Задержка (СИ) [Konnie Left] (fb2) читать онлайн

========== А может быть, в Питер..? ==========

Виды за окном сменяли друг друга, как кинолента. Один за одним аккуратные домики исчезали, уступая место некогда пышным дворцам и помпезным храмам, а после всё это расплывалось в каналах и пряталось за возникающими едва ли не на каждом квартале мостами. Юля тяжело вздохнула, не в силах оторвать взгляд от видов. Жаль, что посмотреть город у них не было никакой возможности. В кои-то веки командировка не в подмосковный Добинск или Малиновск, а на Ладогу, в Санкт-Петербург, а всё, что удалось посмотреть — лишь песчаные берега с корявыми корнями сосен, растопыренных словно пальцы притаившихся ведьм, да сгоревший в палатке труп и клуб аквалангистов «Ундина». Но расследование было открыто, улики и труп уже были на полпути к Москве, паря на высоте нескольких тысяч метров в воздушном пространстве, и им тоже нужно было возвращаться.

Девушка бросила взгляд на напарника, сосредоточившего своё внимание на дороге. Это только второе совместное дело после её возвращение в состав Федеральной Экспертной Службы, и Юля надеялась, что они смогут поговорить по дороге до Москвы, подальше от чужих ушей и «всё понимающих» взглядов коллег. Конечно, они были семьёй, и майор была рада возвращению в их ряды, но и скрыть что-то друг от друга в их конторе было довольно сложно. А уж что именно обсудить с Лисицыным ей точно было. Нет, они, конечно, уже говорили и довольно много, но оба старательно обходили ту сторону, что касалась их отношений.

Да и существовали ли эти отношения? Пять лет назад она была в этом уверена, но после того как исчезла, без прощаний и объяснений, не выходила на связь, хотя знала, что Константин Львович не оставлял попыток её разыскать несколько лет, а потом она просто свалилась как снег на голову, заявившись на пороге офиса ФЭС в новом звании и с подпиской о неразглашении… Она только лишь была уверена в том, что у Кости не было других отношений сейчас, но остались ли чувства к ней? Да и сама она в своих чувствах запуталась, как только увидела родные глаза за стеклом офисного буфета. И сейчас эти глаза, на миг отвлёкшись от дорожной обстановки, с немым вопросом обратились к ней.

— Так свободно здесь, никаких пробок. Не то, что в Москве, — выпалила Юлия первое, что пришло на ум, и вновь отвернулась к окну.

— Это потому, что мы не по Невскому мчимся, а если б там — тоже встали бы на несколько часов, — ответил майор, ловко сворачивая на светофоре на узкую улочку, — Да и сейчас разгар рабочего дня. Все офисах томятся. Это у нас с тобой, Юля, работа приключенческо-романтичная, а у них..—мысль свою он не закончил, но Соколова и так всё поняла, и лишь тихонько хмыкнула. Да уж, романтика — трупы, улики, лазание по подвалам и мусорным бакам, общение с весьма сомнительным контингентом, допросы, преступники… Она не жаловалась, конечно, потому что любила свою работу и чувствовала себя здесь на своём месте, но как бы хотелось взглянуть на эти знаменитые белые ночи и разводные мосты… Или хотя бы мчаться всю ночь по трассе, скрашивая усталость кофе с заправки и разговорами с Костей. Уж тогда-то она точно смогла бы найти в себе силы, чтобы завести разговор о них. Однако Галина Николаевна ждала их уже через несколько часов в полной боевой готовности, поэтому мчались они в Пулково на свой рейс до Москвы.

***

Поставив на парковку служебную машину, любезно выделенную Петербургским отделением ФЭС для своих московских коллег, Лисицын и Соколова уверенно зашли в здание аэропорта. Досмотр им проходить не пришлось, стоило лишь показать «корочки», и вот они уже остановились перед табло с расписанием полётов. Иероглифы как раз сменились на русские буквы, и оба майора отыскали нужный номер рейса.

— Костя, у нас же рейс U6-79? — уточнила девушка, пробежав взглядом по строчке.

— Угу, — немногословно ответил напарник, утвердительно кивнув.

— Ты тоже это видишь, да? Задержка рейса. Почти на 9 часов! — честно сказать, эмоции Юлия сейчас испытывала смешанные. С одной стороны, она сама хотела подольше задержаться в городе на Неве, но с другой стороны, торчать в аэропорту ей вовсе не улыбалось, — Что делать будем? Может, поменяем билеты? Вон через два часа точно летит. Или на машине? Рогозиной это не понравится, — произнесла майор, обратив свой взор на Лисицына. Тот уже вытащил телефон и набирал номер начальницы. Вкратце изложив Галине Николаевне ситуацию, и он лишь кивал и давал утвердительные и отрицательные односложные ответы, а закончив разговор на выжидательный взгляд Соколовой сказал:

— Сейчас Белозёров посмотрит, что можно сделать.

Уже через пару минут телефон снова зазвонил.

— В общем, Костя, билеты поменять не удастся — на другие рейсы уже всё раскуплено, — бодро вещал Белозёров из телефонной трубки, включённой на громкую связь, — Поэтому придётся вам с Юлей подождать. Смысла на машине ехать тоже нет, мы только улики, а Селиванов тело, через час-полтора получим, пока вскрытие, то да сё. Рогозина дала отмашку: завтра ждёт вас по возвращению. А пока можете слегка расслабиться, подумать над обстоятельствами дела, кофейку попить, поговорить, — голос эксперта сделал акцент на последнем слове, — В общем, до завтра. Если что-то экстренное нароем, вам, конечно, сообщим, — сказал Белозёров и отключился.

— Даааа — протянул Лисицын, убирая смартфон в карман, хотя особой досады в голосе эксперта Юля не заметила, — Регистрация у нас уже пройдена, времени полно…

— В зал ожидания? — предложила Соколова, попытавшись поднять фэсовский чемоданчик, но Константин её опередил. В глазах его, неотрывно смотрящих на девушку, мелькнул хитрый огонёк.

— Есть другая идея, Юлька. Махнём в город, а? Мы же сюда быстро добрались, а там хоть погуляем, поедим не по бешенным ценам, памятники всякие посмотрим. Ты в Питере была? — спросил он, как-то незаметно для бывшего капитана оказавшись рядом.

— Была, но давно, лет в четырнадцать, да и то зимой, — нехотя ответила Соколова, слегка тряхнув рыженькой головой.

— Вот и прекрасно! Обновим базу, так сказать, — лучезарно улыбнувшись, Лисицын слегка приобнял Юлю, — Сейчас только чемоданчик на хранение оставим, и поедем, пройдёмся по Невскому, поглядим на Эрмитаж, посидим в тени фонтанов, — пел-то он хорошо, но вот у Соколовой всё это ещё вызвало сомнения. Она слегка отстранила руку майора, то ли по привычке, то в задумчивости.

— А успеем? Если и на наш рейс опоздаем, то Рогозина нас точно по головке не погладит, — с сомнением произнесла она, хотя вариант этот ей очень даже нравился. Да ещё в компании с Костей, который, кажется, с городом был знаком прекрасно.

— Успеем, товарищ майор, успеем, — твёрдо заверил её мужчина, не скрывая озорного блеска в глазах, и, подхватив девушку под локоть, потянул их в сторону камеры хранения.

Комментарий к А может быть, в Питер..?

Буду рада вашим отзывам и адекватным комментариям!

========== Самый пасмурный город ==========

Всего через сорок минут они уже были в центре бывшей столицы. Город нежился в ласковых лучах по-настоящему летнего солнца, но, на удивление, не задыхался от давящей жары. Туристы сновали то тут, то там, смешиваясь группами на тесных тротуарах, толпясь на мостах с фотоаппаратами и телефонами в руках, добавляя новую нотку гомона голосов городскому гулу. Город жил, город шумел, пульсировал, бежал, как закованная в гранит Нева со всеми своими притоками. И только жителям столичного мегаполиса такая канитель казалась почти спокойствием.

Девушка глубоко вдохнула, пропуская в лёгкие влажный воздух с привкусом пыли, морской соли и сдобы, и довольно улыбнулась, ловя лицом солнечные лучи, как пригревшаяся на солнце кошка. Юля была почти уверена, что Костя сейчас смотрел на неё, она чувствовала его взгляд даже сквозь закрытые веки и жар нагревающей на свете униформы, однако открывать глаза не спешила. Давала ему возможность полюбоваться, или же просто себе подумать. Страх и волнение в её душе всё укреплялись перед неизбежным. Это казалось, что она железная, строгая и уверенная, девушка-полицейский, наравне с мужчинами борющаяся с опасностями и преступностью этой страны. Но когда дело касалось взаимоотношений, от смелости и безрассудства Соколовой оставались только осторожность и смущение. Засекреченная операция, безусловно, изменила её, сделав более контрастной, с одной стороны — более напористой, а с другой — ещё более недоверчивой. Оставаясь наедине со своими мыслями, она сделала много выводов о своей жизни, о том, какая она, и чего хочет на самом деле. Только вот в случае привязанностей помощи от этого не было никакой, потому что тут вступал в игру совсем противоположный фактор, который майор Соколова контролировать никак не могла.

— Жарко, — наконец произнесла она, распахнув серо-голубые глаза, и уверенным движением сняла форменную куртку, которая из-за тёмной расцветки нагревалась максимально активно. Девушка небрежно сжала её в руках, внимательно глядя в голубые глаза мужчины, — Что, Костя, веди, раз ты город знаешь…

— Давай, уберу в рюкзак, — произнёс он, протянув руку, и Юля на удивление послушно всучила ему куртку, которую тот, аккуратно свернув, засунул в рюкзак, — Ну смотри, — продолжал Костя, не отрываясь от дела, — если пойдём прямо, то выйдем и к набережной Невы, и к Дворцовой, и к Зимнему, а там и до всадника и Исакия недалеко. Можно в метро спуститься, но тут одна-две станции, а расстояния другие, так что быстро дойдём. А ты голодная? Вот тут, немного подальше, справа, — мужчина неопределённо махнул рукой, — шикарная пекарня есть, там пообедать можно, а то я бы уже подкрепился, — Лисицын слегка улыбнулся, застёгивая рюкзак и закидывая его за спину, и вновь поднял глаза на девушку, — Может, платье тебе купим? — неожиданно выпалил он.

— Платье? — недоумевая, переспросила Соколова, слегка нахмурившись.

— Или юбку, полегче чтобы было, сама же говоришь — «жарко», — интонация майора была довольно саркастической, и Юля усмехнулась.

— Не надо. Я потерплю, — холодно произнесла она, быстрым движением расстёгивая несколько верхних пуговиц на рубашке. Под ней всё равно была ещё футболка, так что играть на раздевание девушка могла долго.

— Юльк, ты что, обиделась? Я же забочусь о тебе просто! — произнёс Лисицын, и в голосе его и правда слышалась досада, — Какая же женщина не любит шоппинг, а? — искренне улыбнувшись, добавил он.

— Я. — односложно ответила Юля, решительно завершая разговор, готовая развернуться по направлению к главной магистрали города, но Костя мягко, но крепко поймал её за руку.

— Что ж ты у меня такая резкая, — ласково произнёс он, и Юля с нескрываемым удивлением взглянула в глаза мужчины. Сердце её сладостно забилось от слова « у меня», но сдаваться Соколова не собиралась. Она уже хотела решительно пресечь все попытки доказать её несостоятельность, как туриста, как не отводя взгляда, Константин Львович тихо добавил, — Пожалуйста, Юля. Я хочу, чтобы ты чувствовала себя комфортно, а не маялась со мной, — эта улыбка, что играла на губах майора, наверняка растопила не одно женское сердце, и девушка тоже дрогнула.

— Ладно, — произнесла она, сдавшись, но не показывая своё поражение, — Только я сама заплачу, товарищ майор, — гордо добавила Юлия Александровна, но не смогла сдержать улыбки, и, развернувшись, быстро и решительно направилась к торговому центру, который они оставили позади. Лисицын же, тоже собой вполне довольный, как всегда шёл рядом.

***

Покупка новой одежды для Соколовой заняла у них чуть больше времени, чем они рассчитывали. Главным образом потому, что найти платье, подходящее к ботинкам, было довольно сложно, а покупать ещё и обувь майор наотрез отказалась. А то, что Костя считал красивым абсолютно любой наряд, который Юля подбирала, только усложняло проблему выбора. Наконец, девушка остановилась на ярко-жёлтом платье, и получив пару сомнительных комплиментов от Лисицына и восторженный взгляд, сразу же после покупки облачилась в него. Теперь ей было значительно легче, хотя погода на улице уже сменилась, и начало парить, а солнце то и дело мелькало из-за появившихся облаков.

Пройдя часть пути по Невскому и свернув к каналу, оперативники зашли в пекарню, и, сделав заказ, заняли столик у окна, выходящего на оживлённую улицу. Наверняка, в голове у каждого была мысль найти подходящий момент, чтобы начать тот самый разговор. Но молчание казалось странным обоим, и поэтому они забивали его совсем другой информацией. Оба выдвинули свои версии того, что же всё-таки произошло на берегу Ладожского озера, даже успели слегка поспорить, пока им не принесли заказ, а после перешли на более отстранённые темы, чтобы не перебивать аппетит упоминанием сгоревшего тела. Впрочем, что у Лисицына, что у Соколовой, давно выработался иммунитет к таким разговорам за едой.

Костя почти с упоением наблюдал, как голодная Юля с удовольствием поглощает свой обед, хотя виду и не подавал. Но как же она была красива! Платье ей удивительно шло, меняя образ резкого и опытного майора в стандартной форме на нежный и лёгкий образ молодой женщины. А её улыбка, которую так редко можно было увидеть на выездах, потому что улыбаться на месте преступления — почти психическое отклонение, заставляла его сердце биться быстрее. И блеск серо-голубых глаз, в которых отражался восторг от города и от того, как много сам Лисицын знает о его архитектуре и истории, просто завораживали его. Она смотрела на эти именитые дворцы как на произведение искусства, и совсем не понимала, что для мужчины шедевром была она сама. Ему безумно хотелось дотронуться до её рыжих волос, слегка завившихся от влажного воздуха Северной Венеции, и всё то, что, как он думал, похоронил внутри себя уже несколько лет назад, вновь находило путь из самых потаённых уголков души.

— Кость, ты меня слушаешь? — её голос, озорной и чуть насмешливый, вырвал его из водоворота эмоций.

— Так точно, товарищ майор, — улыбнулся он, делая глоток морса, — Ты говорила о том, как была здесь в первый раз, и что тогда ледяной Петербург тебя не покорил. Но сейчас-то рядом я, и мы это исправим, — он залихватски подмигнул девушке, и допил содержимое стакана.

— Костя, а откуда ты так много знаешь об этом городе? Ты же вроде коренной москвич, а так хорошо ориентируешься здесь. И магазины, и пекарни, и дворцы, и транспорт… — взгляд девушки был серьёзным, и выглядела она слегка смущённой, так как заметила, что после её слов Лисицын слегка напрягся.

— Я…—неуверенно начал он, опустив глаза, но после глубоко вдоха, он вновь вскинул взгляд, и там читалась только ясность и спокойствие, — Когда ты ушла из ФЭС, мне трудно было смириться, что ты вот так просто исчезла, — это Юля уже слышала, поэтому лишь виновато смотрела на него, — Галина Николаевна всё-таки нашла способ спихнуть меня в отпуск, а оставаться в Москве, да ещё и ничего не делать, было невыносимо. Один старый приятель из школы милиции живёт здесь, он-то меня и позвал, как раз сам в отпуске был. Так я три недели топтал брусчатку Питера, узнавая тайны истории, архитектуры, ну, и питейных заведений тоже. Как видишь, карта в памяти ещё сохранилась, но… — мужчина запнулся, мысленно решая, говорить или нет, ведь откровенности порой очень чреваты, — я думал, что, если мы вновь встретимся, я всё равно когда-нибудь привезу тебя посмотреть на бывшую столицу. Этот город совершенно другой. Такой же безумный, живой, кипящий жизнью, но в то же время статный, благородный что ли. Поэтому давай не будем терять время, и двинемся дальше, — мужчина улыбнулся, и галантно подал руку своей даме, и та с благодарностью её приняла. В нём и его словах не было ни упрёка, ни обиды, да и к чему всё это? Сейчас у них был маленький, совсем крошечный отпуск посреди расследования, всего несколько часов наедине, и Юля, его Юлька, была рядом, такая простая, родная, почти не колючая. Тёплая, как осеннее солнце. И Костя просто хотел насладиться им, пока самолёт не умчал их в Москву, к убийствам, ФЭС, погоням, перестрелкам, в общем, к реальной жизни.

========== Зависть ==========

Всё было словно в том кино, под которое она засыпала без сил перед телевизором после тяжёлой смены. Ужасы Юлия не смотрела, их и в реальной жизни хватало, детективы тоже, потому что почти всегда угадывала преступника с первых кадров, а комедии всегда казались ей плоскими и недалёкими. Но в старых фильмах о любви был свой шарм. Они были добрыми, дарили ощущение чуда, давали надежду, что вот когда-нибудь кто-то обязательно влюбится в тебя с первого взгляда. И не будет злого умысла, измен и охоты за наследством. Всё будет искренне и по-настоящему. А ей и не нужен был «кто-нибудь» и «когда-нибудь», потому что рядом был Костя и прямо сейчас.

Она позволила ему держать себя за руку, отчасти из-за вопроса безопасности — разбиться и потерять друг друга в толпе было довольно просто. Но никогда ещё так комфортно её ладонь не находилась в чьих-то крепких и уверенных руках. Улыбка почти не сходила с лица девушки, и она даже смеялась над абсолютно дурацкими шутками Лисицына. Всё же она была благодарна ему за то, что он-таки уговорил её сменить форму на что-то более повседневное. Тёплый ветер трепал распущенные волосы и подол платья, но Соколова и не помнила, когда в последний раз она ощущала себя настолько лёгкой, почти воздушной, способной порхать, ловко взлетая на поребрики. Лет в шестнадцать? В первый раз влюбившись? В этот момент она смотрела на мир не придирчивым взглядом майора, без необходимости подмечать каждую деталь отдельно, нарочно запрятанную преступником в надежде скрыть истину, без привычной тяжести от кобуры на поясе и ощущения удостоверения в кармане. Она…нет, они — просто пара, которая может позволить себе прогуляться в разгар рабочей недели, наслаждаясь городом и обществом друг друга.

