте мне знать как можно скорее.

Он заморгал, чтобы избавиться от застилавшего глаза тумана, и еще раз прочитал записку. Отправителем был каирский кладоискатель-антиквар по имени Хасан, с которым он говорил по телефону до поездки в Йемен. Саксон быстро написал ответ в самом низу листа, передал записку посыльному, вручил ему чаевые, а потом подробно проинструктировал насчет транспорта, так как намеревался уехать рано утром. Когда тот ушел, он заказал себе первую из нескольких чашек крепкого черного кофе, с помощью которого собирался устранить негативные последствия алкоголя.

Глава 6

Завала упаковал огромную дорожную сумку и уже собирался уходить, когда к нему в здание бывшей библиотеки в городке Александрия, штат Виргиния, которую он превратил в холостяцкое жилье в юго-западном стиле, заехал Остин. Они быстро отправились в аэропорт и сели на самолет до Канады, который поздно вечером после непродолжительной посадки в Монреале благополучно приземлился на аэродроме Сент-Джонс, что в провинции Ньюфаундленд.

Такси доставило их на оживленный причал, где пришвартовалось огромное судно «Лейф Эриксон» длиной не менее двухсот семидесяти футов и водоизмещением не менее сорока шести тонн. Лет пять назад корабль был выкрашен в коричневый цвет и примерно тогда же его корпус значительно укрепили для преодоления толстых льдов Северной Атлантики.

Капитан судна, коренной житель Ньюфаундленда по имени Альфред Доу, знал о времени прибытия их самолета и уже с нетерпением ожидал друзей на палубе. Когда гости поднялись по трапу, он первым делом представился, а потом сказал:

— Добро пожаловать на борт «Эриксона».

Остин протянул ему жилистую руку.

— Благодарю за теплый прием, капитан Доу. Я — Курт Остин, а это мой коллега Джо Завала. Мы ваши новые ковбои по борьбе с айсбергами.

Доу был крепким мужчиной примерно пятидесяти лет, который любил похваляться тем, что родился в местечке с давно забытым названием Мизери-Коув и что его семья оказалась настолько простодушной, что до сих пор проживает в тех местах. В его чистых голубых глазах по-прежнему мелькало мальчишеское озорство, а грубоватое, обветренное лицо моряка часто освещалось доброй ухмылкой, и на щеках появлялись симпатичные ямочки. Несмотря на самоуничижительный юмор, Доу был опытным шкипером, много лет проплававшим в весьма недружелюбных и опасных водах Северной Атлантики. В своих странствиях он нередко встречал небольшие, напоминающие гигантских черепах исследовательские суда НАПИ и знал, что это американское агентство пользуется уважением среди других океанографических организаций и проводит свои исследования практически по всему свету.

Когда Остин позвонил ему и попросил совершить рейс в направлении крупных айсбергов, капитан сразу же связался со своим начальством и получил разрешение допустить на борт посторонних. После этого он перезвонил Остину и назвал точную дату очередного отплытия.

Доу ждал гостей с нетерпением, так как уже хорошо ознакомился с присланным резюме, в котором говорилось, что Остин и Завала совсем не дилетанты, за которыми нужно постоянно присматривать, чтобы не свалились за борт.

Капитан знал, что Остин получил ученую степень магистра в Вашингтонском университете и был не только настоящим знатоком в области подводных исследований и подъема затонувших судов, но и опытным морским спасателем. Задолго до того, как бывший директор НАПИ Джеймс Сэндеккер переманил его из ЦРУ для работы в своем агентстве, Остин уже много лет работал на нефтяных промыслах в Северном море и помогал своему отцу управлять расположенной в Сиэтле компанией по спасению потерпевших крушение моряков.

Что же до послужного списки Завалы, то в нем говорилось, что он окончил мореходный колледж в Нью-Йорке и является опытным пилотом, проведшим огромное количество часов над водой, на воде и под водой. Кроме того, он был блестящим инженером в области конструкторских разработок, испытаний всевозможных подводных аппаратов.

Учитывая эти впечатляющие академические рекомендации, капитан был заинтригован своими гостями и поэтому решил лично поприветствовать столь уважаемых сотрудников НАПИ. Однако на самом деле Остин и Завала оказались больше похожи на искателей приключений, чем на солидных ученых, которых он ожидал встретить на палубе своего судна. Их сдержанная речь и добропорядочные манеры не могли скрыть от него крутой нрав и волевые качества этих людей, которые лишь отчасти смягчались их подчеркнуто деликатным поведением.

По всему было видно, что его гости обладают недюжинной физической силой и редкой выносливостью. Остин был довольно высоким мужчиной и весил не менее двухсот фунтов, хотя на его жилистом теле не было ни грамма лишнего жира. Широкие плечи и мощный торс, а также смуглая кожа и коротко стриженные волосы с изрядной преждевременной проседью делали его похожим на супермена, способного совершать чудеса храбрости и выносливости. Мужественное точеное лицо Остина было покрыто сетью тонких морщин и стойким загаром, что свидетельствовало о длительном пребывании на открытом воздухе. За многие годы ветер с моря и палящее солнце придали ему бронзовый оттенок. Умные проницательные глаза поражали удивительными спокойствием и уверенностью в собственных силах. Такие глаза всегда говорят незнакомым людям, что этого человека уже не может удивить ничто на свете.

Завала ростом был на несколько дюймов ниже, но обладал такой же мускулистой фигурой и легко двигался кошачьей походкой опытного матадора, изготовившегося к нанесению главного удара. Это качество сохранилось у него с тех давних времен, когда он довольно успешно боксировал на профессиональном ринге в категории бойцов среднего веса. Именно тогда он выработал весьма полезный навык наносить удар правой рукой, после которого следовал сокрушительный хук левой, повергавший противника в нокаут. На ринге эта комбинация правой и левой всегда приносила ему вожделенную победу. Атлетическая фигура и внешность кинозвезды делали его неотразимым для женщин и одновременно похожим на грозного корсара на каком-нибудь старом пиратском судне.

Капитан провел гостей в небольшую, но вполне комфортабельную каюту.

— Надеюсь, нас здесь будет не слишком много? — спросил Остин, бросая на диван дорожную сумку.

Доу покачал головой.

— Экипаж этого рейса насчитывает двенадцать человек, что на два человека меньше, чем обычно.

— В таком случае мы будем рады оказать вам любую посильную помощь, — предложил Завала.

— Я очень рассчитываю на это, джентльмены.

Доу быстро провел их от носовой части до кормы, рассказал об особенностях судна, а потом они все вместе поднялись на капитанский мостик, где он отдал экипажу команду отправиться в путь. Люди на палубе отдали швартовы, и судно медленно вышло из гавани Сент-Джонс. Через некоторое время они прошли Амхерст, миновали Пойнт-Спирс, который был последним клочком суши Северной Америки в северо-восточном направлении, а после этого судно быстро направилось вдоль побережья Ньюфаундленда, все больше окунаясь в мрачные свинцово-серые тучи северных морей.

Как только судно вышло в открытое море и легло на заданный курс, капитан Доу передал управление старпому, а сам развернул на столе большую карту, снятую с помощью спутниковой навигации.

— Наш «Эриксон» обычно доставляет в этот район продовольствие и оборудование в летние месяцы, когда здесь довольно тепло. С февраля по июль мы ищем надежный проход в стороне от моря Баффина. — Он постучал по карте указательным пальцем. — Именно здесь появляются на свет почти все самые крупные айсберги в Северной Атлантике. Здесь находится около сотни ледников Западной Гренландии, которые дают почти девяносто процентов всех айсбергов Ньюфаундленда.

— А вы можете назвать точное количество айсбергов? — спросил Остин.

— Могу предположить, что от ледяного щита Гренландии откалывается около сорока тысяч ледяных массивов, но так далеко на юг доходит только небольшая их часть. Аллея Айсбергов может насчитывать до восьми тысяч ледяных глыб, а это довольно большое пространство в районе сорок восьмого градуса северной широты. Отколовшись от материнского ледника, они почти круглый год путешествуют в этих широтах, а потом проходят через пролив Дейвиса и попадают в Лабрадорское течение.

— И таким образом оказываются в большом круге оживленного судоходства, — подытожил Остин.

— Вы неплохо подготовились к этому плаванию, — похвалил его Доу с легкой ухмылкой. — Совершенно верно, и именно здесь начинаются наши проблемы. По этому коридору проходит большая часть судов, курсирующих между Канадой, Соединенными Штатами и Европой. Разумеется, судоходные компании стремятся к тому, чтобы их морские линии были как можно короче и соответственно экономически выгоднее. Поэтому все суда проходят в непосредственной близости от хорошо известной зоны айсбергов, огибая ее с юга.

— Именно здесь «Титаник» повстречался со своим «неизвестным» айсбергом, — заметил Остин.

Улыбка исчезла с лица капитана Доу.

— Да, о судьбе «Титаника» в этих широтах нужно вспоминать как можно чаще. Он постоянно напоминает о том, что плохое управление судном в подобных условиях может выписать нам билет в один конец — к месту гибели Дэйви Джонса. «Титаник» покоится неподалеку от Гранд-Бэнкс, в месте пересечения Лабрадорского течения с Гольфстримом. Разница температур воды составляет там примерно двадцать градусов, что создает совершенно непроглядный туман. Как в густом лесу. Да и морские течения доставляют немало хлопот.

— От таких проблем у вас, вероятно, волосы на голове дыбом встают, — сочувственно заметил Остин.

— Да уж… Ледяная гора может бродить по океанским просторам, как пьяница после изрядной выпивки в кабаке. Североатлантические айсберги считаются самыми быстрыми в мире и продвигаются со скоростью не менее семи узлов в час. К счастью, у нас здесь немало помощников. Воздушные суда Международной патрульной службы по наблюдению за дрейфующими льдами совершают регулярные облеты этого района, а проходящие мимо суда тоже помечают местонахождение ледяных глыб. Да и наш «Эриксон» тесно сотрудничает с небольшим воздушным флотом самолетов-разведчиков, услуги которых оплачивают многочисленные нефтяные и газовые компании.

— А как вы с ними справляетесь? — поинтересовался Завала.

— Обычно мы используем мощные водяные пушки, чтобы отогнать айсберги в сторону от судоходного пути. Однако этот метод помогает только в случае с довольно небольшими айсбергами — размером примерно с рояль. К сожалению, у нас нет настолько мощных пушек, чтобы отогнать в сторону ледяную громадину весом пятьсот тысяч тонн. Единственный выход заключается в том, чтобы отбуксировать их в более теплые воды, но на это уходит уйма времени.

— Сколько айсбергов вам удается заарканить таким образом? — спросил Остин.

— Только те, которые направляются в сторону нефтяных и газовых месторождений, то есть две-три дюжины. Как только наше судно получает информацию о продвижении айсберга, мы сразу же направляемся к нему. Буровая вышка мирового класса стоимостью пять миллиардов долларов просто не имеет такой возможности. Конечно, буровая платформа может перемещаться, но для этого обычно требуется немало времени. Несколько лет назад уже произошло такое столкновение. Ледяную глыбу не успели засечь до тех пор, пока она не приблизилась к платформе на расстояние шести миль. Было уже слишком поздно буксировать ее подальше от буровой вышки. Танкерам удалось в самый последний момент оттолкнуть айсберг от вышки, но он налетел на платформу и повредил ее.

— Непонятно, как айсберг мог подойти близко при такой сложной системе наблюдения, — заметил Остин.

— Как я уже сказал, курс айсберга может быстро меняться в зависимости от его размера, формы и направления ветра. В тот раз он проскользнул мимо нас, пока мы следили за более крупным айсбергом, который на какое-то время скрылся в пелене тумана. Я назвал его горой Моби.

— Ну что ж, будем надеяться, что мы не уподобимся капитану Ахабу, преследующему белых китов, — пошутил Остин.

— Я бы предпочел иметь дело с белым китом, чем с айсбергом, — ответил Доу. — Кстати, я не говорил вам, почему уроженцы Ньюфаундленда любят выходить в море зимой?

Остин и Завала переглянулись, явно удивленные таким неожиданным поворотом в разговоре.

— Потому что густой снег залепляет фотообъективы, — сказал Доу, не дожидаясь ответа, и так громко рассмеялся, что на глазах выступили слезы. По всей видимости, у этого капитана было в запасе столько шуток, характерных для коренных жителей Ньюфаундленда, что он мог долго посмеиваться над своим происхождением. Эти шутки продолжались в течение всего вечера.

Кок «Лейфа Эриксона» приготовил им ужин, которым мог бы гордиться любой пятизвездочный ресторан. Пока Остин и Завала вгрызались в ростбиф с кровью, поглощали консервированную зеленую фасоль и картофельное пюре с чесноком, обильно политое острым томатным соусом, капитан безудержно потчевал гостей доморощенными хохмами, практически полностью исчерпав весь свой репертуар. Остин и Завала по мере сил выдерживали грубоватый юмор, но наконец их терпение лопнуло, и они под благовидным предлогом удалились в свою каюту.

Когда ранним утром следующего дня они поднялись на капитанский мостик, капитан пожалел их и, не утомляя больше своими анекдотами, угостил крепким черным кофе.

— Мы быстро идем вперед, — сообщил он. — Мимо нас уже прошло несколько крупных айсбергов. Думаю, это только начало.

Капитан показал рукой на небольшой айсберг, проплывавший мимо судна на расстоянии не более полумили.

— Это самый крупный айсберг, какой мне когда-либо доводилось видеть, — признался Остин.

— Но это сущий пустяк по сравнению с теми, которые нам придется увидеть позже, — подбодрил его капитан. — Откровенно говоря, настоящим айсбергом может считаться только такая гора, которая имеет длину около пятидесяти футов и возвышается над уровнем моря не меньше чем на двадцать футов. Все, что меньше, называется куском льда или просто ледяной глыбой.

— Похоже, нам придется освоить здесь новый словарь специальных терминов, — пошутил Завала.

Доу кивнул в знак согласия.

— Ну что ж, джентльмены, добро пожаловать в Аллею Айсбергов.

Глава 7

В аэропорту Каира Саксон быстро отыскал арендованную им машину и без колебаний погрузился в немыслимо хаотичный поток машин, который в городе пирамид почему-то назывался дорожным движением. Отовсюду доносилась какофония автомобильных сигналов, а удушающая городская пыль и выхлопные газы только острее подчеркивали контраст с тем временем, которое он провел в путешествии по безлюдным пустыням Йемена.

Он с трудом вырвался из центра города на окраину и остановил машину на улице Шариа-Судан. С расположенного неподалеку верблюжьего рынка, считавшегося одним из самых старых в Каире, доносился едкий запах навоза и слышались приглушенные крики животных. В давние времена загоны для скота были окружены зелеными полями местных феллахов, а сейчас вокруг них возвышались бетонные коробки многоэтажных жилых домов.

Саксон сам предложил провести деловую встречу на рынке, так как надеялся поговорить с Хасаном в многолюдном месте и не подвергать себя излишней опасности. Кроме того, ему нравился этот запущенный донельзя оазис Древнего Египта. Он отдал за вход на территорию небольшую плату, установленную для чужестранцев, и медленно побрел вдоль загонов. Сотни привезенных из Судана верблюдов дожидались своей очереди на скотобойне или еще более печальной для себя участи — возить ожиревших туристов к величественным пирамидам.

Саксон остановился на минуту и стал с любопытством наблюдать за отчаянно протестующим одногорбым верблюдом, которого тщетно пытались погрузить в кузов небольшого грузовика. В этот момент кто-то осторожно дернул его за рукав. Оглянувшись назад, он увидел перед собой грязного паренька из числа тех, кто весь день околачивается на рыночной площади, выпрашивая у посетителей бакшиш.

Парень показал пальцем куда-то в сторону, и Саксон, проследив за его движением, увидел неподалеку мужчину, который укрылся под навесом среди толпы покупателей верблюдов. Саксон протянул парню монету и направился к загону. Мужчина имел типичный для большинства коренных египтян загар цвета кофе с молоком, а его округлое лицо обрамляла коротко подстриженная борода. На голове у него была круглая белая шапочка, а тело покрывала такая же белая длинная хлопчатобумажная рубашка, которую местные жители называли галабея.

— Сабах ильхеер, — поздоровался Саксон, пожелав ему доброго утра.

— Сабах иннур, мистер Саксон, — ответил тот. — Меня зовут Хасан.

— Благодарю, что пришли сюда.

— У вас ко мне дело? — спросил Хасан. Этот вопрос должен был вызвать у Саксона некоторые подозрения, так как он хорошо знал, что египтяне любят подолгу сидеть за чаем, прежде чем приступить к обсуждению важных дел. Однако нетерпение победило врожденное чувство осторожности.

— Мне сказали, что вы поможете мне отыскать некогда потерянную вещь.

— Возможно, — уклончиво ответил тот, — но только в том случае, если мы договоримся о цене.

— Я готов заплатить любую разумную цену, — сказалСаксон. — Когда я могу посмотреть на эту вещь?

— Могу показать вам ее прямо сейчас. Она в моей машине. Пойдемте со мной.

Саксон заколебался. Криминальный мир Каира порой был тесно связан с таинственными политическими группами с довольно сомнительной репутацией. Поэтому он счел разумным поближе познакомиться с этим человеком, прежде чем отдать себя в его руки.

— Я предлагаю пойти в кафе «Фишави», поговорить о нашем деле и поближе узнать друг друга. — Это популярное заведение на открытом воздухе располагалось возле главного базара Каира и как раз напротив мечети.

Хасан недовольно поморщился.

— Там слишком много народу.

— Да, я знаю, — сказал Саксон, сделав ударение на последнем слове.

В конце концов Хасан кивнул и направился к выходу с рынка, где на обочине был припаркован его белый «фиат». Открыв дверцу, он широким жестом пригласил Саксона внутрь.

— Нет, я поеду за вами на своей машине, — вежливо отказался тот.

Он перешел на другую сторону улицы и сел за руль арендованного автомобиля. Вставив ключ зажигания, он хотел было завести мотор, но в этот момент рядом с ним раздался визг тормозов другой машины, из нее выскочили двое крупных мужчин в черных костюмах и в мгновение ока ворвались в салон Саксона. При этом один из них сел рядом с ним на пассажирское сиденье, а второй уселся сзади и приставил к его голове пистолет.

— Езжай! — приказал тот, что сел рядом.

У Саксона все похолодело внутри, но он каким-то чудом сохранил спокойствие. Его реакция была хладнокровной и сдержанной, чему в немалой степени способствовал многолетний опыт исследователя и искателя приключений. В прошлом ему довольно часто приходилось оказываться в подобных ситуациях. Он запустил двигатель, выехал на проезжую часть и неукоснительно выполнил приказ следовать за машиной Хасана. Все это время он напряженно молчал, так как любые вопросы могли лишь обозлить непрошеных пассажиров.

Тем временем белый «фиат» с трудом продирался по запруженной улице по направлению к Цитадели — огромному комплексу мечетей и многочисленных зданий военного ведомства. Сердце Саксона заныло от тоски. Армия вряд ли сможет отыскать его в лабиринте узких улочек и переулков вокруг Цитадели.

Автомобиль Хасана остановился перед парадным входом неизвестного здания, и только некоторое время спустя Саксон увидел над входом крупную надпись на арабском и английском языках, которая гласила: «Полицейский участок».

Хасан и его люди выволокли Саксона из машины, потащили через слабо освещенный вестибюль и наконец втолкнули в маленькую комнату без окон, пропитанную стойким запахом пота и сигаретного дыма. Из мебели здесь был только большой металлический стол, который слабо освещался единственной голой лампочкой, да два стула.

Саксона это обстоятельство ничуть не успокоило. Он хорошо знал, что в Египте люди, попадая в здание полиции, иногда не выходят оттуда.

Ему приказали сесть и отдать бумажник, после чего оставили в одиночестве на несколько минут. Через некоторое время вновь появился Хасан в сопровождении седовласого, но заметно лысеющего человека со свисавшей с толстых мясистых губ сигаретой. Незнакомец неспешно расстегнул пиджак, туго обтягивавший огромный живот, и уселся на стул лицом к Саксону. Вдавив остатки сигареты в наполненную окурками пепельницу, он громко щелкнул пальцами. Хасан протянул ему бумажник, который тот раскрыл с такой осторожностью, словно это была очень редкая книга.

— Энтони Саксон, — медленно протянул толстяк, посмотрев на удостоверение личности.

— Да, — подтвердил Саксон. — А вы кто такой?

— Я инспектор Шариф. Это мой участок.

— Могу ли я узнать, инспектор, почему меня привезли сюда?

Полицейский начальник закрыл бумажник и бросил его на стол.

— Здесь я задаю вопросы.

Саксон понимающе кивнул.

Инспектор показал пальцем на Хасана.

— Почему вы хотели встретиться с этим человеком?

— Я этого не хотел, — спокойно отреагировал Саксон. — Я говорил с каким-то человеком по имени Хасан, но это не он.

Инспектор хмыкнул.

— Правильно. Это наш офицер Абдул. А зачем вам нужен был Хасан? Он вор.

— Я надеялся, что он поможет мне обнаружить экспонат, исчезнувший некоторое время назад из Иракского национального музея.

— Значит, вы хотели заполучить украденные вещи? — насторожился инспектор.

— Я бы все равно вернул эту вещь в музей. Если хотите проверить мои слова, можете спросить об этом у самого Хасана.

Инспектор удивленно посмотрел на Абдула.

— Это невозможно, — сказал он, снова поворачиваясь к Саксону. — Хасан мертв.

— Мертв? Я же только вчера говорил с ним по телефону. Что с ним случилось?

— Он убит, — процедил инспектор, пристально наблюдая за реакцией Саксона. — Очень странное дело. Вы действительно ничего не знаете об этом?

— Ничего. Впервые слышу.

Инспектор достал сигарету «Клеопатра», зажег ее, втянул дым, а потом выпустил через обе ноздри.

— Я верю вам. Ну что ж, вот теперь можете задавать любые вопросы.

— Как вы узнали, что я намеревался встретиться с Хасаном?

— Очень просто. Ваше имя было в его записной книжке, где фиксировались все предполагаемые встречи. Выяснив вашу фамилию, мы быстро узнали в вас знаменитого писателя, книги которого пользуются в нашей стране огромной популярностью.

— Мне бы хотелось, чтобы их читало еще больше людей, — сказал Саксон с грустной улыбкой.

Инспектор равнодушно пожал плечами.

— Не понимаю, почему такой известный писатель заинтересовался каким-то воришкой?

Саксон имел все основания сомневаться в том, что инспектор сможет понять ту одержимость, которая заставила его совершить столь многотрудное путешествие по странам Европы, Ближнего Востока и Южной Америки, чтобы решить наконец одну из сложнейших исторических загадок Древнего мира. Иногда он сам не мог понять этой одержимости.

— Я очень надеялся, — осторожно начал он, тщательно подбирая нужные слова, — что Хасан поможет мне найти одну женщину.

— А-а-а, — протянул инспектор и повернулся к Абдулу, — женщину?

— У Хасана есть антикварные вещи, которые помогли бы мне закончить написание новой книги и снять фильм, посвященный царице Савской.

— Царица Савская, — эхом повторил инспектор с нескрываемым разочарованием. — Давно умершая женщина.

— Но все еще живая. Как Клеопатра.

— Клеопатра была великой царицей.

— Да, и такой же была царица Савская. Прекрасной, как солнечный день.

Дверь внезапно отворилась, и в комнату вошел еще один человек, но в отличие от толстого коренастого инспектора он был высоким и худощавым. Незнакомец был одет в оливкового цвета костюм с отутюженными до остроты бритвы брюками. Инспектор Шариф вскочил со стула и вытянулся по стойке «смирно».

— Благодарю вас, инспектор, — сказал вошедший и взмахнул рукой. — Вы с вашим офицером можете быть свободны.

Инспектор щелкнул каблуками, отдал честь и быстро покинул комнату, уводя с собой Абдула.

Незнакомец важно уселся на стул инспектора и положил на стол папку с бумагами, после чего с любопытством уставился на Саксона узкими немигающими глазами.

— Мне доложили, что вы обожаете верблюжий рынок, — произнес он на прекрасном английском.

— Да, я восхищаюсь горделивой осанкой этих животных. Иногда они напоминают мне старых аристократов, переживающих нелегкие времена.

— Любопытно, — хмыкнул незнакомец. — Меня зовут Юсеф. Я работаю в Департаменте внутренних дел.

Саксону было хорошо известно, что на самом деле Департамент внутренних дел являлось синонимом Агентства национальной безопасности.

— Вы очень добры, что не поленились приехать сюда.

— К данной ситуации моя доброта не имеет никакого отношения, — проворчал Юсеф и раскрыл папку. — Здесь содержится досье на настоящего Хасана. — Его холеные пальцы вырвали из скрепленной степлером пачки несколько листов и протянули их Саксону. — А вот здесь приводится список похищенных антикварных вещей.

Саксон быстро пробежал глазами составленный на английском языке перечень предметов.

— Этот список вполне соответствует тому, который был опубликован Багдадским музеем.

— В таком случае вы, вероятно, пришли слишком поздно. — Юсеф откинулся на спинку стула и скрестил руки. — Эти предметы были изъяты армией и сейчас, по всей вероятности, находятся в распоряжении ЮНЕСКО. А на следующий день после этого перемещения Хасан был подвергнут жестоким пыткам и убит. — С этими словами Юсеф провел пальцами по горлу.

— Но если у него не было никаких антикварных вещей, то почему он уверял меня, что они находятся у него?

— Вор крадет не один раз. Вероятно, он надеялся, что сможет надуть какого-нибудь богатого иностранца.

— Вам известно, кто его убил?

— Сейчас мы работаем над этим делом.

— А кто именно представлял интересы ЮНЕСКО?

— Какая-то итальянка по имени Карина Микади.

— Как вы полагаете, она все еще находится в Каире?

— Несколько дней назад она уехала из страны вместе со своим антиквариатом, который должен быть доставлен на территорию США по согласованию с багдадским правительством.

Саксон почувствовал, что ветер перестал наполнять его паруса. А он был так близок к заветной цели.

— Вы позволите мне уйти отсюда?

— В любое время, — сказал Юсеф, вставая из-за стола. — В любом криминальном деле так или иначе замешана женщина.

— Мисс Микади?

Он покачал головой:

— Царица Савская.

Египтянин изобразил на лице добродушную улыбку и широко открыл перед гостем дверь. Саксон быстро покинул здание полицейского участка и сразу же направился в отель «Марриотт». В своем номере он сделал несколько телефонных звонков, а потом связался с офисом ЮНЕСКО, где ему охотно подтвердили, что Карина Микади действительно находится на пути в Америку.

Саксон подошел к окну и долго смотрел на бессмертный Нил и ярко сверкающий огнями древний город. В его памяти возникла снисходительная ухмылка Юсефа при упоминании о поисках призрака женщины, которая покинула этот мир три тысячи лет назад.

После непродолжительных раздумий Саксон снова взял телефонную трубку и заказал билет на самолет до Соединенных Штатов. После этого он стал торопливо собирать вещи и укладывать их в дорожную сумку.

Долгое странствие в поисках самой совершенной женщины неоднократно забрасывало его в самые отдаленные и опасные места земного шара, и сейчас он не собирался бросать дело на полпути.

Глава 8

Контейнеровоз «Оушен эдвенчер» мог принять на борт почти две тысячи контейнеров для перевозки грузов, но даже при водоизмещении семь тысяч тонн и длине пятьсот футов он казался пигмеем по сравнению с новейшими сухогрузами, составлявшими в длину почти три сложенных вместе футбольных поля. Карина Микади могла без особого труда ощутить эти пространственные сравнения, пока прогуливалась по длинной палубе судна, поеживаясь от сырого пронизывающего ветра Северной Атлантики.

С момента погрузки судна в порту Салерно Карина каждое утро вставала как можно раньше, спускалась вниз из своей каюты и до завтрака совершала утреннюю прогулку по палубе, пристально оглядывая контейнеры. Отвращение к сырой погоде компенсировалось неизменной привычкой поддерживать свою и без того хрупкую фигуру в надлежащей форме, а также с трудом сдерживаемым нетерпением поскорее добраться до места назначения. Количество кругов по периметру палубы зависело от погоды, которая варьировалась от терпимо сырого бриза до ужасно холодного ветра, беспрестанно дувшего с побережья Ньюфаундленда.

«Оушен эдвенчер» мало напоминал романтические пароходы, бороздившие океанские просторы в далеком прошлом и прекрасно описанные в бессмертных рассказах Джозефа Конрада. На самом деле это судно представляло собой огромную морскую платформу, на которую загружались стальные контейнеры длиной двадцать и высотой около восьми футов. Их устанавливали по шесть штук в ряд, в результате чего они занимали почти все пространство палубы, за исключением узких проходов между ними и вдоль борта судна. Еще несколько сотен контейнеров были размещены в трюме под верхней палубой.

Обходя контейнеры по краю палубы, Карина невольно вспомнила череду странных событий, которые привели ее на это судно, рассекавшее холодные воды Атлантики. Несколько лет назад в Багдаде был убит Али Баббас, но тогда это трагическое событие ее мало удивило, хотя и потрясло своей жестокостью. Торговля антиквариатом всегда считалась делом прибыльным, но весьма рискованным, часто сопровождавшимся насилием и убийствами. В таинственном криминальном мире вращались такие огромные деньги, что несчастных жертв практически никогда не находили. По всей вероятности, бедный Али просто перешел дорогу какому-нибудь криминальному боссу.

И тем не менее она с грустью восприняла это трагическое событие. Без помощи Али все ее надежды на успешный поиск пропавших антикварных вещей становились весьма призрачными. Он был удачливым посредником, поставлявшим на рынок антиквариата украденные из музеев предметы, и никогда не доверял свои знания бумаге. Все имена покупателей и продавцов хранились у него в голове и были утрачены вместе с его смертью. С гибелью этого дилера разыскиваемые Кариной музейные экспонаты оказались вне пределов ее досягаемости и фактически были разбросаны по всему миру.

Карина прекрасно понимала, сколько ей придется сделать по возвращении из Ирака в Париж, где находился главный офис ЮНЕСКО. Через несколько месяцев после возвращения из Багдада она напала на след древней статуи этрусков, но поиски были прерваны неожиданным визитом в ее контору Огюста Бенуа — чопорного, подтянутого и вероломного человека, который с первых минут напомнил Карине созданный богатым воображением Агаты Кристи образ детектива Эркюля Пуаро.

Бенуа был сотрудником престижной адвокатской конторы в Париже и поэтому сразу же перешел к делу.

— Моя фирма получила предложение представлять интересы Фонда Балтазара, — заявил он. — Мистер Балтазар является весьма преуспевающим бизнесменом и известным филантропом. Он был крайне раздосадован, узнав о разграблении Багдадского музея. Мистер Балтазар внимательно прочитал статью, в которой подробно излагались ваши усилия по поиску тайных складов похищенных из музея вещей, и очень надеется, что с помощью предлагаемых его фондом средств, а также ваших несомненных талантов все похищенные древние предметы будут непременно возвращены в Ирак.

— Очень трогательная забота со стороны мистера Балтазара, — осторожно ответила Карина. — Однако мне кажется, что я принесу гораздо большую пользу, работая с такими всемирно известными организациями, как ЮНЕСКО.

— Простите, что не успел разъяснить вам истинную позицию мистера Балтазара, — поспешил успокоить ее Бенуа. — Дело в том, что вас никто не вынуждает прекращать работу в ЮНЕСКО.

Карина посмотрела на большую стопку бумаг, скопившихся на рабочем столе.

— Вы сами видите, что я просто завалена срочной работой.

— Прекрасно понимаю, — улыбнулся Бенуа и вынул из «дипломата» лист бумаги. — Это текст договора, который мы вам предлагаем. Наш фонд готов выделить вам грант на проведение необходимых исследований и перевести его на любой банковский счет по вашему выбору. Вы сможете снимать деньги с этого счета в любое удобное для вас время и для любых целей, но при одном непременном условии: эти деньги должны быть потрачены на поиск и восстановление иракских древностей. Никаких других ограничений со стороны фонда вы испытывать не будете, включая расходование выделяемых средств.

Карина неожиданно задумалась над этим предложением, заинтригованная столь необычными условиями.

— Мистер Балтазар проявляет исключительную щедрость.

Бенуа просиял от удовольствия.

— Ну так что, мадемуазель Микади?

Какое-то время Карина пребывала в нерешительности. С одной стороны, она выполняла несколько важных заданий ЮНЕСКО, а с другой — не могла упустить такой редкий шанс. Она еще раз пробежала глазами условия договора.

— Позвольте мне внимательно изучить этот документ, а завтра утром я позвоню вам и сообщу о своем решении.

На следующий день она позвонила Бенуа и согласилась на предложенные условия. Во время работы в ЮНЕСКО она, как правило, имела дело с правительственными организациями, Интерполом, работниками музеев и экспертами в области археологии, однако возможность безграничного доступа к финансам открывала перед ней совершенно новые миры. Имея в своем распоряжении большие деньги, она могла получить доступ к самым таинственным и богатым дилерам, работавшим на мировом рынке антиквариата. И вот теперь у нее появилась такая возможность. Вскоре она организовала широко разветвленную и довольно эффективную сеть полицейских и криминальных информаторов, которые часто снабжали ее полезными сведениями об антикварных предметах, исчезнувших из музеев не только Ирака, но и других стран.

Одним из наиболее надежных источников информации подобного рода был коррумпированный офицер египетской армии, которого она знала как Полковника. Примерно за неделю до описываемых событий он неожиданно позвонил ей и обрадовал сообщением, что большая группа антикварных вещей, которые очень ее интересовали, выставлена на продажу каким-то мелким воришкой по имени Хасан. Карина сразу же предупредила Полковника, что встретится с Хасаном в течение сорока восьми часов, по телефону договорилась с ним о встрече и попросила найти укромное место для разговора.

По условиям договора с Фондом Балтазара, она должна была информировать его обо всех своих делах, включая встречи и переговоры с торговцами антиквариатом. Она сразу же позвонила Бенуа и сообщила о своем намерении встретиться с Хасаном, а тот пообещал, что передаст информацию руководству фонда. Перед вылетом в Каир она связалась по телефону с багдадским профессором Насиром и радостно сообщила, что напала на след пропавших древностей.

Насир был рад такому повороту дел, но предупредил, что ситуация в Ираке все еще остается неопределенной и что он обеспокоен сохранностью коллекции. При этом он добавил, что пытается найти хоть какие-то средства для организации подробной описи оставшихся в музее экспонатов. Кроме того, Насир с радостью воспринял предложение Карины по поводу использования определенной части коллекции для получения необходимых средств. Он изъявил готовность подписать документ, позволяющий ей временно хранить наиболее ценные экспонаты музея, и пообещал связаться с посольством Ирака в Вашингтоне и попросить его сотрудников оказать всемерную помощь и соответствующую дипломатическую поддержку в организации выставок и экспозиций на территории США.

А когда она приехала в Египет, события стали развиваться намного быстрее. Во время обеда в отеле «Нил-Шератон» Полковник неожиданно сообщил ей, что он уже фактически получил эту коллекцию, а потом, когда она заплатила ему за соответствующие услуги, великодушно угостил ее обедом. Ту ночь она провела на складе Порт-Саида, с нескрываемым волнением ожидая прибытия грузовика с антикварными вещами.

Грузовик прибыл в порт вскоре после полуночи. Все артефакты были покрыты грязью и пылью, но, к счастью, в целости и сохранности. С помощью фонаря Карина осмотрела полученный груз, пересчитала вещи и тщательно занесла их номера в собственный список. После этого она зарегистрировала все богатство Балтазара на таможне и лично проверила погрузку сокровищ на судно, отбывающее в Италию.

Когда все было готово, она вылетела в Салерно, опередив судно на несколько часов, и оформила там все необходимые документы для отправки груза в Соединенные Штаты на контейнеровозе «Оушен эдвенчер». Во время нервозного ожидания судна она обсудила с Насиром и работниками посольства все детали предстоящей выставки музейных экспонатов на территории США. Когда контейнеровоз наконец-то прибыл в порт, она тотчас же позвонила Бенуа и сообщила, что берет на себя ответственность за сохранность бесценных экспонатов и подготовку их демонстрации в США. К ее удивлению, он был почему-то разочарован этой новостью, но потом перезвонил ей и сказал, что переговорил с господином Балтазаром и тот искренне поздравляет ее с успешным завершением этого дела. Тем не менее Карина решила не спускать глаз с контейнера и потребовала себе каюту на судне, чтобы воочию убедиться в целости и сохранности музейных экспонатов.

Сделав очередной круг по палубе, она остановилась в узком проходе между длинными рядами груза и посмотрела на выкрашенный в голубой цвет контейнер. Убедившись в том, что он на месте, она направилась на нос судна, где на нее обрушился вал ледяного воздуха с мелкими брызгами морской воды.

Накануне вечером во время ужина капитан сухогруза сообщил ей, что крейсерская скорость судна в этих водах составляет восемнадцать узлов в час, но при подходе к Ньюфаундленду он снизит скорость, поскольку именно в этом месте они входят в весьма опасную зону, известную как Аллея Айсбергов. Это неожиданное откровение капитана вызвало у нее больше любопытства, чем страха за судьбу судна.

Остановившись на мгновение на носу, она посмотрела на серую поверхность океана, но увидела там лишь небольшие льдины размером не больше дорожного чемодана. Несколько слоев одежды не спасали ее от пронизывающего ветра Атлантики, ледяные щупальцы которого стали неприятно щекотать ребра. Она вспомнила, что в кают-компании ее ждет горячий черный кофе и омлет, и, быстро развернувшись, направилась вдоль борта к капитанскому мостику.

Она успела пройти лишь три четверти пути, когда над головой послышался какой-то странный хлопающий звук. Она подняла голову и увидела над морем пару вертолетов, летевших бок о бок на высоте примерно двухсот футов над водой. Они быстро приближались к сухогрузу, и уже было видно, что на их черных металлических фюзеляжах нет никаких опознавательных знаков.

Карину удивило внезапное появление вертолетов — судно находилось на расстоянии сотни миль от береговой линии, — но потом она вспомнила, как капитан говорил, что в этом районе расположены газовые и нефтяные буровые вышки разных компаний. Должно быть, эти вертолеты принадлежат одной из них и базируются на ее морской платформе.

Тем временем вертолеты низко пролетели над палубой сухогруза, слаженно развернулись и стали кружить над судном, как хищные птицы, высматривающие добычу, а потом начали сужать круги, пока наконец не сели на длинный ряд контейнеров. Через минуту громкий рев их моторов стал постепенно стихать, а края лопастей опустились вниз.

Карина продолжала путь в кают-компанию, будучи абсолютно уверена в том, что правильно идентифицировала принадлежность неожиданных гостей. И только перед лестницей вниз она вдруг остановилась, увидев перед собой странное зрелище. Из вертолетов стали быстро выскакивать темные фигуры и по канату спускаться с контейнеров на палубу. Трое в масках, одетые в черную униформу, сразу же преградили ей путь. Однако самое странное заключалось в том, что они были вооружены короткоствольными автоматами, а сверкавшие сквозь прорези глаза не предвещали ничего хорошего.

Карина быстро повернулась и побежала прочь, но в этот момент перед ней с контейнеров спрыгнули еще четыре человека, полностью заблокировав путь к отступлению. Один из незнакомцев схватил ее за руку и, резко повернув к себе спиной, крепко стянул ее запястья скотчем.

После этого ее повели в сторону капитанского мостика, а когда она попыталась сопротивляться, больно ударили между лопатками прикладом. В том же направлении шли и другие вооруженные люди в черных костюмах, среди которых Карина узнала двух филиппинцев из команды судна. Увидев их нагло ухмылявшиеся рожи, она поняла, что эта парочка была заодно с захватчиками.

Группа налетчиков быстро разделилась на две команды. Один из членов экипажа повел четверых налетчиков на капитанский мостик, а остальные направились на нос судна. Вся операция по захвату контейнеровоза проходила в полной тишине. Карина сразу догадалась, что эти люди хорошо знали, что делают и чего хотят. Но когда один из членов экипажа повел ее к контейнеру с артефактами и постучал по металлической поверхности руками в перчатках, ее сердце замерло от страха.

Дверь контейнера была заблокирована другими металлическими ящиками, но это не остановила захватчиков. Один из них открыл металлический чемодан, вынул оттуда портативный резак, зажег яркое пламя и подошел к стенке контейнера. Прикрывая глаза, он быстро очертил большой круг и стал вырезать по контуру отверстие.

Карина не выдержала и издала отчаянный вопль, в котором соединились крики возмущения и отчаяния. Ее громкий голос гулко разнесся по палубе. Один из захватчиков обхватил ее сзади за шею и одновременно ударил по ногам. Потеряв равновесие, Карина упала навзничь на палубу, сильно ударилась головой о металлический выступ и потеряла сознание.

Очнувшись через некоторое время, она поняла, что лежит на спине в каком-то темном помещении. Голова раскалывалась от боли. Карина с трудом повернулась на бок и увидела, что ее бросили меж двух картонных коробок внутри контейнера. Сверху пробивался тонкий луч света, исходивший от рваных краев большой дыры в стенке контейнера.

Она попыталась встать на ноги, но это оказалось практически невозможно, так как руки были связаны за спиной, а голова кружилась от боли. Откинувшись на холодную сталь контейнера и изнемогая от слабости во всем теле, она вдруг увидела в проеме чью-то тень. Какой-то человек просунул голову в отверстие и посмотрел на нее. Карину ужаснул этот взгляд. Лицо человека было одутловатым, а огромные злобные глаза таращились на нее с неистовым демоническим напряжением.

У Карины кровь застыла в жилах. Это было самое страшное лицо, которое ей когда-либо доводилось видеть в своей жизни.

По всей вероятности, все эти чувства мгновенно отразились на ее лице, так как человек отреагировал на них широкой ухмылкой.

Хорошо, что Карина снова потеряла сознание и хоть на какое-то время избавилась от этого ужаса.

Глава 9

Оранжево-белый самолет-разведчик дальней авиации «Геркулес-130 НС» поднялся в воздух рано на рассвете с аэродрома Сент-Джонс и направился на восток в обычный семичасовой полет по заданию Международной патрульной службы по наблюдению за дрейфующими льдами. Набрав скорость триста пятьдесят миль в час, он должен был за время патрульного рейса облететь акваторию океана площадью триста тысяч квадратных миль.

Сидевший за монитором радара сотрудник береговой охраны предавался приятным мечтам о предстоящем вечером свидании с молодой жительницей Ньюфаундленда. В своих мечтах он уже почти дошел до того момента, как потащит ее в постель, когда заметил на экране монитора какую подозрительно мигающую точку.

Человек за экраном радара мгновенно отбросил в сторону приятные мысли и сосредоточился на мониторе. На четырехмоторном турбовинтовом самолете был установлен радар, который просматривал довольно большое пространство не только перед самолетом, но и с обеих его сторон. Именно этот боковой радиолокаторе маркировкой «SlaR» обнаружил на расстоянии двадцати миль к северу от самолета большой надводный объект.

Первые наблюдения за движением айсбергов начались еще в 1912 году, когда был создан Ледовый патруль для предотвращения катастроф, подобно той, что произошла незадолго до этого с «Титаником». С тех пор в патрульной службе появилось немало хитроумных приборов, но несмотря на технологический прогресс, идентификация крупных айсбергов все еще оставалась скорее искусством, чем наукой.

Радиолокаторщик попытался определить, был ли этот объект крупным айсбергом или всего-навсего стоявшим на якоре рыболовецким траулером. Ровные края неподвижного объекта наводили на мысль, что это самое обыкновенное судно, поскольку он не обнаруживал никаких признаков жизни. Однако опытный глаз радиолокаторщика сразу же определил небольшую тень от объекта, что указывало на то, что он намного выше, чем простое рыболовецкое судно.

Айсберг.

Он быстро зафиксировал координаты объекта, и самолет в ту же минуту взял курс на север. Повисший над поверхностью океана густой туман до последней минуты не давал никакой возможности для визуального наблюдения. Самолет продолжал спускаться, пока не оказался в нескольких сотнях футов над водой. Когда туман рассеялся, пилоты увидели крупную ледяную гору с остроконечной вершиной. Потом айсберг снова скрылся за пеленой тумана, но и одного взгляда было достаточно, чтобы определить размеры и степень опасности этой глыбы.

Данные о его местонахождении были тут же отправлены в Центр наблюдения за дрейфующими льдами, расположенный в городе Гротоне, штат Коннектикут. Там мощный компьютер быстро обработал полученную информацию и определил не только предполагаемые размеры ледяной глыбы, но и вероятный маршрут ее продвижения. Затем по радио было разослано срочное сообщение во все мореходные организации и компании, включая местную авиационную линию береговой охраны «Суперкинг», которая по условиям контракта с буровой компанией вела наблюдение за районом Гранд-Бэнкс.

Получив предупреждение, эта служба сразу же отправила в район обнаружения айсберга двухмоторный самолет-разведчик, который без особого труда нашел ледяную глыбу в указанном районе, так как туман уже почти рассеялся. Пролетев пару раз над айсбергом на малой высоте, пилот подтвердил по радио проверенную информацию и передал ее на все буровые платформы и оказавшиеся поблизости морские суда.

«Лейф Эриксон» медленно шел своим курсом, когда на борт пришло срочное сообщение о грозящей опасности. Два дизеля мощностью десять тысяч лошадиных сил каждый мгновенно взревели, и судно ринулось вперед, оставляя на серой поверхности океана белые хлопья пены. В этот момент оно напоминало полицейского на мотоцикле, отчаянно преследующего нарушителя.

Когда в громкоговорителе прозвучал сигнал тревоги, Остин находился в рулевой рубке, уточняя курс вместе с Завалой.

— Наш пропавший Моби? — удивленно спросил Остин у капитана.

— Вполне возможно, — осторожно ответил Доу. — Он соответствует полученному описанию. Полагаю, скоро мы об этом узнаем.

Капитан Доу приказал машинному отделению снизить скорость, так как белые, словно хлопок, клубы густого тумана почти полностью окутали нос судна и грозили через несколько минут поглотить весь корпус. Видимость стала почти нулевой и не превышала расстояние плевка. Судно медленно двигалось вперед, полагаясь исключительно на свои электронные мозги и глаза.

Капитан безотрывно следил за экраном радара и время от времени отдавал соответствующие приказы рулевому, постоянно корректируя курс судна, которое уже и так ползло как черепаха. Напряжение на капитанском мостике нарастало и вскоре охватило всех присутствующих. В этот момент судно вошло в опасную зону и находилось прямо над местом гибели «Титаника». Даже самые современные суда, оснащенные мощными электронными системами, иногда сталкивались с крупными айсбергами, что в большинстве случаев приводило к фатальному исходу.

Капитан загадочно улыбнулся и поднял голову от экрана радара.

— Я вам не говорил, что используют жители Ньюфаундленда для отпугивания москитов? — спросил он, продолжая хитро улыбаться.

— Пистолет, — засмеялся Завала.

— Москиты падают на землю и разбиваются, когда пули поражают огни на посадочной полосе, — добавил Остин.

— Думаю, вы уже где-то слышали эту шутку. Не волнуйтесь, мы все равно сделаем из вас настоящих ньюфаундлендеров.

Разрядив шуткой гнетущее напряжение, капитан вновь повернулся к экрану радара.

— Туман стал понемногу рассеиваться. Смотри в оба. Я приготовил для вас небольшой сюрприз, который появится с минуты на минуту.

Остин посмотрел на серую гладь воды.

— У нас появилась компания, — сказал он, нарушив установившееся на капитанском мостике кафедральное благодушие.

Смутные очертания огромного айсберга вынырнули из тумана, как страшный призрак в кошмарном сне. В течение нескольких секунд ледяная гора обрела более монолитные формы, а ее вершина вздымалась на высоту пятнадцатиэтажного дома. Это ощущение еще больше усиливалось из-за тонких лучей солнца, с трудом пробивавшихся сквозь рассеивающийся, но все еще довольно плотный туман. Ледяная гора сверкала на солнце, оттеняя собой синее небо и разбрасывая во все стороны отблески солнечных лучей.

Капитан похлопал Остина и Завалу по плечам.

— Хватайте свои гарпуны, парни. Мы наконец-то нашли вашего Моби. — Он с нескрываемым восхищением смотрел на ледяную гору, щурясь от яркого света. — Прекрасное зрелище, не так ли?

— Малюсенький кубик льда, — пошутил Остин. — И это притом, что мы видим над водой только восьмую часть ледяного гиганта.

— Да, такого кубика хватило бы на миллиард порций «Маргариты», — добавил Завала, полностью разделяя восторг товарищей.

— Этот айсберг называется замком, — пояснил Доу. — Именно такого типа гора отправила на дно «Титаник». Среднего размера айсберг в этих водах весит около двухсот тысяч тонн и имеет длину примерно двести футов, а этот гигант на триста футов длиннее, да и весит он не меньше пятисот тысяч тонн. А «Титаник» погиб от столкновения с айсбергом, в котором было около двухсот пятидесяти тысяч тонн.

Капитан приказал рулевому обогнуть ледяную гору, не приближаясь к нему на расстояние меньше ста футов.

— С таким гигантом надо быть предельно осторожным, — объяснил он.

— Его острые края, судя по всему, легко могут содрать обшивку с нашего судна, — заметил Остин.

Капитан продолжал безотрывно следить за ледяной горой.

— Меня больше волнуют не надводные края, а огромные выступы, которых мы сейчас просто не видим. Они находятся на самой вершине и могут в любой момент отколоться от основной массы и плюхнуться в воду. Удар может быть такой силы, что наше судно опрокинется, как щепка. — На обветренном лице Доу появилась легкая усмешка. — Ну что, не жалеете, что поплыли с нами?

Молча кивнув в знак согласия, Остин попытался еще раз осознать смертоносную красоту величественной ледяной горы. Завала тоже не стал скрывать своего восхищения по поводу путешествия и снова благоговейно уставился на сверкающую вершину айсберга.

— Фантастика! — только и смог прошептать он.

— Рад слышать это, друзья мои, так как малыш Моби принадлежит вам. Несколько лет назад поисковое судно НАПИ вытащило меня из ледовых заторов, и вот сейчас я рад отплатить вам за помощь. Владельцы судна сказали мне, что ваше присутствие на борту не будет для них проблемой, если вы согласитесь подписать контракт в качестве временных членов команды. А вы уже заслужили это право, поскольку обошли вокруг ледяного гиганта.

Чуть раньше капитан Доу великодушно позволил своим гостям отбуксировать в сторону отдельные куски айсберга и был очень рад, что они быстро освоились с этим нелегким делом и проявили свои лучшие качества.

— Эти ледяные осколки на самом деле не уступают по размеру приличному дому, — сказал Остин. — А вон тот, что прямо перед нами, наверняка превышает огромный гостиничный комплекс «Уотергейт».

— Да, но схема действия остается прежней: обнаружить их, заарканить и оттащить в сторону. А я буду присматривать за вами из-за спины на тот случай, если появятся какие-нибудь проблемы. Наденьте соответствующее погоде обмундирование, а я буду ждать вас на палубе.

Остин и Завала обрадовались, как маленькие дети, неожиданно получившие в подарок двухколесный велосипед. Поблагодарив капитана, они быстро отправились в каюту, натянули на себя теплые Шерстяные свитера, а потом облачились в ярко-оранжевые водонепроницаемые костюмы. К тому времени, когда они поднялись на палубу, ветер заметно усилился. Ровная поверхность моря покрылась мелкими волнами, отдаленно напоминая шершавую кожу аллигатора.

Капитан внимательно следил за тем, как друзья работали вместе с командой судна, выпуская за борт двухсотфутовую секцию сверхпрочного полипропиленового каната толщиной не менее восьми дюймов. Один конец каната был привязан к цилиндрической швартовой тумбе и спускался в воду через широкое отверстие в носовой части судна. К свободному концу каната был прикреплен ярко-оранжевый буй. Когда работа закончилась, Остин сообщил по портативной радиостанции, что все готово.

Судно описало большой круг, стараясь не приближаться к ледяной горе на расстояние менее двухсот футов и останавливаясь лишь для того, чтобы члены команды смогли спустить в воду дополнительную часть каната.

Когда «Эриксон» вернулся в исходное положение, члены команды подобрали свободный конец каната и закрепили его на палубе, а Остин тем временем пристально следил затем, чтобы матросы не поднимали его слишком высоко. В противном случае канат мог просто-напросто соскользнуть с поверхности ледяной глыбы. Капитан остался доволен ходом этой непростой операции.

— Неплохо сработали, — улыбнулся Доу. — А сейчас начинается самое интересное.

Он пригласил Остина и Завалу на капитанский мостик в тот самый момент, когда расстояние между судном и ледяной глыбой не превышало полумили. Доу по опыту знал, что такое расстояние является самым оптимальным для буксировки ледяной скалы.

— С этого момента я передаю вам бразды правления, — сказал Остин, прекрасно понимая, что дилетант не может управлять судном с капитанского мостика, только капитан. Ледяные глыбы часто переворачивались во время буксировки и к тому же могли повредить винты судна, что в этих широтах грозило настоящей катастрофой.

Под пристальным наблюдением капитана мощные двигатели судна стали быстро набирать обороты, натягивая прочные канаты. Ледяная глыба неохотно подчинилась, с трудом преодолевая силу инерции, которая удерживала ее на прежнем месте. Однако чуть позже ледяная гора стала медленно двигаться по воде, причем настолько медленно, что понадобился бы целый час, чтобы достичь скорости одного морского узла в час.

Убедившись в том, что им удалось заарканить огромную глыбу, Остин извинился, быстро спустился в каюту, а потом вернулся назад и протянул капитану большую картонную коробку. Доу открыл ее, и его лицо расплылось в радостной улыбке. В коробке лежала широкополая ковбойская шляпа, которую он тотчас же надел.

— Немного великовата, но я могу набить ее старыми газетами, чтобы не так болталась, — сообщил он. — Спасибо вам, парни.

— Можете считать это знаком благодарности за то, что согласились взять нас на борт, — ответил Остин.

А Завала тем временем пристально следил за айсбергом, угрожающе нависшим над судном.

— Что нам теперь делать с этой громадиной?

— Мы оттащим его к сильному течению, а оно унесет айсберг подальше от нефтяных вышек. На это может уйти несколько дней.

— Капитан, — неожиданно позвал матрос, сидевший за экраном радиолокатора. — я засек какой-то странный объект. Похоже, он движется по направлению к Большой северной платформе. — Он прочертил на прозрачной карте три линии, которые пересекались как раз в точке нахождения буровой вышки, заодно устанавливая курс объекта и скорость его движения. Капитан посмотрел на карту и прикинул место пересечения.

— Это плохая новость, — недовольно проворчал он. — Нет никаких сомнений, что какое-то большое судно движется в направлении нефтяной вышки. Причем с огромной скоростью.

Он тут же связался по радио с диспетчером Большой северной платформы и узнал, что местный оператор тоже обнаружил этот объект и уже несколько минут пытается связаться с ним, но на его сигналы никто не отвечает. Он уже собирался было доложить об этом на борт «Лейфа Эриксона», но тот опередил его.

— Этот объект вызывает серьезное беспокойство, — доложил матрос за радаром. — Он направляется нам наперерез и может перекрыть путь движения.

— Да, похоже на то, — согласился с ним капитан. — По моим расчетам, он находится от нас на расстоянии не более десяти миль.

— Слишком близко, черт возьми.

— Ну что ж, придется оставить наш айсберг и попытаться перехватить это судно. Сколько времени понадобится, чтобы отбуксировать буровую вышку в сторону от его движения?

— Мы уже меняем курс, но это судно все равно придет туда первым, если будет двигаться с такой же скоростью.

— Продолжайте попытки установить с ним радиосвязь. Нам так или иначе нужно будет увести его в сторону от вышки. — Капитан повернулся к Остину и Завале: — Извините, парни, но придется отпустить на волю ваш айсберг.

Остин внимательно слушал сообщение по радио и поэтому уже был в курсе дела. Он без лишних слов надел оранжевый костюм и натянул на голову капюшон. Завала последовал его примеру.

Процесс освобождения ледяной глыбы был не менее сложен, чем ее поимка. Палубная команда опустила конец каната в воду, капитан Доу приказал рулевому проделать обратный путь вокруг айсберга, а остальные члены команды наматывали на большую катушку тысячи футов каната. Когда последний фут оказался на палубе и стало ясно, что канат не попадет под винт, капитан отдал приказ изменить курс и двигаться на максимально возможной скорости.

Завала ежился от пронизывающего ветра на палубе, а Остин вернулся на капитанский мостик. Капитан стоял у окна с микрофоном в руке.

— Никаких новостей? — спросил Остин.

Доу сокрушенно покачал головой, и по всему было видно, что он начинает терять терпение.

— Мы должны были добраться до этих идиотов намного раньше.

Капитан подошел к экрану радара и начертил еще один X образный знак, соединив его с предыдущим курсом судна. Вторую точку пересечения он обозначил специально для своего «Эриксона».

— Какова вероятность того, что буровая вышка выдержит прямой удар? — озабоченно спросил Остин.

— Не велика, — задумчиво ответил капитан. — Платформа «Грейт назерн» относится к категории установок, наполовину погруженных в воду. Конечно, ее мощные опоры гарантируют определенную защиту от внешнего давления, но это намного хуже, чем, например, платформа «Хиберниа», которая прочно заякорена на дне и защищена снаружи крепким бетонным барьером.

Остин знал о консфукции буровых платформ морского базирования еще с тех пор, когда работал в Северном море, и прекрасно понимал, чтонаполовину погруженная в воду платформа представляла собой скорее стоящее на якоре судно, чем мощную установку для глубоководного бурения. Ее четыре основные опоры покоились на понтонах, которые выполняли роль пустотелого корпуса. Платформы такого типа были специально разработаны для быстрого передвижения по морю, причем некоторые из них могли передвигаться с помощью собственных мощных двигателей. Как только такая буровая вышка оказывалась в предполагаемом месте бурения, понтоны заполнялись водой, а несколько массивных якорей удерживали платформу в неподвижном состоянии.

— Сколько рабочих находится на платформе? — поинтересовался Остин.

— Она приспособлена для одновременного пребывания двухсот тридцати человек.

— У них будет время, чтобы убраться оттуда на безопасное расстояние?

— Они должны поднять якоря, а потом мощные буксиры начнут оттаскивать платформу в сторону, но все это может спасти ее только от медленно двигающихся айсбергов, которые по какой-то причине не были зафиксированы патрульной службой. Они совершенно не приспособлены для ухода от столкновения с быстро двигающимся блуждающим судном.

Остин не очень хорошо понимал, что капитан имеет в виду под словом «блуждающий». Скорее всего он хотел сказать, что это судно находится в неуправляемом состоянии, то есть без надлежащего контроля со стороны экипажа, но у Остина сложилось впечатление, что на самом деле судно было очень хорошо управляемым и нацеленным именно на буровую платформу «Грейт назерн».

В этот момент один из членов команды показал рукой куда-то в море и повернулся к ним.

— Я вижу его.

Остин взял у него бинокль и стал настраивать резкость, пока наконец не увидел расплывчатые контуры огромного контейнеровоза. Он даже сумел разобрать крупные буквы на его красном борту, которые свидетельствовали о том, что судно принадлежало компании «Оушен лайнз». А чуть выше более крупные белые буквы составляли название судна: «Оушен эдвенчер».

Судно шло рядом параллельным курсом на расстоянии не более четверти мили. «Эриксон» отчаянно замигал бортовыми огнями и натужно загудел, чтобы хоть как-то привлечь к себе внимание таинственного контейнеровоза. Однако «Эдвенчер» продолжал упрямо двигаться вперед, ни на минуту не сбавляя скорости. Капитан Доу приказал членам команды продолжать попытки установить визуальный контакт или связаться с судном по радио!

Вскоре на горизонте появились очертания буровой платформы, которая возвышалась на четырех лапах, как гигантский паук. Над плоской платформой в небо устремлялась высокая буровая вышка с ажурным каркасом, а чуть ниже виднелась большая круглая площадка для вертолетов, но она оказалась пустой.

— Где же вертушка с этой платформы? — удивленно спросил Остин у капитана.

— На обратном пути после медицинского обследования сотрудников. Но в любом случае сейчас уже слишком поздно для эвакуации персонала.

— Нет, я имел в виду не эвакуацию, — поспешил уточнить Остин. — С помощью вертолета можно было бы отправить на это судно группу людей и предупредить об опасности.

— Для этого уже нет времени. Единственное, что можно сделать с помощью вертолета, так это спасти хотя бы несколько человек, оставшихся в живых после крушения, если такие будут, конечно.

Остин снова направил бинокль на контейнеровоз.

— Не спешите доставать мешки для трупов, капитан, — сказал он. — Может быть, у нас еще есть шанс спасти платформу.

— Это невозможно! Как только сухогруз врежется в нее, она камнем пойдет ко дну.

— Взгляните на среднюю часть судна, — неожиданно предложил Остин. — Что вы там видите?

Капитан направил бинокль на судно и сфокусировал его по центру корпуса.

— Вижу трап, спущенный вниз почти до уровня воды.

Остин быстро изложил ему свой план.

— Это безумие, Курт, — мгновенно отреагировал Доу. — Слишком опасно. Вас и Джо могут убить.

Остин посмотрел на капитана и натянуто улыбнулся.

— Ничего страшного, капитан; если нас не убили ваши ньюфаундлендские шутки, то теперь нам ничто не грозит.

Капитан долго смотрел на суровое лицо Остина, которое выражало в эту минуту неподдельную уверенность в своих силах и решимость к активным действиям. Если кто-нибудь и мог совершить невозможное, то только этот отчаянный американец и его верный друг.

— Ладно, — наконец согласился Доу, — я готов предоставить вам все необходимое.

Остин быстро облачился в оранжевый комбинезон, застегнул молнию и направился вниз, чтобы отыскать Завалу и подготовиться к операции. Завала хорошо знал своего друга и поэтому нисколько не удивился, выслушав его дерзкий план, связанный с огромным риском и граничивший с безумием.

— Если хорошо подумать, то это довольно простая идея, — спокойно отреагировал он. — Во всяком случае, это далеко не самое опасное предприятие из всех, в которых мы принимали участие.

— Да, это полегче, чем, например, строительство финансовой пирамиды в аду.

— Ничего труднее и представить себя нельзя. Однако эта экзекуция может обернуться массой неожиданностей.

Грубоватое обветренное лицо Остина исказилось как от боли.

— Я бы предпочел не употреблять слово «экзекуция».

— Печальная оговорка, — поправился Завала. — Просто сорвалось с языка. А как прореагировал на твое предложение капитан Доу?

— Он решил, что это безумие.

Завала сосредоточенно посмотрел на массивный корпус контейнеровоза, рассекавший серую воду параллельным курсом, а в его сознании уже автоматически определялись скорость судна, направление движения и сопротивление воды.

— Знаешь, Курт, капитан прав, — подытожил Завала. — Мы сумасшедшие.

— Я воспринимаю это как твое согласие.

Завала неуверенно кивнул.

— Да, черт возьми. Я ужасно устал арканить и буксировать эти айсберги.

— Спасибо, Джо. Если я правильно понимаю суть дела, то все сводится к реальной оценке соотношения риска и вознаграждения.

Завала сразу понял, к чему клонит его друг.

— Сколько людей находится на нефтяной платформе?

— Капитан говорит, что их там чуть больше двухсот плюс команда нашего судна.

— Что ж, математика очень проста. Конечно, риск чрезвычайно велик, но не настолько, чтобы считать это дело совершенно безнадежным. Тем более что мы можем спасти жизни более двухсот человек.

— Именно это я и имел в виду, — согласился с ним Остин и стал надевать спасательный жилет, а другой бросил Завале. Когда все было готово, они скрепили согласие крепким рукопожатием. Остин поднял вверх руку с оттопыренным большим пальцем, давая знак одобрения капитану, который следил за их разговором с капитанского мостика.

По команде капитана Доу судно быстро развернулось и остановилось под таким углом к направлению ветра, который позволил бы Остину и Завале высадиться на борт контейнеровоза, незаметно подплыв к нему на лодке с подветренной стороны. Огромное судно легко справлялось с порывами ветра, но шестнадцатифутовая лодка раскачивалась на волнах, как резиновая утка в переполненной ванне.

Остин предусмотрительно вооружился портативной рацией с закрепленным на голове микрофоном и наушниками, чтобы капитан Доу мог постоянно поддерживать с ним связь и докладывать о состоянии стоявшей на якоре нефтяной платформы и эвакуации рабочих. Если платформа будет своевременно освобождена от якорей и начнет потихоньку уходить от точки столкновения с контейнеровозом, он сразу же сообщит об этом Остину, чтобы тот немедленно приостановил операцию. Такие же меры должны быть предприняты в случае, если неизвестное судно неожиданно изменит курс и уйдет от столкновения с платформой. Но если это станет совершенно неизбежным, Остин приступит к реализации намеченного плана.

Остин спустился вниз по веревочной лестнице, не обращая внимания на шум вздымавшихся волн, и легко спрыгнул в лодку. Эта процедура напомнила ему прыжок с трамплина на водных лыжах. Раскачивающаяся посудина могла выбросить его за борт, но он успел ухватиться обеими руками за веревочную лестницу и благополучно закрепился в лодке.

Когда она обрела равновесие, Остин завел мотор мощностью семьдесят пять лошадиных сил, а потом поддержал лестницу, чтобы помочь Завале проделать тот же путь с борта судна. Джо спрыгнул в лодку с кошачьей ловкостью и изяществом хищного зверя, отбросил в сторону лестницу и решительно оттолкнул посудину от борта судна.

Остин передал румпель управления другу, который резко развернул лодку, направив ее острый нос в точку перехвата быстро двигавшегося «Эдвенчера».

Глава 10

С высоты капитанского мостика контейнеровоза «Оушен эдвенчер» капитан Ирвин Ланге мог обозревать почти всю палубу находившегося под его командой судна. В тот самый момент, когда в пасмурном небе неожиданно появились вертолеты и в считанные минуты совершили посадку на выстроившиеся в длинный ряд контейнеры, он был на своем месте и выполнял рутинные обязанности. Его первой реакцией было вполне искреннее удивление, которое мгновенно переросло в негодование, а потом и в ярость, когда он увидел сквозь толстое стекло рубки, что происходит на палубе.

Капитан всегда гордился своей тевтонской невозмутимостью. Его хладнокровие, самообладание, а к тому же резкие черты лица, неизменно выражали уверенность в своих силах и прекрасное знание дела. Однако на этот раз все было иначе. Насупленные брови капитана удивленно поползли вверх, а на лице застыло выражение крайнего негодования. Какие-то вертолеты сели на палубу судна без его ведома. Логическое мышление мгновенно отбросило глупую мысль о том, что вертолеты столкнулись с какой-то проблемой и нуждались в экстренной посадке. Это могло случиться с одним вертолетом, но не с двумя сразу.

На сей раз логика его подвела. Она подсказала ему ложный вывод. Вглядываясь в палубу сквозь линзы бинокля, капитан еще больше удивился, когда увидел, как из вертолетов стали вылезать люди в черном, которые быстро рассредоточились по палубе под свист лопастей винтов. Все они были в масках, но больше он ничего не мог разобрать, так как незваные гости быстро исчезли за контейнерами. Однако и этого мгновения было вполне достаточно, чтобы заметить в их руках короткоствольные автоматы.

— Пираты!

Капитан Ланге судорожно сглотнул. Невероятно! Обычно нападения пиратов случаются в таких отдаленных местах Мирового океана, как Суматра или Китайское море. Иногда пираты нападают на гражданские суда неподалеку от побережья Бразилии или Восточной Африки, но чтобы морские мародеры могли действовать в таких холодных и отдаленных водах, как Гранд-Бэнкс, он и представить себе не мог.

За многие годы плавания из Европы в Америку капитан Ланге видел пиратов только на видеокассетах, которыми их щедро снабжали представители страховых и торговых компаний. При этом компания, которой принадлежало вверенное ему судно, снабжала видеокассеты подробными инструкциями о том, что их нужно просматривать вместе со всеми членами экипажа, включая офицерский состав. Обычно на этих кассетах были сняты люди с раскосыми азиатскими лицами, которые захватывали крупные танкеры, нападая на них на своих небольших, но очень быстрых катерах.

Ланге судорожно пытался вспомнить указания, которыми обильно сдабривали подобные фильмы.

«Бдительность — лучшая защита против пиратов». Но никто и никогда не предупреждал, что нападение может произойти с воздуха!

«Нужно превратить судно в вооруженную крепость». Слишком поздно запирать двери и задраивать люки.

«Не оказывайте пиратам вооруженного сопротивления». Совершенно бесполезно. Нет ничего более опасного, чем вооруженные люди на судне, тем более что никто из немецких офицеров или филиппинских моряков не обучен обращаться с оружием.

«Сохраняйте спокойствие». Легко сказать. Но это единственное, что он мог сделать в данный момент.

Капитан повернулся к членам команды, которые были также поражены случившимся и никак не могли понять, почему на палубу их судна внезапно налетели вертолеты.

— Полагаю, наше судно подверглось нападению пиратов, — произнес капитан таким невозмутимым тоном, словно сообщал экипажу о неизбежности грозного шторма.

Перекосившееся от страха и недоумения лицо первого помощника свидетельствовало о том, что молодой человек не разделяет уверенности капитана в своей правоте и не понимает его невозмутимого спокойствия.

— Пираты! Что же нам делать?

— Только не надо никаких безумных идей о вооруженном сопротивлении, — осадил его капитан. — Я пошлю сигнал бедствия и попрошу помощи.

Он взял микрофон радиостанции, но не успел подать сигнал тревоги, как в громкоговорителях послышался жуткий треск.

— Вызываю капитана судна «Оушен эдвенчер», — проскрипел в динамиках чей-то хриплый голос.

— Говорит капитан судна, — неуверенно произнес Ланге. — Кто вы?

Динамик нагло проигнорировал вопрос капитана.

— Мы окружили вашу команду, контролируем все ваши радиопередачи и настоятельно рекомендуем не посылать сигнал бедствия. Вы поняли меня, капитан Ланге?

«Откуда им известно мое имя?»

Капитан снова судорожно сглотнул и с трудом выдавил в микрофон:

— Да, я понял вас.

— Хорошо. Оставайтесь на своем месте.

Первым делом капитан подумал о судьбе экипажа. Возможно, если он успеет предупредить своих людей, они укроются в трюмах. Он снял трубку внутренней связи и вызвал машинное отделение, но ответа не получил, потом попытался связаться с кают-компанией, но безрезультатно. Капитан почувствовал, как его охватывает несвойственное ему чувство панического страха. Это ощущение еще больше усилилось, когда ему не ответили из офицерской каюты.

На противоположном конце капитанского мостика послышались чьи-то тяжелые шаги. В рубку ворвались четверо вооруженных людей в черных костюмах и черных шапках с прорезью для глаз. Пятый был в джинсах, оранжевой водонепроницаемой куртке и с открытым лицом. Капитан Ланге сразу же узнал в нем филиппинца по имени Хуан, который работал в машинном отделении.

Сначала капитан принял Хуана за арестованного члена команды, но потом заметил у него в руке пистолет и понял, что ошибся. Филиппинец обратил внимание на растерянный взгляд капитана и растянул рот в широкой ухмылке. Только тогда капитан с горечью осознал, что его подопечный заодно с пиратами. Теперь понятно, почему им удалось так быстро и ловко захватить судно. Понятно, откуда они узнали его имя. Должно быть, Хуан сам провел их в машинное отделение и в другие отсеки судна.

Один из захватчиков подошел к панели управления и оттолкнул в сторону рулевого.

— Что вы делаете? — возмутился капитан Ланге.

Человек быстро ввел координаты в бортовой компьютер судна с исписанного цифрами листа бумаги. Капитан сообразил, что он ввел команду перехода в режим автоматического управления судном. Закончив эту несложную операцию, пират повернулся к членам экипажа.

— Вы и все остальные, — гаркнул он, — быстро спускайтесь на палубу!

Капитан Ланге выпятил подбородок, демонстрируя негодование, но все же подчинился приказу и призвал остальных следовать его примеру. Гулявший по палубе холодный пронизывающий ветер мгновенно проник сквозь легкий китель капитана и немного остудил его пыл. Впрочем, он в любом случае застыл бы от зрелища, которое предстало его глазам. Вооруженные люди согнали на палубу весь экипаж судна, а действиями пиратов руководил второй филиппинец, который, как и Хуан, оказался на стороне захватчиков.

Бесцеремонно подталкивая автоматами членов команды, пираты погнали их на корму судна, где уже стояли остальные захватчики, окружив плотным кольцом какой-то странный объект высотой в человеческий рост. Он был завернут в большой кусок плотного брезента и обвязан толстыми веревками.

Капитан Ланге бросил взгляд на пирата, который пристально рассматривал узлы на веревках. Это был высокий, не менее шести с лишним футов мужчина. Оружие у него в руках казалось слишком длинным даже для такого гиганта. Он был без черной маски и, повернувшись к капитану, уставился на него ангельскими глазами.

— Вы правильно поступили, капитан, что подчинились моему приказу, — сказал высокий налетчик, и Ланге сразу же узнал хрипловатый голос, который приказал ему не посылать сигнал тревоги. Правда, сейчас этот голос казался гораздо более мягким и обладал какой-то нереальной добродушной теплотой.

— Кто вы такой? — недовольно буркнул капитан. — И почему захватили мое судно?

— Вопросы, вопросы, — сокрушенно покачал головой пират. — У нас сейчас просто нет времени, чтобы объяснить все обстоятельства нашего поведения.

Капитан попытался подойти к этому с другой стороны.

— Я готов сотрудничать с вами и оказывать всяческое содействие, но при условии, что вы не причините вреда моей команде.

Пухлые, почти женские губы пирата растянулись в ехидной ухмылке.

— Не волнуйтесь, мы намерены покинуть вас и ваше судно, как только заберем отсюда этот предмет.

Ланге не был идиотом и прекрасно понимал: открытое лицо пирата означало, что его мало беспокоило присутствие посторонних людей, которые позже могли опознать его и выступить в качестве свидетелей. Тем временем главарь пиратов кивнул одному из своих помощников, и тот, больно ткнув капитана прикладом автомата, приказал ему лечь на палубу лицом вниз, а потом проделал то же самое с остальными членами команды. Через минуту он крепко стянул их руки и ноги скотчем.

— А как быть с женщиной? — спросил Хуан у главаря с женским миловидным лицом. — Что нам с ней делать?

— Что хотите, — равнодушно отмахнулся тот. — Она доставила нам немало хлопот. Только делайте все быстро. — По всему было видно, что он утратил интерес к этой теме и снова вернулся к завернутому в брезент предмету.

Хуан сжал пальцами рукоятку висевшего на ремне длинного кинжала и направился в сторону носовой части. Он шел быстро, словно понимая всю важность своего задания. В течение последних дней он с нескрываемым вожделением наблюдал за Кариной, стараясь представить ее без этой грубоватой армейской одежды. Предвкушая многообещающее удовольствие, он даже облизнулся при мысли о мягком женском теле, которое так небрежно швырнул в большой контейнер. Правда, в его распоряжении будет всего несколько минут, но и этого времени вполне достаточно, чтобы она могла осознать всю прелесть настоящего мужского тела, прежде чем он убьет ее.

В самом конце палубы он не выдержал напряжения и перешел на бег, но потом невольно посмотрел на море и застыл от изумления. Из плотного тумана медленно выплывала плоскодонная резиновая лодка с двумя темными фигурами, плывущая наперерез захваченному ими контейнеровозу «Оушен эдвенчер».

Филиппинец подумал было позвать на помощь кого-нибудь из своих друзей, но потом вспомнил про Карину и решил, что в таком случае у него просто не хватит времени разобраться с ней. Похоть оказалась сильнее здравого смысла. Немного подумав, он решил, что справится с непрошеными гостями без посторонней помощи, а потом покончит с женщиной.

Он низко пригнулся к палубе и вернулся назад, к тому месту посреди судна, куда должна была причалить незнакомая лодка. Филиппинец добрался туда раньше лодки, вынул из ножен клинок, распластался на палубе и застыл, как крокодил, терпеливо ждущий в засаде свою жертву.

Похоже, для него сегодня выдался особый день.

Глава 11

Плоскодонная резиновая лодка подпрыгивала на волнистой поверхности моря, издавая утробные глухие хлопки и разбрызгивая вокруг себя вспенившуюся воду. Завала мог остановить эти спазматические прыжки, напоминающие летящую рыбу, но для этого ему понадобилось бы сбавить скорость и в результате заметно отстать от контейнеровоза.

— Эта штука ведет себя как автомобиль со спущенными шинами! — закричал ему Остин, с трудом пересиливая натужный визг мотора.

Ответ Завалы утонул в громком всплеске волны, которая перехлестнула борт лодки и окатила его с ног до головы соленой водой. Он часто заморгал, пытаясь отряхнуть с глаз жгучие брызги, и сплюнул соленую воду.

— Колдобины, — сказал он и с отвращением поморщился.

Завала умело управлял лодкой, стараясь приблизиться к огромному корпусу контейнеровоза, и одновременно маневрируя, чтобы хоть как-то преодолеть вздымаемые судном волны. Его правая рука на рычаге управления онемела и временами казалась совсем чужой. С каждым поворотом лодка теряла скорость и отставала, однако через некоторое время Завала смог подойти к середине судна, используя умение управлять маленькой лодкой и лавировать между большими волнами.

Корпус контейнеровоза казался им громадиной, упрямо рассекавшей морскую поверхность и оставлявшей за собой пенистый след на серой воде. Постоянные удары волн, обрушивавшихся на металлический корпус судна, создавали труднопреодолимый барьер, не позволяя Остину достичь конечной цели. А в качестве промежуточного этапа выступала свисавшая с борта судна веревочная лестница, нижний конец которой доходил почти до ватерлинии. Палуба судна находилась высоко над их головами, и поэтому лестница была практически единственным средством доступа на борт контейнеровоза. Другого пути на палубу у них не было.

С палубы «Лейфа Эриксона» поставленная Остином задача казалась чрезвычайно трудной, но выполнимой, однако корпус контейнеровоза «Оушен эдвенчер» был таким длинным, что напоминал огромный небоскреб, неожиданно повалившийся на бок. Более того, этот небоскреб двигался с довольно приличной скоростью. Остин поднял голову, посмотрел на высокий борт судна, напоминавший хорошо укрепленную крепостную стену, и вдруг подумал, а не переоценил ли он свои возможности, поставив перед собой такую задачу.

В следующую минуту он постарался выбросить из головы дурные мысли, подполз к носовой части лодки и уперся обеими руками в скользкое от воды днище. Когда все было готово, Остин дал знак Завале, и тот стал медленно приближаться к веревочной лестнице. Огромные волны налетали на корпус судна и, отскакивая от него, отбрасывали лодку назад — так корова на лугу отмахивается от назойливой мухи. Потерпев неудачу в первой попытке, Завала собрался с силами и снова пошел на штурм неприступной крепости.

Пока Завала отчаянно боролся с волнами и пытался преодолеть морской барьер, Остин прижался к днищу лодки, чтобы она не перевернулась вверх дном под ударами стихии. Грохот мощных двигателей контейнеровоза, лодочного мотора и морских волн, разбивавшихся о борт судна, делал невозможными не только любые разговоры, но и само обдумывание сложившейся ситуации. Но это имело и свои положительные стороны. Если бы Остин мог спокойно обдумать план дальнейших действий, то, вполне возможно, отказался бы от этой безумной затеи.

Некоторое время спустя он почувствовал невероятную усталость от сумасшедшей качки и беспрестанно обрушивавшихся на них волн. Если в течение нескольких минут ему не удастся ухватиться за лестницу, то появится еще одно серьезное препятствие — физическое истощение. И тогда его отвага и мужество, помноженные на решимость во что бы то ни стало спасти людей на буровой вышке, вступят в неразрешимое противоречие с элементарными законами физики.

В этот момент в наушниках послышался треск, а потом приглушенный голос капитана Доу.

— Курт, — взывал к нему капитан, — возвращайся назад.

— Не могу, — прокричал в ответ Остин. — Слишком занят.

— Я вижу, что там у вас происходит. Только что получил сообщение с нефтяной платформы. Они не смогли поднять со дна последний якорь, который запутался в тросах. Столкновение неизбежно. Полагаю, вам лучше покинуть место крушения, иначе вы можете оказаться в самом центре этого пекла.

Эта новость заставила Остина принять мгновенное решение. Он показал рукой на контейнеровоз и громко закричал через плечо:

— Джо, нефтяная платформа окончательно застряла. Нам нужно любой ценой добраться до палубы.

Завала протянул руку с поднятым вверх большим пальцем и стал медленно поворачивать руль, направляя лодку к борту судна. Отскочившая от корпуса волна подбросила лодку вверх, но Завала удержал ее на поверхности и стал скользить по волне, как заправский серфингист с Гавайских островов. В результате такого опасного маневра они оказались прямо перед веревочной лестницей, до которой уже можно было дотянуться рукой. Завала прибавил газу и, совершив очередной прыжок через огромную волну, уткнулся носом лодки в корпус судна. Веревочная лестница болталась у них над головой, громко стуча по металлическому борту резиновыми перекладинами.

Остин чувствовал себя как подскочивший высоко в воздух лосось, пытающийся перепрыгнуть через сети хитрых и коварных рыбаков. Не раздумывая, он быстро сбросил стеснявший движения спасательный жилет, привстал на раскачивавшемся днище лодки и приготовился к прыжку. Спасательный жилет был больше не нужен: если не удастся ухватиться за лестницу, то он все равно не понадобится. Налетающие на корпус судна волны прибьют Остина к борту, потянут назад, а там его разрубят на части мощные лопасти судового винта.

Остин выждал момент, когда лодка оказалась между двух волн, а потом стала быстро подниматься вверх, и в самой высокой точке подъема изо всех сил оттолкнулся от мягкого скользкого днища и подпрыгнул, судорожно цепляясь пальцами за нижнюю перекладину лестницы. Это был самый настоящий акробатический номер, и он ему удался.

Завала тем временем поспешил отойти от борта судна, чтобы лодку не опрокинуло отходящей волной. Остин висел на лестнице, напрягая все силы, чтобы подтянуться на следующую перекладину, но они были скользкими от морской воды и подъем давался ему с большим трудом. Когда следующая перекладина была почти в руках, на него обрушилась мощная волна и чуть было не смыла в море. Только чудо спасло его от подобного исхода. Невероятными усилиями ему удалось подтянуться и мертвой хваткой уцепиться за следующую перекладину.

Под его тяжестью веревочная лестница немного стабилизировалась, но он все еще раскачивался на ней, больно ударяясь всем телом о металлический корпус судна. Колени и локти ныли от боли, как будто их ошпарили кипятком, но у него не было другого выхода, кроме как сосредоточиться на главной цели, не обращая внимания на боль и физическое истощение. Подняв вверх голову, он попытался определить, сколько ему еще нужно карабкаться, чтобы добраться до свисавшего с палубы трапа. Это расстояние немного ободрило его. Он находился на полпути к трапу и должен был добраться до него в считанные минуты. Еще немного, и он сможет дотянуться до первой ступеньки металлического трапа, после чего задача значительно облегчится.

Остин одолел еще несколько ступенек и снова посмотрел на трап, но на этот раз его ожидал неприятный сюрприз. С палубы на него смотрел смуглолицый человек с копной непослушных курчавых волос, просунув голову между металлическими перилами и осклабив в злорадной ухмылке неровные белые зубы.

Не успел Остин оценить обстановку, как лицо незнакомца исчезло, а вместо него чья-то рука с длинным ножом стала энергично перерезать веревку лестницы.

— Эй! — закричал ему Остин, пожалев, что не нашел более подходящих слов.

Рука с ножом на секунду остановилась, а потом с новой силой принялась за веревку. Остин изо всех сил старался поскорее добраться до металлического трапа и почти дотянулся до него, когда левый край веревки рухнул вниз, а вместе с ним и Остин, больно ударившись о борт судна. Удар был настолько сильным, что у него в глазах потемнело. С большим трудом он удержал равновесие и снова посмотрел вверх. Черт возьми, этот мерзавец энергично резал вторую веревку. Собрав последние силы, Остин подтянулся на руках и уцепился за металлическую ступеньку трапа как раз в тот момент, когда вторая веревка была перерезана и лестница упала в бушующее море. Металлический трап отклонился под его тяжестью, и он еще раз ударился головой о металлический корпус судна. В глазах промелькнула вся звездная Галактика, и он приложил максимум усилий, чтобы не потерять сознание от боли. Возможно, его спасла мысль о том, что в этот момент рука с длинным ножом может покончить с ним раз и навсегда, а заодно погубить и сотни ни в чем не повинных рабочих буровой платформы. Плотно прижавшись к мокрому борту судна, Остин немного подождал, а потом стал карабкаться наверх, понимая, что оставаться в таком положении равносильно самоубийству. Правда, наверху его тоже ждет смерть от ножа, но есть хотя бы какой-то шанс выжить. Добравшись до края борта, он последним усилием воли подтянулся на руках и перевалился через перила на палубу судна, ожидая смертельного удара ножом. Но его не последовало.

Через несколько мгновений Остин удивленно огляделся вокруг и с радостью осознал, что поблизости никого нет. Немного отдышавшись, он посмотрел вниз и помахал рукой Завале, который следовал параллельным курсом. Тот ответил ему таким же взмахом руки.

В наушниках снова послышался треск, а потом хриплый голос капитана:

— Ты в порядке, Курт?

Остин чувствовал себя как только что вынутый из духовки гамбургер, но все же нашел силы подбодрить капитана:

— Лучше не бывает, кэп. Я уже на палубе. Сколько у меня времени?

— Ты сейчас на расстоянии пяти миль от буровой платформы. Добавь к этому часы, необходимые для остановки судна или смены курса, так как какое-то время оно будет двигаться по инерции.

Остин бросился на кормовую часть судна, но его вдруг остановил душераздирающий крик, доносившийся из-за контейнеров. Не было никаких сомнений, что кричала женщина, а по силе крика можно было судить о постигшем ее ужасе.

Глава 12

Карина пришла в сознание за несколько минут до того, как Остин взобрался на палубу контейнеровоза, однако возвращение к реальности сопровождалось весьма неприятными ощущениями. Голова раскалывалась от боли, перед глазами плыли темные круги, а из глубины тела к горлу подбирался горький комок, грозивший острым приступом тошноты.

Острая боль и тяжесть во всем теле спасли ее от очередного обморока, и через некоторое время она с большим трудом сообразила, что все еще находится в контейнере, стиснутая со всех сторон хранившимися там предметами. Ее руки были связаны за спиной липкой лентой, однако ноги, к счастью, остались свободными, поскольку в спешке пираты не удосужились связать их.

Собрав все силы, сочетавшие необыкновенно твердую волю с физической выносливостью хрупкого тела, которое она в течение многих часов укрепляла в спортивном зале ЮНЕСКО, Карина с трудом перевернулась на живот, затем с таким же невероятным трудом подтянула ноги и встала на колени. В таком положении она постояла некоторое время, пока не прошло головокружение, а потом попятилась назад к упаковочному ящику, нашла острый угол и стала энергично тереть об него сковывавшую запястье липкую ленту.

Острые заносы вонзались в руки, но она не обращала внимания на боль и через несколько минут жестокого самоистязания наконец-то освободила одну руку. Немного передохнув, она попыталась проделать то же самое с другой рукой, но в этот момент в отверстии, которое похитители вырезали в контейнере, появилась чья-то фигура.

Карина сразу узнала этого человека. Правда, она не могла вспомнить его имя, но не раз видела, как этот филиппинец работал на палубе вместе с другими матросами.

— Как я рада вас видеть, — сказала она, облегченно вздохнув.

— Я тоже рад видеть вас, синьорита, — ответил мужчина с волчьим блеском в глазах.

Женское чутье Карины мгновенно подсказало, что в его тоне было что-то зловещее. Она посмотрела за плечо моряка.

— Захватчики судна уже ушли?

— Нет, — язвительно ответил он, — мы все еще на судне.

Карина попыталась обойти его, но филиппинец решительно преградил ей путь.

— Что вам нужно? — удивленно спросила она и сразу же пожалела о том, что эти слова сорвались с пересохших губ.

А губы филиппинца скривились, как кусочки поджаренной на сковородке печени.

— Я пришел, чтобы убить тебя, но сперва мы немного развлечемся.

Он схватил Карину за плечи и попытался прижать к себе. Она была на несколько дюймов выше, зато он — намного сильнее. Повалив ее на пол, Хуан лег сверху. Карина отчаянно сопротивлялась и всеми силами пыталась сбросить его с себя, но он вынул длинный нож и быстро срезал липкую ленту, опоясывавшую ее талию.

Она продолжала лупить его кулаками по лицу, расцарапав небритые щеки, но это лишь раззадоривало его, а у нее самой вызывало чувство досады. Филиппинец спрятал нож в ножны, чтобы освободить руки, а Карина закричала во весь голос, продолжая пинать его ногами. Она знала, что на судне нет никого, кто мог бы прийти к ней на помощь, но надеялась, что громкий крик отвлечет внимание насильника.

На мгновение филиппинец действительно отпрянул назад, и этого было достаточно, чтобы Карина протянула руку к его длинному кинжалу. Он заметил ее движение и ударил ладонью по лицу. Удар получился таким сильным, что она чуть было снова не потеряла сознание. На какое-то время прекратив сопротивление, она с ужасом ощущала, как его пальцы елозили по джинсам, пытаясь расстегнуть молнию. Потом он стал стаскивать их с нее, и она почувствовала на лице его тяжелое дыхание. Когда он часто задышал ей в ухо, она сделала последнюю попытку сбросить его с себя, но лишь глухо застонала, когда убедилась, что силы иссякли. И в этот момент откуда-то сверху раздался низкий мужской голос.

— На твоем месте я бы этого не делал, — грозно предупредил незнакомец.

Филиппинец мгновенно выхватил нож, вскочил и повернулся к незнакомцу лицом. Перед ним, широко расставив ноги, стоял высокий широкоплечий мужчина с суровым лицом. Его седеющие волосы серебрились как венец на фоне проникавшего в контейнер света.

Филиппинец бросился вперед с ножом в вытянутой руке, а Карина даже глаза закрыла от страха, чтобы не видеть, как клинок пронзит тело незнакомца. Однако этого не произошло. Вместо ожидавшегося крика боли она вдруг услышала глухой стук, глубокий выдох и металлический скрежет, как будто кто-то решил поточить кухонный нож.

Остановившись незадолго до этого перед контейнером, Остин увидел на палубе большую клинообразную глиняную табличку, поднял ее и только после этого вошел в круглое отверстие, вырезанное в стенке. Внутри он увидел леденящую душу картину. Остановив насильника окриком, он узнал в нем того самого человека, который смотрел на него с палубы, а потом перерезал веревочную лестницу, чуть было не сбросив его с корпуса судна. Мгновенно оценив действия бросившегося на него с ножом бандита, Остин быстро поднял табличку на уровень груди и тем самым спас себе жизнь.

Длинный нож нападавшего врезался в прочную, как камень, табличку и выпал из руки атакующего, а Остин тем временем поднял древний артефакт над головой и со всей силы обрушил на голову противника. Глиняная табличка раскололась на мелкие куски, филиппинец еще какое-то время стоял неподвижно, а потом закатил глаза и рухнул на палубу.

Остин переступил через дергавшееся в конвульсиях тело насильника и протянул руку до смерти перепуганной женщине. Она с трудом встала на ноги и стала судорожно застегивать джинсы дрожавшими от усталости и страха пальцами.

— С вами все в порядке? — поинтересовался Остин, не скрывая своей озабоченности ее состоянием.

Карина молча кивнула, хотя на самом деле хотела прыгать от радости. Затем она посмотрела на скрюченное тело пирата.

— Спасибо, что спасли меня от грязных лап этого животного. Надеюсь, вы покончили с ним раз и навсегда.

— Вполне возможно. Вы из команды этого судна?

— Нет, я пассажирка, а судно было захвачено пиратами. Они прилетели на вертолетах, высадились на палубе, а потом арестовали всех членов экипажа и захватили «Навигатора».

Остин подумал, что она имеет в виду кого-то из членов экипажа.

— Кого? — удивленно переспросил он.

Карина с пониманием отнеслась к его удивлению.

— «Навигатор» — это… это такая статуя.

Остин кивнул. Ответ женщины показался ему таким же безумным, как и все происходящее на этом судне. Он поднял длинный нож, выпавший из руки накинувшегося на него члена команды.

— Извините, что вынужден оставить вас. У меня тут срочное дело, не терпящее отлагательств. Поищите надежное место, где вы могли бы укрыться до поры до времени. А потом мы побеседуем с вами за ужином.

С этими словами он исчез за контейнерами, а Карина еще долго стояла на месте, не в силах пошевелиться. События развивались так быстро, что она до сих пор не могла понять, что именно произошло несколько минут назад. Иногда ей казалось, что все это привиделось в кошмарном сне. Какой-то ангел вдруг спустился с неба и спас ее от грязных посягательств мерзкого животного. А потом так же неожиданно исчез в темноте, пообещав побеседовать с ней за ужином. И все это на одном дыхании, в течение одной минуты. Она понятия не имела, кто он такой, но решила на всякий случай последовать мудрому совету. Карина еще раз со злостью и злорадством посмотрела на филиппинца, а потом быстро выбралась на палубу и вскоре исчезла в извилистом и темном лабиринте грузовых контейнеров.

Громко топая ногами по огромной палубе контейнеровоза, Остин все четче осознавал, что ему предстоит долгий путь. Неожиданная операция по спасению девушки отняла у него драгоценные минуты, и это обстоятельство могло оказаться для них обоих фатальным. Палуба судна настолько велика, что ему вряд ли удастся преодолеть это расстояние за несколько минут, которых у него, к сожалению, уже нет. Ведь нужно пробежать до конца палубы, а потом еще подняться на судовую надстройку высотой с многоэтажный жилой дом.

Остин бежал по палубе со спринтерской скоростью и поначалу даже не заметил, как между контейнерами сверкнул какой-то яркий предмет. Только через несколько шагов его сознание зафиксировало этот блеск, а в голове промелькнула спасительная надежда. Он быстро вернулся назад и просунул голову в узкую щель между контейнерами. К счастью, он не ошибся. Блеск исходил от хромированного руля самого обыкновенного дорожного велосипеда, бережно укрытого между двумя высокими контейнерами. Конечно, в другое время он предпочел бы какой-нибудь новенький «харлей-дэвидсон», но в сложившейся ситуации вполне сойдет и этот старый, изрядно потрепанный трехскоростной «рэйли», который, по всей видимости, был укрыт здесь кем-то из членов команды для быстрого передвижения по палубе.

Не долго думая Остин вытащил велосипед из щели, сел на него и что есть силы стал вращать педали. Это заметно сократило расстояние, а перед капитанским мостиком он увидел на палубе группу лежавших вниз лицом людей. Остановившись перед высокой палубной надстройкой, он заметил, что они живы, но не могут двигаться, поскольку их руки и ноги крепко стянуты скотчем. Только один из них шевелился, тщетно пытаясь освободиться от пут.

Остин отбросил в сторону велосипед и подбежал к человеку, который подавал признаки жизни. Приказав тому не дергаться, он быстрым движением разрезал ножом ленту на запястьях, а потом повернул его на бок, чтобы освободить ноги. Это был крупный мужчина довольно зрелого возраста, с суровым обветренным лицом и тяжелым квадратным подбородком. Мужчина с опаской посмотрел на длинный кинжал Остина, но потом немного успокоился, когда тот спросил, есть ли среди них офицеры.

— Я капитан Ланге, — представился он. — Командир судна «Оушен эдвенчер».

Остин помог капитану подняться и какое-то время поддерживал его под руки, пока тот не перестал покачиваться на ослабевших ногах.

— Что случилось с пиратами? — нетерпеливо спросил он.

— Понятия не имею. Они прилетели на вертолетах и захватили судно. — Ланге показал рукой на длинный ряд грузов. — Приземлились прямо на контейнеры. А вы кто такой?

— Друг, — коротко ответил Остин. — Сейчас не время для знакомства. — Он схватил капитана за плечи и сильно встряхнул, чтобы обратить на себя его внимание. — Ваше судно идет прямо на нефтяную платформу и может столкнуться с ней. У вас есть несколько минут, чтобы остановить контейнеровоз или быстро изменить курс, в противном случае вы его потеряете.

Кровь отхлынула с окаменевшего лица капитана.

— Я видел, как они перевели управление судном в автоматический режим.

— В таком случае вам следует как можно скорее исправить положение. А я тем временем помогу освободиться остальным членам вашей команды.

— Уже иду, — прохрипел капитан и неуклюже поковылял на онемевших ногах к капитанскому мостику.

Остин быстро освободил моряков и приказал им следовать за капитаном и оказывать ему посильную помощь. Все это время его мало беспокоила мысль о возможной встрече с пиратами. Вряд ли они станут болтаться по палубе, после того как настроили управление судна на автоматический режим и нацелили на нефтяную платформу. Сейчас все его силы были направлены на предотвращение столкновения, но в этот момент над головой послышался хлопающий звук винтокрылых машин.

Успешно закончив выполнение поставленной задачи, группа налетчиков готовилась покинуть борт судна. Их главарь с детским лицом еще раз обошел вокруг обвязанного брезентом объекта и закончил проверку крепления, когда к нему подбежал один из внедренных в палубную команду филиппинцев по имени Карлос.

— Хуан куда-то пропал, — сбивчиво объяснил он. — Понятия не имею, что он там делает.

Главарь понимающе ухмыльнулся.

— А я хорошо знаю, чем именно занят твой друг в эту минуту. Он нарушает все мои приказы. — С этими словами главарь банды взобрался в кабину стоявшего поблизости вертолета.

— Что же нам теперь делать? — опешил от неожиданности Карлос.

— Составь ему компанию, если хочешь, — ехидно посоветовал главарь и захлопнул за собой дверцу кабины.

На озабоченном лице филиппинца появились первые признаки панического страха. Он бросился ко второму вертолету и с большим трудом втиснулся в битком набитую кабину как раз в тот момент, когда лопасти машины набрали скорость и готовы были оторвать ее от крыши контейнера. Тем временем первый вертолет уже поднялся в воздух и стал медленно набирать высоту. В спешке пираты забыли забросить в салон вертолета длинный трос, который свисал с фюзеляжа, раскачиваясь на ветру вместе с прикрепленным к нему большим крюком. Пока первый вертолет набирал скорость и летелпараллельно судну, второй только взлетал, описывая над палубой большие круги и приближаясь к тому месту, где стоял завернутый в брезент объект. Зависнув над ним, пилот попытался зацепить крюком большую петлю и унести его с собой. Остин тем временем пристально наблюдал за их маневрами, выглядывая из-за угла палубной надстройки.

За это короткое время он уже успел распознать навыки пиратов и проникся к ним глубоким презрением. Низко пригнувшись к палубе, он побежал к брезентовому свертку, быстро отцепил крюк, потом обернул трос вокруг швартовой тумбы и закрепил крюком.

Он уже бежал назад под укрытие палубной надстройки, когда вдруг почувствовал, будто раскаленное железо полоснуло его по ребрам. Кто-то вел по нему прицельную стрельбу и, к несчастью, не промахнулся. Не обращая внимания на резкую боль, Остин упал на палубу и покатился по мокрой поверхности, перевернувшись несколько раз.

За секунду до того, как укрыться за толстыми стенами надстройки, как степной волк нырнув в спасительную нору, он поднял голову и посмотрел на второй вертолет. Из открытой кабины пилота на него был нацелен ствол автомата, изрыгавший огненно-яркое пламя. К счастью, плотная волна пуль прошла над головой, врезавшись в деревянную обшивку палубы. В пылу борьбы и суматохи пилот вертолета так и не сообразил, что его винтокрылая машина привязана не к завернутому в брезент объекту, а к швартовой тумбе судна. Он быстро набирал высоту, натужно ревя двигателем, который пытался справиться с дополнительным весом. Когда трос натянулся во всю длину, вертолет неподвижно застыл на какое-то время, а потом начал выписывать круги по спирали, как игрушечный змей на длинной веревке. В конце концов трос запутался в лопастях винта, и машина, судорожно задергавшись и потеряв равновесие, рухнула в море, подняв в воздух огромный столб воды.

Остин выглянул из укрытия и увидел, что первый вертолет кружит над местом катастрофы, отчетливо обозначенном слоем, белой пены и большим масляным пятном. Дверца кабины была открыта, и в ней виднелась фигура человека, пристально смотревшего на Остина. На какую-то долю секунды глаза их встретились, и Остин увидел, что миловидное лицо херувима перекосила злорадная ухмылка. Вертолет сделал еще один круг над палубой судна, развернулся и улетел прочь.

Остин выбрался на палубу и понял, почему первый вертолет так спешно покинул судно, бросив своих товарищей на произвол судьбы. Прямо перед носом контейнеровоза грозно возвышалась буровая вышка нефтяной платформы.

Пока сильный северный ветер терзал его одежду, Остин напряженно вглядывался в капитанский мостик, мысленно подбадривая капитана. Он живо представил себе, какая борьба идет сейчас в помещении рулевой рубки, где члены команды во главе с капитаном отчаянно пытаются избежать столкновения. А судно тем временем продолжало двигаться с прежней скоростью. Остин попытался представить себя на месте капитана. Даже если Ланге удастся заглушить двигатели, огромное судно все равно будет двигаться вперед, подчиняясь силе инерции. В таком случае капитан должен сделать все возможное, чтобы сохранить контроль над судном и повернуть его в сторону, насколько это позволят ему работающие на полную мощность двигатели.

Когда контейнеровоз подошел вплотную к нефтяной платформе, Остин зафиксировал небольшое отклонение от прежнего курса. Огромная махина повернула на несколько градусов вправо, но полностью избежать столкновения все равно не удастся. Для этого нужно больше времени и больше открытого пространства.

Он перегнулся через перила палубы и посмотрел на нефтяную платформу. Охваченные паникой люди метались по ней, как муравьи по небольшому листику, неожиданно сорванному с дерева сильным ветром. Два катера натужно ревели моторами, пытаясь оттащить платформу в сторону от надвигающегося судна. Теперь уже не было сомнений, что столкновение неизбежно, и Остин ощутил острую боль в сердце.

В этот момент кто-то позвал его издалека. Он не сразу сообразил, что это трескучий голос в наушнике, который висел у него на боку. Остин сунул его в ухо.

— Курт, ты слышишь меня? — послышался хриплый голос капитана Доу. — Что с тобой?

— Все нормально, капитан. А что происходит на платформе?

— Они только что подняли последний якорь и уже начали ее отбуксировку.

Не успел Доу закончить последнюю фразу, как Остин увидел сноп белой пены в том самом месте, где из воды показался последний якорь. Вода буквально закипела вокруг четырех опор платформы, а оставшийся позади них пенистый след говорил о том, что она стала двигаться в сторону от надвигающегося сухогруза. Однако полностью избежать встречи с судном она уже не могла. Слишком поздно. Через несколько секунд левый борт контейнеровоза врежется в правую опору платформы. Предчувствуя силу удара, Остин сжался в комок и пригнулся к палубе, обхватив туловище обеими руками.

Послышался оглушительный скрежет металла, судно слегка вздрогнуло, но по-прежнему продолжало двигаться вперед. Освобожденная от якорей платформа не могла оказывать этой массе сколько-нибудь серьезного сопротивления и резко отошла в сторону, избегая тем самым смертельного для себя столкновения. От сильного удара платформа приподнялась, но потом выровнялась и стала удаляться от опасной зоны.

Контейнеровоз оглушил окрестности протяжным звуком сирены, и его тут же поддержал тонкий звук тревоги с борта «Лейфа Эриксона».

Из наушника донесся бодрый голос Завалы:

— Прекрасный способ очистить корпус твоего судна от морских ракушек. Что ты намерен сделать на «бис»?

— Нет ничего более приятного, — улыбнулся Остин. — Собираюсь пригласить на ужин прекрасную женщину.

Глава 13

Анджела Уорт уже несколько лет работала ассистентом библиотекаря в архивном отделе Американского философского общества, расположенного в Филадельфии. Ежедневное перемещение тяжелых коробок с уникальными документами и рукописями выработало у этой худенькой молодой женщины недюжинную физическую силу, которой мог позавидовать даже профессиональный борец.

Она без особых усилий сняла с полки увесистый пластиковый контейнер, погрузила на тележку и легко покатила из хранилища манускриптов в читальный зал. Мужчина чуть старше тридцати лет сидел за длинным письменным столом, быстро щелкая тонкими пальцами по клавишам портативного компьютера. Весь стол был завален документами, книгами и другими архивными материалами.

Анджела подошла к нему и поставила на стол большую коробку.

— Готова поспорить, что вы понятия не имели, сколько у нас исторических документов, касающихся артишоков.

— Тем лучше для меня, — ответил молодой писатель по имени Норман Стокер. — В соответствии с заключенным договором я должен сдать рукопись объемом пятьдесят тысяч слов.

— Я не очень хорошо знаю особенности издательского дела, — улыбнулась она, — но мне интересно, кто из читателей может осилить такое количество материалов, посвященных артишокам?

— Мой издатель придерживается другой точки зрения. Книги, посвященные какой-нибудь проблеме из истории повседневности, являются сейчас главной тенденцией в издательском бизнесе. Они могут быть о чем угодно — о соли, томатах, грибах и еще черт знает о чем. Самое главное в этом деле — показать, как избранный вами предмет изменил повседневную жизнь людей и тем самым почти в буквальном смысле спас все человечество. Это можно сделать, если смешать все сведения в кучу и доказать, что данная смесь влияет на сексуальные отношения.

— Сексуальные артишоки? — удивилась Анджела.

Стокер открыл коробку с древними рукописями.

— Вот, например, Европа шестнадцатого века. В те времена только мужчинам разрешалось есть артишоки, которые считались главным средством для восстановления потенции. — Он открыл другую папку и вынул фотографию красивой молодой блондинки в купальнике. — Мэрилин Монро, тысяча девятьсот сорок седьмой год. Первая королева артишоков в Калифорнии.

Анджела сняла с тележки еще одну коробку и поставила на стол, а потом легким движением руки смахнула со лба прядь белокурых волос.

— С нетерпением дожидаюсь появления фильма «Артишок».

— Я могу достать вам билет на голливудскую премьеру.

Анджела мило улыбнулась и попросила сообщить ей, когда он закончит работу с документами.

Стокер открыл коробку и погрузился в изучение новых материалов. Нельзя сказать, что его сильно занимало создание книг бытовой тематики, но гонорар за эти произведения был вполне приличный, связанные с ними поездки и путешествия будоражили воображение, а сами книги давали некоторый простор для творчества. Кроме того, во время работы над ними Стокер не нуждался в дополнительных занятиях, чтобы оплачивать свои банковские счета. В конце концов он пришел к вполне разумному выводу, что в качестве предмета исследования артишоки намного лучше, чем какие-нибудь сперматозоиды.

Стокер приехал в Американское философское общество, чтобы порыться в документах и найти противоядие против скуки, с помощью которого можно было бы хоть как-то разнообразить предмет исследования. В старом здании георгианского стиля на углу Индепенденс-Холла в Филадельфии, где размещались библиотека и архив общества, можно было отыскать манускрипты и научные трактаты по различным отраслям знаний начиная с 1500 года до настоящего времени.

Философское общество было основано в 1745 году непрофессиональным ученым, но вполне профессиональным государственным деятелем Бенджамином Франклином. Вместе со своими многочисленными друзьями он сделал все возможное, чтобы превратить Соединенные Штаты в независимое государство в области промышленного производства, транспорта и сельского хозяйства. Самыми первыми членами общества были именитые доктора, юристы, религиозные деятели и промышленники, к которым позже присоединились президенты Джефферсон и Вашингтон.

Стокер перебирал содержимое картонной коробки, и вдруг пальцы наткнулись на что-то твердое. Он вынул пакет, в котором находилась небольшая шкатулка, обтянутая темно-бордовой кожей с золотым тиснением. В шкатулке лежал толстый пакет из старой плотной бумаги, перевязанный черной лентой и запечатанный в нескольких местах воском. Правда, восковые печати уже давно были сорваны. Стокер развязал ленту и вынул из пакета титульный лист, на котором обнаружилась короткая надпись от руки ровным грубоватым почерком, сообщавшая, что содержимым пакета является научный трактат по выращиванию артишоков.

Далее следовала довольно скучная характеристика климатических сезонов, описание высаживания и выращивания растений, особенности сбора урожая, а по всему тексту встречались различные сельскохозяйственные рекомендации. На одном листе были нарисованы странные крестообразные знаки и волнистые линии, а под ними располагались непонятные слова на незнакомом языке. Еще в пакете лежала карта из толстого картона с большим количеством прорезанных в ней прямоугольных отверстий.

В этот момент мимо стола писателя проходила молодая ассистентка библиотекаря, толкая перед собой тележку с книгами. Стокер жестом подозвал ее.

— Нашли что-нибудь интересное? — участливо спросила она.

— Не знаю, насколько это интересно, но определенно нечто очень старое.

Анджела внимательно осмотрела пакет, а потом от начала до конца пролистала его содержимое. Почерк показался ей очень знакомым. Она подошла к большой книжной полке и вернулась оттуда с толстой книгой об Американской революции. Открыв ее в том месте, где была помещена копия Декларации независимости, она сравнила текст книги с рукописью. Да, теперь не оставалось никаких сомнений: эти два документа были написаны одной и той же рукой. Такой же наклон, простые грубоватые буквы — все совпадало до мельчайших подробностей.

— Видите разницу? — поинтересовалась Анджела.

— Почерк практически идентичен, — задумчиво ответил Стокер.

— Еще бы, оба документа были написаны одним и тем же человеком.

— Джефферсон? Не может быть!

— Почему? — удивилась она. — Джефферсон был известным, весьма преуспевающим фермером и к тому же ученым, скрупулезно фиксировавшим все свои научные достижения. Вот посмотрите на угол титульного листа — видите крошечные буквы «Т.Д.»?

— Это же прекрасно! Вряд ли этот труд заинтересует простого читателя, но тот факт, что рукопись Джефферсона, посвященная выращиванию артишоков, заканчивается такими странными схемами, стоит по крайней мере пары параграфов.

Анджела удивленно вскинула бровь.

— Не исключено, что эта часть попала сюда по ошибке.

— Но кто мог перепутать оригинальные рукописи Джефферсона?

— В нашем обществе до сих пор существует невероятно сложная система хранения документов. Нам приходится обслуживать почти восемь миллионов рукописей, более трехсот тысяч книг и периодических изданий. Могу предположить, что кто-то увидел титульный лист, не обратил внимания на имя этого автора научного трактата и положил к другим материалам, посвященным сельскохозяйственной тематике.

Он протянул ей диаграмму.

— Я нашел это в папке. С первого взгляда видно, что сад спланирован так, словно это сделал пьяный садовник. — Стокер взял из папки перфорированную карту и протянул Анджеле.

Ассистентка библиотекаря взяла ее и долго рассматривала ее на свет. И тут ее осенило.

— Когда закончите работать, дайте мне знать. Я хочу убедиться, что эти записи соответствуют другим материалам Джефферсона.

Она вернулась за свой рабочий стол и все оставшееся время с нетерпением поглядывала на стол писателя. Когда до закрытия библиотеки оставалось несколько минут, она выключила ноутбук, положила его в сумку, встала и подошла к столу Стокера.

— Извините, что устроил здесь такой беспорядок, — виновато улыбнулся он.

— Ничего страшного, я положу все на место, — ответила она с такой же улыбкой.

Дождавшись, когда зал покинули последние посетители, Анджела взяла досье Джефферсона и положила на свой стол. Включив настольную лампу, она вынула из папки перфокарту и аккуратно положила ее поверх первой страницы рукописи. Сквозь небольшие прямоугольные отверстия можно было без труда разобрать отдельные буквы.

Будучи страстной любительницей кроссвордов, Анджела прочитала несколько книг о самых разнообразных кодах и шифрах. Она была абсолютно уверена в том, что сейчас в ее руках оказалось не что иное, как шифровальная решетка. Такую обычно накладывают на чистый лист бумаги, вписывают в прямоугольные отверстия нужный текст, заполняют страницу другим, совершенно безобидным текстом, а потом принимающий человек проделывает ту же самую процедуру и получает зашифрованную информацию.

Она попыталась использовать решетку на нескольких страницах рукописи и вдруг поняла, что в этом тексте был какой-то другой уровень шифровки, недоступный простому любителю. Тогда она обратила внимание на лист, где были изображены пересекающиеся и волнообразные линии, и стала анализировать странные знаки. После тщательного изучения листа она решила воспользоваться лексической программой своего компьютера. Анджела довольно часто обращалась к этому аналитическому сайту, чтобы отыскать там нужное слово при разгадывании кроссвордов.

Набрав на клавиатуре несколько странных слов из текста рукописи, она нажала клавишу «Ввод» и стала терпеливо ждать результата. В конце концов компьютер вывел ее на словари древних языков, и ей пришлось еще раз набирать эти слова, чтобы программа завершила свое исследование. Поначалу результат удивил ее, а потом и вовсе озадачил.

Она распечатала полученный текст на принтере вместе с оригинальным текстом рукописи Джефферсона, сунула копии в верхний ящик стола, а потом собрала все бумаги в папку и быстро зашагала по длинному коридору в кабинет старшего библиотекаря.

Начальницей Анджелы была Хелен Вулси, опытный библиотекарь средних лет. Увидев свою юную помощницу, она добродушно улыбнулась.

— Так много работы, что засиделась допоздна? — спросила она.

— Не совсем так. Я случайно обнаружила странные вещи и подумала, что вам будет интересно об этом узнать. — Она протянула начальнице папку с бумагами.

Пока Хелен внимательно просматривала листы с рукописным текстом, Анджела торопливо объясняла ей свое мнение по поводу их происхождения.

Старший библиотекарь даже присвистнула от удивления.

— У меня даже дух захватывает от того, что я прикасаюсь к документам, которые когда-то держал в руках сам Джефферсон. Это невероятная находка.

— Я тоже так думаю, — согласилась с ней Анджела. — Полагаю, Джефферсон таким образом зашифровал в своих бумагах некое послание. Как известно, он пользовался репутацией весьма изобретательного криптографа. Многие из придуманных им систем кодирования еще долго использовались после его смерти.

— Очевидно, здесь содержится информация, которую он не хотел предавать гласности.

— Тут есть кое-что еще, — сказала Анджела и протянула начальнице отпечатанную копию с лингвистического веб-сайта.

Какое-то время Хелен молча изучала лист бумаги с непонятными знаками.

— А это надежный сайт? — наконец поинтересовалась она.

— Я всегда пользовалась им и не замечала ничего подозрительного, — пожала плечами Анджела.

Начальница задумчиво постучала по папке Джефферсона длинными ухоженными ногтями.

— Твой друг писатель уже знает об истинном значении этих материалов?

— Нет, он в курсе относительно причастности к этому самого Джефферсона, — пояснила Анджела, — но уверен, что это всего лишь научный трактат, посвященный специфике культивирования артишоков.

Хелен сокрушенно покачала головой.

— Это уже не первый случай, когда документы Джефферсона каким-то странным образом теряются среди других бумаг. Так, например, он потерял кое-какие этнографические материалы, касающиеся жизни и быта американских индейцев, а те документы, которые он завещал различным институтам, бесследно исчезли. Ты нашла в этих бумагах хотя бы малейший намек на их истинное содержание?

— Ни единой зацепки. Здесь нужен мощный компьютер со специальной программой дешифровки текстов, а также опытный криптолог, который знает, как обрабатывать подобную информацию. У меня есть друг в Агентстве национальной безопасности, который мог бы помочь нам.

— Чудесно, — быстро согласилась Хелен, — но прежде чем обращаться к нему, я должна на всякий случай проконсультироваться с советом директоров нашего общества. А пока нам с тобой надо держать язык за зубами и никому не рассказывать об этом открытии. Если текст подлинный, то это может иметь серьезные последствия для всего общества, но мы не вправе подвергать риску свою репутацию в том случае, если все это окажется фальшивкой.

Анджела была согласна с тем, чтобы держать информацию в строжайшей тайне, однако в тот момент у нее зародились подозрения, что начальница непременно воспользуется преимуществами первооткрывателя, если, конечно, обнаруженный материал действительно будет важным историческим открытием. Но у Анджелы тоже были серьезные амбиции, и она не хотела до конца своей жизни оставаться простым ассистентом библиотекаря.

Она кивнула в знак согласия.

— Я сделаю все возможное, чтобы выполнить последнюю волю мистера Джефферсона и сохранить в тайне содержание его документов.

— Очень хорошо, — улыбнулась начальница, открыла верхний ящик стола, сунула туда папку с документами, а потом заперла его на ключ. — Эти материалы будут храниться здесь под замком, пока я не посоветуюсь с нашим руководством. Конечно, если мы получим «добро», я позабочусь о том, чтобы твои заслуги были признаны и соответствующим образом вознаграждены.

«Разумеется, ты присвоишь себе лавры первенства, а если это окажется подлогом, то всю вину свалишь на меня».

Улыбка Анджелы скрыла от начальницы эти грустные мысли.

— Благодарю вас, миссис Вулси, — сказала она, вставая из-за стола.

Хелен ответила ей такой же добродушной улыбкой и вернулась к своим бумагам, давая понять, что разговор окончен. А когда Анджела пожелала ей доброй ночи и затворила за собой дверь, она тут же открыла ящик стола, вынула оттуда документы Джефферсона, а потом посмотрела в записную книжку и стала торопливо набирать номер телефона, с трудом сдерживая охватившее ее волнение.

Она впервые в жизни решила воспользоваться этим номером, что вызывало у нее еще большее волнение. Много лет назад Анджеле дал его один из членов совета директоров, который заметил необыкновенные карьерные амбиции Хелен и посоветовал воспользоваться этим телефоном, если она вдруг захочет сделать карьеру. При этом он добавил, что она может занять его место, поскольку сам он болен и вряд ли сможет выполнять свои обязанности сколько-нибудь продолжительное время. Она должна была работать на одного эксцентричного человека, проявлявшего интерес к определенного рода вещам. В ее обязанности входило всего лишь прислушиваться к разговорам на данную тему, а в случае необходимости срочно звонить по указанному телефону.

Хелен щедро платили за работу, которая на самом деле ничего ей не стоила, и она с помощью этих денег обставила хорошей мебелью свою квартиру и даже купила подержанный «БМВ». И вот сейчас она была рада отработать хотя бы часть полученной суммы и очень расстроилась из-за того, что сухой голос автоответчика посоветовал ей оставить сообщение. Она кратко изложила своему благодетелю суть джефферсоновских документов и положила трубку. А потом ее вдруг обуял страх, что этот звонок может положить конец работе на какого-то незнакомого человека. Однако, немного подумав, она пришла к довольно приятному для себя выводу, что с такой же вероятностью обнаруженные документы Джефферсона могут положить начало ее новой, гораздо более приятной карьере.

Она не была бы столь жизнерадостной оптимисткой, если бы знала, к каким печальным последствиям приведет ее звонок. Не обрадовалась бы она и тому факту, что в этот самый момент в другом конце здания Американского философского общества ее послушная ассистентка тоже сидела за столом и торопливо набирала свой номер телефона.

Глава 14

Офицер команды, одновременно выполнявший обязанности судового врача, как раз перевязывал Остина, когда дверь медпункта отворилась и на пороге появился капитан Ланге, удерживая под руку Карину.

— Я обнаружил эту юную леди бесцельно бродившей по палубе, — сказал он Остину, сидевшему на медицинской кушетке. — Она говорит, что какой-то рыцарь в сверкающих доспехах спас ее от верной гибели.

— В моих доспехах действительно немало блестящих железок, — улыбнулся Остин, потирая рану на боку. Его лицо было покрыто ссадинами, а колени, разбитые в кровь, пока его швыряло ветром на железный корпус судна, вызывали самые неприятные ощущения.

— Мне очень жаль, что вы так сильно пострадали, — взволнованно прошептала Карина.

Синяк под ее правым глазом был гораздо больше, чем у Остина, поскольку Хуан не пожалел сил, нанося удар. Но даже с опухшей щекой Карина не утратила своей привлекательности, о чем говорило внимание присутствующих мужчин. Ее изящная стройная фигурка с длинными точеными ногами могла свести с ума любого истинного ценителя женской красоты. Кремовая кожа лица выгодно оттеняла ярко-синие глаза, над которыми игриво возвышались соблазнительно изогнутые брови. А завершали облик волосы, аккуратно уложенные в пучок на затылке.

— Благодарю вас, — вежливо кивнул Остин, — но это всего лишь пустяковая царапина, ничего серьезного. Меня больше беспокоит ваше состояние.

— Вы очень добры ко мне, — пролепетала Карина. — Я приложила к лицу холодный компресс, и это помогло мне избавиться от неизбежной в таких случаях опухоли. Правда, во рту все еще ощущается неприятный привкус, но, к счастью, зубы остались целы и невредимы.

— Я рад за вас. Они вам понадобятся для нашего совместного ужина, — шутливо ответил Остин.

Карина попыталась улыбнуться.

— Мистер Остин, нас еще не представили друг другу надлежащим образом.

Остин охотно протянул ей руку.

— Прошу вас, мисс Микади, зовите меня просто Курт.

— Хорошо, Курт, а вы можете называть меня просто Карина. Кстати, откуда вам известна моя фамилия?

— Джентльмен, который втянул меня в эту историю, сообщил по секрету, что вы путешествуете на этом судне в качестве сотрудницы Организации Объединенных Наций. Помимо этого, я о вас ничего не знаю.

— Никакой тайны здесь нет, — улыбнулась она. — Я действительно работаю исследователем в ЮНЕСКО, а моей главной задачей является поиск и идентификация похищенных антикварных вещей. Если кто и может считаться самой настоящей загадкой, так это вы, мистер Курт Остин. Именно вы вынырнули из неведомых морских глубин, как сказочный Нептун, и спасли от неминуемой гибели меня, наше судно, а заодно и нефтяную платформу.

— Большая часть этих заслуг по праву принадлежит капитану судна. Это он успел какими-то невероятными усилиями увести судно в сторону от платформы. Если бы за штурвалом этой громадины находился я, то мы все сейчас выковыривали бы из зубов сырую нефть.

— Курт просто демонстрирует врожденную скромность, — вмешался капитан Ланге. — Это он освободил меня и других членов команды, а потом, когда я отчаянно пытался повернуть судно в сторону, храбро сражался с пиратами и фактически спас ваш груз.

Лицо Карины мгновенно засветилось радостью.

— Значит, это вы спасли моего «Навигатора»?

Остин молча кивнул.

— На палубе остался довольно крупный объект, тщательно завернутый в брезент. Вполне возможно, это и есть ваша статуя.

— Я должен как можно скорее поместить ее в безопасное место, — откликнулся капитан Ланге и сообщил по радио на капитанский мостик, чтобы его первый помощник немедленно организовал группу людей для срочной работы.

Помощник, в свою очередь, доложил капитану, что к ним направляется катер береговой охраны, а по воздуху скоро прибудут представители владельцев судоходной компании. Получив эту информацию, капитан извинился и ушел на свое рабочее место, а вслед за ним отправился и медик, предварительно дав Остину болеутоляющее.

— Интересно, — задумчиво сказал Остин, — что особенного в этом «Навигаторе»?

— Вот это и есть самое странное, — согласилась с ним Карина. — Статуя не относится к числу безумно дорогих вещей и к тому же вообще может оказаться подделкой.

— В таком случае давайте поговорим о том, что можем знать наверняка. К примеру, о нашем совместном ужине.

— Ну как я могу забыть о вашем неожиданном визите, в особенности после столь странного и внезапного появления? Но сперва скажите, откуда вы все-таки появились.

— Не появился, а приплыл. С моря. Находился неподалеку — буксировал айсберги.

Карина посмотрела на широкие плечи Остина и подумала, что нисколько бы не удивилась, узнав, например, что он буксирует айсберги голыми руками. Поначалу она решила, что он шутит, а потом все поняла, когда Остин рассказал ей об особой миссии «Лейфа Эриксона» в этих широтах. Путешествуя по всему миру, она часто встречалась с самыми разными людьми, но Остин был ни с кем не сравним. Он рисковал собой, чтобы спасти не только сотни жизней, но и собственность стоимостью миллионы долларов, храбро сражался с пиратами и даже убил одного из них, защищая ее от верной гибели. И вот теперь он флиртует с ней, как какой-нибудь пылкий школьник в период полового созревания. Ее глаза невольно скользнули по его мускулистому загорелому торсу. Судя по многочисленным шрамам на бронзовом теле, он уже не раз участвовал в опасных предприятиях и заплатил за это приличную цену.

Карина протянула руку, провела пальцами по застарелому шраму на правой руке и хотела было спросить, где он мог получить пулевое ранение, но в этот момент дверь отворилась и в судовой лазарет вошел стройный темнокожий мужчина.

Джо Завала удивленно вытаращил глаза, а потом уголки его губ поползли вверх в привычной полуулыбке. Он слышал, что его друг ранен и находится в лазарете, но никто не говорил, что за ним ухаживает столь очаровательная женщина.

— Зашел посмотреть, как у тебя дела, — весело сказал он. — Я вижу, все прекрасно.

— Карина, этот джентльмен — Джо Завала, мой друг и коллега. Джо управлял той самой резиновой лодкой, с которой я высадился на судно. Не стоит пугаться его устрашающего пиратского вида. На самом деле он вполне безобидный человек.

— Рад познакомиться с вами, Карина, — галантно поклонился Завала, а потом указал на забинтованного друга. — Вы в порядке? У вас обоих такой вид, будто вас кипятком ошпарили.

— Да, мы с ним пострадали на пару, — сказала Карина и густо покраснела, вдруг осознав некоторую двусмысленность этой фразы. Желая исправить положение, она быстро убрала руку.

Остин мгновенно оценил возникшую неловкость и пришел ей на помощь, переведя разговор на себя.

— У меня небольшая царапина на ребрах и еще несколько синяков и ссадин.

— То есть ничего такого, чему могла бы повредить пара стаканчиков текилы, — улыбнулся Завала.

— Я вижу, вы в надежных руках, — смущенно сказала Карина, глядя на Остина. — Если не возражаете, я пойду на палубу и посмотрю, что там команда делает с моей статуей. Еще раз благодарю вас за своевременную помощь.

Завала долго смотрел на дверь, за которой исчезла Карина, а потом взорвался громким хохотом, что было крайне нехарактерно для его обычно сдержанной и слегка циничной манеры поведения.

— Только Курт Остин может найти в этих холодных широтах по соседству с айсбергами такого очаровательного ангела, как мисс Микади. И они еще меня называют Ромео.

Остин закатил глаза, молча встал с кушетки, надел позаимствованную у команды судна рубашку и застегнул пуговицы.

— Капитан Доу чувствует себя нормально?

— Да, он уже полностью исчерпал свой репертуар шуток и начал повторять старые.

— Могу тебе посочувствовать, дружище.

— Он говорит, что должен остаться здесь еще на один день, чтобы все-таки заарканить своего Моби и оттащить на безопасное расстояние. Так что тебе еще тоже достанется от него.

— Как ты забрался на палубу? Ведь я собственными глазами видел, как веревочная лестница была обрезана и упала в воду.

— Должно быть, они откопали запасную. Я видел, что тебе нелегко было взобраться на палубу. Что там стряслось?

— Я расскажу тебе эту занимательную историю за чашкой кофе.

Они направились в кают-компанию, налили себе по чашке горячего черного кофе, а потом жадно проглотили пару пухлых сандвичей. Только после этого Остин пересказал Завале свои приключения, начиная с того момента, когда он оказался на палубе контейнеровоза.

— Кто-то потратил уйму денег и сил, чтобы заполучить эту странную статую, — присвистнул от удивления Завала.

— Да, похоже на то. Чтобы купить или даже арендовать два вертолета, а потом нанять группу пиратов для захвата такого огромного судна действительно нужны немалые деньги. Не говоря уже о связях, которые совершенно необходимы для внедрения в команду своих людей и тщательной подготовки к высадке захватчиков.

— Они могли просто-напросто похитить эту статую и убраться ко всем чертям, — задумчиво сказал Завала. — Не понимаю, зачем им понадобилось уничтожать контейнеровоз, направив его на нефтяную платформу.

— Думаю, они хотели избавиться от судна, чтобы скрыть следы преступления, а заодно устранить нежелательных свидетелей. А нефтяная платформа была просто средством для реализации этой цели. Во всем этом деле есть какая-то безумная расчетливость. Море должно было поглотить эту тайну.

Завала медленно покачал головой.

— Какие мозги надо иметь, чтобы разработать такую гнусную кровавую схему?

— Очень холодные и расчетливые, — ответил Остин. — Судя по всему, вертолеты прилетели сюда с какой-то прибрежной базы, так как эта зона расположена в пределах досягаемости для авиации такого типа. Но берега здесь изрезаны многочисленными скалами и бухтами. Не думаю, что они прилетели сюда издалека с такой командой, а обратно собирались лететь с громадной статуей на тросе.

— Да, скорее всего они взлетели с палубы какого-то судна с точными координатами морской цели, — согласился с ним Завала.

— А из этого можно сделать вывод, что мы понапрасну теряем время, — подвел итог Остин. — Они все еще могут находиться где-то неподалеку.

— К сожалению, на контейнеровозе нет палубной авиации, — заметил Завала.

Остин вскинул голову, задумавшись над этой проблемой.

— Помнится, капитан Доу говорил, что на нефтяную платформу должен вернуться вертолет. Давай поднимемся наверх и посмотрим, на месте ли он.

Он проглотил последнюю обезболивающую таблетку, запил ее последним глотком кофе и вышел из кают-компании. Капитан Ланге радостно приветствовал их на палубе. Остин попросил у него бинокль, направил его на платформу и без особого труда обнаружил вертолет на посадочной площадке.

— Для нас это большая удача, — обрадовался Остин и повернулся к капитану: — Вы обратили внимание, в каком направлении улетел вертолет с пиратами?

— К сожалению, не успел этого сделать. Все произошло слишком быстро. — Лицо капитана Ланге даже покраснело от возмущения при воспоминании о недавних событиях.

— А что вам известно о тех двух филиппинцах, которые в качестве членов судовой команды работали на пиратов? — поинтересовался Остин.

— Их нашли с помощью обыкновенного агентства по занятости, — пожал плечами Ланге. — В их послужном списке не было ничего подозрительного.

— Вполне возможно, что они устроились к вам по подложным документам, — предположил Завала.

— Что вы хотите этим сказать?

— Что они либо выкрали документы у каких-то настоящих моряков, либо просто убили их, чтобы завладеть бумагами, — пояснил Завала.

— А если это так, — продолжил его мысль Остин, — то мы можем добавить к общему числу жертв этой банды еще как минимум пару трупов.

Капитан тихо выругался по-немецки.

— Знаете, иногда, находясь в безбрежном океане, на большом судне, я чувствую себя Нептуном. — Он сокрушенно покачал головой. — А потом происходит какая-нибудь неприятность вроде этой, и ты начинаешь понимать свою удручающую беспомощность. Я бы с огромным удовольствием предпочел иметь дело с морем, чем с этими жуткими монстрами.

Остин по собственному опыту знал, о чем именно говорит капитан Ланге, но этот философский разговор нужно было отложить на более подходящее время.

— Вы не могли бы связаться с руководством нефтяной платформы? — спросил он капитана и вкратце пересказал суть плана, который только что созрел у них с Завалой.

Ланге тут же взял микрофон и сообщил начальнику платформы о своей просьбе. Тот какое-то время раздумывал — давать или не давать вертолет, но как только узнал от капитана, что вертушка нужна человеку, который спас платформу от верной гибели, сразу изменил отношение к делу.

Минут через двадцать винтокрылая машина взлетела с платформы, проделала небольшой путь до контейнеровоза и осторожно приземлилась на носовой части палубы. Остин и Завала подбежали к вертолету, низко пригибая головы, и через минуту он взмыл в небо.

— Куда направляемся, джентльмены? — спросил пилот, едва они успели надеть наушники.

Морские пираты улетели давно, поэтому вряд ли можно было обнаружить их в непосредственной близости от контейнеровоза. Остин попросил Райли, пилота вертолета, облететь район в радиусе пяти миль от судна, а потом по спирали увеличивать круг поиска на малой высоте.

Райли выразил согласие, подняв большой палец правой руки, повернул вертолет на запад и полетел со скоростью примерно сто миль в час.

— А что мы ищем? — спросил он через некоторое время.

— Любое надводное судно, на палубе которого могут разместиться два вертолета, — пояснил Остин.

— Понял, — кивнул пилот.

Через несколько минут он повернул машину и пошел на первый круг. К тому времени туман над морем рассеялся и видимость была в пределах двух-трех миль. Вскоре они обнаружили несколько рыболовецких судов и крупных обломков айсберга, включая гиганта, которым мог вполне оказаться Моби. Единственным большим судном на этом расстоянии оказался какой-то сухогруз, однако его палуба была слишком мала для двух вертолетов. К тому же она была занята несколькими кранами, длинные стрелы которых делали взлет вертолетов практически невозможным.

Остин попросил пилота сделать еще пару кругов. В конце второго круга они заметили на горизонте огромное судно, смутные контуры которого практически полностью сливались с темной водой океана.

— Рудовоз, — сказал Завала с заднего сиденья.

Вертолет опустился до уровня нескольких сотен футов и полетел в сторону большого судна с темным корпусом. На огромном пространстве палубы, простиравшейся от высокой надстройки до кормы, могли разместиться десятки вертолетов.

— Ну, что скажешь? — спросил Остин пилота.

— Черт возьми, да это судно своими размерами напоминает самый настоящий авианосец.

Завала охотно поддержал его:

— Если нужно здесь что-то спрятать, то места предостаточно.

— Расстояние искажает истинные размеры судна, — заметил пилот. — Может, оно и не очень большое.

Остин попросил пилота определить название судна.

Вертолет облетел его с другой стороны, где красовалась надпись большими буквами: «Король моря».

Оказалось, что это судно было зарегистрировано в столице Кипра Никосии, подтверждением чему служило крупное изображение головы быка рядом с названием.

— Возвращаемся назад, — сказал Остин, вполне удовлетворенный результатом поиска.

Пилот повернул вертолет, и вскоре судно исчезло в плотной дымке тумана.

Когда хлопающие звуки винтокрылой машины постепенно стихли, с капитанского мостика на быстро уменьшающуюся точку вертолета еще долго глядели широко открытые светлые глаза. Когда вертолет стал напоминать крошечного москита, Адриано опустил бинокль и скривил тонкие губы в язвительной ухмылке. Вертолет подошел к судну достаточно близко, чтобы можно было легко разглядеть лицо сидевшего за штурвалом пилота.

Отныне охотник сам стал преследуемым.

Когда вертолет нефтяной платформы приблизился к контейнеровозу, они увидели, что неподалеку от судна бросил якорь катер береговой охраны. Пилот посадил вертолет на палубу, где Остина и Завалу уже с нетерпением ждал капитан Ланге. Он сообщил, что служба береговой охраны прислала вертолет с группой следователей, которые должны допросить всех свидетелей.

К этому моменту Остин уже находился на грани физического и нервного истощения. Мысли путались, остро ныла от боли грудная клетка, и ему совсем не хотелось подвергать себя еще одному испытанию в виде дотошного допроса со стороны офицеров береговой охраны. Уж лучше бы ему дали немного отоспаться и восстановить силы. Конечно, сотрудники береговой охраны могли внести ясность в события последнего времени, но он чертовски устал.

Сидевший в кают-компании лейтенант был настроен по-деловому и вел допрос весьма энергично. Быстро получив необходимые сведения от Остина и Завалы, он сказал, что теперь будет допрашивать членов команды. Заметив, что Остин поморщился от боли, он заботливо предложил доставить его в военный госпиталь для тщательного медицинского осмотра, однако капитан заверил лейтенанта, что вертолет доставит Остина на берег завтра утром.

Карина поинтересовалась, может ли она лететь с ним, так как у нее вечером следующего дня намечена важная встреча в Вашингтоне, а свой бесценный груз она согласна доверить катеру береговой охраны. Да и Джо Завала тоже торопился покинуть судно, поскольку должен был вернуться домой и подготовиться к поездке в Стамбул. Учитывая все эти обстоятельства. Остин предупредил капитана Доу, что охота на его любимого Моби откладывается до лучших времен.

— Я очень расстроен, — грустно ответил Доу. — Но когда вы вернетесь, у меня будет для вас несколько новых анекдотов.

— С нетерпением жду этого, — улыбнулся Остин.

Глава 15

Виктор Балтазар молча слушал торопливую речь Адриано, который сбивчиво рассказывал ему об операции по захвату контейнеровоза. С каждой новой деталью неудачной попытки выкрасть финикийскую статую в нем росло чувство раздражения, постепенно переходящее в ярость. И хотя внешне Балтазар никак не демонстрировал свой гнев, по пульсирующим венам на лбу было видно, что он с трудом сдерживает себя. В эту минуту накопившаяся внутри ярость напоминала огненную лаву, переполнявшую кратер вулкана и готовую в любой момент вырваться наружу. А когда Адриано подробно описал, как человек с седыми волосами, который помешал ему заполучить статую, выследил на вертолете сухогруз, Балтазар наконец-то сорвался.

— Довольно, — гаркнул он и с такой силой сдавил корпус мобильного телефона, что тот хрустнул в его толстых пальцах. Буквально смяв в руке кусок металла и пластика, Балтазар немного успокоился и швырнул раздавленный телефон своему конюху, который держал под уздцы огромную гнедую лошадь. Затем он взял из рук поджидавшего его оруженосца стальной рыцарский шлем с забралом и надел на голову.

В сверкающих рыцарских доспехах, вооруженный с ног до головы, Балтазар напоминал робота из научно-фантастического фильма. Однако на самом деле он был более подвижным и проворным, чем любой металлический монстр. Даже облачившись в доспехи, весившие не менее семидесяти фунтов, он довольно легко запрыгнул в высокое седло прекрасного гнедого жеребца.

Оруженосец протянул Балтазару деревянное копье длиной не менее пятнадцати футов. Из-за затупленного металлического наконечника, которым, собственно говоря, оно и отличалось от настоящего боевого оружия, его назвали «копьем милосердия». Тем не менее оно могло нанести противнику смертельную рану, пущенное в ход сильной рукой натренированного воина, мчащегося на быстром бельгийском коне. Балтазар сам воспитывал этого коня в духе истинных рыцарских лошадей, которых еще в Средние века называли боевыми. Это животное почти вдвое превосходило по размеру обычных скаковых лошадей, а весило около тонны даже без защитной металлической амуниции.

Когда Балтазар прижал копье к толстой мускулистой шее коня, верный оруженосец вручил ему щит, закрывавший наиболее уязвимые части тела. На белом фоне щитаотчетливо виднелся черный силуэт головы быка. Такое же изображение родового герба украшало длинный плащ Балтазара и белоснежную накидку, которая развевалась на могучем корпусе коня.

Крепко удерживая рукой копье, Балтазар нагнул голову, увидев сквозь узкую горизонтальную щель в забрале дорожку рыцарского поединка. Слева от него виднелось низкое ограждение, известное под названием «тилт», а с правой стороны, в самом дальнем конце дорожки, стоял другой рыцарь в таких же доспехах и на таком же могучем боевом коне.

Балтазар подал сигнал человеку из корпуса наемников. Его противником в этот раз выступал довольно крупный мужчина с мощным телосложением и большим опытом наездника. Как и любой спарринг-партнер в профессиональном боксе, он обычно играл роль достойного соперника Балтазара, рискуя при этом получить серьезные увечья. Разумеется, ему дополнительно платили за многочисленные синяки и ссадины, да и сам Балтазар старался как можно осторожнее относиться к своему партнеру, но не из-за каких бы то ни было симпатий, а по той простой причине, что ему очень не хотелось тратить время и деньги на подготовку еще одного рыцаря. Однако сейчас, узнав дурную новость о провале операции по захвату контейнеровоза, он готов был растерзать любого соперника.

Он посмотрел на противника сквозь забрало налитыми кровью глазами и приготовился к поединку. Балтазар с большим трудом сдержал свой неистовый нрав, чтобы не отыграться на Адриано. Конечно, этот молодой испанец заслуживал самого сурового наказания, однако он был верным и преданным слугой, который еще мог пригодиться в дальнейшем. Адриано был надежным телохранителем Балтазара. Напуганный до смерти грозными упреками, он мог впасть в уныние, если не сказать отчаяние, избавиться от которого было бы не так-то просто. Кроме того, расстроенный киллер мог просто-напросто покончить с собой или совершить не менее глупый поступок при исполнении профессиональных обязанностей наемного убийцы.

Балтазар крепко стиснул зубы и еще сильнее сжал копье. Облаченный в средневековый камзол герольд медленно поднес к губам военный горн и пронзительно затрубил на самой высокой ноте. Это был сигнал к бою. Балтазар поднял копье и сильно ударил по крупу коня длинными золотыми шпорами.

Массивное животное воинственно нагнуло голову, ударило копытами по сырой земле и ринулось вперед, быстро набирая скорость. Ровный бег коня позволял наезднику крепко держаться в седле и тщательно прицелиться. Рыцари мчались навстречу друг другу, опустив копья влево от себя под углом тридцать градусов. Каждый держал голову на расстоянии двух футов от тилта, а правую руку — на расстоянии трех футов. При этом их левые руки были надежно защищены прочными щитами.

Лошади мчались навстречу друг другу, гулко стуча по земле копытами. Всадники встретились посреди тилта, и первым удар нанес соперник Балтазара. Копье ударило прямо в центр щита и мгновенно разлетелось на мелкие куски, однако всадник удержался на коне, умело отразив удар. В ту же секунду копье Балтазара миновало щит противника и нанесло ему ответный удар в левое плечо.

Оружие Балтазара не соскользнуло в сторону, как у соперника, а нанесло сильный удар, сложившийся из совокупной мощи движения лошади и физической силы всадника и сосредоточившийся в крохотной точке тела противника. Не выдержав силы удара, тот потерял равновесие и рухнул наземь как поваленный ветром сноп.

Балтазар осадил лошадь и отбросил в сторону копье. Спешившись, он вынул меч и подошел к поверженному противнику, который, корчась от боли, лежал на земле лицом вверх. Не обращая внимания на стоны соперника, Балтазар широко расставил ноги, поднял клинок обеими руками и нацелился ему в грудь. Насладившись моментом победы, он вонзил острие меча в нескольких дюймах от шеи лежавшего соперника, а потом издал яростный крик и ушел прочь, оставив клинок в земле. Стоявшие возле его родового шатра медики ринулись на помощь раненому рыцарю, а Балтазар вошел в шатер, где верный оруженосец помог ему снять тяжелые рыцарские доспехи. Под кольчугой находилось специальное защитное одеяние, сделанное из сверхпрочного материала — кевлара. Его противник был облачен в традиционную одежду из хлопчатобумажной ткани, которая служила плохой защитой от удара, но Балтазар не привык полагаться на случай. Он всегда предпочитал иметь существенные преимущества перед соперником. К примеру, его копье имело сверхпрочную сердцевину из металлического сплава и поэтому не могло разлететься на куски, как это случилось с деревянным копьем его менее удачливого противника.

Не снимая кольчуги, Балтазар сел за руль ярко-красного «бентли» с открытым верхом и, скрипнув шинами, умчался с ристалища. Мощный двенадцатицилиндровый турбонаддувной двигатель машины мог за несколько секунд разогнаться до шестидесяти миль в час, а потом набрать около двухсот миль, но Балтазар никогда не ездил с такой бешеной скоростью, ограничиваясь лишь половиной этой силы. Проехав пару миль по дороге, он свернул в узкий проезд, который пролегал мимо ухоженных газонов и вел к большому каменному дворцу, выстроенному в традиционном испанском стиле.

Припарковав «бентли» перед парадным входом, Балтазар вышел из автомобиля и направился к двери. В таком огромном доме должно быть много прислуги, однако хозяин предпочитал держать только одного слугу — верного и преданного камердинера, который, помимо всего прочего, выполнял также и функции управляющего поместьем. Балтазар жил в нескольких комнатах своего дворца, но в случае необходимости камердинер мог быстро собрать всю большую армию служащих, проживавших в расположенных неподалеку бараках и охранявших весьма обширные владения.

Камердинер встретил его у входа. Несмотря на свои служебные обязанности и безупречные манеры преданного слуги, этот человек был весьма опытным мастером боевых искусств, прекрасно владел оружием и обладал бесценным качеством искушенного телохранителя. Балтазар молча вошел в дом и сразу же направился в огромный бассейн, где разделся догола и проплыл более полумили, а потом долго наслаждался в теплой ванне, чувствуя, как постепенно отступает накопившаяся злость.

После ванны он облачился в домашний белоснежный халат, напоминающий монашескую рясу.

Даже в этом просторном одеянии Балтазар демонстрировал впечатляющую фигуру. Конечно, халат скрывал его мускулистые руки и ноги, но не мог утаить широкие плечи и уж тем более гордую осанку и красивую голову, которая, казалось, была вырезана из цельного куска гранита средневековым мастером-кудесником, неожиданно превратившим бездушный камень в величественную плоть, наполнив ее кровью посредством колдовской алхимии.

Отдав приказ камердинеру, чтобы его не беспокоили, Балтазар заперся в портретной галерее, огромные стены которой были увешаны изображениями его славных предков, родословная которых уходила корнями в глубокую древность. Балтазар налил себе коньяку в пузатый, суженный к верху бокал, покачал его в руке, сделал один глоток, а потом направился с ним к портрету, написанному маслом еще в восемнадцатом веке одним из знаменитых мастеров. На нем была изображена юная мадонна с прекрасными умными глазами. Балтазар подошел к висевшему над камином портрету женщины так близко, что их глаза оказались на расстоянии нескольких дюймов.

Крошечные сенсорные датчики, искусно скрытые за глазами изображенной на портрете мадонны, мгновенно отреагировали на этот взгляд, сняли биометрические показания, сравнили их с зафиксированным в компьютерной базе данных образцом и послали соответствующий сигнал в исполнительное устройство. Одновременно с этим миниатюрные сканеры сравнили отпечатки его ладоней и кончиков пальцев с аналогичными данными и, окончательно убедившись в достоверности запрашивающего код доступа лица, открыли потайную дверь. Прозвучал мягкий щелчок, и перед ним открылась ведущая вниз лестница.

Балтазар спустился, остановился перед стальной дверью, набрал код из комбинации только ему известных цифр и вошел в большую комнату, уставленную стеклянными шкафами, температура воздуха и уровень влажности в которых контролировались сложной компьютерной системой. Внутри хранились старинные фолианты рукописных книг, посвященных истории древнего рода Балтазаров, насчитывающего как минимум две тысячи лет. Древние манускрипты свидетельствовали о том, что в далекие времена предки Балтазара покинули Палестину и перебрались на остров Кипр, где добились выдающегося успеха в качестве искусных судостроителей. Именно они снабжали надежными судами европейских рыцарей во время Четвертого крестового похода, после чего были вовлечены в кровопролитные сражения и захват Константинополя. Там они захватили столько золота, сколько могли увезти на своих многочисленных кораблях.

После окончания Крестовых походов его семья связала свою дальнейшую судьбу с крестоносцами и вместе с ними переехала в Западную Европу, где использовала захваченное золото для развития горнодобывающей империи. С тех пор любые события — рождение, смерть, заключение брака и тому подобное — тщательно регистрировались в семейной летописи. Кроме того, там были зафиксированы все торговые и предпринимательские сделки, враждебные столкновения и повседневная деятельность далеких предков. Иначе говоря, в этих фолиантах с золотым тиснением на переплетах хранились важнейшие сведения о каждом более или менее значимом эпизоде из жизни рода Балтазаров.

Он уже давно прочитал каждую строчку, каждое слово этого семейного предания, и именно времена крестоносцев пробудили в нем интерес к рыцарским турнирам и другим аристократическим увлечениям истинного кабальеро. Встроенный в стену экран монитора с сенсорными датчиками фиксировал все его посещения и служил своеобразным справочником по любому предмету.

Посреди комнаты на небольшом возвышении стоял каменный истукан в виде бородатого круглолицего мужчины с презрительной ухмылкой на губах и вытянутыми вперед руками. Ладони были обращены вверх, как будто он ждал подаяния. На большой круглой голове красовались два рога — символ древнего бога Ваала, издавна считавшегося покровителем рода Балтазаров. Именно из-за этого в потайной комнате ему было выделено столь почетное место среди прочих свидетельств достоинства семейства, корни которого терялись в глубокой древности. Это божество всегда защищало его род от превратностей судьбы, источало благодать и с самого начала обеспечивало милость Фортуны.

Идол издревле использовался для человеческих жертвоприношений и всегда помещался у домашнего очага, из-за чего одна сторона его каменного туловища до сих пор была покрыта черной копотью. В трудные времена жрецы бога Ваала приносили в жертву младенцев, укладывая их беззащитные тела на простертые руки идола, под которыми разжигали жертвенный костер. Правда, сейчас под руками кумира находился не священный огонь, а обыкновенный алтарь, на котором покоился небольшой сундук из черного дерева, богато инкрустированный драгоценными камнями.

Балтазар открыл крышку сундука и вынул оттуда небольшую деревянную шкатулку. В ней хранилось несколько свитков пергамента. Осторожно вынув их из шкатулки, он развернул старинный манускрипт на алтаре. Впервые отец познакомил его с содержимым шкатулки, когда родовое гнездо семейства еще находилось в Европе. В этом древнем документе рассказывалось о временах, которые предшествовали исходу из Палестины на Кипр. Но отец сделал это только тогда, когда сын стал достаточно взрослым и основательно изучил арамейский язык, с помощью которого можно было понять тайну их рода и постичь истинные причины его исхода.

Читая древние пророчества, начертанные далекими предками, Балтазар вновь испытал приятное ощущение тяжести столетий, словно лежащей на его широких плечах. Через несколько минут он завершил привычный ритуал и благоговейно вернул пергамент на место в шкатулку. Закрыв крышку сундука, он с таким же благоговением посмотрел почти бесцветными глазами на каменное изваяние Ваала. У него возникло ощущение, что древний бог пристально вглядывается ему в душу и тем самым передает часть своей бессмертной энергии. Балтазар жадно впитывал эту таинственную силу и чувствовал влияние божественной ауры, как изнывающий от жажды пилигрим, припавший к животворному источнику влаги.

Он вернулся к двери, запер ее на кодовый замок и поднялся в свой кабинет. Все еще потрясенный только что испытанным чувством причастности к великому таинству, он допил коньяк, чтобы успокоить возбужденное древним ритуалом воображение, и привычным движением набрал на мобильном телефоне нужный номер. Через несколько промежуточных кодов, надежно скрывавших номер абонента, сигнал поступил на сотовый Адриано.

Балтазар изложил ему свое понимание причин провала операции и дал подробные инструкции относительно дальнейших действий. Нужно было во что бы то ни стало установить личность человека, который нарушил их план. Кто бы это ни был, он должен понести такое же суровое наказание, как и все остальные, осмелившиеся встать на пути Балтазара. Наглеца должна постичь участь тех сотен людей, которые вольно или невольно помешали осуществлению его планов, — ужасная и мучительная смерть.

Глава 16

Для сверхсекретного правительственного учреждения Агентство национальной безопасности казалось чересчур заметным, если не открытым для постороннего взгляда. Штаб-квартира АНБ находилась в городке Форт-Мид, штат Мэриленд, между Балтимором и Вашингтоном, и размещалась в двух высоких зданиях из сине-черного стекла, которые выглядели так, словно были созданы архитектором-кубистом в минуты умопомрачения.

На самом деле открытость этих зданий была крайне обманчива. Возвышавшиеся над землей корпуса были лишь малой частью общего комплекса, видимой постороннему глазу, а большая часть, по слухам, скрывалась под землей и занимала площадь не менее десяти акров. АНБ являлось крупнейшим работодателем для математиков не только в США, но и во всем мире, а среди двадцати тысяч служащих агентства было немало лучших в стране криптологов и дешифровальщиков.

Ассистентка библиотекаря из Американского философского общества Анджела Уорт миновала комплекс офисных зданий АНБ и повернула на парковку, расположенную непосредственно перед Национальным криптографическим музеем. Она встала ни свет ни заря, позвонила на работу и, сказавшись больной, поехала на юг от Филадельфии. Отыскав на парковке свободное место, Анджела схватила с пассажирского сиденья старый кожаный дипломат и быстро зашагала к парадной двери музея.

Войдя внутрь, она спросила у дежурного, как найти Гровера Харриса. Несколько минут спустя к ней подошел худощавый молодой человек с копной густых волос и в джинсах. Он радостно пожал ей руку.

— Привет, Анджела, — сказал он с добродушной улыбкой. — Рад, что ты приехала — путь не близкий.

— Ничего страшного, Гровер. Спасибо, что уделил мне время.

Анджела познакомилась с Харрисом много лет назад на собрании любителей кроссвордов и загадок, и они быстро подружились. Оба были усердными студентами и находились на нижней ступеньке служебной лестницы. Кроме того, Гровер был весьма приятным молодым человеком, довольно симпатичным и к тому же очень умным. Он проводил Анджелу в свой заваленный бумагами кабинет и предложил ей стул. Кабинет был чуть больше туалетной комнаты, что лишь подтверждало низкий статус его хозяина в сложной иерархической структуре агентства.

Харрис уселся за письменный стол, на котором высились горы бумаг и книг, что могло бы послужить для любого пожарного инспектора доказательством преступной халатности.

— По телефону твой голос показался мне очень взволнованным. Что случилось?

Анджела открыла дипломат, вынула оттуда рукописный текст Джефферсона и без лишних слов протянула его Харрису. Он быстро пробежал глазами первую страницу, потом пролистал всю папку, пока не дошел до перфорированной карты. Посмотрев на свет, он вернул ее на прежнее место.

— Похоже на шифровальную решетку, не так ли?

— Ты у меня спрашиваешь? — улыбнулась Анджела. — Я надеялась, что ты сам определишь, что это такое. Ведь это ты эксперт по кодам и шифрам.

— Я всего лишь начинающий эксперт в этой области, слушающий лекции в Национальной криптографической школе.

— А я этим похвастаться не могу, — сказала Анджела. Криптографическая школа АНБ обучала основам шифровального дела людей, работающих в различных правительственных учреждениях.

— Не надо скромничать, — отмахнулся Харрис. — Ведь ты обнаружила этот документ, не правда ли? Что ты думаешь по поводу текста?

— Думаю, что кто-то, не разобравшись, положил его в другую папку. Мне кажется, он должен находиться в соответствующем досье Томаса Джефферсона.

Гровер быстро выпрямился и пристально посмотрел на собеседницу.

— Джефферсона?

— Угу, — улыбнулась Анджела. — Я абсолютно уверена в том, что этот документ написан его рукой. Я уже сравнила его с рукописным текстом декларации и убедилась в этом. Кроме того, в нижнем правом углу документа стоят инициалы «Т.Д.», вполне соответствующие его собственным.

Диг снова поднес последнюю страницу к глазам и даже присвистнул от удивления.

— Джефферсон. Да, в этом есть какой-то тайный смысл.

— Мне приятно, что ты готов со мной согласиться, — облегченно вздохнула Анджела. — Я очень боялась, что напрасно отвлекаю тебя от работы.

— Нет, черт возьми! — воскликнул Диг, покачав головой. — Дело в том, что большинство людей понятия не имеют о том, что Джефферсон был прекрасным криптографом и умело шифровал многие свои сообщения. Так, например, он часто использовал шифр для передачи важной информации Джеймсу Медисону и другим государственным деятелям. А научился искусству шифрования и кодирования информации еще во Франции, где некоторое время работал послом. — Диг взволнованно вскочил на ноги. — Пойдем, я хочу тебе кое-что показать.

Он повел ее в выставочный зал и остановился перед застекленным шкафом, в котором лежал какой-то странный деревянный цилиндрический барабан коричневого цвета примерно двух дюймов диаметром и пяти дюймов длиной, состоявший из множества тонких дисков, на ободках которых виднелись вырезанные буквы.

— Этот аппарат был обнаружен в доме неподалеку от поместья Монтичелло, — пояснил Харрис. — Мы считаем, что это шифровальный диск, который Томас Джефферсон изобрел в те годы, когда работал в Вашингтоне и исполнял обязанности государственного секретаря. Ты пишешь определенное донесение, затем вращаешь барабан с вырезанными буквами, а тот, кому предназначено сообщение, проделывает то же самое с помощью такого же барабана.

— Это напоминает мне «Код да Винчи».

Харрис громко расхохотался.

— Старик Леонардо был бы очень удивлен, узнав об эволюции шифровального диска.

Он потащил ее дальше по залу и остановился перед длинным шкафом, в котором находились какие-то аппараты, отдаленно напоминающие старые пишущие машинки.

Анджела, прочитав сопутствующую надпись: «Шифровальная машинка „Энигма“», посмотрела на Харриса блестящими от волнения глазами.

— Я много слышала об этой машинке.

— Да, это была самая строго охраняемая тайна эпохи Второй мировой войны. Множество людей погибло из-за тщетных попыток ее разгадать. Однако на самом деле это был всего лишь значительно усовершенствованный вариант легендарной шифровальной машинки Томаса Джефферсона. Он далеко опередил свое время.

— Плохо, что мы не можем использовать ее сейчас для расшифровки его рукописей, — грустно вздохнула Анджела.

— Возможно, нам это не понадобится, — успокоил ее Гравер.

Они вернулись в его кабинет, и он снова уселся за письменный стол, откинулся на спинку стула и скрестил пальцы.

— А почему ты увлеклась кодами и шифрами?

— Я неплохо разбираюсь в математике, составляю кроссворды и с раннего детства увлекаюсь сочинением акростихов. Интерес к всевозможным загадкам и ребусам заставил меня прочитать уйму книг по этому делу. Именно так я узнала о шифровальных решетках и о том, что Джефферсон проявлял необыкновенный интерес к криптографии.

— Почти половина всех известных криптографов в мире могли бы дать мне примерно такой ответ, — улыбнулся Харрис. — Именно интерес к загадкам позволил тебе почувствовать в этом тексте какой-то тайный смысл.

Она пожала плечами.

— Просто что-то в этом тексте показалось мне забавным, не более того.

— Такими «забавными» вещами АНБ занимается почти все время. Полагаю, что в нашем агентстве Джефферсон чувствовал бы себя как дома.

— Где именно использовался этот шифровальный диск?

— Он не использовался. В своей дальнейшей политической карьере Джефферсон не применял подобных изобретений. Мне кажется, он воспользовался этой шифровальной решеткой в единственном случае, чтобы показать, что в статье об артишоках содержится некая тайная информация. Он просто поместил свое сообщение в эти апертуры, а потом скрыл его совершенно случайным текстом.

— Я обратила внимание, что текст какой-то высокопарный, а местами просто абсурдный.

— Хорошая догадка. А теперь давай предположим, что Джефферсон использовал подобный стиль в качестве дополнительного средства утаить содержание информации. Однако прежде нам придется скопировать буквы, которые проглядывают сквозь отверстия в перфорированной решетке.

Анджела вынула из «дипломата» ноутбук и протянула его Харрису.

— Я уже сделала это.

Харрис посмотрел на текст, составленный из кажущихся совершенно не связанными друг с другом букв.

— Фантастика! Это сэкономит нам массу времени.

— С чего мы должны начать?

— Вернуться на две тысячи лет назад.

— Не поняла.

— Еще Юлий Цезарь использовал метод замещения букв для шифровки своего послания Цицерону во время так называемой Галльской войны. Он просто заменял греческие буквы римскими, а потом значительно усовершенствовать свой метод. Цезарь брал римский алфавит и придумывал свой шифр, смещая буквы на три позиции ниже. Затем накладывал один алфавит на другой и передавал код шифра получателю информации. Тот проделывал обратную операцию и в результате получал истинный текст.

— И этот метод использован в данном тексте? — удивилась Анджела.

— Не совсем так. Арабы уже давно обнаружили, что если вычислить частоту использованных букв в письменном языке, то можно расшифровать закодированный текст. Мария, шотландская королева, заплатила за это головой, когда хитроумные дешифровщики английской королевы Елизаветы перехватили ее сообщение во время заговора Бабингтона. Что же до Джефферсона, то он усовершенствовал один из вариантов шифровальной системы, известной как метод Виженера.

— Что является лишь вариантом замещающего метода Цезаря.

— Совершенно верно. Для этого нужно просто-напросто создать собственный алфавит, заменяя буквы определенным образом, понятным получателю информации. Ты создаешь некий порядок букв, а потом просто сообщаешь получателю ключ к разгадке, помещая его поверх этого квадрата. Буквы в ключевом слове помогают тебе отыскать закодированные буквы сообщения, что очень напоминает современный кроссворд.

— Из этого следует, что некоторые буквы в твоем тексте могут быть представлены совсем другими знаками.

— Да, и в этом изящество данной системы.

Харрис повернулся к компьютеру и в течение нескольких минут энергично щелкал по клавишам, выстраивая колонки букв в форме большого прямоугольника.

— Да, это стандартный «квадрат Виженера». Есть только одна проблема. Мы не знаем ключевое слово.

— А если попробовать «артишок»?

Харрис засмеялся.

— Вспомнила «Похищенное письмо» Эдгара По? «Артишок» — ключевое слово, которое Джефферсон и Меривезер Льюис использовали для расшифровки кода и обмена информацией во время экспедиции на территорию Луизианы.

Он несколько раз набирал слово «артишок» в квадрате решетки и тщетно пытался расшифровать содержащееся там тайное послание, используя это слово даже во множественном числе, но все напрасно. Харрис сокрушенно покачал головой.

— Может быть, это слово является слишком очевидным, — заключила Анджела.

Они попробовали использовать другие слова — «Адамс», «Вашингтон», «Франклин» и даже «независимость», — но получили все тот же разочаровывающий результат.

— Мы можем потратить весь день на это бесполезное занятие, — заметила Анджела.

— Точнее сказать, десятилетия. На самом деле ключевое слово может оказаться совершенно бессмысленным.

— Значит, нет никакого надежного способа взломать шифр Виженера?

— Нет, взломать можно практически любой шифр, но нам потребуется уйма времени. Этот шифр был придуман гениальным человеком по имени Баббедж, которого не без оснований считают отцом современного компьютера. Его система дешифровки строится на определении последовательности букв. Как только эта последовательность обнаружена, мы получаем ключ к разгадке. К сожалению, такая система находится за пределами моего мастерства, однако мы находимся в двух шагах от величайших в мире взломщиков самых разнообразных кодов.

— Ты знаком с кем-нибудь из АНБ?

— Я звякну моему профессору.

Харрис позвонил профессору, но поскольку тот находился на занятиях, оставил ему сообщение. После этого с разрешения Анджелы он начал копировать материал. Гровер был так поглощен рукописным текстом, что не обратил никакого внимания на сопутствующий ему рисунок.

Анджела сидела и молча наблюдала за тем, как он рассматривает извилистые линии и пересечения в форме крестиков.

— Вот другая часть нашей загадки. Сначала я подумала, что эти линии обозначают расположение грядок на огороде. — Она быстро рассказала ему о том, что обнаружила на сайте древних языков.

— Это очень интересно, но сейчас давай сосредоточимся на основном тексте послания.

Харрис закончил обрабатываться документы и вернул их Анджеле, которая спрятала бумаги в дипломат. Он проводил ее до двери и сказал, что непременно сообщит о результатах исследования. Через два часа позвонил профессор и терпеливо выслушал сбивчивый рассказ Харриса о зашифрованном послании. Как только Гровер упомянул фамилию Джефферсона, профессор сразу же прервал его и попросил немедленно приехать к нему.

Профессор Питер Деврис стоял по другую сторону пропускного барьера, где находился дежурный службы безопасности. Он с таким нетерпением ждал возможности взглянуть на документ, что буквально втащил молодого человека в свой кабинет.

Профессор издавна пользовался репутацией талантливого, но совершенно рассеянного математика, который даже в самую невыносимую жару ходил в твидовом костюме и имел странную привычку в минуты глубокого погружения в свои мысли дергать себя за белоснежную бороду. А в таком состоянии он находился почти постоянно.

Внимательно изучив текст про артишоки, он посмотрел на ученика.

— Вы говорите, что этот документ привезла вам сотрудница библиотеки философского общества?

— Совершенно верно. Она работает ассистентом библиотекаря в научном отделе.

— Если бы не шифровальная решетка, я бы не удостоил этот документ вторым взглядом, — откровенно признался профессор, снова уставившись на перфокарту с чувством досады и разочарования. — Я крайне удивлен, что Джефферсон использовал столь грубую шифровальную технику, — заключил он, положив ее на стол.

— А я вообще сомневаюсь в том, что этот текст содержит в себе хоть какое-то послание, — добавил Харрис.

— Есть только один способ проверить это предположение, — задумчиво произнес профессор.

Он отсканировал ровные столбцы букв, ввел в компьютер и в течение нескольких минут щелкал по клавишам тонкими пальцами. Буквы плясали на экране монитора в самых разнообразных комбинациях и сочетаниях, пока наконец не выдали ему одно-единственное слово:

Орел.

Харрис взглянул искоса на экран и рассмеялся.

— Мы могли бы и сами догадаться. Ведь это же имя любимой лошади Джефферсона.

Профессор понимающе улыбнулся.

— Баббедж продал бы душу этому компьютеру даже за десятую часть той мощи, которой он располагает. — Он набрал на клавиатуре ключевое слово, а потом дал команду компьютеру использовать его в качестве ключа к дешифровке ранее просканированного текста.

Послание Джефферсона, адресованное Льюису еще в 1809 году, предстало в своей первозданной простоте.

Харрис напряженно всматривался в экран через плечо профессора.

— Не могу поверить своим глазам, — взволнованно прошептал он. — Невероятно. — Он схватил лист бумаги со странными нарисованными линиями. — Анджела утверждает, что это слова из древнего финикийского языка.

— Вполне соответствует тому, о чем говорит в своем послании информатор Джефферсона из Оксфорда.

Харрис вдруг ощутил невероятную усталость.

— У меня с самого начала было чувство, что мы сделаем какое-то великое открытие.

— А с другой стороны, эта красивая легенда может оказаться досужим вымыслом, продуктом изощренного, если не сказать утонченного, воображения.

— Вы действительно так думаете, сэр?

— Нет, я полагаю, что этот документ самый что ни на есть настоящий. А вот что касается содержащейся в нем информации, то это совсем другое дело.

— Что же нам теперь делать с этим открытием?

Профессор так сильно дернул седую бороду, что чуть было не вырвал ее с корнями.

— Отнестись к нему с бо-ольшой осторожностью.

Глава 17

Движение на улице, где в старинном особняке Бродмена постройки девятнадцатого века располагалось посольство Республики Ирак, было крайне затруднено из-за обилия автомобилей. Нескончаемый поток лимузинов и роскошных авто тянулся под окнами трехэтажного здания в романском стиле неподалеку от Дюпон-серкл, останавливаясь лишь на мгновение, чтобы выгрузить мужчин в смокингах и женщин в дорогих нарядах, прибывших на официальный прием. Швейцар сделал знак таксисту, чтобы тот подъезжал к парадному входу на место отъезжающего лимузина с дипломатическим номером. Затем он услужливо открыл дверцу автомобиля и широким жестом пригласил выйти Карину Микади, облаченную в длинное бархатное платье темно-коричневого цвета, которое чудесно гармонировало с ее длинными волосами. Декольте было достаточно глубоким, чтобы показать то, что достойно внимания, но все же не настолько, чтобы нарушать рамки приличия. Наброшенная на обнаженные плечи белая шаль выгодно оттеняла смуглую кожу.

Карина поблагодарила пожилого швейцара такой очаровательной улыбкой, что тот затрепетал как мальчишка, а потом проследовала за другими гостями через арочный свод парадного входа в особняк. В вестибюле молодой сотрудник посольства взглянул на ее приглашение с позолоченными краями, а потом отыскал фамилию Карины в длинном списке гостей.

— Благодарю вас, мисс Микади, что приехали на наш прием. Посольство Ирака приветствует вас в качестве дорогого гостя.

— Спасибо, — улыбнулась Карина. — Я с удовольствием принимаю ваше приглашение.

Вестибюль особняка быстро заполнялся гулом голосов оживленно беседующих гостей. Карина огляделась вокруг, словно раздумывая, остаться ли ей здесь или отправиться в главный зал приемов. Многие из присутствующих узнали очаровательную женщину с голубыми глазами и повернулись в ее сторону. Шум голосов стал постепенно стихать.

Карина не относилась к числу высокопоставленных гостей, но ее внешность была настолько неотразимой, что она невольно привлекала к себе внимание других приглашенных. Женщины в дорогих нарядах тоже чувствовали ее женское обаяние и инстинктивно брали своих спутников под руку, чтобы отвлечь от искушения. Они успокоились лишь тогда, когда из толпы мужчин в черных смокингах появился человек средних лет и быстро зашагал в сторону прибывшей гостьи.

Приблизившись к Карине, он громко щелкнул каблуками и галантно кивнул.

— Карина Микади, если не ошибаюсь, ангел-хранитель антикварного мира.

Так назвал Карину какой-то журналист, написавший о ней статью в журнале Смитсоновского института. Она мило улыбнулась и сразу же взяла инициативу в свои руки.

— Мне никогда не нравилось это слишком лестное для меня прозвище, мистер…

— Прощу прощения, мисс Микади. Меня зовут Энтони Саксон, и я сразу же хочу принести свои извинения, если обидел вас. — Он говорил с легким британским акцентом, который некогда усиленно культивировался в привилегированных американских средних школах.

— Нисколько, мистер Саксон, — ответила она и протянула руку. — Как вы меня узнали?

— Ваша фотография не раз появлялась в нескольких специальных журналах, и теперь мне очень приятно познакомиться с вами лично. — Он поднес ее руку к губам.

Импозантная внешность, старомодная манера выражать свои мысли и ладно сидевший смокинг делали его похожим на высокопоставленного дипломата начала прошлого века. Саксон был высок, не менее шести футов, и к тому же изящно сложен, а его густые рыжеватые с проседью волосы, аккуратно зачесанные назад, еще больше подчеркивали острый орлиный нос под густыми бровями. Тонкие губы свидетельствовали об упрямом характере их обладателя, а полоска усов не шире обыкновенного карандаша делала его похожим на кинозвезд или сутенеров 1940-х годов. Картину дополнял мягкий загар, который можно было получить только в результате длительного пребывания в знойной пустыне.

— Вы сотрудник вашингтонского дипломатического корпуса, мистер Саксон?

— К сожалению, очень далек от него. По призванию я скорее искатель приключений, а по принуждению писатель и сценарист. Возможно, вы читали мою последнюю книгу «Поиски царицы», — сказал он с надеждой в голосе.

— Боюсь, что нет, — виновато улыбнулась Карина, а потом быстро добавила, не желая расстраивать нового знакомого: — Я часто бываю в разъездах.

— Откровенность делает вам честь, мадам, — сказал Саксон и снова щелкнул каблуками. — Совершенно не важно, слышали ли вы мое имя. Важно то, что я немало слышал о вас, особенно в связи с проблемой возвращения антикварных ценностей, похищенных из Иракского национального музея.

— Вы очень добры, мистер Саксон, — сказала она и огляделась вокруг. — Вы, случайно, не знаете, где я могу найти Виктора Балтазара?

Густые брови Саксона сошлись на переносице.

— Балтазар готовит презентацию в главном зале приемов. Буду очень рад сопроводить вас туда.

Губы Карины расплылись в загадочной улыбке.

— Вы напоминаете мне утонченного викторианского джентльмена, — сказала она, охотно опираясь на предложенную руку.

— Лично я предпочитаю считать себя приверженцем Елизаветинской эпохи, когда звенели мечи и звучали сонеты. Но я все равно благодарен вам за этот приятный комплимент.

Он повел ее сквозь плотную толпу гостей в большой зал, украшенный темно-бордовой с золочеными краями драпировкой. В дальнем конце зала на небольшом подиуме, освещенном яркими огнями, были установлены видеокамеры, микрофоны и прочая электронная техника. На заднике этой импровизированной сцены висела большая фотография Иракского национального музея, а перед ней уже были установлены несколько рядов мягких стульев.

Саксон направился к крайнему стулу у левой стены, объяснив попутчице тоном заговорщика, что с этого места можно спокойно наблюдать за всеми входящими в зал гостями, а в случае необходимости, если выступающий вдруг затянет речь на не позволительно долгое время, незаметно выскользнуть из зала, не привлекая к себе внимания.

Карина между тем узнала нескольких рядовых сотрудников Государственного департамента, малоизвестных политиков и журналистов. Кроме того, в зале находились несколько представителей Фонда помощи в розыске древностей стран Среднего Востока и были знакомы ей по роду деятельности. А когда в зал вошел профессор Насир, она взволнованно вскочила с места и помахала ему рукой. Профессор заметил ее и быстро зашагал через весь зал с радостной улыбкой на лице.

— Мисс Микади, как я рад видеть вас здесь.

— Я тоже надеялась встретиться с вами, профессор, — радостно поприветствовала она его и повернулась к Саксону. — Профессор, это Энтони Саксон. Мистер Саксон, позвольте представить вам профессора Ясима Насира.

Саксон встал во весь рост и навис над низкорослым иракцем.

— Почту за честь познакомиться с вами, доктор Насир. Я неплохо осведомлен о вашей работе в музее.

Насир просиял от удовольствия.

— Простите нас, ради Бога, — поспешила вмешаться Карина. — Мне нужно многое обсудить с доктором Насиром. Мы давно с ним не виделись.

— Не стоит беспокоиться, — добродушно ответил Саксон и ловким жестом подхватил с подноса проходившего мимо официанта два бокала с шампанским, один из которых протянул Карине. — Пожалуйста, если вам понадобится помощь, обращайтесь в любое время.

Насир долго смотрел вслед Саксону, с трудом пробиравшемуся сквозь плотную толпу гостей.

— Очень немногие люди за пределами Ирака подозревают о моем существовании, — тихо сказал он, все еще находясь под впечатлением слов незнакомца. — Как долго вы знакомы с мистером Саксоном?

— Не более пяти минут, — откровенно призналась Карина. — Он встретил меня у двери. Но для меня гораздо важнее то, сколько времени мы не виделись с вами. По меньшей мере года три?

— Ну как я могу забыть об этом? Это было в Иракском национальном музее. Ужасное было время.

— Я очень сожалею, что не поддерживала с вами связь так часто, как вы того заслуживаете.

— Мы уже почти полностью очистили здание музея от мусора, и благодаря таким людям, как вы, реставрация идет полным ходом. Мы стали получать необходимые средства, но расходы все равно превышают наши возможности. А если к этому добавить сохраняющуюся в нашей стране нестабильность, то легко можно представить, когда перед парадным входом нашего музея появятся толпы иностранных туристов, а стоянка будет забита автобусами.

— Вот еще один повод пожелать этому дипломатическому приему всяческого успеха.

— О да, — оживился он. — Я так обрадовался, когда вы сообщили мне по телефону, что обнаружили значительную часть пропавших экспонатов. Идея провести такую встречу показалась мне просто гениальной. Я даже представить себе не мог, что увижу здесь так много уважаемых коллег. А вот перед вами одна из них. Вы помните доктора Шалоа?

На подиум поднялась невысокая грузная женщина в традиционном длинном арабском платье до щиколоток, с покрытыми шалью волосами. Она громко покашляла, чтобы привлечь к себе внимание аудитории, а потом, когда все немного успокоились, представилась публике.

— Я бы хотела поблагодарить наше посольство за организацию этого приема, а наших дорогих гостей — за финансовую и моральную поддержку столь важного мероприятия. Наш первый оратор достаточно откровенно выразил тот дух щедрости и понимания, который непременно поможет возродить из руин наш музей, являющийся одним из крупнейших в мире. Мне выпала большая честь представить вам Виктора Балтазара, президента Фонда помощи Иракскому национальному музею.

Пока доктор Шалоа энергично аплодировала вместе с другими гостями, на подиум с первого ряда бодро выскочил импозантный мужчина и пожал ей руку.

Карина понятия не имела, как же выглядит этот Балтазар, так как он обладал довольно редким талантом скрывать свою личность от досужего общественного мнения и вездесущих журналистов. Вопреки ее ожиданиям это человек не поражал воображение мощным торсом, облаченным в дорогой смокинг. Стоявший на подиуме мужчина выглядел довольно скромно, и только благородные черты лица наводили на мысль о его истинном происхождении. Но чем больше она смотрела на него, тем сильнее менялось ее представление об этом человеке. Жестокая ухмылка на губах быстро превращалась в добродушную и даже теплую улыбку, а взгляд бледных холодных глаз, казалось, брал за душу и доходил буквально до каждого присутствующего в зале.

Когда аплодисменты наконец-то стихли, он начал свою речь глубоким мелодичным голосом:

— Это я удостоился великой чести выступить перед столь уважаемой и благородной публикой. Все вы являетесь важной частью мирового сообщества, которое прилагает немало усилий, чтобы отыскать и вернуть в Иракский национальный музей уникальные древние экспонаты, похищенные оттуда несколько лет назад.

Его выступление было прервано второй волной громких аплодисментов, после чего он продолжил:

— Созданный мною фонд помощи был всего лишь единственным звеном в длинной цепи тех, кто обеспокоен судьбой этого музея. Сейчас там успешно восстанавливаются поврежденные и разграбленные лаборатории по консервации экспонатов, проводится обучение обслуживающего персонала и создается новая база данных. Вскоре музею начнут поступать дополнительные средства от туристических доходов. Я очень сожалею, что вынужден покинуть этот теплый прием, не реализовав до конца редкую возможность поблагодарить каждого из присутствующих персонально, но очень надеюсь, что мы будем продолжать наше плодотворное сотрудничество в интересах столь благородного дела.

С этими словами он послал в зал воздушный поцелуй, быстро сбежал с подиума и направился к двери. Карина ринулась вслед за ним, но настигла только в вестибюле посольского особняка.

— Простите, мистер Балтазар, — остановила она его у выхода. — Я понимаю, что вы очень спешите, но умоляю вас уделить мне одну минуту вашего драгоценного времени.

Губы Балтазара растянулись в вымученной ухмылке.

— Было бы крайне невежливо и даже глупо отказывать в одном-единственном вопросе столь очаровательной женщине, мисс?..

— Как это мило с вашей стороны, — быстро пролепетала она. — Меня зовут Карина Микади.

На аристократическом лице Балтазара неожиданно появилось задумчивое выражение.

— Мисс Микади! Какой удивительный сюрприз. Премного наслышан о вашей легендарной бульдожьей хватке и всегда представлял вас эдакой приземистой сварливой толстухой средних лет, да еще и с усами. — Он провел указательным пальцем над верхней губой.

— Сожалею, что разочаровала вас, — вздохнула Карина.

— Никакого разочарования помимо того, что я действительно очень тороплюсь. Чем могу служить?

— Я просто хотела личнопоблагодарить вас и основанный вами фонд за помощь, которую вы мне оказываете.

— Не стоит благодарности, — скромно кивнул Виктор. — Я уже начинаю искренне сожалеть о том, что не встретился с вами раньше, а предпочитал общаться через посредников. Мой бизнес и благотворительные организации отнимают практически все свободное время.

— Прекрасно вас понимаю.

— Это меня утешает. Ваша работа напоминает мне детективное расследование. Вы прошли обучение в полиции?

— Нет, я начинала свою карьеру в качестве журналистки и написала несколько статей о преступной деятельности похитителей антиквариата в Италии, которые сбывали краденые экспонаты в крупнейшие музеи Америки и Европы. Именно тогда меня стала одолевать злость оттого, что многие академические институты и крупные музеи стали неотъемлемой частью нелегальной торговли древностями. А потом я стала разыскивать украденные экспонаты, вместо того чтобы писать о них репортерские отчеты.

— Насколько я понимаю, ваша работа так или иначе связана с определенным риском. Я слышал от Бенуа ужасную историю о налете пиратов на ваше судно и о попытке похищения какого-то ценного артефакта. Возмутительное преступление! Вы просто чудом остались целы и невредимы.

Карина кивнула.

— Да, если бы не Курт Остин, я бы не разговаривала сейчас с вами.

— Незнаком с этим человеком.

— Мистер Остин работает в Национальном агентстве подводных исследований и предпочитает держаться подальше от дневного света, но именно он спас мне жизнь, а заодно и все судно, а также бесценные иракские экспонаты. Один из пиратов подстрелил его, но, слава Богу, рана оказалась не смертельной.

— Этот Остин поступил как истинный джентльмен, — усмехнулся Балтазар. — Интересно, как он оказался на борту вашего судна?

— По чистой случайности. Он находился на борту другого судна, которое по счастливому стечению обстоятельств проплывало мимо и услышало сигнал бедствия.

— Удивительная история. Мне бы хотелось как-нибудь познакомиться с ним, чтобы лично засвидетельствовать свое почтение столь благородному человеку.

— С большим удовольствием устрою вам эту встречу.

— Я искренне восхищен тем, как много иракских древностей вы вернули в Иракский национальный музей. Как вам это удалось?

Карина вспомнила своих бесчисленных информаторов, огромное количество взяток государственным чиновникам, с которыми приходилось расплачиваться за оказанные услуги, а также о своей настырности, от которой они пытались избавиться любой ценой.

— Длинная история, — уклончиво ответила она и равнодушно пожала плечами. — Эти успехи во многом объясняются фактом моего рождения. У меня до сих пор много родственников в Европе и Африке, которые бескорыстно помогают установить нужные контакты на обоих континентах.

— В Африке? — удивился Балтазар. — Насколько я понимаю, ваш отец был итальянцем?

Она кивнула в знак согласия.

— Да, и мой дедушка тоже. Он находился в армии Муссолини в то время, когда она вторглась в Эфиопию. Именно там он познакомился с моей будущей бабушкой. Моя мать не знала о нем ничего, даже имени, только то, что он был итальянцем. А потом она сама перебралась в Италию, где родилась я, и дала мне свою девичью фамилию Мекада, что по-итальянски означает «шустрая, ловкая».

— Мекада? Симпатичное имя.

— Благодарю вас. Полагаю, что в Эфиопии оно встречается довольно часто.

Балтазар задумался на какое-то время, потом снова посмотрел на Карину.

— Скажите, пожалуйста, мисс Микади, каковы ваши планы на ближайшее время?

— В ближайшие дни я намерена закончить подготовку к выставке доставленных из Ирака экспонатов. Сейчас они находятся под надежной охраной в Смитсоновском институте. Я должна организовать выставку, наметить дату и подготовить соответствующую рекламу для привлечения посетителей. Я уже договорилась о встрече с нужными людьми, которые помогут мне организовать эту экспозицию. Завтра, например, я отправляюсь в Виргинию, чтобы поговорить с Джоном Бенсоном, фотографом из журнала «Нэшнл джиографик», который присутствовал на раскопках статуи под условным названием «Навигатор». Если хотите, можете приехать к нам и собственными глазами полюбоваться статуей, а заодно и многими другими шедеврами этой удивительной коллекции.

— Ну что ж, замечательная идея. Не скрою, я новичок в области археологии, но у меня тоже есть несколько редких вещей. Должен сразу же предупредить, что все они приобретены вполне легально. Буду рад продемонстрировать их как-нибудь за обедом или ужином.

— С удовольствием принимаю приглашение, мистер Балтазар.

— Прекрасно. Позвоните в мой фонд, когда у вас будет хоть немного свободного времени. Там вам сообщат о моих планах и назначат встречу.

Они пожали друг другу руки, после чего Балтазар пошел попрощаться с послом и некоторыми другими высокопоставленными работниками посольства, а Карина развернулась, чтобы пройти обратно в зал приемов, но неожиданно наткнулась на Саксона. На его лице блуждала удивленная улыбка.

— Я видел, как вы о чем-то болтали с мистером Балтазаром, — сказал он.

— Мистер Балтазар был главной целью моего появления на этом приеме. Довольно приятный молодой человек.

— А вам известно, из каких источников он получает деньги на благотворительные нужды?

— Мне известно только то, что он владелец ряда горнодобывающих компаний.

— Совершенно верно, но это только малая часть его доходов. Балтазар является главой огромного горнорудного картеля, куда входит крупнейший в мире золотодобывающий конгломерат. Весьма противоречивая личность. В десятках стран его компании часто обвиняли в загрязнении окружающей среды и отравлении местных жителей. Но и это еще не все. Практически никто не знает, что он имеет в своем распоряжении одну из самых крупных в мире частных охранных организаций, членами которой являются профессиональные наемные убийцы.

Карина не раз наталкивалась в прессе на аналогичные сообщения о сомнительной деятельности Балтазара, когда собирала сведения о его благотворительном фонде, но тогда ей так нужны были деньги для организации поисков пропавших вещей, что она не придала этому никакого внимания. Неслыханная щедрость фонда перекрыла все сомнения относительно источников его пополнения.

— Я знаю только то, что его фонд выделяет довольно щедрые пожертвования для розыска и возвращения в Ирак пропавших музейных экспонатов.

— Понятно. Старая истина. Когда дело доходит до добрых дел, грязные деньги не имеют никакого значения.

— Только не надо читать мне лекцию по этике, — вспылила Карина, сверкнув глазами.

Саксон не мог не уловить горячности в ее словах.

— Разумеется, вам такая лекция ни к чему. Я снова вынужден просить прошения за бестактное поведение. На самом деле я хотел поговорить с вами о похищенных ценностях, и в особенности о легендарной статуе «Навигатор».

Карине вдруг показалось, что Саксон каким-то образом подслушал ее разговор с Балтазаром, но потом сообразила, что он находился слишком далеко от них и не мог слышать разговор.

— Вам тоже известно об этой статуе?

Он кивнул.

— Очень немногое. Я знаю, что она сделана из бронзы, почти в человеческий рост, и была обнаружена во время раскопок в Сирии десятки лет назад. Она изображает мореплавателя, которого почти все считают финикийцем, но на этот счет есть весьма серьезные сомнения, из-за чего статуя долгие годы была скрыта в запасниках Багдадского музея. А потом ее выкрали во время американского вторжения в страну в две тысяче третьем году. Какое-то время местонахождение статуи было неизвестно, пока вы не обнаружили ее совсем недавно вместе с другими древними вещами.

— Поразительно! — невольно воскликнула Карина. — Откуда у вас столько информации об этой статуе?

— Я искал «Навигатора» с тех пор, как впервые услышал о нем. Чуть было не добрался до него в Каире, но вы опередили меня на один шаг. Кстати, примите мои поздравления на этот счет.

— А почему вас заинтересовал именно этот экспонат?

Саксон торжествующе взмахнул рукой:

— Ага! Вот если бы вы читали мои книги, то не задали бы этот вопрос.

— Будьте уверены, я поставлю ваши книги на первое место в своем списке первоочередных дел, — сказала Карина, ничуть не скрывая неудовольствия ехидством Саксона.

— И не пожалеете об этом, они того стоят, — сказал он с хитрой ухмылкой.

Она вдруг поняла, что с нее достаточно насмешек Саксона.

— Простите, мне пора.

— Прощаю, но не забывайте о моем предупреждении. Будьте предельно осторожны во всех делах, так или иначе касающихся Балтазара.

Карина проигнорировала его предупреждение и пошла поговорить с профессором Насиром.

Саксон долго смотрел ей вслед. На его лице блуждала легкая улыбка, но в глазах совершенно явно читалось беспокойство.

Когда Балтазар вышел из здания посольства, к подъезду тут же подрулил черный «мерседес». Водитель вышел из автомобиля и буквально оттолкнул плечом в сторону швейцара, который уже готовился открыть дверцу. Швейцар когда-то был морским пехотинцем и не привык к столь бесцеремонному обращению. Разозлившись на водителя, который нагло лишил его чаевых, он начал протестовать, но тот так свирепо зыркнул на него, что швейцар застыл от изумления. Через минуту лимузин сорвался с места и, скрипнув шинами, исчез в темноте.

— Добрый вечер, мистер Балтазар, — подобострастно улыбнулся водитель. — Прием прошел нормально?

— Да, Адриано, настолько хорошо, что я почти забыл о нашем поражении под Ньюфаундлендом.

— Очень сожалею, мистер Балтазар. У меня нет никаких оправданий для такого позорного провала.

— Возможно, я назову тебе одно из них, Адриано. Его зовут Курт Остин, сотрудник НАПИ. Это тот самый джентльмен, который сорвал нашу операцию по захвату судна.

— А откуда этот Остин знал о нашем плане?

— Он понятия о нем не имел. В результате досадного совпадения он совершенно случайно оказался поблизости, вот и все. К несчастью для тебя, этот мистер Остин — довольно крутой парень и к тому же чертовски удачливый. Твой выстрел лишь слегка задел его.

Адриано вспомнил, как мельком видел в прицел автомата какого-то человека, а чуть позже тот же самый человек сидел рядом с пилотом в вертолете, который вышел на их рудовоз.

— Мне бы очень хотелось поговорить с этим мистером Остином.

— Тебе так или иначе придется это сделать, — сказал Балтазар, злорадно хихикнув. — Но сейчас у нас есть более важные дела. Я узнал в посольстве, что у одного фотографа из «Нэшнл джиографик» есть несколько снимков, которые ни в коем случае не должны стать достоянием общественности. Я хочу, чтобы ты любой иеной добыл их.

— Вы хотите, чтобы я убрал и самого фотографа?

— Только в случае крайней необходимости и так, чтобы его смерть выглядела как несчастный случай. Откровенно говоря, я бы предпочел, чтобы эти фотографии просто исчезли.

— А как насчет той женщины?

Балтазар призадумался о судьбе Карины. Он относился к категории людей, которые без колебаний могли покончить с человеческой жизнью, но только в том случае, когда это их устраивало. Что же до Карины, то тут у него были несколько иные планы.

— Мы оставим ее в живых до тех пор, пока она может быть нам полезной. Я хочу иметь в своем распоряжении как можно более детальную информацию о ее прошлом.

— Значит, я могу пообщаться с мистером Остином? Мне надо урегулировать с ним ряд проблем.

Балтазар тяжело вздохнул. Жестокость никогда не беспокоила его тонкую натуру, что было весьма характерно для классической психопатической личности, начисто лишенной малейших признаков сочувствия или сострадания. Он давно усвоил простую истину, что люди существуют для того, чтобы максимально эффективно использовать их, а потом выбросить за ненадобностью как отработанный материал. Однако предложение Адриано означало проявление независимой мысли со стороны наемного работника, главная задача которого заключалась в безоговорочном подчинении. А с другой стороны, он не мог не высказать солидарность с Адриано, обуреваемым справедливой жаждой мести. Да и у него самого есть определенные претензии к Остину.

— Знаешь, Адриано, сперва постарайся выяснить все, что ему известно об этом деле. А чуть позже решишь с ним свои личные проблемы, обещаю.

Адриано закрыл глаза и нетерпеливо потер толстые пальцы.

— Позже, — мечтательно произнес он, словно наслаждаясь звучанием этого слова.

Глава 18

Профессор Питер Деврис сидел в приемной Ближневосточного бюро Государственного департамента США и в который раз прокручивал в сознании основные выводы рукописного послания Томаса Джефферсона. Он тщательно изучил каждую строку этого исторического документа и не обнаружил там никаких противоречий или несообразностей.

Тем временем дежурный снял трубку внутренней связи и обменялся несколькими словами с человеком на другом конце провода.

— Мистер Эванс примет вас, профессор Деврис, — сказал он наконец с натянутой улыбкой. — Третья дверь направо.

— Благодарю вас, — ответил Деврис и, быстро сунув материалы в папку, направился вдоль по коридору, крепко прижимая бумаги к груди. Отыскав нужную дверь, он легонько постучал, а потом решительно вошел в кабинет, не дожидаясь особого приглашения. Навстречу ему вышел высокий мужчина лет тридцати. Он протянул руку гостю, а потом показал на стул.

— Доброе утро, профессор Деврис. Меня зовут Джошуа Эванс. Я работаю аналитиком в этом бюро. Садитесь, пожалуйста.

Деврис сел на стул и оглядел кабинет.

— Спасибо, что решили выслушать меня.

Эванс вернулся за свой рабочий стол, стерильная чистота которого явно свидетельствовала о чистоплотности и аккуратности его хозяина.

— Не так уж часто меня посещают сотрудники АНБ, — сказал он. — Обычно вы предпочитаете держать все в тайне от нас. Что привело вас на Фогги-Боттом?[166]

— Как уже было сказано вам по телефону, я работаю в агентстве в качестве дешифровальщика и взломщика кодов. Недавно я наткнулся на информацию, которая может представлять определенный интерес для вашего отдела. Причем информация настолько важная, что я решил приехать к вам лично, а не передавать ее по каналам АНБ. Это весьма деликатное дело.

— Вы уже заинтриговали меня, — улыбнулся Эванс.

Профессор открыл папку, вынул оттуда файл с копией послания Джефферсона и его расшифрованную версию. Затем Деврис коротко объяснил Эвансу суть документа и как он попал к нему.

— Занятная история, — сказал Эванс таким тоном, словно только что услышал волшебную сказку Матушки Гусыни. При этом он долго и придирчиво осматривал твидовый костюм профессора и его аккуратно подстриженную в духе Ван Дейка бородку. — И все же я никак не возьму в толк, почему вы решили принести этот документ именно в Ближневосточное бюро?

Профессор удивленно развел руками.

— Смею напомнить, что Финикия находилась как раз в том географическом регионе, которым сейчас занимается ваше бюро.

— Финикия, — эхом повторил Эванс с усталой ухмылкой на губах.

— Совершенно верно. Когда-то это была величайшая морская держава. Ее влияние распространялось от берегов Восточного Средиземноморья до Испании и дальше, за пределы так называемых Геркулесовых столбов.

Эванс откинулся на спинку стула и заложил руки за голову.

— Возможно, доктор Деврис, именно так все и было, но сейчас никакой Финикии на карте нет.

— Да, я догадываюсь об этом, но потомки финикийцев все еще населяют такие страны, как Сирия и Ливан.

— В отличие от этих двух стран, насколько я знаю, Финикия никогда не была членом Организации Объединенных Наций, — сказал Эванс с язвительной ухмылкой.

Профессор Деврис ответил ему тем же. Он давно уже привык к подобного рода чиновничьим уверткам и считался ветераном многолетних сражений с бюрократическими учреждениями. Он знал, что ему предстоит пройти нелегкий путь сквозь самые разнообразные препоны и преодолеть врожденное самодовольство таких людей, как Эванс.

— Я математик, а не дипломат, как вы, — спокойно отреагировал профессор, использовав небольшую дозу сладкой лести. — Но мне все же кажется, что если мы говорим о таком неспокойном регионе, то любое событие, которое может нанести сокрушительный удар по традиционным верованиям местных жителей, должно заслуживать самого серьезного внимания.

— Прошу прошения за мой снисходительный тон, но при чем тут артишоки? Какие могут быть секретные коды? Да и этот документ Джефферсона, который давно уже считается потерянным? Вы должны признать, профессор, что рассказанная вами история производит впечатление не совсем научной фантастики.

Деврис сухо рассмеялся.

— Я был бы первым, кто готов согласиться с вами.

— Кроме того, — продолжал настаивать Эванс, — почему мы должны быть уверены в истинности этого послания?

— Разумеется, мы не можем доказать его аутентичность на все сто процентов, но перевод зашифрованного сообщения в общедоступный текст, несомненно, является достоверным и точным. А важность ему придает тот бесспорный факт, что его автором, как, впрочем, и Декларации независимости, был третий президент Соединенных Штатов.

Эванс поднял на руке папку с документами, как будто пытаясь взвесить ее на невидимых весах.

— Вы хотите сказать, что источником этого материала послужил достоверно установленный текст самого Джефферсона?

— Лично у меня нет сомнений в том, что это было написано рукой Джефферсона, но на всякий случай нужно проверить этот факт у специалистов по почерку АНБ.

На лице Эванса стали проступать признаки озабоченности. Именно такой панический страх Деврис всегда видел у государственных чиновников, когда их просили отступить от привычных обязанностей и посмотреть на дело глазами постороннего человека. Это происходило всегда, когда возникала угроза нарушения рутинной деятельности государственного механизма. Вот и сейчас было видно, что стали осуществляться самые невыносимые кошмары Эванса, связанные с необходимостью принятия ответственного решения. При этом он прекрасно понимал, что профессор предлагал ему редкий шанс, способный изменить всю его дальнейшую карьеру.

— Я понимаю, что доставленный мною материал может показаться вам притянутым за уши, — продолжал доказывать Деврис. — Именно поэтому я решил заручиться поддержкой Государственного департамента. Может быть, вы сочтете нужным доложить своему начальству о содержании нашего разговора?

Эванс хорошо понимал стратегию перекладывания ответственности с одной головы на другую. На лице молодого чиновника появилось чувство некоторого облегчения.

— Ладно, я поговорю об этом с моим боссом Хэнком Дугласом. Он руководит отделом культуры в нашем бюро. А потом я свяжусь с вами и сообщу о результатах.

— Очень любезно с вашей стороны, — улыбнулся Деврис. — Не могли бы вы связаться с мистером Дугласом прямо сейчас, пока я здесь, чтобы мне в дальнейшем не пришлось вас беспокоить?

Эванс видел, что Деврис не делает ни малейших попыток встать со стула и покинуть его кабинет. Он тяжело вздохнул, снял трубку и набрал номер босса, надеясь в душе, что того сейчас нет на месте. Однако его надежды с треском провалились, когда на другом конце провода послышался скрипучий голос начальника.

— Привет, Хэнк, это Эванс, — упавшим голосом произнес чиновник. — У тебя найдется несколько свободных минут?

Дуглас ответил, что у него сейчас дела, и попросил его зайти попозже.

— Хорошо, — ответил Эванс и положил трубку. — Хэнк сейчас занят, — сказал он профессору. — Я заскочу к нему сегодня после обеда.

Профессор Деврис встал и протянул руку хозяину кабинета.

— Благодарю за помощь. Если вам когда-нибудь понадобится поддержка со стороны АНБ, будьте уверены, мы окажем вам аналогичную услугу. Я позвоню вам сегодня вечером.

Когда Деврис вышел из кабинета, Эванс еще долго смотрел на закрытую дверь, а потом вздохнул и взял со стола папку с материалами Джефферсона. Столь привычное для него перекладывание ответственности могло обернуться весьма удручающими последствиями. Уже выходя из кабинета, он вдруг подумал, что этот горячий каштан нужно преподнести крайне осторожно.

Дуглас был весьма добродушным афроамериканцем лет пятидесяти. Круглая проплешина на макушке делал его похожим на монаха с тонзурой на голове. В свое время он закончил исторический факультет Университета Говарда, где добился весьма неплохого результата в избранной области знания. До сих пор полки в его кабинете были заставлены книгами по первобытной истории гомо сапиенс, уходящей корнями еще в древнейшие времена кроманьонского периода.[167]

Он давно уже считался самым уважаемым сотрудником Ближневосточного бюро, удачно сочетавшим дипломатическое искусство с практическими навыками, которые получил во время длительной стажировки в странах Ближнего и Среднего Востока. С тех пор за ним закрепилась репутация крупного специалиста в области религии и политики стран этого региона, к тому же он прекрасно говорил на иврите и арабском.

В последний момент Эванс все же придумал, как ему сообщить боссу о разговоре и при этом сохранить лицо. Надо отнестись к этому с иронией. Он надул щеки и решительно переступил порог кабинета Дугласа.

— Ты не поверишь, какой странный разговор произошел у меня несколько минут назад.

Пока Эванс достаточно подробно пересказывал боссу содержание беседы с профессором Деврисом, тот внимательно слушал его, стараясь понять интонации подчиненного. Эванс изо всех сил старался представить себя жертвой чудаковатого профессора, отнявшего у него драгоценное время. Когда он закончил, Дуглас попросил показать документы и в течение нескольких минут пристально изучал их.

— А теперь послушай, правильно ли я понял то, о чем тебе говорил этот профессор, — сказал наконец Дуглас, перевернув последнюю страницу. — Какой-то эксперт по кодам и шифрам из АНБ расшифровал секретную корреспонденцию между Томасом Джефферсоном и Меривезером Льюисом. И в этом документе говорится, что древние финикийцы посещали Северную Америку.

Эванс снисходительно ухмыльнулся.

— Извини, что отнимаю время такой ерундой, но мне показалось, что это может тебя позабавить.

Однако Дуглас не только не рассмеялся, но даже не улыбнулся. Вместо этого он снова взял лист бумаги с рекомендациями по выращиванию артишоков и уставился в странные знаки. Затем он еще раз перечитал перевод, сделанный много лет назад другом одного профессора, находившегося в близких отношениях с Джефферсоном. Дуглас был так взволнован, что первое слово произнес вслух.

— «Офир».

— Да, я видел это слово. Кстати, что оно означает?

— Офир — легендарная страна, где находились копи царя Соломона.

— Я с самого начала подумал, что это чья-то глупая выдумка, — хмыкнул Эванс.

— Возможно, — задумчиво сказал Дуглас. — Все дело в том, что у царя Соломона действительно было много золота, однако до сих пор никто не знает, откуда он его получал и где находились эти копи. Иначе говоря, источник его золотого запаса по-прежнему остается величайшей тайной.

— Если верить твоим словам, а также этим документам, то получается, что Джефферсон был убежден, что сказочная страна Офир находилась в Северной Америке. Разве это не бред сумасшедшего?

Дуглас проигнорировал его вопрос и снова перечитал второй перевод.

— «Священная реликвия».

— Еще одно доказательство безумия. Что это может означать?

— Точно не могу сказать. Насколько я знаю, самой священной реликвией, так или иначе связанной с именем царя Соломона, является Ковчег Завета.

— Ты хочешь сказать, что под этой библейской реликвией Джефферсон имел в виду ковчег?

— Не обязательно. Такой священной реликвией могла быть сандалия Соломона. — Дуглас так разволновался, что нервно заерзал на стуле, теребя пальцами шариковую ручку. — Боже мой, в такие минуты мне ужасно хочется выкурить трубку.

— Что с тобой, Хэнк? Даже если эта рукопись действительно принадлежит Джефферсону, то весь этот бред насчет ковчега выглядит как самая настоящая сказка для детей. Во всей этой писанине наверняка нет ни слова правды.

— Совершенно не важно, правда это или нет, — покачал головой Дуглас. — Все дело в символах.

— Не понимаю. Что тут такого особенного?

— Как ни посмотри на эти документы, они все равно принесут нам одни неприятности. Ты помнишь, что случилось на Храмовой горе в Иерусалиме в тысяча девятьсот шестьдесят девятом году, а потом повторилось в восемьдесят втором?

— Конечно. Какой-то австралийский религиозный фанатик поджег мечеть на этой горе, а позже была арестована целая религиозная секта по подозрению в попытке взорвать ее.

— Подумай хорошенько, что могло бы случиться, если бы им действительно удалось очистить священную гору для возрождения на ней третьего храма Соломона.

— Понятно, что эти действия могли бы спровоцировать по меньшей мере ожесточенный конфликт между религиозными общинами.

— А теперь представь себе, какую реакцию может вызвать сообщение о том, что недавно обнаруженная священная реликвия царя Соломона может быть использована в качестве предлога для строительства нового храма и что она находится на территории Соединенных Штатов.

— Учитывая истерические, на грани паранойи, настроения в этой части мира, найдутся люди, которые непременно скажут, что это всего лишь очередной заговор США против ислама.

— Вот именно. Соединенные Штаты окажутся беззащитными перед обвинениями в организации очередного нападения на Храмовую гору, чтобы окончательно очистить ее от мусульманского присутствия. И в этот вселенский кавардак так или иначе будут втянуты все экстремисты главных религий мира.

— Черт возьми! — невольно вырвалось у Эванса. — Здесь пахнет жареным.

— Не то слово, — поправил его Дуглас. — Это очень взрывоопасный материал.

Лицо Эванса побледнело, когда он представил возможные последствия.

— Что же нам теперь делать? — оторопело спросил он.

— Придется доложить об этом государственному секретарю. Кто еще знает о существовании рукописи Джефферсона?

— Профессор Деврис из АНБ и его ученик из Национального криптографического музея. Есть еще юная исследовательница из Американского философского общества. Однако люди из АНБ знают, как заставить их держать язык за зубами.

— В Вашингтоне ничто не сохраняется в тайне дольше шести месяцев, — грустно сказал Дуглас. — Нам нужно подумать о способах подрыва этой информации на тот случай, если она каким-то образом получит огласку. Тогда наша страна сможет достаточно убедительно опровергнуть ее.

— Но как это сделать? Представители АНБ говорят, что эти материалы подлинные.

— АНБ — секретная организация, которая всегда сможет официально заявить, что ничего об этом не слышала. Я хочу сказать, что мы должны подорвать сам фундамент этой опасной теории. К примеру, заявить, что древние финикийские суда в принципе не могли совершить путь от Восточного Средиземноморья до берегов Северной Америки, поскольку не обладали ни необходимым для этого мореходным искусством, ни соответствующей технологией создания подобных судов.

— Мы можем быть уверены, что это действительно так?

— Нет, но мы должны найти сколько-нибудь авторитетный источник, который поможет нам заложить основу для нашего утверждения.

— Может, использовать для этого Национальное агентство подводных исследований? В НАПИ есть вполне компетентные эксперты, соответствующая база данных, а самое главное — они умеют быть достаточно сдержанными и не распускать слухи по всему свету. Кстати, у меня там есть несколько нужных людей.

Дуглас согласно кивнул.

— Хорошо, займись этим немедленно, а я попытаюсь организовать встречу с заместителем госсекретаря. Зайдешь ко мне через час.

Когда Эванс скрылся за дверью, Дуглас открыл верхний яшик стола, вынул оттуда трубку и пакет с табаком, плотно набил ее и с нескрываемым удовольствием затянулся. В его кабинете нельзя было курить, но он не мог удержаться от соблазна, тем более что ему предстояло обмозговать чрезвычайно важное дело. Ощутив приятное головокружение от крепкого табака, он откинулся на спинку стула и расслабился, позволяя мыслям свободно блуждать по самым неожиданным закоулкам сознания.

Новость все еще казалась ему фантастической. Может, это действительно бред сумасшедшего, как на том настаивает Эванс. Дуглас снова открыл папку с рукописью Джефферсона и скрупулезно перечитал каждое слово, не пропуская на этот раз ни единого знака. Как и многие другие афроамериканцы, Дуглас относился к Томасу Джефферсону неоднозначно. С одной стороны, он не мог не признавать его талант государственного деятеля и величие его роли в истории США, а с другой — никак не желал примириться с тем удручающим фактом, что Джефферсон был рабовладельцем. Вот и сейчас, перечитывая рукопись Джефферсона, он не мог не ощутить величие его исторической личности. Несмотря на то что в переписке с Льюисом он представал в качестве хладнокровного и вполне компетентного государственного деятеля, не было никаких сомнений, что этот великий человек явно обеспокоен последствиями своего открытия.

Дуглас был настолько взволнован, что его пальцы стали заметно подрагивать, хотя эту слабость ему вполне можно было простить.

Угроза потенциального хаоса в современном мире оказалась намного серьезнее, чем мог себе представить Томас Джефферсон в те далекие времена.

Глава 19

Остин сидел в своей студии и азартно охотился на морских мародеров, захвативших огромный контейнеровоз. Волшебный ковер, который быстро переносил его над виртуальным морем, на самом деле представлял собой спутниковую систему навигации, находящуюся под контролем НАПИ. Хитроумная спутниковая система была разработана работавшими на агентство учеными и технологами в целях обеспечения самого надежного круглосуточного контроля над Мировым океаном. Спутники кружили по орбите над этим районом на высоте четырехсот миль, что позволяло их камерам и другим средствам наблюдения получать, анализировать и передавать на землю информацию из любой точки земного шара.

Это были оптические или инфракрасные изображения поверхности воды, ее температуры, данные о направлении и интенсивности течений, концентрации фитопланктона, наличии хлорофилла, облачного покрова, метеорологическая и другая жизненно важная для судоходства информация. Эта система была доступной и бесплатной для каждого, у кого есть компьютер, и часто использовалась учеными и специалистами по всему миру.

Остин сидел перед экраном двадцатичетырехдюймового монитора и был по обыкновению одет в гавайскую рубашку, шорты и легкие сандалии. Запив пивом горьковатый привкус аспирина, он нажал клавишу «Ввод». Через мгновение на экране появилось изображение глубоко изрезанной береговой линии Ньюфаундленда.

— Хорошо, Джо, — сказал он в микрофон. — Я вижу сейчас Сент-Джонс и направляюсь на восток.

— Понял, — ответил Завала, глядя на такое же изображение на своем экране в офисе НАПИ. — Сейчас увеличу контур.

На экране Остина неожиданно возник сверкающий синевато-белый прямоугольник, вобравший в себя значительную часть Атлантического океана. Завала стал увеличивать контуры прямоугольника, пока на экране не появились крошечные черные точки. Они быстро увеличиваюсь в размере и вскоре стали напоминать длинные большие суда. Время и дата в верхнем левом углу экрана свидетельствовали, что снимки были сделаны несколько дней назад.

— На какое расстояние ты можешь к ним приблизиться? — спросил Остин.

— Выбери нужную цель.

Остин щелкнул курсором по одной из точек. Камера стала быстро наезжать на цель, и вскоре экран заняло изображение огромного количества трепещущей живой рыбы. Затем камера отошла назад и остановилась в таком положении, когда хорошо была видна палуба рыболовецкого траулера, заваленная только что пойманной рыбой.

— Впечатляющее зрелище, — восторженно произнес Остин.

— Ягер использовал «Макс», чтобы впрыснуть дополнительные гормоны в поисковые функции спутников НАПИ. Он говорит, что может распознать цвет глаз песчаной блохи.

Хайрам Ягер был компьютерным гением НАПИ и директором довольно большого вычислительного центра, который занимал почти весь десятый этаж высокой башни из зеленого стекла, выходящий окнами на реку Потомак. Он назвал свой центр «Макс» и использовал его для совершенствования систем контроля и получения спутниковой информации.

— У блох глаза голубые, — заявил Остин.

— Правда?

— Шучу. Однако степень разрешения здесь намного лучше, чем все, что я видел прежде.

— Пока Ягер не разработал эту систему, мы довольствовались одним квадратным ярдом в черно-белом изображении и четырьмя в цветном. А он добился максимально возможного разрешения — один квадратный ярд в цветном изображении, — пояснил Завала. — Все, что ты сейчас видишь на экране, создано благодаря информации, поступающей с других наших спутников, а также военных и разведывательных систем раннего оповещения.

— И все это сделано легально и в полном соответствии со всеми требованиями, — саркастически заметил Остин с улыбкой.

— В большинстве случаев. Ягер считает это взаимовыгодным обменом, так как военные ведомства тоже во многом зависят от получаемой нашими спутниками информации. Правда, они разработали способ затемнения изображений во время проведения военных операций. Конечно, я сказал ему, что меня не интересуют подобные сведения, но он ответил, что ничего страшного в этом нет.

— Да, мы находимся в таком положении, что было бы глупо их критиковать, — согласился Остин. Отряд специального назначения довольно часто использовал в своих целях разведывательные службы правительства. — Ты уже обнаружил местонахождение нашего рудовоза? — поинтересовался Остин.

— Смотри! — Завала кивнул в сторону монитора.

Изображение на экране начало быстро удаляться, и вскоре контуры судов снова стали напоминать крошечные черные точки. Завала поместил нужную цель в квадрат, а Остин щелкнул мышью. Экран быстро заполнило изображение громадного корабля. Остин подался вперед, чтобы получше рассмотреть детали.

— Да, это определенно тот самый сухогруз, который мы видели с вертолета, — удивленно заметил он. — Я даже вижу на борту эту злосчастную голову быка и название судна.

— Я уже проверил судно по базе данных — оно принадлежит некой иностранной компании со странным названием «Мир и K°». Их сайт характеризует эту компанию как группу консультантов по обеспечению мира и стабильности.

Остин понимающе хмыкнул.

— Так принято именовать наемников.

— Они довольно откровенно описывают процесс превращения этого рудовоза в судно специального назначения и рекламируют его в качестве платформы для размещения сил быстрого реагирования. Кроме того, они похваляются тем, что имеют в своем распоряжении воздушные суда наземного базирования практически по всему миру и готовы предоставить их в течение сорока восьми часов. А в течение двадцати одного дня это судно гарантирует прибытие на место конфликта с полной командой вооруженных до зубов наемников.

— Кто стоит за компанией «Мир и K°»?

— Трудно сказать. Среди наемников немало отставных американских и британских военных, однако истинные владельцы скрываются за плотной пеленой фиктивных корпораций, зарегистрированных в нескольких странах. Я поручил Ягеру во всем разобраться, и сейчас он над этим работает.

— Это, конечно, уже кое-то что, но нам нужны неопровержимые доказательства вроде дымящегося после выстрела пистолета.

— Черт возьми, Курт, у нас тут заряженная гаубица, а ты говоришь о каком-то дымящемся пистолете! Я тщательно просмотрел все архивные съемки, которые начались незадолго до захвата судна, но они были сделаны с определенным интервалом, поэтому не отражают каждую минуту наблюдения.

На экране, как в кабине экспресс-фото за двадцать пять центов, замелькали снимки. На палубе судна смутно угадывалось какое-то движение, а потом появилось изображение темного квадрата, который медленно поднимался из трюма судна, как на крупном авианосце. На платформе показались очертания двух вертолетов, которые взлетели в воздух, как только темные фигуры людей погрузились в них.

— И кто после этого может утверждать, что путешествие во времени является несбыточной мечтой? — улыбнулся Остин. — Этими снимками мы можем пригвоздить пиратов.

— А сейчас я покажу тебе наш контейнеровоз.

На кране появилось изображение огромной палубы судна «Оушен эдвенчер» как раз в тот момент, когда над контейнерами внезапно появились два вертолета. Из винтокрылых машин стали выскакивать люди в черных масках и с оружием в руках. В течение нескольких минут изображение оставалось неизменным, пока спутник не показал крупным планом вертолет, кружившийся над судном, в то время как другая вертушка садилась на контейнеры. Завала перевел изображение на рудовоз. Один из вертолетов уже вернулся на базу и садился на палубу. Из него выскочили темные фигуры наемников, а сам вертолет быстро опустился в трюм сухогруза. На месте люка стали появляться какие-то грузы. Один из наемников был намного выше других — по всей вероятности, именно он стрелял в Остина, — но его лицо было скрыто от наблюдения, так как он стоял спиной к камере.

— Да, это то, что нам нужно, — удовлетворенно хмыкнул Остин. — А где сейчас находится это судно?

— По морскому расписанию, которое я успел проверить, выяснилось, что за несколько дней до захвата судна этот сухогруз покинул порт Нью-Йорка, направляясь предположительно в Испанию. Какое-то время судно бродило неизвестно где, что вполне соответствует времени захвата, а потом свернуло в сторону Атлантики. Я могу отослать эти съемки береговой охране для дальнейшего выяснения обстоятельств.

— Не стоит поддаваться искушению, — улыбнулся Остин. — Сейчас судно находится в международных водах, и даже если служба береговой охраны сумеет проверить его, то наверняка обнаружит там лишь жалкие остатки наемников. А мне нужно найти тех умников, которые задумали и осуществили проведение этой операции.

— Я буду следить за судном, — пообещал Завала. — Кстати, как ты себя чувствуешь?

— Немножко побаливает, но этот инцидент преподал мне хороший урок.

— Что нужно избегать вооруженных людей?

— Нет, что нужно быстрее двигаться. Держи меня в курсе дела насчет этого судна, пока ты не уехал в Стамбул. — В этот момент в дверь постучали. — Все, пока. Ко мне пришли.

— У тебя гости?

— И к тому же очень приятные. Чао.

Это итальянское прощание поразило Завалу.

— Чао? Эй, послушай…

— Buono notte,[168] Джо, — сказал Остин, с трудом сдерживая смех. Положив трубку, он бросился открывать дверь.

На пороге стояла Карина Микади с высоко поднятой бутылкой вина в руке.

— Надеюсь, для меня зарезервировали столик на сегодняшний вечер.

— Ваш столик готов и давно уже ждет вас, синьора Микади.

— Вы сказали, что форма одежды повседневная. Думаю, я не нарушила это правило.

Карина была в голубых джинсах с яркой вышивкой и бирюзовой блузке без рукавов. Этот наряд идеально подчеркивал женственные формы, придавая ей чрезвычайно соблазнительный вид.

— Даже королева не могла бы произвести более приятное впечатление, — улыбнулся Остин.

— Благодарю вас, — кокетливо проворковала она, окидывая Остина столь же придирчивым взглядом. Судя по всему, она сталась довольна увиденным. Остин был в белых шортах, удачно оттенявших бронзовый загар на его стройных мускулистых ногах, и в цветастой шелковой рубашке, мягко облегавшей широкие крепкие плечи. — Вы тоже выглядите весьма импозантно.

— Спасибо. Если помните, именно в такой рубашке Элвис Пресли снимался в фильме «Рай в гавайском стиле». Добро пожаловать в мой дом.

Карина переступила порог и оказалась в большой уютной комнате, обставленной темной мебелью давно забытого колониального стиля, которая резко контрастировала с белыми стенами, украшенными оригинальными картинами местных художников, произведения которых Остин собирал уже много лет. Кроме того, на стенах висели старинные карты океанов, причудливые кораблестроительные инструменты и фотография любимого судна Остина. А в довершение всего напротив двери была прикреплена модель быстроходного гидроплана.

— Я рассчитывала увидеть здесь старые якоря и чучело рыбы-меча, — пошутила она. — И даже какой-нибудь старый водолазный шлем или модель фантастического корабля в бутылке.

Остин громко рассмеялся.

— Все эти вещи я довольно часто вижу в баре «Ки-Уэст», где меня обыкновенно угощают «Маргаритой».

— Но вы же понимаете, что я имею в виду, — улыбнулась Карина. — Вы работаете во всемирно известном океанографическом агентстве, и поэтому я ожидала увидеть здесь более весомые доказательства вашей любви к морям и океанам.

— Смею предположить, что ваша квартира в Париже тоже мало напоминает постороннему человеку о том, чем вы предпочитаете заниматься по роду своей деятельности.

— У меня есть несколько репродукций классических произведений искусства, но в остальном все выполнено в более традиционном стиле. — Она сделал паузу и хитро подмигнула ему. — Впрочем, я понимаю, что вы хотите сказать. Что для здоровья полезно, когда жилище свободно от любого напоминания о работе.

— Конечно, я еще не готов насовсем переехать в Канзас, но морская стихия зачастую становится слишком суровой хозяйкой, требующей многих жертв.

— И тем не менее здесь очень мило.

— Конечно, этот интерьер вряд ли достоин места в журнале «Аркитекчерел дайджест», но это самое что ни на есть удобное убежище для старого морского волка, отдыхающего душой и телом в перерывах между обременительными экспедициями. Когда я приобрел это здание, оно представляло собой развалины, но находилось на берегу реки и к тому же в непосредственной близости от Лэнгли.

Карина ухватилась за последние слова и удивленно посмотрела на хозяина.

— Вы работали в ЦРУ?

— Да, в отделе подводной разведки. В основном мои обязанности заключались вотслеживании русских судов. А когда «холодная война» наконец-то закончилась, наш отдел прикрыли и я перешел в НАПИ.

Несмотря на все возражения Остина, его преданность морю чувствовалась на каждом шагу и проявлялась в огромном количестве книг, заполнявших полки в его комнате, включая приключенческие романы Джозефа Конрада и Германа Мелвилла. Кроме того, там было множество томов по истории и научным исследованиям морей и океанов. При этом наиболее востребованными, судя по потрепанным страницам, были книги по философии. Карина сняла с полки одну такую.

— Аристотель. Очень сложное произведение для непосвященного читателя, — заметила она.

— Изучение великих мыслителей древности в изобилии снабжает меня полезными цитатами, которые помогают казаться умнее, чем я есть на самом деле.

— Не похоже, что вы использовали их только для подборки соответствующих цитат. Над этими книгами основательно поработали.

— Вы очень наблюдательны. Могу использовать аналогию с морским делом. Заложенная в этих страницах мудрость помогает бросить якорь в тех случаях, когда сильное течение уносит меня в неведомые края.

Карина вдруг вспомнила, каким разительным контрастом выглядят его деликатные манеры по сравнению с жесткими и хладнокровными действиями, которыми он обезвредил угрожавшего ее жизни насильника. Она вернула книгу на место и повернулась к Остину.

— Однако вы полагаетесь не только на мудрость древних, выставив над камином такую богатую коллекцию пистолетов.

— Вы быстро разоблачили мою давнюю страсть к коллекционированию оружия. Могу с гордостью заявить, что в этой коллекции находится около двухсот дуэльных пистолетов, большая часть которых хранится в водонепроницаемом подвальном помещении. Я с восхищением изучаю историю их создания, а также соответствующее искусство литья и старинные технологические приемы. А больше всего меня интересует интригующая информация, которую они могут сообщить о превратностях судьбы и силе рока в нашей жизни.

— Вы фаталист?

— Нет, я реалист, который прекрасно понимает, что не всегда может полагаться на удачу. — Остин загадочно улыбнулся. — И уж тем более в таких важных делах, как приготовление ужина. Вы, должно быть, изрядно проголодались.

— Даже если бы это было не так, то дурманящие голову запахи, которые доносятся с вашей кухни, заставляют меня поверить, что я просто умирю от голода. — Она протянула ему бутылку вина.

— «А Баролло», — посмотрел Остин оценивающим взглядом. — Я открою ее заблаговременно, чтобы вино могло немного подышать. У нас будет ужин в стиле альфреско.

Пока Остин на кухне возился с вином, Карина поднялась на палубу этого странного жилища, где уже стоял столик с небольшими масляными лампами, отбрасывавшими тусклый свет на окружающие предметы. Язычки пламени отражались в спокойной воде Потомака. С реки веяло свежестью и влагой. Остин выбрал из богатой коллекции джаза любимую пластинку и включил музыку. Над палубой и над гладью реки из мощных колонок полились мягкие звуки фортепьянной композиции Оскара Питерсона.

Остин поднялся на палубу с двумя бокалами охлажденного итальянского вина, закусывая ветчиной по-пармски и медовой дыней. Затем Остин извинился, спустился вниз и вскоре вернулся с тарелками, полными феттучино, приправленных сливочным соусом. Карина чуть в обморок не упала от такой вкуснятины, в особенности когда он украсил это чудесное блюдо огромными трюфелями.

— Боже мой! Где вы нашли в Штатах такие громадные трюфели?

— Я их не искал. Один мой коллега из НАПИ часто ездит в Италию по служебным делам.

Карина быстро проглотила феттучино, потом принялась за салат с грибами и сыром, также украшенный трюфелями. Эти прекрасные блюда они запивали вином, и она не могла остановиться до тех пор, пока дело не дошло до десерта.

— Просто чудесно, — сказала она, погружая ложку в мякоть вишневого торта. — Ко всем своим прочим достоинствам сегодня вы добавили замечательное качество шеф-повара.

— Grazie,[169] — вежливо поклонился Остин, приятно удивленный ее гастрономическим вкусом, но не подавший виду. Такое страстное отношение к еде, как правило, скрывало еще более страстное отношение к другим вещам, о которых он сейчас никак не мог забыть. Свой чудесный ужин они закончили небольшим количеством охлажденного лимонного ликера.

Остин пристально посмотрел на собеседницу.

— Вы никогда не рассказывали мне о том, каким образом оказались сиделкой у этой древней статуи во время ее транспортировки в Америку.

— Это долгая история.

— У меня много времени, не говоря уже о второй бутылке ликера.

Карина весело рассмеялась и задумчиво посмотрела на водную гладь реки, собираясь с мыслями.

— Я родилась в Сиене. Мой отец был врачом и попутно увлекался археологией, посвящая все свободное время изучению культуры этрусков. Он был без ума от них.

— Его можно понять. Этруски были загадочным народом.

— К сожалению, их искусство оказалось чересчур востребованным. Еще девочкой я видела место раскопок, разворованное грабителями могил. На земле валялась рука статуи из великолепного мрамора. Позже я поступила в Миланский университет, потом окончила Лондонскую школу экономики и стала заниматься журналистикой. Мой интерес к античности вновь пробудился, когда я готовила материал для одной журнальной статьи, посвященной роли музеев и торговцев в похищении произведений искусства. Образ той мраморной руки так и остался со мной навсегда. Затем я перешла на работу в ЮНЕСКО и стала заниматься описями пропавших экспонатов. Похищение исторического достояния той или иной страны — одно из самых отвратительных преступлений, которые можно себе представить. Я поставила перед собой задачу раскрыть тайные пути такого грабежа.

— Вы очень высоко замахнулись.

— Да, я и сама это быстро поняла. Торговля крадеными антикварными вещами оказалась на третьем месте по статье о доходности после наркотиков и оружия. ООН пыталась положить конец преступной торговле посредством международных договоров, соглашений и соответствующих резолюций, но не справилась с этим вызовом. Невозможно проконтролировать и прекратить куплю-продажу каждой круглой печати или глиняной таблички.

— Однако, судя по всему, вы все же добились заметного успеха.

— Я работала с рядом международных агентств, таких, например, как Интерпол, и со многими национальными правительствами, пытаясь проследить местонахождение хоть сколько-нибудь стоящих вещей. В основном я делала это с помощью дилеров, аукционных домов и музеев.

— Именно это привело вас в Ирак?

Она кивнула.

— За несколько недель до начала вторжения до нас дошел слух, что некоторые дилеры-мошенники вступили в преступный сговор с недобросовестными торговцами и дипломатами, заказывая им похищение определенных древних артефактов. Больше всего нас обеспокоило, что грабители уже на месте и с нетерпением ждут начала вторжения, когда Республиканская гвардия покинет территорию Иракского национального музея.

— Где находился «Навигатор»?

— Я понятия не имела о его существовании. Эта статуя даже не была внесена в список украденных вещей, который я пыталась получить через одного мерзкого дилера по имени Али. Позже он был убит, что само по себе не очень большая потеря для человечества, но Али знал, где находятся пропавшие экспонаты. А потом я вынуждена была покинуть страну, получив предупреждение о том, что меня хотят похитить. Вскоре после этого ко мне поступило деловое предложение из фонда Балтазара.

— Эта организация и финансировала вашу поездку?

— Мистер Балтазар — очень богатый спонсор, обеспокоенный разграблением Иракского национального музея. Я только вчера познакомилась с ним на дипломатическом приеме. Его фонд щедро финансирует мои поиски и возвращение пропавших в Багдаде артефактов. Некоторое время назад один египетский источник сообщил мне, что многие иракские древности выставлены на продажу в Каире. Я немедленно вылетела в Египет и купила там оптом весь набор древностей. «Навигатор» был частью этой удачной покупки.

— А что вам известно об этой статуе?

— Должно быть, она была вывезена одновременно с другими похищенными предметами. Директор музея профессор Насир позже вспомнил, что эта статуя долгое время хранилась в запасниках здания, так как многие исследователи считали ее довольно странным произведением.

— Интересно почему?

— Как оказалось, это было изображение финикийского мореплавателя с компасом в руке. Мне сразу сообщили, что до сих пор нет абсолютно никаких доказательств того, что финикийцы пользовались компасом.

— Совершенно верно, — подтвердил Остин. — Заслуга его изобретения принадлежит китайцам.

— Так вот, профессор Насир предположил, что это могла быть копия одного из произведений искусства, которыми охотно торговали финикийцы. Что-то вроде копий классических статуй, которые до сих пор продаются в Греции и Египте в качестве сувениров.

— А вашему другу профессору известно, где и при каких обстоятельствах была обнаружена эта статуя?

— Ее нашли еще в семидесятых годах на раскопках хеттского царства неподалеку от Черной горы, что в юго-восточной части Сирии. Чуть позже она была перевезена в Багдад, где впервые возникли сомнения в ее подлинности. Я говорила об этом с фотографом журнала «Нэшнл джиографик», который присутствовал на раскопках.

— Странно, что она почти все время пролежала в запасниках музея, а потом вдруг привлекла к себе такой интерес со стороны похитителей, которые пошли даже на вооруженный захват судна.

— О ее существовании до недавнего времени знали лишь несколько человек, поэтому я была очень удивлена, когда о ней заговорил мистер Саксон, с которым я познакомилась на приеме в иракском посольстве.

Услышав это имя, Остин насторожился.

— Это, случайно, не Энтони Саксон?

— Он самый. Он производит впечатление человека, немало знающего об этой статуе. Вы знакомы с ним?

— Да, я читал его книги и даже присутствовал на одной из его лекций. Это довольно известный писатель и искатель приключений, часто высказывающий не совсем традиционные взгляды на разнообразные исторические проблемы.

— Мог ли он иметь хоть какое-то отношение к захвату судна?

— Не могу представить себе ничего подобного, но все же следует выяснить, почему он проявляет такой интерес именно к этой статуе. Я бы и сам с большим интересом взглянул на легендарного «Навигатора».

— Я собираюсь пригласить нескольких человек посмотреть на нее. Сейчас она хранится на одном из складов Смитсоновского института. Не хотите ли приехать туда завтра утром?

— Даже дикие лошади не помешали бы мне сделать это.

Она осушила бокал с ликером и улыбнулась.

— Это был чудесный вечер.

— Мне кажется, в вашем голосе послышалось невысказанное «но».

Карина весело рассмеялась.

— Извините, я с большим удовольствием осталась бы с вами, но мне предстоит еще много работы по организации показа.

— Я совершенно убит этим обстоятельством, но прекрасно вас понимаю. Что ж, увидимся завтра.

В этот момент ее посетила одна интересная мысль.

— Сейчас я пытаюсь договориться о встрече с тем самым фотографом из журнала «Нэшнл джиографик», о котором только что говорила. Он живет в Виргинии. Может, вы согласитесь составить мне компанию?

— Формально я сейчас болен, но полагаю, что поездка в сельскую местность чудодейственно скажется на процессе выздоровления.

Карина поднялась со стула.

— Большое вам спасибо, Курт. Спасибо за все.

— Не стоит благодарности.

Остин проводил гостью до автомобиля. Он ожидал, что их прощание ограничится привычным для европейцев поцелуем в обе щеки, что, собственно, и произошло. Но потом она неожиданно поцеловала его в губы, причем сделала это так соблазнительно, что у него даже ноги подкосились. Подойдя к машине, она обернулась, одарила его пленительной улыбкой, села в машину и уехала.

Какое-то время Остин смотрел вслед красным огонькам удаляющегося автомобиля, и на его лице блуждала самодовольная улыбка. Проводив ее взглядом, он вернулся в дом и поднялся на палубу, чтобы убрать со стола грязную посуду. Остин погасил свечи и совершенно случайно бросил взгляд в сторону реки. На фоне отраженного в покрытой легкой рябью воде ночного неба он вдруг увидел чей-то темный силуэт. Остин знал каждый дюйм речного берега и был абсолютно уверен, что это не дерево и не куст.

Беззаботно насвистывая какую-то мелодию, он отнес посуду в дом, поставил поднос на стол, а потом направился в запертый на ключ кабинет, где обычно хранил свой «боуэн». Этот револьвер системы «Кольт» был одной из нескольких старых моделей, которые он собирал помимо дуэльных пистолетов.

Зарядив револьвер, Остин схватил со стола фонарь и спустился на первый уровень, где в большом помещении хранились весла и небольшой гидроплан. Осторожно отодвинув в сторону дверь, установленную на хорошо смазанных роликах, он вышел на деревянный лодочный причал.

Когда глаза привыкли к темноте, он медленно пошел вдоль дома к той лужайке на берегу, где совсем недавно Завала застал его за испытанием новых дуэльных пистолетов. Там он остановился и стал пристально вглядываться в узкое пространство меж двух деревьев. Таинственная фигура исчезла. Он решил не совершать обход берега на свой страх и риск и, вернувшись в дом, позвонил в полицию.

Полицейская машина прибыла к его дому минут через восемь. Два офицера постучали в дверь, а потом они вместе обследовали берег реки и даже обошли вокруг дома, но никого не обнаружили. Правда, Остин нашел отпечатки обуви на вязком берегу, и это окончательно убедило полицейских в том, что хозяину дома не привиделось. Они немного успокоились и сказали, что ночью еще раз проверят эту территорию.

Когда они уехали, Остин тщательно запер дверь на все замки и включил сигнализацию на случай вторжения в жилище. В ту ночь он решил спать не в своей обычной спальне, расположенной в небольшой башне, а устроился на диване в гостиной и даже не стал раздеваться на всякий случай. Конечно, он был уверен, что следивший за его домом человек уже давно ушел, но все же положил рядом с собой заряженный револьвер.

Глава 20

Утром следующего дня Остин вскочил с дивана, надел свежие шорты, майку, сунул ноги в сандалии и пошел на берег реки, чтобы еще раз убедиться в том, что вчера ночью ему не померещилась фигура незнакомца. Присев на корточки, он увидел следы обуви. Он сравнил эти отпечатки со своими и понял, что мужчина был довольно крупный.

Какое-то время Остин стоял на берегу, задумчиво глядя на серебристую поверхность Потомака, в которой уже отражались первые лучи восходящего солнца. Сейчас он ничего не мог сделать, так как наблюдавшего за ним человека уже давно и след простыл. В конце концов Остин недоуменно пожал плечами и пошел обратно в свой плавучий дом. Возможно, его недоумение быстро рассеялось бы, если бы он случайно поднял вверх голову и увидел на одной из веток дуба прикрепленный липкой лентой миниатюрный радиопередатчик с отходящей от него тоненькой антенной.

Быстро освежившись под душем и переодевшись в слаксы и рубашку спортивного покроя, Остин наполнил дорожный термос своим любимым крепким ямайским кофе, сел за руль бирюзового джипа «чероки» из гаража НАПИ и помчался на самый край штата Мэриленд.

Дорога в этот ранний час была свободной, и он добрался до складских помещений Смитсоновского института за полчаса до назначенного Кариной времени. Это его вполне устраивало, так как он хотел как следует рассмотреть статую, породившую столько невероятных легенд и слухов. Стоявший у двери охранник придирчиво изучил его удостоверение, потом сверил фамилию со списком приглашенных и пропустил внутрь большого строения из проржавевшего местами металла. По обеим сторонам длинного складского помещения стояли деревянные стеллажи, уставленные картонными коробками с бирками, в которых хранились экспонаты из запасников огромной коллекции Смитсоновского института.

В центре зала стояла бронзовая статуя в человеческий рост, возле которой суетился высокий худощавый мужчина, выравнивая на бетонном полу треногу с большим фотоаппаратом. Увидев приближающегося Остина, фотограф недовольно насупился.

Остин радостно протянул ему руку.

— Энтони Саксон, если не ошибаюсь.

Тот удивленно вскинул кустистые брови.

— Мы с вами знакомы?

— Меня зовут Курт Остин. Я работаю в НАПИ. Пару лет назад в Клубе путешественников я с большим удовольствием слушал вашу лекцию о древних исчезнувших городах и сразу узнал фотографию на обложке вашей последней книги «Поиски царицы».

Насупленное выражение лица Саксона мгновенно сменилось добродушной улыбкой. Он протянул Остину руку размером с рукоять огромной помпы.

— Курт Остин. Помнится, это вы нашли Христофора Колумба. Для меня большая честь познакомиться с вами.

Остин скромно поправил его:

— На самом деле я был всего лишь членом команды, которая совместными усилиями отыскала старину Криса.

— И тем не менее ваше открытие мумии Колумба на древнем финикийском судне в гробнице майя подвели довольно серьезную научную основу для предположений о доколумбовых контактах в Новом Свете.

— И все же многие специалисты до сих пор отказываются принимать этот факт.

— Это филистимляне! Что же до меня лично, то я с радостью воспользовался вашим открытием для доказательства собственных гипотез. Кстати, что вы думаете о моей последней книге?

— Очень интересная и чрезвычайно информативная. Высказываемые в ней идеи в высшей степени оригинальны.

Саксон снисходительно хмыкнул.

— Когда люди называют мои работы оригинальными, то часто тем самым хотят сказать, что они написаны рехнувшимся чудаком. Иначе говоря, их причисляют к разряду фантастической литературы, в которой описываются неопознанные летающие объекты, искалеченные коровы или пришельцы с других планет.

— Нет, я совсем не считаю ваши книги бредом сумасшедшего. Ваше предположение, что древние финикийцы могли пересекать Тихий океан и исследовать Западное полушарие, просто поражает воображение. Поэтому многие отказываются вам верить. А когда вы добавили к этому легендарную царицу Савскую, это вызвало шквал возмущенных отзывов. Лично я считаю, что вы были правы, когда откровенно заявили о том, что эта царица может стать ключом к разгадке древней тайны Офира.

— Царица Савская оставила крошечные следы во многих исторических документах, создававшихся столетиями. Я уже давно иду по этим следам, пытаясь отыскать ее гробницу.

— Да, это далеко не первый случай известного правила cherchez la femme.[170] Очень жаль, что пожар уничтожил вашу копию древнего финикийского судна еще до того, как вы смогли бы доказать на практике свою гипотезу.

В глазах Саксона промелькнули гневные огоньки.

— Этот пожар возник не случайно.

— Не понимаю вас.

— Это был поджог. Но это уже далекое прошлое. — На его лице снова появилась добродушная улыбка. — Я решил оставить в покое идею о пересечении Тихого океана. Слишком дорогое удовольствие и к тому же весьма непростое. Вместо этого я пытаюсь организовать более скромную экспедицию. Хочу отправить древнее судно из Ливана в Америку и обратно через Испанию, то есть так, как это вполне могли делать древние суда Таршиша.

— Я бы не назвал трансатлантическое путешествие туда и обратно более скромным, как вы выразились, но все равно желаю вам всяческой удачи в этом деле.

— Благодарю. А что вас привело сюда?

Остин кивком показал на статую.

— Мисс Микади великодушно пригласила меня заехать на минуту и познакомиться вот с этим джентльменом. А вас что здесь заинтересовало?

— Мои друзья из Смитсоновского института сообщили, что в город приехал этот парень. Вот я и решил поприветствовать столь дорогого гостя.

Судя по сложной фотокамере и уже установленной треноге, интерес Саксона к этой статуе выходил далеко за пределы чистого любопытства. Остин осторожно прикоснулся пальцем к бронзовой руке «Навигатора».

— Мисс Микади сказала мне, что вы считаетесь одним из самых компетентных знатоков этой статуи. Сколько ей лет?

Саксон повернулся к «Навигатору».

— Более двух тысяч.

Остин с любопытством уставился на потемневшую от времени зеленоватую фигуру, которая чуть было не стала причиной гибели сотен людей. Высотой не менее шести футов, она стояла, слегка выдвинув вперед левую ногу, обутую в древнюю сандалию. На левое плечо молодого человека была накинута звериная шкура, а бедра скрывала искусно выделанная и отороченная юбка, напоминавшая шотландский килт. Длинные волосы волнами спадали на плечи из-под остроконечного колпака. Лицо мужчины было покрыто густой бородой, а спокойная улыбка чем-то напоминала умиротворенный образ Будды. Это ощущение еще больше усиливалось из-за полузакрытых глаз.

В правой руке на уровне пояса «Навигатор» держал похожий на шкатулку предмет, а левая, со слегка сжатыми пальцами, была приподнята вверх, от чего статуя напоминала изображение Гамлета, размышляющего над черепом бедного Йорика. К его ногам прижалась костлявая кошка с маленькой головой, что по замыслу древнего скульптора должно было придать статуе большую устойчивость.

— Если бы мне не сказали, что это финикийская статуя, — задумчиво сказал Остин, — я бы ни за что не смог определить ее культурную принадлежность или даже соответствующую историческую эпоху.

— А все потому, что финикийское искусство не имело специфического и четко выраженного культурного стиля. Они были слишком заняты морской торговлей, чтобы создавать великие произведения искусства. Финикийцы хорошо делали только то, что можно было легко и дорого продать, поэтому они так умело имитировали произведения искусства тех стран, с которыми поддерживали постоянные торговые контакты. К примеру, поза этой статуи напоминает египетские изваяния, а голова сирийская, почти восточного типа. Что же касается набедренной повязки, то она, по всей видимости, была позаимствована у древних греков. Размер статуи тоже не совсем обычный, так как бронзовые статуи древних финикийцев, как правило, намного меньше.

— И полосатая кошка тоже является отклонением от традиционной нормы.

— Финикийцы брали с собой кошек на судно, чтобы они ловили крыс, а зачастую просто продавали их на рынке. Обычно они отдавали предпочтение рыжим полосатым котам.

Остин внимательно посмотрел на прямоугольный предмет в правой руке статуи, длиной примерно шесть дюймов. Верхняя часть предмета была круглая, диаметром полдюйма. В этом круге находилась восьмиконечная звезда, но одна ее вершина была заметно больше остальных. А от нее до противоположной части звезды тянулась толстая линия.

Саксон заметил интерес Остина к этому предмету и оценил удивленное выражение его лица.

— Любопытно, не правда ли?

— Карина мне уже говорила о тайне этого компаса. Насколько мне известно, китайцы изобрели компас через много столетий после расцвета финикийской морской торговли.

— Это всего лишь общее заблуждение. А вы сами что думаете по этому поводу?

— Предпочту оставить вопрос открытым, — улыбнулся Остин. — Финикийская морская империя охватывала практически все побережье Средиземного моря и простиралась далеко за его пределы. Кроме того, они должны были иметь постоянные контакты со своими многочисленными колониями, в связи с чем вынуждены были преодолевать огромные морские пространства. От финикийского Тира до западной оконечности Средиземного моря более двух тысяч миль. Это позволяет предположить, что они обладали совершенно неповторимым искусством навигации, превосходными картами и надежными навигационными инструментами.

— Браво! У меня никогда не было сомнений в том, что эти любознательные умные люди знали специфические особенности магнитного железняка и умели намагничивать стрелку и помешать на розу ветров, как показано на этом приборе. Voila![171] Самый настоящий компас.

— Значит, эта статуя является подлинной?

Саксон кивнул.

— По моим предположениям, она была отлита примерно в восемьсот пятидесятых годах до нашей эры, когда могущество финикийской морской державы достигло высшей точки.

— Похоже, стрелка компаса указывает только на восток и запад.

Саксон удивленно поднял бровь.

— А что еще вы там увидели?

Остин внимательно посмотрел на лицо бронзовой статуи. Нос мужчины был слегка приплюснут, словно выдержал удар тяжелого молота. Несмотря на повреждение, в целом он являлся довольно симпатичным молодым человеком с густой волнистой бородой. То, что поначалу показалось Остину улыбкой, на самом деле вполне могло оказаться недовольной гримасой. Да и глаза у него были скорее прищурены, а не просто полузакрыты. Остин обошел статую сзади и присмотрелся к ее поднятой вверх руке.

— Полагаю, он смотрит на яркое солнце, как будто пытается определить по нему направление движения.

Саксон неожиданно хихикнул.

— Вы меня пугаете своей необыкновенной сообразительностью, мой друг.

Объектив фотоаппарата был направлен на среднюю часть статуи, где мотив солнечного сияния повторялся на набедренной повязке. А чуть ниже шла горизонтальная линия, выгнутая с обоих концов наподобие английской буквы Z.

— Этот знак я видел в вашей книге.

Остин был так поглощен этой деталью, что не заметил, как лицо собеседника внезапно исказила судорога.

— Совершенно верно, — сказал Саксон, восстановив прежнее добродушие. — Полагаю, он символизирует судно Таршиша.

— Если не ошибаюсь, подобные знаки вы обнаружили в Южной Америке и в Святой земле.

В глазах Саксона промелькнули хитрые огоньки.

— Да, но мои оппоненты утверждают, что это чистое совпадение.

— Они филистимляне, — ответил Остин шуткой Саксона и стал рассматривать круглый медальон, висевший на шее статуи. На нем были выгравированы голова лошади и пальма с обнаженными корнями.

— Этот рисунок я тоже видел в вашей книге. Голова лошади и пальма.

— Лошадь была знаком Финикии, а пальма символизирует ее плодородную колонию.

Остин провел пальцами по выпуклостям под пальмой, словно пытался прочесть таинственный текст по методу Брайля. В этот момент тишину зала нарушил звонкий женский голос, оборвав так и не заданный, но уже вполне созревший вопрос.

— Как вы здесь оказались?

На пороге склада стояла Карина, с недоверием уставившись на мужчин.

Саксон попытался отразить ее гневный взгляд обезоруживающей улыбкой.

— Не могу упрекнуть вас за столь раздраженный тон, мисс Микади. Пожалуйста, только не зовите сюда охранника. Я показал ему свое удостоверение члена Клуба путешественников. Кстати сказать, оно самое что ни на есть подлинное.

— Мне было бы все равно, даже если бы они сделали татуировку на вашем derriere,[172] — недовольно проворчала Карина. — Как вы узнали, что статуя находится здесь?

— У меня есть свои источники информации, которые знают о моем увлечении.

Она подошла к установленному на треноге фотоаппарату.

— Фотография статуи будет помещена в книге, которую мы намерены продавать во время выставки. Вы не имеете права снимать ее без соответствующего разрешения.

Саксон посмотрел куда-то мимо Карины, и на его лице появилось страдальческое выражение, начисто смывшее прежнюю ухмылку. Он крепко сжал зубы, как приготовившийся к бою питбуль, и прорычал одно-единственное слово:

— Балтазар.

В зал медленно вошел горнорудный магнат в сопровождении молодого человека с кожаным саквояжем. Балтазар сразу же направился к Карине.

— Рад снова видеть вас, мисс Микади, — сказал он ей и протянул руку Саксону. — Виктор Балтазар. Не могу поверить, что мне посчастливилось познакомиться с вами лично.

Саксон даже не подумал пожать протянутую руку.

— Тони Саксон, — подчеркнуто сухо представился он. — Вы пытались купить судно, которое я построил для путешествия через Тихий океан.

— О да, — широко улыбнулся Балтазар, ничуть не оскорбленный пренебрежительным обхождением. — Я хотел подарить его какому-нибудь музею. Говорят, оно сгорело почти до ватерлинии. Какая жалость.

Саксон демонстративно повернулся к Карине:

— Прошу прощения, мисс Микади. Надеюсь, вы помните наш недавний разговор в посольстве.

С этими словами он собрал треногу, повесил ее на плечо, и, гневно сверкнув глазами в сторону Балтазара, направился к выходу.

Карина сокрушенно покачала головой.

— Извините, если я допустила грубость. Этот человек просто выводит меня из себя. Ну да ладно, хватит о нем. Курт, я хочу познакомить вас с Виктором Балтазаром, чей фонд так щедро финансирует нашу выставку.

— Рад познакомиться с вами, мистер Остин. Мисс Микади довольно подробно рассказала мне о вашей героической роли в спасении захваченного пиратами судна. Позвольте поблагодарить вас за спасение прекрасной женщины и всей этой чудной коллекции.

— Карина мне тоже немало рассказывала о необыкновенной щедрости вашего фонда, — таким же тоном ответил Остин.

Балтазар отмахнулся от благодарности небрежным взмахом руки и обратил все внимание на статую.

— Наконец-то он здесь. «Навигатор». Действительно чудесная вещь. Восхищаюсь вашим решением, мисс Микади, сделать эту статую центральным звеном всей экспозиции.

— Это был вполне естественный выбор, — скромно улыбнулась Карина. — Даже со слегка поврежденным лицом она просто излучает достоинство и благородство. Кроме того, «Навигатор» окутан ореолом неразгаданной тайны.

Балтазар согласился с ней кивком.

— А вы что думаете о нашем молчаливом друге, мистер Ос-тин?

Остин в этот момент напряженно обдумывал подробности разговора с Саксоном.

— Возможно, он станет более словоохотливым, если мы зададим ему правильные вопросы.

Балтазар окинул Остина странным взглядом, а потом снова вернулся к статуе и обошел ее сзади, скрупулезно осматривая каждый квадратный дюйм древней бронзы.

— Вы уже показывали статую экспертам? — спросил он у Карины.

— Пока нет. Сейчас ее должны подготовить к транспортировке в Смитсоновский институт, где будет проведена грандиозная выставка.

— Не скрою, что меня слегка беспокоит сохранность статуи, памятуя о недавней попытке выкрасть ее с борта судна, — задумчиво произнес Балтазар. — А неожиданный и к тому же незаконный визит мистера Саксона еще раз доказывает, что охрана здесь оставляет желать лучшего. Беззащитнее всего статуя окажется во время транспортировки. Я взял на себя смелость договориться с одной транспортной компанией, чтобы они приехали сюда сегодня утром и перевезли статую на новое место под надежной охраной. Они должны прибыть с минуты на минуту. Если вы, конечно, не возражаете, мисс Микади.

Карина задумалась над этим предложением. Чем больше народу узнает о местонахождении «Навигатора», тем меньше будет ее безопасность.

— Очень мило с вашей стороны, — сдержанно ответила она. — С радостью приму ваше предложение.

— Ну и прекрасно, — обрадовался Балтазар. — Значит, договорились. Понимаю, что сейчас раннее утро, но мне бы хотелось отметить это событие символическим тостом.

Жестом он подозвал камердинера, и тот проворно поставил на свободную полку саквояж, открыл его и вынул бутылку дорогого шампанского «Моэт». Ловко откупорив ее, он наполнил три бокала и протянул каждому из них.

Они со звоном чокнулись, а Балтазар поднял свой бокал выше других.

— За «Навигатора».

Остин пристально рассматривал благодетеля Карины сквозь прозрачное стекло бокала и не мог избавиться от мысли, что мужчина как будто вырезан из камня. Под дорогим костюмом в мелкую полоску угадывались очертания мускулистого тела профессионального борца, но даже на таких широких плечах голова казалась чересчур большой.

Балтазар не заметил пристального внимания к своей персоне со стороны Остина, так как не мог оторвать глаз от Карины и, казалось, тщательно изучал каждое ее движение. Однако Остин без особого труда разглядел под личиной добродушной улыбки скрытую враждебность, если не сказать презрение. Ему было крайне интересно, чем вызвана такая реакция: истинным отношением Балтазара к итальянке или нежелательным присутствием постороннего человека, которого он мог воспринимать как соперника.

Камердинер стал собирать пустые бокалы, причем тот, из которого пила Карина, почему-то незаметно сунул в пластиковый пакет и быстро спрятал в саквояж. Затем он подошел к хозяину и что-то прошептал на ухо. Через минуту Балтазар посмотрел на часы и сказал, что ему пора — важные дела.

Карина проводила его до двери, а вернувшись, попросила у Курта прощения за то, что вынуждена сократить время общения, поскольку необходимо подготовить статую к транспортировке. Они договорились поддерживать связь по мобильному телефону и встретиться вечером для совместной поездки в Виргинию к фотографу журнала «Нэшнл джиографик».

Черный «юкон» с затемненными стеклами был припаркован рядом с джипом Остина. Одного взгляда на номер автомобиля было достаточно, чтобы определить, что он принадлежит правительству США. Догадка подтвердилась, как только задняя дверца открылась, из машины вышел человек в темно-синем костюме и черных очках и сунул Остину под нос сверкающий значок.

Придерживая рукой открытую дверцу автомобиля, мужчина сухо произнес:

— Один человек хочет поговорить с вами.

Остин терпеть не мог, когда ему приказывали какие-то странные незнакомцы.

— Если ты сейчас же не уберешь свою игрушку, я заставлю тебя ее проглотить, — ответил он с добродушной улыбкой.

Остин ожидал от незнакомца враждебной реакции, но, к его удивлению, тот весело рассмеялся, и наклонившись к автомобильной дверце, сказал кому-то в салоне:

— Вы правы, этот парень действительно крепкий орешек.

Из салона донесся громкий хохот, а затем знакомый голос, который Остин не слышал уже много лет.

— Этому парню палец в рот не клади — всю руку откусит.

Остин заглянул в салон автомобиля и увидел за рулем крупного человека, дымящего сигарой. Но даже за пеленой дыма можно было разглядеть широкое лицо с крупными чертами.

— О, черт возьми, я должен был догадаться, что это ты, Флэгг. Что заставило тебя оторваться от кресла в Лэнгли?

— Тобой заинтересовались на самом верху — хотят поговорить. Так что садись сюда, а Джейк поведет твою машину.

Остин бросил ключи от джипа человеку со значком и сел в сверкающий «юкон». Он некоторое время работал с Джоном Флэггом в ЦРУ и даже провел с ним несколько важных операций, но уже много лет не видел старого сослуживца. Этот индеец из племени вампаноаг выполнял секретные задания и всегда работал под прикрытием, стараясь не высовываться на поверхность.

Они обменялись крепкими рукопожатиями.

— Куда мы едем? — спросил Остин.

Флэгг хитро прищурился:

— Ты совершишь небольшую прогулку на лодке.

Глава 21

Грузовой автомобиль подъехал к зданию склада Смитсоновского института минут через двадцать после отъезда Остина. Карина с облегчением вздохнула, увидев, как грузовик развернулся и стал пятиться к главному входу складского помещения. Она прекрасно помнила, какими жестокими и решительными были пираты, захватившие судно.

Задняя дверь кузова открылась, и оттуда на землю спрыгнули два человека в серой униформе и фирменных бейсболках. Один из них сразу же опустил подъемный механизм, а другой выкатил из грузовика большую тележку с длинным деревянным ящиком. Тем временем из кабины появился водитель и вместе с четвертым грузчиком обошел машину.

— Вы, должно быть, мисс Микади, — спросил он с тягучим южным акцентом. — Меня зовут Ридли. Я командую этой бандой горилл. Извините, что немного опоздали.

Ридли был крепким мужчиной с рыжими, коротко стрижеными волосами. Он и вся его команда были вооружены пистолетами и прикрепленными к нагрудным карманам портативными рациями.

— Ничего страшного, — успокоила его Карина. — Я только что закончила заворачивать статую для транспортировки.

Она повела их в помещение склада. Увидев завернутую в мягкую ткань и обвязанную веревками фигуру в человеческий рост, Ридли хмыкнул.

— Вот это да! Эта штука похожа на громадную сосиску.

Карина улыбнулась столь странному сравнению.

— Этой статуе более двух тысяч лет. Она уже немного повреждена, и я хотела сделать все возможное, чтобы не испортить ее еще больше.

— Я ни в чем не упрекаю вас, мисс Микади. Мы как следует позаботимся о ней.

Ридли сунул в рот два пальца и громко свистнул. Его люди вошли в помещение склада, положили деревянный ящик на тележку, а потом закрепили в нем дополнительные мягкие подушки. После этого они подцепили статую небольшим краном, осторожно подняли и поместили в ящик. Через минуту ценный груз уже находился в фургоне грузовика.

Один из грузчиков забрался в фургон и уселся на ящик с винтовкой в руках, а второй закрыл заднюю дверь, после чего Карина услышала громкий лязг металлического засова изнутри. Водитель сел за руль, а старший группы подошел к Карине с бумагой в руках.

— Должен попросить вас подписать эту бумагу, чтобы доставка груза происходила на законных основаниях.

Карина размашисто расписалась в нижней части накладной и вернула ее Ридли.

— Вон там стоит моя машина, — сказала она ему. — Я буду сопровождать вас до Смитсоновского института.

— В этом нет никакой необходимости, мисс Микади. Мы хорошо знаем, куда надо ехать, и позаботимся о своевременной доставке груза, а вы можете заняться своими делами.

— Это и есть мое главное дело, — сказала она с характерным для нее упрямством.

Глаза Ридли потемнели от злости, когда он увидел, как Карина направляется к своей машине. Выругавшись себе поднос, он залез в кабину грузовика и начал быстро набирать номер на мобильном телефоне. Поговорив несколько минут, выключил сотовый, повернулся к водителю и гаркнул:

— Трогай!

Грузовик стал медленно выезжать с территории склада на дорогу, а вслед за ним двигалась машина Карины. Когда обе машины миновали мрачные кварталы на окраине Мэриленда, Карина с облегчением вздохнула. Ридли и его люди действительно оказались вполне умелыми и проворными. Они действовали с военной аккуратностью и точностью. Хотя она с давних пор ненавидела оружие, сейчас тот факт, что они были вооружены, вселял в нее уверенность в сохранности бесценного груза. В отличие от безоружных и потому совершенно беспомощных матросов контейнеровоза эти люди могут дать отпор любому грабителю.

Карина неплохо знала Вашингтон, однако его окрестности, застроенные торговыми и жилыми зданиями, напоминали ей темный лес. Грузовик ехал мимо каких-то молов, торговых центров, бензозаправочных станций и многочисленных мрачных строений. Она рассчитывала, что они свернут на кольцевую дорогу или какое-нибудь другое шоссе, которое приведет их в центр города, и поэтому была крайне удивлена, когда грузовик остановился на стоянке перед каким-то магазином.

Ридли выскочил из кабины грузовика и подошел к ней.

— Как дела, мисс Микади?

— Прекрасно. Что-то случилось? У нас проблемы?

Он неуверенно кивнул.

— Я слышал по радио, что на въезде в город образовалась жуткая пробка. Там перевернулся грузовик, и автомобили растянулись на несколько миль. Придется воспользоваться объездной дорогой. Это отнимет немного времени, и поэтому я решил предупредить вас.

— Очень предусмотрительно с вашей стороны. Я постараюсь не отстать.

Ридли медленно поплелся к грузовику, как будто ему некуда было спешить, и исчез в кабине. Грузовик тронулся с места и выехал на дорогу, а Карина последовала за ним. Она не слышала никаких сообщений об аварии на шоссе, но стала успокаивать себя тем, что просто задумалась и не обратила внимания на это сообщение. Карина выключила радио и полностью сосредоточилась на дороге.

Ехавший впереди грузовик свернул на второстепенную дорогу и поехал мимо торговых складов и придорожных забегаловок. Через каждые сто ярдов запруженное машинами движение останавливалось перед очередным светофором, поэтому когда через пару миль этого нервного дерганья грузовик свернул вправо, Карина с облегчением вздохнула. Однако через некоторое время она поняла, что ее радость была преждевременной. Грузовик с трудом пробирался мимо мрачных жилых домов и заброшенных складов, которые своим видом напоминали ей времена Великой депрессии. Все стены зданий были разрисованы надписями непристойного содержания и какими-то странными фигурами, а дворы завалены горами давно не убиравшегося мусора. Встречавшиеся по пути люди были плохо одеты, сильно смахивали на наркоманов, которыми они, по всей вероятности, и были, если учесть окружающую обстановку.

Через несколько минут они оказались на территории, напоминавшей своим видом зону военных действий. Судя по всему, здесь когда-то располагалась крупная торговая точка, но сейчас здания были заброшены, а на большой парковочной площадке уже успела прорасти трава.

Карина с досадой подумала, что следовало организовать регулярное сообщение с руководителем группы, но сейчас такой возможности не было. Она настойчиво посигналила, но грузовик продолжал двигаться вперед. Ридли высунул из окна руку и показал жестом, что все идет по плану. Карина хотела было поравняться с кабиной грузовика, чтобы попытаться остановить его, но на такой узкой дороге сделать это оказалось невозможно. К счастью, грузовик резко повернул вправо и остановился на заброшенной стоянке перед давно не работающим рестораном, над мрачным входом которого до сих пор висела табличка «Пицца».

Карина с тревогой ожидала, что Ридли выйдет из кабины и станет сбивчиво объяснять, что они заблудились в этих дебрях, но тот не показывался, и она почувствовала, как в душе нарастает тревога, переходящая в злость. Она хотела было выйти из машины, но потом огляделась вокруг и решила, что не стоит этого делать. Пустынное место не предвещало ничего хорошего.

Отчаявшись получить хоть какую-то информацию от Ридли, она протянула руку, чтобы заблокировать двери автомобиля, но в этот момент за машиной промелькнула чья-то тень, дверца открылась, и на заднее сиденьеплюхнулся мужчина.

— Привет, — сказал он мягким голосом.

Карина посмотрела на него в зеркало заднего обзора и увидела холодные глаза на знакомом, почти детском лице. Это был тот самый пират, который руководил группой налетчиков на контейнеровозе. Ее охватил панический страх, но она все же нашла в себе силы потянуться рукой к дверце машины. В этот момент что-то холодное прикоснулось к ее шее, а потом послышалось слабое шипение. Она потеряла сознание и беспомощно опустила голову на грудь.

Мужчина вышел из машины и, подойдя к задней двери грузовика, громко постучал. Через секунду дверца отворилась, и охранник не только не оказал никакого сопротивления, но и сам пригласил его внутрь. Тщательно осмотрев содержимое деревянного контейнера, мужчина вынул рацию и произнес несколько слов. Из-за мрачного здания заброшенного ресторана выехал грузовой фургон с крупной надписью «Быстрая доставка» на боку. Несколько человек проворно перенесли статую из одного грузовика в другой, а на ее место погрузили четыре бездыханных тела.

Мужчина с детским лицом вернулся к машине Карины, посмотрел на женщину и подумал, что сейчас, находясь в беспомощном состоянии, она кажется еще более прекрасной, чем прежде. Он крепко сжал пальцы, которые могли в одно мгновение покончить с ней раз и навсегда, а потом закрыл глаза и тяжело вздохнул. С трудом подавив в себе врожденный инстинкт убийцы, он сел во второй грузовик, и машина медленно вырулила с парковки на дорогу.

Глава 22

Сверкающий черный «юкон» свернул к стоянке причала на реке Потомак и остановился. Вслед за ним на парковку въехал джип Остина. Агент вышел из машины, бросил Остину ключи и пересел в «юкон».

Флэгг высунул голову из автомобиля.

— Давай как-нибудь пообедаем в Лэнгли. Поговорим о делах, а заодно вытрясем все дерьмо из Джейка своими воспоминаниями о временах «холодной войны».

— Да, нам есть о чем вспомнить, — улыбнулся Остин и тоскливо покачал головой.

Флэгг засмеялся.

— Мы были чертовски удачливы в те времена. — После этих слов его машина взвизгнула шинами и умчалась прочь.

Остин медленно шел вдоль длинного ряда лодок и катеров, вокруг которых сновали люди, но в целом просторный речной причал казался спокойным и почти пустынным. Возле одной из яхт он остановился и прислушался к глухому ритму довольно мощного мотора.

Белый корпус деревянной яхты был не меньше пятидесяти футов в длину, огромная палуба сияла чистотой. На борту судна красовалась крупная надпись «Прекрасная леди». На палубе в глубоком кресле сидел человек со свежим номером «Вашингтон пост» в руках. Увидев Остина, он отложил в сторону газету и поднялся.

— Что скажете об этой яхте? — добродушно улыбаясь, спросил он.

Остин обожал старые классические яхты с их неповторимым комфортом и невыразимым ощущением роскоши, что так отличало их от современных судов с демонстративным богатством и совершенно неуместной экстравагантностью. А таких яхт на причале было немало.

— Ее название говорит само за себя, — сказал он незнакомому владельцу судна.

— Да уж, в самом деле.

— Я знаю, что не очень красиво спрашивать о возрасте почтенной дамы, но мне все равно интересно, сколько ей лет?

— Не волнуйтесь, мой друг, вы все равно не сможете обидеть эту старую деву. Ведь она знает, что сейчас так же прекрасна, как и в день своего рождения в тысяча девятьсот тридцать первом году.

Остин обвел взглядом длинный корпус яхты, любуясь ровными и четкими линиями.

— Позволю себе предположить, что эта почтенная леди сошла со стапелей знаменитого судостроительного завода Стефенса в Калифорнии.

Человек на палубе удивленно поднял брови.

— Да вы, оказывается, знаток. Стефенс построил ее для одного из многочисленных отпрысков Вандербильта. Мистер Остин, не хотите ли подняться на палубу и более тщательно осмотреть судно?

Остин сдержанно улыбнулся. Он уже давно понял, что старый друг Флэгг не случайно высадил его возле этой прекрасной старомодной яхты. Не раздумывая он поднялся по трапу на палубу и крепко пожал руку мужчине, представившемуся Элвудом Никкерсоном.

Высокий и худощавый, Никкерсон походил на профессионального теннисиста. На его загорелом лице почти не было морщин, хотя возраст уже приближался к шестидесяти. Он был одет в выгоревшие на солнце и видавшие виды шорты, просторную майку с логотипом Джорджтаунского университета и крепкие кожаные туфли для морских прогулок. Однако коротко подстриженные седые волосы, холеные руки, а также безупречный выговор выпускника частной школы безошибочно указывали на то, что к морскому делу вообще и к этой яхте в частности он не имеет ни малейшего отношения.

Никкерсон долго смотрел на Остина серыми немигающими глазами.

— Очень приятно познакомиться с вами, мистер Остин. Спасибо, что нашли время посетить нас. Извините за все эти шпионские штучки. Я бы с удовольствием предложил вам бокал рома со льдом, но сейчас, вероятно, еще слишком рано для подобных напитков.

Никкерсон хорошо знал пристрастия Остина, из чего можно было сделать вывод, что он либо тщательно изучил содержимое его домашнего бара, либо просто получил доступ к его персональному досье, засекреченному на самом высоком правительственном уровне.

— Для хорошего рома никогда не бывает рано, — улыбнулся Остин, — но я все же предпочел бы стакан холодной воды и более или менее внятные объяснения по поводу моего визита.

— Что касается воды, без проблем, а вот по поводу вашего визита… придется немного подождать.

— Я никуда не спешу.

Никкерсон позвал капитана яхты и сказал, что можно отчаливать. Капитан сразу же запустил двигатель, а его помощник отдал швартовы. Яхта вышла на середину реки и направилась вниз по течению, а Никкерсон пригласил Остина под навес скрытой от посторонних глаз части палубы. В центре этого импровизированного салона стоял большой стол красного дерева, столешница которого сверкала зеркальным блеском.

Никкерсон предложил Остину стул, а сам открыл холодильник, достал бутылку родниковой воды и налил ему полный стакан.

— Я работаю в Государственном департаменте, в отделе Ближнего Востока, где руковожу сектором сбора и анализа разведывательной информации, — начал он без обиняков. — Наша встреча была организована по приказу моего босса, то есть государственного секретаря. Он считает, что на данном этапе ему лучше не связываться со столь деликатным делом.

— Судя по всему, вы изрядно покопались в моем досье, что свидетельствует о том, что разрешение было получено более высокими инстанциями, чем Фогги-Боттом.

Никкерсон подтвердил догадку Остина кивком.

— Когда мы доложили об этом деле представителям Белого дома, вице-президент Сандеккер предложил нам обратиться к директору НАПИ Питту и вообще доверить все это вашему ведомству. А тот, в свою очередь, направил нас к вам.

— Мудрое решение со стороны нашего директора, — улыбнулся Остин и подумал, что это очень типично для Питта. Дирк всегда любил отдавать приказы тем людям, которые могли в наибольшей степени испытать на себе их последствия.

Никкерсон уловил иронию в словах Остина.

— Мистер Питт очень сочувственно относится к вашим пожеланиям и абсолютно уверен, что вы способны выполнить это деликатное задание. Касательно же осведомленности о вашем легендарном прошлом, то это исключительно моя инициатива. Я давно уже пользуюсь заслуженной репутацией чрезвычайно осмотрительного человека.

— К тому же еще и загадочного.

— В вашем досье говорится, что вы с недоверием относитесь к невразумительным разговорам и требуете как можно больше информации. Если это действительно так, то я сразу же перейду к сути дела. Два дня назад в мой офис пришел Питер Деврис из АНБ. Это один из самых авторитетных криптологов в мире, который поразил нас всех своей информацией.

В течение следующих двадцати минут Никкерсон подробно пересказывал Остину суть недавнего открытия, касавшегося рукописи Джефферсона, которое было сделано никому не известной сотрудницей Американского философского общества, а также историю ее расшифровки, проведенной специалистами АНБ. Завершив свое повествование, Никкерсон уставился на Остина вопрошающим взглядом, явно ожидая от него соответствующей реакции.

— Итак, правильно ли я вас понял, — произнес наконец Остин. — Сотрудница библиотеки, основанной Беном Франклином, случайно наткнулась на давно утраченную рукопись, содержащую зашифрованное послание Томаса Джефферсона известному исследователю Меривезеру Льюису. Джефферсон сообщает, что, по его мнению, древние финикийцы посетили Северную Америку и спрятали в золотых копях царя Соломона некую священную реликвию. А Льюис отвечает Джефферсону, что возвращается, чтобы повидаться с ним.

— И еще одно досадное событие, — добавил Никкерсон. — Льюис погибает на обратном пути.

— Очень любопытно, — задумчиво произнес Остин.

Никкерсон тяжело вздохнул.

— Понимаю вас. Лично для меня это звучит совершенно фантастически.

— Ну и какое, по-вашему, отношение эта история имеет к НАПИ?

— Пожалуйста, выслушайте меня внимательно, а я постараюсь объяснить, в чем заключается наша задача. — Он протянул Остину тонкий ноутбук. — Здесь содержатся копии документов Джефферсона и расшифрованные материалы. Эта информация уже помечена соответствующей маркировкой и внесена в каталог в качестве источника.

Остин открыл ноутбук и долго вглядывался в твердый, аккуратный почерк Томаса Джефферсона. Просмотрев несколько страниц, он повернулся к Никкерсону:

— Вы уверены в том, что это подлинный документ?

— Да, рукопись Джефферсона подлинная, а ее историческую ценность еще только предстоит определить.

— Но даже если так, то это открытие бросает вызов нашим прежним предположениям, — сказал Остин. — У вас есть хоть какие-то догадки по поводу этой священной реликвии?

— Некоторые аналитики, знакомые с документом, утверждают, что это может быть Ковчег Завета. А вы сами что думаете по этому поводу?

— Скорее всего Ковчег был уничтожен во время захвата Иерусалима Вавилоном. Я также слышал, что он похоронен под толстым слоем камней в какой-то африканской шахте. Жители Эфиопии продолжают утверждать, что он находится у них, но его мало кто там видел. Даже если это не Ковчег Завета, то все равно такая находка взорвет все наши прежние представления об истории, как бомба.

— Вы правы. Вероятнее всего тот Ковчег уже рассыпался от древности. Однако нам хорошо известно, что какой бы ни была эта таинственная реликвия, она вызывала у Джефферсона серьезную озабоченность.

— По-моему, вы тоже изрядно озабочены этим обстоятельством.

— Еще бы. Ваше сравнение этого предмета с бомбой является более чем красноречивой метафорой.

— Вас беспокоят возможные действия искателей сокровищ?

— Нет, нас больше волнует накал страстей, который может вспыхнуть в странах Ближнего Востока, а потом охватить Европу, Азию и Северную Америку.

Остин постучал пальцами по крышке ноутбука.

— Каким образом эта древняя вещь может вызвать подобный накал страстей?

— Экстремисты и религиозные фанатики могут расценить это открытие как желание соорудить для ее хранения третий храм Соломона, а строительство нового храма на Храмовой горе неизбежно связано с разрушением стоящей там мечети — третьей среди самых почитаемых святынь ислама. Даже слухи об этой находке могут привести к крупным насильственным акциям исламистов по всему земному шару. В том факте, что священная реликвия обнаружена в Северной Америке, они непременно увидят происки Соединенных Штатов против исламского мира. Правительство США подвергнется необоснованным обвинениям в разжигании антиисламских настроений и в попытке уничтожить столь дорогую для мусульман святыню. В результате все предыдущие вооруженные конфликты в этом регионе могут показаться детской игрой в летнем парке.

— А вам не кажется, что вы преувеличиваете опасность? Ведь вы даже точно не знаете, что представляет собой подобная реликвия.

— Это не имеет значения. Главное здесь — восприятие данного события миллионами глубоко верующих людей, а не его научная ценность. Несколько лет назад появление в Израиле красного теленка было расценено многими верующими как начало трагических событий, которые в конце концов должны привести к концу света. А это была всего-навсего красная корова, не более того.

Остин задумался над словами Никкерсона.

— А почему это вас сейчас так волнует?

— Слишком многим известно об этой рукописи. Разумеется, мы делаем все возможное, чтобы пресечь любые утечки, но это не может продолжаться вечно. Государственный департамент будет проводить хорошо продуманную стратегию нейтрализации возможных последствий, на тот случай если эта информация станет достоянием гласности, но мы обязаны предпринимать и альтернативные меры.

Остин по своему опыту знал, что правительственные учреждения зачастую бывают более дырявыми, чем вконец прохудившаяся лодка.

— Чем именно я могу вам помочь? — спросил он.

Никкерсон мягко улыбнулся.

— Теперь я понимаю, почему Дирк Питт поручил это дело именно вам. Сейчас нашей самой надежной защитой является правда. Мы должны любой ценой узнать, что именно привезли к нашим берегам древние финикийцы. Если это Ковчег, мы похороним его как минимум на тысячу лет. Если же нет, то нам придется обезвредить эту информацию до того, как она обрушится на мировое общественное мнение.

— Знаете, легче отыскать иголку в стоге сена. НАПИ занимается подводными исследованиями в Мировом океане. Почему бы вам не обратиться за помощью к какому-нибудь сухопутному секретному агентству?

— Мы уже пытались это сделать, но без дополнительной информации это совершенно бесполезно. Все дело в том, что нас больше интересует древнее судно, его мореходные качества и принципиальная возможность добраться до наших берегов, а не сама реликвия. Ваш опыт поисков гробницы Колумба делает вас наиболее подходящей фигурой для такого сложного дела.

Остин хитро прищурил глаза.

— Да, это мысль. Если мы обнаружим маршрут древних мореплавателей, то потом можно будет без особого труда опровергнуть это предположение.

— Мы надеемся, что это нечто большее, чем просто мысль.

— Стоит подумать. Ведь речь идет о мореходном маршруте, который существовал тысячи лет назад. Я поговорю с моим коллегой Полом Траутом. Он является крупнейшим специалистом в области компьютерного моделирования, и, может быть, ему удастся вычислить этот маршрут.

В этот момент Никкерсон выглядел так, словно с его узких плеч свалилась непосильная тяжесть.

— Благодарю вас. Я скажу капитану, чтобы поворачивал назад.

Остин еще долго обдумывал их разговор. Было в Никкерсоне что-то такое, что постоянно его раздражало. Чиновник Государственного департамента производил впечатление искреннего человека, но все его утверждения были слишком хорошо продуманными, расчетливыми и, как показалось Остину, чересчур коварными. Может, эта хитрость была самым обыкновенным средством выживания в сложных лабиринтах высших эшелонов правительственной власти. В конце концов он решил отбросить в сторону все сомнения, но при этом держать их на коротком поводке, чтобы вернуться к ним в случае необходимости. А сейчас нужно было сосредоточиться на главной проблеме.

Опять эти финикийцы.

У него сложилось впечатление, что почти на каждом шагу он так или иначе сталкивается с этими древними мореходами. Первым делом нужно было разработать определенную стратегию повеления. Тони Саксон пришел бы в неописуемый восторг, если бы узнал, что его чересчур оригинальные теории по поводу доколумбовых контактов в Северной Америке могут вызвать серьезный международный кризис. Остин решил еще раз взглянуть на «Навигатора», но теперь уже с другой стороны и с помощью собственного эксперта по древним финикийцам.

В кармане Курта завибрировал мобильный телефон.

— Курт Остин.

— Мистер Остин, это сержант Колби из полиции Вашингтона, — послышался в трубке мужской голос. — Мы обнаружили ваш номер в бумажнике мисс Микади.

Слушая спокойный, монотонный и почти равнодушный голос офицера, который в характерной для сотрудников полиции манере объяснял ему суть дела, Остин до боли сжимал зубы и лихорадочно обдумывал сложившуюся ситуацию.

— Я буду у вас через полчаса, — сказал он и побежал на капитанский мостик.

Пока он уговаривал капитана выжать максимум скорости из старой «Прекрасной леди», Никкерсон в салоне говорил по телефону.

— Остин заглотил наживку, — сказал он, довольно ухмыляясь. — Он согласился выполнить этот заказ.

— Насколько я его знаю, было бы удивительно, если бы он этого не сделал, — ответил чей-то сиплый голос.

— Ты считаешь, что наша схема сработает?

— Вне всяких сомнений. Я сообщу об этом остальным, — сказал человек на другом конце и положил трубку.

Никкерсон тоже положил телефон и уставился куда-то в пространство. Тайна трех тысячелетий должна быть разгадана в лучшие годы его жизни. Жребий брошен. Он вернулся в свою каюту, достал из бара бутылку бренди и сверкающий чистотой бокал. К черту все запреты врачей и их глупые советы держаться подальше от алкоголя. Он налил себе изрядное количество бренди и залпом выпил.

Глава 23

Сержант Колби ждал Остина в комнате медсестер приемного покоя больницы Джорджтаунского университета, оживленно беседуя с доктором в зеленом халате. Увидев быстро входящего в приемный покой Остина, он сразу же догадался, что это тот самый человек, который задавал ему вопросы по телефону.

— Мистер Остин?

— Спасибо, что позвонили мне, сержант. Как состояние мисс Микади?

— Довольно хорошее, учитывая предшествующие обстоятельства. Мы патрулировали на машине в самых заброшенных районах и обнаружили ее за рулем автомобиля.

— Кто-нибудь знает, что с ней случилось?

— Когда она пришла в сознание, то сразу же сказала, что почти ничего не помнит, — сообщил полицейский, сокрушенно покачав головой. — Я только что разговаривал с доктором Сидом по поводу ее состояния.

Он подозвал Сидхартха, человека в зеленом халате, которого в больнице называли просто «доктор Сид». Это был врач-анестезиолог, которого пригласили для проведения профессиональной консультации.

— По анализу крови вашей знакомой, — спокойно пояснил доктор, — можно сделать заключение, что ей либо через нос, либо через кожу ввели большую дозу фиопентала натрия. Этот препарат выключил ее в течение нескольких секунд.

— Мы считаем, что главным мотивом было не ограбление, — тут же вмешался офицер Колби. — Деньги в ее бумажнике остались нетронутыми, как, впрочем, и удостоверение личности, в котором мы нашли ваш номер телефона. Нам придется исследовать автомобиль с помощью сотрудников лаборатории. Если честно, то это произойдет не так скоро, как хотелось бы. На первом месте у нас стоят убийства.

— Я бы хотел повидать ее, — сказал Остин.

Доктор молча кивнул.

— На данный момент она заметно возбуждена из-за большого количества лекарств, но спустя некоторое время состояние улучшится, когда из крови будут выведены все препараты. Сейчас она чувствует себя так, будто перебрала мартини. Ее ожидает легкое похмелье, слабость во всем теле и, возможно, тошнота. Она сможет покинуть клинику, когда получит соответствующую медицинскую помощь и будет в состоянии нормально передвигаться. Какое-то время ей нельзя садиться за руль. Дверь в ее палату справа по коридору.

Остин поблагодарил обоих и направился в сторону палаты.

— И не подходите слишком близко, — крикнул ему вслед офицер полиции. — Она в таком состоянии, что может глаза выцарапать.

Карина сидела на больничной кровати, тщетно пытаясь попасть ногой в тапочку. По всему было видно, что у нее нарушена координация движений, и от этого она злилась еще больше.

Остин остановился на пороге палаты.

— Тебе помочь?

Глубокая озабоченность на ее лице мгновенно сменилась широкой улыбкой. Она триумфально посмотрела на него, наконец-то попав ногой в обувь. Затем Карина попыталась встать на ноги, но неожиданно покачнулась и стала оседать на пол. Остин бросился вперед, подхватил ее на руки и уложил в кровать.

— Дурдом какой-то, — простонала она. — У меня такое ощущение, будто я напилась.

— Доктор сказал, что наркотическое опьянение скоро пройдет.

— Наркотическое? Что за чушь? Я никогда ничего такого не принимала.

— Да, я знаю. Но тебя вырубили с помощью сильного наркотического средства. Ты либо вдохнула его, либо тебе его вкололи. Можешь сказать, что случилось?

В ее глазах появилось чувство страха.

— Я видела того бандита с контейнеровоза. Это крупный мужчина с лицом озлобленного младенца.

— Начни лучше с самого начала, — попросил ее Остин.

— Неплохая мысль. Помоги мне сесть.

Остин обхватил Карину за талию, бережно приподнял ее и подал стакан воды. Она села на край кровати и начала свой рассказ, прерываясь лишь для очередного глотка.

— Когда грузчики приехали за «Навигатором», ими руководил некто Ридли. Я поехала за ними на своей машине. Грузовой фургон свернул с главной дороги и оказался в этом ужасном районе. Внезапно остановился. Помню вывеску «Пицца» на старом здании. Потом открылась задняя дверь, и я успела увидеть лицо того бандита в зеркале заднего вида.

Остин вспомнил отпечаток обуви большого размера на илистом берегу реки возле своего дома.

— Продолжай.

— Потом я услышала какое-то странное шипение и потеряла сознание; очнулась уже в больничной палате. — Она сделала паузу, а потом вдруг вспомнила самое ужасное: — Они увезли статую. Мне нужно немедленно сообщить об этом в полицию. — Она встала на ноги и тут же склонилась над кроватью. — Все еще голова кружится.

Остин поцеловал ее в лоб.

— Ты отдыхай, а я сам поговорю с полицейским.

Колби как раз заканчивал разговор по телефону, когда к нему подошел Остин.

— Она говорила вам, что вместе с фургоном пропала и статуя?

— Да, но мне показалось, что она бредит, и я сообщил в участок только о пропавшем фургоне. Описанный ею грузовой фургон съехал с главной дороги и загорелся. Внутри было обнаружено четыре обгоревших до неузнаваемости тела.

— И никаких признаков бронзовой статуи?

— Никаких. Огонь был такой сильный, что ваша бронзовая статуя, вероятно, просто расплавилась.

Остин поблагодарил Колби и вернулся в палату, чтобы сообщить эту неприятную новость. Правда, он решил не говорить о четырех обгоревших телах в фургоне.

Карина посмотрела на большие настенные часы.

— Мне нужно срочно выбраться отсюда, иначе я пропущу встречу с Джоном Бенсоном, тем самым фотографом из журнала «Нэшнл джиографик», о котором я говорила.

— Когда ты должна с ним встретиться?

— Примерно через час. — Она сообщила адрес. — Мы еще можем успеть?

— Если выедем прямо сейчас. Но все зависит от того, как ты себя чувствуешь.

— Нормально. — Она встала и сделала пару шагов, после чего покачнулась и чуть не упала. — Ничего страшного, но, конечно, не откажусь, если ты позволишь опереться на твою руку.

Они крепко взялись за руки и медленно пошли по коридору. Сержант Колби оставил в приемном покое записку с просьбой позвонить ему, когда мисс будет готова к даче показаний. Пока Карина подписывала бумаги для выписки из больницы, ей стало намного лучше. Однако дежурная медсестра настояла, чтобы к выходу пациентку довезли в кресле-каталке. Когда Карина наконец-то вышла на улицу, у нее лишь слегка кружилась голова.

По пути в Виргинию Карина безуспешно пыталась связаться с фотографом по телефону. К ее удивлению, он не отвечал. Она решила, что Бенсон отлучился по делам и вернется домой в назначенное время.

Благодаря бодрящему свежему воздуху, проникавшему в салон автомобиля через открытое окно, Карина быстро пришла в себя. Она позвонила Балтазару, чтобы сообщить о похищении статуи, но его не было и ей пришлось оставить сообщение на автоответчике.

— Надеюсь, ты не считаешь, что к этому похищению причастен Саксон, — спросила она Остина после недолгих размышлений по поводу случившегося.

— Он не похож на человека, способного на такой поступок. Возможно, он согласится нам помочь. Мы могли бы использовать его фотографии «Навигатора» и предать огласке похищение бесценного экспоната.

Карина порылась в кармане и отыскала визитную карточку, которую Саксон вручил ей на приеме в иракском посольстве. Не долго думая она набрала номер, написанный от руки на обратной стороне карточки, и попала в отель «Уиллард». Дежурный администратор ответил, что мистер Саксон съехал некоторое время назад. Карина передала эту новость Остину, не преминув сопроводить ее самодовольной ухмылкой.

Через десять минут они свернули с главного шоссе на пыльную проселочную дорогу и поехали по направлению к низкому фермерскому дому, облицованному толстыми, грубо оструганными досками. Остановившись рядом с запыленным пикапом, вышли из машины и постучали в массивную деревянную дверь, но им не ответили. После нескольких неудачных попыток они обошли вокруг дома, заглянули в сарай, а потом снова вернулись к небольшой веранде. Остин подергал дверь и, обнаружив, что она не заперта, приоткрыл ее, а Карина просунула внутрь голову и окликнула хозяина:

— Мистер Бенсон?

Откуда-то из глубины дома донесся слабый стон. Остин осторожно прошел в довольно уютную гостиную, вооружился у камина кочергой и направился в самую дальнюю комнату. Там на полу в луже крови лицом вниз лежал человек.

Карина опустилась перед ним на колени и увидела у него на голове глубокую рану, из которой все еще сочилась кровь.

Большая комната, напоминавшая размерами студию, выглядела так, словно тут недавно пронесся мощный ураган: ящики стола выдвинуты, пол устлан разбросанными бумагами и фотографиями, монитор компьютера разбит. Только висевшие на стенах обложки журнала «Нэшнл джиографик» остались нетронутыми. Остин сразу же вызвал Службу спасения, а потом проверил остальные комнаты. В доме не было больше ни души.

Вернувшись в студию, Остин увидел, что Бенсон сидит, привалившись к стене, а Карина суетится вокруг него с мокрым полотенцем, в которое были завернуты кубики льда. Она бережно прикладывала их к ране на голове пострадавшего, попутно стирая с его губ запекшуюся кровь. Глаза Бенсона были открыты, и он, судя по всему, находился в сознании.

Это был толстый широкоплечий мужчина средних лет, с потемневшей от солнца кожей и длинными седыми волосами, туго стянутыми в хвост на затылке. Одет он был в джинсы, светлую майку и жилетку с многочисленными карманами для катушек с пленками, что выглядело анахронизмом в эпоху цифровых фотокамер.

Остин опустился рядом с ним на колено.

— Как вы себя чувствуете?

— Дерьмово, — тихо ответил Бенсон. — А как я выгляжу?

— Дерьмово, — откровенно признался Остин.

Бенсон с трудом выдавил некое подобие улыбки.

— Ублюдки. Они специально ждали, когда я вернусь домой, чтобы встретиться с женщиной из ООН. Это вы?

— Меня зовут Карина Микади. Я работаю в ЮНЕСКО и занимаюсь поисками украденных музейных экспонатов. А это мистер Остин из Национального агентства подводных исследований.

В серых глазах фотографа промелькнул проблеск воспоминания.

— Кажется, я делал о вас фоторепортаж несколько лет назад.

— Расскажите, пожалуйста, что произошло, — попросил Остин.

— Увидел машину перед домом. Черный автомобиль с виргинскими номерами. Я всегда оставляю дверь незапертой. Они уже были в доме и рылись в моих вещах. — Его лицо исказила гримаса боли. — Если я вдруг снова потеряю сознание, скажите полицейским, что их было четверо. Все в масках и с оружием. Один из них очень крупный парень. Думаю, он был их главарем.

Остин и Карина обменялись многозначительными взглядами.

— Он вам что-нибудь сказал?

Бенсон кивнул.

— Он требовал негативы, я послал его ко всем чертям. Тогда он ударил меня по голове рукояткой пистолета. Думаю, мне крупно повезло, что вообще не застрелил. Я притворился мертвым, но успел заметить, как они вытаскивали из ящиков негативы и набивали ими огромные черные пакеты для мусора. Интересно, они забрали мой компьютер? Ноутбук?

Остин огляделся.

— Похоже, они основательно почистили ваш кабинет.

— Они сообразили, что я делал копии фотографий. Каждую заносил на компакт-диск. Это была работа двадцати пяти лет. — Бенсон захихикал. — Однако эти мерзавцы даже представить себе не могли, что копии я всегда дублировал. Так что им все-таки было нужно, черт возьми?

— Мы думаем, они искали фотографии, которые вы сделали во время археологических раскопок в Сирии, — пояснила Карина.

Он задумчиво нахмурил брови.

— Да, помню эти раскопки. Каждый фотограф помнит все свои фотографии. Это было в тысяча девятьсот семьдесят втором году. Я делал их для обложки журнала. Тогда стояла жуткая жара.

— А мы можем одолжить у вас на время диск с копиями этих фотографий? — поинтересовался Остин.

— Думаете, это поможет найти негодяев?

— Вполне возможно, — кивнул Остин и, подняв рубашку, показал забинтованную грудь. — Вы далеко не единственный человек, у которого к ним личные счеты.

Бенсон посмотрел на них широко раскрытыми глазами.

— Похоже, им действительно чем-то насолили. — Он слабо улыбнулся. — Посмотрите в моем амбаре. Третий отсек справа. Там под кучей сена стальная дверь. Ключ висит в прихожей. На нем бирка «Задняя дверь».

— На раскопках в Сирии была обнаружена большая статуя, — поспешила уточнить Карина. — Она получила название «Навигатор».

— Разумеется, помню. Она чем-то напоминает долговязого индейца в остроконечной шапке. Понятия не имею, что с ней произошло дальше. — Он снова поморщился от боли, но усилием воли взял себя в руки. — Посмотрите также на каминной полке, что в гостиной.

Остин нашел ключ от сейфа на кухне и отправился в гостиную. Каминная доска была уставлена камнями и статуэтками, которые Бенсон, по всей видимости, собрал за долгие годы странствий. Внимание Остина привлекла одна фигурка, в которой он безошибочно узнал уменьшенную, высотой не более четырех дюймов, копию «Навигатора».

В этот момент во дворе зашуршали шины, перед домом остановилась машина «скорой помощи» с ярко сверкающими сигнальными огнями на крыше. Остин сунул фигурку в карман и поспешил во двор, чтобы встретить прибывших медиков. Поздоровавшись с молодыми мужчиной и женщиной, он проводил их к пострадавшему хозяину дома.

Женщина сразу же обратила внимание на царивший в доме разгром.

— Боже мой, что здесь случилось?

Карина посмотрела на нее снизу вверх.

— Ограбление, хозяин дома пострадал.

Пока женщина осматривала Бенсона, мужчина связался с полицией. Проверив жизненно важные органы, они наложили ему на голову холодный компресс, а его самого поместили на носилки и погрузили в машину «скорой помощи». При этом они успели сообщить, что какое-то время Бенсону нужно отдохнуть, но в конце концов все должно быть хорошо благодаря его исключительно крепкому здоровью.

Остин сказал медикам, что они с Кариной должны дождаться полицейских, чтобы объяснить им суть дела. Как только машина «скорой помощи» выехала за пределы фермерского двора, они сразу же отправились в амбар, разгребли кучу сена в третьем отсеке и обнаружили металлическую дверь. Остин достал ключ, открыл ее и увидел ведущие вниз ступеньки. Спустившись по ним, они попали в небольшую комнату с постоянно контролируемой температурой воздуха. Все стены здесь были уставлены пронумерованными ящиками. В одном из них Остин без особого труда отыскал диск с надписью «Раскопки хеттов. 1972. Сирия» и сунул его в карман. Через несколько минут во двор въехала полицейская машина. Сидевший за рулем долговязый полисмен в форме медленно подошел к ним и представился как начальник полицейского участка Беккер, после чего занес в свою записную книгу их имена.

— Медики «скорой помощи» сообщили, что было совершено нападение на мистера Бенсона.

— Да, он сам сказал нам об этом, — пояснила Карина. — Он вернулся с прогулки и обнаружил в своем доме четверых неизвестных людей в масках и с оружием, которые рылись в его вещах. Он попытался остановить их, но получил удар пистолетом по голове.

Беккер покачал головой.

— Я знаю, что он талантливый фотограф и работает в журнале «Нэшнл джиографик», но даже представить себе не мог, что его фотографии послужат причиной вооруженного нападения средь бела дня. — Он помолчал и пристально уставился на них, пытаясь понять, какое отношение к делу могут иметь эти красивая женщина и загорелый мужчина. — Потрудитесь сообщить, что именно вас связывает с Бенсоном?

— Я работаю в НАПИ, — первым доложил Остин. — А мисс Микади — сотрудница ООН и занимается розыском исчезнувших произведений античного искусства. Несколько лет назад мистер Бенсон сделал ряд удачных фотоснимков одного пропавшего экспоната, вот мы и подумали, что он поможет нам отыскать его.

— Вы полагаете, что эти снимки имеют какое-то отношение к сегодняшнему нападению?

Полицейский оказался гораздо проницательнее, чем можно было ожидать. Он пристально следил за каждым их движением и оценивал реакцию на свои слова. Остин решил сказать ему правду.

— Пока трудно что-либо говорить.

Полицейский вполне удовлетворился таким объяснением.

— Вы можете показать, где именно обнаружили мистера Бенсона?

Остин и Карина повели его в студию и указали на темно-красное пятно на полу. Беккер даже присвистнул от удивления, увидев царивший в доме разгром.

— Вы трогали что-нибудь в этой комнате? — поинтересовался он.

— Нет, — покачал головой Остин. — Разве это имеет какое-то значение при таком разгроме?

Полицейский понимающе хмыкнул.

— Сейчас я вызову сюда команду специалистов для изучения места преступления. — После этого он записал их данные в блокнот и добавил, что вскоре им могут позвонить по поводу расследования этого дела.

Когда Остин вырулил на главное шоссе, Карина повернулась к нему:

— Почему-то ты был не очень откровенен с этим полицейским.

— Наше дело могло бы самым серьезным образом осложниться, если бы мы рассказали ему о нападении на контейнеровоз, похищении статуи и о том, что общим знаменателем всех этих событий является «Навигатор».

Карина откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза.

— Я чувствую себя виноватой в том, что все так произошло.

— Не надо терзать себя сомнениями. Виноваты в этом только те люди, которые совершили подобный поступок. Кстати, кто еще, кроме нас с тобой, знал о фотографиях Бенсона?

— Я сообщила об этом только мистеру Балтазару. Неужели ты думаешь, что…

— А вот и еще один общий знаменатель.

Карина прижалась к спинке сиденья и уставилась на дорогу. После нескольких минут напряженных раздумий она снова повернулась к нему:

— Ладно, куда мы едем?

Остин вынул из кармана диск и протянул ей.

— На археологические раскопки.

Глава 24

Когда Остин протиснулся на своем джипе на зарезервированное место в подземном гараже, Карина проснулась и заморгала. Судя по всему, в крови еще сохранялись остатки наркотического препарата, потому что она уснула сразу, как только они отъехали от дома Бенсона. Последнее, что она помнила, это сельская местность Виргинии.

Она с удивлением огляделась.

— Где мы?

— В логове Нептуна, — пошутил Остин с невозмутимым видом.

Выйдя из машины, он открыл дверцу с ее стороны, осторожно взял Карину под руку и повел к ближайшему лифту, который в считанные минуты поднял их на первый этаж. Там они вышли в большой вестибюль тридцатиэтажной башни НАПИ из темно-зеленого стекла, расположенной в Арлингтоне, штат Виргиния.

Карина с любопытством оглядела пространство вестибюля с фонтанами, огромным, во всю стену, аквариумом и большим глобусом в центре площадки из зеленого мрамора. Здесь царило привычное оживление, причем многие посетители состояли из небольших групп туристов, вооруженных видео- и фотокамерами.

— Какое замечательное место, — прошептала она с широко раскрытыми глазами.

— Милости просим в штаб-квартиру Национального агентства подводных исследований, — не без гордости объявил Остин, польщенный столь высокой оценкой. — В этом здании работают более двух тысяч ученых и инженеров по морскому делу, которые, в свою очередь, обеспечивают работой еще три тысячи сотрудников НАПИ и множество морских судов по всему Мировому океану.

Карина, как танцовщица, повернулась на каблуках.

— Я могла бы находиться здесь весь день.

— Ты не первая, кто говорит мне такое. А сейчас мы перейдем от высокого к смешному.

Карина и Остин снова оказались в лифте, который быстро и без шума доставил их на другой этаж. Они прошли по длинному коридору, устланному толстой ковровой дорожкой, и остановились перед дверью без каких бы то ни было обозначений. Остин открыл дверь своего кабинета и с напускной важностью пропустил ее вперед.

Занимаемое им довольно скромное помещение оказалось полной противоположностью тому великолепию, которое встречало входящих в здание НАПИ. Специалист по продаже недвижимости мог бы охарактеризовать это место как уютное, но слишком тесное. На полу лежал темно-зеленый ковер, скрадывавший звук шагов, а вся мебель состояла из небольшого диванчика, стола с выдвижными ящиками, двух стульев и такого же небольшого книжного шкафа, доверху забитого книгами по философии и морскому делу.

Крошечный стол, который можно было измерить в квадратных дюймах, сильно отличался от огромных сверкающих столов в большинстве вашингтонских кабинетов. На стене висели фотографии Остина с пожилым крепкого вида мужчиной. Если бы не разница в возрасте, его можно было бы принять за двойника Остина, но на самом деле он больше походил на его отца. Снимки были сделаны на фоне самых разнообразных исследовательских судов НАПИ. Несмотря на скромные размеры кабинета, из его окна открывался прекрасный вид на реку Потомак и на весь Вашингтон.

— Моя уборщица сейчас в отпуске, — извиняющимся тоном произнес Остин и, достав из холодильника две бутылки воды, протянул одну Карине. Усадив ее на стул, он уселся за стол и поднял вверх бутылку. — Будем здоровы.

— Sante,[173] — ответила она, осматривая крохотное помещение. — Ничего смешного я здесь не вижу. Все предельно функционально и по-домашнему уютно.

— Спасибо. Здесь в основном работает секретарша — принимает сообщения на мое имя, а сам я по большей части нахожусь за пределами этого кабинета и прихожу сюда только по особым случаям — как, например, сейчас.

Он вынул из кармана диск с фотографиями и вставил в портативный компьютер. На экране высветился яркий логотип журнала «Нэшнл джиографик» и надпись: «Раскопки далекого прошлого забытой цивилизации». Вслед за названием появился текст статьи о результатах раскопок древнего хеттского поселения. Остин вызвал фотографии, и на экране возникли выстроенные рядами небольшие ящики.

Бенсон сделал сотни фотографий, и Остину пришлось установить интервал в три секунды, чтобы просмотреть весь материал.

Через несколько минут Карина ткнула пальцем в экран монитора.

— Вот она!

На снимке несколько покрытых пылью рабочих стояли на краю большой ямы с лопатами в руках, рядом с ними начальник экспедиции — коренастый европеец в пробковом шлеме и промокших от пота шортах и рубашке. А на дне ямы виднелся край остроконечного колпака.

Остин просмотрел почти два десятка снимков, на которых был запечатлен момент освобождения головы статуи от тысячелетних наслоений песка. Когда из земли показались плечи статуи, рабочие обвязали ее веревками и вытащили из ямы. На последних фотографиях статуя была уже очищена от грязи и предстала во всей своей красе, правда, с уже поврежденным носом. Снимки были сделаны крупным планом и подробно демонстрировали все достоинства этой великолепной находки.

— Да, это действительно похоже на нашу статую, — заметила Карина. — К сожалению, сейчас у нас остались только эти фотоснимки. Мы снова оказались в тупике.

Остин сунул руку в карман и вынул оттуда статуэтку, которую прихватил с каминной доски в доме Бенсона.

— Возможно, это не совсем так, — сказал он, ставя фигурку на стол перед Кариной.

Она чуть не задохнулась от восхищения.

— Это же миниатюрная копия нашего «Навигатора». Где ты ее нашел?

— В доме Бенсона.

Карина взяла со стола фигурку.

— Тот факт, что она вообще существует, доказывает, что ее сделали с оригинала. — Она удивленно вскинула бровь. — Нам хорошо известно, что статуя была переправлена из Сирии в Багдад и на долгие годы укрыта там от посторонних глаз. Когда же могла быть сделана эта копия?

Остин потянулся к телефону.

— Давай спросим у человека, который об этом знает. — С помощью служебного справочника он узнал телефон ближайшей к дому Бенсона больницы и набрал номер. Дежурная сестра соединила его с палатой. Остин включил громкую связь. Фотограф ответил достаточно грубо, но потом заметно смягчился, когда Остин назвался. Он сообщил, что у него контузия и сотрясение мозга, но никаких серьезных повреждений не обнаружено.

— Я выберусь отсюда через пару дней. Что-нибудь слышно об этих мерзавцах?

— Ничего существенного. Мы тут заинтересовались, где вы отыскали фигурку, которая стояла на каминной полке? Я имею в виду статуэтку, которая является точной копией той, что была обнаружена на раскопках. Кто-нибудь делал тогда копии?

— Нет, статую сразу же увезли с места раскопок. Может быть, кто-то сделал копию другой статуи?

Остин и Карина обменялись недоуменными взглядами.

— Какой еще другой статуи? — выдохнула она. — У нас сложилось впечатление, что «Навигатор» был только один.

— Сожалею. Конечно, я должен был рассказать вам об этом, но вы же сами видели, в каком состоянии я находился, когда вы приехали. Там была еще одна статуя. Немец, который руководил раскопками в Сирии, говорил, что обе статуи, должно быть, охраняли вход в древнее святилище или гробницу. Я сделал несколько снимков второй статуи, но все это происходило задолго до цифровых камер, и в конце концов пленка была уничтожена невыносимой жарой.

— А что случилось совторой статуей? — спросил Остин.

— Понятия не имею. Вскоре после этого я получил другое задание. Руководство «Нэшнл джиографик» послало меня на Самоа, чтобы я сделал снимки туземных женщин с обнаженными грудями. Пару лет назад я оказался в Стамбуле, где делал снимки к материалам по истории Османской империи, и нашел на местном базаре эту статуэтку. Правда, парень, который продал ее мне, несомненно, был бандитом, но я все равно купил фигурку.

— А вы не помните, где именно находился этот магазин?

— Где-то на крытом рынке. Магазинчик был забит разнообразными статуэтками. Черт возьми. Болеутоляющие таблетки перестают действовать, придется снова звать сестру. Сообщите, когда найдете этих ублюдков.

— Непременно, — пообещал Остин, поблагодарил фотографа и выключил телефон.

Карина заерзала от волнения, как будто сидела на острых металлических пружинах.

— Вторая статуя! Мы должны во что бы то ни стало найти ее.

Остин живо вообразил себе раскинувшийся на огромном пространстве город Стамбул в том виде, в котором он предстал перед ним пару лет назад, когда он выполнял на Черном море очередное задание агентства. Крытый базар занимал территорию в несколько акров и представлял собой нескончаемый лабиринт лавок и магазинов. Он также вспомнил, что Завала давно уже вынашивает план посещения этого города.

— Группа сотрудников НАПИ собирается в Стамбул, чтобы помочь в исследованиях древнего порта. Джо Завала мог бы выяснить для нас все подробности насчет этого базара.

— А что потом? — спросила Карина. — Что он станет делать, если найдет того торговца? Мы здесь, а он там. Что нам это даст?

Конечно, Карина была права.

— Я попытаюсь выяснить, нет ли билета на ближайший авиарейс.

— Выясни насчет двух билетов. — Она подняла вверх руки, заранее отметая все протесты со стороны Остина. — Я могу оказаться весьма полезной. У меня в Стамбуле есть человек, тесно связанный с подпольным рынком антиквариата. — Она пожала плечами. — Конечно, он сам занимается контрабандой, но исключительно мелкими артефактами. Я несколько раз пользовалась его услугами, когда искала более серьезные антикварные вещи. Он знает в Стамбуле каждого воришку и может значительно сэкономить нам время. Но работает он только со мной.

Остин задумался над ее словами. Конечно, ему было бы очень приятно видеть в качестве спутницы эту очаровательную итальянку, но имелись и более веские причины согласиться с ее предложением, не имеющие ничего общего с мужским либидо. Он не мог не волноваться по поводу ее безопасности и именно поэтому не хотел оставлять ее здесь одну. Похоже, красивую женщину действительно преследуют серьезные неприятности. Он будет чувствовать себя гораздо спокойнее, если станет присматривать за ней. Ее информатор может испугаться последствий этого сотрудничества, поскольку Карина довольно успешно вычислила «Навигатора», что долгие годы не удавалось никому другому.

А Карина тем временем продолжала настаивать на своем, выдвигая все новые аргументы в оправдание своего решения. Остановилась она только тогда, когда Остин приложил палец к губам. Позвонив Завале, он поинтересовался, нет ли у него места еще для двух пассажиров. После короткой беседы Остин выключил телефон и повернулся к Карине, которая внимательно ловила каждое его слово.

— Собирай вещи, — распорядился он. — Самолет вылетает сегодня в восемь вечера. Я отвезу тебя в гостиницу, а потом заеду за тобой в пять часов.

Карина подалась вперед и наградила Остина долгим, чрезвычайно страстным поцелуем, от которого у него в глазах потемнело.

— Нет, лучше я возьму такси, а потом буду ждать тебя.

Через несколько секунд она уже выбежала из кабинета, и какое-то время он слышал ее удаляющиеся шаги. Остин посмотрел на часы. Дома у него всегда стояла наготове большая дорожная сумка с самыми необходимыми вещами. Ему оставалось только схватить ее и отправиться в путь.

По пути в свой плавучий дом он позвонил секретарше, которая работала на него по совместительству, и предупредил, что его не будет в городе несколько дней. Затем он связался с Элвудом Никкерсоном и оставил ему примерно такое же сообщение, правда, не вдаваясь в подробности. Он чувствовал себя не в своей тарелке, общаясь с помощником государственного секретаря, и поэтому очень не хотел говорить о том, что ключ к успешному предотвращению международного кризиса скрыт в маленькой статуэтке, которую совершенно случайно обнаружили на расстоянии пяти тысяч миль.

Глава 25

— Сегодня должен быть удачный день, — сказал Пол Траут с абсолютной уверенностью в своей правоте.

Он стоял в резиновой лодке, широко расставив ноги, и протягивал рыболовные снасти своей жене Гэмей, которая находилась на борту моторной лодки длиной не менее двадцати одного фута. Гэмей сунула удочки в большой рюкзак и широко зевнула, прикрывая ладонью рот.

— Помнится, вчера ты говорил то же самое и на том же самом месте. Думаю, это было пустое бахвальство, как и позавчера.

Траут взобрался на лодку с удивительной ловкостью для человека такого возраста и баскетбольного роста. Несмотря на свои шесть футов, он двигался с необыкновенной легкостью и кошачьей мягкостью, что объяснялось его многолетним опытом искусного рыбака. Он рыбачил с детских лет, всегда находясь рядом с отцом, тоже опытным рыбаком. Усевшись за руль, он нажал кнопку стартера на приборной доске и завел мотор, который издал глухое рычание и запыхтел сизоватым выхлопным дымом.

— Никакого бахвальства. Если человек вырос на полуострове Кейп-Код в семье, выловившей за десятки лет тонны всевозможной рыбы, то ты должна быть готова хотя бы изредка проводить с ним выходной день на рыбалке. — Он вдохнул морской воздух, как старый гончий пес в предчувствии добычи. — Старина полосатик уже давно ждет в своей уютной норке, когда я поймаю его на крючок.

— Теперь я понимаю, почему все рыбаки так любят прихвастнуть своими достижениями, — улыбнулась Гэмей, отвязывая швартовочный канат.

Траут легко прикоснулся к дросселю и на малой скорости направил моторную лодку через озеро к разводному мост. Они миновали небольшой ресторан, стоявший на берегу озера, и Траут причмокнул губами.

— Я даже на таком расстоянии ощущаю приятный запах холодного пива.

— Давай заключим пари, — неожиданно предложила Гэмей. — Проигравший угощает не только пивом, но и хорошим обедом.

— Договорились, — без колебаний согласился Траут. — Жареные моллюски прекрасно подходят к пиву.

Тем временем лодка медленно проплыла под разводным мостом, вышла в гавань, миновала огромный грузовой терминал под названием «Виноградник Марты», а затем обошла большое исследовательское судно «Атлантис», стоявшее на причале возле всемирно известного Вудс-Холского океанографического института, где Траут уже много лет удовлетворял свое неистребимое научное любопытство в области океанографии.

Их лодка пересекла спокойные воды гавани и вышла в открытое море. Траут увеличил скорость, и лодка, высоко задрав нос, помчалась по направлению к островам Елизаветы — небольшому архипелагу, расположенному к юго-западу от полуострова Кейп-Код. Тем временем Гэмей возилась на палубе с рюкзаком, доставая оттуда рыболовные снасти.

По мнению Траута, в мире было всего несколько вещей, сравнимых по ощущениям с быстро мчащейся по волнам лодкой, когда брызги соленой воды немилосердно хлещут по лицу, а впереди ждет долгий день и волнующее ожидание богатого улова. Единственное, что нужно было сделать, чтобы получить истинное наслаждение в этот прекрасный день, так это поймать гораздо большую рыбину, чем Гэмей. Он уже давно привык к дружеской конкуренции со своей женой, но его очень расстроило то обстоятельство, что за последние два дня ей удалось поймать больше рыбы, чем ему.

Гэмей родилась и выросла на берегу большого озера Мичиган и неплохо разбиралась не только в лодках, но и в рыбной ловле. С годами она превратилась в довольно милую, привлекательную женщину, но до сих пор иногда демонстрировала признаки мальчишеского задора, которым когда-то обладала в полной мере. Ее добродушное подтрунивание над неудачами Траута явно противоречило его гордому и самолюбивому характеру истинного выходца из Новой Англии. Вот и сейчас он крепко сжал зубы, упрямо уставившись на серые морские волны. Сегодня должен быть его день, иначе он просто не переживет еще одного унизительного поражения.

Неподалеку от невысокой горы, которая на самом деле была островом Наушон, Траут направил лодку в сторону громко кричащих морских чаек, которые отчаянно выслеживали косяки рыб, пытаясь победить в борьбе за свое законное место в огромной пищевой цепи. На воде уже виднелось желтоватое пятно всплывающей на поверхность рыбы, и даже воздух был насыщен этим до боли знакомым запахом. Траут выключил двигатель, и через некоторое время лодка остановилась, слегка покачиваясь на волнах.

Гэмей протянула Трауту удочку, а сама села за руль. У них уже давно выработалась привычка, когда тот, кто поймал больше рыбы в предыдущие дни, уступал право первоголова менее удачливому. Траут уселся на складной стул, забросил леску с крючком в воду и стал подергивать удочкой, привлекая внимание рыбы.

— Поймал! — вдруг закричал он и начал быстро подтягивать леску к борту лодки. Вскоре на палубе лежала полосатая рыбина длиной не менее тридцати двух дюймов. После тщательного замера Траут тяжело вздохнул и выпустил ее в море. Через несколько минут Гэмей удалось поймать рыбу длиной двадцать восемь дюймов. После этого они снова забросили в море крючки и стали одного за другим вытаскивать из воды больших полосатиков примерно одинакового размера. Однако вскоре косяк полосатиков куда-то исчез, и им пришлось срочно искать новый, который был бы не менее продуктивным, чем предыдущий.

В тот момент, когда соревнование между ними достигло высшего накала, Траут вдруг почувствовал резкий толчок, как будто кто-то пытался вырвать у него удочку вместе с рукой.

Леска натянулась до предела, а в воде блеснуло серебристое тело огромной рыбы. Он был так увлечен охотой за этим гигантом, что не слышал, как зазвонил его мобильный телефон. Гэмей поднесла аппарат к уху и через минуту протянула его Трауту.

— С тобой хочет поговорить Курт.

Траут отчаянно тащил к лодке огромную рыбину, которая, как ему казалось, была не меньше кита. Черт возьми. Нужно было максимально сосредоточиться на ней и собрать все силы.

— Скажи, пусть подождет, — крикнул он жене.

— Он не может ждать, — предупредила его Гэмей. — Они с Джо уже на пути в Турцию.

В Турцию? По самым последним сведениям, Остин и Завала должны были находиться где-то в районе Ньюфаундленда. Пока Траут раздумывал над тем, что делать, рыба сорвалась с крючка и ушла в море. Черт бы ее побрал. Он встал со стула, передал удочку жене и взял у нее трубку.

— Надеюсь, не прервал какое-нибудь важное дело, — сказал Остин.

— Нет, — с нескрываемым раздражением ответил Траут, все еще глядя на мутное пятно на поверхности воды, где еще минуту назад сверкало серебристое тело огромного полосатика. — Что стряслось, Курт?

— Ты можешь создать компьютерную модель реконструкции трансатлантического путешествия древнего судна? Я понимаю, что это нелегкая задача.

— Могу попробовать, — ответил Траут. — Но мне понадобятся для этого некоторые данные — такие, например, как направление и мощность течения, погодные условия и скорость судна. Разумеется, если эти данные вообще могут быть доступными.

— На самом деле сколько-нибудь полезной информации в нашем распоряжении очень мало. Речь идет о финикийском судне, а путешествие могло происходить предположительно в девятисотом году до нашей эры.

Эта информация не только не разочаровала Траута, но еще больше заинтриговала.

— Мне нужно больше сведений, — решительно потребовал он.

— Я послал тебе пакет со специальным курьером. Думаю, он уже доставил его. Там ты найдешь необходимые пояснения. Это очень срочное дело. Я перезвоню тебе при первом же удобном случае. Пока.

— Что там случилось? — обеспокоенно спросила Гэмей, когда Траут выключил телефон.

Он коротко объяснил ей суть просьбы Курта. На этом рыбалку можно было заканчивать. Он с грустью посмотрел на стаю морских птиц, указывающих на большой косяк полосатиков.

— Чертовски жаль, что упустил такую рыбину.

Гэмей поцеловала его в щеку.

— Я видела ее. Это было самое настоящее морское чудовище. Полагаю, теперь моя очередь угощать тебя пивом.

Пакет от Остина лежал у парадной двери их старинного родового коттеджа на полуострове Кейп-Код, выходившего окнами на небольшой круглый пруд. Траут вырос в этом доме с покатой металлической крышей, принадлежавшем его семье более двухсот лет, который находился в нескольких шагах от океанографического института. Именно научные сотрудники этого заведения с детства привили мальчику интерес к океану и тем самым определили его дальнейший жизненный путь.

Они с Гэмей сидели за большим кухонным столом, жевали бутерброды с ветчиной и сыром, приготовленные для несостоявшегося пикника, и оживленно обсуждали рукопись Джефферсона. Перечитав документ несколько раз, Гэмей вдруг остановилась на одном месте, а потом посмотрела на мужа, убирая с глаз прядь темно-каштановых волос.

— В это невозможно поверить!

Траут сделал большой глоток эля.

— Я пытаюсь понять, чем мы можем ему помочь. Мой опыт компьютерного моделирования ограничивается преимущественно глубоководной геологией. Ты уже давно переключилась с подводной археологии на морскую биологию. Конечно, мы можем сделать что-нибудь вместе, однако из этого вряд ли что-нибудь получится. Нам все равно потребуется помощь других специалистов.

Гэмей улыбнулась, продемонстрировав небольшую щелку между передними зубами, что по какой-то странной причине делало ее еще привлекательнее.

— А ты не помнишь, какие слухи дошли до нас вчера вечером?

Траут вспомнил разговоры завсегдатаев местного бара, которые были посвящены его состязанию с женой в рыбной ловле, а потом вдруг в памяти всплыло хорошо знакомое имя. Он радостно щелкнул пальцами.

— Вспомнил, Чарли Саммерс сейчас в городе.

Гэмей протянула Трауту мобильный телефон, и он тут же набрал номер дока, в котором стояло научно-исследовательское судно «Атлантис». Через некоторое время его соединили с Саммерсом, обновлявшим интерьер судна, и Траут коротко ввел его в курс дела.

— Да, это намного интереснее моего нынешнего задания, — обрадовался Саммерс. — Ты можешь заскочить ко мне прямо сейчас?

Через несколько минут чета Траут входила в огромное помещение дока. Их встретил коренастый мужчина с квадратным подбородком и редеющими соломенного цвета волосами, который без лишних разговоров радостно обнял супругов.

Саммерс пользовался репутацией опытного и хорошо известного конструктора морских судов, специализировавшегося на разработке научно-исследовательских кораблей. В этом качестве его часто приглашали для дизайнерского оформления дорогих яхт, а также для определения остойчивости больших морских судов.

Он хитро подмигнул Гэмей.

— А я думал, что сегодня вы снова отправитесь на рыбалку.

— Слухи о нашем состязании распространяются со скоростью ветра, — заметил Траут с натянутой ухмылкой.

— Об этом говорит уже весь город. Ты же знаешь, какие слухи о своих победах любят распускать заядлые рыбаки и ученые.

— Сегодня Пол чуть было не победил меня, — деликатно сказала Гэмей.

Саммерс разразился гомерическим хохотом.

— Только не говорите, что рыба соскочила с крючка. — Он смахнул навернувшиеся на глаза слезы. — Ну ладно, так что там насчет ваших финикийцев?

Траут с удовольствием ухватился за возможность переменить тему разговора.

— Сегодня утром нам позвонили из НАПИ. Там есть человек, который занимается исследованием доколумбовых контактов, и ему нужна помощь в реконструкции предполагаемого морского маршрута. Иначе говоря, мы получили много очень странных запросов.

— Ничего странного в этом нет. Я прочитал массу литературы по строительству морских судов древними финикийцами. С точки зрения образованного конструктора морских судов, нет никаких сомнений в том, что они могли совершать самые дальние морские путешествия и посещать практически все уголки земного шара.

— Значит, ты поможешь нам составить предполагаемый маршрут их плавания? — спросила Гэмей.

Саммерс покачал головой.

— Это очень сложная задача, — сказал он. — Финикийцы не оставили нам никаких карт или схем, так как охраняли свои морские знания под страхом смерти. — Заметив разочарование на лице Гэмей, он поспешил ее успокоить: — Но мы можем попытаться. Давайте попробуем построить такое судно.

Саммерс повел их в большое здание из красного кирпича, где устроил себе временный офис. Усевшись за компьютер, он одним щелчком убрал с экрана изображение «Атлантиса» и стал быстро создавать новую картинку.

— Насколько я понимаю, мы собираемся построить виртуальное судно, — догадался Траут.

— Да и к тому же самого лучшего типа, — ответил Саммерс с самодовольной ухмылкой. — Такие суда никогда не тонут, а на борту никогда не вспыхивают мятежи. — Он нашел нужный файл, и через секунду на экране появилось изображение старого судна с прямоугольными парусами.

— Это и есть финикийское судно? — удивилась Гэмей.

— Одно из них, воссозданное по рисункам на вазах, скульптурах и древних монетах. Это одна из самых ранних конструкций. Здесь есть киль, округлый корпус, длинные весла и высокое сиденье для кормчего.

— Нам нужно такое судно, которое могло бы совершать длительные путешествия в открытом океане, — уточнил Траут.

Саммерс откинулся на спинку стула.

— Суда строились таким образом, что их можно было модифицировать в зависимости от поставленных задач. Финикийцы уходили далеко от берега и отправлялись в дальние странствия. Я хочу использовать специальную компьютерную программу, разработанную для конструкторов в научно-исследовательских учреждениях Португалии и Техаса. Они создали надежную методологию проверки и оценки ходовых качеств морских судов в условиях неосуществимости самого морского путешествия. Главная их цель заключалась в том, чтобы максимально полно представить себе образ предполагаемого судна. Были использованы старые португальские торговые суда, которые совершали дальние путешествия из Европы вокруг Африки до Индии и обратно. Смотрите.

Саммерс подался вперед и щелкнул мышью. На экране монитора появилось изображение трехмачтового палубного судна.

— Оно напоминает корабль-призрак, — поделилась наблюдением Гэмей.

— Это только основа для дальнейшей работы. Затем они ввели в программу компьютера важную информацию, полученную в результате исследования останков древних судов. При использовании этой программы была разработана модель судна, его парусов, палубной оснастки и деревянных перекладин. Сейчас вы видите одну из таких моделей. Справившись с реконструкцией модели гипотетического судна, вычислили, как именно должно вести себя это судно в различных морях и при самых разных погодных условиях. Создав таким образом строгую математическую модель, они смогли проверить ее ходовые качества в соответствующей аэродинамической трубе.

— И ты можешь сделать то же самое с древним финикийским судном? — недоверчиво спросил Траут.

— Разумеется. Для этого мы используем данные о трех древних финикийских судах, обнаруженных в восточной части Средиземного моря, неподалеку от берегов Израиля. Останки этих судов прекрасно сохранились в холодной воде. Для их исследования мы использовали подводный аппарат дистанционного управления «Ясон», тот самый, который в свое время сделал прекрасные фотоснимки «Титаника». После этого я внес эти снимки в свой компьютер.

На экране монитора появился рисунок, отдаленно напоминающий чертеж морского судна. Оно было показано сверху, с обеих сторон и с носовой части.

— Этот рисунок дает основание утверждать, что судно имело длину не менее пятидесяти пяти футов, — заключил Траут.

— Это всего лишь аналог израильских судов, — уточнил Саммерс. — Я бы добавил к нему еще несколько футов. Программа составлена таким образом, чтобы автоматически изменять конструкторское очертание судна в зависимости от размера его корпуса.

На экране появилось контурное трехмерное изображение с палубными шпангоутами и другими структурными элементами судна. Вскоре пустые места на рисунке стали заполняться палубными надстройками, веслами, килем и парусами. Последним на эскизе появилось изображение носовой части с характерной головой лошади.

— Voila! Судно Таршиша.

— Какая прелесть, — восхищенно прошептала Гэмей. — Корпус судна отличается строгой функциональностью и в то же время неповторимым изяществом.

— Насколько я могу судить, оно могло достигать в длину до двухсот футов, — сказал Саммерс со знанием дела. — Такое судно могло достичь любой точки земного шара.

— Что снова возвращает нас к исходной проблеме, — напомнил Траут. — Как определить предполагаемые маршруты такого судна?

Саммерс прикусил нижнюю губу.

— Мы можем использовать тот же принцип, что и эти парни, разработавшие компьютерную модель португальского судна. Для этого нам потребуются направление и скорость ветра, морские течения, примерные погодные условия в данном регионе, приблизительная скорость судна, сложные вычисления выбора направлений капитаном в соответствии с конструкцией судна и, наконец, конечная цель путешествия, о которой могут сообщить только исторические источники.

Гэмей невольно вздохнула.

— Похоже, нам придется немало поработать.

Саммерс посмотрел на наручные часы.

— Мне тоже. Начальство требует, чтобы «Атлантис» был готов к плаванию через три дня.

Супруги Траут поблагодарили Саммерса за помощь и отправились домой по главной улице Вудс-Хола.

— Ну и что нам теперь делать? — спросила Гэмей. — Куда идти?

— Трудно сказать. Курт сообщил так мало — на основе этих данных ничего нельзя сделать. Конечно, он будет раздосадован, но мне кажется, что сведений недостаточно, чтобы создать на их основе хоть какую-то модель маршрута. Нужен какой-то другой источник информации.

Как и многие супружеские пары, прожившие вместе много лет. Пол и Гэмей понимали друг друга с полуслова и не нуждались в пространных объяснениях. Их совместная работа на отряд особого назначения НАПИ, где не выраженные словами мысли очень часто означали жизнь или смерть, довела это мастерство до предельно возможного совершенства.

— Я подумала о том же самом, — сказала Гэмей. — Любое морское путешествие начинается на земле. Давай еще раз прочитаем рукопись Джефферсона. Вполне возможно, что там есть нечто такое, на что мы просто не обратили внимания.

Вернувшись домой, они уселись за кухонный стол, разделили рукопись пополам и углубились в изучение, а потом обменялись прочитанными частями. Они закончили читать документ примерно в одно и то же время.

Гэмей отложила в сторону бумаги и вопрошающе посмотрела на мужа.

— Ну и что привлекло твое внимание?

— Меривезер Льюис, — коротко ответил Траут. — Он хотел сообщить Джефферсону что-то очень важное, но погиб на обратном пути.

— Меня это тоже насторожило, — призналась Гэмей, перебирая лежавшие на столе листы бумаги. — У Льюиса были какие-то материальные доказательства, которые он хотел продемонстрировать Джефферсону. Предлагаю попытаться выяснить, что с ними произошло потом.

— Это может оказаться не менее трудным делом, чем реконструкция предполагаемого маршрута финикийского судна, — задумчиво ответил Траут.

— Нам известен ряд фактов, которые могут быть полезными в этом деле, — подсказала Гэмей. — Джефферсон был президентом Американского философского общества в Филадельфии. Он послал Льюиса собрать важный материал для завершения своих исторических исследований. А когда Льюис находился в Филадельфии, Джефферсон придумал хитроумный шифр для безопасного обмена сообщениями.

От охватившего его волнения Траут часто заморгал и мгновенно подхватил ее мысль.

— Джефферсон написал членам этого общества письмо, в котором сообщал об исследовании древнего языка индейцев и о краже своих бумаг. Более того, он встретился с каким-то ученым, который идентифицировал приведенные на карте слова как финикийские. И в архиве этого же общества была обнаружена посвященная артишокам рукопись.

Гэмей еще раз просмотрела рукопись. Затем она отыскала номер телефона философского общества и фамилию сотрудницы архива, которая ее обнаружила. Позвонив Анджеле Уорт, она представилась и попросила о встрече на следующий день.

Когда Гэмей повесила трубку, Траут грустно улыбнулся.

— Ты уже поняла, что наш отпуск подошел к концу.

— Ничего страшного, — успокоила его Гэмей. — Мне кажется, я уже устала от нашей рыбалки.

Траут равнодушно передернул плечами.

— А я еще больше, — ответил он.

Глава 26

С крейсерской скоростью самолет добрался до Стамбула за три часа, сделав лишь небольшую остановку для дозаправки в Париже. Приземлившись в Международном аэропорту Ататюрка, он сразу же отъехал подальше от главного терминала. Шесть пассажиров самолета проследовали по специальному проходу для особо важных персон, а потом с подчеркнутой деликатностью были пропущены через таможенный контроль.

К этому времени на грузовом самолете НАПИ в аэропорт уже был доставлен глубоководный аппарат «Сабветга», скрытый от посторонних глаз в отдаленном складском помещении. Завала решил сразу же осмотреть подводное судно, чтобы выяснить, как оно перенесло столь длительный перелет. Затем он сказал Остину, что должен проследить за отправкой подводного аппарата на место археологических раскопок, а потом и сам отправится туда на такси.

В аэропорту их ожидали два фургона. Один доставил в гостиницу их багаж, а второй направился на место раскопок. Специалисты НАПИ хотели как можно быстрее приступить к работе. Руководил группой ветеран подводной археологии Мартин Хэнли.

Еще во время трансатлантического перелета Хэнли объяснил своим коллегам причины такой спешки. Некоторое время назад он уже посетил Стамбул и тщательно осмотрел порт, построенный еще в те давние времена, когда город был известен всему миру как Константинополь. Старый порт был обнаружен на европейском берегу узкого пролива Босфор, получившего некогда название «Еникапи». Строители снесли в Еникапи множество трущоб, чтобы соорудить на этом месте новое здание железнодорожной станции. Что же касается места раскопок, то оно получило название «Порт Феодосия».

Археологические раскопки в этом месте могли существенно затянуть прокладку подземного тоннеля, соединяющего европейскую и азиатскую части города. Хэнли и его турецкие коллеги археологи имели все основания опасаться, что в суматохе строительной лихорадки будут упущены или вовсе уничтожены важнейшие археологические находки. Именно поэтому он срочно вернулся в Вашингтон, чтобы собрать надежную команду специалистов и сразу же отправить ее в Стамбул.

Прибыв на место раскопок, американские археологи встретили радостный прием со стороны турецких коллег, которые круглосуточно копались в грязном котловане, организовав для этого несколько сменных бригад.

— Вы уверены, что не хотите посмотреть на раскопки? — поинтересовался Хэнли у Остина. — Они уже обнаружили там древнюю церковь, восемь старых судов, обувь, якоря и даже часть древней крепостной стены, окружавшей старый город. Кто знает, какие еще открытия могут быть сделаны в этом котловане.

— Благодарю за приглашение, — отмахнулся Остин. — Может быть, мы навестим вас после непродолжительной прогулки по городу.

Остин сел в такси, которое повезло их по оживленной улице Кеннеди вдоль берега Босфора. В это время дня в проливе выстроилась огромная очередь грузовых судов, стремящихся как можно скорее пройти из Черного моря в Средиземное.

— Ты давно поддерживаешь связь со своим турецким знакомым? — спросил Остин у притихшей Карины.

— Примерно около года. Кемил помог мне разыскать некоторые сокровища древней Анатолии, похищенные из дворца Топкапи. В то время он сам занимался контрабандой запрещенных товаров, но всячески убеждал меня, что не торговал ни наркотиками, ни оружием. В основном это были сигареты, бытовые электроприборы и прочие вещи, облагаемые очень высокими пошлинами.

— А он связан с турецкой мафией?

Карина весело рассмеялась.

— Я спросила его об этом, и он ответил, что в Турции каждый человек так или иначе причастен к мафии. Кемил выразил готовность помогать мне, но он… — Карина запнулась на секунду, испытывая явные затруднения с английским языком. — Как это называется… загадочный, что ли?

— Я понял, о чем идет речь. Ты уверена, что он назначил тебе встречу у «перевернутой головы женщины с каменными глазами»?

— Абсолютно. Он вообще любит говорить загадками. Иногда эта манера меня просто бесит.

Остин попросил водителя такси отвезти их в Султанамет. Прибыв на место, они вышли из машины и пошли по переполненной людьми улице.

— Если не ошибаюсь, мы найдем твоего друга прямо у себя под ногами, — улыбнулся Остин.

— Теперь я вижу, что он далеко не единственный, кто привык говорить загадками.

Остин подошел к кассе и купил два билета на посещение бассейна Базилики, после чего они стали спускаться вниз по каменной лестнице. В лицо ударил прохладный сырой воздух, что было очень приятно после изнурительной полуденной жары на улицах города. Через некоторое время они оказались в огромном подвальном помещении, отдаленно напоминавшем странный подземный дворец. Пол огромного зала был покрыт темной водой, в которой можно было без труда разглядеть маленьких рыбешек. Между выстроившимися в длинный ряд колоннами был проложен деревянный настил, а в конце зала на фоне тихих звуков классической музыки слышались приглушенные голоса туристов. Самым громкими в подземелье были звуки капающей с потолка воды.

— Римляне построили этот подземный бассейн для снабжения питьевой водой Большого дворца, — пояснил Остин. — А византийцы обнаружили его только тогда, когда жители города стали ловить рыбу сквозь небольшие дыры в полу. Наша каменная леди должна быть где-то рядом.

Они прошли почти до конца деревянного помоста и спустились на небольшую платформу. На вырезанных в камне лицах Медузы покоились две толстые колонны. Одно лицо было наклонено набок, а другое — опушено вниз. Мимо быстро продвигалась большая толпа туристов, останавливавшихся на секунду только для того, чтобы сделать ради любопытства пару снимков.

В конце концов все туристы ушли, а на помосте остался один-единственный человек средних лет, который находился здесь еще до их прихода. В руке у него был фотоаппарат, но он им не пользовался, как это обычно делают туристы. Широкие черные слаксы, белая рубашка с короткими рукавами и отсутствие галстука выдавали в нем местного жителя, облаченного в привычную турецкую одежду. Кроме того, его глаза были закрыты большими очками, наподобие авиаторских, хотя в подвале царил полумрак.

— Как вы думаете, почему римляне придали этим головам такое странное положение? — неожиданно спросил он на ломаном английском, поворачиваясь к Карине.

Она пристально посмотрела на каменные скульптуры.

— Возможно, это была просто шутка. Одна голова смотрит на внешний мир, как и должно быть, а другая — в противоположном направлении.

— Превосходно, синьора Микади, — широко улыбнулся незнакомец.

— Кемил?

— К вашим услугам, мадам, — еще шире улыбнулся он. — А это, должно быть, ваш друг мистер Остин.

Остин поздоровался с турком. Узнав о подпольной торговой деятельности Кемила, Остин ожидал увидеть грубоватого мужлана, смахивающего на бандита, однако этот человек походил скорее на доброго дядюшку.

— Рад видеть вас, синьора Микади, после всех наших удачных сделок. Чем могу помочь на этот раз?

— Мы ищем небольшую статуэтку, которая является точной копией большой статуи, выкраденной из запасников Иракского национального музея в Багдаде.

Кемил посмотрел на группу прибывших туристов и предложил пройтись. Когда они подошли к концу длинного ряда колонн, он повернулся к Карине.

— Через Стамбул проходил огромный поток нелегальных товаров, что значительно сбивало цены на них. У вас есть фотография этой статуэтки?

Остин протянул ему копию «Навигатора».

— Это уменьшенная модель. Настоящая статуя выполнена почти в натуральный человеческий рост.

Кемил вынул из сумки большую лупу, внимательно изучил крохотную фигурку, а потом снисходительно хмыкнул.

— Надеюсь, вы заплатили за эту вещицу не слишком много.

— Вы узнаете ее? — обрадовалась Карина.

— О да, еще бы. Пойдемте со мной.

Кемил повел их к выходу из подземелья, и вскоре они снова оказались на ярком полуденном солнце. Большой базар находился неподалеку от подземного бассейна и представлял собой нескончаемый лабиринт сотен лавок, магазинов, крытых палаток, кафе и ресторанов, а также бывших караван-сараев, которые со временем превратились в складские помещения. Вежливо-агрессивные владельцы этих заведений стояли у дверей, как пауки в центре сплетенной паутины, и готовы были в любую минуту атаковать зазевавшегося туриста, чтобы изъять из его карманов хотя бы единственную турецкую лиру.

Они быстро миновали ворота Карсикапи и стали пробираться по узкой улочке с крытыми черепицей домами, в которых, казалось, никогда не бывало свежего воздуха. Несмотря на изнуряющую жару, Кемил ловко петлял по извилистым переулкам, словно ориентируюсь по ему одному известному радару. В самом центре Большого базара он вдруг остановился у небольшого магазинчика.

— Мархаба,[174] — сказал он пожилому, лет шестидесяти, соотечественнику, который, сидя у входа в магазин, потягивал горячий чай и читал газету.

Увидев Кемила, торговец широко улыбнулся, отложил в сторону газету и, вскочив на ноги, протянул ему руку.

— Мерхаба.

— Это Мехмет, — представил его Кемил. — Мой старый добрый друг.

Мехмет проворно вытащил на улицу несколько мягких пуфиков для гостей, пригласил их сесть, а потом налил всем по чашке крепкого черного чая. Какое-то время он болтал с Кемилом по-турецки, а потом Кемил попросил Остина показать ему статуэтку. Владелец магазина долго рассматривал «Навигатора», а потом закивал. Используя привычные широкие жесты, он пригласил гостей в свой магазин, заставленный коврами, шкатулками с драгоценностями, ящиками с чаем, резными предметами, керамическими изделиями и красными фесками. Он подошел к полке с керамикой и поставил фигурку рядом с четырьмя совершенно идентичными статуэтками.

Кемил перевел им слова владельца магазина.

— Мехмет говорит, что готов заключить с вами выгодную сделку. Обычно он продает такие статуэтки по восемь лир за штуку, но если вы купите больше одной, то он готов снизить цену до пяти лир.

— А Мехмет, случайно, не помнит, продавал ли он такую статуэтку американскому фотографу несколько лет назад? — поинтересовался Остин.

Кемил перевел вопрос, за которым сразу же последовал ответ.

— Мехмет — турок и поэтому помнит каждую удачную торговую сделку. Он хорошо запомнил того фотографа, которому продал эту статуэтку, поскольку их покупают не так часто. Но сейчас он уже в таком возрасте, что может забыть какие-то мелкие подробности.

— Возможно, ему поможет вспомнить мое желание купить все эти фигурки, — хитро прищурился Остин.

Мехмет просто сиял от радости, заворачивая каждую статуэтку в бумагу и вручая их Карине.

— Ваш друг может нам сказать, где он приобрел эти статуэтки? — спросила Карина.

Мехмет объяснил, что купил их на юге страны, где проживает его мать. Он также сказал, что это изображение евнухов из царского гарема, что отдельные детали выполнены небрежно, но в целом он доволен работой старого ремесленника. Он всегда заходит к этому мастеру, когда приезжает к своей матери, а это случается не реже раза в месяц. Старый художник работает в своей мастерской, а потом продает статуэтки в отдаленных, почти заброшенных деревнях.

— Где это место? — спросил Остин.

— Оно называется Каякой, — сказал Кемил, — недалеко от городка Фетхие. До подписания Лозаннского договора тысяча девятьсот двадцать третьего года это была греческая деревня, но потом греки вернулись на родину, а проживавшие в Греции турки поспешили уехать в Анатолию. После ужасного землетрясения турки навсегда покинули это селение, а сейчас туда возят туристов со всего света.

Остин спросил, как зовут этого художника, и Мехмет пообещал вспомнить, но прежде предложил ему и прекрасной леди осмотреть его магазин. Остин понял намек и купил Карине шелковый шарф, а себе — красную феску, хотя ни один уважающий себя турок не напялит на голову этот цилиндр в такую жару.

Попрощавшись с Мехметом, они по совету Кемила отправились к расположенному неподалеку храму Святой Софии, где можно было пообедать в ресторане под тенистыми ветвями вековых деревьев.

— Я очень сожалею, что вы зря пришли сюда, — виновато произнес Кемил, пока они дожидались официанта.

— А я нет, — весело ответила Карина. — Во-первых, мне представилась возможность лично пообщаться с вами, а во-вторых, поблагодарить вас за то, что вы сделали для меня раньше. К тому же мы осмотрели здесь далеко не все.

— Однако вы сами убедились, что эти статуэтки — всего лишь дешевые сувениры для заезжих туристов.

Остин достал из кармана фигурки и выстроил их в ряд на столе.

— Где именно находится городок, в котором они были сделаны?

— Он расположен на Бирюзовом побережье, это примерно пятьсот миль отсюда. Вы намерены продлить свой визит в Турцию?

Остин собрал статуэтки одной рукой.

— Мне бы хотелось поговорить со скульптором, который их сделал.

— Мне тоже, — подхватила Карина. — Вполне возможно, что он использовал в качестве образца настоящую статую «Навигатора».

— Должно быть, это очень ценная вещь, — предположил Кемил.

— Возможно, — сдержанно ответил Остин. — А может, и нет.

— Я понимаю вашу осторожность в подобных вопросах, — сказал Кемил, поднимаясь из-за стола. — Отсюда до города Далирана всего час на самолете, а оттуда можно быстро добраться на машине до городка Каякой. Извините, но мне нужно бежать по делам. Если понадобится моя помощь, всегда к вашим услугам, только дайте знать. У меня в Стамбуле очень много полезных связей.

Через несколько минут после того, как Кемил оставил их в ресторане, они поймали такси и вернулись в гостиницу. Дежурный администратор заказал им два авиабилета до Даламана, а потом так же быстро сделал заказ на аренду автомобиля до нужного городка.

— Ну а теперь что будем делать, мистер Экскурсовод? — спросила Карина, когда все связанные с предстоящей поездкой дела были завершены.

Остин призадумался над ее вопросом.

— Полагаю, я должен предложить что-то необычное.

Они снова поймали такси и вернулись на место археологических раскопок, где Остин сразу же заявил Хэнли, что они с Кариной готовы выступить в качестве добровольных помощников. Тот дал им участок работы, заключавшейся в том, что они должны убирать липкую грязь с места нахождения артефактов. Остину показалось, что Карина вовсе не возражала против того, что нужно покопаться в грязи. Вскоре она была уже с ног до головы перемазана босфорским илом и прыгала от радости, как ребенок, когда археологи находили в земле очередную монету или осколок керамической посуды.

Они работали до позднего вечера, пока за ними не приехал фургон НАПИ и не отвез всех в гостиницу. Медленно передвигая ноги по сверкающему полу вестибюля, Остин и Карина были настолько утомлены непривычной работой, что не обратили никакого внимания на двух мужчин, сидевших в креслах и читавших журналы. Не видели они также и двух пар глаз, неотступно следивших за каждым их шагом, пока они шли к лифту.

Глава 27

Остин повернул руль взятого напрокат «рено» и съехал с широкого шоссе, проложенного вдоль Бирюзового побережья, на узкую проселочную дорогу, петляющую, как длинная змея. Несколько миль дорога извивалась мимо обработанных полей и сонных деревень. Объехав крутой поворот, они увидели вдали на вершине холма живописные руины.

Остин остановил машину возле нескольких приземистых сельских домиков. Эта деревня была уже давно заброшена, и сейчас государство устроило здесь место для туристических экскурсий. Сонный от безделья продавец билетов уже поджидал их, чтобы взять весьма скромную плату за посещение достопримечательности. Он показал рукой на близлежащую деревню, а сам поспешил к другой машине с двумя пассажирами, которая остановилась рядом с «рено».

Узкая тропинка для мулов спускалась вниз и проходила мимо старого ресторанчика на открытом воздухе, рядом с которым пристроился небольшой магазин сувениров и несколько мелких торговцев, предлагавших туристам свои примитивные поделки. Проехав несколько минут по пыльной дороге, Остин и Карина наконец-то увидели перед собой небольшой городок.

Сотни домиков без крыш и с облупленной штукатуркой на покосившихся стенах жарились на палящем солнце. Некоторые были заняты бродягами, развесившими на веревках кое-как постиранную одежду. Помимо них, единственным признаком жизни в этом забытом Богом месте был старый козел с дьявольской бородой, сосредоточенно жевавший траву на заброшенном огороде.

— Трудно поверить, что когда-то в этой деревне кипела жизнь, — задумчиво произнесла Карина. — Люди занимались любовью, женщины рожали детей, отцы воспитывали подростков, и все они отмечали религиозные праздники, дни рождения и печалились на похоронах родных и близких.

Остин вполуха слушал высокопарную речь Карины. В ста шагах от них на тропинке остановились двое молодых людей. Один из них стал зачем-то фотографировать старого невозмутимого козла, а второй делал вид, что рассматривает окрестности. Им было лет по двадцать, оба одеты в черные брюки и белые рубашки с короткими рукавами. Остин хорошо видел их сильные мускулистые руки и квадратные подбородки, лица скрывалиот солнца широкие поля шляп и солнцезащитные очки.

А Карина тем временем бодро шагала по узкой тропинке. Когда Остин догнал ее, она уже направлялась к небольшой заброшенной церквушке, где под густым деревом сидел какой-то старик. Рядом с ним на руинах стены были разложены разукрашенные керамические кувшины, чаши и тарелки, составлявшие его нехитрый товар.

Остин поздоровался со стариком и спросил, не знает ли он Салима, друга Мехмета.

Старик грустно улыбнулся:

— Мехмет всегда покупать у меня товары для продажи на базаре.

— Да, мы знаем об этом, — добродушно улыбнулась Карина. — Это он рассказал нам, как отыскать вас в этой заброшенной деревне.

На самом деле Салим оказался вовсе не стариком, а мужчиной средних лет с гладким загорелым лицом, на котором, казалось, не было ни единой морщины. Как и многие его ровесники, постоянно проживающие в средиземноморских странах, Салим был чем-то похож на Пабло Пикассо. Его бритая голова была такой же загорелой, как и лицо, а умные, слегка ироничные глаза выдавали обычную для сельских жителей мудрость. Он махнул рукой в сторону своего нехитрого скарба.

— Мехмет рассказать вам о моих сувенирах? — удивился он.

Остин вынул из кармана фигурку «Навигатора».

— Мы ищем статуэтки, похожие на эту.

— А-а-а… — протянул Салим, и его лицо просияло от радости. — «Евнух». — При этом он прорезал воздух рукой по горизонтали, словно рассекая его воображаемым ножом. — Я перестать их делать, потому что никто их не покупать.

Остин тщательно обдумал следующий вопрос.

— А у этого евнуха есть дедушка?

Салим посмотрел на него с явным недоумением, а потом его лицо расплылось в широкой улыбке. Он описал обеими руками большой круг, будто пытаясь изобразить огромную статую.

— Евнух. Большой евнух.

— Совершенно верно. Евнух. Где он?

— В Ликия гробница. Понимать меня?

Остин вспомнил, что уже видел довольно странные ликийские гробницы, высеченные высоко в горах в отвесных скалах. Фасады гробниц обрамляли резные колонны с орнаментами и треугольными перемычками, что делало их похожими на греческие или римские храмы классического периода.

Дальше Салим рассказал им на ломаном английском, что давно уже увлекается изобразительным искусством, а в молодые годы исходил все окрестности с альбомом и карандашом, тщательно исследуя предметы старины. Во время одной из таких экспедиций он совершенно случайно наткнулся на ликийскую гробницу, неизвестную местным жителям. Она была высечена в отвесной скале высоко над морем и скрыта от посторонних глаз густыми зарослями кустарника. Он с большим трудом проник в пещеру, обнаружил там статую в человеческий рост и зарисовал ее. А потом, когда стал лепить скульптуры из глины, вдруг вспомнил пронес и сделал по этим зарисовкам уменьшенную копию статуи.

— А где эта статуя сейчас? — спросила Карина, с трудом сдерживая нарастающее волнение.

Салим показал пальцем на землю.

— Землетрясение. — Этого единственного слова было достаточно, чтобы сообразить, что отвесная скала рухнула в море вместе с гробницей.

Лицо Карины вытянулось от разочарования, однако Остин продолжал настойчиво выяснять подробности. Он развернул перед Салимом карту побережья и попросил показать, где находилась гробница. Салим молча постучал пальцем по знакомому месту.

В этот момент Карина схватила Остина за руку.

— Курт, — взволнованно прошептала она, — вчера вечером эти люди были в вестибюле гостиницы.

Два турка в черных брюках остановились на краю большого церковного подворья и с подозрением уставились на них. Остин тоже вспомнил двух мужчин, которые сидели в вестибюле, прикрыв лица журналами. Стало ясно, что их поездка в заброшенную деревню была далеко не случайной.

— Ты права, — тихо сказал он. — Они следили за нами от самого Стамбула.

Он вынул из кармана пачку турецких лир, положил смятые банкноты рядом с Салимом, выбрал наугад первую попавшуюся керамическую тарелку, поблагодарил старика за информацию, а потом повернулся к Карине и, обняв ее свободной рукой за талию, прошептал, чтобы она как можно спокойнее шла к полуразрушенной церкви.

Они вошли в пустое здание и укрылись за стеной возле большого окна, в котором уже давно не было не только стекла, но и оконной рамы. Выглянув во двор, Остин увидело, что незнакомцы расспрашивают Салима, а тот показывает рукой в сторону церкви. Эти люди больше не притворялись туристами, а быстро шагали в их сторону с совершенно явными намерениями.

Остин помог Карине вылезти в окно, потом последовал за ней, и они быстро побежали на вершину небольшого холма, где стояла такая же заброшенная часовня. На какое-то время преследователи потеряли их из виду и стали рыскать вокруг церкви. Не обнаружив беглецов, они немного посовещались, а потом принялись обыскивать расположенные поблизости заброшенные дома.

Остин вытащил Карину из часовни, и они быстро спустились вниз с противоположного склона холма. В какой-то момент Остин заметил темную фигуру преследователя, который уже осмотрел пустые дома и направлялся к дороге. Вспомнив про купленную у старика керамическую тарелку, Остин сжал ее пальцами правой руки, а потом ловко запустил в сторону одного из домов, как это обычно делают на пляже, когда играют во фрисби. Тарелка перелетела через крышу и разбилась на заднем дворе дома. Вслед за звоном черепков послышался приглушенный топот ног. Оба незнакомца бросились к пустому дому, а Карина и Остин свернули с главной тропинки, идущей мимо деревни, и побежали к тому месту, где оставили арендованный автомобиль. Пробежав по каменистому пустырю четверть мили, они подошли к припаркованному «рено», рядом с которым стояла машина их преследователей. Остин сказал, чтобы Карина подождала его здесь, а сам зашел в закусочную и вскоре вышел оттуда с большим штопором в руке.

— Сейчас не время для распития вина, — пошутила Карина, не успев отдышаться.

— Согласен, — тихо ответил Остин, смахивая со лба крупные капли пота. — Сейчас лучше было бы выпить бутылочку холодного пива.

Приказав Карине стоять на страже, он протиснулся между двумя машинами, сделал вид, что завязывает шнурки, а сам стал энергично ввинчивать штопор в правое колесо соседнего автомобиля, пока его пальцы не почувствовали плотную струю вырывавшегося из шины воздуха.

— Что ты там делаешь? — недоуменно спросила Карина.

— Хочу убедиться в том, что наши друзья останутся здесь надолго, — ответил Остин с волчьим оскалом.

Усевшись за руль «рено», он завел мотор и, громко взвизгнув шинами, вырулил на дорогу.

Остин гнал машину с такой бешеной скоростью, словно участвовал в автомобильных гонках на Гран-при, а Карина в это время справно выполняла роль штурмана, сверяя маршрут с картой. Они быстро добрались до городка Фетхие, миновали городской рынок, объехали какой-то санаторий и помчались в сторону гавани, где находился морской порт. Там Остин остановил машину на деревянном причале, и они пошли вдоль длинного ряда утлых судов, которые в обычное время оказывали услуги туристам — совершали экскурсии по морю, устраивали рыбалку или обслуживали неопытных дайверов.

Остановившись возле большого деревянного катера длиной не менее сорока пяти футов, Остин придирчиво осмотрел судно. На борту было аккуратно выведено белой краской слово «Iztuzu», что в переводе с турецкого означает «черепаха», а чуть ниже на доске виднелось объявление, что катер сдается в аренду для морской прогулки на час или на весь день. Катер был далеко не новый, но в очень приличном состоянии. Металлическая обшивка корпуса была тщательно очищена от ржавчины, а деревянная палуба надраена до блеска. Остин сделал вывод, что хозяин катера вполне компетентный моряк, знающий свое дело и любящий свое судно.

Остин прошел по трапу на палубу и громко позвал хозяина. Из каюты вышел крупный мужчина лет сорока с добродушной улыбкой на лице.

— Я капитан Мустафа, — представился он, не переставая дружелюбно улыбаться. — Хотите арендовать мой катер?

Тот факт, что катер Мустафы все еще стоял на причале, означал, что он не терял надежды хорошо заработать на туристах. Остин вынул карту и показал ему то место на побережье, которое указал Салим.

— Вы можете доставить нас сюда, капитан? Мы бы хотели понырять там с маской.

— Да, конечно. Я знаю все хорошие места в этом районе. Когда?

— Хотелось бы прямо сейчас.

Остин согласно кивнул на предложенную капитаном цену, а потом жестом пригласил на палубу Карину. Мустафа отдал швартовы и повернул катер в сторону залива. Они прошли мимо пустых доков, миновали огромный комплекс санатория, ряд расположенных на холмах шикарных вилл и в конце концов поплыли вдоль безлюдной, сильно изрезанной береговой линии.

Через некоторое время Мустафа заглушил двигатель и бросил якорь неподалеку от нависавшей над морем скалы. Затем он молча спустился в трюм, вынес оттуда ласты, маски и другое снаряжение для подводного плавания.

— Вы хотите поплавать под водой? — уточнил он.

Остин внимательно оглядел скалу, острые края которой были похожи на свежую рану.

— Может быть, позже, а сейчас мне бы хотелось сойти на берег.

Мустафа удивленно пожал плечами и отнес снаряжение обратно в каюту. Потом бросил вниз веревочную лестницу и спустил на воду небольшую резиновую лодку. Остин добрался до берега, вытащил лодку на камни и направился к высокой скале, нависавшей над морем на расстоянии пары десятков футов. Цепляясь за стволы деревьев и тонкие ветки кустов, он стал взбираться наверх и остановился на высоте ста пятидесяти футов над уровнем лагуны.

Его ноги упирались в большой скальный выступ, напоминавший бровь угрюмого неандертальца. Эта плоская площадка шириной не менее ста футов была словно вырезана из скалы гигантским резцом. Остин внимательно осмотрел выступ и пришел к выводу, что изначально скала была очень прочной, но потом ее значительно ослабило строительство гробницы и образовавшиеся в результате трещины. При сильном землетрясении скала не выдержала толчка и обрушилась в море. На берегу до сих пор лежали огромные отколовшиеся камни, а под водой виднелись многочисленные куски скалы.

Остин вдруг подумал, а могла ли сохраниться статуя после такого чудовищного обрушения. Он помахал рукой Карине, которая наблюдала за ним с борта катера, и стал спускаться вниз. От палящего солнца и напряжения он покрылся потом, а шорты стали липкими от пыли и грязи. Спустившись вниз, Остин погрузился в воду, чтобы хоть немного освежиться, а заодно сполоснуть грязную одежду. Мустафа давно уже привык к причудам иностранных туристов, поэтому нисколько не удивился столь странному поведению. Когда Остин поднялся на борт катера, он запустил двигатель и повернул назад к порту.

Остин достал из холодильника пару бутылок турецкого пива, открыл и протянул одну Карине.

— Ну что? — сгорала она от нетерпения.

Он сделал несколько больших глотков и с наслаждением ощутил, как холодная жидкость потекла по горлу.

— Можно предположить, что Салим нас не обманул и статуя действительно находилась в гробнице в момент землетрясения. Можно также надеяться, что она до сих пор похоронена под тоннами камней на морском дне. Но если мы ее все же найдем, то нет никакой уверенности, что она осталась в целости и сохранности.

— Значит, наша поездка оказалась напрасной?

— Ни в коем случае. Я хочу вернуться сюда, чтобы тщательно осмотреть дно.

Он объяснил Мустафе, что хотел бы нанять его еще на один день.

— Мы можем приехать сюда завтра утром? — спросил он у капитана. — Мне бы хотелось сделать несколько погружений.

— Да, разумеется, — охотно согласился тот. — Вы ученые?

Остин показал ему удостоверение сотрудника НАПИ. По всему было видно, что Мустафа никогда не слышал о таком агентстве, но сам вид столь важного документа произвел на него должное впечатление. Кроме того, Мустафа был рад, что получил работу еще на один день. Он уже давно заявил владельцу катера, что если тот не найдет ему помощника, то он бросит эту работу. А Остин тем временем достал из кармана спутниковый телефон и набрал номер Джо Завалы, который все еще находился на месте археологических раскопок и ждал разрешения Хэнли на использование глубоководного аппарата «Сабветта».

— Тебе придется доложить Хэнли, что подводный аппарат может понадобиться нам в другом месте, — сказал Остин.

В конце разговора он сообщил Завале свои координаты и продиктовал подробный перечень вещей, которые могут понадобиться для подводного исследования. Завала, в свою очередь, пообещал, что если успеет организовать доставку аппарата, то вылетит в Даламан на следующее утро.

Катер прибыл к причалу, когда над портом уже сгущались сумерки. Остин спросил у капитана, есть ли поблизости какая-нибудь тихая и уютная гостиница. Тот предложил им отель, расположенный в двадцати минутах езды от порта, в самом конце извилистой горной дороги в окружении тенистой рощи. Администратор отеля важно заявил, что обычно они расселяют только тех, кто зарезервировал номер заблаговременно, но сейчас у них есть одноместный номере огромной двуспальной кроватью. Остин никогда не придавал таким деталям большого значения, но все же поинтересовался у Карины, не стоит ли им поискать другое место.

— Я страшно устала, — пожаловалась она. — И изнываю от смены часовых поясов. Скажи ему, что мы согласны.

Они поужинали в ресторане отеля, удобно расположившись за угловым столиком у окна, откуда открывался прекрасный вид на море. На ужин подали шиш-кебаб с рисом, а на десерт они любовались тусклыми огоньками городка Фетхие, мерцавшими в темноте ночи, как мелкие бриллианты на дорогом ожерелье.

— Не люблю проводить романтический вечер в разговорах о делах, — сказал Остин, — но есть некоторые вопросы, которые мы с тобой должны непременно обсудить. Прежде всего меня интересует, каким образом эти два бандита выследили нас и сопровождали до той заброшенной деревни.

Она посмотрела на него с таким видом, будто на нее обрушился удар молнии.

— Балтазар.

Остин слабо усмехнулся.

— Ты совсем недавно убеждала меня, что твой добродетель вне всяких подозрений.

— Он не может не быть вовлеченным в это дело. Ведь я только ему сообщила о своем предстоящем визите к фотографу из журнала «Нэшнл джиографик». Кроме того, это он организовал доставку статуи, которая закончилась ее похищением. Саксон неоднократно предупреждал меня о том, что с этим человеком нужно быть настороже.

— Да, но все это было нам известно и раньше. Что же заставило тебя изменить мнение о нем?

Она нервно заерзала на стуле.

— До отъезда из Стамбула я позвонила представителю Балтазара и подробно изложила ему суть предстоящей поездки. Таково одно из условий финансового соглашения, и я не видела в этом ничего предосудительного. Тем более что Балтазар с такой щедростью финансировал поиски и возвращение бесценных сокровищ музея в Багдаде. — Она только сейчас поняла истинный смысл своих слов. — Боже мой, Балтазар с самого начала хотел захватить эту статую. Но зачем?

— Давай пораскинем мозгами, — рассудительно предложил Остин. — Предположим, он организовал похищение статуи, но почему пытается не допустить нас к поискам ее двойника?

— Вероятно, по каким-то странным причинам он не хочет, чтобы кто-то видел ее.

— Что ж, возможно, мы узнаем об этом послезавтра. — Он посмотрел на часы. — Ты действительно не против ночевки на двуспальной кровати? Ведь мы не так давно знакомы.

Карина потянулась вперед и пожала ему руку.

— У меня такое чувство, мистер Остин, что я знаю вас уже несколько жизней. Ну что, пора заканчивать этот трудный день?

Они поднялись на лифте на свой этаж, вошли в номер, и Остин сразу же удалился на балкон, давая ей возможность переодеться. Он смотрел на отраженные в морской воде огоньки, когда Карина подошла к нему сзади и обхватила обеими руками за талию. Он ощутил приятное тепло ее тела и, повернувшись, встретился с бархатным поцелуем. Она была одета в длинную белую хлопчатобумажную ночную рубашку, но даже это примитивное одеяние не могло скрыть очаровательные формы ее изящной фигуры.

— А как же смена часовых поясов? — улыбнулся Остин. Голос у Карины был низким и на удивление бесстрастным.

— Я уже справилась с этой проблемой, — ответила она, обнимая его за шею.

Глава 28

Остин проснулся от телефонного звонка, нащупал рукой лежавший на прикроватной тумбочке мобильник и вскочил с кровати, завернувшись в простыню, как римский сенатор. Карина крепко спала, ее рассыпавшиеся волосы покрывали почти всю подушку. Он улыбнулся при виде ее умиротворенного лица и вышел на балкон.

— Орел уже сел в аэропорту Даламана, — послышался в трубке радостный голос Завалы. — «Сабветта» погружена в трейлер и готова к отправке.

— Прекрасная работа, Джо, — похвалил его Остин. — Встречу тебя через полтора часа. — Он дал Завале подробные инструкции насчет места прибытия подводного аппарата.

— Курт, это может занять чуть больше времени. Я стою на обочине дороги и тщетно пытаюсь найти хоть какой-нибудь грузовик, который бы мог потащить наш трейлер. В аэропорту сдают напрокат только маломощные легковушки. Мне пора. Кажется, едет мой грузовик.

Остин ни минуты не сомневался в том, что Завала в конце концов найдет выход из положения. Велеречивый американец мексиканского происхождения обладал редкой способностью добиваться невозможного, а в такие трудные минуты вообще мог творить чудеса.

Из ванной комнаты послышался звук льющейся воды. Разбуженная телефонным звонком Карина незаметно выскользнула из постели и сейчас тихо напевала что-то под душем.

— Ты не потрешь мне спину? — спросила она из ванной.

Остину не нужно было повторять эту просьбу дважды. Его импровизированная тога осталась лежать на диване, а после душа они вытерли друг друга огромными полотенцами и быстро оделись. Остин, как всегда, напялил на себя видавшие виды шорты и гавайскую рубашку немыслимой расцветки. Что до Карины, то она отдала предпочтение широкой блузе цвета раскаленного африканского солнца, которая прекрасно гармонировала с черным бикини. После обычного гостиничного завтрака, состоявшего из булочек, яиц вкрутую и крепкого турецкого кофе, они без промедления отправились в порт.

Остин решил быть предельно откровенным с капитаном Мустафой, еще накануне он сообщил ему, что они с Кариной ищут один древний предмет, но не имеют для этого никаких официальных разрешений со стороны турецкого правительства. При этом он добавил, что не имеет никакого желания присвоить древний артефакт, но должен предупредить капитана, чтобы тот знал, в какое дело ввязывается, предоставляя им подобные услуги. С другой стороны, он пообещал хорошую плату за столь рискованное дело.

На это Мустафа ответил, что его совершенно не интересуют законы, после чего Остин с чистым сердцем зафрахтовал его катер. Мустафа пообещал доставить их в любое место, которое они потребуют, а чем они будут там заниматься, их личное дело.

Остин сообщил капитану, что ему понадобится безлюдное место на побережье с доступной глубиной для швартовки судна. Мустафа рассказал ему о заброшенном лодочном причале, владелец которого обанкротился некоторое время назад. Этот частный причал находился в другом конце порта, и Остин с Кариной отправились туда, чтобы осмотреться.

К причалу вела пыльная проселочная дорога, на которой, казалось, было больше кратеров, чем на Луне. Остин долго бродил среди деревянных остовов недостроенных лодок и катеров, подыскивая наиболее подходящее место. Края причала были изрядно потрепаны и изъедены морской водой, но основная его часть находилась в довольно приличном состоянии.

Завала прибыл на место с пятнадцатиминутным опозданием. Остин стоял на обочине дороги и думал о том, что пунктуальность его друга подвергается серьезным испытаниям. Вскоре издалека донеслось глухое ворчание мощного мотора. Облако густой пыли давало возможность безошибочно определить приближающийся транспорт. Натужно рыча и астматически кашляя на подъемах, грузовик обогнул край заброшенного причала и остановился неподалеку от Остина, обдав его густой струей сизого ядовитого дыма из выхлопной трубы. К этому звуку мгновенно добавился громкий шум из клеток с курами, закрепленных позади кабины.

Из кабины выскочил Завала и представил Остину водителя грузовика — смуглого турка с широкой улыбкой, обнажившей ряд золотых зубов, и темными мешками под глазами.

— Доброе утро, Курт, — радостно поприветствовал его Завала. — Познакомься с моим другом Ахмедом.

Остин пожал водителю руку и обошел вокруг грузовика. Подводный аппарат был закрыт зеленой пленкой и обвязан со всех сторон толстыми веревками. Кроме того. Завала предусмотрительно обвязал веревками корпус древнего грузовика — вероятно, на тот случай, если начнет рассыпаться во время транспортировки судна.

— Мне пришлось срочно придумать страховочную систему креплений, — пояснил Завала, с гордостью глядя на творение собственных рук.

— Неплохо, — хмыкнул Остин, закатив глаза. — Совсем неплохо. — Импровизированное крепление действительно могло предотвратить всякие неприятности во время транспортировки по извилистым каменистым дорогам. Он вдруг подумал, что бы сказали финансисты НАПИ, если бы узнали, что баснословно дорогой подводный аппарат перевозили, привязав гнилыми веревками к видавшему виды грузовику с курами.

Тем временем Ахмед развернул грузовик, подъехал задом к причалу, а Остин и Завала осторожно спустили на воду подводный аппарат, закрепленный на двух понтонах. После этого Остин отсчитал владельцу грузовика солидную пачку турецких лир и поблагодарил его за своевременную помощь.

Весьма довольный таким хорошим заработком, Ахмед вернулся к своим курам, но не уехал сразу, а припарковал грузовик в дальнем конце причала. Остин и Завала немедля отправились к подводному аппарату, к которому Мустафа уже успел прикрепить буксирный трос. Через некоторое время катер вышел из бухты, везя за собой на тросе подводный аппарат.

В лагуне было тесно из-за многочисленных рыболовецких траулеров и прогулочных катеров с туристами, но постепенно их становилось все меньше, а к концу маршрута стало почти пусто за исключением нескольких парусников на горизонте. Остин собрал друзей на палубе под навесом. Потягивая крепкий кофе, он кратко рассказал Завале о своих приключениях в заброшенной деревне, о преследовании со стороны каких-то неизвестных людей, а также о последнем обследовании пещеры, которое он совершил на катере Мустафы. Не преминул он упомянуть и о статуе, ради которой было задумано это путешествие.

— Ты собрал слишком много приключений за такое короткое время, — улыбнулся Завала.

— Весь секрет в умении управлять временем, — в тон ему ответил Остин.

Катер остановился на том месте, где в море обрушилась скала с гробницей. Капитан бросил якорь, а Остин и Завала подплыли на резиновой лодке к подводному аппарату и отцепили его от катера.

Остин пристально осмотрел сверкающую поверхность аппарата. Завала детально скопировал свой любимый автомобиль «корвет» с открытым верхом, за исключением, может быть, цвета, а также тех приспособлений, которые позволяли этому аппарату двигаться под водой.

— Знаешь, Джо, он выглядит так, словно только что сошел с конвейера автомобильного завода. Ты не мог бы вкратце объяснить мне, как действует эта хитрая машина?

— Мне понадобится минута, не больше. Лодка, подводный аппарат и транспортное средство, получившее условное название ЛПТ, имеет собственный двигатель и внешний контрольна борту вспомогательного судна. Установлено на понтонах. Когда понтонная платформа находится на плаву, в баки закачивается балластная вода и аппарат начинает погружаться. Прекрасно управляется с помощью рычагов. Я сам буду управлять аппаратом, а ты можешь сидеть рядом или контролировать его работу с борта надводного судна.

— А как насчет всплытия?

— Та же самая процедура, только в обратном порядке. Я спускаюсь на дно, как самолет, совершающий посадку на площадку авианосца, а потом мы взлетаем вверх.

— Ты гений, — улыбнулся Остин. — Возможно, немного сумасшедший, но все же гений.

— Благодарю за доверие, — ответил Завала. — Я очень боялся, что мой проект будет расценен как слишком вольное расходование финансовых средств НАПИ.

— Этот аппарат совсем не похож на «Элвин», — заметил Остин, вспомнив громоздкий подводный аппарат, на котором он обследовал затонувший «Титаник». — Но я уверен, что Питт одобрит твое изобретение. — Директор НАПИ Дирк Питт был страстным коллекционером раритетных автомобилей.

— В таком случае давай вытащим на морскую прогулку все последние подводные аппараты НАПИ, — пошутил Завала.

Они вернулись на резиновой лодке на борт катера, и Остин попросил друга приготовить подводное снаряжение и обратить особое внимание на средства связи. Приемники Океанской технологической системы должны быть обязательно прикреплены к маскам их аквалангов.

Мустафа отвез их на платформу погружения, где они забрались в подводный аппарат и надели баллоны со сжатым воздухом. Завала сел за рычаги управления, настроив кресла таким образом, чтобы можно было пристроить баллоны за спиной. Остин уселся рядом с ним и нажал кнопку на панели управления, чтобы запустить двигатель. Понтоны стали быстро заполняться водой, и аппарат медленно пошел под воду.

На глубине сорок футов Остин остановил погружение и стабилизировал положение судна. Одновременно он включил яркие огни, освещая окружающее пространство. После этого подводный аппарат медленно отделился от платформы и на какое-то время завис над ней.

Остин отодвинул платформу в сторону и крепко ухватился за рычаги управления. Завала предусмотрел пассажирское место рядом с пилотом. Подводный аппарат стал медленно спускаться вниз, безукоризненно подчиняясь приказам пилотов. У самого дна Завала развернул аппарат таким образом, чтобы можно было без особого труда исследовать окружающее пространство.

Две мощные фары высветили нагромождение камней. Падая в море, скала раскололась на куски величиной от кочана капусты до огромных глыб, превышавших размерами подводный аппарат.

— Ваш «Навигатор» должен быть единственным целым предметом в этом царстве всеобщего разрушения, — прокомментировал Завала. — Но если он и сохранился, то, должно быть, сплющен до размера банки из-под пива.

— Этот парень не выжил бы в течение трех тысяч лет, если бы не был достаточно крепким, — ответил Остин.

В его наушниках послышался хриплый смех Завалы.

— Не смею спорить с человеком, обладающим неразумным и неоправданным оптимизмом. Что мы можем отыскать среди этих тысяч тонн скальных пород? Откуда начинать поиск нашего твердоголового друга?

Рядом показался плоский кусок скалы размером с банкетный стол.

— Давай используем этот пласт в качестве отправной точки, — предложил Остин. — Поворачивай направо и продвигайся вверх, пока не достигнем поверхности воды. А потом мы пойдем в обратном направлении, но только с левой стороны этого каменного завала. Обращай особое внимание на предметы в форме колонны, портика или фронтона. Иначе говоря, на любой предмет, который может быть творением рук человеческих.

Завала повернул «Сабветту» и пошел вдоль нагромождения скал, распугивая по пути стайки небольших рыбешек. Затем он направил подводный аппарат вверх и стал медленно подниматься, иногда останавливаясь возле объектов, отдаленно напоминавших колонну или статую. Темно-синяя вода лагуны по мере подъема постепенно обретала зеленоватый цвет.

Они поднялись до самой поверхности, а потом снова спустились вниз и обошли нагромождение камней с левой стороны. В конце концов Остин увидел какой-то объект, почти полностью скрытый под камнями. Он попросил Завалу подойти поближе и убрать накопившийся ил с помощью водяной пушки. Этот прием они обычно использовали при археологических раскопках и поиске затонувших кораблей. Поднявшийся после залпа пушки песок вскоре рассеялся, обнажив цилиндрический край каменной колонны.

— Давай поднимемся вверх, начиная от этой колонны, — предложил Остин Завале.

Подводный аппарат медленно развернулся и двинулся вверх вдоль острых камней. Вскоре фонари высветили странный предмет, скрытый за круглой колонной. Остин прищурился, тщетно пытаясь разглядеть его, а потом слез с аппарата и подплыл поближе, освещая путь небольшим фонарем.

Через секунду Завала услышал приглушенный смех друга.

— Эй, Джо, ты видишь кошачьи следы? — спросил Остин.

— Бессвязный бред является первым признаком кислородного голодания, — ответил тот.

— На такой глубине никакого кислородного голодания быть не может, — продолжал смеяться Остин. — Просто я вижу бронзового финикийского кота.

— Вы нашли его! — послышался в наушниках звонкий голос Карины, которая внимательно слушала их переговоры.

Остин подплыл поближе и осветил фонариком находившуюся под завалами статую. Она лежала лицом вверх, как покойник на похоронных дрогах. Остроконечная шапка была заметно примята, руки отвалились, однако, в отличие от первой статуи, нос был совершенно цел. Остин отплыл назад и жестом показал Завале, что все в порядке.

— Он выглядит гораздо лучше, чем расплющенная пивная банка, — сказал он. — Давай вытащим его из-под завала.

— В заднем отсеке есть нейлоновый канат и захваты для подъема, — отозвался Джо.

Остин поплыл к задней части подводного аппарата, открыл дверцу и вытащил свернутый кольцом канат. Один конец он привязал к небольшому крюку на корпусе «Сабветты», а к другому прикрепил четыре кожаные сумки для подъема грузов на поверхность. После этого он вернулся к статуе и просунул под нее сумки. Наполнив их воздухом из своего баллона, он сделал знак рукой Завале, и тот начал медленно натягивать канат. Статуя сдвинулась на несколько дюймов, и Остин подплыл к ней, чтобы поддержать бронзового кота, который, казалось, вот-вот отвалится от своего хозяина.

— Этот парень хорошо привязан, — сообщил он Завале.

На месте статуи под камнями образовалось пустое пространство, и Остин решил проверить, нет ли там еще чего-нибудь интересного. Убедившись в том, что они ничего не оставили, Остин сделал знак рукой, чтобы Завала поднимал статую на поверхность. Иногда она цеплялась за острые края камней, и тогда Остин осторожно передвигал ее. Когда оставалось уже совсем чуть-чуть, Остин вдруг почувствовал, как упавший камень придавил ему правую ногу. Он изо всех сил выдернул ногу и подтолкнул вперед статую. К счастью, они выбрались в тот самый момент, когда нависавшие над ними камни стали валиться вниз, загромождая пространство, где они только что находились. Хотя один из камней все-таки успел ударить его по голове.

Завала наблюдал за действиями друга в зеркало заднего вида и, заметив, что тот потирает голову, повернулся к нему.

— Курт, ты в порядке?

— Да, но было бы лучше, если бы у меня была бронзовая башка.

Не обращая внимания на ноющую боль в голове, Остин потащил «Навигатора» к платформе подводного аппарата, чтобы поднять на поверхность. Когда все было готово, он сел на свое место и хотел было дать команду на всплытие, но вдруг услышал слабый визг мотора где-то над головой.

— Карина, — громко закричал он в микрофон, — ты видишь на воде моторную лодку?

— Да, она направляется к нам. На большой скорости.

Остин постарался сохранить спокойствие.

— Слушай меня внимательно, — сказал он в микрофон. — Скажи капитану, чтобы он как можно быстрее поднимал якорь и уходил с этого места.

— Мы не можем вас бросить, — попыталась возражать Карина.

— С нами все будет нормально, — успокоил ее Остин. — Уходите быстрее.

Последние слова Остин произнес не терпящим возражений тоном. Карина быстро передала приказ Мустафе, но его ответ Остин не разобрал, так как в этот момент послышались громкие крики, за которыми последовала автоматная очередь.

Связь мгновенно прервалась.

Остин подплыл к Завале и велел немедленно погасить бортовые огни. Он был обеспокоен судьбой Карины, но еще больше его волновала собственная безопасность. Если они останутся незамеченными, то смогут хоть как-то ей помочь. Оба прекрасно понимали, что находятся на грани жизни и смерти.

— Что теперь делать? — спросил Завала.

— Поднимись наверх, чтобы посмотреть на наших непрошеных гостей.

Завала развернул аппарат и стал медленно подниматься. Увидев крохотный силуэт лодки на поверхности воды, Остин приказал остановить аппарат. В этот момент в наушниках что-то щелкнуло, и связь восстановилась.

— Как дела, ребята? — послышался в наушниках чей-то голос с протяжным южным акцентом. — Я вижу, как вы пускаете пузыри под водой. Почему бы вам ни присоединиться к остальной компании?

— Я не принимаю приглашений от незнакомых людей, — осторожно ответил Остин. — Кто вы такой?

— Друг мисс Микади. Ладно, поднимайтесь скорее. Вы все равно там долго не продержитесь без запаса воздуха.

Завала отстегнул от водолазного костюма небольшой планшет и быстро написал на нем знак вопроса.

Какое-то время Остин обдумывал этот вопрос. Если они выполнят требование незнакомцев, то их сразу же пристрелят, в этом не было никаких сомнений.

Он взял у Завалы планшет и написал большими буквами: «Моби Дик?»

Завала сначала не понял, что предлагал ему Остин, а потом даже содрогнулся от этой мысли. Стерев предыдущую запись, он сокрушенно покачал головой и написал: «Ай-ай-ай!!!»

Остин улыбнулся и ответил: «Готов рассмотреть любые альтернативные предложения».

Завала снова покачал головой и быстро нацарапал: «Черт с ним. Пошли».

Убрав планшет, он опустил аппарат на самое дно, а потом развернул его, поднял нос под острым углом и на полной скорости пошел вверх.

Завала и Остин прижались к сиденьям и обхватили головы руками.

Глава 29

За несколько минут до того, как «Сабветта» устремилась вверх, Карина увидела на горизонте моторную лодку, мчавшуюся к ним на огромной скорости. Ее острый нос был высоко поднят вверх, а корпус подскакивал на волнах, как брошенный по поверхности воды камень.

Она согласилась с настойчивым требованием Остина немедленно покинуть место поиска статуи, но было слишком поздно. Мчавшаяся к ним лодка быстро сокращала расстояние и остановилась за несколько мгновений до неизбежного столкновения с катером Мустафы. Нос лодки ударился в металлический корпус катера в нескольких футах от того места, где она стояла.

Один из людей на борту заглушил мотор, а второй с громким криком выпустил в воздух длинную автоматную очередь. Карина от испуга выронила микрофон на палубу.

В лодке находились четыре человека в оливковой униформе, вооруженные короткоствольными автоматами. Их глаза были скрыты под большими авиационными очками, а лица — под широкими, изрядно помятыми полями шляп военного образца. Открытыми оставались только плотно сжатые губы.

Три человека без промедления взобрались на палубу катера Мустафы, а четвертый остался в лодке и снял шляпу, открыв белокурые волосы. Карина сразу же узнала в нем того самого Ридли, который некоторое время назад руководил похищением «Навигатора». Он широко ухмыльнулся и поприветствовал ее с неуклюжей грацией.

— Как поживаете, мисс Микади?

Состояние шока быстро сменилось неконтролируемым взрывом гнева.

— Что вы здесь делаете? — строго спросила она.

— Услышал, что вы тут неподалеку, мисс Микади, и решил нанести вам дружеский визит вместе со своими парнями.

— Не надо дурачить меня фальшивым акцентом, — выпалила Карина. — Где моя статуя?

Все еще сохраняя на лице наглую усмешку, Ридли забрался на палубу катера и посмотрел на пузыри воздуха, поднимавшиеся на поверхность со дна моря.

— Здесь кто-то прохлаждается в воде, мисс Микади?

— Если вам это так интересно, прыгайте в воду, и сами увидите, — сказала она, понимая, что теряет контроль над собой и не можете этим справиться.

— Нет, у меня есть идея получше, — прохрипел Ридли и, подняв с палубы микрофон, включил его и сказал несколько слов Остину.

Нахальная усмешка Ридли стала еще шире, когда он увидел, как поверхность воды вспучилась от поднимавшихся вверх пузырей. Он отстегнул с ремня гранату и поднял ее над головой, как опытный игрок в бейсбол, приготовившийся к броску мяча. В этот момент Карина попыталась вырвать микрофон у него из руки, но Ридли ударил ее наотмашь свободной рукой, от чего у нее на губах появилась струйка крови. Его подельники громко рассмеялись от грубости командира и не заметили, как вода под ними забурлила от быстро поднимавшегося на поверхность объекта. А когда обратили внимание, было уже слишком поздно.

Подводный аппарат шел наверх со скоростью раненого кита. Он врезался в днище моторной лодки с силой мощного тарана, круша все на своем пути. Лодка перевернулась, а стоящий за рулем человек плюхнулся в воду, выронив автомат и отчаянно размахивая руками. С большим трудом он всплыл и громко закричал, призывая на помощь.

Тем временем подводный аппарат отскочил назад после удара по моторной лодке, и Завале потребовалось немало усилий, чтобы удержать его под контролем. Остин посмотрел наверх и увидел на поверхности отчаянно барахтающегося человека. А рядом с ним в воду быстро опускался какой-то предмет. Соскочив с сиденья, он успел схватить погружающийся на дно автомат. Затем снова занял свое место и сделал знак Завале, что можно подниматься.

Ридли был профессиональным солдатом. Мгновенно справившись с минутным оцепенением, он показал пальцем на темную фигуру в воде.

— Вытащите этого идиота! — гаркнул Ридли своим подопечным.

Его люди послушно повесили автоматы на плечи и бросили своему товарищу спасительную веревку. Ридли все еще держал гранату в руке, готовый в любую минуту бросить ее в вынырнувшего противника. Его холодные глаза шарили по поверхности воды в поисках цели, когда позади послышался звук, отдаленно напоминающий тревожный сигнал автомобиля. Он резко повернул голову.

— Господи Исусе! — только и смог произнести Ридли.

К захваченному ими катеру на полной скорости мчался подводный аппарат бирюзового цвета с открытым, как у автомобиля, верхом, за рулем сидел хладнокровно улыбавшийся Завала, в то время как Остин, опустив автомат на край ветрового стекла, стрелял короткими очередями, намеренно целясь поверх их голов.

Ридли и его люди без колебаний сняли с себя автоматы, бросили их на палубу и вскинули руки вверх, мгновенно позабыв о барахтавшемся в воде товарище.

Капитан Мустафа помог Карине подняться, и Остин успел заметить кровь на ее лице. Тем временем Ридли сомкнул руки над головой, вынул чеку гранаты и отвел руку назад, приготовившись швырнуть ее в приближавшийся подводный аппарат.

Остин снова посмотрел на него, и на какое-то мгновение палец Курта замер на спусковом крючке. Он боялся, что тот может бросить гранату на палубу катера. О том же подумал в этот момент и капитан Мустафа, который тоже видел гранату в руке Ридли. Когда тот уже размахнулся для броска, капитан схватил с пожарного щита большой крюк и изо всей силы ударил толстой деревянной ручкой по его руке. Граната выпала из его пальцев и покатилась по палубе.

Реакция Мустафы была молниеносной. Когда Ридли взвыл больше от ярости, чем от боли, Мустафа бросился к гранате, схватил ее и швырнул за борт. Ридли стал лихорадочно шарить левой рукой на поясе, тщетно пытаясь отстегнуть вторую гранату. В этот момент Остин нажал на спусковой крючок, и несколько пуль вонзилось в грудь бандита. Человек попятился назад и свалился в воду в тот самый момент, когда там взорвалась его же граната, выбросив в воздух настоящий гейзер воды и пены, захлестнувшей палубу катера.

Остин направил ствол автомата на второго бандита.

— Прыгай, — скомандовал он.

Тот с громким воплем сиганул за борт, присоединившись к трем другим, уже барахтавшимся в воде. Остин выпустил еще одну очередь из автомата, стараясь целиться выше их голов. Напуганные до смерти бандиты поплыли к берегу, быстро выбрались из воды и мгновенно исчезли в густых зарослях кустарника. Курт сделал в лодке бандитов еще несколько дыр, а потом повернулся к Карине.

К этому времени Мустафа принес горсть льда, завернул в полотенце, изготовив таким образом импровизированный компресс, и приложил к ее лицу. Убедившись, что рана на лице Карины не представляет серьезной угрозы здоровью, Остин протянул автомат Мустафе, настойчиво порекомендовав тому сперва стрелять на поражение, а уж потом задавать вопросы.

Завала подогнал подводный аппарат к борту катера, Остин ловко запрыгнул в него, и судно стало быстро погружаться в воду, возвращаясь на родную платформу. Пока Курт следил за показаниями приборов, Джо надежно присоединил аппарат к платформе. Тем временем Остин нажал кнопку наполнения понтонов воздухом.

Через некоторое время платформа всплыла на поверхность вместе с подводным аппаратом и привязанной к нему статуей «Навигатора». Мустафа отдал автомат Карине, а затем подогнал катер поближе к платформе и бросил им толстый буксировочный канат. Остин и Завала прыгнули в воду и прикрепили канат к крюку на корпусе катера.

Когда все было готово, они поднялись на палубу и стали снимать мокрые гидрокостюмы. При этом Завала поглядывал на покрытый деревьями и кустами берег.

— Интересно, как эти парни нашли нас в такой глуши?

Остин вынул из кармана спутниковый телефон.

— Возможно, они засекли нас по спутниковому сигналу. Надо лишить их такой возможности. — Он широко размахнулся и бросил телефон в воду, а потом долго смотрел, как на поверхности расходились круги. Поблагодарив Мустафу за своевременную помощь в отражении нападения бандитов, он заодно извинился за то, что невольно причинил ему массу хлопот. Пожилой турок воспринял эти слова с почтительным вниманием и поинтересовался, когда сможет получить причитающуюся ему плату за аренду и повреждение судна. Остин без колебаний вынул пачку турецких лир и отсчитал ровно столько, сколько нужно было для улучшения настроения капитана.

— И еще одна просьба, — сказал он напоследок. — Нам нужно уединиться в таком месте, чтобы нас никто не беспокоил.

— Нет проблем, — охотно согласился капитан,распределяя по карманам толстую пачку денег. — В нескольких милях отсюда есть такое место.

Менее чем через полчаса Мустафа завел катер в тихую маленькую бухту и бросил якорь у ровного берега, на котором не было ни малейших признаков растительности. При этом он сообщил, что это место не пользуется популярностью у местных моряков из-за обилия подводных скал и необыкновенно сложных условий навигации.

— Мы не можем отправить статую домой, — задумчиво сказал он. — Она слишком тяжела для перевозки без специального оборудования и транспорта. Да и вообще транспортировка такого груза по территории чужой страны может оказаться для нас непосильной задачей. Не исключено, что нас могут обнаружить. Турецкие власти с большим подозрением относятся к иностранцам, которые пытаются незаконно что-то вывезти из страны.

В глазах Карины промелькнула грусть. Наклонившись над статуей, она нежно поцеловала ее в обе щеки, потом так же нежно погладила по голове и перебралась в резиновую лодку. Вернувшись на борт катера, Остин попросил капитана измерить глубину в бухте. Спустя некоторое время Мустафа доложил, что она не превышает пятидесяти — шестидесяти футов.

Остин и Завала снова взобрались на платформу подводного аппарата и стали толкать статую ногами. Она медленно подвинулась к краю, а потом последним мощным толчком они сбросили ее в воду. «Навигатор» на какое-то мгновение завис над краем платформы, а затем сполз в воду, радостно возвращаясь в морскую пучину.

Глава 30

Тем временем в тысячах миль от турецких берегов близнец «Навигатора» медленно вращался вокруг своей оси на круглом пьедестале, тускло поблескивая бронзой в свете множества прожекторов, как разгневанный древний бог.

На огромном, во всю стену, экране отображалось его бледное, как призрак, трехмерное изображение, сделанное направленными особым образом рентгеновскими лучами. Древняя статуя была опутана многочисленными электронными датчиками.

Неподалеку в больших кожаных креслах сидели трое мужчин и внимательно рассматривали древнюю скульптуру. В центре размешался сам Балтазар, справа от него сидел доктор Моррис Грей — крупнейший эксперт в области компьютерной томографии, а слева расположился доктор Джон Дефо — известный специалист в области истории и искусства Финикии. Оба ученых были вовлечены в империю Балтазара и немало сделали для поиска этой статуи.

Грей направил лазерную указку на экран.

— Используемая здесь техника рентгеновских лучей во многом напоминает приборы, которые уже давно применяются в медицинских целях, — пояснил он. — Мы делаем фотографические срезы, а потом наш компьютер преобразует эти фотографии в трехмерный образ.

Балтазар откинулся на спинку кресла, потирая сплетенные пальцы и продолжая пристально наблюдать за бледным силуэтом статуи, выделявшимся на темно-синем фоне экрана. Он много лет ждал этого торжественного момента.

— Ну и что говорит нам ваш волшебный фонарь, доктор Грей? — тихо проворчал он.

Тот загадочно улыбнулся и передвинул красную лазерную точку на одну из панелей изображения, выстроившихся вдоль правого края монитора.

— Каждая панель демонстрирует нам информацию, полученную от многочисленных датчиков. Вот эта, к примеру, показывает композиционный состав металла, из которого сделана статуя. Бронза содержит стандартный состав из девяноста процентов меди и десяти процентов олова. Другие окна указывают толщину металла, силу его упругости, а также информацию, которая не имеет отношения к теме разговора.

— А что это за темные точки на поверхности скульптуры? — поинтересовался Балтазар.

— Эта статуя была изготовлена с помощью давно утерянной восковой технологии, — вмешался в разговор Дефо. — Древний скульптор делал из глины форму, затем опускал ее в расплавленный воск, а когда он застывал, снова обмазывал ее глиной. Рентгеновские лучи ясно показывают нам каналы во внешней глиняной оболочке, по которым внутрь заливался расплавленный металл, а наружу выпускались воск и образующиеся при этом газы. Статуя отливалась отдельными частями, поэтому мы отчетливо видим места стыковок и отметины, оставленные на ней металлическим молотком.

— Все это очень интересно, — подытожил Балтазар, — но хотелось бы знать, что у нее внутри.

— Рентгеновские лучи показывают, что внутри она совершенно пуста, — сказал Грей.

— А с внешней стороны?

— Здесь информация обещает много интересного. — Грей вынул из кармана тоненький пульт дистанционного управления и направил на экран. Статуя исчезла, а экран заполнило крупное изображение ее лица. — Я предоставляю доктору Дефо возможность прокомментировать то, что мы можем сейчас наблюдать.

Дефо уставился на экран сквозь толстые круглые очки.

— Многочисленные повреждения затрудняют попытки более или менее точно определить возраст изображенного здесь человека, но если судить по строению мускулистого тела, то можно предположить, что этому парню было лет двадцать с небольшим.

— Вечно молодой, — заключил Балтазар несвойственным ему патетическим тоном.

— Его остроконечная шапка идентична тем, которые мы видели на скульптурных и живописных изображениях финикийских моряков. Однако борода и прическа озадачили меня. Их форма и ухоженный вид недвусмысленно говорят нам о высоком социальном положении этого человека в финикийском обществе, однако он облачен в набедренную повязку и сандалии самого обыкновенного моряка.

— Продолжайте, — сказал Балтазар, с трудом сдерживая нарастающее волнение, хотя внешне его лицо не обнаруживало никаких признаков возбуждения.

Картинка на экране увеличилась и остановилась на кулоне, висевшем на шее «Навигатора».

— Этот амулет в точности повторяет изображение финикийских монет, — продолжил Дефо. — Лошадь была главным символом древней Финикии, а помешенная справа пальма обозначает ее колонию. Дерево изображено вверх корнями, и именно это обстоятельство представляет для нас наиболее интригующую загадку.

Красная точка указки описала полукруг под головой лошади и пальмой, где пролегала горизонтальная полоска таинственных знаков с ломаными линиями.

— Руны? — предположил Балтазар.

— Именно к такому выводу приходят все специалисты, которым довелось изучать эти знаки на финикийских монетах. Однако ни один из них даже отдаленно не соответствует какому бы то ни было финикийскому письму. В течение многих лет эти знаки оставались для нас самой главной тайной, пока один геолог по имени Марк Макменамин не выдвинул потрясающую теорию. Он скопировал эти символы, а затем внес их в компьютерную базу данных, которую я сейчас намерен продемонстрировать.

Символы на экране стали более четкими, а их края — более острыми.

— Вот сейчас эти знаки обрели какую-то знакомую форму.

— Возможно, следующее изображение поможет нам разобраться в этом. — Знаки на экране были увеличены еще сильнее и образовали знакомые контуры континентов.

Балтазар наклонился вперед.

— Невероятно. Это линии континентов?

— Да, именно в этом состояло открытие Макменамина. Будучи опытным геологом, он распознал в этих знаках грубовато прорисованные контуры континентов. Здесь можно разобрать древние очертания Иберийского полуострова, спроектированные под углом с точки зрения Европы и замыкающие Средиземное море вместе с побережьем Северной Африки. А справа от этого изображения находится Азия. Мелкие символы к западу от Европы явно напоминают Британские острова. Что же касается Северной Америки, то она находится на самом левом краю. При этом Южная Америка либо пропущена, либо поглощена северным континентом. Компьютерная модель этих символов открывает широкие возможности для самых разнообразных интерпретаций, но если Макменамин прав, то эти таинственные символы говорят нам о широте и охвате колониальной империи Финикии.

— Настоящая карта мира, — процедил Балтазар с едкой ухмылкой.

— И не просто карта мира. Золотые монеты, о которых я уже упоминал, были отлиты примерно в трехсотом году до нашей эры, а бронзе, из которой отлита эта статуя, более трех тысяч лет. Из этого можно сделать вывод, что перед нами самая древняя карта мира. И что более важно, она свидетельствует о том, что первое путешествие в Новый Свет произошло примерно в девятисотом году до нашей эры, то есть в то самое время, когда была изготовлена эта статуя.

Балтазар ощутил необыкновенный прилив крови во всем теле.

— Я хочу поближе рассмотреть карту Северной Америки.

Увеличенный на весь экран символ обрел более четкие очертания и напоминал теперь мексиканский кактус обесе сагуаро. От широкого приземистого ствола с обеих сторон опускались массивные ветви.

Балтазар снисходительно хмыкнул.

— Надо признать, подобные люди обладали слишком абстрактным воображением, чтобы увидеть в этой бесформенной капле очертания Североамериканского континента.

— Вероятно, вам поможет следующее сравнение, — сказал Дефо и наложил контуры Северной Америки на изображение крайнего левого символа. — Широкий ствол почти полностью совпадает с материковым континентом. Слева от него располагается Аляска, а справа — Ньюфаундленд.

— А есть ли у вас хоть какие-то свидетельства существования постоянных торговых путей между Восточным и Западным полушариями?

— Никаких конкретных свидетельств на данный счет нет, но это и не удивительно, если учесть пристрастие финикийцев к сохранению своих тайн и тот бесспорный факт, что все океанские маршруты основывались на точных астрономических показаниях, которые держались только в памяти мореходов. Но если мы посмотрим на компас в руках этого человека, — добавил он и щелкнул пультом дистанционного управления, — то сможем без особого труда определить главные маршруты их заморской торговли: Восток — Запад и Запад — Восток. А положение самой статуи, согласованной с северной точкой компаса, подсказывает нам, что этот человек обращен лицом на запад.

— То есть к обеим Америкам, — догадался Балтазар.

— Совершенно верно.

— Вы можете указать мне место их высадки на берег?

Дефо покачал головой.

— Эта статуя по своему смыслу напоминает карту мира, которую можно свободно купить в любом киоске любого аэропорта. Она достаточно информативна для простого человека, но совершенно бесполезна для пилота авиалайнера.

— В таком случае им нужна была более подробная карта для высадки на берег, — уточнил Балтазар.

— Правильно. В открытом море полезность таких карт сводится к нулю. Для удачной высадки им нужна была хорошая лоцманская карта, на которой были бы указаны все надежные ориентиры, позволяющие путешественникам определить свое местонахождение. Чем ближе к берегу, тем более важное значение приобретает не расстояние, а направление движения.

— У вас есть хоть какие-то намеки на существование такой навигационной карты?

Дефо снова покачал головой.

— Мне не удалось обнаружить ничего такого, что указывало бы на ее наличие. Однако я нашел нечто не менее интересное.

Изображение на экране исчезло, и на его месте появилось новое.

— Этот символ часто повторяется на поясе, на котором крепится набедренная повязка моряка.

— Это отдаленно напоминает мне лодку, — заметил Балтазар. — Очень грубая стилизация носа и кормы.

— Мне тоже знаком этот символ. Я видел его в книге Энтони Саксона. Это археолог-любитель и исследователь, выдвинувший несколько необычных идей, касающихся заморских путешествий.

— Я знаю, кто такой мистер Саксон, — грубо прервал его Балтазар с нескрываемым раздражением.

— Саксон амбициозный и самодовольный шоумен, но неплохо разбирается в этом деле. Он утверждает, что это символ древнего корабля Таршиша. Саксон нашел такие не только на территории обеих Америк, но и на Ближнем Востоке, что доказывает существование торговых связей между двумя частями света.

— Меня не интересуют скороспелые теории глупцов, — грубо отрезал Балтазар. — Скажите откровенно, есть ли на этой статуе указания на предполагаемое место высадки финикийцев в Северной Америке.

— Ответ на этот вопрос может быть и «да», и «нет».

Балтазар сердито зыркнул на Дефо.

— Я слишком занятой человек, доктор Дефо, и плачу за ваши знания приличные деньги. Не отнимайте мое драгоценное время своими загадками.

Дефо нервно заерзал, уловив зловещие нотки в нарочито ровном голосе Балтазара.

— Прошу прошения, — тихо сказал он. — Сейчас я объясню, что имею в виду. — Он щелкнул пультом управления, и на экране появился странный клубок переплетенных линий. — Мы полагаем, что это и есть разыскиваемая нами топографическая карта.

— На каком месте статуи вы ее обнаружили?

Объектив видеокамеры отъехал назад и показал кота, который был частью основания статуи.

— Вы хотите сказать, что интересующая меня информация была написана на боку этого кота?

— В этом нет ничего странного. Как известно, египтяне считали священными всех животных семейства кошачьих, а финикийцы часто заимствовали у них религиозные мотивы.

— А что показывает компьютерное моделирование?

— Это и есть компьютерное моделирование.

— Я ничего не вижу.

— Это все, что мы смогли сделать. Поверхность статуи в этом месте сильно затерта, за исключением той малой части, которую вы видите на экране. Разумеется, мы включим в наш итоговый отчет все предположения относительно этой карты, но сейчас можем с сожалением констатировать, что содержавшаяся на боку кота информация утрачена навсегда.

— Я вынужден согласиться с подобной точкой зрения, — поддержал коллегу доктор Грей. — На Земле пока нет такой технологии, которая позволяла бы восстановить то, чего уже нет в природе.

Если нет здесь, то должна быть в другом месте, подумал Балтазар.

— Вы упоминали утраченную восковую технологию литья, — неожиданно сказал он. — Ее можно восстановить и использовать для создания дубликата этой статуи?

— Это возможно только в том случае, если скульптор использовал не прямой процесс, при котором воск окружает хорошо обработанную поверхность предмета.

Какое-то время Балтазар тупо смотрел на экран монитора, а потом медленно встал с кресла.

— Благодарю, джентльмены. Мой оруженосец проводит вас.

Выпроводив экспертов за дверь, Балтазар несколько раз прошелся перед статуей взад и вперед, угрюмо размышляя по поводу того, сколько времени и денег он потратил на поиски этого бесполезного куска металла. Застывшая на губах статуи ухмылка, казалось, подняла ему настроение. Бенуа недавно сообщил, что Карина собирается в Турцию, чтобы отыскать там копию этой статуи. Он приказал своим людям перехватить ее на полпути, так как не любил оставлять важные дела на произвол судьбы. В то же время его не могло не радовать, что обладание оригиналом непременно даст ему немалые преимущества в этой игре.

Его мрачные мысли были неожиданно прерваны чириканьем мобильного телефона. Звонок был из Стамбула. Он долго слушал сбивчивое объяснение причин провала очередной операции, потом жестко прервал говорившего, повторив, что задание остается в силе, и громко захлопнул крышку телефона.

У Остина больше жизней, чем у какого-нибудь паршивого кота.

Он снова посмотрел на бронзового кота, примостившегося у ног хозяина, а потом поднял глаза вверх и живо представил себе не поврежденные черты древнего финикийского мореплавателя, а лицо Остина.

Балтазар подошел к стене, где висели образцы средневекового оружия, снял с подставки огромную булаву и покачал покрытый острыми шипами шар на длинной металлической цепи. Затем он подошел к статуе, держа булаву за рукоятку, раскрутил над головой и обрушил на бронзового морехода. Шар ударился о тело статуи, издав звук, похожий на удар гонга, и отлетел назад. Для любого живого существа, оказавшегося на месте статуи, этот удар был бы смертельным, но на груди бронзового морехода остались лишь небольшие вмятины от острых шипов. Да и ухмылка морехода никуда не исчезла, став еще больше похожей на улыбку Чеширского кота.

Проворчав под нос грязное ругательство, Балтазар отшвырнул в сторону булаву и быстро вышел из комнаты, громко захлопнув за собой дверь.

Глава 31

Супруги Траут торопливо миновали длинную очередь туристов, выстроившихся в ожидании экскурсии, свернули на боковую улочку, обошли стороной суетливое движение людей на Индепенденс-Холл и направились к библиотеке Американского философского общества, двухэтажное кирпичное здание которого в георгианском стиле выходило фасадом в безлюдный парк.

Анджела Уорт сидела за своим рабочим столом в дальнем конце читального зала. Увидев приближающихся к ней пожилых людей, она удивленно подняла брови. Эта парочка вовсе не походила на обычных посетителей философской библиотеки.

Мужчина был более шести футов ростом, одет в свободного покроя брюки цвета хаки, бледно-зеленую рубашку с галстуком-бабочкой и синевато-зеленый льняной блейзер. Сопровождавшая его женщина тоже была высокого роста и как будто только что сошла с обложки модного журнала «Вог». Оливковый брючный костюм подчеркивал стройную спортивную фигуру, а двигалась она так легко, что, казалось, плыла по воздуху.

Женщина подошла к столу Анджелы первой и протянула руку для приветствия.

— Мисс Уорт? Меня зовут Гэмей Морган-Траут. А это мой муж Пол. — Она широко улыбнулась, продемонстрировав небольшой зазор между передними зубами, который, впрочем, нисколько ее не портил.

Анджела сразу же поняла, что дама не склонна к праздной болтовне, и встала со стула, чтобы пожать ей руку.

— Вы те самые люди из НАПИ, которые звонили мне вчера.

— Совершенно верно, — ответил Пол. — Спасибо, что согласились побеседовать с нами. Надеюсь, мы не оторвали вас отдел.

— Разумеется, нет. Чем могу помочь?

— Насколько нам известно, вы первая обнаружили давно утраченные документы Джефферсона, — сказала Гэмей.

— Да, это так. А как вы узнали об этом?

— После того как АНБ расшифровало эти документы, Государственный департамент связался с НАПИ.

Анджела неоднократно пыталась связаться со своим другом из криптологического музея, но Диг так и не ответил ей.

— Вы сказали — Государственный департамент? — удивилась она.

— Именно так, — ответила Гэмей.

— Не понимаю, почему они вдруг заинтересовались этим документом?

— Вы вообще представляете, чему посвящена рукопись? — улыбнулась Гэмей.

— Я пыталась самостоятельно расшифровать тексты, но безуспешно, и отдала материалы своему другу из АНБ. А что случилось?

Супруги удивленно переглянулись.

— Здесь есть место, где мы могли бы поговорить наедине? — спросила Гэмей, оглядываясь вокруг.

— Да, конечно, в моем кабинете.

Кабинет у Анджелы был небольшой, но хорошо обустроенный. Она села за рабочий стол и предложила гостям места напротив. Пол Траут открыл кожаный «дипломат» и, вынув оттуда прозрачную папку, положил ее на стол.

— Это единственный экземпляр, поэтому нам придется кратко пересказать содержание документа, — предупредил он. — В обнаруженной вами рукописи недвусмысленно указывается на Джефферсона, безоговорочно разделявшего мнение Меривезера Льюиса о том, что около трех тысяч лет назад древнее финикийское судно пересекло Атлантику и причалило к берегам Северной Америки, доставив с собой некую священную реликвию. Вполне возможно, что это был какой-то библейский предмет. Так вот, Государственный департамент очень обеспокоен данной историей, вне зависимости от того, правдива она или нет, поскольку подобная новость может вызвать обострение межобщинных отношений на Ближнем Востоке.

Анджела напряженно впитывала каждое слово, пока Пол и Гэмей пересказывали содержание обнаруженного ею документа. В ее ошеломленном сознании проносился вихрь самых неожиданных мыслей, а язык, казалось, прилип к нёбу и отказывался подчиняться. Даже по лихорадочному блеску глаз было видно, что она в шоке.

— Анджела, — обратилась к ней Гэмей, — с вами все в порядке?

Та натужно прокашлялась.

— Да, все нормально, спасибо, — с трудом выдавила Анджела, стараясь взять себя в руки.

Гэмей продолжила:

— Так вот, мы пришли к выводу, что вряд ли сможем продвинуться в исследовании этого древнего путешествия без посторонней помощи. Нам показалось, что многие ниточки этой странной истории тянутся именно сюда, в Американское философское общество, так как его президентом одно время был именно Томас Джефферсон. Да и Льюис работал здесь, готовясь к своей знаменитой экспедиции. Один из членов общества сообщил Джефферсону, что на пергаменте начертаны финикийские слова. И таких зацепок очень много.

— Лично меня это нисколько не удивляет, — спокойно отреагировала Анджела. — Многие до сих пор не знают о существовании нашей организации. Вы только представьте себе историю философского общества. Основано Франклином. Его активными членами были Джордж Вашингтон, Джон Адамс, Александр Гамильтон, Томас Пейн, Бенджамин Раш и Джон Маршалл. Многие зарубежные деятели: Лафайет, фон Стойбен и даже Костюшко. Чуть позже в наше общество вступили Томас Эдисон, Роберт Фрост, Джордж Маршалл, Лайнус Полинг. Женщин тоже было немало: Маргарет Мид, например, Элизабет Агассиз. В этой библиотеке хранятся миллионы важных исторических документов, включая оригинал книги Ньютона «Начала», описание экспериментов Бенджамина Франклина и «Происхождение видов» Дарвина. От этого просто дух захватывает.

— Для нас содержание вашей огромной коллекции является не только благословением, но и проклятием, — рассудительно заметил Пол. — Ведь нам предстоит отыскать иголку в гигантском интеллектуальном стоге сена.

— Наша система каталогов довольно примитивна. Вам придется сориентировать нас в нужном направлении.

— Меривезер Льюис, — коротко ответила Гэмей. — Если верить материалам, посвященным выращиванию артишоков, Льюис владел чрезвычайно важной информацией, которую хотел как можно скорее доставить Джефферсону.

— После нашего разговора по телефону я нашла некоторые материалы по Льюису. Выяснилось, что обстоятельства его смерти окутаны множеством необъяснимых противоречий. Некоторые исследователи полагают, что он покончил с собой, а другие не без оснований считают, что это было самое настоящее убийство.

— Последнее предположение вполне соответствует той мистической тайне, которая с давних пор окружает рукопись Джефферсона, — сказал Пол. — С чего начнем?

Анджела открыла папку.

— Еще маленьким мальчиком Льюис славился недюжинным умом, неспокойным характером и бесстрашием. Затем он пошел в армию и в возрасте двадцати трех лет получил звание капитана, а в двадцать семь стал личным секретарем Томаса Джефферсона. Джефферсон считал его человеком амбициозным, храбрым, необыкновенно умным и блестяще образованным. Через три года он назначил Льюиса руководителем самой значительной экспедиции в истории страны. А чтобы тот мог хорошо к ней подготовиться, направил его для пополнения знаний в библиотеку философского общества.

— Да, здесь он мог найти все, что ему было нужно для этой важной миссии, — согласился с ней Пол.

Анджела тоже согласно кивнула.

— Более опытные члены общества помогали ему изучать основы ботаники, астрономии, географии и других наук. Он был весьма усердным учеником, а его уникальная экспедиция завершилась грандиозным успехом.

— А что с ним случилось после экспедиции? — поинтересовалась Гэмей.

— Он совершил поступок, который можно с полным основанием считать самой крупной ошибкой всей его жизни. В тысяча восемьсот седьмом году он принял назначение в качестве губернатора Луизианы.

— Ошибкой? — удивился Пол. — А мне почему-то казалось, что он идеально подходил для такой работы.

— Нет, Льюис был гораздо лучше приспособлен для длительных и опасных путешествий по диким местам. Сент-Луис находился на переднем крае продвижения переселенцев, и там было много мошенников, отъявленных бандитов и прочих искателей приключений. Ему часто приходилось иметь дело со всевозможными заговорами, проявлениями откровенной вражды и вооруженными нападениями. Тем более что помощник постоянно его подсиживал. Однако ему удалось провести в кресле губернатора почти два с половиной года, до самой гибели.

— Неплохо, если учесть все отягчающие обстоятельства службы, — заключил Пол.

— Это была сидячая, ограниченная служебными рамками работа, — пояснила Анджела. — Но если судить по большинству источников, он хорошо с ней справлялся.

— А какие обстоятельства вынудили его принять решение о переезде в Вашингтон? — спросила Гэмей.

— Льюис репатриировал вождя племени мандан. Был обнаружен перерасход средств в размере пятисот долларов, и федеральное правительство отказалось удовлетворить его требования. Ходили также слухи о скандале по поводу финансовых махинаций с землей. Льюис заявил, что он является финансово ответственным за это дело и поедет в Вашингтон, чтобы восстановить свое доброе имя. Кроме того, он должен был доставить в столицу какие-то важные документы.

— Расскажите нам о поездке, которая закончилась его трагической гибелью, — попросила Гэмей.

— В этом деле слишком много противоречий и нестыковок, — сокрушенно покачала головой Анджела.

— Каких именно? — настойчиво допытывалась Гэмей.

Анджела развернула на столе большую карту.

— Льюис покидает город Сент-Луис в конце августа тысяча восемьсот девятого года. Спускается вниз по реке Миссисипи и пятнадцатого сентября прибывает в форт Пикеринг, штат Теннеси. К этому времени он утомлен опасным переходом и изнурительной жарой и, возможно, уже страдает от первых признаков малярии. По городу распространился слух, что в результате трудного путешествия он тронулся умом и даже предпринимал попытку покончить с собой. А согласно другим слухам все это время он много пьянствовал со старыми армейскими друзьями. Это очень странно, поскольку в форте у него не было никаких армейских друзей.

— В этих слухах есть хотя бы крупица правды? — спросила Гэмей.

— Это досужие пересказы из вторых рук. Находясь в форте, Льюис написал письмо президенту Медисону, из которого совершенно ясно, что он был в здравом уме. Он пишет, что ужасно устал от этого путешествия, но уже чувствует себя гораздо лучше. Более того, он сообщает ему о своих планах проехать по территории штатов Теннеси и Виргиния, а потом добавляет, что везет с собой оригинальные исследования, которые сделал во время тихоокеанской экспедиции, и очень не хочет, чтобы эти важные документы попали в руки англичан. Не следует забывать, что в это время Англия интенсивно готовилась объявить нам войну.

Гэмей недовольно насупилась.

— Зачем кому-то понадобилось придумывать ложные сообщения о попытках самоубийства?

— Может быть, кто-то готовил удобную почву для его трагической гибели? — предположил Пол. — Что произошло дальше?

— Через пару недель после прибытия в форт, — продолжила Анджела, — он снова отправился в дальний путь. У него было два больших чемодана с бумагами о тихоокеанской экспедиции, кожаный портфель, тетрадь с дневником и еще много бумаг, касавшихся его личной и общественной жизни. Отчет об экспедиции был записан в шестнадцати толстых тетрадях, завернутых в красные кожаные переплеты.

— Должно быть, ему было нелегко тащить за собой такой тяжелый груз, — предположил Пол.

— Еще бы, почти невозможно. Именно поэтому он принял предложение Джеймса Нилли, предоставившего ему дополнительную лошадь. До этого Нилли был индейским агентом, работавшим на племя чикасо. Двадцать девятого сентября все они вышли за ворота форта: Льюис, его слуга Перниа, один раб и Нилли.

— По составу группы вряд ли можно предположить, что это была поездка губернатора такой огромной территории, — усмехнулась Гэмей.

— Да, мне это тоже показалось странным, — согласилась с ней Анджела. — В особенности в свете многочисленных легенд о давно утраченных золотых приисках Льюиса.

— Сюжет вашего рассказа начинает обрастать дополнительными подробностями, — оживился Пол. — Расскажите нам об этих приисках.

— Поговаривали, что во время своей тихоокеанской экспедиции Льюис открыл месторождение золота и сообщил своим друзьям о нем. Предполагают также, что он оставил довольно подробное описание — на тот случай если оно достанется стране после его смерти. Лично у меня нет никаких сомнений в том, что рассказы о золотых приисках являются подлинными и даже общеизвестными. Кроме того, на всем пути его следования было хорошо известно о предполагаемой поездке губернатора.

— Льюис оказался в чрезвычайно опасной ситуации, — заключила Гэмей.

— Еще бы, — охотно согласилась с ней Анджела. — Каждый бандит на этом большом пути знал о карте несметных сокровищ и хотел во что бы то ни стало отобрать ее у Льюиса.

— Неужели Льюис не осознавал степень риска, которому подвергал не только себя, но и всех сопровождающих? — удивилась Гэмей.

— Нет, он, конечно же, знал о возможных неприятностях в этих диких краях, но он неоднократно сталкивался с ними прежде и, вероятно, надеялся преодолеть их на этот раз.

— Или, — неожиданно добавила Гэмей, — так спешил поскорее добраться до Вашингтона, что пренебрег опасностями, посчитав, что они того не стоят.

— Может быть, опасность была гораздо ближе, чем он думал, — предположил Пол. — Нилли.

— Возможно. Есть и другие противоречия. Много позже Нилли вдруг заявил, что Льюис сошел сума, но при этом группа прошла за три дня более ста пятидесяти миль.

— Слишком долгий путь для сумасшедшего, — заметил Пол.

Анджела кивнула в знак согласия.

— Начальник форта Пикеринг был явно обеспокоен сообщениями, что Нилли вынуждает Льюиса пить. Кстати, слуга Льюиса, испанец Перниа, тоже постоянно спаивал его. Затем Нилли потерял двух лошадей и сказал Льюису, чтобы тот шел вперед с двумя слугами, а он поищет новых лошадей.

Гэмей рассмеялась.

— Если Льюис сошел с ума, то почему же Нилли отпустил его одного с двумя слугами?

— Хороший вопрос, — улыбнулась Анджела. — Как бы там ни было, но группа все же разделилась на две части, и Льюис продолжил путь вместе с Перниа и африканским рабом в сторону постоялого двора «Гриндерс-стэнд».

— «Гриндерс-стэнд» напоминает мне название места, где делают подводные сандвичи, — пошутил Пол.

— Если бы там действительно делали сандвичи, Льюису было бы намного лучше, — грустно ответила Анджела. — Постоялый двор Гриндера состоял из двух хижин. В первой жила миссис Гриндер с детьми и парой рабов. Ее мужа в это время дома не было. Льюис остановился во второй хижине, а его слуги — на конюшне. Миссис Гриндер рассказывала позже, что примерно в три часа ночи она услышала два выстрела из револьвера и что Льюис выстрелил себе в грудь. Смертельно раненный, он с трудом добрался до ее хижины, позвал на помощь, попросил воды, а через несколько часов умер. Нилли появился только на следующий день.

— Удобная отговорка, — сказала Гэмей.

— Очень удобная. Он поговорил с миссис Гриндер и слугами, а неделю спустя написал письмо Джефферсону, в котором утверждал, что Льюис покончил с собой из-за каких-то проблем с правительством.

— Если бы каждый кончал жизнь самоубийством из-за такой банальности, то мы быстро лишились бы половины населения, — недоверчиво хмыкнул Пол. — Звучит как-то странно.

— Вне всяких сомнений. Льюис всю свою сознательную жизнь имел дело с оружием и хорошо стрелял. Если бы он действительно хотел вышибить себе мозги, то вряд ли промахнулся бы, — резонно заметила Анджела. — Однако он зачем-то взял длинноствольное кремневое ружье и выстрелил себе в грудь.

— Да, похоже, кто-то застрелил его в темной хижине, — задумчиво произнес Пол. — А что нам известно об этом Нилли?

Анджела развела руками.

— Нилли был уволен с должности индейского агента после возникновения серьезных проблем с племенем чикасо. Начальник форта Пикеринг неоднократно говорил, что он вор и лжец.

Нилли утверждал, что давал Льюису деньги взаймы, хотя у того было сто двадцать долларов наличными, а после его смерти они таинственным образом исчезли. Кроме того, Нилли утверждал, что оружие Льюиса на самом деле принадлежит ему.

— А что насчет Перниа? — спросила Гэмей.

— Будучи то ли испанцем, то ли французом, Перниа появился неизвестно откуда перед самым походом Льюиса. Позже Нилли послал его к Джефферсону на лошади Льюиса. Он рассказывал, что все чемоданы и другие вещи Льюиса отправил его семье; судя по всему, так и было. Потом Перниа поехал к матери Льюиса, которая после разговора с ним сделала вывод, что он имеет какое-то отношение к смерти сына.

— А по поводу его смерти проводилось хоть какое-то расследование?

— Миссис Гриндер была единственным свидетелем, но почему-то сообщила три разные версии этого трагического случая. Их соседи подозревали, что к смерти Льюиса причастен ее муж, но когда Джефферсон официально заявил, что произошло самоубийство, дело быстро закрыли.

— Разве вы не говорили, что заявление Джефферсона полностью основывается на сообщениях Нилли? — спросил Пол.

— В этом-то все и дело, — оживилась Анджела. — Джефферсон объявил на весь мир, что Льюис в юности страдал ипохондрией, но он не мог знать Льюиса в те годы. Джефферсон часто повторял, что у Льюиса была склонность к депрессии, однако это не помешало ему отправить его в тихоокеанскую экспедицию. Он говорил, что депрессия вернулась к Льюису, когда тот стал губернатором, но никаких свидетельств на этот счет не сохранилось. Основываясь на непроверенных слухах, Джефферсон заявил, что во время пребывания на постоялом дворе Льюис сошел с ума. Короче говоря, все это никак не укладывается в наше представление о спокойном и уравновешенном характере Джефферсона.

— Могу еще больше запутать ситуацию своим неожиданным предположением, — сказал Пол. — На мой взгляд, Джефферсон использовал историю с самоубийством Льюиса исключительно для прикрытия. Он прекрасно знал, что произошло убийство, но понимал: ничего уже исправить нельзя. Его главной задачей было возвращение документов, которые Льюис приготовил для него.

— Вполне возможно. Много лет спустя Джефферсон неожиданно заявил, что Льюис стал жертвой убийцы. Есть еще одна легенда, касающаяся молодого раба. Он умер в возрасте девяноста пяти лет и уже на смертном одре признался, что это было убийство. Правда, так и не назвал никаких имен.

Пол подытожил сказанное:

— Итак, мы имеем троих возможных убийц — Нилли, Гриндер и Перниа. Или убийцами были все трое. Самые серьезные подозрения падают на Перниа, так как только у него есть наиболее понятный мотив: Льюис задолжал ему определенную сумму денег. У него к тому же была возможность совершить это убийство. Но есть еще одно предположение, заключающееся в том, что один из них или все трое работали на кого-то другого.

Гэмей посмотрела на мужа.

— Льюис вез в Монтичелло какие-то важные документы. Стало быть, его убили, дабы помешать выполнить эту миссию. Давайте сосредоточим наше внимание на том, что произошло дальше с документами, которые Льюис так старался доставить Джефферсону.

— Если Льюис знал, что находится в опасности, — продолжал размышлять Пол, — то он вряд ли стал бы держать эти документы при себе.

— Ты попал в самую точку! — обрадовалась Гэмей.

— Спасибо, но в какую именно?

— Льюис передал эти документы кому-то другому, чтобы тот держал их при себе. Кто в этой группе мог вызвать наименьшие подозрения в качестве хранителя столь ценных документов?

Анджела весело рассмеялась.

— Юный раб, кто же еще.

— Черт возьми, похоже, я действительно прав, — улыбнулся Пол. — Этот раб мог помочь Перниа отвезти чемоданы в Монтичелло и таким образом отплатить Джефферсону добром за добро.

— Что вы там говорите насчет рабов и Монтичелло? — послышался чей-то голос, и на пороге кабинета появилась начальница Анджелы Хелен Вулси. На ее добродушном лице застыла снисходительная ухмылка.

Анджела вскочила со стула.

— Ой, Хелен, привет. Мы обсуждали вопрос о том, что Джефферсон всегда отстаивал идею всеобщего равенства, а сам имел большое количество рабов.

— Очаровательно. Может быть, ты познакомишь меня со своими друзьями?

— Извини. Это Пол Траут и его жена Гэмей. А это мой босс Хелен Вулси.

Они пожали друг другу руки, и Вулси сразу же бросила взгляд на прозрачную папку с документами, которая все еще лежала на столе. В ней отчетливо виднелся титульный лист досье Джефферсона.

— Анджела, это тот самый материал, который ты показывала мне на днях?

Гэмей взяла со стола папку и положила на колени, прикрыв руками титульный лист.

— Это наши бумаги, — поспешила объяснить она. — Анджела великодушно согласилась помочь нам в вопросе, касающемся экспедиции Меривезера Льюиса.

— Мы с женой работаем в НАПИ, — сказал Пол, здраво рассудив, что полуправда все же лучше, чем откровенная ложь. — Сейчас мы проводим историческое исследование о роли и важности Тихого океана для Соединенных Штатов. Вот мы и подумали начать с Льюиса, который возглавил первую экспедицию к берегам океана.

— В таком случае вы пришли в нужное место, — улыбнулась Вулси.

— Анджела нам здорово помогла в этом деле, — поддержала мужа Гэмей.

Вулси поинтересовалась, не нужна ли ее помощь, и, получив отрицательный ответ, направилась в другой конец читального зала.

— Холодная рыба, — усмехнулась Гэмей, наблюдая за ее неторопливой походкой.

Анджеле понравилось такое сравнение.

— Я называю ее мисс Шустрые Штанишки, но ваше прозвище мне нравится больше. — Ее лицо вновь обрело серьезный вид. — Здесь недавно произошла странная вещь. Несколько дней назад я принесла Хелен копию рукописи Джефферсона, и она пообещала, что непременно поговорит об этом с членами совета директоров, однако, насколько мне известно, почему-то этого не сделала.

— Похоже, твоя начальница сама положила глаз на рукопись.

Анджела собрала со стола материалы, касавшиеся экспедиции Льюиса.

— Я покопаюсь в документах на предмет его отношения к рабству. Вы не могли бы прийти сюда через пару часов, когда мисс Шустрые Штанишки не будет шнырять вокруг нас?

— С радостью, — пообещал Пол.

Анджела долго смотрела им вслед, ощущая необыкновенный прилив энергии, потом положила папку с материалами Льюиса в ящик письменного стола, заперла на ключ и занялась своими рутинными делами. Через некоторое время Хелен Вулси снова вернулась в читальный зал и завертела головой, в надежде увидеть супругов Траут. А когда она наконец ушла, Анджела включила компьютер и уселась перед монитором.

Несколько щелчков по клавиатуре позволили ей быстро повернуть стрелку часов истории на 1809 год.

Глава 32

Завала закончил тщательный осмотр «Сабветты» и, широко улыбаясь, отошел от трейлера. Остин воспринял эту улыбку как добрый знак. На обратном пути к заброшенному причалу Завала пытался демонстрировать беззаботность, однако так и не смог полностью скрыть грусть в глазах по поводу серьезного ущерба, нанесенного его любимому детищу.

— Большая часть повреждений носит косметический характер, — сказал он. — Я сделал его наподобие танка, поэтому корпус аппарата практически невредим, силовая установка в хорошей форме. Самый серьезный урон был нанесен внешним фонарям и сенсорным датчикам. К сожалению, пока я не вернусь в Штаты, аппарат останется в нерабочем состоянии.

Остин положил руку на плечо друга.

— Он получил раны ради нашего общего блага. В противном случае мы бы сейчас были мертвы. Ты всегда сможешь сделать другой аппарат, а этот подарить Автомобильному музею Касслера. Похоже, твоя миссия на этом закончилась.

Тем временем грузовик свернул с проселочной дороги на заброшенный причал. Остин попросил Мустафу найти им более подходящий транспорт взамен того, на котором Ахмед перевозил кур, чтобы доставить подводный аппарат в аэропорт. Тот сделал несколько телефонных звонков и наконец нашел водителя, выразившего желание хорошо заработать. Пока трейлер с подводным аппаратом прикрепляли к грузовику, Остин еще раз поблагодарил капитана за оказанную помощь. Завала забрался в кабину грузовика, а Остин и Карина сели в арендованный автомобиль и поехали вслед за ним до аэропорта города Даламана.

Оттуда они улетели в Стамбул на транспортном самолете. С Завалой распрощались прямо в аэропорту. Завале предстояло немало потрудиться, чтобы подготовить аппарат для отправки домой, поэтому он должен был остаться в районе аэропорта. А Остин и Карина вернулись в ту же гостиницу и в тот же номер, где провели свою первую ночь в Стамбуле.

На следующее утро Остин вызвал такси и отправился на археологические раскопки на Босфоре, где сразу же спустился по деревянному настилу в котлован. Вокруг него суетились сотни рабочих, которые вывозили на поверхность тонны слежавшегося морского ила.

Хэнли стоял на коленях на засохшем дне, тщательно исследуя осколки керамической посуды. Увидев Остина, археолог поднялся и протянул ему испачканную темным илом руку.

— Рад видеть вас, Курт. Вы готовы вернуться в старую добрую грязь Мраморного моря?

— Боюсь, что мне придется стать в очередь, — ответил тот и внимательно осмотрел людное место раскопок. — Похоже, ваш проект осуществляется полным ходом.

Лицо Хэнли покраснело от удовольствия.

— Это самые волнующие раскопки, в которых я когда-либо принимал участие.

— Надеюсь, вы не настолько заняты, чтобы отказать мне в небольшой любезности, — улыбнулся Курт.

— Я в долгу перед вами и вашей юной леди за добровольную помощь, которую вы мне оказали. Кстати, почему я не вижу Карину?

— Отдыхает и набирается сил. Я встречусь с ней во время обеда.

— Пожалуйста, передайте ей мои наилучшие пожелания. Ну а теперь говорите, чем я могу вам помочь.

Остин сунул руку в матерчатую сумку, которую одолжил у Мустафы, и вынул оттуда латексные слепки второго «Навигатора».

— Вы не могли бы сделать из этих слепков гипсовую копию?

Хэнли поднял один слепок, долго рассматривал его шероховатую поверхность, пытаясь определить рельеф, а потом кивнул.

— Нет проблем. Это займет пару часов, пока не застынет материал.

— Мы зайдем к вам послеобеда.

Хэнли взял у Остина сумку с кусками латекса.

— А где Джо?

— Присматривает за своим подводным аппаратом. Он немного пострадал во время нашего последнего погружения и, по всей вероятности, не сможет быть вам сколько-нибудь полезным.

— Очень жаль, — нахмурился Хэнли. — С его помощью мы надеялись исследовать весь периметр раскопок, но, как вы сами видите, большая часть нашей площадки пока еще сухая.

Остин еще раз напомнил, что зайдет после обеда, а потом поймал такси и сказал водителю, чтобы тот отвез его ко дворцу Топкапи. Огромный комплекс средневековых строений с внутренними дворами, павильонами и парками возвышался над бухтой Золотой Рог, Босфорским проливом и Мраморным морем. На самом верху находилось здание гарема. Во дворце Топкапи в течение многих столетий проживали султаны Османской империи и их придворные. Это было время расцвета огромной империи, распространившей свое влияние на все Средиземноморье.

Теперь часть помещений дворца выполняют функцию музея. Остин медленно прошел мимо двух орудийных башен и оказался в дворцовом парке, затененном густой листвой деревьев и истоптанном многочисленными туристами со всех концов света. Затем он обошел вокруг сокровищницы, хранящей изумительные произведения ювелирного искусства, и направился к зданию, где разместился ресторан «Кониали».

Карина сидела за столиком во дворе пол открытым небом, задумчиво уставившись на сверкавшую от солнечных лучей воду. Она сменила свой обычный наряд, в котором была с ним на Бирюзовом побережье, на длинное платье из красновато-коричневой ткани, которое прекрасно гармонировало с загорелым лицом цвета корицы. Что же до Остина, то он был одет в коричневые слаксы, вполне соответствовавшие по цвету консервативной темно-зеленой рубашке-поло, которую он предпочел своей традиционной цветастой гавайской безрукавке.

Он пододвинул стул и сел напротив Карины.

— Турецкие султаны хорошо знали, где строить дворцы. Место, место и еще раз место.

Она встретила его очаровательной улыбкой.

— Бесподобный вид!

— Цены заоблачные, а качество блюд значительно ниже заявленного пятизвездочного ресторана, зато здесь действительно самый лучший вид на Стамбул. Главное — не ошибиться с салатами и кебабами. Обслуживание здесь на уровне самого заурядного кафетерия.

Остин сам вызвался обслужить ее. Через некоторое время он принес две большие порции салата и пару бутылок лимонада.

Карина попробовала принесенные блюда.

— Прекрасная рекомендация. Интересно, есть такое место, где ты еще ни разу не бывал?

— Подолгу службы мне приходится много путешествовать.

— А в чем, собственно, заключается твоя работа?

— Я инженер.

Она удивленно вскинула бровь.

— НАПИ известно своей давней репутацией главного исследователя Мирового океана, однако вам с Джо приходится большую часть времени тратить на борьбу с бандитами и спасение попавших в беду девиц, за что вам отдельное спасибо.

— Не стоит благодарности, — улыбнулся Остин. — Помимо всего прочего, я являюсь руководителем отряда специального назначения НАПИ, куда входит Джо и другие специалисты, которые занимаются разгадкой всевозможных тайн над водой, на воде и под водой. Это настолько сложная работа, что ее практически невозможно описать с помощью обычных и общепринятых категорий.

— И как же эта таинственная работа согласуется с твоим прошлым опытом?

Остин задумчиво посмотрел на длинную вереницу торговых судов, которые выстроились в колонну для прохода через пролив.

— Если посмотреть на вещи объективно, — произнес он через некоторое время, — я бы сказал, что это задача одного человека, который хочет достичь какой-то цели и готов ради этого уничтожить что-то или кого-то, кто встает на его пути. Но если говорить субъективно, то я полагаю, что все гораздо сложнее, чем кажется на первый взгляд.

— Что ты имеешь в виду?

— Знаешь, когда большую часть времени находишься под водой, обостряются все органы чувств. Они подсказывают мне: есть нечто большее, чем то, что видят мои глаза. Иначе говоря, за любым проявлением насилия кроется ненасытное искушение зла.

— Все это достаточно странно, — сказала она с улыбкой. — Ну и чем мы займемся дальше?

— Насладимся обедом, прекрасным закатом, а потом проверим качество гипсовой копии, которую Хэнли должен для нас сделать.

— Ты считаешь, что эта копия может сообщить нам что-то новое?

— Я надеюсь на это. Кто-то очень не хотел, чтобы мы отыскали вторую статую «Навигатора». Полагаю, именно здесь, в Турции, мы получим ответы на все наши вопросы. Самолет НАПИ улетает в Штаты завтра утром. Там мы сможем провести перегруппировку сил, а я, помимо всего прочего, очень хочу поглубже вникнуть в дела этого пресловутого Балтазара.

— А я, Курт, должна во что бы то ни стало завершить подготовку к национальной выставке, — сказала она, многозначительно понизив голос. — Не поворачивай голову. Мне кажется, что один из тех, кто напал на нас на катере, сидит за соседним столиком.

— Может, у тебя просто нервное переутомление?

Остин поднялся и, обойдя столик, встал за спиной Карины, положив руки ей на плечи. Попутно он внимательно осмотрелся. Какой-то человек, в одиночестве сидевший за столиком, перехватив взгляд Остина, быстро прикрыл лицо газетой.

— Ты права. Сейчас узнаю, что он задумал.

Карина с ужасом наблюдала, как Курт, подойдя к столику, с наглым видом уставился на заголовок газеты, закрывавшей лицо человека.

— Ку-ку!

Мужчина опустил газету и скривил губы в ехидной ухмылке.

— Мы должны раз и навсегда прекратить подобные встречи, — подчеркнуто вежливо сказал Остин. — Я даже имени вашего не знаю.

— Меня зовут Бак, но тебе оно ни к чему. Ты уже труп, Остин.

— Интересно, как вы выбрались из лесной чащи?

— Вызвали по телефону вертолет, который нас подобрал.

Остин придирчиво осмотрел крепкую фигуру мужчины и явно военную выправку.

— Я слышу американский акцент. «Зеленые береты» или группа «Дельта»?

— Ни то ни другое, умник. «Морские котики», — сказал он с гордой улыбкой.

— Теперь понятно, почему вы так хорошо плаваете. «Львы» всегда отличались хорошей подготовкой. Почему они выбросили вас из своей команды?

Неожиданный вопрос Остина попал в самую точку и, видимо, задел чувствительные струны в душе бывшего моряка, так как его наглая ухмылка мгновенно исчезла.

— Необоснованная жестокость.

— А на кого ты работаешь сейчас? — как бы между прочим спросил Остин.

— На того, кто хочет покончить с тобой.

— Извини, друг, но я не могу доставить такое удовольствие твоему хозяину.

Мужчина противно захихикал.

— Они хотят, чтобы ты как следует помучился, но я сделаю все очень быстро, поскольку считаю себя твоим должником. Когда ты убил Ридли, я неожиданно стал командиром группы. Оглянись назад.

Остин окинул взглядом ресторан и увидел бандита, который совсем недавно улепетывал от него к острову. Прислонившись к стене, он пристально смотрел на Курта. Еще один сидел за дальним столиком и тоже пялился на Остина, словно хотел получить его в качестве отбивной на обед.

— Я вижу, ты привел сюда весь остаток турецкой сборной по плаванию.

— Пойдем с нами, а о своей даме можешь не беспокоиться.

— Ты хочешь убить ее так же быстро, как и меня?

Бак покачал головой.

— Мой босс имеет на нее другие виды.

— Приятно было поболтать с тобой, Бак. А сейчас я объясню мисс Микади всю трагическую безвыходность нашего положения.

Остин вернулся к столику, за которым сидела Карина с окаменевшим от страха лицом.

— Хорошая разведка, — улыбнулся он. — Их тут трое, но убить им приказано только меня. Тебя обещали оставить в живых.

— Господи Исусе! Что же нам теперь делать?

— Они ничего не сделают с нами здесь, где слишком много народу. Давай немножко прогуляемся.

Курт взял Карину под руку и медленно повел к воротам дворца. Их преследователи двинулись за ними, стараясь держаться на расстоянии. Остин напряженно вспоминал все комнаты, закоулки и лабиринты дворца Топкапи, чтобы хотя бы на какое-то время отыскать безопасное место. И вдруг его осенила интересная идея. Конечно, это не избавит их от преследователей, но позволит выиграть драгоценные минуты.

Карина увидела странную улыбку на лице Остина и подумала, не спятил ли он от напряжения.

— О чем ты думаешь? — спросила она дрожащим от волнения голосом.

— Сейчас не время для расспросов. Просто делай то, что я тебе скажу.

Карина, будучи женщиной вполне самостоятельной, которая не привыкла безропотно подчиняться приказам посторонних, но, во-первых, Остин таковым не был, а во-вторых, только он мог вывести их из этого опасного места. Она почувствовала, как он сильно сжал ее руку, и поспешила прибавить шагу, чтобы не отстать.

Остин провел ее мимо большой толпы туристов, щелкавших фотоаппаратами перед входом в сокровищницу султана, затем они быстро свернули за угол отдельно стоявшего мраморного здания, которое когда-то служило библиотекой, и бросились бежать. Они выскочили на обширный двор и сразу же свернули направо, оказавшись в большом зале для торжественных приемов, где турецкий султан когда-то принимал своих визирей и других высокопоставленных посетителей. Перед ними раскинулся длинный ряд высоких мраморных колонн, за которыми виднелся киоск, где продавались билеты в гарем Топкапи.

И в этот момент им улыбнулась удача! Продавец билетов, который обычно сам открывал ворота, вышел из будки, чтобы немного размяться и покурить.

Не переводя дыхания, Остин втолкнул Карину в узкие ворота, и они побежали к большой двери, которая, к счастью, оказалась незапертой. Остин открыл дверь, втолкнул Карину внутрь бывшего гарема, а потом вошел сам, плотно прикрыв за собой резные створки.

— Что будем делать? — шепотом спросила Карина, еще не отдышавшись от быстрого бега. Только сейчас она заметила, что Остин потирает рукой рану на груди, которую получил во время стычки на контейнеровозе.

— Я сообщу тебе об этом сразу же, как только сам пойму, что же нам делать, — успокоил ее Курт.

Глава 33

Во времена Османской империи, когда в гареме Топкапи обитали сотни красавиц с закрытыми чадрой лицами, любое несанкционированное вторжение в запрещенную для посторонних обитель закончилось бы столкновением с ятаганами чернокожих евнухов, надежно охранявших дворец.

Когда Остин и Карина ступили в продолговатый внутренний дворик, молодой красивый гид прервал рассказ и гневно уставился на них испепеляющим взглядом.

— Да? — строго спросил он.

Остин изобразил на лице невинную улыбку.

— Простите, мы немного опоздали.

Гид нахмурился еще сильнее. Экскурсии по гарему проводились строго по расписанию, и ему никто не звонил из билетной кассы насчет этих двух странных опоздавших.

Он снял с ремня рацию и включил ее, чтобы вызвать охранника.

Карина сделала шаг вперед и по примеру Остина расплылась в такой соблазнительной улыбке, на какую только была способна. Одновременно она пошарила в кармане и вынула оттуда турецкую банкноту достоинством сто лир.

— Когда мы можем дать вам на чай, сейчас или потом? — спросила она у гида невинным голосом.

Тот не выдержал такого натиска, широко улыбнулся и повесил рацию на ремень.

— Обычно чаевые дают в конце экскурсии, но только в том случае, если посетитель остался доволен.

— Я абсолютно уверена, что останусь довольна, — пролепетала Карина, кокетливо захлопав длинными ресницами.

Гид недовольно покашлял и повернулся к сгрудившейся вокруг него разношерстной группе туристов, состоявшей как из местных жителей, так и из иностранных гостей.

— В лучшие времена этот гарем населяли не меньше тысячи наложниц, рабынь и многочисленных жен, а также мать султана. Гарем, насчитывавший не менее четырехсот комнат, напоминал небольшой город. Слева вы можете увидеть жилые помещения черных евнухов, а также главного евнуха, которые охраняли гарем. Другие двери ведут в сокровищницу империи и личные покои управляющего двором султана. Сейчас вы можете пройти в эти двери и посмотреть жилище евнухов.

После этого гид рассказал то же самое по-турецки и грациозно повел туристов в жилище охраны.

Остин придержал рукой Карину, и через минуту они остались в небольшом дворике одни. Он пристально осмотрел все двери, пытаясь определить самый надежный путь к бегству. Одна дверь оказалась незапертой. Он очень надеялся, что они смогут скрыться от преследователей в нескончаемом лабиринте комнат и залов дворца.

— Курт, — вдруг прошептала Карина.

Дверь каретных ворот быстро распахнулась, и на пороге появилась крупная фигура Бака. Он дал сигнал своим угрюмым людям, чтобы они обошли двор с обеих сторон и окружили Остина.

В этот момент из жилых комнат евнухов во двор с приглушенным шумом вывалилась группа туристов во главе с гидом, создав, таким образом, живой барьер между преследователями и их жертвой. Остин и Карина быстро смешались с туристами и направились в большой вестибюль, находившийся в дальнем конце двора.

Остин обернулся через плечо и увидел, что Бак со своими людьми быстро пробирается к ним, бесцеремонно расталкивая туристов.

— Что нам теперь делать? — испуганно прошептала Карина.

— Наслаждаться экскурсией, а когда я скажу — бежать.

— Бежать? Куда?

— Пока не знаю, — откровенно признался Остин.

Карина что-то проворчала по-итальянски, и Остину не нужен был переводчик, чтобы понять — она выругалась. Ее злость он воспринял как верный признак того, что она еще не утратила присутствие духа.

А гид тем временем вел туристов через большой квадратный зал, поминутно останавливаясь, чтобы произнести напыщенную речь по-турецки, продублировав ее на английском. Он рассказал о том, где жили наложницы, где учились дети гарема и где готовили пищу для всей этой массы людей.

Остин с надеждой посматривал на двери и коридоры, которые могли стать для них надежным путем к отступлению. Однако сейчас у них не было никакой возможности оторваться от толпы туристов. Бак и его люди становились все ближе и ближе.

Он попытался поставить себя на место преследователей. Три человека быстро продвигаются вперед и через некоторое время оттеснят их от остальной толпы туристов. При этом двое смогут без особого труда пырнуть его ножом, а третий тем временем схватит Карину.

Бак и двое его бандитов в прошлом были спецназовцами и поэтому прекрасно владеют ножом и обучены убивать. Один схватит его сзади за шею, закроет рукой рот, чтобы он не позвал на помощь, а второй быстро сделает свое дело, ударив ножом между ребер. Пока окружающие поймут, что на их глазах совершилось убийство, Остин уже и дух испустит. А Бак со своими друзьями незаметно ускользнет, воспользовавшись вполне естественной в таких случаях суматохой.

Значит, если он намерен что-то предпринять, то делать это нужно как можно быстрее.

Тем временем группа туристов вошла в большой зал, пол которого был устлан яркими коврами, а стены украшены не менее живописными изразцами восемнадцатого века. В дальнем конце зала на высоком постаменте стоял роскошный диван с расшитым золотом покрывалом, а над ним нависал позолоченный балдахин, поддерживаемый четырьмя изящными колоннами. Стена позади дивана была расписана в стиле барокко. Высоко под потолком находилось большое окно, пропускавшее слабый свет сквозь толстое стекло витражей.

Гид с восторгом сообщил, что они находятся в тронном зале султана, или царском салоне. Рядом с диваном султана находилось еще одно возвышение, где обычно во время торжественных приемов или государственных праздников сидели мать, жены, наложницы и рабыни, наслаждаясь музыкой и танцами.

Толпа туристов стала разделяться на небольшие группки, разрушая тем самым стену, отделявшую Остина и Карину от преследовавших их бандитов. Когда все разошлись, Остин оказался один на один с убийцами, если не считать нескольких зазевавшихся туристов.

Сейчас или никогда.

Остин прошептал Карине на ухо, чтобы она подыграла ему, а сам взял ее под руку и стал пробираться к гиду.

— Скажите, мы не могли бы покинуть вашу экскурсию? — спросил он гида с озабоченным выражением лица. — Дело в том, что моя жена не очень хорошо себя чувствует. Она беременна.

Гид удивленно взглянул на изящную фигуру Карины.

— Беременна?

— Да, — поспешила подтвердить Карина, смущенно улыбаясь. — Несколько недель, — добавила она, погладив ладонью совершенно плоский живот.

Гид густо покраснел и показал рукой на выход.

— Можете пройти вон к той двери.

Курт и Карина поблагодарили и поспешили к выходу.

— Постойте! — крикнул он им вслед и поднес к губам рацию. — Сейчас я позову охранника, и он выведет вас из дворца.

Гид сказал по рации несколько слов, а потом сообщил, что охранник придет через пару минут. А пока он предложил им подождать с группой.

Бак видел, как Остин говорил с гидом, а когда тот стал что-то передавать по рации, решил, что тот вызвал подмогу.

— Пора кончать с ним, — тихо приказал он своим людям.

Остин тем временем водил Карину из одного конца зала в другой, стараясь всеми силами соблюдать безопасную дистанцию между ними и бандитами. Только сейчас он понял, что игра в кошки-мышки совершенно не приспособлена для такого ограниченного пространства.

Бандиты были уже совсем близко, и Остин видел зловещий блеск в глазах Бака. Особенно в тот момент, когда он сунул руку под пиджак.

В это время в тронный зал важной походкой вошел грузный охранник, и гид показал рукой на Остина и Карину. Остин решился на последний шаг, как игрок, выбрасывающий главную козырную карту. Ткнув указательным пальцем в сторону Бака и двух его сообщников, он закричал во весь голос:

— РПК! РПК!

Это было сокращенное название Рабочей партии Курдистана — марксистско-ленинской организации, которая с давних пор вела партизанскую борьбу за отделение Курдистана и образование независимого государства в юго-восточной части Турции. РПК с 1978 года вела беспощадную вооруженную борьбу с турецким правительством, совершая нападения на государственные учреждения и туристические объекты и убивая тысячи ни в чем не повинных людей.

Добродушная улыбка на лице толстого охранника мгновенно сменилась гримасой ненависти, и он стал лихорадочно доставать из кобуры револьвер. В Турции выкрикнуть публично «РПК» было практически то же самое, что плеснуть ведро бензина в открытый огонь.

Справившись наконец с кобурой и вытащив револьвер, охранник заметил нож в руке Бака. Крикнув что-то по-турецки, он направил на бандита оружие, обхватив рукоятку обеими руками. Бак обернулся и, увидев направленный на него ствол револьвера, бросил нож на пол и поднял вверх руки.

Один из людей Бака успел выхватить пистолет и целился в охранника, но Остин мощным ударом выбил у него оружие. Оба упали на пол, но Курт успел перехватить руку противника, заломить за спину, а потом сильным ударом в челюсть на какое-то время успокоить бандита.

Между тем тронный зал мгновенно опустел. Гид исчез за входной дверью и лихорадочно вызывал по рации дополнительные силы охраны.

Борьба Остина со вторым бандитом на мгновение отвлекла внимание охранника, и Бак решил воспользоваться этой заминкой. Он вынул пистолет, совершив тем самым фатальную ошибку. Толстый и на первый взгляд неповоротливый охранник был ветераном армейской службы и еще не забыл полученные навыки. Все его действия так или иначе определялись строгой армейской дисциплиной, тем более что Остин снова крикнул «РПК» и показал рукой на Бака.

Охранник спокойно повернул голову в сторону Бака, хладнокровно навел револьвер и без колебаний нажал на спусковой крючок. Пуля попала Баку прямо в грудь и отбросила его на роскошный диван султана.

Остин с трудом поднялся на ноги, схватил за руку оцепеневшую от страха Карину и потащил к выходу. Они побежали по длинному коридору, свернули за угол и оказались в темной комнате, в дальнем углу которой виднелась небольшая дверь. Из этой двери они выскочили на залитую солнцем террасу и сразу увидели двух молодых людей в черных костюмах, которые преследовали их недавно в заброшенной деревне. Остин машинально загородил собой Карину на тот случай, если они начнут стрелять. Когда незнакомцы сделали несколько шагов по направлению к ним, дверь гарема внезапно распахнулась и на террасу буквально ввалились два бандита из команды Бака. Они прищурились от яркого солнца и не заметили, как турки достали пистолеты с глушителями и почти одновременно выстрелили в нападавших. Бандиты медленно сползли на пол, оставляя на стене кровавые следы.

Затем один из новоприбывших направил пистолет на дверь, а второй взял Остина за руку.

— Пошли, — тихо сказал он. — Все в порядке, мы ваши друзья. — При этом он по-дружески похлопал Остина по плечу и подмигнул испуганной до смерти Карине.

Второй парень прикрывал их сзади и попутно объяснял что-то по телефону, постоянно озираясь по сторонам.

Выйдя на открытое пространство, где было много туристов, турки спрятали оружие и повели их по извилистым лабиринтам дворца к главным воротам. Напротив выхода на обочине их ждал серебристый «мерседес» с работавшим двигателем. Первый турок услужливо открыл перед ними заднюю дверцу.

Остин и Карина сели в автомобиль и с удивлением обнаружили там других пассажиров.

Первым к ним повернулся их старый друг Кемил, поприветствовав добродушной улыбкой. По его знаку водитель выехал из туристического комплекса и влился в шумный поток машин.

— Значит, это были ваши люди? — удивилась Карина.

— Не волнуйтесь, они не обиделись, что вы прокололи им шины. Они сами в этом виноваты. Я приказал им присматривать за вами, а они подошли слишком близко.

— Я заплачу за новые шины, — улыбнулся Остин.

Кемил засмеялся и, как истинный турок, сказал, что не откажется от такого предложения.

— Прошу извинить, если мои люди напугали вас, — добавил он потом.

Потом он рассказал, что после их встречи до него дошли тревожные слухи, что в город приехали какие-то странные люди, повадками напоминающие наемных убийц. Разумеется, они приехали без оружия, чтобы не привлекать к себе внимания, и поэтому были вынуждены обратиться к подпольному торговцу оружием, который совершенно случайно оказался хорошим другом Кемила. Более того, он сообщил, что они прибыли в тот же день, что и Остин с Кариной, и даже остановились в той же самой гостинице.

Кемил послал своих людей, чтобы те присмотрели за его друзьями, но после неудачной поездки в заброшенную деревню они вернулись в Стамбул и установили наблюдение за гостиницей, здраво рассудив, что Остин и Карина непременно вернутся за вещами. Потом люди Кемила проследовали за Остином от места археологических раскопок до дворца Топкапи и потеряли его в тот момент, когда они с Кариной укрылись в гареме. Но они успели заметить людей Бака, которые вошли во дворец, и поспешили к выходу.

Выслушав этот рассказ, Карина наградила верного друга поцелуем в щеку.

— Не знаю, как вас за это отблагодарить.

— Такая возможность может скоро представиться, — грустно улыбнулся тот. — Не так давно я совершил большую ошибку в своем деле, которая привлекла внимание соответствующих международных организаций. Было бы неплохо, если бы вы вступились за меня, если ситуация станет совсем неблагоприятной.

— Ладно, договорились, — пообещала Карина.

Бодрое настроение Кемила быстро изменилось.

— В гостиницу вам возвращаться не стоит. Мои люди заберут ваши вещи и отвезут вас в безопасное место, где вы сможете спокойно провести ночь. У меня в Турции много друзей, но вы же знаете, как легко можно купить и продать наших людей, поэтому даже я не могу гарантировать вам полной безопасности.

— Мне кажется, Кемил хочет предупредить, что здешний климат стал для нас не совсем здоровым, — пошутил Остин.

— Да, ваш друг очень удачно обрисовал обстановку, — сказал Кемил. — Именно поэтому я советую вам как можно скорее покинуть Стамбул.

Остин был не из тех, кто пренебрегает добрыми советами, но у него остались в Стамбуле важные дела, которыми нужно было срочно заняться. «Мерседес» высадил их у раскопок в районе Босфора. Они договорились, что он заберет их через пару часов.

Хэнли сидел в палатке, оборудованной под лабораторию для консервации ценных находок. На его столе были разложены большие темно-серые куски гипсовых слепков.

— Я закрасил края и пометил стрелками места соединений, — пояснил он Остину. — Замечательная вещь. Напомните-ка, где вы ее нашли?

— Эти слепки финикийской статуи, — сказал Остин. — Когда вернемся домой, покажем их экспертам.

Хэнли склонился над гипсовым слепком кота, прижавшегося к ногам «Навигатора».

— У меня дома три кота, поэтому эта часть заинтриговала меня больше всего, — признался он.

Остин долго смотрел на извилистые полоски на кошачьей шерсти и вдруг разглядел нечто такое, чего не замечал ранее. Он взял большое увеличительное стекло и нагнулся над внешней стороной изображения. В извилистых полосках он вдруг заметил какой-то странный символ в форме перевернутой буквы Z.

Он передал лупу Карине, и та тоже долго изучала размытый рисунок, а потом подняла голову.

— Что это означает?

— Если принять данный рисунок за символ судна, то он может означать, что оно тонет или уже затонуло. — Остин еще раз внимательно посмотрел на странное переплетение линий. — Мне кажется, это нечто большее, чем просто причуды скульптора. Полагаю, это своеобразная карта, извилистые линии которой указывают нам на изрезанное побережье, а зубцы могут обозначать заливы и бухты.

Остин позаимствовал у археологов цифровой фотоаппарат, установил его на треногу и, попросив Карину держать слепки вертикально, сделал несколько десятков снимков. Затем он загрузил их в портативный компьютер и отослал по электронной почте в НАПИ.

Пока Карина и Хэнли заворачивали гипсовые слепки в пластиковые пакеты, Остин позвонил Завале в аэропорт и обрадовал того своим решением немедленно вылететь в США. Завала сказал, что подводный аппарат уже погружен на борт грузового самолета, и пообещал встретить их завтра утром в помещении терминала.

Вскоре за ними заехал «мерседес» и отвез их в небольшой уютный отель на берегу Босфора. Остин и Карина были слишком измотаны, чтобы любоваться красотами пролива, и мгновенно уснули, как только положили головы на подушки. Проснувшись рано утром, они увидели, что «мерседес» уже ждет их во дворе, чтобы доставить в аэропорт.

Завала радостно встретил их на борту самолета свежесваренным черным кофе. Примерно через час они взлетели и направились на запад со скоростью пятьсот миль в час.

— Ну и как вам Стамбул? — спросил Завала, когда самолет был уже над Эгейским морем.

Остин коротко рассказал о стычке с Баком и его подручными во дворце Топкапи, о стрельбе в гареме и о счастливом спасении с помощью Кемила и его людей.

— Ты был в гареме? — мечтательно воскликнул Завала. — Как бы мне хотелось там оказаться.

— Особенно когда там началась стрельба, — улыбнулся Остин.

— Нет, черт возьми, я не это имел в виду. Я хотел бы там оказаться в те времена, когда гарем был заполнен прекрасными женщинами.

Остин знал, что от друга-ловеласа не стоит ожидать какого бы то ни было сочувствия, когда речь заходит о представительницах слабого пола.

— Насколько я знаю, там все еще есть вакантное место евнуха, — пошутил он.

Завала инстинктивно сжал колени.

— Нет-нет, благодарю покорно. Думаю, мне пора поболтать с пилотом.

Остина немало позабавил дискомфорт, который неожиданно испытал его друг, однако хорошее настроение продержалось всего лишь несколько минут. Бак и Ридли были мертвы, их банда нейтрализована, но если подозрения Остина насчет Виктора Балтазара верны, то в будущем их ожидает еще немало приключений.

И самое опасное из них — встреча со все еще наслаждающимся свободой наемным убийцей с детским лицом.

Глава 34

У Анджелы было такое чувство, будто кто-то за ней наблюдает. На первый взгляд не было никаких видимых причин для обжигающего спину ледяного холода. Она часто оставалась в библиотеке после окончания работы и никогда не нервничала из-за того, что сидела в одиночестве в этом огромном здании. Более того, окружавшая ее вековая мудрость великих предшественников внушала ей удивительное спокойствие.

В какой-то момент ей показалось, что из дальнего конца читального зала донесся чей-то приглушенный голос. Правда, она не была уверена в этом, поскольку полностью сосредоточилась на изучении материалов Меривезера Льюиса.

В этот поздний час в библиотеке, кроме нее, оставалась только Хелен Вулси. Возможно, это она подала голос, пожелав ей спокойной ночи.

Анджела откинулась на спинку стула и облегченно вздохнула. Она специально осталась в читальном зале, делая вид, что напряженно работает, чтобы дождаться ухода начальницы, прежде чем сюда вернутся супруги Траут. Анджела с трудом сдерживала волнение от предвкушения этой встречи, так как должна была о многом им сказать.

Она снова подняла голову и прислушалась. Тишина. Но все же что-то показалось ей подозрительным.

Анджела встала из-за стола, прошла через темный читальный зал, свернула в коридор и щелкнула выключателем, но свет так и не зажегся. Что ж, придется завтра утром вызывать коменданта. Она пошла по темному коридору, ориентируясь на узкую полоску света, пробивавшуюся из-под двери кабинета Хелен Вулси. Остановившись на секунду перед дверью начальницы, Анджела робко постучала, но ответа не последовало. Должно быть, Хелен ушла домой, забыв выключить свет.

Анджела осторожно открыла дверь, вошла в кабинет и оцепенела от ужаса.

Вулси сидела за своим рабочим столом, аккуратно сложив руки на колени и откинув голову назад в неестественной позе, как сломанная кукла. Рот был широко открыт, а остекленевшие мертвые глаза уставились в потолок. На мертвенно-бледной шее отчетливо виднелась пурпурная полоска.

Тихий крик ужаса зародился где-то глубоко в душе Анджелы, но так и не вырвался наружу. Она прикрыла ладонью рот и с трудом сдержала неприятные позывы, грозившие закончиться приступом тошноты.

Преодолев оцепенение, она медленно попятилась из кабинета. Первым желанием было броситься к выходу, но потом чувство самосохранения заставило ее остаться на месте. Коридор был объят Мраком, а в конце его она нутром чувствовала подстерегавшую ее смертельную опасность. Инстинктивно подчиняясь порыву, она бросилась не к выходу, а в дальний конец здания.

В этот момент из темноты вынырнула крупная фигура Адриано. Незадолго до этого он повредил ножом выключатель, надеясь, что испуганная до смерти молодая женщина бросится к выходу и попадет в его руки, но она почему-то повернула назад и побежала в противоположную сторону, как обезумевший от страха кролик, тщетно пытающийся укрыться в своей норе.

Убив Смотрителя, Адриано ощущал в себе прилив сил. Это убийство показалось ему слишком легким, а вот преследование хитрой женщины будоражило воображение и сулило немало приятных минут. Убийство всегда было более захватывающим, когда совершалось в конце увлекательной охоты.

Он прошел мимо кабинета Хелен и еще раз взглянул на дело рук своих. Вулси оказалась последней в длинной цепочке Смотрителей, внедренных много лет назад в философское общество. Система Смотрителей зародилась много веков назад и была изначально нацелена на внедрение нужных людей в образовательные центры по всему миру. Их единственная обязанность заключалась в том, чтобы поднимать тревогу при первом же признаке возможного раскрытия главного секрета.

Именно так все произошло два столетия назад, когда Смотритель Американского философского общества своевременно предупредил о научных открытиях Томаса Джефферсона. А Смотрителем тогда был тот самый академик, которого Джефферсон попросил перевести начертанные на пергаменте незнакомые слова. Уничтожение бумаг Джефферсона должно было положить конец научным изысканиям президента, но неожиданно обнаружилась его связь с Меривезером Льюисом и с тем пришлось покончить самым безжалостным образом.

Что же касается Вулси, то ее главная задача заключалась в том, чтобы своевременно предупредить о возможной расшифровке документов Томаса Джефферсона. Надзиратель, основная обязанность которого состояла в поддержании надежной связи со Смотрителем, понятия не имел об истинном значении документов, формально посвященных культивированию артишоков. Однако к тому времени, когда эти сведения достигли Виктора Балтазара, американское правительство уже послало своих людей для изъятия рукописи. Вулси должна была уволить молодую сотрудницу за то, что та осмелилась действовать поверх ее головы, но телефонный связной посоветовал ей ничего не говорить Анджеле и установить в ее офисе подслушивающее устройство.

Потом Вулси позвонила еще раз и сообщила о визите супругов Траут. Этим звонком она фактически подписала себе смертный приговор. Адриано слышал каждое слово из разговора Анджелы с супругами Траут и тут же передал все Балтазару, а тот приказал ему покончить с Анджелой и Хелен и тем самым вовсе ликвидировать давнюю службу Смотрителей в этом заведении.

Вулси получила строгий приказ обеспечить Анджеле сверхурочную работу, поэтому Адриано пришел в музей после закрытия, задушил заведующую библиотекой, а потом пытался покончить с ее помощницей, но неожиданно удача изменила ему.

Он медленно шел по темному коридору, методично дергая каждую дверь, но все кабинеты были заперты на замок. Подойдя к перекрестку двух коридоров, он поднял голову и с шумом втянул воздух, как опытная охотничья собака, вынюхивающая добычу.

Клац.

Звук захлопнувшейся двери стал для него ориентиром. Во время охоты все чувства Адриано были напряжены до предела.

Он повернул направо, миновал небольшой коридор, открыл дверь и вошел в темную комнату.

Он никогда не был в этой библиотеке, но прекрасно знал расположение всех комнат и кабинетов. После того как Анджела неожиданно для себя обнаружила документы Джефферсона, он послал сюда преданных людей, которые досконально изучили внутреннее пространство библиотеки. Он считал себя настоящим профессионалом и хотел детально ознакомиться с местом предстоящей охоты. Именно поэтому он знал, что в данной комнате на многочисленных стеллажах расположены тысячи книг, а сами стеллажи растянулись параллельными рядами вдоль всего библиотечного зала.

Услышав звук открывающейся и закрывающейся двери, Анджела забилась между стеллажами и стала медленно пробираться в дальний конец зала, где была спасительная дверь в следующий коридор. В этот момент ей казалось, что гулкое биение сердца грохотом разносится по всему залу и непременно выдаст ее с головой.

Адриано нащупал выключатель и включил свет. Когда комнату залил яркий свет, Анджела упала на колени и медленно поползла к дальнему концу стеллажа, а потом свернула в узкий проход вдоль стены.

Чутье опытного охотника подсказало ему именно то направление, где слышались приглушенные шуршащие звуки. Он медленно пошел вдоль стеллажей, стараясь не спешить и прислушиваясь к каждому шороху жертвы, которая скрывалась за деревянными полками. Он мог наброситься на нее в любую минуту, но это было бы слишком просто для опытного охотника, который долго выслеживает свою жертву. Охота должна породить у жертвы чувство безнадежности и продлить ощущение агонии.

Проверив несколько рядов, Адриано увидел на полу какой-то темный предмет и направился к нему, дабы убедиться, что именно это ему нужно. Это была женская туфля, еще одна лежала на полу в нескольких ярдах от первой. Ему стало ясно: Анджела сняла туфли, чтобы двигаться бесшумно.

Адриано ехидно захихикал и поманил ее пальцем.

— Иди ко мне, Анджела, — сказал он тоном заботливой матери, подзывающей непослушного ребенка.

Анджела вскочила на ноги и стремглав помчалась к выходу, оглашая пустое здание гулким топотом ног. Адриано схватил ее за блузку, но ей удалось вырваться. Точнее сказать, он сам отпустил ее, стремясь как можно больше насладиться игрой с обреченной жертвой.

Анджела прижалась спиной к книжным полкам, а Адриано обошел их с другой стороны и просунул между книгами свое лицо.

— Привет, — игриво произнес он.

Анджела быстро повернула голову и встретилась взглядом с его большими голубыми глазами. В этот момент она хотела закричать от ужаса, но звук застрял в горле.

— Анджела! — неожиданно послышался чей-то громкий голос.

Адриано повернулся и, подчиняясь давно выработанному инстинкту, направился на голос, чтобы избавиться от неожиданного гостя, а потом вновь вернуться к своей жертве.

Обойдя книжный стеллаж, он увидел на пороге рыжеволосую женщину и высокого мужчину спортивного телосложения, который был даже выше Адриано. Они вздрогнули, увидев его, но быстро взяли себя в руки.

— Где Анджела? — строго спросила женщина.

Он напряженно молчал, однако позади него послышался отчетливый плач Анджелы. Неожиданные посетители всем своим видом демонстрировали готовность встать на ее защиту. Мужчина осторожно направился к Адриано, а женщина последовала за ним, выглядывая из-за плеча.

Адриано лихорадочно обдумывал сложившуюся ситуацию, которая становилась сложнее с каждой минутой. Он всегда нападал первым и не привык защищаться. Сделав шаг навстречу мужчине, он неожиданно щелкнул выключателем и, воспользовавшись непроглядной темнотой, рванулся к выходу.

— Анджела, ты в порядке? — громко спросила Гэмей. — Это мы, я и Пол Траут.

— Будьте осторожны, — предупредила их Анджела. — Он преследует меня.

Тем временем Пол включил свет.

Анджела выскочила из своего убежища, подбежала к ним и радостно обняла Гэмей. Ее трясло от страха, по щекам текли слезы.

Пол быстро осмотрел зал, а затем открыл дверь и вышел в коридор. Поблизости никого не было. Тогда Траут вернулся в хранилище.

— Он убежал. Кто этот тип?

— Понятия не имею, — ответила Анджела, вытирая слезы. — Он убил Хелен, а потом стал гоняться за мной. Он даже знает, как меня зовут.

— Парадная дверь была не заперта, — объяснил Пол. — Мы заблудились в этих лабиринтах, а потом вдруг услышали твой крик. Ты говоришь, он убил Хелен?

Она повела их по длинному коридору к кабинету Вулси, хотя на самом деле ей очень не хотелось туда возвращаться. Траут толкнул дверь ногой и вошел в кабинет. Затем он осторожно приблизился к бездыханному телу и приложил ухо к открытому рту. Убедившись, что Хелен не подает признаков жизни, он осмотрел темно-красную полосу на ее шее. Конечно, человек не может оставаться живым с таким неестественным наклоном головы и такой отметиной на шее.

Он снова вышел в коридор, а Гэмей сочувственно обняла Анджелу за плечи. Увидев угрюмую озабоченность на лице супруга, Гэмей достала мобильный телефон и набрала 911. После этого они спустились вниз, вышли на ступеньки перед парадным входом и стали ждать приезда полиции.

Патрульная машина полицейского управления Филадельфии подрулила к ним через пять минут. Вышли два офицера, поговорили с супругами Траут и решили вызвать подмогу. Через минуту один из них вошел внутрь с оружием наготове, а второй медленно направился вокруг здания.

Адриано вышел из-за дерева в небольшом парке, за которым скрывался. На его ровном, по-детски белом лице мелькали отблески красно-синих огней полицейской машины. Он с любопытством уставился на высокого мужчину и рыжеволосую женщину, которые так неожиданно прервали его охоту.

В этот момент, завывая сиреной и сверкая проблесковыми огнями, к зданию библиотеки подъехала вторая полицейская машина, из которой вышли еще два офицера.

Адриано снова спрятался за деревом, а потом осторожно покинул территорию парка. Он был терпеливым человеком и знал, где живет Анджела. Когда ночью она вернется домой, он будет ждать ее там.

Глава 35

Остин находился в промежуточном состоянии между сном и бодрствованием, когда вдруг почувствовал, что самолет начал резко менять скорость и высоту полета. Открыв глаза, он посмотрел в окно и сразу же узнал привычное расположение огней Вашингтона и густо населенных пригородов штата Виргиния.

Он похлопал по руке Карину, мирно дремавшую в кресле, положив голову ему на плечо.

— Мы уже дома.

Она мгновенно проснулась и широко зевнула.

— Я помню только то, что мы взлетали на аэродроме в Париже.

— Да, и ты рассказывала мне о своих планах устройства экспозиции.

— Извини. — Она потерла кулаками глаза, чтобы окончательно прогнать сон. — Я собираюсь сразу же отправиться в гостиницу и как следует отоспаться, — сообщила она Остину. — А завтра утром поеду на поезде в Нью-Йорк. Мне нужно договориться с руководством Метрополитен-музея о предстоящей выставке.

— То есть без «Навигатора»? — удивился Остин.

— У меня просто нет выбора. Но здесь есть и другая сторона дела, более приятная. Сообщения средств массовой информации о драматическом похищении статуи могут привлечь еще больше посетителей.

Остин задумался над словами, которые не показались бы ей слишком наставительными.

— В свете последних событий, — осторожно начал он, — не кажется ли тебе, что столь долгое путешествие без соответствующего сопровождения может оказаться весьма опасным?

Карина поцеловала его в щеку.

— Спасибо, Курт, но о моих планах знают лишь несколько человек. — Она снова зевнула, прикрывая рот рукой. — Неужели ты думаешь, что мне все еще угрожает опасность?

Остин сжал губы и снисходительно улыбнулся. Ему очень не хотелось пугать ее, но вместе с тем она должна понимать, что за ней постоянно будут следить чужие глаза.

— Наш друг Бак успел проболтаться, что тебя могут похитить. А у людей, на которых он работал, очень длинные руки. Мы могли убедиться в этом даже на территории Турции.

Карина гордо вскинула подбородок, показывая, что она не намерена поддаваться на какие бы то ни было провокации.

— Я никому не позволю заставить меня провести оставшуюся жизнь в шкафу под замком.

— Не могу упрекнуть тебя в этом, — улыбнулся Остин, — но хочу предложить один компромисс. Сегодня вечером ты останешься в моем плавучем домике, я приготовлю прекрасный ужин по тайскимрецептам, а потом ты как следует выспишься и утром отправишься в свою поездку.

— С удовольствием, — без колебаний согласилась Карина.

Тем временем пилот сообщил, что их самолет садится в аэропорту Даллеса и через пятнадцать минут будет на земле. Остин посмотрел на сонных пассажиров. Завала спал без задних ног, но Курт знал, что его друг мог дрыхнуть даже на гвоздях, но мгновенно вскакивал на ноги при первом же сигнале опасности.

Остин вытащил из кармана Завалы мобильный телефон и набрал номер Пола Траута. Тот ответил без промедления, и Курт сообщил ему, что они уже вернулись из Турции, спросил, получили ли они документы Джефферсона.

— Мы уже ознакомились с ними, — ответил Пол. — Более того, мы получили примерное изображение судна Таршиша, но для разработки маршрута нам нужна более подробная информация. Однако дело сейчас даже не в этом, Курт. Должен сообщить тебе, что мы вышли на сотрудницу Американского философского общества и совершенно неожиданно столкнулись с серьезной проблемой.

— Не могу представить себе, что в этом солидном и уважаемом научном учреждении могут быть какие-то проблемы, — прервал его Остин.

— Времена изменились, Курт, — грустно вздохнул Пол. — Вскоре после того, как мы посетили это учреждение, там была убита заведующая библиотекой. Ее ассистентку могла постичь такая же участь, если бы мы с Гэмей не подоспели вовремя. К счастью, убийца оставил ее в покое и удрал.

— Ты успел взглянуть на него?

— Да, это был крупный мужчина с детским лицом и огромными круглыми синими глазами.

— Значит, я уже встречался с этим джентльменом. А как чувствует себя помощница?

— Она потрясена случившимся, но в целом все нормально. Мы посоветовали ей немедленно уехать из Филадельфии, как только полиция закончит расследование. Она умоляла разрешить ей остаться в своей квартире, но мы заставили ее немедленно переселиться в Джорджтаун. Гэмей уже подобрала ей более-менее подходящую одежду.

— Я должен непременно поговорить с ней. Что, если я приеду к вам завтра утром, часов в семь?

— Будем ждать тебя с пончиками и горячим кофе. К тому же ты еще не рассказал мне о своей поездке в Стамбул.

— В Турции тоже было немало проблем, но об этом позже. Увидимся завтра утром.

Когда самолет коснулся посадочной полосы, его так сильно тряхнуло, что Завала мгновенно проснулся и удивленно посмотрел в иллюминатор.

— Мы так быстро прилетели?

Остин вернул ему мобильный телефон.

— Ты проспал весь полет над Атлантикой.

Завала недовольно надул щеки.

— Благодаря тебе мне все время снились кошмары про евнухов.

Между тем самолет развернулся, но не остановился на общей площадке, а медленно покатил в специальный ангар, предназначенный для воздушной и наземной техники НАПИ. Из салона вышли три пассажира и стали быстро загружать гипсовые копии статуи и другие вещи в большой джип «чероки» из гаража агентства. По пути домой Остин высадил Завалу, заехал в тайский магазин за продуктами, которые заказал по телефону, а потом без остановок направился к своему плавучему дому.

Вскоре ужин был уже на столе, а из колонок лилась одна из любимых джазовых мелодий Остина. Они с Кариной медленно потягивали бренди и наслаждались музыкой Джона Колтрейна и Оскара Питерсона, предварительно условившись не заводить речь о «Навигаторе». Разговор у них шел о работе. Остин рассказывал о своих приключениях в НАПИ, а Карина вспоминала интересные случаи из своей практики.

Наконец сочетание крепкого алкоголя, усталости от длительного перелета и смены часовых поясов сделало свое дело, и Карина начала клевать носом. Остин отвел ее в спальню, расположенную в викторианской башне, а сам направился в кабинет, чувствуя, что еще не скоро сможет уснуть. Там он уселся в уютное кожаное кресло, с удовольствием вытянул ноги и долго смотрел на янтарную жидкость в бокале, словно это был магический шар. В его сознании мелькали эпизоды этой странной истории, начиная с того момента, когда он получил сигнал «SOS» с буровой платформы.

Конечно, в душе он надеялся, что его усилия помогут собрать воедино мельчайшие детали, из которых в конце концов сложится ясная и четкая, как полотно Рембрандта, картина. Однако на самом деле получилась некая размытая абстракция в духе Джексона Поллока. Он встал с кресла, подошел к стеллажу и снял с него последнюю книгу Энтони Саксона. Вернувшись, он открыл ее и погрузился в чтение.

Энтони Саксон был настоящим искателем приключений, если не сказать авантюристом. Он проделал немыслимый путь сквозь непроходимые джунгли, чтобы открыть себе и миру руины давно погибшей цивилизации в Южной Америке. При этом чудом избежал смерти, оказавшись в руках кровожадного племени кочевников пустыни. Кроме того, он исследовал сотни занесенных песками гробниц и открыл миру бесчисленное количество мумий. Если хотя бы десятая часть того, что он описал в своих книгах, была правдой, то Саксона нужно поставить в один ряд с такими знаменитыми путешественниками и первооткрывателями, как Хайрем Бингхэм, Стэнли, Ливингстон и Индиана Джонс.

А несколько лет назад Саксон приступил к осуществлению самого грандиозного в своей жизни авантюрного проекта, смысл которого заключался в том, чтобы соорудить копию древнего финикийского судна и проплыть на нем от Красного моря до берегов Северной Америки. Плавание через Тихий океан должно было доказать всему миру, что сказочная страна Офир, где согласно легенде находились копи царя Соломона, располагалась в Америке. Но однажды ночью при весьма загадочных обстоятельствах почти готовое финикийское судно сгорело до самой ватерлинии.

Саксон был убежден, что страна Офир не какое-то единственное место, а кодовое название нескольких источников легендарных сокровищ царя Соломона. Согласно его теории царь Соломон снарядил две флотилии под командованием финикийского мореплавателя Хирама. Одна отправилась к Тихому океану с берегов Красного моря, а другая вышла за пределы Гибралтарского пролива и пересекла Атлантику.

На раскопках древних перуанских развалин Саксон совершенно случайно обнаружил странный символический знак, который в точности соответствовал аналогичным, начертанным на глиняных табличках, найденных при раскопках в Ливане и Сирии. Он назвал этот знак символом Таршиша и всячески доказывал, что он является сокращенным обозначением страны Офир. В его книге приводилось несколько снимков этого таинственного знака.

Остин пристально уставился на изображение.

Символ представлял собой горизонтальную линию с загнутыми в противоположные стороны краями, что отдаленно напоминало букву Z. Даже беглого взгляда было достаточно, чтобы сделать один-единственный вывод — этот символ идентичен тому, который он обнаружил на набедренной повязке «Навигатора» и на боку прильнувшего к его ногам бронзового кота.

Со временем Саксон досконально изучил все, что имело хоть какое-то отношение к царю Соломону и его сказочной стране Офир, а потом, в главе «Богоявление», подробнейшим образом описал, как у него зародилась идея поиска места захоронения легендарной царицы Савской. Никто не был ближе к царю Соломону, чем царица Савская. Вполне возможно, что они делили ложе и часто беседовали по ночам. Таким образом, его безуспешные поиски страны Офир неизбежно привели к поиску гробницы царицы Савской.

С этой целью Саксон исколесил множество стран, преодолел тысячи миль в знойных пустынях и потратил на это многие годы своей жизни. В конце концов он стал одержим легендарной царицей и свято верил, что она была реальной исторической личностью, с чем отчаянно спорили многие специалисты. Более того, он был убежден, что она была темнокожей и, по всей вероятности, происходила из района современного Йемена. Далее он подробно излагал сохранившиеся легенды о царе Соломоне и царице Савской. Преисполненная любопытства относительно широко известной мудрости царя Соломона, царица Савская решила навестить этого мудреца, и они настолько увлеклись друг другом, что через некоторое время она родила от него. Потом царица вернулась домой, чтобы навести порядок в собственном царстве, а их сын был воспитан в царской семье и впоследствии стал правителем Эфиопии.

Остина позабавила история о чернокожей красавице, которая оказалась связанной с Эфиопией. Он невольно повернул голову в сторону лестницы, которая вела в башню-спальню.

Через час он дочитал последнюю главу и отложил книгу в сторону. Проверив входную дверь, Остин выключил свет и осторожно поднялся по винтовой лестнице в спальню. Там он тихо разделся, проскользнул под простыню, стараясь не разбудить Карину, заботливо обнял ее рукой и быстро уснул.

На следующее утро его разбудил аромат кофе и бодрый голос Карины, говорившей по телефону насчет выставки с руководством Метрополитен-музея. Потом она заказала билет на поезд до Нью-Йорка. После освежающего душа они оделись, позавтракали, и Остин отвез Карину на Юнион-Стейшн. Она поцеловала его в губы и пообещала, что вернется в Вашингтон поздно вечером, позвонив ему из Нью-Йорке перед отходом поезда.

Проводив Карину, Остин поехал в штаб-квартиру НАПИ, поднялся на лифте из подземного гаража на пятнадцатый этаж и вошел в большую, слабо освещенную комнату, стены которой занимали многочисленные экраны телевизоров, на которые выводилась собранная спутником информация.

Всевидящая система сбора информации получила среди наиболее образованных и начитанных сотрудников НАПИ название «Око Саурона», хотя Джек Уилмут, главный создатель, не имел абсолютно никакого сходства с Черным Властелином из знаменитой трилогии Толкиена. Уилмут был тихим и кротким человеком лет сорока с небольшим, с добродушными манерами и покладистым характером. Он неустанно следил за нормальной работой спутниковой системы НАПИ и практически не отходил от навороченного пульта управления, расположенного в центре комнаты.

По обе стороны от пульта находились компьютерные станции поменьше, которые интерпретировали информацию, поступавшую не только со спутника, но и от многочисленных университетов, морских баз и организаций и даже отдельных ученых со всего мира.

Остин уже не в первый раз подумал о том, почему все гениальные люди отличаются эксцентричным поведением и пышной шевелюрой. Эйнштейн, Бетховен, Марк Твен и даже заклятый враг Супермена Леке Лутор. К их числу принадлежал и бородатый компьютерный гений НАПИ Хайрам Ягер. Вот и полноватый Уилмут старательно зачесывал редеющие волосы, стараясь скрыть образовавшуюся проплешину.

Остин подошел к нему сзади и похлопал по плечу.

— Приветствую тебя, о всевидящий Саурон, — пробасил он шутливым тоном.

— Привет, смертный. Я ждал тебя.

— Око Саурона все видит и все знает, — продолжал Остин тем же тоном.

— К сожалению, это не так, — ответил Уилмут, переходя на серьезный тон. — Я получил по электронной почте твое послание и фотографии из Турции. Бери стул, садись рядом и скажи, чем я могу тебе помочь.

Остин пододвинул стул и сел.

— На фотографиях изображены гипсовые слепки древней статуи, на которых сохранились какие-то странные пометки. Мне показалось, что эти кривые линии на самом деле являются контурами древней карты. Не исключено, что это наше Восточное побережье. Вот мне и захотелось узнать, можно ли сравнить эти контуры с фотоснимками, полученными с помощью спутника.

Вместо ответа Уилмут щелкнул мышью, и на экране появилось изображение присевшего у ног «Навигатора» кота. При этом изображение было гораздо четче, чем на фотографии.

— Я увеличил фотографию, — пояснил Уилмут, — очистил от шероховатостей, серых пятен и грязных наслоений. Теперь ее можно рассмотреть гораздо лучше.

Остин постучал пальцем по экрану монитора.

— Вот этот символ может означать затонувшее судно. Вся проблема в том, что я не могу определить истинный масштаб этого квадрата — одна, десять или даже сто миль.

— Это изображение напоминает мне отпечаток пальца, — заметил Уилмут. — Согласно принципам Галтона, отпечатки пальцев вполне соответствуют базовым характеристикам человека и указывают на его идентичность или отдельные черты характера. Ты пытаешься определить характер этих символов, основываясь на отдельных деталях, грубых очертаниях, пунктирных точках, отдельных островках и бифуркациях, а я создал определенный алгоритм, который будет соответствовать некоторым точкам на древней карте и согласовываться со спутниковой фотографией. Потом я заставлю компьютер сравнить оба снимка, но для этого потребуется время.

Остин сказал Уилмуту, что будет находиться в конференц-зале, и попросил срочно позвонить, если обнаружится нечто интересное. Попрощавшись, он спустился на лифте на другой этаж, где в коридоре случайно наткнулся на Завалу, и они вместе отправились в большой конференц-зал. Стены зала были украшены фотографиями морских судов, а в дальнем конце стоял огромный дубовый стол, который тоже напоминал древнее судно, плывущее по синему ковровому покрытию.

За дубовым столом сидели Пол Траут и его жена, а рядом с ними молодая женщина с угрюмым лицом. Остин догадался, что это Анджела Уорт и что она все еще пребывает в состоянии шока. За последние несколько часов она пережила множество событий — встречу с Траутами, убийство начальницы и ужас от попытки убийцы расправиться с ней самой. Она никак не могла избавиться от этого кошмара, даже когда неожиданно для себя оказалась среди сотрудников НАПИ — организации, о существовании которой она раньше даже не подозревала.

Анджела совсем растерялась, когда дверь конференц-зала открылась и на пороге показались двое мужчин, похожих на героев приключенческих романов. Первым к ней подошел высоченный здоровяк с пронзительными голубыми глазами, который представился сам, а потом представил своего смуглого, красивого, но молчаливого друга.

Пол протянул Остину и Завале компьютерное изображение древнего судна Таршиша.

— Мы уверены, что именно такое судно могло пересечь океан и добраться до берегов Северной Америки. Правда, мы так и не смогли составить предполагаемый маршрут этого трансатлантического путешествия, но сделали еще одно интересное открытие. Нам удалось проследить вполне определенную связь между давними событиями и деятельностью Американского философского общества. Именно так мы познакомились с Анджелой.

— Примите мои поздравления в связи с находкой рукописи Джефферсона, — сказал Остин с такой дружелюбной улыбкой, что Анджела успокоилась.

— Благодарю вас, — слабо улыбнулась она, — но на самом деле это была всего лишь случайная удача, не более того.

— К счастью, на долю Анджелы выпала еще одна случайная удача, — вмешалась в разговор Гэмей. — Пожалуйста, расскажи Курту и Джо, что еще тебе удалось обнаружить.

— Мы полагаем, что Меривезер Льюис был убит специально, чтобы не дать ему доставить Томасу Джефферсону какую-то чрезвычайно важную информацию.

— Мне бы очень хотелось знать, каким именно образом вы пришли к такому заключению, — с прежним добродушием сказал Остин.

Анджела вынула из набитого бумагами кожаного «дипломата» папку и раскрыла ее.

— Я углубилась в его документы, чтобы отыскать там хоть какую-то информацию о чернокожем рабе Льюиса, молодом человеке по имени Зеб. Из этих документов видно, что он прибыл в Монтичелло недели через три после гибели Льюиса. Вполне возможно, что все это время он находился рядом с человеком по имени Нилли, который, собственно говоря, и принес в Монтичелло печальную весть о гибели Льюиса. По всей вероятности, Нилли нужна была помощь в перевозке многочисленных вещей Льюиса, и он нанял этого раба. Мне стало интересно, что случилось с Зебом после всех этих событий.

— В те времена любой раб считался неотъемлемой частью имущества Льюиса, — сказал Остин.

— Я тоже поначалу так думала. В соответствии с этим порядком Зеба должны были доставить семье Льюиса в качестве его собственности. Исходя из этого предположения, я решила изучить положение всех рабов, приписанных к поместью Монтичелло, и обнаружила совершенно неожиданные вещи.

Она протянула Остину лист бумаги, на котором был представлен полный список рабов с указанием их пола, возраста и рода деятельности. Тот долго изучал его, а потом положил на стол без каких бы то ни было комментариев.

— Значит, Зеб был свободным человеком, приписанным к поместью, — задумчиво произнесла Гэмей.

— Как он мог стать свободным в восемнадцать лет? — спросил Остин с недоумением.

— Полагаю, это была награда за какие-то заслуги, — предположила Анджела.

— В таком случае здесь есть рациональное зерно, — согласился Остин. — Для Джефферсона это был привычный способ отблагодарить раба за оказанную услугу.

— Да, за материалы Льюиса, — добавила Гэмей. — Готова поспорить, что он все-таки привез Джефферсону какие-то важные новости.

— Вам удалось выяснить, что случилось с ним потом? — спросил Остин, поворачиваясь к Анджеле.

— Он остался в поместье Монтичелло и работал в доме на весьма льготных условиях. Много лет спустя он перестал числиться в списке рабов, но это еще не самое интересное в его биографии.

Она вынула из «дипломата» копию давней вырезки из какой-то газеты. Гэмей вслух прочитала ее.

— Это наш освобожденный раб?

— Здесь говорится, что он работал на президента Джефферсона, — уточнила Анджела.

Гэмей передала копию вырезки Полу.

— Это самая настоящая бомба. Здесь говорится, что ему уже за девяносто лет и он дает интервью, предчувствуя свою кончину. На смертном одре он совершенно откровенно говорит о том, что Льюис был убит.

— А где гарантия, что он сказал Джефферсону то же самое? — спросил Остин.

Пол удивленно посмотрел на него.

— Мне кажется, Джефферсон с самого начала хорошо знал, что это было убийство, но потом объявил версию о самоубийстве, несмотря на то что тем самым запятнал репутацию своего старого друга.

— Джефферсон имел склонность к интригам и выдумкам, но все же для этого у него должны были быть серьезные причины, — задумчиво произнес Остин.

Пол взял со стола компьютерное изображение древнего судна.

— Полагаю, он не хотел привлекать внимания к факту, что знает об этом судне.

— Вот теперь стал понятным наш следующий шаг, — воодушевилась Гэмей. — Мы должны поехать в Монтичелло и найти там дополнительные сведения о судьбе юного Зеба.

Остин хотел было сказать, что полностью согласен с ее предложением, но в этот момент его мысли прервал телефонный звонок.

— Я нашел его, — послышался в трубке веселый голос Уилмута.

— Место расположения судна? — уточнил Остин.

— Не только, Курт. Я нашел само судно.

Глава 36

Остин стоял на палубе своего небольшого парусника и задумчиво смотрел на Чесапикский залив. Территория залива была ему хорошо знакома с давних пор. На своей тщательно отреставрированной яхте он исследовал каждый фут, каждую бухточку этого залива. Несмотря на широкий нос, парусник был на удивление быстроходным и на редкость маневренным, чем вполне оправдывал традиционное название «Кэт». Оно действительно было проворным и быстрым, как кошка. Остин всегда питал страсть к скорости и обожал ходить на яхте с быстротой порывистого ветра, когда тот туго надувал паруса, словно пытаясь вырваться на волю.

Но только не сегодня. Остин спрыгнул с яхты на причал и быстрым шагом направился на автомобильную стоянку, где помог Завале выгрузить из багажника джипа сумки. После встречи в конференц-зале НАПИ они взяли оборудование для подводного плавания и поехали на лодочную станцию к югу от Аннаполиса. Остин позвонил хозяину станции и договорился об аренде лодки с мощным мотором и крепким ветровым стеклом.

Завала взвалил на спину две большие сумки с подводным оборудованием, а Остин нес в руках две пластиковые сумки с миниатюрным подводным аппаратом. На причале они погрузили багаж на моторную лодку и отправились в южную часть залива. Завала сидел за штурвалом, а Остин поминутно сверял маршрут с картой и навигационным прибором GPS.

Чесапикский залив считается самой большой речной дельтой на территории Соединенных Штатов, растянувшейся на двести миль от портового городка Хавр-де-Грас, штат Мэриленд, где в залив впадает довольно большая река Саскуэханна, до порта Норфолк, что в штате Виргиния. Ширина этого длинного залива варьируется от тридцати пяти миль в районе устья реки Потомак до четырех миль в районе городка Абердин, что в штате Мэриленд.

Завала внимательно наблюдал за ровной, сверкавшей на солнце поверхностью воды, протиравшейся почти до самого горизонта.

— Сколько затонувших судов может находиться на дне этого залива? — громко спросил он, пытаясь перекричать натужный рев мощного мотора.

Остин оторвался от карты и задумчиво посмотрел на друга.

— По последним данным, не менее тысячи восьмисот. Первым было затонувшее в шестнадцатом веке судно «Остров Танжер», а последним — небольшой катер береговой охраны «Куахога», затонувший в этом районе после столкновения с другим судном. К сожалению, историк из НАПИ ничего не смог сказать по поводу характера тех объектов, которые зафиксировал наш спутник.

— А какая здесь глубина?

— Залив довольно мелкий, — ответил Остин. — Во всяком случае, большая его часть. В среднем примерно двадцать один фут, однако здесь полно впадин, глубина которых может достигать двухсот футов. — Курт постучал пальцем по карте. — Если судить по ней, то наш объект мог затонуть в одной из таких глубоких дыр.

Моторная лодка быстро продвигалась на юг залива, легко скользя по поверхности воды и быстро обгоняя рыболовецкие суда и живописные парусники. Движение судов в этом месте Чесапикского залива было довольно оживленным, причем они двигались в обоих направлениях вдоль фарватера, который проходил как раз посередине, соединяя два противоположных берега.

Примерно через час после отплытия Остин снова посмотрел на карту, потом на GPS и сделал Завале знак повернуть руль. Джо беспрекословно подчинился, и, как только лодка оказалась в нужном месте, Остин громко крикнул:

— Здесь!

Лодка остановилась, и Завала выключил мотор. Курт отложил в сторону прибор GPS и бросил за борт якорь. Посудина мерно покачивалась на волнах в нескольких сотнях ярдов от небольшого острова. Измеритель глубины показал: толща воды под днищем достигала сорока шести футов. Остин и Завала склонились над спутниковой фотографией, которую им выдал Уилмут. На ней ясно виднелись контуры небольшого судна, находившегося на дне прямо под корпусом лодки.

Остин открыл пластиковую сумку и вытащил оттуда АДИ — миниатюрный подводный аппарат дистанционного управления марки «Сиботикс». Размером он был не больше самого обыкновенного пылесоса. В НАПИ было немало подводных аппаратов с дистанционным управлением, причем самые сложные из них не уступали размерами легковому автомобилю, и Остин, конечно, мог взять с собой любой, но для этого требовалось время, а ему хотелось побыстрее исследовать обозначенное на карте место залива. По этой же причине он не стал утруждать себя сложными магнетометрами или сканирующими сонарными устройствами, а предпочел обойтись маленьким мелководным аппаратом, который можно было без труда уложить в пластиковую сумку и перевезти на любое расстояние.

На одном конце ярко-красного пластмассового корпуса АДИ были закреплены видеокамера с большой разрешающей способностью и мощные галогенные фонари, а на другом — два мощных поворотных двигателя: расположенный горизонтально направлял аппарат в ту или иную сторону, вертикальный обеспечивал продвижение аппарата вверх и вниз. Металлическая рама защищала пластмассовый корпус от внешних повреждений.

Завала щелкнул замком на втором пластмассовом ящике и вынул оттуда восьмидюймовый телевизионный монитор и пульт управления. Он был опытным пилотом подводных аппаратов и без труда мог справиться с подобным управлением, которое осуществлялось с помощью одного-единственного рычага. Они быстро присоединили к АДИ и пульту управления провода. После этого Остин поднял аппарат за ручку на крышке и осторожно опустил в воду, а Завала сделал несколько поворотов рычагом, чтобы почувствовать режим управления. Когда все было готово, он направил АДИ на дно, и через несколько минут аппарат достиг глубины сорок футов.

Завала выровнял аппарат и проверил работу монитора. Двойной луч света с трудом пробивал мутную воду залива. Поначалу они почти ничего не видели. Завала направил аппарат по дну, как будто это была примитивная газонокосилка, но никаких признаков затонувшего судна не обнаружилось.

— Очень надеюсь, что искомый объект не стал результатом грубой ошибки нашего спутника, — сказал Завала и повернулся к Остину, который напряженно вглядывался в монитор через его плечо.

— Это невозможно, — неуверенно сказал Остин. — Установи новый масштаб поиска и не отклоняйся от него.

Завала активировал горизонтальные двигатели и направил АДИ вправо. Одновременно с этим он установил новый радиус поиска не менее двадцати пяти футов. Аппарат направился по новому курсу и где-то на середине пути неожиданно выхватил из темноты слабо очерченные, странным образом изогнутые линии, которые выделялись на фоне монотонной поверхности дна.

Завала мгновенно отреагировал на этот знак и остановил аппарат над изогнутыми линиями.

— Судя по форме, это либо огромный морской змей, либо шпангоут какого-то судна.

Изображение на мониторе заставило Остина радостно улыбнуться.

— А я бы сказал, что мы наконец-то нашли наше затонувшее судно, — сказал он. — Напомни, чтобы я принес в жертву «Оку Саурона» одного из хоббитов.

Завала нажал на рычаг, продвигая аппарат вдоль обнаруженной линии. Вскоре на экране появилось еще несколько кривых ребер корабельного остова. Теперь уже не было сомнений: на дне лежал скелет давно затонувшего корабля. По мере приближения аппарата к носу судна шпангоуты становились меньше, что было вполне естественно для конструкции корабля.

— Дерево сохранилось очень хорошо, за исключением верхней части судна, — прокомментировал Завала, не отрываясь от экрана. — Похоже, она просто-напросто сгорела при пожаре.

— Это обстоятельство хорошо объясняет причину катастрофы. Судно могло сгореть до самой ватерлинии.

— Как ты думаешь, какова длина этого судна?

Остин прищурился над экраном.

— Сто пятьдесят футов, если не больше. А что там справа от него?

Завала быстро повернул корпус АДИ, и яркие огни фонарей вырвали из темноты очертания странного предмета, отдаленно напоминавшего вырезанную из дерева голову животного. Верхняя часть головы была обуглена до неузнаваемости.

— Лично мне это напоминает большую игрушечную лошадку с детской площадки, — улыбнулся Завала.

Однако у Остина изображение странного предмета вызвало более серьезные чувства. У него даже пульс участился от такого открытия. Открыв водонепроницаемый пакет, он вынул оттуда компьютерную модель древнего судна, которую совсем недавно передал ему Пол Траут. Сравнив эту модель с изображением на экране, Остин пришел к ошеломляющему выводу: они были практически идентичны.

— Ты только представь себе, amigo,[175] что мы — возможно, впервые за более чем две тысячи лет — имеем счастье лицезреть древнее финикийское судно Таршиша.

Лицо Завалы просияло от удовольствия.

— Я бы с удовольствием поставил яшик текилы за минутное удовольствие посмотреть на этого красавца, когда он был на ходу.

Он повернул рычаг, направляя подводный аппарат к правому борту судна.

В этот момент Остин вдруг увидел на сгнившей палубе какой-то странный круглый объект. Он постучал пальцем по экрану монитора.

— Что это?

Завала осторожно продвинул аппарат на несколько дюймов вперед, и фонари высветили идеально круглый металлический предмет, облепленный ракушками и другими наслоениями морского дна. Не дожидаясь приказа, Джо развернул аппарат и включил мощные двигатели, чтобы с их помощью очистить его от песка и ила.

— Это же водолазный шлем! — удивленно воскликнул Остин.

— Я знал, что финикийцы были весьма образованными, — шутливым тоном произнес Завала, — но даже представить себе не мог, что они могли создать такое сложное водолазное снаряжение.

— Они его не делали, — сказал Остин, проигнорировав шутливый тон своего друга. — Просто кто-то опередил нас в поисках этого судна, а если судить по его состоянию, то он до сих пор находится там.

Завала развернул АДИ таким образом, чтобы можно было все время видеть водолазный шлем, а Остин разложил на палубе снаряжение для подводного плавания и стал быстро снимать одежду. Через минуту Курт облачился в неопреновый гидрокостюм, надел ботинки, перчатки и накинул на голову капюшон. Затем он натянул на ноги ласты, а Завала помог ему прикрепить на спину баллон со сжатым воздухом. После этого Остин еще раз проверил снаряжение, попробовал регулятор подачи воздуха, надел на лицо маску, сжал зубами шланг подачи воздуха, сел на планшир и опрокинулся в воду.

Несколько футов Остин погружался в плотном кольце пузырей, ощущая неприятный холод от проникавшей в зазор между водолазным костюмом и телом воды. Сильными толчками мускулистых ног он ускорял погружение на дно, пока не увидел под собой тусклые огоньки фонарей АДИ.

Он приземлился практически на корпус подводного аппарата, затем обошел вокруг него, приблизился к видеокамере и показал Завале поднятый вверх большой палец. В ответ Джо покачал передней частью АДИ верх-вниз, словно кивая в знак одобрения. Остин тоже кивнул и поплыл в сторону остова затонувшего корабля. Деревянные брусья действительно были обуглены в результате сильного пожара.

Осмотрев останки судна, он уже повернул было в сторону шлема, когда вдруг увидел возле себя какой-то странный прямоугольный предмет. Он подобрал его и с удивлением обнаружил, что это каменная или глиняная табличка размером примерно восемь на восемь дюймов и толщиной не более двух. На одной ее стороне виднелись извилистые линии.

Остин сунул табличку в пластиковый пакет, прикрепленный к водолазному костюму, и сконцентрировал все свое внимание на водолазном шлеме. Очистив круглую поверхность от налипших ракушек и водорослей, он увидел, что шлем до сих пор прикреплен к водолазному костюму. Смахнув с него остатки песка и ракушек, Остин посмотрел сквозь стекло внутрь и отшатнулся. Из шлема на него таращились пустые глазницы человеческого черепа, а под нагрудником виднелись полуистлевшие кости.

Остин почувствовал, как по телу пробежал неприятный холодок. Курт отстегнул от костюма подводный фонарь, включил его и направил яркий луч света на останки водолаза.

Остин задумался над своим следующим шагом. Как большинство тех, кто так или иначе связан с морем, он испытывал глубочайшее почтение к погибшим морякам. Именно поэтому он мог подняться на поверхность и сообщить о своей находке властям. Однако, с другой стороны, полицейские-подводники способны начисто уничтожить останки судна, а вместе с ним и тайну его гибели.

Он осторожно обхватил шлем обеими руками и без особого труда отделил от скафандра водолаза. Череп вывалился из металлического шлема и упал на дно, продолжая укоризненно смотреть пустыми глазницами на человека, потревожившего его покой. Не раздумывая, Остин достал специальную сумку для подъема затонувших предметов, привязал к основанию шлема, а потом быстро заполнил воздухом из своего баллона. Через минуту он стал медленно подниматься на поверхность вместе с этим ярким поплавком.

Все это время Завала пристально наблюдал за его действиями, не сводя глаз с экрана монитора, а когда на поверхности показалась голова Остина, он бросил Курту канат. Тот ловким движением привязал к канату шлем, чтобы тот не пошел на дно, передал другу баллон со сжатым воздухом, снял ремень и ласты и только после этого по металлической лестнице взобрался в лодку.

Общими усилиями они втащили шлем в лодку. Остин быстро снял костюм и, опустившись на колени, принялся тщательно изучать находку.

— Очень старая вещь, — заключил он. — Вероятно, шлем пролежал в воде немало лет.

Завала проверил шланг подачи воздуха, а потом провел ладонью по стеклу.

— Прекрасная работа. Шлем почти полностью сделан из бронзы и меди. — Он попытался приподнять шлем вместе с нагрудником. — Этот малыш может весит не меньше пятидесяти фунтов. Стало быть, одевший его человек был крепким парнем.

— На самом деле он оказался не таким, — ответил Остин.

— Я тоже подумал об этом, — согласился с ним Завала и посмотрел куда-то в сторону. — Интересно, кто это был.

Остин содрал со шлема остатки водорослей и ракушек, а потом очистил нагрудник, на котором обнаружилась металлическая пластина с указанием производителя. Из надписи вытекало, что водолазный костюм был изготовлен бостонской компанией «Подводное снаряжение Морзе». Под надписью виднелся серийный номер изделия.

— Может, этот номер расскажет нам нечто большее.

Остин нашел мобильный телефон и позвонил в отдел морской истории НАПИ. Назвав себя поднявшей трубку сотруднице по имени Дженнифер, он сообщил данные о производителе подводного снаряжения. Та попросила сообщить серийный номер изделия, а потом сказала, что проверит полученные данные и перезвонит через несколько минут.

Только сейчас Завала вспомнил о подводном аппарате и поднял его на поверхность, искусно манипулируя рычагом управления. Когда на поверхности воды появился ярко-красный корпус АДИ, Остин подхватил его и вытащил на палубу. Поднимая аппарат, он вспомнил еще об одной находке. Открыв водонепроницаемый пакет, он достал из него табличку и внимательно рассмотрел ее. От долгого пребывания под водой она позеленела, но, высыхая на солнце, стала приобретать коричневатый оттенок. На одной ее стороне были прочерчены глубокие прямые линии, назначение которых осталось для Курта загадкой. Он протянул табличку Завале.

— Я нашел это неподалеку от шлема и сперва подумал, что эти линии являются самыми обыкновенными царапинами естественного происхождения.

Джо осмотрел табличку под разными углами, затем потер ее пальцами.

— Эти линии кажутся слишком прямыми и глубокими, чтобы быть естественными, — сделал он вывод. — Похоже, это дело рук человека. А как насчет твоих финикийцев?

— Очень ржавая, — сказал Остин и убрал табличку в сумку.

Они еще раз просмотрели снимки, сделанные подводным аппаратом, и поняли, что изначальные предположения о длине судна оказались неточными. Основываясь на собственных впечатлениях, Остин пришел к выводу, что длина древнего судна достигала двухсот футов.

— Теперь совершенно очевидно, — подытожил Завала, — что это не гребная шлюпка.

В этот момент застрекотал мобильный телефон Остина.

— Похоже, вы сделали себе самый настоящий сюрприз, — радостно известила его Дженнифер. — Вы обнаружили подлинный водолазный шлем военно-морского флота с двенадцатью болтами и четырьмя фонарями. Морзе был основателем компании по производству изделий из бронзы и меди, а его первые эксперименты с водолазными шлемами относятся еще к периоду Гражданской войны.

— Этот шлем не выглядит таким старым, — сказал Остин.

— Разумеется. Его изготовили в тысяча девятьсот сорок четвертом году, а сама модель относится к началу нашего века. Правда, в последующие годы ее неоднократно совершенствовали и дорабатывали. Этот шлем был настоящей гордостью военно-морского флота. Такие костюмы часто использовались при ремонте подводных лодок во время Второй мировой войны.

— Значит ли это, что в последний раз его применяли в те годы?

— Не обязательно. Можно предположить, что кто-то нашел водолазный скафандр на каком-нибудь военном складе или даже на свалке. Если шлем в хорошем состоянии, то сейчас у коллекционеров на рынке антиквариата за него можно получить очень хорошие деньги.

— К сожалению, нам неизвестно имя владельца, — сказал Остин.

— Конечно, я не могу сказать, кто был этот несчастный подводник, но я посмотрела базу данных военно-морского флота и выяснила, кто именно использовал такое снаряжение в годы войны. Это был военный водолаз по имени Честер Хатчинс. Там говорится, что он купил этот костюм вскоре после окончания войны. Его местом проживания указан город Хавр-де-Грас, штат Мэриленд.

Остину был хорошо знаком этот небольшой портовый городок, расположенный в устье реки Саскуэханна.

— Я знаю это место. Благодарю вас. Может быть, там еще живы его родственники.

— По крайней мере одна из них. Это миссис Хатчинс. У вас есть чем записать?

Остин пошарил в ящике для запасных частей, нашел там старую шариковую ручку и занес номер телефона на поля своей карты. Затем он еще раз поблагодарил Дженнифер за помощь и передал информацию Завале.

— Ну что ж, похоже на надежную зацепку, — ответил тот.

— Надежная, как сама служба, — улыбнулся Остин и, не теряя времени, набрал записанный номер телефона. Ответила какая-то женщина. Остин слегка замялся, испытывая некоторую неловкость из-за того, что вынужден сообщить ей печальную новость. Только сердечного приступа сейчас недоставало. Однако более деликатного способа передать информацию у него сейчас не было.

Первым делом он поинтересовался, имеет ли она какое-нибудь отношение к Честеру Хатчинсу.

— Имею, — ответила она. — То есть имела. Он умер много лет назад. А кто это говорит?

— Меня зовут Курт Остин. Я сотрудник Национального агентства подводных исследований. Сегодня мы с другом исследовали дно Чесапикского залива в поисках затонувшего древнего судна и совершенно случайно нашли там водолазный шлем. Оказалось, что он имеет отношение к вашему мужу.

— Боже мой, — прошептала женщина. — После стольких лет.

— Вы хотите, чтобы мы доставили вам этот шлем?

— Да, будьте так добры. Сейчас я дам вам свой адрес.

Они поговорили еще несколько минут, а потом Остин выключил телефон и повернулся к Завале, который все это время внимательно слушал их разговор.

— Ну что? — спросил он.

Остин показал ему ободряющий знак, соедини в большой и указательный пальцы.

— Все верно, — сказал он с радостной улыбкой.

Глава 37

Карина ощущала себя на седьмом небе от счастья.

Обед с двумя организаторами выставки в уютном кафе в летнем саду Метрополитен-музея прошел более чем удачно, то есть намного лучше, чем она предполагала. Все шло по заранее разработанному плану. Наконец-то.

Организаторы с радостью ухватились за ее идею, что широко освещенная в средствах массовой информации кража «Навигатора» непременно привлечет в музей массу народа. Они с трудом сдерживали волнение, когда она рассказывала им о своем многолетнем поиске этой легендарной статуи, а также о первой неудачной попытке захватить ее и последней удачной попытке кражи.

Они обыгрывали эту идею так и этак, как опытные игроки в настольный теннис, перебрасывая шарик то на одну, то на другую сторону. И все переговоры тщательно заносили в свои электронные органайзеры.

У похищенного «Навигатора» должно быть свое помещение, которое будет представлять собой экспозицию в экспозиции. Там будут развешаны сильно увеличенные снимки из журнала «Нэшнл джиографик» с изображением найденной на раскопках в Сирии статуи, а также фотографии Иракского национального музея, египетских пирамид, контейнеровоза и Смитсоновского института. Этот материал будет представлять собой составляющие единой загадки. А в самом центре зала установят пустой постамент — место пропавшей статуи. Этот прием усилит атмосферу таинственности.

Главная тема экспозиции тоже будет звучать загадочно: «Пропавшая статуя».

Эта выставка должна стать выдающимся достижением в музейном деле и произвести настоящий фурор.

Спускаясь на лифте на первый этаж, она удовлетворенно улыбалась, радуясь столь удачному исходу переговоров. Эти американцы, возможно, испытывают большие трудности в конкуренции на мировом рынке с другими государствами, но они все еще обладают удивительной способностью делать деньги из воздуха.

Мысль об американцах заставила ее вспомнить об Остине.

Карина испытывала большое искушение пройтись по залам музея и посмотреть впечатляющую экспозицию, однако, бросив взгляд на часы, поняла, что обед с организаторами занял гораздо больше времени, чем ожидалось. Она быстро пересекла большой зал музея, вышла из здания и остановилась на крыльце между двумя огромными колоннами. Взглянув на раскинувшуюся перед зданием Пятую авеню, Карина пошарила в сумке и вынула оттуда мобильный телефон. Набрав номер Остина, она вдруг вспомнила, что еще в Турции он выбросил свой мобильник в море.

Тогда она позвонила в справочное бюро и попросила сообщить номер НАПИ. Карина была рада, что в агентстве ей ответил живой человек, а не металлический голос автоответчика. Адмирал Сандеккер не признавал автоматических устройств в телефонной связи, и поэтому НАПИ осталось, наверное, единственным правительственным учреждением в Вашингтоне, в котором на телефонной станции по-прежнему работали телефонистки.

Она оставила сообщение на автоответчике Остина, указав, что собирается взять такси до железнодорожного вокзала Пенсильвания-Стейшн, а потом позвонит ему из поезда или по прибытии в Вашингтон. Такое же примерно сообщение она оставила на его автоответчике в плавучем доме, добавив, что если им не удастся связаться по телефону, то она поедет на такси в гостиницу и там будет ждать его звонка.

Карина так увлеклась телефонными звонками, что не заметила, как из припаркованного напротив здания музея желтого такси за каждым ее движением пристально следила пара враждебных глаз. Водитель не отрывал от нее взгляда, а потом щелкнул кнопкой на рации и приложил ее к губам.

— Остановилась на крыльце Метрополитен-музея.

Тем временем Карина выключила телефон и, сунув его в сумку, стала спускаться по мраморным ступенькам.

Таксист тоже спрятал рацию и подъехал к крыльцу, предварительно включив сигнал на крыше, что машина свободна. Когда Карина подошла к краю тротуара, он встретил ее широкой улыбкой.

Она не могла поверить, что ей так повезло. Открыв заднюю дверцу такси, она забралась на сиденье.

— Куда едем, мэм? — спросил водитель.

— Пенсильвания-Стейшн, пожалуйста.

Тотмолча кивнул и поднял прозрачную пластиковую перегородку, отделяющую заднюю часть салона от передней. Машина тронулась, выехала на оживленную трассу Пятой авеню и помчалась вперед, слившись с огромным потоком автомобилей. Карина смотрела в окно на мелькавшие мимо дома и яркие витрины дорогих магазинов. Нью-Йорк был одним из ее любимых городов. Ей импонировала неуемная энергия этого мегаполиса, его богатство и культурные ценности, а больше всего нравилось бесконечное многообразие его жителей.

Иногда ее беспокоил тот факт, что у нее до сих пор нет постоянного пристанища. Карина была ребенком Европы и Африки и, образно выражаясь, прочно стояла ногами на этих двух континентах. Она жила и работала в Париже, но на самом деле в поездках проводила гораздо больше времени, чем дома. Именно поэтому ей так хотелось снова оказаться в плавучем доме Остина. Ей нравился этот бесстрашный красивый американец, который каким-то странным образом сочетал в себе склонность к странствиям и привязанность к своему необычному жилищу. Надо будет спросить, как ему удается извлекать лучшее из этих двух миров.

В этот момент Карина ощутила странный сладковатый запах, как будто в салоне оказалась злоупотребившая парфюмом женщина. У нее даже голова от этого закружилась. Она попыталась открыть окно, но оно оказалось заблокированным. Карина подвинулась к другому окну, но и оно не работало. А запах становился все сильнее. У нее возникло ощущение, что она может задохнуться, если сию же минуту не вдохнет хотя бы глоток свежего воздуха.

Карина стала стучать кулаками в пластмассовую перегородку, чтобы привлечь к себе внимание водителя, но тот никак не реагировал на ее отчаянные усилия. Она бросила взгляд на прикрепленное на приборной доске водительское удостоверение и вдруг поняла, что вклеенная в него фотография совсем не похожа на лицо человека за рулем. Ее дыхание стало прерывистым, а тело покрылось холодным потом.

Она должна… выбраться… из машины.

Она снова заколотила кулаками по перегородке, и водитель наконец-то посмотрел на нее в зеркало заднего вида. Она заметила его странные глаза. В них была ужасающая пустота и равнодушие. В следующую минуту отражение в зеркале стало размытым, а потом и вовсе исчезло. Последнее, что она почувствовала, — отяжелевшие, словно налитые свинцом руки, она не могла ими даже пошевелить. Карина вытянулась на сиденье, закрыла глаза и потеряла сознание.

Шофер такси снова посмотрел на нее в зеркало и удовлетворенно хмыкнул, убедившись в том, что пассажирка полностью отключилась. После этого он щелкнул выключателем на приборной доске, перекрыв поступление газа в салон автомобиля. Свернув с оживленной Пятой авеню, он поехал по направлению к Гудзону.

Через несколько минут он подъехал к обнесенному высокой оградой причалу, над воротами которого возвышалась сторожевая будка. Один из охранников открыл ему ворота. На деревянном настиле причала стоял небольшой вертолет, рядом с которым застыли две крупные фигуры в черных костюмах и с суровыми выражениями лиц. Лопасти вертолета медленно вращались, готовые в любой момент поднять машину в воздух.

Таксист остановил машину рядом с вертолетом. Люди в черном открыли заднюю дверцу такси, вытащили оттуда бесчувственное тело Карины и погрузили его на заднее сиденье вертолета.

Один из них сел на место пилота, а второй уселся рядом с Кариной, держа наготове флакон с газом на случай, если она вдруг придет в себя.

Винтокрылая машина стала набирать обороты и через минуту взмыла в воздух, повернув опушенный при наборе высоты нос на запад. Еще через минуту вертолет превратился в крошечную точку на фоне синего неба.

Глава 38

— «Нигде я не ощущаю себя таким счастливым, как здесь», — процитировала Гэмей фразу из туристического путеводителя. — Джефферсон откровенно выражал свою любовь к поместью Монтичелло.

— Ты упрекаешь его за это? — улыбнулся Пол, показывая в окно автомобиля знакомый дом с портиком, высокими колоннами и живописной ротондой, возвышающейся над зелеными холмами Виргинии.

Прошел как минимум год с того момента, когда супруги Траут приезжали в это чудесное место на своем «хамви». С тех пор здесь ничего не изменилось. За рулем автомобиля обычно сидел Пол, а Гэмей играла роль штурмана, а заодно засыпала мужа цитатами из многочисленных туристических справочников, посвященными малоизвестным фактам жизни этого великого человека.

— Ага! — воодушевилась Анджела.

Траут понимающе кивнул. Сидевшая на заднем сиденье Анджела ни в чем не уступала Гэмей в своей необузданной страсти к знакомству с достопримечательностями. С самого утра, когда они покинули Джорджтаун, женщины наперебой приводили ему множество фактов и досужих домыслов относительно жизни и деятельности Джефферсона в поместье Монтичелло.

— Заканчивайте, — сказал Пол, тщетно пытаясь прервать нескончаемый поток цитат и фактов. — Мы уже приехали.

— Нет, это очень важно, — сказала Анджела, уткнувшись носом в толстую книгу «Жизнь и время Томаса Джефферсона». — Здесь речь идет о тех самых материалах, которые были выкрадены во время перевозки вещей на лодке в поместье Монтичелло.

Траут настороженно повернул голову.

— Читай дальше.

Анджеле не требовалось повторять дважды..

— Джефферсон пишет своему другу доктору Бенджамину Бартону о пропаже ценного индейского словаря. Бартон был естествоиспытателем и членом философского общества.

Джефферсон называет эту кражу «невосполнимой утратой». За тридцать лет неустанной работы он составил пятьдесят словарей самых крупных индейских племен, но не спешил опубликовать их, дожидаясь результатов экспедиции Льюиса, которые должны были существенно дополнить его научные изыскания. Он полагал, что некоторые индейские слова имели общее происхождение с русскими. Позже он выловил из реки несколько страниц со словами индейского племени пани, которые удалось собрать Льюису, а также «фрагменты других страниц». Я видела эти фрагменты в его рукописи, но там нет никаких упоминаний о том, к какому именно языку они относятся.

— Интересно, совпадают ли эти фрагменты с теми, которые идентифицированы специалистами в качестве финикийских, — задумчиво произнесла Гэмей.

— Вполне возможно, — согласился Пол. — Может быть, Джефферсон сообщил в письме Льюису об этих финикийских словах, обнаруженных им на пергаменте. А Льюис, в свою очередь, нашел в них некоторое сходство с другими материалами, которые отыскал во время экспедиции, но так и не успел передать Джефферсону.

— Почему же он решил скрыть содержание этих материалов? — спросила Гэмей.

— Думаю, он просто не понял их истинного значения. Получив официальное сообщение от своего старого босса, он все бросил и направился в Монтичелло с материалами, которые хотел во что бы то ни стало показать Джефферсону.

— Из этого следует, что пергаментная рукопись представляет собой чрезвычайную ценность, — заметила Гэмей. — Иначе говоря, она подтверждает связь с древней Финикией и недвусмысленно указывает на местоположение страны Офир.

— Весьма интригующий вывод, но совершенно бесполезный без более подробной информации, — сказал Траут, сокрушенно покачав головой. — Нужны компас, соответствующие меры длины, географическая привязка на местности. Только такие данные помогут нам решить эту задачу.

Анджела открыла «дипломат», перебрала лежавшие там документы Джефферсона и вынула лист бумаги с черточками, точками и незнакомыми финикийскими словами.

— Это копия старого манускрипта, — помахала она в воздухе листом бумаги, не сообщив им практически ничего нового.

— Совершенно верно, — кивнул Пол. — А оригинал мы еще не видели.

— Но он у меня есть. Покрытый воском пергамент из досье Джефферсона исписан только с одной стороны. Я думаю, это половина какой-то карты.

Пол и Гэмей удивленно переглянулись.

— Если это действительно так, — сказала Гэмей с нескрываемым волнением, — то не исключено, что Льюис вез с собой вторую половину карты, которую и должен был доставить Джефферсону. Исходя из этого можно предположить, что он действительно нашел золотые копи во время своей Тихоокеанской экспедиции.

— Вау! — воскликнула Анджела. — Стало быть, если наша теория относительно юного раба верна, то Джефферсон в самом деле знал, где находятся золотые копи Офира.

— Погоди, — сдержанно улыбнулся Пол. — Похоже, наши слова ввели тебя в заблуждение. Мы с Гэмей довольно часто обмениваемся разными идеями, но при этом всегда помним, что мы ученые, а не фантасты. А из этого следует, что мы всегда должны основываться на вполне конкретных фактах, а не домыслах. Другими словами, иногда мы делаем те или иные выводы из предположений, которые требуют строгих доказательств.

Анджела выглядела сникшей и обескураженной. Гэмей попыталась подбодрить юную исследовательницу.

— Знаешь, Пол, ты все же должен признать, что это весьма волнующее предположение, несмотря на возникающие при этом вопросы.

— С радостью готов первым признать свои ошибки, если окажется, что я не прав, — заметно смягчил он тон. — Возможно, именно здесь мы найдем ответы на некоторые вопросы.

Он свернул с главной дороги и въехал на стоянку, расположенную рядом с библиотекой Джефферсона. Впечатляющее двухэтажное строение белого цвета раскинулось в полумиле к востоку от главных зданий поместья Монтичелло. Они вышли из автомобиля, проследовали в вестибюль здания, назвали свои имена дежурной на входе и попросили ее позвать архивиста, с которым недавно говорили по телефону. Через несколько минут к ним подошел высокий мужчина в бежевом костюме и дружелюбно протянул им руку.

— Рад познакомиться с вами, — протяжно сказал он, широко улыбаясь и отчетливо акцентируя слова в своем неповторимом мягком виргинском диалекте. — Меня зовут Чарлз Эмерсон. Вы разговаривали с нашим архивистом Джейсоном Паркером, но он переадресовал ваши вопросы мне. Добро пожаловать в библиотеку Томаса Джефферсона.

Эмерсон обладал глубоким приятным голосом и безукоризненными галантными манерами джентльмена-южанина. Его загорелое лицо было практически гладким, без морщин, и только небольшие складки вокруг рта во время улыбки и серебристая седина напоминали о том, что ему около шестидесяти лет. Крепкое тело в ладно сидевшем костюме также свидетельствовало о том, что он не чурался регулярных физических упражнений.

Гэмей представила ему Пола и Анджелу.

— Спасибо, что согласились побеседовать с нами, — сказала она.

— Не стоит благодарности. Джейсон уже сообщил мне, что вы работаете в Национальном агентстве подводных исследований. Это действительно так?

— Мы с Полом на самом деле работаем в агентстве, а мисс Уорт — научный сотрудник Американского философского общества.

Эмерсон удивленно вскинул бровь.

— Я крайне польщен таким визитом. Философское общество является жемчужиной научной элиты этой страны.

— Благодарю вас, — зарделась Анджела, оглядывая просторный вестибюль. — Ваша библиотека производит не менее грандиозное впечатление.

— Да, мы очень гордимся нашим зданием, — скромно улыбнулся Эмерсон. — Оно было открыто в две тысячи втором году и обошлось казне в пять с половиной миллиона долларов. На наших полках нашли место двадцать восемь тысяч томов, не говоря уже о наличии большого количества читальных залов и всевозможных мультимедийных средствах информации. Я готов провести вас по нашим помещениям.

Эмерсон показал им главный читальный зал, специальный кабинет для научных работников, а потом провел гостей в свой просторный кабинет и усадил за большой, отполированный до блеска дубовый стол.

— Откровенно говоря, — осторожно начал он, усаживаясь на свое рабочее место, — я не совсем понимаю, чем именно мы можем помочь сотрудникам НАПИ. Вы уже сами видели, что зеленые холмы Виргинии расположены вдали от морских берегов.

— Да, уже это заметили, — ответила Гэмей с такой же деликатной улыбкой. — Однако вы можете предоставить нам гораздо более ценную информацию, чем кажется на первый взгляд. Начнем с того общеизвестного факта, что в свое время по приказу Томаса Джефферсона была организована очень важная экспедиция на побережье Тихого океана.

Если Эмерсон и был удивлен упоминанием этого события, то не показал виду.

— Меривезер Льюис, — задумчиво протянул он в своей южной манере, — был чрезвычайно любознательным человеком.

Анджела уже не находила сил сдерживать свое любопытство.

— На самом деле нас больше интересует один из его слуг. Молодой человек по имени Зеб Мозес, который не только сопровождал Льюиса во время экспедиции, но и был свидетелем его трагической смерти.

— Да. Джейсон говорил мне, что вы спрашивали о нем во время телефонного разговора. Именно поэтому он передал данный вопрос мне, а не кому-то другому. Зеб был удивительным человеком. Он родился рабом и, проработав в поместье Монтичелло всю свою жизнь, умер в девяносто с лишним лет. Он прожил так долго, что наконец-то дождался Декларации об освобождении рабов.

— Вы, кажется, немало знаете об этом человеке, — хитро прищурился Пол.

— Еще бы мне не знать, — скромно улыбнулся Эмерсон. — Зеб Мозес был моим предком.

— Какая невероятная удача, — обрадовался Пол. — Значит, только вы можете со знанием дела ответить на интересующие нас вопросы.

— Буду рад вам помочь. Спрашивайте.

— Вам известно, каким образом Зеб получил статус свободного человека, вскоре после того как вернулся в Монтичелло?

Увлеченный каким-то вопросом, Пол имел обыкновение склонять голову набок и часто моргать, щурясь на собеседника поверх толстых стекол очков. Это производило обманчивое впечатление одержимости, которое многих людей заставало врасплох и выводило из равновесия. Эмерсон не стал исключением.

На какое-то мгновение привычное выражение уверенности на его лице сменилось растерянностью. Правда, в ту же минуту он взял себя в руки, слегка нахмурился и попытался скрыть охватившее его волнение. Плотно сжатые губы неожиданно растянулись в широкой улыбке.

— Как я уже сказал, мой предок был замечательным человеком. А откуда вам известно, что Зеб получил свободу?

— Мы тщательно проверили все данные, касающиеся поместья Монтичелло, — спокойно ответил Пол. — В рукописи Джефферсона напротив имени Зеб стоит пометка «свободен».

— Ну, знаете, Джефферсон действительно освободил некоторых своих рабов, — уклончиво ответил Эмерсон.

— Да, но не многих, — возразила Анджела. — У Джефферсона были собственные взгляды на проблему рабства, но на вашем сайте указано, что у него всегда было около двухсот рабов. Более ста из них он продал другим рабовладельцам, восемьдесят пять передал членам своей семьи, а освободил по собственной воле только пятерых, причем троих, включая и вашего дорогого предка, еще до своей смерти.

Эмерсон громко рассмеялся.

— С вами очень опасно вести споры на интеллектуальные темы, юная леди. Я должен быть осторожен, вступая в такой поединок. Да, вы абсолютно правы, но это лишь доказывает, что у него работали освобожденные рабы, хотя, конечно, их было не так уж много. К сожалению, в те времена это было большой редкостью.

— И это снова возвращает нас к моему вопросу, — напомнил ему Пол. — Почему Зеб был освобожден вскоре после поступления на работу в Монтичелло, а потом пользовался довольно большими льготами, неся весьма необременительную службу по дому?

Эмерсон подался вперед и крепко сцепил пальцы.

— Понятия не имею. Может быть, вы сами мне объясните, в чем тут дело?

Пол повернулся к Анджеле, словно желая продолжить ту научную лекцию, которую уже начал читать этой юной особе ранее.

— Думаю, мисс Уорт может более или менее внятно раскрыть эту тайну.

Анджела взволнованно вскочила.

— Мы считаем, что Льюис выполнял какую-то секретную миссию и должен был доставить Джефферсону важные материалы. Именно из-за этого он был убит, а Зеб Мозес не только оказался свидетелем убийства, но и получил задание завершить миссию и доставить важную информацию в поместье Монтичелло. Именно за эти заслуги Джефферсон наградил его не только вожделенной свободой, но и вполне приличной работой.

— Похоже на волшебную сказку, — недоверчиво хмыкнул Эмерсон и покачал головой, стараясь жестом смягчить свою резкость. — Какую важную информацию он мог доверить юному рабу Зебу?

Гэмей не хотела открывать все свои карты, поэтому поспешила предупредить словоохотливую Анджелу.

— Мы полагаем, что это могла быть карта.

— Карта чего?

— Вот это и интересует нас больше всего.

— Для меня это абсолютная новость, — тихо сказал Эмерсон. — Знаете, что я вам скажу? Вы меня заинтриговали своим сообщением, и я постараюсь обдумать этот вопрос. Никогда не мог представить, что Зеб был вовлечен в какие-то махинации в духе плаща и шпаги. — Он многозначительно посмотрел на часы и встал из-за стола. — Должен принести вам свои извинения, но вынужден прервать нашу чрезвычайно занимательную беседу. У меня назначена встреча с одним из наших инвесторов.

— Мы все прекрасно понимаем, — деликатно ответил Пол. — И благодарим за оказанное нам внимание.

— Не стоит благодарности, — снова повторил Эмерсон, провожая гостей до двери. В этот момент ему казалось, что разговор исчерпан, но Анджела придерживалась другого мнения.

— О, чуть не забыла, мистер Эмерсон, — спохватилась она уже на пороге кабинета. — Вы когда-нибудь слышали о существовании джефферсоновского Общества любителей артишоков?

Эмерсон застыл у двери, положив руку надверную ручку.

— Нет, — отрезал он. — Никогда. Это имеет какое-то отношение к огородничеству?

— Возможно, — неуверенно пробормотала Анджела, пожимая плечами.

— Обещаю, что подумаю и об этом.

Когда гости вышли из здания и сели в машину, Эмерсон долго смотрел вслед удалявшемуся автомобилю, даже не пытаясь скрыть озабоченность, которая неожиданно исказила его смуглое лицо. Быстро вернувшись в свой кабинет, он стал судорожно набирать номер телефона.

Ему ответил грубоватый, даже несколько раздраженный, мужской голос:

— Доброе утро, Чарлз, как дела?

— Могли бы быть и получше, — ответил тот. — Только что из здания библиотеки ушли те самые люди, которые вчера расспрашивали по телефону о Зебе Мозесе. Парочка из НАПИ и какая-то юная сотрудница философского общества.

— Надеюсь, ты употребил все свое искусство опытного переговорщика, чтобы отправить их подальше?

— Да, мне казалось, что все идет нормально, до тех пор пока эта юная особа не спросила меня об Обществе любителей артишоков.

В течение нескольких секунд на другом конце трубки царило гнетущее молчание. В конце концов оно было прервано все тем же сухим голосом:

— Думаю, нам нужно собраться всем вместе.

— Непременно приеду, — ответил Эмерсон.

Он положил трубку и долго смотрел в окно, а потом все-таки решился и набрал первый номер в списке, который всегда держал в памяти.

Пока он ждал ответа первого лица, в его сознании неожиданно материализовался образ быстро разматывающегося гигантского клубка.

— Ваши первые впечатления? — спросил Пол, когда они проезжали мимо Монтичелло.

— Спокойный, но не очень откровенный, — глубокомысленно заметила Гэмей.

— Да, и мне так показалось — он что-то скрывает, — поддержала ее Анджела.

— Я внимательно следил за его реакцией, когда ты спросила об Обществе любителей артишоков, — улыбнулся Пол. — Это был классический образ оленя, случайно попавшего в яркий луч света.

— Я тоже обратила на это внимание, — согласилась с ним Гэмей. — Неожиданный вопрос Анджелы застал его врасплох. Может, нам действительно стоит покопаться поглубже в этом загадочном обществе? Кто-нибудь из вас знаком с истинными знатоками артишоков?

— Я знаю одного человека, который написал книгу об артишоках, — воодушевилась Анджела. — Могу прямо сейчас связаться с ним по телефону.

Стокер был дома и искренне обрадовался звонку Анджелы.

— Вы в порядке? — заботливо спросил он. — Я уже слышал об убийстве в библиотеке и тщетно пытался дозвониться вам домой.

— Все нормально. Я все расскажу позже, а сейчас у меня есть к вам один вопрос. В своих научных работах вам не приходилось натыкаться на какие-то упоминания об Обществе любителей артишоков?

— Вы имеете в виду тайный клуб Джефферсона?

— Да, именно так. Что вам о нем известно?

— Отрывочные сведения я отыскал в статье, посвященной тайным обществам Виргинского университета. Правда, я не стал читать ее до конца, так как мне это показалось какой-то ерундой.

— А вы не помните, кто был автором статьи?

— Какой-то профессор из университета. Могу сообщить тебе его имя и номер телефона.

Анджела записала на клочке бумаги необходимые данные, пообещала Стокеру, что непременно свяжется с ним позже, а потом гордо продемонстрировала свои достижения супругам Траут. Гэмей без лишних слов набрала номер телефона профессора.

— Хорошие новости, — сказала она, выключив телефон. — Профессор изъявил готовность поговорить с нами в перерыве между занятиями, но нам стоит поторопиться.

Пол Траут нажал на педаль газа, и мощный автомобиль стал быстро набирать скорость.

— Наша следующая остановка — Виргинский университет.

Глава 39

Вдова погибшего подводника жила в трехэтажном доме, который когда-то вполне мог считаться элегантным, пока годы запустения и пренебрежения не потрепали его до основания. Старомодная желтоватая краска облупилась и местами осыпалась, обнажив большие проплешины, а ставни перекосились и криво висели на ржавых петлях. Налет запустения внезапно исчез при виде аккуратно подстриженного газона перед домом и стройного ряда красивых цветов, опоясывавших дом по периметру.

Остин нажал кнопку дверного звонка, а потом, не дождавшись ответа, постучал по ней кулаком. Ответа снова не последовало. Тогда он постучал изо всей силы, стараясь не сорвать дверь с петель.

— Иду! — послышался издалека женский голос, и из-за угла дома появилась полная женщина с седыми волосами. — Извините, — сказала она с приветливой улыбкой на добродушном лице. — Я была в саду и ничего не слышала.

— Миссис Хатчинс? — решил уточнить Остин.

— Зовите меня просто Телма.

Она отряхнула с рук землю и протянула правую для приветствия. Ее ладонь была грубой, а рукопожатие на удивление крепким.

Остин и Завала представились.

Она хитро прищурила выцветшие от возраста глаза.

— Вы не сказали мне по телефону, что очень симпатичные молодые мужчины, — сказала Телма и еще больше расплылась в улыбке. — Я бы прихорошилась и приоделась, а не вышла к вам как старая грязная курица. Значит, вы нашли водолазный шлем Хатча.

Остин показал рукой на припаркованный неподалеку джип «чероки».

— Да, он лежит в багажнике нашей машины.

Телма медленно направилась к джипу и открыла крышку багажника. Морские водоросли и ракушки были убраны, и на солнце сверкнула медь и бронза старого шлема.

Телма бережно провела пальцами по округлой макушке.

— Да, это действительно защитник мозгов моего Хатча, — грустно сказала она, смахнув слезу тыльной стороной ладони. — Он все еще был там?

Остин вспомнил пустые глазницы и зловещую ухмылку обглоданного черепа.

— Да, думаю, что так. Если хотите, мы сообщим руководству береговой охраны, чтобы они достали его останки для захоронения со всеми почестями.

— Нет, пусть мой старик остается там, где погиб, — сказала Телма, глубоко вздохнув. — Ведь они закопают его в сырую землю, а он этого не любил. С тех пор у меня было еще два мужа, да благословит Господь их души, но Хатч был первым и самым лучшим. Я не могу позволить, чтобы его кости закопали в землю. Ладно, пойдемте к дому. Мы устроим собственную поминальную службу.

Остин с недоумением посмотрел на Завалу, но ничего не сказал. Телма Хатчинс оказалась отнюдь не старой развалиной, которую они ожидали увидеть. Это была довольно высокая женщина с горделивой осанкой, в ней не было даже намека на ее истинный возраст. Да и походка у нее была молодцеватой, быстрой и необыкновенно энергичной. Она повела их в сад и усадила под большим зонтом с логотипом «Чинзано». Потом она оставила их на минуту, сказав, что скоро вернется.

Со стороны заднего двора дом выглядел еще более неприглядно, чем с парадного входа. Правда, дворик был аккуратно убран и напоминал живописную лужайку. Повсюду виднелись клумбы с яркими цветами, а чуть поодаль располагался небольшой огород с таким количеством овощей, что ими можно было прокормить целую армию вегетарианцев. Откуда-то выбежал добродушный лабрадор-ретривер и стал ласково тереться о колено Остина.

Телма вышли из дома с тремя бутылками пива и извинилась за то, что не запаслась более дорогим напитком.

— Когда мне увеличат социальное пособие, я непременно начну покупать хорошее пиво, а не эту дрянь. К сожалению, нам придется довольствоваться этой мочой пантеры. — Она посмотрела на собаку. — Я вижу, вы уже познакомились с Лашем. — Она налила немного пива в собачью миску, и пес бросился громко хлебать пенистый напиток. Удовлетворенно хмыкнув, Телма подняла вверх бутылку. — Давайте выпьем за Хатча. Я все эти годы знала, что кто-нибудь обязательно найдет моего старого пирата.

Они звонко чокнулись бутылками и сделали несколько глотков.

— Сколько уже лет нет вашего мужа? — спросил Остин.

— Моего первого мужа, — поправила она его, сделала еще несколько больших глотков и крепко сжала губы. — Хатч исчез весной тысяча девятьсот семьдесят третьего года. Где вы нашли его останки?

Остин развернул на столе карту Чесапикского залива и показал пальцем на нарисованный карандашом крестик.

— Черт возьми! — неожиданно воскликнула Телма. — Это же в нескольких милях от того места, где, по моему мнению, должен был находиться затонувший корабль с сокровищами.

— Корабль с сокровищами? — эхом повторил Завала.

— Да, так этот глупый Хатч его называл. И именно он погубил мужа.

— Вы можете рассказать, что с ним случилось? — попросил Остин.

В глазах у Телмы появилось отсутствующее выражение.

— Мой муж родился и вырос на берегу этого залива. С началом Второй мировой войны был призван в военно-морской флот и стал водолазом. Причем очень хорошим водолазом, насколько я знаю. После окончания войны он выкупил свое подводное снаряжение, а когда мы поженились, стал регулярно совершать коммерческие погружения, чтобы поддержать мастерство и развеять скуку. Обычно он выходил в залив на рыболовной лодке, благодаря которой и отыскал это затонувшее судно. Его сеть запуталась на дне, и он нырнул, чтобы освободить ее. Это судно стало его навязчивой идеей.

— Почему это произошло, Телма? — воодушевился Остин.

— Дело в том, что Хатч знал все затонувшие в заливе суда, а некоторые из них видел собственными глазами во время погружения. Короче говоря, он стал самодеятельным историком и провел несколько интересных исследований, но никаких записей от него не сохранилось.

— Он не рассказывал вам о затонувшем судне и его местонахождении? — допытывался Завала.

— Муж ничего мне не говорил. Он действительно был слишком старомодным и никогда не посвящал меня в свои дела, не без оснований полагая, что женщинам ни в коем случае нельзя доверять тайну. Он часто повторял, что расскажет мне всю правду только тогда, когда вытащит для меня какое-то количество золотых украшений.

— А почему он думал, что на этом судне обязательно должно быть золото? — насторожился Остин.

— Многие люди до сих пор не знают, что в давние времена в этих местах были золотые прииски. Мэриленд, Виргиния и дальше вплоть до Пенсильвании.

— Ничего удивительного, — признался Остин. — Я сам только недавно узнал о том, что когда-то в районе Чесапикского залива были шахты по добыче золота. Причем узнал совершенно случайно, когда оказался в кафе «Золотая шахта». Свое название это кафе получило по расположенной неподалеку шахте, заброшенной много лет назад.

— И ваш муж догадался, что какое-то золото могло оказаться на этом затонувшем судне? — спросил Завала.

— Это была не просто догадка, мой дорогой. — Телма провела пальцами по золотой цепочке, висевшей у нее на шее, а потом вытянула ее из-за ворота платья. На цепочке висел золотой кулон в виде лошадиной головы. — Он нашел этот кулон во время первого погружения и подарил мне, пообещав, что достанет еще больше. — Она грустно вздохнула. — О, Хатч, ты был для меня дороже всяких золотых сокровищ.

— Простите, что невольно вызвали у вас печальные воспоминания, — сказал Остин.

Ее лицо снова озарилось широкой улыбкой.

— Не волнуйтесь, Курт, это я должна просить прошения за то, что утратила эти воспоминания.

У Завалы между тем назрел интересный вопрос:

— Мы с Куртом с большим трудом вытащили из воды этот шлем. К нему еще был прикреплен нагрудник. Нам интересно, как ваш покойный муж справлялся с таким тяжелым снаряжением?

— О, он был не один. Он всегда работал вместе со своим другом Томом Лаури, включая и тот день, когда они обнаружили затонувший корабль. По всей вероятности, только ему одному он доверил свою главную тайну. Том стал его главным и единственным помощником, а Хатч обещал ему разделить все найденные богатства поровну.

— А Том еще жив? — спросил Остин.

— Нет, это затонувшее судно погубило и его, — сказала Телма. — Сотрудники береговой охраны как-то узнали, что Хатч попал в беду на дне залива. Может быть, запутался шланг подачи воздуха. Том был крепок как бык, он выпивал целую упаковку пива за раз. Надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду. Он был предан Хатчу и никогда бы не подвел его. Думаю, он изрядно выпил, неосторожно перегнулся через борт лодки и утонул.

— Значит, береговая охрана обнаружила их лодку на том самом месте, где она стояла на якоре над затонувшим судном? — насторожился Остин.

— Нет, вскоре начался шторм, лодку сорвало с якоря и унесло в море. Тело Тома и лодку обнаружили в нескольких милях от места погружения. Позже я продала ее одному из друзей Хатча, за которого впоследствии вышла замуж.

— Вы рассказывали кому-нибудь об этих сокровищах?

Она решительно покачала головой.

— Нет, я не сказала об этом даже офицерам береговой охраны. Это злосчастное судно уже погубило двух человек, и я очень не хотела снова остаться вдовой или сделать несчастной еще какую-нибудь женщину в нашем городке.

— Сколько погружений мог сделать Хатч? — поинтересовался Завала.

— Он уходил туда дважды. — Телма потеребила пальцами золотую цепочку с кулоном. — Первый раз он нашел этот кулон, а второй раз, видимо, спустился под воду сразу же после того, как нашел на дне кувшин.

Остин быстро поставил на стол недопитую бутылку пива.

— О каком кувшине вы говорите, Телма?

— Какой-то старый глиняный сосуд серовато-зеленого цвета с прочно запечатанной горловиной. Я нашла его среди всякой рухляди, которую Хатч и Том хранили на своей лодке. Он все еще покрыт засохшими морскими водорослями и ракушками. Он показался мне слишком легким, чтобы содержать в себе золото, поэтому я никогда даже не пыталась открыть его. Откровенно говоря, я очень боялась, что он может принести мне еще больше несчастий, как ящик Пандоры.

— Мы можем взглянуть на этот сосуд? — взволнованно спросил Остин.

Телма смущенно улыбнулась и развела руками.

— Вы немного опоздали. Пару дней назад я отдала его какому-то парню, который проезжал мимо. Он сказал, что пишет книгу и совершенно случайно услышал какие-то сплетни в нашем городке насчет Хатча и его поисков затонувшего судна. А когда я рассказала ему об этом кувшине, он попросил отдать его на время, чтобы сделать рентгеновский снимок содержимого. Я ответила, что он может забрать его насовсем.

— Парня звали Саксон? — догадался Остин.

— Совершенно верно, Тони Саксон. Симпатичный парень, но не такой красивый, как вы. Вы знаете его?

— Немного, — сказал Остин с грустной улыбкой. — А он не сказал вам, где остановился?

— Нет. — Она немного подумала, а потом добавила: — Надеюсь, я не отдала ему что-нибудь очень ценное? Вы видите, что этот дом давно уже требует капитального ремонта.

— Думаю, нет, — успокоил ее Остин. — Но в вашем распоряжении остается этот шлем, а он стоит немалых денег.

— Достаточно для того, чтобы отремонтировать и покрасить эту старую развалину? — воодушевилась Телма.

— Вполне, — улыбнулся Остин. — Думаю, что вам хватит не только на ремонт, но еще и на пару упаковок пива «Стелла Артуа».

Он решительно отклонил предложение выпить еще по бутылке пива в память о ее первом муже. Они с Завалой достали из багажника джипа шлем и водрузили его на столе в прихожей. Потом Остин поблагодарил Телму за помощь и сказал, что было очень приятно с ней познакомиться. Она ответила им тем же и даже расцеловала обоих на прощание.

Остин открыл дверцу джипа и хотел было сесть за руль, как вдруг увидел какую-то бумажку на ветровом стекле. Он развернул ее и прочитал небольшое послание, написанное шариковой ручкой довольно небрежным почерком.

Дорогой Курт, сожалею, что утащил амфору у тебя перед носом. Буду в ресторане «Тайдуотер гриль» до шести часов вечера и готов угостить выпивкой.

Э.С.

Остин протянул записку Завале, и тот хитро ухмыльнулся, прочитав ее.

— Твой друг обещает угостить нас выпивкой, — сказал он, садясь в джип. — Что может быть лучше такого предложения?

Остин молча уселся за руль джипа и направился в сторону набережной. По пути в город он видел крупную надпись «Тайдуотер» и вспомнил, как можно поскорее добраться до ресторана на берегу реки. Припарковав машину, они вошли в бар и сразу же увидели там Саксона, который оживленно обсуждал с барменом тонкости рыбной ловли. Увидев приближающегося Остина, Саксон радостно улыбнулся, поздоровался с ним, а потом представился Завале и предложил им отведать крепкого эля местного производства. Взяв по кружке пива, они нашли уединенный столик в дальнем конце зала.

Остин не любил терпеть поражение, но при этом никогда не унывал от неудачи. Именно поэтому он первым предложил тост:

— Поздравляю, Саксон. Как ты вышел на эту вещь?

Саксон сделал несколько глотков пива, а потом смахнул с усов пену.

— Немного удачи и хорошая обувь, — пошутил он. — Я исследовал все западное побережье Северной Америки, а потом, когда в огне сгорела моя копия судна, обратил внимание на восточное.

— А почему ты считаешь, что это был поджог? — спросил Остин.

— За несколько дней до пожара я получил от одного торгового дельца весьма заманчивое предложение продать свое судно. Я сказал, что эта копия является научным проектом и не подлежит продаже. А в конце той же недели мое судно сгорело дотла.

— А кто был покупателем?

— Ты уже видел его на презентации «Навигатора». Виктор Балтазар.

Остин вспомнил злой блеск в глазах Саксона, когда Балтазар вошел в помещение склада Смитсоновского института.

— Скажи, пожалуйста, как ты вышел на Чесапикский залив? — продолжал допытываться Остин.

— Я всегда считал этот район наиболее вероятным расположением страны Офир, поскольку именно здесь находились самые богатые золотоносные шахты. Кроме того, меня интересовало также русло реки Саскуэханна. Несколько лет назад в верхнем течении этой реки, в районе Меканиксбурга, что в штате Пенсильвания, были обнаружены глиняные таблички со странными письменами, которые, вполне возможно, являются древнефиникийскими.

— А что привело тебя к Телме Хатчинс?

— После пропажи «Навигатора» я впал в отчаяние и не знал, что делать дальше. В какой-то момент мне пришла в голову мысль приехать сюда и поговорить с любителями подводной рыбалки и сотрудниками местного исторического общества. Я вполне допускал мысль, что муж Телмы или скорее всего его верный друг могли проболтаться насчет своей находки кому-нибудь из друзей. С тех пор я начал тщательно собирать все слухи и сплетни, касающиеся затонувшего судна с сокровищами. В конце концов я узнал о Телме и выяснил ее адрес. Она сама предложила мне эту амфору, вероятно, подпав под мое обаяние.

— Вероятно, — улыбнулся Остин. — А как ты узнал о нашем приезде?

— Если НАПИ хочет и впредь оставаться тайной организацией, то я бы порекомендовал вам красить свои автомобили в менее приметный цвет, а не в чудесный бирюзовый. Я ехал на поздний завтрак и вдруг увидел вашу весьма примечательную машину. Не долго думая я проследовал за вами до лодочной станции, увидел, как вы выгружаете подводное снаряжение, механически запомнил ваш автомобиль, а потом проследил за вами, когда вы направились к дому Телмы. А сейчас могу ли я задать вам один вопрос? Как вам удалось выйти на след потерпевшего крушение судна?

Остин рассказал Саксону о второй статуе в Турции, а потом объяснил тайный смысл древней карты, начертанной на боку бронзового кота.

Саксон радостно засмеялся и всплеснул руками.

— Чертов кот! Я всегда подозревал, что в этой фигуре содержится нечто большее, чем в самой статуе. Возможно, именно эта парочка охраняла древний храм.

— Храм Соломона? — спросил Остин, вдруг вспомнив недавний разговор с Никкерсоном.

— Весьма вероятно, — ответил Саксон и нахмурил брови. — Интересно, почему люди, которые организовали похищение первой статуи, не смогли выйти на след этого древнего судна?

— Возможно, они не такие умные, как мы с вами, — пошутил Остин. — Сейчас амфора находится у вас. Могу я полюбопытствовать, что вы намерены с ней делать?

— Я уже открыл ее.

— Ну и что там было?

— Ответ на этот вопрос зависит от тебя, Курт. Полагаю, мы можем заключить некое соглашение. Мне нужны источники НАПИ, но только научно достоверные факты, а не золото или сокровища. Больше всего на свете мне хочется отыскать легендарную царицу Савскую. Охотно признаю, что по-настоящему одержим этой идеей.

Остин помрачнел, опустив кончики губ, а потом вопрошающе посмотрел на Завалу.

— Думаю, мы можем пойти на сделку с этим скользким и загадочным типом?

— Черт возьми, Курт, ты же знаешь мою неуемную страсть к романтическим приключениям. Я голосую «за».

К этому времени Остин уже принял единственно верное решение. Услуги со стороны НАПИ были скромной платой за бесценные научные знания Саксона. Кроме того, он не мог не восхищаться одержимостью этого человека и его упорством в достижении намеченной цели. Повернувшись к Саксону, он вперился в него пронзительным взглядом.

— Я готов заключить такую сделку, но при двух условиях.

Саксон заметно помрачнел.

— Ну и каково же первое условие?

— Ты должен откровенно рассказать нам о том, что находилось в амфоре.

— Я нашел там папирус, — без колебаний ответил Саксон. — А в чем заключается второе условие?

— Ты должен еще раз угостить нас пивом.

— Боже мой, Остин, ты бессовестно пользуешься своим преимуществом перед беспомощным человеком, — сказал Саксон, хитро подкручивая пальцами кончики усов.

Затем он взмахнул рукой, подозвал бармена и показал ему три растопыренных пальца.

Глава 40

Камердинер Балтазара прошел по мрачному коридору, облицованному темными деревянными панелями, и остановился перед массивной дубовой дверью. Балансируя с подносом в одной руке, он мягко постучал в дверь и ехидно улыбнулся, когда ответа не последовало. Он знал, что Карина находится в комнате, так как менее часа назад собственноручно перенес сюда из вертолета ее бездыханное тело.

Не утруждая себя вторым повторным сигналом, он вынул из кармана ключ, отпер дверь и широко распахнул ее.

Карина встретила его на пороге с перекошенным от гнева лицом и большой тяжелой настольной лампой с массивным медным основанием, которую удерживала обеими руками, как большую дубинку, готовясь нанести удар первому, кто осмелится переступить порог ее невольного узилища. Однако она слегка растерялась, поскольку не ожидала увидеть перед собой человека с большим подносом, на котором стоял фарфоровый чайник и красивая фарфоровая чашка.

На всякий случай она не стала опускать светильник.

— Кто меня раздевал? — строго потребовала она.

— Женщина из числа прислуги этого заведения, — спокойно ответил камердинер. — Ваша одежда сейчас находится в стирке. Мистер Балтазар решил, что пока вам будет намного комфортнее находиться в чем-то чистом и свежем.

— Можете передать мистеру Балтазару, что я хочу немедленно получить обратно свою одежду?

— Вы сами ему об этом скажите, — улыбнулся камердинер. — Он ждет вас в саду. Но он сказал, что вам не обязательно торопиться. Можете прийти туда в любое время, когда почувствуете желание с ним поговорить. Можно поставить поднос на стол?

Карина настороженно посмотрела на него, но все же отошла в сторону и впустила его в комнату. Он подошел к столу, поставил на него поднос, а потом попятился к выходу, не спуская глаз с тяжелого светильника, и исчез в коридоре, оставив дверь открытой.

Она очнулась за несколько минут до этого в какой-то странной чужой постели и вспомнила сладковатый запах на заднем сиденье в такси. А потом сбросила с себя простыню и вдруг обнаружила, что лежит в одном нижнем белье. Вскочив с постели, она стала лихорадочно рыскать по шикарной комнате в поисках хоть какой-то одежды, но нашла в шкафу только длинный белый халат из хлопка с глубоким вырезом.

Схватив халат, она огляделась. Если не принимать во внимание металлическую решетку на окнах, то в остальном комната напоминала номер «люкс» в дорогом отеле. Она подошла к окну и увидела перед домом аккуратно подстриженный газон. Именно в этот момент послышался стук в дверь. Быстро набросив халат, она схватила со стола тяжелый светильник и приготовилась отразить нападение непрошеных гостей.

Когда камердинер вышел из комнаты, Карина последовала за ним в коридор и увидела, как он исчез за углом. Вернувшись в комнату, она заперла дверь и вдруг заметила, как дрожат от волнения руки. Она поставила светильник на стол, плюхнулась в бархатное кресло и заплакала от отчаяния.

Накопившийся внутри гнев, который дал ей силы схватить светильник и приготовиться к отпору, куда-то незаметно исчез. Она вытерла глаза, пошла в ванную, умылась прохладной водой и привела в порядок растрепавшиесяволосы. После этого она выпила немного чаю и проследовала в том же направлении, где совсем недавно исчез камердинер. Оказавшись перед выходом в просторное патио, она открыла дверь и вышла на ярко освещенное солнцем пространство. Оглянувшись вокруг, она сообразила, что находится во внутреннем дворике с прекрасно ухоженным садом. Посреди двора располагался живописный, весело журчащий фонтан, а в самом его центре возвышалась статуя обнаженной женщины, окруженной дюжиной таких же обнаженных херувимов. Однако внимание Карины было обращено не на эту красоту, а на стройную фигуру Балтазара, который срезал цветы на клумбе.

Балтазар был одет по-домашнему — в белые слаксы, черную рубашку с короткими рукавами и легкие сандалии на босу ногу. Увидев вошедшую Карину, он мило улыбнулся и направился к ней с большим букетом цветов в руке.

В ответ Карина демонстративно скрестила руки на груди, отказавшись принимать букет.

— Мне не нужны ваши цветы. Где я нахожусь?

Он опустил букет, а потом небрежно положил его на мраморную скамью.

— Вы у меня в гостях, мисс Микади.

— Я не хочу находиться у вас в гостях, — прошипела Карина, почти сжав губы. — И требую, чтобы вы немедленно освободили меня.

Все еще улыбаясь, Балтазар смотрел на нее как на редкую бабочку, которая неожиданно пополнила его и без того огромную коллекцию.

— Вы властны, высокомерны и заносчивы. Именно такие качества я и ожидал встретить у наследницы рода Мекада.

Эти слова так поразили Карину, что на какое-то время она лишилась дара речи, а ее гнев сменился смущением.

— О чем вы говорите?

— У меня к вам предложение. — Он показал рукой на круглый мраморный стол, накрытый на две персоны. — Вы примете мое угощение, выпьете со мной, а я расскажу вам чрезвычайно занимательную историю.

Карина настороженно смотрела в сад, выход из которого надежно охраняли два человека в черной униформе. Стало быть, бегство из этой западни практически невозможно. Но даже если ей каким-то чудом удастся вырваться за пределы сада, что она будет делать дальше? Ведь она понятия не имела, где находится и как отсюда выбраться. Нет, будет гораздо лучше выиграть какое-то время и найти другой выход из положения. Она неохотно направилась к столу и села, упрямо выгнув спину.

В ту же минуту перед ней появился вездесущий камердинер и налил в хрустальные бокалы воду. Вслед за ним появились официанты с роскошно приготовленными блюдами. Поначалу Карина решила гордо проигнорировать гостеприимство Балтазара, но потом вдруг почувствовала, что просто умирает от голода. Она набросилась на еду, оправдывая себя тем, что нужно во что бы то ни стало набраться сил для побега. Правда, при этом она так и не притронулась к розовому вину. Она обязана была сохранить свежую голову для осуществления задуманного плана. Одному Богу известно, что ожидает ее впереди.

А Балтазар, казалось, уже успел прочитать все ее потаенные мысли. Он был хорошим знатоком человеческой натуры и не терзал ее разговорами во время обеда, спросив только, понравилась ли ей его кухня. Покончив с сдой, Карпина выпила несколько глотков воды, а потом решительно отодвинула пустую тарелку в сторону.

— Я выполнила свою часть предложенного вами договора, — сухо сказала она.

— Да, я вижу, — кивнул он. — Ну а теперь я должен выполнить свои обязательства. Эта история началась три тысячи лет назад с царя Соломона.

— Царя Соломона? — оторопела Карина.

— Да, единственного и неповторимого. Того самого, который был сыном Давида — правителя страны, известной ныне под названием Израиль. Согласно библейским легендам, царь Соломон принял у себя царицу некоего царства по имени царица Савская. Она много слышала о его мудрости и решила удовлетворить свое любопытство посредством личной беседы. Приехав к нему в гости, она была поражена не только его мудростью, но и несметными богатствами. Они быстро нашли общий язык и прониклись друг к другу более глубокими чувствами. Он был так увлечен своей гостьей, что даже написал цикл любовных стихотворений, по мнению некоторых исследователей, посвященных именно ей, по крайней мере частично.

— «Песнь песней», — взволнованно выдохнула Карина.

— Совершенно верно. Героиня стихов сама назвала себя: «Дщери Иерусалимские! Черна я, но красива…»

— Она приехала из Африки, — сказала Карина.

— В этом-то все и дело. В Библии царице Савской уделено не так уж много места — во всяком случае, в Коране о ней говорится гораздо больше, потом эту тему успешно развивали арабские мыслители, а после них наступило время европейских средневековых летописцев. Таким образом, мы узнаем, что царь Соломон и царица Савская были связаны брачными узами, она родила от него сына, а потом вернулась в свое царство. С тех пор Соломон стал богаче и могущественнее, у него было множество жен, наложниц и рабынь.

— А его сын?

— Легенда говорит, что он вернулся в Африку и долго правил там своим царством.

— Замечательная волшебная сказка, — улыбнулась Карина. — Ну а теперь позвольте мне поблагодарить вас за гостеприимство и покинуть это место.

— Нет, я поведал вам лишь первую часть этой сказочной истории, — возразил Балтазар. — Дело в том, что между царем Соломоном и служанкой царицы Савской тоже была интимная связь, в результате которой на свет появился еще один мальчик. Правда, он умер молодым, но остались его многочисленные потомки. Со временем они переехали на Кипр, где основали крупную кораблестроительную верфь, а потом весьма плодотворно сотрудничали с участниками Четвертого крестового похода. После падения Константинополя они переселились в Западную Европу. К сожалению, я являюсь последним представителем мужской линии древнего рода Балтазаров. Иначе говоря, с моей смертью умрет и этот древний род.

Карина подумала, что это произойдет не так уж скоро, и рассмеялась слишком грубым для истинной леди смехом.

— Вы хотите меня убедить в том, что являетесь потомком самого царя Соломона?

— Да, мисс Микади, как, впрочем, и вы.

— Мистер Балтазар, вы гораздо более сумасшедший, чем я себе представляла.

— Прежде чем судить о моем безумии, выслушайте меня до конца. Единственный ребенок царя Соломона и царицы Савской стал царем Эфиопии. Его наследники правили этой страной в течение многих столетий.

— Я родилась в Италии, но мать часто рассказывала мне об императоре Менелике. Ну и что из того?

— Значит, вы должны знать о существовании «Кебра Нагаст».[176] Эта священная книга повествует о царице Савской и Менелике.

Карина вдруг почувствовала, что оказалась на очень зыбкой почве.

— Я слышала это имя, но никогда не встречала его в книгах. Меня воспитывали в традициях римско-католической церкви.

— Предположительно «Кебра Нагаст» была обнаружена в третьем веке от Рождества Христова в библиотеке Святой Софии в Константинополе. Вполне возможно, что она была составлена значительно позже, но это не имеет никакого значения. Если бы вы прочитали ее от начала до конца, то увидели бы, что она посвящена царю Соломону и Мекада — царице Савской. Я привлек к исследованию одного крупного специалиста по ономастике, и он сказал, что ваша фамилия происходит от имени Мекада.

— Но это еще ни о чем не говорит! — воскликнула Карина. — Точно так же можно утверждать, будто каждый мужчина по имени Иисус или Кристиан может претендовать на происхождение от самого Мессии.

— Я бы согласился с вами, если бы не одна вещь. На бокале, из которого вы пили во время презентации «Навигатора», сохранились следы вашей ДНК. Я отправил образцы для анализа в три разные лаборатории, потому не может быть никаких сомнений в истинности сделанного ими заключения. Во всех трех случаях результат был идентичным. Ваши молекулы ДНК, как и мои собственные, содержат один и тот же набор. Я не сомневаюсь в том, что эти следы уходят во времена царя Соломона. Причем ваша связь определяется через царицу Савскую, а моя — через ее служанку. Я могу прислать вам в комнату результаты лабораторных исследований, и вы сами убедитесь в правдивости моих слов.

— Данные лабораторных исследований можно сфальсифицировать.

— Да, но только не эти. — Балтазар снова улыбнулся. — Поэтому не стоит воспринимать свое задержание как заключение в темницу. Скорее всего это напоминает воссоединение древнего семейства. Обед у нас подается рано, а ужин ровно в шесть часов.

Когда Балтазар встал и направился к выходу, Карина не выдержала и крикнула ему вслед:

— Постойте!

Он не привык к таким приказам, но все же повернулся назад, гневно сверкнув глазами на перекошенном от раздражения лице.

— Да, мисс Микади?

Она с таким же раздражением запахнула халат. Если он действительно считает ее потомком великой царицы, то пусть и ведет себя соответствующим образом.

— Мне не нравится ваше обращение. Прикажите вернуть мою одежду.

Он кивнул.

— Ее принесут в вашу комнату.

С этими словами он быстро исчез за дверью, направившись к себе.

Какое-то время Карина оторопело стояла молча, не зная, что теперь делать. В этот момент во двор вошел камердинер и стал быстро убирать со стола грязную посуду.

— Мистер Балтазар сказал, что вы можете вернуться в свою комнату.

Лишнее напоминание о том, что она пленница, просто взбесило ее. Она резко повернулась на каблуках, вышла из сада в состоянии крайнего возмущения, пробежала по длинному коридору и ворвалась в свою комнату, с трудом сдерживая слезы. То, что еще некоторое время назад казалось ей камерой заточения, сейчас выглядело как спасительное убежище.

Громко захлопнув за собой дверь, она прижалась к ней спиной и так крепко зажмурила глаза, словно пыталась с помощью этого нехитрого способа мгновенно переместиться в другое место.

Карина и мысли не могла допустить, что приходится хотя и далекой, но все же кровной родственницей этой мерзкой рептилии. Одно его присутствие вызывало у нее настолько отвратительное чувство, что она сама пугалась этого.

Но еще больше ее пугала мысль о том, что его слова могут оказаться сущей правдой.

Глава 41

Профессор Маккаллоу встретил своих гостей на ступеньках ротонды — большого здания из красного кирпича, с огромным куполом, построенного по проекту Джефферсона и напоминавшего его поместье в Монтичелло и здание Пантеона в Риме. Профессор предложил им пройтись по аллейке с высокими деревьями по обеим сторонам, которая упиралась в террасу на склоне холма.

— Я могу уделить вам двадцать минут, а потом побегу на занятия по этике, — сказал профессор — крупный коренастый мужчина с огромной седой бородой, напоминавшей клочок испанского мха. Его полные щеки были как красные яблоки, а походка вразвалку делала Маккаллоу скорее отставным моряком торгового флота, чем академическим ученым. — Должен признаться, вы заинтриговали меня своим звонком насчет Общества любителей артишоков.

— Похоже, это какая-то загадочная организация, — сказала Гэмей, пока они шли по дорожке, обрамленной густой зеленью.

Маккаллоу остановился на полпути.

— Безусловно, в этом есть своя тайна, — подтвердил он, покачав головой. — Я наткнулся на это общество, когда готовил материал по этике отношений в тайных обществах.

— Интересная тема, — улыбнулся Пол.

— Я тоже так думал. Не нужно быть участником заговора с целью захватить власть над миром, чтобы подвергать сомнению существование соответствующей этики поведения. Членство даже в самой безобидной организации может быть обусловлено определенными правилами и ритуалами. Исключительность. Противопоставление себя другим. Странные символы и манера поведения. Элитарность. Обязательное правило «один за всех» среди членов общества. Вера в то, что только они обладают истиной. Многие общества являются чисто мужскими. В некоторых странах, таких, например, как Польша, тайные общества строго-настрого запрещены. На одной части этого спектра можно увидеть тайные братства, а на другой обнаружить нацистов.

— А что вас привлекло в тайных обществах? — спросил Пол.

Маккаллоу продолжал переминаться с ноги на ногу.

— Виргинский университет знаменит своими тайными обществами. В нашем кампусе насчитывается почти две дюжины секретных организаций, и я неплохо осведомлен об их деятельности.

— Я где-то читала об Обществе семерки, — вмешалась Анджела, располагавшая, казалось, неисчерпаемым запасом самых разнообразных сведений о таинственных вещах.

— О да. Эта организация настолько таинственна и загадочна, что о членстве в ней того или иного человека мы узнаем только после его смерти, когда в местных газетах появляется некролог. Его могилу, как правило, украшает венок из черных магнолий, сплетенный в форме цифры «семь», а колокол на башне университетской церкви отбивает удары каждую седьмую секунду в течение семи минут на седьмой диссонирующей ноте гаммы.

— Джефферсон тоже был членом какого-нибудь тайного общества? — спросила Гэмей.

— Да, во время одного из визитов к Уильяму и Мэри он вступил в Общество плоской шляпы. Позже оно было преобразовано в Клуб плоской шляпы.

— Откуда такое необычное название? — поинтересовалась Гэмей.

— В давние времена студенты носили головной убор с квадратным верхом постоянно, а не только на выпускном вечере.

— Как Гарри Поттер, — засмеялась Анджела.

Маккаллоу тоже рассмеялся от такого удачного сравнения.

— Не знаю среди них ни одного выпускника Хогвартса, однако у членов этого общества было тайное рукопожатие. Они регулярно встречались для обсуждения своих проблем, но, как признавал сам Джефферсон, у этой организации «не было сколько-нибудь полезной темы для разговора».

Гэмей решила вернуть профессора к изначальной теме беседы.

— Вы можете нам сказать, что вам известно об Обществе любителей артишоков? — спросила она.

— Простите, что сбился с мысли. Некоторое время назад я работал в университетской библиотеке и случайно наткнулся на старую газетную статью. Автор утверждал, что ездил в поместье Монтичелло, чтобы взять интервью у бывшего президента, и вдруг увидел там Джона Адамса, который выходил из кареты перед домом Джефферсона.

— Воссоединение отцов-основателей? — удивился Пол.

— Этот репортер просто не поверил своим глазам. Он подошел к двери дома и поговорил с самим Джефферсоном. Тот ответил, что репортер ошибся, что это был один из местных плантаторов, который приехал к нему, чтобы обсудить сбор нового урожая. А когда репортер спросил, какой именно урожай он имеет в виду, Джефферсон загадочно улыбнулся и ответил: «Артишоки». Позже он подробно пересказал этот разговор, заметив при этом, что друг Джефферсона действительно очень похож на Адамса.

— Кто первым предположил, что Общество любителей артишоков действительно существует?

— Боюсь, что это я во всем виноват, — сказал Маккаллоу с каким-то овечьим выражением на красном лице.

— Не понимаю вас, — удивилась Гэмей.

— Я первым задал себе вопрос: «А что, если?..» Иначе говоря, я предположил, что описанная в газете встреча действительно могла иметь место. И тогда я задал вопрос: «Вдруг отцы-основатели действительно объединились?» Знаете, путешествия в те времена были делом чрезвычайно сложным. Позже я написал юмористическую статью в университетском издании, основанную на этой истории, а также на пристрастии университетской публики к различного рода тайным организациям. Я уже порядком забыл об этой давней истории, но на прошлой неделе вдруг позвонил ваш друг писатель и сообщил, что работал в библиотеке Американского философского общества и обнаружил там рукопись Джефферсона, посвященную выращиванию артишоков.

— Анджела тоже работает в философском обществе, — сказала Гэмей. — Она первая и нашла эту рукопись.

— Удивительное совпадение, — удивился Маккаллоу. — Примерно то же самое я сказал и мистеру Никкерсону.

— А кто такой мистер Никкерсон? — насторожилась Гэмей.

— Он сказал, что работает в Государственном департаменте, увлекается историей Джефферсона и даже прочитал мою статью на эту тему. А потом спросил, что мне еще известно. Он намеревался вновь просмотреть ее, но так больше и не появился. А на прошлой неделе мне позвонил Стокер, а потом вы. — Он посмотрел на часы. — Черт возьми. С вами очень интересно, но у меня уже начались занятия.

Пол протянул ему свою визитную карточку.

— Пожалуйста, дайте знать, если вспомните еще что-нибудь.

— Непременно. — Маккаллоу посмотрел на визитку. — А я думал, что НАПИ занимается исключительно морскими делами.

Гэмей очень не хотелось отвечать на вопрос, который уже сформировался на его толстых губах.

— Спасибо за помощь, — улыбнулась она. — Не смеем вас больше задерживать.

Маккаллоу пожал им руки и вальяжной походкой направился на занятия.

Пол долго смотрел на удалявшегося по газону профессора.

— Когда Курт позвонил нам в Вудс-Хол, он первым делом сообщил, что сотрудник Государственного департамента по фамилии Никкерсон попросил его заняться финикийской загадкой. Он встречался с ним на Потомаке на какой-то старой яхте.

— Да, я вспоминаю его имя. Думаешь, это тот самый человек?

Пол пожал плечами и достал мобильный телефон. Пролистав список номеров в записной книжке, он нашел человека из Государственного департамента, с которым когда-то работал по проблемам морского права. Поговорив с ним несколько минут, он выключил телефон и повернулся к жене:

— Никкерсон является помощником секретаря. Мой знакомый из Госдепа не знаком с ним лично, но уверяет, что это чрезвычайно влиятельный и авторитетный человек. Его считают блестящим специалистом, хотя и несколько эксцентричным, а живет он действительно на старой яхте на Потомаке. Может, стоит заскочить к нему на минутку по пути домой? Нам все равно придется ехать вдоль реки.

— Думаю, это было бы гораздо проще, если бы мы знали название яхты, — заметила Анджела.

— Если бы мы всегда выбирали самый легкий и простой путь, то не работали бы на НАПИ, — ответил Пол.

Поиски старой яхты Никкерсона оказались гораздо труднее, чем предполагали супруги Траут. Они с большим трудом обнаружили на причале несколько старых яхт, но только одна из них была по-настоящему старой, почти антикварной. На ее борту красовалось романтическое название «Прекрасная леди».

Пол вышел из автомобиля и направился к судну. На палубе никого не было, и вообще яхта не производила впечатления обитаемой. Не долго думая он поднялся по трапу на палубу и несколько раз громко позвал хозяина.

На яхте ему так никто и не ответил, зато отреагировал владелец соседнего судна.

— Ника сейчас нет дома, — объяснил он, высунув голову из каюты. — Уехал несколько минут назад.

Пол поблагодарил его и вернулся к автомобилю. По пути он еще раз взглянул на борт яхты и увидел, что транец был заметно светлее остальной части корпуса. Тогда он вернулся к яхте и спросил у соседа Никкерсона, менялось ли за последнее время ее название.

— Да, название сейчас действительно другое, — подтвердил тот.

Через несколько минут Пол уже сидел за рулем автомобиля.

— Никкерсона нет дома, — сказал он женщинам.

— Я видела, как ты проверял название яхты, — посмотрела на него Гэмей.

— Да, просто из любопытства. Сосед Никкерсона сказал, что раньше эта яхта называлась «Тисл».[177]

Анджела удивленно подняла голову.

— Вы уверены?

— Да, а что?

— Артишоки.

— При чем тут артишоки? — улыбнулся Траут.

— Я встречала это слово, когда собирала досье для своего друга писателя. Круглые артишоки называются «тисл».

Глава 42

Саксон открыл дверь снимаемого им коттеджа на берегу залива и включил свет.

— Добро пожаловать в лабораторию Саксона по консервации археологических находок, — сказал он, широко улыбаясь и радушно приглашая друзей внутрь.

Все стулья и диван в душной гостиной были сдвинуты к дальней стене, освобождая пространство для большого черного мусорного бака из пластика и двух раскладных столиков для пикника, придвинутых друг к другу. На столиках виднелась стопка плотных листов бумаги, спрессованная между двумя фанерными листами.

А на диване лежал и две части амфоры. Тонкая поверхность керамической посуды была изъедена морской водой и покрыта остатками зеленых водорослей. Одна часть амфоры представляла собой почти целый сосуд, а рядом с ней лежала вторая — горловина с запечатанным верхом. Остин взял со стола слесарную ножовку и тщательно изучил крошки зеленоватой пыли на ее зубцах.

— Я вижу, ты использовал самый лучший из точных инструментов.

— Из хозяйственного магазина, — ответил Саксон и смущенно улыбнулся. — Я знаю, вы считаете меня вандалом, но смею заверить, что обладаю огромным опытом консервации археологических находок в примитивных условиях и не нуждаюсь в подсказках специалистов в этой области. Разумеется, здесь был определенный риск, но я бы мог сойти с ума, если бы пришлось слишком долго ждать, чтобы узнать, что там внутри. Я все сделал очень аккуратно.

— Я мог бы сделать то же самое, — сказал Остин, возвращая на место ножовку. — Это все равно что сказать: пациент умер, но операция прошла успешно.

Саксон широко разве руками.

— Боги древней Финикии благословили меня на это. Все прошло даже лучше, чем я предполагал. В амфоре я обнаружил почти не поврежденный свиток папируса.

— Она слишком долго лежала под водой, — заметил Завала. — В каком состоянии находился папирус?

— Вообще говоря, папирус лучше всего сохраняется в сухом, жарком климате, как, например, в Египте, однако амфора была прочно запечатана, а сам свиток плотно завернут в кожаный футляр. Я надеюсь на лучшее.

Остин приподнял крышку мусорного бака.

— Еще одно достижение хайтека?

— Это моя сверхзвуковая увлажнительная камера. Папирус стал слишком хрупким, чтобы можно было сразу развернуть его. Он просто рассыпался бы на глазах. Обычно в таких случаях его подвергают процессу увлажнения. На дно этого бака я налил немного воды, завернул свиток в толстые листы промокательной бумаги, положил его в небольшой пластиковый контейнер с проделанными в нем отверстиями и плотно закрыл крышку бака.

— И это хитроумное приспособление действительно работает?

— По крайней мере теоретически. Скоро узнаем, что из этого получилось. — Саксон посмотрел на лежавшие на столе листы фанеры.

— А это, должно быть, твой супернадувательский ионный осушитель, — не без ехидства сказал Остин.

— Когда увлажненный свиток стал более эластичным, — как ни в чем не бывало пояснил Саксон, — я развернул его и положил между листами промокательной бумаги, которая впитает лишнюю влагу. Кроме того, под прессом папирус расправится и станет доступным для изучения.

— Ты уже видел там хоть какие-то надписи? — спросил Остин.

— От дневного света папирус может быстро потемнеть, поэтому я разворачивал его при закрытых ставнях. Правда, посмотрел на него с помощью фонарика. Папирус тогда еще был влажный, поэтому я не смог толком ничего разобрать. Надеюсь, после просушки письмена станут более отчетливыми.

— Сколько должно пройти времени, чтобы мы могли на него взглянуть? — поинтересовался Завала.

— Он должен быть готов уже сейчас. По крайней мере теоретически.

Остин не выдержал и ехидно захихикал.

— Знаешь, Джо, мистер Саксон может стать для НАПИ незаменимым специалистом.

— Согласен, — совершенно серьезно сказал Завала. — Он неистощимо изобретателен, склонен к новаторским подходам, не боится импровизировать и обладает редким мастерством в области изящного искусства прикрывать свою задницу.

Саксон молча потеребил пальцами кончики усов, как крестьянин в немом фильме.

— В таком случае я очень рад, что вы здесь. Если я испорчу эту древнюю вещь, вы разделите со мной ответственность. — С этими словами он выключил верхний свет. — Джентльмены, нам предстоит доказать, что древние финикийцы действительно добрались до берегов Северной Америки за много столетий до рождения Колумба.

Остин провел пальцами по краю фанерного листа.

— Начнем?

Они осторожно сняли верхний лист фанеры и отложили его в сторону. Затем с такой же осторожностью сняли несколько листов промокательной бумаги и увидели перед собой развернутый свиток папируса. Он состоял из отдельных страниц размером один фут на двадцать дюймов и в обшей сложности насчитывал в длину не менее пятнадцати футов. Загнутые края папируса были на удивление ровными, а сам он покрыт большими коричневыми пятнами, которые местами скрывали под собой древние письмена. К сожалению, большая часть текста была размыта и не поддавалась прочтению.

Саксон смотрел на папирус глазами ребенка, который получил надень рождения носки.

— Черт возьми! Он почти весь покрылся плесенью.

Его нетерпеливое желание поскорее увидеть текст неожиданно наткнулось на печальную стену реальности. Он уставился на папирус окаменевшими глазами, а потом резко повернулся, подошел к окну и с таким же видом вперился в темную воду залива. Остин пожалел его и решил хоть как-то взбодрить несчастного исследователя. Он пошел на крохотную кухню, налил три стакана минеральной воды, один протянул Завале, второй — Саксону, а третий поднял сам.

— Мы еще не провозглашали тост за человека, который ценой своей жизни спас этот папирус от гнилого рундука Дэйва Джонса.

Саксон понял его намек. Его разочарование — ничто по сравнению с трагической судьбой подводника, который первым обнаружил затонувшее судно и тем самым спас его.

— Да, за Хатча и его симпатичную вдову, — взбодрился он и громко чокнулся со стаканами своих друзей. Затем они снова собрались вокруг стола с папирусом.

Остин попросил Саксона максимально сосредоточиться на находке.

— Не стоит пока обращать внимание на письмена. Лучше расскажи нам о физических качествах папируса.

Саксон взял с полки большое увеличительное стекло и наклонился над свитком.

— Папирус изготовлен из стеблей водного растения семейства осоковых, произрастающего в долине Нила, — прокомментировал он. — Эти листы высочайшего качества сделаны из тонких пластинок. Их как следует расплющили молотком, превратили в тонкие полоски, которые затем переплели крест-накрест, как коврик. Чернила тоже отличаются превосходным качеством. Они изготовлены на прочной клеевой основе с добавлением пигмента и смолы. Что же до надписи, то она сделана тростниковым пером, которое придает буквам некоторую округлость.

— Ну а сейчас расскажи о самой письменности, — попросил Остин. — Это действительно финикийское письмо?

Саксон посмотрел на папирус придирчивым взглядом.

— Вне всяких сомнений. Финикийский алфавит, состоявший из двадцати двух букв, был единственным великим вкладом этой цивилизации в мировую культуру. Само слово «алфавит» является не более чем соединением первых двух его букв. Из этого древнейшего алфавита в более поздние времена произошли все остальные, включая арабский, иудейский, греческий, латинский и в конце концов английский. Финикийцы писали справа налево без каких бы то ни было пропусков, поскольку использовали только согласные звуки. А вертикальные линии играли роль пунктуации и разделяли отдельные слова и предложения.

— Забудь о том, что мы не можем прочитать весь текст целиком. Попробуй прочитать только то, что поддается прочтению. Даже на Розеттском камне не было какой-то части текста.

— В таком случае вам придется подвергнуться мотивационной терапии, то есть попросту набраться терпения.

Саксон взял блокнот, ручку и склонился над текстом папируса. Он что-то быстро писал, облизывая пересохшие губы и переходя от одного листа к другому. Иногда он замирал над каким-то словом, а потом снова начинал быстро писать. При этом он что-то бормотал про себя и теребил пальцами кончики усов.

В конце концов он закончил работу и посмотрел на них с триумфальным блеском в глазах.

— Могу расцеловать тебя, мой друг! — торжественно объявил он, глядя на Остина.

— Я не привык целоваться с людьми с такими роскошными усами, — усмехнулся тот. — Причем вне зависимости от того, мужчина это или женщина. Ты лучше скажи, что там написано.

Саксон похлопал рукой по блокноту.

— Первый фрагмент текста написан Менеликом, который изображает себя в качестве любимого сына царя Соломона. Он рассказывает о своей миссии.

— Менелик является также сыном царицы Савской, — напомнил ему Остин.

— Не стоит удивляться, что он не упоминает ее в этом послании. У Соломона было множество жен и еще больше наложниц и рабынь. — Саксон ткнул пальцем в отрывок текста. — Вот здесь, например, он пишет, что благодарен за оказанное ему доверие, причем повторяет эту мысль несколько раз. Для меня этот факт представляется крайне интересным.

— Почему именно этот? — спросил Остин.

— В легендах говорится, что когда Менелик был еще юношей, он вместе со своим сводным братом, сыном служанки царицы Савской, выкрал из храма Ковчег Завета и увез в Эфиопию, чтобы установить там правление царей из рода Соломона. Правда, в некоторых источниках утверждается, что это было сделано отнюдь не без ведома самого Соломона, который приказал соорудить точную копию священной реликвии, чтобы заполнить пустое место в храме. А одна легенда гласит, что он сам инспирировал кражу Ковчега, чтобы спрятать его в далекой Эфиопии. Впрочем, существуют и другие теории, в соответствии с которыми он попытался вернуть реликвию, чтобы восстановить свое доброе имя и вернуть дух религии в свою страну. Есть данные, что измученный сомнениями и чувством греха Менелик вернул Ковчег Завета, а Соломон простил его за прежние прегрешения.

— Похоже, Соломону тоже пришлось испытать сеанс мотивационной терапии, — грустно пошутил Остин.

— Кому можно доверять больше, чем человеку, который испытывает искренние раскаяния за прошлые грехи?

— Да, мудрость царя Соломона никогда и никем не подвергалась сомнению. На этом папирусе есть фрагменты текста, в которых недвусмысленно указывается, что Менелик перевозил какой-то груз необыкновенной ценности.

— И ничего более конкретного? — удивился Остин.

— К сожалению, нет. Остальная часть папируса больше напоминает сгнившую корабельную мачту. Автором этого текста был сам Менелик, из чего можно сделать вывод, что он же являлся и капитаном судна. В нескольких местах я встретил слово «скифы», из чего тоже можно заключить, что финикийцы использовали наемников для охраны судна. Есть несколько ссылок на какой-то таинственный «Великий океан», содержатся сведения о погодных условиях, однако прочитать большую часть текста пока не представляется возможным.

— Ну что ж, сейчас твоя очередь хоть как-то взбодрить меня, — грустно заметил Остин и покачал головой.

— Думаю, что могу это сделать, — улыбнулся Саксон и показал пальцем на несколько чистых мест на папирусе. — Вот в этих местах свиток был свернут так туго, что влага сюда не проникла. Эти линии изображают береговой ландшафт. Капитан судна рассказывает о каком-то заливе, похожем размерами на небольшое море, на котором он уже не ощущает запах океана.

Остин жадно впитывал каждое слово.

— Чесапикский залив?

— Пока это всего лишь предположение. Судно бросило якорь возле небольшого острова, расположенного в устье широкой реки. Он пишет, что вода в ней скорее коричневая, чем синяя.

— Сегодня, когда мы подъехали к реке, я заметил, что вода очень мутная, — сказал Завала. — А потом мы проехали мимо острова возле Абердинской испытательной станции.

Остин вспомнил про свою карту залива, достал ее из пластикового футляра и развернул на полу. Затем он попросил у Саксона карандаш и поставил крестик возле городка Хавр-де-Грас, расположенного у самого устья Саскуэханны.

— Мы пришли к выводу, что финикийцы могли остановиться вот в этом месте. Что же они сделали со своим грузом?

— Возможно, спрятали его в одной из золотоносных шахт, — предположил Саксон.

— В твоей книге высказывается предположение, что страна Офир находилась в Северной Америке. Ты хочешь сказать, что эта вещь могла быть спрятана в копях царя Соломона?

— Когда я впервые приступил к поиску копей царя Соломона, — сказал Саксон, — то сосредоточился вокруг района Чесапикского залива и реки Саскуэханны. Здесь, в двух шагах от Вашингтона, когда-то располагались золотоносные рудники. Причем задолго до того, как в тысяча восемьсот сорок девятом году в Калифорнии началась золотая лихорадка.

— Как-то раз я остановился в захолустном городке в штате Мэриленд и нашел там кафе под названием «Золотая шахта», — задумчиво произнес Остин. — Владелец сказал, что его заведение было названо по заброшенной старой золотоносной шахте.

— И Телма Хатчинс упоминала, что ее муж хорошо знал о золотых приисках, — добавил Завала.

Саксон задумчиво кивнул.

— В начале прошлого века вдоль реки Потомак от Джорджтауна до Грейт-Фоллс находилось более полудюжины золотоносных рудников и шахт. А в целом в штате Мэриленд по обоим берегам Чесапикского залива было не менее пятидесяти шахт. Что же касается золота, то его крупицы находили в скалах на всем протяжении плато Пидмонт, которое растянулось от Нью-Йорка до Южной Каролины.

— Слишком большая территория для поиска, — заметил Остин.

— Еще бы. Тогда я начал искать хоть какие-то свидетельства о возможном маршруте финикийцев. И нашел их, но не в Мэриленде, а много севернее, в Пенсильвании. Там, возле Харрисберга, столицы штата, совершенно случайно были обнаружены нагромождения камней с финикийскими письменами.

— Что это за камни? — оживился Остин.

— Один человек, Стронг, собрал около четырехсот крупных камней, которые он обнаружил неподалеку от Меканиксбурга, что в долине реки Саскуэханны. Доктор Стронг исследовал таинственные знаки и пришел к выводу, что это древние финикийские символы. Правда, Барри Фелл считает, что эти надписи сделаны на древнем языке басков. Есть и такие, кто считает их природными образованиями, не имеющими никакого отношении к письменности.

— Давай остановимся на этой мысли, — неожиданно предложил Остин и принес из джипа камень, который нашел возле затонувшего судна. У Саксона даже челюсть отвисла от неожиданности.

— Боже мой, где ты его нашел? — с трудом выдохнул он.

— Поднял со дна залива, где находится остов судна.

— Поразительная находка! — прошептал Саксон и на какое-то время потерял дар речи. Он долго вертел камень в руке, рассматривал на свет, как будто это был кусок стекла, а потом бережно провел пальцем по извилистой линии. — Это «бет», финикийский символ домашнего очага, позже преобразованный в греческую букву «бета». Эта вещица непосредственным образом связывает потерпевшее крушение судно с районом Меканиксбурга.

Тем временем Остин поставил второй крестик на месте гибели древнего судна в заливе, а третий — у устья реки. Потом он соединил все три крестика одной линией и протянул ее вверх по реке.

— Вряд ли этот след может привести нас к Меканиксбургу, — заключил он.

— Не совсем так. Я изучал этот район в течение многих лет, обошел его пешком и объездил на велосипеде. Если где-нибудь и может храниться эта реликвия, то только здесь. — Саксон обвел карандашом небольшой круг чуть севернее Харрисберга. Пустыня Святого Антония всегда интересовала меня своими древними легендами о давно забытых золотых шахтах. Даже проходящая здесь дорога получила название «Золотой Путь». В этих местах до сих пор рассказывают истории о таинственных заброшенных городах и поселках золотоискателей. Местность здесь настолько пересеченная, что практически никогда и никем не обрабатывалась.

— Легенды — это одно дело, — усмехнулся Остин, — а факты — другое.

Саксон вновь вернулся к папирусу.

— Здесь есть только одно чистое место, где упоминается какая-то шахта. Окружающие слова разъедены плесенью, за исключением той части, где говорится об излучине реки в форме подковы. — Длинный палец Саксона прошелся по руслу реки и остановился на изгибе в форме буквы U. — Пустыня Святого Антония находится к востоку от этой излучины. — Он покачал головой. — Это огромное пространство, на котором можно годами искать нужную вещь и ничего не найти.

Остин вытащил из папки лист бумаги и положил его рядом с картой. Изогнутая линия на бумаге в точности совпадала с излучиной реки на карте. Другие загогулины означали расположение горных вершин и речных долин к востоку от реки.

— Это копия финикийской карты Соломоновых рудников. Кажется, они абсолютно идентичны.

Саксон прочитал финикийские надписи на бумаге.

— Здесь ясно видно место, где копи вплотную подходят к реке.

— Пока мы не начали визжать от восторга, я должен указать вам на одну серьезную проблему, — улыбнулся Остин. — По словам местных жителей, река Саскуэханна в этом районе около мили в ширину и не более фута в глубину. Кроме того, она изобилует многочисленными островками и водоворотами. Трудно представить себе, что судно Таршиша могло подняться вверх по реке до этого места.

— Но какие-то вещи можно было погрузить на плоскодонную лодку, — резонно заметил Саксон. — Весной, когда начинается таяние снегов, глубина в этом месте вполне достаточная для такого судна.

— Опасно, но вполне возможно, если выбрать соответствующую лодку, — вынужден был признать Остин.

— Соответствующая лодка уже давно существует и получила название «саскуэханнский ковчег», — добавил Саксон с радостной улыбкой. — Местные жители начали пользоваться такими лодками еще с начала девятнадцатого века и плыли на них вниз по реке от округа Стубен, штат Нью-Йорк, до порта Депозит, штат Мэриленд. На самом деле это большие плоты понтонного типа семидесяти пяти футов в длину и шестнадцати — в ширину. На таких плотах местные жители доставляли на рынок продукцию сельского хозяйства, причем делали это исключительно весной, когда из-за таяния снегов вода в реке заметно повышалась. Прибыв на место торговли, они разбирали плоты, бревна продавали вместе с продуктами, а сами пешком возвращались домой. Таким образом они зарабатывали миллионы долларов, пока наконец железные дороги не уничтожили их доходный бизнес.

— Просто, как все гениальное, — воскликнул Завала. — Финикийцы вполне могли использовать этот метод для транспортировки золота.

Из груди Саксона вырвался глубокий смех.

— Райдер Хаггард может в гробу перевернуться от такого открытия. Он вместе со всем остальным миром верил в то, что копи царя Соломона находятся в Африке.

Завала тем временем продолжал пристально изучать карту.

— А у меня есть другая проблема, — сказал он. — Место, обозначенное на старой карте, сейчас покрыто огромным массивом воды.

Саксон проследил за пальцем Завалы.

— Да, все верно. Это заметно усложняет дело.

— Но только отчасти, — успокоил их Остин. — Предлагаю завтра же собрать отряд специального назначения и разработать план подводных исследований. На вертолете путь до пустыни Святого Антония будет не таким уж долгим. Мы можем добраться туда уже завтра утром.

— Превосходно! — обрадовался Саксон. — А я тем временем еще раз просмотрю весь папирус и проведу собственное исследование на тот случай, если мы упустили что-то важное. Итак, джентльмены, мы собираемся в экспедицию завтра утром?

Остин обхватил подбородок двумя пальцами и задумался.

— Соломону пришлось преодолеть много трудностей, чтобы надежно спрятать свою священную реликвию от посторонних глаз.

Завала мгновенно почувствовал некоторую тревогу в словах своего друга.

— Если я правильно понял, ты хочешь сказать, что мы можем ухватить тигра за хвост.

— В известном смысле. Давайте предположим, что мы уже отыскали этот предмет. Что мы будем делать с ним дальше?

— Никогда не думал об этом, — откровенно признался Саксон. — Религиозные реликвии вполне могут вызвать в народе широкое волнение.

— Вот и я о том же, — сказал Остин таким спокойным тоном, что у Завалы даже брови поползли вверх. — Может быть, Соломон действительно был настолько мудрым человеком, что решил спрятать подальше ту самую реликвию, которую мы так страстно пытаемся сейчас отыскать.

Глава 43

Когда послышался мягкий стук в дверь, Карина лежала на кровати, вытянув ноги и рассеянно уставившись в потолок за неимением более интересного занятия. Она осторожно открыла дверь и выглянула в коридор. Там никого не было, но у двери стояла большая плетеная корзина с ее выстиранной и отутюженной одеждой. А поверх одежды была аккуратно положена свернутая записка.

Дорогая мисс Микади. Пожалуйста, приходите ко мне на ужин в удобное для вас время.

В.Б.

— Боже, какая галантность, — недовольно проворчала она, закрывая дверь.

Карина быстро сбросила белый халат и оделась. В этой спешке был какой-то особый смысл. Собственная одежда придавала ей больше уверенности в своих силах и порождала приятное чувство контроля над событиями. Конечно, она понимала, что это только иллюзия, но все равно было очень приятно. Она еще раз перечитала записку. Откровенно говоря, она бы предпочла больше никогда не видеть этого мерзкого Балтазара, но у него все равно был ключ от ее комнаты, куда он мог войти в любую минуту.

Карина привела себя в порядок, гордо расправила плечи и с чувством собственного достоинства отправилась по длинному коридору во внутренний дворик. Там уже ждал охранник, который препроводил ее в другое крыло здания. Он остановился перед огромной дубовой дверью, услужливо распахнул ее и взмахом руки пригласил войти. Карина оказалась в огромной столовой, интерьер которой был выполнен в испанском стиле. Стены были покрыты бледной штукатуркой с яркой окантовкой и украшены большими картинами. По углам стояли высокие терракотовые вазы.

В ту же минуту появился уже знакомый ей камердинер и усадил ее за большой стол с изысканной кожаной столешницей и причудливо изогнутыми металлическими ножками. Стол был накрыт на двоих и мягко освещен большими металлическими канделябрами.

Балтазар появился минуту спустя, в черном костюме и таком же торжественном галстуке, словно пришел на официальный прием.

— Мисс Микади, как приятно, что высогласились поужинать со мной, — произнес он с теплотой в голосе.

Карина ответила натянутой улыбкой без каких бы то ни было признаков удовольствия:

— Разве у меня был выбор?

— У нас всегда есть выбор, мисс Микади, — многозначительно ответил Балтазар. Он щелкнул пальцами, и камердинер ловким движением наполнил их бокалы прекрасным испанским вином. Затем Балтазар поднял свой бокал в молчаливом тосте и, казалось, совершенно равнодушно отнесся к тому, что она проигнорировала этот жест. Карина молча занялась салатом, а потом перешла к паэлье — главному блюду на этом столе. Покончив с ним, она решительно отодвинула в сторону десерт, но пригубила немного эспрессо.

Они ели в полной тишине, как давно женатая супружеская пара, которой уже практически нечего сказать друг другу. В самом конце ужина Балтазар поинтересовался, как ей понравились приготовленные на его кухне блюда, на что она с трудом выдавила из себя хоть что-то членораздельное.

— Вот и хорошо, — улыбнулся он, не отрывая от нее глаз, достал из кармана тонкую сигару и закурил. — У меня есть к вам один вопрос, — сказал он наконец, почти полностью скрывшись за плотной пеленой сизого сигарного дыма. — Вы верите в божественное предначертание?

— Не понимаю, что вы имеете в виду.

— Я имею в виду точку зрения, что вся наша жизнь определяется не столько поступками и делами, сколько предначертанной свыше судьбой.

— Глупо полагать, что именно вы придумали философскую теорию предопределения, — сухо молвила она, глядя ему прямо в глаза. — Думаю, мы все несем ответственность за возможные последствия своих поступков. Если вы выпрыгнете из окна высокого здания, то неизбежным следствием этого поступка станет ваша смерть.

— Вы совершенно правы, — согласился он. — Наши поступки действительно влияют на нашу жизнь, но я сейчас призываю вас поразмыслить над существованием тех высших сил, которые порождают у нас желание выпрыгнуть из окна высокого здания.

— К чему вы клоните? — негодующе захлопала ресницами Карина.

— Очень трудно выразить словами. Думаю, лучше показать, чем рассказывать об этом.

— У меня есть выбор?

— В данном случае нет, — твердо сказал Балтазар, поднимаясь из-за стола и бросая в пепельницу недокуренную сигару. Он обошел вокруг стола и галантно отодвинул стул, позволяя ей встать, а затем повел в сторону портретной галереи.

— Здесь изображены лишь некоторые из моих предков, — сказал он. — Надеюсь, вы замечаете фамильное сходство?

Карина равнодушно смотрела на многочисленные развешанные на стенах столовой портреты. Многие мужчины были облачены в средневековые доспехи. Несмотря на различие, большинство мужчин и почти все женщины, вне всяких сомнений, обладали чертами, сходными с суровым лицом Балтазара. У них был такой же волчий блеск в глазах, как будто древние хищнические инстинкты прочно закрепились в генах и с невероятной точностью передавались из поколения в поколение.

— Да, — согласилась Карина, — в их облике действительно есть общие фамильные черты.

— Вот эта симпатичная девица была графиней, — сказал Балтазар, приближаясь к выполненному маслом портрету восемнадцатого века, на котором была изображена миловидная юная матрона. — Весьма любопытная особа.

Он наклонился близко к портрету и прижал его нижние углы к панели. Карине даже показалось поначалу, что он целует полотно. Заметив изумление на ее лице, он пояснил, что портрет плохо висит. Затем он повел ее вниз по лестнице к большой стальной двери, запертой на кодовый замок.

Быстро набрав нужный код, он открыл ее и пригласил гостью внутрь. Карина с удивлением увидела, что вдоль всех стен стоят стеклянные шкафы.

— Это похоже на фамильную библиотеку, — улыбнулась она.

— В этой комнате хранятся семейные архивы рода Балтазаров. В этих толстых томах написана история нашего рода, насчитывающего более двух тысяч лет. Это бесценное сокровище, описывающее захват чужой собственности и власти, а также всевозможные интриги и династические браки не только в Европе, но и в странах Азии.

Балтазар направился в дальний конец хранилища и открыл еще одну дверь. Сняв со стены факел, он зажег его с помощью зажигалки. Тусклое пламя факела выхватило из полумрака каменные стены круглой комнаты. Карина осторожно вошла внутрь и неожиданно замерла, увидев перед собой статую с простертыми к ней руками.

— Господи Иисусе! Что это?

— Это статуя древнего божества. Она принадлежит нашей семье уже не одну тысячу лет.

Карина с восторгом смотрел на строгое выражение лица, острый прямой нос, упрямый подбородок и подозрительную ухмылку на тонких губах. Удивительные черты лица казались еще загадочнее от тусклого света факела, отбрасывавшего на статую мелькавшие тени.

— Ужасающий вид.

— Да, многие придерживаются того же мнения. Однако в глазах законных владельцев и наследников она является идеалом красоты. Но я хотел показать вам не статую, а нечто другое. Вот эту древнюю книгу.

Балтазар сунул древко факела в металлическую подставку на стене и подошел к алтарю. Он открыл резную крышку деревянного сундука и вынул шкатулку из черного дерева. Затем Балтазар достал из нее листы пергамента, перевязанные кожаной тесьмой.

Карина вовсе не хотела доставлять ему удовольствие своим любопытством, но не смогла сдержаться.

— Это что-то очень древнее, — взволнованно прошептала она.

— Почти три тысячи лет. Текст написан на арамейском языке во времена царя Соломона.

— А кто был его автором? — недоверчиво спросила Карина.

— Легендарная основательница рода Балтазаров. Ее имя уже давно утрачено историей, но сама она называла себя жрицей и требовала, чтобы все остальные обращались к ней именно так. Хотите послушать, что она пишет?

Карина пожала плечами.

— Мне все равно больше нечего делать, — сказала она с демонстративно подчеркнутым равнодушием.

— Я могу процитировать весь этот текст по памяти. На первой странице она рассказывает о себе и пишет, что была жрицей какого-то языческого культа и любимой наложницей царя Соломона. От него она родила мальчика, которого назвали Мелгарт. Как я уже говорил ранее, Соломон был человеком чрезвычайно любвеобильным и весьма непостоянным в своих привязанностях. Позже он увлекся царицей Савской и овладел ею.

— Моей древней родоначальницей, — обескураженно прошептала Карина.

— Совершенно верно. У них тоже родился мальчик, которого они назвали Менеликом. Соломон подарил свою наложницу жрицу царице Савской в качестве служанки. Разумеется, у нее не было выбора, кроме как подчиниться приказу царя. С тех пор оба мальчика росли и воспитывались вместе, нелюбимым сыном все же был Менелик. Когда они стали подростками, Мелгарт по наущению своей матери уговорил полукровного брата выкрасть из храма одну священную реликвию. Позже Менелик вернул ее в храм, и мальчики получили прощение отца, но затем, с помощью своего преданного друга Хирама, Соломон послал их обоих в опасное морское путешествие.

— А что представляла собой эта священная реликвия?

— Ковчег Завета. Но самое главное заключается в том, что это был не просто Ковчег Завета, а первоначальные десять заповедей, которые хранились в нем.

— Те самые глиняные таблички, которые Моисей принес с собой с горы Синай?

— Нет. Эти заповеди были сделаны из золота. Далее говорится, что Моисей уничтожил их, но дело вовсе не в этом.

— Почему он решил уничтожить их?

— Эти таблички были написаны в то время, когда старые языческие культы находились в постоянном движении и часто менялись. Содержание золотых табличек могло захватить воображение народа прежде, чем Моисей предложил бы им новую религию, основы которой он как раз в то время проповедовал.

— Следует ли понимать так, что таблички вовсе не были уничтожены?

— Они были припрятаны до времен Соломона. Соломон видел в них потенциальную опасность для себя, но боялся уничтожить столь ценную реликвию. А еще больше он опасался, что эти таблички снова могут украсть и использовать в своих целях. Вот тогда-то он и приказал Менелику переправить десять заповедей в страну Офир и надежно скрыть от посторонних глаз. А жрица отправила своего сына Мелгарта, чтобы тот перехватил золотые таблички и вернул на родную землю. Таким образом, полукровные братья сошлись в смертельной схватке. Менелик убил своего брата и вернулся домой, чтобы сообщить отцу о случившейся стычке. Соломон жестоко расправился с матерью Мелгарта, которую не без оснований подозревал в попытках похищения священной реликвии, а также в подстрекательстве народа против его правления и к возврату к старым языческим культам.

— А когда в этой истории появляется статуя «Навигатор»?

— Жрица узнала от своих сообщников, что Соломон приказал отлить две статуи Менелика, а потом поместить на них изображение карты, позволяющей отыскать путь в страну Офир, к золотым табличкам. Более подробная карта, нарисованная на тонком пергаменте, была уничтожена во время стычки между полукровными братьями.

— Зачем понадобилось делать две статуи?

— Соломон был не только мудрым, но и очень осторожным. Он приказал поставить их у ворот своего храма и тем самым спрятал тайну на виду у всех.

— А что случилось со жрицей?

— Находясь в изгнании, она изнывала от гнева, что ее сын погиб от руки Менелика, отпрыска царицы Савской. Она считала, что сама должна была стать женой Соломона и десять заповедей вместе с сопутствующим им могуществом законно принадлежат только ей. Она подговорила сына Мелгарта, чтобы тот вернул ей сокровище и отомстил наследникам Соломона и царицы Савской за смерть отца. Ему не удалось выполнить ее завещание, но он передал его следующим поколениям. Со временем главной задачей его потомков стало возвращение табличек до того, как кто-то узнает об их существовании. С этой целью по всему миру была создана сеть Смотрителей, которые должны были сообщать о любом упоминании этих заповедей.

— А какова же ваша роль во всем этом деле?

— Мой отец передал завет мне. Сейчас эта задача легла на мои плечи, поскольку я являюсь последним представителем рода Балтазаров и непременно должен исполнить клятву, данную много веков назад.

— Вот в чем дело, — протянула Карина. — Значит, теперь вы должны совершить акт мести за ту древнюю жрицу, которая уже давно превратилась в горстку праха. Следовательно, вы уверены в том, что я происхожу из рода царицы Савской, и собираетесь убить меня.

— Мне бы очень не хотелось этого делать, в связи с чем у меня есть к вам предложение. Я должен во что бы то ни стало продолжить род Балтазаров, так почему бы нам не соединить два древних рода в один?

Голубые глаза Карины потемнели от негодования.

— Вы, должно быть, шутите. Неужели вы полагаете, что я…

— Я же не говорю о какой-то романтической любви, — нагло усмехнулся Балтазар. — Можете считать это самым обыкновенным деловым предложением.

— А потом, когда я рожу от вас так называемого наследника рода, вы меня попросту убьете?

— Это всецело зависит только от вас.

— В таком случае можете сделать это прямо сейчас. У меня вызывает отвращение одна только мысль о том, что вы прикоснетесь ко мне.

Карина попыталась пройти мимо него, но он загородил ей дорогу. Она инстинктивно повернулась, чтобы найти другой путь к бегству. В этот момент ее взгляд случайно упал на лицо статуи, слабо освещенное тусклым огнем факела.

— Та самая статуя. Наконец-то я вспомнила. Точно такую статую я видела когда-то в Риме. Ее привезли из Карфагена во время Пунических войн. Когда римляне подступили к городу, жители Карфагена использовали ее для приношения детей в жертву Ваалу.[178] Вот почему Соломон подверг изгнанию вашу жрицу. Она поклонялась этому идолу и практиковала человеческие жертвоприношения.

— Соломон был лицемером, — презрительно выпалил Балтазар. — Он сам поклонялся старым богам, но когда первосвященники восстали против него, Соломон без колебаний уступил им.

— Я не хочу иметь ничего общего ни с вами, ни с вашими отвратительными божествами. Я требую, чтобы вы немедленно отпустили меня.

— Это невозможно.

В глазах Карины промелькнули зловещие огоньки. Она стремительно выхватила из подставки горящий факел и ткнула им Балтазару в лицо. Он успел уклониться и громко рассмеялся над ее тщетной попыткой защитить себя.

— Поставьте факел на место, пока я не отобрал его у вас.

— Если вы сейчас же не отпустите меня, я уничтожу вашу прелестную жрицу.

Она резко повернулась назад и поднесла факел к лежавшему на алтаре свитку пергамента.

Рука Балтазара взлетела вверх со скоростью броска кобры. Он выхватил факел у нее из руки в тот самый момент, когда огонь уже был готов поглотить древнюю рукопись, а потом сильно ударил кулаком по лицу. Карина глухо охнула и без сознания повалилась на пол.

Балтазар посмотрел на грозную статую. Его темные миндалевидные глаза гневно сверкнули в слабом свете факела. Руки статуи продолжали тянуться вперед, словно пытаясь обнять его.

Он посмотрел на неподвижное тело Карины, а потом опять поднял голову на безмолвную статую и замер, будто прислушиваясь к ее словам.

— Да, — тихо сказал он через минуту. — Теперь я все понял.

Глава 44

Остин бросил сумку с подводным снаряжением перед входом в свой плавучий дом и сразу же направился в кабинет. На телефонном аппарате часто мигала красная лампочка. Два сообщения на автоответчике. Он нажал кнопку и услышал первое сообщение от Карины: «Привет, Курт. Выхожу из Метрополитен-музея примерно в половине второго. Встреча прошла с грандиозным успехом! Не могу дождаться, когда расскажу тебе об этом. Надеюсь, что компьютерная модель „Навигатора“ будет скоро готова. Поймаю такси и поеду на Пенсильвания-Стейшн. Должна вернуться в Вашингтон поздно вечером. Позвоню, когда сяду ну поезд. Чао».

Остин посмотрел на часы. Было уже одиннадцать. Его тревожные мысли были прерваны сигналом о запуске второго сообщения. Может быть, это снова Карина. Однако оно было коротким и не предвещавшим ничего хорошего.

«Добрый вечер, мистер Остин, — донесся из аппарата чей-то металлический голос. — Мы задержали итальянское имущество, которое вы наверняка хотели бы вернуть. Позвоните нам по указанному номеру».

Преобразователь голоса сделал его похожим на металлический скрип робота. Высветившийся на аппарате номер позволял определить, что звонили откуда-то издалека. В этот момент Остин вспомнил зловещие слова Бака, когда сцепился с ним во дворце Топкапи в Стамбуле.

«У моего хозяина есть на нее другие планы».

Значит, Карина так и не доехала до Пенсильвания-Стейшн. Остин крепко сжал губы и живо представил себе каждый шаг, который она проделала в тот день, тщетно пытаясь обнаружить хоть какую-то зацепку, позволяющую определить причину ее таинственного исчезновения. Карина никому не говорила о своем намерении посетить Метрополитен. Потом он вдруг вспомнил, как она сегодня утром в последнюю минуту перед выходом договаривалась по его телефону с сотрудниками музея. Остин машинально снял трубку, чтобы позвонить Завале, но рука замерла на полпути. Он осторожно положил трубку обратно, словно это была ядовитая змея, и вышел на палубу.

В воздухе стоял запах речной воды, ила и гниющих водорослей. Скопище прибрежных лягушек громко распевало брачные песни, к которым добавлялся столь же громкий хор витающих в воздухе насекомых. В тусклом свете луны водная гладь реки напоминала бледный призрак, распластавшийся от одного берега к другому. Остин вспомнил бродягу, который болтался вокруг его дома в тот памятный вечер, когда он первый раз пригласил Карину к себе на ужин. На мрачном фоне реки возвышался высокий дуб, возле которого он тогда обнаружил следы непрошеного гостя.

Похоже, этот бродяга не просто бродил по илистому берегу, а был занят чем-то гораздо более важным.

Остин быстро пошел к выходу, сел в машину, поехал по дороге, свернул на шоссе, проследовал по нему не меньше пяти миль, а потом остановился и набрал по памяти номер на своем мобильном телефоне.

В трубке послышался знакомый густой голос.

— Флэгг слушает.

— Мне нужна твоя помощь, — сказал Остин. — Ты можешь приехать ко мне домой? И прихвати с собой какого-нибудь специалиста по санитарной обработке помещения.

— Буду у тебя через двадцать минут, — пообещал Флэгг и положил трубку.

Судя по всему, Флэгг все еще находился в Лэнгли. Остин не знал, где живет его старый коллега по ЦРУ, и вполне допускал, что тот вообще не имеет другого жилья, кроме штаб-квартиры этого секретного ведомства. Во всяком случае, именно там он проводил большую часть своей беспокойной жизни в редких перерывах между выполнением тайных операций по всему земному шару.

Остин вернулся на свою баржу. Он никак не мог простить себе, что отпустил Карину одну и даже не приказал ей находиться подальше от посторонних глаз. Конечно, из этого все равно ничего не вышло бы, но по крайней мере у него бы совесть была чиста. Когда дело касалось собственной безопасности, Карина демонстрировала удивительное благодушие.

Через двадцать минут перед домом со скрипом остановились два автомобиля. Из первого вышел Флэгг и сразу же направился к Остину, а из второго, с эмблемой местной санэпидемстанции, показался молодой худощавый парень в ярком халате санитарной службы. Парень представился Остину как Баг, быстро прошел в дом, поставил на пол небольшой алюминиевый контейнер, открыл крышку и вынул оттуда довольно странный прибор, напоминающий лучевое оружие Бака Роджерса из фильма про звездные войны. С его помощью он проверил гостиную, спальню, потом осмотрел остальные комнаты и недоуменно развел руками.

— Никакого заражения паразитами я здесь не обнаружил, — сказал он. — Все чисто.

— А как насчет внешней стороны дома? — спросил Остин, показывая пальцем в сторону палубы.

Баг немного смутился и постучал пальцем по виску.

— Черт возьми, совсем забыл.

Он вышел на палубу и вернулся через несколько секунд.

— Я обнаружил что-то подозрительное со стороны реки, — сообщил он.

— Мне кажется, я знаю это место, — ответил Остин и повел Флэгга и Бага по лестнице на берег, предварительно прихватив с собой фонарь. — Несколько дней назад на этом месте слонялся какой-то бродяга, — сказал он, показывая рукой на дуб. — Я даже нашел следы его ног под этим деревом.

Баг навел свой аппарат на ствол дуба. На крошечном жидкокристаллическом экране появились цифры, а потом послышались тревожные электронные сигналы.

Баг взял у Остина фонарь и попросил помочь ему взобраться на дерево. Они подсадили его, и он быстро добрался до того места, откуда расходились толстые ветки дуба. Несколько минут Баг старательно орудовал складным ножом, а потом спустился на землю и протянул черный пластмассовый предмет размером с колоду игральных карт.

— Произведение искусства, — со знанием дела сообщил он. — Может быть, даже кое-что получше. Активизация на голос. Солнечная батарейка. Эта маленькая штука улавливает каждый телефонный звонок вне зависимости от того, стационарный он или мобильный. И тут же передает его на станцию прослушивания. Иначе говоря, ваш телефонный разговор может передаваться в любую точку земного шара. Что теперь мне с ним делать?

Какое-то время Флэгг молча разглядывал прибор, а потом высказал свое предложение:

— Я бы вернул эту штуку на место. Она может пригодиться для целевого распространения дезинформации.

— А я бы с удовольствием использовал ее для того, чтобы передать на станцию прослушивания пару ласковых слов, — угрюмо буркнул Остин, хотя в душе понимал, что в предложении Флэгга есть рациональное зерно.

В конце концов Баг снова забрался на дерево и стал закреплять подслушивающее устройство на прежнее место.

— Курт, кто-то немало потрудился, чтобы проникнуть в твои дела, — сказал Флэгг, наблюдая за работой Бага. — А я думал, что после перехода в НАПИ тебе нечем будет заняться, кроме как считать рыбу в океане.

— Ты не поверишь, какой величины бывает там рыба, — пошутил Остин. — Когда твой друг закончит свое дело, я угощу тебя пивом, а заодно расскажу немало интересного.

Закрепив устройство на прежнем месте, Баг спустился на землю, быстро собрал инструменты и уехал на своем грузовике. Остин пригласил Флэгга в дом, достал из холодильника пару бутылок «Сэма Адамса», и они уселись на кожаные кресла в кабинете. В течение следующего часа Остин рассказывал бывшему сослуживцу о событиях, которые произошли после попытки пиратского захвата контейнеровоза.

Флэгг внимательно слушал, а потом его губы растянулись в легкой усмешке.

— Копи царя Соломона! По сравнению с тобой, Остин, моя работа может показаться примитивной сортировкой почты. — Он снова стал серьезным. — Думаю, что ты столкнулся с каким-то мощным тяжеловесом. Ты уверен, что твоя подруга действительно находится в руках Балтазара?

— Да, вне всяких сомнений. Его следы видны с самого начала всей этой истории.

— Чем я могу тебе помочь?

— Попробуй выяснить, где Балтазар проводит большую часть времени.

— Непременно займусь этим. Что еще?

— Погоди минутку. — Остин снял трубку, набрал оставленный незнакомцем номер и включил громкую связь.

— Мы уже давно ждем вас, — послышался таинственный металлический голос.

— Меня не было в городе. О каком итальянском имуществе вы говорили?

— Оно известно вам под именем Карина Микади. Она жива и здорова. Пока. Но не могу поручиться за ее здоровье в будущем.

— Что вы хотите за нее получить?

— Не что, а кого. Мы готовы обменять ее на вас.

— Какие гарантии?

— Гарантии годятся для совершенного мира, а ваш мир сейчас очень далек от совершенства.

— Ладно, какие условия?

— Вы должны быть перед мемориалом Линкольна ровно через полтора часа. Без сопровождающих. И не пытайтесь использовать какие-нибудь навигационные штучки. Вас тщательно просканируют.

Остин посмотрел на Флэгга.

— Я приеду.

На этом связь прервалась.

— Должно быть, это шикарная женщина, — улыбнулся Флэгг и встал со стула. — Тебе стоит поторопиться, а я попытаюсь отыскать местонахождение Балтазара.

Остин попросил его поддерживать связь через Завалу. Когда Флэгг покинул его дом, Остин снял трубку и позвонил Завале, с трудом преодолевая искушение наградить парой лестных эпитетов тех, кто его сейчас слушает.

— Привет, Джо, это Курт. К сожалению, не могу встретиться с тобой завтра. Неожиданно позвонил Питт и потребовал, чтобы я приехал к нему сегодня вечером.

— Должно быть, что-то очень срочное.

— Похоже на то. Я перезвоню тебе позже.

Остин перезвонил ему минут через пятнадцать, когда уже мчался в Вашингтон.

— Я ждал твоего звонка, — сказал Завала. — Никак не мог понять, каким образом ты встретишься с Питтом, если, по слухам, он сейчас где-то в Японском море.

— Извини, что морочил тебе голову, но особого выбора не было. Кто-то слушает каждое мое слово.

Остин быстро рассказал ему про Карину и про свой план встречи с похитителями.

— Курт, я готов приехать туда с кем угодно и с чем угодно, но ты уверен, что твое вмешательство поможет спасти ее?

— Не знаю. Но это поможет мне приблизиться к ней на такое расстояние, когда я смогу что-то сделать. Тот факт, что у меня есть информация о местонахождении золотоносной шахты, может предоставить мне некоторое преимущество.

— Не люблю сыпать соль на раны, но что будет, если они просто ищут тебя и не намерены торговаться по поводу ее освобождения?

— Я уже серьезно обдумал вероятность такого поворота. Мне кажется, нужно использовать этот шанс. А ты пока попробуй отыскать шахту. Это будет наша главная козырная карта. Скорость — главное преимущество.

— Я уже договорился насчет вертолета и согласовал все действия с супругами Траут. На рассвете мы забираем Саксона и отправляемся в путь. А тебе я желаю всяческой удачи.

— Спасибо, — ответил Остин. — Она мне понадобится.

Остин добавил, что Флэгг будет поддерживать с ним связь, и выключил телефон. Подъехав к зданию НАПИ, он поставил джип в гараж, а сам поймал такси и отправился к мемориалу Линкольна. Он прибыл туда за минуту до истечения назначенного срока, а через несколько секунд после того как такси умчалось прочь, к нему тихо подъехал огромный черный «кадиллак-эскалейд». Открылась задняя дверца, оттуда вышел человек и показал ему рукой на заднее сиденье.

Остин сделал глубокий вдох и нырнул в автомобиль. Мужчина последовал за ним, и Остин оказался между двумя крепкими парнями, прижавшими его с обеих сторон. Автомобиль вырулил на дорогу и мгновенно смешался с другими машинами в плотном потоке дорожного движения.

Сидевший слева от него человек сунул руку под пиджак, и Остин мельком заметил странный металлический блеск, но не мог определить, нож это был или пистолет. Он выругался про себя, проклиная свою легковерность. Они не собираются его никуда везти, просто убьют здесь немедленно.

Он поднял руки в инстинктивном жесте самозащиты.

В этот момент он почувствовал на шее что-то холодное, и в ту же минуту послышалось легкое шипение. Одновременно кто-то набросил ему на голову черный мешок. Его тело обмякло, глаза закрылись, а голова поникла на грудь. И только присутствие двух крепких парней с обеих сторон не позволило ему рухнуть на пол.

Через некоторое время автомобиль выехал из города и, петляя по узким улочкам пригорода, помчался на предельно допустимой скорости в сторону аэропорта.

Глава 45

Служебный вертолет высоко парил над Чесапикским заливом, и его голубой корпус уже начал отражать первые лучи восходящего солнца. Джо Завала сидел на месте пилота, Гэмей была рядом с ним в кресле пассажира, а Пол Траут, вытянув ноги, устроился на заднем сиденье в окружении больших сумок с подводным снаряжением.

Завала пристально вглядывался в темную поверхность воды, а потом вдруг ткнул пальцем куда-то вниз.

— Вот здесь мы с Куртом ныряли в поисках затонувшего судна, — прокричал он Гэмей. — Скоро будет Хавр-де-Грас.

На горизонте показался высокий белый шпиль маяка «Конкорд», а через минуту уже был виден железнодорожный мост через Саскуэханну в самом ее устье. Завала неуклонно следовал по руслу реки, темная вода которой указывала ему путь на северо-запад. Быстрое течение то и дело прерывалось небольшими живописными островками, а по берегам виднелись ухоженные поля местных фермеров.

Продвигаясь вперед со скоростью сто пятьдесят миль в час, винтокрылая машина быстро преодолела расстояние до Харрисберга. С вертолета было хорошо видно, что движение на главном шоссе было еще очень слабым. Пролетев примерно десять миль от здания Капитолия, вертолет резко свернул на восток, удалился от русла реки и направился к горной гряде. Пролетев над пышными зарослями небольшого леса, а потом над фермерскими угодьями, вертолет стал снижаться, опускаясь на зеленую поляну и рассекая винтами густой утренний туман.

Изрядно потрепанный автомобиль Саксона уже стоял на самом краю летного поля. Как только вертолет коснулся земли, Саксон завел мотор и помчался через поле. «Сабебан» затормозил прямо перед вертолетом, и Саксон, выскочив из машины, побежал к нему, низко пригибая голову под лопастями винта. Он энергично пожал руки Завале, Гэмей и Полу и уселся на заднее сиденье. Он оделся так, словно собирался на африканское сафари, не забыв напялить и жилетку с многочисленными карманами и изрядно помятую шляпу с широкими, загнутыми вверх полями.

— А где Курт? — удивленно поинтересовался он.

— Отозвали по срочным делам, — широко улыбнулся Завала, старясь скрыть за улыбкой истинную причину отсутствия друга.

— Чертовски жаль, — понуро ответил Саксон с нескрываемым разочарованием. — Боюсь, что он пропустит самые интересные события, связанные с обнаружением золотоносной шахты.

— Вы слишком самонадеянны, — хмыкнул Пол.

— Джо по опыту знает, что я действительно склонен к громогласным обещаниям, — признал Саксон, — но это всего лишь необходимая реклама, которая является неизменным спутником моей работы. Однако сейчас — совсем другое дело. Могу поклясться на гробнице царицы Савской, что мы непременно отыщем эти легендарные копи. Сейчас я докажу вам это.

Саксон вернулся к своей машине, открыл дверцу, достал потрепанный чемодан и вытащил оттуда толстую пачку бумаг.

— У нас нет времени, — попытался остановить его Завала.

— У меня глаза слипаются из-за того, что я всю ночь провел над этим исследованием, — проворчал Саксон. — Но оно того стоит. Это топографическая карта интересующей нас местности. А вот эта диаграмма показывает, что здесь когда-то была дорога, обслуживавшая эксплуатацию рудника. Надеюсь, Джо уже посвятил вас в это дело, — сказал он, поворачиваясь к Полу Трауту. — Мое внимание прежде всего привлекли слухи о легендарных золотоносных приисках и древних погребальных пещерах индейских племен. Вот здесь через горы проходит дорога к золотым приискам, а чуть поодаль находится шахтерский поселок Золотая Шахта.

Траут медленно обвел глазами лес, со всех сторон окружавший безлюдную взлетную полосу.

— Вы должны простить мой научный скептицизм, — сказал он с типичным акцентом жителя Новой Англии, — но трудно поверить, что древние финикийцы проплыли почти полмира, чтобы отыскать золото именно здесь, в живописной сельской местности Пенсильвании.

— Это вполне здоровый скептицизм, — улыбнулся Саксон. — Вы должны внимательно взглянуть на окружающий ландшафт. Здесь мы повсюду видим пешеходные тропинки, полусонные деревни и тихие фермы. Однако в давние времена эта местность была заселена по крайней мере пятью крупными племенами, проживавшими на территории двадцати деревень, еще в тысяча шестисотом году, когда европейцы вновь открыли эти земли, на здешних холмах и в долинах проживало почти семь тысяч индейцев племени саскуэханнок.

— И в чем же состоит ваша гипотеза о первом контакте? — поинтересовалась Гэмей.

— Я полагаю, что в древние времена сюда в поисках меди пришло финикийское судно-разведчик. Финикийцы вступили в контакт с индейцами и узнали от них о больших залежах золота. Обладая хорошими организаторскими способностями, финикийцы могли нанять местных индейцев для устройства шахты, добывать золото, а потом разработать надежные сухопутные и морские маршруты для его транспортировки домой.

— Трудно, но не невозможно, — заключил Траут, кивая. — Если я правильно вас понял, сегодня вы намерены показать нам как раз такую шахту?

— Я намерен показать вам то место, где, по моему мнению, она должна находиться, поэтому садитесь в машину. Мы совершим небольшую прогулку.

Они вытащили из вертолета свой багаж и перенесли его в машину. Саксон сел за руль и выехал с территории аэродрома на пыльную проселочную дорогу. Через несколько миль автомобиль свернул с дороги и поехал по узкой тропинке в сторону леса.

— Добро пожаловать в пустыню Святого Антония, — весело сказал он, подпрыгивая, когда машина натыкалась на глубокие колдобины и ямы. — Это вторая по размеру бездорожная пустыня на территории Пенсильвании. Через нее когда-то проходила знаменитая Аппалачская тропа. Между двумя горными вершинами пролегает почти четырнадцать тысяч акров безлюдной земли, покрытой густыми лесами и кустарниками.

— Я не знала, что святой Антоний посещал Северную Америку, — удивилась Гэмей.

— А он этого и не делал. Эта земля получила название по имени миссионера Энтони Сейферта. А местные жители называют это место Каменистой долиной. Сейчас здесь все тихо и спокойно, как на кладбище, а в начале девятнадцатого века сотни мужчин работали здесь на угольных шахтах. В деревню Рауш-Гэп была проведена железнодорожная ветка, а чуть позже здесь был построен курорт под названием «Холодные родники». А когда уголь в шахтах был полностью выработан, почти все местные жители навсегда покинули эти места.

— Ты сказал «почти», — не преминул заметить Завала.

Саксон кивнул.

— Да, некоторые смышленые парни нашли способ эксплуатации древней легенды о золотых приисках. Они построили здесь отель с романтическим названием «Золотой ручей» и стали приглашать туристов, которых возили на лодках в какую-то пещеру. В Пенсильвании множество таких природных образований. А вершиной их туристического бизнеса стала возможность намыть немного золотоносного песка.

— Здесь золото действительно нашли? — оживилась Гэмей.

— Вполне достаточно, чтобы доставить радость туристам. Чтобы поддержать свой бизнес, они стали продавать золотые медальоны. А потом железную дорогу убрали и все дело заглохло.

— У этого золотоносного песка должен быть какой-то источник, — задумчиво произнес Пол.

Саксон одобрительно улыбнулся.

— Совершенно верно. Именно поэтому я полагаю, что отель является ключом к разгадке этой тайны.

— Каким образом можно ее разгадать? — воодушевился Завала.

— Сами увидите, — ответил Саксон, загадочно улыбаясь.

Когда машина углубилась далеко в лес, Саксон стал рассказывать спутникам о многочисленных войнах между индейцами и белыми поселенцами, показывая им заброшенные шахтерские поселки и вышки, окружавшие разрушенные шахты. Дорога внезапно оборвалась на берегу озера. Саксон остановил машину и первым вышел из нее.

— Милости прошу в отель «Золотой ручей», — торжественно объявил он спутникам.

Они вышли из машины и последовали за Саксоном вниз по крутому склону к берегу озера. На его зеркальной поверхности не было ни малейшей ряби.

— Ты хочешь сказать, что отель находится под водой? — удивился Завала.

— Когда-то этот отель стоял в долине, — пояснил Саксон. — А когда это место опустело, сюда в поисках легкой добычи пришли золотоискатели, у которых динамита было гораздо больше, чем мозгов в голове. Они взорвали природную плотину, и вода из протекавшего неподалеку ручья затопила долину, поглотив и отель.

Завала подошел к самой кромке воды и задумчиво уставился на сверкающую гладь озера, раскинувшегося как минимум на две мили в длину и одну в ширину. Его пологие берега были окружены невысокими холмами, густо поросшими лесом.

— Какая здесь глубина? — спросил он.

— Почти сто футов в самом глубоком месте, — ответил Саксон. — Озеро постоянно пополняется за счет многочисленных подземных источников.

— Главное правило подводника — планируй погружение и погружай планирование, — пошутил Завала. — Озеро очень большое. У тебя есть какая-нибудь подсказка, откуда мы должны начать?

— Да, я ее вам покажу, — засуетился Саксон.

Вернувшись к машине, он вынул из сумки папку с крупной надписью «Отель „Золотой ручей“» и вручил Завале брошюру желтого цвета, в которой содержалась реклама отеля: двухэтажного здания, облицованного квадратными плитами.

От отеля вниз шла тропинка, а дальше виднелась узкая лестница, ведущая в пещеру, где выстроились в ряд лодки для туристов. На рисунке были изображены люди в викторианских нарядах, промывающие песок в поисках крупиц золота. Завала посмотрел на озеро, пытаясь определить на глаз, на каком расстоянии от берега может находиться этот отель.

— Никому не удалось найти здесь золото, пока отель стоял на суше, — недоверчиво проворчал Завала. — Почему же ты думаешь, что найти его под водой будет намного легче?

— Мне в голову тоже приходил этот вопрос, — улыбнулся Саксон. — Я уже хотел было отменить экспедицию, но совершенно случайно наткнулся на статью в журнале, где подробно описывался затонувший отель. Один из работавших на кухне поваров рассказал, что там была потайная дверь. Она была заперта на замок, но работники кухни сломали его и обнаружили какую-то шахту. Они бросили туда камень, чтобы проверить глубину, но так и не услышали звука падения. Управляющий приказал наглухо заколотить эту дверь, потому что повара стали выбрасывать в шахту кухонные отходы.

— Это похоже на воздухозаборный колодец, проложенный для вентиляции шахты, — высказал догадку Пол.

Саксон открыл большую тетрадь, где собственноручно скопировал с туристического путеводителя внутреннюю планировку отеля. Двойная вертикальная линия указывала на воздушную вентиляцию.

— Я думаю, что этот отель был построен прямо над шахтой, — рассудил он. — А пещера до обрушения потолка вполне могла быть частью входа. Этот завал прочно перекрыл путь в шахту, но все же пропускал небольшой поток воды с золотоносным песком. Если мы спустимся в этот вентиляционный колодец, то сможем добраться и до самой шахты. Как ты считаешь, такое возможно?

Какое-то время Завала внимательно смотрел на рисунок, пытаясь прокрутить в сознании каждый шаг под водой.

— А нам известны размеры вентиляционного колодца? — спросил он у Саксона.

— Нет, в статье не было никаких данных на этот счет.

Завала был опытным и очень осторожным подводником.

Именно поэтому он предложил разбить план на два этапа. Сперва они с Гэмей исследуют пещеру, а потом попытаются проникнуть в вентиляционный колодец. Она тоже не была новичком — после участия во множестве экспедиций по обнаружению затонувших судов в районе Великих озер, Гэмей связала свою судьбу с подводной археологией. Обладая изящным и гибким телосложением, она могла попытаться проникнуть в колодец.

Пока Пол накачивал надувную резиновую лодку, подводники облачились в гидрокостюмы и приготовились к погружению. Тем временем Саксон нанес на топографическую карту координаты отеля и надежно упаковал ее в водонепроницаемый пластиковый пакет.

Когда все было готово, Пол спустил лодку на воду, а потом помог Завале и Гэмей забраться в нее. Оказавшись над затонувшим отелем, они одновременно перевалились через борт лодки и исчезли под водой, оставив на поверхности озера лишь круги, обозначившие их переход из одного мира в другой.

Глава 46

Остин очнулся с таким чувством, будто его ударили по голове. Все это время он пребывал в полной уверенности, что находится в полном сознании вплоть до того момента, когда встретился с Балтазаром. А на самом деле просто позволил тому перехитрить себя.

На расстоянии менее ярда перед ним стало медленно проявляться чье-то лицо, плотно залепленное пластырем с правой стороны.

— Чувствуете себя лучше? — спросил человек таким равнодушным тоном, что сразу стало ясно: ему плевать на самочувствие Курта.

Голова у Остина раскалывалась от боли, язык распух и не шевелился во рту, а зрение затуманилось и напрочь отказывалось различать окружающие предметы.

— Неплохо, по сравнению с тем, как может себя чувствовать человек под колесами автомобиля, — нашел он в себе силы пошутить. — Кто вы такой?

— Можете называть меня просто Сквайр. Я работаю на Балтазара. — Он протянул Курту стакан с какой-то прозрачной жидкостью. Заметив минутные сомнения Остина, Сквайр широко осклабился, продемонстрировав недостающий зуб. — Не волнуйтесь. Если бы Балтазар хотел вас убить, то давно бы уже это сделал. Данное средство поможет справиться с химией, которую они вам ввели.

Остин сделал глоток. Жидкость была холодной и имела какой-то искусственный сладковатый привкус. Гулкие удары в голове стали быстро исчезать, а глаза вновь обрели способность различать предметы. Его новоявленный друг уселся на стул и уставился на него немигающим взглядом. Они находились в большой квадратной палатке, сквозь прозрачные красно-белые полоски которой пробивались яркие лучи солнца.

— Я был без сознания всю ночь, — догадался Остин.

— Да, и тем самым заставили их изрядно поволноваться. Вам дали слишком большую порцию веселящего сока, чтобы вырубить еще в автомобиле.

Остин допил прозрачную жидкость и вернул стакан. У сидевшего на стуле Сквайра, облаченного в голубую униформу из прочной хлопчатобумажной ткани, было телосложение профессионального борца. К стулу были приставлены алюминиевые костыли.

— Что у вас с лицом? — равнодушно поинтересовался Остин.

Левая сторона лица устроившегося напротив человека перекосилась в угрюмой ухмылке.

— Небольшое приключение, — тихо сказал он. — Вставайте.

Сквайр взял костыли и с большим трудом поднялся со стула. Затем, опершись на них, он какое-то время безучастно наблюдал, как Остин встает с кровати, нетвердо пошатываясь на ногах. Голова все еще кружилась, но в целом силы быстро возвращались к нему. Несколько раз он сжимал и разжимал кулаки.

От бдительного Сквайра не ускользнуло это угрожающее движение.

— Если вы собираетесь устроить какой-нибудь фокус нам на потеху, должен сразу предупредить, что за дверью шатра стоят крутые парни, которые настроены к вам не так дружелюбно, как я. Мистер Балтазар предоставил мне полномочия позвать их на помощь в случае крайней необходимости. Они вас так отметелят, что мало не покажется. Вы поняли меня?

Остин молча кивнул.

Сквайр жестом показал ему на дверь. Остин сделала несколько шагов, вышел из шатра и прищурил глаза от яркого солнечного света. По обе стороны от входа действительно возвышались мощные фигуры охранников, средневековые костюмы которых явно не гармонировали со вполне современными короткоствольными автоматами. В их глазах Остин увидел какое-то неестественное равнодушие, как будто они только того и ждали, чтобы он дал им повод разрядить в него автоматы.

Этот шатер был одним из многих, что выстроились в два длинных ряда на поляне посреди густого леса. В самом центре с противоположной стороны устроили возвышение из прочных досок с навесом. С обеих сторон подиума было возведено защитное ограждение. По углам большого лагеря поставили смотровые вышки, напоминающие средневековые башни. На ветру бодро развевались огромные знамена с геральдической эмблемой в виде бычьей головы.

Два ряда шатров были отделены друг от друга довольно большим пространством шириной не менее пятидесяти футов, разделенным, в свою очередь, на две равные части изгородью из толстых бревен. На противоположных концах этой длинной полосы стояли два всадника на гигантских лошадях и в средневековых рыцарских доспехах. Каждый из них держал в руке длинное деревянное копье с острым металлическим наконечником. Их мощные лошади тоже были облачены в металлические панцири, тускло сверкавшие в лучах утреннего солнца.

Кто-то на деревянном помостевзмахнул куском материи, напоминавшей большой зеленый носовой платок. Облаченные в рыцарские доспехи всадники опустили забрала, наклонили вперед копья и помчались навстречу друг другу. В этот момент казалось, что даже земля задрожала от топота мощных лошадей. Всадники встретились в самом центре площадки, оглашая окрестности громким звоном копий о металлические шиты. Деревянные копья разлетелись в щепки, а соперники доскакали до конца полосы, а потом развернулись и помчались навстречу друг другу с обнаженными мечами. Остин так и не увидел окончания поединка, так как в этот момент охранники увели его за шатры. Оглядевшись, он увидел неподалеку большое поле, на краю которого виднелся густой лес. Из-за деревьев на дорогу на огромной скорости выскочил красный автомобиль, в котором он сразу же узнал дорогую марку «бентли». Автомобиль, казалось, вот-вот врежется в них, но водитель в последнюю минуту нажал на тормоз, остановившись в нескольких дюймах от Остина.

Дверца автомобиля распахнулась, и из него вышел Балтазар, сидевший за рулем. На нем тоже были сверкавшие на солнце доспехи, прикрытые накидкой с изображением головы быка, а лицо расплылось в не менее лучезарной ухмылке.

— У вас, как всегда, стальные нервы, Остин.

— Просто я постепенно выхожу из того состояния, Балтазар, в которое меня погрузили ваши люди каким-то убийственным коктейлем.

Балтазар хлопнул в ладоши, и Сквайр притащил из шатра два стула с кожаным покрытием, поставив их так, чтобы собеседники могли видеть друг друга. На один из них Балтазар сел сам, а второй предложил Остину.

— Ну и что вы думаете о нашем небольшом рыцарском турнире? — спросил он.

Остин еще раз посмотрел на рыцарские доспехи и накидку Балтазара.

— Мне показалось, что я присутствую на постановке спектакля «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура».

— Да, можете считать этот спектакль путешествием во времени, — самодовольно ухмыльнулся Балтазар. — Мне удалось воспроизвести в мельчайших деталях рыцарские турниры, которые проводились во Франции в пятнадцатом веке.

Остин взглянул на дорогой лимузин.

— И «бентли» тоже?

В ответ на едкое замечание Балтазар недовольно насупился.

— В эпоху рыцарства турниры служили главным средством подготовки мужчин к войне и весьма эффективно отделяли храбрецов от малодушных трусов. Что до меня, то я использую рыцарские турниры для выработки тех же качеств у своих наемников и отношусь к ним очень серьезно.

— Счастлив, что у вас есть хобби, Балтазар, но мы оба хорошо знаем, почему я принял ваше приглашение. Где Карина Микади?

— Пока жива и здорова, как я уже сказал по телефону. — Балтазар уставился на Остина, будто видел перед собой лабораторную мышь. — Должно быть, вы испытываете к этой юной леди глубокие чувства, если позволили захватить себя в качестве пленника.

Остин вяло улыбнулся.

— Соскучился по вам, Балтазар. Проделал столь долгий путь ради того, чтобы повидаться с вами.

Балтазар гневно сверкнул глазами и угрожающе выпятил подбородок.

— В таком случае говорите, мистер Остин. Я очень хочу знать, есть ли у вас мысли, заслуживающие моего внимания.

— Для начала могу сказать, что знаю, какая информация может заставить вас отпустить Карину.

— А, ответное предложение. Ну и что же вы хотите мне предложить взамен?

— Местонахождение копей царя Соломона.

— Вы блефуете, Остин, — вяло прореагировал Балтазар и снисходительно хмыкнул. — Кроме того, оригинал «Навигатора» находится в моем полном распоряжении вместе с нанесенной на него картой. Почему я должен торговаться с вами?

— Потому что если бы вы действительно знали, где находится шахта с сокровищами, то вам незачем было бы похищать Карину, а потом использовать ее в качестве наживки для похищения меня.

— Может быть, Остин, я сделал это только для того, чтобы раз и навсегда прихлопнуть надоедливую муху. Но я все же готов предоставить вам такое удовольствие. Расскажите мне про шахту. Может быть, мы действительно используем эту информацию в качестве решающего фактора для заключения сделки.

Остин поморщился, словно делая слишком болезненный выбор.

— Закорючки на бронзовом коте действительно представляют собой карту. Компьютерные расчеты позволили обнаружить потерпевшее крушение финикийское судно. В обнаруженной на месте кораблекрушения амфоре был найден папирус с подробным описанием местонахождения шахты.

— А вам известен автор этого легендарного папируса? — спросил Балтазар.

— Да, это был Менелик, сын Соломона.

— Менелик, — злобно прошипел в ответ Балтазар.

— Совершенно верно. Именно он руководил перевозкой священной реликвии в Северную Америку.

Реакция Балтазара была гораздо более спокойной, чем можно было ожидать.

— Ваша попытка поразить меня своей осведомленностью только демонстрирует полное отсутствие какого бы то ни было понимания истинного положения дел. Вы представляете себе, чем является эта священная реликвия?

— Может, вы сами захотите просветить меня на этот счет.

Балтазар скривил губы в презрительной ухмылке.

— Это первоначальная запись десяти заповедей, начертанных на скрижалях из чистого золота.

— Не могу согласиться с вами, Балтазар. Первоначальная запись заповедей была сделана на глиняных скрижалях.

— Эти слова лишь подтверждают ваше невежество, Остин. Принято считать, что первоначально были созданы три версии так называемого Декалога.[179] И они действительно сделаны из глины, но на самом деле существовала еще одна — четвертая скрижаль. Первые три фактически полностью повторяли друг друга, а последняя версия была основана на языческих представлениях моих предков и, по общему мнению, противоречила первым. С давних пор считали, что эти скрижали были уничтожены, но на самом деле их просто надежно спрятали, а потом Соломон решил переправить их в самое удаленное место своей обширной империи.

— Вы и сейчас богаты как Крез, — едко улыбнулся Остин. — Что значат для вас эти несколько лишних фунтов золота?

— Эти скрижали по праву принадлежат моему семейству.

— Что-то вы не очень похожи на добропорядочного семьянина.

— Напротив, Остин; это и есть мое самое главное семейное дело. Вы смотрите вокруг, видите ритуализированное насилие и почему-то думаете, что все это происходит благодаря семейству Балтазара. А между тем мы ничуть не хуже любого правительства любой страны мира. Как вы думаете, почему сейчас количество конфликтов не меньше, чем до окончания «холодной войны»? С окончанием «холодной войны» мощные военные корпорации не только не перестали существовать, но и процветают, как никогда.

— Что вполне устраивает такие «миролюбивые» компании, как ваша, — парировал Остин.

— Да, страх и напряженность вполне соответствуют нашим деловым интересам.

— А когда нет ни страха, ни напряженности, вы сами их создаете.

— Нам нет нужды подстегивать человеческие страсти, — напыщенно произнес Балтазар. — Даже если бы нас не было на свете, люди все равно убивали бы друг друга. Здесь ставки намного выше, чем можно увидеть невооруженным глазом. Открытие скрижалей может посеять сомнения насчет праведности мировых правительств и мировых религий. А это, в свою очередь, может вызвать волну негодования и стихийные восстания по всему миру.

— Начиная с Ближнего Востока.

— Да, начиная с Ближнего Востока, но не заканчивая им.

— И это должно принести вам еще больше богатства и власти. А что будет дальше, Балтазар? Власть над всем миром?

— Не имею ни малейшего желания захватывать весь мир, как какой-нибудь мужлан вроде Джеймса Бонда, — отмахнулся Балтазар. — Такой громадной территорией было бы очень трудно управлять.

— Что же вам в таком случае нужно?

— Сейчас в мире успешно работают несколько десятков крупных охранных компаний. Мы быстро поглотим их и создадим единый конгломерат под названием «Мир». Нашу профессиональную армию будут нанимать правители Африки и Южной Америки, отдавая взамен часть своих природных ресурсов. Поскольку у меня нет наследников, я, возможно, передам управление в руки Адриано, которого считаю своим родным сыном.

— Вы злой человек, Балтазар.

— Нет, просто бизнесмен, который с нетерпением ждет войн, которые фактически никогда не заканчиваются. Своеобразный мир Балтазара. Но давайте вернемся к главному вопросу, Остин. Нам нужно во что бы то ни стало найти эти скрижали.

— В таком случае мы можем заключить сделку. Местонахождение шахты в обмен на освобождение мисс Микади.

Балтазар грациозно вскинул вверх руки в белых перчатках.

— Только не сейчас. Сперва вы должны рассказать мне все, что знаете, а я потом постараюсь проверить ваши сведения.

Остин хитро засмеялся.

— Не держите меня за идиота, Балтазар. Вы убьете меня тотчас же, как только убедитесь в правильности моих слов.

— Так-так. У вас чрезвычайно подозрительный характер. Ладно, в таком случае предлагаю вам компромисс. Вы получите шанс избежать моих беспощадных когтей. Вы становитесь защитником этой юной особы и по давним рыцарским законам должны любыми средствами оберегать ее честь и достоинство. Иначе говоря, вы становитесь ее кавалером и должны вести себя соответствующим образом.

Остин задумался над концовкой этой фразы и решил, что Балтазар совсем спятил.

— Скажите откровенно, что вы задумали, — спросил он, с трудом выдавив улыбку.

Балтазар встал со стула.

— Сейчас я все вам покажу. Садитесь в машину.

Он подошел к «бентли», открыл Остину дверцу со стороны пассажирского сиденья, а сам сел за руль. Включив мощный двигатель, он рванул с места и помчался по ровной дороге со скоростью почти сто миль в час.

Некоторое время спустя Балтазар сбавил скорость и остановил машину в нескольких ярдах от края глубокого ущелья. Стороны ущелья соединялись прочным металлическим мостом длиной около сорока футов и шириной не менее двадцати. При этом на нем не было никаких перил, только деревянный забор, разделяющий мост на две равные части. Остин обратил внимание, что деревянные доски забора были свежие, будто его соорудили совсем недавно.

Они вышли из машины и приблизились к краю обрыва. Отвесные стены ущелья уходили вниз на глубину не менее трехсот футов и упирались в быстрый горный поток, бурлящая вода которого выбрасывала на поверхность большое количество пены.

— Местные жители называют это ущелье Канавой Мертвеца, — улыбнулся Балтазар, глядя на бурный поток. — Я построил этот мост некоторое время назад, чтобы соединить разделенные участки моих владений. А потом слегка модифицирован его специально для вашего визита.

— Не стоило себя утруждать, — иронично заметил Остин.

— Никакого труда мне это не составило. Мое предложение заключается в следующем. Я оставлю автомобиль с мисс Микади на другой стороне ущелья, — Балтазар показал рукой на покрытое густой травой поле на противоположной стороне, — а сам выеду на середину моста и попытаюсь сыграть роль мифического дракона. Мы устроим небольшой рыцарский поединок в честь этой прелестной дамы.

Остин оглянулся назад и увидел вдали два автомобиля, которые следовали за ними.

— А как насчет ваших наемных головорезов?

— Я прикажу им остаться на этой стороне.

— И вы позволите нам беспрепятственно сбежать от вас?

— Я хочу предоставить вам спортивный шанс, что намного больше того, чем вы располагаете сейчас.

— А если я отклоню ваше предложение?

— Тогда мне придется сбросить вас в это ущелье на глазах у обезумевшей от горя дамы.

— Не вижу никакой возможности, Балтазар, отклонить ваше великодушное предложение.

Балтазар зловеще ухмыльнулся и жестом показал, чтобы Остин возвращался в машину. Через несколько минут с такой же бешеной скоростью они вернулись на место рыцарского турнира. У входа в шатер Балтазар притормозил «бентли» и приказал Остину покинуть салон. Перед входом его уже ждал Сквайр, неуклюже опираясь на прочные металлические костыли.

— Мой слуга позаботится о том, чтобы вам подобрали соответствующие доспехи, — бросил Балтазар через плечо. — Мы выйдем на поединок в легком рыцарском облачении, то есть в кольчуге и шлеме. Было бы не по-рыцарски с моей стороны обременять вас слишком тяжелыми доспехами. Из оружия у нас будут только щит и копье. Лошади тоже будут без металлических лат, чтобы двигались как можно быстрее. Увидимся на турнире. — Он нажал на газ, и автомобиль рванулся вперед, скрипнув шинами по мокрой траве.

Сквайр подождал, пока Балтазар скроется из виду, а потом приказал Остину вернуться в шатер. Не теряя времени, он стал подыскивать кольчугу. Затем он протянул Курту плащ, на котором не было никаких геральдических знаков. Сделанная из мелких колец кольчуга закрывала голову и тело Остина, оставляя открытым лишь лицо. Сквайр напялил на голову своему подопечному толстую вязаную шапку из грубой шерсти и стал подбирать соответствующего размера шлем. Когда все было готово, он придирчиво осмотрел Остина и сказал, что шлем немного великоват, но в целом хорошо сидит на голове. В следующую минуту он прикрепил ему к поясу меч, накрепко привязав концы, и приладил шпоры к ботинкам. Последним предметом облачения стал легкий щит, напоминавший формой детского воздушного змея.

Осмотрев Остина последний раз, Сквайр растянул губы в сочувствующей ухмылке.

— Конечно, вы не сэр Ланселот, но выбирать вам не приходится. Все равно придется сражаться с этим чудовищем. Садитесь, а я дам вам несколько полезных наставлений.

Остин снял с головы шлем и уселся на койку.

— Выслушайте меня внимательно. Обычно Балтазар расправляется со своими противниками в три этапа. Сначала он с вами поиграет, делая вид, что промахнулся. Не стоит заблуждаться на этот счет. Затем нанесет сокрушительный удар — скорее всего по щиту. Ну а на третьем заходе — просто-напросто нанижет вас на копье как безмозглого поросенка. Есть вопросы?

— Скажите, пожалуйста, а на каком этапе я смогу получить какое-нибудь нормальное оружие? — пошутил Остин.

Сквайр снисходительно хмыкнул.

— Боюсь, оно вам не понадобится. Балтазар всегда берет себе копье с металлическим стержнем внутри, а своему противнику дает деревянное, которое разлетается в щепки после первого же удара о доспехи. К тому же удар такого копья можно легко парировать щитом.

— Это как-то не похоже на честные рыцарские правила, — заметил Остин.

— Совершенно верно, — неожиданно согласился Сквайр. — Но вам я дам копье, укрепленное стальным стержнем, а ему достанется германского типа, из тяжелого дерева. Надеюсь, он будет так увлечен страстным желанием убить вас, что не заметит разницу в весе.

— Почему вы помогаете мне, Сквайр? — насторожился Остин.

Тот механически поднял руку и прикоснулся к забинтованной щеке.

— Этот ублюдок чуть было не снес мне лицо своим мощным копьем. Врачи говорят, что теперь я буду похож на Квазимодо. А что он сделал с моими ногами? В мире нет никаких таблеток, чтобы хоть немного унять ужасную боль. Ладно, забудьте про меня. Третий этап будет самым трудным и самым ответственным. Он направит удар копьем по вашему щиту, полагая, что сможет легко пробить его острым стальным наконечником. Ведь щит сделан из дерева и обтянут кожей. А вам следует целиться ему в грудь. Это самая большая цель. Не промахнитесь.

— А промахнусь, что будет с вами?

— Мне ничего не будет. Все равно придется уходить отсюда рано или поздно. Может, устроюсь охранником в какой-нибудь банк. — Сквайр кивнул в сторону двери. — Пора.

Рядом с шатром уже стояла припаркованная машина. В сопровождении еще одной машины охраны Сквайр повез Остина к ущелью, где уже явно преобладало карнавальное настроение. На флагштоках развевались рыцарские знамена с изображением головы быка, а повсюду собирались толпы наемников Балтазара, уже прослышавшие о предстоящем грандиозном турнире. На фоне серых костюмов вездесущих охранников ярко выделялась группа людей в средневековых нарядах, которые с нетерпением ожидали, когда их хозяин проткнет Остина и сбросит в глубокое ущелье.

— Вы не сказали мне, что здесь будет самое настоящее празднество, — улыбнулся Остин.

— Балтазар обожает выступать на публике, — горько заметил Сквайр, показывая рукой на пару огромных лошадей, которых только что вывели из большого трейлера. — Вон та гнедая лошадь принадлежит Балтазару, а вам он приказал приготовить какую-то клячу, но я позаботился о том, чтобы у вас тоже был хороший жеребец. Вэл надежен, послушен, уверен в своих силах и не испугается во время обмена ударами.

Сквайр повел его поближе к лошадям, чтобы Остин имел возможность познакомиться со своим скакуном. С близкого расстояния животное показалось ему еще больше. Оно чем-то напоминало огромного слона. Остин похлопал жеребца по боку и прошептал ему на ухо:

— Сделай это для меня, Вэл, и я дам тебе столько сахару, сколько ты сможешь съесть.

Лошадь фыркнула и энергично тряхнула гривой, что Остин воспринял как знак согласия. После этого он направился к краю обрыва, чтобы проинспектировать состояние стального моста. Для того чтобы на этом узком пространстве могли разминуться два всадника на таких лошадях, следовало хорошенько потрудиться. Если кто-то из двоих упадет с седла, то шансов уцелеть у него практически не будет.

В этот момент до Остина донеслись радостные возгласы и громкий шум собравшейся толпы. К ущелью мчался «бентли». Немного притормозив перед мостом, он проехал по нему на другую сторону и остановился примерно в ста футах от края обрыва. Вслед за «бентли» на другую сторону проехала еще одна черная машина. Балтазар вышел и открыл заднюю дверцу.

Из машины показалась хрупкая фигура в белом платье в сопровождении двух охранников. Женщина помахала рукой, а потом ее снова затолкали на заднее сиденье автомобиля. Балтазар сел вместе с телохранителями в другую машину и вернулся назад по мосту.

Когда второй автомобиль остановился на краю обрыва, Балтазар вышел из него и направился к Остину.

— Вот ваша леди, — сказал он, махнув рукой через ущелье. — Я выполнил свое обещание, а теперь ваша очередь.

Остин вытянул вперед руку.

— Ключи от машины.

Балтазар подал ему рыцарский шлем с бычьими рогами, но одном из которых висело кольцо с ключом.

— Вы получили что хотели, Остин. Но имейте в виду: это будет не так просто сделать.

— Мне нужны ручка и бумага, — процедил сквозь зубы Остин.

Балтазар щелкнул пальцами, и один из телохранителей побежал к машине и принес оттуда шариковую ручку и обычный блокнот с приборной доски. Наклонившись над капотом автомобиля, Остин быстро набросал план размещения золотых копей, а потом несколько раз подчеркнул слова «Золотая Шахта».

Балтазар протянул руку за блокнотом, но Остин вырвал лист и сунул его под свой шлем.

— Как вы сами только что сказали, Балтазар, это будет не так уж просто.

Конечно, Остин знал, что по знаку Балтазара крепкие наемники могут мгновенно напасть на него, отобрать карту, а самого бросить в ущелье, но рассчитывал на болезненное самолюбие этого типа, который просто не позволит испортить такое грандиозное шоу на виду у своих бандитов.

— Что ж, Остин, пора доказать вашу храбрость.

С этими словами Балтазар резко повернулся, высекая шпорами искры, направился к своей лошади и с необыкновенной легкостью взлетел в седло. Рядом с ним стоял верный оруженосец со шлемом в одной руке. Второй он удерживал под уздцы норовистую лошадь. Этот крупный человек, облаченный в пурпурную накидку, стоял спиной к Остину. Потом он повернулся, и Курт узнал киллера. Адриано ехидно ухмыльнулся и показал рукой на «бентли».

Его жест был красноречивее любых слов — если Остин проиграет, то Карина достанется этому убийце.

Тем временем Балтазар надел шлем, взял у оруженосца поводья и, пришпорив лошадь, помчался на середину моста. Там он повернулся к Остину лицом и застыл в выжидающей позе.

Остин подошел к Вэлу и вскочил в седло, хотя и не так легко и изящно, как Балтазар, поскольку не привык к тяжелой кольчуге. Сквайр вручил ему шлем и напоследок подсказал, что голову нужно наклонить немного вниз, чтобы видеть противника сквозь забрало. Потом он протянул ему копье и щит и коротко объяснил, как держать их в руках.

— Внимательно следите за флажком на острие копья, — наставлял Сквайр. — Он укажет вам направление удара.

— Еще будут какие-нибудь рекомендации? — спросил Остин, чувствуя, как его голос гулким эхом отдается в металлическом шлеме.

— Да, — тихо прошептал Сквайр. — Не сдерживайте лошадь, не забывайте про третий этап и молитесь, чтобы произошло чудо.

Он легонько хлопнул лошадь по крупу, и гигантское животное медленно двинулось вперед. Остин попробовал повернуть скакуна влево, потом вправо, и тот послушно подчинился воле наездника. Конечно, тяжелые доспехи и оружие в руках мешали сосредоточиться на поединке, но седло было высоким и надежно поддерживало спину.

В этот момент репетиция подошла к концу.

Человек в зеленом костюме герольда поднял трубу и подал сигнал готовности к поединку. Остин повернул лошадь и посмотрел в глаза Балтазару. Второй сигнал трубы известил о том, что нужно опустить копья, и буквально через секунду послышался третий — к началу поединка.

Балтазар вонзил шпоры в бока лошади еще до начала третьего сигнала.

Остин отстал от него на одно мгновение.

Лошади быстро набирали скорость. Вскоре они уже мчались во весь опор. Казалось, даже земля застонала под копытами огромных животных, а покрытые броней наездники, наклонив головы, летели навстречу друг другу в смертельной схватке.

Глава 47

Используя трос буйка в качестве ориентира, Гэмей и Завала ловко работали ногами и быстро опускались на глубину. Светлая поверхность озера была обманчивой, а зеленоватая толща воды постепенно темнела, и вскоре видимость вокруг них сократилась до нескольких ярдов. Плотная пелена мутной воды быстро поглощала двойной луч света фонарей и затуманивала даже их ярко-желтые костюмы.

В нескольких футах от дна они замедлили движение, чтобы не поднимать в воду облако темного ила, песка и других донных осадков. Завала посмотрел на компас, и они поплыли в западном направлении, пока на фоне мутной воды не стали вырисовываться очертания двухэтажного здания. Лучи фонарей терялись где-то на высоте флагштоков. Пустые рамы окон уныло наблюдали за ними, как глазницы давно обглоданного рыбами человеческого черепа.

В наушниках Завалы послышался треск, а потом прозвучал хриплый голос, чем-то напоминающий Дональда Дака.

— Добро пожаловать в гостеприимный отель «Золотой ручей», — сказала Гэмей.

— Из всех окон открывается прекрасный вид на озеро, — ответил Завала в том же шутливом тоне. — Почему-то здесь никого нет. Должно быть, не сезон.

Здание отеля нельзя было назвать слишком большим, но мансарда и каменная облицовка придавали ему весьма величественный вид. Они проплыли над крыльцом парадного входа. Портик давно обвалился, а деревянные колонны изрядно подгнили и покрылись зеленой тиной. Сейчас трудно было представить, что когда-то на этой веранде в креслах-качалках сидели люди и наслаждались чистым воздухом сельской местности.

Они осторожно протиснулись в дверь отеля и оказались в совершенно темном помещении, холод которого стал быстро проникать сквозь тонкие водолазные костюмы. Миновав большой холл, они поплыли в дальний конец здания. Завала направил луч света на одноэтажную пристройку в задней части отеля.

— Здесь должна была находиться кухня и другие служебные помещения, — сказал он.

— Хорошая догадка, — улыбнулась Гэмей. — Я тоже вижу что-то наподобие дымовой трубы, торчащей из крыши этой пристройки.

Они выплыли из кухни и двинулись вниз по склону, где когда-то росла трава, а теперь колыхались густые водоросли. Вскоре перед ними открылась небольшая каменная лестница, у основания которой виднелась такая же каменная площадка, где, по всей видимости, когда-то стояли лодки — там до сих пор торчали толстые гранитные столбы. Завала и Гэмей без колебаний погрузились в узкую горловину пещеры.

Свисавшие с потолка сталактиты были источены, как зубы престарелого пса, а темная зелень начисто скрыла под собой их некогда яркие, сверкавшие, как бриллианты, краски. Сейчас эти фантастические скальные образования лишь намекали на тот странный мир, который радовал глаз вездесущих туристов начала прошлого века.

Проплыв примерно четверть мили против слабого течения, они приблизились к выходу из пещеры, который был заблокирован огромными валунами. Большое углубление на потолке подсказывало, что когда-то здесь произошел обвал. Оказавшись в тупике, они повернули назад и быстро вернулись к входу, используя попутное течение.

Через несколько минут они уже вновь были на заднем дворе отеля. Завала первым проник в служебные помещения и оказался перед большой дверью. Гэмей неотступно следовала за ним. Помещение было на редкость просторным и чем-то напоминало столовую в большом доме. Завала проплыл вдоль стены до того места, где была кухня. Лучи фонаря выхватили из темноты пустые деревянные полки, шкафы и большие раковины. Куча ржавого хлама в дальнем конце кухни вполне могла быть когда-то большой металлической плитой. И при этом ничто в помещении не напоминало о какой-то потайной двери.

— Интересно, не стали ли мы жертвой «литературного» обмана? — с недоумением воскликнул Завала.

— Не спеши с выводами, — успокоила его Гэмей. — Этот человек проработал на кухне много лет и хорошо знал свое дело. Давай осмотрим следующее помещение.

Она поплыла в какой-то проем и оказалась в комнате размером не меньше кухни. Вдоль стен все еще висели потемневшие от воды и времени полки, из чего можно было сделать вывод, что это помещение служило кладовкой для хранения провизии. Гэмей стала опускаться вниз, пока лицо не оказалось в нескольких дюймах от пола. Тщательно исследовав поверхность, она с большим трудом обнаружила прямоугольную секцию, а когда разгребла рукой накопившиеся за долгие годы песок и ил, увидела перед собой дверные петли и ржавый навесной замок.

Завала сунул руку в водонепроницаемую сумку, висевшую у него на ремне, достал оттуда толстый металлический прут длиной не менее фута, просунул загнутый конец под ржавый навесной замок и без особого труда вырвал его из прогнившей деревянной доски. Затем он направил в колодец луч света и не увидел там ничего, кроме зиявшей темноты без конца и края.

— Не слышу от тебя слов «я пойду первым», — улыбнулась Гэмей.

— Ты гораздо тоньше меня, — ответил Завала.

— Как мне повезло.

На самом деле сомнения Гэмей были притворными. Она была опытным дайвером и с большим удовольствием поборолась бы с Завалой за пальму первенства в открытии этой шахты. В то же время Гэмей совершила за свою жизнь так много погружений, что научилась быть крайне осторожной. Подобные дела требовали не только умения, но и невероятного хладнокровия. Каждое движение должно быть тщательно выверено и продумано до мелочей.

Тем временем Завала достал из сумки моток крепкого нейлонового троса, один конец которого привязал к ножке массивного стола, а другой — к металлическому ломику. Затем он стал медленно опускать ломик в колодец, но не достиг дна даже после того, как были израсходованы все пятьдесят футов веревки.

Гэмей пристально смотрела на деревянные края колодца и напряженно соображала, как лучше начать погружение. Деревянная рама заметно ослабла, но была еще достаточно крепкой, чтобы выдержать ее вес. Вход в колодец не превышал квадратного ярда, что было вполне достаточно, чтобы попытаться спуститься в него вместе с аквалангом.

Гэмей посмотрела на часы.

— Ладно, я пошла, — вздохнула она.

Ее хрупкое тело протиснулось в черную дыру и вскоре исчезло в ней, оставив после себя пузырьки воздуха. Акваланг чиркнул по деревянной раме, сорвав с нее сгнившие щепки, но остался цел и невредим. Завала внимательно смотрел за тем, как она погружается в пучину.

— Ну что там? — не выдержал он через несколько минут.

— Я чувствую себя как Алиса в Стране Чудес, спускающаяся в кроличью нору.

— Есть там какие-нибудь кролики?

— Ни черта не вижу. Постой!

Наступила мертвая тишина.

— Ты в порядке? — всполошился Завала.

— Лучше, чем в порядке, — наконец-то отозвалась она. — Я выбралась из узкого колодца и оказалась то ли в тоннеле, то ли в какой-то небольшой пещере. Спускайся ко мне. После узкой шахты здесь начинается расширение глубиной не менее десяти футов.

Завала с трудом протиснулся в узкую дыру и через некоторое время оказался вместе с Гэмей в большой пещере на дне колодца.

— Думаю, это продолжение той пещеры, где находился лодочный причал, — предположила она. — Иначе говоря, мы оказались на другой стороне горного склона.

— Ничего удивительного, что владелец отеля приказал закрыть на замок крышку в колодец, так как все кухонные отходы попадали в ручей и оказывались на лодочной пристани, где собирались многочисленные туристы. Другим словами, вместо золотого песка они получали помои.

Завала снова взял на себя роль ведущего и поплыл в глубь пещеры, освещая стены фонарем. Через несколько минут горные образования на потолке полностью исчезли.

— Мы в шахте, — сообщил он Гэмей. — Видишь эти следы от рубила?

— Возможно, это тот самый источник золотого песка, за которым так рьяно охотились поселившиеся в отеле туристы.

Завала ощупал стену пальцами и обнаружил проем.

— Смотри.

Слева от него в стене был вырублен узкий тоннель.

Они свернули в узкий проем примерно десять футов высотой и шесть шириной. Над головой возвышался грубо отесанный потолок. Стены на всем протяжении имели небольшие углубления для факелов.

Проплыв примерно сто ярдов, они вдруг увидели, что его под прямым углом пересекает еще один тоннель. Дискуссия по поводу того, куда сейчас направиться, была короткой, но чрезвычайно напряженной. Они сообразили, что имеют дело с каким-то странным лабиринтом, продвигаться по которому без путеводной нити было слишком опасно. Тем более что воздуха в баллонах оставалось слишком мало, чтобы можно было исправить допущенную ошибку.

— Твое предложение? — спросил Завала.

— Пол с правой стороны прохода кажется мне более изношенным, чем с других, — заключила Гэмей. — Предлагаю пройти по этому тоннелю примерно сто ярдов. Если выяснится, что там ничего нет, повернем назад.

Завала сомкнул большой и указательный пальцы в знак одобрения, и они поплыли по правому тоннелю. Они продвигались молча, экономя воздух и прекрасно осознавая, что малейшая ошибка может обойтись слишком дорого. Однако неистребимое любопытство гнало их вперед, невзирая на опасности. Через несколько минут тоннель закончился, и они оказались в огромной пещере.

Она была настолько большой, что свет фонарей не достигал ни потолка, ни стен. Они поняли, что вошли в самую опасную зону за все время своего погружения. В таком огромном пространстве можно было легко потерять ориентацию и погибнуть от нехватки воздуха. В конце концов они решили ограничить свое исследование пятью минутами. При этом Гэмей должна постоянно находиться у входа в пещеру, а Завала продолжит исследование, не выходя за пределы видимости своего партнера.

Завала отправился в путь, стараясь не отходить от стены.

— Хватит, — предупредила его Гэмей, — я теряю тебя из виду.

Завала послушно остановился.

— Ладно, сейчас я попробую удалиться от стены. Пол очень ровный. Похоже, когда-то это было очень оживленное место. Однако не вижу никаких намеков на то, что именно здесь могло происходить.

Гэмей снова предупредила, что он удаляется на опасное расстояние. Завала повернул назад и оказался в свете ее фонаря. Продвигаясь вперед зигзагами, он попытался исследовать как можно большее пространство пещеры.

— Что-нибудь видишь? — спросила Гэмей.

— Ничего особенного… Постой!

Джо поплыл к какому-то бесформенному нагромождению.

— Ты снова выходишь за пределы видимости, — предупредила Гэмей, однако на этот раз не получила привычного ответа. Она знала, что дальнейшее продвижение может стать чрезвычайно опасным, но уже не могла остановить напарника.

— Еще пару футов, — сказал Завала.

Затем воцарилась мертвая тишина.

— Джо, я не вижу тебя! — закричала Гэмей. — Что с тобой?

Наконец-то в наушниках послышался взволнованный голос Завалы:

— Гэмей, ты непременно должна посмотреть на это чудо! Оставь фонарь на входе, чтобы мы могли выбраться, а сама плыви ко мне. Я буду светить тебе.

Гэмей мгновенно прикинула, что у них осталось воздуха лишь для того, чтобы пройти по тоннелю, подняться вверх по колодцу и выплыть на поверхность.

— Джо, у нас не так уж много времени.

— Это отнимет не больше минуты.

Гэмей довольно часто использовала крепкие словечки, но на этот раз решила оставить их при себе. Положив фонарь на пол, она поплыла в сторону тускло мелькавшего огонька Завалы. Он стоял возле большого круглого камня высотой не менее трех и диаметром около шести футов. Поверхность каменного алтаря была покрыта почти полностью сгнившим деревом и кусками желтого металла.

— Это золото? — удивилась Гэмей.

Завала поднес к лицу желтую пластину.

— Вполне возможно, но мое внимание привлекла совсем другая вещь. — Отбросив в сторону куски гнилого дерева. Завала обнажил металлическую шкатулку длиной один фут и шириной не менее восьми дюймов. На крышке виднелись какие-то буквы, которые более четко проявились только после того, как Завала ярко осветил их своим фонарем.

Гэмей оторопела от неожиданности, а Завала проворчал что-то по-испански.

— Не может быть! — с трудом выдохнула Гэмей.

Но надпись была настолько четкой и однозначной, что глаза не могли обмануть ее. На крышке металлической шкатулки было написано только два слова: «Томас Джефферсон».

Глава 48

Лошадь мчалась к ущелью, как огромный танк на поле битвы. Остин с трудом держался в седле, стараясь приспособиться к тяжелым рыцарским доспехам и непривычному оружию. Закрытая шлемом голова болталась на плечах, как у изрядно потрепанной куклы, а щит то и дело выскальзывал из руки. Да и копье раскачивалось, нацеливаясь острым наконечником куда угодно, но только не туда, куда он хотел.

Подкованные копыта Вэла загрохотали по металлической поверхности моста. Сквозь прорезь в шлеме Остин изредка выхватывал тускло сверкавшее на солнце острие копья своего противника и геральдический знак бычьей головы на белоснежной накидке Балтазара. Тот заметил неловкие движения Остина и повернул лошадь назад. Остин последовал его примеру. Противники снова оказались на поросших густой травой противоположных краях ущелья.

Остин наконец-то выдохнул давно накопившийся в легких воздух и, остановив лошадь, развернул ее в сторону противника, который с невозмутимым спокойствием наблюдал за ним с противоположного края обрыва. Затем Балтазар неожиданно снял шлем и прижал его к груди.

— Эй, Остин, неплохая попытка, — закричал он язвительным тоном. — Но мне показалось, что тебе никак не удается скоординировать движения.

Толпа зрителей взорвалась громким хохотом.

Остин тоже снял с головы шлем и жесткой перчаткой смахнул с глаз крупные капли пота.

— Меня постоянно отвлекали мысли о новом «бентли», — закричал он в ответ.

Балтазар снял со шлема ключ зажигания и высоко поднял над головой.

— Не считай автомобили до тех пор, пока они в чужом гараже, — снова пошутил он.

Остин, в свою очередь, достал из шлема свернутую бумагу с картой шахты и поднял ее вверх, невольно повторив этим жестом позу статуи Свободы.

— А ты не спеши тратить золото, которое еще не нашел.

Сохраняя на лице зловещую ухмылку, Балтазар снова закрепил ключ от машины на шлеме и водрузил его на голову.

Остин повернулся назад и посмотрел на одинокую фигуру в белом, сидевшую в салоне «бентли». Он помахал ей рукой, и она ответила ему тем же. Этот жест воодушевил его и придал новые силы для продолжения поединка. Он положил лист бумаги в шлем и медленно надел на голову этот огромный стальной горшок.

Тем временем трубач дал первый предупреждающий сигнал готовности к бою.

Остин крепко сжал пальцами ручку щита, пытаясь выровнять его, а потом несколько раз покачал копьем, чтобы уравновесить в руке. В последний момент он наклонил голову и сквозь щель забрала увидел, как Балтазар подозвал к себе Адриано и что-то сказал ему.

Воздух разрезал второй сигнал трубы.

Остин наклонил вниз копье, направив его острие на предполагаемый путь соперника.

Трубач дал третий сигнал, означавший начало поединка.

Остин извинился перед Вэлом и сильно ударил его шпорами в бока. Крупная фигура Балтазара быстро увеличивалась в узкой щели забрала. Остин пригнул голову, спрятав ее за щит, и постарался нацелить копье прямо в грудь противника, как и советовал ему Сквайр. Его и без того тяжелое дыхание гулко отдавалось в закрытом пространстве стального шлема.

В последний момент, когда расстояние между всадниками сократилось до минимума, Балтазар неожиданно поднял копье и нанес Курту сильный удар в голову, попав навершием прямо под прорезь для глаз. Шлем Остина мгновенно слетел и отскочил в сторону.

Остин резко развернул лошадь и увидел, что шлем упал прямо на то место, где металлический мост примыкал к краю обрыва. Адриано бросился к шлему и тут же передал его Балтазару. Тот ехидно улыбнулся и достал из него свернутый вчетверо лист бумаги. Быстро пробежав глазами написанный Остином текст, он передал его своему верному киллеру, который без промедления помчался к машине. Только перед автомобилем он приказал одному из наемников в рыцарских доспехах вернуть шлем Остину.

— Тебе не повезло, Остин, — злорадно закричал Балтазар. — Но ты еще можешь спасти свою даму сердца.

Остин закричал в ответ, чтобы Балтазар прыгнул в обрыв от позора, но его слова потонули в громком сигнале трубача. Противники едва успели надеть шлемы перед последним этапом поединка.

Остин вспомнил слова Сквайра о том, что третий этап станет для него решающим. Он наклонил голову и попытался определить, куда будет нацелен следующий удар противника, одновременно нацелившись в грудь Балтазара в надежде на то, что копье с металлическим стержнем даст ему хоть какое-то преимущество. Он до хруста сжал зубы и приготовился к бою.

Прозвучал третий сигнал.

Всадники ринулись навстречу друг другу. Балтазар так ловко укрылся за своим щитом, что виднелась лишь верхушка стального шлема. Остин направил острие копья на его щит, и то же самое сделал его соперник. Удар пришелся в нижнюю часть щита, и, как и предсказывал Сквайр, копье не выдержало удара и разлетелось на части. Остин пронзил щит противника как лист бумаги и непременно проткнул бы и самого Балтазара, если бы лучше прицелился. Сильный удар пришелся как раз в плечо соперника и буквально выбросил его из седла.

Балтазар рухнул на металлический мост, а потом скатился вниз и исчез из виду.

Остин выругался про себя самыми грязными словами, которые только знал, но вовсе не из-за сочувствия к этому мерзавцу, а из-за того, что вместе с ним в обрыв упал и ключ от машины, в которой сидела Карина.

В следующую минуту Остин выругался еще раз, но теперь уже от радости. Над краем моста показался шлем Балтазара, который с большим трудом пытался забраться на мост. Это была нелегкая задача, так как тяжелая кольчуга и шлем заметно усложняли дело. Да и щит все еще висел на его левой руке.

Не долго думая Остин отшвырнул в сторону шит и копье, спрыгнул с лошади и со всех ног бросился на помощь Балтазару. Тот сумел подтянуться на одно плечо, но подняться на мост самостоятельно уже не мог.

— Помоги мне, — взмолился он, увидев на собой лицо противника.

— Может быть, это немножко облегчит твою ношу, — усмехнулся Остин, срывая с его шлема ключ от машины. В этот момент он очень хотел пнуть Балтазара ногой и тем самым покончить с ним раз и навсегда, но киллеры уже опомнились от страшного шока при виде поверженного хозяина и шумной толпой бросились ему на помощь.