А в том, что они наслаждались, не было никаких сомнений. Взгляды становились всё дольше, глубже и откровенней. Никаких пошлостей, просто слова вдруг оказывались ненужными, и каждый мог читать другого, как раскрытую книгу. Конечно, с засекреченными главами, но всё же без рамок и необходимости формальных отношений. Юля иногда и вовсе переставала замечать, что рядом были другие люди, увлечённая этим чувством свободы. Боже, да она даже с дуру приняла галантно-ироническое предложение Лисицына на танец, когда они наткнулись у входа в сад на уличных артистов, бодро вклинивавшихся чарующей музыкой в гул дорожного движения. Товарищ майор оказался на удивление хорошим танцором, что Соколова даже на минуту заподозрила, не готовился ли он заранее к тому, как нужно кружить партнёршу в танце на плиточном тротуаре. Ей сложно было представить, что где-то в другом месте они могли бы себе такое позволить, разве что в качестве работы под прикрытием. Да ещё и получить аплодисменты от собравшейся толпы слушателей и зрителей, пусть и довольно скромной. Но теперь по семьям жителей Китая точно разойдётся видео, как двое «сумасшедших русских» не обращая внимания ни на кого, танцуют под аккомпанемент саксофона. Конечно, иностранным туристам совсем не понятна надпись из трёх букв, вышитая на рубашке мужчины, и что такое поведение для них скорее из ряда вон выходящее. Да ну и всё равно. Главное, чтобы потом Галина Николаевна случайно на это не наткнулась.

Как настоящие гости города, они сделали несколько кадров себя на фоне особо выдающихся памятников истории и архитектуры. Лисицын, конечно, недовольно бурчал, когда Юле фотографии не нравились, и она просила его переделать, но вся его неохота легко исправлялась при помощи очаровательной улыбки и окрика: «Ну Костя!».

И среди этой атмосферы волшебства, Соколову никак не покидало тонкое чувство неправильности происходящего. Сложно было принять эту картину, почти идиллическую, за реальность. Казалось, и вот-вот, именно сейчас, режиссёр крикнет «Стоп, камера!». И выключатся лампы, заглушится звук в микрофонах, массовка разбредётся прочь по своим делам, а они так и останутся, где-то там, только лишь изображениями в другом пространстве.

***

И это на самом деле случилось резко и неожиданно. Некогда, ещё несколько минут назад, голубое небо с белоснежными комочками-облачками заволокло тяжёлыми свинцово-серыми тучами. Воздух встал полностью, казалось, мир на мгновение оглох и замер, и напряжение, присущее природе, невольно передавалось всем живым существам на Земле. Первые капли, тяжёлые и крупные, лениво облачали асфальт в пятнистую расцветку, прибивая пыль к земле и наполняя атмосферу вокруг сладковатым запахом озона, но спустя несколько мгновений это превратилось в настоящую бешенную, безудержную, потерявшую всякий ритм барабанную дробь, заливающую гранитные мостовые накопившейся за несколько дней, а может и недель, влагой.

Лисицын и Соколова, как и многие, спрятались от разразившейся непогоды под аркой одного из зданий, наблюдая, как смельчаки с зонтами терпят поражение перед вступившим в свои права грозовым ливнем. Где-то вдалеке небо прочерчивали острые стрелы молний, за которыми приходили раскаты отдалённого грома. Юля невольно вздрогнула от резкого грохота, пробежавшего звуковой волной по тоннелю улиц и эхом отразившегося от толстых стен арки. Естественно, она была довольно взрослой женщиной, чтобы пугаться грозы, просто от неожиданности, и где-то глубоко внутри ехидненький внутренний голос твердил: «..да, да, так всё и должно быть, захотела хорошую погоду, Юличка, чтобы город посмотреть, как же..», но так же неожиданно обнявшие её мужские руки готовы были поспорить, что всё к лучшему. Константин ещё крепче прижал к себе напарницу, согревая теплом своего тела, потому что температура на улице упала на пару градуов. А та, нежась в его объятьях, даже не брыкалась и не предпринимала никаких попыток напомнить майору, что её куртка лежит в рюкзаке за его спиной.

— Это один из минусов Петербурга. Погода здесь практически непредсказуема и меняется за считанные минуты, — произнёс мужчина куда-то ей в волосы, и Юля улыбнулась от слабой щекотки.

— Как в Лондоне? — уточнила она, вспоминая школьные уроки, и наблюдая за дорогой, уже превращавшуюся в небольшой водный поток, который рассекали движущиеся автомобили.

— Так точно. Погода здесь воинственная, вредненькая и независимая, прямо как ты, — Юля услышала улыбку в его голосе и возмущённо пихнула обнявшего её мужчину локотком, но услышала лишь добродушный бархатистый смех возле самого своего уха, — Вот видишь. Она словно сопротивляется всем этим правилам, регулярной застройке, императорским указам и вычерченным гранитным одеяниям. Поэтому здесь и рождались восстания и революции, точно тебе говорю, все эти вожди сквозь кожу впитывали этот дух бунтарства, свободы и непокорности…

— Надо же, а я-то думала, что во всём виновата государственная власть и неумелое управление, — с некой долей ехидства ответила оперативница, но в следующее мгновение беззвучно ойкнула, когда майор ощутимо прикусил её мочку. Движение руки на этот раз вышло резким и сильным, больно впечатываясь под рёбра мужчине, и едва ощутив ослабшую хватку, Соколова развернулась к нему лицом, вгрызаясь жгучим взглядом, полным возмущения, в его лицо.

— Ты что, с ума сошёл?! — тихо прошипела она, покосившись на стоявших в непосредственной близости других людей, — Ты что себе позволяешь?! Мы же на людях!

— Тебя только это смущает? — так же тихо уточнил Костя, делая к Юле небольшой шажок. А она чуть не задохнулась от его нахальства. Стоило только немного расслабиться и позволить ему больше, как этот хитрый лис потерял всякую совесть! Её ладонь упёрлась в мужскую грудь не давая сократить расстояние, и спустя несколько мгновений немой битвы взглядов девушка открыто протянула ему другую руку.

— Достань мне куртку, — твёрдо произнесла она, требовательно встряхнув кистью.

— А где пож… — начал было Костя, но по её выражению лица понял, что этого он точно не дождётся. И это его немного осадило, — Она всё равно не спасёт тебя от дождя, Юля.

— Курт-ку. — вновь повторила Соколова, для убедительности чеканя слоги. Лисицын прекрасно читал по этому ледяному тону и свирепым, но всё ещё очень красивым глазам, что спорить бесполезно. Нехотя стянув рюкзак, он вытащил куртку и вернул её хозяйке, которая тут же её натянула, и отвернулась, скрестив руки на груди.

***

Они молча стояли несколько минут, наблюдая за стихающим и тут же возобновляющимся дождём, и, хотя Юлька прекрасно слышала его недовольное сопение рядом, но даже смотреть в его сторону не спешила. А чего это он ещё и недоволен? Да, возможно она открыто проявила свою симпатию к нему, но это совсем не значит, что можно вести себя подобным образом на улице. Самой себе она врать не стала, что ей не понравилось и не завело. Завело и ещё как, вот только совсем не так, как Лисицын рассчитывал. Но постепенно злость утихала, а раздражение переключилось на другое обстоятельство.

— И долго так будет продолжаться? — спросила девушка, кивнув на кажущийся нескончаемым поток осадков.

— Понятия не имею, — спокойно ответил Костя, и Юля наконец удостоила его взглядом, но и это не возымело эффект, — может несколько часов, а может минут двадцать, кто его знает? Будем время терять?

— А что прикажешь делать? — кратко произнесла Соколова, — Возьмём такси и поедем в аэропорт? Думаешь, мы сейчас его поймаем? — спросила она с вызовом, краем глаза заметив некоторое оживление в их небольшой компании невезучек, выбравшихся без зонта в этот день.

— Сомневаюсь. Можно к метро двинуться, но отсюда до любой станции не близко, — флегматично сказал майор, тоже обращая внимания на поведение людей, а после едва слышно хмыкнул и добавил тише, чуть склонив голову к сотруднице ФЭС, — Все уже успели прочитать надпись из трёх букв на твоей спине.

Юля невольно закатила глаза. Конечно же, да там ведь и не только аббревиатура, но и расшифровка имеется. А появление людей их профессии в общественных местах обычно будоражит публику. Хотя, опять же, снимать и прятать её было уже поздно.

— У нас в запасе всего несколько часов осталось, — напомнил Костя о своём существовании, и майор тоже взглянула на часы. Да, в лучшем случае — парочка с небольшим, если они хотят попасть на этот рейс до Москвы.

— Но там же ливень, — раздосадовано произнесла она, махнув в область неукрытого крышей пространства, где, пузырясь на лужах, одна за одной приземлялись дождевые капли, — ты хочешь… — она не успела договорить, потому что всё и так читалось по его лицу. Естественно, он хотел вытащить её под воду, напора Лисицыну было не занимать, а препятствие в виде дождя — просто ерунда, — Ты серьёзно? — ещё цепляясь за шанс замокнуть только наполовину переспросила она, и мелькнувшая у мужчины тень презрительности подорвала даже эту слабую попытку.

— Соколова! Не будь такой трусихой, не растаешь, — заносчиво бросил Костя, подстёгивая майора, — Момент! Чувствуешь? Мы его упускаем! — без лишних препирательств, он переплёл её пальцы со своими и резко дёрнул под проливной дождь.

***

Пара не бежала, но довольно быстро шла, лавируя между получившимися лужами и отскакивая от брызг машин. Юля ощущала, как тяжелеет намокающая ткань куртки и платья, как мокрые волосы прилипают к лицу, но вместе с тем движение рождало в ней бодрость, а прохладная вода смывала остатки усталости и размарённости от тёплого дня. На женском лице блеснула солнечная улыбка, что не укрылось от Кости на очередном светофоре, и он ответил ей тем же.

Переходя пешеходный переход, Лисицын помог Юлии перепрыгнуть особо глубокую лужу, подхватив её на руки и аккуратно поставив на возвышающуюся набережную канала. Майор в свою очередь втянула мужчину следом, и они оказались на опасно близком расстоянии друг от друга, откровенно столкнувшись напряжёнными взглядами ясных глаз. Их дыхание смешивалось, а капли дождя, стекающие по лицу, стали почти незаметны, и сердце в груди каждого забилось быстрее. Несколько томительных секунд, и лицо мужчины осветила мягкая улыбка. Он буквально заставил себя отстраниться и потянуть Юлю дальше, искоса бросая на неё взгляды:

— А помнишь, когда Садовника ловили в парке, ты мне сказала, что завидуешь парочкам, целующимся под дождём, а мы-то, как дураки, всё бегаем да стреляем.. — произнёс он с улыбкой, но тут же беззвучно чертыхнулся, чуть не споткнувшись и не улетев от того, что Юля резко затормозила.

Глаза девушки широко распахнулись, и она судорожно втянула воздух. Она и не думала, что он помнит. А она никогда и не забывала.

Не забывала, как он раненый появился в её квартире спустя несколько суток полного молчания, и, наспех ею перебинтованный, кинулся в парк на встречу с серийным убийцей. Да, они были моложе и авантюрнее, но Юлька готова была поспорить, что Лисицын и сейчас бы так поступил. Помнила и эту фразу, и то, как момент испортил её бывший-журналист. Помнила и тот ужас, когда у пылающего дома, её пронзила мысль, что он не выбрался. Что она его потеряла. Ту боль, отчаяние и бессильную ярость. И то облегчение, когда родные руки вновь обнимали её, голубые пронзительные глаза с ярким живым блеском смотрели на неё, а губы горячо и страстно целовали.

Пережитые эмоции вновь пробежали мурашками по коже, а сердце Соколовой защемило, и внезапно картинка, раздробленная годами её отсутствия, за один миг вновь встала на свои места.

Она только сейчас заметила, что Костя стоит перед ней совсем-совсем близко, с беспокойством заглядывая в лицо майора, и невольно перевела взгляд с его глаз на губы, но тот кажется и сам давно всё понял, даже если несколько лет назад был слишком занят расследованием, чтобы прочесть намёк. Положив одну руку на талию любимой, он притянул её к себе, сократив расстояние до минимума.

— Зависть — плохое чувство, Юль, — мягко и тихо выдохнул он, осторожно проведя мокрыми пальцами по щеке девушки, которая не могла оторвать от него гипнотического взгляда, и, чуть склонившись и прикрыв глаза, накрыл её губы поцелуем. Осторожным, нежным, трепетным. Пленяющим. И всё, что она могла сделать, это отдаться без остатка этому поцелую под струями воды, обвивая руками его шею, да и ни в чём другом, честно говоря, Юлия в то мгновение и не нуждалась.

Комментарий к Зависть

« Всегда завидовала парам, которые под дождём целуются, а мы бегаем, стреляем, как дураки…» (с) Юлия Соколова [спец-проект «Садовник», 4 серия].

========== Желания ==========

Дождь умывал город с особой нежностью, как мать умывает ребёнка по утрам. И пусть он брыкается и недовольно сопит, когда вода попадает в глаза, но понимает — «надо». И Петербургу это тоже надо было. Смыть с мостовых города пыль, с лиц измученных солнцем и жарой жителей, тоскующих по туману, следы температурных пиков, смыть с прошлого пары людей предыдущие главы, словно размывая акварель в забытом художником альбоме на скамейке в парке.

Они и не замечали ничего, кроме друг друга. Это такое странное чувство, когда влюблён: вроде бы мир становится больше и шире, и ты готов делиться с ним своим ясным и светлым чувством, но при этом всё твоё внимание сосредоточено на одной маленькой точке — другом человеке, который вполне способен заменить тебе весь мир. Они тонули в вертикальной воде, или же просто — друг в друге.

Всё равно было на промокшую едва ли не насквозь одежду, тяжёлые мокрые волосы, в которых путались пальцы, на кончающийся в лёгкий воздух, на улыбки пробегающих мимо прохожих и отчаянные сигналы светофора. Это было похоже на срыв плотины: столько эмоций, переживаний, боли вырвались наружу, сметая всё на своём пути, чтобы под конец осталось самое простое и очевидное — эта химия между ними никогда не исчезнет. Оторваться от желанных губ было невозможно сложно и то только для того, чтобы сделать глоток кислорода и увидеть блеск голубых глаз напротив.

Но в конце концов мир вокруг всё же нарушил их ограниченное пространство, потому что игнорировать весёлый, но раздражающий сигнал автомобиля, замершего на мосту в заторе, не было никакой возможности. Костя и не мог представить, чтобы отпустить её сейчас — Юля ведь такая, только разомкни руки, и она упорхнёт, а этого он больше не допустит. Эмоции зашкаливали, а сердце колотилось внутри грудной клетки, и от переизбытка чувств, он легко подхватил её на руки, прокружив вокруг себя.

— Костя, ну что ты творишь! — её улыбка и серебряный смех затмевали ему даже самые тяжёлые тучи, но всё же мужчина опустил Соколову на землю, крепко прижимая её к себе, ощущая тепло её тела сквозь ставшую тонкую от воды ткань.

— Я скучал. — произнёс он тихо, невесомо целуя девушку в макушку. И он не лгал ни на мгновение, ведь, только произнеся это вслух, осознал, насколько точно это является правдой. Костя скучал по её обворожительному смеху, по её улыбке, по искрам в серо-голубых глазах, даже если они выражали злость их обладательницы, по мягкости её пушистых волос, по едва ощутимому её собственному аромату, по шёлку кожи, по теплу её тела, которое хотелось прижать к себе, спрятать, словно сокровище, внутри себя и никогда не отпускать. Да он даже скучал по её шуткам, подколам и ядовитым замечаниям, по её ревностным взглядам и оглушительно резким поворотам, когда она не желала продолжать разговор. Ему так её не хватало, и если это не любовь, то он не знал, какой магией пользуется эта рыжеволосая ведьма, способная лишь одним поцелуем перечеркнуть пять лет его жизни без своего присутствия.

— Я тоже, — тихо прошептала Соколова, прижимаясь к нему ещё сильнее, казалось, желая спрятаться в этой крепости из его сильной и надёжной мужской груди, слыша, как его сердце оглушительно стучит в клетке из рёбер. Впрочем, её тоже ничуть не отставало, с чудовищной скоростью разгоняя по кровеносным сосудам жизненно необходимую субстанцию. Вот только Юле казалось, что оно гонит по венам и артериям совсем не кровь, а какую-то иную химическую смесь, полную нежности, грусти, сожаления и любви к этому мужчине. Она не видит его улыбки, так по-особенному преображающее лицо оперативника, но чувствует её где-то на совсем глубоком уровне.

Лисицын мягко поглаживает женщину по спине, и вновь привлекает её внимание, осторожно убирая упавшие намокшие пряди с её лица.

— Замёрзла? — спрашивает он, видя мурашки на коже рук, и заглядывает в глаза, ведь дождь, на который они не обращали никакого внимания, всё ещё моросил, никак не желая успокоиться. Он готов был спокойно перетерпеть его, но если Юля заболеет после таких прогулок, ей придётся брать больничный, или, что ещё хуже, переносить болезнь «на ногах», а ему оправдывать перед Галиной Николаевной. Хотя, тогда у неё не будет сил сопротивляться, и она позволит ему поухаживать за собой, и он сможет как куколку укатать её в одеяло и никуда не отпускать, принося с кухни чашки тёплого чая с малиновым вареньем. Конечно, ему хотелось пофантазировать, о том, как они могут жить вместе, но Константин Львович совсем не желал товарищу майору подхватить ОРВИ от переохлаждения. Юля, конечно, самоотверженно отрицательно качает головой, но они оба знают, что у них уровень скрытности и терпения максимально высокий.

— Пойдём, — произносит он, быстро чмокнув девушку в губы, едва преодолев соблазн, чтобы не поцеловать её вновь, и, приобняв Соколову за талию, уводит подальше от набережной, где и так гуляют беззаботные петербуржские ветра.