Остин решил не искушать судьбу и побежал к машине. Когда до автомобиля оставалось несколько футов, он увидел, что Карина склонила голову к приборной доске, будто пытаясь понять, что произошло во время поединка. Остин окликнул ее, и она подняла голову. Только сейчас Остин понял, что его обманули. На него уставилась небритая рожа одного из наемников Балтазара, слегка прикрытая белой накидкой.

— Спасибо, что спас меня от гибели, — пропел наемник фальцетом, неумело имитируя женский голос, и стал лихорадочно шарить рукой под платьем в поисках оружия, но запутался в непривычной одежде.

Остин размахнулся и нанес сокрушительный удар бронированным кулаком, вложив в него всю ярость, которая накопилась за последние минуты. Голова наемника откинулась назад, потом безвольно поникла на грудь. Удар был настолько мощным, что он мгновенно вырубился и больше не подавал признаков жизни. Остин вытащил из салона обмякшее тело, сел за руль и прошептал слова молитвы, чтобы ключ оказался неиспорченным и вообще соответствовал марке машины. К счастью, автомобиль завелся с полуоборота.

Остин решил не испытывать судьбу и не ехать в сторону леса, так как этот путь вполне мог оказаться тупиковым. Между тем люди Балтазара уже вытащили хозяина на мост, и он громко орал, чтобы они догнали Остина. Подчиняясь приказу, полдюжины крепких парней быстро побежали по мосту к машине.

Остин решил продолжить турнир. Подхватив с земли брошенное копье, он сел в машину, отъехал от края обрыва, а потом развернулся и на огромной скорости помчался к мосту, высунув из окна левую руку и крепко сжимая тяжелое копье. Полученный недавно опыт подсказан ему направление удара.

Балтазар успел заметить мчавшуюся по мосту машину и укрылся за ограждением, а его люди оказались менее расторопными и были буквально сметены с моста копьем Остина, как крошки с обеденного стола.

Выбравшись на противоположный край обрыва, Остин отшвырнул копье и нажал на педаль газа. Шины мощного автомобиля скрипнули по мягкой траве, и машина запетляла задом, но Курту удалось удержать ситуацию под контролем. Через минуту он выехал на дорогу, которая вела к длинному рядушатров.

Он посмотрел в зеркало заднего вида и понял, что Балтазар уже успел организовать погоню — следом несся черный автомобиль с вооруженными до зубов наемниками, а кроме того, он вызвал по рации еще одну группу, и та выехала навстречу Остину. Курт решился на крайний шаг. Нажав на гудок, он предупредил противников, что не намерен уступать дорогу, а те в свою очередь прекрасно поняли его отчаянное положение и готовность разнести их автомобиль в лобовом столкновении. Встречная машина резко вильнула в сторону, уходя от столкновения, и в тот же момент на полной скорости врезалась в бампер преследователей.

Расправившись с охранниками, Остин помчался по ровной дороге в сторону небольшого караульного помещения в самом конце поместья Балтазара. Это было для него последним препятствием на пути к свободе, и он немного притормозил, ожидая, что навстречу выскочит группа охранников. Однако контрольно-пропускной пункт оказался пустым. По всей вероятности, Балтазар великодушно позволил постовым полюбоваться его победой на рыцарском турнире.

Остин выскочил из автомобиля, вошел в будку и нажал кнопку, открывавшую двойные металлические ворота. Выходя из помещения, он вдруг услышал звук моторов. К воротам мчалась кавалькада черных автомобилей, причем многие из наемников уже вели по нему стрельбу, хотя и не очень прицельную. Остин вскочил в машину, выехал за пределы поместья, потом снова вернулся на пост, закрыл ворота, схватил тяжелый стул и стал крушить пульт управления, пока от стула не осталась одна ножка.

Кавалькада машин была уже совсем близко, не более одной восьмой мили от него. Остин опрометью выскочил из будки охранников, вскарабкался на дерево, перебравшись по толстому суку на другую сторону забора, и спрыгнул вниз. От этого удара у него даже дыхание перехватило, но он быстро справился и поковылял к машине. Плюхнувшись за руль ярко-красного «бентли», он до конца утопил педаль газа и рванул по дороге подальше от опасного места. С обеих сторон до самого горизонта мелькали живописные луга фермеров, неубранные поля и огромные скирды сена. Позади никого не было, но он понимал, что опасность еще не миновала. Посмотрев на чистую синеву неба, Остин подумал, что у Балтазара наверняка есть вертолет, для которого ярко-красная машина на пустынной дороге может стать хорошей мишенью.

Не долго думая он свернул в тенистую аллею, густые кроны которой надежно скрывали его.

Через несколько минут он увидел на обочине дороги автомобиль, рядом с которым стоял человек в темном костюме. Он рассматривал развернутую карту, а потом поднял голову и увидел быстро приближающийся автомобиль. Остин пролетел мимо него на большой скорости, но в последнее мгновение успел обратить внимание на лицо незнакомца. Ударив по тормозам, Курт остановил машину, а потом быстро сдал назад.

— Привет, Флэгг, — радостно поприветствовал он своего давнего друга.

Агент ЦРУ в черном костюме и галстуке выглядел несколько странно посреди сельского пейзажа. Узнав Остина, он расплылся в широкой улыбке, и его глубоко посаженные глаза недоуменно скользнули по ярко-красному «бентли», а потом чуть не вылезли из орбит при виде средневековых доспехов Остина.

— Изумительная тачка, — промолвил он. — Похоже, НАПИ платит тебе хорошие деньги, да и костюмчик тоже будь здоров.

— Это все не мое, — устало улыбнулся Курт. — Одолжил на время у Балтазара. А ты что здесь делаешь?

— Узнал, что Балтазар обитает где-то в этих краях, и решил проследить за ним.

Остин показал большим пальцем назад.

— Его поместье в нескольких милях отсюда. А мы где сейчас находимся?

— На окраине штата Нью-Йорк. А где же твоя милая подруга?

— К сожалению, до Карины я так и не смог добраться. Кстати, как быстро ты можешь собрать здесь солидный отряд вооруженных людей?

— Думаю, местная полиция сделает это гораздо быстрее.

— Нет, местные полицейские вряд ли справятся с наемными головорезами Балтазара.

Флэгг молча кивнул и, достав из внутреннего кармана сотовый телефон, в течение нескольких минут объяснял кому-то суть дела.

— Договорился с командой спецназа из Лэнгли. Они будут здесь через пару часов.

— Пару часов! — невольно воскликнул Остин. — Это все равно что через пару лет.

— Выбора у нас нет, — сказал Флэгг, пожав плечами. — Сколько, ты сказал, там этих бандитов?

— Около трех дюжин, включая самого Балтазара.

— Не так уж и много для двух крутых парней с огромным опытом, — улыбнулся Флэгг и полез в салон машины. Сунув руку под сиденье, он вынул оттуда огромный пистолет «глок» девятого калибра и протянул его Остину. — Это мой запасной. — Он похлопал себя по боку. — У меня здесь такой же.

Остин вспомнил, что Флэгг никогда не расставался с оружием и напоминал ходячий арсенал.

— Благодарю, — сказал он, осматривая пистолет. — Садись.

Флэгг запрыгнул на пассажирское сиденье «бентли».

— Черт возьми, Остин, я только сейчас понял, какой ужасно тоскливой и монотонной была моя жизнь после того, как ты ушел из нашего управления.

Остин опустил солнцезащитный козырек и стал разворачивать автомобиль на сто восемьдесят градусов.

— Придержи свою шляпу, — крикнул он другу, пересиливая пронзительный визг шин. — Скоро наша жизнь снова станет очень интересной.

Глава 49

— Не пора ли им уже подняться наверх? — озабоченно спросил Саксон.

— Не волнуйся, — успокоил его Траут. — Они опытные дайверы.

Траут и Саксон сидели в резиновой надувной лодке рядом с буйком, обозначавшим место погружения. Траут казался спокойным, но на самом деле волновался больше Саксона. Он с тревогой посмотрел на часы еще за минуту до того, как свое беспокойство выразил Саксон. Гэмей и Завала уже практически полностью израсходовали воздух в баллонах, а еще какое-то время потребуется для декомпрессии при подъеме на поверхность. Его воображение уже рисовало самые ужасные картины происходящего. Они могли заблудиться в лабиринтах пещеры или повредить баллоны с воздухом в каких-нибудь узких проходах под отелем.

Траут угрюмо смотрел на темную гладь воды, но тут на поверхности озера появились первые круги. Он радостно показал рукой на пузырьки отработанного воздуха.

— Они поднимаются!

Схватив короткое весло, он велел Саксону сделать то же самое. Оба стали энергично грести и оказались прямо у того места, где появилась первая голова. Это была Гэмей. Вслед за ней через секунду появилась голова Завалы.

Гэмей сняла маску, вынула изо рта конечник шланга и несколько раз глубоко вдохнула свежий воздух. Траут быстро бросил веревку жене.

— Эй, красотка, как насчет небольшой прогулки? — спросил он шутливым тоном.

— Это лучшее предложение из всех, которые я сегодня слышала, — ответила она усталым голосом.

Завала тоже ухватился за веревку, и Траут с Саксоном отбуксировали их к берегу. Дайверы сняли с себя баллоны, ласты и растянулись на берегу, переводя дыхание и наслаждаясь свежим воздухом.

Пока Саксон вытаскивал на берег резиновую лодку, Траут открыл портативный холодильник и передал им по бутылке холодной минеральной воды. Через минуту, распираемый любопытством, он не выдержал и принялся задавать вопросы.

— Не терзайте нас молчанием. Вы нашли копи царя Соломона?

Тонкие губы Завалы скривились в грустной улыбке.

— Он твой муж, — сказал он, поворачиваясь к Гэмей. — Может быть, сама сообщишь ему неприятные новости?

Гэмей тяжело вздохнула.

— Кто-то уже опередил нас.

— Золотоискатели? — удивился Траут.

— Не совсем так, — пояснил Завала и, поднявшись, достал из лодки водонепроницаемую сумку. Открыв ее, он вынул оттуда оловянную шкатулку и протянул ее Трауту. — Вот это мы нашли в шахте.

Пол долго смотрел на крышку, часто моргая и стараясь понять истинный смысл написанных на ней слов. Он не мог поверить своим глазам и передал шкатулку Саксону.

Саксон оказался менее сдержанным.

— Томас Джефферсон! — выкрикнул он в изумлении. — Не может быть!

Гэмей потянулась к правой ноге, вынула хорошо закрепленный тонкий нож и протянула его Саксону.

— Почему бы тебе не сделать нам одолжение?

Несмотря на охватившее его возбуждение, Саксон стал осторожно открывать шкатулку, подпевая крышку острым ножом. Она была запечатана воском и поэтому открылась очень легко. Какое-то время он смотрел на содержимое, а потом вынул оттуда два пакета веленевой бумаги, завернутых в тонкий пергамент и исписанных мелким почерком с какими-то странными линиями и крестиками. Внимательно осмотрев их, он соединил две части, стараясь совместить разорванные края.

— Это же вторая половина финикийской карты, — чуть слышно прошептал он.

Гэмей молча взяла обе части бумаги из его дрожащих рук, долго смотрела на них, а потом протянула мужу.

— Наш план заметно усложняется, — загадочно сказал тот.

— Он уже и так сложный, как похлебка из редких морских моллюсков, — сказал Саксон, сокрушенно покачав головой. — Где именно вы нашли эту штуковину?

Гэмей начала рассказывать о том, как они добрались до пещеры, потом вернулись в отель и опустились в вентиляционный колодец. Завала перехватил инициативу и рассказал о том, как обследовал обнаруженную пещеру и нашел шкатулку на большом каменном постаменте.

Саксон уже оправился от шока и стал быстро анализировать полученные данные.

— Поразительно, — выдохнул он. — А там были хоть какие-то признаки золота?

— Ничего такого, что могло бы броситься в глаза, — ответила Гэмей.

Глаза Саксона подозрительно сузились.

— Либо там действительно есть золото, но вы не успели найти его, либо эта шахта была разграблена и брошена на произвол судьбы.

— В любом случае непонятно, каким образом все эти находки могут иметь отношение к древним легендам о золотых копях царя Соломона, — удивился Траут. — Иначе говоря, это страна Офир. Или нет?

— И да и нет, — уклончиво ответил Саксон и рассмеялся, увидев разочарование на лице Траута. — Некоторые до сих пор считают, что страна Офир представляет собой не какое-то определенное место, а условное название нескольких источников пополнения золотого запаса казны царя Соломона. Вполне возможно, что это просто один из таких источников, не более того.

Гэмей уставилась на ровную поверхность озера.

— Где еще можно найти более надежное место для хранения ценных вещей, чем пустая заброшенная шахта?

— Да, и это снова возвращает нас к главной цели финикийской экспедиции, — поддержал ее Саксон. — А она заключалась именно в том, чтобы надежно спрятать от посторонних какую-то священную реликвию.

— Да, а это, в свою очередь, возвращает нас к вопросу о том, что же все-таки произошло с этой реликвией, — эхом отозвался Траут.

Гэмей снова взяла в руки металлическую шкатулку.

— Может быть, стоит спросить об этом у мистера Джефферсона?

Саксон продолжал изучать обе половинки карты, потом поднес их поближе к глазам и сказал:

— Очень интересно! Полагаю, что эта карта на самом деле является палимпсестом.

— Палим… чем? — опешил от неожиданности Траут.

— Это специальный термин для обозначения древнего манускрипта, написанного на стертой основе, — пояснил Саксон. — Византийские монахи часто стирали с пергамента старые тексты, чтобы потом написать на них какие-то новые документы, однако этот способ был известен и в более древние времена. Вот посмотрите: если разглядывать эту карту на свет, то довольно отчетливо видна прежняя рукопись.

Он передал карту по кругу, чтобы все могли убедиться в правдивости его слов.

— Очень жаль, что мы не можем восстановить оригинальную надпись, — грустно заметил Траут.

— Не исключено, что нам удастся это сделать, — успокоил его Саксон. — Специалисты из Балтиморского художественного музея недавно расшифровали тысячелетнюю рукопись, которая была скрыта под палимпсестом. Думаю, нечто подобное они могут сделать и с этой картой. Жаль, что рядом с нами нет Остина, чтобы разделить нашу радость от такого грандиозного открытия. Когда он должен вернуться из своей командировки?

Завала помнил об Остине даже на дне этого мрачного озера. Конечно, его друг был отчаянным парнем и выбирался из более сложных передряг, но сейчас, добровольно отдав себя в руки сумасшедшего Балтазара, он мог попасть в западню.

— Скоро, — решительно ответил Завала, вставая на ноги и собирая в сумку подводное снаряжение. — Надеюсь, что очень скоро, черт побери.

Глава 50

Остин и Флэгг сидели в автомобиле с работающим двигателем и пристально наблюдали за входом на территорию поместья Балтазара.

— Мне кажется, ты говорил, что эти люди настроены очень враждебно, — заметил Флэгг. — Похоже, они ждут нас.

— Вот этого-то я и боюсь больше всего, — угрюмо ответил Остин.

Они потратили почти час, пытаясь отыскать какой-нибудь другой путь к дому Балтазара, но везде натыкались на густой лес и колючую проволоку с электрическим током. В конце концов они заблудились на грязных проселочных дорогах и с большим трудом вернулись к главным воротам, почему-то широко распахнутым.

Остин сел за руль.

— Примерно то же самое делает обыкновенный лобстер, перед тем как попасть в ловушку. Карина моя подруга, а не твоя. В крайнем случае мы можем подождать прибытия подкрепления.

— Подкрепление все еще в пути, — хмыкнул Флэгг и вытащил из кармана третий пистолет. — Поезжай медленно, а я буду следить за кустами — на тот случай если где-то здесь засада.

Остин снизил скорость и медленно въехал на территорию поместья. Флэгг в это время устроился на заднем сиденье с пистолетами в обеих руках. Никто даже не попытался остановить их. Когда дорога закончилась, Остин повернул к тому месту, где совсем недавно проходил рыцарский турнир. Шатры были разобраны и валялись на сырой земле с разорванными краями и отпечатками шин на желтой поверхности ткани. Помост для зрителей остался в прежнем виде, за исключением одной-единственной детали.

Когда они подъехали поближе, их глазам предстала страшная картина — на фасаде помоста висело человеческое тело, пригвожденное копьем к доскам. Руки безжизненно свисали вдоль тела, а голова была опушена на грудь.

Остин взял пистолет и осторожно вышел из машины.

— Боже мой! — неожиданно воскликнул он.

— Ты знаешь его? — спросил Флэгг.

— Боюсь, что да, — ответил Остин.

Это был Сквайр. Острое копье пронзило его тело и намертво пригвоздило к помосту, как бабочку на музейной витрине.

Остин продолжил осмотр местности и обнаружил неподалеку два автомобиля, которые врезались друг в друга по его милости.

— Что здесь произошло? — удивился Флэгг.

— Гонка на уничтожение, — улыбнулся Остин и направился к краю ущелья. Там тоже было пусто. Исчезли даже лошади вместе с перевозившими их трейлерами. Повсюду виднелись глубокие борозды от колес автомобилей, что свидетельствовало об очень поспешном бегстве.

Остин рассказал Флэггу о поединке с Балтазаром и о том, как тот вместо Карины привез одного из своих головорезов, и, объявив, что должен отдать последний долг Сквайру, вернулся к помосту. Вместе с Флэггом они сняли безжизненное тело с копья и осторожно завернули в кусок разорванной ткани от шатра. После этого они тщательно обследовали окружающую территорию и наткнулись на пустой авиационный ангар с небольшой взлетной площадкой. Теперь стало ясно, почему Балтазар так быстро покинул свое поместье.

Потом они решили проверить дом хозяина. Остин выехал на дорогу и поехал по направлению к большой двухэтажной вилле, выстроенной в духе загородных дворцов испанских грандов. Ее стены были выкрашены в мягкий светло-коричневый цвет. Здание окружала веранда. Крыша виллы была покрыта красной черепицей, а фасад украшен большими арочными окнами.

Остин припарковал автомобиль перед парадным входом и подождал несколько минут. Никто их не встретил и не оказал сопротивления. Тогда они с Флэггом вышли из машины и постучали в массивную дверь из темного дерева. Не дождавшись ответа, Остин толкнул ее и вошел в большой холл, с тревогой ожидая, что с минуты на минуту грянет выстрел.

Они с Флэггом обследовали все комнаты на первом этаже, надежно прикрывая друг друга, затем поднялись на второй этаж и нашли там просторный кабинет хозяина с балконом. В кабинете был огромный дубовый стол с резными стульями, обитыми дорогой кожей. Остин вышел на балкон и оглядел окружающие поместье зеленые луга и поля. Ничего подозрительного там не было. Только небольшие стаи ворон.

— Эй, Остин! — позвал его из кабинета Флэгг. — Твой приятель оставил тебе записку.

Флэгг показал Остину лист бумаги, приклеенный к пульту дистанционного управления на письменном столе. Под фирменным логотипом с изображением бычьей головы были написаны несколько слов: «Дорогой Остин, пожалуйста, посмотри видеозапись. В. Б.».

— Как-то уж слишком вежливо, — подозрительно нахмурился Флэгг. — Возможно, здесь заложена бомба.

— Не думаю, — возразил Остин. — Балтазар любит помучить своих врагов перед тем, как убить.

Флэгг с плохо скрытой тревогой все же взял пульт и нажал кнопку «Пуск».

Одна секция на стене отодвинулась, и появился большой телевизионный экран, на котором сразу же возникла улыбающаяся физиономия Балтазара. Съемка скорее всего происходила в кабинете, так как за спиной Балтазара была хорошо видна дверь на балкон.

— Рад приветствовать вас, Остин, — ехидно произнес Балтазар. — Прошу прошения за столь короткое и чересчур сумбурное послание, но меня ждут важные семейные дела, не терпящие отлагательств. Мисс Микади, разумеется, со мной. Вы, вероятно, понятия не имеете, что она является прямой наследницей царя Соломона и царицы Савской. Я должен выполнить семейную миссию и передать ее в руки Ваала. Откровенно говоря, я хотел сохранить ей жизнь, но Ваал послал мне вас как бич Божий, чтобы напомнить о необходимости возвращения к родовым корням. Конечно, Адриано будет разочарован, но он сейчас больше озабочен вашей судьбой. Думаю, вам следует постоянно оглядываться по сторонам, чтобы избежать печальной участи. Благодарю вас, Остин, вы доставили мне много удовольствия во время рыцарского турнира. — Он сделал паузу и улыбнулся. — Мой автомобиль можете оставить себе. У меня есть другие.

Картинка на экране исчезла.

Флэгг насупил брови.

— Это парень совсем чокнулся.

— К сожалению, он не просто псих, а смертельно опасный псих. А самое главное, в его руках до сих пор находится Карина. Тебе удалось отыскать это место, возможно, у тебя получится найти другие норы, куда он мог спрятаться?

— Даже эту дыру мне удалось обнаружить с большим трудом, — признался Флэгг и сокрушенно покачал головой. — Конечно, мы будем работать над этим, но если учесть могущество всей его корпорации, то это будет чрезвычайно сложно. Кстати, кто это — Адриано?

— Идеальное воплощение кошмара, — задумчиво сказал Остин и протянул к нему руку. — Мне нужен твой мобильный телефон.

Завала уже садился в вертолет на место пилота, когда заиграла мелодия «Кукарача» из спрятанного в карман мобильника. Достав сотовый, он приложил его к уху и услышал знакомый голос.

— Если ты отвечаешь по телефону, значит, еще не сбежал в Мексику с золотом царя Соломона, — пошутил Остин.

Завала расплылся в радостной улыбке.

— А Балтазар, наверное, смертельно устал от твоих рассказов о сумасшедших операциях, которыми ты до сих пор занимаешься.

— Да, что-то в этом роде, — засмеялся Остин. — Ты нашел шахту?

— Да, Курт, но никакого золота там, к сожалению, нет. Правда, нам удалось отыскать совсем другое сокровище — две части написанной на пергаменте карты, которые хранились в металлической шкатулке, принадлежавшей, судя по всему, Томасу Джефферсону.

— Опять Джефферсон. Думаю, что вы с Траутами должны еще немного поработать над этой проблемой. Карина по-прежнему находится в руках Балтазара. Мне нужно срочно поговорить с Саксоном.

Завала протянул Саксону трубку.

— Курт, ты можешь поверить, что…

Остин решительно прервал его:

— Мне безумно интересно, но только не сейчас. Балтазар оставил мне послание, и сейчас я хочу, чтобы ты послушал его. Если у тебя есть какие-нибудь догадки относительно его планов, даже самые невероятные, немедленно дай мне знать.

Остин щелкнул пультом, включая видеозапись, и пододвинул телефон, чтобы Саксон мог слышать прощальное послание Балтазара.

На другом конце провода воцарилось гнетущее молчание, а потом послышался слабый голос Саксона:

— Он в самом деле считает, что Карина происходит из рода царя Соломона?

— Вероятно, да. Но что может означать его упоминание Ваала?

— Он говорит, что готов передать Карину в руки Ваала. Это может означать только одно — он собирается принести ее в жертву. Мерзавец! Пока еще не поздно, мы должны любой ценой найти ее.

— Ты знаешь этого человека намного лучше, чем я. У тебя есть хоть какие-то мысли насчет того, куда он может ее увезти?

— Ничего такого в голову не приходит.

— У его компании есть большое судно с наемниками. Может, он отправил ее именно туда?

— Маловероятно. Он не случайно упомянул о происхождении своего семейства. Из этого можно сделать вывод, что его корни находятся где-то на суше. Скорее всего на территории Испании, куда его далекие предки переехали после крестовых походов. С другой стороны, его еще более далекие предки проживали на Кипре. Именно там они процветали в течение многих лет. Короче говоря, это может быть или Испания, или Кипр. Готов поручиться за это головой.

— Соберись с мыслями, Саксон, меня сейчас больше всего волнует не твоя голова.

— Извини… эээ… погоди минутку. После того как они сожгли мою копию древнего финикийского корабля, я попытался как можно больше узнать об этом самом Балтазаре. Все было покрыто мраком, но мне удалось найти весьма интересные ссылки на этот древний род в документах ордена рыцарей-тамплиеров. Одно время Балтазары были связаны с тамплиерами, но потом либо вышли из ордена, либо погибли вместе с остальными рыцарями. Символом ордена была голова быка, которую можно с полным основанием считать олицетворением древнего языческого культа Ваала.

Голова быка.

В памяти Остина вдруг всплыл образ огромного рудовоза, к которому они с Завалой летели на вертолете. После захвата судна они решили проверить, какие суда находились в пределах достижимости, и обнаружили большой сухогруз, на борту которого красовалась голова быка, а под этим символом виднелось название судна и порт регистрации: Никосия, Кипр.

— Спасибо, Саксон, ты мне здорово помог. Передай Джо, что я свяжусь с ним.

Остин выключил телефон и коротко пересказал Флэггу суть разговора.

— Кипр, — эхом отозвался тот. — Это же другой конец света.

— И к тому же недалеко от Турции. Если бы я знал, что Балтазар может сбежать туда, я предпочел бы остаться в Стамбуле. У тебя там есть свои люди?

— У нас есть парень, который родился и вырос на этом острове. Кроме того, еще несколько дополнительных точек в этом регионе. Вообще говоря, я мог бы задействовать нескольких парней, которые способны устроить этому джентльмену хороший сюрприз.

— Балтазар очень опасный человек, — предупредил его Остин. — Он не позволит кому бы то ни было встать на пути осуществления его семейных планов, которые он считает судьбоносными. Он может запросто убить Карину еще до того, как кто-то сумеет подобраться к нему. Пусть твои люди проследят за ним, но не вмешиваются в данное дело до тех пор, пока в этом не будет крайней необходимости. А я тем временем посмотрю, можно ли организовать самолет НАПИ. Думаю, что смогу добраться туда лишь на несколько часов позже. — Остин покачал головой. — К сожалению, за это время он может натворить немало бед.

— Вот поэтому тебе лучше добраться туда раньше его.

У Остина не было настроения для подобных шуток.

— Не знал, что ЦРУ овладело методом телепортации.

— Ничего сверхъестественного в этом нет. Почему бы не использовать для этого «Блэкберд»?

Еще со времен работы в ЦРУ Остин знал, что под этим названием скрывается современный сверхзвуковой самолет SR-71, успешно выполнявший самые секретные задания ЦРУ вплоть до конца 1990-х годов, когда его заменили новейшими беспилотными аппаратами и сложнейшими спутниковыми системами. Этот легендарный самолет летал на огромной высоте и совершал трансатлантический перелет за пару часов.

— А я думал, что их уже давно отправили на пенсию, — удивился Остин.

— Это было придумано для прикрытия, — пояснил Флэгг. — Один их них мы оставили себе для быстрой переброски персонала в чрезвычайных ситуациях.

— Полагаю, нашу ситуацию вполне можно квалифицировать как чрезвычайную, — обрадовался Остин.

— Великие умы думают одинаково, — согласился Флэгг и набрал номер на мобильном телефоне.

Через полчаса, когда он с трудом преодолел всевозможные бюрократические проволочки и наконец-то договорился насчет самолета, высоко в небе послышались хлопающие звуки вертолетных лопастей.

Остин вышел на балкон и увидел, что над виллой кружат две вертушки.

— Кавалерия уже на месте, — пошутил Курт.

Флэгг сунул телефон в карман и присоединился к нему.

— Я всегда презирал бюрократов, но на этот раз придется сделать исключение, так как у меня хорошее настроение. Мне стоило немалых трудов убедить их в своей правоте, но сейчас ты имеешь билет первого класса на наш «Блэкберд».

Эта новость порадовала Остина, но он был реалистом и прекрасно понимал, что впереди его ожидают огромные трудности. Его глаза потемнели от ярости. Если с Кариной что-то случится, он посвятит всю оставшуюся жизнь одной-единственной цели.

И она будет заключаться в том, чтобы Балтазар прошел все круги ада.

Глава 51

Фред Тернер сидел на корточках и аккуратно расставлял пивные кружки. Услышав, как открылась, а потом закрылась входная дверь бара, он недовольно насупился: опять приперся какой-нибудь завсегдатай, чтобы с утра пораньше начать веселый день.

— Мы закрыты, — проворчал он.

Не дождавшись ответа, Тернер поднялся и увидел перед собой огромного широкоплечего парня с круглым лицом, на котором блуждала странная и по-детски наивная ухмылка. Тернер был отставным полицейским, и интуиция мгновенно подсказала ему, что за добродушной ухмылкой незнакомца скрывается затаенная злоба. Он подошел к кассовому аппарату, под которым лежал огромный револьвер.

Тем временем незнакомец беззаботно оглядел пустой зал, а потом повернулся к нему:

— Интересно, откуда у вашего заведения появилось это странное название?

Тернер хихикнул от столь неожиданного вопроса.

— Многие думают, что я назвал свое кафе в честь салуна времен старого Запада. На самом деле это не так. Когда я купил это заведение, мне вдруг вспомнилось, что в каких-то книгах писали о золотых шахтах, которых в те давние времена было немало в этих краях.

— А что случилось с этими шахтами?

— Их закрыли много лет назад. Думаю, просто не нашли достаточного количества золота для содержания приисков.

Незнакомец немного подумал, а потом снова улыбнулся.

— Благодарю вас, — сказал он и без лишних слов быстро вышел из кафе.

Тернер вернулся к своим пивным кружкам, продолжая недовольно ворчать под нос что-то о чудаках, которые болтаются без дела и мешают работать.

Адриано пересек стоянку, сел в машину и снова перечитал маршрут и карту Остина, которую тот собственноручно нарисовал на листе бумаги. Затем опять вперился бесцветными глазами в неоновую вывеску на здании кафе, где ярко сверкала крупная надпись «Кафе „Золотая шахта“». Немного поразмыслив, он со злостью порвал бумагу на мелкие клочки, завел мотор и поехал обратно в сторону Мэриленда.

Покинув рыцарский турнир по приказу Балтазара. Адриано пересек штат Нью-Йорк, добрался до Нью-Джерси, а потом свернул в Мэриленд. Следуя описанному Остином маршруту, он ехал по проселочным дорогам неподалеку от Чесапикского залива, а потом еще долго прыгал по пыльным тропинкам, которые в конце концов привели его к кафе «Золотая шахта».

Он взял мобильный телефон, позвонил Балтазару по прямому номеру и рассказал о своем визите в захолустное кафе.

— Жаль, что Остин уже мертв, а то бы я заставил его выложить начистоту все, что мы должны узнать, — посетовал он.

— Слишком поздно, — злобно прохрипел Балтазар. — Он сбежал. Мы должны покинуть наше поместье. Не возвращайся сюда.

— А эта женщина?

— Она со мной. А с Остином мы разберемся позже. Очень хочу видеть его лицо, когда мы сообщим ему о том, что я сделал с его смазливой подругой.

Адриано очень надеялся, что он будет последним, кому дадут возможность повидаться с ней, но постарался скрыть нотки разочарования в голосе.

— Что мне теперь делать?

— Я вернусь через несколько дней, а ты тем временем должен залечь на дно и не высовываться. Я свяжусь с тобой, как только вернусь. Тебе предстоит немало потрудиться. Я хочу уничтожить НАПИ и всех, кто так или иначе с ним связан. Ты получишь все необходимые для этого ресурсы.

Адриано зловеще ухмыльнулся и выключил телефон. Он никогда еще не совершал массовых убийств и с нетерпением ожидал подходящего случая.

«Жизнь прекрасна, — подумал он. — А смерть еще лучше».

Глава 52

«Боинг-747» с огромным логотипом в виде бычьей головы на фюзеляже благополучно приземлился в международном аэропорту Ларнаки и сразу же отъехал на огражденную территорию, предназначенную для частных самолетов. Механики, которые в обычное время обслуживали частные самолеты, уже разошлись по домам. Балтазар так хорошо спланировал свой перелет, что вряд ли кто-нибудь мог обратить внимание на людей, которые вынесли из салона на носилках плотно забинтованное тело и сразу же погрузили его в стоявший неподалеку вертолет. Бинты надежно скрывали лицо, за исключением небольшой полоски для носа и глаз.

Люди в белых больничных халатах быстро погрузили носилки, а потом в кабину сел и сам Балтазар. Через несколько секунд вертолет взмыл в воздух и взял курс на запад.

Еще через час он мягко приземлился в маленьком аэропорту небольшого прибрежного городка Пафос, где его ожидала «скорая помощь». Как только носилки были перенесены в машину с красными крестами на боках, она тут же рванула с места, а вслед за ней помчался черный «мерседес» с Балтазаром на заднем сиденье.

Машины выехали на окраину городка, потом свернули на главное шоссе и через несколько минут повернули на совершенно безлюдную горную дорогу. Она была узкой двухполосной и изобиловала многочисленными поворотами и крутыми виражами, проходя мимо тихих горных поселков, одиноких отелей и опустевших курортов, где когда-то в летние месяцы было много туристов. Те времена давно прошли — теперь народ предпочитал отдых на морском побережье.

Чем выше взбирались «скорая помощь» и сопровождавший ее «мерседес», тем более дикой и безлюдной становилась окружающая местность. По обе стороны дороги возвышался темный сосновый лес, а когда он закончился, машины свернули на узкую аллею, скрытую от посторонних глаз густой растительностью.

Проехав примерно с полмили по ухабистой дороге, автомобили неожиданно остановились неподалеку от массивного строения, темной массой высившегося на фоне звездного неба. Балтазар вышел из «мерседеса» и с наслаждением вдохнул прохладный ночной воздух. Вокруг стояла мертвая тишина, нарушаемая лишь завыванием ветра в пустых комнатах древнего рыцарского замка, построенного еще во времена крестоносцев. Балтазар жадно впитывал его древнюю ауру, набираясь сил от близости к руинам, которые когда-то были главным пристанищем его далеких предков.

Однажды местное правительство попыталось завладеть этим историческим памятником и превратить его в место паломничества туристов, но сторонники этой идеи стали получать письма с угрозами расправы, и это сразу же охладило пыл тех, кто хорошо знал дурную репутацию старинного замка. А местные жители до сих пор говорили об этом строении только шепотом и вспоминали древние легенды о царившем здесь ужасе.

Балтазар не посещал этот замок с момента последнего жертвоприношения богу Ваалу, но до сих пор хорошо помнил непритязательную архитектуру древнего сооружения. Оно изначально задумывалось как неприступная крепость, и даже его крыша была приспособлена для отражения возможного нападения врагов. Стены замка были толстыми, без оконных проемов, и могли выдержать любое вторжение, а единственным входом в замок являлась узкая арочная дверь. Однако лучше всего Балтазар помнил расположение священного зала.

Он медленно поднялся по каменным ступенькам к арочному входу, сунул в замочную скважину огромный древний ключ и толкнул со скрипом распахнувшуюся дверь. Большие комнаты замка напоминали камеры гигантского холодильника, который надежно защищал здание от палящей дневной жары и сохранял внутреннюю прохладу. Балтазар позвал своих людей, чтобы они внесли носилки и поставили их перед камином, таким большим, что в нем мог спокойно стоять взрослый человек в полный рост.

Из всей своей армии наемников Балтазар взял с собой шестерых самых преданных людей, которые, помимо всего прочего, отличались от остальных несколькими качествами: безоговорочным подчинением воле хозяина, беспредельной жестокостью и умением держать язык за зубами. Он приказал им занять круговую оборону, а когда остался один, нажал на стенные плиты в ему одной известной последовательности. Стена с камином медленно отодвинулась, явив взору потайную дверь.

Балтазар включил свет и стал спускаться вниз по изрядно истертой каменной лестнице. Со дна подвала в нос ударил затхлый запах, чем-то напоминавший зловонное дыхание огромного дракона. Смешанный с легким ароматом ритуального масла, он мгновенно напомнил о боли, страданиях и мучительной смерти жертв. Но для Балтазара это был самый приятный запах, сравнимый разве что с самым изысканным парфюмом. Спустившись вниз, он остановился на мгновение, чтобы зажечь деревянный факел в стене, а потом с его помощью зажег остальные факелы вдоль короткого коридора, ведущего к большой, не менее ста футов в диаметре, круглой комнате.

Таблички на стене указывали место захоронения далеких предков Балтазара, упокоившихся в замке до того, как его семья была вынуждена найти убежище в Европе. По окружности стен стояли многочисленные статуи бога Ваала в самых разнообразных воплощениях.

В центре круглого святилища находилась главная статуя, напоминавшая ту, которая находилась в подвальном помещении его поместья в Соединенных Штатах. Это тоже была фигура божества с вытянутыми вперед руками, но только раза в четыре крупнее своей копии, и стояла она на пьедестале высотой не менее шести футов, с обеих сторон которого вверх поднималась каменная лестница. Лицо маленькой статуи казалось просто воплощением доброты по сравнению со зловещим выражением у другой, большой фигуры. Оно было страшнее, чем изображение самой ужасной горгульи.

Балтазар поднялся по ступенькам и остановился на небольшой площадке позади идола. В древние времена именно здесь стояли жрецы, провозглашая в трубу приговор, чтобы нагнать еще больше страха на беспомощных жертв.

Балтазар взял с пьедестала толстую книгу и бережно положил ее на специально оборудованное место. Громко читая слова жертвенного ритуала, он крепко обхватил пальцами небольшой рычаг, выступавший из спины сидящей фигуры идола. Закончив чтение, он потянул рычаг вниз и неподвижно замер в ожидании. Раздался скрип древних каменных плит, устроенных в соответствии с хитроумной системой противовесов, и впереди открылась круглая дверь, обнажив большое круглое углубление в полу непосредственно перед идолом.

Балтазар поднял рычаг вверх, и руки статуи быстро опустились, а потом так же быстро поднялись. Балтазар сошел в яму по каменным ступенькам и проверил жертвенник. Последний раз его заправляли маслом во времена, когда могущество его семьи уже пошло на спад и нужно было срочно совершить священный ритуал жертвоприношения богу Ваалу. С этой целью на Кипр была доставлена женщина из Восточной Европы, у которой не было семьи и которой пообещали хорошо оплачиваемую работу.

Все было готово.

Он вернулся к Карине. Забинтованное тело на носилках неожиданно зашевелилось. «Вот и хорошо», — подумал Балтазар. Он хотел, чтобы Карина видела лицо бога, перед которым должна предстать. Он распутал веревки, накрепко привязавшие ее к носилкам, подхватил обеими руками и взвалил себе на плечо.

Карина глухо застонала, а Балтазар самодовольно ухмыльнулся. Значит, она уже пришла в себя.

Скоро она окажется в любящих руках Ваала.

Глава 53

— Добро пожаловать на прекрасный остров Кипр, родину богини любви Афродиты, — затрещал в наушниках искаженный эфирными помехами голос пилота британского истребителя «Торнадо».

Остин сидел позади пилота на месте, которое обычно занимал оператор орудийной системы сверхзвукового военного самолета. Их истребитель сделал круг над британской военно-воздушной базой близ древнеримского города Куриум и начал быстро снижаться на посадочную полосу. Как только шасси коснулось земли, Остин с удивлением посмотрел на огни аэродрома, куда они добрались из Англии за полтора часа, и подумал, какой маленькой стала планета за последние годы.

Еще несколько часов назад он добирался до города Олбани на вертолете ЦРУ, оттуда на служебном самолете его доставили на военно-воздушную базу Эндрюс в Мэриленде, а потом он сел на сверхзвуковой истребитель-разведчик «Блэкберд», который стоял в специальном ангаре и поднимался в воздух только в ночное время.

Военный самолет SR-7I был разработан в качестве дальнего стратегического разведывательного всепогодного истребителя, который мог развивать скорость, в несколько раз превышавшую скорость звука, и подниматься на высоту более восьмидесяти пяти тысяч футов. Его плоский иссиня-черный фюзеляж имел длину более ста футов, не считая носовой части. На задней части корпуса возвышались два вертикальных стабилизатора, из-за чего лайнер был похож на огромную хищную акулу с двумя острыми плавниками, а мощные двигатели делали его быстрее любого океанского лайнера.

Остина накормили стейком и яичницей — плотной пищей с высоким содержанием протеина, провели тщательный медицинский осмотр, а потом приказали облачиться в специальный костюм, отдаленно напоминающий скафандр астронавтов из космического шаттла. Надев костюм и шлем, он сделал несколько глубоких вдохов чистого кислорода, чтобы устранить из тела избыток газов. Затем его отвезли на специальной машине в ангар, помогли подняться в самолет и усадили в кресло, прочно пристегнув к спинке сиденья. Самолет взмыл в воздух, через семь минут заправился налету, а через пару часов приземлился на военно-воздушной базе в Англии.

Флэгг специально договорился, чтобы самолет сделал посадку в Англии, потому что прямой рейс на британскую военно-воздушную базу на Кипре мог вызвать ненужные толки и всевозможные подозрения.

На взлетно-посадочную полосу быстро въехал автомобиль, следовавший за самолетом до тех пор, пока тот не остановился. Из машины вышли три человека в черных брюках, черных свитерах с высоким воротом и черных беретах и поспешили поприветствовать Остина.

— Добрый вечер, мистер Остин, — широко улыбнулся их командир — смуглый американец греческого происхождения, который представился как Джордж. Он сказал, что направлен сюда из Афин для организации работы с агентами из Каира и Стамбула. Он был прикреплен к американскому посольству в Никосии и хорошо знал не только столицу, но и весь остров. Кроме того, его заранее предупредили, чтобы он навел необходимые справки и организовал эффективную работу Остина. — У вас есть оружие? — поинтересовался Джордж.

Остин похлопал себя по левой части груди, где костюм оттопыривался из-за наплечной кобуры. Пока он летел в Мэриленд, Флэгг позаботился о том, чтобы из плавучего дома привезли соответствующую одежду и его старинный револьвер системы «Боуин».

Джордж понимающе улыбнулся.

— Я должен был догадаться, что не стоит задавать глупых вопросов бывшему коллеге. Но все же эти вещи могут оказаться весьма полезными. — Он протянул Остину прибор ночного видения и черный берет.

Остина пригласили в черный «лендровер», и служебная машина военно-воздушной базы проводила их до ворот, где охранники помахали им рукой на прощание. Они помчались по темному безлюдному шоссе со скоростью не менее ста миль в час, а через некоторое время водитель свернул с шоссе на проселочную дорогу, которая поднималась в горы.

Джордж протянул Остину сделанный со спутника снимок и фонарь, чтобы тот мог ознакомиться с ним повнимательнее. На фотографии отчетливо виднелось здание в форме квадрата, к которому через горные ущелья вела одна-единственная дорога.

В этот момент зачирикал мобильный телефон Джорджа. В течение нескольких минут он слушал донесение разведчика, а потом выключил аппарат и повернулся к Остину:

— Мне сообщили, что к заброшенному замку подъехали машина «скорой помощи» и автомобиль сопровождения.

— Сколько времени у нас уйдет, чтобы туда добраться? — спросил Остин.

— Чуть меньше часа, — ответил тот. — Нелегко продвигаться в темноте по горной дороге.

— Это вопрос жизни и смерти, — предупредил его Остин.

Джордж молча кивнул и приказал водителю ехать на предельно допустимой скорости. Автомобиль натужно взревел и помчался по ухабистой дороге, то и дело петляя по извилистым поворотам.

Когда до замка осталось совсем немного, Джордж снова получил сообщение разведчика, а потом, увидев спускавшуюся вниз по дороге машину, приказал водителю подать сигнал, чтобы идентифицировать себя. Тот помигал фарами и в ответ последовал аналогичный сигнал.

Машина остановилась на обочине, и Джордж опустил стекло. В окне стоявшего напротив автомобиля показалось лицо агента.

— Дорога к замку начинается в пятидесяти ярдах от этого места, — сказал он.

— Отсюда мы поднимемся наверх пешком, — пояснил Джордж. — А ты покажешь нам путь.

Остин вышел из машины и надел на голову прибор ночного видения. Они быстро последовали за агентом вверх по каменистой тропе.

Балтазар внес Карину в святилище, поднял на пьедестал иположил на вытянутые руки идола.

Действие наркотиков, которые в течение нескольких часов держали ее в бессознательном состоянии, стало постепенно ослабевать. Она очнулась от какого-то странного маслянистого запаха, а когда зрение нормализовалось, увидела ужасное лицо бронзового идола Ваала. Ее руки и ноги были крепко связаны, но голову она могла поворачивать свободно и вскоре увидела стоявшего у подножия статуи Балтазара.

— Не советую вам дергаться, царица Савская. Вы находитесь на бесценном ложе.

— Я не царица Савская, безмозглый дурак. Отпусти меня сейчас же.

— Ваше королевское высочество заблуждается, — улыбнулся Балтазар. — Вы наследница царицы Савской, и в ваших жилах течет ее кровь. А сейчас вы просто пытаетесь обмануть меня также, как ваша далекая предшественница провела царя Соломона. Однако Ваал прислал Остина, чтобы напомнить мне о своем священном семейном долге.

— Значит, ты не просто дурак, а еще и сумасшедший.

— Возможно, — спокойно ответил Балтазар.

Он внимательно осмотрел все до мелочей, как придирчивый художник осматривает натуру. Убедившись в полной готовности, он протянул руку к горевшему на стене факелу, когда вдруг услышал громкий звук, отдаленно напоминавший оружейный выстрел.

Остин остановился в самом конце дороги и опустился на одно колено. Впереди вспыхнул огонек спички, а свежий ветерок быстро донес до него запах сигаретного дыма. С помощью прибора ночного видения он сумел разглядеть перед входом в замок одинокую фигуру человека, расхаживавшего взад и вперед.

Джордж похлопал Остина по руке и показал пальцем на себя и на часового.

Остин подтвердил его намерение кивком. Джордж пополз к дому, а потом тихо набросился на ничего на подозревавшего охранника. Остин увидел, как обе фигуры сцепились в смертельной схватке, затем послышался приглушенный крик и тот повалился наземь. Джордж подал знак рукой, чтобы остальные подходили к замку.

— Жаль, что так небрежно сработал, — прошептал он, уставившись на бездыханное тело охранника.

Другие услышали крик часового и бросились к нему, чтобы узнать, что случилось. Вскоре громкие голоса стали доноситься со всех сторон. В мгновение ока Джордж оказался в луче яркого света мощного фонаря и прикрыл рукой глаза. Подбежав поближе, Остин сильным ударом сбил его с ног, и в тот же миг прогремела автоматная очередь.

Джордж опомнился, вскочил на ноги и дал короткую очередь из своего автоматического пистолета. Свет погас одновременно с криком раненого охранника.

Остин бросился к замку и быстро перебежал по мостику через высохший ров. Навстречу ему из двери вышел еще один охранник, решивший, вероятно, узнать, кто стрелял. Однако в отличие от Остина у него не было прибора ночного видения и он не заметил бегущего к нему человека с низко опущенной головой.

Удар Остина был настолько мощным, что охранник отлетел к двери, словно кегля, и стал медленно опускаться на землю.

Остин открыл дверь и вошел в прохладное помещение замка. Держа обеими руками огромный револьвер, он быстро осмотрел первый этаж и нашел комнату с большим камином. Потайная дверь за ним была слегка приоткрыта, а сквозивший оттуда воздух яростно терзал пламя висевшего на стене факела.

Отбросив в сторону прибор ночного видения, Остин распахнул дверь и ринулся вниз по каменной лестнице. Ворвавшись в святилище сквозь арочный проем, он оказался в центре комнаты, прямо перед бронзовым истуканом. В воздухе стоял терпкий запах масла. Карина лежала на вытянутых руках статуи, а позади идола виднелась темная фигура Балтазара, как будто он дожидался его.

— Остин! — крикнул хозяин замка с перекошенным от ярости лицом. — Я уже догадался, что это ты.

Для начала Остин решил убрать Балтазара подальше от Карины и прицелился в него из револьвера.

— Игра окончена, Балтазар, выходи оттуда.

Балтазар еще дальше спрятался за статую и стал что-то быстро говорить в трубу. Остин удивленно посмотрел на неожиданно заговорившего человеческим голосом истукана.

— Слишком поздно, Остин. Царица Савская уже покоится на руках всемогущего Ваала.

В этот момент Остин услышал скрип под ногами и увидел, что одна из плит медленно отходит в сторону, открывая большую яму с ритуальным маслом.

Сжав зубы от напряжения, Остин стоял над ямой, широко расставив ноги, целился в лицо истукана, откуда исходил звук, и не знал, что делать дальше. В конце концов он нажал на спусковой крючок, пуля щелкнула по носу бронзовой статуи и рикошетом отлетела в сторону. Нос статуи отвалился, обнажив зияющую пустоту идола. Остин сделал еще один выстрел, и пуля сорвала у статуи половину щеки. Затем он методично уничтожил лицо истукана, превратив его в искореженные куски металла.

Послышался крик боли, и Балтазар вышел из укрытия, прикрывая израненное лицо — куски металла превратили его в кровавое месиво. Схватив со стены факел, он бросился на Остина.

Курт выстрелил в темноте наугад и промахнулся, но Балтазар споткнулся на ступеньках и выронил на пол факел. Пока он пытался снова схватить его, Остин прицелился и нажал на спусковой крючок, но выстрела не последовало. Тогда он сунул пустой револьвер в кобуру и побежал к Балтазару.

Тот уже успел подхватить горящий факел и ткнул им Остину в лицо. Курт ловко уклонился от огня и одновременно изо всей силы толкнул противника. Балтазар снова выронил факел, и они сцепились в смертельной схватке, причем один ни в чем не уступал другому. Более того, ярость придавала им сил, толкая на отчаянные поступки. Какое-то время они боролись стоя, а потом упали на пол и покатились вниз, к яме с маслом.

В конце концов Балтазару удалось нанести Остину удар головой, и, пользуясь минутным замешательством противника, он вскочил на ноги и нанес ему сокрушительный удар ногой под ребра. Остин ощутил острую боль, но не обратил на нее никакого внимания. Успев схватить Балтазара за ногу, он так сильно рванул ее, что тот какое-то время балансировал на одной, а потом все-таки потерял равновесие и вниз головой рухнул в яму.

Остин с трудом поднялся и увидел, что Балтазар барахтается в густой жиже, тщетно пытаясь выбраться из ямы. Его голова блестела от черной маслянистой жидкости.

— Отойди назад, Курт!

На пороге святилища стояла Карина с факелом в руке. Сковывавшие ее бинты ослабли, и ей каким-то образом удалось не только освободиться от них, но и слезть с вытянутых рук идола на пол. Она забралась на верхнюю ступеньку каменной лестницы и угрожающе размахивала факелом. Карина была прекрасна в этот момент, а искаженные яростью черты лица и белое одеяние делали ее похожей на карающего ангела мести.

— Постой, — предупредил ее Остин и стал быстро подниматься по ступенькам.

Карина засомневалась и уже опустила было факел, но в следующую минуту увидела, что Балтазар добрался до края емкости с маслом и пытается выбраться на сухое место. Правда, ему это давалось с большим трудом, поскольку скользкие руки все время срывались с края каменного пола. Он извивался всем телом, как отвратительная рептилия, и в конце концов ухватился за каменный выступ. И тогда Карина взмахнула рукой и бросила горящий факел в темную жидкость. Факел упал в центр ямы, и в тот же момент послышался громкий хлопок мгновенно вспыхнувшего масла.

Остин бросился наверх, схватил Карину обеими руками, затащил за статую и повалил на пол, прикрывая своим телом. Огромный бронзовый идол защитил их от потока раскаленного воздуха, но они все равно оказались в опасном положении, так как едкий дым от горящего масла мог вызвать приступ удушья. Конечно, большая часть этого дыма уходила куда-то под потолок, но и оставшегося было вполне достаточно, чтобы навсегда похоронить их в этом мрачном языческом капище.

Одной рукой Остин еще крепче обхватил хрупкое тело Карины, а второй стал шарить по стене в поисках спасительного выхода. К счастью, он нащупал какую-то ручку и потянул ее вниз. Плита на стене стала медленно отодвигаться в сторону, и оба жадно вдохнули струю свежего воздуха, поступавшего из небольшой квадратной комнаты. Собрав все силы, Остин крикнул, чтобы Карина как можно быстрее заползла в спасительное убежище. Когда она скрылась в потайной комнате, он последовал за ней и закрыл за собой каменную дверь.

С помощью небольшого карманного фонарика Остин осмотрел странную комнату, которая размерами едва ли превышала платяной шкаф. Воздух здесь был затхлый, но все же без каких бы то ни было признаков едкого дыма. Остин догадался, что в давние времена это помещение служило предкам Балтазара надежным убежищем от жара и дыма во время жертвоприношений.

Они оставались в комнате позади истукана до тех пор, пока масло не выгорело полностью. Когда все стихло, Остин осторожно отодвинул плиту и высунул голову в святилище. В воздухе стоял запах гари, но дыма уже не было. Он собрал оставшиеся бинты, сложил в несколько слоев и сделал две защитные маски. Прикрыв лица, они выползли из тесной комнатушки и стали быстро спускаться по каменным ступенькам к выходу.

Проходя мимо слабо дымящегося жертвенника, где совсем недавно полыхало пламя, Карина отвела глаза в сторону, а Остин пристально посмотрел на почерневшие от огня камни, словно опасаясь, что из этой преисподней может выползти обгорелый до неузнаваемости хозяин замка, но увидел лишь небольшую кучку обуглившихся останков на самом дне ямы.

Глава 54

После короткого телефонного разговора с Балтазаром Адриано вернулся в Нью-Джерси, чтобы тщательно обдумать план уничтожения НАПИ.

Он остановился в дешевом мотеле, где детально продумал все моменты реализации этого коварного плана, включая массовые убийства наиболее активных сотрудников, подрыв автомобилей, биологическое заражение и, разумеется, привычные методы устранения противников с помощью мощного огнестрельного оружия. На следующий день он переехал в другой мотель, а к концу третьего дня хитроумный план был практически готов и оставалось лишь ждать приказа Балтазара.

Безуспешно подождав пару дней, Адриано сам позвонил шефу, но ему никто не ответил. Телефон Балтазара был все время занят. Тогда он набрал другой номер, который соединил его с подслушивающим устройством, установленным на дереве близ плавучего дома Остина.

— Привет, Джо, — послышался в трубке записанный голос Остина. — Как продвигается поиск?

— Нам удалось вычислить эту шахту, — ответил Завала. — Оказывается, на папирусе было указано ее точное местонахождение.

Адриано удивленно вскинул бровь и прислушался.

— Потрясающе! Расскажи мне об этом подробнее.

Завала рассказал об озере на территории пустыни Святого Антония, о затопленном отеле, а потом подробно остановился на описании вентиляционного колодца, который вел от кухни отеля прямо в шахту. В конце он сообщил Остину подробные координаты GPS.

— Сколько времени понадобится для организации подводного исследования этой шахты? — поинтересовался Остин.

— Сейчас я готовлю команду дайверов, — ответил Завала. — Думаю, мы будем на месте погружения через пару суток.

— Отлично. Все подробности предстоящего погружения обсудим завтра.

После нескольких ничего не значащих фраз оба выключили связь.

Адриано еще раз прослушал запись телефонного разговора, рассчитался с мотелем и поехал на один из складов, которые предусмотрительно устроил в окрестностях Вашингтона. Там он хранил набор оружия, боеприпасы, приличную сумму денег, комплект одежды и документов, а также приобретенное на всякий случай подводное снаряжение. Прихватив все необходимое, он погрузил вещи в багажник автомобиля и отправился в путь.

Он ехал всю ночь, а рано утром его машина уже колесила по безлюдной пустыне Святого Антония. Без особого труда отыскав озеро, он быстро припарковал автомобиль в укромном месте, облачился в гидрокостюм и закрепил на спине два баллона со сжатым воздухом. Адриано был довольно опытным дайвером, получившим прекрасную подготовку у работавших на Балтазара подводников.

Когда все было готово, он поплыл к установленному на озере буйку, посмотрел на показания портативного прибора спутниковой навигации GPS и быстро пошел на глубину, энергично работая ногами. Отыскав под водой вход в отель, он сразу же направился на кухню, быстро отыскал вентиляционный колодец и без лишних колебаний погрузился в него. Даже если бы он не был так увлечен идеей добраться до золотоносной шахты, то вряд ли смог бы заметить в куче сваленного в углу кухни мусора несколько пластиковых пакетов.

Добравшись до конца вентиляционной шахты, Адриано был крайне удивлен, увидев перед собой табличку в водонепроницаемом пакете, на которой была нарисована стрелка, а чуть ниже крупными буквами написано: «Сюда».

Подчиняясь какому-то странному инстинкту, он послушно повернул в указанном направлении и вскоре добрался до следующей таблички, на которой был указан выход из пещеры. Он поплыл по длинному тоннелю, остановился на пересечении двух тоннелей и снова пошел по тому пути, который был указан на очередной табличке. Оказавшись в конце тоннеля, он увидел четвертую табличку, стрелка которой показывала в сторону большой пещеры с возвышавшимся в самом центре пьедесталом.

Пока Адриано послушно следовал по пути, указанному стрелками на табличках, из леса вышли две темные фигуры и быстрым шагом направились к берегу озера. Остин посмотрел на часы.

— Прошло уже тридцать минут, — сказал он.

— За это время он должен спуститься по вентиляционному колодцу вниз и добраться до шахты, — прикинул Завала.

Они заранее продумали содержание телефонного разговора, решив использовать его как приманку. Остина насторожило последнее подключение к подслушивающему устройству, установленному Багом на прежнем месте. Он решил как следует наказать мерзавцев и решительно вошел в воду по грудь. В руке у него был радиопередатчик, упакованный в водонепроницаемый пластиковый пакет. Не раздумывая, он опустил руку в воду и нажал на кнопку. Через пару секунд над озером вздыбился фонтан, волны от которого разошлись по всему пространству водной поверхности.

Остин, крепко сжав губы, молча смотрел на падавшие вниз брызги. Потом повернулся и побрел к берегу.

Глубоко под водой Адриано услышал глухие удары, показавшиеся ему раскатами грома. Сперва он хотел вернуться назад, но потом решил продолжить поиски пещеры, так как всегда автоматически шел к намеченной цели, как запрограммированный робот. Именно поэтому он стал самым эффективным наемным убийцей и сейчас был полон решимости найти шахту с хранящимся там золотом.

Неуклонно следуя за указаниями табличек, он проник в большую пещеру с круглым алтарем посредине и с волнением подплыл к месту, где стояла шкатулка Томаса Джефферсона.

Там он увидел последнюю табличку, с аккуратно выведенными на ней словами: «Когда попадешь в ад, Адриано, передай наш сердечный привет мистеру Балтазару».

Адриано долго пялился на странную табличку, а потом гневно швырнул ее в сторону и изо всех сил поплыл в обратном направлении. Поднявшись наверх, к вентиляционному колодцу, он с удивлением обнаружил, что вход в него завален обломками скал.

Он посмотрел на показания прибора и с ужасом понял, что воздуха у него осталось лишь на несколько минут. Даже если бы колодец был свободен, он все равно не успел бы выбраться на поверхность озера. Адриано устало опустился на камень и сидел там до тех пор, пока не стал задыхаться от нехватки воздуха. Так, по иронии судьбы, погиб последний потомок знаменитого испанского рода — задохнувшись в мутной воде давно заброшенной шахты.

Глава 55

— Эй, на борту! — крикнул Остин. — Мистер Никкерсон, прошу разрешения подняться на борт «Прекрасной леди».

Никкерсон высунул голову из приоткрытой двери салона и радостно улыбнулся, увидев Остина.

— Разрешаю, — ответил он.

Остин поднялся по трапу на палубу яхты и крепко пожал руку сотруднику Государственного департамента.

— У меня для вас есть кое-что интересное, мистер Никкерсон, — сказал Курт, похлопав рукой по пластиковой сумке. — Надеюсь, вы найдете для меня несколько свободных минут.

— У меня для вас всегда есть свободное время, — сказал тот. — Спускайтесь в каюту, а я приготовлю по чашке кофе и добавлю кое-чего для согрева.

— Сейчас почти восемьдесят градусов,[180] мистер Никкерсон.

— Не важно, иногда здесь довольно прохладно.

Они спустились в каюту, где хозяин яхты заварил крепкий кофе, присовокупив к нему бутылку бурбона «Кентукки». Чокнулись, выпили, и только после этого Никкерсон обратился к Остину:

— Ну и что же вы хотели мне показать?

Курт открыл пакет и вынул оттуда несколько листов пергамента. Выбрав один, Остин протянул его Никкерсону.

— Это часть документа, который Томас Джефферсон получил от какого-то индейца. А вторую часть отыскал Меривезер Льюис во время своей экспедиции. Вместе они составляют подробную карт расположения копей царя Соломона на территории Пенсильвании.

— Поразительно! Я знал, что вы рано или поздно сделаете это. Вы уже осмотрели эти копи?

— Да, именно там мы нашли недостающую часть карты. Причем положил ее туда сам Томас Джефферсон.

— В это невозможно поверить! А что же насчет десяти заповедей?

— Думаю, вы сами хорошо знаете ответ на этот вопрос.

— Не понимаю, что вы имеете в виду.

— Дело в том, что под этой картой был какой-то другой текст. По всей вероятности, это и были те десять заповедей, которые несколько отличались от оригинала, начертанного, судя по всему, на золотых скрижалях.

— Продолжайте, мистер Остин.

— Если верить легенде, эти заповеди были вручены языческими богами жрецам, которые практиковали жестокие человеческие жертвоприношения. Теперь я понимаю, почему вы были так обеспокоены возможной находкой.

— Да, эти десять заповедей могли бы стать непогрешимыми моральными принципами, провозглашенными новой монотеистической религией. Они предполагали основание нового вероисповедания, за которым могли бы последовать миллионы человек, и укрепление западных правительственных учреждений. Некоторые утверждают, что их можно с полным основанием считать источником законодательной системы западных стран. И было бы довольно странно, если не сказать глупо, если бы вдруг обнаружилось, что эти заповеди основаны на языческих преданиях, построенных на весьма непрочных традициях.

Остин вспомнил предсказание Балтазара.

— И привнесли бы в мир еще один источник ненужных конфликтов, — добавил он.

— Совершенно верно. Сейчас уже никому не известно, кто приказал начертать эти заповеди на золотых скрижалях вместо глиняных. Соломон хотел упрятать эти золотые скрижали как можно дальше от себя и других, так как они одним своим существованием подрывали веру в законность его правления и тем самым подстрекали людей к неповиновению. Должен заметить, что сейчас они произвели бы точно такой же эффект, как и в те древние времена.

— Значит, еще во время нашей первой встречи вы хорошо знали, что никаких золотых скрижалей в этой шахте нет.

— Боюсь, что да.

— Зачем же вы отправили меня на эти сумасшедшие поиски?

— Нам известно, где они находятся сейчас, но мы не знали, где они были когда-то. В древних письменах говорится, что «Навигатор» покажет путь в страну Офир. Когда мы узнали о краже статуи, а также о находке документов Общества любителей артишоков, то испугались, что кто-нибудь может обнаружить эту шахту, а после этого напасть на истинный след скрижалей.

— «Мы» — это Общество любителей артишоков?

— Именно так. Мы выяснили, какую роль в спасении контейнеровоза вы сыграли, и знаем о репутации вашей группы. В конце концов мы пришли к выводу, что вы лучшая кандидатура для выполнения подобной задачи.

— Вы должны представить меня членам этого общества, мистер Никкерсон.

— Да, боюсь, другого выхода у нас нет.

Он достал телефон и после нескольких минут разговора посмотрел на Остина.

— Сколько времени понадобится, чтобы собрать всю вашу команду?

— Мы уже почти готовы. Где я могу организовать встречу с ними?

Никкерсон загадочно улыбнулся.

— В небольшом местечке под названием Монтичелло.

Вечером того же дня Остин, Завала и супруги Траут с Анджелой поднялись по ступенькам на крыльцо дома Томаса Джефферсона и остановились между высокими белыми колоннами. На пороге гостей встречали Эмерсон и Никкерсон, которые радушно пригласили всех в дом.

Эмерсон подождал, пока мимо пройдет большая группа туристов.

— Приношу извинения за кажущуюся предосторожность, — деликатно произнес он.

— Принимаем ваши извинения, — понимающе улыбнулась Гэмей. — Если, конечно, вы заполните пустые места и объясните нам суть дела.

Эмерсон пожал плечами и согласно кивнул.

— Вы были очень близки к разгадке этой тайны. Меривезер Льюис действительно отыскал вторую часть карты во время своей знаменитой экспедиции, но почему-то подумал, что искать эту реликвию надо на Западном побережье. Потом он понял свою ошибку и поспешил к Джефферсону, чтобы доложить об этом, но был убит теми, кто хотел любой ценой сохранить в тайне истинное местонахождение шахты. Однако Зебу удалось ценой невероятных усилий доставить Джефферсону вторую часть карты. Сложив их вместе, Джефферсон без особого труда обнаружил не только шахту, но и золотые скрижали. Карту он решил оставить в шахте, а сами скрижали, как в свое время и мудрый Соломон, спрятать подальше от посторонних глаз, для чего и создал тайную организацию, главной задачей которой было сохранение этого секрета.

— Но вы же сами недавно сказали, что никакого Общества любителей артишоков не существует? — удивилась Анджела.

— Будучи членом этого общества, я присягнул хранить тайну его существования. Первоначально в общество входили основатели нашего государства, но когда они состарились, им пришлось подобрать себе смену. Вы были бы крайне удивлены, узнав имена нынешних членов общества.

Остин улыбнулся и покачал головой.

— Все, что касается этого дела, лично меня уже никак не может удивить. А что же случилось с золотыми скрижалями?

— Джефферсон создал рабочую группу, в которую вошел и мой предок Зеб, — пояснил Эмерсон. — Они подыскали надежную шахту и перенесли скрижали туда.

— В Монтичелло? — шепотом спросила Анджела и огляделась, словно надеялась увидеть их на стене.

Эмерсон топнул ногой по полу.

— Под нашими ногами. Они хранятся в тайной комнате.

В зале повисла гробовая тишина, неожиданно прерванная сухим голосом Траута:

— Как вы полагаете, мир когда-нибудь узнает об их существовании?

— Это будет всецело зависеть от самих артишоков, — скромно заметил Эмерсон. — Вполне возможно, будущие члены общества придут к выводу, что мир созрел для этого.

Никкерсон взмахнул рукой.

— Мы всегда ищем новых достойных членов общества и будем рады пригласить к себе любого из вашей команды.

— Спасибо за доверие, но мы слишком часто находимся в отъезде, — сказал Остин. — Однако я знаю человека, который может привнести в ваше общество не только молодость, но и недюжинный ум.

Он многозначительно посмотрел на Анджелу, отошедшую в сторонку и увлеченно рассматривающую пол у себя под ногами, будто пытаясь просверлить его пронзительным взглядом.

На лице Никкерсона промелькнула улыбка.

— Да, спасибо за предложение. И вообще за помощь. Надеюсь, это дело не нарушило ваших жизненно важных планов.

Остин обвел взглядом членов своей группы.

— Нисколько. Откровенно говоря, мы получили огромное удовольствие, не правда ли?

Пол Траут прочувствованно заморгал.

— Не могу дождаться момента, когда напишу сочинение на тему «Как я провел свой отпуск», — сказал он с невозмутимым видом.

Эпилог

Остин находился на палубе своего парусника, с трудом удерживая большой парус по ветру, а Карина умело управляла румпелем, направляя яхту к исследовательскому судну НАПИ, стоявшему на якоре в Чесапикском заливе, неподалеку от небольшого острова. Когда парусник подошел к кораблю почти вплотную, она резко повернула румпель против ветра, и яхта медленно остановилась, покачиваясь на волнах.

— Прекрасная работа! — крикнул ей Остин.

— Спасибо. Это все благодаря моему учителю.

Энтони Саксон перегнулся через борт судна, сложил руки трубочкой и прижал к губам.

— Поднимайтесь на борт. У нас тут немало интересных вещей, которые мы хотим вам показать.

Они бросили якорь, а потом перебрались в резиновую надувную лодку. Остин взялся за весла и поплыл к борту бирюзового судна, которое использовалось преимущественно для работы на мелководье и в прибрежной зоне и представляло собой уменьшенную копию гигантского научно-исследовательского судна НАПИ.

Пока они поднимались на борт, Завала вынырнул из воды и взобрался на платформу для погружения, прикрепленную к корпусу судна. Увидев Остина и Карину, он снял подводное снаряжение и тоже поднялся на палубу, чтобы поприветствовать своих друзей.

— Доброе утро, — сказала Завала. — Вы приехали, чтобы понырять и полюбоваться затонувшим судном?

— Нет, не сегодня, — покачал головой Остин. — Мы заскочили на минутку, чтобы посмотреть на ваши новые находки.

— Это изумительные вещи, — улыбнулся Саксон и повел их к большому металлическому баку, где в морской воде в целях лучшей сохранности лежало более десятка амфор. — Мы уже сделали предварительный анализ с помощью рентгеновских лучей и обнаружили, что эти кувшины содержат древние свитки. Судя по всему, здесь находится самое настоящее сокровище — древние рукописи, хранящие огромное количество ценной информации. Финикийцы путешествовали по всему миру, и я очень надеюсь, что здесь мы найдем не только подробные карты их далеких плаваний, но и описание самих путешествий.

— Похоже, теперь нам придется переписать все книги по всемирной истории, — пошутил Остин.

— Да, Курт, но мы проверили только самый верхний слой осадков, — улыбнулся Завала. — Это судно просто забито древними артефактами.

Остин задумчиво посмотрел на темную воду залива.

— А как ко всему этому относится миссис Хатчинс? — спросил он.

— Когда мы сообщили об этом Телме, она признала, что тело погибшего Хатча может быть потревожено, — сказал Завала. — Телма согласилась с тем, что его нужно поднять на поверхность и захоронить на городском кладбище, где она будет ближе к своему старику.

Остин поздравил всех присутствующих с хорошими результатами, а потом они с Кариной поплыли на резиновой лодке к своему паруснику. Когда они подняли якорь и установили парус, Саксон наклонился через борт судна и громко крикнул:

— Увидимся в субботу, Карина!

Она помахала ему рукой в знак согласия, и через несколько минут их яхта уже быстро скользила по поверхности залива под напором прохладного юго-западного ветра. Чуть позже они остановились в небольшой бухте, чтобы пообедать на открытом воздухе. Остин спустился в каюту и вскоре вернулся на палубу с бутылкой шампанского. Наполнив до краев два бокала пузырящейся жидкостью, они весело чокнулись.

— Я должна кое-что тебе сообщить, — сказала Карина, загадочно улыбаясь.

— Я уже догадался об этом по прощальным словам Саксона.

— Да, Энтони нашел новые ключи к разгадке тайны гробницы царицы Савской в Йемене и хочет, чтобы я помогла отыскать ее. Правда, мне до сих пор не верится, что я являюсь потомком царицы, но была бы безумно рада, если бы он отыскал наконец место ее упокоения. Она была замечательной женщиной, и поэтому я приняла его предложение.

— Я буду скучать без тебя, но готов признать, что это очень интересное приключение, — улыбнулся Остин. — Когда ты уезжаешь?

— Мы вылетаем через три дня.

— А как же я должен обращаться к вашему королевскому высочеству все это время?

— У тебя есть семьдесят два часа, чтобы это выяснить, — ответила Карина, соблазнительно улыбаясь. — Времени более чем достаточно.

Остин поставил на стол свой бокал с шампанским, потом проделал то же самое с бокалом Карины и открыл дверь каюты.

— В таком случае не стоит терять ни минуты, — сказал он.

Клайв Касслер, Пол Кемпрекос Медуза

Clive Cussler

Paul Kemprecos

MEDUSA

© Sandecker, RLLLP, 2009

© Издание на русском языке AST Publishers, 2016

Пролог

Тихий океан, 1848 год

За все годы плаваний по океанам капитан Горацио Доббс не встречал таких пустынных вод. Он расхаживал по юту нью-бедфордского китобоя «Принцесса», и его серые глаза цепко, как прожекторы, обшаривали все видимое пространство. Тихий океан представлял собой голубую пустыню. Ни одного фонтана на горизонте. Ни один улыбчивый дельфин не кувыркался перед носом судна. Ни одна летучая рыба не проносилась над гребнями волн. Жизнь в море словно прекратилась.

В китобойной иерархии Нью-Бедфорда Доббс считался принцем. В салунах на побережье, где собирались гарпунеры с острым взглядом, или в гостиных богатых квакеров, владельцев китобойных судов, на Джонни-Кейк-Хилле говорили, что Доббс способен почуять кашалота за пятьдесят миль. Но в последнее время нос капитана ощущал только опасный запах мятежа.

Доббс уже боялся ежедневно записывать в судовой журнал свои неудачи. Вечером прошлого дня, подводя итог своим неприятностям, он написал:

«27 марта 1848 года.

Свежий юго-западный ветер. Над плаванием, как гнилой туман, нависла неудача. Во всем Тихом океане ни капли ворвани[181] для бедной «Принцессы». На полубаке зреет недовольство».

С квартердека[182] Доббс прекрасно видел все судно; нельзя было не заметить поведения матросов: они отворачивались или поглядывали на него украдкой. Офицеры с тревогой докладывали, что обычное ворчание экипажа на полубаке слышно все чаще и становится все злее. Капитан приказал помощникам держать пистолеты наготове и не выходить на палубу в одиночку. Мятеж пока не вспыхнул, но на полубаке, в темном душном носовом кубрике, расположенном там, где сужается нос, пошли разговоры о том, что неудачи закончатся, если с капитаном что-нибудь случится.

Рост Доббса – шесть футов четыре дюйма, и в профиль он человек-скала. Он уверен, что сможет подавить бунт, но не это его главная забота. Капитан, вернувшийся в порт без груза ворвани, совершает непростительный грех перед владельцами судна – их вложения не окупаются. Никакой экипаж больше не пойдет с ним в море. От успеха или провала рейса зависят репутация, карьера и доходы.

Чем дольше судно остается в море, тем вероятнее невезение. Заканчиваются припасы; растет опасность цинги и других болезней; ухудшается техническое состояние судна, нервничает экипаж. Заходить в порт для ремонта и пополнения припасов рискованно – матросы могут сбежать и наняться на более успешное судно.

Удача ни разу не посетила экспедицию с того самого момента, как ясным осенним днем под приветственные крики провожающих сверкающий новый китобой отошел от запруженной народом пристани. Столь злосчастное плавание удивляло Доббса. Ни один корабль не был лучше подготовлен к таким походам. У «Принцессы» опытный капитан, отборный экипаж и новые острые, как бритва, гарпуны.

Трехсоттонную «Принцессу» строили на одной из самых известных верфей Нью-Бедфорда. У судна длиной чуть больше ста футов был бимс[183] шириной почти тридцать футов, что позволяло разместить в трюме три тысячи бочек, способных вместить девяносто тысяч галлонов ворвани. Корпус из прочного дуба сможет выдержать самую сильную бурю. На шлюпбалках, нависающих над планширом, висели четыре вельбота. Моряки высмеивали широкие, с квадратной кормой новоанглийские китобойные суда, но такой с виду неуклюжий корабль способен годами выдерживать самые сложные условия плавания, в то время как его более стройные соперники давно дали бы течь.

После выхода «Принцессы» из порта свежий ветер наполнил ее большие квадратные паруса, поднятые на трех мачтах, и рулевой повернул на восток от русла реки Акушнет и вывел судно в Атлантический океан. Подгоняемая попутным ветром, «Принцесса» быстро прошла по океану к Азорским островам. После недолгой остановки в Фаяле, где на борт взяли запас фруктов, чтобы предотвратить цингу, судно повернуло нос к южной оконечности Африки и без происшествий обогнуло мыс Доброй Надежды.

Но за все последующие недели, бороздя Тихий океан, они не встретили ни одного кита. Доббс знал, что встречу с китами дарит не фортуна, а хорошее знание погоды и путей миграции, но, вглядываясь в пустой горизонт, он все чаще думал: уж не проклято ли его судно? Он отогнал эту опасную мысль, прошел к коку, который чистил печь, и сказал:

– Поиграй-ка на скрипке.

Надеясь улучшить настроение, капитан каждый вечер на закате приказывал коку играть, но веселая музыка, казалось, только усугубляла атмосферу напряженности, окутавшую «Принцессу».

– Обычно я играю на закате, – уныло произнес кок.

– Не сегодня, кок. Посмотрим, не приманит ли твоя скрипка кита.

Кок отложил тряпку и неохотно развернул кусок ткани, в котором хранился его видавший виды музыкальный инструмент. Сунув скрипку под щеку, не настраивая ее, он поднял смычок и заиграл. По мрачному виду матросов он понял, что они считают, будто его игра отгоняет китов; играя, он каждый раз опасался – и не без причин, – что кто-нибудь бросит его за борт. К тому же у скрипки осталось всего две струны, и репертуар невелик: он заиграл мелодию, которую экипаж слышал десятки раз.

Пока кок играл, капитан приказал старшему помощнику наблюдать за полуютом. А сам по узкому трапу спустился в свою каюту, бросил на койку потрепанную шляпу и сел за стол. Просмотрел карты – но он уже прошел все привычные участки, где водились киты; тщетно. Он откинулся на спинку стула, закрыл глаза и опустил подбородок на грудь. Но проспал всего несколько минут: его сон прервали дивные слова, которых он не слышал многие месяцы:

– Фонтан! – И снова: – Фонтан!

Глаза капитана распахнулись; он вылетел из кресла, как снаряд из катапульты, схватил шляпу и взлетел по трапу на палубу. Светило яркое солнце; капитан посмотрел на верх грот-мачты в ста футах над палубой. На всех трех мачтах сидели наблюдатели, которые менялись через каждые два часа; впередсмотрящие стояли на маленьких платформах внутри металлических корзин.

– Где фонтан? – крикнул капитан наблюдателю.

– По скуле правого борта, сэр. – Наблюдатель показал на нос. – Вон там. Вон фонтан!

В четверти мили от них из воды поднялась гигантская молотообразная голова и в фонтане брызг снова ушла под воду. Кашалот. Доббс крикнул рулевому, чтобы тот поворачивал к киту. Матросы проворно, как обезьяны, вскарабкались на снасти и развернули паруса.

Судно начало медленный разворот, и в это время второй наблюдатель крикнул из своей корзины:

– Еще один, капитан! – Голос его от волнения звучал хрипло. – Клянусь богом, еще один.

Доббс в подзорную трубу разглядывал сверкающую поверхность моря. Фонтан был невысоким и бил в разные стороны, наклонясь вперед под углом в сорок пять градусов. Капитан повернул трубу вправо, потом влево. Еще фонтаны. Целое море китов. Он гулко захохотал. Он видел перед собой целое состояние, пока что сосредоточенное в китовом жире.

При появлении первого кита кок перестал играть. Он ошеломленно стоял на палубе, опустив руку со скрипкой.

– Получилось, кок! – крикнул ему капитан. – Ты приманил своей музыкой столько китов, что мы весь трюм заполним спермацетом. Продолжай играть, черт побери!

Кок улыбнулся, оскалив щербатые зубы, и принялся водить смычком по струнам, наигрывая веселую морскую песню; рулевой развернул корабль против ветра. Матросы обрасопили паруса. Судно остановилось.

– Левый борт, шлюпки на воду! – крикнул капитан с азартом, накопившимся за время долгой безуспешной погони. – Живее, парни, если любите деньги!

Доббс приказал спустить три вельбота. Каждым вельботом длиной тридцать футов командовал помощник капитана, он же выполнял и обязанности рулевого. На борту «Принцессы» остался минимальный экипаж, необходимый для управления судном. Четвертый вельбот капитан держал в резерве.

Спуск занял чуть больше минуты. Узкие длинные лодки коснулись воды почти одновременно. Экипажи шлюпок спустились по борту, заняли свои места и взялись за весла. Отойдя от корабля, каждый вельбот поднял парус, чтобы поймать ветер и выиграть несколько узлов.

Доббс смотрел, как вельботы стрелой помчались к цели.

– Полегче, ребята, – бормотал он. – Пусть плывут спокойно.

– Сколько, капитан? – крикнул кок.

– Более чем достаточно, чтобы ты поджарил для каждого парня на борту десятифунтовый стейк. Солонину можешь выбросить за борт, – крикнул Доббс.

Хохот капитана порывом бури пронесся по палубе.

* * *

Калеб Най в первом вельботе греб изо всех сил. Он сорвал кожу на ладонях, они кровоточили, плечи болели. Пот заливал глаза, но он не смел оторвать руку от весла, чтобы вытереть их.

Калебу было восемнадцать. Для жилистого добродушного парня с фермы в Конкорде, штат Массачусетс, это было первое плавание. Его доля – одна двухсотдесятая – отодвигала его в самый низ расчетной ведомости. Калеб знал, что ему повезет, если он не останется в убытке, но он все равно нанялся в команду, привлеченный перспективой приключений и возможностью увидеть экзотические земли.

Нетерпеливый парень напомнил капитану о его собственном первом плавании. Доббс сказал молодому фермеру, что все будет хорошо, нужно только выполнять приказы, много работать и не совать нос куда не следует. Готовность браться за любую работу и добродушное отношение к насмешкам снискали Наю уважение закаленных китобоев, и постепенно с ним даже стали обращаться как с талисманом.

Первый вельбот шел под командованием старшего помощника капитана, бывалого ветерана многих китобойных кампаний. Гребцам постоянно напоминали о том, что нужно сосредоточиться на старшем помощнике, но так как Калеб был новичком, непрерывные разглагольствования офицера в основном были адресованы ему.

– Живей, Калеб, мальчик мой, – умасливал его старпом. – Напрягай спину, парень, ты не корову доишь. Всем смотреть на меня, красавца, а я буду искать русалок.

Помощник – ему единственному разрешалось смотреть вперед – следил за большим самцом, плывшим по курсу столкновения с лодкой. Солнечные лучи отражались от блестящей черной шкуры. Помощник отдал негромкий приказ гарпунеру:

– Готовьсь!

В люльках на носу лежали два семифутовых гарпуна. Острые, как бритвы, несущие смерть, наконечники расходились почти под прямым углом к стволу. Эта особенность мешала гарпуну выскочить, если он уже вонзился в плоть кита.

Второй гребец встал, опустил весло и достал гарпун. Снял чехол, закрывавший наконечник. Потом расчехлил второй гарпун.

Тысяча восемьсот ярдов троса, пропущенного через V-образную прорезь в борту, соединяли каждый из гарпунов с ящиком на борту, где этот трос был с величайшей тщательностью уложен бухтой. От гарпуна трос уходил на корму и здесь раз или два оборачивался вокруг короткого стержня, называемого «болваном», а оттуда – в ящик.

Помощник повернул руль так, чтобы вельбот подходил к киту слева и правша-гарпунер оказывался в наилучшей позиции для броска. Когда их отделяло от кита двадцать футов, помощник крикнул гарпунеру:

– Бросай!

Упираясь ногами в дно вельбота, гарпунер бросил гарпун, как копье, и острие вонзилось в тело кита в нескольких дюймах за глазом. Гарпунер схватил второй гарпун и всадил его в футе от первого.

– Задний ход! – крикнул старший помощник.

Весла ушли в воду, и лодка отскочила на несколько ярдов.

Кит выпустил из дыхала струю пара, поднял гигантский хвостовой плавник высоко в воздух и с грохотом обрушил его на то место, где только что была лодка. Потом вновь задрал хвост, опустил голову и нырнул. Ныряющий кашалот способен развить бешеную скорость – двадцать пять узлов – и уйти на глубину в тысячу футов. Трос стремительно вылетал из ящика. Специально приставленный к ящику матрос поливал трос водой, чтобы охладить, но несмотря на это, гарпунный трос, огибая болван, дымился от трения.

Вельбот скользил по волнам в безумной гонке, которую китобои называют нантакетской ездой на санях.

Гребцы радостно закричали, но сейчас же затихли – лодка перестала двигаться: кит возвращался на поверхность. Огромное млекопитающее выскочило в туче пены, как пойманная на крючок форель, снова ушло в глубину и вынырнуло через двадцать минут. Так повторялось снова и снова. С каждым разом выбирали больше троса; расстояние сокращалось, и вот уже кита и лодку разделяло не больше ста футов.

Огромная тупая голова кита повернулась к мучителям. Помощник заметил это воинственное поведение и понял: кит готовится к нападению. Он приказал гарпунеру перейти на корму. Спотыкаясь о весла, они поменялись местами в качающейся лодке; эти перемещения могли бы показаться комичными, если бы не смертельная опасность.

Помощник схватил копье – длинное деревянное древко с острым наконечником в форме ложки – и встал на носу, как матадор, готовый метнуть оружие в нападающего быка. Он ждал, пока кит повернется на бок – такой маневр позволял киту наиболее успешно использовать острые зубы нижней, трубкообразной, челюсти.

Гарпунер резко повернул руль. Кит и вельбот прошли всего в нескольких ярдах друг от друга. Кит начал поворачиваться, подставляя уязвимый бок. Помощник всадил в него копье, вложив в удар все силы. Он продолжал давить на ствол, пока копье не ушло в тело кита на шесть футов, пробив сердце. Но приказ экипажу уходить опоздал – кит в агонии ухватил середину медленно идущей лодки зубами.

Испуганные гребцы падали друг на друга, пытаясь уйти от острых зубов. Кит затряс лодку, как собака кость; потом гигант разжал челюсти и отплыл, ударяя хвостом по воде. В воздух поднялся фонтан кровавого пара.

– Осторожно! – крикнул гребец.

Копье сделало свое дело. Кит еще с минуту бился, потом исчез под водой, оставив за собой огромную лужу алой крови.

Гребцы упирались веслами в борта, пытаясь уравновесить лодку, и затыкали дыры рубашками. Несмотря на их усилия, вельбот уже едва держался наплаву, когда на поверхности показался мертвый кит и повернулся на бок, выставив плавник в воздух.

– Молодцы, парни! – взревел помощник. – Этот готов. Еще одна такая рыбка, и мы направимся в Нью-Бедфорд покупать сласти своим милашкам. – Он показал на приближающуюся «Принцессу». – Смотрите, старуха на подходе, сейчас примет вас и уложит в постельки. Все в порядке, как я вижу.

– Не все, – хриплым голосом отозвался гарпунер. – Калеб пропал.

* * *

Судно бросило якорь неподалеку, и на воду спустили резервный вельбот. После того как подняли экипаж, предприняли тщетные поиски Калеба в окровавленной воде и подтащили к кораблю поврежденный вельбот.

– Где новичок? – спросил капитан, когда матросы поднялись на борт.

Старший помощник покачал головой.

– Бедняга упал в воду, когда кит напал.

Взгляд капитана стал печальным, но смерть и китобойный промысел – близкие знакомые. Он занялся необходимыми делами и приказал матросам двигать тушу. Когда та оказалась под лесами у правого борта, ее захватили крюками, подняли на палубу и поставили вертикально. Прежде чем добывать жир, отрубили голову, крюками вытащили внутренности кита и разложили на палубе в поисках амбры – ценного парфюмерного сырья, которое бывает в животе у кита.

Что-то шевельнулось в большой полости брюха. Матрос решил, что это гигантский моллюск – любимая пища кашалотов. Острой лопатой он разрезал брюхо, но вместо щупалец из отверстия показалась человеческая нога. Матрос отогнул брюшную стенку и увидел человека, свернувшегося в клубок. Резчик и другие матросы схватили его за ноги и вытащили на палубу. Голову его облепило непрозрачное скользкое вещество. Старший помощник смыл его водой из ведра.

– Это Калеб! – крикнул он. – Наш новичок!

Губы Калеба шевельнулись, но он не издал ни звука.

Доббс присматривал за добычей ворвани. Он подошел, поглядел на Калеба и приказал помощнику отнести новичка в свою каюту. Юношу уложили на капитанскую койку, сняли с него мокрую одежду и закутали в одеяло.

– Боже, никогда ничего подобного не видел, – сказал старший помощник.

Красивый восемнадцатилетний крестьянский парень превратился в седого восьмидесятилетнего старика. Кожа его приобрела призрачно-белый цвет. Сеть морщин покрыла руки и лицо, словно он много дней провел в воде. Волосы стали похожи на пучки сушеницы.

Доббс взял Калеба за руку, ожидая, что почувствует трупный холод – уж очень парень напоминал мертвеца.

– Да он горит, – сказал капитан.

Выступая в роли судового врача, Доббс завернул Калеба во влажные полотенца, чтобы сбить жар. Из черной медицинской сумки он достал флакон патентованного средства с высоким содержанием опия и заставил Калеба проглотить несколько капель. Юноша несколько минут бредил, потом погрузился в тяжелый сон и проспал больше суток. Когда он наконец открыл глаза, то увидел капитана. Доббс сидел за столом и писал в журнале.

– Где я? – сухими потрескавшимися губами спросил Калеб.

– В моей койке, – проворчал Доббс. – И мне это надоело.

– Простите, сэр. – Калеб наморщил лоб. – Мне снилось, что я умер и попал в ад.

– Нет, тебе не так повезло. Похоже, кашалоты любят деревенских мальчишек. Мы вытащили тебя из китового брюха.

Калеб помнил круглый глаз кита, помнил, как летел, растопырив руки и ноги, крутясь, как шутиха во время фейерверка, а потом упал в воду. Вспомнил, как двигался по темному упругому проходу, глотая влажный спертый воздух. Духота была почти невыносимой. Он быстро потерял сознание.

На его бледном сморщенном лице проступил ужас.

– Кит меня съел!

Капитан кивнул.

– Прикажу коку принести тебе супа. И возвращайся на полуют.

Но капитан смягчился, и Калеб оставался в его каюте, пока вся ворвань не превратилась в жир и не была разлита по бочкам. Потом он собрал матросов с полуюта на палубе, поблагодарил за тяжелую работу и сказал:

– Все вы знаете, что кит проглотил новичка, как библейского Иону. Рад сообщить, что юный Калеб скоро вернется к работе. Я срежу ему жалованье за время отсутствия. На этом судне увиливать от работы разрешено только мертвецам.

Это замечание вызвало у матросов одобрительные кивки и улыбки.

Доббс продолжал:

– А теперь, парни, должен вам сказать, что Калеб очень изменился. Грязный сок во внутренностях кита выбелил его больше, чем вареную репу. – Он строго посмотрел на экипаж. – Никому на судне не позволено издеваться над чужим несчастьем. Это все.

Офицеры помогли Калебу подняться на палубу. Капитан попросил его снять ткань, которой он покрыл голову, закрывая лицо, как монашеским капюшоном. Матросы дружно ахнули.

– Внимательно посмотрите на нашего Иону, и вам будет что рассказать внукам, – сказал капитан. – Под побелевшей кожей он такой же, как мы с вами. А теперь добудьте еще несколько китов.

Капитан сознательно назвал Калеба Ионой: моряки считают, что это имя приносит неудачу. Если бы он отнесся к этому не так серьезно, подобное сравнение с библейским героем, которого проглотила гигантская рыба, отняло бы у парусов попутный ветер. Кое-кто из матросов негромко предлагал бросить Калеба в воду. К счастью, все были слишком заняты делом, чтобы следовать предрассудкам. Море, совсем недавно пустое, теперь кишело китами. Без сомнения, судну везло. «Принцесса» словно превратилась в магнит, притягивающий всех китов в океане.

Ежедневно после криков впередсмотрящих на воду спускали вельботы. Чугунный котел для выварки ворвани булькал, как ведьмин котел. Маслянистый черный дым скрывал солнце и звезды и окрасил паруса в черный цвет. Кок продолжал пиликать на скрипке. Через месяц после встречи Калеба с китом корабельный трюм заполнили до краев.

Перед долгой дорогой домой нужно было пополнить запасы и позволить морякам побывать на берегу. Доббс выбрал Понпеи, тропический остров, славящийся рослыми мужчинами и красивыми женщинами и их готовностью предлагать морякам съестное и любые услуги. В здешней гавани всегда стояло множество китобоев со всех концов света.

По воспитанию Доббс был квакером и не увлекался ни выпивкой, ни туземными женщинами, но его религиозные взгляды всегда уступали место приказам беречь спокойствие и гармонию на судне и вернуться с полным грузом ворвани. Он честно выполнял эти возложенные на него обязанности и добродушно смеялся, когда на борт возвращались шумные пьяные матросы или выуживали кого-нибудь упавшего в воду.

Калеб оставался на борту и с доброжелательной улыбкой наблюдал, как уходят и приходят товарищи. Капитана радовало, что Калеб не рвется на берег. Туземцы были настроены дружелюбно, но выбеленные волосы и кожа могли породить трудности в отношениях с суеверными островитянами.

Доббс нанес визит вежливости американскому консулу, тоже уроженцу Новой Англии. Консул сообщил ему о вспышке тропической болезни на острове. Доббс сократил поездки матросов на берег. В судовом журнале он записал:

«Последний день отпусков на берег. Капитан навестил консула США А. Маркхема, совершившего поездку в древний город Нан-Мадол. По возвращении консул получил известие о болезни на острове. Покончили с вольностями и спешно покинули берег».

Последние матросы поднялись на борт и сразу уснули пьяным сном. Капитан приказал протрезвевшим поднять якорь и поставить паруса. Когда люди с покрасневшими глазами пришли в себя и получили приказ выйти на работу, корабль уже был далеко в море. Дул попутный ветер; через несколько месяцев Доббс и его люди будут спать в своих кроватях.

Меньше чем через сутки после выхода из порта на «Принцессу» обрушилась болезнь.

Матрос с полубака, по имени Стокс, проснулся в два ночи и бросился к поручню; его вырвало в море. Через несколько часов у него поднялась температура, на теле выступила яркая сыпь. На лице появились красно-коричневые пятна, они разрастались, и вскоре стало казаться, что его лицо вырезано из красного дерева.

Капитан лечил Стокса влажными полотенцами и жидкостью из медицинской бутылочки. Доббс приказал перевести его на ют и поместить под импровизированный навес. Свежий воздух и солнечный свет могли ему помочь, а изоляция предотвратила бы распространение болезни.

Но болезнь распространялась среди матросов, как разносимый ветром огонь. Люди валились на палубу. Такелажник упал с нок-реи на груду парусов, которая, к счастью, смягчила его падение. На юте устроили временный лазарет. Капитан опустошил свою медицинскую сумку. Он опасался, что через несколько часов заболеют он сам и его офицеры. «Принцесса» превратится в корабль-призрак и будет носиться по воле ветра и течений, пока не сгниет.

Капитан сверился с картой. Ближайшей сушей был остров, прозванный островом Бедствия. Когда-то экипаж китобойного судна из-за спора об украденном бочонке с гвоздями сжег здесь деревню и убил нескольких островитян, и после этого туземцы неоднократно нападали на китобоев. Но выбора не было. Доббс встал за штурвал и повел судно прямо к этому острову.

Вскоре «Принцесса» вошла в бухту, окруженную пляжами с белым песком, и якорь, загремев цепью, ушел в чистую зеленую воду. Над островом господствовала вулканическая вершина. Над ней видны были столбы дыма. Доббс и старший помощник в маленькой шлюпке отправились на берег, чтобы, пока они в состоянии, возобновить запасы воды. Недалеко от берега они нашли источник и уже возвращались на судно, когда наткнулись на разрушенный храм. Капитан посмотрел на заросшие лианами стены храма и сказал:

– Похоже на Нан-Мадол.

– Простите, сэр? – отозвался старший помощник.

Капитан покачал головой.

– Неважно. Вернемся на корабль, пока еще можем ходить.

Вскоре после наступления темноты заболели помощники и сам капитан. С помощью Калеба капитан перетащил свой матрац на ют. Он велел новичку делать все, что в его силах.

Болезнь почему-то не тронула Калеба. Он ведрами носил на полубак воду, утоляя страшную жажду матросов, и присматривал за Доббсом и офицерами. Доббс попеременно то дрожал от холода, то обливался потом. Он потерял сознание, а очнувшись, увидел движущиеся по палубе факелы. Один из факелов приблизился, и его мерцающий свет упал на татуированное лицо мужчины, одного из десятка туземцев, вооруженных копьями и ножами, которые использовались для добычи ворвани.

– Привет! – сказал островитянин с выступающими скулами и длинными черными волосами.

– Ты говоришь по-английски? – с трудом спросил Доббс.

Тот поднял копье.

– Хороший гарпунер.

Доббс увидел луч надежды. Несмотря на свирепую внешность, этот человек был собратом-китобоем.

– Мои люди больны. Можешь помочь?

– Конечно, – сказал туземец. – У нас хорошее лечение. Поставим тебя на ноги. Ты из Нью-Бедфорда?

Доббс кивнул.

– Это плохо, – сказал туземец. – Люди из Нью-Бедфорда схватили меня. Я сбежал с корабля. Вернулся домой. – Он улыбнулся, показав острые зубы. – Не будет лечения. Мы видим, вас сжигает огненная болезнь.

Негромкий голос произнес:

– Как вы, капитан?

Из тени появился Калеб и стоял теперь на палубе, освещенной факелами.

Глаза предводителя туземцев расширились, и он произнес только одно слово:

– Атуа!

Капитан немного владел языками Океании и знал, что «атуа» означает «плохой призрак». Приподнявшись на локтях, Доббс сказал:

– Да, это мой атуа. Делай, что он говорит, или он проклянет и тебя, и весь этот остров.

Калеб понял, в чем дело, и поддержал обман.

Высоко подняв руку над головой ради пущего эффекта, он произнес:

– Бросьте оружие, или я использую свою силу.

Предводитель что-то сказал на своем языке, и островитяне побросали оружие на палубу.

– Вы действительно можете что-то сделать с огненной болезнью? – спросил капитан. – Вы знаете, как лечить? Помоги моим людям, или мой атуа рассердится.

Островитянин стоял в нерешительности, но все его сомнения рассеялись, когда Калеб снял шляпу и тропический бриз подхватил его шелковистые белые волосы. Предводитель отдал короткий приказ.

Капитан снова потерял сознание. Его сон был заполнен дикими видениями и ощущениями – он почувствовал прикосновение чего-то холодного и влажного и укол в грудь. Был день, когда он очнулся, и по палубе расхаживали матросы. Он видел голубое небо, поднятые паруса и белокрылых птиц, он слышал, как о борт бились волны.

Старший помощник заметил, что Доббс пытается сесть, и подошел с кружкой воды.

– Вам лучше, капитан?

– Да, – прохрипел капитан, глотая воду. Лихорадка прошла, и желудок был в порядке, если не считать страшного голода. – Помогите встать.

Капитан стоял на подгибающихся ногах, старший помощник поддерживал его. Судно рассекало океан. Острова не было видно.

– Давно мы в пути?

– Пять часов, – ответил помощник. – Лихорадка у людей кончилась. Сыпь прошла. Кок сварил суп, и мы снялись с якоря.

Капитан почувствовал зуд на груди и приподнял рубашку. Сыпь исчезла, ее сменило маленькое красное пятно и кружок воспаленной кожи в нескольких дюймах над пупком.

– А что с туземцами? – спросил Доббс.

– С какими туземцами? Мы не видели никаких туземцев.

Доббс покачал головой. Может, все это привиделось ему в бреду? Он попросил помощника позвать Калеба. Новичок поднялся на ют. Для защиты от солнца у него на голове была соломенная шляпа. Когда он увидел, что капитан пришел в себя, на его бледном морщинистом лице появилась улыбка.

– Что произошло прошлой ночью? – поинтересовался Доббс.

Калеб рассказал капитану, что, после того как Доббс потерял сознание, туземцы ушли с корабля, но быстро вернулись с деревянными корзинами, из которых исходило бледное голубое свечение. Туземцы переходили от человека к человеку. Калеб не видел, что они делали. Потом островитяне снова ушли. Вскоре после этого моряки начали приходить в себя. Капитан попросил Калеба помочь ему спуститься в каюту. Здесь он сел в кресло и открыл судовой журнал.

«Весьма необычное происшествие», – начал капитан. Хотя его руки еще дрожали, он записал все, что смог вспомнить. Потом с любовью посмотрел на миниатюрный портрет своей молодой красивой жены и закончил запись словами: «Возвращаемся домой!»

Фэйрхевен, Массачусетс, 1878 год

Дом с французской мансардой под крышей, известный жителям города как «Дом призрака», стоял поодаль от тихой улицы, в глубине, отгороженный березами с темной листвой. Длинную подъездную дорогу сторожили выбеленные челюсти кашалота, поставленные вертикально, так что их острые концы, встречаясь, образовывали готическую арку.

В золотой октябрьский день под китовыми челюстями стояли два мальчика, подзуживая один другого пройти по дороге и заглянуть в окна. Ни один из них не решался сделать первый шаг, и они все еще дразнили друг друга, когда к воротам подкатила блестящая черная карета.

На козлах сидел плотный мужчина; дорогой красновато-коричневый костюм и шляпа того же цвета не могли облагородить его разбойничий вид. Грубые черты сформировались под ударами противников, которым он противостоял в прошлом, в дни сражений за деньги. Годы не пощадили его, и всякий, кто взглянул бы на него, увидел кривой бесформенный нос, уши, похожие на капустные листья, глубоко посаженные глаза и покрытую рубцами кожу.

Мужчина наклонился вперед и посмотрел на мальчиков.

– Что вам здесь нужно, огольцы? – взревел он, как старый боевой бык, на которого был похож. – Небось нашкодить хотите.

– Нет, – сказал один мальчик, отведя глаза.

– Правда? – усмехнулся мужчина. – Ну, на вашем месте я бы здесь не околачивался. В этом доме живет призрак.

– Видишь, – произнес второй мальчик. – Я же говорил.

– Слушай своего друга. Призрак семи футов ростом. Руки как вилы, – принялся описывать мужчина, подпустив дрожи в голос. – Клыки у него такие, что он раскусит вас пополам и высосет кишки. – Он показал хлыстом на дом и разинул рот в притворном ужасе. – Он идет! Клянусь богом, он идет! Бегите! Бегите, если жизнь дорога!

Мальчики сорвались с места, как вспугнутые кролики, и мужчина захохотал. Он дернул вожжи, и лошади прошли в костяные ворота. Мужчина привязал лошадей перед входом в большой дом, похожий на восьмиугольный свадебный торт с красной и желтой глазурью. Все еще смеясь, он слез с козел, поднялся на крыльцо и известил о своем появлении ударами медного дверного молотка в форме китового хвоста.

Послышались шаги. Дверь отворилась, и на бледном лице открывшего появилась улыбка.

– Стрейтер, какая приятная неожиданность! – сказал Калеб Най.

– Я тоже рад тебя видеть, Калеб. Все время хотел заглянуть, но ты сам знаешь, каково это.

– Конечно, – ответил Калеб. Он посторонился. – Входи, входи.

За эти годы кожа Калеба стала еще бледнее. Возраст добавил морщин на коже, которая и так выглядела как пергамент, но, несмотря на преждевременную старость, Най сохранил мальчишескую улыбку и щенячье рвение, которые так нравились китобоям.

Он провел гостя в просторную библиотеку, уставленную высокими, от пола до потолка, шкафами. Стена, не занятая книгами о китобойном промысле, была увешана афишами с одним сюжетом – человек в челюстях кашалота.

Стрейтер подошел к одной особенно аляповатой. Художник не пожалел алой краски, изображая потоки крови, брызжущей из-под торчащего в туше кита острия.

– Мы в Филадельфии на этом шоу заработали кучу денег.

Калеб кивнул.

– Каждый вечер полные сборы благодаря твоему искусству.

– Я ничего бы не добился без своей звезды, – сказал Стрейтер, поворачиваясь.

– И я должен поблагодарить тебя за этот дом и за все, что у меня есть, – сказал Калеб.

Стрейтер улыбнулся, показывая щербатые зубы.

– Если и есть что-то, в чем я хорош, так это в умении устраивать представления. Едва взглянув на тебя, я сразу увидел обещание славы и богатства.

Их партнерство началось несколько вечеров спустя после прихода «Принцессы» в Нью-Бедфорд. Бочки с жиром выгрузили, и владельцы подсчитали доход и долю экипажа. Матросы, не обремененные семьями или подружками, шумной толпой отправились в прибрежные салуны, всегда готовые забрать с таким трудом заработанные деньги.

Калеб остался на корабле. Он был там, когда капитан вернулся и принес его жалованье. Доббс спросил, не хочет ли Калеб отправиться на ферму, навестить своих.

– Нет, – с печальной улыбкой сказал Калеб.

Капитан протянул юноше жалкую сумму, заработанную за год тяжелого труда в море.

– Разрешаю тебе оставаться на борту, пока судно снова не выйдет в море.

Спускаясь по трапу, капитан испытывал жалость к несчастному молодому человеку, но вскоре выбросил эти мысли из головы и стал думать о собственном многообещающем будущем.

Примерно в то же самое время, сидя в убогом баре в нескольких кварталах от китобойного судна, Стрейтер тоже размышлял о будущем, но гораздо более мрачном. Зазывала ярмарочных аттракционов был сломлен и почти разорен. Он отхлебывал эль из кружки, и тут в бар ворвались матросы с «Принцессы», чтобы напиваться с тем же азартом, с каким убивали китов. Стрейтер навострил уши и с интересом прослушал историю Калеба Ная, новичка, которого проглотил кит. Посетители бара громко выражали свое недоверие.

– А где сейчас ваш Иона? – закричал один из завсегдатаев, перекрывая общий шум.

– Сидит в темноте на китобое, – ответили ему. – Можешь сам убедиться.

– Единственное, что я хочу увидеть, – захохотал завсегдатай, – это еще одну кружку эля.

Стрейтер выскользнул из шумного бара в тишину ночи и пошел на берег. По трапу поднялся на освещенную фонарями палубу «Принцессы». Калеб стоял у поручня и смотрел на огни Нью-Бедфорда. Черты лица молодого человека были неразличимы, но, казалось, светились бледным светом. В Стрейтере встрепенулось чутье балаганщика.

– У меня есть к тебе предложение, – сказал Стрейтер молодому человеку. – Если примешь его, я сделаю тебя богатым.

Калеб выслушал предложение Стрейтера и оценил его возможности. Через несколько недель по всему Нью-Бедфорду висели афиши и плакаты, выполненные в стиле, типичном для цирка, с объявлением:

ПРОГЛОЧЕН КИТОМ

Живой Иона рассказывает свою историю

Стрейтер снял для первого представления зал – и был вынужден отказать сотням желающих. На протяжении двух часов Калеб, стоя перед движущейся диорамой с гарпуном в руке, рассказывал свою волнующую историю.

На деньги, заработанные Калебом в плавании, Стрейтер нанял художника, который довольно точно изобразил действие на длинном куске ткани шириной несколько футов. Холст освещался сзади; медленно разворачиваясь, он изображал Калеба в вельботе, нападение кита, фантастическую картину – ноги, торчащие из челюстей гигантского млекопитающего. Были также изображены экзотические острова, поросшие пальмами.

Представление развлекало публику в церквях и городах по всему Восточному побережью. Стрейтер продавал буклеты, в которых ради оживления истории изображались полуголые туземные девушки. Через несколько лет Стрейтер и Калеб отошли от дел; к этому времени они были богаты, как самые удачливые капитаны-китобои.

Стрейтер купил в Нью-Бедфорде дом, а Калеб – особняк, похожий на свадебный торт, в деревушке Фэйрхевен на другом берегу залива в городе китобоев. Из башенки на крыше он наблюдал за отплытием и возвращением китобоев. И редко появлялся на улице при свете дня.

Выходя из дома, он закрывал голову и лицо капюшоном.

Соседи прозвали его Призраком; однако они оберегали уединение своего доморощенного Ионы, потому что Калеб стал щедрым благотворителем: он использовал свое богатство на строительство для общины школы и библиотеки.

Хозяин провел Стрейтера в большую комнату, совершенно пустую, если не считать удобного вращающегося кресла в центре. Вдоль стен располагалась диорама из балагана. Сидя в кресле, можно было поворачиваться и видеть историю «живого Ионы» от начала до конца.

– Ну, что думаешь? – спросил Калеб друга.

Стрейтер покачал головой.

– Мне почти захотелось снова пуститься в дорогу с этим представлением.

– Давай поговорим об этом за стаканом вина, – сказал Калеб.

– Боюсь, у нас нет на это времени, – ответил Стрейтер. – Я к тебе с весточкой от Натана Доббса.

– Старшего сына капитана?

– Верно. Его отец умирает и хочет тебя видеть.

– Умирает! Не может быть! Ты сам говорил, что капитан здоров и силен, как молодой бычок.

– Его свалила не болезнь. На одной из его фабрик произошел несчастный случай. Упал ткацкий станок и раздавил ему ребра.

Со старческого лица Калеба сбежала последняя краска.

– Когда я могу его увидеть? – задал вопрос он.

– Надо ехать немедленно, – произнес Стрейтер. – Ему недолго осталось.

Калеб встал с кресла.

– Возьму пальто и шляпу.

* * *

Дорога к дому Доббса огибала Нью-Бедфордскую гавань и поднималась по Каунти-стрит. Подъездной путь и улица были уставлены экипажами. Натан Доббс встретил Калеба и Стрейтера у двери и поблагодарил за быстрый приезд. Он был высок и худощав, копия отца.

– С сожалением узнал о болезни вашего отца, – сказал Калеб. – Как капитан Доббс?

– Боюсь, он уже не жилец. Я отведу вас к нему.

В просторной гостиной и примыкающих к ней коридорах толпились десятеро детей капитана и его бесчисленные внуки. Когда вошел Натан Доббс в сопровождении Стрейтера и необычной фигуры в капюшоне, все замолчали. Натан пригласил Стрейтера располагаться поудобнее и отвел Калеба в комнату капитана.

Капитан Доббс лежал в кровати, возле него хлопотали жена и семейный врач. Они хотели, чтобы в комнате было темно, как диктовала тогдашняя медицинская практика, но капитан настоял на том, чтобы шторы раздернули и впустили солнце.

Луч медового осеннего солнца упал на морщинистое лицо умирающего. Хотя его львиная грива кое-где стала серебристо-серой, лицо выглядело моложе, чем можно было ожидать от человека шестидесяти с лишним лет. Но взгляд Доббса был отчужденным, далеким, словно он уже видел приближающуюся смерть. Жена капитана и врач отошли, Натан задержался у двери.

Доббс увидел гостя и сумел улыбнуться.

– Спасибо, что пришел, Калеб, – сказал капитан. Голос его, когда-то гремевший на корабле, превратился в хриплый шепот.

Калеб откинул капюшон.

– Вы сами сказали мне, чтобы я никогда не сомневался в приказах капитана.

– Да, – хрипло произнес Доббс. – А сейчас я дам тебе совет получше, новичок. Не суй нос не в свои дела. Я пытался поправить тяжелый ткацкий станок. И отскочил недостаточно проворно, когда он наклонился.

– Мне жаль, что вам не повезло, капитан.

– Не надо меня жалеть. У меня верная жена, красивые дети и внуки, которые понесут мое имя.

– Хотел бы я сказать то же самое, – с горечью ответил Калеб.

– Ты хорошо поступаешь, Калеб. Я знаю о твоей щедрости.

– Щедрость легко проявить, если не с кем разделить богатство.

– Ты делишься с соседями. И я слышал о твоей замечательной библиотеке по нашей прежней профессии.

– Я не пью и не курю. Мой единственный порок – книги. Профессия китобоя дала мне жизнь. И я стараюсь собрать все книги о нашем прежнем занятии.

Капитан закрыл глаза и как будто бы отключился, но спустя несколько мгновений его глаза снова открылись.

– Я хочу кое-чем поделиться с тобой.

Подошел сын капитана и протянул Калебу шкатулку красного дерева. Внутри лежал гроссбух. Калеб сразу узнал поблекший синий переплет.

– Судовой журнал «Принцессы», капитан?

– Да, и он твой, – ответил тот. – Для твоей большой библиотеки.

Калеб убрал руки.

– Я не могу взять это у вас, сэр.

– Выполняй приказ капитана, – буркнул Доббс. – Моя семья согласна, чтобы ты его получил. Я прав, Натан?

Сын капитана кивнул.

– Это и желание семьи, мистер Най. Мы не можем назвать более достойного человека.

Капитан неожиданно поднял руку и положил на журнал.

– Очень странно, – сказал он. – На том острове дикарей произошло что-то необыкновенное. И я до сего дня не знаю, дело это бога или дьявола.

Капитан закрыл глаза. Он дышал с трудом, из его горла вылетел сип. Он звал жену.

Натан мягко взял Калеба за руку и вывел его из комнаты. Снова поблагодарил за приезд, а потом сказал матери, что время отца пришло. Верная семья устремилась в комнату капитана, и Стрейтер с Калебом остались в гостиной одни.

– Умер? – спросил Стрейтер.

– Еще нет, но скоро.

Калеб показал Стрейтеру журнал.

– Я предпочел бы что-нибудь из состояния Доббса, – фыркнул Стрейтер.

– Для меня это сокровище, – сказал Калеб. – К тому же денег у тебя больше, чем ты сумеешь истратить за всю жизнь, друг мой.

– Тогда придется жить долго, – проговорил Стрейтер, посмотрев в сторону спальни.

Они вышли из дома и сели в карету Стрейтера. Калеб крепче прижал к себе журнал и унесся мыслями к далекому острову и его свирепым жителям, к своему маскараду, роли атуа, к болезни и странным голубым огням. Он бросил последний взгляд на дом и вспомнил слова умирающего капитана.

Доббс прав. Дело поистине странное.

Глава 1

Мурманск, Россия, наши дни

Командир одного из самых страшных орудий уничтожения, какие изобретало человечество, Андрей Василевич когда-то обладал властью стирать с лица земли целые города с миллионами людей. Если бы между Советским Союзом и Соединенными Штатами разразилась война, подводная лодка класса «Тайфун», которой командовал Василевич, выпустила бы по Соединенным Штатам двадцать межконтинентальных баллистических ракет, обрушив на американскую землю двести ядерных боеголовок.

За долгие годы после отставки Андрей Василевич не раз с облегчением вздыхал оттого, что так и не получил приказа дать залп ядерной смерти и разрушения. Капитан второго ранга, он без вопросов выполнил бы приказ правительства. Приказ есть приказ, каким бы жестоким он ни был. Командир атомной подводной лодки – орудие своего государства и не может позволить себе эмоции. Но когда старый морской волк, солдат холодной войны, расставался со своим кораблем, подводной лодкой, неофициально известной под названием «Медведь», сентиментальные слезы покатились по его щекам.

Он стоял на пристани, с которой открывался вид на Мурманск, и следил за подлодкой, идущей к выходу из гавани. Высоко поднял в воздух серебряную фляжку с водкой, приветствуя корабль, прежде чем сделать глоток, и мыслями вернулся к тем временам, когда на своем устрашающем корабле бороздил воды Северной Атлантики.

«Тайфун» – самая большая из известных подводных лодок: длина пятьсот семьдесят футов, ширина – семьдесят пять. Длинная передняя палуба уходит далеко вперед от массивной, сорок два фута высотой, конической башни, или паруса, давая место двадцати большим камерам для баллистических ракет, расположенных в два ряда. Такая конструкция обеспечивала «Тайфуну» уникальный профиль.

Уникальность конструкции корпуса касалась не только металлической оболочки. Вместо одного прочного корпуса, как у большинства субмарин, «Тайфун» имел два параллельных корпуса. Это обеспечивало «Тайфуну» грузоподъемность в пятнадцать тысяч тонн и площадь под небольшой спортивный зал и сауну. Над всем корпусом располагались спасательные камеры. Рубка и центр управления оружием размещались под конической башней.

«Медведь», одна из шести лодок класса «Тайфун 941», был, как и остальные пять, выпущен в 1980-е годы и включен в состав Северного флота как первая часть флотилии атомных подлодок, размещенных в Нерпичьей. Леонид Брежнев в одной из своих речей назвал эту модель «Тайфуном», и название закрепилось. Во флоте Соединенных Штатов их называли подводными лодками класса «Акула».

Несмотря на огромные размеры, «Тайфун» мог развивать скорость двадцать пять узлов под водой и вдвое меньше на поверхности. Он мог резко поворачивать, уходить на большую глубину и оставаться под водой сто восемьдесят дней, выполняя эти маневры с помощью самого мощного и самого бесшумного из существующих двигателей. На корабле больше ста шестидесяти человек экипажа. В каждом корпусе реакторная установка приводила в движение паровую турбину мощностью пятьдесят тысяч лошадиных сил, которая, в свою очередь, вращала один из винтов. Два двигателя позволяли лодке висеть неподвижно или маневрировать.

Подводные лодки класса «Тайфун» пережили свою военную и политическую востребованность и в конце 1990-х годов были сняты с вооружения. Кто-то предложил использовать их для перевозки грузов подо льдом в Северном океане, заменив ракетный отсек грузовым трюмом. Пошли слухи, что «Тайфун» продадут тому, кто дороже купит.

Капитан предпочел бы, чтобы лодка пошла на лом, а не превращалась в подводное грузовое судно. Какой бесславный конец для грозной боевой машины! В свое время о могущественном «Тайфуне» писали книги и снимали фильмы. Капитан забыл, сколько раз смотрел «Охоту за “Красным Октябрем”.[184]

Центральное конструкторское бюро морской техники наняло Василевича для наблюдения за ходом конверсии. Ядерные ракеты давно были убраны согласно одному из условий договора с США, которые тоже согласились уничтожить свои ракеты, способные разрушить города.

Андрей Василевич присматривал за уборкой массивных бункеров, на месте которых расположится грузовой отсек. Определенные усовершенствования должны были облегчить погрузку и выгрузку. Нынешний экипаж численностью в половину от обычного доставит лодку покупателю.

Капитан отпил еще глоток водки и сунул фляжку в карман. Прежде чем уйти с причала, он не удержался и бросил последний взгляд на «Тайфун». Лодка вышла из гавани и шла в открытом море навстречу неведомой судьбе. Он плотнее закутался в плащ от резкого влажного морского ветра и пошел к своей машине.

Василевич слишком долго жил в этой стране, чтобы все принимать за чистую монету. Подводную лодку предположительно продали международной грузовой компании, базирующейся в Гонконге, но договор о продаже напоминал матрешку, без детально прописанных подробностей.

У капитана были свои соображения насчет будущего корабля. Подводная лодка с большой дальностью хода и вместительным грузовым трюмом прекрасно подходила для перевозки контрабанды. Но он держал свои мысли при себе. В современной России тем, кто слишком много знает, было небезопасно жить. Чем будет заниматься у нового хозяина этот реликт холодной войны, его не касалось. Договор изобиловал двусмысленностями и темными местами, но капитан знал, что уточнять неразумно, а самое лучшее вообще о них не знать.

Глава 2

Провинция Аньхой, Китайская Народная Республика

Вертолет появился ниоткуда и кружил над деревней, как шумная стрекоза. Оторвав взгляд от руки мальчика, которую перевязывала, доктор Сун Ли смотрела, как вертолет завис в воздухе и начал спускаться на поле у околицы деревни.

Доктор погладила мальчика по голове и приняла от благодарных родителей плату – несколько яиц. После обработки мылом, горячей водой и травяной припаркой рана быстро заживала. Без медицинского оборудования, почти без лекарств, молодая женщина использовала, что могла из подручных средств.

Ли отнесла яйца в свою хижину и присоединилась к шумной толпе на поле. Взбудораженные крестьяне – многие из них впервые видели летательный аппарат так близко – обступили вертолет. Она заметила правительственные символы на фюзеляже и задумалась, кто из Министерства здравоохранения мог прибыть в глухую деревню.

Дверь вертолета раскрылась, и показался невысокий мужчина в деловом костюме и галстуке. Он бросил взгляд на толпу, и на его широком лице появилось выражение ужаса. Он вернулся бы в вертолет, если бы Ли не пробилась через толпу и не обратилась к нему.

– Добрый день, доктор Чуань, – крикнула она достаточно громко, чтобы перекрыть шум толпы. – Вот это сюрприз!

Мужчина осторожно осмотрел толпу.

– Не ожидал столь шумного приема.

Доктор Ли рассмеялась.

– Не волнуйтесь, доктор. Большинство этих людей – мои родственники. – Она показала на пожилую пару со сморщенными улыбающимися лицами. – Вот мои родители. Сами видите, они совершенно не опасны.

Она взяла доктора Чуаня за руку и провела через толпу зрителей. Крестьяне пошли за ней, но она мягко объяснила, что хочет поговорить с гостем наедине.

Вернувшись в хижину, она предложила гостю потрепанный складной стул, на котором принимала пациентов. Чуань носовым платком вытер потную лысину и стер грязь с начищенных кожаных ботинок. Ли вскипятила на походной плитке воду и налила гостю чай. Чуань осторожно отпил, словно не был уверен, чистая ли чашка.

Сама села на старый стул, на который садились ее пациенты.

– Как вам мой кабинет? Более скромных пациентов я принимаю в хижине. А животных лечу на их территории.

– Да, это вам не Гарвардская медицинская школа, – сказал Чуань, с любопытством оглядывая хижину с земляными стенами и тростниковой крышей.

– Это вообще ни на что не похоже, – сказала Ли. – Но есть и преимущества. Пациенты платят мне овощами и яйцами, так что я никогда не голодаю. Дорожное движение не такое шумное, как на Гарвард-сквер, зато совершенно невозможно раздобыть кофе глясе.

Чуань и Ли познакомились много лет назад на встрече азиатских студентов с преподавателями медицинского факультета Гарвардского университета. Он работал в Национальной лаборатории медицинской молекулярной биологии в качестве приглашенного преподавателя из Китая. Она заканчивала аспирантуру по специальности «вирусология». Быстрый ум и интеллигентность молодой женщины произвели большое впечатление на Чуаня, и после возвращения в Китай, где он занял высокий пост в Министерстве здравоохранения, их дружба продолжилась.

– Мы очень давно не общались. Вы, наверно, гадаете, зачем я здесь, – сказал Чуань.

Доктор Ли уважала Чуаня, он ей нравился, но он оказался в числе высокопоставленных медицинских чиновников, которые постоянно отсутствовали, когда ей необходимо было поговорить о своей судьбе.

– Вовсе нет, – с ноткой высокомерия ответила Ли. – Надеюсь, вы прилетели с извинениями от властей, которые так со мной обошлись.

– Государство никогда не признает свои ошибки, доктор Ли, но вы представить себе не можете, сколько раз я жалел, что не вступился за вас.

– Я понимаю, что правительство будет винить всех, кроме себя, доктор Чуань. Но вы представить себе не можете, сколько раз я жалела, что коллеги не вступились за меня.

Чуань сжал руки.

– Я не обижаюсь на вас, – сказал он. – Мое молчание было трусостью. Не стану говорить о коллегах. Могу только смиренно просить прощения за то, что не выступил публично в вашу защиту. Однако я много работал в кулуарах, чтобы избавить вас от тюрьмы.

Доктор Ли подавила желание показать, в каких условиях она живет и работает в нищей деревне. Она решила, что винить Чуаня несправедливо. Что бы он ни сделал, это ничего бы не изменило.

Она заставила себя улыбнуться.

– Извинения приняты, доктор Чуань. Я искренне рада вас видеть. Но, поскольку вы прилетели не с извинениями властей, что вы здесь делаете?

– Боюсь, я принес дурные вести. – Хотя они были одни, он понизил голос. – Она вернулась, – сказал он почти шепотом.

Ли почувствовала в животе ледяной комок.

– Где? – спросила она.

– К северу отсюда.

Он назвал далекую провинцию.

– Другие случаи были?

– Пока нет. Слава богу, это очень изолированная местность.

– Вы выделили вирус? Подтвердили его идентичность?

Он кивнул.

– Опять коронавирус.

– Когда его обнаружили впервые? И найден ли источник?

– Примерно три недели назад. Источник пока неизвестен. Правительство немедленно изолировало пострадавших и ввело карантин в деревнях, чтобы предотвратить распространение заболевания. На этот раз решили не рисковать. Мы работаем со Всемирной организацией здравоохранения и американским Центром контроля заболеваний.

– Очень непохоже на прежнюю реакцию.

– Правительство усвоило урок, – сказал Чуань. – Попытки скрыть прошлый случай распространения вируса ТОРС[185] повредили репутации Китая как зарождающейся мировой державы. В этот раз наши лидеры поняли, что сохранить тайну невозможно.

Китайское правительство подверглось международной критике за то, что скрыло от мирового сообщества первые случаи ТОРС и тем самым задержало изготовление вакцины и привело к многочисленным жертвам. Когда началась эпидемия, Сун Ли работала в Пекинской больнице. Она заподозрила, что опасность нешуточная, собрала факты и изложила свою точку зрения. Когда она потребовала от начальства серьезных действий, ей велели молчать. Но система Всемирной организации здравоохранения начала распространять предупреждение. Поездки прекратились, был введен карантин. Сеть международных лабораторий выделила вирус, который раньше никогда не встречался у человека. Болезнь назвали ТОРС – «тяжелый острый респираторный синдром».

Вирус получил распространение в двух десятках стран на нескольких континентах, заразилось более восьми тысяч человек. Почти тысяча из них умерли, и едва удалось предотвратить пандемию. Китайское правительство арестовало врача, рассказавшего о том, что случаи заболевания замалчивают, а инфицированных прячут в дальних больницах, чтобы о них не узнала ВОЗ. Преследованию подверглись и другие врачи, пытавшиеся раскрыть тайну. Среди них была Сун Ли.

– Скрыть случаи заболевания было невозможно и в тот раз, – напомнила она Чуаню, не пытаясь сдерживать гнев. – Но вы все еще не сказали, какое отношение это имеет ко мне.

– Мы собираем исследовательскую группу и хотим, чтобы вы вошли в нее, – сказал Чуань.

Гнев Ли вырвался наружу.

– Что я могу? – спросила она. – Я всего лишь сельская знахарка, лечу опасные болезни травами и заклинаниями.

– Умоляю, отбросьте личную обиду, – сказал Чуань. – Вы одна из первых определили появление ТОРС. Вы нужны нам в Пекине. Ваш опыт в вирусологии и эпидемиологии будет бесценным для выработки ответных мер. – Чуань молитвенно сложил руки. – Хотите, я встану на колени?

Она смотрела на его искаженное болью лицо. Чуань был блестящим специалистом. Можно ли было ожидать от него еще и смелости? Смягчив тон, она сказала:

– Не нужно, доктор Чуань. Я сделаю, что в моих силах.

Лицо его просветлело.

– Запомните мои слова, – сказал он. – Вы не пожалеете о своем решении.

– Я знаю, что не пожалею, – ответила Ли, – особенно если вы выполните мои условия.

– Чего вы хотите? – осторожно спросил Чуань.

– Мне нужны медицинские припасы, необходимые для работы в этой деревне в течение полугода… Нет, в течение года. И распространите это условие на соседние деревни.

– Договорились, – сказал Чуань.

Ли выругала себя за то, что потребовала так мало.

– Когда я вам понадоблюсь? – спросила она.

– Немедленно, – сказал Чуань. – Вертолет ждет. Я хочу, чтобы вы выступили на симпозиуме в Пекине.

Ли перебирала в уме необходимые дела. Хижину она снимает. Все ее имущество умещается в небольшой сумке. Ей остается только известить старейшин деревни и попрощаться с родителями и пациентами. Ли встала и протянула руку, чтобы закрепить сделку.

– Договорились, – сказала она.

* * *

Три дня спустя доктор Ли стояла за кафедрой на возвышении в Министерстве здравоохранения в Пекине и собиралась с духом: ей предстояло выступить перед двумя сотнями специалистов со всего мира. Женщина, стоявшая на возвышении, ничем не напоминала сельского врача, при свете свечи принимавшего рождавшихся на свет младенцев и поросят. Она была в деловом костюме в тонкую полоску и в красной блузе, на шее повязан розовый шарф. Легкая косметика сделала более светлой кожу, потемневшую от деревенской жизни. Ли радовалась, что никто не видит ее мозолистых рук.

Вернувшись в Пекин, она прежде всего предприняла разнузданный шопинг за счет Китайской Народной Республики. В первом же магазине она выбросила в урну хлопчатобумажные куртку и брюки. И с каждой новой покупкой в самых дорогих бутиках Пекина постепенно возвращала себе пошатнувшуюся было самооценку.

Сун Ли было тридцать с небольшим, но выглядела она моложе: стройная, узкобедрая, с маленькой грудью и длинными ногами. Фигура хорошая, но не слишком заметная, зато лицо заставляло всех обязательнопосмотреть на нее еще раз. Длинные темные ресницы затеняли внимательные блестящие глаза, а полные губы то дружелюбно улыбались, то слегка морщились, когда их хозяйка задумывалась. Работая в деревне, Сун Ли убирала волосы в длинный конский хвост и прятала под шапкой, какие носили солдаты в эпоху Великого похода Мао. Но сейчас они были коротко подстрижены и уложены в модную прическу.

В Пекине Ли побывала на нескольких брифингах и была поражена стремительной реакцией на последнее появление вируса. В отличие от неторопливого развития событий несколько лет назад, сейчас во многих странах сразу были мобилизованы сотни исследователей и вспомогательный персонал.

Китай, игравший главную роль в борьбе с эпидемией, пригласил специалистов в Пекин, чтобы продемонстрировать свои решительные и жесткие действия. Такая быстрая мобилизация свидетельствовала об уверенности в возможности ликвидации этой серьезной проблемы: все, с кем говорила Ли, были убеждены, что удастся предотвратить распространение ТОРС, пока исследователи ищут источник, разрабатывают диагностику и создают вакцину.

Но доктор Ли не разделяла всеобщего оптимизма. Ее тревожило, что источник вируса не найден до сих пор. Виверры, которые были носителями ТОРС в первом случае, все уничтожены, так что, вероятно, вирус нашел другого хозяина: собак, кур, насекомых – кто знает? К тому же ее беспокоила необычная и совершенно не свойственная китайскому правительству открытость. Горький опыт убедил ее в том, что власть неохотно раскрывает свои тайны. Она бы не знала этих сомнений, если бы правительство не отказалось допустить ее в зараженную провинцию. Чересчур опасно, сказали ей, в провинции введен строжайший карантин.

Сейчас доктор Ли отбросила сомнения, сосредоточившись на устрашающей необходимости выступить перед аудиторией самых известных специалистов. Сердце бешено колотилось в груди. Проведя годы с крестьянами, чьей главной заботой был урожай риса, она нервничала перед выступлением. Новейшие компьютерные программы, способные показывать распространение эпидемии, не просто удивили ее, а окончательно лишили уверенности в себе. Она чувствовала себя пережитком каменного века, проспавшим во льду десять тысяч лет и внезапно оживленным.

С другой стороны, примитивная медицинская практика развила у нее бесценное внутреннее чутье, оказавшееся нужнее всех на свете таблиц и схем. Интуиция подсказывала ей, что праздновать рано. Как вирусолог, она знала поразительную способность вирусов изменяться и приспосабливаться. Как эпидемиолог, из собственного горького опыта усвоила, до чего быстро эпидемия может выйти из-под контроля. Но, возможно, она слишком пуглива. Ли изучила статистику, предоставленную Чуанем: дело как будто бы шло к локализации эпидемии.

Доктор Ли откашлялась и осмотрела аудиторию. Некоторые из слушателей знали о ее изгнании и даже, может быть, приложили к нему руку, но она отогнала чувство горечи.

– Перефразируя американского писателя Марка Твена, слух о моей профессиональной смерти сильно преувеличен, – сказала она с серьезным лицом.

И переждала волну аплодисментов.

– Должна признать, что я пришла к вам смиренно и униженно, – продолжала она. – Пока я занималась сельской практикой, мировая эпидемиология шла семимильными шагами. Меня поражает готовность государств всего мира объединиться для борьбы с новой вспышкой. Я горда тем, что моя страна играет в этой борьбе ведущую роль.

И улыбнулась, услышав аплодисменты. Она научилась этой игре. Тех, кто предвкушает гневные разоблачения политики прошлого, ждет разочарование.

– В то же время должна предупредить: самоуверенность и самоуспокоенность опасны. Любая эпидемия несет в себе семена пандемии. В прошлом такие пандемии не раз обрушивались на человечество и причиняли неизмеримые страдания.

Она вспомнила губительные вспышки болезни, начав с первой зарегистрированной пандемии, обрушившейся на Афины во время войны со Спартой. Римская пандемия 251 года н. э. уносила по пять тысяч жизней в день, константинопольская 452 года – по десять тысяч. Примерно двадцать пять миллионов человек умерли в Европе во время Черной смерти в 1340-е годы, и от сорока до пятидесяти миллионов унесла великая эпидемия инфлюэнцы в 1918 году. Она твердила – самодовольство опасно. И говорила о том, как ее радует отклик мирового сообщества на нынешнюю эпидемию.

Доктор Ли стеснялась аплодисментов. Возвращение в медицинское сообщество после нескольких лет изгнания было слишком стремительным. Она сошла со сцены, но не вернулась на место, а пошла к выходу. Глаза ее туманили слезы, ей необходимо было справиться с собой и с переполнявшими ее чувствами. Она пошла по коридору, наугад.

Кто-то позвал Ли по имени. Ее торопливо догонял доктор Чуань.

– Отличное выступление, – сказал он, запыхавшись.

– Спасибо, доктор Чуань. Через несколько минут я вернусь в зал. Вы же понимаете, для меня это сильное переживание. Но приятно слышать, что мировая пандемия нам не грозит.

– Напротив, доктор Ли, пандемия – это несомненная реальность. И она убьет миллионы, прежде чем удастся защититься.

Сун Ли посмотрела на дверь зала.

– Здесь я слышала совсем другое. Все настроены весьма оптимистично и уверены, что эпидемию удастся сдержать.

– Это потому, что выступающим известны не все факты.

– А каковы факты, доктор Чуань? Чем нынешняя эпидемия ТОРС отличается от предыдущей?

– Должен кое-что сообщить вам. История о новой вспышке ТОРС – выдумка.

Ли молча смотрела на Чуаня.

– О чем вы говорите?

– Причина эпидемии, которая нас тревожит, – совсем иной возбудитель. Разновидность вируса инфлюэнцы.

– Почему вы не сказали мне об этом? Почему позволили болтать о ТОРС?

– Увы, но ваше выступление – лишь дымовая завеса, которая должна скрыть тот факт, что вирус, с которым мы имеем дело, гораздо опаснее ТОРС.

– Специалисты, выступающие в этом зале, могут не согласиться…

– Это потому, что мы сообщаем им неверные сведения. Когда они попросили штаммы для исследований, мы дали им старый вирус ТОРС. Мы пытаемся предотвратить панику.

У Ли пересохло в горле.

– Каков новый возбудитель?

– Мутировавшая форма старого штамма инфлюэнцы. Она распространяется быстрей, и уровень смертности гораздо выше. Смерть наступает быстрее и чаще. Вирус невероятно адаптивен.

Доктор Ли недоверчиво смотрела на него.

– Неужели эта страна не усвоила урок сохранения в тайне действительного диагноза?

– Мы хорошо его усвоили, – ответил доктор Чуань. – Китай работает с Соединенными Штатами. Мы договорились с американцами засекретить существование нового возбудителя.

– Мы уже пережили не единожды ситуацию, когда секретные информации оплачиваются человеческими жизнями, – сказала Ли.

– Но мы знаем также, к чему приводит вынужденный карантин, – сказал Чуань. – Нападения на больницы, перебои в сообщении и торговле. По всему миру люди громили китайские кварталы. Сейчас сказать правду невозможно. Пока мы не создадим вакцину, остановить эту инфекцию нельзя.

– Вы уверены?

– Можете не верить мне на слово. У американцев гораздо более совершенные компьютеры. Они разработали модель, согласно которой мы временно локализовали очаги распространения болезни. Но со временем инфекция вырвется за кордоны, и мы получим мировую пандемию.

– Почему вы не сообщили мне это в провинции? – спросила Ли.

– Боялся, что вы все еще считаете меня предателем и не поверите мне, – сказал Чуань.

– А почему я должна верить вам сейчас?

– Потому что я говорю правду… Клянусь.

Доктор Ли, смущенная и рассерженная, ни на минуту не усомнилась в искренности доктора Чуаня.

– Вы упомянули вакцину, – нетерпеливо напомнила Ли.

– Над ней работает много лабораторий, – ответил он. – Наиболее многообещающие результаты получены в американской лаборатории в Боунфиш-Ки во Флориде. Там считают, что вещество, полученное при медико-биологических исследованиях океана, даст вакцину, способную остановить агрессивного возбудителя.

– Вы хотите сказать, что единственное перспективное средство профилактики есть всего в одной лаборатории?

Несмотря на серьезность ситуации, Ли едва не рассмеялась, таким нелепым показалось ей подобное заявление.

Открылась дверь аудитории, и люди потянулись в коридор. Чуань понизил голос.

– Средство еще разрабатывается, – прошептал он, – но мы возлагаем на него большие надежды. И дело пойдет быстрее, если вы будете представлять там Китайскую Народную Республику.

– Правительство хочет, чтобы я отправилась в Боунфиш-Ки? – спросила она. – Кажется, меня «реабилитировали». Я готова сделать все, что смогу. Но вы все ставите на одну вакцину. А если она не поможет?

На лице Чуаня появилось загнанное выражение, и он негромко произнес:

– Тогда нас спасет только божественное вмешательство.

Глава 3

Эпидемия инфлюэнцы 1918 года вспыхнула неожиданно и обрушилась на мир, который разорвала на части опустошительная война и который только начинал залечивать раны. Эпидемия прокатилась по Испании, скосив восемь миллионов человек, и поэтому болезнь назвали испанкой; прошла она и по многим другим странам, включая Америку. В считаные месяцы она охватила весь мир. Средства от нее не было. Жертвы заболевали утром, за несколько часов их тело покрывалось характерной коричневато-красной сыпью, и к вечеру они умирали. Умерли миллионы, переболел миллиард. Прежде чем выдохнуться в 1919 году, инфлюэнца убила больше людей, чем погибло в самой жестокой войне. Это было хуже Черной смерти.

Доктор Ли не могла выбросить из головы эту мрачную статистику, пока летела в самолете, чтобы ступить на землю Боунфиш-Ки. Она прилетела из Форт-Майерса и на лимузине[186] доехала до Пайн-Айленд-Марины, где ее встретил колоритный местный житель по имени Дули Грин. Он отвез ее на лодке через мангровые заросли на остров. На причале ждал человек.

– Здравствуйте, доктор Ли, – сказал мужчина, протягивая руку. – Меня зовут Макс Кейн. Добро пожаловать на Фантастический остров. Я главный в здешнем маленьком раю.

В выгоревшей гавайке и потрепанных шортах Кейн больше походил на бездельника с пляжа, чем на известного микробиолога, чье авторитетное резюме она только что прочла. Китайского ученого такого масштаба невозможно было представить без белого халата.

– Рада знакомству, доктор Кейн, – сказала Ли, разглядывая колышущуюся листву пальм и белое здание на длинном травянистом подъеме в нескольких сотнях футов от причала. – Никогда не видела исследовательскую лабораторию в таком живописном месте.

Кейн криво улыбнулся.

– Оно и вполовину не так живописно, как ее нынешние обитатели. – Он быстро поднял ее сумку и пошел в глубину острова. – Идемте, я покажу, где вы будете жить.

Они поднялись по лестнице, врезанной в бок холма, и по усыпанной раковинами тропе прошли к нескольким аккуратным хижинам, выкрашенным в цвет розового фламинго с белой отделкой. Кейн открыл дверь одной такой хижины и пропустил Ли внутрь. В небольшой комнате стояли кровать, стул, туалетный столик и еще письменный стол.

– Не «Ритц», – сказал Кейн, – но есть все необходимое.

Ли вспомнила свою однокомнатную хибару в деревне.

– Я уверена, что здесь мне будет очень удобно.

Кейн положил сумку на кровать.

– Рад слышать, доктор Ли, – миролюбиво сказал он. – Как перелет?

– Слишком долгий, – ответила она, подчеркнув ответ преувеличенно раздраженным вздохом. – Но вернуться в США приятно.

– Я слышал, вы какое-то время провели в Гарварде, – сказал Кейн. – Мы ценим вашу готовность вернуться в нашу страну и помочь нам.

– Разве я могла не приехать, доктор Кейн? – взволнованно выговорила Ли. – До сих пор Земле везло. Несмотря на все усилия, мы так и не получили вакцину от инфлюэнцы 1918 года. Теперь мы имеем дело с природным мутантным штаммом этого вируса. Очень сложным. И исход зависит от нашей работы здесь. Когда я смогу приступить?..

Макс Кейн улыбнулся.

– Давайте я угощу вас чем-нибудь прохладительным, – предложил он, – и потом все тут покажу, если хотите.

– Когда меня настигает синдром смены часовых поясов, я буду засыпать на ходу, но сейчас – пожалуйста, – ответила Ли.

Они вернулись во дворик белого здания, похожего на санаторный корпус. Сун устроилась в деревянном шезлонге, а Кейн ушел в дом и вернулся с двумя стаканами мангово-апельсинового сока со льдом. Прихлебывая вкусный напиток, Ли разглядывала окрестности. Она полагала, что секретный исследовательский центр, работы которого имели мировое значение, прячется за оградой со множеством охранников, и, не увидев ничего такого, не справилась с удивлением.

– Трудно представить, что в лаборатории выполняют столь важные работы, – сказала она. – Здесь так мирно и спокойно.

– Если бы мы обнесли здание изгородью со сторожевыми вышками, люди удивились бы. Мы постарались сохранить видимость сонного маленького центра отдыха. Решили, что лучшая стратегия – спрятать главное у всех на виду. На веб-сайте сказано, что это частная собственность, а наша работа чрезвычайно скучна и желающих приехать сюда мало. Вероятно, вы заметили, что на острове повсюду поставлены знаки «Частная собственность». К нам поступает очень мало просьб посетить центр, и нам удается отказаться от них.

– А где лабораторные корпуса?

– Когда речь зашла о помещениях для исследований, пришлось проявить изобретательность и хитрость. В глубине острова есть три лабораторных корпуса. Они очень хорошо замаскированы. Google Earth показывает только деревья.

– А как же охрана? Я не видела охранников.

– О, они здесь, будьте уверены, – с напряженной улыбкой ответил Кейн. – Весь штат кухни и обслуживающий персонал – сотрудники службы безопасности. Есть центр электронного наблюдения, который в режиме двадцать четыре / семь следит за всеми, кто слишком близко подходит к острову. У них повсюду расставлены камеры.

– А как же человек с водным такси, мистер Грин? Он тоже элемент обмана?

Кейн улыбнулся.

– Дули очень полезен в качестве прикрытия. Когда-то он работал на здешнем курорте, пока ураган «Чарли» не разорил пансионат. Устраиваясь здесь, мы перевезли оборудование и персонал в своих лодках, но нам нужен был человек, который перевозил бы с материка и на материк припасы и людей. Дули никогда не заходит на остров дальше причала. Он приличный болтун, поэтому если и расскажет что-нибудь, все подумают, что это враки.

– Он меня расспрашивал. Я постаралась отвадить его.

– Не сомневаюсь, через несколько часов весь Пайн-Айленд будет знать о вашем приезде, но вряд ли кто-нибудь заинтересуется.

– Это хорошо. Должна признаться, я слегка нервничаю от сознания грандиозности задачи и возможных последствий в случае неудачи.

Он подумал и сказал:

– Я оптимист; судя по тому, что мы уже успели сделать, все получится.

– Не в обиду будь сказано, но мне было бы спокойней, если бы я знала, на чем основан ваш оптимизм.

– Скептицизм – кровь любого научного исследования, – процитировал Кейн, разводя руками. – Наша работа сложна, но не сверх меры. Мы знаем, что нужно сделать. Самое трудное – именно делать это. Вы же знаете, с вирусами ни в чем нельзя быть уверенным.

Сун Ли кивнула.

– Если не считать человека, – сказала она, – на земле нет ничего более захватывающего, чем вирус. Какова была ваша стратегия?

– Вы готовы к прогулке? Мне лучше думается на ходу.

Они пошли по усыпанной ракушками тропинке – одной из прогулочных дорожек, оставшихся со времен курорта.

– Я знаю, что вы работали в «Харбор бранч»,[187] – сказала Ли.

– Я там работал несколько лет, – подтвердил Кейн. – Биомедицинские океанические исследования находятся в младенческом состоянии, но наша лаборатория одной из первых осознала неограниченные возможности использования морских организмов в фармацевтике. Мы поняли, что морские организмы должны были выработать собственные оригинальные механизмы выживания в водной среде.

– А как вы оказались в Боунфиш-Ки?

– В «Харбор бранч» исследовали разные вещества морского происхождения, а я хотел сосредоточиться исключительно на противовирусных агентах, поэтому ушел оттуда и на деньги фонда создал новую лабораторию. После урагана «Чарли» остров Боунфиш-Ки продавался с аукциона. Фонд купил его и отремонтировал уцелевшие здания.

– Очевидно, вы добились успеха, – сказала Ли.

– В смысле науки все обстояло прекрасно, – согласился Кейн, – но в прошлом году у фонда иссякли средства. Наследники нашего благотворителя оспорили в суде законность его завещания и выиграли дело. Я умудрился удержать лабораторию на плаву; совестно признаться – спасло развитие событий в Китае. Вскоре мы бы все равно закрылись.

– Можете не извиняться, – сказала Ли. – Мы, китайцы, изобрели ян и инь. Противоположные силы могут создавать положительный результат. Расскажите, как Боунфиш-Ки стал центром исследований новейшей эпидемии. Я слышала только отрывки этой истории.

– Во многом случайно, – ответил Кейн. – Я председатель совета, который докладывает правительству об открытиях, могущих иметь последствия для нашей обороны и политики. И, как обычно, отправил в Центр контроля заболеваний сообщение о возможном прорыве в исследованиях в области противовирусных средств. Когда в Китае выявили новый штамм вируса, нам предложили попробовать найти способ борьбы с ним. И финансирования хватило, чтобы быстро развернуть работу.

– Вы сказали, что ход исследований внушает вам оптимизм.

– Да, с некоторыми оговорками. Вы сами вирусолог и знаете, сколько препятствий может возникнуть во время создания противовирусного агента.

Ли кивнула.

– Я по-прежнему поражаюсь сложности механизмов, втиснутых в то, что на самом деле всего лишь обрывок нуклеиновой кислоты, обернутый белком.

Теперь кивнул Кейн.

– Я всегда считал, что отсутствие окаменевших следов ископаемых вирусов – доказательство их инопланетного происхождения.

– Вы не один отстаиваете теорию вторжения чуждой жизни, – сказала Ли, – но бороться с вирусами приходится земными средствами. – Она улыбнулась. – Или, в вашем случае, морскими. Чем я могу помочь, пока буду у вас?

– Мы сосредоточились на одном определенном противовирусном средстве. Ваш опыт вирусолога помог бы провести его испытания. В то же время, – добавил он, – я бы попросил вас разработать эпидемиологический план оптимального использования вакцины, как только она будет синтезирована.

– Насколько вы близки к синтезу? – спросила она.

– Хотелось бы подойти еще ближе, но результат близок.

Кейн свернул на утоптанную тропинку, отходящую от основной прогулочной дорожки. Примерно через сто футов тропинка привела к шлакоблочному зданию. Здесь перед дверью из армированной стали стоял мужчина, одетый в желто-коричневые шорты и синюю футболку, его можно было принять за представителя обслуживающего персонала, если бы на его широком кожаном поясе висели инструменты, а не оружие. Человек не удивился, увидев их. Сун Ли вспомнила слова Кейна о том, что здесь повсюду камеры.

Он открыл дверь и посторонился, пропуская посетителей. В здании было прохладно и темно; из дюжины емкостей с различными видами морской жизни исходило свечение. Слышалось негромкое гудение насосов, обеспечивающих циркуляцию воды.

Когда они проходили мимо рядов емкостей, Кейн сказал:

– Мы исследовали все эти организмы, но после звонка из Центра контроля заболеваний пришлось все отодвинуть на второй план.

Он провел Ли к боковой двери и набрал на замке код. За дверью оказалась небольшая совершенно темная комната; только из вертикального трубообразного сосуда лился холодный голубой свет. Светились несколько круглых существ, которые в бесконечном танце поднимались и опускались в резервуаре.

Сун Ли зачаровали эти призрачные силуэты.

– Они прекрасны, – сказала она.

– Познакомьтесь с голубой медузой, доктор Ли, – предложил Кейн. – Теперь все исследования сосредоточены на этом дивном создании. Его яд – одно из самых сложных химических веществ, с какими мне приходилось иметь дело.

– Вы хотите сказать, что медуза – источник вещества, из которого вы надеетесь синтезировать вакцину?

– Да. Крошечное количество яда медузы смертельно для человека, однако от прекрасного существа в этом баке может зависеть судьба миллионов людей. Я сообщу вам подробности, когда вы отдохнете.

Мозг доктора Ли жаждал этих подробностей.

– Отдых мне не нужен, – заупрямилась она. – Хочу приступить немедленно.

Хрупкость и нежность розы скрывали шипы, отточенные в схватках Сун Ли с жестокосердными китайскими чиновниками. Несмотря на серьезность разговора, Кейн не смог сдержать легкую улыбку.

– Я представлю вас сотрудникам лаборатории.

Кейн провел Ли по лабораториям, знакомя с талантливыми учеными, занятыми в проекте «Голубая медуза». Особое впечатление на нее произвела Лоис Митчелл, первый помощник Кейна и менеджер проекта. Но тут ее наконец настиг джетлаг, и она отлично выспалась в своей удобной квартире. На другой день она окунулась в работу.

* * *

Все следующие дни доктор Ли вставала рано и работала допоздна. Единственным перерывом в ее плотном графике было плавание на каяке в мангровых зарослях. Однажды всех работников попросили собраться в гостиной. Доктор Кейн под аплодисменты объявил, что вещество, которое они искали, выявлено. Он с избранной группой добровольцев закроется в новой лаборатории и закончит синтез. Он не открыл, где эта новая лаборатория, объяснил только, что неподалеку от курорта. Ли согласилась остаться в сокращенном штате на Боунфиш-Ки, чтобы закончить свой эпидемиологический анализ и разработать процедуру иммунизации и план распространения вакцины.

Карантин не отменяли, но Ли знала, что распространение вируса – вопрос времени. Анализируя районы, зараженные вирусом, она постоянно сопоставляла новые данные с опытом борьбы с вирусом ТОРС. Тогда всех предположительно или вероятно инфицированных поместили в боксы с отрицательным давлением, отгороженные от внешнего мира двумя герметически закрытыми дверьми. Каждый выдох жертв фильтровали. Но вирус сумел вырваться, продемонстрировав свои фантастические способности к распространению.

На протяжении недель после отъезда основных специалистов в Боунфиш-Ки поступали сообщения из секретной лаборатории. Самым волнующим из них оказалась новость о синтезе токсина, что было прелюдией к созданию вакцины.

Подстегиваемая новостями об успешных исследованиях, Ли разрабатывала план распределения вакцины, способной сдержать эпидемию, пока та не превратилась в пандемию.

Доктор Чуань просил доктора Ли сообщать о прогрессе в исследованиях. Единственным местом на острове, где работал сотовый телефон, был верх старой водонапорной башни. Ли поднялась туда и передала своему старому учителю и другу весть об успехе.

Она не предполагала, что каждое ее слово ловит враждебное ухо.

Глава 4

Бермудские острова, три месяца спустя

Таксист осторожно разглядывал человека, стоявшего на обочине у выхода из бермудского аэропорта Уэйд. У его возможного клиента была растрепанная рыжая борода, а волосы собраны в короткий хвост, схваченный резинкой. Одет он был в вареные джинсы, кроссовки с красным верхом и помятый коричневый льняной пиджак поверх футболки с изображением Джерри Гарсии из «Grateful Dead», а на носу сидели темные очки а-ля Элтон Джон в простой пластиковой оправе.

– Пожалуйста, отвезите меня на корабельный причал, – сказал Макс Кейн.

Он открыл дверцу, бросил рюкзак на заднее сиденье и сел рядом с ним. Шофер пожал плечами и завел мотор. Клиент всегда прав.

Кейн откинулся на спинку и закрыл глаза. Голова лопалась. В последние двадцать четыре часа его нетерпение росло с каждой милей. Долгий перелет из Тихого океана в Северную Америку и следующие два часа от Нью-Йорка – ничто в сравнении с бесконечными минутами, пока такси добирается до пристани.

Пассажир попросил водителя остановиться у трапа судна с бирюзовым корпусом. Бросающаяся в глаза окраска и буквы НУМА на борту под названием судна «Уильям Биб» указывали, что оно принадлежит Национальному агентству подводных и морских работ, самой крупной в мире организации, изучающей океаны.

Кейн вышел из машины, расплатился с шофером, надел на плечо рюкзак и проворно поднялся по трапу. Молодая женщина с приятным лицом, в мундире морского офицера, встретила его теплой улыбкой.

– Добрый день, – поздоровалась она. – Меня зовут Марла Хайес. Могу я узнать ваше имя?

– Макс Кейн.

Она сверилась со списком и поставила галочку возле имени Кейна.

– Добро пожаловать на «Биб», доктор Кейн. Я покажу вам вашу каюту и проведу по судну.

– Простите, я очень долго добирался, и мне не терпится увидеть Б-3, так что, если не возражаете…

– Никаких проблем, – ответила Марла и повела Кейна на кормовой подзор.

Наблюдательное и исследовательское судно длиной двести пятьдесят футов было в мореходстве все равно что тяжелоатлет-профессионал. Корма была занята аппарелью и краном с А-образной стрелой, а под главное дело отдали именно кормовой подзор. На нем разместились лебедки и краны, с помощью которых ученые спускали на воду свои подводные аппараты и приспособления для исследования глубин. Взгляд Кейна упал на большой мандариново-оранжевый шар, лежащий в стальной люльке под большим краном. Из его поверхности выступали три иллюминатора, похожие на короткоствольные пушки.

– Вот он, – сказала Марла. – Я приду чуть позже.

Кейн поблагодарил молодую женщину и подошел к шару. Приближался он осторожно, словно опасался, что необычный предмет подскочит на четырех ножках, приделанных к его дну. Обойдя шар, он увидел мужчину в гавайской рубашке и шортах; тот стоял перед круглым отверстием в шаре диаметром чуть больше фута. Голова человека была внутри шара, плечи торчали из люка, словно его глотало пучеглазое чудовище. Крепкие словечки, доносившиеся изнутри, звучали так, словно все это происходило на пиратском корабле.

Кейн поставил рюкзак на палубу и спросил:

– Тесновата квартирка?

Мужчина попятился, ударившись головой, изрыгнул еще несколько изощренных проклятий и отбросил с глаз, голубых, как коралл в спокойной воде, прядь серебристо-седых волос. Он улыбнулся, показав абсолютно белые зубы, особенно выделявшиеся на загоревшем за годы в море лице.

– Очень тесная. Мне понадобятся обувной рожок и банка крема, чтобы забраться в этого допотопного беженца с морской помойки.

Из отверстия показалось смуглое лицо и сказало:

– Брось ты это, Курт. Тебя придется намазать WD-40[188] и загнать сюда кувалдой.

От столь неприятной перспективы широкоплечий мужчина поморщился. Он протянул руку:

– Меня зовут Курт Остин. Я руковожу проектом экспедиции «Батисфера-3».

Второй выбрался из шара ногами вперед и представился:

– Джо Завала. Инженер проекта Б-3.

– Приятно познакомиться. Меня зовут Макс Кейн. – Кейн указал пальцем на шар: – И мне предстоит нырнуть на полмили в этом беглеце с морской помойки.

Остин улыбнулся, переглянувшись с Завалой.

– Рад знакомству, доктор Кейн. Простите, что усомнился в вашем здравомыслии.

– Вы не первый упрекнули бы меня в том, что у меня не все дома. Когда занимаешься чистой наукой, к этому привыкаешь. – Кейн снял очки, демонстрируя голубые глаза Деда Мороза. – Пожалуйста, зовите меня «док».

Остин указал на оранжевый шар.

– Пожалуйста, не обращайте внимания на мои предыдущие замечания, док. Перед вами очень серьезный случай из разряда «близок локоть, да не укусишь». Я бы мигом погрузился, будь батисфера чуть больше. Джо лучший глубоководник в нашей лавочке. Он сделал этот водолазный колокол таким же безопасным, как любые подводные лодки НУМА.

Завала оценивающе оглядел шар.

– Я использовал технологию, недоступную в тридцатые годы, но в основе оригинальная конструкция Биба—Бартона, в которой в 1934 году был установлен рекорд погружения, 3028 футов. Их батисфера прекрасна в своей простоте.

– Сейчас шарообразная конструкция кажется нам очевидной, – сказал Кейн. – Но вначале Уильям Биб считал, что лучше подойдет цилиндр. Беседуя со своим другом Тедди Рузвельтом за много лет до погружения, он нарисовал схему на салфетке. Рузвельт не согласился и нарисовал круг, сказав, что предпочитает колокол в форме шара. Позже, увидев шарообразную конструкцию Отиса Бартона, Биб понял, что это единственный способ справиться с давлением на большой глубине.

Завала уже слышал эту историю.

– Биб понял, что концы цилиндра вдавит от давления, – подхватил он рассказ, – а в случае шара давление распределится более равномерно по всей поверхности. – Он присел возле шара и провел рукой по толстым полозьям, на которых были укреплены ножки. – Я добавил в эти полозья мешки плавучести. Это всего лишь проявление инстинкта самосохранения. Я нырну вместе с вами, док.

Кейн потер руки, как голодный в предвкушении сочного стейка.

– Сбывается моя мечта, – сказал он. – Чтобы попасть в список ныряльщиков, я задействовал всевозможные связи. В том, что я увлекся морской биологией, виноват Уильям Биб. В детстве я читал о светящихся глубоководных рыбах, открытых им. Мне захотелось таких же приключений.

– А мое самое большое приключение – попытка протиснуться через эту четырнадцатидюймовую дверь, – сказал Остин. – Примерьтесь-ка, док.

Кейн, чей рост составлял пять футов восемь дюймов, повесил пиджак на раму батисферы, головой вперед забрался в шар, с ловкостью акробата повернулся и высунул голову в круглое отверстие.

– Здесь просторнее, чем кажется снаружи.

– Диаметр первой батисферы составлял четыре фута девять дюймов, а ее стены в полдюйма толщиной были из лучшей мартеновской стали сорта экстра, – сказал Завала. – Ныряльщики делили пространство с кислородными баллонами, фильтрами, прожектором и телефонными проводами. Мы немного схитрили. Иллюминаторы изготовили из полимера, а не из плавленого кварца. Трос кевларовый, а не из стали, а медные провода мы заменили оптоволокном. Громоздкие инструменты уменьшили. Я предпочел бы титановую сферу, но это очень дорого.

Кейн легко выбрался из шара и почтительно посмотрел на него.

– Вы проделали поразительную работу, Джо. Биб и Бартон понимали, что рискуют жизнью, но их мальчишеский энтузиазм возобладал над страхом.

– Этот энтузиазм, должно быть, заразил и вас, коль скоро вы преодолели такое расстояние, – сказал Остин. – Кажется, вы были в Тихом океане?

– Да. Работал по контракту на Дядю Сэма. Рутинная работа. Мы уже собирались сворачиваться, и хорошо, поскольку я ни за что не упустил бы такую возможность.

К ним по палубе шла третий помощник в сопровождении двух мужчин и женщины с видеокамерами, светом и звукозаписывающим оборудованием.

– Съемочная группа НУМА, – сказал Остин Кейну. – Хотят записать интервью с бесстрашными подводниками.

На лице Макса Кейна появилось выражение ужаса.

– Я, должно быть, похож на чучело с помойки. И пахну так же. Они не могут подождать, пока я приму душ и подрежу иглы дикобраза на подбородке?

– Джо займет их, пока вы будете приводить себя в порядок. Когда разделаетесь с интервью, встретимся на мостике, – сказал Остин. – Посмотрим планы на завтра.

По дороге на мостик Остин вспоминал, как книги Биба пробудили его воображение, когда он был мальчишкой. Особенно ясно он помнил одну историю. Биб рассказывал, как стоял на краю подводного провала: запасы кислорода у него заканчивались, и он с тоской смотрел на недоступную ему глубоководную пропасть. Эта сцена помогла Остину выработать привычку максимально выкладываться.

Остин родился и вырос в Сиэтле и, ведомый своей мальчишеской мечтой, изучал системы менеджмента в Вашингтонском университете. Он учился также в школе глубоководного погружения, специализируясь на подъеме затонувших кораблей. Несколько лет проработал в Северном море на нефтяных платформах отцовской компании, занимавшейся подъемом различных ценностей со дна, но дух приключений требовал большей свободы и иных целей. Тогда он поступил на службу в ЦРУ, в засекреченную организацию, занимавшуюся подводными наблюдениями, и возглавлял ее, пока в конце холодной войны ее не расформировали. Отец надеялся, что он вернется к подъему судов, но Остин перешел в НУМА и возглавил уникальную команду, в которую входили также Завала и Пол и Гаме́ Трауты. Адмирал Сандекер понял необходимость создания Особой исследовательской группы, которая рассматривала бы необычные происшествия на поверхности Мирового океана и под ней.

Завершив со своей группой последнее дело – поиски давно утраченной финикийской статуи, известного «Мореплавателя», – Остин услышал, что Национальное географическое и Нью-йоркское зоологическое общества спонсируют съемки художественно-документального фильма, посвященного историческому погружению Биба в 1934 году на глубину в полмили. Актеры будут играть Биба и Бартона, используя декоративную батисферу, а действие в основном будет имитацией.

Остин убедил руководство НУМА поручить Завале создание современной батисферы. В ходе съемок подводный колокол будет спущен с борта исследовательского судна агентства «Уильям Биб». Как и всем правительственным агентствам, НУМА приходилось бороться за свой кусок федерального пирога, и положительная реклама деятельности агентства не помешала бы.

После того как Сандекер стал вице-президентом Соединенных Штатов, директором НУМА вместо него назначили Дирка Питта, который тоже был заинтересован в том, чтобы известить общественность о работе агентства. Корпус батисферы предполагалось использовать в дальнейшем как сердце новейшего аппарата для глубоководных исследований. Водолазный колокол был назвал Б-3, потому что это была третья батисфера, воспроизводящая конструкцию Биба—Бартона.

После интервью Завала и свежевыбритый Кейн в сопровождении оператора и звукооператора поднялись на мостик. Остин познакомил Кейна с капитаном, опытным работником НУМА, по имени Майк Гэннон, и тот расстелил на столе карту и показал остров Нонсач у северной оконечности Бермуд.

– Мы бросим якорь как можно ближе к позиции Биба, – сказал капитан. – Это в восьми милях от суши, полмили воды под килем.

– Мы выбрали более мелкое место, чем Биб, чтобы иметь возможность снимать морское дно, – объяснил Остин. – Каков прогноз погоды?

– Вечером ожидается буря, но к утру она утихнет, – ответил Гэннон.

Остин повернулся к Кейну.

– Все время говорим только мы, док. Что вы надеетесь получить от этой экспедиции?

Кейн ненадолго задумался.

– Я надеюсь? Чудо, – сказал он с загадочной улыбкой.

– Как это?

– Когда Биб сообщил, что в его сеть попалась фосфоресцирующая рыба, ученые ему не поверили. Биб надеялся, что батисфера подтвердит результаты его исследований. Он сравнивал ее с палеонтологом, который научился преодолевать время и увидел своих ископаемых живыми. Как и Биб, я надеюсь наглядно продемонстрировать, какие чудеса лежат в глубине океана.

– Чудеса биомедицины? – спросил Остин.

Мечтательность Кейна исчезла, он словно спохватился.

– При чем тут биомедицина?

Тон у Кейна стал неожиданно напряженным. Он взглянул на камеру.

– Я посмотрел в Гугле о Боунфиш-Ки. На вашем сайте упоминается заменитель морфия, полученный в вашей лаборатории из яда улитки. Я подумал, вдруг вы нашли что-нибудь такое же в Тихом океане.

Кейн улыбнулся.

– Я говорил как морской микробиолог… метафорически.

Остин кивнул.

– Поговорим о чудесах и метафорах за ужином, док.

Кейн широко зевнул.

– Сейчас упаду. Простите за беспокойство, капитан, но нельзя ли принести сэндвичи мне в каюту? Я хочу выспаться перед завтрашним погружением.

Остин сказал, что они с Кейном увидятся утром. Он задумчиво смотрел, как Кейн уходит с мостика, думая о неожиданном раздражении, вызванном самым обычным вопросом. Потом повернулся, чтобы поговорить с капитаном.

* * *

На следующее утро судно НУМА, идя курсом экспедиции Биба, направилось из гавани через Касл-роудс, мимо высоких утесов и старой крепости, мимо Гарнет-Рока и оказалось в открытом море.

Буря миновала, оставив после себя длинные высокие волны. Преодолевая их, судно шло еще час, прежде чем бросить якорь.

Водолазный колокол прошел десятки испытаний, но Завала хотел перед погружением с людьми провести спуск без экипажа. Кран поднял запечатанную батисферу, подержал над водой и опустил, позволив ей погрузиться на пятьдесят футов. Через пятнадцать минут Б-3 снова подняли на палубу, и Завала осмотрел аппарат внутри.

– Суше глаз на похоронах скряги, – уточнил Джо.

– Готовы нырнуть, док? – спросил Остин.

– Готов уже почти сорок лет, – ответил Кейн.

Завала бросил внутрь две надувные подушки и пару одеял.

– Биб и Бартон сидели на холодной жесткой стали, – заметил он. – Я решил, что необходим хотя бы минимум удобств.

В свою очередь, Кейн достал из рюкзака две теплые вязаные шапочки и протянул одну Завале.

– Бартон отказывался погружаться без своей счастливой шляпы.

Джо натянул шапку на голову, прополз в батисферу, стараясь не зацепиться шерстяной курткой и брюками за стальные болты вокруг люка. Потом забрался Кейн и сел у иллюминатора. Завала включил подачу воздуха и сказал Остину:

– Закрой дверь, Курт, сквозит.

– Встретимся через несколько часов за «Маргаритой».

Остин приказал закрыть батисферу.

Кран поднял крышку люка, весившую четыреста фунтов, и поставил на место. Техники затянули десять больших болтов. Кейн пожал Остину руку через четырехдюймовое отверстие, которое позволяло подавать и извлекать инструменты, не открывая тяжелую крышку. Потом задраили и его.

Остин взял микрофон, соединенный с системой связи батисферы, и предупредил водолазов, что сейчас они повиснут в воздухе. Заскрипела лебедка; кран поднял Б-3 с палубы так, словно стальной шар весом в пятьдесят четыре тысячи фунтов и сидящие в нем люди сделаны из перьев, – перенес через борт и остановился. Батисфера повисла в двадцати футах над поверхностью океана.

Остин дал Завале разрешение на спуск.

Через окна Б-3 водолазы увидели перевернутые лица экипажа и съемочной группы, мелькнули части корабля, небо, и иллюминаторы покрылись зелеными пузырями и пеной. Б-3 взметнул прозрачную воду и ушел в глубь, в промежуток между двумя большими волнами.

Из динамика, установленного на палубе, послышался голос Завалы с металлическим оттенком:

– Спасибо за мягкую посадку.

– Эти крановщики сумели бы окунуть пончик в кофе, – сказал Остин.

– Не надо про кофе и другие жидкости, – ответил Завала. – У нас baño[189] снаружи.

– Прошу прощения. В следующий раз получите каюту первого класса.

– Я высоко ценю это предложение, но сейчас моя главная забота – чтобы мы не промочили ноги. Следующая остановка…

Лебедка стравила пятьдесят футов троса, и батисфера остановилась для последнего осмотра и проверки. Завала и Кейн проверили наличие влаги, обращая особое внимание на швы у дверей.

Не обнаружив ни одной течи, Завала быстро проверил запас воздуха и системы циркуляции и связи. Огоньки индикаторов показывали, что электронные нервы и легкие батисферы работают нормально. Он вызвал вспомогательное судно.

– Задраено наглухо, Курт. Все системы работают штатно. Готовы, док?

– Погружение! – скомандовал Кейн.

Пенные руки моря обняли батисферу, как своего долгожданного обитателя, и теперь только цепочка пузырей на поверхности показывала, где полый шар и его пассажиры начали путешествие в царство Нептуна на глубину в полмили.

Глава 5

Пассажиры Б-3 были заперты в стальной тюрьме, из которой не выбрался бы и Гарри Гудини, а их изображения вольно странствовали по планете. Пара миниатюрных камер, укрепленных на внутренней стене батисферы, по волоконно-оптическому кабелю передавали изображение на главную антенну «Биба», а оттуда передача шла на спутник связи и немедленно транслировалась в многочисленные лаборатории и аудитории всего мира.

За тысячи миль от Бермуд красно-белый коммуникационный буй в пустынном районе Тихого океана передавал изображение на триста футов под поверхность, в тускло освещенное помещение. Ряд светящихся телеэкранов, размещенных на полукруглой стене этого помещения, демонстрировал зеленоватую картинку: мимо камер проносились стаи рыб, как конфетти на ветру.

Примерно десять мужчин и женщин собрались у единственного экрана, который не показывал морское дно. Все смотрели на сине-черный шар с надписью «НУМА». На их глазах эту картинку сменило изображение внутреннего помещения батисферы и двух ее пассажиров.

– Я-хуу! – крикнула Лоис Митчелл, вскидывая руки. – Док в пути, и на нем его счастливая шапка!

Все присоединились к ее аплодисментам, но потом в помещении стало тихо: заговорил Макс Кейн; его слова и изображение были не вполне синхронизированы. Он наклонился к камере, и ее линзы слегка исказили его нос и щеки.

– Всем добрый день! Меня зовут Макс Кейн, я директор Морского центра Боунфиш-Ки и веду передачу из копии батисферы Биба – Бартона.

– Доктор не упустит возможности упомянуть про свою лабораторию, – заметил седовласый мужчина, сидящий слева от Лоис.

Кейн продолжал:

– Мы в бермудских водах и собираемся повторить историческое погружение Биба – Бартона в 1934 году на глубину в полмили. Это третья по счету батисфера, поэтому мы сократили ее название до Б-3. Водителя батисферы зовут Джо Завала, он пилот подводных аппаратов и морской инженер-механик из Национального агентства подводных и морских исследований. Джо создал эту батисферу.

Завала установил прибор голосового контроля, который позволял водолазам менять изображение камер. Его лицо сменило на экране Кейна, и он начал описывать технические новации в конструкции Б-3. Лоис слушала краем уха, ее больше заинтересовало красивое смуглое лицо инженера, чем его рекламное выступление.

– Завидую доку, –произнесла она, не отводя взгляда от Завалы.

– Я тоже, – сказал седовласый мужчина, морской биолог по имени Фрэнк Логан. – Какая замечательная возможность для ученого.

Лоис слегка улыбнулась одними уголками губ, словно какой-то тайной шутке. Ее желание провести время в тесной батисфере с красавчиком Завалой не имело никакого отношения к науке. Ну, разве что к биологии.

Камера вернулась к Кейну.

– Отличная работа, Джо. Сейчас я хотел бы поблагодарить всех, кто сделал этот проект возможным. «Нэшнл джиогрэфик», Нью-йоркское зоологическое общество, правительство Бермуд… и, конечно, НУМА. – Он приблизил лицо к камере и стал похож на улыбающегося морского окуня. – Я хотел бы передать свои лучшие пожелания обитателям морского дна.

В помещении раздались возгласы и аплодисменты.

Логан, обычно молчаливый и сдержанный, как типичный житель Среднего Запада, на этот раз взволнованно хлопнул себя по бедрам.

– Ого! – воскликнул он. – Приятно, что док вспомнил о нас, все еще трудящихся в этом гробу. Жаль, что мы не можем ему ответить.

Лоис сказала:

– Технически это возможно, но неразумно. Для всего мира этой подводной лаборатории просто не существует! Мы, вероятно, всего лишь строка в правительственном бюджете, хитроумно замаскированная под покупку для флота стульчаков по пять тысяч долларов за штуку.

На губах Логана появилась улыбка.

– Да, я это знаю. И все равно жаль, что нельзя поздравить дока. Не представляю, кто заслуживает этого больше – после всего, что он сделал. – По выражению лица коллеги он понял, что допустил ошибку, и поэтому добавил: – Вы, Лоис, заслуживаете величайшей благодарности. Именно ваша работа приблизила завершение проекта «Медуза» и позволила Максу совершить это погружение в батисфере.

– Спасибо, Фрэнк. Все мы отказались от нормальной жизни, чтобы попасть сюда.

В комнате тихо прозвенел гонг; телевизионный экран позеленел, и на нем появилось нечто напоминающее бриллиантовую диадему на темном бархате.

– Кстати об административных обязанностях, – с сухой улыбкой добавил Логан, – прибывает ваша компания.

Лоис наморщила нос.

– Проклятие. Я бы хотела полностью увидеть погружение дока.

– Приведите гостя сюда и досмотрите шоу, – предложил Логан.

– О нет! Избавлюсь от него побыстрее, – сказала Лоис, вставая.

В Лоис Митчелл было почти шесть футов роста, и к сорока годам она набрала больше фунтов, чем хотела бы. Чувственная фигура под мешковатым тренировочным костюмом не вполне соответствовала современным представлениям о красоте, но художник прошлого восхитился бы изгибами ее тела, сливочной кожей и тем, как падают на плечи густые черные волосы.

Она вышла из аппаратной и по спиральной лестнице спустилась в ярко освещенный коридор. Трубообразный коридор соединялся с небольшой комнатой, где у приборной панели стояли два человека и глядели на тяжелую двойную дверь.

Один сказал:

– Привет, Лоис. Стыковка через сорок пять секунд.

И показал на телевизионный экран, установленный на приборной панели.

На экране группа светящихся пятен превратилась в подводный корабль, который медленно опускался в полумгле. Он напоминал большой вертолет, с которого сняли главный винт и приводят в движение турбинами, закрепленными на фюзеляже. В прозрачном пузыре-каюте виднелись две фигуры.

Помещение вибрировало от гула моторов. Схема лаборатории на панели управления замигала, свидетельствуя о том, что открылся шлюз. Несколько секунд спустя мигание прекратилось: шлюз закрылся. Когда воду из шлюза выкачали, насосы прекратили работать, и над дверью загорелся зеленый огонек. Нажатием кнопки на приборной панели открыли дверь; ворвался соленый запах. Подводный аппарат находился в круглом куполообразном помещении. С него потоками лилась морская вода и уходила в стоки.

В боку аппарата открылась дверь, и вышел пилот. Люди отошли от панели управления, чтобы помочь достать из грузового отсека за каютой коробки с припасами.

Лоис подошла и поздоровалась с человеком, вышедшим из пассажирского отсека. Он был примерно на два дюйма ниже ее, одет в синие джинсы, кроссовки, плащ и бейсболку с логотипом компании, обеспечивавшей безопасность лаборатории.

Лоис протянула руку:

– Добро пожаловать на дно морское в «Рундук Дэви Джонса». Я доктор Ли Митчелл, помощник директора лаборатории; директор, доктор Кейн, отсутствует.

– Рад знакомству, мэм, – произнес мужчина с сильным южным акцентом. – Меня зовут Фелпс.

Лоис ожидала увидеть человека с военной выправкой, как у тех охранников, которых она видела, когда поднималась на судно, где обитатели подводной лаборатории могли немного отдохнуть, но Фелпс казался собранным из отдельных частей. Руки, слишком длинные для тела, ладони слишком большие для рук. С печально потупленными черными глазами и вислыми усами Фелпс чем-то напоминал охотничью собаку. У него были темно-каштановые волосы и немодно длинные баки.

– Поездка на шаттле была приятной, мистер Фелпс?

– Лучшего и желать нельзя, мэм. Когда я увидел огни на дне океана, я подумал, что это Атлантида.

От этого напыщенного сравнения с затерянным городом Лоис внутренне поморщилась.

– Рада это слышать, – сказала она. – Идемте в мой кабинет, поговорим о том, чем я могу вам помочь.

Они прошли по длинной трубе коридора и поднялись по спиральной лестнице в тускло освещенную круглую комнату. За прозрачным куполом плавали рыбы, создавая иллюзию давления моря.

Фелпс удивленно вертел головой.

– Невероятно, мэм!

– Сначала это просто гипнотизирует, но со временем привыкаешь. На самом деле это кабинет доктора Кейна. Я пользуюсь им, пока он отсутствует. Садитесь. И, пожалуйста, перестаньте называть меня мэм. Я чувствую себя столетней. Предпочитаю «доктор Митчелл».

– Для столетней вы очень красивы, мэм… то есть доктор Митчелл.

Лоис снова поморщилась и включила свет, чтобы морская жизнь не так отвлекала. Она открыла небольшой холодильник, достала две бутылки воды и одну протянула Фелпсу. Потом уселась за стол из пластика и хрома.

Фелпс сел.

– Хочу поблагодарить вас, что уделили мне время, доктор Митчелл. У вас, конечно, есть более важные занятия, чем разговоры со старым сторожевым псом из службы безопасности.

«Если бы ты только знал», – подумала Лоис. Она вежливо улыбнулась гостю.

– Чем могу быть полезна, мистер Фелпс?

– Компания послала меня проверить слабые места в системе безопасности лаборатории.

Лоис подумала: что за идиот послал охранника отнимать у нее время? Откинулась на спинку стула и показала на прозрачный потолок.

– От поверхности нас отделяют триста футов воды, а это лучше любого рва вокруг замка. Наверху патрульный корабль с вооруженными охранниками из вашей компании, а в случае необходимости подойдут корабли Военно-морского флота США. Бывает ли большая безопасность?

Фелпс наморщил лоб.

– При всем должном уважении, доктор Митчелл, в этом деле первое узнаешь вот что: в мире нет такой системы безопасности, которую невозможно было бы прорвать.

Лоис не обратила внимания на его снисходительный тон.

– В таком случае начнем с виртуального тура по лаборатории, – сказала она.

Она развернулась вместе со стулом и принялась работать на клавиатуре компьютера. На мониторе возникло изображение, напоминающее несколько шаров, соединенных трубами.

– Лаборатория состоит из четырех больших шаров, расположенных в вершинах ромба и соединенных трубообразными коридорами, – начала Лоис. – Мы в верхнем административном отсеке… вот здесь. Под нами жилые помещения экипажа и кают-компания. – Она перемещала курсор, показывая помещения. – В этом отсеке рубка управления, лаборатории и склад. В этом – небольшая ядерная электростанция. Воздух подается из установки, которая извлекает его из воды; на непредвиденный случай есть запасные резервуары. Мы находимся в нескольких сотнях ярдов от глубоководного каньона.

Фелпс показал на полусферу в центре прямоугольника.

– Сюда приходит шаттл с поверхности?

– Совершенно верно, – подтвердила Лоис. – Мини-подлодки, прикрепленные к днищу подвижного модуля, служат для забора образцов в каньоне, но их можно использовать для эвакуации персонала лаборатории, а в качестве последнего ресурса есть специальные камеры. Сотрудники могут из любого отсека по укрепленным переходам уйти в шаттл; к тому же такое устройство повышает прочность всей конструкции.

– А что в четвертом отсеке? – спросил Фелпс.

– Это секретные сведения.

– Сколько человек работает в комплексе?

– Простите, но это тоже засекречено. Не я придумала эти правила.

– Все в порядке, – кивнул Фелпс. – Тут много поработали инженеры.

– Нам повезло, что у флота нашлось готовое устройство. Лаборатория первоначально была задумана как подводная обсерватория. Узлы и блоки строили на суше, потом перевозили сюда на специальных баржах. Потом баржи соединили, создав нечто вроде плота, и на нем собрали лабораторию, как игрушку из кирпичиков конструктора «Лего», а уже в собранном виде спустили под воду. К счастью, мы на небольшой глубине, и дно здесь относительно ровное. Что называется, «под ключ». Комплекс не предназначался для постоянного использования; у него есть емкости со сжатым воздухом, позволяющие поддерживать отрицательную плавучесть, а значит, его можно перемещать.

– Если это не слишком хлопотно, я хотел бы осмотреть несекретные отсеки, – сказал Фелпс.

Лоис Митчелл нахмурилась, демонстрируя, что соглашается под давлением. Она взяла микрофон и связалась с рубкой.

– Привет, Фрэнк, – сказала она. – Дело отнимет немного больше времени, чем я ожидала. Есть что-нибудь новое о доке? Нет? Хорошо, буду на связи.

Она положила микрофон энергичнее, чем было необходимо, и встала, выпрямившись во весь рост.

– Идемте, мистер Фелпс. Нам нужны скорость и ярость.[190]

* * *

В пятидесяти милях от «Рундука Дэви Джонса» бурная поверхность моря взорвалась фонтанами и пеной. Из центра гейзера вырвался двадцатифутовый алюминиевый цилиндр и под острым углом поднялся в небо, оставляя за собой белый веерообразный след; потом цилиндр снова стал спускаться к воде.

Через несколько секунд ракета выровнялась и полетела в двадцати пяти футах над поверхностью моря; она летела так низко, что по-прежнему оставляла след в воде. Приводимый в движение мощным твердотопливным двигателем снаряд разогнался и, когда отошла первая ступень, достиг крейсерской скорости пятьсот миль в час.

Несколько сложных следящих систем вели ракету по курсу так же точно, как если бы это делал опытный пилот.

Мишенью ракеты было ничего не подозревающее судно с серым корпусом, стоявшее у красно-белого буя, который обозначал местонахождение секретной подводной лаборатории. На борту было указано название «Гордая Мэри», а зарегистрировано оно было на Маршалловых островах как исследовательское. «Гордая Мэри» стояла на якоре у буя, ожидая возвращения подводной лодки с Фелпсом.

Судно принадлежало теневой компании, предоставлявшей международным службам безопасности услуги на море. Компания могла обеспечить все – от маленьких быстроходных вооруженных катеров до кораблей, способных вместить целую армию наемников и доставить ее в любой уголок планеты.

На борту «Гордой Мэри», охранявшей подводную лабораторию, дежурили две дюжины охранников, умеющих пользоваться любым оружием, и было установлено множество сигнальных систем, способных засечь любой корабль или самолет, приближающийся к лаборатории. На корабле располагался и шаттл для доставки персонала и припасов в лабораторию и из нее.

Выпрыгнув из океана, ракета лишь на несколько секунд появилась на радаре корабля и тут же исчезла из виду. А внимание оператора притупила долгая бездеятельность – он разглядывал журнал о мотоциклах, когда показалась ракета. Корабль также оснастили датчиками инфракрасного излучения, но, даже если бы ракета летела высоко, засечь ее все равно не удалось бы – ее двигатели нагревали корпус очень слабо.

Никем не обнаруженная, ракета мчалась к кораблю, неся в боеголовке полтонны мощной взрывчатки.

* * *

Лоис Митчелл и Гордон Фелпс шли по коридору в рубку, когда у них над головами раздался громкий хлопок. Лоис остановилась и медленно повернулась, напрягая слух, обеспокоенная тем, что это может указывать на отказ какой-то системы.

– Никогда еще ничего подобного не слышала, – констатировала она. – Словно грузовик врезался в стену. Надо проверить, нормально ли работают системы лаборатории.

Фелпс взглянул на часы.

– Судя по звуку, события развиваются с некоторым опережением графика.

– Лучше проверю-ка я обстановку в рубке управления.

– Отличная мысль, – дружелюбно заметил Фелпс.

Они направились к двери в конце коридора. Когда до поста управления оставалось несколько шагов, дверь с шипением отворилась и из нее выбежал Фрэнк Логан. Его бледное лицо раскраснелось от волнения, и он улыбался.

– Лоис! Я за вами! Слышали этот странный звук?..

Логан внезапно остановился, его улыбка исчезла. Лоис повернулась, чтобы увидеть, куда он смотрит.

Фелпс держал в руке пистолет, держал свободно, опустив к бедру.

– Что происходит? – заволновалась Лоис. – В лаборатории запрещено иметь оружие.

Фелпс виновато посмотрел на нее.

– Я ведь сказал: нет такой системы безопасности, которую нельзя было бы взломать. У лаборатории новое руководство, доктор Митчелл.

Он по-прежнему говорил мягко, но из его голоса исчезло прежнее подобострастие, которое так бесило Лоис, и появилась новая резкая нотка. Фелпс приказал Логану встать рядом с Лоис, чтобы он видел их обоих. Логан подчинился. Дверь, зашипев, снова открылась, и появился техник. Фелпс инстинктивно поднял пистолет, чтобы разобраться с неожиданным визитером. Техник застыл, но Логан, заметив, что Фелпс отвлекся, попытался схватить револьвер.

Они стали бороться, но Фелпс был моложе и сильнее и взял бы верх, даже если бы пистолет не выстрелил. Но он выстрелил. Раздался негромкий звук – на стволе был глушитель – и на белом лабораторном халате Логана появилось красное пятно. Ноги Фрэнка подогнулись, и он упал.

Техник удрал обратно в рубку. Лоис подбежала и наклонилась к неподвижному Логану. Она раскрыла рот, чтобы закричать, но не смогла.

– Вы его убили! – наконец произнесла она.

– Дьявольщина! – отозвался Фелпс. – Я не собирался этого делать.

– А что собирались? – спросила Лоис.

– Сейчас не время говорить об этом, мэм.

Лоис выпрямилась и остановилась перед Фелпсом.

– Меня вы тоже застрелите?

– Нет, если вы меня не вынудите, доктор Митчелл. Держитесь в рамочках, не берите пример с вашего друга. Будет ужасно жаль потерять вас.

Лоис несколько секунд смотрела на Фелпса с вызовом, потом отступила под его безжалостным взглядом.

– Чего вы хотите?

– В данный момент – чтобы вы собрали всех сотрудников лаборатории.

– А потом? – спросила она.

Фелпс пожал плечами.

– А потом мы немного прокатимся.

Глава 6

Пассажиры Б-3 решили рассказывать о своих наблюдениях в стиле спортивного репортажа. Сам репортаж будет вести Джо Завала, а Макс Кейн, используя записки Уильяма Биба, станет добавлять красок.

На глубине в двести восемьдесят шесть футов Кейн объявил:

– На этой глубине лежит торпедированный океанский лайнер «Лузитания».

Достигнув трехсот пятидесяти трех футов, он заметил:

– Когда Биб совершал свое погружение, это была наибольшая глубина, на какую опускались подводные лодки.

Когда батисфера ушла под воду на шестьсот футов, Кейн снял вязаную шапку и теперь держал ее в руках.

– Мы входим в область, которую Биб называл «Страной пропавших», – сказал он, понизив голос. – Это царство людей, пропавших в море. Со времен финикийцев сюда спустились миллионы людей, но все они уже были мертвы – жертвы войн, ураганов или Божьего Промысла.

– Веселая мысль, – подхватил Завала. – Поэтому вы сказали «Здравствуйте, обитатели морского дна»… «Рундука Дэви Джонса»?.. Сюда отправляются утонувшие моряки?

Завала заранее установил кнопку, позволяющую отключать камеры и микрофон. Сейчас Кейн протянул к ней руку и сказал:

– Мы с Джо берем короткий перерыв. Через несколько минут мы вернемся с новыми сообщениями. – Он нажал на кнопку. – Мне нужна передышка, – сказал он с улыбкой. – Вы спрашивали о «Рундуке»… Это прозвище, которое мои коллеги дали лаборатории.

– Морской центр в Боунфиш-Ки? – спросил Завала.

Кейн взглянул на камеру.

– Совершенно верно, Боунфиш-Ки.

Завала задумался, кому могло прийти в голову сравнить солнечный флоридский остров в Мексиканском заливе с мрачным царством утопленников. Он мысленно пожал плечами. Странные люди эти ученые.

– Слова Биба звучат мрачно, но вообще-то он смотрел на океан благодушно и с надеждой, – сказал Кейн. – Он знал, что опасности реальны, но считал, что страх перед глубиной преувеличен.

– Миллионы утонувших, которых вы упомянули, с ним не согласились бы, – запротестовал Завала. – Я уважаю труды Биба и Бартона, док, но с инженерной точки зрения им повезло, что они не отправились в Страну пропавших, вот так-то. Первая батисфера только и ждала несчастного случая.

Кейн отозвался на это мрачное утверждение смешком.

– Биб был не только мечтателем, но и реалистом, – сказал он. – Он сравнивал батисферу с пустой горошиной, висящей на нити паутины длиной в четверть мили под палубой корабля в середине океана.

– Поэтично, но неточно, – продолжил Завала. – Именно поэтому я встроил в новый водолазный колокол дополнительные системы безопасности.

– Я рад, что вы это сделали, – сказал Кейн.

Он снова включил микрофон и обратился к картине, открывавшейся перед иллюминатором батисферы.

Б-3 время от времени слегка покачивалась, но спуск был заметен скорее по изменениям освещения за иллюминатором, чем по ощущению движения. Самые резкие перемены происходят в начале погружения. Красный и желтый выжимаются из спектра, словно из губки. Доминируют зеленый и синий. Чем глубже, тем темнее делается цвет воды, и наконец все становится совершенно черным.

На первых этапах погружения мимо иллюминаторов как призраки проносились рыбы-лоцманы, серебристые угри, роящиеся, как мошки, рачки и цепочки кружевных сифонофор вместе с креветками, прозрачными кальмарами и улитками, такими крошечными, что они напоминали коричневые пузырьки. У границ зоны, освещаемой лучом прожектора Б-3, мелькали длинные темные тени.

На семи тысячах футов Завала выключил прожектор. Выглянув в иллюминатор, он что-то одобрительно пробормотал по-испански. Завала вырос в Санта-Фе, и вид в иллюминаторе напомнил ему небо над Нью-Мексико в ясную зимнюю ночь. Во тьме мерцали звезды – по отдельности и скоплениями; одни то вспыхивали, то гасли, другие, раз вспыхнув, гасли насовсем. Там плавали светящиеся нити и вспыхивали пятна и облака, как новые звезды и туманности на небесном своде.

В каюте было тихо, как в соборе: самым громким звуком было гудение мотора системы циркуляции воздуха, поэтому, увидев проплывающую мимо иллюминатора волнообразную фигуру, Кейн реагировал на нее, как на привидение.

– Ого! – воскликнул он. – Медуза аурелия!

Завала улыбнулся волнению Кейна. Невозможно было отрицать красоту волнообразных движений медузы, но тварь за окном батисферы достигала всего нескольких дюймов в поперечнике.

– Напугали, док. Я уж решил, вы увидели лох-несское чудовище, – проговорил Завала.

– Она гораздо лучше Несси. Медузы относятся к самым загадочным и сложным существам на суше и в море. Смотрите, как светятся рыбьи косяки – настоящий Лас-Вегас-стрип. Рыба-фонарь… Эй, – сказал Кейн, – а это что?

– Увидели русалку, док?

Кейн прижался лицом к иллюминатору.

– Не знаю, что я увидел, – ответил он, – но оно было огромное.

Завала включил прожектор, и зеленый столб света прорезал темноту. Пилот напрасно всматривался в иллюминатор.

– Что бы это ни было, оно исчезло.

– Биб заметил большую рыбу. И решил, что это китовая акула, – заговорил Кейн в камеру. – До погружения батисферы его коллеги-ученые не верили, что он видел рыбу со светящимися зубами и «неоновой» чешуей. Но он посмеялся последним, доказав, что подводные глубины изобилуют такими существами.

– И они становятся все более странными, – добавил Завала, указывая на себя. – Местные обитатели, которые тут плавают, считают нас с вами ужасно неаппетитными с виду новыми соседями.

От круглых стен батисферы отразился громкий смех Кейна.

– Прошу прощения у слушателей. Надеюсь, я не повредил ваши микрофоны. Но Джо прав: человек не имеет права находиться там, где мы сейчас. Давление за пределами нашего шара – полтонны на квадратный дюйм. Если бы не защищающий нас стальной корпус, нас бы самих расплющило, как медуз… Эй, а вот еще светящиеся рыбы. Смотрите – ух ты!

До сих пор спуск батисферы проходил гладко и без отклонений, но внезапно шар пронизала сильная дрожь. Б-3 сначала приподняло, потом опустило. Кейн, широко раскрыв глаза, огляделся, словно ожидал, что море ворвется сквозь стены батисферы.

Завала в микрофон обратился к вспомогательному судну:

– Пожалуйста, перестаньте дергать Б-3, это не игрушка на веревочке.

Под судном прокатилась необычно большая волна, и трос неожиданно провис. Оператор заметил эту перемену и увеличил мощность мотора лебедки.

– Извините за качку, – сказал Остин. – Трос провис, и мы слишком быстро попытались его выбрать.

– Неудивительно, учитывая, какой он длины.

– Ну, раз уж вы сами затронули эту тему, может, взглянете на эхолот?

Завала посмотрел на шкалу и тронул Кейна за плечо. Тот отвернулся от иллюминатора и увидел, что Завала пальцем тычет в прибор.

Три тысячи тридцать футов.

На два фута больше глубины погружения первой батисферы.

Челюсть у Кейна отвисла практически до кадыка.

– Мы на месте! – провозгласил он. – Глубина больше полумили.

– И трос почти кончился, – подтвердил Курт Остин. – Морское дно в пятидесяти футах под вами.

Кейн и Завала обменялись рукопожатием.

– Не могу поверить, – проговорил Кейн, раскрасневшийся от волнения. – Хочу, воспользовавшись моментом, поблагодарить бесстрашных Уильяма Биба и Отиса Бартона, – продолжил он. – Мы все идем по проложенной ими тропе. То, что мы сделали сегодня, – дань их мужеству… Сейчас мы какое-то время будем заняты съемкой морского дна, поэтому ненадолго отключаемся. Вернемся к вам, когда будем подниматься.

Они отключили телепередачу и прильнули к иллюминаторам, снимая необычных существ, которых привлек свет батисферы. Наконец Завала проверил, сколько времени они провели на дне, и сказал, что батисфере пора подниматься.

Кейн улыбнулся и показал наверх.

– Тащи.

Завала вызвал по радио Остина и сказал, что они готовы к подъему.

Б-3 слегка качнулся, вздрогнул и дернулся из стороны в сторону.

Завала оттолкнулся от окна и сел.

– У нас тут внизу толчки, Курт. Снова волнение на море? – спросил он.

– Море гладкое, как зеркало. Ветер стих, волн нет.

– Джо, – крикнул Кейн, – вот она опять… чудовищная рыба!

Он показал пальцем на окно.

По краю столба света от прожектора прошла тень и повернула к батисфере.

Завала прижался лицом к иллюминатору, и волосы у него на голове зашевелились. Он смотрел в три светящихся глаза, расположенных треугольником – один наверху, два внизу.

У него не было времени анализировать впечатления. Шар снова дернулся.

– Мы видим колебания троса вблизи поверхности, – послышался из микрофона голос Остина. – Что происходит?

Шар дернули еще раз.

– Снаружи что-то есть, – сказал Завала.

– О чем вы? – спросил Остин.

Завала не знал, поэтому просто сказал:

– Вытащите нас.

– Держитесь, – подбодрил Остин. – Включаем лебедку.

Батисфера, казалось, стабилизировалась. Цифры на шкале глубиномера показывали, что она движется к поверхности. Кейн с облегчением улыбнулся, но улыбка застыла на его лице: шар снова вздрогнул. Секунду спустя люди в Б-3 повисли, как в падающем лифте.

Батисфера находилась в состоянии свободного падения.

Глава 7

На судне Остин прислонился к поручню и увидел, что трос, связывающий их с Б-3, дрожит, как скрипичная струна, по которой ударили смычком. Он крикнул в микрофон, обеспечивающий связь с батисферой:

– Что происходит, Джо? Трос взбесился.

Остин услышал неразборчивые голоса на фоне какого-то металлического лязга. Потом трос внезапно перестал дрожать, и связь прервалась.

Остин напрягал слух. Ничего. Даже шороха помех. Он снял наушники и осмотрел соединения. Все в порядке. Он отцепил от пояса рацию и вызвал капитана, который находился на мостике.

– Я потерял голосовую связь с Б-3. Видеопередача есть?

– Нет, с тех пор как ее отключили, – ответил капитан.

– Резервную систему проверили? – поспешно спросил Остин.

В отличие от первой батисферы, которую соединяла с поверхностью одна телефонная линия, несущий кабель Б-3 включал в себя несколько разных линий связи – на случай, если одна из них выйдет из строя в водной среде.

– Конечно, Курт. Ничего. Ни одна система не действует.

На загорелом лице Остина отразилась озабоченность. Если выходит из строя одна система, ее заменяет другая. Завала похвастал, что созданный им для Б-3 приборный комплект не уступает оборудованию реактивного лайнера.

Остин приказал крановщику выбрать трос. Тот выходил из воды и наматывался на барабан, и Остин услышал взволнованный голос крановщика:

– Курт, что-то неладно. На том конце нет сопротивления. Нет тяжести. Все равно что сматываешь леску, после того как рыба сорвалась.

Остин попросил его ускорить подъем батисферы, и трос начал выходить из воды еще быстрее. Группа подъема стояла у поручней, молча глядя на трос. Съемочная группа НУМА, почувствовав напряженную атмосферу, прекратила съемку.

– Почти на поверхности, – предупредил крановщик. – Внимание.

Он убавил скорость лебедки, но трос, выйдя из воды, щелкнул как хлыст; батисфера больше не была прикреплена к нему. Крановщик пронес болтающийся конец кабеля над палубой, пустил лебедку обратным ходом и уложил на палубу несколько ярдов кабеля. Остин подошел и поднял его конец.

Видеооператор, стоявший поблизости, увидел, что Остин держит в руках оборванный кабель.

– Проклятая штука лопнула! – воскликнул он.

Остин знал, что трос способен выдержать нагрузку в десять раз большую. Он внимательно осмотрел его. Срез прядей оплетки был ровным, как щетинки кисти художника. Он повернулся к океанографу НУМА, который выбирал место погружения.

– Есть там внизу какие-нибудь особенности – кораллы или края утесов, которые могли бы перерезать трос? – спросил он.

– Дно гладкое, как гладильная доска, – ответил океанограф, почти оскорбленный вопросом. – Одни только водоросли. Ничего, кроме ила. Потому мы и выбрали это место. Прежде чем давать рекомендации, мы тщательно проверили профиль дна.

Капитан Гэннон, наблюдавший за ними с мостика, видел, что Остин разглядывает кабель. Он поспешно спустился на палубу и энергично выругался, когда Остин показал ему перерезанный трос.

– Что могло случиться?

Остин покачал головой.

– Хотел бы я знать.

– Звонят с судна прессы, – сообщил капитан. – Спрашивают, что с видеотрансляцией.

Остин посмотрел на окружившие их суда, которым не позволяли подойти катера береговой охраны.

– Передайте, что у нас проблемы с оптоволоконным кабелем. И нужно время, чтобы разобраться.

Капитан позвонил на мостик, передал слова Остина и снова повесил рацию на пояс.

– Все будет в порядке, Курт? – спросил Гэннон с тревогой. – Мешки плавучести должны вытолкнуть Б-3 наружу, верно?

Остин, прищурившись, взглянул на сверкающую поверхность океана.

– Батисфера глубоко под водой, дадим ей еще немного времени. Но надо готовить ДУА на случай, если понадобится посмотреть.

Несмотря на внешнее спокойствие, Остин понимал, что с каждой минутой возможность подъема с помощью мешков плавучести уменьшается. Пассажиры батисферы могут рассчитывать на то, что аккумуляторы обеспечат освещение. Но воздух спустя какое-то время кончится. Остин подождал еще несколько минут, потом позвонил капитану и рекомендовал готовить к погружению ДУА.

ДУА, или дистанционно управляемый аппарат, превратился в рабочую лошадь подводных исследований. Управляемый через кабель, ДУА способен спускаться на глубину, маневрировать в ограниченном пространстве и передавать телевизионное изображение, позволяя оператору как бы перемещаться в глубине, не покидая судового уюта.

Капитан выбрал погружаемый аппарат средних размеров; формой и величиной он напоминал старинный пароходный кофр и мог действовать на глубине шесть тысяч футов. Шесть движителей[191] позволяли располагать аппарат идеально точно; он был оснащен двумя манипуляторами для сбора образцов и несколькими камерами, среди них одной цветной, с высоким разрешением.

Телескопическая стрела подняла ДУА из люльки, перенесла через правый борт и опустила в воду. Остин посмотрел, как механизм уходит под воду, окруженный множеством светло-зеленых пузырей, утаскивая за собой кабель, и пошел в центр дистанционного управления, расположенный в грузовом трюме под главной палубой.

Видеоканал в кабеле ДУА соединялся с консолью, с которой пилот джойстиком управлял перемещениями. Направление и скорость движения ДУА, а также время от начала спуска выводились на большой экран комбинацией цифр и букв.

Спускаясь по спирали, ДУА в считаные минуты преодолел расстояние, на которое у Б-3 ушло несколько часов. Штопором ввинчиваясь в море, он распугивал рыб, и те разлетались, как опавшие листья.

– Вывожу на горизонталь, – сказала женщина-пилот.

Она вела ДУА вниз полого, как самолет на посадку. Два его прожектора осветили буровато-зеленую придонную растительность, похожую на листья шпината, которые извивались от течения. Ни следа «Батисферы-3».

Остин сказал:

– Начинайте поиск параллельными проходами длиной сто футов.

ДУА шел в двадцати футах над водорослями. Пройдя первые сто футов, он повернул назад и двинулся обратно в пятнадцати футах от первого маршрута. Указатель скорости показывал, что ДУА делает пять узлов.

Остин нетерпеливо сжимал и разжимал кулаки, наблюдая это медленное, как у ледника, продвижение. Члены экипажа собрались у экрана, но все молчали, только Остин переговаривался с пилотом. Отключившись от окружающего, он мысленно переместился в монитор, словно сидел верхом на ДУА.

Прошло еще пять минут.

Методичные проходы ДУА туда и обратно напоминали работу газонокосилки. Электронный глаз передавал одну и ту же картину – неизменный однообразный зеленовато-коричневый ковер.

– Подождите, – закричал Остин. Он что-то увидел. – Передвиньтесь влево.

Движением джойстика пилот повернула ДУА, и он встал перпендикулярно прежнему курсу. Два прожектора осветили кольцо расплесканного ила вокруг краев кратера. Из центра кратера выступало нечто куполообразное заляпанное илом. Теперь Остин видел, почему Б-3 не всплыла: ее мешки плавучести глубоко погрузились в ил. Он попросил пилота смыть ил с батисферы. Движители ДУА подняли густое коричневое облако, но не сделали даже мелкого углубления в покрывавшем батисферу толстом слое ила.

По просьбе Остина пилот опустила ДУА на дно и направила прожекторы на шар. Пытаясь привлечь весь свой опыт, всю свою практику, Остин смотрел на изображение.

Он обдумывал, какие технические средства понадобятся, чтобы вырвать Б-3 из клешней океана, когда справа на мониторе появилась какая-то тень. Там что-то двигалось. Оно на мгновение показалось и исчезло.

– Что это было? – воскликнул пилот.

Прежде чем Остин смог высказать догадку, экран потемнел.

Глава 8

Завала лежал на боку; правая рука была придавлена бедром, левую, согнутую, он прижимал к груди. Ногам не позволяла двигаться какая-то мягкая тяжесть. Не обращая внимания на резкую стреляющую боль под ухом, он поднял голову и увидел, что у него на коленях ничком лежит Кейн.

В тусклом свете, который обеспечивали батареи аккумулятора, Завала увидел, что каюта завалена бумагами, музыкальными дисками, одеждой, бутылками с водой и другими незакрепленными предметами. Завала дотянулся до наушников и поднес их к уху. Тишина. Он проверил наушники Кейна. Не было даже треска помех.

Обрыв связи был зловещим признаком, но природный оптимизм не позволил Завале зациклиться на этой неудаче. Он пошевелил ногой, высвободил ступню и столкнул Кейна с другой ноги. Кейн перевернулся на спину и негромко застонал.

Болезненное усилие вызвало у Завалы приступ тошноты. Он снял со стены аптечку, разбил ампулу и помахал ею у себя под носом. Острый запах привел его в чувство.

Он снял свой талисман – вязаную шапочку. Робко ощупывая голову, он обнаружил шишку величиной с куриное яйцо. Полил водой из канистры ткань компресса и осторожно прижал к голове. Даже легкое прикосновение вызывало боль, но ноющая пульсация утихла.

Завала сунул под голову Кейну подушку. Снял с Кейна шапку и приложил компресс. Кейн поморщился и широко раскрыл глаза.

– О! – произнес он.

Добрый знак.

Завала уменьшил давление, но держал компресс на месте.

– Простите, док. Флоренс Найтингейл не смогла приехать, так что вам придется довольствоваться моими услугами, – сказал Завала. – Попытайтесь пошевелить пальцами рук и ног.

Кейн согнул-разогнул кисти и стопы, потом согнул ноги в коленях и поморщился от боли.

– Вроде бы ничего не сломано.

Завала помог Кейну сесть и протянул ему канистру. Он подождал, пока Кейн сделает несколько глотков, и спросил:

– Что вы помните, док?

Кейн задумчиво поджал губы.

– Я смотрел в окно и описывал на камеру свои наблюдения.

Он посмотрел на свои наушники.

– Не трудитесь, – предупредил действия коллеги Завала. – Наушники не работают.

Лицо Кейна приобрело цвет овсянки.

– У нас нет связи с поверхностью?

– Временно… Продолжайте.

Кейн глубоко вдохнул.

– Мы видели какую-то необычную большую рыбу или кита. Потом меня словно подбросило к луне. И все. А что помните вы?

Завала большим пальцем показал наверх.

– То же самое. Я взлетел в воздух и грохнулся на пол. Выставил ладонь, чтобы смягчить удар, но в итоге получил только больную руку. Хорошо, что у меня твердая голова.

– Судя по звуку, трос соскользнул с барабана лебедки.

Завала молчал.

– Не понимаю, – встревожился Кейн. – Почему нас до сих пор не подняли? – Он заметил, что батисфера совершенно неподвижна, и у него, казалось, перехватило дыхание. – Мы не движемся, Джо. Что случилось?

Завала хотел бы избежать паники, но уменьшить опасность ситуации не получалось.

– Похоже, мы лежим на дне, док.

Кейн посмотрел на приборную панель и заметил, что все системы работают от батарей.

– Если бы мы были соединены с судном, был бы ток. Дьявольщина! Должно быть, трос лопнул.

– Это почти невозможно. У аварии могут быть и иные причины. Мы говорим о контакте через кабель почти полмили длиной. Помните, Биб сравнивал батисферу с горошиной, висящей на паутинке? Ни одна из созданных человеком систем не безупречна, но все же это не «Титаник». У нас нет связи с поверхностью, но есть другие возможности.

Кейн повеселел.

– Да, конечно! Ваша система всплытия.

Завала заставил себя улыбнуться.

– А не подняться ли нам в кают-компанию «Биба» и не смешать ли себе целый кувшин «Маргариты»? Что скажете?

– Чего же мы ждем?

Кейн обрадовался, подобно приговоренному к казни и получившему одиннадцатичасовую отсрочку.

Завала снял со стены нейлоновый мешок и попросил Кейна прибрать в каюте. Физическая работа укрепит его дух.

– Баки со сжатым воздухом расположены в центре платформы; воздух из них попадает в мешки плавучести в полозах батисферы, – объяснил Завала. – Если нажать кнопку всплытия, в полозьях раскроются дверцы, воздух мгновенно заполнит мешки и они поднимут батисферу на поверхность, где нас подберет судно.

Кейн в предвкушении потер руки.

– Маргарита-вилль, мы идем к тебе.

Завала подвинулся к приборной панели.

– Как противоречив человек! Мы преодолеваем множество трудностей, чтобы оказаться на дне, но, когда наконец добираемся до него, тут же стремимся обратно.

– Философские проблемы обсудим на палубе «Биба», – сказал Кейн. – Я бы с огромной радостью просто вытянул ноги.

Завала обратил его внимание на пластиковый мешок, прикрепленный к стене под приборной панелью. Он расстегнул мешок и показал красную кнопку со стрелкой, указывающей вверх.

– Процесс двухэтапный, – сказал он. – Эта кнопка приводит систему в готовность, а такая же кнопка на панели управления запускает ее. Когда я скажу «давай», вы нажмете на кнопку, а я то же самое сделаю со своей. Потом ждите. Задержка исполнения десять секунд.

Кейн прижал палец к указанной Завалой кнопке.

– Готов.

– Давай! – скомандовал Завала.

Завала, который проверял аварийную спасательную систему в бассейне, приготовился услышать глухой удар и шипение воздуха, но десять секунд прошли, а ничего не случилось. Он попросил Кейна попробовать еще раз. Опять ничего. Завала сверился с дисплеем неисправностей, который должен был бы указать повреждения системы, но ничего не увидел.

– В чем дело? – прошептал Кейн.

– Должно быть, мешки чем-то зажало, когда мы опустились на дно. Но не волнуйтесь, у нас есть еще резервная система.

Завала некоторое время работал на клавиатуре, направляя сигналы другим путем, и велел Кейну попробовать снова. И снова мешки не раздулись. Им предстояло перейти на ручное управление. Завала раскрыл еще одну упакованную в пластик панель и взялся за ручку, прикрепленную к тросу. Он объяснил, что, потянув за трос, вызовет слабый электрический ток, который приведет в действие механизм всплытия.

Он стиснул зубы и дернул. Ничего не произошло. Он несколько раз повторил попытки, но тщетно. Ручное управление также бездействовало.

Кейн с растущей тревогой наблюдал за этими бесплодными усилиями.

– Что не так? – спросил он.

Завала отнял руку от пульта ручного управления. Он смотрел в пространство, мысленно проходя все системы управления всплытием. Взгляд его переместился к иллюминатору.

Он включил прожекторы и удивился, не увидев света. Придвинулся ближе к стеклу. Снял со стены фонарик, направил его в иллюминатор и прикрыл глаза ладонью, чтобы не мешало отражение. Свет не смог рассеять тьму.

Он передал фонарик Кейну.

– Посмотрите.

Кейн всмотрелся в иллюминатор.

– Дьявольщина, окно залеплено черной грязью.

– Жесткая посадка. Системы в порядке, но грязь залепила заслонки системы всплытия.

Кейн долго молчал. А когда заговорил, то почти шепотом.

– Мы в ловушке, верно?

Завала крепко сжал его руку.

– Успокойтесь, док, – произнес он ровным тоном.

Их взгляды на секунду встретились, и Кейн сказал:

– Простите, Джо. Ваш выход.

Завала разжал руку.

– Не хочу показаться легкомысленным. Мы в трудном положении, да, но оно далеко не безнадежно. Народ на «Бибе» понял, что у нас что-то случилось, и у них есть наши координаты.

– Что нам это даст, если трос порван? Им все равно нужно как-то нас вытащить.

– Я уверен, Курт найдет способ.

Кейн фыркнул.

– Остин производит отличное впечатление, но он не чудотворец.

Завала подумал о бесчисленных случаях, когда смелость и изобретательность Остина уводили их от катастрофы.

– Я много лет работал с Куртом, и из всех людей он ближе всего к чудотворцу. Если кто-то сможет вызволить нас отсюда, то это он. У нас воздуха больше чем на три часа и достаточно энергии, чтобы были освещение и тепло. Наши главные проблемы: скука и туалет. – Он взял пластиковое ведро. – Это для удовлетворения санитарных нужд. Поскольку судьба свела нас, может, нам стоит лучше узнать друг друга. Расскажите мне о вашей работе, – сказал Завала.

Лицо Кейна озарилось, и он словно забыл о клаустрофобической ситуации.

– Моя специальность – филум книдарии, в который входит класс так называемых медуз. Мало кто находит медуз волнующе интересными.

– Я думаю, медузы очень интересны, – сказал Джо. – Меня однажды ужалила сифонора – португальский кораблик. Столкновение было очень болезненным.

– Кораблик не считается истинной медузой, скорее это колония существ-симбионтов. Щупальца оснащены тысячами стрекательных клеток – нематоцитов, вырабатывающих яд, и достигают в длину шестидесяти пяти футов. Но размер – это еще не все. Вам повезло, что вы не встретились с маленькой морской осой. Ожог ядом этого существа отправил бы вас в морг.

– В тот раз я не думал, что мне повезло, – сказал Завала, вспоминая жгучий ожог. – И на чем сосредоточены ваши исследования?

– Моя лаборатория занимается исследованиями в области морской биомедицины. Мы считаем, что в будущем океан станет главным источником фармакологически активных веществ.

– Как амазонский дождевой лес?

– На Амазонке много интересного, но, по нашему мнению, океан намного богаче джунглей.

– Вы замените ягуаров медузами?

– Между сушей и морем больше сходства, чем различий. Возьмите, например, кураре. Индейцы Амазонки использовали его для наконечников стрел как парализующий яд, но способность расслаблять мышцы сделала его полезнейшим лекарством.

– И вы видите аналогичный потенциал у медуз?

– Даже больший. Медузы, осьминоги, кальмары, креветки – внешне простые организмы со сложными системами питания и защиты.

– А чем занимаетесь в Тихом океане? – спросил Завала.

– Я работаю над проектом, который может пригодиться любому мужчине, женщине и ребенку на этой планете.

– Вот теперь действительно любопытно. Расскажите подробнее.

– Не могу, – сказал Кейн, – это совершенно секретно. Я и так наболтал лишнего. Если расскажу еще что-нибудь, мне придется вас убить.

Он понял всю нелепость своей угрозы в сложившихся обстоятельствах и рассмеялся. Завала подавил смех.

– Смех забирает слишком многокислорода.

Кейн сразу стал серьезен.

– Вы действительно считаете, что Остин сможет нас спасти?

– Раньше у него никогда не было осечек.

Кейн изобразил, что прочно запечатывает рот.

– В таком случае суть нашей работы остается тайной, поскольку есть ничтожный шанс, что мы выберемся живыми из этого проклятого стального шара.

Завала негромко рассмеялся.

– Полагаю, ваше романтическое увлечение миром Биба закончилось.

Кейн умудрился изобразить улыбку.

– Ваша очередь, Джо. Расскажите, как вы попали в НУМА?

– Адмирал Сандекер нанял меня еще в колледже. Ему понадобился хороший механик.

Завала сильно поскромничал. Сын мексиканских иммигрантов, он закончил Нью-йоркский морской колледж с дипломом по специальности «морское проектирование». Великолепный ум, экспертные знания обо всех известных видах движителей, умение отремонтировать, усовершенствовать или восстановить любую машину – автомобиль, корабль, самолет – работающую на паре, дизельном топливе или электричестве.

Сандекер слышал об этом талантливом юноше и взял его к себе еще до того, как тот окончил колледж. Завала стал главным конструктором НУМА по созданию погружаемых аппаратов – с экипажем и без него. Кроме того, он отлично водил самолеты.

– Вы говорите так, словно НУМА наняла вас менять покрышки на служебном автомобиле, – сказал Кейн. Он осмотрел батисферу. – Мы не выжили бы, если бы не ваши усовершенствования Б-3.

Завала пожал плечами. Несмотря на все уверения, сам он знал, что их спасение маловероятно. Более экономное использование воздуха только оттянет неизбежное. Он взглянул на дисплей: воздуха осталось чуть больше чем на два часа. От духоты хотелось спать. Завала закрыл глаза и старался не думать о том, что запас воздуха иссякает.

Глава 9

И снова Остин, стиснув зубы, смотрел, как трос выходит из океана без груза, погружаемый аппарат пропал. Он выругался, как матрос, – и позвонил на мостик.

– Трос ДУА перерезан так же, как у батисферы, – сказал Остин. – Похоже, кто-то поработал секатором.

– Но это безумие! – закричал капитан Гэннон. Успокоившись, он спросил: – Отправить вниз другой ДУА?

– Пока подождите, – ответил Остин. – Мне нужно подумать.

Он уставился на волнующуюся сапфирную поверхность моря. Постарался забыть о двух людях, запертых в стальном шаре на глубине, в полумиле под корпусом судна, и сосредоточился на технической проблеме подъема батисферы. Его острый ум начал конструировать план спасения и подбирать необходимое оборудование.

Вскоре он снова позвонил капитану.

– У меня есть идея, но понадобится ваша помощь.

– Скажите, что вам нужно, и оно ваше, Курт.

– Спасибо, капитан. Встретимся в мастерской.

Мастерская «Биба», расположенная под главной палубой, была жизненно важной частью операций судна. Исследовательское судно – это, в сущности, платформа, которая позволяет ученым спускать под воду инструменты и погружаемые аппараты. Мощные силы океана постоянно бьют по судну. Мастерская позволяла «Бибу» продолжать работу, хотя в ее штат входило всего три человека во главе со старшим механиком. Зато здесь были самые разнообразные инструменты, способные резать, шлифовать, поворачивать, формовать, фрезеровать и штамповать.

В мастерской постоянно шла работа, связанная с обслуживанием спуска батискафа. Директор проекта, Остин поддерживал тесную профессиональную связь со старшим механиком, коренастым, похожим на тролля мужчиной по имени Хэнк, который обычно встречал его заказы словами: «Недурно для правительственной работы».

Хэнк, должно быть, уже слышал, что произошло с Б-3, потому что встретил Остина с серьезным лицом.

– Чем могу помочь, Курт?

Остин развернул схему Б-3 и расстелил ее на столе. Показал на шарнир в форме подковы, которым трос присоединялся к батисфере.

– Мне нужно подхватить батисферу вот здесь. – Остин нарисовал на тросе крюк и показал Хэнку. – Можете сделать меньше чем за час?

– Сорок пять минут самое большое, – ответил Хэнк. – Я сращу трос с крюком. Но, честно говоря, сомневаюсь, что он выдержит все полмили подъема на поверхность.

– Мне нужны только первые пять или десять футов, – сказал Остин. – Как только Б-3 освободится от ила, он сможет включить систему всплытия.

– Подцепить крюком шарнир на такой глубине будет трудно, – сказал Гэннон. – Расстояние между шарниром и верхом батисферы – всего несколько дюймов. – Он поднял большой и указательный пальцы. – Все равно что пытаться подхватить с вертолета такую вот штукенцию на высоте в полмили. По-моему, это почти невозможно.

– Не согласен, – запротестовал Остин. – Это абсолютно невозможно. Поэтому я и не собираюсь делать это с поверхности.

– Но как тогда… – На лице капитана появилось задумчивое выражение. – «Бабблз»?

– А почему бы и нет? Он прошел испытания на глубине пять тысяч футов.

– Но…

– Поговорим об этом в станции управления, – сказал Остин.

Подвижная станция управления, длиной двадцать футов, выполненная в форме нормобарического скафандра, стояла рядом с судовым гаражом, где хранились погружаемые аппараты и прочее глубоководное «железо». В нем была консоль, отделенная от управления погружаемыми аппаратами, и мастерская, где хранился «Бабблз».

Остин и Гэннон стояли перед макетом человеческой фигуры с раздутыми конечностями, напоминающим мишленовского человечка. Прозрачный купол, венчавший конструкцию, походил на пузырь из жвачки.

Технически «Бабблз» назывался «скафандром, оснащенным системой для проведения водолазных работ с подачей воздуха с поверхности», но его считали антропоморфной подводной лодкой. С помощью этого аппарата можно было погружаться на большие глубины, не беспокоясь о смертоносном давлении и не нуждаясь в декомпенсации. Громоздкая система жизнеобеспечения, расположенная на спине алюминиевого корпуса, обеспечивала потребности пилота в течение шести-восьми часов, а в случае необходимости даже дольше.

Экспериментальный скафандр «Бабблз» был собственностью военно-морского флота США. Его предшественник, скафандр «Хардсьют-2000», был разработан для операций по спасению экипажей подводных лодок. Исследовательское судно просто перевозило его и после погружения Б-3 должно было передать военному кораблю возле Бермуд.

Гэннон стоял подбоченясь и энергично качал головой.

– Я не могу разрешить это, Курт, – говорил капитан. – «Бабблз» – прототип. Он еще не испытан в полевых условиях. Насколько я знаю, в последний раз его испытывали на глубине две с половиной тысячи футов.

– Джо подтвердит, что любой инженер, достойный своего звания, закладывает в свои разработки многократный запас прочности, – сказал Остин. – «Хардсьют-2000» на контрольных испытаниях погружался на три тысячи футов.

– Это были контрольные испытания, а не оперативные погружения. И это факт.

Остин посмотрел на капитана своими бледно-голубыми глазами.

– Факт и то, что Джо с Кейном замерзнут насмерть или задохнутся от недостатка воздуха, если мы что-нибудь не предпримем.

– Черт побери, Курт, я это знаю! Но не хочу других напрасных смертей.

Остин понял, что давит слишком сильно, и пошел на попятную.

– Я тоже, – сказал он. – Поэтому вот что я предлагаю. Вы готовите «Бабблз» к погружению, а я запрошу мнение флота о пределах безопасного погружения и буду их придерживаться.

Гэннон давно знал, что Остина остановить невозможно, как нельзя остановить восточный ветер.

– Какого дьявола! – воскликнул капитан с кривой усмешкой. – Подготовлю «Бабблз».

Остин одобрительно поднял большой палец и пошел на мостик. Спутниковый телефон соединил его с департаментом по вопросам подводного флота в Калифорнии. Он с растущим нетерпением ждал, пока его отсылали от одной инстанции к другой; он поговорил с несколькими людьми и наконец добрался до офицера из отдела систем жизнеобеспечения спускаемых аппаратов. Остин быстро изложил просьбу.

Офицер присвистнул.

– Сочувствую вашим трудностям, сэр, но не могу разрешить вам использовать «Хардсьют». Разрешение должно исходить сверху. Я соединю вас.

– С флотскими шишками я разберусь, – едва скрывая раздражение, ответил Остин. – Я только хочу знать, может ли новый «Хардсьют» погрузиться на полмили.

– Это как раз и должны определить испытания, – сказал офицер. – Слабыми местами системы подачи воздуха всегда были соединения. При новой конструкции сочленений теоретически можно погружаться и глубже, тысяч до пяти футов. Но если есть хоть малейшее слабое место, грандиозный провал обеспечен.

Остин поблагодарил офицера и сказал, что получит разрешение у его начальников, но не уточнил, когда. Он надеялся, что к тому времени, как флотская бюрократическая машина начнет действовать, он будет уже недосягаем.

Все время, пока он говорил с офицером, его, как голодный комар, преследовала некая назойливая мысль. Вернувшись в центр управления, он увидел женщину, пилотировавшую ДУА; она все еще сидела на своем рабочем месте. Остин попросил ее прокрутить последние шестьдесят секунд видеозаписи. Она щелкнула мышкой, и на экране появилось морское дно в полумиле под ними. Остин снова увидел ДУА, паривший как птица над колышущейся растительностью, покрывающей дно. Камера вскоре показала кольцо ила, созданное ударом батисферы о дно, а потом и купол самой батисферы, торчащий из кратера.

– Остановите изображение, – потребовал Остин. Он показал на темное пятно в левом верхнем углу экрана. – Теперь перематывайте. Медленно.

Тень ушла с экрана.

Оператор ДУА смотрела на экран, прикусив нижнюю губу.

– Не помню, чтобы я это видела.

– Проглядеть было легко, – сказал Остин. – Мы все сосредоточились на поисках батисферы.

Женщина откинулась на спинку кресла, сложила руки на груди и напряженно уставилась на продолговатую тень, едва заметную у границы освещенного прожектором пространства.

– Возможно, рыба или кит, – сказала она, – но что-то с ней не так.

Остин попросил увеличить изображение. Картинка распалась, словно взорванная, но Остин успел заметить в тени смутное подобие осьминога. Он попросил распечатать это изображение и прокрутить последнюю звуковую передачу с батисферы.

Оператор сделала распечатку, потом уменьшила изображение и перевела его в верхний правый угол экрана, на котором теперь было лицо Кейна. Тот взволнованно описывал светящихся рыб, плавающих вокруг батисферы, но вдруг замолчал и прижался лицом к иллюминатору.

«А это что?» – спросил Кейн.

Активируемая голосом камера повернулась к Завале.

«Увидели русалку, док?»

Снова Кейн.

«Не знаю, что я увидел, но оно было огромное».

Остин схватил распечатку и направился на нос. Двойные двери гаража были широко раскрыты, «Хардсьют» подкатили под кран, который должен был поднять его на палубу.

Остин показал Гэннону распечатку с ДУА.

– Этот объект крутился возле батисферы, когда трос был перерезан.

Капитан покачал головой.

– Но что это?

– Не знаю, – ответил Остин. Он посмотрел на часы. – Но знаю, что на Б-3 скоро кончатся воздух и энергия.

– Мы будем готовы через несколько минут, – сказал капитан. – Вы связались с флотом?

– Флотский инженер сказал, что теоретически «Бабблз» может погружаться на пять тысяч футов.

– Ого! – протянул капитан. – Получили разрешение на использование аппарата?

– Этим я займусь позже, – ответил Остин с быстрой улыбкой.

– Зачем я только спросил? – удивился капитан. – Надеюсь, вы понимаете, что делаете меня соучастником похищения собственности флота.

– Не все так мрачно. В федеральной тюрьме мы сможем попроситься в одну камеру. Как у нас дела?

Гэннон повернулся к стоявшему рядом старшему механику.

– Хэнк и его экипаж провернули черт знает какую работу! – сказал капитан.

Остин осмотрел работу механиков и хлопнул Хэнка по спине.

– Неплохо для правительственной работы, – сказал он.

Перерезанный трос батисферы был пропущен через крюк, загнут назад, чтобы получился классический узел-огон,[192] и десятки раз обмотан тонкой стальной проволокой. Остин поблагодарил механиков за хорошую работу и попросил прикрепить крюк к корпусу аппарата.

Пока механики выполняли его просьбу, Остин спустился в каюту и сменил шорты и футболку на термобелье, шерстяной свитер и шерстяные носки. Он натянул и застегнул судовой комбинезон и спрятал свою густую гриву под шерстяной шапочкой. Хотя «Хардсьют» был снабжен системой обогрева, температура на глубине могла упасть до сорока градусов.[193]

Вернувшись на палубу, Остин быстро объяснил план спасения. Молясь про себя богам слепой удачи, чтобы они одобрили эту авантюру, он поднялся по стремянке и втиснул мускулистое тело в нижнюю половину «Хардсьюта», разъятого по талии на две части. Когда надели верхнюю половину, Остин проверил электричество, связь и подачу воздуха. И отдал приказ к спуску.

Раму вместе со «Хардсьютом» подняли с палубы и опустили в воду. На глубине в тридцать футов Остин приказал остановиться и снова проверил системы. Все было в порядке, но Остина отрезвила мысль о том, что рекордное флотское погружение на две тысячи футов было проведено в результате нескольких лет планирования и работы большой группы специалистов. Вовсе не похожее на безумное путешествие на дно, которое он собирается предпринять.

Электронные часы в шлеме подсказали ему, что воздуха в батисфере осталось меньше чем на час. Он протянул руку – рука скафандра оканчивалась зажимом – и отцепил крюк от рамы. Предварительно убедившись, что крюк прочно зажат в «руке», он приказал опустить его на дно.

Лебедки, опускавшие крюк и скафандр, работая совместно, погрузили Остина на глубину. Быстрый спуск породил пузыри, закрывшие обзор. Часы отсчитывали уходящее время, а Остин сосредоточился на глубиномере.

Миновав отметку «две тысячи футов», Остин понял, что погружается в неведомые глубины, но его внимания требовало и многое другое, и он не стал анализировать, насколько вышел за пределы допустимого. На глубине 2800 футов никаких проблем по-прежнему не возникло; тут он почувствовал, что скорость спуска изменилась.

В динамике послышался голос Гэннона.

– Мы замедляем спуск, чтобы вы не пробили дыру в дне, Курт.

– Одобряю. Остановитесь на трех тысячах.

Вскоре лебедка остановилась.

Облако пузырей, окружавшее купол вокруг его головы, разошлось. Остин включил фонари, которые при спуске были выключены. Бледно-желтые лучи прорезали тьму, до того лишенную цвета, что любая попытка описать это потерпела бы неудачу.

Все системы работали, сочленения не пропускали воду. Остин попросил продолжить спуск и вскоре повис в пятидесяти футах над дном.

– Отныне вы сами по себе, – сказал капитан. – По мере ваших передвижений мы будем стравливать кабель.

За границами светового пятна, создаваемого прожекторами, светились целые скопления и отдельные точки; у лицевой пластины шлема проплыла необычная фосфоресцирующая рыба.

Остин надавил левой ногой; два вертикальных движителя заработали, приподняв его на ярд. Затем правой ногой он активировал горизонтальные движители и продвинулся на несколько футов вперед.

Остин попробовал пошевелить руками и ногами и обнаружил, что, несмотря на чудовищное внешнее давление, хорошо смазанные сочленения скафандра позволяют легко совершать разнообразные движения.

Он включил камеру и направил ее на рыбу-удильщика, привлеченную светом.

– Получаем картинку, – сообщил капитан. – Разрешение хорошее.

– Посмотрю, смогу ли найти что-нибудь для семейного альбома. Продолжаю движение.

Искусно манипулируя движителями, Остин повел «Хардсьют» горизонтально, слегка наклонившись вперед; кабель тянулся за ним.

Семисотфунтовый спускаемый аппарат утратил неуклюжесть и двигался под водой как на крыльях. Остин сосредоточился на маленьком экране сонара, который светился золотистым цветом, как спелая пшеница. Охватывая по пятьдесят футов с каждой стороны, экран показывал полосу шириной сто футов. Исследуя дно, считывая данные, машина регулировала свое положение, направление движения, скорость и глубину.

Справа и ниже на экране появился темный объект, примерно в двадцати пяти футах.

Остин заставил «Хардсьют» резко повернуть вправо и спускался, пока в свете прожектора не появилась блестящая пластико-металлическая поверхность ДУА.

ДУА лежал на спине, как мертвый жук.

Гэннон тоже увидел его.

– Спасибо за то, что нашли ДУА, – послышался в коммуникаторе его голос.

– Не за что, – ответил Остин. – Б-3 должна быть рядом.

Он увеличил дальность поиска до ста футов и медленно повернулся. Сонар засек поблизости другой объект. Чрезмерно увеличив скорость, Остин проскочил мимо батисферы и вынужден был, резко повернув, медленно вернуться.

Он повис в двадцати футах над Б-3. Температура внутри «Хардсьюта» упала, но на лбу Остина выступил пот. Он понял, насколько трудна его задача в этой враждебной среде: любая ошибка, допущенная в спешке, может стать гибельной. Он глубоко вдохнул, включил вертикальные движители и начал спускаться к погруженной в ил батисфере.

Глава 10

Б-3 быстро превращалась в шарообразный холодильник: ее система обогрева вела безнадежную борьбу с холодом глубоководья. Джо Завала и Макс Кейн закутались в одеяла, как индейцы навахо, и сели спиной друг к другу, чтобы сберечь тепло. Занемевшие губы больше не могли говорить, легкие с трудом извлекали кислород из все более разреженного воздуха.

Завала боялся мгновения, когда электричество полностью откажет. У батисферы был запасной резервуар, но механик сомневался, стоит ли продлевать мучения. В то же время он упрямо подавлял стремление сдаться и заполнял сознание видами гор вокруг Санта-Фе. Закрыв глаза, он представлял себе, что отдыхает после зимней прогулки, а вовсе не сидит в полом стальном шаре на дне холодного моря.

Блям!

Что-то ударилось о батисферу. Завала прижался головой к стене, не обращая внимания на холод, просачивающийся сквозь металлическую оболочку. Он услышал скрежет, потом вновь лязгающий удар и еще.

Азбука Морзе. «К», понял он.

После мучительной паузы последовало «о».

«Курт Остин».

Кейн сидел сгорбившись, опустив голову и обхватив колени. Оторвав подбородок от груди, он слезящимися глазами, плывущим взглядом посмотрел на Завалу.

– Чт… этто?

Он говорил невнятно от холода и недостатка кислорода.

На потрескавшихся губах Завалы появился призрак улыбки.

– Прибыла кавалерия.

* * *

Остин скорчился на батисфере, как паук, выстукивая клешнями-манипуляторами буквы. Размеры и форма глубоководного водолазного костюма делали его восприимчивым к течениям, и придонные потоки грозили сбить его с насеста. Он подцепил крюком шар, сам держась «клешней» за трос, чтобы не уплыть, и манипулировал движителями скафандра, добиваясь, чтобы они были направлены вниз, в ил.

Он надавил на ножную педаль, и его мгновенно окружило непроницаемое облако взбаламученного ила, которое вскоре осело. Он выключил прожекторы «Хардсьюта». Слабое свечение, исходившее от прежде залепленного окна батисферы, свидетельствовало, что системы еще действуют. Остин помигал прожекторами, привлекая внимание Завалы.

Тот заметил это мигание, и его мозг частично стряхнул оцепенение.

Кейн тоже заметил этот свет.

– Что будем делать? – спросил он.

Завала жаждал сделать хоть что-нибудь, все, что угодно, лишь бы вырваться, но понимал, что нужно проявить терпение.

– Ждать, – сказал он.

* * *

Остин отцепил свой манипулятор от троса и принялся выстукивать по корпусу батисферы новое послание. Он успел простучать несколько букв, но вдруг течение подхватило его и отнесло на несколько футов от батисферы. Восстановив контроль, он вернулся и продолжил выстукивать.

Камера «Хардсьюта» передавала его действия на судно.

– Что там внизу происходит? – послышался голос Гэннона. – Картинка потемнела, теперь изображение вернулось, но искаженное.

– Приготовиться, – сказал Остин и закончил передавать сообщение.

– Мы готовы, – ответил капитан.

Напряженные действия истощили силы Остина. Пот заливал ему глаза, он хватал воздух, как выброшенная на берег камбала.

– Поднимайте! – крикнул он в микрофон.

* * *

Завала внимательно вслушивался в размереный стук по корпусу батисферы. Он уловил первые буквы, потом, после паузы, еще.

«Всплывай».

«Дьявольщина, Курт, если бы я мог всплыть, давно бы всплыл».

Батисфера по-прежнему сидела, увязнув в иле, и Завала переходил от гнева к отчаянию. Может, он бредит из-за недостатка кислорода. Представляет себе спасение, которое существует только у него в голове.

Зуммер вернул его к реальности.

На панели управления бешено замигала красная лампочка. Он понял, что она мигает уже некоторое время, но его медленно работающий мозг не сознает, что это предупреждение: запасы воздуха на исходе.

Он дотянулся до запасного баллона, снял его со стены и открыл клапан.

Воздух с шипением пошел в батисферу, и туман, окутывавший сознание, рассеялся. Завала вновь дернул за рычаг, приводящий в действие систему всплытия, и стал ждать.

* * *

Остин парил над дном океана, направив прожекторы «Хардсьюта» на верх Б-3. Трос натянулся; это в полумиле наверху заработала лебедка на палубе судна. Но батисфера не шелохнулась. Ужасные картины замелькали в голове у Остина: сделанный в спешном порядке крюк немедленно сломается, и батисфера останется в трясине придонного ила; Завала забудет включить систему всплытия; или система не сработает; или, того хуже, двое в батискафе потеряли сознание.

– Лебедка натянула трос, – сообщил вниз Гэннон. – Что у вас?

Остин видел, что сращенный трос распускается.

– Продолжайте тянуть, – приказал он.

Он стиснул зубы, как будто мог поднять Б-3 усилием воли. Батисфера оставалась на месте. Трос растянулся еще немного.

– Пошла, черт тебя побери! – крикнул он.

Вокруг батисферы поднялись столбы ила. Потом батисфера выскочила из него, как пробка из бутылки, и выровнялась. Прежде чем она поднялась в свете прожекторов «Хардсьюта», плотное облако ила на мгновение скрыло ее из виду.

В динамиках судна прозвучал торжествующий крик Остина.

Б-3 висела в десяти футах над дном, с ее боков лился ил; двадцать футов – но по-прежнему никаких признаков развертывания мешков плавучести. Чего ждет Джо? Может, дверцы системы всплытия по-прежнему забились грязью?

Остин медленно поднимался, не отставая от батисферы и не сводя глаз с крюка и троса.

И, когда последняя прядь сращенного троса лопнула, дверцы по бокам шара неожиданно распахнулись и шесть воздушных мешков расправились и быстро заполнились. Батисфера качнулась вперед, назад, выровнялась и начала подниматься.

Остин следил за ней, пока не потерял из виду.

– Они на пути к вам, – сообщил он Гэннону.

– Вы следующий, – сказал капитан. – Как дела?

– Наверху было бы лучше.

Остин поработал движителями, чтобы оставаться в относительно вертикальном положении, и, когда «Хардсьют» дернули за крюк, был готов. Скафандр начал подъем, Остин выключил свет – и увидел, что не один.

Чернота была усеяна десятками созвездий. Его окружали светящиеся морские существа, висящие на одном месте, как звезды. Изредка он замечал движение, словно самолет пролетел по ночному небу. Потом глаз уловил движение слева. Созвездие у границ периферического зрения как будто росло. Повернув голову, Остин увидел, что на него смотрят три сверкающих янтарных глаза. И они приближаются.

В мозгу Остина включилась сирена: тревога! Он сосредоточился на спасении и забыл о зловещей тени, которая перерезала кабели Б-3 и ДУА.

Прожекторы «Хардсьюта» осветили гладкую темную поверхность чего-то похожего на приплюснутую каплю. Какое-то погружаемое средство, скорее всего автоматический подводный аппарат, или АПА, потому что никаких тросов он не видел. Блестящие глаза на передней части, очевидно, были сенсорами, но Остина больше заинтересовали металлические жвалы с острыми краями, выступающие из передней части машины.

Машина быстро сорвалась с места, нацелив жвалы на трос, поднимавший «Хардсьют» к поверхности. Остин нажал на педаль вертикальных движителей. После некоторой заминки движители преодолели инерцию скафандра, Остин взлетел на несколько футов, нападающий прошел под ним, и жвалы щелкнули в пустой воде.

Машина сделала широкий разворот, поднялась и приготовилась к новому нападению.

Гэннон следил за столкновением на судовом мониторе.

– А это что, черт возьми? – рявкнул капитан.

– Что-то хочет мной пообедать, – ответил Остин. – Тяните быстрей.

Проворный АПА быстро менял стратегию и скорость. Заходя на вторую атаку, он сбросил скорость до пешеходной, преследуя цель с осторожностью хищника, чья жертва повела себя непредсказуемо.

Остин дождался, чтобы АПА оказался в нескольких ярдах, и резко вдавил ножную педаль. «Хардсьют» поднялся на несколько футов, но недостаточно быстро, чтобы уйти от нападения. Защищаясь, Остин поднял руки, вытянув их вперед и сведя. И нанес скользящий удар, врезавшись на миг в выдвинутые манипуляторы, однако успел «клешней» ткнуть АПА в средний глаз.

Остин стукнулся головой о внутреннюю поверхность плексигласового шлема. Столкновение с АПА отбросило его в сторону, и он повис на своем тросе, как кирпич на веревке. Вся левая рука от запястья была охвачена болью.

АПА готовился к новому нападению, но двигался медленно и время от времени дергался из стороны в сторону, как собака, вынюхивающая добычу. Вместо того чтобы напасть на Остина, он сымитировал ложную атаку и свернул к тросу. Остин, оглушенный в предыдущем нападении и еще не пришедший в себя, промедлил с толчком вверх. Жвалы АПА захватили его правую руку возле локтя и сомкнулись.

Левым манипулятором Остин захватил толкающую его жвалу и стал подниматься и опускаться, как игрушка йо-йо. Движители АПА были предназначены для горизонтального движения, а не для вертикального, и собственный вес аппарата работал против него, сгибая жвалу так, что она становилась бесполезной. Потом лезвие лопнуло у основания. АПА дико забился, вырвался и исчез в темноте.

– Курт, вы в порядке? – послышался в наушниках голос капитана. – Ради бога, отвечайте!

– Лучше всех, – прохрипел Остин. – Поднимайте меня.

– Поднимаем, – с облегчением в голосе ответил капитан. – Какую музыку поставить?

– Выберите сами.

Он слишком устал, чтобы думать.

Мгновение спустя в микрофоне зазвучал вальс Штрауса, и Остин начал долгое путешествие наверх под «Голубой Дунай».

Пока Остина вытаскивали на судно, он смутно сознавал, что все еще сжимает в клешнях кусок металла, как охотничий трофей.

Глава 11

В тысячах миль от «Уильяма Биба» Лоис Митчелл пыталась подавить мятеж в кают-компании, куда Гордон Фелпс под дулом пистолета согнал весь персонал. Кто-то заметил отсутствие доктора Логана, и, когда Лоис сказала, что его застрелили, новость вызвала волну гнева и страха.

Лоис старалась унять это возбуждение. Когда это не получилось, она поставила на стол-стойку несколько чашек и налила в них кофе из кофейника. Такой простой ритуал оказал успокаивающее действие. Когда стало тихо и она уверилась, что ее услышат, Лоис улыбнулась.

– Это, конечно, не «Старбакс гранд», но пока сгодится.

Эта попытка пошутить вызвала всплеск эмоций у молодой женщины-техника, чьи бледное лицо и полные слез глаза свидетельствовали, что она на грани истерики.

Давясь слезами, эта женщина набросилась на Лоис:

– Как можно быть такой спокойной, зная, что доктор Логан убит?

Упрямо отказываясь тоже предаться отчаянию, Лоис проговорила:

– Доктор Логан с пулей в сердце лежит в коридоре возле рубки. Он пытался сопротивляться, и человек, который нас здесь запер, убил его. Если не хотите такой же участи, советую сделать несколько глубоких вдохов и успокоиться.

Дрожащей рукой Лоис подвинула чашку с кофе по стойке. Молодая женщина-техник помедлила, потом взяла чашку и шумно отхлебнула. Лоис собрала всех вокруг большого стола и описала встречу с Фелпсом и убийство Логана. Биолог, ближайший друг Логана, встал со стула и взял со стола кухонный нож. Он выразил свой гнев одним словом:

– Ублюдок!

Лоис не шелохнулась и спокойно посмотрела на биолога.

– Вы совершенно правы, – сказала она. – На самом деле человек, убивший доктора Логана, хуже ублюдка, он убийца, но его нравственные характеристики в данном случае не имеют значения. Вы можете пырнуть его ножом, хотя я сомневаюсь, что у вас это получится, но что потом? Очевидно, Фелпс не единственный. Мы имеем дело с безжалостными людьми, которые сумели проникнуть в тщательно охраняемую лабораторию, находящуюся на глубине триста футов. Не знаю, как они узнали о «Рундуке», кто они и сколько их, но мы всецело в их руках.

Нож со звоном упал на стойку, биолог сел.

– Вы правы, Лоис, – сказал он подавленно. – Хотел бы я знать, что им нужно.

– Я уверена, нам скажут, – ответила она. – А пока давайте перекусим. Нам важно сохранить силы. Боже, – сказала она, невесело рассмеявшись, – я похожа на актера из фильма-катастрофы, который говорит, что нужно сохранять спокойствие, когда океанский лайнер перевернулся или самолет разбился в джунглях.

Это замечание вызвало нервные улыбки. Несколько человек пошли на кухню и вскоре вернулись с подносами сэндвичей с ветчиной, индейкой и ореховой пастой. Страх, должно быть, обострил голод, потому что ученые накинулись на сэндвичи, как люди, давно лишенные пищи.

Когда они убирали посуду, стены кают-компании задрожали и послышался громкий гул. Все бросили уборку и прислушались. Несколько мгновений спустя гул прекратился, и пол тряхнуло, как при землетрясении. Толчок повторился, и комната вздрогнула и покачнулась.

Те, кто стоял, старались сохранить равновесие; послышались тревожные крики, но в комнате стало тихо, когда дверь распахнулась, вошли два вооруженных человека и стали расчищать дорогу для Фелпса. На незнакомцах были еще влажные от морской воды черные костюмы ныряльщиков, в руках – короткоствольные автоматы.

Фелпс улыбнулся и сказал:

– Кажется, к обеду мы опоздали.

– Что с лабораторией? – спросила Лоис, держась за край стойки, чтобы не упасть.

– Вы разве не помните? Я сказал, что нам предстоит небольшая прогулка. Лабораторию перемещают на новое место.

Лоис подумала, что сходит с ума.

– Но это невозможно.

– Вовсе нет, доктор Митчелл. Нам потребовалось просто подцепить лабораторию к грузовому буксиру, так сказать.

– А что с нашим вспомогательным судном?

– Выведено из строя, – сказал Фелпс. Он приказал вооруженным людям: – Отведите этих людей в их каюты.

Автоматчики посторонились, давая ученым пройти.

– Спасибо, что позволили сотрудникам уйти, – сказала Лоис. Она пошла вслед за коллегами, но Фелпс остановил ее, взяв за руку. Он закрыл дверь, пододвинул стул и попросил Лоис сесть. Сам сел на другой стул и откинулся на спинку.

– Я ознакомился с вашей биографией, доктор Митчелл. Весьма впечатляюще. Диплом бакалавра морской биологии в университете Флориды, магистерский диплом Виргинского института морских наук, наконец, кандидатская степень в области морской биотехнологии и биомедицины в Скриппсовском институте океанографии.

– Это интервью? Вы хотите нанять меня? – ледяным тоном спросила Лоис.

– Наверно, можно сказать и так, – ответил Фелпс. – Вы делаете работу, которой интересуются мои боссы.

– Кто ваши боссы?

– Они, знаете ли, застенчивы. Думайте о них, как о людях, которые платят мне жалованье.

– Они заплатили вам за убийство доктора Логана?

Фелпс нахмурился.

– Это не входило в наши планы, доктор Митчелл. Просто несчастный случай.

– Такой же, как похищение лаборатории, вероятно.

– Пожалуй. Послушайте, доктор Митчелл, я могу вам не нравиться, возможно, вы меня вообще ненавидите, но для вас и для ваших сотрудников будет лучше, если вы постараетесь уживаться со мной, потому что нам предстоит вместе работать.

– Что вы имеете в виду?

– Боссы не говорили мне, чем вы занимаетесь в лаборатории, но я слышал, что это имеет какое-то отношение к медузам.

Лоис не видела причин скрывать это.

– Верно. Мы пытаемся использовать химическое вещество, найденное в редком виде медуз, для создания вакцины от вируса типа инфлюэнцы, который тревожит очень многих.

– Мои боссы сказали, что вакцина у вас почти готова.

Вот вам ваша секретность, подумала Лоис.

– Верно, – сказала она. – От синтеза химического вещества, которое станет основой вакцины, нас отделяет несколько дней. Но вы не ответили на мой вопрос о совместной работе.

– Когда мы приплывем на новое место, вы продолжите работу. Вы получите свободный доступ во все помещения лаборатории, кроме рубки управления. Вы будете регулярно сообщать мне о результатах работы. Я буду передавать эти сообщения своим боссам. В остальном все как обычно.

– А если мы откажемся работать на вас?

– Мы понимаем, что ученых нельзя заставить работать из-под палки. Мы просто оставим вас здесь, на дне, без еды и кислорода, пока вы не захотите работать. Правило простое: начнете забастовку – умрете. Идея не моя, но вполне действенная.

– Спасибо за добрый совет. Я передам его коллегам, как только вы разрешите мне присоединиться к ним.

Он встал и открыл дверь.

– Можете идти, если хотите.

Лоис не двинулась с места.

– Один вопрос, – сказала она. – А что будет, когда мы завершим исследования? Вы нас убьете или оставите погибать на дне?

Фелпс, человек несентиментальный и опытный профессионал, считал свою работу наемника звеном гордой профессии, уходившей корнями в прошлое на сотни, а то и тысячи лет. Старше проституции, часто шутил он. У него было своеобразное представление о чести, которое не позволяло обижать женщин, особенно таких привлекательных, как Лоис Митчелл. Он прогнал опасные мысли. В его деле не было места личным привязанностям, но он обещал себе внимательно приглядывать за Лоис.

– Меня наняли угнать это славное маленькое убежище и обеспечить продолжение вашей работы. В моем контракте ничего не говорится о том, чтобы уничтожить вас или ваших друзей. Боссы знают, что по окончании работы я намерен забрать вас из лаборатории и высадить где-нибудь поближе к цивилизации. Вероятно, мы с вами когда-нибудь встретимся в баре Парижа или Рима и еще посмеемся над этим приключением.

Лоис очень хотелось больше никогда не видеть Фелпса. Но сейчас было гораздо важнее понять, правду ли он говорит. Силы словно покинули ее. Лоис казалось, что она задыхается, хотя она продолжала глубоко дышать. Она сосредоточилась на дыхании, втягивая воздух глубоко, до самой диафрагмы, и немного погодя сердцебиение начало замедляться. Она заметила, что Фелпс внимательно следит за ее реакцией.

– Вы в порядке, доктор Митчелл?

Лоис несколько мгновений смотрела в пространство, приводя в порядок смятенные мысли, потом встала.

– Если не возражаете, я бы хотела пойти в свою каюту.

Он кивнул.

– Если я вам понадоблюсь, я в рубке.

Лоис пошла к себе в каюту. Пол качался, и ей пришлось широко расставлять ноги, чтобы не упасть. Каким-то образом ей удалось добраться. Она легла на койку и укрылась с головой, словно таким образом могла отгородиться от мира. К счастью, через несколько минут Лоис впала в беспокойный сон.

Глава 12

Капитан Гэннон нахмурился, глядя на беспокойное море. За несколько часов после погружения Б-3 погода испортилась. На смену пушистым белым утренним облакам пришли серые глыбы туч. Легкий бриз, приветствовавший прибытие судна, усилился и поднимал теперь тяжелые волны. Солнце село, вода стала темной, гребни волн увенчала пена.

Видавшее виды исследовательское судно было построено так, чтобы выдерживать самые сильные бури, но даже в обычных условиях подъем батисферы и усталого пловца в «Хардсьюте» было сложной и рискованной операцией.

Гэннон отошел назад от последней известной позиции Б-3, чтобы дать батисфере место для свободного выхода на поверхность. Кран с правого борта все еще вытягивал «Хардсьют», и Остину не понравилось бы, если бы его волокли через весь океан, поэтому судно отошло недалеко.

«Если кто-то и способен пережить такое испытание, то это Остин, – думал капитан. – Черт, этот человек – вечный двигатель!»

Погрузившийся на полмили на дно океана, чтобы освободить батисферу, Остин постоянно оставался на связи с судном; через равные интервалы он докладывал на мостик о своем подъеме и живо описывал картины морской жизни, которые наблюдал.

Наблюдатели выстроились вдоль поручней или толпились на носу и корме. На рампе под рамой крана стояла наготове надувная лодка типа «Зодиак». На понтонах, ожидая приказа спустить «Зодиак» на воду, сидели два ныряльщика в неопреновых костюмах.

В машинном отделении гудели дизели, волны бились о борт, ветер шумел в снастях. Но в остальном судно было погружено в необычную тишину.

Ее нарушил возглас наблюдателя на мостике:

– Батисфера!

Не отрывая взгляда от только что возникшего пенного пятна на поверхности в ста ярдах справа от судна, Гэннон взял микрофон и отдал приказ к спуску.

Ныряльщики столкнули «Зодиак» с рампы и сели в него. Заработал мощный забортный двигатель, лодка заскользила по волнам, обогнула корабль и потащила за собой трос, как цепкий хвост.

Возле шести блестящих от воды оранжевых холмиков, выскочивших на поверхность, «Зодиак» остановился. Спустили трос с крюком, и один из ныряльщиков выбрался из «Зодиака» и исчез под водой.

Все на судне следили за разворачивающейся драмой. Когда ныряльщик появился на поверхности и вскинул кулак, раздались приветственные крики. Б-3 наконец подцепили крюком. Лебедки потащили батисферу вместе с надувными мешками плавучести на поверхность.

Спасательный экипаж срезал мешки, кран поднял батисферу, с которой лилась вода, и опустил на палубу. Взревел механический гайковерт. Болты быстро отвернули и крышку сняли.

Судовой врач сунула голову в отверстие и увидела комок одеял, окруженный разнообразным оборудованием.

– Привет, – сказала она осторожно.

Завала снял с глаз одеяло и заморгав на свет, улыбнулся.

– И вам привет!

* * *

Остин продолжал подъем, когда Гэннон сообщил, что батисфера на борту. Остина беспокоило самочувствие Джо и дока.

– В дохлых угрях бывает больше жизни, – пошутил капитан. – Врач говорит, они страдают от обезвоживания, недостатка воздуха и истощения.

Стон Остина он мог бы услышать и без оптоволоконной связи.

– Капитан, вы черствый человек.

– С ними все будет в порядке, – рассмеялся Гэннон. – Им нужно только напиться воды и отдохнуть. Я сообщил прессе, что подъем батисферы успешно завершен. Никаких подробностей, но кто-то на судне или в вертолете заметил, что у нас проблемы. Со временем придется рассказать, что произошло. Но с этим разберемся позже… Как вы?

– Не терпится избавиться от этой жестянки, но в остальном все в порядке. Одна просьба: от классической музыки, которой вы меня пичкаете, клонит ко сну. Нет ли чего полегче?

Через несколько минут он услышал, как Мик Джаггер поет «Ты не можешь всегда получать то, что хочешь».

Остин улыбнулся, соглашаясь с мнением «The Rolling Stones»: если подождать, получишь все, что хочешь… особенно если у тебя есть друзья.

* * *

Пассажиров Б-3 перевели в лазарет, уложили на столы для осмотра, избавили от грязной, дурно пахнущей одежды, обработали ушибы и шишки и растерли, чтобы вернуть хорошее кровообращение. Потом врач накрыла их одеялами и позволила уснуть.

Проснувшись, Джо Завала первым делом увидел лицо Курта Остина.

– Значит, я не на небесах, – прохрипел он.

Остин держал круглую коричневую стеклянную бутылку с деревянной пробкой.

– Текила! Может, все-таки на небесах.

Губы Завалы скривились в улыбке.

– Какое зрелище для усталых глаз. Когда ты вернулся на борт?

– Меня вытащили из скафандра полчаса назад, – сказал Остин. – Можешь объяснить, что случилось?

Завала кивнул.

– Позволь, я сначала согреюсь снаружи, потом изнутри.

Потребовались пятнадцать минут самого горячего, какой только можно выдержать, душа, прежде чем Завала почувствовал, что тепло проникло в его тело. Остин передал ему в душевую кабину пластиковый стаканчик с текилой, потом пошел в свою каюту, тоже принял душ и переоделся.

К тому времени как он вернулся, Завала сидел в кресле и пил текилу. Остин помог ему пройти в кают-компанию и заказал две порции копченой говядины на ржаном хлебе.

После еды Завала откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.

– Наверно, это мой лучший обед, – сказал он.

– Я тебе налью, а ты рассказывай, что произошло с батисферой, – предложил Остин.

Завала протянул чашку. Текила развязала ему язык, и он описал мучительное погружение на дно океана и проблемы с мешками плавучести.

– До сих пор не могу понять, как лопнул трос, – сказал он, покачав головой.

– А он не лопнул, – уточнил Остин.

Затем открыл чемоданчик, достал ноутбук и, поставив его на стол, показал записанное видеокамерой «Хардсьюта» столкновение с АПА.

Когда Остин увернулся от смертоносных клешней, Завала одобрительно крикнул: «Оле!» Видеозапись закончилась на том, как Остин вывел АПА из строя, и Завала сказал:

– Молодец, но, пожалуйста, не становись матадором.

– Не собираюсь, – подхватил Остин. – Бог с ней, с корридой. Как, по-твоему, сложно запрограммировать АПА, чтобы он перерезал трос?

– Это-то не трудно, гораздо труднее его построить. Отличный образчик инженерной работы. Очень проворен. Учится на ошибках и быстро приспосабливается. Жаль, что ты его сломал.

– Ты прав, Джо. Надо было позволить ему убить меня, но день и без того выдался тяжелым.

– С кем не бывало, – отозвался Завала.

– Есть соображения, откуда он мог взяться? – посерьезнел Остин.

– За погружением батисферы следили по меньшей мере два десятка кораблей. Эту хищную тварь могли спустить с любого из них. Почему,по-твоему, потом он напал на тебя?

– Ничего личного. Думаю, это то, что военные называют сопряженным ущербом. – Он показал на экран. – Кто-то натравил Фидо[194] на батисферу. На меня он набросился, потому что я оказался по соседству.

– Но кому понадобилось угробить проект Б-3? – спросил Завала.

– Я тоже об этом думаю, – отозвался Остин. – Посмотрим, проснулся ли док.

* * *

Кейн не только проснулся, но был вполне бодр. Он принял душ, закутался в махровый халат и теперь, сидя в кресле, болтал с врачом.

– Теперь я знаю, что чувствует сардина в банке, – философствовал он. – Спасибо за спасение, Курт. Не могу поверить в то, что трос порвался.

– Он не порвался, – объяснил Завала. – Курт говорит, что его перерезали.

– Перерезали? – У Кейна отвисла челюсть. – Не понимаю.

Остин показал Кейну видео с АПА и спросил:

– Не знаете, кто готов пойти на такие трудности, лишь бы оставить батисферу на дне?

Кейн покачал головой:

– Нет. А вы?

– Мы с Джо недоумеваем, как и вы, – согласился Остин. – Не можем найти причину для попытки срыва научного и образовательного проектов.

По громкой связи послышался голос Гэннона.

– Вызывают доктора Кейна, – сказал капитан. – Он может ответить?

Остин снял со стены трубку интеркома и протянул Кейну.

Кейн выслушал кого-то на линии и воскликнул:

– Это невозможно!.. Да, конечно… Я буду готов.

Когда он отключил связь, Остин поинтересовался:

– Все в порядке?

– Не совсем, – медленно ответил Кейн. Лицо его стало пепельно-серым. – Прошу прощения. Мне нужно поговорить с капитаном.

И он обратился за помощью к врачу, чтобы подняться на мостик.

Остин тоже направился было к выходу, потом пожал плечами и предложил Завале:

– Пошли со мной в механическую мастерскую. Хочу тебе кое-что показать.

Клешня, которую Остин отломал от АПА, была завернута в ткань и зажата на верстаке в тиски с мягкими губками. Надев толстые рабочие рукавицы, Остин достал лезвие из тисков. Оно было примерно четыре фута длиной и шесть дюймов шириной, закругленное с одного конца и заостренное с другого, из удивительно легкого металла, Остин оценил вес предмета – меньше двадцати фунтов.

Завала негромко свистнул.

– Прекрасно, – проговорил он. – Это какой-то металлический сплав. Тот, кто построил АПА, не ожидал, что будут сгибать здесь. Это слабое место. А край у этой штуки острый, как меч самурая.

– Можно представить, как пара таких штук способна испортить тебе день.

– Жаль, с нами нет Биба, – сказал Завала. – Это могло бы изменить его мнение о том, что опасность океанских глубин преувеличена.

– Не океан произвел эту штуку. Ее определенно сделал человек.

Остин осторожно перевернул клешню. Металл был тщательно обработан, только в нескольких дюймах от того места, где прошел разлом, виднелось пятнышко величиной с булавочную головку.

Остин снова завернул лезвие и зажал в тисках.

– Ты провел прилично времени с доком… Он не сказал ничего такого, что могло бы объяснить происшедшее?

– Он много говорил о медузах, но заметно было другое. – Завала пытался вспомнить. – Когда мы сидели в иле, я спросил о его работе. Он ответил, что занят исследованием, которое имеет отношение ко всем мужчинам, женщинам и детям на планете.

– Он ничего не объяснил?

Завала покачал головой.

– Я пытался выспросить подробно об исследовании. Он сказал, что, если расскажет, над чем работает, ему придется меня убить.

Остин скривил угол рта в улыбке.

– Он именно так сформулировал? Смешно, если учесть, что всего несколько минут отделяло вас от того, что таблоиды именуют «ужасной смертью».

– Тогда мы посмеялись, но, думаю, он говорил искренне.

Остин обдумал ответ Завалы и спросил:

– Что думаешь о звонке доку несколько минут назад?

– Дока словно лошадь в живот лягнула.

– Он расстроился, это точно.

Остин предложил еще раз поговорить с Кейном. Выйдя на палубу, они увидели Кейна и капитана, направлявшихся к ним. Кейн, который шел еще с трудом, нес свою сумку.

– Мы как раз шли к вам, ребята, – сказал капитан, показывая на огни подплывающего катера. – Катер береговой охраны США пришел за доктором Кейном.

Катер остановился в ста ярдах от судна. Остин помог Кейну надеть спасательный жилет и вместе с ним прошел на корму к рампе, где ждал экипаж «Зодиака». Кейн поблагодарил Остина, Завалу и капитана за помощь.

– Жаль, что вы уходите, док, – сказал Остин.

– А мне-то как жаль. – Кейн улыбнулся и добавил: – Приключения Биба бледнеют рядом с нашим погружением.

– Возвращаетесь в Боунфиш-Ки?

– Не совсем… Я с вами свяжусь.

Кейн забрался в «Зодиак». Надувная лодка подошла к катеру береговой охраны. Кейну помогли подняться на борт, и катер начал уходить еще до того, как «Зодиак» вернулся к судну.

Остин, Завала и Гэннон следили за катером, пока тот не скрылся из виду. Потом Гэннон повернулся к Остину и спросил, не хочет ли тот утром вернуться в порт. Остин предложил попытаться поднять ДУА. Гэннон заметил, что после бури прогноз погоды благоприятный. Он собирался использовать для подъема самый большой ДУА на корабле – чудовище, получившее название «Чудо-юдо».

– Мы мало знаем о доке, – сказал Завала, когда капитан отошел.

– Пора это исправить. Я попрошу Траутов разузнать о Боунфиш-Ки. Между тем правила Британского военно-морского флота позволяют вторую порцию грога.

– Это НУМА, а не британский флот, – ответил Завала. – И текила вовсе не грог.

– Позволено ли мне будет заметить, что мы в бермудских водах, а следовательно, на британской территории?

Завала хлопнул Остина по спине и сказал что-то по-испански.

– Я позабыл эспаньол, приятель, – сказал Остин. – Переведи.

Тот поднял подбородок и сделал вид, что принюхивается, как будто почувствовал неприятный запах.

– Я сказал: «Отличное шоу, старина».

Глава 13

Катер береговой охраны высадил Кейна на сушу, и оттуда машина перевезла его на аэродром к ожидающему взлета самолету. Кейн видел, как тают вдали огни Бермуд, потом отвернулся от иллюминатора и попробовал разобраться в событиях последних двадцати четырех часов. Подводное испытание утомило его. Думалось с трудом; он закрыл глаза и задремал. Его разбудил толчок при посадке, и пилот по громкой связи сообщил, что они сели в национальном аэропорту имени Рейгана в Вашингтоне.

Самолет подъехал к закрытой зоне, предназначенной для ВИП-пассажиров. Когда Кейн спустился с трапа, его встретил рослый молодой человек с короткой военной стрижкой. Глаза его скрывали очки-«авиаторы», хотя была ночь, а при виде его черного костюма сторонник теорий заговора упал бы в обморок.

– Доктор Кейн? – спросил молодой человек, словно сомневался.

Вопрос раздосадовал Кейна, поскольку он был единственным пассажиром шестиместного самолета.

– Да, – сказал доктор, – он самый. А вы кто?

– Джонс, – не меняя выражения, ответил молодой человек. – Следуйте за мной.

Джонс привел Кейна к черному «Хаммеру», открыл перед ним заднюю дверцу, а сам сел впереди, рядом с водителем, который тоже был одет, как гробовщик. Выехав из аэропорта, они пронеслись по мемориальной дороге Джорджа Вашингтона так, словно никаких ограничений скорости не существует, выехали из города и направились к Мэриленду.

Всю дорогу Джонс молчал, но на въезде в Роквилл что-то сказал в портативное радио. Кейн расслышал «пакет доставлен». Несколько минут спустя «Хаммер» остановился у большого офисного здания. Вывеска извещала, что здесь помещается Управление по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов. Окна здания были темными, только в нескольких помещениях работали уборщики.

Джонс провел Кейна к боковому входу. Они спустились в лифте на один этаж и прошли по тихому коридору к двери без каких бы то ни было табличек. Джонс негромко постучал, потом открыл Кейну дверь, и тот вошел в ничем не примечательную комнату для совещаний, точно такую же, как сотни других комнат в правительственных зданиях столицы. От стены до стены – светло-зеленый ковер, на стенах типовые картины, трибуна для докладчика и экран проектора. Вокруг длинного дубового стола сидели человек десять.

Кейн обошел стол, пожимая руки; ему отвечали улыбками и приветствиями – все, за исключением незнакомца, который представился как Уильям Кумз, представитель Белого дома.

Кейн сел в единственное свободное кресло – рядом с мужчиной с решительным подбородком. На мужчине был мундир лейтенанта Военно-морского флота США.

– Привет, Макс, – приветствовал он. – Как добрались с Бермуд?

Его звали Чарли Кейси.

– Быстро, – ответил Кейн. – Трудно поверить, что несколько часов назад я был в океане на глубине полмили.

– Я следил за погружением по телетрансляции, – сказал Кейси. – Вы потеряли связь с поверхностью именно тогда, когда стало по-настоящему интересно.

– Интересно – не то слово, – подхватил Кейн. – Но это ничто по сравнению с безумной историей в лаборатории. Есть новости?

Лейтенант покачал головой.

– Мы все еще пытаемся установить контакт, но до сих пор – впустую.

– Может, просто сбой систем связи?

Кейси покосился на Кумза и сказал:

– У нас есть основания полагать, что дело несколько сложнее, чем проблемы со связью.

– Можете сообщить доктору Кейну все, что нам известно к настоящему моменту, лейтенант Кейси, – разрешил Кумз.

Лейтенант кивнул, открыл папку и достал несколько листов бумаги.

– Мы составили описание событий, основанное на показаниях свидетелей. Ситуация неясная, и сообщения продолжают поступать, но вот что нам сейчас известно. Вчера, примерно в 14.00 по нашему времени, в «Гордую Мэри», вспомогательное судно лаборатории, была выпущена ракета.

Кейн недоверчиво покачал головой.

– Ракета? Как это?

– Боюсь, это правда, Макс. Ракета попала в правый борт корабля. Никто не погиб, но ранено больше десяти человек. «Мэри» – прочная старая посудина. Она осталась на плаву и подала сигнал SOS. Через несколько часов подошел крейсер ВМФ «Конкорд» и спас всех выживших. Было предпринято несколько попыток связаться с лабораторией. Никакого ответа.

– Может, взрыв повредил коммуникационный буй? – предположил Кейн.

– Ответ отрицательный. Крейсер проверил буй и нашел его невредимым.

– Где был шаттл обслуживания лаборатории, когда это произошло?

– Незадолго до нападения подводный шаттл спустился к лаборатории и доставил представителей компании, отвечающей за охрану «Рундука». Когда взорвалась ракета, он был в лаборатории.

– А мини-подлодки самой лаборатории? – спросил Кейн. – На них можно в случае необходимости эвакуировать весь штат. В лаборатории есть и спасательные камеры, их можно использовать как последний резерв.

– Ни подлодок, ни камер, Макс. По нашим предположениям, с лабораторией произошла какая-то непредвиденная катастрофа.

У Кейна кружилась голова. Он осел в кресле, стараясь примириться с выводами, следующими из последних слов Кейси. Вспомнил Лоис Митчелл и других членов экипажа, которые провожали его в погружение на Б-3. Немного погодя он взял себя в руки, напомнив себе, что он ученый и должен иметь дело с фактами, а не с предположениями.

Выпрямившись в кресле, Кейн спросил:

– Когда мы сможем проверить, где лаборатория?

– «Конкорд» направляет дистанционно управляемый спускаемый аппарат, – сказал Кейси. – Сейчас следует только ждать его сообщений.

– Надеюсь, флот не бездействует, – в разговор вступил Кумз. – Место пуска ракеты определили?

Лейтенант приподнял бровь. Кумз был одним из тех вездесущих молодых чиновников, которые кажутся выпеченными из сдобного теста в одной форме. Аккуратно подстрижен, как выпускник Вест-Пойнта, хотя костюм больше напоминает об «игл-скаутах».[195] На лице всегда выражение деловитости и плохо скрываемого высокомерия. Служа во флоте, Кейси часто встречал такие клоны «человека из Белого дома» с их ощущением всесилия и научился скрывать за вежливой формой свое презрение к ним.

Прежде чем ответить, он приятно улыбнулся.

– Флот умеет одновременно идти и жевать жвачку, мистер Кумз. Мы реконструировали вероятную траекторию ракеты. На место пуска прибыли наши корабли и самолеты.

– Белый дом не интересуют траектории и векторы, лейтенант. Установлены ли причастные к запуску? Если ракета выпущена другим государством, это может иметь серьезные международные последствия.

– Сэр, мы знаем только, что пуск мог быть произведен с корабля, подводной лодки или самолета. Пока очень много предположений. Мы приветствуем любые предложения относительно наших действий, сэр.

Кумз слишком поднаторел в искусстве снимать с себя ответственность, чтобы клюнуть на это.

– Предоставлю это флоту, – сказал он, – а вам скажу одно: мы ждем хорошо продуманного и предполагающего достаточное финансирование плана действий.

– На этот счет не стану спорить, – вмешался Кейн. – Примерно в то же время, когда была атакована «Гордая Мэри», кто-то пытался сорвать погружение нашей батисферы.

Кейн подождал, пока стихнет шумная реакция, и изложил подробности нападения на шар.

Услышав о спасательном погружении Остина, Кумз продолжил:

– Я слышал, что говорит вице-президент Сандекер о Курте Остине. Он в НУМА специалист по улаживанию конфликтов. Судя по тому немногому, что я о нем знаю, если бы он не оказался на борту «Биба», вы бы все еще сидели на дне океана. Однако теперь происшествие с лабораторией приобретает новый смысл. Кто-то хочет уничтожить наш проект.

– Я тоже так считаю, – сказал Кейн. – Люди, стоящие за нападением на лабораторию, решили, что могут меня захватить.

Доктор София Паппас, единственная женщина на заседании научного совета, спросила:

– Прочему эти люди не подождали, пока вы вернетесь в лабораторию? Вместо двух одновременных нападений им хватило бы одного.

– Хороший вопрос. – Кумз повернулся к Кейну. – Может ли работа лаборатории продолжаться без вас?

Кейн кивнул.

– Конечно. Я как директор обязан подгонять всех занятых в проекте. Я скорее научный координатор, чем исследователь. Моя помощница Лоис Митчелл лучше меня знает все особенности проекта.

– Вы хотите сказать, что проект может продолжаться без вас, но не без нее, – уточнил Кумз.

Кейн ответил:

– У меня больше опыта работы с правительственной бюрократией, а вот Лоис легко может закончить без меня проект за несколько дней. С другой стороны, я имею достаточное представление о работе, чтобы возобновить ее с оставшимися на Боунфиш-Ки учеными. На это уйдет время, но я могу запустить исследовательский процесс.

– Мертвый – не сможете, – съязвил Кумз. – Но работа лаборатории может продолжаться без вас, а значит, ее, возможно, не уничтожили.

– Ваша теория при всем ее безумии не лишена смысла, – согласился Кейн.

– Спасибо. На высших уровнях власти тоже необходимы умные люди. Вы сообщили о нападении китайскому правительству?

– После встречи я свяжусь с полковником Мином, моим китайским напарником в этом проекте, – ответил Кейси. – Он страшный взяточник, но у него хорошие связи. Может, он знает, чем можно нам помочь.

– Надеюсь. Инцидент с лабораторией не мог произойти в худшее время, – сказал Кумз. – Вторая сторона готова отказаться.

Он щелкнул пальцами, и его помощник подошел к большому монитору в конце стола и вывел на него карту Китая.

– Красные точки показывают деревни, где впервые появился вирус. Остальные три точки свидетельствуют, что вирус прорвал карантин и продолжает захватывать новые поселки. Мы считаем, что вирус распространяется по воде. Он переходит от деревни к деревне. Со временем дойдет и до больших городов. А когда доберется до Гонконга, Пекина и Шанхая, остановить его будет невозможно и он расползется по всему миру. Через несколько недель он будет в Северной Америке.

За столом на время воцарилось молчание, потом Кейси сказал:

– Как скоро он дойдет до городов?

– Компьютеры говорят, через семьдесят два часа, считая с сегодняшней полуночи.

– Это все еще дает нам время остановить его с помощью вакцины, – возразил Кейси. – Предположим, мы восстановим связь с лабораторией. Получив культуру, мы сможем производить вакцину в достаточных количествах.

– Мы действуем наобум, – ответил Кумз. – Мы не узнаем, что произошло в лаборатории, пока флот не выполнит свою работу. – Чиновник откинулся на спинку стула и сцепил пальцы. – Давайте притормозим. Кому выгодно помешать работе лаборатории?

– Не могу сказать, пока мы не узнаем больше, – отозвался Кейн, и сидящие за столом согласно закивали.

– Хорошо, – сказал Кумз, пожав плечами. – Может, кто-нибудь сумеет ответить на вопрос, откуда нападавшие узнали о существовании и месте расположения секретной лаборатории?

– Вероятно, утечки были неизбежны, – предположил Кейн. – Когда этот комитет впервые сообщил правительству о наших находках и Дядя Сэм устроил в Боунфиш-Ки главный исследовательский центр, мы были совершенно неопытны в шпионских делах. Чутье ученого требует распространения информации, а не сокрытия.

– Поэтому исследования и были переведены из Боунфиш-Ки в «Рундук», – подтвердил Кумз, – чтобы плотно закрыть крышку.

– Были и причины, связанные с безопасностью, – сказал Кейн. – Мы работали с возбудителем, который передается водным путем, и возились с измененными формами жизни. Лаборатория Боунфиш-Ки находится близ населенных территорий, которые на последних стадиях исследования могли быть затронуты.

Кумз нахмурился.

– Существование «Рундука» было засекречено строже Манхэттенского проекта,[196] – сказал он. – Что вы думаете об этой женщине из вашей лаборатории? Об ученой из Китая, посланной в качестве координатора?

– О докторе Сун Ли? Я за нее ручаюсь. Это она разгласила сведения об эпидемии ТОРС. Делая это, она рисковала попасть в тюрьму. Ее вклад в проект жизненно важен.

– Как и вклад Оппенгеймера в Манхэттенский проект, – провел сравнение Кумз. – Это не помешало ему стать предателем.

– Прежде чем обвинять доктора Ли, позвольте вам заметить, что я единственный на Боунфиш-Ки знал месторасположение лаборатории. Информация просочилась из внешнего источника. Может, компания, отвечавшая за безопасность?

Лейтенант Кейси сказал:

– Работники компании не знали, над чем работает лаборатория, но знали, где она расположена. И могли быть менее сдержанными, чем правительственные агенты.

Лейтенант не скрывал недовольства тем, что охрану секретной лаборатории передали гражданской компании.

– Использование гражданских подрядчиков сейчас широко распространено, – заметил Кумз, – особенно после войны с Ираком.

– Когда стало ясно, что возможности правительства контролировать и надзирать ограничены, – уточнил Кейси. – Но налогоплательщики платят флоту, а не команде океанских удальцов.

– Вы отклоняетесь от темы, лейтенант, – возмутился Кумз.

Он утратил хладнокровие, и его лицо побагровело.

У лейтенанта зазвонил телефон, оборвав жаркий спор об использовании частной охраны. Лейтенант недолго поговорил и убрал телефон.

– ДУА на сайте лаборатории, – сказал он, бросив ехидный взгляд на Кумза. – Передает с океанского дна.

Он встал и подошел к компьютеру, соединенному с проектором. Щелкнул мышкой, и на проекционном экране появилось изображение дна. Ни следа лаборатории, никаких обломков, которые говорили бы о том, что лаборатория уничтожена.

– Вы уверены, что координаты точны? – раздраженно спросил Кумз.

– Абсолютно, – ответил Кейси. – Посмотрите внимательней. Видны круглые углубления в песке. Здесь были поддерживающие опоры лаборатории.

– Но что все это значит? – спросил Кумз.

Кейси мрачно улыбнулся.

– Делая дикое предположение, мистер Кумз, я бы сказал, что «Рундук Дэви Джонса» похитили.

Кейн все еще не мог поверить.

– Да как что-то подобного размера могло взять и исчезнуть? – спросил он.

– Вы должны выяснить, как кому-то удалось похитить лабораторию из-под носа у флота Соединенных Штатов, – приказал Кумз. – А я позабочусь о том, чтобы не исчез доктор Кейн.

Он поднял руку, предваряя новый вопрос Кейна, достал из кармана телефон и торопливо набрал номер.

– У нас проблема, – сказал он в телефон.

После короткого разговора он убрал телефон.

– Вы отправляетесь в безопасное убежище, доктор Кейн, – объявил он.

Когда Кейн начал возражать, Кумз перебил.

– Простите за временные неудобства, – сказал он, – но кто-то хочет исключить вас из картины. Эти нападения показывают, что кому-то удалось прознать о лаборатории, хотя мы предпринимали огромные усилия, чтобы сохранить ее существование в тайне. Если о лаборатории станет известно, даже без природной катастрофы, о которой вы говорили, политические последствия будут чудовищными.

– Не понимаю, что происходит, – поделился сомнениями Кейн. – Тот, кто пытается прервать наши исследования, кажется, тоже любит таинственность.

– Отличие в том, что, когда вакцина будет готова, мы сообщим все общественности, – подвел итог Кумз.

В дверь постучали, и в комнату вошел Джонс. Он все еще был в темных очках. Кейн почувствовал себя словно под домашним арестом. Он попрощался и вслед за Джонсом вышел в коридор.

После того как Кейн вышел, Кумз обратился к остальным.

– Я порекомендую президенту подготовить страну к чрезвычайному положению, – заявил он. – Мы свяжемся с Центром контроля заболеваний и сообщим, что угроза серьезная.

– Я доложу непосредственно вице-президенту Сандекеру, – сказал Кейси. – Он поддерживает контакт с НУМА и подключит их людей к поискам лаборатории.

– Хорошая мысль, – подхватил Кумз. – Может, этот их парень, Остин, поможет.

Последнее замечание было задумано как еще один плевок в сторону флота, но Кейси ничего не ответил, как и на прежние нападки чиновника из Белого дома, он только улыбнулся.

– Возможно, и поможет, – сказал он.

* * *

Кейн пытался разговорить человека в черном.

– Похоже, мы объявляем войну, – сказал он по пути к лифту.

– Что? – спросил Джонс.

– Из «Крестного отца». Мафия.

– Мы не мафия, сэр.

«Нет, – подумал Кейн, идя за Джонсом, – но ты вполне мог бы быть». Он не мог противиться искушению привести еще одну цитату из фильма.

– Не забудьте канноли,[197] – сказал он.

Глава 14

Ночью, в начале второго, о борт «Уильяма Биба» мягко ткнулась надувная лодка, и четыре человека в черно-зеленых маскировочных комбинезонах поднялись по веревочной лестнице, висящей на заброшенных на борт гарпунных крюках. Один за другим они перемахнули через поручни и бесшумно, как тени, на которые походили, прошли по палубе.

Кроме ночной вахты на мостике, весь экипаж, вымотанный спуском и спасением батисферы, спал в своих каютах. Остин, однако, не спал; он долго смотрел в потолок, пытаясь осмыслить происходящее, потом встал, оделся и прошел в мастерскую.

Включив свет, он принялся разглядывать зажатое в тисках лезвие. Нашел увеличительное стекло, поставил над лезвием настольную лампу и стал разглядывать крошечное углубление у ручки. Лупа помогла ему понять, что углубление представляет собой знак в форме равностороннего треугольника с точками в вершинах.

Остин перерисовал этот значок в блокнот. Несколько мгновений он смотрел на него. Никаких ассоциаций не возникло. Остин отложил блокнот и пошел на палубу, надеясь, что свежий воздух прогонит сонливость. Он глубоко вдохнул, но внезапный приток кислорода заставил его зевнуть.

Он посмотрел на свет в окнах рулевой рубки. У ночной вахты всегда есть кофе. Остин по наружному трапу поднялся на правый мостик. Через приоткрытую дверь он услышал мужской голос. Это была не речь, а скорее рычание, и акцент незнакомый. Но одно слово Остин разобрал отчетливо.

«Кейн».

Ожили годами вырабатывавшиеся инстинкты. Остин отошел от двери, прижался спиной к внешней стене мостика и подобрался к окну. В рубке стояли третий помощник Марла Хайес, кто-то из экипажа и капитан Гэннон.

Последнего, должно быть, разбудили, потому что он был в кителе поверх пижамы и в шлепанцах.

Вокруг капитана, третьего помощника и моряка собрались четверо в костюмах коммандос. Головы трех коммандос скрывали капюшоны. Четвертый снял капюшон; у него были азиатское лицо с нефритово-зелеными глазами и гладко выбритая голова. Все четверо держали в руках короткоствольные автоматы, у всех с пояса свисали длинные ножи.

– Я вам повторяю, что доктора Кейна на судне нет, – говорил Гэннон. – Несколько часов назад он улетел на гидросамолете.

Коммандос со снятым капюшоном отреагировал стремительно, как кусающая гадюка. Свободной рукой он сильно ударил капитана в солнечное сплетение.

– Не врать! – рявкнул он.

Капитан согнулся вдвое, но с трудом ответил.

– Кейна здесь нет, – прохрипел он. – Обыщите судно, если не верите мне.

– Нет, капитан, – сказал чужак. – Это вы обыщете судно. Прикажите всем подняться на палубу.

Все еще корчась от боли, Гэннон неохотно взял микрофон системы оповещения «Биба». Он не решался поднести микрофон ко рту, и коммандос, демонстрируя свое нетерпение, ткнул его в бок стволом автомата.

Гэннон поморщился, но подавил желание вскрикнуть. Он глубоко вдохнул и заговорил в микрофон.

– Говорит капитан. Все наверх. Всем офицерам и членам экипажа собраться на кормовом подзоре.

Человек, напавший на Гэннона, отдал какой-то приказ, затем с двумя сообщниками повел троих пленников к двери на мостик. Остин увидел это и поднялся по лестнице к радиоантенне на крыше штурманской рубки. Оттуда он посмотрел, как вся группа спускается на главную палубу. Потом подобрался к окну рубки – одного из нападавших оставили охранять контрольный центр.

Остин осторожно спустился на нижнюю палубу, неслышно открыл дверь каюты Завалы, вошел и толкнул груду под одеялом. Спящий застонал, потом откинул одеяла и сел на краю койки.

– А, привет, Курт, – пробормотал он зевая. – Что случилось?

– Ты не слышал приказ капитана собраться на палубе? – спросил Остин.

Завала потер глаза, отгоняя сон.

– Слышал, но я ведь не экипаж и решил еще полежать.

– Лень, возможно, спасла твою задницу, – сказал Остин.

Завала неожиданно ожил.

– Что происходит, Курт?

– Незваные гости. Несколько до зубов вооруженных джентльменов в костюмах ниндзя.

– Сколько?

– Четверо, насколько мне известно, но могут быть еще. Ищут Кейна. Гэннон сказал им, что дока нет на судне, но они не поверили. Заставили его вызвать весь экипаж.

Завала пробормотал что-то по-испански, выскочил из постели и натянул джинсы и штормовку. Потом надвинул на уши вязаную шапочку – свой амулет.

– С каким оружием мы имеем дело?

Остин рассказал ему об автоматах и пистолетах, которыми были вооружены коммандос. Завала нахмурился. Никто из них и не подумал захватить оружие в эту мирную научную экспедицию.

– Придется импровизировать.

Завала пожал плечами.

– А что еще нового?

Остин проверил коридор. Видя, что там пусто, он пошел к мостику; Завала двигался в нескольких шагах за ним. Коммандос по-прежнему оставался внутри. Он закурил сигарету. Остин показал на себя, потом на трап, ведущий на крышу. Завала указательным и большим пальцами изобразил кружок: принято. Как только Остин оказался на крыше, Завала постучал в окно и помахал коммандос, который бросился на мостик, держа автомат у пояса.

– Buenas noches, – с дружелюбнейшей улыбкой пожелал Завала.

Его испанская любезность была обращена к глухому. Коммандос направил на Завалу автомат. Тот поднял руки. Его противник хотел взять с пояса рацию, но с крыши его окликнул Остин.

– Ку-ку, – произнес Остин. – Я здесь.

Охранник посмотрел вверх и увидел улыбающуюся горгулью с волосами цвета стали. Он поднял автомат, но Остин прыгнул и всей тяжестью обрушился ему на плечи. Под ударом двухсот с лишним фунтов мышц и костей тот сложился, как тряпичная кукла, и упал на палубу.

Автомат вылетел у него из руки. Завала нырнул за ним и искусно перехватил, раньше чем оружие упало за борт. Он прицелился в человека, который неподвижно лежал на палубе.

– Ты правда сказал «ку-ку»? – выяснял Завала у Остина.

– У меня не было времени представиться по форме.

Остин носком ботинка толкнул лежащего и велел ему встать. Не получив ответа, он перевернул обмякшего человека на спину и стащил с него маску, обнажив широкоскулое азиатское лицо. Из угла рта текла кровь.

– Когда придет в себя, ему потребуются услуги хорошего стоматолога, – сказал Завала.

Остин потрогал пульс на шее у человека.

– Это не страшно, – сказал он. – Ему скорее понадобятся услуги могильщика.

Завала наступил на сигарету, выпавшую изо рта человека.

– Кто-то должен был ему сказать, что курить вредно, – заметил он.

Они втащили тело в рубку. Пока Завала забирал оружие, Остин быстро послал сигнал SOS. Потом они спустились на палубу. Пригибаясь и держась в тени, они добрались до кормового подзора. Мощный прожектор – освещение для ночных операций – развернули, и теперь он заливал палубу ярким светом. Офицеры и экипаж стояли тесной группой под автоматами двоих коммандос. Бритый мужчина целился в Гэннона из автомата, держа оружие одной рукой, другой махал фотографией Кейна перед лицом капитана.

Капитан покачал головой и показал наверх. Он выглядел не испуганным, а раздраженным.

Мужчина гневно оттолкнул Гэннона и повернулся к экипажу «Биба». Он высоко поднял фотографию.

– Скажите, где прячется этот человек, – велел он, – и мы вас отпустим.

Когда никто не принял его предложение, он осмотрел испуганные лица и схватил за руки Марлу. Заставил ее встать на колени, посмотрел на часы и поставил ультиматум:

– Если Кейн не появится через пять минут, я убью эту женщину. И буду убивать одного из вас каждую минуту, пока Кейн не выйдет из укрытия.

Остин лежал плашмя на палубе рядом с Завалой и в прицел смотрел на коммандос. Даже если он первым выстрелом снимет этого человека, другие двое успеют выпустить несколько очередей. Он опустил автомат и сделал знак Завале. Они отползли и оказались в тени судового гаража.

– Не могу снять Пулеголового, – прошептал Остин. – Если даже получится, его друзья тут всех поубивают.

– Нам нужен танк, – согласился Завала.

Остин посмотрел на друга и схватил его за плечо.

– Ты гений, Джо. Именно это нам и нужно.

– Я? О, черт, – сказал тот, но потом ему как будто что-то пришло в голову. – «Чудо-юдо»? Но это ДУА, Курт, а не армейский танк.

– Лучше, чем ничего. Больше вариантов все равно нет, – произнес Остин.

Он быстро составил план.

Завала козырнул, показывая, что понял, и быстро пошел в центр дистанционного управления. Остин проскользнул в дверь судового гаража и зажег свет. «Чудо-юдо» стоял у двери: завтра утром он должен был начать поиски утонувшего ДУА.

«Чудо-юдо» размером был с «Лендровер». Гусеницы позволяли ему передвигаться по морскому дну. У него был «спасательный жилет», внутри которого хранились инструменты, фонари и балластные резервуары. Шесть движителей помогали ему проворно передвигаться в воде; вдобавок он нес на себе целую батарею фотоаппаратов, телевизионных камер, магнитометров, сонар, прибор для взятия проб воды и приборы для измерения ее прозрачности, температуры и степени проникновения света.

Парой механических манипуляторов, сейчас прижатых к груди, можно было оперировать с хирургической точностью. Клешни манипуляторов могли поднять со дна крошечный образец и уложить его в сетку, подвешенную перед машиной.

За ДУА были уложены кольцами пара сотен футов «пуповины».

Остин стоял и ждал, а драгоценные секунды уходили. Но вот прожекторы загорелись, загудели электрические моторы.

Остин замахал руками перед камерой. Завала увидел его на мониторе и помахал механическими лапами, показывая, что он у приборов управления.

Остин зашел за ДУА и вскарабкался на него, тогда помощник включил подачу энергии. «Чудо-юдо» качнулся вперед, ударил в двустворчатую дверь и широко распахнул ее. Когда он на гусеницах выкатился на палубу, Завала замахал манипуляторами и защелкал клешнями, усиливая драматический эффект.

Тот, кто собирался казнить Марлу, повернулся к дверям гаража и увидел нечто похожее на гигантское ракообразное, направлявшееся прямо к нему. Воспользовавшись замешательством охранника, она вскочила и попыталась убежать. Один из коммандос увидел, что третий помощник убегает, и наставил на нее автомат.

Остин дал очередь, проделав несколько отверстий в груди этого человека. Бритый и второй коммандос укрылись за краном и выпустили в надвигающееся «Чудо-юдо» сотни пуль. Безжалостный огонь разнес его прожекторы, потом удачный выстрел попал в камеру.

Экран в центре управления потемнел. Завала продолжал вести машину на полной скорости, но без электронных глаз ему трудно было ею управлять. «Чудо-юдо» пьяно качнулся вправо, остановился и повернул налево. Потом повторил те же движения под градом пуль. В воздух летели осколки пластика, куски пенопласта и металла. Наконец одна из пуль вызвала замыкание.

Остин закашлялся от ядовитого дыма, заполнившего ноздри. Он чувствовал, как «Чудо-юдо» распадается под ним. Он соскочил со спины движущегося ДУА, побежал к борту, нырнул за высокий вентилятор, упал на палубу и прокатился несколько футов. Он остановился и выстрелил поверх мелькающих выплесков пламени над ним. Настала его очередь сделать удачный выстрел. Один из автоматов замолчал. Остин продолжал стрелять, пока не опустошил магазин.

Мгновение спустя бритый воспользовался затишьем и бросился к борту.

Остин вышел из укрытия, наставил на бегущего пустой автомат и крикнул:

– Эй, Пулеголовый! Куда же ты? Веселье только начинается.

И поднес автомат к плечу.

Коммандос остановился примерно в двадцати футах от Остина и повернулся к нему лицом. «Чудо-юдо» горел, и в мерцающем пламени были хорошо видны лицо этого человека и необычные зеленые глаза. На его злобном лице появилась улыбка.

– Пугаешь, – сказал он. – Будь у тебя возможность, ты бы меня застрелил.

– А ты проверь, – дразнил Остин, прищуриваясь, будто целился.

Либо человек не поверил Остину, либо ему было все равно. Он поднял автомат, и Остин подумал, что он сейчас выстрелит, но тот зарычал и бросился к поручню, на бегу стреляя от пояса. Остин пригнулся, а когда снова поднялся, человек исчез. Услышав звук работающего мотора, Остин подбежал к борту. Лодка уже двигалась и через несколько секунд исчезла в темноте.

Он смотрел на светлый пенный след на воде и слушал затихающие в ночи звуки мотора, когда за ним на палубе послышались новые звуки.

Шаги.

Остин резко обернулся и присел – только чтобы расслабиться, когда увидел, почему чужак решил сбежать. Из центра управления к нему шел Завала. Оба схватили с переборки огнетушители и залили «Чудо-юдо» пеной.

– Было похоже на начало третьей мировой войны, – сказал Завала, когда они погасили пламя. – Рад видеть, что ты цел.

– Благодаря твоему своевременному появлению, – ответил Остин. – Жаль, не могу то же самое сказать о «Чуде-юде», – добавил он виновато.

Завала удивленно посмотрел на дымящийся ДУА и его обломки, разбросанные по палубе.

– Теперь я вижу, почему трансляции пришел конец, – сказал он.

– Не только ей.

Он подошел к лежащим на палубе телам. Снял маску с того, кто пытался убить Марлу, и увидел жестокое азиатское лицо. Второй тоже оказался азиат. Остин осмотрел палубу, усыпанную гильзами. В дымном воздухе пахло порохом.

– Теперь мы знаем, почему напали на Б-3, – сказал он. – Доктор Кейн… Нужно поговорить с ним.

– Удачи! – пожелал Завала. – Док ясно дал понять, что его работа – не наше дело.

Губы Остина искривились в улыбке, которая, как хорошо знал Завала, всегда предвещала неприятности.

– Жаль, – спокойно произнес Остин. – Потому что сейчас это стало нашим делом.

Глава 15

Шанхай, Китай

На номерном знаке серебристого «Мерседеса»-седана модели S-65-AMG, выехавшего из гаража под пятидесятиэтажным зданием торговой компании «Пирамида», стояла только одна цифра – «2», что свидетельствовало о баснословном богатстве владельца. Такие номера продаются за миллионы долларов состоятельным и суеверным покупателям, которые верят, что малые номера приносят удачу.

В помощь этой удаче корпус машины был сделан из стали, способной противостоять взрыву ракеты, а тонированные стекла – пуленепробиваемыми. Днище машины укрепили против уличных бомб. Под капотом мотор V-12 в шестьсот лошадиных сил мог разогнать машину до двухсот миль в час.

На переднем сиденье рядом с водителем сидел телохранитель в джинсовом костюме. Для пущей безопасности перед «Мерседесом» и за ним шли еще две машины – «Мерседес-G-55-AMG-SUV» с моторами в четыреста девяносто три лошадиные силы. В каждом, кроме водителя, было пятеро охранников, вооруженных легкими пистолетами-пулеметами «тип-79» китайского производства, способными выпускать пятьсот патронов в минуту.

Колонна из трех машин ехала по дороге, которая уводила от комплекса многоэтажных зданий и шикарных клубов вокруг телебашни «Восточная жемчужина», самого высокого в мире здания такого типа. «Мерседес» с эскортом проехал по берегу реки Янцзы, потом свернул с шоссе и двинулся в сторону лачуг – изнанки самого большого и богатого города Китайской Народной Республики.

Процессия углубилась в лабиринт трущоб и выехала на ничейную землю, такую выгоревшую и безжизненную, что даже самые отчаявшиеся жители трущоб туда не совались. Машины свернули на узкую неосвещенную улицу, через ворота подъехали к заброшенному кирпичному складу. Окна здания были забиты старой фанерой. Грязная, залитая маслом площадка для парковки была замусорена осколками стекла и рваными упаковочными коробками, но проволочная ограда под напряжением, с колючей проволокой поверху блестела, как новенькая.

Из внедорожников высыпали телохранители и образовали кордон между седаном и погрузочной площадкой. Человек, ехавший рядом с водителем и вооруженный обрезом, вылез и открыл заднюю дверцу. Единственный пассажир вышел и быстро зашагал к платформе, сопровождаемый телохранителем. Когда они поднялись по ступеням, неслышно раскрылась дверь на хорошо смазанных петлях.

Седые волосы, аккуратно зачесанные влево, и очки в черной пластиковой оправе придавали Вэнь Ло вид вкрадчиво-респектабельный и добродушный, этакого доброго дядюшки, более подобающий администратору трехзвездочного отеля, чем главе огромного финансового консорциума, владеющего гигантского объема недвижимостью и крышующего проституцию, азартные игры и торговлю наркотиками во всемирном масштабе.

Лицо у Вэнь Ло было асимметричное, причем ось симметрии была смещена не слева направо, а сверху вниз. В нижней части – пухлые щеки и мальчишеская улыбка, в верхней – высокий лоб, тяжелые насупленные брови и бездушные нефритово-зеленые глаза, в которых эмоций было не больше, чем у арифмометра.

Внутри склада ждали трое в сине-зеленых больничных халатах и два до зубов вооруженных охранника в стандартных маскировочных комбинезонах. У охранников с суровыми лицами были электрошокеры, автоматы и дубинки, свисавшие с широких кожаных ремней.

Вперед вышел лысеющий человек, похожий на хорька, одетый как для хирургической операции.

– Ваше посещение для нас – большая честь, господин, – сказал он, поклонившись.

Вэнь Ло ответил едва заметным кивком.

– Расскажите, как продвигается работа, доктор У, – потребовал он.

– Мы добились успеха, – с оптимизмом ответил У.

Хотя нижняя часть лица Вэнь Ло улыбалась, в глазах улыбки не было.

– Пожалуйста, покажите мне ваши успехи, доктор У.

– С радостью, господин.

У провел Вэнь Ло и его телохранителя через две анфилады герметически закрывающихся комнат и по короткому коридору, который заканчивался толстой стеклянной дверью. По знаку У охранник нажал на кнопку электрического замка, открывающего дверь. У, Вэнь Ло и телохранитель вошли в тюремный блок. Стальные двери, сплошные, если не считать небольшого прямоугольного отверстия, вели в дюжину камер.

Они пошли между камерами, и доктор У начал докладывать:

– Мужчины и женщины содержатся отдельно, по четыре человека в камере. У нас всегда все камеры заняты.

Некоторые заключенные прижимались лицами к зарешеченным отверстиям и умоляли о помощи. Вэнь Ло, на чьем лице не было ни тени жалости, спросил:

– Откуда берутся эти подопытные крысы?

Доктор У получал за работу достаточное вознаграждение, чтобы позволить себе большую квартиру в дорогом районе, выходящем на Янцзы, и одевать жену и любовницу по самой последней моде, но он убедил себя, что его исследования ведутся во благо человечеству. И хотя работа требовала, чтобы он подавлял свою человечность, скрывая ее под налетом медицинской отчужденности, холодность вопроса Вэнь Ло ошеломила его. Ведь он в конце концов все еще оставался врачом.

– Как профессионалы-медики мы предпочитаем называть их субъектами.

– Хорошо, доктор У. Я уверен, эти субъекты высоко ценят ваш профессионализм. Но вы не ответили на мой вопрос.

– Прошу прощения, господин, – сказал У. – Лаборатория окружена трущобами, которые кишат нищими, и субъектов легко соблазнить обещанием еды и денег. Мы выбираем только тех, кто в относительно хорошей физической форме. Обитатели трущоб редко заявляют об исчезновениях, а полиция никогда не вмешивается.

Вэнь Ло сказал:

– Покажите мне следующую фазу. Тюрьмы я видел и раньше.

У привел посетителей из тюремного блока в комнату с черными стенами. Одна стена была наполовину стеклянная, как в палате для новорожденных. Сквозь стекло виднелись несколько кроватей, помещенных в прозрачные цилиндры; на каждой кровати лежал человек.

Люди на кроватях в основном лежали неподвижно, но иногда кто-нибудь шевелился под плотно натянутой простыней. Между кроватями, как призраки, двигались люди в защитных костюмах, проверяя электронные мониторы и капельницы.

– Это одна из несколькихбольничных палат, – сказал У. – Субъекты заражены новым возбудителем и проходят через все стадии заболевания. Хотя основной способ распространения вируса водный, он может передаваться и при физическом контакте. Вы видите, что наши работники – в специальных костюмах и каждый больной изолирован: мы принимаем все меры предосторожности, чтобы не выпустить болезнь за стены палаты.

– Если предоставить субъектов самим себе, они умрут? – спросил Вэнь Ло.

– Совершенно верно, господин, в течение двадцати четырех часов. Болезнь тогда полностью разовьется, и ее исход – всегда смерть.

Вэнь Ло попросил показать следующую фазу.

Они прошли по очередному коридору, за очередные герметичные двери и вошли во вторую обсервационную палату, точь-в-точь похожую на первую. По ту сторону стекла стояли восемь больничных каталок, каждая в отдельном цилиндре. На каталках лежали четверо мужчин и четыре женщины. Их лица казались вырезанными из красного дерева, а глаза закрыты, и потому трудно было сказать, живы они или мертвы.

– Это третья фаза, – сказал У. – У субъектов темная сыпь, характерная для вируса, но они еще живы.

– Вы называете эти созревшие овощи из вашего маленького сада живыми, доктор У?

– Конечно, лучше бы они встали и нормально передвигались, но они дышат, и их жизненно важные органы в порядке. Экспериментальное лекарство помогает.

– Вы бы хотели, чтобы вас заразили и лечили вашим лекарством, доктор У?

У не мог не заметить подспудную угрозу. Между лопатками у него потек пот.

– Нет, не хотел бы, господин. В данный момент лекарство несовершенно. Это поразительный вирус! Его способность приспосабливаться к любым способам лечения усложняет нашу задачу, но не делает ее решение невозможным.

– Иными словами, вы потерпели поражение.

Улыбка Вэнь Ло не могла скрыть холод в его глазах.

– Успех возможен, – сказал У. – Но требуется время. Не знаю, сколько именно.

– Именно времени у нас мало, У.

Доктор не мог не заметить, что Вэнь Ло опустил его звание. Он был обречен. Он начал говорить что-то о новом шансе, но Вэнь Ло погрозил ему пальцем.

– Не волнуйтесь, доктор У, – сказал он. – Мы высоко ценим проведенную вами большую работу. Мы вот-вот начнем производство действующей вакцины на нашем зарубежном предприятии. Вы отправитесь туда и убедитесь в том, что работа выполнена удовлетворительно.

– Я благодарен за новый шанс, – сказал У. – Когда я могу начать новые испытания?

– На это нет времени, – ответил Вэнь Ло. – Испытания проведем с помощью компьютерного моделирования. – Он повернулся и посмотрел на людей, лежащих на каталках. – Избавьтесь от материала. От субъектов в камерах тоже. Мы найдем выход без них.

После того как Вэнь Ло и его телохранитель ушли, доктор У посмотрел сквозь стекло на неподвижные фигуры на каталках и тяжело вздохнул. У него было задействовано в испытаниях пятьдесят субъектов, и большинству их все равно грозила неминуемая смерть, так что вопрос заключался лишь в том, как избавиться от останков. Но вот обитатели камер представляли острую проблему, избавляться от них – работа грязная. Он пошел в главную лабораторию, чтобы поставить перед сотрудниками новую задачу.

* * *

Час спустя Вэнь Ло вышел из лифта на верхнем этаже здания торговой компании «Пирамида», где в пентхаусе располагался его роскошный кабинет. Он один прошел по просторным комнатам, обставленным в духе французского ампира.

Одну длинную стену занимали окна высотой от пола до потолка, но Вэнь Ло не обратил внимания на пестрый ковер шанхайских огней. Он остановился перед высоким шкафом и назвал пароль. Микрофон, скрытый в шкафу, запустил процедуру идентификации голоса, и шкаф откатился, открыв металлическую дверь.

Вэнь Ло прижал ладонь к панели, которая проверила папиллярные узоры и петли на его пальцах и ладони, и дверь с щелканьем открылась, впустив его в комнату площадью около двадцати квадратных футов. Комната была абсолютно круглая, и в ней были только круглый стол из пластика и алюминия и три кресла. С потолка свисали конусы, похожие на очень большие плафоны. Обманчивая пустота комнаты маскировала сложный современный коммуникационный центр; в стенах скрывалось множество микрофонов, проекторов, передатчиков и приемников.

Вэнь Ло уселся в мягкое кресло, посмотрел на два других кресла и произнес единственное слово:

– Начнем.

Светодиодные лампочки, освещавшие комнату, медленно погасли, только три плафона конусами света выхватывали из темноты три кресла. Над одним креслом конус замерцал, как от перегрева, пошел рябью, потом потускнел из-за роя крошечных «мошек», и наконец в нем сформировался неясный силуэт, вначале бесформенный, потом более плотный, четкий; сперва обрисовались плечи, потом голова. Проявились подробности: глаза и нос, плоть и одежда. И вскоре Вэнь Ло увидел трехмерное лазерное изображение человека, такое реальное, словно до него можно было дотронуться.

Лицо этого человека было зеркальным отражением лица Вэнь Ло, чему не следовало удивляться, поскольку они были двумя из трех близнецов. У обоих тот же высокий лоб, нависающие брови и непостижимые бездонные глаза, но у человека-голограммы голова была начисто выбрита. В чертах Вэнь Ло угроза таилась, в лице человека-голограммы была откровенной, как у уличного головореза; напряженность рта и подбородка говорили о едва сдерживаемом стремлении к насилию.

– Добрый вечер, брат Чан, – сказал Вэнь Ло.

– И тебе добрый вечер, брат Вэнь Ло. Номер Первый сейчас присоединится к нам.

Воздух над третьим креслом претерпел ту же последовательность превращений. Голограмма, появившаяся в кресле, изображала мужчину в красном шелковом одеянии и широкополой шляпе. Лицо у него было длинное и худое, под выступающим лбом – дуги бровей, хитрые, зеленые, как у кошки, глаза и длинные тонкие усы, свисавшие ниже подбородка.

Вэнь Ло захлопал в ладоши, узнав привидение.

– Браво! Доктор Фу Манчу,[198] если не ошибаюсь?

Голограмма ответила резким смешком.

– Поздравляю, Вэнь Ло, – отозвался Фу Манчу. – Ты видишь гениального преступника, готового выпустить Желтую Опасность в цивилизованные государства всего мира.

Шелковое воплощение зла было искусной иллюзией, созданной самыми современными компьютерами и лазерной технологией. Хотя фигура китайского архизлодея казалась вещественной, осязаемой, она была не более материальна, чем образ из произведений Сакса Ромера. Система, осуществлявшая встречу членов триады, могла создавать любые образы по желанию, используя прототипы живых людей или вымышленных персонажей. На предыдущих встречах присутствовали такие монументальные фигуры, как Мао и Чингисхан.

Хотя Фу Манчу был иллюзией, воссозданной электронной эктоплазмой с мельчайшими подробностями, голос архизлодея принадлежал человеку из плоти и крови, руководившему криминальной империей, о которой злодеи Ромера не могли и мечтать.

По старинной традиции преступными организациями, так называемыми триадами, управляют трое близнецов; их называют не именами, а номерами, которые дают им в зависимости от очередности рождения. Вэнь Ло был номером Два и руководил предприятиями триады, скрытыми за тонкой завесой респектабельности. Чан был номером Три и возглавлял мировую систему безопасности, включавшую банды всех китайских кварталов мира. Брат, принявший обличье Фу Манчу, был главным исполнительным директором, руководил всеми операциями, легальными и нелегальными, и носил номер Один.

– Мне нравился наемный убийца из войн тонгов, – сказал Чан.

– Не удивляюсь, учитывая, как творчески ты управляешь нашими наемными убийцами, – сказал Фу Манчу. – Но знаешь, что твою операцию на Бермудах никак нельзя назвать искусной. Доктор Кейн спасся со дна океана.

– Наша машина перерезала трос батисферы. Ничто не могло спасти его на такой глубине.

– Очевидно, кто-то смог. Его зовут Курт Остин. В телевизионном сообщении говорилось, что он инженер НУМА. К тому же как ты объяснишь свое неудачное нападение на судно НУМА?

Чан нахмурился.

– Мы столкнулись с неожиданным сопротивлением, – пытался оправдаться он.

– Допускать ошибок больше нельзя. Если бы ты внимательней присматривал за испытательной лабораторией, Вэнь Ло, нам бы удалось избежать нынешней ситуации.

Второй брат наслаждался неприятностями третьего, но теперь пришла его очередь съежиться под холодным взглядом архизлодея.

– Я сознаю свою ответственность. Охранник, который занес вирус в свою родную провинцию, не выполнил необходимых предосторожностей. Я ужесточил правила и запретил нашему персоналу любые поездки.

– Распространился ли вирус дальше? – спросил Фу Манчу.

– Он прорвал карантин. Правительство пытается обуздать его.

– Плохо, – заключил Фу Манчу. – Наш план заключался в том, чтобы выпускать вирус избирательно, когда у нас будет готова вакцина. Мы пытаемся дестабилизировать власть и получить выгоду от направленного распространения болезни. Полное уничтожение человечества было бы контрпродуктивным, вы не находите?

– Это решило бы в нашей стране проблемы с неконтролируемым ростом численности населения, – попытался пошутить Вэнь Ло.

– Не сомневаюсь. К сожалению, мы – часть этого населения. Известно что-нибудь о докторе Кейне?

– Мы проверили Боунфиш-Ки, – сказал Чан. – Он туда не возвращался. Мы продолжаем искать, но он словно исчез.

– Его исчезновение волнует меня мало, я больше обеспокоен тем обстоятельством, что он, возможно, понимает: он – именно наша цель. Кроме того, своими размышлениями он мог поделиться с другими. К счастью, теперь завершить процесс можно и без него. Но возобновления работ в Боунфиш-Ки допустить нельзя.

– Единственный, кто, кроме Кейна, может вновь запустить проект, это доктор Сун Ли, представительница правительства Китайской Народной Республики, отправленная к американским ученым, – уточнил Чан. – Ее устранят.

– Смотри, чтобы это было проделано быстро и аккуратно, – предупредил Фу Манчу. – А ты, брат Вэнь Ло, – как дела с вакциной?

– Вакцина скоро будет готова, и мы сможем перейти к следующей части плана. Я приказал закрыть нашу лабораторию и уничтожить ее содержимое.

– Очень хорошо. Это все?

– Пока да, – ответил Вэнь Ло.

Фу Манчу наклонил голову, сложил руки. Его злое лицо начало распадаться, превращаясь в облако мельтешащих мошек, которые переходили от тьмы к свету и исчезали. Через несколько мгновений исчезла и вторая голограмма.

Вэнь Ло встал и вышел из опустевшей комнаты. Ему предстояло много дел.

* * *

Чан оставался в кресле. Он задумался. После неудачного нападения на судно НУМА он нанял быстрый катер, который доставил его на главный остров. Оттуда он на частном самолете полетел в США. Предъявил документы торгового представителя и участвовал в голографическом совещании, находясь на складе в Виргинии, который триада использовала как укрытие.

После некоторых размышлений Чан повернулся к компьютеру и набрал имя Курта Остина. Компьютер отослал его на сайт НУМА и показал короткую рекламную справку, в которой Остина называли инженером проекта. Было представлено и фото Остина.

Чан смотрел в бледно-голубые глаза; улыбающийся Остин словно насмехался над ним, и это оказалось выше его сил. Он нажал клавишу OFF, и лицо Остина исчезло. Бандит уставился на темный экран.

«Когда я в следующий раз встречу Курта Остина, – поклялся он, – я заставлю его исчезнуть навсегда».

Глава 16

Катер береговой охраны Бермудских островов быстро отозвался на сигнал SOS капитана Гэннона. Бегло осмотрев тела и палубу, усыпанную гильзами, сотрудники береговой охраны вызвали морскую полицию. И через несколько часов к судну НУМА подошел катер с группой криминалистов.

Шестеро экспертов, высадившихся на борт исследовательского судна, походили на служащих из отелей курорта Нассау. Кроме детектива-суперинтендента Колина Рэндольфа, все были в темно-синих бермудах, светло-синих рубашках и гольфах. Рэндольфу, как офицеру, была позволена белая рубашка.

Эти люди в безупречной одежде составляли резкий контраст с Гэнноном, который – все еще в пижаме – приветствовал на борту Рэндольфа и его подчиненных. Капитан провел их на нос и познакомил с Остином и Завалой, беседовавшими с членами экипажа о ночных событиях. Инспектор пожал руку каждому из людей НУМА и посмотрел на тела, лежащие на усыпанной гильзами палубе.

Детектив-суперинтендент, круглолицый мужчина лет сорока, говорил с акцентом, который указывал на Барбадос: там Рэндольф родился.

Он раздул круглые, как у рыбы-собаки, щеки.

– Милостивый боже! – удивленно воскликнул он. – Похоже на зону военных действий, черт возьми. – Потом, посмотрев на изрешеченный пулями «Чудо-юдо», спросил: – А это что такое?

– Это был дистанционно управляемый аппарат для передвижения по дну океана, – ответил Завала.

– Ну, кажется, эта груда лома больше никогда не будет двигаться. – Он покачал головой. – Что с ним случилось?

– Остин использовал его как прикрытие, и нападавшие расстреляли аппарат, чтобы расправиться с пилотом, – объяснил Завала.

Рэндольф пристально посмотрел на Остина, потом на Завалу, чтобы убедиться, что их лица не свидетельствуют о шутовстве или легкомыслии, затем детектив-суперинтендент приказал своим людям огородить место преступления желтой полицейской лентой.

И обернулся к капитану.

– Я был бы вам очень признателен, если бы вы рассказали, что произошло на вашем судне прошлой ночью.

– Охотно, – ответил Гэннон. – Примерно в три часа утра четверо вооруженных людей на лодке причалили к судну и подняли меня с койки. – Он показал на свою мятую пижаму. – Как видите, я не ждал гостей. Они искали доктора Макса Кейна, ученого, участвовавшего в создании батисферы.

– Они сказали, зачем им понадобился доктор Кейн?

Гэннон пожал плечами.

– Их главарь – жуткий бритоголовый тип. Когда я сказал ему, что Кейн улетел с судна, он приказал собрать экипаж и угрожал всех убить. И выполнил бы угрозу, если бы не вмешались Курт и Джо.

Рэндольф снова повернулся к Остину и Завале.

– Значит, этот беспорядок – ваших рук дело?

– У нас не было выбора, – ответил Остин.

– На всех исследовательских судах НУМА есть вооруженные сотрудники службы безопасности?

– Я и Джо не были вооружены. Оружие мы одолжили у стрелков. И мы не сотрудники службы безопасности, мы инженеры НУМА, работающие над проектом «Батисфера-3».

С тем же успехом Остин мог бы сказать, что он из Франции, как говорили придурки в старых выпусках «Субботним вечером в прямом эфире».[199]

Рэндольф снова обвел взглядом место преступления, осмотрел тела, оружие, лежащее рядом с ними, и изуродованный «Чудо-юдо». Он жевал нижнюю губу, и было совершенно ясно, что ему трудно совместить вид залитой кровью палубы с объяснением Остина.

– Инженеры, – повторил Рэндольф ровным голосом. – Какого рода инженеры?

– Я специализируюсь на глубоководных погружениях и подъеме на поверхность затонувших кораблей, – ответил Остин. – Джо конструирует и пилотирует погружаемые аппараты. Он построил батисферу.

– И вы, два инженера, сумели прогнать вооруженную банду, используя их собственное оружие, и при этом убить двоих из них.

– Троих, – поправил Остин. – На мостике еще один труп.

– Нам повезло, – вставил Завала, как будто это все объясняло.

– А что с четвертым, тем, с бритой головой? – спросил Рэндольф.

– Это ему повезло, – возразил Остин. – Удрал.

Рэндольф был опытным полицейским, с ученой степенью в области расследований, но даже неподготовленный наблюдатель почувствовал бы в этих двух инженерах НУМА нечто особое. Внешне спокойный и совершенно искренний, широкоплечий Остин производил сильнейшее впечатление, которое объяснялось не только его поразительными бледно-голубыми глазами, густой гривой и чеканным профилем. А красавец Завала словно только что вышел из какого-то головокружительного голливудского фильма.

– Могли эти люди быть пиратами? – спросил Рэндольф. – Круизный бизнес на Бермудах процветает, и слухи о пиратах могли бы нанести ему большой ущерб.

– Пиратство возможно, но маловероятно, – ответил Остин. – Здесь не Сомали, и этих парней не интересовало научное оборудование, которое обычно интересует пиратов на исследовательских судах. Они знали, что доктор Кейн на борту, и искали его.

– Слава богу! Я запишу это как одиночное нападение.

– Береговая охрана нашла какие-нибудь следы? – полюбопытствовал Остин.

– Они осмотрели район вокруг судна и продолжат поиски. Но подозреваю, что корабль, на котором приплыли эти люди, давно ушел. Я бы хотел снять с вас показания, джентльмены, и со всех остальных на судне. Могу ли я как-нибудь связаться с доктором Кейном?

– Мы не знаем, где он сейчас, – ответил Гэннон. – Но связаться попробуем.

– Благодарю за сотрудничество, капитан.

Гэннон отправился выполнять просьбу полицейского, а сам Рэндольф обратился к Курту и Джо:

– Джентльмены, поскольку вы принимали самое непосредственное участие в происшествии, не согласитесь ли вы дать показания первыми?

– С удовольствием расскажем вам всю историю, – ответил Остин.

Они пожали друг другу руки. Отходя к своим людям, Рэндольф фыркнул, как лошадь.

– Инженеры! – пробормотал он.

Остин предложил Завале дать показания первым, пока он пытается связаться с Кейном. Он отошел от места активных действий, связался по своему сотовому телефону со справочной службой и запросил телефон Морского центра Боунфиш-Ки. Компьютерный голос сообщил, что Морской центр недоступен для посторонних звонков, и посоветовал обратиться на сайт центра.

Немного подумав, Остин набрал другой номер из списка в своем телефоне.

На звонок ответил низкий холодный женский голос.

– Привет, Курт, – сказала Гаме Морган-Траут, – поздравляю. Мы с Полом смотрели ваше погружение по телевизору, пока трансляцию не прервали. Как вам соленые глубины?

– Соленые и глубокие. Расскажу потом. Простите, что прерываю ваш творческий отпуск в Скриппсе, но прошу об одолжении. Я бы хотел, чтобы вы с Полом смогли получить приглашение в морскую лабораторию Боунфиш-Ки во Флориде. Там не любят гостей, но если кто-то сможет туда попасть, то это вы.

– Разве директор Боунфиш-Ки не погружался с Завалой?

– Его зовут Макс Кейн. Но не ждите от него помощи.

– Попробую, Курт. А что именно я должна искать?

– Не знаю. Просто проявите зоркость и замечайте все, что покажется вам необычным.

Гаме в ответ негромко рассмеялась.

– Люблю точность ваших указаний, Курт.

– Этому учит курс менеджмента под названием «Прикрой свою задницу-101». Первый урок этого курса таков: если что-то идет неправильно, это не ваша вина. Позвоните мне, когда доберетесь с Полом до Боунфиш-Ки. Мы с Джо будем на «Бибе» еще день-два.

Остин закончил разговор и подошел к борту. Он сгорал от нетерпения. Ему не хотелось прерывать отпуск Пола и Гаме. Они сейчас не в Специальной группе, но к тому времени, когда полицейское расследование закончится и он освободится, Пол и Гаме должны стать глазами и ушами группы.

Он смотрел, как блестит на воде утреннее солнце. Иногда он шутил, что поражен болезнью, которая называется синдромом царя Нептуна. Большую часть жизни он провел на воде и под водой, и у него выработалось собственническое отношение к двум третям земного шара, занятым океаном.

Проект «Батисфера-3» он задумал как способ внушить уважение к морю молодым людям, которые когда-нибудь станут хозяевами аппарата.

Безликое агрессивное существо, стоящее за нападением, едва не погубило этот проект.

Остин знал, что он, смертный, ограничен в своих возможностях. В отличие от Нептуна он не может вызвать бурю одним взмахом трезубца.

В его глазах появился холодный блеск, и он, сжав губы, недобро улыбнулся.

Но он не раз демонстрировал, что способен устроить настоящий ад. И теперь не мог дождаться, когда можно будет сойти с судна и сотрясти стены Аида.

Глава 17

Пол Траут заканчивал семинар по проблемам глобального потепления, когда его телефон завибрировал. Он мгновенно сунул руку в карман спортивного пиджака, отключил телефон и вызвал на проекционный экран следующую диаграмму, но услышал за спиной тихий смех. Он повернулся, удивляясь, что такого смешного в карте распределения солености моря.

Никто не смотрел на диаграмму. Все в аудитории смотрели на лужайку перед корпусом, на привлекательную рыжеволосую женщину в купальнике. Женщина подпрыгивала и размахивала телефоном.

Траут опустил голову, словно что-то задумчиво рассматривал через очки, и поправил крупную яркую «бабочку».

Участник семинара рассмеялся.

– Кто эта сумасшедшая?

На губах Траута появилась легкая улыбка.

– Боюсь, эта сумасшедшая – моя жена. Прошу прощения.

Траут вышел из аудитории под общее удивленное аханье, но он привык к такой реакции. Траут был привлекательным молодым человеком: большие карие глаза, светло-каштановые волосы, аккуратно разделенные пробором и у висков зачесанные назад в стиле Гэтсби. Как всегда, он был безупречно одет, сшитый на заказ костюм сидел прекрасно, облекая шесть футов восемь дюймов его тела. Но, хотя Траут нередко проявлял своеобразное чувство юмора, знакомые считали, что его серьезность не вяжется с жизнерадостным нравом его жены.

Траут вышел в коридор и взглянул на телефон. На экране появилось сообщение.

«Можешь говорить?»

Траут нажал кнопку «Память», отвечая на звонок.

– Ничего себе представление ты устроила на моем семинаре по изменению климата, – произнес Траут в своей сухой новоанглийской манере. – Проходишь прослушивание для «Рокетс»?

В трубке зажурчал женский смех.

– Я вам звонила, но вы не отвечали, герр профессор, – поддержала его тон Гаме. – Потом я до изнеможения махала руками под твоим окном. На мне был купальник после утреннего плавания, поэтому в отчаянии я скинула платьишко и устроила обнаженку. Судя по всему, помогло.

Пол широко улыбнулся.

– Помогло, еще как, – сказал он. – Температура тела у всех мужчин в аудитории подскочила на двадцать градусов. Твой легкий стриптиз мог вызвать новую волну глобального потепления.

– Прости, – извинилась Гаме, – но позвонил Курт. Они с Джо все еще на «Бибе».

– Курт? Почему ты сразу не сообщила? Как прошло погружение батисферы?

– Я сказала, что мы следили за погружением по телевидению, пока трансляцию не прервали. Он уточнил, что погружение было запоминающимся.

– Странный выбор слова. Что он хотел этим сказать?

– Обещал объяснить позже. Но, похоже, нашей попытке воскресить здесь, в Скриппсе, конфетно-букетный период конец. Курт хочет, чтобы мы отправились во Флориду и заглянули в Боунфиш-Ки.

– Почему он заинтересовался Боунфиш?

– Пока без подробностей. Хочет, чтобы мы поразнюхали в центре и обратили внимание на все странное… На необычное.

– Мне трудно совместить это с расписанием, – сказал Пол. – Плюс у меня еще два дня обсуждений и лекций.

– Я закончила исследовательские погружения. Ты занимайся семинарами, а я отправлюсь во Флориду. А ты присоединишься ко мне, когда сможешь.

Пол посмотрел на часы.

– Поговорим за обедом, – заторопился он. – Встретимся в кафетерии, когда я успокою свою семинарскую группу.

Его забавляли, но не удивляли эффектные и нестандартные способы жены привлекать внимание. Гаме были свойственны изобретательность и бесстрашие. Ее открытая личность была прямой противоположностью замкнутому новоанглийскому характеру Траута, но с самой первой встречи в Скриппсовском институте океанографии в калифорнийской Ла-Джолле они почувствовали, как их тянет друг к другу. Пол готовился получить докторскую степень в области океанологии, а Гаме перешла от морской археологии к морской биологии и тоже готовилась к защите докторской.

Они встретились во время полевой экспедиции Скриппсовского института в Мексике, городе Ла-Пас, и поженились на следующий год после окончания. Прежний директор НУМА Джеймс Сандекер оценил их уникальные способности и пригласил в исследовательскую группу специального назначения под командованием Курта Остина. После завершения последнего дела их пригласили вернуться в Скриппсовский институт, и они ухватились за эту возможность. В перерывах между семинарами и погружениями они навещали прежние любимые места и возобновляли старые знакомства.

Не обращая внимания на улыбки, которыми встретили его возвращение участники семинара, Траут закончил презентацию. Когда он освободился, Гаме уже ждала его в кафетерии. Он с облегчением заметил, что она оделась.

Гаме, фанатичная поборница фитнеса и здоровой пищи, отказалась, однако, от борьбы с высококрахмалистыми блюдами, которые только и можно было получить в кампусе. Она окунула длинную палочку картошки фри в кетчуп и отправила в рот.

– Хорошо, что я уезжаю отсюда. С тех пор как мы сюда приехали, я набрала, наверно, фунтов двадцать, – пожаловалась она. Раздулась, как клещ.

Пол закатил глаза. Гаме ежедневно вставала в шесть утра и пробегала пять миль; это дотла сжигало любые ее кулинарные излишества. И хотя она всего два дюйма не доросла до шести футов, ее тело с узкими бедрами весило только сто тридцать фунтов, а из-за активного образа жизни все это были сплошные мышцы.

Пол посмотрел на высокий стакан с пенистым клубничным коктейлем.

– Может, не стоило пить такое холодное, – предостерег он.

Гаме отбросила с глаз прядь темно-рыжих волос и ослепительно улыбнулась, показав узенькую щель между передними зубами.

– Последний… обещаю.

Она сделала глоток, и в ее глазах появилось мечтательное выражение.

– Это обещание легко сдержать: ведь ты покидаешь город. Что тебе известно о Боунфиш-Ки?

Гаме салфеткой промокнула розовые усы на верхней губе.

– Только то, что читала в научных журналах или нашла в Интернете. Лаборатория на западном берегу Флориды. Там сделано несколько открытий, по которым взяты патенты на изобретения в области биомедицины, что, в свою очередь, подогревает интерес к обнаружению в дикой природе чего-то полезного для изготовления лекарств.

– Я помню изыскателей, которых мы встретили когда-то в амазонском дождевом лесу.

Гаме кивнула.

– Концепция такая же, но все больше ученых соглашаются с тем, что скрытых пока возможностей для фармацевтики у океана гораздо больше, чем у тропического леса. Организмы, живущие в океане, более динамичны, биологически выражаясь, чем что бы то ни было на суше.

Наморщив лоб, Пол сказал:

– Если Курт интересуется морским центром, почему бы ему не обратиться непосредственно к Кейну?

– Я задала ему тот же вопрос. Он сказал, что не следует ждать помощи от Кейна. Это значит, что мы предоставлены самим себе и…

– …что он объяснит потом, – закончил за нее Пол.

Гаме сделала вид, что удивилась.

– Временами ты просто ясновидец.

Он приложил указательный палец к виску.

– Шестое чувство подсказывает мне, что ты собираешься отдать мне остаток твоего клубничного коктейля.

Гаме толкнула стакан через стол.

– Как, по-твоему, мы должны действовать, если Кейн не участвует?

– Ты можешь использовать связи в НУМА, чтобы получить экскурсию по лаборатории.

– Я думала об этом. Связи в НУМА могут впустить меня через парадную дверь, но не думаю, что такой доступ даст что-нибудь интересное.

Пол, соглашаясь, кивнул.

– Тебе обеспечат короткую экскурсию для ВИП-посетителей, пиарщик будет болтать как попугай, тебе сунут сэндвич с ветчиной и проводят до выхода. Курт, очевидно, хочет, чтобы мы выяснили, что происходит за кулисами.

– Мне тоже так показалось. Мне нужно преимущественное право посещения, и, кажется, я знаю, как его получить.

– Пока ты ищешь это преимущество, попробую забронировать тебе место на рейс до Флориды.

Пол пошел в свой кабинет, чтобы заказать билет. Гаме отправилась на причал сказать своему экипажу, что она уезжает из Скриппса. Костюм для погружений она отнесла в комнату, которую ей предоставили на время визита. Потом позвонила коллеге, химику-океанологу из Скриппсовского центра морской биотехнологии, и по обыкновению сразу перешла к делу.

– Я хочу попытаться выпросить разрешение переночевать в Боунфиш-Ки. Помнится, вы говорили, что ваш Центр работает с ними над использованием океанической фауны для получения средств от астмы и артрита.

– Это правда, – сказал Стью Симпсон, биолог-океанолог. – Большинство организаций, работающих над этой темой, обмениваются информацией. Правда, в этом отношении Боунфиш-Ки скорее исключение. Вы связались с директором лаборатории доктором Кейном?

– Его не удалось найти.

– Да, я слышал, он много времени проводит в поле, а тем временем лабораторией управляет доктор Мейхью. Я встречался с ним на конференциях. Не то чтобы он был «Симпатягой года», но я, пожалуй, смогу помочь. До того как раздобыть средства и организовать Боунфиш-Ки, Кейн работал в отделении «Харбор бранч» Океанографического института в Форт-Пирсе, во Флориде. У меня в «Харбор бранч» есть друг, а он приятель доктора Мейхью. За ним должок. Посмотрим, может ли вам это помочь.

В ожидании звонка Симпсона Гаме включила ноут и просмотрела всю информацию, какую смогла найти, о Боунфиш-Ки. Она читала всего несколько минут, когда ей позвонил доктор Мейхью. Гаме объяснила свою заинтересованность Боунфиш-Ки, сказала, что сейчас работает в Скриппсе, но будет у друзей во Флориде и хотела бы посетить лабораторию. Мейхью ответил, что ценит интерес НУМА к работе морского центра, но их расписание визитов заполнено.

– Жаль, – ответила Гаме. – НУМА без всяких оговорок допустила вашего директора к участию в проекте «Б-3». Почему бы вам не поговорить с доктором Кейном? Уверена, если его спросить, он ответит на гостеприимство НУМА.

– Это невозможно. – Пауза. – Гостевая комната свободна, но только на завтрашнюю ночь. Жаль, что вы на другом краю страны.

Гаме увидела возможность и воспользовалась ею со стремительностью кобры.

– Буду у вас завтра, – сказала она.

– Я не хотел бы, чтобы вы приезжали из такой дали ради одной ночи.

– Ничего страшного. Я пересмотрю свое расписание. Допустим, две ночи. Как получить ключ?

На другом конце линии наступило ошеломленное молчание.

– Будете в Форт-Майерсе, найдите лодочника по имени Дули Грин. Он работает на Центр.

Мейхью повесил трубку, не сообщив номера Грина. «Хитро», – подумала она, сжато записывая информацию. Когда несколько минут спустя вернулся Пол, она уже собрала дорожный рюкзак.

– Получилось? – спросил он.

– Едва-едва.

И она рассказала, как выкручивала руки Мейхью.

– Здорово, – сказал Пол. – Тебе бы на телевидении работать. Кстати, транспортный отдел НУМА забронировал для тебя билет на рейс до Форт-Майерса завтра рано утром. Я прилечу, когда закончу семинар.

Остаток дня они гуляли по кампусу, навещали места своих аспирантских дней. После позднего обеда Гаме закончила паковаться, и они рано легли спать. Наутро Пол отвез Гаме в аэропорт, поцеловал на прощание и обещал прилететь через пару дней.

* * *

Самолет оторвался от земли и на высоте тридцати пяти тысяч футов выровнялся. Гаме откинулась на спинку кресла и принялась читать в ноутбуке о Боунфиш-Ки. Она узнала, что это узкая полоска земли близ острова Пайн-Айленд в Мексиканском заливе, заселенная первоначально индейцами, которых вытеснили испанцы и превратили его в нечто среднее между крепостью и торговым пунктом. Потом это место облюбовали рыболовы и назвали его Боунфиш – эта рыба, альбула,[200] в изобилии водилась в местных водах.

Около 1900 года предприимчивый житель Нью-Йорка построил здесь гостиницу, но ее разрушил ураган. Остров переходил от владельца к владельцу. После того как другой ураган свел на нет попытки держать здесь гостиницу, владелец продал Боунфиш-Ки некоммерческому фонду и остров стал центром морских исследований, направленных на поиски новых фармакологических средств.

Полет прошел без происшествий, и Гаме даже поработала над отчетом об исследованиях в Скриппсе. Когда самолет приземлился в аэропорту Форт-Майерс, вездесущий транспортный отдел НУМА уже заказал машину, которая отвезла ее на причал острова.

К причалу был привязан катер с двойным корпусом. У седовласого мужчины, стоявшего у руля, загар лишь частично скрывал морщины на доброжелательном лице.

– Вероятно, это вы едете в Боунфиш, – сказал он. – Я Дули Грин. Вожу людей в морской центр, и это, наверно, делает меня официальным встречающим.

Гаме забросила рюкзак на палубу и прошла по доске с уверенностью человека, часто имевшего дело с лодками.

– Я доктор Морган-Траут, – сказал она и пожала Дули руку; тот удивился крепости ее пожатия. – Пожалуйста, зовите меня Гаме.

– Спасибо, доктор Гаме, – сказал Дули, не в силах обойтись без почетного именования. Несмотря на неофициальность поведения Гаме, ее почти королевская уверенность в себе устрашала. Подбодренный ее дружелюбием, он сказал:

– Интересное имя. И необычное.

– Мой отец был большим любителем вин. И назвал меня в честь своего любимого сорта винограда.

– А любимым напитком моего отца был дешевый джин, – продолжил Дули. – Наверно, я должен быть благодарен ему за то, что он не назвал меня Можжевельником.

Дули отвязал трос и оттолкнул катер от причала. Они двинулись к выходу из залива, но Дули как будто не торопился.

– Давно вы работаете на Центр? – спросила Гаме.

– Я работал начальником причала гостиницы Боунфиш-Ки; тогда рыбаки и лодочники часто заходили в бар. После того как ураган «Чарли» разрушил отель, владелец обанкротился. Когда остров купил морской центр, гостиницу восстановили. Доктор Кейн предложил мне работать водным такси и подвозить припасы. Мне часто приходилось возить работников туда и обратно, но в последнее время все как-то сошло на нет.

– Помимо сотрудников здесь бывает много гостей?

– Нет. Народ в лаборатории не самый дружелюбный… Ученые. – Дули покачал головой. Потом, осознав свою ошибку, добавил: – Дьявольщина, вы тоже ученая?

– Да, Дули, но я дружелюбный ученый, – сказала она со своей покоряющей улыбкой. – И понимаю, что вы имеете в виду. Я разговаривала по телефону с доктором Мейхью.

– Учу ученого, – сказал Дули с улыбкой, показав похожие на старый забор зубы.

Он сунул руку в карман рабочей куртки, достал оттуда затрепанную визитку и протянул Гаме.

– Я не живу на острове, – сообщил он. – Позвоните, если захотите свалить. Здесь телефоны не работают, нужно забираться на водокачку.

– Доктор Мейхью звонил мне с острова.

– У них есть радиотелефонная установка для срочных случаев и важных персон.

Открытая вода кончилась, и катер углубился в зеленый лабиринт мангров. Гаме показалось, что ее везут в «Сердце тьмы» Джозефа Конрада.

Через некоторое время они повернули и направились к острову, более высокому и прочному, чем окружающие. Над деревьями виднелась белая крыша водонапорной башни, о которой говорил Дули, похожая на шляпу кули. Грин привязал катер к маленькому причалу и выключил мотор.

Поросший травой склон вел к патио и белому оштукатуренному зданию. Оно едва виднелось за освещенными солнцем пальмами, легкий ветерок доносил до Гаме аромат цветов. По берегу шла белоснежная цапля. Живописная флоридская картина, но почему-то у Гаме возникло тревожное чувство. Может, дело было в удаленности, или в выгоревшей растительности, или просто в неестественной тишине и неподвижности.

– Здесь так тихо. – Невольно она заговорила почти шепотом. – Чуть ли не жутко.

Дули рассмеялся.

– Дом построен на индейском кургане. На этом острове жили калуса.[201] Потом испанцы их перебили или заразили своими болезнями. Здесь по-прежнему случается нехорошее.

– Вы хотите сказать, Дули, что здесь водятся привидения?

– Привидения индейцев, если вы это имели в виду, – нет. Но у всего, что здесь строят, скверная участь.

Гаме взяла свой рюкзак и поднялась на причал.