***

Юля стоит на ступенях какого-то полуподвального помещения, обвив себя руками, дабы сохранить побольше тепла, не пытаясь скрыть с лица совершенно глупую счастливую улыбку, раз за разом прочитывая надпись над оградой. «Поцелуев мост». Она никогда и не задумывалась, что её желания, озвученные когда-то очень давно, могут так внезапно исполниться.

Но она знала, что дело не в мосту, и даже не в городе. Дело в них самих, и пусть будущее пугало её, так как было покрыто туманом, полное неясностей и запутанных чувств, а главное, решений, которые им обоим предстоит принять.

Сейчас хотелось отринуть все другие ощущения, ведь внутри неё будто крошечный котёнок, свернулось в комок необъяснимо тёплое и живое чувство, которое почти заполнило всю душевную пустоту. Ей ещё не было так хорошо, за последние несколько лет, которые стали едва ли не переломными, в буквальном смысле, в её жизни.

Вынужденный переход в другое отделение, подготовка в рядах специалистов ГРУ, после которой она во многом понимает Майского, долгая и мучительная «командировка», которая оставила новые шрамы на теле и, самое главное, на душе, и о которой она вряд ли кому-то когда-нибудь решиться рассказать, и вовсе не из-за страха обвинения в распространении засекреченной информации, «лишние» эмоции, мешающие в работе, которые она упрятала в надёжный ящик, который больше походил на сейф. Да, всё это было её теперешним опытом, который долгими ночными кошмарами разъедал её душу, оставляя огромные дыры, которые сейчас, как по мановению волшебной палочки, затягивались невидимыми заплатами, стягивая края душевных ран пока ещё не крепкими, но уже надёжными нитками. Удивительно, но ей стало легче, хотя груз всё ещё принадлежал только ей. И даже тот факт, что на данный момент Кости не было физически рядом, был нисколько не обидным, а женщина не могла выкинуть его образ из своего сознания.

Соколова проводит кончиками пальцев по собственным припухшим от поцелуев губам, не в силах удержаться от улыбки. В конце концов, она сама отказалась идти с ним в магазин, больше напоминающий бар, и теперь ждала его под покатой крышей. В таком виде их вряд ли бы пустили в место поприличней: Костину одежду можно было отжимать, в ботинках у обоих хлюпала вода, её собственные волосы висели мокрыми «сосульками», тушь наверняка размазалась, а платье промокло и неприятно прилипало к ногам, обтягивая всё, что можно и нельзя, отчего ей периодически приходилось одёргивать влажный подол. Лучшие эксперты ФЭС, ничего не скажешь! И это точно будет чудом, если они не заболеют и не свалятся завтра с высокой температурой.

— А вот и я, — раздался рядом с её ухом знакомый голос, и Соколовой пришлось приложить усилия, чтобы не подскочить на месте. Она быстро перевела взгляд на напарника и открытую бутылку вина в его руках.

— По-другому не продали. Стаканов тоже у них нет, так что, только если из горла, — неловко разводя руками, произнёс Лисицын, придирчиво изучая этикетку красного вина, — Но за качество алкоголя в этом заведении я ручаюсь, — наконец произносит он, переводя озабоченный взгляд на свою возлюбленную, — Так, держи, тебе срочно нужно согреться изнутри, а то подхватишь воспаление лёгких, а я буду виноват, — произносит он, протягивая майору бутылку со спиртосодержащей жидкостью.

— Это же ты вытащил меня под дождь. Надо нести ответственность за свою поступки, — произносит Соколова с лукавой улыбкой, перехватив тяжёлый сосуд из пальцев мужчины.

— Хочешь сказать, я безответственный? — удивлённо приподняв бровь, произносит Костя, хотя на губах его тоже мелькает улыбка, впрочем, как и всегда, когда он смотрит на Юлю, — Я предпочёл бы звание «отважный авантюрист».

Он бы отдал Юльке свою одежду, но толка в этом не было, потому что он скорее сам согревал вещи свои телом, чем они защищали его, промокшие насквозь. Мужчина осторожно одной рукой обнимает оперативницу, вновь утыкаясь носом в её влажные волосы, в глубине души боясь, что она его вновь оттолкнёт, но этого не происходит, ведь Юля, кажется, поглощена изучением вина в своих руках.

— Может всё-таки в отель? Ты согреешься, примешь душ, одежду высушишь, — максимально соблазнительно произносит он бархатистым баритоном, обжигая её ухо горячим дыханием, но женщина лишь упрямо мотает головой:

— Нет.

— Ну, тогда я согреюсь, приму горячий душ, просушу одежду, а ты просто посидишь в номере, — коварно улыбается Лисицын, но хотя бы внимание Соколовой переключается на него, и она смеривает его подозрительным взглядом, а после мягко и также хитро улыбается:

— Нет.

— Почему?

— Потому что мы потратим слишком много времени на оформление, а его у нас и так осталось довольно мало.

— Но ехать в таком виде в аэропорт ты тоже отказываешь, — подчёркивает очевидный факт Константин Львович, неотрывно смотря за эмоциями на лице Юлии. Девушка смешно хмурит носик и вновь утвердительно кивает:

— Зачем? У нас есть ещё время. Мне не холодно, тем более сейчас ты выпьешь это и согреешься, — она чуть приподнимает в руках бутылку, вытаскивая уже открытую пробковую крышку.

— Это всё твоя паранойя, Юль, — мягко произносит Лисицын, сдаваясь. Упрямство — это одна из её главных черт, и он вполне к этому привык, — И твоя одежда тоже так быстро не высохнет.

— Пусть так, — на секунду закатив глаза, отвечает девушка. Она столько раз видела, как эксперты информационного отдела и лаборатории, нажав несколько кнопок и потратив на это несколько секунд уже узнают кто, где, с кем и когда был, что параноидальные наклонности могли считаться лишь профессиональным отклонением. Не то, что бы Соколова скрывалась, да и вряд ли бы кому-то в голову пришло за ними так активно следить, но ей сейчас хотелось покоя и максимального отсутствия следов того, чем они здесь занимаются.

— Товарищ майор, неужели вы просто боитесь остаться наедине со мной в весьма противоречивой обстановке? — пошловатый блеск в глазах Лисицына не скрыть, но его поведение дамы сердца и правда забавляло, учитывая, что они взрослые люди, да и уже заходили гораздо дальше в своих отношениях, правда, это было несколько лет назад. Неужто с ней что-то случилось, и это так её изменило? Мужчина слегка смутился, ведьто, что происходило с этой женщиной на протяжении долгого времени всё ещё было для него тайной. Он осторожно освободил её руку и медленно поднёс к своим губам, согревая холодные пальцы своим дыханием, оставляя на ладони невесомый поцелуй.

— Юль, ты же знаешь, я не сделаю ничего против твоей воли, — откровенно заглядывая в глаза женщины, произносит он, с ужасом боясь увидеть там холод и боль. Но Юлия Александровна спокойно и открыто смотрит ему в глаза, а после слегка смягчается, чуть склоняя голову и легко улыбаясь.

— Не в этом дело, Костя, — тихо произносит она, на мгновение отведя глаза, а когда они вновь сталкиваются взглядами, оперативник видит в них какие-то незнакомо-забытые нотки, то ли озорство, то ли лукавство, то ли… возбуждение?

— Я боюсь с в о и х желаний… — недвусмысленно чувственно произносит девушка с притягательной усмешкой и, резко выдохнув, ставит точку в разговоре, делая несколько глотков красного вина из купленной Лисицыным бутылки. Алкоголь обжигает ей горло, тут же начиная впитываться в кровь, оставляя на языке привкус терпкого винограда и лёгкой горечи. Она прикрывает глаза, хотя её так и подмывает прочесть эмоции мужчины, которые, в прочем, весьма красноречивы: смесь приятного удивления, смущения от её откровенности и скрытого вожделения.

Константин судорожно сглатывает и недоверчиво качает головой почти скромно улыбаясь Юле, когда вновь встречает с ней глазами. Да, они оба были живыми людьми, и естественно, как мужчина и как женщина испытывали влечение, но скажи кто майору Лисицыну, что когда-то его хрупкая капитан Соколова будет настолько обезоруживающе откровенна с ним, он бы точно встался за честь девушки, смачно заехав нахалу по челюсти. Но что-то в — теперь уже — майоре изменилось, и это не просто интриговало, но и притягивало к ней ещё больше.

Всё ещё в приятном шоке, Константин, не отводя взгляда, как загипнотизированный, берёт протянутую бутылку и делает под присмотром женщины несколько глотков, уже ощущая себя слегка пьяным и без необходимости принятого спирта. Юля же довольно медленно переплетает холодные пальцы с его, и берёт всё в свои руки, мягко, но настойчиво вытягивая мужчину из-под крыши.

— Куда мы? — немного глуповато спрашивает тот, явно удивлённый сменой ролей, ведь это он был гидом для неё весь день, а сейчас, теряя инициативу и контроль за ситуацией ему становится немного не по себе. Юля лишь легко взмахивает плечами в неопределённости и кратко смеётся.

— Испугался? — коварно сверкает голубыми глазами девушка, — Лучший способ узнать город — потеряться в нём, разве нет?

Комментарий к Желания

Прошу прощение за такую большую задержку [что весьма символично перекликается с названием, впрочем]. Из-за перехода на дистанционное обучение очень много времени и физических и душевных сил уходит на выполнение заданий, и вдохновения на написание уже не остаётся. Однако, не буду зарекаться, но надеюсь исправиться и добавить оставшиеся части в течение этой и следующей недели.

Часть скорее получилась промежуточная, но, может, позже я её совмещу со следующей.

========== Идеальное ложе - пустое парадное ==========

Вы вряд ли найдёте лучший и одновременно худший город для того, чтобы потеряться, кроме Санкт-Петербурга. Незнакомцу это переплетение каналов, улиц, мостов, небольших переулков и огромных площадей покажется настоящим кошмаром, в котором не так просто разобраться. В иных масштабах, здесь так сложно заблудиться, ведь все прямые находят идеально перпендикулярные углы, круги замыкаются, а дворы не строят длинных цепочек сот, оставаясь всего лишь несколькими последовательными нанизанных одна за одной камер, где часто вход является и единственным выходом.

Но Лисицын прекрасно знал этот взгляд и сопровождающие его ни на что больше не похожие искры. Он часто видел его, когда они начинали расследование, и Юля, будто истинная ищейка, брала след, находя улики там, где он бы и не додумался, и замечая взаимосвязь там, где её в принципе невозможно было обнаружить. Как говорится, «видит цель — не видит препятствий», и сейчас эта немая решимость прослеживалась в каждом её движении, в каждом шаге, и даже в чуть вздёрнутом горделивом подбородке. Косте лишь осталось запастись терпением и следовать за ней, чтобы она ничего не натворила и действительно не заблудилась среди каменных плит большого города.

Он ещё раз приложился к бутылке, поспевая за женщиной, которая бросила на него недовольный взгляд, и резко свернула в переулок. Алкоголь приятно разогревал нутро, при этом не принося особенного опьянения, так что беспокоиться Соколовой было не о чем. Разве только о том, что за руль они теперь оба не смогут сесть, но этого и не требовалось.

Майор решительно не понимал, чего именно Юля сейчас искала, но шла она так уверенно, что у него даже закрадывалась мысль, что она могла его обмануть про незнание города. Соколова вырывается вперёд и, прежде чем её светлая макушка скрылась в темной арке, она бросила на мужчину быстрый взгляд, который прошиб его подобно электрическому разряду и одарила бессердечно очаровательной улыбкой. Что ж, своей цели она почти добилась: увлечённый ей оперативник совсем не обращал внимание на название и расположение улиц, которые они проходили, так что попроси его кто пройти обратным маршрутом — он бы точно не смог, ведь всё, что вставало перед его глазами — только изящная женская фигурка в жёлтом платье.

Лисицын догоняет её почти на середине перехода, предупреждающе вытянув руку, перегородив дальнейшую дорогу, и Юлии ничего другого не оставалось, как повернуться к нему лицом, слегка облокотившись о штукатуренную стену. Они прекрасно умели разговаривать одними только взглядами, так что их немая перепалка и вовсе могла остаться без звукового сообщения, если бы тяжёлая ладонь Кости не опустилась на талию Соколовой.

— Вот как, — наконец выдохнула оперативница, резюмируя сложившуюся ситуацию. Взгляд её, озорной и чуть насмешливый, явно демонстрировал всю независимость, или же это была просто хорошая актёрская игра. Однако вырываться или скидывать руку она даже не пыталась.

— А ты думала, — в тон ей отвечал он, — разгуливать по всяким закоулкам весьма опасно, — произнёс Константин, добавив максимальное количество коварства в голос. Он чуть подался вперёд, надеясь вновь поцеловать пойманную жертву, но та отклонилась ещё дальше, не позволяя ему это сделать. Играла с ним, как настоящая лисица.

— Опасно для кого? — ехидно уточнила Юля, слегка ухмыльнувшись, и заметив наигранное удивление на лице напарника, добавила, — Я могу о себе позаботиться, товарищ майор, — переключив всё своё внимание на плечо мужчины, она стряхнула оттуда невидимую пылинку. Медленно, один за одним, она убрала его пальцы со своей талии, а после попыталась ускользнуть, поднырнув под преграду в виде мускулистой руки, но Лис среагировал молниеносно, опуская конечность вниз, так что ей вновь пришлось развернуть корпус к нему. Конечно, прояви Юлька больше напористости, она бы без труда выбралась из расставленной им ловушки, но на самом деле, она не хотела этого делать.

И вновь борьба взглядов, каждый из которого пытался безмолвно притянуть другого к себе как можно ближе. Глаза майора манили её, и та уже собиралась прильнуть к нему с поцелуем, как по бетонным стенам прокатился гул эха:

— Эй! — оба ФЭСовца резко повернули головы, привлечённые столь явным вмешательством. Молодой человек, на вид которому было не больше двадцати пяти, взирал на них с подозрением, удерживая в руках поводок прекрасной немецкой овчарки, которая уже принюхивалась к запахам незнакомцев, отчего нос её смешно шевелился.

— У вас тут всё в порядке? — поспешил добавить парень, сделав как можно более грозный вид. Лисицын и Соколова непонимающе переглянулись.

— Да, — произнёс Костя, вновь поворачиваясь к незваному собеседнику.

— Я вообще-то у девушки спрашивал. — резко отозвался защитник и спустя секунду слегка опешил от синхронного смеха полицейских. Он неловко переступил с ноги на ногу, отчего овчарка нетерпеливо последовала примеру хозяина.

— Всё хорошо, правда, — успокоившись, сказала Соколова, мило улыбнувшись пареньку, и, легко толкнув знакомого «преступника» в грудь, заставила Лисицына опустить руку, дабы наглядно продемонстрировать невинность ситуации юноше. Тот слегка смутился, но всё ещё смотрел на них с нескрываем подозрением — ещё бы, чего это два взрослых человека в такую непогоду обжимаются в тёмной арке. Ловким взмахом фокусника майор вытащил «корочку» из внутреннего кармана, привычным движением раскрывая её перед смельчаком.

— Спасибо вам за сознательность, …

— Никита, — представился парень, уже заметно расслабившись и отпустив натянутый поводок. Собака же дружелюбно ткнулась мокрым носом Юле в ногу, и девушка легко потрепала пса между ушами.

— Спасибо вам за сознательность, Никита, — вновь повторил Лисицын с улыбкой, убирая удостоверение, и, подхватив улыбающуюся Соколову под руку, поспешил продолжить дорогу.

— Нет, он молодец на самом деле, Кость, — тихо произнесла Юля, когда они отошли уже на какое-то расстояние от несостоявшегося спасителя, — ты вон какой… мощный, а он не побоялся вмешаться, — Лисицын лишь сомнительно хмыкнул:

— А вдруг я полицейский-маньяк, а он тебя так просто со мной отпустил, — резонно заметил он, бросая на женщину многозначительный взгляд и, молниеносно обхватив её личико ладонями, всё-таки быстро поцеловал.

— Ну всё, Костя, значит будем твою бандитскую физиономию подозреваемым вместо Котова демонстрировать, — совсем по-девичьи хихикнула Юля, нежно обвивая руками шею майора, и его наигранное недовольство тут же стёрлось, как только их губы соприкоснулись. Поцелуй был долгим и нежным, но при этом игривым, и как только Соколова отстранилась, Лис тут же притянул её обратно, ещё ближе, жадно впиваясь в её губы, повышая градус настроения, и с каждой секундой поцелуй становился всё горячее и горячее. Собрав остатки благоразумия, Юля едва нашла в себе силы, чтобы разорвать этот порочный контакт.

— Хватит, а то все точно решат, что ты маньяк, — она ловко увильнула от новой попытки, предпринятой мужчиной, и переключила своё внимание на небеса, которые всё-также оставались серыми и тяжёлыми. Правда, к их удачи, дождь уже не лил сплошной стеной, а оседал на них жемчужинами мелкой мороси. Девушка выпуталась из объятий расстроенного оперативника и обвела по кругу взглядом двор, в котором он стояли.

— Это и есть один из тех самых знаменитых дворов-колодцев? — уточнила она, с радостной улыбкой вновь обращаясь к своему коллеге, и тот ответил ей тем же.

— Я бесконечно влюблён в то, как ты восхищаешься Питером, — сказал Лисицын, умилённо смотря на предмет своего обожания. Юлька слегка смутилась от услышанного, но виду не подала, вновь отведя взгляд на участок неба, видневшегося выше крыш домов. Она сделала небольшой круг, центром которого, конечно, был её сопровождающий, и внезапно её внимание привлёк звук сработавшего кодового замка. Из распахнувшегося входа выскочила девчонка и, спрыгнув со ступеньки, раскрыла над головой зонт и нырнула в арку. В голове Юлии Александровны будто вспыхнули лампочки, а на принятия решения ей не потребовалась и секунды. Она опрометью кинулась к закрывающимся дверям, действуя на уровне инстинктов.

— Юля! — раздался удивлённо-возмущённый окрик за её спиной, но она даже не обратила внимание. В несколько шагов преодолев расстояние, она поймала почти захлопнувшуюся дверь и только тогда обернулась с удовлетворённой улыбкой на устах.