– Будем надеяться, что к моему короткому визиту это не относится, Дули.

Она хотела шуткой снять напряжение, но Дули, вышедший вслед за ней на причал, не улыбался.

– Добро пожаловать в рай, доктор Гаме.

Глава 18

Дули пошел по острову вместе с Гаме, и по дороге они встретили молодую азиатку.

– Добрый день, доктор Сун Ли, – поздоровался Дули. – Я приготовлю ваш каяк, прежде чем вернусь на Пайн-Айленд.

– Спасибо, Дули.

Ли посмотрела на Гаме. Та оценила выражение ее лица ни как дружеское, ни как враждебное. Возможно, нейтральное.

– Это доктор Морган-Траут, – представил Дули. – Она несколько дней проживет на острове. Может, вы вдвоем поплаваете на каяках.

– Да, конечно, – без энтузиазма согласилась Ли. – Рада знакомству, доктор. Наслаждайтесь в нашем раю.

Ли коснулась протянутой руки Гаме и пошла дальше.

– Доктор Ли здесь давно? – спросила Гаме.

– Несколько месяцев, – уточнил проводник. – Она не рассказывает о том, что делает, а я не спрашиваю.

Он остановился у края причала.

– Дальше мне заходить не разрешается, – объяснил он. – Позвоните, если понадоблюсь. Помните, звонить на острове можно только от водокачки.

Гаме поблагодарила Дули и провожала его лодку глазами, пока та не скрылась из виду. Потом взяла рюкзак и сумку и по ступенькам поднялась к патио. В этот миг парадная дверь дома распахнулась, и по ступенькам с веранды патио сбежал человек в белом лабораторном халате. У него была болезненно худая фигура бегуна. Его чопорное рукопожатие оказалось вялым и влажным, как дохлая рыба.

– Доктор Морган-Траут, полагаю, – сказал он, быстро улыбнувшись. – Я доктор Чарлз Мейхью, в отсутствие доктора Кейна смотритель этого сумасшедшего дома.

Гаме предположила, что Мейхью следил из дома за ее появлением. Она улыбнулась.

– Спасибо, что разрешили погостить на вашем острове.

– Со всем нашим удовольствием, – произнес Мейхью. – Вы не представляете, как мы были взволнованы, узнав, что НУМА предложила доктору Кейну принять участие в погружении батисферы. Я следил за этим погружением. Жаль, что телевизионную трансляцию прервали.

– Можно будет увидеться с доктором Кейном? – спросила Гаме.

– Он занят в полевом проекте, – ответил Мейхью. – Я покажу вам вашу комнату.

Они поднялись на веранду и через широкие двойные двери прошли в отделанный панелями вестибюль. За вестибюлем была большая солнечная столовая с ротанговыми креслами и столами из темной древесины. С трех сторон – окна, забранные мелкой сеткой. Примыкающая к столовой маленькая комната называлась «Долларовый бар»; название восходило к временам, когда гости подписывали долларовые банкноты и приклеивали на стены. Мейхью объяснил, что все эти купюры унес ураган.

Комната Гаме была в нескольких шагах от бара.

Вопреки утверждению доктора Мейхью, что у них много посетителей, Гаме оказалась единственным гостем в доме. В ее скромной комнате стены были из настоящего дерева, кровать с металлической рамой и шкаф; обстановка производила угнетающее впечатление. Вторая дверь выходила на зарешеченное крыльцо, с которого открывался вид сквозь пальмы на воду. Гаме положила рюкзак на кровать.

– Скидки в «Долларовом баре» начинаются в пять, – сказал Мейхью. – Будьте как дома. Если хотите, можете прогуляться: на острове есть тропы для прогулок. Некоторые участки закрыты, чтобы избежать заражения окружающей местности, но они четко обозначены.

Мейхью вышел пружинистым шагом, словно был в кроссовках «Рибок». Гаме раскрыла сотовый телефон, чтобы сообщить Полу о своем прибытии, но вспомнила слова Дули о том, что звонить можно только с верха водонапорной башни.

По усыпанной битой ракушкой тропе она прошла мимо нескольких домиков к водокачке. Поднявшись к платформе на вершине холма, поймала сигнал, но не стала звонить. Пол скорее всего на семинаре, и не стоило снова мешать ему.

Она осмотрелась: длинный узкий остров формой напоминал мятую грушу. Это был один из целой группы мангровых островов, грубая структура которых с высоты казалась неровным ковром.

Гаме спустилась с башни – она вспотела во влажном воздухе, хотя почти не прилагала усилий, – и пошла по тропе. У мангровых зарослей тропа обрывалась. Повернув обратно, она исследовала сеть тропинок острова, потом вернулась к себе. Вздремнула, приняла душ, а когда вытиралась, услышала смех. «Счастливый час» начался.

Надев белые шорты и светло-зеленую хлопчатобумажную блузку, выгодно оттенявшую ее темно-рыжие волосы, закрученные узлом на затылке, она прошла в «Долларовый бар». За стойкой и за отдельными столиками сидели с десяток человек в лабораторных халатах. Когда она вошла, все разговоры прекратились, как в старом вестерне, когда сквозь качающиеся двери салуна входит вооруженный незнакомец.

Доктор Мейхью встал, вышел из-за прилавка и приветствовал Гаме быстрой улыбкой.

– Что будете пить, доктор Траут? – спросил он.

– «Гибсон» подойдет, – ответила она.

– Неразбавленный или со льдом?

– Неразбавленный, пожалуйста.

Мейхью передал заказ бармену, мускулистому молодому человеку с короткой стрижкой в военном духе. Тот смешал джин, встряхнул, налил, добавил три луковицы на зубочистках; получился «гибсон мартини», а не мартини с оливками.

Мейхью провел Гаме с коктейлем к угловому столику, где представил ее четверым колегам, объяснив, что это группа развития Центра.

У единственной женщины за столом были короткие волосы и лицо скорее мальчишеское, чем женское. Дорри Беннетт представилась и сказала, что она токсиколог. Она пила коктейль «май-тай».

– Что привело вас на остров доктора Моро? – спросила она.

– Услышала об этом замечательном баре. – Гаме осмотрела практически голые стены и добавила: – Кажется, доллар не имеет такого хождения, как раньше.

Все за столом рассмеялись.

– Ага, женщина-ученый, да еще с чувством юмора, – похвалил Айзек Кляйн, химик.

– Доктор Кляйн, вы утверждаете, что у меня нет чувства юмора? – спросила доктор Беннетт. – Я нахожу ваши научныестатьи очень смешными.

Эта добродушная перепалка вызвала новый взрыв смеха.

Доктор Мейхью сказал:

– Доктор Беннетт забыла сказать, что помощник директора Центра тоже женщина – Лоис Митчелл.

– Я с ней познакомлюсь? – спросила Гаме.

– Когда она вернется из… – Доктор Беннетт осеклась на середине фразы. – Она отсутствует… в экспедиции.

– Лоис работает с доктором Кейном, – уточнил Мейхью. – Когда она здесь, на острове не так чувствуется мужское господство, как теперь.

Гаме сделала вид, что не заметила, как Мейхью исподтишка толкнул Беннетт в плечо, и посмотрела на другие столики в комнате.

– Здесь весь штат лаборатории? – полюбопытствовала она.

– Это сокращенный состав, – ответил Мейхью. – Большинство наших коллег работают в поле.

– Должно быть, это очень большое поле, – рискнула пошутить Гаме.

Последовала оглушительная тишина.

Наконец Мейхью оскалился в улыбке.

– Да, очень большое, – подтвердил он.

Доктор посмотрел на остальных; те восприняли этот взгляд как сигнал и заулыбались.

У Гаме создалось впечатление, что все они соединены проводами, а выключатель в руках у Мейхью.

– На причале я встретила еще одну женщину, – вспомнила она. – Кажется, ее зовут доктор Ли.

– О да, доктор Сун Ли, – сказал Мейхью. – Я ее не считал, потому что она гостья и не входит в наш штат. Она очень застенчива и даже обедает в своей комнате.

Чак Халлум, глава отдела иммунологии, добавил:

– Она училась в Гарварде и сейчас в числе самых выдающихся из известных мне иммунологов. Кстати, о жителях острова. Что на самом деле привело вас в Боунфиш-Ки?

– Интерес к биологии моря, – ответила Гаме. – В научном журнале я прочла о ваших новаторских работах в области биомедицины. Я собиралась навестить друзей в Тампе и не могла упустить возможность посмотреть собственными глазами.

– Вы знакомы с историей морского центра? – спросил Мейхью.

– Он основан некоммерческим фондом, но сверх того я почти ничего не знаю, – сказала Гаме.

Мейхью кивнул.

– Когда доктор Кейн основал лабораторию, первоначально она финансировалась благодаря завещанию выпускника Флоридского университета, у которого от болезни умер близкий родственник. Недовольная семья подала иск, финансирование почти прекратилось, и тогда доктор Кейн нашел другие источники. Он представлял себе Боунфиш-Ки идеальным исследовательским центром, потому что собирался разместить его вдали от университетской суеты.

Звонок объявил о начале обеда, и все перешли в столовую; бармен теперь играл роль официанта. Повар приготовил на обед свежепойманного морского окуня, поджаренного до совершенства с орехом пекан; окуня запивали белым тонким французским совиньоном. Разговоры за столом велись легкие, о работе не говорилось ни слова.

После обеда ученые перешли на веранду и во дворик. Здесь общение продолжилось, но опять разговоры не касались лаборатории. С наступлением темноты большинство разошлось по своим комнатам.

– У нас тут отбой рано, – объяснил Мейхью, – а подъем на заре. Бар закрывается, так что после десяти делать здесь нечего.

Мейхью задал Гаме еще несколько вежливых вопросов о ее работе в НУМА, попрощался и сказал «увидимся за завтраком». Разошлись и все остальные. Гаме осталась на веранде одна вбирать звуки и запахи субтропической ночи.

Она решила позвонить Полу и пошла к водонапорной башне по той же тропе, что и раньше. При яркой луне белые ракушки блестели. Гаме начала подниматься на башню, но на полушаге остановилась. Сверху доносился женский голос. Говорили как будто по-китайски.

Минуту или две спустя разговор завершился, и Гаме услышала тихие шаги. Она попятилась под лестницу и спряталась за пальмой. И смотрела, как Ли спустилась с башни и пошла по тропе.

Гаме шла за ней до домиков, в них было темно, только в одном горел свет, но и он у нее на глазах погас. Она стояла, глядя на темный дом, и думала, что бы на ее месте сделала Нэнси Дрю.

Потом решила вернуться к водокачке. Там она послала Полу голосовое сообщение о том, что прибыла благополучно, и пошла в свою комнату.

Села на забранном сеткой крыльце и подвели итоги впечатлений первых часов, проведенных на острове. Ее врожденное чутье было еще обострено годами научных наблюдений – вначале как подводного археолога, потом морского биолога.

Она согласилась с замечанием Дули, что на острове Боунфиш-Ки есть нечто такое, что не видно глазу. Бармен, смешивавший коктейли, словно сошел со страниц журнала «Солдат удачи». Далее – доктор Мейхью и все остальные не очень ловко уклонялись от разговоров о докторе Кейне, загадочном полевом проекте Центра и местонахождении остальных сотрудников. Ее также заинтересовала загадочная молодая азиатка-ученый, которая так холодно встретила ее на причале; и то, как доктор Мейхью забыл упомянуть о докторе Сун Ли. А все остальные ученые избегали Гаме, как прокаженную.

Остин просил ее высматривать все необычное на острове.

«А как насчет странного, Курт, старина?» – спросила она про себя.

По меркам Остина, на этом острове должно было быть занятно. Но, вслушиваясь в звуки ночи, Гаме начала понимать, почему Дули не улыбался, приветствуя ее в этом раю.

Глава 19

Добродушная беззаботность детектива-суперинтендента Рэндольфа была обманчива. Он, казалось, одновременно присутствовал всюду. Присматривал за криминалистами, которые фотографировали место преступления и собирали улики, искал и находил расхождения в свидетельских показаниях и прочесал «Биб» очень большим и частым гребешком.

Для полной картины ему не хватало только шляпы, как у Шерлока Холмса, и пенковой трубки.

Детектив-суперинтендент и его команда работали допоздна, а потом воспользовались временными спальнями, предоставленными им Гэнноном. На следующий день по просьбе Рэндольфа капитан подвел судно ближе к станции морской полиции на суше. Тела перевезли в судебно-медицинскую лабораторию для вскрытия.

Дав показания, Остин и Завала вычистили батисферу и осмотрели ее в поисках повреждений. Если не считать мест, где во время неожиданного погружения на глубину содралась краска, доблестный воздушный колокол отлично выдержал испытание.

Жаль, что Остин не мог сказать того же о «Чуде-юде». Он следил за тем, как кран поднимает с палубы «Биба» обломки и переносит в кузов грузовика, который отвезет их в гараж на суше.

Убедившись, что все материальные улики в руках полиции, детектив Рэндольф поблагодарил Гэннона и экипаж за сотрудничество и отпустил судно. Он подтвердил также, что сам будет отвечать на вопросы десятков прознавших о происшествии репортеров, которыми кишели окрестности полицейской станции.

Рэндольф в полицейской машине отвез Остина и Завалу в аэропорт: там ждал самолет НУМА, чтобы доставить их в Вашингтон. У Завалы была лицензия на вождение малых самолетов и в тот же день он подвел самолет к предназначенному для него ангару в Национальном аэропорту имени Рейгана. Здесь Остин и Завала разошлись, договорившись встретиться на следующий день.

* * *

Остин жил в перестроенном викторианском лодочном сарае – части большого поместья, которое он купил, когда ему часто приходилось ездить в штаб-квартиру ЦРУ, расположенную по соседству с Лэнгли. В то время поместье было тем, что риелторы именуют «элитным домом, нуждающимся в ремонте». В доме пахло плесенью и старостью, но он стоял на берегу реки Потомак, и это убедило Остина раскошелиться и убить без счета часов на то, чтобы привести все в порядок.

Следуя привычке, Остин оставил рюкзак в прихожей, прошел на кухню, взял из холодильника бутылку пива и вышел на палубу, чтобы вдохнуть влажный аромат Потомака.

Затем пошел в кабинет, который был для него оазисом, и сел за компьютер. Остин сравнивал себя с теми капитанами, кому надоело море и кто после отставки переселился в Канзас – да куда угодно, лишь бы подальше от океана. Море – взыскательная любовница, и приятно иногда вырываться из ее крепких объятий. За исключением нескольких рисунков кораблей, сделанных художниками-примитивистами, и фотографий маленького флота лодок, ничто в доме не указывало на связь с главным мировым агентством по изучению океана.

Стены были заняты стеллажами, на которых размещалось собрание книг по философии. Остин любил читать старых философов за их мудрость, но еще они обеспечивали ему нравственный якорь, не позволявший отдаваться на волю случая. Люди на «Бибе» не первые, кого он убил. К несчастью, и не последние.

Над камином висела пара дуэльных пистолетов, часть обширной коллекции, которую Остин считал своим главным пороком. Он восхищался техническим совершенством пистолетов, но одновременно они напоминали ему, какую роль может играть случай в вопросах жизни и смерти.

Из своего столь же обширного собрания джаза он выбрал запись Майлса Дэвиса[202] и поставил на проигрыватель. Прослушав несколько песен из альбома «Birth of the Cool», он размял пальцы и принялся печатать. Он хотел, пока подробности были еще свежи в памяти, набросать черновик отчета о нападении на Б-3.

Около полуночи Остин добрался до постели в башенке лодочного сарая. Проснулся освеженный на следующее утро в восьмом часу. Сварил себе кофе, ямайский, подогрел замороженный бейгл,[203] который нашел в почти пустом холодильнике. Подкрепившись, вернулся к своему отчету.

И внес на удивление мало поправок. Перечитав отчет, он по электронной почте отправил его директору НУМА Дирку Питту.

Вознаградить себя за тяжелый труд Остин решил греблей на Потомаке. Дома гребля была его основным видом физической активности, и именно ею объяснялась сила мышц его широких плеч. Он вытащил из сарая легкую лодку.

Проплывая по реке, размеренно взмахивая веслами, Остин позволил красоте реки очистить его сознание. Разобравшись с путаницей мыслей: саботаж Б-3, борьба с АПА, ночное нападение на «Биб», он пришел к непреложному выводу: кто-то хочет убить Макса Кейна и пойдет ради этого на все.

Вернувшись, Остин убрал лодку, смыл под душем пот, побрился и позвонил Полу Трауту.

Тот сказал, что Гаме накануне улетела в Боунфиш-Ки. Он получил голосовое сообщение о ее прибытии, но с ней еще не разговаривал.

Остин изложил Полу краткую версию своего отчета о нападении на батисферу.

– Теперь я понимаю, почему вы назвали погружение памятным, – сказал Траут. – Что дальше?

– Надеюсь, Гаме что-нибудь узнает о докторе Кейне. Сейчас он – наша главная нить. Мы с Джо сравним наши заметки и определим следующий шаг.

Остин пообещал постоянно связываться с Траутом, потом разморозил еще один бейгл и приготовил сэндвич с тунцом. Сэндвич он ел на кухне, вспоминая, какие прекрасные блюда едал в мировых столицах, и тут зазвонил телефон. Он проверил номер звонящего. Потом нажал кнопку «разговор» и сказал:

– Привет, Джо, я как раз собирался тебе звонить.

Завала сразу перешел к делу.

– Можешь приехать прямо сейчас?

– В черной книжке Завалы женских имен больше, чем в телефонном справочнике Вашингтона, так что я знаю, ты не одинок. В чем дело?

– Хочу кое-что тебе показать.

Остин не мог не заметить ноток волнения в обычно спокойном голосе Завалы.

– Приеду в течение часа, – пообещал он.

В море обычным рабочим нарядом Остину служили гавайская рубашка, шорты и сандалии. Переход на одежду «для суши» всегда был для него неприятным потрясением. Ботинки казались кандалами, ноги в брючинах томились, словно в тюрьме, воротник синей форменной рубашки натирал шею. И хотя ему приходилось носить флотский китель, он категорически отказывался надевать галстук, который казался ему петлей.

В отличие от Дирка Питта, собиравшего автомобили и, казалось, на каждый случай имевшего особую машину, Остин вложил свою страсть в коллекционирование дуэльных пистолетов, а ездил на бирюзовом джипе «Чероки» из большого гаража НУМА. Движение в пригородах было напряженное, но он знал, как проехать напрямик, и меньше чем через час после звонка Джо остановил машину перед небольшим домом в Арлингтоне.

У парадного входа в бывшую библиотеку он набрал на замке цифровой код и вошел на первый этаж. Пространство, которое прежде занимали стеллажи с книгами, теперь напоминало интерьер жилого дома в Санта-Фе. Пол выложен темно-красной мексиканской плиткой, дверные проемы арочные, и в белых оштукатуренных нишах многоцветные изделия народных мастеров, собранных Завалой во время поездок на родину в Моралес. Его отец, искусный плотник, изготовил прекрасную резную мебель.

Остин позвал Завалу по имени.

– Я внизу, в лаборатории Франкенштейна, – крикнул тот из подвала; здесь он проводил все свободное время, когда не возился с «Корветом».

Остин спустился по лестнице в ярко освещенную мастерскую. Каждый квадратный дюйм прежнего книжного склада Завала занял сверкающей коллекцией своих токарных, сверлильных и шлифовальных станков. Металлические части необычной формы, чье назначение было известно только мастеру, висели на стенах рядом с серо-белыми, плакатной величины, гравюрами – изображениями старинных механизмов.

В стеклянных витринах стояли модели подводных аппаратов, сконструированных Завалой для НУМА. На столе возвышалась модель парового двигателя Стюарта; сейчас Джо восстанавливал эту модель. Если нужно было разобраться в механических приспособлениях или сконструировать новые, механика никогда не останавливала необходимость испачкать руки, но сегодня он сидел перед компьютером, спиной к Остину.

Тот удивленно посмотрел на застекленную витрину.

– Ты когда-нибудь думал начать с того места, где остановился доктор Франкенштейн?

Завала повернулся в кресле, привычно улыбнувшись.

– Делать чудовище из выброшенных частей – дело прошлое, Курт. Теперь ими занимается робототехника. Не правда ли, Юри?

Тираннозавр-рекс десяти дюймов, с пластиковой шкурой, цветом и текстурой, похожей на авокадо, стоял рядом с компьютером. Он помахал головой, переступил с ноги на ногу, закатил глаза, открыл зубастую пасть и сказал:

– Да, сеньор Завала.

Остин подтянул стул.

– Кто твой зеленый друг?

– Юри, в честь «Парка юрского периода». Заказал этого мальца по Интернету. Он запрограммирован примерно на двадцать функций. Я порылся в его внутренностях и научил говорить по-испански.

– Двуязычный тирекс, – сказал Остин. – Впечатляет.

– Было не так уж трудно. У него простые цепи. Он может двигаться и кусать и реагирует на внешние раздражители. Дать ему немного больше мышц, большие зубы, оптические сенсоры, надеть на него водонепроницаемый костюм, и получишь нечто вроде механической акулы, которая решила, что остинбургер – это вкусно.

Завала отодвинулся, чтобы другу лучше был виден монитор. На темном фоне медленно поворачивалось трехмерное неоново-синее изображение АПА, перерезавшего трос батисферы и напавшего на Остина.

Остин негромко присвистнул.

– Это он. Где ты это нашел?

– Я вернулся к первому видео из камеры «Чуда-юда».

Завала щелкнул мышкой, прокручивая заново стычку с АПА. Последовало быстрое чередование изображений, множество пузырей; изредка видна была машина.

– Я не очень много дал тебе для начала, – сказал Остин.

– Ты дал мне достаточно. Я замедлил воспроизведение и отобрал подробности. Их я использовал, чтобы создать общие очертания АПА, а потом сравнил с автоматическими погружаемыми аппаратами в моей базе данных. У меня там практически все, способное передвигаться. Но все равно нашелся он не сразу.

– Мое первое впечатление: он напоминает «Ската», подводную лодку, разработанную флотом для обнаружения и уничтожения мин.

– Неплохая догадка, – сказал Завала. – Вот «Скат». Если сравнить общую конструкцию, заметно большое сходство с лодкой, нарисованной компьютером. Но нет отсеков для сверхмалых миноискателей и торпед, какие есть у военных кораблей.

– И это хорошо. Если бы у нашего маленького друга они были, мы бы с тобой здесь не сидели.

– Просмотрев военные модели, я обратился к научным модификациям. Большинство АПА, которые я обнаружил, по форме напоминают торпеду, как «Океанографик-АБЕ» Вудса или скриппсовский «Ровер». Я обратился к промышленности. Но нефтяные, газовые и коммуникационные устройства тоже не похожи, и я занялся любительским рыболовством.

Он вызвал статью из журнала, посвященного коммерческому рыболовству.

Остин взглянул на снимки в этой статье и улыбнулся.

– В яблочко! – подтвердил он.

– Устройство, описанное в статье, предназначено для съемки экспериментальных рыболовных сетей.

– Это объясняет очертания, как у ската, – заметил Остин. – Нужно что-то плоское и гладкое, чтобы проникнуть под сеть; никаких выступающих плавников, которые могут зацепиться.

– Клешни помогают АПА разрезать запутавшиеся сети, – подхватил Завала. – Устройство использовалось китайской торговой компанией «Пирамида».

– Китайской? Это не случайно. Люди, напавшие на корабль, были азиатами. И оружие у них было китайское.

– Я прогуглил название, – добавил Завала. – Штаб-квартира компании в Шанхае, но сама компания международная.

Остин спросил:

– Зачем законопослушной рыболовной компании нападать на «Биб» и батисферу?

– Возможно, я отвечу на этот вопрос, когда встречусь со своей подругой Кейтлин Лайонз из отдела ФБР, занимающегося преступлениями выходцев из Азии.

Остину пришлось признать, что широкая сеть подруг Завалы способна приносить пользу.

– Ты выяснил, как могло быть организовано нападение на Б-3? – спросил он.

– Устройство могли выпустить с любого судна прессы или частной яхты, наблюдавших за погружением.

– Может, кто-нибудь это видел, – предположил Остин. – Можно запросить суперинтендента Рэндольфа и бермудскую береговую охрану.

– Неплохая мысль, но я считаю, что устройство ушло под воду за несколько часов до погружения Б-3 и находилось в спящем режиме, запрограммированное в определенное время проснуться и начать охоту. Им могли управлять с поверхности в районе, где находился «Биб».

– Как он мог выйти на цель?

– Сонары в сочетании с оптическими сенсорами ищут вертикальную линию. Цель АПА – трос Б-3. Щелк-щелк. И конец батисфере.

– А вместе с ней и доктору Кейну и его загадочному проекту, который может изменить жизнь всех людей на планете.

– Были известия от доктора Кейна после того, как он скрылся в голубой дали? – спросил Завала.

– Я испробовал несколько официальных и неофициальных каналов, – ответил Остин. – Нашей единственной нитью может оказаться Боунфиш-Ки.

– Сомневаюсь, что он там. Кому-то хотелось, чтобы он принял страшную смерть на дне. А ведь, если бы его не оказалось на «Бибе», прежде всего его стали бы искать там.

Загорелое лицо Остина выразило тревогу.

Он достал из кармана сотовый телефон и набрал номер Пола Траута.

– Есть новости от Гаме? – спросил он.

– Пытаюсь с ней связаться, но звонок не проходит, – ответил Пол.

– Продолжайте, – сказал Остин. – Я в доме Завалы. Возможно, я слишком легкомысленно попросил вас покрутиться в лаборатории Кейна. Гаме нужно предупредить о потенциальной опасности со стороны людей, которые хотели избавиться от Кейна.

Траут сказал:

– Не волнуйтесь, Курт. Гаме может за себя постоять.

– Это я знаю. Просто передайте ей, чтобы была осторожна и не рисковала.

* * *

Сделав все возможное, чтобы предупредить Траутов, Остин позвонил в НУМА и попросил выслать досье торговой компании «Пирамида». Компьютерный центр агентства, которым руководил кибергений Хайрем Йегер, считался одним из крупнейших в мире хранилищ специальной информации. Мощные компьютеры НУМА были связаны с базами данных по всему миру и в одно мгновение могли представить любую информацию, имеющую отношение к океанам планеты.

Остин сказал, что поговорит с Завалой после того, как изучит результаты компьютерных поисков. Он сел в свой джип и поехал в тридцатиэтажную зеленую стеклянную башню на берегу Потомака, где помещалась штаб-квартира НУМА. Оставив машину в подземном гараже, он поднялся в свой по-спартански обставленный кабинет.

На его письменном столе лежала толстая папка с запиской Йегера: «Наслаждайтесь!»

Остин раскрыл папку, но успел только взглянуть на первый листок – зазвонил телефон. Номер абонента не определился.

Он понял почему, когда услышал четкий голос Джеймса Сандекера, основателя и многолетнего начальника НУМА, а ныне вице-президента США. Это назначение он получил после смерти предшественника. В своей обычной манере Сандекер сразу перешел к делу.

– Питт переслал мне ваш отчет об инциденте с Б-3. Что происходит, Курт?

Остин представил себе Сандекера: голубые глаза, мечущие молнии, и пламенеющая рыжая вандейковская бородка – неотъемлемая принадлежность НУМА в течение многих лет.

– Хотел бы я знать, адмирал.

Остин предпочитал заслуженный тяжким трудом морской чин Сандекера более новому политическому.

– Как Завала после испытания?

– Джо в порядке, адмирал.

– Удачно. Если бы Завала склеил ласты, половина женского населения Вашингтона надела бы траур, и нам пришлось бы закрыть этот проклятый город… Теперь о нападении на «Биб»… Поразительно. Просто чудо, что никто не пострадал. Вы хоть сколько-нибудь продвинулись?

– Мы думаем, тут есть китайский след, – сказал Остин. – АПА, который напал на меня и на Б-3, – той же модели, что использует одна китайская рыболовная компания, а сама эта компания – часть международного конгломерата, который называется «Пирамида». На судно напали азиаты, вооруженные китайским оружием. Джо проследит любые возможные криминальные связи. Я узнаю у бермудской полиции, что выяснило следствие. Мы считаем, что ключ ко всему – исследования доктора Кейна. Гаме сейчас в Боунфиш-Ки проверяет лабораторию.

Сандекер усмехнулся.

– Не знаю, как Гаме удалось туда пробраться, но вряд ли она что-нибудь узнает. Их работа строго засекречена.

– Похоже, вы знаете, чем занята лаборатория.

– Больше, чем хотелось бы. Это часть чего-то очень большого, Курт, и нужно действовать быстро. Ситуация достигла критической массы. Я созываю совещание, на котором все объясню. Позвоню примерно через час, так что будьте готовы. А пока соберите вещи для путешествия.

– Я еще не успел распаковаться.

– Это хорошо. Вам с Джо придется выехать очень срочно. Я выясняю подробности – сейчас некогда объяснять. Не верьте, если вам скажут, что работа вице-президента – плевое дело.

И Сандекер повесил трубку. Остин уставился на телефон в своей руке.

Потом, отбросив размышления, занялся документами из папки на своем столе. Ему не потребовалось много времени, чтобы понять: «Пирамида» – очень необычная компания.

Глава 20

В этот день Гаме очень рано разбудили лучи солнца, пробившиеся сквозь жалюзи на окнах. Она выскользнула из кровати, надела шорты для бега, футболку и туфли. Неслышно выбравшись с забранного сеткой крыльца, она проделала ряд упражнений, чтобы разогреться, отошла за дом к началу тропы и начала медленный бег, который постепенно убыстряла, пока не установился размеренный ритм.

Гаме бежала по-спортивному красиво благодаря мягким скупым движениям – если бы ей довелось когда-нибудь получить новое воплощение, она вернулась бы в обличье гепарда. Под ее ногами скрипели ракушки, которыми была усыпана тропа. Гаме бегала каждое утро – эта привычка восходила к тем подростковым дням, когда она, девчонка-сорванец, болталась с шайкой мальчишек по улицам Рэйсина.[204]

Услышав шаги, Гаме обернулась и увидела, что ее догоняет доктор Мейхью.

Он поравнялся с Гаме и побежал рядом с ней.

– Доброе утро, доктор Траут, – выдохнул он. – Наслаждаетесь пробежкой?

– Да, очень, спасибо.

– Хорошо. – Он быстро улыбнулся. – Увидимся за завтраком.

Мейхью побежал быстрее, обогнал Гаме и вскоре исчез за поворотом.

Легендарная флоридская влажность вскоре прогнала утреннюю прохладу, и в свою комнату Гаме вернулась, обливаясь потом. Она приняла душ, надела свежие шорты, майку и сандалии и пошла на звуки голосов в столовую.

Доктор Мейхью помахал ей, приглашая присоединиться к группе, с которой она познакомилась накануне, и показал на пустой стул. Общим выбором сидящих за столом был омлет с сыром бри и помидорами. Омлет, великолепно приготовленный, подавали с домашним овсяным хлебом.

Заметив, с каким удовольствием ест Гаме, доктор Мейхью сказал:

– Прежде чем стать отшельниками на этом острове, мы поставили условие, что у нас будет хорошая кухня.

Он допил кофе и промокнул губы салфеткой. Потом достал из-под стула пластиковый мешок с лабораторным халатом и протянул Гаме.

– Готовы к экскурсии, доктор Траут?

Гаме надела халат.

– Готова, доктор Мейхью.

Он ответил неизменной улыбкой.

– Идите за мной.

Они прошли по ракушечной тропе без указателей в сторону, противоположную направлению природной тропы, и вскоре увидели одноэтажное шлакоблочное здание, выкрашенное в цвет зеленого мха. Воздух здесь вибрировал от гудения невидимых электрических моторов.

– В этом здании ведется экспериментальное выращивание культур, – сказал Мейхью. – Дом похож на гараж, но в нем проводятся самые передовые биомедицинские исследования.

В полутемном здании помещались десятки больших освещенных аквариумов. Двое вооруженных блокнотами техников в белых халатах переходили от одного аквариума к другому. Они не обратили внимания на вошедших, только небрежно помахали рукой. Воздух был пропитан влажным рыбным запахом.

– Морская вода в аквариумах точно воспроизводит среду обитания морских организмов, которые в них содержатся, – объяснил Мейхью.

– Сколько разных организмов вы исследуете? – спросила Гаме.

– Десятки видов и подвидов. Позвольте показать вам нашу нынешнюю звезду.

Мейхью подвел ее к аквариуму, в котором находилось несколько ярко-красных шаров, каждый размером с грейпфрут. Их рты окружали короткие заостренные щупальца. Шары гирляндами облепили камни внутри аквариума.

– Красиво, – сказала Гаме. – Наверно, это и есть морские анемоны, о которых я читала в научных журналах.

– Наши работники любят давать этим существам обычные имена, – сказал Мейхью. – Помогает не ломать язык латынью. Морская звезда, морской анемон и так далее. Это очень смешно, когда начинаешь понимать, что эти изящные существа – успешно действующие машины для убийства, прекрасно приспособленные к тому, чтобы подманивать мелких рыбешек, жалить их и пожирать.

– Ирония еще и в том, – добавила Гаме, – что при своей ядовитости они способны излечивать болезни.

– Убийство и излечение вовсе не исключают друг друга. Кураре – сильный яд, но он применяется в медицине. Ботокс тоже.

– Расскажите о морской звезде, доктор Мейхью.

– С радостью. Эта маленькая красавица родственна другой губке, открытой в 1984 году. Отделение «Харбор» Океанографического института проводило на Бермудах погружения аппарата «Си линк». В трубе всасывания тогда обнаружили кусочек губки. В этой губке содержалось вещество, которое в лабораторных условиях убивало раковые клетки.

– Я читала об этом в научных журналах. Впечатляющее открытие, – восхитилась Гаме.

Мейхью кивнул.

– И еще раздражающее, – сказал он.

– Почему же, доктор Мейхью?

– В течение двадцати лет ученые безуспешно искали полный экземпляр губки. Потом кто-то сообразил: почему бы не погрузиться глубже и не отыскать подлинное место ее обитания? При первом же погружении нашли столько губок, что их хватило бы на много лет научных исследований. Ученые искали губку там, где есть другие организмы. А губка растет на глубине тысячи футов, где дно практически пустое.

– Морских звезд вы так же ищете? – спросила Гаме.

– В целом да. Мы нашли фрагменты неизвестного вида недалеко от того места, где проводило погружения отделение «Харбор», поискали место обитания и – бах! – как говорят на телевидении. Нашли целую губку, в которой есть вещество, убивающее раковые клетки.

– Эта звезда так же многообещающа, как красива? – продолжала беседу Гаме.

– Образец из отделения «Харбор» дал вещество в десятки раз мощнее обычных лекарств. Звезда вдвое сильней.

– Я действительно слышу в вашем голосе нотку самодовольства, доктор Мейхью?

Ученый широко улыбнулся; на этот раз его улыбка не казалась приклеенной.

– Предстоит долгая и напряженная работа, прежде чем мы сможем передать лицензию на производство вещества фармакологической компании, которая проведет клинические испытания. Нам нужно найти способ производить достаточные количества вещества. Сбор губок в море не оправдан ни экономически, ни экологически.

– Уверена, что вы интересовались возможностью выращивать губки как аквакультуру.

– Мы исследуем такую возможность. Но еще лучше было бы выращивать микроорганизмы, которые производят это вещество. Это соответствовало бы нашей конечной цели – синтезировать достаточно вещества для практического использования. – Он пожал плечами. – Но сначала нужно выяснить, как это вещество действует.

– Вам предстоят немалые труды, доктор Мейхью.

– Это верно, но возможная награда потрясает воображение. Мы думаем, что в будущем именно океан станет главным источником биомедицинских средств.

Гаме осмотрела лабораторию.

– А что в других аквариумах? – поинтересовалась она.

– Другие губки, много видов. У каждого вида свои химические характеристики. Мы ищем средства от множества человеческих болезней. Например, у нас есть кораллы, которые производят мощные антибактериальные и противовирусные агенты; а также болеутоляющие во много раз мощнее морфия, но при этом организм к ним не привыкает. Возможности бесконечны.

Мейхью хотел пойти дальше.

– Я чего-то не понимаю, – допытывалась Гаме, сопротивляясь легкому нажиму его руки. – Я уверена, что читала о ваших исследованиях других беспозвоночных. Но не вижу никаких видов из группы Cnidaria.[205]

Вопрос, казалось, стал для Мейхью неожиданностью. Он убрал руку от ее локтя и невольно взглянул на дверь в закрытую часть лаборатории.

– Медузы? Ну…

Мейхью, возможно, был высококвалифицированным специалистом, но к играм рыцарей плаща и кинжала не привык. Гаме проследила взглядом за его предательски красноречивым жестом и постаралась улыбнуться самым очаровательным образом. Взяв Мейхью за руку, она повела к закрытой двери.

– Я уверена, вы просто забыли.

– Вовсе нет, – сказал он. – Просто… Мы не любим их тревожить. – Он мялся под ее безжалостным взглядом. – Ну, наверно, вреда не будет…

Он открыл дверь и впустил Гаме в темную комнату; единственным источником света был высокий цилиндрический прозрачный аквариум четыре фута шириной и восемь высотой.

Свечение исходило от десятка медуз величиной с кочан капусты каждая; они пульсировали голубым сиянием. Медузы находились в постоянном движении, поднимались со дна к поверхности в завораживающем подводном танце.

Человек на лестнице, наклонившийся к воде, обернулся к вошедшим. Нездешний свет упал на лицо доктора Беннетт, токсиколога. Она удивленно раскрыла рот.

– Доктор Мейхью, не ожидала…

– Я надавила на доктора, чтобы увидеть эту часть лаборатории, – объяснила Гаме. – Надеюсь, я вам не мешаю.

Беннетт посмотрела на доктора Мейхью. Тот коротко кивнул.

– Вовсе нет, – сказала Беннетт с неискренней улыбкой. Она взмахнула сачком с длинной ручкой. – Эта процедура иногда бывает сложной.

Взгляд Гаме отметил защитные перчатки, прозрачную пластиковую маску на лице и комбинезон, потом переместился к необычному балету странных, почти кубических силуэтов в аквариуме. К краям каждого прозрачного существа крепились тонкие нитевидные щупальца. Их биолюминесценция была столь яркой, что хоть книгу читай.

– За все годы дайвинга, – сказала Гаме, – я не видела ничего более прекрасного.

– Или более смертоносного, – сказал Мейхью, стоявший за ней. – Медузы в этом аквариуме производят яд, который заставил бы кобру устыдиться.

Гаме порылась в памяти.

– Это кубомедуза, верно? – спросила она.

– Верно. Chironex fleckeri, морская оса. Зафиксировано около ста случаев смерти; прикосновение этой медузы убивает человека за три минуты. Предлагаю отойти и дать доктору Беннетт больше места.

Доктор Беннетт опустила на лицо маску и погрузила в воду сачок.

К удивлению Гаме, медузы не уклонялись от сачка, напротив. Они собрались вокруг него, так что их легко было поймать и переместить в мензурку. При этом цвет медузы углублялся, пульсация учащалась, как будто медуза взволнованна.

– Никогда не видела, чтобы медузы так себя вели, – сказала Гаме. – Обычно они стараются уклониться от опасности.

– Медузы – хищники, – сказал доктор, – но большинство видов просто плавает, случайно сталкиваясь с добычей. У медузы очень хорошо развито зрение, а значит, она скорее видит, чем чувствует добычу. В сочетании со способностью двигаться, выбрасывая воду, это дает медузе возможность преследовать добычу.

Медленно покачав головой, Гаме проговорила:

– Я не совсем уверена, что поняла. Вы сказали «большинство видов». Но разве вы не сказали, что это кубомедуза?

Мейхью понял, что сболтнул больше, чем намеревался.

– Я неверно выразился, – уточнил он. – На самом деле эта медуза – близкая родственница морской осы, но больше развита и более агрессивна.

– Никогда не видела морскую осу такого цвета, – подтвердила Гаме.

– Я тоже. Мы перебрали несколько названий, прежде чем остановились на голубой медузе.

– А каков их фармакологический потенциал?

– Мы в самом начале исследования, но вырабатываемое ею химическое вещество сложнее всего, что мы встречали. Экспериментировать с этим изящным существом все равно что скакать на необъезженном жеребце.

– Захватывающе интересно, – воскликнула Гаме.

Мейхью посмотрел на часы.

– Спасибо, доктор Беннетт, – сказал он. – Оставим вас наедине с вашими ядовитыми друзьями.

Гаме безропотно позволила Мейхью вывести ее из комнаты в главное помещение лаборатории. Он показал несколько других видов, с которыми здесь работали; потом они вышли из здания, где выращивали фауну, и прошли к среднему зданию.

Аквариумов в этой лаборатории было меньше, чем в первой. Ученые-океанологи различают влажные лаборатории, где живут изучаемые виды, и сухие лаборатории, где стоят компьютеры и чувствительные аналитические приборы. Мейхью объяснил, что эта лаборатория – и то, и другое. Во влажной части выделяют химические вещества, которые помещают рядом с бактериями и вирусами и следят за реакцией.

В этой лаборатории они задержались дольше, чем в первой, и к тому времени, как у Гаме кончились вопросы, был уже почти полдень.

– Я голоден, как волк, – сказал Мейхью. – Давайте сделаем перерыв на обед.

В столовой подавали невероятно вкусные гамбургеры. Мейхью непрерывно болтал о пустяках, и Гаме подумала, что он старается исправить положение. После долгого перерыва они отправились к третьему зданию, где были компьютеры и не было ни одного аквариума.

Мейхью сказал, что компьютеры сопоставляют найденные химические вещества с болезнями и делают это гораздо быстрее людей. Гаме заметила доктора Сун Ли. Та не отрывала взгляда от монитора.

К середине дня экскурсия завершилась. Впервые со времени их с Гаме встречи доктор Мейхью, казалось, успокоился. Он извинился и спросил, не обидится ли Гаме, если он не проводит ее к дому.

– Вовсе нет, – заверила она. – Увидимся в неформальной обстановке.

Выходя из лабораторной зоны, Гаме чувствовала себя так, словно получила от ворот поворот. С тех пор как она ступила на остров, ее кормят, поят вином, водят по острову и делают все, чтобы наутро она убралась.

Мейхью справедливо опасался присутствия опытного наблюдателя. Она могла бы принять его внимание к каждому ее шагу за попытку проявить гостеприимство, но нет – он несомненно пытался отвлечь ее внимание от аквариума с медузами.

Маневр Мейхью не обманул Гаме. Небольшая исследовательская группа – это фасад. Никакие разговоры в веселом баре не могли скрыть того факта, что остров представлял собой засекреченную, строго изолированную территорию. Люди слишком громко смеялись или, как Мейхью, фальшиво улыбались.

* * *

Она пошла на пристань подышать свежим воздухом. Дули Грин красил ялик. Он увидел, как она подходит, и вынул изо рта окурок сигары.

– Добрый день, доктор Гаме. Доктор Мейхью показал вам лабораторию?

– Экскурсия была короткой, но интересной, – ответила она с бесстрастным лицом.

Дули уловил отсутствие энтузиазма в ее ответе.

– Я так и думал, – сказал он с такой улыбкой, словно вместо головы у него была хеллоуиновская тыква.

– В одной из лабораторий я видела доктора Сун Ли, – сказала Гаме. – Разве она в это время не плавает на каяке?

Дули кивнул.

– Как часы. Она придет позже.

Гаме показала на стойку с каяками.

– Могу я взять один из них, Дули? У меня есть несколько часов, и я бы хотела посмотреть мангры.

Дули окунул кисть в банку со скипидаром.

– Я бы с радостью повозил вас на своей лодке, доктор Гаме. Увидите гораздо больше, и грести не нужно.

Не зная, чем еще заняться, Гаме села в лодку Дули. Он отчалил и, оказавшись на некотором расстоянии от острова, дал полный ход. Через несколько минут они вошли в небольшую бухту среди мангров.

Дули стоял у пульта управления рулем, сжимая в зубах потухшую сигару. Щурясь на отражение солнца в спокойной воде, он вел лодку к старому деревянному прогулочному катеру, который лежал на отмели у мангрового острова. Катер лежал накренившись, корма была под водой. Стекла в окнах отсутствовали, и на уровне ватерлинии в гниющей древесине корпуса зияло отверстие, достаточно большое, чтобы человек мог заплыть внутрь.

– Ураган выбросил этот катер на устричную отмель, – объяснил Дули, сбавляя ход. – Когда плаваешь в манграх, это хороший ориентир. Даже с джипиэс и компасом тут можно заблудиться.

Лодка миновала оконечность острова Боунфиш-Ки – длинный заостренный мыс в форме фрачной фалды. Пристань морского центра больше не была видна, пальмы заслоняли и водокачку. У низких однообразных островов не было никаких отличительных особенностей, которые можно было бы использовать как ориентиры, а перспектива постоянно менялась.

– Вы, должно быть, знаете эти воды как свои пять пальцев, – предположила Гаме.

Дули, прищурившись, посмотрел на воду в пятнах солнечного света.

– Все здесь кажется одинаковым, но, когда привыкнешь, начинаешь различать мелкие подробности, незаметные другим. – Он открыл отделение для припасов и показал очки. – Я обманываю, говоря, что выхожу на рыбалку по ночам, – с усмешкой сказал он. – Купил в Интернете эти очки ночного видения. У меня в рубке есть запасные.

– Где доктор Ли плавает на каяке?

– Она гребет вдоль обратной стороны барьерного рифа. Там много птиц. Я покажу.

Дули направился в проход между двумя манграми. Проход сузился и закончился тупиком. Дули остановил лодку и передал бинокль Гаме. Она поднесла его к глазам и увидела десятки белых и голубых цапель, бродивших по отмели в поисках пищи.

Дули показал на деревянный столб, торчавший из воды в нескольких футах от берега.

– Этот столб указывает на тропу, идущую через остров. Всего несколько сотен ярдов – и отличное место для рыбалки, уже на другой стороне.

Дули включил мотор, они выбрались из подковообразной бухты и направились обратно к деревянному катеру. Здесь Дули резко повернул, и они поплыли к Боунфиш-Ки. Показалась водокачка, и несколько минут спустя Дули, сбросив скорость, ловко подвел лодку к причалу. Гаме пришвартовала лодку, обмотав вокруг тумбы носовой и кормовой швартовы, и попросила у Дули карту местных вод, сказав, что хочет посмотреть, где они плавали.

Навстречу ей шла доктор Ли, направлявшаяся к каяку. Гаме поздоровалась и получила такое же вежливое приветствие, как при первой встрече.

На вершине холма она остановилась и следила за каяком, пока Ли не скрылась за поворотом.

Посмотрев внимательнее на поверхностную красоту острова, Гаме увидела в ней нечто нездоровое. Мангры были наполовину мертвы, и даже на возвышениях земля так и не просохла после урагана; запах гниения невидимым облаком навис над островом, подавляя аромат цветов.

Гаме наморщила нос.

«Место с душком – да не одним», – подумала она.

Глава 21

Джо Завала на своем «Шевроле Корвете» 61-го года выпуска ехал по шоссе № 95 в Квантико, штат Виргиния, безопасно превышая разрешенную скорость на десять миль.[206] Крыша была сдвинута, мощный мотор V-8 урчал, как довольный тигр, звучали записи Аны Габриэль, ветер раздувал темно-каштановые волосы Завалы, НУМА начислял Джо жалованье, а вскоре он должен был встретиться с красивой женщиной. Жизнь хороша.

Примерно в сорока милях к юго-западу от Вашингтона он свернул с шоссе на дорогу в тени деревьев и поехал по загородной местности, где вначале попадались военные машины и здания, а потом показался пропускной пункт с вооруженной охраной. Завала показал удостоверение работника НУМА, его имя сверили со списком посетителей и указали дорогу к главному зданию Академии ФБР.

Академия, окруженная тремястами восьмьюдесятью пятью акрами леса, была построена на месте морской базы в 70-е годы при Эдгаре Гувере. Комплекс, похожий на университетский кампус, состоял из двадцати трех зданий цвета меда, связанных множеством застекленных переходов.

Завала услышал звуки, напоминающие перестрелку у корраля О-Кей,[207] и понял, что поблизости тир. Охранница впустила его и показала на ряд кабинок.

– В десятую, – сказала она. – Я подожду снаружи. Тут очень шумно. Можете не торопиться.

Завала благодарно кивнул и взял у служителя наушники. Потом подошел к кабинке и встал за женщиной, стрелявшей в силуэт мужчины. Держа пистолет двумя руками, женщина медленно и методично нажимала на курок и пробивала мишень в тех местах, где пуля оказалась бы смертельной, если бы попадала не в бумагу, а в плоть.

Завала не хотел внезапно оказаться возле тренированного агента ФБР с пистолетом в руке. Он терпеливо стоял за женщиной, пока она не повернулась. Она пригласила его в кабину. Заменила пустой магазин полным, протянула ему пистолет и показала на мишень.

«Вальтер ППК» был любимым оружием Завалы, и он с удовольствием ощутил его рукоять в своей руке. Он поднял оружие на уровень глаз, снял с предохранителя и быстро выпустил шесть пуль. Каждая пуля попала в кружок, которым на мишени отмечено сердце.

Потом он снова поставил пистолет на предохранитель и вернул женщине. Она нажала кнопку, и мишень подъехала к ним, она просунула палец в одно из отверстий, проделанных пулей Завалы, и сказала что-то, чего он не расслышал. Завала снял наушники, и женщина повторила:

– Рисуешься.

Она спрятала пистолет в кобуру на бедре и показала на часы. Они прошли к двери, сняв наушники. Охранница ждала за дверью, но Кейтлин сказала, что сама проводит Завалу до вестибюля, когда они окончат разговор.

– Пойдем пройдемся, – предложила она.

Они пошли по тенистой тропе, которая находилась совершенно в другом мире, вдали от звуков стрельбы и запаха пороха.

Кейтлин Лайонз была привлекательной женщиной лет тридцати, и, если бы она надела черный кожаный комбинезон с короткими рукавами, с пистолетом за поясом, могла бы сойти за участницу ирландской музыкальной группы «Celtic Woman». Персиковая кожа, а брови над поразительными сине-зелеными глазами высокие, дугой. Светло-русые волосы были убраны под бейсбольную шапочку с надписью «ФБР» на козырьке.

– Неплохо стреляешь, Джо. Никогда не хотел поступить в ФБР?

– Как только у ФБР появится свой флот, – ответил Завала.

Кейтлин рассмеялась.

– Ты проявил большую смелость, подойдя ко мне, когда у меня в руке пистолет.

– Мне надо было испугаться?

– Ну, ты же знаешь, что говорят о брошенных женщинах…

Завала поморщился. За красивую внешность и скромное поведение его очень любили многие вашингтонские женщины. Он когда-то встречался с Кейтлин, но начинающийся роман прервал срочный отъезд по делам Группы особого реагирования. И вернулся к ней Завала только сегодня.

– Брошенная – некрасивое слово, Кейт. Я собирался с тобой связаться, закончив последнюю работу.

– Как тогда насчет обманутой? Покинутой в беде? Забытой? – Она увидела отчаяние на его лице. – Не волнуйся, Джо, – сказала она с улыбкой. – Я не сержусь на тебя за то, что ты сбежал ради очередного дела НУМА. Я коп. Я могла бы поступить так же. И вообще не искала чего-то постоянного. ФБР так же требовательно, как НУМА. К тому же, если ты мне понадобишься, достаточно включить телевизор и любоваться твоим красивым латиноамериканским лицом. Я смотрела погружение батисферы. Очень волнующе.

– Самую трогательную часть ты не видела.

Кейтлин вопросительно посмотрела на него. Джо показал на скамью у дороги. Они сели, и Завала рассказал ей о нападении на батисферу, о том, как их спас Остин, и о связи всего этого с компанией «Пирамида». Когда он умолк, она взяла его за руку и сжала.

– Ты скотина и обормот, Джо, но я была бы безутешна, если бы с тобой что-то случилось. – Она чмокнула его в щеку. – Ну-с, чем я могу помочь в расследовании этого преступления на дне океана? Как ты не раз говорил, я сухопутная крыса.

– А еще ты специалист по азиатским преступлениям, а я нет.

Завала описал треугольный знак, который Остин обнаружил на клешне, и рассказал о связи подводного робота, напавшего на батисферу, с рыболовной компанией, принадлежавшей «Пирамиде».

Кейтлин негромко присвистнула.

– «Пирамида». Худшая из худших. Если это так, то ты не мог найти более опасного противника. Вам с Куртом очень повезло, что вы остались в живых.

– Что ты знаешь о «Пирамиде»?

– Позволь тебе кое-что объяснить, – начала Кейтлин. – Моя работа – удерживать азиатскую преступность как можно дальше от берегов Штатов, а если что-то все-таки здесь происходит – распутывать. Это битва, в которой невозможно победить. Азиатские преступные организации в нашей стране существуют с 1900-х годов, начиная с китайских тонгов.

– В тонгах родился термин «наемный убийца»?

– Наемные убийцы – это первоначально китайские бандиты, которые сражались друг с другом во время войн тонгов. Тонги начинались как социальные клубы, но превратились в банды. Они существуют до сих пор как часть обширной международной преступной организации, так называемые триады. Поэтому так интересен треугольник, который ты описал.

– Почему?

– Термин «триада» придуман англичанами, которые узнали, что символом китайских тайных обществ был треугольник.

Глаза Завалы сузились.

– Ты права. Это интересно.

– Треугольник символизирует единство неба, земли и человека, – продолжала Кейтлин. – Пирамида – знак их легальных операций. Но и легальные операции все равно связаны с рэкетом, убийствами, проституцией, наркотиками, ростовщичеством и отмыванием денег.

– Проторенная дорожка, – согласился Завала.

– Это также всемирная сеть банд, существующих в каждом городе. Названия банд начинаются со слова «призрак, призрачный»: «Призрачные дьяволы», «Призрачные тени», «Призрачные драконы». Понимаешь общую картину? Они выполняют грязную работу: устрашение, принуждение, убийства. И всегда готовы действовать немедленно.

– А легальная сторона?

– Криминальная деятельность – основа, но она эволюционировала в нетрадиционную организацию с иностранными отделениями и законным бизнесом: промышленность, недвижимость, кино, фармацевтика. И, как ты обнаружил, коммерческое рыболовство. Некоторые отделения производят загрязненные, опасные продукты питания.

– А у руководства «Пирамиды» есть человеческое лицо?

– Да; кстати, таких лиц три. Говорят, компанией руководят трое братьев.

– Необычная организация.

– Нет, если вспомнить размах этого предприятия. «Пирамида» – это целое государство. У нее огромные средства, целая армия бандитов, дипломатический корпус, взаимодействующий с китайским правительством, которое триада традиционно поддерживает. Банды «Пирамиды» есть во всех странах, и США не исключение. Это самая большая преступная организация в Китае и, вероятно, во всем мире.

– Но как с ней бороться? – спросил Завала.

– Очень и очень трудно. Азиатские преступные организации умны, богаты, гибки и мультиязычны. Развитие связи и транспорта раздвинуло пространство для их преступной деятельности до мирового масштаба. Мы затрудняем жизнь их уличным бандам и щиплем края их финансовой империи, но до сих пор они были для нас неприступны.

– А что изменилось?

– Они столкнулись с единственным врагом, который способен повредить им, – с китайским правительством. Правительство пытается вытеснить «Пирамиду» из бизнеса.

– Секунду, ты ведь только что сказала, что правительство поддерживает триаду?

– Исторически. В Китае существует обширная серая зона между законным и незаконным. Именно в ней всегда действовали триады. До сих пор правительство это допускало, потому что триады приносили доход, поддерживали порядок и всегда были настроены патриотично.

– А что изменилось сейчас?

– Китайские военные много лет сотрудничали с триадами. У «Пирамиды» особенно тесные связи с армией, армия обладает политическим влиянием и способна защищать криминальные интересы… но правительство задумалось о том, что такое удобное положение дает «Пирамиде» слишком большую власть. Оно отправило в тюрьму тысячи продажных чиновников, но настоящее давление началось после скандалов в сфере безопасности. Китай живет экспортом. Все, что угрожает экспорту, угрожает стабильности страны и, следовательно, ее власти.

– Расскажи мне о тройках.

– Рассказывать, в общем, нечего. Триады называют своих членов не именами, а номерами, в зависимости от ранга. Но обычно у них есть человек для связи с общественностью, «лицо». В «Пирамиде» такой человек – невероятно богатый тип по имени Вэнь Ло. Двух других членов тройки никто никогда не видел. Триады обычно децентрализованы, но «Пирамида» как будто усилила централизацию, что также не может не тревожить правительство. – Она помолчала. – Теперь моя очередь, Джо. Зачем китайской триаде срывать погружение батисферы?

– Курт считает, что они охотятся на доктора Кейна из-за секретного исследовательского проекта, в котором он участвует. Это вероятно?

– Когда речь идет об этой банде, все вероятно. Что ты хочешь от меня?

– Я надеялся, что ты покопаешься и узнаешь что-нибудь полезное.

Кейтлин наклонила голову.

– Я не очень застенчива, но что ты можешь предложить мне в обмен?

– Поездка в моем «Корвете» и романтический ужин в старой загородной гостинице в Виргинии.

– Я там уже бывала, сеньор. Вот что я тебе скажу, Джо. Если «Пирамида» в чем-то участвует, это что-то очень крупное. «Пирамиду» мелким масштабом не заинтересуешь.

– Имеют ли репрессии правительства какое-то отношение к тому, о чем ты рассказываешь?

– Возможно. С начала чистки «Пирамида» вела себя, как раненая змея. Бандиты убивают копов, судей и правительственных чиновников – предупреждение, чтобы правительство отстало. Но я не вижу связи с вашим доктором Кейном.

– Я тоже. Ты сможешь помочь?

– Свяжу тебя с Чарли Ю. Китайское правительство послало его для совместной работы с ФБР. Он специализируется на бандах. «Пирамида» допустила ошибку, недооценив вас с Куртом. Но несколько советов авансом.

– Мы всегда прислушиваемся к советам профи, Кейт.

Кейт положила руку на кобуру – инстинктивное движение, словно в предчувствии опасности.

– Это хорошо, Джо, потому что, насколько я знаю «Пирамиду», вы с Куртом у нее на прицеле. А второй раз они не промахнутся.

* * *

За тысячи миль от Виргинии слово «Пирамида» не сходило с губ полковника Мина. Этот невысокий человек с тихим голосом и густой гривой седых волос стоял у разрушенного здания в трущобах Шанхая. Очевидно, здание пытались сжечь, но пожарным удалось предотвратить распространение огня на соседние постройки.

Дым все еще щипал глаза полковнику, хотя он стоял в нескольких сотнях ярдов от здания. Он не хотел, чтобы висящий в воздухе пепел осел на его безупречный армейский мундир. Но даже если бы он хотел подойти ближе, ему помешало бы кольцо автомобилей с оборудованием для обеззараживания и кордон вооруженных полицейских.

Он повернулся к чиновнику из Министерства здравоохранения, который его вызвал.

– Я не совсем понимаю, зачем вы меня пригласили, – сказал Мин. – Кажется, ситуация под контролем. Усиливать его военными нет необходимости.

– Это необычное здание, и пожар тоже необычный, – ответил чиновник, которого звали Фон. – Здесь проводились какие-то медицинские эксперименты.

– Малоподходящее место для таких занятий, вам не кажется?

Фон кивнул.

– Мы нашли людей, размещенных в камерах, – сказал он. – Их оставили гореть, но хотя все были в тяжелом состоянии, кое-кто из них мог говорить. Они рассказали, что их похитили и что многих людей выводили из камер и они уже не возвращались. Мы считаем, что их переводили в другие помещения и лаборатории, где, судя по найденному оборудованию, они становились объектами экспериментов.

– Что за эксперименты, Фон?

– Точно не знаем. Но мы нашли следы вируса, который очень тревожит наше министерство. Этот самый вирус обнаружен в деревнях на севере. А человек, который вызвал эпидемию, приехал из Шанхая.

– Ну, это совпадение.

– Более того, этот человек работал в системе безопасности торговой фирмы «Пирамида» здесь, в Шанхае. И, как это ни невероятно, здание принадлежит «Пирамиде».

– Кажется, я понимаю, к чему вы клоните, Фон. Хорошо известно, что армия вместе с «Пирамидой» содержит цепь борделей. Но этот пожар ни при чем, – отмахнулся он.

– Я знаю, полковник. Но, может быть, вы пересмотрите свои взгляды на это партнерство, когда я расскажу, что еще мы нашли в здании: крематорий. А в нем останки десятков людей. Я думаю, подопытных.

Мин испытал одновременно страх и отвращение: страх оттого, что его имя связывают с «Пирамидой», и отвращение к «опытам».

Он смотрел на здание, безуспешно пытаясь представить себе, какие ужасы в нем творились.

– Спасибо, – отрезал он. – Я займусь этим делом и предприму необходимые шаги.

– Надеюсь, – ответил Фон. – Это плохо для Китая. Тот, чьих рук это дело, должен ответить, но негласно.

– Я полностью согласен с необходимостью соблюдать секретность, – сказал полковник Мин. – И даже знаю, с чего начать.

Глава 22

Дули Грин поднял голову от подвесного мотора, с которым возился в конце причала, и на его лице появилась широкая щербатая улыбка, когда он увидел приближающуюся молодую азиатку.

– Добрый день, доктор, – поздоровался он. – Решили еще раз взглянуть на розовую птицу?

Доктор Ли похлопала по цифровому фотоаппарату, висящему на ремешке у нее на шее.

– Да, Дули. Вы ведь знаете, как мне хочется сфотографировать розовую цаплю.

– Эти цапли очень осторожны, – сказал он. – Ваш каяк ждет вас. Принесу ваше снаряжение.

Дули отложил отвертку и достал из лодки весло для каяка и спасательный жилет. Вместе с Ли они прошли по берегу туда, где на песке, погрузившись носом в воду, стоял легкий фибергласовый каяк. Ли надела жилет и застегнула его, потом перебралась в кабину. Дули протянул ей весло и столкнул лодку в воду.

– Вероятно, к вашему возвращению я буду на суше, так что просто положите снаряжение под навес. Удачи вам с розовой цаплей! – крикнул Дули. – И берегитесь дедули Аллигатора.

Ли ответила на предостережение взмахом весла.

Предупреждение было шуткой. Когда Сун Ли впервые прилетела на Боунфиш-Ки из Китая, Дули рассказал ей о гигантском аллигаторе, живущем в манграх. Увидев по ее лицу, что она ему поверила, он сразу объяснил, что уже много десятилетий в районе Боунфиш-Ки не видели ни одного крокодила.

Он смотрел, как Ли выводит каяк из узкого пролива, и думал о том, как нравится ему эта молодая китаянка. Он был не настолько стар, чтобы не оценить ее хрупкую красоту, но этот интерес не имел ничего общего с вожделением. Ли было около тридцати; примерно столько же было его дочери, которая несколько лет назад отреклась от него. Сгубив семейный бизнес – ловлю креветок – джином, покером, вереницей подружек, он потерял дочь. Теперь он не пил, но с дочерью по-прежнему не помирился.

Дули вернулся к своему мотору, а Ли проплыла вдоль берега и, выйдя из мангров, оказалась в небольшом заливе. Она направила каяк к брошенному катеру, потом вышла из залива и прошла по тому же закрытому сверху ветвями проливу, по которому в этот же день Дули провез Гаме. Увидев рябь в воде, Ли подняла весло и мгновение спустя была вознаграждена: в воде показалась черная блестящая спина в шрамах от лопастей винта.

Ламантин!

Она сделала несколько снимков, потом неуклюжее млекопитающее ушло под воду. Ли снова взялась за весло, направляясь в глубь бухты. Расстояние между зарослями мангров уменьшилось с четверти мили до нескольких сотен футов.

В воздух, мощно взмахивая длинными крыльями, поднялась большая голубая цапля. Ли следила за ней, пока та не скрылась из виду, потом перевела бинокль на пару белоснежных цапель, бродивших в воде у берега. Сердце ее забилось от розовой вспышки за ними.

Цапли переместились, и Ли поднесла фотоаппарат к глазу. В видоискатель она видела птицу, похожую на фламинго, но с утиным клювом. Ли сделала несколько снимков розовой цапли, потом просмотрела их. Все получились прекрасно. Снова берясь за весло, Ли улыбалась.

Несколькими гребками она подвела каяк к старому серому деревянному столбу, торчавшему из воды недалеко от края мангров. Этот столб отмечал узкую брешь в непроходимой стене корней. Корпус каяка задел устричную отмель и остановился у берега.

Ли ступила в теплую воду, доходившую ей до колен. Хотя она знала, что гигантский аллигатор Дули – выдумка, но все-таки быстро вытащила каяк на узкий пляж.

Подхватив рюкзак с водой и протеиновыми батончиками, Ли прошла по туннелю среди деревьев примерно сто футов и вышла на открытое пространство. Петляя между кактусами и кустами, белая песчаная дорожка уводила на другой край острова.

Тропинка привела к пляжу, и поток прохладного воздуха с бирюзовых вод Мексиканского залива охладил лицо Ли. Она недолго шла по берегу, потом опустилась на песок спиной к выбеленному морем выброшенному на берег бревну.

Если не считать стоявшей на якоре сразу за линией бурунов синей рыбацкой лодки, Ли была на пляже одна. За минувшую неделю она несколько раз видела эту лодку, но та всегда держалась на почтительном расстоянии. Ли посмотрела на нее через зум своего фотоаппарата, но никого на борту не увидела.

Когда несколько месяцев назад она впервые оказалась на Боунфиш-Ки, доктор Кейн посоветовал ей найти какое-нибудь занятие, отвлекающее от работы. С переутомлением ученые боролись по-разному: одни – рыбалкой, другие играли в шахматы или читали. Кое-кто проводил слишком много времени в «Долларовом баре». Частые прогулки на каяке в мангры стали для Ли спасением. Ежедневный перерыв подбадривал ее и позволял работать допоздна.

Теперь проект близился к завершению. Когда она вернется в Китай, ей будет не хватать красоты этого острова. Она боялась надеяться на перемены в судьбе, которые могли бы стать достойным бонусом от правительства за участие в проекте, а может быть, просто придется вернуться к своей сельской практике.

Уступив усталости, она уснула. А проснувшись, взглянула на часы. Оглядела пляж и заметила, что синяя лодка исчезла. Ли нахмурилась. Она вновь осталась в одиночестве, но пришла пора возвращаться к работе. Она встала, стряхнула песок с одежды и направилась через остров к своему каяку.

Выйдя из-под полога деревьев, Ли сразу заметила, что ее каяка нет на прежнем месте. Она сбросила рюкзак, вошла в воду и осмотрела лагуну.

Ни следа каяка.

Ли вернулась к острову, увидела в траве блестящий синий пластик и облегченно вздохнула. Каяк стоял выше по берегу в густой траве. Ли задумалась, кому понадобилось вытаскивать каяк, и пошла к нему. Идти было далеко, и, сознавая, что здесь есть кто-то еще, она чувствовала неуверенность.

Она тащила каяк в воду, когда почувствовала покалывание, вызванное не палящим солнцем, которое пекло ей шею. Она обернулась и увидела на берегу мужчину в темных очках.

Он неслышно материализовался из кустов, отрезав Ли путь к воде. Его вид внушал страх. Застывшие, недобрые азиатские черты были словно выкованы кузнецом. Тонкогубый рот, казалось, и кулаком не развернешь в улыбку. Он был в шортах, и, судя по мышцам на руках и ногах, легко мог бы пробить кирпичную стену.

Автомат в руках делал его еще страшнее. Ствол был направлен ей в сердце.

Преодолевая страх, Ли сумела спросить:

– Кто вы?

– Призрак-наблюдатель, – ответил тот, не меняя выражения лица.

«Что за ерунда, – подумала Ли. – Этот человек, очевидно, ненормальный». – Она попыталась взять ситуацию под контроль.

– Это вы передвинули мой каяк? – Ей показалось, что она заметила легкий кивок. – Тогда я была бы благодарна, если бы вы помогли спустить его на воду.

Он впервые улыбнулся и опустил автомат. Решив, что обманула его, она повернулась и взялась за каяк.

– Доктор Ли?

Услышав свое имя, она поняла, что эта встреча не случайна. Краем глаза Сун Ли заметила быстрое движение, когда неизвестный поднял автомат над головой и опустил прикладом вперед. В затылке у Ли что-то взорвалось, и она увидела ослепительную белую вспышку, которую сменила тьма. Доктор потеряла сознание, еще не успев упасть лицом в грязь.

Глава 23

Штаб-квартира ФБР – здание имени Эдгара Гувера – на Пенсильвания-авеню являла собой полную противоположность буколическому, затененному деревьями лагерю в Квантико. Громоздкое семиэтажное здание из литого бетона было выстроено в брутальном стиле, популярном в 1960-е годы. Здание Гувера стало еще больше похоже на крепость после нападения террористов одиннадцатого сентября. Экскурсии для публики прекратились, первый этаж был особенно укреплен.

Кейтлин Лайонз позвонила заранее, облегчив Завале доступ в святилище ФБР. Его ждали значок посетителя и приятный молодой проводник, на сей раз мужского пола, который чудесным образом находил дорогу в лабиринте коридоров, не обращаясь ни к карте, ни к GPS.

Проводник остановился перед дверью, никак не обозначенной, и негромко постучал. Голос из-за двери пригласил их войти. Завала поблагодарил проводника и открыл дверь.

Внутри оказался кабинет чуть больше стоявших в нем стола и стула. На стенах ничего, кроме большой черно-белой фотографии Великой Китайской стены.

Сидевший за столом человек говорил по телефону по-китайски. Он знаком пригласил Завалу сесть, еще с минуту продолжал говорить, потом закончил разговор и положил трубку на базу на столе. Подскочив, как попрыгунчик, он встряхнул руку Завалы, словно выкачивал воду из плохо работающего насоса, и снова сел за стол.

– Простите, что заставил вас ждать. Я Чарли Ю. – Он дружелюбно улыбнулся. – Пожалуйста, никаких шуток по поводу моей фамилии. Я достаточно наслушался всяких «ю-ху».[208]

Ю был тонким, как карандаш, человеком лет тридцати, в модном светло-сером костюме с кобальтово-синей сорочкой и сине-красным полосатым галстуком – элегантность, более уместная на коктейле в отеле «Уиллард», чем в недрах ФБР, где нормой считаются консервативные темные костюмы. Ю говорил по-английски с нью-йоркским акцентом, и фразы вырывались из него, как заряженные энергией фотоны.

– Рад знакомству, агент Ю. Я друг Кейтлин Джо Завала.

– Человек из НУМА… великая организация, Джо. Пожалуйста, зовите меня Чарли. Кейтлин фантастическая женщина и прекрасный коп. Она сказала, что вас интересует триада «Пирамида».

– Верно. Она подумала, что вы сможете мне помочь.

Ю откинулся на спинку стула и переплел пальцы.

– Прошу прощения за вопрос, Джо, но ведь НУМА, насколько я слышал, занимается подводными работами. Почему парень оттуда интересуется китайской организованной преступностью?

– Мы бы не стали ею интересоваться. Но кто-то попытался сорвать операцию НУМА, и, судя по косвенным уликам, в этом замешана дочерняя организация компании «Пирамида трейдинг».

Ю приподнял брови, как Граучо Маркс.[209]

– Извините за скепсис, Джо, но это не похоже на методы «Пирамиды». Каковы ваши улики?

– Мне придется кое-что прояснить. Несколько дней назад в водах Бермудских островов НУМА провела спуск «Батисферы-3», копии исторического подводного аппарата. Телевидение вело трансляцию по всему миру… Возможно, вы видели…

Ю развел руками, показав пустые ладони, – нет.

– Я был очень занят, Джо. И не смотрел телевизор. Именно это погружение «Пирамида» предположительно пыталась сорвать?

Завала кивнул.

– Я сконструировал водолазный колокол, – сказал он, – а Курт Остин, мой напарник в НУМА, был руководителем проекта. Самая интересная часть погружения не транслировалась, потому что подводный робот перерезал трос батисферы.

– Ух ты! – произнес Ю с широкой улыбкой на мальчишеском лице. – Подводный робот! Крутая фигня, Джо.

– Сначала я тоже так думал. Когда трос был перерезан, батисфера ушла вниз на полмили, в ил.

Ю наклонился через стол. Улыбка исчезла.

– Значит, вы не шутите? Какая невероятная история! А как вы выпутались?

– Курт совершил спасательное погружение, и мы смогли запустить систему всплытия. И были на пути к поверхности, когда робот напал на Остина. Тот отбил нападение и оторвал одну из клешней, которыми робот перерезал трос. На клешне небольшой треугольник, идентичный логотипу «Пирамиды».

Ю покачал головой.

– Вы на минуту убедили меня, Джо. Простите, но треугольник – очень распространенный символ. Он может означать что угодно.

– Согласен, Чарли, но есть одно обстоятельство. Такого робота используют в одном из рыболовецких отделений «Пирамиды» для осмотра сетей.

– Вы в этом уверены?

Завала кивнул:

– Уверен, Чарли.

Завала достал из кармана смятую вырезку со статьей из журнала об АПА рыболовной компании «Пирамиды» и расправил ее на столе. Рядом положил снимки, сделанные «Хардсьютом» Остина. Ю прочел статью и стал рассматривать снимки.

– Ого! – произнесс Ю. – Ладно, вы победили… «Пирамида» пыталась сорвать ваше погружение. Но зачем?

– Понятия не имею. Поэтому и пошел к Кейтлин. Она говорит, что «Пирамида» – худшая из триад.

– «Пирамида», несомненно, крупный игрок. Но это одна из сотен триад, базирующихся в городах Китая. Кейтлин рассказала вам, чем я занимаюсь?

– Она сказала, что вы специалист по китайским бандам по всему миру.

– Не просто специалист – бывший член банды. Я родом из Гонконга. Мои родители переселились в Нью-Йорк.

– Это объясняет американский акцент, – сказал Завала.

– Я учил английский на тротуарах Малберри-стрит.[210] Здесь я вступил в банду «Призрачные тени», одну из крупнейших в стране.

– Кейтлин говорила, что «Призрачные тени» – банда «Пирамиды».

– Совершенно верно. Моя семья увидела, что происходит, и вернулась в Китай, чтобы забрать меня из банды. У отца была мастерская по ремонту велосипедов, и я был так занят в ней, что слишком уставал, чтобы заниматься чем-то еще. Я учился в колледже. А теперь вхожу в особый отряд Министерства внутренней безопасности.

– Как вы попали в Вашингтон? – спросил Завала.

– Вашим парням понадобился мой опыт. Я здесь уже несколько месяцев делюсь информацией с ФБР. Это временный кабинет, как вы, вероятно, догадались.

– Кейтлин сказала, что «Пирамида» нарушает старые традиции, консолидирует власть, и это одна из причин ее плохих отношений с китайским правительством. Это и еще международный скандал из-за недоброкачественных продуктов.

– Кейтлин специалист по триадам, – сказал Ю. – Тому, что она говорит, можно верить.

– Она также сказала, что «лицо» «Пирамиды» некто Вэнь Ло.

Казалось, Ю на секунду замялся, прежде чем заговорить.

– Как я сказал, – начал он, – Кейтлин знает о триадах больше. Я знаком с организацией и ее операциями на уличном уровне, а вот о главарях могут рассказать другие.

Ю еще минут пять говорил о традициях банд и их структуре, потом взглянул на часы.

– Простите, Джо, вынужден вас оставить. У меня назначена встреча.

– Ничего страшного, – сказал Завала. Он поднялся. – Большое спасибо, что уделили мне время, Чарли. Вы мне очень помогли.

Они обменялись рукопожатием, и Ю позвонил в охрану. Они стояли в коридоре, когда минуту спустя появился проводник.

Ю широко улыбнулся.

– Ваш робот пробудил мое любопытство. Попытаюсь порыться, может, что-нибудь интересное найду.

Ю записал его сотовый номер и пожелал Завале удачи. Потом вернулся в кабинет и запер дверь. С каменным лицом сел за стол и набрал номер на своем сотовом. Сигнал несколько раз облетел мир, прошел через множество фильтров и петель, так что отследить его стало невозможно.

– Докладывайте, номер тридцать девять, – проговорил неприветливый голос.

– Он только что вышел, – сказал Ю.

– Что он знает?

– Слишком много для нашего спокойствия.

Ю пересказал суть разговора с Завалой.

– Это благоприятное происшествие, – сказал голос. – Завала – мелочь, рыбешка. Используйте его как приманку. Я хочу, чтобы вы взяли Остина живым и привели ко мне.

– Займусь этим немедленно.

– Еще быстрей, – приказал голос.

* * *

Завала в своем «Корвете» возвращался в штаб-квартиру НУМА, когда зазвонил его сотовый телефон. Звонил Чарли Ю.

– Привет, Джо, у меня мало времени на разговор. Послушайте, я кое-что разузнал для вас о «Пирамиде».

– Очень быстро.

Завала искренне удивился. Ему показалось, что в полицейской работе Ю легковес.

– Нам повезло. С этими парнями из Бюро будто зубы выдергиваешь. Они дочиста выклюют тебе мозги, но я иностранец, и мне все равно не доверяют. Так вот, уже довольно давно ведется наблюдение за связью банд с контрабандой. Когда я рассказал о нашем разговоре, нас пригласили поприсутствовать. Может, у вас будет шанс поговорить с другими специалистами по азиатским преступлениям. Вы их, должно быть, заинтересовали, раз приглашают.

– Когда и где? – спросил Завала.

– Сегодня вечером, на том берегу реки. Вам интересно? Ваш напарник Остин тоже приглашен, если он не занят.

– Я спрошу его и снова свяжусь с вами.

Завала завершил разговор, позвонил Остину и рассказал о приглашении.

– В течение ближайших минут я жду звонка от Сандекера, – ответил Остин. – Понятия не имею, что припас старый лис. Свяжусь с тобой позже.

– Позвони, когда освободишься. И не позволяй Сандекеру тебя задерживать.

– Ни в коем случае, приятель, – сказал Остин и добавил (эти слова потом будут его преследовать): – Дьявольщина, Джо, не хочу, чтобы все интересное доставалось только тебе.

Глава 24

Второй «счастливый час» в «Долларовом баре» был повторением первой говорильни. Бессодержательный треп за столом действовал Гаме на нервы, но ей пришлось признать, что «Гибсон» превосходен, а поданный затем ужин и вовсе великолепен – свежепойманные креветки во вкусной джамбалае.[211]

Мейхью вежливо дождался, чтобы подали десерт, и только тогда объявил:

– Дули подберет вас завтра утром ровно в девять пятнадцать. Сможете уехать сразу после завтрака. Приятно было принимать вас, доктор Траут. Нас всех огорчит ваш отъезд.

Широкая улыбка Мейхью явно противоречила его сожалению из-за ее отъезда. И Гаме задумалась, долго ли он сумеет улыбаться, если она скажет, что останется еще на одну ночь.

– И мне жаль уезжать, – с притворством, достойным Этель Берримор,[212] произнесла Гаме. – Спасибо, что приняли меня и позволили увидеть замечательную работу, вашу и вашего штата, в этом райском уголке.

Мейхью, чересчур увлеченный тем, чтобы использовать момент в своих интересах, не заметил завуалированного сарказма. По его предложению, они вышли в патио выпить перед сном и полюбоваться закатом.

Ученые собрались группами и говорили негромко. Иногда Гаме слышала специальные термины; должно быть, разговор шел об исследованиях.

К девяти вечера все разошлись по своим домикам, и Гаме осталась одна. Она подождала еще с полчаса, пока все улеглись, потом по тропе из ракушек прошла к домику Сун Ли. Окна были темные.

Гаме поднялась на маленькое крыльцо и постучала – сначала негромко, потом сильнее. Ответа не было.

Она с удивлением обнаружила, что дверь не заперта. Вошла и включила свет. И уже через несколько секунд поняла, что в доме никого. И никаких признаков того, что Ли ужинала здесь одна. Гаме выключила свет и прошла по тропе к воде. В лодочном сарае каяка Ли не было.

Гаме задумалась. Что делать? Она может разбудить доктора Мейхью и остальных, но, учитывая секретность, которой окутаны исследования на острове, ее скорее всего отсекут от участия в поисках.

Повинуясь порыву, Гаме взяла второй каяк и потащила к воде.

Потом ей пришла в голову еще одна мысль; она вернулась и взяла очки Дули для ночного видения. Надела их, столкнула каяк в воду и принялась энергично грести.

Пройдя вдоль острова, она заплыла в бухту. В очках брошенный катер казался зеленоватым и шероховатым. Гаме подплыла к нему, чтобы сориентироваться, потом повернула в воронкообразную бухточку, которую днем ей показал Дули.

С обеих сторон ее обступили мангры. В самой узкой части бухты она увидела столб, обозначающий проход в манграх. Она подплыла к берегу, вышла из каяка, а когда втаскивала его на берег, наткнулась на рюкзак Сун Ли, лежащий на песке.

Гаме осмотрелась и увидела в траве что-то блестящее. Это был каяк Ли.

По извилистой тропе меж деревьями Гаме пошла в глубину острова, держа в руке весло. Тропа, петляя среди кактусов и кустов, вышла на открытое место. Шелест волн на берегу создавал фон для непрерывного хора насекомых.

Благодаря очкам ночного видения Гаме шла по тропе быстро. Там, где тропа выходила на открытое место, она остановилась и осмотрелась. Вниз по пляжу тянулись две цепочки следов. Начиная охоту, как собака, взявшая след, Гаме прошла по отпечаткам ног до поворота. Теперь она бежала и остановилась, только заметив впереди желтое свечение. Это был дом, частично загороженный кустами и деревьями. Гаме подошла ближе и увидела, что свет льется из забранной сеткой двери и из окна.

Подкравшись к дому, Гаме прижалась спиной к стене в нескольких футах от окна. Она слышала возбужденный разговор мужчины и женщины, говорили по-китайски; постепенно голоса становились громче. Мужчина был рассержен, женщина, казалось, – в истерике.

Гаме подобралась к окну, сдвинула очки на лоб и заглянула. Она увидела почти пустую комнату, освещенную походным газовым фонарем.

На кухонном стуле сидела Сун Ли, а напротив нее – азиат с жестоким лицом, одетый в шорты и футболку. На столе у печи лежал автомат. У мужчины, очевидно, иссякло терпение. Он замахнулся и ударил Ли по лицу. Удар сбросил ее со стула.

Мужчина отвернулся, чтобы взять оружие. И очень зря. Ли поднялась на колени и схватила со стола кухонный нож. Блеснуло лезвие, Ли вонзила нож в бедро мужчины и выдернула. Закричав от боли, он выронил оружие и схватился за ногу.

Ли встала и бросилась к двери. Взревев, мужчина попытался схватить ее, но она была слишком проворна для него. Она выбежала из дома и побежала к берегу.

Мужчина поднял с пола автомат и захромал к выходу. Стоя в дверях, он что-то крикнул по-китайски, потом поднял автомат к плечу.

В этот миг Гаме вышла из тени, высоко подняла весло и изо всех сил опустила его на голову мужчины. Весло разломилось, как сухая ветка, а мужчина упал на землю. Автомат оказался под ним.

Гаме надеялась, что удар вырубил его, но мужчина застонал и зашевелился.

Она опустила очки на глаза и побежала к берегу. Видя в ста ярдах перед собой бегущую Сун Ли, она позвала ее по имени. Та остановилась и повернулась к ней. В руке она сжимала нож.

Гаме сняла очки.

– Это я… доктор Траут!

– Доктор… Что вы здесь делаете?

– Пошла за вами. – Гаме обернулась и посмотрела на дом. – Некогда разговаривать, – бросила она. – Я задержала вашего друга ненадолго.

Гаме отбросила бесполезный обломок весла, и они с Ли кинулись к берегу. В спешке они пропустили тропу, идущую через остров, и им пришлось вернуться. Это отняло время. Но Гаме шла впереди, и вскоре они оказались на другом берегу острова и вдвоем вытащили каяк Ли из травы.

На тропе послышались шаги, а несколько секунд спустя из кустов выскочил мужчина, державший Сун Ли в плену. Включив фонарь, он торжествующе зарычал. Увидев Гаме, он удивился, но только на мгновение и тут же повернул к ней фонарь и автомат, целясь ей в живот.

Гаме пригнула голову и боднула мужчину в живот. Мышцы у того были каменные. Он ударил ее по голове прикладом, и она упала. И, несмотря на окутавшую ее серую дымку, сумела пнуть его в раненую ногу и услышала крик боли.

Ли прыгнула мужчине на спину и вцепилась в него, но он сбросил ее, и она упала на землю. Он постоял неподвижно, глядя на нее, потом автомат вывалился у него из руки и он упал замертво. Луч фонаря осветил деревянную ручку ножа, торчащую у него из груди.

Гаме помогла Ли встать. Та изумленно смотрела на дело рук своих.

– Я никогда ничего подобного не делала, – произнесла она. – Никогда.

– Привыкнете, – приободрила Гаме. – Кто он?

– Не знаю. Он подошел, когда я вытаскивала каяк, и ударил прикладом. Сказал, что следил за мной и что скоро приплывут на лодке другие и заберут меня.

Гаме неожиданно взяла Ли за руку.

– Слушайте, – сказала она.

С тропы доносились голоса, взбудораженно говорившие по-китайски. Прибыли другие.

Ли уже выровняла свой каяк и волокла его к воде. Она достала запасное пластико-алюминиевое весло для Гаме. Они столкнули каяки с берега и начали быстро грести. И были примерно в ста футах от мангров, когда воду вокруг них осветили фонари.

Лучи света отразились в блестящих фибергласовых корпусах. Гаме велела Ли прижиматься к берегу, где в них трудней было попасть. Она напряглась, ожидая стрельбы, но фонари погасли.

– Возвращаются к своей лодке, – предположила Ли. – Они обойдут остров и перехватят нас.

– Давно они здесь? – спросила Гаме, не нарушая ритма гребли.

– Пять-десять минут. Что нам делать?

– Грести так, словно от этого зависит наша жизнь… потому что так и есть.

Вкладывая в гребки все силы, они вышли из бухты, но вскоре тишину ночи нарушил рев лодочного мотора. По воде медленно двинулся луч прожектора. На берегу не было места, где они могли бы спрятаться. Толстые, кривые, корявые корни торчали из мангровых зарослей, создавая непреодолимую преграду.

Впереди показался какой-то силуэт. Они подходили к затопленному катеру. Гаме подплыла к старому катеру, Ли за ней. Они поднялись на борт, втащив каяки за собой и легли ничком на прогнившую палубу.

Сквозь щели в корпусе они видели, как прожектор прошел мимо катера. На мгновение у Гаме вспыхнула надежда, но ее оптимизм рассеялся: прожектор развернулся, осветил старый корпус и приблизился. Свет пробился сквозь щели и упал ей на лицо.

Преследователи изрешетили катер пулями от приподнятого носа до кормы. Они не торопились, выпуская по рубке обойму за обоймой. Женщин осыпали щепки. Гаме прикрыла голову руками, браня себя за глупость. Единственное, чего они достигли, забравшись на старую лодку, – позволили бандитам поупражняться в стрельбе в цель.

Но вот стрельба прекратилась.

Гаме полагала, что нападающие поднимутся на борт, но вместо этого, описав в воздухе дугу, у их ног упала бутылка с горящим керосином. Жар стала непереносимым. Женщины встали: лучше получить пулю, чем сгореть заживо. Но лодка с нападающими уходила, набирая скорость. К этому времени катер превратился в пылающий факел.

– Прыгай! – крикнула Гаме.

Они прыгнули в воду, отплыли от пылающего катера и поплыли к ближайшим манграм. Но преодолели лишь небольшое расстояние, когда снова услышали звуки мотора и увидели приближающийся прожектор.

Надежды Гаме рухнули. Стрелки возвращались, чтобы покончить с ними.

Лодка замедлила ход, и прожектор заскользил по воде, осветив плывущих. Последним, что она услышит, подумала Гаме, будет очередь из автомата… но вместо этого она услышала знакомый голос.

– Гаме, – крикнул Пол Траут, – это ты?

Гаме перестала плыть и начала бить по воде. Подняла руку. Лодка подошла ближе, нависла над ними, и длинные руки Пола Траута протянулись к ней, чтобы унести в безопасность.

Глава 25

Завала на своем «Корвете» лихо зарулил на парковку торгового центра «Эдем» в Фоллз-Черч, штат Виргиния, как велел агент Ю. Китайский агент в черном правительственном «форде Краун-Виктория» ждал Завалу у башни с часами.

– Где ваш друг Остин?

– Задерживается. Он подъедет позже. Или мы можем подождать.

Ю нахмурился, поднял указательный палец, показывая, что нужно ждать, поднял окно и заговорил с кем-то по «блютусу». Потом окно снова опустилось.

– Парни из наружки велели идти сейчас. Вы сможете позвонить Остину позже и сказать, где вы. Садитесь.

Завале не понравилось, что придется оставить драгоценный «Корвет» на общественной парковке, но он поднял крышу, запер дверь и сел на пассажирское сиденье «Краун-Виктории». Ю выехал с парковки, проехал через Севен-корнерс к бульвару Уилсона и через несколько миль свернул. Вскоре они оказались в промзоне, где стояли большие металлические здания, растянувшиеся на несколько кварталов. Если не считать янтарных огоньков системы безопасности над дверьми дебаркадеров, комплекс тонул в темноте и казался совершенно пустым.

Завала ожидал, что Ю остановит машину перед наблюдательным пунктом и остальную часть пути они пройдут пешком. Ю замедлил ход, потом, не останавливаясь, повернул направо и проехал через открытые ворота с надписью «Компания “Печенье счастья”».

Не снимая ноги с педали газа, Ю за зданием повернул и нацелился на двери гаража. Когда машина помчалась к большому черному квадрату, Завала приготовился к столкновению, но тут фары показали, что дверь почти полностью раскрыта. Внутри склада Ю наконец нажал на тормоза и остановился у стены из картонных коробок.

Решетка машины с грохотом врезалась в груду картонных ящиков. Ящики полопались, из них высыпались наборы печенья в пластиковой упаковке.

В машине сработали подушки безопасности, смягчая удар.

Завала перевел дух, потом расстегнул ремень безопасности. Отодвинув подушку, он увидел, что Ю на месте водителя нет. Пассажир не слишком ловко выбрался из машины, упав на одно колено. Рассердить его было нелегко, но сейчас, вставая, он очень хотел оторвать Ю голову.

Наверху загорелись огни. Ю нигде не было видно, но Завала был не один.

Его окружили несколько человек азиатской внешности, все в черных костюмах для бега, все с автоматами, нацеленными ему в живот.

Ближний толкнул Завалу стволом в живот.

– Иди, – приказал он.

Глава 26

Остин перевернул последний листок в толстой папке с досье на торговую компанию «Пирамида», откинулся на спинку стула и потер глаза. Документы вырисовывали следующую картину: огромная корпорация, не считающаяся с человеческими жизнями. «Пирамида» производила свыше трехсот разновидностей вредных продуктов питания. Она экспортировала испорченную рыбу, ядовитое питание для домашних животных, небезопасные шины и ядовитые зубную пасту, печенье, витамины и лекарства. Под международным давлением китайское правительство признало, что «Пирамида» представляет проблему, и обещало исправить положение дел. Но ничто из прочитанного Остином не объясняло, почему «Пирамида» охотится за Кейном и его исследованием.

Он подошел к окну и посмотрел на огни Вашингтона, как будто те могли слиться в хрустальный шар, который ответит на вопросы, засевшие в его сознании. Зазвонил телефон; он взял трубку и услышал голос адмирала Сандекера со всей его властностью и немногословностью.

– Курт, пожалуйста, выходите через пять минут.

Сандекер без объясненийповесил трубку.

Остин убрал папку «Пирамида» в ящик стола, погасил свет и направился к лифту. Через пять минут (с точностью до секунды) он вышел из штаб-квартиры НУМА, и в тот же миг к обочине подъехал темно-синий «Шевроле Субурбан SUV».

Из машины вышел молодой человек в морской офицерской форме. Он поздоровался с Остином; тот узнал лейтенанта Чарли Кейси, энергичного офицера, с которым Сандекер познакомил его на приеме в Белом доме.

– Здравствуйте, Курт. Садитесь.

Остин сел на заднее сиденье рядом с Кейси, и машина влилась в поток вашингтонского движения.

– Рад вас снова видеть, лейтенант. Что происходит?

– Простите за уклончивость, но адмирал попросил меня воздержаться от ответов.

– Ладно. Тогда, может, скажете, куда мы направляемся?

– Не мы. Куда вы направляетесь, – сказал Кейси. – Вот сюда.

Машина отъехала от здания НУМА всего на несколько кварталов и снова остановилась у обочины. Остин поблагодарил Кейси за поездку и вошел в ресторан. Неоновая выставка сообщала название – «Эгейский грот».

Владелец ресторана, напористый уроженец Наксоса[213] по имени Ставрос, бросился к Остину, едва тот переступил порог.

– Добрый вечер, мистер Остин. Как дела в Рыбьем доме?

Так Ставрос называл НУМА, в котором работали многие его клиенты, ученые или техники.

– Скучно, как всегда, – с легкой улыбкой ответил Остин. – У меня здесь встреча.

– Ваш друг пришел несколько минут назад, – подтвердил Ставрос. – Я посадил его за стол адмирала.

Он провел Остина в нишу в глубине обеденного зала. Директор НУМА адмирал Сандекер часто обедал в этом ресторане. Столик предлагал некоторое уединение и обзор всего зала. Синие стены были украшены изображениями кальмара, осьминога и других постоянных обитателей кухни Ставроса.

Человек, сидевший за столом, приветственно помахал Остину.

Остин придвинул стул и сел напротив Макса Кейна.

– Привет, док, – сказал он. – Приятный сюрприз.

– Я потрясен тем, как легко вы разгадали мою маскировку.

– На секунду вы меня обманули, док, но потом я заметил, что линия ваших волос как-то клонится вправо.

Кейн стащил с головы черный парик. Движением запястья он отправил его, как диск «фрисби», к соседнему столику, за которым сидели два человека. Парик едва не приземлился в тарелку супа авголемоно.[214] Оба посмотрели на Кейна, потом один из них сунул парик в карман и вернулся к своему обеду.

Кейн рассмеялся.

– Не волнуйтесь, Курт. Эти парни – мои няньки. Именно они настояли, чтобы на людях я носил парик.

Остин натянуто улыбнулся Кейну: ему было не до пустых разговоров. За время своего короткого знакомства с этим колоритным микробиологом Остин едва не потерял одного человека из своей команды, стал свидетелем срыва проекта «Б-3» и сразился на дне океана с роботом. Ему нужны были ответы, а не метание парика, пусть очень искусное. Он подозвал Ставроса, подняв вверх два пальца, потом снова повернулся к Кейну и смерил его взглядом глаз цвета бледно-голубого коралла.

– Что происходит, док? – спросил он.

Кейн, словно из него выпустили воздух, обмяк на стуле.

– Простите, Курт. Я два дня провел на конспиративной квартире с этими ребятами, питаясь пиццей и китайским фастфудом. И у меня слегка поехала крыша.

Остин протянул Кейну меню.

– Вот вам противоядие от фастфуда. Рекомендую псари плаки,[215] рыбу по-афински. А для аппетита – цацики[216] и тарамосалата.[217]

Когда подошел Ставрос со стаканами узо,[218] Остин заказал два сочных рыбных блюда. Потом поднял свой стакан. Глядя Кейну в глаза, произнес:

– За открытие, которое должно воздействовать на каждого мужчину, каждую женщину и каждого ребенка на планете.

– Должно быть, Джо рассказал вам о моем почти предсмертном признании.

– Он говорил, что перспектива упокоиться в водной могиле сделала вас чуть более откровенным.

Кейн усмехнулся.

– Полагаю, я у вас в долгу и должен объясниться.

– Полагаю, да, – согласился Остин.

Кейн отпил блаженный глоток узо и поставил стакан.

– На протяжении нескольких лет я возглавляю научно-консультационную группу, которая называется Бюро морской биологии, сокращенно БОМБа. В совет входят самые выдающиеся специалисты в области морской биологии. Мы работаем в составе Национального научно-исследовательского совета и сообщаем правительству о наиболее перспективных научных открытиях.

– А каковы перспективы вашего научного открытия, док?

– Примерно через год после открытия лаборатории на Боунфиш-Ки мы отловили редкий экземпляр медузы, родственной морской осе. Мы назвали ее голубой медузой за яркую голубую люминесценцию, но нас поразил токсин, вырабатываемый этой медузой.

– Чем поразил, док?

– Токсин этой медузы не убивает. Он лишает добычу подвижности, и медуза может обедать еще живой пищей. Такая практика в природе известна. Пауки и осы любят оставлять свою пищу живой.

Остин кивком показал на ресторанный аквариум с омаром.

– Люди делают то же самое.

– Значит, вы меня понимаете. Быки и кабаны, которых мы превращаем в стейки и свинину, получают лучший медицинский уход, чем многие люди. Мы кормим этих животных антибиотиками и другими лекарствами, чтобы они были здоровы, пока мы их не съедим.

– В животноводстве я профан, док. Токсин – и зачем он вам?

– Токсин голубой медузы – самое сложное природное химическое соединение, какое мне доводилось видеть. Оно воздвигает стену, сквозь которую не могут пройти возбудители болезней. Жертва, дожидаясь, пока ее съедят, наслаждается полноценным здоровьем. – Кейн подался вперед через стол и понизил голос. – А теперь представьте себе, что такое же лекарство можно создать для людей.

Остин обдумал слова Кейна.

– Вы получите универсальное лекарство, – уточнил он. – То, что продавцы змеиного яда называют «средством от всех болезней».

– Точно! Только речь не о змеином яде. Мы нашли медицинское чудо, способное нейтрализовать величайший бич человечества – болезни вирусной природы, от обычной простуды до рака.

– Так зачем так прятаться? – спросил Остин. – Если человечество узнает, что вы нашли лекарство от всех болезней, вам по всему миру начнут ставить памятники.

– Дьявольщина, Курт, вначале мы нацеливались на Нобелевскую премию по медицине. Но когда эйфория прошла, мы поняли, что собираемся открыть ящик Пандоры.

– Да, любовных писем от фармацевтических и страховых компаний вы бы не получили, – подтвердил Остин. – Но в итоге получили бы более здоровый мир.

– Именно этот конечный счет нас и тревожит, – сказал Кейн. – Допустим, мы без всяких ограничений даем миру это благо. Легкодоступное лекарство от всех болезней. Средняя продолжительность жизни резко возрастет. Вместо шести миллиардов людей на планете мы получим десять или двенадцать. Представьте себе, как возрастет соперничество за землю, воду, пищу и энергетические ресурсы.

– В результате возможны мятежи, войны, падение правительств и голод.

Кейн развел руки, как бы говоря: «Вуаля!»

– А теперь представьте себе, что будет, если мы сохраним открытие в тайне.

– Никакая тайна не может быть вечна. Все равно утечки не избежать. Те, у кого не будет доступа к лекарству, возненавидят тех, у кого этот доступ будет. Смертельно больные люди станут выносить двери городских ратуш. Опять хаос.

– Научный совет пришел к таким же выводам, – сказал Кейн. – Мы оказались в трудном положении. И потому составили доклад, который передали правительству. Но тут вмешалась судьба. В Китае началась эпидемия вируса типа инфлюэнцы, грозившая превратиться во всемирную пандемию, способную убить миллионы. Угадайте, что дальше? В нашей маленькой лаборатории есть ключ к спасению…

– Голубая медуза?

– Да.

– Это вы имели в виду, говоря, что ваше исследование способно повлиять на судьбы всех людей планеты?

Кейн кивнул.

– Выяснилось, что наше исследование – единственная надежда победить эту эпидемию, – продолжал он. – Правительство приняло на себя ответственность за лабораторию, закрыло все двери и договорилось с китайскими властями держать все в тайне, пока мы не синтезируем искомое вещество. Сочинили официальную легенду: мол, новый вирус – всего лишь новое проявление ТОРС и вполне может быть подавлен. Что на самом деле неправда. Мутировавший штамм гораздо опасней вируса, вызвавшего эпидемию 1918 года. За год этот вирус убьет несколько миллионов.

Остин негромко присвистнул.

– С нынешней способностью людей перемещаться по земному шару, статистика 1918 года будет каплей в море.

– На этот раз мы получим это море целиком, Курт. Федералы засекретили нашу лабораторию и сделали весь ее штат правительственными служащими, чтобы любого проболтавшегося можно было бы судить за измену. И еще в совет добавили представителей военных и Белого дома. Потом большую часть исследований переместили в тайную подводную лабораторию.

– Почему было не остаться в Боунфиш-Ки? – спросил Остин.

– Излишняя открытость – это раз. Но есть и практические причины. Нам хотелось быть ближе к источнику. Некогда голубая медуза встречалась на обширных пространствах, но сейчас ее находят исключительно в одном глубоководном каньоне и его окрестностях. А еще хотелось карантина. Мы создавали усиленную версию голубой медузы, что-то вроде супермедузы, опасного хищника. Вы бы не хотели обнаружить в своем плавательном бассейне такое существо.

– Вы хотите сказать, что работали с мутировавшей вредоносной формой жизни, док?

– В основном да.

– А что, если это существо выберется на свободу?

– Не волнуйтесь, нет никакой опасности, что оно уничтожит биомассу океана. Эти медузы не могут размножаться и постепенно вымрут. Во время эксперимента мы принимали все меры к тому, чтобы избежать распространения.

– Все равно это игра с огнем, док. Мать-природа не любит, когда ее усовершенствуют.

– Знаю, знаю, – подтвердил Кейн напряженно. – Но на нас сильно давило правительство. Для экспериментального синтеза нам требовались большие количества токсина, и мы вырастили более крупных медуз. Эти существа оказались более агрессивными, чем оригинал, и их токсин превзошел все предыдущие яды.

– Прежде чем появиться на «Бибе», вы были в Тихом океане, – заметил Остин. – Лабораторию разместили там?

– Да. Точнее, в Микронезии. Правительство использовало подводную лабораторию, созданную для флота. Мы называем ее «Рундуком Дэви Джонса». Я работал там, когда услышал, что мне предлагают участвовать в погружении Б-3. Проект близился к завершению, поэтому я оставил за себя свою помощницу Лоис Митчелл, а сам ушел в отпуск. Остальное вы знаете.

– Только до той минуты, как береговая охрана сняла вас с борта «Биба».

– Мне позвонили на «Биб» и сообщили, что тайная лаборатория исчезла – примерно во время нападения на Б-3. Сторожевой корабль, охранявший лабораторию, был серьезно поврежден ракетой, которую могли выпустить с подводной лодки. Подводный комплекс лаборатории и жилых помещений исчез, целиком, вместе со штатом. Флот продолжает поиски.

Остин посмотрел на Кейна так, словно впервые увидел этого человека.

– Вы не перестаете меня удивлять, док. – Из кухни появился Ставрос, в обеих руках он нес тарелки. – Почему бы вам не рассказать остальное за едой?

Откусывая от питы, Кейн рассказал Остину о нападении на вспомогательное судно и об углублениях, оставленных на океанском дне. Когда Кейн спросил, понимает ли Остин, как могли переместить лабораторию, тот ответил, что обсудит это с Завалой. Потом задал вопрос:

– Далеко ли зашли исследования перед исчезновением лаборатории?

– Мы установили, какой микроорганизм вырабатывает искомое химическое вещество в медузе. А установив это, оказались на самом пороге синтеза этого вещества в достаточных количествах. Мы собирались обойтись без клинических испытаний и ограничиться только лабораторными испытаниями и компьютерными моделями. На проверки просто не было времени. Нам необходимо было иметь готовую вакцину, если – или когда – вирус вырвется за пределы Китая и распространится в других странах.

– Вы думали о том, кто может стоять за исчезновением лаборатории? – спросил Остин.

– Я много дней обдумываю это и так и этак. А получаю только головную боль.

– Вы сказали, что вспомогательное судно повреждено ракетой, которую, вероятно, выпустили с подводной лодки. Только у правительства или очень крупной организации может найтись достаточно сил, чтобы одновременно передвинуть лабораторию и напасть на батисферу, – размышлял Остин.

– Точно так же считаю и я. Отсюда следует, что только у правительства достаточно ресурсов, чтобы распутать это. Без лаборатории у нас нет защиты от пандемии. Вирус распространяется в Китае. Как только он доберется до городов, сразу вырвется за границы страны.

– Военные корабли, должно быть, продолжают поиски, – сказал Остин.

– Прочесывают весь район. Но люди, сделавшие это, наверняка предвидели вмешательство флота и предприняли какие-то защитные действия. Парень из Белого дома сказал в нашем совете, что слышал, как вице-президент Сандекер расхваливает вас, а я своими глазами видел, что вы сделали, когда батисфера едва не погибла. Поэтому я сказал, что хочу встретиться с вами. И вот мы здесь.

– А вот и наш обед, – сообщил Остин.

Он заказал к рыбе сухое вино, санторини. И следующие полчаса развлекал Кейна, перечисляя свои погружения в кальдеры греческих островов и обосновывая теорию о том, что остров Санторини и был легендарной Атлантидой. Потом, отодвинув опустевшие тарелки, заказал заварной крем и крепкий греческий кофе.

– Ну так что? – спросил Кейн.

– Я сделаю, что могу, но вы должны быть совершенно откровенны со мной, док. Никаких утаиваний. И еще я должен иметь возможность в любую минуту связаться с вами.

– Я гарантирую вам сотрудничество, Курт. – Он посмотрел на своих телохранителей. – Мои няньки мне подмигивают. Пора уходить. Они считают, что меня ожидает целая армия наемных убийц.

– Не будьте к ним жестоки, они просто пытаются сохранить вам жизнь. Я оплачу счет.

Доктор продиктовал номер, по которому с ним можно связаться. Когда Кейн вышел в сопровождении двух охранников, Остин внимательно смотрел ему вслед. Потом попросил у Ставроса счет.

* * *

У ресторана ждал лейтенант Кейси во флотском джипе. На этот раз Остин сел в машину без приглашения.

– Рад снова вас видеть, лейтенант.

Кейси протянул ему телефон, и Остин услышал голос Сандекера.

– Доктор Кейн разъяснил вам ситуацию, Курт?

– Он рассказал об исследованиях голубой медузы и об исчезнувшей лаборатории.

– Хорошо. Если мы не разыщем лабораторию и не получим вакцину, произойдет взрыв. Вы должны найти «Рундук Дэви Джонса». Я передаю в ваше распоряжение весь американский флот, черт его дери.

– Сколько у нас времени, адмирал?

– Компьютеры ЦКЗ говорят, что вирус доберется до главных китайских городов через семьдесят два часа, считая с полуночи. Через несколько недель он будет свирепствовать во всем мире.

– Значит, у нас еще есть время?

– На самом деле нет. Когда вирус вырвется за границы Китая, остановить его будет невозможно. Президент сейчас созывает национальную гвардию, чтобы объявить чрезвычайное положение.

– В таком случае я готов воспользоваться вашей помощью, сэр.

– Если вам понадобится что-то еще, звоните непосредственно мне или лейтенанту Кейси. Не заботьтесь о посредниках. – Тон адмирала смягчился. – Удачи, Курт. И не спускайте глаз с этого вашего сластолюбивого мексиканского приятеля.

Остин вернул телефон.

– Когда мы уезжаем, лейтенант?

– Я заеду за вами, и мы будем в аэропорту в три часа утра. – Он помолчал и добавил: – Хочу, чтобы вы знали, Курт: у меня жена и двое детей. Мне сказали, что их не удастся защитить, когда зараза дойдет до США.

– В таком случае вот три важные причины, чтобы действовать быстро.

Остин сказал, что через несколько часов встретится с Кейси, и вышел из джипа перед зданием НУМА. По дороге в свой кабинет он позвонил Завале, чтобы вместе просмотреть досье «Пирамиды», но ответа не получил. Он не удивился. Его друг мог присоединиться к группе наблюдателей и теперь не имел возможности ответить. Остин оставил просьбу позвонить, как только будет возможно.

Взяв досье, Остин поднялся на пятнадцатый этаж. По коридору прошел к двери, имеющей табличку «НУМАСАТ», и вошел в просторную слабо освещенную комнату с широкой вогнутой стеной, уставленной светящимися телевизионными экранами с информацией от системы спутников НУМА – сложной сети, собирающей сведения об океанах из научных центров и университетов всего мира.

Командовал коммуникационной паутиной эксцентричный гений Джек Вилмут, который надзирал за системой от сложной командной консоли в центре помещения, окруженной рабочими постами. Джек Вилмут мог следить за всеми исследовательскими проектами НУМА, за всеми судами и полевыми агентами. Он увидел Остина, и на его пухлом лице появилась улыбка.

– Какая приятная неожиданность – вы в штабе, Курт!

Остин пододвинул к консоли стул.

– Не валяйте дурака, Джек, вы в любую секунду в состоянии сказать, где я. У меня просьба. Я потерял контакт с Джо. Можете его найти?

Вилмут пригладил волосы.

– Вероятно, он в каком-нибудь вашингтонском будуаре, – предположил он. Увидев, что Остин не улыбнулся, добавил: – Постараюсь. Что у него есть?

– Прежде всего передатчик в его «Корвете».

– Легко, – подтвердил Вилмут.

Он коснулся клавиатуры, и несколько секунд спустя на экране появилась карта города Фоллз-Черч с красной звездочкой. Квадрат рядом со звездочкой изображал цель поиска.

– Машина в «Центре Эдем». Вероятно, он зашел туда в поисках вьетнамской еды.

«Центром Эдем» назывался комплекс магазинов и ресторанов, обслуживающих вьетнамское население Фоллз-Черч.

– Он не любит вьетнамскую еду, – не отставал Остин. – Попробуйте отыскать его телефон.

Через чип GPS Вилмут отыскал телефон Завалы.

На окраине города, в нескольких милях от первой, появилась вторая звездочка. Вилмут увеличил масштаб карты и перешел к спутниковым съемкам. Звездочка находилась в одном из больших прямоугольников – вероятно, крыш больших зданий. Вилмут увеличил изображение.

– Похоже на индустриальный комплекс, – сказал Вилмут. – И все здания кажутся одинаковыми.

– Мне нужен адрес.

Вилмут нажал клавишу, и на экране появилась надпись «КОМПАНИЯ «ПЕЧЕНЬЕ СЧАСТЬЯ». Он рассмеялся и сказал:

– Ну, наверное, он любит китайскую еду.

Остин поблагодарил Вилмута, спустился на лифте в гараж и взял джип «Чероки». Проезжая вдоль Потомака, он отыскал в списке контактов номер Кейтлин. Она сразу узнала его голос.

– Должно быть, у меня счастливая неделя, – сказала она. – Мне звонят двое самых красивых мужчин в НУМА. Как дела, Курт?

– Я немного тревожусь за Джо. Вы не знаете ни о каких операциях против азиатских банд, в которых участвовал бы агент Чарли Ю?

– Это невозможно, Курт. Чарли Ю гость Бюро. Его только информируют о наших тайных операциях, которых, кстати, сейчас нет.

– Так я и думал. Спасибо за помощь, Кейтлин.

– Какого дьявола…

Остин отключился, оборвав вопрос. Держа руль одной рукой, он быстро ввел в навигатор машины адрес, указанный Вилмутом.

Потом достал из-под сиденья рюкзак, вытащил кобуру с пистолетом «боуэн», положил рядом с собой на сиденье и нажал на газ.

Глава 27

Принадлежащий Дули винтажный классический дом на колесах на Пайн-Айленд нельзя было назвать пятизвездочным отелем, но он обладал явными преимуществами перед номером в «Фор сизонс».

Остров Пайн-Айленд отделяло от Боунфиш-Ки несколько миль. Из трейлера открывался прекрасный вид на море. Сам Дули Грин сидел на полуразрушенном причале, зажав в зубах окурок сигары, положив на колени дробовик и внимательно наблюдая за местностью в ожидании неприятностей.

Совсем недавно, основываясь на глубоком знании местных вод, Дули предпринял спешный рейс на материк. Он не зажигал на своем катере огней, пока не вошел в пролив, по берегам которого стояли дома-фургончики. Когда лодка подошла к причалу и Дули выключил мотор, Гаме набросилась на Пола:

– Пока я не лопнула от любопытства, рассказывай, как тебе удалось перелететь с одного берега на другой и явиться вовремя, чтобы спасти прекрасных девушек, оказавшихся в опасности. Ты ведь должен был прибыть через несколько дней.

– Мне позвонил Курт и сказал, что, может быть, сам того не зная, подверг тебя опасности. Я не смог дозвониться до тебя, поэтому раньше времени закончил семинар и полетел во Флориду.

– А как ты нашел Дули?

– Тут мне повезло: это он меня нашел, – продолжал Пол. – Я был в гавани Пайн-Айленда и искал возможности добраться до Боунфиш-Ки – в отчаянии осматривал лодки, надеясь, что кто-нибудь оставил ключ зажигания. И тут Дули меня увидел и спросил, что я делаю. Когда я назвал твое имя, он предложил отвезти меня на Боунфиш. Потом он заметил, что отсутствуют оба каяка, и догадался, где вы можете быть.

– Спасибо, Дули, – поблагодарила Гаме. Она поцеловала Дули в щеку. – Вы, вероятно, догадываетесь, что все это значит.

– Здесь усваиваешь, что для здоровья полезней заниматься только своими делами, доктор Гаме, но, признаюсь, мне любопытно.

– И не вам одному.

Гаме взглянула на Сун Ли, которая всю дорогу сидела съежившись.

Дули привязал свой катер и провел всех в трейлер. Достал из холодильника упаковку диетической кока-колы и передал гостям три банки вместе с пакетом крекеров «Голдфиш». Ни слова не говоря, извлек из закрытого шкафа дробовик и с остальными банками отправился на причал, неся оружие в руке.

Сун Ли и Трауты прошли в трейлер и сели за кухонный стол. Ли машинально сделала глоток кока-колы и продолжала смотреть в пространство.

Гаме предполагала, что Ли в шоке от насилия, свидетелем которого стала.

– Все в порядке, доктор Ли, – успокоила она. – Теперь вы в безопасности.

Ли повернула голову, и Гаме увидела на ее глазах слезы.

– Я врач, – сказала Ли. – Я должна спасать жизни, а не отнимать их.

– Вы спасли наши жизни, – ответила Гаме. – Этот человек и его друзья убили бы нас.

– Я знаю. Все равно…

– Вы знаете, кто они такие? – спросил Пол.

– Он сказал, что ждал меня несколько дней, – ответила Ли. – Он поджидал меня там, где я оставила каяк, и заставил идти к дому. Мы ждали людей, которые должны были забрать меня. Я уговаривала его. Мы спорили. Тут я схватила нож и убежала.

Гаме накрыла ладонью руку Ли.

– Думаю, вам лучше начать с самого начала, – предложила она.

Ли жадно, в три глотка, как портовый грузчик, допила кока-колу и начала.

Она родилась в Китае, в сельской местности, блестяще училась в колледже и по гранту китайского правительства отправилась на учебу в Соединенные Штаты. Она своими глазами видела, как свирепствуют в деревнях Китая болезни, и хотела что-то сделать. На медицинском факультете Гарвардского университета она специализировалась в иммунологии и работала ординатором в Массачусетской общеклинической больнице.

Вернувшись в Китай, Ли получила работу в правительственной программе по улучшению охраны здоровья жителей бедных районов. Ее задача сводилась к профилактике, к распространению иммунизации и устранению очагов инфекций из воды и воздуха. В этом проекте она добилась больших успехов и получила место в больнице, где и работала, когда разразилась эпидемия ТОРС.

Наконец Ли рассказала Гаме, что ее выслали в далекую сельскую местность после того, как она заговорила о том, что меры правительства по предотвращению распространения эпидемии ТОРС недостаточны, – и как ее вернули из ссылки и отправили в Боунфиш-Ки работать над вакциной против нового штамма вируса, используя как сырье морские организмы.

– Голубую медузу?

– Да. – Ли, казалось, удивилась. – Она родственна высокоядовитым морским осам. Вы о ней знаете?

– Я пристала к доктору Мейхью, и он показал мне лабораторные помещения.

– Удивляюсь, что он вас туда допустил, – сказала Ли. Она посмотрела на Гаме так, будто впервые ее видела. – Я только что поняла, что совсем не знаю, кто вы.

– Я морской биолог из НУМА. И приехала на Боунфиш-Ки, потому что интересуюсь океанской биомедициной.

– Кажется, вас больше интересовала я, – предположила Ли.

– Всякое бывает, – ответила Гаме.

Ли улыбнулась.

– Вы говорите, как китайский философ, доктор Траут. Но я рада, что вы мной заинтересовались, иначе меня бы здесь не было.

– Доктор Мейхью сказал, что голубая медуза – новый вид.

– Это верно. Она крупнее и агрессивнее морской осы. После того как работы перевели в новую лабораторию, там собирались создать с помощью генной инженерии более мощный токсин.

– Я не знала о существовании новой лаборатории, – призналась Гаме.

– Это тайна. Ее называют «Рундук Дэви Джонса». Доктор Кейн и его помощница Лоис Митчелл ушли из этой лаборатории и взяли с собой несколько ученых и техников. Доктор Мейхью и остальные оставшиеся должны были убедиться, что в исходном исследовании нет ошибок. Я рассчитывала вероятность распространения вируса и искала средства его предотвращения.

– Насколько эффективен был токсин, из которого вырабатывалась вакцина? – спросил Пол.

– Вначале его возможности были ограниченны, – ответила Ли. – Токсин медузы совершенно непредсказуем. Даже небольшое его количество способно убить человека, и поначалу лабораторные животные чаще погибали, чем излечивались. Потом произошел большой прорыв: мы установили молекулярное строение микроба, производящего токсин. И готовы были начать синтез. Следующим шагом стали бы клинические испытания.

У Ли во время разговора закрывались глаза, и Гаме предложила ей прилечь на диван. Затем они с Полом вышли из трейлера в теплую флоридскую ночь.

– Спасибо, что пришел нам на выручку, Галахад, – произнесла Гаме.

– Прости, что мы с сэром Дули едва не опоздали, – ответил Пол. – Что ты думаешь о рассказе Сун Ли?

– Я точно знаю, что она не выдумала человека, которого убила, и его скорых на стрельбу приятелей, и поэтому считаю, что и все остальное в ее рассказе – правда.

– Поговорю с Дули. Может, он заполнит пробелы.

Подойдя к причалу, он сначала почувствовал запах сигары, а потом увидел Дули. Траут заговорил было, но Дули остановил его. Траут прислушался и услышал доносящийся от пролива шум мотора. Дули подошвой раздавил сигару, схватил Траута и затащил за груду деревянных ящиков.

Шум мотора стал слышнее, и в проливе показалась лодка. Двигалась она медленно, освещая прожектором то один, то другой берег, пока не дошла до конца пролива. Там она повернула и направилась назад в океан.

Ствол дробовика Дули был направлен на лодку, пока она окончательно не скрылась из виду. Дули закурил новую сигару.

– Я покараулю, но, думаю, лучше увезти отсюда доктора Ли, – сказал он.

– Не стану спорить, – согласился Траут.

Он вернулся в трейлер. А когда начал рассказывать Гаме о подозрительной лодке, зазвонил его сотовый телефон. Он посмотрел, кто это. Звонил Остин. Его интересовала Гаме.

– Я сейчас во Флориде, – сказал Пол. – Гаме в порядке. Но на Боунфиш-Ки мы столкнулись с неприятностями.

– Что за неприятности?

– На Гаме и на ученого из Боунфиш-Ки по имени доктор Сун Ли – она работает над какой-то голубой медузой – напали.

– Я хочу лично поговорить с доктором Ли, – сказал Остин. – Позвоните в НУМА, пусть вышлют за вами самолет. Мы с Джо через несколько часов улетаем. Встретимся в аэропорту.

– Немедленно займусь этим.

– Спасибо. И еще одно одолжение. – Он продиктовал Трауту телефонный номер. – Позвоните Кейт Лайонз, подруге Джо из ФБР, и извинитесь от моего имени за то, что оборвал разговор с ней. Скажите, что я направляюсь в компанию «Печенье счастья» в Фоллз-Черч. Мне пора.

Траут сейчас же передал Лайонз сообщение Остина. Набирая номер транспортного отдела НУМА, он сказал:

– Мы летим в Вашингтон. Курт хочет как можно скорей поговорить с Сун Ли.

Гаме покачала головой.

– Как обычно, чутье Курта не обмануло его, – подтвердила она. – Он попросил меня отмечать все забавное в Боунфиш-Ки.

– Тут все забавное, – сказал Пол.

Гаме посмотрела на спящую китаянку, вспоминая, как они едва не погибли в лодке, потом взглянула на серьезное лицо мужа.

– Если тут все забавное, почему никто не смеется?

Глава 28

За несколько минут до звонка Траутам Остин проехал мимо «Корвета», припаркованного у часовой башни «Эдема», и подумал, что у Завалы должны быть очень основательные причины, чтобы оставить без присмотра свою гордость и радость. Он свернул на бульвар Уилсона и влился в досадно медленное дорожное движение. Постепенно магазины и жилые дома пригорода кончились, и он въехал в промышленно-коммерческую зону.

Навигатор показывал, что он примерно в квартале от цели. Решив, что бирюзовый «Чероки» привлечет ненужное внимание, Остин оставил его в проулке между двумя зданиями и пешком прошел к воротам компании «Печенье счастья». Парковка пустовала, горело только одно окно над входом в здание.

Ворота были закрыты. Остин прошел вдоль решетчатой ограды к задним воротам, распахнул их и направился к дебаркадеру, где горела единственная лампа. При этом он старался держаться в тени.

Он гадал, верный ли у него адрес. Но все сомнения исчезли, когда из-за мусорного бака вышел человек и ослепил Остина мощным фонарем.

Низкий голос произнес:

– Стой на месте, солдат. Подними руки.

Остин остановился и выполнил приказание. Он скорее почувствовал, чем увидел, как кто-то подошел к нему сзади и вынул пистолет из кобуры.

– Так-то лучше, – сказал голос. – Повернись… очень медленно. Предупреждаю по-дружески. Эти парни называют себя «Призрачными дьяволами» и говорят серьезно. Я не стал бы с ними спорить.

Из тени вышли по меньшей мере еще с полдюжины фигур.

– А ты призрак или дьявол? – спросил Остин.

Человек подошел ближе.

– Просто парень, делающий свою работу. Зовут Фелпс. – Он повернул фонарик вверх и осветил свое лицо; угол падения луча превратил его унылую улыбку в хеллоуиновскую маску. – Здесь повсюду камеры. Муха не пролетит. Мы следили за тобой с тех пор, как ты подошел к передним воротам. Спасибо, что облегчил мне работу.

– Не стоит. Но откуда ты знаешь, что я не нарочно дал себя поймать?

– Не знаю, поэтому мы так бережно с тобой обращаемся.

– Где Джо? – спросил Остин.

Фелпс фонариком осветил дверь, ведущую на погрузочную платформу.

– Сюда, – указал он.

Дверь отошла в сторону. Фелпс провел Остина по ступеням наверх, на платформу, и пропустил в темное помещение склада. Потом щелкнул выключателем, и помещение залил свет. Склад был пустым, если не считать груды смятых картонных ящиков у стены и двух кресел перед экраном.

– Должно быть, изготовление «печенья счастья» с предсказаниями не слишком доходный бизнес, – заметил Остин.

– Это крыша, – объяснил Фелпс. – Это место используют главным образом для содержания нелегальных мигрантов. Поэтому тебе лучше обойтись без предсказаний. Люди, с которыми я работаю, не слишком довольны тобой.

Остин подумывал о том, что его надежды на долгую и счастливую жизнь очень хрупки. Помимо Фелпса, его сторожили азиаты с непроницаемыми лицами, все лет двадцати с небольшим, одетые в черные тренировочные костюмы и кроссовки, все в красных банданах. Выглядели они опасно непредсказуемыми, а судя по тому, как нагло и небрежно держались эти вооруженные юнцы, они вдобавок были плохо знакомы с дисциплиной.

Фелпс оказался рослым мужчиной лет сорока в джинсах, «мартенсах» и черной футболке, открывающей сильные руки. На голове сидела бейсболка с надписью «Морские котики» ВМФ США». В руках он держал «боуэн» Остина и разглядывал его с профессиональным интересом.

– Отличная штука, – сказал он.

– Спасибо. Когда я получу его назад?

Фелпс усмехнулся и сунул пистолет в кобуру Остина, повесив ее себе на пояс. Посмотрев на часы, он что-то приказал двум «призрачным дьяволам». Те ушли в дверь, ведущую в глубину склада, и через минуту вернулись с Завалой. Толкнули его в одно из кресел и знаками велели Остину сесть в другое. Обоих наручниками приковали к подлокотникам.

Лицо Завалы было покрыто засохшей кровью, но, увидев Остина, он сумел улыбнуться.

– Привет, Курт, рад, что ты нагрянул к нам на вечеринку. Пора уходить?

– Спросим об этом мистера Фелпса. Ты в порядке?

– Меня подставил Чарли Ю, а эти парни использовали мое лицо как боксерскую грушу, но, насколько я могу судить, ничего не сломано.

– Надо не забыть отплатить им за гостеприимство.

Завала улыбнулся разбитыми губами.

– Вот что мне в тебе нравится, Курт. Стакан всегда наполовину полон. Ух ты…

Огни погасли, и они погрузились в почти полную темноту. Немного погодя наверху вспыхнул прожектор, и они оказались в круге яркого белого света. Примерно в двадцати пяти футах перед ними наверху появилось второе освещенное место.

Экран исчез, на его месте был стол под зеленым сукном. За ним сидела женщина, которая, казалось, пристально изучала двух людей из НУМА. Она была в темно-лиловом костюме, на плечи наброшен плащ того же цвета. Темные волосы разделены посередине пробором, евроазиатское лицо оживляли высокие изогнутые брови.

Остин, не веря своим глазам, смотрел на нее.

– Это безумие, – прошептал он, – но я ее знаю. Это Леди Дракон.

– Я видал драконов похуже. Почему бы тебе не представить меня?

– Не уверен, что получится, Джо. Леди Дракон – выдуманный персонаж.

Завала повернулся и посмотрел на Остина так, словно тот спятил.

– Это мне отшибли мозги, – напомнил он. – Женщина кажется мне вполне реальной.

– Мне тоже, Джо, но Леди Дракон – персонаж комиксов. «Терри и пираты…» Типичная femme fatale (роковая женщина). Когда я был маленьким, отец читал мне эти комиксы. Черт побери! Как же ее звали?

Губы женщины изогнулись в улыбке.

– Меня зовут Лай Чой Сань, – произнесла она голосом, который мог бы показаться соблазнительным, не будь полностью лишен эмоций. – Браво, мистер Остин. Мало кто знает, что у меня есть другое имя. Я с нетерпением ждала этой встречи.

– Жаль, не могу повторить то же самое, – ответил Остин. – Теперь, когда мы стали добрыми друзьями, может, вы объясните, зачем пригласили нас сюда?

Он не мог поверить, что разговаривает с героиней комикса. Что дальше? Легкий треп с кроликом Роджером?

– Для начала хотелось бы, чтобы вы сообщили мне, где доктор Кейн, – потребовала она.

Остин пожал плечами.

– Кейна защищает правительство. Не знаю, где его держат. Очевидно, кто-то пытался его убить.

– Правда? – промурлыкала она. – Зачем бы кому-то так поступить с замечательным ученым?

– Это те самые люди, что похитили лабораторию, в которой работали над токсином голубой медузы.

Женщина сердито посмотрела на него, и ее лицо словно на самом деле вспыхнуло от гнева. Остин решил, что это попытка манипулирования.

– Вы не знаете, – сказала она, – что этот новый вирус создала «Пирамида». Наша фармакологическая компания проводила эксперименты, готовя к выпуску на мировой рынок вакцину от инфлюэнцы, и случайно получила более ядовитый и адаптивный штамм. Его хотели уничтожить, но мудрые головы запретили.

– А почему эти мудрые головы не помешали вирусу вырваться на свободу?

– Это тоже произошло случайно; мы бы ни за что не допустили этого до получения вакцины, которая в первую очередь пошла бы членам моей организации. Видите ли, появление вируса – часть нашего общего плана дестабилизации правительства. Распространение ТОРС едва не привело к низложению китайских руководителей. Только подумайте, как реагировало бы общество на неспособность властей справиться с еще более смертоносным вирусом. И тут вмешалась бы «Пирамида» и излечила массы. В награду мы получили бы власть и богатство. Сменили бы китайское правительство.

– А вы знаете, что через несколько дней вирус обрушится на ваши большие города?

– Это с самого начала было только вопросом времени, что бы ни предпринимало правительство. Чем больше, тем веселей.

Остин уставился на это видение.

– Вы готовы убить тысячи своих соплеменников, чтобы свести счеты с правительством? – спросил он.

– Вы знаете очень много и при этом ничтожно мало, – подтвердила она. – Да, мы убили бы несколько тысяч или даже миллионов китайцев, ну и что? Нас миллиард. Эпидемия гораздо эффективнее контролирует прирост населения, чем правило одного ребенка.

– Даже с вакциной, над которой работала наша лаборатория, вы не смогли бы сдержать вирус. Он распространяется слишком быстро. Примерно через неделю он будет во всех странах.

– Разве гибель миллионов не станет самой убедительной причиной покупать нашу вакцину? – спросила она. – Подумайте об этом с точки зрения маркетинга и продвижения товара на рынке.

– Вы безумны, если считаете, что такой план сработает, – возмутился Остин.

– Безумны наши власти. На протяжении поколений «Пирамида» была собственностью нашей семьи. Правительства прошлого, пытавшиеся уничтожить нашу организацию, дорого заплатили за это. Мы существовали задолго до того, как родились эти так называемые лидеры. И нас не удастся выбросить на свалку истории.

Обвиняя правительство в попытке уничтожить организацию, образовавшуюся сотни лет назад, фигура за столом ярко засветилась.

Завала смотрел на женщину, словно лишившись дара речи.

– Курт, – прошептал он, – я вижу сквозь нее. Посмотри на ее правую руку, ту, которой она размахивает.

Курт пристальнее вгляделся в движущуюся правую руку. И сквозь свободный шелковый рукав увидел кирпичную стену за ней.

– Вы правы, – сказал он, – это всего лишь проекция, как Макс. – Этим именем Хайрем Йегер назвал проекцию, созданную интерактивным компьютером.

Леди Дракон заметила улыбку Остина и прервала свою тираду.

– Вы необычный человек, мистер Остин. Разве вы не боитесь смерти?

– Не от того, кто не реальней рисунка из комикса.

– Хватит! – рявкнула она. – Я покажу вам, насколько я реальна. Мой брат Чань ждет вашего прибытия. Он сделает вашу смерть долгой и мучительной.

Она отдала новый приказ, и охранники зашевелились.

– Минутку, – сказал Остин. – А если я добуду вам доктора Кейна?

Она что-то сказала по-китайски, и охранники застыли.

– Вы сказали, что Кейн под охраной государства и до него не добраться.

– Я соврал… Я часто вру.

– Это правда, – вставил Завала. – Курт один из величайших известных мне лжецов.

Остин искоса посмотрел на друга, предупреждая, что тот увлекается.

– Позвольте мне позвонить, – снова обратился он к Леди Дракону, – и я скажу вам, где он.

Остин пытался выиграть время, надеясь, что похитители отстегнут его от кресла. Он задумал схватить пистолет. Рискованный план, но другого у него не было.

– Напрасно стараетесь, мистер Остин, – сказала женщина. – Теперь мне уже все равно, жив доктор Кейн или нет. Его проект почти завершен, и он больше не нужен… Прощайте.

Остин ожидал, что «призрачные дьяволы» снова зашевелятся, но они, прижав оружие к груди, смотрели куда-то в глубину склада.

Голограмма замерцала.

– Что это? – спросила она.

В ответ снаружи послышался голос, усиленный громкоговорителем.

– Это ФБР. Бросьте оружие и выходите с поднятыми руками.

Говорила женщина.

Гордон Фелпс все это время стоял в стороне, наблюдая за разговором Остина с голограммой. Теперь он вышел из тени на свет прожектора. Отдал по-китайски приказ «призрачным дьяволам», потом по-английски сказал Остину и Завале:

– Не уходите, парни.

И вместе с охранниками побежал к дверям склада.

Остин и Завала переглянулись.

– Самое время, – решил Остин.

Он дернул рукой, скованной наручником, встал с кресла и потащил его за собой, направляясь к Леди Дракону. Через несколько шагов поднял кресло на уровень груди, так что ножки торчали вперед.

Завала последовал его примеру и привел свое кресло в такое же положение.

Вместе они бросились на стол.

Реальный человек попытался бы нырнуть под стол или убежать. Но у системы камер, проекторов, микрофонов и компьютеров, которая была жизнью голографической проекции, не было ни человеческого чутья, ни рефлексов.

Фигура словно застыла. Изменилось только лицо: Остин с Завалой едва не притормозили, когда Леди Дракон превратилась в свирепо глядящего мужчину, в алой шелковой шляпе, а потом в целый ряд страшных мужских и женских лиц. Последнее лицо начало расплываться по краям и разлетелось облаком вертящихся сверкающих частиц.

К тому времени как Остин и Завала врезались в стол, перевернули его, перед ними была только пустота. Они поднялись и увидели в пятне света, где были несколько мгновений назад, Фелпса. Тот целился в них из «боуэна».

– Боссу это не понравится, – сказал Фелпс лениво.

– Конечно, – согласился Остин. – И это очень плохо.

Угол рта Фелпса слегка приподнялся.

– Что это вы говорили о вакцине и вирусе?

– Американцы и китайцы совместно вели секретные работы – создавали вакцину, способную справиться с вирусом, но организация вашего босса похитила лабораторию.

– О лаборатории я все знаю, – бросил Фелпс. – Именно я угнал эту проклятую штуку.

– Если это правда, – продолжал Остин, – тогда вы знаете, где лаборатория. Помогите нам отобрать ее у этих клоунов.

– Вы не шутили, когда говорили о распространении вируса в Штатах? – спросил Фелпс.

Остин посмотрел ему прямо в глаза.

– А как вы думаете, Фелпс? И о чем вы вообще думаете?

– Дело не в том, что я думаю, а в том, что знаю. У меня в Штатах семья, – добавил он после паузы.

– Ничто не спасет ее от болезни, – подтвердил Остин. – Вы не должны этого допустить.

– И не допущу. Но я должен сделать это сам, а работаю я всегда один.

Он повернул голову, услышав в отдалении выстрелы и голоса.

Фелпс сунул руку в карман рубашки, достал оттуда ключ от наручников и положил на пол. Потом отстегнул от поясакобуру, сунул в нее «боуэн» и, нагнувшись, толкнул кобуру по полу в сторону, так что она исчезла из виду. И через секунду исчез в тени.

Когда через мгновение загорелся свет, Фелпса не было. Кейт Лайонз держала одну руку на выключателе, в другой у нее был револьвер. Увидев Остина и Завалу, она подбежала к ним.

– Вы в порядке, парни? Боже, Джо, вид у тебя – краше в гроб кладут! Простите за опоздание. Я ждала подкрепление. Сейчас здание обыскивают, но я думаю, все ускользнули. Кто-нибудь из вас может мне объяснить, что происходит?

Остин поднял с пола ключ, отпер свои наручники и проделал то же самое с наручниками Завалы. Потом встал и подобрал свой «боуэн».

– Расскажем все, что знаем, по дороге в Вашингтон, – сказал он, прикрепляя кобуру к поясу. – А потом нам хотелось бы поговорить с неким агентом Ю.

Глава 29

Заманив Завалу в Фоллз-Черч, Чарли Ю вернулся в здание ФБР. Он поболтал с агентом из Азиатского отдела, выуживая информацию, которую мог бы передать своим хозяевам. Ю, состоявший в одной из крупнейших преступных организаций, испытывал постоянное извращенное возбуждение, расхаживая по коридорам самого большого в мире агентства по борьбе с преступностью. Он все еще был в здании Гувера, когда позвонила Кейтлин Лайонз и предложила встретиться и поболтать в баре «Джорджтаун». Ю ухватился за это приглашение. Кейтлин была отличным источником сведений, к тому же очень привлекательной.

Он шел к своей машине, когда из-за бетонного столба вышла Лайонз.

– Привет, Чарли, – сказала она.

Ю широко улыбнулся.

– Я вас неверно понял? Мне казалось, мы должны встретиться в баре.

– Я решила избавить вас от поездки. Должно быть, вы утомились, подставляя моих друзей Джо и Курта.

Ю ценой невероятных усилий сохранил улыбку и сунул руку под пиджак.

– Привет, Чарли. Как дела?

– Джо! – воскликнул Ю. – Рад вас видеть. Вот это сюрприз…

– Что я еще жив?

– Что? Не понимаю, о чем вы, Джо. Думаю, мы потеряли друг друга на складе.

Рука Ю под пиджаком шелохнулась; нетренированному взгляду это движение могло показаться случайным.

– Поспорим, Чарли, – сказал Завала. – Ставлю пять баксов на то, что Лайонз проделает дыру в вашем черепе раньше, чем вы достанете пистолет из кобуры.

– Чувствую, мне повезет, – отозвалась Кейтлин. – Можешь поставить десятку.

Пистолет она держала в обеих вытянутых руках.

– Медленно снимите пиджак и бросьте на пол, – потребовал Завала.

Ю выполнил приказ. Завала подошел к нему и избавил от двух пистолетов: не только в наплечной кобуре, но и в кобуре на поясе. Обыскав Ю, Завала нашел в ножнах на лодыжке короткий обоюдоострый нож.

– Предлагаю прокатиться, Чарли.

Джо поднял руку в воздух, словно подзывая такси. Вспыхнули фары. Словно бы ниоткуда появилась машина и, взвизгнув покрышками, остановилась в нескольких дюймах от Ю. Завала извлек моток липкой ленты, связал Ю руки за спиной и заклеил ему глаза и рот. Потом усадил Ю на заднее сиденье и сел рядом с ним. С другой стороны села Лайонз.

Полчаса они ехали молча. Потом машина остановилась; они вывели Ю из машины и провели по короткому лестничному маршу. Ю усадили на стул и сняли повязки с глаз и со рта. Он осмотрел скудно обставленную комнату.

– Где мы?

– На конспиративной квартире ФБР, – объяснила Лайонз.

Она сидела по другую сторону прямоугольного стола. Сбоку сел Завала, на его забинтованном лице не было улыбки. Против Завалы расположился светловолосый мужчина, чей взгляд прожигал Ю словно голубым лазером.

– Меня зовут Курт Остин, – представился он. – На кого вы работаете?

– На китайское государственное агентство безопасности, – сказал Ю.

Остин вздохнул и посмотрел на Лайонз.

– Чарли, – сказала Лайонз, – помните, как мы с вами были в тире и я показала, как хорошо я стреляю? – Она подняла с колен пистолет и прицелилась в Ю. – Отвечайте на вопросы Курта, или я проделаю вам третий глаз.

Ю с трудом сглотнул.

– Я также работаю на триаду «Пирамида», – признался он.

Остин знаком велел Лайонз опустить пистолет.

– В чем заключается ваша работа?

– Я никогда не уходил из банды. Я исполнитель высокого ранга. Но не я принимаю решения. Я только выполняю приказы.

– Кто приказал вам заманить Джо на склад компании «Печенье счастья»?

– После того как Джо зашел ко мне в кабинет, я доложил об этом. Обычно я говорю с непосредственным боссом. Выше не захожу. Так что, даже если меня выследят, я мало что смогу рассказать. Но на этот раз я говорил с самым главным.

Остин вспомнил нападение на «Биб».

– Вы давно в триаде, – сказал он. – Что вы знаете о бритоголовом злом человеке из вашей организации?

Ю удивленно мигнул.

– Похоже на Чана, того самого, с кем я говорил. Он руководит всеми бандами, такими, как «призрачные дьяволы». Вы его знаете?

Остин не обратил внимания на вопрос.

– Кто другие предводители? – продолжал он допрос.

– Давай, Чарли, – нетерпеливо подгоняла Лайонз, когда Ю замялся. – Мы знаем, что Вэнь Ло – подставной глава «Пирамиды».

– Может быть. Да, наверно, так.

– Расскажите о Фелпсе, – потребовал Остин. – Он командовал бандой на складе.

– «Призрачные дьяволы» – банда из округа Колумбия, из Вашингтона. Они встречаются на складе компании. Именно здесь они получают приказы от босса. Мы никогда не знаем, кто это будет – мужчина или женщина. Но голограмма выглядит здорово.

Ю посмотрел на безжалостные лица и перестал улыбаться.

– Ладно, – сказал он, ерзая на стуле. – Фелпс – наемник, киллер. Я мало о нем знаю, он появляется и исчезает. Но он выполняет для триады важную работу.

– Иностранец на таком высоком посту? Необычно, – удивился Остин.

– Высшие руководители не доверяют никому из китайцев. Они не доверяют даже друг другу и поэтому используют голограммы. Так они могут оказаться в любом месте земного шара и отдавать приказы, не будучи там.

– Зачем вашим боссам понадобилось похищать нас с Джо?

– Вы им не нравитесь. Я предупреждал Фелпса, что, похищая работников такого крупного правительственного агентства, как НУМА, мы играем с огнем. Он ответил, что это приказ с самого верха. Они надеялись, что вы окажетесь вместе, а Джо послужит приманкой.

– Почему вы были уверены, что я найду Джо?

– Фелпс должен был позвонить вам, назваться агентом ФБР и сообщить о местонахождении Джо. Наверно, вы не получили его сообщения.

– Не получил.

Тогда Остин задал вопрос не по делу.

– Что вы знаете о Боунфиш-Ки?

Ю посмотрел на него с непониманием, которое невозможно подделать.

Остин считал, что Ю говорит далеко не все, что знает, и в иерархии триады стоит гораздо выше, чем старается показать, но прекратил расспросы.

– Пока у меня все.

– Я могу идти? – спросил Ю.

– Сначала мы еще немного поговорим, – сказала Лайонз, – а потом отвезем вас в Вашингтон. Но дело этим не кончится.

– Можно договориться, – пообещал Ю. – Давайте побеседуем.

– Хорошо, – согласилась она. – Вы будете шпионить за триадой для нас. Если мы решим, что вы нас обманываете, то через своих людей в Гонконге выдадим вас.

– Это пошло бы мне во вред. Сделаю все, что смогу.

Они допрашивали его еще некоторое время, пока не решили, что больше ничего вытянуть не удастся. Снова связали и отвезли в «Гувер». Там сняли скотч со рта и глаз и оставили Чарли на тротуаре. А сами поехали в НУМА.

– У меня голова идет кругом, – сказала Кейтлин Лайонз. – Что это было?

– Триада «Пирамида» создала вирус инфлюэнцы и хочет использовать его для свержения китайского правительства, – ответил Остин. – Они похитили лабораторию, разрабатывающую вакцину от этого вируса; свалив правительство, триада собирается продавать эту вакцину по всему миру и зарабатывать миллиарды.

– До тех пор могут умереть сотни тысяч людей, – сказала она.

– Вы думаете, «Пирамиде» не все равно? – спросил Остин.

– Судя по тому, что я видела, это так. С чего начнем?

– Пусть отдел азиатских преступлений займется «Призрачными дьяволами». Пока вы отрабатываете это дело, мы с Джо попытаемся найти лабораторию.

– Что делать с Чарли Ю?

– Используйте его, а потом отпустите.

– Мне это нравится, – произнесла она со злой улыбкой.

Лайонз высадила их у здания НУМА. Остин и Завала разошлись по домам, чтобы взять свои сумки; договорились встретиться аэропорту.

По дороге домой Остин проверил свой сотовый телефон. Он оставил его в машине, когда пошел разведывать территорию фабрики. Прослушал голосовое сообщение от Фелпса, говорившего, что он агент ФБР. По крайней мере, в этом Ю не солгал.

Остин выключил телефон и нажал на акселератор.

Время, как часто бывает, становилось врагом.

Глава 30

В три часа утра темно-синий джип въехал в ангар Национального аэропорта имени Рейгана и остановился рядом со стройной «Сессной», на бирюзовом фюзеляже которой было написано «НУМА». С заднего сиденья внедорожника вышли Остин и Кейси, и лейтенант передал им пластиковый пакет размером одиннадцать на шестнадцать дюймов.

– В пакете содержатся подробности миссии, о которой мы с вами говорили по пути в аэропорт, – сказал Кейси. – Удачи, Курт. Берегитесь акул.

– Спасибо, лейтенант, – ответил Остин, когда они обменивались рукопожатием. – Но я охотно сменю компанию зубастых политиков и правительственных бюрократов, которыми кишат воды Потомака, на общество людоедов со спинными плавниками.

Кейси понимающе улыбнулся.

– Я буду держать свой репеллент для акул наготове, Курт.

– Мне кажется, в Вашингтоне нужен другой репеллент, но в любом случае – удачи.

Остин достал из машины свою дорожную сумку и передал грузчику, а тот положил ее в багажное отделение самолета. Держа пакет под мышкой, Остин подошел к открытой двери и остановился. Освещая фарами самолет, гремя музыкой – это была сальса, – по асфальту гаража пронесся красный «Корвет» с опущенным верхом.

Машина остановилась, и Завала помахал Остину. Тот покачал головой. Появление Завалы всегда было особенным, громким, делалось как будто для балансировки его мягкой манеры поведения. Остин поприветствовал его в свою очередь и вошел в роскошный салон самолета, бросив пакет на кофейный столик. Пока он разговаривал с капитаном и вторым пилотом, Завала поднял верх своей машины, взял сумку, бросил грузчику и поднялся на борт. Остин как раз возвращался из кабины пилота.

– Идем точно по расписанию, – сообщил он попутчику.

В салоне стояли бежевые кожаные кресла и диван, все это можно было превратить в кровати. Завала растянулся в одном из удобных мягких кресел, зевнул и спросил:

– Как думаешь, куда мы направляемся?

Остин сел на диван, взял со столика пакет и показал его Завале, чтобы тот смог прочесть надпись «Совершенно секретно».

– Вот наш маршрут, – определил Остин.

Он большим пальцем вскрыл печать и извлек из пакета стопку листков. Развернул первую страницу, покрытую диаграммами, и передал Завале. Завала взглянул на диаграммы и прочел набранный крупными буквами текст:

ПОДВОДНЫЙ ОБИТАЕМЫЙ МОДУЛЬ И ЛАБОРАТОРИЯ ВМФ США

Завала оторвал взгляд от диаграмм.

– Это чертежи «Рундука Дэви Джонса», – сказал он; его темные глаза возбужденно сверкали.

Остин кивнул.

Завала любовно расстелил диаграммы на столе. Он изучал все детали сфер и соединяющих их переходов, как некоторые мужчины разглядывают фото привлекательных девушек. Блестящий конструктор, автор десятка погружаемых аппаратов НУМА, он особое внимание уделял чертежам грузовых шаттлов и мини-субмарин. И через несколько минут высказал точку зрения морского инженера, которому много раз приходилось бороться с течениями, глубиной, давлением и соленой водой.

– Гениально, – воскликнул он с нескрываемым восхищением. Потом наморщил лоб. – Трудно поверить, что объект таких габаритов может исчезнуть.

– Конструкция лаборатории сделала возможным похищение, – подтвердил Остин. – Как видите, она сконструирована в виде подвижной подводной наблюдательной станции. Лейтенант Кейси рассказал, что флот строил компоненты лаборатории на суше, потом собирал их и опускал на место. В конструкции заложена собственная плавучесть, а сферы и переходы структурно усилены, чтобы не ломались, когда лаборатория передвигается. У нее есть также стабилизационная система, поддерживающая ровное положение при движении.

Завала достал из кармана автоматическую ручку и положил на диаграмму.

– Представьте себе, что эта ручка – лаборатория или большой погружаемый аппарат, – сказал он. – Ее подцепили, подкачали, сообщив ей нейтральную плавучесть, и увезли на буксире.

– Великие умы мыслят сходно, – сказал Остин. – Русское правительство пыталось продать свои «Тайфуны» для их использования в Арктике в качестве грузовых судов. Может, нашелся покупатель.

– Это ответ только на одну часть загадки, – продолжал Завала. – Если все это такой большой секрет, откуда похитители вообще узнали о существовании «Рундука Дэви Джонса» и где он?

– Безопасность лаборатории обеспечивал частный подрядчик, – сказал Остин, – возможно, это и стало уязвимым местом. Флот расспрашивал уцелевших с вспомогательного судна. Лейтенант Кейси сказал, что незадолго до нападения на судно поступила от компании просьба доставить в лабораторию ее представителя. Это был дружелюбный парень с южным выговором. Разумеется, Фелпс.

– Фелпс признался, что похитил лабораторию, – продолжал Остин. – Но не сказал, что представитель компании, который дал ему «добро» на этот визит, погиб в автомобильной аварии. Думаю, его уговорили предоставить Фелпсу удостоверение компании, а потом устранили.

– Удобное совпадение, – подхватил Завала. – Где в последний раз была лаборатория?

Остин достал из пакета карту и разложил ее на кофейном столике. Участок Тихого океана вблизи острова Понпеи в Микронезии был обведен черным карандашом.

Техник откинулся на спинку кресла и сцепил руки за головой.

– Конечно, это сужает район поисков, – сказал он с кислой миной. – Но понадобятся месяцы, чтобы найти лабораторию.

– Сандекер сказал, что ее надо найти за семьдесят два часа, – уточнил Остин.

– Удивляюсь, как старый морской волк не приказал нам в свободное время решить заодно проблемы мирового голода и энергетического кризиса.

– Не подсказывайте ему ничего, – предостерег Остин. – Он прикажет нам в перерыв на кофе очистить океаны.

Тишину раннего утра нарушил приближающийся рев двигателей реактивного самолета. Остин встал и подошел к двери. К ангару подруливал самолет НУМА. Рев двигателей стих, показались три фигуры и по асфальту направились к «Сессне». Остин узнал неловкую долговязую фигуру Пола Траута и рыжие волосы Гаме. Шедшая рядом с Траутами азиатка была ему незнакома.

Он поздоровался с Траутами и предупредил Пола, чтобы тот нагнул голову, заходя в салон. Потом с дружеской улыбкой поздоровался с азиаткой.

– Должно быть, вы доктор Сун Ли, – предположил он, протягивая руку. – Я Курт Остин. Это Джо Завала. Мы коллеги Траутов из НУМА. Спасибо, что прилетели в Вашингтон.

– А вам спасибо, что послали в Боунфиш-Ки Пола и Гаме, мистер Остин, – сказала Ли. – Если бы не они, я была бы мертва.

Взгляд Курта упивался красотой Ли, подобной цветку.

– Это было бы большим несчастьем, доктор Ли. Пожалуйста, садитесь. Времени мало. У вас, должно быть, много вопросов.

Сун Ли села на диван и удивленно осмотрелась. Трауты с их физической силой, спокойной уверенностью в себе и способностью к легкой болтовне перед лицом опасности казались нереальными. Но этот светловолосый мужчина с широкими плечами и скульптурным бронзовым профилем был еще загадочнее. Вежливость Остина не могла скрыть его бесстрашия и смелости, которые Ли читала в этих удивительных бледно-голубых глазах. А у смуглого Завалы была внешность короля пиратов.

– Трауты рассказали мне о нападении на батисферу, – напомнила Ли. – Вы знаете, где доктор Кейн?

– Он в безопасности. Вчера вечером я разговаривал с Кейном, и он рассказал мне о работах на Боунфиш-Ки и в подводной лаборатории, которую ее обитатели называют «Рундуком Дэви Джонса».

Ли разинула рот.

– Я, конечно, знала о секретной лаборатории, – подтвердила доктор, – но не подозревала, что она под водой.

– Точнее, в Тихом океане. В водах Микронезии, в трехстах футах под поверхностью воды.

На нежном лице Ли появилось удивление.

– Я ожидала от доктора Кейна небанальных поступков, – сказала она, – но такого никак не ждала.

Остин продолжал:

– Работу и дислокацию лаборатории держали в тайне, но каким-то образом ее похитили вместе со штатом. Мы с Джо считаем, что похищение лаборатории, нападение на батисферу и попытка вашего похищения связаны. Доктор Кейн рассказал мне о проекте «Медуза». Чем конкретно занимались в лаборатории во Флориде вы?

– Я вирусолог и эпидемиолог, – ответила Ли. – В Боунфиш-Ки я старалась установить, как будет развиваться эпидемия и как лучше организовать и распределить наши ресурсы и средства производства вакцины.

– Это делает вас важным звеном всего процесса.

– Хотелось бы так думать. Без стратегии применения вакцина будет бесполезна. Как если бы полководец послал войска в бой без предварительного плана.

– А что было бы с проектом, если бы вас похитили?

– Ничего особенного, – она пожала плечами. – Планы почти готовы, теперь нужно только дождаться получения жизнеспособной вакцины. Но с исчезновением лаборатории это вряд ли возможно.

– Не оставляйте надежды, доктор Ли. Лаборатория – объект массированных поисков. Если честно, мы с Джо направляемся в Микронезию, помочь в поисках.

Ли взглянула на карту, лежащую на столе.

– Вы направляетесь на Понпеи? – спросила она.

– Похоже на то, – сказал Остин. – Бывали там?

– Нет, но этот остров был центром смертоносной эпидемии, поразившей в середине 1800-х годов тихоокеанский китобойный флот. Это чрезвычайно важно.

– Почему, доктор Ли?

– На медицинском факультете Гарварда я под руководством профессора Кодмана написала работу, основанную на статье, найденной в старом медицинском журнале. Врач, написавший ее, приводит статистические данные о группе нью-бедфордских китобоев, которые на протяжении долгой жизни не были подвержены буквально никаким болезням.

Остин постарался незаметно посмотреть на часы. Странные медицинские явления его не интересовали. Удобный повод обеспечили звуки разогревающихся двигателей самолета.

– Приятно было познакомиться, – закончил он беседу. – Мы скоро взлетаем.

– Выслушайте меня, мистер Остин, – настаивала Ли, перекрикивая звук моторов.

Остин улыбнулся этой неожиданной твердости.

– Говорите, доктор Ли, но, пожалуйста, покороче.

Она кивнула.

– Все члены изучаемой группы плавали на борту китобойного судна «Принцесса». И заболели после остановки на Понпеи.

– Я все еще не вижу связи с лабораторией.

Теперь пришла очередь Сун Ли проявить нетерпение.

– Она у вас под носом, мистер Остин. Весь экипаж выжил! Если это не привлекло ваше внимание, может, привлечет следующее. Симптомы болезни почти аналогичны новейшей эпидемии. Моряки должны были умереть, но, напротив, прожили долгую и здоровую жизнь. Неведомым образом они излечились.

– Вы хотите сказать, что средство, вылечившее моряков, может подействовать и на новый вирус? – спросил Остин.

– Именно.

Мыслительный механизм Остина заработал. Группа китобоев прожила долгую здоровую жизнь после плавания в Микронезию, в тот самый район, где живет голубая медуза. Он сопоставил это со словами Кейна о том, что токсин сохраняет здоровье добыче, пока медуза ее не съест. И взглянул на коллег.

– Было бы любопытно прочесть судовой журнал «Принцессы» в этом плавании, – заметил Пол Траут.

– Я пыталась отыскать этот журнал в Гарвардской библиотеке Вайднера,[219] – сказала Ли. – Исследования привели меня в Нью-Бедфорд. Продавец антикварных книг по имени Бриммер обещал, что поможет найти этот журнал, но мне понадобилось срочно вернуться домой, и пришлось оставить поиски.

Из кабины послышался голос пилота.

– Мы получили разрешение на взлет. В любой момент, как только будете готовы.

– Спасибо, доктор Ли, – поблагодарил Остин. – Простите, что пытался вас перебить, но нам действительно пора взлетать.

– Я хочу лететь с вами, – не раздумывая, сказала она.

Это заявление словно само слетело у нее с языка, но она подкрепила его, решительно стиснув челюсти.

– Не получится, – сказал Остин. – Нам придется передвигаться быстро и, возможно, придется нелегко. Джо обнаружил информацию о том, что в деле замешана китайская триада под названием «Пирамида».

– Триада? – Ли быстро справилась с удивлением. – Почему какая-то триада интересуется поисками противовирусной вакцины?

На ее вопрос ответил Завала.

– Для этой триады создание вируса – часть плана дестабилизации китайского правительства, – сказал он. – Ваша вакцина подрывала их план. Им нужно было захватить лабораторию, чтобы помешать другим использовать противовирусную вакцину.

– Ошеломляюще, но не лишено смысла. Мое правительство очень боится социальных волнений, поэтому пытается подавить любые проявления организованного протеста. Тем больше причин взять меня с собой. Я должна участвовать в попытках остановить то, что начато моими соотечественниками. Я хорошо знакома с исследовательской программой, и тут может быть что-то связанное с Понпеи.

Остин посмотрел на пропахшую дымом футболку Ли, на ее шорты; очевидно, она еще оставалась в той одежде, в которой была на Боунфиш-Ки.

– Вам придется путешествовать налегке, доктор Ли. Мы можем дать вам зубную щетку, но и только.

– Зубную щетку я приму, а одежду могу купить, когда будем на месте.

Остин откинулся в кресле и скрестил руки на груди. Несмотря на внешние проявления недоверия, ему нравилась ее отвага.

– Говорите, доктор Ли. У вас тридцать секунд на то, чтобы изложить ваше предположение.

Она кивнула.

– Я считаю, что голубая медуза, которую использовала в исследованиях лаборатория, входила в состав туземного средства, излечившего экипаж «Принцессы». Если удастся найти место, где это произошло, то мы можем выйти на лабораторию.

– Довольно слабое предположение, доктор Ли.

– Я это знаю, мистер Остин. Но это, по крайней мере, хоть что-то. Сейчас у нас вообще нет ничего. И не говорите мне, что это опасней мангров во Флориде, где меня похитили и едва не пристрелили.

Завала негромко рассмеялся.

– У дамы веские доводы, – подтвердил он.

Остин повернулся к Траутам.

– Ну что? – спросил он.

– Я хотел оставить доктора Ли у моей тети Лизбет на острове Каттиханк, чтобы она переждала опасность, – ответил Пол.

Гаме фыркнула.

– Я знаю твою тетю Лиззи. Она сведет бедную женщину с ума своими непрерывными разговорами о сливовом варенье.

– Насчет Лиззи Гаме права, – согласился Пол. – И доктор Ли тоже права, когда говорит, что ее опыт работы в лаборатории может пригодиться. Я знаю, как вы любите подстраховаться.

В НУМА у Остина была репутация смельчака, преступающего границы благоразумия. Но те, кто с ним работал, знали, что он всегда рискует очень расчетливо, как пароходный шулер, у которого в рукаве не один, а два «дерринджера».

Остин поднял руки.

– Похоже, я остался в меньшинстве, доктор Ли. – Он по громкой связи сказал в кабину пилота: – Пятиминутная готовность.

Гаме спросила:

– Что нам делать, пока вы в Микронезии?

– Свяжитесь с лейтенантом Кейси и передайте ему, что к нам присоединилась доктор Ли. Свяжитесь с подругой Джо в ФБР и сообщите ей о развитии событий. – Он на мгновение задумался, потом добавил: – Попробуйте отыскать судовой журнал «Принцессы».

– Начнем с Перлмуттера и дадим вам знать, – сказал Пол.

Трауты пожелали всем удачи и смотрели, как самолет вырулил на полосу и поднялся.

Пол посмотрел на розовые рассветные облака.

– Красно небо поутру, – продекламировал он, – моряку не по нутру.

– Это отошло в прошлое с появлением метеорологических спутников, отважный мореплаватель, – сказала Гаме.

Пол был рыбаком в третьем поколении, и приметы погоды в его семье передавались от отца к сыну. А Гаме раздражало, когда Пол прикидывался бывалым моряком.

Он слегка улыбнулся и сказал:

– Буря – все равно буря.

Она взяла его за руку и предсказала:

– Готовься к буре. Ты еще не видел бурю, которая сравнилась бы с той, что ждет рискнувшего вытащить Перлмуттера из постели.

Глава 31

Обычно Сент-Джульен Перлмуттер работал до глубокой ночи, а поднимался, когда солнце было уже высоко. И когда у его огромной кровати с водяным матрасом зазвонил, словно рында, телефон и вырвал знаменитого морского историка из объятий крепкого сна, в его обычно радостное «алло!» вкралась резкая нотка.

Пухлой рукой он схватил трубку старинного французского телефона и поднес к уху. Все еще в полусознании, как боксер после сильного удара, он пророкотал:

– Сент-Джульен Перлмуттер слушает. Излагайте свое чертово дело, да покороче. И у вас должна быть веская причина, чтобы звонить мне в такую возмутительную рань!

– Доброе утро, Джульен, – произнес ласковый женский голос. – Надеюсь, я вас не разбудила?

Густая седая борода, которой заросло почти все лицо, скрыла чудесное превращение Хайда в Джекила. Мрачное выражение исчезло, небесно-голубые глаза весело вспыхнули, а розовые губы под маленьким носом в форме тюльпана растянулись в теплой улыбке.

– Доброе утро, моя дорогая Гаме, – промурлыкал Перлмуттер. – Конечно, вы меня не разбудили. Я в восхитительном состоянии между сном и пробуждением мечтал о завтраке.

Гаме негромко рассмеялась. Четырехсотфунтовый Перлмуттер редко не думал о еде.

– Рада это слышать, Джульен, потому что мы с Полом хотели бы увидеться с вами. Мы принесем вам вкусненького.

Перлмуттер, предвкушая, облизал губы.

– Иду варить кофе. – Где я живу, вы знаете.

Он положил трубку и спустил ноги с кровати, стоявшей в алькове в огромном помещении, объединявшем спальню, гостиную и кабинет. Перлмуттер обосновался в бывшем каретном сарае, стоявшем за двумя увитыми плющом домами всего в двух кварталах от городского дома Траутов. Все стены здесь от пола до потолка были заняты полками, прогибавшимися под тяжестью книг. Груды книг лежали и на столах и стульях, громоздились на полу опасно наклоняющимися башнями и даже покрывали подножие его колышущегося водяного ложа.

Открывая утром глаза, Перлмуттер, проморгавшись, прежде всего видел то, что многие специалисты признавали самым полным собранием исторической литературы о кораблях. Ученые всего мира зеленели от зависти при мысли о его коллекции. Перлмуттер настойчиво отклонял просьбы музеев передать его собрание в их библиотеки.

Набросив на лиловую шелковую пижаму красно-золотой халат в турецких огурцах, Перлмуттер сунул маленькие ноги в мягкие кожаные шлепанцы. Прошел на кухню и поставил на огонь кофейник с кофе из Новой Гвинеи. Потом умыл лицо и почистил зубы. До краев налил в старинную чашку из лиможского фарфора густой крепкий кофе с привкусом шоколада. От пьянящего аромата у него закружилась голова.

Глоток крепкого кофе мгновенно и окончательно разбудил его. К тому времени, как прозвенел дверной звонок, Сент-Джульен чувствовал себя почти человеком. Он открыл дверь, и его улыбка исчезла, когда он увидел в руках Пола Траута картонную коробку с надписью «Пончики». Перлмуттер отшатнулся, как вампир от чеснока, и убежал бы в дом, если бы Пол не приподнял крышку.

– Всего лишь небольшой розыгрыш, – сказал он с озорной улыбкой.

– Мы купили эти вкусности в «Деликатесах» за углом, – подхватила Гаме. – Копченый шотландский лосось, блины с икрой и свежие круассаны. Конечно, с вашим кулинарным мастерством этому не равняться, но мы подумали, что в такую рань вы не захотите готовить.

Перлмуттер прижал одну руку к груди, в другую взял коробку, держа ее так, словно боялся заразиться, и провел гостей в дом.

– На минуту я повелся, – сказал он, вновь обретая свою обычную жизнерадостность. – Очевидно, вы слишком много общаетесь с этим юным прохвостом Остином. Где сейчас Курт и Джо? В последний раз я о них слышал, когда они погружались в море в копии батисферы.

– Летят в Микронезию по делу, – ответила Гаме.

– В Микронезию? – повторил Перлмуттер. – Вот место, которое я хотел бы посетить. Я слышал, там все важные события отмечают пирами с огромным количеством пищи.

Перлмуттер проводил пару на кухню, налил им две чашки новогвинейского кофе и выложил на три лиможские тарелки ранний завтрак. Все сели вокруг полированного деревянного кухонного стола – одной из немногих не скрытых книжными завалами поверхностей в этом большом доме.

– Простите за ранний звонок, – начал Пол, – но у нас срочный поиск. Мы стараемся выследить судовой журнал 1848 года китобойного судна «Принцесса» из Новой Англии. И надеемся, что вы скажете, с чего начать.

Густые брови Перлмуттера поднялись и опустились.

– Судно Калеба Ная! – воскликнул он.

Гаме откинула голову и удивленно рассмеялась.

– Вы не перестаете меня поражать, Джульен. Мы упоминаем китобойное судно, одно из сотен, и у вас на языке – имя капитана.

– Только потому, что этот молодой человек пережил приключение, оставшееся в анналах китобойного промысла. Калеб не был капитаном. Он был новичком на судне, «салагой» – так называли самых молодых членов экипажа. Он утверждал, что его проглотил кашалот. В его время эта история была широко известна.

– Разве такое возможно? – спросил Пол.

Перлмуттер задумчиво откусил от круассана и продолжил:

– Этот вопрос обсуждается со времен Ионы. Най не единственный утверждал, что его проглотил кашалот. В 1891 году, через несколько лет после приключения Ная, китобой по имени Джеймс Бартли, плававший на борту «Звезды Востока» в районе Фолклендских островов в Южной Атлантике, исчез после того, как кашалот перевернул вельбот. Когда позже экипаж разрезал кашалота, чтобы добыть ворвань, моряки обнаружили внутри живого Бартли. Его волосы и кожа побелели, предположительно от желудочного сока кашалота. Через несколько недель отдыха Бартли вернулся к работе. Так, во всяком случае, рассказывают.

– Я слышу в вашем голосе нотку недоверия, – подчеркнул Пол.

– По очевидным причинам. История Бартли одна из бессмертных, вроде снежного человека или лох-несского чудовища. Время от времени со мной связывается очередной писатель, который хочет оживить этот старый анекдот. Всех любопытных я отсылаю к трудам Эдварда Б. Дэвиса, который тщательно исследовал эту историю.

– И каковы его выводы?

– Дэвис изучил все документы об истории Бартли, какие только смог найти. Корабль «Звезда Востока» действительно существовал, но нет никаких доказательств того, что Бартли, как рассказывали, обследовали в лондонской больнице, чтобы проверить, какой ущерб нанес ему желудочный сок кашалота. Больше того, жена капитана корабля утверждала, что вся эта история – выдумка. «Звезда» не была китобойным судном, и англичане в то время не добывали китов у Фолклендских островов. Несмотря на эти противоречия, история Бартли много лет продолжала распространяться.

Пол повернулся к Гаме.

– Ты у нас морской биолог в семье. Может кашалот проглотить человека?

– У кашалотов находили в желудке гигантских кальмаров, так что физиологически это возможно.

Перлмуттер положил в рот кусок лосося, вытер губы и объявил, что пища пригодна к употреблению.

– Дэвис пришел к выводу, что Бартли использовал свою от природы светлую кожу. Он воспользовался названием подлинного корабля, напечатал несколько сообщений в местной прессе и даже, возможно, уговорил друга выдать себя за капитана. Очевидно, он выступал в бродячем цирке, называя себя «Ионой двадцатого века».

Гаме задумчиво нахмурилась.

– Замечательно, – сказала она, – но какое это имеет отношение к Калебу Наю и «Принцессе»?

Перлмуттер отодвинул пустую тарелку и встал из-за стола. Он знал, где найти любой предмет в своем обширном собрании. Джульен открыл высокий металлический контейнер, объяснив, что тот не пропускает влагу и в нем можно контролировать температуру – здесь хранились документы; Перлмуттер достал плакат размером два на три фута. На плакате огромными буквами было набрано объявление:

КАЛЕБ НАЙ, ЖИВОЙ ИОНА, ДАЕТ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ В ПЕРВОЙ МЕТОДИСТСКОЙ ЦЕРКВИ В ВУСТЕРЕ, МАССАЧУСЕТС

На сделанном от руки рисунке кашалот нападал на китобойный вельбот.

– Я считаю, что Бартли услышал о шоу Ная и решил устроить такое же, – предположил Перлмуттер. – Получив очередной запрос от писаки из таблоида, я решил пойти дальше исследований Дэвиса. И обнаружил, что за пятьдесят лет до появления Бартли Най был звездой бродячего шоу, которое представляло его современным Ионой.

Гаме вступила в разговор:

– Значит, история Ная была ранней версией той же выдумки?

Перлмуттер потянул себя за бороду.

– Думаю, нет. В отличие от Бартли Най действительно плавал на борту китобойного судна в Тихом океане, и свидетели подтвердили, что его проглотил кашалот. Заявление об этом подписал капитан судна Горацио Доббс, а другие члены экипажа подтвердили, что история правдивая. Думаю, Бартли использовал историю Ная. К несчастью, скептическое отношение к его истории отразилось и на истории Ная. Вы сказали, что ищете журнал «Принцессы» за 1848 год?

– Верно, – подтвердил Пол. – Мы надеялись, что вы поможете нам его найти.

– Очень мудро с вашей стороны. Предлагаю вам начать с Рэйчел Доббс.

– Рэйчел – родственница славного капитана? – спросила Гаме.

– Его прапраправнучка. Она живет в Нью-Бедфорде и работает куратором музея Доббса. Исследуя эту тему, я беседовал с ней.

Пол сказал:

– Мы можем быть там через пару часов.

– Великолепно. Я ей позвоню.

Перлмуттер заглянул в свой «Ролодекс»[220] и набрал номер. Он дружески поговорил с кем-то, повесил трубку и сказал:

– Она ждет вас в три часа, но у нее есть и хорошие, и дурные новости. Хорошая новость такова: журнал 1848 года отдали Калебу Наю. Дурная новость – пожар уничтожил всю библиотеку Ная.

– Полагаю, мы не едем в Нью-Бедфорд, – сказал Пол, медленно покачав головой.

– Почему вы, жители Новой Англии, все такие пессимисты? – спросила Гаме.

– Потому что реалисты. Без судового журнала мы не знаем, где «Принцесса» останавливалась после Понпеи.

– Верно, – согласилась Гаме. – Но, может, если сосредоточиться на Калебе Нае, судовой журнал нам не понадобится.

– Конечно, – подхватил Пол, щелкнув пальцами. – У Калеба на судне были свидетели. Он сотням людей рассказывал о своих переживаниях. Мы можем найти кого-нибудь, кто знает подробности плавания.

– Стоит поговорить с мисс Доббс, – повторил Перлмуттер. – Кстати, вы так и не объяснили, почему вас интересует журнал.

Пол сказал:

– Это долгая история, Сент-Джульен. Расскажем за обедом, когда вернемся. Вы выбираете, мы угощаем.

Это предложение заставило Перлмуттера забыть о журнале, чего и добивался Пол.

– Я собирался опробовать новый французский ресторан у Уотергейта, – поспешил он сказать. – Но вернемся к делу.

Он порылся на нескольких полках и начал доставать книги. Через несколько минут Трауты вышли из каретного сарая, неся груды книг из собрания Перлмуттера. Их сложили на заднем сиденье «Мини Купер Клабмен» – машины, которую они использовали для поездок по городу.

Возвращаясь домой, Пол предположил:

– Не хочется опять быть пессимистом, но Курт и Джо взялись за трудную задачу. Найти исчезнувшую лабораторию им, возможно, не удастся. Мы могли бы делать что-нибудь более существенное, чем гоняться за китобоем из девятнадцатого века, чьи приключения могут иметь отношение к нашему делу, а могут и не иметь.

Гаме кивнула.

– Я понимаю, что эта поездка может оказаться потерей ценного времени, но один факт не изменить.

– Что именно?

– Калеб Най – единственная наша зацепка.

Глава 32

Самолет со скоростью шестьсот миль в час летел на запад над Североамериканским континентом, в салоне было тихо, все пассажиры крепко спали на высоте сорок три тысячи футов.

Первой уснула Сун Ли, за ней Завала, растянувшийся на мягком кресле. Курт Остин немного почитал, потом отложил папку Кейси и посмотрел на Ли, спавшую на диване. Из-под одеяла высовывались ее ноги. Остин поправил одеяло, потом прошел в кабину пилотов и по радио связался со старшим в технической службе аэропорта в Лос-Анджелесе. Вернулся, сел в другое кресло и через несколько минут крепко уснул.

Когда пассажиры вышли из самолета размять ноги, техник уже ждал их. Он протянул Ли пакет. По просьбе Остина он посоветовался с женой, и та подобрала одежду, чтобы Ли смогла сменить прокоптившиеся футболку и шорты, которые были на ней еще с Боунфиш-Ки.

Открыв мешок, она радостно вскрикнула и бросилась в ангар примерять одежду. Перед этим она быстро приняла душ; переодевшись, она сделала короткий телефонный звонок, и самолет снова направился в Гонолулу. Когда Калифорния исчезала из виду, Ли подошла и села рядом с Остином, который обсуждал с Завалой карты и схемы из пакета лейтенанта Кейси. На ней были строгие черные хлопчатобумажные брюки и белая блузка без рукавов, подчеркивающая изящную фигуру.

– Я узнала, что это вы организовали доставку мне новой одежды, – сказала она. – Большое спасибо, Курт. Все прекрасно подошло.

– Моряки умеют на глазок определять размер, – сказал Остин.

Он увидел, что Завала неслышно произносит «Здорово!», и понял, что сравнил стройное тело Ли с корабельным килем. Быстро сменив тему, он продолжил:

– Вот чертежи подводной лаборатории доктора Кейна. Вы можете по этому плану сказать, что где происходит?

– Возможно, в общих чертах. – Она осмотрела диаграммы. – Назначение этих сфер, обозначенных как «жилые помещения» и «администрация», понятно. Обозначения «лаб» и «выращивание материала» не так очевидны.

– У нас много времени. Я хотел бы услышать всю историю, Сун.

Она задумалась и сказала:

– Представьте себе проект «Медуза» пьесой в трех действиях. Первое действие – базовые исследования токсина медузы в Боунфиш-Ки. Второе действие – практическое применение этих исследований для синтеза вакцины, чем и занимались в «Рундуке Дэви Джонса». Третьим действием стало бы производство в особых центрах вакцины в больших количествах. Мы находились в антракте между вторым и третьим действиями.

– Почему вы достигли большего успеха, чем другие лаборатории, работавшие в области морской биотехнологии? – спросил Остин.

– Потому что доктор Кейн гений, – объявила Ли. – Он собрал лучших специалистов в системной биологии. В исследованиях сочеталось изучение протеина, геномика и математика. В лабораториях использовались самые мощные компьютеры для сведения результатов.

– Чем же этот подход отличается от обычного?

– Разница такая же, как если смотреть в телескоп и видеть картину обоими глазами. У лаборатории сотни глаз, которые собирают информацию и поставляют ее в компьютерный мозг для анализа. И даже при этом потребовались огромные усилия, чтобы расшифровать молекулярное строение токсина медузы и оценить иммунный ответ, который он вызывает в живом организме.

– Доктор Кейн упомянул о создании более крупной и ядовитой генетически модифицированной медузы, – сказал Остин.

Ли кивнула.

– Он хотел создать более сильный токсин и более приспособленный организм.

– Я так понимаю, что чем больше медуза, тем больше яда, с которым можно работать. А как насчет биолюминесценции?

– Яркость свечения медузы показывает, что происходит с молекулярными процессами. Это как биологический термометр. Мы ставили перед собой цель произвести как можно больший объем вакцины. Мы перенесли гены, производящие существенные компоненты, в бактерию, которую можно быстро выращивать для получения вакцины.

– Доктор Кейн сказал, что токсин медузы не убивает организм, но парализует добычу и держит ее здоровой и свежей.

– Антивирус должен убивать болезнетворный организм без вреда для хозяина. Токсин медузы идет дальше, он защищает организм хозяина и сохраняет ему здоровье. Этот процесс называется гормезисом. Небольшие дозы токсина заставляют работать защитные механизмы, он даже предотвращает старение. Он действует так же, как упражнения: укрепляет тело, что ведет к повышению скорости метаболизма.

– То, что не убивает нас, делает сильнее, – процитировал Остин.

– Очень точное описание, – согласилась Ли.

– Может ли гормезис иметь отношение к нью-бедфордской аномалии?

– Он может объяснить ее. Примененный в нужных количествах токсин медузы мог восстановить здоровье субъектов и даже обеспечить долголетие. – Ли наклонила голову. – Теперь позвольте задать вопрос вам.

– Пожалуйста.

– Вы, Джо и Трауты, очевидно, когда-то работали вместе. Кто вы такие?

Остин ответил так, чтобы удовлетворить любопытство Ли, не слишком раскрывая внутренние механизмы действия группы.

– Мы члены особой группы НУМА, исследующей загадки океана, то, что выходит за рамки нормальных возможностей.

– Наша загадка определенно из этой категории, – сказала она. – Спасибо за откровенность.

– А вам спасибо за рассказ о работе лаборатории. Поговорим о новом вирусе инфлюэнцы. Насколько тяжелым будет положение, если эпидемия выйдет за границы Китая?

– Очень тяжелым. ТОРС поразил около восьми тысяч человек, и примерно тысяча из них умерла. Если вирус проникнет в вашу страну, он убьет минимум двести тысяч человек.

– А максимум?

– Вероятно, миллионы. Но даже если речь идет о сотнях тысяч, эпидемия подорвет систему здравоохранения любой страны, где возникнет. Погибнут прежде всего медицинские работники, и это усугубит катастрофу. Общий итог для индустриального мира – почти семьсот тысяч погибших и более двух миллионов госпитализированных… в лучшем случае. Развивающиеся страны пострадают значительно сильней. Общий ущерб может составить триллион долларов.

Остин слушал эту мрачную статистику, и на его челюстях играли желваки.

– Вы описали глобальную катастрофу, Сун.

– Это еще мягко сказано. Общемировое медицинское сообщество много лет обеспокоено вирусом гриппа. Вирус даже без посторонней помощи способен преобразовываться, менять генетическую структуру, поражать даже тех, у кого есть иммунитет.

– Извлекая ответ прошлых эпидемий, медицина заметно развилась и усовершенствовалась.

– Средства транспорта тоже, – заметила Ли. – Носитель инфекции, заразившийся в США или Китае, за несколько часов может оказаться в любой точке планеты. Существующие вакцины бесполезны, поэтому так важно разработать вакцину на основе токсина медузы.

– Как распространяется новый вирус?

– Старый вирус распространялся при контакте. Мутировавший штамм тоже может так распространяться, но, что более тревожно, он распространяется и через воду.

– Вы хотите сказать, что он может попасть в пресную воду?

– Да, это возможно.

– А значит, его можно ввести в питьевую воду.

– Что очень затруднило бы контроль за его распространением. Воду пьют все, а личные контакты – дело случая. Но и тот, и другой путь исключительно заразны. Возможно, заразится все человечество.

Этот сухой отчет эмоционально истощил Ли, и она ожидала, что Остин разделит ее пессимизм. Но, к ее удивлению, он сказал:

– Спасибо за анализ, доктор Ли, но мы не можем допустить такого.

– Что вы собираетесь делать?

– Найдя лабораторию, убедимся, что ее штат в порядке. Потом возобновим исследования, пусть производство вакцины продвинется вперед. А потом займемся триадой. Как тебе это, Джо?

– Мне кажется, перед этим нужно подкрепиться. Посмотрю, что можно сделать на камбузе.

Остин подвел итоги обсуждения так спокойно, словно говорил о плане футбольного матча. Завала занялся завтраком. На лицах мужчин Ли не видела никаких признаков крайнего беспокойства или отчаяния, только спокойную решимость и стальную волю.

Впервые с тех пор, как она узнала об исчезновении «Рундука Дэви Джонса», у нее появилась надежда.

Глава 33

Траутам пришлось ждать свободного самолета НУМА почти до вечера, но перелет из Вашингтона в Нью-Бедфордский аэропорт занял всего час. С помощью указаний Гаме Пол провел их арендованный джип мимо красивых старых домов Каунти-стрит и свернул на подъездную дорогу в форме подковы. Вывеска на доме в стиле греческого возрождения, выкрашенном в ореховый и горчичный цвета, свидетельствовала, что здесь размещается «Музей и сады капитана Горацио Доббса».

Трауты поднялись на крыльцо, миновали высокие дорические колонны и позвонили в колокольчик. Дверь открыла женщина средних лет.

– О боже, – сказала она; улыбка ее исчезла. – Я думала, это электрик.

Гаме сказала:

– Боюсь, что нет. Мы из Национального агентства подводных и морских работ. Это мы сегодня звонили из Вашингтона.

Ее улыбка вернулась.

– Ах да, друзья мистера Перлмуттера. Сент-Джульен прекрасный человек. Заходите. Я Рэйчел Доббс. Простите мою растерянность. Фонд Доббса арендовал на сегодня патио, чтобы провести джазовый концерт, но возникли проблемы со звуковой системой.

Трауты вошли в вестибюль с высоким потолком и вслед за Рэйчел прошли по длинному коридору. Паркет был натерт до зеркального блеска. Рэйчел остановилась перед парным портретом маслом. На одной картине бородатый мужчина – строгие серые глаза над орлиным носом – держал в больших руках секстант. На втором портрете была женщина в темном бархатном платье с простым кружевным воротником, обнимавшим изящную шею. Большие карие глаза смотрели спокойно. На губах играла легкая улыбка, словно из-за какой-то тайной шутки.

– Это мои прапрапрадедушка и бабушка. Капитан Горацио и Хепса Доббс, – представила Рэйчел.

У Хепсы и Рэйчел были одинаковые волосы морковного цвета.

– Поразительное сходство, – удивился Пол.

– Рыжие волосы – подарок от Хепсы – мне нравятся, но я предпочла бы обойтись без носища капитана, – сказала Рэйчел. – Как видите, нос заметный.

Рэйчел Доббс провела Траутов по дому, называя членов семьи на портретах, висевших вдоль стен. Мужчины были в широкополых квакерских шляпах, женщины в скромных чепчиках.

Рэйчел показала витрину, в которой лежала потрепанная шляпа.

– Это счастливая шляпа капитана. Он носил ее во всех китобойных экспедициях.

Через широкую дверь они вышли в английский сад, обсаженный кустами роз. Рэйчел усадила Траутов под зонтиком во дворе и принесла стаканы – чай со льдом.

– Спасибо за экскурсию, – сказала Гаме. – Прекрасный дом.

– Капитан с женой переехали сюда с Джонни-Кейк-Хилл. Торговцы ворванью хотели жить в домах, которые соответствовали бы их положению в обществе. Ну-с, чем могу помочь? Сент-Джульен по телефону сказал, что вас интересует один из судовых журналов капитана.

– Мы получили запрос от вирусолога, который интересуется эпидемией, поразившей китобойный флот в 1848 году, – объяснила Гаме. – Мы разыскиваем судовые журналы этого года, чтобы найти упоминания об этом событии.

Рэйчел приподняла брови.

– Плавание 1848 года было последней китобойной экспедицией капитана. После этого он больше не выходил в море.

– Это ведь странно, да? – спросил Пол. – Из того, что мы слышали, следует, что ваш прадед был чрезвычайно успешным китобоем.

– Вероятно, в свое время он был лучшим. Вы правы: весьма странно, что он отказался от моря в самый успешный период своей карьеры. Он привез из первого плавания «Принцессы» полный трюм ворвани и мог набрать любой экипаж. Но заявил, что хочет больше времени проводить с женой, на которой женился перед своей последней экспедицией.

– Я не виню его в том, что он хотел остаться дома, – поддержал его Пол. – Ваша прапрапрабабушка была красавицей.

Рэйчел вспыхнула от этого завуалированного комплимента.

– Спасибо. Капитан начал работать на семью Ротч. Они изобрели модель вертикальной интеграции, которую все еще используют транснациональные корпорации, и применили ее к китобойному промыслу. – Она ненадолго замолчала, потом продолжила: – Согласно преданиям семьи Доббсов в последнем плавании произошло нечто такое, что изменило взгляды капитана.

– Судя по лицу капитана на портрете, это человек, которого нелегко испугать, – заключил Пол.

– Не стану спорить, мистер Траут. Прежде чем пробиться наверх, капитан был гарпунером. Человек, который, стоя в хрупкой лодке, вступает в бой с семидесятифутовым кашалотом, не может быть слабохарактерным.

Гаме подалась вперед.

– Мог ли случай с Калебом Наем иметь отношение к решению капитана? – спросила она.

Рэйчел покачала головой.

– Случай с Наем дал капитану возможность рассказывать удивительную историю, когда он встречался с другими капитанами.

– Кажется, вы сказали Сент-Джульену, что журнал 1848 года погиб, – сказала Гаме.

– К несчастью, да, – со вздохом подтвердила Рэйчел. – Когда сгорел дом Калеба, вместе с ним обратилась в пепел и его библиотека о китобоях. Должно быть, утрата любимой библиотеки разбила ему сердце. На месте дома Ная в Фэйрхэвене теперь дом для престарелых.

– Странно, что капитан отдал судовой журнал одному из членов экипажа, – не отступала Гаме.

– Вовсе нет. Капитан знал о книжном собрании Калеба. К тому же этих двоих людей связывали тесные и своеобразные отношения. Говорят, капитан чувствовал личную ответственность за тяжелое состояние молодого человека. Он написал особое заявление, подтверждающее правдивость рассказа «Ионы». Его читали на представлениях, и это помогло Калебу разбогатеть.

– Калеб написал книгу о своем приключении?

– Нет, насколько мне известно. Он много лет выступал со своим шоу под руководством кого-то вроде Ф. Т. Барнума – некоего Стрейтера. На представлениях они продавали брошюры. Вероятно, это было выгодней, чем книга. О Калебе должны были много писать. Для начала можете порыться в старых газетах.

В дверь позвонили. Извинившись, Рэйчел ушла открывать и вскоре вернулась.

– Пришел электрик. Можем поговорить позже, если подождете.

– К сожалению, у нас очень мало времени, – сказала Гаме. – Нет ли у вас других соображений, как больше узнать о Калебе Нае?

– Можете начать с нашего подвала. У нас есть часть диорамы, которую Най использовал на представлениях. Он отдал диораму в библиотеку, но там не нашли места и передали ее нам. Хотя у нас ее тоже некуда девать. Пожалуй, я могу вам ее показать, когда освобожусь. Между тем в Нью-Бедфорде есть музей китобойного промысла и различные исторические общества. Есть еще один выход, хотя я не уверена, стоит ли предлагать его вам, так как у вас нет времени.

– Мы хватаемся за соломинку, – воодушевился Пол. – Попробуем.

– Что ж, – сказала Рэйчел, пожав плечами. – Вы могли бы поговорить с Харви Бриммером. Он торгует антикварными документами возле Сименс-Бетел на Джонни-Кейк-Хилле. Время от времени у него обнаруживаются поразительные старые документы.

– А почему вы не решались предложить нам обратиться к мистеру Бриммеру? – спросил Пол.

– Харри берет деньги авансом, но не возвращает их, если документ не найден. Ходили и слухи о подделках и торговле крадеными бумагами, но они либо не подтверждались, либо он слишком скользкий, чтобы его поймать. Я думаю, верно последнее.

– Спасибо за предостережение, – поблагодарил Пол. – Мы будем осторожны, если случится беседовать с мистером Бриммером.

– Пожалуйста, не говорите Харви, что это я назвала его имя. Он воспримет это как разрешение использовать имя Доббса в своей рекламе.

Трауты сделали крупный вклад в фонд музея. По дороге к выходу Рэйчел остановилась перед гравюрой с изображением большой текстильной фабрики.

– Это фабрика Доббса. Вложив свои средства в производство текстиля, капитан еще больше разбогател. Он был очень здоровым человеком и прожил бы долго, если бы его не убил упавший на него ткацкий станок. Удачи вам в ваших исследованиях, – пожелала она на прощание и поспешила к электрику.

– Разве Сун Ли обращалась в поисках журнала не к Бриммеру? – спросил Пол.

– Я уверена, что его имя упоминалось, – ответила Гаме. – Может, нам повезет больше, чем ей.

Выйдя из дома Доббса, Трауты направились к берегу. Прежнее сердце китобойного промысла за столетия уменьшилось до нескольких кварталов исторических зданий. Соединенные булыжными мостовыми, старые банки и торгующие судовой утварью лавки, когда-то обслуживавшие китобоев, теперь переключились на рыболовные суда и обрабатывающие предприятия, стоящие по берегам реки Акушнет.

Лавка Бриммера помещалась в первом этаже дощатого трехэтажного здания. Из-под облупившейся красной краски проступала прежняя серая, а вывеска над дверью так выцвела, что почти невозможно было разобрать надпись «Х. Бриммер. Старинные книги, марки и документы».

Трауты вошли в лавку и подождали, пока глаза привыкнут к тусклому освещению. Вдоль стен, украшенных картинами, изображавшими различные стороны китобойного промысла, высились шкафы. Посреди комнаты стоял большой деревянный стол с несколькими настольными лампами под зелеными абажурами. На столе лежали десятки карт разных размеров.

В ответ на звон колокольчика на входной двери открылась внутренняя дверь, и появился худой невысокий мужчина. Он воззрился на Траутов сквозь толстые стекла очков. Посетители не походили ни на любителей редкостей, ни на туристов, обычных посетителей магазина. Пол, с его шестью футами восемью дюймами, просто был выше большинства мужчин, а Гаме обладала не столько красотой, сколько разительным, магнетическим обаянием.

– Добрый день, – сказал мужчина с улыбкой. – Я Харви Бриммер. Чем могу помочь?

Бриммер мог бы играть сельского аптекаря в фильме Фрэнка Карпы.[221] Ниже среднего роста, сутулый, как будто много времени провел за письменным столом. Редкие волосы с проседью разделены посередине пробором. Одет строго – серые брюки и белая рубашка. И синий галстук с китами, завязанный крупным треугольным виндзорским узлом.

– Я Пол Траут, а это моя жена Гаме. Мы ищем любые материалы о Калебе Нае, какие могут у вас найтись.

Водянистые голубые глаза Бриммера за очками в тонкой стальной оправе округлились.

– Калеб Най! Да, сегодня не часто услышишь это имя. Откуда вы узнали о местном Ионе?

– Мы с женой увлекаемся китобойной историей. Имя Ная нам встретилось в связи с капитаном Горацио Доббсом. Мы ехали в музей китобойного промысла и увидели вашу вывеску.

– Что ж, вам повезло. Могу предложить буклеты его странствующего шоу. Они хранятся в моей мастерской.

– Нет ли у вас какого-нибудь судового журнала «Принцессы», уцелевшего, когда сгорела библиотека Ная? – спросила Гаме.

Бриммер нахмурился.

– Этот пожар – трагедия. Как антиквар я могу только догадываться, какие редкие тома были в этой библиотеке. Но все они погибли. Возможно, мне удастся раздобыть судовой журнал «Принцессы». Она плавала много лет, прежде чем стала частью флота, затопленного в Гражданскую войну в Чарльстонской гавани. Судовые журналы разошлись по музеям и частным коллекциям. Если я начну поиски, мне потребуется аванс.

– Разумеется, – согласилась Гаме. – Сможете найти журнал за 1848 год?

Бриммер за очками прищурился.

– Почему именно этот?

– Это была последняя китобойная экспедиция капитана Доббса, – ответила она. – Мы готовы заплатить любую сумму.

Бриммер двумя пальцами сжал подбородок.

– Думаю, я смогу вам помочь.

– Значит, журнал не погиб? – спросил Пол.

– Возможно, нет. Существует малоизвестная история о Калебе Нае. Он женился на фэйрхэвенской девушке, но ее семья была недовольна тем, что она вышла замуж за этого странного человека, хотя он и был богат. Поэтому о браке не говорили. У Ная даже была дочь, получившая в приданое часть книг из его библиотеки. У меня есть связи, с помощью которых я в состоянии это проверить, но мне потребуется несколько часов. Я могу вам перезвонить?

Пол протянул Бриммеру свою визитку с номером телефона.

Бриммер увидел логотип.

– НУМА? Великолепно! Запрос от вашего знаменитого агентства способен открыть любые двери.

– Пожалуйста, сообщите нам, как только что-нибудь узнаете, – сказал Пол.

Гаме подписала договор и выписала чек.

Все трое обменялись рукопожатиями.

* * *

Харви Бриммер смотрел сквозь витрину, как уезжают Трауты, потом повесил на дверь табличку «Закрыто» и ушел в свой кабинет за торговым залом. Карты и документы в его магазине все были непомерно дорогими копиями и дешевым «антиквариатом», рассчитанными на туристов.

Бриммер взял телефон и набрал номер.

– Харви Бриммер, – назвал он себя человеку на другом конце линии. – Несколько дней назад мы говорили о редкой книге. У меня сейчас были покупатели, интересующиеся тем же предметом. Цена может вырасти. Да, я могу подождать вашего звонка. Но не слишком тяните.

Харви повесил трубку и, довольный, откинулся на спинку стула. Он помнил, как его впервые спросили о судовом журнале «Принцессы» за 1848 год. Несколько лет назад звонила молодая женщина из Гарварда. Он ответил, что поищет, но она не могла ждать, поскольку возвращалась на родину, в Китай. Он не вспоминал об этом, пока несколько недель назад в магазин не зашел восточный человек – в поисках того же самого журнала. Молодой, не похожий на покупателя, скорее на гангстера, он не скрывал своего недовольства, когда Бриммер сказал, что журнала у него нет.

Бриммер не мог знать, что посещение молодого человека – следствие звонка Сун Ли из Боунфиш-Ки доктору Чуаню. Ли упомянула о нью-бедфордской аномалии. Она сказала своему учителю, что этот медицинский курьез имеет прямое отношение к ее работе и что она собирается побывать в Нью-Бедфорде и повидаться с продавцом антикварных книг Бриммером.

Следуя инструкциям, доктор Чуань передавал все подробности разговоров с молодой женщиной-эпидемиологом. Через несколько минут в общественный клуб в китайском квартале Бостона пришел приказ побывать в магазине Бриммера. И вскоре главарь местного отделения «Призрачных дьяволов» зашел в его магазин и сказал, что ищет судовой журнал «Принцессы» за 1848 год.

А теперь явились двое из НУМА.

Бриммер не знал, что происходит, но для торговца нет ничего лучше соперничества между покупателями. Он начнет действовать и сделает несколько звонков. Он соберет со всех трех участников авансы и предложит им что-нибудь другое. Приманивать и хватать он умеет. В последнее время дела шли неважно, а тут обстоятельства сулили прибыльный день.

Бриммер не знал, что это будет его последний день.

* * *

Трауты вышли из полутемного магазина на солнечный свет и поднялись на Джонни-Кейк-Хилл к Сименс-Бетел. Бросили несколько купюр в ящик для пожертвований и зашли в старую церковь китобоев. Кафедра в последние годы была переделана и напоминала корабельный нос, как во времена Германа Мелвилла.

Пол дождался, чтобы вышли несколько туристов, и обратился к Гаме.

– Что думаешь о Бриммере.

– Что он скользкий старый угорь, – ответила она. – Мой совет – не надеяться, что он нам что-нибудь найдет. Он возьмет первый попавшийся судовой журнал, подделает дату и попытается продать нам.

– Заметила, как изменилось у него лицо, когда мы упомянули журнал капитана Доббса за 1848 год?

– Не могла не заметить! Дружелюбие как рукой сняло.

Пол смотрел на мраморные таблички, развешанные по стенам; на них были написаны имена капитанов и матросов, погибших в далеких морях и океанах.

– Эти старые китобои были крепкие ребята, – сказал он.

– Некоторые оказались крепче прочих, – заметила Гаме, – если верить рассказу Сун Ли о бедфордской группе.

Пол поджал губы.

– Это медицинское диво – мостик из прошлого в настоящее. Я бы хотел прочесть статью, которую Ли написала в Гарварде.

Гаме достала из сумочки смартфон.

– Помнишь имя профессора Ли в Гарварде?

– Как я мог забыть? – с улыбкой ответил Пол. – Его зовут Кодмен.

– Траут… Код… Почему почти у всех жителей Новой Англии «рыбьи» фамилии?[222]

– Потому что наши отцы не ценители вин, – съязвил Пол.

– Тише! – сказала Гаме.

Она набрала в строке поисковика «медицинский факультет Гарвард», добавила фамилию «Кодмен» и позвонила по номеру, появившемуся на экране. На звонок ответил мужчина, назвавшийся Лисандером Кодменом.

– Здравствуйте, доктор Кодмен. Меня зовут доктор Гаме Морган-Траут. Я подруга доктора Сун Ли. Надеюсь, вы ее помните.

– Доктора Ли? Как я могу забыть эту выдающуюся молодую женщину? Как она поживает?

– Мы виделись вчера, и у нее все было хорошо. Она работает с моими коллегами из НУМА, но вспомнила статью, которую написала в Гарварде и представила вам. Статья имеет отношение к некоему медицинскому феномену… так называемой «нью-бедфордской аномалии».

– О да, – подтвердил Кодмен. Гаме слышала, как он усмехнулся. – Весьма необычная тема.

– Мы сказали Сун Ли, что будем по соседству, и она попросила нас с мужем взять экземпляр статьи. Свой оригинал она потеряла.

У профессора не было причин хранить в тайне работу одного из сотен аспирантов, прослушавших его курс, но он сказал:

– Обычно я не храню работы аспирантов, но тут тема была такая необычная, что я сохранил статью в своей «Книге мертвых» – так Чарлз Форт[223] называл утверждения, которые нельзя ни доказать, ни опровергнуть.

Гаме показала большой палец Полу.

– Большое спасибо, профессор. Если удобно, мы будем у вас примерно через час.

Она ввела в свой «Блэкбери» адрес кабинета Кодмена, и они с Полом вышли из церкви и направились к машине. Через несколько минут они уже выехали из города и двигались на север.

Глава 34

По громкой связи послышался голос пилота.

– Жаль будить вас, друзья, но мы приближаемся к Понпеи и через несколько минут сядем. Пожалуйста, пристегните ремни.

Остин зевнул и посмотрел на Завалу, который мог бы спать и в землетрясение. Потом посмотрел в окно на посадочную полосу на острове Декетик и на милю мощеной дороги, соединявшей этот остров с главным. Небо было чистое, если не считать редких облаков.

– Добро пожаловать на Бали Хай, – сказал Остин Сун Ли, которая, проснувшись, терла глаза.

Ли наморщила лоб, не понимая ссылки на таинственный остров из «Юга Тихого океана».[224] Она прижалась носом к иллюминатору. Остров под ними, почти круглый, окружал узкий барьер рифов, а внутри рифов виднелась обширная поразительно голубая лагуна. Возвышавшаяся над островом вершина поросла роскошными зелеными лесами со множеством водопадов.

– Какая красота! – сказала она.

– Несколько лет назад я побывал здесь с исследовательским судном НУМА, – сказал Остин. – Высокая вулканическая вершина – это гора Нана-Лауд. Она дала европейским исследователям основание назвать это место островом Вознесения. Вершина словно возносится к самому небу.

– Есть ли в мире место, где вы не были? – полюбопытствовала Ли.

– Если говорить об океанах, я был везде, – ответил Остин. – Посмотрите, на южном берегу острова можно увидеть развалины старого города Нан-Мадол. Этот город называют тихоокеанской Венецией. Возможно, покончив с другими делами, мы сможем исследовать этот город. Вот что я вам скажу. Мы поужинаем в ресторане с видом на океан, и я познакомлю вас с сакау. Это местная огненная вода, которую туземцы делают из перечных деревьев.

Сун с любопытством смотрела на суровое лицо Остина. Перспектива возвращения в Нан-Мадол волновала его, как школьника. То, что ему предстоит геркулесов подвиг и что в его руках жизни сотен тысяч людей, казалось, нисколько его не беспокоит. «Его уверенность в себе, должно быть, заразительна», – подумала она, потому что сказала:

– Да, это было бы прекрасно. Может, мы уже очень скоро навестим Нан-Мадол. Я думаю, он имеет отношение к тем другим делам, о которых вы упомянули.

– Какое, доктор Ли?

– Сохранился необычный коротенький рассказ первого помощника «Принцессы». Когда экипаж заболел, китобоец вынужден был пристать к острову, хотя было известно, что островитяне относятся к морякам враждебно. Бросив якорь, капитан и первый помощник ненадолго отлучились на берег, чтобы посмотреть, есть ли там туземцы. Они никого не встретили, но увидели развалины. Капитан обратил внимание на резьбу по камню и сказал, что она похожа на ту, что он видел в храме в Нан-Мадоле.

– Значит, если мы найдем остров с руинами, похожими на Нан-Мадол, можно полагать, что туда заходила «Принцесса», – догадался Остин.

– Я тоже так думаю, – согласилась Ли.

– Но как это поможет нам найти лабораторию? Не забудьте, доктор Ли, именно по этой причине мы сейчас в Микронезии.

– Да, знаю. Но в Боунфиш-Ки я слышала, что в полевой лаборатории заканчивался запас голубых медуз и необходимо было найти новые места их обитания.

– Кейн сказал, что удалось вывести мутировавший штамм, – сказал Остин. – Зачем тогда новые исходные организмы?

– В то время не было уверенности, что мутантный вид – решение задачи, – уточнила Ли, – и поэтому нужны новые подходы. Существовал план сбора медуз из нового источника. Если лаборатория продолжает работать над вакциной, ей нужны медузы. А значит, если мы найдем источник медуз, лаборатория где-то поблизости.

– Доктор Кейн должен был знать, где этот новый источник?

– Не обязательно. Повседневная деятельность была почти полностью передана доктору Митчелл.

Остин ненадолго задумался, потом сказал:

– Я знаю проводника по имени Джереми Уиттлз. Он живет в Колонии – это столица Понпеи и самый большой поселок на острове. Когда я в прошлый раз был здесь, он водил меня к руинам. Он энциклопедически образован по Нан-Мадолу. Думаю, стоит поговорить с ним. Может, он знает что-то полезное.

Самолет сделал последний круг и совершил блестящую посадку, коснувшись полосы без единого толчка. В конце полосы он развернулся на сто восемьдесят градусов и подъехал к терминалу.

О фюзеляж стукнулся съемный трап. Остин распахнул дверь и вышел из самолета, наполнив грудь теплым воздухом, благоухающим тропическими цветами. Он словно попал в парную, но после долгих часов в кондиционированном салоне никто не жаловался на жару и влажность.

Вежливый таможенник поставил в паспорта штамп и приветствовал всех на земле Федеративных Штатов Микронезии. Паспорт Ли остался в Боунфиш-Ки, но из государственного департамента позвонили в Гонолулу, и Ли ждал временный паспорт, с которым ее допустили в Микронезию.

В вестибюле было пусто, если не считать человека, державшего в руках квадратный лист картона с надписью «НУМА». Он был в бейсболке, мешковатых шортах, сандалиях и белой футболке с изображением лазурного прямоугольника с четырьмя белыми звездами, флага Микронезии.

Остин представился и назвал своих спутников.

– Рад знакомству, – сказал человек. – Энсин Фрэнк Дэйли. Прошу прощения за маскировку. Местные привыкли к флотской форме, но эту операцию мы стараемся сохранить в тайне.

Несмотря на одежду, прямая осанка, аккуратная короткая стрижка, гладко выбритый подбородок – все выдавало в Дэйли военного.

– Вы прощены, энсин, – произнес Остин. – Что вы для нас приготовили?

– Вас ждет вертолет, чтобы доставить в поисковую группу на мой корабль, крейсер «Конкорд».

Направляясь к серому ожидавшему их вертолету, Остин спросил у Дэйли, каковы успехи поисковиков.

– Мы осмотрели сотни квадратных миль с воды и с воздуха, – ответил энсин. – Пока ничего.

– Использовали звуковые буи, чтобы прослушивать подводную связь? – спросил Остин.

Дэйли похлопал «Поморника» по носу.

– Эта птичка построена для борьбы с подводными лодками. У нее новейшее акустическое оборудование. Данные с ее сенсоров идут на корабль, в компьютерную сеть. Пока ничего нет, сэр.

– Тщательно ли исследовали место, где находилась лаборатория? – спросил Завала.

– Так тщательно, как только можно с помощью ДУА, – сказал Дэйли.

– Я слышал, в поисках помогает судно НУМА, – сказал Завала. – Посмотрю, нельзя ли взять их погружаемый аппарат и самому осмотреть место.

Остин думал о своем разговоре с Ли.

– У доктора Ли есть след, который мы хотели бы проверить на острове, – сказал он. – Можете подвезти Джо и несколько часов полетать с нами?

– Мне сказали, что в вашем распоряжении весь флот, мистер Остин, – объявил Дэйли. – Вертолет делает двести миль в час. Можем вернуться на остров в любое время.

Остин повернулся к Завале, который начал грузить в вертолет их багаж.

– Сун выкопала кое-какие интересные материалы о Нан-Мадоле, – сказал он, – и это может иметь отношение к лаборатории. Займешься поисками, пока мы скоренько поглядим, что и как?

– Погоди, Курт. Ты уединяешься с красавицей доктором Ли, а меня оставляешь копаться в грязи. Что неправильно в этой картине, напарник?

– Ничего, насколько я могу судить, напарник, – ответил Остин.

– Должен признать, ты, пожалуй, прав, – с улыбкой согласился Завала. – Увидимся через несколько часов.

Они с Дэйли поднялись в вертолет. Заработали два двигателя «Дженерал электрик», и винты начали набирать скорость. Вертолет длиной шестьдесят пять футов поднялся, повис в нескольких футах над асфальтом, медленно развернулся и полетел над лагуной к открытому морю.

Пока вертолет уносил Джо к поисковой флотилии, Остин и Ли в поисках такси вышли из терминала аэропорта. Молодой человек лет двадцати, очень полный, стоял, прислонившись к бордовому фургону «Понтиак» с надписью «Колония: Такси КО». Остин спросил у него, знает ли он местного проводника Джереми Уиттлза.

– Старика Джерри? Конечно. Он на пенсии. Если вам нужен проводник, могу позвонить двоюродному брату.

– Спасибо, но я хотел бы поговорить с Джерри, – упорствовал Остин. – Можете отвезти нас к нему?

– Легко, – ответил молодой человек, широко улыбаясь. – Он живет в городе Колония. Садитесь.

Остин придержал дверь для Сун Ли, потом сел сам. Водитель, сказавший, что его зовут Элвуд, втиснулся за руль, и фургон закачался, рессоры протестующее заскрипели. Элвуд отъехал от обочины, и черный пикап «Шевроле Сильверадо», стоявший в нескольких машинах за фургоном, последовал за ним по дороге в Колонию, город с шестью тысячами жителей, главная улица которого Мейн-стрит с ее лачугами отчасти напоминала фронтир.[225] Элвуд свернул в жилой район и остановился перед аккуратным желтым домом с белой отделкой.

«Сильверадо» обогнал «Понтиак» и остановился чуть поодаль впереди, откуда водитель мог в зеркало заднего обзора наблюдать, как Остин и Ли идут к входной двери. Остин позвонил и услышал, как кто-то внутри сказал «Хэллоу!». Через несколько мгновений в дверях показался сухощавый мужчина лет семидесяти или даже старше.

Вначале Джереми Уиттлз улыбнулся Ли. Потом посмотрел на Остина, и глаза его удивленно округлились.

– Неужели это Курт Остин из НУМА? Бог мой, глазам своим не верю! Давно мы не виделись!

– Слишком давно, Уит. Как вы?

– Я стал старше, но не обязательно мудрее. Что привело вас на мой прекрасный остров, Курт?

– Обычное поручение НУМА, связанное с флотом. Я показывал остров доктору Ли. Ее заинтересовал Нан-Мадол, и я не мог найти проводника, который бы лучше знал Понпеи.

– Скажите: бывшего проводника, – уточнил Уиттлз. – Входите.

Со своей розовой лысиной, тонким крючковатым носом, добрыми, но внимательными голубыми глазами за бифокальными очками в тонкой стальной оправе, слегка сутулый Уиттлз напоминал дружелюбного канюка.

– Я слышал, вы отошли от дел, – сказал Остин.

– Моя голова все еще была набита разными фактами, как старый котел с рагу, но спина стала побаливать, и я с трудом мог повернуть голову, чтобы показать во время экскурсии достопримечательности. Приходилось поворачиваться всем поясом, как деревянному солдату. И зрение стало подводить. Полуслепого проводника никто не хочет нанимать, я и подумал, что пора сворачивать бизнес.

Уиттлз провел их через комнаты, полные образчиков микронезийского народного искусства. На всех стенах и во всех углах висели и стояли маски, тотемы и резные гротескные фигуры. Хозяин усадил гостей на забранном сеткой крыльце и убежал, чтобы принести холодную воду.

В своих путешествиях по миру Остин видел немало клонов Уиттлза, странствующих англичан, ставших экскурсоводами при знаменитых соборах, древних дворцах и забытых храмах, усвоивших все факты, большие и мелкие, и со временем превратившихся в местных знаменитостей.

Остин познакомился с Уиттлзом во время посещения Нан-Мадола, и его поразили глубина и широта исторических и культурных познаний проводника. За много лет до того Уиттлз служил штурманом на борту торгового судна, зашедшего на Понпеи, и был зачарован красотой и историей острова. Отказавшись от торгового судоходства, уйдя в отставку и собрав свои сбережения, он вернулся на остров и вел монашеский образ жизни, центром которой стали развалины. Нан-Мадол стал не только его работой, но и жизнью.

Вернулся с водой Уиттлз, сел в кресло и спросил Ли, что она знает о Нан-Мадоле.

– Должна признаться, немного, – ответила она. – Только, что его называли тихоокеанской Венецией.

– Нан-Мадол не сравнится со знаменитым городом на Адриатике, но, тем не менее, производит впечатление. Он состоит из девяноста двух искусственных островков, восходящих к 1100 году нашей эры. Строители подвозили на приливные равнины и рифы шестиугольные базальтовые столбы, причем некоторые столбы достигали в длину двадцати футов. Их устанавливали горизонтально, создавая искусственные плоские островки. Сеть мелких каналов соединила их. Поскольку город этот далекий, загадочный и находится там, где больше нет ничего подобного, появились теории о том, что Нан-Мадол – часть исчезнувшего материка Му, или Лемурии.

– А вы что думаете, мистер Уиттлз? – спросила Ли.

– Я думаю, что реальность более прозаична, но все равно удивительна. Город был храмовым и административным центром, здесь находились погребальные склепы, дома жрецов и знати, а также бассейн, в котором, по слухам, обитал священный угорь… Чем я могу вам помочь, доктор Ли?

– Знаете ли вы руины с резьбой, схожей с резьбой на другом острове?

– Только в одном месте. – В храме, известном как «Культ исцеляющих жрецов». Я слышал, что такой храм где-то есть, но сам его не видел.

– Что это был за культ?

– Он возник на одном из островов близ Понпеи. Жрецы путешествовали по островам, лечили больных и прославились чудотворными исцелениями.

Остин и Ли переглянулись.

– Я врач, – сказала Ли, – и меня очень интересуют эти исцеления.

– Я хотел бы рассказать больше, – продолжил Уиттлз, – но эта цивилизация выродилась в результате междоусобных войн. И хотя есть вероятность, что верования и церемонии культа сохранились в какой-то примитивной форме, большая часть того, что известно нам сегодня, дошла в устных пересказах. Не существует никаких записей.

– Может, резьбу следует рассматривать как записи? – спросил Остин.

– Конечно, – согласился Уиттлз. – Но, судя по тому, что я видел, эти записи скорее символические и аллегорические, чем исторические.

– А что представляет собой резьба в Нан-Мадоле? – спросила Ли.

– Я лучше покажу, – ответил Уиттлз.

Он пошел в кабинет, порылся в шкафах и вернулся с коричневым конвертом. Открыл конверт и достал несколько фотографий пять на семь. Разложил их на столе, как колоду карт, выбрал одну и протянул Ли.

– Вот фасад храма, вид с канала, – объяснил он. – Под полом храма пустое пространство; возможно, здесь был бассейн. На снимке видна внутренняя резьба.

Ли несколько мгновений разглядывала снимок, потом передала его Остину, который изучил колоколообразные фигуры и поднял голову.

– Медузы?

– Очень похоже, – подтвердил Уиттлз. – Не знаю, почему они украшали стены своего храма изображениями этих существ. Но повторю, если существовал бассейн со священным угрем, почему бы не существовать священным медузам?

– Действительно, почему бы нет? – повторила Ли, ее темные глаза взволнованно блестели.

– Я хотел бы увидеть это место, – сказал Остин. – Можете указать нам, где оно?

– Могу показать его вам, но надеюсь, вы прихватили купальные костюмы. Много лет назад платформа, на которой стоял храм, пострадала во время землетрясения и погрузилась в канал. Не слишком глубоко. Футов на двенадцать или около того.

Остин посмотрел на Ли.

– Что прикажете, мэм? Направимся на судно или посмотрим на Нан-Мадол?

– Думаю, ответ на ваш вопрос очевиден.

Видя ее целеустремленность, он не удивился.

Остин попросил местный телефонный справочник и за несколько минут нанял лодку и взял напрокат снаряжение для ныряния. Уиттлз отметил на туристической карте разрушенного города местоположение храма. Они поблагодарили хозяина и попрощались с ним, а потом вернулись к ожидавшему их фургону «Понтиак». Когда такси направилось в гавань, «Шеви Сильверадо» последовал за ним.

Глава 35

Доктор Лисандер Кодман встретил Траутов в вестибюле здания, выходящего на травянистую площадку за Лонгвуд-авеню, где размещался медицинский факультет Гарварда, одно из самых известных и уважаемых медицинских учебных заведений страны. Профессор оказался высоким худым мужчиной лет шестидесяти. У него было длинное лицо и крупные зубы – такие лица заставляют предполагать, что старые семейства янки нет-нет да и скрещивались с лошадьми.

Кодман провел Траутов по длинному коридору и впустил в просторный кабинет. Он попросил гостей устраиваться поудобней и кипятком из электрического чайника заварил в чашках чай. Усевшись за стол, он задал несколько вопросов об их работе в НУМА, затем протянул переплетенную статью, и Трауты смогли прочесть на голубом переплете заголовок:

НЬЮ-БЕДФОРДСКАЯ АНОМАЛИЯ

ИССЛЕДОВАНИЕ ИММУННОГО ОТВЕТА

ЭКИПАЖА КИТОБОЙНОГО СУДНА «ПРИНЦЕССА»

Кодман шумно отхлебнул из своей чашки.

– Я тут успел снова пролистать статью доктора Ли, – сказал он. – Она даже интереснее, чем я помнил.

Пол спросил:

– В каком смысле она интересна, профессор Кодман?

– Поймете, когда прочтете. Первая часть трактата доктора Ли основана преимущественно на газетных статьях. Репортер интервьюировал отставных китобоев с намерением описать их приключения и понял, что наткнулся на нечто необычное. Он заметил, что несколько китобоев, которым исполнилось семьдесят и восемьдесят лет, почти всю жизнь ничем не болели.

– Мы были сегодня в нью-бедфордской моряцкой церкви, – сказала Гаме. – Ее стены увешаны табличками с именами членов экипажей. Пол заметил, что в старину китобои были крепкими людьми.

– В данном случае речь идет о сверхкрепости, – подчеркнул Кодман. – Эти люди никогда ничем не болели, даже обычной простудой. Они умирали в очень преклонном возрасте, обычно от гериатрических причин, чаще всего от застойной сердечной недостаточности.

– Газеты могли преувеличивать, – сказала Гаме.

– Особенно в девятнадцатом веке, – согласился Кодман. – Но эта история заинтересовала профессора-иммунолога по фамилии Фуллер, работавшего здесь, на факультете. Он создал исследовательскую группу. Они говорили и с этими людьми, и с врачами, которые их лечили. Они обнаружили нечто еще более странное, чем газетные сообщения. Все, кто отличался таким необычным здоровьем, участвовал в плавании 1848 года на китобое «Принцесса». В плавании они заразились тропической болезнью, которая гуляла по китобойному флоту. И хотя некоторые из этих людей потом участвовали в новых плаваниях и кое-кто из них погиб, добывая китов, четырнадцать человек были еще живы. Их сравнили с членами экипажей других судов и обнаружили поразительные статистические различия. Врачи подкрепили свои открытия таблицами, графиками и тому подобным.

– И все же вы усомнились в открытии доктора Ли? – спросила Гаме.

Профессор Кодман откинулся на спинку стула, сцепил пальцы и посмотрел в пространство.

– Предварительное изложение фактов встревожило меня меньше, чем ее выводы, – сказал он немного погодя. – Выводы в статье доктора Ли основывались на эмпирических свидетельствах, в которые мне трудно было поверить; ее наблюдения опирались на истории участников событий. К несчастью, капитан судна умер до начала исследования. А судовой журнал его плавания так и не нашли.

– Разве показания очевидцев ничего не стоят? – прервал рассказ Пол.

– Да, конечно, но вспомните: в то время все эти люди были больны, некоторые в лихорадке, без чувств, а их воспоминания записывались десятилетия спустя.

– Какова была суть этих воспоминаний?

– Все рассказывали одно и то же: выйдя из порта, они заболели, потеряли сознание, а на следующий день очнулись здоровыми.

– Это не могла быть спонтанная ремиссия? – спросила Гаме.

– Доктор Ли привела свидетельства о похожей на инфлюэнцу инфекции, косившей тогда ряды китобойного флота. Исходя из скорости ее распространения и свирепости, а также высокого уровня смертности, я считаю спонтанное выздоровление невозможным.

– Вы сказали, что все члены экипажа твердили одно и то же, – сказала Гаме. – Разве это не подтверждает истинность события?

– Экипаж китобойного судна сам по себе невелик. Думаю, они вместе выработали основу рассказа. – Профессор помолчал. – Только у первого помощника была другая версия.

– Противоречащая версии экипажа? – спросила Гаме.

– Нет. На самом деле первый помощник ее подтвердил. Он вспомнил, что корабль бросил якорь у какого-то острова и даже что они с капитаном отправились на берег. Он вспомнил также, что видел блуждающие голубые огни и чувствовал ожог на груди. Пришел он в себя с таким чувством, будто никогда не болел.

– Ожог? Интересно, – заметила Гаме. – Возможно, он говорил о какой-то примитивной прививке?

– Его рассуждения как будто шли именно в этом направлении. Он сказал, что у всех выживших членов экипажа и офицеров на груди были следы ожога. Голубые огни могли быть галлюцинацией или явлением, которое известно как огни святого Эльма, а ожоги – следами укусов насекомых. В любом случае прививка предотвращает болезнь, но не лечит ее.

– Гарвардская группа брала у этих людей образцы крови? – спросила Гаме.

– Да. Образцы проанализировали под микроскопом. Очевидно, наблюдалась повышенная антигенная активность, но вы должны понять, что по современным представлениям тогдашняя техника оптических наблюдений была чрезвычайно примитивной. Иммунология – сравнительно молодая наука. Дженнеру и Пастеру[226] еще предстояло сделать свои потрясающие открытия, объясняющие, почему люди, переболевшие тяжелой болезнью, редко заболевают ею снова.

– Можно ли проанализировать эти образцы крови сегодня? – поинтересовалась Гаме.

– Конечно, если бы они у нас были. По-видимому, образцы выбросили или просто потеряли. – Он протянул статью Гаме. – Во всяком случае, я уверен, что читать это захватывающе интересно.

Трауты возвращались к машине, когда зазвонил сотовый телефон Пола.

Он немного послушал, потом сказал:

– Ладно. – Захлопнул телефон и сказал: – Похоже, нам следует извиниться перед нашим другом Бриммером.

– Он нашел документы странствующего шоу Калеба Ная? – обрадовалась она.

– Гораздо лучше, – ответил Пол. – У Бриммера журнал «Принцессы» за 1848 год. И он отдаст его нам в своем магазине.

* * *

Харви Бриммер в своем кабинете положил трубку и посмотрел на четверых азиатов. Им было лет по двадцать с небольшим, все одеты одинаково – в черные кожаные куртки и джинсы, у всех на голове черные повязки с красными китайскими иероглифами. Они появились в Нью-Бедфорде вскоре после того, как Бриммер позвонил по телефону. Их вожак, молодой человек с худым лицом и шрамом через всю правую щеку, побывал перед этим в магазине в поисках книги. Это он приказал Бриммеру позвонить Траутам.

– Они едут сюда, – сказал Бриммер. – Зачем они вам?

Вожак достал из-под рубашки пистолет. Он улыбнулся, показав зуб с инкрустацией – золотой пирамидой.

– Дауж не любоваться ими, старик, а убить.

Он сорвал телефон со стены и велел Бриммеру отдать сотовый – его он положил к себе в карман.

У Бриммера кровь застыла в жилах. Ему хватило ума сообразить, что его, свидетеля двойного убийства, тоже уберут. Сидя за столом, он думал о запасном сотовом телефоне, лежащем в одном из ящиков. При первой же возможности он сделает свой ход.

Глава 36

Как многие другие лодки, построенные до того, как строители поняли, каким тонким может быть корпус из нового фибергласа, обшарпанный двенадцатифутовый ялик, взятый Остином напрокат в гавани Колонии, конструкцией напоминал крейсер. Судно с широким носом приводил в движение покрытый вмятинами забортный мотор «Эвинруд» мощностью пятнадцать лошадиных сил – экспонат из морского музея.

Остин порадовался, что акваланги, которые он тоже взял напрокат, в гораздо лучшем состоянии, чем лодка или мотор. Он проверил регулятор, шланги, баллон и выяснил, что снаряжение содержалось в порядке. Немного подумав, он купил одноразовый фотоаппарат для подводных съемок в пластиковом корпусе. Затем, уложив снаряжение, помог Ли подняться на борт. Несколько раз дернув за шнур стартера, он услышал, как мотор чихнул и заработал. А заработав, проявил себя достаточно надежным механическим сердцем, которое медленно, но верно гнало тяжелую лодку вдоль берега.

От Колонии до Нан-Мадола было сорок пять минут хода на лодке. Когда они подошли к городу на юго-восточном берегу острова Тенвен и увидели загадочные островки, Остин попытался вспомнить, что много лет назад ему рассказывал об этих руинах Уиттлз. Это место со второго века нашей эры было обрядовым, но мегалитическая архитектура обрела форму только в двенадцатом веке.

В городе жила знать и кладбищенские жрецы, и его население никогда не превышало тысячу человек. Кладбище занимало пятьдесят восемь островков в северо-восточной части города – эта часть называлась Мадол-Поув. Уиттлз возил туда Остина и показывал островки, на которых жили и работали жрецы. Административный сектор на юго-западе Нан-Мадола назывался Мадол-Па. Здесь жила знать и квартировали воины.

Строители Нан-Мадола возвели дамбу, чтобы защитить город от капризов Тихого океана. Все прямоугольные островки в основном были одинаковыми. Уцелевшие стены, сложенные из тяжелых призматических базальтовых колонн, похожих на бревна, окружали ячейки, заполненные обломками кораллов. Едва стены на несколько футов возносились над уровнем моря, на них строились платформы под жилые помещения, храмы и даже склепы. На самых сложных из этих искусственных островов, например в Нандаувасе с его живописным кладбищем, было две двадцатипятифутовые стены.

На чертеже, который набросал для Остина Уиттлз, храм «Культа исцеляющих жрецов» располагался в кладбищенском секторе Нан-Мадола. Это была уменьшенная копия Нандауваса, что свидетельствовало о важности этого места для обитателей. В храм заходили через ворота во внешней стене, окружавшей двор, потом через вторые ворота в другой стене.

Руководствуясь картой Уита, Остин вел лодку среди островков, минуя обвалившиеся стены, которые казались неуместными в таком отдаленном уголке. Они с Ли махали туристам в открытых лодках, вооруженным фотоаппаратами и защищенным от солнца разноцветными навесами. Нан-Мадол стал популярным туристическим центром; лодка миновала проводника, который, как утка утят, вел за собой несколько каяков.

Сверившись с картой, Остин покинул зону активной туристической деятельности и свернул в тихий канал между базальтовыми стенами и пальмами. Канал оканчивался тупиком. В былые дни в конце канала возвышался храм исцеляющих жрецов, но сегодня единственным признаком его существования была груда упавших базальтовых колонн, которые примерно на фут выдавались из воды. Остин выключил мотор, позволил лодке подплыть к обломкам на несколько ярдов и бросил якорь.

У него был гавайский купальный костюм, ярко-оранжевый, украшенный изображениями девушек, танцующих хулау. Другого костюма его размера в магазине не оказалось. Он уложил бумажник и телефон в водонепроницаемую сумку, прицепил компенсатор плавучести, надел пояс с балластом, баллон и ласты. Перевалился через борт в теплую воду, вынырнул, помахал Сун, взял зубами прямоугольный мундштук и на несколько футов погрузился в коричневато-зеленую воду.

Остин включил водонепроницаемый фонарик. Видимость в мутной воде была ограниченна, но в свете фонарика стали видны разбитые базальтовые плиты – прежнее основание острова. Остин поплыл по периметру, потом вернулся к арендованной лодке.

Уиттлз предположил, что храм рухнул, когда в городе произошло землетрясение: здание в центре опустилось, а стены упали на него.

Остин снова поплыл вокруг груды, на этот раз на другой глубине, и увидел отверстие там, где базальтовые плиты упали под углом. Он осветил внутренность полости. Свет рассеялся. По-видимому, дальше находилось открытое пространство. Пловец протиснулся в узкое отверстие, ударяясь баллоном с кислородом о базальт.

Оказавшись внутри, он повел вокруг фонариком и увидел, что оказался в похожем на пещеру помещении, которое образовалось, когда внутренняя и внешняя стены рухнули одна на другую. Даже если храм не был уничтожен, он скрылся под обломками внутренней стены, рухнувшей на него.

Остин подумал, что на этом его разведка закончена, и собрался вернуться, но еще раз обвел помещение лучом фонарика. На этот раз его удивило то, как свет падал на обломки справа. Он подплыл ближе и увидел, что стена упала на несколько колонн и образовалась щель.

Остин проскользнул в эту щель и, проплыв несколько ярдов, наткнулся на почти правильный прямоугольный вход. Храм наклонно лежал слева от него, и вход должны были бы загромождать обломки, но карниз упал таким образом, что не задел проем. Остин быстро осмотрел его, убеждаясь, что он не обвалится, потом проплыл на другую сторону и оказался в самом храме.

Свет фонарика сразу упал на бассейн, который описал ему Уиттлз. Бассейн был прямоугольный, примерно двадцать футов длиной и пятнадцать шириной. В него насыпались обломки, но, по оценке Остина, глубина его составила шесть футов. Осветив фонариком стену, Остин увидел, что он не один.

На каменной стене были вырезаны шесть мужских фигур в набедренных повязках. Все они стояли, все в профиль, и каждый держал над головой таз. Фигуры стояли лицом друг к другу, трое на трое, по обе стороны огромной колоколообразной медузы; ее щупальца «свисали» на построенный у стены каменный помост высотой по пояс и размером три на шесть футов. Остин обвел лучом все помещение и увидел такие же изображения и помосты на всех стенах.

Он подплыл ближе и провел пальцами по контурам одной из медуз, словно это могло связать его с древним культом целителей. Потом отплыл на несколько футов и достал одноразовый фотоаппарат со вспышкой. Сделал десяток снимков и убрал камеру.

Торопясь рассказать Ли об увиденном, он выбрался из храма и протиснулся через лазы во внутренней и внешней стенах. Осматриваясь, чтобы сориентироваться, он увидел на поверхности силуэт лодки. А когда начал подниматься, уловил приглушенный шум лодочного мотора. Звук становился выше и громче. Остин подумал: зачем идти на большой скорости по мирному каналу? И мгновенно встревожился.

По якорной цепи он начал подниматься наверх. Голова его появилась над поверхностью в нескольких футах от лодки. Отбросив маску и мигая от яркого солнечного света, он увидел, что по каналу к ним на большой скорости идет надувная понтонная лодка. Она была слишком далеко, чтобы разглядеть лица, но солнце отразилось от блестящей лысины Чана, того самого главаря триады, который напал на «Биб». Стрелка воображаемого измерителя опасности передвинулась у Остина в красную зону.

Сун Ли сидела во взятой напрокат лодке, не подозревая о надвигающейся опасности. Остин закричал, показывая на быстро приближающуюся надувную лодку. Улыбка, которой его встретила Ли, сменилась недоумением. Он оглянулся на надувную лодку. Теперь он был достаточно близко, чтобы увидеть улыбку на лице Чана, который, опустившись на колени на носу лодки, поднес к плечу оружие. Через несколько секунд он должен был оказаться рядом, но тут появились каяки, которые Остин видел раньше, и перегородили дорогу. Надувная лодка резко отвернула, чтобы разминуться с каяками, но ее волна опрокинула два из них.

Остин воспользовался секундами, затраченными на этот маневр.

– Прыгай! – заорал он Ли.

Она ухватилась руками за борт и наклонилась над водой, еще не понимая, в какой опасности оказалась, пока не увидела вспышки и не услышала звуки выстрелов. На воде выросла цепочка фонтанчиков, идущая прямо к ней, движущаяся неумолимо, точно цепная пила. Ли застыла от страха.

Остин как можно выше высунулся из воды, схватил Ли за блузку и потащил за собой. Она перевалилась через борт за долю секунды до того, как пули Чана стали рвать лодку и тучей полетели обломки фибергласа.

Дополнительная тяжесть Ли увлекла их на несколько футов под воду. Тогда Остин выпустил воздух из компенсатора плавучести, и они погрузились еще глубже. Одной рукой он обхватил Ли за талию, словно ведя ее в вальсе, а свободной рукой направил фонарик себе на лицо. Ли рефлекторно набрала воздуха, прежде чем погрузиться в воду, но теперь этот запас иссяк, и в панике она затрепыхалась. Остин отпустил ее, глубоко вдохнул, вынул изо рта редуктор и показал на выходящие из него пузыри.

У Ли глаза широко раскрылись от страха, но она поняла, что пытается сообщить ей Остин. Она взяла мундштук и сжала его зубами. Когда воздух заполнил ее легкие, паника исчезла из ее глаз. Она вернула мундштук Остину.

Такое совместное дыхание должно было сохранить им жизнь, но оставались Чан и его люди. Это стало предельно ясно, когда Остин увидел пенный всплеск на воде, потом другой. Люди Чана прыгали с лодки.

По пузырям на поверхности мелкой воды в канале они легко выследят Остина и Ли. Чан мог ждать, пока у них кончится запас воздуха. Но он был нетерпелив.

Остин набрал воздуха, передал мундштук Ли и ткнул пальцем:

«Сюда».

Взяв Ли за руку, он погрузился еще глубже и двинулся к входу в храм. У людей Чана воздуха не было, и они быстро отстали. К тому времени как их добыча исчезла в храме, они поднялись на поверхность. Лодка Чана плавала туда-сюда в поисках предательских пузырей. Не увидев их, он решил, что добыча ускользнула. И приказал надувной лодке отойти дальше по каналу. К этому времени Остин и Ли были уже внутри храма.

Ли дышала из одного с Остином акваланга, как профессионал, но едва не наглоталась воды, когда он показал ей изображения на стенах. Как и Остин, она погладила контур медузы. Не имея возможности говорить, досадливо покачала головой. Остин показал на фотоаппарат у себя на поясе и из двух пальцев сложил кружок: все в порядке.

Они сидели на краю бассейна, по очереди дышали и разглядывали удивительную резьбу. Остин проверил запас воздуха, постучал по циферблату часов и показал на выход из храма. Совместное дыхание быстро истощило запас воздуха. Ли кивнула: поняла. Они поплыли рядом, словно связанные у бедер, и выбрались через внешнюю стену. Остин знаком велел Ли ждать, а сам выскользнул из своего жилета и выплыл в канал. Все было тихо. Он посмотрел вверх, но не увидел ни лодки Чана, ни своей, взятой напрокат.

Послышался шум мотора, но тренированный слух подсказал, что это другой мотор. И Остин решил рискнуть. Подплыв поближе к основанию острова, он вынырнул и выглянул из-за обломка базальта.

По каналу в сторону прокатной лодки шла лодка с туристами; лодка Остина почти затонула, торчал только нос. Зато, что важнее, Чан и его надувная лодка исчезли.

Остин принялся махать, и вскоре кто-то из туристов его заметил. Когда лодка повернула к нему, он глубоко вдохнул и нырнул к Сун Ли. Снова сложил кружок из двух пальцев и показал наверх. Вместе они медленно поднялись на поверхность.

Глава 37

Вскоре после того как «Сикорский Си-Хок» поднялся в воздух с Понпеи, Завала достал из пакета с грифом «Совершенно секретно», полученного от Остина, карту и принялся разглядывать точки островов и атоллов, видные с вертолета. Энсин Дэйли похлопал его по плечу и показал прямо вперед, где океан усеивали силуэты судов.

– Похоже на флот вторжения, – сказал Завала.

– Мы входим в зону поисков, – ответил Дэйли. – Вокруг места, где была лаборатория, работают шесть военных кораблей. На помощь подошло исследовательское судно НУМА. Командный центр на моем корабле. Он у нас прямо по курсу.

«Сикорский» быстро преодолел расстояние до «Конкорда», на мгновение завис над палубой и медленно опустился в начерченный там большой круг. Завала вышел из вертолета. Его встретил седовласый мужчина в форме защитного цвета.

– Хэнк Диксон, мистер Завала, – представился мужчина, протягивая руку. – Командир ракетного крейсера «Конкорд». Добро пожаловать на борт.

– Спасибо, капитан. Зовите меня Джо. Мой босс Курт Остин занят на Понпеи, но прибудет через несколько часов. Энсин Дэйли сказал мне, что на «Конкорде» командный центр поисковой операции.

– Это верно. Проходите. Я покажу вам, что мы делаем.

Капитан провел Джо в поисково-спасательный центр, расположенный в центре главной палубы. С десяток мужчин и женщин сидели перед мониторами компьютеров, обрабатывая информацию, приходящую с кораблей и самолетов, участвующих в поисках.

– Насколько близко мы к месту, где была лаборатория? – спросил Завала.

Диксон указал себе под ноги.

– Примерно в трехстах футах прямо под корпусом корабля. Мы патрулировали эту точку, дублируя вспомогательное судно «Гордая Мэри». Услышав сигнал SOS, мы добрались до места за несколько часов.

– А где сейчас вспомогательное судно? – спросил Джо.

– Спасательный корабль ВМФ тянет на буксире то, что от него осталось, на верфь, где следователи смогут внимательней его осмотреть. Мы были слишком заняты спасением уцелевших и потому не сразу проверили, где лаборатория. Не получив ответа по радио, мы ошибочно предположили, что поврежден коммуникационный буй. У нас на борту есть ДУА для осмотра корпуса, и мы спустили его. – Он подошел к экрану компьютера. – Круглые углубления, которые вы видите на океанском дне, обозначают места, где стояли опоры «Рундука».

– Никаких следов волочения, – заметил Завала. – Выходит, лабораторию подняли, что возможно с учетом нейтральной плавучести «Рундука». Можете показать мне это место на спутниковой карте?

Диксон попросил техника вызвать на экран изображение района поисков, сделанное съемкой со спутника и совмещенное с картой.

– Мы используем спутники-шпионы, которые способны в поисках инфракрасного излучения исследовать зону в один квадратный ярд, – пояснил Диксон. – «Рундук Дэви Джонса» располагался к западу от Понпеи, между островами Нукуоро на севере и Оролук на юге. Мы провели линии от всех трех островов и назвали район поиска Понпейским треугольником.

– Красные квадраты, должно быть, – осмотренные участки? – предположил Завала.

– Совершенно верно. Эти квадраты обозначают территорию, проверенную локатором. Корабли передают данные своих локаторов в нашу компьютерную сеть. Мы разделили океан на квадраты, корабли в линии длиной несколько миль переходят из квадрата в квадрат параллельно друг другу, потом идут дальше. Таким образом за короткое время мы можем покрыть очень большую площадь. Одновременно самолеты и вертолеты ведут визуальный осмотр.

– Красными кругами, вероятно, очерчены острова?

– Верно. Их размеры колеблются от средних до атоллов величиной с ноготь. Большая их часть необитаема. Мы выслали на некоторые из них вертолеты и говорили с жителями, но никто не сообщил ни о чем подозрительном. Те места, куда нельзя добраться на лодках или по воздуху, очень тщательно изучаются по аэрофотосъемке.

– Энсин сказал, что вы используете гидроакустические буи.

Диксон кивнул.

– Информация об исчезновении лаборатории пришла с опозданием, поэтому потребовалось время, чтобы начать акустический поиск, – сказал он. – У нас три противолодочные субмарины. У них такое чувствительное акустическое оборудование, что, патрулируя периметр треугольника, они слышат, как чихает рыба.

– Стоит подсказать вашим подводным лодкам, чтобы они искали с помощью акустической аппаратуры следы русских подлодок класса «Тайфун». «Тайфуны» способны передвигаться неслышно, но, может, ваши смогут их засечь.

Диксон бросил на Завалу странный взгляд.

– Вы думаете, в этом участвуют русские?

– Нет, – сказал Завала, – но один из их старых кораблей может. Кажется, вы все охватили. Я хотел бы вернуться к квадрату один. Свяжусь с кораблем НУМА и спрошу, можно ли использовать их погружаемый аппарат. Хочу взглянуть на это место своими глазами.

– Я им позвоню, – предложил капитан Диксон и добавил: – У меня окончательно иссякли идеи. Нет свежих предложений?

Завала смотрел на огромную спутниковую карту. Перед флотом стояла трудная, почти невозможная задача. Федеративные Штаты Микронезии состоят из шести с лишним тысяч островов, разбросанных на полутора миллионах квадратных миль Тихого океана. Суша здесь занимает меньше территории, чем штат Род-Айленд, но по общей площади Микронезия – две трети Соединенных Штатов.

– Хорошая новость – ваш план поисков превосходен. Не сомневаюсь, что со временем вы найдете лабораторию.

– Спасибо. – Капитан прищурился и сказал: – А плохая новость?

Завала печально улыбнулся.

– Этого времени у нас нет.

Глава 38

Пол Траут на арендованном джипе подъехал к черному ходу четырехэтажного здания фабрики, пустовавшей еще за десятилетия до того, как текстильная промышленность ушла из Нью-Бедфорда. Гранитное здание на фоне ночного неба могло бы показаться остатком древней цивилизации, если бы не большое объявление «Уцененная мебель». Лампа у входной двери освещала маленькую деревянную пластинку: «Антиквариат Бриммера, 4-й этаж».

Все окна в здании фабрики были темными, кроме ночного освещения в лавке и желтого света на четвертом этаже.

– Тебе это не кажется знакомым? – спросила Гаме.

– Да, – ответил Пол, – это фабрика Доббса, та самая, что на гравюре Рэйчел.

Гаме показала на верхний этаж.

– Либо Бриммер там, – проговорила она, – либо призрак капитана Доббса подрабатывает сверхурочно.

Пол взял сотовый и набрал номер Бриммера.

– Странно. Свет горит, а Бриммер не отвечает. Даже не записывает звонок. Твои ушки тоже уловили флюиды «что-то-здесь-не-так», как и мои?

Гаме наморщила нос.

– Скорее дело пахнет керосином.

Загибая пальцы, она стала перечислять:

– Бриммер говорит нам, что журнал погиб, потом звонит и сообщает, что знает, где он. Потом просит нас увидеться с ним в этом домище с привидениями, а не в магазине и не в каком-нибудь общественном месте. К чему такая секретность?

– Я подумал о мышеловке, – подтвердил Пол размышления жены. – Только вместо сыра наживкой служит старая книга. А мыши – это мы.

– Может, это жуткое старое здание делает нас параноиками? – предположила Гаме. – Бриммер не из тех, кто способен применить насилие. Что, по-твоему, нам делать?

– Не знаю, поможет ли информация из пропавшего судового журнала Доббса Курту и Джо найти исчезнувшую лабораторию, – ответил Пол. – Но от этого зависит жизнь людей, и поэтому я говорю: пойдем за ним.

– Рассуждая с точки зрения прибыли и трудозатрат, вынуждена согласиться. Но давай уменьшим риск и вначале проведем разведку.

Пол припарковал джип в тени, и они осторожно подошли к главному входу.

– Открыто, – сказал Пол. – Ничего подозрительного. Бриммер нас действительно ждет.

– Но он не ответил на звонок, – напомнила Гаме. – Если он не в конторе, он бы не оставил дверь открытой. Это подозрительно.

Они прошли около пятисот футов вдоль здания и наконец подошли к другой двери. Она была заперта. Свернув за угол, они увидели чугунную пожарную лестницу, зигзагом спускавшуюся сверху.

Они начали подниматься по ней, толкая двери на каждой площадке, но все они были закрыты.

Ключом от машины Пол ткнул в косяк двери на верхнем этаже. Древесина прогнила до мягкости. Он отступил на шаг, налег плечом на дверь, почувствовал, как она поддается, ударил еще несколько раз, и вырвал щеколду из дверной рамы. Гаме достала из сумочки маленький галогенный фонарь, и они вошли.

Их шаги по пыльному полу отзывались гулким эхом. В огромном пространстве, где некогда рабочие управляли сотнями ткацких станков, было тихо, как в могиле. Они направились в дальний конец комнаты, где из-под двери пробивался свет, и подошли к перегородке из гипсокартона. У перегородки штабелем были сложены картонные коробки с чернильной надписью «Бриммер».

Пол взял из кучи мусора толстую палку, взвесил ее в руках, как бейсбольную биту, и шепотом попросил Гаме постучать в дверь. Та негромко постучала. Не услышав ответа, они отошла в сторону, и Пол повторил таран. Дверь открылась от первого же толчка.

Кабинет был завален книгами и бумагами, сброшенными с опустевших полок, стоявших вдоль стен. С проволок, протянутых вдоль комнаты, свисали листы бумаги. Свет, который они видели снаружи, давала настольная лампа; еще на столе были компьютер, небольшая чертежная доска, приподнятая с одного конца, и тело Бриммера. Торговец антиквариатом лежал ничком, вытянув руки к сотовому телефону в нескольких сантиметрах от его пальцев. В спине костюма темнели пулевое отверстие и красное пятно.

Пол дотронулся до артерии на горле Бриммера.

– Теперь мы знаем, почему Бриммер не ответил на звонок, – заключил он.

Гаме наклонилась к чертежной доске. Там был незаконченный документ, написанный витиеватым почерком. Рядом с доской лежало несколько старинных перьев для каллиграфии и стояла бутылочка чернил. Она прочла рукописный текст на листке бумаги рядом с открытой книгой.

– Зовите меня Измаил…

– Это первая фраза «Моби Дика»? – спросил Пол.

Гаме кивнула.

– Кажется, наш мистер Бриммер подделывал рукописную страницу из Мелвилла, – предположила девушка.

– Могло это стать причиной его смерти?

– Для меня первой подозреваемой стала бы Рэйчел Доббс. Но больше похоже, что кто-то хотел помешать ему воспользоваться телефоном.

Пол взял листок бумаги, лежавший под телефоном, и поднес к экрану, чтобы стала видна надпись.

– Он звонил в полицию, – определил он. – Успел набрать 91…

– Думаю, можно заключить, что Бриммера заставили сюда прийти, – продолжала Гаме. – Иначе он никого бы не впустил в свою мастерскую, где изготавливал подделки. И, судя по беспорядку на полу, здесь что-то искали.

– Журнал 1848 года?

– Как сказал бы Холмс, устраните невозможное, и у вас останется возможное.

– Тело еще теплое, мистер Холмс. О чем это вам говорит?

– Что нам лучше убраться отсюда, – сказала она. – Убийцы знали, что мы придем к Бриммеру.

– Тебе это не кажется слишком неправдоподобным?

Гаме показала на труп.

– Скажи мистеру Бриммеру, что это неправдоподобно.

– Хорошо, – с легкой улыбкой ответил Пол. – Ты меня убедила.

Пол приложил палец к губам и осторожно открыл дверь напротив той, через которую они вошли. Он вышел на лестничную площадку, осторожно подошел к перилам и посмотрел вниз. Увидел крошечный оранжевый огонек и почувствовал запах сигаретного дыма. Неслышно попятился в кабинет, закрыл дверь и запер ее на замок.

Он взял сотовый телефон Бриммера и добавил недостающую для срочного вызова цифру 1. Когда диспетчер ответил, Пол назвал имя Бриммера, адрес и сказал, что кто-то проник в здание. И добавил: подозреваю, что проникшие в дом вооружены и опасны.

Потом оборвал звонок и вложил телефон в безжизненные пальцы Бриммера.

Они с Гаме выскользнули из кабинета Бриммера и быстро пересекли обширный ткацкий цех. Пол оставил палку под стеной, они выбрались на пожарную лестницу и застыли.

Старая пожарная лестница дрожала от шагов. Трауты вернулись, и Пол подобрал только что оставленную палку. Они прижались к стене по обе стороны от двери. Пол крепче ухватил свое оружие.

Послышались негромкие мужские голоса, потом тихий удивленный возглас. Люди за дверью обнаружили сломанный замок. Голоса смолкли.

Дверь медленно открылась. Вошел один человек, за ним другой. Блеснул огонек: первый как будто щелкнул зажигалкой. Пол рассчитал, что у него на действия будет одна секунда, и опустил палку на голову второго. Человек с сигаретой обернулся, услышав глухой удар деревяшки по черепу. В другой руке он держал револьвер. Пол концом палки ударил его в живот, потом по голове, и человек согнулся вдвое.

Трауты выбежали за дверь, на мгновение остановились, желая убедиться, что по пожарной лестнице больше никто не поднимается, слетели по ступенькам и бросились к своему автомобилю. А когда отъезжали, навстречу им попались две полицейские машины: мигалки работали, но сирены молчали.

Гаме перевела дух и произнесла:

– Где ты научился орудовать битой, как Тед Уильямс?[227]

– В летней лиге софтбола в Вудс-Хоул. Я играл на первой базе за команду Института океанографии. Исключительно для развлечения. Даже не вел счет.

– Что ж, за твой двойной удар я бы поставила тебе 2:0, – сказала Гаме.

– Спасибо. Полагаю, с журналом Доббса мы зашли в тупик… причем буквально, – заметил Пол.

Гаме задумчиво поджала губы.

– Капитан Доббс не единственный, кто написал воспоминания, – сказала она.

– Калеб Най? – вспомнил Пол. – Все его записи погибли в огне.

– Рэйчел Доббс упоминала о диораме. Разве это не запись своего рода?

Воодушевившись, Пол энергично предложил:

– Стоит попробовать.

Пол нажал на акселератор, и они поехали к дому Доббса.

Рэйчел Доббс прощалась с уборщиками, которые наводили порядок после джазового концерта, и уже собиралась закрывать музей. Сейчас она выглядела не такой измученной, как днем.

– Боюсь, концерт вы пропустили, – сказала она с сожалением. – Нашли магазин мистера Бриммера?

– Да, спасибо, – ответила Гаме. – Но он не смог нам помочь. Мы с Полом вспомнили, что вы упоминали о диораме Калеба Ная. Нельзя ли на нее взглянуть?

– Если придете завтра, я с удовольствием вам ее покажу.

– К тому времени мы уже будем в Вашингтоне, – уточнила Гаме. – Если есть возможность…

– Что ж, ваш щедрый взнос делает вас влиятельными членами Общества Доббса, – смягчилась Рэйчел. – Идемте в подвал.

Подвал в доме Доббса был большой и затхлый. К шкафу высотой от пола до потолка (Рэйчел объяснила, что это встроенный сейф, герметичный и с контролируемой температурой) им пришлось пробираться среди множества старых вещей. Она открыла двойную дверь сейфа; за ней открылись стальные полки со множеством пластиковых коробок, на каждой из них была этикетка. На самой нижней полке лежал цилиндрический предмет около шести футов длиной, завернутый в полиэтилен.

– Это диорама Ная, – указала Рэйчел. – Она тяжеловата, поэтому ее давно не вытаскивали на свет божий.

Пол присел и приподнял конец цилиндра на несколько дюймов.

– Можно поднять, – успокоил он.

На протяжении всего обучения в колледже Пол помогал отцу рыбачить, а впоследствии по многу часов проводил в спортивном зале, чтобы поддерживать необходимую для работы форму. Гаме была большой поклонницей фитнеса, и хоть ее длинноногая фигура словно сошла со страниц «Вог», она была сильнее многих мужчин. Вдвоем Трауты легко достали сверток и перенесли его наверх.

По предложению Рэйчел, они перенесли цилиндр под навес, где было достаточно места, чтобы его развернуть. Трауты сняли полиэтилен и размотали веревки, которыми была обвязана диорама. Она была плотно свернута пустой коричневой изнанкой наружу.

Они осторожно и неторопливо развернули ее.

Стала видна первая часть. Это была написанная маслом картина высотой пять футов и шесть – шириной, с изображением китобойного судна в гавани. Под картиной значилось:

КОНЕЦ ПУТЕШЕСТВИЯ

– Должно быть, мы смотрим последнюю часть диорамы, – догадалась Рэйчел. – Здесь изображено судно под разгрузкой в Нью-Бедфорде. Видите, как по сходням на пристань скатывают бочки?

Небо и море, изображенные яркими красками, до сих пор не выцвели, но все остальное было неприятно кричащим, как цирковая реклама. Мазки размашистые, словно писали второпях. С перспективой неумелый художник не справился.

– Известно, кто это нарисовал? – спросила Гаме. – Техника примитивная, но художник хорошо подмечал детали. На корпусе можно даже разобрать название судна – «Принцесса».

– Вы очень внимательны, – сказала Рэйчел Доббс. – Сет Франклин, самоучка, продавал свои картины владельцам кораблей или капитанам. До того как стать художником, он был корабельным плотником. Насколько мне известно, Най стоял перед разворачивающейся диорамой и рассказывал подробности происшествия. Освещение устраивали выразительное, и, возможно, его рассказ даже сопровождали звуковые эффекты. Ну, например, кто-нибудь за диорамой кричал: «Фонтан!»

На следующем полотне «Принцесса» шла вдоль мыса, над которым было написано:

КРАЙ АФРИКИ

На другом судно стояло у вулканического острова, покрытого роскошной растительностью. На палубе виднелись фигуры, возможно, туземцы, и все было окутано голубым свечением. Надпись гласила:

ОСТРОВ БЕДСТВИЯ – ПОСЛЕДНЯЯ ОСТАНОВКА У БЕРЕГА НА ТИХОМ ОКЕАНЕ

Следующее полотно опять изображало вулканический остров, очевидно, гораздо больший, с десятками кораблей, стоящих в гавани. Надпись извещала, что это остров Понпеи.

Пол продолжал разворачивать диораму. В следующей части экипаж разделывал кашалота и извлекал ворвань. Особенно интересным было изображение светловолосого человека, лежащего на палубе под надписью:

СОВРЕМЕННЫЙ ИОНА

– Это Призрак, – подтвердила Рэйчел. – Поразительно! Тут показано, как выглядел Калеб Най, когда его вырезали из желудка кашалота.

Справляться с задубевшим полотном диорамы было все труднее; но Пол разворачивал его, а Гаме скручивала рулон, и китобойная сага продолжалась – от конца к началу.

На новом полотне кашалот, пронзенный гарпуном с вельбота, плавал среди волн в кружевной пене. Из пасти кита торчали ноги. Надпись сообщала:

Калеб Най, проглоченный кашалотом

Рэйчел Доббс с трудом сдерживала волнение. Она заговорила о сборе средств на реставрацию диорамы и на то, чтобы найти площади для ее экспозиции. Пол и Гаме сочли диораму поразительно интересной, но она им не помогла. Однако они продолжали рассматривать ее, пока не дошли до последней части, почти точной копии судна с первого полотна, но только вернувшегося из долгого плавания. На палубе толпа народу, паруса подобраны. Надпись гласила:

Поднимаем паруса

Пол встал, чтобы размять ноги, но острый взгляд Гаме подметил, что есть еще несколько футов холста. Она попросила Пола развернуть остаток рулона, полагая, что увидит какое-нибудь название. Но вместо этого они увидели карту южной части Тихого океана. Неправильные линии неровным узором пересекали океан. Всюду были изображения китовых хвостов. И над каждым указаны долгота и широта.

– Это карта плавания «Принцессы» 1848 года, – сказала Рэйчел. – Координаты указывают, где были добыты киты. Капитаны часто иллюстрировали свои журналы, чтобы отметить хорошие китобойные места. Карта должна была показать публике Калеба, каким долгим было плавание и где именно происходили его приключения.

Гаме опустилась на четвереньки и указательным пальцем провела вдоль линии от Понпеи к острову, обозначенному «остров Бедствия». Рядом с островом были указаны его координаты.

Трауты записали координаты, свернули диораму и отнесли ее на кухню. Вопреки возражениям Рэйчел они вручили ей еще одну крупную сумму – чтобы начать подготовку места для демонстрации диорамы.

Рэйчел отправилась запирать музей, а Трауты вышли в сад.

– Что думаешь? – спросила Гаме.

– Не уверен, что это поможет найти лабораторию, – сомневался Пол, – но диорама каким-то образом связывает прошлое – голубую медузу и чудесное излечение экипажа «Принцессы» – с настоящим.

– Не забудь, кто-то счел журнал достаточно важным, чтобы убить Бриммера. Надо сообщить Курту и Джо о нашей находке.

Пол уже взял в руки сотовый телефон и искал номер в своем списке контактов.

Глава 39

Как любой хороший детектив, Джо Завала начал поиски «Рундука Дэви Джонса» с места преступления. На одноместном погружаемом аппарате, взятом на судне НУМА, он спустился на дно океана и несколько раз прошел над круглыми углублениями, оставшимися от опор лаборатории. Не увидев ничего нового, он отплыл в сторону и принялся исследовать окружающую местность. В свете прожекторов аппарата неожиданно блеснул кусок металла.

Управляя механическими руками, Завала поднял со дна искореженный кусок стали и осмотрел его, прежде чем поместить в корзину, висящую за аппаратом.

– Я только что подобрал обломок «Гордой Мэри», – передал он на мостик.

– Вы уверены, что это не часть лаборатории? – спросил Кэмпбелл, капитан судна НУМА.

– Более или менее. Металл искорежен и оплавлен, как при взрыве ракеты. Не похоже на конструкции, которые я видел на чертежах. И это подтверждает ту теорию, что лабораторию подняли с места и увезли на буксире.

– Вы осмотрели каньон, в котором лаборатория искала голубую медузу? – задал вопрос капитан.

– Да. Он в нескольких сотнях ярдов от места. Я опустился на несколько сотен футов. Каньон бесконечно уходит вниз. Тут плавает несколько голубых медуз, но и только. Я мог бы нырнуть еще глубже, но я слыхал, что безумие определяется бесконечным повторением одних и тех же бесполезных действий.

– Тогда поднимайтесь, – приказал Кэмпбелл. – Мы позвоним на «Конкорд» и сообщим капитану Диксону… Минутку, Джо. Вам звонок через сеть НУМА. Соединяю.

Через несколько мгновений в микрофонах Завалы зазвучал женский голос.

– Как поиски, Джо?

– Привет, Гаме, рад вас слышать. Я подобрал на дне обломок вспомогательного судна, но это все. Как дела у вас?

– Возможно, мы кое-что нашли, – сказала она. – Мы пытались связаться с Куртом, но к нему звонки не проходят, поэтому мы отыскали вас в море. Мы с Полом наткнулись на координаты места, которое называется «остров Бедствия». Оно примерно в ста милях от места, где находилась лаборатория. Возможно, именно на этом острове чудесным образом исцелился экипаж «Принцессы». Мы не уверены, что это связано с исчезновением лаборатории, но, возможно, вам поможет.

– Сообщите об этом капитану, – попросил Джо, – а я поднимусь и займусь этим.

– Мы едем в Вашингтон, – сообщила Гаме. – Позвоните, если понадобится что-нибудь в тех краях.

Завала поблагодарил Гаме и Пола, нацелил нос аппарата вверх и включил двигатели. Его ждал кран, чтобы поднять на палубу судна НУМА.

Он открыл люк, выбрался наружу и направился на мостик. Капитан Кэмпбелл стоял над штурманским столом. Он указал на черточку в водах Микронезии.

– Вот атолл, ближний к координатам, которые сообщили ваши друзья. Не слишком перспективно, и, как видите, в пределах красного прямоугольника. То есть его осматривали визуально. Что скажете?

Завала обдумал вопрос капитана:

– Думаю, нужно поговорить со специалистом.

Через несколько минут его соединили с навигационным отделом НУМА, снабжавшим экспедиции агентства во всех концах света самой свежей навигационной информацией.

– Позвольте проверить, верно ли я поняла, – сказала специалист-картограф, женщина с тихим голосом. Ее звали Бет. – Вы ищете в Тихом океане остров, которого больше нет на картах, причем даже не знаете, существовал ли он вообще.

Завала негромко рассмеялся.

– Простите. Должно быть, похоже на поиски несуществующей иглы в очень большом стогу сена.

– Не падайте духом, Джо. Мне нравятся трудные задачи.

– Есть ли вероятность, что остров был нанесен на карты британского Адмиралтейства?

– Точно не скажу, – ответила она. – Карты Адмиралтейства были для своего времени самыми точными, хотя и их ранние экземпляры печатались частным образом и изобиловали ошибками. Адмиралтейство иногда сертифицировало и такие карты, которые не следовало выпускать.

– Вы хотите сказать, что на одних картах остров может быть, а на других нет?

– Вот именно! На карты и в атласы XIX века было нанесено и внесено свыше двух тысяч никогда не существовавших островов.

– Как это могло произойти?

– Причин много. Соскучившийся по суше моряк мог ошибочно принять за остров облачную формацию и отметить ее на своей карте. Определение долготы тоже было проблемой. Кое-кто мог поместить существующий остров не туда. Мошенники выдумывали призрачные острова для своих схем «как быстро разбогатеть». Следующий доплывший туда смотрел на такую карту и видел пустое место там, где полагалось быть острову… Теперь расскажите, что вы знаете о вашем острове-призраке?

– Я знаю, что он был настоящим, – подтвердил Завала. – Здесь в 1848 году останавливался американский китобоец. Но на современных картах его нет. Однако совсем близко от него есть атолл.

– Поищу в картах 1848 года или близких по времени, – пообещала Бет. – Затем вам надо будет свериться с картой Тихого океана № 2683.

– А что особенного в этой карте?

– Она – золотой стандарт для карт Адмиралтейства. Британское гидрографическое общество знало, что карты Адмиралтейства бывают неточны. Точные карты важны для флота и торговых судов. Поэтому в 1875 году Адмиралтейство предложило главному гидрографу, капитану Фредерику Эвансу, стереть с карт призрачные острова. В одном только Тихом океане он убрал свыше ста островов. Исправленные карты получили номер 2683.

– Значит, возможно, остров никогда не существовал? – спросил Завала.

– Возможно. Но острова могут исчезать. Ваш мог погрузиться в море после вулканического извержения, землетрясения или наводнения. Есть исторический прецедент: остров Туана предположительно затонул вместе с обитателями. Известны и другие зарегистрированные случаи. Теперь остров может быть рифом или скалой под поверхностью, и даже спутники его не заметят. Надо быть совсем рядом, чтобы увидеть его.

– С чего начнем? – спросил Завала.

– Существует очень много материалов. – Британская библиотека располагает крупнейшей коллекцией карт Адмиралтейства. Вначале посмотрю там, потом справлюсь в Американском национальном архиве. Если придется обратиться в Королевское географическое общество или в Национальный Морской музей в Гринвиче, может потребоваться время. Когда вам нужна эта информация?

– Вчера, – сказал Завала. – От того, что мы найдем, могут зависеть жизни.

– Вы шутите, Джо?

– Увы, нет.

После короткой паузы на другом конце линии Бет сказала:

– Повторю: мне нравятся трудные задачи.

– Вы замужем, Бет, или обручены?

– Нет. А что?

– В таком случае в благодарность я хотел бы пригласить вас на ужин.

– Ого! Кто сказал, что в картографическом отделе нельзя встретить сносного мужчину? Договорились. Пока.

Завала положил трубку и прошел на посадочную площадку НУМА. Вертолет был снабжен понтонами, которые позволяли ему приводняться. Он задумчиво осмотрел вертолет, потом вернулся на мостик.

– Капитан, хочу попросить еще об одном одолжении, – сказал он.

– Сделаем, что сможем, – ответил Кэмпбелл.

– Специалист НУМА ищет на картах атолл, координаты которого нашли Трауты. Если она что-то найдет, я хотел бы попросить вертолет, чтобы проверить данные.

– Прикажу заправить вертолет и подготовить к вылету. Отправитесь, как только захотите.

Завала поблагодарил Кэмпбелла и отправился на главную палубу, в кладовую снабжения. Отложил аварийный спасательный плот и думал, какое дополнительное оборудование понадобится, когда послышался пронзительный телефонный звонок. Звонила Бет.

– Нашла! – сказала она.

– Так быстро?

– Просто повезло. Нашла в Британском национальном архиве. Их материалы выложены в базе данных и систематизированы по периодам. Какой у вас электронный адрес?

Завала назвал адрес и, прежде чем повесить трубку, убедился, что у него записан личный телефон Бет. Надо будет пригласить ее на ужин.

Потом он прошел в центр связи корабля и набрал на компьютере свой электронный адрес, мгновение спустя на экране появилась карта, выпущенная британским Адмиралтейством в 1850 году. Он несколько мгновений разглядывал ее, особенно точку, обозначенную «остров Бедствия». Потом щелкнул мышкой. Появилась карта Тихого океана № 2683.

Завала разместил рядом более раннюю карту и более позднюю, правленую. Кружками на второй карте обозначались острова, убранные картографами Адмиралтейства. Остров Бедствия не был обведен кружком, но название исчезло и точка обозначала остров как атолл. В какой-то момент между 1850 и 1875 годами остров Бедствия превратился в атолл.

Завала позвонил специалисту НУМА по старым кораблям и узнал оценочную скорость полностью груженного китобойного судна. Потом откинулся на спинку стула, сплел пальцы за головой и поставил себя на место капитана такого китобоя.

Сун Ли говорила, что вирус убивал через нескольких дней после заражения. После выхода из Понпеи экипаж судна должен был хорошо себя чувствовать. Завала предположил, что судно шло под попутным ветром.

Он крестиком обозначил на карте к западу от Понпеи место, где «Принцесса» должна была оказаться в конце первого дня пути. На второй день лихорадка начала валить людей. Судно теряло время. Завала поставил другой крестик, показывая положение судна к исходу второго дня.

На третий день на борту китобоя воцарился хаос. Большинство матросов и офицеров не могли работать и были почти при смерти. Судно шло еще медленнее. Третий крестик он поставил ближе ко второму.

Хорошо, капитан Завала, едва не сказал он вслух, у тебя полный груз ценной ворвани, твои офицеры и экипаж умирают, а сам ты болен. Что бы ты сделал? Я бы хотел пристать к суше, подумал он. Не к Понпеи – там очаг болезни. И до него все равно не добраться.

Джо вызвал спутниковую карту, изображение интересующегоего атолла. Мог ли безымянный атолл когда-то быть островом? Бет сказала, что на месте утонувшего острова может остаться атолл. Извержение или землетрясение заметили бы люди на соседних островах, но времени проверять исторические записи не было.

Он увеличил получаемое со спутника изображение искомой точки. Типичный тихоокеанский атолл: крошечный остров с несколькими пальмами, окруженный лагуной и кольцом коралловых рифов. Кольцо почти сплошное; во всяком случае, нет бреши, через которую могла бы пройти подводная лодка класса «Тайфун» и протащить на буксире лабораторию. В чистой воде лагуны ничего не видно.

Завала вызвал корабельный поисковый центр и получил подтверждение: самолеты пролетали над атоллом и осматривали его, но он показался слишком незначительным, чтобы проводить более серьезные исследования.

Несмотря на свои сомнения и эти досадные факты, Завала постоянно возвращался к названию – остров Бедствия. Кто-то назвал этот остров источником несчастья. Какого?

Он набрал сотовый номер Остина, но ответа не было. Глядя в пространство, он обдумывал дальнейшие действия. Он мог остаться на судне НУМА и бездельничать, дожидаясь, пока поисковая флотилия что-нибудь отыщет… или присоединиться к поискам, хорошо понимая, что, вероятно, зря тратит время и топливо.

Бездействие Завала ненавидел. Он взял трубку селекторной связи, позвонил на мостик и сказал капитану, что ему нужен вертолет, осмотреть атолл.

Матросы помогли ему принести со склада спасательный плот и погрузить его в вертолет. Завала сел в кабину и взялся за приборы управления. Через несколько мгновений вертолет поднялся с площадки, сделал круг над судном и полетел на север.

Пилот вел вертолет на высоте пятисот футов со скоростью сто пятьдесят миль в час. С высоты океан казался сине-зеленым, в солнечных бликах. Завала миновал несколько кораблей поисковой флотилии, но они осматривали другие участки. Блеск воды мешал ему увидеть атолл, пока он не оказался почти над ним.

Он накренил вертолет и посмотрел на песчаную полоску величиной с носовой платок, с несколькими пальмами на ней. Атолл выглядел точь-в-точь как на спутниковой карте. Убедившись, что в кольце рифов нет достаточно широкого прохода, чтобы пропустить какой-либо корабль, он снизился, чтобы приглядеться внимательнее, и мягко посадил вертолет на воду в нескольких сотнях футов от самого большого участка суши, который располагался не в центре лагуны, как обычно, а в конце.

Винты замерли, Завала отстегнулся и вышел на понтон. Стояла полная тишина, только волны шелестели о берег. Глядя вниз, в кристально чистую воду, он увидел бегущего по дну краба.

Вытащив из кабины плот – оранжевый пластиковый контейнер, он положил его на воду и дернул шнур. Негромко зашипела выходящая из капсулы двуокись углерода, и плот раздулся. Завала перебрался на плот и начал грести к берегу.

Он вытащил плот на ослепительно белый песок и обошел остров по периметру, чувствуя себя жертвой кораблекрушения, угодившей на один из крошечных пустынных островков, которые так любят изображать художники-комиксисты.

Тропическое солнце, словно паяльной лампой, жгло непокрытую голову. Он поискал спасения в тени редких пальм. И осмотрел окрестности, вбирая чуждую красоту атолла с его светом и цветами из иного мира.

Он вторично обошел остров по краю, по своим следам. И нахмурился. Этот ничтожный клочок песка не мог быть островом Бедствия. Всего лишь захудалый атолл. Завала пошел к своему плоту и обернулся, чтобы бросить на атолл последний взгляд. И на вершине одной из пальм увидел что-то блестящее.

Он вернулся и остановился под деревом. Вытянул шею, но не смог определить источник отражения. По росшему наклонно стволу он поднялся туда, где начинались широкие листья. И сразу нашел источник блеска. Солнце отражалось в линзах миниатюрной видеокамеры, укрепленной на стволе.

Глядя на объектив, Завала понял, что камера смотрит на него. Он попятился и начал спускаться, но на полпути остановился. Ствол дерева казался неестественно гладким. Завала достал из ножен на поясе нож и воткнул острие в ствол, но оно не вошло в древесину. Он испытал новое потрясение, посмотрев на эту часть ствола внимательнее: ствол как будто был сделан из плетеного пластика на твердом металлическом сердечнике.

Завала поднял руку и срезал часть листа. Взял отрезанную часть в зубы и прикусил: тоже пластик. Он вложил нож в ножны и спустился на песок. Прошел несколько шагов влево, потом вправо. Камера поворачивалась за ним.

Дьявольщина!

Исследователь пробежал по острову, прыгнул на плот и принялся грести. Надо было добраться до радио в вертолете. Оглянулся через плечо, ожидая отчаянной погони, но приободрился, увидев, что никто не пытается его остановить. Еще несколько гребков, и он будет в вертолете.

И тут произошло нечто очень странное. Дно лагуны поднялось ему навстречу, вынырнуло из воды длинной блестящей грядой прямо перед ним. Гряда разделилась, и из дна лагуны начал подниматься огромный черный плавник. Вскоре он возвышался над головой Завалы на сорок футов. Тот понял, что смотрит на боевую рубку гигантской подводной лодки. Через несколько секунд корпус подводной лодки поднял плот в воздух. Одновременно начал подниматься вертолет, наклонился и ударился о корпус лодки. Потом упал, и вода хлынула в кабину.

Плот соскользнул с округлого корпуса подводной лодки и перевернулся. Завала попытался перебраться с него на борт лодки, но пальцы его скользили по гладкому влажному металлу, а быстрые потоки воды, льющейся с боков субмарины, толкали его в лагуну.

Он подавился морской водой и глотал воздух, как выброшенная на берег рыба. Потом что-то похожее на бейсбольную биту ударило его в висок. Он увидел яркую вспышку и ощутил боль. Потом словно задернули занавес, и Джо провалился во тьму.

Глава 40

Капитан туристической лодки не знал, что думать о людях, которых он вытащил из канала Нан-Мадола. Едва не утонувшая молодая азиатка казалась довольно безвредной, но его заботил мускулистый дайвер в дикой расцветки шортах для серфинга.

Осторожно глядя на Остина, капитан спросил:

– Что случилось, приятель?

Остин показал на свою арендованную лодку, нос которой, изрешеченный пулями, торчал из воды.

– Лодка дала течь.

– Я слышал шум, – уточнил капитан. – Сильный шум. Похожий на стрельбу.

Остин взял капитана за плечо и развернул.

– Видите, там плавает сумка? – спросил он, показывая. – Она моя. Мы можем подобрать ее?

Сомнение на загорелом лице капитана говорило о том, что он начинает жалеть о своем решении вытащить из воды новых пассажиров, но он понял – Остину нельзя отказывать. Он подвел лодку к сумке, так что Остин, наклонившись, смог ее достать. Раскрыв сумку, он вынул бумажник. И вытащил купюру, пятьдесят долларов.

– Это за билеты на вашу лодку. – Он дал капитану еще пятьдесят долларов и сказал: – А это за то, что вы больше не зададите вопросов.

Держа в руке третью пятидесятидолларовую купюру, он сжал плечо капитана и заговорил тихо, так, чтобы не слышали другие пассажиры:

– Сколько еще времени осталось до окончании вашей экскурсии?

– Не знаю… с полчаса, – ответил капитан.

– Деньги ваши, если сократите это время вдвое.

Капитан улыбнулся, и третья купюра вслед за первыми двумя перекочевала в его карман.

– Вы только что купили мою лодку, приятель, – сообщил капитан. – Садитесь, вы и дама.

Остин и Ли, не обращая внимания на любопытные взгляды других пассажиров, поискали, где бы сесть. На лодке был навес для защиты от солнца, но не было скамеек, и пассажиры сидели на своих спасательных жилетах. Молодая японская пара, совершавшая свадебное путешествие, подвинулась, давая место новым пассажирам.

Капитан туристической лодки сдержал слово. Через пятнадцать минут после того, как Остин и Ли поднялись на борт, он предложил пассажирам бросить последний взгляд на загадочные руины. Сидя на корпусе одного из двигателей, он запустил оба, и суденышко направилось обратно в Колонию.

Пока Ли приводила себя в порядок в туалете, Остин отправился в магазин для дайверов. Он вернул снаряжение в хорошем состоянии, но попросил ошеломленного хозяина назвать стоимость лодки и двигателя. Хотя цена явно была завышена, Остин достал свою кредитную карточку работника НУМА и попросил снять с нее нужную сумму. Бухгалтер НУМА, контролировавший расходы работников, привык к необычным покупкам Остина. Тем не менее Остин попросил расписку.

Владелец лодки, оформляя расписку, спросил:

– Ваш друг догнал вас?

– Какой друг? – насторожился Остин.

– Парень-азиат, водит пикап. Он не назвался. Явился через несколько минут после того, как вы взяли лодку. Я сказал ему, что вы поехали к руинам.

Остин постарался скрыть удивление. Он поблагодарил хозяина и пошел в туалет, переодеться в сухое. Шорты для серфинга сунул в мусорный бак и достал из сумки свой сотовый телефон. И обрадовался: телефон работал. Остин увидел, что Трауты, а совсем недавно капитан «Конкорда» звонили ему. Вначале он ответил на звонок Диксона.

– Говорит Остин, – назвался он. – Я вижу, вы пытались со мной связаться, капитан Диксон. Я был далеко от своего телефона.

– Рад вас слышать, Курт. У меня плохие новости. Джо исчез. Он взял вертолет с судна НУМА и полетел на север, взглянуть на атолл. Мы потеряли его на радаре.

– Он послал сигнал SOS? – спросил Остин.

– Нет. То, что произошло, должно быть, произошло быстро.

– Как скоро вы можете прислать за мной вертолет?

– Он уже в пути.

Остин завершил вызов и собирался позвонить Траутам. Но вернулась Ли, он спрятал телефон и подозвал такси.

Остин лишь слегка встревожился из-за Завалы. Очаровательный молодой американец мексиканского происхождения обладал удивительной способностью к выживанию, да и сейчас Остин мало что мог сделать. Его больше тревожило то, что Чан знал о его появлении на острове. Кто-то направил его сюда, а значит, за ним следили с самого приземления самолета.

Этого он не мог понять. Лишь несколько самых доверенных людей знали, что он на Понпеи. Он выругал себя за то, что недооценил триаду.

Такси высадило их у аэропорта, и они отправились на асфальт ждать возвращения «Сикорский». Остин начал рассказывать Ли об исчезновении Завалы, но она, не в силах сдержать волнение, перебила:

– Вы понимаете, что мы тут открыли? Это была больница или клиника, где больных лечили токсином медузы. Для иммунологии это открытие столетия! Оно доказывает, что древние понимали значение прививки и использовали ее для лечения. Скорей бы рассказать об этом доктору Чуаню. Он будет потрясен.

– А кто такой доктор Чуань? – спросил Остин.

– Мой друг и учитель, – ответила Ли. – Он работает в Министерстве здравоохранения, и именно он отправил меня в проект «Медуза».

– Когда вы в последний раз с ним разговаривали?

– Он просил меня ежедневно сообщать ему, что я делаю. Каждый вечер на Боунфиш-Ки я поднималась на водонапорную башню, чтобы поймать сигнал, и звонила ему.

– И рассказывали ему все подробно?

– Да. Я даже позвонила ему, когда мы остановились в Лос-Анджелесе, и сказала, что мы направляемся на Понпеи.

– Понятно, откуда Чан и его приятели узнали, что мы здесь.

– О нет, неужели вы думаете…

Остин пожал плечами.

– У нас совершенно секретное задание, – сказал он. – Всего несколько доверенных лиц знали, что мы отправились сюда. Но Чан приставил к нам соглядатаев, как только мы приземлились. Как хорошо вы знаете доктора Чуаня? Он может быть осведомителем?

– Я познакомилась с ним в Гарварде, и он очень помог мне с поиском работы. – Она вспомнила о том, что Чуань не помешал ее изгнанию и обманул, когда вернул к исследованиям. – Доктор Чуань умный, но робкий человек. Угрозами его нетрудно подчинить чужой воле.

– Какого-нибудь человека или триады.

У нее испортилось настроение.

– Да, – подтвердила Ли. – Но я виновата в том, что позволила ему обмануть меня.

– Вы сделали одолжение тому, кого считали старым другом, – сказал Остин. – Предлагаю отныне ничего не рассказывать доктору Чуаню.

Далекий гул винтов возвестил приближение вертолета с «Конкорда». Несколько мгновений спустя «Си-Хок» опустился на асфальт. Остин и Ли забрались внутрь, и вертолет взлетел. Прошло меньше часа, но Остину показалось, что вертолет сел на палубу «Конкорда» через несколько дней.

Капитан Диксон помог Ли выйти из вертолета, поздоровался и сообщил:

– Добро пожаловать на «Конкорд», доктор Ли. Ваше правительство пытается связаться с вами.

– Нас кое-что задержало на Понпеи, – сказала она.

– Все в порядке. Я сказал вашим людям, что вы в пути. У нас есть станция для проведения телеконференций, и вы можете ею воспользоваться. Мой офицер-связист отведет вас туда.

Диксон заговорил в свою рацию, а Ли обратилась к Остину.

– Вы должны извинить меня, Курт. День был очень интересный.

– Я наслаждался, – сказал он. – Может, в другой раз в Нан-Мадоле мы сможем провести больше времени над водой.

– Это было бы совсем другое дело, – с улыбкой ответила она.

Через несколько минут подошел связист и отвел Ли на телеконференцию. Диксон приветствовал возвращение Остина на крейсер и сказал, что покажет на карте, где исчез Завала. По дороге на мостик капитан рассказал, что самолет несколько раз пролетел над атоллом, но не увидел ни Завалы, ни вертолета.

– Никаких обломков или масляных пятен? – спросил Остин.

– Ничего, – подтвердил Диксон. – Но мы продолжаем искать.

– Спасибо, капитан, но вам больше нельзя тратить время на поиски Джо. Прежде всего лаборатория. – Заметив раздраженную мину капитана, он добавил: – Не волнуйтесь за Джо. Он появится, когда вы меньше всего будете ожидать.

Остин изучил расположение атолла, гадая, что привлекло Джо к этому крошечному кусочку суши, потом набрал номер Траутов. Ответила Гаме.

– Курт! Слава богу, вы позвонили! Мы беспокоились. Что происходит?

– У нас в Нан-Мадоле была стычка с одним из вожаков триады. С типом по имени Чан. У триады был осведомитель. Теперь мы вернулись на «Конкорд», но пропал Джо. Капитан Диксон дал ему вертолет, и он отправился проверять атолл.

– Координаты атолла он узнал от нас, – сказала Гаме. – Атолл расположен примерно на том месте, где находился остров Бедствия – место, где сто пятьдесят лет назад останавливался капитан Доббс на своем китобое.

– Вы нашли журнал? – воскликнул Остин.

– Нет. Вы не единственный обнаружили, что у триады длинные руки. Мы обратились к торговцу старинными книгами, и тот обещал поискать журнал, но кто-то убил его и пытался убить нас. Мы едва уцелели.

– Рад это слышать, – с облегчением произнес Остин. – Но все равно странно. Если вы не нашли журнал, то откуда взяли сведения об атолле?

Гаме рассказала, как Перлмуттер нацелил их на Калеба Ная, как они побывали в доме Доббса и в лавке Бриммера, как нашли тело Бриммера на старой фабрике. Остин кипел, слушая подробности убийства Бриммера и попыток подстеречь в засаде Траутов. Даже без доктора Чуаня у преступной организации как будто повсюду были глаза и уши. Он записал координаты, указанные на диораме Ная, и обещал немедленно проверить их.

– А что в это время делать нам? – спросила Гаме.

– Позвоните Сандекеру и все ему расскажите, – посоветовал Остин. – Свяжусь с вами, как только узнаю больше.

Быстро поблагодарив их, Остин закончил разговор, уселся перед компьютером и, используя координаты Ная, вызвал на монитор изображение со спутника. Навигация XIX века не была абсолютно точной, и атолл, который Курт видел на экране, не соответствовал его положению на карте.

Но данные радара свидетельствовали, что Джо направился прямо к атоллу. Остин увеличил изображение крошечной точки. Монитор показал поросшую пальмами полоску песка величиной с носовой платок, окруженную коралловым рифом. Ничего необычного, если не считать темной полоски с одной стороны лагуны. Он перебрал возможности: стая рыб, коралл, подводная растительность, тени… Ничего как будто не подходило. Остин посмотрел на предыдущие изображения острова: тогда полоса была шире. Он продолжал возвращаться назад во времени – на час, еще на час.

Углубившись в изучение спутниковых изображений, он заметил, что полоса исчезла. Он продвинулся еще дальше и остановился. На месте полосы виднелся сигарообразный объект. Над ним торчала боевая рубка, показывая, что это подводная лодка. Остин еще увеличил изображение и поискал в Интернете подводные лодки класса «Акула». Нашел несколько картинок, выбрал одну, на которой боевая рубка занимала примерно такое же положение, и сопоставил два изображения. Подводные лодки были идентичны.

С растущим волнением Остин, просматривая изображения со спутника, пошел еще дальше назад. Теперь в лагуне не было подводной лодки, не было даже полосы. Но он увидел темное пятно. Предельно увеличив изображение, получил несомненные очертания вертолета. Глядя на это место, он начал перелистывать изображения, как в дешевом кинотеатре: пустая лагуна, вертолет, подводная лодка, нет вертолета, темная сужающаяся полоска.

– Спасибо, Калеб Най, – вслух сказал Остин. Диксон услышал и наклонился рядом с ним к монитору.

– Кто это? – спросил капитан.

– Китобой XIX века, и он только что помог мне найти Джо.

Остин показал серию изображений со спутника.

– Черт побери, – удивился Диксон. – Думаю, вы кое-что нашли, Курт.

– Надо посмотреть поближе. Мне понадобится ваша помощь.

Диксон взял микрофон, соединенный с корабельной системой оповещения.

– Срочно вызываю офицеров корабля, – объявил он.

Пять минут спустя Остин в кают-компании показывал офицерам снимки со спутника. Офицер-артиллерист предложил: пусть все корабли флота окружат атолл и атакуют чужаков.

Остин покачал головой.

– По моему мнению, нападение флота невозможно, – сказал он. – У нас недостаточно сведений, чтобы обосновать его. Одна ошибка может привести к гибели штата лаборатории.

Офицеру это замечание не понравилось.

– Кто здесь командует стрельбой, капитан? – полюбопытствовал он. – Флот США или НУМА? Лаборатория – собственность флота.

– Это верно, – подтвердил Диксон, – но я получил от командования флота приказ подчиняться НУМА.

– Меня не интересуют вопросы компетенции. – Офицер рассердился. – Дело в силе огня. Насколько мне известно, НУМА – исследовательское агентство.

– Но мы должны всемерно поддерживать его, – пытался урезонить Диксон. Он начинал раздражаться.

Меньше всего Остину нужны были стратегические споры. Он вмешался, чтобы помочь артиллеристу выйти из спора, сохранив лицо.

– Офицер сделал ценное замечание насчет огневой мощи, капитан, – заметил он. – Что, если поставить корабли в непосредственной близости? Они смогут выручить меня, если я попаду в трудное положение.

– Конечно, – согласился Диксон. – Мы можем встать очень близко и ударить, если понадобится.

– Полагаюсь на здравомыслие – ваше и ваших офицеров, капитан, – сказал Остин. – Моя главная забота – пробраться в лагуну незаметно. Есть идеи, с чем я могу столкнуться?

– Резонно предположить, что атолл защищен системой датчиков, – размышлял Диксон. – Конечно, нас должны тревожить приборы ночного видения и радар, но больше всего меня беспокоят термальные сенсоры.

– Есть способ обойти эти системы безопасности? – спросил Остин.

– Низко летящий вертолет способен слиться с морем и не отразиться на экране радара. Если вторжение быстрое, есть шанс остаться незамеченным.

Остина больше не понадобилось подбадривать.

– Решено, – сказал он. – Скоро мы сможем вылететь?

Капитан оглядел офицеров, давая им последнюю возможность высказаться.

– Джентльмены? – обратился Диксон.

Не получив ответа, капитан взял микрофон и принялся отдавать приказы. К этому времени Остин уже направлялся к выходу.

* * *

Пока Курт Остин обсуждал стратегию действий с Диксоном и его людьми, Сун Ли в другой части корабля сидела перед пустым экраном.

– Просто говорите в камеру нормальным тоном, словно болтаете со старым другом, – посоветовал офицер-связист. – Передача может начаться в любую секунду.

Ли прикрепила к воротнику маленький микрофон и как могла поправила волосы. Офицер дал знать другому участнику телеконференции, что все готово, и оставил Ли в комнате одну.

Экран на мгновение покрылся светящимися точками, и на нем появилось изображение: в комнате с темными панелями за деревянным столом сидели шесть человек. В двух из них Ли узнала представителей Министерства здравоохранения, но остальные были ей незнакомы. Седовласый мужчина в форме Народно-освободительной армии Китая спросил у Ли, видит ли и слышит ли она его.

Когда она ответила утвердительно, он продолжал:

– Очень хорошо, доктор Ли. Спасибо за эту встречу. Меня зовут полковник Мин. Поскольку у нас мало времени, я не стану представлять всех присутствующих и сразу перейду к делу.

Данный комитет представляет собой аналог такой же созданной в Соединенных Штатах группы, с которой мы сотрудничаем. Меня просили выступить от лица всех, поскольку в борьбе с эпидемией армия находится на передовой.

– Я долго отсутствовала, и поэтому знаю только, что в районах, где возникла эпидемия, установлен карантин.

– Верно, – согласился Мин. – Армия какое-то время могла сдерживать распространение эпидемии, но у нас нет оружия против этого врага. Вирус побеждает.

– Насколько дело плохо, полковник?

Мин ожидал этого вопроса. В левой верхней части экрана появилась карта северных провинций Китая, где возникла эпидемия. Красные точки теснились вокруг одной деревни, несколько таких точек появилось за пределами периметра.

– Это карта распространения эпидемии до карантина, – сказал полковник. – Точки обозначают места появления вируса.

Появилось новое изображение. Точки сосредоточились в одной местности, но возникли и в соседних поселках.

– Это тоже положение до карантина? – спросила Ли.

– Нет, – ответил Мин. – Карантин действует, но вирус продолжает распространяться, несмотря на все наши меры. Несколько следующих изображений я не стану комментировать.

Карты на экране сменяли одна другую; стало видно, что красные точки распространились на большую часть Китая. Они давали метастазы, как раковые опухоли. Что еще тревожнее, вирус появился на северо-востоке в опасной близости от Пекина и продвигался к Шанхаю на юго-восточном побережье, к Гонконгу на юге и к растущему городу Чунцину на западе.

– Какой период времени охватывают эти схемы? – спросила Ли. В горле у нее так пересохло, что она с трудом сумела задать вопрос.

– Неделю, – сказал Мин, – до сегодняшнего дня. Министерство здравоохранения предполагает, что скорость распространения вируса еще вырастет. Вначале вирус появится в Пекине и меньше чем за две недели захватит другие города. Вы лучше меня понимаете, что это значит.

– Да, полковник, понимаю, – сказала Ли. – В военных терминах это все равно что запалить фитиль, ведущий одновременно к нескольким складам боеприпасов. А угли этого взрыва подожгут фитили во всем остальном мире.

Мин неприятно улыбнулся, не разжимая губ.

– Мне известно, что вы участвовали в планировании порядка действий в худшем случае, какой и возник у нас сейчас, – сообщил он.

– Верно, полковник Мин. Я планировала размещение центров вакцинирования там, где это наиболее целесообразно. Немного похоже на то, как вы и ваши коллеги готовитесь к бою.

– Расскажите о вакцине, которая создавалась в исчезнувшей лаборатории.

– Насколько мне известно, ученые очень близко подошли к синтезу вакцины на основе токсина.

– Это очень хорошая новость, – обрадовался Мин.

– Верно, – согласилась Ли. – Но с самого начала трудность заключалась не только в выделении химического вещества, способного убить вирус, но и в быстром производстве миллионов доз вакцины. Старый метод выращивания вакцины в куриных яйцах слишком медленный и неудобный, необходимы миллионы яиц, а производство может занять недели. Кроме того, существует и проблема мутации вируса. Необходимо быстро получать вакцину для различных разновидностей инфлюэнцы. Выращивание вакцины на клетках человека или животных может дать три миллиона доз в год.

– За это время может погибнуть все население планеты, – уточнил Мин.

– Верно, – подтвердила Ли, – именно поэтому лаборатория работала над генетическим воспроизводством вакцины. Можно не делать вакцину, а создать клетку, которая выполнит ее работу.

– Каковы результаты этих исследований?

– Не знаю. К этому времени лаборатория переехала на новое место. У меня не было доступа к заключительной фазе.

– Доктор Кейн понимал процедуру?

– Конечно, но окончательных результатов он тоже не знает; ему их сообщили бы, если бы удалось вернуть лабораторию.

– Говоря прямо, доктор Ли, даже если мы найдем лабораторию и сделаем вакцину, может быть слишком поздно?

– Говоря прямо – да.

Полковник Мин повернулся к остальным.

– Вопросы? Нет? Что ж, большое спасибо, что нашли для нас время, доктор Ли. Мы вскоре снова свяжемся с вами.

Экран потемнел. Оставшись в темной комнате наедине со своими мыслями, Сун Ли пришла в ужас. Она выбежала за двери и кинулась на палубу, где принялась лихорадочно искать Курта Остина, чье спокойное лицо внушало уверенность. Ей нужен был якорь, чтобы не свалиться в пропасть. Она поднялась на мостик и спросила Диксона, где Остин.

– Здравствуйте, доктор Ли, – сказал капитан. – Курт не хотел мешать вашей встрече. Он просил передать вам, что ужин задержится. Он улетел с корабля.

– Улетел? Куда?

Диксон подозвал ее к карте и показал на широкие просторы океана.

– В данную минуту могу только сказать, что он где-то здесь.

Глава 41

– Просыпайся, товарищ!

Завала плыл в мире ином под самой поверхностью сознания, не так глубоко, чтобы не понять, что у холодной жидкости, которую льют ему в рот, вкус антифриза. Он выплюнул ее. Громкий смех, раздавшийся после этой непроизвольной реакции, сразу привел его в сознание.

Над ним нависло волосатое лицо с улыбкой в четырнадцать каратов. Завала увидел, что бутылку снова наклоняют к его губам. Он вскинул руку и сжал толстое запястье человека.

Молниеносное движение Завалы породило удивление в голубых глазах, но почти сразу вернулась золотозубая улыбка.

– Не нравится водка? – спросил человек. – Я забыл. Американцы пьют виски.

Завала разжал пальцы. Бородатый поднял бутылку и отпил большой глоток. И утер губы тыльной стороной кисти.

– Яда нет, – пояснил он. – А что тебе дать?

– Ничего, – ответил Завала. – Хотя можешь дать руку, я сяду.

Мужчина отставил бутылку и помог ему сесть на край койки. Завала осмотрел тесное помещение.

– Где я?

– Где ты? – повторил человек.

Он перевел вопрос на язык, в котором Завала узнал русский, для еще троих, тоже бородатых, набившихся в тесное помещение. Все рассмеялись и закачали лохматыми головами.

– Что смешного? – оборвал их веселье Завала.

– Я перевел им твой вопрос и мой ответ, а мой ответ – в аду.

Пленник сумел бледно улыбнуться и дотронулся до головы.

– В таком случае выпью водки, которой ты меня угощал.

Мужчина протянул ему бутылку, и Джо, осторожно глотнув, почувствовал, как огненная жидкость течет в горло, но головную боль это не облегчило. Поднеся руку к голове, он нащупал повязку, похожую на тюрбан. У него на голове еще оставались ссадины после приключения на Б-3.

– У тебя голова была разбита в кровь, – сказал мужчина. – Это лучшее, что мы смогли сделать.

– Спасибо за первую помощь. Кто вы, парни?

– Я капитан Мехдев, а это мои офицеры. Ты на атомной ракетной подлодке «Акула». Американцы называют нас проектом 941, «Тайфуном», это класс самых больших подводных лодок в мире. Я – командир.

– Приятно познакомиться, – сказал Завала, пожимая руку капитану. – Меня зовут Джо Завала. Я работаю в американском Агентстве подводных и морских работ. Вы, вероятно, о нем слышали.

Мехдев сунул руку в карман своего плаща и достал ламинированное удостоверение Завалы с фотографией.

– Всякий, кто выходит в море, знает о замечательных работах НУМА. Ваши прекрасные суда знают во всем мире.

Джо взял свое удостоверение и положил в карман рубашки, потом взял с койки одеяло и закутался в него, чтобы оно впитало хоть немного влаги с его одежды. Отпил еще глоток водки и вернул бутылку. Один из офицеров подошел к раковине и принес стакан воды. Завала водой смыл вкус водки во рту и снова притронулся к перевязанной голове.

– Не обижайтесь, капитан, но вам следует внимательней относиться к вождению. Ваша лодка вынырнула прямо подо мной и моим вертолетом.

Мехдев снова перевел, офицеры нашли его перевод ужасно смешным, но, когда капитан снова повернулся к Завале, его лицо было серьезно.

– Приношу извинения. – Я приказал поднять корабль и взять вас на борт. Даже с моим опытом трудно точно управлять кораблем длиной в шестьсот футов. Вы плавали в воде. Мы взяли вас на борт. Мне жаль, что ваш вертолет погиб.

– Кто приказал вам взять меня в плен?

Добродушное лицо Мехдева помрачнело.

– Те же преступники, которые угнали мою подводную лодку и держат меня и экипаж в плену.

И Мехдев принялся гневно излагать свою фантастическую историю. Он ветеран флота, перешедший на гражданскую работу. Центральное конструкторское бюро «Рубин», спроектировавшее «Тайфун», выдвинуло идею о перевозке «Тайфунами» грузов под поверхностью Северного Ледовитого океана. Торпедные отсеки заменили грузовыми трюмами объемом пятнадцать тысяч тонн. Корпоративный клиент купил лодку, и задача Мехдева была доставить ее новому владельцу.

В экипаже семьдесят человек. Это половина обычного штата, но, поскольку специалисты по вооружению больше не нужны, этого достаточно. Им обещали щедрую плату. Капитан получил приказ всплыть в определенном месте. Там оказался китайский корабль с вооруженным экипажем. Китайцы захватили лодку. И приказали вести ее в Тихий океан. С помощью торпедного аппарата лодки они атаковали ракетой судно на поверхности. Потом «Тайфун» участвовал в операции по перемещению подводной лаборатории.

– А где лаборатория сейчас? – заинтересовался Завала.

Мехдев указательным пальцем ткнул вниз.

– Примерно в трехстах футах под нашим корпусом, на дне затопленной кальдеры. – Когда-то здесь произошло извержение вулкана, и на месте острова образовалась кальдера. По краям ее вырос коралл, через который вы прошли.

– А как вы прошли риф? – спросил Завала.

– Никак. Мы прошли под ним. Во Вторую мировую войну японцы взрывами пробили туннель, собираясь использовать кальдеру как базу подводных лодок. Они собирались ждать, пока американские корабли пройдут мимо, а потом выйти и вместе с немецкими подводными лодками, атаковать с тыла, потопить их. Очень хитрый план. Но союзники разбомбили немецкие заводы, производившие подводные лодки, а потом и война кончилась. – Затем Мехдев спросил: – А что вы знаете об этой лаборатории? Она, должно быть, важная?

– Очень важная, – подтвердил Завала. – Ее ищут корабли и самолеты флота США. Вода кристально прозрачная. Почему я ее не увидел?

– Мы находимся под маскировочной сеткой, наброшенной на лагуну. Это то, что вы, американцы, называете «устаревшими технологиями».

– А как же остров в лагуне, на который я высаживался?

– А вот это высокие технологии. Плавучая искусственная платформа, которую удерживает на месте саморегулирующаяся навигационная система двигателей. Это наблюдательный пункт, чтобы обнаруживать посторонних. Вас увидели задолго до приземления.

– Кто-то пошел на большие хлопоты, чтобы создать это укрытие.

– Я считаю, что те, кто стоит за этим, намерены использовать атолл для трансокеанской контрабанды.

Их разговор прервал стук в дверь. Дверь распахнулась, и в каюту вошел азиат с автоматом в руках. За ним шел Фелпс. Он криво улыбнулся Завале.

– Привет, солдат, – бросил он. – «Далеко-далеко дом остался родной».

– Могу то же самое сказать о вас, Фелпс.

– Да, можете. Вижу, вы подружились с капитаном и экипажем.

– Капитан Мехдев с его винным баром был очень щедр.

– Жаль, что пирушке конец, – заключил Фелпс. – Для капитана и его парней есть работа.

Мехдев понял намек и приказал офицерам выйти из каюты. Фелпс велел охраннику проводить членов экипажа на посты, потом пододвинул стул, сел и положил ноги в ботинках на маленький письменный стол.

– Как вам это маленькое убежище?

Завала зевнул.

– Не повезло, – сказал он.

– Я так не думаю. Следующий вопрос. Кто-нибудь еще знает об этом месте?

– Только военный флот США. Вы с вашими приятелями можете с минуты на минуту ждать в гости авианосец.

– Неплохо, но мимо, – фыркнул Фелпс. – Если бы флот знал о нас, сейчас атолл уже кишел бы кораблями и самолетами. Камера на острове отправила изображение вашей смазливой физиономии непосредственно моему боссу, Чану. Это он приказал Мехдеву захватить вас, даже рискуя тем, что кто-нибудь увидит. Вы попали в дьявольски неприятное положение, Джо.

Губы Завалы изогнулись в легкой улыбке.

– Так только кажется, – сказал он.

Фелпс недоверчиво покачал головой.

– Чем поят вас, парней из НУМА? Бычьей кровью?

– Чем-то в этом роде, – ответил Завала. – А теперь вопрос к вам: почему вы дали нам ключ от наручников и вернули пистолет Курту после нашей стычки с вашей «начальницей»?

Фелпс снял ноги со стола и пригнулся ближе.

– На самом деле боссов трое. Тройняшки. Чан руководит грубой работой. У него есть брат по имени Вэнь Ло, он занимается бизнесом. Но самый главный босс – тот, чью голограмму вы видели в Виргинии. И я не знаю, он это или она.

– Как это?

– Иногда мужчина, иногда женщина. Заранее никогда не знаешь.

– И что с этими голограммами?

– Тройняшки никому не доверяют, даже друг другу. И они не в своем уме. Но это вы уже знаете.

– Не нужно быть специалистом-ракетчиком, чтобы понять, что у них не все дома, Фелпс. Как вас угораздило связаться с этой бандой безумцев?

– Я бывший «морской котик». Безумцы они или нет, но платят лучше, чем во флоте. После этой истории я думаю завязать. – Понизив голос, он добавил: – Я уже говорил, у меня семья. Вы серьезно думаете, что вирус, созданный триадой, может проникнуть в США?

– И очень быстро.

– Черт побери, Джо, мы должны их остановить.

– Мы? – усмехнулся Завала. – В данный момент я ничего не могу.

– Это мы изменим. Я прикидывал, как это сделать. Но мне понадобится ваша помощь.

Зазвонил сотовый телефон Фелпса. Он ответил на звонок, какое-то время слушал, потом сказал: «Ладно» и закрыл телефон. Велел Завале оставаться на месте и вышел из каюты.

Завала обдумал разговор с Фелпсом. Этот человек наемник и убийца, и в обычных условиях он не выбрал бы такого в союзники, но их цели совпадают. А личные противоречия они разрешат позже.

Завала встал с койки и обошел каюту. Подошел к раковине, плеснул в лицо воды и снова немного походил. Когда Фелпс вернулся, он чувствовал себя почти нормально.

Фелпс был в черном неопреновом гидрокостюме и держал в руках большую сумку. У него был встревоженный взгляд.

– Придется отложить наш разговор. Звонил Чан.

– Что происходит? – спросил Завала.

– Положение осложняется, – ответил Фелпс. – Не хотите поплавать?

– Я недавно уже плавал. У меня есть выбор?

– Нет, – ответил Фелпс.

И протянул Завале сумку.

– Это и есть одно из осложнений? – спросил Завала.

Фелпс кивнул.

Велев Завале одеться, он вышел из каюты. Джо открыл сумку и обнаружил там гидрокостюм. Он снял сырую одежду, натянул неопреновые штаны и верх, открыл дверь и вышел.

Фелпс ждал в коридоре с двумя людьми, тоже одетыми для подводного плавания. Он знаком велел пленнику идти за ним и провел его по запутанным внутренностям гигантской подводной лодки. Им встретилось несколько моряков, на Фелпса они глядели мрачно. В какой-то момент охранники ушли, а Фелпс вошел в помещение в середине корабля.

– Спасательная камера, – сказал он, указывая на люк над головой. – Есть еще одна с другой стороны у боевой рубки. Ею воспользуются наши сторожевые псы.

Он открыл шкаф в переборке и извлек два акваланга; в набор входили закрывающие лицо маски, оборудованные беспроводной связью. Когда оба были готовы, Фелпс по лестнице поднялся в цилиндрический отсек. Завала последовал за ним, медленно из-за тяжести оборудования.

Спасательная камера была рассчитана на двоих в полном облачении. Фелпс нажал рычаг, пол закрылся, и в камеру полилась вода. Когда камера заполнилась, Фелпс открыл люк над головой.

Впустив воздух в регулятор плавучести, Фелпс поплыл вверх по спасательной шахте. Завала следовал за ним. Они выбрались из лодки у основания высокой боевой рубки. Двое охранников уже ждали их. Каждый держал в руках гарпунное ружье с неприятно острым наконечником на рабочем конце. Не обращая на них внимания, Завала надел ласты.

Зеленоватый свет, проходящий сквозь маскировочную сетку, окутывал корпус подводной лодки призрачным свечением. Однажды Завала видел «Тайфун» в доке, когда корпус лодки был почти полностью в воде, и поразился его огромным размерам, но это не шло ни в какое сравнение с тем, что он видел сейчас – весь гигантский корабль с его высокой боевой рубкой.

В микрофонах заквакал голос, и Фелпс замахал руками, привлекая внимание.

– Хватит глазеть, Джо. Следуйте за мной. Это техническое погружение. Более трехсот футов, но у вас в баллоне тримикс,[228] так что ничего страшного.

Фелпс включил водонепроницаемый фонарик. Отталкиваясь ногами, он отплыл от корпуса, ловко продвигаясь в воде, потом начал спуск под углом. За ним двигался Завала, замыкали цепочку охранники, которые ориентировались на следы из пузырей.

Они направлялись к скоплению янтарных огней. Опустившись глубже, Завала увидел, что огни прикреплены к четырем большим сферам, соединенным трубообразными переходами. По схемам, которые пришлось изучить, он сразу узнал подводную лабораторию.

– «Рундук Дэви Джонса!» – воскликнул он.

– Красиво, верно? – подхватил Фелпс.

Завала заметил кое-что еще. В тени, на границе зоны, освещенной лабораторными прожекторами, неспешно перемещались призрачные голубые силуэты.

– Я вижу голубых медуз?

– Да, – ответил Фелпс. – Держитесь подальше от этих малюток. Они вам устроят короткое замыкание. Полюбуемся природой позже. У нас всего несколько минут на разговор. Связь только у нас, поэтому о конвойных не беспокойтесь. Я хотел оставить вас на лодке, чтобы мы смогли выработать план, но Чан затребовал вас в лабораторию. Он не говорит, что задумал, но одно точно: группа встречающих вас не ждет.

– А я и не ожидал встречи, – сказал Завала. – Вы что же, не бросите мне спасательный трос?

– Постараюсь. Дам знать, когда начну действовать. А до этого будьте паинькой и не давайте этим парням превратить вас в мишень.

Теперь они находились прямо над полусферой в центре лабораторного комплекса. Завала помнил, что это передвижной модуль со шлюзом для приема шаттлов. Фелпс проплыл над этим модулем, миновал четыре крошечные подводные лодки, притулившиеся на обратной стороне полусферы, как щенки у сосков матери, и через шахту проплыл в круглый бассейн посреди круглого же помещения.

Фелпс снял маску и систему связи, и Завала последовал его примеру. Чуть погодя появились охранники. К этому времени Фелпс и Завала по лестнице уже выбрались из бассейна. За ними вылезли охранники; все четверо повесили баллоны и снаряжение на крюки, вбитые в стену. Охранники сняли маски, обнажив суровые азиатские лица. Отставив пневматические ружья, они достали из водонепроницаемых чехлов автоматы.

Фелпс нажал на кнопку: дверь раскрылась. Он провел всех по трубообразному коридору к другой двери, которая вела в небольшое помещение. Фелпс велел охранникам ждать в коридоре, и они с Завалой вошли внутрь.

Стеклянная половина одной стены позволяла видеть лабораторию, в которой работали несколько человек в белых костюмах биозащиты. Когда Фелпс постучал по стеклу, эти люди подняли головы, потом вернулись к работе, все, кроме одного, который закивал и исчез за дверью, на которой было написано «Обеззараживание».

Через несколько минут в комнату вошла Лоис Митчелл. На ней был лабораторный костюм и брюки, а ее черные волосы были еще влажными после обеззараживающего душа. Несмотря на свое затруднительное положение, Завала отметил поразительную красоту Лоис легкой улыбкой. Лоис заметила это, и уголки ее губ приподнялись.

– Я вас знаю, – сказала она.

Завала быстро пролистал в уме перечень сотен женщин, с которыми имел дело на протяжении многих лет, но ничего не обнаружил.

– Мы знакомы? – осторожно спросил он.

Лоис рассмеялась.

– Я видела вас по телевизору. – Вы инженер из НУМА, который вместе с доктором Кейном совершал погружение в батисфере. – Она нахмурилась. – Но что вы делаете здесь?

– То же самое я мог бы спросить у вас, – ответил Завала.

Фелпс сказал:

– Доктор Митчелл, это Джо Завала из НУМА.

– Лоис, – ответила ученая дама, подавая руку.

– Не хочется прерывать это свидание, – сказал Фелпс, – но обстоятельства быстро меняются, доктор Митчелл. Мой босс едет в лабораторию. Я думаю, он хочет проверить, насколько вы продвинулись.

– На самом деле он едет за вакциной.

Фелпс прищурился.

– То есть? – спросил он.

– Пока вас не было, я сказала одному из людей, которым вы приказали всюду за мной следовать, что мы синтезировали вакцину. – Она повернулась и показала на стеклянную переборку. Это наша лаборатория ферментации, клеточных культур и анализа. Ваш босс может забрать вакцину и немедленно начать ее массовое производство.

Нахмурившись, Фелпс сказал:

– Это плохо.

– Почему? – недоумевала Лоис. – Ведь это и есть цель нашего проекта – произвести вакцину, которую можно будет распространить по всему миру.

– Объясните ей, – обратился Фелпс к Джо, качая головой.

– Получив вакцину, они позволят эпидемии распространяться, пока не падет их правительство. Тогда они предложат всему миру лечение по определенной цене. Плати илиумирай. А вы с вашей лабораторией станете не нужны.

Бледное лицо Лоис Митчелл еще больше побледнело.

– Что я наделала! – охнула она.

– Теперь важно то, что вы сделаете дальше, – продолжал Фелпс.

В дверь громко постучали. Он открыл. Один из охранников что-то прошептал ему на ухо. Фелпс вернулся в помещение.

– Вы не сказали, что мне делать, – умоляюще напомнила Лоис.

– Что бы мы ни делали, это нужно делать быстро, – торопил Фелпс. – Чан в вертолете вылетел с Понпеи на свой корабль.

У Завалы все еще кружилась голова после встречи с шестисотфутовым «Тайфуном», и он с подозрением относился к неожиданному превращению Фелпса из врага в друга. Но сообщение о том, что главарь боевиков триады вскоре будет в лаборатории, подействовало на него сильнее ведра ледяной воды в лицо.

Поскольку выбора у него не было, Завала решил поставить на бывшего противника. Он схватил Фелпса за руку и прошептал:

– Солдат, есть разговор.

Глава 42

Вертолет «Си-Хок» со скоростью двести миль в час летел к атоллу на высоте двадцать пять футов, не зажигая огней и почти касаясь гребней волн. По мере приближения к цели напряжение в кабине возрастало, но Остин оставался островом спокойствия. Одетый в легкий гидрокостюм, он сидел на пассажирском месте, неотрывно глядя на карту, переданную со спутника, и запоминал все подробности.

Восковым карандашом он пометил крестиками три места на карте. Первый крестик обозначал точку в четверти мили от атолла – там его высадит вертолет. Второй крестик обозначал узкую брешь в коралловом рифе. Третий показывал место, где в лагуне была замечена темная полоска.

В наушниках послышался голос пилота.

– Пятиминутная готовность, Курт.

Остин свернул карту и поместил в водонепроницаемую нагрудную сумку. Достал из сумки пластиковый пакет, защищавший его «боуэн», проверил заряд и вернул револьвер на место. Потом отстегнул ремень и встал у открытой двери «Си-Хок». Вертолет снизил скорость и повис над намеченным местом высадки.

– Пора, Курт! – напутствовал пилот.

– Спасибо, что подвезли. Надо повторить; когда буду свободен, покатаемся подольше.

Второй пилот помог Остину вытолкнуть в дверь шестифутовую надувную лодку, и с помощью моторной лебедки они спустили ее на воду. Остин ухватился за двухдюймовый трос, закрепленный на раме лебедки, и спустился по нему; его руки защищали толстые перчатки. Оказавшись в море, он выпустил трос.

«Си-Хок» отлетел от места высадки, чтобы поднятый винтами ветер не поднимал волну. Остин подплыл к лодке и забрался в нее. Лодке придавал устойчивость тяжелый мешок с оборудованием, закрепленный на самодельной деревянной платформе между понтонами. Он снял с пояса фонарик, направил луч на силуэт вертолета над водой и несколько раз мигнул, давая знать, что все в порядке.

Выполнив свою работу, «Си-Хок» сорвался с места и через несколько секунд исчез в ночи.

Остин отвязал сумку со снаряжением и достал из нее весло. Нашел карманный навигатор в водонепроницаемой упаковке и включил.

Маленький зеленый экран загорелся, показывая его положение относительно острова. Остин снова сунул навигатор в сумку и начал грести.

Ночь была великолепная. Звезды алмазами сверкали на темном бархате тропического неба, а море словно горело, источая серебристо-зеленую флуоресценцию. При легком попутном течении и без ветра Остин продвигался быстро. Услышав плеск волн о риф, он прищурился и разглядел в темноте тускло-белую полосу прибоя.

Он снова взглянул на навигатор и по предложенному прибором курсу направился к проходу в рифе. Но, приближаясь к узкой бреши в кораллах, столкнулся с трудностями. Вода, вливающаяся в проход и выливающаяся из него, создавала сильное волнение; лодку бросало, как резиновую уточку в ванне.

Энергичными гребками Остин развернул лодку носом в проход и устремился в него, но снова не смог преодолеть сопротивление встречного течения. Он предпринял еще одну попытку. На этот раз он закричал: «Друзья, вперед! Еще одна попытка! Пробьемся сквозь пролом…»,[229] но вдохновенные слова шекспировского Генриха V не помогли сломить силу волн. За все свои старания Остин получил только полный рот морской воды.

После этих бесплодных усилий Остин неохотно признал, что море просто играет с ним, и стал грести от рифа, чтобы осмотреться. Лодка качалась на волнах, а Курт старался отдышаться. Потом вытащил из сумки легкий подвесной мотор и батареи к нему, установил мотор на платформе и включил зажигание. Если не считать легкого гудения, мотор работал почти бесшумно. Остин газанул и направил тупой нос лодки вперед в пенный прибой, нацеливаясь на проход в рифе.

Лодка подпрыгнула, зарыскала и отклонилась от курса. Он на миг сцепил зубы, думая, что его выбросит на острые кораллы. Но тут винт снова погрузился в воду, лодка прошла в брешь и оказалась в мирных водах лагуны.

Остин живо заглушил мотор и подождал. Прошло пять минут, но ничто не говорило о том, что его заметили. Ни слепящих прожекторов, ни града пуль, которые бы возвестили о его обнаружении.

Такое отсутствие теплого приема Остин счел приглашением остаться. Достал из сумки акваланг, пристегнул легкий баллон с кислородом и компенсатор плавучести. Сверился с навигатором и увидел, что, пройдя через риф, лодка слегка отклонилась от курса.

Он снова начал грести, и наконец маленький черный треугольник на экране навигатора показал, что курс верный. Через несколько минут треугольник слился с кружком, которым на экране было обозначено место, где на спутниковом снимке виднелась темная полоса. Подводная лодка, которую он видел на спутниковом снимке, словно волшебным образом поднялась со дна лагуны, а потом исчезла. Необъяснимое исчезновение «Тайфуна» свидетельствовало, что в этой лагуне скрыто больше, чем видит глаз. У Остина не было причин полагать, что лагуна глубже, чем это видно из космоса, но он не хотел рисковать и потому взял на исследовательском судне НУМА баллон с тримиксом – на случай, если придется погружаться глубже, чем предполагалось.

Он надел маску и ласты, взял в зубы мундштук, перебрался на правый понтон и ушел в лагуну.

Вода, просочившаяся между неопреном и кожей, показалась очень холодной, но в следующий миг согрелась до температуры тела. Остин несколько секунд держался за борт лодки, потом оттолкнулся, перевернулся, занял нужное положение и спустился примерно на двадцать футов.

Приближаясь ко дну лагуны, он вытянул правую руку в перчатке. Но, вместо того чтобы коснуться песка, его пальцы ткнулись в мягкую, податливую поверхность. Его бледно-голубые глаза за стеклами маски сощурились. Остин снял перчатку и обнаружил, что, как ему казалось, песок, заросший морскими организмами, на самом деле – рыхлая сеть, покрытая разноцветными пятнами неправильной формы.

Курт достал нож, приставил острие к этой поверхности и нажал. Под легким нажимом оно проникло в сеть. Он сделал разрез в несколько дюймов длиной, вытащил нож, вложил в ножны и плыл над фальшивым дном, пока не добрался до того места, где видел на спутниковой съемке темную полосу.

И с расстояния в несколько дюймов увидел, что эта полоса – на самом деле частично зашитый разрез в ложном дне. Неровные стежки на нейлоне свидетельствовали о том, что работу выполняли второпях.

Остин снял с пояса фонарик.

Держа его прямо перед собой, он протиснулся в отверстие. Выпрямился, работая ластами, как будто ехал на велосипеде, и медленно развернулся. Примерно на половине этого разворота в триста шестьдесят градусов он удивленно замер и стал смотреть.

Примерно в ста футах от него виднелся массивный объект, слабо освещенный звездным светом, проходящим сквозь сеть. Подробности не были видны, но не вызывало сомнений, что перед ним гигантская подводная лодка.

Остин машинально выключил фонарик, хотя маловероятно, чтобы на борту заметили его присутствие.

Он отплыл от подводной лодки и увидел в темноте внизу огоньки. Изогнувшись, он начал вертикальный спуск, но сразу остановился, увидев цепочку сверкающих голубых существ.

Голубая медуза!

Прямо поперек линии его спуска плыли шесть медуз. Он подождал, пока смертоносные животные отплывут, и снова нырнул ко дну. И понял, что огни, которые изначально привлекли его внимание, расположены на верху четырех больших шаров вокруг центральной полусферы. Каждый шар стоял на четырех темных, заканчивающихся дисками опорах, напоминающих паучьи лапы.

На металлической поверхности шаров не было окон, за исключением одного шара с прозрачным куполом. Пловец приблизился к куполу и увидел внутри шара двух человек. Темноволосую женщину и Завалу.

Эти двое сидели в креслах и, по-видимому, разговаривали. Завала, казался спокойным, довольным, наслаждающимся беседой. Остин рассмеялся, отчего из носа у него вырвалась цепочка пузырей. Только Джо Завала способен найти привлекательную женщину на дне океана.

Пока Остин пытался понять смысл увиденного, женщина повернула голову и посмотрела на него. Он сразу развернулся, как истребитель перед пикированием, поплыл над дном, забрался под шар и направился к полусферическому центру. По диаграммам он помнил, что эта полусфера предназначена для приема транспортов. И на ее верху есть люк для шаттлов.

Он проплыл под модулем мимо четырех подвешенных ко дну полусферы погружаемых аппаратов и нашел люк, который давал доступ внутрь. Выпустил воздух из компенсатора плавучести. Воздух заполнил его спасательный жилет, и Остин начал медленно подниматься. Одновременно он достал из сумки водонепроницаемый пакет с «боуэном». Он рассчитал, что, если будет держать пистолет наготове, сумеет открыть огонь через пять секунд после выхода на поверхность. Благодаря элементу неожиданности это могло дать ему необходимое преимущество.

Голова Остина пробила поверхность бассейна-шлюза внутри полусферы. Он сдвинул маску на лоб, быстро огляделся и понял, что «боуэн» ему не понадобится и может пока оставаться в сумке. В круглом помещении было пусто.

Он подплыл к лестнице, положил сумку на край бассейна и убедился, что легко до нее дотягивается. Потом снял пояс с балластом, ласты и баллон и поставил все это рядом с сумкой. Поднялся по лестнице, достал из сумки пистолет и повесил свое снаряжение ныряльщика на крюк рядом с четырьмя другими такими же комплектами. Потом прислушался у единственной двери.

Тишина. Держа «боуэн» в одной руке, Остин другой нажал кнопку. Дверь неслышно отошла в сторону. И он пошел по коридору, на этот раз намереваясь привлечь к себе внимание.

Очень скоро ему это удалось.

Остин подошел к двери с надписью «Секция культивации опытного материала». Открыв ее, он оказался в круглом полутемном кабинете. Вдоль стен стояли аквариумы с разнообразными медузами. Но его внимание привлек самый большой, высотой ему по грудь, круглый бак в центре помещения.

В баке плавало не меньше десяти гигантских медуз. Их колоколообразные тела были в ярд длиной, а щупальца – короткими и толстыми, а не тонкими нитями, как у большинства медуз. Они светились голубым неоновым светом – и это был единственный источник освещения в помещении.

Он увидел движение, но не в глубине бака. В изогнутой стеклянной поверхности отразилось искаженное лицо. Увлекшись необычными формами жизни в баке, Остин позволил себе расслабиться.

«Боуэн» висел у него на бедре. Он обернулся и вскинул пистолет, но здоровяк-охранник, который давно уже неслышно шел за ним, опустил на его запястье приклад своего автомата. «Боуэн» с лязгом упал на пол, а руку вплоть до плеча пронзила сильная боль.

Теперь правая рука Остина на время стала бесполезна, но левой рукой он схватился за автомат, стараясь вырвать оружие, а противник прижал его к баку. Он ударил Остина о стеклянную стенку, но тот не выпустил автомата, поднял его и сумел вырвать. Пальцам Остина не хватило сил удержать оружие, и оно упало в бак. Гигантские медузы разбежались в стороны.

Противники уставились на упущенное оружие, но Остин опомнился первым. Прижимая бесполезную руку к боку, он нагнул голову и боднул противника в грудь, отбросив к стене. Оба ударились об аквариумы. Несколько их упали на пол, разлив содержимое.

Студенистые существа из аквариумов выплеснулись на пол. Остин поскользнулся на липкой смеси, опустился на одно колено, попытался встать, и охранник пнул его по скуле.

Но при попытке снова ударить Остина в голову сам поскользнулся. Удар получился скользящим, так что лязгнули зубы, и Остин упал на правый бок. Противник, восстановив равновесие, извлек из ножен на поясе нож и с воплем бросился к Остину, занеся нож.

Тот поднял левый локоть, пробуя блокировать удар; он знал, что попытка тщетна, но в последнее мгновение его левая рука в перчатке ухватила осколок стекла длиной восемь дюймов, и этим осколком Остин ударил противника в горло. Он услышал крик боли и почувствовал ударивший фонтан теплой крови из перерезанной яремной вены. Охранник выронил нож, пытаясь удержаться на ногах, но жизнь уходила из его тела, и ноги под ним подогнулись.

Курт откатился в сторону раньше, чем охранник упал, и неуверенно поднялся. Правое запястье горело словно в огне, и поднять пистолет ему пришлось левой рукой. Осторожно обходя расползающуюся лужу крови и десятки умирающих медуз, он быстро взглянул на большой чан. Гигантские медузы-мутанты сверкали ярче прежнего, словно наслаждаясь видом крови.

Остин, не теряя времени, оставил эту кошмарную картину позади. Он пошел по коридору в поисках Завалы, гадая, какие еще сюрпризы приготовил ему «Рундук Дэви Джонса».

Глава 43

Место для официального оформления вновь заключенного союза с Фелпсом предложила Лоис Митчелл.

– Я заняла кабинет доктора Кейна, – сказала она. – Охранникам приказали не тревожить меня во время работы. Какое-то время мы будем одни.

– Годится, Фелпс? – спросил Завала.

– Вполне, – согласился Фелпс, – но делать будем по-моему. Лабораторию по-прежнему контролируют бандиты Чана, так что мы не можем просто пойти туда.

Фелпс велел Митчелл идти первой, Завала пошел за ней. Сам Фелпс шел последним, держа в руках автомат, как будто вел их под конвоем.

Они миновали нескольких людей Чана, которые смотрели на них, но не задавали вопросов. Центр управления, заходить в который сотрудникам лаборатории не разрешалось, они миновали и обогнули лабораторию ферментации, чтобы не пробудить любопытства ученых.

Несмотря на серьезность ситуации, Завала не смог сдержать улыбку, когда они оказались в кабинете Кейна и он увидел косяки разноцветных рыб за прозрачным плексигласовым куполом, составлявшем стены и потолок кабинета.

– Фантастика! – восхитился он.

Митчелл улыбнулась.

– Согласна. Я проводила бы здесь большую часть времени, даже если бы кабинет не был убежищем от охранников. Пожалуйста, садитесь.

Митчелл включила свет, чтобы рыбы их не отвлекали, и села за стол. Завала и Фелпс устроились на стульях. Основание новорожденного союза все еще было шатким, и первым неловким мгновениям тишины положил конец Фелпс: он откашлялся и спросил Завалу:

– Где ваш приятель Остин?

Завала с времен учения в колледже привык спарринговать, и потому чутье боксера велело ему в ответ сообщить лишь минимум информации.

– Последнее, что мне известно, – Курт был на Понпеи.

Фелпс дернул носом.

– Надеюсь, он не попадется на глаза Чану. Чан охотится за вашим другом.

– Об этом не тревожьтесь, Фелпс. Курт в состоянии позаботиться о себе. И задам свой вопрос: – Сколько у нас времени до приезда вашего босса?

– Он, вероятно, сел на фрейтер, который использует в качестве базы, – ответил Фелпс. – Судно похоже на ржавое корыто, но способно перегнать большинство судов его размера. Там даже есть шахта для спуска лабораторных шаттлов. Босс на шаттле спускается сюда, в кратер. Я обязан убедиться, что с шлюзом все в порядке. Этот маньяк будет здесь примерно через час. И когда он появится, у нас не будет места для маневра.

– Где находятся сотрудники, когда они не в лаборатории? – спросил Завала.

– Заперты в своих жилых отсеках, – ответила Митчелл. – Благодаря нашему мистеру Фелпсу их очень строго охраняют.

– Я просто делаю свою работу, – сказал охранник.

– А как вы ее не делаете? – поинтересовался Завала.

– Я попробую, Джо, но это будет нелегко.

– Не волнуйтесь, у вас будет много возможностей искупить свою вину. Для начала: нет ли у вас соображений, как убрать сотрудников из лаборатории?

– Я думал об этом, – сказал Фелпс. – Можно использовать мини-субмарины, которые пришвартованы под транспортным узлом. Каждая такая лодка может взять на борт четверых. У нас пятнадцать специалистов плюс пилот грузового шаттла.

Стремясь быстрее начать действовать, Завала забыл о головной боли.

– Мы с вами можем уйти, как пришли, – планировал он. – Нужно будет нейтрализовать парней на «Тайфуне». С каким количеством людей нам предстоит иметь дело на подводной лодке?

– Тройняшки из триады любят, чтобы всего было по три, – объяснил Фелпс. – Это имеет какое-то отношение к счастливым числам. На лодке у них три взвода по три человека, всего девять, минус те двое, что прибыли с нами. Все вооружены и злее гадюк.

– Сейчас они уже должны привыкнуть, – предположил Завала, – они утратили бдительность и ничего неожиданного не ждут. У них не будет ни единого шанса.

Фелпс рассмеялся.

– Как сказал Чести Пуллер,[230] когда ему сообщили, что он окружен, «на этот раз им не уйти»…

– Совершенно верно, – согласился Завала. Он напряженно размышлял. – Хорошо, мы посадим людей в мини-субмарины, они покинут лаборатории… И куда отправятся?

– Пройдут через большой туннель в стенке кратера, – ответил Фелпс. – Мощность позволяет лодкам уйти далеко за риф, миновать фрейтер Чана и попасть туда, где они смогут подняться на поверхность и послать сигнал бедствия.

– Надо собрать штат и объяснить, что делать, – подвел итог Завала.

– Я могу это сделать, – предложила Лоис Митчелл. – Охранники привыкли к тому, что я хожу по лаборатории.

Фелпс посмотрел на часы.

– С этим придется подождать до моего возвращения, – уточнил он. – Мне нужно подготовиться к прибытию Чана. Почему бы вам не познакомиться поближе?

– Дамы, прошу, – сказал Завала, когда за Фелпсом закрылась дверь.

Митчелл кратко рассказала Завале о работе с доктором Кейном и о проекте «Медуза», начав с Боунфиш-Ки.

– Вас можно поздравить с успехом проекта, – отметил Джо.

– Никогда не думала, что дойдет до этого. А вы, мистер Завала, – как вы оказались в этом ужасном месте?

– Я инженер в НУМА. Флот попросил меня и моего босса Курта Остина принять участие в поисках лаборатории. Так я оказался здесь.

Он удивился: Лоис Митчелл прекратила расспросы. Она казалась рассеянной; выражение глаз говорило о том, что ее мысли где-то далеко. У него появилось ощущение, что она о чем-то умалчивает. Но тут она моргнула и посмотрела куда-то за Завалу.

– Что это было? – удивилась Лоис.

Он обернулся и увидел только стаи любопытных рыб, выхваченных светом, идущим из кабинета.

– Вы что-то увидели?

– Мне показалось, что я вижу пловца. – Она улыбнулась. – Простите, я провела здесь слишком много времени. Вероятно, крупная рыба.

Инцидент, казалось, вернул ее к реальности. Обаяние и мягкие манеры Завалы проникли сквозь ее броню, и Лоис начала расслабляться. Она искренне улыбалась, когда вернулся Фелпс и сообщил, что Чан привез с собой человека по имени доктор У.

Митчелл подобралась, услышав это имя.

– Он не врач, – сказала она, – он чудовище.

– Может, пора показать Джо видео, – предложил Фелпс.

Митчелл с каменным лицом сняла с шеи ключ на цепочке, открыла ящик стола и достала оттуда коробку с дисками. Выбрала один из них, помеченный «Копии компьютерных программ». Дрожащими пальцами она вставила диск в компьютер и повернула монитор так, чтобы мужчины его видели. Прозвучал текст на китайском языке.

– Никаких субтитров? – спросил Завала.

– Они вам не понадобятся, когда увидите, что там происходит, – пояснил Фелпс. – Я уже видел.

– У – ставленник Чана, – объяснила Митчелл. – Его дело – контролировать наш прогресс. Когда он здесь, то выгоняет меня из кабинета. К счастью, он не любит бывать в лаборатории. Я нашла этот диск в компьютере после его прошлого визита. Должно быть, он пересматривал его содержание. Я сделала копию и оставила диск в компьютере. Когда хозяин понял, что забыл диск, он послал за ним одного из своих бандитов.

На экране появилось изображение. Камера показала, как У говорит с каким-то человеком в костюме, потом в кадре появились люди, лежащие в кроватях, заключенных в прозрачные цилиндры. Между цилиндрами ходили люди в защитных костюмах. Затем камера крупным планом показала людей внутри цилиндров. Некоторые казались спящими, а может, мертвыми. У других лица были покрыты багровыми пятнами. Эти люди корчились от боли.

– Это больница? – спросил Завала.

– Нет, – звенящим голосом ответила Митчелл. – Это рассказ доктора У. Насколько я смогла определить, видео снято в лаборатории в Китае, где проводились эксперименты с вакциной, созданной их триадой. Человека в костюме я не знаю. В качестве подопытных объектов использовались люди, их нарочно заражали вирусом. Результаты можно видеть на экране. Он хуже нациста Менгеле, врача из концентрационных лагерей.

– Некоторое время назад доктор Митчелл показала мне это видео, – сообщил Фелпс. – Теперь вы понимаете, почему я перешел на вашу сторону.

В груди Завалы разгорался гнев, и, когда запись кончилась, он сказал:

– Кто-то обязательно заплатит за это.

– Забавно слышать это от вас, – произнес знакомый голос. – Я думал так же.

Три головы повернулись одновременно. И три пары глаз округлились при виде Остина, который стоял на пороге, прислонившись к косяку. В левой руке он держал пистолет.

Джо смотрел на друга. Он не слишком удивился его появлению: у Остина была привычка являться, когда его не ждали. Но гидрокостюм Остина был в крови и в слизи медуз.

– Ты как будто боролся в малиновом желе, – предположил Завала. – Ты в порядке?

– Правая рука временно отказала, но кровь не моя. По пути сюда я заглянул в комнату с большим баком. На меня набросился какой-то парень, мы закрутились в вальсе, и вдруг несколько аквариумов поменьше разбилось, и их обитатели оказались на полу.

– В меньших аквариумах содержат организмы на разных этапах мутации, – объяснила Митчелл. – Вам повезло, что не разбился большой. Там последняя фаза мутации, та, что используется для изготовления вакцины. В каждом щупальце этих медуз тысячи нематоцистов, крошечных гарпунов, которые вводят яд в добычу.

– Прошу прощения за ущерб, – извинился Остин, – но я ничего не мог сделать. – Он представился Лоис Митчелл. – Увидев вас, я подумал, что только Завала способен найти красивую женщину на дне океана.

Ее глаза округлились.

– Так я видела вас?

Остин кивнул.

– Я смотрел на вас с Джо и утратил бдительность.

Он повернулся к Фелпсу.

– Судя по разговору, который я подслушал несколько минут назад, вы изменили стороне Тьмы.

– Это сделало видео, – подтвердил Фелпс. – Мы с Джо договорились.

У Остина не было времени подвергать Фелпса проверке на детекторе лжи. Он посмотрел на Завалу, который кивнул, потом снова повернулся к Фелпсу.

– Добро пожаловать на борт, солдат, – сказал он. – Как наши дела?

– Чан плывет в лабораторию, чтобы забрать вакцину, – ответил Фелпс.

– Он может появиться здесь с минуты на минуту, – добавила Митчелл.

– Это хорошо, – неожиданно сказал Остин. – Чан и те, кто виноват в том, что на этой записи, – ходячие мертвецы.

Лоис заплакала.

– Я одна из них, – сказала она. – Я участвовала в работе над вакциной.

– Не нужно винить себя, доктор Митчелл, – ободрил ее Остин, стараясь смягчить свои слова. – Вы делали это поневоле. Вас и других ученых убили бы, если бы вы отказались работать.

– Я знаю. Но я старалась, чтобы все получилось. Словно пыталась доказать им, что мы справимся.

– Положение трудное, – заявил Фелпс. – Теперь, когда вакцина готова, сотрудники лаборатории им не нужны. Мы с Джо составили план эвакуации из «Рундука».

Остин ответил не сразу. Он смотрел за стену купола, где увидел вспышку света. Вспомнив, что содержимое купола хорошо видно снаружи, он повернул выключатель, погрузив кабинет в темноту.

– Вашему плану следовало бы быть хорошим, – заключил Курт. – Смотрите.

И они увидели шаттл с Чаном и доктором У, спускающийся к лаборатории, как медленная звезда.

Глава 44

Через несколько минут шаттл опустился на посадочную площадку, и открытая крыша над ней сомкнулась, как створки раковины. Заработали мощные насосы, быстро очистившие шлюз от воды, и все равно Чан сгорал от нетерпения. Наконец он выскочил из шаттла, стремительно, как появляется из логова мурена, и по остаткам уходящей в слив воды направился к двери. В нескольких шагах за ним шел доктор У, похожий на хорька.

С шипением открылась дверь шлюза. В отсеке рядом с приборной панелью стоял Фелпс. Он подошел к Чану и приветствовал его кривой улыбкой.

– Быстро добрались, босс. Небось втопили педальку в пол.

Чан посмотрел на Фелпса с едва скрываемым презрением. Он не понимал американского жаргона, и его раздражало, когда охранник им пользовался. Он никогда не доверял Фелпсу, подозревая, что его верность не простирается дальше чека за услуги.

– Довольно болтать! – рявкнул он. – Где вакцина?

– У доктора Митчелл, – ответил Фелпс. – Она ждет вашего прибытия в кают-компании. С ней парень из НУМА.

– А сотрудники лаборатории? Где они?

– Все заперты в своих квартирах.

– Позаботьтесь, чтобы они там и остались. Вы вывели из строя мини-субмарины, как я велел?

Фелпс показал на четыре прямоугольные плоские коробочки, которые заткнул себе за пояс.

– Вот пульты от аккумуляторов на лодках, – подтвердил тот.

Чан выхватил пульты у Фелпса, бросил на металлический пол и растоптал, раздавливая каблуками в куски. Он пролаял приказ своим людям, которые уже вышли из шаттла с деревянными ящиками в руках. Эти ящики они сложили на пол у приборной панели и пошли в грузовой трюм за новыми.

На ящиках крупными красными буквами было написано:

ВЗРЫВЧАТКА. ОБРАЩАТЬСЯ С ОСТОРОЖНОСТЬЮ

Фелпс костяшками пальцев постучал по ящику.

– Зачем эти шутихи, Чан? – спросил он.

– Это совершенно ясно, – ответил босс. – Вы, опытный взрывник, взорвете лабораторию. Она выполнила свою функцию.

Фелпс носком потыкал в осколки пультов.

– Есть проблема. Как ученые выберутся из лаборатории, если подводные лодки не действуют? – попытался он прояснить свою задачу.

– Ученые выполнили свою функцию. Они останутся в лаборатории.

Фелпс заступил Чану дорогу.

– Меня наняли похитить лабораторию, – возмутился он. – В техническом задании не значилось убийство группы невинных людей.

– Значит, вы отказываетесь подготовить взрывчатку? – уточнил Чан.

Фелпс покачал головой.

– Точно. В этом я не участвую.

Похожие на обрезки сырой печенки губы Чана искривились в улыбке.

– Хорошо, мистер Фелпс. Вы уволены.

Рука Чана потянулась к кобуре; он молниеносно выхватил револьвер и выстрелил охраннику в грудь. Выстрелом с такого близкого расстояния Фелпса отбросило назад, и он рухнул на пол. Чан смотрел на дергающееся тело с выражением мастера, хорошо выполнившего работу. Он приказал одному из своих людей подготовить взрывчатку и ушел в сопровождении доктора У, который, как и раньше, держался в паре шагов позади.

Чан ворвался в кают-компанию, и взгляд его зеленых, как нефрит, глаз упал на Джо Завалу и Лоис Митчелл, которые были привязаны к стульям и сидели спиной друг к другу под бдительным присмотром тех охранников с суровыми лицами, которые пришли с Фелпсом. Чан наклонился к Завале.

– Ты кто такой?

– У вас короткая память, – ответил Завала. – Мы встречались на «Бибе». Вы удрали, поджав хвост, пока мы с Куртом Остином развлекались с вашими друзьями.

– Конечно, – вспомнил Чан. – Вы инженер из НУМА. Мои люди заслужили свою участь. В следующий раз мы не допустим такой неосторожности. Как вы нас нашли?

– Один из наших самолетов пролетел над атоллом и увидел нечто подозрительное.