— Посмотрим парадное, — кратко объяснила она причину своего поступка и так обезоруживающе улыбнулась, что Косте не осталось ничего другого, как скользнуть в след за ней в дверной проём.

С тихим щелчком двери отрезали влажный воздух улицы от на удивление тёплого и сухого воздуха подъезда. Представители ФЭС поднялись на несколько ступеней, пронырнув в ещё один проход, на этот раз дверей деревянных, и оба не удержались от тихого возгласа восхищения. Перед ними действительно открывалось парадное, хотя с непривычки хотелось назвать это подъездом, но язык не поворачивался. Изящная лестница, полная плавных линий вкруговую уходила вверх, а массивная люстра под довольно-таки высоким потолком испускала переливающийся на стеклянных гранях неясный свет. Пол был покрыт узорчатой плиткой, и изысканное обрамление кованных перил тоже производило благородное впечатление. Странно, но при всём этом сохранившемся выдержанном великолепии, их не встретила никакая охрана, даже в лице захудалой консьержки. Эксперты довольно переглянулись и не нарушая звенящей тишины помещения, двинулись вверх по лестнице.

Первоначальное впечатление несколько пошатнулось, когда они поднялись выше. Изначально брошенная пыль в глаза растворилась в лестницах типичного жилого дома, старого, но всё ещё неподдельно хорохорившегося. Только сложная разбивка окон, напоминающие витражные, говорила о когда-то богатом убранстве, да сохранившаяся кое-где лепнина, среди типичных бежево-розовых стен и чёрно-белого плиточного пола.

Их шаги отдавались в гулкой тишине, хотя то тут, то там доносились звуки жизни из-за деревянных створчатых дверей, что тоже приводило в некоторое замешательство. А как же железные двери, с множеством замков и слепыми точками глазков? Сама атмосфера парадного была необычной и неоднозначной.

Они остановились в пролёте между четвёртым и пятым этажом, и казалось, даже не пытались произнести и звука, чтобы не спугнуть это невесомое прикосновение старой архитектуры к собственным душам. Юля осторожно подошла к окну, смотря, как сероватые тучи прочерчиваются ярко-алыми всполохами уходящего за горизонт солнца, словно пробивающаяся сквозь трещины кровь. Ассоциации, конечно, не самые лучшие, но это издержки их профессии, и девушка зябко поёжилась, обняв себя руками. Но сегодня поддерживать себя саму собственными объятиями не было необходимости, и уже через несколько мгновений, она ощутила как чужие руки мягко прикоснулись к её плечам. Губы девушки изогнулись в искренней улыбке, которую всё равно никто не увидит, в предвкушении сильных объятий, в которые хотелось упасть, как на пушистую перину, и девушка опустила руки. Но уха её коснулся бархатистый голос.

— Снимай…

— Что? — Юлька недоумённо моргнула и слегка встряхнула головой, а Костины пальцы уже тянули рукава с её плеч.

— Куртку, конечно, — голос спокойный, но в нём слышится улыбка и насмешка, активизирующие в оперативнице механизм сопротивления.

— Зачем? — произносит она, как-то резко и глухо, и уже слышит откровенный смех.

— А зачем тебе в ней мокрой мёрзнуть? — вопросом на вопрос отвечает Лисицын, и пока Юля замешкалась с ответом, быстро освобождает её от верхней одежды. Своим прагматическим умом он уже давно приметил батарею и скинул свою ветровку и рюкзак, хотя и сомневался, что сейчас есть отопление. Но прикоснувшись к ощутимо тёплому радиатору, удивлённо пробормотал.

— Чудно! И чудно… Они ещё тёплые, представляешь? — опустив одежду на батарею, Костя искоса глянул на майора и неловко замер. Как громом поражённый — кажется так говорят? Он будто снова влюбился в неё, как тогда, с одного единственного взгляда столкнувшись с этим странным взором голубых глаз. Нет, Юля совсем не выглядела жалко или как-то испуганно. Наоборот, она была настолько прекрасна, что перехватывало дыхание, и мужчина усилием воли заставил себя сглотнуть и сделать вдох. Он медленно выпрямился, не отводя глаза, да он бы и не смог, даже если бы захотел.

— Иди ко мне… — почти беззвучно прошептал он, слегка разводя руки, и сердце его едва не ухнуло, когда Соколова сделала шаг к нему. Медленно, ещё балансируя на грани сознательности, будет ли это правильно, но уже через секунду она шагнула ещё раз. И ещё, даже когда крупные ладони опустились ей на талию. И ещё один, сокращающий дистанцию до минимума, соприкасаясь всей поверхностью тела с его. Что ж, она совсем не зря боялась своих желаний, и сейчас они брали над ней верх, пока потемневшие глаза мужчины манили её как глупого мотылька манит огонь, а вот сопротивляться им уже не было ни сил, ни воли, ни смысла. Он так нужен был ей сейчас. Как доза наркоману, как круг утопающему, как кислород задыхающемуся. Рваный выдох, сорвавшийся с её губ стал спусковым крючком, и они рьяно впились в губы друг друга, углубляя поцелуй, сплетаясь языками, лаская друг друга, разжигая внутри настоящее пламя и самые первобытные желания.

Её холодные ладони скользят по его плечам, смыкаются на шее, тонкие пальцы путаются в мягких кудряшках на затылке. Она ноготками слегка царапает кожу, ощущая, как его мышцы напрягаются, словно от электрического разряда, а ладони сжимают её ещё сильнее, так, что дышать становится почти больно. Довольно ухмыляется сквозь поцелуй, отрывается лишь на миг, не в силах сдержать улыбку, но тут же снова оказывается во власти его губ и рук, которые скользят по спине, невольно заставляя выгибаться под прикосновениями, как ласкающуюся кошку, касаются острых лопаток, пробегает по напряжённой струне позвоночника, путаются в тяжёлых прядях волос. Она буквально тает, растворяется в нём, лишаясь всякого рассудка и благоразумия, лишь неясные обрывки мыслей в её голове и огонь, нет, настоящий пожар, мечущийся внутри её тела, девушка легко приподнимается на носочки, хотя, кажется, колени вот-вот подогнуться, и всё, что сейчас держит её в вертикальном положении — только кольцо его рук. Юля знает, он сейчас испытывает то же самое, но Костя, как более хладнокровный, сохраняет остатки самообладания. Она чувствует это по сдерживаемых из последних сил движениях рук, по тяжёлому дыханию, по силе, бушующий в его венах, и это одновременно её и злит, и сводит с ума от нарастающего возбуждения.

Но Лисицын выныривает из этого омута, резко и даже как-то грубо, создавая между ними небольшой разрыв. Соколова не может сдержать тихого предательского стона разочарования, сорвавшегося с губ, и взгляд её, полный по-детски наивной обиды и одновременно плотских желаний, вызывают улыбку на его губах. Да, это определённо стоило того, чтобы наконец прочесть в её глазах то, чего он так долго ждал, бросая томные взгляды каждый раз на свою Снежную Королеву, внутри которой на самом деле настоящий вулкан. Она сносила ему крышу ничуть не хуже, да даже один её аромат заставлял внутри всё трепетать от страсти, любви, похоти и чёрт знает чего ещё. Он не мучает её долго, пока она не отошла от шока, притягивает её вновь к себе. Целует отчаянно и жадно, вновь ощущая, как она отвечает ему, выдыхает с облегчением, только для того, что бы вновь ощутить желание на кончиках пальцев и мурашки, табунами разбегающиеся по коже в разных направлениях.

О, им уже совсем не холодно, ведь греться теплом друг друга гораздо эффективней. Он покрывает быстрыми поцелуями её лоб, щеки, прикрытые глаза, прячущие под ресницами затуманенный взгляд, кончик носа, уголки губ, на которых отражается блуждающая улыбка, она выписывает изящными пальчиками узоры на его плечах и груди, цепляя пуговицы рубашки, освобождая петлю за петлёй. Она давно сдалась, а он пытается сдерживаться, на задворках сознания удерживая мысль, что они так-то стоят на лестничной площадке абсолютно незнакомого им дома в чужом им городе, но соблазн, из которого, кажется, и состоит его любимая женщина, слишком велик, и он скользит руками по её телу, очерчивая все формы, а она льнёт к нему, плавится, как масло, под жаром его рук, который обжигает нежную кожу даже сквозь тонкую ткань платья, то вообще забывая как дышать, то хватая ртом воздух быстро и часто. Он бросает на неё быстрый взгляд и, словно получив неслышное согласие, с тихим рыком приникает к шее, и его поцелуи разбегаются электрическими искрами по её телу, заставляя кусать губы, чтобы удержать рвущиеся из груди стоны. Он рискует, пуская в ход зубы, ощутимо прикусывает нежную кожу её шеи, оставляет следы, которые расцветают алыми бутонами, не встречая сопротивление, спускается ниже, не только с поцелуями, но и руками, минуя ткань подола, скользя по шелковистой коже вверх, сжимая округлые бёдра в своих ладонях. Она не остаётся в долгу, расправившись с рубашкой, ловко проникает под влажную футболку, нетерпеливо прикасаясь холодными пальцами к мышцам пресса, опоясывает торс своими ладонями, обжигая горячим дыханием его плечи. Ей хочется откинуться назад, ощутить за спиной опору, схватиться за что-то устойчивое, потому что её голова идёт кругом, но ничего нет, она лишь сосредотачивается на его губах, теле, руках, чтобы удержаться в реальности. Он обхватывает губами выдающиеся ключицы, меняет дислокацию рук, ловя очередной резкий выдох жадной ухмылкой, расстегивает верхние пуговицы платья, открывая больше пространства для прикосновений и поцелуев, ощущая, как её пальцы с силой впиваются ему в плечи, будоража ещё сильнее, слышит едва сдавленные, но такие громкие для его острого слуха, стоны, убивающие последние остатки самообладания, покрывает открытое пространство груди быстрыми уколами губ, она чувствует сладостную истому внутри, беспокойно прикасается своими ногами к его коленям, чуть откидывает корпус, наслаждаясь происходящим и забывая обо всё на свете, не замечая ничего вокруг..

А стоило бы…

Комментарий к Идеальное ложе - пустое парадное

Да, знаю, последний абзац очень большой, с большим количеством местоимений. Сделано для того, чтобы усилить эффект скорости, одновременности происходящего и незначительности личных действий, для создания восприятия пары как единого целого.

Получилось или нет, судить вам.

В любом случае готова прислушаться к отзывам.

========== Идиот ==========

Они слишком поздно заметили, что не одни, когда интеллигентные, но довольно громкие покашливания коснулись их слуха, проникнув сквозь шум крови в ушах, внезапно дав ощутимую затрещину и возвратив в реальность.

И они шарахнулись друг от друга, как серые коты. Слишком резко, ошалело и испуганно. Острый свет резанул по распахнутым глазам, оба, чисто рефлекторно, потянулись руками к кобуре на поясе, но там её, естественно, не оказалось ни у одного, ни у другой, ведь они убрали оружие от греха подальше и, как видно, были правы. На том же автомате, Константин Львович молниеносно сделал шаг чуть-вперёд и влево, одновременно задвинув Юльку за спину, прикрывая девушку собой. На всё ушло не больше двух-трёх секунд, и теперь мозг, поставленный в аварийный режим, работал быстро и натружено.

Они не должны были терять бдительность. Не должны были забывать обо всём вокруг, кроме друг друга. И наверное, где-то очень глубоко, оба понимали, что всё ещё находятся в относительно публичном месте, пусть и скрыты от других глаз. Но обоими завладело то, что не поддавалось ни разумным объяснениям, ни контролю, когда они находились рядом так близко и так долго. А сейчас надо было выкручиваться, хотя рыжей и вовсе не хотелось поднимать глаза, чтобы столкнуться с владельцем довольно заинтересованного взора. Тем более, у неё было, чем заняться, и девушка судорожно запахнула расстёгнутые пуговицы на платье, но от спешки застегнуть их было не так-то просто.

Так что Лисицыну пришлось принимать весь удар на себя. Благо, природа наделила его прекрасной способностью — он почти никогда не краснел, даже если смущался так сильно, как сейчас. Взгляд быстро оценил обстановку и того, кто помешал им…сделать что? Об этом даже не хотелось сейчас думать, потому что перед ним, не поднявшись до площадки пары ступенек стояла дама — именно дама! — достаточно пожилого возраста, хотя определить даже на вскидку его он бы не смог, потому что живые, насмешливые глаза, которые смотрели на него, сбивали с толку и лишали возможности обращать внимание на детали.

— Здравствуйте, — произнёс Костя негромко, но уверенно, рисуя на губах осторожную подобострастную улыбку, чтобы хоть как-то разрядить обстановку. Леди напротив него выглядела как типичная петербурженка — в его представлении, конечно: стильно одетая, слегка моложавая, с какой-то сложной причёской и элегантным зонтиком в одной руке, с которого стекала вода, и полной авоськой в другой. Так выглядят преподаватели музыкальных вузов или филологи на пенсии, которые каждый день, совершая вечерний променад, размышляют о сменившемся времени и обсуждают классическую литературу восемнадцатого века.

— Добрый вечер, молодые люди, — ответила женщина довольно сдержанно, хотя нельзя было не уловить в этом бархатистом, хорошо поставленном голосе нотки иронии. Костя вдохнул поглубже, готовый выслушать гневную тираду о том, как распустилась молодёжь, и что совесть сохранилась только у старшего поколения, и что парадное не место для подобных занятий, и вообще в принципе всё, что эта дама пожелала бы им, или конкретно ему, высказать, но леди тактично молчала, и лишь мягкая улыбка и хитрые глаза выдавали её эмоции.

Лисицын искоса посмотрел на Юльку, которая уже совладала со своей одеждой, и теперь смущённо тупила взгляд, а её порозовевшие щеки выдавали майора с головой. Как школьница-отличница, ей-богу, которую поймала строгая учительница за поцелуями с хулиганом на переменке за школой. Костя постарался сдержаться и выдал свой смех лишь мягкой улыбкой, осторожно беря Соколову за руку, от чего та легонько вздрогнула, но глаза подняла.

— Что ж, — многозначительно изрекла дама и продолжила подниматься по ступеням, взойдя на площадку, отчего представители власти посторонились, пропуская её дальше,

— Не стоит так смущаться, дорогие, и я когда-то была молодой и влюблённой… — совершенно неожиданно, почти мечтательно протянула женщина, и её пытливый взгляд остановился на Юлии, а та, казалось, покраснела ещё гуще, — Но предположу, что лестница — всё же не лучшее место для подобных…свиданий, — мягко подобрала слово она, и двинулась дальше, оставив ФЭСовцев в лёгком недоумении. Довольно быстро добравшись до следующей лестничной клетки, дама вытащила из кармана элегантного плаща ключи и отперла дверь. Она в последний раз посмотрела на парочку, медленно покачала головой, будто отрицая каким-то своим мыслям, и шагнула в квартиру, закрыв за собой дверь.

Кажется, Юля выдохнула только тогда, когда услышала щёлкающий звук поворота замка. Ей показалось, что из неё разом ушли все силы, и она вот-вот осядет прямо на эту плитку. Смесь остаточного возбуждения, адреналина и стыда прокатилась по телу ледяной волной, и резко выдернув свою ладонь из руки мужчины, Соколова отвернулась от него, прислонившись спина к спине, потому что без опоры она бы точно не простояла. Девушка закрыла лицо руками, пытаясь успокоиться.

— Боже, какой позор… — убито пробормотала она в ладони. «Господи, Соколова, это финиш. Вряд ли ты попадала в более неловкое положение, чем сейчас!» — пронеслись мысли в её голове, но она отбросила их, когда скорее почувствовала, чем услышала тихий смех.

— Лисицын! — прошипела она, резко оттолкнувшись, и развернулась, рассерженно скрестив руки на груди, зло сверкая голубыми глазами на майора, который тоже повернулся к ней лицом, и такая безысходно-счастливая улыбка сияла на его лице ярче солнца, что Юлия Александровна чуть не задохнулась от возмущения и, не сдержавшись, ударила его кулаком по плечу.

— Костя, это ни капли не смешно! — довольно громко и резко произнесла она, и даже сама испугалась учительскому тону своего голоса, но Костя ещё раз рассмеялся, и она вновь легонько стукнула его кулачком в грудь, призывая к порядку.

— Ай, — произнёс мужчина, скорее для проформы и быстро поймал запястье любимой. Он попытался притянуть её ближе, но та вырвалась, и будь в её взгляде ещё немного стали и гнева, он бы проткнул его насквозь.

— Да брось, Юлька, она же ничего нам такого не сказала!

— А ты, значит, хотел, чтобы она нам всё что подумала высказала? — подозрительно сощурила глаза майор, и они стали похожи на два серо-голубых уголька, — Спасибо и на том, что она ещё не знает, кто мы такие! Офицеры, блин! — раздражённо выдохнула Соколова и устало опустила взгляд.

— Да ладно тебе так убиваться, товарищ майор, — ядовито-сладко произнёс последние слова мужчина и, вновь словив злой взгляд-молнию, примирительно улыбнулся, — Какое тебе дело, что она подумает? Мы её больше никогда в жизни не увидим, как и всех этих людей в принципе, — успокаивающе произнёс он и развёл руки, требовательно глядя на Юлю. Та немного помялась в нерешительности, но после, слегка обиженно надув губки, шагнула в его объятия, обвивая руками его талию и уткнувшись в плечо. Скорее, чтобы просто не видеть эту ехидную самодовольную мордашку, да и умом-то она понимала, что слова Кости довольно резонны, да и обижаться тут стоит скорее на себя, ведь мозг и осторожность отключила именно она, и далеко не впервые за сегодняшний день. Да, правду говорят, что от любви люди тупеют. Она же и оказалась самой первой в этом списке.

Она хотела потратить пару минут, чтобы мысленно смириться со случившемся и потом уже подумать о последствиях, но её отвлекли прикосновения ладоней майора к своей спине.

— Юленька, а, Юль? — тихо позвал тот, не прекращая поглаживаний, и девушка уже хотела томно взглянуть ему в глаза, как он продолжил, — А вдруг тут камеры стоят?

— Как?! — ахнула она, взвившись. Такие мысли совсем не приходили в её голову. Этого ей ещё не хватало! Соколова резко дёрнулась, едва не съездив лбом по зубам мужчины, и сначала взглянула на него широко раскрытыми от ужаса глазами, а после стала озираться по сторонам. Её цепкий взгляд прыгал по углам, потолку и лестницам, но она ничего не находила. Сердце в груди забилось с новой силой, и она уже хотела умоляюще взглянуть на Костю, когда…заметила эту умилённую улыбку на его губах.

— Товарищ майор. — произнесла она с расстановкой, чеканя каждую букву, вновь начиная злиться, и стремительно вырвалась из его рук, сделав два шага назад и упершись в стену. Нет, ему и правда смешно! Он что, пьян, и не понимает, какая на них лежит ответственность? Вроде и вина выпил немного, а уже не может понять, что такое поведение — это не в их возрасте, и не в их положении. Костя всё ещё смотрел на неё с улыбкой, и она демонстративно отвернулась, дабы он стёр наконец это выражение у себя с лица.

— Ладно, ладно, я больше не буду, — бархатисто-виновато произнёс он, подходя ближе, но Соколова даже не шелохнулась, сжав губы поплотнее, — Просто ты когда злишься и пугаешься такая… — он не успел договорить, потому что опять получил злой взгляд и быстрый поворот головы от возлюбленной.

—Юлька, Юля, — она всегда таяла от того, как он говорил это «Юлька!», так по-мальчишески залихватски и нежно, но всё-таки заставила себя не поднимать глаза. Костя тихо вздохнул и подошёл ближе, аккуратно прикасаясь губами к её щеке. И ещё раз. И ещё. И вот сюда, на самом краю улыбки, и наконец серо-голубые глаза вновь были обращены к нему. Ей понадобилась только секунда, чтобы уловить тот самый взгляд майора, и она вновь возмущённо выдохнула.

— Костя, тебе что, ещё не хватило..? — вообще-то, она имела ввиду позор, но блеск в глазах Лисицына говорил о другом.

— Нет, — бесхитростно выдохнул он, целуя её в губы, пока она ещё что-то не сказала, — А тебе что ли хватило? — произнёс он, кокетливо подмигнув. «Представь себе!» — всё кричало внутри Юли, и она наглядно и молча демонстрировала это своим выражением лица. Но внутренний голос противненько зудел внутри, что он прав. Ей не хватило. И тем более, когда он так близко, и так смотрит, что у неё земля из-под ног уходит, какая в конце концов разница, они ведь и правда больше никогда этих людей не встретят? Ну может и встретят, но обе уже забудут о случившемся.

Костя видел немую борьбу чертиков Соколовой с разумом, и поддержать хотел, конечно, первых. Он вновь мягко прикоснулся к её губам, и отстранившись, заглянул в глаза —проверить реакцию, и, не увидев большого сопротивления, поцеловал её вновь, легко захватывая нижнюю губу девушки и слегка оттянув. Он ткнулся носом ей в шею, прокатился вверх, вдыхая её сладковатый аромат, запутался в волосах, чмокнул её за ушком. Он вёл себя, как ласкающийся кот, и был почти уверен, что это сработает.

— Ты — идиот… — едва слышно произнесла Юля, и он бы вполне мог оскорбиться, но иногда «ты идиот» говорят так, будто «я тебя люблю», и что-то ему подсказывало, что это тот самый случай. Как майор не пыталась, он видел это обожание в её взгляде, слышал нотки в голосе, и беззастенчиво улыбнувшись, в который раз вовлёк в её поцелуй. Его пальцы снова легли на её тело, и начали медленное курсирование, пока он пленял её устами. Он знал, что она тоже томиться желанием, аналогичным его, и почти готова сдаться, как вдруг…

Щелчок замка прозвучал как выстрел. Костя, мысленно матернувшись, быстро отстранился на приличное расстояние, а Соколова чуть не взывала от досады. Они повернули головы на звук, и вновь увидели уже знакомую им незнакомую жительницу этого дома.

— Молодые люди! — позвала она, хотя и так уже привлекла их внимание. Да и какие они молодые? Скорее, плавно ползущие к средним, но оба оперативника обратились в слух. Неужели она всё-таки решила высказаться по поводу этих непотребств среди культурной столицы? — Знаете, пенсия у меня весьма средняя, — начала вроде бы издалека дама, переводя взгляд с Кости на Юлю и обратно, вводя их в лёгкое замешательство. Она у них денег требует что ли? — Но квартира трёхкомнатная, а живу я одна. Вот я и сдаю комнату. — она многозначительно посмотрела на собеседников, вновь перепрыгнув с одного на другую. — Для желающих. — ещё один манёвр глазами, но кажется не добилась нужной степени разумности в их глазах, — В почасовую аренду. — наконец произнесла она, и неловко улыбнулась, в итоге найдя отклик понимания в паре молодых людей. Теперь уже Юле с Костей пришлось переглядываться, хотя оба выглядели, мягко сказано, весьма удивлёнными. Костя в упор посмотрел на Юлю, и хотя всё это выглядело, более, чем по-идиотски, и желания у него были другие, он был уверен, что майор точно съездит ему по лицу, если он согласится. Так что мужчина вновь повернулся к женщине, так же неловко улыбаясь, как и она:

— Спасибо, конечно, но мы, наверное, не…

— Против! — бойко выдохнула Юля, быстро пихнув Лисицына в бок и успев отвернуться до того, как увидит его шокированные глаза, добавила, — мы согласны, да.

Что творилось в голове у Константина Львовича, можно было только догадываться. Но что творилось в голове у Юлии Александровны? Импульсивное решение, быстрое и необдуманное, но казавшееся ей таким правильным, и она, чёрт возьми, так устала играть по правилам. В конце концов, они явно оба хотят одного и того же, а оставаться на площадке, где ещё неизвестно до чего всё докатится — это уже слишком. Поэтому она ещё раз утвердительно кивнула и улыбнулась хозяйке квартиры.

— Тогда поднимайтесь, — облегчённо и даже радушно ответила та, распахнув дверь пошире.

— Юля? — всё ещё сомнительно-неуверенно позвал Костя, и она вскинула на него глаза.

— Возьми вещи, пожалуйста, — произнесла она быстро, и он всё мгновенно понял. Подхватив их крутки и рюкзак, он следом за Соколовой взлетел по ступеням, всё ещё ошалелый от только что произошедшего поворота.

========== Вместе ==========

Квартира, а точнее та малая часть её, что можно было увидеть, оказалась уютной и до невозможности интеллигентной. Узкий, но длинный коридор расходился несколькими дверными проёмами в разные стороны. Стоять здесь втроём было не очень комфортно, но выбора не было.

Хозяйка дома закрыла замок и повернулась к оперативникам с приветливой улыбкой.

— Верхнюю одежду и обувь можете оставить здесь, — произнесла она, лёгким взмахом руки указывая на открытый шкаф с узорчатыми деревянными вешалками, — Комната дальше по коридору, направо, а прямо — ванная и уборная. Об остальном — потом. — завершила быстрое ознакомление леди и, одарив их безупречной понимающей улыбкой, ушла, оставив вдвоём. Константин всё ещё не мог осознать происходящее. Нет, он никогда не считал себя глупцом, но поведение Юли и правда сводило его с ума. Конечно, он не был против провести с ней время, но она поражала его раз за разом, и сейчас он всё ещё бросал удивлённые и страстные взгляды, не решаясь ничего произносить вслух, чтобы это не коснулось чужих ушей. Он быстро повесил их куртки на крючки, разулся и помог это сделать девушке, поддерживая её за руку.

— Юль, ты уверена? — прошептал он ей на ухо, чтобы ещё раз удостовериться в реальности происходящего. Ответом был лишь взгляд голубых глаз, который, впрочем, тоже говорил о многом, и Соколова буквально пронеслась по коридору, скрываясь за поворотом в комнату.

А что она могла ему сказать? Конечно, она была уверена сейчас в своих действиях, но совершенно не хотела задумываться, иначе сомнения полностью наполнили бы её разум, а давать обратную было уже поздно. Нет, они, может быть, могли бы просто просушить одежду, мило поболтать и посмотреть телевизор. Но она хотела сейчас не этого, да и майор тоже. Так что обо всём остальном она подумает после. А сейчас ей просто необходимо почувствовать себя живой, настоящей, желанной, просто женщиной, и лишь он мог ей в этом помочь. Только один взгляд Лисицына заставлял внутри всё сладостно трепетать и, если на работе она держала контроль и неприступную оборону, то наедине это напрочь лишало способности трезво мыслить и выбивало почву из-под ног. Не то чтобы у неё был недостаток мужского внимания, с такой-то работой и контингентом, с которым ей приходилось общаться. Но Николай Петрович всегда относился к ней только как к дочери, для Майского она была как младшая сестра, а для Ваньки она и вовсе была старшей сестрой, хотя по факту была немного моложе. Правда, новенький — Данилов, иногда бросал на неё заинтересованные взгляды, но то ли просто не решался на какие-то активные действия, то ли был наслышан о ней и не собирался идти против старшего товарища. Один раз, возвращаясь с выезда, она слышала их разговор в буфете. Кажется, они самозабвенно обсуждали похождения капитана, но когда разговор коснулся её, майор ответил: «Я в своей Юльке уверен». Её это тогда так позлило, это собственническое отношение Кости, будто кроме него она никому и не нужна. Но потом она отошла, осознав, что на самом деле, и ей кроме него больше никто и не нужен. Поэтому сейчас она была уверена, и глубоко вдохнув и проведя ладонями по волосам, обернулась к любимому мужчине.

Тот тоже прошёл в комнату, не теряя времени, запер замок, полный благодарности, что он вообще здесь был, и, опустив рюкзак на пол, посмотрел на девушку. Ему всегда было сложно понять, что творится в голове у женщины, особенно такой, как она, но он обещал ей, что не сделает ничего против её воли, поэтому он надеялся, что Юля отдаёт себе отчёт в собственных действиях, потому что сам он был опьянён ей настолько, что уже не мог подобного гарантировать. Но Соколова повернулась к нему, и кажется, он впервые себя почувствовал не охотником, а добычей.

Константин Львович помнил её ещё той бойкой, но нежной пташкой, что вечно от него ускользала. А он только спустя время смог признаться самому себе, что это была та самая «любовь с первого взгляда». Сначала майор пытался отрицать это напускным раздражением, после их взаимные поддёвки перешли в другую стадию, когда она и все коллеги принимали это за невинный флирт, да он и сам сначала так думал, пока не ухнул в бездну голубых глаз, утонув с головой. Юлия долго не подпускала его хоть немного ближе, чем «товарищ майор», вбив себе в голову «никаких романов на работе», но Лисицын не из тех, кто будет сдаваться, особенно видя, как она ревнует, если он проявлял внимание к другим особам женского пола. Сам же себе твердил, что на ней светом клином не сошёлся, но забывал об этом каждый раз, видя её хрупкую фигурку и очаровательную улыбку. Соколова не нуждалась ни в его силе, ни в его одобрении, но он волновался о ней, как тогда, когда её отправили «подсадной уткой» в бордель, а он от ужаса чуть не упустил кодовую фразу. Он хотел защитить её, чтобы никто не мог причинить ей боль, и это желание, почти невыполнимое при их образе жизни, даже пересиливало все другие низменные потребности. Долгое время их любовь была только платонической, чего бы там не думали коллеги, замечая перемены в его поведении, ведь он, откровенно говоря, был тем ещё ловеласом. Но с ней не хотелось просто «секса», просто «на одну ночь». С ней хотелось жить, быть, чувствовать, забываться, отдавать всего себя без остатка, обладать ей полностью. Лисицын мог поклясться, что никогда и ни с кем он не был столь трепетным, нежным и ласковым, когда она впервые осталась у него, и вряд ли он мог быть более счастливым тогда, когда смотрел, как она спит рядом с ним, смешно подтянув ножки и уткнувшись носом в подушку, а он боялся нарушить её сон собственным биением сердца, потому что оно просто разрывало его изнутри. Но это было нечасто и довольно непродолжительное время, она всё также хохмила ему на работе, доказывая своё равноправие, хотя никто на него и не посягал, а гипотетические разговоры о том, чтобы съехаться и завести семью, переводила в иное русло, которым научилась пользоваться почти безотказно, а после… А после и вовсе исчезла на долгие годы.

Но сейчас перед ним была уже не та смущённая девчонка-отличница, что ещё несколько минут назад на лестничной площадке. Нет, перед ним во всём своём безупречном великолепии была пантера, готовая к прыжку, и с такой нельзя было быть ни кем иным, кроме как… львом.

Они набрасываются друг на друга сжадностью и страстью, впиваясь в губы, сплетаясь руками, вычерчивая изгибы тел, смешиваясь дыханием. Во взаимном стремлении обладать другим между ними остаётся лишь одна преграда в виде одежды, и они безжалостно её преодолевают. Его рубашка и футболка падают сразу же, платье чуть дольше держало оборону, но со звоном оторванных пуговиц, запрыгавших по паркетному полу, сдаётся под натиском, а после к нему присоединяются штаны, носки, нижнее бельё, оставаясь лишь ненужными аксессуарами на небольшом пути до разложенного дивана. Они опускаются на прохладные простыни, не в силах оторваться друг от друга, без всяких запретов и ограничений изучая обнажённые тела, и любое прикосновение отзывается электрическими импульсами в каждой клеточке. Взгляд его глаз, дикий, туманный, полный вожделения, кажется, прожигает её до кости, но он не может удержаться, наслаждаясь этой возможность. Он знает это тело и любит его обладательницу, но вновь изучает, слегка улыбаясь, замечая звёздное скопление мелких шрамов на её животе, оставшееся от разорвавшейся пряжки, тогда он впервые признался ей в любви, как он видит и другие, новые детали, незнакомые ему рубцы, некоторые совсем свежие, другие почти неразличимые, но невольно подмечает, что вот этот, совсем близко к самому важному внутреннему органу, наверняка сопровождался переломом рёбер. Собственное сердце ёкает, он осторожно пробегает по шрамам кончиками пальцев, ощущая, как она вздрагивает, мягко прикасается к ним губами, в слепом восторге сбивчиво шепча ей о том, как она прекрасна, покрывает поцелуями её шею, плечи, ласкает грудь, в несомом прикосновении проводит пальцами по излюбленным изгибам, ниже, скользит тыльной стороной ладони по внутренней стороне бедра, ловя тихие стоны, слетающие с её губ. Она под его руками тает, извивается, льнёт ближе, в отместку легко кусает, вычерчивает узоры на его плечах, груди, спине, и нетерпение её столь явно и откровенно.

— Кость, не томи, — просит она сладко и тихо, притягивая его к себе, ощущая приятную тяжесть мужского тела, обвивает ногами, вовлекает в поцелуй, пряча там сладкий стон от слияния тел. Их движения слаженные, единые, уверенные, оба знают, как доставить друг другу удовольствие и делают это отчаянно и самозабвенно, лишь негромкие стоны, шелест простыней и тихий скрип дивана растворяются в пространстве комнаты. Время меняет свою сущность, плавно растягивается, резко сжимается, в такт движениям, в ритме рваного дыхания, она крепче впивается ногтями в его плечи, кусает губы, выгибается сильно и резко, невольно сжимая его в себе, рассыпается с его именем на устах, ощущая как наслаждение тёплой волной пробегает по телу, чувствуя как он с тихим рыком изливается внутри. Они уже не едины, но всё ещё вместе, и он опускается рядом с ней, оба, ещё раскалённые, блестящие от пота, они пытаются восстановить неровно вырывающиеся из груди дыхание, заглушить шум крови, что стучит в ушах набатом и медленно вернуться в реальность.

Спустя несколько минут, совладав с собственным телом, она перекатывается к нему, ощущая как он притягивает к себе ближе одной рукой, рассматривая его умиротворённое лицо, он медленно раскрывает глаза, и зрачки его кажутся ей до того огромными, будто две привлекательные чёрные дыры с неясным блеском затянутых звёзд.

— Прости, у меня давно никого не было и…— слышит она чуть хрипловатый, но всё ещё бархатистый голос и упреждающе опускает палец ему на губы.

— Всё хорошо, — едва слышно произносит она, позволяя ему всё читать в своём взгляде, полного обожания, — всё просто прекрасно… — улыбка рвётся на её лицо, и она не пытается её удержать, и, легко прикоснувшись к тёплым устам, опускается, уткнувшись носом ему куда-то в район шеи. Он гладит её по волосам, и губы его тоже гнутся в неземной улыбке. Ей до невозможности хочется закрыть глаза, хотя бы на несколько минут, но она знает, что не может так рискнуть, потому что они могут просто-напросто уснуть, разморённые от страсти и вина и уставшие за день. Она лениво притягивает его кисть к глазам, смотря на часы, хотя могла бы и на своей руке посмотреть, но так ведь гораздо удобней.

— Если через два часа десять минут мы не будем в самолёте, то можем распрощаться с шансом оказаться в ФЭС завтра с утра, — произносит она, неохотно вспоминая о той — московской — жизни, которая кажется уже совсем какой-то далёкой. Юля приподнимается на локте, вновь переводя взгляд на довольное лицо Лисицына, и даже как-то смущается от этого его голодного взгляда.

— Не смотри на меня так! — командует она, но не может выдержать настроение и улыбается. Он всем видом показывает, как жаждет её губ, и чуть склонившись, она осторожно целует его, ласково и счастливо, но неожиданный стук в дверь заставляет её отпрянуть.

— Молодые люди, я поставила чайник, и если вы хотите составить мне компанию, я жду вас в столовой через пятнадцать минут, — слышат они приглушённый голос леди и удаляющиеся шаги.

— Боже, она точно сведёт меня с ума, — произносит Юля прямо в растянутые в улыбке губы Лисицына, и откидывается на подушку.

— А по-моему она классная… — произносит майор, переводя взгляд на девушку и приподнявшись на локте, наблюдая, как Соколова глубоко вдыхает и садится на диване.

— Ладно, пора, — произносит она, лениво спускаясь с кровати, под неусыпным взглядом мужчины, всё ещё любующегося её наготой. Девушка подхватывает мужские трусы с пола и кидает ему руки.