– Вы лжете! – Чан схватил Завалу за воротник рубашки. – Не люблю, когда меня держат за дурака. Будь это так, здесь кишели бы корабли и самолеты. Мои наблюдатели докладывают, что все спокойно.

– Может, вам лучше тревожиться о том, чего вы не видите.

– Рассказывайте, как вы нас нашли.

– Хорошо, сознаюсь. Мне начирикала маленькая птичка.

Чан ударил Завалу по лицу.

– Что еще вам начирикала ваша маленькая птичка?

– Что вы умрете, – ответил Завала разбитыми губами.

– Нет, мой друг, это вы умрете.

Чан выпустил воротник рубашки Джо и повернулся к Лоис Митчелл, которая в ужасе смотрела на окровавленное лицо Джо.

– Где моя вакцина? – спросил Чан.

Она посмотрела на Чана и ответила:

– В безопасном месте. Развяжите меня, и я покажу.

По кивку Чана его люди развязали женщину. Она встала, растерла запястья, потом открыла дверь большого, с комнату, холодильника, в котором держали провизию. Оттуда она вынесла пластиковую переносную термосумку и поставила ее на пол. Доктор У открыл крышку.

– В холодильнике культура микроба, который позволяет синтезировать вакцину в больших количествах, – пояснила Митчелл.

Упакованные в пенопласт, в холодильнике стояли несколько плоских широких чашек Петри. У улыбнулся.

– Это чудо, – воскликнул доктор.

– На самом деле, – уточнила Митчелл, – это всего лишь передовая генная инженерия.

Она наклонилась и вынула из термосумки верхний ряд чашек Петри. Под ними, тоже упакованные в пенопласт, находились три цилиндра из нержавеющей стали.

– Вот три сосуда с вакциной, той, что вы требовали, – сказала она. – С помощью этих культур сможете сделать больше. – Она поставила чашки на место, закрыла холодильник и встала. – Наша работа закончена. Мистер Фелпс сказал, что по окончании проекта мы будем свободны.

– Фелпс у нас больше не работает, – отрезал Чан.

От его зловещего тона женщина побледнела.

– Что это значит?

Чан не ответил на вопрос и приказал своим людям снова привязать ее.

– Ваш друг Остин опять ушел от меня, – сказал Чан Завале, – но теперь наша встреча – только вопрос времени. А когда мы встретимся, я с большим наслаждением опишу ему ваши последние мгновения.

Чан взял из рук У холодильник и приказал ему и своим людям вернуться на шаттл. Через несколько секунд после их ухода из холодильника вышел Остин, держа в левой руке «боуэн».

– Хорошо, что старый дурак наконец ушел, – шутил Остин. – Я уже чувствовал себя куском мороженого мяса.

Он взял пистолет под правую мышку. Кухонным ножом разрезал путы Завалы. Тот достал носовой платок и стал вытирать лицо. Несмотря на синяки и ссадины, он был в хорошем настроении.

– Чан не обрадуется, когда поймет, что вы дали ему не ту культуру для получения вакцины, – обратился Курт к Лоис Митчелл.

Она понимающе улыбнулась ему, ушла в холодильник и вернулась с другим сосудом, почти таким же, как первый.

– Погодите! Вот он узнает, что настоящая вакцина у нас… – прошептала Лоис.

* * *

Чан и без того был вовсе не рад. Войдя в шлюз и увидев, что тело Фелпса исчезло, он разразился гневными проклятиями. Кровавый след вел в коридор. Должно быть, Фелпс не умер и ушел.

Неважно. Когда лаборатория разлетится на миллион кусков, Фелпс тоже сгинет. Чан осмотрел работу сапера и велел ему включить таймер. Потом загнал своих людей в шаттл, и пилот с помощью дистанционного управления привел в действие насосы. Шлюз быстро заполнился водой. Когда шаттл выплыл между створками раскрывшегося потолка, Остин наблюдал за этим подъемом на мониторе приборной панели. Услышав шаги, он повернулся и сразу опустил «боуэн».

В дверях, кривя губы в напряженной улыбке, стоял Фелпс. Он был голым по пояс, верхняя часть груди обмотана окровавленным бинтом. Лицо было бледное, но темные глаза смотрели дерзко.

– Плохо выглядите, – отметил Остин.

– И чувствую себя тоже, – парировал Фелпс.

– Что с вами случилось?

– Я понял, что из-за вас, парни из НУМА, Чан будет на взводе, и поэтому по дороге обратно в кабинет Кейна прихватил свой бронежилет. Он прикрывает только жизненно важные органы, но я не рассчитывал, что Чан плохо стреляет. Ублюдок ранил меня в плечо.

– Почему он стрелял в вас?

– Рассердился, когда я сказал, что не стану приводить в действие взрывчатку С-4, которую он и его люди привезли на шаттле.

– Он хотел взорвать лабораторию вместе с людьми?

– Дьявольщина, да они притащили столько взрывчатки, что можно взорвать Великую Китайскую стену. Но работа паршивая. Им повезло, что они сами не взорвались.

Фелпс жестом профессионала, которого раздражает работа любителей, бросил на пол пучок разноцветных проводов.

– Что будет делать Чан, когда обнаружит, что его взрывчатка не сработала? – спросил Остин.

– Наверное, пошлет кого-нибудь вниз проверить. – Фелпс наклонил голову. – Но, если подумать хорошенько… спустится сам, чтобы застрелить ваших друзей и получить возможность рассказывать вам об этом. – Он осторожно притронулся к повязке. – У Чана дурной характер.

– Я заметил, – подтвердил Остин. – Надо всех сотрудников лаборатории посадить в мини-субмарины.

Фелпс показал на черные коробочки, которые растоптал Чан.

– Это управление подводными лодками. Чан раздавил.

– Черт побери! – разозлился Остин. – Эти лодки были нашей единственной надеждой.

– И остаются, – заметил Фелпс. – На случай приступа буйства я дал Чану другие пульты. Настоящие по-прежнему на лодках.

Остин смотрел на Фелпса, думая, что ему еще многое предстоит узнать о природе человека.

– Подготовьте лодки, а я соберу ученых.

Фелпс быстро козырнул и направился на транспортный узел, а Остин пошел в кают-компанию. Завала уже собрал здесь весь персонал. Лица людей выражали целую гамму чувств от радости ввиду предстоящего освобождения до страха перед тем, что может случиться.

Остин представился, попросил всех минуту помолчать и объявил:

– Мы покидаем «Рундук».

Он снова успокоил группу и попросил не медлить. Вопросы можно будет задать потом.

Испуганные ученые забрались в подводные лодки. Некоторые мялись; когда они увидели Фелпса, послышались гневные восклицания, но Остин велел им замолчать и идти в лодки. Они неохотно повиновались.

– Могут ли лодки столкнуться с Чаном на пути из кратера? – спросил Остин Фелпса.

– Нет, если будут двигаться быстро. Чан отправился на фрейтер ждать взрыва. Если подлодки не станут всплывать, они минуют Чана и смогут передать сигнал бедствия.

Остин передал совет Фелпса пилотам всех лодок. Пилоту шаттла он предложил взять ведущую лодку. В одну из лодок села Митчелл, крепко прижимая к себе сосуд с настоящей вакциной. Потом поочередно лодки отстыковались от нижней части центральной полусферы и вслед за шаттлом направились к боковому туннелю, открывающему путь из кратера.

Отправив лодки с персоналом, Остин занялся проблемой «Тайфуна». Пока они надевали гидрокостюмы, Завала быстро рассказал о положении дел на русской подводной лодке. Курт смотрел на происходящее не столь оптимистично, как Завала. Чувствительность к его правой руке возвращалась, но он все еще не мог ее поднять, тем более – метко стрелять из тяжелого «боуэна». Фелпс вряд ли ему поможет.

Когда Фелпс попытался надеть костюм, тугой неопрен больно придавил его повязку. Завала ножом Остина разрезал костюм, уменьшив давление на грудь.

Фелпс заметил, что два акваланга исчезли, и предположил, что двое охранников, которые привели Завалу в лабораторию, присоединились к своим товарищам. Мало того: теперь охранники были в полном составе.

Завала помог Остину опустить Фелпса в бассейн и проводить его через шахту к открытой воде. Курт плыл с одной стороны от Фелпса, Джо – с другой; втроем они поднимались со дна к «Тайфуну», чьи гигантские очертания виднелись близ поверхности.

По предварительной договоренности Остин и Фелпс воспользовались люком в правом борту исполина, а Завала – люком в левом борту. Оказавшись в спасательных камерах, они закрыли люк, выкачали воду, потом открыли водонепроницаемую дверь и спустились по лестнице. Сняв маски, они увидели, что на них с любопытством смотрит капитан Мехдев.

Капитан был на центральном посту, когда сигнал тревоги сообщил, что кто-то открывает люки. Двое охранников вернулись раньше, поэтому капитан решил посмотреть, кто прибыл на его корабль. Он не удивился Фелпсу и Завале, но, увидев широкоплечего незнакомца, поднял густые брови.

Завала представил:

– Курт, это капитан Мехдев, командир этой невероятной лодки и хранитель водочных запасов.

Остин протянул для рукопожатия здоровую руку.

– Курт Остин. Я друг Джо и его коллега из НУМА. – Заметив, как враждебно Мехдев смотрит на Фелпса, он добавил: – Мистер Фелпс больше не работает на тех, кто вас похитил. Сейчас он с нами.

– Да, но надолго ли? – спросил Мехдев, не скрывая скептицизма.

– Хороший вопрос, – смешался Фелпс. – Простите, ответить не могу. Но я помогу вам вернуть ваш корабль.

Мехдев пожал плечами.

– Что делать мне и моим людям? – спросил капитан. – Мы простые моряки, не морские пехотинцы.

– Для начала скажите, где сейчас охранники и что они делают, – предложил Остин.

– Трое спят в офицерских каютах по правому борту, – ответил Мехдев, – остальные играют в караулке или в кают-компании. Они любят торчать неподалеку от спортзала и сауны, куда теперь нет доступа моим людям.

– Думаю, пора прервать их курортный сезон, – предложил Остин. – Начнем со спящих.

На случай встречи с охраной Фелпс сделал вид, что конвоирует Остина и Завалу. Они прошли через центральный пост, где Мехдев по-русски прошептал морякам, передавшим сообщение остальным, что сейчас лучше не попадаться захватчикам на глаза. Затем капитан взял в машинном отделении моток липкой ленты и двинулся дальше по лабиринту переходов. Наконец они подошли к первой офицерской каюте.

Трое охранников, отдыхавших в каюте, проснулись и увидели нацеленный на них револьвер Остина. Завала связал их, заклеил им рты, и их привязали к койкам.

Дальше группа пошла на запах готовящейся еды. Мехдев один вошел в кают-компанию и улыбнулся, увидев, что двое охранников пьют чай и смотрят какой-то фильм с Джеки Чаном. Они мельком взглянули на капитана и снова уставились на экран.

Мехдев по-русски заговорил с подшкипером, подававшим чай. Тот кивнул и вышел из кают-компании. В помещение вошли, грозя оружием, Остин и Завала. Ошеломленных охранников уложили лицом в пол и обмотали липкой лентой, чтобы не шевелились и молчали.

С Мехдевым во главе Остин и Завала прошли до кают-компании. Капитан просунул голову в дверь и с улыбкой спросил, не нужно ли чего. Один из охранников оторвался от карт и рыкнул так, что перевода не потребовалось. По-прежнему улыбаясь, капитан вышел.

– Четыре места и всего три игрока, – шепотом сказал он Остину и Завале. – Они выпили бутылку водки.

Остину не понравилось, что один охранник где-то бродит по кораблю, но ему хотелось воспользоваться своим преимуществом. Он кивнул Завале, и они с оружием на изготовку вошли в помещение. Подвыпившие охранники реагировали медленно. Через несколько минут все они, связанные, с залепленными ртами, лежали на полу. Пора было начать охоту за отсутствующим.

Его нашли через несколько минут. Вернее, он их нашел. Когда они вошли в отсек, где находилась сауна, дверь открылась и вошел охранник в плавках. На этот раз медленно реагировали Остин с Завалой. Охранник был молодой и проворный, он бросился к ближайшему шкафчику, схватил кобуру с пистолетом и нырнул через люк в соседнее помещение. Курт побежал за ним, но споткнулся о какую-то трубу и упал. Он сразу вскочил, но охранник уже исчез в переходах подводной лодки.

Остин упустил бы его, если бы члены экипажа не показали, куда тот побежал. Вместе с Завалой они продолжали поиски и в конце концов оказались перед закрытой дверью. Они обдумывали следующий шаг, когда их догнал Мехдев.

– Что за этой дверью? – спросил Остин.

Отдуваясь, дородный капитан сказал:

– Ракетную батарею преобразовали в грузовой трюм. Грузовой лифт идет к разгрузочному люку на палубе. От лифта мостки ведут над отсеком к другому лифту за трюмом, заполненному пустыми контейнерами для будущего груза. Вам его там не найти. Просто покрепче заприте дверь.

– Он может причинить хлопоты, если оставить его в покое? – спросил Остин.

– Да, – подтвердил капитан. – Через трюм проходят электрические и другие цепи. Он может вывести лодку из строя.

– Тогда, пожалуй, надо вывести из строя его.

Он попросил капитана приказать морякам сторожить связанных охранников, потом снял с переборки фонарик, выключил свет и медленно открыл дверь. Зайдя в соседнее помещение, он включил фонарик и обвел лучом открытую шахту лифта. Внутри дрожали тросы. Послышался тихий лязг – лифт остановился наверху.

Остин подошел и нажал кнопку «вниз», но лифт вернулся пустым. Завала снял со стены огнетушитель и поставил так, чтобы дверь лифта не закрывалась.

После короткого совещания Завала поднялся по трапу на переходный мостик над трюмом, чтобы погнать охранника в сторону Остина, который будет поджидать его в другом конце трюма. Остин подолгу занимался в тире, стреляя попеременно с обеих рук, и теперь был уверен, что при необходимости сможет достаточно метко стрелять левой рукой.

Обширный трюм, в котором некогда размещались ракетные шахты, занимал почти треть длины лодки. Когда установки убрали, вверху установили большую дверь для погрузки, а все помещение разделили перегородками, чтобы отделить один груз от другого.

Остин вошел в первый отсек и отыскал выключатель. Прожекторы, висевшие под мостками, превратили ночь в день. Курт шел по коридору между металлическими контейнерами, пока не добрался до перегородки. Через отверстие он прошел в следующий отсек и повторилпоиски.

Он переходил от отсека к отсеку, а Завала шел поверху. Остин добрался до последнего отсека, никого не встретив. Поспешность сделала его неосторожным.

Остин полагал, что охранник все еще где-то впереди, взятый ими в клещи. Но добыча угадала цель их маневра и спряталась в узком пространстве между штабелями контейнеров. Охранник подождал, пока Остин пройдет мимо него, и бесшумно появился из щели. Быстро двигаясь босиком, он обеими руками поднял оружие и прицелился Остину между лопаток.

– Курт!

Это крикнул Завала, посмотревший вниз с переходного мостика. Остин посмотрел наверх и увидел, что Завала прицеливается указательным пальцем. Не оборачиваясь, он бросился за большой металлический контейнер, и пуля ударилась о его край. Потом грянул второй выстрел, на этот раз сверху. Через мгновение Завала крикнул:

– Можешь выходить, Курт. Думаю, я в него попал.

Остин выглянул из-за контейнера и помахал Завале. Мертвый охранник в плавках лежал на полу. Даже целясь из неудобного положения, Завала прострелил ему грудь.

Остин вспомнил, что говорил Фелпс об отношении китайцев к цифрам. Он покачал головой. Если выпал твой номер, ничего не поделаешь.

Глава 45

Чан был классическим психопатом. В его коренастом уродливом теле не было ни капли человеческого сочувствия, и убить ему было так же легко, как перейти улицу. Остальные двое из их триады направили его порывы убивать в нужную для них сторону. Он проявил большие организаторские способности, и ему доверили руководство сетью банд, орудовавших в больших городах по всему миру. Эта работа утоляла его кровожадность, позволяя участвовать в убийствах ради коммерческой выгоды, мести и просто наказывая кого-то.

Эта работа также не позволяла Чану погрузиться в бездну чистого безумия, пока двое других тройняшек поддерживали равновесие. Но теперь он был предоставлен самому себе, вдали от семьи, которая обуздывала его тягу к насилию. И голоса, которые иногда шептали в его голове, теперь кричали, требуя его внимания.

Покинув лабораторию, Чан доставил вакцину на фрейтер, поджидавший на якоре близ атолла, и стал ждать доклада с подводной лодки. И отсутствие взрыва, невозможность уничтожить лабораторию толкнули его за грань.

Когда назначенное время прошло, Чан снова сел в шаттл с самыми хладнокровными и жестокими из своих убийц и приказал пилоту вернуться в кратер. Когда шаттл вышел из туннеля, яркие огни на дне словно насмехались над Чаном. На его лбу задергалась жилка.

Доктор У, сидя рядом с Чаном, почувствовал растущую ярость своего нанимателя и попытался стать невидимым. Еще больше его смутила неожиданная веселость Чана: тот повернулся и сказал почти бодро, что пугало еще сильнее, чем его гнев:

– Скажите мне, друг мой, что будет с человеком, если он случайно упадет в бак с медузами-мутантами?

– Его немедленно ужалят.

– Смерть будет мгновенной?

– Нет. Токсин парализует.

– Это больно?

Доктор У неловко поерзал.

– Да, – сказал он. – Если человек не утонет, он будет все чувствовать и сознавать. Со временем медуза начнет поедать его.

– Великолепно! – Чан хлопнул доктора У по спине. – Почему я не подумал об этом раньше?

И он объявил, что, поскольку лаборатория не взорвалась, они возвращаются «развлечься». Оказавшись на борту, они соберут ученых и будут убивать их, как заблагорассудится. Те, кого он взял в шаттл, все были хладнокровными убийцами. Завалу они пощадят: его бросят в бак с медузами. Доктор У будет все записывать на видео, чтобы последние мгновения жизни Завалы смог увидеть Остин.

Шаттл с грузом убийц опустился к транспортному узлу. Пилот привел в действие замок шлюза. Через несколько минут Чан и его люди вышли в шлюз и едва не споткнулись о ящик с взрывчаткой. Несколько разноцветных проводов, связанные узлом, лежали на ящике. Рядом с узлом лежал конверт, на котором крупными буквами было написано «ЧАНУ».

Человек, устанавливавший взрывчатку, взял моток проводов.

– Беспокоиться не о чем, – сказал он. – Эти провода ни к чему не подсоединены.

Он протянул конверт Чану. Тот разорвал его. Внутри был фирменный бланк с логотипом «Рундука Дэви Джонса». Листок был сложен втрое. На первой части было написано: «Бах!»

Чан быстро развернул листок. На следующей части было улыбающееся лицо и – «Просто шучу!»

А на последней части: «Я в рубке управления».

Чан скомкал листок и приказал своим людям обыскать комплекс. Несколько минут спустя они вернулись и доложили, что комплекс как будто пуст и что со всех ящиков с взрывчаткой сорваны провода.

Чан бросился в рубку, но в дверях остановился. Подозревая ловушку, он отправил вперед своих людей.

Они обыскали рубку и доложили, что она пуста и в ней нет ничего подозрительного. Тогда Чан вошел. Осмотрелся и нахмурился еще сильнее. Ему хотелось на ком-то сорвать ярость. Он увидел, что доктор У снимает помещение.

– Не сейчас, болван! – крикнул ему Чан. – Не видите, что здесь никого нет?

Из громкоговорителя на стене послышался металлический голос:

– Вы правы, Чан. В лаборатории только вы и ваши приятели.

Чан повернулся, прижимая к груди ствол автомата.

– Кто это?

– Губка Боб Квадратные Штаны.

– Остин!

– Ладно, Чан, сознаюсь. Вы меня поймали. Я Курт Остин.

Глаза Чана превратились в узкие щелки.

– Где ученые? – спросил он.

– Их нет в лаборатории, Чан. Уплыли на мини-субмаринах.

– Не играйте со мной, Остин. Я уничтожил пульты управления.

Из громкоговорителя послышался другой голос: Фелпс.

– Вы раздробили резервные приборы. Лодки вполне управляемы, босс.

– Фелпс? – воскликнул Чан. – Я думал, вы мертвы.

– Жаль вас разочаровывать, Чан. Остин не обманывает. Доктор Митчелл и остальные ученые давно ушли.

– Я их найду! – крикнул Чан. – Найду вас и Остина и убью!

– Маловероятно, – спокойно произнес Остин. – Кстати, вакцина, которую вам дали, бесполезна. Настоящая ушла вместе с персоналом.

* * *

Голоса в голове Чана множились и набирали громкость, они превратились в злобный нестройный хор. Его бычье тело стремительно захлестнул поток раскаленной добела ненависти. Он приказал своим людям вернуться на шаттл. Когда шаттл вышел из центральной полусферы, Чан по радио связался с фрейтером и приказал эхолотом прощупывать глубину. Минуту спустя пришел ответ. Эхолот засек четыре лодки, удаляющиеся от атолла. Чан приказал фрейтеру быть наготове, как только поднимется шаттл.

Шаттл на полной скорости пошел к туннелю. Чан позволил себе улыбнуться. Он представлял себе, какие лица будут у ученых, когда они увидят надвигающийся на них фрейтер. Он наслаждался этой картиной, предвкушая, как они поведут себя, когда он, подобно Нептуну, поднимется из глубины. Но тут его окликнул пилот. Чан наклонился на сиденье и заглянул в иллюминатор.

На шаттл надвигалась гигантская черная тень.

Пилот узнал тупой нос идущего прямо на них «Тайфуна» и заскулил, как испуганный щенок. Чан заорал: «отворачивай», – но руки пилота замерли на приборах управления. Рыча, как зверь, Чан схватил пилота за плечи, вытащил из кресла и занял его место. Он резко вывернул руль направо.

Несколько секунд турбины шаттла продолжали толкать его вперед, но потом шаттл начал поворот вправо, уходя от лобового столкновения с шестисотфутовой стремительной ракетой. Но «Тайфун», идущий со скоростью двадцать пять узлов, задел корму шаттла, сорвал киль и закрутил шаттл. От сильного удара грузовая дверь раскрылась, и внутрь хлынула вода.

Тяжесть ворвавшегося в шаттл моря потащила его хвостом вниз, и он, задрав нос, встал вертикально, как умирающая рыба. Люди Чана хватались за сиденья и подтягивались по накренившейся палубе к кабине пилота.

Доктор У попробовал присоединиться к ним, но более сильные охранники оттолкнули его под воду, и вскоре лихорадочное трепыханье его рук затихло. Чан не собирался ни с кем делить образовавшийся воздушный карман. Он развернулся и стрелял во всех, кто пытался прорваться в кабину. Через несколько секунд он перебил всех своих людей и остался в кабине один.

Но тут груз воды в шаттле сместился вперед. Нос выровнялся, и шаттл начал опускаться на дно кратера. Кабина погрузилась во тьму. Чан старался держать голову в уменьшающемся воздушном кармане, но мешали тела, плававшие в окровавленной воде. Он отталкивал одно тело, а его место тут же занимало другое. В какой-то момент он оказался лицом к лицу с мертвым доктором У.

Воды становилось все больше, воздушный карман уменьшался. Чан прижался к потолку шаттла, где оставалось всего несколько дюймов воздуха. Когда вода заполнила ему рот и нос, он посмотрел вверх, увидел над головой скользящую чудовищную тень «Тайфуна» и с последним булькающим выдохом выдавил:

– Остин!

* * *

Обладатель этого имени сидел рядом с русским рулевым на центральном посту «Тайфуна». Завала расположился по другую сторону от рулевого, молодого украинца с врожденным талантом к этой работе. Капитан стоял возле Курта и переводил рулевому его приказы.

Несколькими минутами раньше рулевой задним ходом провел «Тайфун» в туннель, направляя его к кратеру. Оператор эхолота следил за шаттлом и предупредил Остина, когда засек движущееся пятно. Монитор, связанный с камерой на носу «Тайфуна», показал приближающиеся прожекторы шаттла. Остин отдал приказ самым полным идти на таран. Ловушка сработала.

Отбросив с дороги шаттл, «Тайфун» зашел в кратер и выполнил широкий поворот. Когда он возвращался к туннелю, чтобы закончить работу, камера снова показала шаттл. Остин без сочувствия смотрел, как шаттл падает на дно. Он не чувствовал торжества. Пока нет. Он слишком хорошо знал, что триада – трехголовое чудовище.

Глава 46

Когда «Конкорду» не удалось выйти на связь с Остином, капитан Диксон перевел все подчиненные ему корабли флота ближе к атоллу. Он стоял на носу с Сун Ли, которая оставалась рядом с ним все время с тех пор, как несколько часов назад Остин отправился выполнять свою миссию.

В лучах рассвета капитан наблюдал за атоллом в бинокль, не зная о драме, разворачивающейся в водах лагуны. Он обдумывал свои следующие действия, когда Ли указала на участок, где вода так и бурлила. Она схватила его за руку.

– Капитан Диксон, смотрите!

В нескольких сотнях ярдов от атолла у них на глазах из воды показалась высокая коническая боевая рубка «Тайфуна». Через несколько минут на башне появились две фигуры и замахали руками. Диксон поднес бинокль к глазам.

– Да будь я проклят! – воскликнул он.

И протянул бинокль Ли.

Она поднесла его к глазам и выдохнула:

– Это Курт! И Джо!

Диксон громко рассмеялся. Только Курт Остин способен отправиться на рыбалку в далекую лагуну и поймать самую большую в мире подводную лодку.

После новой волны двое исчезли в башне и спустя несколько мгновений вышли из люка на палубе. С помощью моряков они вытащили на палубу надувную лодку, спустили ее с круглого корпуса на воду, сели в нее и поплыли к крейсеру.

Ждавшая на палубе Сун Ли обняла вначале Остина, потом Завалу. Потом снова Остина. Она поцеловала его в губы.

Остин, который с удовольствием продолжил бы это приятное занятие, мягко высвободился и повернулся к капитану Диксону.

– Видели кого-нибудь из штата лаборатории? – спросил он. – Они должны были всплыть несколько минут назад.

Диксон покачал головой. Он вызвал на мостик первого помощника и велел попросить другие корабли наблюдать за возможным появлением мини-субмарин. Через несколько мгновений позвонили с корабля НУМА. На поверхности показалась первая сверхмалая лодка. Диксон приказал «Конкорду» покинуть место стоянки. Едва крейсер обогнул атолл, как показалась вторая лодка, потом третья. У каждой был идентификационный номер на борту.

Остин осматривал море в поисках четвертой лодки с Лоис Митчелл и вакциной. Через несколько тревожных мгновений показалась и она.

Он облегченно выдохнул.

– Нужно немедленно перевести ученых с четвертой лодки на борт, – сказал он капитану.

Диксон приказал спустить шлюпку. Команда спасателей извлекла из лодки Лоис Митчелл и остальных ученых и доставила их на крейсер. Когда лодка подошла, Лоис увидела, что Остин перегнулся через поручень. Она помахала ему и показала на сосуд у себя на коленях. Поднявшись на борт, протянула сосуд Ли.

– Вот вакцина в целости и сохранности.

Радостная улыбка исчезла с лица Ли. Она держала сосуд с таким видом, словно кто-то вдруг сказал ей, что он радиоактивный.

– Слишком поздно, Лоис, – прошептала доктор Ли. – Через двадцать четыре часа эпидемия вырвется за границы Китая и за несколько дней распространится по всей планете. Мы не успели произвести вакцину в нужных количествах.

Митчелл взяла у нее сосуд, поставила на палубу, открыла крышку и показала стойку с дюжиной алюминиевых цилиндров. Достала один цилиндр и показала Ли.

– Вы не присутствовали при последней фазе исследования, – объяснила Лоис, – и не знаете, как далеко мы зашли.

– Я знаю, что вы интегрировали антивирусную молекулу в микробы, чтобы ускорить процесс синтеза.

– Мы решили, что это слишком медленно, – продолжила Митчелл. – И потому инкорпорировали лечебный протеин токсина в быстрорастущие морские водоросли.

Отчаяние на лице Ли сменила радость.

Она взяла сосуд и произнесла:

– Это замечательно.

Видя удивление на лицах мужчин, доктор объяснила:

– Водоросли растут с невероятной скоростью. Как только мы поместим эту культуру в производственные емкости, она сразу произведет вакцину для нескольких сотен человек. А за несколько дней мы сделаем то же самое для тысяч, а потом для сотен тысяч человек.

Она протянула цилиндр Остину. Тот взял его осторожно, словно ожидал ощутить какое-то волшебное излучение. Он бережно положил его обратно в сумку-контейнер, закрыл и повернулся к Диксону.

– Это нужно доставить в Китай как можно быстрей.

Капитан взял сумку с палубы.

– Уже идем.

Через десять минут «Си-Хок», принявший на борт вакцину, поднялся с палубы и направился на Понпеи, где в аэропорту его ждал скоростной самолет. Через несколько часов самолет будет в Китае, и его груз распределят по мини-фабрикам, которые организовала Ли за время своего пребывания на Боунфиш-ки.

* * *

Первой в гавань Понпеи гордо прошла гигантская русская субмарина, как левиафан. За ней вошел фрейтер Чана, на котором теперь, после того как фрейтер догнал американский истребитель, командовал экипаж американских военных моряков. Без Чана экипаж фрейтера без единого выстрела передал управление кораблем строгим и деятельным американским морякам.

Фелпс, вернувшийся с подводной лодки, водил Остина и Завалу по обманчиво дряхлому с виду судну, показывал им шахту для выпуска подводных лодок, машинное отделение с мощными двигателями, современный центр связи с установкой для передачи голограмм, который Чан использовал для связи с двумя другими тройняшками.

Последней остановкой стал салон. В этом большом помещении Остин сразу почувствовал себя как дома. Достал из коробки с увлажнителем три сигары, раздал и прикурил все от серебряной зажигалки. Они с Завалой и Фелпсом сидели в красных бархатных креслах, попыхивая сигарами.

– У Чана был вкус к хорошим сигарам, – признал Завала. – Но украшать дом он не умел.

Остин выпустил кольцо дыма и осмотрел просторный салон.

– Похоже на замок Дракулы в Трансильвании, – сказал он, глядя на пурпурные занавески и темные панели на стенах.

– А мне больше напоминает бордель в Неваде, – подхватил Фелпс, глядя на пепел своей сигары. Он стряхнул пепел на бордовый ковер и добавил: – Однажды я зашел туда спросить дорогу.

Остин улыбнулся, еще несколько раз затянулся и погасил сигару в пепельнице.

– Надо поговорить, – сказал он Фелпсу.

– Слушаю.

– Мы с Джо благодарны вам за помощь, – сказал Остин, – но надо обсудить, что делать дальше. Следует поговорить об ученом, которого вы убили на борту лаборатории.

– Это был несчастный случай, – защищался Фелпс. – Лоис это подтвердит.

– Мне казалось, вы ей не нравитесь, – сказал Завала.

– Мы познакомились поближе. Прекрасная женщина. Мне нравятся такие, с широкой костью.

Остин посмотрел на Фелпса, думая, что этот человек не перестает его удивлять.

– Скажите, Фелпс, – спросил он, – а имя у вас есть?

– Я в имена не верю, – ответил тот.

– Ладно; проблема у нас такая, – проговорил Остин с тяжелой улыбкой. – Вы убили этого человека, когда совершали преступление: похитили собственность Соединенных Штатов и атаковали ракетой вспомогательное судно. Вам повезло, что на борту «Гордой Мэри» никто не погиб. Но погиб сотрудник фирмы, обеспечивавшей безопасность лаборатории, чьим удостоверением вы воспользовались.

– Выстрел по судну должен был отвлечь внимание, пока мы угоняли лабораторию, – объяснил Фелпс. – Признаю, что кто-то мог погибнуть, но я рад, что этого не произошло. К смерти человека из фирмы я не имею никакого отношения… Но я понимаю, что вы имеете в виду.

– Рад слышать, что вы понимаете ситуацию, – отозвался Остин. – Когда пристанем, я намерен передать вас в руки закона. Расскажу всю историю, чтобы вам смягчили наказание.

– Десять лет заключения вместо двадцати? – улыбнулся Фелпс. – Что ж, иногда приходится делать то, что приходится делать. Не возражаете, если я расскажу Лоис обо всем.

Остин не мог не восхититься спокойствием этого человека. Он кивнул, потом встал с кресла. Они вышли из салона и через несколько минут на понтонной лодке вернулись на «Конкорд».

Их ждала Лоис Митчелл. Фелпс отвел ее в сторону и стал что-то рассказывать, а Остин и Завала отправились в кают-компанию, чтобы встретиться с капитаном и учеными из лаборатории.

Диксон рассказал последние новости о ходе рейса в Китай. Они успевали почти в обрез, но все-таки Китай получал вакцину вовремя.

Остин взглянул на часы. Извинившись, он вышел на палубу. Спросил нескольких моряков, не видели ли они Фелпса и Лоис Митчелл, и наконец один из них показал на берег.

– Поплыли на надувной лодке в порт, – сказал моряк. – Обещали вернуться через несколько часов. Парень просил передать это вам.

Остин развернул листок линованной бумаги из блокнота и прочитал короткое сообщение: «Иногда приходится делать то, что приходится делать».

На губах Остина появилась досадливая улыбка. Фелпс его перехитрил.

Он подошел к поручню и посмотрел в сторону Понпеи. Колония – небольшой поселок на маленьком острове, и ее полицейский участок – не Интерпол. К тому времени как местная полиция опомнится, Фелпс будет уже далеко.

Остин очень неторопливо поднялся на мостик, попросил вызвать полицию, сообщил об украденной лодке и дал описания Митчелл и Фелпса.

Утешало его то, что Чан мертв. Его попытка распространить вирус не удалась. Скоро вакцина будет доступна для всех.

Одного члена триады устранили, но остались Вэнь Ло и эта загадочная Леди Дракон.

Остин все еще обдумывал предстоящие действия, когда зазвонил его сотовый телефон. Звонил лейтенант Кейси.

– Поздравляю, Курт, – сказал Кейси. – Только что звонил адмирал и сообщил мне хорошие новости.

– Спасибо, лейтенант, но наша работа не закончена, пока на свободе остальные члены триады.

– Мы хорошо сознаем это, Остин. У меня на линии человек, который хочет поговорить с вами.

Остин попросил Кейси перевести звонок на него. Несколько секунд спустя послышался мужской голос.

– Добрый день, мистер Остин, – вкрадчиво сказал мужчина. – Позвольте представиться. Я полковник Мин из Народно-освободительной армии Китая.

– Добрый день, полковник Мин. Чем могу быть полезен?

– Поэтому я и позвонил, мистер Остин. Вопрос в том, чем я могу быть полезен вам.

Глава 47

Вэнь Ло вышел из своего любимого ночного клуба. За каждую его руку цеплялась шикарная проститутка. Шел один из тройки триады неуверенно, но был не настолько пьян, чтобы не заметить, что что-то неладно. Исчезли его телохранители. Исчезли два джипа, которые всегда сопровождают его бронированный «Мерседес». Исчез и сам «Мерседес», а на его месте ждал черный седан «Роеве».

На тротуаре рядом с машиной стоял крепкий мужчина в темно-синем костюме, с лицом, словно вырубленным из гранита. Он открыл заднюю дверцу и знаком предложил Вэнь Ло садиться.

Вэнь Ло осмотрел улицу, словно мог усилием воли заставить телохранителей появиться. Нигде не видно было ни машин, ни пешеходов. Очевидно, улицу оцепили.

Вэнь Ло оттолкнул проституток, напутствовав их коротко и резко, и сел в машину. Крепкий мужчина закрыл дверцу и занял место рядом с шофером. Когда машина отъехала от обочины, сидевший на заднем сиденье невысокий человек в армейском мундире сказал:

– Добрый вечер, Вэнь Ло. Прошу прощения, что испортил вам вечер в городе.

– Добрый вечер, полковник Мин. Не стоит извиняться. Всегда приятно видеть вас, мой друг.

В данном случае он чувствовал скорее облегчение, чем радость. Полковник Мин служил посредником между армией и триадой, и обе организации получали огромную прибыль от сотен борделей, которыми совместно управляли по всей стране.

– Разумеется, взаимно, – произнес полковник, чья мягкость скорее была бы уместна у дипломата, чем у военного.

Вэнь Ло всегда держался осторожно с полковником Мином. Он знал, что коллеги прозвали этого человека «полковником Коброй».

– Должен сказать, что я встревожился, не увидев своих людей и машины, – продолжал Вэнь Ло.

– Не волнуйтесь, они в безопасном месте, – ответил Мин. – Я решил, что нам нужно без помех поговорить о возникшей серьезной проблеме.

– Конечно, – согласился Вэнь Ло. – А что за проблема? Вам нужна более роскошная квартира?.. Или машина?.. Или вы хотели бы кого-нибудь убрать со сцены?

– Дело не личное. Бизнес. Проблема в фармакологическом отделении «Пирамиды».

– Странно, полковник. Вредные лекарства уничтожены. Ядовитое детское питание убило всего несколько сотен младенцев.

– Возможно, вот это объяснит наши затруднения лучше меня, – сказал Мин.

Полковник протянул руку к видеоплееру на спинке шоферского сиденья и нажал кнопку.

На экране появилось лицо Вэнь Ло. Он в салоне автомобиля смотрел, как вместе с доктором У осматривает секретную лабораторию. Доктор У давал объяснения, на экране крупным планом сменялись перекошенные лица больных.

– Где вы это взяли? – спросил Вэнь Ло, когда запись кончилась.

– Это не имеет значения, – ответил Мин. – Но я не понимаю, чем занимается ваша организация на этом предприятии.

Полковник говорил неискренне. Видео подробно все объясняло.

Вэнь Ло взглянул на людей на переднем сиденье. Заговорщицким шепотом он сказал:

– Доверюсь вам, полковник. То, что я расскажу, известно лишь нескольким могущественным людям в правительстве. Лаборатория работала над революционной новой вакциной, которая не только предотвратит эпидемию ТОРС, но и излечит множество других болезней, вызванных вирусами.

Мин бесшумно похлопал в ладоши.

– Замечательная новость, Вэнь Ло. Поздравляю.

– Спасибо, полковник. Путь был долгим и трудным, но наша работа позволит Китаю войти в историю медицины. Это будет благо для человечества. И, могу добавить, для армии наши усилия принесут вам и вашим товарищам хорошую прибыль.

– Великолепно! – Полковник немного помолчал и сказал: – Я не медик, но, раз уж вы упомянули человечество… использовать людей в качестве подопытных животных – это общая практика?

– Простите, господин, но они очень расстроились бы, услышав, как вы их назвали. Все они добровольцы из трущоб. Обреченные влачить жалкое существование.

Полковник кивнул.

– Да, я понимаю ход ваших мыслей, Вэнь Ло. Ваша лаборатория избавляла их от него. Я аплодирую вашему гуманизму и изобретательности.

– Я ничего не делал для себя, полковник Мин. Я всегда думаю о благе своей страны.

– И ваша страна хотела бы вознаградить вас за тяжкий труд и самопожертвование, – продолжал Мин. – Но это видео внушает некоторую тревогу. Его легко скопировать и распространить. Боюсь, что оно появится там, где живут не столь просвещенные люди, как мы с вами. Видите возможность беспорядков?

Вэнь Ло прекрасно знал неприятие властями беспорядков. Он и его бандиты запугиванием и убийствами часто подавляли народное недовольство, а правительство при этом придерживалось политики невмешательства.

– Да, конечно, – сказал Вэнь Ло. – Но ведь СМИ и Интернет контролирует правительство. Мы будем утверждать, что это видео – подделка. А с теми, кто попробует поднять шум, моя организация разберется.

– Все это верно, – согласился Мин. – Но мы не можем контролировать иностранные СМИ, а правительство не желает, чтобы его хоть как-нибудь связывали с тем, что на этой записи. Поскольку вы – лицо «Пирамиды», мы считаем, что вам лучше исчезнуть.

– Исчезнуть? – прохрипел Вэнь Ло.

Мин потрепал Вэнь Ло по колену.

– Не тревожьтесь, – сказал полковник. – Мы старые друзья и коллеги. Мы устроим вам тихий отъезд из Китая. Работу с «Пирамидой» правительство продолжит, когда вас не будет в стране.

– Вероятно, это возможно, – неохотно признал Вэнь Ло.

– Нам необходимо знать, как связаться с первым номером в вашей компании, – потребовал Мин.

– Никак! Мы никогда не встречаемся лицом к лицу. Мы общаемся электронным способом, через голограммы.

Полковник явно опечалился.

– Это плохо. Боюсь, что в таком случае все бремя ляжет на ваши плечи. Вас отдадут под суд, и исход суда заранее известен. Вас превратят в пример.

Вэнь Ло хорошо понимал, что значит стать примером в Китае. Он знал немало людей, которых судили и казнили за взятки.

– Хорошо, – сказал он с глубоким вздохом. – Чтобы договариваться о наших голографических встречах, мы используем простой телефонный номер.

Полковник достал из кармана небольшой блокнот и ручку и протянул Вэнь Ло. После недолгого колебания Вэнь Ло записал номер и вернул блокнот полковнику.

– Спасибо, – поблагодарил Мин, убедившись, что номер записан разборчиво. Он снова убрал блокнот и ручку в карман. – Теперь мы можем обеспечить ваше будущее. Как вам нравится для начала Лондон? Если понадобится, мы переведем вас в Париж или Нью-Йорк. А когда опасность минует, мы вернем вас на родину.

Настроение Вэнь Ло улучшилось.

– Лондон вполне подходит. У меня есть дом в Сохо.

– Слишком заметно. Власти найдут для вас более укромное место. Вы по-прежнему играете в теннис?

– Каждый день. Это моя страсть.

– Отлично. У вас будет достаточно времени, чтобы отработать заднюю подачу.

Мин зажег сигарету, затянулся и постучал по перегородке, отделявшей пассажиров от шофера. Машина остановилась у обочины, и полковник сказал Вэнь Ло:

– Встретимся в Париже.

Крепкий человек вышел, открыл дверцу и проводил Мина к другому седану «Роеве», остановившемуся за первым. Садясь во вторую машину, Мин сказал человеку:

– Постарайтесь все проделать аккуратно.

Когда машина полковника тронулась, Мин набрал номер на своем сотовом телефоне. После нескольких гудков ответил мужской голос.

– Мистер Остин? – спросил Мин.

– Верно, – ответил Курт.

– У меня есть сведения, которые вы разыскивали.

* * *

Пока полковник говорил по телефону, крепкий мужчина вернулся в первую машину и сел рядом с водителем. Он постучал по стеклу за собой и открыл перегородку. Вэнь Ло посмотрел прямо на него. Это позволило мужчине точно попасть из пистолета 22-го калибра в правый глаз Вэнь Ло.

Стрелок закрыл перегородку и отдал приказ шоферу. Они отвезли еще теплое тело Вэнь Ло на кладбище, где его ждали бальзамировщики. Глаз, выбитый пулей, заменили стеклянным. Забальзамированное тело отвезли в полицию. К большому пальцу ноги прикрепили ярлычок, который удостоверял, что это заключенный, умерший в китайской тюрьме.

В полиции зарегистрировали смерть, а вскоре запись была уничтожена. Тело передали на склад, где получатель пожаловался на качество товара. Тело расчленили, погрузили в ацетон, чтобы удалить все следы жидкости, затем омыли в полимерах. Мышцы и кости подкрасили, телу придали стоячее положение, руку подняли и согнули, словно Вэнь Ло готовился ударить по теннисному мячу.

Когда преображенный труп доставили на выставку, которая затем переедет в Париж и Нью-Йорк, в костлявые пальцы вставили теннисную ракетку.

Со временем освежеванное тело Вэнь Ло будет рекламировать футболки, цепочки для ключей, магниты на холодильник и даже переплеты туристических каталогов.

И, как пообещал полковник Мин, Вэнь Ло получил бесконечно много времени для отработки задней подачи.

Глава 48

Когда Джо Завала не ходил на свидания с половиной женского населения Вашингтона и не возился с двигателем своего любимого «Корвета», он любил выяснять, как устроены вещи. И для него судовая проекционная для голограмм рядом с кричаще обставленным салоном Чана была всего-навсего сложной машиной, предназначенной для создания и отправки жизнеподобных изображений.

Завала исследовал сложнейший набор микрофонов, объективов, лазеров, проекторов и компьютеров вокруг круглого стола и трех стульев под висячими конусами. Остин стоял рядом, по сотовому телефону он поддерживал постоянную связь с Хирамом Йегером в штаб-квартире НУМА. Йегер, специалист по голограммам, когда-то создал голограмму миловидной молодой женщины по имени Макс, олицетворение компьютерной системы НУМА, которой он руководил. Остин передавал Йегеру вопросы и посылал снимки электронных и оптических приборов, назначение которых не мог определить Завала.

Через час изучения этой хитроумной системы Завала отступил на шаг и потер руки.

– Готово, Курт. Нажатием этой кнопки можете проецировать свое изображение.

Остин всмотрелся в один из конусов над головой.

– Это не перестроит мои молекулы? У меня не появится голова мухи? – спросил он.

– Не о чем волноваться, Курт. Все это высокотехнологичная иллюзия для отвода глаз.

– На всякий случай держите поблизости мухобойку, – шутил Остин, усаживаясь в мягкое кресло.

Завала встал рядом, готовый прервать процесс, если что-нибудь не задастся. Остин посмотрел через стол на два пустых кресла, несколько мгновений разглядывал панель управления, а затем набрал кодовый номер, который сообщил полковнику Мину Вэнь Ло перед своей безвременной кончиной.

Замигали лампочки, загудели механизмы: сложная система оптических приборов изучала каждый квадратный дюйм тела Остина и по цифровому каналу передавала данные в компьютер. Тот усваивал эту информацию и передавал другому компьютеру, который «собирал» трехмерное изображение. Сканирование проводилось исключительно для отвода глаз, как сказал Завала, но у Остина напряглись плечи. Он ожидал электрической щекотки, но ничего не почувствовал.

Вместо этого под конусом напротив него воздух замерцал, словно нагреваясь. Возникло облако вертящихся точек, вначале не имевшее определенных очертаний, потом оформившееся в примитивные очертания человеческой головы и плеч; вначале эти очертания были прозрачными, но стали полупрозрачными и наконец сплошными – по мере того как проступали черты лица. По своей встрече с Леди Драконом Остин знал, что голограмму по желанию можно менять. Но лицо, которое он увидел у стола, оказалось неожиданно странным.

Глаза под изящно изогнутыми бровями того же нефритово-зеленого цвета, что и полные ненависти глаза Чана. Полные женские губы и мягкие очертания лица не вяжутся со щетиной на подбородке и телом профессионального борца с плечами, распирающими черную рубашку без воротника. Третий тройняшка из триады казался не мужчиной и не женщиной, а причудливым смешением особенностей двух полов, гермафродитом.

Голограмма оставалась неподвижной, как мраморная статуя. Маленькие изящные руки лежали на столе. Лицо застыло, глаза смотрели прямо вперед. Потом губы шевельнулись, и из микрофонов послышался мелодичный голос, не мужской и не женский.

– Мы снова встретились, мистер Остин.

– Мне называть вас Леди Дракон или Лай Чой Сань? – спросил Остин.

– Моим последователям я известен как Первый. Я первым из моих братьев пришел в этот мир, правда, всего на несколько минут раньше. Когда доходит до чисел, мы, китайцы, суеверны и считаем, что меньшее число означает удачу.

– Судя по тому, как в последнее время она от вас отвернулась, вам стоит поискать себе другой номер. Да и ваше голографическое изображение неисправно. Двигаются только губы.

– Это потому, что я не могу шевелить ни руками, ни ногами. Лишь глазами – ограниченно, и губами, полностью.

– Что случилось?

– Я надеялся, вы мне объясните, мистер Остин.

Остин помолчал, вспоминая слова Кейна о парализующем действии токсина медузы.

– Мы гадаем, куда делась вакцина, – сказал он. – Корабельный вертолет исчез, поэтому мы заключили, что сосуда с вакциной и культурами на судне Чана больше нет.

– Вакцину доставили непосредственно мне. С помощью моего брата Чана я принял ее перорально. Я знал, что через несколько часов в моем городе распространится вирус, и хотел первым получить иммунитет к нему. Меня парализовало, когда я сидел здесь, стараясь связаться с братьями. – Тонкие губы исказила гротескная пародия на улыбку. – Похоже, лекарство оказалось бракованное.

– В контейнере, отправленном вам Чаном, была неудачная партия вакцины, которую следовало уничтожить. Эта вакцина убивает вирус, но парализует своего хозяина.

– Значит, исследования потерпели неудачу?

– Вовсе нет, Первый. Настоящую вакцину сейчас спешно производят в Китае и по всему миру в количествах, достаточных, чтобы остановить эпидемию, которую вы вызвали.

Губы не шевелились.

– Вы находитесь на судне Чана, а значит, мой брат перестал быть действующим лицом. Будь он жив, он не позволил бы вам оставаться в живых.

– Боюсь, Чан стал жертвой собственных неудержимых порывов.

– Жаль, – без тени печали сказала голограмма. – Чан во многих отношениях был великолепен, но слишком непредсказуем.

Челюсти Остина напряглись.

– Я бы не назвал непредсказуемым убийство десятков невинных людей.

– Это потому, что наша семья всегда смотрела на мир иначе, чем другие. Триада «Пирамида» уже существовала за столетия до того, как ваш сброд прогнал британцев назад в Англию. Мы бы не могли выживать так долго, если бы сентиментально относились к смерти посторонних или даже членов собственной семьи.

– Рад слышать, – продолжил Остин, – значит, вы не станете оплакивать смерть вашего брата Вэнь Ло.

– Вэнь Ло тоже мертв?

– Он поссорился с армией – еще одна случайная жертва вашей безумной системы.

– В ней нет ничего безумного. Руководство нашей страны крайне хрупко и уязвимо. На уличные протесты правительство ответило бы жестко. Мы бы организовали победу толп, а на исходе эпидемии взяли бы бразды правления в свои руки. Располагая вакциной, мы держали бы в руках жизнь и смерть миллиарда наших соотечественников. В обмен на деньги и власть мы бы предложили тот же выбор всему миру. План был тщательно продуман. Но мы не предвидели вмешательства – вашего и ваших друзей из НУМА.

– Не НУМА победила вас, – сказал Остин. – Вы сами запланировали свою гибель, когда решили поиграть в трехголового бога. Вы не первые назначили себя бессмертными, и не вы последние… вот почему у меня всегда будет работа.

– Вы сказали то же самое, когда была распущена ваша группа в ЦРУ?

– Я счастлив, что с окончанием холодной войны моя работа стала не нужна, но, судя по вашим словам, вы копались в моем прошлом.

– Я знаю о вас больше, чем ваши ближайшие друзья Завала и Трауты. Через спутник я изучал ваш дом на Потомаке. Знаю, какую музыку вы слушаете, какие книги по философии читаете. Но кое-что в вашей жизни остается в тени, и это дает мне надежду.

– Надежду на что, Первый? Вы почти полностью парализованы. Лучшее, что вас ждет в будущем, – работа в качестве стойки для шляп.

– Но вы можете изменить это, Остин. – Голос стал мягким, как шелест от движения змеи в траве. – Моя фармакологическая компания создала вирус; с течением времени и при нужном руководстве она создаст и противоядие. Я вознаградил бы вас так, как вам и не снилось.

– Единственная награда, которая мне нужна, – увидеть, что ваша триада стерта с лица земли.

В неподвижных глазах голограммы вспыхнул гнев.

– Я могу раздавить вас, как муравья, Остин.

– Могли бы, если бы были в силах шевельнуть хоть пальцем. Прощайте, Первый. Токсин надолго сохранит вам жизнь. Наслаждайтесь ею.

Остин протянул руку к кнопке окончания передачи.

– Подождите! Что вы делаете?

– После общения с вами и вашими братьями, – ответил Остин, – мне необходим долгий горячий душ.

– Вы не можете оставить меня в таком положении.

Мольба могла быть искренней, но для Остина это не имело значения. Он испытывал только отвращение к этой уродливой фигуре.

– Можем договориться, – сказал он. – Расскажите, где вы, и я передам эти сведения китайскому правительству. Попробуйте прийти к соглашению с ним.

Спустя несколько мгновений тройняшка сообщил адрес в Гонконге.

– Спасибо, Первый. Теперь позвольте дать вам добрый совет. Забудьте о том, чтобы выпутаться с помощью подкупа. Правительство конфисковало все ваше имущество. Вам нечего предложить ему.

– Я убью вас, Остин. Найду способ и убью.

– Прощайте, Леди Дракон.

– Подождите!

Остин нажал кнопку «Отменить передачу». Из бесформенного облака вертящихся точек послышался голос. Голос был женский.

– Вернитесь!

Завала, стоявший в стороне, что-то сказал по-испански.

Остин понял, что взмок. Даже отделенный от него тысячами миль расстояния, он никогда еще не был так близок к чистому злу.

– Я становлюсь Смертью, разрушительницей миров, – прошептал он.

Завала услышал его.

– Что это было, Курт?

Словно очнувшись от сна, Остин сказал:

– Это цитата из «Бхагавадгиты». Просто вспомнилось. Записал адрес, который эта тварь назвала мне?

Завала протянул листок бумаги.

– Зачем он тебе?

– Когда вернемся на «Конкорд», позвоню полковнику Мину и передам ему. Теперь это его дело. Потом расскажу о случившемся Полу и Гаме. Можешь налить себе текилы еще разок, но сохрани сок кактуса и для меня.

– Слушаюсь, сэр. А что пока будешь делать?

Остин встал с кресла и направился к выходу.

– Приму долгий горячий душ, я же сказал.

Глава 49

Боунфиш-Ки, пять недель спустя

Сун Ли сидела в залитом солнцем дворике перед своим домиком и делала заметки, когда услышала в манграх звуки подвесного мотора. Узнав лодку Дули, она улыбнулась в ожидании его неизбежного появления.

С самого возвращения Ли на остров и начала работы над статьей по океанской биомедицине Дули был ее единственной связью с внешним миром. Возвращение на Боунфиш потребовало большой решимости. Но лаборатория была на переднем фронте науки, корни которой уходили в древнюю культуру Нан-Мадола и микронезийских островов, и лучшего места для написания статьи быть не могло.

Ли все еще не могла набраться храбрости, чтобы посетить барьерный риф. Ей не хотелось видеть ни бухту, где она убила человека, ни выгоревший корпус катера, который едва не стал ее погребальным костром. Ложилась она рано, вставала с солнцем и часами печатала на клавиатуре лэптопа в библиотеке исследовательской лаборатории.

Остров был практически пуст. С окончанием проекта доктор Мейхью вернулся в академию, а его команда рассеялась по всему свету. Осталась небольшая группа, ухаживавшая за аквариумами с образцами, но охранники, одновременно выполнявшие роль обслуживающего персонала, ушли. Доктор Ли наслаждалась дружескими разговорами с техниками, когда они вместе готовили еду.

Один раз лабораторию навестил доктор Кейн. Он прилетел со съемочной группой, которая сняла хижины и лабораторные корпуса, а потом исчез, словно унесенный ветром.

Хотя правительства Китая и США все еще не решались поведать полную историю своего тайного сотрудничества в борьбе с начинавшейся пандемией, титанические усилия, которые потребовались, чтобы остановить болезнь, были главной мировой новостью. Кейн купался в славе, он то и дело давал интервью, консультировал специалистов в области здравоохранения и политиков во всем мире. Он использовал свое положение специалиста по пандемиям, чтобы вынудить конгресс выделить деньги для поддержки биомедицинских исследований океана, которые спасли мир.

Сун Ли была довольна анонимностью своего участия в работе, но отдаленность острова начинала сказываться, и она подумывала о том, чтобы закончить свою книгу в Китае. Она часто думала о людях из НУМА, которые спасли и ее, и весь мир. Она скучала по Траутам и по Джо Завале, но больше всего ей не хватало Курта Остина. Через несколько недель после возвращения на остров он позвонил ей по радиотелефону в лабораторию. Он на Понпеи все еще помогал вернуть «Рундук Дэви Джонса» и вынужден был оставаться в Микронезии дольше, чем рассчитывал.

Гул мотора становился громче, и через несколько секунд двойной корпус лодки Дули обогнул мангровый остров и направился к причалу. В лодке были два человека: сам Дули и широкоплечий мужчина в гавайской рубашке. Когда они приблизились к причалу, широкоплечий мужчина снял бейсбольную шапочку, показав густую копну волос стального цвета. Когда Курт Остин замахал бейсболкой, Сун Ли уже вскочила и бежала к причалу. Они с лодкой оказались у причала одновременно.

Дули бросил ей швартов, и лодка ударилась о причал.

– Я привез вам гостя, доктор Ли, – сказал Дули.

Сун едва слышала его. Она, не отрываясь, смотрела на Курта, на чьем бронзовом лице играла широкая улыбка. Улыбка стала еще шире, когда он выбрался из лодки и Сун обняла его обеими руками. Он с воодушевлением ответил на ее объятие. Она прильнула к его губам долгим, теплым поцелуем, который мог бы длиться вечно, если бы Дули не кашлянул и не сказал:

– Прошу прощения, друзья, но мне пора возвращаться на материк. – Он протянул руку. – Рад познакомиться, Курт. Позвоните, когда захотите вернуться на Пайн-Айленд.

– Спасибо, что подвезли, Дули, – поблагодарил Остин.

Он попросил Дули бросить емуего маленький рюкзак.

Когда лодка исчезла в манграх, Остин произнес:

– Я несколько дней назад вернулся в Вашингтон и подумал, что хорошо бы появиться здесь и поздороваться.

Ли взяла Остина за руку и повела к своей хижине.

– Я рада, что вы это сделали. Как Джо и Трауты?

– В порядке. Завала встретил свою настоящую любовь – женщину-картографа из НУМА. Трауты вернулись в Нью-Бедфорд. Городской музей китобойного промысла выделил помещение для диорамы Калеба Ная. Диорама станет частью особой выставки, посвященной плаванию «Принцессы» 1848 года.

– Весьма необычное было плавание, – сказала Ли. – Я начала свою книгу с происшествия на острове Бедствия.

– Как продвигается работа над книгой?

– Закончила общий набросок и провожу дополнительные исследования. Думаю, эти находки произведут переворот в нашем понимании вирусной иммунологии, особенно в области прививок. Но мы только коснулись чудесных лекарств, которые способен дать океан. Смешно – вакцина могла не появиться, если бы не угроза эпидемии, вызванной триадой.

– Классический пример инь и ян? – спросил он.

– Не хочется думать, что в этом случае были связаны противоборствующие силы добра и зла, но без одной другая не стала бы благодеянием для всего мира.

– И не только в одном случае, – заметил Остин. – Взаимоотношения Китая и США никогда не были такими теплыми. И больше нет триады. Инь и ян в гармонии.

Они поднялись во дворик и сели лицом к воде и манграм.

– У меня трудный вопрос, – поделился Остин. – Доктор Чуань как осведомитель триады помогал ей достигать поставленных целей. После того как он донес триаде о существовании лаборатории, триада проследила за доктором Кейном и установила его местонахождение. Что нам с ним делать?

– Не знаю, – ответила Ли. – Он робок, его легко запугать, но он замечательный врач. Мне бы не хотелось выдавать его правительству. Его казнят. – Она посмотрела на белоснежную цаплю, летящую над водой, а когда снова повернулась к Остину, то улыбалась. – Вот что я предлагаю сделать с доктором Чуанем.

Она объяснила, что хотела бы, чтобы Чуань занял ее место сельского врача. Остин запрокинул голову и громко рассмеялся.

– Идея совершенная в своей симметрии. Теперь моя очередь сделать предложение.

Он раскрыл рюкзак и достал бутылку и два бокала. Наполнил бокалы до половины и один протянул Сун.

– Это микронезийская сакау, которую я вам обещал. Ее делают из водяного перца, и она обладает легким наркотическим действием, так что принимать ее нужно небольшими дозами.

Они подняли бокалы, и после недолгого раздумья Сун произнесла:

– За теплые отношения между Китаем и США.

Они чокнулись. Ли поморщилась и поставила бокал на стол.

– У него особый вкус, и, вероятно, это хорошо, – сказал Остин. – Насколько помню, еще я обещал вам ужин с видом на море. – Он махнул рукой. – Вот вид на море. А ужин может подождать, пока мы не закончим работу.

– А может, и нет, – не согласилась Сун. – Один из техников лаборатории сегодня утром поймал несколько морских окуней, которых сейчас жарят на ужин. Присоединяйтесь к нам.

Остин принял приглашение, и они сидели во дворике и разговаривали, пока их не позвали на ужин. Ели они в столовой с полудюжиной сотрудников лаборатории, а потом вернулись во дворик, насладиться выпивкой после ужина. Остров постепенно окутывала тьма. Остин убрал сакау, и они пили менее крепкий портвейн.

Курт и Сун проговорили много часов под чувственные звуки субтропической ночи, среди ее ароматов, и уже в очень поздний час поняли, что все разошлись и они остались вдвоем.

Остин взглянул на циферблат и сказал:

– Скоро полночь. Позвоню Дули, чтобы он меня забрал.

Сун негромко рассмеялась.

– Дули уже спит. А вам придется лезть на водонапорную башню, чтобы поймать сигнал. Почему бы вам не остаться на ночь в моем коттедже? Здесь очень удобно и уютно.

– Никто не может сказать, что Курт Остин стоит на пути теплых американо-китайских отношений, – подмигнул он. – Но вся моя одежда на мне. Пижаму я оставил дома.

Сун взяла Курта за руку.

– Пижама вам не понадобится, – с улыбкой пояснила Ли.

* * *

На следующий день они проснулись под пение птиц. Остину нужно было возвращаться в Вашингтон на встречу. Пока он поднимался на водонапорную башню и звонил Дули, Сун и техники приготовили завтрак в основном из свежих фруктов. Они ели во дворике, Остин наслаждался миром и спокойствием острова.

– Трудно покидать рай, – признался он.

– Тебе действительно нужно так скоро улетать? – спросила она.

– К несчастью, да. Извини за поспешность.

– Может, так же быстро вернешься?

– У меня такое чувство, что мы увидимся раньше, чем думаем. Как твое исследование нью-бедфордской аномалии?

– Я просматривала свои материалы. Очень многого не хватает. – Она нахмурилась и сказала: – Кажется, я слышу Дули.

Она проводила Курта до конца причала. Они обнялись и поцеловались на прощание. Прежде чем сесть в лодку, Остин порылся в рюкзаке и достал пакет, завернутый в простую бумагу. Он протянул пакет Ли.

– Тебя это может заинтересовать.

Ли развернула бумагу, и в ее руке оказалась книга.

Голубой кожаный переплет потрескался от возраста и от времени, проведенного в море. Она открыла первую страницу и вслух прочла:

«20 ноября 1847 года.

Ветер северо-западный, десять узлов. Добрый корабль «Принцесса» вышел из Нью-Бедфорда в первое плавание. Приключения и процветание манят.

Г. Доббс»

– Это пропавший журнал! – воскликнула она. – Где ты его взял?

– Его нашли Трауты, когда вернулись в Нью-Бедфорд на торжественное открытие. Похоже, рассказ Харви Бриммера о тайном браке Калеба Ная оказался правдой. Книга – часть приданого, которое он дал за своей дочерью. И с тех пор хранилась в ее семье. Они хотят получить ее назад, когда ты прочтешь.

Курт поцеловал Сун в щеку и сел к Дули в лодку. Когда лодка пошла к манграм, Сун как будто вдруг осознала, что Курт уезжает. Она помахала рукой и крикнула: «Спасибо!»

– Жаль, что вам пришлось так быстро оставить доктора Ли, – сказал Дули.

– Все в порядке, – ответил Остин. – У нее теперь есть молодой приятель.

– Жаль, – с сочувствием произнес Дули. – Я его знаю?

– Вряд ли. Его зовут Калеб Най.

– Женщины… – произнес Дули, печально покачав головой.

Через несколько минут они вышли из мангров на открытую воду. Дули увеличил скорость, и лодка понеслась по сине-зеленой воде к материку.

Клайв Касслер, Грэм Браун Машина смерти

Пролог

Аэропорт Санта-Мария,

Азорские острова, 1951 год

Сырым холодным вечером Хадсон Уоллас стоял на пандусе у здания терминала. Кожаная куртка не спасала от холода, моросящего дождя и тумана, окутавшего аэропорт, а вместе с ним и весь остров.

Голубые огоньки такси, застывшие напротив в стоическом молчании, не добавляли тепла. За пронзившим туман лучом белого света последовала с небольшой задержкой зеленая вспышка медленно поворачивавшегося маяка.

Хадсон сомневался, что кто-то его сейчас увидит, уж больно низко опустились плотные серые тучи, но если кто и сможет это сделать — что ж, бог ему в помощь. С трех сторон остров окружали горы, а сам этот клочок земли был всего лишь пятнышком на карте посреди темного Атлантического океана. Даже в 1951 году найти это место было непростой задачей. А если кто-то все же и обнаружит Санта-Марию в этом супе, то врежется в горный пик задолго до того, как разглядит за дождем огни посадочной полосы.

Но попасть на остров — дело одно, а вот выбраться с него — совсем другое. Какая бы ни была погода, Хадсон хотел именно выбраться, и ожидание действовало на нервы. Оставаться здесь стало небезопасно, и он хорошо понимал, почему. Но ни его желание, ни тот факт, что пилотом и владельцем стоящего на бетонной площадке у ангара «Локхид констеллейшн» был он сам, значения не имели — решение здесь принимали другие.

Оставалось только смотреть и ждать. Хадсон достал из кармана серебряный портсигар, вытащил сигарету «Данхилл» и, не обращая внимания на расставленные через каждые двадцать футов предостерегающие знаки «Не курить», поднес к лицу, закрыв ладонью от ветра, зажигалку «Зиппо» и сделал первую затяжку.

До ближайшего самолета или топливного провода было не меньше сотни ярдов, к тому же весь аэропорт давно промок, так что шансы устроить неприятности стремились к нулю. А вероятность того, что кто-то вылезет из сухого, теплого терминала, чтобы сделать ему замечание, была, по его прикидкам, и того меньше.

Глубоко и с удовольствием затянувшись, он выдохнул.

Серая, цвета вереска струйка дыма рассеялась в тот самый миг, когда у него за спиной открылась дверь.

Из здания вышел мужчина в неловко сидевшей одежде. Округлое лицо наполовину скрывала коричневая шляпа. Куртка и брюки из грубой шерстяной ткани выглядели так, словно их забрали из остатков зимних запасов Армии спасения. Тонкие, без пальцев перчатки дополняли образ сельского жителя, но Хадсон знал — этот человек не крестьянин. Он был пассажиром и в ближайшем времени мог стать богачом. При условии, что успеет достичь Америки.

— Как погода, проясняется? — спросил пассажир.

Хадсон еще раз затянулся, выдохнул и только потом ответил.

— Нет, — равнодушно сказал он. — Не сегодня. Может, и не на этой неделе.

Пассажир был русский по фамилии Тарасов. Он бежал из Советского Союза. Багаж его составляли два сундучка из нержавеющей стали, достаточно тяжелые, чтобы предположить, что они набиты камнями. Оба уже стояли в самолете, запертые и прикрепленные к полу цепями.

Хадсон не знал, что кроется в этих ящиках, но образованное недавно Центральное разведывательное управление обещало ему кругленькую сумму за доставку груза и самого Тарасова в Соединенные Штаты. Нетрудно догадаться, что русскому за предательство и багаж обещали намного больше.

Пока что все шло хорошо. Американскому агенту удалось вытащить перебежчика в Югославию, страну тоже коммунистическую, но находившуюся под властью Тито, не питавшего к Сталину теплых чувств. Для того чтобы самолету Хадсона разрешили посадку в Сараево и вылет оттуда прежде, чем кто-либо начнет задавать вопросы, пришлось дать немалую взятку.

Потом они взяли курс на запад, но информация уже просочилась, и на Тарасова совершили покушение. Теперь русский хромал, нося с собой оставшуюся в ноге пулю.

Полученный Хадсоном приказ был прост: как можно быстрее и без лишнего шума переправить перебежчика в Штаты. А вот выбором маршрута никто не озаботился. Что, впрочем, было не так уж плохо, поскольку следовать чьим-то указаниям Хадсон все равно бы не стал.

До сих пор ему удавалось избегать больших европейских городов. Вместо этого он направился на Азоры, где рассчитывал дозаправиться, и откуда, уже без промежуточных посадок, долететь до Штатов. План был хорош, но он не учел погоды и того факта, что русский боялся летать.

— Рано или поздно они найдут нас здесь. — Хадсон повернулся к Тарасову. — У них повсюду агенты. По крайней мере, в каждой бухте и в каждом аэропорту.

— Но вы сказали, что здесь их нет.

— Да. Но когда нас не найдут там, где ждут, они расширят поиски и начнут рыскать повсюду. Возможно, уже начали.

Хадсон снова затянулся сигаретой. Он сомневался, что русские проверят Азоры. Но самолет с двумя американцами и иностранцем, сделавший посадку в международном, по сути, аэропорту и застрявший здесь на три дня, притом что все трое держались особняком, неизбежно привлечет внимание.

— Так или иначе, вам придется решать, чего вы боитесь больше. — Хадсон кивнул в сторону одиноко мокнущего под дождем самолета. — Небольшой тряски или ножа в живот.

Тарасов посмотрел в грозовое темное небо. Потом пожал плечами и протянул руки ладонями вверх, словно пытаясь показать миру, что у него нет никаких тайн.

— Но нельзя же лететь в такую погоду.

— Приземлиться, — поправил Хадсон. — В такую погоду нельзя садиться, — американец изобразил жест, демонстрирующий заход самолета на посадочную полосу. — Но взлететь мы точно можем, — он снова прибег к жесту, подняв руку. — И сразу же берем курс на запад. Никаких гор там нет. Там вообще ничего нет, кроме океана… и свободы.

Тарасов покачал головой, но уже без прежней решимости.

— Я проверил погоду в Нью-Йорке, — еще раз соврал Хадсон. Ничего такого он не делал, поскольку не хотел, чтобы кто-то посторонний узнал их пункт назначения. — Ближайшие сорок восемь часов ясно, но вот что дальше…

Тарасов намек понял.

— То есть либо отправляемся сейчас, либо застрянем здесь еще на неделю.

Такой выбор пассажиру, похоже, не понравился. Русский опустил голову, уставился на землю, потом посмотрел на большой серебристый самолет с четырьмя массивными бескрейцкопфными двигателями и обтекаемыми горизонтальными стабилизаторами. И снова устремил взгляд в дождь и темную пелену ночи за ним.

— Прорветесь?

Хадсон бросил сигарету на землю и придавил ее каблуком. Готов.

— Прорвусь.

Тарасов неохотно кивнул.

Хадсон повернулся к самолету и махнул рукой — заводи. В монотонный шум дождя ворвался резкий звук стартового двигателя. Двигатель номер три отрыгнул черным дымом. Заработал большой радиальный двигатель. Через несколько секунд огромный пропеллер уже вращался со скоростью 1500 оборотов в минуту, разбрасывая дождь и водяную пыль. Секундами позже ожил и двигатель номер один.

Хадсон надеялся, что сумеет убедить пассажира лететь, а потому оставил в кабине второго пилота, Чарли Симпкинса с наказом быть, на всякий случай, наготове.

— Пошли, — сказал он.

Тарасов глубоко вздохнул, шагнул от дверей и направился к самолету. Он был на середине пути, когда грянул выстрел. Эхо разлетелось над мокрым полем, и Тарасов дернулся вперед, выгнув спину и накренившись набок.

— Нет! — крикнул Хадсон.

Рванув с места, он схватил Тарасова, поддержал и потащил к самолету. Грянул второй выстрел. На этот раз пуля прошла мимо и срикошетила от бетона вправо.

Русский пошатнулся.

— Ну же! — Хадсон попытался удержать перебежчика.

Третья пуля попала в самого Хадсона. Удар в плечо развернул его в сторону. Он упал на землю и покатился. Стреляли, судя по всему, откуда-то сверху, скорее всего, с крыши терминала.

Морщась от боли, Хадсон вытащил из плечевой кобуры «кольт» сорок пятого калибра. Он повернулся, направил револьвер в сторону крыши и несколько раз выстрелил наугад, в предполагаемом направлении снайпера.

Американец выпустил четыре пули, когда за козырьком крыши мелькнула тень. Он выстрелил еще раз в ее направлении и, подхватив Тарасова под мышки, поволок, как сани, через поле, к трапу перед самолетом.

— Вставай! — Хадсон попытался поднять русского.

— Не… не могу, — пробормотал Тарасов.

— Давай, я помогу. Ты должен подняться.

Ему удалось поставить перебежчика на ноги, но тут грянул четвертый выстрел, и русский завалился на бетон лицом вниз.

Хадсон нырнул под трап и, повернувшись к открытой дверце, крикнул:

— Чарли!

Ответа не было.

— Чарли! Что у тебя?

— Мы готовы! — донесся до него голос.

Последние двигатели уже вовсю работали. Хадсон схватил Тарасова и перевернул на спину. Русский обмяк, словно тряпичная кукла. Последняя пуля попала в шею. Глаза безжизненно смотрели вверх.

— Черт…

Миссия уже была наполовину провалена, но стальные сундучки со всем содержимым все еще оставались у них. Даже такая секретная организация, как ЦРУ, имела офисы и адреса. И Хадсон был готов, если придется, отыскать их и колотить в дверь, пока кто-нибудь не примет его и не заплатит.

Он повернулся и еще раз выстрелил в направлении терминала. Еще через секунду в темноте замигали огни — к дальнему концу пандуса неслись две машины. Кто бы мог подумать, что у них есть и кавалерия.

Хадсон метнулся вверх по трапу и нырнул в открытую дверь. Еще одна пуля срикошетила от обшивки самолета.

— Пошел!

— А что пассажир?

— Ему уже поздно.

Второй пилот подал вперед рычаг дросселя. Хадсон захлопнул дверцу и повернул ручку. Самолет уже тронулся с места. Сквозь вой двигателей донесся треск разбитого стекла.

Оглянувшись, он увидел повисшего на ремнях над центральной консолью Симпкинса.

— Чарли?

Самолет продолжал разбег. Хадсон бросился вперед и влетел в кабину под стук пуль.

Оставаясь на полу, он потянулся и толкнул дроссель вперед. Двигатели взревели. Американец выбрался из-под пилотского кресла и с силой потянул правый руль. Машина начала набирать ход, грохоча и поворачиваясь.

Еще одна пуля ударилась о металлическую заслонку у него за спиной, потом еще две. Решив, что поворот выполнен и самолет смотрит в противоположную от терминала сторону, Хадсон забрался в кресло и вывел машину на взлетную дорожку.

Пора уходить. Оставаться на поле было смертельно опасно. Теперь самолет смотрел в нужном направлении, и ждать разрешения на взлет Хадсон не намеревался. Он открыл дроссель на полную, и самолет пошел на разгон.

Секунду-другую пули еще решетили корпус самолета, но потом машина вырвалась за пределы досягаемости и с ревом помчалась по полосе, приближаясь к скорости отрыва.

Видимость не улучшилась, левое окно разбито… Всматриваясь в темноту, Хадсон нашел красные огни в конце полосы. Они быстро приближались.

Он опустил закрылки на пять градусов, подождал и, лишь когда до конца асфальта осталось сто ярдов, потянул штурвал на себя. Самолет задрал нос, поколебался секунду — Хадсону она показалась невыносимо долгой — и, прибивая колесами траву за дорожкой, оторвался от земли.

Набирая высоту и разворачиваясь на запад, американец убрал шасси и повернулся ко второму пилоту.

— Чарли? — он потряс его за плечо. — Чарли!

Симпкинс не отзывался. Найти пульс не удалось.

Хадсон чертыхнулся.

Еще одна потеря. Во время войны, закончившейся всего лишь полдесятка лет назад, он потерял слишком много друзей, но тогда на то была причина. Была ли такая причина здесь? Трудно сказать. Разве что в тех двух сундучках есть что-то, стоящее жизни двух человек.

Хадсон сдвинул напарника к спинке кресла и полностью сосредоточился на полете. Боковой ветер усиливал турбулентность, стоящая впереди стена темно-серого тумана мешала ориентироваться.

Когда нет линии горизонта, когда визуально определить положение самолета не представляется возможным, доверять ощущениям нельзя. Для многих пилотов полет в таких условиях заканчивался тем, что они просто врезались в землю. Думая при этом, что летят на безопасной высоте.

Другие срывались в штопор, полагая, что неудачно выполняют поворот. Примерно то же самое происходит с пьяным — человеку кажется, что кровать кружится, и, хотя он понимает, что этого не может быть, с ощущением ничего поделать не может.

Чтобы такого не случилось, Хадсон посмотрел на инструментальную панель, проверил показания приборов и, убедившись, что крылья в нужном положении, продолжил набор высоты при безопасном угле пять градусов.

В трех милях от острова, на высоте две тысячи футов погода только ухудшилась. Самолет трясло, то подкидывая вверх, то бросая вниз. Дождь хлестал по стеклу и металлическому корпусу. Спутная струя, достаточно сильная при скорости в сто пятьдесят миль в час, защищала кабину, но влага все же попадала внутрь через разбитое окно вместе с постоянным шумом, напоминавшим грохот несущегося на полной скорости грузового поезда.

Герметизировать кабину Хадсон не мог, но в его власти было подняться до четырнадцати тысяч футов, не рискуя замерзнуть. Протянув руку за кресло, он нащупал зеленый баллон с чистым кислородом — на большой высоте без него не обойтись.

Еще одна волна турбулентности тряхнула машину. И все же Хадсон надеялся, что прорвется сквозь бурю. Лишь бы не подвели моторы.

«Констеллейшн» был одним из лучших самолетов своего времени. Созданный корпорацией «Локхид» с помощью знаменитого авиатора Говарда Хьюза, он мог делать 350 узлов и преодолевать без дозаправки расстояние в три тысячи миль. Подбери они Тарасова чуть западнее, Хадсон без остановки долетел бы до Бостона или Ньюфаундленда.

Он повернулся проверить направление и обнаружил, что отклоняется к северу сильнее, чем хотелось бы. Корректировка курса закончилась головокружением — выровняться удалось за секунды до того, как перед глазами вспыхнул предупредительный сигнал.

Сначала возникли проблемы с генератором первого двигателя. Мотор забарахлил, а секундой позже дурной пример подхватил и второй двигатель. На панели замигала предупредительная лампочка.

Хадсон попытался собраться. Его качало, как пьяного. Кружилась голова. Он потрогал плечо, то место, куда вошла пуля. Рана отозвалась болью, но, проверить сейчас, сколько он потерял крови, было невозможно.

Искусственный горизонт — летчики пользуются этим устройством для удержания крыльев на требуемом уровне при плохой видимости — начал опрокидываться. То же происходило и с гироскопом направления.

Самолет отказывал одновременно с его собственным телом.

Американец взглянул на компас, старинный прибор, последний помощник пилота, когда отказывает все механическое. Судя по нему, машина сильно уходила влево. Он попытался выровняться, но забрал слишком далеко в другую сторону. Скорость упала, вызвав срабатывание сигнализации срыва, а мгновением позже на всей панели вспыхнули предупреждающие огоньки. Мигало все, что могло мигать. Сигнал срыва бил по ушам. Завыла сирена.

Неподалеку, ослепив на мгновение, вспыхнула молния. Уж не ударила ли в самолет, мелькнула мысль.

Хадсон схватил рацию и переключился на выделенную ЦРУ короткую волну.

— Мэйдей![231] Мэйдей! Мэйдей! Это…

Самолет бросило вправо, потом влево. Снова ударила молния, и разряд в миллион вольт полыхнул прямо перед глазами. Электрический удар прошил рацию, и он выронил прибор, как горячую картофелину. Рация повисла, раскачиваясь, под панелью на шнуре.

Хадсон потянулся за микрофоном и промахнулся. Наклонился сильнее, достал и ухватил пальцами. Подтянул к себе, включил и поднял голову. Тучи исчезли, и заполнившие горизонт черные воды Атлантики рванулись ему навстречу…

Глава 1

Женева, Швейцария,

19 января 2011 года

Александр Кокрейн шел по пустынным женевским улицам. Темный зимний вечер перевалил уже далеко за полночь. Кружившие снежинки мягко опускались на землю, добавляясь к тем трем дюймам снега, что выпали за день, но было безветренно, и кругом царили тишина и спокойствие.

Кокрейн натянул на уши вязаную шапку, потуже запахнул тяжелое шерстяное пальто и сунул руки поглубже в карманы. Швейцария в январе. Снег шел здесь часто, как и положено, но обычно заставал Кокрейна врасплох.

А все потому, что дни его протекали в расположенных в трехстах футах под землей туннелях и диспетчерском пункте массивного ускорителя частиц, известного как Большой адронный коллайдер, или БАК. БАКом заведовал Европейский совет по ядерным исследованиям, или ЦЕРН[232] — именно так произносилась аббревиатура этой организации по-французски.

Температура в диспетчерской БАКа неизменно держалась на уровне двадцати градусов, там всегда было светло, а фоновый шум создавали генераторы и пульсирующая энергия. Несколько проведенных внизу часов ощущались как несколько дней или недель, словно время и не шло вовсе.

Но, конечно же, оно шло, и, поднимаясь на поверхность, Александр нередко чувствовал себя так, будто оказался в совершенно другом мире. Этим утром он вошел в здание при голубом небе и бодрящем, хотя и слабом солнце. Теперь же небо заволокло густыми, тяжелыми и низкими тучами, подсвеченными снизу оранжевым мерцанием женевских огней. Повсюду лежал трехдюймовый с нежный покров, которого и в помине не было двенадцать часов назад.

По этому белому полю, в направлении железнодорожной станции, Кокрейн и шел. Крупные шишки из ЦЕРНа — физики и другие ученые — приезжали и уезжали на предоставленных центром автомобилях с водителями и подогреваемыми сиденьями.

Александр не был ни физиком, ни специалистом, ни кем-либо еще в том же роде. Разумеется, он был человеком образованным. Отлично разбирался в электромагнитной теории, имел за плечами двадцатилетний опыт работы в области передачи энергии и получал хорошие деньги. Но слава ЦЕРНа доставалась физикам и прочим специалистам, ищущим кирпичики, из которых сложена наша вселенная. В Кокрейне они видели простого механика, не более того. Они были куда как круче. Даже аппарат, с которым он работал, был круче. По сути, именно аппарат был круче всех.

Большой адронный коллайдер считался самым большим научным прибором в мире. Его туннели с длиной окружности двадцать семь километров проходили по территории не только Швейцарии, но и Франции. Кокрейн помогал разрабатывать и создавать сверхпроводящие магниты, ускорявшие частицы внутри туннелей. И, как служащий ЦЕРНа, следил за тем, чтобы они исправно функционировали.

Будучи включенным, БАК потреблял невероятное количество энергии, которая шла главным образом на магниты Кокрейна. Охлажденные до 271 градуса ниже нуля, эти магниты могли ускорить протоны почти до скорости света. Частицы в БАКе перемещались с такой быстротой, что преодолевали двадцатисемикилометровый круг одиннадцать тысяч раз за одну секунду.

Единственная для Александра проблема заключалась в том, что сбой любого магнита вырубал всю эту штуковину на несколько дней, а иногда — и недель. Пару месяцев назад, когда субподрядчик установил второсортную плату и та быстро перегорела, ему пришлось изрядно повозиться. Даже сейчас это казалось Кокрейну невероятным: машина стоимостью в десять миллиардов долларов вышла из строя лишь потому, что кому-то захотелось сэкономить несколько евро.

На устранение неполадки ушло три недели, и не проходило дня, чтобы в спину ему не дышал кто-то из начальства. Так или иначе, оплошность допустил он. Как всегда.

Даже сейчас, когда все работало как надо, физики и начальство ЦЕРНа, казалось, смотрели на магниты так, словно те были слабым звеном системы. В результате Александра Кокрейна держали на коротком поводке, разве что не заставляли ночевать у аппарата.

В душе вскипела злость, но уже в следующую секунду он пожал плечами. Очень скоро это все будет уже не его проблемой.

Кокрейн продолжал брести по снегу к железнодорожной станции. В каком-то смысле снег был даже плюсом. Останутся следы. А ему нужно, чтобы сегодня здесь остались следы.

Поднявшись на платформу, он взглянул на часы. Пять минут до следующего поезда. Точно по расписанию. На платформе ни души. Через пять минут или даже раньше он будет на пути к новой жизни, гораздо более комфортной — в этом он не сомневался, — чем нынешняя.

— Алекс? — окликнул его чей-то голос.

Он повернулся и прошелся взглядом по платформе. По дальней лестнице поднялся мужчина и теперь в свете галогенных ламп направлялся к нему.

— Так и знал, что это ты, — сказал мужчина, подойдя ближе.

Кокрейн узнал Филиппа Ревуара, начальника службы безопасности БАКа. К горлу подступил комок. А ведь он так надеялся, что никаких проколов не будет! Только не сегодня. Только не этой ночью.

Кокрейн вытащил телефон, чтобы удостовериться, что его не вызывают назад. Ни эсэмэсок, ни пропущенных звонков. Какого черта здесь делает Ревуар?

— Филипп. — Кокрейн как мог старался изобразить радушие. — Я думал, вы готовитесь к завтрашнему запуску.

— Мы свою работу сделали, — ответил начальник службы безопасности. — С остальным пусть разбирается ночная смена.

Кокрейн внезапно ощутил беспокойство. Несмотря на холод, его бросило в жар. Он почувствовал, что появление Ревуара — не просто совпадение. Неужели они что-то нашли? Вдруг они о чем-то догадались?

— Ждете поезда?

— Ну а как же! — ответил начальник охраны. — Кто в такую погоду садится за руль?

Кто в такую погоду садится за руль? Три дюйма снега — нормальный зимний день для Женевы. Да здесь все в такую погоду садятся за руль.

Ревуар придвинулся еще ближе, и Кокрейн принялся лихорадочно искать решение. Наверняка он знал лишь одно: такой спутник ему не нужен. Не здесь, не сейчас.

Может, вернуться? Объяснить, что что-то забыл? Алекс снова взглянул на часы. Времени в обрез. И понял, что угодил в ловушку.

— Прокатимся вместе, — предложил Ревуар, вытаскивая фляжку. — Заодно и пропустим по маленькой.

Кокрейн посмотрел на железнодорожные пути. Уже слышался звук приближающегося поезда, вдали уже мерцали его огни.

— Я… понимаете ли… мне… — начал инженер.

Прежде чем он успел договорить, за его спиной раздались шаги — кто-то поднимался по ступенькам. Обернувшись, он увидел двух мужчин. Оба были в темных распахнутых, несмотря на погоду, пальто.

На какое-то мгновение Алекс решил, что это люди Филиппа, сотрудники службы безопасности, или даже полиция, но появившееся на лице сослуживца выражение говорило о другом. Ревуар смотрел на них с подозрением, рожденным многолетним опытом и умением оценивать потенциальную угрозу, и его взгляд подтверждал то, что Кокрейн уже знал — эти люди несут беду.

Он попытался раскинуть мозгами, придумать нечто такое, что могло бы помешать случиться неизбежному, но мысли застыли густой черной массой, как патока на холоде. Прежде чем Кокрейн успел открыть рот, в руках у незнакомцев появилось оружие — короткоствольные автоматы. Один целился в Алекса, другой — в Филиппа Ревуара.

— Думал, мы поверим тебе на слово? — бросил тот, что был за главного.

— Что происходит? — спросил Ревуар.

— Заткнись, — прохрипел второй, поведя автоматом в сторону Филиппа.

Главный из двух головорезов схватил Кокрейна за предплечье и подтащил к себе. Ситуация стремительно выходила из-под контроля.

— Поедешь с нами. Мы проследим, чтобы ты вышел на нужной остановке.

Когда второй бандит рассмеялся и перевел взгляд на Кокрейна, Ревуар, бросившись вперед, вонзил колено в пах мужчине и крепко обхватил его руками поперек туловища.

Алекс не знал, что делать, но, когда главарь, как показалось, собрался открыть огонь, схватил его за руку, отводя оружие вверх и в сторону. Автомат все же выстрелил, и звук эхом отдался в темноте.

Теперь уже выбирать не приходилось: Кокрейн ринулся вперед, опрокинув более крупного, чем он, противника на землю.

Удар слева, пришедшийся в ухо, на какое-то время оглушил его. Почти тут же громила всадил под ребра локоть, и Алекс повалился на снег.

Очнувшись, он увидел, как голова Ревуара раз за разом врезается в живот второго бандита. Выведя противника из строя, Филипп накинулся на едва поднявшегося на ноги главаря. В следующую секунду они уже сражались за автомат, обмениваясь жестокими ударами.

Платформа наполнилась оглушающим звуком: из-за поворота, в четверти мили от станции, вылетел, скрипя тормозами, приближающийся поезд.

— Алекс! — крикнул Филипп.

Нападавшему удалось развернуть Ревуара на 180 градусов, и теперь он пытался подвести дуло автомата к его голове. Пожилой специалист по безопасности из последних сил отвел оружие в сторону, а затем притянул к себе, и этот прием, судя по всему, сбил противника с толку.

Ревуар впился в запястье громилы зубами, и тот инстинктивно взмахнул рукой, выронив автомат, который упал на снег рядом с Кокрейном.

— Стреляй! — проревел Филипп, обхватив бандита и пытаясь его обездвижить.

В ушах гулким биением отдавался звук поезда. Сердце едва не вырвалось из груди, когда он подхватил автомат.

— Стреляй! — повторил Ревуар.

Кокрейн взглянул на пути: в запасе оставалось лишь несколько секунд. Нужно выбирать. Он навел автомат на бандита. А затем чуть опустил дуло и выстрелил.

Голова Филиппа Ревуара откинулась назад, и заснеженную платформу обдало брызгами крови.

Ревуар был мертв, и нападавший в темном пальто, не теряя времени даром, уже оттаскивал его за ближайшую скамью, куда не доходил свет галогенных ламп. Из-за стены деревьев в конце станции выползал поезд.

С трудом подавив рвотный рефлекс, Кокрейн сунул автомат за пояс и прикрыл рубашкой.

— Нужно было просто пройти мимо, — сказал он.

— Мы не могли, — ответил незнакомец. — Непредвиденные обстоятельства.

Поезд подошел к платформе, подняв снежное облако и обдав их потоком свежего воздуха.

— Предполагалось, что все будет выглядеть как похищение, — прокричал Кокрейн, перекрывая шум.

— Все так и будет, — сказал мужчина и, вскинув правую руку, сбил инженера с ног ударом в голову, а затем пнул ногой под ребра.

Еще до остановки поезда оба нападавших подхватили Кокрейна под руки и поволокли к лестнице.

Сбитый с толку и растерянный, Алекс едва не потерял сознание, пока его тащили к машине. Сквозь туман глухо хлопнули два выстрела, раздались крики вышедших из почти пустого поезда пассажиров.

Придя в себя, он обнаружил, что находится на заднем сиденье седана, мчащегося по улицам Женевы сквозь пелену падающего снега.

Глава 2

Восточная Атлантика,

4 июня 2012 года

Рассекая воды Атлантического океана, «Киндзара-мару» шел чуть севернее Гибралтара и входа в Средиземное море. Корабль делал восемь узлов, что составляло половину его максимальной скорости, но соответствовало режиму экономии топлива.

Капитан Хайнрих Нордегрун стоял на оборудованном системой кондиционирования судовом мостике, глядя на экран радара. Впрочем, беспокоиться было не о чем: стоял полный штиль, да и трафик не давал повода для беспокойства.

Впереди кораблей не наблюдалось, а сзади по курсу находилось лишь одно судно — супертанкер типа VLCC[233], находившийся в милях десяти от них. Это одни из самых крупных из спущенных на воду судов, размеры которых превышают даже американские авианосцы. Они слишком велики для прохода через Панамский или Суэцкий канал, — их грузоподъемность обычно превышает 500 000 тонн. Хотя тот, что шел сзади, судя по его скорости, вполне мог быть и порожним.

Нордегрун уже пытался установить связь с танкером. Ему хотелось знать, кто еще сейчас в море, особенно в этом, пользующемся дурной репутацией районе. Конечно, здесь, у берегов Западной Африки, они подвергались не такой опасности, как на восточной стороне континента, у побережья Сомали, но пообщаться с другими кораблями и выяснить, что они знают или могли слышать, никогда не помешает. Танкер не ответил, но в этом не было ничего удивительного. Одни экипажи склонны потрепаться, другие — не очень.

Выбросив танкер из головы, капитан скользнул взглядом по простиравшимся впереди далям. Открытая вода и тихий вечер предвещали спокойное плавание.

— Добавь-ка до двенадцати узлов, — сказал он.

— Есть, сэр, — ответил рулевой, филиппинец по имени Исагани Талан.

Таково нынешнее состояние мирового торгового флота: Нордегрун, гражданин Норвегии, командовал кораблем, зарегистрированным на Багамах, построенным в Южной Корее, но принадлежащим японской компании, тогда как судовая команда состояла главным образом из филиппинских матросов. Мало того, перевозимая ими африканская руда предназначалась для одного из китайских заводов.

Человеку постороннему все это могло показаться безумием, но для Нордегруна имело значение лишь то, что эти люди знали свою работу. Он плавал с Таланом уже два года и безоговорочно ему доверял.

Двигатели ответили на команду, и вибрация на корабле изменилась. Капитан перевел взгляд с радара на расположенный перед ним монитор. Плоский, напоминающий старый штурманский стол, он представлял собой современный сенсорный экран высокого разрешения и в данный момент показывал окружающие их воды, положение корабля, курс и скорость.

На первый взгляд все было в порядке, но, постучав по экрану, Нордегрун увеличил картинку и увидел, что их снесло южным течением на пятьсот ярдов в сторону.

Беспокоиться не о чем, подумал капитан, но, если совершенство возможно, почему бы не попытаться его достичь?

— Возьми на два градуса левее, — скомандовал он находившемуся за пультом управления Талану.

Корабельный мостик также был устроен совсем по-другому, нежели на классическом судне. Здесь уже не было ни большого штурвала, который нужно крутить из стороны в сторону для смены курса, ни телеграфа, ни тяжелого латунного рычага, подающего в машинное отделение сигналы о перемене скорости.

Вместо этого Талан сидел на высоком, чем-то напоминавшем пьедестал стуле перед экраном компьютера. На смену колесу пришла небольшая стальная втулка, дроссель представлял собой небольшой рычаг, походивший размерами на те, с помощью которых осуществляется переключение передачи в автомобилях.

Как только Талан подкорректировал данные, в систему рулевого управления и машинное отделение поступили электронные сигналы. Курс изменился так незначительно, что это невозможно было ощутить или заметить визуально, но капитан мог видеть это на экране. Через несколько минут большой корабль вернулся на прежний курс и увеличил скорость.

Капитан одобрительно похлопал рулевого по плечу.

— Держи курс, — сказал он. — Раз уж нас снабдили всем этим великолепным оборудованием, было бы грешно им не пользоваться.

— Так точно, сэр, — ответил Талан.

Удостоверившись, что корабль движется строго по заданному курсу, Нордегрун посмотрел на судовой хронометр. Было начало одиннадцатого вечера по местному времени, и вахтенный только что заступил на смену. Не сомневаясь, что судно находится в надежных руках, капитан взглянул на дежурного офицера.

— Остаешься за главного.

Обернувшись, он еще раз присмотрелся к положению идущего позади танкера. Тот не только встал на тот же курс, что и «Киндзара-мару», но и увеличил скорость до двенадцати узлов. И это уже было достаточно странным.

— Обезьяна видит, обезьяна делает, — пробормотал капитан, направляясь к двери.

Переступив порог и направившись к кормовой части, Нордегрун прищурился, вглядываясь в вечерний полумрак. Вдали виднелись огни следовавшего за ними судна. Необычный оттенок, подумал он. Огни были голубовато-белыми, как фары современных седанов класса люкс.

На кораблях он таких прежде никогда не видел, даже издали. Обычно судовые фонари излучают либо желтоватый свет, либо тот ярко-белый, какой исходит от раскаленных добела флуоресцентных электрических лампочек. Впрочем, в годы его молодости и о том, что кораблем можно будет управлять с помощью компьютера, никто даже подумать не мог.

Он ступил на трап, задраил люк и бодро сбежал вниз. Предыдущим поколениям моряков не разрешалось брать на борт семьи, но времена изменились. Жена Нордегруна (их браку исполнилось всего два года) ждала внизу — это был ее первый выход вместе с ним в море. В Каире она сойдет с корабля и полетит домой, тогда как «Киндзара-мару» проследует к Суэцкому каналу.

Приятная меня ждет неделька, подумал капитан, практически второй отпуск. Если потороплюсь, успею присоединиться к ней в кают-компании.

Капитан уже спустился на нижнюю палубу, когда свет на трапе потускнел. Он поднял голову. Нити накала в лампе над дверью походили на тлеющие угольки, вот-вот готовые окончательно угаснуть. Чуть выше в странном темпе мерцали флуоресцентные лампы.

На мгновение освещение пришло в норму, но Нордегрун уже не сомневался — что-то случилось с генератором. Раздосадованный, он повернулся, намереваясь вернуться в рубку.

Свет вновь потускнел, затем вдруг начал разгораться, в конце концов сделавшись ослепительно белым. Флуоресцентные лампы загудели и разлетелись вдребезги, осыпав капитана градом осколков. С громким хлопком взорвалась закрепленная на стене лампа накаливания, и трап, на миг окрасившись в синий цвет, погрузился в темноту.

Шокированный и изумленный, Нордегрун вцепился в поручни — видеть такое ему никогда еще не доводилось. Он почувствовал, как судно начало давать крен, словно вставая на другой курс. Не имея ни малейшего представления о том, что происходит, капитан взлетел вверх по темному трапу и побежал к рубке. Повсюду на корабле взрывались прожекторы и лампы.

Нордегрун ощутил пронизывающую боль в спине и подбородке. Стресс, подумал он, паническая реакция. С его судном что-то не так.

Капитан ворвался на мостик.

— Что, черт возьми, происходит? — проревел он.

Ни Талан, ни дежурный офицер не ответили. Талан кричал что-то в судовой интерком. Вахтенный офицер отчаянно стучал по клавишам компьютера, пытаясь отключить автоматику, но корабль продолжал разворачиваться.

Индикатор руля показывал поворот на левый борт. Мгновением позже экран ярко вспыхнул и погас. Панель заискрила, и боль в голове Нордегруна стала совсем уж нестерпимой.

Почти тут же, схватившись за голову и застонав, свалился на пол дежурный офицер.

— Талан, — прокричал Нордегрун. — Ступай вниз. Разыщи мою жену.

Рулевой колебался.

— Иди же!

Едва Талан оставил пост, Нордегрун схватил корабельное радио и попытался передать сообщение, но, как только капитан щелкнул переключателем, радио издало пронзительный звук. Потянувшись за другим устройством, он вдруг почувствовал, что весь горит.

Посмотрев вниз, он увидел, что пуговицы на мундире светятся красным. Он дернул за одну из них и обжег пальцы. Гул в голове возрос до крещендо, и Нордегрун повалился на пол. Даже с сомкнувшимися веками он видел звезды и вспышки света, словно кто-то давил на глаза большими пальцами.

В голове как будто что-то выстрелило, и из носа хлынула кровь — разорвались пазухи.

Открыв глаза, капитан увидел, что мостик затягивает дымом, и пополз к двери. Кровь заливала лицо, но ему удалось толкнуть крышку люка и частично выбраться наружу. В следующую секунду гул в голове перешел в оглушительный вопль.

Он упал на палубу. Краем глаза заметил, как сзади, со стороны кормы, нечто светящееся образовало дугу между поручнями и судовыми надстройками. Где-то вдали мерцали странные огоньки по-прежнему шедшего вслед за ними судна. Оно находилось милях в десяти, но теперь свет был настолько ярким, что казалось, будто танкер сплошь покрывали огни святого Эльма.

Нордегрун уже мало что соображал и мог лишь смотреть. Судороги сотрясли его с головы до ног, все тело напряглось, боль сделаласьсовершенно невыносимой, кожа вспыхнула ярким пламенем, и капитан пронзительно закричал.

Глава 3

Восточная Атлантика,

15 июня

Когда над Атлантикой забрезжил рассвет, Курт Остин стоял на корме принадлежащего НУПИ[234] судна «Арго», вытирая полотенцем выступивший на лице пот. Он только что пробежал пятьдесят кругов по главной палубе. Поскольку палуба не была ровной площадкой, в конце каждого круга ему приходилось подниматься на два лестничных пролета, пробегать по транцу[235], а затем спускаться на два пролета вниз.

Гораздо проще было бы отправиться в спортзал, пробежать пять миль на беговой дорожке, а затем оседлать «Стейрмастер», но они были в море, а для Остина море всегда означало свободу — свободу для путешествий и обследования мира, свободу от машин и смога, а иногда — и клаустрофобного существования современной городской жизни. Здесь, в лучах зарождавшейся на горизонте зари, он не желал запираться для утренней зарядки в узкой, без окон, каюте, пусть даже и снабженной кондиционером.

Облаченный в черные спортивные брюки и вылинявшую футболку с логотипом НУПИ, Курт чувствовал себя как нельзя лучше. Чуть выше шести футов, широкоплечий, с вьющимися, тронутыми сединой волосами, иногда отливавшими платиной, он привык считать себя голубоглазым, хотя многие знавшие его люди, особенно женщины, полагали, что эти глаза временами принимают какой-то необычный оттенок.

Подойдя к сорокалетнему рубежу, Курт вновь начал усиленные тренировки. Он всегда держал себя в форме — этого требовали служба на флоте и в секретной спасательной команде ЦРУ, где ему довелось провести несколько лет. Но теперь, на исходе четвертого десятка, Остин решительно настроился обрести наилучшую кондицию — такую, в какой не был ни в тридцать лет, ни даже в двадцать.

Было нелегко. Требовалось больше усилий, больше мозолей и боли, да и желанное состояние возвращалось медленнее, чем в молодые годы, но он уже почти достиг его.

Теперь, сбросив десять фунтов за год, наклоняясь, приседая и поднимая больший вес в зале, Курт ощущал, как тело обретает ту силу, что была в молодости, когда, казалось, ему все было по плечу.

Да и куда без этого. Карьера в НУПИ подразумевала большие физические нагрузки. Помимо того, что каждая спасательная операция отнимала много сил, приходилось постоянно драться, ловить пули и едва ли не регулярно тонуть. В конце концов количество перешло в качество. Год назад он даже подумывал о том, чтобы принять предложение отца, владевшего собственной преуспевающей компанией, занимавшейся подъемом затонувших кораблей, но это означало жизнь по чужим правилам, а Курт Остин привык руководствоваться только своими.

Он посмотрел на горизонт, превращавшийся из темно-синего в серовато-голубой. Светало, хотя солнце еще не показалось над горизонтом. Потянувшись, Курт повернулся, разминая спину. Что-то над правым траверзом привлекло его внимание — уходящий ввысь тоненький столбик дыма.

Во время пробежки, в темноте он его не заметил, но сейчас он точно знал, что это не было иллюзией.

Прищурившись, Курт присмотрелся пристальнее, но в предрассветном сумраке определить источник так и не смог. Бросив последний взгляд на дымок, он направился к трапу.

На мостике Остин обнаружил капитана, Роберта Хейнса, и вахтенного офицера, прокладывавших курс к Азорам, где команде НУПИ предстояло принять участие в призовой гонке двухместных субмарин за право называться быстрейшей в мире.

Самая обычная, заурядная операция. Чисто исследовательская миссия, своего рода награда Курту и его напарнику, Джо Завале за все тяготы предыдущих заданий. Джо уже находился на Санта-Марии, занимался приготовлениями и, как полагал Курт, заводил друзей, особенно среди женщин. Остину не терпелось к нему присоединиться, но перед тем, как уйти в этот мини-отпуск, им предстояло сделать небольшой крюк.

Хейнс даже не соизволил оторвать взгляда от карт.

— Опять топтал мою палубу? — спросил он.

— Не без этого, — ответил Курт. — Но нам придется лечь на курс один-девять-ноль.

Капитан смерил его быстрым взглядом и вернулся к изучению карт.

— Я уже говорил — потеряешь что-то, сам же и ищи.

Курт улыбнулся, но коротко — ситуация была серьезная.

— На правом траверзе виден столб дыма. У кого-то что-то горит, и я не думаю, что это барбекю.

Хейнс распрямился, и шутливое выражение сошло с его лица. Пожар в море — чрезвычайно опасное происшествие. На кораблях полно труб и бочек, в которых перевозят легковоспламеняющиеся жидкости вроде топлива и гидросмесей. Зачастую суда транспортируют опасные и даже взрывчатые вещества: нефть, природный газ, уголь и химикаты, металлы вроде магния и алюминия, которые легко воспламеняются. И в отличие от пожара на суше искать спасения в таких случаях особо негде, разве что оставить судно, на что, как известно, любой капитан пойдет лишь в самую последнюю очередь.

Курт Остин, как и все на «Арго», прекрасно это знал. Капитан Хейнс не колебался ни секунды; даже не попытавшись удостовериться в точности суждения Курта, он повернулся к рулевому.

— Разворачиваемся. Курс один-девять-ноль. Самый полный вперед.

Как только рулевой исполнил приказ, капитан взял бинокль и отступил к правому крылу мостика. Остин последовал за ним.

«Арго» находился у самого экватора, а в таких широтах светает очень быстро. Теперь Курт явственно видел дым, даже без бинокля, — густой и темный, тот поднимался ввысь узким вертикальным столбом, местами лишь незначительно редея и медленно смещаясь к востоку.

— Похоже на грузовое судно, — отметил капитан Хейнс.

Он передал бинокль Курту.

Остин навел его на корабль. Судно средних размеров, не контейнеровоз, но балктанкер, судя по всему, дрейфующий.

— Такой дым бывает, когда горит нефть. Им окутан весь корабль, но самый густой на корме.

— Пожар в машинном отделении, — сказал Хейнс. — Или проблема с одним из бункеров.

Курт готов был с ним согласиться.

— Сигналы бедствия поступали?

Капитан покачал головой.

— Ничего. Обычная болтовня в эфире.

Уж не вышло ли у них из строя электрооборудование, подумал Курт. Но если и вышло, на большинстве кораблей есть резервная система, и каждое судно такого размера должно было быть оснащено парочкой портативных трансиверов, аварийным радиомаяком и даже радиопередатчиками в главных спасательных шлюпках. Чтобы горящий, лежащий в дрейфе пятисотфутовый корабль не подал сигнал бедствия — такое представлялось просто невозможным.

«Арго» уже развернулся и теперь направлялся прямо к терпевшему бедствие судну. Скорость росла, и Курт ощущал, как они режут воду. В спокойном море «Арго» выдавал тридцать узлов. От терпящего бедствие корабля их отделяло чуть более пяти миль, меньше, чем показалось вначале. Это была хорошая новость.

Но десятью минутами позже, когда Курт Остин навел бинокль на судовые надстройки и увеличил размер объекта, он заметил нечто такое, что заставило его помрачнеть.

Языки пламени вырывались из люков по всей палубе, что могло означать лишь одно: горит весь корабль, а не только машинное отделение. Судно дало сильный крен на левый борт и ушло кормой под воду — оно не только горело, но и тонуло. И, что хуже всего, на палубе находились люди, тащившие что-то к поручням.

Сначала Курт решил, что это пострадавший член экипажа, но тут они отпустили несчастного, и тот повалился на палубу. Его подняли, и, подталкиваемый в спину, он, спотыкаясь, двинулся дальше, а потом попытался бежать и даже сделал три или четыре шага, но затем вдруг упал лицом вниз.

Курт перевел бинокль чуть правее, исключительно для того, чтобы подтвердить свою догадку. И отчетливо увидел человека с автоматом. Из дула вырвалась вспышка пламени. Одна очередь, вторая.

Курт вернулся к упавшему мужчине. Уткнувшись лицом в палубу, тот лежал совершенно неподвижно.

Пираты, подумал Курт. Причем вооруженные автоматами. Грузовое судно было в куда большей беде, чем он предполагал.

Курт опустил бинокль, понимая, что их ждет нечто большее, чем обычная спасательная операция.

— Капитан. У нас только что прибавилось проблем.

Глава 4

На борту «Киндзара-мару» Кристи Нордегрун сражалась с темнотой. В ушах стоял странный гул, а в голове была такая тяжесть, словно она всю ночь пила. Кристи лежала на полу с одеревенелыми ногами, сложившимися под каким-то нелепым углом.

Как ни пыталась, она так и не смогла вспомнить, как здесь оказалась, не говоря уж о том, что случилось. Судя по тому, как затекли руки и ноги, в такой позе она пребывала уже давно.

Не в силах даже встать, Кристи уперлась руками в стену, пытаясь сохранить хотя бы это неустойчивое равновесие.

Она находилась в самой глубокой части жилого отсека, в нескольких пролетах под палубой, ближе к центру судна. На этом же уровне располагалась кают-компания, где они с мужем договорились встретиться и поужинать, а уже потом устраиваться на ночь. Кристи огляделась, но не увидела его. И забеспокоилась.

Если бы она пробыла какое-то время без сознания, муж, несомненно, нашел бы ее. С другой стороны, если корабль в беде, первая обязанность капитана — судно.

Кристи поняла, что чувствует запах дыма. Она не помнила взрыва, но корабль определенно горел. Муж как-то говорил, что в мире есть воды, в которых террористы оставляют мины. Но во время путешествия он не проявлял по этому поводу никакого беспокойства.

Она снова попыталась встать, упала на бок и ударилась о столик, уставленный банками с содовой. В темноте послышался странный звук — с таким перекатываются туда-сюда стеклянные шарики.

Звук отдалился, но слышался еще какое-то время, пока, наконец, не оборвался с несколькими глухими ударами. В этот момент Кристи осознала, что происходит: банки укатывались от нее, набирая скорость, а затем ударялись в переборку.

Встать на ноги не удавалось потому, что корабль наклонялся, кренился. Ее охватила паника. Теперь она точно знала, что судно тонет.

Кристи поползла к стене, ударилась об нее и пробралась к двери. Толкнула дверь. Та сдвинулась на пару дюймов и уперлась во что-то мягкое. Она еще раз толкнула, приложившись плечом, и расширила проем на несколько дюймов. Попыталась протиснуться и поняла, что предметом, блокировавшим путь, было чье-то тело, лежащее напротив двери.

В следующее мгновение человек пошевелился, откатился в сторону и застонал.

— Кто вы? — спросила она. — Вы ранены?

— Миссис Нордегрун… — только и сумел выдавить из себя мужчина.

Кристи узнала голос: он принадлежал одному из членов экипажа, которого она видела на мостике рядом с мужем. Приятный мужчина, филиппинец, Хайнрих говорил, что когда-нибудь из него выйдет хороший офицер.

— Мистер Талан?

— Да, — прошептал он, садясь. — Вы в порядке?

— Никак не могу удержаться. Думаю, мы тонем.

— Что-то случилось. Нужно выбираться с корабля.

— Что с моим мужем?

— Капитан на мостике. Послал меня за вами. Сможете подняться по лестнице?

— Смогу. Даже если придется ползти.

— Лучше сюда. — Талан нашел ее руку и указал верное направление.

— Да, — согласилась она. — Нужно по возможности держаться под дымом.

До замужества Кристи была парамедиком, а потом медсестрой в травматологии. Ей доводилось видеть много несчастных случаев, пожаров и даже одно обрушение здания. И теперь, несмотря на страх и замешательство, медицинские навыки и опыт уже заявляли о себе.

Вместе они поползли по полу. Футов через пятьдесят обнаружили еще одного, лежавшего неподвижно члена экипажа.

Кристи опасалась худшего, но должна была убедиться. Она проверила пульс мужчины.

— Он умер.

— Но от чего? — спросил Талан.

Она не знала. Никаких повреждений на теле не обнаружилось, да и шея, похоже, осталась неповрежденной.

— Быть может, задохнулся?

Дым здесь был гуще, но не настолько, чтобы быть причиной смерти.

Кристи сложила руки мертвеца на груди, и они поползли дальше. Достигнув сходней, толкнули дверь. Дыма за ней, к счастью, было меньше, и она смогла встать, держась за поручни.

Едва они начали подниматься, как сверху пробился тоненький луч. Несколько аварийных ламп в коридоре работало, большинство — нет, и поначалу Кристи решила, что свет идет от какого-то аварийного источника в лестничном колодце, но в нем было что-то странное. Он был белее, натуральнее и хаотически мерцал, то тускнея, то становясь ярче.

Двумя уровнями выше обнаружилась дверь с окошечком из закаленного стекла. Источник света, похоже, находился там, но как такое возможно? Когда Кристи направилась в кают-компанию, было уже темно. Откуда мог взяться этот дневной свет?

Кристи знала, что этому должно быть другое объяснение. Она продолжила карабкаться, стараясь не отставать от Талана. На верхней площадке в глаза ударил дневной свет, на фоне которого то и дело проходили волны дыма.

— Утро, — пробормотала она, ошеломленная открытием.

— Должно быть, мы оставались без сознания несколько часов, — сказал Талан.

— И нас даже не искали? — спросила Кристи с замершим от страха сердцем — это могло означать только одно.

Невозможно представить, чтобы за такое время никто не отправился на их поиски, но, судя по всему, так оно и было.

Кристи шагнула вперед и едва не потеряла равновесие. Талан подхватил ее и помог опереться о переборку.

— Держитесь.

— Я в порядке.

Талан отпустил женщину и, подойдя к двери, дотронулся до нее, словно проверяя, насколько она нагрелась. Кристи заметила, что стекло иллюминатора выгнулось и пожелтело, словно расплавленный воск.

— Похоже, пожар закончился, — сказал Талан и толкнул дверь — та со скрипом открылась.

Он ступил за порог и кивком головы позвал ее за собой. Кристи сделала пару шагов и крепко ухватилась за поручни.

Пока Талан всматривался в носовую часть «Киндзара-мару», пытаясь оценить состояние судна, из облака дыма, ярдах в двадцати позади них, возник человек — высокий, широкоплечий, во всем черном. Кристи не помнила, чтобы кто-то из экипажа так одевался.

Человек повернулся к ним, и она увидела, что он вооружен автоматом.

Кристи вскрикнула. Повинуясь инстинкту, Талан толкнул ее на палубу за мгновение до того, как раздалась автоматная очередь. Не в силах что-либо поделать, она смотрела, как его грудь разрывают пули. Перевалившись через поручни, он упал в море.

Молодая женщина ринулась к двери и рванула ее на себя, но прежде чем смогла открыть, человек, вышедший из дымовой завесы, оказался рядом. Нога в массивном ботинке ударила в дверь, и та со стуком захлопнулась.

— Нет уж, дорогуша, — прохрипел он, злобно оскалившись. — Ты пойдешь со мной.

Кристи метнулась в сторону, но он выбросил руку, схватил ее за ворот и притянул к себе.

Курт Остин стоял на крыле мостика устремившегося вперед «Арго». На тридцати узлах нос корабля разрубал океан надвое, поднимая в воздух водяную пыль. Завесы воды расходились в стороны и опадали, украшая поверхность пенными узорами, которые тут же убегали за корму.

Наведя бинокль на охваченный огнем сухогруз, Курт видел людей, ходивших от одного люка к другому и бросавших внутрь гранаты или какую-то другую взрывчатку.

— Чертовски странно, — пробормотал он. — Похоже, они намеренно пускают корабль ко дну.

— От этих пиратов можно ждать чего угодно, — заметил капитан Хейнс.

— Все так, — согласился Курт, — но обычно они выходят на промысел ради денег. Чтобы получить либо выкуп, либо груз, который можно продать на черном рынке. Потопив же корабль, они лишаются и того, и другого.

— Верное замечание, — сказал Хейнс. — Может, заберут с собой экипаж.

Курт снова поднес бинокль к глазам, чтобы получше осмотреть палубу. Жилой отсек находился в хвостовой части судна. Надпалубная постройка — некоторые моряки называют ее «крепостью» — поднималась на высоту пятиэтажного жилого дома.

Она и сейчас гордо высилась над морем, но плоский фордек корабля уже готов был скрыться под водой — кончик носа отделяло от поверхности не более пары футов. Ничего больше Курт разглядеть не мог из-за дыма и пламени.

— Я видел, как они застрелили, по крайней мере, одного беднягу. Возможно, на борту находился какой-то важный пассажир, и они решили, что остальных можно пустить в расход. Так или иначе, сомневаюсь, что они сдадутся.

— У нас к спуску готовы три моторки, — сказал Хейнс. — Быстроходная и две посыльных. Ты как, в деле?

Курт опустил бинокль.

— Вы же не думали, что я буду просто стоять и смотреть, правда?

— Тогда ступай в оружейную комнату. Там сейчас как раз снаряжают абордажную команду.

На борту «Киндзара-мару» могучий вожак «пиратской» шайки выволок Кристи Нордегрун на палубу. Он был известен под именем Андраш, но подручные иногда называли его «Нож» — из-за того, что он любил поиграть с острыми предметами.

— Зачем вы это делаете? — с вызовом спросила женщина. — Где мой муж?

— Твой муж?

— Он — капитан корабля.

Андраш покачал головой:

— Прости, дорогуша, но, похоже, теперь ты можешь считать себя свободной от брачных уз.

Услышав такое, Кристи набросилась на него и попыталась ударить по лицу. С тем же успехом она могла бы бить каменную стену. Андраш с легкостью блокировал удар, швырнул ее на палубу и выхватил одну из своих любимых игрушек: складной нож со стопорным штифтом и пятидюймовым титановым лезвием. Отвел штифт назад, лезвие выскочило. Он направил нож на женщину.

Та отпрянула.

— Разозлишь меня — порежу вот этим. Понятно?

Кристи медленно кивнула. В глазах ее, ясный как день, стоял страх.

По правде сказать, Андраш не собирался резать пленницу: с неповрежденным лицом она стоила куда больше, но ей об этом знать было незачем.

Он свистнул своим людям. Теперь, когда в живых из экипажа никого не осталось, а судно шло ко дну, последнюю часть долгой работы можно было считать законченной. Крысам пора покинуть тонущий корабль.

Пираты собрались вокруг него, и один из них, неряшливый тип с желтоватыми зубами и шрамом от рыболовного крючка на верхней губе, пристально посмотрел на Кристи. Потом, наклонившись, коснулся ее волос.

— Красивая, — пробормотал он, пропуская между пальцами золотистые локоны.

В ту же секунду в висок ему ударил тяжелый ботинок.

— Пошел вон, — прохрипел Андраш. — Поищи себе другой трофей.

С новым рубцом на щеке и ошеломленным выражением лица Меченый поспешил убраться, как побитая собака.

— Что вы собираетесь со мной сделать? — спросила Кристи с неожиданной решимостью.

Андраш улыбнулся. Он намеревался поразвлечься с ней, а затем продать ее на черном рынке. Приятный небольшой бонус к тем деньгам, которые он уже получил за эту работу. Но ей не следовало знать и об этом.

Оставив вопрос без ответа, он убрал нож и опустился перед ней на корточки. Металлической проволокой несколько раз перетянул запястья, загнул концы. Чтобы молчала, сунул ей в рот какую-то тряпку.

Андраш уже собирался поднять ее на ноги, когда чей-то голос прокричал сверху:

— Приближается судно! Похоже на катер или какой-то фрегат!

Пират резко вскинул голову. Попытался разглядеть что-нибудь сквозь густой дым, но ничего не увидел.

— Где именно, чертов ты придурок? — выкрикнул он. — Дай мне направление!

— Вест-норд-вест, — отозвались сверху.

Андраш вгляделся в плывущее облако сажи и дыма. Приближение большого судна было плохой новостью, но совсем рядом с «Киндзара-мару» взгляд его уловил нечто гораздо худшее — тонкую белую кильватерную струю.

Он заметил ее в зазоре между клочьями дыма. Она тянулась прямо к кораблю, рядом с которым растворялась в темной пелене. Андраш перевел взгляд на нос корабля, уже ушедший на пару футов под воду.

Спустя мгновение маслянистая мгла рассеялась и, вылетев из дыма, на палубу буквально вплыла рифленая надувная лодка. Двое лежавших в ее передней части мужчин тотчас открыли огонь из штурмовых винтовок M16.

Андраш увидел, как двое его людей упали, еще один покачнулся и, раненый, завалился на бок. Остальные бросились врассыпную в поисках укрытия, когда быстроходная лодка влетела на палубу рядом с люком второго грузового отсека «Киндзара-мару».

Несколько человек в камуфляже высыпали из лодки, пока один из стрелков, седоволосый мужчина, с убийственной меткостью поражал живые мишени.

Еще двое из людей Ножа повалились на палубу, прежде чем стрелок выкатился из атакующей лодки и укрылся за одним из открытых грузовых люков.

— Американцы, — выругался Андраш. Откуда, черт возьми, они взялись?

Глава 5

В мгновение ока палуба балкера превратилась в поле боя. Пули и гильзы разлетались во все стороны. Андраш быстро подхватил Кристи, оттащил назад и добавил свою автоматную очередь к ожесточенной перестрелке. Впрочем, план его заключался отнюдь не в том, чтобы гордо принять бой и драться до конца.

Отступив в укрытие, он уже оценил ситуацию. Американцам удался первый удар: пойдя на штурм, они вывели из игры с полдюжины его людей, но теперь вынуждены были залечь на палубе, попав под перекрестный огонь на горящем и тонущем корабле. Пойти на такой риск умышленно они не могли, если только не ждали подкрепления.

Звук громкоговорителя разнесся эхом из приближающегося катера.

— Бросайте оружие и сдавайтесь, — потребовал властный голос.

Не собираясь делать ничего подобного, Андраш отчетливо сознавал грозившую опасность. Однако жизнь научила его находить выход из любой ситуации.

Он подкрался к одному из подъемных кранов. Схватил свисавший с крана крюк и просунул его под проволоку, которой были связаны руки Кристи.

Андраш дернул силовой переключатель и услышал гудение гидронасоса. Прежде чем отпустить пленницу, он вырвал кляп у нее изо рта.

Кристи посмотрела на него.

— Сейчас ты закричишь, — пообещал Андраш. — Уж можешь мне поверить.

Он сдвинул рычаг, и кран моментально ожил. Стрела ушла вверх, вознося женщину над полем боя.

Курт Остин притаился за стальной крышкой люка. Его план, заключавшийся в том, чтобы обойти нос корабля и буквально вкатиться на судно, оказался весьма продуктивным. Под прикрытием дымовой завесы, пользуясь тем, что внимание пиратов отвлек приближавшийся с противоположной стороны «Арго», Курт и его люди застали противника врасплох, вылетев на палубу и моментально уложив несколько человек.

Единственным изъяном в плане была численность пиратов. Их оказалось больше, чем он предполагал, больше дюжины, возможно, даже около двух дюжин. Те, что остались в живых, попрятались в укрытия и вынудили его команду залечь.

Рано или поздно подтянется подмога с «Арго», и тогда они получат подавляющее превосходство, но до этого момента им придется несладко.

Запищала закрепленная на поясе рация — с ним пытался связаться кто-то из группы поддержки.

— Мы подходим к корме, пока — никакого сопротивления.

Ответить Курт не успел — по крышке люка застучали пули. Он пригнулся, пытаясь определить, откуда идет огонь, но, прежде чем решил, что делать дальше, услышал женский крик. Подняв глаза, Остин увидел женщину лет тридцати, раскачивавшуюся на крюке подъемного крана.

Спустя пару секунд сквозь грохот пальбы пробился чей-то голос.

— Ну как, мы готовы остановить это безумие?

Курт не стал вылезать — так и голову потерять недолго, — но стрельба вокруг прекратилась.

Он взглянул на молодую женщину. По ее рукам и одежде струилась кровь.

— Теперь, когда я привлек ваше внимание, — прокричал голос, — вы дадите мне и моим людям убраться с этой вонючей баржи, или эту женщину разорвет на части, словно пиньяту[236].

Остин огляделся; пот и дым обжигали глаза. Он заметил, что вода уже дошла до лодыжек, а в нескольких футах от него начала поступать в открытый грузовой отсек.

Корабль быстро шел ко дну. Нос уже полностью затопило, и лишь пара высоких конструкций выглядывала из воды, словно сухостой в затопленном поле. Хуже всего было то, что с поступлением воды в грузовой отсек неумолимо возрастал вес передней части судна.

Через несколько минут участь «Киндзара-мару» переменится с плавного погружения на резкое падение в бездну.

— Я жду! — прокричал невидимый враг.

— Курт? — прохрипела рация. — Что будешь делать?

Американец вновь посмотрел на женщину.

— Оставайтесь на позициях.

— Ну, так что? — потребовал ответа невидимый пират.

— Хорошо, — наконец согласился Курт. — Забирайте своих людей и убирайтесь отсюда. Не открывать огонь, пока они не уйдут, — добавил он, обращаясь к своим парням.

Почти тотчас же Остин услышал шаги — пираты отступали.

— Кто-нибудь его видит? — прошептал Курт в рацию. — Он должен быть где-то наверху.

Должно быть, кто-то рискнул выглянуть, так как раздался выстрел. Рация наполнилась чьим-то мычанием.

— Не высовываться! — приказал голос.

— Черт, — пробормотал Курт. Он нажал на кнопку связи на рации. — Кто схватил пулю?

Тишина. Затем один из его людей произнес:

— Фостер.

Курт сердито покачал головой.

— Подстрелишь еще хоть одного из моих ребят, — прокричал он невидимому противнику, — и, обещаю, сдохнешь на этом корабле!

— Уверен, — ответил голос, — тебе хотелось бы в это верить.

Теперь вода доходила уже до бедер. Происходящее напоминало наступающий — только очень быстро — прилив. Крен корабля возрастал с каждой секундой, и по мере того, как увеличивался уклон, незакрепленные предметы начинали сползать по палубе в его направлении.

Курт снова посмотрел на женщину. Должно быть, ей было ужасно больно. Ему хотелось пристрелить того подонка, что подвесил несчастную на крюк, но он никак не мог решиться хоть краем глаза взглянуть на ее мучителя.

С правого борта корабля донесся звук мощных подвесных двигателей. Через минуту мягкое урчание сменилось неистовым ревом, и нечто весьма похожее на облегченную моторную лодку начало стремительно набирать ход.

— Пошли, — крикнул Курт.

Его люди выдвинулись из укрытий.

— Они подстрелили Хоторна, — сказал кто-то.

— Заберите его, — скомандовал Курт. — Перенесите их с Фостером в лодку.

— Осмотреть корабль?

— Сомневаюсь, что эти парни оставили кого-то в живых. Так или иначе, у нас все равно нет на это времени.

Крен носовой части судна составлял уже около десяти градусов, и к нему, будто большая металлическая змея, скользнула длинная цепь.

Курт увернулся, цепь достигла края люка грузового отсека и, зловеще громыхая звеньями, провалилась внутрь.

— Уходите, — приказал Курт.

— А вы что будете делать? — спросил кто-то.

— Сниму женщину.

Глава 6

«Киндзара-мару» тонул, а Курт Остин карабкался вверх по покатой палубе. Ноги постоянно проскальзывали, так как палубу залило не только водой, но и каким-то маслом или илом, но Остин продолжал тянуть себя вверх, хватаясь за все, что попадалось под руку.

Достигнув лестницы, что вела к подъемному крану, Курт полез по ней, краем глаза заметив уносящихся к югу пиратов. Выбросив их из головы и повиснув на перилах, он добрался до кабины оператора.

Из сиденья торчал необычной формы складной нож с черной рукояткой и стальным или титановым лезвием. Небольшой презент, оставленный подвесившим женщину головорезом. Курт выдернул его, сложил и опустил в карман.

Потом повернулся к пульту управления — к счастью, огоньки не погасли.

— Держитесь, — прокричал он женщине, хотя уже и понял, что она ни за что не держится — предложить ей «повисеть там еще немного» он как-то не решился.

Годами занимаясь подъемом затонувших судов и грузов, Курт приобрел немалый опыт обращения с кранами. Он потянул рычаг управления, чтобы возвратить кран в исходное положение. Послышалось урчание, кран дернулся, отклонился на несколько футов назад и со щелчком остановился. Бедная женщина раскачивалась взад и вперед, словно маятник, плача и крича от боли. Спустя пару секунд загорелась сигнальная лампочка гидравлической системы.

Только тут Курт заметил стекающую по крану красную жидкость и понял — гидропровод перерезан. Так вот что означал тот маленький подарок. Он почти слышал смех оставившего нож бандита.

В наушниках раздался треск.

— Курт, мы покинули корабль, но тебе следует знать, что мы видим верхушку руля. Лопасть уже выглядывает из воды.

Остин посмотрел вперед. Передняя четверть корабля уже ушла под воду, повсюду плавали обломки. Время быстро уходило.

С нерабочим краном выбора почти не оставалось. Откинув в сторону винтовку, Курт забрался на стрелу крана, всю в смазке, масле и гидросмеси. Стараясь держаться середины стрелы, он рванул вперед.

Позади по палубе покатились стальные бочки. Одна из них налетела на что-то острое и взорвалась. Взрывной волной Остина отбросило в сторону, он поскользнулся и, едва не сорвавшись вниз, повис на стреле.

Впереди, задыхаясь от рыданий, кричала женщина.

— Пожалуйста, — умоляла она. — Прошу вас, скорее.

Курт делал все, что было в его силах, чтобы просто удержаться на стреле. Он бросил быстрый взгляд назад — там уже бушевал огонь. Пока ему везло, но удача дала лишь передышку, отсрочку перед наступлением неизбежной развязки.

Начав раскачиваться взад и вперед, Остин исхитрился закинуть одну ногу на стрелу. Уже не столь мощный второй взрыв громыхнул внизу, и его обдало запахом керосина. Сквозь завесу черного дыма Курт видел бегущие по воде язычки пламени — горело топливо, — и, когда вновь начал продвигаться вперед, его обожгло волной горячего воздуха.

Еще десять футов — и вот он уже рядом с болтающейся на крюке женщиной. Провод, которым ей связали запястья, впился в плоть. По рукам стекала алая кровь, зато в лице не осталось ни кровинки.

Он схватил бедняжку за руки и попытался приподнять, но без рычага снять ее с крюка не представлялось возможным. Снизу одна за другой накатывали волна жара. В глубине сухогруза что-то сорвалось — один из двигателей или даже груз, — и судно содрогнулось.

— Курт, оно идет ко дну, — вновь ожила рация. — Может затонуть в любую минуту.

Сам знаю, подумал Курт и снова схватил женщину за руки.

— Подтянитесь, — крикнул он.

— Не могу, — всхлипнула она. — Вывихнула плечо.

Ничего удивительного. В такой ситуации ему оставалось лишь одно.

Курт вытащил из кармана нож, щелчком выбросил лезвие и просунул под державший женщину провод. Отчаянно пытаясь не порезать ее, но зная, что времени в обрез, Курт начал пилить. Наконец провод порвался, и молодая женщина полетела в океан.

Курт оттолкнулся и прыгнул вслед за ней.

На мгновение его окутали дым и огонь. Войдя в воду, он ударился обо что-то ногой, а когда вынырнул, женщина была прямо перед ним и отважно пыталась грести одной рукой.

Курт подхватил ее и отплыл в сторону от горящего бензина и масла. И почти тут же обнаружил, что их поджидает куда большая опасность: их затягивало в водоворот.

Корабль уходил под воду.

Остин поднял глаза. Корма высилась, словно «Титаник», но нос уже наполовину скрылся под водой.

Держа женщину за неповрежденную руку, Курт поплыл. Когда корабль идет ко дну, образуется массивная всасывающая волна, которая тянет за собой все, что находится в радиусе ста футов от нее. Прежде чем их тела вынесет на поверхность, они давно уже будут мертвы.

Надежды на спасение оставалось мало, однако он продолжал плыть — изо всех сил. И тут вдруг к ним стремительно подлетела моторка с «Арго».

Матросы быстро подняли на борт женщину, буквально выдернув ее из воды, Курт обошелся без посторонней помощи. Снова взревели моторы.

Остин упал на днище у кормы и, подняв глаза, увидел, что «крепость» корабля — надпалубная постройка, в которой находились каюты судовой команды, мостик и антенные мачты — заваливается на них под углом в сорок пять градусов, словно падающее с неба здание.

Штурман потянул рычаг на себя, и лодка, словно жеребец, рванула вперед, вылетев из тени на солнце.

Спустя несколько мгновений «крепость» рухнула в воду в двадцати футах от моторки. Пенная волна подхватила их и швырнула вперед, как сорвавшегося с верхушки вала серфингиста.

Через несколько секунд «Киндзара-мару» ушел под воду.

Из глубин поднялось тяжелое громыханье, море вспучилось пузырями и мусором.

Курт посмотрел на женщину. Она была вся в саже и масле, плечо то ли сломано, то ли вывихнуто, запястья изранены врезавшимся в них проводом, глаза распухли и покраснели, словно налились той же кровью, что пропитала ее одежду. Здоровой рукой она зажимала глубокую рану на другом запястье.

— У нас на корабле есть врач, — сказал Курт. — Он осмотрит ваши повреждения, когда мы поднимемся на борт.

Она кивнула. По крайней мере, не погибла.

— Возвращаемся на «Арго»? — спросил рулевой.

Остин кивнул.

— Разве что у тебя есть другие предложения.

Матрос покачал головой.

— Нет, сэр, — сказал он и направил катер к «Арго».

Через десять минут они были уже на борту корабля. Пока судовой врач ухаживал за молодой женщиной, а команда складывала лодку, Курт поднялся на мостик.

«Арго» уже набрал скорость и изменил курс.

— Ну и вид у тебя, — проговорил капитан Хейнс. — Почему не в лазарете?

— Потому что я в порядке, — ответил Курт.

Капитан смерил Курта странным взглядом и посмотрел ему за спину.

— Кто-нибудь, дайте этому человеку полотенце. Он зальет мне весь мостик.

Стоявший рядом энсин протянул полотенце, и Курт вытер лицо и волосы.

— Мы можем их нагнать?

Хейнс взглянул на экран радара.

— Они быстрее нас — делают сорок узлов. Но на такой маленькой лодке далеко этим парням не уйти. Могу поспорить на ужин в виде бифштекса, что они направляются к какой-нибудь плавбазе.

Курт кивнул. В последние годы пираты стали более изощренными. В то время как большинство из них разбойничали из небольших деревушек, расположенных вдоль берегов бедных стран третьего мира, у некоторых имелись более крупные корабли для выхода в море. Плавбазы, замаскированные под старые грузовые суда и тому подобное.

Эти плавбазы были оснащены быстроходными катерами, к тому же, чтобы скрыть свои истинные цели, пираты зачастую использовали полулегальные рейсы. Один сведущий в этой проблеме человек как-то заметил, что пиратов было бы несложно поймать, если бы кто-либо просто отслеживал те грузовые суда, что постоянно сбрасывают грузы, но не принимают на борт новые. Однако, проворачивая крупные сделки, покупатели предпочитают не задавать лишних вопросов.

— Что видно на радаре? — спросил Остин.

— Пока ничего.

Вытерев воду с лица и волос, Курт отбросил полотенце в сторону и, прихватив бинокль капитана, уставился вдаль.

Сам катер было почти не видно, но остававшаяся за ним длинная белая кильватерная струя огромной стрелой указывала, в каком направлении движутся пираты. Они были милях в пяти от «Арго», но на то, чтобы покинуть зону действия радиолокатора, у них уйдут часы, а к тому времени…

Вспышка застала Остина врасплох, на мгновение ослепив через стекла бинокля. Почти тут же Курт увидел разлетающиеся во все стороны обломки и поднимающееся вверх и разрастающееся грибом облако.

— Что, черт возьми…

Через несколько секунд до них донесся низкий гул, вроде того, каким сопровождается грандиозный фейерверк.

Когда дым рассеялся, катера уже не было — его уничтожило одним-единственным оглушительным взрывом.

Глава 7

Курт Остин провел в радиорубке «Арго» более часа. Последние сорок минут он разговаривал с директором департамента специальных проектов НУПИ Дирком Питтом.

Курт прекрасно ладил с директором, будучи знакомым с ним еще с той поры, когда Питт сам занимался полевыми исследованиями для управления. Учитывая тот факт, что миссии отряда специального назначения НУПИ зачастую требовали незамедлительного принятия решений, иметь боссом человека, «побывавшего тут и там и повидавшего всякое», было очень даже кстати.

Перемещение в головной офис не изменило Питта, хотя и поставило в перекрестье мировой политики.

Пока «Арго» патрулировал обширный район близ того места, где затонул «Киндзара-мару», Курт объяснил, что им известно, а что — нет. Питт задавал вопросы, на некоторые из которых ответа не нашлось.

— Самое странное то, что они намеренно потопили корабль, вместо того, чтобы забрать его в качестве трофея. И убили экипаж. Это больше походило на террористическую акцию, нежели на пиратский набег.

С плоского экрана висевшего на стене монитора на него смотрело волевое лицо Дирка Питта. Погрузившись в раздумье, шеф плотно сжал губы.

— И вам так и не удалось обнаружить плавбазу? — спросил он.

— Мы осмотрели все в радиусе пятидесяти миль по направлению их движения, — сказал Курт. — Потом, по решению капитана Хейнса, прошли еще пять миль к югу, а затем десять — к северу. На радаре так ничего и не высветилось — ни с одной стороны, ни с другой.

— Возможно, они пустили вас по ложному следу. Чтобы отвлечь, пока не оторвутся, — предположил Питт.

— Мы думали об этом, — сказал Курт, мысленно возвращаясь к тому разговору, что состоялся у него с капитаном, когда поиски не принесли никаких результатов. — Или у них могло быть достаточно топлива на борту, чтобы вернуться на берег. Бочка-другая — вот и объяснение взрыва.

— Но не объяснение того, что они делали на том корабле, — заметил Дирк. — Как насчет заложников?

— Может быть, — проговорил Курт. — Но у нас жена капитана. Они специально оставили ее, чтобы нас задержать. Миссис Нордегрун сообщила, что на борту не было посторонних. К тому же, если за кого и можно было бы потребовать выкуп, лучшей кандидатуры, чем она, как мне видится, и не придумаешь, но и за нее много не возьмешь.

Питт посмотрел куда-то в сторону, потер подбородок и вновь повернулся к экрану.

— Есть какие-нибудь мысли? — спросил он, наконец.

У Курта имелось одно предположение.

— Когда я был помоложе, мы с отцом подняли немало затонувших судов, — начал Остин. — Корабли тонут по самым различным причинам, но преднамеренно их пускают ко дну всего по двум. Ради страховки или чтобы скрыть что-то на борту. Как-то раз мы обнаружили одного парня с простреленной головой, но так и сидевшего за штурвалом с закрепленными ремнями безопасности. Оказалось, его застрелил партнер, а потом, чтобы замести следы, потопил яхту. Он и подумать не мог, что страховой компании вздумается поднять затонувшее судно, чтобы выручить за него хоть какие-то деньги.

Питт кивнул.

— Полагаешь, здесь тот же случай?

— Убить экипаж, пустить ко дну судно… Кто-то пытается что-то скрыть.

Дирк улыбнулся:

— Вот поэтому-то ты и зашибаешь кучу баксов, Курт.

— Это я-то зашибаю кучу баксов? — рассмеялся Остин в ответ. — Думать не хочется, сколько вы платите всем прочим.

— Сущие гроши, — парировал шеф. — Но неизмеримо больше, чем платил мне адмирал, когда мы только начинали.

Губы Курта Остина растянулись в улыбке. Питт уже как-то говорил, что его первая зарплата в НУПИ ушла на лечение сломанной руки, хотя в том месяце он рисковал жизнью с полдюжины раз. Впрочем, никто из них не занимался этим ради денег.

— Кристи Нордегрун, выжившая женщина, — продолжил Курт, — сказала, что не знает, что произошло, но лампы замерцали и начали взрываться, у нее зазвенело в ушах, ноги подкосились, и она потеряла сознание. По ее словам, прошло не менее восьми часов, прежде чем она очнулась. Она и сейчас плохо ориентируется, постоянно на что-нибудь натыкается.

— И о чем это нам говорит? — спросил Питт.

— Не знаю, — ответил Курт. — Возможно, применили какой-то нервно-паралитический газ или газо-наркотическую смесь. Но для меня это еще довод в пользу того, что там были не просто пираты.

— И что ты намерен делать?

— Спуститься к затонувшему кораблю и как следует там покопаться. Может, удастся выяснить, что они пытались от нас скрыть.

Дирк Питт обернулся на карту, висевшую за его спиной. Местонахождение «Арго» было помечено старомодной кнопкой.

— Если я не ошибся с определением вашего положения, глубина там около трех миль. У вас есть на борту какие-нибудь дистанционно управляемые подводные аппараты?

— Нет. Ничего такого, что может спускаться так глубоко. Но у Джо на Санта-Марии есть «Барракуда». Ее можно модифицировать, и мы вернемся сюда через несколько дней, максимум — через неделю.

Питт кивнул, словно обдумывая эту мысль, но Курт интерпретировал жест скорее как признание его энтузиазма, чем как разрешение на очередную вылазку.

— Ты заслужил небольшой отпуск, — сказал Дирк. — Отправляйся на Азоры. Свяжешься со мной, как только туда доберешься. Тем временем я над всем этим поразмыслю.

Курт знал этот тон в голосе руководителя. Дирк тщательно взвесит все возможности, но к моменту следующего звонка уже обязательно будет иметь на этот счет собственную точку зрения.

— Будет сделано, — сказал он.

Экран потух, и лицо Питта сменилось логотипом НУПИ.

В глубине души Остин знал, что в случившемся была какая-то загадка, но какая именно, сказать пока не мог.

Это могли быть «пираты», просто-напросто пытавшиеся замести следы. Возможно, они забрали наличность или другие ценности. Возможно, при захвате корабля убили парочку членов экипажа и решили скрыть произошедшее, застрелив остальных и потопив судно. Но даже при таком сценарии оставались вопросы.

Зачем поджигать корабль? Дым мог их выдать, что и случилось. Гораздо проще затопить судно и пустить ко дну, ничего не взрывая.

Да и что это за пираты? В наши дни на них можно наткнуться в любой точке мира, особенно у берегов бедных стран, где люди видят, как на больших кораблях проплывают мимо все богатства мира, и решают отхватить частицу этих сокровищ. Но те несколько человек, которых Курту удалось разглядеть на «Киндзара-мару», не были похожи на типичных морских бандитов. Скорее, они выглядели, как наемники.

Он бросил взгляд на лежащий перед ним складной нож, вещицу редкую и смертоносную. Вспомнил, как тот торчал из стула. Нож был насмешкой, визитной карточкой и одновременно пощечиной.

Какое высокомерие звучало в голосе дерзкого незнакомца. А сам голос! Это не был голос какого-нибудь бедного западноафриканского пирата. Самое же странное заключалось в том, что Курту Остину онпоказался смутно знакомым.

Глава 8

Африканский континент находится на пересечении морских дорог. Но, несмотря на свое положение, он всегда был скорее препятствием для торговли, нежели главной ее артерией. В силу огромных размеров и неблагоприятного местообитания — от пустынных земель Сахары до темных непроходимых джунглей на обширных территориях центрального региона — пересечь его с выгодой представлялось практически невозможно.

В прошлом кораблям, желавшим поменять океаны, приходилось делать крюк в десять тысяч миль вокруг Южной Африки, проходя через одни из самых опасных мест в мире, мимо мыса, мечтательно названного мысом Доброй Надежды, хотя куда больше ему подходит исконное название, Cabo de Tormentas — мыс Бурь.

Открытие Суэцкого канала сделало это путешествие необязательным, но отнюдь не превратило Африку в часть современного мира. Скорее, даже наоборот. Теперь кораблям оставалось лишь срезать угол, прошмыгнуть через Суэц, чтобы снова оказаться на пути к Ближнему Востоку и его нефтяным месторождениям, Азии с ее фабриками и австралийским копям.

Мировая торговля росла и расширялась, Африка же загнивала, словно позабытый в доках под губительным солнцем никому не нужный груз.

На ее удаленных от моря глубинных территориях процветали геноцид, голод и болезни, а вдоль всего африканского побережья лежат земли, не знающие ни закона, ни порядка. Сомали фактически превратилась в царство анархии; немногим лучше обстоят дела в Судане. Гораздо менее известны, но столь же безнадежны в этом плане такие западноафриканские страны, как Кот-д’Ивуар, Либерия и Сьерра-Леоне.

О проблемах в Либерии, лидеры которой поочередно погрязали в скандалах и коррупции, в то время как страна катилась к анархии и хаосу, трубила вся мировая пресса. В Кот-д’Ивуаре положение складывалось примерно такое же.

Что касается Сьерра-Леоне, то на протяжении большей части своей истории страна жила еще хуже. Еще совсем недавно она считалась даже более опасным местом, чем Афганистан, а уровень жизни там был ниже, чем на Гаити и в Эфиопии. В одно время Сьерра-Леоне настолько ослабела, что едва не оказалась во власти небольшой группы южноафриканских наемников.

Эта группа, действовавшая по «приглашению» тогдашнего режима, наголову разбила превосходящих силами мятежников, грозивших захватить рудники — в то время единственный источник национального благосостояния.

Затем, взяв эти активы под свой контроль, наемники вчетверо увеличили добычу — разумеется, не забывая и о собственной выгоде.

В этот мир нестабильности и пришел Джемма Гаран. Уроженец Сьерра-Леоне, но прошедший школу у тех самых южноафриканских наемников, Джемма быстро занял один из ведущих постов в армии Сьерра-Леоне, обзавелся влиятельными друзьями и позаботился о том, чтобы его войска были обучены, дисциплинированны и хорошо подготовлены.

На это ушли десятилетия, но в конечном счете возможность представилась сама собой, и Джемма пришел к власти в результате бескровного государственного переворота. За последующие годы он укрепил свою позицию, поднял уровень жизни народа и заслужил скупую похвалу Запада. По крайней мере, его режим был стабильным, пусть и не демократичным.

И, словно для того, чтобы выразить свою поддержку, западные лидеры даже перестали справляться о здоровье и местонахождении Натаниэля Гарана, брата Джеммы и рупора демократии, который вот уже как три года гнил в одной из местных тюрем.

Для президента Сьерра-Леоне заточение родного брата стало самым мрачным, но в то же время и самым светлым моментом в жизни. И хотя в плане личном решение далось ему нелегко, подписывая приказ, он покончил с последними сомнениями относительно собственной способности делать то, что необходимо для страны. Страны вроде Сьерра-Леоне не были готовы к демократии, но при наличии сильной, неоспариваемой власти когда-нибудь вполне могли и прийти к оной.

Стоя на мраморном полу в своем дворце, Джемма выглядел как любой другой африканский диктатор. Он носил военную униформу, и вся его грудь была увешана медалями. Глаза прятались за солнцезащитными очками, а другим неизменным атрибутом его внешнего облика был стек, которым он любил стучать по плоским поверхностям, когда чувствовал, что его слова воспринимают без нужного внимания.

Он несколько раз смотрел фильм «Паттон» и не переставал восхищаться тем, как выглядит в нем генерал. Занимательным ему показалось и то, что Паттон считал себя реинкарнацией знаменитого Ганнибала. Дело в том, что Джемма Гаран проявлял особый интерес к истории жизни этого знаменитого карфагенского полководца и его подвигов.

Именно Ганнибал во многих отношениях был последним африканцем, которому удалось потрясти мир. Со своей армией и слонами он перешел через Альпы и на протяжении многих лет разорял Римскую империю на ее собственных землях, разбивая легион за легионом, и не завоевал ее лишь потому, что не имел осадных орудий для штурма столицы.

С тех пор посреди войн, государственных переворотов и всего прочего, что происходило на континенте, остальной мир взирал на Африку с абсолютным равнодушием, беспокоясь лишь о потоках минералов, нефти и благородных металлов и обращая мало внимания на забастовки, гражданские войны или еще больший голод.

Немного побряцав оружием, новые диктаторы с радостью соглашались на те же условия, что и прежние вожди. Почти все для себя и немного мелочи — для бедных. Пока все обстояло таким образом, с чего миру бы о чем-то беспокоиться?

Видя это, живя этим, дыша этим, Джемма Гаран лелеял мечту сделать свое правление чем-то большим. Разъезжая в бронированном «Роллс-Ройсе», в окружении оснащенных пулеметами «хамви», Джемма хотел быть кем-то большим, нежели просто деспотом. Он хотел оставить своему народу наследие, которое позволило бы тому вечно жить самой лучшей жизнью.

Но для того чтобы этого добиться, нужно было не просто изменить страну — требовалось изменить положение Сьерра-Леоне на мировой сцене. Вот почему он нуждался в оружии дальнего действия, способном потрясти не только Африку, но и весь мир, иными словами — в современной версии слонов Ганнибала.

И такое оружие у него почти имелось.

Удобно устроившись за внушительным столом из красного дерева, Джемма осторожно поместил солнцезащитные очки на уголок столешницы и застыл в ожидании телефонного звонка. Наконец, замигал зеленый огонек.

Спокойно, без спешки, он поднял трубку.

— Андраш. Уж лучше бы у тебя были хорошие новости.

— Есть и такие, — ответил жесткий голос.

— Не такого ответа я от тебя ждал. Объяснись.

— Ваше оружие сработало не так, как должно было, — сообщил Андраш. — Корабль-то оно из строя вывело, но, как и в прошлый раз, не в полной мере. Полетели системы навигации и контроля, но судно продолжало идти, и половина команды выжила, забаррикадировавшись глубоко внутри. В общем, эффект оказался меньшим, чем планировалось.

Услышанное Джемме Гарану совсем не понравилось. Мало что еще могло повергнуть диктатора в такую ярость, как мысль о том, что его личное оружие массового поражения снова дало осечку.

Прикрыв трубку ладонью, он щелчком пальцев подозвал к себе советника и черкнул имя на листке бумаги.

— Приведи его ко мне, — приказал Гаран и, протянув записку советнику, снова приложил трубку к уху. — Сколько человек из судовой команды выжило?

— Примерно половина.

— Надеюсь, они уже мертвы.

— Разумеется.

Едва заметное колебание в голосе Андраша обеспокоило Джемму, но он продолжил расспросы.

— Как насчет груза?

— Выгружен и направляется к вам.

— А корабль?

— Ржавеет на дне океана.

— Так что же ты мне не договариваешь? — спросил Гаран, начиная уставать от того, что приходится вытягивать сведения из своего самого высокооплачиваемого агента.

Андраш прочистил горло.

— Кое-кто пытался остановить нас. Американцы. Похоже, команда, а то и две, «морских котиков». А это наводит на мысль, что ваш секрет стал кому-то известен.

Джемма прикинул, возможно ли такое, и решил, что нет. В случае утечки информации их остановили бы еще до нападения. Скорее, обычная команда «охотников за сокровищами» с парочкой ружей.

— Ты с ними разобрался?

— Пришлось уносить ноги и заметать следы, — ответил Андраш. — Ничего другого я сделать не мог.

Гаран не привык слышать, что кто-то, перешедший дорогу Ножу, остался в живых.

— Не хотелось бы думать, что ты теряешь хватку, — сказал он.

— Ни в коем случае. Там были крутые парни. Вам бы лучше выяснить, кто они такие.

Диктатор кивнул. В этом он был согласен с собеседником.

— И что там с операцией… — произнес Андраш. — Как ее… «Питон»? Она все еще в силе?

Операцию «Питон» Джемма считал чрезвычайно ловким ходом, настоящим творением мастера. Если все пройдет гладко, его стране навечно обеспечены благосостояние, стабильность и процветание. Если же операция провалится… Гаран даже думать не хотел о такой перспективе. Но если оружие работает не так, как планировалось, провал вполне возможен.

— Ее нельзя больше откладывать, — сказал он.

— Моя помощь не нужна? — поинтересовался Андраш. В его голосе прозвучал неприкрытый цинизм. Он еще раньше дал понять Джемме Гарану, что считает его сумасшедшим. Тем более из-за принятого президентом решения провернуть все дело силами собственной армии. Но Андраш был человеком посторонним: он не знал солдат Гарана так, как их знал полководец и вождь.

Джемма улыбнулся. Прибегая к услугам Андраша, он обеспечивал его сказочным состоянием, но прекрасно отдавал себе отчет в том, что если этому человеку выпадет шанс стать еще более состоятельным и могущественным, он его не упустит. Карманы у этого проходимца были бездонные.

— Когда я был маленьким, — произнес Джемма, — старушки у нас говорили так: змея в саду — это хорошо. Она ест крыс, уничтожающих посевы. Но змея в доме — это очень опасно. Она умертвит хозяина и съест ребенка, и дом тогда наполнится скорбью и печалью.

После непродолжительной паузы Гаран уточнил:

— Ты получишь свои деньги — возможно, их хватит и для того, чтобы приобрести собственную небольшую страну. Но если когда-нибудь твоя нога ступит на землю Сьерра-Леоне, я прикажу тебя убить и скормить твои кости дворовым собакам.

На линии воцарилось молчание, почти тут же сменившееся приглушенным смехом.

— ООН сильно заблуждается насчет вас, — проговорил Андраш. — Вы — безжалостный человек. Африке не хватает людей вашего склада. Между тем, пока вы в игре, и я при деле. Смотрите, не потратьте все деньги, как об этом пишут в газетах. Не хотелось бы выбивать из вас гонорар не самыми приятными способами.

Эти двое понимали друг друга. Нож не боялся Джеммы Гарана, хотя вроде бы и следовало. Он не боялся ничего. Потому-то диктатор его и выбрал.

— Отправляйся на Санта-Марию, — распорядился президент. — Дальнейшие инструкции получишь по прибытии.

— Как насчет «Киндзара-мару»? — спросил Андраш. — Что если кто-то пожелает на нее взглянуть?

— На такой случай у меня есть свои планы.

Андраш снова рассмеялся.

— На все планы, — саркастично заметил он. — До чего ж с вами весело, Гаран. Ладно, удачи с вашими безумными планами, бесстрашный вождь. Буду следить за публикациями в прессе и держать за вас кулаки.

Раздался щелчок, разговор окончился, и Джемма опустил трубку на рычаг телефона. Отпил воды из изящного хрустального бокала. Посмотрел на внезапно открывшуюся дверь кабинета.

Вернулся отосланный им советник. Его сопровождали двое личных телохранителей Джеммы, втолкнувших в комнату белого мужчину, который явно не был рад здесь находиться.

Охранники и советник вышли. Высокие, двенадцатифутовые двери закрылись за ними с глухим стуком. Гаран и белый мужчина встретились взглядами.

— Мистер Кокрейн, — официозно произнес Джемма. — Ваше оружие дало осечку… снова.

Александр Кокрейн походил на нашкодившего мальчугана, с дерзостью глядящего на журящего его отца. Джемме было на это наплевать. Следующие испытания должны пройти удачно, не то последуют выводы.

Глава 9

К столу Джеммы Александр Кокрейн шел с нехорошим предчувствием. Вот уже семнадцать месяцев, как он пытался создать невероятно мощное энергетическое оружие направленного действия.

Это оружие должно было использовать сверхпроводящие магниты, вроде тех, что были сконструированы Кокрейном для Большого адронного коллайдера, — сейчас ему казалось, что с тех пор прошла вечность. Благодаря магнитам оружие разгоняло и выстреливало заряженные частицы почти со скоростью света и плотным пучком, который можно было быстро навести на цель, выводя из строя электронику, компьютеры и прочее подобное оборудование.

При правильной настройке такое оружие могло действовать как гигантский микроволновый луч, нагревая органические вещества, поджаривая цели изнутри, поджигая их даже за железобетонными стенами.

Направленное в небо, оружие Кокрейна могло сбивать атакующие самолеты в радиусе до двухсот миль и более или уничтожать приближающиеся армии, разбрасывая их по всему полю боя, словно шланг, нацеленный на покинувших муравейник муравьев.

На последней стадии разработки оружие Кокрейна могло разрушить город, но не как атомная бомба, не за счет теплового излучения или взрывной волны, а с точностью вырезая то одно, то другое, будто хирургическим скальпелем, превращая квартал за кварталом в пустыню.

Оно могло убить жителей или оставить их в живых, как того пожелал бы сам Кокрейн — или Джемма. Но даже настроенное всего лишь на вывод из строя электроники и систем, оно могло всего за несколько секунд сделать город непригодным для жизни за счет уничтожения в нем современной технологической инфраструктуры. Без компьютеров, телефонов, энергетической системы или водопровода современный, целиком зависящий от технологии город стал бы территорией анархии или городом-призраком вскоре после того, как Кокрейн (или Джемма) выбрал бы его в качестве цели.

Но для всего этого оружие должно было работать, а пока результаты оставались неубедительными.

— Я говорил вам, что необходимы еще испытания, — пробормотал Кокрейн.

— Предполагалось, что это будет последний тест, — сказал Джемма.

— Что случилось с лодкой?

— Вы имеете в виду — с кораблем, — уточнил Джемма.

— Корабль, лодка, — сказал Кокрейн, — для меня это одно и то же.

— Это ваша недостаточная точность беспокоит меня, — ответил Гаран, и в словах его прозвучал некий подтекст. — Корабль водоизмещением в девяносто тысяч тонн — это вам не лодка.

— Что случилось с кораблем? — повторил свой вопрос инженер, которому до смерти надоел снисходительный тон Джеммы. Африканец вел себя так, словно просил Кокрейна сконструировать телевизор или собрать компьютер из заводских частей.

— «Киндзара-мару» отправился… Как вы, американцы, это называете? Ах, да, к мистеру Дэви Джонсу.

— А груз? — поинтересовался Кокрейн. Без этого груза надежд на улучшение не было.

— Сто метрических тонн активированного титаном оксида иттрия-бария-меди, или ИБМО, — уточнил Джемма Гаран. — Доставлено по вашему указанию.

Инженер вздохнул с облегчением.

— Что ж, это хорошая новость.

— Нет! — отрезал Джемма, ударив стеком по столу. — Вот если бы все случилось, как вы обещали, если бы мне доложили, что ваше оружие сработало, как и было заявлено, — вот это была бы хорошая новость. Вместо этого судно отключилось не полностью, и были выжившие, с которыми пришлось разобраться.

Кокрейн, уже привыкший к дурному настроению диктатора, был ошарашен этим внезапным всплеском гнева — от удара стека по столу он аж подпрыгнул. Однако уверенность в себе осталась при нем.

— Ну и что? — сказал он, наконец.

— А то, что наши люди подверглись опасности, — бросил Джемма. — Группа американцев попыталась вмешаться. Теперь мы привлекли к себе ненужное внимание. А все благодаря вам и вашей недостаточной точности.

Кокрейн беспокойно зашевелился на стуле, и не только оттого, что ощущение дискомфорта в нем переросло в откровенный страх. Гарану достаточно было щелкнуть пальцами, чтобы он стал трупом, но Кокрейн знал, что этого никогда не случится, пока он нужен для работы над оружием.

До сих пор Кокрейн весьма неплохо прикрывал тылы, во всем — начиная с просьбы о том, чтобы его исчезновение было обставлено как похищение (что оставляло ему возможность в один прекрасный день вернуться в индустриальный мир), и заканчивая организацией работы над оружием африканского диктатора.

Последним он занимался лично: составлял планы и на месте контролировал производственный процесс. Он настолько слился с проектом, что Гаран опустился бы до угроз лишь в том случае, если бы решил оставить всяческую надежду на завершение работы и обладание конечной версией оружия.

Помня об этом, Кокрейн заговорил с еще большей уверенностью.

— Точная настройка всех систем требует времени. Или вы полагаете, суперколлайдеры создают с нуля, а затем кто-то просто щелкает переключателем и смотрит, как они работают? Конечно же нет. Нужны месяцы и месяцы тестов и калибровки, прежде чем вы дойдете до самого главного эксперимента.

— У вас были месяцы, — многозначительно заметил Джемма. — И эксперименты мне больше не нужны. Следующий тест будет всеобъемлющим и полномасштабным.

— Оружие не готово, — продолжал стоять на своем Кокрейн.

Президент наградил его еще более свирепым взглядом.

— Уж лучше бы ему быть готовым, — предупредил он. — Иначе, когда за нами придут, вы сгорите вместе со мной.

Кокрейн ответил не сразу. Слова Джеммы смутили его. Почему это они должны сгореть? До сих пор Гаран заявлял, что собирается продать оружие, и не какой-нибудь одной мировой державе, а всем сразу. Пусть наведут друг на друга «пушку» Кокрейна, как в последние полвека наводили друг на друга ядерные ракеты. Они никогда бы им не воспользовались, а Джемма и Кокрейн стали бы богачами. Никакой реальной опасности. И спешить никуда не надо.

— О чем вы говорите? — спросил инженер.

— Я задумал нечто отличное от того, что сказал вам, — пояснил Джемма. — Уж простите, что обманул такого достойного человека.

Сарказм в голосе правителя Сьерра-Леоне ясно указал изобретателю, в каком качестве рассматривает его Гаран, и, несмотря на всю соблазнительность денег и даже тайной славы, ему вдруг стало так нехорошо, как никогда не было в ЦЕРНе.

Джемма подтянул к себе лежащую на столе папку и не спеша пролистал.

— Вы приехали в мою страну с хорошо продуманными планами. Хотели испечь пирог и сами же его съесть. Изготовить оружие массового поражения, положить миллионы в багамские и швейцарские банки, а затем вернуться к светской жизни, несомненно, рассказывая байки о тяжких лишениях и отважном побеге.

— Мы же заключили сделку.

— Ее условия меняются, Кокрейн, — отрубил африканский вождь. — Вы сами облегчили мне задачу.

Он вытащил из папки фото и подвинул к Кокрейну. Основная часть изображения представляла собой полицейский снимок распластавшегося на снегу мертвого Филиппа Ревуара. На небольшой вставке в правом верхнем углу был представлен автомат, лежащий на отрезе белой материи. Оружие показалось Алексу донельзя знакомым.

— Вы — убийца, мистер Кокрейн.

Инженер потупил взор.

— Да вы не стесняйтесь, — настойчиво продолжал Джемма, — это же правда. А если об этом никто пока не знает, то лишь потому, что там были неудачно расположены камеры безопасности. Если попытаетесь меня покинуть, обмануть или продолжите тянуть время, я позабочусь о том, чтобы эта история стала достоянием гласности. И доказательство имеется — тот самый автомат, с вашими пальчиками по всему стволу.

На лице Кокрейна отразилось глубочайшее отвращение. Он угодил в ловушку и знал это. Что бы там Гаран ни задумал, ему придется завершить работу, или же его жизнь не будет стоить и ломаного гроша.

— Вы знаете, что у меня и в мыслях нет ничего подобного. В моих интересах все это закончить.

— И все же вы облажались.

— Лишь выбился из вашего временного графика.

Джемма покачал головой.

— Никакие изменения невозможны.

Этого-то Кокрейн и боялся. Значит, придется открыть правду.

— Хорошо, — сказал он. — Сделаю все, что смогу. Но есть только два способа придать этому оружию большую мощность. Либо нам нужны материалы получше, либо, если вы хотите, чтобы работа продвигалась быстрее, мне будет нужна кое-какая помощь.

Гаран улыбнулся и даже рассмеялся, словно ему доставило огромную радость выудить из Кокрейна это признание.

— Наконец-то вы это признали. Вы обещали больше, чем можете предоставить. Вы переоценили свои возможности.

— Это не так. Дело в том, что эта система…

— У вас было полтора года, вы получали необходимое финансирование, — проворчал Джемма. — Доллары, на которые можно было купить еду и построить дома для моего народа.

Кокрейн огляделся. Дворец был огромным, построенным из привозного мрамора и камня. Каждая ванная комната блистала позолотой. Как насчет этих долларов?

— Это невероятно сложное приспособление, — наконец, продолжил инженер. — Возможно, для того чтобы правильно его наладить, мне понадобится помощник.

Джемма посмотрел на Александра так, словно его глаза пытались прожечь в мозгу ученого дыры, какие должно было пробивать их оружие.

— Это я уже понял, — сказал африканский вождь. — Возвращайтесь к работе. Вы получите и материалы, и помощь. Уж это я вам обещаю.

Глава 10

Остров Санта-Мария,

Азорские острова, 17 июня

Принадлежащий НУПИ «Арго» жители Вила-ду-Порту заметили вскоре после полудня по местному времени. Так как «Арго» создавался изначально для береговой охраны и предназначался для проведения спасательных работ и перехвата, очертаниями он напоминал небольшой военный корабль: длинный, узкий, обтекаемый.

Двести пятьдесят лет тому назад за приближением такого судна (или аналогичного ему по типу на то время) внимательно бы наблюдали с улиц и сторожевых башен форта Сан-Браш.

Построенный в шестнадцатом веке, с пушкой, поднятой высоко на мощные стены из камня и известкового раствора, этот форт стал теперь португальской морской базой, на территории которой квартировали персонал и местные власти, хотя португальские военно-морские суда посещали остров лишь изредка.

Пока «Арго» вставал на якорь в местной гавани, Курт Остин обдумывал акт пиратства, свидетелем которого только стал, и тот беспокоящий факт, что такие деяния приобрели мировой масштаб и случаются все чаще и чаще. Потребность в таких укреплениях представлялась сомнительной, но он уже не в первый раз спрашивал себя, когда же, наконец, мировые державы разозлятся настолько, чтобы объединиться и начать сражаться с пиратством на международном уровне.

Судя по тому, что он слышал, затопление «Киндзара-мару» вызвало волну возмущения в морском сообществе, и теперь на этот счет шли жаркие дебаты. Хорошо, конечно, но что-то подсказывало, что все разговоры затихнут, так и не дойдя до реального действия, а ситуация так и не сдвинется с места.

Какими бы ни были последствия, сейчас, даже после того, как пришлось несколько раз повторить свою историю в разговорах с Интерполом, страховщиками «Киндзара-мару» и представителями нескольких морских антипиратских ассоциаций, его занимало совсем другое.

Все свои вопросы они сводили исключительно к пиратству и, казалось, совершенно игнорировали замечание Курта, что пираты не топят корабли, которые могут продать, и не убивают экипаж, за который можно получить выкуп.

Его соображения были приняты к сведению, после чего подшиты к делу и, судя по всему, благополучно забыты. Но сам Курт ничего забыть не мог, как не мог выбросить из головы картину расстрела пытавшихся спастись бегством членов экипажа или странный рассказ Кристи Нордегрун о мерцающих огнях, пронзительном шуме у нее в голове и потере сознания на несколько часов.

За всем этим скрывалось нечто большее. Хотел мир это узнать или нет, Курта не оставляло дурное предчувствие, что со временем обстоятельства заставят его это сделать.

Как только «Арго» встал на якорь, капитан Хейнс выдал большинству членов команды увольнительную. Им предстояло провести здесь две недели, дожидаясь, пока Курт и Джо закончат испытания и примут участие в подводной гонке. Все это время на борту «Арго» должна была оставаться дежурная команда с меняющимся каждые два дня составом.

Напоследок капитан посоветовал судовой команде вести себя так, «чтобы комар носа не подточил», и держаться подальше от неприятностей, — островитяне, народ в целом любезный и приятный, не очень-то жаловали буйных чужеземцев, многим из которых приходилось проводить какое-то время под стражей, в том числе и экипажу самого Христофора Колумба.

Сходя со вспомогательного катера «Арго» на тенистый причал форта Сан-Браш, Курт Остин думал о том, что такая репутация может означать для его хорошего друга Джо Завалы. Джо был добропорядочным гражданином, но он старался стать своим в любом новом для себя обществе, и хотя не был смутьяном, любил проказничать и веселиться.

По прибытии в мастерскую, где готовили к гонке «Барракуду», Курт друга не застал. Охранник рассмеялся, когда он спросил, где тот может быть.

— Вам нужно в рекреационный центр. Может, еще успеете увидеть, как он дерется, если его еще не выбили.

Курт подозрительно нахмурился, уточнил, как пройти в рекреационный центр, и поспешил в указанном направлении.

Войдя внутрь, Остин прошел к большому залу, откуда неслись возбужденные крики толпы. Открыв дверь, он увидел порядка двух или трех сотен зрителей, расположившихся вокруг боксерского ринга. Не Мэдисон-сквер-гарден, конечно, но зал был забит битком.

При звуке гонга толпа вскочила на ноги и принялась вопить и так яростно топать, что стены здания содрогнулись. Курт услышал шаркающие по брезенту прыжки и глухое «бум-бум» обменивающихся ударами кулаков в мягких, с очесом, перчатках.

Он спустился вниз по проходу и, мельком взглянув на ринг, увидел Джо Завалу в красных трусах. Короткие темные волосы друга даже не выбились из-под защитного шлема. Джо легко скользил туда-сюда по брезентовому настилу ринга, но его крепкое, мускулистое тело и загорелые, накачанные руки и плечи уже поблескивали потом.

Соперником Завалы был парень помощнее, в черных трусах и шлеме, напоминавший обновленную версию скандинавского бога Тора: рост по меньшей мере шесть футов четыре дюйма, светлые волосы, голубые глаза и рельефные мышцы. Оппонент американца двигался с меньшей грацией, но раздавал удары, словно громовержец.

Джо ушел от одного, уклонился от другого, а затем отступил назад. В этот момент он немного напоминал чемпиона в среднем весе Оскара де ла Хойю — сравнение, которым, несомненно, мог бы гордиться Завала. Шагнув вперед, он провел серию ударов, с виду никак не отразившихся на противнике, и вдруг потерял сходство с суперзвездой среднего веса, когда у Тора прошел сокрушительный боковой правый в голову.

Толпа охнула, особенно женщины в первом ряду. Джо пошатнулся, повис на канатах напротив болельщиц, поправил шлем и улыбнулся. Затем повернулся и продолжил порхать по рингу до тех пор, пока вновь не прозвучал гонг.

К тому времени как Завала достиг своего угла, Курт был уже там.

Тренер Джо дал подопечному воды и поднес к его ноздрям нюхательную соль.

Между глубокими вдохами и новыми глотками воды друг пробормотал:

— Вовремя же ты объявился.

— Да, — согласился Курт. — Похоже, ты решил его взять измором. Если он и дальше продолжит так стучать тебе по голове, руки когда-нибудь устанут.

Джо вытер воду вокруг рта, сплюнул и поднял глаза на Остина.

— Я завалю его, когда пожелаю.

Курт кивнул, хотя это и казалось ему сомнительным. Его приятель занимался боксом в школе, колледже и на флоте, но это было так давно.

— По крайней мере, у тебя есть персональные болельщицы, — отметил Остин, кивнув в направлении первого ряда, в котором сидели, в порядке возрастания лет, девушка-студентка с цветком в волосах, несколько женщин примерно того же возраста, что и Джо, и парочка дам постарше, приодевшиеся и накрасившиеся по такому случаю.

— Дай-ка, угадаю. Ты защищаешь их коллективную честь.

— Ничего подобного, — возразил приятель, но тут тренер смочил капу и сунул ему обратно в рот. — Я жававил шуто коову.

Прозвучал гонг, Завала вскочил, постучал перчатками одна о другую и бросился в бой.

Капа приглушила слова товарища, но Курту послышалось, будто он сказал: «Я задавил чью-то корову».

Раунд прошел быстро: Джо с трудом уклонялся от тяжелых ударов противника, а затем исхитрился воткнуть пару джебов в печень Тора. С тем же успехом он мог пытаться сокрушить каменную стену. Когда Завала вернулся в свой угол, его заметно качало.

— Ты задавил корову? — изумился Курт.

— Вообще-то я просто в нее врезался, — ответил Джо, тяжело дыша.

— И это была корова бога-громовержца? — спросил Курт, кивая в сторону противника Джо.

— Нет. Одного из местных скотоводов.

Ответ друга несколько озадачил Курта.

— И как это вылилось в боксерский поединок?

— Здесь есть правила, — объяснил Джо, — но нет заборов. Коровы бродят повсюду, по дорогам и вообще, где им вздумается. Если наедешь на корову ночью, это ее вина. Если же днем — твоя. Я задавил одну из них в сумерках. Можно сказать, это была… una zona gris — промежуточная зона.

— И теперь ты должен биться насмерть на ринге? — пошутил Курт.

— А что, это похоже на бой насмерть? — спросил Джо.

— Ну…

— Тот парень, чью корову я сбил, — владелец этого зала. Этот скандинав перебрался сюда с год назад и тут же стал местным чемпионом-любителем. Островитянам он нравится, но они бы предпочли видеть чемпионом кого-то другого, кого-то более похожего на них.

Курт улыбнулся. С его латинскими корнями, Джо Завала еще меньше походил на островитян, чем Тор.

Вновь прозвучал гонг, и приятель Курта, войдя в ринг, попытался затащить скандинава в ближний бой. Это была опасная затея, но, за исключением парочки пропущенных скользящих ударов, Джо держался весьма достойно, а скандинав, как показалось Остину, был слишком медленным.

Джо вновь опустился на стул, и Курт сменил тему.

— Надо поговорить о «Барракуде».

— О чем именно?

— Она может опуститься на глубину в шестнадцать тысяч футов?

Джо покачал головой.

— Это не батисфера, Курт. Она сконструирована с расчетом на скорость.

— Но ты мог бы модифицировать ее для такой работы?

— Да, — сказал Джо. — Поместив внутрь батисферы.

Курт промолчал. Его друг был гениален во всем, что касалось механики, однако и он мог работать лишь в пределах законов физики.

Джо сполоснул рот и сплюнул.

— Хорошо, я займусь этим, — пообещал он. — И на что же на дне Атлантики тебе так не терпится взглянуть?

— Слышал, что случилось на днях?

Джо кивнул.

— Тебе на голову едва не упал корабль.

— Он и упал. Теперь, когда он целый и невредимый покоится на дне океана, мне бы хотелось рассмотреть его получше.

Раздался гонг, и Джо поднялся, глядя на Курта с задумчивым видом.

— Возможно, есть один способ, — сказал он, и в глазах его промелькнул огонек.

К этому моменту Завала уже сильно подзадержался в своем углу. Громовержец прошествовал через весь ринг.

— Берегись, — крикнул секундант Джо.

Завала обернулся и нырнул — сильный удар противника вскользь прошел по его поднятой руке. Джо отступил к канатам, защищаясь, и соперник обрушил на него град ударов справа и слева.

Внезапно Курту стало страшно за друга — то, что изначально планировалось как товарищеский матч, теперь походило скорее на одностороннее избиение. Частично в этом была и его вина: он отвлек приятеля. Проходи здесь турнир по реслингу, он бы схватил складной стул и обрушил его на плечи Тора. Однако правилами ведения боксерского поединка, насколько он помнил, такое было запрещено.

Перчатки Тора глухо стучали по рукам, ребрам и голове Джо.

— Придерживайся тактики «канатного допинга», — прокричал Курт, бросая единственный пришедший на ум боксерский совет.

Его голос потонул в реве толпы. Команда поддержки Джо от изумления разинула рты. Женщины постарше отводили глаза в сторону, словно не желая за всем этим наблюдать.

Почти не имея пространства для маневра, приятель Остина продолжал закрываться, не в силах даже разжать руки и войти с соперником в клинч. Курт взглянул на часы. Это был последний раунд, но до конца его оставалось еще около минуты.

Все выглядело так, будто Джо может и не дотянуть до гонга. Однако шанс представился сам собой: пытаясь нанести очередной сокрушительный удар, скандинав чересчур раскрылся.

В ту же секунду Завала резко опустил плечо и провел апперкот. Судя по всему, Тор не ожидал от противника ничего, кроме защиты. Удар пришелся в подбородок, голова громовержца дернулась, глаза закатились, а ноги чуть подкосились.

Джо сделал шаг вперед и тяжелым прямым ударом опрокинул скандинава на пол.

Толпа охнула от удивления. Болельщицы Джо завизжали от восхищения, словно юные фанатки, увидевшие выходящих из самолета «Битлов». Рефери начал отсчет.

При счете «четыре» скандинавский боец перекатился на руки и колени, тогда как Джо танцевал вокруг ринга, словно Шугар Рэй Леонард[237]. При счете «шесть» Тор уже вцепился в канаты, пытаясь подняться, и улыбка начала мало-помалу сходить с лица Джо. На счет «восемь» Тор встал на ноги и обвел ринг уже прояснившимся взглядом. Завала выглядел мрачнее тучи.

Рефери коснулся перчаток скандинавского бога, и, казалось, был уже готов снова послать его в бой.

Но тут прозвучал гонг.

Раунд закончился, а вместе с ним — и вся битва. Судейским решением была вынесена ничья. Решение никого не обрадовало, но все разразились аплодисментами.

Спустя четверть часа, заплатив долг обществу, раздав несколько автографов и заполучив по меньшей мере один новый телефонный номер, Джо Завала сидел рядом с Куртом, срезая боксерские бинты с рук и прикладывая пакетик со льдом к глазу.

— Это научит тебя объезжать чужих коров, — сказал Курт, орудуя ножницами, чтобы помочь приятелю избавиться от бинтов.

— В следующий раз, когда буду биться, тебе придется сесть в заднем ряду. Или подыскать себе другое занятие.

— О чем это ты? — спросил Остин. — Я думал, все прошло хорошо.

Джо принужденно рассмеялся. Курт был настоящим, надежным другом, таким, о каком только можно мечтать, однако имел склонность слегка приукрашивать изнанку вещей.

— Мне всегда было интересно, какой смысл ты вкладываешь в слово — «хорошо».

Сняв бинты, Джо переместил пакетик со льдом на заднюю часть шеи, в то время как Курт принялся объяснять, что случилось с «Киндзара-мару».

Завала согласился, что дело странное.

— Шестое чувство ничего не подсказывает? — спросил он.

— Слышу тройной звоночек тревоги, — ответил Остин.

— Забавно, у меня в голове сейчас звучит то же самое. Но, полагаю, по другой причине.

Курт рассмеялся.

— Все, что мне нужно, это посмотреть. Как думаешь, мы можем спуститься туда на «Барракуде»?

— Должен быть какой-то способ, — ответил Джо. — Пожалуй, дистанционно управляемый аппарат. На такой глубине всякое может случиться. И потом, в ней все равно не хватит места для нас двоих.

Курт улыбнулся:

— И что ты предлагаешь?

— Мы могли бы соорудить небольшой внешний корпус и поместить «Барракуду» в него…

Говоря это, Джо видел перед собой дизайн этого аппарата, чувствовал его руками. Такие вещи он конструировал интуитивно, а расчеты вел лишь для подтверждения того, что уже знал.

— Мы заполним отделение несжимаемой жидкостью или закачаем азот для создания сверхвысокого давления. Потом заполним интерьер уже самой «Барракуды» или тоже повысим в нем давление на несколько атмосфер, а трехступенчатый градиент поможет нам сбалансировать силы. Таким образом, давление будет равномерно распределено между внутренним и внешним корпусом.

— Как насчет измерительных приборов и системы контроля? — спросил Курт.

Джо пожал плечами:

— Не проблема. Все, что мы поместим внутрь, будет водостойким и пригодным к условиям высокого давления.

— Звучит неплохо, — заметил Остин.

Доволен. Джо знал, что так и будет. И поэтому бросил бомбу.

— Есть только одна небольшая проблема.

Курт прищурился.

— И какая же?

— Перед тем как ты сюда явился, мне звонил Дирк.

— И?

— Сказал, чтобы я не позволял тебе втянуть меня в какую-нибудь безрассудную авантюру.

— Безрассудную авантюру?

— Он слишком хорошо нас знает, — заметил Джо, полагая, что один авантюрный, даже «безрассудный», ум знает, что задумал другой.

Курт кивнул, едва заметно улыбнувшись.

— Да уж. С другой стороны, это его определение — «безрассудное» — дает нам относительную свободу действий.

— Ты меня иногда пугаешь, — сказал Джо. — Просто имей это в виду.

— Займись разработкой планов, — заметил Остин. — Через два дня гонка. А потом — мы свободны как ветер.

Завала улыбнулся: ему нравилось принимать новые вызовы. И хотя он боялся, что Дирк Питт сильно разгневается, если они потеряют «Барракуду», обошедшуюся НУПИ в миллион долларов, он точно знал: они с Куртом давно возместили любые потенциальные потери.

И потом, если все, что ему доводилось слышать, правда, Дирк в свое время потерял несколько куда более дорогих игрушек адмирала Сэндекера. Даже любопытно, как сильно может разгневаться шеф?

Глава 11

Полу Трауту, пробиравшемуся по коридорам принадлежащего НУПИ судна «Матадор», приходилось наклоняться каждый раз, когда он подходил к переборке с водонепроницаемой дверью. Пол даже без обуви дотягивал до шести футов восьми дюймов, был широкоплеч и длинноног, что заставляло его складываться едва ли не вдвое, чтобы не набить шишку на лбу и ничего не задеть.

Страстный рыбак, предпочитавший свежий воздух, Пол был просто не приспособлен для компактных помещений современного корабля. Разумеется, ему, проводившему большую часть времени на судах, приходилось скрючиваться в небольших, заполненных машинным оборудованием отсеках, изгибать спину кренделем, чтобы поместиться в подводных аппаратах, а иногда даже просто пройти по коридору.

В другой день он бы сделал крюк, чтобы выйти на главную палубу, перед тем, как пересечь весь корабль, но сейчас «Матадор» находился у Фолклендских островов в южной части Атлантического океана. В Южном полушарии стояла зима, дул сильный ветер и на море начинался шторм.

Выбравшись из очередного люка, Пол оказался в более просторном отсеке и заглянул внутрь. В тускло освещенном помещении царила тишина; свет в основном исходил от светящихся циферблатов измерительных приборов, клавишных пультов с задней подсветкой и трех плоских экранов высокого разрешения.

Двое неухоженного вида исследователей сидели напротив забортных мониторов, а между ними, на пластине подсвеченного стекла с нанесенной на него разметкой, стояла, вытянув в стороны руки, словно канатоходец, стройная женщина. Визор закрывал глаза и, словно лентой, стягивал винно-красные волосы, на руках у нее были странного вида перчатки с расходящимися от них проводами. На ногах высокотехнологичные ботинки, от которых отходили собственные провода, змеившиеся к большому компьютеру, стоявшему в нескольких футах позади нее.

Глядя на жену, Траут улыбнулся про себя. Гаме походила на роботизированную балерину. Она повела головой вправо, и картинка на мониторах тоже передвинулась в эту сторону; яркие огни осветили гладкую, покрытую илом поверхность с рваной дырой в том, что некогда было корпусом британского военного корабля.

— Господа, — сказала она, — это входное отверстие противокорабельной ракеты «Экзосет», потопившей ваше гордое судно.

— Выглядит не таким уж и страшным, — заметил один из мужчин, чей английский акцент был столь же резким, сколь густой была его борода.

«Шеффилд» был первой серьезной потерей британцев в Фолклендской войне. Корабль поразила ракета французского производства, которая хоть и не разорвалась, но вызвала пожар, распространившийся по всему судну.

После атаки корабль продержался на плаву шесть дней и затонул при попытке отбуксировать его в порт.

— Чертовы лягушатники, — проворчал второй англичанин. — Вероятно, хотели вернуть нам должок за Ватерлоо и Трафальгар.

Бородач рассмеялся.

— Вообще-то они сделали все, чтобы показать слабость своих ракет, и это помогло нам остановить их, но я бы предпочел, чтобы они, прежде всего, были поразборчивее с теми, кому их продают.

Он указал на пробоину.

— Можете провести эту штуковину внутрь?

— Конечно, — ответила Гаме.

Она повела правой рукой и сомкнула пальцы на невидимой ручке управления. Спустя мгновение ил пришел в движение, и камера начала приближаться к разверстой дыре в корпусе судна.

Пол Траут мельком взглянул на один из закрепленных на стене дисплеев. На картинке, напоминающей видеоигру-стрелялку, он увидел то, что наблюдала на своем визоре жена: панель управления и различные датчики, измеряющие глубину, давление, температуру, а также горизонтальное и вертикальное направление.

Увидел он и второй экран, на котором отображался вид с нескольких футов перед управляемым Гаме аппаратом. И опять на экране, словно в какой-то видеоигре, небольшая, почти человеческих форм, роботизированная фигура продвигалась в направлении раздробленной обшивки корпуса.

— Разъединение фала, — произнесла Гаме.

Гораздо меньших размеров, нежели стандартный дистанционно управляемый аппарат (ДУА), и скорее похожая на человека, чем на подводное устройство, фигура была известна под трудно запоминаемым названием Robotic Advanced Personshaped Underwater Zero-connection Explorer, то есть «Усовершенствованный роботизированный дистанционно управляемый подводный человекоподобный исследователь». После того как это длинное английское определение сократилось до акронима RAPUNZE, команда испытателей стала именовать эту маленькую фигурку «Рапунцель». Когда Рапунцель отключалась от связи с поверхностью, они говорили, что она «распускает волосы».

В обычных обстоятельствах Рапунцельмогла высвобождать фалы, посредством которых была связана с «Матадором», на длину до мили и более и функционировать автономно в любой среде, где использование проводов, тросов и прочего представлялось делом рискованным. Работающая от батареек, заряда которых хватало на три часа автономного действия, она продвигалась вперед посредством импеллера, находившегося в ее, так сказать, брюшной области. Построенная на шарнирах, Рапунцель могла поворачиваться на триста шестьдесят градусов в любом направлении, что позволяло ей двигаться вверх, вниз, вправо, влево и назад или совершать промежуточные маневры.

Имея человекообразную форму, робот мог наклоняться и пробираться в такие места, куда для обычного ДУА ход был закрыт. Рапунцель могла даже складывать руки и ноги, сокращаясь до размеров волейбольного мяча с фонариком и видеокамерой на «макушке».

Используя перчатки и ботинки, приспособленные к системе виртуальной реальности и оснащенные обратной силовой связью, инженеры добились того, что Рапунцель функционировала так, словно управлявший ею человек сам находился под водой и лично производил все необходимые действия. Предполагалось, что это устройство станет огромным благом для спасателей, так как позволит дайверам держаться подальше от опасных обломков судов и даст им возможность исследовать те погибшие корабли, к которым невозможно было подобраться прежде из-за слишком большой глубины залегания либо шаткости конструкций.

Исследование «Шеффилда» было для Рапунцель первым «выходом в свет», но что-то пошло не так. Предупредительный красный огонек часто замигал на клавишном пульте управления, а также в виртуальном кокпите: никак не хотел отключаться фал.

— Попробую-ка еще раз, — сказала Гаме, перезапуская программу.

Пол осторожно шагнул вперед.

— Не сочтите за вмешательство, — произнес он, — но боюсь, что Рапунцель придется вернуться домой на обед.

— Уж не мой ли это прелестный муженек? — спросила Гаме, не отрываясь от воображаемого управляющего устройства.

— Он самый. Надвигается буря, — пояснил Пол, и его северо-восточный акцент превратил слово «буря» в нечто такое, что прозвучало скорее как «бюрья». — Нам придется задраить люки и направиться на север, пока она не переросла в полномасштабный шторм.

Гаме слегка расслабила плечи. Это не помогло, фал не отсоединился, а направить Рапунцель на корабль со всеми ее проводами они не могли. Гаме пробежалась пальцами по клавишам. На экране высветилась иконка, озаглавленная «Автовозврат», виртуальная рука Гаме вытянулась и коснулась ее.

Рапунцель начала отдаляться от «Шеффилда», а затем и подниматься с глубин. Светодиоды на перчатках и ботинках Гаме потемнели. Она сняла визор и, заморгав, посмотрела на мужа, потом шагнула к нему и едва не потеряла равновесие.

Траут подхватил ее.

— Ты в порядке?

— Когда выхожу, ощущаю небольшую дезориентацию. — Гаме поморгала еще немного, словно пытаясь заново сфокусироваться на реальном мире, потом улыбнулась мужу.

Пол улыбнулся в ответ, сам не понимая, как ему удалось заполучить в жены такую красивую, совершенную женщину.

— Как ощущения?

— Словно сама там побывала. Разве что не вымокла и не продрогла, поэтому могу перекусить с тобой во время пятнадцатиминутного восхождения Рапунцель со дна океана.

Прильнув к мужу, Гаме поцеловала его.

— Кхм… — кашлянул один из англичан.

— Простите, — замешкавшись, она повернулась к гостям. — Я бы сказала, что Рапунцель будет для нас огромным плюсом. Выжидая, пока закончится шторм, мы устраним неполадки, а затем спустим ее и повторим все сначала.

— Вообще-то, — возразил Пол, — не получится. По крайней мере, до октября уж точно.

— Что, слишком суровая погода для вас, старина? — спросил один из англичан. — Когда я был мальчишкой, мы в такую зыбь выходили в море на моторном баркасе.

Пол не сомневался, что бородач говорит правду — как-никак, он четверть века отслужил на королевском флоте, прежде чем вышел в отставку лет десять назад. Он был на «Шеффилде», когда тот получил свою смертельную пробоину.

— Именно так. Мы направляемся на север. Как только буря поутихнет, вас, парни, подберет вертолет. Полагаю, потом — в Англию. Уверен, чай у них на борту найдется.

— Ха, — произнес бородач. — Очень мило с вашей стороны.

Англичане поднялись.

— Что ж, мы увидели то, что нужно. Будем рады приглашению, когда вернетесь.

— Конечно, — согласилась Гаме.

Они пожали ей руку и удалились, спустившись в коридор с гораздо большей легкостью, нежели Траут поднялся из него несколькими минутами ранее.

Гаме проводила их взглядом.

— Срываемся с места из-за шторма, который пройдет через пару дней? — спросила она с подозрением.

— Мне это показалось хорошим предлогом для того, чтобы избавиться от наших гостей, — ответил Пол.

— В чем дело? И не лги мне, не то будешь спать один этой ночью.

— Слышала о танкере, что затонул на днях? Курт был там, когда это случилось, даже спас жену капитана.

— Конечно. Он всегда там, где неприятности.

Траут рассмеялся. Неприятности действительно, казалось, преследовали Курта Остина по пятам. Ему и Гаме часто доводилось при этом присутствовать. Похоже, последний случай не обещал стать исключением.

— В прессу просочилась не вся информация об этом затоплении, — пояснил он.

— И что же скрыли от газетчиков?

— Тот факт, что пираты убили экипаж и умышленно затопили судно.

— Что обычно не в их правилах, не так ли?

— Угу. Курту и Дирку это тоже показалось странным, как и страховой компании. С разрешения страховщиков Питт попросил нас опуститься на дно с Рапунцель и как следует все осмотреть.

Гаме сняла роботизированные перчатки и начала расшнуровывать ботинки.

— Похоже, ничего сложного. Однако же вид у тебя озабоченный.

— Это потому, что Дирк посоветовал мне быть настороже, — ответил Пол. — Он считает, кто-то готов пойти на все, чтобы скрыть произошедшее на судне. И поэтому, кем бы эти люди ни были, им может не понравиться, если кто-то вроде нас станет там что-то разнюхивать.

Гаме взяла его за руку.

— Как думаешь, ты сможешь провести Рапунцель на этот затонувший корабль? — спросил Траут.

— Неплохо было бы закончить тестирование, — сказала она, — но — да, думаю, я смогу провести ее внутрь.

Глава 12

Мчась под водой на глубине в сто футов, «Барракуда», с ее короткими крыльями, скорее напоминала не субмарину, а скатаманту или, если уж на то пошло, настоящую барракуду. Размером в половину компактного автомобиля, с узким, клиновидным носом, сужающимся как вертикально, так и горизонтально, и небольшим утолщением на самом кончике. При таком гидродинамическом строении вода плавно обтекала суденышко, уменьшая сопротивление и увеличивая скоростные возможности. Кроме того, ее корпус из нержавеющей стали покрывали микроскопические V-образные желобки, практические незаметные издалека или кажущиеся чем-то вроде дымчатой отделки. Подобная техника использовалась в покрытии корпуса гоночных яхт — снижая сопротивление, она добавляла скорости.

Поскольку лодка предназначалась для проведения спасательных работ, в полых отсеках у основания крыльев хранились всевозможные инструменты: газовые резаки, захваты и тому подобное. Если откровенно, «Барракуда» больше походила на истребитель, чем на субмарину. Вопрос заключался лишь в том, способна ли она так же быстро летать.

Курт и Джо работали в тандеме — Курт сидел у контрольной панели, расположившийся за ним Джо мониторил все системы. Сейчас «Барракуда» выдавала тридцать четыре узла. Завала настаивал, что она может дать и все сорок пять узлов, но в таком режиме они быстро посадили бы аккумулятор. Для того чтобы дважды пройти по пятидесятимильному маршруту, выбранный режим был максимально эффективным.

— Меняем глубину, — напомнил Джо.

Гонка — это не просто пробег по горизонтали на максимальной скорости и возвращение домой. Здесь предусматривалось и выполнение обязательных маневров: смена глубины и курса, прохождение между пилонами, рывок к определенному пункту, задний ход, разворот и выход к следующему бую.

Соревнование складывалось из трех этапов, причем победитель каждого получал приз в тысячу долларов. Главная же награда — целых десять миллионов долларов — доставалась лучшему по сумме всех трех этапов экипажу.

— Представляешь, ребята предлагают десять миллионов? — волновался Джо.

— Ты же понимаешь, что, если мы выиграем, деньги возьмет НУПИ, — охладил пыл друга Курт.

— Не порти мне настроение. Дай помечтать. Десять миллионов… Ранчо в Мидленде и грузовичок размером с небольшой экскаватор.

Остин рассмеялся и на секунду позволил себе представить, что он сделал бы с десятью миллионами долларов. Скорее всего, в его жизни ничего бы не изменилось, и занимался бы он тем же, чем и сейчас. То есть работал на НУПИ. Ездил по свету. Иногда спасал какой-нибудь океан.

— И у кого же такие деньги?

— «Эфрикен офшор корпорейшн». Занимаются шельфовым бурением.

Курт кивнул. Смысл соревнования — стимулировать создание таких подводных аппаратов, которые могли бы работать — быстро, эффективно, надежно и автономно — на глубине до тысячи футов. Как всегда, на первом месте реклама.

Тем не менее, даже если деньги попадали в другой карман, Курту Остину нравилось побеждать.

— Через пятнадцать секунд начинаем спуск до двухсот пятидесяти футов, — предупредил Джо.

Курт положил руку на панель, набрал 2-5-0 и положил палец на клавишу «ввод». Конечно, каждый из них мог бы при желании изменить курс вручную, но компьютер делал это точнее.

— Три… два… один…

Остин нажал клавишу, и они услышали, как заработал маленький насос, перекачивая масло из задней камеры в переднюю. Нос потяжелел и опустился. Ни набирать воду, ни менять положение руля, ни варьировать мощность при этом не требовалось, так что «Барракуда» продолжала идти полным ходом, опускаясь и даже набирая скорость.

Свет начал меркнуть, цвет менялся с ярко-аквамаринового на темно-синий. Чудесный солнечный день остался вверху, они опускались в мир высокого давления.

— Что у нас дальше? — спросил Курт.

— Четыре мили до внешнего маркера.

— Как другие участники?

Гонка проводилась с раздельным стартом, подлодки уходили с интервалом в десять минут, но Курт и Джо уже обогнали одного соперника и рассчитывали в скором времени обойти другого.

— Будут мешать, подвинем, — сказал Завала.

— Это тебе не НАСКАР, — ответил Курт. — Думаю, за это будут снимать очки.

За его спиной Джо застучал по клавишам — «Барракуда» постоянно оставалась на связи.

— По данным телеметрии, ХР-4 в полумиле впереди нас. Минут через десять мы должны увидеть его хвостовые огни.

Неплохо, подумал Остин. До следующей смены глубины оставалось семь минут. Они поднимутся до 150 футов, пройдут над горной цепью и дальше, вдоль подводной равнины, бывшей когда-то лавовым полем.

— Куда веселее идти на обгон, когда люди видят, как ты пролетаешь мимо, — заметил он.

Через семь минут Курт перевел «Барракуду» в режим подъема. Они миновали хребет и вышли на уровень в сто пятьдесят футов. А еще через секунду затрещало радио.

— …пробл… тричест… батареи… систематический сбой…

Низкочастотный сигнал шел с перебоями, и понять что-либо было трудно. Но в голове у Курта Остина уже зазвенел звоночек тревоги.

— Ты понял?

— Не смог разобрать. У кого-то проблемы.

Курт притих. Все подлодки были оснащены низкочастотным радио, которое в принципе могло подать сигнал на расставленные по маршруту плавучие буи, откуда он ретранслировался судье и на спасательные суда, также курсирующие по маршруту гонки. Но этот сигнал был так слаб, что Курт не смог понять, кто его подает.

— Он говорил что-то насчет проблем с электричеством?

— Похоже, что так, — ответил Джо.

— Вызови его.

Секундой позже Джо Завала вышел на связь.

— Судно, сообщавшее о проблемах. Плохая слышимость. Пожалуйста, повторите.

Секунды убегали, а ответа не было. Курт забеспокоился. Ради выигрыша в скорости многие лодки создавались с использованием экспериментальных технологий. Некоторые даже ставили ионно-литиевые батареи, которые — пусть и редко — воспламенялись в процессе эксплуатации. Другие экспериментировали с электрическими моторами и корпусом из тонких полимеров.

— Судно, сообщавшее о проблемах, — снова заговорил Джо. — Это «Барракуда». Пожалуйста, повторите сообщение. Мы передадим его наверх.

Курт увидел впереди цепочку пузырьков. Скорее всего, след оставил ХР-4. Он уже успел забыть о лодке и теперь шел на ее хвостовые огни. Приняв чуть влево, Курт заметил нечто странное: цепочка пузырьков изгибалась вниз и вправо, а этого быть не должно. Разве что…

— Это ХР-4. Скорее всего.

— Точно?

— Проверь навигатор.

Курт подождал, пока Завала переключит экраны.

— Мы прямо над ним.

— Но я нигде его не вижу.

Джо вернулся к радио.

— ХР-4, вы меня слышите? Это вы сообщали о проблемах?

Короткий всплеск статических разрядов и… снова ничего.

— Если повернем, мы проиграли, — сказал Джо.

Курт задумался. Правила строги.

— Ладно, забыли про гонку, — подвел он итог и ввел «Барракуду» в широкий правый поворот, сбрасывая скорость и переходя на ручной спуск. Включив огни, он попытался отыскать цепочку пузырьков.

— Из чего сделан ХР-4? — Джо знал соперников намного лучше, чем он.

— Нержавейка, как у нас.

— Может, попробуем помочь ему магнитометром. Тысяча фунтов стали должны показать себя на таком расстоянии.

Наконец, Курт обнаружил то, что искал — ленточку воздушных пузырьков, — и последовал за ней по нисходящей траектории.

За спиной у него Джо загрузил магнитометр.

— Что-то не так, — проворчал он, возясь с настройками.

— В чем проблема?

— Посмотри сам.

Джо нажал переключатель, и картинка на центральном экране индикаторной панели неуловимо изменилась. Линии азимута и магнитной индукции, обычно ясно выраженные, взлетали, пикали и падали вниз, а указатель курса вертелся, как стрелка компаса.

— Что с ним такое, черт возьми? — проворчал Курт.

— Не знаю.

Радио снова зажужжало статическими помехами, но теперь через них пробился голос.

— …проблемы продолжа… дым в кабине… возможно, электрический пож… отключение всех систем… пожалуйста…

Связь резко оборвалась, и по спине Остина пробежал холодок. Он посмотрел вперед через выпуклое плексигласовое стекло «Барракуды». Скорость падала. Курт еще больше опустил нос, так, что теперь подлодка шла почти вертикально вниз.

Медленно пробивая толщу воды, Курт пристально всматривался в дно. Дневной свет еще просачивался на глубине в сто пятьдесят футов, но цвет окружающей среды уже сменился на темно-синий, а видимость сократилась примерно до пятидесяти футов.

Увеличить видимость помогали прожекторы «Барракуды». Поскольку морская вода рассеивает и быстро поглощает более длинные световые волны, Джо установил специальные лампы, горевшие в яркой желто-зеленой части видимого спектра. Прожектора пробивали мрак, и с приближением дна Курт смог рассмотреть то, что выглядело как выбоина в песчаном слое.

Остин повернул к ней.

— Есть, — сказал Джо.

Прямо по курсу лежал металлический объект трубчатой формы, вполне традиционной для субмарин. Большие черные буквы на корпусе не оставляли сомнений — ХР-4.

Обойдя подлодку по кругу, Курт остановился в таком месте, откуда была видна кабина. С хвостового конца субмарины медленно поднимались пузырьки, но колпак выглядел целым.

Он выключил свет и попытался зависнуть над лежащим на боку аппаратом, хотя течение и затрудняло такой маневр.

— Посигналь.

Пока Остин старался удержать «Барракуду» в нужном положении, Джо взял фонарик, направил через стекло на ХР-4 и помигал, отправив короткое сообщение азбукой Морзе.

Курт заметил какое-то шевеление в кабине. А потом пришел и ответ.

— Все… элект… энерг… откл… — перевел Джо.

Курт почувствовал, что их сносит, и включил трастер.

— Кислород у них должен быть, — сказал Курт, мысленно перебирая установленные организаторами правила безопасности. — Они могут поднять колпак?

Джо снова посигналил фонариком. Ответ не обнадежил.

— Колпак… электр… стопор…

— Где это слыхано, делать колпак на электроприводе? — пробурчал Курт и посмотрел на напарника.

— Наш открывается вручную, — заверил его Джо.

— Просто проверяю.

Завала улыбнулся.

— Мы можем взять их на буксир?

— Похоже, придется. Воспользуемся крюком.

После недолгих манипуляций Джо панель на правом крыле «Барракуды» открылась, и из отсека появился складной металлический аппарат. Встав на место, он развернулся в длинную стальную руку с лапой на конце.

Рука вытянулась, и Курт понял, что они все равно дрейфуют слишком далеко от ХР-4.

— Подведи ближе, — попросил Завала.

Остин снова тронул трастер, и «Барракуда» наклонилась к задней части ХР-4, точнее, к тому месту, где на корпусе виднелась ручка. На поверхности плавучая база цепляла эту руку крюком крана и поднимала из воды. Курту и Джо предстояло сделать то же самое под водой.

— Может, нам даже повысят классность, — заметил Джо.

— Ты просто подцепи их.

Клешня «Барракуды» вытянулась и промахнулась. Курт чуточку изменил позицию. Джо повторил попытку и снова промахнулся.

— Что-то не так.

— Ну да, твоя рука.

— Или твоя.

Слышать такое было неприятно, но Остин знал, что его друг прав. Тем не менее каждый раз, когда он подстраивался под течение, «Барракуду» снова как будто тянуло в сторону. Курт выглянул, пытаясь уточнить ход течения.

— Э… Курт?..

Но он не слушал. Что-то определенно было не так. Если только у него ничего не случилось с глазами, «Барракуду» сносило в направлении противоположном течению. И еще одна странность. ХР-4 тоже двигалась, скользила по дну, хотя и с меньшей скоростью.

— Курт, — повторил Джо уже настойчивее.

— Что?

— Оглянись.

Остин повернул «Барракуду» на несколько градусов и вытянул шею. Песчаное дно укрылось тьмой. Они дрейфовали к какой-то скале. На картах она обозначалась как глубокая круглая впадина с вершиной посередине: кальдера вулкана, бывшего активным тысячи лет назад.

Представив, как беспомощная ХР-4 с двумя заключенными в ней людьми скатывается в жерло, Курт на время отбросил загадку со странным дрейфом обеих субмарин. Теперь он хотел только одного: взять подводную лодку на буксир и выбраться отсюда как можно скорее.

Остин решительно подал вперед, так что подлодки едва не ткнулись носом в нос. Джо снова выбросил лапу к ручке, но зацепиться так и не смог. Курт включил трастеры, и вода замутилась от поднятого осадка.

Они уже достигли той точки, где дно шло под уклон.

Что бы там ни происходило, их неуклонно тянуло к кальдере. Курт включил главный двигатель, блокировал ХР-4 и добавил газу, пытаясь отодвинуть обе лодки от опасного места.

ХР-4 покачнулась и стала разворачиваться у носа «Барракуды». Ее тянуло мимо. Туда, где их ждала зияющая кальдера.

— Сейчас или никогда.

Джо хмыкнул. Рука вытянулась, и лапа сжала ручку.

— Есть захват.

ХР-4 уже достигла края и начала опрокидываться. Курту ничего не оставалось, как только на мгновение отдать «Барракуду» во власть загадочной силы. Рвани он с места, рука могла бы согнуться и сломаться под тяжестью добычи.

Они соскользнули с края, уплывая назад, во мрак. Курт развернул «Барракуду» носом от ХР-4. Рука тоже повернулась и теперь указывала назад. Обе субмарины уже заваливались вбок, когда Остин включил главный двигатель и начал осторожно добавлять.

Томительно медленно «Барракуда» оттянула ХР-4 от стены кальдеры и начала выравниваться. Обе подлодки все еще опускались, необъяснимым образом увлекаемые к центру вулкана.

«Барракуда» начала ускоряться. Узкая, напоминающая торпеду, ХР-4 потянулась за ней. Курт уже не сомневался, что вытянет ее… только бы выдержала рука.

— Мы по-прежнему опускаемся, — сообщил Джо.

Курт знал это, но объяснить не мог.

— Может, они набрали немного воды, — предположил он, добавляя мощности, пока двигатель не заработал чуть ли не на полную катушку. Сползание замедлилось, и они начали набирать скорость, необходимую для подъема.

Вверху угрожающе замаячили очертания стофутовой скалистой колонны, выросшей из центра кальдеры, словно дымовая труба. Спроси кто его мнение, Курт сказал бы, что это вулканическая игла, которая замерзла и затвердела, когда навсегда уснул этот выпускной канал земного жара. Проблема заключалась в том, что она лежала прямо на их пути.

— Продуть резервуары? — спросил Джо.

— Нет, мы их потеряем. — Курт вновь дал полный вперед и медленно начал задирать нос вверх. Они приближались к скале с ужасающей быстротой.

— Ну, давай же, — пробормотал Курт.

Казалось, скала притягивала их, словно черная дыра. А с тем весом, который они тащили за собой на буксире, у них получалось подниматься лишь на самой медленной из скоростей.

— Набирай же высоту, черт тебя подери, — проворчал Остин.

Они надвигались прямо на каменную стену, словно самолет, летящий прямиком в горный утес. Весь поступавший с поверхности свет накрыло огромной черной тенью скалы. Они поднимались, но недостаточно быстро. Казалось, еще немного — и субмарина столкнется с этой скалистой колонной лоб в лоб.

— Давай же, — взмолился Остин.

— Курт? — произнес Джо, протянув руку к кнопке контроля балласта.

— Ну же, давай…

Внезапно они вновь увидели свет, и в следующую секунду взмыли над скалой. Стабилизировав аппарат, Курт постепенно увеличил скорость.

— Похоже, мы ободрали краску, — заметил Остин.

Позади него облегченно вздохнул Джо.

— Посмотри на магнитометр, — сказал он.

Курт едва услышал друга.

— Он указывает ровно на корму, прямо на эту скалу. Это какое-то магнитное поле высокой напряженности.

В другое время Курт Остин нашел бы это любопытным, но прямо перед собой, залитое ярким желтым и зеленым светом, он увидел то, во что с трудом смог поверить.

Мачта большого корабля торчала из дна океана, словно одинокое, лишившееся всех ветвей дерево. Позади него лежал на боку небольшой траулер, слева от которого виднелось то, что когда-то было корпусом грузового судна.

— Джо, ты это видишь?

Джо заерзал, чтобы рассмотреть получше, и Курт направил «Барракуду» к трем затонувшим судам. И тотчас же заметил другие корабли. Грузовые, выглядевшие как старые суда типа «либерти», проржавевшие плашкоуты, покрытые толстым слоем водорослей и ила. Вокруг них валялись квадратные контейнеры, словно беспорядочно выброшенные за борт какого-то судна.

Остин увидел крыло небольшого самолета и четыре или пять менее узнаваемых предметов, как ему показалось, созданных руками человека.

— Что это за место? — громко вопросил Курт.

— Полагаю, своеобразное кладбище погибших кораблей, — сказал Завала.

— И что они все здесь делают?

Джо покачал головой.

— Не имею ни малейшего представления.

Они проплыли мимо затонувших судов, и дно океана медленно вернулось в нормальное состояние, с илом и осадочными отложениями, растительной жизнью и встречавшимися то тут, то там кораллами.

Желая возвратиться назад, но, понимая, что их ждет более важная встреча на поверхности, Курт вновь задрал нос «Барракуды» для последующего восхождения. Дно океана начало медленно оставаться позади.

И тут, еще до того, как их огни отключились, Курт увидел кое-что еще: фюзеляж большого самолета, наполовину зарывшийся в ил. Его длинная, узкая кабина тянулась назад грациозными, плавными линиями, заканчиваясь характерным тройным хвостом.

Остин знал этот самолет. Когда он был еще мальчиком, они с отцом построили его модель, которую Курт и его друг разорвали на части при помощи найденной где-то петарды.

Этот самолет, со сглаженными линиями и тройным хвостом, был поистине уникальным. Прекрасный «Локхид констеллейшн».

Глава 13

Нью-Йорк,

19 июня

Нью-йоркский офис судоходной компании «Сёкара» занимал несколько этажей современного здания из стекла и стали в центре Манхэттена. Будучи международным оператором ста семнадцати торговых судов, «Сёкара» отслеживала ход своих кораблей из диспетчерского пункта на сорок шестом этаже, принимала потенциальных клиентов на сорок седьмом, а отчетность вела на сорок восьмом. Сорок девятый этаж был зарезервирован для VIP-клиентов и членов правления и обычно пустовал — за исключением тех случаев, когда там орудовали бригады уборщиков, поддерживавшие обставленное в соответствии с принципами фэн-шуя помещение в чистоте и порядке.

На этой неделе, однако, все обстояло совершенно иначе. В резиденции находился президент и председатель правления «Сёкары», Харуто Такагава, вследствие чего уровень как активности, так и безопасности возрос в разы.

Изначально Такагава планировал провести в Нью-Йорке месяц, наслаждаясь Бродвеем, ночной жизнью и чудесными городскими музеями. В то же время ему нужно было встретиться с различными биржевыми маклерами и членами Комиссии по ценным бумагам и биржам. К концу месяца он рассчитывал объявить об индивидуальном размещении «Сёкарой» ценных бумаг на Нью-йоркской фондовой бирже, что позволило бы компании значительно увеличить капитал и открыть новый филиал — «Сёкара-Нью-Йорк», — откуда можно было бы управлять перевозками из Соединенных Штатов в Европу и обратно.

И хотя все эти задачи все еще маячили в его расписании, большую часть последней недели Такагаве пришлось разбираться с последствиями пиратской атаки и затопления одного из его кораблей, «Киндзара-мару».

Ситуация была для Такагавы затруднительна вдвойне. Во-первых, она возникла в ужасное время, прямо перед запланированным стратегическим решением. А во-вторых, во всех документах это судно значилось как идущее из Сингапура в Австралию, а не из Африки в Гонконг. Этот факт привел к тому, что страховая компания аннулировала полис, в связи с тем, что у африканского побережья корабли захватывают гораздо чаще, чем суда, идущие из Азии в Перт или Сидней.

Как ни язвили две эти занозы, в долговременном плане большого значения они не имели. Со страховщиками, как только они скинут один-два процента с суммы полиса, можно будет договориться, и через несколько дней его затонувший корабль будет заботить людей не больше, чем спустившая у какого-то грузовика шина. Такие вещи случаются.

Что сейчас действительно имело значение, так это требования китайского покупателя о возмещении стоимости потерянного груза. Это было проблематично по многим причинам, и прежде всего — в силу природы самого груза.

Как японская компания, «Сёкара» функционировала в соответствии с принципами японского же права, но ее попытка открыть филиал в Соединенных Штатах свидетельствовала о том, что Такагава готов соблюдать американские правила. Эти правила запрещали трансфер определенных технологий в другие страны, а некоторые из находившихся на борту «Киндзара-мару» материалов очень даже подходили под эту категорию.

Именно сейчас он не мог позволить такой информации просочиться в прессу или куда-либо еще. Если подобное случится или если нужные ему люди узнают правду и разозлятся, его пребывание в Нью-Йорке превратится в нечто большее, чем просто дорогой отпуск.

И вот, когда ему уже казалось, что все успокоилось, зажужжал интерком.

— Мистер Такагава, — произнесла его секретарша. — Здесь в вестибюле цокольного этажа пара мужчин, и они хотели бы с вами встретиться.

Президент «Сёкара» даже не стал спрашивать, было ли им назначено — в этом случае им бы уже позволили подняться.

— Кто они такие?

— Судя по служебным удостоверениям, они работают в одной американской организации, известной как Национальное управление подводных исследований, — сообщила секретарша. — Они хотят поговорить с вами о «Киндзара-мару».

НУПИ. Такагава прекрасно знал это управление, и не только потому, что судьбе было угодно, чтобы группу сотрудников НУПИ угораздило заметить пиратов на его корабле и вмешаться. Он знал все о Национальном управлении подводных исследований со времен одного инцидента, случившегося более десяти лет назад. В отличие от большинства других в японском судоходном мире он питал самые нежные чувства к НУПИ. Тем с большим трудом ему дался ответ.

— Скажите им, что я не могу говорить на эту тему.

На какое-то мгновение в интеркоме вновь воцарилось молчание, и Такагава, протянув руку к монитору, нажал на клавишу, позволившую ему увидеть регистрационную стойку в вестибюле.

Рядом со стойкой находились двое молодых мужчин в костюмах, больше походивших на юристов или финансистов, закончивших один из университетов «Лиги Плюща», нежели на тех бесстрашных парней, с которыми он когда-то имел дело. Хотя если Управлению и понадобилось поговорить с ним, то лишь по одной-единственной причине. Тогда почему бы и не прислать адвокатов?

Вновь послышался голос секретарши.

— Они говорят, что им велено ждать хоть весь день, если потребуется, но они обязательно должны с вами переговорить.

— Они могут ждать хоть до скончания века, но общаться с ними я не буду. Пусть служба безопасности выведет их из здания.

Такагава выключил видеомонитор и вернулся к работе. НУПИ может стать для него проблемой. Он знал, что при желании они могут стать проблемой для кого угодно.

Глава 14

Восточная Атлантика,

20 июня

Спустя сутки после обнаружения подводного кладбища Курт Остин стоял у поручней «Арго». Корабль бросил якорь неподалеку от подводной кальдеры, едва не поглотившей ХР-4 вместе с ним, Джо Завалой и «Барракудой».

Курт смотрел вдаль в лучах заходившего послеполуденного солнца. Тени вытянулись, воздух повлажнел, и сумерки обрели теплый бронзовый оттенок. Под этим приятным светом море казалось тихим и гладким, почти маслянистым на вид, словно теплое солнце убаюкало его, как тигра в африканской саванне.

Стоя там, Курт думал о том, какой странный оборот приняли события. После доклада об открытии Курт и Джо получили публичную благодарность от местных властей. А затем, уже при закрытых дверях, их отчитали и приказали ни во что не вмешиваться, не брать ничего с этого места и даже запретили на него возвращаться, словно они были какими-то вандалами или воришками.

Тут же были изданы всевозможные приказы и предписания. Формально португальцы настаивали на том, что все эти меры предосторожности принимаются в целях безопасности. В какой-то мере Курт мог это понять. Переменные магнитные свойства в районе скалистых образований сильно затрудняли подводную навигацию. Временами, когда магнитное поле достигало своего максимума, подводные аппараты со стальными корпусами, в том числе и «Барракуду», буквально притягивало к нему, словно наматывало на катушку. Противостоять этому притяжению было тем труднее, чем ближе вы находились к скале.

Вот так и Курт оказался в положении, когда течение и магнитное поле действовали в одном направлении. И что было бы, если бы он, не дай бог, врезался в скалу?

Вслед за Остином и другой подводный аппарат сообщил о возникших у него проблемах с электроникой. И даже через несколько дней после их приключения дайвер и штурман с ХР-4 продолжали жаловаться на головные боли и странности со зрением. Все это добавляло интереса к загадке удивительного места и содействовало популярности слухов и теорий заговора.

Что до португальского правительства, то у него не было причин пытаться замолчать эту историю. Напротив, она могла принести небольшому острову кучу долларов, которые никогда не бывают лишними.

В некотором роде туристический бум уже начался. На следующее утро после открытия в море находился один лишь «Арго». Сегодня к нему присоединились еще три тендера, и, если верить слухами, завтра должны были подойти еще с десяток судов, набитых туристами, желавшими взглянуть на уже пользовавшееся дурной славой «Подводное кладбище».

Туристам предлагались экскурсии, по острову распространялись пресс-релизы, а выложенное в Интернете видео набрало миллион просмотров.

Через несколько дней, размышлял Курт, здесь будет настоящее столпотворение, тысячи туристов в ярких купальниках и с пенопластовыми стаканчиками, и все будут воображать, что это и есть «реальное» приключение.

Об этом он и размышлял, когда сзади раздались шаги. Обернувшись, Курт увидел Джо Завалу — в каждой руке тот держал по заиндевелой, с длинным горлышком, бутылке пива.

— «Богемия», — сказал Джо, протягивая одну ему. — Лучшее мексиканское пиво.

Курт взял бутылку и сделал большой глоток, наслаждаясь ледяным вкусом в конце такого жаркого и душного дня.

— Где стащил? — поинтересовался Остин.

— Из личных запасов капитана. Предполагалось, что этим мы будем отмечать победу.

— И капитан позволил тебе запустить в него свои лапы еще до того? — спросил Курт.

Джо кивнул.

— Это плохой знак, — заметил Курт. — Нас расстреляют на закате?

— Нет. Но теперь мы считаемся официально выбывшими из соревнования.

Курт принужденно рассмеялся. Правила правилами, но разве спасение людей недостаточное основание, чтобы сделать исключение?

— И каково это, чувствовать, что ты потерял десять миллионов долларов? — спросил Завала.

Курт уже думал об этом. Шансы на победу действительно были очень высокими. Он сделал еще один глоток и откинулся на поручень.

— Знаешь, теперь я рад, что деньги достались бы НУПИ.

Джо рассмеялся, и они повернулись на звук приближающегося вертолета. Серый «МК-95 супер линкс» подлетал к «Арго» с востока. По мере приближения вертолета на его борту все отчетливее проступала красно-зеленая эмблема португальских ВМС.

На мгновение он завис над кормой, затем начал медленно опускаться на взлетно-посадочную площадку.

Едва вертолет сел, как из одного из люков неподалеку от того места, где стояли Курт и Джо, возникла человеческая фигура.

— Капитан желает видеть вас, парни, в помещении для дежурных расчетов, — сказал им подошедший член экипажа.

Курт счел такой выбор времени для беседы весьма подозрительным.

— Он не сказал зачем?

Матрос колебался, явно чувствуя себя не в своей тарелке.

— Это как-то связано с вновь прибывшими, сэр.

Парень промолчал, либо, не зная, что сказать, либо не желая делиться информацией, и только придержал крышку люка.

Джо посмотрел на Курта.

— Вот ты и допрыгался.

Курт вскинул брови.

— С чего ты взял, что это я в чем-то провинился?

— Да с того, что ты всегда кругом виноват.

Нервно переминаясь с ноги на ногу, матрос пробормотал:

— Капитан просил не задерживаться.

Курт кивнул и двинулся вперед.

— Говорил же я тебе, холодное пиво — плохой знак.

Он полез в люк.

Завала последовал за ним.

— По крайней мере, мы сейчас на своем собственном корабле. Они ведь не заставят нас идти по доске на своем корабле, верно?

Люк захлопнулся, и Курт подумал, что сейчас они это узнают.

Спустя пару минут Курт, Джо и капитан Хейнс уже сидели за небольшим столом для заседаний. Как и все остальное на корабле размеров «Арго», помещение для дежурных расчетов было компактным и практичным. Но, поскольку сейчас там находилось семеро, включая двух высокопоставленных офицеров португальских ВМС и губернатора Азорских островов, даже не страдающий клаустрофобией человек чувствовал себя здесь не слишком комфортно.

Капитан Хейнс сразу же перешел к делу.

— Господа, это контр-адмирал Сиенна из португальских ВМС. Он занимается вашей находкой.

После обмена рукопожатиями и шутливыми замечаниями слово взял адмирал Сиенна.

— Мое правительство полагает, что вы, парни, обнаружили нечто, имеющее огромное научное значение, — начал он. — За это Португалия выражает вам свою благодарность.

Снова поворот на 180 градусов, подумал Курт. И, вероятно, не последний.

— Пока не взяты пробы, мы даже не знаем, что именно обнаружено, — сказал Остин. — Но, вероятно, это просто массивная глыба намагниченного железного сплава. Готов признать, для одного места такая груда специфической породы — это много, но это же старый вулкан. Да, может быть, необычно, но…

— Могу вас уверить, сеньор Остин: это более чем необычно, — перебил адмирал. — Быть может, вы видели самолет, кружащий над этим местом по нескольку раз в день?

Курт вспомнил пролеты португальских «Р-3 Орион». Он думал, они наблюдают за «Арго» и другими судами, словно присутствия на борту нескольких сотрудников морского ведомства из форта Сан-Браш было недостаточно.

Адмирал продолжал:

— Мы использовали самые современные приборы для изучения магнетизма. Вы бы поразились тому, что нам удалось выяснить. Сила магнитного поля в этом районе постоянно меняется. В определенный момент ее достаточно, чтобы поднять несколько сотен тонн. Часом позже она лишь чуточку выше стандартного естественного уровня земного магнетизма. А еще через пару часов магнитное поле становится таким сильным, каким не было никогда прежде.

Это действительно удивило Курта и, возможно, объясняло, почему маневрирование вокруг вулканической скалы оказалось столь трудным делом. Впрочем, насколько он знал, железистый магнетизм отличался устойчивостью. Поэтому такие камни добывали и использовали как магниты. Некоторые из них могли размагничиваться, но они определенно не имели ничего общего с тем, что описывал адмирал.

— Что вы предлагаете? — спросил Курт.

— Нам придется еще изучить ее свойства, дабы во всем удостовериться, — ответил адмирал. — Но мои ученые сказали, что вы могли обнаружить природный, — он сделал паузу, словно подбирая подходящее слово, — проводящий материал. И что при особых геологических условиях, возможно, имеющих отношение к подземным движениям магмы или даже изменениям магнитного поля Земли, эта скала становится необычайно заряженной и сама по себе оказывает невероятное магнетическое влияние на окружающие ее предметы.

— Необычайно, — подал голос Джо. — Мне нравится. Нас едва не засосало во время одного из этих необычайных колебаний.

— Да, — адмирал не заметил иронии. — Похоже, именно это она и делает. Эксперты, с которыми мы говорили, полагают, что данная магнитная структура, возможно, действительно засосала все те корабли и другие предметы, которые вы видели с кальдеры.

У Курта округлились глаза. Он чувствовал себя так, словно они стремительно приближались к территории НЛО и Амелии Эрхарт[238].

— Вы что, смеетесь надо мной? Мы выбрались оттуда с ХР-4 на буксире. Я видел на дне грузовые суда и по меньшей мере два самолета. И вы утверждаете, что их туда засасывает эту штуковина, словно какая-то сирена из греческой мифологии?

Адмирал, казалось, был шокирован наглостью Остина. Капитан Хейнс выглядел не менее потрясенным.

Джо наклонился к другу.

— Вспомни о доске, — прошептал он. — Пройдись по ней. Поплавай с los tiburones[239].

Курт перевел дух.

— Прошу меня извинить, адмирал. Все это, конечно, представляет большой научный интерес, но сейчас, судя по всему, из этого делают луна-парк. Нам следует это изучить. По крайней мере, кому-то точно следует, даже если и не нам. Но реальной наукой заниматься становится гораздо труднее, когда звучат такие сенсационные заявления.

— Да, — промолвил адмирал несколько разочарованным тоном. — Возможно, вы правы, но уверяю вас: уже измеренная нами сила электромагнитного поля действительно… сенсационна.

Курту показалось, что адмирал ждет его возражений, возможно, даже заманивает, однако же он все равно не смог устоять перед этой наживкой.

— К чему вы клоните?

— Вы знаете, что такое сверхпроводник?

— В общих чертах, — сказал Курт, хотя не был уверен, что знает даже основы. — Это такой материал, который проводит электричество без какого-либо сопротивления. Я слышал, когда-нибудь их будут использовать для поездов на магнитной подушке и тому подобного.

Воспользовавшись моментом, в разговор вмешался капитан Хейнс, и у Курта возникло ощущение, что эти двое уже обсуждали данную тему, а может, и не наедине.

— Сверхпроводники делают все это и многое другое, — начал Хейнс. — Благодаря своим свойствам они являются совершенным материалом для любого электронного применения. От компьютеров до магнитных поездов и электромоторов для автомобилей, потребляющих в пересчете на бензин один галлон на пятьсот миль. Согласно одному исследованию, замена американской энергосистемы на сверхпроводящие кабели снизила бы объем энергии, необходимой для освещения всей страны, на сорок процентов. Мы смогли бы тотчас же закрыть по меньшей мере пятьсот электростанций, работающих на твердом топливе.

— Не знал, что вы такой эксперт, капитан.

— А я им и не был еще три часа назад, — ответил Хейнс. — Целый день только об этом и разговариваю с парнями из НУПИ и с адмиралом.

— Понятно, — сказал Курт. — Похоже, эти сверхпроводники могут иметь какое-то отношение к глобальному потеплению. Особенно если экстраполировать на весь мир. В чем загвоздка?

— Большинство сверхпроводников работают лишь при невероятно низких температурах, — объяснил капитан. — Обычно их приходится охлаждать жидким азотом или чем-то подобным для создания эффекта сверхпроводимости.

— Позволю себе предположить, что для энергосистемы это не подходит, — сказал Курт.

— Это не подходит для любого стандартного применения, — ответил капитан.

— Тогда почему мы об этом говорим?

— Потому, сеньор Остин, — вновь взял слово адмирал Сиенна, — что вы и ваш друг, возможно, обнаружили сверхпроводящий сплав, который работает при практически комнатной температуре.

Так вот в чем дело. Никаких проб. Никаких приближений. Португальские моряки, размещенные на «Арго», патрульный катер, следивший за этим местом с момента их возвращения.

— Если здесь — именно это, — подхватил капитан Хейнс, — то данный материал принесет сотни миллиардов, после того как будет проанализирован, синтезирован и запущен в массовое производство.

Разумно, но даже сверхпроводник нуждается в источнике энергии.

— И откуда же берется энергия? —спросил Остин.

— Это бывший вулканический архипелаг, — напомнил всем адмирал Сиенна. — Вы должны понимать, что под кальдерой может содержаться около триллиона метрических тонн магматических выделений — некоторые из них, возможно, содержат жидкий металл, в силу чего здесь может образоваться свое собственное магнитное поле. Как уверяют нас эксперты, при наличии таких сил это вполне вероятно.

— И вы полагаете, это магнитное поле затягивало все эти корабли и самолеты на дно? — спросил Курт.

— По правде сказать, мы не знаем, — начал отвечать адмирал. — Эти воды имеют ту же репутацию, что и ваш Бермудский треугольник. Мы не знаем, что здесь произошло, но нет никакого сомнения в том, что те корабли, контейнеры и самолет, которые вы видели, затонули в водах к северо-западу от кальдеры. В том месте существует сильное течение, которое образовывает воронки вдоль диагонального пути между двумя низкими цепями находящихся под водой гор. Когда воронка стягивается, сила потока нарастает до такой степени, что он изливается через край кальдеры.

Все, что они видели на дне — затонувшие корабли, самолет, металлические контейнеры и прочее барахло, — все это действительно лежало с северо-западной стороны скалы.

— Так вы говорите, сложив течение и магнетизм, вы получаете достаточно энергии, чтобы затянуть весь этот хлам на дно?

Адмирал кивнул, и Курт Остин поймал себя на мысли, что во всем этом может быть смысл.

— Тогда что вам от нас-то нужно?

— Ну, — сказал адмирал Сиенна, — мы сейчас находимся в довольно-таки непростой ситуации. Эти воды являются предметом спора между моей страной и Испанией. Они оспариваются еще со времен Колумба, вот уже более пятисот лет. Так как кальдера находится более чем в двенадцати милях от ближайшей азорской земли, она также попадает в зону спорной территории. По большей части рыболовство и прочие подобные вещи регулируются различными соглашениями. У нас есть даже одно, которое распространяется на добычу нефти.

Курт понял, к чему он ведет, и ему это не понравилось.

— Но нет ничего такого, что бы распространялось на разработку подводных месторождений полезных ископаемых и открытие новых сплавов, — добавил адмирал.

— То есть вы уже спорите из-за этого, — сказал Курт.

— Мы это… обсуждаем, — признал адмирал. — Но моя страна склоняется к тому, чтобы послать в это место один из лучших наших военных кораблей — «Корте реал», фрегат класса «Васко да Гама». Испанцы намерены направить свой корабль. Возможно, он будет не столь красив и величественен, но им важно само присутствие. Вы должны понимать, к чему это может привести.

— Хорошо, мы уберемся, — пообещал Курт. — Сообщите, когда будете знать детали. Уверен, вы найдете возможность связаться со мной в доме престарелых, где я буду к тому времени.

Адмирал выглядел явно расстроенным.

— Tiburones, — шепнул Курту Джо.

— Да, — произнес адмирал, — возможно, этот спор выльется в судебную тяжбу. Разве что…

Остин перевел дух.

— Разве что — что?

— Разве что какая-нибудь всемирно известная нейтральная организация изъявит желание взять это место под свой надзор и заняться координацией предварительных исследований, пока мы обсудим между собой все детали.

Курт посмотрел на капитана Хейнса — тот кивнул.

— Я уже обсуждал это с директором. Он дал свое согласие.

— Многие хотят побывать на этом месте, — продолжил Сиенна. — Я уже получил кучу запросов от ученых, желающих сюда приехать и провести исследования. Но должны быть установлены правила, которым все будут подчиняться. Если бы вы помогли нам с их разработкой…

Курт повернулся к Хейнсу.

— Капитан, это, скорее, касается вас и Дирка. Уж точно не нас. Мы делаем лишь то, что нам велят.

— Вы — первооткрыватели, — с упорством гнул свою линию Сиенна. — И вас прекрасно знают благодаря другим вашим находкам, в том числе статуи Мореплавателя, вашему участию в открытии правды относительно синей медузы и прекращении эпидемии, угрожавшей миру в прошлом году. Было бы хорошо, если бы вы остались здесь. С вашим присутствием согласятся все стороны.

— То есть вы хотите, чтобы мы взвалили на себя всю административную работу, — проговорил Курт, не в силах скрыть свое пренебрежительное отношение к этому плану.

— Документацией и логистикой займутся другие офицеры, — предложил капитан Хейнс. — А ты и Джо, вы будете держать всех в узде.

— Стало быть, мы должны будем насаждать дисциплину?

Капитан улыбнулся.

— Какой головокружительный поворот.

Курт бросил взгляд на висевшую на стене карту. В пятистах милях к востоку Трауты уже, должно быть, готовились к погружению на «Киндзара-мару». Затопление корабля никак не давало ему покоя, и теперь, после его с Джо раннего выхода из гонки, он рассчитывал вернуться и принять участие в этой операции. Похоже, ничто этому теперь не препятствовало.

Курт Остин знал, что они застряли здесь надолго. И раз уж так случилось, то лучше взять на себя командование парадом, чем пробиваться через бюрократические препоны.

Остин повернулся к Джо.

— Мистер Завала?

— Ты знаешь, я всегда там, где и ты, — ответил Джо.

Что ж, по крайней мере, ему не придется заниматься этим в одиночку — Джо и капитан Хейнс всегда при необходимости помогут.

— Хорошо, — сказал Курт. — Я в игре.

Глава 15

Москва, Россия,

21 июня

Катерина Луцкая поднялась по лестнице, ведущей в здание Академии наук, после обеденного перерыва, проведенного в одном из восхитительных московских парков. Стоял солнечный — 28 градусов, слабая влажность — и просто чудесный для большого города июньский денек.

Совсем не верилось, что уже через три месяца выпадет первый снег, а еще через полтора на улице будет гололед и минус тридцать.

Наслаждайся этим, пока есть возможность, — сказала она себе.

Стройная, спортивного сложения, с приятной улыбкой, сама Катерина, однако, была не слишком высокого мнения о своей внешности. Коротко подстриженные рыжевато-каштановые волосы подчеркивали линию подбородка. Временами челка падала на лицо, закрывая глаза. Она была не из тех женщин, которые приковывают к себе все взгляды, едва успев войти в комнату, но уже через несколько минут могла собрать вокруг себя толпу, находившую ее энергию, смех и ум, возможно, даже более притягательными, чем внешнее очарование других.

Тридцати одного года от роду, Катерина лишь недавно защитила докторскую по новейшим энергетическим системам и теперь являлась действующим членом Академии наук. Ее отделу было поручено подумать над тем, что делать России, если придет такое время, что запасы нефти и природного газа закончатся. По последним подсчетам, это могло случиться лет через пятьдесят или сто, так что каждый член ее команды знал: от них не ждут сиюминутных результатов.

В известной мере, это было даже к лучшему. Никто их не беспокоил, никто им не докучал. Они были одной из тех немногих групп Академии наук, которым разрешалось проводить «чистые» исследования, коими занимаются исключительно ради самой науки.

Катерине это нравилось. Она не создавала оружие. Она не загрязняла воздух, воду или почву. Она не работала на какую-нибудь корпорацию, которая могла забрать все, ею созданное, заработать на этом миллиарды и мало что дать обществу.

В таком положении дел была свобода, ощущение чистоты. И все же, по правде говоря, ее слишком часто охватывало непонятное беспокойство. Вот и в этот изумительный день она чувствовала, что ей не очень хочется возвращаться на работу.

Ощущение многократно усилилось, когда она вошла в кабинет.

В комнате ее ждали двое мужчин в темных костюмах. Один, с широким лицом, сплюснутым носом и резкими чертами небритого лица, расположился у дальней стены. Он стоял, словно статуя, сложив руки на груди. Другой, лысый и приземистый, сидел за ее столом.

— Присаживайтесь, — предложил Лысый.

— Кто вы? — спросила Катерина. — Что вы делаете в моем…

— Мы из органов, — зловеще произнес Лысый.

Это никогда не сулило ничего хорошего.

Скрепя сердце Катерина села напротив. Какая нелепость находиться с другой стороны собственного же стола.

— Вы — Катерина Луцкая, — сказал Лысый, а затем указал на стоящего у стены мужчину со сплюснутым носом, — майор Сергей Комаров.

Катерина подождала, но свое имя Лысый так и не назвал. Внутри нее вдруг проклюнулся и пошел в рост безотчетный страх. Даже в сегодняшней России общение с людьми из органов могло иметь самые печальные последствия.

И все равно, как ни пыталась, Катерина не могла понять, в чем провинилась перед государством. Луцкая никакого отношения не имела к политике. Она не совершала ничего преступного. Она выполняла свою работу и платила налоги. Когда-то, занимаясь конькобежным спортом, она даже несла российский флаг на очередных зимних олимпийских играх. И хотя не получила медали, замечательно выступила, заняв четвертое место даже с надорванной связкой в ноге.

— Что вам нужно? — спросила Катерина. — Я не сделала ничего плохого.

— Ваш брат был десантником, — сказал Лысый, проигнорировав ее вопрос.

— Да. Он погиб два года назад.

— Мои соболезнования. Он был верным солдатом. Делал то, что просила от него его страна.

Катерина отметила то почтение, с каким были произнесены эти слова.

Мужчина наклонился вперед, сцепив пальцы в замок и глядя ей прямо в глаза.

— Мы знаем, что и вы преданы своей родине, — сказал Лысый. — И нам нужно, чтобы вы кое-что для нее сделали.

Его первое утверждение немного успокоило ее опасения, тогда как второе снова отдалось волной страха.

— Я всего лишь ученый и не занимаю здесь какого-то положения. Что я могу сделать, кроме моей работы?

— Нечто такое, что вам, с вашей биографией, физической подготовкой и известностью, будет совсем не трудно.

Лысый подвинул к ней какую-то папку, но Катерина даже не пошевелилась.

— Вы ныряете с аквалангом, — продолжал он. — В Черном море, каждый год.

Это было правдой. Дайвинг был ее хобби.

— Да, — ей не оставалось ничего другого, как согласиться.

— Тогда вы справитесь. — Лысый кивком указал на папку. — Откройте.

Катерина заглянула внутрь. Увидела фотографии каких-то островов, кораблей, несколько свежих газетных вырезок. И вдруг поняла, что подобранная информация имеет отношение к странному открытию на Азорах. Ее группа уже обсуждала эту тему.

— Мы хотим, чтобы вы отправились туда, — сказал Лысый.

Катерина представила себе пляжи, солнце, простые удовольствия островного отпуска. Оказывается, в работе на органы есть и свои плюсы.

— Вы хотите, чтобы я изучила этот феномен?

— Да, — как-то неубедительно произнес он. — По крайней мере, вы должны будете сделать вид, что заняты именно этим.

Катерине вновь стало не по себе.

— И чем же я буду заниматься в действительности?

— Взгляните на последнюю страницу.

Катерина пролистала никак не скрепленные страницы, дошла до последней и увидела несколько черно-белых фотографий. На первой был изображен загорелый пожилой мужчина. Сам снимок выглядел старым, как одна из сохранившихся у нее фотографий бабушки: слегка пожелтевший, немного не в фокусе. Вторым было фото двух ящичков из нержавеющей стали. На третьем снимке красовался винтовой самолет. Она отметила его необычный — тройной — хвост.

— Этот человек — Владимир Тарасов, — пояснил Лысый. — Когда-то он служил в Красной армии. Сражался против царя, воевал в Великую Отечественную, но в 1951 году предал нас.

— Что он сделал? — спросила Катерина. На фото мужчина походил на бедного крестьянина, проведшего почти всю свою жизнь в поле, и выглядел безобидным.

— Он пытался перейти на сторону врага, забрав с собой собственность, принадлежавшую народу Советского Союза. Собственность, которая теперь по праву принадлежит России.

— Какую именно? — спросила Луцкая и тут же об этом пожалела — столь неприветливым был ответный взгляд ее собеседника.

Лысый поджал губы, но затем, к ее удивлению, промолвил:

— Вам, конечно же, известна история Анастасии Николаевны.

— Анастасии? — спросила она. — Дочери царя Николая?

— Да, — сказал Лысый. — Когда Николая II расстреляли за его преступления против народа, та же участь постигла всю семью — его жену, сына Алексея, дочерей Ольгу, Татьяну, Марию и Анастасию. Вместе с ними погибли еще четыре человека.

Катерине показалось, что ей все это снится.

— На протяжении целого столетия находились люди, заявлявшие, что Анастасия выжила, — продолжал Лысый.

Она это знала. Как не знать.

— Помнится, я как-то слышала об одной женщине, которая много лет назад утверждала, что она и есть Анастасия.

— Да, — небрежно отозвался Лысый. — Это была какая-то немка, находившаяся в плену бредовых идей, а может, и вовсе сумасшедшая. Но то был не единичный случай: счет таких заявлений шел на десятки. Возможно, из-за того, что на самом деле случилось во время расстрела.

Лысый словно вытягивал из Катерины вопрос, словно вертевшийся у нее на языке: И что же там случилось?

Так или иначе, мужчина продолжил:

— В то время люди, отдававшие приказы, опасались, что сторонники Романовых узнают об этом раньше, чем они укрепят свою власть. Поэтому распускались слухи, что семью царя перевезли в безопасное место, подальше от консолидировавшихся приверженцев царского режима. Был отдан приказ закопать трупы в разных местах, чтобы никто не догадался, что случилось. Тела Анастасии и ее брата Алексея увезли. Их останки были недавно найдены, и проведенная экспертиза ДНК подтвердила их идентичность.

— Как это связано с американским самолетом посреди океана?

— Даже в день казни Романовы все еще тешили себя надеждой, что смогут купить путь к свободе. Их завели в одну из комнат, выстроили у стены и расстреляли в упор. Невероятно, но некоторые из них были живы после первого залпа и даже после второго.

Катерина знала эту часть истории.

— В их одеждах были зашиты драгоценности, а также небольшие слитки золота.

Майор Комаров наклонился вперед и добавил:

— Очень дорогие пуленепробиваемые жилеты, не находите?

— Да, — подтвердил Лысый. — В итоге их добили выстрелами в голову и штыками, но, естественно, охранники были в шоке. Никто не знал, откуда взялись эти сокровища, ведь все состояние царя вроде как конфисковали. Начались поиски, и один из слуг, которому сохранили жизнь, отвел солдат к контейнерам, доверху набитым ювелирными изделиями и золотыми монетами. Но в руки большевиков эти драгоценности так и не попали — исчезли, буквально растворились в воздухе. Спустя тридцать лет перебежчик, бывший в той расстрельной команде, выкопал их из тайника и попытался увезти в Америку.

Теперь Катерина поняла.

— Тарасов.

Лысый кивнул.

— Американцы готовы были принять его с распростертыми объятиями, но через официальные каналы действовать не могли, разве что он сам бы добрался до Америки. Они послали за ним человека по имени Хадсон Уоллас, одного из своих наемных агентов. Его самолет подобрал Тарасова в Сараево, посреди ночи, и тотчас же поднялся в небо.

— Как это связано с обнаруженной на Азорах аномалией?

Лысый ухмыльнулся, и его круглое лицо сморщилось, придав ему сходство с бойцовым псом.

— Уоллас не мог добраться из Сараево в Соединенные Штаты за один перелет — слишком велико расстояние, — пояснил он.

— И он направился на Азоры, — догадалась Катерина.

— Большинство наших агентов сглупили, взяв под наблюдение воздушные пространства Мадрида, Парижа и Лондона, однако один из моих более дальновидных предшественников предположил, что Уоллас мог выбрать для дозаправки и менее очевидное место. Нечто тихое и лежащее в стороне от главных направлений. Он послал шифрограмму нашим агентам на Санта-Марии. Большой серебристый самолет Хадсона приземлился там спустя несколько часов. Когда Уоллас и Тарасов попытались сбежать, наши агенты открыли по ним огонь, убив Тарасова. К несчастью, американцу удалось добраться до самолета и улететь — прямо в бурю.

— Не повезло, — добавил майор Комаров.

— Это уж точно, — согласился Лысый. — До Соединенных Штатов или до Ньюфаундленда с Канадой Уоллас не добрался, — продолжил он. — Ровно через девять минут полета он передал сигнал бедствия, а затем потерпел крушение над Атлантикой. Каким-то чудесным образом Уолласу удалось выжить. Спустя неделю его обнаружили португальские рыбаки, и он рассказал странную историю об электромагнитном воздействии, которое вывело из строя все приборы, и внезапном отключении электропитания. Конечно, в эту историю мы не поверили.

— Так вы думаете, никакого крушения не было?

— Долгие годы мы полагали, что это ложь. Либо его, либо ЦРУ. Соединенные Штаты самолет не разыскивали, и наши собственные поиски тоже не увенчались успехом. Нам казалось, все это лишь хорошая легенда, придуманная для того, чтобы поскорее предать весь тот инцидент забвению. Однако теперь мы придерживаемся другой точки зрения.

Катерина вскинула голову.

— Посмотрите на нижнее фото, госпожа Луцкая.

Вновь обратив внимание на последнюю страницу досье, Катерина увидела неясное, слегка расплывчатое изображение. С пару секунд она не могла понять, на что смотрит. Но потом ее осенило: три металлические пластины, торчащие из ила. С ними было соединено то, что когда-то представляло собой фюзеляж самолета.

— Это самолет Хадсона Уолласа, — пояснил Лысый. — Как представляется, по большей части он остался цел.

— Поразительно, — сказала она, поднимая глаза.

— Да уж. И мы хотим, чтобы вы туда отправились. Скажете, что явились изучать тот странный магнетизм, который, как утверждается, обнаружили американцы. А когда представится возможность, обыщете самолет. Если ящики все еще внутри — или где-нибудь рядом, — поднимете их со дна и вернете в Россию.

В каком-то смысле Катерине было даже лестно услышать такое. Ее страна нуждалась в ней для выполнения важной миссии. Но почему именно в ней?

— Могу я спросить, почем вы не можете послать туда профессионального агента?

— Вы — известный член научного сообщества, — ответил Лысый. — Неоднократно прежде бывали за границей, и ваша деятельность всегда носила законный характер. Посылая вас вместо агента, действующего под прикрытием, мы существенно снижаем риск, ведь вас никто ни в чем не заподозрит.

— А что, если я не хочу туда лететь? — осторожно спросила она.

Сузив глаза, Лысый смерил Катерину долгим, пристальным взглядом. Не менее отчетливо она ощущала и присутствие за спиной майора Комарова. Они пришли сюда не просить. Ничего удивительного в этом не было. Государство редко обращается с просьбами.

— Иногда мы можем быть варварами, госпожа Луцкая, — сказал Лысый. — Но в данном случае в этом нет необходимости. Вы хотите туда отправиться. Хотите испытать себя. Я прочел это в ваших глазах.

Катерина вновь посмотрела на фотографии. Странная смесь страха и возбуждения охватила ее. Это чувство было так похоже на тот приток адреналина, который она ощущала перед важными соревнованиями. Она точно знала, что, сказав «нет», ничего не изменит, но главное заключалось в другом.

Лысый из органов был прав: ей действительно хотелось туда отправиться.

Глава 16

Восточная Атлантика,

22 июня

Прибыв накануне на станцию, принадлежащее НУПИ судно «Матадор» сразу приступило к работе, начав «подстригать газон»: создавать схему поиска, которая позволила бы просканировать дно океана полосами — десять миль к северо-востоку, десять миль к юго-западу и обратно. Благодаря относительно точной информации касательно того, где затонул «Киндзара-мару», и данным о течениях в этом районе, они могли найти судно менее чем за сутки.

При обнаружении «Киндзара-мару» его обломки были нанесены на карту парочкой глубокоподводных аппаратов ДУА. Имея в своем распоряжении загруженные в компьютер данные, фотографии и трехмерную модель корабля, экипаж «Матадора» мог осмотреть судно и выработать стратегию для его обследования, даже не спускаясь на дно.

Идеальное задание для Рапунцель, но возникла одна небольшая проблема.

— Кто-нибудь захватил удлинительный провод? — проворчал Пол Траут.

— Мы не планировали заниматься глубоководным рыболовством, — сказала Гаме как можно более спокойным голосом. Она достаточно хорошо знала мужа, чтобы понимать — его нелегко разозлить, но трудно успокоить. — Глубоководное обмундирование уже выслали. Оно будет здесь послезавтра, а пока…

— Дирку все еще нужно, чтобы мы на это взглянули, — сказал он.

Гаме кивнула.

— Судно лежит на довольно-таки крутом склоне примерно на полпути ко дну. Дирк хочет, чтобы мы взяли кое-какие пробы, прежде чем оно опустится глубже.

Они оба знали, что это означает. Несмотря на опасность, им придется спуститься вниз на глубоководном аппарате.

— Мы можем подсоединить к аппарату Рапунцель и дать поработать там без страховочных фалов.

— Я спускаюсь с тобой, — безапелляционно заявил Траут.

— Да ты еле в нем поместишься.

— Значит, будет немного тесновато. Мне так даже нравится.

Спустя три часа Пол и Гаме уже кружили над затонувшим судном в глубоководном батискафе «Групер». Закрепленная на корпусе Рапунцель подзаряжала свои батареи. Супруги лежали бок о бок ничком, словно катающиеся на санках дети. Пол управлял «Групером», Гаме готовила Рапунцель к выходу.

Температура внутри батискафа колебалась в районе девяти градусов, забортная — здесь проходили глубоководные течения — держалась чуть выше точки замерзания. От тесноты и холода у Пола ломило все тело.

— Можно подумать, что сейчас ноябрь, и мы на острове Мэн, — буркнул он в интерком.

— По крайней мере, здесь нет дождя, — отозвалась Гаме. — Если начнется дождь, у нас будут большие проблемы.

Пол огляделся. «Групер» был самым прочным из всех глубоководных аппаратов НУПИ. Он мог опускаться на глубину в двадцать четыре тысячи футов, так что шестнадцать тысяч были для него чем-то вроде прогулки в парке.

— Все будет в порядке.

— Знаю. Просто думаю, до чего же нам повезло.

Они приближались к корпусу затонувшего корабля. Пол замедлил ход до самого малого.

— То есть?

— Курт и Джо сидят себе где-то на пляже, нежась в лучах солнца и вновь обретенной славы и, скорее всего, пожирают глазами тамошних красоток.

— Я одну такую пожираю глазами прямо сейчас, — заметил Пол. — И когда мы здесь закончим, вообще-то собираюсь тебя поцеловать.

— Обещаешь? — игриво спросила Гаме. — Буду ждать с нетерпением.

Покашливание в интеркоме напомнило им о том, что их разговор слушают другие и отслеживают все, что происходит в аппарате.

Внезапно Пол поймал себя на том, что не знает, как ответить, и залился краской — как всегда наедине с женой.

— Пол, твой сердечный ритм участился, — произнес голос по интеркому.

— Гм… мы на месте крушения, — проговорил он официальным тоном. — Проходим вдоль левого борта.

— Ближе к делу, — сказала Гаме.

Пол поднял «Групер» чуть выше и провел аппарат над палубой «Киндзара-мару». Большое судно, сильно накренившись, лежало на крутом склоне. Его массивные люки были распахнуты настежь, рыбы плавали туда и сюда, но море еще не оставило на сухогрузе своей печати.

У Пола возникло странное ощущение. Большинство затонувших судов, которые им доводилось исследовать, были старыми, покрытыми илом, усоногими рачками и прочей морской живностью. «Киндзара-мару» выглядел совершенно иначе — весь свежевыкрашенный, с рубцами лишь там, где металлическую обшивку повредил огонь.

— Все грузовые люки открыты, — сообщил Пол.

— Курт говорил, что пираты забрасывали отсеки зажигательными бомбами, — напомнила Гаме.

— Не было никакой нужды открывать их все.

— А не могли они что-то искать?

В таком предположении имелось свое рациональное зерно, хотя Пол плохо представлял группу пиратов на моторных лодках, напавших на судно ради его груза.

— Может, они просто хотели поскорее затопить корабль, — предположил он. — Как только вода начала поступать в передний люк, судно было обречено.

— Держу пари, они хотели что-то скрыть, — возразила Гаме.

До сих пор владельцы корабля и страховая компания вяло шли на сотрудничество. Ни тем ни другим явно не хотелось разглашать судовой манифест или даже раскрывать тип перевозимого груза. Ситуация, мягко говоря, странная.

— Мы так пока ничего и не получили от страховщиков? — спросил он.

— Ответ отрицательный, — ответил диспетчер. — Ничего, кроме молчания.

— Знаешь, с формальной точки зрения, это — погибший корабль. Стало быть, и весь спасенный груз — наш.

— Не думаю, что Дирк выделит на это деньги, — позволила себе усомниться Гаме. — Но ничто не мешает нам поводить здесь вокруг носом. Давай поищем какой-нибудь проход и посмотрим, получится ли провести внутрь Рапунцель.

Пол направил «Групер» к кормовой оконечности большого судна. Там находились помещения экипажа и капитанский мостик, частично развороченные, так как от сокрушительного удара о морское дно разрушилось не менее трети палубной надстройки.

— Похоже на поперечный разрез, — сказал Пол.

— Для нас, возможно, это и хорошо. Нет ничего лучше легкого доступа.

И вновь Пол покраснел, хотя Гаме, вероятно, даже и не заметила, сколь двусмысленно прозвучали ее слова. «Групер» завис примерно в двадцати футах над тем, что осталось от мостика. Спустя пару мгновений Рапунцель была уже в воде и направлялась к зияющей дыре в том, что когда-то было частью борта.

Позволив автопилоту удерживать батискаф в заданном положении, Траут повернулся к жене. Она лежала на животе в кормовой части аппарата. Привычный визор покрывал голову, на руках и ногах — перчатки и ботинки с отходящими от них проводами. Все остальное обтянуто неопреновым костюмом.

— Как ты? — спросил он.

— Немного непривычно лежать вот так. Я привыкла заниматься этим стоя.

Зажужжал интерком.

— Пол, у тебя вновь участилось сердцебиение. Все в порядке?

— Лучше не бывает, — лаконично ответил он и прикрыл интерком рукой. — Дорогая, ты не могла бы следить за своей речью, пока мы не вернемся наверх?

Гаме рассмеялась, и Пол понял, что она просто его дразнит. Жене мало того, что она с такой легкостью пробивает бреши в его броне новоанглийской сдержанности, ей это нравилось. И Траут понимал, что это была одна из множества причин, благодаря которым он так сильно ее любил.

— Прости, — сказала она с озорной улыбкой.

Пол бросил взгляд за стекло и увидел, как маленькая механическая фигурка приближается к разрушенному мостику и исчезает внутри. На небольшом, размером с сотовый телефон, мониторе отображалось то, что видела в визор Гаме: картинка «глазами» Рапунцель, продвигающейся все глубже внутрь корабля. В углу мостика они что-то заметили.

— Тело? — спросил Пол.

— Похоже, что да, — ответила Гаме.

— Что с ним случилось?

Рапунцель подошла ближе.

— Выглядит обгоревшим, — заметила Гаме. — Вот только…

Камеры Рапунцель передали панорамный вид помещения: стены чистые и гладкие, серая краска не повреждена. Даже стоявший рядом с телом стул казался целым и невредимым.

— Никаких признаков пожара, — сказал Пол.

— Я возьму пробы.

Придя в движение, Рапунцель вытянула небольшой бур с закрепленным на нем вакуумным шлангом. Бур уперся в бедро человека и начал проворачиваться, извлекая двухдюймовый образец ткани. Вакуумное устройство поместило его в герметизированный контейнер.

— Я веду ее дальше.

Пока Гаме управляла роботом, а автопилот удерживал в статичном положении батискаф, Пол тщетно пытался найти себе подходящее занятие.

Тоска дремучая, и это — на глубине в шестнадцать тысяч футов! Даже хуже, чем застрять в каком-нибудь пассажирском самолете.

Загудел интерком.

— Пол, мы уловили гидроакустические помехи.

Сердце снова застучало чаще, но уже по другой причине.

— Какого рода?

— Пока непонятно, — сказал диспетчер. — К западу от вас и очень слабые. Но быстро приближающиеся.

— Механические или естественные? — спросил Пол.

— Пока непонятно, — повторил диспетчер. — Это что-то не очень большое…

Полу и Гаме оставалось лишь ждать в тишине. Траут представил, как вглядывается в экран, прислушивается к наушникам и пытается определить природу цели гидроакустик.

— Черт, — произнес диспетчер. — Это торпеда. Даже две, движутся в вашем направлении!

Пол вытянул руку и отключил автопилот.

— Возвращай Рапунцель, — бросил он.

Гаме задвигалась, начав разворачивать небольшой ДУА быстрыми пассами руками.

— Шевелись, Пол, — предупредил диспетчер. — Они приближаются.

Отбросив мысли о Рапунцель, Пол дал задний ход, отводя «Групер» от затонувшего судна и пытаясь его развернуть.

— Я могу вытащить ее оттуда, — предложила Гаме.

— У нас нет на это времени.

Пол до предела отвел вперед рукоятку дросселя и сбросил немного балласта. «Групер» начал подниматься и ускоряться, но он сильно уступал в этом отношении «Барракуде» — семь узлов были его максимумом.

Внезапно в голосе диспетчера прозвучала паника.

— Цели над тобой, Пол. Ты поднимаешься прямо на них.

Пол вновь начал погружаться, думая, что было бы неплохо узнать об этом пару минут назад.

— Откуда они были выпущены?

— Не знаю, — последовал ответ. — Возьми чуть южнее. В направлении носовой части судна. Так ты останешься в стороне от их траектории.

Пол развернул «Групер». Не видя торпеды, он мог полагаться только на слова диспетчера.

— Продолжай двигаться, — произнес голос по интеркому. — У тебя в запасе десять секунд.

У «Групера» уже почти не оставалось шансов разминуться с приближающейся к нему торпедой, разве что попытаться сбить ее с толку. Пол решить подняться и провести «Групер» над палубой, постаравшись по возможности максимально приткнуться к «Киндзара-мару».

Гулкий звук дал понять, что они ударились о нечто выступающее. Отзвук был громким, и Пол не решился отделиться от большого корабля.

— Три секунды, две… одна…

— Пол? — позвала Гаме. Она испугалась, он слышал это в ее голосе, но ничего не мог с этим поделать.

С высоким завывающим звуком над их головами пронеслась первая торпеда. Спустя пару мгновений вслед за ней умчалась вдаль и вторая. Торпеды прошли мимо, и Пол, обратившись в слух, не слышал, чтобы они возвращались.

Траут облегченно выдохнул, но решил удостовериться.

— Они разворачиваются?

— Нет, — сказал диспетчер. — Идут дальше. По прямой.

Пол вновь вздохнул с облегчением, и плечи его резко опали. И тут пара раскатистых взрывов прогрохотала в глубинах Атлантики.

Ударная волна сотрясла «Групер». Пол ударился головой и почувствовал, как аппарат наклонился. Гаме сползла к нему, и «Групер» стукнулся о стрелу крана «Киндзара-мару».

Последовал еще один взрыв, более далекий, но все еще ощутимый. «Групер» накренился и выровнялся, когда прошла взрывная волна.

— Мы в порядке? — прокричала Гаме, стаскивая с головы визор.

Пол огляделся, но протечек нигде не заметил. Самое время подниматься на поверхность.

— Откуда, черт возьми, взялись эти? — крикнул он в интерком.

— Ну, извини, — сказал диспетчер. — Первые две послужили для них ширмой. Сонар у нас здесь не самый лучший. По крайней мере, не «си-вульф».

Пол знал, что их оборудование предназначено для обнаружения небольших предметов и картографирования океанского дна, а не отслеживания на большой глубине быстродвижущихся торпед. Пора бы уж заняться модернизацией, подумал он.

— Еще ожидаются?

Диспетчер какое-то время не отвечал, словно проверяя и перепроверяя.

— Нет, — сказал он, наконец. — Но мы уловили некую вибрацию. Похоже…

Связь резко оборвались, что обеспокоило Пола. Некую вибрацию. Что он имел в виду?

Пока Пол ждал уточнения, он кое-что ощутил. Там, где на панели управления лежала его рука, ощущались какие-то толчки. Сначала они были едва заметны, но затем «Групер» заходил ходуном и начал крениться, словно некая сила или поток пытались сдвинуть его с места. Всего за несколько секунд вибрация переросла в глубокое урчание, словно приближался товарный поезд.

— Что это? — спросил Пол.

— Мы здесь, наверху, получаем, мощный сигнал. Ничего подобного я прежде никогда не видел. Все виды движений, какие только бывают.

— Где?

— Повсюду, — в голосе диспетчера отчетливо прозвучала паника.

Урчание нарастало, и после зловещей паузы диспетчер заговорил вновь.

— Боже правый! — завопил он. — На вас надвигается лавина!

Глава 17

От раздавшегося в пучине грохота «Групер» тряхнуло. Как только торпеды разорвались, куски горной породы и донные отложения со склона, на котором лежал «Киндзара-мару», начали стремительно сползать вниз, выталкивая воду и образуя собственное течение. В свете прожекторов подводного аппарата их накрыло тучами поднявшегося со дна ила. Мир по ту сторону смотрового отверстия превратился в серо-бурый водоворот.

— Вытаскивай нас отсюда, — прокричала Гаме.

Именно это Пол и собирался сделать, однако же то судно, что выпустило по ним торпеды, вероятно, все еще их где-то поджидало. И, говоря откровенно, перспектива оказаться разорванными на части была столь же ужасной, как и мысль о том, что они могут уже никогда не подняться с морских глубин.

Траут щелкнул тумблером балласта и сбросил остаток железа, державшего их внизу. Затем дернул рычаг управления двигателем на себя и направил носовую часть «Групера» вверх, но для преодоления мощного противопотока тому явно недоставало сил. Батискаф вновь стукнулся о корпус «Киндзара-мару».

Как только они начали подниматься, Гаме положила руку ему на плечо. Потом «Групер» внезапно дернулся и остановился.

— Мы за что-то зацепились, — сказала жена и покрутила головой, отчаянно пытаясь увидеть, что бы это могло быть.

Пол отвел «Групер» на несколько футов назад, а затем вновь направил вперед, но уже под другим углом. Результат вышел тот же: равномерное ускорение и внезапная остановка, от которой батискаф закрутился, словно собачка на поводке, который резко потянули назад.

Сквозь ил и грязь Пол видел катающиеся по палубе «Киндзара-мару» предметы и части корабельной надстройки. Громыхающий звук достиг оглушительной мощи.

Подводный аппарат накрыло волной еще более плотной массы, и вокруг стало темно. Лязгнуло что-то металлическое, и «Групер» начал падать.

Визор Гаме и парочка других предметов сползли набок, а потом начали летать по всему подводному аппарату, от стенки к потолку и обратно. Пол удержался, но его жене это не удалось. Гаме ударилась о боковую стену, затем о потолок в паре футов над ними и снова свалилась вниз.

Пол понял, что «Групер» перевернулся, и теперь они куда-то катятся. Вытянув руку, он подтащил Гаме к себе.

— Держись за меня.

Она обхватила его обеими руками; отданные во власть водотока и оползня, они продолжали кувыркаться. Что-то вырвалось из мути, ударило в иллюминатор, а потом унеслось прочь. Огни померкли, снаружи послышался треск — «Групер» лишился какой-то детали обшивки.

А затем все прекратилось.

Громыхание продолжалось еще с минуту, уносясь вдаль, будто стадо промчавшихся мимо бизонов.

Пол задержал дыхание. Удивительно, невероятно, но они все еще живы.

В шею ему тяжело дышала жена. Его собственное сердце стучало, как молот, а все тело покалывало от прилива адреналина. Ни один из них не произнес ни слова, словно всего лишь звук их голосов мог вызвать очередной оползень. Но через минуту-другую тишины — похоже, им больше ничто не грозило — Пол почувствовал, как жена пошевелилась.

Подняв глаза, Гаме посмотрела на него в тусклом свете аварийных огней. Казалось, она не меньше его была удивлена тем, что они остались в живых.

— Пробоины?

Пол огляделся.

— Да нет, никаких.

Она немного отстранилась.

— Когда вернемся домой, я разыщу того, кто построил эту штуковину, и куплю ему бутылку скотча.

Траут рассмеялся.

— Бутылку скотча? Да я готов оплатить его детям обучение в колледже, если они у него имеются.

Она тоже рассмеялась.

Как только Гаме чуть отодвинулась, Пол склонился над пультом управления. Они лежали на чем-то с наклоном градусов в сорок пять, носом вниз.

— Главная система электропитания полетела, — заметил Траут, — но аккумуляторы, похоже, в порядке.

— Проверь, может, получится их запустить, — сказала она, натягивая на голову свалившуюся при падении гарнитуру.

После перезагрузки Полу Трауту удалось восстановить действие большинства систем и задействовать аварийную линию электропитания.

— Посмотрим, сможем ли мы…

Пол остановился, так и не договорив. Его жена смотрела мимо него каким-то пустым взглядом. Он обернулся.

На стекле смотрового иллюминатора образовалась плотная гуща, напоминавшая рисунки на песке, со множеством завихрений и бороздок.

— Нас засыпало, — прошептала Гаме. — Вот почему вдруг стало так тихо. Мы погребены заживо.

Глава 18

Первые трое суток дежурства на море прошли для Курта вдвое, нет, даже втрое хуже, чем он ожидал. Каждая группа исследователей требовала особого к себе отношения, все так и норовили оспорить правила, его решения и даже полномочия.

Команда из Исландии заявила, что эксперимент, проводимый итальянскими учеными, мешает их работе по сбору исходных данных. Испанскую группу застали за попыткой поднять флаг над скальным выходом, что шло вразрез с согласованным планом. И хотя Курту такая наглость даже пришлась по душе, португальцы были готовы раздуть инцидент до небес. Исходя из того, как они разговаривали, он уже боялся, как бы на рассвете в ход не пошли пистолеты.

Тем временем китайцы жаловались на присутствие аж трех японских команд, на что японцы отвечали, что китайцы вообще могли сюда не прилетать, так как они все равно украдут все исходные данные посредством кибератаки, как только эти данные будут выложены.

Но мелкие склоки были не единственной проблемой. Вместе с Джо и остальными членами экипажа «Арго» Курту пришлось выступить и в роли спасателя.

Большинство членов научных команд обладали лишь зачаточными навыками поведения в море, будь то под водой или на поверхности. Две команды умудрились в первый же день столкнуться лоб в лоб. Их небольшие лодки получили при столкновении лишь небольшие повреждения, но этого оказалось достаточно, чтобы вернуть их на Санта-Марию для ремонта.

У других возникли проблемы с погружением. Одна команда отравилась негодной смесью, и двум спасателям-«аргонавтам» пришлось поднимать пострадавших на поверхность прежде, чем они потеряли сознание. Представителя другой группы с трудом заставили сделать декомпрессионную остановку, которую он счел необязательной, а французский ученый едва не утонул, когда малоопытный инструктор закрепил на его поясе слишком большой груз, вследствие чего француз ушел на дно, словно камень.

Курт и Джо нырнули вслед за ним во всем снаряжении и спасли исследователя, однако, поднявшись на поверхность, обнаружили, что у другой команды загорелся двигатель взятого напрокат судна. После этого Остин в сердцах выразился в том смысле, что лучше бы эту чертову скалу никто вообще не находил.

Лишь когда солнце стало опускаться к ноку реи, безумие дня начало постепенно сходить на нет. Большая часть небольших лодок двинулась в направлении Санта-Марии. Курт предположил, что бары ждет серьезный наплыв посетителей, которые запустят по кругу истории своих приключений, дополнив их пикантными подробностями. А может, и нет. Он не был уверен насчет того, как именно ученые проводят свободное время. Может, ночью они будут плести интриги против друг друга, чтобы утром доставить ему и Джо новую головную боль.

Так или иначе, Курт уже начинал сожалеть о том, что согласился выступить в качестве третейского судьи, когда, поднявшись на крыло мостика «Арго», заметил окрашенный в черный цвет траулер около пятидесяти футов длиной, который прежде не видел.

— Узнаешь его? — спросил он у Джо.

Прищурившись, Завала вгляделся вдаль.

— Утром его не было.

— Мне так не кажется, — проговорил Остин. — Подготовь «Зодиак».

Спустя пять минут Курт, Джо и двое парней из экипажа «Арго» неслись через легкую зыбь в направлении рыболовного судна. Достигнув траулера, они немного покружили рядом.

— Видишь кого-нибудь на борту? — спросил Курт.

Джо покачал головой.

— Знаешь, — сказал он, — формально эта лодка находится вне исключительной зоны.

— Как это? — удивился Курт.

— Мы — в трех четвертях мили от скалы, — пояснил Джо. — Исключительная зона составляет милю в диаметре. Формально эта лодка находится за ее пределами. Мы же несем ответственность только за те плавсредства, которые находятся в ее пределах.

Курт окинул Джо недоверчивым взглядом.

— Кто ввел это правило?

— Я и ввел.

— С каких это пор ты превратился в бюрократа?

Криво улыбнувшись, Завала пожал плечами.

— Как только ты посадил меня за большой стол и сказал взять на себя руководство делами. Рано или поздно так и происходит.

Курт улыбнулся. Управленец Джо Завала.

— Что ж, раз ты здесь главный, давай расширим этот круг.

— Нам нужен кворум, — сказал Джо.

— Уж не досталось ли тебе от того боксера сильнее, чем я думал? — спросил Курт.

Покачав головой, Завала посмотрел на «аргонавтов».

— Кто за расширение зоны наблюдения, поднимите руку.

Курт и оба «аргонавта» синхронно вскинули руки.

— Правило надлежащим образом изменено, — произнес Джо.

Остин едва удержался, чтобы не рассмеяться.

— Прекрасно. А теперь давай поднимемся на борт этого судна.

На борту траулера они обнаружили карты, водолазное снаряжение и какие-то документы, напечатанные кириллицей.

— Это русский язык, — сказал Курт. — У нас регистрировались какие-нибудь русские группы?

Джо покачал головой.

— Их Академия наук запрашивала у нас информацию, но регистрацию никакие русские исследователи не проходили.

— Похоже, они все же явились.

Курт прошел на корму небольшого судна. Кто-то сбросил за борт длинный якорь. Флаг не подняли, но Остин почти не сомневался, что аквалангистопустился на дно, придерживаясь за эту цепь. Рядом со складным трапом он заметил пару кроссовок.

— Лишь одна пара обуви.

— Похоже, мы имеем дело с аквалангистом-одиночкой, — предположил Джо.

Заниматься одиночным погружением было чистым безумием; не оставлять никого на судне — еще опаснее. Легкий ветерок, небольшое изменение течения или прибытие одного-двух любителей легкой добычи — и поднявшись на поверхность, вы обнаружите, что находитесь одни где-то посреди океана.

— Взгляните-ка на это, — сказал один из парней с «Арго», указывая на видеоэкран.

Курт обернулся. На мониторе отображались мутные кадры, снятые подводной камерой.

— Это может быть онлайн-съемка? — спросил Курт.

— Похоже, так оно и есть, — подтвердил «аргонавт», осмотрев устройство.

Курт вгляделся в экран. В том ограниченном пространстве, где маневрировала камера, можно было различить темную воду и кружащие осадочные отложения. Он увидел металлические стены и какое-то оборудование.

— Кто бы это ни был, он забрался внутрь затонувшего судна, — сказал Джо.

— Невероятно, — пробормотал Курт. Погружение к затонувшим кораблям считается самым опасным подводным занятием, не говоря уж о том, что на дне вы спокойно можете растревожить стайку злобных акул. Просто невероятно, что кто-то мог пойти туда в одиночку.

— Этот тип слишком туп, чтобы находиться в нашей исключительной зоне.

Рассмеявшись, Джо кивнул.

Остин указал на запасный комплект акваланга.

— Эти баллоны заряжены?

Джо проверил манометр.

— Ага.

— Я спускаюсь.

Через минуту Курт был уже в воде, дыша сжатым воздухом и мощно загребая ногами вдоль цепи. Достигнув дна, он заметил тонкий луч света и повернул к нему.

Кто бы это ни был, он находился внутри затонувшего «констеллейшна». Учитывая тот факт, что середина самолета была раскрыта, словно разбитое яйцо, поступок дайвера уже не выглядел таким уж безрассудным. Но камера перемещалась как-то странно, и, глядя на подрагивающий пучок света, Курт решил, что, возможно, ныряльщик попал в переплет.

В несколько толчков он достиг тройного хвоста самолета. Луч света, пробивавшийся из внутренней части фюзеляжа, продолжал вычерчивать хаотические узоры.

Курт подплыл к пролому в борту воздушного судна. Свет шел откуда-то спереди. Движения были столь беспорядочны, что у Курта возникли опасения, как бы не наткнуться на мертвого любителя подводного плавания, у которого закончился кислород, но не заряд батарей в фонарике. Прикрепленный к руке, фонарик мог плавать теперь вокруг бедолаги, как наполненный гелием воздушный шарик на веревочке.

Курт протиснулся внутрь и начал пробираться сквозь груды изоляции и погнутых листов металла. Мутное облако выплыло из передней части самолета, странно движущийся поток света прорезал темноту, померк и вспыхнул с новой силой.

Остин поплыл к источнику света. Пробившись сквозь облако ила, он обнаружил ныряльщика отчаянно дергающимся, изгибающимся и пытающимся от чего-то освободиться. Фонарик был закреплен у него на поясе.

Вытянув руку, Курт похлопал дайвера по плечу. Резко крутанувшись, тот отмахнулся зажатым в руке ножом.

Остин заметил блеснувшее в отраженном свете лезвие, блокировал руку аквалангиста и вывернул в сторону, выбивая нож. Пузырьки из обоих регуляторов наполнили кабину самолета. Из-за них, кружащих мелких частиц и прыгающего света, разобрать что-либо было почти невозможно.

Нож медленно опустился вниз и скрылся из виду. Курт захватил кисть правой руки дайвера. Его свободная рука метнулась вперед и схватила противника за шею. Остин уже собирался сорвать маску — классическая подводная боевая техника, — когда понял, что перед ним молодая женщина, и в глазах у нее и паника и страх.

Отпустив ее, он поднял вверх руку с растопыренными пальцами. Успокойтесь.

Женщина кивнула, но осталась начеку. Жестом она показала на свои ноги.

Курт посмотрел вниз. Каким-то образом ее нога оказалась зажатой между развороченной частью фюзеляжа и каким-то оборудованием. Зазубрины на листовом металле свидетельствовали о попытках разрезать металл при помощи ножа. Впрочем, далеко продвинуться незнакомке не удалось.

Курту пришла в голову мысль получше. Опустившись вниз, он оперся спиной об обшивку фюзеляжа и поставил обе ноги на ящик с оборудованием. За счет всей силы спины и ног он принялся толкать металлический ящик, надеясь сдвинуть его с места, но вместо этого ящик чуть приподнялся.

Женщина выдернула ногу и тотчас же принялась растирать лодыжку. Когда она подняла глаза, Курт сложил указательный и большой палец вместе, образовав окружность — общепринятый символ «о’кей». Вы в порядке?

Она кивнула.

Остин свел два указательных пальца параллельно и вопрошающе посмотрел на нее.

Женщина покачала головой. Судя по всему, она была без напарника.

Как он и думал.

Курт резко вытянул руку в ее направлении и поднял вверх два больших пальца, сигнализируя: поднимаемся.

Немного поколебавшись, она неохотно кивнула и, подхватив фонарь, начала отплывать от самолета. Курт последний раз огляделся и последовал за ней.

Сделав по пути декомпрессионную остановку, они вместе всплыли на поверхность в нескольких ярдах от ее лодки. Она подплыла к ней и забралась первой. Курт повторил ее маневр.

На борту их встретили Джо и один из матросов с «Арго».

Женщина сняла маску, закинула назад голову и тряхнула волосами. Появление на судне незваных гостей ее явно не обрадовало, но Курту было на это наплевать.

— Вы, должно быть, рехнулись, если ныряете так глубоко без напарника.

— Я ныряю одна вот уже десять лет, — возразила она.

— Ага. И много времени проводите за обследованием обломков самолетов?

Женщина взяла полотенце, вытерла лицо, а потом посмотрела на него вызывающе.

— Кто вы такой, чтобы указывать мне, что делать? И вообще, что вы делаете в моей лодке?

Джо выпятил грудь, уже готовый удариться в объяснения. Курт его опередил.

— Это наша работа: следить за тем, чтобы вы, ученые, не тонули и не нарушали установленные нами правила. Вы, похоже, занимались и тем и другим, вот мы и подплыли проверить. Ваша лодка даже не зарегистрирована в списке участников исследовательской экспедиции. Не скажете почему?

— А мне и не нужно у вас регистрироваться, — самоуверенно заявила она. — Я нахожусь вне вашей официальной зоны. Вне вашей юрисдикции, как вы, американцы, любите говорить.

Курт посмотрел на Джо.

— Уже нет, — сказал он, поворачиваясь к женщине. — Мы расширили зону.

— И даже вынесли резолюцию и все такое, — добавил Джо.

Она перевела взгляд с Курта на Джо и обратно.

— Типичное американское высокомерие. Подстроить правила под себя, как только возникнет такая необходимость.

Остин мог бы понять подобное чувство, не упускай она один важный факт. Он наклонился и повернул манометр на ее баллоне. Как и следовало ожидать, воздуха оставалось совсем мало.

— Типичное русское упрямство. Злиться на людей, которые спасли тебе жизнь.

Он показал ей манометр.

— У вас воздуха оставалось меньше, чем на пять минут.

Незнакомка уставилась на датчик, и Курт протянул его ей.

Какое-то время она внимательно изучала прибор.

— Вам повезло, что мы столь высокомерны, — добавил Остин.

Неудачливая аквалангистка аккуратно вернула манометр на место и подняла глаза. Курт видел, как проступили желваки на скулах, хотя и не понял, что было тому причиной — замешательство или гнев?

— Вы правы, — сказала, наконец, русская, несколько смягчив тон. — И я вам… очень признательна. Я только…

Она остановилась, пристально посмотрела на Курта и, приняв какое-то решение, сказала просто:

— Спасибо.

— Всегда пожалуйста, — отозвался Курт.

Он заметил перемену в ее поведении, даже легкий намек на улыбку на лице.

— Значит, вы здесь вроде как главные? — спросила она.

— К несчастью, — ответил Курт.

— Я — Катерина Луцкая, — представилась она. — Я здесь по поручению моей страны и хотела бы поговорить с вами об этом открытии.

— Вы можете записаться у дежурного офицера и…

— Думаю, мы могли бы встретиться сегодня вечером, — произнесла она, не сводя глаз с Курта. — Быть может, за ужином?

Джо закатил глаза.

— Ну вот, началось. Знаменитое обаяние Остина.

Курт никак не отреагировал на реплику друга — он был слишком занят для этого.

— Вы смотрите чересчур много фильмов, госпожа Луцкая. И в любом случае, мне и сказать вам особенно нечего.

Она встала, наполовину расстегнув молнию на гидрокостюме и продемонстрировав верх бикини, подчеркивавший гибкую, спортивную фигуру.

— Возможно, у меня есть кое-что, что вас может заинтересовать. Раз уж вы главный, готова поделиться важной информацией.

— Вы это серьезно?

— Абсолютно. И потом, всем нам нужно поужинать. Так зачем делать это в одиночестве?

— Так мы все пойдем? — спросил Джо.

Курт бросил на него сердитый взгляд.

— Может, и не получится, — исправился Джо. — Слишком много бумажной работы и все такое.

Курт сомневался, что у русской может быть какая-либо ценная информация, но ему понравилось ее дерзкое желание заполучить его одного и, несомненно, попытаться выведать, что им известно.

Внезапно ему пришло в голову, что, если есть хоть малейший шанс на то, что из госпожи Луцкой можно выудить нечто важное, он просто обязан этим шансом воспользоваться.

— Вы остановились на Санта-Марии?

Она кивнула, и Курт повернулся к Джо.

— Думаю, парни, вы и сами сможете добраться до «Арго».

— А если не сможем? — возмутился Завала.

— Тогда зовите на помощь, — сказал Курт, улыбаясь.

Его друг неохотно кивнул и направился к «Зодиаку». Экипаж «Арго» поднялся на борт, и Джо последовал их примеру, бормоча что-то насчет «людей, манкирующих своими обязанностями».

Курт посмотрел на молодую женщину.

— У вас в городе есть машина?

Она улыбнулась.

— Угу, — сказала она. — И я даже знаю, куда вас сводить.

Глава 19

Андраш по кличке Нож стоял у таксофона, неподалеку от гавани Вила-ду-Порту. Пользуясь таким телефоном, он чувствовал себя так, словно перенесся назад на машине времени. Он уже и не помнил, видел ли за последние годы подобные аппараты. Но, несмотря на свой «курортный» статус, Азоры отнюдь не могли похвастаться прогрессом в плане технологий. Многие из островитян были людьми совсем не богатыми и зачастую не имели ни стационарных, ни мобильных телефонов, так что таксофонов здесь хватало.

Для Андраша это означало возможность сделать звонок, отследить который не могло ни американское правительство, ни Интерпол, тогда как цифровой сигнал улетал в космос и отражался от какого-нибудь спутника. Для того чтобы прослушать этот разговор, им пришлось бы врезаться в магистральную линию связи, проходящую глубоко под азорской землей и тянущуюся через всю Атлантику к Северной Африке, где она выходила на берег.

Это было не то чтобы невозможно — на самом деле, американцы лихо это проделали с русской магистральной линией в годы холодной войны, — но маловероятно, учитывая отсутствие стратегической необходимости интересоваться разговорами, которые вели жители Азорских островов со своими родственниками или друзьями на материке.

Для Андраша это обстоятельство имело немаловажное значение, так как последние события определенно подняли уровень опасности.

Он набрал номер и застыл в ожидании, растянувшемся на целую вечность. Наконец, его соединили с оператором в Сьерра-Леоне, а потом и с дворцом Джеммы Гарана. В конечном счете после короткого разговора с советником ему ответил сам президент.

— Зачем ты звонишь мне? — спросил Джемма. Голос его звучал так, словно он находился в каком-то туннеле — очевидно, то были помехи, вызванные использованием старой технологии наземной линии связи.

— Есть новости. Как плохие, так и хорошие.

— Выкладывай, и поскорее.

— Вы были правы. Здесь появилось по меньшей мере двадцать научных групп, еще несколько на подходе. Похоже, этот магнитный феномен вызывает огромный интерес.

— Разумеется, — ответил Джемма. — Иначе зачем бы я тебя туда послал?

— И интерес не только научный. Здесь достаточно и военных.

Гарана эта новость, судя по всему, нисколько не взволновала.

— Этого следовало ожидать. Если будешь придерживаться плана, проблем с ними у тебя не возникнет.

— Возможно, — сказал Андраш. — Однако одна уже наметилась, и весьма реальная. Здесь американцы, которые едва не схватили нас на «Киндзара-мару». Я видел их корабль в гавани. Он бросил якорь прямо у магнитной скалы. Как говорят португальцы, они собираются провести там всеобъемлющее обследование. Уверен, у военных свой интерес.

Джемма рассмеялся.

— Ты продолжаешь представлять своих врагов более значительными, чем они есть на самом деле, возможно, чтобы добавить славы своему имени, когда ты с ними расправишься, но это уже похоже на паранойю.

— Что вы имеете в виду? — вскинулся Андраш.

— Вас атаковали не американские «котики» или спецназ, мой друг. Эти люди из НУПИ — океанографы и дайверы. Они разыскивают затонувшие корабли и восстанавливают их, а также занимаются подводной фотосъемкой. По правде сказать, я думал, ты справишься с ними. Я бы на твоем месте помалкивал, чтобы никто не узнал, как легко они с тобой справились. Иначе это может сказаться на размере твоих гонораров.

Джемма все посмеивался, и Андраш чувствовал, что вот-вот выйдет из себя.

— Что, боишься встретиться с ними снова? — спросил президент Сьерра-Леоне, продолжая поддевать его.

— Послушайте, — сказал Андраш, разъяряясь все больше и больше. И тут он запнулся: по доку, прямо в его направлении, шел тот, кого он никак не ожидал здесь встретить. Тот самый американец с серебристыми волосами, что помешал закончить начатое на «Киндзара-мару», приближался к нему вместе с темноволосой женщиной, судя по всему, ученой из России, о которой ему говорили. Когда они подошли ближе, Андраш понял, что относительно мужчины уж точно не ошибся.

— Теперь ты — мой, — прошептал он себе под нос.

— Что? — сказал Джемма. — О чем ты там бормочешь?

Отступив в будку, где находился телефон-автомат, и, отвернувшись, Андраш постарался не попасть в поле зрения проходившей по противоположной стороне улицы парочки.

— Андраш, — продолжил Гаран. — Что, черт возьми, происходит?

Наемник поднес трубку к губам, уже просчитывая новую игру.

— Это НУПИ не такое беззубое, как вам кажется. Думаю, они снова могут стать помехой. В особенности один из их сотрудников. Полагаю, это нужно уладить.

— Только не настрой их против нас, — предупредил Джемма. — Ты только привлечешь ненужное внимание. Мы уже близки к тому, чтобы начать действовать.

— Не волнуйтесь, — сказал Андраш. — Все пройдет без сучка без задоринки, обещаю.

— Я плачу тебе не за месть, — счел необходимым добавить Гаран.

Андраш рассмеялся.

— Не беспокойтесь, — сказал он. — Этот — за счет заведения.

Прежде чем президент успел что-либо ответить, Андраш швырнул тяжелую пластиковую трубку на металлический рычаг. Произведенный при этом звук и его собственные ощущения отозвались кровожадной ухмылкой — от нажатия на красную кнопку сотового телефона такого удовольствия он определенно не получил бы.

Глава 20

Гаме Траут как могла старалась сохранять спокойствие, контролировать дыхание и эмоции. Позади нее Пол Траут не оставлял попыток связаться с «Матадором» по подводному радиопередатчику.

— «Матадор», это «Групер». Вы нас слышите?

Никакого ответа.

— «Матадор», это «Групер»…

Он занимался этим уже полчаса. А что еще сделать? Оставалось надеяться лишь на то, что с «Матадора» что-нибудь пришлют и попытаются их откопать. Да и то, если смогут их обнаружить, если они не под стофутовым слоем ила.

Вот Пол и продолжал.

— «Матадор», это «Групер». «Матадор», пожалуйста, ответьте. — И каждый раз, когда он произносил эти слова, их звук действовал ей на нервы, словно китайская пытка водой.

И за все эти тридцать минут никакого ответа. Его могло не быть и в следующие тридцать, или в следующие тридцать тысяч минут. Либо оползнем сорвало антенну, либо они были погребены так глубоко, что сигнал просто не мог пройти.

Сделав очередной успокоительный вдох, Гаме положила руки на плечи мужа.

— Они могут слышать нас, — проговорил Пол, — даже если мы не слышим их.

Она кивнула, выгнулась в другую сторону и проверила, сколько у них осталось кислорода. Еще на девятнадцать часов. Девятнадцать часов ожидания смерти. Внезапно Гаме осознала — эта мысль никогда прежде не приходила ей в голову, — что в «Групере» тесно, как в гробу. Как в могиле.

Волна клаустрофобии накатила с такой силой, что женщина задрожала и подумала, что уж лучше бы они погибли от оползня, или что она могла бы открыть люк и дать воде затопить «Групер». Желание иррациональное, паническое, но поразительно реальное для человека в ее ситуации.

— «Матадор», это «Групер». Вы нас слышите?

Гаме взяла себя в руки, отгоняя уже готовые прорваться слезы.

Сидеть в стесненном пространстве аппарата с наклоненной головой было неудобно, и она легла, закрыла глаза, прислонившись щекой к холодному металлическому полу — так засыпает на плитках ванной тот, кто пил всю ночь.

Нервы немного успокоились, по крайней мере, до тех пор, пока Гаме не открыла глаза и не заметила то, чего не видела раньше: каплю воды, сбегавшую вниз по металлической пластине. Надежда на то, что это лишь конденсат, испарилась, когда за первой каплей последовала вторая, а затем и третья.

Кап… Кап… Кап…

Возможно, у них и нет этих девятнадцати часов.

— «Матадор», это «Групер»…

Говорить об этом Полу не было никакой нужды: вскоре он и сам все увидит, да и все равно они ничего не могут с этим поделать. На глубине 16 000 футов давление снаружи равнялось примерно 6800 фунтов на квадратный дюйм. Медленные маленькие капли быстро станут быстрыми ручейками, когда вода раздвинет пластины, и в какой-то момент их начнет заливать мощными ледяными струями, способными сбить человека с ног. И тогда все будет кончено.

Гаме оглядела кабину в поисках других протечек. Таковых она не обнаружила, но внимание ее привлекло кое-что еще: свет, исходивший от крошечных экранов ее визора виртуальной реальности.

Она взяла прибор в руки. Экраны все еще функционировали. Она увидела металлическую стену и плавающие вокруг осадочные отложения.

— Рапунцель выжила, — прошептала Гаме.

— Что там у тебя? — спросил Пол.

— Это прямая передача. Рапунцель все еще работает.

Гаме надела визор, а затем и перчатки. Какое-то время ушло на то, чтобы сориентироваться, но она быстро поняла, что Рапунцель работает вхолостую. Ей пришлось развернуть своего небольшого робота на триста шестьдесят градусов. Открытая вода проникала через ту же зияющую дыру, которой Рапунцель воспользовалась, чтобы попасть на корабль.

— Я ее вывожу.

— Удивительно, что мы все еще с ней на связи, — заметил Пол.

— Фалы, которыми она соединена с «Групером», достигают восьми футов в длину. Должно быть, они торчат из ила.

— Значит, нас засыпало не очень сильно. Возможно, у нее получится нас откопать.

Гаме вывела Рапунцель из отсеков судна. Пол наблюдал за ее действиями по монитору, установленному на панели управления.

— Подними ее, — сказал он. — Нам нужен вид с высоты птичьего полета.

Кивнув, Гаме подняла Рапунцель на высоту в сто футов, вполне достаточную для получения лучшего вида. Впрочем, и с такой высоты ее камеры были способны передавать на экраны полученные при низкой освещенности изображения корабля и дна океана.

Лавина изменила пейзаж. «Киндзара-мару» лежал теперь на боку, словно отброшенная в сторону игрушка. Нос почти весь зарылся в ил, и дно под сухогрузом стало более плоским и ровным. Гаме решила, что лавина передвинула судно на сотню ярдов или около того.

— Есть идеи, где мы? — спросила она.

— Мы направлялись к носовой части, — ответил Пол. — Даже не представляю, что случилось после оползня.

Гаме провела Рапунцель к носу корабля, а затем подняла над зоной осадочных отложений. За десять минут возвратно-поступательных пассов ни она, ни Пол так и не обнаружили каких-либо признаков своего батискафа.

До чего ж необычная ситуация, пришло в голову Гаме. Как это странно: осознанно искать себя самого, даже не представляя, где находишься.

После очередной серии пассов она спросила:

— Видишь что-нибудь?

— Нет.

Провода, передававшие сигналы Рапунцель и получавшие ее команды, должно быть, торчали из ила, но всего на пару футов — слишком мало, чтобы заметить что-то на усеянном обломками дне.

По-прежнему лежа на спине, Гаме сдвинула Рапунцель с места за счет нового пасса и локтем ощутила прикосновение ледяной воды. На секунду она приподняла визор. Позади нее образовалась небольшая, с пару столовых ложек воды, лужица. Капли просачивались уже одна за другой.

Она вновь опустила визор на глаза. Нужно поторапливаться.

— Может, стоит приблизить ее ко дну, — заметил Пол.

Это бы увеличило разрешение изображения, но сузило поле обзора. Хватит ли времени?

— Я подниму ее выше, — сказала Гаме.

— Но нам и так мало что видно.

— Выпусти немного воздуха, — попросила она.

Пол ответил не сразу.

— Не знаю. Даже если они нас не слышат, на «Матадоре» должны понимать, что мы в беде. Скоро они пришлют сюда ДУА.

— Это нам поможет, — Гаме ничего не оставалось, как поддержать мужа.

Он все еще колебался.

— Даже если они вышлют ДУА, им нужно будет выяснить, где мы находимся, — добавила она через пару секунд.

— Хорошо, — согласился, наконец, Пол, возможно, отвечая на прозвучавшее в голосе жены отчаяние, а может, осознав, что она права.

— Помести Рапунцель на ту глубину, какую считаешь оптимальной подходящей, — добавил он. — Скажи мне, когда будешь готова, и я выпущу воздух из того баллона, к которому мы сейчас подключены. Он наполовину пуст.

Гаме провела Рапунцель над носом затонувшего сухогруза и позволила ей подняться к границе зоны видимости. Это дало им самое широкое поле зрения.

— Готова.

Пол повернул и застопорил рычаг. Вытянув другую руку, он нажал на кнопку аварийного выпуска воздуха. Послышались шипение проходящего по трубкам газа, звуки взрывающихся пузырьков и вспенивания встревоженной воды. Все это длилось секунд пятнадцать, а потом медленно пошло на убыль. В установившейся затем тишине было нечто жуткое.

— Видишь что-нибудь? — спросил Пол.

Гаме вела Рапунцель вперед, поворачивая голову вправо и влево, выискивая ленточку пузырьков. Не заметить их было просто невозможно, но ни ей, ни Полу этого не удавалось.

— Они должны быть где-то здесь.

— Я ничего не вижу.

— Открывай еще один баллон.

Траут покачал головой.

— Два баллона — это четверть всего нашего запаса воздуха.

— Это уже не имеет значения, — сказала она.

— Очень даже имеет. Если мы погребены под слоем ила, им понадобится какое-то время на то, чтобы нас откопать. Не хочу умереть от удушья, пока нас будут спасать.

Впервые она услышала реальное напряжение в голосе мужа. До сих пор он оставался деловитым, как обычно. Сильным, молчаливым Полом, которого она знала. Возможно, это было из-за нее. А может, он так же напуган, как и она. Ей пришлось сказать ему правду.

— У нас тут протечка.

Молчание, а затем Пол произнес:

— Протечка?

Гаме кивнула.

— Насколько все плохо?

— Пока еще не очень. Но времени на пререкания насчет воздуха у нас нет.

Он смерил ее долгим взглядом, а потом кивнул в знак согласия.

— Скажи когда.

Она опустила визор на глаза и вновь отвела Рапунцель к носу сухогруза. Только теперь уже к левому борту.

— Давай.

Пол повернул рычаг второго баллона, застопорил его и открыл клапан воздушного ресивера. «Групер» опять сотряс бурный звук выходящего кислорода, и Гаме напрягла зрение в поисках какого-либо указания на местонахождение их аппарата. Она повернулась, вгляделась, снова повернулась.

Ничего. Ничего ни с одной из сторон.

Ее охватил новый приступ ужаса. Что, если они находятся совсем не возле носа судна? Что, если лавина развернула «Киндзара-мару» или отнесла батискаф так далеко от корабля, что обнаружить их виртуально не представляется возможным? В таком случае сухогруз мог даже лежать поверх батискафа.

Находившиеся перед ней экраны визуального контроля замерцали. На мгновение она испугалась, что они вот-вот потеряют видеосигнал. Но экраны стабилизировались за исключением одной зоны возле самого верха. Что-то искажало поступавшее с камеры изображение.

Она надеялась, что это не трещина в объективе, которая была бы такой же фатальной для Рапунцель, как и протечка в обшивке «Групера» для них. Но камера продолжала работать, и Гаме поняла, что причина искажения картинки заключается не в трещине. Его вызвало нечто другое: пузырек воздуха, попавший в объектив.

Она воспроизвела мерцающее видео в замедленном режиме. Сомнений не оставалось: то были пузырьки, проходящие мимо Рапунцель. Она развернула робота так, чтобы он смотрел вниз. Там, почти прямо под ним, обнаружились продолговатые очертания «Групера». Не засыпанного, как они думали, но воткнувшегося носовой частью в ил и заваленного металлическими обломками с «Киндзара-мару».

Пол тоже это увидел.

— Я говорил, как сильно люблю мою женушку? — возбужденно воскликнул он.

— Я тоже тебя люблю, — отозвалась Гаме, направляя Рапунцель вниз, прямо к ним.

— У нее есть газовый резак?

Гаме кивнула, и, когда небольшая роботизированная машина подошла к ним, включила ацетиленовый резак и начала крушить одну из металлических балок, упавших на крышу «Групера».

Газовый резак прожег брус ровно за две минуты. Тот развалился надвое и упал на дно с гулким звуком. Обретя полную плавучесть, батискаф заворочался, будто встряхиваясь.

Казалось, «Групер» пытается плыть. Но их по-прежнему что-то держало.

— Видишь провода возле нашего хвоста? — спросил Пол. — Мы в них запутались.

Гаме заметила провода, выполнила новый маневр и навела резак на цель. Эта часть обломков оказалась не только более легкой, но и более громоздкой. Разрезая стальные тросы, Рапунцель приходилось убирать их в сторону, чтобы «Групер» не запутался снова.

Избавившись от проводов, батискаф содрогнулся и начал подниматься. Выбравшись из-под обломков, он резко пошел вверх.

Внутри это отозвалось дребезжанием, как будто кто-то посреди ночи решил попинать ногами пустые металлические банки. Но когда последний лязг утих, и жилы кабеля соскользнули с них со скоблящим звуком, они вырвались на свободу.

— Мы поднимаемся, — прокричал Пол.

Гаме перевела Рапунцель в режим автоматического подъема на поверхность и приподняла визор.

Вид воды, проносящейся за смотровым отверстием вместо кучи песка и ила, был прекрасен; ощущение подъема — пьянящим.

Гаме перевела дух, на секунду расслабилась, и тут раздался щелчок, вроде того, с каким разламывается надвое стеклянная тарелка. Она повернула голову.

Капли воды, проникающей внутрь «Групера», перешли в устойчивый поток.

Глава 21

Ресторан назвали «Эскарпа», что в переводе с португальского означает «вершина скалы». Имя пришлось кстати, поскольку здание, приземистое, широкое, сложенное из местного камня, расположилось на склоне холма в трех четвертях пути к вершине Пико-Альто. Прежде чем добраться до него, Курт и Катерина проделали нелегкий путь в восемь миль по петляющей горной дороге.

Им открывались возделанные поля, грандиозные виды, и даже встретилось заведение, предоставлявшее в распоряжение туристов дельтапланы и ультралайты, сверхлегкие самолеты. За все время их маленький «Фокус» не больше десяти раз выскакивал с асфальта на придорожный гравий при особенно резких поворотах. И всего лишь три из этих случаев грозили верной смертью, поскольку ограждения, то появлявшиеся, то исчезавшие на протяжении всего подъема, именно в этих местах почему-то отсутствовали.

В конце концов, наблюдая за тем, как ловко, именно в нужный момент молодая женщина переключает скорость, тормозит или жмет на газ, Курт пришел к выводу, что она — отличный водитель. Ясно, что дело свое Катерина знала, а на этом подъеме, похоже, просто решила проверить его нервы.

Остин решил не реагировать и, открыв люк в крыше машины, небрежно заметил, что долина смотрится особенно шикарно, когда между ней и ними практически ничего нет.

— Нравится? — спросила Катерина.

— Нет слов. Вы только какую-нибудь корову не сбейте.

Отсутствие желаемой реакции, похоже, лишь еще сильнее ее раззадорило. Курт же едва сдерживался, чтобы не рассмеяться.

Теперь, сидя за столом и любуясь скатывающимся за остров и опускающимся в океан солнцем, они получили, наконец, возможность сделать заказ. Катерина уступила это право Курту, и он выбрал фирменное здешнее блюдо: Bacalhau — Gomes de S, соленую португальскую треску с ароматным кассеролем[240] и свежими, выращенными здесь же, на острове, овощами.

Остин пробежал глазами перечень вин и, хотя в нем значились названия отличных французских и испанских напитков, подумал, что к местному блюду лучше всего подойдет местное же вино. Его производили на Азорах с шестнадцатого века, и некоторые сорта считались очень хорошими. Большую часть винограда, как ему говорили, здесь до сих пор собирали вручную. Не оценить столь нелегкий труд было бы непростительно.

— Мы возьмем бутылку «Террас де Лава», — сказал он, останавливаясь на белом — к рыбе.

Сидевшая напротив Катерина одобрительно кивнула.

— А вот с десертом определюсь я, — сказала она с хитроватой улыбкой торговца, получившего лучшую часть сделки.

Курт улыбнулся в ответ.

— Вполне справедливо.

Предположив, что узнает ее секрет не раньше, чем к концу десерта, он счел за лучшее сменить тему.

— Так вы здесь по поручению вашего правительства.

Катерина посмотрела на него немного раздраженно.

— Вы так говорите, словно в этом скрывается что-то плохое. Как будто вы сами здесь не по поручению вашего правительства.

— Вообще-то нет. Мы с Джо здесь ради участия в состязаниях. По просьбе испанских и португальских властей. Так сказать, ради сохранения мира между ними.

— Большая разница, — сказала Катерина, пробуя закуску. — По-моему, когда у них случился последний спор, папе римскому, чтобы его урегулировать, пришлось проводить линию раздела через весь мир.

Курт рассмеялся:

— У нас, к сожалению, такой власти нет.

Принесли вино. Он сделал глоток и одобрительно кивнул.

— Так зачем вас сюда отправили?

— Думала, вы будете потактичнее.

— Это не мой стиль.

— Я работаю на Академию наук, — объяснила Катерина. — Разумеется, они заинтересованы в этом открытии. У здешней скалы мощное магнитное поле. Полагают, что здесь затонули десятки судов. Кто бы не заинтересовался?

Объяснение звучало достаточно правдиво, хотя объясняло далеко не все ее поступки.

— Предположений о том, что все эти обломки утащило на дно магнитное поле, я не слышал. Другое дело, что после утопления они все постепенно стягивались в одно место под влиянием как течения, так и магнитного поля.

— Да, знаю. Но разве не романтичнее представлять это место как обиталище сирен из древних мифов?

— Романтичнее, конечно. Но и дальше от правды.

В глазах молодой женщины запрыгали чертики.

— Уверены? Как-никак, именно в этой части океана корабли и самолеты терпят бедствие чаще, чем где-либо еще.

Прежде чем Курт успел ответить, она принялась загибать пальцы.

— В 1880 году где-то в этих местах ушло под воду английское военное судно «Аталанта». Выжившие рассказывали о приступах тошноты, головокружении и о странных видениях. Видения впоследствии назвали галлюцинациями, а случившееся объяснили вспышкой желтой лихорадки. Но поскольку шел 1880 год, и диагноз поставили по прошествии некоторого времени, точных обстоятельств случившегося никто не знает.

В 1938 году грузовое судно «Англо-австралиан» исчезло вместе с экипажем уже в пределах визуальной доступности от островной цепи. Обломков так и не нашли. В 1948 году вскоре после взлета там же пропал пассажирский самолет «Стар тайгер». Ни сигнал бедствия, ни аварийный вызов приняты не были. Обломков не нашли. В 1968-м, после возникших внезапно проблем с радиосвязью в том же районе исчезла ваша военная подлодка «Скорпион». Если не ошибаюсь, обломки дают основание предположить, что на субмарине произошел взрыв.

Некоторые из этих историй Курт знал сам. Фактическая сторона дела выглядела так: «Стар тайгер» сгинул на изрядном расстоянии от Азорских островов, примерно в тысяче миль к западу, а на подлодке, судя по всему, имел место критический отказ систем в ходе погружения. Некоторые считали, что «Скорпион» потопила русская торпеда, и это был акт мести за случайный таран русской подлодки в Тихом океане. Излагать эту теорию Остин не стал.

— Это место напоминает Бермудский треугольник, — заметила Катерина. — Пусть оно сохранит, хотя бы ненадолго, ореол тайны, ладно?

— Конечно. Но хочу напомнить, что исследования, проведенные береговой охраной США, не обнаружили какого-либо значительного отличия в статистике исчезновения самолетов и кораблей в Бермудском треугольнике и других местах. Океаны на нашей планете — места весьма опасные.

Разочарованная его словами, Катерина отпила вина.

— Знаете, его ведь называют Вратами Дьявола.

— Кто называет?

— Другие ученые. Может быть, пресса.

А вот об этом Курт услышал впервые.

— Газет я давненько не видел. И не уверен, что понял, в чем тут смысл.

— Обломки здесь. Лежат на массиве клиновидной формы, сужающемся от запада к востоку и указывающем на скалу. В ближнем конце есть узкая щель, где течение ускоряется, а потом изливается в более глубокие воды. В дальнем кольце, в предполагаемой точке входа, более широкая брешь расположена между двумя заметно приподнятыми частями скалы, отдаленно напоминающими колонны.

— И это ворота.

Катерина кивнула.

— «Широки врата и пространен путь, ведущие в погибель», — процитировала она. — Это из Евангелия от Матфея. Глава седьмая, стих тринадцатый. Теория, слышать которую мне доводилось, звучит так: корабли, самолеты и прочие обломки втягиваются через широкие, кривые ворота и не могут пройти через прямые и узкие. Кладбище проклятых, Врата Дьявола.

Надо признать, звучало это куда звонче, чем Центральноатлантическая магнитная аномалия, или как там ее официально называли.

— Корабли входят, но не выходят.

— Вот именно, — улыбнулась Катерина.

— Но это никак не объясняет, почему вы ныряли к обломкам самолета у входа к воротам.

— Не объясняет, — согласилась Катерина, не пытаясь ни защититься, ни даже предложить причину своих действий. — Как не объясняет и того, почему самолет, сделанный из алюминия — цветного, немагнитного металла, — оказался притянутым этой совершенно определенно магнитной аномалией.

Катерина указала на обстоятельство, о котором Курт раньше не задумывался. Пока он осмысливал только что услышанное, она отпила еще вина.

— Очень хорошее. Прошу извинить. Я только освежусь немного.

Интересно. После примерки трех разных нарядов она полчаса провела в ванной своего номера, приводя в порядок волосы и макияж. Куда уж еще?

Курт вежливо поднялся. Сказать по правде, в простеньком, без затей, черном коктейльном платье и красных туфельках на шпильках она выглядела прекрасно. Особенно по контрасту с его растрепанным видом. Он так и остался в том, в чем был с утра — даже не успел принять душ после погружения.

Провожая ее взглядом, Курт обдумал то, что сообщила Катерина, потом достал телефон и, пользуясь возможностью, отстучал эсэмэску Джо.

Мне нужно, чтобы ты разузнал все, что можно, о Катерине Луцкой. Почему она здесь. На кого работала в прошлом. И побольше о старом самолете, к которому она ныряет. Сделай поскорее.

Ответ пришел через несколько секунд.

Похоже, я умею читать мысли. Уже сделал. Вот несколько ссылок. FYI[241]: самолет указан как пропавший в районе острова Санта-Мария в 1951. В архиве Управления гражданского воздухоплавания есть соответствующий файл и отчет об аварии. Есть также рапорт ЦРУ об этом деле, но я не могу получить допуск к информации.

Рапорт ЦРУ. Собственно, удивляться не приходится. Курт начал просматривать присланные ссылки, то и дело поглядывая в сторону выхода.

В дамской комнате Катерина задержалась перед зеркалом, склонившись над мраморной раковиной. Но ни прическа, ни макияж, ни что-то еще ее не интересовали — только телефон.

— Ну же, — шептала она, следя за медленной загрузкой.

Экран наконец поменялся, и на нем появилось что-то вроде биографии Курта Остина. Объем информации был довольно большим, и прочитать все она не успевала, а потому только пробежала глазами по основным пунктам, отправила в Центр текстовое подтверждение и сунула телефон в сумочку.

Быстренько заглянув в зеркало и убедившись, что прическа в порядке, молодая женщина повернулась и вышла в коридор.

Курт бросил взгляд в сторону дамской комнаты, скосил глаза на телефон и снова посмотрел в сторону дамской комнаты. Увидев, что дверь распахнулась, он прочитал еще одну строчку и опустил аппарат в карман.

Потом поднялся и выдвинул для Катерины стул.

— Вы заметно посвежели, — с улыбкой заметил он.

— Спасибо. Иногда держать марку бывает нелегко.

В ее словах Курт ощутил некую неумышленно выраженную правду. Возможно, подсознательно она имела в виду свою жизнь в спорте. Причем в том виде, где победителя и проигравшего разделяет порой тончайшая грань. Чрезмерный субъективизм ведет к тому, что человек теряет уверенность в себе.

— Вы потрясающе выглядите. Сказать по правде, здесь все удивляются, почему вы обедаете с таким неряхой, как я.

Она улыбнулась и едва заметно покраснела.

Солнце уже скрылось за горизонтом. Они поболтали о том о сем до главного блюда, потом еще немного после второго бокала вина, и лишь затем Курт решился вернуться к прежней теме.

— У меня вопрос. Почему вы ныряли к тому самолету в одиночку? У вас на борту два комплекта баллонов. Разве у вас нет напарника?

— Это уже два вопроса. — Катерина снова улыбнулась. — Я приехала на Санта-Марию с еще одним представителем нашего правительства. Но он не имеет отношения к Академии наук. Все это дело исключительно мое. А баллоны шли в комплекте с лодкой.

Скорее всего, подумал Курт, задача этого второго представителя — присматривать за ней, держать на поводке и оберегать от неприятностей.

— Ваша очередь, — предложил Остин, пробуя рыбу.

— Пожалуй, мне такая игра нравится, — поддержала его Луцкая и тут же выпалила: — Вы, кажется, очень рассердились, когда мы появились. Но почему? Потому что я вторглась в вашу драгоценную «исключительную зону» или потому что я не зарегистрировалась?

— Ни то ни другое. Мне не нравится, когда люди попадают в неприятности. Вы ведь могли погибнуть там, в тех обломках. Еще минут пять, и так бы оно и случилось.

— То есть Курт Остин — человек заботливый?

— Абсолютно, — сказал он с наигранно теплой улыбкой.

— Поэтому вы и занимаетесь этим бизнесом, поиском и подъемом затонувших судов?

— Не вполне вас понимаю.

— Взорвать и отправить лодку на дно может любой дурак. Но чтобы поднять ее, требуются совсем другие умения, верность делу и готовность рискнуть. По-моему, именно потому вы этим и занимаетесь. А еще вам нравится спасать вещи.

Курт никогда не думал об этом, но какая-то правда в сказанном ею определенно присутствовала. В мире полно тех, кто уничтожает и выбрасывает вещи, и он гордился тем, что не только не выбрасывает их, а восстанавливает.

— Я, наверно, должна вас поблагодарить, — добавила она. — Вы ведь отправились за мной, чтобы спасти.

Ныряя, Курт не знал наверняка, что у неизвестного аквалангиста неприятности, но был рад, что вытащил ее живой и здоровой. Почему же она пошла на такой риск?

— Ваша стихия — соперничество, — сказал он, примеряя на себя роль психолога-любителя.

— В этом есть как плюсы, так и минусы.

— Национальные соревнования, мировые чемпионаты, олимпийские игры. Вы всю жизнь старались доказать тренерам, судьям и зрителям, что достойны самых высоких оценок, что ваше место — арена. Даже при том, что у вас случился разрыв связок, вы почти взяли бронзу в Торонто.

— Я почти взяла золото, — поправила Катерина. — Упала на последнем прыжке. Закончила программу на одной ноге.

— Если не ошибаюсь, вы потом пару месяцев не могли ходить, — этот факт он почерпнул из сообщения Джо. — Но факт остается фактом. Другой на вашем месте отступил бы, не стал рисковать, поберег ногу для следующего раза.

— Иногда у тебя нет следующего раза.

— Вас это подтолкнуло?

Она поджала губы, глядя на него и наматывая на вилку пасту «волосы ангела». Потом заговорила.

— Мне медаль не полагалась. Мое место почти отдали другой спортсменке. Скорее всего, другого шанса я бы уже не получила.

— Вам было что доказывать.

Катерина кивнула.

— Это дело, это поручение с командировкой, наверно, оно вам внове, — продолжал Курт. — Дома наверняка остались люди, на которых вы хотите произвести впечатление. Может быть, вы чувствуете, что должны доказать им что-то. Ведь другого шанса может и не быть.

— Возможно.

— В этом нет ничего плохого. Мы все хотим произвести впечатление на наших боссов. Но на земле есть места, где рисковать не стоит. Одно из них — внутри обломков самолета, лежащего на глубине в сто сорок футов.

— Вам никогда не хотелось доказать кому-то, что они в вас ошибаются?

Курт помолчал, а потом ответил полуправдой.

— Я стараюсь не переживать из-за того, что обо мне думают другие.

— Значит, вам некому что-то доказывать?

— Этого я не говорил.

— То есть кто-то есть. И кто же? Женщина? Миссис Остин? Настоящая или будущая? Та, что ждет вас дома?

Курт покачал головой.

— Тогда меня бы здесь не было.

— Так кто же?

Он усмехнулся. Разговор определенно ушел в сторону.

— Расскажите о своем секрете, итогда я вам отвечу.

Катерина, похоже, снова расстроилась.

— Обед, надо полагать, закончится, как только я его раскрою?

Ему этого не хотелось, но опять-таки…

— Это уж зависит от того, каков секрет.

Она подняла вилку, словно хотела его ненадолго задержать, но потом решительно отложила.

— Вчера вы спасли французского ныряльщика, — сказала она.

— Верно. Парень прицепил на пояс груз в сто фунтов. Вы повели себя опрометчиво, он же был просто идиот.

— Может быть, и нет.

— Что вы имеете в виду?

— Они это подстроили. Пока вы с напарником вытаскивали его из воды, другой член французской команды брал буровую пробу, керн, той самой скалы. Они уже хвастают этим.

Его как будто обожгло волной гнева. Он резко выдохнул, схватил салфетку и, скомкав, бросил на стол.

— Вы правы. Нам пора.

— Черт.

Курт поднялся, положил на стол несколько банкнот, взял спутницу за руку и направился к выходу.

— Так что насчет вашего секрета? — спросила Катерина.

— Потом.

Не выпуская ее руку, Курт толкнул дверь и вышел. В тени что-то шелохнулось. Какой-то предмет вылетел из темноты справа. В оставшееся мгновение он успел лишь собраться, а потом что-то — бейсбольная бита, дубинка или кусок трубы — ударило его в живот.

Удар оказался достаточно сильным, чтобы выбить дух даже из такого сильного человека, как Курт Остин. Он согнулся и упал на колени.

Глава 22

Пол и Гаме быстро поднимались в «Групере». Поскольку весь балласт остался на дне океана, подлодка шла вверх, задрав нос, с работающим на полную мощь электромотором и на скорости около трехсот футов в минуту.

Уменьшалась глубина, уменьшалось и давление, но и через двадцать минут после начала подъема они все еще оставались в десяти тысячах футов от поверхности, а вода все прибывала.

— Самая слабая часть корпуса — фланец, — крикнул Пол, заметив, что вода проходит там, где две части подлодки соединялись, как отрезки трубы.

— У нас есть зажимы, — прокричала в ответ Гаме, — можно ими запечатать.

Подтянувшись к стене, Траут оторвал покрытие. Под ним обнаружился набор инструментов, которые, как посчитали проектировщики субмарины, могли пригодиться экипажу. Были в этом наборе и четыре винтовых зажима. Большие, прочные, созданные с учетом особых условий «Групера», они тем не менее не очень отличались от стандартных, с храповым механизмом, имеющихся едва не в каждом доме. Очевидно, проектировщики лодки понимали, что именно фланец между двумя половинами и есть слабейшая часть разработанной ими конструкции.

Сорвав один из зажимов, Пол передал его жене. Сам он помочь ей не мог из-за тесноты.

— Найди на фланце место с выемкой, как под машиной для домкрата. Поставь зажим. Как только встанет, закручивай изо всех сил. Потом я подам второй.

Гаме кивнула и взяла зажим. Пробежала ладонью по фланцу, нашла выемку, подвела зажим и начала закручивать.

— Оставить небольшой люфт? — спросила она.

— Нет. Закручивай до упора.

Наблюдая за женой, Пол почувствовал, что «Групер» слегка поворачивается. Он оглянулся на контрольную панель. Они по-прежнему поднимались под углом в тридцать пять градусов, но субмарину сносило вправо. Похоже, один из стабилизаторов получил повреждение и погнулся. Он подкорректировал положение и снова посмотрел в сторону Гаме.

Судя по напряженному лицу, она закачивала с первым зажимом.

— Как у нас там?

— Думаю, с этим закончила.

Пол взглянул на течь. Вода продолжала поступать. Ему даже показалось, что ее стало больше. В хвосте субмарины собралась небольшая, на один-два галлона, лужица.

Они прошли отметку девять тысяч футов. Он схватил второй зажим.

— Держи. Поставь с другой стороны.

Курт упал, как падают при замедленной съемке в кино. По крайней мере, так ему показалось. Краем глаза он успел зацепить плотного мужчину и летящую по широкой дуге биту. Замах выдавал любителя, поскольку скорость движения биты замедлялась.

Он успел среагировать, собраться и приготовиться к удару, но не успел уклониться.

Согнувшись от разрезавшей живот пронзительной боли, Остин услышал крик Катерины и понял, что следующим ударом ему размозжат голову.

Упав на колени и увидев перед собой ноги противника, он не стал терять время, оттолкнулся от земли и врезался плечом в коленную чашечку.

Сустав дернулся назад и издал сухой тошнотворный хруст. Здоровяк вскрикнул и завалился на спину. Курт обрушился на него сверху с одновременным прямым в лицо. Кулак угодил в нос. Брызнула кровь.

Вторым ударом он то ли сломал неприятелю скулу, то ли выбил глаз — в любом случае его голова мотнулась вбок, а сам он замер неподвижно.

Разбираться, что с ним, мертв он или всего лишь потерял сознание, Курт не стал — у него хватало других проблем. Второй громила прыгнул на него со спины и попытался провести удушающий прием.

— Беги отсюда, — прохрипел Курт своей спутнице.

Первым делом он попробовал ослабить захват, но исполнить этот маневр нелегко даже в идеальной ситуации. Сейчас же, когда мышцы живота еще скручивались от боли после удара битой, ему недоставало как сил, так и рычага, и его противник прекрасно это понимал.

Тиски сжимались, перекрывая подачу крови в мозг.

Хватая воздух открытым ртом, Курт развернулся и пошел на таран припаркованной поблизости машины. Первый удар удался, но второй получился слабее, и стряхнуть нападавшего не удалось.

Хоть бы какое-то оружие, палку или камень. Курт скользнул взглядом по земле и вдруг услышал глухой удар. Зажим ослаб. Остин тут же сделал глубокий вдох и услышал звук второго удара. Здоровяк отвалился, как сухой плющ от дерева.

Он попытался повернуться — не смог. Попытался устоять на ногах — и это тоже не удалось. Сил хватило только на то, чтобы опуститься на корточки в углу парковочной площадки. Кто-то схватил его за руку. Пальцы были тонкие, но сильные. Ему помогли подняться, выпрямиться.

— Держись за меня, — сказала Катерина.

Морщась от боли, он положил руку ей на плечо. Вместе они кое-как проковыляли через парковку к их маленькой машине. Курт свалился на пассажирское сиденье, Катерина же обежала «Фокус» спереди, бросила на пол кусок трубы, который прихватила с поля боя, и забралась на водительское место.

Мотор заработал с полуоборота, и парой секунд позже они уже выкатились со стоянки на петляющую горную дорогу.

Ни Курт, ни Катерина не заметили последовавших за ними двух «Ауди».

Гаме поставила уже третий зажим, закрепив его со всей силой, что только нашлась в ее гибком теле. Мышцы горели от напряжения, дыхание вырывалось хрипами. Она оглядела шов, через который пробивалась вода. В какой-то момент течь ослабла до тонкой струйки, но теперь снова усилилась до ручейка.

— Давай последний, — крикнула она Полу.

Оставалось только надеяться, что четыре зажима, соединив силы, удержат шов и не позволят давящей массе воды прорваться внутрь «Групера».

— Держи. — Пол протянул ей последний крепеж.

Гаме нащупала четвертую метку, подвела зажим и принялась затягивать.

— На какой мы глубине?

— Четыре тысячи футов.

Она принялась качать рычажок. До упора. До полного изнеможения. И натужно застонала, из последних сил налегая на рычаг.

— Все, — выдохнула она, отступая. — Больше не могу.

Течь снова замедлилась, пусть не до струйки, но, по крайней мере, она не напоминала теперь открытый кран.

— Скорость подъема?

— Упала до двухсот футов в минуту.

— Упала? Но почему? Мы теряем скорость?

— Нет. Мы набираем вес. — Пол посмотрел назад. Гаме повернулась и увидела, что в хвосте «Групера» собралось галлонов тридцать воды. Тридцать галлонов или двести шестьдесят фунтов добавочного веса.

Только теперь женщина осознала, что им грозит не одна опасность, а две. Даже если течь уменьшится, поступающая вода будет утяжелять субмарину и замедлять скорость подъема. Вопрос жизни и смерти будет решаться соотношением первого и второго. Если они не достигнут поверхности в самое скорое время, добавочный вес одолеет плавучесть, и тогда долгий, медленный подъем сменится долгим, медленным падением, спасения от которого уже не будет.

Покрышки «Фокуса» взвизгнули на щебне горной дороги. Курт оглянулся. Появившиеся позади две пары огней приближались с каждым поворотом.

— Нам лучше вернуться в ресторан, — заметила Катерина.

Курт уже думал об этом. Во всем здании было человек десять, да еще, может быть, пара поваров в кухне. Слишком мало, чтобы обеспечить безопасность, и слишком много потенциальных жертв.

— Нет, едем дальше. Если они схватят нас здесь, живыми мы уже не выберемся. Самый лучший для нас вариант — добраться до города. Там можно обратиться в полицию.

Катерина придавила педаль газа, бросив машину в очередной поворот. Именно благодаря поворотам им удавалось сохранять преимущество над преследователями, но впереди лежали два прямых, длинных отрезка, на которых преимущество получили бы более крупные и мощные «Ауди».

— У вас есть оружие? — спросил Курт.

Катерина покачала головой.

К сожалению, у него оружия тоже не было. Правила в отношении огнестрельного оружия на Азорах довольно строгие. Возможно, оно и к лучшему. В противном случае громила наверху мог бы иметь в своем распоряжении не кусок трубы, а «Люгер» или «Глок».

Тем не менее проблемы у них уже возникли.

— Приближаемся к еще одному прямому отрезку, — предупредила Катерина.

«Фокус» прошел мягкий поворот, и она вдавила в пол педаль газа, но и обе «Ауди» как будто прыгнули вперед и теперь быстро приближались.

Зеркало со стороны Курта разлетелось вдруг мелкими осколками, а в следующую секунду пули застучали по металлу, дырявя багажник и дверцу. Он пригнулся. Вот тебе и запрет на ввоз оружия на остров.

Катерина начала вилять из стороны в сторону, пытаясь оторваться, а Курт, оглянувшись в очередной раз, заметил катающийся по заднему сиденью кусок трубы. Он схватил его и бросил взгляд в зеркало — ближайшая «Ауди» буквально висела на колесе.

— Тормози! — крикнул он.

— Что?

— Тормози!

Катерина сместила центр тяжести, вцепилась покрепче в руль и ударила по тормозу. В тот же миг Курт открыл дверцу.

Покрышки «Фокуса» вцепились в асфальт, заскрипели и задымились. Застигнутый врасплох, водитель «Ауди» среагировал с небольшим опозданием и, сорвав дверцу «Фокуса», переехал через нее.

Сбитый с толку, он не заметил, как Курт высунулся из машины, держась за ручку над дверью, размахнулся и взмахнул трубой, как заправский теннисист ракеткой.

Удар пришелся по ветровому стеклу, которое тут же покрылось густой сетью трещин, полностью блокировавшей вид. «Ауди» вильнула влево и тут же вправо, словно вознамерилась пойти на таран.

Курт нанес еще один удар. Конец трубы выбил стекло со стороны водителя и попал ему в висок. «Ауди» снова вильнула, отстала, дернулась вправо и, врезавшись в скалистый склон, подпрыгнула, перевернулась и еще добрую сотню ярдов пролетела на крыше, разбрасывая стекло и металлические части, но при этом осталась на дороге.

— Отметина наверняка останется, — сказал Курт.

Вторая «Ауди» обошла первую и устремилась в погоню.

Рассчитывать, что один и тот же план сработает дважды, не приходилось. Курт посмотрел вперед — вверх по склону поднимались еще две пары огоньков. Это могли быть местные или туристы, но они шли рядом, на одной линии, не отставая и не вырываясь вперед. Что это означает, понять было нетрудно.

— Они пытаются загнать нас к обрыву, — крикнул он, перекрывая шум ветра, врывавшегося в образовавшуюся брешь.

Что-то в лице Катерины дрогнуло, но уже в следующий момент она прижала педаль газа и, как сумасшедшая, вцепилась в руль. Маленький «Фокус» рванулся вперед, а Катерина вдобавок еще и включила дальний свет.

— Я останавливаться не стану, — крикнула она.

В этом Курт не сомневался, но все дело было в том, что и водители мчащихся им навстречу машин были настроены точно так же.

Глава 23

«Групер» продолжал подниматься еще десять минут, но скорость подъема постоянно снижалась.

— Прошли тысячу, — сказал Пол.

Тысяча футов. Лучше, конечно, чем шестнадцать, или десять, или даже пять, но все равно слишком глубоко для большинства субмарин со стальным корпусом. Гаме вспомнила, как год назад совершила погружение на готовой к списанию боевой подлодке «Лос-Анджелес». На глубине семисот футов боковая стенка вдруг вогнулась с громким металлическим звуком. Она тогда едва не подскочила от страха, а капитан и команда добродушно рассмеялись.

— Это наш глубоководный тест, мэм, — сказал капитан. — Вмятина появляется при каждом погружении.

Такая у них была шутка для гостей, но Гаме перепугалась тогда до смерти, и тот факт, что они находились сейчас на триста футов глубже, чем тогда, означал, что тысяча футов столь же опасна, как и шестнадцать тысяч.

— Девятьсот, — продолжал Пол.

— Какая скорость?

— Двадцать пять. Плюс-минус.

Меньше четырех минут до поверхности. Меньше четырех минут до спасения.

Снаружи что-то треснуло, и «Групер» затрясся.

— Похоже, мы потеряли руль, — сказал Пол.

— И управление?

— Попробую что-нибудь сделать, — отозвался он, отчаянно гоняя по панели два джойстика.

Гаме оглянулась. Воды собралось не меньше восьмидесяти галлонов, и она уже подступала к ногам, так что их приходилось постоянно подтягивать.

Прошла еще минута. Они приближались к пятистам футам. Корпус вдруг заскрипел, как оседающий дом или гнущийся металлический каркас. Через несколько секунд скрип повторился. Потом еще раз.

— Что это? — Источник звука находился прямо над ней. Гаме подняла голову. Зажим на фланце дрожал, и скрип издавал корпус над ним.

Женщина повернулась к корме. Водой уже заполнилась вся хвостовая часть субмарины. Галлонов сто или больше. Восемьсот фунтов. И весь этот дополнительный вес создавал нагрузку на и без того ослабленный шов, пытаясь сломить подлодку посередине, как палочку.

Так и случится, если они не выровняются, не распределят вес более равномерно, даже если уменьшится скорость подъема.

— Пол…

— Двести футов.

— Нам нужно выровняться.

— Что?

Корпус застонал громче, и верхний зажим начал соскальзывать.

— Пол! — Гаме метнулась вперед, и в этот момент зажим сорвался и ударил ее по голени.

Она вскрикнула.

В следующее мгновение второй зажим слетел с креплений, и в щель с резким, режущим ухо звуком ударила, словно из пожарного шланга, струя воды.

Между тем на горной дороге к Вила-ду-Порту близилась к развязке игра в салочки. Катерина давила на газ, но и две мчавшиеся вверх машины уступать не собирались. Более того, они тоже добавили и неслись навстречу «Фокусу» бок о бок, с включенными фарами.

Курт заслонился ладонью от бьющего в глаза света и бросил взгляд в зеркало заднего вида — их единственный теперь преследователь тоже приближался. Что же это такое, и не сошли ли все с ума?

Впереди появился дорожный знак со стрелкой и надписью «Дельтапланы-Ультралайты».

Курт ухватился за руль и бросил машину вправо.

— Ты что делаешь? — крикнула Катерина.

Они вылетели на гравийную дорогу. «Фокус» занесло, но Катерина удержала машину, бешено крутя руль сначала в одну, потом в другую сторону.

За спиной у них вечерний покой прорезал протестующий скрип покрышек. Что-то лязгнуло, но столкновения, на которое рассчитывал Курт, похоже, не случилось.

— Вперед, — сказал он.

— Но мы ведь даже не знаем, куда эта дорога ведет.

— Это так важно?

Конечно нет. А еще через несколько секунд позади их машины вспыхнули огни, так что повернуть назад они не смогли бы, даже если бы захотели.

— Вперед. К обрыву.

— Рехнулся? Я и так едва держусь.

— Именно поэтому.

Они покатили по гравийной дороге, оставляя за собой облако пыли, недостаточно плотное, чтобы блокировать свет фар, но серьезно ухудшавшее видимость. Курт представил себя на месте водителя «Ауди» — ничего не разглядеть, по стеклу бьют камни, и отставать нельзя…

Бывают ситуации, когда дополнительные лошадиные силы и более широкие покрышки только мешают. Сейчас был именно такой случай. На высокой скорости «Ауди» становилась неуправляемой, машина буквально плыла на расползающемся под колесами покрытии. Маленькому «Фокусу» в таких условиях было легче — его узкие покрышки вгрызались в гравий до земли.

— Подпусти поближе, — сказал Курт, вглядываясь в пейзаж за стеклом.

Катерина кивнула, как будто уже поняла, что у него на уме.

— А теперь газу и вправо.

Она вдавила в пол педаль, взметнув завесу из камешков и пыли, но оторваться не получилось. Водитель «Ауди» сделал то же самое, и его машина вылетела из облака.

— Я же сказал, вправо!

Катерина налегла на руль, но «Фокус» занесло, и Курт понял — перестарались. Он схватил девушку за плечо и вывалился из машины, увлекая ее за собой. Они покатились по траве. Мимо, в паре футов, пролетела «Ауди». «Фокус» пропал из виду, и преследователь, мигнув огнями, затормозил.

— Поздно.

Сила инерции пронесла «Ауди» через пыльное облако, и в следующее мгновение машина, скорость которой упала миль до двадцати в час, ухнула в обрыв.

Продержавшуюся три секунды тишину оборвали последовавшие один за другим два взрыва.

Курта и Катерину накрыли клубы пыли. Еще секунду казалось, что они здесь одни.

— Никого, — пробормотала Катерина.

Курт кивнул и повернулся к дороге. Сквозь оседающую пыль пробивались белые огни приближающихся машин.

— Идут сюда.

Он схватил Катерину за руку и оттащил от дороги.

— Уходим. Убежать не получится, так что попробуем спрятаться.

Потянув Гаме к кокпиту подлодки, Пол заметил, что она приволакивает ногу, как раненая.

— Все в порядке, — сказала Гаме.

Вода быстро прибывала.

Пол бросил взгляд на глубиномер:

150.

140.

Стрелка еще двигалась, но все медленнее и медленнее. Пропеллеры вращались на пределе, балласт сброшен — и все же «Групер» все еще пытался идти вверх.

135.

Лодку затопило уже наполовину, и уровень быстро поднимался. Пол вернулся к панели. Важно было удержать батискаф в вертикальном положении, максимизировать вертикальную компоненту пропеллерной тяги. Субмарину слегка подтолкнуло вверх, но вода уже бурлила у самых ног, и Пол почувствовал, как скорость снова упала.

Стрелка подобралась к отметке 130, дрогнула и остановилась.

Теперь «Групер» стоял на хвосте, и пропеллер изо всех сил старался удержать его в таком положении.

Траут был уже по пояс в воде. Гаме вцепилась в него.

— Пора уходить, — только и сказал он.

Море заполняло маленькую подлодку, как бутылку, и Гаме из последних сил старалась удержать голову над водой.

— Набери воздуху. — Пол подтянул жену повыше, чувствуя, как она дрожит от холода. — Сделай вдох. Нет, три глубоких вдоха. Последний задержи. Поднимаясь, не забывай выдыхать.

Убедившись, что она следует его инструкциям — последний вдох Гаме сделала, когда вода уже накрыла лицо, — Пол и сам набрал полные легкие, опустился и подтянулся к люку. Наружное и внутреннее давление уже почти уравнялись, так что люк открылся легко.

Траут отодвинул крышку и помог жене выбраться из субмарины, а потом толкнул вверх.

«Групер» уже пошел вниз. Пол оттолкнулся от корпуса подлодки и заработал ногами и руками.

На обоих были плавучие неопреновые костюмы. Без пояса с утяжелением они вполне могли заменить спасательные жилеты. Помогало желание жить. Помогало долгое нахождение на глубине, где они дышали сжатым воздухом. Поднимаясь, Пол понемногу выпускал воздух. Только бы и Гаме не забывала это делать. В противном случае сжатый воздух расширится в груди, и легкие лопнут, как воздушный шарик.

Прошло около минуты, когда он ощутил жжение в легких. Вокруг не было ничего, кроме воды. Далеко внизу слабеющая точка света обозначала идущий ко дну батискаф.

Через тридцать секунд Пол стравил еще немного воздуха. Давление в груди усиливалось. Он уже видел свет, но не видел жену.

Две минуты.

Мышцы отчаянно требовали кислорода, в голове гудело, силы быстро таяли. Пол продолжал работать ногами, но уже медленнее. Он чувствовал приближение спазмов.

Дрожь прокатилась по телу. Свет приближался, но сколько еще осталось до поверхности, Пол определить не мог. В глазах начало меркнуть. Мерцающая синева съежилась до крошечного пятнышка. Ноги и руки налились тяжестью.

Все движения прекратились. Голова свесилась набок. Свет померк. Где… моя… жена?.. Это была последняя мысль Пола Траута.

Глава 24

Под прикрытием пыли и темноты Курт и Катерина перебрались через раскинувшийся на склоне холма луг. Машины преследователей двигались медленно, осторожно высматривая в сумерках гравийную дорогу. У обеих были разбиты капоты, и у одной осталась лишь одна работающая фара. Игра в салочки определенно завершилась в пользу Остина, сумевшего нанести противнику большие потери.

Наверно, гадают, куда запропастились их товарищи, подумал Курт, наблюдая за приближающимися машинами. И где же добыча, которой вроде бы и деваться было некуда на маломощном «Фокусе».

Лежа в траве, они подождали, пока машины пройдут мимо, после чего двинулись дальше через луг и вышли к забору из натянутой между столбами сетки-рабицы.

На другой стороне забора виднелось небольшое, тихое и темное, напоминающее ангар строение. Надпись на щите у входа гласила: «Ультралайт — $50 за полчаса».

— Перелезайте. Только тихо.

Катерина подтянулась, просунула пальцы в ромбовидные отверстия, поднялась по сетке и в два быстрых шага преодолела препятствие. Хорошо иметь в напарниках спортсмена, подумал Курт.

Проделав тот же маневр, он бесшумно последовал за ней.

— Где ваши туфли?

— Вы про мои дорогие итальянские, на шпильках?

— Да.

— Они вроде как свалились, когда вы выбросили меня из машины.

Курт лишь теперь заметил, что платье у нее порвано, а на локте и предплечье кровоточащие ссадины. Он и сам разбил колено и плечо и расцарапал о гравий ладони. Но уж лучше так, чем быть мертвым.

— Выберемся из этой переделки, куплю вам новые, — пообещал Остин. — Идемте.

Они пробежали через луг и укрылись за огромной цистерной, которые часто встречаются на заправочных станциях. В этой, судя по запаху, находился авиационный бензин с октановым числом 100, использующийся для заправки легких винтовых самолетов вроде ультралайтов.

Из укрытия Курт наблюдал за тем, как две оставшиеся «Ауди» осторожно ползут к обрыву. Приблизившись к тому месту, откуда обе машины улетели в пропасть, они остановились с включенными фарами. Из каждой вышли по двое мужчин. Один держал в руке фонарик, трое были с короткоствольными автоматами.

— Давайте-ка убираться отсюда, — прошептала Катерина.

— Тише. Увидеть нас здесь они не могут, и я не хочу, чтобы услышали.

Мужчины с автоматами подошли к краю обрыва и с минуту смотрели вниз. Там, должно быть, еще полыхал огонь, потому что дым и пыль поднимались подсвеченные пламенем, и люди на этом фоне казались плоскими силуэтами.

— Похоже, они все туда кувыркнулись, — сказал кто-то.

Ответа Курт не расслышал, но человек с фонариком подошел ближе к краю.

— Дай мне бинокль, — сказал он, а когда приказ не был исполнен достаточно быстро, рявкнул громче: — Живее, не всю же ночь нам здесь торчать.

Едва услышав голос, Курт сразу его узнал — головорез с «Киндзара-мару».

— Так ты не умер, — пробормотал он.

Ему еще тогда показался подозрительным взрыв пиратской лодки. Слишком уж удобно все сложилось. Слишком идеальная получилась концовка для операции, столь тщательно вроде бы разработанной.

— Вы знаете этих людей? — спросила Катерина.

— Голос знакомый. Я слышал его неделю назад при нападении на транспортное судно. Мы думали, он подорвался, но теперь ясно, что все было подстроено. Он просто хотел, чтобы мы так думали.

— Так они за вами?

Курт повернулся к ней:

— А вы думали, за вами?

Она как будто даже обиделась.

— Может быть. Я — довольно заметный член русской научной элиты. Нисколько не сомневаюсь, что за меня они потребуют гораздо больший выкуп, чем за вас.

Курт улыбнулся и принужденно рассмеялся. В этом его спутница, возможно, не ошибалась.

— Не хотел вас обидеть.

Катерина, похоже, приняла извинение, и Остин снова перевел внимание на людей у обрыва. На фоне подсвеченного дыма они представляли собой отличные мишени. Будь у него винтовка, он мог бы перестрелять их всех прямо сейчас, как уточек в тире. Но все его вооружение составляли кусок трубы, да нож, оставленный этим самым головорезом на «Киндзара-мару».

Человек с фонариком шагнул к краю обрыва, поднес к глазам бинокль и несколько секунд смотрел вниз. Потом немного изменил угол зрения. Наверно, разглядывает вторую машину, решил Курт.

— Все погибли, — сказал кто-то. — Все до единого.

— Не будь так уверен.

— Здесь глубоко. При таком падении никто не выживет.

Вожак — а человек с фонариком явно был вожаком — повернулся и резко толкнул своего подручного на машину. Столь грубый жест, учитывая, что из всех стоящих у обрыва только у него не было оружия, мог позволить себе лишь человек, пользующийся безоговорочной властью.

— Ты прав, выжить при таком падении невозможно. Только вот их там нет, — наемник сунул прибор ночного видения стоявшему рядом подручному. — Ни в машине, ни около нее тел нет.

— Черт, — прошептал Курт.

Если раньше самой большой проблемой представлялось долгое возвращение домой, то теперь куда более остро стоял другой вопрос: как выбраться с плато живыми. Он понимал, что бандиты не уйдут, пока не найдут их с Катериной, или их не спугнет полиция, которая прибудет не раньше, чем через полчаса.

Смогут ли они прятаться так долго?

Вряд ли.

Вожак повернулся и скользнул лучом фонарика по лугу. Курт отпрянул за цистерну, а когда луч ушел в противоположную сторону, снова схватил Катерину за руку.

— Надеюсь, вы не боитесь высоты.

Они прокрались через открытое пространство и метнулись к темному ангару. Курт бесшумно взломал замок обрезком трубы.

— Что будем делать? — спросила Катерина, проскальзывая за ним внутрь.

— Пятьдесят долларов найдется? — Остин прошел к ближайшему самолету и открутил крышку бака.

— С собой нет. А что?

— Придется оставить расписку. — Курт подобрал шлем и передал Катерине.

— Так мы отсюда улетим? — догадалась она.

Он кивнул.

Катерина улыбнулась так широко, что в ангаре как будто стало светлее.

— Всегда хотела попробовать такую штуку.

Курт заглянул в бак — проверить, есть ли топливо — и, убедившись, что тот полон более чем наполовину, шагнул к двери и начал медленно ее открывать.

Андраш приказал своим людям рассредоточиться. Сам он, кроме фонарика, зажатого в правой руке, вооружился еще и девятимиллиметровым «Глоком». Один из его подручных пошел вдоль обрыва, другой в противоположном направлении.

Скорее всего, беглецы двинулись в глубь острова, решил Андраш. Чем дальше от моря, тем обширнее территория, которую нужно проверить, больше мест, где можно спрятаться. Такая тактика лучше. Уже после одной встречи с человеком из НУПИ наемник понял, что имеет дело с умным и изобретательным противником.

Что ж, тем приятнее будет его убить.

Луч фонарика скользил по траве. Будь они вооружены, Андраш проявил бы больше осторожности и использовал сейчас очки ночного видения. Но оружием во время погони беглецы не воспользовались, если не считать куска трубы и собственных мозгов, а значит, опасность ему не грозила.

Андрашу повезло — луч наткнулся на женскую туфлю, всю в пыли, из красной лакированной кожи. Неподалеку, футах в десяти, обнаружилась вторая. Андраш свистнул, подзывая своих людей, и, пока они собирались, посветил вокруг и заметил забор из сетки-рабицы и какое-то строение за ним.

— Окружите здание. Они там.

Его люди бросились к забору, как на штурм. И тут ночную тишину разрезал резкий звук, как будто заработала газонокосилка.

Андраш запрыгнул на забор и направил луч фонаря в сторону здания — как раз в тот момент, когда выкатившийся из-за раскрытых дверей ультралайт с грохотом, набирая скорость, помчался по траве.

— Стреляйте! — крикнул он.

Двое его подручных спрыгнули на землю и открыли огонь вслед удаляющемуся самолету. В следующую секунду он взорвался, и пламя охватило нейлоновое крыло.

Слишком легко, подумал Андраш. И был прав.

Как только первый самолет выкатился из ангара и побежал по траве, Курт и Катерина сели во второй. Остин рассчитывал, что первый отвлечет на себя внимание бандитов, и им удастся незаметно вылететь на втором в другом направлении.

Отправив самолет прикрытия вправо, он несколькими секундами позже повернул свой влево. Двигатель только-только начал работать, как снаружи раздались выстрелы. И почти тут же беглецы увидели на травянистой площадке, служившей самолету взлетной полосой, яркую вспышку. Света вполне хватило, чтобы оглядеться.

Теперь скрываться было уже поздно, и Курт дал полный газ. Маломощный, в пятьдесят лошадиных сил, двигатель загудел, как рой рассерженных пчел, и маленький деревянный аппарат устремился вперед.

Пробежав по травянистой полосе около сотни футов, неуклюжая машина набрала скорость и оторвалась от земли. Курт развернул самолет к крутому склону с таким расчетом, чтобы между ними и вооруженными людьми оказался ангар. Он услышал несколько разрозненных выстрелов и ничего больше. К этому времени ультралайт уже летел в темноту, взяв курс на далекие огни Вила-ду-Порту.

Андраш быстро понял свою ошибку. Их провели, заставив смотреть в другую сторону. Повернувшись, он успел увидеть, как летательный аппарат отрывается от земли, выстрелил в него и вместе со своими людьми побежал к ангару.

Внутри обнаружился целый флот сверхлегких самолетов. Четыре из них были, похоже, в рабочем состоянии.

— Залезайте, — крикнул Андраш, обращаясь ко всем сразу. — Собьем их в воздухе.

Пока его люди садились во второй самолет, сам он запрыгнул на сиденье первого и… замер. Из соседнего кресла торчал знакомый предмет, воткнутый вертикально в мягкую обивку. Черная матовая полировка, складное титановое лезвие, дырочки в рукоятке — знакомая вещь. Этот самый нож он вогнал в сиденье крановщика на «Киндзара-мару» после того, как перерезал гидравлические линии.

Итак, человек из НУПИ забрал его и сохранил. А теперь вернул. Не просто так. Конечно, он хотел показать Андрашу, что узнал его. Но не только. А что, если…

— Не заводи, — приказал он, спрыгивая на землю и обращаясь к своему подручному, который уже собирался повернуть ключ.

Подойдя к двигателю, он проверил гидравлические и топливные шланги — враг вполне мог бы нанести символический — а может, и смертельный — удар, повторив сделанное им. Нетрудно представить, во что превратился бы тогда ангар. Но нет, никаких повреждений трубопроводов заметно не было, нигде ничего не капало.

Андраш поднял голову.

Крылья были разрезаны, чисто и аккуратно, так что сразу и не заметишь. Тот, кто это совершил, постарался не оставить длинных, болтающихся полосок нейлона, которые бросались бы в глаза. Взлететь самолет, наверно, смог бы, но в воздухе ткань растрепалась бы за несколько минут. Скорее всего, диверсия обнаружилась бы слишком поздно.

— Надо проверить остальные, — предложил кто-то из его людей.

Андраш кивнул, хотя и знал — бесполезно. Результат будет везде один и тот же.

Он недовольно поджал губы и с некоторым удивлением ощутил в душе что-то новое: восхищение. Похожее восхищение испытывает охотник, когда понимает, что зверь крупнее, сильнее и страшнее, чем ему представлялось. Такого рода открытие никогда не приносило с собой злости, только еще больший азарт. До сих пор, отдавая должное противнику из НУПИ, Андраш все же недооценивал его. Больше ошибаться нельзя.

— Давненько мне не бросали такой вызов, — прошептал он самому себе. — Я убью тебя с великой радостью.

Глава 25

Континентальный шельф у побережья Сьерра-Леоне,

23 июня

Джемма Гаран сидел в пассажирской кабине «EC155 Еврокоптер». Дизайн этого современного вертолета включал, помимо прочего, рулевой винт-фенестрон, полностью застекленную инструментальную панель и обтянутый кожей интерьер, выполненный той же компанией, которая изготавливает подушки сидений для «Роллс-Ройса».

Быстрая, с хорошей звукоизоляцией, машина служила воплощением роскоши для каждого уважающего себя миллиардера или диктатора небольшой страны.

Что касается Джеммы, то он теплых чувств к «Еврокоптеру» не питал, предпочитая добираться до нужных ему мест либо водным, либо автомобильным транспортом. Полученный в молодости боевой опыт наглядно показал, насколько уязвимы легкие вертолеты для огня с земли. Даже разорвавшийся поблизости выстрел из РПГ мог сбить едва ли не любой вертолет, а уж о прямом попадании и говорить нечего. Не менее опасным было для них и стрелковое оружие.

Но еще больше, чем прямого нападения, Джемма опасался необъяснимых инцидентов, случающихся с легкими самолетами и вертолетами лидеров небольших, раздираемых войнами стран на удивление часто, учитывая то время, которое они проводят в воздухе.

У воздушных происшествий почти не бывает свидетелей, особенно если они происходят над горами или джунглями. Когда на месте бедствия не может побывать команда экспертов-криминалистов, которая компетентно изучила бы обломки, практически невозможно сказать, упал ли вертолет сам, был ли он сбит ракетой или разорван бомбой диверсанта.

Вот почему Джемма обычно не путешествовал по воздуху. Но в данном случае пришлось сделать исключение — на первое место вышел фактор времени. Все — и ход событий, и даже надежные, казалось бы, союзники — повернулось против него, и он решил, что, если план пойдет насмарку, ему нужно знать, готово ли его основное оружие.

«EC155» пересек береговую линию и летел над Атлантическим океаном. В десяти милях от берега на горизонте появились четыре точки. По мере приближения они постепенно обретали вполне узнаваемую форму огромных нефтяных платформ, установленных на расстоянии в несколько миль одна от другой и образующих идеальный квадрат. Прилегающие воды патрулировали с десяток катеров, а к одной платформе пришвартовались несколько огромных барж с буровым оборудованием.

— Посади на третьей, — распорядился Джемма.

Пилот послушно исполнил указание, и уже через несколько минут Гаран снял шлем, вышел из сияющего красно-белой краской вертолета и направился к выстроившимся в почтительном ожидании начальнику платформы и его подчиненным.

— Мистер президент, для нас большая честь… — начал начальник.

— Оставьте, — перебил его Джемма. — И отведите меня к Кокрейну.

— Сейчас.

Джемма проследовал за ним через вертолетную площадку к главному блоку. Миновав участок с циркуляционными трубами, покрытыми влагой и изморосью, они вошли в помещение с климат-контролем, компьютерными экранами и плоскими дисплеями.

На расположенном в центре экране появился чертеж довольно странной формы, отдаленно напоминавший схематическое изображение то ли ипподрома, то ли железнодорожной станции и представлявший собой вытянутый овал, соединенный с более широким кругом, от которого отходили дюжины две прямых линий.

Неразборчивые издалека отметки, судя по всему, обозначали состояние каждой секции. Сами секции имели цветной код. Джемма отметил, что большая их часть подсвечена зеленым. Это его порадовало.

— Все секции контура подключены?

— Да, мистер президент, — ответил начальник платформы. — Их активировали сегодня утром. Сейчас работаем в тестовом режиме, но Кокрейн подтвердил, что мы не выбились из графика.

— Отлично. Где он?

— В одном из туннелей. Наблюдает за последней стадией монтажа.

— Показывайте.

Пройдя через комнату с климат-контролем, они оказались у лифта, где с трудом помещались два человека. Кабина пошла вниз и остановилась в плексигласовом туннеле наподобие тех, что используются в парках развлечений и океанических аквариумах.

В воде переливался и танцевал яркий свет. Повсюду мелькали стайки рыб, как часто бывает в местах нахождения нефтяных платформ и других искусственных сооружений. Внизу, под ними, океанское дно пересекал с востока на запад длинный шрам.

Казавшийся прямым, он на самом деле постепенно, едва заметно изгибался. Если бы океан удалось осушить, из космоса было бы видно, что эта линия точь-в-точь совпадает с изогнутой линией на дисплее в аппаратной. Вдалеке несколько человек в тяжелых водолазных костюмах и пара миниатюрных, не больше семейных автомобилей, субмарин монтировали последнюю секцию.

Чуть дальше, на самой границе подводной видимости, Джемма заметил еще одну, лежащую на боку субмарину. Она была отнюдь не крохотной, а гигантской и со вскрытым корпусом, что придавало лодке сходство с выпотрошенным китом. Вид ее почему-то разозлил президента.

Кабина лифта достигла песчаного дна и продолжила спуск в трубе, в кромешном мраке. Пройдя еще сорок футов, она, наконец, остановилась. Дверь открылась в бетонный коридор, освещенный флуоресцентными лампами.

Суперинтендант вышел первым, Джемма последовал за ним. Коридор был не квадратным, а овальным, словно проектировщик взял за образец арки древнеримских акведуков. Выбранная форма помогала туннелю выдерживать внешнее давление воды и скального грунта. Подметил Джемма и кое-что еще.

— Здесь мокро, — сказал он, указывая на лужицы на полу и влажные пятна на стенах.

— Бетон до полного затвердевания остается пористым. Мы его обработали, но просачивание продолжается. Нужен еще месяц или около того.

Хорошо бы так оно и было, подумал Джемма.

Пройдя еще немного, они остановились у перекрестка с уходящей вниз лестницей.

Спустившись по ней, Гаран оказался в другом коридоре, уже круглом в сечении и достаточно широком, чтобы проехать по нему в небольшом автомобиле. Здесь, как и в том, что выше, по стенам шли силовые кабели и охлаждающие трубы. Светодиодные индикаторы и блестящие металлические прямоугольники уходили вдаль, насколько хватало глаз.

Он повернулся и увидел Алекса Кокрейна.

— Вы почти закончили, — сказал Джемма. — Меня это радует.

— Строительные работы почти завершены. Но нам еще нужно провести тестирование. И если вы хотите получить то, чего требуете, вам стоит предъявить кое-что еще. Потому что на данный момент больше шестидесяти процентов от желаемого я вам дать не могу.

— Ваши неудачи меня уже не удивляют и даже не злят. Я к ним привык. Вы слышали о Вратах Дьявола вблизи Азорских островов?

— Новостей сюда приходит немного, — ответил Кокрейн. — Но, да, я о них слышал. Нечто вроде природного, возникшего естественным образом суперпроводника.

— Так говорят, — подтвердил Гаран. — У меня есть там люди. Полагаю, будет и ответ.

Кокрейн отложил какой-то оптико-волоконный испытательный прибор, с которым работал, и вытер выступивший на лбу пот.

— По-моему, вы не понимаете. Мы только что приняли триста тонн материала, доставленного вашей подлодкой с грузового корабля. Ни для чего другого у нас нет свободного пространства.

— Пространства. Интересно, почему вы употребили именно это слово. Потому что именно пространство, космос, меня и беспокоит.

— О чем это вы сейчас говорите? — спросил Алекс.

— Я говорю о русской субмарине, с которой мы сняли реакторы. Вам было приказано демонтировать их к этому времени и разобрать. Я не хочу, чтобы кто-то заметил что-то со спутника.

— Подлодка лежит на глубине пятидесяти футов, накрытая сетью. И ее никто не ищет. Русские ее продали. Что будет с ней дальше, их совершенно не волнует. Американцам же интересны только глубоководные подлодки с баллистическими ракетами. О том, куда отправилась эта субмарина, известно только вам и товарищу Горшкову, и даже этот русский не знает, что вы делаете с ней сейчас.

— Заканчивайте демонтаж, — распорядился Джемма. — И больше не задавайте мне вопросов, а иначе я сам вас разберу… на части. Будет больно.

Кокрейн потер ладонью щеку.

— У нас одиннадцать строительных субмарин и сорок водолазных костюмов. Этого недостаточно для ведения всех запланированных вами работ. Так что выбирайте. Хотите ли вы закончить радиальные или желаете, чтобы мы развинчивали эту ржавую подлодку?

Джемме едва хватило выдержки. Ему было нужно и то и другое, а еще он предпочел бы иметь дело с конструктором не столь заносчивым и более компетентным, чем Кокрейн. Но в условиях, когда американцы, как докладывал Андраш, уже шныряли вокруг «Киндзара-мару», а беспокойство кредиторов, включая Всемирный Банк, выливалось во все более острые вопросы, времени на решение обоих вопросов у него уже не оставалось.

Корпус подлодки можно оставить. Как только он приступит к действиям, миру станет не до нее. У человечества возникнут проблемы куда более насущные.

— Заканчивайте с радиальными и излучателями. Вашингтон, Лондон, Москва и Пекин. Эти четыре должны быть готовы через неделю, иначе мы окажемся в весьма уязвимом положении.

Гаран ждал очередного залпа возражений и объяснений, почему это невозможно, но на этот раз — в кои-то веки! — их не последовало.

— Они будут готовы, — сказал Кокрейн. — Обещаю.

Глава 26

Восточная Атлантика,

23 июня

Закутавшись в одеяло, Гаме Траут сидела на стуле в судовом лазарете «Матадора» с чашкой горячего кофе без кофеина. Судовой врач запретил давать ей настоящий в ближайшие двадцать четыре часа. Да и какая разница, если она все равно его не пила, а только согревала руки? Сказать по правде, ей сейчас ни до чего не было дела. Гаме не сводила глаз с человека, неподвижно лежавшего на больничной койке.

Команда «Матадора» подобрала ее через пять минут после всплытия. Небо потемнело, поднялись волны, а Пола она так и не увидела.

Его обнаружили только через двадцать минут. Он лежал на воде лицом вверх и даже не пытался сигнализировать. Утонуть ему помешал лишь легкий гидрокостюм.

Пола принесли в судовой лазарет, где она приходила в себя после легкой гипотермии и кислородной недостаточности. Между ними тут же повесили штору, но она слышали, что они делают. Кто-то произнес «нет пульса», а потом докторсказал что-то насчет «кардиогенного шока».

Гаме поднялась и отбросила штору. Ее муж лежал на кровати, бледный, как привидение. Она отвернулась и расплакалась.

Через три часа она встала и начала думать, что еще можно сделать. Пол оставался без сознания — его укутали в одеяла, ему поставили капельницу, на него надели кислородную маску. Глаза его были закрыты, но за прошедший час он ни разу даже не моргнул.

Глядя на него, совершенно неподвижного, Гаме то и дело посматривала на кардиомонитор — только для того, чтобы напомнить себе, что ее муж еще жив.

Она сжала его руку. Как будто коснулась сырой глины. У него всегда были теплые руки, даже в самые студеные зимние дни, какие только случались в Новой Англии.

— Вернись ко мне, — прошептала Гаме. — Не оставляй меня, Пол. Пожалуйста, не оставляй меня.

За спиной у нее открылась дверь, и в палату вошел судовой врач Хобсон Смит. Высокий — ему приходилось наклонять голову, чтобы не удариться о притолоку, — с седыми усами в стиле Фу Манчу[242], проницательным взглядом, внимательный и заботливый. Никто на судне не знал, сколько ему лет, но, если бы в НУПИ существовал порядок принудительного выхода на пенсию, доктор Смит давно миновал черту. И, конечно, никто бы от этого не выиграл. Все на борту воспринимали его как доброго, любящего дядюшку.

— Без перемен? — произнес он, словно бы обращаясь к Гаме.

— Даже не пошевелился. Частота сердцебиения…

— Сердцебиение сильное, — доктор подошел к ней. — Пульс хороший. Уровень кислорода в крови повышается.

— Но он не приходит в себя, — выдавила Гаме, не в силах произнести страшное слово «кома».

— Да. Пока. Организм у Пола сильный. Дадим ему шанс выздороветь самому.

Гаме понимала, что доктор прав, знала, что жизненные показатели мужа улучшаются, но ей нужно было, чтобы он очнулся, улыбнулся и сказал что-нибудь совершенно глупое и нежное.

Смит переставил стул и сел рядом с ней.

— Дайте руку.

Она протянула руку. Доктор надел манжет, подкачал и проверил кровяное давление. Потом пощупал пульс.

— Как я и думал.

— Что?

— У вас не слишком хорошие показатели. Вы беспокоитесь о нем и только изводите себя.

Гаме вздохнула. С тех пор как она оказалась на борту «Матадора», она еще не ела и почти не пила. Но сейчас ей было не до еды.

— Не понимаю. Как получилось, что я всплыла намного быстрее, чем он?

Секунду-другую доктор Смит смотрел на нее, словно обдумывая свой ответ.

— Пол ведь вас подтолкнул?

Она кивнула.

— Когда «Групер» заполнился водой, Пол открыл люк, вытащил меня и подтолкнул вверх. Я оттолкнулась от его рук, как от трамплина, но думала, что он поднимается следом. — Гаме перевела дух, сдерживая нахлынувшие эмоции. — Подлодка уже пошла вниз. Может, его немного затянуло. Может, ему пришлось бороться с воронкой.

— Нисколько не сомневаюсь, что это сыграло свою роль, — согласился Смит. — К тому же Пол плотнее и тяжелее. И, не поймите меня неправильно, но у мужчин процентное содержание жира меньше, чем у женщин. На вас были одинаковые неопреновые костюмы, но ваш обеспечивал более высокий уровень плавучести. Даже если бы Пол и не подтолкнул вас, вы всплывали бы быстрее и достигли поверхности раньше.

Гаме посмотрела на мужа — сколько раз они погружались вместе, сколько тренировались.

— Кроме того, — продолжал доктор Смит, — Пол всегда говорил, что вы очень быстро плаваете. Дополнительная причина жениться и сделать из вас настоящую миссис Траут.

Гаме улыбнулась, вспомнив, сколько раз ее муж шутил по этому поводу во время свадьбы. В конце она едва сдерживалась, чтобы не взорваться, а сейчас отдала бы все, чтобы он только очнулся и сказал это еще раз.

— Ему нужно было пойти первым, — выдавила она хриплым, скрипучим, как ржавая петля, голосом.

Доктор покачал головой.

— Ни один настоящий мужчина не пошел бы первым. И уж во всяком случае не Пол.

— А если он оставит меня сейчас? — Гаме еще никогда не было так страшно. — Я не знаю, как жить одной.

— Мне почему-то думается, что одна вы не останетесь. Но сейчас вам лучше гнать эти мысли и думать о чем-то другом. Ради вашего же блага.

— И о чем же вы предлагаете мне думать?

Вопрос прозвучал чуть резче, чем ей хотелось бы.

Доктор Смит почесал за ухом и поднялся. Забрал у нее руку Пола и осторожно положил ему на грудь, потом взял за руку саму Гаме и повел за собой в соседнее помещение — судовую лабораторию.

— У нас есть еще один выживший, о котором вы забыли, — его глаза блеснули. — Ее зовут Рапунцель.

А и верно, Гаме совсем забыла о маленьком роботе. И хотя Рапунцель не была живым существом, она была рада, что робот перенес все испытания. В конце концов, именно Рапунцель спасла их всех.

— Так ее подняли.

— Угу. И она принесла нам три образца.

Гаме удивленно посмотрела на доктора.

— Три?

— Образец ткани, который вы взяли у одного из членов экипажа. — Смит включил флуоресцентную лампу, которая, поморгав, осветила рабочий стол.

— Это я помню. А вот что брала какие-то другие образцы, не помню.

— Не помните? — жестом профессионального демонстратора доктор привлек ее внимание к другому столу, на котором лежал кусок стального кабеля. — Он был в «руке» Рапунцель, когда мы ее подняли.

Этот кабель их и задержал. Гаме вспомнила, как резала его ацетиленовой горелкой Рапунцель перед тем, как отправить робота вверх. Команды бросить кабель робот так и не получил…

— А третий?

— Кусок пластика. Застрял в корпусе Рапунцель. Обломок треугольной формы. Похоже, зацепился, когда она рыскала по кораблю, — доктор подошел к кабелю и указал на несколько почерневших отметин. — По-вашему, что это такое?

Гаме наклонилась, чтобы рассмотреть получше. Потрогала черные пятна. Текстура их отличалась от материала самого кабеля. Как будто металл долго лежал на чем-то горячем и начал плавиться.

— Напоминает сварную точку.

— Вот и я так подумал. Только никогда не слышал, чтобы кто-то пытался проводить точечную сварку на кабеле. И он определенно ни к чему не крепился.

— Газовый резак? — предположила она.

— Я просмотрел видео. Рапунцель перерезала кабель одним быстрым движением. Взяла одной «рукой» и разрезала. Этой части, слева, не касалась.

Гаме с любопытством посмотрела на него.

— Может быть, когда Пол поправится, мы…

— Нам нужно, чтобы это сделали вы, — сказал доктор Смит.

— Но я не вполне готова…

— Директор Питт разговаривал сегодня утром с капитаном. Он хочет, чтобы вы посмотрели на это. Понимает, что вам сейчас нелегко, но кто-то очень не хотел, чтобы мы узнали, что произошло на том корабле. Ему нужно знать почему. Других ниточек у нас нет.

— И он приказал вам убедить меня взглянуть на это? — удивленно спросила Гаме.

Доктор Смит кивнул.

— Вы же знаете Дирка. Когда надо что-то сделать…

Впервые за все время Гаме по-настоящему разозлилась на Дирка Питта, хотя и понимала, что он прав. Чтобы найти виновников случившегося, требовалось для начала вычислить, кто и почему хотел утопить корабль.

— Хорошо, — она постаралась успокоиться — чувства сейчас только мешали. — С чего начнем?

Доктор подвел ее к микроскопу.

— Посмотрите на образцы пластика.

Гаме наклонилась, прильнула к окуляру и поморгала.

— Это стружки, — и немного помолчав, добавила: — А почему они разного цвета?

— Там было два вида пластика. Мы полагаем, это какой-то контейнер. Темный пластик намного тверже и плотнее, тот, что посветлее — из более легкого материала.

Гаме изучила оба. Странно, но темный пластик казался деформированным. Цвет местами как будто вихрился, и на самом материале были видны искажения.

— Впечатление такое, что темный пластик плавился. А вот светлый никакому воздействию не подвергался.

— Вот и я так подумал.

— Похоже, это задняя сторона, — сказала она, отрываясь от окуляра. — Светлый пластик должен иметь меньшую температуру плавления, и даже при одинаковой температуре должен обладать меньшей способностью поглощать тепло без деформации, потому что в нем меньше материала, который служил бы теплоотводом.

— Очень хорошо, миссис Траут. Уверены, что не хотите поработать в лаборатории?

— После всего случившегося я, может быть, вообще из нее не выйду.

Доктор улыбнулся, и вокруг глаз проступили сеточки морщинок.

— Вижу, образец ткани вы приберегаете напоследок, — заметила Гаме.

— Потому что он самый интересный.

Она потянулась за образцом.

— Можно?

— Конечно.

Гаме снова приникла к окуляру. Увеличила изображение. Потом еще. Перед ней определенно были какие-то клеточные структуры, вот только выглядели они как-то… не так.

— И что здесь случилось?

— Вы же эксперт по морской биологии, вы мне и скажите.

Гаме подстроила резкость и еще раз рассмотрела образец.

— Клетки справа — это клетки кожи. Выглядят они по большей части нормально. Но вот клетки слева…

— Перед вами двухдюймовый срез человеческого бедра. Клетки справа — поверхностные. Те, что слева, — более глубокие, мышечные.

— Да. Только выглядят странно. Как будто взорвались изнутри.

— Так и есть, — подтвердил доктор Смит. — Чем глубже, тем сильнее разрушения. Самый верхний слой эпидермиса не показывает никаких разрушений.

— Как насчет химического ожога? — спросила Гаме, внимательно рассматривая разрушенные клетки. — Может быть, что-то просочилось, а потом произошла реакция.

— Никаких следов не обнаружено. К тому же любое химическое вещество, достаточно сильное, чтобы натворить вот такое, обязательно разрушило бы и кожу. Вам на руку когда-нибудь попадал сильный отбеливатель?

— Хорошо. Но что еще могло сделать такое?

— Что могло совершить все это? Ответ на этот вопрос нам придется искать самим.

Гаме выпрямилась и посмотрела на Смита.

— Одна причина. Три события.

— Если вы думаете, что здесь что-то одно…

Мысли уже бежали, но не безнадежными кругами, как было в палате, когда она сидела над Полом, а неслись вперед. Гаме почти физически ощущала, как проснулись и вспыхнули, один за другим, как огоньки на темной офисной высотке, синапсы.

— Похоже на термальные повреждения. Но высокая температура или огонь более всего повредили бы поверхностный слой.

— Вот именно. Поэтому-то наш эпидермический слой — это мертвые кожные клетки. Пусть даже тонкий и слабый, он служит скорлупой, удерживающей в организме влагу и не пропускающий постороннее извне.

Она повернулась к микроскопу и еще раз посмотрела на клетки. Мысленно вернулась к пластиковым стружкам под другим микроскопом. Что могло деформировать плотный, тяжелый пластик и при этом не расплавить пластик более легкий; оставить углеродистые следы на металле, как будто его сваривали дуговой сваркой; разорвать изнутри человеческие ткани?

Гаме снова подняла голову от микроскопа.

— Миссис Нордегрун говорила Курту, что у нее были галлюцинации.

Доктор Смит просмотрел записи.

— Она сообщила Остину, что видела звезды перед глазами. Вот ее слова: «Не подумайте, что я рехнулась, но у меня перед глазами как будто взорвался миниатюрный фейерверк. Я решила, что вижу что-то, но, когда зажмурилась, эти искры остались».

— Я читала где-то, что подобное испытывали астронавты. Несколько лет назад, во время полета на «Шаттле», они видели искры, даже когда закрывали глаза.

Смит выпрямился.

— Помните, при каких обстоятельствах это случилось?

Гаме задумалась.

— Они находились на орбите, когда произошла солнечная вспышка. И хотя жилой отсек был защищен обшивкой, некоторые высокоэнергетические лучи все же прошли защиту. При попадании на колбочки и палочки сетчатки эти лучи вызывают неврологические реакции, регистрируемые как искры в глазах.

— То есть это не галлюцинация?

— Нет. Они действительно видели все это, так же, как я вижу вас. Колбочки и палочки глаза передают сигнал в мозг.

Выслушав ее, доктор Смит задумчиво кивнул. Потом поднялся, подошел к микроскопу и еще раз посмотрел на образец.

— Когда я служил в ВВС — вас тогда, наверно, еще и на свете не было, — у нас был такой случай. Во время проверки радара перед одним нашим «Фантомом» шел паренек, почти мальчишка, всего месяц назад прибывший из учебки. Как он там оказался, никто толком не понял. К несчастью, тот самый «Фантом» — мы называли их «дикими ласками» — имел на борту мощный радар, вызывающий помехи на экране противника.

— И что случилось?

— Он вскрикнул, упал на колени, а потом свалился на землю. Командир сразу же выключил радар, мы отнесли парня в лазарет, но он уже был мертв. Странное дело, кожа не была горячей. Его как будто поджарили изнутри. Звучит жутко, но он словно побывал в микроволновке. Я был тогда начинающим врачом, но помню, что, когда рассматривал его ткани под микроскопом, они выглядели почти так же, как эти.

Гаме выдохнула и постаралась прогнать из головы страшную картину и сосредоточиться на научной стороне дела.

— И металл выглядит так, словно к нему применили дуговую сварку.

Доктор кивнул.

— При высокоэнергетических разрядах сопротивление воздуха падает, и между электродами возникает электрический пробой. Именно это и происходит при дуговой сварке.

— Искусственная молния. Вот почему топливо и боеприпасы на базах должны храниться строго определенным образом. Пары бензина могут вспыхнуть даже от статического электрического разряда.

— Отметины на кабеле не очень-то похожи на след статического разряда.

Хобсон Смит снова кивнул. Лицо его заметно помрачнело. Судя по всему, какое-то объяснение случившегося у него сложилось, и Гаме догадывалась, что оно, скорее всего, совпадет с тем, что она собиралась предложить.

— Свет погас. Оборудование отказало, даже аварийный маяк. В противном случае кто-то обязательно услышал бы сигнал бедствия. Жена капитана увидела звезды. Какой-то бедняга поджарился изнутри.

Гаме посмотрела ему в глаза.

— Судно попало под мощный электромагнитный импульс. Для того чтобы причинить те повреждения, которые мы наблюдали, этот импульс должен был быть сверхмощным.

— То, что мы видели, не смогли бы сделать даже тысяча радарных излучателей.

— Тогда это что-то еще более мощное.

Доктор Смит с серьезным видом кивнул.

— Должно быть.

Гаме помолчала, собирая разбегающиеся мысли.

— Можем ли мы рассматривать возможность того, что случившееся объясняется естественными причинами? — спросила она, думая об аномалии, наблюдавшейся в нескольких сотнях миль к востоку, изучением которой занимались Курт и Джо.

— И пираты совершенно случайно оказались на пораженном судне в нужном месте и в нужное время? А потом кто-то случайно попытался вас убить, когда вы попытались выяснить, что произошло?

Конечно нет, подумала Гаме.

— Тогда остается предположить, что это было некое оружие. Нечто настолько мощное, что оно без всякого предупреждения поджарило пятисотфутовое судно.

Смит печально улыбнулся.

— Согласен. Это было оружие. Как будто в мире и без него мало проблем.

Гаме пришло в голову, что скорее это она соглашается с ним, но сейчас это значения не имело.

— Мне нужно поговорить с Дирком.

Доктор кивнул.

— Конечно. А я присмотрю за Полом.

Глава 27

Вашингтон, округ Колумбия,

23 июня

Вид, открывавшийся из офиса Дирка Питта на двадцать девятом этаже штаб-квартиры НУПИ, включал большую часть Вашингтона. Огромное прямоугольное окно позволяло видеть мерцающую полоску Потомака, монументы Линкольна и Вашингтона, а также здание Капитолия, залитого в этот вечер ярким белым светом.

Внимание Дирка занимал, однако, не панорамный вид столицы, а монитор компьютера, на котором продолжалась трехсторонняя телеконференция.

В одном углу монитора поместилось улыбающееся лицо Хирама Егера, компьютерного гения НУПИ. Вид у Егера был такой, словно он только что слез с «Харлея» — кожаный жилет, длинные седые волосы собраны в «хвост».

Из другого угла на него смотрела Гаме Траут, напряженная, с выражением потерявшегося ребенка на изможденном лице. Свои рыжие волосы она убрала назад, скорее по необходимости, чем следуя какому-то стилю. Время от времени непослушная прядка вырывалась на свободу и падала на глаза, и тогда она либо прятала ее машинально за ухо, либо продолжала говорить, как будто не замечая.

Несмотря на притаившуюся в глазах боль — Питт впервые видел их такими темными, — держалась она неплохо. Именно Гаме помогла им сделать большой шаг вперед в решении загадки происшествия на «Киндзара-мару».

Пока молодая женщина излагала те заключения, к которым пришла вместе с судовым доктором «Матадора», Питт то и дело ловил себя на том, что восхищается ее стойкостью и чувством долга. Конечно, эти качества не были редкостью среди сотрудников НУПИ, но они всегда проступали явственнее при неблагоприятных обстоятельствах.

В то время как Питт слушал и задавал, как ему представлялось, вполне уместные вопросы, Егер делал пометки, кивал и ограничивался короткими репликами типа «угу» и «о'кей».

Когда Гаме, изложив суть дела, замолчала, Питт повернулся к своему компьютерному гению.

— Можешь провести симуляцию того, что она описала?

— Думаю, что да. В некотором смысле это все равно что тыкать пальцем в небо, но, примерную картину дать смогу.

— Примерная картина меня не устраивает, Хирам. Мне требуется полная ясность.

— Конечно, — протянул Хирам. — Но в лучшем случае я смогу сказать, какая для всего этого потребовалась мощность и как этого можно было достичь. Так что для полной картины требуется дополнительная информация.

— Тогда приступай. Ставлю ящик импортного пива, что мы решим задачку раньше.

— Канадского?

— Или немецкого. Выбор за победителем.

— О'кей. Принимаю.

Его часть экрана закрылась, и Дирк повернулся к Гаме.

— Не буду спрашивать, как вы держитесь. Хочу только сказать, что я вами горжусь.

Молодая женщина кивнула.

— Спасибо. И спасибо за то, что приказали мне изучить образцы. Это помогло… взять себя в руки.

Питт немного смутился.

— Я ничего такого не приказывал.

— Но доктор… — начала она.

По ее лицу впервые скользнула тень улыбки.

— Доктор прописал, — догадался Питт.

— Наверно. Как часть лечения.

— Хобсон — старый хитрец, — с теплотой отозвался Дирк. — И большая умница. Если кто-то там разработал такое оружие, то наша лучшая защита — найти его и нейтрализовать, прежде чем оно будет применено снова. Благодаря вам двоим у нас теперь есть шанс это сделать.

— На какую помощь мы можем рассчитывать?

— Я уже поговорил с адмиралом. То есть с вице-президентом. Он намерен доложить о наших находках непосредственно президенту и Объединенному комитету начальников штабов. Не сомневаюсь, их это заинтересует, но что касается активного участия… Нам нужно найти что-то более осязаемое. В настоящий момент это всего лишь призрак, наведавшийся с визитом и оставивший след. Нам нужно облечь его плотью — чтобы наверху ясно представляли, с чем или кем имеют дело. Вы помогли нам сделать первый шаг.

Непокорная прядь снова упала ей на лицо, и Гаме привычным жестом убрала ее за ухо.

— Мы с доктором Смитом полагаем, что команду могли убить из-за того, что они увидели лишнее. Другими словами, их пришлось устранить, поскольку они выжили после электромагнитного импульса и стали нежелательными свидетелями. По той же причине пустили на дно и судно.

— Вполне возможно, — согласился Питт. — Мертвецы не проболтаются.

— Знаю. Но, думаю, должно быть что-то еще. Я о том, что они ведь стреляли в нас торпедами. А раз так, то могли использовать их и против балкера.

Питт ненадолго задумался. Иногда больше информации дает то, что не сделано, чем то, что сделано.

— Это было бы легче, чем брать его на абордаж.

— И быстрее.

— Да, быстрее. Почему же они этого не сделали?

— И, если уж на то пошло, почему выбрали именно это судно?

Еще один хороший вопрос. Причина могла быть только одна. Один ответ на оба вопроса.

— На корабле было что-то нужное им. Что-то, что они хотели забрать, прежде чем судно пойдет ко дну. И что бы это ни было, тот, кто стоял за этим, не хотел, чтобы мир узнал о пропаже.

Гаме на экране кивнула.

— Вот и я пришла к такому же выводу.

Кое-что это объясняло. Исполнительный директор «Сёкара» был старым другом Дирка — точнее, старым знакомым, поскольку Питт спас ему когда-то жизнь, — и не раз громогласно заявлял, что сделает для своего спасителя или НУПИ все, что только потребуется, но теперь дозвониться до Харуто Такагава стало вдруг очень трудно.

Вскоре после того как сухогруз затонул, Питт отправил ему сообщение, но до сих пор не получил ответа. Ситуация вполне понятная, учитывая обстоятельства, но директор НУПИ расценил этот факт как по меньшей мере тревожный знак.

Несколькими днями позже Питт для перестраховки отправил в нью-йоркские офисы Такагавы пару молодых и пылких сотрудников своей конторы — за информацией, которую Береговая охрана требовала от каждого судна, вошедшего в территориальные воды США. В первую очередь за судовой декларацией.

Молодых людей задержали в приемной Такагавы, заставили прождать несколько часов, а потом только что не вывели за ухо. Для Питта это было равносильно пощечине, достаточно звонкой, чтобы возбудить в нем немалый гнев. До сих пор он был слишком занят, чтобы довести дело до конца, но теперь вопрос приобрел первостепенное значение.

— Нам нужно узнать, что перевозили на «Киндзара-мару», — сказала Гаме.

Дирк кивнул. Он знал, что ему делать. И знал, что к правде ведет только один путь.

Глава 28

Восточная Атлантика,

24 июня

Джо Завалу разбудил громкий стук в дверь. Мгновенно вскочив, он едва не бросился к выходу, как если бы услышал сирену общей тревоги, но в последний момент вспомнил, что больше не служит на флоте.

В дверь каюты снова постучали.

— Завала, капитан требует вас на мостик, — прокричал незнакомый голос.

— Передайте, сейчас буду, — отозвался Джо, натягивая штаны.

Посыльный убежал, и только тогда Завала понял, что «Арго» движется, причем не ворочается, оставаясь на якоре возле аномалии, а идет прямым курсом и на полной скорости, словно с кем-то соревнуется.

Джо натянул через голову рубашку, сунул босые ноги в кеды, которые никогда не развязывал, и подбежал к двери.

Через минуту он был уже на мостике. «Арго» и впрямь шел в форсажном режиме; волнение усилилось, и его нос то вздымался над волнами, то зарывался в них.

— Капитан, — доложил о прибытии Джо, хотя официально членом экипажа и не числился.

— И где, во имя суши и вод, Остин? — рявкнул Хейнс.

Джо еще не вполне проснулся, а потому ответил насколько мог честно.

— Полагаю, просыпается в обстоятельствах поприятнее, чем я.

— Ты это о чем?

— У него свидание.

— Свидание? — капитан покачал головой. — Какое может быть свидание у парня посреди океана?

Джо почесал затылок.

— Хороший вопрос. Я бы и сам хотел знать, потому что, откровенно говоря, становится немного одиноко, когда…

— Завала! — проорал капитан. — Очнись, парень. Это не сон. Ты нужен мне бодрый и собранный. С кем сейчас Остин?

На секунду Джо показалось, что это все же сон. Капитан вел себя странно. Курт — взрослый человек, и он, вернувшись с «Зодиака», доложил о его местонахождении вахтенному офицеру.

— Он с той русской, которую спас. Она сказала, что располагает некоей секретной информацией, способной, возможно, его заинтересовать.

— Когда он планировал вернуться?

— Ну… Думаю, это зависит от того, как пошло свидание… сэр.

Капитан посмотрел на него, и Джо рассмеялся.

— Извините, но вы напомнили мне моего отца, когда мой брат однажды взял без разрешения семейную машину и задержался позже комендантского часа. А что такого случилось?

Капитан коротко рассказал об атаке на «Групер», состоянии Пола Траута и предположениях НУПИ насчет электромагнитного оружия, примененного против «Киндзара-мару». Он особо подчеркнул, что напавшие на батискаф использовали торпеды.

— И что они сейчас делают? — спросил Джо.

— Идут на полной скорости на запад. Завтра будут в зоне ракетного фрегата. Там им угрожать уже ничего не будет, и Пола отправят в плавучий госпиталь.

— Мы поэтому так спешим?

— Директор считает, что оставаться здесь одним слишком опасно. Если кто-то взял на прицел тех, кто в курсе дела, то мы и Остин будем следующими. Он намерен связаться завтра с испанским и португальским адмиралами и заручиться для нас поддержкой. А пока нам лучше зайти в порт и вызвать всех на борт. Вот почему я беспокоюсь. Курт всю ночь не отвечал на мои звонки.

— Мы уже связались с местной полицией?

— Да. Сообщили, кто такой Курт, дали его описание и предупредили, что пытаемся его найти. Нам ответили, что ночью на острове стреляли, и что две машины сорвались в пропасть. Хотя обычно здесь тихо. Судя по всему, в заварушке участвовал и Остин, но подходящее по описанию тело не обнаружено.

Слава богу, подумал Джо и посмотрел вперед, туда, где виднелись огни Санта-Марии.

— В порту будем через двадцать минут. И мне нужно, чтобы ты подготовил какой-то план действий, чтобы его найти. Чем ты воспользуешься — телефоном, ракетницей или наймешь самолет и облетишь остров с баннером «КУРТ ОСТИН, СВЯЖИСЬ С НУПИ» на буксире, — мне плевать. Твоя задача — найти его, пока ничего не случилось.

Джо кивнул. Начать, пожалуй, стоит с русской ученой. Надо думать, кто-нибудь в отеле ее узнает.

В то время как «Арго» спешил к берегу, Курт и Катерина летели на огни Вила-ду-Порту. Таких ощущений Курт еще не испытывал.

Открытая кабина была рассчитана на полет в дневное время и теплую погоду. Приборная панель ничем не освещалась. И хотя легкий летательный аппарат делал не больше 50 узлов в час, от сырого горного ветра оба уже продрогли до костей.

В светлое время дня Остин постарался бы как можно скорее снизиться до приемлемой высоты, но полет ночью представлял определенные трудности. Пилотировать легкий самолет в темное время суток над гористой местностью — все равно что пробираться при выключенном свете по незнакомой комнате, за исключением того, что там столкновение с мебелью грозило бы только легкими ушибами.

В какой-то момент Курт заметил огоньки движущегося по извилистой дороге автомобиля и сориентировался на них, зная, что дорога идет через горные перевалы. Следуя за машиной и оставаясь на достаточной высоте, он мог чувствовать себя в относительной безопасности. Но, что не так и удивительно, автомобиль двигался гораздо быстрее, чем та летающая газонокосилка, за рулем которой он оказался.

Огни машины уже почти растворились в темноте, когда в поле видимости появились другие: относительно освещенные улицы Вила-ду-Порту. Он взял курс на город, зная, что если не упустит огни из виду, то избежит столкновения с какой-нибудь внезапно выросшей горой, которая может легко отправить их вниз.

Катерина тоже заметила огни.

— Ну что, почти прилетели? — спросила она, трясясь от холода.

Машина была двухместная, и Катерина сидела сзади. Курт вспомнил, что на ней нет ничего, кроме черного платья. Не самое подходящее снаряжение для ветра в 50 узлов и температуры около 4–5 градусов по Цельсию.

— Ты замерзла.

— До смерти.

Должно быть уже посинела.

— А я думал, что русские привычны к холоду.

— Привычны. И еще мы знаем, как одеваться, и закутываемся в меха. У вас здесь ничего такого не припрятано?

Он рассмеялся, представив ее в огромной меховой шапке.

— Наклонись вперед. Прижмись ко мне и обними.

— Я уж думала, ты так и не попросишь.

В следующую секунду она прижалась к нему и обхватила обеими руками. Стало теплее и намного приятнее.

Они пролетели над последними горными перевалами. Внизу раскинулся Вила-ду-Порту. Городок с пятьюдесятью, или около того, тысячами жителей казался сейчас едва ли не столичным мегаполисом.

— Где будем садиться? — спросила Катерина.

Курт и сам уже давно задавался этим вопросом. Для посадки ультралайту вполне хватало полосы длиной в двести футов. Днем они без труда отыскали бы с полсотни подходящих мест для безопасного приземления, но ночью требовалось что-то хорошо освещенное. В противном случае можно было, полагая, что опускаешься на ровное поле или открытый участок, врезаться в телефонный столб, жилой дом или дерево.

Что касается освещенных мест, то с ними тоже не все было так просто из-за линий электропередач. И все же Курту повезло — замеченное им местечко ничем не уступало взлетно-посадочной полосе, например, в международном аэропорту имени Кеннеди. Это было футбольное поле, хорошо освещенное для вечернего матча и совершенно открытое.

Сотня ярдов ровного травянистого грунта и никаких проводов или других препятствий. Остин направил самолет на него и начал не спеша снижаться. Немного мешал боковой ветер с Атлантического океана, который следовало принимать в расчет, чтобы не промахнуться и не оказаться в стороне от поля.

С высоты в пятьсот футов Курт уже видел сидящих на трибунах зрителей. Игроки на поле пока не вышли.

Катерина прижалась еще теснее.

— Мне нужна полная свобода рук, — предупредил он.

— Извини. Не люблю летать. Особенно взлеты и посадки.

— Не беспокойся. Эта пройдет легко.

Но уже через минуту Курт пожалел о своем обещании. На поле появились игроки — игра то ли начиналась, то ли возобновлялась после перерыва.

До земли оставалось не больше сотни футов, до поля — около трехсот. Должен же кто-то услышать мотор. Впрочем, это вовсе не означало, что, заметив самолет, все бросятся врассыпную. Ладно, сейчас ситуация изменится. Должна…

Мотор чихнул и сбился с ритма.

— Топливо кончается.

— Да садись уже, — крикнула Катерина.

Черт, здесь даже сирены нет, подумал Курт.

— Жаль, не прихватил вувузелу, — крикнул он в ответ.

Игроки уже обменивались рукопожатиями, судья стоял в центральном круге, прижимая ногой мяч и готовясь дать свисток. Двигатель снова захлебнулся, Курту пришлось опустить нос, чтобы не потерять скорость. Самолет прибавил газу, и он увидел, что футболисты поворачиваются на звук. Зрители тоже забеспокоились.

Они пронеслись над трибуной, задев правым крылом то ли флагшток, то ли что-то еще. Рама согнулась, машина накренилась вправо.

Чихающий самолет влетел в освещенную зону, и игроки побежали к боковой линии.

Колеса ударились о траву. Самолетик подпрыгнул и едва не перевернулся, но Курт удержал его в горизонтальном положении, и от центральной линии поля они катились уже по земле.

Он ухватился за рычаг тормоза, потянул на себя и почувствовал, как колеса скользят по влажной траве. Последний футболист метнулся в сторону, и ультралайт влетел в ворота в дальнем конце поля.

В следующую секунду их накрыла сетка. Пропеллер остановился, и самолетик замер.

Курт посмотрел вверх и назад. Зрители, игроки, судья — все просто замерли, ошарашенные случившимся. Наконец, взгляды собравшихся обратились к судье. Тот постоял еще пару секунд, не зная, что делать, потом медленно поднял руку, поднес к губам свисток, свистнул и громко крикнул:

— Гоооооол!

Публика восторженно подхватила, вскинув триумфально руки, как будто этот гол принес крохотному Вила-ду-Порту победу в Кубке мира. А потом и игроки обступили Катерину и Курта, смеясь и аплодируя. Сетку стащили, самолет отбуксировали на поле.

Футболисты бросились помогать Катерине, откровенно восхищаясь ее фигурой. Судья протянул руку Курту. Потом их отвели к боковой линии.

Остин изложил кому-то урезанную версию происшествия, пообещал возместить причиненный ущерб и заверил, что самолет заберут уже завтра утром.

Матч, пусть с опозданием, начался, и они с Катериной выбрались на улицу, справедливо полагая, что рядом со стадионом должен быть автобус или такси. И действительно, к ним тут же подкатил микроавтобус с неким опознавательным знаком.

— Нам нужно в порт, — сказал Курт.

— Могу подбросить, — с готовностью отозвался водитель.

Курт открыл дверцу. Катерина уже шагнула вперед, но остановилась.

— Невероятное приключение, — сказала она, глядя ему в глаза.

Они едва не погибли целых три раза, их машина свалилась в пропасть и сгорела, и у нее самой зуб на зуб не попадал от холода, но ее глаза сияли так, словно она только что прожила лучшие часы жизни. Ну как тут не восхищаться?

Он притянул ее за руку и поцеловал в губы. Катерина ответила и обняла его, теперь уже спереди, и они немного увлеклись, пока водитель многозначительно не откашлялся.

Она отступила:

— Хотел меня немного согреть?

Курт улыбнулся:

— Помогло?

— Ты даже не представляешь как. — Катерина повернулась и забралась в машину. Он последовал за ней, и микроавтобус покатил к бухте.

— Знаешь, а ведь мы всего в миле от того дома, где разместились французы, — сказала вдруг Катерина.

— Верно. — Остин вспомнил, что она рассказывала раньше. — У тебя есть адрес?

— Дом на берегу. В Прайя-Формоза. Самый шикарный в городе из всех, что сдают внаем.

Вполне в духе французов.

Курт повернулся к водителю.

— Отвезите нас в Прайя-Формоза.

Глава 29

Нью-Йорк,

24 июня

Теплым летним вечером авеню Манхэттена жили полной жизнью. Толпы пешеходов заполнили тротуары, такси сновали туда-сюда, любители романтических прогулок раскатывали в экипажах в районе Центрального парка. Сумерки спустились на землю двадцать минут назад, и ночная жизнь в городе, который никогда не спит, только-только начиналась.

Такси везло Дирка Питта в пятизвездочный ресторан. Они проезжали по Парк-авеню, и оранжевые отсветы уличных фонарей методично ложились на желтый, отполированный до блеска капот. Сменяя друг друга, они как будто следовали некоему ровному и неспешному ритму, чему-то вроде сердцебиения. Дирк подумал о Поле Трауте — пусть пульс его будет таким ровным и сильным — и представил Гаме, сидящую у кровати, наблюдающую за мужем, молчаливо молящую его вернуться к ней.

Решив встретиться с Такагавой лицом к лицу, но предполагая, что его могут остановить в приемной, Дирк отказался от визита в офис. Узнав из надежного источника, где именно его старый знакомец намерен отобедать в этот вечер, он собирался преподнести ему сюрприз на нейтральной территории.

Ресторан назывался «Мияко» и был известен как место встречи местных знаменитостей и бейсболистов, приводивших туда своих подружек-моделей. Здесь предлагали традиционное японское обслуживание в ультрасовременном, по высшему разряду обрамлении. Двадцатидолларовые мартини и саке лились, как вода, а в меню значились такие деликатесы, как ядовитый иглобрюх, внутренности морского огурца и юни, известный более как морской еж.

Ожидалось, что Харуто Такагава будет обедать с сыном Реном, несколькими высокопоставленными руководителями «Сёкара шиппинг» и, по крайней мере, двумя менеджерами хедж-фонда, изучающими возможность инвестиций в последнее венчурное предприятие «Сёкара». Дирк знал, что они будут в отдельном кабинете в задней части ресторана, но не рассчитывал, что его встретят с распростертыми объятиями. На всякий случай он прихватил с собой небольшое напоминание о долге Такагавы.

Такси прижалось к тротуару перед рестораном «Мияко», и Дирк вышел на тротуар. Щедро расплатился с водителем, вошел в фойе, огляделся. Высокая стена с падающей каскадом водой отделяла главный обеденный зал от расположенных в глубине приватных кабинетов. Не успел Питт сделать и шаг, как путь ему преградил вышедший из-за угла строгого вида мужчина.

— Извините, — он смерил Дирка недоверчивым взглядом. — У нас места только по предварительному заказу. И соответствующий дресс-код.

Дирк был в черных, идеально отглаженных слаксах, смокинге за восемьсот долларов и рубашке с расстегнутым воротничком за двести.

— Чтобы пообедать здесь, нужно надеть галстук, — объяснил служащий ресторана.

— Я сюда не обедать, — отодвинув плечом незнакомца, Дирк пересек зал.

В городе политиканов, брокеров и знаменитостей Питта никто не знал, но сейчас его внушительная фигура привлекла внимание по меньшей мере дюжины посетителей, оторвавшихся от своих важных разговоров. Возможно, если бы их спросили, в чем дело, они сказали бы, что у этого человека есть аура, что в каждом его шаге чувствуется решительность, а манера держаться выдает уверенность в себе, которая обходится без высокомерия и заносчивости. А может быть, и ничего бы не сказали. Но его определенно провожали взглядами, пока он не исчез за стеной с неспешно бегущими струями воды.

Дирк Питт переступил порог кабинета, и разговор оборвался. Его появления здесь определенно не ждали, и оно произвело именно тот эффект, на который он и рассчитывал.

Один за другим обедающие поворачивались и смотрели на него. Последним поднял голову Такагава. Он сидел в дальнем конце стола, и на его лице проступило такое выражение, словно он узрел саму Смерть. Другие присутствующие были потрясены, но их лица выдавали, скорее, раздражение и злость, чем что-то еще.

Один из менеджеров хедж-фонда поднялся — на фоне его костюма за пять тысяч долларов смокинг Дирка выглядел так, словно залежался на полке магазина готового платья.

— Кто бы вы ни были, вы не туда попали, — сказал он, подходя к незваному гостю и протягивая руку, как будто намеревался выпроводить наглеца из кабинета.

Дирк даже не взглянул на него, но, когда заговорил, звук его голоса напоминал рык рассерженного хищника.

— Дотронетесь до меня и уже никогда не сможете пересчитывать деньги этой рукой.

Менеджер вздрогнул, как будто ему отвесили пощечину, но отступил и даже ничего не сказал.

Следующим поднялся сын Такагавы, Рен.

— Я позову охрану, — сказал он отцу.

Такагава не ответил — словно в трансе, он только смотрел на Дирка.

Пожалуй, пора щелкнуть кнутом.

Дирк бросил восьмидюймовую пластину, и несколько человек вздрогнули и отпрянули, как будто эта звякнувшая штуковина могла ожить и наброситься на них. Скользнув по столу, она остановилась перед Такагавой.

Исполнительный директор «Сёкара» взял ее в руки. Именная табличка, погнутая и закопченная, но на ней можно было разобрать слово «Минору». Мелкие цифры ниже указывали тоннаж.

На звонок Рена ответили.

— Охрана, это Рен. У меня здесь…

Такагава положил руку ему на плечо.

— Убери телефон, сын.

— Но этот человек может быть опасен. Он не уважает тебя.

— Нет, — устало произнес Такагава. — Это я проявил непочтительность. Он имеет право делать то, что сделал. Мне стыдно… я — насекомое, прячущееся под камнем.

— Рен, это служба безопасности, — послышался голос в телефоне. — Вам что-то нужно? Мы здесь, снаружи.

Рен взглянул на отца, который снова посмотрел на кусок металла.

— Если бы не этот человек, я сгорел бы заживо тридцать лет назад, когда мой корабль ушел на дно. Я бы никогда не увидел тебя. Твоя мать произвела тебя на свет, когда я был в море, и у меня не было даже твоей фотографии.

Такагава внимательно осмотрел обугленную табличку. Когда-то он подарил ее Дирку в знак благодарности за спасение своей жизни и жизни всего экипажа. Потом перевел взгляд на правую руку, на обожженную кожу. Дирк знал — рука изуродована шрамами по локоть.

— Все в порядке?

Рен поднес телефон к губам.

— Да, — неохотно сказал он. — Ложная тревога.

И дал отбой. Бросил недовольный взгляд на Дирка Питта, вздохнул и склонил голову в знак почтения.

— Приношу извинения.

— Сыну, защищающему отца, извиняться не за что, — ответил руководитель НУПИ.

Рен Такагава отступил и выдвинул стул, предлагая гостю место рядом с отцом.

— Аригато[243].

Менеджеры хедж-фонда и другие присутствующие явно чувствовали себя не в своей тарелке.

— Это в высшей степени некстати, — заметил один из них.

— Пожалуйста, оставьте нас, — хмуро попросил Такагава. — У нас более серьезное дело, чем бизнес.

— Послушайте, Харуто, — начал другой. — Не знаю, что тут…

Такагава остановил его одним взглядом, после чего все поднялись и один за другим потянулись из кабинета. Некоторые, выходя, бормотали что-то под нос.

— Я поговорю с ними. — Рен последовал за гостями, и старые знакомые остались наедине.

— Мне жаль, что так получилось, — сказал Дирк.

— Не извиняйся.

— Ты же знаешь, что мне нужно.

Такагава кивнул и впервые за все время посмотрел Питту в глаза.

— Они пришли за грузовой декларацией. Я мог бы отдать ее им, но не сделал этого, потому что она дала бы тебе ложный след. А лгать тебе я не хотел.

— И ты ничего им не отдал.

Такагава кивнул.

— Мне показалось, что можно сохранить немного чести, если не вводить в заблуждение. Кто молчит, тот не лжет. Я не мог солгать тебе после всего, что ты для меня сделал… Не мог поступить с тобой так и потом смотреть тебе в глаза.

— Почему бы просто не сказать мне правду? — спросил Дирк.

— Мое положение в «Сёкара» не настолько прочно. Постоянно приходится иметь дело с дворцовыми интригами. Сказав тебе правду, я оскорбил бы остальных. Моя компания могла бы стать жертвой судебных преследований. Или подпасть под санкции твоего правительства.

Питт промолчал. Он пришел за ответами, и в данный момент проблемы «Сёкара шиппинг» его не касались.

— Харуто, трое моих людей пострадали, пытаясь помешать захвату твоего корабля. На двух других напали уже после того, как мы начали расследование. Один из них сейчас в коме, и его жене остается только молиться. Так что извини за прямоту, но мне нет дела до прочих неприятностей. Если ты такой человек, каким я тебя считаю, то должен понимать, что молчать больше нельзя.

Такагава снова посмотрел на металлическую пластину на столе, потом — в глаза Дирку.

— Возможно, ты дважды спас меня, — прошептал он, наконец, и, наклонившись, поднял стоявший у ног кейс и положил на стол. Щелкнул замками. Откинул крышку. Достал папку и протянул Питту.

— Здесь информация, которую ты ищешь.

— И что же я найду?

— Правду.

— Какую правду?

— Груз на «Киндзара-мару» направлялся в Гонконг. В основном это были самые обычные строительные материалы, но также и то, что не было указано в судовойдекларации. Триста тонн активированного титаном ИБМО.

— Что такое ИБМО?

— Иттрий-барий-медь оксид, — объяснил Такагава. — Сплав с кристаллической структурой, высокотемпературный сверхпроводник. В новом, улучшенном варианте присутствуют титановые добавки. Это самый сильный из всех существующих суперпроводников.

— Самый сильный? Что ты имеешь в виду?

— Я вряд ли смогу объяснить толково. Я ведь всего лишь капитан старого корабля. Но у тебя наверняка есть люди, которые это поймут. Здесь — информация о нем.

Эту папку нужно как можно скорее передать Хираму Егеру, подумал Питт.

— Почему ты боялся рассказать мне об этом? — спросил он.

— Потому что это вещество не природного происхождения. Оно получено искусственным путем, в лаборатории. Патент на вариант с титаном, о котором я говорил, принадлежит одной американской корпорации и, что еще важнее, относится к технологиям ограниченного доступа. Передача его другим странам, включая Китай, незаконна. Приняв такой груз на борт нашего корабля, «Сёкара» нарушила закон.

Кое-что начало проясняться. Учитывая напряженные экономические отношения между Соединенными Штатами и Китаем и утверждения, по большей части обоснованные, что китайское правительство и его корпорации предпочитают шпионаж и кражу честному соперничеству, правительства обеих стран вряд ли обрадуются известию о том, что этот материал был отправлен в Гонконг. Но поскольку и та и другая сторона нуждаются друг в друге, то козлом отпущения будет назначен кто-то третий, в данном случае грузоотправитель: «Сёкара».

— Но почему ты позволил вовлечь себя в это предприятие? — спросил Питт. — Штаты всегда относились к тебе в высшей степени благосклонно.

— Я узнал обо всем этом только после гибели «Киндзара-мару», — ответил Такагава.

Дирк поверил — глядя на старого приятеля, он видел, как ему тяжело, как давит на него бремя бесчестия.

— Думаю, на корабль вторглись, чтобы забрать груз. Скорее всего, целью нападавших было именно то, о чем ты сейчас рассказал.

— Этот груз дороже золота, — добавил Такагава.

— Тебе известно что-то о людях, напавших на «Киндзара-мару»? Может быть, до тебя дошли какие-то слухи?

Руководитель «Сёкары» покачал головой.

И все-таки что-то должно быть.

— Где ты забрал груз?

— Во Фритауне. Сьерра-Леоне.

Лет десять назад Дирку довелось посетить Фритаун, когда НУПИ консультировала проект по углублению судоходного канала. Хотя страна тогда не оправилась от разрухи, Фритаун оставался одним из важнейших портов в Западной Африке.

Насколько он знал, с тех пор положение в Сьерра-Леоне немного улучшилось за годы правления президента Джеммы Гарана, но назвать страну центром высокотехнологичных производств было бы преувеличением.

— Груз мог идти непосредственно оттуда? — спросил он.

Такагава снова покачал головой.

— В Сьерра-Леоне есть шахты, есть полезные ископаемые, но, как я сказал, ИБМО не добывают из земли.

— Следовательно, Фритаун — транзитный пункт.

— Обычно бывает так. Груз отправляется в страну, которая имеет разрешение принимать его, а потом, уже оттуда, он следует куда-то еще, в адрес третьей стороны, причем никакие законы в таком случае не нарушаются. А потом эта третья сторона посылает его в Россию, Китай или Пакистан.

— У тебя есть предположения относительно покупателя?

— Они, конечно, будут все отрицать, — сказал Такагава. — И теперь это уже неважно. Они ведь не получили то, за что заплатили.

Мозг Дирка как будто играл в догонялки.

— А насчет продавца?

И опять Такагава покачал головой.

— Мне о нем ничего не известно.

Складывающаяся картина никак не могла понравиться Питту.

— Хочу попросить тебя об одолжении, — уважительно, как и полагается просящему, сказал он.

— Ничего больше я дать тебе не могу.

Дирк посмотрел на него пристально.

— Харуто, твои люди сгорели заживо.

Такагава закрыл глаза, словно от боли, и безотчетно положил левую руку на правое запястье, прикрывая шрамы.

— Вы преследуете их?

— Собираюсь начать.

— Тогда я дам тебе все, что смогу найти.

Питт поднялся и слегка наклонил голову.

— Спасибо. Обещаю, дальше меня это не пойдет.

Харуто Такагава кивнул, но посмотреть в глаза старому знакомому так и не смог.

Дирк повернулся к выходу.

— Хотел спросить, — сказал Такагава, — те чудесные автомобили, они все еще у тебя? Я теперь и сам такие коллекционирую.

Руководитель НУПИ остановился и повернулся.

— Да, у меня. Их даже прибавилось.

— Как насчет той, на которой ты приехал сегодня? — с легкой улыбкой спросил Такагава, вспоминая, несомненно, как тридцать лет назад, спасаясь из ада, они с Питтом, чтобы не думать о худшем, обсуждали машины.

Дирк покачал головой.

— Я приехал на такси.

— Жаль, — огорченно пробормотал Такагава.

— Но на днях, — продолжил Питт, — прокатился на «Дюзенберге».

Такагава мгновенно оживился, как будто этот образ — Дирк Питт за рулем роскошного автомобиля — неким образом согрел ему душу.

— В пятницу, — сказал он.

— Хороший день для прогулки, — согласился Питт.

Глава 30

Курт Остин отодвинул дверцу микроавтобуса и вышел на улицу напротив Прайя-Формоза. Вечер был тихий, с берега доносился шум накатывающих волн. Он подал Катерине руку, помог выйти и расплатился с водителем.

— Хочешь заработать еще?

— Еще бы, — круглое лицо таксиста осветилось улыбкой.

— Объезжай квартал, выключай фары и жди нас в конце улицы.

Курт достал сотенную банкноту, разорвал пополам и отдал половину водителю.

— Долго ждать? — поинтересовался парень.

— Пока мы не появимся.

Таксист кивнул, повернул ключ и отъехал от тротуара.

— А ты уверен, что мы не втянем его в неприятности? — спросила Катерина.

Остин уже не сомневался, что они избавились от «хвоста», который подцепили возле ресторана.

— Ему опасаться нечего, — уверенно ответил он. — Нам, кстати, тоже, если только французы не решать подраться за керн, который они взяли.

— Французы? Никогда.

— Где их дом? — спросил Курт, оглядывая выстроившиеся вдоль берега виллы.

— Сюда. — Катерина сошла с тротуара на газон. Наверно, босиком так лучше, пришло на ум Курту.

— Тебе надо купить какую-нибудь обувь.

— Может, это тебе надо избавиться от своей, и тогда мы пойдем на пляж, — улыбнулась она.

Предложение Катерины звучало куда соблазнительнее вторжения к незнакомым ученым с обвинением в краже.

Они подошли к выкрашенной в желтый цвет вилле.

— Вот эта, — сказала Катерина.

Курт постучал в дверь. Потом еще раз. Они подождали.

Никто не ответил.

В окнах было темно. Наружный свет тоже выключен.

— Ты не ошиблась домом? — спросил он.

— Прошлой ночью здесь была вечеринка. Пришли все.

Курт постучал еще, сильнее и настойчивее, уже не думая о том, что может разбудить соседей. И тут случилось нечто странное. Наружный свет вдруг вспыхнул, погас и замигал при каждом ударе.

— Что еще за?..

Курт перестал колотить в дверь и, подняв руки, нащупал светильник. Подкрутил лампочку. Свет загорелся.

— Занимаешься ремонтом? — осведомилась Катерина.

Остин поднял руку, и она замолчала. Он согнулся и осмотрел дверную ручку. Царапины у замка ничего хорошего не предвещали.

— Что-то не так?

— С замком кто-то поработал. Лампочку выкрутили, чтобы их никто не увидел. Старый воровской прием.

Курт толкнул дверь — заперта.

Он зашел за угол дома. Катерина последовала за ним.

— Оставайся на месте.

— Вот уж нет.

Спорить не было времени. Курт пробрался мимо куста бугенвиллеи и двинулся дальше, к задней части дома, к солярию. Запрыгнул на веранду. Подошел к раздвижной стеклянной двери.

Внутри было темно.

На то, чтобы открыть дверь, ему понадобилось не больше трех секунд.

— Ты случайно взломщиком не подвизался? — шепотом спросила Катерина.

— Опыт впустую растраченной юности, — прошептал он в ответ. — А теперь, пожалуйста, постой здесь.

— А если тебя кто-нибудь снова станет душить, и меня не будет рядом?

Курт подумал, что еще один такой момент ему не пережить. Он проскользнул в дом. Катерина не отставала. С первого взгляда им обоим стало ясно: здесь что-то случилось. По комнате как будто прошелся ураган.

Катерина вдруг ойкнула и торопливо опустилась на четвереньки. Курт присел рядом. Кроме них двоих, в доме никого вроде бы не было.

— В чем дело?

— Стекло, — ответила она, вытаскивая из пятки прозрачный кусочек.

— Дай мне пару минут.

На этот раз Катерина не стала упрямиться и послушно кивнула.

Остин быстро обошел виллу и вернулся, не скрывая озабоченности. Включил свет в гостиной. Здесь все было перевернуто: диваны опрокинуты, шкафы распахнуты, вещи разбросаны. Кто-то сбросил настольную лампу, и осколки разлетелись по полу.

— Надо вызвать полицию. — Курт оглядел комнату, наткнулся взглядом на шлепанцы у двери и протянул их новой знакомой.

— Надень.

Пока она обувалась, он отыскал телефон и снял трубку.

Гудка не было. Провода вырвали из розетки, саму розетку разбили. Он направился в кухню — может, там есть другая.

— Что здесь, по-твоему, случилось?

— У французов есть плохая привычка — они слишком много болтают.

Вторая розетка нашлась у мойки. Он сунул шнур, услышал гудок и начал набирать номер.

Ожидая ответа, Курт пробежал глазами по кухне и заметил выдвинутый ящик. Под ним валялись столовые приборы и прочая утварь, в том числе устрашающего вида разделочный нож. Похоже, французы пытались сопротивляться.

Отвлекшись, Курт не сразу заметил, что Катерина стоит в дверном проеме и уже тянется к выключателю.

— Не надо.

Предупреждение запоздало. Щелчок, и комнату залил яркий свет. Катерина охнула и отвернулась. Курт бросил трубку и подхватил ее, не дав упасть.

Она оглянулась и тут же ткнулась лицом ему в грудь.

— Их убили…

— Мне очень жаль. Не хотел, чтобы ты это увидела.

Убили всех. Всю французскую группу. Четыре тела лежали на полу, сдвинутые бесцеремонно к стене, словно мешки с мусором. Одного из мужчин изрешетили пулями, другого, судя по отметинам на горле, задушили. От чего погибли еще двое, Курт не понял, а подходить и рассматривать не стал. Но даже издалека он узнал парня, которого совсем недавно вытащил из глубины с утяжеленным поясом.

Почувствовав, что Катерина дрожит, Курт повернул ее, вывел в другую комнату и усадил на диван.

— Мне нужно позвонить в полицию.

Она не открыла глаза и даже не отняла руку ото рта — только кивнула.

Вернувшись в кухню, он не стал закрывать дверь, чтобы не выпускать русскую из виду. Да, вечер выдался щедрым на смерть, но те, что погибли, сами хотели убить и его, и ее. К тому же они сорвались с обрыва в машине, их смерти не были видны. Здесь было по-другому.

Эти люди были учеными. Катерина знала их и, по крайней мере однажды, выпивала с ними.

— Но как получилось, что полиция до сих пор ничего не знает? — спросила она.

— Наверное, все произошло слишком быстро, — сказал Курт, надеясь, что так оно и было. — Оружие, вероятно, было с глушителями. К тому же французов, скорее всего, застали врасплох.

— Но почему? Зачем нужно было…

— У них была проба, керн. Насколько я смог понять, вещь крайне ценная. Именно поэтому мы здесь, тогда как испанцы и португальцы решают, кому принадлежит образец и на какой процент каждая сторона имеет право. Этим ребятам достало смелости взять незаконно пробу, но не хватило ума держать язык за зубами.

— Все из-за выпивки. Мужчины любят потрепаться, когда примут лишнего.

В полицейском участке наконец взяли трубку и пообещали прислать следователей и коронера. В ожидании их прибытия Курт обыскал виллу в надежде найти керн. Безрезультатно. В комнате с оборудованием нашлась продолговатая прямоугольная коробка с пенопластом. Она лежала на полу, раскрытая и перевернутая. Скорее всего, образец был в ней.

Полиция задержала Курта и Катерину примерно на час и, сняв показания, отпустила.

— Что будешь делать? — спросила Катерина.

— Прежде всего, надо связаться с кораблем. — Остин посмотрел в сторону и с удивлением обнаружил то, чего там не было.

— У меня в лодке есть радио. Можешь воспользоваться.

— Думаю, оно нам уже не понадобится.

Она взглянула на него непонимающе.

— Мой корабль уже здесь. Тот, что в огнях, как рождественская елка.

Интересно, что здесь делает его корабль? И почему сияет всеми огнями? Курт огляделся в надежде, что кто-то из копов подбросит их с Катериной до порта.

И тут к ним подкатил микроавтобус.

Курт сразу узнал широкое улыбающееся лицо.

— Я уж думал, полиция никогда вас не отпустит. Готовы?

Решив, что двухчасовое ожидание вполне заслуживает сотни долларов, Курт достал из кармана вторую половинку банкноты и протянул таксисту.

— Готовы.

Глава 31

Пока Катерина томилась в ожидании на мостике «Арго», Курт Остин сидел в конференц-зале с капитаном Хейнсом и Джо Завалой. Десять минут ушло на изложение событий, которые им с Катериной пришлось пережить. Рассказал он и о страшной находке в доме на берегу, где жили французы.

В свою очередь капитан Хейнс сообщил об атаке на «Групер», несчастье с Полом и его теперешнем состоянии. Потом они с Джо по очереди изложили свое мнение по поводу теории Гаме насчет того, что против «Киндзара-мару» использовали некое энергетическое оружие.

— Мы говорим о чем-то вроде программы СОИ? — спросил Курт, имея в виду Стратегическую оборонную инициативу. — О чем-то, что может сбивать ракеты?

— Может быть, — пожал плечами капитан. — В том-то и дело, что мы ничего толком не знаем. Но… возможно.

— Но зачем стрелять по какому-то случайному грузовому судну в Атлантике?

Лампочка интеркома замигала, прежде чем кто-то успел ответить.

— Вам звонят, капитан, — доложил один из членов команды «Арго». — Директор Питт.

— Переведите на громкую связь, — приказал капитан.

В динамике затрещало, потом треск заглушил голос Дирка Питта.

— Знаю, джентльмены, уже поздно, но я так понимаю, никто еще не спит.

— Обсуждаем последние события, — сказал капитан.

— Я как раз поставил вопрос, который не идет у меня из головы с тех пор, как все началось, — добавил Курт. — Зачем нападать на грузовой корабль посредине Атлантики? О чем мы сейчас говорим — об обычном пиратстве или применении электромагнитного оружия.

— Думаю, ответ у меня есть, — сказал Дирк. — Хирам Егер пытается сейчас вычислить возможности и энергоемкость такого оружия, но, когда я спросил, что необходимо для его создания, он ответил очень коротко — «больше».

— Больше? Больше чего?

— Больше всего. Больше энергии, больше материалов, больше денег. Больше, чем можно получить в одни руки. В данном случае нападавших мог интересовать перевозимый «Киндзара-мару» груз активированного титаном ИБМО. Это чертовски дорогой сплав, используемый для изготовления невероятно мощных сверхпроводящих электромагнитов.

— А магниты, в свою очередь, могут использоваться для создания энергетического оружия, — догадался Курт. — Вроде того, которое, как считает Гаме, ударило по кораблю.

— Вот именно, — подхватил Питт. — В принципе эти сверхпроводящие электромагниты необходимы для любого энергозатратного проекта. Обычные магниты дают слишком много тепла на высокоэнергетических уровнях, но сверхпроводники передают энергию, вообще не создавая сопротивления.

— Похоже, что кто-то приспособил эту технологию для военных целей, — вставил Джо.

— Егер придерживается того же мнения, — сообщил Питт. — На то же однозначно указывают и результаты исследования образцов с «Киндзара-мару», которое провела Гаме.

— И кто за этим может стоять? Есть идеи? — поинтересовался Курт.

— Пока еще нет, — сказал Дирк. — Может быть, какая-то террористическая группа или даже государство. В прошлом году мы боролись с китайскими триадами из-за биооружия, так что все возможно.

— А что с денежным следом? Если эта штука такая дорогая, покупка должна быть где-то зафиксирована.

— Мы сейчас этим занимаемся. Пока что удалось идентифицировать массовые закупки различных сверхпроводимых материалов несколькими десятками подставных, как сейчас выясняется, компаний. Впечатление такое, что кто-то занимается спекулятивной скупкой сверхпроводников.

Курт посмотрел на Джо, потом на капитана.

— Проблема в том, — продолжал Питт, — что все разрозненные покупки ведут к фирмам-однодневкам, которые, в свою очередь, действуют как дочерние компании других зонтичных корпораций. Средства поступают из неустановленных источников, и после завершения сделки лавочка сразу же закрывается. Проследить весь след до конца крайне затруднительно. На первый взгляд все законно, платежи проходят, никто ничего не подозревает. По крайней мере, до последнего времени так оно и было.

— Если они скупают рынок, зачем им что-то красть? — спросил Курт.

— Активированный титаном ИБМО — самый мощный сверхпроводник из всех существующих, — начал объяснять Питт. — Эффективен в полях с плотностью магнитного потока до девятисот тесла.

— В девяностые была отличная рок-группа с таким названием. А вообще, что такое «тесла»? — перебил начальника Остин.

— Единица измерения индукции магнитного поля. Я вряд ли смогу сказать, что означают девятьсот тесла, но для примера — сверхпроводники, используемые в японских поездах на магнитной подушке, испытывают перегрузку при четырех тесла. Если четыре тесла могут поднять поезд, то девятьсот способны вздернуть двести двадцать пять поездов.

Капитан Хейнс медленно выдохнул.

— Гонка вооружений. Если создаешь оружие, то уж создавай самое мощное, какое только сумеешь.

И все-таки кое-что Курт так и не понял.

— Если это все такое секретное, оттуда пираты узнали, что сплав перевозят именно на этом корабле?

— Несмотря на всю секретность, о грузе знали три стороны.

— Покупатель, продавец и перевозчик.

— И кто из этих троих был заинтересован в том, чтобы корабль затонул, а груз исчез?

— Продавец, — Курт уже догадался, к чему клонит Питт. — Он получает хорошие деньги, организует переправку груза китайцам, а потом нападает на корабль и забирает материалы.

— Больно уж хитро, — засомневался Хейнс. — А мы точно не ошибаемся?

— В моем распоряжении имеется судовая декларация «Киндзара-мару», — сообщил Питт. — Есть также бортовой журнал и документы ответственного за груз, они передаются электронной почтой в штаб-квартиру «Сёкара», когда их корабли выходят из порта. Я бы зачитал их вам, но сейчас за рулем, так что изложу только суть. Думаю, вы все поймете, когда услышите. — Дирк немного помолчал и продолжил: — За три дня до гибели корабль, о котором идет речь, встал на якорь в порту Фритауна, Сьерра-Леоне. Там он принял на борт стандартный груз руды, предназначенный для доставки в Китай, а затем получил распоряжение задержаться в порту на два дня и подождать еще один груз.

— ИБМО, — вставил Курт.

— Совершенно верно. Но когда груз наконец прибыл, кое-что во всем этом показалось капитану странным, о чем он и написал в бортовом журнале. Во-первых, груз на борт доставила не портовая бригада, а посторонние люди, среди которых были как белые, так и черные. Капитан отметил, что команда смахивала на «военное или полувоенное подразделение».

— Мне доводилось слышать о наемниках, захватывающих там некоторые шахты и пользующихся ими ради собственной выгоды, — сказал Курт.

— Не забывайте только, что ИБМО не природный материал, — напомнил Питт. — Кроме того, старший группы настоял на том, что их груз хранился отдельно от остального, в специальном трюме с регулируемым температурным режимом. Требование довольно необычное, но спорить с этими людьми ответственный за погрузку не решился.

— И зачем им это? — спросил Джо. — Разве температура как-то влияет на сплав?

— Нет, не влияет, — ответил Питт. — Но на «Киндзара-мару» трюм с регулируемым температурным режимом был только один.

— То есть груз легко было найти и изъять, — догадался Курт.

— Похоже, что так.

— Итак, продавец еще и пират, — подвел итог капитан Хейнс.

— И у этого пирата имеется энергетическое оружие, — добавил Остин. — Отсюда следует, что люди, продавшие ИБМО — те же, что потом напали на судно, — создают с его помощью оружие. Тогда выходит, что и на рынке они орудуют.

— Встает вопрос, что же у них на уме, — задумчиво произнес капитан.

— Совершенно верно, — подтвердил Дирк Питт. — Кто бы ни были эти люди, и для чего бы им ни понадобилось столько материала, они готовы серьезно рассердить китайцев и пойти на большой риск.

— Может быть, это и объясняет их присутствие здесь, на Санта-Марии, — предположил Курт. — С одним из них я уже столкнулся. Это тот самый парень, с которым мы сцепились, когда балкер уже тонул. Я не знаю, кто взял керн и убил французов, но ясно, что все это связано.

— Но мы же собственными глазами видели, как их лодка взлетела на воздух, — возразил капитан. — Мы даже нашли несколько тел.

— Это были пешки, ими просто пожертвовали. Другие, скорее всего, покинули борт перед взрывом. А шестерок оставили.

— Да, но потом никаких других судов мы не обнаружили. И вертолета тоже не было. Не вернулись же они в Африку вплавь.

— Нет, — сказал Курт. — Но ведь Пола и Гаме атаковали под водой. Значит, у них есть какая-то подлодка.

— Следовательно, есть и плавучая база. — Капитан Хейнс вздохнул. — Террористы с субмариной. Куда катится мир…

— Равно как и космос, — заметил Питт, — подводный мир уже не принадлежит только государствам.

— Можно назвать с полдюжины китайских подлодок, предназначенных для списания и бесследно пропавших. Продается и кое-что другое. К тому же субмарины строят и по частным заказам.

— Давайте не забывать и про русские субмарины класса «Тайфун», которые переделаны под грузовые, — добавил Остин. — В прошлом году мы имели дело с одной из них.

— И по меньшей мере об одной нам до сих пор ничего не известно, — добавил Питт.

— Чудесно, — усмехнулся капитан.

— Итак, у этих пиратов есть подлодка, — заговорил Курт. — Может быть, субмарина класса «Тайфун», перестроенная под грузовую. У них есть некое мощное электромагнитное оружие, и оно способно запросто поджарить вас так быстро, что вы и понять не успеете, в чем дело. Ради получения нужных им материалов эти люди готовы пойти на любой риск и даже вызвать гнев китайцев. А теперь, ко всему прочему, мы еще имеем скалу, которая, возможно, является природным сверхпроводником, и до нее, похоже, никому нет дела.

— Стол накрыт, — сказал Питт. — Думаешь, они вот-вот явятся к обеду?

— Как Джулиан Перлмуттер[244] к шведскому столу.

— Похоже, так оно и есть, — кивнул Хейнс. — Они продемонстрировали свои возможности и весьма эффективно вынудили нас уйти.

— И они это знают, — добавил Остин. — Если он видел, как «Арго» входит в порт, то и другие, скорее всего, это тоже заметили.

— Завтра, во второй половине дня, туда прибывает португальский фрегат с противолодочным оборудованием, — сообщил Питт.

— Думаю, они знают и об этом или держат в уме такой вариант. Так что, если мы намерены действовать, в нашем распоряжении около двенадцати часов.

Некоторое время все молчали, размышляя о возможных последствиях предполагаемых действий.

— Те «Тайфуны», о которых шла речь, — продолжил Дирк, — могут перевозить до пятнадцати тысяч тонн в трюмах, переделанных из ракетных отсеков.

— Если они решились утопить транспортный корабль ради тридцати тонн ИБМО, то как поведет себя группа, заинтересованная в «большем»?

Курту Остину никто не ответил. Даже из динамика доносился только негромкий фоновый шум.

— Если в их распоряжении имеется «Тайфун», — сказал, наконец, Питт, — то им нужно всего лишь вырезать ракетные отсеки и поставить вместо них контейнеры с грузом. Но это только предположения. Мы не знаем наверняка, есть у них такая подлодка или нет.

Курт согласно кивнул, и Джо, взглянув на него, вопросительно вскинул брови.

— Предположим, она у них есть. Что именно мы станем делать? — спросил он.

Курт ненадолго задумался.

Вооруженная торпедами, с экипажем из наемников, русская субмарина была бы «Арго» не по зубам.

— Джо прав, — сказал Хейнс. — Мы не можем рисковать кораблем. До прибытия военно-морских сил нам не остается ничего другого, как только предоставить этим людям свободу действий. Чем бы они ни занимались.

Курт знал, что они правы, но такой вариант представлялся ему капитуляцией или, в лучшем случае, отступлением. Должен же быть какой-то способ остановить пиратов и убийц. Он посмотрел через дверное окно на Катерину. Она спокойно сидела на мостике в наброшенной на плечи ветровке с надписью НУПИ, попивала кофе из чашки и разговаривала о чем-то с вахтенным.

И тут его осенило.

— А если мы не станем их останавливать? Если просто уйдем отсюда, заляжем среди обломков и будем ждать? Потом, если они появятся, улучим удобный момент и прицепим к корпусу передатчик. Таким образом мы сможем проследить за ними до самой базы и передать дело большим парням с большими пушками — пусть доводят до конца.

Капитану и Джо предложение определенно пришлось по вкусу. Питт молчал.

— Директор? — обратился к нему Хейнс.

— На мой взгляд, вариант слишком рискованный, — ответил Дирк. — Уж легче задействовать самолеты противолодочного патрулирования.

— И тогда мы просто отпугнем их, — возразил Курт. — А в первом случае выясним, кто они такие и откуда.

— И как же ты планируешь уйти потом так, чтобы тебя не обнаружили? Они ведь в любом случае будут ждать чего-то подобного. Тем более если вы уйдете из порта.

Курт улыбнулся и посмотрел на Джо.

— Мы воспользуемся «Барракудой».

Глава 32

Остров Санта-Мария,

Вила-ду-Порту, 24 июня

По окончании совещания в конференц-зале Курт, Джо и капитан разошлись — каждый по своим делам. Завала отправился в мастерскую — поработать над передатчиком, который удержался бы на корпусе идущей на скорости 25 узлов субмарины и при этом остался бы незамеченным. Сотворить чудо он пообещал в течение часа.

Капитан приказал погасить лишнюю «иллюминацию» и, связавшись с полицией Вила-ду-Порту, попросил прислать две патрульные машины, которые стояли бы у причала с включенными «мигалками». Такая мера должна была обеспечить некоторую безопасность, отвлечь внимание возможных наблюдателей и обеспечить незаметный спуск на воду «Барракуды».

Что касается Курта, то он пошел проводить Катерину, за которой должна была прийти машина.

— Твоя дуэнья пожалует, — сказал он, избегая произносить вертевшееся на языке «поводырь».

— Я не шпионка, — возразила она, — но так получается, что за мной всю жизнь кто-то присматривает.

— И как ты с этим справляешься?

— Привыкла. Но ты бы знал, как трудно было вырваться на свидание в Торино.

Курт принужденно рассмеялся.

— А этот парень?

— Сергей. Майор Сергей Комаров.

Прозвучало солидно. Какой-нибудь крепыш, кагэбэшник… точнее, фээсбэшник. Впервые в жизни Курт был этому рад.

— Держись к нему поближе. Запирай двери. Уверен, этих ребят интересует сейчас рыба покрупнее, но кто их там знает. Им известно, что ты их видела, пусть даже издалека и при слабом освещении.

— Я все так и сделаю.

— Не хочешь сказать, зачем ныряла к тому самолету?

Катерина улыбнулась, но покачала головой.

— Майору это может не понравиться.

— Ладно, тогда завтра или послезавтра.

Она посмотрела на него погрустневшими глазами.

— Боюсь, завтра утром нас здесь уже не будет. Может, больше и не увидимся.

— На это даже не рассчитывай. Я всегда хотел увидеть Россию глазами туриста. Может быть, приеду зимой и куплю себе огромную меховую шапку.

— Заходи в гости, — предложила Катерина. — Обещаю, ты и без шапки не замерзнешь.

Подъехала машина. Сергей вышел и молча открыл дверцу. Катерина поцеловала Курта и забралась в салон.

Через полчаса все это уже отошло в область воспоминаний. Курт и Джо мчались в «Барракуде» по чернильно-черным водам Атлантики, направляясь к магнитной скале. Достигнув цели примерно за два часа, они подошли к ней со всей возможной осторожностью.

— На гидролокаторе ничего не слышно, — сообщил Завала.

— Если они уже на месте, звук может быть, как в гравийном карьере. По крайней мере, в том случае, если они планируют взять значительное количество материала. И мы должны быть в пределах видимости. Включай свет.

Джо щелкнул переключателем, и длинные, тонкие лучи разбежались по подводному ландшафту, явив американцам рассеянные по дну остатки затонувших судов. Однажды Остину довелось побывать на дне лагуны Трак, где развернулось одно из крупнейших морских сражений Второй мировой войны. Военно-морской флот США потопил тогда шестьдесят японских кораблей и более двухсот самолетов. Обломки там распределялись по большей территории, чем здесь, у Врат Дьявола, но определенное сходство присутствовало.

— Давай пристроимся вон к той старушке, «Либерти», — предложил Курт. — Там мы будем почти невидимками.

Джо посмотрел на схему расположения обломков и мастерски направил «Барракуду» к песчаному участку справа от громадины корабля. Опустившись на дно, он в какой-то момент ощутил себя рыбкой в аквариуме. В борту затонувшего судна зияла огромная дыра.

— Выключай.

Завала пощелкал переключателями, и «Барракуда» мгновенно погрузилась в кромешную темноту.

Курт поднял руку, проверяя известное выражение «не видеть дальше собственного носа». Здесь и сейчас, до наступления рассвета, оно оказалось справедливым.

— Сколько у нас воздуха?

— Почти на десять часов.

— Что ж, — Курт постарался устроиться поудобнее, — остается только ждать.

Прошло четыре часа, когда Джо постучал его по плечу. Бодрствовать и спать решили посменно, по два часа, и Курт с надеждой подумал, что гости наконец прибыли.

— Что-то случилось? — Остин выпрямился и ударился сначала головой о колпак, а потом коленом о панель.

— Да. Солнце встает.

Курт посмотрел вверх. Через толщу воды просачивался бледный свет. Внизу оставалось темно, и единственным, что он видел, были люминофорные стрелки его дайверских часов, показывавших семь утра. Наверху, должно быть, уже рассвело.

Он снова попытался потянуться и снова неудачно.

— В следующий раз, когда будешь проектировать подлодку, предусмотри пространство для головы.

— Обязательно, — отозвался Джо.

— Это еще хуже, чем полет экономклассом в Австралию.

— Там, по крайней мере, дают поесть. Пусть даже только орешки.

— Да. — Курт подумал, что подготовиться могли бы и получше.

Откровенно говоря, он просто решил, что продукты не понадобятся. Больше всего его пугало, что они опоздают, и тогда их задача станет невыполнимой.

— Не понимаю. По моему разумению, им бы надо спешить, использовать по максимуму оставшееся время, не терять ни минуты. Слышишь что-нибудь в гидрофонах?

— Ничего.

— Точно?

— У меня эти наушники так давно, что уже в мозг вплавились. Тишина. Слышно только, как трахаются рыбки.

— Ты это слышишь? — недоверчиво спросил Курт.

— Слышу ритмичную музыку на заднем фоне, но я знаю, что они делают.

От долгого ожидания и сидения в одиночестве Джо определенно чуточку свихнулся, подумал Остин, потирая глаза и моргая. Слишком долго.

— Они не придут. Включи свет.

— Уверен?

— Слишком мало времени. Они и пробурить ничего не успеют, как уходить придется. Вот тебе и идея.

Джо начал с ходовых огней и приборной панели, а когда глаза привыкли к полумраку, включил главные внешние огни. Все вокруг осветилось знакомым желтовато-зеленым.

— Все на месте, — сказал Курт. Он, наверно, даже не удивился бы, если бы магнитной скалы не оказалось на месте, если бы она исчезла у них из-под носа. Но нет, скала была там, маячила вдалеке.

Остин посмотрел вправо, туда, где темнел корпус «Либерти», за которым они укрылись. Широкая дыра ниже ватерлинии, похоже, и была результатом рокового для корабля удара. Интересно, затонуло ли судно во время Второй мировой войны, как и корабли в лагуне Трак? Судя по состоянию корпуса, «Либерти» не был таким уж старым. Скорее всего, судно пролежало здесь не больше двух лет.

Курт перевел взгляд на ближайшие к «Либерти» обломки, то, что осталось от небольшого самолета, двухмоторной «Цессны». Катерина говорила что-то насчет «Констеллейшн», самолета с тройным хвостом и фюзеляжем из алюминия, легкого парамагнитного металла. Он лежал на самой границе этого участка, остатки этого самолета оказались ближе. Почему?

Курт посмотрел на другой корабль, траулер футов 90 в длину, растянувшийся чуть дальше самолета. Самое обычное рыболовецкое судно. С того места, где они сейчас находились, траулер был виден плохо, но Курт помнил, что проплывал над ним при первом погружении. Наростов на траулере было даже меньше, чем на «Либерти».

Может быть, магнетизм каким-то образом влияет на скорость обрастания? На некоторых современных кораблях с этим досадным фактором борются электрическими разрядами, сдерживающими рост водорослей. Возможно, схожий эффект наблюдается и здесь.

Курт снова посмотрел на соседнюю громадину, на зияющую дыру в борту. И тут до него дошло.

— Я идиот, — сказал он вдруг. — Полный идиот.

— Ты это о чем? — поинтересовался Джо.

— Как можно быть такими идиотами, — пробормотал Курт, не слыша друга.

— Ну, у тебя в этом деле большой опыт.

— Вот именно, опыт. Чем мы обычно занимаемся? Поднимаем на поверхность одни корабли и… пускаем на дно другие. — Остин повернулся к Джо. — Сколько кораблей ты пустил на дно, занимаясь программой создания искусственных рифов?

— Если считать все за последние десять лет, штук пятьдесят наберется.

— Я провел там вдвое меньше времени. А как мы их топили?

— Закладывали заряды под ватерлинией и дырявили. Как же еще?

— Посмотри на этот корабль.

Джо включил вспомогательное, направленное освещение и нацелил луч на пробоину в боку «Либерти». Сомнений не осталось.

— Стальная обшивка взорвана изнутри, — сказал Джо.

— Этот корабль затопили.

— Возможно, там что-то взорвалось. Мы же не знаем, что на нем перевозили. Да и отверстие слишком большое. Никто из нас такое бы не сделал.

— Только потому, что ты хотел, чтобы корабль ушел под воду медленно, опустился спокойно на дно и со временем стал бы симпатичным рифом. Но если затопить судно требуется быстро, чтобы этого никто не видел, тогда, может быть, поступают вот так.

Курт запустил импеллер и, когда «Барракуда» оторвалась от морского дна, повел ее мимо горлышка Врат Дьявола — к траулеру. В его борту обнаружилась похожая дыра, результат внутреннего взрыва. Картина повторилась и на третьем, грузовом корабле.

— Судя по наростам, они все не пролежали здесь и года, — сказал Курт. — И только «Констеллейшн» выглядит иначе. Эту коллекцию кораблей собирали не веками. Их пустили на дно в одно и то же время.

— Но как же мы ничего этого не заметили? — спросил Джо.

— Слишком увлеклись скалой. Слушали только ученых. На сами корабли едва взглянули. Если кто и уделил им заслуженное внимание, то лишь Катерина.

Они опустились на дно возле пробоины третьего судна.

— Здесь все — мистификация, — продолжал Курт, подгоняя уставший мозг.

— Похоже, что так, — согласился Джо. — Но в чем ее смысл? Зачем это понадобилось? И кто мог провернуть такой фокус?

Наверно, они оба знали ответ на последний вопрос, но не на два первых.

Курт перебрал в уме события последних дней. Что их связывало? Он ощущал приближение чего-то грозного и зловещего, чего-то неотвратимого, как ураган, от которого не убежать. Кто-то провернул грандиозный розыгрыш, но какую пользу этот кто-то мог извлечь из своего обмана?

Если за этим стоят те же люди, участвовавшие в нападении на «Киндзара-мару», то в чем их выгода? Никаких материальных ценностей они не получили. Денег тоже. А вот потратиться пришлось — спектакль определенно обошелся недешево.

— Некоторые террористические группы не скупятся на рекламу.

— Не сказал бы, что этот способ самый эффективный, — возразил Джо.

Он был прав. До сих пор, если не считать нескольких малоизвестных репортеров, большого ажиотажа Курт не замечал. А если точнее, то на первые сообщения о находке мир отозвался слабым всплеском любопытства со стороны специалистов по магнетизму и сверхпроводимости.

— Ученые… — выдохнул, внезапно прозрев, Курт. — Вот что им нужно.

А еще через секунду уже и Джо закивал головой.

Ясно же, что в списке тех, кому всего мало, значатся и ноу-хау.

Если догадка Курта была верна, они устроили западню для привлечения экспертов со всего света. Оставалось только надеяться, что ловушка еще не захлопнулась.

Курт схватился за рычаги управления, дал полный вперед, а потом направил «Барракуду» носом вверх. Устремившись к серому свету, субмарина быстро набирала ход. Они спешили, чтобы подняться и послать сообщение на «Арго».

Нужно предупредить ученых.

Глава 33

Несколькими часами ранее, примерно тогда же, когда Курт и Джо только-только опустились на дно возле «Либерти», Катерина Луцкая собирала вещи под бдительным наблюдением майора Сергея Комарова.

После всего случившегося высшее начальство решило взять временную паузу и отменило задание.

— Вижу, ты спуталась с этим американцем, — неодобрительно заметил майор.

— Не так сильно, как хотелось бы, — дерзко бросила Катерина.

— Нас сюда послали вовсе не для этого, — напомнил Комаров.

Она уже почти забыла, почему она здесь оказалась — столько всего произошло.

— Он был ответственным за зону погружения, вот я и подумала, что будет нелишним заручиться его симпатией. Знаешь, в старых фильмах такое бывает достаточно часто.

Майор посмотрел на нее с подозрением и едва заметно улыбнулся, от чего в густой, темной щетине будто прорезалась узкая щель.

— Хороший ответ. Уж не знаю, насколько правдивый, но ты определенно учишься.

Она застенчиво улыбнулась и продолжила укладывать вещи в чемодан. В дверь постучали. Майор — в принципе он был не так уж и плох и исполнял, скорее, роль старшего, чем Большого брата, — машинально сунул руку под полу пиджака, где у него висел «макаров», и шагнул к двери.

В коридоре стояли двое мужчин. Один невысокий, темноволосый, с чем-то напоминающим маленький монокуляр на лбу; другой, повыше, со штуковиной, похожей на обрез трубы, как будто замороженной на изогнутом конце, и чем-то вроде аккумуляторной батареи на другом.

Тот, что пониже, приставил монокуляр к «глазку» двери.

— Движение. Мужчина. Три секунды.

Он отступил, и его место занял напарник, направивший трубку на дверь на уровне груди.

— Да? — прозвучал за дверью густой мужской голос. — В чем дело?

— Давай, — сказал тот, что пониже.

Второй нажал кнопку. Что-то загудело, потом глухо ударило, и дверь в том месте, где к ней прижимался конец «трубки», треснула и разлетелась в щепки. Оружие, которым воспользовался незнакомец, представляло собой электромагнитную мини-пушку, приводимую в действие сверхпроводящими магнитами и стреляющую двухфунтовым металлическим штырем. При нажатии кнопки снаряд моментально ускорился до ста миль в час, чего оказалось вполне достаточно, чтобы пробить и дверь, и стоящего за ней русского майора.

Человек с трубкой отступил и пнул дверь ногой. Замок щелкнул, и то, что осталось от двери, распахнулось.

Услышав странный звук, Катерина Луцкая оглянулась. По комнате уже разлетались щепки. Майор Комаров отшатнулся от двери, схватившись за торчащий из тела кусок металла, напоминающий наконечник копья. Белая рубашка уже пропиталась кровью. Не произнеся ни звука, он рухнул на пол.

В первый момент Катерина растерялась, но быстро опомнилась и сразу же переключилась в скоростной режим. Услышав, как ударили в дверь, она метнулась к Комарову, выхватила из его плечевой кобуры пистолет, сдвинула пальцем «собачку» предохранителя и повернулась навстречу незваным гостям.

Но выстрелить не успела — от удара ботинком голова ее мотнулась в сторону, пистолет выпал из пальцев, а сама она свалилась на пол. Секундой позже кто-то навалился на нее сверху.

Оглушенная, Катерина сопротивлялась недолго. К лицу ее прижали смоченную хлороформом тряпку, и она лишь успела почувствовать, как немеют руки. Потом все смыла тьма…

Глава 34

«Барракуда» спешила вверх, а Курта распирало от злости на самого себя. Ну как же можно быть таким глупцом! Не имея достаточных оснований, он вообразил, что сам же, вместе с «Арго», и был целью неведомых безумцев, хотя теперь было очевидно, что ни первый, ни второй реальной ценности для заинтересованных лиц не представляют.

Нужно срочно послать предупреждение. Поскорее наверх. Включить коротковолновой передатчик и связаться с «Арго», стоящим в тридцати милях от этого места, в бухте Санта-Мария.

Мысли перескочили на французских ученых. Почему их оставили там, где убили? Ответ нашелся быстро. Французы, вероятно, оказали сопротивление. И теперь с тем же выбором столкнутся все, кто сюда прибыл для исследования магнитной аномалии: драться или сдаться. Большинство уступят, некоторые погибнут.

Что же будет с Катериной? Курт надеялся, что она со своей «дуэньей» уже добралась до аэропорта и поднимается на борт самолета.

— Сорок футов, — сообщил Джо.

Курт сбросил газ. Вырвавшись на поверхность на полной скорости, можно не только взлететь, но и перевернуться.

— Звони, — сказал он.

Завала в приказах не нуждался. Его пальцы уже бегали по панели, и антенна тянулась вверх.

— «Арго», это «Барракуда». Ответьте. У нас срочное сообщение.

В ожидании ответа Курт не без труда удерживал субмарину в устойчивом положении — чувствуя себя в своей стихии под водой, она не демонстрировала такой же уверенности на поверхности.

— «Арго», это «Барракуда».

Им ответил сам капитан, что стало сюрпризом для Курта, хотя ничего странного в этом не было: разумеется, Хейнс ждал и беспокоился за исход опасной, как все считали,операции.

— Джо, это капитан. Послушай, у нас здесь проблема. Мы пытаемся…

Что-то сухо треснуло, и колпак кабины покрылся крохотными бороздками. Слева к ним метнулась неясная тень. Треск повторился, и Курт понял — по ним стреляют. В левом крыле появилась дыра.

Он включил двигатель, резко повернул вправо и, оглянувшись, увидел несущийся на них катер. В случае столкновения «Барракуду» просто перерезало бы пополам. Выбирать не приходилось. Курт опустил нос, и субмарина ушла под воду. Катер с ревом промчался над ними, что-то громко хлопнуло, и подлодку швырнуло в сторону.

Он посмотрел вправо и увидел, что крыло, служившее также и рулем, начисто сорвано. Под ногами уже плескалась просочившаяся через трещины вода. К тому же лодка заметно потеряла скорость и маневренность.

Остин потянул на себя рычаг, и «Барракуда» повернула вверх, вырвалась на поверхность и запрыгала по волнам.

— Быстрее, — бросил он Джо.

— Капитан, вы нас слышите?

Катер уже разворачивался по широкой дуге, готовясь ко второй атаке. Мало того, вдалеке появился второй катер, спешивший к месту неравной схватки. Курт не представлял, что делать, но знал, что времени на разговоры нет. Он услышал, как Джо включил микрофон и… ничего больше. Ни фонового шума, ни треска.

— «Арго», это «Барракуда», — повторил Джо. — Цель — ученые. Цель — ученые.

Завала щелкнул переключателем. Подождали.

— Не отвечает.

Курт повернул голову и замер с открытым ртом — коротковолновой антенны на хвосте не было, а сам хвост выглядел так, словно его пережевал гребной винт катера.

— Ничего, — сказал Джо.

Оба катера неслись к ним. О том, чтобы соревноваться с ними в скорости, не могло быть и речи. На борту было еще одно радио, подводный приемопередатчик с максимальным радиусом действия около мили.

— Возьми «быстроклей», — сказал Курт. — Законопать дырки.

Он взял в сторону от атакующих катеров и дал полный газ. Завала, изловчившись, выудил из «бардачка» алюминизированную ленту и, отрывая полоски, пытался заклеивать оставленные дробью пробоины в колпаке.

— Идут, — предупредил Остин.

— Ты же понимаешь, что на глубине лента держать не будет.

— Постараюсь оставаться поближе к поверхности.

Курт слышал, как рвется лента, слышал рев приближающихся катеров, а потом услышал и приглушенный «бум» выстрела. На этот раз им повезло: свинцовый град прошел мимо, взбив пену на гребне волны позади «Барракуды».

— Ныряй, — сказал Джо.

Курт опустил нос. Вода накатила на кокпит, и субмарина ушла под волны, на глубину в десять футов. Вода просачивалась, но уже не била струйками, как раньше, и Джо продолжать рвать и лепить ленту.

Закончив, он схватил тюбик с отвердителем эпоксидной смолы и принялся замазывать заплатки. Кабину наполнил запах аммиака. Отвердитель вступал в реакцию со смолами, которыми была пропитана лента, и «пластыри» застывали в течение минуты.

Взглянув вверх, Остин увидел сначала один пенный след, потом другой и тут же повернул влево — после повреждения руля этот маневр оставался единственным вариантом.

— Где еще течь? — спросил Джо.

Курт огляделся. С наклеенными лоскутами кабина выглядела так, словно ее разукрасили граффити. От избытка паров раскалывалась голова, жгло глаза. Но лента уже затвердела, и вода в кокпит больше не поступала.

— Отличная работа.

— Не могу сказать, что самая приятная в эстетическом плане, но под огнем, да еще при погружении…

— По-моему, настоящее искусство. — Остин попытался определить, где находятся катера, — они, несомненно, заходили для новой атаки.

— В следующей жизни планирую поработать с пит-бригадой НАСКАРа.

— А пока давай попробуем немного растянуть нынешнюю. Есть предложения, как связаться с «Арго»?

Некоторое время оба молчали, напряженно размышляя. Новые идеи определенно обходили голову Курта стороной.

— Канал передачи данных, — сказал Джо. — Мы можем отправить им е-мейл.

— Е-мейл?

— Ну, не совсем е-мейл, но информационное сообщение. Оно пойдет на спутник, а со спутника на «Арго». Его получит тот, у кого есть телеметрическая аппаратура.

Курт ненадолго задумался. Есть ли шанс, что их послание попадется кому-то на глаза? Для этого ведь нужен постоянный мониторинг…

— Что-нибудь еще?

— Идем на веслах до Санта-Марии и передаем сообщение семафором.

— У меня такой же вариант. Включай телеметрическую систему и дай знать, когда будешь готов.

— Чтобы установить связь со спутником, нам нужно оставаться на поверхности секунд тридцать.

— Не уверен, что продержимся так долго, — сказал Курт и посмотрел вверх. Словно в подтверждение его опасений оба катера выровнялись и, подстроившись под скорость «Барракуды», шли параллельным курсом слева и справа от нее, один чуть впереди, другой чуть сзади. Он резко повернул влево, в направлении подводного кладбища кораблей. Противник сделал то же самое.

— Они нас видят, — сказал Джо.

— Мы как подбитая рыба, оставляющая за собой кровавый след, — отозвался Курт, имея в виду поднимающиеся на поверхность пузырьки.

Сверху донесся новый звук. Судя по вскипающим над головой фонтанчикам, в них опять стреляли из дробовиков. Серьезной угрозы такой обстрел не представлял, но еще раз подчеркивал безысходность их нынешнего положения.

Может быть, если уйти ниже…

Курт опустил нос на несколько градусов.

Глубиномер показал 15 метров, потом 20, потом…

Один из наклеенных «лоскутов» с треском оторвался, и в кабину ударила струйка воды.

Пока Джо накладывал новую заплату, Курт поднялся до десяти футов и снова поменял курс. Безуспешно.

— У них, наверно, очки, «Мауи Джим», — заметил Джо. — Знаешь, в них можно видеть рыбу в воде.

Курт и чувствовал себя рыбой, только в бочке. Или китом, за которым охотятся китобои с гарпунами. Рано или поздно всплыть им все-таки придется, если не для того, чтобы отправить сообщение, то просто ради воздуха.

Несмотря на все старания Завалы, вода все же просачивалась через едва заметные трещины, и герметичные обычно отсеки постепенно наполнялись ею.

Словно беззащитные киты, Курт и Джо столкнулись с охотниками, которые были быстрее, сильнее и лучше вооружены. От них ничего особенного и не требовалось — только не выпускать жертву из виду и ждать, когда «Барракуда» всплывет за воздухом.

Впереди и справа море осветила вспышка. Субмарина вздрогнула от ударной волны, и Курт повернул влево. Через несколько секунд последовала вторая вспышка, теперь уже прямо по курсу. Волна ударила «Барракуде» в нос.

— Гранаты.

По колпаку поползли новые трещины. Крохотные, почти невидимые, они тянулись из-под наложенных Джо «лоскутов». Плексиглас мог рассыпаться в любую секунду.

После третьего разрыва Курт понял, что времени уже не осталось.

— Готовь сообщение.

— Мы там и десяти секунд не продержимся.

— Продержимся, если сдадимся, — ответил Курт. Джо нажмет «отправить», а они постоят с поднятыми руками — авось сразу не расстреляют.

Завала не ответил, но Остин услышал, как он стучит по клавишам.

— Готово.

Курт направил нос подлодки вверх. Только бы не попасть под огонь. Едва «Барракуда» вынырнула на поверхность, он выключил двигатель.

Субмарина мгновенно остановилась, и оба катера проскочили мимо.

— Давай.

Джо ткнул пальцем в клавишу ввода, а Курт нажал кнопку, и крышка поднялась.

— Ну же, — бормотал рядом Джо. — Rapido, por favor[245].

Курт выпрямился, высоко подняв руки. Катера, развернувшись, устремились к ним.

«Барракуда» покачивалась на волнах, а внимание Остина привлекло еще одно судно, тоже направлявшееся в их сторону.

— Сдаемся, — крикнул он.

Двое мужчин на борту подошедшего первым катера взяли его на мушку.

Курт услышал, как за спиной у него едва слышно пискнуло, и Завала тоже поднялся.

— Сообщение ушло, — шепнул он.

Курт кивнул. Что бы ни случилось теперь, какая бы судьба ни ждала их, они свое дело сделали, отправив предупреждение. Лишь бы только не слишком поздно.

Один из мужчин на катере положил дробовик и бросил им канат. Через несколько секунд «Барракуду» взяли на буксир, а Курт и Джо перешли на второй катер, где им надели наручники.

Их враги явно подготовились к встрече.

Подошедшее спустя несколько минут судно оказалось шестидесятифутовой яхтой незнакомой Остину модели. Пожалуй, она больше напоминала военный корабль, замаскированный под прогулочную яхту.

Она остановилась рядом, и Курт заметил на носу мужчину в камуфляже, он не сводил с него взгляда.

Он! Тот самый, старый знакомец. В последний раз Курт видел его накануне вечером, а еще раньше — на борту «Киндзара-мару». С ухмылкой победителя бандит спрыгнул на катер еще до того, как яхта коснулась его бортом, и подошел к пленникам. Остин встретил его немигающим взглядом.

— Андраш, — процедил незнакомец сквозь зубы.

— Твой приятель? — спросил Джо.

Прежде чем Курт успел ответить, наемник ударил его в подбородок. Курт упал на палубу. Из рассеченной губы потекла кровь. Он поднял голову.

— Извини, — сказал Джо. — Я ничего не спрашивал.

Глава 35

Два подбежавших молодчика схватили Курта и рывком поставили на ноги.

— Я хочу, чтобы ты увидел кое-что, — сказал Андраш и, повернувшись к яхте, махнул рукой. Двигатель на секунду ожил, и яхта подошла вплотную к катеру. На ее палубе, ближе к корме, расположилась группа мужчин и женщин, человек тридцать, все в наручниках, прикованные цепями к поручню.

Боль от разбитой губы и уязвленная гордость померкли на фоне этой картины, при виде которой у Остина сжалось сердце. Все эти люди были членами различных научных групп, присланных для изучения феномена магнетизма. Среди них он заметил и Катерину, ее правую щеку украшал синяк.

На секунду их взгляды встретились, после чего она снова потупилась, словно в чем-то его подвела.

Курт сплюнул на палубу кровь и слюну.

— Что ты задумал? К чему это все?

— Наконец-то ты меня узнал. Я польщен. Только обидно немного, что тебе понадобилось столько времени. Мне казалось, за все эти годы я успел произвести на тебя более сильное впечатление. Хотя, с другой стороны, я ведь тоже тебя не узнал. Тогда у тебя не было седых волос. Хотелось бы надеяться, что это я их тебе добавил.

Остин напрягся. Все его инстинкты требовали одного: вперед и в бой. Отчаяние захваченных в плен ученых, багровый синяк на лице Катерины, самодовольство, сочившееся с губ врага, как грязь из канализационной трубы, — все это стало испытанием для его выдержки.

Если бы не наручники, он бросился бы на Андраша и забил до смерти прямо здесь, но в данной ситуации такой порыв привел бы лишь к тому, что его поколотили бы, как боксерскую грушу.

Андраш с важным видом обошел его по кругу, сохраняя, однако, безопасную дистанцию. Ну, конечно, он ведь такой любитель потрепаться.

— Мне бы сразу, как только услышал про эту НУПИ, следовало понять, что без тебя тут не обошлось. Это ведь в духе Курта Остина. Ты у нас такой стойкий, такой решительный, такой патриот. Держу пари, каждое утро начинаешь с клятвы верности флагу.

— Да, — прохрипел Курт. — И, может быть, когда все кончится и ты получишь свою сотню лет в одиночке, я принесу тебе кое-что из наших любимых игрушек.

— В одиночке? Как жестоко. А вот я отправлю тебя в море не одного, а с целой компанией. — Андраш наклонился ближе. — И вот что еще, для полной ясности. Когда все закончится, ты пойдешь кормить рыб, а я стану королем.

Он усмехнулся. Остину показалось странным, что Андраш поделился этими своими планами только с ним одним.

Неужели?..

Что задумал этот мерзавец? Что ждет их всех теперь? Только бы это не коснулось Катерины. Увы, его молитв никто не услышал.

Андраш перепрыгнул на яхту и направился прямиком к ней, а, подойдя вплотную, наклонился, потрепал по щеке и выпрямился.

— Верните мистера Остина на его лодчонку.

Трое наемников — двое белых и черный — сбили Курта с ног и без лишних церемоний швырнули в «Барракуду».

— Матиас, — обратился Андраш к африканцу, — привяжи его к подъемнику.

Курт проследил за взглядом бандита. Отдаленно напоминающий вешалку для полотенец, подъемный кран находился на корпусе субмарины, сразу за кокпитом. Он был изготовлен из углеродистой стали и приварен к корпусу, удерживал весь вес подлодки, когда ее поднимали краном на борт «Арго».

У человека, прикованного к нему наручниками, шансов на спасение нет.

Матиас снял висевший на шее ключ и вставил в замок наручников. Едва освободившись, Курт врезал локтем по скуле ближайшего из двух белых, но второй моментально ударил его по голове, свалив на кокпит «Барракуды».

В глазах потемнело… На секунду Курт отключился, а придя в себя, увидел, что лежит на плексигласовом колпаке, прикованный наручниками к подъемнику.

— Теперь другого, — распорядился Андраш.

Джо бросили на «Барракуду» рядом с другом и также приковали к подъемнику. Пока друзья беспомощно озирались, Андраш схватил дробовик.

— Патроны!

Ему передали коробку. Зарядив дробовик теперь уже не дробью, а пулями, бандит подошел к субмарине и дважды выстрелил в импеллер, а потом еще раз в правое крыло. Полый руль тут же начал заполняться водой. Андраш еще раз поднял оружие и продырявил левое крыло.

Положение было отчаянное. Курт понимал, что они утонут, что их ждет ужасная смерть, и его мозг рыскал в поисках какого-нибудь трюка, чтобы ее обмануть.

— Думаешь, утопишь нас, и на этом все закончится? — крикнул он. — Мы о тебе знаем. Вся наша организация знает.

Джо хранил молчание. Остин слышал, как он дышит, быстро и глубоко, стараясь закачать в легкие как можно больше воздуха. Ему стоило бы последовать примеру друга, но он не мог сдержаться и не собирался умирать молча.

Вода заполняла крылья «Барракуды», а Курт ломал голову в поиске чего-то такого, что заставило бы Андраша остановиться, убедило в их ценности и полезности.

— Мы знаем о твоей подлодке!

Андраш поднял бровь.

— Знаете, вот как? Вот уж не думал. Но, в любом случае, она не моя.

Субмарину потянуло вниз.

— Мы знаем, что ты задумал. Нам известно об энергетическом оружии.

Уже теплее. В лице наемника что-то дрогнуло. Он даже сделал шаг вперед.

— Да, вот это характер. Я знал, что ты так легко не сдашься.

Похоже, он разгадал отчаянный блеф Курта и с удовольствием принял участие в предложенной игре.

— Ну, давай, что еще?

Остин не нашелся, что ответить, и Андраш схватил за руку Матиаса и сорвал с его шеи бечевку с ключом.

— Ну же, — ухмыльнулся он. — Курт Остин из НУПИ! Неужели все? Не верю. Скажи мне что-нибудь такое. Докажи, что чего-то стоишь.

Сидевшая на палубе Катерина вдруг вскочила и метнулась вперед, насколько позволяла цепь. Что она задумала — скорее всего, ничего, — Курт не знал, но в любом случае уйти далеко ей не удалось. Один из вооруженных охранников схватил женщину и швырнул на палубу.

Курт бессильно скрипнул зубами.

— Время кончается, Остин, — продолжал их мучитель, доставая нож и выбрасывая титановое лезвие. Зафиксировав лезвие, он просунул шнурок от ключа в дырку на рукоятке и завязал.

Крылья «Барракуды» лежали на воде, которая уже начала подбираться к кокпиту. Оставались секунды.

— Мы знаем о сверхпроводнике. — Курт был готов возненавидеть себя самого — надо же, так повелся. — Знаем, кто продал его тебе, — соврал он. — Знаем, что его погрузили на «Киндзара-мару» во Фритауне.

Андраш как будто задумался. Взглянул на Матиаса. Потом снова повернулся к Курту с хищной улыбкой маньяка.

— Неплохо. Совсем даже неплохо, — помахивая ножом, он шагнул вперед, наклонился к «Барракуде», взмахнул рукой и вонзил нож в корпус подлодки, там, куда Курт никак не мог бы дотянуться. — Но, увы, только наполовину.

Вода хлынула в кокпит, забурлила у коленей. Субмарина тонула.

Курт взглянул на Джо.

— Что бы ни случилось — делай, как я.

Джо кивнул. Курт задышал быстро и часто, наполняя воздухом легкие. «Барракуда» завертелась и ткнулась носом вниз.

Вода вскипела, и субмарина нырнула, увлекая с собой двух друзей. Последним, что слышал Курт, был крик Катерины. Она звала его по имени.

Глава 36

«Барракуда» скрылась под водой.

Лежа на палубе яхты, Катерина смотрела на кружащуюся воронку — все, что осталось на том месте, где только что была подлодка.

— Нет. Нет… — прохрипела она и, уронив голову, бессильно уткнулась лицом в палубу, содрогаясь от рыданий.

— Какое трогательное зрелище, — прокомментировал, глядя на нее, Андраш.

Он подошел ближе и опустился на корточки. Взял ее за подбородок и заставил поднять голову.

— Не беспокойся. На тебя у меня гораздо более приятные планы.

Катерина плюнула ему в лицо, но бандит легко отстранился.

— Одно и то же, ничего нового. — Он выпрямился и пнул ее ногой. Отошел и, обратившись к рубке, крикнул: — Заводи!

Внизу, под палубой, заворчали дизели.

— Ты дал им ключ, — сказал Матиас, чье присутствие на яхте было обязательным требованием Джеммы. Возможно, президент дал ему задание присматривать за чужаком. — А если они сбегут?

Андраш рассмеялся.

— Я почти надеюсь, что у них получится. Было бы намного интереснее. Но, боюсь, им не выбраться. По крайней мере, не обоим.

— Почему?

— Потому что за преступления положено платить, а смерть недостаточное наказание. — Андраш сердито посмотрел на африканца. В его отношении к Курту Остину странным образом смешались ненависть и уважение. Когда-то он и сам пострадал от рук этого океанолога.

Довольный тем, что поставил Матиаса на место, Андраш повернулся к носу, но африканец схватил его за руку, заставив обернуться.

— Я обо всем доложу Джемме. Ему такие шутки вряд ли понравятся.

— Это не шутка, — наемник с прищуром посмотрел на африканца.

— Тогда что? Я чего-то не понимаю.

— Во всем, что я делаю, всегда есть смысл. Например, такой.

Молниеносным движением Андраш вскинул пистолет и выстрелил. Звук получился не громче хлопка детского револьвера. Ни крика, ни стона, ни какой-либо другой реакции со стороны Матиаса не последовало. Только лицо его вдруг как будто размякло, а во лбу появилась крохотная дырка. Африканец пошатнулся, задрожал, глаза его закатились, но жизнь в нем еще теплилась. Отступая, он наткнулся на поручень, и тогда Андраш спустил курок еще раз. Матиас перевалился через борт и с плеском рухнул в воду.

На секунду африканец исчез, потом выскочил на поверхность, поддерживаемый серым спасательным жилетом. Из двух дырочек в голове вытекала кровь, но он уже не шевелился и не дрожал.

Андраш убрал пистолет и, вскинув дробовик, проревел во весь голос:

— Кто-то еще не понял, кто здесь главный? — Он оглядел собравшихся.

Все молчали. Убийца посмотрел на штурмана.

— Уходим.

Двигатели взревели, и яхта тронулась с места. Оба катера последовали за ней, оставляя за кормой длинный бурливый след. Через минуту все три судна взяли курс на север.

«Барракуда» уже опустилась на тридцать футов и продолжала идти вниз, унося с собой двух друзей. Давление в ушах нарастало, свет вверху слабел. Курт пытался успокоиться. План уже складывался, но прежде требовалось побороть естественную реакцию, страх и панику — именно они могли убить его быстрее всего.

Без очков все вокруг расплывалось, но пятна были желтовато-зелеными, и это означало, что огни «Барракуды» еще включены. А это, в свою очередь, означало, что электрическая система не повреждена. Да, лодка заполнилась водой, но приборы и инструменты не вышли из строя.

Если только Остин не ошибся в расчетах, глубина в этом месте составляла сто двадцать футов, и Курт рассчитывал, что это морское дно все же не станет для них гостеприимной могилой.

Да, задача нелегкая, но шанс оставался. Более того, по его прикидкам, баланс выходил почти ровный. Все зависело от того, как «Барракуда» ляжет на дно.

Курт прищурился — от соленой воды щипало в глазах. Субмарина шла носом вниз, и передние огни осветили дно за десять секунд до удара. Курт увидел светлый ил с какими-то темными вкраплениями — наверное, вулканическими камнями.

Дно как будто поднялось им навстречу. Остин подобрался. Нос подлодки врезался в ил, как гигантский дротик, и его бросило вперед.

Курта оглушило ударом, но он тут же оправился и приступил к делу. Поскольку руки оставались прикованными к подъемнику, он рывком соскользнул с кокпита. Джо, как и обещал, последовал его примеру.

Первым делом требовалось создать воздушный карман для дыхания, а уже потом переходить ко второй части плана. Для этого субмарину нужно было перевернуть, чтобы добраться до кислорода в баллонах со сжатым воздухом. Тогда внутренняя секция кокпита стала бы подобием водолазного колокола и наполнилась воздухом, которым они могли бы дышать.

Проблема заключалась в том, что, хотя «Барракуда» и ударилась носом, ее вес приходился по большей части на нижнюю половину, где размещались главные системы: двигатель, батареи, импеллер. Сразу после «приземления» субмарина стояла на носу почти вертикально, но теперь она уже начала заваливаться.

Помешать ей стать на киль могли только Курт и Джо, но в запасе у них оставалось меньше минуты.

Упираясь в дно, Курт тянул субмарину на себя. Легкие уже горели. Только бы выиграть несколько дюймов, только бы сместить центр тяжести в нужную от вертикальной линии сторону, и тогда вес судна станет их союзником.

Собрав последние силы, Остин нащупал дно. Левая нога поскользнулась и уперлась в острый камень, что дало ему некоторую опору.

Он снова потянул, хвост субмарины качнулся и медленно пошел на них. Курту даже пришлось наклониться, чтобы не попасть под крыло. Подлодка накренилась и легла, чуть боком, на раздавленный купол.

Получилось не идеально, но достаточно хорошо, чтобы считать первую фазу плана успешно выполненной. Легкие уже разрывались, в голове шумело. На то, чтобы выпустить воздух, у них оставались секунды — иначе все усилия будут напрасными.

Дотянуться до переключателя руками они не могли, так что полагаться пришлось на ноги. Вытянувшись, насколько это было возможно, Курт ткнул большим пальцем в панель, на которой находился кислородный переключатель.

Первая попытка ничего не дала, как и несколько следующих. С каждым разом движения его слабели. Хотелось одного: открыть рот и сделать вдох. Он почувствовал, что дрожит, и еще раз ткнул пальцем в панель. Координация нарушилась, и тычок пришелся не туда — все вдруг погасло на секунду, а потом опять вспыхнуло.

Руки и ноги словно налились свинцом, и Курт уже не мог заставить их делать то, что требовалось. Мысли расплывались, и подсознание шептало все требовательнее: сдайся.

Остину еще хватило сил разозлиться и заставить себя собраться для последней попытки. Он напряг мышцы, но прежде чем успел выбросить ногу, в кокпит с внезапным шумом хлынули пузырьки воздуха.

Сначала он видел только бурление, но потом пузырьки заполнили верхнюю часть кокпита, и вверху стал образовываться воздушный карман. Он выгнулся, вытянул шею и подался лицом в это спасительное святилище.

Выдохнув облако углекислого газа, Курт жадно всосал воздух. Закашлялся, подавился, хлебнув заодно и воды, но все равно продолжал глотать. Воздух был жизнью, еще одним шансом бросить кости и испытать судьбу вместо того, чтобы покорно упокоиться на дне океана.

Пузырь заполнялся воздухом. Курт сморгнул соленую воду, огляделся и увидел широкое, ухмыляющееся лицо Джо Завалы.

— Что случилось? — спросил он, понимая, что так и не использовал последний шанс открыть клапан.

Джо улыбнулся и, изогнувшись, поднял из воды ногу. Босую. Без обуви и без носка. Пошевелил пальцами.

— Как кран в ванной закрыть.

Курт чувствовал, как из него рвется смех, и, хотя воздуха на это не хватило, ему сразу стало легче.

— А я не смог, — сказал он. — Едва не отрубился.

— Наверно, воздух кончался, — заметил Джо. — Так бывает, когда долго треплешься с придурками наверху.

Курт кивнул, пообещав себе, что в следующий раз будет молчать как рыба и дышать через нос. Вместе с воздухом из баллонов «Барракуды» возвращались и силы.

— Вот уж не думал, что буду обязан жизнью твоей лапище. Хорошая работа.

Джо рассмеялся и тут же посерьезнел.

— Клапаны открыты на полную, система пытается компенсировать перепад давления. Какое-то время мы в этом оазисе продержимся, но надолго воздуха не хватит. У нас есть минут двадцать.

Курт огляделся. «Барракуда» лежала под углом, и хотя им с Завалой удавалось оставаться по плечи в кокпите, их руки были прикованы к подъемнику снаружи, и пузырьки воздуха уходили к верхнему углу кокпита и вырывались из-под него. Курт сделал глубокий вдох, нырнул и высунулся из-под колпака. Огляделся в мутном зеленоватом свете. И увидел нож с ключом. Тот самый, который Андраш воткнул в деревянный корпус «Барракуды».

Зачем Андраш дал ему такой шанс? Может быть, просто чтобы подразнить; может быть, по какой-то другой причине, подсказанной больным воображением. Остин извернулся, сбросил обувь и носки и потянулся к ножу.

С первой попытки ему удалось коснуться шнурка, но не ухватиться за него.

Курт поднырнул под колпак, отдышался и повторил попытку. На этот раз у него получилось поймать шнурок пальцами и намотать его на стопу. Он подтянул ногу и сильно, резко, но расчетливо ударил по ножу.

Нож качнулся, но не сломался. После второго удара лезвие все же выскочило из дерева, и Курт потянул его к себе, изо всех сил стараясь не потерять шнурок.

Он снова поднырнул под кокпит, с наслаждением вдохнул полной грудью и поднял ногу.

— Я провозглашу тебя почетным Кинг-Конгом, — рассмеялся Джо.

— Согласен. Да вот только наручники ногой не откроешь.

Курт снова нырнул. С огромным усилием согнул колено и вывернул бедро. Получилось неуклюже, но через секунду он все же подвел ногу к подъемнику.

Он нащупал сначала кромку ножа, потом шнурок. Схватил. Зажал.

Теперь ключ был у него в руке. Один шаг сделан.

— Освободился? — спросил Джо.

— Пока нет. Играть Гудини я еще не готов. Но это лишь вопрос времени.

Оставаясь под колпаком, Курт не видел собственных запястий, так что действовать пришлось на ощупь. И очень осторожно. Самое главное — избегать неловких движений, чтобы не выронить из-за собственной глупости ключ. Остин задержал дыхание, нащупал замочную скважину на наручниках. От холодной воды немели пальцы, но он все же нашел углубление. Подвел ключ, поворочал, вставил. Ключ повернулся, и замок щелкнул.

Левая рука свободна. Он вытащил ее из браслета, просунул наручники под подъемник и вернулся под купол.

— Вуаля! — Курт вскинул руки жестом фокусника.

— Отлично, — сказал Завала. — Какой следующий трюк?

— Освободить чемпиона боксерской лиги южных Азорских островов.

Джо рассмеялся.

— Только побыстрее, а то у меня начали неметь руки.

Остин кивнул. Температура окружающей воды на этой глубине была, наверно, не больше 15–16 градусов, и гипотермия могла наступить очень скоро.

Он нырнул, попытался открыть замок на наручниках друга и столкнулся с проблемой. Ключ, несмотря на все старания, не поворачивался. Курт вынул его и вернулся под купол.

— Без изменений, — сказал Джо.

— Знаю. — Курт осмотрел ключ. — Держись.

Он набрал воздуху, погрузился в воду и теперь попробовал ключ на обоих браслетах. Ничего. Ключ и входил с трудом, и не поворачивался. Просто застревал в замке.

И тут ему вспомнились слова Андраша: неплохо… но только наполовину…

Тогда он их не понял и даже пропустил мимо ушей, но теперь они обрели смысл. Ключ подходил к его «браслетам», но не годился для наручников Джо. Трюк в духе Андраша: не просто победить врага, но и помучить побежденного, поиздеваться над ним и только потом нанести смертельный удар.

Дав шанс Курту — по каким-то одному ему ведомым причинам, — наемник добавил в игру садистский штрих и сейчас, проигрывая в уме сцену, наверняка глумливо ухмылялся.

Как какой-нибудь злобный божок из греческой мифологии, он даровал Курту шанс выжить, назначив за нее высшую цену: жизнь лучшего друга.

Этого Курт допустить не мог. Ни при каких обстоятельствах. Он вернулся под купол.

— По-моему, ты не так все понял, — заметил Завала. — Фокус в том, что ты возвращаешься, и я свободен.

— У нас проблема. Ключ не подходит.

Джо уставился на ключ, потом на приятеля.

— Он надел на меня другие наручники и воспользовался другим ключом. Я видел.

Курт сунул ключ в карман и принялся искать в кокпите какой-нибудь инструмент, чтобы освободить друга. Пара отверток, комплект гаечных ключей, еще кое-какие инструменты — все миниатюрное, приспособленное для работы в крохотной кабине подлодки.

— Здесь есть что-нибудь, что можно использовать как рычаг? — спросил Остин. Лодку проектировал Джо, и он знал здесь все намного лучше Курта.

— Вообще-то нет.

— А как насчет подъемника? Мы можем его убрать?

Джо покачал головой.

— Для начала нужно снять металлическую пластину.

— Сломать? — спросил Курт, уже зная ответ.

— На подлодке это место самое прочное. — Джо уже начал дрожать от холода. — Подъемник приварен к раме надежно и может выдержать вес лодки, когда ее поднимают из воды.

Они посмотрели друг на друга.

— Ты не сможешь меня освободить, — сказал, наконец, Джо, озвучив то, что не решился произнести Курт.

— Какой-то способ должен быть, — пробормотал Остин, отгоняя страшные мысли, от которых немел мозг.

— С тем, что есть на борту, ничего не сделаешь. Тебе нужно уходить. Не задерживайся. Тонуть со мной бессмысленно.

— Вот как? Чтобы ты являлся ко мне призраком? — отшутился Курт, стараясь приободрить друга. — Нет уж, спасибо.

— Может, там будет лодка или вертолет, — продолжал Джо. — Может, кто-то получил наше сообщение.

Курт подумал, но пришел к выводу, что такой вариант маловероятен. К тому же, если Завала правильно рассчитал время, на которое им хватит воздуха, то в запасе у них минут пятнадцать. Даже если там кто-то есть, прийти на помощь они уже не успеют.

Нужен был другой план, третий вариант. Два других — бросить друга и умереть вместе с ним — не годились. Требовалась ножовка или паяльная лампа — перерезать подъемник или, еще лучше, цепи на наручниках Джо.

И тут до него дошло. Паяльная лампа не нужна, вполне достаточно чего-то раскаленного и острого. Спасая Катерину, он видел в кабине самолета зеленый баллон. Обычно их наполняют чистым кислородом. А он, как известно всем — горит. Горит именно так, как нужно. Надо только отрегулировать, как следует, и он станет газовым резаком.

Курт открыл дверцу отсека, где хранился аварийный запас «Барракуды». Две дайверские маски, два комплекта ласт и два маленьких баллона, заполненных, увы, не стопроцентным кислородом, а всего лишь обычным воздухом.

Двадцать один процент кислорода и семьдесят восемь процентов азота — такая смесь не горит, но ею, по крайней мере, можно дышать.

Он достал их.

За баллонами обнаружился пакет с сигнальными ракетами и аварийный радиомаяк. Комплект дополнял самонадувающийся двухместный плот. Если удастся освободиться, места наверху им хватит.

Один баллон Курт привязал к руке Джо — как манжету тонометра. Он повернул вентиль и сунул в рот Завалы регулятор.

— Пока в кокпите есть воздух, дыши носом. Когда кончится, переходи на баллон.

Джо кивнул.

— А ты куда? Собираешься всплыть?

Курт уже натягивал ласты.

— Черта с два. Наведаюсь в скобяную лавку. За газовым резаком.

Джо пристально посмотрел на него.

— Ты что, тронулся?

— Уже давно. — Остин надел маску, пристегнул к руке второй баллончик и повернул вентиль. — Но это не значит, что я сумасшедший.

Он сделал пробный вдох.

Брови Завалы скакнули вверх.

— Ты это серьезно?

Курт кивнул.

— Надеюсь, это все же поправимо, — добавил Джо.

Курт тоже на это надеялся. Он знал — приблизительно, — где они находились, когда их взяли в плен, и думал, что успеет.

Остин сунул в рот регулятор, поискал еще одну вещицу, которая могла пригодиться, нашел и окунулся.

— Поспеши, — напутствовал его Джо, но Курт был уже под водой.

Глава 37

Если Джо и сказал что-то еще, Курт его уже не слышал. Вырвавшись из «Барракуды», как из пещеры, он рванулся вперед, делая могучие гребки.

Ласты были не полноразмерные, но они пришлись как нельзя кстати, а маска позволяла ясно видеть. Но вот с направлением он еще не определился, а потому прибег к помощи вещички, прихваченной им в последний момент на «Барракуде»: магнитного компаса.

Компас представлял собой кружок в герметичном шарике, наполовину наполненном керосином. Свою единственную функцию — указывать на самый мощный источник магнитного поля — немудреный прибор исполнял исправно. Обычно стрелка смотрела на северный магнитный полюс, но сейчас, как предполагал Курт, ее притягивала магнитная скала.

Хотя он практически не сомневался в том, что вся эта история чистое мошенничество, создаваемое скалой магнитное поле было вполне реальным. Генерировало ли его некое встроенное в скалу устройство, или оно возникло как результат взаимодействия неких заряженных и расположенных в нужном месте минералов — кто знает?

Он зажег сигнальную ракету и поднес к ней компас. Стрелка качнулась, повернулась и остановилась, явно сориентировавшись на какой-то мощный источник. Таким источником могла быть только скала.

Перед тем как их схватили, они шли в общем направлении на восток. Учтя это, Курт произвел в уме несложные расчеты и определил направление движения.

Уже через пять минут он наткнулся на первый погребенный корабль, а спустя еще пару минут заметил тройной хвост старого самолета. Медлить Курт не стал — во-первых, времени в его распоряжении оставалось все меньше, а во-вторых, только активное движение могло отсрочить переохлаждение.

Нырнув в дыру на боковой стороне фюзеляжа, он проплыл вперед в окружении выдыхаемых пузырьков и направился в кокпит.

Летчик — точнее, то, что от него осталось, голый скелет, — сидел в кресле второго пилота. От одежды сохранились только спасательный жилет, пара ржавых блях и нейлоновый с металлическими вставками привязной ремень, удерживающий останки. Еще несколько лет, и не будет даже этого.

Взглянув на пилота во второй раз, Курт вдруг понял, что именно скелет сбил его с толку, отвлек и помешал разглядеть мошенничество. Мертвец в пилотском кресле, документы из архива ЦРУ относительно его секретной миссии, вылет самолета из аэропорта Санта-Марии и его крушение на девятой минуте полета — все это придавало афере достоверности.

Отогнав посторонние мысли, Остин наклонился и опустил запор, которым кислородный баллон крепился к полу. Потом поднял его и внимательно осмотрел вентиль, отыскивая следы ржавчины. Не считая незначительных отложений на кольце вокруг горлышка баллона, никаких повреждений, похоже, не было. Оставалось только надеяться, что стальной цилиндр все еще хранит свое содержимое.

Джо Завала оставался в плену, под перевернутым корпусом «Барракуды». Голова и плечи выдавались в кокпит и воздушный мешок. Неуклюже вытянутые и согнутые в локтях руки выступали наружу из-под края кабины. Ни рук, ни ног он уже не чувствовал, но способность думать еще не утратил и теперь понимал, что допустил ошибку, полностью открыв вентиль.

Излишек воздуха просто уходил неиспользованным.

В конце концов, ему удалось еще раз вытянуть ногу и ткнуть онемевшими пальцами в вентиль.

Ручеек пузырьков иссяк, и кабину наполнила мертвая тишина. Джо оставалось только дышать, медленно и размеренно, и считать секунды до возвращения приятеля — с тем, за чем он отправился.

Вопрос лишь во времени, говорил себе Джо. Курт вернется во что бы то ни стало. Друг не оставит его, пока есть хоть малейший шанс. Только бы то, с чем он вернется, сработало. И сработало быстро.

В наступившей тишине простой счет оказался совершенно негодным способом времяпрепровождения. На взгляд Завалы, этот метод даже неким образом замедлял ход времени.

Джо решил петь. Во-первых, чтобы рассеять тишину и поддерживать себя в состоянии готовности, и, во-вторых, чтобы отгонять страх и расползающееся по телу ощущение холода.

Сначала он склонялся в пользу чего-то, имеющего отношение к теплу, но «Жаркая волна» «Сьюпримз» звучала бы в холодной воде совершенно неуместно и только усугубила бы ситуацию.

Вместо нее Джо выбрал другую, показавшуюся более подходящей. Он на секунду задумался, вспоминая слова, и…

— Все мы в желтой подлодке живем…

Даже сам Джо согласился бы, что исполнение вышло так себе — он не столько пел, сколько приговаривал, — но чем-то он себя все же занял. К тому же знаменитая песенка «Битлз» навела его на некоторые мысли.

— На заметку, — сказал он. — Следующую субмарину покрасить в желтый. И поставить обогреватель, который работал бы под водой. Даже при полном затоплении кокпита. И еще ракеты… обязательно ракеты.

Убрав в память эти заметки, Джо запел громче, с хором. Он уже дошел до третьего припева, и у него даже стало получаться — тем более что и акустика в перевернутой «Барракуде» радовала слух, — когда вдруг понял, что бредит. Не хватало воздуха.

Джо вытянул ногу и ударил по контрольной панели. Нога окоченела настолько, что боль дала знать о себе только в районе икры, но он бил и бил, продолжая неуклюжие попытки, пока вентиль не открылся.

Звук поднимающихся пузырьков добавил бодрости, и Джо запел громче.

А потом, на середине куплета, из пены и пузырьков высунулась, бесцеремонно сорвав выступление, голова Курта Остина.

Курт выплюнул регулятор и поднял маску.

— Эй, да ты тут веселишься.

— Готовлюсь к «Американскому кумиру», — ответил, стуча зубами, Джо. — Ну, как ты думаешь?

— В Голливуд ты, может, и не попадешь, но из этой лодки мы тебя вытащим. — Остин показал ему какой-то зеленый баллон. — Стопроцентный кислород. Буду тебя резать.

Джо попытался улыбнуться. Чем скорее, тем лучше, только и подумал он.

Курт уже взялся за работу и соскребал отверткой осадок с вентиля цилиндра. Очистив его наполовину, он остановился и показал Джо крохотное отверстие.

— Как, по-твоему, хватит?

— Проверь.

Остин еще с минуту разрабатывал ручку вентиля и даже постучал ею по корпусу лодки, пока она, наконец, не сдвинулась. Освободив отверстие, он опустил баллон под воду. Из крохотной дырочки ударила струя пузырьков.

Курт достал из НЗ еще одну сигнальную ракету, отломал от контрольной панели полоску алюминиевой кромки и посмотрел на Джо.

— Будет жарко.

— Это хорошо. — В отличие от приятеля он не двигался добрых двадцать минут, и столь продолжительное сидение в прохладной воде без гидрокостюма грозило гипотермией. Джо чувствовал, что она уже на подходе.

— Буду осторожен, — пообещал Курт, надвигая маску.

— Послушай, — сказал Завала, переходя на серьезный тон. — Я не собираюсь тут умирать. Если придется отрезать руку — режь. Я ее все равно не чувствую.

— Оставить мир бокса без такого бойца? Даже не думай.

— Я только хочу сказать…

— Почему бы тебе не спеть что-нибудь еще? — Курт поднял баллон. — Заявка: «Зажги мой огонь» из «Дорз».

Он сунул в рот регулятор и ушел под воду.

Джо знал, что Курт сделает все, что только будет в его силах, но знал и то, что друг, если понадобится, выполнит и эту его просьбу. Только ничего заранее не скажет.

Чтобы отвлечься, Завала решил исполнить просьбу друга. То есть почти… Теперь-то он вложит все, что у него есть. И даже больше.

— Все мы в желтой подлодке живем…

Услышав дрожащий голос Джо, Курт в душе порадовался, что не находится с ним рядом, в тесной кабине субмарины. Но и улыбнулся.

Теперь он стоял перед подъемником. Пальцы у Джо посинели от холода. Он развел его руки как можно дальше одна от другой, поджег новую сигнальную ракету и поднял полоску алюминия. Прижал полоску к цепи из закаленной стали. Неуклюже поднял кислородный баллон. Повернул вентиль.

Из отверстия вырвались пузырьки. Остин направил ее на алюминиевую полоску, цепь и горящий кончик ракеты. Струя пламени прорезала воду.

Работать было трудно, неловко. Недоставало третьей руки. И все же он продолжал делать то, что задумал, держа в левой руке ракету и алюминиевую полоску, а в правой баллон.

Кто-то мог бы подумать, что горит кислород, но Курт знал — на самом деле это окислитель. И он не горел. В данном случае жарко и быстро плавился алюминий, а потом и стальная цепь.

Самодельный аппарат дымил, пускал пузыри и дергался. В какой-то момент показалось, что пламя сейчас погаснет, но оно держалось. Через тридцать секунд Курт убрал резак. Звенья цепи раскалились докрасна, но не расплавились. Он продолжил. Еще пятнадцать секунд и… руки Джо дернулись и как будто отпрыгнули в разные стороны.

Свободен.

Курт закрыл вентиль — а вдруг кислород еще понадобится? — и поднырнул под купол.

Лицо Завалы расплылось в довольной улыбке.

— Я бы тебя обнял, — сказал он, поднимая кулаки, — но чертовски околел.

— Сколько мы здесь?

— Тридцать минут.

Похоже, что так, согласился про себя Курт. Тридцать минут на глубине в сто футов. Понадобится по меньшей мере одна декомпрессионная остановка. Баллон Джо остался почти нетронутым, кое-что было и у него, да еще и небольшой запас кислорода… Остин не сомневался — с подъемом проблем не возникнет.

Он натянул маску на лицо Джо, передал ему ласты и, прихватив спасательный плот и аварийный радиомаяк, вытащил друга из подлодки.

Снаружи Курт уже отсоединил, включил и отправил наверх аварийный маяк. Он посмотрел на Завалу и показал пальцем вверх. Джо кивнул и, оттолкнувшись от дна, медленно поплыл к свету.

Курт еще раз посмотрел на «Барракуду» и вдруг заметил что-то блестящее на дне, около огней. Нож. Снова этот нож. Еще один привет от Андраша.

Он наклонился, взял его и поплыл следом за приятелем и мигающим вдалеке радиомаяком.

Через десять минут они вынырнули из тьмы в мир дневного света. Курт старался подниматься по одному футу в секунду, в соответствии со старыми правилами военно-морского флота. Но на всякий случай они с Джо остановились на две минуты на глубине сорок футов, а потом еще на три на двадцати футах.

Вырваться из тьмы к свету — как это здорово. Остин вытащил линь, и углекислый газ избаллона наполнил плотик за несколько секунд. Легкий и упругий, он развернулся на воде.

— К приему пассажиров готов.

Курт помог Джо забраться на плот, потом залез сам.

Некоторое время они, как и рекомендуется, просто лежали плашмя, отдуваясь, измотанные и опустошенные. Остин с удивлением обнаружил, что наверху ему намного холоднее, чем внизу.

Несколько минут тишину нарушал только плеск волн о плот.

— Какое место на земле самое сухое? — неожиданно спросил Джо.

Курт задумался.

— Не знаю. Может, пустыня Атакама.

— Давай в следующий раз туда. Или куда-нибудь еще, где жарко и сухо.

— Не уверен, что у НУПИ есть какие-то дела там, где жарко и сухо.

Завала покачал головой.

— Дирк и Эл как-то задержались в Сахаре.

— Верно. Только не думаю, что они станут рекомендовать кому-то это место.

— Жаркое и сухое, — упрямо повторил Джо. — Другие варианты я не принимаю.

Курт рассмеялся. Да, оно, конечно, было бы неплохо.

Только теперь пришло осознание того, как близки они были к смерти. Требовалось совсем немного, какая-то малость, чтобы склонить чашу весов не в их пользу. Курт понимал, что свою роль в таком исходе сыграла бы его самоуверенность: он считал, что понимает действия противника. Он посмотрел на Джо. Лицо друга наконец-то немного порозовело.

— Я ошибался.

Джо устало повернул голову.

— Что?

— Я ошибался насчет Джулиана, — добавил Курт. — Он — гурман. Он никогда бы не стал хватать все подряд на том шведском столе.

Секунду-другую Завала смотрел на него непонимающе, потом расхохотался и тут же закашлялся. Курт тоже засмеялся. Он знал, что Джо его понял.

— Мы все лажаемся, Курт. Просто ты всегда попадаешь по-крупному.

Остин кивнул — похоже, что так.

Он огляделся и увидел футах в тридцати от плота покачивающийся на волнах и мигающий радиомаяк. Помощь придет, рано или поздно. Лучше бы рано, потому что здесь у них еще оставались кое-какие дела. Что ни говори, Андраш облажался еще крупнее. Мало того, что оставил живым врага, так еще и разворошил в его сердце уголья давнишней мести.

Глава 38

У побережья Сьерра-Леоне,

26 июня

Джемма Гаран стоял у края вертолетной площадки на ложной нефтяной платформе, получившей четвертый номер. На самом деле платформа служила контрольным центром и могла при необходимости стать командным центром.

Контрольный центр возвышался над вертолетной площадкой на три этажа, и его главный, застекленный, зал выступал над платформой, как корабельный мостик. Но в данный момент внимание Джеммы привлекало кое-что другое.

Он стоял, прислонившись к перилам, в тени, спрятав глаза за зелеными стеклами солнцезащитных очков. В центре площадки под палящим экваториальным солнцем жарились пленные ученые из разных исследовательских групп, слетевшихся на подброшенную им приманку. Азорскую магнитную аномалию.

Гаран самодовольно улыбнулся — хитро сработано. Пока что все шло по его плану.

Пока ученых выстраивали в шеренгу, словно для досмотра, он ждал. Когда кто-то пытался сесть или выйти из строя, Андраш или кто-то из его людей подходил к нарушителю и возвращал на место угрозами. По периметру прохаживались люди с автоматами.

Наконец, протесты, стоны и жалобы стали стихать, и Андраш подошел к Джемме.

— Если слишком долго держать на солнце, у них начнут плавиться мозги, — сказал он. — Насколько я понимаю, вы собрали их здесь не для этого.

Гаран повернулся к нему, но на вопрос не ответил.

— На Санта-Марии было тридцать восемь специалистов по сверхпроводимости, физике частиц и электромагнитной энергии. Я насчитал тридцать три. Объясните несовпадение.

Андраш отвернулся, сплюнул за борт и посмотрел на Джемму.

— Французы взяли пробу скалы. Они могли сорвать всю операцию еще до ее начала. Пришлось ликвидировать. Русская оказалась шпионкой. Дважды пыталась бежать. Ее я тоже убил.

Наемник доложил все это, не моргнув глазом, хотя было видно, что отчитываться он не любит.

— А Матиас?

— Ваш ключник забыл, кто он такой и где его место. Усомнился в правильности моих решений на глазах у всех. Этого я позволить не мог.

В первый момент Джемма разозлился. Матиас должен был присматривать за Андрашем и даже, может быть, контролировать чужака. И, конечно, наемник убил его не только из-за этого.

Тем не менее африканец не мог позволить себе выказать гнев. Вместо этого он рассмеялся.

— Какой же лидер такое стерпит?

Он оттолкнулся от перил, отступил от Андраша и вышел на солнце, чтобы обратиться к пленникам.

К тому моменту, когда Гаран остановился перед учеными, по его щеке уже стекала струйка пота. Некоторые из пленников выглядели так, словно вот-вот лишатся чувств. Большинство из них прибыли из стран с прохладным климатом, из Америки, Европы, Японии. Видя их слабость, он снял очки — пусть видят силу и огонь в его глазах.

— Добро пожаловать в Африку. Вы все умные люди, поэтому я не буду играть с вами в игры. Я — Джемма Гаран, президент Сьерра-Леоне. Вы будете работать на меня.

— Работать над чем? — спросил кто-то. Похоже, спесь сбили еще не со всех.

— Вы все получите технические задания. Я построил ускоритель частиц, и ваша работа будет заключаться в том, чтобы увеличить его мощность. Разумеется, вам заплатят за работу. Так же, как платили мне, когда я работал в шахте.

Один из ученых, мужчина с короткими седыми волосами и неровными зубами, коротко усмехнулся.

— Я не стану на вас работать. Ни за три доллара в день, ни за три миллиона.

Джемма ответил не сразу. Американец, конечно. Привыкли чувствовать себя всемогущими.

— Безусловно, это решать вам, — президент Сьерра-Леоне кивнул Андрашу, который тут же выступил вперед и прикладом винтовки ударил американца в живот. Ученый рухнул на палубу. Его оттащили к краю платформы и сбросили в воду.

Крик несчастного отдался эхом и оборвался. Он пролетел сто двадцать футов.

— Проверьте, — распорядился Джемма. — Если жив, повторите предложение о работе.

Андраш кивнул двум своим людям, и те бросились к лифтам. Между тем остальные ученые замерли, потрясенные судьбой своего коллеги. Некоторые в ужасе всплеснули руками, кто-то даже начал молиться.

— А я пока, — продолжал Джемма, довольный тем, что кому-то достало глупости вот так, в самом начале, выказать сопротивление, — объясню нашу программу. Уверен, она придется вам по душе. Вас разделят на четыре группы и дадут одну и ту же информацию для работы. Та группа, которая даст лучший ответ, найдет лучший способ увеличить мощность моей системы, останется в живых.

Теперь все уставились на него.

— Из остальных групп умрет по одному человеку, — закончил Джемма.

На этих словах люди Гарана приступили к делению пленников на группы.

— И еще одно, — голос президента прозвучал достаточно громко, чтобы все остановились. — На подготовку предварительных предложений у вас есть семьдесят два часа. Если я не получу удовлетворительных ответов, один член каждой группы умрет, и мы начнем заново.

Разделенных на группы членов мирового научного сообщества повели к лифтам в центре платформы. Джемма Гаран улыбнулся. Он видел на их лицах шок и страх. И знал, что большинство, если не все, подчинятся его требованиям.

Президент повернулся к Андрашу и стоящему рядом с ним африканцу в форме, генералу его армии.

— Возвращайтесь к Ониксу. Выводите его на позицию.

Андраш кивнул и отправился к площадке лифта. Вслед за наемником генерал шагнул вперед.

— Пора, дружище, — проговорил Гаран. — Можешь приступать. Верни то, что по праву принадлежит нам.

Генерал козырнул, повернулся и ушел.

Глава 39

Вашингтон, округ Колумбия,

27 июня

Курт Остин вышел из кабины лифта на одиннадцатом этаже здания штаб-квартиры НУПИ, стоящего на берегу Потомака. Он шел медленно, чувствуя себя разбитым и физически, и морально, — это ведь из-за его просчета они полетели посреди ночи к скале.

Каждый шаг отдавался болью. Длительное пребывание в соленой воде и восьмичасовое ожидание под палящим солнцем оставили на лице и руках язвы. Ребра до сих пор ныли после драки, когда его били обрезком трубы; скула, нос и губы еще несли следы побоев.

К физической боли примешивалось ощущение уязвленного самолюбия: после спасения ему пришлось провести несколько часов в тесном конференц-зале «Арго», отвечая вместе с Джо и капитаном Хейнсом на вопросы представителей испанских и португальских властей. Потом был четырнадцатичасовой перелет из Санта-Марии в Лиссабон, а оттуда — в Штаты.

Единственным светлым моментом во всем этом было то, что их поместили в бизнес-класс.

И вот теперь, еще не успев акклиматизироваться в новом часовом поясе, измотанный до предела и оскорбленный в лучших чувствах, Курт направлялся в еще один конференц-зал, где ему и Джо предстояло обсудить с Дирком Питтом и представителями военно-морского ведомства и Агентства национальной безопасности то, что они объясняли уже не раз и не два. А тем временем след Андраша остывал и терялся.

Дойдя до конца коридора, Курт, несмотря на боль и усталость, улыбнулся. У двери конференц-зала стояла Гаме Траут. Жаль только, что одна.

Они обнялись, и он почувствовал — в ней что-то сломалось, ей явно недоставало обычной уверенности.

— Выглядишь не очень. Как самочувствие? — спросила Гаме.

— Лучше не бывает.

Она улыбнулась.

— Как Пол?

— Все так же, в сознание не приходил, — выдавила она.

— Мне очень жаль.

— ЭКГ улучшается. Томография показывает, что повреждений нет, но мне страшно.

— Он поправится, — заверил ее Курт. — В конце концов, посмотри, что его ожидает.

Гаме невесело улыбнулась и толкнула дверь.

Курт последовал за ней и сел рядом. Вскоре пришел и Джо. Он расположился с другой стороны Гаме. Дирк Питт, Хирам Егер и флотские шишки устроились напротив. Место во главе стола занял тип в костюме из АНБ.

Первым взял слово Дирк Питт.

— Знаю, вам пришлось несладко, но мы собрались здесь, потому что ситуация изменилась к худшему, — руководитель НУПИ кивнул в сторону человека в костюме. — Это Кэмерон Бринкс из Агентства национальной безопасности. Он и контр-адмирал Фарнсуорт занимаются подготовкой ответных мер на то, что мы расцениваем как реальную угрозу международному миру.

— Прежде всего, хочу поблагодарить ваших людей, обнаруживших эту угрозу и привлекших к ней наше внимание, — начал, поднявшись со стула, Кэмерон Бринкс. — Мы, как и вы, полагаем, что некая щедро финансируемая и, возможно, поддерживаемая на государственном уровне группировка создала невероятной мощности энергетическое оружие направленного действия. Если экстраполяция имеющихся данных верна, это оружие способно нарушить сложившийся в мире социально-военный баланс.

Курт не совсем понял, что именно обозначает термин «социально-военный баланс», но, похоже, выражение уже вошло в лексикон политиков, а Бринкс, как ему показалось, был все же скорее политиком, чем человеком действия. Из этого следовало, что их ждала длинная речь. Прекрасно.

— Мы проконсультировались с мистером Егером, провели собственные исследования и пришли к выводу, что указанное оружие использует систему ускорения частиц, сходную с той, что предлагалась несколько лет назад в рамках противоракетного щита Стратегической оборонной инициативы.

Слушая Бринкса, Курт подумал, что некоторые его опасения не оправдались. По крайней мере, эти люди, похоже, осознавали масштаб опасности.

— Положение усугубляется тем, что похищенные ученые — это именно те люди, которые способны реально помочь террористам, улучшив то, что уже имеется в их распоряжении.

— У нас есть представление о том, кто они? — спросил Курт.

Бринкс кивнул.

— Помимо тех, кого вы уже опознали, у нас есть два заслуживающих доверия сообщения, из них следует, что их оперативная база находится в Африке.

— В Африке? — удивилась Гаме.

— Да, миссис Траут. Сегодня утром в двух милях к югу от того места, где были подобраны Курт и Джо, обнаружено тело…

Бринкс кивнул помощнику, который тут же передал Курту и Джо несколько фотографий.

— Узнаете?

Лицо на снимках раздулось от пребывания в воде, но не настолько сильно, чтобы они не смогли его опознать.

— Ключник, — прошептал Завала.

Курт кивнул.

— Этот человек был с Андрашем. Что с ним случилось?

— Получил пулю. Двадцать второй калибр. В духе Дикого Запада. Между глаз. Есть предположения, за что?

— Когда мы ушли под воду, он был еще жив, — ответил Остин, откладывая фотографию. — Кто такой?

— Личность установлена. Гражданин Сьерра-Леоне. Бывший армейский майор, не исключено, телохранитель самого президента, Джеммы Гарана.

— Сьерра-Леоне… — Название этой страны уже недавно кто-то упоминал.

Бринкс кивнул.

— Как ни странно, выявляющиеся связи указывают именно на эту страну. Нам известно, что во Фритаун доставляется сверхпроводящая руда, но до сих пор мы считали, что этим занимается заправляющая портом группа наемников. Возможно, в нее входит и ваш приятель Андраш.

Курту не понравилось, что Андраша, пусть и в шутку, называют его приятелем. И еще кое-что показалось ему странным в заявлении Бринкса.

— Сьерра-Леоне — одна из беднейших стран в мире. Людям там не хватает на еду и одежду, а вы говорите, что они собрали средства для создания ускорителя частиц с использованием современных сверхпроводников?

— Тело этого человека — одно из подтверждений существующей связи, — ответил Бринкс, спокойно приняв обращенный к нему вопрос. — В нашем распоряжении есть и другая информация, включая данные о проводившихся в последнее время довольно подозрительных военных мобилизациях.

— Хорошо. Так что ж нам со всем этим делать? — спросил Курт, чувствуя, что не выдержит затянувшегося вступления.

— Прежде всего, мы уже усилили наблюдение за этой страной. До недавнего времени необходимости в этом не было. Но теперь мы начинаем действовать.

— Относитесь к этому, как хотите, но мы по-прежнему полагаем, что наша изначальная версия верна, и эти люди осуществляют свои операции с подводной лодки. Португальские дайверы исследовали известковую колонну и обнаружили в ней скрытые туннели, предназначенные для направления течения на турбины, аккумуляторы и мощные электромагнитные катушки. Все это делается с целью создать видимость существования магнитной аномалии. Столь масштабные работы невозможно провести без масштабного использования подводных аппаратов.

— И?..

— Вы трое будете откомандированы в распоряжение специальной оперативной группы военно-морского флота, перед которой поставлена задача — найти эту субмарину. Миссис Траут будет работать с группой флотских акустиков, они попытаются очистить сигнатуру, оставшуюся на сонаре в результате атаки на «Групер».

— А чем займемся мы? — спросил Курт, всерьез озабоченный тем, что план больше всего смахивал на блуждание вслепую.

— Учитывая ваш опыт проведения спасательных операций и создания спускаемых аппаратов, вы двое будете приписаны к противолодочным группам, занятым поисками субмарины.

Курту показалось, что он ослышался.

— Поисками субмарины? Вы имеете в виду, что мы будем бороздить океан и слушать гидрофоны в надежде услышать что-то, кроме переклички китов?

Ни Бринкс, ни адмирал Фарнсуорт никак на это не отреагировали.

— Вы что, шутите? — продолжил Курт. — Площадь океана — сорок миллионов квадратных миль. И это при условии, что эти идиоты все еще болтаются где-то поблизости и только ждут, когда же их поймают. Скорее всего, они уже давно спрятались и вылезут только по необходимости.

— Наши противолодочные группы — лучшие в мире, мистер Остин, — заметил адмирал.

— Я знаю, адмирал, но сколько их вы готовы выделить для этой операции?

— Семь фрегатов и двадцать самолетов. Мы также задействуем линию СОСУС[246] и другие прослушивающие станции в Южной Атлантике.

Уже лучше, но, учитывая масштаб задачи, все равно мелочь. И если только Остин не упустил что-то, они даже не представляют, что именно нужно искать.

— За время последних инцидентов СОСУС что-то обнаружила?

— Нет, — признал адмирал. — Ничего, кроме шумов «Киндзара-мару» при затоплении и взрывов торпед при атаке на «Групер».

— То есть у нас нет ничего, кроме некачественной пленки с «Матадора».

— У вас, мистер Остин, есть идея получше? — язвительно поинтересовался Бринкс.

— Есть. Я намерен выследить Андраша. А когда найду, он приведет нас к тому, на кого работает.

— ЦРУ ищет его несколько лет, — отмахнулся Бринкс. — Он никогда не задерживается подолгу на одном месте. Почему вы думаете, что преуспеете в том, что не получилось у других?

— Потому что есть такие камешки, которые им не хочется переворачивать, — отрубил Курт. — Меня же ничто не держит.

Бринкс недовольно поджал губы и повернулся к директору НУПИ.

— Что-нибудь скажете, мистер Питт?

Дирк с небрежным видом откинулся на спинку стула.

— Конечно, — он повернулся к Курту. — Ты серьезно? Уверен в своем плане?

— Да, сэр. Я знаю, кого Андраш использовал в качестве контакта несколько лет назад. Полагаю, он еще в игре.

— Тогда что ты делаешь здесь? Греешь задницу? Шевелись, да поживее.

Курт с улыбкой поднялся.

— Есть, сэр.

— Но это же смешно, — запротестовал Бринкс.

— И захвати с собой Джо, — добавил Питт. — Если, конечно, он не против.

— Я уж думал, ты про меня и не вспомнишь, — проворчал Завала.

Бринкс сжал зубы и, подавшись вперед, посмотрел на Дирка.

— Один звонок, и это все будет отменено.

— Нет, не будет, — уверенно возразил Питт. — Во-первых, Курт прав. Посадить его и Джо на эсминец — пустая трата ресурсов. Во-вторых, сделав так, мы складываем все яйца в одну корзину. Вашу корзину. Я провел достаточно времени в Вашингтоне, чтобы кое-что понять. В случае удачи все лавры достанутся вам, а если ничего не выйдет, вы свалите вину на моих подчиненных и НУПИ. Но вы забываете одно очень важное обстоятельство: я не работаю на вас, и эти люди тоже. И будь я проклят, если позволю подвергать риску страну или все морское сообщество ради достижения ваших личных политических целей.

Вид у Бринкса был такой, словно поучаствовал в бое быков. По лицу адмирала Фарнсуорта скользнула тень улыбки — похоже, такой вариант устраивал его куда больше. Наверняка он тоже задавался вопросом, на кой черт ему сдалась пара гражданских из НУПИ.

Усмехнувшись, адмирал посмотрел на Гаме.

— А вот вас, миссис Траут, мы все же задействуем. Ребята у нас дружелюбные.

— Я постараюсь помочь.

Курт шагнул к двери.

— И еще кое-что, — окликнул его Дирк.

Он оглянулся.

— Не отвлекайся. Это наша миссия, — напомнил Питт, — а не какие-то личные разборки.

Остин понял озабоченность директора, уловившего в его мотивах нотки мести. Он кивнул шефу, бросил взгляд на Бринкса, открыл дверь и едва не наткнулся на одну из административных ассистенток НУПИ, незнакомую молодую женщину.

— Извините, вы в порядке?

Она кивнула.

— У меня новости для миссис Траут.

Курт распахнул дверь и отступил в сторонку, давая ей пройти.

— Пол пришел в себя, — сказала она. — И спрашивает вас.

Глава 40

Фритаун,

Сьерра-Леоне, 28 июня

Джемма Гаран стоял в полный рост в башне старого российского танка. В его армии таких было только сорок штук, и, приступая к осуществлению плана национализации мира, президент вознамерился провести публичную демонстрацию сил.

Пока поддерживаемая с воздуха пехота брала под контроль разбросанные по стране шахты, по центру столицы катили двадцать драгоценных машин Джеммы.

Они шли длинной колонной в сопровождении ракетных самоходных установок, джипов и бронетранспортеров. Собравшиеся в центре города толпы приветствовали их громом аплодисментов и восторженными возгласами. Десятки тысяч горожан пришли на площадь по собственной воле, услышав обещание Джеммы создать новые рабочие места и повысить заработную плату. Тысячи оказались здесь после мягких разъяснений сотрудников службы безопасности президента Сьерра-Леоне.

Машины катились, приветствия звучали вполне искренне, и Гаран имел все основания гордиться происходящим. Отправка войск в порт была своего рода церемониальным жестом. Фактически порт уже был в его руках, как и большой нефтеперегонный завод в нескольких милях к северу, и аэропорт, и несколько фабрик.

Отобранные лично президентом репортер и оператор записывали мероприятие для истории.

— Президент Гаран, — репортеру приходилось почти кричать, чтобы перекрыть рев мотора и грохот гусениц, — насколько я понимаю, вы уже проинформировали Международный валютный фонд о том, что Сьерра-Леоне больше не намерена платить по долгам. Это так?

— Да, все верно. Нам надоело гнуть спину только лишь ради выплаты процентов по кредитам.

— И это ваше решение связано с тем, что происходит сегодня? — задал предсказуемый вопрос репортер.

— Сегодня день освобождения. Когда-то мы сбросили оковы колониализма. Сегодня мы разрываем цепи угнетения иного рода. Экономического.

Репортер кивнул.

— Вы полагаете, эти действия вызовут ответные репрессии? Мир ведь не будет просто смотреть на нарушения прав собственности десятков многонациональных корпораций.

— Я следую одному принципу: око за око. Веками эти корпорации нарушали права собственности моего народа. Они приходили сюда и забирали у нас драгоценные камни и металлы, а платили только болью. Простой повар в закусочной этих компаний получает в двадцать раз больше шахтера, вкалывающего в жару и ежедневно рискующего жизнью. Я уж не говорю об исполнительных директорах иностранных предприятий, работающих даже меньше повара.

Джемма Гаран рассмеялся в микрофон.

— Но ведь шахты, нефтеперегонный завод, инфраструктура — все это стоит миллионы долларов, — продолжал репортер.

— И мой народ уже расплатился за них. Кровью.

Танки покатили, грохоча, по направлению к портовым кранам. Западнее порта в небо поднялось облачко черного дыма. Что-то определенно горело, но Джемма сомневался, что дело может дойти до настоящего сопротивления.

Может быть, чья-то глупость. А может, черное облачко вообще не имеет к происходящему никакого отношения. Загорелся грузовик. Возник пожар на каком-то предприятии.

В любом случае этим следовало воспользоваться.

— Сними тот дым, — приказал он оператору. — Пусть знают, что мы настроены серьезно.

Оператор повернулся и навел камеру на поднимающееся черное облако, понимая, что его запись — Джемма в башне танка — будет в ближайшее время крутиться на крупнейших мировых каналах — Си-эн-эн, «Фокс» и Би-би-си.

Через двадцать четыре часа весь мир узнает все о нем и стране, названия которой большинство даже не слышали. К тому времени практически все иностранные граждане будут задержаны и отправлены на родину.

Мир будет шуметь, угрожать и даже заморозит практически не существующие иностранные активы Сьерра-Леоне. Мир потребует объяснений, и Гаран с радостью их предоставит и даже повторит, если потребуется. В его глазах эти действия были оправданы, так почему бы не сказать об этом?

А потом они придут к Джемме и предъявят множество требований. Начнутся переговоры. Поначалу они будут так стараться предложить поменьше, чтобы никто не понял, что они сдаются. Но президент останется непреклонен.

Они будут сердиться, стучать по столу, шуметь и грозить. Потом наступит трудный момент, потому что даже когда они наконец выкажут интерес к нему, он, Джемма, не только не уступит, но и выдвинет свои требования.

Он знал — риск велик. Но впервые за две тысячи лет в распоряжении африканского генерала окажется оружие, способное опрокинуть весь остальной мир.

Глава 41

Пол Траут сидел в больничной постели. Его жена стояла рядом. Целый час она обнимала его, целовала и тискала. И ему было хорошо, несмотря на боль во всем теле.

Ныла спина. Болела голова. Мысли двигались медленно, как будто он перебрал красного вина или его перекачали лекарствами. Тем не менее, принимая во внимание все, что рассказала Гаме, Пол чувствовал себя на удивление хорошо.

— Ничего этого я не помню, — сказал он, выслушав ее рассказ об эвакуации с «Групера» и узнав, что пролежал в коме четыре дня.

— А что ты помнишь?

Пол откинулся на подушку и постарался разобрать хоть что-то в заполнявшей голову тьме. После пробуждения в ней время от времени проскакивала та или иная мысль. Мозг его реорганизовывался, как перезагружающийся после внезапного выключения компьютер. Запах еды из столовой отозвался странным воспоминанием.

— Помню, как на День благодарения в Санта-Фе ты сожгла индюшку и потом признала, что я был прав, когда говорил, как надо ее готовить.

— Что? — рассмеялась Гаме. — Ты это вспомнил?

— Ну… Оказаться в чем-то правым, да еще чтобы ты это признала — такое случалось нечасто.

Гаме поджала губы.

— Я где-то слышала, что люди с травмой головы иногда выходят из комы с новыми способностями. С тобой, милый, этого не случилось. Шутки у тебя как раньше не получались, так и теперь не смешные.

Теперь уже рассмеялся Траут. В голове светлело с каждой секундой.

— Помню, как солнце отсвечивает от моря. Как мы готовили «Групер» к спуску. Я еще думал, что не стоит нам спускаться вдвоем.

Оказалось, что вместе они составили отличную пару, прекрасно сработались и даже почти всплыли. Траут этого не помнил, но Гаме дала понять, что, если бы не он, она бы погибла.

— Так что у нас теперь? — спросил Пол.

Жена ввела его в курс последних событий и рассказала о новом назначении.

— Я вылетаю на противолодочный фрегат. Уже завтра. Будем работать с записями сонара.

Пол уставился на нее. Он понимал, долг есть долг, и не собирался вмешиваться, но не мог отделаться от ощущения, что едва не потерял Гаме, хотя и не помнил подробностей.

— Я с тобой. — Он отбросил простыню и собрался встать.

Гаме положила руку ему на плечо.

— Пол…

— Я в порядке. Как сказал доктор, вышел из лесу. К тому же опыт работы с сонаром у меня побольше. В частности, с клопферами, которые стояли и на «Матадоре».

Пол чувствовал, что Гаме волнуется. А кто на ее месте был бы спокоен? После всего случившегося… Но и остаться он не мог.

Траут все-таки поднялся, пусть и не совсем уверенно. Выпрямился в полный рост, так что теперь больничный халат стал напоминать мини-юбку.

— Это надолго?

Гаме обиженно молчала.

— Мы будем на военном корабле. Броня, ракеты, пушки, торпеды. Полная безопасность.

Жена покачала головой, потом резко выдохнула.

— Ладно. Втолковывать тебе что-то все равно бесполезно.

Пол засмеялся, нажал кнопку вызова и начал искать какую-нибудь одежду.

— И еще одно, — сказала Гаме серьезно.

Он повернулся.

— Что?

— Под воду я больше не пойду. Ни в субмарине, ни в водолазном снаряжении, ни как-либо еще. Не готова.

Сколько Пол знал Гаме, его жена никогда ничего не боялась, но теперь в ее голосе явственно звучал страх.

— Ты этого не помнишь, и в некотором смысле тебе повезло. Но это было ужасно.

— Разместимся на палубе. Или в каюте с кондиционером. Если повезет, возле столовой и автомата с мороженым.

Он улыбнулся в надежде, что она ответит тем же, но Гаме осталась серьезной, и Пол забеспокоился по-настоящему — так, как никогда прежде о ней не беспокоился.

Глава 42

Сингапур,

Малайзия, 30 июня

Вырвавшись из суровых объятий АНБ, Курт и Джо уже через двадцать восемь часов сошли с борта самолета в аэропорту Сингапура. Вылетели они из Даллеса, где с готовностью уплатили бешеные деньги за билет первого класса ради возможности оказаться на противоположной стороне планеты.

Разместившись в отеле и позвонив старому другу, оказавшему немалую помощь несколько лет назад, Курт воспользовался паузой, чтобы вздремнуть. Сил не хватило даже, чтобы слезть с дивана, на котором он и уснул.

Покой нарушил зазвонивший в темноте телефон.

Подскочив, словно его ткнули шокером, Остин потянулся за трубкой, скатился с дивана, но успел схватить, прежде чем аппарат переключился на автоответчик.

— Белый Раджа, — произнес незнакомый голос.

— Что?

— Курт Остин?

— Да.

— Мне сказали позвонить вам. И объяснить, где найти то, что вы ищете. Белый Раджа.

— Подождите. Какого…

На другом конце повесили трубку. Курт положил ее на место и прислонился к дивану.

— Где я? — пробормотал он себе под нос.

В памяти остался перелет, пересадка на другой рейс в международном аэропорту Лос-Анджелеса, ночь… Он вспомнил, как они регистрировались в отеле.

— А, да… Сингапур.

Остин огляделся. Комната лежала в полной темноте, и лишь на тумбочке между кроватями светился дисплей радиочасов. 19.17. А по самочувствию, скорее, три ночи.

Он неловко поднялся и постучал в дверь соседней комнаты.

— Вставай. Пора на работу.

Через несколько секунд дверь открылась. На пороге стоял Джо — чисто выбритый, с приглаженными гелем волосами, в рубашке от Армани и белых льняных слаксах.

Курт потрясенно уставился на него.

— Ты что, не спал?

— Ночь зовет, — с улыбкой ответил Завала. — Кто я такой, чтобы отказать?

— Да уж. Меня тоже кое-кто позвал. В общем, пока я приму душ, выясни, что это за чертовщина такая, Белый Раджа. Думаю, отель, бар или улица.

— Так мы туда пойдем?

Курт кивнул.

— Нас там встретят.

— Кто?

— В том-то и дело, что не знаю.

Через сорок минут Курт, посвежевший и в некотором роде представляющий собой несколько более консервативную версию Джо, бодро окунулся в атмосферу «Белого Раджи», бара и ресторана, расположившегося в здании, где в далекую викторианскую эпоху, когда Англия еще имела серьезное влияние на остров, помещался клуб для джентльменов.

Проходя через просторные залы, он отметил и изысканные резные панели красного дерева, и стеклянный потолок, и пухлые кожаные кресла и диванчики, которые расположили бы к себе и самого Черчилля.

Но ни отставных чинов британской Ост-Индской компании, собравшихся за партией в бридж, ни потягивающих трубки и толстенные сигары капитанов промышленности здесь уже не было, а были молодые и богатые сингапурцы, поглощавшие устриц и вливавшие в себя дорогущие напитки.

Навскидку здесь собралось человек пятьдесят пять, причем одну половину составляли западные экспатрианты, а другую местные или приезжие азиаты-бизнесмены.

Сделав круг, Курт вернулся и занял место у стойки, сделанной как будто из тонкой алебастровой пластины и подсвеченной снизу, что придавало ей сходство с мерцающим янтарем.

— Что будете? — спросил мгновенно оказавшийся рядом бармен.

Джо улыбнулся — ему уже доводилось бывать в Сингапуре.

— Мне — «тигр».

— Отличный выбор, — бармен повернулся к Курту. — А вы, сэр?

Остин все еще оглядывался, выискивая знакомые лица, включая того самого контакта, которому звонил после прибытия. Но знакомых не попадалось.

— Сэр?

— Кофе, — сказал Курт. — Черный.

Бармен кивнул и отвернулся.

— Кофе, — выбор друга определенно удивил Джо. — Ты хотя бы представляешь, сколько сейчас времени?

Небо за толстым стеклом потолка осветила вспышка — то ли далекая зарница, то ли возвещающая приближение грозы молния.

— Я даже не представляю, какой сегодня день. И с трудом догадываюсь, на какой мы планете.

— Только не говори, что это из-за меня ты снова не выспался, — рассмеялся Завала.

— Что-то подсказывает, что так оно и будет. — Курт посмотрел на стену за баром. На шестифутовом полотне красовался крепкого сложения англичанин в колониальном костюме.

— Сэр Джеймс Брук, — прочел Курт, всматриваясь в надпись на латунной пластинке внизу.

Вернувшийся с заказом бармен, вероятно, заметил интерес гостей к картине.

— Белый Раджа.

— Вот как?

— В 1841-м подавил восстание против султана Брунея и получил титул Раджи Саравака. Он и его семья правили маленькой империей — теперь это место называется Кучинг — около ста лет, до вторжения японцев в 1941-м.

— Но ведь Саравак за проливом, — сказал Остин, помнивший, что Кучинг и Саравак расположены на соседнем острове, Борнео.

— Да. Но после окончания войны семья отдала территорию Британской империи. Клуб переименовали в его честь.

Бармен снова отошел. Курт отпил густого, крепкого кофе и мгновенно почувствовал себя немного лучше.

— Так что мы делаем в Сингапуре? — спросил Джо. — Помимо знакомства с историей.

— Двенадцать лет назад я участвовал здесь в спасательных работах, — объяснил Остин. — Перед самым переходом в НУПИ.

— Впервые слышу, — сказал Завала.

— То дело, наверно, до сих пор засекречено, но, поскольку оно имеет отношение к нынешней ситуации, слушай.

Джо подвинул табурет поближе и настороженно огляделся, словно их могли окружать шпионы. Курт усмехнулся.

— Тогда в Южно-Китайском море затонул «Праулер Е-6В». Это был опытный образец, и на нем стояло ценное оборудование, делиться которым с другой стороной нам очень не хотелось. Под другой стороной я имею в виду Китай, Россию и Северную Корею.

— Они и теперь на другой стороне, — заметил Джо.

Курт кивнул.

— Пилот использовал новый радар бокового обзора и шел вдоль границы воздушного пространства Китая. Мы полагали, что он сбился с курса и пересек черту.

— Вот оно что, — кивнул Джо. — Теперь понятно, в чем проблема.

— Ты же знаешь правила. В открытом океане кто нашел, тот и взял, но если самолет пусть одной ногой заступил на китайскую территорию и они бы нашли его, то собрали бы там половину своего флота и стреляли в каждого, кто приблизился бы на десять миль. И даже если он ничего не нарушил, мы знали, что они будут его искать.

— Конечно. Такой шанс.

— Вот именно. Поэтому мы объявили, что спасли пилота и подняли обломки. И даже состряпали видео, как подбираем его в море и загружаем на борт поискового судна секцию крыла. А тем временем мы с ребятами набрали группу местных, способных, не привлекая лишнего внимания и не вызывая подозрений у китайцев, найти и поднять настоящие обломки.

Парень, помогавший нам в этом деле, был контактом ЦРУ, известным как мистер Ион. Наполовину американец, наполовину малазиец. Знал всех и мог все достать. По слухам, до сих пор при деле. Но работает осторожно. Если пообещал, не подведет и не проболтается, но вечную верность хранить не станет: рассчитались — повернулся и пошел работать на других. Так или иначе, он помог нам собрать команду, включая и парня, бывшего с нами с первого дня. Его звали Андраш.

— С ним были какие-то проблемы? — спросил Джо, потягивая пиво.

— Только в самом конце. Он даже выявил предателя, связанного с китайской секретной службой. Но когда мы уже установили подъемное оборудование и готовились приступить к работе, погода резко испортилась. За три дня безделья я порядком изнервничался — до финиша рукой подать, а тут такая остановка. Решил, что будем поднимать «Праулер», несмотря на погоду. Собрал команду и вижу — Андраш отсутствует.

— И что же с ним случилось?

Курт отпил кофе.

— Мы прибыли на место, а самолета уже нет. Прошел слушок, что Андраша купили русские. У них как раз начался роман с капитализмом, и их «миги» расходились как горячие пирожки. Заполучив авионику и технологии «Праулера», они могли бы сделать скачок на поколение вперед.

— То есть этот парень уже тогда был скользким типом.

Курт кивнул.

— И что ты сделал?

— Еще при первом погружении я заложил в фюзеляж пятьдесят фунтов взрывчатки. У меня был приказ: если поднять «Праулер» не получится или возникнет угроза захвата его китайцами — взорвать самолет. Оставалось только подать сигнал. Я его и подал — через спутник. Русский самолет взорвался где-то над Камчаткой. Бедняги, возможно, даже не знали, какой груз перевозят.

Джо покачал головой.

— Да, жестокий бизнес.

— Жестокий, — вздохнул Курт, уже многие годы терзавшийся чувством вины из-за гибели ни в чем не повинного экипажа. — Такие вот дела. Поэтому если на этот раз кому-то и прижмут хвост, то пусть уж Андрашу. И я об этом позабочусь.

Джо опять огляделся.

— Я с тобой. Думаешь, мы найдем его здесь?

— Не его, но того, кто знает, где он. — Курт поднес к губам чашку.

Андраш переиграл его уже дважды. Несомненно, русские заплатили ему за передачу «Праулера». Взрыв — их проблема. А сейчас он, скорее всего, пересчитывает денежки за похищенных ученых. И опять-таки…

Курт снова посмотрел на картину с Белым Раджой. Однажды Андраш сказал, что когда все кончится, он обязательно станет королем. Интересно, что сейчас у него на уме?

Остин рассчитывал, что тот, кто звонил ему, сам выйдет на контакт, после чего они заключат некую сделку по обмену информацией. Но пока никто не подходил, никаких записок ему не передавали, и даже бармен не намекал, что их здесь кто-то ждет.

Все шло, как обычно: посетители обедали, бокалы звенели, темное небо время от времени озарялось вспышками.

Странно. В прошлом его нередко выручало некое шестое чувство, подсказывавшее, что за ним наблюдают. Сейчас оно молчало. Ощущение было другое: их отодвинули в сторону и благополучно забыли, как брошенную в кустах и потихоньку ржавеющую тачку.

Может быть, ему подсунули неверную информацию?

И тут двойные двери распахнулись, и в бар вошли трое мужчин. Двое из них, внушительных размеров, — определенно телохранители. Смуглолицые, с квадратными подбородками, они походили, скорее, на самоанцев, чем на малазийцев.

Перед ними шел мужчина поменьше, смахивающий на американца с примесью малазийской крови. Мягкие глаза, относительно гладкая кожа. Короткие темные волосы торчали иголками на круглой голове, слишком большой для щуплого туловища. На висках — проблеск седины.

Судя по одежде и непринужденной манере, ему могло быть лет тридцать пять — сорок, но Курт знал, что на самом деле он старше — под пятьдесят.

— Ион…

Мужчина повернулся на голос Курта и несколько секунд смотрел на него, оставаясь между телохранителями. Потом в глазах его мелькнуло узнавание, и лицо озарилось улыбкой.

Улыбка вышла принужденная и фальшивая и погасла так же быстро, как зажглась. Знак, означавший только одно: неприятности.

Глава 43

Человек, откликнувшийся на имя Ион, сделал шаг назад, оказавшись между и чуть позади своих телохранителей, которые мгновенно напряглись и вцепились глазами в Курта.

Глядя на них, он без труда представлял, как эти двое отделают их с Джо при малейшем подозрительном движении.

— Что же это за заведение, если сюда впускают таких, как ты, Остин, — заговорил Ион, почувствовав себя в безопасности. — Придется пожаловаться управляющему.

— Не вижу необходимости. Ты даешь информацию, и я исчезаю как ветер.

— Информация дорого стоит. При нынешней инфляции цены растут каждый день. Скажи, что тебе надо? И сколько ты готов заплатить?

— За тобой должок, — напомнил Курт. — Дашь то, что мне нужно, и мы в расчете.

— Я ничего тебе не должен, — возразил Ион.

Ничего другого Курт и не ожидал.

— В таком случае я предлагаю тебе шанс сохранить репутацию. Решай сам, чего это стоит.

— Сохранить репутацию? Что ты мелешь, Остин? И давай побыстрее, у меня столик заказан.

Курт сдержался, даже глазом не повел, лишь перевел дыхание.

— Я объясню, что тебя ждет, когда я вытру пол твоими охранниками и выбью информацию из твоей распухшей башки. — Курт обвел рукой комнату. — Представляю, как ты упадешь в глазах всех этих людей.

На лице Иона отразилось именно то, на что и рассчитывал Остин: злость, но злость с примесью страха. Что ж, может быть, он и послушает. С другой стороны…

Ион раздулся, посопел несколько секунд и обратился к охранникам:

— Этот человек опасен. Разберитесь с ним.

Стена самоанских мышц надвинулась на Курта. Один бил кулаком в открытую ладонь, другой ворочал шеей, похрустывая и улыбаясь. Оба были явно настроены подраться.

У Курта Остина осталось одно преимущество: громилы смотрели на него и только на него. Ион сказал «этот человек опасен», а не «эти двое…» Он даже не понял, что Джо, этот щеголь, имеет к нему какое-то отношение.

Курт нащупал кофейную чашку за спиной и, когда парочка головорезов приблизилась, бросил ее в них.

Горячая жидкость плеснулась в лицо и одному, и второму. Обжечь или ошпарить она не могла, но элемент внезапности сработал — оба машинально отвернулись и на мгновение зажмурились.

В тот миг Остин бросился вперед и, выставив опущенное плечо, врезался в первого охранника. Ощущение было такое, словно он с разбегу налетел на дерево. Только в отличие от дерева верзила отшатнулся, а Курт останавливаться не стал и продолжил натиск. Такой атакой мог бы гордиться любой полузащитник в НФЛ, и в результате оба грохнулись на столик, а потом с треском свалились на пол.

Ровно в ту секунду, когда Курт ринулся, как таран, Джо тоже вступил в игру. Соскочив с места, он схватил табурет и обрушил его на плечи второго охранника. Тот бухнулся на пол и, оглушенный, начал отползать в сторону. Завала повернулся посмотреть, не требуется ли помощь другу.

Хотя короткая атака Остина и прошла удачно и хотя в результате ее он оказался сверху, противник сдаваться не думал. Лежа с полузакрытыми глазами, телохранитель ткнул снизу кулаком и попал под подбородок. Удар получился резкий и неприятный, но американец лишь мотнул головой и тут же с силой врезал противнику локтем между шеей и плечом, целя в болевую точку.

От боли громила откинулся назад, открыв челюсть, и Курт не преминул воспользоваться его оплошностью, вложив в боковой всю силу и весь заряд адреналина. Удар пришелся в скулу, самоанец дернул головой и отрубился.

Все случилось так быстро, что посетители ресторана успели отреагировать только шоком: кто-то вытаращился, кто-то отпрянул в ужасе, кто-то замер с открытым ртом. Какая-то пара вскочила, держа в руках бокалы. Клуб не относился к разряду тех, где требовались вышибалы, а потому и вышвырнуть дебоширов оказалось некому, хотя бармен и взял в руки бейсбольную биту.

Курт медленно поднялся, и зрители выдохнули. Некоторые, похоже, даже расстроились из-за того, что пропустили самое интересное.

Несколько удивленный тем, как удачно все сложилось, Остин повернулся к Иону.

Взгляд последнего метнулся от Курта к Джо, потом пробежал от одного распластавшегося на полу телохранителя к другому. Выражение ужаса на его лице сменилось досадой. Он посмотрел на Остина и пожал плечами, как бы говоря «да уж».

А потом, когда американец уже решил, что сейчас его старый знакомец признает поражение и заговорит, Ион вдруг крутанулся, как кот, и мгновение ока выскочил в дверь.

— Черт…

Не ожидавший такого хода, Курт неловко поднялся, оставив неподвижного самоанца, и выбежал из бара. Джо последовал за ним.

— Туда.

Ион уже мчался по улице, и они устремились за ним.

Курт удивился бы меньше, если бы он побежал к машине, но, с другой стороны, Ион, вероятно, не садился за руль сам. И даже если у него были ключи, он не стал бы парковаться лично, а поручил это дело кому-то из обслуживающего персонала. Не желая попасть в неловкую ситуацию — например, быть избитым на глазах у мальчишки, присматривающего за его «Мазерати» или «Мерседесом», — Ион выбрал второй вариант и припустил изо всех сил.

Курта это вполне устраивало. Догнать Иона не составляло большого труда. По крайней мере, так ему представлялось, пока не начался дождь. С одной стороны, ливень очистил тротуары от остававшихся прохожих; с другой, заметно ухудшил видимость. И когда Ион свернул вправо, в какой-то проулок, Курт едва не упустил его.

Он забежал за угол и заметил беглеца ярдах в пятидесяти впереди — тот как раз проходил под уличным фонарем. Они с Джо снова побежали. Дождь припустил сильнее.

— Никогда бы не подумал, что этот малыш так быстро бегает, — крикнул Курт.

— Должно быть, понимает, кто за ним гонится, — ответил Завала.

Проворства Иону добавил, вероятно, и адреналин, но все же Курт сомневался, что беглеца хватит надолго. Преимущество в выносливости — регулярные занятия дома, в спортзале, на «Арго» — рано или поздно должно сказаться.

Ион оглянулся, заметил преследователей и торопливо нырнул в очередной переулок. Курт и Джо не отставали, но на повороте Завала поскользнулся на мокром тротуаре, грохнулся, проехал по асфальту и врезался в бетонную цветочницу. Правда, он тут же вскочил и как ни в чем не бывало побежал дальше — в разорванной рубашке, с разбитым в кровь локтем и дыркой на колене.

— Помнишь, я сказал в прошлый раз, что хотел бы куда-нибудь, где сухо? — спросил он. — Могу повторить.

Курт с трудом удержался, чтобы не рассмеяться и не сбить дыхание. В конце переулка путь преградил забор, который Ион преодолел с ловкостью акробата. Джо взял барьер первым, Остин отстал не больше чем на секунду.

Они оказались в каком-то парке, где видимость была еще хуже. Беглец, наверно, мог бы спрятаться где-то, но продолжал мчаться как заяц. И все же, как показалось Курту, скорость Иона упала.

Миновав зеленую полянку и группку аккуратных, ухоженных деревцев, Ион перескочил через еще один забор, свернул на узкую, заполненными магазинчиками улицу, споткнулся и метнулся на другую.

Курт прибавил и бежал теперь во всю мочь, но, когда выскочил на ту же, что и Ион, улицу, беглеца уже не было.

Он остановился и огляделся.

— Куда же он подевался?

— Должен быть где-то здесь, — сказал Джо. — Я сам видел.

Остин тряхнул головой, поморгал и еще раз огляделся.

Щелей, в которые мог забиться беглец, в этой части города хватало — дверные проемы, арки проходов, ниши… У тротуара стойко мокли два автомобиля. Два фонаря, в начале и конце улицы, не справлялись с магической силой мокрого асфальта, как будто поглощавшего весь свет.

— Спрятался, крысеныш, — проворчал Курт. — Возьми ту сторону улицу, а я пройду по этой. Не спеши. Он где-то здесь.

Джо кивнул, перешел через дорогу и медленно двинулся по правой стороне. Остин зашагал по своей, левой, заглядывая в автомобили и под них, но ни в салоне, ни между колесами никого не обнаружил. Держась наготове на случай любой неожиданности, он проверил магазины и тоже никого не нашел.

Завала на другой стороне покачал головой.

Мимо, разбрызгивая лужи, прокатилась машина. Фары на мгновение осветили улицу, ослепили. Курт рассмотрел женщину за рулем и никого больше. Автомобиль двигался издалека, так что добежать до него и спрятаться в салоне Ион мог бы, только если бы имел за спиной реактивный ранец.

Снова полыхнула молния. На этот раз где-то вдалеке пророкотал гром. Дождь зашумел, набирая силу, и Курт отступил в нишу. Он уже готов был признать, что малазиец сбежал, но тут молния снова осветила улицу. Американец опустил голову и увидел на сухой по большей части бетонной площадке у входа влажные следы. Причем были они и там, куда сам Курт еще не ступал.

Оставаясь на месте, он пошарил за спиной, наткнулся на дверную ручку, взялся за нее пальцами…

Поворачивать не пришлось — дверь свободно открылась от легкого прикосновения.

Глава 44

Одежда промокла насквозь, но холодок, пробежавший по спине, не имел к этому никакого отношения. Стараясь не делать резких движений, Курт поднял руку и подозвал Джо.

— Нашел что-нибудь? — чуть громче, чем следовало бы, спросил он.

— Ничего. Его нигде нет.

Остин кивком указал на дверь у себя за спиной. Завала посмотрел — она была чуть приоткрыта, — понял и тоже кивнул.

— Ладно, давай двигать отсюда, — сказал Курт, но вместо того, чтобы уйти, снова взялся за ручку. Вдохнул поглубже и распахнул дверь одним поворотом кисти.

Вопль… шелест… шорох быстрых легких ног… И никого. Курт увидел клеть, заполненную туканами и какими-то другими пестрыми, незнакомыми птицами. Дальше, в другой клетке притаилась громадная игуана размером с тридцатифунтовую собаку.

Птицы понемногу успокоились; два-три перышка еще кружились в воздухе.

— Вот тебе и элемент внезапности, — пробормотал Джо.

Курт согласился бы с другом, но влажные отпечатки на полу добавили уверенности, что они вышли на след Иона.

— Магазинчик домашних любимцев, — сказал он, пытаясь представить, как можно выгуливать здоровенную, похожую на динозавра игуану. Посмотрел на дверь. Деревянная коробка треснула от удара ногой. Забежав внутрь, Ион, должно быть, захлопнул дверь, но, сломанная, она уже не закрылась.

Курт глянул вверх. «Редкие и экзотические», гласила вывеска, подразумевая, очевидно, всю окружавшую их живность.

Помещение было длинное и узкое, с двумя проходами. В центре — ряд клеток, вдоль стен — загородки, одни с решетками, другие с прозрачными пластиковыми стенками и дверцами.

Остин сделал знак Джо, и тот шагнул к правому проходу.

Продвигаясь по левому, он увидел спящего комодского варана. В середине, в больших клетках, дремали лемуры, обезьянки и ленивец. Клетку средних размеров между ними занимали каракал и дикая кошка с рыжевато-коричневой шерстью и черными ушами.

Бесшумно ступая по проходу, Курт прислушивался к звукам, сопению и шорохам, но их все, насколько он мог судить, издавали животные. Но вот что-то звякнуло. Металл о металл. Потом тишина. И снова тот же звук.

Шаги… но не двуногого существа, а четвероного.

Опять тишина… негромкий, низкий рык… и вдруг — шипение, рев и треск дерева.

Мгновенно проснувшиеся обезьянки запищали, завизжали, застучали по решетке, и откуда-то снова донесся рык большой кошки.

Курт рванулся вперед, за угол и увидел друга забившимся в узкое пространство между крышей обезьяньей клетки и потолком. Загнавший его туда молодой леопард с оскаленными клыками и прижатыми к голове ушами пытался достать Джо лапой.

Не долго думая, Остин схватил миску с едой и запустил в зверя, попав ему в плечо. Леопард обернулся, зарычал, побежал в противоположном направлении и, достигнув двери, проскользнул через щель на улицу.

— Напомни, чтобы я, когда все кончится, позвонил в службу контроля за животными, — сказал Курт спустившемуся с верхотуры приятелю.

Но еще до того, как тот успел ответить, в задней части магазина мелькнула тень. Теперь это был кто-то прямоходящий.

Ион уже добрался до заднего выхода и пытался выйти, но стальная дверь не поддавалась. В отличие от передней ее ставили в расчете на надежность, а не красоту. Еще раз ударив ее плечом, беглец повернулся и посмотрел на Курта. Потом попробовал проскочить мимо, но американец схватил его и швырнул на дверь. Ион метнулся в другую сторону, увидел Джо и остановился.

В последней, отчаянной попытке он столкнул с полки аквариум. Стеклянная чаша буквально взорвалась, ударившись о пол и разбросав во все стороны осколки стекла, воду, рыбешек и синие камешки.

Возможно, здесь были и пираньи или какие-то другие тропические рыбки, но в данный момент Курта это мало трогало. Избежав прямого попадания, он увидел, что Ион снова прорывается к передней двери, и выставил блок.

Сбитый с ног, оглушенный, лежа среди синей гальки и бьющейся в лужицах рыбешки, беглец посмотрел вверх.

— Все могло бы быть намного проще. — Остин схватил его за лацканы и рывком поставил на ноги.

— Я ничего тебе не скажу.

— Ты даже не знаешь, что мне нужно.

— Тебе нужен Андраш. Я знаю, что ты его ищешь.

Может, он именно поэтому такой несговорчивый, подумал Курт.

— Если я скажу тебе, он меня уничтожит.

— Этого не случится, если я доберусь до него раньше и собственноручно его убью.

— Ты его не убьешь. Андраш всегда тебя опережает.

— Ты лучше надейся, что на этот раз ошибаешься. Потому что, так или иначе, скажешь, где его искать.

— Делайте, что хотите, все равно не скажу — Андраш сделает хуже.

Курт задумался. В чем-то Ион был прав. Приличный человек никогда, как бы ни складывались обстоятельства, не опустится до самых мрачных уровней бесчеловечности. И, следовательно, такие, как Ион, всегда будут больше бояться таких, как Андраш, чем таких, как он и Джо.

Курт взглянул на друга, глубокая, кровоточащая царапина на руке которого напоминала о близком знакомстве с лапой леопарда. Она-то и подала ему мысль. В магазине «Редкие и экзотические» должно быть что-нибудь этакое…

Он схватил Иона за шиворот и потащил за собой по полу.

— Куда бы тебя посадить? — пробормотал Курт, останавливаясь то перед одной, то перед другой клеткой. — Обезьянки слишком хороши для такого… ленивец, может, и подошел бы, но не ждать же всю ночь…

Ион посмотрел на него, как на сумасшедшего. Остин подтащил несговорчивого пленника к загончику с комодским вараном. Посреди всеобщей суматохи громадная ящерица сохраняла олимпийское спокойствие.

— А вот этот дружок, пожалуй, подойдет. — Курт положил руку на задвижку с двухкоромысловым механизмом.

— Что? — завопил Ион. — Ты, часом, не рехнулся?

Повозившись, Курт отрыл дверцу. Варан выстрелил языком — попробовать воздух — и открыл один глаз, но остался на месте.

Ион заволновался и попытался вырваться. Остин снял с полки ошейник, снабженный длинной ручкой и, по всей видимости, выполняющий функцию средства контроля над ящерицей и предназначенный не в последнюю очередь для того, чтобы зубастая пасть хищника не оказалась в опасной близости от дрессировщика.

Ион, в некотором смысле, представлял не меньшую опасность, чем многие хищники, но в данном случае надевать на него намордник было не в интересах Курта. Он натянул ошейник на шею пленника и подтолкнул его к открытой дверце.

— Не уверен, что это правильное решение, — заметил Завала.

Курт посмотрел на него.

— Я про варана, — пояснил Джо.

— А что такое? — спросил Курт.

— Варан кусается. Укус смертельный. Правда, яд не такой опасный, как у кобры. Варан кусает и потом дает жертве умереть. Иногда это занимает дни.

— Ты не перестаешь меня удивлять. С каких это пор у тебя такой интерес к ящерицам?

— Одно лето работал в зоопарке.

— Наверняка и без девушки не обошлось, а?

— Кэлли Романо, — признался Джо.

— Конечно.

Курт дернул ручку ошейника, и Ион, сделав несколько быстрых шажков, едва не свалился на пол. Дверца захлопнулась. Комодский варан закрыл глаз и, похоже, уснул.

— Так что ты предлагаешь? — спросил Курт, входя во вкус.

Джо неторопливо прошелся вдоль загонов.

— Как насчет вот этого?

Он остановился перед одним из самых больших загонов. Восемь футов в глубину, шесть в ширину, немного зелени, крошечный прудок и кучка грязи на полу. Рядом стоял ящик с решетчатой крышкой. В ящике копошились две здоровенные крысы.

Курт заглянул в загон побольше. То, что казалось ему деревяшкой, чуточку сдвинулось.

— Сетчатый питон, — сообщил Джо, всматриваясь в листок на внешней стороне прозрачной пластиковой дверцы. — Их еще называют ночными охотниками. Достигают тридцати футов в длину, хотя этот, по-моему, фута двадцать два будет, не больше.

— Констриктор, — кивнул Остин. — Двадцать два фута, двести семьдесят фунтов. Отлично.

— Ты же не станешь…

Договорить он не успел — Курт откинул задвижку, вытащил Иона из загона с вараном и втолкнул — да так, что пленник упал возле озерца, прямо рядом с питоном.

Дверца захлопнулась.

Поднявшись на ноги, Иона огляделся. Невероятно, но змея уже оживилась, вытянула шею и подняла голову, как будто принюхивалась. Никакой агрессией с ее стороны не пахло, но определенный интерес явно присутствовал.

— Я тоже в паре зоопарков бывал, но, честно говоря, этих красавчиков раньше не встречал.

— В зоопарках их постоянно кормят, поэтому они там такие толстые и ленивые. Но этот другой. — Джо вытянул руку. — Обрати внимание, какой он… поджарый.

Змея вовсе не выглядела какой-то особенно истощенной, но Курт подыграл другу.

— Да уж, ему не позавидуешь.

— Наверно, давно не кормили.

Ион переместился поближе к дверце.

— А почему их заставляют голодать? — поинтересовался Курт.

— Владельцы таких магазинов продают змей богатым коллекционерам, а те желают видеть своих будущих питомцев в действии, как они душат кого-нибудь и проглатывают. Вот и держат впроголодь до прихода покупателя. А потом устраивают демонстрацию… с крысами.

Шутил ли Джо, или говорил серьезно, Остин не знал, но в любом случае получилось хорошо.

Сам питон, словно понимая, о чем речь, соскользнул с уступа, на котором лежал, и начал разворачиваться.

Ион кинулся к дверце.

— Выпусти меня отсюда.

Словно не слыша малазийца, Курт приник к афишке с описанием змеи, потом повернулся к Джо.

— Смотри-ка, здесь сказано, что он может проглотить козу.

— Как нечего делать, — подтвердил Джо.

Курт посмотрел на пленника.

— По-моему, наш приятель ненамного больше козы. Интересно, пройдет или нет?

— Не знаю, — засомневался Джо. — Уж больно голова большая.

— Да уж, как арбуз, — согласился Курт. — Но, похоже, шея такую тяжесть носить устала.

Ион собрался было что-то сказать и замер — питон переполз ему за спину и, постреливая языком, нацеливался на бедро.

Интересно, подумал Курт, укусит или сначала обездвижит? Прежде чем змея определилась, он решил подбросить пленнику еще один шанс.

— Так ты скажешь мне, где Андраш?

— Не могу, — прошептал Ион.

— Когда питон обовьется вокруг тебя, мне ничего не останется, кроме как уйти и попытаться закрыть дверь. Так что, пока не поздно, советую заговорить.

Отступая, малазиец прижался к пластиковой двери и затаил дыхание. Питон проскользнул у ног и начал сворачиваться.

— Как думаешь, он его чувствует? — спросил Курт.

— Конечно. Язык ощущает тепло.

Питон уже свернул кольцо и поднял голову, словно обозначая готовность атаковать.

Ион задрожал, но продолжал молчать. Внезапно змея сделала выпад, сбила жертву с ног и заключила в кольцо.

Случившееся стало для Курта полной неожиданностью.

Ион вскрикнул и попытался вывернуться. И то и другое было ошибкой — грудная полость у пленника на выдохе уменьшилась, и питон моментально этим воспользовался, стянув кольцо потуже.

— Остин… — прохрипел несчастный и, высвободив одну руку, схватил рептилию за шею. — Остин…

Ничего больше он произнести не смог, а мертвый уж точно ничего бы не сказал. Американец открыл дверцу и бросился на помощь — накинул на змею ошейник, затянул и, упершись, заставил рептилию отвести голову.

Пришлось поднатужиться — питон оказался на удивление силен и, даже продолжая удерживать в своих объятиях Иона, оказывал упорное сопротивление.

— Джо! Не поможешь? Как бывший служитель…

Завала не заставил просить дважды. Упав рядом с Ионом, он обхватил рептилию и со всей силой потянул на себя. В тесном кольце образовался небольшой зазор.

Жажда жизни добавила сил, и пленник, отчаянно завертевшись, выполз из загона и рухнул на пол.

Джо тут же последовал за ним. Остин отпустил питона и тоже поспешил выйти и закрыть дверцу, после чего надел ошейник на Иона. Бедняга не сопротивлялся.

— Итак, где я могу найти Андраша?

Ион повернул голову. На измученном лице застыло выражение полного бессилия. Он знал, что проиграл.

— Я не видел Андраша больше года.

— Чушь. Ты же всегда помогал ему с работой. Мы все это знаем.

— Работа ему больше не нужна. У него теперь постоянный работодатель. Ко мне он не обращался два года.

— Тем не менее год назад вы встречались. — Курт затянул ошейник. — Выкладывай.

— Да, встречались, — подтвердил Ион. — Но Андраш не искал работу. Он искал работников.

— Искал работников?

— Да. Ему нужны были люди. Специалисты-взрывники, знакомые с кораблями. Своих ему не хватало.

Курт задумался. Пиратское нападение на «Киндзара-мару»… Информация Дирка Питта о том, что группа наемников погрузила сверхпроводящие материалы во Фритауне. Все указывало на то, что Андрашу действительно удалось собрать небольшую армию. Но для чего?

— Как ты связываешься с ним?

— По электронной почте. Планируете разгромить сервер в каком-нибудь офисе?

Вот она, одна из проблем современного мира: получать и передавать информацию можно где угодно и когда угодно. Времена секретных встреч и тайных закладок остались по большей части в прошлом.

Курт посмотрел на Иона. Тот явно что-то утаивал.

— Ты не все мне говоришь. Будь иначе, выложил бы без запинки.

Ион промолчал.

— Джо. — Курт повернулся к другу. — По-моему, пришло время кормежки.

Завала открыл дверцу, и Курт снова потащил пленника в загон с питоном.

— Подожди… Постой…

— Говори. Или будешь разговаривать с ним.

— Ладно. — Ион вздохнул. — Андраш живет в море. Дома у него нет. На одном месте подолгу не задерживается. Поэтому его и не может никто найти. Ему ничего не стоит попасть почти в любую страну и покинуть ее, не имея ни гражданства, ни паспорта, и это при том, что его повсюду разыскивают. Он сходит на берег как член команды или даже с грузом.

Это уже походило на правду. Каждый раз, когда ЦРУ, ФБР или Интерпол получали наводку на Андраша, он как будто растворялся, исчезал словно призрак, а месяцем позже появлялся совсем в другом месте. Что вроде игры «Прибей крота» в международном масштабе. Но пока никому не удавалось вычислить, как он проделывает этот фокус. В глазах многих наемник выглядел кем-то вроде злобного двойника Хуана Кабрильо.

— Как называется корабль?

— Корабль может быть любым.

Курт снова подтолкнул пленника к двери.

— Клянусь. Неужели думаешь, он бы мне сказал? — запротестовал Ион.

Остин остановился. У него появилась идея получше.

— Когда Андраш в последний раз был в Сингапуре? Мне нужна точная дата.

— В последний раз я видел его четвертого февраля. Запомнил, потому это было на следующий день после китайского Нового года.

Курт чувствовал, что малазиец говорит правду. Он посмотрел на Джо, который уже запер дверцу загона. Питон возвратился на место и свернулся кольцами.

— Мы уходим. — Остин отпустил пленника. — Не вздумай предупредить Андраша. Предупредишь — он поймет, что это ты его сдал. И ты прав. Он поступит с тобой гораздо хуже, чем мы.

— И что вы собираетесь сделать? — спросил Ион, поднимаясь и потирая шею в том месте, где его душил ошейник.

— Я уже сказал, — ответил Курт. — Собираюсь его убить. И в твоих интересах, чтобы у меня все получилось.

Глава 45

Курт Остин сидел, ссутулившись, над своим ноутбуком в гостиничном номере. Они с Джо благополучно вернулись в отель и сообщили в соответствующие органы о том, что видели в торговом квартале леопарда. После чего, не мешкая, приступили к делу.

Для Завалы это означало горячий душ и обработку многочисленных ран. Курт же просто вытер лицо и волосы полотенцем, переоделся в сухое и связался со штаб-квартирой НУПИ. Ему требовалась информация, к части которой их контора сама имела доступ, а остальное должна была выклянчить у Интерпола, ФБР и других организаций.

К счастью, НУПИ имела давние и плодотворные отношения с этими учреждениями, и ей всегда было чем поделиться взамен, чтобы не оставаться в долгу.

Курт проработал уже минут сорок пять, когда Джо, наконец, появился в дверях смежной комнаты.

— Что так долго?

— Оттирал коленку от камешков.

Остин рассмеялся.

— Поделом тебе за то, что вырядился в итальянские туфли, чтобы побегать под дождем.

— Я же не знал, что мы будем бегать по всему городу, — возразил Джо.

По правде говоря, Курт тоже этого не предполагал.

— Как твоя рука?

Джо вытянул руку. Отметины от когтей были перевязаны, но все равно было понятно, что кровотечение только что прекратилось.

— Когда-нибудь из этого выйдет отличная история. Может, даже для твоей старой подружки из зоопарка.

Приятелю Курта, похоже, было не слишком весело.

— Очень смешно, — буркнул он. — Скажи хотя бы, что моя любимая рубашка от Армани пропала не напрасно.

Курт снова повернулся к компьютеру.

— Героическая жертва, мой друг. И не без результатов.

Он открыл два параллельных списка.

— Справа — официально подтвержденные факты появления нашего приятеля Андраша, любезно предоставленные Интерполом, ФБР и каким-то знакомым Дирка из Управления.

Пока Джо изучал список, Курт стал зачитывать названия вслух:

— Пхеньян восемнадцать месяцев назад. Сингапур пять недель спустя, точно в то время, которое назвал нам Ион.

— Один-ноль в пользу змеиных пыток, — хмыкнул Джо.

— Да, — согласился Остин. — Это придает совершенно новое значение выражению «выжать информацию из подозреваемого».

Завала рассмеялся, а Курт продолжил:

— После Сингапура мы находим Андраша в Гаосюне, на Тайване. Там он находится двадцать четыре часа, после чего исчезает на три месяца до возможного обнаружения в Йемене. Через шесть недель возникает уже на Мадагаскаре.

— На Мадагаскаре?

Курт кивнул.

— Еще одно вероятное появление в Кейптауне, ЮАР, потом снова на Мадагаскаре, а три месяца назад продолжительное пребывание в Лобито, в Анголе. Ну, продолжительное для него. Четыре обнаружения приблизительно за три недели до того, как он исчезает. Следующий раз он выскакивает на «Киндзара-мару», где я на него и натыкаюсь. Но если теория Дирка верна, и он состоит в судовой команде, которая грузила на корабль тот сверхпроводниковый материал, стало быть, он находился во Фритауне, Сьерра-Леоне, меньше месяца назад.

— Ладно, — сказал Джо. — Мы просчитали его маршрут. И как нам узнать, на чем он перемещается? Это может быть какая-нибудь океанская яхта, грузовое судно, баржа. Может, та подлодка, которую мы ищем, принадлежит ему.

— Не думаю, — возразил Курт. — Моя встреча с ним на Санта-Марии случилась почти одновременно с нападением на Пола и Гаме за пятьсот миль оттуда. Стало быть, искомой подлодкой должен был командовать кто-то другой. Но Андраш, по слухам, настолько никому не доверяет, что даже помощника не держит. Он придерживается совершенно четкой и простой структуры командования: я и кучка пешек. При таком раскладе нет никого, кто мог бы бросить ему вызов или посягнуть на его положение.

— Похоже на паранойю, — заметил Джо.

— Еще как, — согласился Курт. — А это означает, что, если бы у него была субмарина, он не передал бы ключи кому-то другому, особенно тому, кого подцепил в Лавке наемников мистера Иона.

— Верно подмечено. Стало быть, это надводное судно. Но найдутся, наверное, десятки тысяч кораблей, способных перемещаться тем же маршрутом, что и он.

— Может, и больше, — согласился Курт. — Но взгляни на это немного иначе. Мы можем существенно сузить этот список, если начнем с Сингапура и записей портового инспектора. Предположим, он находился там четвертого февраля, и его судно стояло в порту или неподалеку. Отсюда следует, что мы можем исключить девяносто восемь процентов судов, значащихся в мировом реестре.

Он взглянул на свои записи.

— Во время пребывания там Андраша сто семьдесят одно океанское судно стояло либо в доках, либо на якоре недалеко от берега и представило свои документы таможенникам.

— Цифра немалая, Курт.

— Немалая, но если мы сопоставим ее с другими местами, в которых видели Андраша, и судами, пришвартованными в тех местах и в то же время, то значительно ее уменьшим.

— Догадываюсь, что у нас нет записей по Йемену, Мадагаскару или Анголе, — предположил Джо.

— Нет, — подтвердил Остин, — но есть снимки портов со спутников почти на каждый день года, включая те дни, когда, по имеющимся у нас сведениям, там находился Андраш.

— И?..

— За исключением Южной Африки, лишь один корабль находился либо там же, либо поблизости от всех тех мест, где наш приятель появлялся в последние полтора года. Только один.

Курт кликнул название из списка на правой стороне монитора, и на экране появилась фотография большого танкера с выкрашенным в черный цвет корпусом, белой главной палубой и либерийским флагом на мачте.

— «Оникс», — гордо сказал Остин.

Заявление произвело впечатление, но окончательно Джо не убедило. Судя по подписи внизу, это был трехсоттысячетонный супертанкер.

— И ты хочешь сказать, что у этого типа есть такие средства?

— Ты что, никогда не читал «Шерлока Холмса»?

— Я видел фильм, — сказал Джо. — Считается?

— Элементарно, мой дорогой Завала, — усмехнулся Курт. — Исключи невозможное, и то, что останется, каким бы невероятным ни казалось, и будет истиной. Это судно стояло на якоре в каждом порту, где за последний год появлялся Андраш, за исключением Кейптауна. Здесь у нас спорный пункт. К тому же оно слишком широкое для Суэцкого канала, что может объяснить длинный обходной маршрут вокруг Африки во Фритаун, где они забросили червячка и подцепили «Киндзара-мару».

Доводы друга, похоже, убедили Джо.

— Кому принадлежит судно?

— Какой-то корпорации в Либерии, о которой никто слыхом не слыхивал, — ответил Курт.

Завала отступил. Судя по выражению лица, озабоченность его нисколько не уменьшилась.

— Так давай скажем Дирку и Бринксу, на каком судне, как мы считаем, находится наш подозреваемый, закончим на сегодня и пойдем порыбачим.

Курт покачал головой. Им требовались твердые доказательства, и, если вдруг ученые, захваченные Андрашем, находятся на этом судне, им необходим фактор внезапности. Иначе люди, которых он хочет спасти — в особенности Катерина, — окажутся в еще большей опасности.

— С каких это пор государственная машина трогается с места только потому, что какие-то мелкие сошки, вроде нас с тобой, что-то там считают?

Джо отвел глаза.

— Не припоминаю.

— Вот именно. Нам нужны доказательства.

— Ты хочешь попасть на корабль? — догадался Завала.

Курт кивнул.

Как обычно, Джо готов был без вопросов помогать другу, но ему явно не слишком нравилось, куда это ведет.

— И как же ты собираешься попасть на вражеское судно, экипаж которого — шайка террористов и головорезов? Ты же понимаешь, что они держат под наблюдением все подходы. Тебя засекут, а ты и знать не будешь.

Курт улыбнулся. План у него был. Может, чуть безумнее, чем его последний, но ведь тот же удался.

— Примерно так же, как вырывают зуб у тигра, — ответил он. — Очень осторожно.

Глава 46

Военный корабль США «Тракстон»,

1 июля

Пол Траут с оператором сонара сидели в уютной, с кондиционером, затемненной аппаратной. Пространство вокруг было заставлено плоскоэкранными мониторами и компьютерными панелями. Помещение напоминало звукозаписывающую студию, что, в сущности, было недалеко от истины, поскольку здесь интересующие их звуки проигрывались, разделялись и вновь соединялись сегментами.

Сложность в извлечении сколь-либо внятной информации из сигнала заключалась в самой природе сонарной системы «Матадора». Двадцатилетней давности, она создавалась с таким расчетом, чтобы отображать морское дно широкими полосами для разных исследовательских групп. Находясь в активном состоянии, система посылала звуковую волну из колокола в нижней части корабля и принимала отраженный от дна импульс своими гидрофонами. В пассивном режиме она просто слушала и собирала внешние звуки.

Еще одно ограничение состояло в том, что каждый гидрофон смотрел вниз, покрывая узкий, но расширяющийся по мере проникновения в глубину — как конус под уличным фонарем — участок. Проблема же была в том, что, как и в случае с метафорическим уличным фонарем, в особенно темную ночь ничего за пределами этого конуса видно не было.

Сейчас компанию им составлял один из корабельных операторов, старшина Кольер. Крепкий, жилистый, с невозмутимым лицом, Кольер час за часом прокручивал и прослушивал пленки вместе с ними. И если Пол находил это занятие скучным и утомительным, то старшина хватался за любую мелочь и, казалось, с воодушевлением начинал весь процесс заново.

— Ну, поехали, — сказал он в пятидесятый раз.

Прижав к уху мягкий наушник, Пол увидел, как Гаме щелкнула ручкой, приготовившись записывать, и выжидающе склонила голову. Молодой старшина нажал кнопку пуска, и Пол в тысячный раз услышал знакомые звуки. Каждая новая прослушка слегка отличалась от предыдущей, поскольку старшина со своими компьютерами отфильтровывал фоновый шум и другие звуки. В этот раз он что-то добавил.

— Чтобы вы лучше ориентировались в том, что на самом деле слышите, — объяснил Кольер, — мы синхронизировали записи ваших голосов с пленкой.

Запись пошла, и до Пола донесся собственный голос — он и Гаме переговаривались с «Матадором» наверху, а потом трепались друг с другом.

Сюрреализм какой-то. Пол знал, что это он, но не мог вспомнить, чтобы говорил то, что сейчас слышал. Не мог вспомнить, что делал, когда это произносил.

Гаме взглянула на него.

— Есть что-нибудь?

— Ты имеешь в виду, вспомнил ли я что-то?

Она кивнула.

— Нет.

Гаме вновь уткнулась в свои записи, и запись пошла дальше. Через какое-то время она добралась до первого нападения.

Не сводя глаз с жены, Пол вновь прижал наушники к ушам. Каждый раз, когда доходило до этого места, она начинала волноваться. Так случилось и теперь. Гаме уже нервно постукивала ручкой.

— Направляю в глубь корабля, — услышал он голос Гаме. Речь шла о Рапунцель.

Незначительное изменение в фоновом шуме отразилось резким пиком в определенных частотах на экране компьютера.

Через несколько секунд заговорил оператор с «Матадора».

— Пол, мы уловили гидроакустические помехи.

— Какого рода?

— Пока непонятно. К западу от вас и очень слабые. Но быстро приближающиеся.

Пол прислушался. В этот раз звук был более отчетливым, как будто сигнал усилили.

Он услышал, как сам же спрашивает, механический звук или естественный. Потом сигнал сделался громче, и тон оператора тоже изменился, внезапно повысившись на пол-октавы.

— Механические или естественные?

— Пока непонятно… Это что-то не очень большое…

— Черт! Это торпеда. Даже две, движутся в вашем направлении!

— Останови пленку, — попросил Пол. — Отмотай назад последние двадцать секунд.

— Сомневаюсь, что это что-то нам даст, — сказала Гаме. — Бесполезно.

— Нет, — возразил Пол. — Я что-то слышал. Что-то такое, чего не замечал в последний раз. Отмотай назад.

Гаме отвернулась, расстроенная и озабоченная. Она уже до мяса обгрызла ногти и все время поглядывала то на дверь, то на часы, как ученик на последнем уроке в последний школьный день.

Пол догадывался, что, бесконечно прослушивая записи, она вновь и вновь переживает те ужасные минуты, и, понимая, каково жене, не раз предлагал ей уйти, но она всегда отказывалась.

Снова пошла запись. Пол внимательно слушал.

Потом попросил прокрутить еще раз.

Гаме сглотнула воображаемый комок.

— Пол, мы уловили гидроакустические помехи.

— Какого рода?

— Пока непонятно. К западу от вас и очень слабые. Но быстро приближающиеся.

— Стоп! — сказал Пол. — Вот здесь.

Гаме сняла наушники и положила их на стол.

— Мне надо на воздух.

Пол кивнул и проводил ее взглядом. Как ни странно, потеря памяти в определенном смысле помогала ему — случившееся тогда на глубине не отзывалось какими-то особенными эмоциями. Для него это исследование ничем не отличалось от других. Оно было загадкой, которую он хотел разгадать. Не более того.

— Можешь изолировать вибрацию и убрать голосовую дорожку? — спросил Пол.

— Конечно, — ответил Кольер.

Это заняло минуту, после чего пленку снова запустили. И все-таки что-то еще блокировало звук. Траут взглянул на экран компьютера. Диаграмма частоты показывала скопление низкочастотных фоновых шумов и два значительных источника вибрации. Один чуть ниже другого.

— Что это? — спросил Пол, указав на «пик» на диаграмме.

— Сигнатура двигателя «Групера», — ответил старшина.

— Можешь его убрать?

Кольер кивнул и через несколько секунд сделал знак, что готов.

— Давай.

Слушая очищенную запись, Пол уже не сомневался в том, что слышит. Он не понимал, что это означает, но знал — воображение тут ни при чем.

Он указал на другой пик.

— Можешь убрать все остальные фоновые шумы и прокрутить только этот? И усилить его?

— Мистер Траут, — отозвался Кольер, — правительство обеспечивает нас лучшим в мире оборудованием. Я даже могу, если пожелаете, проиграть вам «Звездно-полосатый флаг».

Пол рассмеялся.

— Просто сделай эту звуковую волну погромче и немного ее растяни.

В этот раз, когда зазвучал повтор, звук отдаленно походил на треск мопеда, несущегося к нему по пустой городской улице. Ни других шумов, ни воя приближающихся торпед, только пронзительная вибрация, слегка нараставшая поначалу и почти незаметно затихавшая потом, и не один раз, а дважды. Словно нечто пронеслось мимо, а потом развернулось.

— Это то, что я думаю? — спросил Пол.

Старшина прокрутил пленку еще раз и кивнул.

— Компрессия. Первоначальный звук сжат до высокой частоты, потому что источник приближается к «Груперу», а последние три секунды растягивается до более низкой, потому что источник удаляется от вашего батискафа.

— Как гудок поезда, — подхватил Пол, — или машина, проносящаяся мимо тебя по улице. Транспорт издает все тот же звук, но восприятие меняется. Значит, это не торпеды.

— Не торпеды, — согласился старшина. — Это определенно какое-то средство передвижения. И, судя по звуку, я бы сказал, что их два.

Пол кивнул, он подумал о том же.

— Но почему мы их раньше не слышали?

— Из-за искажений, — ответил Кольер. — И из-за торпед. В сущности, сигнатура принимается на почти тех же частотах, что и сигнатура торпед.

— И что это означает?

— Думаю, мистер Траут, это означает, что вас атаковало что-то небольшое и быстрое. Пропеллеры мини-субмарин звучат почти так же, как и торпеды.

— Не одна большая подводная лодка, а две маленьких. — Пол пока не знал, что это значит, но склонялся к мысли, что полученные улики возвращают их к версии с плавучей базой. По крайней мере, шаг вперед они сделали.

Для полной уверенности Кольер прокрутил пленку еще один, последний раз. В реальном времени звук был слышен всего пару секунд, потом его заглушил шум торпед.

Старшина снял наушники.

— Доложу капитану, а потом еще поработаем.

— Хочешь, чтобы я остался?

— Думаю, вам и без этого есть чем заняться, мистер Траут, — Кольер кивнул вверх, словно предлагая Полу подняться.

— И то верно. — Траут положил наушники, встал и вышел через дверь в переборке.

Пару минут спустя он ступил на кормовую палубу «Тракстона». Его встретили солнце, свежий воздух и грохот вертолетных лопастей. Серый «Си Хок SH-60B» спускался на взлетно-посадочную площадку с подвешенным снизу грузом.

Неподалеку за вертолетом наблюдала Гаме. Пол подошел и встал рядом.

— Думаю, мы кое-что нашли, — прокричал он сквозь грохот.

Она не ответила, только дала знать, что услышала его.

— Нам удалось выделить акустику подлодки, напавшей на нас, — добавил он. — На самом деле их было две.

— Хорошо, — отозвалась Гаме почти равнодушно.

— Я думал, ты обрадуешься. Нам больше не надо слушать пленку. Чем ты так расстроена?

Жена взглянула на него и кивнула в сторону вертолета.

— Что это здесь делает?

Пол поднял глаза. Груз опускался на палубу в люльке, и его уже можно было рассмотреть: маленький подводный аппарат. К задней части его крепился контейнер с механическим оборудованием и металлическая фигурка в форме человека. Рапунцель.

— Дирк прислал, — ответил Пол.

— Ты знал?

— Он сообщил сегодня утром. Это на случай, если нам вдруг что-то понадобится.

Гаме ничего не сказала, лишь сердито покачала головой, обожгла его взглядом и, резко повернувшись, ушла с палубы.

Глава 47

Сьерра-Леоне,

5 июля

Джемма Гаран сидел вместе с Александром Кокрейном в своем президентском дворце с мраморными полами. Инженер провел ночь, анализируя предложения, представленные научными группами.

— По существу, они все пришли к одному решению. Я вижу лишь незначительные различия, не более.

Кокрейн выглядел усталым. Никаких признаков раздражительности, только изнеможение и, может быть, страх.

— И ваша оценка их решения? — спросил Джемма, которому не терпелось перейти к сути.

— Тот факт, что они все пришли к этому независимо друг от друга, говорит мне, что оно, по всей вероятности, верное. Не вижу никаких ошибок в их расчетах.

— А реализация? — спросил Джемма.

— В принципе мы можем использовать ускоритель частиц в его нынешнем виде. Нам просто придется генерировать более тяжело заряженную частицу. Это вроде как заменить гильзу двадцать второго калибра сорок пятым. Все остальное то же самое. Частицы будут двигаться чуть медленнее, однако на работе это не отразится, зато сила поражения утроится. — Алекс отложил записки. — Все довольно просто.

— Жаль, вы не додумались до этого раньше, — сказал Джемма с нескрываемым презрением.

— Это теоретическая работа, — возразил Кокрейн. — Не моя сфера.

— Да, — неприятно усмехнулся Гаран, — в конце концов, вы всего лишь механик.

На столе зазвонил интерком.

— Господин президент, — сказал секретарь, — к вам гость. Американский посол.

— Отлично, — отозвался Джемма. — Проводи его сюда.

Кокрейн встал.

— Мне нужны двадцать четыре часа для внесения необходимых изменений.

— Тогда предлагаю приступить, — отрезал Гаран и указал на боковую дверь. — Выйдете вон туда.

Кокрейн торопливо скрылся в указанном направлении, а уже через секунду передняя дверь открылась, и порог переступил американский посол. Обычно Джемма встречал такого гостя на полпути, но сейчас остался за столом, жестом предложив послу расположиться напротив, в том самом кресле, что минуту назад было занято Кокрейном.

— Президент Гаран, — произнес посол с тягучим техасским акцентом. — Вы, конечно, понимаете, какой прискорбный случай привел меня сюда.

— Что вы имеете в виду, господин посол? — вскинул брови Джемма. — Мы празднуем свое Четвертое июля. Разве только на день позже.

Посол выдавил улыбку, но покачал головой.

— То, что вы называете независимостью, есть на деле неприкрытая агрессия, воровство и нарушение международного права. Говоря откровенно, не могу припомнить столь наглого деяния.

— В таком случае вы плохо знаете историю, — парировал Джемма. — В 1950 году под угрозой национализации всех активов «Стэндард ойл» Саудовская королевская семья забрала половину нефти в Аравии. Стоимость той нефти за последние шестьдесят лет оценивается в три с половиной триллиона долларов. В 2001 году Уго Чавес, лидер Венесуэлы, сделал фактически то же самое. В 1972 году Чили под руководством Сальвадора Альенде национализировала свои медные копи. В 1973-м Индия национализировала всю свою угольную промышленность. В 1959 году Фидель Кастро захватил Гавану, терпеливо дождавшись, пока завершится строительство «Гавана Хилтон», чтобы использовать отель как штаб-квартиру коммунистической партии. Он захватил все иностранные активы и так и не отдал их. Разве вы не помните всего этого, господин посол?

Американец глубоко вздохнул.

— Разумеется, помню, но здесь другое.

— Да, — согласился Гаран. — И насколько другое, вам еще предстоит узнать. А пока, в строго денежном отношении, мои действия относительно безобидны в сравнении с теми событиями, о которых я только что упомянул. Честно говоря, я удивлен вашему приходу. Я ожидал, что первым здесь окажется китайский посол, ведь они могут потерять гораздо больше, чем вы.

Последнее заявление стало ударом по гордости посла, но он не подал виду.

— Мы здесь и от их имени, — сказал он, — и от имени всех стран, имеющих претензии и выражающих свое недовольство. А теперь, не для протокола, мы готовы рассмотреть изменения условий выплат ваших займов, но принципиально не простим вам ни одного из них. И прежде чем начнутся переговоры, вам надлежит отвести свои войска от промышленных предприятий, принадлежащих иностранным компаниям.

Джемма улыбнулся.

— Я делаю вам встречное предложение. Я сохраню то, что взято по праву. И попрошу от вашей страны всего двадцать миллиардов субсидий в год.

— Что? — опешил посол.

— Я бы попросил новых займов, — продолжал Джемма, — но, учитывая факт невыплаты предыдущих, боюсь, никто не продлит нам кредит. Поэтому пусть будут субсидии. Не волнуйтесь, мы намерены потребовать таких же взносов от Китая и Европы.

— Вы шутите, — отрывисто бросил посол. — Вы крадете чужую собственность и потом требуете, чтобы мы коллективно дарили вам в год по шестьдесят миллиардов?

— Это совсем немного, — заверил его президент Сьерра-Леоне. — Несколько лет назад вы дали своим банкам семьсот миллиардов. Вы потратили триллион долларов на Ирак, по двадцать миллиардов в месяц. То, что я прошу, всего лишь малая часть этого, и никто не пострадает. В обмен мы разрешим американским корпорациям руководить многими строительными проектами. Можете считать это программой стимуляции.

Теперь уже Джемма ухмылялся во весь рот. Он так долго слушал, как европейцы и американцы читают бедным странам лекции о финансовой ответственности. Лицемеры. Ну и дочитались. Теперь он швырнет эти нотации в их самодовольные рожи.

Лицо посла побагровело.

— Вы замахнулись на то, что вам не по силам, господин президент, — отчеканил он. — Вам это не сойдет с рук.

— Саудовцам сходит до сих пор, — возразил Гаран. — И Чавесу. И Кастро. Вот увидите, договориться легче, чем вы думаете. А если нет… предупреждаю… будут последствия.

Это был первый намек на угрозу. Джемма знал, что должен быть осторожен. Но по внезапно посуровевшему лицу посла понял, что выразился недостаточно туманно. Однако когда посол усмехнулся, президент почувствовал, как в нем закипает гнев.

Посол взял себя в руки, но удержал на лице усмешку.

— У меня такое чувство, будто я попал на съемки «Рева мыши»[247]. Я мог бы захватить эту страну с отрядом бойскаутов и десятком патрульных, и вы полагаете, что можете нам угрожать?

Американец снова засмеялся, и Джемма взорвался. Стек просвистел в воздухе и резко ударил по столу. Шокированный, посол вздрогнул.

— Ваше высокомерие погубит вас, господин посол, — процедил Джемма, поднимаясь во весь свой внушительный рост. — Слишком долго вы и другие богатые нации насмехались над такими странами, как моя. Но, хотите верьте, хотите нет, эти дни вот-вот закончатся. Индустриальный мир будет поддерживать нас, и не крохами, а значительными вложениями. Вы будете помогать нам, или мы утащим вас в трясину вместе с нами! Только тогда вы узреете истину. Мы не мыши, чтобы вы с нами играли. Сьерра-Леоне — Земля львов. И если вы не поостережетесь, то почувствуете наши клыки на своих мягких, изнеженных шеях.

Гаран не стал ждать ответа американского посла. Он нажал кнопку внутренней связи, и в кабинет вошла группа охранников.

— Отвезите посла на аэродром, — приказал президент. — Он подлежит немедленной депортации.

— Это возмутительно! — прокричал посол.

— Уведите его! — рявкнул Джемма.

Посла вывели из кабинета, и дверь за ним захлопнулась.

Некоторое время Гаран сидел один, кипя от злости. Его бесило высокомерие и пренебрежительность посла. Он не ожидал, что это проявится так скоро. Но еще больше президент Сьерра-Леоне злился на себя за то, что проглотил наживку и так откровенно высказал угрозы. В его планы это не входило. Теперь никаких переговоров не будет. Если только…

Выбора не осталось. Он сделал заявление, которое американцы сочтут блефом. Придется показать силу, иначе они и весь остальной мир будут лишь презрительно посмеиваться над его громкими речами: очередной сумасшедший диктатор в еще одной банановой республике.

Он продемонстрирует свое оружие во всей его мощи, и им ничего не останется, кроме как обращаться с ним уважительно.

Глава 48

Вашингтон, округ Колумбия,

6 июля, 13.30

В оперативном центре Пентагона у Дирка Питта было место в первом ряду. Представление давал Кэмерон Бринкс из АНБ. Президента не было, но присутствовали председатель Комитета начальников штабов, высшие чины из всех четырех родов войск и несколько членов кабинета. Приехал и вице-президент США, бывший босс Дирка Питта, адмирал Джеймс Д. Сэндекер.

Учитывая странные действия правительства Сьерра-Леоне и последовавшие за ними угрозы президента Гарана, Бринкс целиком и полностью уверовал в то, что Сьерра-Леоне напрямую причастна к похищению ученых и созданию некоего энергетического оружия.

Иначе с чего бы они набрались наглости угрожать всему миру в целом и Соединенным Штатам в частности? Потратив несколько дней на спутниковую разведку, Бринкс заявил, что определил местонахождение такого оружия и объявил его прямой и явной угрозой.

На расположенном в передней части комнаты экране, лишь немного уступавшем в размерах устанавливаемым на стадионах джамботронам, появилась полученная спутниками информация. Представленный на нем район в нескольких милях от побережья Сьерра-Леоне, мелкий залив шириной в десять миль, считался зоной нефтедобычи и был известен как Квадрангл, или Четырехугольник, из-за своих размеров и четырех платформ, расположенных на равном расстоянии одна от другой. Издалека они выглядели как четыре серые точки. На снимках более крупного плана в этих точках легко узнавались огромные нефтяные вышки.

На экран вывели другие данные, какие-то цифры и коды, незнакомые Питту и ничего ему не говорящие. Он вообще не совсем понимал, что здесь делает. НУПИ лишь привлекалась к поиску косвенным образом, на данном же этапе и на этом уровне решение принимали уже другие.

Присутствующим дали несколько минут на просмотр содержимого разложенных перед ними папок. Дирк уже видел эти документы и теперь изучал их во второй раз. Его внимание привлек тот факт, что и нефтеносный район, и все четыре платформы принадлежат и всегда принадлежали правительству Сьерра-Леоне — в отличие от остальных структур, захваченных несколько дней назад во время стремительной и тотальной кампании национализации.

Интересным представлялся и тот факт, что нефтяники, с которыми консультировались специалисты из ЦРУ, категорически утверждали: на шельфе, где ведет бурение правительство Сьерра-Леоне, никакой нефти нет. Бессмысленное дело, говорили они. Пустая трата денег, вливаемых в страну МВФ.

Вдобавок к этому продолжающееся присутствие строительных барж и регулярная доставка оборудования — и это при том, что строительные работы на самих платформах давно завершились, — указывали на то, что там, похоже, происходит что-то странное.

Питт закрыл папку и, подняв глаза, увидел, что Бринкс и вице-президент Сэндекер направляются в его сторону. Они остановились поговорить с адмиралом, после чего подошли к тому месту, где сидел руководитель НУПИ.

Дирк встал и пожал руки обоим.

— Я же говорил, что ваш человек напрасно гоняется за тем наемником, — проговорил Бринкс.

Питт улыбнулся, и в его зеленых глазах не отразилось ничего, кроме чистейшей радости, несмотря на желание дать в зубы Бринксу.

— Искренне надеюсь, что вы правы, — отозвался он. — После всего, через что пришлось пройти Остину, отпуск ему не помешает.

— Вот и отлично, — уверенно заявил Бринкс, — скоро мы его ему предоставим.

Бринкс отошел, и Сэндекер уселся рядом с Питтом.

— Большое спасибо за приглашение, — проворчал Дирк. — Похоже на вечеринку у бассейна с акулами и аллигаторами.

— Думаешь, я хотел тебя здесь видеть? — пошутил вице-президент. — Это Бринкс постарался.

— Зачем?

— Наверно, хотел позлорадствовать.

— Нет ничего хуже обиженного победителя, — заметил Питт.

Сэндекер согласился.

— Слышал, ты на днях крепко его осадил.

— Сам напросился.

Вице-президент усмехнулся и, откинувшись на стуле, перевел глаза на экран.

— Не сомневаюсь.

Питт очень ценил поддержку Сэндекера. Всегда.

— Знаешь, непривычно видеть тебя без сигары во рту, — сказал он.

— В оперативном центре курить запрещено, — отозвался вице-президент. — Послушаем, может, что и узнаем.

Кэмерон Бринкс между тем встал и начал свою презентацию. Изложив то, о чем Дирк уже прочитал, он приступил к подробностям.

— Я постараюсь покороче. Всем нам известно, что ситуация в Сьерра-Леоне накаляется. Чего мы до сих пор не знали, так это того, насколько реальны высказанные угрозы. Теперь, основываясь на информации, полученной из разных источников, мы убедились, можно сказать, что да, опасность реальна, и наши опасения оправданы. Как бы странно это ни звучало, Сьерра-Леоне, одна из беднейших стран в мире, владеет оружием невероятной разрушительной силы.

Бринкс отошел в сторону и коротко посовещался с помощником, установившим, похоже, связь со штаб-квартирой АНБ в Форт-Миде, Мериленд, куда поступала информация со спутников.

— Уже после сбора представленных вам данных, — продолжил Кэмерон, — мы провели дополнительное спутниковое обследование указанного в них района. Видео на экране — скан в режиме реального времени.

Он опустил глаза, подождал, пока ассистент введет нужные команды, поднял пульт и направил его на экран. Со щелчком кнопки цвета на экране изменились. Вода и суша предстали в искусственном освещении, выявившем некоторые особенности, которых не было заметно на предыдущем скане.

— Это инфракрасный скан района Квадрангл, — пояснил Бринкс.

Питт присмотрелся. Каждую из четырех платформ окружало красное пятно, удлинявшееся в сторону берега приливом. Более всего это походило на выброс чего-то, повысившего температуру воды и теперь уносимого морскими волнами. Загрязнение? Утечка нефти? Но ведь там нет нефти.

— Вышки качают горячую воду.

Бринкс кивнул.

— Очень хорошо, мистер Питт. Каждая из этих платформ сливает в Атлантику горячую воду. Сотни тысяч кубометров горячей воды ежедневно. Этому может быть только одна причина: то, что они делают, требует колоссального охлаждения.

— Они генерируют энергию, — прошептал Питт Сэндекеру за несколько секунд до того, как Бринкс это подтвердил.

— Вопрос — для чего? — продолжал сотрудник АНБ. — Ответ прост: чтобы использовать в огромном ускорителе частиц, превращенном в оружие.

Бринкс щелкнул пультом, и картинка вновь изменилась, добавив фиолетового к уже представленным на экране темно-синему, серому и пурпурному. Новый радужный цвет тонкой полоской обегал отстоявшие друг от друга на расстоянии нескольких миль четыре нефтяные платформы, окружая их все одной гигантской петлей. Тонкие щупальца ответвлялись от петли и тянулись в океан. Одни шли на запад и северо-запад, другие на север и северо-восток, а третьи устремлялись в сторону африканского континента.

— Петля обозначает границы подводного сооружения, идентифицированного посредством инфракрасного сканирования и проникающего радара с самолета-разведчика «Аврора». Петля составляет пятнадцать миль в диаметре, — пояснил Бринкс, очерчивая круг лазерной линейкой. — И каждая из этих как бы нефтяных вышек есть не что иное, как прикрытие, чтобы сбить нас со следа. Под этими платформами работают энергетические установки, достаточно мощные, чтобы обеспечить электроэнергией небольшой город.

— Какого рода энергетические установки? — спросил кто-то.

— Газотурбинные генераторы, питающиеся от большого трубопровода природного газа, построенного, предположительно, чтобы качать газ из данного региона. Теперь мы знаем, что это не так.

— И вся эта энергия? — послышался новый вопрос.

— Используется в сверхпроводниковых электромагнитах, способных ускорять частицы, — ответил Бринкс, — и для них требуется мощная охладительная система, поддерживающая рабочую температуру кольца.

Кэмерон отступил в сторону.

— По нашим подсчетам, система генерирует и использует энергии в двадцать раз больше, чем Большой адронный коллайдер в ЦЕРНе. Такому энергопотреблению мы можем дать лишь одно объяснение: эта штука — оружие. Предположительно, оно способно сбивать спутники над Европой, Атлантикой и, разумеется, Африкой. Это может угрожать судоходству в Атлантике на сотню миль вокруг и гражданской авиации в радиусе трехсот миль.

— Дальность этого оружия всего три сотни миль? — спросил Питт.

— Нет, — ответил Бринкс, — зона его покрытия, вероятно, гораздо больше, быть может, даже десятки тысяч миль, но оно бьет по прямой линии, как лазер. Траектория не может огибать земную поверхность, как баллистическая ракета.

Объяснение прозвучало убедительно, но кое-что оставалось неясным.

— А как насчет «Киндзара-мару»? — спросил Дирк. — Судно, когда на него напали, находилось далеко от Сьерра-Леоне.

— Верно, — согласился Кэмерон. — Возможно, у них имеется некое производное оружие на той субмарине, которую мы ищем. Но то тактическое оружие — мелочь, так сказать. Эта же штука — стратегическая и угрожает всему региону. Вначале мы разберемся с ней, а уже потом с подлодкой.

Бринкс вновь повернулся к собравшимся.

— Мы рекомендуем нанести точечный удар с воздуха до того, как Джемма Гаран применит оружие против реальной цели.

За этим заявлением последовала тишина. В свете последних действий президента Сьерра-Леоне и его угроз, пусть и не вполне определенных, в адрес Соединенных Штатов возражать никто не стал.

— Ваши рекомендации в отношении метода, мистер Бринкс? — спросил вице-президент Сэндекер.

— Мы рекомендуем уничтожить платформы, господин вице-президент, — ответил Кэмерон. — Это отрежет их от энергии. А без нее ускоритель частиц — просто большой туннель, напичканный дорогущим оборудованием.

Хоть Питту и не нравился бодрый тон этого сотрудника АНБ, его оценка ситуации была примерно такой же. Угроза существует и контролируется лидером, поведение которого непредсказуемо. Воздушный удар означает минимум разрушений и минимум потерь. А технология будет сохранена для последующего изучения.

К своему большому неудовольствию, Дирк Питт вынужден был согласиться с оценкой Бринкса.

— Я передам ваши рекомендации президенту, — сказал Сэндекер и поднялся.

Встречи подобного рода не часто длятся долго. Но даже если эта и продолжится, вице-президент увидел достаточно.

Но прежде чем он ушел, с экраном в передней части комнаты произошло что-то странное. Цвета на секунду сместились, затем поблекли, как будто что-то вмешалось в сигнал.

Все смотрели только на экран.

Бринкс взглянул на помощника.

— В чем дело?

Ассистент постучал по клавишам ноутбука, поднял глаза и покачал головой.

Секунду спустя вспышка белого света прочертила экран, и все потемнело. Помехи и… пустой экран. Текст в правом нижнем углу указывал на полную потерю сигнала.

Бринкс немного смутился.

— Свяжитесь с базой и выясните, что со связью.

— Линия чистая, — доложил помощник. — Сигнал прекрасно проходит. Он просто не несет никакой информации.

Перед самой вспышкой Питт увидел на экране кое-что странное. Он сомневался, что это заметил кто-то еще, поскольку в тот момент вице-президент собрался уходить. Когда Сэндекер поднялся, все остальные тоже встали, как, впрочем, и сам Дирк, но только он не отрывал глаз от экрана.

Судя по появившемуся числовому значению, тепловой выброс с нефтяных платформ внезапно повысился. Буквально взлетел, как перевернутый одометр. Над одним из ответвлений появилась новая область красного и пурпурного. Она была видна не больше секунды, но Питт не сомневался, что правильно все понял.

Специалисты в Форт-Миде, наверно, тоже поняли, но, ошарашенные, не решались давать оценку случившегося до проверки всех возможных вариантов.

— Проблема не в компьютере, — объявил Питт. — Проблема в спутнике.

Все повернулись к нему.

— В самом деле? — спросил Бринкс. — С каких это пор вы стали экспертом в диагностике удаленного изображения?

— Я не эксперт, — ответил Дирк, — но прокрутите назад на последние пять секунд, и вы увидите всплеск энергии прямо перед тем, как вспыхнул экран. Они сожгли ваш спутник, Бринкс. Его нет.

Кэмерон взглянул на помощника.

— Мы пытаемся восстановить связь, — сказал он.

— Забудьте, — бросил Питт. — Это все равно что оживлять мертвеца.

— Переключитесь на канал «Браво», — распорядился Бринкс, имея в виду спутник-дублер, находившийся на другой орбите и на большей высоте.

Помощник еще раз отчаянно отстучал по клавишам и поднял глаза. Все было ясно без слов.

— Два ваших спутника уничтожены, — констатировал Сэндекер. — Это, черт возьми, акт агрессии.

Все в комнате еще больше помрачнели.

— Можете радоваться, — сказал Питт Бринксу. — Это подтверждает вашу теорию. Джемма Гаран опасен, его оружие работает, и он не боится его использовать. Теперь даже я согласен с вами. Его необходимо уничтожить.

Глава 49

Где-то над Атлантикой,

7 июля

В кабине летевшего на высоте в тридцать четыре тысячи футов русского самолета «Ил-76» было шумно. Курт Остин и Джо Завала сидели на откидных сиденьях, прямо за пилотами. В шлемах и летных костюмах, они наблюдали через лобовое стекло сияющий закат над Атлантикой.

Покинув Сингапур, друзья несколько дней собирали оборудование, необходимое, по мнению Курта, для проникновения на «Оникс». Последней деталью пазла был реактивный самолет, способный на трансатлантический перелет и пилотируемый людьми, не заинтересованными ни в какой дополнительной информации, а только в том, чтобы получить оговоренную сумму наличных.

Джо и Курт зафрахтовали его в Танжере через несколько сомнительную цепочку маклеров, начавшуюся с какого-то египетского приятеля Завалы, знакомого с человеком из Греции, а у того, в свою очередь, имелись хорошие контакты кое с кем в Марокко.

Вся эта ситуация немного беспокоила Остина, но старый самолет, на котором они летели, беспокоил куда больше. Он трясся, грохотал и вонял так, словно топливо протекало в полудюжине мест. Пилоты колотили по старым, аналоговым приборам так, как будто другого языка те не понимали, возились с предохранителями и болтали по-английски с восточноевропейским акцентом, то и дело упоминая «никуда не годных механиков».

Но крылья пока не отвалились, что, на взгляд Курта, уже было маленькой победой.

Пока он размышлял, будет ли удача и дальше сопутствовать им, к нему повернулся второй пилот.

— Вам радиозвонок. Переключитесь на канал два на головном телефоне.

Курт взглянул на рычаг-переключатель рядом с гнездом. Там обнаружились какие-то надписи кириллицей и цифры 1 и 2. Он переключил рычажок на цифру два.

— Это Курт, — сказал он.

— Тебя чертовски трудно найти, Остин, — голос принадлежал Дирку Питту. — Если бы не весьма внушительная статья на твоем кредитном счете в НУПИ касательно некоего чартерного рейса, мне бы вряд ли удалось тебя отыскать.

— Э, да, — пробормотал Курт. — Могу объяснить.

Он постучал пальцем по плечу второго пилота.

— Линия надежная? — спросил Курт.

Второй пилот кивнул.

— Частный канал. Шифруется, пока не доходит до самолета. — Он улыбнулся, и большие усы приподнялись кверху вместе с уголками рта. — Входит в перечень услуг.

Курт чуть не рассмеялся. Не образец надежности, но сгодится.

— Думаю, мы кое-что нащупали. — Остин предпочел бы вести разговор после подтверждения своих предположений. — Кажется, нашли нашего человечка…

— Где? — спросил Дирк.

— На судне посреди Атлантики.

— Тогда почему вы на борту самолета?

Курт выглянул в иллюминатор. Солнце уже готовилось упасть за горизонт. До момента истины еще два часа.

— Это единственный способ подобраться поближе, — объяснил он. — Судно, на котором, как мы думаем, он находится, делает всего несколько узлов и не придерживается никакого курса. Проблема в том, что оно в сотнях миль от ближайшего транспортного маршрута, в пустынном месте посреди океана. Приближаться к нему по воде было бы чистым самоубийством. Наша единственная надежда — высадка с воздуха.

Дирк помолчал, возможно, оценивая смелость своего сотрудника или степень его вменяемости.

— Уверен, у них есть радар, — наконец, произнес Питт. — Я так понимаю, ты не собираешься пролететь у них над головой и спрыгнуть.

— Нет, сэр.

— Хорошо, — отозвался Дирк, похоже, сообразив, что планирует Курт. — Это объясняет вторую статью на твоем счету.

— Я взял квитанции, — вставил Остин, как будто это имело значение.

— Об этом потом, — оборвал его шеф. — Вопрос вот в чем: я не уверен, что тебе надо делать этот прыжок.

— Почему?

— Скажем, мы получили подтверждение, что наша главная цель находится в другом месте, — ответил Дирк. — К несчастью, один раз сегодня мы уже вступили с ними в бой и проиграли этот раунд. Бринкс был прав, твой человек не более чем наемник. Он доставил заложников и отчалил. И хотя некоторая польза в том, чтобы обнаружить его, есть, я бы не стал ради этого рисковать твоей жизнью.

Курт задумался. Все начальство полагает, что Андраш — наемник, а почему бы и нет? Он всегда был им. Похоже, они считают, что его роль в этом деле сыграна, и он отправился куда-нибудь на отдых или подписал новый контракт.

Может, потом они опять привлекут его, а, может, нет, но насколько Курт понял то, что ему сказали, спонсором всего этого безумия выступила Сьерра-Леоне.

— Почему бы тебе в этот раз просто не посидеть в сторонке? — добавил Дирк.

— Да я бы с радостью, вы же знаете, но кое-что никак не дает покоя. Наша цель ведет себя не как наемник. Скорее так, будто это его шоу. Не знаю пока, что все это значит, но клянусь, тут есть что-то, чего мы не знаем.

Он взглянул на Джо.

— Кроме того, мистер Завала говорит, что и с этим танкером дело нечисто. Во-первых, он на сорок футов шире, чем большинство танкеров его длины, от чего выглядит несколько неуклюжим, хоть и имеет тысячу двести футов в длину. К тому же у него какие-то странные выпуклости возле носа, под передними якорями, и приподнятая секция в средней части. Мы пока понятия не имеем, для чего это все, но ни ему, ни мне это не нравится. Если вы не против, я бы взглянул на это судно поближе.

— Ты заслужил право на этот визит, — отозвался Питт. — Но отдаешь ли ты себе отчет в своих мотивах?

— Я не пытаюсь геройствовать. Если там нет ничего интересного, перевалюсь через борт, вытащу пробку из своего спасательного плотика и буду ждать, когда вы пришлете за мной блондинку, брюнетку и рыжую. Но в случае, если мы с Джо правы, лучше узнать об этом раньше, чем позже.

Питт помолчал.

— Ладно, — сказал он, наконец. — Только не угробь себя прежде, чем я смогу потребовать отчета за все эти бесконечные счета.

Курт засмеялся.

— Постараюсь.

Дирк отключился, и Остин устремил взгляд на оранжевый солнечный диск, только-только начавший опускаться за горизонт. Истина была там, в восьми сотнях миль впереди, и она неспешно ползла во мраке ночи.

Глава 50

Через два часа Курт и Джо перешли из кабины в главную секцию фюзеляжа. Теперь они стояли в напоминающем пещеру отсеке, окруженные аппаратурой, небольшими контейнерами и связками строп.

Несмотря на высотно-компенсационные костюмы, перчатки, ботинки и летные шлемы с шумоподавляющими наушниками и аварийной подачей кислорода, на высоте в тридцать тысяч футов Курт ощущал пощипывание ледяного холода, тряску и дрожь старой посудины и не слышал ничего, кроме пронзительного воя двигателей эпохи далеких семидесятых.

Такими вот удобствами можно было наслаждаться в грузовом отсеке русского самолета.

Стоявший рядом с ним Джо Завала — в парке с меховой оторочкой вокруг лица, в наушниках и кислородной маске — как будто что-то говорил, но Курт не мог разобрать ни слова.

— Я ничего не понял, — проорал Остин.

Джо прижал к лицу кислородную маску с микрофоном.

— Я сказал, что ты, должно быть, рехнулся, — проорал он.

Курт не ответил. Он уже начинал думать, что Джо, наверное, прав. Крепко держась за стропу, свисающую сбоку корпуса, как пассажир в переполненной подземке, Остин повернулся к хвосту самолета. Люк в хвостовой части начал открываться, и там появилась щель.

Когда пандус опустился, воздушная старушка затряслась еще сильнее, и в грузовой отсек, грозя сбить их с ног, ворвался ветер.

Тридцатью минутами ранее самолет был разгерметизирован, поэтому резкого потока атмосферы не было, но температура тут же упала с нулевой до минут пятнадцати, и вой самолетных моторов усилился как минимум на четыре пункта.

Курт смотрел из зияющей дыры в ждущую их черноту ночного неба. Он дышал кислородом из баллона и имел в своем распоряжении специально сконструированный парашют, но, хотя он и совершил больше двухсот прыжков, включая двадцать высотных затяжных прыжков, ничего подобного этому на его счету еще не было. Не зря же Завала называл его ненормальным и призывал передумать.

До сих пор Остин отшучивался, называя друга «наседкой», но сейчас, глядя в черную дыру, Курт уже не был так уверен в своей правоте.

Отпустив стропу, он осторожно шагнул к некоему предмету возле хвостового люка, который походил на помесь спортивного боба и «фотонной торпеды» из сериала «Звездный путь». Конструкторы назвали его «одноместным тактическим орбитальным модулем». Люди, тестировавшие аппарат, дали ему другое имя — «сумасшедший экспресс».

Он работал как одноместный планер. Спущенный с семимильной высоты с коэффициентом скольжения от двадцати до одного, «сумасшедший экспресс» мог транспортировать своего пассажира в один конец на расстояние в сто сорок миль, не производя никаких звуков, не оставляя теплового следа, не видимый радарами, поскольку был сделан из специального пластика и покрыт поглощающим радиосигнал слоем, видом и на ощупь напоминающим резиновую автомобильную покрышку.

Чтобы лететь на нем, пассажир забирался внутрь, ложился на живот и хватался за пару ручек, которые на первый взгляд мало чем отличались от руля старого десятискоростного велосипеда. Потом он засовывал ноги в нечто вроде лыжных креплений.

Передняя выступающая часть аппарата — ветровое стекло из прозрачного плексигласа со встроенным бортовым дисплеем. Дисплей показывал скорость, высоту, направление, коэффициент скольжения и скорость снижения. На нем также имелся визуальный индикатор глиссады, помогавший пилоту поддерживать нужный угол и достигать намеченного пункта назначения. В данном случае им был танкер «Оникс», находившийся в семидесяти пяти милях.

Ввиду необычного местоположения в океане добраться до «Оникса» оказалось непросто. Он находился в стороне не только от ближайшего судоходного пути, но и от воздушных трасс. Пролет над ним, даже на высоте тридцати пяти тысяч футов, вызвал бы подозрение, но в семидесяти пяти милях к югу проходила оживленная воздушная трасса, и на радаре «Ил-76» выглядел обычным пассажирским лайнером, следующим своим маршрутом. Курт был уверен, что на него не обратят никакого внимания.

В любом случае никакая известная Остину система не обнаружила бы планер с его единственным пассажиром.

В теории все выглядело просто. На тренажере у Курта было чувство, словно он играет в видеоигру. В реальности же все обернулось несколько более пугающе.

— Давай, — сказал он Джо, — сажай меня в эту штуковину, пока я не струсил.

Завала подошел к планеру.

— Ты хоть представляешь, сколько всего может пойти не так?

— Нет, — отрезал Курт. — И не желаю, чтобы ты мне об этом говорил.

— Запуск может пройти нештатно, тебя может отшвырнуть турбулентной волной самолета. Тебе может не хватить кислорода, и ты умрешь раньше, чем успеешь спуститься на безопасную высоту…

Курт вскинул глаза.

— Ты слышал, что я только что сказал?

— Ты можешь замерзнуть до смерти, — упорно продолжал Джо, не обращая на него внимания. — У тебя может не получиться открыть колпак или раскрыть парашют. Ноги могут застрять. Крылья могут не раскрыться как надо.

Остин перелез через заграждение и забрался в похожий на торпеду планер, отказавшись от попыток заткнуть Джо.

— А как насчет тебя? — спросил он. — Ты остаешься на этой развалюхе. Ты видел коррозию у основания крыла? Видел, какой дым валил из третьего двигателя, когда они разогревались? Я до сих пор не могу поверить, что эта старая коробчонка поднялась в воздух.

— Обычное дело для Аэрофлота, — стоял на своем Джо. — Конечно, я бы предпочел лететь на американском борте, но уверен, что эта штука все же безопаснее, чем то, что ты собираешься сделать.

Курт хотел возразить, но не мог. По правде говоря, он не сомневался в том, что самолет надежен, хоть тот трясся, грохотал и жутко выл. Но если Джо намерен нагнать на него страху, то и он не останется в долгу.

— И не забудь про пилотов, — добавил Курт. — Мне кажется, я видел, как они прикладывались к саке, как камикадзе, прямо перед вылетом.

Джо рассмеялся.

— Да, за тебя, амиго.

Загорелась желтая лампочка. Одна минута до прыжка.

Курт пристегнул ноги, лег на живот и включил видеодисплей. Как только тот включился, Курт вскинул большие пальцы, и Джо задвинул тонкое покрытие над спиной товарища, накрывая его и спецпарашют.

Еще секунду погорел желтый, потом замигал красный. Тридцать секунд.

Завала исчез из поля зрения Курта и подошел к панели запуска.

Через пару секунд Остин услышал, как Джо отсчитывает:

— Tres… Doe… Uno, — и затем с большим энтузиазмом: — Vamonos, mi amigo[248]!

Курт почувствовал, как планер уезжает — приводной ремень силового транспортера отправил его к хвосту самолета, — а потом он упал, и его с силой швырнуло назад: планер подхватил воздушный поток со скоростью в пятьсот узлов.

Спустя несколько секунд позади планера развернулся маленький тормозной парашют. Перегрузка от торможения оказалась не менее сильной, только действовала в другую сторону. Привязные ремни врезались в плечи, когда Курта бросило вперед. Удерживая собственный вес на согнутых руках, он чувствовал, что глаза его готовы выскочить из орбит.

Так продолжалось добрых десять секунд, затем торможение замедлилось.

Стабилизировав положение тела, Курт посмотрел на дисплей.

— Четыреста, — прокричал он самому себе. Через несколько секунд: — Триста пятьдесят…

Планер замедлился и теперь летел к водам Центральной Атлантики, как гигантский артиллерийский снаряд или управляемая бомба. Наконец, когда скорость упала ниже 210 узлов, Курт отпустил парашют. Тот оторвался с резким металлическим лязгом, и полет из безумной скачки перешел в плавное скольжение. Свист ветра почти полностью поглощался шлемом, тряска совсем прекратилась.

Чуть погодя, когда скорость достигла 190 узлов, появилась пара коротеньких крыльев, выдвинутых наружу механическим винтовым домкратом.

Наступил самый опасный момент полета. Несколько прототипов аппарата погибло, когда крылья не выдвинулись ровно, от чего планер срывался в штопор и разваливался на части.

Конечно, на этот случай у него имелся парашют, но не стоит и говорить, что может произойти с телом, если аппарат потеряет управление или развалится в воздухе на скорости почти 200 узлов.

Крылья прочно встали на место, и тут же Остин почувствовал сильнейшее давление на грудь и живот. Теперь планер превратился из пилотируемого снаряда, летящего по снижающейся траектории, в летательный аппарат, двигающийся почти по прямой.

Обретя контроль над аппаратом, Курт решил проверить крылья и убедиться, что все работает, как положено. Накренился вправо, затем влево. Снова направил планер вниз, потом выровнял и, используя его инерцию, перешел в подъем.

Все системы работали, и, несмотря на поджидающую впереди опасность и пессимизм Джо, Курт не мог припомнить, чтобы еще когда-то испытывал такой пьянящий восторг. Он чувствовал себя птицей, большой и свободной.

Планер мгновенно реагировал на его команды, и к тому же Остин обнаружил, что может использовать свой вес, чтобы наклонять его так и эдак, как мотоциклист, несущийся по свободному шоссе.

Вокруг было темно, только тускло светился дисплей, и вдалеке мерцали точечки звезд.

Маневрируя, Остин даже пожалел немного, что сейчас не день — тогда ощущения были бы еще сильнее и ярче, — но попасть на «Оникс» незамеченным можно было только ночью. Придется подождать с развлечениями до следующего раза.

Покончив с играми, Курт лег на курс, выправил и закрепил наклон скольжения. Он находился на высоте двадцать семь тысяч футов и снижался на пятьсот футов в минуту, летя со скоростью 120 узлов. Согласно целеуказателю, до «Оникса» оставалось семьдесят миль.

Глава 51

Катерина Луцкая сидела на стуле в маленькой каюте на нижнем уровне «Оникса». Времени она не знала, но по ощущениям был вечер. Впрочем, это не имело никакого значения. В ее каюте без иллюминаторов освещение не менялось.

Она попробовала потянуться, но не смогла: руки и ноги были связаны. Последние пять дней ей давали минимум еды и питья.

Она безуспешно пыталась уснуть, когда дверь каюты открылась, и вошел Андраш. Один. Единственный посетитель, он приходил каждый день — попотчевать ее плохими новостями.

Остальных ученых отправили в чужую страну и сделали рабами. Она осталась здесь только потому, что так захотел этот человек, но он всегда мог и передумать. Никто ее не ищет, уверял Андраш. Он всем сказал, что она мертва.

И так каждый день. Пират ни разу не намекнул на свои планы насчет нее, но его плотоядные взгляды не обещали ничего хорошего.

Обычно Катерина встречала гостя полным молчанием, отказываясь говорить и отвечать на вопросы. Вчерашний день закончился пощечиной и тем, что он забрал у нее бутылку с водой. Теперь в горле у нее так пересохло, что она не знала, сможет ли вообще говорить.

Андраш встал напротив, держа новую бутылку, и она поймала себя на том, что не может отвести глаз от воды. Он поставил бутылку так, чтобы она не могла дотянуться самую малость, почти как тот нож с привязанным ключом, оставленный Курту.

— Что, час посещений? — хрипло выдавила Катерина.

— Ааа… — ухмыльнулся он. — Наконец-то запела птичка в клетке.

Неповиновение и молчание ничего не дали, поэтому молодая женщина решила сменить тактику на более агрессивную.

— Это ты скоро окажешься в клетке. Если раньше кто-нибудь не грохнет. Американцы, возможно, заинтересованы в том, чтобы арестовать тебя, но у моей страны иной способ борьбы с терроризмом. Нам больше нравится делать так, чтобы урок усваивался раз и навсегда.

— Ах, да. Мне прекрасно об этом известно. Вы все еще тешите себя иллюзиями, что обладаете властью. Как возомнившие о себе дети, прибегаете к запугиванию в надежде доказать свою силу.

В каком-то смысле он был прав.

— Но тебе это никак не поможет. Твои люди убили майора Комарова — первый удар. Захватили меня — уже второй. Этого более чем достаточно, чтобы порезать тебя на кусочки, что бы ты со мной ни сделал. Ты не оставил им выбора.

Ей показалось, что слова достигли цели.

— Интересно. Ты употребила слово «выбор», — бандит подтащил стул, развернул его и сел. — Потому что нам всем приходится делать выбор.

Андраш по кличке Нож взял бутылку с водой, открутил крышку и сделал глоток. Потом поставил на место, снова так, чтобы она не могла дотянуться. Наклонился вперед, опершись руками о спинку стула, и приблизил свое лицо к пленнице.

— Взять, к примеру, твоего дружка Остина. Я предоставил ему выбор: он мог либо спасти свою жизнь, либо умереть вместе со своим другом. Предлагаю тебе тот же выбор: жить в свое удовольствие или умереть вместе с теми, кто очень скоро будет наказан.

Катерина опять промолчала, не понимая, к чему он клонит, однако поймала себя на том, что думает только о воде.

— И, — добавил Андраш, делая широкий жест, — я предлагаю выбор твоей раздувающейся от сознания собственной важности стране: либо отомстить мне… либо восстановить былую мощь и прежний престиж.

Он вытащил из потайного кармана складной нож и нажал на кнопочку сбоку. Лезвие выскочило, и он поднес нож к лицу своей жертвы.

— Я бы спросил, какую судьбу ты выбираешь для себя, но слова могут быть так обманчивы. Давай посмотрим, что нам скажут твои действия.

Он схватил руки пленницы, разрезал веревку ножом и отступил назад.

Катерина подождала секунду-другую, но жажда оказалась сильнее. Она протянула руку к бутылке, даже зная, что он уже пил из нее. Сделала вначале маленький глоток, потом побольше, хотя и боялась, что ее может стошнить. Потребовались неимоверные усилия, чтобы не выпить все до дна.

Она посмотрела на Андраша — он не пошевелился. Протянула руку за ключом. Он подошел к «браслетам» на ногах. Катерина повернула его и освободилась.

— Ты меня отпускаешь?

— А куда ты пойдешь? Мы в сотне миль от ближайшего клочка суши. Что ты собираешься делать? Добираться вплавь? Украсть шлюпку и грести к Гибралтару?

Он засмеялся и, конечно же, был прав. Бежать некуда.

— У тебя есть выбор: быть узницей или гостьей, — добавил Андраш.

— И что я должна буду делать как гостья? — недоверчиво спросила она.

Он прошелся по ней восхищенным взглядом.

— Ты высокого мнения о себе. Должен признать, ты… весьма желанна, но я вынужден отказать себе в этом удовольствии ради более важной цели.

Катерина была рада это слышать.

— Для какой цели?

— Это судно, — не танкер, как считается, — сообщил бандит. — Это плавучее оружие невероятной силы. Оно может уничтожать баллистические ракеты. Может в мгновение ока ликвидировать оперативную группировку военно-морского флота. С его помощью можно очистить город, не взорвав ни единого здания.

Андраш развалился на кушетке и положил ноги на подлокотник.

— Мир пока еще ничего об этом не знает, но очень скоро об этом станет известно всем. И когда это произойдет, я хочу, чтоб ты связалась со своим начальством в России, рассказала им, кто я, и начала переговоры о продаже этой смертоносной пушки. За полмиллиарда долларов в алмазах я предлагаю оружие будущего.

Катерина прищурилась. Она не до конца поняла, о чем он говорит, но общее представление получила.

— Почему бы тебе самому не связаться с ними? Ты же наверняка кое-кого знаешь?

— О, да. И они меня тоже знают. Но в последний раз, когда я им что-то продал, твой приятель Остин выхватил это у них из-под носа, не дав толком попользоваться. Боюсь, это оставило неприятный осадок. Вообще-то это они сплоховали, так что я не счел нужным возвращать деньги или извиняться. С тех пор твои соотечественники не слишком мне доверяют.

Андраш и впрямь нуждался в ее помощи. Хотя, пожалуй, «нуждался», было не совсем правильном словом, а вот «хотел» подходило прекрасно. Если он действительно намерен сделать то, что говорит, ее присутствие, безусловно, поможет в заключении сделки. Но что потом? У Катерины не было желания участвовать в торговле оружием, и она сомневалась, что останется в живых после того, как исполнит свою роль.

И все же какие-то возможности этот шанс дает. Хотя бы относительную свободу передвижения.

— Значит, я должна позвонить им, рассказать историю, которую ты только что скормил мне, и попросить грузовик алмазов в обмен на старый танкер? Мне они тоже не настолько доверяют.

— Ты специалист по передовым методам выработки и перемещения энергии, — возразил Андраш. — Ты хорошо знакома с молекулярной физикой. Уверен, увидев, что у меня есть, ты сможешь убедить их, что им предлагается гениальная штука.

Он встал. На это она и надеялась. Катерина не представляла, что делать дальше, но для начала неплохо было бы выйти из каюты.

— Экскурсия по судну? — спросила она.

— Я покажу тебе то, что продаю, — ответил он и улыбнулся. — Они будут поражены тем, что раскопала их шпионка.

— А когда все закончится?

— Ты отправишься вместе с кораблем. Повезешь свой приз в Мурманск как возвращающийся домой герой.

Катерина не верила, что все закончится для нее так хорошо, но сейчас смысла показывать это не было.

— А как же твои друзья, африканцы? — она слышала спор на яхте и знала, кто такой Джемма Гаран. — Разве они не расстроятся?

Андраш улыбнулся.

— А ты сообразительнее, чем я думал. Скажи, зачем, по-твоему, я пристрелил того парня и сбросил тело в море? Потому что он разозлил меня? Нет. Потому что он приведет американцев к Джемме. Уже привел. Американские авианосцы уже движутся в том направлении. Они вынудят этого африканского царька форсировать события. Я проведу свою демонстрацию. А потом Гаран будет так занят варварами у своих ворот, что ему не останется ничего, кроме как помахать мне ручкой.

Катерина схватила бутылку, глотнула воды.

— Я посмотрю. И если ты сказал правду, я так им и передам. И, быть может, нам удастся обменять эту воду на что-нибудь более приятное, например вино.

Катерина сомневалась, что Андраш поверит в такую резкую перемену, но видела, как он на нее смотрит. А раз так, то она сделает все, чтобы выбить его из колеи.

Глава 52

Через тридцать минут полета Курт приближался к заветной цели. Зеленый индикатор на щитке показывал 120 узлов, все шло хорошо. Он даже видел вдалеке танкер, освещенный, как монумент из белого мрамора в море черного.

Через две мили Курт отпустил крышку-обтекатель, которую задвинул Джо. Она улетела назад, и плавный полет превратился в подобие безумной гонки по автобану в «Порше» на предельной скорости.

Он притормозил до 90 узлов и пронесся над судном на высоте в три с половиной тысячи футов. Безмолвная черная птица во мраке ночи.

Курт пролетел вперед еще полмили и включил немудреный автопилот, который должен был удерживать выбранное направление и устойчивое положение планера. Убедившись, что удалился на достаточное расстояние, Остин одновременно высвободил руки и ноги, и его буквально вырвало из летательного аппарата.

Через секунду он уже был в свободном полете и раскрывал парашют.

Планер пролетит еще четыре или пять миль, а потом упадет в море и исчезнет из виду. Разведчик с прибором ночного видения не увидит его, но, если наблюдает за небом, может заметить спускающегося с небес Курта Остина.

Чтобы сократить такой риск, Курт оделся в черное и выбрал такого же цвета парашют. На высоте в две тысячи футов Курт развернулся по широкой дуге и нацелился на приближающийся корабль. У него оставалась одна минута.

Через тридцать секунд, находясь в четверти мили от носа корабля и в девятистах футах над ним, Курт понял, что его план страдает одним большим недостатком.

Сияющие огни судна, только что облегчившие задачу обнаружения и приближения, могли теперь все испортить.

Мало того, что яркий кварцевый свет, отражаясь от белой палубы, слепил глаза, так еще и сам Курт выглядел бы в нем какой-то гигантской летучей мышью, залетевшей на освещенное патио в разгар вечеринки на открытом воздухе.

Осознав свою ошибку, он с силой потянул парашютные стропы, замедляя спуск, и спланировал вправо, к левомуборту.

Оставался только один способ приземлиться на судно, не будучи замеченным. Последняя секция главной палубы за надстройкой лежала в тени. Ему придется пролететь с тысячу футов, развернуться позади корабля и сохранить достаточную скорость, чтобы оказаться на нужной палубе.

Маневр представлялся почти невозможным, но другого выхода не было: либо так, либо плюхнуться в океан, послать сигнал SOS и держаться на воде несколько часов, в надежде не привлечь голодных акул.

Курт пролетел над судном на высоте четыре сотни футов, держась левого борта. Оставалось двадцать секунд. Минуя надстройку, он увидел на мостике фигуру, но не обнаружил впередсмотрящего. Вряд ли кто-то на таком ярко освещенном корабле сможет заметить его, да и приборы ночного видения в таком свете бесполезны.

Остин начал поворачивать и попал в воздушный поток, шедший от жилой палубы. Он выправился и стал снижаться к корме.

Внизу был виден край палубы и вспенивающаяся вода в хвосте корабля. Под этой струей с бешеной скоростью вращалась пара двадцатифутовых винтов, гигантский блендер, только и ждущий, чтобы его раскромсать.

Он резко устремился вперед и вниз, набрал скорость и начал быстро падать. Дернул за стропы — поздно. Поток ветра снес его назад. Курт пролетел мимо палубы и дальше — к бурлящей воде и страшной смерти.

Остин попробовал отвернуть, но вихрь сменил направление и швырнул его вперед, в сторону кормы, как клочок бумаги, подхваченный воздушной струей от пронесшейся машины. Перед глазами промелькнула надпись «Оникс» огромными белыми буквами, а потом он кувыркнулся на открытое пространство между главной палубой и той, что под ней.

Его ударило о палубу и резко швырнуло вперед. Парашют за что-то зацепился. Курт шлепнулся на спину, и почти сразу его рвануло назад, к поручням. Турбулентный поток за кораблем вновь наполнил парашют, грозя утащить его с палубы.

Назад… вперед… опять назад…

Ну уж нет, хватит.

Остин нажал кнопку аварийного сброса снаряжения, и парашют унесло за корму. Еще несколько мгновений он порхал в воздухе, потом свернулся и, наконец, исчез во мраке за кораблем.

Прибыл. Несмотря на все риски и вопреки здравому смыслу, он, целый и невредимый, приземлился на «Оникс». Курт вспомнил длинный список предостережений Джо в отношении того, что может пойти не так, и чуть не рассмеялся. Ничего из этого не случилось. Правда, Завала не упоминал освещенную палубу, воздушную воронку и режущие лопасти корабельных винтов.

Оглядевшись, Остин даже удивился, насколько точным было его приземление. Темное открытое пространство напоминало веерообразный кормовой край авианосца, огромная площадь между главной и ангарной палубами.

Несколько спускающихся к воде трапов. Два вроде бы плотно задраенных люка. Слева пара хлипких шезлонгов и ведерко с окурками. Ему повезло, что никто не сидел и не курил здесь в момент его довольно неуклюжего приземления.

Удостоверившись, что никто ничего не заметил, Курт стащил шлем, отсоединил кислородный баллон и, хорошенько размахнувшись, зашвырнул и то и другое в море.

Всплеска он не услышал. Ветер и спутная струя заглушили звук.

Курт ретировался в самый темный угол неосвещенного пространства и опустился на колено. Оставаясь в темноте, вытащил из бокового кармана девятимиллиметровую «беретту» и начал прикручивать к стволу глушитель. Все его сигнальные системы работали в полном режиме. Он весь обратился в слух.

Из-за стука двигателей и монотонного машинного гула слышно было мало, но не успел он пошевелиться, как ручка одной из дверей повернулась. Дверь с правой стороны открылась, и Курт еще сильнее вжался в темноту, как паук, пытающийся спрятаться в бетонной щели.

Свет изнутри вычертил две фигуры. Люк закрылся. Они прошли к поручням.

— Вижу, ты под впечатлением, — произнес мужской голос, который Курт узнал сразу — Андраш.

Не веря в свою удачу, он крепче сжал «беретту». Но потом прозвучал другой голос, и Курт тоже узнал его. Женский голос. Русский голос. Голос Катерины.

— Не представляю, как вам удалось построить такую штуку втайне от всех. Но вынуждена признать, да, это нечто невероятное. Да, и спасибо тебе за экскурсию, еду и вино.

— Теперь ты понимаешь, почему твое начальство обязательно заинтересуется этим.

— Подозреваю, они будут потрясены тем, что я им расскажу.

Мысли вихрем закружились в голове Курта. Он, разумеется, не винил Катерину за то, что она пытается завоевать доверие своего тюремщика и получить шанс на свободу, но ее слова наводили на мысль, что здесь идет игра посерьезнее.

В этот момент кто-то из членов команды открыл дверь.

— Андраш, радио. Из Фритауна. Срочно.

— Пора. — Андраш повел Катерину к двери, пропустил вперед и вошел следом. Полоска света расширилась, сузилась и исчезла, тяжелая стальная дверь с лязгом захлопнулась.

Если до этого у Курта и были какие-то сомнения, то теперь они исчезли. Русские не заинтересовались бы каким-то случайным супертанкером. На корабле еще что-то есть, а это означает, что все непонятные сооружения и аномалии, вероятно, имеют какую-то цель. И цель эта явно недобрая.

Поднявшись, Курт прокрался к двери, в которую минуту назад вошли Андраш и Катерина, и стал медленно крутить колесо, пока запор не щелкнул.

Приоткрыв дверь на четверть дюйма, он выглянул в коридор — никого, — открыл пошире и проскользнул внутрь.

Глава 53

Гаме стояла рядом с мужем в оперативном центре авианосца «Тракстон». Оживление у него на борту и на других судах оперативной группы в последние несколько часов уже перешло в лихорадочную суету.

Корабль готовился к бою, и не он один. Вертолеты взлетали не только с «Тракстона», но и с флагмана группы, авианосца «Авраам Линкольн». Потом Гаме услышала гул реактивных самолетов, приземляющихся и взлетающих на полном форсаже. Ошибиться она не могла, хотя «Линкольн» и находился в пяти милях от них.

Пока еще их с Полом ни о чем официально не уведомили, но Гаме догадывалась: они вот-вот узнают, что происходит.

К ним подошел капитан корабля Кейт Лоуден, мужчина лет пятидесяти, среднего роста, с коротко подстриженными седыми волосами, острым орлиным взглядом, крепкий и подтянутый.

— Как вы наверняка знаете, мы готовимся предпринять военные действия против неприятеля. Врага, уже уничтожившего два наших спутника каким-то оружием, созданным на основе ускорителя частиц.

Гаме беззвучно охнула.

— А здесь мы в безопасности? — спросила она, вспомнив черные и обгоревшие тела, которые видела на «Киндзара-мару».

Капитан кивнул.

— По словам экспертов из Пентагона, оружие действует на видимой линии траектории. То есть оно стреляет по прямой линии, наподобие лазера. В отличие от пули артиллерийского снаряда или боеголовки баллистической ракеты оно не может поразить цель, находящуюся за изгибом земной поверхности. В нашей теперешней позиции мы вне досягаемости. Но как только корабль или самолет появляется из-за горизонта, все меняется.

Лоуден продолжил объяснять ситуацию, пересказывая то, что узнал о Сьерра-Леоне, угрозах Джеммы Гарана и запланированном военном реагировании.

Рассказывая, он подошел к сенсорному монитору, на котором была показана та часть побережья Сьерра-Леоне, где находилось оружие и нефтяные платформы. Изгибающаяся линия на экране мигала красным.

— Это горизонт, — пояснил им капитан. — Все, что окажется за этой линией — корабль, самолет или ракета, — вероятнее всего, будет сожжено в течение нескольких секунд.

Гаме прошла взглядом по полукруглой линии длиной приблизительно в сорок миль.

— Я думала, расстояние до горизонта шестнадцать миль.

Лоуден повернулся к ней.

— Зависит от того, где вы стоите. Это одна из причин, почему каждый солдат стремится занять высоту — чтобы дальше видеть. В данном случае, миссис Траут, все зависит от того, откуда и с какой высоты они стреляют.

Он постучал по экрану и вывел фотографию одной из нефтяных платформ.

— Главная конструкция этих сооружений возвышается над поверхностью на триста пятьдесят футов. Окружность ускорителя частиц имеет пятнадцать миль в диаметре. Выстрел с передней платформы или передней части окружности ускорителя может достать гораздо дальше, чем с вышки, расположенной ближе к побережью. Вдобавок высота позволяет им стрелять в нас сверху вниз.

— Как лучникам на крепостной башне, — заметил Пол.

— Именно, — кивнул капитан. — Чем выше мы, тем дальше они смогут нас поразить.

— Например? — спросил Пол.

— У нас довольно низкий корпус для поражения, — пояснил Лоуден, — но мы все равно возвышаемся над поверхностью чуть более чем на шестьдесят футов. Они могут поразить нашу надстройку с тридцати миль, а радиолокационные мачты с тридцати пяти.

— А воздушные суда? — спросила Гаме.

— Они сталкиваются с той же опасностью, — ответил капитан. — Взлет с палубы включает в себя определенную вертикальную компоненту. Пилотов, сталкивающихся с какими-либо проблемами, учат сразу же задирать нос, потому что лучше так, чем нырнуть в воду или удариться о палубу. Но, поступая так здесь, они мгновенно подставились бы под удар. А для самолетов, летящих на высоте, например гражданских авиалайнеров, опасная зона может распространяться на триста и более миль.

Гаме сделала глубокий вдох и взглянула на мужа.

— Говоря по правде, — продолжал Лоуден, — мы еще никогда с таким не сталкивались.

— Какой у нас выбор? — спросил Пол.

— Обычный порядок действий требует удара с воздуха, — ответил капитан, — крылатыми ракетами. Но и «Томагавки» и «Гарпуны» летают с дозвуковой скоростью. «Ф-18» выдают максимально около двух М.

Он вновь повернулся к экрану и красной линии «горизонта событий».

— Ускоритель, подобный этому, стреляет потоком частиц, движущихся почти со скоростью света. Это означает, что наша самая быстрая ракета пройдет не больше пары футов за то время, что потребуется лучу, чтобы покрыть пятьдесят миль.

Перед мысленным взором Гаме промелькнула картинка. Она представила солдат Первой мировой войны, бросающихся в отчаянную атаку на врага, вооруженного пулеметами. Не будучи знатоком военной истории, она понимала, почему при столь высоких потерях линия фронта оставалась неизменной. Большинство солдат падали замертво, не успев сделать и десяти шагов. Судя по всему, теперь у них складывалась похожая ситуация.

— Если сверхзвуковые самолеты и ракеты неспособны поразить цель, то как же вы предполагаете это сделать? — спросила она.

Лоуден указал на окружность.

— Система построена под водой, чтобы ее не обнаружили, и это их уязвимое место: мы планируем атаковать их именно там, где плотность среды существенно снижает скорость потока частиц.

— А у вас есть субмарины, готовые к боевым действиям? — спросил Пол.

Капитан кивнул.

— Каждая оперативная группа берет с собой парочку невидимых друзей. У нас две атакующие субмарины класса «Лос-Анджелес». «Мемфис» и «Провиденс». Мы намерены использовать их. «Мемфис» занял позицию в пятнадцати милях от зоны поражения. Их сонар улавливает весь спектр сигналов, соответствующих тем, что записала ваша команда.

— Весь спектр? — переспросила Гаме.

Лоуден кивнул.

— У них по меньшей мере дюжина маленьких подлодок, которые патрулируют вход в зону. Если они все вооружены, пусть даже парой торпед каждая, дело серьезное.

— Но наверняка две субмарины класса «Лос-Анджелес» смогут с ними справиться, — высказал предположение Пол.

— Мы, конечно, можем отправить их туда, но наши подлодки предназначены для охоты за большими русскими и китайскими субмаринами на больших глубинах. Это оружие расположено на мелком участке континентального шельфа. Квадрангл находится на глубине, в среднем не превышающей шестьдесят футов. На расстоянии двух миль есть небольшая впадина, а вот здесь даже имеется крошечный каньон…

Капитан указал на тонкую линию, которая расширялась и углублялась в расщелину в океанском дне, идущую в сторону от поражаемой зоны.

— …Но, не считая этого провала, глубина на протяжении более десяти миль не превышает двухсот футов. Это ограничивает маневренность наших лодок, а противнику дает преимущество.

Кейт Лоуден отступил в сторону и перевел дух, снял фуражку, пригладил волосы и снова плотно надвинул фуражку на голову.

— Одна из задач командира — не располагать свои боевые единицы в местах, которые невозможно защитить, и не отправлять их на боевые задания, для которых они не приспособлены. Еще одна задача — знать, когда он может нарушить этот принцип. Если у этих парней есть нечто, что может угрожать Соединенным Штатам, то нам ничего не остается, кроме как пойти на риск.

— У меня такое чувство, что вы рассказываете нам все это не просто так, — предположила Гаме.

Капитан кивнул.

— Нам может понадобиться ваша помощь.

Глаза женщины расширились.

— Наша помощь?

Пол, похоже, удивился не меньше.

— Что же мы можем сделать такого, чего не может ВМФ США? — спросил он.

— Вы можете опуститься в этот каньон — он тянется на четыре тысячи футов — и подкрасться к ним со слепой стороны.

Гаме отвернулась, силясь побороть внезапный приступ головокружения и тошноты. Пол заговорил вместо жены.

— А почему вы не можете отправить в каньон одну из торпедных подлодок?

— Он слишком узкий, — ответил Лоуден. — Ближе к поверхности это всего лишь трещина, не шире двадцати футов. Да и глубже есть участки, через которые субмарина не пройдет.

Пол взглянул на Гаме. Ее била дрожь, и она отрицательно качала головой. Они здесь только чтобы послушать пленки; они гражданские.

— Я не могу вам приказать, — продолжал Лоуден, — но я прошу. Никто из моих людей не обучен управлять этим аппаратом, но даже если бы их можно было быстро научить, настоящий ключ — ваша Рапунцель.

Траут покачал головой. Гаме любит его, он ее защитник.

— Сожалею, капитан. Уверен, вы знаете, через что нам пришлось пройти. Я обещал жене, когда мы соглашались отправиться сюда, что никакого риска больше не будет. Честно говоря, я не предвидел подобных обстоятельств, но, как говаривал мой старик, «не давай слова, если не собираешься его сдержать».

Капитан был явно разочарован.

— Понимаю, почему вы просите нас, — продолжил Пол, — но, извините, я не нарушу своей клятвы жене.

Лоуден тяжело вздохнул, но, кажется, понял.

— Тогда я сообщу…

— Постойте, — прервала его Гаме.

Капитан взглянул на сотрудницу НУПИ.

— Сколько человек на этих субмаринах? — спросила она.

— Двести шестьдесят один.

Двести шестьдесят один человек. Интересно, у скольких из них есть семьи — жены, мужья, дети. Если они рискуют всем, то как же она может оставаться в стороне? Это ведь и ее страна.

Она посмотрела на мужа. Он понял, о чем она думает, и кивнул.

— Что мы должны будем сделать?

— Пока мы будем стараться отвлечь огонь на себя, — начал капитан, — вы незаметно пройдете через расщелину и выпустите своего робота. Мы прикрепим к ней двести пятьдесят фунтов мощной взрывчатки. Вы направите Рапунцель вдоль круга ускорителя и отыщете слабое место, где-нибудь, где может подаваться энергия или где туннель поднимается к поверхности, что необходимо для ведения огня. Вы пристроите ее к нему и нажмете кнопку.

— А дальше? — спросила Гаме.

— А дальше уже действуем мы, — ответил капитан.

Гаме сделала глубокий вдох. Она не могла представить, как сможет снова сесть в батискаф. От одной мысли об этом подкашивались ноги. Но она сделает это, потому что это необходимо.

Глава 54

Держа перед собой «беретту», Курт Остин крался по узкому коридору, который тянулся на сорок футов и закончился трапом.

Один пролет вел вверх, другой вниз.

Заглянув через перила, он не смог определить, далеко ли уходит каждый, но оба явно были длиннющими. Вероятно, на самый верх, к каютам, а может, даже на крышу, где установлены антенны и радиолокаторы. Десять этажей вверх.

И вниз…

Возможно, до самого днища. Он предполагал, что Катерина и Андраш пошли наверх, но, вопреки неотступному желанию найти врага и разобраться с ним, посмотрел вниз.

Чем бы на самом деле ни был «Оникс», правду не найдешь ни в служебных помещениях корабля, ни в кубрике, ни даже на мостике. Она внизу, там, где должны находиться резервуары с нефтью, насосы и внутренности танкера.

Двумя уровнями ниже он обнаружил насосное отделение и тихонько проскользнул внутрь.

У танкеров размеров «Оникса» насосное отделение большое: судно, которое вмещает миллионы баррелей нефти, должно иметь возможность быстро ее загружать, разгружать и даже перемещать. Курту доводилось бывать на танкерах, где насосные отделения не уступали машинным. И этот не отличался ничем, не считая…

Курт подошел поближе к главным трубам. Слой измороси покрывал их и распространялся на стену переборки. Остин постучал по трубе пальцами. Она была невероятно холодной.

Здесь явно качали не нефть.

Он нашел блок управления и компьютерный экран с выведенными на него данными:

Система управляется с мостика

Остановить: да/нет

Пароль

Что бы здесь ни происходило, процесс контролировался сверху. Рисковать Курт не стал. Попасть в систему, скорее всего, не получится, а вот свое присутствие он выдаст.

Он вернулся к двери, приложил к ней ухо и, не услышав ничего, кроме шума двигателей и всевозможных генераторов, открыл ее.

Остин прошел назад к лестнице и направился вглубь, решив пропустить несколько уровней и добраться, так сказать, до сути.

Он спустился на два пролета, когда какое-то позвякивание заставило его резко остановиться.

Быстро заглянув через перила, Курт увидел руку, скользящую по поручню и поднимающуюся вверх. Послышались голоса и стук неторопливо топающих по ступенькам ботинок.

— …Я знаю только, что он приказал дать полную мощность.

— Но поблизости нет никакого корабля, — возразил второй голос.

— Меня не спрашивай, — сказал первый, — но что-то готовится. Мы никогда раньше не выдавали все сто процентов.

Курт хотел бы еще послушать, но не мог ждать. Он метнулся к ближайшей лестничной площадке, проскочил в дверь и прикрыл ее за собой как можно быстрее и тише.

Судя по грохоту, Остин находился прямо над машинным отделением. Он вжался в стену, одним глазом следя за дверью, а другим за коридором слева.

Шаги приближались. Мужчины разговаривали, но слов было не разобрать. Он с облегчением выдохнул, когда они завернули за угол и стали удаляться.

Внезапно дверь распахнулась.

— Эй, не говори ничего, — прокричал мужчина, державший дверь, своему приятелю, который поднимался по лестнице, — но я готов сделать ноги с этой посудины в ближайшем порту.

Тот, кто поднимался, засмеялся.

— По крайней мере, до тех пор, пока не спустишь все денежки, верно?

Курт не сводил глаз с двери.

Мужчина стоял в проеме, спиной к Курту, держа руку на дверной ручке, и продолжал разговор с парнем на лестнице. Такое положение дел Остина совсем не устраивало, ему надо было, чтобы он либо вышел, либо вошел.

Посмеиваясь над шуткой приятеля, мужчина повернулся, сделал шаг и уткнулся в дуло «беретты».

— Ни звука, — прошептал Курт, делая приглашающий жест.

Сухощавый европеец, со средиземноморскими чертами.

Короткие вьющиеся волосы, лицо от долгого пребывания на солнце смуглое и морщинистое, хотя ему вряд ли было больше тридцати пяти.

Мужчина покорно вошел и закрыл за собой дверь.

— Ты кто? — спросил он.

— Гремлин, — ответил Курт. — Никогда их не встречал?

— Гремлин?

— Ага, мы всюду шныряем и делаем разные пакости. Словом, досаждаем добрым людям.

Мужчина нервно сглотнул.

— Ты меня убьешь?

— Нет, если ты меня не вынудишь, — сказал Курт и мотнул головой в сторону коридора. — Пошли, найдем приятное местечко, где ты отдохнешь.

Мужчина медленно пошел впереди Остина. Никаких лишних движений он не делал, но Курт понимал, что все может измениться в любую секунду. В конце коридора обнаружилась еще одна дверь.

— Открывай, — приказал Курт.

Мужчина подчинился и шагнул внутрь. Остин вошел следом и остановился. Он стоял в огромном помещении с потолком высотой по меньшей мере футов сорок.

Исходящий от паропроводов жар пропитывал воздух, и Курт почти мгновенно почувствовал, что взмок. Вибрирующие на низкой октаве генераторы издавали странный, гармоничный гул. Большие белые трубы бежали в одном направлении, а выкрашенные в голубой пересекали их, прикрывая электропроводку. Голубые трубы тянулись дальше вдоль узкого мостика, поворачивали вверх и огибали какое-то светло-зеленое цилиндрическое сооружение высотой в три этажа, занимавшее всю центральную часть зала.

Курт прошел вперед, подталкивая пленника перед собой. С одной стороны зеленого цилиндра он увидел напечатанную под трафарет надпись. Цифры и русское слово «Акула» подтвердили его подозрения.

— Это реактор? — спросил Курт.

Мужчина кивнул.

Словно в подтверждение, рядом с надписью на английском, французском и испанском желтел кружок с тремя треугольными лепестками — международный символ радиоактивности.

Заглянув за огромное сооружение, футах в двухстах Остин увидел еще одно похожее.

— Пропавший «Тайфун».

Все свидетельства указывали на то, что кто-то купил подлодку и сделал так, чтобы она исчезла. Оказывается, Курт был прав насчет того, что произошло, даже если ошибался в отношении целей. Подлодка действительно исчезла, а Андраш и тот, с кем он сговорился, — ее новые владельцы. Очевидно, их больше интересовали реакторы, чем сама субмарина.

Зачем? — недоумевал Остин. Для чего, скажите на милость, нефтяному танкеру, делающему семь узлов, нужны ядерные реакторы? Работал танкер на дизельном топливе, Курт чувствовал его запах на подлете, а если они не используют реакторы для работы двигателей, то для чего тогда?

— Для чего это? — спросил он.

— Я не знаю.

Курт ударил пленника по лицу стволом пистолета и прицелился ему в глаз.

— Врешь.

— Для ускорителя, — выпалил тот.

— Ускоритель частиц? Здесь, на судне?

Мужчина промолчал.

— Ну… — Курт взвел курок «беретты». — Я слышал, как ты говорил своему приятелю, что кто-то требует больше мощности. Поэтому ты и пришел на этот уровень. Судя по твоей одежде, ты инженер, а не палубный матрос. Ты знаешь, что здесь делается. А теперь, либо ты сейчас же ответишь на мой вопрос, либо унесешь свои тайны с собой в могилу.

Не отрывая взгляда от пистолета в руке американца, пленник облизал пересохшие губы.

— Реакторы нужны для подачи энергии на ускоритель. Энергия выводится через носовую часть корабля. Она может вывести из строя любое судно.

— Она может гораздо больше, — сказал Курт. — Я видел тела людей, сгоревших заживо, с изжарившимися мозгами от вашей маленькой игрушки.

— Я всего лишь управляю реакторами.

— Отличное оправдание. Куда ты направлялся?

— В аппаратную.

— Отведи меня туда.

Пленник еще раз взглянул на пистолет и кивнул. Потом двинулся к мостику и начал подниматься. Курт последовал за ним по металлической лестнице, огибавшей стенку реактора.

Глава 55

Наверху мостик уходил в сторону от реактора, к ограниченной стальными стенами зоне с окнами из толстого листового стекла, из которых открывался вид на всю установку.

Проводник взялся за ручку и открыл дверь. Курт втолкнул его внутрь и вбежал следом.

Двое мужчин, одетых в белое, стояли перед монитором. Один был в рабочем комбинезоне и мог быть инженером. Другой, судя по спецовке, был техником.

Через несколько секунд все трое стояли спиной к стене под дулом пистолета. Но что делать дальше?

Остин придвинулся к монитору. Экран показывал вид корабля сбоку.

— Схема?

Один из техников кивнул.

— Электропроводка.

Курт присмотрелся повнимательнее. Цветные значки сопровождались надписями. Рядом с желтым блоком было написано «главная электрика». Стандартная система электроснабжения корабля? Голубой значок гласил «высокое напряжение». На схеме голубые линии шли к днищу корабля, затем делали петлю, поднимались рядом с носом и возвращались к секции в центральной части судна. Основываясь на снимках, которые видели они с Джо, Остин предположил, что приподнятые секции совпадают со странными выступами, замеченными его другом возле якорных линий и выпирающей секции посредине корабля.

— Трасса ускорителя? — спросил Курт.

Мужчины дружно кивнули.

— Она идет вокруг корабля и выходит рядом с носом, — уточнил инженер.

— Ну, конечно, — пробормотал Остин, досадуя, что как это он не увидел связь раньше.

«Оникс» был в Сьерра-Леоне, когда там видели Андраша. И этот его визит совпадал по времени с погрузкой ИБМО на «Киндзара-мару», Курт знал это, но не сообразил, что именно на «Ониксе» находится оружие, которое сожгло сухогруз.

Теперь все было ясно как божий день, но одно его смущало. Где был «Оникс» в то утро, когда он и «Арго» оказались рядом с потопленным сухогрузом? После того как Андраш сбежал и имитировал собственную смерть, взорвав катер, его тщательно искали. И ничего не нашли, ни визуально, ни даже на радаре.

Значит, подлодка все-таки должна быть.

Остин полагал, что Андраш и его люди спрыгнули с катера непосредственно перед взрывом, доплыли до маленькой субмарины, находившейся, возможно, на глубине двадцати-тридцати футов, и вошли через воздушный шлюз. И все это, пока Курт и команда «Арго» оставались под впечатлением взрыва.

Но если «Тайфун» сдан на металлолом, то что же использовали бандиты?

— У вас есть подводная лодка?

Техник кивнул.

— Три.

— А среди них есть такая, которая может перевозить груз?

— «Бус», — ответил инженер. — Сто десять футов длиной. Много свободного места.

Если только это место не заполнено тоннами ИБМО, подумал Курт.

Получалось, что «Оникс» поджарил «Киндзара-мару» и уплыл дальше. Андраш забрал ИБМО с судна ночью, перегрузил на «Бус» и отправил субмарину туда, где находился «Оникс», где-нибудь за линией горизонта. Но он никак не мог ускорить затопление корабля, и это привело к тому, что утром Курт заметил след дыма.

Оставался, однако, еще один, более насущный вопрос. Если «Оникс» — корабль-убийца, зачем Андраш требует полной мощности от реакторов? Ведь поблизости нет ни одного судна.

Остин постучал по экрану, увеличивая изображение. Взгляд упал на огромный клубок высоковольтных проводок в центре корабля, где, если бы «Оникс» на самом деле перевозил нефть, находились бы цистерны.

— Что это? — спросил он, указывая на центральную секцию корабля. — Вся эта путаница, что это такое?

«Инженер» заколебался.

— Ну же, — прикрикнул Курт, крепче сжав пистолет. — У меня мало времени.

— Это Фалкрум[249], — наконец, сказал инженер.

— Фалкрум? Что он делает?

Инженер протянул руку и постучал по экрану, меняя изображение. Внимание Остина переключилось, и он на мгновение утратил бдительность. И осознал это слишком поздно.

Инженер кинулся на него и схватил за руку с пистолетом. Курт вырвал руку, заехал противнику локтем в живот, а потом отбросил в сторону, ткнув предплечьем в лицо. Противник, однако, успел схватить с пола какую-то железку, похожую на гаечный ключ, и швырнул ее в Остина, но немного промахнулся.

Уклонившись, Курт два раза подряд нажал на спусковой крючок «беретты», и та беззвучно, благодаря глушителю, выплюнула две пули в грудь инженеру. Тот споткнулся, выронил гаечный ключ и свалился на пол.

Остин резко перевел пистолетом вправо, но было уже поздно. Техник нажал тревожную кнопку. Завыли клаксоны, замигал свет.

Курт ударил техника по лицу пистолетом, но убивать не стал. Может быть, этот парень единственный, кто знает, как отключать реактор.

Понимая, что времени в обрез, Остин двинул его коленом в солнечное сплетение, отправив отдыхать. Потом развернулся, выскочил в дверь и помчался по мостику. Грохот ног по железу перекрывал даже шум генераторов, но осторожничать не позволяла ситуация.

Выстрелы прогремели, когда он был на середине лестницы.

Сначала Курт увидел рикошет, а потом группу мужчин возле двери, через которую вошел. Он тоже выстрелил, заставив их метнуться в укрытие, и перемахнул через перила. Приземлившись на ноги, побежал. Пронесся мимо реакторов и помчался дальше, в глубь корабля.

Добежав до какой-то двери, он схватился за ручку и рывком распахнул люк. К его удивлению, в лицо пахнуло холодным воздухом.

Курт влетел внутрь и обнаружил, что находится под гигантской решеткой огромных соединяющихся перекладин, расположенных так, что они напоминали ему составленные пляжные лежаки или разобранный гимнастический снаряд «джунгли».

Вдоль каждой перекладины тянулись сотни серых блоков. Высоковольтные провода и сеть труб и шлангов, покрытых изморосью, бежали между блоками.

Весь этот отсек был размером с небольшой стадион, десять ярусов высотой, четыреста футов в длину, и тянулся по всей ширине «Оникса». Несясь по металлическому полу, он заметил гигантские гидравлические поршни, соединенные со сложенными друг на друга откидными кронштейнами.

Наверно, это и был тот самый загадочный Фалкрум.

Судя по виду конструкции, она могла открываться, раздвигаясь в стороны, как огромный веер. Диаграмма на стене, предупреждающая команду не приближаться к кронштейнам, указывала на то же. Вероятно, ускоритель частиц, тянувшийся вдоль корпуса и выходивший наружу на носу корабля, и был оружием. Но что же тогда, черт побери, делает эта штука?

В любом случае инженеры, похоже, ценили эту штуку выше ускорителя частиц, и это вызывало беспокойство.

Но прежде чем Остин узнал что-то еще, он услышал шаги, и в дальнем конце помещения открылась еще одна дверь. Он сообразил, что окружен, и кинул взгляд вверх. Там, на тридцатифутовой высоте, был еще один мостик.

Курт осторожно забрался на гидравлический пускатель и подтянулся на штабель. Это было все равно что взбираться на самую большую в мире перекладину. Уже почти добравшись до верха, он случайно дотронулся до одной из труб охлаждения.

И молниеносно отдернул руку, едва сумев не потерять равновесия и не чертыхнуться от боли. Стиснул зубы, посмотрел на ладонь. Кожа слезала, как будто он только что опустил руку в кипяток, но он-то знал, что случилось противоположное: она обморозилась.

Остин взглянул на трубу и разобрал едва различимые под изморосью буквы LN2 — формула жидкого азота. Насколько он знал, сверхпроводящие магниты должны охлаждаться до невероятно низких температур, чтобы активировать свои сверхпроводящие свойства. Температура изолированной поверхности трубы приближалась, вероятно, к семидесяти градусам ниже нуля, а сжатой жидкости внутри — к 321 градусу ниже нуля.

Курт полез выше.

Только не дотрагивайся до трубы, мысленно твердил себе он, как будто обожженно-обмороженная кожа была недостаточным напоминанием.

Подбираясь к мостику, он уже видел преследователей. Трое из них приближались с одной стороны, пятеро — с другой, рассредоточившись по уровню.

Остин как можно тише влез на мостик. Посидел пару секунд и осторожно двинулся по нему.

Он не производил ни малейшего шума, но из-за вибрации, вызванной движением, кусок инея оторвался от дна и, как сосулька, свалился с силового провода и ударился о пол со звоном разбитого стекла.

— Наверху! — прокричал кто-то.

Курт припустил бегом и услышал одиночный выстрел. Потом все затихло.

Если бы он оглянулся, то увидел, как старший группы преследователей схватил стрелявшего и чуть не придушил за то, что тот посмел стрелять в этом помещении. Но Курт не оглядывался. Он добежал до двери в дальнем конце отсека Фалкрума, влетел в нее и закрыл за собой.

Остин несся вперед, отчаянно ища место, где можно спрятаться и как-то послать сообщение.

Что-то вот-вот произойдет, корабль готовится предпринять некие действия, он был уверен в этом. И каковы бы ни были эти действия, он также был уверен, что миру не понравится то, что грядет.

Глава 56

Москва, Россия

Председателем небольшого собрания, проходившего в комнате без окон на Лубянке, в огромном монолитном здании, где располагалась штаб-квартира Федеральной службы безопасности России, был высокий чин из ФСБ.

Присутствовали несколько членов правительства, адмирал военно-морского флота и армейский генерал.

Фээсбэшник только что прослушал радиозвонок от Катерины Луцкой, утверждавшей, что она находится на борту судна с человеком по имени Андраш. Тот хочет продать им некое супероружие, благодаря которому они на много лет опередят американцев и китайцев.

Выслушав объяснения, один из политиков презрительно фыркнул.

— Странно, что мы ничего не слышали об этом оружии, а теперь должны поверить, что вашему самому младшему оперативнику удалось его обнаружить.

— Андраш захватил ее в плен, — пояснил председатель, проводя ладонью по гладкой как шар голове. — Нам повезло, что он держит ее при себе. И это он делает нам предложение. Мы уже имели дело с ним раньше.

— И не слишком успешно, — отметил генерал.

— Да, не слишком, — признался Лысый.

— И он требует немыслимую сумму, — вставил член правительства.

Лысый отмахнулся.

— Разумеется, мы не дадим ему столько, сколько он просит. Малую часть, возможно, процентов десять. Да и то, если решим, что оно того стоит.

— Судя по всему, ваш агент действует под принуждением, — сказал генерал.

— Да, — ответил Лысый. Катерина произнесла кодовое слово, и ей удалось предупредить нас, что ее удерживают против воли. Но, к ее чести, из двух кодов она выбрала тот, который означал, что, по ее мнению, ситуация остается управляемой. Какая все-таки она молодчина, эта бывшая олимпийская чемпионка.

Заговорил единственный представитель флота.

— Неплохо было бы взглянуть на это судно. Если выяснится, что оно представляет интерес, мы можем начать переговоры. Если же нет, то просто сбросим госпожу Луцкую со счетов.

Лысый скосил глаза на флотского. Молодое поколение так недальновидно.

— Вы все упускаете один важный момент. По словам Андраша, они продемонстрируют оружие, применив его против американского Капитолия меньше чем через тридцать минут, таким образом, вопрос о судне отпадает. Теперь, получив информацию, мы должны решить, предупреждать ли американцев.

Все в комнате затихли. Никто не желал говорить.

— Ситуация весьма деликатная, — заметил Лысый. — Если угроза окажется реальной и выяснится, что мы знали о ней заранее…

Развивать мысль дальше не было нужды.

Заговорил член правительства.

— Ваши рекомендации?

Лысый нервно стиснул руки. Его так и подмывало сказать, что это проблема американцев. В некотором смысле он был бы совсем не прочь увидеть, как грянет гром над головой их старого противника. Но последствия будут слишком серьезны. Это всколыхнет весь мир.

— Предупредите американцев об угрозе, — в конце концов, проговорил он. — Не сообщайте о судне, и будем считать, что этого разговора не было.

Он оглядел собравшихся. Все это были люди, облеченные властью, но все боялись его и правильно делали.

— А что будет дальше, это уже зависит от них, — добавил он.

— А судно?

— Если появится возможность, — ответил Лысый, — мы рассмотрим это предложение. Может, купим, может, обменяем. Детали рассмотрим позже.

В пяти тысячах миль, посреди Атлантического океана, Андраш стоял над Катериной, остававшейся у радиоконсоли. Звонок поступил после затянувшегося ожидания. Звонил Лысый.

— Передайте Андрашу, что в этот раз нас не интересует подпорченный товар.

Катерина вскинула глаза. Что бы это ни означало, Андраш понял. И кивнул.

— Он понимает, — ответила она в микрофон.

— Да, — сказал Лысый. — Хорошая работа, госпожа Луцкая. Ждем вашего возвращения.

Катерина не считала, что хорошо поработала. Она так глупо попалась в лапы бандиту, который похитил ее, угрожал, а других и вовсе убил, в том числе майора Комарова и Курта, пытавшегося спасти ее от этой незавидной участи. И вот теперь она замешана в инциденте, который унесет бесчисленные жизни.

Катерина не представляла, как этому помешать.

Внезапно загудела сирена. Наемник бросился к двери, но та сама распахнулась ему навстречу.

— Что, черт побери, происходит? — рявкнул Андраш.

— Проблемы в реакторном отсеке, — выпалил запыхавшийся матрос.

— Утечка?

— Нет. У нас незваный гость.

Андраш рассмеялся:

— Незваный гость? Ты уверен? Мы же за тысячу двести миль от ближайшей земли.

— Знаю. Не представляю, как это могло случиться. Никакие корабли или лодки к нам не приближались. И сонар не обнаружил никакого подводного судна. Возможно, кто-то прокрался на борт во время последней остановки.

— Тоже маловероятно, — с полнейшей уверенностью отмел предположение Андраш. — Скорее, кто-то напился и валяет дурака.

Катерина расслышала в его голосе гнев. Не хотела бы она оказаться на месте этого бедняги.

— Проведена поверка всей команды. Один из инженеров мертв, еще один избит каким-то американским коммандос с серебристыми волосами.

Лицо Катерины осветилось.

— С серебристыми волосами? — переспросил Андраш, внезапно напрягшись.

Матрос кивнул.

— Остин, — пробормотал Андраш.

Катерина очень на это надеялась. Она не представляла, как такое возможно, но надеялась, что это правда.

Андраш заметил.

— Вы только посмотрите на нее, — зло сощурился он. — Прямо засветилась вся. Хороший же ты агент, если не умеешь скрывать свои чувства.

— Я не агент, — возразила Катерина.

— Ну да, — презрительно бросил он.

— Мы ищем его, — вмешался матрос. — Но он пробежал через отсек Фалкрум и исчез.

— Это же корабль, — сказал Андраш. — Ему некуда деться. Продолжайте поиски. Я буду на мостике. Расставьте часовых у всех входов в Фалкрум и возле реакторов. И стреляйте во все, что к ним приблизится.

Матрос кивнул, и Андраш взглянул на свои часы.

— У нас девятнадцать минут. Не подпускайте его в течение этого времени, а потом я займусь им сам.

Едва они остались вдвоем, как Андраш схватил Катерину за руку и вытащил в коридор. Через две двери он открыл ее каюту, швырнул женщину на стул и снова связал. Вначале руки за спинкой стула, потом ноги.

— Я надеялся поразвлечься с тобой, но с этим придется подождать. И не трудись изображать интерес. Мне плевать.

После чего он выскочил, захлопнул за собой дверь и запер ее.

Если бежать, то сейчас самое время.

С минуту Катерина тянула, дергала, извивалась, отчаянно пытаясь освободиться от пут, но они делались только крепче. Она оглядела комнату. В поле зрения не обнаружилось ничего острого: ни ножей, ни ножниц. Но это не означало, что надо сдаваться.

Катерина принялась раскачиваться на стуле, пока тот не упал. Оказавшись на полу, она поползла вместе со стулом, продвигаясь со скоростью улитки, на спину которой положили камешек. Наконец, ей удалось доползти до маленького столика.

На нем стояли два винных бокала и бутылка: совсем недавно они распивали тут вино, причем каждый намеревался подпоить и разговорить другого.

Привалившись к основанию стола, она начала ударять по нему плечом. Стол медленно раскачивался туда-сюда и, наконец, один бокал свалился и разбился.

Извиваясь, Катерина попыталась дотянуться до одного из осколков. Острые края больно вонзились в руку, но она не обращала внимания на боль. Главное — добраться до самого крупного осколка, чтобы разрезать веревку.

Наконец, она нащупала его и, неуклюже схватив, почувствовала, как стекло врезалось в ладонь. Тем не менее ей удалось взять его так, чтобы можно было резать путы.

Она скребла осколком, надеясь, что стекло режет веревку, потому что чувствовала только, как оно врезается в руку — и ладонь и пальцы уже стали липкими от крови.

Было адски больно, но женщина не собиралась сдаваться. Она будет бороться до последней капли крови.

В какой-то момент Катерина услышала тихое «бум», словно что-то глухо стукнулось о перегородку. Потом послышался звук открываемой двери. Она не видела, что происходит, потому что лежала спиной к двери. Что сделает Андраш? Ей стало страшно. Может, просто оставит умирать, истекая кровью.

Дверь закрылась, и что-то тяжелое шлепнулось на пол возле нее. Она почувствовала на себе чьи-то руки, но не холодные и грубые, а заботливые.

Катерина обернулась.

И вместо физиономии Андраша увидела добрые голубые глаза и серебристые волосы.

— Курт, — выдохнула она.

Он приложил палец к губам.

— Не двигайся. У тебя сильно течет кровь.

Он развязал ее, схватил тряпку и туго обмотал ладонь.

Позади Остина на полу лежал мертвый член команды, кровь струйкой вытекала из дырки от пули у него в груди. Катерина догадалась, что он охранял дверь в ее каюту.

— Я думала, что ты умер, — прошептала она.

— Увидев тебя на полу с окровавленными руками, я подумал то же самое о тебе, — отозвался Курт.

Он помог ей сесть.

— Они собираются использовать это судно, чтобы нанести удар по твоей стране. По Вашингтону. Осталось меньше пятнадцати минут.

— Что за удар?

— Они построили громадный ускоритель частиц возле побережья Сьерра-Леоне и намерены послать мощный поток заряженных частиц на Вашингтон. Он будет бегать туда-сюда, как сканирующий луч на экране компьютера, выведет из строя все электроприборы и сожжет все, что горит. Взорвутся газопроводы, наземный и воздушный транспорт. Люди будут вспыхивать, просто идя по улице. Пострадают сотни тысяч.

— Кое-что из этого я уже видел, — заметил Курт. — Но как они сделают это с такого расстояния?

— Судно оснащено мощными электромагнитами, — пояснила Катерина.

— Фалкрум, — догадался Курт. — Я его видел. Как он действует? Луч идет оттуда?

— Нет. Луч идет из Сьерра-Леоне. Но он будет проходить над нами, и с помощью той энергии, которую они генерируют и пропускают через Фалкрум, они смогут изменить курс потока частиц. Вместо того чтобы уйти в космос по прямой линии, он достигнет своего рода апогея в десятках миль над кораблем, после чего будет изогнут магнитными силами и направлен на вашу столицу.

— Как дуплет в бильярде. Вот почему они называют его Фалкрум. Точка опоры.

Катерина кивнула.

— У них,наверное, совсем крышу снесло, — покачал головой Курт. — Они же пытаются развязать самую настоящую войну.

Само собой разумеется, их надо остановить. Остин встал, выбросил пустую обойму и вставил новую.

Катерина поднялась.

— Тебя там ждут. Они знают, что ты пойдешь туда. И реакторы тоже охраняются.

Он нахмурился.

— Есть предложение?

Катерина задумалась. Она плохо соображала из-за недосыпания и выпитого вина, но кое-что все же пришло на ум.

— Охладитель.

— Жидкий азот.

Она кивнула.

— Если мы перекроем поступление азота, температура магнитов быстро превысит рабочую. Их сверхпроводниковые свойства уменьшатся, и все устройство потеряет силу. Будем надеяться, этого окажется достаточно, чтобы не дать им сделать свое черное дело.

Курт напрягся и тут же слегка повернулся на звук. Катерина тоже что-то услышала.

Дверь в каюту резко распахнулась. На пороге стоял человек в форме.

— Я же сказал тебе охранять…

Больше он ничего не успел сказать — Курт выпустил в него две пули из «беретты» и кинулся к двери, но было уже поздно: мужчина вывалился из дверей и упал в коридоре. К тому времени, когда Остин добежал до него, крики разносились уже по всему коридору.

Он выстрелил вначале в одну сторону, потом в другую.

— Бежим! — прокричал Курт девушке.

Она выскочила и метнулась вправо, пока он стрелял влево.

Остин помчался за ней, и через секунду они уже бежали вниз по трапу.

— Я знаю, куда идти. — Курт схватил ее за руку и потащил за собой. — Будем надеяться, что мы успеем туда вовремя.

Глава 57

Пол Траут сидел на командирском сиденье нового подводного аппарата, согнувшись в три погибели, как баскетболист в малолитражке. Хотя эта подлодка была меньше «Групера», корпус у нее был повыше, что позволяло ему, по крайней мере, сидеть. Да и Гаме могла проделывать свои виртуальные штучки не лежа, а сидя.

В настоящий момент она сидела в полном снаряжении, не шевелясь и глядя в маленькие передние иллюминаторы. Они неслись со скоростью 140 узлов в каких-то десяти футах над водой, подвешенные под брюхом «Си Хок SH-60» на раскачивающихся тросах.

Была ночь, но Гаме видела проносящиеся внизу белые «барашки» волн.

План был такой: транспортировать их по воздуху на юг, как можно ближе к линии «горизонта событий». Оттуда они доплывут до каньона, нырнут в него, а затем осторожно поднимутся наверх, неся с собой свою маленькую робо-бомбу.

Через двадцать минут — первая волна воздушной атаки. И хотя никто не ожидал, что она пройдет хорошо, все надеялись, что град ракет и снарядов воздушной эскадрильи с «Линкольна» отвлечет внимание Джеммы Гарана, и появление субмарины останется незамеченным.

— Одна минута до спуска, — сообщил пилот вертолета.

— Понял, — отозвался Пол. Делать ему было нечего. Аппарат был плотно задраен и готов к спуску. Когда пилот решит сбросить их, они упадут. Оставалось только надеяться, что это произойдет не на скорости сто миль в час.

— Я прихватил кое-какие запасы.

— Какие такие запасы? — спросила Гаме. — Это тебе не пикник.

Пол ткнул пальцем за спину, указав на снаряжение ныряльщиков.

— На случай, если нам придется повторить наше чудесное спасение. В этот раз мы сделаем это с большим комфортом.

Гаме улыбнулась, только чтобы дать ему знать, что понимает. И тут же прищурилась.

— Так ты помнишь?

— Вспомнил, когда забирался в эту штуку, — ответил Пол.

Она погрустнела.

— Очень жаль.

— Почему?

— Это было ужасно.

— Было страшно, но мы выжили. Мне нравится думать, что это погружение — было одним из наших самых блистательных моментов.

Пол Траут надеялся, что судьба больше не предоставит им шанса проявить чудеса выносливости и героизма, но, если придется, кислородные баллоны, маски и ласты не помешают.

— Тридцать секунд до спуска, — произнес голос пилота.

— Давай сделаем это, — храбро сказала Гаме. — Много людей погибнет, если у нас не получится.

— Десять секунд…

Гаме глубоко вдохнула.

Субмарина закачалась из стороны в сторону — вертолет замедлил ход почти до полной остановки. Потом внезапное ощущение невесомости, а мгновение спустя резкий удар о воду и торможение. Аппарат был уже полностью готов к погружению, и через несколько секунд волны сомкнулись над ними.

Пол дал газ, повернул вправо и положил субмарину на курс.

— Через пять минут будем в каньоне, а оттуда уже рукой подать. Пятнадцать минут наверх, а дальше дело за Рапунцель.

Двадцать минут на все про все. Казалось, совсем немного, но Пол понимал, что это будут самые долгие двадцать минут в его жизни.

Глава 58

Джемма Гаран стоял в центре управления своим грандиозным проектом на высоте пятнадцати этажей над уровнем моря. Он прекрасно понимал, что игра с балансированием на грани войны с американцами достигла критической точки. Он уже уничтожил два их спутника и объявил пространство над Африкой закрытым для шпионских аппаратов любой страны, но последние новости от его военачальников указывали на то, что игра пойдет до конца, без ограничения ставок.

— В двухстах милях от берега американский авианосец, — доложил один из них. — Наш главный радиолокатор обнаружил, по крайней мере, двадцать четыре летательных аппарата на борту.

— Что насчет подводных лодок?

— Пока ничего, — ответил командующий военно-морскими силами. — Американские субмарины славятся своим умением передвигаться тихо, но как только они войдут в мелководье, мы их услышим и атакуем.

Все шло так, как и ожидал президент Сьерра-Леоне.

— Поднимите противоторпедную сеть и выведите на поверхность излучатель, — приказал Джемма.

Патрульные лодки под платформой включили двигатели и помчались к устью залива. Вертолеты с противолодочными ракетами поднялись с платформ Квадрангла.

Наблюдать за этим было приятно, но, если не сработает энергетическое оружие, они превратятся в учебные цели для американцев.

В миле от нефтяной установки номер четыре из воды, словно оживающий огромный змей, начала подниматься длинная платформа. Она поднялась на триста футов над поверхностью, и телескопические вышки встали на место как опоры моста.

В центре платформы покоилась длинная труба, оканчивающаяся полукругом, наполненным сверхпроводниками, способными направлять поток частиц в любую сторону.

— Излучатель подключен, уровень мощностей девяносто четыре процента, — прокричал один из техников.

Поблизости Кокрейн изучал показания приборов. Он согласно кивнул.

— Все индикаторы работают нормально.

— Приближаются ракеты, — доложил оператор радара. — Шесть с юга, десять с запада и восемь с северо-запада.

— Задействуйте поток частиц, — приказал Джемма Гаран. — Уничтожьте их.

Щелкнули переключатели, запуская кодирующую компьютерную программу. Купленная президентом мощная система радаров пришла в действие, обнаруживая и отслеживая американские ракеты. Система управления огнем сработала автоматически.

Сражение, наконец, началось.

Джемма понимал, что шансы не равны. Чтобы выиграть, ему надо отбить атаку американцев и ударить по ним на их собственной земле. Дабы преуспеть, он должен сделать то, чего не удавалось ни одной стране почти за двести пятьдесят лет.

Пока он размышлял над этим, разрывы осветили темный горизонт, и Джемма Гаран понял, что пролил первую кровь.

В нескольких тысячах миль оттуда, в оперативном центре Пентагона, та же группа, что собиралась там двенадцатью часами ранее, ждала и наблюдала за развертыванием атаки на Сьерра-Леоне в реальном времени.

Дирк Питт не мог вспомнить, когда еще испытывал такое напряжение, возможно, потому, что на данном этапе был уже не властен над событиями, а может, из-за того, что, по крайней мере, двое его людей, Пол и Гаме, находились прямо в центре событий.

После того как два залпа ракет класса «Томагавк» были уничтожены, а самолет радиоэлектронного противодействия сбит сразу же, как только вышел на позицию, пошла вторая волна атаки.

На экране Питт наблюдал, как светящиеся значки, представляющие эскадрилью бомбардировщиков класса Ф-18 «Хорнет», с разных сторон приближаются к побережью Сьерра-Леоне. Самолеты сосредоточились на воображаемой линии, «горизонте событий». Считалось, что оружие, стреляющее потоком частиц, может сжечь все в пределах этой линии, но предположение требовало проверки.

В нескольких милях от линии Ф-18 выпустили залп ракет «Гарпун», самого быстрого небаллистического оружия ВМФ. Атакуя с разных углов одновременно, они надеялись подорвать способность системы реагировать, но по мере того, как одна ракета за другой исчезали с экрана, Питт начал опасаться, что вторая фаза операции также потерпела неудачу.

Внизу большого экрана видео с бортовой камеры передавало полет ракеты, приближающейся с юга. Еще три ракеты шли впереди нее на разном расстоянии, все следовали разными курсами.

Первый взрыв появился левее ракеты. Сначала вспышка, потом облако, а затем горящая дуга ракетного топлива. Несколько секунд спустя последовало еще два таких же взрыва, на этот раз впереди и справа. А потом вспышка в объективе, и ничего, кроме помех и черного экрана.

— Что случилось? — спросил Бринкс, хотя все и так уже поняли.

— Ракеты уничтожены, — ответил один из операторов.

Радиопозывные на заднем плане подтвердили, что пилоты видят то же самое. А потом один из них вдруг передал с тревогой: «Отказ систем управления…»

Сигнал оборвался.

Второй пилот доложил то же самое, после чего сигнал прекратился.

— Большие взрывы. Направление один-пять-пять, — доложил третий пилот. — Два или три наших самолета сбиты…

— Возвращайтесь назад, — вклинился командир эскадрильи.

Но прежде чем приказ был выполнен, с экрана пропало еще два сигнала. А спустя несколько секунд он передал, что сбито пять самолетов.

Лицо Бринкса побагровело, а вены на шее вздулись так, что, казалось, его вот-вот хватит удар. Всех остальных присутствующих тоже охватило чувство тревоги.

Согласно плану, наступал черед субмарин вместе с завершающим выходом команды Дирка. Но эта атака уже не будет такой скорой.

Пока все ждали, в комнату вошел адъютант вице-президента Сэндекера и передал ему записку.

Сэндекер поднял голову. Вид у него был встревоженный.

— Что такое? — спросил Бринкс.

— Сообщение из Москвы.

— Из Москвы? — переспросил Питт.

Сэндекер кивнул.

— Они утверждают, что получили информацию о готовящемся нападении на Вашингтон. Угроза якобы исходит от энергетического оружия. Очевидно, того самого, которое нам пока что не удалось уничтожить. Они утверждают, что разведданные в высшей степени надежные и что угроза серьезная, и убедительно просят сделать все возможное, чтобы защититься или эвакуироваться.

— Что это еще за… — начал было Бринкс.

— Если сведения точные, — продолжил Сэндекер, — удар будет нанесен через десять минут.

— Десять минут?

— А еще позже они предупредить не могли? — проворчал кто-то.

— Мы не можем эвакуировать город за десять минут, — добавил кто-то еще. — Даже за десять часов не смогли бы.

— Система оповещения о чрезвычайной ситуации, — предложил кто-то третий. — Предупредить, чтобы люди спрятались в укрытия. Подвалы, подземные гаражи, метро. Если это правда, там будет безопаснее.

Бринкс покачал головой.

— Вот именно, если, — саркастически проговорил он. — Это шутка. И если мы начнем кричать «караул», начнется паника, и тысячи людей погибнут зря. Возможно, именно этого они и хотят — продемонстрировать нашим гражданам, что мы не можем их защитить.

— А что, если мы действительно не можем их защитить? — спросил Питт. — Предпочитаете просто позволить им умереть в счастливом неведении?

Бринкс заерзал.

— Послушайте, — сказал он. — Может, Гаран и выиграл этот раунд, но уж здесь ему нас никак не достать. Все наши эксперты пришли к такому же заключению. Их оружие стреляет по линии видимости. Оно просто не может поразить что-то, находящееся за горизонтом. Даже F-18 оказались в безопасности, как только отступили на несколько миль назад.

Вице-президент оглядел собравшихся.

— У кого-нибудь есть что добавить? Сейчас самое время.

На несколько мгновений в комнате повисло молчание, потом заговорил еще один штабной офицер из АНБ, стройный мужчина в очках без оправы.

— Есть одна вероятность, — сказал он.

— Выкладывайте, — приказал Сэндекер.

— Потоки частиц направляются и проходят через систему магнитов, — начал объяснять сотрудник агентства. — Проведенные исследования позволяют сделать вывод, что крайне мощное магнитное поле, размещенное на линии прицела, может искривить поток частиц, перенаправив его на новую цель. Что, по сути, дает ему способность поражать цель за углом.

Питту это очень не понравилось и, хотя дело было не его, он выступил вперед.

— Что потребовалось бы, чтобы поразить нас здесь?

Специалист из АНБ поправил очки и прочистил горло.

— Объем энергии маленького города, направленный в мощное магнитное устройство.

— И где располагалось бы это магнитное устройство? — спросил Питт.

Ответ последовал незамедлительно.

— Оно располагалось бы примерно посредине между излучателем и целью.

Если так, то ничего страшного. Никаких островов поблизости нет и никакого места, достаточно крупного, чтобы генерировать ту энергию, о которой говорит эксперт, тоже. Разве что…

Питт повернулся к оператору тактического дисплея.

— Расширьте экран, чтобы показать всю Атлантику, — приказал он.

Никто не возразил, и задача была выполнена в два быстрых клика.

На большом экране с левой стороны появился знакомый контур американского восточного побережья. Африка и Западная Европа заняли свои места справа.

Оперативная группа и район Квадрангла по-прежнему были отмечены серией крошечных значков в нижнем правом углу, прямо под выступом Западной Африки.

— Покажите местонахождение либерийского танкера «Оникс», — попросил Питт. — На основании последнего донесения Курта Остина.

На этот раз времени потребовалось больше, несколько секунд, после чего появился новый значок голубоватого цвета, настолько бледного, что казался почти белым. Крошечный флажок рядом с ним гласил: «Оникс. Либерия».

Дирк Питт и все остальные в оперативном центре уставились на значок.

Он находился почти в самом центре экрана, как раз на полпути между Квадранглом у побережья Сьерра-Леоне и Вашингтоном.

— О, боже, — пробормотал Сэндекер. — Когда атакуют наши субмарины?

Ответил атташе ВМФ:

— Тридцать минут, чтобы добраться до места. Они не смогут остановить корабль.

Сэндекер вскочил и схватил адъютанта за руку.

— Отведите президента в бункер. Прикажите немедленно объявить тревогу через систему оповещения о чрезвычайных ситуациях. Свяжитесь со всеми силовиками, аварийными службами и энергетическими компаниями. Пусть отведут своих людей в укрытие и будут готовы к аварийному отключению. Если это случится, надо, чтобы они обеспечили нам работу оперативного центра.

Пока вице-президент разговаривал с помощником, бригадный генерал из ВВС связался с базой Эндрюс и отдал приказ — взлет по тревоге. Остальные присутствующие тоже раздавали подобные распоряжения — лично или по телефону. Обычно тихий оперативный центр вдруг стал похож на оживленный телецентр или фондовую биржу на Уолл-стрите.

Дирк Питт схватил свой сотовый и послал срочное сообщение всем сотрудникам НУПИ, находящимся поблизости. И для подстраховки позвонил в офис.

Ошеломленный Бринкс трясущимися руками безуспешно пытался дозвониться супруге. Дирк его понимал: он был рад, что Лорен с детьми, Саммер и Дирком-младшим, проводят эту неделю на западном побережье, иначе и ему пришлось бы исполнять тот же лихорадочный танец.

Бринкс закрыл телефон и нетвердыми шагами подошел, как ни странно, к Питту.

— Голосовая почта, — проговорил он, словно в трансе.

— Пробуйте еще, — посоветовал ему Дирк. — Позвоните вон с того аппарата.

Сотрудник АНБ кивнул, но так ничего и не сделал. Шок ввел его в состояние ступора.

Он посмотрел на Питта мутными глазами.

— Ваш человек попал на тот корабль?

Дирк кивнул.

— Насколько я знаю.

Бринкс сглотнул, возможно, проглотив свою гордость.

— Полагаю, он теперь наша единственная надежда.

Дирк снова кивнул. Один человек на танкере посреди Атлантического океана держал сейчас в руках судьбу тысяч, если не сотен тысяч людей.

Глава 59

Курт бежал, стрелял и снова бежал. Он опустошил второй магазин, вставил еще один и побежал дальше, подталкивая Катерину перед собой.

Оторвавшись на секунду от преследователей, они нырнули в нишу между двумя цейхгаузами и прислушались.