— У нас пятнадцать минут, ты же слышал! — напоминает она с улыбкой, и поднимая уже своё бельё, бросает, — Я хочу в душ, а ты собирайся, — произносит она, наугад распахивая один из ящиков стеллажа, надеясь найти там полотенце, и её ожидания оправдываются. Она грациозно тянется к верхней полке, хватая пальцами махровое полотенце, но уже через секунду ощущает на своей талии мужские руки. Ну не мог просто Лисицын наблюдать, как она здесь расхаживает, такая соблазнительная, красивая, желанная, его. Он жарко целует её в шею, проводя большим пальцем по тонкой нити позвоночника, заставляя женщину выгнуться.

— Кость, пятнадцать минут…

— Успеем, — легкомысленно бросает он, на секунду оторвавшись от её шеи.

— Вот как?! — со смехом вопрошает Юля, извернувшись, чтобы взглянуть в его наглые голубые глаза.

— Ну, значит погреет ещё раз…

***

Лисицын лежит, раскинув руки, и смотрит в потолок. Ему по-глупому хочется танцевать, и смеяться, и прыгать, но он, конечно, этого не сделает. Годы не те, да и тело приятно ноет от уже выполненных физических упражнений. Юлька пару минут назад отправилась в душ, убедительно попросив его собраться и идти на кухню, чтобы не злить хозяйку, которая если и ставит чайник, то раз в третий. А расстраивать любимую не хочется, поэтому он потягивается и нехотя встаёт со смятого дивана. Одевшись, он ещё некоторое время ползает по полу, в поисках пуговиц с платья, которые он оторвал в порыве страсти, но находит не все. Да ладно, купит ей новое, и обязательно заставит в нём ходить. Правда, задержания в таком не проведёшь, но вот дома… А вот будет ли она у него дома? Как бы он этого хотел, но это решение как всегда оставалось за ней, а уж что она там решит — очередная загадка, которую даже он — эксперт ФЭС — разгадать не может. Константин аккуратно выкладывает форму Юли из рюкзака, чтобы девушка сразу могла одеться в сухое, благо в рюкзаке и дополнительном пакете одежда даже не промокла, и приведя в порядок комнатку, отправляется на кухню.

Хотя по правде говоря, это действительно оказывается столовой — достаточно просторной, с мягким светом хрустальной люстры и старомодных бра, развешанных по периметру. Большой овальный стол, похожий на дубовый, накрыт белой скатертью, а на нём расставлены чашки, все одного сервиза голубого с позолотой, тарелки с пирогами и ещё какими-то вкусностями, от чего в желудке у мужчины невольно забурчало.

— А, молодой человек, вы подошли, — обернувшись, произносит хозяйка, хлопоча о чём-то за кухонным столом, — Тогда помогите мне разлить чай, — просит она, призывно махнув рукой в сторону плиты, где стоит чайник, из которого белым клочьями валит пар…

========== Трое ==========

Душ смывает с тела следы прикосновений, вымывает из мыслей упрёки и одновременно согревает тело, и остужает его. Юля не скрывает умиротворённую улыбку, да, впрочем, в небольшой ванной и не от кого. Невольно касается пальцами новых шрамов, которые, конечно, не укрылись от внимания Кости. Каждый — свидетельства её слабости, росчерки боли, подписи в её хрупкости и бессилии. На самом деле, она ждала вопросов, но видимо, тот просто решил не портить момент, но всё же она чувствовала, что он обязательно вернётся об этом в будущем, и ей нужно найти достойное объяснение, а то прикрываться «неразглашением» уже надоело. А момент… Момент был замечательный. Под её закрытыми веками вспышками оживают воспоминания, но она не может насладиться ими в полной мере, потому что не место и не время, которое у них совсем на исходе. Поэтому она закрывает воду, и тщательно стерев с себя капли, придирчиво смотрит в запотевшее зеркало, где в маленьком окошке от её ладони может увидеть своё отражение. Счастливая, даже немного глуповатая улыбка, хитрый блеск в глазах, мокрые пряди, заправленные за уши.

— Ох, Лисицын, убью, — бормочет она, недовольно поджимая губы, замечая красноватый след на нежной коже шеи. Ладно, может, он быстро пройдёт, или просто замажет тональником, когда пойдёт на работу. Мысли об этом медленно, словно маленькие демоны, вылезали с задворок разума, кусали за пяточки её сознание, вновь загоняя в невидимые рамки, но как не хотелось снова переступать черту ограничений. Снова погружаться в работу, как их убитый на дно Ладожского озера, снова становиться майором Соколовой, снова неотступно бежать по следу преступника, хотя они и так уже много времени здесь потеряли. Женщина встряхнула головой, отгоняя непрошенную совесть, и, наспех высушив волосы дальновидно положенным феном, отправилась в комнату.

Мужчины уже не было, очевидно, всё-таки развлекал другую даму разговорами, хотя эта петербуржская леди вводила Соколову в некий ступор своим понимаем и гостеприимством. Это было так странно, ново и непривычно, но, может, той просто было одиноко, а они попались под руку? В любом случае, она была ей благодарна и обязательно скажет «спасибо», пусть и будет внутри сгорать от стыда. Быстро осмотрев обстановку комнаты, на которую до этого не обратила никакого внимания, Юля с сожалением взглянула на платье, которое пострадало в пылу страсти, но заметив заботливо уложенную форму даже растаяла, забыв о том, что ещё пару минут назад собиралась расправиться с Костей. Ей бы быть счастливой, что ей достался такой обходительный и самоотверженный мужчина, а она… Она иногда думает, что такого не заслуживает, и всеми силами отталкивает от себя желаемое. Но на самокопание и жалость к себе у неё сейчас совсем нет времени, и, быстро собравшись и придав себе максимально непринуждённый вид, она пошла искать своего напарника.

Впрочем, её действия были обречены на успех, потому что она точно знала, где тот находится. Тихо, как кошка, Юлия подошла к столовой, из которой доносились голоса, и аккуратно остановилась в дверях, пока глаза привыкали к яркому свету.

— Да как же? Неужели всё это правда, Костенька! — сетовала хозяйка, и Юля невольно улыбнулась на это фамильярное обращение.

— Чистая правда, Виталина Леопольдовна, готов дать Вам слово офицера, если вас только это убедит! — с улыбкой отвечал майор, и Соколова прекрасно была знакома с этим бархатным, мягким, вкрадчивым голосом со скрытыми стальными нотками, который, казалось, автоматически включался у её напарника, и он был так убедителен, что и ей самой порой хотелось признаться во всём, даже в том, чего она не совершала, не говоря уже о допросе свидетелей и прочих мероприятий, где личное обаяние Лисицына играло далеко не последнюю роль. Вот и сейчас, она легонько улыбнулась, коря себя за то, что готова повестись на это, даже не зная о чём речь, но тут взгляд мужчины остановился на ней, и он буквально просиял. Вот как лампочку включают в тёмной комнате, так и Константин вспыхнул каким-то внутренним светом, так, что блеск его глаз усилился, улыбка стала шире, и, кажется, всё лицо преобразилось. Ей как-то говорила об этом Валя, но тогда Юля только отмахнулась, потому что своего напарника видела чаще всего задумчивым, напряжённым, готовым броситься в бой. И это вспыхнувшее счастье, которое она сейчас наблюдала, было для неё подобно пуле, удару хлыста, смертельному приговору, потому что она знала… что, в любом случае, причинит ему боль, вновь и не раз.

— А, Юленька, проходите-проходите, не стойте на пороге, — вырвал девушку из оцепенения голос Виталины Леопольдовны, для которой перемены в выражении лица Кости тоже не остались незамеченными, и та призывно поманила гостью к себе, — Не стесняйтесь, — улыбка её оказалась столь убедительно радушной, что, глубоко вдохнув, Юле не осталось ничего другого, как пройти в помещение и аккуратно присесть на свободный стул.

— Я сейчас налью тебе чай, — подскочил Костя, ловко управляясь с заварочным чайником и наполняя элегантную чашку перед ней, а его галантность явно производила впечатление на хозяйку, что та чуть не захлопала в ладоши.

— Какой галантный молодой человек, — с улыбкой произнесла она, и обратила своё внимание на Юлю, — Вы угощайтесь, дорогуша, угощайтесь, — хлопотала она, пододвигая к Соколовой тарелки с пирогами и конфетами, — Всё вкусное, свежее, не переживайте, — мягко заверила она.

— Спасибо, Виталина Леопольдовна, — произнесла Юля, аккуратно цепляя кусок пирога себе в тарелку, уже успевшая запомнить имя, так что необходимости знакомиться лично уже не было. Интересно, что там Костя ей уже успел рассказать? Вообще, он не был многословным, но как у любого человека, иногда на него находила такая словоохотливость, что удержать его было трудно, особенно, когда он чувствовал себя комфортно и пытался произвести хорошее впечатление. Девушка перевела взгляд на мужчину, который уже добавил кипяток к её чаю и усаживался на место, — Спасибо, — поблагодарила она и его, а тот ответил лишь лёгким поднятием уголков губ и театральным поклоном.

— Пироги шикарные, правда, так что… не обижай Виталину Леопольдовну, — тихо добавил Костя, отправив в рот ещё один кусок, а леди довольно закивала. «Спелись» — пронеслось в голове майора, но она вспомнила про обед, который остался уже далеко позади, а живот предательски подводило даже от аромата свежей выпечки.

— Так вы значит, Юленька, тоже оперативник? Как же вас такую хрупкую взяли работать с опасными бандитами? Вы такая худенькая, скромная, маленькая, боже мой, что же творится в мире! — сокрушалась дама, не сводя с Юли глаз, от чего той было неловко, потому что она уже успела откусить кусочек пирога и теперь судорожно его глотала. «Началось» — подумала она, потому что едва ли не каждая взрослая женщина высказывала ей отношение к её работе, начиная от матери, которая, казалось, уже давно смирилась с выбором дочери, до первых встречных домохозяек, хотя она для них же и старалась, по сути, спасая общество от преступности.

— Помните? «Есть такая работа — Родину защищать», — с улыбкой и мягко сказала девушка, скрывая своё раздражение, — Не вижу там указания какой-то половой принадлежности, тем более, раз есть женщины-преступники, почему же не может быть женщин-полицейских? — задала она риторический вопрос, но не станешь же объяснять человеку, что это — призвание, как актёр и как врач, и она эту дорогу выбрала давно и, надеялась, что навсегда.

— Вам не стоит недооценивать Юлю только из-за внешних данных, Виталина Леопольдовна, — встал на защиту возлюбленной Костя, который знал, что согласись он, что Юлия Александровна — хрупкая, он так от неё схлопочет, что мало не покажется, — Она — профессионал своего дела, прекрасный следователь и сыскарь, к тому же, если и уступает кому-то из мужчин в силе, то бегает очень быстро, а это немаловажно при нашей работе.

— И стреляет отлично, — добавила уже Соколова, переводя многозначительный взгляд на Костю, в котором легко можно было прочитать угрозу. Хотя ей было приятно, что он так высоко ценит её заслуги. Вот только чуть что, хватает за руки, мол, «не лезь вперёд батьки в пекло», а тут… Может, он и правда изменился, или осознал, что «майора» за красивые глаза не дают?

— Вот-вот, — добавил тот, возвращаясь к своему чаю.

Кажется, хозяйку они не убедили, но спорить та уже не решилась, всё ещё с лёгкой грустью бросая взгляды на Юлю, а после улыбнулась:

— Вы такая прекрасная пара, — произнесла она, переводя взгляд с одного на другого, явно смущая оперативников, — Нет, поверьте моему глазу, молодые люди, я много повидала в своей жизни. Обычно я себя так не веду, да и часто либо студенты приходят, которым в общаге да с родителями никак не остаться наедине, либо любовники — я не осуждаю, всё в жизни случается — но чтобы пара в браке… Такое для меня впервые.

Юля чуть не поперхнулась чаем и бросила на Лисицына резкий взгляд, хотя тот тоже выглядел весьма обескураженным.

— Мы не женаты, — наконец произнесла эксперт, переводя взгляд на леди.

— Как? Разве нет? — удивление читалось в её распахнутых, густо подведённых глазах, которые она перевела на мужчину.

— Да, Виталина Леопольдовна, — подтвердил Константин Львович слова своей напарницы, — Я её звал, семь раз предложение делал, но она каждый раз меня отвергает, — он состроил такую жалостливую мордашку, что Юля легонько пнула его ногу под столом. Кого этот актёр погорелого театра из неё выставляет? И не семь, а четыре только, да и разве это предложения? Да значит причины были, чтобы отказать, и вообще, зачем высказывать это посторонним людям? Всё своё возмущение она могла выразить лишь в злобном дыхании, которое она решила спрятать в своей дымящейся паром чашке, будто ничего её больше не привлекало.

— Ох, Юленька, а вы не так просты, как на первый взгляд, теперь я вижу, — казалось, эту даму вообще ничего не может смутить, и даже толики некого уважения мелькнули в её глазах, — Но всё равно я не понимаю, почти десять лет знакомы и всё романы крутите! — Соколова уже устала удивляться, как много об её личной жизни известно петербурженке, иногда даже больше, чем ей самой, — Вот мы с Михаилом Сергеевичем в ЗАГСе расписались после трёх недель знакомства, и я ни дня не пожалела. И по гарнизонам с ним ездила, и в маленьких комнатках общежития ютились, и с замиранием сердца ждала вестей от него, но никогда не было сожаления о том, что согласилась стать его женой. Тридцать шесть лет прожили, душа в душу… Нет, не было всё идеальным и безоблачным, мы ссорились как все люди, даже посуду били, и, ох, грешно сказать, но раз уж быть откровенной, — дама кратко хихикнула, — и из дома его выгоняла, да только он не уходил! А всё потому, что выбор свой сделали, и верили всегда друг другу и друг в друга. Два сына, пятеро внуков… А как он ухаживал в начале, как с букетами встречал у филармонии. Я, Юленька, уже говорила Косте, что работала преподавателем там, а Миша бежал, чтобы успеть до развода мостов, и всё равно не успевал, и мы гуляли всё ночь, а потом на утро родители — интеллигенты высшего класса — меня ругали как девчонку… — женщина улыбалась, но на глаза у неё навернулись слёзы, и было видно, что она сейчас не здесь, не с ними, а там, когда ещё была совсем молоденькой, влюблённой в своего суженного. Ни Юля, ни Костя не решались нарушить повисшую тишину, и только тиканье часов раздавалось в кухне. Дама перевела дыхание и выдохнула, — Да, было время, было время..!

— Что же случилось? — тихо спросила Соколова, подняв глаза.

— Аневризма, деточка. Ушёл быстро и внезапно. Тяжело, конечно, было, но… Мне есть что вспомнить, а жалеть могу лишь о том, что нам времени так по-разному отмерили.

— Ну что же вы, Виталина Леопольдовна…

— Да-да, хотя вам, с вашей работой, наверное сложно поверить, что любить можно один раз и на всю жизнь, без измен даже в мыслях, но я уверена в том, что была любима, пока билось его сердце, и он знал то же самое, — женщина улыбнулась, и всё же смахнула слезу, но быстро взяла себя в руки, приободрившись и обведя взглядом оперативников, — так что, молодые люди, сыщики вы может прекрасные, но главное вы в своей жизни — упускаете! — она перевела взгляд с одного майора на другого, а те и не знали, что ещё сказать, потому что её слова трогали и заставляли задуматься, — Но учить вас я не буду, что вы! Сами поймёте, не сейчас, так потом, — хозяйка хитро улыбнулась и поднялась из-за стола, — Кстати, о мостах, раз уж я вспомнила, — дама взглянула на большие настенные часы, тоже со шлейфом истории, со старинными латунными ходиками и, наверняка, выпрыгивающей кукушкой, — На них вы посмотреть уже не успеете, если собираетесь всё-таки добраться на аэродром, к сожалению, но это повод вернуться вновь, может быть, в свадебное путешествие, — уже полностью оправившаяся дама как-то слишком весело им подмигнула, — Сейчас я вам принесу номер такси, был у меня здесь где-то, сын оставлял, когда они с семьёй уезжали на отдых, — с этими словами Виталина Леопольдовна отправилась в коридор.

— В Москву? — спросил Костя, и получил утвердительный кивок от напарницы.

— А у нас есть выбор?

— Выбор есть всегда, главное, выбрать главное, — философски изрёк Константин со слегка грустной улыбкой, чем немного озадачил Юлю, и тоже поднялся, — Пойду рюкзак возьму и телефон. Ты допивай чай и доедай, правда же вкусно? — Он поднялся из-за стола, но уходя, легко чмокнул её в макушку, оставив в одиночестве. Хотя Виталина Леопольдовна его быстро скрасила.

— Может вам в дорогу чего дать? Как гости — и без гостинцев? Есть варенье из крыжовника — ну просто чудо! — соблазнительно произнесла хозяйка, осматривая кухонные шкафчики.

— Да что Вы, — поспешно заверила её Юля, — мы и так вам должны, кстати, сколько?

— Не беспокойтесь, мы уже со всем рассчитались, — по-деловому ответила леди, и аккуратно, так по-матерински положила руку девушке на плечо, — Юленька, он ведь вас правда любит, это невооружённым глазом видно, да и вы, на мой придирчивый взгляд, к нему весьма неравнодушны. Помните, что всё может измениться в любой миг, тем более при вашем образе жизни, а потом… Только воспоминания остаются, — тихо и доверительно произнесла женщина.

— Юль, такси через четыре минуты подъедет, — позвал Костя из коридора, уже надевая обувь.

— Спасибо вам, Виталина Леопольдовна, — поблагодарила Юля петербурженку и быстро и как-то неловко её обняла, — Спасибо за всё, и за чай, и за гостеприимство, и за…— девушка не могла найти подходящего слова, но дама понимающе кивнула и вышла проводить гостей.

— Вот я вам номер оставила, — протянула она небольшую бумажку, — Если надумаете ещё приехать, то с радостью вас приму, и скидку сделаю за длительный постой!

— Обязательно, Виталина Леопольдовна, если что — только к вам. До свидания!

— Ах, как приятно иметь в знакомых таких замечательных молодых людей, да ещё и полицейских, — мечтательно протянула женщина, довольно улыбаясь, — До свидания! Удачи вам, с поимкой преступников и со всем остальным тоже, — добавила она, уже выйдя на площадку, наблюдая, как парочка в куртках с большой надписью ФЭС на спине быстро сбегают по лестнице, на которой она их застукала.

— Ох уж эти москвичи, — тихо произнесла коренная петербурженка, устало улыбнувшись, и захлопнула дверь.

Комментарий к Трое

Мне очень тяжело даются диалоги, но они всё равно нужны.

========== ФЭС - это не про любовь ==========

Странно было ощутить дежавю за один-единственный день в городе, но Юля не могла перестать ловить себя на мысли о том, как они несколько часов назад мчались по этим же улицам в ту же сторону с той же целью. И сколько всего изменилось с того времени? Сейчас Петербург явно сменил наряд: в вуали сизых сумерек скрадывались углы домов, тени замирали в подворотнях, свет скакал и искрился на мокром асфальте, луна разбивалась на осколки в разбегающихся лужах, а в уже тёмно-синем небе странным сочетанием клубились серые тучи. Город всё ещё жил, мягкий тёплый свет лился из окон, с витрин магазинов и элегантных длинноногих фонарей, то тут, то там собирались толпы всепогодных гуляк, чтобы послушать как какой-то парень с гитарой пел песни про любовь.

Девушка чуть повернулась, устроившись поудобней в руках Лисицына. Да, теперь он не за рулём, и она может ещё позволить себе такую слабость, как насладиться его нежностью и теплом, устроившись у него на плече. Почему-то именно сейчас, в почти полной безопасности, она ощущала себя максимально хрупкой, и это заставляло её бояться боли ещё сильнее, чем направленный пистолет преступника в ходе задержания.

— Юлька, ты спишь? — слышится любимый голос откуда-то издалека, и Соколова на самом деле прикрывает глаза, отрезая свой чудесный вид на окно. В салоне темно, тепло и сухо, какая-то тихая ненавязчивая мелодия льётся из колонок, а водитель не обращает на них никакого внимания, уверенно следя за дорогой, так что необходимости смотреть друг другу в лицо никакой не было.

— Нет, — всё же отвечает она. Ей кажется, что Костя вполне удовлетворён её ответом, потому что его дыхание легко щекочет ей волосы, и она ощущает слабое прикосновение губ.

— Что мы будем делать дальше? — вновь раздаётся вопрос после недолгого молчания.

— Как что? — удивляется девушка, — Полетим в Москву, будем работать над делом, раскроем его, поймаем преступника, может, получим премию, и будем расследовать новое дело…

— Нет, Юль, что мы будем делать?

Она молчит, хотя делать вид, что не слышишь вопрос, уже поздно.

— Я..Я не знаю, Костя.

И снова мелодия незамысловатой песни из радио заполняет промежуток между их краткими репликами.

— Я люблю тебя.

Юля боится этой фразы так же, как жаждет услышать, и сейчас её сердце невольно замирает, а расслабленное до этого тело напрягается. Слишком странная реакция на подобные слова от девушки. А что она может сказать? «Я знаю, спасибо»? Но это уж слишком по-свински, а сказать о своих чувствах — кишка тонка, вот почему-то каждый раз эти слова даются ей так тяжело. Да не в словах же дело, а в поступках, но и ведёт она себя так…глупо.

— Я..тоже, — запинаясь, едва слышно произносит она, но, набрав в лёгкие побольше воздуха, продолжает, — Я тоже люблю тебя, — пора признаться, и она рада, что ей не нужно встречаться с ним взглядом. Не потому, что она врёт, а потому, что говорит правду. Тогда почему из их уст эти слова звучат, как нечто печальное, словно приговор? Лисицын берёт её ладонь в свою, и Юля переплетает пальцы, не отводя взгляда от их сцепленных рук. Вот чего тебе ещё нужно для счастья, Соколова?

— Тогда почему мы не знаем, что будет дальше? — резонно спрашивает мужчина, а у неё нет ответа. Потому что будущее туманно. Потому что их будущее — вообще непредсказуемо, и этот день — как финальный росчерк под этим заявлением.

— Переезжай ко мне? — полувопрос, полупросьба, и пускай не первая в её жизни, но всё так же заставляет волноваться, и она медлит и молчит.

— Ну не хочешь, давай я к тебе? — словно заранее зная её ответ, произносит Лисицын, а слов всё нет, как и объяснений молчания.

— Костя, это… — выдыхает она. Это что? Слишком? Быстро? Неудобно? Страшно?

— В чём проблема, Юль? Мы взрослые люди, любим друг друга, нам хорошо вместе, но при этом, ты постоянно отказываешься уходить куда-то дальше, чем служебный роман, — она слышит в его голосе досаду, и ей хочется успокоить его как-то, но есть только один вариант, на который она сейчас не способна.

— Это не правда.

— Правда, правда. Не хочешь за меня замуж — ладно, я уважаю твою свободу, но почему мы не можем быть семьёй?

— Потому что.

— Соколова! — он произносит это негромко, но она всем телом чувствует, как он напряжён и возмущён, — Годы идут, а мы с тобой не молодеем, и..я хочу быть с тобой, понимаешь?

— Я понимаю, но… это наша работа.

— Какая? Быть несчастными, потому что нам ничего не мешает быть счастливыми, но мы не хотим?

— Нет. Вот как ты себе это представляешь? Что ты приходишь с работы, а я готовлю тебе ужин, мы рассказываем как друг у друга дела, вместе ездим в супермаркет, смотрим фильмы под вечер, и ты отпрашиваешься у меня на рыбалку? Так что ли?

— Хотя бы. Почему нет?

— Потому что так не будет! — она немного злится, но эта злость больше от бессилия, чем на него, — У нас другая работа. Не будет ужинов и приятных вечеров. Будут вызовы среди ночи, дежурства до утра, мы, падающие от усталости, у которых в голове крутятся только дела…

— То есть «оставить работу на работе» ты не можешь?

— А ты можешь?

— Я могу жить с этим и не делить это на две разные стороны, которые нельзя пересечь. Это не параллельные прямые, Юля, это всего лишь две части одного целого, которое составляет и тебя, и меня, помимо всех других компонентов. Мы вполне можем добавить элемент «семья».

— Брось, Костя, вот сколько счастливых семей в стенах ФЭС ты знаешь?

— Не сравнивай нас — с другими.

— Просто скажи, у кого на самом деле есть личная жизнь, вторая половинка, семья?

Он молчит, и Юля уже решает, что разговор закончен, но Костя произносит.

— У Вали.

— Она патологоанатом, — возражает она, — И ты не помнишь, какие истерики устраивал её муж, чтобы она сидела дома и занималась детьми?

— И что? Она не у нас работает что ли? У Белозёрова, у Холодова!

— Они эксперты. Они почти всегда сидят в лаборатории.

— А мы что? Не эксперты?

— А мы — оперативники, — она нервно мнёт его пальцы в своих, но всё ещё не желает поднимать лицо к нему, да и вряд ли он сейчас на неё смотрит.

— Тебя смущает, что у нас большая часть не женаты что ли, и ты не хочешь выбиваться из толпы?

— Нет, что за глупости…

— Я не понимаю, Юль, — произносит он устало, — да мы — оперативники, но чем мы отличаемся от тех, кто также работает в ФЭС и, на секундочку, имеет офицерское звание.

— Ага, особенно Ванька, — улыбается девушка, зацепившись за слова майора, — который по Оксане столько лет сохнет, а она всё носом вертит.

— А ты не вертишь? — ответ больно ударяет по самолюбию, но он прав, бесконечно прав, — Вон Игорёк с Леной работали вместе у нас, и никто им слова не сказал.

— И где они сейчас? Они развелись, и наверняка основная причина — из-за работы.

— Ты не можешь это знать, а я уверен, что нет. И Селиванов не из-за этого развёлся, и Рита, ещё скажи, что Петрович из-за этого!

— Он был женат? Я думала, его невеста погибла.

— Юля, да не в нём дело! — она слышала, как он злится, но не могла сказать то, что он хотел услышать, — Дело ведь в нас. Чего ты боишься?

— Ладно, Костя, — она выдыхает и сдаётся. Хотел её мнение, пусть получает, и терпит, если это будет больно, — Я боюсь, что мы станем слишком зависимыми друг от друга, и это разрушит нашу работу, а затем и нас. Я боюсь потерять себя, такой, какую я себя создала за все эти годы. Тише, послушай. Смотри, мы съезжаемся, женимся, заводим детей, в общем, ведём себя как нормальные любящие люди. Сможешь ли ты быть таким же безрассудным в погоне? Сможешь ли ты броситься под пули так же, как сейчас, зная, что дома тебя жду я и…места себе не нахожу? А сможешь ли ты отпустить меня куда-то? Ты и сейчас хватаешь за руки, просишь быть осторожной, а что будет, когда я стану ещё большей твоей слабостью? Нас могут шантажировать друг другом, как тогда Белозёрова, когда вам пришлось инсценировать смерть Галины Николаевны. А Ромашина? Ты помнишь Петра Сергеевича, который потерял дочь, только потому, что он работал в ФЭС? Мы будем думать о том, что уже принадлежим нашей семьей, и не сможем отдаваться работе, так, как это делают люди свободные. Я не говорю про командировки, ненормированный график, перестрелки и прочее. Я не смогу простить себе, если что-то случится с тобой из-за меня. И я не смогу простить, что пострадает кто-то невинный только от того, что я люблю тебя сильнее, что ты больше мне дорог. Ты отрицаешь сейчас, но поверь, мы станем осторожны, потому что работа — она больше не будет на первом месте. А если будет — то… Ты видел, чем это кончается. А работать вместе после…мы не сможем, и кому-то придётся уйти. Пойми, ФЭС — это не про любовь…

— Чёрт, Юля, почему всё так ужасно в твоей голове? Ты делаешь из нас каких-то роботов, монстров без души, но мы не отдали сердце под замок, не вырвали его, когда подписали контракт на работу в полиции и, тем более, в ФЭС. Да, всё изменится, но ведь, может, и будет лучше. Посмотри на меня. — требует он, но девушка не поднимает глаза, потому что они у неё сейчас на мокром месте, а она не хочет показывать ему слёз, — Юля, посмотри на меня. — она тяжело глотает невидимый комок страданий и нехотя поворачивает к нему голову. В темноте почти ничего не видно, или это просто размытая пелена воды у неё в глазах, — Мы справимся, если будем верны себе и друг другу. Я верю в тебя, в нас, в себя, так почему ты не можешь поверить мне?

— Я..верю, но…

— Давай без «но». Давай по фактам. Ты и я. Я и ты. Вот и всё. Давай попробуем? Не будем торопиться, не хочешь афишировать на работе — не нужно, не хочешь переезжать сегодня же — не надо, не хочешь выходить за меня — подождём. Главное себе ответь: хочешь, чтобы были — мы? Вместе?

У неё нет слов, она кусает губы и кивает. Сначала неуверенно, но после твёрдо. Она не видит, но он улыбается. Легко берёт её за подбородок и приподнимает, чтобы прикоснуться к её губам. Очень чутко. Очень надёжно. Словно оставляя невидимую печать. Аккуратно прижимает её к себе, потому что знает, что сейчас она чувствует себя слабой, хотя на самом деле, нет никого сильнее его любимой девушки, а машина въезжает на территорию Пулково.

***

Они как раз вовремя, до посадки ещё есть время, и эксперты спокойно забирают все свои вещи и проходят предполётный досмотр. Компания приносит свои извинения, и им достаются другие места, в бизнес-классе, хотя, возможно, это Белозёров как-то поколдовал.

Оба довольно уставшие за долгий день, полный противоречивых эмоций и поступков, и совсем чуть-чуть грустны, но Лисицын сжимает её руку, ободряюще улыбаясь, каждый раз притягивая к себе. Не целует, просто обнимает, вдыхая аромат её волос, ощущая тепло её тела и биение маленького, но такого большого сердца, где помещается так много, и любовь к нему и к своему делу — тоже.

Он был удивлён, когда она ответила на его слова про чувства. Нет, тут и к бабке не ходи, что всё у них взаимно, но для Юли всегда было сложно признаваться, будто она сразу становится слишком ранимой, открытой, уязвимой. Как будто, пряча в себе эти эмоции, она становится сильней. Нет, сильнее люди только вместе, и «человеку нужен человек», а она — его самая большая слабость, и не важно, в каком она сейчас статусе — напарник, майор, жена, любимая, соседка по местам в самолёте.

Они занимают свои места, воздушное судно набирает скорость и отрывается от земли. Он не боится летать, он боится потерять её, и элементарно не может отвести от неё взгляд. Когда высота уже набрана, а Петербург растворился паутиной огней и магистралей где-то далеко внизу, Костя видит, как она усмехается, вдруг опустив телефон, где до этого рассматривала сделанные ими сегодня, или уже вчера, фотографии.

— Что такое? — спрашивает он, устало улыбнувшись и переведя на неё взгляд, вновь заглянув в родные серо-голубые глаза.

— Я платье забыла, — произносит Юлия, откидываясь на кресло, а самолёт уносит их всё дальше, в Москву.

========== Издержки любви ==========

Реальная жизнь — далеко не сказка, да и они давно уже перестали в них верить, учитывая свой жизненный и профессиональный опыт. Но Лисицын определённо вынужден был признать, что Юля всё-таки была права. Вернувшись в Москву, они тут же полностью отдались работе, раскрывая дело сгоревшего в палатке господина, а за ним новое дело, а потом ещё, и ещё… В этом бесконечном потоке правонарушений, оставалось только задаваться вопросом, когда же преступникам перестанет нравиться убивать и совершать неблагочестивые поступки? Впрочем, с другой стороны, было даже хорошо, что всегда найдётся какой-нибудь злодей, иначе они бы оба лишились любимой работы. Он жалел только о том, что у них было слишком мало времени, что преодолеть все выстроенные за столько лет стены. Их дежурства совпадали не так часто, а пересекаться в офисе, бросая лишь взаимные усталые взгляды и пару слов, отнюдь не способствовало активному развитию отношений.

Нет, нельзя сказать, что за это время ничего не изменилось между ними. Юля явно растаяла, превратившись из Снежной Королевы, холодной, задумчивой и недоступной, в более живую, чувственную и страстную свою версию. И хотя задержанные ей преступники бы вряд ли согласились с ним в мысли, что она стала более нежной, Костя был в этом уверен. Она всё-так же подшучивала над ним на работе, никогда не оставаясь в долгу, но великодушно позволила ему носить ФЭСовский серебряный чемоданчик, вместо того, чтобы хватать его первой. Разрешила подвозить её до дома после работы и даже отвозить на неё, публично заявляясь вместе. Они всё ещё жили на две квартиры, но, когда выдавалась возможность, она оставалась у него, и они даже совершили действительно серьёзный шаг — теперь в его стаканчике в ванной красовалась и её зубная щётка, как и ещё пара необходимых Юлиных вещей поселились в его квартире. Но самое приятное для майора было держать её за руку, когда у них выдавалась краткая минута побыть наедине в буфете. Наверное, юноши не поймут всей этой прелести, как же, ни целоваться, ни обниматься, ни предаваться плотским утехам — а просто держать её за руку, накрывая своей ладонью женскую, казалось бы, такую маленькую, переплетать тонкие пальцы со своими, видеть озорной взгляд голубых глаз и едва заметную улыбку. Иногда ему казалось, что больше ничего и не надо, но тут врывался Серёга, Стёпа или Петрович, и они разлетались на разные концы Москвы, чтобы вновь ждать моментов встречи. В общем, Константин Львович был почти уверен, что они движутся в правильном направлении, и пусть всё не случилось за одну минуту, как это бывает в сопливых женских сериалах, ему даже самому было комфортней так, потому что многолетняя жизнь холостяком тоже давала о себе знать, несмотря на то, что он готов был полностью пустить в свою жизнь Соколову.

Вот только в последние несколько дней поведение Юли заставляло его теряться в догадках. Она стала какая-то нервная, дёрганная, одновременно напряжённая и рассеянная, чаще стала показывать свои остренькие зубки, едва ли не вздрагивала от сигнала смартфона, да и вообще подолгу зависала, глядя на экран, а чуть что, то так говорила это своё «товарищ майор», будто бы обрушивала на него все льды Антарктики, а после уничтожала остатки тела в раскалённой лаве вулкана, да прикапывала где-то под осинкой в лесу, и всё это только одним взглядом. Лисицын, естественно, был уже довольно взрослым мальчиком, чтобы понимать, что в жизни женщины бывают периоды, когда к ней лучше не приближаться без особой причины, поэтому относился к подобной перемене со снисхождением, не обижаясь и не сильно мучая её разговорами и вопросами, но всё же мысленно перепроверял, не мог ли он где-то совершить ошибку, хотя на все ненавязчивые вопросы Соколова кратко бросала, что «всё нормально». Как же! «Нормально», но только она снова превращалась в колючего «ёжика», вновь отгоняя его на задворки своего доверия. К нему уже неровным часом забредали мысли, что она передумала, и у неё появился какой-нибудь ухажёр, о котором она не собирается ему рассказывать.

Он исподтишка бросает на неё взгляд, замечая, как она отрывается от процесса поиска улик на писк смартфона и, немного медля, с остервенением тычет в экран. По выражению её лица трудно что-то прочесть, но, словно почувствовав его взгляд, Юля вскидывает глаза, но не успевает поймать его «на месте преступления», так как мужчина уже всем видом показывает, как внимательно осматривает указанный экспертами участок в поисках следов, что забьют последний гвоздь в крышку гроба подозреваемого Слепцова. Девушка непроизвольно вздыхает, ещё раз пробегая глазами по тексту выскочившего уведомления, которое услужливо уточняет у неё, начались ли те самые дни. И в который раз она даёт отрицательный ответ.