Зазвучал какой-то странный сигнал тревоги. Он чем-то напоминал пронзительный писк «уи-уи», раздающийся на субмарине перед погружением.

— Что это? — спросила Катерина.

— Не знаю, — ответил Остин.

Через несколько секунд в громкоговорителе зазвучал записанный на пленку голос: «Запуск Фалкрума. Не приближаться к центральному отсеку. Повторяю. Не приближаться к центральному отсеку».

— У нас почти не осталось времени, — сказала Катерина. — Наверное, не больше пары минут.

— И мы движемся не в ту сторону, — добавил Курт.

У них не было выбора. Натыкаясь на рассредоточившегося группами противника, они были вынуждены идти в обход. Покинув каюту, они продвигались все дальше к носу, а не к корме.

На их счастье «Оникс» был огромен, а команда насчитывала всего человек сто или около того. Кто-то из них нес вахту, выполняя приказы Андраша. И, по крайней мере, шестеро были уже мертвы.

Против них работало устройство траулера. Фалкрум располагался между ними и охладительным отсеком на корме судна. Поскольку он занимал верхнюю половину корабля и тянулся от бимса до бимса, единственный способ миновать его состоял в том, чтобы спуститься в чрево корабля и пройти под ним по одной из нижних палуб.

Сигнал тревоги и запись продолжались, и Курт представил, как гигантская платформа в форме веера, размером больше футбольного поля, выдвигается из огромных дверей наверху «Оникса».

— Пошли, — бросил он и потянул Катерину за собой.

Она едва держалась на ногах, но не жаловалась.

Курт нашел трап, который шел через проем в палубе, и воспользовался им.

— Давай.

Пока Катерина спускалась по лестнице, он заметил, что повязка у нее на руке пропиталась кровью.

Остин взял ее руку, чтобы посмотреть.

— Ничего страшного, — сказала она. — Пошли дальше.

Очередной трап в несколько футов вел на еще одну палубу.

В этот раз Курт остановился. Он услышал знакомый ритмичный стук двигателей, и это подало ему идею.

— Жди здесь.

Курт прокрался вперед. Таблички на двух закрытых дверях гласили: «Машинное отделение».

Позади него Катерина прислонилась к двери и медленно соскользнула по ней.

— Я в порядке, — сказала она, когда он вернулся. — Просто… немножко… отдохну.

Далеко она не уйдет. По крайней мере, не сможет пробежать через все судно сломя голову. Да у них и времени уже почти не осталось.

Сигнал тревоги прекратился, и даже внизу, в недрах корабля, корпус слегка содрогнулся, когда что-то большое встало на место.

— Сколько времени? — спросил Курт.

— Минута, — выдохнула Катерина. — Может, меньше.

Она завалилась на бок, и пропитанная кровью повязка на руке оставила кровавую полосу на металлической палубе.

Сейчас он не мог ей помочь. Пока не поздно, надо сделать что-то с Фалкрумом. Курт вытащил из ведра на стене пожарный топорик и взломал замок на двери. Пульсирующий машинный грохот эхом разнесся по помещению.

Остин шагнул внутрь. Внизу находились вспомогательные электрические моторы носовых двигателей. Судя по работе системы, она пыталась удержать корабль в идеально ровном положении.

Курт догадывался, что перенаправление потока частиц потребует большой точности. Если ему удастся остановить двигатели или повредить их, это может нарушить целостность потока или его наведение на цель.

Джемма Гаран изучал поле боя из пункта управления на четвертой платформе. Он вынудил американцев отступить. Дважды отразил их нападение. Теперь он ударит с удвоенной силой.

— Дать всем системам расчетную нагрузку!

Кокрейн находился рядом и был совсем не похож на человека, который вот-вот прославится в веках. Он, скорее, напоминал мышь, предпочитающую юркнуть в нору, чтобы ее не поймал кот, чем героя, претендующего на свое место в истории. Но Алекс исполнил приказ и достаточно хорошо обучил других инженеров управлять механизмом. Если пойдет на попятный…

— Нагрузка всех систем сто один процент, — отозвался Кокрейн. — Магнитные туннели готовы. Микс тяжелых частиц стабилен.

Бывший швейцарский ученый взглянул на еще один экран, телеметрический дисплей с «Оникса».

— Фалкрум на позиции. Можете стрелять, когда будете готовы.

Джемма Гаран наслаждался моментом. Американцы атаковали его бомбами и ракетами, и сейчас показания сонара говорили, что две их субмарины входят на мелководье. Что ж, сейчас он, как и обещал, даст им почувствовать силу своих клыков.

Как только он отдаст приказ, система активизируется. Потребуется пятнадцать секунд для накапливания заряда в туннелях огромного ускорителя, а еще через четверть секунды заряд энергии устремится вперед, пройдет над «Ониксом» и будет направлен на Вашингтон.

Целую минуту он будет гулять по американской столице, сея панику и производя разрушения.

Гаран взглянул на Кокрейна.

— Приступайте, — спокойно сказал он.

В носовом машинном отделении Курт нашел то, что искал: толстые высоковольтные провода, которые видел в реакторном отсеке. Голубые, подумал он, вспомнив схему. Они проходят через ускоритель, а затем возвращаются к Фалкруму.

У него только одна попытка. Он шагнул вперед, размахнулся топором и выпустил его в последний момент, чтобы не ударило током, когда топорик рассечет кабель.

Лезвие вонзилось в провода, выбросив огромный сноп искр. Ослепляющая вспышка электричества сверкнула через проем как рукотворная молния, и весь корабль погрузился в темноту.

Курта отбросило на палубу. Лицо горело, как обожженное. Несколько секунд в отсеке было совершенно темно. Моторы носовых двигателей громко застучали и начали постепенно затихать. Включилось аварийное освещение, но, к величайшей радости Остина, все остальное, похоже, осталось без энергии.

Он надеялся, что этого достаточно. Надеялся, что успел вовремя.

Андраш на мостике прирос к месту, уставившись перед собой. Корабль погас, и в темноте ночи казалось, будто мир исчез. Через несколько секунд включилось аварийное освещение.

Вначале он испугался, что Фалкрум как-то перегрузил систему. Протянул руку, постучал по кнопкам панели управления прибора и переключил тумблер сбоку блока питания. Никакой реакции.

Через секунду некоторые из основных систем включились, и Андраш с надеждой огляделся.

— Это линия двадцать один, — сказал один из инженеров. — Высокое напряжение все еще отключено. — Он безуспешно пощелкал выключателями. — У меня нет носовых двигателей. Нет энергии в отсеке Фалкрума и в ускорителе.

Андраш наклонился вперед, чтобы проверить Фалкрум визуально. Вот он, на месте, похожий на крону гигантского дерева, вдруг выросшего в центре судна, но без каких-либо признаков жизни. Даже красные сигнальные лампочки больше не мигают.

Наемник схватил джойстик, попытался что-то сделать и с горечью отшвырнул.

— Черт бы тебя подрал, Остин!

Поразмышляв пару секунд, Андраш пришел к выводу, что энергию можно восстановить. Просто надо позаботиться, чтобы чертов американец не вырубил ее во второй раз. Он схватил винтовку и проверил предохранитель.

— Отправьте кого-нибудь вниз починить линию. Попробуем еще раз, как только все заработает.

Инженер кивнул.

Другой специалист посмотрел на Андраша из дальнего угла мостика.

— А что нам сказать Гарану, если позвонит?

— Скажите… что он промахнулся.

Андраш выскочил с мостика с единственной прожигающей мозг мыслью: Остин должен быть уничтожен.

Глава 60

Нервы у присутствующих в оперативном центре Пентагона были натянуты до предела. Тишина стояла такая, что было бы слышно даже муху.

Один из сотрудников, прижимая руку к наушнику, передал донесение:

— Мы подтверждаем разряд в районе Квадрангла. Продолжающиеся разряды… Длительность по меньшей мере шестьдесят секунд.

Никто не шевелился. Все неотрывно смотрели на экран и ждали неизбежного. В отличие от баллистических ракет с их семнадцатиминутным временем приближения этот залп должен достигнуть цели в мгновение ока.

Спустя десять секунд свет все еще горел, компьютеры по-прежнему работали.

Все начали оглядываться.

— Ну? — подал голос вице-президент.

— Все сети продолжают вещать без помех, — ответила одна из сотрудниц. — Никаких признаков воздействия или повреждения.

Лицо Бринкса слегка порозовело. Он повернулся к Дирку Питту.

— Ваш человек все-таки сделал это, — с надеждой проговорил он.

— Его фамилия Остин, — сказал Питт.

— Что ж, передайте ему благодарность от меня и от всей страны. Вместе с моими извинениями за то, что я был таким законченным идиотом.

Питт кивнул — Курту Остину это понравится. Он повернулся к «шишкам» из ВМФ.

— Его нужно как-то забрать с того судна.

— Мы уже работаем над этим, — с улыбкой ответил один из них.

Приятная новость. Но опасность еще не миновала.

Значки, которыми были отмечены на мониторе подводные лодки «Мемфис» и «Провиденс», замигали. Сообщалось о новом положении судов. Они вступали в сражение.

Подлодка «Мемфис» всплыла из глубины как раз над краем континентального шельфа. Заняв позицию, она бешено загудела мощным носовым сонаром.

Обычно так не делалось, ибо это выдавало местоположение субмарины, но план заключался в том, чтобы выманить подводную флотилию Гарана из залива и дать Траутам и Рапунцель проскользнуть позади них.

Дальнейшим эффектом неистовых излучений сонара будет, вероятнее всего, замешательство и даже ужас в стане врага.

Гидроакустик за пультом управления видел, что их план удался почти на все сто.

— Приближаются пять целей, — крикнул он. — Цель от браво один до браво пять.

— Есть захват цели? — спросил штурман.

Командир огневого отделения заколебался. Его компьютер все время мигал то зеленым — да, то красным — нет.

— Подлодки такие маленькие и так часто меняют курс, что компьютер не может принять решение.

— Тогда стреляйте в акустическом режиме, — приказал капитан. — По моей команде.

— Готовы, сэр.

— Огонь из всех орудий.

В течение пяти секунд сжатый воздух вытолкнул шесть торпед «Марк-48» из пусковых установок «Мемфиса».

Через несколько мгновений эхолокационный оператор услышал другой звук.

— Приближающиеся торпеды, — прокричал он. — Пеленг ноль-четыре-три и три-пять-пять. Не меньше четырех.

Торпеды приближались из правого переднего квадранта и слева. Это лишало их возможности маневрировать.

— Право руля! — прокричал капитан. — Полный оборот, запустить помехи и имитаторы.

Субмарина повернулась, увеличила скорость и стала подниматься на поверхность. Имитаторы целей, предназначенные для отведения приближающихся торпед, вывалились в воду позади них.

Подводные сражения — это замедленная версия воздушных боев. Ожидание здесь может быть бесконечным.

Прошло десять секунд, потом двадцать.

— Ну, давай же, — проворчал капитан.

Лодка быстро поднималась.

— Одна промахнулась, — доложил оператор. Через десять секунд: — Все чисто.

Им удалось избежать торпед. Но «Мемфис» была не такой проворной, как маленькие лодки, с которыми она сражалась. Как медведица, отбивающаяся от стаи волков, долго она протянуть не могла. Словно в доказательство гидроакустик опять прокричал:

— Новые цели, пеленг ноль-девять-ноль.

— Полный вниз, — приказал капитан.

Серия взрывов вдалеке сотрясла глубины, когда две торпеды с «Мемфиса» нашли свои цели одна за другой. Но радоваться было пока рано, им все еще грозила серьезная опасность.

— Дно быстро приближается, — доложил рулевой.

— Выровняться, — отдал приказ капитан. — Выпустить ложные цели.

Нос лодки выправился. Еще один дальний взрыв тряхнул субмарину. Гидроакустик повернулся к капитану и покачал головой.

— Плохо дело.

Секунду спустя лодка получила удар. Всех, кто не был пристегнут, швырнуло на пол. Основное освещение погасло. Завыл сигнал тревоги.

Капитан поднялся и быстро взглянул на приборную панель.

— Аварийное всплытие, — приказал он.

Лодка освободила все балластные отсеки и начала подниматься.

Пол и Гаме Траут не могли ни видеть экран, ни слышать радиопозывные, описывающие ход военных действий. Но в воде звук разносится гораздо быстрее, чем в воздухе, и эхо прогремевших взрывов достигало их одно за другим, как раскаты далекого грома.

Ни он, ни она не разговаривали, обменивались только необходимыми для навигации фразами.

Наконец Пол снизил скорость судна. Они спустились в дальний конец каньона и теперь подбирались к платформам.

— Мы на глубине двести футов, — сообщил Пол. — Судя по инерциальной системе, до платформ меньше мили.

Гаме уже активировала программу Рапунцель. Ей хотелось покончить с этим как можно быстрее.

— Отсоединяю фал.

Она вся взмокла, несмотря на холод.

Пол положил руку ей на плечо.

Еще одна серия взрывов прогремела в воде, на этот раз громче, ближе и гораздо страшнее, чем предыдущая.

— Думаешь, это была одна из наших? — спросила Гаме.

— Не знаю, — ответил Пол. — Не думай об этом. Просто делай свое дело.

Гаме постаралась последовать совету мужа, даже когда прогремел еще один взрыв, потише. Ее визор показывал лишь тьму.

Секунды шли.

— Сколько еще? — спросила она.

— Уже должны быть почти на месте, — ответил Пол.

Что-то было не так.

— Рапунцель не движется.

— Что?

Гаме изучала поступающую с робота информацию.

— Мотор ее работает, но она не движется. Застряла.

— Как такое возможно? — нахмурился Пол.

Гаме резким движением правой руки включила внешний свет. Ответ на вопрос Пола пришел незамедлительно.

— Застряла в сетке.

Гаме отвела робота назад на несколько ярдов. Сеть свисала сверху.

— Противоторпедная, — сказал Пол. — Мы, должно быть, совсем рядом с платформой.

Гаме включила режущее приспособление Рапунцель.

— Разрезаю.

«Мемфис» всплыл на поверхность, но быстро набирал воду. Капитан дал приказ покинуть лодку, и люди выбирались из люков в шлюпки или прямо в океан.

Но выжившие находились в пределах линии «горизонта событий». И враг при желании мог поджарить их одним-единственным выстрелом из своего орудия.

Курт заметил, что освещение вновь возвращается к норме, и порадовался, что вспомогательные носовые двигатели не ожили. Значит, высокое напряжение еще отключено, и Фалкрум по-прежнему вырублен. По крайней мере, на это ему хотелось надеяться.

Остин вернулся в коридор, где сидела Катерина.

— Готова к еще одной пробежке?

— Сомневаюсь, что смогу.

Он взглянул на ее руку. Кровотечение замедлилось, кровь, наконец, начала свертываться.

— Давай. Ты же чемпионка. Докажи мне это.

Катерина посмотрела ему в глаза и стиснула зубы. Он помог ей подняться, и они двинулись дальше.

— Ты все еще хочешь добраться до охладителя?

Он кивнул.

— Электроэнергию они скоро восстановят. Мы должны надолго вывести эту штуку из строя.

— Я знаю, как добраться туда другим путем, — сказала Катерина. — Они никак не будут ждать, что мы им воспользуемся.

Она повела его вперед, к еще одному люку. Он был плотно задраен.

Курт опустился рядом и схватился за колесо. После двух полных оборотов оно пошло легче. Он открыл люк и увидел трап, спускающийся вниз, в шахту. Тусклый красный свет освещал ступеньки, в лицо дохнул ледяной воздух. Остину внезапно вспомнился «Ад» Данте, в котором несколько внешних кругов описывались как арктически холодные зоны.

— Что внизу? — спросил он.

— Туннели ускорителя.

Да, на безопасное место не похоже, но топот ног по металлической палубе сверху заставил его изменить мнение.

Он помог ей встать на лестницу, пролез следом и захлопнул люк. Они спустились в туннель, напоминавший платформу подземки в вашингтонском метро, только немного уже. Вдоль каждой стены, а также по потолку и полу бежали знакомые высоковольтные провода и трубы с жидким азотом. Ряды блестящих серых прямоугольников, которые, как Курт уже знал, были сверхпроводящими магнитами, уходили вдаль, слегка изгибаясь в пределах видимости.

Курт выдохнул облачко кристалликов льда. Он уже промерз до костей. Даже в отсеке Фалкрума было не так холодно.

— Если мы пойдем сюда, — предложила Катерина, — то сможем выйти через задний люк. На один уровень ниже охладителя.

Курт зашагал вперед, поддерживая спутницу, тяжело привалившуюся к его плечу. Отличный план. Команда ни за что не станет искать их там.

— А что, если они включат эту штуку? — спросил он.

— Тогда мы умрем раньше, чем поймем, что происходит.

— Тем больше причин поспешить, — сказал Курт.

Глава 61

Теперь уже Джемма Гаран чуял опасность, хватающую его за горло. Вашингтон стоял целый и невредимый. Андраш не отвечал, а экипаж «Оникса» доложил, что на борту коммандос.

Американцы кружили рядом, явно не собираясь отступать, с какой бы силой он по ним ни бил.

— Где Андраш? — спросил он по рации.

— Ищет американца, — последовал ответ.

— Что с установкой?

— Все еще отключена. У нас нет электричества.

В голосе члена команды «Оникса» слышалась паника, хотя ему не грозило то, что грозило Джемме.

Он снял наушники. Все закончится крахом, теперь он это понимал.

Президент посмотрел вдаль. Одна из их подлодок была подбита и всплыла на поверхность. Вторая продолжала сражаться, стреляя из глубоководья.

В мощный бинокль он видел покачивающиеся на волнах оранжевые спасательные шлюпки, в которых разместилась команда американской субмарины.

— Ударьте по ним.

Кокрейн заколебался.

— Мы умрем, мистер Кокрейн, — сказал Джемма. — И единственное, что нам остается, это взять их с собой как можно больше.

Алекс отошел от панелей управления.

— Забудьте. Если вы хотите сгореть в огне, это ваше дело. Я тут не собираюсь умирать.

Гаран ждал этого момента. Он вытащил из-за пояса свой старый пистолет и выпустил три пули в Кокрейна.

Алекс бесформенной кучей свалился на пол и не шевелился. Джемма выпустил еще несколько пуль в его никчемную шкуру — просто ради удовольствия.

— Вы опять ошиблись, мистер Кокрейн.

А потом шагнул к панелям управления, свирепо зыркнув на инженеров.

— Прицельтесь по шлюпкам и стреляйте!

Гаме Траут закончила разрезать сетку и в образовавшуюся дыру провела Рапунцель вместе с прикрепленной к ней взрывчаткой. Теперь она искала то, о чем говорил капитан «Тракстона».

— Направление два-девять-ноль, — сказал Пол.

Она повернула Рапунцель по курсу и снова привела в движение. Подумала было выключить прожектор, но не хотела вновь наткнуться на какое-нибудь препятствие. Кроме того, они были уже почти на месте, впереди виднелось основание какого-то большого сооружения.

К нему шла большая труба, чем-то напоминающая городской коллектор. Гаме поняла, что это часть ускорителя.

— Должно быть, это оно.

— Думаю, ты права, — взволнованно отозвался Пол. — Найди основание, где эта штука соединяется с морским дном.

Гаме огляделась, светя прожектором Рапунцель в темноте. Затем направила ее к основанию большой трубы.

— Что ты думаешь?

— Втисни ее между дном и трубой, где та начинает изгибаться кверху. Это придаст взрыву больше силы.

Гаме сделала, как он сказал.

— Дальше она не пройдет.

Пол схватил детонатор, снял предохранительный колпачок.

— Давай, — сказала Гаме.

Он нажал переключатель.

— Прощай, Рапунцель, — пробормотала она. Гаме была благодарна маленькому роботу, и ей было жаль терять его.

Данные на визор больше не поступали, и она подняла его. Через две секунды их настигла взрывная волна. Ударила с оглушительной силой, тряхнула батискаф и постепенно угасла.

Наверху, на платформе, Джемма увидел, что все индикаторы загорелись красным. Увидел, как в воздух поднялся огромный столб воды прямо за излучателем. А секунду спустя приподнятая часть туннеля ускорителя рухнула в море.

Как? — недоумевал он. — Как они это сделали?

И почти сразу же взволнованный голос оператора радара:

— Приближаются ракеты. Одна минута до попадания.

Гаран не обратил на него внимания. Он вышел из аппаратной и прошел вперед по платформе. Ветер ударил в лицо. Темнота ночи кружила, и вода вспучивалась и бурлила там, где повредили его оружие.

Он устремил взгляд на горизонт, там виднелись крошечные точки приближающегося огня: хвосты ракет класса «Гарпун», нацеленные на него. Спасения нет.

— И так я паду, — прошептал он сам себе, — как когда-то Ганнибал.

Ракеты ударили слева и справа почти одновременно. Взрывы слились, превращаясь в огненный шар, который было видно за много миль.

Глава 62

Курт и Катерина продолжали продвигаться к носовой части «Оникса». Остин обнимал женщину одной рукой за талию и прижимал к себе: она ослабела и с трудом поспевала за ним.

В туннеле стоял плотный белый туман, холод пробирал до костей. При отсутствии высокого напряжения жидкий азот начинал согреваться и расширяться. Он закипит, как только поднимется выше отметки минус 321 градус. Курт догадывался, что у системы вроде этой должны быть вентили, которые могут подавать газ в туннель.

Они на ощупь пробирались вперед в холодном облаке. Временами видимость в туннеле была не больше трех футов. Они шли медленно, ища ближайший к корме люк.

Наконец рука Курта нащупала изогнутый шов. Он узнал утопленную ручку и очертания люка.

— Наш выход отсюда, — Остин протянул руку и повернул колесо, которое задраивало люк. Открыв его, помог Катерине выбраться на трап. Она начала подниматься по металлическим ступенькам. Курт был готов последовать за ней, когда знакомый голос прорезался ножом сквозь густой пар.

— Курт Остин.

Катерина остановилась.

— Иди, — прошептал Курт. — И не жди меня.

Она полезла дальше вверх, а Курт остался на месте.

— Знаешь, как ты меня достал? — спросил Андраш, все еще невидимый в клубах пара.

Уверенный, что убийца намерен прошить туннель автоматной очередью, Остин распластался на дне и направил ствол девятимиллиметровой «беретты» в белое «молоко».

Андраш, не тратя времени, послал в проход длинную очередь. Выстрелы прозвучали, как гром в теплую дождливую ночь. Гильзы застучали о переборку и срикошетили, жужжа, словно рой ос-убийц.

Как Курт и надеялся, все пули прошли над ним, но он испустил стон смертельно раненного.

— Что бы ты со мной ни сделал, это уже неважно. Ты проиграл.

Он ждал ответа, но его не последовало.

Курт услышал скрип настила. Он догадался, что Андраш занимает новую позицию и прицеливается на звук голоса. Надо бы заставить его заговорить, чтобы сделать то же самое. Понятно, что противник не стоит посреди туннеля, а либо лежит на полу, либо прижимается к одной из стенок.

Тяжело дыша для пущего эффекта, Курт вновь заговорил:

— На твоем месте… я бы… выбирался… отсюда.

Он рассчитывал на самоуверенность Андраша, но пока его враг не совершил ни одной ошибки.

— Отдай мне свое оружие, — голос Андраша доносился из клубов пара, словно он был невидимым злым духом.

Холод просачивался сквозь комбинезон. Лицо так онемело, что Курт почти ничего не чувствовал. Он держал «беретту» в закоченевших руках, упираясь локтями в пол.

— Отпусти девушку, — Остин приложил ладонь к уху, как локатор, и замер, ожидая ответа.

— Разумеется, — отозвался Андраш. — Все могут быть свободны. Я отпущу их всех, с букетами и конфетами. Быстро бросай мне свое оружие!

— Я… попробую, — пробормотал Курт.

Он сдвинулся влево, стукнул пистолетом по металлическому полу, как будто уронил его, и поцарапал им по палубе, как если бы тот проехал по металлу и остановился.

И тут же быстро откатился на другую сторону туннеля. Грянули три выстрела, и три пули срикошетили от того места, где он только что был.

— Извини, Остин, — сказал Андраш, лениво растягивая слова, словно ему все это наскучило. — Я не доверяю тебе и не могу отдать корабль.

Еще несколько выстрелов прогремели в туннеле. Размытая вспышка осветила туман, как молния в облаке. Свет был слишком рассеян, чтобы выдать позицию Андраша, но Курт разглядел кое-что другое — пули создавали в густом, холодном тумане легкие колебания.

Он тоже выстрелил, выпустив очередь из восьми пуль, оглушительно прогремевшую в клубах пара. Обойма была пуста.

Гнетущая тишина. Курт напряженно вглядывался в туман, гадая, надеясь, что один из его выстрелов был смертельным.

Андраш не упал, иначе Курт услышал бы. И не отстреливался.

Забеспокоившись, Остин проверил, сколько у него осталось боеприпасов. В одной отстреленной обойме сохранился один патрон.

Он зарядил «беретту».

Наконец, в ледяной мгле послышалось движение. Как шаги пьяного. Потом возникла смутная фигура: хромающий, волочащий ногу Андраш.

Он держал в руках автомат: приклад упирался в подмышку, ствол под неуклюжим углом направлен в пол и на Курта Остина. Кровавая струйка вытекала изо рта, указывая, что одно легкое пробито. Сильно капало из раны на макушке, заливая висок и щеку. Курт подумал было, что Андраш сейчас упадет, но убийца удержался на ногах.

Его глаза, заметил Курт, полыхали неистовой яростью, граничащей с безумием. Портрет человека, шокированного страшным открытием: он уязвим перед противником.

Андраш остановился в шести футах от того места, где лежал Курт, и уставился на него через кровавую маску, явно не в силах поверить, что после стольких очередей на его враге нет ни царапины.

Курт стоял переддилеммой. С одной оставшейся пулей он не был уверен, что прикончит бандита, если только не попадет в голову. Но как только он выстрелит, Андраш откроет огонь из автомата и с такого близкого расстояния разнесет его на кусочки.

Тупик.

Остин приподнялся с пола и встал. Их разделяли несколько ярдов. Правая рука Курта держала «беретту», левая нащупала в кармане нож. Тот самый нож, которым они с Андрашем обменялись уже три раза. Раскрыть его не получится, но воспользоваться им можно.

Он бросил нож, наемник ловко поймал его и улыбнулся.

— Закончились боеприпасы, мистер Остин? Жаль, что вы не раскрыли нож, прежде чем бросать его.

Вновь обретя уверенность, Андраш медленно поднял автомат и приготовился стрелять.

Курт опередил его, прицелился и выстрелил в трубу с жидким азотом прямо над противником. Жидкий азот вырвался под сильным давлением, обдал противника с правой стороны и хлынул по руке, держащей автомат.

Автомат вывалился и, упав на пол, развалился на части. Андраш пошатнулся и стукнулся о стену туннеля, ошеломленно глядя, как его рука и пальцы рассыпаются на тысячи фрагментов, словно хрустальная ваза, свалившаяся с полки на пол. Последний крик застыл в горле.

Через несколько секунд азот начал заливать туннель, окутывая уже замерзшее, как кусок льда, тело.

Спасаясь от смертельного потока, Курт помчался к люку и втащил себя на трап. Ледяной пар следовал за ним, как волна за серфингистом, но он стремительно вскарабкался наверх и захлопнул за собой верхний люк. Убедившись, что тот надежно задраен, лег на спину и расслабился впервые за много часов.

Через минуту он поднялся и отправился на поиски Катерины. Он нашел ее сидящей у трапа, словно в ожидании чуда.

— Ну как ты? — спросил Курт.

Она повернулась, и лицо ее осветилось, как облачко в лучах солнца.

— Ох, Курт. Сколько раз я думала, что ты мертв?

— К счастью, мертв Андраш, а не я.

В ее улыбке смешались сомнение и радость.

— Ты уверен?

Курт кивнул.

— Он рассыпался на куски прямо у меня на глазах.

Глава 63

Они пришли к тому же трапу, по которому Курт спускался несколько часов назад. Он взглянул вверх. О том, чтобы подняться на восемь пролетов, не могло быть и речи.

— Есть другой выход?

Она кивнула.

— Сюда. — И повела его мимо лестницы.

Через двести ярдов им попался люк. Остин открыл его. В бассейне, привязанные к краю металлического дока, плавали три глубоководных аппарата. Два из них выглядели подозрительно похожими на ХР-4, вытащенные им всего неделю назад. Третий, гораздо больший, как предположил Курт, и был «Бус».

Он заметил, что похожие на ХР-4 лодки снабжены подвешенными, как понтоны, торпедами. Рядом с ними стояла 60-футовая яхта, служившая личной тюрьмой для Катерины.

— Меня привезли на ней, — сказала она.

Курт искал дверную панель.

— Мы над ватерлинией?

Катерина кивнула.

Остин нажал на выключатель, но ничего не произошло. Высокое напряжение по-прежнему было отключено. Курт нашел рычаг ручного управления и повернул его. Колесо закрутилось, и дверь упала под действием гравитации.

Через минуту они с Катериной были уже в одной из ХР-4 и удалялись в ночную тьму. Андраш мертв, электропитание выведено из строя, жидкий азот хлещет в туннель ускорителя — притязания на роль злого духа вполне обоснованны. Тем не менее у Курта имелась про запас еще одна каверза.

Он развернул субмарину, направил ее к корме корабля и выстрелил обеими торпедами по системе винтов и руля.

Взрыв на мгновение ослепил обоих, и почти сразу же Курт увидел, что кильватер превращается в кашу. Опоры были либо повреждены, либо разрушены, и морская волна мгновенно начала заливать нижнюю палубу.

Сам корабль не потонет. Торпеды были относительно маломощные, и такому судну, как «Оникс», чтобы пойти ко дну, надо набрать огромное количество воды. С незначительными повреждениями в хвостовой части этого не произойдет, но траулер не сможет никуда уплыть. Ни в Россию, ни в Китай, ни в какие другие недружественные страны.

Сделав дело, Курт развернул субмарину и стал удаляться от «Оникса». Следующие три часа они с Катериной отчаянно пытались не уснуть, но на рассвете военный вертолет США заметил субмарину, снизился и подобрал их.

Остин поинтересовался новостями.

Медик поведал ему о панике в Вашингтоне. Он спросил о Сьерра-Леоне, и ему сказали, что сражение завершено. Конечно, есть потери, но угроза ликвидирована. Курт полюбопытствовал, не отмечено ли где крушение старого русского самолета, и с облегчением услышал твердое «нет».

Он начал было расспрашивать о пропавших ученых, но медик вскинул руку.

— С вами все будет в порядке, — сказал он, — но сейчас вам лучше помолчать.

Курт понял.

Когда они пролетали над дымящимся остовом «Оникса», окруженного теперь военными судами США, он наблюдал за Катериной. Потом они повернули на запад и начали девяностоминутный полет к военному крейсеру, с которого взлетел вертолет.

Новости принесли Курту ощущение покоя, которого он не знал уже давно. Это чувство, неимоверная усталость и ритмичный шум лопастей вертолета действовали усыпляюще. Он закрыл глаза и провалился в сон.

Эпилог

В последовавшие за этим инцидентом дни мир, казалось, вращался чуть медленнее. Ситуация в Сьерра-Леоне стабилизировалась за счет миротворческих усилий ООН и войск Африканского союза. Было освобождено много политических заключенных, включая брата Джеммы Гарана, который теперь просил помочь создать коалиционное правительство.

Пропавших ученых нашли и возвратили в свои страны. Среди них было несколько раненых, но погиб только один. Вооруженные силы США понесли потери. Тридцать один человек с «Мемфиса» погиб или пропал без вести. Одиннадцать летчиков и операторов радаров были убиты. Но их жертвы, как и действия гражданских из НУПИ, предотвратили страшную катастрофу.

К счастью, в Вашингтоне, несмотря на объявление тревоги в последнюю минуту, обошлось без жертв. Десятки дорожных столкновений, сотни раненых, но в целом люди сохраняли относительное спокойствие, пытаясь добраться до укрытий.

Вернувшись в Штаты, Курт восстанавливал силы. Смотрел выпуски новостей и принимал гостей: Джо Завалу, Траутов и Дирка Питта.

Джо долго рассказывал о своих приключениях с экипажем «Ил-76» в Танжере. У Пола и Гаме были свои истории, не такие веселые, но из тех, что дают людям повод для гордости. Он заметил, что они все время держатся за руки.

Дирк Питт поздравил их всех с хорошо выполненной работой и начал суммировать расходы: «Барракуда», ультралайты, повреждение футбольного поля, судебные разбирательства с клубом «Белый раджа» в Сингапуре и что-то насчет пропавшего леопарда.

— Я даже не желаю знать, почему мы платим за поимку молодого пятнистого леопарда, — заметил Дирк.

Курт открыл было рот, чтобы объяснить, но тут же закрыл его. Какой смысл?

Чартер «Ил-76» был следующим в списке, потом шел «Сумасшедший экспресс» и иски от международной компании по очистке океана из-за утечки нефти с «Оникса» в результате торпедной атаки.

Дочитав список, Питт улыбнулся.

— Став старше, я научился некоторым вещам. Одна из них: ты получаешь то, за что платишь. Вы с Джо прямо как мои тачки. Дорогие, вредные для окружающей среды и частенько сущее наказание. Но вы стоите каждого пенни.

Как только появилась возможность, Остин связался с Катериной и договорился встретиться с ней на Санта-Мария.

После всего случившегося американское и русское правительства согласились, что предметы, находившиеся на борту затонувшего самолета, по праву принадлежат русским. Обе стороны договорились, что будет вполне уместным, если Курт и Катерина займутся их подъемом со дна.

Катерина просияла, увидев его, и крепко поцеловала, несмотря на присутствие посторонних.

Через несколько дней они уже были на борту чартерного водолазного судна вместе с русскими и американскими представителями.

После первого пробного погружения они спустились под воду, чтобы достать ящики из нержавеющей стали. Освобождая сундуки с помощью газового резака, Курт вспомнил о чудесном спасении Джо. Он прекрасно понимал, что они не выжили бы, не будь рядом обломков старого самолета и его кислородного баллона.

Вытащив ящики и привязав их к буям, Курт вернулся в самолет и подплыл к кокпиту.

Он протянул руку к именным табличкам второго пилота, все еще висевшим на шее скелета, осторожно высвободил их и поплыл прочь.

Всплыв на поверхность, он забрался на борт судна. Катерина уже срезала замок с одного из металлических ящиков. Наконец, он сломался и упал на палубу. Она открыла ящик. Несмотря на прекрасную изоляцию, за годы нахождения на дне осадок и вода все-таки просочились внутрь. Сначала они увидели лишь мутную воду, но Катерина сунула в нее руку и вытащила ожерелье с крупным белым жемчугом.

Она положила драгоценность на палубу и вновь осторожно опустила руку в ящик. В этот раз у нее в руках оказалась тиара, судя по всему, украшенная бриллиантами.

Представитель российского исторического общества, солидный мужчина в очках, стоял рядом. Увидев все это великолепие, он шагнул вперед и с величайшей осторожностью взял тиару и заулыбался.

— Изысканная вещь. Просто невероятно, но теперь это неоспоримый факт, — ученый поднял тиару. — Ее носила Анастасия, дочь царя Николая Второго. Она была сфотографирована в ней в 1915-м. Тиара исчезла вместе со многими другими драгоценностями во время революции.

Курт взглянул на него.

— Я думал, царские драгоценности нашли.

— И да, и нет, — ответил историк. — Многие из драгоценностей были обнаружены еще тогда. Некоторые были зашиты в их одежду, чтобы спрятать от охранников. Анастасию с сестрами не могли ни застрелить, ни заколоть, потому что их платья были так напичканы драгоценными камнями, что оказались пуленепробиваемыми.

— Полагаю, они у вас, — заметил Курт. — А откуда тогда эти?

— У царя было огромное состояние, но его богатства никогда специально не подвергали систематическому учету. По политическим причинам советское правительство собрало все богатства и сделало их национальным достоянием. Однако на многих фотографиях той эпохи запечатлены украшения, которые так и не нашли. Долгое время считалось, что они безвозвратно утеряны. Кто бы подумал, что и ваше, и наше правительства знали, где находятся некоторые из них?

Курт задумался над тем, что рассказал историк. Его не волновало, что драгоценности вернутся в Россию, просто было интересно, каким образом их умудрились вывезти из Москвы.

— А как они оказались здесь? — полюбопытствовал он.

— Это я вам могу сказать, — раздался дребезжащий голос.

Курт обернулся. Пока они с Катериной находились под водой, на борт доставили еще одного пассажира. Остин знал, кто он, и попросил, чтобы его разыскали и предложили поприсутствовать.

Мужчины поздоровались, и Курт представил гостя.

— Познакомьтесь — Хадсон Уоллас.

Уоллас медленно вышел вперед. Ему было почти девяносто, хотя он выглядел еще довольно крепким. На нем была красная гавайская рубашка, бежевые «бермуды», носки и сандалии.

Он устремил взгляд на Катерину и улыбнулся от уха до уха.

— Мы с моим вторым пилотом взяли на борт в Сараево пассажира, — начал он. — Политического беженца по фамилии Тарасов!

— Он был преступником, — сказал русский, — забрал драгоценности, закопанные им и еще тремя солдатами за несколько лет до этого.

— Ну да, ну да, — пробормотал Уоллас. — Кому преступник, а кому борец за свободу. В любом случае, мы умыкнули его оттуда и привезли на Санта-Марию, где должны были дозаправиться и перелететь через океан. Но нам помешала буря, и кто-то из их агентов нашел нас.

Бывший американский агент грустно покачал головой.

— Тарасова застрелили в спину. Мой второй пилот, Чарли Симпкинс, тоже был убит. Меня ранило. Мне удалось взлететь, но гроза, неполадки с двигателем и потеря крови меня доконали. Я потерял контроль над самолетом и упал в море. До сегодняшнего дня я не знаю, как выбрался.

— Знаете, — не согласился Курт, — эта история — одна из причин, почему мы поверили в эту мистификацию.

Уоллас рассмеялся, и его лицо сморщилось.

— В те дни подобное случалось сплошь и рядом. Приборы покрывались льдом, датчики замерзали, бывало, не отличишь верх от низа.

— А неполадки с двигателем? — спросила Катерина.

— Знаете, я и сам много над этим размышлял, — признался Уоллас. — Мы держали малышек в отличном состоянии. Потом до меня дошло. Целых три дня лил дождь. Мы же заправляли «Конни» из аэродромных цистерн и, думаю, засосали воды вместе с топливом, когда брали пятьсот галлонов за день до отлета. Чертовское невезение, вот что я вам скажу.

Курт кивнул, а Хадсон поглядел на тиару и ожерелье.

— Целых шестьдесят лет я гадал, что же было в тех ящиках, — сказал он. — Догадываюсь, они набиты под завязку.

Катерина очаровательно улыбнулась.

— Уверена, вы сможете увидеть их в музее.

— Нет, благодарствуйте, мисс, — отозвался Уоллас. — Я приехал за кое-чем более ценным. — Он повернулся к Курту. — Вам удалось их достать?

Курт полез в карман и вытащил именные таблички, снятые им со второго пилота. Уоллас смотрел на них с таким благоговением, словно они были сделаны из чистого золота.

— Завтра прибудут представители военно-морского флота, — сообщил Курт. — Чарли будет похоронен в Арлингтоне на следующей неделе. Я там буду.

— Вы?

— Вы потеряли друга, — объяснил Остин. — Но в каком-то смысле вы и ваш второй пилот спасли жизнь моему другу. Мы оба приедем. Это самое малое, что мы можем сделать.

— Долгая была дорога домой, — вздохнул Уоллас.

Курт кивнул. Да.

— Что ж, увидимся там. — Он улыбнулся Катерине, показал нос русскому эксперту и пошел назад к моторке, доставившей его на корабль.

Через три дня, закончив восстанавливаться и проведя незабываемые сорок восемь часов с Катериной, Остин вернулся в Штаты.

Катерина отрицала, но он подозревал, что ей понравилось быть в некотором роде шпионкой. Они договорились как-нибудь снова встретиться, и Курт гадал, будет ли эта встреча спланированной или произойдет случайно в каком-нибудь месте, где будет разворачиваться очередная международная интрига. В любом случае, он ждал ее.

Он пришел в штаб-квартиру НУПИ и обнаружил, что все разъехались на выходные. В записке от Джо говорилось, чтобы он отправлялся домой.

Следуя совету, он поехал в свой лодочный домик на Потомаке.

Откуда-то со стороны пристани доносился подозрительный запах жарящихся на гриле маринованных стейков. Курт устремился на задний двор.

Пол и Джо стояли на пристани над водой. Гаме сидела в шезлонге неподалеку. Пол, похоже, заведовал газовым грилем и присматривал за мясом, шипевшим на решетке.

Джо царапал что-то на маркерной доске, рядом на столе стояла бутылка мерло, кулер с пивом и лежали какие-то туристические брошюры.

Гаме обняла его.

— Добро пожаловать домой.

— Хорошо, ребята, что вы знаете, что это мой дом, а не общежитие.

Они засмеялись, а Курт полистал брошюры, заметив тему.

Джо вручил ему банку охлажденной «Богемии», точно такую же, как та, что он без спроса взял из запасов капитана «Арго».

Трауты потягивали вино.

— Что происходит? — поинтересовался Курт, чувствуя себя так, будто случайно попал на какое-то тайное сборище.

— Мы планируем путешествие, — объявил Джо.

— А разве мы мало времени проводим вместе? — пошутил Курт, прекрасно сознавая, что он в кругу семьи.

— Это будет отдых, — сообщила Гаме. — Никакой погони, стрельбы и взрывов.

— Правда? — хмыкнул Курт, отхлебнув пива. — И куда же мы едем?

— Рад, что ты спросил, — сказал Завала. Он подошел к доске, на которой было написано три имени. Против каждого стояла галочка.

— Каждый из нас сыграл свою игру, — просветил его Пол. — Но у нас равный счет.

— Так я дополнительный матч, — догадался Курт.

— Correcto[250], — ухмыльнулся Джо. — И пусть все те разы, когда я спасал тебе жизнь, не повлияют на твое решение.

Курт шагнул ближе к доске и искоса взглянул на приятеля.

— Или все те разы, когда ты портил мне жизнь.

Он стал изучать выбор.

— Восьмидневное марокканское сафари на верблюдах, — прочел он вариант номер один. Рядом с ним стояло имя Пола. — Ты когда-нибудь ездил на верблюде, Пол?

— Нет, но…

— Восемь минут могут быть забавными, но восемь дней… — Курт покачал головой.

Пол обиженно насупился. Гаме и Джо улыбались.

— Пешеходное путешествие по Долине Смерти, — прочитал он следующую строчку. Выбор Гаме. Остин взглянул на нее. — Долина Смерти? Нет, это несколько мрачновато, ты не считаешь?

— Ой, перестань, — запротестовала Гаме. — Там красиво.

— Да, — сказал Джо. И вскинул руки, как будто он выиграл.

— Подожди, партнер, — охладил его пыл Курт. — Не уверен, что пустыня Гоби вообще считается местом отдыха.

— Еще как считается, — заверил его Джо. — Я видел рекламу. У них даже есть слоган. «Сделай Гоби своим хобби».

Курт рассмеялся.

— Им стоит еще над этим поработать.

— Там сухо, — убеждал его Джо. — Уж точно не промокнешь, не замерзнешь и не испортишь свою лучшую рубашку от Армани.

Курт опять засмеялся. Трудно представить Завалу в «Армани» посреди пустыни. Он вздохнул, догадываясь, что все это шутка, но было одно сухое, солнечное место, где ему всегда хотелось побывать.

— Я голосую за австралийский аутбэк, — сказал Курт. — Айерс-Рок, угон кенгуру и пиво «Фостерс».

Они все потрясенно уставились на него как на сумасшедшего.

— Угон кенгуру? — переспросила Гаме. И тут все принялись долго и шумно втолковывать ему, почему Австралия не годится. К тому времени, когда они закончили, Пол переворачивал стейки, а Курт допивал свое пиво.

— Ладно, — предложил Пол. — Попробуем еще раз.

Джо вытер доску и нацарапал сверху «Раунд 2». Курт тем временем сел в свободный шезлонг, взял еще одно пиво и, пока выдвигались предложения, любовался спокойной рекой.

Слушая, как называются разные жаркие и сухие места, Курт поневоле улыбался. У него было такое чувство, что это затянется. И сидя вот так, под теплым солнышком, в окружении друзей, он надеялся, что так оно и будет. В сущности, в эту минуту он нигде не хотел бы быть так, как здесь.

Клайв Касслер Грэм Браун МЕТАЛЛИЧЕСКИЙ ШТОРМ

ПРОЛОГ

Индийский океан, сентябрь 1943 г.

Пароход «Джон Бьюри» разрезал бурлящие волны Индийского океана, содрогаясь от носа до кормы. Он был известен как «быстрый грузовоз» и обычно ходил в сопровождении военных кораблей. Но не в этот раз. Сейчас «Джон Бьюри» шел на всех парах с такой скоростью, до которой не разгонялся со времен ходовых испытаний. Поврежденный, обгорелый, оставляя за собой шлейф дыма, «Джон Бьюри» из последних сил боролся за свою жизнь.

Вот корабль взлетел на трехметровой волне, палуба накренилась, а нос судна зарылся в следующую волну. Облако брызг обрушилось на палубу, а потом вода отступила, с грохотом прокатившись по тому, что осталось от командного мостика.

Надстройки «Джона Бьюри» были искорежены до неузнаваемости. Дым валил из груд исковерканного металла в тех местах, куда попали снаряды. На палубе валялись обломки, повсюду лежали мертвецы. Но основные повреждения находились выше ватерлинии, и корабль смог бы уйти, если бы ему удалось избежать нового обстрела.

На фоне темнеющего горизонта, позади судна, дымились другие корабли, которым повезло меньше. Неожиданно один из них полыхнул огненным шаром, на мгновение осветив бойню.

Без усилий можно было разглядеть четыре дымящихся корабля — три эсминца и крейсер, сопровождавшие «Джона Бьюри». Японская подводная лодка и эскадрилья бомбардировщиков одновременно натолкнулись на конвой. Сгущались сумерки, но тьму разгонял огонь — горело нефтяное пятно в милю длиной.[251] В небо поднимался смрадный черный дым. Ни один из моряков не увидит зари.

Военные корабли были уничтожены четко и быстро. Только «Джона Бьюри» всего лишь обстреляли, позволив ему сбежать. У такого милосердия могла быть лишь одна причина: японцы знали о совершенно секретном грузе парохода и хотели заполучить его.

Капитан Алан Пикетт был полон решимости не позволить этому случиться, пусть даже большая часть команды была мертва, а его лицо изуродовано осколками. Схватив трубку, он закричал в машинное отделение:

— Прибавить хода!

Но ответа не было. Когда он в последний раз получил сообщение снизу, ему сказали, что на жилой палубе бушует огонь. Пикетт приказал своим людям не подниматься наверх, пока не потушат пожар. Теперь капитану никто не отвечал, и его охватил страх.

— Зеро по левому борту! — выкрикнул чудом уцелевший дозорный. — Две тысячи футов,[252] пикируют!

Пикетт бросил взгляд сквозь разбитое стекло прямо перед собой. В неверном свете он увидел, как четыре черные точки понеслись в сером небе в сторону корабля. С их крыльев сорвались огоньки.

— Ложись! — закричал капитан.

Слишком поздно. Пули пятидесятого калибра[253] прошили корабль, разрезав дозорного пополам, разнеся на части то, что оставалось от мостика. Осколки стекла, деревянные щепки и куски искореженного металла полетели в разные стороны. Пикетт бросился ничком на доски. По палубе прокатилась волна жара, когда в нее ударил очередной снаряд. От взрыва корабль качнулся, и металлический потолок надстройки рассекло, вскрыло, словно консервным ножом.

Когда разрушительная волна прошла, капитан поднял голову. Последний из офицеров лежал мертвым, мостик был уничтожен. Даже корабельный штурвал исчез. На шпинделе[254] остался висеть лишь кусок искореженного металла. Однако судно упрямо шло вперед.

Вновь поднявшись, капитан Пикетт увидел нечто, подарившее ему надежду: темные тучи и широкие полосы ливня. Водяной шквал быстро надвигался справа по борту. Если ему удастся завести корабль в шторм, то в наступающей темноте появится шанс скрыться. Держась за переборку, капитан потянулся к тому, что осталось от рулевого колеса. Потом толкнул его изо всех оставшихся сил. Колесо сдвинулось на пол-оборота, а капитан вновь упал на палубу.

Корабль начал менять курс.

Опираясь о палубу, капитан потянулся и подтолкнул остатки штурвала вверх, а затем вернул его обратно, вниз и снова… еще один полный оборот.

Пароход продолжал разворачиваться, рисуя изогнутую белую кривую на поверхности океана, приближаясь к грозовому фронту.

Впереди небо затянули густые облака. Дождь, льющий с небес, мел поверхность океана, словно гигантская метла. Впервые с начала атаки на конвой капитан Пикетт почувствовал, что у него появился шанс, но до того как корабль скользнул под спасительную завесу шквала, гул разворачивающихся и несущихся к судну бомбардировщиков рассеял его надежду.

Он огляделся сквозь зияющие раны корабля в поисках источника этого шума. С неба прямо на него неслись два Aichi D3A. Те же самые «Вэлы»,[255] что использовали японцы при смертоносном нападении на Перл-Харбор, а через месяц против британского флота у берегов Цейлона.

Пикетт наблюдал за ними, подняв голову, и слушал, как свист крыльев становится все громче, а потом, выругавшись, вытащил пистолет.

— Прочь от моего корабля! — закричал он, нацелив на приближающиеся самолеты кольт сорок пятого калибра.

На мгновение они словно застыли над судном, а потом оказались за кормой, прошив корабль снарядами пятидесятого калибра. Капитан вновь упал обратно на палубу — осколки перебили ему ноги, раздробив кости. Он лежал с открытыми глазами, уставившись в бездонное небо, не в силах пошевелиться.

Волны дыма кружились над ним в сером небе. Капитан решил, что наступил конец. Скоро корабль и его секретный груз попадут в руки противника.

Пикетт проклинал себя за то, что вовремя не затопил судно. И теперь он надеялся лишь на то, что судно само по себе затонет до того, как враги поднимутся на борт.

Когда в глазах у него уже стало темнеть, капитан вновь услышал звук приближающихся пикирующих бомбардировщиков. Рев становился все громче — крылья самолетов выли словно баньши,[256] возвещавшие страшную неизбежность конца.

Но тут небо над головой капитана потемнело. Воздух вмиг стал холодным и пропитался влагой. «Джона Бьюри» поглотила стена тумана и дождя.

Согласно последним сообщениям японского летчика, судно, горящее, но все еще державшееся на плаву, шло полным ходом. Но больше о нем никто не слышал и никто его не видел.

ГЛАВА 1

Северный Йемен, возле границы с Саудовской Аравией, август 1967 г.

Тарик аль-Халиф спрятал лицо за повязкой из мягкого белого хлопка. Куфия, прикрывавшая его голову, была обернута вокруг нижней части лица, закрывая рот и нос. Она спасала его обветренное лицо от солнечных лучей, ветра и песка.

И только внимательный и колючий взгляд бедуина говорил о шестидесяти годах, прожитых в пустыне. Он, не моргая и не отводя взгляда, смотрел на мертвые тела, лежавшие перед ним на песке.

Восемь тел. Двое мужчин, три женщины, трое детей — все раздетые догола. Их одежда и вещи исчезли. Большую часть застрелили, нескольких зарезали.

Пока караван верблюдов за спиной Халифа ждал, к нему подъехал всадник. Тарик сразу признал молодого, мускулистого наездника. Его звали Сабах — один из его самых доверенных людей. На локте у Сабаха покоился АК-47 русской сборки.

— Наверняка бандиты, — объявил Сабах. — Сейчас их следов уже не найти.

Халиф изучал грубый песок у себя под ногами. Он заметил следы, исчезающие на западе, там, где в сотне миль находился единственный источник воды — оазис Аби-Кузза, «шелковая вода».

— Нет, мой друг, — возразил он. — Они не стали ждать, пока их обнаружат. Скрывают свою численность, стараясь двигаться по каменистой земле, где не остается следов, или идут по сыпучему песку, где следы тут же исчезают. Одно ясно без сомнения: они направляются к нашему дому.

Аби-Кузза принадлежал семье Тарика многие поколения. Источник воды, дающей жизнь, и источник их благосостояния. Финиковые пальмы росли вокруг плодородного родника, так же как трава для овец и верблюдов.

С тех пор как появились автомобили и другой современный транспорт, караванов, которые приносили свои дары хозяевам оазиса, становилось все меньше и меньше, точно так же как и верблюдов. Бедуины вроде Халифа и его семьи стали беднеть, но еще не утратили своей роли. Чтобы у клана было будущее, их оазис должен находиться под надежной защитой.

— Ваши сыновья защитят его, — сказал Сабах.

Оазис лежал в двадцати милях к западу. Там были сыновья Халифа, два племянника и их семьи. Полдюжины палаток. Десять мужчин с винтовками. Не такая уж легкая добыча. Но на душе у пустынника скребли кошки.

— Мы должны поспешить, — объявил он, залезая на своего верблюда.

Сабах кивнул. Он передвинул АК-47 так, чтобы удобнее было стрелять, и подтолкнул пятками своего верблюда.

Через три часа они приблизились к оазису. Издали они не увидели ничего, кроме мелких костров. Не было видно ни следов борьбы, ни тел на песке, ни рваных палаток или бродячих животных.

Халиф приказал каравану остановиться и спешился. Взяв Сабаха и еще двух человек, он двинулся вперед пешком.

Тишина стояла такая, что они слышали потрескивание дров в кострах и скрип песка у себя под ногами. А потом где-то вдалеке затявкал шакал. Люди Халифа прошли долгий путь и знали: в пустыне не бывает полной тишины.

Тарик остановился, ожидая, пока смолкнет шакал. А когда его вой затих, чей-то голос затянул старинную бедуинскую мелодию. Песня доносилась из главного шатра и звучала спокойно.

Халиф расслабился. Пел его самый младший сын — Джинн.

— Ведите караван, — приказал он. — Все в порядке.

В то время как Сабах и остальные направились назад, к верблюдам, Халиф пошел к оазису. Он добрался до своей палатки, откинул полог и замер.

Бандит в лохмотьях стоял, прижав изогнутый клинок к горлу его сына. Другой бандит сидел рядом, сжимая в руках старую винтовку.

— Одно движение, и я перережу ему горло, — заявил бандит.

— Кто ты?

— Я — Масик, — ответил бандит.

— Чего ты хочешь? — спросил Халиф.

Масик пожал плечами.

— А чего у тебя есть?

— Верблюды дорого стоят, — сказал бедуин, прикидывая, что незваные гости станут делать дальше. — Я отдам их тебе. Пощади мою семью.

— Твое предложение ничего не стоит, — ответил Масик, кривясь от презрения. — Потому что я и так могу взять, что захочу. А еще потому что… — тут он крепко сжал плечо мальчика, — кроме этого мальчишки, вся твоя семья уже мертва.

Сердце Халифа сжалось. Под туникой у него был спрятан «Веблей-Фосбери» — автоматический револьвер, надежное оружие с прицельным боем. Такой револьвер не давал осечек даже после нескольких месяцев путешествия по пустыне. Теперь Халиф хотел только одного — незаметно дотянуться до него.

— За его жизнь я отдам тебе все, что у меня есть, — сказал Тарик. — И вы сможете спокойно уйти.

— Где-то здесь у тебя спрятано золото, — проговорил Масик так, словно это был всем известный факт. — Скажи нам, где оно.

Калиф покачал головой.

— У меня нет золота.

— Ложь, — объявил второй бандит.

Масик загоготал, его кривые и гнилые зубы отвратительно заскрипели. Крепко схватив одной рукой мальчика, он кивнул своему спутнику, чтобы тот перерезал ребенку горло. Но Джинн выскользнул из рук Масика и сильно укусил его.

Взвыв от боли, Масик отдернул руку.

Халиф наконец нащупал револьвер и дважды выстрелил сквозь тунику. Один из убийц повалился назад с двумя дырками в груди.

Второй бандит выстрелил, задев ногу Тарика, но третья пуля владельца оазиса попала ему прямо в лицо. Негодяй упал, так ничего и не сказав, но схватка только начиналась.

Снаружи ночное эхо подхватило грохот выстрелов. Теперь выстрелы гремели со всех сторон. Бедуин различил грохот старых винтовок вроде той, что была у убитого им бандита. Им отвечал дребезжащий звук автомата Сабаха и автоматические винтовки его людей.

Тарик потянулся к сыну и сунул револьвер мальчику в руку. Сам он взял старую винтовку одного из убитых бандитов, потом выдернул из песка изогнутый нож и направился в глубь палатки.

Его старшие сыновья лежали там, словно отдыхая, бок о бок. Их одежда была пропитана темной кровью и пробита во многих местах.

Волна чувств захлестнула Халифа — боль, горечь и гнев.

А снаружи продолжали стрелять. Бедуин вонзил нож в стенку палатки и прорезал небольшое отверстие. Выглянув, он осмотрел поле боя.

Сабах и трое мужчин из каравана стреляли, укрывшись за мертвыми верблюдами. Группа бродяг, одетых как бандиты, которых убил Халиф, отстреливалась, стоя по колено в воде, прячась за пальмами.

Их было не так много, чтобы взять лагерь силой. Он повернулся к Джинну.

— Как эти люди сюда попали?

— Они попросили разрешения остаться, — ответил тот. — Мы напоили их верблюдов.

Мысль о том, что бандиты воспользовались традициями бедуинов, щедростью и гостеприимством сыновей, прежде чем убить их, еще больше разгневала Халифа.

— Оставайся здесь, — приказал он Джинну.

Хозяин оазиса расширил отверстие и шагнул во тьму. Двигаясь по широкой дуге, он обошел своих врагов и проскользнул им за спины. Занятые Сабахом и его людьми, которые атаковали их с фронта, бандиты не заметили Халифа. Подобравшись к ним, он открыл огонь, стреляя им в спины, почти в упор.

Трое погибли сразу, а потом — четвертый. Пятый попытался бежать и был убит выстрелом Сабаха, но шестой — последний бандит — вовремя повернулся и выстрелил в ответ.

Пуля попала Тарику в плечо, отшвырнув назад, боль пронзила насквозь все его тело. Он упал в воду.

Бандит бросился к бедуину, полагая, что тот мертв или слишком сильно ранен, чтобы бороться. Халиф же, нацелив на противника старую винтовку, нажал на спусковой крючок. Гильза застряла в затворе. Он постарался передернуть затвор, но раненая рука оказалась слишком слабой, чтобы выбить перекосившуюся гильзу.

Бандит поднял ружье, нацелившись в грудь Халифа. И тут словно гром прогрохотал «Веблей».

Убийца рухнул возле финиковой пальмы с удивленным выражением на лице, а потом соскользнул вниз, выронив винтовку в воду.

Джинн стоял, держа оружие двумя руками. Глаза мальчика наполнились слезами.

Халиф огляделся в поисках врагов, но никого не увидел. Стрельба прекратилась. Слышен был лишь резкий голос Сабаха, отдававшего приказы его людям. Схватка закончилась.

— Подойди сюда, Джинн, — приказал Тарик.

Его сын подошел, дрожа всем телом. Халиф взял его за руку.

— Посмотри на меня.

Мальчик не ответил.

— Посмотри на меня, Джинн.

Наконец Джинн повернулся. Отец крепко вцепился в его плечо.

— Мой сын, ты слишком молод, чтобы понять, но ты сделал великую вещь. Ты спас жизнь своему отцу. Ты сохранил свою семью.

— Но мои братья и мать мертвы! — воскликнул Джинн.

— Нет, — возразил бедуин. — Они попали в рай, и в один прекрасный день мы встретимся с ними.

Мальчик не отвечал, он лишь смотрел на отца и плакал.

Справа что-то зашуршало. Халиф резко повернулся. Один из бандитов выжил и все еще пытался уползти.

Бедуин поднял изогнутый нож, готовый прикончить врага, но потом опустил руку.

— Убей его, Джинн.

Трясущийся мальчик с изумлением уставился на отца. Тарик выглядел непреклонным.

— Твои братья мертвы, Джинн. Будущее семьи в твоих руках. Ты должен научиться быть сильным.

Джинн продолжал дрожать, но отец и не думал отступать. Доброта и щедрость едва не уничтожили их род. Этих слабостей не должно быть у его единственного оставшегося сына.

— Ты должен забыть, что такое жалость, — заявил Халиф. — Он — враг. Если у нас не будет сил убивать врагов, они отнимут у нас воду. А если мы лишимся воды, нам останутся только скитания и смерть.

Он знал, что сможет заставить Джинна выстрелить, что может приказать мальчику и тот выполнит приказ. Но он хотел, чтобы сын сам принял решение.

— Ты боишься?

Джинн покачал головой. Потом медленно повернулся и поднял револьвер.

Бандит посмотрел на мальчика, но Джинн не стал колебаться, его рука больше не дрожала. Глядя в лицо бандиту, он спустил курок.

Грохот выстрела разнесся над водой и над песками. А когда звук утих, в глазах мальчика уже не осталось слез.

ГЛАВА 2

Индийский океан, июнь 2012 г.

Купаясь в лучах заката, девяностофутовый катамаран[257] мчался по спокойным водам Индийского океана. Он делал три или четыре узла[258] при легком ветерке. Сверкающий белый парус возвышался над белой палубой. Крупные бирюзовые буквы, начертанные на центральной части катамарана, говорили, что он принадлежит Национальному управлению подводных исследований.

На носу одного из корпусов катамарана стоял Кимо А'кона. Ему было тридцать. Угольно-черные волосы, точеная фигура, хитросплетение гавайских татуировок на руке и плече. Он стоял босиком на носу парусника, балансируя на самом краю, словно серфер на доске.

В руке он сжимал длинный шест, на конце которого был установлен прибор, погруженный в воду. Показания, выведенные на небольшой дисплей, говорили Кимо, что система работает.

Он огласил результаты.

— Уровень кислорода чуть ниже положенного. Температура 21 градус по Цельсию, 70,4 по Фаренгейту.

За спиной Кимо застыли еще два наблюдателя. Перри Халверсон, руководитель и старейший член экипажа, стоял у руля. Он был в шортах цвета хаки, черной футболке и оливковой панаме — своей ровеснице.

Рядом с ним стояла Талия Куиварос, которую все называли просто Ти. В этот вечер на ней были белые шорты и верх от красного бикини, хотя ее загорелая кожа отвлекала внимание мужчин от ее наряда.

— Что-то слишком холодно, — заметил Халверсон. — На три градуса холоднее, чем должно быть в это время года.

— Исследователям глобального потепления это придется не по вкусу, — ответил Кимо.

— Возможно, — согласилась Талия, одновременно считывая показания с небольшого планшета. — Но это очевидная закономерность. Двадцать девять из тридцати показаний не такие, как должны быть. Отклонение от прогноза минимум два градуса.

— Может, тут прошел шторм? — поинтересовался Кимо. — Дождь или град, которые мы не учли?

— Последние недели в этом районе не случалось ничего подобного, — ответил Халверсон. — Это аномалия, а не локальное отклонение.

Талия кивнула.

— Глубоководные показания с удаленных датчиков, которые мы запустили, подтверждают это. Температура понижается, идет к термоклину.[259] Будто бы солнечное тепло вообще не доходит до этих мест.

— Не думаю, что тут проблема в солнце, — заметил Кимо. Днем солнце, сияя с безоблачного неба, прогрело воздух чуть ли не до сорока градусов. Даже сейчас, на закате, его последние лучи были сильными и жаркими.

Кимо качнул шестом, проверил данные, а потом размахнулся, словно рыбак, закидывающий крючок. Он забросил датчик на расстояние сорока футов от лодки, дал ему утонуть, а потом потянул назад. Но и во второй раз прибор показал то же самое.

— По крайней мере, у нас есть что рассказать в Вашингтоне, — заметил Халверсон. — Они все почему-то считают, что мы тут как в прогулочном круизе.

— Предполагаю, что это апвеллинг,[260] — продолжал Кимо. — Что-то типа эффекта Эль-Ниньо — Ла-Нинья.[261] Хотя океан-то Индийский, значит, у этого явления и название должно быть индийское.

— Может, его назовут в честь нас, — предположила Талия. — Эффект Куиварос — А'кона — Халверсона. Сокращенно — КАХ-эффект.

— Обратите внимание: себя она поставила первой, — сказал Кимо Халверсону.

— Дамы вперед, — объявила Талия, с улыбкой наклонив голову.

Халверсон рассмеялся и поправил шляпу.

— Пока вы убираете оборудование, я займусь ужином. Будете тако с летучими рыбами?

Талия с подозрением посмотрела на товарища.

— Мы их уже вчера ели.

— Сегодня сети пусты, — объявил Халверсон. — Мы ничего не поймали.

Кимо задумался. Чем дальше заплывали они в холодную зону, тем меньше живности было в море. Похоже, океан становился бесплодным.

— Все лучше, чем консервы, — заметил он.

Талия кивнула, и Халверсон нырнул в кабину, чтобы приготовить ужин. А Кимо остался стоять, глядя куда-то на запад.

Солнце наконец скрылось за горизонтом, и небо приобрело оттенок индиго. Пылающая оранжевая линия протянулась прямо над водой. Воздух был мягким, влажным, температура — около тридцати градусов по Цельсию. Прекрасный вечер, тем более что им удалось обнаружить нечто уникальное.

Они понятия не имели, что вызвало подобную аномалию, но она заметно влияла на погоду в этом регионе. До сих пор на юге и западе Индии шли лишь небольшие дожди, в то время как давно должны были прийти муссоны с грозовыми тучами. Проблема становилась все острее — миллиарды людей ждали сезонных дождей, сушь грозила неурожаем риса и пшеницы. Из-за этих новостей нервы Кимо были на пределе. Его терзали воспоминания о плохом урожае прошлого года, вызвавшем разговоры о голоде, который непременно наступит, если в ближайшее время что-то не изменится.

В то же время Кимо отлично понимал, сколь мало он может сделать. Но он надеялся, что хотя бы определит причину происходящего. Ученый предполагал, что за последние несколько дней они с коллегами нащупали верный путь. Им нужно было еще раз провести измерения где-нибудь через час в нескольких милях к западу. Размышления Кимо прервал Халверсон, позвав ужинать.

Он вытащил датчик. Поднимая прибор из воды, краем глаза он заметил нечто странное. Кимо прищурился. В ста ярдах от него по поверхности океана, словно огромная тень, расползалось большое черное пятно.

— Посмотри-ка на это, — позвал он Талию.

— Небось, зовешь потискаться в темноте? — шутливо ответила она.

— Я серьезно, — продолжал он. — Там на воде что-то есть.

Девушка убрала планшетный компьютер и подошла поближе, положив одну руку ему на плечо, а другой для устойчивости придерживаясь за узкий бушприт. Кимо указал на пятно. Безусловно, оно становилось все больше, расползаясь по поверхности, как нефть или водоросли, хотя явно не было ни тем, ни другим.

— Видишь?

Она проследила за его взглядом, а потом посмотрела в бинокль. Через несколько секунд она объявила:

— Это какой-то обман зрения.

— Вовсе нет.

Талия еще какое-то время смотрела в бинокль.

— Говорю тебе, ничего там нет.

Может, глаза и в самом деле обманывали его? Кимо взял бинокль и уставился на пятно. Опустил бинокль, потом снова поднес к глазам и опустил.

Ничего, кроме воды. Ни водорослей, ни нефти, ни странных текстур на поверхности моря. Он внимательно осмотрел водную гладь, но море снова выглядело совершенно нормальным.

— А я тебе говорю, там что-то было, — продолжал настаивать он.

— Не убедил, но попытка засчитана, — ответила девушка. — Давай-ка лучше поедим.

Талия повернулась и направилась на главную палубу катамарана. Кимо бросил на воду последний взгляд, но не увидел ничего необычного, затем покачал головой и повернулся, чтобы последовать за коллегой. Через несколько минут они сидели в главной каюте, где уже был накрыт рыбный стол. Однако Кимо не переставал думать о причине аномальной температуры.

Пока они ели, катамаран скользил вперед, подгоняемый северо-западным ветром. Два гладких фиберглассовых поплавка катамарана разрезали соленую воду, беззвучно скользя вперед.

И тут что-то начало меняться. Казалось, вода немного загустела, стала более вязкой. Рябь усиливалась, катамаран плыл все медленнее и медленнее. Блестящие белые поплавки стали темнеть по ватерлинии, словно кто-то наносил на них тонировку.

Так продолжалось несколько секунд, а потом черные как уголь пятна поползли по всей боковой части поплавков. Они поднимались все выше и выше вопреки законам гравитации, словноих притягивала какая-то неведомая сила.

По текстуре своей пятна напоминали графит или темную ртуть. Вскоре потемнело и то место на носу, где только что стоял Кимо.

Если бы кто-то остался на вахте, он бы, без сомнения, заметил что-то необычное. На мгновение темная субстанция приобрела форму, похожую на цепочку человеческих следов, а потом стала расползаться дальше, двигаясь в сторону главной каюты.

Внутри играло радио, настроенное на канал классической музыки. Такая музыка как раз подходила к ужину, и Кимо наслаждался вечером и компанией, так же как и поданными блюдами. Занятый шутливой перепалкой с Халверсоном, наотрез отказывавшимся разглашать секрет своего рецепта, Кимо вдруг заметил нечто странное.

Со стороны могло показаться, что кто-то красит темным широкие стекла на потолке каюты. Свет фонаря, висевшего высоко на мачте и освещающего палубу лодки, становился все бледнее. Что-то ползло по стеклу, словно снег или песок, подгоняемый ветром, только намного быстрее, густея на плоской поверхности.

— Что за…

Талия посмотрела в окно. Встревоженный Халверсон уставился в другую сторону, на корму. Кимо резко повернулся. Какое-то серое вещество текло через раскрытую дверь, двигаясь по палубе. Текло в гору!

Талия тоже увидела это. Тем более что субстанция направлялась прямо к ней.

Она вскочила с кресла, сбросив тарелку со стола. Остатки обеда, оказавшиеся на пути ползущей темной массы, превратились в небольшой серый холмик.

— Что это? — воскликнула Талия.

— Не знаю, — ответил Кимо. — Я никогда…

Не имело смысла продолжать — никто из них никогда не видел ничего подобного. Разве что…

Кимо прищурился. Странное вещество. Текучая жидкость… Но она имела необычную зернистую структуру. Казалось, это металлический порошок, двигающийся сам собой, как волны мельчайшего песка под ударами ветра.

— Вот это я и увидел на поверхности воды, — сказал Кимо, пятясь. — Я же говорил тебе, что там что-то есть.

— Что оно делает?

Все трое в смятении замерли, а потом начали отступать.

— Похоже, оно ест рыбу, — заметил Халверсон.

Кимо наблюдал за происходящим со страхом и удивлением. Он выглянул через открытую дверь — кормовая палуба была целиком покрыта странным веществом. Ученый оглянулся в поисках выхода. Единственное, что им оставалось, — отступать, но тогда они бы оказались в ловушке в трюме катамарана. Идти на корму означало ступить в субстанцию.

— Сюда, — позвал Кимо, залезая на стол. — Что бы это там ни было, я не хочу его касаться!

Талия поднялась на стол и встала рядом с ним. Кимо, потянувшись, распахнул иллюминатор на потолке каюты. Потом, подсадив девушку, помог ей выбраться наверх. Халверсон попытался залезть на столик, но поскользнулся. Его нога коснулась серой субстанции, разбрызгав ее, словно лужу воды. Несколько капель попало на кожу. Халверсон закричал так, словно его ужалили. Нагнувшись, он попытался стряхнуть вещество со своих ног, но капли остались у него на руке. Тогда он принялся вытирать руку о шорты.

— Кожа горит, — пояснил он, скривившись от боли.

— Давай, Перри, — подбодрил его Кимо.

Халверсон вновь забрался на столик. Несколько серебристых капель все еще оставались на его руках и ногах. Ножки столика подогнулись под тяжестью двух мужчин.

Кимо подпрыгнул и повис, успев ухватиться за край иллюминатора, а Халверсон упал. Он приземлился на спину, ударившись головой. Падение, казалось, оглушило его. Хмыкнув, он перевернулся и попытался подняться, упершись руками в пол. Серое вещество теперь покрывало его руки, плечи и спину. Он сумел встать, прислонился к переборке, но вещество коснулось его лица. Халверсон стал размахивать руками, словно его жалили пчелы. Глаза его были плотно закрыты, но странные частицы, должно быть, проникли ему под веки, в ноздри и уши.

Он отступил от переборки и упал на колени. Схватившись за голову, он закричал, скребя пальцами уши. Ручейки странного вещества устремились к уголкам рта, а потом, скользнув по губам, потекли вниз в горло, и крики превратились в булькающий хрип задыхающегося человека. Халверсон рухнул лицом вниз, и серое вещество затянуло его, словно полчища муравьев в джунглях.

— Кимо! — закричала Талия.

Ее голос вывел Кимо из оцепенения. Подтянувшись, он выполз через отверстие на крышу, а потом захлопнул люк. В свете прожектора на высокой мачте он увидел, что серое вещество расползлось по всей палубе, как на носу, так и на корме. Оно уже начало подниматься по стенкам палубной надстройки.

Все, что осталось в каюте, уже было погребено под серой пленкой. В том числе и Халверсон.

— Оно ползет сюда, — закричала Талия.

— Не трогай!

Там, где стоял Кимо, странное вещество добилось меньшего прогресса. Ученый стал шарить вокруг в поисках чего-то, что могло ему помочь. Рука нащупала шланг, и Кимо, включив его, схватил сопло и направил воду под высоким давлением на субстанцию. Струи воды смели вещество назад, стирая его со стены надстройки, словно обычную грязь.

— Иди сюда! — приказал он девушке, отступив и продолжая смывать странное вещество. — Держись позади меня! — крикнул он, орудуя шлангом. Однако вещество наступало со всех сторон, и вскоре стало ясно, что сражение, скорее всего, будет проиграно. Как Кимо ни старался, он не мог за ним угнаться.

— Мы должны прыгать, — закричала Талия.

Кимо посмотрел на океан. Субстанция покрывала и поверхность океана.

— Не поможет, — ответил он.

Охваченный отчаяньем, Кимо оглядел палубу, пытаясь отыскать что-то, что могло бы им помочь. Две канистры по пять галлонов[262] бензина стояли на корме судна. Тогда он направил струю воды в сторону канистр, расчищая себе дорогу.

А потом, бросив шланг, рванулся вперед и прыгнул. Приземлившись на корме, он проскользнул по мокрой палубе, врезался в транцевую доску. Руку и ноги обожгло, словно в рану капнули спиртом. Однако Кимо постарался не замечать боли. Схватив первую канистру, он открыл ее, выплеснул содержимое на палубу. Серое вещество чуть отступило, однако продолжало искать дорогу вперед. На крыше надстройки Талия орудовала шлангом, очищая медленно сужающийся круг у себя под ногами. Неожиданно она вскрикнула, словно ее ужалили, и уронила шланг. Она попыталась взобраться на мачту, но Кимо видел, как вещество охватило ее ступни. Девушка закричала и упала.

— Кимо! — взвыла она. — Помоги мне. Помоги м…

Он выплеснул на палубу остатки бензина и схватил вторую канистру. Она оказалась легкой, почти пустой. Страх ножом пронзил сердце Кимо.

Хрипы и звуки борьбы донеслись оттуда, куда упала Талия. Но все, что он смог увидеть, — ее рука, высунувшаяся из серой груды. Вещество продолжало искать путь к его ногам.

Кимо еще раз взглянул на воду.

Субстанция покрывала всю поверхность, и океанская гладь, насколько он мог разглядеть ее в свете фонаря на мачте, больше напоминала жидкий металл. Только теперь Кимо понял ужасную правду: бежать было некуда.

Не желая умирать, как Талия и Халверсон, Кимо принял решение. Он вылил остатки топлива на палубу, а потом, выхватив зажигалку, упал на колено. Он поднес зажигалку к бензину, разлившемуся по палубе, и щелкнул кремнем.

Посыпались искры, и воздух наполнился парами бензина. Пламя метнулось вперед от кормы катамарана. Сметая странное вещество, оно пронеслось до каюты. А потом повернуло назад к Кимо, окружив его. Тело ученого вспыхнуло.

Боль была слишком сильной для того, чтобы выдержать ее даже те несколько секунд, что он еще оставался жив. Охваченный огнем, он не мог кричать: его легкие горели. А потом Кимо А'кона качнулся назад и упал в темные океанские воды.

ГЛАВА 3

Курт Остин стоял на нижнем уровне своего эллинга для лодок в грузовом порту. Было уже за полночь.

Широкоплечий, обаятельный Курт выглядел скорее суровым, чем красивым. Седые волосы цвета светлой стали странно выглядели на голове у тридцатилетнего мужчины, но полностью соответствовали тому характеру, за который его любили друзья. Завершали портрет широкая челюсть, ровные, но не идеальные зубы и грубая кожа, задубевшая от многих лет, проведенных в море.

Надежный и самоуверенный — вот слова, которые больше всего подходили для его описания. Мужественное лицо и пронзительные глаза. Прямой взгляд его сверкающих голубых глаз часто заставлял собеседников замолкнуть на полуслове, словно захваченных врасплох.

Сейчас эти глаза с любовью смотрели на его новое детище. Курт был занят строительством гоночной шлюпки, не думая ни о чем, кроме ее ходовых качеств. Мысленно перепроверяя расчеты, он прикидывал, как еще улучшить характеристики будущей лодки.

Воздух вокруг Курта пропах лаком, а на полу у его ног валялись стружки, щепа и разный мусор, который всегда скапливается, когда начинаешь делать лодку своими руками.

После нескольких месяцев работы Курт чувствовал, что творение его близко к совершенству. Двадцать футов в длину. Узкая и гладкая. Судно из медово-светлого дерева, покрытого девятью слоями лака, сверкало, словно освещая помещение.

— Чертовски хорошая лодка, — пробормотал Курт, любуясь творением своих рук. Поверхность лодки, гладкая как стекло, казалась бездонно глубокой. В полированных бортах можно было рассмотреть отражение всего помещения.

С одной стороны отражения виднелась еще не распечатанная красная коробка — новый набор слесарных инструментов. С другой можно было рассмотреть щит, где в безукоризненном порядке висели старые молотки, пилы и рубанки с потрескавшимися, выцветшими от старости деревянными ручками. Новые инструменты он купил сам, старые оставил ему дед — своего рода послание и подарок одновременно. А прямо между ними, словно человек, находящийся между двух миров, застыл Курт, точнее, его отражение.

Это казалось вполне уместным. Большую часть времени Курт работал с современной техникой, но любил вещи из прошлого: старые ружья, довоенные и викторианские дома, исторические письма и документы. Все эти вещи манили его с равной силой. Но больше всего радости в его жизнь приносили лодки, которыми он владел, в том числе и та, которую он только что закончил.

Пусть его творение пока останется в своей колыбели, но завтра он уберет все подпорки, вставит весла в уключины и спустит лодку на воду, отправив в первый рейс. А там, управляемая силой его рук, ног и спины, лодка заскользит, разрезая ровную, спокойную поверхность Потомака.

Наконец он сказал себе, что пора прекратить любоваться творением рук своих, или утром он не сможет вовремя встать, чтобы спустить красавицу на воду. Закрыв дверь, он шагнул к рубильнику, отключающему электричество.

Но прежде чем он выключил свет, раздалось надоедливое жужжание. Всему виной оказался мобильный телефон, который вибрировал на его рабочем столе. Курт схватил телефон, прочел имя на экране и ответил на звонок.

Это был Дирк Питт — директор НУПИ, босс Курта и его хороший друг. Перед тем как стать директором этой организации, Дирк несколько десятилетий провел, с риском для здоровья и жизни выполняя особые задания. Впрочем, время от времени он делал это и сейчас.

— Прости, что беспокою тебя посреди ночи, — начал Питт. — Надеюсь, ты сейчас один?

— Не совсем, — ответил Курт, глядя на лодку. — Сейчас рядом со мной одна прекрасная блондинка. Она грациозна, а кожа ее как шелк. Нам с ней предстоит провести наедине еще много времени.

— Боюсь, тебе придется все это отложить и пожелать девушке спокойной ночи, — отозвался шеф совершенно серьезно. Говорил он громко и четко.

— Что случилось?

— Знаешь Кимо А'кона? — поинтересовался Питт.

— Я работал вместе с ним над Гавайским экологическим проектом, — ответил Курт, понимая, что директор не начал бы разговор подобным образом, если бы не произошло что-то серьезное. — Первоклассный специалист. А почему ты спрашиваешь?

— Он выполнял для нас одну работу в Индийском океане, — начал Питт. — С ним были Перри Халверсон и Талия Куиварос. Мы потеряли с ними контакт два дня назад.

Курту это сразу не понравилось, но радио порой отказывало, точно так же как и все электрические системы, а потом выяснялось, что сами яхтсмены в целости и сохранности.

— Что случилось?

— Мы не знаем. Но сегодня утром их катамаран нашли брошенным в пятидесяти милях от того места, где он должен быть. В полдень над ним на бреющем полете пролетел самолет с Мальдивских островов. Судя по фотографиям, корпус частично обгорел. И никаких признаков экипажа.

— А над чем они работали?

— Анализировали температуру воды, ее соленость и уровень кислорода, — объяснил Питт. — Ничего опасного… Думаю, это загадка как раз для тебя и Джо.

Курт и представить себе не мог, кому могли помешать подобные исследования.

— И ты считаешь, что за всем этим стоит чей-то злой умысел?

— Мы не знаем, — объявил Дирк. — Но что-то не так. Мы видели, что спасательный плот на месте и поплавки целы. Обшивка катамарана обгорела, но все остальное не тронуто. Халверсон был настоящим ветераном — десять лет у нас, а до этого восемь лет прослужил в торговом флоте. Кимо и Талия были моложе, но тоже хорошо обучены. И никто из нас не смог придумать, по какой причине на борту яхты мог начаться сильный пожар. Но даже если бы и смог, никто не объяснит, почему три опытных моряка не развернули спасательный плот и не подали сигнал о помощи.

Курт молчал. Он тоже не видел объяснения, разве что весь экипаж разом парализовало.

— Суть в том, что они исчезли, — закончил Дирк. — Возможно, мы их найдем. Но мы с тобой много повидали, и ты должен согласиться: выглядит все это не слишком-то хорошо.

Курт отлично понял намек. Три сотрудника НУПИ пропали без вести и теперь считались погибшими. Такие вещи и Дирк Питт, и Курт Остин воспринимали как личный вызов.

— Какие будут распоряжения?

— Мы уже послали спасательные команды с Мальдив, — сообщил директор. — Я хочу, чтобы ты и Джо как можно скорее оказались на месте. Это означает, что у тебя четыре часа на сборы.

— Не проблема, — ответил Курт. — А сейчас их кто-нибудь ищет?

— Поисковые и спасательные воздушные суда с Мальдив, пара военных Р-3[263] и эскадра дальнего действия из Южной Индии прочесывают зону, где был найден катамаран. Пока безуспешно.

— Значит, это не спасательная миссия.

— Увы, нет, — ответил Питт. — Пока мы не получим хороших новостей от поисковиков, а их я не жду, твоя работа — выяснить, что случилось и почему.

Курт кивнул, хотя шеф никак не мог увидеть его.

— Понял.

— Возьми с собой мистера Завала, — добавил директор. — Держи меня в курсе.

Получив от Курта подтверждение, Питт повесил трубку.

Положив мобильный на стол, Остин задумался о предстоящей миссии. Вопреки всем доводам он надеялся, что к моменту, когда он пересечет Атлантический океан, три члена миссии НУПИ найдутся целыми и невредимыми, покачивающимися на волнах в спасательных жилетах. Но, учитывая состояние катамарана и продолжительность поисков, шансов было мало.

Сунув телефон в карман, он окинул долгим взглядом творение своих рук, а потом без лишних размышлений выключил свет и закрыл дверь.

Свиданию с прекрасной блондинкой придется подождать.

ГЛАВА 4

Центральный Йемен

Фигура в белом стояла на скале, нависшей над песками пустыни Йемена. Ветер, пробираясь под кафтан, заставлял ткань громко хлопать.

Сверкающий белый вертолет сел за спиной человека в белом плаще. Борт украшала зеленая эмблема: две пальмы, склонившиеся над оазисом.

В скале под вертолетной площадкой располагался вход в обширную пещеру. В прошлом вход охраняли несколько бедуинов, прятавшихся на утесах, но в этот день там собралась дюжина мужчин с автоматами и еще двадцать или около того прятались среди скал.

Джинн аль-Халиф поднес бинокль к глазам. Он видел, как по пустыне к скале приближались три «Хаммера». Они взлетали и опускались на дюнах, словно маленькие лодки, пересекающие бурное море, шли клином, направляясь в его сторону.

— Они едут вдоль старой тропы, — проговорил он, обращаясь к человеку, который стоял рядом и чуть позади него. — Во времена моего отца этой тропой двигались караваны торговцев специями, Сабах. А теперь к нам приезжают только банкиры.

Опустив бинокль, он посмотрел на бородатого пожилого человека, стоявшего рядом с ним. Сабах был самым преданным человеком его отца. Он носил темные одежды. В руках у него был радиопередатчик.

— Ты достаточно мудр, чтобы понять их, — заметил Сабах. — Их не интересуем ни мы, ни наша борьба. Они явились, потому что вы обещали им богатство. И мы должны будем заплатить им до того, как сможем сделать, что хотим.

— Чжоу с ними?

— Да. Когда он будет тут, все участники консорциума окажутся в сборе. Мы не должны заставлять их ждать.

— А как там генерал Азиз, египтянин? — спросил Джинн. — Он по-прежнему оттягивает обещанный платеж?

— Он свяжется с нами через три дня, — ответил Сабах, — когда ему будет удобнее.

Джинн аль-Халиф глубоко вдохнул чистый воздух пустыни. Азиз пообещал многие миллионы от имени группы египетских бизнесменов и военных, но пока не заплатил ни гроша.

— Азиз издевается над нами, — произнес Халиф.

— Поговорим с ним и поставим на место, — предложил Сабах.

— Нет. Он и дальше будет над нами смеяться, потому что чувствует себя в безопасности. Ему кажется, что мы не можем до него дотянуться.

Сабах вопросительно взглянул на хозяина.

— Это ответ на загадку о смысле жизни, — продолжал бедуин. — Главное не деньги, не богатство, не похоть, не любовь. Всего этого оказалось недостаточно, чтобы спасти меня, когда бандиты захватили наш лагерь. Имеет значение лишь одно, и тогда, и сейчас. Власть. Грубая, непреодолимая сила. И тот, кто обладает силой, правит. А кто нет — просит милостыню. Сейчас мы просим у Азиза подачки, но вскоре все изменится. Скоро я обрету силу, которой раньше не владел ни один человек.

Сабах медленно кивнул, спрятав под бородой морщинистую улыбку.

— Вы хорошо учитесь, Джинн. Даже лучше, чем я мог надеяться. Поистине, вам удалось превзойти своего учителя…

У подножия утесов «Хаммеры» притормозили и остановились перед входом в пещеру.

— Ты был полярной звездой, направлявшей мой путь, — ответил Халиф. — Вот почему отец доверил меня твоей заботе.

Сабах слегка поклонился.

— Благодарю за добрые слова. А теперь идем, поприветствуем наших гостей.

Вскоре они спустились в пещеру. Температура внутри была около 27 градусов — блаженная прохлада по сравнению с сорокаградусной жарой наверху, где выл жаркий ветер.

Несмотря на то что собрание проходило в пещере, гости сидели на удобных офисных стульях за черным столом. Когда-то эта комната была комплексом из нескольких гротов. Теперь она превратилась в огромный конференц-зал с современным декором.

В углублениях стола перед каждым из присутствующих располагались маленькие экраны. Вдоль стен стояли компьютеры. За ними находились казармы и склады оружия.

Выложив огромные деньги, Джинн переделал старинное место встречи бедуинов из пыльной пещеры в современную штаб-квартиру. Это было очень сложно и заняло много времени — точно так же, как превращение его семьи из кочевников, торговавших специями и верблюдами, в современную корпорацию, зарабатывавшую на технологиях, нефти и транспорте.

Давно прошли времена верблюдов и оазисов, которые столетиями собирала его семья и которые потом обменяла на ценные бумаги различных компаний. От тех времен остались лишь отцовские слова: «Ты должен забыть, что такое жалость… Если мы лишимся воды, нам останутся только скитания и смерть».

Джинн никогда не забывал этих слов и никогда не испытывал жалости. Благодаря Сабаху и деньгам тех, кто сейчас собрался в пещере, он был в одном шаге от того, чтобы получить контроль над водой половины земного шара, точно так же как его отец в свое время контролировал оазисы.

Господин Чжоу вошел в зал вместе со своими помощниками. Сабах поздоровался и указал ему место за столом. Всего в зале теперь было девять мужчин. Чжоу из Китая, Мустафа из Пакистана, шейх Абин да-Алхрама из Саудовской Аравии. Суфар приехал из Ирана, а Аттакари из Турции. Несколько менее важных гостей прибыли из Северной Африки, бывших советских республик и разных арабских стран.

Все они были не представителями правительств, а бизнесменами — людьми, заинтересованными в исполнении планов Джинна.

— По милости Аллаха, мы снова собрались вместе, — начал Халиф.

— Давайте обойдемся без религиозных церемоний, — фыркнул Чжоу. — Лучше расскажите нам о ваших успехах. Вы пригласили нас сюда, чтобы запросить большее финансирование, но мы пока не видим результатов, которые вы нам обещали.

Грубость гостя раздражала Джинна, но он был крупнейшим инвестором как в проект Джинна, так и в ставки на успех его плана. Неудивительно, что китаец с самого начала был так нетерпелив. Ему больше всех не терпелось скорее перейти от этапа вложений к этапу получения выгоды. А с учетом того, что Азиз их подвел, Халиф как никогда нуждался в поддержке Чжоу.

— Как вы знаете, генерал Азиз оказался не в состоянии высвободить активы, которые обещал…

— Возможно, это мудро, — заметил Чжоу. — Пока что мы потратили миллиарды, и что получили взамен? Теперь у меня во владении два миллиона акров бесполезной монгольской пустыни. Если вам нечем похвастаться, то скоро моему терпению придет конец.

— Уверяю вас, прогресс скоро станет очевидным.

Халиф нажал на пульт, и перед каждым из гостей зажегся экран. Большой экран на стене показывал те же схемы, демонстрируя Аравийское море и Индийский океан. Красный, оранжевый, желтый и другие цвета обозначали температурные градиенты. Циркуляционные стрелки показывали направления и скорость течений.

— Это стандартная картина течений Индийского океана на основе средних показателей, собранных за последние тридцать лет, — сообщил Джинн. — Зимой и весной течения движутся с востока на запад, против часовой стрелки, подгоняемые холодными сухими ветрами из Индии и Китая. Летом картина меняется. Континент нагревается быстрее, чем море. Воздух поднимается, вызывая ветер с моря. Воздушные потоки начинают двигаться по часовой стрелке, и в Индии начинается сезон муссонов.

Джинн щелкнул кнопками на пульте, чтобы показать, каким образом все изменяется.

— Как вам известно, температура и давление создают ветер. Он гонит океанские течения, и вместе они приносят или сухой воздух, или муссонные дожди. Они несут влагу в Индию и в Юго-Восточную Азию, что позволяет прокормиться огромному населению этих частей света.

Новая анимация показала, как облака потоком устремляются в небо над Индией, Бангладеш, Вьетнамом, Камбоджей и Таиландом.

— Мы все это знаем, — отрывисто заявил Мустафа из Пакистана. — Мы уже видели эту презентацию. В то время как эти страны имеют обильные урожаи, наши земли остаются совершенно сухими. Пески ссохлись, превратившись в камень. Вы обещали нам изменить это. Мы пришли сюда, чтобы посмотреть на ваши успехи, так как мы вложили в ваше предприятие огромные деньги.

— Совершенно верно, — поддержал его другой представитель компании.

— Разве я стал бы собирать вас всех вместе, если бы у меня не было никаких результатов?

— Ну так продемонстрируйте их нам! — потребовал Чжоу.

Джинн потыкал пальцем в пульт, изображение на экране снова изменилось.

— Три года назад мы начали рассеивать Рой в восточном квадранте Индийского океана.

На экране возле экватора появился небольшой, неправильной формы треугольник.

— Каждый год с помощью ваших средств мы распыляли их в разных районах. С каждым годом Рой разрастался. Два года назад он покрыл десять процентов намеченной нами области.

Неровно вытянутый треугольник растянулся, став чуть больше. Второй, изгибаясь, потянулся к нему с запада.

— Год назад Рой достиг тридцати процентов насыщения.

Еще один щелчок, новая схема. Два темных мазка соединились и расползлись по всему югу Индийского океана.

— Мы уже знаем, что дожди в Индии стали менее обильными. В прошлом году урожай был худшим за последнее десятилетие. В этом году они будут ждать облака, которые так и не придут.

Он нажал на дистанционный пульт еще раз. Черные круги поредели, но в центральной части Индийского океана выросло густое темное пятно. Благодаря океаническим течениям и манипуляциям Джинна Рой оказался по большей части сосредоточен в районе, известном океанологам как центр Великого вихря. Сконцентрировавшись таким образом, Рой мог оказывать гораздо большее влияние на температуру воды, а значит, и на погоду.

— Температура воды снижается, но температура воздуха над морем растет, и перепады становятся все более похожи на те, что происходят над землей, — продолжал Джинн. — Направление течений меняется. В горных районах Эфиопии и Судана уже выпало осадков больше, чем когда-либо. После нескольких лет засухи озеро Насер едва не вышло из берегов.

Собравшиеся, казалось, были поражены. Все, кроме Чжоу.

— Сам по себе голод в Индии никому из нас ничего хорошего не принесет, — заметил он. — Кроме, разве что, Мустафы, для которого это старые враги. Наша задача продать им свои урожаи, когда их хранилища опустеют. А чтобы эти урожаи у нас были, соответствующим образом должно измениться количество осадков в наших странах.

— Конечно, — согласился Джинн. — Но одно прямо связано с другим. Ваш дождь выпадет, и на вашей ныне бесполезной сухой земле взойдет обильный урожай. Ваши доходы от продажи риса и зерна голодающим, и без того немалые, увеличатся во много раз.

Фыркнув, китаец откинулся на спинку кресла и скрестил руки на груди. Он явно был не удовлетворен.

— Для науки все это очень просто, — принялся объяснять Джинн. — Шесть тысяч лет назад Ближний Восток, Аравийский полуостров и Северная Африка были плодородными землями. Там имелись луга, саванны и равнины, заросшие лесами. Потом климат изменился, и эти земли превратились в пустыню. Причиной этого были океанские течения и температурные перепады этих потоков. Любой ученый подтвердит вам этот факт. Мы запустили процесс в обратную сторону. Первые знаки прогресса нашего предприятия появились в прошлом году. А в этом году этого уже никто не сможет отрицать.

Слово взял шейх Саудовской Аравии:

— Но как случилось так, что до сих пор никто не заметил ваш Рой? Наверняка спутниковая система наблюдения не могла проглядеть нечто столь огромное.

— Днем Рой находится под водой. Он удерживает тепло, не давая тому проникнуть на нижние уровни океана, поглощая его. Когда наступает ночь, Рой поднимается на поверхность и излучает тепло назад, в небо. Его не увидеть. На обычном снимке океанской поверхности не будет видно ничего. Инфракрасное изображение покажет лишь странное излучение.

— А как насчет проб воды? — поинтересовался Чжоу.

— Пока мы не переключаем Рой в режим максимальной агрессивности, проба воды покажется невооруженному глазу лишь слегка мутноватой. Без очень мощного электронного микроскопа микроботов разглядеть невозможно. Нет ничего, что могло бы нас выдать. Тем не менее, мы следим за научно-исследовательскими кораблями. Рой избегает их.

— Плохо избегает.

Джинн оказался захвачен врасплох. Он понял, о чем говорит китаец, но был удивлен, что тот знает об этом. Впрочем, Чжоу не поднялся бы на вершину пищевой цепочки, если бы не умел находить информацию.

— О чем он говорит? — спросил Мустафа.

— Небольшое научно-исследовательское судно, оказавшееся не в том месте не в то время, — пояснил Джинн. — Американцы. Но сейчас эта проблема решена.

Китаец покачал головой.

— Американцы, о которых вы говорите, принадлежат организации, известной как НУПИ. Национальное управление подводных исследований.

Ропот прокатился по толпе собравшихся бизнесменов, и Халиф почувствовал, что должен взять ситуацию под контроль. Ему необходимы были денежные вливания, иначе вся его затея рухнет.

— Это было невозможно предотвратить, — продолжал Джинн. — У нас не было никаких причин подозревать парусник с экипажем из трех человек. Они не получали никаких разрешений, никого не предупреждали о маршруте. К тому времени, когда мы поняли, что они собираются делать, они уже оказались на пороге обнаружения Роя. Они даже переслали данные о странном температурном эффекте в свой штаб.

— И что случилось дальше? — поинтересовался шейх.

— Рой сожрал их.

— Сожрал?

Джинн кивнул.

— В режиме кормежки Рой жрет все на своем пути. Это часть его программы, необходимая для воспроизводства и самозащиты. В этом случае мы активировали его вручную.

Услышав это, Чжоу рассердился еще сильнее.

— Вы дурак, Джинн. На любое действие следует ответ. НУПИ устроит расследование. Они будут возмущены потерей своих людей и приложат максимум усилий для того, чтобы узнать, что случилось. У них есть репутация людей с цепкой хваткой. Боюсь, вы разбудили сторожевого пса.

Халиф нахмурился. Ему совершенно не нравилось, что с ним говорят в такой манере.

— У нас не было выбора. Сейчас Рой сконцентрировался, а значит, он более уязвим. Если американцы найдут его, то с некоторой вероятностью смогут что-то предпринять прежде, чем мы приступим к заключительной части нашего плана — здесь и сейчас, в критически важный момент. Если это случится, все наши усилия и затраты пойдут прахом.

— А что им помешает остановить нас в будущем?

Джинн выпятил грудь.

— Когда климат изменится, Рой можно будет снова рассеять. С помощью естественного процесса воспроизводства он станет достаточно большим и так широко распространится, что даже усилий всех стран и народов окажется недостаточно, чтобы уничтожить его.

— И где он тогда будет? — спросил Мустафа.

— Повсюду, — ответил Халиф. — В конечном итоге он расползется по всем океанам Земли. Мы сможем влиять на погоду не только на наших континентах, но и во всем мире. Богатые страны будут платить нам дань за то, что когда-то имели бесплатно.

— А если они нападут на Рой? — поинтересовался Чжоу.

— Им придется поджечь всю поверхность океана, чтобы нанести ему значительный вред. И даже если они пойдут на это, выжившие микроботы продолжат размножаться. Рой быстро восстановится, как лес после пожара.

Члены консорциума стали переглядываться и кивать друг другу. Похоже, только сейчас они начали осознавать, каким могущественным оружием обладал Джинн. И к созданию этого оружия они все приложили руку.

— Джинн поступил правильно, — проговорил шейх, поддерживая своего арабского брата.

— Согласен, — кивнул Мустафа.

Однако Чжоу до сих пор не был удовлетворен.

— Мы еще посмотрим, — сказал он. — По моим сведениям, специалисты из НУПИ уже на пути к Мале. Они готовы начать расследование. Если концентрация делает Рой уязвимым, я предлагаю рассеять его.

— Сейчас не время, — проговорил Джинн. — Однако не стоит беспокоиться. Мы знаем, кто был на катамаране, и мы знаем, кого они послали вести расследование. У меня есть план.

ГЛАВА 5

Остров Мале — самый населенный из двадцати шести атоллов, известных как Мальдивы. В прошлые века Мале был личным островом короля, правившего другими островами, разбросанными по территории в двести квадратных миль океана. Теперь Мале стал столицей. Сотня тысяч людей жила тут на территории менее чем в три квадратные мили.

В отличие от вулканических островов вроде Таити или Гавайев, на Мальдивах не было ни пиков, ни скал. Собственно говоря, высшая точка острова Мале возвышалась над уровнем моря всего на семь футов, зато на каждом свободном пятачке земли, вплоть до самой кромки воды, высились многоэтажные здания.

Путешествие сюда из Вашингтона занимало целый день. Четырнадцать часов лета до Дохи, столицы Катара. Три часа ожидания рейса — совсем немного после только что проделанного пути, — а потом еще пять часов полета, хотя к этому времени вам уже не захочется даже смотреть на самолеты, не говоря уж о том, чтобы подняться на борт. Наконец, после всего этого долгого путешествия вы приземляетесь в аэропорту, достигнув цели путешествия. Почти.

Дело в том, что маленький и круглый Мале сам по себе был так плотно застроен, что места для аэропорта не осталось. Чтобы добраться до него, необходимо было совершить посадку на острове Хулуле, который напоминал формой авианосец и почти полностью был покрыт единственной взлетно-посадочной полосой аэропорта.

Находясь на борту четырехмоторного А380,[264] Курт наблюдал за другими пассажирами, которые сжали подлокотники до белых костяшек на пальцах, глядя, как самолет приближается к воде. И когда казалось, что шасси вот-вот коснутся волн, под ними появилась твердая земля, и большой аэробус сел на бетон взлетно-посадочной полосы.

— Ух ты, — раздался голос с соседнего сиденья.

Курт оглянулся. Посадка разбудила Джо Завала. Его короткие черные волосы были немного растрепаны, а темно-карие глаза широко распахнулись, словно его только что дернуло током.

— Как насчет того, чтобы в следующий раз разбудить перед посадкой?

Остин улыбнулся.

— И испортить сюрприз? Небольшой всплеск адреналина, хорошее начало дня.

Джо с подозрением посмотрел на Курта.

— Напомни мне, чтобы я не давал тебе выбирать мелодию для звонка будильника. Ты наверняка поставишь воздушную сирену или что-то в таком роде.

Курт рассмеялся. Они с Джо работали вместе уже лет десять. Попадали в бесконечные передряги и схватки, пережили десятки моментов, когда уже казалось, что все потеряно, но им всегда в последнюю секунду удавалось переломить ситуацию. Курт много раз был на волосок от смерти, но вытаскивал Джо из огня. Джо платил ему тем же. И это давало им право во время передышек подшучивать друг над другом.

— С твоим-то храпом? Не знаю, не заглушишь ли ты сирену.

Тридцать минут спустя, быстро миновав багажный терминал и таможню, Курт и Джо, чтобы пересечь узкий пролив между Хулуле и Мале, наняли открытую лодку, известную как водное такси.

Курт изучал гладь моря. Джо по-прежнему сидел, уткнувшись носом в кроссворд, который разгадывал половину полета.

— Африканская кошка из четырех букв? — поинтересовался Джо.

Курт помедлил, потом ответил:

— Нет, тигры в Африке не живут.

— Что, правда? — удивился Завала. — Ты уверен?

— Точно, — заверил Курт. — Ты почему такой усталый?

Джо обычно хорошо переносил путешествия. Курт часто удивлялся, нет ли у его друга какого-то секрета, который передавался по наследству в его семье и позволял легко пересечь десяток часовых поясов, при этом отлично себя чувствуя. Но сейчас под глазами Джо налились мешки, и, несмотря на атлетическое телосложение, выглядел он помятым.

— Ты был в Вашингтоне, когда раздался звонок, — протянул Джо. — В десяти минутах от аэропорта. Я был в Западной Вирджинии, с пятнадцатью ребятами из молодежной программы. Мы все выходные занимались бегом по пересеченной местности и полосами препятствий.

В свободное от работы времени Завала вел спортивный кружок для городских ребят из неблагополучных районов. Курт частенько помогал ему, но это мероприятие он пропустил.

— Стараешься идти в ногу с подростками, да?

— Это не дает мне стареть, — заверил его Джо.

Остин кивнул. Они оба были спортсменами. Но только такие люди и могли выполнять специальные задания НУПИ. Никто заранее не мог сказать, с чем они столкнутся, — ясно было лишь то, что это потребует максимального напряжения всех физических и умственных сил. Чтобы выжить во всех передрягах, необходимо было поддерживать хорошую физическую форму. Курт был выше ростом, более худым и подвижным. Он ходил на веслах через Потомак или бегал трусцой каждый день, занимался тяжелой атлетикой и тхэквандо для поддержания гибкости, баланса и формы рукопашного бойца.

Джо был ниже ростом, с широкими плечами и сложением боксера. Он играл в любительской футбольной лиге и клялся, что мог бы уйти в профи, если бы только двигался чуть быстрее. Сейчас он был, казалось, одержим желанием решить кроссворд.

Курт выхватил газету из его рук и швырнул в корзину.

— Дай глазам отдохнуть, — проговорил он. — Они тебе еще понадобятся.

Джо на секунду уставился на сложенную газету, пожал плечами, потом запрокинул голову. Он закрыл глаза и еще минут десять грелся в лучах теплого солнца, пока они пересекали пролив.

— В отпуск приехали? — поинтересовался водитель водного такси, пытаясь завязать разговор.

В белой полотняной рубахе и темных очках, закрывающих глаза, Остин выглядел настоящим туристом.

— Мы здесь по делу, — ответил Курт.

— Это хорошо, — сказал таксист. — У многих дела на Мале. И чем вы занимаетесь?

Курт на секунду задумался. Разве можно было сказать, чем занимаются специальные оперативники НУПИ? Простой и честный ответ пришел на ум сам.

— Мы решаем проблемы, — сказал он.

— Тогда вы приехали не туда, — сказал водитель. — Мальдивы — это рай. Здесь у нас нет никаких проблем.

Курт улыбнулся. Как бы он хотел, чтобы этот человек оказался прав.

Поездка продолжалась в молчании, пока строения Мале не замаячили прямо перед ними. Лодка проскочила мимо волнореза и затормозила. Бирюзовые глубины сменились прибрежными мелкими водами, почти прозрачными, с легким намеком на синий цвет.

Когда водное такси стукнулось о причал, водитель такси заглушил мотор и перебросил швартов человеку, стоявшему на суше. Курт встал, выдал водителю чаевые и выбрался из маленькой лодки. На берегу в солнечном свете гуляли туристы, то заходящие, то выходящие из магазинов на набережной. Мужчины в ярких светоотражающих жилетах, работавшие над разбитой бетонной плитой, остановились и, опираясь на лопаты, разглядывали привлекательную полинезийку, проходившую мимо.

Курт не мог винить их в этом. Ее пышные черные волосы выглядели как чернила на фоне белого топа без рукавов, загорелое лицо, высокие скулы и полные губы блестели на солнце. И хотя на ней были консервативные серые брюки, Курт не сомневался, что ноги у нее такие же загорелые.

Она зашла в ювелирный магазин, и тогда Остин и строители вновь занялись своими делами.

— Готов?

— Как всегда, — ответил Джо.

Курт схватил свою сумку, и они влезли на пристань. Их ждали двое: один огромного роста, почти шести футов высотой, с суровым, напряженным взглядом, который, похоже, никогда не менялся. Второй была женщина с добрым, но озорным взглядом — сине-зеленые глаза и слегка вьющиеся волосы цвета красного вина. Ростом она была примерно футов пяти и выглядела очень изящной на фоне мужчины.

— Похоже, нас здесь ждут сами Трауты, — заметил Курт, показав Джо на поджидавшую их парочку.

Пол и Гаме Траут были их ближайшими друзьями и бесценными членами группы специальных проектов. Ее неугомонный озорной характер и его серьезная рациональность уравновешивали друг друга, словно Инь и Ян.

— Добро пожаловать в рай, — произнесла Гаме. Родом из штата Висконсин, она по-прежнему говорила с мягким акцентом Среднего Запада.

— Ты уже вторая, кто нам это сегодня говорит, — заметил Курт.

— Так написано в брошюре для туристов.

Курт обнял Гаме, а потом пожал руку Полу. Джо сделал то же самое.

— Как же вы, ребята, очутились тут так быстро?

Женщина улыбнулась.

— Мы удачно стартовали. Мы были в Таиланде, пробовали экзотические блюда. Ничего вкуснее в жизни не ела.

— Повезло вам, — заметил Остин.

— Хотите сначала заглянуть в отель? — поинтересовался Пол.

Курт покачал головой.

— Я хочу взглянуть на катамаран. Они его еще не пригнали?

— Спасательное судно Национальной службы безопасности Мальдив привело его на буксире час назад. По нашей просьбе они поставили его на карантин.

Это была хорошая новость.

— Тогда давайте посмотрим, что сможем найти.

В семи минутах ходьбы располагалась гавань, на пристани которой их встретило несколько матросов. Чуть подальше было пришвартовано два быстроходных катера, а обгоревший катамаран НУПИ был привязан к швартовным уткам причала.

В небольшой будке пропускного пункта Курт заполнил все необходимые документы, передав копии удостоверений личности и паспортов. Ожидая, пока закончится проверка, Курт оглядел рейд и сразу заметил нечто странное. Задержавшись на мгновение, чтобы забрать документы, он обратился к человеку в форме:

— Вы говорите по-английски?

— А как же, — с гордостью ответил молодой человек.

— Скажите, мне кажется, или за нами наблюдает прекрасная брюнетка в белой блузке? Вон там, на аллее?

Охранник повернул голову, чтобы взглянуть.

— Не пялься на нее, — распорядился Курт.

В этот раз охранник был осторожнее.

— Да, она там. А что с ней не так?

— Вроде все в порядке, если, конечно, вы привыкли к тому, что вас преследуют красивые женщины, — ответил Курт. — Присмотритесь к ней.

Охранник улыбнулся.

— С удовольствием, — сказал он и, прежде чем Остин смог что-то сказать, добавил: — Но пялиться не буду.

— Отлично.

Курт прошел пропускной пункт. Вскоре они поднялись на борт катамарана.

— Какое безобразие, — проговорила Гаме, положив руки на бедра.

Что тут произошло? Половина лодки обуглилась и почернела. Стекловолокно у кормы расплавилось. Там палуба, видимо, горела ярким пламенем. Оборудование и разные предметы были разбросаны повсюду.

— И что мы ищем? — поинтересовался Пол.

— Все, что сможет подсказать, что тут случилось, — ответил Курт. — Это был несчастный случай или чей-то злой умысел? У них имелись какие-то проблемы или что-то неожиданно пошло не так?

— Я поищу бортовой журнал и GPS-навигатор, — объявил Пол.

— Проверю каюты, — откликнулась Гаме. Джо перебрался на сиденье капитана, щелкнул несколькими переключателями. Ничего не произошло.

— Нет электричества.

Курт огляделся. У катамарана на крыше каюты располагалась пара солнечных батарей, которые, казалось, остались нетронутыми. Кроме того, на вершине высокой мачты вращались лопасти ветряного генератора. Система должна была работать, даже если людей на борту не было.

— Проверьте кабели, — скомандовал он.

Джо забрался на крышу надстройки и сразу обнаружил проблему.

— Здесь прожжено, — объявил он. — Думаю, что смогу срастить провода.

Завалапринялся за работу. Курт тем временем стал изучать спасательный плот. Его не использовали — даже не отстегнули от палубы.

— Есть вода внутри? — поинтересовался он, решив, что путешественников могла сбить резко налетевшая волна, хотя это совершенно не объясняло следы огня.

— Нет, — прокричала Гаме откуда-то сзади. — Тут сухо, как в пустыне.

Курт присел на корточки, чтобы рассмотреть следы пожара. Нагар был странным, слишком толстым, словно ил смешался с сажей.

У лодки имелся вспомогательный двигатель для использования в чрезвычайной ситуации или когда наступал штиль. Он находился в кормовой части на нижней палубе. Курт поднял люк в палубе, чтобы осмотреть двигатель.

— Никаких признаков пожара в моторном отсеке, — сообщил он и взглянул поверх люка. Полинезийка теперь стояла много ближе, возле дерева у края пристани. В руках у нее был телефон — она держала его так, словно фотографировала катамаран.

«Может, она репортер?»

Курт сомневался, что обгорелый катамаран — интересная тема для новостей. Может быть, она знает что-то, чего не знает он?

Гаме вернулась из каюты.

— Ну что? — поинтересовался Курт.

Она протянула ему несколько предметов.

— Журнал Талии, — пояснила она. — Записки Халверсона. Ноутбук.

— Какие-нибудь странности?

— Ничего серьезного. Но стол в кают-компании сломан. Тарелки разбиты. Шкаф закрыт, так что, похоже, разбились те тарелки, которыми пользовались в момент катастрофы. Кроме того, исчезли все сыпучие продукты из кладовой. Консервы на месте.

На мгновение слова Гаме породили у Курта надежду. Если в какой-то момент экипаж катамарана оказался в смертельной опасности, еда стала бы приоритетом, но тогда почему они оставили консервы? Вернее всего они забрали бы с собой все.

С носа вернулся Пол. У него с собой был GPS-навигатор и приборы для забора образцов.

— Ничего необычного. Правда, у палубного шланга открыт вентиль.

— Может, они использовали его, чтобы бороться с огнем? — предположила Гаме.

Однако Курт в этом сильно сомневался. Пара красных огнетушителей осталась нетронутой в зажимах по обе стороны лодки.

— Тогда почему они не использовали их?

Ответа не было. Не было даже догадок. Курт посмотрел на Гаме.

— Дирк говорил мне, что ты закончила курсы криминалистики.

Девушка кивнула.

— В прошлом году мистер Смит заставил меня осознать, что порой маленькие вещи могут многое рассказать. Особенно когда все остальное выглядит бессмыслицей.

— По-моему, у нас тут форменная бессмыслица, — заметил Курт. — Несколько пропавших контейнеров с пищей вовсе не означает, что на них напали пираты. Тогда тут не осталось бы ничего ценного, никаких компьютеров. Судя по сломанному столу и разбитой посуде, на борту была борьба, но всего этого недостаточно, чтобы я решил, будто они сошли с ума и поубивали друг друга. Поэтому единственная опасность, которую я вижу, — это пожар. Но если они боролись с огнем с помощью шлангов, то почему не использовали огнетушители?

— Может быть, огонь их дезориентировал, — предположил Пол. — Может, это случилось ночью? Или каким-то образом произошел выброс токсичных газов, и у них не было выхода. Им пришлось спрыгнуть за борт.

Курт решил, что это вполне вероятная версия. Шаткая, но по крайней мере возможная. Это бы объяснило и странную гарь. Возможно, это был катализатор или какой-то гель. Но если так, то как он сюда попал?

— Хорошо, примем это как рабочую гипотезу, — объявил он. — Огонь пришел не из моторного отсека, значит, его что-то вызвало. Возьмем пробы этой гари и всего остального, что кажется странным.

— Я займусь этим, — откликнулась Гаме.

— Джо, я помогу тебе наладить питание, — добавил Пол.

— Хорошо, — улыбаясь, согласился Курт. — Ну а мне ничего не остается, как познакомиться с одной красоткой.

ГЛАВА 6

Гаме уставилась на него так, словно он шутил.

— Еще бы, — фыркнула она. — Вот только ты, Курт Остин, скажи: тебе заняться больше нечем?

На ее слова и косые взгляды остальных Курт ничего не ответил. Он прошел на причал по трапу, не сводя взгляда с охранника на КПП, словно направлялся именно к нему.

Но в последнюю секунду он развернулся и уставился на женщину, стоявшую у дерева, а потом поспешил к ней.

Он двигался быстро, широкими шагами. Мгновение незнакомка смотрела на него, а потом начала отступать. Курт прибавил шаг.

Женщина стала отступать быстрее в сторону ближайшей улицы. На дороге показался фургон. Подельники явились ее забрать, решил Остин.

Но девушка остановилась, смутившись. Она посмотрела на приближающийся фургон, потом снова на Курта, снова на машину, которая, визгнув тормозами, остановилась в нескольких футах от нее.

Двери фургона распахнулись, и из него выскочили двое. Она попыталась бежать, но незнакомцы схватили ее.

Курт не понимал, что происходит, но сразу сообразил, что это плохой знак. Он помчался вдогонку, крича незнакомцам:

— Эй!

Кричащую девушку тащили в фургон. Она отбивалась, но мужчины зашвырнули ее через открытую дверь, запрыгнули следом и захлопнули дверцы. К тому времени как Курт выскочил на улицу, похитители уже набирали скорость. Охранник с КПП помчался следом за ним, дуя в свисток.

Но свисток их не остановил.

— Есть у вас автомобиль?

— Только скутер, — охранник вытащил ключ и указал на маленькую оранжевую «Веспу».

Выхватив ключ, Курт подбежал к скутеру. Больше он ничего сделать не мог.

Перекинув ногу через сиденье, Остин сунул ключ в замок зажигания и повернул его. За несколько секунд двигатель ожил, заурчав с мощностью фена.

— Как вы живете без машины? — прокричал он, крутанув ручку газа.

— Весь остров всего две мили в ширину, — крикнул охранник ему вслед. — Кому тут нужна машина?

Курт не мог поспорить с такой логикой, а даже если бы мог, у него на это не было времени. Он вывернул газ, и «Веспа», жужжа, словно майский жук, помчалась следом за фургоном.

Минуту назад он считал эту женщину репортером, потом решил, что она более опасна… А теперь он пытался отбить ее у похитителей. Интересное вышло утро.

Микроавтобус ехал вниз по улице, в двух сотнях ярдов[265] впереди него. Тормозные огни автомобиля мигнули, и тот повернул налево, направляясь в глубь острова. Курт последовал за ним, объехал велосипедиста и торговца рыбой. Свернув на тротуар, он чуть не свалился со скутера. Через мгновение он снова был на проезжей части.

Фургон похитителей прибавил скорость, и Остин испугался, что на таком слабом транспорте может его упустить.

— Прекрасно, — пробормотал он, когда жук ударил его по лицу. Все эти годы он слушал рассказы Дирка о погонях на чужих «Дюзенбергах» и «Паккардах»,[266] а в итоге оказался на скутере в тридцать лошадиных сил.

Он пригнулся, стараясь сделать себя и скутер более аэродинамичными, радуясь, что у скутера нет корзины на руле или сиденья для ребенка.

Впереди по пешеходному переходу шли люди, и Курт изо всей силы надавил на гудок.

Бип-бип!

Раздражающий, пронзительный звук заставил людей податься в разные стороны. Курт молнией проскользнул между ними и, как одержимый, вновь сфокусировался на микроавтобусе.

Они мчались куда-то в глубь острова, по улицам, в названиях которых присутствовало столько гласных, что Курт даже не пытался прочитать или запомнить их. Все, что он мог, это не выпускать фургон из поля зрения.

Он не знал, на что способны другие скутеры, но из этой «Веспы» он больше сорока миль в час выжать не смог. Но когда он уже почти отчаялся, ему вдруг улыбнулась удача.

Что бы ни говорил охранник, автовладельцев на острове хватало. Узкие улицы были полны машин — совсем немного по меркам Восточного побережья в час пик, но достаточно, чтобы превратить проезжую часть в полосу препятствий.

Курт обогнал один седан, протиснулся между двумя другими и вновь увидел впереди машину похитителей, пытавшуюся проскочить запруженный машинами перекресток.

Когда Остин обогнал еще одну ползущую машину, то услышал, как впереди, пытаясь расчистить себе дорогу, сигналит фургон. Добравшись до угла, тот повернул направо.

Курт легко последовал за ним, проскочил между парой стоящих машин, надеясь, что в этот момент никто не станет открывать дверцы.

Фургон направился на запад, и Курт уже догонял его, когда вдруг притормозил своего ярко-оранжевого «жеребца». Впереди виднелась набережная. Они оказались на другой стороне острова.

Микроавтобус вылетел на открытое пространство, промчался вдоль контейнеров и терминалов торгового порта, потом остановился. Дверца открылась. Двое мужчин, которые раньше затолкали девушку в фургон, теперь вытащили ее из машины. Машина сорвалась с места и скрылась. Не обращая на нее внимания, Остин помчался прямо на полинезийку и ее похитителей. Подлетев к ним, он соскочил с мотороллера.

«Веспа» без водителя заскользила по бетону. Пролетев по воздуху, Курт обрушился на двух мужчин и девушку.

Вчетвером они покатились по земле. Курт со всего маха ударился коленями и бедрами о бетон дороги и почувствовал знакомую боль — сколько раз в жизни он обдирал колени! А потом, подпрыгнув, вновь обрушился на нападавших.

Один из них побежал к лодке. Другой остановился, вытаскивая нож. Секунду он смотрел на Остина, а затем метнул в него свое оружие. Тот уклонился, но это дало похитителю лишнюю секунду или две. Развернувшись, он последовал за подельником в лодку. Подвесной двигатель взревел, и судно с огромной скоростью понеслось по воде. Курт не заметил на нем никаких надписей, никаких опознавательных знаков.

Остин покачал головой. Матч завершился вничью. Бандитам не досталась намеченная жертва, зато им удалось улизнуть.

Остин повернулся к девушке. Она сидела на земле, держась за окровавленный локоть и морщась от боли. Курт подошел к ней.

— Вы целы? — хрипло спросил он.

Она подняла взгляд. Ее лицо было залито слезами, тушь потекла. Потом она кивнула, но продолжала баюкать раненую руку.

— Кажется, рука сломана, — проговорила она по-английски.

Естественные инстинкты подтолкнули Курта помочь женщине, но он напомнил себе, что несколько минут назад она шпионила за ним и его друзьями и даже фотографировала катамаран. Он решил, что эта дамочка задолжала ему несколько ответов.

— Отвезу вас в больницу, — сказал он, помогая девушке подняться. — Но сначала вы должны рассказать мне, кто вы, почему преследовали нас и что интересного пытались высмотреть в полусгоревшем катамаране.

— Вы — Курт Остин, — сказала она с уверенностью. — Работаете на НУПИ.

— Верно, — согласился он. — Откуда вы узнали?

— Я — Лилани Таннер, — представилась она.

Это имя показалось ему смутно знакомым. Но прежде чем Курт задал следующий вопрос, девушка продолжала:

— Кимо А'кона был моим братом. Моим сводным братом. Он был на том катамаране.

ГЛАВА 7

В это время господин Чжоу из Китая и господин Мустафа из Пакистана находились в нескольких тысячах километров от Мале — частный вагон скоростного поезда мчал их в Пекин. Чжоу был в костюме, а Мустафа в платье пуштунских племен. Еще полдюжины ехавших с ними могли принадлежать как одной, так и другой стороне.

Скорость и плавность хода, бесспорно, впечатляли, как и декор. Помещение освещали лампы белого и лавандового света. Мягкие кожаные кресла покачивали пассажиров, в то время как очистители воздуха и кондиционеры поддерживали в салоне ощущение свежести и температуру ровно 23 градуса.

Двое поваров внесли подносы с китайскими и пакистанскими деликатесами. Из уважения к религии Мустафы не было никакого алкоголя, но травяные чаи утоляли жажду и освежали ничуть не хуже.

Несмотря на шикарную обстановку, это была строго деловая встреча.

Чжоу жестко объявил:

— Вы должны понять положение, в котором мы находимся.

— В котором вы находитесь, — поправил Мустафа.

— Нет, — настаивал Чжоу. — Все мы. Мы сделали серьезную ошибку. И только теперь можем оценить масштаб происходящего. Технология Джинна одна из самых передовых и могущественных. Она и в самом деле сможет перекроить мир, только наша доля окажется очень ограниченной. Мы вложились в результат, не потребовав никаких прав на технологию, благодаря которой он будет достигнут. Для Джинна мы не более чем клиенты, покупатели его услуг. Словно те, кто покупает электроэнергию, вместо того, чтобы самим строить электростанцию.

Мустафа покачал головой.

— Нам ни к чему технология Джинна, — возразил он. — Никто в моей стране не сможет ею пользоваться. Все мы хотим, чтобы Джинн исполнил свои обещания, увел муссоны из Индии и Пакистана. Изменил погоду в нашу пользу. Да, погода может создать империю. А может уничтожить ее. Мой народ надеется, что произойдет и то, и другое.

На лице Чжоу на миг мелькнуло снисходительное выражение. Китаец знал, что Мустафа практичный, но простой человек. Простые желания вроде мести врагу. Простые мысли, никаких долгосрочных замыслов.

— Да, — ответил Чжоу. — Но вы должны понимать: погода изменится не раз и навсегда. Изменения не вечны. Сейчас они будут происходить по милости Джинна. Как только дожди начнут орошать наши земли, мы станем зависимы от него, как сейчас люди в Индии. Нам останется лишь в отчаянии смотреть на небо. Если Джинну вздумается вернуть дожди в Индию, мы никак не сможем ему помешать.

Китаец умолк, ожидая, чтобы к его словам прислушались. А потом добавил:

— Если Джинн захочет, он станет владыкой погоды, каждый год решая, кому и по какой цене продавать дождь.

Мустафа поднял чашку чая, но не сделал ни глотка. Истина поразила его, и он поставил чашку назад на блюдце.

— Индия много богаче, чем моя страна, — проговорил он.

Чжоу кивнул.

— Вы не сможете заплатить больше, чем они.

— Джинн — араб, он мусульманин, он не станет относиться к нам хуже, чем к сикхам или индусам, — нахмурился Мустафа.

— Вы в этом уверены? — поинтересовался Чжоу. — Вы же сами говорили мне, что семью Джинна называют пустынными лисицами. Иначе как объяснить его богатства? Он всегда станет выбирать только то, что лучше всего для его клана.

По-прежнему обдумывая слова китайца, Мустафа поставил чашечку и блюдце обратно на стол. Он посмотрел на угощение и с отвращением отвернулся. Казалось, у него совершенно пропал аппетит.

— Боюсь, вы можете оказаться правы, — сказал он. — И более того, я теперь подозреваю, что Джинн задумал все это задолго до того, как обратился к кому-то из нас. Иначе зачем бы он настаивал на том, чтобы производственные мощности проекта оставались исключительно в его крохотной стране?

— Значит, мы с вами поняли друг друга, — подвел черту Чжоу. — Мы имеем только обещания Джинна и никаких возможностей заставить его их выполнить. А посему мы находимся в довольно сложном положении.

— Мое положение сложнее вашего, — сказал Мустафа. — У меня нет такой роскоши, как у вас тут. В моей стране нет ни сверхскоростных поездов, ни городов со стеклянными зданиями, ни прочных дорог. В худшем случае нам останется полагаться лишь на скудные валютные резервы.

— Но у вас есть нечто, чего нет у нас, — заметил Чжоу. — У вас есть люди с долгой памятью, много лет работавшие с Джинном. Он скорее поверит им, чем кому-то из моих посланников.

— Джинн никогда не позволит нам подобраться к своим технологиям, — заметил Мустафа.

Китаец усмехнулся.

— Ну, прямо сейчас они нам и не нужны.

— Не понимаю, — покачал головой Мустафа. — Я думал…

— Нам нужно всего лишь отобрать у Джинна способность управлять Роем. А еще лучше, ликвидировать его и взять контроль над системой. Без Джинна, способного отменить приказы, Рой станет делать то, что уже начал. Дожди придут к нам навсегда.

Усы Мустафы медленно поползли вверх, зловещая улыбка скользнула по лицу. Казалось, он понял, к чему клонит Чжоу.

— Каковы ваши условия? — проговорил он. — И учтите, я не могу обещать успех. Мы сделаем всего лишь попытку.

Китаец кивнул. Ничто не могло гарантировать успех столь рискованного предприятия.

— Двадцать миллионов долларов после подтверждения смерти Джинна и еще восемьдесят миллионов, если сможете достать коды команд.

Мустафа едва не пустил слюну, но, казалось, холод страха был достаточно сильным, чтобы охладить пожар его жадности.

— С таким, как Джинн, шутки плохи, — продолжал он. — Пустыня усеяна костями тех, кто пытался перейти ему дорогу.

Чжоу откинулся на спинку кресла. Он понимал, что Мустафа уже у него на крючке. Достаточно кольнуть его самомнение.

— Нет награды без риска, Мустафа. Если вы готовы стать кем-то большим, чем простой марионеткой Джинна, вы должны рискнуть.

Мустафа вздохнул и приготовился ступить на тропинку, идущую наперекор судьбе.

— Мы начнем действовать, когда получим первые десять миллионов аванса, — твердо объявил он.

Чжоу кивнул и махнул одному из своих людей. Тот вытащил дипломат. Мустафа потянулся за ним, но как только араб дотронулся до ручки, китаец снова заговорил:

— Помните, Мустафа. В моей стране тоже есть равнины, усеянные костями. Предадите меня, и никто не заметит, что к горе трупов добавилось несколько пакистанцев.

ГЛАВА 8

После краткой беседы с полицией Мальдив Курт отвез Лилани в центральную больницу острова — современное здание имени Индиры Ганди. Пока они ждали результатов рентгена, он послал СМС Джо, сообщив своим партнерам, где он и чем закончилась погоня. Затем он повернулся к Лилани.

— Прошу прощения за прямоту, но что вы тут делаете? Рука девушки висела на перевязи. Порез над глазом был зашит и обработан йодом.

— Я хотела узнать, что случилось с моим братом. Похоже на правду, подумал Курт. Если не считать того, что Дирк Питт еще не связывался с семьями пропавших.

— А откуда вы узнали, что что-то пошло не так?

— Мой брат изучал течения, — продолжала она, с грустью глядя на Курта. — Я изучала тварей, которые плавают в них. Мы говорили или посылали друг другу электронные письма каждый день. В последнем письме он упомянул о странной температуре и концентрации кислорода. Он хотел знать, какое влияние такие изменения смогут оказать на местную морскую фауну и флору. Он писал, что в тех водах сильно сократилось количество криля, планктона и рыбы, словно море становится холодным и бесплодным.

Курт знал, что это правда. Именно об этом был последний доклад Халверсона.

— Когда он перестал посылать сообщения по электронной почте, я забеспокоилась, — добавила она. — Когда он не ответил на звонок по спутниковой связи, я связалась с НУПИ. А когда никто не смог сказать, что происходит, я прилетела сюда и поискала портового инспектора. Он рассказал мне о катамаране. Сказал, что были вызваны люди из НУПИ, чтобы осмотреть его. Я решила, что вы прибыли в качестве поисковой партии, но потом увидела катамаран и…

Она замолчала, потупив взгляд. Курт ожидал слез, но девушка держала себя в руках.

— Что случилось с моим братом? — наконец спросила Лилани.

Курт молчал.

— Наши родители давно умерли, мистер Остин. Брат — единственный, кто у меня есть… Был.

— Я не знаю, что с ним. Именно это мы и пытаемся выяснить. А что за люди пытались вас похитить? Вы знаете, кто это был?

— Понятия не имею, — ответила девушка. — А вы?

— Нет, — признался Курт, хотя теперь окончательно убедился, что трагедия, произошедшая с катамараном, не была несчастным случаем. — Когда Кимо последний раз выходил на связь?

Она снова опустила взгляд.

— Утром, дня три назад.

— В сообщении было что-нибудь необычное?

— Ничего, — ответила она. — Я же сказала вам. А должно было быть?

Курт осмотрел крошечную больничную палату: сотрудники были заняты, пациенты ждали, то и дело принимались щебетать и звенеть приборы. Спокойно, тихо, организованно. И все же он чувствовал какую-то угрозу.

— Я пытаюсь понять, что те неизвестные получили бы, если бы похищение удалось. Начнем с того, что раньше мы лишь отчасти подозревали злой умысел. Теперь же мы можем быть в этом уверены. И если вам известно что-то, чего не знаем мы…

— Кимо отправил мне только сырые данные. Уверена, они есть и у вас. И даже если нет, то мое исчезновение никак не помогло бы их скрыть.

Девушка была права. Но это означало, что для ее похищения вовсе не имелось никаких причин.

— Вы собираетесь искать бандитов?

— Полиция их уже ищет, — сказал Курт. — Хотя уверен: их давно и след простыл. Моя работа — разобраться, что произошло с катамараном и его командой. Предполагаю, ваш брат и его спутники обнаружили что-то, чего не должны были найти. Нечто большее, чем температурные аномалии. Если это приведет нас к тем людям, что пытались вас похитить, то нам придется иметь с ними дело.

— Позвольте мне помочь вам, — попросила она.

Курт знал, что она это скажет. Он покачал головой.

— Это не научный проект. И, если вы еще не заметили, это очень опасно.

Девушка поджала губы, но вместо того, чтобы огрызнуться, спокойно ответила:

— Мой брат погиб, мистер Остин. Вы и я — мы оба знаем это. Кто вырос на Гавайях, тот знает мощь океана. Он прекрасен. Мы и прежде теряли друзей, тех, кто занимался серфингом, парусным спортом и дайвингом. Если океан принял Кимо в свои объятия, это одно дело… Если какие-то люди сбросили за борт из-за того, что он обнаружил, — совсем другое. И я не из тех, кто будет смотреть на это сквозь пальцы.

— Вы уже пострадали, — проговорил Остин. — И, скорее всего, вам станет много хуже, прежде чем ситуация выправится.

— Вот поэтому я и должна что-то сделать, — произнесла Лилани, и в голосе ее ясно послышались умоляющие нотки. — Иначе я не найду себе места.

Курту не оставалось ничего, кроме как сказать прямо:

— По моему опыту, такие, как вы, иногда ведут себя совершенно непредсказуемо. Это может помешать всей команде. Мне жаль, но я не хочу ради вас ставить под угрозу все расследование.

— Ладно, — ответила она. — Но мы в любом случае еще увидимся. Я не собираюсь сидеть на месте и горевать.

— Что вы имеете в виду?

— Если вы не позволите мне помочь, я продолжу расследование самостоятельно. Если мои поиски причинят вам неудобства, то, надеюсь, не слишком большие.

Курт перевел дух. Трудно было сердиться на того, кто потерял единственного родного человека, но, похоже, девушка изо всех сил старалась его разозлить. Он понимал, что каждое ее слово — правда. Проблема заключалась в том, что она понятия не имела, во что ввязалась.

Вошел врач с рентгеновским снимком.

— С вами будет все в порядке, мисс Таннер. Ваша рука не сломана, это всего лишь сильный ушиб.

— Видите, — сказала она Курту. — Я здорова.

— И удачлива, — добавил он.

— Разве плохо, если удача будет на вашей стороне?

Врач с изумлением уставился на Курта, не понимая, о чем идет речь.

— Я тоже считаю, что удача — вещь полезная.

— Спасибо за совет, — мрачно ответил Курт врачу.

Он оказался в ловушке. После того, что случилось, он не мог бросить ее на произвол судьбы. Тем более он не мог посадить Лилани под замок или отправить обратно на Гавайи, где она могла быть в полной безопасности. Девушка не оставила ему выбора.

— Хорошо, — наконец согласился он.

— Я не доставлю вам проблем, — заверила Лилани.

Курт улыбнулся ей сквозь крепко стиснутые зубы.

— Уже доставляете, — заверил он.

А через двадцать минут, к ужасу медицинского персонала, Остин помог Лилани сесть на поврежденный мотороллер. С большой осторожностью, не так, как в первую свою поездку, он погнал «Веспу» на другой конец острова.

К причалу они прибыли без приключений. Курт пообещал владельцу пострадавшего мотороллера, что его машину отремонтируют или заменят за счет НУПИ, а в качестве дополнительной компенсации предложил свои часы. Охранник с подозрением осмотрел их, а Курт подумал, что бы тот сказал, если бы понял, что эти часы стоят вдвое дороже, чем новый скутер.

Вместе с Лилани Курт снова поднялся на борт катамарана и представил ее Траутам.

— А это — Джо Завала, — прибавил он, когда напарник поднялся к ним с нижней палубы. — Ваш новый лучший друг и личная сиделка.

Они пожали друг другу руки.

— Не то чтобы я жаловался, но почему именно я ее лучший друг? — удивился Джо.

— Ты будешь присматривать, чтобы ничего с ней не случилось, — объяснил Курт. — И, что много важнее, чтобы она не создавала проблем нам.

— Никогда еще не работал сиделкой, — усмехнулся Джо.

— Все когда-нибудь происходит в первый раз, — заметил Курт. — Итак, чем мы теперь займемся?

— Электричество я починил, — объявил Завала. — Батарея почти на нуле, но солнечные панели и ветряная турбина выдерживают нагрузку.

— Вы что-нибудь узнали?

Пол заговорил первым.

— Когда Джо удалось запустить генератор, я получил доступ к GPS. Они двигались на запад до восьми вечера. А потом сбились с курса.

— Есть идеи почему?

— Мы считаем, что именно в это время произошел инцидент, — проговорил Пол. — Парус частично обгорел. От огня покоробился корпус поплавков, и катамаран потерял скорость. Похоже, он начал дрейфовать.

— Где они в это время находились?

— Примерно в четырех сотнях миль к юго-западу отсюда.

— Что еще?

— Нет ничего необычного ни в судовом журнале, ни в их заметках, ни в компьютерных файлах, — проговорил Пол. — Но Гаме, как обычно, удалось найти кое-что интересное.

Курт повернулся к Гаме. Та держала в руках стакан, на дюйм наполненный угольно-черной жидкостью.

— Это то, что оставил огонь. Я смешала все с дистиллированной водой. По большей части сажа состоит из углерода. Но в то же время тут присутствует необычный набор металлов: олово, железо, серебро, даже следы золота. И еще какие-то добавки, которые тяжело выявить.

Курт присмотрелся к грязной воде. Она странно преломляла свет, переливаясь на солнце.

— И что это?

Гаме покачала головой.

— Мое оборудование недостаточно мощное, чтобы определить. Но на борту был микроскоп. Когда Джо запустил генератор, мы сделали снимки. Что бы это ни было… Оно шевелится.

— Шевелится? — повторил Курт. — Что значит, шевелится?

— Они не инертны, — объяснила женщина. — Углеродный остаток неподвижен, но часть смеси по-прежнему активна. Что бы это ни было, частицы столь малы, что мы не сможем рассмотреть их даже под микроскопом.

От этой новости Лилани стало не по себе. Курт подумал, не отложить ли обсуждение, но в этом-то и состояла проблема: впереди ждало много вещей, от которых ей может стать не по себе. Если она не в состоянии это выдержать, то пусть лучше откажется от участия сейчас.

— Мы говорим о бактериях или о каких-то еще микроорганизмах? — поинтересовался Курт.

— Не исключено, — протянула Гаме. — Но пока мы не посмотрим поближе, можно только догадываться.

Остин задумался. Все это было странно и только усложняло дело. В их распоряжении было лишь то, что они обнаружили на лодке после пожара.

— Может, эта штука, чем бы она ни была, и вызвала пожар? — поинтересовался он.

— Я пыталась сжечь ее, — сообщила Гама. — Остатки не огнеопасны. Окиси углерода и металлов.

— Если это не причина пожара, тогда что?

Гаме посмотрела на Пола, который в свою очередь посмотрел на Джо. Никто не хотел сообщать плохие новости. А потом наконец заговорил Завала:

— Горел бензин, — мрачным голосом объявил он. — Согласно документам, на катамаране было две канистры по пять галлонов.[267] Обе пропали.

Курт мысленно сопоставил эти факты.

— Они сами подожгли судно.

Завала кивнул.

— Мы тоже так думаем.

Гаме повернулась к Лилани, словно желая убедиться, что с ней все в порядке.

— Мне жаль, — сказала она.

— Не надо, — покачала головой девушка. — Я в порядке.

— Зачем им поджигать собственную лодку? — спросил Курт, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Нам на ум приходит только две причины, — продолжала Гаме. — Либо это был несчастный случай, либо что-то на катамаране оказалось более опасным, чем открытый огонь.

— Осадок в стакане, — догадался Курт. — Вернее, то, чем он был до того, как сгорел. Думаете, команда боролась?

— В самом деле, не знаю, что и думать, — спокойно ответила Гаме. — Я, честно говоря, не представляю, что могло показаться им настолько опасным. Но мы с Полом договорились о встрече с профессором местного университета. Через час мы хорошенько разглядим все, что есть в этом образце. Возможно, после этого нагар скажет нам больше.

— Ладно, — согласился Курт. Он взглянул на запястье, чтобы проверить время, а потом вспомнил, что оставил часы охраннику.

— Сколько времени?

— Четыре тридцать, — ответила Гаме.

— Отлично, — кивнул он. — Мы с Джо отвезем Лилани назад в отель. Потом переговорим с Дирком и подождем вас. А вы идите, беседуйте с вашим профессором, только будьте осторожны.

ГЛАВА 9

Пол и Гаме сели в автобус, идущий от набережной до Национального университета Мальдивских островов. Они сошли на станции Биллабонг вместе с группой студентов, словно тоже учились на вечернем.

— Никогда не мечтал вернуться в университет? — поинтересовалась Гаме.

— Только если ты поедешь со мной и позволишь носить твои книги, — ответил он.

Гаме улыбнулась.

— Я подумаю над этим предложением.

Они вошли в здание. В Национальном университете учили всему, от законов шариата до инженерного дела и медицины. Особенно славилась морская инженерная программа — неудивительно для страны, расположенной невысоко над уровнем моря и крайне заинтересованной в предотвращении наводнений.

Пола и Гаме встретил коллега, который был хорошо осведомлен о деятельности НУПИ. Он представил гостям женщину в фиолетовом сари — доктора Алию Ибрахим, преподавателя и члена научного совета.

— Спасибо, что согласились встретиться с нами, — поблагодарила Гаме.

Алия сжала ладонями руку Гаме.

— В океане, как в пустыне, странники должны помогать друг другу в беде, — сказала она. — И если в том, что вы обнаружили, есть опасность для Мале, отказать вам в помощи было бы не только эгоизмом, но и попросту безумием.

— Мы пока не знаем, существует ли какая-то опасность, — ответила Гаме. — Что-то пошло не так, и эта экспертиза сможет помочь нам определить причину.

Доктор Алия Ибрахим улыбнулась. Лиловое покрывало подчеркивало зеленый цвет ее глаз.

— Тогда не будем терять времени.

Она отвела гостей в лабораторию. Сканирующий микроскоп был готов к работе. Все индикаторы светились зеленым.

— Позвольте? — спросила доктор Ибрахим.

Гаме протянула ей флакон, и та вытащила образец. С предельной осторожностью Алия поместила его на предметное стекло и вставила в блок сканирования.

Несколько минут спустя на экране появились первые фотографии.

Изображение оказалось настолько странным, что все присутствующие разом замолчали. Гаме прищурилась. Пол застыл с чуть приоткрытым ртом. Доктор Алия Ибрахим поправила очки и придвинулась ближе.

— Что это? — спросил Пол, глядя на монитор.

— Они выглядят, словно пылевые клещи, — заметила Гама.

— Не уверена, что это такое, — ответила Алия. — Позвольте, я увеличу масштаб.

Громоздкий электронный микроскоп зажужжал и вновь просканировал образец. Когда вторая картинка вышла на экран, их удивление только усугубилось. Доктор Ибрахим повернулась к Полу и Гаме.

— Не знаю, что вам и сказать, — начала она. — Никогда в жизни не видела ничего подобного.

Отправив Пола и Гаме в университет, а Джо присмотреть за Лилани, Курт осмотрел личные вещи пропавших членов экипажа. Он чувствовал себя неловко, словно перебирал кости мертвецов, но это было необходимо сделать на тот случай, если здесь был скрыт ключ ко всему случившемуся.

Спустя час бесплодной работы он был готов сдаться. Он не нашел ничего, кроме одной вещицы, которая могла заинтересовать Лилани, — отпечатанного фото команды. Ее брат был на первом плане, радостный, словно весь мир лежал у него в кармане.

Курт отложил личные вещи команды в сторону и вышел в коридор с фотографией в руке. Этажом ниже он нашел номер, забронированный для Джо и Лилани. Он был разделен на две смежные комнаты, но чтобы добраться до второй из них, следовало пройти через первую.

Он постучал, не получил ответа и постучал снова.

Наконец ручка повернулась. В дверном проеме появилась Лилани, и только тут он понял, насколько она красива.

— А где ваш телохранитель?

Девушка открыла дверь пошире. Курт увидел Джо — тот крепко спал на кровати, мягко похрапывая. Он спал в одежде. Даже обувь не снял.

— Абсолютная безопасность, — улыбнулась она. — Мимо него и муха не пролетит.

Курт постарался не расхохотаться. У Джо выдался долгий день в тридцать часов. Может быть, у оптимизма Завала и не было выключателя, зато у организма он явно был.

Остин проскользнул внутрь, мимо Джо, во вторую комнату. Лилани мягко прикрыла дверь и бесшумно прошла по ковру босиком. На ней были черные лосины и зеленая футболка. Курт последовал за ней в соседнюю комнату. Свет в ней был приглушен, шторы опущены.

— Я медитировала, — начала она. — Совершенно потеряла душевное равновесие. То злюсь, то хочется плакать… Вы были правы, я совершенно непредсказуема. Может быть, я просто устала от одиночества.

Забавно, но Курту показалось, что она чувствует себя хорошо.

— Не знаю, по-моему, вы неплохо держитесь.

— Сейчас мне есть чем занять мысли, — ответила Лилани. — Нужно понять, что происходит. Все это благодаря вам, пусть вы и не хотели брать меня в команду. Есть какие-нибудь успехи?

— Пока никаких, — ответил он. — Единственное, что мы пока обнаружили, так это противоречия.

— Какие противоречия?

— Кимо вместе с остальными искал температурные аномалии, — начал Курт. — Кое-что они нашли, но совсем не то, чего они ожидали. Температура океана растет во всем мире, а они обнаружили снижение температуры в тропической зоне. Это первая странность.

— Что еще?

— Как ни странно, снижение температуры океана — вещь, которой обычно радуются. Охлаждение воды приводит к повышению содержания в ней кислорода, а значит, изобилию жизни. Вот почему в теплых мелководных морях, как, например, в Карибском бассейне, мало рыбы, а рыболовные флота ходят в холодных водах Северной Атлантики.

Девушка кивнула. Курт понял, что она уже просмотрела данные и пришла к тем же выводам, но они знали так мало, что все имело смысл проговорить с начала до конца.

— Тем не менее, — озадаченно произнесла девушка, — Кимо говорил, что, несмотря на пониженную температуру, они обнаружили пониженное содержание растворенного кислорода, меньше криля, меньше планктона, меньше рыбы.

— Вот именно, — согласился Курт. — Все наоборот. Если только что-то не впитало и тепло, и кислород…

— Как такое возможно? — поинтересовалась она. — Токсичные отходы? Какие-то анаэробные существа?

Курт ломал над этим голову с тех пор, как проверил и перепроверил цифры. Вулканическая активность, красные приливы,[268] цветение некоторых водорослей могут создать в воде «мертвые зоны» с пониженным содержанием кислорода, но ни одним из этих явлений нельзя было объяснить такое падение температуры. Апвеллинг глубинной холодной воды обычно приносил к поверхности питательные вещества и повышал уровень кислорода на поверхности, вызывая взрывной рост морской жизни.

Это была проблема. Возможно, Кимо и его спутников убили за попытку с ней разобраться. Но расследованию эти рассуждения не помогали.

— Не знаю, — протянул Курт. — Мы проверили все, в том числе электронные письма Кима, чтобы быть уверенными, что ничего не упустили. Но так ничего и не нашли.

Теперь девушка выглядела несколько озабоченной.

— Вы просмотрели его письма, адресованные мне?

— Пришлось. Был шанс, что брат послал вам какие-то важные данные, — ответил Курт.

— И вы нашли что-нибудь?

— Нет, — вздохнул он. — Но я и не ожидал что-то найти, хотя мы, что называется, заглянули под каждый камень.

Лилани вздохнула, и плечи ее опустились.

— Возможно, эта проблема слишком сложная для нас. Может, этим должна заниматься какая-нибудь большая международная организация?

— А как же то, что вы говорили несколько часов назад?

— Я была зла. Во мне играл адреналин. Теперь я стараюсь думать более рационально. Может быть, силы ООН или Национальная служба безопасности Мальдив и начнут расследование. А может, нам лучше просто пойти по домам. Теперь, когда я встретила вас и ваших друзей, я поняла, что дело слишком серьезное, и не хочу, чтобы кто-то еще пострадал.

— Нет, так дело не пойдет, — заверил девушку Курт. — Мы не отступимся, а тем более не станем передавать дело в какую-нибудь стороннюю организацию.

Девушка кивнула. В это время защебетал телефон Курта. Он вытащил его из кармана.

Звонила Гаме.

— Как успехи? — спросил Остин.

— Я отправила тебе фото, — ответила она. — С микроскопа. Скачай его.

Остин скачал на телефон фотографию — черно-белую, но кристально четкую. На ней было существо, напоминавшее разом насекомое и причудливую машину.

Курт прищурился, изучая фотографию. Существо напоминало паука с шестью вытянутыми вперед длинными лапками и двумя ногами сзади, длинными и плоскими, вроде весел. По форме эти лапки напоминали хвост кита. На каждой паре лап был свой набор когтей, а вдоль всей спины протянулся гребень с разнообразными выступами, похожими не столько на шипы или шерсть, сколько на схему печатной платы. Тварь напоминала уродливую механическую игрушку.

— Что это?

— Микробот, — ответила Гаме.

— Что?

— Штуковина, фото которой ты рассматриваешь, размером с пылевого клеща, — пояснила Гаме. — Но это не органика, это машина. Микромашина. Она из того образца, что я взяла. И таких машин в угольном остатке огромное количество.

Курт еще раз посмотрел на фото, обдумывая все то, что только что сказала Гаме. Потом развернул телефон, так что Лилани могла видеть.

— Много-много птичек запекли в пирог, — вспомнил он детскую песенку. — Семьдесят синичек, сорок семь сорок?

— Я бы сказала, сорок семь миллионов, — ответила Гаме.

Курт вспомнил предыдущую теорию о том, что экипаж сам поджег яхту, чтобы спастись от чего-то более опасного.

— Значит, эти штуки оказались на борту, и экипаж пытался их сжечь, — пробормотал он, размышляя вслух. — Но как они могли туда попасть?

— Без понятия, — проговорила Гаме.

— Зачем они нужны? — продолжал Курт. — Что эти роботы делают?

— И снова нет даже догадок, — повторила она.

— Хорошо. Если это машины, то кто-то должен был их сделать.

— Мы так тоже подумали, — ответила Гаме. — И, похоже, мы знаем, кто это.

Телефон Курта снова звякнул, и появилось еще одно фото. На этот раз это была журнальная статья. Фото изображало бизнесмена, выходящего из ярко-оранжевого «Роллс-Ройса». Его волосы цвета красного дерева были собраны сзади в длинный хвост, а окладистая борода скрывала большую часть лица. Носил он темно-синий двубортный костюм «Армани».

— Кто это? — спросил Курт.

— Элвуд Марчетти, — пояснила Гаме. — Миллиардер. Гений электроники. Несколько лет назад он разработал процесс печати цепей на микрочипы, которые ныне используют все производители. Он — сторонник нанотехнологий. Однажды он заявил, что в будущем наноботы будут делать все, начиная с очистки артерий от холестерина и кончая добычей золота из морской воды.

— И это один из таких наноботов? — спросил Курт.

— Почти, только на порядок больше, — заметила женщина. — Нанобот рядом с этой штукой будет выглядеть как игрушечная машинка рядом с многотонным грузовиком. Аналогичная концепция, микроскопическая, но в тысячи раз крупнее.

Лилани долго изучала фотографию.

— Тогда, выходит, проблема в этом парне, в Марчетти, — уверенно объявила она.

Курт решил не спешить с выводами.

— Почему ты думаешь, что эти микроботы связаны с ним?

На этот раз ответил Пол.

— Если верить документам международной патентной системы, это очень близко к завершению одного из его замыслов.

Курт почувствовал, как в глубине его груди зарождается ярость. Краем глаза он заметил, как Лилани всплеснула руками.

— И для чего ему эти машины? — спросил Курт. — Это какой-то эксперимент?

— Мы об этом ничего не знаем.

— А как они попали в море? — продолжил он. — И главное: откуда они взялись на катамаране?

Тут слово вновь взял Пол.

— Либо они сбежали из лаборатории, как пчелы-убийцы лет сорок назад,[269] либо Марчетти использует их для чего-то, не сообщив об этом остальному миру.

Курт сжал челюсти, скрипнув зубами.

— Мы должны навестить этого парня.

— Боюсь, это сложно. Он живет на личном острове, — ответил Пол.

— Это меня не остановит. Где я смогу его найти?

— Хороший вопрос, — сказала Гаме.

Голос Гаме прозвучал очень странно, и Курт переспросил:

— Хочешь сказать, никто не знает, на каком острове он живет?

— Нет, — ответила Гаме. — Просто никто не знает, где его остров в настоящий момент.

Курт почувствовал, что совершенно запутался.

— Ребята, вы о чем вообще говорите?

— Марчетти создал искусственный остров, — объяснил Пол. — Он назвал его Aqua-Terra. Основная структура была завершена в прошлом году, с тех пор он продолжает его достраивать. А поскольку остров мобилен, а Марчетти предпочитает оставаться в международных водах, никто не знает толком, где он.

Неожиданно Курт вспомнил, что читал об этом.

— Я думал, все это не больше чем рекламный трюк.

— Нет, — возразила Лилани. — Все так и есть. Я тоже об этом читала. Шесть месяцев назад его остров стоял на якоре вблизи Мале. Кимо говорил, что хотел бы как-нибудь на него посмотреть.

— Ладно, — проворчал Остин. — Вы, ребята, выясните все, что возможно, об этих микроботах. А я пока свяжусь с Дирком. Как только мы отследим Марчетти, я его навещу. Уверен, что плавучий остров не так уж сложно найти.

ГЛАВА 10

Джинн аль-Халиф шел по пустыне, залитой лунным светом. Сабах шагал рядом. Пески, которые Джинн знал с детства, мерцали серебром у него под ногами. Эта ночь напоминала ему о той ночи больше сорока лет назад, когда разбойники напали на оазис его семьи. Тойночью хищники, притворившись друзьями, пришли из пустыни и убили его братьев и мать. Это был урок обмана, который Джинн никогда не забывал. И теперь, казалось, урок повторялся.

— Ни слова от Азиза? — спросил он. Египетский генерал обещал поддержать его план, но, похоже, обманул.

Сабах же был спокоен и, как всегда, невозмутим.

— Как вы и подозревали, Азиз взял свои слова назад. Он больше не намерен поддерживать нас.

Вдали мелькнул свет. На горизонте, недалеко от побережья, собирались тучи, формируя грозовой фронт. Дожди еще не обрушились на эту землю. Но вскоре пустыня почувствует облегчение от неожиданных ливней — окончательное доказательство гениальности Джинна. И все же планы его могли рухнуть, когда победа была уже на пороге.

— Азиз — предатель, — бесстрастно произнес Халиф.

— У него просто есть собственный интерес, — заметил Сабах. — В первую очередь его заботит собственная прибыль. Не стоит принимать это как личное оскорбление.

— Нарушенное обещание — это личное оскорбление, — ответил Джинн. — И каковы же его оправдания?

— Политика Египта, — ответил Сабах. — Лет пятьдесят военные контролировали там все, в том числе самые прибыльные виды бизнеса. Но сейчас там беспорядки. Братья-мусульмане собирают все больше сил, и военным опасно поддерживать светские проекты. Особенно иностранные.

— Но наша программа поможет им, — гнул свое Халиф. — Мы принесем жизнь в их пустыни, точно так же как в свою собственную.

— Да, — согласился Сабах. — Но у них есть Асуанская плотина и водохранилище Насер. Они меньше других нуждаются в том, что мы можем предложить. Кроме того, Азиз не простой человек. Он знает правду. Ты можешь принести дождь или можешь отменить его. Но если ты принесешь живительную влагу другим, тем, кто заплатил, дождь придет в его страну точно так же, как в другие.

Джинн какое-то время обдумывал слова Сабаха. Подобное положение вещей было неизбежно.

— Я сильнее, чем он подозревает, — сказал он. — Я знаю, как нажать на него.

— Он не поддастся, Джинн.

— Тогда он познает мой гнев.

Сабах, похоже, был этому не рад.

— Думаю, сейчас не самое подходящее время для того, чтобы заводить новых врагов. По крайней мере, до тех пор, пока мы не разберемся с американцами. Ты знаешь, они нашли доказательство существования Роя на борту обгоревшего судна.

— Да, — с неудовольствием ответил Халиф. — Они сейчас охотятся на Марчетти. Он их главный подозреваемый.

— Они найдут его без труда, — заявил Сабах. — У людей из НУПИ цепкая хватка. Они без колебаний схлестнутся с ним.

— А нам какое дело? — надменно ответил Джинн.

Сабаху это понравилось еще меньше.

— Не стоит их недооценивать.

Джинн попытался успокоить его:

— Обещаю тебе, добрый мой и верный слуга, на нас подозрения не падут. А найдя Марчетти, они найдут свой конец и познают, что уготовано на том свете неверным вроде них. А теперь нам предстоит одно неприятное дело.

Впереди стояла группа людей Джинна. Они охраняли двух своих бывших товарищей. Те сидели на песке возле старого заброшенного колодца, связанные спина к спине. Колодец напоминал разинутую пасть, темный и широкий, окруженный всего лишь стеной кирпича-сырца в фут высотой. Поперек колодца была перекинута доска с привязанной веревкой. Связанные смотрели на Джинна глазами, полными страха. И не зря.

— Они признали свою вину?

Капитан покачал головой.

— Настаивают, что действовали точно в соответствии с приказом.

— Вы приказали нам напасть на женщину, — заговорил один из пленных. — Мы все точно так и сделали.

— Вы должны были напасть на нее в качестве отвлекающего маневра, чтобы заманить в ловушку того мужчину. Он был целью, вы должны были схватить его, а не бежать, как трусы, когда он погнался за вами. И, что важнее всего, операцию следовало проделать совершенно незаметно. Теперь у них есть ваши фотографии и видео с камер службы безопасности порта. Посему выходит, что больше вы мне не нужны.

— Остров настолько мал, что нам негде было спрятаться. Нам пришлось бежать.

— Так вы признаете это, — проговорил Джинн. — Вы встали на самый простой путь — путь трусов.

— Нет, — возразил тот же связанный. — Клянусь, это не так. Ловушка не сработала. Этот человек одолел нас. А оружия у нас с собой не было.

— У него тоже, — Халиф повернулся к Сабаху: — А ты что предлагаешь?

Сабах посмотрел на связанных, потом на группу воинов Джинна, собравшихся вокруг.

— Их нужно выпороть. Потом обмазать медом и распять на земле. Если доживут до полудня, то будут прощены.

Мгновение Джинн рассматривал связанных. Такое решение могло понравиться остальным, но его могли истолковать неправильно, как признак слабости.

— Нет, — наконец объявил Джинн. — Никакого прощения. Они провалили задание из-за малодушия. Таким среди нас не место.

Он подошел поближе к связанным.

— Я позабочусь о ваших семьях. Пусть они живут и будут более достойными, чем вы.

Отступив, он изо всех сил пнул одного из связанных. Тот повалился на бок, оказавшись на краю высохшего колодца. Секунду он лежал на краю, балансируя за счет веса собственного тела и веса тела привязанного к нему товарища по несчастью.

— Нет, Джинн, — закричал другой. — Пожалуйста! Помилуй!

Халиф пнул второго заключенного еще сильнее, чем первого. Во все стороны полетели выбитые зубы вместе с брызгами крови и слюны. Мужчина повалился на землю, и оба несчастных вместе соскользнули в колодец. Через секунду из черного зева донесся тошнотворный хруст и голоса несчастных смолкли. Даже криков боли не последовало. Джинн повернулся к остальным. Его лицо было перекошено от ярости.

— Они вынудили меня сделать это, — воскликнул он. — Пусть это станет уроком для всех вас. Не подводите меня. В следующий раз те, кто промахнется, будут умирать гораздо медленнее и болезненнее, в этом не сомневайтесь.

Собравшиеся отшатнулись от Джинна, вспомнив о его гневе и его власти. Он оглядел собравшихся и уже собирался уйти, когда Сабах присел на песок в шаге от него.

— Не уверен, что это…

— Не перечь мне, Сабах!

— Я всего лишь хочу дать вам совет, — спокойно продолжал слуга. — Вот он: оставьте свой гнев для врагов.

Джинн с пренебрежением отвернулся.

— Те, кто подводит меня, такие же враги. Точно так же, как и те, кто предает меня и нарушает свои обещания… как Азиз. Из-за его отказа наше дело оказалось на грани срыва. Это заставило нас заискивать перед Китаем и Саудовской Аравией. Это нужно изменить. Хочу, чтобы Азиз склонился перед нами, умоляя о помощи.

— И как вы предполагаете это устроить?

— Асуанская плотина дает ему власть, — продолжал Джинн. — Без нее Египет не сможет прокормить себя, и мы понадобимся Азизу как воздух. Найди способ разрушить ее.

Сабах молчал, размышляя, возможно ли то, о чем говорит Джинн. Наконец он словно вернулся на землю.

— Кажется, я знаю способ.

— Тогда за дело, — отрезал Халиф. — Я хочу, чтобы эта плотина обратилась в руины.

Одновременно со словами Джинна в пустынном небе прогрохотал гром. Вдалеке сверкнули молнии. Для него это был знак свыше.

Сабах тоже это заметил, но на его лице отразилась тревога.

— Многие умрут, — проговорил он. — Возможно, сотни тысяч. Большая часть населения Египта проживает на берегах Нила.

— Это будет плата за предательство Азиза, — объявил Джинн. — Их кровь будет на его руках.

Сабах кивнул.

— Как пожелаете.

ГЛАВА 11

— А кормить во время перелета будут? — поинтересовался Джо Завала.

В ответ на это Курт только усмехнулся. Они вместе с Лилани сидели в пассажирском салоне вертолета Bell Jet Ranger. Поверхность Индийского океана раскинулась на пять тысяч футов ниже. Они видели волны, но совсем не ощущали движения, словно никуда не летели, а просто любовались с высоты на сияющую картину.

— Нет, ну правда, — добавил Джо. — Я умираю с голода.

Пилот, британец по имени Найджел, взглянул на Джо.

— Ты что, приятель, перепутал нас с «Британскими авиалиниями»?

Джо повернулся к Курту.

— Я хотел бы подать жалобу на организатора этой экспедиции.

— А не надо было пропускать завтрак, — ответил Остин.

— Никто меня вовремя не разбудил.

— Поверь, мы очень старались, — продолжал Курт. — Может, все-таки установить тебе будильник в режим корабельной сирены? Или привезти тебе настоящую сирену?

Завала откинулся на спинку кресла.

— Ужасно. Сначала лишили сна, теперь морят голодом. Что дальше? Китайская пытка водой?

Курт отлично знал, что жалобы Джо — больше, чем просто способ скоротать время. За долгие годы совместных путешествий он убедился: его товарищ мог съесть сколько угодно и ни на фунт не поправиться. С таким метаболизмом он мог просто-напросто исчезнуть, если денек поголодает.

А потом Курт посмотрел вперед, прямо по курсу.

— Ну-ка взгляните на это, — предложил он. — Aqua-Terra на два часа!

В пяти милях впереди виднелся остров, напоминавший гигантскую нефтяную платформу. Когда они подлетели ближе, то стало очевидно, что перед ними гениальное творение Марчетти.

Пятьсот футов в ширину и около двух тысяч в длину, Aqua-Terra и в самом деле являла собой удивительное зрелище. Остров был не круглым, как большинство плавучих городов, придуманных архитекторами-футурологами, а напоминал каплю: с одной стороны острый нос, с другой — округлая широкая корма.

— Удивительно, — прошептала Лилани.

— Огромный, как черт-те что, — подтвердил пилот.

— Надеюсь, там есть хоть один приличный ресторан, — сказал Джо.

Курт усмехнулся и посмотрел на Лилани.

— С вами все в порядке?

Девушка выглядела задумчиво-сосредоточенно, словно собиралась с силами, перед тем как ринуться в бой. Наконец она утвердительно кивнула, но, казалось, предпочла бы находиться где-нибудь в другом месте. Тогда Курт решил отвлечь ее разговорами об острове.

— Видите кольцо вокруг острова? — спросил он.

— Да, — подтвердила она.

— Волнорез выполнен из железобетонных барьеров. Каждый фрагмент установлен на мощном гидравлическом поршне, и, как я читал, когда большие волны обрушиваются на остров, их отбрасывает назад, так как поршни принимают на себя удар, словно амортизаторы. Когда волна отступает, поршень возвращается в прежнее положение.

— А что там, на дальней стороне? — спросила девушка, указывая пальцем.

Курт посмотрел в ту сторону, куда она указала. Искусственное побережье выгибалось полукругом. В этой части волнорезы перекрывали друг друга, не образовывая непрерывной линии. И в этой гавани покачивались на воде несколько маленьких лодок и двухмоторный самолет.

— Похоже на небольшую бухту, — ответил он.

— У каждого острова должна быть своя бухта, — добавил Джо. — Возможно, у них на набережной найдется парочка ресторанов.

— Уж в чем в чем, а в недостатке упорства тебя не упрекнешь, — заметил Курт.

Вертолет развернулся и начал спускаться. Остин слышал, как Найджел ведет переговоры с диспетчером. Он снова посмотрел в сторону острова. Большие участки еще явно были в процессе строительства, что подтверждали строительные леса. Другие участки уже были близки к завершению, в основном ближе к задней части острова, в том числе пара десятиэтажных надстроек, по форме напоминавших пирамиды с вертолетной площадкой между ними, подвешенной, словно перекидной мост.

— Неужели кто-то из обитающих в этом чудесном месте причастен к смерти моего брата?

— Вот это нам и предстоит выяснить.

— У Марчетти есть все, — продолжала она. — С чего бы ему творить такие ужасы?

— Мы сделаем все возможное, чтобы найти ответ.

Она кивнула, и Курт вновь посмотрел в иллюминатор.

Когда вертолет начал разворачиваться, он обратил внимание на ряд парящих в небе белых объектов, которые поднимались по обеим сторонам каплеобразного острова. Широкие у земли, они сужались к верхней части.

Они напоминали Курту косые хвосты «Боингов-767». И почти сразу он понял, почему. Это были механические паруса, разработанные специально, чтобы ловить ветер. На его глазах они немного изменили направление, разом повернувшись.

В центре острова Остин заметил прямоугольную зеленую полосу — деревья, трава и холмы. Этот клочок зелени напомнил ему Центральный парк в Нью-Йорке. По обе стороны зеленой полосы протянулись широкие полоски земли, где росла пшеница. В носовой части сверкали на солнце солнечные батареи, с чарующей грацией вращалось несколько крупных ветряных турбин.

Найджел повернулся к Курту.

— Они не дают нам разрешение на посадку.

Курт ожидал этого. Он протянул руку и щелкнул выключателем. Из канистры, привязанной к хвостовой части вертолета, повалил черный дым. Курт сомневался, что это кого-то надолго обманет, но пока больше ничего и не требовалось.

— Похоже, у нас чрезвычайная ситуация, — заметил он. — Скажи им, что у нас нет выбора. Мы или сядем на остров, или упадем.

Когда пилот передал это сообщение, Курт усмехнулся Лилани.

— Вот вам и разрешение.

— Вы всегда такой отчаянный? — спросила она.

Джо усмехнулся:

— Я слышал, что Курт был еще тем сорванцом, прогуливал школу, сам себе подписывал справки, а когда возвращался после «болезни», делал так, что все учителя его еще и жалели.

Лилани улыбнулась.

— Я бы назвала это находчивостью.

Оставляя позади хвост дыма, JetRanger нырнул к вертолетной площадке между крышами пирамидоподобных строений. Вертолет снижался плавно. Слишком плавно.

— Покажи им спектакль, — попросил Курт.

Пилот кивнул, пошевелил джойстиком, так что вертолет качнулся, словно у них и в самом деле были неприятности, затем снова стабилизировал полет, а когда они подлетели ближе, благополучно приземлился на вершине большого желтого «Н».

Курт снял шлемофон, открыл дверцу кабины и вышел. Разминая ноги, он осмотрелся. Ощущение складывалось такое, словно он с крыши небоскреба рассматривает город.

Паруса, которые он разглядел на подлете, были не менее ста футов в высоту, и их пересекала ярко-синяя полоса с надписью «AQUA-TERRA». В воздухе висел странный аромат — принюхавшись, Курт с удивлением понял, что это аромат свежескошенной травы.

Повернув голову, Остин увидел, что к ним приближается не менее странный человек. На нем были оранжевые брюки, серая рубашка и пурпурная накидка, украшенная зелено-синим пастельным рисунком. Чем-то он напоминал расфуфыренного павлина. Густая коричневая борода и круглые красные солнцезащитные очки завершали портрет Элвуда Марчетти. У него за спиной держался худой человек в деловом костюме, с волосами цвета соломы.

— Господин Марчетти, вам не стоит приветствовать этих людей, — сказал мужчина. — У них нет права тут приземляться.

Остин уставился на человека в костюме.

— У нас были проблемы с двигателями.

— Как всегда, в самое подходящее время.

Курт улыбнулся.

— К счастью для нас, ваш остров оказался поблизости.

— Ложь, — отрезал мужчина. — Очевидно, они или шпионы, или аудиторы.

Марчетти покачал головой и повернулся к своему помощнику. Положив ему руки на плечи, изобретатель сжал их, словно старинный проповедник, исцеливший кого-то из толпы.

— Прискорбно слышать, — начал Марчетти. — Я по-настоящему огорчен. Боюсь, что превратил тебя в параноика, но не дал тебе достаточно мудрости, чтобы видеть ясно. Блэйк Мэтсон, — продолжил он, указывая помощнику на Курта, — разве это те люди? Разве они похожи на тех людей? Те люди являются на кораблях и лодках, приносят оружие, приводят адвокатов и счетоводов. Они не носят таких ботинок и не путешествуют с такими прекрасными девушками.

С этими словами Марчетти подошел к Лилани.

— Прошу прощения, — проговорил Курт. — Но объясните на милость, что вы несете?

— Сборщики налогов, мой друг, — ответил Марчетти. — IRS[270] и ее различные европейские эквиваленты, а также посланцы одной очень нудной южноамериканской страны, которые, кажется, думают, что я им что-то задолжал.

— Служба внутренних доходов, — протянул Курт. — Зачем вам о них беспокоиться?

— Потому что они, кажется, до сих пор не поняли, что я теперь вне их мира, не имею никакого отношения к их доходам и уж точно не нуждаюсь в их так называемой службе.

Марчетти положил руку на плечо Курта и повел его вперед.

— Это мое царство. Я вложил в свое детище миллиард долларов. Моя собственная твердая земля, Terra firma. Хотя, конечно, это не фирма, это остров, — запнулся миллиардер, начав путаться в словах. — В океане. То есть Terra aqua. Вернее, Aqua-Terra. Ну, вы понимаете, о чем я говорю.

— С трудом, — протянул Курт.

— Налоговики называют это кораблем. Они говорят: надо платить тарифы и сборы за регистрацию и страхование. Соблюдать правила OSHA[271] и проходить через инспекции. Чтобы они говорили мне, где нос, где корма? Я утверждаю, что это — остров, а то, что они называют носом, всего лишь край земли.

Остин посмотрел на Марчетти.

— Вы можете называть это хоть планетой Марс, мне все равно. Я не имею никакого отношения ни к IRS, ни к кому-то, кто хочет содрать с вас налоги, поставить под вопрос ваш суверенитет или, если уж на то пошло, ваш здравый рассудок. Но, видите ли, я человек, у которого есть проблема, и у меня есть очень веские основания подозревать, что вы — ее причина.

Марчетти ошеломленно посмотрел на гостя:

— Я? Проблема? Эти два слова нечасто идут рука об руку.

Курт уставился на Марчетти и смотрел на него до тех пор, пока тот не перестал кривляться.

— Что за проблема? — наконец поинтересовался миллиардер.

Курт вытащил из нагрудного кармана запечатанный флакон. В нем содержалась мутная смесь сажи, воды и микроботов, которую передала ему Гаме.

— Маленькие машины, — объявил он. — Разработанные вами черт знает для чего, обнаружены на обгорелом судне, экипаж которого — три человека — бесследно пропал.

Марчетти взял флакон и приспустил розовые очки.

— Машины?

— Микроботы, — пояснил Курт.

— Они в этом флаконе?

Курт кивнул.

— Ваш дизайн. Кроме того, патенты на них были поданы от вашего имени.

— Но этого не может быть, — Марчетти, казалось, и в самом деле был удивлен. Курт понял, что ему придется подтверждать свои слова.

— У вас на борту есть оборудование, чтобы посмотреть?

Марчетти кивнул.

— Тогда давайте взглянем и отметем в сторону любые сомнения.

Через пять минут Курт, Джо и Лилани спустились на лифте на главную палубу, которую Марчетти называл нулевой. Палубы выше имели положительные номера, а те, что были ниже, — отрицательные. Они подошли к ряду припаркованных гольф-каров, залезли в шестиместную расширенную машинку и поехали в переднюю часть острова. Мэтсон остался на палубе, а Найджел — возле вертолета, делая вид, будто копается в моторе.

Они с ветерком прокатились по острову, который показался Курту совершенно безлюдным.

— У вас есть команда? — поинтересовался он.

— Обычно человек пятьдесят, но в этом месяце на борту только десять.

— Пятьдесят?

Курт ожидал услышать цифру «тысяча». Он огляделся. Звуки строительных работ доносились со всех сторон, но Курт не видел ни одного работника и не слышал ни одного человеческого голоса.

— А кто же там работает?

— Автоматика, — ответил Марчетти.

Он остановился, подрулив к краю дороги, и указал пальцем.

Курт видел искры от сварки, слышал звуки работ, стук забиваемых заклепок, но нигде не видел людей. После того как искры сварки притухли, что-то сдвинулось. Объект размером с пылесос, с тремя руками и дуговым сварочным аппаратом вместо четвертой руки поплелся к лестнице. Машина двигалась неловко, как автоматы на конвейере, рывками, но совершенно уверенно. «Роботы могут точно выполнять необходимые функции, но им по-прежнему не хватает грации», — решил Курт.

Когда машина закончила варить швы, она втянула две руки и прикрепила себя к одному из перил лестницы. Прицепившись к моторизованному зажиму, она поползла вверх. Когда она добралась до палубы и оказалась в нескольких футах от Курта, то отстегнулась и быстро поспешила прочь по дороге.

Их гольф-кар последовал за ней.

— Вот мои работники, — пояснил Марчетти. — У меня тысяча семьсот роботов разных размеров и конструкций, которые осуществляют почти все строительные работы.

— Свободно перемещающиеся роботы, — заметил Курт.

— Да-да, они могут добраться до любого места на острове, — хвастливо объявил Марчетти.

Впереди на дорожке к первому роботу присоединилось еще несколько, образовав небольшую группу.

— Должно быть, у них обеденный перерыв, — усмехнулся Джо.

— На самом деле, он и есть, — заметил Марчетти. — Роботы не устают, как люди, но запрограммированы так, чтобы следить за уровнем своей мощности. Когда у них иссякает заряд, они возвращаются на зарядную станцию и подключаются. Как только они зарядят свои аккумуляторы, то сразу же вернутся к работе. Процесс идет двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю.

— А что, если с ними случится авария?

— Если они сломаются, то пошлют сигнал бедствия и вызовут других роботов, чтобы те им помогли. Сломанных роботов отвезут в мастерскую, где их починят, а потом отправят обратно на работу.

— А кто ими командует? — поинтересовался Курт.

— Они подчиняются мастер-программе, отправляющей им инструкции через Wi-Fi. О своем прогрессе в работе они докладывают центральному компьютеру, который содержит все спецификации и чертежи Aqua-Terra. Этот компьютер также отслеживает прогресс и вносит свои коррективы. Второй набор небольших роботов проверяет уровень качества.

— Роботы-надсмотрщики, — заметил Курт, не в силах сдержать смешок.

— Да, — подтвердил Марчетти. — Все это работает, и без всяких там проблем с управлением и менеджментом.

Марчетти снова завел гольф-кар. Вскоре, спустившись на три палубы, они вошли в его лабораторию. Огромное помещение было заполнено плюшевыми диванами и ярко окрашенными, полированными столами. Стальные стены покрывал легкий конденсат. Вокруг мигали компьютеры и экраны.

Помещение заливал мягкий голубой свет из большого круглого иллюминатора в передней части по центру зала. За стеклом плавали рыбы и переливались солнечные лучи.

— Мы находимся ниже ватерлинии, — отметил Курт, глядя на огромный аквариум.

— Двадцать футов, — объявил Марчетти. — Я считаю, что рассеянный свет успокаивает и очень способствует процессу мышления.

— Но, видимо, не способствует чистоте, — заметил Остин, разглядывая царящий в лаборатории беспорядок.

Повсюду лежали груды мусора, мятая одежда, грязная посуда. Пара десятков книг валялась на столе, некоторые были открыты, другие сложены в кривую стопку наподобие Пизанской башни. В дальнем углу дремало три сварочных робота.

— Чистый стол — первый сигнал помутнения рассудка, — спокойно объявил Марчетти, потом капнул воды из флакона, который передал ему Курт, на предметное стекло и подошел к огромной машине. Та всосала образец и принялась гудеть.

— Тогда у вас, должно быть, самый ясный рассудок на свете, — пробормотал Курт. Сдвинув со стула кипу бумаг, он сел.

Марчетти, не обращая на него внимания, повернулся к машине. Через секунду изображение капли воды появилось на плоском мониторе над его столом.

— Увеличить масштаб, — приказал миллиардер-изобретатель машине.

Изображение стало изменяться, словно он со спутника рассматривал цепь островов.

— Еще, — приказал Марчетти компьютеру. — Фокус на участок сто сорок два. Увеличить до одиннадцати сотен.

Машина загудела, и на экране появилась новая картинка. На этот раз это были четыре пакуообразные твари, сгрудившиеся над чем-то поменьше.

Марчетти от удивления открыл рот.

— Еще больше увеличьте, — посоветовал Курт.

Миллиардер с беспокойством уставился на терминал.

С помощью мыши и клавиатуры он еще больше увеличил изображение. Один из пауков шевельнулся.

— Этого просто быть не может, — пробормотал Марчетти.

— Выглядят знакомо?

— Словно давно потерянные дети, — ответил изобретатель. — Они идентичны моей конструкции, за исключением…

— За исключением… чего?

— Они не могут быть моими.

— Ну началось, — вздохнул Курт, ожидая, что изобретатель начнет все отрицать, а затем примется разглагольствовать о том, какие надежные у него были меры предосторожности. — И почему же они не могут быть вашими?

— Потому что я их разработал, но так и не воплотил.

Такого ответа Остин не ожидал.

— А ведь они движутся, — заметила Лилани, тыча пальцем в экран.

Марчетти снова повернулся к экрану.

— Они питаются.

— Что значит, питаются? Что они там могут есть?

Изобретатель почесал затылок, а потом снова увеличил изображение.

— Органические белки, — пояснил он.

— Почему этим маленьким роботам захотелось съесть органическую молекулу?

— Потому что они голодные, — ответил Марчетти и отвернулся от машины.

— Простите меня за вопрос: но разве робот может быть голодным?

— Здесь, на моем острове, большинству роботов всего лишь необходимо вставить вилку в розетку, — пояснил Марчетти. — Но если вы захотите создать роботов, которые были бы независимыми, вы должны научить их добывать энергию самостоятельно. У этих малышей есть несколько способов. Линии у них на спинах, похожие на микрочипы, на самом деле крошечные солнечные батареи. Но поскольку у бота есть разные потребности, они должны быть в состоянии получать энергию и из других источников. Если эти микроботы сделаны по моим чертежам, они должны уметь насыщаться, поглощая органические вещества из морской воды и переваривая их. Они также должны быть в состоянии обрабатывать растворенные металлы, пластмассы и другие вещества, которые можно найти в море, чтобы обеспечить свое существование и размножение.

— Все хуже и хуже, — покачал головой Курт. — Объясните, как они размножаются. И не начинайте говорить про птичек и пчелок. Я никогда не слышал, чтобы машины размножались.

— Если вы хотите, чтобы боты были способны хоть на что-то полезное, они должны уметь размножаться.

Курт глубоко вздохнул. По крайней мере, он начал получать ответы, пусть даже их детали ему не нравились.

— И какую же пользу вы хотели извлечь из этих машин?

— Изначально я собирался использовать их как оружие в борьбе с загрязнением океана, — начал Марчетти.

— Они едят грязь, — догадался Курт.

— Не просто едят, — поправил его изобретатель. — Они превращают ее в полезный ресурс. Вы только подумайте. Море сильно загажено, оно буквально задыхается. Проблема в том, что даже в таких местах, как Большое тихоокеанское мусорное пятно,[272] мусор слишком рассредоточен, чтобы его было удобно убирать. Но мой инструмент для очистки питается тем, что убирает, превращая мусор в источник энергии для уборки! — Ученый показал на экран. — Вот для чего я изобрел автономного робота, способного питаться и размножаться. Они живут в морской воде, плавая там, пока не наткнутся на пластик или другой мусор. Тогда они его съедают, при этом используя продукты разложения и металлы из морской воды, чтобы строить свои копии. Вуаля! Настоящее размножение, только без веселья.

Курт всегда поражался тому, до какой степени весь мир был равнодушен к загрязнению Мирового океана. А ведь океан дает нам три четверти кислорода, треть пищи. Но люди действовали так, словно все это ерунда! До тех пор пока негде станет рыбачить и нечем дышать, никто и пальцем не пошевелит чисто из экономических соображений.

Решение Марчетти было странным, но элегантным. Поскольку никто не хотел решать эту проблему, он предложил способ, как все исправить, в самом деле, и пальцем не пошевелив.

Джо, казалось, согласился.

— По-моему, гениально, — объявил он.

— По-моему, безумие, — ответил Курт.

— Вы и не подозреваете, как часто безумие граничит с гениальностью, — заметил Марчетти. — Но настоящее безумие — ничего не делать. Или сбрасывать миллиарды тонн мусора и пластмассы в океан, который кормит половину планеты. Могли бы вы представить себе многоголосый крик, невероятные причитания, если в янтарные волны пшеницы посыпятся зажигалки, пластиковые бутылки, моноволокна и обломки детских игрушек? А ведь именно так мы поступаем с океанами. И с каждым годом становится все хуже.

— С этим я согласен, — подтвердил Курт. — Но выпустить на свободу стаю размножающихся машин, надеясь, что они сами собой все исправят и ничего не испортят, — не самый разумный путь.

Марчетти откинулся на спинку кресла.

— Все так решили. Никому это не понравилось. Поэтому я и сказал, что замысел так и не был воплощен.

— Тогда как они оказались на судне моего брата? — прямо спросила Лилани.

Курт посмотрел на Марчетти, ожидая ответа. Но тот не ответил. Глаза его были полны страха. Остин повернулся и увидел, чего так испугался хозяин острова.

Лилани держала в руках небольшой пистолет. И его дуло было нацелено прямо в грудь Марчетти.

ГЛАВА 12

— Клянусь, — проговорил Марчетти, инстинктивно подняв руки. — Я не знаю, как эти штуки попали на судно вашего брата.

Шагнув вперед, Курт встал между Лилани и миллиардером.

— Убери пистолет, — потребовал он.

— Почему? — спросила она.

— Потому что он — наша единственная зацепка, — твердо сказал Курт. — Вы убьете его и никогда не узнаете, что случилось. И, уж прости, я позабочусь, чтобы ты за это отправилась в тюрьму.

— Но он же создал эти машины, — возразила она. — Он в этом признался. Мы нашли виновника.

Курт заглянул ей в глаза. Он надеялся увидеть там страх, сомнения, неуверенность. Но в глазах Лилани был лишь холодный гнев.

— Отойди, Курт.

— Ты устала от одиночества, — повторил он те слова, что услышал от нее в отеле. — Спусти курок, и ты окажешься более одинокой, чем можно себе вообразить.

— Он убил моего брата, и если он не расскажет нам почему, я сравняю счет, — проговорила она. — А теперь, пожалуйста, убирайся с моей дороги.

Курт даже не пошевелился.

— Послушайте, — нервно продолжал Марчетти. — Я не имею никакого отношения к смерти вашего брата. Но, может быть, я смогу помочь вам узнать, кто это сделал.

— Как? — спросил Остин.

— Я отслежу тех, кто мог использовать мои технологии, — заявил Марчетти. — Нельзя же просто взять отвертку и собрать микробота на коленке. Это очень сложная работа. А значит, тут замешан кто-то из тех, кто занимался проектированием.

Пока Марчетти говорил, Джо бесшумно, словно кошка, начал обходить Лилани.

— Продолжайте, Марчетти, — проговорил Курт.

— Девять или десять человек знают основные части системы, — говорил тот. — Но только один человек знал об этом столько же, сколько и я. Его зовут Отеро, и он находится здесь, на острове.

— Он лжет, — объявила Лилани. — Он просто пытается свалить свою вину на другого.

Когда девушка отвлеклась, Джо бросился на нее. Он выбил оружие у нее из рук и заломил руку, взяв в полу-нельсон.

Раздался громкий хлопок — на секунду Курту показалось, что пистолет выстрелил.

— Все живы?

Марчетти кивнул, Джо тоже. Лилани выглядела сильно расстроенной, но невредимой.

— Что это был за звук? — поинтересовался Курт.

Никто не знал, но тут звук повторился. Курт заметил движение в дальнем углу темной лаборатории. В воздухе запахло озоном. Сварочные роботы неожиданно зашевелились. Они встали на ноги и, вытянув конечности, зажгли голубые дуги плазмы.

Курт резко повернулся к миллиардеру.

— Позвольте мне угадать, — проговорил он. — Отеро — ваш главный программист?

Марчетти кивнул.

— Похоже, он нас слышал.

Сварочные роботы двинулись в сторону людей. Двое из них катились на маленьких гусеницах, словно танки. У третьего были ноги вроде крабьих. Он двигался, скребя ими по металлическому полу.

Джо выпустил Лилани. Она, извиняясь, повернулась к Курту.

— Мне жаль. Я просто…

— Потом, — отмахнулся он, не сводя взгляда с грозных машин.

Марчетти, рывком сорвавшись с места, бросился к ближайшей двери. Он крутил и дергал ручку, но она не поддавалась.

— Осторожно! — воскликнул Джо.

Одна из машин приближалась к Марчетти. Она мчалась, вытянув вперед одну руку, а на конце другой искрилась белая плазма горелки.

Изобретатель метнулся в сторону. Машина развернулась и последовала за ним.

Курт посмотрел на пистолет, но тот лежал в другом конце комнаты. Однако прежде чем он успел пошевелиться, четвертая машина ожила и преградила ему путь. Он попятился и встал так, чтобы диван был между ним и машинами. Джо и Лилани отступили.

— Как они управляются? — воскликнул Курт, когда один из роботов добрался до столика и вмиг разрезал его надвое циркулярной пилой.

— Автономно или дистанционно, — ответил Марчетти. — У них есть видеокамеры.

Машины, пошатываясь, двигались к людям, словно сонные животные. Всякий раз, когда перед ними оказывалось препятствие, их приводы приходили в движение. Стул отлетел в сторону, сварочные горелки запалили диван.

Курт заметил, что двигаются машины как-то странно: никаких одновременных действий, только по очереди.

— Отеро может сейчас находиться за пультом управления?

Марчетти кивнул. Курт повернулся к Джо.

— Есть блестящие идеи?!

— Я бы предложил вытащить вилку из розетки, — сказал Джо. — Но, полагаю, эти штуки работают на аккумуляторах.

С этими словами он схватил стул и швырнул его в ближайшего робота. Машина слегка подалась назад, но удар стулом не причинил ей ни малейшего вреда.

Теперь Курт оказался неподалеку от того места, где стоял Марчетти. Джо и Лилани оказались в другом углу, но машины, а точнее, управлявший ими Отеро, похоже, хотел согнать их вместе.

Курт попытался было рвануться в другую сторону, но вспышка сварочной горелки остановила его. Он метнулся в другую сторону, полагаясь на свою быстроту. Машина развернулась и выпустила еще одну струю пламени, но Остин уже подошел слишком близко. Огонь опалил его спину. Он схватился за первое, что попалось под руку, и, несколько раз дернув, выдернул роботу конечность. Заметив выступ, напоминающий камеру, он одним ударом свернул ее набок.

Пламя из сварочной горелки пронеслось у него над плечом, а другая рука машины потянулась к нему.

— А у этих тварей есть выключатель? — крикнул он.

— Нет, — покачал головой Марчетти. — Я и представить себе не мог, что придется останавливать их вручную.

— Ну вот, теперь представили.

Курт потянулся к тому, что выглядело как узел трех гидравлических линий, но, получив удар в грудь, отлетел прочь от машины. Робот, используя молот для установки заклепок, ударил его в бок. Остин упал на спину, в то время как другой робот попытался достать его пилой. Он откатился в сторону и оказался у иллюминатора, за которым плескалась бирюзовая океанская вода.

Марчетти, Джо и Лилани тоже были тут — машины согнали их в один угол.

— У меня есть одна идея, — проговорил Курт.

Он рванулся к одной из машин, стараясь избежать ее конечностей. Огонь полыхнул снова, едва не ослепив его. Гидравлический молот ударил, но Курт уклонился.

Машина метнулась вперед, оттолкнув Остина на иллюминатор, словно школьный задира, пихающий новичков в раздевалке. Горелка вновь вспыхнула, прорезав линию в акриловом окне. Потом пламя ударило чуть левее, нанеся иллюминатору еще один шрам.

Курт попытался оттолкнуть машину, но она прочно прижала его к прозрачной поверхности. Он почувствовал, как ребра его трещат от давления.

— Надеюсь, эти штуки… не водонепроницаемые, — с трудом выговорил он.

Он еще раз потянулся к гидравлическому узлу. Вновь молот со всей силы нанес удар. Но Курт уклонился, и молот врезался в огромный овальный иллюминатор.

Жуткий треск заставил всех вздрогнуть. Все повернулись к иллюминатору: тот подался под действием огромной силы, давящей на него снаружи. Акрил лопнул, обрушиваясь внутрь.

Вода ворвалась в лабораторию, сметая все на своем пути. Поток подхватил людей, мебель и машины и швырнул их через комнату, на дальнюю стену.

Курт несколько раз сильно ударился, изо всех сил пытаясь освободиться от робота-сварщика. Даже когда он вырвался, то едва мог шевелиться: бурлящая вода бросила его вниз и держала в ловушке, как порой бывает с серфингистами. Оттолкнувшись от пола одной ногой, Курт вылетел на поверхность.

Пена и мусор бурлили на поверхности. Курт почувствовал, как его тянет вверх по мере того, как комната наполнялась водой. Когда он оказался под потолком, подъем воды закончился. Под потолком образовался воздушный пузырь, который постепенно уменьшался. А значит, воздух нашел щелку и выходил наружу.

Курт огляделся. Джо был тут. Поддерживая Марчетти одной рукой, другой он держался за стену.

Лилани вынырнула и уцепилась за трубку, протянувшуюся вдоль потолка, который теперь оказался совсем близко.

— Что с роботами?

— Никогда не учил их плавать… — ответил Марчетти.

— Ну хоть что-то вы сделали правильно, — заметил Курт. — На какой глубине эта комната?

— Двадцать футов.

— Мы ДОЛЖНЫ выплыть.

— Это я смогу, — ответил Марчетти, прокашливаясь, словно проглотил полгаллона воды.

— Лилани?

— Без проблем.

— Ладно. Для начала избавимся от обуви, — объявил Курт, а потом, повернувшись к Марчетти, добавил: — И сбросьте этот дурацкий халат. Он не только тянет вас на дно, от него у меня с самого начала рябит в глазах и болит голова.

Они развязали шнурки на ботинках и сбросили их. Марчетти снял мокрую одежду, а потом все подплыли к зияющей дыре, где раньше был иллюминатор.

Прежде чем нырнуть, чтобы вынырнуть снаружи, Курт внимательно посмотрел на Марчетти.

— Где мне искать этого вашего Отеро?

— Центр управления в главном здании. За вертолетной площадкой.

— Вы можете лишить его доступа, чтобы меня не сожгли или не приколотили к стенке ваши роботы?

Марчетти постучал себе пальцем по голове, как будто такая же идея пришла ему в голову.

— Это первое, что я собираюсь сделать.

— Хорошо, — кивнул Курт и взглянул на Джо с уверенностью и боевым задором.

— Надеюсь, ты отдохнул, потому что теперь наш ход, — объявил он.

ГЛАВА 13

В затемненной зале управления возле пика Aqua-Terra, высшей точки плавучего острова, Мартин Отеро смотрел то на один экран, то на другой. Он сидел перед тремя большими мониторами. Два из них были пустыми, третий показал какое-то движение, а потом изображение рассыпалось на пиксели.

— Что случилось?

Отеро не ответил. Блэйк Мэтсон, адвокат Марчетти, придвинулся поближе.

— Что случилось? Ты достал старика или нет?

Отеро показал на пустой экран.

— Это ты мне скажи. Я вижу то же, что и ты. Откуда мне знать, что там происходит?

Пока Мэтсон пялился на экран, Отеро провел перезагрузку программы, надеясь получить сигнал от строительных роботов. В то же время на схематичном изображении острова замигал индикатор тревоги.

— Вода в лаборатории, — объявил Отеро. И тут он понял, что произошло. — Отсек затоплен. Должно быть, они разбили иллюминатор.

— И что это означает?

Отеро повернулся в кресле, чувствуя себя лучше, увереннее.

— Нам повезло. Скорее всего, все они мертвы. К тому же это выглядит как несчастный случай при строительстве.

— «Скорее всего» не годится, — ответил Мэтсон. — Они должны быть мертвы безо всяких сомнений. Нам нужны тела.

— Они на глубине двадцати футов, — настаивал Отеро. — Давление должно раздавить их, а если этого и не произойдет, они просто утонут.

— Послушай, — продолжал Мэтсон. — Мы с тобой сделали миллионы, передав разработки Марчетти Джинну и его людям. Но если мы не убедимся, что они мертвы, мы не проживем достаточно, чтобы потратить эти деньги. Надо послать туда роботов. Пусть они поднимут тела наверх, словно дохлых рыб.

Отеро снова взялся за клавиатуру. Он вывел на экран список активных роботов и прокрутил вниз до раздела, отмеченного как «гидро». Он скользил вниз по списку, пока не обнаружил двух, находящихся неподалеку от лаборатории Марчетти.

— Что это за роботы?

— Чистильщики, — объяснил Отеро. — Они двигаются вдоль корпуса, счищая водоросли и ракушки.

— А они опасны?

— Только для полипов, — пошутил Отеро. — Но с их помощью мы можем увидеть, что там происходит.

Отеро переключил двух роботов на ручное управление и направил их в секцию 171 А, туда, где находилась лаборатория Марчетти. Эти машины двигались медленно, но и расстояние было невелико.

— Смотровая площадка, — пробормотал Отеро, подойдя к высокому прямоугольному окну. — Лаборатория Марчетти за ней.

Спустя мгновение на экране появилось изображение лаборатории.

Ущерб был очевиден. То, что было некогда величественным порталом, теперь выглядело темной пещерой. Обзорный иллюминатор был разбит. Несколько осколков толстого акрила торчали из рамы, как сломанные зубы в гигантской пасти. Внутри было темно.

— Заведи его внутрь, — приказал Мэтсон.

Отеро уже вводил новую команду, когда краем глаза заметил какое-то движение в правой части экрана. Он развернул одного из роботов, и камера показала ему группу пловцов, направляющихся к поверхности.

— Хватай их!

Отеро заставил одного из чистильщиков расправить когти и с максимальной скоростью погнал его в сторону ближайшего пловца. Это оказалась женщина.

Робот, напоминавший пылесос, вцепился в ноги девушки. Началась борьба. Изображение затряслось, все заполнили воздушные пузырьки, когда девушка выдохнула прямо в видеокамеру. Отеро толкнул джойстик управления робота вниз, заставляя того погружаться.

Машина опустила нос, но не сдвинулась с места. Вдруг на экране появилось лицо, обрамленное серебристыми волосами. Машина качнулась в сторону. Послышался скрежет металла.

Экран очистился. Женщина снова заскользила к поверхности, а лицо мужчины появилось снова. Он держался за корпус робота, глядя в камеру. Отеро ощутил на себе тяжесть этого взгляда, даже сквозь толщу воды. Мужчина ткнул пальцем в камеру, прямо в Отеро, а потом сделал рубящее движение поперек горла, прежде чем разбить видеокамеру и швырнуть робота в морскую бездну.

Сообщение было совершенно ясным. Люди из НУПИ шли за ними и не собирались церемониться.

Отеро нажал несколько клавиш, потом «Ввод».Настройка последнего трюка, который должен прикрыть их отход. Затем он вскочил, схватил маленький чемоданчик, наполненный деньгами — остатком оплаты своего предательства.

— Что ты делаешь? — поинтересовался Мэтсон.

— Собираюсь делать ноги отсюда, — ответил Отеро. — Можешь оставаться, если хочешь.

Отеро вытащил револьвер из ящика стола и исчез за дверью, ведущей в зал. Через несколько секунд он услышал шаги за спиной — Мэтсон бежал следом за ним, не отставая.

По правому борту Aqua-Terra Курт нашел лестницу, ведущую наверх, вдоль корпуса. Он и Джо поднялись первыми и укрылись за небольшим дубом в кадке со щепками. Курт смотрел на пшеничное поле, когда Лилани поднялась по лестнице и без сил рухнула рядом с ним.

— Что теперь? — поинтересовался Джо.

— Нам нужно придумать, каким образом пробраться в центр управления, — объявил Курт, решив, что человек, спроектировавший этот остров, наверняка знает какие-нибудь секреты.

Он бросил взгляд через плечо. Марчетти, словно черепаха, последним взбирался по лестнице. Одна ступенька. Остановка. Потом другая. Потом он остановился надолго, закашлялся, выплевывая воду.

— Давайте, Марчетти, — хриплым шепотом пробормотал Курт. — У нас нет времени.

— Боюсь, не смогу пойти дальше, — прохрипел миллиардер. — Вот так все и закончится, вот здесь, на этой лестнице. Вы должны идти дальше без меня.

— Я бы с удовольствием, — ответил Курт. — Но мне нужно, чтобы вы отключили машины.

— Да, точно, — ответил Марчетти так, словно совсем об этом забыл. — Ладно, я иду.

Он продолжил восхождение. В это время Остин заметил парочку беглецов у выхода на втором этаже пирамиды по правому борту. Они спускались по лестнице. Курту показалось, что один из них — заносчивый адвокат Марчетти. Второго он не знал.

— Как выглядит Отеро? — спросил Курт.

Голова Марчетти показалась над лестницей.

— Среднего роста, смуглый, копна курчавых волос на маленькой голове…

Беглецы были слишком далеко от Курта, чтобы он был совершенно уверен, но, похоже, это были они. Через несколько мгновений две крошечные фигурки поспешили по дорожкам Aqua-Terra. С первого взгляда было видно, что парочка улепетывает со всех ног.

— Как можно сбежать с этой лодки… — спросил Курт. — Я имею в виду — с этого острова?

— С помощью вертолета, — ответил Марчетти. — Или с пристани, на катере или гидросамолете…

Пристань. Если Курт правильно догадался, она и была их целью.

— Думаю, Отеро и ваш адвокат уже бегут туда, — объявил он. — Лилани, помогите Марчетти найти терминал компьютера и постарайтесь при этом его не убить. Он, конечно, тот еще фрукт, но, думаю, мы можем снять с него все обвинения. Кроме, разве что, в преступлениях перед модой.

— Прошу прощения, — проговорила девушка. — Обещаю.

Курт повернулся к Джо.

— Готов?

Джо кивнул. Через мгновение они, вскочив, помчались со всех ног. Напарники бежали через поле, заросшее высокой пшеницей. Оказавшись на другой стороне поля, они бросились через парк. На полпути Курт услышал звук заводящегося двигателя.

— Похоже на звук лодочного мотора?

— Скорее, авиамотора, — выдохнул Джо. — Они собираются бежать на гидросамолете.

— Тогда нам лучше поторопиться.

Когда Курт с Джо рванули на другую сторону искусственного острова, Лилани и Марчетти опрометью бросились вперед и нырнули в одно из подсобных строений. Увидев пятьдесят роботов, подключенных к системе питания, девушка вздрогнула. Марчетти нашел терминал и торопливо ввел свои имя пользователя и пароль.

— Мне жаль, что я вас напугала, — проговорила Лилани.

— Мне тоже, — пробормотал изобретатель, стуча по клавишам. — Но я вас не виню.

Лилани кивнула.

— Вошел, — начал было Марчетти. Секунду его лицо было спокойно, а затем он замер с открытым ртом. Его глаза сузились, а взгляд сосредоточился на одном из уголков экрана.

— Отеро, что ты наделал? — пробормотал он.

Неожиданно машины вокруг загудели. Зажужжали моторы, светодиоды поменяли цвет с оранжевого на зеленый.

— Что происходит?

— Он изменил код, — сказал Марчетти. — Когда я вошел в систему, заработала его программа. Он запустил роботов в режиме защиты от вторжения.

— Режим защиты? Что за режим?

— Они атакуют всех, на ком нет электронного пропуска с RFID-чипом.[273] Это моя защита от пиратов.

Лилани мгновенно поняла, что она снова в опасности, ведь у нее не было никакого чипа. А машины тем временем стали отсоединяться от системы питания.

— Где ваш пропуск?

— Остался в кармане моего халата, — проговорил изобретатель. — Того самого, от которого Курт заставил меня избавиться!..

Курт и Джо пересекли парк и углубились во вторую полосу пшеницы. Неожиданно к звуку авиамотора прибавился рокот заводящегося двигателя покрупнее. На дальнем конце поля ожил комбайн. Машина направилась прямо к ним, ее острые лезвия срубали колосья пшеницы.

— Рановато для жатвы, — заметил Джо.

— Похоже, урожай — это мы.

Курт прибавил ходу и рванулся к узкой дорожке, которая вела к пристани. Он бежал изо всех сил, Джо не отставал. Краем глаза он заметил, как другие машины, выбираясь из построек, направляются в их сторону.

— Видимо, Марчетти еще не закончил их перепрограммировать, — заметил Курт.

— Будем надеяться, что он помнит пароли.

Скорость и ловкость были по-прежнему не на стороне преследователей, и, промчавшись футов сто, напарники перепрыгнули через стену, оторвавшись от машин. А через несколько секунд Курт и Джо уже неслись вниз по лестнице к пристани. Впереди гидросамолет выруливал к волноломам.

Надо было спешить.

Курт метнулся к самому быстрому на вид катеру — двадцатидвухфутовому Donzi. Прыгнув в лодку, он бросился к панели управления, в то время как Джо отвязывал линь. Нажав на стартер, он улыбнулся, услышав, как мотор взревел, пробуждаясь к жизни.

— Роботы уже на набережной, — сказал Джо.

— Ничего страшного, — отозвался Курт, взглянув на множество машин, спешащих в их сторону. Он запустил двигатель и крутанул колесо руля.

Лодка с места рванула вперед, одновременно разворачиваясь и разгоняясь. Курт выправил курс и направил катер к разрыву в волнорезе, через который уже скользил гидросамолет.

Остин надеялся перехватить беглецов, но план этот был вряд ли осуществим. Он указал на радиопередатчик.

— Буди Найджела, — скомандовал он. — Прикажи ему, чтобы поднимался. Я не хочу упускать этих парней!

Джо включил передатчик и набрал нужную частоту.

— Найджел! — позвал он. — Это Джо. Прием!

Британский выговор Найджела было не спутать ни с чем.

— И что теперь тебе нужно, Джо?

— Сейчас в небеса вспорхнет одна птичка, — крикнул Джо. — Мы гонимся за гидросамолетом на катере, но, боюсь, это продлится недолго.

— Очень жаль, — воскликнул Найджел. — Рад бы помочь, но я разобрал двигатель.

— Что?! — в сердцах воскликнул Курт, услышав ответ пилота.

— Почему? — спросил Джо.

— Курт сказал мне устроить спектакль. Я поднял капот, свинтил несколько деталей и измазал лицо машинным маслом.

— Представление удалось, — скривился Курт.

— А какой был план! — пожаловался Джо.

Все, что они могли теперь делать, так это гнаться за аэропланом, надеясь протаранить его или перевернуть, и при этом самим не погибнуть.

Катер молнией пролетел через волнолом. Гидросамолет был в двухстах ярдах впереди, разворачиваясь по ветру, чтобы выйти на взлетную прямую.

Курт вжал педаль газа в пол и направил лодку наперерез самолету. Пилот инстинктивно отвернул, но скорости не сбавил. Остин сделал петлю и вновь направил катер к набирающему скорость самолету.

— Давай, — прошептал он, уговаривая двигатель работать быстрее.

Подскакивая на волнах, он подался влево, обогнал самолет и вновь его подрезал. Джо, вскрикнув, пригнулся. Самолет оторвался от воды, металлическая подпорка пролетела возле самой головы Курта, а один из поплавков ударился о борт. Курт взглянул наверх.

— Рад видеть, что никто голову не потерял.

— Давай не будем пробовать еще раз, — попросил Джо. — У меня нет никакого желания узнать, что чувствует коктейль внутри блендера.

Курт надеялся, что самолет перевернется, а не просто перепрыгнет через них. Однако их усилие дало результат. Самолет неловко опустился на воду — пилоту пришлось снизить скорость, чтобы стабилизировать его. Когда самолет начал снова удаляться, было очевидно, что пилот выбрал неудачное направление.

— Теперь они идут против ветра, — крикнул Джо. — Так им будет взлететь куда сложнее, чем при попутном ветре.

— Сложнее, но возможно, — ответил Курт. Отточенным движением он направил катер следом за самолетом, снова рухнувшим на воду и взбившим поплавками большие волны. Самолет качнулся и резко накренился, однако пилот быстро вернул себе управление.

— Берегись! — закричал Джо.

Пули, ударив вразброс, пробили ряд дырок в носу лодки — один из беглецов выпустил целый магазин патронов из автомата в сторону преследователей. Курт и Джо вынуждены были отвернуть, и самолет медленно развернулся, вновь пытаясь поймать ветер.

В зале заправки Лилани в ужасе наблюдала, как армия машин движется в их сторону. Трех роботов, там, внизу, в лаборатории, было вполне достаточно, чтобы испугать их, но пятьдесят враждебно настроенных машин оказались настоящим кошмаром. Она почувствовала, как подступает ярость, хотя и понимала, что ввязалась в битву, которая была ей не по силам.

— Сделайте что-нибудь! — крикнула она хозяину острова.

— Пытаюсь, — ответил Марчетти. — Хитрый малый этот Отеро. Если бы я знал, что он такой умный, то платил бы ему больше.

Лилани огляделась в поисках помощи. Все, что она увидела, были роботы и куча запертых шкафчиков.

— А что в этих шкафчиках?

— Рабочая форма.

— С пропусками?

— Да, — воскликнул Марчетти. — Точно! Бегом туда!

Лилани проскользнула по полу, нырнула под рукой одного из роботов и врезалась в груду шкафчиков, как игрок в бейсбол врезается в базу. Потом она вскочила, рванула дверцу ближайшего шкафчика, выдернула оттуда одежду. На ней был белый значок пропуска, и девушка крепко сжала его.

Приближающиеся к ней роботы остановились и отвернули в сторону, нацелившись на Марчетти, который все еще совершенно беспомощно стучал по клавиатуре.

— Не могу взломать код! — воскликнул он.

Машины уже были рядом, одна из них сбила его на землю. Другая со всего маха ударила бешено вращающейся крестовой отверткой.

Лилани выскочила вперед, расталкивая автоматы, и прыгнула на Марчетти, прикрыв его своим телом. Обняв его, она надеялась, что роботы примут два источника тепла за одно тело, и один пропуск защитит их обоих.

Сверло с воем вращалось. Она прижалась к Марчетти и закрыла глаза.

Неожиданно шум прекратился. Робот втянул отвертку в манипулятор. Второй робот выпустил Марчетти, и маленькая армия машин стала отступать в поисках другой жертвы.

Лилани посмотрела им вслед, все еще прижимаясь к Марчетти.

Когда машины покинули зал, она злым, холодным взглядом уставилась на миллиардера и сказала таким тоном, чтобы он понял ее со всей ясностью:

— Вы мне должны.

Он кивнул и отпустил ее. Оба не сводили взгляда с двери, за которой исчезли роботы.

А в полумиле от плавающего острова Курта и Джо поливали огнем с самолета. Гидроплан шел по широкой дуге, стремясь поймать ветер и набирая скорость. Когда самолет рванулся вперед, Курт вновь сел ему на хвост.

— Сейчас или никогда, Джо!

— Есть идея, — откликнулся друг. — Мой друг в Колорадо научил меня, как бросать лассо, — крикнул он. А потом стал раскручивать якорь, держа его за шнур, словно огромное боло.[274]

Курт догадался о его намерениях и снова газанул. Разрыв между катером и самолетом начал уменьшаться. Из самолета вновь начали стрелять. Но Остин качнул лодку из стороны в сторону и подвел ее прямо под гидроплан.

Джо развернулся и кинул якорь, словно олимпийский метатель молота, когда самолет уже оторвался от воды. Пролетев вперед, он обернулся вокруг поплавка, трос туго натянулся.

Нос самолета пошел вверх. Вес катера сковал его. Левое крыло опустилось, ударилось о воду, и гидросамолет полетел кувырком, разбрасывая во все стороны обломки.

Катер дернулся вбок, анкерные зажимы вылетели, но Курт не позволил лодке перевернуться. Он развернул его, сбавил скорость и взглянул, что творится за спиной.

Гидросамолет покачивался на воде. Один поплавок отсутствовал, второй был помят, крылья погнуты, а часть хвоста оторвана. Завалившись на бок, он медленно начал тонуть.

— Да! — закричал Джо, вскинув вверх кулак.

— Нужно будет отправить тебя на родео, — усмехнулся Курт, направив катер в сторону крушения.

Они осторожно подплыли к самолету. Тот быстро тонул, а два беглеца отчаянно пытались выбраться. Мэтсон вылез первым и вскоре уже цеплялся за борт катера. Отеро вскоре последовал за ним.

Они попытались было залезть на борт, но Курт вновь запустил мотор.

— Пожалуйста, не надо, — взмолился Отеро. — Я не умею плавать.

— Значит, тебе не стоило жить на плавучем острове, — заметил Курт и нажал на газ, а потом отпустил. Загребая по-собачьи, парочка пыталась добраться до лодки. Курт вновь не позволил им зацепиться за борт.

— Это его идея, — сказал Отеро, бултыхаясь в воде.

— Какая идея? — поинтересовался Курт.

— Украсть микроботов, — ответил Отеро.

— Заткнись, — фыркнул Мэтсон.

— Кому вы их передали? — поинтересовался Джо.

Едва не пойдя ко дну, преступная парочка вновь ухватилась за борт катера. Отеро снова сжал губы.

— Мистер Остин, кажется, у нас на борту запрещается проезд зайцем, — сказал Джо.

Курт кивнул и улыбнулся.

— Вы совершенно правы, мистер Завала.

Он вновь нажал на газ. Негодяи пытались удержаться, но вскоре опять оказались позади катера. На этот раз Курт отвел лодку подальше.

— Подожди! — закричал Отеро, яростно лупя руками по воде. — Я скажу тебе.

Курт прижал руку к уху.

— Скажешь, прежде чем мы отплывем слишком далеко?

— Его зовут Джинн, — отплевываясь, заорал Отеро. — Джинн аль-Халиф.

Курт отпустил педаль, и катер застыл, покачиваясь на волнах.

— И где же мне найти этого Джинна? — рявкнул он. Отеро посмотрел на Мэтсона, который только качал головой.

— Он живет в Йемене, — в отчаянии выпалил Отеро. — Это все, что я знаю.

ГЛАВА 14

Во дворе большого дома, возведенного в марокканском стиле, в двух шагах от Аденского залива, наслаждался вечером человек, известный под именем Сабах. Сумерки накрыли мир своим плащом, а Сабах смаковал ужин из баранины, свежих лепешек и нарезанных помидоров. Вокруг него раскачивались тонкие шторы, подхваченные легким бризом, а шум волн, разбивающихся о близлежащие скалы, складывался в успокаивающую, повторяющуюся песню.

Вошел слуга и, подойдя к Сабаху, прошептал ему что-то на ухо.

Сабах все выслушал и кивнул. Небольшая морщинка залегла у него на лбу, когда он услышал новости.

Слуга забрал поднос с тарелками, и Сабах остался сидеть со стаканом черного чая. Звук приближающихся шагов стих под аркой входа.

— Прошу вашей аудиенции, — объявил тот, кто все еще находился в тени.

— Я бы сказал, что она уже началась, — ответил Сабах. — Ведь вы уже здесь, звал я вас или нет.

— Не хотел беспокоить вас, — ответил мужчина. — Ждал, пока вы ужинали.

Сабах жестом предложил гостю сесть.

— Подойди и сядь рядом со мной, Мустафа. Мы старые друзья еще со времен первой войны с Израилем. Оружие, которое ты достал, не помогло нам победить, но позволило мне укрепить положение Халифа и его семьи. А их успех принес удачу и мне.

Мустафа подошел и сел напротив Сабаха, который заметил, что гость чем-то встревожен. Мустафа, как и все смелые люди, обычно держался высокомерно и вел себя решительно. Сабах задался вопросом: что могло взволновать его гостя?

— Удача. Я пришел поговорить именно о ней, — согласился Мустафа. — О твоей удаче, о моей. И о тех, кто забрал себе ее львиную долю.

Сабах сделал глоток чая и поставил стакан на стол. На маленькой тарелочке рядом с ним были свежесрезанные листья кат — растения со стимулирующими свойствами. Нечто вроде мягкого наркотика. Сабах взял один из листиков, сложил его, положил в рот, а потом начал не спеша жевать, высасывая сок.

— Львы всегда получают наибольшую долю, на то они и львы, — сказал Сабах. — Никто не может бросить им вызов.

— Но что, если лев слаб и высокомерен? — поинтересовался Мустафа. — Или он ослеплен собственной гордостью? Тогда другой может подняться и занять его место.

— Ладно тебе, хватит объясняться метафорами, — заметил Сабах. — Ты говоришь про Джинна и его проект. Ты считаешь, что он нас подведет?

Мустафа заколебался, заламывая руки, словно по-прежнему пребывал в большом смятении. Сабах пододвинул ему тарелку с листьями.

— Возьми. Это развяжет тебе язык.

Мустафа оторвал один из листьев и стал мять его между пальцев точно так же, как Сабах. Потом положил его в рот.

— Что из того, что делает Джинн, кажется тебе неправильным? — спросил Сабах.

— Три года обещаний, — вздохнул Мустафа. — Но ни одной капли дождя…

— Подобные перемены требуют времени. И все заранее говорили об этом.

— Но у нас больше нет времени, — сказал Мустафа. — Йемен умирает. Людей под дулами пистолетов выгоняют из городов, потому что на всех не хватает воды.

Сабах сплюнул зеленую слюну и остатки листа в небольшую миску. Он глотнул чая, чтобы освежить рот. Мустафа был прав. Судя по всему, в следующем году в столице будет так мало воды, что никакое нормирование не спасет город. Вынужденная миграция — единственный вариант. Людей выгоняли из городов в другие регионы, но и те были не в лучшем состоянии.

— За последнюю неделю здесь трижды шли дожди, — заметил Сабах. — Дожди, которых обычно тут никогда не бывало. Даже сейчас облака задерживаются из-за гор к северу. Изменения происходят. Джинн выполнит свои обещания.

— Возможно, — согласился Мустафа. — Но что ему мешает их нарушить?

По блеску в глазах Мустафы Сабах понял, что только сейчас он подошел к подлинной причине своего визита.

— Честь, — ответил Сабах.

— У Джинна нет чести, — возразил Мустафа. — Если не веришь, взгляни на себя. Хорошо известно, что ты, Сабах, — основа успеха Джинна. Богатства и власть пришли к нему благодаря твоей мудрости. Счастье его семьи основано на твоих усилиях, твоем труде и твоей преданности. Миллионы Джинна, его дворцы, жены… И что он дал тебе? — Мустафа огляделся. — У тебя хороший дом, несколько слуг. Ты неплохо питаешься. И это за всю жизнь преданной службы? Это крошки с его стола. Ты, без сомнения, заслуживаешь большего. Ты должен быть, по меньшей мере, князем.

— Я — преданный слуга, — ответил Сабах.

— Даже слуги должны получать должное вознаграждение, — возразил Мустафа. — А в древности и придворный раб мог стать доверенным советником.

Сабах слышал достаточно.

— Ты, Мустафа, не думаешь, что слишком много болтаешь?

— Нет, — взволнованно ответил его гость. — Все просто. Я знаю правду. Джинн просто использует тебя, как он использует и нас. Он берет много, а дает только то, что пожелает. Мы все у него на побегушках. Если он прекратит претворять в жизнь свой проект, мы погибнем. Если он попросит больше, нам придется отдать ему все, так как у нас не будет выбора.

— Так тебя беспокоят только деньги?

— Нет, — покачал головой Мустафа. — Власть. Джинн скоро окажется вне пределов нашей досягаемости. На него нельзя будет давить, с ним будет невозможно даже торговаться. Он создал магию, словно джинны древних легенд. Но если он владеет ею один, во всех нас нет надобности. Ведь недаром все древние джинны были прокляты. Они были магами, которым простые люди не могли доверять. Если их не сдерживать, они превратятся в богов. Это — истинная цель джиннов.

Сабах слушал своего старого друга, думая, насколько далеко тот зайдет. Сейчас Мустафа был в шаге от того, чтобы призвать его к предательству, и совершенно ясно, что пришел он именно за этим. И, если чутье не обманывало Сабаха, гость говорил не только от своего имени.

— Поэтому инвесторы собрались на совет, — догадался Сабах. — Скажи мне, у кого хватило смелости собрать их?

— Не важно, — отмахнулся Мустафа.

— Для меня это важно.

— Важна только твоя позиция, — настаивал Мустафа. — Хочу спросить, почему ты здесь, в Адене, а не с Джинном в пещерах, в пустыне?

— Потому что сейчас он во мне не нуждается.

— И это происходит все чаще и чаще, верно? — продолжал Мустафа. — Но что ты, верный слуга, станешь делать, когда Джинн перестанет нуждаться в тебе совсем?

Сабах опешил, потому что не мог найти в рассуждениях гостя изъянов.

Мустафа продолжал с нажимом:

— Когда он был молод, ты контролировал его силой. Когда он вырос, ты контролировал его мудростью. Но что осталось у тебя теперь? Ты отдал ему все, Сабах! Теперь настал твой черед. Ты должен забрать то, что заслужил.

— Дворцовый переворот — не так ли? Этого ты желаешь?

— Ты построил эту империю, — прошептал Мустафа. — Ты много больше, чем он. Ты должен обладать своими ключами, а не стоять за стенами, словно человек второго сорта, как всегда было раньше.

Слова Мустафы задели струны глубоко в душе Сабаха. Он не принадлежал клану Халифа. Не важно, насколько верным, трудолюбивым или беспощадным он будет, он никогда не станет больше чем верным помощником.

В самом деле, когда сыновья и дочери Джинна вырастут, то, что осталось от партнерства, исчезнет. Клан и семья всегда на первом месте. Сабах будет отодвинут в сторону, и его собственные отпрыски не смогут пожать того, что он посеял.

В каком-то смысле это уже началось. Последние год или два Джинн все меньше времени проводил в обществе Сабаха. Привычки его изменились. Казалось, он устал слушать советы Сабаха.

Но сам по себе это не повод для предательства. Сабах потянулся за катом и, скрутив еще один лист, сунул его в рот. Нужно было многое обдумать, прежде чем принять такое решение. Пока он жевал, растительный стимулятор вливал энергию в его тело.

Он знал, что Мустафа не передумает, особенно после того, как озвучил свой план. Если Сабах не согласится, то у него будут неприятности прямо здесь и сейчас. Возможно, люди Мустафы ждут неподалеку. А может, он считал, что и сам сможет прикончить Сабаха.

Однако Сабах не собирался давать ему такого шанса.

— У тебя есть план действий?

Мустафа кивнул.

— Мы должны посмотреть Рой в действии, пусть даже в небольшом масштабе.

— Под «мы» ты имеешь в виду и других?

— Я буду свидетелем вместе с Алхрамом из Саудовской Аравии. Джинн доверяет нам больше других. О результатах мы сообщим остальным.

— Допустим. А какова в этом моя роль?

— Джинн должен предоставить нам для инспекции диспетчерский зал и производственные помещения. Он должен дать нам доступ к программам и кодам.

Сабах понимал, чего они хотят. Он погладил бороду.

— А что будет, когда вы получите их?

— Я дам тебе знак, — заверил Мустафа. — И тогда ты убьешь Джинна и станешь полноправным партнером и главой консорциума «Оазис».

ГЛАВА 15

Курт Остин направился в высокотехнологичный офис Марчетти на вершине одного из двух завершенных зданий Aqua-Terra. За двадцать четыре часа, минувших с тех пор, как он и Джо остановили гидросамолет, не дав улизнуть Мэтсону и Отеро, успело произойти многое.

В Вашингтоне Дик Питт и высшее руководство НУПИ лихорадочно изучали оперативную информацию о Джинне аль-Халифе.

Пилот Найджел к этому времени вновь собрал мотор вертолета и по приглашению Марчетти перенес на остров Пола и Гаме Траут.

Марчетти сам провел пятнадцать часов, отлаживая компьютерный код, а потом проверяя все и вся, чтобы увериться, что Отеро не оставил никаких дополнительных ловушек. Он ничего не нашел, но существовали еще сотни программ, запускавших механизмы автоматизированного острова. В итоге Марчетти так и не убедился, что все работает как надо. Однако Курт уговорил его сосредоточиться на более важных вещах и на всякий случай полностью отключить строительных роботов.

После отчета из штаб-квартиры НУПИ все собрались в офисе Марчетти, чтобы дождаться связи с Вашингтоном и обсудить следующий шаг.

Курт открыл дверь и вошел. Джо и супруги Траут были уже тут. Марчетти сидел напротив. Лилани расположилась рядом с ним.

— У вас там отличная гауптвахта, — заметил Курт, обращаясь к Марчетти. — Я видал пятизвездочные отели похуже.

Марчетти только плечами пожал.

— Когда мы закончим Aqua-Terra, сюда будут приезжать миллионеры и миллиардеры. Если мне придется посадить кого-то из них под замок, я не хочу, чтобы от этого их мнение относительно комфорта Aqua-Terra изменилось в худшую сторону.

Курт усмехнулся.

— Есть какие-то шансы их разговорить? — поинтересовалась Лилани.

— Нет, они молчат, — ответил Курт, взглянув на Джо, а потом повернулся спиной к Марчетти. — У вас тут случайно нигде нет голодного питона?[275]

Изобретатель удивленно посмотрел на него.

— Э-э-э… Нет. Почему?

— Не важно.

Курт присел, ожидая, пока установится спутниковая связь. Через мгновение на экране появилось усталое лицо Дирка Питта. Когда всех друг другу представили, Питт заговорил о деле:

— Мы раздобыли некоторые сведения об этом Джинне. Большая часть данных будет выслана вам в зашифрованном файле, но суть такова. Тридцать лет назад Джинн аль-Халиф был нищим бедуином, гонявшим по пустыне верблюдов. Двадцать лет назад он стал торговать оружием, и ему повезло. Полученные средства он использовал в законном бизнесе. Перевозки и строительство, создание инфраструктур. Доходы не такие уж огромные, но дела шли в гору. Пять лет назад он сформировал компанию под названием «Оазис». Это странноватый международный консорциум, занимающийся высокими технологиями и получающий финансирование из весьма сомнительных источников. Интерпол наблюдал за «Оазисом» с самого начала его существования. Их беспокоил поток денег и технологий, текущих в Йемен безо всякого надзора.

— Не могу себе представить Йемен центром привлечения иностранного капитала, — вздохнул Курт.

— Не ты один, — ответил Питт. — Поэтому Интерпол подозревал, что «Оазис» — это фасад для террористической организации или лавочка по отмыванию денег. Но Джинн не вмешивался в политику даже в своей собственной стране. Сделок, похожих на отмывание, Интерпол тоже не зафиксировал. Трансфер технологий и инвестиции были совершенно легальными.

Питт набрал что-то на клавиатуре. Изображение со спутника изменилось, показывая суровую красоту пустынной области Северного Йемена. Изображение приобрело четкость и увеличилось, так что на мгновение показалось: они падают в пустыню с высоты орбиты. Когда падение закончилось, изображение сосредоточилось на скалистом выступе, который торчал из песка, отбрасывая длинную тень. Он напомнил Курту скалу Шипрок в Нью-Мексико.

— На что мы смотрим? — поинтересовался он.

— Наши спецслужбы проследили передвижение людей Джинна в этой области пустыни.

— Выглядит не слишком здорово, — заметил Пол.

— Так и должно быть, — ответил Дирк. — Видите темный песок и почву? Это пятно растянулось более чем на сто акров.

— Похоже, вода поступает из-под земли, — заметила Гаме. — Эрозия или внезапное наводнение?

— И это в самой засушливой части пустыни, — уточнил Дирк. — Так не бывает.

— Это камуфляж, — понял Остин. — И что же они прячут?

— Наши эксперты предполагают, что там проводились масштабные раскопки, — ответил Питт. — Предположительно, под землей были проведены большие строительные работы. Инфракрасное сканирование выявило невероятное количество тепла, поступающего через отверстия в песок. Это похоже на какое-то производство, хотя никто не может сказать, чего именно.

— Украли мои идеи и построили подземный завод, — пробормотал Марчетти.

Питт кивнул.

— Похоже, что так. Возникает вопрос: зачем?

Марчетти на секунду задумался.

— Не уверен… — протянул он. — Я собирался приспособить микроботы для уничтожения мусора в океане, но, судя по всему, конструкция была изменена. Очевидно, эти люди преследуют иные цели. Пока мы знаем наверняка только то, что их микроботы напали на ваш катамаран. Но или я что-то пропустил, или других нападений на суда пока не было, и без вести никто не пропал. А это указывает, что у микроботов совершенно иное назначение.

— Тогда зачем было использовать их как оружие? — спросил Курт.

Марчетти на секунду взглянул на Лилани, а потом заговорил:

— При нормальных обстоятельствах судно было бы начисто обглодано. Не осталось бы ни кусочка органического вещества. А потом все микроботы снова исчезли бы в морских глубинах.

Курт с пониманием кивнул.

— И не осталось бы ни доказательств, ни свидетелей. А катамаран нашли бы в рабочем состоянии, как «Марию Селесту». Только они не ждали, что экипаж подожжет палубу.

— Вот именно, — согласился изобретатель. — Если бы вы не нашли гарь, у вас не было бы зацепок. Даже если бы за ними наблюдали с другого судна, то не поняли бы, что происходит.

Дирк вернул разговор в первоначальное русло:

— Выходит, они могут представлять опасность для судоходства, — отметил он. — Но если не это основная функция этих малюток, то в чем она заключается? Они могли стать причиной температурной аномалии, которую обнаружила наша команда?

— Возможно, — вздохнул Марчетти. — Не знаю, как… Но во многом это зависит от того, сколько их.

— Можете объяснить поподробнее? — спросил Питт.

— Думайте о них как о насекомых. Одна особь не создает проблем: одна оса, один муравей, один термит — по одному они не такие уж опасные. Но если вы соберете их в достаточном количестве в одном месте, они могут вызвать неприятности самого разного рода. Разработанные мной микроботы могли воспроизводиться автономно и неограниченно. Это был единственный способ сделать их эффективными. Нет причин считать, что эта модификация не станет делать то же самое. Миллионы их могут стать проблемой для небольшой лодки, миллиарды могут представлять угрозу для большого судна или нефтяной платформы, а быть может, и для островов размером с Aqua-Terra, а триллионы… триллионы могут угрожать всему океану.

— Всему океану? — переспросил Джо.

Марчетти кивнул.

— Самих микроботов можно рассматривать как фактор загрязнения воды наподобие токсина. Но поскольку они активно питаются, размножаются и защищают себя, правильнее рассматривать их как пришлый вид, осваивающий новую среду обитания. Все, как правило, происходит по одному и тому же сценарию. Без естественных врагов они станут бесконтрольно размножаться, и вскоре всей экосистеме будет угрожать гибель. Микроботы здесь не отличаются от живых существ.

— Вспомните о появлении непарного шелкопряда в Новой Англии, — заметил Пол. — Чужеродный вид. Он прибыл из Китая, и у него не имелось естественных врагов. В первый год было всего несколько пушистых гусениц. На следующий год этих гусениц стало в изобилии, а на третий год они были повсюду. Миллиарды их облепили каждое дерево, сожрали все листья, практически полностью уничтожая леса. Об этом вы говорите?

Марчетти хмуро кивнул.

Наступила тишина: все обдумывали слова миллиардера. Курт представил себе, как микроботы заполоняют Индийский океан и оттуда расползаются по всему миру. Паранойя или реальная опасность? Почему кто-то хотел, чтобы это произошло, и как этот негодяй мог извлечь из всего этого выгоду?

— Что бы они там ни затеяли, ясно, что это не к добру, — подвел черту Питт. — Мы непременно должны узнать, что они замышляют. Ваши предположения о том, как мы можем это сделать?

Все вновь уставились на Марчетти.

— Есть два пути, — неспешно начал он. — Либо поймать микроботов за работой, для чего я готов предоставить мощности своего острова, либо побывать на фабрике, где их произвели, и выяснить точные характеристики.

— То есть отправиться в Йемен, — уточнил Питт.

Марчетти кивнул.

— Мне неприятно это говорить и тем более думать о том, каковы будут последствия, но если эти машины произведены на подземной фабрике в Йемене, то лучший шанс выяснить, для чего они созданы, — это отправиться в Йемен.

Питт задумчиво кивнул, но ничего не сказал. Он оглядел по очереди всех собравшихся.

— Значит, так, — наконец объявил он. — Нашей первоначальной задачей было выяснить, что случилось с экипажем, но я думаю, мы все можем согласиться с тем, что обнаружили большую угрозу. Она, вероятнее всего, и стала причиной их гибели. Мы должны подойти к возникшей перед нами проблеме с двух сторон. Пол и Гаме воспользуются гостеприимством господина Марчетти и начнут исследовать океан, используя Aqua-Terra как базу. Курт, вы с Джо приготовьтесь. Если у вас нет никаких возражений, то я постараюсь отыскать способ проникнуть на базу в Йемене.

Курт взглянул на Джо, и тот кивнул.

— Мы готовы.

Питт завершил сеанс связи. На этом заседание закончилось, и все начали расходиться. Курт уже собрался на выход, когда к нему подошла Лилани.

— Я хочу поехать с вами, — заявила она.

— Ни в коем случае.

— Почему? — удивилась она. — Если Джинн тот самый парень, который это все устроил, то я хочу быть рядом, когда вы его прикончите.

Курт посмотрел на нее в упор.

— Один раз вы уже чуть не подставили нас, и я не позволю сделать это во второй раз. Я не повезу вас в это опасное место. К тому же мы не собираемся «прикончить» этого парня. Мы, в отличие от вас, не из «Неудержимых».[276] Мы всего лишь хотим узнать, чего добивается этот Джинн, и все. Лучшее, что вы можете сделать, — вернуться на Гавайи.

— Меня дома никто не ждет, — заметила она.

— Очень жаль, — сказал Курт. — Но на сей раз это не сработает…

В разговор вклинилась Гаме:

— Если мы собираемся разобраться в пищевой цепочке, то нам пригодится морской биолог. Почему бы вам не остаться с нами?

Лилани, похоже, эта идея не понравилась, но было совершенно ясно, что у нее нет выбора. Наконец она кивнула.

Курт вышел, не сказав больше ни слова. Ему было жаль девушку, но впереди ждала работа.

ГЛАВА 16

Аденский залив, у побережья Йемена

Через тридцать семь часов после встречи в конференц-зале на плавучем острове Джо и Курт сидели в деревянной рыбацкой лодке посреди Аденского залива примерно в миле от берега.

Одетые в черные гидрокостюмы, ласты, с кислородными баллонами на спине, они терпеливо ждали сигнала.

Курт нанес тонкий слой шампуня на стекло своей маски и прополоскал ее, чтобы уберечь от запотевания. Джо в последний раз проверил, как идет воздух из баллона, а потом вынул и вновь вложил в ножны нож для дайвинга.

— Готов? — поинтересовался Курт.

— Готовее некуда, — ответил Джо. — Ты что-нибудь видишь?

— Пока нет.

— А что, если парень попался?

— Он выберется, — уверенно сказал Курт. — Дирк клянется, что этот парень прежде несколько раз помог ему.

— Почему он не назвал тебе имя?

Курт покачал головой и улыбнулся.

— Он сказал, что имена не нужны.

Завала усмехнулся.

— У Дирка есть свои секреты, это уж точно.

Ночь выдалась безлунная, с северо-запада дул легкий ветерок. Курт чувствовал запах пустыни на ветру, но ничего не видел. Они стояли на якоре неподалеку от заброшенного берега, покачиваясь на волнах. Но они не отправятся в путь, пока не будут уверены, что кто-то приехал, чтобы забрать их.

Наконец, на берегу вспыхнула пара огоньков. Вспыхнула и погасла. А потом через несколько секунд снова. Вспыхнула и погасла.

— Это наш человек, — сказал Курт, натянув маску.

Джо сделал то же самое, задержавшись на секунду.

— Один вопрос, — спросил он. — Что, если микроботы тут, в воде, ожидают, чтобы нас слопать?

Курт не думал об этом и, откровенно говоря, пожелал Джо того же.

— Тогда тебе лучше надеяться, что они не голодны, — проговорил он.

С этими словами он перевалился через борт и упал в темную, как чернила, воду.

Через несколько секунд Джо последовал за ним и почти беззвучно ушел на глубину.

Без промедления Курт прикусил загубник и стал бить ластами по воде, быстро и размеренно двигаясь под водой. Бесшумно, не спеша направились они в сторону пляжа. Приблизившись к берегу, он услышал шорох волн, а потом почувствовал прикосновение прилива, который пытался оттянуть его к востоку. Он поплыл под углом к берегу, но вместо того, чтобы бороться с приливом, оседлал его.

Когда берег был уже рядом, Курт сфокусировался на волнах, пытаясь поймать их ритм. Одна большая волна подтолкнула его вверх, угрожая утопить, но вскоре она схлынула, превратившись в белую пену в пятнадцати ярдах впереди.

Отступая, волна попыталась подхватить Курта, но тот удержался на месте, а потом, поймав очередную волну, проскользнул на пляж.

В тридцати футах впереди громоздились валуны, годящиеся в качестве убежища. Стащив ласты, Курт пробежал вперед и укрылся между камнями. Там он стащил маску, расстегнул костюм на несколько дюймов и вынул небольшой аппарат ночного видения. Потом он оглядел пляж и дорогу над ним. Он не заметил никакого движения, никаких признаков чего-либо живого.

В семидесяти ярдах к западу стоял старый автобус «Фольксваген». Это и был их транспорт.

Курт повернулся, чтобы проследить за Джо. После краткой задержки тот выскочил к скалам. Курт указал на автобус.

— Неплохо, — заметил он. — Промазали всего-то на ширину футбольного поля.

— Легче пройти это расстояние, чем плыть против прилива, — ответил Джо.

— Я тоже подумал именно об этом, — кивнул Курт. — Кроме того, если наш друг привел хвост, то лучше не вылезать из воды прямо рядом с ним.

Мужчины сняли снаряжение и остались в простой штатской одежде. Внимательно глядя по сторонам, они стали медленно продвигаться по пляжу. Наконец, они добрались до автобуса.

Машине было лет тридцать — ржаво-коричневая, потертая временем и пустынными ветрами. Ее шины были лысыми, а эмблема VW на капоте сломана — не хватало половины буквы W.

— Может, это подделка? — высказался Курт.

— Да, — согласился Джо. — Народный автомобиль.

— Угу, стилем тут и не пахнет, — согласился Остин. А потом подумал о «Веспе» и добавил: — Но у него, по крайней мере, есть четыре колеса.

— Похоже, ты собираешься отправиться на нем в приличное общество, — хмыкнул друг.

Курт усмехнулся, открыв дверцу. Красоты автобусу недоставало, но в остальном машина была что надо: просторный грузовой отсек, двигатель с воздушным охлаждением, что много надежнее в пустыне, чем радиатор с водяным охлаждением, и настоящие йеменские номера, которые, как надеялся Курт, были действующими.

Внутри никого не было: кого бы там Дирк Питт не нанял подогнать автобус, сейчас он исчез. Второй след покрышек на обочине говорил о том, что водитель уехал на другом автомобиле.

Они сели в автобус. Курт забрался на место водителя, а Джо отправился в дальний конец авто проверить запасы.

— Тут лежат сапоги и куртки, — заметил Джо. — Еда, вода и кое-какое оборудование. Вижу, парни постарались.

Курт поискал ключ зажигания. Он опустил солнцезащитный щиток, и тот упал ему в ладонь вместе с запиской. Он вставил ключ в замок зажигания и развернул записку, в то время как Джо вернулся к нему и уселся на пассажирское сиденье.

— Тут говорится, что нужно проехать семь миль по прибрежной дороге на северо-восток, потом повернуть на северо-запад на асфальтированную дорогу с указателем «Восточное шоссе». Асфальт будет идти миль тридцать, а потом снова начнется грунтовая дорога. Проедем прямо ровно сорок пять миль. После чего нам нужно спрятать авто и пешком отправиться на северо-запад примерно миль на пять. Таким образом мы срежем угол и окажемся в намеченной точке… И еще тут пожелание удачи.

— Есть какая-нибудь подпись?

— Никакой, — ответил Курт. Он сложил записку и спрятал ее поглубже в карман. — Кто бы это ни был, не станем его разочаровывать.

Быстро оглядевшись, Курт повернул ключ, и двигатель ожил с типичным для «Фольксвагена» звуком. Машина заскрежетала, когда Курт включил первую передачу и отпустил сцепление. По крайней мере, она работала.

Курт надеялся добраться на место до рассвета. У них было всего четыре часа.

ГЛАВА 17

Гаме Траут с радостной улыбкой на лице неслась со скоростью двадцать узлов всего лишь в тридцати футах над волнами в небольшом воздушном корабле дизайна Элвуда Марчетти.

Назвать летающее судно дирижаблем значило бы оскорбить его красоту. Отсек экипажа находился между двух подушек, которые Марчетти называл воздушными стручками. Наполненные гелием, стручки напоминали понтоны, хотя были гораздо больше и длиннее. Они были плоскими снизу и выгнутыми сверху, что позволяло судну двигаться быстрее. К пассажирскому салону они прикреплялись с помощью множества строп, расходящихся под углами в сорок пять градусов. Из кабины можно было посмотреть в небо над головой, чего не позволила бы конструкция ни одного дирижабля.

Пассажирский отсек напоминал первоклассную каюту крейсера. Открытая платформа в кормовой части позволяла выходить на свежий воздух, принимать солнечные ванны, входить на борт и покидать его. Два пропеллера, размещенных спереди, тянули судно вперед, как пара ездовых собак. Короткие крылья придавали судну устойчивость, а пара вертикальных хвостов, по одному на каждом стручке, служили воздушными рулями.

— Невероятно, — прошептала Гаме, перегнувшись через борт и глядя на трех дельфинов, за которыми они следовали.

Марчетти стоял за штурвалом летающего корабля, а Пол, Гаме и Лилани наслаждались путешествием, наблюдая за дельфинами, летящими по волнам. Морские животные с носами, напоминавшими бутылки, не отставали от них, ускоряя движение ударами плоских хвостов. Иногда, выскочив из воды, они недолго неслись по воздуху, а потом снова ныряли в воду.

— Похоже, они хотят добраться до нас, — заметила Лилани.

— Может, они думают, что мы дети корабля-острова, — ответил Пол.

Гаме рассмеялась. Она могла лишь строить догадки о том, что дельфины думают о таком судне. Очевидно, онине боялись его.

— Думаю, так оно и есть.

Лилани кивнула. Похоже, на сей раз она была в лучшем расположении духа. Пол улыбнулся.

— Ты похож на кота, который съел канарейку, — заметила Гаме.

— Я всего лишь подумал, как мне повезло оказаться тут с двумя прекрасными женщинами, — улыбаясь, заметил Пол. — И это вместо прогулки по пустыне вместе с Куртом и Джо.

Гаме рассмеялась.

— К тому же, — добавил он, — на этот раз для работы нам дали игрушки ценой в миллионы долларов. А Курт и Джо, скорее всего, сейчас возятся с вонючими верблюдами.

— Да уж… — протянула Гаме, потом повернулась к Марчетти. — Как далеко мы еще можем зайти?

— Если понадобится, мы сможем продержаться в воздухе несколько дней, — отозвался он. — Но, скорее всего, мы еще часик полетаем, а потом вернемся на остров. Завтра мой экипаж подготовит еще два воздушных судна. На трех машинах мы сможем осмотреть большую территорию.

— А пилоты у вас есть? — поинтересовался Пол.

— Пилоты? — удивился Марчетти. — Да кому нужны вонючие пилоты![277]

— А кто же их поведет?

— Да любой из вас сможет, — фыркнул Марчетти. — Это не сложнее, чем водить машину или лодку.

Гаме считала, что Марчетти — приятное дополнение к команде. Он сдержал слово, оказав всевозможную поддержку их экспедиции. Он развернул плавучий остров Aqua-Terra, который теперь двигался на северо-запад со скоростью четыре с половиной узла, а также передал НУПИ полную документацию по микроботам. Он даже вернул на остров дюжину отсутствовавших членов экипажа, чтобы управляться с островом без роботов.

— Дадите нам несколько уроков, прежде чем мы отправимся в самостоятельный полет? — спросил Пол.

— С удовольствием.

Гаме вновь обратила внимание на дельфинов. Те продолжали гонку, держась впереди тени воздушного корабля. Вот один из них словно собирался снова выпрыгнуть из воды, но вместо этого резко отвернул в сторону, а за ним и его спутники. Метнувшись в сторону, они исчезли в мгновение ока.

— Вы видели это? — поинтересовалась Гаме.

— Быстро они, — заметил Пол.

— Должно быть, устали от нас, — предположила Лилани.

Глядя на воду, Гаме почувствовала тревогу. Поверхность моря стала темнее. Несколько мгновений назад оно было синим, а теперь приобрело мрачный серый оттенок. Гаме поняла, что дельфины почувствовали перемену и опасность, а потому и бежали в другом направлении.

Настроение у нее резко испортилось.

— Притормозите-ка, — обратилась она к Марчетти. — Думаю, мы их нашли.

ГЛАВА 18

— За баранкой этого драндулета мне кажется, что я еду на Вудсток[278] по пустыне, — заметил Джо, перекрикивая шум двигателя и вглядываясь во тьму.

— Будем надеяться, что там не так много народу, — ответил Курт.

Они с Джо ехали всю ночь. Достигнув точки назначения, они припарковали «Фольксваген» за изогнутым склоном песчаной дюны.

Пока Джо затирал следы шин, Курт вытащил брезент. Он содрал с края брезента тонкую пленку, открыв клеящий слой, потом положил брезент на песок и протащил так, чтобы тот налип на его поверхность. Удовлетворившись результатом, Курт набросил брезент на автомобиль, прибил к земле колышками, а потом сверху присыпал все это несколькими ведрами песка.

Джо вернулся, как раз когда Курт закончил. Он заморгал, как будто увидел мираж.

— Что случилось с авто?

— Я сделал его невидимым, — ответил Курт, забросив на плечо небольшой рюкзак. — Никто ничего не заметит.

— Да, — согласился Джо. — Может быть, даже мы сами. Я как-то потерял свою машину на стоянке, так найти и не смог.

Об этом Остин не подумал. Он огляделся в поисках ориентиров, но вокруг простирались только бескрайние дюны. Он вытащил GPS-навигатор и добавил метку, обозначающую расположение укрытия. Он надеялся, что это поможет.

Пока Джо затягивал ремни на рюкзаке, Курт нацепил на ноги пару снегоступов. Они были современной конструкции из углеродного волокна, не старые «теннисные ракетки», но задача у них была та же самая: распределять вес по большей площади, позволяя подниматься на вершину дюны, не проваливаясь при каждом шаге по щиколотку. Джо надел аналогичную пару, и двое мужчин отправились на прогулку.

Через полтора часа напарники одолели последнюю из дюн. Достигнув вершины, они услышали звук приближающегося с юга вертолета. Оглядевшись вокруг в поисках источника шума, Курт заметил в небе мигающий красный огонек. Он горел в двух или трех километрах на высоте пятисот футов и направлялся прямо в их сторону.

— Ложимся, — приказал Курт, падая на песок и зарываясь в него, словно змея.

Джо сделал то же самое, и через несколько мгновений оба закопались в песок по самую шею. Несмотря на этот камуфляж, вертолет по-прежнему шел на них, не отклоняясь и не изменяя курса.

— Не нравится мне это, — прошептал Джо.

Курт прижал руку к кобуре на бедре, где у него был «Боуэн» пятидесятого калибра. Пушка была мощной, хотя против вертолета она была бесполезна, если не рассчитывать на пару идеально точных выстрелов.

Курт сосредоточился на красном огоньке. На другой стороне мерцал зеленый огонек. Если дойдет до стрельбы, целиться нужно будет между этими огоньками и выпустить весь барабан, надеясь поразить что-нибудь важное. Он услышал, как Джо достал свой пистолет. А потом подумал о том, что если бы их заметили и послали вертолет, то тот прилетел бы с потушенными огнями.

— Это хорошо, что они оставили горящими фонари, удобно целиться, — прошептал он.

— Думаешь, они сделали ошибку?

Вертолет по-прежнему летел в их сторону. Теперь до них оставалось всего четверть мили. Он снижался, но одновременно менял курс.

— Сейчас выясним.

Вертолет пронесся в двухстах футах над их головами. Курт, внимательно наблюдая, прикинул его курс. Не заметив в небе других летающих объектов, он вскочил и побежал следом за вертолетом. Спустившись с дюны, он начал подниматься на предыдущую, но, не доходя до гребня, упал в песок. Джо залег рядом с ним.

А вертолет тем временем замедлился и начал спускаться возле темной фигуры, поднимавшейся из песков, словно корабль над волнами. Тусклый свет мигнул, высветив маркировку — круг на верхней части строения. Вертолет чуть скорректировал направление, а потом сел на скалистом утесе.

— Похоже, мы нашли вход, — объявил Курт.

— И похоже, не мы одни, — отозвался Джо.

С юго-запада приближалась цепочка огней. Выглядели они как небольшой конвой — возможно, восемь или девять машин. Они поднимали такую пыль, что было трудно точно сосчитать огни.

— А Дирк говорил, здесь не слишком интенсивное движение, — заметил Джо.

— Видимо, сейчас час пик, — ответил Курт. — Будем надеяться, что они здесь не по нашу душу.

По мере того как машины останавливались возле строения, тихая пустыня наполнялась шумом. Во тьме горели фары, в воздухе кружились облака пыли. Голоса разносились над песками — люди не спорили, но что-то напряженно обсуждали, обмениваясь краткими фразами на арабском языке. Из-под земли появились вооруженные люди, чтобы приветствовать прибывших.

Винт вертолета остановился, из него вылезли двое. Они начали спускаться по краю скалы, и вдруг исчезли. Курт сразу догадался, что там туннель или скрытый вход.

— Пойдем, посмотрим, что и как, пока швейцар занят прибывшими автомобилями, — решил он.

Остин отступил от гребня песчаной дюны и направился вдоль ее склона. Завала поспешил за ним, стараясь не отставать.

— Что будем делать? — поинтересовался Джо. — Пойдем, не скрываясь, и сделаем вид, что мы из них?

— Нет, — покачал головой Курт. — Обойдем их сзади и выйдем с тыла на вертолетную площадку. Пассажиры исчезли, не спускаясь на землю. Там, наверху, должен быть еще один вход. Все, что нам нужно, — найти его.

ГЛАВА 19

Марчетти замедлил воздушный корабль и поднял его на высоту сотни футов над поверхностью Индийского океана. Чтобы добиться от корабля максимальной легкости и скорости, изобретателю пришлось пойти на некоторые компромиссы. Один из них состоял в том, что судно не могло зависать в воздухе неподвижно, без ускорения, дававшего подъемную силу.

Двигатель затих. Воздушный корабль начал дрейфовать, а пассажиры — нервничать.

— Мы теряем высоту, — заметила Гаме. Поверхность моря, расположенная футов на семьдесят ниже, была ровной и темной. Если это было то, о чем она думала, и темный цвет был связан с роящимися под водой микроботами, то приземляться на воду рядом с ними не стоило.

— Секундочку, — ответил Марчетти.

Он нажал на рычаг, и на обоих концах корабля распахнулись люки, словно багажник и капот автомобиля. Затем послышалось шипение сжатого газа, и из люков выскользнули два дополнительных баллона. Они поплыли вверх, быстро наполняясь гелием, и зависли на натянутых тросах. Спуск прекратился.

— Я их называю воздушными якорями, — гордо объявил Марчетти. — Сдуем их, когда решим отправиться дальше. А пока они удержат нас от падения.

Гаме была рада это слышать. Стоявшие рядом с ней Лилани и Пол разом шумно выдохнули.

— Думаю, нам пора доставать набор для взятия проб, — объявил Пол.

Судно стабилизировалось на высоте сорока футов. Выпустив небольшое количество гелия, Марчетти заставил его опуститься до высоты пяти футов, а затем установил в состоянии постоянной плавучести.

— Достаточно близко? — поинтересовался он.

Пол кивнул, а потом выбрался на открытую платформу с телескопическим шестом для сбора образцов.

— Будьте осторожны, — предупредила Лилани, наблюдая издали, так как не хотела приближаться к краю.

— Она права, — добавила Гаме. — Зря, что ли, я тебя дрессировала столько лет. Не хочу начинать заново с новым мужем.

Пол усмехнулся.

— Все равно ты никогда не найдешь никого такого же веселого и жизнерадостного, как я.

Гаме улыбнулась. Она никогда не нашла бы никого, кого смогла бы так полюбить, это уж точно.

Когда Пол добрался до края, Гаме подошла к нему. Зная, что находится внизу, она решила привязать Пола страховочным тросом, однако сделать это не было никакой возможности, да и реальной необходимости.

Они находились посреди Индийского океана, в месте, напоминавшем глаз бури. В нормальных условиях океан тут должен был быть тих и спокоен, без ветра и волн.

Вода внизу казалась жирной, плоской, с неба палило солнце. Море казалось на редкость спокойным. Чувствовался лишь легкий, безопасный ветерок.

Пол вытянул щуп и опустил флакон в воду, зачерпнув образец. После он приподнял емкость и некоторое время держал ее над водой, давая излишкам жидкости стечь, прежде чем поднять пробу на борт. Надев очки и толстые пластиковые перчатки, Гаме взяла образец и вытерла внешнюю сторону флакона специальным полотенцем из наэлектризованного микроволокна, способного, по словам Марчетти, притянуть и захватить любых микроботов.

Невооруженным глазом Гаме не видела в воде никакой мути. Паршивцы были столь малы, что на кончике булавки уместилась бы сотня.

— Выглядит как чистая вода, — объявила Гаме.

Она запечатала флакон с образцом и убрала его в коробку из нержавеющей стали с резиновым уплотнителем. Ей пришлось со всей силы придавить крышку, чтобы закрыть замки. Полотенце она убрала в отдельный контейнер.

Гаме и Пол долго всматривались в толщу воды. Всего в нескольких футах от них она выглядела совершенно нормально. Но они пролетели больше двух миль над потускневшим океаном от того места, где дельфины бросились наутек. Что-то не сходилось.

— Микроботы не на поверхности, — догадалась Гаме. — Мы видим их внизу, в толще воды, но отсюда мы можем взять только пробы чистой воды.

Марчетти, находившийся в кабине, согласился:

— Они плавают много ниже. Нам нужен образец с большей глубины. Если необходимо, я могу попробовать еще чуть-чуть опуститься.

— Давайте не будем этого делать, — заговорила Лилани. — Пожалуйста. Что, если мы попадем в воду или что-то пойдет не так?

Она сидела в кабине, опасливо глядя в иллюминатор. Ее лицо, казалось, слегка позеленело.

— Уверен, что смогу достать их и отсюда, — с обычной самоуверенностью заявил Пол.

Он лег плашмя на палубу, свесив плечи и голову через край, потянулся вниз и окунул баночку для образца как можно глубже. Марчетти нагнулся. Гаме сделала то же самое.

Пол вытянул образец. Тот оказался чистым. Тогда он выплеснул воду и потянулся еще дальше.

Лилани запротестовала.

— Я ничего в этом не понимаю, — пролепетала она, дрожа от ужаса. — Неужели мы и в самом деле хотим, чтобы эти твари оказались у нас на борту?

Курт оказался совершенно прав, подумала Гаме. Лилани непредсказуема. С таким энтузиазмом присоединилась к команде и так перепугалась теперь.

— Кто-то должен это сделать, — сказала Гаме.

— Может, просто вызвать военных, или береговую охрану, или еще кого-нибудь?

— Подержите меня за ноги, — попросил Пол. — Я должен подцепить образец поглубже.

Гаме присела на корточки и ухватила Пола за лодыжки, навалившись всем весом. Она слышала, как Лилани продолжала что-то испуганно бормотать, словно микроботы могли выпрыгнуть из воды, как крокодилы, и сдернуть Пола под воду.

Пол вытянул шест насколько смог. Он погрузил его под воду на семь или восемь футов. Когда муж стал вытягивать шест, Гаме напряглась. Образец воды выглядел темным.

— Думаю, у нас что-то есть.

Когда Пол начал вытягивать флакон, Лилани задрожала и отступила еще дальше от кормы.

— Все в порядке, не бойся, — попытался успокоить ее Марчетти.

И тут раздался громкий хлопок. Корабль тряхнуло, словно фургон, у которого на полном ходу отскочило колесо. Палуба резко накренилась к корме. Пол поскользнулся, ударившись о борт, и чуть не вывалился наружу.

Лилани закричала и тоже упала, но удержалась за дверь кабины, в то время как Марчетти прижался к рулевой консоли.

— Держись! — закричала Гаме.

— Сама держись, — откликнулся Пол. — Мне не за что уцепиться!

Еще один хлопок, и корма опустилась еще ниже, словно самосвал, выгружающий содержимое. Гаме изо всех сил вцепилась в своего мужа. Она была физически сильна, но удерживать огромного мужчину, весившего двести сорок футов, не дать ему соскользнуть в воду, было непросто. Его ремень больно впился в ее руки.

Марчетти и Лилани у нее за спиной пытались что-то сделать.

— Шар, — закричала Лилани, тыча пальцем в небо.

Гаме посмотрела наверх.

Кормовой воздушный якорь сорвался и теперь плыл в небеса, словно детский воздушный шарик. Воздушный корабль опускался к воде кормой вперед.

— Заводите мотор! — крикнула Гаме.

— Держитесь, — объявил Марчетти, склонившись над пультом.

— Лилани, помоги!

Когда Марчетти снова склонился над пультом, Лилани опустилась на корточки рядом с Гаме и ухватилась за ногу Пола. Моторы вновь заработали, и он медленно пополз вперед и вверх. Чем быстрее он набирал скорость, тем сложнее было держать Пола.

Гаме казалось, что еще чуть-чуть, и ее разорвет надвое. Она увидела, что Лилани изо всех сил пытается попрочнее уцепиться хоть за что-нибудь. Воздушное судно шло все быстрее, но все еще снижалось — теперь хвост его едва не касался воды. Пол выгнулся, чтобы не задеть воду лицом, и постепенно вполз назад. Набрав скорость, корабль начал медленно выравниваться.

— Сейчас! — закричала Гаме. Она дернула изо всех сил и с помощью Лилани втянула Пола назад, хотя голова и плечи еще свешивались через край площадки. И тогда Гаме поняла, что ее муж по-прежнему сжимает шест с образцом.

— Брось эту дрянь! — закричала она.

— После всего, что мы ради него выдержали? — усмехнулся Пол. — Вот еще!

Судно наконец выровнялось и начало набирать высоту. Гаме, шатаясь, втащила мужа на палубу.

— Пол Траут, если ты еще раз попытаешься вытворить что-то вроде этого, я точно сдохну, — объявила она.

— Я тоже, — ответил он.

— Что это было? — спросила Гаме, глядя на Марчетти.

— Понятия не имею, — ответил ученый. — Сорвало якорь. Наверно, какой-то сбой или неисправность.

Гаме посмотрела на Пола, счастливая от того, что он здесь, с ней, а не в воде с этими тварями. Похоже, им страшно не повезло. Или наоборот?

Гаме подумала об экипаже Марчетти. Отеро и Мэтсон оказались подкуплены. Может, предателей было больше? Однако эти мысли она оставила при себе. Глядя на темный образец, который они раздобыли, она в который раз напомнила себе, что доверять безоглядно не может никому, кроме Пола.

ГЛАВА 20

Джинн аль-Халиф шагал по залам своей пещеры. Он был в ярости. Пнув дверь, ведущую в его просторный кабинет, он отшвырнул в сторону стул, преградивший дорогу к столу. Сабах вошел следом за ним и осторожно прикрыл дверь.

— Я не мальчик, чтобы прибегать по первому зову! — гремел Джинн.

— Они же сами обратились к вам, — заверил Сабах.

— Обратились? Они без предупреждения сообщили тебе, что явятся и хотят, чтобы я к ним вышел! — закричал Джинн. — Это называется обратились?

Халиф встал рядом с огромным письменным столом. За спиной у него, за стеклянной перегородкой, которая служила задней стеной кабинета, располагалось производственное помещение завода, пол которого находился футов на двадцать ниже. Тут и там люди в защитных костюмах настраивали машины, готовя новую версию микроботов для Джинна. Новая, смертоносная порода металлических жучков предназначалась для Египта и его плотины.

— Они попросили о встрече, — ответил Сабах. — Учитывая их тон и настойчивость, мне пришлось пообещать, что вы будете присутствовать.

— Что за наглость! — закричал Джинн. — Как ты смеешь давать за меня обещания!

Много раз в жизни Халиф чувствовал, как его переполняла ярость, но никогда она не была направлена против Сабаха.

— Почему сейчас, когда мы так близки к цели, мои слуги начали сходить с ума и забывать свое место?

Сабах, казалось, хотел что-то сказать, но в последний момент сдержался.

— Ты уже достаточно наговорил, — едко фыркнул Джинн. — Оставь меня.

Вместо того чтобы поклониться и уйти, Сабах неподвижно застыл на месте.

— Нет, — спокойно ответил он. — Я учил вас с юных лет, с тех пор как умер ваш отец. И я поклялся защищать вас, даже от вас самого. Так что теперь я стану говорить, а вы послушайте. А уж потом решайте, что делать дальше.

Потрясенный Джинн уставился на старика, вместо того чтобы убить его на месте за неповиновение.

— Этот консорциум, — начал Сабах, — вложил в ваш план миллиарды долларов. Каждый из них — могущественный, влиятельный человек. Они вправе время от времени поигрывать мускулами.

Джинн уставился на Сабаха, словно загипнотизированный, как уже бывало много раз ранее.

— То, что они появились тут, означает, что мы в опасности, — продолжал Сабах. — Они объединились.

Джинн обвел взглядом свой кабинет. Тут почти не было мебели. Одну из стен украшало оружие прошлого. Взгляд его остановился на ятагане.

— Тогда я убью их всех, — объявил Халиф. — Я нарежу их на куски собственными руками.

— И что нам это даст? — поинтересовался Сабах. — Они пришли не в одиночку. У каждого с собой вооруженный отряд. Всех вместе их почти столько же, сколько и нас. Начнется резня. И даже если мы победим, за ними придут другие, которые начнут расследование и пожелают отомстить.

Впервые за долгое время Джинн почувствовал себя уязвимым, загнанным в угол. Если бы они знали, какие струны затронули в душе Халифа, они не стали бы настаивать на своем.

— Но сейчас самое неподходящее время, — заметил он. — У нас есть и другие гости, с которыми нужно разобраться.

— С ними разберутся, — настоятельно заметил Сабах.

— Хорошо, — наконец выдавил Джинн. — Что ты предлагаешь?

— Мы должны ответить им твердо, но так, чтобы не обратить их против себя. Я предлагаю показать гостям то, что они хотят увидеть. Одни посмотрят на это вблизи, другие издалека.

На лице Сабаха заиграла зловещая улыбка. И Джинн начал понимать суть его замысла. Ему было показалось, что старик выжил из ума, но теперь Халиф понимал, насколько ошибся.

— Прикажи затопить тестовую камеру, — объявил Джинн.

— Она уже настроена на то, чтобы имитировать нападение на Асуан.

Улыбка появилась на губах Джинна.

— Идеально. Устроим демонстрацию и предоставим им место в первом ряду. Я буду счастлив, если они увидят даже больше, чем рассчитывали.

Понимание появилось на лице Сабаха.

— Сделаю, как вы прикажете, — объявил он.

Джинн посмотрел назад через стеклянную стену на рабочих, суетящихся внизу. Автоматы работали на полную мощность. В конце производственной линии серебряный песок сыпался в желтую пластиковую бочку. Рядом ожидало своей очереди пятьдесят девять других бочек. Это последняя партия для создания нового Роя. И если Джинн прав, то вскоре им удастся сломить волю Азиза и заставить военных лидеров Египта расстаться с богатством.

ГЛАВА 21

Курт добрался до вершины утеса на несколько секунд раньше Джо. Теперь он изучал обстановку.

Перед ним раскинулась посадочная площадка. В центре нее застыл вертолет российского производства. Грузовой люк был открыт, и пара мужчин в форме охранников сидели в открытых дверях, куря и разговаривая. Оглядевшись, Курт никого больше поблизости не увидел.

— Сможешь взять их на себя?

Джо кивнул.

— Одним камнем двух зайцев, — сказал он. — А точнее, одним разрядом.

Курт был рад это слышать. Он указал на дальнюю сторону площадки, где стоял вертолет. Джо двигался, прижимаясь к поверхности утеса, словно скалолаз.

Когда Завала достиг тени рядом с серой машиной, Остин натянул на лицо ткань. Он выступил из своего укрытия и направился к мужчинам, держа руки на виду и бормоча что-то о потерянном верблюде.

Мужчины встали и, насторожившись, преградили ему дорогу. Один положил руку на пистолет, но не стал вытаскивать его — может быть, потому что Курт выглядел как один из местных, а может быть, потому что он покорно поднял к небу пустые руки.

— Nzqah, nzqah, — бормотал он, повторяя арабское слово, обозначающее верблюдицу.

Охранники, казалось, были совершенно сбиты с толку. Они полностью сосредоточились на Курте, не замечая подбирающегося к ним со спины Джо.

— Nzqah, — повторил Курт еще раз, а потом охранники разом качнулись и упали.

Джо широко улыбался. В руках он сжимал электрошокер.

— Куда же ты сбежала, моя маленькая nzqah? — шутливо закончил Курт.

— Великая вещь «Тайзер», — объявил его товарищ, — срабатывает так быстро, что люди даже закричать не успевают.

Спиральные провода все еще торчали из тел охранников, и когда они начали шевелиться, Джо снова ударил их током.

— Думаю, с них достаточно, доктор Франкенштейн.

Джо отключил питание, и два тела, лежавшие на земле, расслабились. Подойдя к ним, Курт вонзил в каждого по игле с транквилизатором, глядя, как закатились их глаза. Когда тела обмякли, Курт помог Джо высвободить иглы «Тайзера», а потом они вместе перенесли охранников к вертолету. Они свалили их внутрь, залезли следом и захлопнули дверь.

Через несколько минут дверь вновь открылась и из вертолета вылезли Курт и Джо в темно-синей форме охранников, в комплекте с арафатками, закрывавшими их головы и лица. Пока Джо делал вид, что охраняет вертолет, Курт огляделся в поисках туннеля. Он обнаружил высеченные в камне ступени, уходящие под землю. Внизу он обнаружил стальную дверь с электронным замком. Он показался Курту знакомым, как и замок в любом отеле.

— Будем надеяться, что номера для нас забронированы, — пробормотал он себе под нос, копаясь в карманах формы. Отыскав ключ-карту, он сунул ее в карт-ридер и быстро вытащил. Когда огонек датчика стал зеленым, он повернул ручку.

— Проще простого, — ухмыльнулся он.

Подперев дверь небольшим камнем, чтобы не дать ей закрыться, он вылез и свистнул, подзывая Джо. Через несколько секунд они уже спускались под землю.

— Вниз по кроличьей норе, — усмехнулся Курт. — Главное, держаться подальше от Бармаглота.

— Кстати, а кто такой этот Бармаглот? — поинтересовался Джо. — Сколько раз в детстве читал эту книжку, но так и не понял.[279]

— Это что-то плохое и страшное, — ответил Остин. — Как увидишь его, ни с чем не перепутаешь.

Лестница привела их в лабиринт туннелей. Они спустились по тому, что шел вниз, и вышли к новому.

— У меня ощущение, что я нахожусь в подземном муравейнике, — прошептал Джо.

— Да, — согласился Курт. — И мне кажется, что великаны смотрят на нас через лупы.

Они отправились дальше и вскоре оказались на следующем перекрестке.

— Куда дальше? — спросил Джо.

— Не знаю, — пожал плечами Курт.

— Нам нужен или проводник, или карта.

Остин сморщил лоб.

— Если увидишь освещенный дисплей, на котором будет написано: «Вы здесь», обязательно дай мне знать.

Ничего подобного рядом не было, зато Курт заметил кое-что другое.

Вдоль потолка туннеля тянулся ряд труб. Силовые кабели, возможно, вода или природный газ. Все необходимое для производства.

— Мы должны отыскать завод, — объявил Курт. — Думаю, нам стоит двигаться вдоль этих линий.

Они направились вдоль туннеля, следуя за трубами. Это привело их в большой коридор, достаточно широкий, чтобы проехать на машине. Пара мужчин, одетых точно так же, как Курт и Джо, направились к ним навстречу. Когда они приблизились, Остин постарался держаться спокойно, хотя был готов к схватке. Люди в форме прошли мимо, так и не сказав ни слова, и тогда он с облегчением вздохнул.

Туннель привел их в огромную пещеру. Тут был бетонный пол, стояла дюжина столов со стульями. Пещера была залита ярким светом. У дальней стены располагались холодильники и раковины.

— Поздравляю, — объявил Курт. — Мы обнаружили местную столовую.

— А я, как назло, еще не проголодался, — фыркнул Джо.

За тремя столиками сидели мужчины. Как ни странно, но они ничуть не напоминали людей Джинна.

— Похоже, здесь собрались представители со всех концов света, — прошептал Курт. — Лучше нам тут не останавливаться.

И они отправились дальше, следуя вдоль коммуникаций, пока не оказались перед стеклянной стеной. Они посмотрели вниз. Освещение было тусклым, но они рассмотрели бассейн олимпийского размера. В середине бассейна было какое-то огромное сооружение.

— А это что, бассейн с гидромассажем? — прошептал Завала.

— Ох, сомневаюсь. Я бы туда плавать не полез.

— Большой резервуар, — высказал Джо вторую догадку. — Напоминает наш бассейн для моделирования в Вашингтоне.

— Все страньше и страньще, — процитировал Курт «Алису» Люиса Кэрролла. — Должно быть, эти ребята тоже что-то моделируют. Течения, волны или что-то еще…

— А что за модель посредине?

— Без понятия, — ответил Курт. — Давай подберемся поближе.

После недолгих поисков они обнаружили дверь и проскользнули в нее. Лестница привела их вниз, в раздевалку. На вешалках висели костюмы химической защиты, напоминающие военную форму.

— Пора сменить гардероб, — заметил Курт.

— Думаешь, это необходимо?

— Для маскировки. И если там внизу есть какие-нибудь микроботы, то лучше подстраховаться.

Минута — и Курт с Джо переоделись в защитные костюмы поверх краденой униформы.

Они вышли к бассейну и остановились у воды. Курт понял, что объект, находившийся в центре, был не моделью корабля и даже не моделью какого-то участка побережья. По одну сторону уровень воды был очень высок, а по другую вода была втиснута в низкий, извилистый канал.

Они с Джо спустились по лестнице и открыли дверь. Теперь они стояли ниже уровня воды, глядя на странное сооружение с обратной стороны.

— Я видел такое раньше, — заметил Курт. — По-моему, это макет плотины. Верхний слой щебня и песка. Серое ядро в центре, скорее всего, водонепроницаемая глина. Дно было облицовано соответствующим образом, видимо, для того, чтобы вода не просачивалась под плотиной.

Он указал пальцем на высоко стоящую перед плотиной воду.

— Они даже налили с одной стороны больше воды, как будто это и в самом деле водохранилище.

— Зачем эти парни построили модель плотины?

— Не уверен, но у меня ощущение, что ответ нам не понравится…

Их разговор прервало гудение включившихся генераторов. А через мгновение над головой у Курта и Джо вспыхнул свет, и стало светло как днем. Через толщу воды Курт увидел искаженные фигуры на другой стороне бассейна. Они тоже были в белых одеждах химзащиты.

— Нам лучше притвориться, что мы чем-то заняты, — заметил Курт.

Джо усмехнулся.

— Уверен, что входная дверь нуждается в срочном осмотре.

— Похоже, эта работа для двоих.

Они поднялись по лестнице и выскользнули из поля зрения. Вернувшись наверх, они помахали рукой, мужчины помахали в ответ. А затем Курт и Джо вернулись в раздевалку.

— Что теперь? — поинтересовался Джо.

Через окно Курт увидел другую группу, заходящую в комнату. Эти люди были в великолепной арабской одежде. Другой мужчина в белых одеждах что-то говорил им, указывая рукой на бассейн. Бородатый мужчина в простом сером кафтане шел позади.

— Сам Джинн, — заметил Курт, вспомнив фотографии из досье.

— А кто остальные?

— Похоже на экскурсию для больших шишек.

Джинн провел арабов вокруг бассейна, к той самой лестнице, по которой только что поднялись Курт и Джо. Однако, вместо того, чтобы подняться наверх, его гости спустились к дну бассейна, где совсем недавно стояли незваные гости.

— Они явно пришли на какую-то демонстрацию, — сказал Остин.

— Не хочу показаться трусом, но, возможно, нам нужно поспешить отсюда, пока они заняты, — прошептал Джо.

Но Курт только головой покачал.

— Мудрый совет, мой друг. Но сейчас у нас билеты в первом ряду, и нам наверняка покажут, что тут планируют. Так что нам надлежит оставаться в костюмах и не привлекать к себе внимания.

— Надлежит?

— Это было слово дня в моем познавательном календаре на прошлой неделе. Никогда не думал, что у меня появится случай использовать его в разговоре.

— Рад, что ты работаешь над расширением словарного запаса. А если один из них решит, что надлежит узнать, что мы тут делаем? Или прикажет нам управиться с какой-нибудь машиной, которой мы в жизни не видели?

— Мы просто нажмем побольше кнопок, пощелкаем переключателями и притворимся, что не понимаем, что натворили, — объявил Курт.

— То есть скажем чистую правду?

— Точно.

Курт попытался бы и дальше успокаивать Джо, но тут заработали еще какие-то механизмы, и это вновь привлекло его внимание к окну.

Он видел, как Джинн говорит что-то и жестикулирует, но не мог разобрать его слова сквозь стекло.

— Словно телевизор с выключенным звуком, — заметил Джо.

В дальнем конце бассейна с помощью крана стали поднимать большую желтую бочку. По той осторожности, с которой действовали люди в химзащите, Курт понял, что находится в бочке.

— Со звуком или без, но, думаю, посмотреть на это стоит, — подытожил он.

ГЛАВА 22

Стоя в подземной пещере возле резервуара, Джинн о чем-то вещал Мустафе из Пакистана и Алхраму из Саудовской Аравии, и его голосу вторило странное эхо. Он умел быть милосердным и щедрым, по крайней мере, в собственных глазах. Эту парочку он готов был задушить голыми руками, но вместо этого решил использовать их, чтобы послать сообщение остальным. Пожалуй, даже два сообщения.

Сабах наклонился к нему поближе.

— Отделите их, — прошептал старик и отступил, оставаясь позади Джинна, так, чтобы тот не видел его.

Халиф не отреагировал на эти слова. Он согласился устроить это представление по просьбе Сабаха. Но что будет происходить, решит он сам.

— Вы видите перед собой в бассейне макет Асуанской плотины, — начал он, обращаясь к гостям. — Скоро она станет центром для демонстрации моих возможностей.

— Не понимаю, — протянул Алхрам.

— Генерал Азиз подал вам пример, отказавшись платить, несмотря на обещание. На то у него имелись свои причины, но главная из них — плотина. Пока она существует, Египет имеет пятилетний запас воды. Но Азиз не имеет представления ни о моей силе, ни о моем гневе.

Джинн поднес радиопередатчик ко рту и нажал переключатель:

— Начинайте.

Машины ожили. Кран дернулся и переместил бочку в новое положение, прямо над водой. Кабель, прикрепленный к нижней половине желтой бочки, натянулся, и та накренилась. Вниз заструилась серебристая пыль: миллионы и миллионы микроботов сыпались из бочки, словно песок из песочных часов. Вода стала мутной и серой.

— Дайте команду, — приказал Джинн.

В контрольной комнате наверху кто-то нажал кнопку и послал закодированную команду. Мутная вода забурлила. Серая туча собралась в странный узор и поползла к краю дамбы, словно в воде обитал злой дух.

— Что происходит? — поинтересовался Мустафа.

— Плотина состоит из разнородных материалов, — объяснил Джинн. — Ее легко построить, она держится под собственным весом, но это само по себе уязвимость.

Пока он говорил, серебряный песок дополз до края дамбы в двух разных местах: одно пятно оказалось в верхней части плотины, второе ниже, на наклонной стене. Через минуту или около того продвижение крошечных машин стало заметно в сечении плотины.

— Удивительна скорость, с которой они проникают вглубь, — проговорил Алхрам.

— Конечно, настоящие плотины намного плотнее, — отметил Джинн. — Но эффект будет тот же, только это займет несколько больше времени. Считаные часы, как я считаю.

В течение нескольких минут пальцы Роя дотянулись до центрального ядра плотины. Прогресс резко замедлился, но продолжался. Еще минута или две, и серый песок достиг противоположного края плотины и пробил его. Вскоре вес воды с другой стороны плотины начал выдавливать струи жидкости через крошечные отверстия.

— Этот эффект в реальности будет намного сильнее, — продолжал Джинн. — Давление воды за Асуаном — триллионы тонн.

Даже в масштабах модели разрушение произошло очень быстро. Вскоре разрыв стал расширяться. Вначале он был два дюйма в диаметре, потом четыре. Мгновением позже рухнула верхняя часть плотины вместе с миниатюрными дорогами и автомашинами. Вода с верхней стороны резервуара потекла через край, проливаясь, как водопад. Но куда интереснее был нижний туннель, пробитый через плотину.

— Плотина не разрушена, — заметил Мустафа.

— Наблюдайте за нижним туннелем, — настаивал Джинн.

Наконец серый песок пробился через нижнюю часть плотины, и за минуту сильного давления нижний туннель из крошечного отверстия превратился в отверстие в несколько дюймов в диаметре.

Вода вырывалась из дыры потоком мелких брызг. Еще через минуту провалился центр плотины, создав глубокую V-образную впадину.

Огромная волна обрушилась в узкий канал, который изображал русло Нила. Она затопила миниатюрные набережные, сметая грязь, песок и небольшие коробки — модели домов. Тестирование прошло успешно, плотина оказалась уничтожена. Нил вышел из берегов. Мустафа и Алхрам в шоке уставились на разрушения.

Джинн усмехнулся и вышел из зала. Идеальный момент. Сабах шагнул вслед за ним и закрыл дверь.

Мустафа повернулся и с усмешкой посмотрел на них. Он кивнул Сабаху. Своим видом он напомнил Джинну вора, удирающего с крадеными сокровищами. Однако Сабах так ничего и не сделал, и взгляд Мустафы изменился. Сначала растерянность, потом гнев и наконец страх. Должно быть, только сейчас он понял, что Сабах не собирался убивать своего хозяина. Вора поймали с поличным. Мустафа потянулся за оружием, но Сабах поспешно повернул ручку. В следующее мгновение дверь была крепко заперта. Очереди из автоматического оружия застучали о металл.

Мустафа закричал сквозь дверь:

— Что ты делаешь? Что это значит?

Оказавшись снаружи, Джинн нажал на кнопку интеркома:

— Это значит вот что. Вы попытались обратить моего слугу против меня, но он успешно прошел испытание. А теперь вас ждет наказание.

Кулаки снова застучали в стену, снова загремели выстрелы, и Джинн удивился тому, что пули, отлетающие рикошетом, не задели ни Мустафу, ни Алхрама.

— Джинн, будь благоразумен, — закричал Алхрам. — Я не имею к этому никакого отношения!

Джинн не обратил внимания на его слова. Вместо этого он снова поднес ко рту радиопередатчик.

— Включить бешенство.

В контрольной комнате оператор нажал на другую кнопку. Желтая бочка наклонилась еще сильнее, выплеснув в бассейн новую порцию серебристого песка. Вода помутнела еще сильнее и словно стала гуще. Снаружи, с того места, где стояли Джинн и Сабах, могло показаться, что она закипела.

Внутри демонстрационной камеры эффект был еще сильнее. Мустафа уставился на акриловую стену. Темная, вязкая форма, густая, как чернила осьминога, подалась вперед. Она разливалась по чистой поверхности тонкой пленкой.

Мустафа замер. Алхрам протиснулся мимо него и рванул за ручку запертой двери.

— Выпусти меня! — закричал он. — Это был Мустафа. Я ни в чем не виноват!

Послышался странный скрип, и пленка стала темнеть. Мустафа увидел, как акрил бассейна пошел трещинами, быстро становящимися все глубже и глубже. Неприятный звук был все громче и неприятнее, словно кто-то водил куском железа по стеклу. Шум, казалось, проник в мозг Мустафы. Он видел, как бассейн завибрировал и вода забурлила вокруг него.

Прозрачная стенка зловеще заскрипела. Тем временем Алхрам продолжал дергать ручку двери и умолять Джинна отпустить его. Мустафа закричал и упал на колени.

— Нет! — закричал он. — Нет!

Акриловая стена разломилась, и вода начала заливать камеру. Мустафа попытался поплыть, но облако серебряного песка окружило его, впитываясь в одежду, разъедая его плоть и утягивая на дно, словно камень.

Минуту он боролся, словно пронзенная гарпуном рыба, но вскоре вода окрасилась красным от его крови. У Алхрама дела шли не лучше. Несколько минут, и он тоже отправился на дно.

ГЛАВА 23

Курт не мог отвести глаз от бойни в демонстрационном зале.

— Теперь я жалею, что не послушался, когда ты предлагал уйти отсюда пораньше, — наконец произнес он, обращаясь к Джо.

Из раздевалки они видели все представление. Когда вода стала алой, они поняли, что пора уходить. Скинув защитные костюмы, они вернулись на лестницу.

— Надеюсь, ты оставил за собой след из хлебных крошек, — сказал Джо.

— Просто идем наверх. Подальше отсюда, — ответил его друг.

Они добрались до большого зала, откуда открывался вид на бассейн, но даже не повернули головы в его сторону. На полпути к выходу, в коридоре, они услышали выстрелы. Первая волна выстрелов звучала четко и выверенно, вторая стала хаотичной, перемежающейся криками. Затем раздался ответный залп.

— Столовая, — понял Курт. — Те парни, которых мы там видели, должно быть, работали на тех двоих, что стали пищей для микроботов.

Стрельба усилилась.

— Судя по звукам, там развернулось настоящее сражение, — ответил Джо. — Может, не всех их застали врасплох?

— Тогда все плохо, — ответил Курт. — Если мы не хотим присоединяться к разборке, нам лучше затаиться.

Курт отыскал дверь, взломал ее и заглянул внутрь. Он увидел компьютеры, принтеры и столы для черчения. В комнате никого не было.

— Сюда, — шепотом позвал он.

Они нырнули в комнату. Курт развернулся и прикрыл за собой дверь. Он прижался к стене и обнаружил, что может видеть часть коридора через просвет между косяком и краем двери.

— Посмотри, есть ли у нас путь к отступлению, — распорядился он, — или какой-нибудь чуланчик, чтобы мы в случае чего смогли спрятаться.

Джо начал оглядываться, а Курт, прищурившись, наблюдал через щель. Похоже, план Джинна шел не так гладко, как он надеялся. По коридору пробежало несколько раненых головорезов. А через несколько секунд подошло подкрепление, и шум сражения стал громче, взорвалось несколько светошумовых гранат.

— Здесь негде спрятаться, — сообщил Джо. — И никакой задней двери.

Курт, не отрываясь, смотрел в щель.

— Нам просто повезло, что мы попали сюда как раз во время семейных разборок.

— Минутой раньше мы бы тоже оказались втянутыми в эту схватку, — заметил Джо.

— А двумя минутами раньше мы бы уже оставили позади зону боевых действий и выбрались наружу, а схватка прикрыла бы наше бегство.

— Логично, — согласился Завала.

Курт всунул ногу в щель между дверью и косяком и чуть расширил ее, чтобы видеть большую часть коридора. Он услышал звуки шагов до того, как увидел идущих.

— У нас компания, — прошептал он.

Джо замер.

Мимо их комнатки прошли два охранника, ведущих девушку. На ее лице был страх, но вдобавок к нему еще что-то — не то покорность, не то обреченность.

Курт видел ее лишь мгновение, но ее внешность вызвала у него тревогу. Она была невысокой, с темным ежиком волос, загорелым лицом и грустным взглядом. Она выглядела как пленница, но, что важнее, она выглядела как…

Курт прислонился спиной к стене.

— Похоже, у нас проблема, — сказал он.

— Ты имеешь в виду, проблема помимо того, что мы в ловушке в лабиринте посреди пустыни в окружении безжалостных головорезов?

— Да, — подтвердил Курт, — вдобавок ко всему этому. Ты же встречался с Кимо, верно?

— Да, пару раз, — подтвердил Джо. — А что?

— Опиши его мне.

— Отличный парень, — задумчиво проговорил Завала. — Сложение атлета: коренастый, широкоплечий. Ростом всего около пяти футов семи дюймов, но зато сильный, как бык, и весил, наверное, фунтов сто восемьдесят.

— Теперь опиши его сестру.

— Грустная, немного нервная, но по понятной причине.

— Сейчас не время заниматься психологией, — прервал его Курт. — Как она выглядит?

— Красивая, — вздохнул Джо. — Высокие скулы, тонкие черты, загорелые ноги.

— Точно, — согласился Курт. — Высокая и худая, с длинными руками и ногами и тонкими шелковистыми волосами.

— К чему ты клонишь?

— Только что в зале я видел женщину, которая выглядела гораздо более похожей на Кимо, чем та, которую мы оставили на Aqua-Terra.

— Скажи мне, что ты шутишь. Она пленница?

— Похоже на то.

— Ты же не думаешь…

— Думаю.

Джо мгновенно понял, насколько серьезна ситуация.

— Но если Лилани здесь, то кто же там, на острове Марчетти?

— Я не уверен, — задумался Остин. — Но, учитывая то,как быстро она навела ствол на Марчетти, а потом так же быстро нашла способ с ним помириться, она профессионал.

— Ты назвал ее одной из Неудержимых, — напомнил ему Джо.

— Я пошутил, а она даже бровью не повела.

— Точно, — подтвердил Джо и вздохнул. — Пол, Гаме и Марчетти в опасности.

Курт кивнул.

— Мы должны их предупредить. Кто бы ни была эта женщина, она работает на Джинна.

Прежде чем Завала успел ответить, дверь распахнулась от тяжелого удара сапога и в комнату ворвалось несколько человек, вооруженных «Узи». Курта и Джо повалили на пол, скрутили и разоружили. Двое обыскивали их, в то время как остальные держали.

— Бармаглоты, — хмыкнул Джо.

— Благодарю, — саркастически ответил Курт, согнувшийся под весом троих мужчин. — Я-то и не догадался.

Когда Курта и Джо полностью разоружили, их подняли на ноги, хотя по-прежнему крепко держали за руки. И тут в комнату вошел еще один человек — Джинн аль-Халиф. В руках у него была винтовка.

Он подошел к Курту.

— Мы ждали вас, — улыбнулся он.

— Тебя предупредила твоя шпионка.

Джинн оскалился, словно шакал.

— Да, именно она.

С этими словами он ударил Курта прикладом в живот, а потом с такой силой пнул его, что тот повалился на бок.

— Ее зовут Заррина. И она шлет тебе свой привет.

ГЛАВА 24

Вернувшись на плавучий остров Aqua-Terra, Пол и Гаме провели большую часть дня с Марчетти, изучая образцы «диких» микроботов из пробы. Ученый наспех оборудовал временную лабораторию взамен затопленной. Компьютеры Марчетти, небольшой радиопередатчик и остальное оборудование валялись, в беспорядке разбросанные по всей комнате.

Без электронного микроскопа они не могли увидеть отдельных микроботов, но с помощью двух медицинских микроскопов Пол и Гаме изучили два образца, сгруппировавшихся в маленькие сгустки наподобие водорослей или бактерий.

Марчетти работал на своем компьютере. Лилани сидела рядом, нервно ерзая. Собрав за утро документы по первоначальному проекту и его расчетным характеристикам, они начали тестирование, вводя в боты сигналы с помощью стандартных команд, созданных Марчетти много лет назад для прототипов.

— Ничего не происходит, — заметил Пол уже в десятый раз.

— Уверен? — заметил Марчетти, начиная передачу командных протоколов. — Я имею в виду то, что они ужасно маленькие. Может быть, мы чего-то не замечаем?

— Мы наблюдаем за ними с помощью микроскопа, — заметил Пол. — И они просто расселись там, как ленивые родственники в День благодарения.

Гаме метнула на него сердитый взгляд.

— Надеюсь, ты не про моих родственников?

— В основном про кузена Вилли.

Девушка скривилась, словно от боли, а потом пожала плечами.

— Он плюхается на диван в четверг после обеда, а встает только в воскресенье к вечеру.

Марчетти громко кашлянул, чтобы привлечь внимание.

— Если предположить, что микроботы еще не прониклись духом кузена Вилли, я могу только заключить, что Отеро изменил коды команд.

— И чем это нам поможет? — поинтересовалась Лилани.

Но до того, как Марчетти ответил, Гаме задала более практичный вопрос:

— А мы никак не сможем извлечь коды из самих ботов? Может быть, декомпилировать и изучить их программу?

Марчетти покачал головой.

— Не с этим оборудованием.

— А если потрясти самого Отеро? — встряла в разговор Лилани. — Или его приятеля? Они ведь в наших руках. Возьмите ключи и сходите, поговорите с ними. Я имею в виду, как следует поговорите, развяжите им язык.

Гаме посмотрела на Пола. Их беспокоило поведение Лилани. День ото дня она становилась все злее, особенно после инцидента на дирижабле.

— Я принципиальный противник любого силового воздействия, — заметил Марчетти.

— Он ведь пытался вас убить, — заметила Лилани.

— Ой, правда, а я и забыл, — всплеснул руками изобретатель. — Раз так, пойдем, выбьем из него коды. Найду только что-нибудь вроде резинового шланга.

— Быстро вы передумали, — заметила Гаме.

— Я лицемер, — пояснил Марчетти. — Что я могу еще сказать?

— Может, существует какой-то другой способ?

— Какой?

— Если боты в открытом океане подчиняются каким-то сигналам, значит, их можно перехватить.

— Теоретически, — согласился Марчетти. — Но тогда мы должны приблизиться к ним.

— Приблизиться? — насторожилась Лилани.

Полу подобное предложение явно не понравилось.

— Приблизиться — это насколько?

— Зависит от способа передачи, — объяснил Марчетти. — Это может быть низкочастотный сигнал или короткие волны. Такой сигнал можно отправить из любой точки света. А может быть, это передача высокой частоты и ведется с самолета, корабля или спутника. Возможно даже, что сигнал получает одна часть плавающего Роя, и затем они передают его друг другу по цепочке. В этом случае, чтобы перехватить приказ, мы должны будем находиться в нужное время в нужном месте.

— Звучит так, что проще будет разговорить Отеро, — заметила Лилани.

— При прочих равных обычно выбирают самое простое решение, — заметил Пол. — Какой тип передачи вы бы выбрали сами?

Марчетти задумался.

— Кодированный сигнал с небольшого расстояния, — ответил он наконец. — Высокочастотная передача.

— Тогда это и будем искать.

— Скорее всего, это будет очень короткий сигнал, — предупредил Марчетти. — Порядка нескольких миллисекунд. Возможно, сигнал повторяется через определенные промежутки времени, но очень быстро. Не зная, что искать, мы можем не отличить сигнал от фоновых шумов атмосферы. Статические разряды, другие радиопередачи, ионизация — все это будет нам мешать.

— Это как иголку в стогу сена искать, — сказал Пол в отчаянии от того, что каждая дорога оказывается тупиком.

— Нам незачем ловить сигнал, — заметила Гаме. — Есть кому сделать это за нас, — она махнула рукой в сторону образцов. — Все, что нам нужно сделать, — это записать весь эфир, заметить, в какой момент маленькие боты проснутся, а уже потом расшифровать запись.

— Это должно сработать, — впечатленно закивал Марчетти. — Даже отлично сработать! Я направлю остров к Рою. Судя по тем данным, что у нас есть, мы достигнем его через тридцать шесть часов.

ГЛАВА 25

Курт и Джо находились в плену уже несколько часов. Ни еды, ни воды, ни света, ни компании. Их не били, не допрашивали, им не угрожали, просто оставили в маленькой темной комнате, приковав к тяжелой трубе, вдоль которой они следовали по пути к бассейну, где проходили «испытания». Джо хрипло пробормотал из темноты:

— Неуютные у них тут апартаменты.

В горле у Курта пересохло. Он изо всех сил старался держать рот закрытым и дышать только через нос.

— Разве час назад мы не вызывали обслугу в номер?

— Вызвать-то вызвали, — пробормотал Джо. — Только я думаю, не связана ли эта задержка с перестрелкой.

— Может быть, все горничные заняты уборкой. Хотя, скорее всего, им нечего у нас спрашивать. Эта Заррина им все уже доложила.

— Я только одного не понимаю, — прохрипел Джо. — Почему они напали на нее в порту, если она на их стороне?

Остин задумался.

— На то есть масса причин. Может быть, она под глубоким прикрытием и бандиты об этом не знали. Может быть, это был отвлекающий маневр, чтобы мы ей поверили. Лучшие аферы всегда требуют, чтобы жертва сама помогла преступнику. Мы увидели то, что они хотели нам показать: друга, нуждающегося в помощи. Из-за исчезновения Кимо и остальных мы были готовы к такого рода неприятностям. А когда мы ее спасли, то даже не потрудились проверить, та ли она, за кого себя выдает.

— Кроме того, у нее был паспорт на имя Лилани и ее электронная почта. И она знала, что Лилани звонила в НУПИ, когда искала своего брата.

— Предполагаю, что они забрали документы у настоящей Лилани, — вздохнул Курт.

— Ее они, должно быть, схватили, едва она прилетела на Мале.

Джо был, безусловно, прав. И это значило, что они непременно должны были выбраться отсюда.

— Мы обязаны найти способ освободиться, — объявил Курт. — Я уже прощупал эту трубу, но так и не нашел в ней слабого места.

— И не ищи. Я пытался вырвать ее, но она вмурована в камень, с ней ничего не поделать.

Не успел Джо договорить, как дверь в камеру открылась. Вспыхнула лампа под потолком, на секунду ослепив их. В комнату вошли Джинн и бородатый старик — Сабах, который, казалось, всегда был с ним. Их сопровождало несколько вооруженных охранников.

— Что-то горничные без фартуков и полотенец, — пробормотал Джо.

— Молчать! — рявкнул Сабах.

Джинн поднял руку, призывая к тишине.

— Интересный выдался денек, — сказал он. — Для вас даже более интересный, чем для меня.

Он хорошо говорил по-английски, хотя и с характерным акцентом. Он явно получил хорошее образование — вероятнее всего, в Великобритании.

— Все станет гораздо интереснее, когда мы не вернемся вовремя, — ответил Курт. — За тобой многие следят, Джинн. Если ты избавишься от нас, то привлечешь к себе еще больше внимания.

— А вы, значит, уже покорились своей судьбе?

— Если только ты пришел не затем, чтобы отпустить нас.

— Что, не боишься смерти?

— Не скажу, что мы спешим на тот свет, но что толку себя обманывать? Это, кстати, и тебя касается.

Самоуверенность Курта озадачила Халифа. Остин не знал, как использовать это себе на пользу, но сейчас ему приходилось цепляться за каждый, пусть даже мизерный, шанс.

— Я себя не обманываю, — ответил Джинн.

— Правда? — парировал Курт. — Ты строишь у себя в подвале игрушки и взрываешь их. Но ты настолько заигрался, что даже не видишь, как мало времени у тебя осталось. НУПИ сидит у тебя на хвосте. Это значит, что скоро за тобой будут охотиться ЦРУ, Интерпол, Моссад и все на свете. Особенно если мы не вернемся в целости и сохранности. Убей нас, и тебе будет некуда бежать.

— Ты думаешь, я собираюсь бежать?

— Если не собираешься, то зря. Тебя обложили со всех сторон. Твое нападение на катамаран подтверждает, что ты загнан. А сегодняшняя перестрелка и убийство тех двоих в бассейне показывают, как ты уязвим.

Мягкий рокочущий смех вырвался из груди Джинна.

— Я бы сказал, что ваша позиция гораздо более уязвима, чем моя.

— А я скажу, что мы можем предложить тебе выход.

Джо покосился на Курта, словно спрашивая: «А мы что, можем?»

Остин болтал, что взбредет в голову, хватаясь за соломинки. Ему нужно было посеять зерно сомнения в голове Джинна, заставить его поверить, что, как бы нелепо это ни звучало, Курт, Джо и НУПИ могут помочь Джинну спастись от обступивших его бед.

Джинн подошел поближе к Курту.

— Что бы ты мне ни предложил, я этого не желаю и в этом не нуждаюсь, — объявил бедуин. — Я просто зашел сюда сказать, что вы умрете.

— Ни капли не удивлен, — заметил Остин, даже глазом не моргнув. — Но позволь спросить: как ты думаешь, почему мое правительство отправило нас двоих вместо эскадрона боевых дронов или стелс-бомбардировщиков с вакуумными бомбами? Подумай сам. Пойдем дальше. Может быть, ты здесь в безопасности от своих врагов, но не от правительства США. Ты знаешь, что находишься в верхних строчках их списка целей. Сразу после иранского завода по обогащению урана. И ты не отличаешься от десятков других угроз, которые были ликвидированы за последние годы. Такой парень, как ты, нигде не скроется. Но у тебя есть то, чего не было у бен Ладена. Тебе есть чем откупиться. Технологии.

Джинн замер. Он явно обдумывал слова Курта — успех, в который трудно поверить. Теперь нужно было давить. Если он сможет выторговать немного времени и немного свободы, тогда у них с Джо, возможно, будет шанс.

— И ты думаешь, я поверю в то, что ты тут говоришь?

— Давай без обиняков, — ответил Курт. — Я бы не дал за твою жизнь и ломаного гроша. Ты — убийца и головорез. Но я работаю на Дядю Сэма и вынужден делать то, что мне скажут. Нам было приказано отправиться сюда, осмотреться и доложить о найденном. Потом мое руководство собиралось связаться с тобой через третьих лиц. Они хотят получить то, что есть у тебя.

— Я что, похож на дурака? — спросил Джинн, начиная сердиться.

— Я бы не стал отвечать, — заметил Джо.

— Ваше правительство не заключает сделок!

— Ошибаешься, — возразил Курт. — Мы уже двести лет занимаемся сделками. Ты когда-нибудь слышал о Вернере фон Брауне? Он был нацистом — немецкий ученый, который построил ракеты, погубившие тысячи людей. Мы взяли его под свое крыло после войны, потому что у него были знания, в которых мы нуждались. Виктор Беленко был русским летчиком, который пригнал нам Миг-25. Мы принимаем игроков в бейсбол, танцоров балета, программистов — всех, у кого есть что предложить. Может, это и несправедливо по отношению к бедным фермерам и крестьянам, которые хотят перебраться в нашу страну, но это выгодно для тебя. Это твой шанс.

— Довольно, — отвернулся тот.

— Эта страна разваливается, — воскликнул Курт. — Даже деньги и связи не гарантируют тебе безопасности, если начнется анархия. И я предполагаю, что у тебя есть другие проблемы во внешнем мире, иначе ты не стал бы убивать гостей и прятаться в этой дыре. Я предлагаю тебе выход. Отпусти нас и дай доложить о том, что мы видели. Тогда мое правительство свяжется с тобой на более деловом уровне.

Джинн не стал даже обдумывать предложение, несмотря на то, что Курт выглядел очень убедительно. Вместо этого он лишь улыбнулся.

— Очень скоро люди из вашего правительства, как и все прочие, будут умолять меня об аудиенции. И ваши отбеленные кости, похороненные в песке, никак этого не изменят, — Джинн махнул охранникам. — Преподайте им хороший урок, а потом отведите к колодцу. Я буду там.

Халиф вышел, Сабах последовал за своим хозяином, а четверо его спутников подошли к пленникам.

Сперва они несколькими ударами повалили Курта и Джо на пол, а потом обрушили на них серию ударов металлическими дубинками. Удары были сильными, но Курт видал и хуже. Он изворачивался таким образом, чтобы удары шли по касательной. Джо сделал то же самое, ныряя и двигаясь, как боксер.

Один удар пришелся в лоб Курту. Дубинка рассекла кожу, оставив кровоточащую рану. Он притворился, что удар оглушил его. Он лежал неподвижно, и избивавшие его, казалось, потеряли всякий энтузиазм. Кто-то лениво пнул его в спину, и остальные засмеялись.

Один из них сказал что-то на арабском, а затем они нагнулись и подняли Курта на ноги. Они развязали его, а потом куда-то потащили. Краем глаза он видел, что Джо волокут следом.

Их вытащили из подземелья. Оставался вопрос, куда их отправят теперь.

Часть ответа на этот вопрос Курт получил, когда его подтащили к выходу из пещеры. Солнечный свет слепил глаза. Было уже далеко за полдень. Самое жаркое время дня. Их вывели во двор и подвели к внедорожнику. Охранник с мрачным лицом привязал их руки к заднему бамперу веревкой длиной фута два.

— Не нравится мне это, — пробормотал Джо.

— По-моему, нас «протащат под килем» в пустынном стиле, — ответил Курт.

Мрачный человек засмеялся, не сводя с них взгляда, забрался в джип и врубил двигатель. Курт изо всех сил старался выскользнуть из веревочной петли. Его единственным желанием было забраться на внедорожник, прежде чем тот поедет, но снаружи автомобиль был гладким, и он не видел, за что можно уцепиться, тем более со связанными руками.

Двигатель снова взревел.

Джо вопросительно посмотрел на него.

— Я не знаю, что делать.

— Шикарно.

Джип рванулся вперед, Курта и Джо дернуло, и они споткнулись, чуть не упав, а потом помчались со всех ног, стараясь не отставать от автомобиля. К удивлению Остина, водитель не прибавлял газа, а просто ехал на малой скорости, таща за собой двух пленных со скоростью бега трусцой.

Охранники за спиной Курта смеялись, глядя, как они с Джо изо всех сил стараются удержаться на ногах. Джип проехал мимо выхода из пещеры, а потом покатил по песчаной равнине.

— Что теперь? — выдохнул Джо. — Есть идеи?

Бежать было тяжело, ноги тонули в мягком песке.

— Нет, — ответил Курт.

— Давай, Курт.

— Почему бы тебе что-то не придумать?

— Ты — мозг нашей команды, а я ее прекрасное лицо!

— Ну, если ты проедешься мордой по песку, все изменится.

Джо не ответил. Они начали подниматься на дюну, и им пришлось сосредоточить все свое внимание на том, чтобы угнаться за машиной. Задние шины внедорожника швыряли песок им в лицо. Наконец, они взобрались на вершину и спустились по другому склону. Курт с радостью отметил, что дальше дорога вновь идет по ровной местности.

Солнце палило вовсю. Температура воздуха приближалась к сорока градусам. После пары минут пробежки по жаре они насквозь промокли от пота. В отдалении Курт увидел еще какие-то скалы. До них, казалось, несколько миль, но внедорожник определенно двигался именно в ту сторону.

Джо зацепился за что-то ногой и едва не упал.

— Держись! — крикнул Курт.

Джо удалось устоять на ногах. Все это время Курт пытался придумать план спасения.

Если они доберутся до скалистой местности, он решил попытаться подобрать камень. Это было достаточно рискованно, но Джо, похоже, держался на ногах из последних сил. Но раньше, чем ему удалось подобрать подходящий камень, внедорожник повернул на юг и подъехал к группе машин. Как только он остановился, Курт с Джо разом повалились на землю.

Лежа на песке, пытаясь отдышаться, Курт увидел Джинна и нескольких его людей, стоявших рядом со старым заброшенным колодцем.

Заметив, что Курт рассматривает его, Халиф подошел ближе.

— Хотите пить? — поинтересовался он у пленных.

Курт ничего не ответил.

Джинн склонился над ним.

— Ты не понимаешь смысл слова «жажда», пока не пересек пустыню в поисках самого маленького оазиса… Сначала твое горло сводит судорога. Потом ты чувствуешь, как глаза закипают внутри высохшей головы. Твое тело не сможет потеть, потому что у него больше не будет воды, чтобы отдать. Это жизнь бедуина. И он не упадет, пройдя милю или две по пустыне.

— Я думал, бедуины ездят на верблюдах, а не бегают следом за автомобилем, — просипел Курт.

Джинн повернулся к своим людям.

— Наши гости хотят освежиться, — объявил он. — Отведите их к колодцу.

Охранники отвязали Курта и Джо, потащили их к колодцу. Когда пленники оказались возле темного отверстия, Остин понял, что на самом деле никто не собирается их поить. Из темноты поднимался запах смерти.

Неожиданно повернувшись, Курт пнул одного из охранников, сломав ему лодыжку, и протянул руку к его оружию. Джо начал действовать в то же мгновение: вырвав свою руку из захвата, он со всего маха нанес удар человеку, стоявшему слева от него.

Неожиданность нападения застала бедуинов врасплох. Пленники были лишены пищи и воды в течение целого дня. Они были избиты, их протащили через пустыню. Всего несколько секунд назад Курт и Джо выглядели едва живыми. Четверо из людей Джинна бросились на помощь своим товарищам, но американцы сражались словно безумные. Один из людей Халифа получил кулаком в лицо, второй — пинок коленом и удар локтем в живот.

Охранник попытался скрутить Курта, но тот увернулся, сбив противника с ног и толкнув его в сторону другого громилы, оба полетели на песок. Остин увидел пистолет на земле и метнулся за ним. Но на него тут же, словно профессиональные игроки в регби, навалились трое людей Джинна, протягивая руки к оружию.

Грянул выстрел, и один из охранников скривился от боли, лишившись пальцев. Но прежде чем Остин смог выстрелить снова, тяжелый удар обрушился на его голову, и пистолет вырвали у него из рук.

Рядом с ним скрутили Джо.

— Возьмите их! — кричал Халиф. — Бросьте их в колодец!

Курт боролся изо всех сил, но люди Джинна крепко держали его за руки и за ноги. Они отнесли его к колодцу, словно зрители рок-звезду, держа за руки и ноги. Джо тоже досталось. Один охранник держал его нельсоном, пытаясь перекинуть через край колодца. Однако прежде чем люди Джинна скрутили Джо, тот, извернувшись, схватил одного из противников за лодыжку и перебросил через низкую глинобитную стену. Тот, не удержав равновесие, полетел головой прямо в колодец. Его крик разнесся эхом, а потом резко оборвался.

Охранники, державшие Курта, раскачали его, а потом швырнули в темную дыру.

Курт извернулся в воздухе и ухватился за торчащую из стены колодца ржавую скобу.

Через секунду в яму спихнули Джо. Инстинктивно он ухватился за ноги Курта. Дополнительный вес потянул вниз, но Остин мертвой хваткой вцепился в раскаленный солнцем металл.

На фоне заходящего солнца выросла тень.

Это был Халиф, и в руках у него была дубинка. Размахнувшись, он нацелил ее на пальцы Курта. И тогда, прежде чем Джинн ударил, он разжал руки и вместе с Джо полетел вниз. Они упали с высоты двадцать метров на кучу песка и соскользнули по ней еще футов на десять.

От удара у Курта перехватило дыхание, но песок и пара истлевших тел внизу смягчили его падение. Он замер в неловком положении, уткнувшись лицом в песок.

Оглушенный, едва оставаясь в сознании, он все-таки заставил себя открыть глаза. Джо лежал в футе слева, привалившись к стене, словно сломанная и выброшенная на помойку кукла. Его руки были под ним, одна нога согнута под странным углом. Он не двигался.

Где-то над головой раздался странный звук, но Курт не пошевелился. Краем глаза он увидел наверху Халифа. Прогремело несколько выстрелов, в лицо Курту полетели осколки камня и грязь. Что-то острое рассекло кожу на ноге Курта, а потом то ли пуля, то ли осколок камня просвистел прямо перед его лицом.

Он застыл неподвижно, не шевелясь и даже не дыша. До его ушей донеслись крики на арабском. Мимо скользнул луч фонарика. Свет танцевал вокруг них, почти гипнотизируя. Курт оставался на месте. Он хотел, чтобы его враги решили: он — очередной труп на дне колодца.

Еще несколько фраз прозвучало над головой. Свет скользнул по лицам, а потом исчез.

Через минуту взревели двигатели. Курт услышал, как машины тронулись с места, и вскоре рев моторов затих вдали. Их оставили, приняв за мертвых. И, хотя пока враги ошибались, если они не найдут выхода, то смерть их будет лишь вопросом времени.

ГЛАВА 26

Гаме заглянула в импровизированную лабораторию, чтобы взглянуть, чем занят Марчетти. Она нашла его согнувшимся над столом, проводившим эксперимент с помощью нагревательной лампы, нескольких температурных датчиков и высокого узкого стакана, полного воды — чистой у дна, мутной сверху.

— В стакане, я полагаю, микроботы?

Марчетти выпрямился.

— Ой, миссис Траут, — вздохнул он, схватившись за грудь. — Не подкрадывайтесь ко мне так!

— Я и не хотела. Вы просто слишком сильно углубились в работу.

— Да, — согласился он, продолжая возиться с одним из зондов, то и дело поглядывая на бегущие по экрану цифры.

— И над чем же вы работаете?

— Просто пытаюсь кое-что понять, — ответил он уклончиво, явно не желая говорить на эту тему.

Она села напротив и посмотрела ему прямо в глаза.

— Почему мужчины так не любят делиться своими догадками? — проговорила она. — Вы так боитесь ошибиться?

— Я ошибался уже миллион раз, — заметил Марчетти. — Сейчас я больше боюсь оказаться прав.

— В чем?

— У меня есть догадка относительно того, что на самом деле происходит.

— И все же вы держите ее в секрете, — продолжала она. — Вы ведете себя как большинство мужчин. Прежде чем решитесь озвучить свою гипотезу, вы хотите получить железные доказательства или по меньшей мере весомые свидетельства. — Она взмахом руки указала на установку. — Вы, похоже, заняты именно этим.

— У вас и в самом деле удивительно развита интуиция, миссис Траут. Могу поспорить, Пол от вас ничего не может скрыть.

— Он давно понял, что и пытаться не стоит.

— Мудрый человек, — кивнул изобретатель с неуверенной улыбкой. — Конечно, вы правы. У меня есть подозрение, что микроботы действительно ответственны за температурные аномалии. Помню, мы обсуждали возможные способы остановить глобальное потепление. Был вариант запустить ракеты и распылить миллионы светоотражающих дисков на орбите или только над полюсами. Сейчас уже не помню… Эти светоотражающие диски должны были блокировать часть солнечного света, отражая его обратно в космос. Небольшой процент. Но достаточный, чтобы нейтрализовать воздействие солнечных лучей.

Гаме вспомнила, что ей приходилось слышать о таком.

— Само собой, у этого проекта было много недостатков, — продолжал Марчетти. — Но сама идея меня заинтриговала. Я долго думал, может ли это сработать.

— Есть прецеденты, — заметила Гаме. — После крупных вулканических извержений пепел в воздухе распространяется надо всем земным шаром, делая то же самое, что и эти диски. Причиной голода в шестом веке нашей эры предположительно стала поднявшаяся в воздух зола. Уменьшилась интенсивность солнечного света, сильно упали урожаи. Тысяча восемьсот пятнадцатый год называют годом без лета,[280] так как средняя температура по всем миру была очень низкой. И виной тому вулкан Тамбора в Индонезии.

— Я подозреваю, что тут может происходить нечто аналогичное, только не в атмосфере, а в море. — Марчетти указал на свои приборы. — Я попытался воспроизвести цикл солнечного нагрева и охлаждения воды в этой пробе. Но в моей теории есть изъян. Даже при мутном слое ботов на поверхности вода ведет себя как обычная соленая вода.

— И что это значит?

— Микроботы поглощают часть тепла, но это близко не похоже на то охлаждение воды, которое мы наблюдали.

— Насколько велика разница?

— Очень значительная, — объявил он. — Отклонение девяносто процентов. Это много. Как ни посмотри.

— Вы хотите сказать, что, проведя эксперимент, вы обнаружили…

— Только десять процентов от того охлаждения, которое мы зафиксировали в океане. Да, именно это я и имею в виду.

Гаме осмотрелась. Не было смысла переспрашивать, правильно ли проведен эксперимент и не стоит ли проверить результаты. Марчетти просидел здесь в одиночестве много часов, он был первоклассным инженером и программистом. Гаме понимала, что он знает, что делает. К тому же вокруг стояло шесть аналогичных установок — судя по всему, контрольные образцы.

— И что из этого всего следует? — поинтересовалась она. — Только в этот раз постарайтесь представить себя женщиной и все-таки поделитесь догадками.

— Существует две возможности, — начал Марчетти. — Либо существует еще какая-то причина для массового охлаждения океана, либо микроботы воздействуют на океан с помощью еще какого-то процесса или механизма, который мы пока еще не обнаружили.

— А значит, у нас есть все основания отправиться и изучить их вблизи, — заметила Гаме.

— Боюсь, что так, — согласился ученый.

Однако прежде чем женщина успела что-то сказать, по лаборатории разнесся сигнал тревоги. Резкий, пронзительный звук сопровождало мигание ламп.

— Что происходит?

— Пожарная сигнализация, — пояснил Марчетти. Он потянулся к выключателю интеркома и нажал его. — Что там у вас происходит?

— У нас несколько тепловых сигналов, — ответил дежурный, и голос его зазвучал торопливо, словно он по-прежнему проверял сигналы. — Получили подтверждение, — прибавил он. — У нас пожар в машинном отсеке.

ГЛАВА 27

Пол Траут услышал сигнал тревоги и помчался по коридору в импровизированную лабораторию. Марчетти в огромном темпе говорил по селектору с главным инженером. Обеспокоенная Гаме стояла рядом с ним.

— Пожар, — пояснила она.

— Я так и подумал, — ответил Пол.

Он чувствовал запах дыма — характерный для горящего дизельного топлива.

— Машинный отсек?

Гаме кивнула.

Тем временем Марчетти склонился над селектором.

— Вы можете вновь запустить роботов?

— Они не отвечают.

— А как насчет противопожарных систем?

— Тоже не отвечают.

Марчетти выглядел подавленным.

— Продолжайте попытки, — приказал он и вновь надавил кнопку внутренней связи. — Придется бороться с огнем самостоятельно. Пошлите Костиса и Кристатоса, я встречу их на месте. Остальные пусть будут наготове. — Повернувшись, он посмотрел на Пола и Гаме. — У вас есть опыт тушения пожаров?

— У меня есть, — ответил Пол. — Я пойду с вами.

Теперь подавленной выглядела Гаме.

— Пол, пожалуйста… — начала она.

— Со мной все будет в порядке, — заверил он. — У меня есть соответствующая подготовка. Ты лучше сама будь поосторожнее.

— Идите в диспетчерскую, — объявил Марчетти. — Мой главный инженер там.

Гаме кивнула.

— Будь осторожен!

Пол выскользнул за дверь следом за Марчетти, и они отправились вниз по лестнице на главную палубу. Оттуда по другой лестнице спустились палубой ниже и по коридору прошли к машинному отсеку. Чем ближе они подходили к кормовой оконечности острова, тем гуще становился дым.

— Это пожарный шкаф, — объяснил Марчетти, потянувшись к хранилищу с высокими дверями.

Они находились в пятидесяти футах от двигателей. Стояла густая вонь горящего топлива, а они чувствовали жар пламени и слышали его рев.

Марчетти открыл шкаф, помеченный «ПОЖАР». Внутри висели пожарные костюмы, изготовленные из номекса и украшенные светоотражающими полосами оранжевого цвета. На полке над каждым костюмом хранились баллоны с кислородом и защитные маски. Каждый костюм имел автономный дыхательный аппарат, снабженный жарозащитной и огнестойкой маской со встроенным регулятором, а также системой связи. На поясе висели фонари и другие инструменты, а на спине имелась система для крепления кислородных баллонов.

Марчетти взял один из огнезащитных костюмов, Пол взял другой. Пока они одевались, появились Костис и Кристатос и тоже натянули костюмы.

Надев маску, Пол открыл клапан регулятора, а потом поднял вверх оба больших пальца. Воздух в норме.

Марчетти протянул руку и перещелкнул переключатель на маске Пола. Мгновение тот слушал щелчки статических разрядов, а затем в наушниках послышался голос миллиардера:

— Слышишь меня?

— Громко и ясно, — ответил Пол.

— Хорошо. Все маски снабжены радиосвязью.

Пол был готов, как и члены экипажа Марчетти. Сам ученый отошел к стене и начал разворачивать шланг для подачи воды. Пол последовал за ним, и они стали медленно пробираться вперед. Когда они приблизились к приоткрытым дверям, ведущим в машинный отсек, Пол поинтересовался:

— Какой у вас план?

— Пока главный инженер будет пытаться перевести роботов в рабочий режим, мы сделаем все, что сможем, чтобы погасить огонь.

— Почему бы просто не изолировать очаг возгорания?

— Там один из моих людей, — ответил Марчетти.

Пол взглянул в горящий отсек. Он с трудом мог представить, что в этом пекле мог остаться кто-то живой, но если был хотя бы малейший шанс, они были обязаны попытаться спасти его.

— Там есть где укрыться?

— Есть маленький офис в дальнем конце помещения. Если он был там, когда начался пожар, то может быть еще жив.

Они размотали два шланга. Один тащили Пол и Марчетти, а второй Костис и Кристатос.

— Открыть кран! — прокричал Марчетти.

Кто-то из команды повернул клапан, и шланги ожили, набухли водой. Марчетти открыл сопло, и струя под высоким давлением вырвалась на свободу. И хотя Пол всего лишь помогал Марчетти, он почувствовал, как шланг пытается выскользнуть у него из рук. Тогда он покрепче сжал шланг и согнул колени, а потом следом за Марчетти ворвался в машинный зал.

Проскочив в люк, Пол на мгновение решил, что оказался в настоящем аду. Вокруг клубился дым, настолько черный и густой, что Пол тут же потерял бы Марчетти из виду, если бы не маячок у него на респираторе. Волны жара обжигали его даже сквозь костюм из номекса, а глаза заслезились от дыма, который просачивался под маску. Тут и там темный дым прорезали языки оранжевого пламени. Они метались вверх, вниз и во все стороны, то и дело сверкая поверх голов, словно демоны, танцующие над мертвыми. Серия небольших взрывов сотрясла комнату.

Марчетти разбрызгивал воду, пытаясь отрегулировать струю так, чтобы залить как можно большую площадь. Вторым шлангом орудовали члены экипажа Марчетти. Удары двух струй воды, притушив пламя, добавили волны раскаленного пара.

— Видите очаг? — спросил Марчетти.

— Нет, — ответил Пол, пытаясь что-то разглядеть сквозь дым.

— В таком случае мы должны двигаться вперед.

До сих пор Марчетти казался Полу слабым. Но теперь Пол восхищался воином, защищающим свой остров и боровшимся за жизнь членов своего экипажа.

— Сюда! — закричал один из тех, кто держал другой шланг. Пол обернулся, чтобы увидеть, как волна воды расчищает путь для него и Марчетти.

Пол приготовился и стал двигаться одновременно с хозяином острова. Они устремились в самое сердце пожара.

Теперь Траут почувствовал жар, исходящий от палубы, словно стоял по колено в лаве. Новая волна жара — слева от них полыхнул огонь, а взрыв сбил Марчетти с ног.

Пол помог ему встать на ноги.

— Плохо дело! — закричал он. — Мы должны отступить.

— Я же сказал: там один из моих людей!

Еще один небольшой взрыв встряхнул их, впереди встала стена пламени, но огонь отступил под напором двух шлангов.

Машинный отсек был высотой в три этажа и в четыре раза больше в длину, все пространство заполняло оборудование, трубы и мостики. Языки пламени местами доставали до потолка, ничего не было видно. Битва с пламенем была еще не проиграна, но ситуация сложилась патовая.

— Придется затопить отсек, — сказал Пол. — Это — единственный способ остановить огонь.

— Мы старались, — вздохнул Марчетти. — Противопожарная система не отвечает. Она должна была сработать, когда температура достигла восьмидесяти градусов, но, как видите, не сработала. Мы пытались запустить ее с мостика, но ничего не произошло.

— Должен быть способ запустить ее вручную, — заметил Пол.

Марчетти огляделся.

— Есть четыре пульта. Ближайший там, за генераторами.

— Мы должны его активировать.

Марчетти заколебался.

— Как только система будет запущена, двери автоматически запечатаются, — пояснил он. — Тот, кто сделает это, окажется тут в ловушке.

— И надолго?

— Пока не потухнет огонь и температура не нормализуется.

— Тогда не будем терять времени.

Марчетти посмотрел на проход, который вел к возможному убежищу в офисе. Металлическая дорожка покоробилась от взрыва. Пламя, дым и падающая сверху бурлящая вода, казалось, делали эту дорогу непроходимой.

— Ладно, — воскликнул он, повернувшись к дальней стене. — Туда!

ГЛАВА 28

Когда Гаме вошла в диспетчерскую, там царил настоящий хаос. Два человека Марчетти спешно работали, стараясь привести роботов системы пожаротушения в оперативный режим.

Главный инженер, коренастый грек, следил за индикаторами возгорания. Прислушиваясь, Гаме слышала переговоры между двумя пожарными командами. Похоже, они постепенно побеждали огонь.

— Насколько все плохо? — спросила она, решив, что отсюда все выглядит не так ужасно, как внизу.

— Очаг разгорелся очень быстро, — ответил главный инженер. — Все машинное отделение в огне. Там где-то есть утечка топлива.

— Огонь распространяется? — спросила Гаме, опасаясь, что Пол окажется в ловушке.

— Пока нет, — ответил главный инженер.

Гаме постаралась не слишком думать об этом «пока». Тем временем появилась испуганная и сбитая с толку Лилани.

— Что происходит?

— В машинном отделении пожар, — объяснила Гаме. — Один из нашего экипажа в ловушке. И автоматические системы не работают.

Лилани присела, и ее затрясло. Казалось, она близка к истерике, но Гаме сейчас было не до нее.

— А что, если огонь поползет дальше? — поинтересовалась Гаме у главного инженера. — Моего мужа, Марчетти и остальных может отрезать от выхода?

— Сейчас они стараются локализовать очаги, — ответил тот. — И неплохо справляются.

— Вам нужно отправить туда еще людей, — сказала Лилани.

Гаме и главный инженер повернулись в сторону девушки.

— Если роботы не работают, то нужно послать туда больше людей, — повторила она.

— Она права, — заметила Траут, удивленная упорством девушки.

— Мы пытаемся снова включить роботов, перевести их в оперативный режим, — настаивал на своем главный инженер.

— Да забудьте вы про этих проклятых роботов, — сказала Гаме. — Четверо не могут победить такой огонь.

— У нас на борту всего двадцать человек, — объявил главный инженер.

Это с самого начала казалось Гаме ошибкой, и теперь она поняла, что была права.

— Все, кто обучен тушению пожаров, должны быть там, — настаивала она. — Или Полу и остальным придется отступить.

Главный инженер посмотрел на двух сотрудников, работающих на компьютерах.

— Есть успехи?

Они только головами покачали.

— Цикличный код. Всякий раз, когда мы пробиваемся через внешний слой, система перезапускается и приходится начинать все с начала.

Гаме так и не поняла до конца, что это значит, но, похоже, успехов не предвиделось.

Главный инженер выдохнул.

— О роботах можно забыть, — признал он очевидное. — Идите, — приказал он мужчинам у компьютерных терминалов. — Я оповещу других и встречусь с вами в машинном отделении.

Два инженера, раньше колдовавшие над компьютерами, встали и пошли к выходу.

— Спасибо, — сказала Гаме, понимая, что эти люди направляются на помощь Полу.

Тем временем из динамика донесся голос Марчетти:

— Что-нибудь получается?

— Ничего, — ответил в микрофон главный инженер. — Роботы заблокированы, мы высылаем вам помощь.

— Вас понял, — ответил Марчетти. — Мы хотим запустить систему тушения вручную.

— Что это значит? — тут же спросила Гаме.

— Они собираются затопить отсек хладоном, — сказал главный инженер. — Он быстро подавит огонь.

— И в чем тут загвоздка?

— Хладон токсичен. Его нужно держать в закрытом помещении. Как только они активируют систему, двери закроются и сработает автоматическая блокировка. Они будут взаперти, пока датчики не определят, что пожар потушен и температура в отсеке упала ниже точки повторного возгорания.

Гаме почувствовала тошноту. Она поняла, что это означает.

— Все это не должно стать большой проблемой, — продолжал главный инженер. — Как только отсек будет затоплен, огонь погаснет за тридцать секунд. Сейчас температура там сто двадцать градусов. По моим расчетам, пожар удастся потушить минут через десять, если, конечно, все пойдет по плану.

«Десять минут Пол будет заперт в этом чертовом раскаленном котле». Траут с трудом могла вынести эту мысль. Но другая мысль была и того хуже.

— «Если все пойдет по плану», — повторила она. — Судя по тому, что тут творится, шансы на это небольшие. А что, если двери не закроются? Или того хуже, не откроются?

Главный инженер ничего не сказал, но Гаме поняла, о чем он подумал.

Внизу, в машинном отделении, Пол и Марчетти пробирались к дальней стене помещения. Им казалось, что ушла целая вечность на то, чтобы перейти зал. В одном месте груда мусора и разлившееся горящее топливо преградили им путь. В другом — пар бил из разбитой трубы.

С подстраховкой других членов команды Марчетти они продвигались вперед ярд за ярдом, оттесняя огонь. В конце концов они увидели свою цель.

— Держать линию, — приказал Марчетти. — Держитесь, пока мы не доберемся до цели. Когда я окажусь там, подам сигнал.

Пол скользнул вперед и схватил сопло шланга.

— Иди!

Марчетти выпустил шланг, и Полу пришлось напрячь все свои силы, чтобы удержать струю, бьющую в цель. Когда Марчетти двинулся вперед, Пол залил пламя слева, а затем хлестнул водой направо, задев хозяина острова.

Он видел, как Марчетти проскочил первую волну пламени и продолжал двигаться вперед, пока где-то сбоку не полыхнул огонь, выплюнув клубы дыма и языки огня. Пол направил струю из шланга на новый очаг пламени, однако видимость по-прежнему была нулевая.

— Марчетти? — позвал он, но ничего не услышал. — Марчетти?!

Дым стал настолько густым, что Пол едва мог что-то видеть. Он вспотел в огнеупорном костюме, и глаза жгло от дыма и собственного пота. Единственное, что он мог делать, так это хлестать струей воды из шланга по дорожке, пока ему не показалось, что он что-то разглядел. У самой земли внизу мерцал сигнальный маячок.

— Марчетти упал! — закричал Пол. — Я сейчас подберу его.

Он выключил шланг, уронил его и метнулся вперед. Члены команды бросились за ним, поливая из шлангов.

Пол проскочил мимо открытого пламени и добрался до хозяина острова. Капюшон почернел, маска наполовину обнажила лицо. Все выглядело так, словно он на бегу со всего маха налетел на выступающую балку. Пол прижал маску к лицу Марчетти, тот закашлялся и пришел в себя.

— Помоги, — попросил он.

Взрыв встряхнул отсек, и сверху посыпались обломки. Пол помог Марчетти подняться, но тот пошатнулся, шагнул назад и тут же упал на колени. Ученый вытянул руку в сторону.

— Голова кружится, — пробормотал он.

Пол помог ему встать и удержаться на ногах. Они побрели вперед с трудом, словно участники забега в мешках. Наконец они достигли стены. Тут располагался пульт ручного управления.

— Мы дошли, — закричал Пол в микрофон. — Уходите! Сейчас мы затопим отсек хладоном.

Пол протянулся к рычагу, отогнул в сторону рукоять безопасности и приготовился нажимать. Казалось, он прождал целую вечность. Еще один взрыв потряс дизельную.

— Мы вышли из отсека, — наконец объявил один из членов экипажа.

— Давай, — приказал Марчетти.

Пол изо всех сил дернул рычаг.

По всему залу в восьмидесяти местах разом заработали огнетушители, под огромным напором распыляя хладон. С громким шипением он быстро наполнил комнату, притушив огонь. Местами пламя еще вспыхивало и мерцало, казалось, пытаясь выжить. А потом, как по мановению волшебной палочки, все потухло.

Наступила оглушительная тишина.

Все происходящее показалось Полу чудом. Только что в зале бушевало пламя, пол трясся, огонь пожирал воздух, а теперь все разом прекратилось. Остался только густой дым и продолжали шипеть сопла системы. Где-то капала вода и потрескивал остывающий металл.

Отсутствие пламени казалось слишком хорошим знаком, чтобы быть правдой. Траут и Марчетти замерли, словно боялись разрушить заклятие тишины. Наконец миллиардер повернулся кПолу. Его лицо расплылось в улыбке, хотя черты лица едва виднелись сквозь потемневшую и местами обуглившуюся маску.

— Отличная работа, мистер Траут. Молодец.

Пол тоже улыбнулся, с гордостью и облегчением одновременно.

Но тут раздался пронзительный электронный писк и что-то замигало на спине защитного костюма Марчетти. А через несколько секунд защебетала и сигнализация в костюме Пола. Две включившиеся сигнализации сложились в отвратительную какофонию.

— Что происходит? — удивился Пол.

— Спасательные маячки, — пояснил Марчетти.

— Почему они включились только сейчас?

Марчетти, помрачнев, взглянул на своего спутника.

— Потому что у нас кончается воздух, — медленно произнес он.

ГЛАВА 29

Курт Остин лежал неподвижно в неудобном положении так долго, как только смог выдержать. Он не двигался даже после того, как автомобили тронулись с места, а потом смолк вдали грохот их двигателей. Только мухи жужжали в темноте, а он все оставался неподвижным.

Мухи молниями сновали туда-сюда, на мгновение садились, а потом снова пускались в полет. Даже когда они садились на его лицо и ползали по нему, Курт старался не дрогнуть, на тот случай, если кто-то все-таки наблюдал за ними. Но в конце концов ему все-таки пришлось пошевелиться.

Бросив взгляд на круглое отверстие высоко над головой, Курт скользнул рукой, согнул ее, медленно перевернулся, а потом приподнялся. Он неторопливо сел, но тут же принялся отползать в сторону, до тех пор, пока не уперся спиной в глину. Каждое движение отдавалось болью во всем теле. Привалившись к стене, он решил передохнуть минуту или две.

Потом Курт осмотрел свою ногу. Когда поднялась стрельба, что-то ударило его по ней, но раны не было, так что он решил, что это был просто кусочек камня, разбитого пулей. Плечо страшно болело, но рука двигалась нормально.

Нагнувшись, он взглянул на Джо, мягко встряхнул его за плечо. Тот открыл глаза, словно пробуждаясь от крепкого сна. Он отодвинулся на несколько дюймов, хмыкнул. Оглядевшись, он, похоже, так и не понял, что произошло.

— Где мы? — спросил он.

— Ты не помнишь?

— Последнее, что я помню, — нас тащили за автомобилем, — продолжал он.

— Это была самая высокая точка нашего путешествия, — объяснил Курт, глядя вверх, — в буквальном смысле этих слов.

Джо заставил себя сесть — судя по лицу, ему было еще больнее, чем Курту.

— Мы умерли? — поинтересовался Завала. — Если нет, то я должен сказать: никогда в жизни мне не было так плохо.

Остин только головой покачал.

— Мы живы. По крайней мере, пока. Все в порядке, мы всего лишь оказались на дне колодца без веревки, лестницы или другого средства выбраться.

— Это хорошо, — пробормотал Джо. — Я-то было на секунду подумал, будто мы в самом деле попали в беду.

Курт огляделся, изучая останки других тел, засыпанные песком. Двое из них, похоже, пробыли тут довольно долго. Смрад, исходящий от них, был почти непереносимым, настолько, что к горлу подкатывала тошнота. Третьим был парень, которого они сбросили в колодец сами. Через лоб у него протянулась рваная рана, а шея была свернута под неестественным углом. Он не двигался.

Курт был удивлен, что выжил сам.

— Я соскользнул по той груде песка и приземлился на ноги. А этот парень, похоже, ударился головой.

— Плюс мы падали с меньшей высоты, — заметил Джо. — По крайней мере, я. А как насчет той парочки?

— Не знаю, — ответил Курт, глядя на тела, засиженные мухами. — Должно быть, они рассердили хозяина.

— Если мы когда-нибудь покинем НУПИ, — продолжал Джо, — напомни мне, что не стоит работать на диктатора-эгоманьяка, сумасшедшего или еще какого-то бандита. Работа с персоналом у них поставлена из рук вон плохо.

Курт рассмеялся и тут же почувствовал себя так, будто его раздробили на мелкие кусочки.

— Больно смеяться, — сказал он, пытаясь остановиться. — Больше никаких шуток.

Он посмотрел на узкое отверстие высоко над головой. Там виднелся небольшой круг полыхающего оранжевого неба.

— Мы должны найти способ выбраться отсюда, или окажемся в меню этих мух. Сможешь встать на ноги?

Джо вытянул ноги.

— Едва шевелятся, — пробормотал он. — Но, думаю, все будет в порядке.

Придерживаясь за стену, Курт поднялся на ноги. Мгновение он стоял, пытаясь справиться с головокружением, но быстро пришел в себя. Протянув руку, он помог подняться Джо. Круга колодца пяти футов диаметром хватило, чтобы размять ноги.

Казалось, колодец рыли в два приема. Верхняя часть, примерно футов двадцати, была выложена необожженным кирпичом. Ниже шли стены из грязи.

— Думаешь, сможем выбраться? — поинтересовался Джо.

Курт положил руку на торчащий из земли камень, облокотился на него, пробуя на прочность. Тот рассыпался, добавив разочарования. Душ из пыли и щебня.

— Не-а.

— Может, получится друг друга подсадить? — заметил Джо. — А если использовать руки и ноги как распорки и попытаться выкарабкаться?

Курт протянул руки. Он едва смог одновременно коснуться обеих стен.

— На это нам не хватит сил.

Он огляделся. В дополнение к трупам это место казалось хранилищем хлама и мусора. Жестяные банки, пластиковые бутылки, даже лысая шина. Повсюду валялись мелкие кости — Курт догадался, что это были останки животных, которые сначала пошли кому-то на ужин, а объедки скинули в колодец.

Курт посмотрел на стены, на шину, потом на двух мертвецов.

— У меня есть идея, — объявил он.

Он обыскал бандита, который попал в колодец вместе с ними, и раздобыл нож, пистолет, а также компактный бинокль. На поясе у мертвеца висела на три четверти пустая фляга. Сделав крошечный глоток, он протянул флягу Джо.

— За твое здоровье? — сделал глоток Джо, в то время как Курт оттолкнул мусор в сторону и вытащил лысую шину из песка.

— Прибраться решил? — поинтересовался Завала.

— Очень смешно, — Курт опустился на землю возле покойников, разогнав мух. Он развязал веревку, которая связывала тела.

— Пригодится.

— Думаешь найти тут крюк?

— Нет, — покачал головой Курт. — Но нам он не понадобится.

Курт сложил трупы в центре, один поверх другого.

— Садись, — предложил он приятелю.

— На мертвецов?

— Сверху я положил того, кто посвежее.

Джо скривился.

— Они мертвы, — сказал Курт. — Им уже все равно.

Наконец Джо сел. Курт поднял шину и установил ее, как венок, прислонив к спине друга, а сам сел с другой стороны, оперевшись о шину спиной.

— Упрись ногами в стену и надави.

Когда Джо сделал как ему было сказано, Курт почувствовал, как шина вжалась в его спину. Он уперся полусогнутыми ногами в стену и со всей силы надавил на спину Джо. Резина слегка сжалась.

— А теперь давай посмотрим, сможем ли мы вылезти, — объявил он.

Джо надавил в ответ, и Курт еще больше напряг мышцы. Он почувствовал, как верхняя и нижняя части обода шины впились ему в спину. Без особого труда они поднялись с лежащих на земле мертвецов.

— Это и в самом деле может сработать, — заметил Джо.

— Ты, потом я, — объявил Курт. — Один шаг за раз.

Первый раз, когда Джо переставил ногу, они чуть не упали, качнувшись в сторону. Но только они восстановили равновесие, как Курт передвинул левую ногу, подняв ее дюймов на девять. А потом он быстро передвинул правую ногу в новое положение. Следующий шаг Джо стал много тверже, и вскоре они и в самом деле стали подниматься.

— Забыл тебе сказать, — продолжал Джо, кряхтя от усилия, но, видимо, не в силах удержаться от разговоров. — Прежде чем нас схватили, я заметил одну схему на столе в той комнате. Диаграммы течений и все такое. Схема охватывала Персидский залив, Аравийское море и половину Индийского океана…

Они с Куртом, двигаясь в унисон, переставляя одну ногу за раз, поднялись еще на шесть дюймов.

— И что с ней было не так? — поинтересовался Курт. Его слова звучали напряженно, с трудом вырываясь сквозь сжатую диафрагму.

— Не… скажу… что у меня… было время рассматривать ее, — заметил Джо. — Но меня она… заинтересовала.

Они снова поползли вверх.

— Что? — спросил Остин, стараясь сохранить дыхание.

— Если Джинн хочет использовать этих мелких тварей… чтобы разрушить какую-то дамбу… почему мы нашли их… в Индийском океане… в тысяче миль от земли?

Курт позволил части мозга задуматься над новым вопросом, пока все остальное тело концентрировалось на подъеме.

— Хороший вопрос, — ответил он. — Плотина — часть реки… Реки текут в море… Может, часть ботов просто смыло в океан?

Он попытался вспомнить, какие плотины стоят на реках, впадающих в Индийский океан или Персидский залив, но ничего серьезного на ум не приходило.

Курт и Джо ненадолго остановились, по-прежнему держа ноги полусогнутыми.

— В любом случае сначала нам нужно выбраться отсюда, — заметил Остин. — Что бы ни запланировал этот псих, держу пари, его успеху не будет рад никто, кроме него.

К этому моменту они достигли того места, где глиняную стену сменила кирпичная кладка. Курт и Джо перестали смеяться и шутить, потому что восхождение стало заметно труднее. Курт почувствовал, как его спина, ягодицы и ноги дрожат от напряжения. Он стиснул зубы, но продолжал подниматься.

— С тобой все нормально? — спросил он.

— Да, — хмыкнул Джо. — Не хочу все начинать сначала.

Курт посмотрел вниз. Его нога скользнула, но он удержался. Он видел, как дрожат его ноги, и чувствовал, что вот-вот и икры сведет судорога.

— Пять футов, — объявил он, тяжело дыша. — А потом переходим ко второй части плана.

— А что, если плохие парни все еще там? — спросил Джо.

— Я не слышал ни звука с тех пор, как уехали машины.

— А если они оставили охрану?

— На этот случай у нас есть пистолет.

Они поднялись еще на фут, и лица Курта коснулись лучи вечернего солнца.

В полуметре от края колодца Курт услышал высокий свист, эхом отразившийся от стен.

— Ты слышал? — спросил Джо.

— Что-то там происходит, — заметил Курт.

С каждой секундой свист становился все громче. А потом над ними пронеслась огромная тень. Курт увидел над головой большое серо-белое днище самолета, предкрылки и закрылки веером, словно перья. Шесть колес главного шасси, которые вытянулись к земле, словно лапы орла.

— Что это было? — поинтересовался Джо.

— Самолет, — ответил Курт.

Самолет пронесся не более чем в ста футах над землей. Действо длилось секунду или две, но за этот краткий миг Курт успел заметить какую-то странность в форме самолета, хотя и не успел понять, что именно не так.

— Не знал, что мы в конце взлетно-посадочной полосы, — заметил Джо. — Я бы не хотел выскочить в самый неподходящий момент и попасть под «Боинг 747».

Пытаясь подавить смех, Курт надавил чуть сильнее и молчал, пока они не оказались чуть ниже края колодца.

Он чувствовал, как молочная кислота наполняет мускулы его икр и бедер, и отлично понимал, что им нужно торопиться. Его ягодицы горели из-за спины, вжатой в колесо. Он чувствовал себя так, словно только что сделал сотню приседаний с гирей на шее.

Курт вытащил из кармана девятимиллиметровый пистолет и снял предохранитель.

— Спокойнее, — прошептал он.

Джо переставил ноги попрочнее, Курт повторил за ним, и они очень осторожно преодолели последние шесть дюймов. Курт поднял пистолет и вытянул шею, заглянув за край. Колодец никто не охранял.

— Никого, — проговорил он.

— С этой стороны тоже, — ответил Джо. — Что дальше?

Курт бросил пистолет на край колодца. Вытащив из-под рубашки веревку, он отмерил необходимую длину. Держа веревку двумя руками, он ловким движением накинул петлю на выступ загородки вокруг колодца. Он потянул, затягивая узел, убеждаясь, что тот не соскользнет, и протянул другой конец Джо.

— Держись обеими руками и крепче.

Курт натянул веревку, захлестнул петлю на трицепсе и обмотал вокруг своей руки. Джо последовал его примеру.

— Затянул? Крепко держишь?

— Как выигрышный лотерейный билет, — отозвался Джо.

— Хорошо, — сказал Курт. — Потому что ты знаешь, что произойдет, как только мы дадим нашим бедным ногам отдохнуть, верно?

— Да, — сказал Джо. — Да, похоже, будет больно. Как и все, во что ты меня втягиваешь.

— Без боли нет победы, — ответил Курт. — На этот раз мы выиграем свободу. Готов?

— Готов!

Курт напряг руки и сжал веревку.

— Три… два… один… пошли!

Почти одновременно мужчины натянули веревку, расслабив ноги. Шина полетела вниз, а Курт и Джо, качнувшись, ударились о стену и повисли в нескольких футах от края колодца.

Шина ударилась о дно с глухим стуком, но они крепко держались за веревку.

— Теперь давай одновременно, — прокряхтел Курт. — Или кто-то из нас отправится обратно на дно.

Они оба стали подтягиваться, рука об руку, к металлической раме. Веревка жгла руки, но они подтянулись и вылезли на низкую оградку колодца.

Остин упал на песок лицом вниз и был чертовски этому рад. Завала рухнул рядом с ним.

Курт устроил себе маленькую передышку — застыл, тяжело дыша. Он чувствовал, как трясутся его ноги. Казалось, они провели в этом колодце несколько суток. Остин бросил взгляд на запястье. Судя по тому, что он увидел, его часы все еще были у охранника в Мале. Тогда он поднял руку в сторону заходящего солнца.

— Что ты делаешь? — спросил Джо.

— Пытаюсь определить время по солнечным часам, — сдался он и опустил ладонь. — Ладно, сколько сейчас времени?

— Шесть сорок пять, — объявил друг. — Это, должно быть, новый рекорд. Мы остались умирать и вернулись к жизни менее чем за час.

Пока Курт и Джо сидели, ловя каждый вздох, засвистел, приближаясь, другой самолет. Он пролетал тем же путем, что и предыдущий, он был все ближе, а мотор гудел все громче.

Подчиняясь инстинкту, мужчины присели, прислонившись к низкой стене.

Однако им не стоило беспокоиться. Реактивный самолет шел на посадку с огромной скоростью, и пилот глядел только вперед, сосредоточившись на посадочной полосе. Шанс на то, что он обратит внимание на что-то в стороне, был ничтожно мал. Кроме того, там не было пассажиров.

Реактивные струи ревели, как и у первого самолета, но этот звук был чуть выше. Курт обратил внимание на странную форму корпуса: два больших двигателя были установлены высоко над фюзеляжем у хвоста, крылья состояли из толстых квадратных секций. Самолет выглядел похожим на DC-9 или Gulfstream G5, подсевший на стероиды, собранный по неверной инструкции, с кучей дополнительных деталей.

— Такой же, как первый, — заметил Курт. — Выглядит как русский.

— Действительно, — согласился Джо. — Может быть, это снова тот же?

Серо-белый реактивный самолет спускался все ниже и ниже. Он и в самом деле шел на посадку. Но прежде чем Курт и Джо увидели, как самолет садится, он скрылся за песчаной дюной.

Звук турбин на мгновение смолк, а потом над пустыней разнеслось низкое завывание. Оно длилось секунд пятнадцать. И все окончательно стихло.

— Звучит как реверсивная тяга?

— Да, — согласился Джо. — Думаю, орел приземлился.

— Похоже, мы только что обнаружили способ выбраться из этой пустыни, — заметил Курт.

Джо искоса посмотрел на своего приятеля.

— Ни на одном из спутниковых снимков не было ни одного самолета, — объяснил Остин. — Это означает лишь то, что самолет не будет стоять тут и жариться на солнце весь день. Он примет груз, а затем развернется и до рассвета будет уже далеко.

— Конечно, — согласился Джо. — Но это не терминал в Далласе. Мы не можем просто подойти к кассе и купить билет.

— Нет, — согласился Курт. — Но мы можем проникнуть туда под покровом темноты. Люди Джинна, скорее всего, нас не ожидают.

— Это потому, что в любом случае на такое могут решиться только психи.

— У нас нет воды, — заметил Курт. — Нет GPS. Я не знаю, как найти наш грузовик. Так что, если ты только не хочешь отправляться бродить по пустыне, придется сунуться ко льву в логово.

— Ты меня уже запутал с этими метафорами про животных, — хмыкнул Завала. — Я-то думал, это была кроличья нора…

— Ситуация изменилась, когда мы попались, — заметил Курт. — Эти ребята намного опаснее любого кролика.

— Если не считать того, что был в фильме «Монти Пайтон»,[281] — фыркнул Джо.

— «Монти Пайтон и Священный Грааль»?

— Точно.

— Угу, — согласился Курт, вспомнив фильм и стараясь не рассмеяться, так как от смеха болели ребра, да и во рту было слишком сухо. — Выбор у нас небогатый, — продолжал он. — Мы можем или сбежать, как сэр Робин,[282] или проникнуть на аэродром, спрятаться в укромном уголке самолета и убраться из этой пустыни до того, как обезвоживание превратит наши тела в пыль и кости.

Джо откашлялся.

— Я вроде как хочу пить.

— Я тоже, — вздохнул Курт.

Джо глубоко вздохнул. Он нагнулся, подобрал пистолет, лежащий на песке, и протянул его Курту.

— Веди меня, сэр Рыцарь, — игривым голосом объявил он. — Сомневаюсь, что мы найдем Священный Грааль, но я буду рад найти хотя бы выход отсюда или, по крайней мере, хорошо укомплектованный бар.

ГЛАВА 30

Пол, собрав все свои силы, присел рядом с Марчетти. Борьба с огнем физически и психологически истощила его. Жгучий дым, отвратительный запах горелого топлива и иссушающая жара, оставшаяся от пожара, притупили его чувства. Но даже при всем этом единственное, на чем сейчас сконцентрировалось его внимание, — вспышки красных лампочек и щебетание сигнализации, подключенной к дыхательному оборудованию.

— И сколько у нас теперь времени?

— Минут десять, — ответил Марчетти. — Примерно так.

Тут из наушников раздался более приятный голос:

— Пол, ты меня слышишь?

— Слышу тебя, Гаме, — проговорил он.

— Что происходит?

— Огня нет, — доложил он. — Хладон сделал свое дело. Но теперь тут очень низкий уровень кислорода. Когда вы сможете открыть двери?

— Держитесь, — ответила она.

Несколько секунд Гаме молчала, потом вновь заговорила:

— Главный инженер сказал, что вы, ребята, сбросили достаточно воды. Мы будем полностью защищены от повторного возгорания примерно через семь минут.

— Хорошая новость, — заметил Пол. Потом он помог Марчетти. — Пойдем и найдем остальных членов нашего экипажа.

— Сюда, — позвал Марчетти, направляясь в заднюю часть огромного помещения.

Они начали пробираться назад, через груды обломков. Серия взрывов разрушила половину машинного зала. Вода, которую они использовали для борьбы с пожаром, теперь превратилась в облака пара. Всюду воняло горелым топливом.

— Здесь, — проговорил Марчетти, подойдя к запечатанной двери.

Это была не водонепроницаемая переборка, но у раскаленной стальной двери был внушительный вид, и выглядела она неповрежденной. Надежда вновь зародилась в сердце Пола.

— Эта каюта должна была служить убежищем, — объяснил Марчетти. — Хотя не уверен, что она выдержит такое.

Он взялся за фиксатор, но тут же отдернул руки.

— Жарковато? — поинтересовался Пол.

Марчетти кивнул и снова схватился за фиксатор и крякнул, пытаясь опустить рычаг. Тот не шевельнулся, и Марчетти снова отпустил его.

— От жары металл расширился, — вздохнул Марчетти.

— Позвольте помочь, — предложил Пол.

Шагнув вперед, он встал рядом с изобретателем. Они вместе навалились на задвижку всем весом, и она, лязгнув, поддалась. Пол распахнул дверь плечом. В то же мгновение он отпустил рычаг, так как чувствовал, что обжег руки, несмотря на перчатки из номекса.

Из отсека вырвался пар воздуха, смешавшись с дымом машинного зала. В диспетчерской стояла кромешная тьма. Единственными источниками света были фонари на их масках и мигающие огоньки на снаряжении.

Марчетти и Пол разошлись в разные стороны. Они стояли в кромешной тьме посреди диспетчерской. А потом Пол заметил человека в комбинезоне механика у дальней стены.

— Сюда!

Взгляды всех, кто находился в командном центре Aqua-Terra, уставились на монитор и мигающее красное число, указывающее на температуру в машинном отделении. Температура медленно уменьшалась. Наконец показатель температуры сменился с красного на желтый.

— Почти норма, — объявил главный инженер. — Можно открывать двери.

Гаме понравились его слова. Она посмотрела на часы. Шесть минут из срока, выделенных Полу и Марчетти, уже прошло. Кислорода у них было всего на десять. Но часы могли врать, и Гаме не будет чувствовать себя в безопасности, пока ее муж не вернется назад в эту комнату, в ее объятия.

Главный инженер нажал несколько переключателей, а затем проверил системы управления. То, что он увидел, заставило его нахмуриться. Он несколько раз щелкнул переключателем.

— Что происходит?

— Двери не реагируют, — ответил он. — Я отдал команду открыть их, но они остались заблокированы.

— Может, пожар повредил системы управления?

— Вряд ли: они на это рассчитаны, — задумчиво ответил он. Несколько секунд он еще возился с переключателями, а потом проверил что-то еще. — Компьютер. Он блокирует все сигналы.

— Почему?

Гаме заметила, как справа от нее приподнялась Лилани.

— Я знаю почему, — заметила она. — Видимо, и тут поработал Отеро.

— Отеро в кутузке, — проговорил главный инженер.

— Марчетти говорил, что он гений в том, что касается компьютеров, — заметила Лилани. — Он мог заранее подсадить что-то в компьютер на случай, если его поймают, чтобы доставить всем нам неприятности, связать Марчетти руки. Точно так же, как сделал с роботами.

Главный инженер по-прежнему пытался обойти препятствие.

— Это определенно компьютер, — подтвердил он. — Все остальное работает нормально.

Гаме почувствовала, что голова ее идет кругом. Как этот парень дотянулся до них из-за решетки?

— Нужно пойти к ним и заставить дезактивировать это, что бы они там ни сделали, — настаивала Лилани. — Прижмем пистолет к его виску, если понадобится.

Гаме мысленно перебрала все варианты. Принципы, не позволявшие ей опускаться до силовых мер допроса, дрогнули под воздействием мыслей о том, что ее муж сейчас заперт в отсеке, наполненном ядовитыми испарениями, и запас воздуха на исходе.

— Гаме, — взмолилась Лилани. — Я уже потеряла близкого мне человека. Я не хочу, чтобы то же случилось с вами.

На мониторе датчик температуры позеленел, а часы показали семь минут. У Пола оставалось воздуха на три минуты.

— Ладно, — наконец согласилась Гаме. — Но никакого оружия.

Главный инженер повернулся к одному из своих людей.

— Рокко, подмени меня. Я пойду с ними.

Лилани открыла дверь рубки управления и вышла. Гаме проследовала за ней к лифту, хотя она понятия не имела, что ей делать дальше.

Внизу, в машинном отделении, Пол наконец добрался до пропавшего члена экипажа. Он присел на корточки рядом с этим человеком и перевернул его. Мужчина не шевелился. Пол снял перчатки и проверил пульс. В это время рядом с ним присел Марчетти.

— Ну как?

Пол еще какое-то время держал его за руку, надеясь, что ошибся.

— Мне жаль.

— Черт, — протянул Марчетти. — Все впустую!

Пол чувствовал то же самое. А потом он заметил что-то на шее мертвеца. Он повернул матроса на бок и убрал в сторону темно-русые волосы.

— Не совсем впустую, — заметил Пол, осветив фонарем темный синяк на спине и шее человека. Он проверил шею мертвеца — в шейных позвонках не было жесткости.

— Что случилось?

Пол протянул руку и переключил радио Марчетти, а потом выключил свое радио. Марчетти, казалось, растерялся.

Теперь никто их не слышал, и Пол смог говорить свободно. Обычно он не принимал таких мер, предпочитая быть спокойным и рациональным, в то время как другие вечно кричали о теориях заговора. Но сейчас он не видел другого объяснения тому, что случилось. Он посмотрел в глаза Марчетти и сказал достаточно громко, чтобы тот услышал его сквозь маски:

— Это человек умер не от дыма и не от жара. Ему сломали шею.

— Сломали шею?

Пол кивнул.

— Его убили, мистер Марчетти. У вас на борту диверсант.

Марчетти выглядел ошеломленным.

— Это единственное объяснение пожару и отказу систем. Поскольку вы тут, со мной, я предполагаю, что это не вы. Но это мог быть кто угодно. Один из вашего экипажа или даже безбилетный заяц. Наверное, кто-то, кто поддерживал тайную связь с Отеро и Мэтсоном… Предлагаю держать это в тайне до тех пор, пока не выясним, кто это может быть.

Марчетти взглянул на мертвого матроса, а потом уставился на пол. Наконец он кивнул.

Пол вновь включил радио и подхватил мертвеца. Марчетти последовал его примеру.

— Мы направляемся к центральной двери, — сообщил он тем, кто оставался на мостике.

Гаме, Лилани и главный инженер добрались до тюрьмы на нижней палубе. Главный инженер с помощью своих ключей отпер дверь темницы. Гаме вошла. Отеро взглянул на нее со своего места. Выглядел он мрачным и угрюмым.

— Мы знаем, что вы сбили настройки компьютерных систем, — начала она. — Мой муж попал в ловушку в машинном отсеке во время тушения пожара. Вам необходимо включить двери, чтобы он смог выбраться.

— Зачем мне это делать?

— Потому что, если он умрет, это станет убийством, которое лишь отяготит вашу вину за то, что вы уже сделали.

Отеро покачал головой, словно пытался оценить все плюсы и минусы просьбы.

— Черт тебя побери! — закричала Гаме, шагнув вперед и отвесив ему пощечину. — Есть люди, которые готовы убить тебя уже за то, что ты сделал. Я сказала им, что не нужно устраивать самосуд, но чувствую: была не права.

Она выхватила у главного инженера ноутбук с поддержкой Wi-Fi и сунула Отеро. Тот не шевельнул и пальцем.

— Я говорила вам, что это бесполезно, — объявила Лилани.

Рассердившись, главный инженер подошел к Гаме.

— Вы попробовали по-своему, а теперь я постараюсь по-своему.

Он навис над Отеро.

— Открывай чертовы двери, или я буду бить тебя до тех пор, пока ты не забудешь свое имя.

Отеро отстранился, но, казалось, не слишком испугался, несмотря на внушительную комплекцию главного инженера Марчетти. Спустя секунду Гаме поняла почему.

Раздался звук, который ни с чем было не перепутать, — щелчок предохранителя пистолета. Сердце Гаме застыло.

— Никто никого бить не будет, — объявила Лилани из-за их спин.

Гаме осторожно обернулась. В руках у Лилани был новый пистолет вместо того, что забрал у нее Курт.

— Спасибо, что прошли вперед, — проговорила она. — Никак не могла дождаться момента, чтобы взять на мушку вас всех сразу.

Пол и Марчетти ждали у главного входа в машинное отделение. Время было на исходе.

— Тридцать секунд, — проговорил Марчетти. — Плюс-минус.

Пол попытался контролировать свое дыхание. Без сомнения, он истратил слишком много кислорода во время борьбы с пожаром, а теперь старался остаться спокойным, чтобы экономить остаток.

— В любое время могут открыть, — громко объявил Марчетти. Он обращался к Полу, так как новостей с мостика они уже не слышали несколько минут. Дышать становилось все труднее. Инстинкты побуждали его снять маску, словно это именно она душила его. Хотя, естественно, он отлично знал, что токсичный дым много хуже спертого воздуха. Но и этот воздух вот-вот закончится.

— Эй, ребята, вы там? — закричал Марчетти. Он постучал в дверь.

— Береги воздух, — посоветовал Пол.

— Что-то не так, — продолжал Марчетти. Он постучал в дверь кулаком, и контрольная лампочка на боковой панели сменила цвет с красного на желтый. Вокруг них загудели вентиляторы, вытяжные отверстия переключились с «Закрыто» на «Открыто».

— А может быть, и нет, — проговорил Марчетти, удовлетворенно глядя на лампочку.

Дым, пар и смог стали подниматься вверх, высасываемые из отсека. Индикатор возле двери стал зеленым.

Мгновение спустя ручка двери повернулась, и люк с шипением открылся. Нагретый воздух из машинного отделения хлынул наружу.

И тут ликование сменилось горечью полного поражения. За дверью Гаме и оставшиеся семь членов экипажа стояли на коленях с руками за головой. За ними с винтовками и короткоствольными пулеметами наподобие «Узи» возвышались Отеро и Мэтсон в сопровождении еще двух членов экипажа. А кроме того, с ними стояла Лилани.

— Думаю, теперь понятно, кто диверсант, — с отвращением сказал Пол. — Ты ведь не сестра Кимо, так?

— Меня зовут Заррина, — сообщила она. — Слушайся меня, и мне не придется тебя убивать.

ГЛАВА 31

Лежа на песке, Курт еще раз взглянул в сгущающихся сумерках на сухое озеро посреди пустыни. В полумиле от них стояли два самолета странного вида, которые раньше пролетели над ними, и третий самолет того же типа, прилет которого они не видели. Все три расположились с правой стороны от того, что служило им взлетно-посадочной полосой.

Курт вытащил из нагрудного кармана бинокль, который забрал у мертвого охранника на дне колодца. Стряхнув песок, он заглянул в окуляры.

— Ты был прав, — прошептал он. — Не совсем аэропорт имени Кеннеди. Больше похоже на базу ВВС «Эдвардс» в Калифорнии.

— Да, сухое озеро вместо взлетно-посадочной полосы, — откликнулся Джо. — Только вот что они тут делают?

На глазах Курта Джинн и его люди, словно разъяренные муравьи, высыпали из отверстия в земле и принялись скакать вокруг самолетов. Потом в клубах черного дизельного дыма подкатили грузовики. Три погрузчика принялись набивать их каким-то громоздким оборудованием, а из туннеля в скале со скоростью черепахи выполз бензовоз.

Слова Джо, сравнившего подземную базу с огромным муравейником, выглядели все более правдоподобно.

— Судя по всему, у них тут повсюду пандусы и туннели, — прошептал Курт, глядя, как люди и грузы появляются словно из ниоткуда.

— Ты можешь разглядеть, чем они там заняты? — поинтересовался Джо.

Остин видел, что грузовые люки в хвосте самолета открыты, но наружу ничего не выгружается.

— Они ничего не выгружают, — заметил он. — Наоборот, загружают. Пилоты разговаривают с кем-то вроде начальника склада.

— День переезда?

— Или день Д…[283] — протянул Курт.

— А ты можешь разглядеть хвостовые номера? Это может нам помочь.

С закатом солнца стало быстро темнеть. Курт направил бинокль на ближайший самолет, прищурился, пытаясь хоть что-то разглядеть.

— Хвосты у них белые, — прошептал он. — Без каких-либо опознавательных знаков. Но я уверен, что сборка русская.

— Можешь сказать какая?

— Машины выглядят довольно странно. Шесть опорных колес, как у АН-70, широкий хвост, как у С-130 и у других военно-транспортных самолетов, но форма совсем другая, больше похожая на…

И тут Курт понял. Он видел такие странные самолеты года два назад при тушении пожаров в Португалии.

— Модифицированные «Альтаиры», — протянул он. — Бериев Бе-200. Это реактивные самолеты-амфибии. Они могут опуститься на воду, зачерпнуть тысячи галлонов воды, подняться и выбросить их на огонь.

Джо, казалось, не понял, в чем смысл этой новости.

— Зачем Джинну пожарный самолет, садящийся на воду? Тут не так много воды, которую можно подчерпнуть, и нет никаких пожаров.

Глядя, как бензовоз подрулил к первому самолету, Курт почувствовал, что картинка сложилась.

— Вот таким образом они доставят микроботы к морю, — проговорил он.

— Сбросят в водоемы, — понял Джо.

Курт кивнул.

— Автоцистерны подключили к одному из реактивных самолетов, но качают они вовсе не Jet А и не JP 4.[284]

— Значит, они не убегают, — заключил Завала. — Но как же модель плотины?

Курт передал ему бинокль.

— Взгляни-ка, что стоит рядом с грузовиками.

Джо прижал бинокль к глазам:

— Там желтые бочки.

— Выглядят знакомо?

Завала кивнул. Потом снова посмотрел в сторону самолетов:

— Но в самолеты их не несут. Вместо этого грузят оружие и снаряжение. И еще я, кажется, вижу надувные лодки вроде тех, что используют при десанте наши морские котики.

— Похоже, наши друзья направляются куда-то, где намного большая влажность, чем здесь, — заметил Курт. — На самом деле не такая уж плохая идея.

Джо передал бинокль обратно.

— Посмотри, нет ли у них там воды?

— Извини, — фыркнул Остин. — Но мы только что вылезли из единственного источника воды в округе. И он, если ты не заметил, неисправен.

— Всегда так. Сервис на этом курорте, скажу тебе, ниже среднего, — проговорил Джо, чтобы прочистить горло от пыли и песка. Курт постарался не думать о жажде, он и сам чувствовал, как першит в горле.

— Интересно, — сказал он. — Может быть, мы неправильно сложили пазл. Что, если модель плотины не имеет ничего общего с диаграммой в той комнате и тем, что происходит в Индийском океане?

— То есть у них две мишени?

Курт кивнул.

— Два вида транспорта. Два различных способа доставки микроботов. Может быть, они планируют одновременно провести две операции.

— Хочешь сказать, что мы могли недооценить нашего, маленького маниакального друга?

— Легко, — ответил Курт.

— И что ты собираешься делать?

— Вначале я собирался сесть на самолет, — сказал Остин. — Но теперь нам предстоит выбрать вид транспорта. Что ты предпочитаешь: грузовик или самолет?

— Грузовик, — уверенно сказал Джо.

— В самом деле? — удивился Курт. — Самолеты быстрее. И мы кое-что смыслим в полетах.

— Не на этих птичках.

— Все самолеты одинаковые, — настаивал Остин.

Джо поджал губы.

— Ты когда-нибудь задумывался о том, сколько неприятностей доставляет нам наш неиссякаемый оптимизм? — поинтересовался он. — Самолеты не одинаковы. И даже если удастся разобраться с управлением, куда ты собираешься лететь? Это — Ближний Восток. Самолеты, без разрешения пересекающие границы, тут долго не летают. Саудовская Аравия, израильтяне, Седьмой флот[285] — любой из них может с легкостью нас сбить, прежде чем мы объясним, почему нарушили коридор полета.

Курту страшно не хотелось признать это, но Джо был прав.

— Кроме того, — добавил напарник, — эти самолеты могут оказаться в беде и без нас. А вот грузовики должны двигаться по проторенному пути и держаться поближе к цивилизации. Не так уж много дорог и мест, где с легкостью может проехать грузовик. Нам надо лишь забраться в кузов.

— В кузов? — повторил Курт. — С десятью миллиардами маленьких жорких роботов?

Джо забрал бинокль у Курта и стал изучать загруженные на грузовики бочки.

— По тому, как люди Джинна стараются не подходить к бочкам, они, похоже, знают, что внутри. Это нам на руку. Если они будут держаться подальше от груза, то меньше шансов, что они поймают нас и бросят обратно в колодец.

Остин промолчал.

— А если нас найдут в грузовике, мы можем просто спрыгнуть и убежать, — добавил Джо, ощущая, что побеждает. — Довольно сложно сделать что-то подобное на высоте тридцать тысяч футов.

Курт не мог вспомнить время, когда Джо в последний раз приводил столь сильный аргумент.

— Ты меня уговорил.

— В самом деле?

— Ну, если ты прав, значит прав, — продолжал Остин, отряхнув песок с груди и выпрямляясь. — А в этот раз ты прав.

Джо передал бинокль обратно. Он выглядел очень довольным, даже пригладил одежду, словно хотел выглядеть более презентабельным.

— За дело?

Курт убрал бинокль в нагрудный карман.

— За дело.

Уже стемнело, и над пустыней воцарилась безлунная ночь, а обслуживание русских самолетов продолжалось. Свет обеспечивали несколько переносных прожекторов и лучи фар припаркованных джипов и «Хаммеров».

Прячась за нагромождением припасов, Курт и Джо незаметно подобрались к грузовику. Работающие на ярком свету люди не видели, что происходит во тьме пустыни за пределами освещенного круга.

Подобравшись как можно ближе, они повязали арафатки, чтобы закрыть лица. Их одежда была грязной и рваной, но больше ничем не отличалась от того, что носили работающие на загрузке.

— Подбери что-нибудь, — прошептал Джо, поднимая небольшой ящик с оборудованием. — Нам главное сделать вид, что мы при деле.

Курт последовал примеру друга. Оба они, не оглядываясь, вышли на площадку, где расположились грузовики и самолеты. Они пытались сориентироваться, стараясь не бросаться в глаза.

Курт заметил ряд желтых бочек. Из шестидесяти осталась дюжина. Махнув рукой, он направился к ним, Джо поспешил следом. Когда они уже приблизились, кто-то закричал на них по-арабски.

Остин повернулся и увидел, что бородатый мужчина, которого звали Сабах, остановился возле грузовиков. Курт узнал некоторые слова — что-то о ленивых рабочих. Сабах снова закричал, размахивая руками и тыча пальцем в брошенный погрузчик. Курт поднял руку в знак того, что все понял, и направился в сторону погрузчика.

— Я думаю, он хочет, чтобы мы его завели.

— Ты знаешь, как управлять этой штукой?

— Я видел, как это делается, один раз или дважды, — проговорил Курт. — Да ладно, чего там сложного?

Джо скривился под платком, но пошел следом за ним к серо-оранжевому погрузчику. Он остановился возле кабины, в то время как Курт сел в кресло и на мгновение замер, рассматривая систему управления.

— Двигатель хоть заведи, — прошептал Завала.

Курт повернул ключ, и мотор взревел.

— Залезай, — скомандовал он.

Джо вскочил на подножку погрузчика и крепко зацепился, словно пожарный на старой пожарной машине.

Курт нашел сцепление и переключатель скоростей. У погрузчика было три передачи: две переднего и одна заднего хода. Он выжал сцепление, перешел на первую передачу и дал немного газа.

Ничего не произошло.

— Не едет, — прошептал Джо.

— Я заметил.

Курт снова выжал сцепление и надавил на газ. Мотор взревел, шестерни заскрипели и машина резко дернулась вперед, словно авто в руках водителя-новичка.

— Полегче, — прошептал Джо.

— Я думал, это будет просто.

Тем временем Сабах нетерпеливо махнул рукой, указывая на бочки, каждая из которых стояла на своем поддоне.

Курт развернулся в указанную сторону. Впереди погрузчик поднял поддон с одной из желтых бочек. Когда он поднял груз, другой рабочий подцепил бочку крюком на стальном тросе. Работники явно боялись расплескать содержимое.

Погрузчик направился назад вместе с работником, стоящим на подножке.

— Это твоя работа, — заметил Курт.

— Здорово.

— Найди-ка нам трос.

Джо отыскал крюк, прикрепленный к тросу, привязанному к крыше погрузчика. Отвязав его, он соскочил на землю.

Пока Завала шел к бочке, Курт продолжал бороться с большой машиной. Подъехав, он взялся за управление вилочным захватом, но тот стал двигаться иначе, чем рассчитывал Курт. Захват качнулся вперед, грозя продырявить бочку.

Остин ударил по тормозам, погрузчик остановился как вкопанный.

Опуская вилочный захват, Курт поймал взгляд Джо. У того глаза едва не вылезли из орбит, и Курт не мог его осуждать. Когда вилочный захват был установлен на правильной высоте, под правильным углом, он медленно двинул погрузчик вперед и приподнял поддон.

Завала подошел, подцепил крюком бочку и показал Курту большой палец. Тот осторожно отвел погрузчик назад и развернулся. Продвинувшись вперед, проверил, хорошо ли сбалансирован груз, а потом медленно поехал в сторону грузовиков.

Всего в ряду стояло пять грузовиков. Все крытые — брезент, натянутый поверх металлических ребер. Первые два грузовика были уже заполнены, и ткань зашнурована. Остальные машины еще грузили.

Сабах указал на последний грузовик в ряду, и Курт направился к машине. Подъехав вплотную к заднему бамперу, он начал поднимать вилочный захват. Когда бочка оказалась на одном уровне с кузовом грузовика, Джо отстегнул бочку, а потом перекатил ее по роликам в кузов грузовика.

В итоге он водворил ее на место и подвязал тросом. Закончив, Джо снова заскочил на подножку.

— Ты понимаешь, что это можно рассматривать как пособничество врагу, — заметил он, когда Курт повернул погрузчик назад к бочкам.

— Мы сможем просто пропустить этот эпизод в докладе, — усмехнулся Остин. — Простое упущение.

— Отличная идея. Тем более такое может случиться с каждым.

— Вот именно, — согласился Курт. — Когда загрузим следующую бочку, ты останешься в кузове. Я припаркую погрузчик и, когда никто не будет смотреть в нашу сторону, присоединюсь к тебе.

План звучал здраво и, казалось, был должен сработать. Занимаясь погрузкой, они в любой момент готовы были начать воплощать его в жизнь.

Пока они ждали очереди, чтобы подцепить последнюю бочку, из туннеля появился Джинн вместе с несколькими спутниками. Сабах поднял руку, как уличный регулировщик, и все встало. Сам же он подошел, чтобы поговорить с хозяином.

Курт заглушил двигатель, надеясь подслушать.

Еще одна группа мужчин присоединилась к Джинну. С ними была женщина — как подозревал Курт, настоящая Лилани.

— Хотите взять ее с собой? — поинтересовался Сабах.

— Да, — ответил Джинн. — Этот комплекс больше не безопасен.

— Я свяжусь с Чжоу, — сказал Сабах. — Китайцы коварны, но они всегда стараются сохранить лицо. Вот почему он послал Мустафу. Он удвоит усилия и высвободит больше средств. Он не будет доставлять нам проблем, пока последствия этой неудачи не сгладятся. А этого времени хватит, чтобы установить полный контроль.

— О китайцах я не беспокоюсь, — заметил Джинн. — Американец был прав. Его правительство отреагирует очень быстро. Американцы не уважают границ. Теперь тут небезопасно.

— Это мы еще посмотрим, — с сомнением произнес Сабах.

— Мне нужна новая штаб-квартира, — продолжал Халиф. — Там, где никто не станет искать. Я должен сделать все возможное, чтобы гарантировать безопасность, когда наш план вступит в силу. Управлять отсюда больше нельзя.

Он указал на женщину.

— Держи ее подальше, пока погрузка не закончится. Затем посади ее в третий самолет, отдельно от мужчин. Не хочу, чтобы кто-нибудь терся возле нее.

— Но с охраной, — добавил Сабах.

— Ее воля сломлена, — сказал Джинн. — Она сделает то, что я требую. Если ты считаешь, что без охраны не обойтись, поставь двух охранников, не больше. И предупреди их, Сабах: если они коснутся ее хоть пальцем, я сожгу их заживо.

Сабах кивнул. Он выбрал двух мужчин, и те проводили Лилани к ожидающему ее транспорту. Когда девушку увели, Курт и Джо переглянулись.

Остин завел двигатель и сновамолча повернул в сторону желтых бочек. Он ловко подцепил бочку, Джо закрепил ее и вернулся на подножку погрузчика.

— Знаю, что ты думаешь, — вздохнул Завала.

— И не пытайся отговорить меня.

— И не подумаю, — ответил Джо. — Тебе нужна помощь?

— Не отказался бы, — согласился Курт. — Но кто-то должен выяснить, куда отвезут эти бочки, и должен предупредить тех, кому они предназначены. Не станем класть все яйца в одну корзину.

Разговаривая, они подъехали к грузовику, Курт взялся за рычаги и стал поднимать смертоносный груз.

— Как можно быстрее доберись до цивилизации, свяжись с Дирком. Мы должны сообщить Полу и Гаме, что рядом с ними «крот».

Джо кивнул.

— Как только ты спасешь девушку, делай ноги из этого осиного гнезда. Не откусывай больше, чем сможешь прожевать.

Бочка опустилась на доску с роликами.

— Осиное гнездо? А я-то думал, что мы попали в логово льва.

— Львы не летают, — заметил Завала. — Когда будешь в воздухе, можешь считать, что это — осиное гнездо.

— Объяснил так объяснил.

Курт и Джо посмотрели друг на друга — друзья, которые не раз спасали друг друга. Оба чувствовали, что разделяться — неправильное решение. Воевать вместе, выживать вместе — таков был их девиз. Но в данный момент это означало бросить девушку на произвол судьбы и уменьшить вдвое шанс предупредить своих друзей и весь мир о надвигающейся опасности. Ставки были слишком высоки.

— Ты уверен? — спросил Джо.

— Ты отправишься по земле, а я по небу, — ответил Курт. — Доберусь до цивилизации быстрее тебя.

— Что есть цивилизация? — поинтересовался Джо, отцепив бочку и протолкнув ее в глубь кузова.

— То место, где никто не пытается нас убить и можно в любой момент, как только захочешь, получить бутылку ледяной колы. Тот, кто доберется до цивилизации последним, оплачивает ужин в «Ситронель» на всю команду.

Джо кивнул, вероятно, обдумывая меню и пытаясь вспомнить приятную атмосферу этого респектабельного вашингтонского заведения.

— Заметано, — объявил он, устанавливая бочку на место.

Курт наблюдал за происходящим со смешанным чувством беспокойства и облегчения. Грузовики не были подготовлены для путешествия по пустыне, они предназначались для поездки по дорогам. А те, в свою очередь, даже в таких странах, как Йемен, ведут в сторону цивилизации. И если повезет, Джо еще до рассвета утолит жажду и позвонит в НУПИ. Курт понимал, что его перспективы были менее определенными.

Джо схватился за ткань, которая должна была закрывать заднюю часть кузова.

— Vaya con Dios,[286] мой друг.

— И тебе того же, — сказал Курт.

Полог из брезента упал, Джо исчез, а Курт повел погрузчик прочь, стараясь не поворачиваться и не смотреть, что творится у него за спиной.

Теперь ему оставалось всего лишь выяснить, на какой самолет посадят Лилани, и проникнуть на борт так, чтобы его никто не обнаружил.

ГЛАВА 32

Джо Завала прокрался к самой кабине и притаился между ней и первой бочкой. Никто его не заметил. Никто не заглянул в грузовик, чтобы пересчитать бочки и проверить, как они закреплены. Тут все делали на совесть. Парусиновая ткань была туго зашнурована. Дверь в кабине открылась, а потом захлопнулась, и большой грузовик двинулся с места. Уже вскоре он урча катил по пустыне.

Время от времени Джо украдкой осматривал окрестности, но видел только тьму безлунной ночи и другие автомобили в колонне. Ему ничего не оставалось, как гадать, пытаясь определить, куда они направляются.

Через четыре часа машины начали тормозить.

— Надеюсь, это привал, — пробормотал Джо себе под нос.

Он выглянул из-под полотна, но не заметил никаких признаков цивилизации. В конце концов грузовик остановился, хотя двигатель продолжал работать на холостом ходу.

Джо задумался, стоит ли вылезать. Он не думал всерьез о том, чтобы спрыгнуть на ходу без воды и без малейшего представления о том, где он находится. Сначала нужно было получить хотя бы какой-то ориентир.

Попытаться сбежать можно было и прямо сейчас, но и здесь не обошлось без проблем. Вышло так, что машина, на которую он сел, оказалась в передней части колонны. Другие машины стояли прямо за ней с включенными фарами. Попытаться сбежать сейчас — все равно что средь белого дня попытаться перелезть через тюремную стену. Оставалось лишь ждать шанса улизнуть.

Из темноты послышались крики и приказы. Большой грузовик пришел в движение и начал не спеша, дюйм за дюймом, катиться вперед. Он пересек нечто, напоминающее бордюр, при этом желтые бочки раскачивались из стороны в сторону. Джо положил руку на ближайшую из них, чтобы придержать ее.

«Полегче, полегче», — прошептал он.

Потом нос грузовика пошел вниз, словно спускался по трапу. Бочки заскользили в сторону кабины, и тогда Джо не на шутку встревожился. А грузовик, пройдя не более пятидесяти футов, выровнялся и покатил вперед по более ровной дороге. Наконец они снова остановились. Водитель и пассажир вылезли из машины, захлопнув за собой дверцы. Огни второго грузовика приблизились. Их свет проникал под тонкую ткань крытого кузова.

Джо прислушался к звуку мотора и голосов и понял, что им вторит эхо. Теперь под колесами машины было гладкое покрытие, а не песок пустыни. Впервые двигатель грузовика был выключен.

«Похоже, я на складе».

Это означало цивилизацию: компьютеры, телефонные линии и проточную воду. Может быть, где-то в комнате отдыха был даже автомат с колой. Лицо Джо расплылось в улыбке.

Фары следующего грузовика мигнули и погасли. Завала уверился, что прав. Теперь оставалось подождать, пока все автомобили будут припаркованы, а склад запрут на ночь. Тогда, вероятно, ему удастся незамеченным выбраться из кузова.

Запах дизельных выхлопов становился все сильнее, другие грузовики маневрировали, двигаясь туда-сюда, паркуясь на ограниченном пространстве. Наконец двигатель последнего автомобиля затих. Послышался негромкий разговор.

— Давайте, — прошептал себе под нос Джо. — Расходитесь, время спатеньки.

Какое-то время до него доносилось эхо голосов, но оно постепенно удалялось и вскоре смолкло. Потом раздался лязг, какой бывает, когда закрывают и запирают тяжелые раздвижные двери. А после этого наступила мертвая тишина, и Джо решил, что теперь он остался один. Через несколько минут он подумал, что двигаться безопасно. Если тут и есть охранники, то они, скорее, выставлены для того, чтобы никого не пускать на склад, а не для того, чтобы препятствовать тем, кто попытался бы выйти.

Джо пробрался мимо бочек к задней части грузовика.

«На самом деле Курт должен был поехать со мной, — подумал Джо. — Через несколько минут мы были бы на свободе. А когда мы дозвонимся до НУПИ, то все неприятности останутся позади. Описания Бе-200 передадут военным, спутниковая система слежения безошибочно определит их местонахождение, и туда отправят спецназ. У них куда больше шансов спасти Лилани Таннер, чем у одного Курта, вооруженного девятимиллиметровым пистолетом, который он забрал у мертвого охранника».

А теперь выходило так, что он — Джо — должен быть в ответственности за спасение их обоих. Единственное, что радовало: Курт расплатится в «Ситронель» и признает, что Джо в очередной раз спас его.

Наконец Завала добрался до заднего борта грузовика, отогнул ткань и выглянул наружу. На складе, если это, конечно, был склад, царила кромешная тьма. Все, что смог разглядеть Джо, — передний бампер соседнего грузовика, почти прижатый к заднему бамперу его машины.

Хорошая парковка.

Он снова прислушался, ожидая любых неприятностей. В самом деле, он что-то слышал, и звук этот напоминал далекое урчание. Словно где-то далеко работал мотор еще одного грузовика. А может, даже дизель поезда. Поезд подразумевал рельсы, а рельсы — наличие станции. Джо ощутил новый прилив адреналина.

Отвязав ткань, закрывавшую кузов, он перебросил ноги через край и вылез наружу. У него было странное ощущение, сродни головокружению. Возможно, он слишком долго просидел в машине. А может, стало сказываться отсутствие воды. Придерживаясь за капот второго грузовика, Джо выпрямился. Двигаясь как можно осторожнее, он прошел между двумя рядами автомобилей. Машины стояли так плотно, что им пришлось сложить зеркальца, чтобы не обломать их.

Джо едва хватило места, чтобы протиснуться между рядами. Он направился в конец ряда грузовиков, туда, где, по его расчетам, располагалась дверь, через которую они вошли.

Неожиданно на Джо накатила новая волна головокружения. Он начал опасаться, что часть микроботов вылезли из бочек и забрались ему в уши. Вечная проблема с микроскопическими объектами: никогда не знаешь, где они находятся.

— Ватная палочка для ушей, — пробормотал он, потирая ухо. — Королевство за ватную палочку.

Ощущение равновесия вернулось, и Джо сделал еще один шаг. Вновь резко качнуло. Джо показалось, что его попеременно толкают взад и вперед. Он услышал скрип.

Джо постарался держаться прямо. Ощущение повторилось еще раз. Ни воображение, ни головокружение были тут ни при чем. И микроботы тоже. Ощущение было реальным и очень знакомым.

Сердце Джо забилось сильнее. Двигаясь все быстрее, он лавировал между автомобилями, но ноги скользили по металлическому полу. Когда он добрался до стальной двери в конце ангара, то почувствовал, как пол перемещается у него под ногами, равномерно, вверх-вниз.

А потом высокий звук сирены подтвердил то, о чем Джо и так уже догадался.

Он был не на парковочном складе, а на корабле. Странное ощущение возникло от того, что палуба ходила под ногами, когда корабль то ли обходил волнолом, то ли разворачивался.

Палуба вздымалась и опадала. Не такое уж большое движение, но достаточное, чтобы Джо в темноте потерял ориентацию. Это покачивание нельзя было перепутать ни с чем.

Завала нашел защелку двери. Она была тяжелой и хорошо прикрученной.

Он вспомнил о том, как похвалялся перед Куртом. «Не так уж много дорог и мест, где с легкостью может проехать грузовик».

Конечно. Если только не поставить грузовик на корабль. Тогда он в два счета может оказаться где угодно.

ГЛАВА 33

Курт Остин оказался заперт в туалете. Он пробрался на борт самолета, где было больше всего груза и меньше всего людей Джинна, и спрятался в маленькой кабинке рядом с грузовым отсеком. Выпив десяток пригоршней воды из-под крана для мытья рук, Курт встал на унитаз, чтобы никто не увидел его ног.

Повернувшись лицом к дверце-гармошке, он ждал и прислушивался. Ящики и большие коробки с оборудованием были загружены на борт и уложены. Курт услышал звук, словно уронили что-то тяжелое. Заговорили пилоты — они поднялись по маленькой лестнице и вошли в кабину. Потом он услышал резкие голоса, отдающие кому-то приказы. В ответ женщина ответила по-английски:

— Ладно. Ладно. Прекратите толкать меня.

Курт решил, что это та, кого он посчитал сестрой Кимо. По крайней мере, он правильно выбрал самолет.

Через несколько минут моторы самолета ожили. Курт уперся руками в стены, изо всех сил стараясь не соскользнуть со своего насеста. Российский транспортный гидросамолет вырулил на взлетно-посадочную полосу, врубил двигатели на полную мощность и понесся, разгоняясь по дну высохшего озера. Казалось, взлет будет длиться вечно, и Остин обрадовался, когда почувствовал, что самолет оторвался от земли. Судя по тому, как медленно они набирали высоту, самолет был полностью загружен и накачан топливом до отказа. Это означало лишь то, что им предстоит долгое путешествие.

И это, пожалуй, должно было сыграть ему на руку. Рано или поздно кто-то отправится в туалет. Если это будет Лилани, то у него появится возможность поговорить с ней. Если это окажется один из летчиков, то ему ничего не останется, как сунуть пистолет ему в лицо и попытаться захватить самолет. Если это будет охранник, то придется его просто убить.

Как оказалось, первым ощутил зов естества один из головорезов Джинна.

Через два часа полета Курт услышал, как кто-то приближается к туалету, двигаясь от хвоста самолета. Курт засунул пистолет поглубже за пояс, вытащил нож и приготовился к схватке, насколько это возможно в ограниченном пространстве.

Мужчина схватился за дверь-гармошку, дернул ее, но внутрь не шагнул.

Курт приготовил нож, готовый нанести удар, но человек Джинна не увидел его, так как в тот момент, когда открыл дверь, отвернулся, прокричав какую-то шутку своему товарищу. Тот в ответ рассмеялся.

Наконец он повернулся и шагнул внутрь. Курт схватил его, зажав рукой рот, и вогнал нож в спину, чуть пониже основания шеи. Лезвие рассекло позвонки, охранник обмяк. Курт еще несколько мгновений держал его, зажимая рот, пока не почувствовал, что его противник перестал дышать. Он осторожно усадил мужчину на унитаз и внимательно посмотрел ему в глаза. Охранник был мертв.

Курт вытащил нож. Никакой реакции.

Он ненавидел убийства, но сейчас места для милосердия не оставалось. С этого самолета могут сойти живыми или люди Джинна, или он с Лилани.

Взглянув на лицо убитого, Курт узнал того самого головореза, который протащил его и Джо через пустыню на джипе. Угрызения совести стихли. Следующий этап его плана был намного сложнее. Начать хотя бы с того, что теперь повсюду была кровь. Курт перевязал рану на шее бандита его же арафаткой и положил тело так, чтобы текло поменьше, прислонив его спиной к переборке.

Он прикинул, что они с убитым примерно одного роста и одеты в одинаковые одежды, но существовала и заметная разница: у охранника были редкие черные волосы, а у Курта густые и серо-стального цвета.

Не найдя других вариантов, Курт смочил и пригладил волосы. В самолете было темно и очень шумно. Да и кто заподозрил бы, что неприятности поджидают экипаж на высоте тридцать тысяч футов?

Второй охранник знал, куда отправился первый, и наверняка встревожится, если тот не вернется через несколько минут. Курт откинул занавеску и приготовился сыграть свою роль. На всякий случай он приготовил нож.

Выйдя из туалета, он уверенной походкой направился в сторону Лилани и ее охранника. Все оказалось легче, чем он думал. Грузовой отсек был наполнен оборудованием. В паре ящиков были надувные лодки. Рядом стояло что-то, неприятно похожее на переносные зенитные ракетные комплексы. Все это оставляло очень мало места для пассажиров. Лилани и охранник сидели друг против друга на откидных сиденьях, приваренных к корпусу самолета.

Охранник покосился на Курта, а потом откинул голову, прислонившись затылком к подголовнику, и закрыл глаза. Лилани тоже не открывала глаз.

В конце концов, была глубокая ночь, и даже в герметически закрытом грузовом отсеке воздух был по-прежнему сухим и разреженным. Такой воздух действовал на людей усыпляюще, даже если условия были совершенно неподходящие для сна.

Курт присел в полуметре от охранника, прямо напротив Лилани, и достал пистолет. Вытянув ногу, он слегка толкнул девушку.

Лилани открыла глаза и увидела, что Курт поднес палец к губам, призывая к молчанию. Остин помнил, что Кимо говорил как-то, что его сестра долго работала с глухими детьми, а он хорошо знал американский язык жестов. Или, по крайней мере, когда-то знал.

С большим трудом он сумел просигналить девушке: «Я… друг».

Он надеялся, что ничего не перепутал и последнее слово и в самом деле означало «друг», а не «злодей».

Девушка казалась озадаченной, но в ее глазах, похоже, загорелся огонек надежды. Чтобы увериться, что она все правильно поняла, он добавил:

«Н… У… П… И…»

Ее глаза широко раскрылись, и он поспешно вновь поднес палец к губам. Кивнув в сторону охранника, он вытащил пистолет и снял предохранитель. Услышав щелчок, охранник открыл глаза.

— Не двигайся, — приказал Курт.

Держа пистолет в правой руке, он отобрал оружие у сидевшего перед ним боевика. Тот не шевельнулся. Курт указал в сторону хвоста. Когда охранник повернулся, Курт ударил его по голове пистолетом. Тот упал, словно мешок с мукой, но сознание не потерял. Второй удар сделал свое дело.

Очнувшись, охранник обнаружил, что связан. В рот ему запихнули кляп, а сам он был привязан к одной из лодок в самом хвосте самолета.

Когда Курт закончил вязать его ноги, Лилани заговорила.

— Кто ты?

Он улыбнулся.

— Не могу сказать, как я рад, что вы этого не знаете.

Конечно, она понятия не имела, о чем он говорит, но Курт решил, что отныне будет с подозрением относиться к любому незнакомцу, знающему его имя.

— Меня зовут Курт Остин, — пояснил он. — Я из НУПИ. Я знал вашего брата. Мы пытаемся выяснить, что с ним случилось.

— Вы его нашли?

Остин покачал головой.

— Нет, — вздохнул он. — Мне очень жаль.

Она судорожно сглотнула и попыталась успокоиться, сделав тихий и глубокий вздох.

— Не думаю, что кому-то это удастся, — вздохнула девушка. — Я почувствовала, как он ушел…

— Однако поиски его привели нас к Джинну и к вам, — заметил он.

Девушка нервно посмотрела в сторону кабины.

— Не волнуйтесь, — успокоил ее Курт. — Скорее всего, в ближайшее время сюда никто не явится, а если и заглянет, то увидит вас и одного из охранников.

Казалось, она согласилась с его доводами.

— Когда эти парни схватили вас?

— В Мале. Как только я зарегистрировалась в отеле, — сказала она.

Когда Лилани вспомнила о том, что произошло, ее снова пробрала дрожь.

— Я пнула одного из них в зубы, — с гордостью продолжала девушка. — Этот парень будет пару недель питаться бульоном… Но меня все равно схватили.

Она выглядела решительной, но сильно отличалась от той Лилани, которую изображала Заррина. Она была не столь практичной, точно такой, как и должна быть девушка двадцати пяти лет. Курт пожалел, что не был знаком с ней раньше.

— Я очнулась в пустыне, — добавила она. — Не могла сбежать. Я даже не знала, где я. Они допросили меня и получили все, что хотели: пароли, номера телефонов, банковские счета. Они забрали мой паспорт и водительские права.

Это объясняло, почему самозванка знала так много и почему американское посольство на запрос НУПИ подтвердило, что Лилани Таннер на Мале.

— Вам не стоит из-за этого переживать, — заверил ее Курт. — У вас нет закалки оперативника, чтобы сопротивляться допросу. Кроме того, вы все делали правильно, так как еще живы.

Девушка скривилась.

— Думаю, Джинн смотрит на меня как на своего рода лошадь, которую нужно укротить, — продолжала она. — Всякий раз, прикасаясь ко мне, он рассказывал, как я буду счастлива быть с ним.

— Он никогда не узнает, насколько ошибался, — усмехнулся Курт. — Я заберу вас отсюда.

— С самолета?

— Не совсем, — возразил он, а потом сменил тему разговора: — У вас есть какие-то догадки относительно того, куда мы летим?

— Я думала, вы знаете это лучше меня, — проговорила Лилани. — Я же пленница, если вы помните!

— Ну, а я безбилетный пассажир. Хорошая парочка.

Курт подобрался к одному из крошечных иллюминаторов и выглянул наружу. Было еще темно, но когда он посмотрел вниз, то увидел слегка мерцающую серую поверхность.

— Мы над водой, — сказал он. — Луна встает.

Он взглянул на запястье, желая узнать время, и пообещал себе больше никогда не расставаться с часами. В следующий раз он оставит в качестве компенсации почку, дарственную на свои лодки, но ни в коем случае не часы. Или, в крайнем случае, не забудет обзавестись новыми.

— А у вас случайно часов нет?

Девушка покачала головой.

Они с Джо добрались до аэродрома часов в восемь вечера. Судя по всему, погрузка заняла еще часа три. Самолет был в воздухе пару часов, так что теперь должно быть около часа ночи.

Он подошел к правому окну, чтобы увидеть что-нибудь на другой стороне. Вид был тот же: ничего, кроме воды.

Они могли быть над Средиземным морем: за два часа как раз было можно пересечь Саудовскую Аравию. Однако, прикинув, Курт решил, что, скорее всего, они отправились на юг с грузом микроботов. За два с половиной часа полета, отправившись из Йемена, реактивный самолет мог добраться почти в самый центр Индийского океана и сбросить груз.

Однако он так и не понял, куда именно они направляются. Остин задумался: а не было ли у Джинна секретной базы, скрытой где-то на необитаемом острове? Глядя в иллюминатор, он попытался посмотреть вперед, по курсу самолета, но, насколько хватало глаз, вокруг раскинулся пустынный океан.

Лилани внимательно следила за его передвижениями.

— Что нам делать дальше? — наконец спросила она. — Может, стоит поискать парашюты? Я слышала, они говорили о том, что парашюты на борту есть.

Курт уже приметил парашюты, которые она имела в виду.

— Они не для людей, — заметил он. — Они прикреплены к лодкам, так, чтобы, спустившись как можно ниже, самолет мог их сбросить. Это грузовые парашюты, так называемые LAPES.[287]

Лилани в замешательстве посмотрела на Курга.

— Видели дрэг-рейсинг?[288]

Девушка кивнула.

Тогда Курт указал на два нейлоновых пакета, лежавшие рядом на дне серебристой лодки.

— Это парашюты-тормоза, — пояснил он. — Они раздуваются, как те, что используют рейсеры или космические шаттлы при посадке. Человеку с таким прыгать нельзя.

— Ладно, — сказала девушка. — А другой план у вас есть?

Курт улыбнулся.

— Ты говоришь прямо как один мой знакомый. Вернее, один мой хороший друг.

— Он тоже на борту самолета? — с надеждой в голосе спросила девушка.

— Нет, — ответил Курт. — Он сейчас, наверное, сидит в зале ожидания в Дохе, смотрит меню «Ситронель», с каждой минутой чувствуя, как становится голоднее и голоднее.

Девушка склонила голову набок, словно ребенок или кокер-спаниель.

— Мне кажется, — поинтересовалась она, — или вы несете какой-то бред?

— Ладно, проясним ситуацию, — вздохнул Курт. — Мы не станем выпрыгивать из самолета. Вместо этого мы захватим его. Мы попробуем прорваться в кабину, а потом прикажем пилотам лететь в какое-нибудь безопасное место и закажем в ресторане «Ситронель» ужин от имени Завала.

— Ты можешь управлять самолетом?

— Не совсем.

— Значит, заставим их вести его, словно это мы бандиты? — улыбнулась она.

— Точно.

Она посмотрела в сторону кабины.

— Я не видела там никакой бронированной двери. Только дверь-гармошку. Взломать ее будет легко.

— Беда в другом, — заметил Курт. — Мы на большой высоте. Самолет находится под давлением, а кабина самолета по большей части из стекла. Если начнется борьба, кто-нибудь выстрелит и разобьет стекло, начнется декомпрессия.

— Что это такое?

— Направленный наружу взрыв, — объяснил Курт. — Грубо говоря, весь воздух из самолета разом рванется наружу, и нас вытащит через разбитое окно. А дальше десять минут свободного падения до поверхности океана. Они покажутся вам очень приятными в сравнении с финальной точкой пути.

— Мне бы это не понравилось.

— Мне тоже, — согласился Курт. — Но если мы собираемся захватить самолет без борьбы, то должны хорошенько вооружиться.

Следом за Куртом Лилани отправилась к грузовым поддонам, чтобы найти что-нибудь смертоносное.

Когда Остин начал копаться в содержимом первого поддона, пронзительный вой двигателей изменился, упал на октаву или две. У Курта и Лилани появилось странное ощущение невесомости, много сильнее, чем на обычном авиалайнере, — самолет резко скользнул вниз.

— Мы спускаемся, — сказала Лилани.

— Должно быть, приближаемся к цели, — сказал Курт. — Лучше поторопиться.

ГЛАВА 34

Власть на Aqua-Terra сменилась. Теперь приказы с мостика отдавала Заррина, а Отеро и Мэтсон чувствовали себя в своей тарелке.

Несколькими палубами ниже Пол Траут мерил шагами пятизвездочную тюрьму, в очередной раз проводя инвентаризацию того, что им оставили. Он прошел мимо иллюминаторов от пола до потолка, тусклых, встроенных в стену светильников и мягких диванчиков. Тут было даже массажное кресло и автомат для отжима свежего сока.

— Автомат для отжима сока, — недоверчиво разглядывая устройство, заметил Пол.

— Хорошая идея, — отозвался Марчетти, восседающий в массажном кресле. — Я возьму ананас и гуаву. А вы?

Пол посмотрел на хозяина острова как на сумасшедшего. Тот выгнул спину, словно огромный кот, пока кресло массировало его позвоночник.

— Ох, как хорошо, — пробормотал он. — Да, да, вот здесь.

С одной стороны, Пола поражала абсурдность ситуации, с другой — он не мог дождаться, когда Марчетти закончит, чтобы опробовать кресло самому. После борьбы с пожаром его спине не помешал бы массаж.

Налив три чашки коктейля из сока ананаса и гуавы, Пол отнес их в другой конец комнаты. Он поставил стаканы между Марчетти, который все еще постанывал от удовольствия, и Гаме, сидевшей с лицом школьного директора, готового оставить всех на второй год. Траут предложил жене один из стаканов, но та, скорчив гримасу, покачала головой.

— Когда вы двое вернетесь из отпуска, может быть, мы все-таки подумаем, как нам отсюда выбраться?

— Иллюминаторы я уже проверил, — пояснил Пол.

— Через них не выбраться, — заверил Марчетти. — Иллюминаторы рассчитаны на то, чтобы выдержать шторм в десять баллов.

— А как насчет двери?

— Кодовый замок снаружи, — ответил миллиардер, чуть подвинувшись в кресле. — Отсюда до управления не добраться. Если вы не заметили, на двери нет даже ручки.

— Я заметила, — отрезала Гаме.

Марчетти плюхнулся обратно в кресло, и оно завибрировало, затряслось, превратив его голос в странный, отрывистый звук, словно он колотил себя в грудь, когда говорил.

— Думаю… мы… должны… просто… подождать, — донеслось из кресла. — Поберечь… силы…

Пол увидел, как яростные огни засверкали в глазах Гаме. Он шагнул вперед, но не успел опередить жену, которая рванулась в сторону Марчетти и быстрым движением выдернула вилку из розетки. Кресло замерло.

Марчетти с оскорбленным видом уставился на женщину. Пол решил, что своей очереди, видимо, уже не дождется.

— Да хватит вам придуриваться! — воскликнула она. — Эти люди не в игрушки играют. Эта сучка Заррина убила одного из ваших людей, и кто знает, сколько еще крови у нее на руках. Если мы не выберемся отсюда, нас всех рано или поздно перебьют.

Марчетти посмотрел на Пола, словно искал помощи, а потом снова повернулся к Гаме.

— Извините, — наконец снова заговорил он. — Кажется, я привык бегать от проблем. Если у вас есть миллиард долларов, то проблемы обычно сами собой исчезают, если их достаточно долго игнорировать.

— Не в этот раз, — отрезала Гаме.

Марчетти кивнул.

— Есть ли у вас протоколы безопасности? — поинтересовался Пол. — Какие-нибудь коды для чрезвычайной ситуации? Кто-нибудь, кто может вас хватиться, если вы исчезнете?

Изобретатель почесал затылок.

— Увы, нет, — ответил он, и голос его звучал так, словно он не хотел их разочаровывать. — Подобные вещи могут испортить образ миллиардера-затворника, который я так старательно выстраивал.

— А как вы управляете своими компаниями? — поинтересовался Пол.

— Они вроде как справляются сами.

— А что, если вам нужно срочно отдать приказ? — спросила Гаме. — Что, если вам нужно заключить крупную сделку или бизнес-контракт, который только вы можете подписать?

— Я бы распорядился, чтобы это сделал Мэтсон.

Похоже, это и в самом деле было проблемой.

— Итак, — протянул Траут. — Подведем итоги: пока Мэтсон продолжает общаться с внешним миром, вас никто не хватится.

Марчетти кивнул.

— Боюсь, все именно так.

Теперь у супругов Траут был одинаково мрачный вид.

— По крайней мере, все будет так, пока они не придумают красивую историю о вашем исчезновении или что-то в таком духе.

— Да, — кивнул Марчетти. — Я начинаю понимать, что в жизни затворника есть недостатки.

— Множество, — настойчиво продолжала женщина. — Ходили слухи, что Говард Хьюз[289] умер за несколько лет до официальной даты смерти. Может быть, это и неправда, но он настолько отгородился от мира, что точно сказать уже никто не сможет. Вы в той же лодке. И если вы еще раз назовете эту лодку островом, я дам вам по морде.

— Хорошо, в лодке, — согласился он. — Обещаю, если мы выживем, я стану чаще появляться на людях.

«Здорово, — подумал Пол. — Только сейчас ничем не поможет».

— Что, как вы думаете, они станут делать с остальными членами команды?

— Двое из них перешли на сторону Заррины, — продолжала Гаме.

— Другие, скорее всего, заперты, точно как мы, — добавил Марчетти. — Здесь пять тюремных отсеков.

— И нас будут держать в них, чтобы мы не смогли ничего замыслить против них, — заметил Пол.

— А как насчет ваших людей? — поинтересовался Марчетти. — Тех, что в Вашингтоне. Вы же должны постоянно писать рапорты. Вас скоро хватятся.

Пол обменялся взглядом с женой. После долгих лет совместной жизни они понимали друг друга без слов.

— Недостаточно скоро.

— В каком смысле?

Пол объяснил:

— Мы посылаем данные каждые двадцать четыре часа. Но Заррине и Отеро будет не так сложно подделать отчет. Она знает, откуда мы и что писать. Так что, думаю, пройдет довольно много времени, прежде чем кто-то что-то заподозрит.

— Может быть, Дирк позвонит нам, — с надеждой в голосе заметила Гаме. — Они не смогут подделать видеообращение.

— Нет, — вздохнул Траут. — Но они могут попытаться заставить нас ответить на камеру, что все в порядке. Чего мы, разумеется, делать не будем, несмотря на все угрозы.

Гаме внимательно посмотрела на него.

— Как мы сообщим Дирку или кому-то еще, что у нас проблемы, но так, чтобы об этом не узнали наши тюремщики?

— Мы заложники, — сказал Пол. — Дирк не раз попадал в подобную ситуацию. Может, стоит произнести имя одного из головорезов, которые держали его в заложниках. Или назвать одно из тех мест, где его держали. Вот тогда колесики и закрутятся.

— Гениально, мистер Траут, — заметил Марчетти. — Секретный код.

— «Леди Флэмборо», — объявила Гама.

— Что?

— «Леди Флэмборо», — повторила она. — Это был круизный теплоход. Отца Дирка, сенатора, держали на нем заложником в Антарктиде. Дирку пришлось спасать его.[290] Если нам удастся поговорить с Дирком, мы сыграем свою роль, делая вид, что подыгрываем Заррине и ее головорезам. Будем говорить то, что они захотят. В какой-то момент Дирк поинтересуется нашим благополучием или чем-то в таком роде. А мы, беспечно улыбаясь, скажем, что все складывается отлично, точно так же, как в круизе на «Леди Флэмборо».

— Слишком туманно, — с сомнением протянул миллиардер. — А что, если он не поймет намека?

— Вы просто не знаете Дирка Питта, — уверенно объявил Пол. — Он все поймет.

— Ладно, хорошо, — взволнованно ответил Марчетти. — Итак, у нас есть план на случай, если нас заставят говорить с Питтом. А если нет?

Марчетти вновь посмотрел на Пола. Тому в ответ оставалось лишь пожать плечами. Он повернулся к жене, но и той было нечего сказать. Похоже, что ни у кого из них не было достойного плана «Б».

Пока мужчины хмурились, Гаме потянулась и воткнула вилку назад в розетку. Кресло снова завибрировало, продолжив массаж.

Марчетти с удивлением посмотрел на женщину. Гаме всплеснула руками:

— Может быть, это поможет вам что-нибудь придумать.

ГЛАВА 35

Курт Остин несколько минут обыскивал грузовой отсек самолета. Он отложил в сторону оружие, боеприпасы и ракеты, чем вызвал полное недоумение у Лилани Таннер.

— Что вы делаете? — удивилась она.

— Мудрый полководец должен отнимать провиант у врага, — ответил Курт.

— Опять, — вздохнула девушка. — Никак не могу уследить за вашими мыслями.

— Сунь-цзы, — объяснил он. — «Искусство войны».

— Ага… — протянула Лилани. — Да, про эту книгу я слышала.

Курт вытащил набор стяжек, какими обычно связывали руки пленникам. Лилани, широко раскрыв глаза, уставилась на толстые пластиковые петли.

— Знакомые штуки.

— Наши друзья планировали захватить много заложников, — заметил Остин, в очередной раз пытаясь представить себе, куда они направляются. Он запихал несколько стяжек в карман и стал рыться в следующем ящике.

— Так что же мы ищем?

— В кабине будет два или три парня. Два пилота и, возможно, инженер. Еще может быть четвертый — радист.

— Но если мы не можем стрелять в них, то как же нам с ними сражаться? — недоумевала девушка.

— А мы и не станем, — усмехнулся он.

Она пожала плечами.

— Опять я вас не понимаю. Вроде, все понятно, а потом вдруг… пуф.

Курт не смог удержаться от улыбки. Он поднял палец, как, насколько помнил, делал один мастер в старых шоу по кунг-фу.

— Сто раз сразиться и сто раз победить — это не лучшее из лучшего, — процитировал он. — Лучшее из лучшего — покорить чужую армию, не сражаясь!

— Снова Сунь-цзы?

Курт кивнул.

— Вы можете мне толком объяснить?

— Мы напугаем их так, что они не рискнут и шевельнуться. Но для этого нам понадобится что-то более смертоносное, чем нож и пистолет, такое страшное, чтоб пилоты стали делать то, что скажут, и даже не думали о сопротивлении.

Он потянул крышку другого ящика и широко улыбнулся. На лице Лилани появился испуг.

— Вы уверены?

— Поверьте мне, — сказал он. — Это именно то, что мы ищем.

Они услышали, как опустились закрылки, и турбулентные потоки ударили в корпус самолета.

— Мы приземляемся, — воскликнула Лилани.

Курт выглянул в иллюминатор. Горизонт начал светиться, небо изменило тона. Однако Курт не видел никаких признаков земли.

— Смотря что понимать под приземлением.

— Что вы имеете в виду?

— Это гидросамолет. Точнее было бы назвать его летающей лодкой. Он может сесть на воду.

Курт задумался. С одной стороны, нужно было действовать до того, как самолет достигнет цели. С другой — ему было любопытно, что же это за цель. Он вспомнил, как Джинн говорил, что необходимо перебраться в более безопасное место. Было бы просто замечательно, если бы Курт смог доложить о местоположении новой базы Халифа.

Но затем он подумал о резервуарах для воды в брюхе самолета и грузе микроботов внутри. Наконец он решил, что действовать надо без промедления.

Вернувшись в пассажирский отсек, Курт принялся работать над предметом, который добыл из ящика.

— Я даже не стану спрашивать, что вы делаете, — заметила Лилани, отводя взгляд.

Закончив, Курт сунул нож назад за голенище и прикрыл штаниной. Затем он взял один из девятимиллиметровых «Люгеров» и вынул обойму. Добыв все патроны, включая тот, что остался в патроннике, он протянул оружие Лилани.

— Не люблю оружие, — сказала она.

— Не думай об этой железке как о пистолете, — настаивал он.

— Но это — пистолет, — возразила девушка.

Курт уже повернулся, направившись в переднюю часть самолета.

— Нет, без патронов это не оружие. Это просто большой кусок металла, которым можно только испугать. Так что держи его, как будто ты Грязный Гарри…[291] — и, увидев непонимание на ее молодом лице, вспомнил киногероя поновее, — …как Анжелина Джоли. Заставь их поверить, что готовы стрелять.

— Но я не готова стрелять, — пролепетала она.

Подходя к лестнице, ведущей к кабине пилотов, Курт понадеялся, что его блефа окажется достаточно. От Лилани особой помощи он уже не ждал.

— Просто держись позади и справа от меня и целься в них из пистолета, — сказал он.

— Что-нибудь еще?

— Да. Постарайся выглядеть грозно.

Курт поднялся по лесенке, ведущей к рубке. Летчики повернулись, чтобы взглянуть, в чем дело. Капитан вскрикнул. Второй пилот потянулся, чтобы отстегнуть ремень безопасности. И тогда Курт показал им, что у него в руках.

Летчики замерли, уставившись на гранату. Остин картинным жестом выдернул чеку и прижал пальцем рычаг.

Лилани подошла и встала рядом с ним, с серьезным видом целясь из разряженного пистолета.

— Ни с места! — вскрикнула она.

Летчики, и так замершие от страха, по достоинству оценили ее усилия.

— Молодцы, — сказал им Курт. — Давайте предположим, что горит табло «Пристегните ремни» и по салону ходить нельзя.

Пилот повернулся к доске управления, второй пилот непонимающе уставился на ворвавшихся в кабину.

— О чем вы говорите?

— Руки на штурвал, — приказал Курт. — Смотрите вперед.

Второй пилот подчинился, буркнув что-то на арабском.

— Ты хочешь забрать ее себе? — спросил капитан. — Спасти ее? Ты дурак, если рискуешь жизнью ради этой тщедушной женщины.

— Заткнись, придурок! — зарычала Лилани. — Или, клянусь, я нашпигую тебя свинцом.

Она посмотрела на Курта, гордо улыбаясь.

— Так?

— Над этим монологом можно еще немного поработать, но в целом неплохо.

Курт выглянул в иллюминатор. Горизонт на востоке начал розоветь, но небо все еще оставалось чернильно-фиолетовым, и невозможно было сказать, где оно заканчивается и где начинается море.

Впереди он видел еще два самолета, но только благодаря ярким навигационным огням. Ближайший самолет шел примерно в миле впереди и в тысяче футов ниже. Ведущий самолет — в трех милях впереди и, наверное, еще на тысячу футов ниже. Эскадрилья шла на посадку. Не слыша радиопереговоров, Курт предположил, что они действовали в полной радиотишине.

— Куда вы летите? — спросил Курт второго пилота.

— Молчи, — приказал капитан.

Курт понял, что это тупик. Бессмысленно было угрожать взорвать самолет, если пилоты не скажут ему, куда они летят. Он проверил альтиметр и увидел, что они спустились уже на восемь тысяч футов. Еще десять минут такого полета, и они опустятся на водную поверхность. Курт напряг зрение, но все равно не сумел разглядеть ни клочка земли.

Он решил, что ждал достаточно долго.

— Значит, так: если хотите жить, то будете делать то, что я вам скажу, — объявил он.

— А что, если мы откажемся? — сплюнул один из пилотов.

— Тогда я взорву самолет, — заверил его Курт.

— Это блеф, — возразил пилот. — Он — слабый американец. Ему не хватит духа…

Договорить пилот не успел: Курт со всего маха врезал ему в висок. Голова пилота дернулась в сторону, и он уперся руками в стену кабины, чтобы остаться в кресле.

— Думаете, я хочу снова оказаться в руках Джинна? — поинтересовался Курт. — Ты бы захотел?

Держась за лицо, пилот посмотрел на Курта словно побитый пес. Летчики переглянулись. Остин рассчитывал на то, что им отлично известно, насколько Джинн безумен. Тела, которые они с Джо нашли на дне колодца, явно были не первыми, кого Халиф жестоко наказал.

Неожиданно пилоты начали спорить на арабском. Курт отвесил второму пилоту еще одну затрещину:

— А ну-ка, по-английски!

Второй пилот внимательно посмотрел на Курта, а потом потянулся к замку ремней безопасности.

— Ты прав, — сказал он. — Если Джинн поймает тебя, то ты будешь умолять его о смерти. Но если мы позволим вам уйти, нам будет еще хуже.

Ремни безопасности упали на пол, и второй пилот встал, нависая над Куртом в маленькой кабине.

— Так что давай, взорви нас! Отправь всех нас в рай!

Курт посмотрел на пилота, пытаясь образумить его взглядом. Но тот и глазом не моргнул, и Курт понял: его не убедить.

— Пусть так и будет, — выдохнул Курт.

Он отпустил рычаг, швырнув гранату во второго пилота. Она ударила его прямо в лоб. Мужчина попытался схватить гранату, словно вырвавшееся из пальцев мыло, и кинул ее первому пилоту. С глазами, округлившимися, как блюдца, тот потянулся за гранатой, но получил от Курта сильный удар справа.

Остин вложил в этот удар вес всего своего тела. Он выбросил руку вперед от бедра с такой силой, на которую только были способны его тренированные мускулы. Второй пилот обмяк и упал на капитана, который все еще сидел в своем кресле, сжимая штурвал. Самолет начал заваливаться в крутое пике.

Оказавшись на секунду в невесомости, Курт врезался в потолок. Когда же вес вернулся, Курт рванулся вперед, схватил второго пилота, оставшегося без сознания, за ремень и оттащил его в сторону. Освободив таким образом первого пилота, Курт уставился на маленький пистолет в его руке.

Взмахнув левой рукой, Курт отбросил руку капитана в сторону. Грохнуло два выстрела. Одна пуля вошла в бок второму пилоту, другая зарылась в сиденье.

Остин пытался заломить руку противника, но ему не удалось. Капитан высвободил руку и вновь навел пистолет на Курта. Самолет накренился, и первый пилот снова выстрелил.

Пуля прошла мимо, угодив в панель у него над головой, и та взорвалась облаком искр. Тут же на пульте управления вспыхнули красные огоньки.

Самолет резко пошел вниз, штопором падая в море. Теперь было трудно делать что-то кроме того, чтобы держаться. Курту удалось нанести первому пилоту сильный удар, прежде чем центробежная сила разбросала их в разные стороны.

Остин потянулся к своему ботинку. Первый пилот изо всех сил пытался прицелиться. Выбросив руку вперед, Курт наконец остановил противника — его нож вошел в сердце первого пилота. Его лицо напряглось, рука с пистолетом опустилась, а глаза закатились.

Самолет еще раз качнулся. Курт, потянувшись вперед, схватился за штурвал, пытаясь выровнять полет. Медленно, очень медленно самолет выровнялся. Защебетал компьютерный голос, предупреждая о близости земли: Вверх! Вверх! Вверх!

Курт вытягивал самолет, как мог, надеясь лишь, что крылья выдержат. Альтиметр продолжал щелкать, но нос самолета постепенно пошел вверх. Наконец Курт увидел линию горизонта, а через пару секунд нос самолета развернулся к небу.

Когда показатель скорости подошел к красной линии, самолет начал подниматься, часть красных огоньков на пульте управления погасла. Они вновь поднялись на тысячу футов, и компьютер наконец замолчал.

Выровняв самолет, Курт позволил себе отвлечься от систем управления и оглядел кабину. Он сидел, втиснувшись в кресло вместе с мертвым капитаном. Второй пилот — на вид мертвый — лежал между креслами. Только вот кого-то не хватало.

— Лилани? — позвал Курт.

— Я здесь, — ответила она, высунувшись из-за двери.

— Что с тобой случилось?

— Упала с лестницы, — ответила она и, слегка пошатываясь, протиснулась в кабину. Она наклонилась и подняла что-то с пола. Это была граната. — Почему мы не взорвались?

— Потому что я вынулзапал, — пояснил Курт. — Взрывчатка по-прежнему внутри, но без запала оно не сдетонирует.

Лилани осторожно положила гранату в подставку для чашек.

— Связать этих ребят?

— Опоздала, — усмехнулся Курт. — Лучше помоги убрать этого с моего кресла.

Он привстал, и Лилани стащила тело первого пилота с сиденья, в то время как Курт ни на мгновение не оставлял штурвал.

— Ты ведешь самолет, — неожиданно поняла Лилани.

— Вроде того.

— Но ты же говорил, что не умеешь?

— Мне нужно было выражаться немного точнее, — пояснил он. — Я могу заставить самолет поворачивать из стороны в сторону, лететь вверх или вниз, быстрее или медленнее. Могу развернуть его в нужном направлении. А вот если дойдет до посадки, то я, скорее всего, оставлю после себя дымящийся кратер или разобью на мелкие кусочки о воду.

— Понятно, — протянула она, бледнее.

— Но я быстро учусь, — проговорил он, словно стараясь убедить в этом самого себя. — Тем более что оба пилота мертвы и у меня нет выбора.

Курт прежде пилотировал небольшие самолеты, однако никогда подолгу не сидел за штурвалом. У него не было никаких лицензий и дипломов, хотя азы он знал. Однако по большей части он действовал наугад. С другой стороны, современные самолеты летали сами. Они конструировались с расчетом на максимальную стабильность, хотя этот русский борт представлял собой определенную проблему — его нос был слишком тяжелым, как у корабля, перегруженного балластом.

— А эти парашюты LAPES? — поинтересовалась девушка. — Может быть, все же попробуем воспользоваться ими?

— Не раньше чем поймем, куда нам лететь.

Курт принялся изучать приборную панель в поисках переключателей, контролировавших управление люками и рампой в задней части самолета. Потом он попытался запомнить, что где.

К этому времени они набрали первоначальную высоту пять тысяч футов и вернулись на прежний курс. В нескольких милях впереди на фоне светлеющего неба Курт увидел турбулентные струи двух самолетов. Они по-прежнему потихоньку спускались и теперь были много ниже самолета с Куртом и Лилани.

— Они не знают, что тут произошло, — сказала она.

— Скорее всего, — ответил Курт. — Ведь они летят, сохраняя радиомолчание, да и зеркал заднего вида, равно как и локаторов кормовой зоны действия, у них нет. Более того, они даже не заметят, если мы отвернем в сторону и направимся к Сейшелам.

— Значит, мы летим туда?

Курт нашел навигационные координаты на маленьком экране компьютера. Их цель находилась прямо посреди Индийского океана. Сейшельские острова располагались в четырехстах милях к юго-западу, примерно в часе полета.

Курт улыбнулся.

— Это ближайший островок цивилизации, — пояснил он. — Цивилизации, то есть того места, где есть телефон, стоят автоматы с колой и люди вокруг не пытаются нас убить.

Лилани улыбнулась.

— Звучит обнадеживающе.

Ее улыбка, простая и добрая, воодушевила Курта. Сейчас ему не хватало именно этого.

Он постепенно начал разворачивать самолет к западу, решив, что окажется уже в ста милях, прежде чем люди Джинна заметят пропажу. Но прежде чем он закончил поворот, что-то впереди привлекло его внимание. Черная точка на поверхности серебряного моря.

Лилани тоже заметила этот объект:

— Думаете, они направляются к этому острову?

— Мы далеко от ближайшего острова, — возразил Курт.

— Но эта штука слишком большая для корабля, — ответила Лилани.

Курт присмотрелся повнимательнее. Ответ пришел к нему, когда лучи восходящего солнца засверкали на высоких трехгранных структурах, разбросанных по всей поверхности плавающего чудовища.

— А это и не корабль, — объявил он. — Эту плавучую груду металла называют Aqua-Terra.

Адреналин волной прокатился через усталое тело Курта. Три самолета-амфибии, наполненные оружием, быстроходными катерами и головорезами Джинна, явно прибыли сюда не на экскурсию. Они собирались напасть, поддерживая режим радиомолчания, нанести быстрый удар и на рассвете захватить остров.

— Пристегнись, — приказал девушке Курт.

— Зачем? — спросила Лилани. — Что мы собираемся делать?

Вытянув руку, Курт потянул на себя рычаги.

— Мы собираемся объявить им о своем присутствии.

ГЛАВА 36

Курт осмотрел приборную панель в поисках радиопередатчика. Взгляд его остановился на трансивере, выставленном на незнакомую частоту.

— СОМ-1. Это, должно быть, частота Джинна, — сказал Остин. — Можешь найти мне гарнитуру?

Лилани осмотрела мертвого пилота, сняла наушники и протянула Курту. Он включил их, нашел второй трансивер и установил переключатель так, чтобы слышать все, что станут передавать через СОМ-1, но самому вещать только на СОМ-2. Он начал искать частоту, на которой Найджел, пилот вертолета НУПИ, впервые обратился к Aqua-Terra.

— Не скажешь мне, что ты делаешь? — поинтересовалась Лилани. — Я думала, мы собрались улететь от них, а не подлететь еще ближе.

— Там несколько моих друзей из НУПИ. Они пытались выяснить, что случилось с твоим братом. Должно быть, они подобрались к ответу достаточно близко, поэтому Джинн и собирался их атаковать.

— Атаковать?

— Я видел, как люди Джинна садились в другой самолет, — пояснил он. — Это коммандос. Уверен, что они собираются штурмовать остров.

— Понятно, — кивнула она. — Мы должны их предупредить.

Курт продолжал пролистывать частоты до тех пор, пока дисплей не показал 122.85.

— Вот оно.

Секунду он слушал пустой эфир, а затем нажал на кнопку передачи.

— Aqua-Terra, вызывает Курт Остин. Прием, вы меня слышите?

Ответа не было.

Курт говорил и говорил, наблюдая за снижающимися транспортами. Казалось, те, кто находился внизу, пребывали в блаженном неведении.

— Aqua-Terra, ответьте.

— Попробуйте другую частоту.

— Нет. Это правильная частота.

Он начал вызывать снова:

— Aqua-Terra, вы меня слышите? Вызывает Курт Остин. Вас собираются атаковать. Приготовьтесь к отражению атаки.

Курт отпустил кнопку.

— Почему они не отвечают? — спросила девушка.

Курт мог придумать множество причин, чтобы объяснить молчание тех, кто оставался на плавучем острове, — самые ужасные были связаны с самозванкой, которую считали своей. Она могла отключить радио или сделать что-то похуже.

Два самолета, летевшие впереди, уже спустились ниже двух тысяч футов. Через несколько минут они будут на палубе, возможно, выгрузив лодки с помощью LAPES-парашютов. Судя по размерам грузового трюма, каждый самолет мог нести до семидесяти коммандос, но не с лодками и не с оборудованием. Иначе туда поместилось бы максимум тридцать человек. Но это по-прежнему означало шестьдесят коммандос против экипажа Марчетти в двадцать человек, плюс Пол и Гаме. С выключенными роботами у них не было никаких шансов. Судя по тому, что радио молчало, Курт понял: настало время сделать очередной ход.

Посреди Aqua-Terra в коммуникационном центре рядом с Отеро и Мэтсоном стояла Заррина. Они слушали Курта Остина, который пытался предупредить своих друзей о готовящемся нападении.

На лице Отеро явно читалась подкатывающая тошнота.

— Разве Джинн не сказал, что Остин и Завала мертвы?

— По-видимому, Джинн поторопился, — проговорила Заррина.

— Откуда исходит сигнал?

— Он может идти откуда угодно, — ответила она, поглядывая в иллюминатор. Она не видела ни одного корабля на горизонте, никого, кроме трех приближающихся самолетов. Один из них заметно отставал. Это подтвердило худшие из ее опасений.

— Он захватил один из самолетов, — проговорила она. — Мы должны предупредить Джинна. И нам нужно использовать это с максимальной пользой. Приведите сюда женщину. Сейчас же!

Курт толкнул переключатели на «полный вперед», воздушное судно длиной сто десять футов рванулось вперед с неожиданной силой.

Самолет набирал скорость, а в голове Остина уже созрел план. Он наблюдал, как другие реактивные самолеты погасили скорость и ушли вниз к воде. Они будут уязвимы, когда полетят над поверхностью моря, замедляя ход для высадки своих коммандос. Тогда он сможет упасть на них сверху и потопить как щенят или размазать о борта «острова».

Два самолета впереди летели в полумиле друг от друга, на высоте не более трехсот футов. Курт и Лилани быстро приближались, когда неожиданно через СОМ-1 раздались арабские слова. Реактивные самолеты отреагировали мгновенно. Они рванули вверх, и тепловой след двигателей стал быстро удлиняться.

— Черт побери, — пробормотал Курт. — Конец нашему элементу неожиданности.

Самолеты начали ускоряться, но Курт настигал их, двигаясь, по меньшей мере, на сто узлов быстрее. Он выбрал тот, что слева, и направился к нему, опустив нос своей машины под безумным углом.

Самолет Курта упал вниз, как ястреб на добычу. Его жертва начала потихоньку подниматься и набирать скорость, словно толстый, ленивый голубь. Цель становилась все ближе и ближе, а потом исчезла из поля зрения, оказавшись прямо под самолетом Курта. Ручки были вдавлены до отказа, и машина Остина рвалась вперед и вверх изо всех сил.

Джинн сидел в кресле инженера ведущего самолета и выкрикивал команды пилотам. Газ был выжат до отказа, самолет изо всех сил пытался набрать высоту и скорость.

— Внимание! Он прямо над вами, — объявила Заррина по радио.

Волна турбулентности встряхнула самолет, вокруг загремело. По лобовому стеклу скользнула тень, но капитан вовремя нажал на штурвал. Дым, раскаленный воздух и выхлопные газы заполнили кабину, но самолеты так и не столкнулись.

Курт в последнюю секунду дал чуть вверх и подарил пилоту Джинна несколько футов драгоценного пространства, а тот невольно вздрогнул и метнулся еще ниже, прижимаясь к воде.

— Уходи! — закричал Джинн своему пилоту. — Уходи!

Пилот опустил закрылки. Самолет коснулся воды, скользнул по ее поверхности, словно плоский камень, запущенный мальчишкой, а потом снова взметнулся в небо.

— Они выскользнули, — проговорила Лилани, оглянувшись через боковой иллюминатор. — Не знаю как, но они выскользнули.

Курт подумывал сделать еще один заход, но он уже держал курс на второй самолет. План «А» провалился, но второй самолет уже набрал высоту тысячу футов и набирал скорость. Курт понял, что с ним уже ничего не поделает. Но что-то делать было нужно.

Курт воспользовался набранной скоростью, чтобы набрать высоту быстрее, чем противники. Когда он оказался выше, то повернул в сторону намеченной жертвы, зайдя на нее сверху, с направления на семь часов.

Несколько секунд он и понятия не имел, что делать дальше. И вдруг у него возникла настолько блестящая идея, что за нее он бы похлопал себя по спине, если бы мог. Остин оглядел кабину, а потом среди множества датчиков и экранов увидел то, что искал.

— Возьмись за ту ручку, — приказал он Лилани.

Девушка положила руку на толстый металлический рычаг с желтыми и черными предупреждающими отметками.

— Приготовься тянуть.

Чем ближе он подходил к жертве, тем сильнее трясло его самолет. Поток воздуха за летящим впереди самолетом напоминал волну, которую был должен оседлать серфер. Потянув закрылки, Курт поднялся над зоной турбулентности, а десять секунд спустя вновь опустил нос, словно шел на таран на бреющем полете. Он пролетел над противником, на высоте чуть больше, чем в прошлый раз.

— Давай!

Лилани потянула черно-желтый рычаг на себя. Раздался громкий свист, словно лопнул большой бумажный пакет, и Курт почувствовал, как самолет метнулся вверх. Позади него осталось облако серого пара, в которое со всего маха врезался второй реактивный самолет. Несмотря на парообразный вид, в центре облака еще оставалась масса не успевшей рассеяться воды с микроботами. Пять с половиной тонн смертоносного коктейля обрушились на кабину, разбив стекло и сметя летчиков, словно приливная волна.

Основная часть тучи ударила в правое крыло и мотор. Двигатель взорвался, во все стороны полетели лопатки компрессора и другие искореженные куски металла.

Вес воды, обрушившийся на правое крыло, увел его вниз, и самолет, перевернувшись, устремился к морю. Через несколько секунд он ударился о поверхность океана, разбившись о воду, расшвыряв в разные стороны груз, людей и металлические обломки.

Курт понимал: выкинул в море огромное количество микроботов, но это было единственное оружие, находившееся в его распоряжении. Он повернул вправо, взглянул на обломки и сразу же начал искать второй реактивный самолет, боясь, что их с Лилани может постичь та же участь.

И тут по радио зазвучал знакомый голос. Говорила Гаме Траут.

Гаме Траут сидела у консоли связи Aqua-Terra. К ее затылку прижималось холодное дуло пистолета.

— Скажи ему! — суровым голосом потребовала Заррина. — Скажи ему, чтобы он сдавался, или я убью вас всех. И твой муж умрет первым.

Пол лежал на полу, и Мэтсон стоял над ним, поставив ногу ему на шею и нацелив свой «Люгер» ему в голову. Отеро стоял рядом, сжимая другой пистолет.

— Говори!

Гаме дрожащей рукой сжала микрофон, стоявший перед ней. Она перещелкнула реле.

— Курт, это Гаме. Слышишь меня?

Прошло несколько мучительно долгих секунд, прежде чем Курт ответил.

— Гаме, ты под ударом. Найди укрытие. Пусть Марчетти активирует роботов.

Женщина выглянула в иллюминатор. Она видела, как рухнул один из самолетов, а потом оставшийся погнался за другим. Гаме понятия не имела, кто в каком из самолетов.

Заррина подтолкнула ее пистолетом.

— Второй раз просить не стану.

Гаме сжала микрофон, все еще сомневаясь.

— Убей его! — приказала Заррина Отеро.

— Подожди! — закричала Гаме. Она крепко сжимала кнопку микрофона. — Курт, это Гаме, — продолжала она. — Они уже тут. Нас всех повязали. Собираются убить нас, если ты не посадишь самолет и не сдашься.

Наступила тишина. Траут смотрела в иллюминатор. Один из самолетов перестал маневрировать. Она догадалась, что именно там Курт. Второй самолет приближался.

Еще мгновение она смотрела в иллюминатор, а потом снова нажал кнопку передачи.

— Берегись! — воскликнула она. — Он у тебя…

Она так и не закончила фразу, потому что Заррина сбросила ее со стула. Гаме отлетела к стене, вскочила, готовая нанести ответный удар, и получила удар в живот. Воздух со свистом вылетел у нее из легких, и она рухнула на пол.

Краем глаза она заметила, как самолеты снаружи едва не столкнулись. Их пути пересеклись, потом разошлись и потом пересеклись снова. За одним из них протянулся шлейф темного дыма.

Курт постарался изменить тактику, как только услышал слова Гаме. Он отвернул влево и едва не протаранил самолет Джинна. Остин дернул штурвал вправо, развернул машину и услышал, как снаряды рвут фюзеляж.

Джинн ответил на его маневр. Его люди стреляли из пулеметов пятидесятого калибра через открытый грузовой люк. Курт бросил машину в сторону. Пути самолетов вновь пересеклись, и они едва не столкнулись в третий раз. Когда Курт вновь отвернул и продолжил бегство, на пульте замелькали предупреждающие огоньки. Он направил нос вниз, пытаясь набрать скорость, и убрал закрылки.

Самолет ускорялся. Курт развернул его на юго-запад. Вокруг мигали предупреждающие огни, состояние машины было терпимым.

Он нырнул влево, потом вправо, вспомнив, как один старый летчик-истребитель говорил ему, что тот, кто летает по прямой, умирает в первую очередь. Проделав несколько подобных маневров, он потерял самолет Джинна из виду.

Остин продолжал лететь на полной скорости, а потом чуть отвернул к западу. Чем дальше, чем лучше.

Но по-прежнему не было видно никаких следов самолета Джинна.

— Ты его видишь?

Лилани только покачала головой. Она смотрела во все глаза, пытаясь отыскать в небе врага. Курт повернул направо, надеясь чуть увеличить панораму обзора.

— Нет, — сказала она. — Постой… Да! Он позади нас, — взволнованно сказала она. — Кажется, он отстает. И снижается.

Это стало неожиданностью.

— Ты уверена?

— Да. Он остался далеко позади. Думаю, он пошел на посадку.

Курт не мог поверить в свою удачу. Неужели бедуин-психопат решил дать им уйти?

И вновь из динамика донесся голос Заррины:

— Курт Остин, ты должен приземлиться и сдаться, или я убью твоих друзей.

Линия связи оставалась включенной, и было отлично слышно, как сначала кто-то закряхтел от боли, а потом закричал.

— Заррина, если ты причинишь вред моим друзьям, то умрешь, — ответил Курт угрозой на угрозу.

У него не было никакого выхода, кроме как бежать, потому что капитуляция не спасла бы его друзей. Это всего лишь означало, что некому будет вызвать подмогу. Но если ему удастся сбежать, то положение изменится. Тогда Заррине и Джинну придется думать о том, что будет, когда их разоблачат и, вероятно, схватят. Иногда подобные решения спасали заложников, которые в противном случае могли стать всего лишь расходным материалом.

— Тронь их хоть пальцем, и я тебя из-под земли достану.

Над головой Курта зажглось еще несколько предупредительных огоньков. Сквозь помехи в наушниках раздался голос Заррины:

— С нетерпением жду.

Раздался выстрел, и передача прервалась. Лампочки на коммуникационной панели потухли. Курт несколько раз щелкнул переключателем, но связи не было.

— Похоже, радио полетело, — сказал он с досадой.

— Что будем делать? — поинтересовалась Лилани.

— Направимся на юго-запад, по старому плану.

Курт надеялся, что его решение не погубило Траутов. В любом случае, выбора у него не было. Сейчас он был должен дотянуть до Сейшел или хотя бы до ближайшего судна на морских путях. Нужно было во что бы то ни стало подать своим сигнал. Нужно было убраться как можно дальше от Aqua-Terra.

Джинн аль-Халиф был в такой ярости, что, казалось, взглядом мог плавить сталь. Расстояние между ним и самолетом Курта Остина неуклонно росло. Враг улетал, унося с собой женщину, которую Халиф желал для себя, и, что еще хуже, тайну его местоположения и планов.

— Почему они летят быстрее нас? — потребовал объяснения Джинн.

— Они сбросили груз, — объяснил пилот. — Стали на шесть тонн легче, чем мы. Теперь у них скорость на тридцать узлов больше. Если хотите поймать их, то мы тоже должны сбросить груз. В противном случае каждые две минуты мы станем отставать от них как минимум на милю.

Джинн задумался. Он уже потерпел крупное поражение. Один самолет разбился, другой попал в руки врага, которого он хотел видеть мертвым. Две трети груза пропало, и невозможно сказать, какой процент микроботов остался исправным.

— Но даже если мы сбросим груз, — продолжал пилот, — мы всего лишь сможем лететь с той же скоростью, что и они. Нам их уже не догнать.

Однако у Джинна была идея получше. Ловким движением он отстегнул ремни безопасности.

— Садимся, — приказал он, — немедленно.

ГЛАВА 37

Курт вел реактивный самолет на запад от Aqua-Terra. Он потянул штурвал на себя, пытаясь заставить самолет подняться, не слишком потеряв в скорости. Его лицо скривилось от злости, а на уме было лишь одно: скрыться от погони и как можно скорее информировать власти о действиях Джинна. Жжение в глазах вернуло его к реальности.

— Дым, — объявила Лилани.

Курт огляделся. Кабину постепенно затягивало дымом. Снова вспыхнули тревожные огоньки. Самолет затрясло, и он чуть не вышел из-под контроля. Курт сражался с управлением, но чувствовал, что гидравлика отказывает.

— Теряем скорость. Теряем скорость. Теряем скорость, — объявил компьютер, предупреждая и ничего не советуя.

Курт выровнял машину. Предупреждающий голос замолчал, только вот проблемы на этом не закончились. На мгновение ему показалось, что все до единого приборы в кабине или мигали, или пищали, или трещали, словно будильники. Курт понятия не имел, что именно какой из сигналов означает, но все вместе они значили ровно одно.

— Пора сваливать, — объявил он.

Остин вдавил кнопку автопилота и спрыгнул с сиденья. А через мгновение он и Лилани спустились по лестнице и стали пробираться через грузовой отсек.

— Забирайся туда! — закричал Курт, указывая на надувную лодку в самом хвосте, к которой был привязан пленный боевик Джинна. Пандус начал опускаться, вокруг них засвистел ветер. Откуда-то потянуло дымом и запахом керосина.

— Развернись! — закричал он Лилани. — Ногами вперед!

Когда Лилани повернулась, самолет вздрогнул, словно влетел в зону сильной турбулентности. Похоже, полетела гидравлика, и автопилот боролся изо всех сил, чтобы компенсировать неполадки.

Курт отстегнул ремни, которые удерживали лодку, и сам залез в нее, рухнул прямо на Лилани, а потом откатился в сторону, оказавшись рядом со связанным пленником.

— Держись! — закричал он, обняв рукой Лилани, а потом вцепился в рукоять, так что костяшки пальцев побелели. Резким движением руки он выдернул кольцо парашюта.

Вначале выскочил стабилизирующий парашют. Развернувшись, он выдернул остальные парашюты. Катер рванулся назад и остановился в нескольких сантиметрах от края пандуса.

Курт поднял голову. Лодку удерживал ремень, прикрепленный к носу. Он был крепко натянут, словно на той стороне в него вцепился зубами злой питбуль. И, похоже, этот ремень не собирался рваться.

К тому моменту, как самолет Джинна приземлился на воду, Халиф уже был в грузовом отсеке. Закинув на плечо переносной зенитный комплекс, он прицелился в маленькую точку — самолет Курта.

Джинн включил систему самонаведения. Она ориентировалась на тепло, исходящее от самолета Остина. Зеленый огонек и пронзительный свисток системы подтвердили, что цель подхвачена.

— Нет! — воскликнул пилот.

Но Джинн уже нажал на спуск. Ракета понеслась в небо, выбрасывая за собой хвост оранжевого пламени. Джинн замер, наблюдая за тем, как ракета мчится в сторону самолета Остина. Он считал секунды.

Самолет Курта горел. Вокруг все трещало. Предательский ремень удерживал лодку на месте. Их ожидало падение с высоты две тысячи футов, но парашюты, которые должны были помочь им безопасно спуститься, могли запутаться стропами в любую секунду.

Курт привстал, вытащил пистолет из-за пояса. Держась левой рукой за поручень на борту лодки, он выстрелил в канат. Пуля пробила нейлон, и тот лопнул, лодка дернулась назад, словно гигантская рука вышвырнула ее из самолета.

На мгновение они окунулись в яркие солнечные лучи. А потом в темное облако дыма, которое на несколько секунд поглотило их, и тут полыхнула вспышка. Взрывная волна встряхнула небо. Во все стороны полетели обломки, и воздух наполнился густым черным дымом.

Лодка, к счастью, по-прежнему была прикреплена к парашютам. Она нырнула в облако дыма и полетела вперед и вниз, как стрела.

Джинн смотрел, как ракета приближается к самолету Курта Остина. За первым взрывом последовало еще два, каждый сильнее предыдущего. Черное облако поплыло во все стороны. Горящие обломки, словно падающие кометы, прочертили дымные тропы на западе в темном небе.

Взрывы прогремели не менее чем в пяти милях. Джинну было жаль, что он так и не увидел горящий труп, не насладился зрелищем того, как кожа американца чернеет, как его пожирает огонь. И все же он был удовлетворен зрелищем. Он был уверен: этого взрыва его враг не пережил.

Несмотря на уверенность Джинна, Курт был жив. Он еще чувствовал пламя опалившего его огня, и в ушах звенело после взрыва самолета. Остин не знал о причине взрыва и не желал знать. Сейчас его волновало совсем другое. Его единственной заботой было удержаться в лодке вместе с Лилани и пленником.

Когда они вылетели из грузового трюма, маленькое судно полетело почти плашмя, словно дротик, пущенный опытной рукой. Парашюты крепились к задней части лодки и предназначались для того, чтобы замедлить вылет из грузового отсека самолета, а не для того, чтобы обеспечить безопасное приземление с большой высоты. Потеряв скорость, лодка начала заваливаться носом вниз.

К тому времени, когда они оказались в облаке дыма, лодка наклонилась примерно на пятнадцать градусов, словно дротик на излете, а парашюты развевались сзади, как перья. Это было совершенно не похоже на привычные Курту прыжки с парашютом. Скорее это напоминало съезд на санях по крутому горному склону.

Лодка вся тряслась, и угол наклона становился все круче. Позади тучу дыма прошило множество осколков. Впереди был только дым и мрак.

Неожиданно впереди появилась поверхность океана. Нос лодки ударился о воду, на секунду исчез и тут же вынырнул. Курта подбросило, но он крепко держался за ручку на одном из баллонов. Словно всадник на родео, он вначале взлетел высоко в воздух, а потом рухнул обратно в лодку.

Они проскользили еще ярдов сорок, а то и больше, прежде чем лодка замедлила движение и постепенно остановилась. Вокруг них на воде плавали обломки разрушенного самолета. Все затянуло дымом. Пламя металось по воде — горел керосин, в то время как крошечные кусочки мусора сыпались с неба, словно конфетти.

Несколько секунд Курт и Лилани молчали. Они замерли в лодке, по-прежнему вцепившись в поручни. Пленник, понятия не имевший, что произошло, смотрел на мир точно такими же глазами — круглыми как блюдца.

Наконец Курт приподнялся и огляделся.

— Не могу поверить, что мы еще живы, — с трудом удалось вымолвить Лилани.

Курт и сам с трудом мог в это поверить. Ему начало казаться, что фортуна наконец повернулась к ним лицом.

— Мы не только живы, но и оказались в лодке с подвесным мотором, — сказал Остин.

Он перебрался к мотору и проверил топливо. И еще он понял, что у них нет никакой тени, никакой защиты от солнца. Он схватил парашютные стропы и стал сматывать их.

— Прибери, — приказал он Лилани. — Они нам могут еще понадобиться. И взгляни, нет ли у нас чего-нибудь, чтобы вычерпать воду.

В лодке уже набралось галлонов двадцать воды.

Когда Лилани свернула нейлоновые веревки и сунула их под скамейку на носу лодки, Курт спустил в воду подвесной мотор. Тот завелся только с третьей попытки, но вскоре заработал без сбоев.

Остин дал газа и направил лодку на запад, маневрируя в дыму между озерцами горящего бензина. Наконец они вынырнули из облака дыма. Только тогда Курт почувствовал, как прекрасно пахнет свежий, чистый воздух.

— Куда мы поплывем? — поинтересовалась Лилани.

— От них подальше, — ответил Остин.

Теперь между ними и Aqua-Terra плавало множество обломков, а от посторонних взглядов их загораживала туча дыма, стелющаяся над водой.

— Но на этой лодке мы не доберемся до Сейшельских островов.

— Нет, но мы можем добраться до морских путей, а там нам кто-то поможет.

Курт проверил уровень топлива в баке — тот был полон всего лишь наполовину. Судя по запаху, остальное вылилось, когда они «десантировались». Было совершенно непонятно, сколько они смогут проплыть. Когда они отойдут на некоторое расстояние, надо будет убавить газ для экономии топлива, но сейчас Курт уходил от врага на максимальной скорости. Лодка, словно ветер, понеслась по плоскому серому морю. Все казалось хорошо минут сорок, пока Курт не заметил, как Лилани с тревожным видом проверяет рукой борта, словно арбузы в супермаркете.

— Что случилось?

Она не сводила взгляда с надувных камер.

— Мы, кажется, дали течь, — сказала она.

— Течь?

Лилани кивнула.

— Дело тут не в воде. Воздух уходит.

ГЛАВА 38

Курт вел лодку на запад, а Лилани изо всех сил пыталась обнаружить утечку и найти способ устранить ее.

— Что ты видишь?

— Тут полдюжины мелких проколов, — ответила девушка. — Я чувствую, как через них выходит воздух.

— Подмени меня.

Девушка пролезла на корму и взяла на себя управление лодкой, а Курт стал рассматривать повреждения, которые она нашла. В резине лодки имелось восемь маленьких отверстий, которые казались настолько малы, что стоило ему сжать резину, как воздух переставал уходить.

— Как думаешь, что произошло? — спросила Лилани.

Отверстия составляли странный узор, словно что-то пробило баллоны.

«Мелкие обломки самолета, — подумал Курт. — А может, виной всему крошечные горящие капли керосина». В паре мест резина выглядела обожженной. Курт аккуратно прощупал другие воздушные камеры, в которые были вставлены надутые резиновые баллоны восьми футов в длину и семнадцати дюймов в диаметре. Всего их было четыре: два спереди — они соединялись под тупым углом — и два сзади — по одному с каждой стороны. В задней части лодки располагалась металлическая балка, на которой был установлен подвесной мотор.

Он нашел еще два пробитых участка в правом переднем баллоне. Что еще хуже, тут и там были разбросаны отдельные темные точки, каждая из которых могла быть следом от осколка или капли горящего топлива. Каждая из них могла в любой момент превратиться в новую дыру.

— Как там дела? — поинтересовалась Лилани.

Пленник явно тоже хотел услышать ответ. Его рот был завязан, но уши прекрасно слышали.

— По левому борту, кажется, все в порядке, — ответил он. — Но это нам не поможет, если правый борт затонет.

На носу располагались два маленьких шкафчика. Остин вскрыл оба, но нашел лишь один спасательный жилет, пару сигнальных ракет, небольшой якорь и веревку.

— Резиновая лодка без насоса и без комплекта для ремонта, — пробормотал он. — Я бы в суд на них подал.

— Может, нам лучше повернуть назад, — заметила Лилани. — Вернемся на плавучий остров и сдадимся.

— Ты снова хочешь попасть в плен?

— Нет, — возразила она. — Но утонуть я тоже не хочу.

— Мы не утонем, даже если эти оба баллона сдуются.

— Будем цепляться с другой стороны, как выжившие после кораблекрушения…

— Это лучше, чем сидеть и ждать, пока Джинн тебя пристрелит, — отрезал Курт. — Кроме того, есть один спор, который мне нужно выиграть. В конце концов, все, что нам нужно сделать, — это продержаться до тех пор, пока мы не найдем какую-то помощь.

— А если помощи не будет?

— Будет, — заверил ее Курт.

Он полез в шкафчик и, достав сигнальные ракеты, засунул их себе в нагрудный карман вместе с биноклем. Потом он вытащил спасательный жилет и протянул его Лилани.

— Надень, — приказал он. — И не волнуйся. Это всего лишь предосторожность.

Затем он вытащил якорь — пятнадцатифунтовую кошку, прицепленную к тросу большим карабином. Он снял якорь с троса и прицепил его на веревку, которой были связаны ноги пленника. Тот мог лишь в ужасе наблюдать за Куртом.

— Всего лишь предосторожность, — повторил Остин.

Судя по лицу пленного, он в это не поверил. Курт вытащил кляп у него изо рта.

— Я знаю, что ты понимаешь, о чем мы тут говорим, — продолжал он. — Ты же говоришь по-английски?

Пленник кивнул.

— Говорю… немного.

— Слышал легенду про мальчика и плотину?[292]

Пленник уставился на Курта непонимающим взглядом.

— Лодка тонет, — объяснил Остин. — Баллоны теряют воздух. Либо ты нам помогаешь, либо я бросаю тебя за борт, чтобы облегчить нагрузку.

— Я помогу, — заверил пленник. — Сделаю все, что в моих силах.

— Якорь останется у тебя на ногах, чтобы ты не делал глупостей, — пояснил Курт, а затем указал на нос лодки. — Мне нужно, чтобы ты перебрался туда и закрыл ладонями те две дыры, чтобы воздух не выходил из баллонов.

Пленник кивнул.

— Я смогу. Точно смогу. Очень-очень.

— Хорошо, — сказал Курт. — Потому что если ты этого не сделаешь, то окажешься на дне моря намного раньше нас.

Он немного ослабил веревку, стягивающую запястья пленника, а потом снял ее, освободив ему руки.

— Как тебя зовут?

— Меня зовут Измаил.

— Отлично, — продолжал Курт. — Как будто без этого было мало забот. Будем надеяться, что хоть с белым китом мы не столкнемся.[293]

Измаил со связанными ногами переполз на нос и положил руки на места протечки.

— Жми и удерживай, — приказал американец.

Пленный сжал отверстия пальцами и с улыбкой обернулся:

— Хорошо, хорошо!

— А как насчет других дыр? — поинтересовалась Лилани.

— Я возьму на себя первую смену, — объявил Курт, расставив пальцы, словно пианист, чтобы закрыть как можно больше крошечных дырочек. — Ну, а тебе пока придется держать курс строго на запад.

За три часа Курт и Лилани трижды менялись местами. Однако, несмотря на все усилия, задние камеры продолжали сдуваться. Лодка начала оседать по правому борту и с кормы. Время от времени морская вода перехлестывала через край, окатывая держащих баллоны и прибавляя лодке веса.

К счастью, Индийский океан — самый тихий на планете. Курт обнаружил, что при более низкой скорости воздух выходит медленнее, и теперь они плыли более чем неспешно.

Приближался полдень, а они так и не увидели ничего, что могло бы им помочь, даже следа дыма на горизонте. Когда солнце поднялось к зениту, мотор принялся чихать. У Курта не было выбора, и он выключил его.

— Горючее кончилось, — догадалась Лилани.

— У нас еще есть галлон горючего, или около того, в запасном баке, — сказал он, указывая на кран топливопровода. — Но лучше сохранить какой-то запас.

— Сохранить для чего?

— Допустим, мы увидим корабль на горизонте, — ответил Остин. — Мы должны будем перехватить его.

Она кивнула.

— Извини.

Он улыбнулся.

— Все в порядке.

Гул мотора стих, и наступила гнетущая, зловещая тишина — предвестница близкой смерти. Ветра не было. Единственный звук — легкие шлепки волн по баллонам лодки.

Купаясь в этой тишине, три человека покачивались на волнах — верх-вниз, в резиновой надувной лодке посреди гигантского океана.

— Что теперь? — спросила Лилани.

— Теперь нам осталось только ждать, — терпеливо проговорил он. — И посмотрим, что уготовила нам судьба.

ГЛАВА 39

Джо Завала провел пятнадцать часов в грузовом отсеке неизвестного корабля, где были только грузовики и несметные миллиарды микроботов. Другой на его месте, наверное, сошел бы с ума и сдался, принялся бы стучать по двери, лишь бы его выпустили. Но Джо потратил время с пользой.

Он тщательно обыскал каждый грузовик и нашел три бутылки питьевой воды. Две он выпил, а третью оставил про запас. Еще он обнаружил пластиковый мешок на молнии, полный сухого мяса. Это явно была не говядина — может быть, мясо козы, верблюда или ягненка. Он съел сколько смог, а остальное припрятал.

Он измерил шагами трюм, заглянул под брезент всех грузовиков и придумал несколько альтернативных планов действия. Например, ему пришло в голову немного подпортить двигатели, где-то вытащить провода, где-то поколдовать с карбюратором, так чтобы машины не сразу завелись или сломались вскоре после начала движения.

Но потом он решил этого не делать. Если грузовики не смогут поехать, он не сможет выбраться с корабля. Если они отъедут миль на двадцать и сломаются, он никогда не узнает, куда направляется смертоносный груз. Джо мог застрять в месте, которое было много хуже, чем Йемен, причем в окружении рассерженных боевиков.

Поэтому он решил машины не трогать. Огромные двери по-прежнему оставались крепко заперты, но Джо был почти уверен, что смог бы вскрыть их, используя один из грузовиков. Но что потом? Судя по тому, что он запомнил из поездки, он находился в задней части какого-то огромного транспорта. Да и машины стояли плотно, как на пароме.

Судя по всему, это было не коммерческое судно, потому что отдельного входа-выхода для пассажиров не имелось. Однако, судя по тому, как судно раскачивалось, оно было не слишком большим.

В итоге Джо решил не вырываться. Эта попытка кончилась бы тем, что он оказался бы за бортом. Вместо этого Завала подождал, устроил в кабине одного из грузовиков себе постель и прилег подремать. А проснулся от крика снаружи.

Ему показалось, что корабль замедляет движение и начинает маневрировать.

Звук гудков и свистков с других кораблей подсказал, что они возле какого-то порта или гавани. Джо почувствовал, что время действия приближается. Если судно причалило в какой-то тайный порт, ему нужно найти способ выбраться, даже если это не конечный пункт назначения. Наконец, со стороны задней двери раздался дребезг и скрежет. Кто-то стал открывать тяжелый висячий замок. А через несколько мгновений двери раздвинулись, и трюм залил яркий солнечный свет.

ГЛАВА 40

Наступал вечер. Солнце клонилось к закату. Джинн прочно обосновался на плавучем острове. Он привез с собой тридцать человек, крупнокалиберные пулеметы, РПГ и даже десяток ПЗРК, при помощи одного из которых разнес на куски самолет Курта Остина.

Гидроплан стоял у пристани, заправленный топливом, в полной готовности, на случай, если придется бежать. Халиф чувствовал себя в полной безопасности. Сейчас его не волновал ни Чжоу, ни другие члены консорциума, ни американцы, которые все еще находились в неведении относительно его методов и целей.

Успех прибавил бедуину хвастливого задора. Он обозревал Aqua-Terra со смотровой площадки, возвышавшейся над диспетчерской. Назойливые американцы и итальянский миллиардер стояли на самом краю площадки, прикованные наручниками к железным перилам. Заррина и несколько боевиков замерли за спиной Джинна. Отеро сидел перед дверью в диспетчерскую, и его пальцы гуляли по клавиатуре ноутбука.

— Я полагаю, вам хотелось бы узнать, почему вы до сих пор живы? — объявил он, обращаясь к трем своим наиболее важным пленным.

— Мы живы, потому что нужны тебе, — ответил за остальных тот, что был повыше. — Ты хочешь, чтобы, когда с нами свяжутся, мы сказали, что все в порядке. Так вот, этого не будет.

Лицо Джинна скривилось от злой ухмылки. Они были не глупы, просто не понимали, что на самом деле происходит. Халиф подошел к высокому мужчине.

— Пол, да?

— Верно.

Джинну не нравилось, что этот человек, Пол, был выше его ростом. Он вспомнил, что Сабах говорил ему про царский трон: тот всегда был самым высоким. Шах Ирана вершил суд в зале, где не было сидений кроме его трона. Все остальные стояли, а он сидел и, тем не менее, был на целую голову выше их.

Аль-Халиф резко ударил носком ботинка под колено американца, заставив того рухнуть на колени.

Пол крякнул от боли и удивления. Падая, он ударился подбородком о железные перила. При этом он прикусил губу, и кровь наполнила его рот.

— Так-то лучше, — сказал Джинн, словно башня, возвышаясь над мужчиной, который стоял на коленях. — Не пытайся подняться.

— Ты сволочь, — сказала женщина.

— Верная жена, — заметил Джинн. — Вот почему вы станете делать то, что я вам скажу. Потому что, если один из вас ослушается, я сделаю очень больно другому.

— Не делай этого, — умолял Марчетти. — Я заплачу тебе за то, чтобы ты убрался с моего острова и освободил всех пленных. Я могу в буквальном смысле тебя озолотить. У меня около ста миллионов в ликвидных активах. Это те деньги, к которым Мэтсон и Отеро не имеют доступа… Просто дайте нам уйти.

— Давным-давно я слышал подобное предложение, — ответил Джинн. — «Все, что у меня есть, за жизнь ребенка». Но теперь я понимаю, почему это предложение было отклонено. Твои богатства — капля в море. Они для меня ничто.

Халиф повернулся в сторону рубки управления, переглянулся с Отеро.

— Время пришло. Сигналь Рою подняться на поверхность.

— Вы уверены? — спросила Заррина.

Однако Джинн ждал уже достаточно долго.

— Наша способность влиять на погоду была ограничена тем, что Рой находился глубоко под водой. Чтобы исполнить задуманное, мы должны как можно быстрее охладить океан.

— А как же американские спутники? Если они поймут, что происходит, мы получим массу проблем похуже, чем пара людей из НУПИ.

— Отеро нанес на карту траектории движения всех шпионских и метеорологических спутников, которые пересекают эту часть океана. Направляя движения Роя отсюда, мы сможем поднимать его из глубин и скрывать более эффективно, чем делали бы это, находясь в Йемене. Рой будет появляться, когда никто не смотрит, а потом исчезать, как только один из спутников появится в поле зрения.

— Слишком сложно, — заметила девушка.

— Не так сложно, как можно подумать, — настаивал Джинн. — Это — открытый океан. Помимо случайных кораблей, которых тут не так много, смотреть тут не на что. В основном спутники-шпионы пролетают севернее, наблюдая за войсками и нефтяными скважинами Ближнего Востока. Они изучают Иран, Сирию и Ирак. Они могут рассматривать российские танки и самолеты, базирующиеся вблизи Каспийского моря, или американские боевые группы вблизи Персидского залива… — а потом, неожиданно прервавшись, он посмотрел на Отеро. — Сколько времени продлится ближайшее окно?

Отеро сверился со своим компьютером.

— У нас есть пятьдесят три минуты до того, как следующий спутник появится в поле зрения.

— Тогда давай, делай, как я сказал, — потребовал Джинн.

Отеро кивнул, вывел какую-то команду на экран и набрал девятизначный код. Радиосигнал разнесся над океаном до самого горизонта. Боты подхватили его, передавая дальше, словно падающие костяшки домино. Отеро нажал «Ввод».

— Начата обработка сигнала.

Джинн посмотрел на воду, ожидая начала представления. Минуту ничего не происходило, а потом поверхность океана стала быстро меняться.

Весь вечер стоял полный штиль, и море вокруг напоминало стекло. Но когда боты всплыли, поверхность моря приняла зернистый вид, словно из океанских глубин поднялись серебристые водоросли.

Джинн огляделся. Странная рябь расползлась по поверхности океана во всех направлениях. Вскоре она докатилась до горизонта и дальше, распространившись, по крайней мере, на пятьдесят миль в каждом направлении. А отдельные тонкие щупальца его творения простирались еще дальше, словно рукава спиральной галактики.

— Пусть расправят крылышки.

Отеро настучал еще один код.

— Приказ закодирован, — сообщил он. — Передаю… есть.

Джинн достал из кармана пару весьма дорогих солнечных очков. Вот-вот без темных линз будет не обойтись. Он опустил их на глаза, а поверхность океана вновь приготовилась измениться.

По темной массе словно прошла волна. Свинцово-серая поверхность сначала приобрела тусклый лоск, а потом начала становиться все ярче, пока весь океан не засиял, словно гигантское зеркало. Вечернее солнце стояло еще высоко, и даже сквозь поляризованное стекло глаза слепило от яркого света.

Джинн снисходительно глядел на пленников, вначалепучивших глаза на небывалое зрелище, а затем отвернувшихся, чтобы не ослепнуть. Стоя над своим детищем во всем его великолепии, Халиф гордо выпятил грудь.

На поверхности моря триллионы и триллионы крошечных машин разворачивали зеркальные крылья, до того скрытые под чешуйками, как крылышки жука. Поверхность каждого микробота разом увеличилась втрое. Зеркальные крылья вчетверо увеличили количество энергии, отражаемой океаном и уходящей обратно в атмосферу. Пять тысяч квадратных километров Индийского океана будто разом накрыли не пропускающим свет покрывалом.

Первой дар речи вернулся к Гаме:

— Изменение температуры… Вот как это делается.

— Да, — подтвердил Джинн. — И охлаждение теперь пойдет все быстрее и быстрее. Эти воды уже на четыре градуса холоднее, чем крайний минимум, который был здесь зафиксирован в это время года. Согласно моим расчетам, уже к сегодняшнему вечеру температура упадет еще на градус. С каждым днем эффект будет все сильнее. Вскоре посреди тропической зоны океана появится огромное пространство охлажденной воды. А в это время в другой части океана микроботы производят противоположный эффект, поглощая тепло, еще больше разогревая воду. Разница температур создаст ветер, который принесет бурю. Для кого-то эта буря развеет все надежды избежать чудовищного голода.

— Ты сошел с ума. Ты собираешься убить миллионы людей.

— Их убьет голод, — поправил Джинн.

Она притихла. Остальные тоже молчали. Трое пленников постарались отвести взгляд от сверкающей океанской равнины.

Джинн купался в ярком свете, словно это были лучи славы. Конечно, это было подтверждение и доказательство божественной силы, которую он обрел.

— Тебе все это с рук не сойдет, — заметил Пол.

— А кто меня остановит?

— Мое правительство, например, — ответил Пол. — Правительство Индии, НАТО, ООН… Никто не позволит тебе уморить голодом половину континента. Твои головорезы недолго провоюют с эскадрильей F-18.

Джинн снисходительно взглянул на Пола.

— Ты совершенно не понимаешь, что такое власть, — заметил он. — Конечно, сейчас я и мои люди незаметны на фоне глобальной расстановки сил. Но власть есть не только у правительства ваших стран. Весь мир находится в определенном балансе. После того как осадки начнут кормить китайцев, те не позволят ООН, вашему правительству или людям из Нью-Дели лишить их новообретенного изобилия. Они свяжут вам руки, наложат вето на любую резолюцию ООН. Они объединятся со странами Ближнего Востока и Пакистаном. С Россией и всеми, кто выиграет от того, что я делаю. Они станут платить мне и защищать меня за то, что получают. Никто из них не выступит против своего народа. Если вы считаете иначе, то вы безнадежно наивны.

— Вы рискуете развязать войну, — заметила Гаме. — И война это может охватить весь мир.

— Войну? Скорее, спор, кто больше предложит.

Халиф наслаждался моментом. Оставалось менее двадцати четырех часов до того, как он раздавит врагов, и внешних, и внутренних. Он доказал свою гениальность, и теперь пора пожинать плоды. Деньги щедро польются из Китая и от новых партнеров из Пакистана и Саудовской Аравии. Встречные предложения последуют из Индии и других земель, и тогда начнутся настоящие торги.

— Они все равно явятся за тобой и твоими отвратительными созданиями, — заверил Пол.

— Конечно, — согласился Джинн. — Но они никогда не найдут меня и не смогут уничтожить то, что мы создали, точно так же как невозможно уничтожить всех насекомых или бактерий. Они убьют миллионы созданий Роя. Только вот оставшиеся триллионы продолжат размножаться. Микроботы с легкостью поглотят останки своих мертвых и используют эти материалы, чтобы построить новые копии. Они так устроены. Такими их создал Марчетти.

Итальянский ученый отвернулся, переполненный мучительным сожалением.

— К тому же, если кто-то бросит мне вызов, будут последствия, — добавил Джинн. — Рой доберется до самых отдаленных уголков мира. Все моря скоро будут под моим контролем. Если какое-то правительство окажется настолько глупым, что бросит мне вызов, или просто откажется платить дань, я заставлю их страдать. Их рыболовецкие угодья будут разорены, источники пищи погибнут у них на глазах, их порты будут блокированы, а корабли атакованы в океане.

— Они придут за тобой, — отрезал Пол. — Ты — змея, и все, что нужно, так это отрезать тебе голову.

— Лучше всего было бы оставить змея в покое, — заметил Джинн. — Я уже внес в Рой код Судного дня. Если я умру или по какой-то иной причине активирую этот режим, Рой превратится из высокоточного оружия в бедствие глобального масштаба. Он станет разрастаться, атакуя все на своем пути и, как саранча в пустыне, не оставляя за собой ничего живого.

Трауты переглянулись. Если Джинн правильно понял, то этот взгляд означал молчаливое признание поражения. Последовавшая тишина лишь укрепила его в этом мнении.

Халиф вытер пот со лба. Он начал потеть с того момента, как температура вокруг острова начала подниматься из-за отраженной энергии. Впервые за много дней по палубе загулял ветер, но не приносил прохлады и не освежал. Это был горячий ветер, вызванный разницей температур. И говорил он о том, что скоро грянет буря.

ГЛАВА 41

После нескольких часов плавания Курт решил, что удача окончательно от него отвернулась.

Палящие лучи солнца обрушились на них, и единственной защитой стал импровизированный навес из парашюта. Кормовая воздушная подушка настолько сдулась, что не было никакого смысла пытаться спасти ее. Лодка плыла перекошенной — ее правый задний угол уже почти утонул, а сама лодка напоминала автомобиль со спущенной шиной. И, несмотря на поистине титанические усилия Измаила, правый передний баллон все больше сдувался.

Курт выглянул через небольшой разрез в навесе, как ребенок порой выглядывает в дыру в простыне — костюме призрака.

— Ничего? — спросила Лилани без всякой надежды.

— Нет, — подтвердил он, и голос его прозвучал очень хрипло. Несмотря на то что он вдоволь напился в самолете, его горло вновь саднило.

— Может, нам стоит снова запустить двигатель, — предложила Лилани. — Мы еще не добрались до судоходных вод.

Курт знал, что это так. Немногие корабли заходили в самый центр Индийского океана. Он надеялся, что они достаточно близко к берегам Африки, чтобы добраться до соединяющего север с югом маршрута, ведущего в Красное море, или пути, которым ходят танкеры из Персидского залива к Африканскому Рогу. Но, по его расчетам, сейчас они находились слишком далеко от этих вод. По меньшей мере, милях в ста.

— Мы не сможем добраться туда, даже использовав все горючее, что у нас осталось.

— Но мы не можем просто так торчать тут и дальше, — возразила она.

— У нас всего один галлон горючего, — объявил он. — Нам не стоит тратить его до последнего момента.

Лилани уставилась на Курта, и взгляд ее был переполнен страхом. Ее била дрожь.

— Я не хочу умирать.

— Да и я не хочу, — заметил Курт. — И Измаил не хочет. Правда, Измаил?

— Правда, — подтвердил пленник. — Я не готов. Не готов умереть. Очень-очень.

— Значит, мы не умрем, — заверил их Курт. — Успокойтесь.

Девушка кивнула, однако продолжала сидеть на корме лодки, пытаясь сделать все, что возможно, чтобы та не сдулась.

— Лучше переберись на нос, — заметил Курт. — Тут уже ничего не спасти.

Лилани отпустила резиновое полотно и перебралась на нос лодки. После того как ее вес сместился, корма чуть-чуть поднялась.

Курт снова выглянул из-под импровизированного навеса. Судя по положению солнца, теперь было часа три или около того. Он ждал наступления темноты. Как только в небе зажгутся звезды, он сможет точнее определить местоположение лодки и скорректировать дальнейшие планы. Взгляд Курта скользнул к горизонту, и он заметил странный эффект. Это было что-то вроде мерцающего миража посреди пустыни. Курт моргнул пару раз, словно глаза обманывали его, но эффект только усилился.

Над морем беззвучно поднималось марево. Это была не солнечная дорожка, которую так хорошо знают все маринисты и художники-самоучки. Она была ярче на западе и вела прямо к солнцу, висящему над горизонтом, но теперь Курт видел то же самое на востоке, севере и юге.

— Курт! — неожиданно воскликнула Лилани.

Он оглянулся, сунув голову назад, под брезент.

— Ты… сверкаешь.

Курт хотел осмотреть себя, но был слишком очарован видом девушки и не мог отвести взгляд. Девушка выглядела так, словно кто-то посыпал ее звездной пылью. Измаил выглядел точно так же, однако Лилани почему-то сверкала ярче. Словно девушку всю, с ног до головы, покрыли брызгами светоотражающей краски.

— Что это? — спросила девушка.

Курт посмотрел на свои ладони, потирая пальцы. Казалось, руки покрыты каким-то влажным порошком. Сияние было едва заметно, и как Остин ни присматривался, он не мог рассмотреть его источник. Даже потерев пальцы, он не почувствовал между ними ничего. Этому было лишь одно объяснение.

— Микроботы Джинна, — прошептал он.

Он кратко объяснил девушке, что это такое и откуда оно взялось в воде. Посмотрев в воду за бортом лодки, он увидел, что микроботы так и кишат в ней, словно кто-то рассыпал ложку сахара по черной тарелке. Курт почувствовал отражаемое микроботами тепло и рассказал Лилани о том, что останки таких же машин нашли на катамаране.

— Они могут причинить нам вред? — спросила Лилани.

— Не думаю, — ответил Курт. Он не стал говорить о том, что микроботы могут пожирать органическое вещество. Сейчас, по счастью, они находились не в режиме кормежки. — И все же, если нас спасет корабль, лучше бы у них на борту был душ.

Лилани попыталась улыбнуться.

Курт не знал, что они находятся на самом краю Роя, созданного Джинном, и зрелище, открывшееся им, не идет ни в какое сравнение с тем, что Пол, Марчетти и Гаме наблюдали с балкона рубки управления Aqua-Terra. И все же он не мог отвести взора от сверкающего моря.

Пока он рассматривал океан, налетел ветерок. Под его ударами навес из парашюта затрепетал, осел, а потом снова вздулся.

Ветер все крепчал, и Курту пришлось ухватиться за веревки, чтобы удержать большой купол. Он повернулся к Лилани.

— Привяжи эту стропу к ручке на правом баллоне, а другую отвяжи.

Лилани принялась за работу, даже не спросив, зачем она это делает. Ветер дул им в спину, снося немного к северу. Он был горячим, как Санта-Ана в Калифорнии или сирокко в Сахаре, словно дующий прямо в лицо фен.

Курт с Лилани работали быстро. Лодка была оборудована различными системами крепежа. Минута — и стропы обоих парашютов были крепко привязаны в восьми местах и вздулись огромным пузырем перед носом лодки.

Наполнившись ветром, эти паруса потащили лодку, словно пара волшебных коней. По мере того как парашюты раздувались, судно набирало скорость. Сдутая часть лодки мешала ей двигаться так же быстро, как с подвесным мотором, но, по крайней мере, они больше не дрейфовали. Курт понятия не имел, откуда взялся этот ветер, но сейчас это его нисколько не волновало. Они вновь двигались, а это было лучше, чем сидеть на одном месте целый день.

Порывы ветра били в лицо, стропы щелкали, парашютный шелк вздувался куполами и тащил лодку вперед.

— Держитесь! — закричал Курт, по крайней мере, третий или четвертый раз за день. — Это будет та еще поездка.

ГЛАВА 42

Темница Aqua-Terra располагалась на самом нижнем уровне из тех, что были выше ватерлинии острова. Теперь, вернувшись в роскошную тюрьму, Пол, Гаме и Марчетти чувствовали себя разбитыми. Ровно пятьдесят три минуты продержал их Джинн прикованными наручниками к железным перилам под обжигающими отраженными солнечными лучами, на жаре и горячем ветру.

Пол никогда не посещал солярий, но чувствовал, что смотровая площадка рубки управления превратилась в нечто похожее, если учесть жару и слепящий свет.

Нечто сюрреалистическое было в том, как солнечные зайчики танцевали по Aqua-Terra, вызывая головокружение, почти гипнотизируя. Крошечные зеркала перемещались по водной поверхности независимо друг от друга, отбрасывая во все стороны сверкающие блики. Полу казалось, что это всего лишь клубящийся туман, состоящий из множества отдельных водяных молекул, и все же он выглядел единым живым существом.

Тяжело было смотреть на палубы и сооружения острова, а на океан вообще смотреть было невозможно. Чтобы не ослепнуть, Пол большую часть времени, что они провели на мостике, держал глаза закрытыми. Поверхность океана превратилась в сверкающую массу, бескрайнее поле алмазов. Слабая дрожь бежала по водяным холмам и впадинам, которые час назад здесь было невозможно даже представить. Ветер, порожденный нагретой поверхностью, прокатился над океаном, словно это было живое существо. Казалось, оно дышит, трепещет, чего-то ожидая. Прекрасное и в то же время ужасное.

Когда же время истекло, Джинн отдал приказ, и море алмазов исчезло. Боты быстро погрузились в океан, и теперь этот участок водной глади выглядел точно так же, как и любой другой.

— Чувствую себя так, словно уснул на пляже, — заметил Пол, осматривая свою натянувшуюся и покрасневшую кожу.

Марчетти подошел к большому иллюминатору в противоположном конце каюты и заглянул в него, словно хотел увидеть там что-то новое. Гаме присела рядом с Полом и принялась наносить бальзам первой помощи на его разбитые губы и прикушенный язык.

— По крайней мере, теперь мы знаем, каким образом они манипулируют температурой воды, — заметил Марчетти.

— Пожалуйста, не двигайся, — попросила Гаме, обращаясь к мужу.

Она провела по его коже тампоном, держа наготове антибактериальную мазь из аптечки. Однако, как только она начала наносить мазь, Пол снова заговорил.

— Ну, знаем, и какая от этого польза, — сказал он.

— Пол!

— Да сижу я спокойно.

— Не болтай, иначе мне тебя мазью не намазать.

Пол кивнул и остался сидеть, широко открыв рот, как пациент у зубного врача.

Марчетти перестал расхаживать из угла в угол.

— Вопрос только в том, что теперь станет с нами, после того как они выложили все свои планы?

Пол замялся, стараясь как можно дольше затянуть паузу.

— Могу точно сказать, что произойдет, — объявил он наконец.

Гаме раздраженно вздохнула и убрала тампон от его лица.

— Скоро они создадут огромную массу холодной воды, с температурой, более подходящей для Северной Атлантики, чем для сердца тропического моря. Такие температурные перепады всегда вызывают штормы и циклоны. Причем не только в воздухе, но и под поверхностью воды.

— Как только Рой перестанет излучать тепло обратно в воздух, холодная вода начнет поглощать тепло из воздуха, — подхватил Марчетти. — Обратное действие.

— Если они продолжат в таком духе, температура окружающего воздуха станет быстро падать, — продолжил Траут. — Но это будет происходить только в одном районе. Воздух над остальной частью океана по-прежнему останется жарким и влажным. Вы когда-нибудь наблюдали столкновение холодного и горячего воздушных фронтов?

— Штормы, — ответил Марчетти.

Пол кивнул.

— Несколько лет назад в Оклахоме я видел, как после трех дней очень влажной погоды подул холодный ветер. Тогда в течение трех дней по территории штата пронеслось около ста торнадо. Предполагаю, что тут случится невероятной силы шторм. Возможно, мы даже увидим, как ураган все тут разносит.

Гаме начала обрабатывать губы Пола.

— Но здесь же мертвая зона, — заметила она. — Обычно циклоны здесь не образуются. Скорее, они возникают севернее и восточнее, ближе к берегам Индии. Вот откуда приходят муссоны.

Пол попытался прикинуть последствия.

— Мы почти на экваторе. Шторм, сформировавшись здесь, направится на запад, в сторону Сомали, Эфиопии и Египта, — предположил он.

— Это уже началось, — медленно проговорил Марчетти. — Я читал что-то о рекордном объеме дождей на Суданском нагорье и на юге Египта. В статье говорилось, что уровень озера Насер возрос до отметки, которой не достигал последние тридцать лет.

Пол тоже припомнил, что слышал нечто подобное.

— И это, вероятно, только начало, — Марчетти стал ходить из угла в угол, потирая подбородок. Выглядел он очень неуверенно. — Что происходит, когда дестабилизированные воздушные массы превращаются в бурю?

Пол посмотрел в сторону иллюминатора, обращенного на юго-запад. Он вспомнил лекции о том, как возникают бури, факторы, которые способствуют их возникновению.

— Ураганы в Персидском заливе усиливаются над «горячими точками». Бури, созданные Джинном, примутся бушевать над пустынями. Они станут поглощать тепло, влагу и энергию, которые обычно превращаются в муссоны. Унесут их, словно грабители…

— И оставят Индию и Юго-Восточную Азию без воды в это время года, — добавила Гаме. — Этот безумец сделал то, о чем люди мечтали испокон веков: получил власть над погодой, подчинил природный порядок своим капризам.

У Марчетти подкосились ноги, и он неуклюже осел на стул.

— Он сделал это по моим чертежам, — выдохнул он.

Ученый уставился на супругов. Самоуверенность миллионера исчезла, точно так же, как растаял образ гордого изобретателя и рационального инженера. В мгновение ока яркие маски исчезли, оставив лишь человека, сломленного судьбой.

— Все эти люди, — прошептал он. — Миллиарды людей, ожидающие муссона, который никогда больше не придет. Я стану самым жестоким массовым убийцей в истории.

Казалось, Гаме вот-вот встанет и скажет Марчетти что-нибудь ободряющее. Она всегда так делала, но в этот раз у нее не нашлось нужных слов.

А Пол попытался:

— Рано вы пишете себе эпитафию. Альфред Нобель изобрел динамит и управлял компанией, которая производила оружие, но помнят его не за это. У вас еще есть время все изменить.

— Но мы одни, — ответил Марчетти. — Ваши друзья погибли. Никто не знает, что здесь происходит.

Пол посмотрел на Гаме, разделяя ее скорбь по убитым друзьям. Он любил ее и не хотел, чтобы она впала в отчаяние. Он сжал ее руки и посмотрел прямо в глаза.

— Я помню об этом, — заверил он Марчетти. — Но мы найдем способ. Для начала давайте все же выберемся отсюда.

Гаме натянуто улыбнулась. Это был обнадеживающий взгляд, но его явно не хватило бы, чтобы развеять все сомнения и боль.

— Есть идеи? — поинтересовался Марчетти.

Пол огляделся.

— Есть у меня одна идея, — проговорил он. — Но я не уверен, что она вам понравится.

— На данный момент у нас нет особого выбора, — вздохнул Марчетти.

ГЛАВА 43

Нежданный ветер налетал порывами и более двух часов гнал вперед лодку с Куртом, Лилани и Измаилом. Временами ветер даже приподнимал суденышко, словно хотел вытащить его из воды. На полпути странное сияние исчезло так же неожиданно, как и возникло, — и из воды, и с их тел.

— Думаешь, микроботы исчезли? — спросила Лилани.

— Сомневаюсь, — покачал головой Курт. — То, что заставляло их блестеть, исчезло, но они по-прежнему на нас и в море вокруг.

В следующий час порывы ветра становились все слабее и слабее. Откуда бы ни пришел этот ветер, за час до заката он стих. К тому времени правый борт лодки окончательно просел, и теперь трем беглецам ничего не оставалось, как изо всех сил цепляться за поручни на баллонах, чтобы не дать лодке перевернуться. Любая, даже самая маленькая волна могла перехлестнуть через борта и затопить их.

Курт смотал стропы и убрал их. Он почти закончил возиться с ними, когда крик Измаила поразил его.

— Земля! — закричал пленник. — Земля впереди!

Курт поднял голову.

Низко у самого горизонта протянулась размытая зеленоватая полоска. В тусклом свете это вполне могли оказаться облака, отраженные в воде.

Достав бинокль, Курт протер окуляры и приложил его к глазам.

— Боже, пусть это будет земля, — пробормотала Лилани, заламывая руки. — Пожалуйста…

Курт разглядел зелень и верхушки деревьев.

— Это правда земля, — воскликнул он, хлопнув Измаила по плечу. — Настоящая земля, очень-очень!

Он убрал бинокль и переместился на корму лодки. Переключив подвесной мотор на подачу топлива из резервного источника, Курт завел его. Чихая и кашляя, мотор вернулся к жизни. Наполовину затонувшая лодка боком, словно краб, двинулась в сторону берега. Курта то и дело окатывало на удивление холодной водой.

Минут через двадцать он уже мог хорошенько рассмотреть пик высотой футов пятьдесят, склоны которого были покрыты густой растительностью. По обе стороны от него протянулась относительно ровная местность. О рифы, протянувшиеся вокруг острова, разбивались волны.

— Вулканический атолл, — объявил Курт. — Нам нужно проскочить через риф, чтобы попасть на сушу. Скорее всего, придется преодолеть это препятствие вплавь.

Он посмотрел на Измаила. А потом на Лилани.

— Пистолет у тебя с собой?

Девушка кивнула.

— Да, но…

— Дай его мне.

Она протянула пистолет Курту, хотя они оба знали, что обойма пуста. Тем не менее, Курт держал его наготове.

— Сейчас она тебя развяжет, — обратился он к Измаилу. — Устроишь нам неприятности, я наделаю в тебе дырок больше, чем в баллонах этой лодки.

— Никаких неприятностей, — отозвался пленник.

Курт кивнул, и Лилани, отстегнув карабин, выбросила якорь за борт. Потом девушка развязала ноги араба и отбросила в сторону веревку. Остин ждал, что пленник попытается что-то сделать, но, увидев, что тот лишь принялся растирать ноги, с облегчением улыбнулся.

Они уже приближались к рифам, окружающим остров. Волны были не слишком велики, но в промежутках между рифами вода так и бурлила.

— Поищем место поспокойнее? — поинтересовалась Лилани.

— Горючего почти не осталось, — ответил Курт.

Он направил лодку в ближайший проход между рифами. Полузатонувшая лодка двигалась неуклюже, словно баржа, гоня перед собой небольшую волну. Вода вокруг путешественников из темно-синей превратилась в бирюзовую. Всякий раз, когда баллоны лодки цепляли за риф, раздавались неприятные звуки.

Казалось, они оседлали двухметровую волну, но другая толкнула их вбок и потянула назад. Жесткий каркас лодки шваркнул обо что-то твердое. И тут две волны, объединившись, толкнули их вперед и вправо. Они перелетели через кораллы, и сверху их накрыла пена от третьей волны.

Курт развернул подвесной мотор, переключил на обратный ход, используя его и как двигатель, и как руль. Отступающая вода боролась с ним, но вновь налетевшая волна швырнула лодку вперед. На этот раз она ударилась о риф левым бортом, распоров оба баллона.

— Лодке конец! — воскликнула Лилани.

— Оставайся в лодке, пока возможно, — закричал Курт.

Он вновь запустил мотор. Тот ревел десять секунд, а потом заглох. Курт попытался вновь запустить его, но ничего не вышло. Показатель топлива был на нуле. Следующая волна смела их в сторону.

— Прыгаем! — закричал Курт.

Измаил метнулся за борт. Лилани мгновение помедлила, а потом тоже выпрыгнула из лодки и поплыла к острову. Еще одна волна ударила в тонущую лодку, и Курт бросился следом за Лилани в пенящийся прибой.

Он плыл, работая руками и ногами изо всех сил. Но двадцать четыре часа без пищи, обезвоживание и напряжение последних двух суток не могли не сказаться. Накатила слабость.

Отступая, волна потянула Курта за собой назад, а потом швырнула вперед. Его протащило по кораллам, но тут он нащупал ногами дно и изо всех сил оттолкнулся, бросив свое тело вперед. Ботинки мешали плыть, но они были буквально на вес золота, когда приходилось ступать по кораллам.

В этот раз, когда волна стала отступать, Курт уперся ногами в риф, борясь с потоком. Пена ослепила, затопив с головой, и что-то мягкое ударило в грудь.

Это была Лилани.

Курт подхватил ее и толкнул вперед с очередной волной. Они выскочили в спокойные воды внутри защитного кольца рифов.

Остин греб изо всех сил, Лилани держалась рядом. Когда его ноги коснулись песка, он встал и побрел вперед, одной рукой придерживая девушку за спасательный жилет, буквально таща ее за собой.

Выбравшись из прибоя, они рухнули на белый песок. Курт с трудом дышал, однако все же сумел спросить:

— Ты цела?

Она кивнула. Ее грудь поднималась и опадала так же тяжело, как и у него.

Курт огляделся. Они были одни.

— Измаил?

Он не видел своего пленника и не услышал его ответа.

— Измаил?

— Вон! — сказала Лилани, указав куда-то.

Араб лежал лицом в пене, а волны омывали его. Наконец, подхватив бесчувственное тело, волны потащили его назад в море.

Курт поднялся, шатаясь, шагнул в сторону Измаила, но споткнулся и рухнул в воду. Наконец он схватил араба, подтащил к берегу. Измаил начал кашлять, задыхаясь и плюясь водой. Краткого взгляда было достаточно, чтобы понять, что он будет жить.

Однако прежде чем Курт сообразил, что делать дальше, на песок упала пара длинных теней. Судя по сюрреалистичным контурам, вытянувшимся на песке, это были двое крепких мужчин с винтовками. Остин обернулся. И в самом деле, у него за спиной стояло несколько вооруженных людей. Несмотря на лучи солнца, бьющие в глаза, Курт разглядел, что незнакомцы носят рваные мундиры и каски, а их винтовки — настоящий антиквариат. Темнокожие, они выглядели как австралийские аборигены, но было в их чертах что-то и от обитателей Полинезии. Винтовки у них были старые — карабины Ml с пятизарядной обоймой, а форма и каски напоминали форму американских морских пехотинцев года сорок пятого. Еще несколько человек стояло среди деревьев на краю пляжа.

Курт очень устал и был слишком удивлен, чтобы что-то предпринять, а тем временем один из незнакомцев подошел к нему. Он не целился в Курта, но лицо у него было совершенно серьезным.

— Добро пожаловать на остров Пикетта, — сказал он на английском с чудовищным акцентом. — Именем Франклина Делано Рузвельта, теперь ты мой пленник.

ГЛАВА 44

С точки зрения Джо, или процедура причаливания и в самом деле была чрезмерно сложной, или капитан, управляющий судном, совершенно не подходил для выполнения возложенной на него задачи. Целый час после того, как двери ангара были открыты, судно дергалось туда-сюда, словно никак не могло встать точно против пирса.

Завала забился в кузов грузовика в дальнем конце ангара. А водители и сопровождающие груз боевики заняли свои места еще задолго до того, как корабль замер у причала. Заведя моторы, они ждали какого-то сигнала, и, несмотря на открытые двери баржи, Джо в какой-то момент показалось, что он вот-вот грохнется в обморок от избытка дизельных паров.

Когда ему уже стало казаться, что внутри черепа работает отбойный молоток, грузовики один за другим принялись выезжать на пирс. Джо не рискнул выглянуть, пока не решил, что они отъехали от причала достаточно далеко. Но он был удивлен тем, с какой скоростью они помчались, как только покинули баржу.

Он пробрался мимо бочек к задней части грузовика. Автомобиль, на котором он находился, первым заехал в трюм, зато теперь оказался в конце колонны. А это означало, что Джо мог выглянуть наружу, не рискуя быть замеченным. Приподняв брезент, он увидел серую, засыпанную щебнем дорогу, по которой с огромной скоростью мчались грузовики. В Йемене водители вели себя намного осторожнее.

На барже он провел часов двадцать, так что теперь снова наступила ночь. Ровная гладь пустыни простиралась во все стороны. Все выглядело так, словно он вернулся назад в Йемен.

— Куда же мы приплыли? — пробормотал он себе под нос.

Были, конечно, и различия — в первую очередь в качестве дорог. Здесь было больше зелени, а по обочинам встречались дорожные знаки — невиданная картина для пустынь Йемена. Джо пытался разобрать знаки, но одни были повернуты к нему обратной стороной, а другие, предназначенные для водителей, освещались лишь тусклым красным светом габаритных огней его грузовика и скрывались из виду прежде, чем он успевал их рассмотреть.

Единственное, что ему удалось разобрать, — это алфавит. Знаки были подписаны арабской вязью с редкими вкраплениями латиницы, само присутствие которой означало, что он гораздо ближе к цивилизации, чем был раньше.

Джо ждал. Становилось все темнее, а пейзаж не менялся. Единственное, что поменялось, так это воздух. К запаху пустыни теперь примешивался запах влаги, словно в этих краях недавно прошел дождь. Эти запахи напомнили ему родной Санта-Фе в конце сухого сезона. Взглянув вверх, он увидел черное и беззвездное небо.

Вскоре и в самом деле начался дождь, послышались даже раскаты грома. Грузовик ехал все дальше, а дождь все усилился. Воздух стал прохладным и влажным. К удивлению Джо, это оказался не легкий дождичек, а сильный ливень. Он поливал колонну, мчащуюся сквозь ночную тьму, и вскоре брезент кузова пропитался влагой. На спину Джо упало несколько холодных капель.

— Дождь в пустыне, — пробормотал Джо себе под нос. — Теперь вот только надо понять: хорошая это новость или плохая.

Поливаемая ливнем автоколонна миновала еще одну группу дорожных знаков. На счастье Джо, как раз в этот момент мимо них в противоположном направлении прошла машина. Ее передние фары прорезали дождь и на другой стороне дороги большой знак — некогда синий, а теперь побитый песком и выцветший на солнце. Впрочем, слова были вполне разборчивы.

— Марса-Алам, — прочел Джо. — Пятьдесят километров.

Название было знакомым. Марса-Алам был египетским портом в Красном море. Он остался позади. Должно быть, именно там причалил паром и люди Джинна сгрузили машины. А это в свою очередь означало, что они где-то между Каиром и суданской границей, на три четверти пути ближе к египетской столице и всего в паре часов от Луксора.

— Это Египет, — прошептал Джо, быстро сообразив, что это значит. — Похоже, эти парни направляются к Асуанской плотине.

ГЛАВА 45

Дождь продолжал поливать грузовики Джинна, колонной ползущие на запад по шоссе от Марса-Алама. От влаги, холодного воздуха ночной пустыни и ветра Джо замерз и начал дрожать.

Сначала его обрадовала прохлада после нестерпимой жары Йемена и раскаленного ангара. Но наступила ночь, и холод начал проникать в его кости. Джо тщательно зашнуровал брезент, чтобы ветер и туман не заползали в кузов грузовика.

От Марса-Алама до Асуана было четыре часа пути, но после трех часов по шоссе конвой начал медленно притормаживать. Из пустыни они выехали на цивилизованную территорию, окружающую Нил.

Грузовики пересекли Нил и въехали в городок Эдфу на западном берегу реки. Оглядевшись, Джо увидел современные многоэтажные жилые дома, витрины магазинов и правительственные здания. Это был, конечно, не Белтвэй[294] — скорее что-то вроде запыленного Восточного Берлина посреди пустыни, — но все же это была цивилизация.

Грузовик вновь замедлил ход, и Завала понадеялся, что они остановятся на красный свет, но вместо этого колонна резко свернула на объездной путь и направилась прямо на север.

— Ну почему это был не светофор, — буркнул Джо.

Он подумал, что они могут в любой момент выехать на новое шоссе и прибыть в Асуан прежде, чем он успеет покинуть грузовик. Зарычав, двигатель переключился на низкую передачу, и грузовик помчался вперед, набирая скорость. Побережье приближалось, и Джо решил, что сейчас лучший момент для побега.

Проскользнув под клапан, он вылез на задний бампер, огляделся, прикидывая, что станет делать дальше. Вокруг не было ни телефонных будок, ни фонарей, ни знаков. Впрочем, и опасностей заметно не было.

Джо соскочил с грузовика, ударившись о мокрый щебень, а потом прокатился по дождевой луже. Мгновение он лежал неподвижно, наблюдая, не заметил его ли кто-то из колонны.

Колонна машин продолжала идти на север в полной темноте, не меняя скорости. Никто даже не попытался нажать на тормоза.

Грязный, промокший Джо поднялся и огляделся. Вокруг лежала пустынная местность. Слева сквозь потоки дождя виделось какое-то огромное сооружение, освещенное лучами прожекторов.

Не обращая внимания на боль в плече и лодыжке, он захромал в сторону освещенного здания. Это место выглядело как гибрид стройки с древними руинами. Лишь подобравшись поближе, Джо понял, что перед ним знаменитый храм Гора — памятник Древнего Египта, сохранившийся лучше большинства других.

Передняя стена двумя огромными крыльями поднималась к ночному небу. Человеческие фигурки, вырезанные на камне, были шестидесяти футов в высоту, а бреши между ними пропускали свет. Днем тут все было заполнено туристами. Но ночью в проливной дождь площадь перед храмом была пуста. Джо заметил пару охранников в освещенной будке.

Он подбежал к ней и постучал по стеклу. Одного из охранников от неожиданности едва не хватил удар, он буквально подпрыгнул на месте.

Джо снова постучал по стеклу и барабанил до тех пор, пока охранник не открыл окно.

— Мне нужна ваша помощь, — объявил Джо.

Все еще испуганные охранники наконец пришли в себя.

— Да, конечно, — наконец выдавил один из них. — Заходите. Да, заходите.

Завала двинулся к двери. К счастью для него, сюда на работу брали только людей, хотя бы отчасти знающих английский, так как большая часть туристов были американцами или европейцами.

Как только дверь открылась, Джо шагнул в освещенное помещение. Он был мокрым насквозь, с него тут же натекла лужа на пол. Один из охранников протянул ему полотенце, и Джо вытер лицо.

— Спасибо, — поблагодарил он.

— Что вы делали там под дождем? — спросил другой охранник.

— Долгая история, — отмахнулся Джо. — Я американец. Я был своего рода узником, пока не выпрыгнул из грузовика, и сейчас мне в первую очередь нужен телефон.

— Американец, — повторил охранник. — Турист? Назовите, пожалуйста, ваш отель.

— Нет, — возразил Джо. — Я не турист. Мне нужно срочно связаться с полицией. А лучше с военными. Мы все в опасности.

— В какой опасности? — с подозрением поинтересовался охранник.

Джо посмотрел египтянину в глаза.

— Террористы собираются разрушить плотину.

ГЛАВА 46

Пять грузовиков колонны Джинна ползли на север. Вот они свернули с главной дороги на грунтовую, миновали плотину и продолжали ехать вдоль дороги, которая вилась вдоль обрывистого берега озера Насер.

В полумиле от плотины они подъехали к воротам, которые были предусмотрительно открыты. Сабах, находящийся в кабине головного грузовика, приказал всем водителям выключить фары и надеть очки ночного видения.

В темноте и полном молчании конвой добрался до причала на берегу озера.

— Разворачивайте грузовики, — приказал Сабах. — Кузовами к воде.

Он вылез из грузовика и принялся руководить. Большие грузовики выстроились бок о бок. Места на причале оказалось достаточно, чтобы вместить все пять, и теперь они напоминали гигантских крокодилов, вылезших погреться на берегу.

Так как уровень воды в озере был очень высоким из-за дождей, большая часть причала оказалась затоплена. Сабах прикинул, что до естественного русла Нила сотни футов бетона. По сигналу Сабаха грузовики стали сползать к воде. Водители не спешили, внимательно следя за происходящим через зеркала заднего вида.

Когда автомобили начали пятиться по причалу, Сабах достал из кармана пульт радиоконтроля. Он вытянул антенну, нажал на выключатель, а потом надавил первую красную кнопку. В кузовах всех пяти автомобилей магнитные замки крышек желтых бочек разом распахнулись. Под давлением крышки выскочили из пазов и отлетели в сторону.

Зеленый огонек сообщил Сабаху, что команда активации прошла успешно.

Серебряный песок микроботов ожил, заклубился вихрями, словно в бочках были спрятаны змеи, которые теперь поползли наружу.

Не видя, что происходит в кузове их машин, водители продолжали съезжать к краю причала, предоставив гравитации делать всю работу за них. Никто из них раньше не делал ничего подобного, и теперь они даже не подозревали, во что оказались втянуты.

Несколько секунд Сабах наблюдал за их действиями. Осторожность, с какой они действовали, нравилась ему. Это означало, что на него они особого внимания не обращают.

— Хорошо, — пробормотал он, нажимая вторю красную кнопку.

Дверцы кабин всех грузовиков щелкнули, намертво зафиксировавшись, окна поднялись, оставив лишь небольшие щели, и тоже застыли в положении «закрыто». Щелчки замков и движение стекол испугали водителей.

Через мгновение из заранее установленных канистр в кабины хлынул хлороформ. У тех, кто оставался в кабинах, была секунда или две. Никто из них не сумел выбраться. Одному из водителей удалось наполовину опустить стекло, а потом он без сознания рухнул назад на сиденье.

Сабах нажал третью кнопку. Грузовики взревели и начали быстро сдавать назад, врезаясь в воду, словно стадо гигантских бегемотов.

Двигатели этих грузовиков были модифицированы: к ним были добавлены дополнительные воздухозаборники, замаскированные под выхлопные трубы, поднимающиеся над кабиной. Когда Сабах активировал подачу хлороформа, основные воздухозаборники были заблокированы, а дополнительные пришли в действие, позволив моторам работать даже после того, как сами грузовики скрылись под водой. Колеса продолжали крутиться, толкая грузовики к краю причала, а потом дальше в воду, по камням и гравию.

Грузовики, словно пальцы гигантской руки, все глубже погружались, исчезая под водой один за другим. Наклон каменистого дна позволял им катиться все дальше и дальше даже после того, как их двигатели захлебнулись. Когда грузовики наконец остановились, они были в тридцати футах под водой и на расстоянии сто пятьдесят футов от берега.

Лежавшие без сознания водители утонули. И если даже их когда-нибудь обнаружат, их примут за египетских радикалов. Никто не станет связывать с этим инцидентом ни Сабаха, ни Джинна — никто, кроме генерала Азиза, которому придется держать рот на замке и ничего не останется, как вернуться за стол переговоров.

Когда вода успокоилась, Сабах нажал последнюю кнопку на своем пульте. В полумиле от места погружения машин, на стене плотины, два отдельных устройства стали выдавать сигналы самонаведения.

Размером с небольшие чемоданы, внешне напоминающие механических крабов, эти устройства были размещены на плотине аквалангистами сорок восемь часов назад. Одно из устройств располагалось под самой кромкой воды, а второе вцепилось в наклонную стену плотины на семьдесят футов ниже.

Если водолазы сделали свою работу должным образом, то десятифутовые стартовые отверстия во внешней стене плотины уже проделаны и партия микроботов, оставленных в этих «крабах», вовсю занята их расширением.

Большая партия микроботов, доставленная на грузовиках, приплывет на зов «крабов» и многократно ускорит процесс. Через шесть часов струйки воды покажутся на той стороне в верхней части дамбы. Потом струйки превратятся в ручейки, которые ускоряющаяся эрозия быстро объединит в настоящий поток.

Первый этап стихийного бедствия начнется, когда сквозь бреши дамбы хлынут воды озера Насер. Они пойдут вниз, в долину Нила, сея хаос и разрушения, но это будет только прелюдия. Второй туннель, проходящий намного глубже, в сердце плотины, приведет к дестабилизации всего сооружения, проедая туннели в самом сердце структуры. В конце концов вся плотина разом обрушится, и поток превратится в цунами.

Можно сказать, что полковник Азиз сыграл им на руку. Сообщение, которое они пошлют миру разрушением Асуанской плотины, напугает всех на время, достаточное, чтобы завершить процесс, идущий в Индийском океане. Сабах сомневался, что какая-то из стран мира посмеет угрожать им или отказаться выполнять их требования.

Разве американцы захотят, чтобы рухнула плотина Гувера и был затоплен Лас-Вегас, а все города на юго-западе страны лишились электроэнергии и воды? Разве Китай позволит, чтобы подобная участь постигла плотину «Три ущелья»? Сабах полагал, что нет.

Он швырнул пульт в воду и зашагал прочь. В полумиле от причала его ждал верблюд. Скоро он заберется в седло, закрыв куфией лицо, и исчезнет в пустыне, как тысячелетиями делали бедуины.

ГЛАВА 47

Курт Остин проснулся в «куонсетской хижине»[295] через несколько часов после того, как оказался на острове Пикетта. Плененный и усталый, Курт повалился на пол, как только за ним закрылись двери. Спустя мгновение он уже спал. Проснувшись, он с досадой обнаружил, что все произошедшее с ним не было сном.

Мужчины в камуфляже выволокли его из «хижины» и потащили в другую, скрытую под деревьями. Внутри царила строгая военная обстановка — помещение напоминало зал для проведения трибунала. Там же находились Лилани и Измаил. В другом конце помещения у стола стоял островитянин, который выглядел словно судья. «Он выше и стройнее, чем человек, который нашел нас на пляже, и немного старше», — подумал Курт. В его курчавых черных волосах проглядывали седые пряди.

— Я — восемнадцатый Рузвельт острова Пикетта, — объявил мужчина.

— Восемнадцатый Рузвельт? — повторил Курт.

— Именно так, — подтвердил судья. — А к кому я обращаюсь? Назовите ваши официальные имена для протокола.

— Я — первый Курт Остин Соединенных Штатов Америки, — объявил Курт. — По крайней мере, первый, кого я знаю.

Судьи и остальные, собравшиеся в ангаре, разом вздохнули. А Курт тем временем задумался, пытаясь понять, куда попал и что тут происходит.

Пока его вели от пляжа до «хижины», скрытой в деревьях, он успел разглядеть укрепления, окопы, огневые точки для крупнокалиберных пулеметов, а затем площадь, окруженную ветхими зданиями. В их числе были и старые «куонсетские хижины» с крышами, залатанными соломой и настилами из пальмовых листьев.

Вокруг стояли люди в военном камуфляже цвета хаки. Их мундиры были не в лучшем виде, чем хижины. Многие костюмы выглядели как плохо сшитые подделки. Однако Ml, которыми они были вооружены, похоже, были в рабочем состоянии. У Курта в домашней коллекции было несколько таких винтовок. Насколько он помнил, такое оружие не стояло на вооружении ни одной армии со времен окончания Корейской войны.

Лилани, стоявшая рядом с Куртом, назвала себя, а потом то же сделал Измаил. Не так возвышенно, как Курт: они не назвали ни номера, ни страны происхождения.

Восемнадцатый Рузвельт снова заговорил:

— Вы обвиняетесь в нарушении границы, владении оружиеми шпионаже. Вы задержаны как вражеские солдаты, и теперь вы — военнопленные. Теперь мы ждем заявления подсудимых.

— Заявление? — выпалила Лилани.

— Да, — подтвердил судья. — Вы солдаты Оси или нет?

Девушка потянула Курта за рукав.

— Что происходит? О чем они говорят?

Остин почувствовал, что начинает понимать. У него в голове начала формироваться связная картина.

— Думаю, это карго-культ, — прошептал Курт.

— Что?

— В Тихом океане во время Второй мировой войны множество племен, до того живших уединенно, оказалось в гуще величайшей войны в истории. Любой остров, имевший хотя бы минимальное стратегическое значение, использовался для той или иной цели. Часто для хранения припасов, которые постоянно сгружались с кораблей в огромных количествах. Груза, который солдаты и моряки называли «карго».

Курт кивнул в сторону солдат, окружавших их.

— Для первобытных обществ люди, приходящие с неба или из-за моря на огромных металлических кораблях, с неисчерпаемыми запасами еды и амуниции, казались божествами.

— Ты что, шутишь?

— И не думаю. Чтобы получать поддержку тех, кто обитал на островах, вояки одаривали их своими припасами, словно манной небесной. Но когда война закончилась, солдаты ушли. Для туземцев это стало потрясением. Больше не было никаких даров. Никаких кораблей и самолетов с припасами. Серебряные птицы перестали спускаться с неба и приносить «карго». На каких-то островах жизнь вернулась в прежнее русло, но некоторые племена стали искать магический способ вернуть своих благодетелей и их дары. Это и получило название карго-культов.

Второй судья, который был ниже ростом и ниже в иерархии, чем восемнадцатый Рузвельт, нетерпеливо обратился к Курту:

— Подсудимые, отвечайте!

— Мы обсуждаем свое заявление, — ответил ему Курт, а потом продолжил объяснять: — Распространенная практика — подражать тому, что они видели на американских базах. Члены некоторых культов маршировали, как солдаты на плацу. Одевались эти туземцы по-военному, носили бутафорское оружие, вырезанное из дерева. Они вставали по утренней побудке, поднимали флаг, порой даже имели звания, медали и хоронили умерших на военный манер. Самым известным, насколько я помню, был культ Джона Фрума на Вануату. Считается, что культ получил свое название, потому что американцы представлялись, говоря: «Привет, я Джон из…»[296] Поэтому они называли себя последователями Джона Фрума.

— Просто замечательно, — с сарказмом произнесла Лилани. — Если не считать того, что мы не в Тихом океане, а ружья у этих ребят совсем не деревянные.

— Да, — согласился Курт. — Здесь что-то не так.

Он заметил в комнате и другие странные предметы. На столе были развернуты карты, а поверх лежали компас, барометр и секстант. На столе восемнадцатого Рузвельта он заметил старый серый спасательный жилет и пару солдатских жетонов. Рядом лежала выцветшая бейсболка с логотипом команды «Янкиз», которой, наверное, было лет семьдесят.

— Время для обсуждений истекло, — объявил восемнадцатый Рузвельт. — Произнесите свое заявление, или мы сделаем это за вас.

— Невиновны, — заговорил Курт. — Мы такие же американцы, как вы. Ну, по крайней мере, двое из нас.

Судьи внимательно оглядели их.

— Как вы можете это доказать? — поинтересовался один из них. — Эта девушка вполне может оказаться японской шпионкой.

Такое заявление взбесило Лилани.

— Как вы смеете называть меня шпионкой! Даже если во мне есть частица японской крови, в этом нет ничего плохого.

— Так вы не японка?

— Нет. Я американка из штата Гавайи.

— Она имеет в виду территорию Гавайев, — перебил Курт.

— Ничего подобного!

— Нет, именно так, — твердо сказал Курт. — Гавайи получили статус штата только в пятьдесят девятом!

Лилани посмотрела на него. В ее каштановых глазах читались доверие, надежда и смятение.

— Просто не мешай мне говорить, — прошептал Остин, а потом повернулся к первому судье. — Она имеет в виду то, что выросла неподалеку от Перл-Харбора. Она бывала там много раз, чтобы посетить Мемориал линкора «Аризона»[297] и отдать дань тем, кто умер седьмого января.

Судья, кажется, принял это объяснение.

— А что насчет вас? — спросил он Курта.

— Я из Национального управления подводных исследований. Эта организация работает на правительство США, исследуя океаны. Она была основана адмиралом Джеймсом Сэндекером.

— Сэндекер? — переспросил второй судья.

— Никогда о таком не слышал, — добавил третий.

— Он контр-адмирал, — гнул свою линию Курт, — и к тому же он мой хороший друг. Я много раз был у него в гостях. Сейчас он вице-президент Соединенных Штатов.

Брови судей разом пошли вверх от удивления.

— Вице-президент ваш хороший друг? — спросил один из них.

Остальные начали смеяться.

Восемнадцатый Рузвельт покачал головой.

— Мне кажется, невозможно, чтобы новый Гарри Трумэн дружил с таким грязным человеком.

Курт вспомнил о своем внешнем виде. Он был избит, измучен, с четырехдневной щетиной на лице. Украденная форма сидела на нем кое-как и была порвана в нескольких местах. Сейчас она разве что не расходилась по швам.

— Сейчас я не в самой лучшей форме, — фыркнул он.

Лилани наклонилась к нему поближе.

— Новый Гарри Трумэн?

— Похоже, они перепутали все имена и титулы, — прошептал ей Курт. — Кто-то давным-давно явился сюда и сказал им, что предводитель страны — это Рузвельт, а вице-президент — Трумэн.

— Так вот почему этот парень называет себя Восемнадцатым Рузвельтом острова Пикетта!

— Похоже на то.

— У меня ощущение, что я попала в «Сумеречную зону»,[298] — вздохнула Лилани.

То же ощущение было и у Курта. Но он понимал, что жизнь его друзей висит на волоске и он должен воспользоваться выпавшим шансом.

— Я говорю правду, — настаивал на своем Остин. — Я попал на остров Пикетта в таком виде лишь потому, что недавно сбежал от противников Соединенных Штатов.

Судьи, казалось, были поражены. Они начали перешептываться.

— Как мы можем удостовериться, что он американец? — спросил второй судья.

— Он похож на Пикетта, — заметил восемнадцатый Рузвельт.

— Он может оказаться немцем. Его зовут Курт.

Восемнадцатый Рузвельт решил, что это справедливый вопрос, и повернулся к Остину.

— Вы должны это нам доказать.

— Скажите мне как?

— Я задам вам несколько вопросов, — продолжал он. — Если вы ответите как американец, мы поверим в вашу историю. Если вы ответите неверно, мы признаем вас виновными.

— Давайте, — уверенно сказал Курт. — Спрашивайте.

— Какой город является столицей штата Нью-Йорк? — поинтересовался судья.

— Олбани, — ответил Курт, не задумываясь.

— Очень хорошо. Но это был легкий вопрос.

— Тогда спросите что-нибудь посложнее.

Судья нахмурил темные брови и покосился на Курта, прежде чем задать новый вопрос.

— Что означает фраза «бок питчера»?

Курт был удивлен. Он ожидал вопроса по географии или истории, но, с другой стороны, вопрос о терминах бейсбола имел смысл. Историю и географию легко было выучить, в отличие от запутанных правил национального вида спорта. К счастью, в юности ему случалось играть в бейсбол.

— Бок может возникнуть в разной ситуации, — ответил он. — Но обычно это происходит, когда питчер не до конца остановился, прежде чем подавать мяч на базу.

Судьи одновременно кивнули.

— Правильно, — протянул один из них.

— Да, да, — согласился другой, кивая.

— Третий вопрос: кто был шестнадцатым Рузвельтом Соединенных Штатов?

Курт решил, что судья имеет в виду шестнадцатого президента Соединенных Штатов.

— Авраам Линкольн.

— И где он родился?

Еще один хороший вопрос. Широко было известно, что Линкольн из Иллинойса, так что многие полагали, что родился он именно там.

— Линкольн родился в Кентукки, — ответил Остин. — В хижине из грубых бревен.

Судьи кивнули друг другу. Казалось, Курт делает успехи.

— Я как будто участвую в дурацком шоу, — пробормотала Лилани.

— К сожалению, трех подсказок нам тут не положено, — вздохнул Курт. — Я бы не отказался от звонка другу.

— Еще один вопрос, — продолжал восемнадцатый Рузвельт. — Скажи нам, что такое «Дом, который построил Рут»?

Курт улыбнулся. Его взгляд упал на старую американскую бейсболку. Тот, кто побывал здесь, очень любил бейсбол и был родом из Нью-Йорка.

— «Дом, который построил Рут» — стадион «Янкиз» в Бронксе, — а потом добавил, чтобы окончательно склонить судей на свою сторону: — Он был так назван в честь Бейба Рута, величайшего игрока в бейсбол всех времен.

— Он совершенно прав, — взволнованно объявил восемнадцатый Рузвельт. — Только истинный американец знает такие вещи.

— Да, да, — согласились остальные. — А как же женщина?

— Она со мной, — объявил Курт.

— А этот мужчина?

Курт помедлил с ответом.

— Он мой пленник.

— Тогда он станет нашим пленником, — заметил один из судей.

— Наш первый пленник, — провозгласил восемнадцатый Рузвельт, ко всеобщему восторгу. — Уведите его.

К потрясенному Измаилу бросились двое с карабинами, схватили его и куда-то повели.

— С ним необходимо обращаться согласно Женевской конвенции, — строгим голосом объявил Курт.

— Да, конечно. О нем будут заботиться. Но его будут охранять день и ночь. Ни один пленник еще не убегал с острова Пикетта! Правда, у нас их никогда и не было. Но не сомневайтесь: он от нас не уйдет.

Измаила, который даже не пытался сопротивляться, увели. Курт не беспокоился за его судьбу. Когда пленник и его охрана покинули комнату, Остин подошел к скамейке.

Восемнадцатый Рузвельт протянул руку.

— Приношу свои извинения за эту проверку, — сказал он. — Но я должен быть уверен.

Курт пожал ему руку.

— Понятно, — сказал он. — Могу я узнать ваше имя?

— Я — Тоутог, — ответил судья.

— И одновременно восемнадцатый Рузвельт острова, — продолжал Курт.

— Да, — согласился Тоутог. — Каждые четыре года мы выбираем нового лидера. Я — восемнадцатый. Я прослужил уже два года, защищая остров и конституцию Соединенных Штатов Америки.

Курт стал считать. Если каждый из Рузвельтов пыл у власти четыре года, а Тоутог успел пробыть на посту всего два, то выходило, что первый Рузвельт был избран семьдесят лет назад, в 1942 году.

Вторая мировая война. Эти островитяне вступили в контакт с кем-то во время Второй мировой войны и превратились в маленький боевой отряд. Похоже, никто не потрудился сказать им, что война закончилась.

Курт еще раз взглянул на навигационное оборудование и спасательный жилет. Выцветшее имя на нем прочесть было невозможно.

— Сюда приплыл корабль? — поинтересовался Курт.

— Да, — подтвердил Тоутог. — Большой корабль из стали. «Джон Бьюри».

— И что случилось? — поинтересовался Курт.

— Он сел килем в песок на восточной стороне острова. Остальное мы использовали для постройки убежищ и укреплений.

— Укреплений? — удивилась Лилани. — Против чего?

— Против японского императорского военно-морского флота и банзай-атак, — сказал Тоутог, как будто это было очевидно.

Курт остановил девушку прежде, чем она заговорила. Тоутог и его товарищи жили очень обособленно, и не только географически. Курт не знал, как отреагировали бы эти люди на известие, что война закончилась и их отцы и деды всю жизнь готовились к войне, которая закончилась шесть с половиной десятилетий назад.

— Кто вас обучал? — спросил Курт.

— Капитан Пикетт и сержант первого класса Артур Уоткинс из корпуса морской пехоты США. Они научили нас нести службу, атаковать, обороняться, рассказали, как распознать врага.

— И кто из них был таким ярым любителем «Янкиз»?

— Капитан Пикетт любил «Янкиз». Он называл их бомбардирами из Бронкса.

Курт кивнул.

— И что случилось после того, как они ушли?

Тоутог выглядел так, словно не понял вопроса.

— Они никуда не уходили, — с удивлением произнес он. — Они похоронены тут вместе с остальным экипажем.

— Они умерли здесь?

— Капитан Пикетт скончался от полученных ран через восемь месяцев после того, как «Джон Бьюри» сел на мель. Сержант тоже был тяжело ранен. Он не мог ходить, но прожил одиннадцать месяцев и научил нас сражаться.

Курт подумал, что эта история и в самом деле удивительная и очень интригующая. Он никогда не слышал о карго-культе, возникшем после смерти американцев. Надо бы добраться до Джулиана Перлмуттера[299] и получить доступ к его обширной библиотеке, посвященной истории войны на море. Грузовой корабль «Джон Бьюри», наверное, числится как пропавший без вести и, скорее всего, затонувший. Просто еще одна строчка в гигантской истории Великой войны.

— Не понимаю, — сказала Лилани. — Зачем вам сражаться? Я понимаю, что такое война, но этот остров так мал и лежит слишком далеко в стороне от судоходных путей. Не думаю, что японцы могли бы им заинтересоваться.

— Мы защищаем не сам остров, — объявил Тоутог. — Мы охраняем машину капитана Пикетта.

Брови Курта поползли вверх от удивления.

— Машину?

— Да, — проговорил Тоутог. — Великая машина. Творец Боли.

ГЛАВА 48

Курт Остин понятия не имел, что такое Творец Боли, но был уверен, что в нужный момент во всем разберется. Однако сейчас было не до того, потому что он стал знаменитостью.

В отличие от первоначального приема, теперь их с Лилани считали почетными гостями. Еще бы: они были первыми американскими гостями острова за семьдесят лет, а он еще и был знаком с нынешним Гарри Трумэном! Неудивительно, что туземцы в военной форме чествовали его так, словно он был Макартуром,[300] вернувшимся на Филиппины.

Лилани и Курта напоили свежей водой, позволили принять душ и переодели в такую же форму, какая была на остальных островитянах. Потом жители острова Пикетта накормили их жареной рыбой, манго, бананами и напоили кокосовым молоком, благо пальмы росли на острове в изобилии.

Пока они ели, Тоутог и трое других туземцев потчевали их историями, объясняя, что всем, что у них есть, всем, что они знают, они обязаны капитану Пикетту и сержанту Уоткинсу. Туземцы знали немного английских слов, но, похоже, Пикетт и Уоткинс заложили основы местной цивилизации, и их почитали, словно добрых духов.

Когда Курт и Лилани отужинали, их повели на экскурсию по острову.

Только теперь Остин увидел, насколько изобретательны туземцы. Повсюду среди деревьев прятались сооружения из ржавого листового железа. Окопы и ходы, связанные с пещерами-складами, посты возле цистерн, которые установили так, чтобы те собирали дождевую воду. Все материалы старого судна использовали, будь то старые котлы, трубопроводы или стальные балки. А корабельный колокол был перенесен на самую высокую точку острова, чтобы в случае опасности или нападения японцев можно было ударить в него и поднять тревогу.

— Не могу поверить, что никто им не рассказал, — прошептала Лилани, когда они шли в тени пальм, в нескольких шагах позади своих гидов.

— Не думаю, что у них тут было много посетителей, — ответил Курт.

— А мы разве не должны сказать им правду?

Курт покачал головой.

— Думаю, такая правда придется им не по вкусу.

— Думаешь, они не захотят в это верить?

— Они прячутся от всего мира. Должно быть, Пикетт научил их этому, чтобы сохранить свою машину — Творца Боли — в безопасности.

Лилани кивнула.

— Вот только как нам выбраться отсюда, если они прячутся от всего мира? Это же, в конце концов, остров. У этих людей должны быть лодки. Быть может, мы позаимствуем одну из них?

Курт знал, что у туземцев есть лодки. Тоутог говорил, что в лагерь входят еще два острова, которые можно увидеть, только если подняться на самую высокую точку. Судя по всему, эти острова располагались на расстоянии пятнадцати-двадцати миль друг от друга. Если лодки аборигенов справляются с таким расстоянием, то наверняка могут доставить их к морским путям. Но теперь Курт туда плыть не собирался.

— У них есть лодки, — заверил Остин. — Но мы никуда не поплывем.

Девушка выглядела так, как будто ее ткнули булавкой. Ее брови взметнулись, и она остановилась, застыв, словно статуя.

— Что?

— Здесь ты в безопасности, — продолжал он.

— Это не значит, что я хочу тут остаться. Это сумасшедшая пародия на «Остров Гиллигана», а я никогда не стану играть роль Джинджер.

— Поверь мне, — сообщил Курт. — Ты, скорее, Мэри Энн.[301] Но останешься ты тут не поэтому. Я не хочу, чтобы ты пострадала, пока я буду пробираться на Aqua-Terra.

Она помолчала, пытаясь уложить в голове слова Курта.

— Ты хочешь вернуться? Разве мы не для того из кожи вон лезли, чтобы убраться оттуда?

— И оказались здесь. Нам везет.

— Тебе не кажется, что, если ты сунешься на остров, захваченный террористами, твое везение сразу закончится?

— Нет, если я прибуду с оружием и воспользуюсь элементом неожиданности.

Секунду Лилани изучала Курта, пытаясь угадать ход его мысли.

— Твои друзья на острове?

Он кивнул.

— И не только. Там Джинн. Он хуже, чем просто террорист, убийца или мошенник.

— И кто же он?

— Вся заваруха началась с расследования аномалий температуры. Погода в Индии стала нестабильной. Последние два года там снижался объем осадков, в этом году наступила засуха. Твой брат занимался изучением течений и температуры воды. Мы считали, что причиной всему может быть некий неизвестный ранее эффект вроде Эль-Ниньо — Ла-Нинья…

Девушка кивнула:

— …И он нашел маленькие машины Джинна, заполонившие океан.

— Вот именно, — кивнул в ответ Курт. — Когда они стали отражать солнечные лучи, я почувствовал тепло, исходящее от воды. Одно связано с другим. Не знаю, почему, но Джинн заинтересован в изменении температуры воды. Последствия для климата будут катастрофическими.

Они вышли на восточную сторону острова с низким обрывом, не более двадцати футов в высоту. Под обрывом раскинулся широкий песчаный пляж, за которым располагался гораздо более удобный проход через риф, чем тот, которым воспользовался Курт, подплывая к острову с севера. Остин надеялся, что они наконец добрались до того, что хотел увидеть.

Тоутог взмахнул рукой в сторону открытого пляжа.

— Капитан Пикетт сказал нам: если появятся японцы, они будут атаковать здесь.

Это звучало разумно. Пляж действительно выглядел как удобное место для высадки.

— Вот почему он приказал нам установить Творца Боли на этой стороне острова.

Тоутог подошел к группе своих людей, и они все вместе направились к забору, сделанному из соломы. За ним, наполовину скрытый в пещере, стоял странного вида аппарат. Он напомнил Курту что-то среднее между динамиком и сотами. Четыре фута шириной и, возможно, в фут высоту, устройство состояло из шестигранных труб — четыре ряда по десять в каждом.

— Подать напряжение, — приказал Тоутог. Двое туземцев, стоявших у него за спиной, начали перетягивать из стороны в сторону систему рычагов. Теперь они походили на лесорубов, работающих с двуручной пилой, постоянно ускоряя движение. Маховик был прикреплен к катушке генератора, и через несколько секунд оба колеса завращались и генератор пришел в действие.

Из шестигранных труб начало доноситься потрескивание и гул. На воде, на расстоянии футов в сто начала подниматься рябь. Полоса воды задрожала, как будто ее начали кипятить.

Тоутог взмахнул рукой. Туземцы убрали дополнительные маскировочные ограждения вдоль утеса, открыв другие динамики. Когда генератор набрал полную силу, вся вода в заливе пришла в волнение.

Курт заметил, что рыба, спасаясь от этого волнения, бросилась в разные стороны, чуть ли не выпрыгивая из воды. Пара птиц, решив, что это легкая добыча, полетела за рыбой, но словно натолкнулась на силовую стену.

Какая-то вибрация, без сомнения, исходила из странного устройства, хотя все, что слышал Курт, — гул, как на высоковольтных линиях, несущих слишком большую нагрузку.

— Звуковые волны.

— Да, — подтвердил Тоутог. — Если японцы прибудут, они не уйдут живыми с этого берега.

Остин заметил, что с рыбой и птицами, похоже, ничего не произошло.

— Похоже, это не смертоносно.

— Нет. Но боль поставит их на колени. И тогда они станут легкими мишенями.

— Оружие, поражающее звуком, — проговорила Лилани. — Звучит безумно, но в природе оно существует. Как-то, погружаясь с Кимо, я видела, как дельфины используют эффект эхолота, чтобы оглушать рыбу, приводя ее в ступор, перед тем как ухватить зубами.

Курт слышал об этом, но никогда не видел собственными глазами.

— Военные работают над подобными системами в течение десятилетий. План состоял в использовании подобных систем для управления толпой, исключив резиновые пули и слезоточивый газ. Но я не знал, что над этим работали еще во времена Второй мировой.

— Ты представляешь себе, как оно работает? — поинтересовалась Лилани.

— Могу только предполагать. Простые гармонические вибрации. Звуковые волны, которые распространяются на разных скоростях и под слегка различными углами. Они сходятся в определенном месте, там, где вода бурлит, усиливая эффект. Словно пучок звука.

— Я рада, что вы не наводили установку на нас, — проговорила Лилани, обращаясь к Тоутогу.

— Вы высадились не на том пляже, — ответил Тоутог как ни в чем не бывало.

Курт был этому тоже очень рад.

— Одно очко за спонтанную навигацию.

Пока Курт смотрел на бурлящую воду, в его голове начала формироваться новая идея. Но прежде чем рисковать, следовало узнать, насколько эффективен Творец Боли.

— Я хотел бы проверить его в действии.

— Мы можем продемонстрировать это на заключенном, если вам хочется.

— Нет, — твердо сказал он. — Не на заключенном. На мне.

Тоутог странно посмотрел на Курта.

— Вы странный человек, Курт Остин.

— Я делаю то, что нужно для выполнения миссии, — объяснил Курт. — Я не пытаю людей без нужды. Даже бывших врагов.

Тоутог задумался над его словами, но не высказал ни согласия, ни возражений. Он щелкнул выключателем, и установка отключилась. Ряб на воде исчезла. Лилани схватила Курта за руку.

— Ты спятил?

— Наверное, — ответил Курт. — Но мне нужно знать.

— Предупреждаю вас, будет очень больно, — заметил Тоутог.

— Это странно звучит, но я очень надеюсь, что вы правы.

Через минуту он уже был на песке у самой кромки воды. Он заметил несколько рыб, неподвижно качающихся на волнах брюхом вверх. Видимо, не все отделались легко. Вокруг гудели волны, создаваемые другими секциями установки. Конечно, большая часть звуков находилась за пределами диапазона человеческого слуха. До Курта доносились лишь призрачные, эфемерные отзвуки.

Он посмотрел на верхнюю часть обрыва и увидел Лилани, которая застыла, зажав рот руками. Тоутог застыл в горделивой позе, и Курт, словно гладиатор, приготовился к бою.

— Давайте, — кивнул он.

Тоутог щелкнул переключателем. В тот же миг Курт почувствовал, как волна боли прошла через каждую клеточку его тела, как будто все его мышцы свело судорогой. В голове зазвенело, глаза заслезились. Гул превратился в вой, он чувствовал, как вибрация проходит через его челюсть и череп. Ему показалось, что барабанные перепонки вот-вот лопнут, а с ними, возможно, и глазные яблоки тоже.

Курт собрал всю свою силу воли, чтобы оставаться на ногах, и бросился вперед. Ему казалось, что он тащит на спине огромный каменный блок. Он едва мог двигаться.

Он сделал один шаг, потом другой, а после боль стала невыносима. Остин рухнул на песок, закрыв ладонями уши и голову.

— Выключите это! — услышал он крик Лилани. — Вы убьете его!

В другом месте и в другое время Курт, возможно, списал бы этот крик на женскую впечатлительность, но сейчас, когда накатывающие волны ломали каждый миллиметр его тела, он подумал, что она, пожалуй, права.

Динамик отключился, и боль разом исчезла, словно лопнула резинка. Миг назад звук был повсюду, а теперь пропал. Курт чувствовал лишь усталость и полное изнеможение. Он лежал на песке, не в состоянии делать что-то еще, кроме как дышать.

Лилани бросилась к нему и упала на песок рядом.

— Ты жив? — повторяла она, повернув его к себе лицом. — Ты жив?

Курт кивнул.

— Уверен?

— А что, не похоже? — прохрипел он.

— Не очень.

— Я в порядке, — настойчиво проговорил он. — Клянусь.

— Я не так давно тебя знаю, — сказала Лилани, помогая ему сесть. — Но ты действительно ненормальный.

Даже несмотря на свое состояние, Курт засмеялся. Он надеялся на что-то вроде «но я не хотела потерять тебя» или «но я к тебе так привязалась».

— Что смешного?

— Я подумал, что ты скажешь что-то другое, — ответил он. — Но ты, может быть, и права.

Лилани улыбнулась.

— Как далеко я смог пройти?

Курт чувствовал себя так, словно он взошел на Эверест с тяжелым рюкзаком за плечами.

— Пару футов, — ответила она.

— Всего?

Лилани кивнула.

— Прошла всего пара секунд.

Курту показалось, что это длилось целую вечность.

Тем временем туземцы отключили все динамики. Тоутог подошел, чтобы взглянуть, как там Курт.

— Она права, — заметил туземец. — Вы совершенно ненормальны.

Остин почувствовал, как возвращаются силы.

— Ну, тогда моя следующая просьба не должна вас, удивить.

Он протянул руку, и Тоутог помог ему встать.

— И что это за просьба?

— Мне нужна лодка, — проговорил Курт. — Десяток винтовок и одна из этих машин.

— Вы собираетесь спасти своих друзей? — догадался Тоутог.

— Да.

Тоутог улыбнулся.

— Неужели вы думаете, что мы отпустим вас одного?

ГЛАВА 49

После того как Джо нашел охранников храма Гора, удача от него решительным образом отвернулась.

Во-первых, потребовались героические усилия, чтобы военные под проливным дождем отправились поговорить с ним. Потом оказалось, что они приехали без переводчика, и эту роль пришлось выполнять одному из охранников. Несмотря на его все усилия, Джо был уверен: многие важные детали потерялись в переводе. С каждой попыткой объясниться военные становились все более озадаченными, недоверчивыми и раздраженными.

Когда Джо начал настаивать на том, что задержка только увеличивает опасность, военные стали кричать и тыкать в него пальцами, так, словно это он был угрозой, а не человеком, который хотел предупредить их об опасности.

«Может, у них принято расстреливать приносящих дурные вести?» — подумал Джо.

А потом под дулом пистолета его загрузили в микроавтобус и отвезли в воинскую часть, где он оказался в тюрьме в стиле египетской военщины.

Грязная камера дала бы сто очков любому гермофобскому кошмару.[302] И Джо совершенно не утешало то, что рано или поздно десять триллионов галлонов воды из-за разрушенной плотины вычистят эту клетку.

Удача вновь улыбнулась ему в четыре утра, когда пришла новая смена, а с ней — офицер, который лучше говорил по-английски.

Майор Хасан Эдо носил рыжую военную форму, украшенную лишь нашивкой с его именем. Он уже разменял шестой десяток. У него были коротко подстриженные волосы, ястребиный нос и тонкие усики, точно как у Кларка Гейбла.[303]

Он сел, откинувшись на спинку кресла, положив ноги в ботинках на огромный стол, стоявший перед ним, закурил сигарету, которую держал двумя пальцами, пока говорил, но так по-настоящему ни разу и не затянулся.

— Давайте начистоту, — начал майор. — Вас зовут Хосе Завала. Вы утверждаете, что вы американец, хотя должны понимать, что если это правда, то это сейчас для вас не лучшее место. Впрочем, доказательств этому у вас все равно нет. Более того, вы проникли в Египет без паспорта, без визы и без каких-либо документов. У вас даже нет ни водительских прав, ни кредитной карты.

— Не подумайте, что я оправдываюсь, — начал Джо, — но «проникнуть» в Египет можно только по доброй воле. Я был в плену у террористов, которые хотят причинить вашей стране огромный вред. Я спасся и пришел сюда, чтобы предупредить вас, а вы до сих пор обращаетесь со мной как с каким-то подстрекателем.

Ответом стал равнодушный взгляд майора. Джо замолчал.

— Вы же знаете такое слово, да? Подстрекатель?

Майор Эдо снял ноги со стола, с грохотом поставив их на пол. Он вытащил сигарету из пепельницы, куда положил ее секунду назад, угрожая и в самом деле закурить, а затем наклонился к Джо.

— Ты пришел предупредить нас о неприятностях, — проговорил он, словно Завала до сих пор скрывал этот факт.

— Да, — вздохнул Джо. — Террористы из Йемена собираются разрушить плотину.

— Плотину? — недоверчиво повторил майор. — Асуанскую плотину?

— Да.

— Ты когда-нибудь видел плотины?

— Только на фотографии, — признался Джо.

— Плотина сделана из камней, обломков скал и бетона, — с почтением объявил майор. — Она весит миллионы тонн. Ее толщина у основания две тысячи футов. Эти люди, если они существуют, могли бы долбануть ее пятьюдесятью тысячами фунтов динамита, и всего лишь откололи бы от нее небольшой кусочек.

Произнося каждую фразу, майор взмахивал рукой с сигаретой. Пепел летел во все стороны, тонкий дымок плясал в воздухе, но офицер так и не поднес сигарету к губам. А потом он откинулся на спинку стула, явив собой картину полной самоуверенности.

— Так вот, я скажу вам, — закончил он. — Плотину невозможно разрушить.

— Никто не говорил, что ее можно так вот взять и взорвать, — ответил Джо. — Они собираются пробить канал сверху, чуть ниже уровня воды, в самом узком месте плотины.

— Как? — спросил майор.

— Как?

— Да. Расскажите мне как? Они собираются приехать на экскаваторах и начать копать, так, чтобы никто из нас не заметил?

— Конечно, нет, — проговорил Джо.

— Тогда расскажите мне, как это будет сделано.

Завала встал, чтобы говорить, но остановился с открытым ртом, так и не произнеся ни слова.

— Да? — спросил майор с любопытством. — Продолжайте.

Джо закрыл рот. Только теперь он понял, что не сможет объяснить то, что знает. Как сказать офицеру, что плотина будет уничтожена машинами столь малыми, что никто не сможет разглядеть их? В ответ он получит лишь смех и недоверие. Или же он мог пустить майору пыль в глаза и выдумать угрозу, отправив майора по ложному следу, в то время как подлинная опасность никуда не исчезла.

— Можно мне позвонить по телефону? — спросил он наконец.

Если бы он добрался до американского посольства или НУПИ, то смог хотя бы предупредить кого-то об опасности, нависшей над Асуаном, а также о присутствии самозванцев на плавучем острове.

— Это не Америка, мистер Завала. Вы не имеете права на телефонный звонок, на адвоката и вообще на что бы то ни было без моего разрешения.

Тогда Джо попробовал другую тактику.

— Хорошо, давайте так. Есть пять грузовиков с брезентовым верхом. Они направляются на север, и внутри у них желтые бочки, наполненные серебристым веществом, напоминающим песок. Найдите их, задержите, допросите водителей. Я уверен, вы обнаружите, что у них, как у меня, нет ни паспортов, ни виз, ни кредитных карт.

— Ах да, — презрительно выплюнул майор. Он взял со стола блокнот и стал изучать его при тусклом освещении.

— Пять таинственных грузовиков из Йемена, — протянул он. — Мы их искали с того момента, как вы рассказали нам свою историю. С воздуха, на машинах, пешком. Мы не нашли никаких машин. Здесь их нет. Нет достаточно большого склада, чтобы их скрыть. Нет ни возле плотины, ни на берегу озера. Нет даже на дороге на Марс-Алам. Они не существуют нигде, кроме как в вашем воображении.

Джо вздохнул от досады. Он понятия не имел, куда могла деться колонна. Однако люди Эдо явно что-то упустили.

Майор отшвырнул блокнот в сторону.

— Почему бы тебе не сказать, кто ты на самом деле?

— Я просто пытаюсь помочь, — продолжал Завала, готовый уже сдаться из-за разочарования, подобного которому никогда раньше не испытывал. — Можете ли вы, по крайней мере, осмотреть плотину?

— Осмотреть ее?

— Да, — кивнул Джо. — Посмотрите, есть ли течи, поищите подтверждение моих слов. Что-то, что могло бы показаться вам из ряда вон выходящим?

Египетский офицер только головой покачал.

— Отличная мысль.

— Правда?

— Да. Этим мы и займемся.

— Мы?

— Конечно, — проговорил майор и милостиво потушил сигарету. — А без вас откуда мне знать, что искать?

Джо не был уверен, что такая идея ему нравится.

— Охрана, — позвал майор.

Дверь открылась. Вошли два египетских морпеха.

— Свяжите его хорошенько и доставьте в доки. Я возьму нашего гостя с собой на экскурсию.

Когда египтяне надели на Джо наручники, майор проговорил:

— Ты увидишь, что дамба неприступна, мы покончим с этими шарадами, и ты расскажешь об истинной цели своего прибытия, какова бы она ни была.

ГЛАВА 50

Через двадцать минут Джо оказался в патрульном катере, который в темноте скользил по Нилу. Египетский майор отдавал приказы, в то время как другой солдат вел катер, а третий стоял с автоматом наготове.

Ночной воздух был прохладным, но, к счастью, дождь уже перестал. Звезды вновь засверкали на прояснившемся небе. В этот час на реке было мало судов, но в долине было светло. Отели и прочие здания на берегу сияли огнями, а по плотине гуляли лучи прожекторов, словно по футбольному стадиону при вечерней игре.

Поскольку Асуанская плотина была насыпной, она сливалась с пейзажем гораздо лучше, чем, к примеру, бетонная дамба Гувера. Вместо серой стены, возвышающейся в конце узкой долины, Джо увидел сооружение с пологими склонами, гигантскую насыпь одного цвета с окружающей пустыней.

Снаружи был виден лишь тонкий слой бетона, предназначенный для предотвращения природной эрозии. Под этой оболочкой прятались спрессованные обломки скал и песок, в центре слой водонепроницаемой глины, за которой находилась бетонная конструкция, известная как «противофильтрационная завеса».

Прямо за плотиной громоздилась стена воды высотой футов в триста.

— Нам обязательно находиться с этой стороны? — поинтересовался Джо.

— Что-что? — переспросил майор.

— Мы не могли бы перебраться на другую сторону или посмотреть на плотину сверху?

Эдо покачал головой.

— Мы ищем место течи или нет? Как вы сможете увидеть что-то, находясь на другой стороне? С той стороны отверстие будет под водой.

— Я надеялся, что у вас есть видеокамеры, роботы или что-то вроде того.

— У нас нет ничего подобного, — заверил его майор.

— У меня есть один знакомый, — продолжал Джо. — Хотите, достану вам парочку по дешевке?

— Нет, спасибо, мистер Завала, — серьезно ответил майор. — Мы осмотрим плотину отсюда, и я покажу вам, что она в полной безопасности, а потом мы обсудим тот срок, на который вы лишитесь свободы за то, что потратили мое время.

— Отлично, — согласился Джо. — Только сначала убедитесь, что моя камера будет находиться как можно дальше от этих мест.

Патрульный катер по-прежнему шел вперед, прямо в запретную зону, которая протянулась на полмили от основания плотины.

Построенная в шестидесятых годах прошлого века при поддержке Советского Союза, плотина имела две секции. На западной стороне, по правую руку от Джо, она представляла собой широкий, пологий склон. На восточной стороне за треугольным полуостровом из камней и песка, поверх которого протянулись линии электропередачи, соединяющие гигантские трансформаторные будки, стояла вертикальная бетонная стена с пробелами для водосброса. Эта часть была отводящим каналом, где вода мчалась с огромной скоростью, вращая турбины, и, замедляя свой бег, возвращалась в реку.

Джо заметил, что вода у нижнего края плотины относительно спокойна.

— Разве ваши генераторы не работают?

— Водосливы открыты на минимум, — пояснил майор. — Ночью не нужна максимальная мощность. Пиковый сброс после обеда, для кондиционеров и коммерческого освещения.

Они приближались, двигаясь вправо вдоль наклонной части конструкции. Чем ближе они подплывали, тем больше Джо впечатляла грандиозность плотины. Массивные отмостки были более широкими и плоскими, чем он ожидал увидеть. Казалось, гора упала в реку — гигантское сооружение была мало похоже на творение рук человеческих.

— И какова ее толщина?

— Девятьсот восемьдесят метров в основании.

«Почти целый километр, — подумал Джо. — Больше полумили».

Он начал понимать, почему майор так уверен в себе. Но Завала немного разбирался в гидротехнике и отлично помнил то, что видел в Йемене. Нарушения в структуре модели начались с самого верху, и распад должен был начинаться оттуда.

— Мы не увидим ничего здесь, внизу, — объявил он. — Мы должны проверить верхнюю часть плотины. Мы должны подняться на саму дамбу и найти протечку.

На лице майора появилось раздражение.

— Я думал показать тебе, как глупы твои потуги и как напрасно ты тратишь время, — объявил он. — Я не собирался сажать тебя в тюрьму. Просто, как вы, американцы, говорите, «проверял тебя на прочность». Но если ты продолжишь испытывать мое терпение, я разозлюсь и у меня не будет другого выбора, как…

Неожиданно майор замолчал. Теперь он смотрел мимо Джо, уставившись на наклонную стену плотины, которая находилась в пятидесяти футах от них.

Джо повернулся. В тусклом свете он видел, что вода бурлит там, где этого быть вовсе не должно. Вода бежала вниз по стене плотины. Словно кто-то оставил открытый кран где-то высоко над землей, но там не должно было быть никакого крана.

— Вот оно, — указал Завала.

— Подплывите ближе, — приказал майор, перебравшись на нос лодки.

Водитель нажал на педаль, мотор лодки взревел, и она помчалась вперед. Несколько секунд спустя они уже были под самой плотиной. Фара на носу лодки освещала текущую воду.

Он посмотрел вверх, на наклонную стену плотины.

— Неужели это правда? — пробормотал майор Эдо себе под нос. — Не верю…

— Клянусь вам, — проговорил Джо. — Мы в опасности. Вся долина в опасности.

Майор продолжал в шоке таращиться на течь.

— Но тут не так уж и много, — сказал он.

— Скоро будет больше, — настаивал Завала. — Вы видите, откуда течет?

Луч прожектора скользнул, пытаясь проследить, откуда сочится вода, но луч прожектора не доставал до течи.

— Нет, — проговорил майор, разом потеряв надменность.

— Вы должны всех предупредить. Пусть уходят как можно дальше от реки.

— Это вызовет панику. А что, если вы ошибаетесь?

— Вы же видите, что это правда.

Майора словно парализовало. Он не шевелясь смотрел на текущую воду.

— Освободите меня, — крикнул Джо. — Я помогу найти место протечки. Как только мы его обнаружим, то, быть может, сможем что-то сделать, и… и, по крайней мере, поймем, что происходит.

А пока они ждали, поток заметно усилился, словно к открытому крану прибавился второй.

— Пожалуйста, майор!

Наконец египетский офицер вышел из оцепенения. Он выхватил ключи у одного из охранников, снял наручники с рук Джо, а потом с ног.

— Пойдем, — пробормотал майор, схватившись за рацию.

Джо перелез с носа лодки на наклонную стену дамбы и полез наверх вдоль ручейка воды. Наклон плотины в этом месте был всего тринадцать градусов — не так много, если не нестись на полной скорости. Они пробежали семьсот футов по горизонтали и девяносто один фут по вертикали. Майор задыхался, но они так и не нашли место протечки.

— Поток становится все сильнее, — проговорил он, остановившись возле ручья.

Джо разглядел, что вода несла с собой мелкий песок. Разрушение уже началось.

— Мы должны подняться еще выше, — вздохнул Джо.

Майор кивнул, и они продолжили восхождение. Когда до вершины оставалось пятьдесят футов, поток воды уже стал футов шести шириной, с пеной и мелкими камнями. На их глазах в стене открылась еще одна дыра, из которой тут же хлынула новая струя.

— Смотрите, — закричал Джо, дернув майора за рукав.

Они попятились прочь от потока. Теперь майор не мог отрицать очевидного. Офицер поднес радио ко рту.

— Это майор Эдо, — объявил он. — Докладываю о чрезвычайной ситуации первой степени. Включайте все сирены и начинайте полную эвакуацию. Целостность плотины нарушена.

Ему ответили что-то неразборчивое, и майор сразу же отреагировал.

— Нет, это не учения и не ложная тревога! Плотина в опасности! Повторяю: плотина в опасности! В любой момент ее может прорвать.

Еще один небольшой участок на верхнем крае провалился, и пенящаяся вода, бурля, понеслась вниз по склону. Если кто и сомневался в предупреждении майора, то им ничего не оставалось, как выглянуть в окно и самим все увидеть.

Далеко во тьме взвыли сирены предупреждения. Внизу патрульный катер развернулся и понесся к югу.

— Ах вы, трусы! — заорал майор.

Честно говоря, Джо не мог винить их, но теперь и он, и майор оказались в незавидном положении. Плотина под их ногами начала дрожать. Само сооружение, возможно, было повреждено на участке всего в пятнадцать футов шириной, но сейчас они находились слишком близко, чтобы быть в безопасности.

— Давайте, — обратился к майору Джо, схватив его за плечо, и потащил вперед к гребню плотины. — Нам нужно добраться до вершины. Это наш единственный шанс.

ГЛАВА 51

Тьма, царившая над Египтом, уже спустилась на Аравийское море и Индийский океан. Но только с одной небольшой разницей. Если небо над Египтом только что очистилось, то над океаном его уже затягивали тучи. До рассвета оставалось два часа, а Курт Остин не видел на небе ни одной звезды.

И это всерьез его беспокоило, ведь в этот момент он стоял на пятнадцатифутовой лодке посреди моря, осуществляя навигацию с помощью старого секстанта и набора пожелтевших от времени, поеденных молью карт, оставшихся со времен Второй мировой войны.

Лодка была снабжена аутригерами[304] и выглядела как нечто среднее между «Кон-Тики»[305] и пятиместным гавайским каноэ. Судно имело высоко поднятый нос, широкую центральную часть и прямоугольную корму. Двигалосьоно на веслах или, что лучше, при помощи треугольного паруса, известного как «клешня краба».

«Клешня краба» была древним парусом, который уже тысячу лет верой и правдой служил аборигенам. Перед Куртом выгнулась десятифутовая дуга более современного паруса — импровизированного спинакера. Он действовал наподобие крыла и позволял судну держаться ближе к ветру.

Следом за лодкой Курта плыло еще четыре аналогичных судна — флотилия с острова Пикетта.

План заключался в том, чтобы пробраться на борт и захватить плавучий остров. У него было восемнадцать человек, плюс Лилани и он сам, пять Творцов Боли и сорок винтовок — с запасом на случай, если удастся освободить и вооружить пленников. Этого должно было хватить для победы.

Курт опустил секстант.

— Ну, как успехи? — поинтересовалась Лилани.

— Никак, — ответил он. — Мы плывем практически вслепую.

Он отошел с носа и убрал секстант. Потом повернулся к Тоутогу.

— Давайте пока останемся на этом курсе.

Тоутог кивнул. Он и его племянник Вару правили лодкой.

Флотилия плыла уже пять часов. Они заплыли так далеко, потому что ветер неожиданно поменял направление, как бывало в прибрежной полосе, когда ночь сменяла день и наоборот. Картина была очевидной, хотя посреди океана ничего похожего происходить было не должно. Курт решил, что всему виной игры Джинна с погодой.

— Ты волнуешься, — проговорила Лилани, приближаясь к нему.

— Я боюсь, что веду нас всех в небытие.

Курт вновь поглядел на старые карты «Джона Бьюри». Пикетт определил точное местоположение острова и нанес его на карту в том месте, где не было ничего, кроме океана. Он также отметил на карте и два других острова, потом обвел все три и царапающим пером, выцветшими чернилами написал: «Архипелаг Бьюри, США». Похоже, капитан успел объявить свежеоткрытые острова территорией Америки.

Лилани оглянулась через плечо.

— Где мы?

— Примерно здесь, — объявил Курт, указав точку на карте.

— А где Aqua-Terra?

— Хороший вопрос, — сказал он.

«Познакомившись» с Творцом Боли, Курт немедленно взялся за карты. После ряда прикидок и расчетов он примерно определил местоположение Aqua-Terra, предположив — возможно, ошибочно, — что плавучий остров останется на том же самом месте. Судя по силе ветра и тому расстоянию, которое они прошли до острова Пикетта, они должны были достичь Aqua-Terra до рассвета, если бы отправились сразу.

Любая задержка сделала бы их попытку невозможной: пришлось бы ждать следующего вечера, поскольку приближение к острову днем было равносильно самоубийству. А это, в свою очередь, означало еще на двадцать четыре часа оставить Пола, Гаме и других в руках Джинна. Это означало бы дать террористу фору в сутки, чтобы тот мог собраться и исчезнуть с острова. Курт счел это неприемлемым, и потому флотилия отправилась в путь так быстро, как только смогла.

Как оказалось, небольшие лодки плавали быстрее, чем он предполагал. Кроме того, им помог попутный ветер. Они намного опередили расписание, составленное Остином, но при этом вполне могли сбиться с курса.

— Когда мы последний раз видели остров, она был где-то здесь. Если они не меняли курс, мы должны быть у них на хвосте…

— Я вижу свет, — неожиданно объявил Вару. — Свет слева по курсу.

Все разом повернули головы влево. Где-то впереди, милях в трех, маячил светящийся силуэт, похожий на скользящий в тумане корабль-призрак. Остров Марчетти был погружен во тьму почти полностью, лишь несколько огоньков горело здесь и там.

Лилани улыбнулась.

— Ну вот, а ты боялся.

Курт усмехнулся.

— Повернем к северо-востоку, — объявил он Тоутогу, а затем указал нужное направление: — Туда.

Тоутог и Вару переложили курс и развернули парус. Лодка пошла в северо-восточном направлении. Остальные повернули следом за ними.

— А почему не прямо к острову? — спросила Лилани.

Взглянув на приборы, Курт принялся считать:

— Проплывем полмили на северо-восток, а потом пойдем по ветру в сторону острова. Это даст нам больше скорости и маневренности.

— А если они нас заметят?

— Мы чуть не разминулись с островом в две тысяч футов длиной и в двадцать этажей высотой. Мы на темных лодках, под темными парусами и приближаемся к ним посреди туманной ночи. Даже дозорный с биноклем не заметит нас, пока мы не окажемся у них под самым носом. Судя по словам Измаила, у Джинна на борту не более тридцати человек, и, по крайней мере, половина должна спать. Вряд ли нас кто-то заметит.

Курт оказался почти прав. Двадцать из тридцати людей Джинна спало. Несколько человек находилось возле тюремных камер, а другие с предателями из команды Марчетти работали над поврежденным двигателем. На посту стояло лишь двое дозорных. Они патрулировали остров, но, разумеется, не могли уследить за всем, что происходило на десятках акров палубы и миле береговой линии. Безнадежное дело. Часовые трудились со всем энтузиазмом, который могло вызвать их крошечное жалованье.

Одному из охранников повезло избежать длинных и скучных прогулок вдоль берега — вместо этого он занял теплое местечко в рубке за радаром. За всю ночь на нем не появилось ни единого сигнала. Все было настолько спокойно, что в тот момент, когда на экране возникло несколько точек, он этого даже не заметил. Он почти не следил за экраном, изо всех сил стараясь не уснуть.

Изображение быстро исчезло, а спустя несколько минут появилось вновь. К ним протянулись диагональные линии, сигнализируя, что это не просто помехи. Это насторожило охранника, но к тому времени, как он проследил за мишенями, они снова исчезли, сменившись надписью о том, что контакт потерян.

Охранник выпрямился в кресле. Он засомневался, начиная подозревать неладное.

В самом деле, видел ли он что-то? Если да, то куда все пропало? Как могла цель исчезнуть? Он вспомнил то, что слышал об американских истребителях-невидимках.

Боевик выглянул в иллюминатор, но ничего не увидел, а затем вновь опустил взгляд на экран. Не дождавшись появления целей, охранник укрепился в своих подозрениях. Взяв мощный бинокль, он вышел на смотровую площадку. Что-то рассмотреть в туманном мраке было очень трудно, поэтому он так ничего и не заметил. Отчасти это произошло потому, что охранник всматривался в темное небо в поисках самолетов или десантных вертолетов, и потому, что скудного ночного освещения хватило, чтобы помешать ему разглядеть что-то за пределами освещенной области. Боевик смотрел прямо в сторону пяти бамбуковых лодок, но не видел ничего, кроме стены белого тумана.

Разочарованный, он вернулся к радару, присел над ним, внимательно наблюдая, словно кошка, поджидающая у мышиной норки.

ГЛАВА 52

Когда Курт со своей крошечной флотилией приблизился к Aqua-Terra, плавучий остров выступил перед ними из тумана, словно Гибралтарская скала. Он почувствовал себя муравьем, напавшим на слона.

— Какой огромный, — прошептал Тоутог.

— Но по большей части пустой, — напомнил Курт сам себе.

— А что, если с тех пор как мы ушли, сюда прибыло еще больше людей? — спросила Лилани.

Сжав губы, Курт повернулся к девушке. Сейчас он меньше всего хотел слышать голос разума.

— Тебя обязательно надо познакомить с Джо, — ответил он. — Думаю, вас двоих разлучили при рождении.

Зная, что тюрьма находится возле кормовой оконечности острова, Курт решил начать оттуда. Он прошел на нос, чуть приспустил парус и сдернул брезент с Творца Боли.

— Лилани, — тихо позвал он. — Ты и Вару включайте питание.

Она перебралась к генератору на корме лодки. Вращать ручку генератора в таких условиях было не слишком удобно, но как только они раскрутили его до определенной скорости, диск стал сам помогать им, вращаясь по инерции.

Курт услышал треск динамо-машины. На контактах заплясали маленькие искорки. До цели оставалось около ста ярдов. Курт повернул ручку на устройстве, регулируя дальность воздействия.

Они уже подошли достаточно близко, чтобы основная масса острова скрывала их от двух башен, диспетчерской и любого радара. Единственное, чего им приходилось опасаться, так это часовых. Курт собирался поразить их одним ударом. А если бы это не удалось, то пристрелянная винтовка была у него под рукой.

Теперь можно было хорошо рассмотреть иллюминаторы нижней палубы. Курт пересчитал их. Последние пять относились к тюремному блоку. Достав старый бинокль, он присмотрелся. За иллюминаторами маячил тусклый свет, но он не мог разглядеть, что происходит внутри.

Вначале Остин подумывал о том, чтобы установить лестницу возле кормовой части, но затем передумал. Если Джинн выставил часовых, то это было бы очевидное место для одного из постов. Поэтому пришлось придумать нечто иное.

Курт поднял руку, приказывая остальным лодкам следовать за ним к пятому окну. Тридцать пять ярдов — то самое расстояние, на котором он испытал на себе действие машины. Курт перевел Творца Боли в режим готовности и при помощи рычагов направил его на иллюминатор.

Лилани и Вару вращали колесо генератора, давая машине ток. Курт переключил рычажок с режима готовности на активный. Вперед хлынули невидимые волны, и тяжелое стекло задрожало.

— Дополнительную мощность, — приказал он.

Тоутог сменил Лилани, и стрелка индикатора мощности излучения заползла в красный сектор. Курт по-прежнему держал луч сфокусированным на цели.

— Что ты делаешь? — поинтересовалась Лилани.

— Не видела старую рекламу кассет «Меморекс»?[306]

Девушка покачала головой.

— Тогда смотри на тот иллюминатор.

Стекло иллюминатора вибрировало, покачиваясь взад-вперед, в такт звуковым волнам, словно кожа барабана. Курт видел, как дрожит стекло. Над водой пополз странный звон, словно кто-то играл на тибетской «поющей чаше». Остин опасался, что это их выдаст, но сейчас было поздно останавливаться.

— Еще больше мощности, — снова прошептал он и, поняв, что Вару весь взмок, сменил молодого человека. Лодка дрейфовала, но Лилани держала Творца Боли точно нацеленным на иллюминатор.

Ему уже начало казаться, что затея провалилась и защищенное от бурь стекло не поддастся никаким вибрациям. Но тут еще две лодки включили генераторы, нацелив приборы на тот же самый иллюминатор.

Три комбинированных звуковых луча мгновенно разбили стекло. Оно взорвалось внутрь — эффект, на который Курт вовсе не рассчитывал. Ему оставалось лишь надеяться, что Марчетти и Траут в этой каюте, но им хватило ума не подходить к вибрирующему стеклу.

Сидя в своей камере, Гаме услышала первый звук — странную вибрацию, похожую на звон в ушах.

— Что это? — поинтересовался Пол.

Значит, ей не почудилось.

— Понятия не имею, — ответила она.

Гаме встала, оставив свой пост у двери и, глядя в темноту, прислушалась, словно житель пригорода, пытающийся найти в тихом доме стрекочущего сверчка.

Шум медленно нарастал. Если бы здесь была собака, она бы уже выла, срывая горло.

— Может быть, нас собираются похитить инопланетяне? — предположил Марчетти.

Гаме не обратила на его слова никакого внимания. В поисках источника шума она подошла к большому иллюминатору с видом на океан и прижала лицо к стеклу. В темноте, едва освещенной огнями Aqua-Terra, она различила туземные лодки. А потом она узнала фигуру на лодке, которая находилась ближе всего.

— Это Курт, — объявила она.

Пол и Марчетти подбежали к ней.

— Какого черта он делает? — удивился Пол, наблюдая за странными действиями Курта. — И кто эти люди с ним?

— Не имею ни малейшего понятия, — пожала плечами Гаме.

Пока они наблюдали, две другие лодки присоединились к судну Курта и частота странной вибрации поднялась на октаву или две. Откуда-то слева раздался звон бьющегося стекла.

— Предполагаю, он пытается спасти нас, — проговорил Марчетти.

— Да, — подтвердила Гаме с радостью и печалью одновременно. — К сожалению, он вломился не в ту каюту.

В коридоре охранники, сторожащие пленников, почувствовали вибрацию, но решили, что это звук массажного кресла. Но когда за ним последовал звон бьющегося стекла, головорезы разом вскочили на ноги.

— Проверьте заключенных, — приказал старший.

Двое его людей схватились за оружие и побежали по коридору. Когда они исчезли за поворотом, старший из боевиков поднял трубку и набрал номер рубки. После четырех гудков ему никто так и не ответил.

— Да возьмите же, — проворчал он.

Его внимание привлек новый звон стекла. Теперь он донесся из каюты, возле которой он стоял.

Он прикинул, могли ли пленники сбежать или, что казалось еще невероятнее, мог ли кто-то вломиться снаружи. Он решил, что лучше будет сначала лично проверить, что происходит, а уж потом доложить. Он положил трубку и осторожно отступил от стола, вытаскивая пистолет. Держа его наготове, он подошел к двери.

Потушив свет в коридоре, он распахнул дверь и шагнул вперед, держа пистолет перед собой. Его встретила лишь темнота. Потом по каюте пронесся ветерок, и он увидел какие-то огни в тумане по ту сторону разбитого иллюминатора.

Охранник огляделся, но не увидел ничего странного. В каюте не было никого, кроме него. Но кто же разбил иллюминатор?

Боевик шагнул к разбитому стеклу, под ногами захрустело. Что-то плавало там, снаружи. Сделав еще один шаг, охранник увидел неподалеку странную лодку, а рядом с ней еще одну. Они не были похожи на лодки американского спецназа. Он сделал еще один шаг, и тут его ушей коснулся странный гул, а мускулы всего тела напряглись, словно он коснулся высоковольтной линии.

Боль пробежала вверх и вниз по его рукам и туловищу. Его шея напряглась, и он прикусил язык, неожиданно стиснув челюсти. Охранник упал на колени, прямо на стекло, выронив пистолет. Боль исчезла, когда он ударился об пол, не в силах подняться.

В разбитом иллюминаторе появилась человеческая фигура. Боевик потянулся к пистолету, и тут же тяжелый ботинок обрушился на его пальцы. Охранник отдернул руку, и тут холодный приклад ружья обрушился на его затылок.

Из своей темницы Гаме, Пол и Марчетти наблюдали, как Курт и его спутники забросили крюки и принялись карабкаться. Они не видели разбитого иллюминатора, но Марчетти был уверен, каюта, в которую они поднимались, находится от них через дверь или две.

— Ничего, они скоро будут здесь, — заметил он. — Все, что им нужно сделать, так это избавиться от нескольких головорезов на посту, и мы будем свободны.

Шорох за дверью привлек внимание Гаме.

— Это они?

— Слишком быстро, — покачал головой Пол.

— Значит, это охранники.

Гаме метнулась к двери. Она услышала, как охранник вставил в замок карту-ключ, услышала, как замок зажужжал и открылся, а потом змеей скользнула к переборке рядом с розеткой. План Пола зависел от точного расчета времени. Гаме схватила шнур и воткнула штепсель в розетку.

Фонтан искр ударил из переборки и от металлической двери. Охранник, который все еще держался за ручку, получил сильный удар током и повалился назад. Провода, которые они выдрали из кресла и присоединили к двери, искрились, запахло паленой изоляцией.

Пол метнулся к охраннику и схватился за пистолет. Завязалась потасовка, но Пол быстро завершил ее ударом в пах. Потом они с Марчетти затащили охранника в свою темницу, а Гаме выдернула шнур и придержала дверь, не дав ей захлопнуться. Быстрый взгляд сказал ей: в коридоре пусто.

— Идем, — позвала она.

Пол и Марчетти оставили корчащегося охранника на полу, связав его простынями. Выскочив из темницы, они направились по коридору направо.

Курт добрался до поста охраны раньше группы Марчетти. Это помещение больше напоминало приемную в спа-салоне, чем пост охраны. На одном конце стойки красовался белый компьютер, на другом — многоканальный телефон.

Тоутог и Вару последовали за ним. Курт указал несколько укромных мест, откуда можно было легко защищать коридор.

— Смотрите внимательно, — сказал он.

Он повернулся, собираясь броситься в другой коридор, но навстречу ему выскочило три фигуры. К своему удивлению и облегчению, он узнал в них Гаме, Пола и Марчетти.

— Как же мы рады тебя видеть, — воскликнула Гаме. — Мы-то думали, ты погиб.

Курт затащил их за стойку.

— Я тоже боялся, что вас уже убили. Почему вы не в камере?

— Сбежали, — объяснила Гаме. — Причем только что.

— И это после того, как я проделал весь этот путь, чтобы вас спасти, — с улыбкой проговорил Курт.

— Джо с тобой?

— Нет, — покачал головой Курт. — Я оставил его в кузове грузовика в Йемене два дня назад.

— И куда поехал этот грузовик?

— Хороший вопрос.

Тот факт, что Пол, Гаме и Марчетти до сих пор оставались под замком, а спасать их прибыли не силы специального назначения, подсказал Курту, что дела у Джо идут не так уж здорово. Он знал, что его друг мог позаботиться о себе, но чувствовал бы себя много лучше, если бы знал наверняка, что Джо в порядке. Однако сейчас он с этим ничего поделать не мог.

— И какова ситуация? — спросил Курт, сосредоточившись на настоящем.

— Мы вырубили одного из охранников, — сообщил Пол. — Он сейчас заперт в нашей камере.

— Мы тоже одного вырубили, — ответил Остин.

— Кстати, а кто твои друзья? — спросила Гаме.

— Я — Лилани Таннер, — представилась девушка. — Настоящая.

Гаме улыбнулась.

— А остальная кавалерия?

— Рад познакомиться с вами, — заговорил Тоутог. — Я восемнадцатый Рузвельт острова…

— Тише! — оборвал его Курт. — Кто-то идет.

По коридору приближались шаги. Это был второй охранник, который, как понял Курт, ходил проверять других заключенных. Он свернул за угол и застыл, глядя на несколько винтовок, нацеленных прямо ему в грудь. Ловким движением Курт выхватил из рук охранника карточку-ключ и пистолет.

— Что теперь? — поинтересовался Пол. — Уходим?

— Нет, — покачал головой Остин. — Одержав победу, нужно ее закрепить.

— Сунь-цзы, — снисходительно пояснила Лилани.

— Ну и что это значит? — поинтересовалась Гаме.

— Это означает, что теперь мы находимся на борту и никуда не пойдем, пока не найдем Джинна, Заррину и Отеро. Когда мы их схватим, все закончится.

Курт повернулся к Марчетти.

— Ваш экипаж еще здесь?

— По большей части.

— Тогда вы и Пол возьмите этого парня и ступайте, освободите своих людей. А потом заприте его понадежнее.

Пол кивнул и отправился выполнять распоряжение Курта, а тот повернулся к Тоутогу.

— А вы пока привяжите лодки, и пусть ваши люди поднимаются на борт. Сейчас важен каждый боец!

Вскоре заключенные и охранники поменялись местами, а небольшая флотилия причалила рядом с разбитым иллюминатором. У Курта под командой было тридцать семь вооруженных мужчин и женщин — люди Марчетти хорошо знали остров, а люди Тоутога были отлично натренированы в использовании винтовок и Творцов Боли.

Курт приказал перенести две машины на борт и поставил их на кстати нашедшиеся тележки. Одна отправилась с группой, выступившей в сторону жилых помещений, другая осталась в распоряжении Курта, Лилани и Траутов. Вчетвером, словно техники, несущие на сцену колонку, они погрузили громоздкую машину в лифт.

В то время как большая часть сил Курта отправилась в жилые помещения, сам он собирался найти Джинна аль-Халифа.

— На каком этаже находится президентский люкс? — спросил он.

— Вы имеете в виду мою скромную обитель? — поинтересовался Марчетти.

— Если она самое роскошное помещение на острове, то да, именно ее я и имею в виду.

— Верхний этаж, конечно, — ответил Марчетти, нажимая соответствующую кнопку.

Когда двери лифта закрылись, Курт похлопал по звуковому генератору и угрожающе улыбнулся.

— Самое время разбудить соседей, — объявил он.

ГЛАВА 53

Джо Завала бежал со всех ног, спасая свою жизнь. Забыв про больную лодыжку, он мчался вверх по склону плотины в поисках безопасного места. Майор с трудом догонял его, все еще до конца не веря в происходящее.

— На вашем месте я бы не стал оглядываться.

Эдо понял и припустил быстрее, пытаясь догнать Джо.

Достигнув гребня плотины, Завала оказался на пересекающей ее дороге. В тридцати футах от того места, где он стоял, уже была глубокая промоина. Вода из озера Насер лилась через нее, стекая по склону.

В контрастном свете прожекторов Джо видел, как вода вымывала песок и камни, словно бурлящий поток, несущийся по горному ущелью. Брешь медленно, но верное расширялась в обе стороны.

Когда поток усилился, асфальт начал проваливаться. На миг дорога зависла над промоиной, словно подвесной мост, а потом развалилась. Крупные куски асфальта исчезли в потоке.

Оглянувшись на озеро, Джо заметил еще одну важную деталь.

— Вода стоит очень высоко.

— Выше, чем когда-либо, — ответил майор. — За последние два года выпало рекордное количество осадков.

Джо ничего не знал о делах генерала Азиза и Джинна, но именно дожди придали Азизу смелости, чтобы разорвать контракт. Теперь эти же дожди должны были опустошить страну.

— Где диспетчерская? — крикнул Джо.

Майор указал на восток, в сторону дамбы и нового здания, которое стояло почти в самом центре.

— Новый диспетчерский пункт — возле электростанции.

— Идем.

Джо снова пустился бежать, и в этот раз майор не отставал. У них за спиной разрыв продолжал увеличиваться на фут или более каждые пятнадцать секунд.

Достигнув комнаты управления, майор рывком распахнул дверь, и мужчины бросились внутрь. В помещении царил хаос. Половина постов оказалась брошенной. Те, кто похрабрее, по-прежнему пытался разобраться в том, что происходит.

Начальник смены заметил майора.

— На нас напали? — спросил он. — Мы не слышали никаких взрывов.

— Вы должны открыть все шлюзы, — закричал Джо, не дожидаясь ответов дежурного оператора. — Даже шлюзы для аварийных сбросов.

— Кто вы? — спросил техник. В его голосе не было враждебности, лишь удивление от того, что ворвавшийся мужчина в обносках отдает ему команды.

— Я — американский инженер. Я работал над проектами дамб. Говорю вам: нужно открыть все возможные водосливы, тогда у вас появится один из десяти шансов выжить.

— Но…

— В верхней части плотины тридцатифутовый разлом, — продолжал Джо, резко перебив дежурного. — Это чуть ниже уровня воды, на полпути между этим местом и западным берегом. Если вам удастся спустить воду ниже этого уровня, то вы сможете выжить. Иначе вся плотина будет смыта.

Инспектор уставился на Джо, а потом перевел взгляд на майора, и тот кивнул, в свою очередь прокричав:

— Делайте, как он говорит!

Отбросив удивление, инженер повернулся и закричал в другой конец комнаты:

— Открыть все водосливы! Открыть все ворота на полную!

Дежурные стали переключать выключатели и рычаги.

— Шлюзы открыты! — доложил один из них. — Блоки один и два заполнены. Блоки три и четыре тоже отвечают.

На дисплее размером со стену красные огоньки сменились зелеными. Двенадцать синих полосок на дисплее показывали состояние двенадцати генераторов, спрятанных под плотиной.

— А что с аварийными сбросами? — поинтересовался Джо.

Во всех крупных плотинах есть аварийные сбросы на случай подобного события. Использовались эти широкие обходные каналы нечасто.

— Открываются, — ответил начальник смены. Он посмотрел, а потом пересчитал: — Двадцать восемь… Двадцать девять… Тридцать. Все ворота открыты. Канал Тошка тоже. Через десять секунд скорость сброса достигнет максимума. Четыреста тысяч кубических футов в секунду.

Джо почувствовал, как здание вибрирует. Он посмотрел на Нил внизу. Вода в сливах бурлила, словно кипяток.

Широко открытые водосливы каждые пятнадцать секунд сбрасывали столько воды, что с легкостью можно было заполнить супертанкер. Но в два раза больше воды текло через брешь. У Джо возникло дурное предчувствие, что этого недостаточно. Если озеро Насер переполнено до краев, на то, чтобы снизить уровень воды ниже уровня разрушенной плотины, уйдет несколько дней. Все это время разрыв будет углубляться. Джо боялся, что им уже не догнать микроботов.

Поток бурлил, и многотонная конструкция плотины дрожала, словно при землетрясении. Но вместо того, чтобы утихать, подземные толчки становились все сильнее.

Его один крупный кусок плотины отвалился и пополз вниз по склону, словно лавина. В считаные минуты этот обломок унесла вода, и теперь промоина достигла двухсот футов в ширину. Поток, льющий через нее, был раз в десять больше, чем потоки остальных сбросов, вместе взятых. Он уже стал похож на Ниагарский водопад.

Воды Нила неслись вниз, волоча за собой лодки, сметая доки, круша все, что попадалось по пути. Баржи и прогулочные суда, возившие туристов, сорвались с привязей и устремились вниз по течению, словно детские игрушки в ванне у расшалившегося малыша. Речной поток несся вдоль берегов, сметая стены домов, выворачивая обломки скал и глыбы песчаника, вызывая оползни и обвалы.

Он обрушился на пляжи, прокатился по отелям и другим зданиям. Небольшие постройки снесло, будто карточные домики. Мгновение назад они еще стояли, а теперь над ними ревел поток. И это было лишь начало.

Начальник смены застыл. Майор не находил слов. Даже Джо Завала стоял молча. Они были бессильны что-либо сделать. Единственное, что им оставалось, — это стоять и смотреть.

Девяносто процентов населения Египта проживало не далее чем в двенадцати милях от русла Нила. Если вся плотина развалиться, то, как отлично понимал Джо, погибнут миллионы. Вода зальет всю долину, не щадя никого, разрушая все на своем пути, и последствия могут оказаться по-настоящему ужасны.

Миллионы людей останутся без крыши над головой. Половина плодородной земли Египта будет затоплена или, по крайней мере, все постройки на этой территории будут разрушены. Начнутся эпидемии дизентерии, холеры и прочих болезней, которые появляются в антисанитарных условиях, а также тех, что передаются через укусы москитов.

К тому же плотина давала пятнадцать процентов электроэнергии Египта. Завала ужаснулся, поняв, что когда на и без того шаткое государство навалятся еще и эти проблемы, начнется правительственный коллапс. Джо отлично видел: еще чуть-чуть, и страна с населением восемьдесят миллионов человек одним махом падет в пропасть анархии.

— И сколько еще осталось до полного краха? — поинтересовался он.

— Трудно сказать, — ответил начальник смены. — Это зависит от того, насколько долго продержится ядро плотины…

Джо наблюдал, как промоина на вершине плотины становилась все больше. Она уже потеряла первоначальную форму в виде буквы «V» и теперь больше напоминала широко растянутую «U».

— Что за ядро? — спросил он, вспоминая поперечное сечение и различные материалы, из которых была сделана модель.

— Полупластичная водоупорная глина, — объяснил начальник смены. — Под ней бетон.

Если Джо был прав, вода уже просочилась через множество слоев и достигла сердцевины. Эрозия почти остановилась.

— Сердцевина проходит под всей плотиной?

Начальник смены кивнул.

— Она врыта в скалу по обе стороны от нас.

— Сможет удержать озеро?

Начальник смены на мгновение задумался.

— Ядро не подвержено эрозии, но удерживающая его масса камней и грунта на противоположном склоне быстро уменьшается. В какой-то момент масса озера Насер просто снесет ядро в сторону, как автобус может снести в сторону небольшой автомобиль.

Джо вновь посмотрел на промоину. Вода каскадом неслась вниз, заливая все вокруг. Но небольшой наклон в тринадцать градусов и каменная кладка пока держались под собственным весом.

— Думаю, что наружная облицовка пока держит, — сообщил он. — Если уровень воды упадет, ядро может нас спасти. А если брешь не будет расти, мы можем успеть сбросить достаточно воды за несколько часов.

Начальник смены кивнул.

— Возможно, — пробормотал он, и звучало это так, словно он не хотел тешить себя напрасной надеждой.

Тем временем майор Эдо указал на то, чего раньше Джо и вовсе не замечал. Небольшой гейзер внизу. Он терялся на фоне огромного потопа, больше походя на фонтан в саду какого-то богача. Брызги летели во все стороны, образуя туманное облако мелких капелек, сверкавших в свете прожекторов.

— А это еще что? — спросил майор Эдо.

Сердце Джо замерло. Он вспомнил макет в Йемене. Верхняя часть дамбы разрушилась раньше, но именно нижний туннель привел к разрушению ядра и всей плотины.

— А вот это большая проблема, — пробормотал Джо.

— Как это случилось? — воскликнул начальник смены.

Джо, как мог, рассказал о микроботах и о том, как они прорыли туннели через бетон и глину. На этот раз в его словах никто не усомнился.

— Они еще там?

— Возможно, — пожал плечами Джо. — Может быть, разрыхляют глину — то, что вода сделать не может.

— Если они расширят дыру… — начал инженер. Он не стал заканчивать фразу.

— У вас есть какой-нибудь способ уплотнить покрытие? — поинтересовался Завала.

Дежурный задумчиво потер подбородок.

— Есть один вариант, — ответил он. — У нас есть соединение под названием «ультрасет». Это полимер, который при соединении с глиной расширяется во много раз, чтобы заполнить маленькие лакуны. За считаные секунды материал становится невосприимчив к внешним воздействиям. Если мы сумеем закачать его в тот туннель, что уже пробурили эти роботы, то, думаю, состав их заблокирует. Тогда, если верхняя часть удержится и уровень воды быстро спадет, мы предотвратим полное разрушение.

Новая волна толчком встряхнула здание до основания.

— И в чем проблема?

— Есть только один способ закачать «ультрасет» в туннель, — объяснил инженер. — Это нужно делать под высоким давлением. Для этого кто-то должен найти начало туннеля со стороны озера.

Джо посмотрел на начальника смены и других дежурных, которые сидели на своих постах в содрогающейся диспетчерской.

— Вам нужен водолаз, — подытожил он. — Похоже, мне вновь повезло.

ГЛАВА 54

Двери лифта открылись в роскошное фойе на верхнем этаже пирамиды Марчетти. Перед лифтом стояло три человека Джинна, и когда открылись двери, все они разом повернулись на шум. Они не ждали беды и поняли, что происходит, лишь когда их накрыла звуковая волна Творца Боли.

Один головорез захрюкал, другой отступил, споткнулся, опрокинув столик с вазой, которая разлетелась на куски, а третий молча рухнул лицом вперед.

Курт щелкнул переключателем, прекратив поток звука, в то время как Пол, Гаме, Тоутог и Вару быстро надели на боевиков наручники. На лицах людей Джинна застыло ошеломление.

— Я чувствую вашу боль, — заметил Курт. — Вернее, чувствовал часов десять назад.

Охранникам залепили рты клейкой лентой и заперли в подсобке.

— Сюда, — указал Марчетти, направляясь направо.

Они дошли до угла, за которым начинался коридор.

Высунувшись за угол, Остин увидел, что помещение пусто.

— Пошли!

Коридор заканчивался массивными двойными дверями. Марчетти подошел к клавиатуре. Когда он ввел код, где-то далеко у них под ногами раздалась стрельба — тихий треск, словно кто-то играл с пистонами.

— Кто-то из людей Джинна попытался оказать сопротивление, — заметила Гаме.

Курт кивнул.

— Поторопитесь.

Марчетти ввел код, в то время как Пол и Тоутог взялись за Творца Боли. Курт пнул дверь и щелкнул выключателем. В комнате никого не было.

— Не та комната? — поинтересовалась Гаме.

Курт выключил машину, вошел в комнату и осмотрелся. Совсем недавно на этой кровати кто-то спал. Он почувствовал запах жасмина. Такими духами пользовалась Заррина. По-видимому, она была ближе к Джинну, чем они думали.

— Комната та, — проговорил он. — Мы их упустили.

Резко повернувшись в сторону Марчетти, он добавил:

— Похоже, вам придется сменить постельное белье.

— Или сжечь его вместе с постелью, — ответил миллиардер.

Курт вышел в коридор, и до них снова донеслись выстрелы. Спутники поспешили следом за ним.

— Вот почему люди Джинна так расслабились, — продолжал Пол. — Они думали, что хозяин ушел.

— И куда он направился? — поинтересовалась Лилани.

— Мне в голову приходит только одно место, — ответил Курт.

Не желая верить в происходящее, Джинн стоял посреди рубки Aqua-Terra. Рядом с ним были Заррина, Отера, Мэтсон, радиооператор и один из охранников. Остальные рассеялись по острову. Их осталось человек десять, а может, и меньше, и сейчас они сражались с людьми Марчетти и проникшими на остров людьми — похоже, американскими морскими пехотинцами.

— Как? Как такое возможно? — недоумевал Джинн. — Не было ни патрульных катеров, ни вертолетов. Откуда они взялись?

— У нас есть видеозапись из камеры, где содержались пленные, — заметил Отеро, изучая изображение на ноутбуке. — Мне неприятно говорить об этом, но это Курт Остин.

— Быть этого не может, — объявил Джинн. — Он мертв. Я сам убил его. Дважды.

— Значит, он воскрес из мертвых, — вздохнул Отеро, повернув ноутбук в сторону Джинна. — Посмотрите.

Это и в самом деле был Остин. Джинн не верил своим глазам. Этот человек появился словно из ниоткуда, словно привидение.

Выстрелы стали ближе. Со смотровой площадки было видно, как несколько человек Джинна бегут к центральному парку. Они не добежали.

— Надо выбираться отсюда, — сказала Заррина. — Эту битву мы проиграли.

Джинн внимательно огляделся. В сухой док, где стоял гидроплан, им было не пробиться. Даже если бы они сумели до него добраться, несколько пуль или ракеты, которые он сам же привез на остров, легко бы их остановили.

— Нам некуда бежать, — объявил Джинн.

— Но и победить мы не сможем, — резко ответила Заррина. — Нас тут всего пятеро.

— Тихо, — прикрикнул Халиф.

Он задумался, пытаясь придумать способ, как переломить ситуацию. Потом посмотрел на Отеро.

— Вызови Рой и активируй передатчик.

Отеро ввел несколько команд в свой компьютер, а потом толкнул его через стол Джинну.

— Только у вас есть код доступа.

— Что вы собираетесь делать? — поинтересовался Мэтсон.

Однако Джинн не обратил на его слова никакого внимания. Он начал печатать. Сначала медленно, а потом, убедившись, что все в порядке, быстрее и быстрее.

Выстрелы в зале подстегнули его.

Выбрав команду в меню, он нажал «Ввод».

Дверь в комнату распахнулась, завязалась перестрелка. Пули со свистом полетели из конца в конец комнаты.

Джинн спрятался, в то время как выстрелы срезали Мэтсона и оператора. Через несколько секунд, пытаясь ответить выстрелом на выстрел, был убит второй охранник Джинна.

— Руки вверх, Джинн! — окрикнул Остин предводителя террористов.

Халиф спрятался за центральным пультом управления острова, куда были выведены системы управления жизненно важными системами. Отеро и Заррина скорчились рядом.

— И что будет дальше?

— Я надену на тебя наручники и отвезу на суд.

— Думаете, я поверю, что вы нас не убьете?

— Если честно, очень хочется, — ответил Остин. — Но это не мой выбор. Только вот на то, что вам удастся вернуться в Йемен, можете не рассчитывать. Думаю, что вас ожидает или международный трибунал, или пожизненное заключение на какой-то американской базе.

— Я не сдамся! — закричал Джинн.

— Тогда выходи, и покончим с этим как мужчина с мужчиной.

Джинн видел отражение Остина. Тот прятался за углом стальной переборки. Положение было безвыходным. Если Халиф встанет, американец тут же пристрелит его. Если останется сидеть, кто-то из врагов зайдет сбоку.

— У меня идея получше, — объявил Джинн. — Сейчас я преподам вам урок. Смотрите, что такое власть и как ей пользоваться!

Он посмотрел на ноутбук. Мигающий зеленый прямоугольник на экране говорил о том, что его инструкции были отправлены и получены. Теперь он мог принять необходимые меры.

Бедуин достал пистолет и щелкнул предохранителем.

— Время почти вышло, — рявкнул Курт.

Халиф понимал, что американец прав.

Он прижал ствол пистолета к затылку Отеро и спустил курок. Приглушенный хлопок, и голова программиста разлетелась на куски, а тело рухнуло на пол. Вторым выстрелом Джинн разнес ноутбук, так что куски пластика и обломки микрочипов полетели в разные стороны. Он выстрелил еще раз, разнося экран ноутбука. Потом отшвырнул пистолет подальше.

— Сдаюсь, — объявил он, подняв руки.

Спрятавшись за переборкой, Курт наблюдал за отражением Джинна так же, как тот следил за ним. Происходило что-то странное. Остин видел, как Джинн взялся за оружие, и ожидал, что тот бросится в бой. Но убийство Отеро и уничтожение ноутбука стали для Остина сюрпризом.

Заррина тоже бросила оружие и подняла руки. Они медленно встали, и Курт направил карабин M1 террористу в грудь.

— Шелохнешься — умрешь.

Остин шагнул в комнату. Пол и Тоутог вошли следом за ним. Они встали полукругом.

Курт чувствовал ловушку. По-прежнему держа Джинна на прицеле, он проверил мертвых: оператора радара, охранника, Мэтсона, то, что осталось от Отеро.

Он не нашел ничего необычного, но Джинн выглядел слишком самодовольным. Словно он только что подменил карты, и это ему сошло с рук.

— Что ты тут делал? — прошептал Курт, ожидая, что вот-вот захлопнется ловушка или прогремит взрыв. — Что ты делал?

Халиф ничего не сказал. Курт посмотрел на разбитый ноутбук, на убитого программиста. Одно наверняка было связано с другим.

Через открытую дверь откуда-то снизу донеслись крики. Кричали люди Тоутога с нижней палубы.

— Что-то происходит! — закричал один из них. — Море ожило!

Курт шагнул на балкон. Несмотря на туман, он отлично видел вспенивающееся море.

— Марчетти, включите свет!

Хозяин острова подбежал к панели управления и разом переключил несколько тумблеров. По всему острову, выше и ниже ватерлинии, загорелись яркие огни. В их свете Курт увидел, что происходит.

Вода бурлила, словно океан сошел с ума. Рой вышел на поверхность и двинулся в сторону острова.

— Он вызвал их, — в страхе прошептал Марчетти. — Он позвал их домой.

Джинн начал смеяться, и в его смехе звучали зловещие и садистские нотки, полные самовлюбленной гордости.

— Теперь вы видите, что такое власть, — объявил он. — Если вы не отпустите меня, Рой уничтожит вас всех.

ГЛАВА 55

Курт Остин понял, что у них новые проблемы, как только услышал сумасшедший смех. Он ворвался обратно в комнату и прижал дуло карабина ко лбу Джинна, прямо между его глаз.

— Отзови их прочь!

— Дай нам уйти, — спокойно продолжал Джинн. — Тогда я сделаю то, что вы хотите.

— Отзови их, или твои мозги разлетятся по всей стене.

— А что потом станет с вами, мистер Остин?

Курт отступил.

— Марчетти, найдите компьютер. Вам придется снова взломать код.

Изобретатель подскочил к другому ноутбуку, подключенному к главной консоли.

— Ничего он не взломает, — объявил террорист. — Он даже в систему не войдет.

Марчетти поднял голову от экрана.

— Этот подонок прав. Я справился с прошлым фокусом Отеро только потому, что имел доступ к файлам. Сейчас тут заблокировано все.

— И взломать это нельзя?

— Девятизначный код, защищенный шифром. Суперкомпьютер не смог бы разгадать его за месяц.

— Но что-то вы можете сделать?

— Я не могу даже войти в систему.

Теперь Курт понял, почему Халиф расстрелял Отеро и ноутбук. Лежа с простреленной головой, он не мог бы выдать его, а из развороченного ноутбука даже Марчетти не смог бы извлечь никаких подсказок.

Лилани подошла и встала рядом с Куртом.

— Что происходит?

— Те штуки, от которых мы сверкали, сгущаются вокруг острова. Теперь их гораздо больше, и Джинн привел их в ярость. Скоро они хлынут на борт, как полчища саранчи, сжирая все подряд. В том числе и нас.

— Что мы будем делать? — спросила девушка.

— Есть способ их остановить? — спросил Курт у Марчетти.

Миллиардер покачал головой.

— Их слишком много. Вода полна ими на пятьдесят миль в каждом направлении.

— Тогда нам придется покинуть остров. Где ваши воздушные корабли?

— В ангаре у вертолетной площадки.

— Возьмите ноутбук и ведите туда всех, — приказал Курт. Потом он посмотрел на Тоутога. — Собирай своих людей. Мы уйдем по воздуху.

— Не к лодкам? — спросил Тоутог.

— Лодки нам теперь не помогут.

Тоутог вышел на балкон и начал кричать, размахивать руками, чтобы его люди поднимались к нему. Марчетти схватил микрофон и стал отдавать приказы по громкому вещанию.

Заметив два небольших радиопередатчика на консоли управления и подхватив их, он толкнул Джинна в сторону двери лифта.

— Пошли.

Через несколько минут Курт и его выросшая свита собрались на вертолетной площадке, подвешенной между двумя пирамидами зданий. Отсюда море вокруг Aqua-Terra напоминало твердую землю, покрытую миллионами жуков. Они сверкали в свете прожекторов словно живые угли. Их орды поднимались на остров, словно длинные, цепкие пальцы.

— Они так сгустились, что, кажется, по воде можно пройти, словно посуху, — заметил Пол.

— Я бы не стал проверять, — возразил Курт.

Дверь ангара открывалась в сторону пирамиды у правого борта. Люди Марчетти уже стали выкатывать одну из машин, две другие ждали в ангаре.

— Сколько человек сможет взять каждая из машин? — поинтересовался Курт.

— Восьмерых. Максимум девять, — ответил Марчетти.

— Снимайте с машин все, что не понадобится, — приказал Курт. — Посмотрите, нельзя ли уменьшить нагрузку.

Марчетти принялся руководить разгрузкой воздушных кораблей, Пол и Гаме ему ассистировали.

Лилани подошла к Заррине, стоявшей у самого края вертолетной площадки вместе с Джинном.

— Значит, это ты выдавала себя за меня, — сказала она.

— Не подходи к ней слишком близко, — предупредил Курт.

— Ты слабая женщина, — заметила Заррина. — И это сыграть было сложнее всего.

Курт схватил Лилани, когда она уже собиралась залепить пощечину Заррине, и оттащил ее прочь на безопасное расстояние.

— Она тебя провоцирует, — сказал он. — Иди помогать остальным.

Лилани фыркнула, но подчинилась.

— Жаль, что ты так и не собрался с духом, чтобы меня утешить, — ухмыльнулась Заррина. — Это могло оказаться вполне забавным.

— Не льсти себе, — рявкнул Курт.

Джинн рядом с ней побагровел от злости.

Тоутог собрал своих людей и повел их в сторону ангаров.

— А как насчет пленных? — поинтересовался он у Курта.

Курт взглянул на Халифа.

— Что будешь делать, Джинн? Ты собираешься бросить своих людей, оставить их, чтобы их съели заживо?

— Какое мне до них дело? — ответил бедуин. — Мне безразлично, выживут они или умрут. Если ты так о них беспокоишься, иди и спасай их!

— Нет, — проговорил Курт. — Я не стану никого посылать вниз за ними.

— Значит, ты так же безжалостен, как и я.

Остин покосился на Джинна. Этот человек вызывал у него омерзение. Но Курт не собирался рисковать жизнями своих союзников ради тех, кого оставил внизу.

— Значит, так тому и быть, — объявил Курт. — Мы улетим на этих кораблях, а ты останешься здесь и примешь ту смерть, которую сам себе приготовил. Ты хотел власти? Поздравляю. Вот твой выигрыш: мучительная смерть для твоих людей, для этой женщины и для тебя самого.

Курт взял ноутбук, положил его на бетонную шероховатую поверхность и подтолкнул в сторону Джинна. Тот посмотрел на экран, но ничего не сказал. А вот Заррина, казалось, нервничала. Она прикусила губу, задумалась, а потом заговорила.

— Введи код, — взмолилась она.

Первые два воздушных корабля уже были готовы. Их шары раздулись, моторы гудели. Третья машина еще находилась в ангаре.

— Как дела? — не оборачиваясь, спросил Курт у Марчетти.

— Если мы сбросим якоря и хорошенько разгонимся, то, думаю, сможем поднять в воздух одиннадцать человек, — сказал Марчетти. — Я надеюсь.

— Грузи по двенадцать на каждый.

— Но я не уверен…

Курт посмотрел Марчетти прямо в глаза.

— Мне нужна твоя помощь, — проговорил он, протянув ему один из передатчиков. — Сможем?

— Двенадцать, — проговорил Марчетти. — Мы сможем взять двенадцать… Я надеюсь.

— Это только тридцать шесть, — тут же подсчитала Гаме. — А нас тридцать семь.

Джинн усмехнулся, услышав эти цифры.

— Полагаю, кому-то предстоит остаться тут и умереть.

И тогда Курт не моргнув глазом ответил:

— Я останусь.

ГЛАВА 56

Джо вошел в воду озера Насер, облаченный в старый водолазный костюм. Это, конечно, не был древний Mark V с медным шлемом, снятый с производства вскоре после Второй мировой войны, но та рухлядь, которую ему пришлось надеть, была лишь немногим новее.

Тринадцатифунтовый шлем из нержавеющей стали надевался на голову и плечи поверх гидрокостюма. На талию ему привязали пятидесятифунтовый пояс, на ноги натянули тяжелые сапоги, в которых его походка стала неотличима от той, что была у чудовища Франкенштейна.

Воздушный шланг, стальной трос, рукав для подачи «ультрасета» и для стабилизации давления крепились к плечу. Из-за них Джо чувствовал себя как марионетка, но, ударившись о воду, он обрадовался каждому грамму веса и прочности троса.

Вес позволял ему балансировать в бурлящей воде. Кабель, прикрепленный к лодке над головой Джо, был единственным способом подняться с таким весом. Если кабель лопнет, Джо опустится на дно, как камень, и вероятно, через тысячу лет, когда тут станут проводить раскопки, найдут его труп, что сильно озадачит археологов будущего.

Джо не имел ни малейшего желания стать еще одним экспонатом Долины царей. Все, что он хотел, — остановить разрушение плотины.

Если они с начальником смены правы и главную брешь еще возможно устранить, то, хотя диверсия уже нанесла страшный ущерб тем, кто жил неподалеку от дамбы, у них оставалось время предотвратить катастрофу для всей страны. Верхняя брешь увеличится, быть может, даже достигнет ширины дамбы, но если уцелеет ядро, плотина не прорвется. В конце концов, разливая воду, словно переполненная ванна, озеро успокоится, когда его вода окажется на уровне размыва. Поток замедлится и в конце концов иссякнет.

Но если микроботы зароются в глину ядра, невероятное давление воды разрушит его. Огромная брешь появится в нижней части плотины, и тогда ничто не спасет ее от полного разрушения.

Когда Джо наконец коснулся ногами наклонной поверхности, динамики в его шлеме затрещали.

— Дайвер, слышите меня?

Это был начальник смены. Рискуя жизнью, он сидел в лодке у Джо над головой, вместе с майором и другим техником.

— С трудом, — ответил Джо.

— Мы всего в сотне футов от отверстия, — объявил дежурный. — Оно продолжает увеличиваться в размере со скоростью три фута в минуту. У вас осталось меньше получаса, чтобы найти брешь, или нас подхватит поток и стащит прочь с плотины.

Джо прикинул время. Это значило, что уже через двадцать минут нарушения в структуре плотины будут слишком велики, чтобы он или лодка смогли бороться с течением.

— Никогда не мечтал спуститься по водопаду в бочке, — проговорил он. — И сейчас не хочу. Давайте-ка, за работу. Качайте краситель.

Насос на лодке у него над головой загремел, и дополнительный шланг, присоединенный к трубе с «ультрасетом», распрямился под давлением.

Из шланга под давлением ударила флуоресцентно-оранжевая струя. Джо включил ультрафиолетовый фонарь на шлеме. Капли красителя загорелись, словно светляки, кружась в мутной воде и уходя куда-то влево.

Джо заметил, что где-то на грани видимости они ускоряются и поднимаются к верхнему размыву. Там находилась зона смерти. Если он попадет в этот быстрый поток, ему не спастись.

Джо двинулся вдоль стены, подпрыгивая, словно космонавт на Луне. Он поливал краской стену там, где, как он подозревал, находилась брешь. Поток краски завихрялся, рисуя странные фигуры над неровным каменным дном.

Прошло минут десять, а удача до сих пор не улыбнулась ему.

— Я должен спуститься глубже, — объявил Джо. — Оттащите меня чуть подальше от плотины.

— Чем дальше мы отходим, тем сильнее нас тащит к дыре в плотине, — ответил дежурный.

— Или так, или расходимся по домам.

— Держись.

Через несколько секунд Джо почувствовал, как стальной трос подъемника потянул его прочь от склона. Его оттащили назад, возможно, на тридцать-сорок футов, после чего он снова начал погружаться.

Спустившись, он почувствовал сбоку какое-то волнение. Нажав на рычаг, он выпустил еще одну струю краски и сразу увидел течение слева. Вначале этот поток выглядел точно так же, как и все предыдущие, но Завала заметил странные завихрения.

— В десяти футах слева, — объявил он.

— Дыра рядом?

— Да.

Джо сделал несколько шагов. Высоко над головой лодка повторила его маневр. Джо выпустил еще краски, нацелив струю прямо в центр потока.

Сверкающие капли закружились, и большинство их тут же втянуло в щель между двумя бетонными балками. Они исчезли вмиг, словно рыбки, прячущиеся в коралловых зарослях при виде хищника. Это произошло так быстро, что Джо пришлось выпустить еще одно облако цветных брызг, чтобы окончательно увериться.

— Я нашел дыру, — объявил он. — Разрыв между двумя бетонными пилонами в каменной отсыпке. Я чувствую, как туда всасывает воду.

Подойдя ближе, Завала ощутил, как его тянет в дыру. Под ногами поток воды затягивал гравий и песок вдоль всего края балки. Дыра между ними расширялась, достигнув уже двадцати дюймов в диаметре.

Джо пришлось упереться ногой в одну из железобетонных балок, чтобы его не всосало. Он хотел заткнуть это отверстие, но не собственным телом.

— Запускайте клей.

— Клей?

— «Ультрасет», — пояснил Джо, неуклюже балансируя на краю дыры.

— Запускаю насосы, — объявил начальник смены.

Осторожно, чтобы не потерять равновесие, Джо погрузил сопло в отверстие. Почувствовав, что в шланге появилось давление, он открыл клапан.

«Ультрасет» ударил из шланга под высоким давлением. Часть потока рассеялась в воде, кружась, словно огромный цветок из лиловых взбитых сливок. Однако большая часть все же попала в дыру, увлекаемая подводным течением.

— Насколько разбухает этот состав? — поинтересовался Джо.

— В двадцать раз больше первоначального объема, — ответил начальник смены. — А потом застывает.

Джо надеялся, что так и будет. И если в ядре еще остались микроботы, пытающиеся его разъесть, он надеялся, что они застынут, как насекомые, скованные в янтаре.

Течение дернуло его влево, и он услышал гул водопада, присоединившийся к шуму моторной лодки и насоса.

— Все в порядке? — поинтересовался Джо примерно через тридцать секунд.

— Наблюдатели докладывают, что гейзер внизу несет элементы оранжевого красителя, — ответил начальник смены. — Поток воды пока не изменился.

— Сколько у нас этого добра?

— В цистерне пять сотен галлонов, — сообщил инженер. — Насос подает двести галлонов в минуту.

Джо надеялся, что такого объема хватит. Держа сопло, он поудобнее переставил ноги, чтобы бороться с течением.

Теперь радио взял майор:

— Мистер Завала, мы слишком близко к размыву. Мотор работает на полную мощность, и этого едва хватает, чтобы оставаться на месте. Если бы вы могли поспешить…

Джо посмотрел в окошечко на вершине шлема. Он видел огни на днище лодки и вихрь бурлящей воды, который создал винт, набрав полные обороты.

— У меня тут не пикник, — объявил он.

Джо на мгновение прекратил подачу смеси, подобрался к груде камней над брешью и, подцепив ботинком один из них, столкнул его в дыру. Тот застрял в дыре, заметно уменьшив силу течения.

Вернув шланг на место, Джо снова открыл клапан.

— Дайте на шланг полное давление, — приказал он. — Мы либо заполним дыру, либо нет.

Смесь вновь хлынула в отверстие. Завала почувствовал, как меняется сила потока. Течение в брешь уменьшилось, но теперь его сильно тянуло куда-то вбок.

— Наблюдатели сообщают, что поток слабеет. «Ультрасет» течет из дыры.

Левая нога Джо соскользнула, и через мгновение он оказался в окружении лиловой пены. Дыра наполнилась «Ультрасетом», и теперь тот бил из нее, как газировка из только что открытой, взболтанной бутылки.

Джо восстановил равновесие и тут же снова споткнулся. Еще мгновение, и он перекрыл шланг.

— Подъем! — закричал он.

Стальной шнур сдернул его со склона и снова уронил на дно. Его потянуло, но не вверх, а вбок, чуть не сбив с ног. На секунду Джо пришел в замешательство. Что происходит?

Вызов сверху прояснил ситуацию.

— Мы попали в поток! — закричал майор. — Нас тянет в брешь!

ГЛАВА 57

Гаме Траут смотрела на Курта Остина, стоящего на темном мостике вертолетной площадки. Никакой холодный воздух не мог бросить ее в дрожь так, как слова, которые он только что сказал.

— Ты здесь не останешься, — сказала она.

— Эти летуны и так будут перегружены, если возьмут по двенадцать человек, — объявил Курт. — Еще сто девяносто футов, и любой из них кувырнется в море.

Внизу свет начал тускнеть — это Рой заполз на прожектора. Вся нижняя палуба скрылась во тьме. Центральный парк, без всякого сомнения, уже был уничтожен.

Со всех сторон доносились странные звуки, словно бетонные блоки тащили по металлу. Это триллионы микро-ботов ползли друг по другу, заполняя все уголки и закоулки острова, поднимаясь вертикально по стенам.

— Но ты же здесь умрешь! — воскликнула Лилани.

— Я не собираюсь умирать, — уверенно объявил Курт.

Гаме заметил, что Остин не сводит взгляда с Халифа.

— Он введет код и заставит эту пакость отступить, прежде чем они съедят нас.

— Я бы на это не рассчитывал, — заметил бедуин.

Слева от них первое судно скользнуло вперед, набрало скорость и, скатившись с края платформы, начало падать… падать… падать, устремившись к нулевой палубе. Но как только оно набрало скорость, спуск замедлился, а потом, рухнув на тридцать футов, машина начала подниматься.

— Вы двое садитесь на корабли и дуйте отсюда, — приказал Курт.

Лилани уставилась на Курта, открыв рот. Гаме знала его лучше. Остин вызвал Джинна на поединок — у кого крепче нервы.

— Идем, — обратилась Гаме к Лилани. Они прошли вдоль края платформы, в то время как вторая машина пришла в движение. Марчетти и последний воздушный корабль ждали.

— Что он делает? — спросила Лилани.

— Он считает, что может сломать Джинна и заставить его отменить команду.

— Но это же безумие!

— Возможно, — ответила Гаме. — Но если то, что Джинн сказал нам вчера, правда, его команда Судного дня отнимет множество жизней и вызовет годы страданий во все мире. Если Джинн умрет, никто не сможет отменить приказ, но чтобы взять его с собой, нам придется оставить на смерть кого-то из нас. Курт никогда на такое не пойдет, и я не могу за это его винить. Сейчас мы можем помочь ему лишь одним способом: улетев отсюда. Давай не будем доставлять ему лишних проблем.

Марчетти поторопил девушек подняться на борт последнего корабля. Моторы уже ревели.

— Готовы?

На взлетной площадке остались сапоги, винтовки, даже несколько тяжелых курток — все что было возможно, чтобы облегчить вес хоть на несколько фунтов.

Когда они стали набирать скорость, Пол крепко сжал руку Гаме.

Та затаила дыхание, когда их машина перевалила через край. Ощущение было такое, словно они проскочили вершину кольца на американских горках. Ее колени ослабли и желудок, казалось, взлетел к самому горлу, когда нос машины, набирая скорость, устремился вниз.

Прямо перед собой Гаме увидела центральную площадь, покрытую густой массой микроботов. Падение не замедлялось.

— Марчетти?

— Не мешайте, — попросил он.

Они по-прежнему падали слишком быстро. Марчетти тянул на себя рычаги управления, а в ушах у Гаме звенел этот ужасный звук неисчислимых жующих машин. Спуск замедлился, а потом судно выровнялось и заскользило над парком, едва не задевая деревья, сверху донизу покрытые Роем.

Когда они пересекли край острова и оказались над океаном, воздушный корабль стал медленно подниматься.

— Возьми управление, — приказал Марчетти одному из своих людей. — Идите на той же скорости и держись достаточно близко, чтобы я не терял сигнал Wi-Fi.

— Что вы собираетесь делать? — поинтересовалась Гаме.

— Я должен настроить компьютер.

— Компьютер?

Он кивнул.

— На тот случай, если ваш друг действительно знает, что делает.

ГЛАВА 58

Ужасное ощущение того, что события выходят из-под контроля, переполнило Джо ужасом. Лодку над его головой тянуло в сторону размыва. Если ее смоет через край, погибнут все, кто там сидит, а с ними и сам Джо, привязанный к ней стальным тросом и шлангом для подачи воздуха.

Он может попытаться отсоединить трос и шланг, но это его не спасет. Он не сможет всплыть на поверхность. Даже если он сбросит пояс, у него на плечах и ногах останется пятьдесят фунтов снаряжения.

Его ноги коснулись камня, и он попытался притормозить, но его тут же сдернуло с места, вновь потянув куда-то вбок.

— Вытравите трос! — закричал он. — Быстро!

Он видел лодку высоко над головой, видел пену за ее кормой — мотор отчаянно боролся с течением; видел, как отчаянно боролся рулевой, пытаясь развернуть нос лодки, направить его против потока. Малейшая ошибка, и в считаные секунды их бы унесло.

Наконец Джо почувствовал слабину в тросе. Тогда он упал на склон плотины и почти сразу нашел то, что искал, — большой валун размером с легковушку или даже с грузовик.

Сделав петлю, Джо обернул трос вокруг камня.

— Натяните трос! — скомандовал он.

Трос натянулся, петлей обхватив валун, и лодка наверху застыла.

— Мы остановились! — воскликнул майор. — Что происходит?

— Я поставил вас на якорь, — объявил Джо. — А теперь скажите, кто-нибудь из вас знает, что такое центростремительная сила?

Джо крепко держал трос. Он затянул петлю кабеля вокруг валуна, но та угрожала в любой момент соскользнуть.

— Да, — сообщил майор. — Дежурный знает.

— Направьте лодку к камням и поверните под углом сорок пять градусов. Если трос выдержит, вас вынесет к берегу. Смотрите, не забудьте вытащить меня!

— Поняли, — заверил майор. — Сейчас попробуем!

Джо покрепче взялся за кабель, упершись стальными ботинками в валун.

Лодка изменила курс и двинулась вбок. Как земное притяжение направляет движение Луны, так и стальной трос помог лодке ускориться и сделать поворот. Вырвавшись из потока, она буквально скакнула вперед.

Что-то громко щелкнуло, и Джо отшвырнуло назад.

Трос лопнул.

Вначале течение потащило его к дамбе, но кабели и провода, все еще соединяющие его с лодкой, тут же увлекли его в другую сторону.

Лодка неслась к прибрежным скалам, и Джо проволокло по камням на дне. Он чувствовал себя словно водитель машины, попавшей в автокатастрофу, и лишь поблагодарил египетские службы за крепкий шлем из нержавеющей стали.

Когда гонка прекратилась, Завала оказался в тридцати футах под водой. Костюм быстро наполнялся водой, а воздушный шланг был или порван, или пережат, потому что воздух не поступал. Джо отлично понимал, что не сможет плыть, но он по меньшей мере мог карабкаться. Он полез наверх, карабкаясь по бетонным плитам, словно помойная крыса по куче мусора.

Он сбросил пояс с грузом, и стало немного легче. Когда он подполз ближе, свет от прожектора на дне лодки стал ярче. Чувствуя, что воздух на исходе, Джо потянулся к поверхности и восстал из-под воды, словно Тварь из Черной лагуны.[307]

Он тут же рухнул между двух камней, не в силах без воды выдержать вес шлема и наплечников. И все же он упрямо боролся с тяжестью, пока две пары рук не стянули с него шлем.

— У нас получилось? — поинтересовался Джо.

— Получилось, — подтвердил майор, обнимая его и помогая выбраться из воды. — У тебя получилось.

ГЛАВА 59

Высоко на вертолетной площадке нарастал жуткий звук наступающих микроботов. Он доносился отовсюду — пение миллиардов обезумевших электрических цикад, с каждой минутой подползавших все ближе.

Шум резал слух Курта Остина, но, похоже, Джинн и Заррина волновались намного больше, чем он. Заррина взглянула вниз и пробежала взглядом вверх вдоль стен построек, между которыми находилась вертолетная площадка. Пятно приближающегося Роя поднялось на три четверти высоты пирамид — белую конструкцию теперь покрывал темно-серый, местами черный налет.

— Дай ему код, — попросила она.

— Никогда, — покачал головой аль-Халиф.

— Лучше бы тебе послушать ее, Джинн, — заметил Курт. — Она, конечно, дрянь человек, но совсем не дура.

— У нас есть люди, деньги, юристы, — напомнила Заррина. — Нам незачем умирать.

— Закрой рот! — рявкнул Джинн.

Женщина схватила его за руку.

— Пожалуйста, Джинн, — умоляла она.

Аль-Халиф отбросил ее руку, схватил Заррину за ворот рубашки и свирепо посмотрел ей в глаза.

— Женщина, ты делаешь меня слабым!

Прежде чем она смогла ответить, он оттолкнул ее назад, через край площадки.

С громким криком Заррина упала в шестидюймовый слой микроботов десятью этажами ниже, разметав их во все стороны, словно облачко пыли. Несколько секунд ее тело лежало неподвижно, а потом Рой накрыл ее и начал кормиться.

Джинн мгновение наблюдал за происходящим. На его лице не было и тени жалости, лишь гнев. Но Курт увидел, как в глазах бедуина мелькнул страх. Скорость, с которой микроботы пожирали все вокруг, вызывала ужас. А Джинн знал о них больше, чем кто-либо другой.

— Посмотри внимательно, Джинн, — начал Курт. — Вот так ты умрешь. Ты к этому готов?

Микроботы приближались. Рой был всего на один этаж ниже, погасив все источники света. Остались гореть только несколько галогеновых ламп на стене ангара и красные огни по краям вертолетной площадки.

Самоуверенность Халифа пошатнулась.

— Ты умрешь вместе со мной, — напомнил он Курту.

— За моих друзей. За мою страну. За людей по всему миру, которые будут страдать, если ты победишь. Я готов принять такую смерть. А за что собрался умереть ты?

Джинн уставился на Курта. Лицо его было красным от гнева, губы искривились от злобы, глаза сузились. Он знал, что американец не блефует. Смерть не даст ему ничего. Ни богатства, ни власти, ни наследства. Весь мир Джинна был миром его собственного бытия, его собственного высокомерия, его собственного величия. Если он умрет, даже конец света, сотворенный микроботами, не принесет ему никакого удовлетворения.

В этот момент он ненавидел Курта всеми фибрами своего существа. Ненавидел настолько, что потерял всякое чувство реальности.

Он набросился на Остина, как борец, собирающийся прикончить противника.

Вместо того чтобы выстрелить в Джинна, Курт развернул винтовку и использовал ее как шест. Он использовал движение Халифа против него самого. Упав на спину, Остин пнул его ботинком в солнечное сплетение и перебросил через себя. Пролетев по воздуху, Джинн перекувырнулся и тяжело упал.

Курт вскочил на ноги, чтобы увидеть, как противник повалился на спину. Джинн поднимался медленно, скорее пораженный, чем раненый.

— Давно не тренировался? — поинтересовался Курт.

Халиф схватил какую-то трубу, выброшенную из воздушного корабля, и пошел на Курта, размахивая ею, как мечом.

По-прежнему держа винтовку обеими руками, Остин отбил удар и стукнул прикладом в лицо террориста. Удар рассек кожу, и лицо Джинна залило кровью.

Отступив назад, террорист выронил трубу, прижав руки к окровавленному лицу. Курт шагнул вперед и пинком сбросил кусок трубы с платформы.

Та полетела в темноту с жутковатым свистящим звуком.

Сейчас поднимающийся вверх Рой достиг вертолетной площадки, его первые «пальцы» легли на ее края, словно нащупывая дорогу к центру.

Курт понимал, что драгоценные секунды уходят.

Не обращая внимания на кровь, заливавшую лицо, Джинн закричал:

— Если бы у тебя не было ружья, я убил бы тебя голыми руками.

Остин прицелился в него из винтовки, а потом отшвырнул ее.

— Тебе меня не победить! — прокричал он. — Я лучше тебя. Я сражаюсь за то, что имеет ценность, а ты просто играешь. Ты не хочешь умирать. Ты боишься. Я вижу это в твоих глазах.

Халиф снова рванулся вперед с лицом, перекошенным от гнева. Курт сделал шаг вперед, пригнулся, и его плечо врезалось в живот Джинна. Остин обхватил противника, поднял его и с размаху швырнул на палубу.

Тут Джинн словно из воздуха выхватил нож. Он полоснул Остина по плечу прежде, чем тот схватил террориста за запястье. Брызнула кровь, руку обожгла боль, но сила воли и решительность взяли верх. Курт трижды ударил руку противника о палубу, прежде чем тот выпустил оружие.

Остин отшвырнул нож прочь, и тот исчез в надвигающейся волне микроботов.

Сейчас или никогда!

Джинн попытался встать, но Курт ткнул его локтем в лицо, а затем ударил затылком о палубу. Вцепившись террористу в волосы, Курт повернул его голову, заставив смотреть на приближающийся Рой.

— Посмотри на них! — закричал Курт, прижав Джинна лицом к палубе. — Посмотри на них!

Халиф перестал сопротивляться. Он уставился на наступающий Рой. Микроботы приближались, сжимая кольцо вокруг мужчин.

Они достигли кровавого следа и кишели на нем, словно муравьи. Они блестели в свете прожекторов, и звук, который исходил от них, напоминал жужжание чудовищных пчел, смешанное со скрежетом ногтей по грифельной доске.

— Назови код! — потребовал Курт.

Ноутбук находился всего в нескольких футах от Роя. Он буквально плавал в море микроботов.

— Зачем он тебе теперь?

— Просто назови код!

Курт продолжал прижимать Джинна лицом к палубе, так, чтобы тот видел приближающуюся линию микроскопических убийц. Губы террориста задрожали, когда первые боты коснулись его, наполнили порез на его щеке, стали заползать ему в рот. Нескольких ботов Джинн выплюнул, но другие попали ему в глаза, обжигая, словно кислота.

— Говори, Джинн! Иначе будет слишком поздно!

— 221–798–615, — выкрикнул Халиф.

Курт вскочил, резко поставив Джинна на ноги.

— Вы слышали, Марчетти?

Из кармана Курта донесся искаженный голос:

— Начинаю передачу!

Скрежет продолжался. Курт оттащил Халифа в сторону, но безопасный круг все уменьшался. Сначала он сократился до размеров кухонного стола, потом до размеров крышки люка.

— Марчетти?

Внезапно Рой замер. Звук жевания и скрежет стали замирать. Тишина расползалась кольцом, словно гигантская волна падающего домино.

А потом микроботы стали отваливаться со стен зданий огромными пластами, словно стекая вниз, образуя черные и серые дюны. Ветер понес их по палубе, как тучи пыли.

На смену страшному шуму пришли обычные звуки — скрип блоков огромного металлического острова и гул моторов воздушных кораблей, кружащих над головой.

— Отличная работа, Марчетти, — объявил Курт. — А теперь возвращайтесь и помогите навести тут порядок.

ГЛАВА 60

Курт Остин ждал в темноте, наблюдая, как летающие машины кружат, заходя на посадку. Вот первая из них осторожно опустилась на площадку, словно ретроракета на лунную поверхность. Вокруг холмами серой вулканической пыли лежали микроботы, разлетаясь от ветра из-под винтов.

Микроскопические машины кружились в воздухе металлической пылью, скользили, падая на нижнюю палубу.

В нескольких футах от Курта неподвижно стоял на коленях Джинн, глядя, как облака микроботов исчезают в море. Он был избит и сломлен. «Раньше он выглядел совершенно иначе», — подумал Курт.

— Теперь вы отправите меня в тюрьму, — прохрипел он.

— На десять пожизненных, — отозвался Курт.

— Как вы думаете, такой человек, как я, выживет в тюрьме? — спросил Халиф, подняв голову.

— Выживет. Достаточно долго, чтобы спятить, — ответил Курт.

Джинн посмотрел в сторону края вертолетной площадки. Тьма звала его.

— Дайте мне уйти.

Курт понял, что тот имел в виду.

— С чего бы это?

— Акт милосердия к поверженному врагу, — пробормотал бедуин.

Курт с удивлением уставился на Джинна, а потом, не сказав ни слова, отступил.

Халиф поднялся с колен и внимательно посмотрел на Курта.

— Спасибо, — сказал он и отвернулся.

Он сделал три шага и исчез.

ГЛАВА 61

К полудню опасность в Асуане миновала. Уровень воды в озере Насер упал на двадцать футов. Шестифутовые волны продолжали переливаться через гребень в четырехсотфутовый пролом. Но это был спокойный, контролируемый поток. С открытыми водосливами, воротами турбин и отводным каналом достижение точки равновесия ожидалось к середине следующего дня.

И все же полностью предотвратить трагедию не удалось.

Джо уставился на плотину. Теперь она выглядела совсем иначе, чем накануне. Здания исчезли — они были не повреждены, не обращены в руины, а просто исчезли. Не было больше ни доков, ни лодок, ни даже некоторых из прибрежных скал. Затопленные берега теперь напоминали не узкую реку, а озеро.

Над этим озером, словно стрекозы над прудом, кружила дюжина вертолетов. На воде появились небольшие лодки. Теперь они сновали туда-сюда вдоль плотины. Силовые установки плотины работали, хотя выработанную энергию некуда было отправлять — все линии электропередачи оказались сметены.

Повернувшись, Джо залез назад в армейский трейлер. По настоянию майора Эдо его осмотрела медсестра. Ему предложили укол стимуляторов, но он отказался. Медикаменты закончатся очень быстро, а по берегам Нила наверняка было много людей, нуждающихся в медицинской помощи больше, чем он.

Медсестра протянула Джо бутылку с водой, набросила одеяло на плечи и убежала к другим пациентам.

Майор Эдо присел рядом и предложил Джо сигарету. Тот отказался, и майор засунул пачку обратно в карман.

— Вредная привычка, — заметил он, натужно улыбнувшись.

— Сколько? — спросил Джо.

— По крайней мере, десять тысяч, — скорбно ответил майор. — Думаю, когда закончим поиски, число удвоится.

Завала чувствовал себя так, словно провел двенадцать раундов с тяжеловесом, выжил, думая, что победил, но судьи объявили ему поражение по очкам.

— Могли погибнуть миллионы, — твердо сказал Эдо, кладя руку ему на плечо. — Ты понимаешь?

Джо посмотрел на него и кивнул.

Неподалеку приземлился вертолет. К майору подбежал солдат.

— Мы уже загрузили раненых.

— Куда вы их отправляете?

— Луксор. Там ближайшая больница, где есть все необходимое.

— Возьмите его с собой, — приказал майор.

— Кто он? — спросил военный.

— Его зовут Хосе Завала. Он герой египетского народа.

ГЛАВА 62

Через неделю Пол и Гаме Траут сидели за большим круглым столом в роскошном ресторане «Ситронель» в Вашингтоне, округ Колумбия. К ним присоединились Руди Ганн[308] и Элвуд Марчетти. Заказав коктейли, они принялись делиться впечатлениями в ожидании остальных.

— Что теперь будет с вашим островом? — поинтересовался Пол у Марчетти.

Гений пожал плечами.

— Он погублен и ремонту не подлежит. Никто не сможет ступить на борт, пока мы не будем уверены, что все микроботы уничтожены. На это могут уйти годы. Так что Aqua-Terra будет дрейфовать по Индийскому океану, пока не пойдет на дно.

— Это ужасно, — вздохнула Гаме. — Все годы ваших усилий пропали зря.

Марчетти хитро улыбнулся.

— То же самое пыталась заявить страховая компания, когда я напомнил им пункт о необратимом заражении…

Пол посмотрел на пустые стулья.

— А где же наши уважаемые друзья?

— Не говоря уже о том, что банкет за их счет, — добавил Руди Ганн.

Пари Курта и Джо разрешилось вничью. Они договорились поделить счет и устроить небольшой праздник в честь того, что остались живы. Но в этот вечер от них пока вестей не было.

— А какие новости с острова Пикетта? Что стало с Творцом Боли? — поинтересовалась Гаме.

— Наш компьютерный отдел нашел его в забытом архиве, — ответил Ганн. — Этот проект считался секретной разработкой времен Второй мировой войны. Он создавался для того, чтобы защищать острова от японского десанта. В те времена японцы верили, что высшая доблесть — умереть за императора. Когда они не могли атаковать, используя обычные фланговые маневры, то устраивали самоубийственные лобовые атаки, бросаясь на врагов с криком «банзай» или «тэнно-хэйка-банзай», что означало: «Десять тысяч лет правлению императора»… Творец Боли был создан, чтобы вывести из строя атакующие силы противника и позволить американцам взять их в плен и допросить. А заодно остановить массовое самоубийство, на которое были готовы японцы.

— Почему же эти машины так никто и не использовал? — спросил Пол.

— Вскоре после того, как «Джон Бьюри» пропал без вести, военный департамент решил, что машину слишком легко воспроизвести, если ее захватят, после чего потом японцы могли бы использовать ее против наших войск.

— И теперь машины с острова Пикетта отправятся на какой-нибудь отдаленный военный склад собирать пыль, — добавила Гама.

— Примерно так, — подтвердил Ганн.

И тут внимание всех сидящих за столом переключилось на высокого, статного человека с зелеными глазами.

— Пожалуйста, не вставайте, — широко улыбнувшись, приветствовал собравшихся Дирк Питт. Он поднял руку, продемонстрировав маленькую карточку. — Одна из кредитных карточек агентства. Дядя Сэм угощает.

Гаме рассмеялась.

— Курт и Джо обрадуются.

— Где же они? — спросил Пол.

— Сейчас подойдут, — ответил Дирк, кивнув в сторону арки входа.

Все повернулись в ту сторону и увидели Джо и Курта, которые как раз входили в залу. Лилани держалась на шаг позади них. Женщины обнялись. Мужчины обменялись рукопожатиями и поцеловали дам в щечки.

— Мы начали без вас, — объявил Пол, кивком подзывая официантов. — Что вы предпочитаете?

Дирк заказал текилу «Дон Хулио Бланкас» с лаймом и солью. Джо взял «Джек Дэниэлс» на камнях. Лилани предпочла коктейль «Кетел Уан Космополитен», а Курт заказал «Бомбей Сапфир Джин Гибсон» с луковкой вместо оливки.

— А теперь, как сегодняшний герой, — обратился Дирк к Джо, — покажи нам свою египетскую медаль.

Джо покраснел от смущения.

— Я не взял ее с собой.

— И что же ты с ней сделал?

— Убрал в ящик для носков.

Гаме рассмеялась.

— Скромно.

Пол протянул газету, английскую «Файнэншл таймс». Он зачитал список трагедий, которые могли бы случиться, если бы авария не была предотвращена. Сюда был включен миллион погибших во время наводнения, голод, анархия и даже, возможно, война на всем Ближнем Востоке, если бы в произошедшем обвинили Израиль, вместо того, чтобы связать теракт с Джинном из Йемена.

Во время чтения Джо выглядел почти огорченным.

— Джо эта часть не нравится, — пояснил Пол и стал читать дальше. — «Все это и многие другие бедствия были предотвращены благодаря героическим усилиям дежурной бригады операторов плотины и группе военных, в том числе майора Эдо и неизвестного американца, который ныне превозносится в Египте как герой и который получил орден „Ожерелье Нила“».

Гаме покачала головой.

— Так нечестно.

— По меньшей мере, ему за это выдали медаль, — усмехнувшись, заметил Дирк.

— Это все, чем правительство Египта отблагодарило его за спасение миллиона жизней?

— Насколько мне известно, Джо не любит находиться в центре внимания, — заметила Лилани. — Если, конечно, это не стайка очаровательных девушек.

Джо рассмеялся.

— Вы только что дали мне повод вернуться в Египет.

— Шутки в сторону, — объявил Дирк. — Если бы Джо, рискуя своей жизнью, не остановил поток, хлынувший через Асуанскую плотину, миллионы жителей прибрежных областей были бы мертвы.

— А сколько погибло? — поинтересовался Руди Ганн.

— По меньшей мере, десять тысяч, — сказал Питт.

Джо выглядел очень смущенным.

— Я бы был не против принять еще «Джека Дэниэлса». Двойной на этот раз.

Несколько секунд они были заняты своими напитками, а потом Пол поинтересовался:

— А как обстоят дела с подземной фабрикой Джинна?

Дирк взглянул на оранжевый циферблат своих часов марки Doxa:

— Ее взорвали сорок минут назад, если я правильно учел разницу во времени.

— Но смогут ли бомбы разрушить сооружения, спрятанные глубоко под землей? — спросила Гама.

— Уже смогли, — заверил Питт. — Тяжелый беспилотник выпустил две ракеты. Подчиняясь первоначальному импульсу, они устремились к земле со скоростью около трехсот миль в час, а когда заработали их главные ускорители, скорость увеличилась до двух тысяч миль в час. Грохот был страшный, а оставшаяся воронка была футов двадцать в диаметре, но этого, естественно, не хватило, чтобы добраться до фабрики Джинна. Так что через пять минут начались различные мероприятия по уничтожению глубоких пещер. Четыре бомбардировщика В-2 пролетели над Йеменом, неся противобункерные бомбы. Тридцать тысяч фунтов GPU 57 — самого мощного неядерного противобункерного оружия в мире. Это пять тысяч фунтов взрывчатки, упакованной в двадцать пять тысяч фунтов металла. Они врезались в землю с такой силой, что смогли пробить четыреста футов песка и скал. Так что когда пыль развеялась, исчезла вся скала. Осталась лишь груда песка и щебня. Оборудование и материал для создания микроботов уничтожены.

— А как насчет правой руки Джинна, этого Сабаха? — поинтересовался Курт, проверяя свои часы и радуясь, что получил их обратно. Пусть даже ценой нового скутера.

— Сдулся до размеров микробота, — язвительно ответил Питт.

Ужин наконец перерос в настоящий пир, которым руководил сам шеф-повар. Началось все с пряного лосося короля Олафа. Следующая перемена — копченая осетрина в сопровождении фуа-гра, паштетов и терринов из утки.

Потом подали главное блюдо из ребрышек в стиле Сент-Луиса в сопровождении равиоли из лобстеров и тушеного лука-порея с яичницей.

Десерт состоял из блинчиков с начинкой из гуавы и маскарпоне. Красное вино — «Пёпл Энджел Карменер» и белое «Дакхорн Совиньон Блан».

Насытившись изысканной пищей и утолив жажду восхитительным вином, радостная компания вышла из ресторана и разместилась в лимузине, который Дирк предоставил друзьям, чтобы те смогли благополучно разъехаться по домам.

Лилани остановилась в городе, в отеле, и Курт пообещал проводить ее.

Расставаясь, Дирк посмотрел на нее долгим взглядом.

— Можете продолжить пьянку, но если копы вас остановят, помните о штрафах. Так что советую взять такси.

— Так и сделаю, — заверил Курт.

После того, как остальные сели в лимузин, к ресторану подъехало такси. Курт и Лилани сели в него и поехали в гостиницу.

— Перейдешь на работу в НУПИ? Дирк ведь предложил тебе работу в отделе морской биологии? — спросил он.

Однако Лилани погрустнела.

— Вашингтон не для меня. Я собираюсь вернуться на Гавайи в биологический институт на Мауи.

Курт сжал ее руку.

— Буду скучать по тебе.

— Я по тебе тоже, — ответила она. — Надеюсь, ты поймешь.

Курт улыбнулся.

— Как его зовут?

На мгновение она расширила глаза, а потом улыбнулась.

— Его зовут Кале Лука.

Остин снова улыбнулся.

— Рад, что не будешь одинока.

Такси подъехало к отелю. Девушка открыла дверцу, вышла и остановилась.

— До свиданья, Лилани, — мягко проговорил Курт. — Я буду часто тебя вспоминать.

— И я тебя, — она наклонилась и нежно поцеловала его в губы. Затем дверца машины захлопнулась, и Лилани ушла.

1

«Большой Билл» Хейвуд (1869–1928) — североамериканский радикальный профсоюзный лидер. — Здесь и далее примеч. пер.

(обратно)

2

Адская кухня (англ. Hell’s Kitchen) — район Манхэттена.

(обратно)

3

Стихотворение, написанное в 1888 году Эрнстом Л. Тейлором.

(обратно)

4

Моторные экипажи, дрезины, которые использовались для осмотра путей и производились в городе Каламазу, штат Орегон.

(обратно)

5

Rock of Ages, гора в штате Вайоминг.

(обратно)

6

Ножной рычаг тормоза лебедки.

(обратно)

7

Главный железнодорожный вокзал Лос-Анджелеса; закрыт в 1939 году.

(обратно)

8

Анна Хелд (1872–1918) — уроженка Польши, певица и актриса, звезда бродвейских мюзиклов.

(обратно)

9

Никелодеон — кинотеатр начала XX в., в котором на заре развития кинематографа демонстрировались немые короткометражные фильмы и билет в который стоил пять центов — «никель».

(обратно)

10

Американское хвойное дерево.

(обратно)

11

«Була-Була» — боевая песня, своего рода гимн Йельского университета.

(обратно)

12

Акт об исключении китайцев (1882–1943 годы) — особый закон Конгресса США, изданный 6 мая 1882 года в ответ на массовую иммиграцию китайцев на Запад страны.

(обратно)

13

Герой английской народной песни; Перриш Максфидц — американский художник первой половины двадцатого века.

(обратно)

14

Асторы (Astor) — крупнейшие, наряду с Рокфеллерами и Вандербильтами, представители американской буржуазной аристократии XIX — начала XX веков.

(обратно)

15

Пол Ревир (англ. Paul Revere, 1734–1818) — американский ремесленник, серебряных дел мастер, ставший одним из самых известных героев Американской революции.

(обратно)

16

Так называют район театров на Бродвее.

(обратно)

17

В 1907 году, когда происходит действие романа, президентом второй срок был Теодор Рузвельт. Тафт — его ближайший друг и министр обороны. Сам Рузвельт назвал его своим преемником. В 1908 году он и был избран президентом.

(обратно)

18

Конная почтовая служба, существовавшая в США в середине 19 века.

(обратно)

19

Уильям Дженнингс Брайан (англ. William Jennings Bryan, 1860–1925) — американский политик и государственный деятель.

(обратно)

20

Луис Комфорт Тиффани (1848–1933) — американский художник и дизайнер, представитель модерна.

(обратно)

21

Песня в стиле «регтайм», написанная в 1896 году Теодором Августом Метцем.

(обратно)

22

Железнодорожный туннель в горах Сьерра-Невада.

(обратно)

23

Мужской благотворительный орден.

(обратно)

24

«Божья благодать» — христианский гимн, написанный Джоном Ньютоном, поэтом и священником XVIII века. — Здесь и далее примеч. пер.

(обратно)

25

Польхем — замок, названный по имени конструктора Кристофера Польхаммара (1661–1751) — шведского ученого, изобретателя и промышленника, известного также как Кристофер Польхем.

(обратно)

26

Чарлз Дана Гибсон (1867–1944) — американский художник и иллюстратор, известный как создатель феномена Девушек Гибсона, представляющих собой идеал красоты на рубеже XIX–XX вв.

(обратно)

27

Чарлз Ренни Макинтош (1868–1928) — шотландский архитектор, художник и дизайнер, родоначальник стиля модерн в Шотландии.

(обратно)

28

Железная дорога «Балтимор и Огайо» — старейшая железная дорога в США, первый грузопассажирский оператор в стране.

(обратно)

29

Сеть ресторанов в Нью-Йорке, действующих с начала 19 века. Самый знаменитый из них вначале 20 века в Манхэттене считался образцовым.

(обратно)

30

Знаменитая марка французского шампанского.

(обратно)

31

Палисады — холмы на западном берегу реки Гудзон на северо-востоке штата Нью-Джерси.

(обратно)

32

«Пате» — французская киностудия, основана в 1896 году.

(обратно)

33

Тонг — политическая группировка, тайное общество, тайная организация китайцев (часто преступная).

(обратно)

34

Софи Такер (настоящее имя Соня Калиш; 1886–1966) — американская певица, актриса, комедиантка и радиоведущая.

(обратно)

35

Ваше здоровье (гэльск.).

(обратно)

36

Будем здоровы (гэльск.).

(обратно)

37

Джон Артур Джонсон (более известный как Джек Джонсон; 1878–1946) — американский боксер-профессионал, первый чернокожий чемпион мира в супертяжелом весе.

(обратно)

38

Джордж Майкл Коэн (1878–1942) — американский драматург, композитор, продюсер, актер и певец.

(обратно)

39

Джеймс-Джон Корбетт (1866–1933) — американский боксер-профессионал, выступавший в супертяжелом весе. Второй в современной истории чемпион мира по боксу.

(обратно)

40

Балисонг, стальная бабочка, нож-бабочка, — складной нож с клинком, скрытым, когда нож сложен, в рукояти, образованной Двумя продольными половинками П-образного сечения, шарнирно соединенными с хвостовиком клинка. При открывании половинки рукояти совершают оборот на 180 градусов в противоположные стороны относительно клинка, обнажая клинок и, соединяясь, образуя рукоять.

(обратно)

41

«Бауэри бойз», парни из Бауэри — нью-йоркская банда, возникшая в середине 19 века в районе «Пять Точек».

(обратно)

42

Генри Рётендаль (1871–1925) — шведско-американский художник, известный морскими пейзажами. По просьбе президента Теодора Рузвельта сопровождал в 1907 году плавание Великого Белого флота.

(обратно)

43

«Мужественные всадники» — название первого отряда добровольческой кавалерии, одного из трех таких полков, возникших в 1898 году для испано-американской войны, и единственного участвовавшего в боях. Впоследствии полк стал называться «Мужественные всадники Рузвельта».

(обратно)

44

«Макклюрз» или «Макклюрз мэгэзин» (1893–1929) — американский иллюстрированный ежемесячный журнал, популярный в начале 20 века. Прославился своими так называемыми журналистскими расследованиями.

(обратно)

45

Уильям Эшли «Билли» Санди (1862–1935) — американский бейсболист, ставший в первые десятилетия 20 века самым популярным проповедником-евангелистом.

(обратно)

46

«Уайт стар лайн» — крупнейшая британская судоходная компания конца XIX — начала XX века.

(обратно)

47

Джеймс Бьюканан Брейди, известный как Дайамонд Джим Брейди — Бриллиантовый Джим Брейди (1856–1917) — американский железнодорожный магнат, миллионер, финансист и филантроп.

(обратно)

48

Алый цвет — официальный цвет Гарвардского университета. Между Гарвардом и Йелем идет постоянное соперничество, особенно в спорте.

(обратно)

49

Линия «Кунард» — британская компания-оператор трансатлантических и круизных маршрутов океанских лайнеров.

(обратно)

50

Джон Филип Суза (1854–1932) — американский композитор и дирижер духовых оркестров, автор знаменитого марша «The Stars and Stripes Forever», ставшего национальным маршем США.

(обратно)

51

Военно-воздушная база США в штате Огайо.

(обратно)

52

Длинное пальто с поясом, модное в начале 20 века.

(обратно)

53

Лилиан Рассел (1860–1922) — американская актриса и певица, чрезвычайно популярная в конце 19 — начале 20 веков.

(обратно)

54

Уильям Говард Тафт (1857–1930) — 27-й президент США с 1909 по 1913, от Республиканской партии. Билли Опоссум — его прозвище.

(обратно)

55

Ликер из лепестков фиалки.

(обратно)

56

Енох Арнольд Беннетт (1867–1931) — очень плодовитый и популярный в начале 20 века английский писатель.

(обратно)

57

Альфред Тайер Мэхэн (1840–1914) — американский военно-морской теоретик и историк, контр-адмирал (1906), один из основателей геополитики.

(обратно)

58

«Кейси с битой» — популярнейшее стихотворение о бейсболе, написанное американским поэтом Эрнестом Лоренсом Тейером (1863–1940).

(обратно)

59

Сунь Цзы — китайский стратег и мыслитель, предположительно, живший в VI или, по другим источникам, в IV веке до н. э. Автор знаменитого трактата о военной стратегии «Искусство войны».

(обратно)

60

Таммани-холл — политическое общество Демократической партии США в Нью-Йорке, действовавшее с 1790-х по 1960-е годы и контролировавшее выдвижение кандидатов и патронаж в Манхэттене с 1854 по 1934 гг.

(обратно)

61

В Аннаполисе, штат Мэриленд, расположена Военно-морская академия США.

(обратно)

62

Речь идет о Фреде Астере, американском актере, танцоре, хореографе и певце, звезде Голливуда, одном из величайших мастеров музыкального жанра в кино, и о его сестре Адели, тоже выступавшей на сцене.

(обратно)

63

Бунты в Нью-Йорке из-за призыва (с 11 по 16 июля 1863 года, также известны, как Неделя призыва) — гражданские беспорядки в Нью-Йорке (США). Стали результатом недовольства новыми законами, прошедшими через конгресс Соединенных Штатов. Согласно этим законам предполагалось набирать людей на военную службу, на шедшую в то время Гражданскую войну.

(обратно)

64

YMCA, «Юношеская христианская ассоциация» — молодежная волонтерская организация. Стала известна благодаря организации детских лагерей.

(обратно)

65

Motoscafo Armato Silurante — класс быстроходных торпедных катеров, использовавшихся во время Первой и Второй мировой войн.

(обратно)

66

Американский композитор, поэт и певец. Писал лирические и романтические песни на свои тексты. — Здесь и далее примеч. пер.

(обратно)

67

Американская организация начала 20 века, боровшаяся за запрещение продажи алкоголя.

(обратно)

68

Знаменитый комический дуэт начала 20 века.

(обратно)

69

Популярная песня 1910 года.

(обратно)

70

Соревнование по длительности полета самолетов, проводившееся в начале 20 века.

(обратно)

71

Популярное название военно-морской группировки США, совершившей кругосветное плавание в период с 16 декабря 1907 года по 22 февраля 1909 года.

(обратно)

72

Собирательное название портов и якорных стоянок в устье Чесапикского залива, США, и впадающих в него рек. Шире — расположенный там же военный и кораблестроительный комплекс.

(обратно)

73

Компания, выпускавшая напиток кофезаменитель.

(обратно)

74

Система железных дорог вдоль рек и озер на севере США.

(обратно)

75

Американский юрист и правовед, многолетний член Верховного суда США.

(обратно)

76

Английское художественное движение викторианской эпохи (конец XIX века), участники которого занимались ручной выработкой предметов декоративно-прикладного искусства, стремясь к сближению искусства и ремесла.

(обратно)

77

Город в штате Иллинойс в 64 км к юго-западу от Чикаго. Речь идет о тюрьме этого города.

(обратно)

78

Город в штате Нью-Йорк.

(обратно)

79

Ипподром для гонок лошадей в штате Нью-Йорк.

(обратно)

80

Район Бруклина.

(обратно)

81

Пролив Ла-Манш.

(обратно)

82

Английский инженер и промышленник, изобретатель многоступенчатой реактивной паровой турбины.

(обратно)

83

День независимости США, национальный праздник.

(обратно)

84

Американский шоумен, антрепренер, крупнейшая фигура американского шоу-бизнеса XIX века. Снискал широкую известность своими мистификациями, организовал цирк своего имени.

(обратно)

85

Ария Радамеса из первого акта оперы Верди «Аида».

(обратно)

86

Первое авиашоу в США, проходившее в Лос-Анджелесе с 10 по 20 января 1910 года.

(обратно)

87

В США — член совета района.

(обратно)

88

По-английски daisy — маргаритка, weed — сорняк.

(обратно)

89

27-й президент США Уильям Говард Тафт (1909–1913, то есть во время действия романа) был очень полным человеком.

(обратно)

90

Американский бродвейский импресарио, наиболее известный по своей серии театральных шоу «Безумства Зигфельда» (1907–1931).

(обратно)

91

Американский композитор и дирижер духовых оркестров, автор знаменитого марша «The Stars and Stripes Forever», ставшего национальным маршем США.

(обратно)

92

Примерно 20 градусов по Цельсию. — Здесь и далее примеч. пер.

(обратно)

93

NUMA (National Underwater&Marine Agency) — Национальное подводное и морское агентство.

(обратно)

94

Намек на эпизод из сумасшедшего дома в романе Я. Гашека «Похождения бравого солдата Швейка»

(обратно)

95

Добрый день (порт.).

(обратно)

96

Да, да (порт.).

(обратно)

97

Спасибо, дружок (искаж. исп.).

(обратно)

98

Храбрец (порт.).

(обратно)

99

NUMA, National Underwater and Marine Agency — Агентство морских и подводных исследований. Реально существующая организация, созданная самим Клайвом Касслером.

(обратно)

100

Король Кнут, или Канут (994/95—1035) — король Дании, Англии, Норвегии. Существует легенда о том, как однажды Кнут поставил на берегу трон и приказал приливу остановиться, покорившись королевской воле, «как и земля, на которой стоит трон».

(обратно)

101

Вот это мужик (исп.).

(обратно)

102

Напротив (фр.).

(обратно)

103

Гейзер в Йеллоустонском национальном парке.

(обратно)

104

Хаттон, Лорен (р. 1947 г.) — американская актриса и модель, известная в основном по главным ролям в фильмах «Американский жиголо» и «Ласситер».

(обратно)

105

Слова из поэмы древнеримского поэта Гая Валерия Катулла.

(обратно)

106

Без проблем (исп.).

(обратно)

107

Север (исп.).

(обратно)

108

Мексиканская «яичница»: жареные яйца на лепешках-тортильях, прочитанных острым соусом.

(обратно)

109

Конрад, Джозеф, наст, имя Теодор Конрад Коженёвский (1857— 1924) — английский писатель польского происхождения.

(обратно)

110

Джамал, Ахмад — псевдоним американского джазового музыканта, композитора и преподавателя Фредерика Рассела Джонса (р. 1930).

(обратно)

111

Добрый день (исп.).

(обратно)

112

Мексиканское блюдо наподобие шаурмы с мясной (чаще всего куриной), яичной или овощной начинкой.

(обратно)

113

Уборная (исп.)

(обратно)

114

Древняя ладья викингов, найденная при раскопках близ поместья Гок-стад, сейчас находится в музее судов викингов в Осло.

(обратно)

115

Народные волнения в одном из районов Лос-Анджелеса. Прошли в 1965 году, длились пять дней (с 11 по 15 августа). В результате погибло 34 человека, 1032 были ранены и 3438 арестованы. Ущерб оценили в 40 млн долларов.

(обратно)

116

Немецкое «Deutsch» (немец) созвучно английскому «Dutch» (голландец).

(обратно)

117

Речь идет об американском фильме «Охота за «Красным Октябрем», в котором капитана советской атомной подводной лодки «Красный Октябрь» сыграл Шон Коннери.

(обратно)

118

Свинья (фр.).

(обратно)

119

Гарбер, Пол Эдвард (1899—1992) — первый руководитель Национального музея авиации и космонавтики при Смитсоновском институте.

(обратно)

120

Капра, Фрэнк Рассел (настоящее имя — Франческо Росарио Капра, 1897—1991) — американский кинорежиссер итальянского происхождения, автор комедийных и пропагандистских фильмов.

(обратно)

121

Пер. Н. Гумилева.

(обратно)

122

Роберт Уильям Сервис (1874—1958) — канадский поэт, прозванный Бардом Юкона.

(обратно)

123

Приятель (исп.).

(обратно)

124

Фут — примерно 30,5 сантиметра. Длина судна, таким образом, чуть больше ста восьмидесяти метров. Здесь и далее примеч. переводчика.

(обратно)

125

Амелия Эрхарт (1897–1937) — знаменитая американская летчица. Обладательница целого ряда рекордов, в том числе первая женщина-авиатор, пересекшая Атлантический океан. Прославилась также как писательница, журналистка, общественный деятель и борец за права женщин. Чудо-женщина — героиня комиксов и мультсериалов, обладающая сверхъестественной силой и ловкостью.

(обратно)

126

Имеется в виду книга американских исследователей Шерри Зонтаг и Кристофера Дрю, вышедшая в 2001 году на русском языке под названием «История подводного шпионажа против СССР».

(обратно)

127

«Фастшип» — проект скоростного судна для трансатлантических грузовых перевозок, который разрабатывался в США в первое десятилетие XXI века, но так и не был воплощен в жизнь.

(обратно)

128

«Спаго» — сеть ресторанов знаменитого американского шеф-повара Вольфганга Пака.

(обратно)

129

«Последняя битва Кастера» — сражение при Литтл-Бигхорн, случившееся 25–26 июня 1876 года между Седьмым кавалерийским полком армии США под командованием генерала Джорджа Кастера и индейцами. Закончилась тяжелым поражением американских войск и гибелью самого Кастера. По мотивам «Последней битвы Кастера» снято несколько телевизионных фильмов и сериалов в жанре вестерн.

(обратно)

130

Дик Трейси — вымышленный герой комиксов Честера Гулда. Прославленный сыщик, борец с преступностью, который за работой много лет никак не мог найти время, чтобы сыграть свадьбу с возлюбленной.

(обратно)

131

Красный прилив — природное явление, вызванное неконтролируемым размножением микроскопических водорослей определенных видов, которые скапливаются у поверхности воды, часто придавая ей красноватый оттенок. Красные приливы связывают с антропогенным загрязнением прибрежных вод.

(обратно)

132

«Семья Мэнсона» — коммуна, организованная в Калифорнии Чарльзом Мансоном, члены которой совершили в 1969 году серию жестоких убийств.

(обратно)

133

Фред Флинтстоун — главный персонаж мультипликационного сериала «Флинтстоуны», незадачливый глава семьи, живущей в каменном веке. «Джетсоны» — мультсериал о семье, которая живет в XXI веке. Снят как пародия на «Флинтстоунов».

(обратно)

134

«Братья Блюз» — музыкальный проект, созданный в 1978 году американскими актерами-комиками Дэном Экройдом и Джоном Белуши. «Братья Блюз» всегда одевались в черное и исполняли композиции в стиле «блюз» и «соул» вместе со многими известными музыкантами того времени. Проект лег в основу нескольких голливудских фильмов.

(обратно)

135

«Эхо выстрелов долго гремело по белому свету» — строка из стихотворения Ральфа Уолдо Эмерсона «Конкордский гимн» (дана в переводе Е. Нечаевой), посвященного первому сражению Войны за независимость США, которое произошло у местечек Конкорд и Лексингтон вблизи Бостона. Банкер-Хилл — холм в предместьях Бостона, на котором 17 июня 1775 года разыгралось крупное сражение между английскими и американскими войсками.

(обратно)

136

Перевод Г. Кружкова.

(обратно)

137

«Не сдавайте корабль» — слова тяжело раненного капитана американского фрегата «Чесапик» Джеймса Лоуренса, произнесенные во время сражения с британским фрегатом «Шеннон» 1 июня 1813 года. Корабль был все же сдан, а сам Лоуренс умер от ран через несколько дней, однако знаменитые слова были вышиты его товарищем Оливером Перри на синем боевом знамени и впоследствии стали одним из неофициальных девизов американского военно-морского флота. «К черту торпеды!» — фраза приписывается знаменитому американскому адмиралу Дэвиду Фаррагуту. Предположительно, она была произнесена во время сражения между флотилиями Севера и Юга у Мобил-Бей 5 августа 1864 года.

(обратно)

138

В скандинавской мифологии обитель павших воинов, символ поражения.

(обратно)

139

Что случилось? (фр.)

(обратно)

140

ЕС – Европейский союз; НАФТА – торгово-экономический союз государств Северной Америки.

(обратно)

141

Толос – тип каменной гробницы микенского периода в Древней Греции.

(обратно)

142

Черт возьми! (фр).

(обратно)

143

Зд.: Вот тебе раз! (фр.)

(обратно)

144

Минутку (фр.)

(обратно)

145

Вы говорите по-французски? (фр.)

(обратно)

146

Зд.: Вот и все! (фр.)

(обратно)

147

Стикс – подземная река в древнегреческой мифологии, разделяющая живых и мертвых.

(обратно)

148

Желаю удачи, мой друг (фр.).

(обратно)

149

Хорошо (фр.).

(обратно)

150

Да. Антикварный магазин Дарнье (фр.).

(обратно)

151

Историческое сражение 1415 года между французами и англичанами во время Столетней войны.

(обратно)

152

«Больше никогда» (англ.).

(обратно)

153

Спасибо (фр.).

(обратно)

154

Дерьмо (фр.)

(обратно)

155

О черт! (фр.)

(обратно)

156

«Пьеру от Клодетт, с любовью» (фр.).

(обратно)

157

В древнескандинавской мифологии – неустрашимый герой, витязь, отважный воин.

(обратно)

158

Большое спасибо (фр.).

(обратно)

159

«Дверь с бороздой» (фр).

(обратно)

160

Это красиво, очень красиво (фр.).

(обратно)

161

Боже мой (фр.).

(обратно)

162

Да, это правда (фр.).

(обратно)

163

В готической архитектуре выступающая водосточная труба в виде фантастической фигуры.

(обратно)

164

«Блу мэн» (Blue Man) – знаменитая театральная музыкальная группа, ее участники выступают в масках из синей кожи.

(обратно)

165

Eagle — орел (англ.). — Здесь и далее примеч. пер.

(обратно)

166

Foggy Bottom — туманное дно (англ.). Из-за туманов, поднимающихся с реки, район, где находится здание Государственного департамента США, получил это ироническое название.

(обратно)

167

Эпоха позднего палеолита. Название происходит от грота Кро-Маньон во Франции, где в 1868 г. французским археологом и палеонтологом Л. Ларте были сделаны находки кроманьонцев.

(обратно)

168

Спокойной ночи (ит.).

(обратно)

169

Спасибо (ит.).

(обратно)

170

Ищите женщину (фр.).

(обратно)

171

Вот и он (фр.).

(обратно)

172

Зад (фр.).

(обратно)

173

Твое здоровье (фр.).

(обратно)

174

Здравствуй (турецк.).

(обратно)

175

Друг (исп.).

(обратно)

176

Священная книга древних абиссинцев, восходящая к Ветхому Завету и повествующая о династии эфиопских царей, родоначальником которой, по преданию, был царь Соломон.

(обратно)

177

Thistle — чертополох (англ.).

(обратно)

178

Древнее общесемитское божество, почитавшееся в Финикии, Палестине и Сирии как бог плодородия, вод, войны и пр.

(обратно)

179

Десять заповедей, авторство которых иудейская и христианская традиция приписывает Моисею.

(обратно)

180

Чуть больше 44 градусов по Цельсию.

(обратно)

181

Устаревшее название жидкого жира, добываемого из сала морских млекопитающих (китов, моржей, тюленей, белух) и некоторых рыб. – Здесь и далее примеч. пер.

(обратно)

182

Приподнятая часть верхней палубы в кормовой части судна.

(обратно)

183

Поперечная балка, соединяющая борта корабля и служащая основанием палубы.

(обратно)

184

Американский кинофильм режиссера Джона Мактирнана, вышедший на экраны в 1990 году.

(обратно)

185

Тяжелый острый респираторный синдром, также атипичная пневмония. Острое заболевание дыхательных путей, отличается тяжелым течением и высокой летальностью.

(обратно)

186

В Соединенных Штатах пассажиров из больших аэропортов развозят специальные лимузины.

(обратно)

187

Название океанографической лаборатории на Восточном побережье Флориды.

(обратно)

188

Американская компания и торговая марка известного аэрозольного препарата. Главный ингредиент продукта – минеральное масло, которое, оставаясь на любой поверхности, обеспечивает смазку и долговременную защиту от влаги.

(обратно)

189

Туалет (исп.).

(обратно)

190

«Скорость и ярость» – название скандальной операции спецслужб США.

(обратно)

191

Техническое устройство, преобразующе энергию двигателя в полезную работу по перемещению транспортного средства.

(обратно)

192

Способ образования постоянной петли на тросе путем переплетения его прядей.

(обратно)

193

По Фаренгейту; 4,44 градуса по Цельсию.

(обратно)

194

Популярная у американцев кличка собаки. Так звали и собаку Линкольна.

(обратно)

195

Высшее звание в детской организации скаутов в США.

(обратно)

196

Кодовое название программы США по разработке ядерного оружия.

(обратно)

197

Традиционный сицилийский десерт, представляющий собой вафельную хрустящую трубочку с начинкой.

(обратно)

198

Литературный персонаж, созданный английским писателем Саксом Ромером (1883–1959). Фу Манчу – воплощение зла, криминальный гений, вроде профессора Мориарти или Фантомаса.

(обратно)

199

Вечерняя музыкально-юмористическая передача на американском канале Эн-би-си, одна из самых популярных и долгоиграющих в истории телевидения США.

(обратно)

200

Разновидность сельди.

(обратно)

201

Племя индейцев, проживавших на юго-западном побережье Флориды.

(обратно)

202

Американский джазовый трубач и бэнд-лидер, оказавший значительное влияние на развитие музыки XX века.

(обратно)

203

Выпечка круглой формы из предварительно обваренного дрожжевого теста, аналог пончика.

(обратно)

204

Город в штате Висконсин (США).

(обратно)

205

Крупный тип беспозвоночных.

(обратно)

206

В США, если водитель превышает разрешенную скорость не более чем на десять миль, его не штрафуют.

(обратно)

207

Одна из известных перестрелок в истории Дикого Запада, произошла в три часа пополудни 26 октября 1881 года в городе Тумстоун на территории штата Аризона.

(обратно)

208

Шутка основана на совпадении звучания фамилии с английским местоимением you, «вы», которое произносится тоже как «ю».

(обратно)

209

Американский актер, комик, участник комик-труппы, известной как «Братья Маркс».

(обратно)

210

Одна из улиц Нижнего Манхэттена (Нью-Йорк). Частично проходит через Чайна-таун.

(обратно)

211

Плов с ветчиной, курицей или креветками.

(обратно)

212

Американская киноактриса.

(обратно)

213

Остров в Эгейском море.

(обратно)

214

Суп из куриного бульона с лимонным соком и желтками.

(обратно)

215

Запеченная рыба. Термином «plaki» обозначают блюда, приготовленные в духовке с большим количеством оливкового масла.

(обратно)

216

Греческий соус из йогурта, тертого огурца, чеснока и мяты или из смеси творога со сметаной, огурца и чеснока.

(обратно)

217

Блюдо греческой кухни. Представляет собой смесь из копченой тресковой икры, лимонного сока, оливкового масла и чеснока, используется в качестве закуски.

(обратно)

218

Алкогольный напиток, смесь виноградного дистиллята с экстрактом аниса и набором ароматных трав.

(обратно)

219

Американский библиофил. После его гибели на «Титанике» мать подарила его собрание книг Гарвардскому университету. В собрании Вайднера свыше трех с половиной миллионов книг.

(обратно)

220

Вращающийся каталог с карточками, используемыми для хранения контактной информации.

(обратно)

221

Американский кинорежиссер и продюсер итальянского происхождения, мастер бурлескной комедии.

(обратно)

222

От англ. Trout – форель, Cod – треска.

(обратно)

223

Американский исследователь «непознанного», составитель справочников по сенсациям, публицист, предтеча современного уфологического движения.

(обратно)

224

Мюзикл 1949 года Роджерса и Хаммерштейна. «Бали Хай» – популярная мелодия из этого мюзикла.

(обратно)

225

Историческая Зона освоения Дикого Запада, расположенная на территории нескольких современных штатов.

(обратно)

226

Эдуард Дженнер (1749–1823) – английский врач, основоположник оспопрививания. Луи Пастер (1822–1895) – французский микробиолог и химик.

(обратно)

227

Американский профессиональный бейсболист (1918–2002). Считается одним из лучших отбивающих в истории бейсбола.

(обратно)

228

Дыхательная смесь из трех газов: кислорода, азота и гелия.

(обратно)

229

Шекспир. «Король Генрих V», действие третье, явление I. Пер. А. Ганзен.

(обратно)

230

Генерал-лейтенант Льюис Бервелл «Чести» Пуллер (1898–1971) – прославившийся отвагой командующий морской пехотой США.

(обратно)

231

Mayday — международный сигнал бедствия, аналогичный SOS (здесь и далее прим. переводчика).

(обратно)

232

ЦЕРН — фр. CERN (Conseil Européen pour la Recherche Nucléaire).

(обратно)

233

От англ. Very Large Crude Carrier, танкер водоизмещением 160 000 т. и более.

(обратно)

234

Национальное управление подводных исследований (от англ. NUMA — National Underwater and Marine Agency).

(обратно)

235

Транец — нижняя часть плоской кормы судна.

(обратно)

236

Полая игрушка, довольно крупных размеров, чаще всего делается из папье-маше или из легкой оберточной бумаги, чтобы ребенок ее мог легко разбить.

(обратно)

237

Шугар Рэй Леонард (р. 1956) — американский боксер, неоднократный чемпион мира, олимпийский чемпион 1976 года.

(обратно)

238

Амелия Мэри Эрхарт (1897–1937) — американская писательница и авиатор. В 1937 году, пытаясь совершить кругосветный полет, пропала без вести над Тихим океаном.

(обратно)

239

С акулами (исп.).

(обратно)

240

Запеченный картофель.

(обратно)

241

FYI — For Your Information, «К твоему сведению» (англ.).

(обратно)

242

Доктор Фу Манчу — злодей из серии романов Сакса Ромера, выходившей с 1913 года. Криминальный гений с длинными, тонкими, свисающими усиками.

(обратно)

243

Спасибо (яп.).

(обратно)

244

Персонаж, появлявшийся в других книгах Клайва Касслера — владелец крупнейшего частного архива морской истории, любитель вкусно и обильно поесть.

(обратно)

245

Ну пожалуйста, быстрее (исп.).

(обратно)

246

СОСУС (SOSUS — Sound Surveillance Undersea System) — гидроакустическая противолодочная система США. Предназначена для обнаружения и идентификации подводных лодок.

(обратно)

247

«Рев мыши» (1959) — британская кинокомедия о крошечном княжестве, с армией в 20 человек, объявившем войну США.

(обратно)

248

Три, два, один… Вперед, мой друг! (исп.)

(обратно)

249

Фалкрум (англ. Fulcrum) — точка опоры, ось.

(обратно)

250

Верно (исп.).

(обратно)

251

Миля равна 1,609 км; морская миля — 1,852 км. (Здесь и далее прим. ред.)

(обратно)

252

Чуть более 600 м (фут равен 0,3048 м).

(обратно)

253

В действительности данные типы самолетов были оборудованы пулеметами калибра 7.7 мм и 20 мм.

(обратно)

254

Вал, через который вращение штурвала передается на румпель.

(обратно)

255

Aichi D3A и «Вэл» — разные названия японского палубного пикирующего бомбардировщика «Тип 99» фирмы «Аити».

(обратно)

256

Баньши — в кельтской мифологии женский дух, который воем и стонами предвещает человеку смерть.

(обратно)

257

Катамаран — двухкорпусное судно.

(обратно)

258

То есть 5–7 км/ч (узел равен одной морской миле в час).

(обратно)

259

Термоклин — слой воды, в котором температура резко отличается по сравнению с выше- и нижележащими слоями.

(обратно)

260

Апвеллинг — подъем глубинных вод океана к поверхности.

(обратно)

261

Циклическое колебание температуры воды в экваториальной части Тихого океана (Ла-Нинья характеризуется понижением температуры воды, Эль-Ниньо — потеплением в той же зоне).

(обратно)

262

Около 19 литров (американский галлон равен 3,8 литра).

(обратно)

263

Lockheed Р-3 Orion — береговой патрульный самолет.

(обратно)

264

Airbus А380 — крупнейший в мире серийный авиалайнер, способный совершать беспосадочные перелеты на расстояние до 15 400 км.

(обратно)

265

Около 180 метров (ярд равен 0,9 метра).

(обратно)

266

Американские марки престижных автомобилей начала XX века.

(обратно)

267

18,9 литра (галлон равен 3,79 л).

(обратно)

268

Красный прилив — опасное цветение воды, вызванное увеличением численности фитопланктона.

(обратно)

269

«Пчелы-убийцы» — пчелы, выведенные в Бразилии в 1956 году в ходе эксперимента. По ошибке они были выпущены на волю. Отличаются агрессивностью и токсичностью яда. Сейчас обитают в Южной Америке и части Северной Америки.

(обратно)

270

IRS (Internal Revenue Service) — Служба внутренних доходов, налоговое управление США.

(обратно)

271

OSHA (Occupational Safety and Health Administration) — Управление по охране труда США.

(обратно)

272

Скопление мусора антропогенного происхождения в северной части Тихого океана.

(обратно)

273

RFID (Radio-Frequency Identification) — радиочастотная идентификация. Система автоматической идентификации объектов при помощи радиосигнала по прикрепленным к ним чипам. В настоящее время широко используется, в том числе для электронных пропусков и в торговых сетях для предотвращения краж.

(обратно)

274

Боло — разновидность лассо с грузом-утяжелителем на конце.

(обратно)

275

Отсылка к событиям книги «Машина смерти», где Курт и Джо заставили пойманного негодяя говорить, пригрозив скормить его питону.

(обратно)

276

Отсылка к циклу пародийных боевиков «Неудержимые» о команде элитных бойцов.

(обратно)

277

Парафраз известнейшей в Америке цитаты из фильма «Сокровища Сьерра-Мадре» (1948).

(обратно)

278

Легендарный американский рок-фестиваль, прошедший в августе 1969 года в штате Нью-Йорк. На него собралось около 500 тысяч зрителей.

(обратно)

279

Бармаглот — чудовище из сказки «Алиса в Зазеркалье» Льюиса Кэрролла.

(обратно)

280

Гаме немного ошиблась: «Годом без лета» стал для Западной Европы и Северной Америки 1816-й вследствие случившегося годом раньше извержения вулкана Тамбора.

(обратно)

281

В кинокомедии «Монти Пайтон и Священный Грааль» (1975), пародирующей британские легенды о короле Артуре, на героев нападал белый кролик-людоед.

(обратно)

282

Сэр Робин — герой фильма «Монти Пайтон и Священный Грааль», трусливый рыцарь.

(обратно)

283

День Д — дата высадки союзных войск в Нормандии 6 июня 1944 года, также общепринятое военное обозначение дня начала какой-либо военной операции.

(обратно)

284

Марки авиационного топлива.

(обратно)

285

Седьмой флот — оперативный флот ВМС США, в зону ответственности которого входит западная часть Тихого океана и восточная часть Индийского.

(обратно)

286

Ступай с богом (исп.).

(обратно)

287

LAPES (Low-Altitude Parachute Extraction System) — система беспосадочного десантирования грузов с малых высот.

(обратно)

288

Дрэг-рейсинг — гонка на ускорение. При торможении гонщики используют тормозные парашюты.

(обратно)

289

Говард Хьюз (1905–1976) — американский предприниматель, изобретатель, кинопродюсер, новатор американской авиации. Отличался эксцентричностью, последние годы вел жизнь затворника.

(обратно)

290

Отсылка к событиям книги Клайва Касслера «Сокровище».

(обратно)

291

Герой Клинта Иствуда из одноименного полицейского фильма 1971 года. Курт говорит о знаменитой сцене, в которой Гарри пугает бандита пустым револьвером.

(обратно)

292

Имеется в виду сюжет книги Мэри Мейпс Додж «Ганс Бринкер, или Серебряные коньки» (1865), герой которой спас Нидерланды, заткнув пальцем дыру в плотине. В Нидерландах эта история приобрела статус национальной легенды, мальчику возвели несколько памятников.

(обратно)

293

«Зовите меня Измаил» — первые слова романа Германа Мелвилла «Моби Дик, или Белый кит».

(обратно)

294

Белтвэй (Capital Beltway) — 103-километровое кольцевое шоссе, окружающее Вашингтон.

(обратно)

295

«Куонсетская хижина» (Quonset hut) — сборная постройка полуцилиндрической формы из гофрированного железа. Во время Второй мировой войны применялась американскими войсками в качестве временных бараков или хозяйственных построек. Названа в честь местечка Куонсет-Пойнт, где была впервые опробована в 1941 году.

(обратно)

296

Англ. «John from».

(обратно)

297

Мемориал, построенный на воде над корпусом затонувшего линкора «Аризона». Возведен в память о 1177 погибших на линкоре при атаке японских сил на Перл-Харбор 7 декабря 1941 года.

(обратно)

298

«Сумеречная зона» — американский фантастический телесериал.

(обратно)

299

Джулиан Перлмуттер — персонаж, появлявшийся в других книгах Клайва Касслера о НУПИ, владелец крупнейшего частного архива морской истории.

(обратно)

300

Дуглас Макартур (1880–1964) — американский генерал, фельдмаршал филиппинской армии.

(обратно)

301

«Остров Гиллигана» (Gilligan's Island) — американский комедийный сериал, выходивший в 1964–1967 годах и повествующий о жизни потерпевших кораблекрушение. Джинджер в сериале — голливудская кинодива, Мэри Энн — деревенская девушка.

(обратно)

302

Гермофобия — боязнь грязи, инфекции.

(обратно)

303

Кларк Гейбл (1901–1960) — знаменитый американский актер, прославившийся ролью Ретта Батлера в фильме «Унесенные ветром» (1939). Носил изящные редкие усики.

(обратно)

304

Аутригер — балансир, выносная часть лодки.

(обратно)

305

«Кон-Тики» — плот, на котором в 1947 году Тур Хейердал с экипажем из пяти человек совершил путешествие из Южной Америки в Полинезию.

(обратно)

306

Имеется в виду рекламный ролик 1972 года, в котором Элла Фицджеральд силой голоса разбивает бокал.

(обратно)

307

«Тварь из Черной лагуны» — американский фильм ужасов 1954 года о жутком человеке-амфибии.

(обратно)

308

Руди Ганн — персонаж, появлявшийся в других книгах Касслера о НУПИ, старый соратник Дирка Питта.

(обратно)

Оглавление

Клайв Касслер Погоня (Исаак Белл — 1)

  Призрак из прошлого

  Безжалостный бандит

    Глава 1

    Глава 2

    Глава 3

    Глава 4

    Глава 5

    Глава 6

    Глава 7

    Глава 8

    Глава 9

    Глава 10

  Погоня набирает темп

    Глава 11

    Глава 12

    Глава 13

    Глава 14

    Глава 15

    Глава 16

    Глава 17

    Глава 18

    Глава 19

    Глава 20

    Глава 21

    Глава 22

    Глава 23

    Глава 24

    Глава 25

    Глава 26

    Глава 27

    Глава 28

    Глава 29

    Глава 30

    Глава 31

    Глава 32

    Глава 33

    Глава 34

    Глава 35

    Глава 36

    Глава 37

    Глава 38

    Глава 39

    Глава 40

    Глава 41

    Глава 42

    Глава 43

    Глава 44

    Глава 45

    Глава 46

    Глава 47

    Глава 48

    Глава 49

    Глава 50

  На поверхность из бездны

Клайв Касслер, Джастин Скотт «Саботажник»

  НЕЗАКОНЧЕННОЕ ДЕЛО

  АРТИЛЛЕРИЯ ПРОЛЕТАРИАТА

    Глава 1

    Глава 2

    Глава 3

    Глава 4

    Глава 5

    Глава 6

    Глава 7

    Глава 8

    Глава 9

    Глава 10

    Глава 11

    Глава 12

    Глава 13

    Глава 14

  НЕМНОГИЕ ИЗБРАННЫЕ

    Глава 15

    Глава 16

    Глава 17

    Глава 18

    Глава 19

    Глава 20

    Глава 21

    Глава 22

    Глава 23

    Глава 24

    Глава 25

    Глава 26

    Глава 27

    Глава 28

    Глава 29

    Глава 30

    Глава 31

    Глава 32

    Глава 33

  МОСТ

    Глава 34

    Глава 35

    Глава 36

    Глава 37

    Глава 38

    Глава 39

    Глава 40

    Глава 41

    Глава 42

    Глава 43

    Глава 44

    Глава 45

    Глава 46

    Глава 47

    Глава 48

    Глава 49

    Глава 50

    Глава 51

    Глава 52

    Глава 53

    Глава 54

    Глава 55

    Глава 56

    Глава 57

    Глава 58

    Глава 59

  НЕЗАКОНЧЕННОЕ ДЕЛО

Клайв Касслер Джастин Скотт ШПИОН

  ДОЧЬ ОРУЖЕЙНИКА

    1

    2

    3

    4

    5

    6

    7

    8

    9

    10

    11

    12

    13

    14

  БРОНИРОВАННЫЕ ГРОБЫ

    15

    16

    17

    18

    19

    20

    21

    22

    23

    24

    25

    26

    27

    28

    29

    30

    31

    32

    33

  ФЛОТ

    34

    35

    36

    37

    38

    39

    40

    41

  ИСКРА БОЖИЯ

    42

    43

    44

    45

    46

    47

    48

    49

    50

    51

    52

    53

    54

    55

    56

  НА ДАЛЕКОЙ СЛУЖБЕ

Клайв Касслер, Джастин Скотт Гонка

  Пролог Луна в огне

  Книга первая Приходи, Джозефина, в мою летающую машину

    Глава 1

    Глава 2 

    Глава 3 

    Глава 4

    Глава 5

    Глава 6

    Глава 7

    Глава 8

    Глава 9

  Книга вторая Крепче держись, точно птичка на ветке

    Глава 10

    Глава 11

    Глава 12

    Глава 13

    Глава 14

    Глава 15

    Глава 16

  Книга третья Вверх, вверх и еще выше

    Глава 17

    Глава 18

    Глава 19

    Глава 20

    Глава 21

    Глава 22

    Глава 23

    Глава 24

    Глава 25

    Глава 26

    Глава 27

    Глава 28

    Глава 29

    Глава 30

    Глава 31

    Глава 32

    Глава 33

  Книга четвертая Она поднимается в воздух. Она летит!

    Глава 34

    Глава 35

    Глава 36

    Глава 37

    Глава 38

    Глава 39

    Глава 40

    Эпилог О! Давай полетим, дорогая

Клайв Касслер, Пол Кемпрекос Змей

  Представляю друга

  Пролог

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

  Глава 28

  Глава 29

  Глава 30

  Глава 31

  Глава 32

  Глава 33

  Глава 34

  Глава 35

  Глава 36

  Глава 37

  Глава 38

  Глава 39

  Глава 40

  Глава 41

  Глава 42

  Глава 43

  Глава 44

  Глава 45

  Глава 46

  Глава 47

  Глава 48

  Глава 49

Клайв Касслер, Пол Кемпрекос «Синее золото»

  ПРОЛОГ

  ГЛАВА 1

  ГЛАВА 2

  ГЛАВА 3

  ГЛАВА 4

  ГЛАВА 5

  ГЛАВА 6

  ГЛАВА 7

  ГЛАВА 8

  ГЛАВА 9

  ГЛАВА 10

  ГЛАВА 11

  ГЛАВА 12

  ГЛАВА 13

  ГЛАВА 14

  ГЛАВА 15

  ГЛАВА 16

  ГЛАВА 17

  ГЛАВА 18

  ГЛАВА 19

  ГЛАВА 20

  ГЛАВА 21

  ГЛАВА 22

  ГЛАВА 23

  ГЛАВА 24

  ГЛАВА 25

  ГЛАВА 26

  ГЛАВА 27

  ГЛАВА 28

  ГЛАВА 29

  ГЛАВА 30

  ГЛАВА 31

  ГЛАВА 32

  ГЛАВА 33

  ГЛАВА 34

  ГЛАВА 35

  ГЛАВА 36

  ГЛАВА 37

  ГЛАВА 38

  ГЛАВА 39

  ГЛАВА 40

  ГЛАВА 41

  ЭПИЛОГ

Клайв Касслер Пол Кемпрекос ОГНЕННЫЙ ЛЕД

  БЛАГОДАРНОСТИ

  ПРОЛОГ

  ГЛАВА 1

  ГЛАВА 2

  ГЛАВА 3

  ГЛАВА 4

  ГЛАВА 5

  ГЛАВА 6

  ГЛАВА 7

  ГЛАВА 8

  ГЛАВА 9

  ГЛАВА 10

  ГЛАВА 11

  ГЛАВА 12

  ГЛАВА 13

  ГЛАВА 14

  ГЛАВА 15

  ГЛАВА 16

  ГЛАВА 17

  ГЛАВА 18

  ГЛАВА 19

  ГЛАВА 20

  ГЛАВА 21

  ГЛАВА 22

  ГЛАВА 23

  ГЛАВА 24

  ГЛАВА 25

  ГЛАВА 26

  ГЛАВА 27

  ГЛАВА 28

  ГЛАВА 29

  ГЛАВА 30

  ГЛАВА 31

  ГЛАВА 32

  ГЛАВА 33

  ГЛАВА 34

  ГЛАВА 35

  ГЛАВА 36

  ГЛАВА 37

  ГЛАВА 38

Клайв Касслер, Пол Кемпрекос Затерянный город

  Пролог

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

  Глава 28

  Глава 29

  Глава 30

  Глава 31

  Глава 32

  Глава 33

  Глава 34

  Глава 35

  Глава 36

  Глава 37

  Глава 38

  Глава 39

  Глава 40

  Глава 41

  Глава 42

  Глава 43

  Глава 44

Клайв Касслер, Пол Кемпрекос «Навигатор»

  Пролог

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

  Глава 28

  Глава 29

  Глава 30

  Глава 31

  Глава 32

  Глава 33

  Глава 34

  Глава 35

  Глава 36

  Глава 37

  Глава 38

  Глава 39

  Глава 40

  Глава 41

  Глава 42

  Глава 43

  Глава 44

  Глава 45

  Глава 46

  Глава 47

  Глава 48

  Глава 49

  Глава 50

  Глава 51

  Глава 52

  Глава 53

  Глава 54

  Глава 55

  Эпилог

Клайв Касслер, Пол Кемпрекос Медуза

  Пролог

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

  Глава 28

  Глава 29

  Глава 30

  Глава 31

  Глава 32

  Глава 33

  Глава 34

  Глава 35

  Глава 36

  Глава 37

  Глава 38

  Глава 39

  Глава 40

  Глава 41

  Глава 42

  Глава 43

  Глава 44

  Глава 45

  Глава 46

  Глава 47

  Глава 48

  Глава 49

Клайв Касслер, Грэм Браун Машина смерти

  Пролог

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

  Глава 28

  Глава 29

  Глава 30

  Глава 31

  Глава 32

  Глава 33

  Глава 34

  Глава 35

  Глава 36

  Глава 37

  Глава 38

  Глава 39

  Глава 40

  Глава 41

  Глава 42

  Глава 43

  Глава 44

  Глава 45

  Глава 46

  Глава 47

  Глава 48

  Глава 49

  Глава 50

  Глава 51

  Глава 52

  Глава 53

  Глава 54

  Глава 55

  Глава 56

  Глава 57

  Глава 58

  Глава 59

  Глава 60

  Глава 61

  Глава 62

  Глава 63

  Эпилог

Клайв Касслер Грэм Браун МЕТАЛЛИЧЕСКИЙ ШТОРМ

  ПРОЛОГ

  ГЛАВА 1

  ГЛАВА 2

  ГЛАВА 3

  ГЛАВА 4

  ГЛАВА 5

  ГЛАВА 6

  ГЛАВА 7

  ГЛАВА 8

  ГЛАВА 9

  ГЛАВА 10

  ГЛАВА 11

  ГЛАВА 12

  ГЛАВА 13

  ГЛАВА 14

  ГЛАВА 15

  ГЛАВА 16

  ГЛАВА 17

  ГЛАВА 18

  ГЛАВА 19

  ГЛАВА 20

  ГЛАВА 21

  ГЛАВА 22

  ГЛАВА 23

  ГЛАВА 24

  ГЛАВА 25

  ГЛАВА 26

  ГЛАВА 27

  ГЛАВА 28

  ГЛАВА 29

  ГЛАВА 30

  ГЛАВА 31

  ГЛАВА 32

  ГЛАВА 33

  ГЛАВА 34

  ГЛАВА 35

  ГЛАВА 36

  ГЛАВА 37

  ГЛАВА 38

  ГЛАВА 39

  ГЛАВА 40

  ГЛАВА 41

  ГЛАВА 42

  ГЛАВА 43

  ГЛАВА 44

  ГЛАВА 45

  ГЛАВА 46

  ГЛАВА 47

  ГЛАВА 48

  ГЛАВА 49

  ГЛАВА 50

  ГЛАВА 51

  ГЛАВА 52

  ГЛАВА 53

  ГЛАВА 54

  ГЛАВА 55

  ГЛАВА 56

  ГЛАВА 57

  ГЛАВА 58

  ГЛАВА 59

  ГЛАВА 60

  ГЛАВА 61

  ГЛАВА 62

*** Примечания ***