Задержка, уже четыре дня. Юля внутренне содрогается, пряча телефон в карман, вновь пытаясь сосредоточиться на том, ради чего они вновь покинули офис, но мысли то и дело уходят в совсем иную сторону, а внимание рассеивается. Ладно, в первый день она даже не заметила бы разницы, если бы программа не напомнила ей о этом. Во второй — мысленно сказала себе, что волноваться о чём бы то ни было — ещё слишком рано. В третий день — заметно напряглась, но ей удавалось держать себя в профессиональной форме, так как им как раз подкинули новое дело, которое можно было раскрыть по горячим следам, да ещё и в паре с Костей. А вот сегодня нервозность брала над ней вверх, тем более, что они уже косвенно доказали причастность подозреваемого к убийству, осталось только привести неопровержимые факты, хотя по совокупности его уже ждал судебный приговор. Но Николай Петрович вновь отправил их сюда, отыскивать то, что поставит все «точки над i».

А что она могла отыскать? Она даже не могла найти приличных слов в своей голове относительно собственных умственных способностей. Её, быть может, и не заботило бы так своё женское здоровье,если бы путём не хитрых вычислений в голове не крутилось пребывание в городе на берегах Невы и наличие незащищённых половых актов, целых двух, как раз чуть больше, чем четырнадцать дней назад. Конечно, тогда никто из них не думал о защите, да и вряд ли мужчине это часто приходит в голову, но она-то… Она — полнейшая дура, потому что в тот один из немногих раз, она просто решилась расслабиться и отдаться течению жизни, забывая о всяких мерах предосторожности. Конечно, можно было бы воспользоваться таблетками, в течение суток они ещё вполне способны подействовать, но ей это даже не приходило в голову. А когда? Нужно было разбираться с делом, да и после тех объяснений с Костей всё так запуталось… Они всеми силами старались стабилизировать ситуацию, сложившуюся между ними, а сейчас… Судьба выкидывает такие фортеля, будто в насмешку над ней. Она даже боялась осознать мысль, что она могла залететь, как безмозглая школьница. Беременности ей только сейчас не хватало! Она едва-едва вернулась в ряды ФЭС, втянулась в работу, да и вообще. она не готова! Ещё и Костя рядом, и кажется, что-то подозревает, потому что всё чаще и чаще она ощущала на себе его долгие взгляды, и невольно огрызалась, стараясь отгородиться от того, с чем сама ещё не могла разобраться. Она, конечно, старалась вести себя легко и непринуждённо, но даже с её актёрскими способностями с каждым часом ей удавалось это всё труднее.

Да и что она могла ему сказать, когда сама не была ни в чём уверена? Нет, лучше ничего не говорить, тихо сделать аборт на маленьком сроке и всё… «Какой аборт, Соколова, ты в своём уме?» — тут же взвивался внутренний голос, чай уже не девочка давно, да и пора, а часики-то тикают, тем более это же их с Костей ребёнок… Да они же в тот вечер были слегка пьяны, и что у них там вообще могло получиться? Но малыш — это же дар, да и мама с папой точно поддержат, а как Лисицын вообще отнесётся? Вдруг он откажется? Нет, не может такого быть.Или всё же? Да нет! Если правда, придётся всё рассказать, и тогда он безусловно на ней женится, точно заставит её сидеть дома в безопасности и без лишних стрессов. Интересно, а сколько можно будет скрывать, пока не станет слишком заметно? Хотя, тогда свадебные фото будут уже с необъятным животом, а это уже слишком, да и вообще с чего она взяла, что беременна, вдруг это просто гормональный сбой, с кем не бывает… С ней обычно раньше не бывало, но от любви глупеют, Юлия Александровна, и вы успешно подтверждаете эту мысль…

Девушка устало прикрывает глаза, пытаясь выгнать из головы все мысли, проводит по лицу холодными ладонями, пытаясь убедить себя в реальности происходящего. Работа, работа, работа. Вот над чем ей действительно надо сосредоточиться сейчас. А потом уже, закроют дело, и она со всем разберётся. Надо будет обязательно купить тест. Или лучше сдать кровь сразу же. Но где? В ФЭС, конечно, надёжней, но будет много вопросов, а она сама к ним не готова. А если ещё и положительный результат, то.она точно не сможет это скрыть от Кости. А если тест ещё ничего не покажет… Юле хочется тихо заскулить, но она держит себя в руках, лишь взмахивает головой, заставляя рыжие пряди встрепенуться, пытаясь вытряхнуть ненужные мысли. Вот поэтому она тянет и не спешит как-то подтвердить или опровергнуть свои подозрения, потому что незнание кажется ей более безопасным, хоть и заставляет нервничать и немного сходить с ума от сомнений. Она даже не знает, чего больше хочет: что это было «да», или что бы всё-таки «нет».

Но если да, почему она ничего не испытывает, кроме стресса, конечно? В интернете пишут, вон, уже чуть ли не с момента зачатия чувствовали, что внутри них развивается плод, а она… Соколова сосредотачивается и прислушивается к собственным ощущениям. Низ живота немного тянет, но это ещё не показатель. Голова побаливает, но это может быть и недосып. Немного подташнивает, но это потому что она ничего не ела с утра, потому что тоже подташнивало… Так, стоп, ещё слишком маленький срок для токсикоза, она это точно знает, просто надо было позавтракать нормально. Лёгкая рассеянность, усилившаяся чувствительность ко звукам вообще может относиться к делу… Что она вообще должна понять, как заметить изменения, о которых ты ничего не знаешь?

— Юль, ты в порядке? — слышит она обеспокоенный голос Кости, и с удивлением замечает, что невольно положила руку себе на живот. Чёрт!

— Да, — слишком поспешно отвечает, чтобы не вызвать подозрений, резко опускает руку, но взгляд внимательных голубых глаз уже изучает её лицо.

— Живот болит что ли? — не сдаётся майор, и глаза Соколовой в защитном рефлексе вспыхивают агрессией, а Костя отводит взгляд.

— Нет. — резко бросает она, пытаясь сделать вид, что он отвлекает её от работы.

— Голодная? — осторожно уточняет Лисицын, пропуская злой взгляд мимо своего внимания. Не боится он её ни капли, пусть там не думает.

— Нет. — так же неласково отпирается Юлия, судорожно пытаясь придумать какой-нибудь ответ, чтобы мужчина уже наконец отвязался, но пустой желудок утробным урчанием выдаёт её с потрохами. А может и спасает. Расслабившись, Костя ей улыбается, ведь ей не удалось его провести.

— Сейчас тут закончим, и отвезу тебя пообедать, ладно? Не злитесь, товарищ майор, — произносит он, подбадривая её улыбкой, и девушка находит в себе силы приподнять уголки губ.

— Тогда не отвлекайтесь, Константин Львович.

Хмыкнув, мужчина возвращается к внимательным поискам, и Юля следует его примеру, на самом деле, просто для того, чтобы не попадаться ему на глаза. Да, никогда ещё Штирлиц не был так близко к провалу. Интересно, ему вообще приходило в голову, что с ней что-то не так? Нет, он явно что-то подозревает, но задумывался ли он когда-нибудь о том, что они могут стать родителями уже в весьма обозримом будущем? Раздражение разбегается по кровеносным сосудам. Вот почему только она должна думать об этом? А он оставаться в блаженном неведении? Может, сказать ему. Да, точно. Юля уже собирается развернуться и выдать Лисицыну всю информацию, но резко отдёргивает сама себя. Нет, ну точно дура.

***

— Да, нашёл! — радостно сообщает Костя, осторожно вытаскивая орудие убийства из тайника и вкладывая в пакет для улик.

Всё, теперь Слепцову точно не отвертеться, а умники из лаборатории это стопроцентно подтвердят. Майор аккуратно передаёт сержанту пакет и парочку других улик, отправляя ФЭС, а сам с любопытством осматривается в поисках Юльки. Да, разошлись они довольно далеко, но вот он замечает женскую макушку, которая всё ещё сосредоточено стоит поодаль. Лёгкой походкой Лисицын направляется к любимой, но приобретает всё большую серьёзность, наблюдая как Соколова быстро отбивает что-то в телефоне, полностью посвятив ему своё внимание. Да что ж с ней творится? Неужели и правда завела кого-то? Может, попросить у Ваньки пробить её телефон? Да нет, он в ней уверен, она его любит, это точно, пусть и взбрыкивает сейчас. Любит же?

Непринуждённо улыбнувшись, Костя подходит к оперативнице, ожидая, что она вот-вот его заметит и поднимет взгляд, но та, кажется, слишком сосредоточена на своём процессе, так что не замечает ничего вокруг.

— Что, Юлька, с ухажёром переписываешься? — шутя произносит он, наигранно пытаясь заглянуть в экран смартфона в её руках.

— Ага… — задумчиво произносит девушка, всё также поглощённая своим занятием.

— Чего? — голос майора как-то резко охрип, а услышанное повергло его в шок. Она же шутит, да?

— А? Что? — наконец поднимает глаза Юля, и взгляд её становится осмысленным. Она быстро переводит взгляд на мужчину рядом собой с телефона и обратно, и тут же блокирует экран и убирает его в карман, — Нет, конечно, — произносит она, но вид её заставляет Лисицына напрячься.

— Ты себе любовника завела? — повторяет он серьёзно, прожигая её взглядом, так что эксперт немного теряется, но тут же берёт себя в руки.

— Ну да, завела, — согласно кивает она, и губы её растягиваются в очаровательной улыбке, — Уже давно. И, знаешь, как его зовут? — Соколова медленно придвигается ещё ближе к майору, не отводя взгляда, — Лисицын. Константин. Львович. — чётко произносит каждое слово Юля, почти ему в губы и мягко улыбается, наблюдая как тот довольно ухмыляется.

— Так я — любовник. А я-то думал, что «любимый», — провокационно произносит он, аккуратно опуская руки на талию напарницы, мешая ей отодвинуться на приличное расстояние.

— Не придирайся к словам, — бросает та и, быстро оглянувшись по сторонам и не найдя лишних свидетелей, кратко целует его в губы и отскакивает на пару шагов.

— Ну это несерьёзно, Юлия Александровна, — насмешливо говорит майор, бросая на девушку обиженные взгляды, которые так же несерьёзны.

— А если серьёзно, у меня времени не хватает, чтобы с тобой его провести, а тут ещё кто-то… Не ревнуйте, товарищ майор, хотя это приятно, но! — оперативнице строго поднимает пальчик, — в меру. А я тебе никаких поводов не давала, да и как ты мог вообще обо мне такое подумать? У самого может рыльце в пушку, а, Лисицын? — уже более резко добавляет она, подозрительно вглядываясь в лицо своего мужчины. Тот явно был в шоке от того, как она быстро умудрилась вывернуть всё в свою сторону. Вот только ссоры ему не хватало. Он без лишних слов сгреб её в охапку, долго целуя свою строптивицу, не обращая внимания на её протесты, пока они не превращаются в ответную реакцию.

— Пойдём, я уже отправил улики, накормлю тебя, а то ты голодная такая с..славная, — заканчивает мужчина, быстро уловив мелькнувшие молнии в её глазах, и улыбнувшись, забирает майора с места поисков.

***

Они уже въезжали на парковку ФЭС, когда у Юли зазвонил телефон.

— Да, Николай Петрович, — бодро отозвалась Соколова на звонок начальства, — Дело закрыто? Вот и отлично! Да, мы уже почти подъехали. У Кости… Да, он после ночного дежурства. Свободен? А отчёт? А, да, Николай Петрович, понимаю, это просто ваша мужская солидарность… — девушка легко смеётся, — Да что вы, смущаете меня, — Юля кокетливо улыбается, хотя собеседник её и не видит, — Да, хорошо, так точно! До встречи, — девушка отключает звонок и переводит взгляд на своего водителя, а по совместительству и любимого майора.

— Николай Петрович сказал, что ты можешь ехать домой, ты же после суток, — с улыбкой сообщает девушка, убирая телефон, — А мне — отчёт по делу Слепцова.

— Так ты же прекрасно справляешься с бумажной работой, — максимально лестно отвечает Лисицын, заезжая на парковочное место и, заглушив мотор, ставит машину на ручник.

— Ох, да вы настоящий Лис, товарищ майор! — не остаётся в долгу Юля, отстёгивая ремень, и уже собираясь выбраться из внедорожника, когда её останавливает прикосновение мужчины.

— Юль, я тебя чем-то обидел? — внезапно спрашивает Костя и так пронзительно смотрит ей в глаза, что она невольно отводит взгляд.

— Нет, конечно. Чем бы ты смог?

— Мало ли…

— Перестань, мне казалось, что мы уже закрыли тему про чужих хахалей ещё до обеда.

— Но я же не об этом… Ладно, мы и правда закрыли. Я заеду за тобой вечером? Может, ужин у меня… — его голос звучит так соблазнительно, но Юля тушуется. Это совсем не входило в её планы.

— Может не сегодня, ты же после ночи…

— У тебя же завтра выходной? — девушка согласно кивает, а Костя слегка улыбается, — И у меня тоже. Ты же говорила, что хочешь проводить время со мной? Или ты передумала?

— Конечно, нет, но может…

— Или ты в чём-то другом передумала? — в его глазах мелькает неподдельное беспокойство, и Юля испытывает острый укол вины за то, что она не может пока рассказать ему о причинах своего поведения, а он ищет ответы в самом себе.

— Нет. — мягко выдыхает она, накрывая его ладонь своей, но тот тут же перехватывает инициативу, — Хорошо, заедь за мной вечером, если тебе очень охота мотаться через весь город. А меня пока ждут великие дела, точнее, наши отчёты. До встречи! — она быстро целует его в губы и тут же выскакивает из машины, направляясь в здание ФЭС.

Костя следит взглядом, пока женская фигурка не скрывается в дверях конторы и устало откидывается на сидение, прикрывая глаза. Нет, с его дамой точно что-то происходит. Он уже перебрал все варианты, на чём мог проколоться, и пока в памяти всплывали лишь его неосторожные слова про предложения. Там, в Петербурге, он пошутил, что она отказывала ему семь раз. Да, не семь, а четыре, да и сложно это было назвать предложениями в том смысле слова, о котором мечтает каждая девчонка. Да и последнее явно не удалось, учитывая, что спустя несколько дней после очередного отказа Юля исчезла с его радаров на несколько лет.

А тут ещё недавно застукал их с Оксанкой за рассматриванием ювелирного каталога. Они, конечно, быстро выкрутились, что это по текущему делу. Но в показаниях путались: после допроса с пристрастием Амелина созналась, что её подружка пригласила на свадьбу, и она просто решила поглазеть на кольца во время рабочего дня, а вот Юля так и настаивала на первой версии. Просто прикрывала Оксану? Ему казалось, что он всё прекрасно понял про отношение Соколовой к быстрому заключению брака, но, может быть, она пересмотрела свои взгляды и ждёт от него подтверждения его серьёзных намерений, оттого-то так бесится? Чёрт знает, что в её голове творится. Но Костя-то в своих чувствах уверен, а значит, пора браться за дело основательно.

Решительно кивнув собственным мыслям, Лисицын выбрался из служебного автомобиля и, подхватив чемоданчик, отправился в здание конторы, мысленно составляя план действий на сегодняшний день.

========== Недостаточно ==========

Контора ФЭС стремительно пустела с наступлением конца рабочего дня. Приборы выключались, гасился свет над столами в морге, проводилась уборка на кухне и в общих помещениях, постепенно разбредались работники, чтобы покинуть стены офиса на пару выходных дней. Только несколько дежурных, несущих неустанную службу оставались в боевой готовности, готовые сорваться на место происшествия по первому же вызову. Но сегодня день выдался на удивление спокойным, что, впрочем, могло быть только затишьем перед бурей.

Двери лифта распахнулись, пропуская внутрь святая-святых ФЭС своего сотрудника. Костя неспешно прошёл к стойке, приветственно пожав руку Круглову, который ещё был на месте.

— Костя, ты ж выходной, — заметил майор, — или даже в свободное время на работу тянет? Уж не рыжеволосая ли причина, сидящая в переговорной? — Николай Петрович по доброму ухмыльнулся, глядя на руку Лисицына, которой тот сжимал небольшой букет цветов.

— Обещал Юльку забрать, — также естественно произносит Костя, будто нет в этом ничего особенного, тем более, Петрович никогда не высказывал что-то против их неслужебных отношений, может, потому что сам состоял в подобных, — Не знаешь, она уже закончила?

— Когда заходил попрощаться — уже на финише была, — добродушно ответил Круглов, ставя подпись в подотчётном журнале, и придвигая его к сослуживцу, — Хотя если ты ненадолго, только Соколову забрать, можешь и не отмечаться.

— Вот спасибо, — улыбнулся оперативник, радуясь что не придётся снова заполнять форму, ведь он действительно только заберёт свою красавицу да уйдёт, — Хороших выходных, Петрович, — мужчина легко хлопнул товарища по плечу и уже собирался покинуть майора, когда тот снова его окликнул.

— Кстати, Костя, тут посылка пришла на адрес ФЭС, странная какая-то… — Круглов подал знак дежурному, и тот достал небольшой сверток из-под стойки.

— Странная? Вскрыли уже?

— Нет пока. Вроде и адрес верный, г. Москва, ФЭС, вот только подписано уж очень странно. «Майору Юлии..» Вот только не Соколовой, а «Лисицыной», — мужчина внимательно следил за реакцией на лице товарища, но Константин не выдавал никаких особенных чувств, кроме лёгкого удивления, — Из Санкт-Петербурга. А вы же туда ездили не так давно? Вы там не поженились тайно ли часом, а, Константин Львович?

— Ох, поверь, если б поженились, вы бы первые об этом и узнали.

— А чего ждём? — как бы между прочим бросает майор, — Так просто ошибка? Думаешь, нашей Юле всё-таки? — взгляд начальника всё ещё был подозрительно-хитрым.

— Уверен, — твёрдо кивнул Костя, беря в руки посылку, — Я передам ей, — и чуть медля добавил, — И про свадьбу тоже. Если это приказ, конечно, — он легко рассмеялся, — Всё, давай, а то меня только выговор за опоздание будет ждать.

***

Юля задумчиво постукивала маркером по стеклянному столу в переговорной, невидяще глядя в экран, где уже была сохранена последняя версия документа. Вроде бы ничем энергозатратным не занималась за весь рабочий день, а устала как будто отпахала неделю без выходных. Хотя, на самом деле так и было, и теперь её ждал свой законный отдых, который, по роду их деятельности, могли легко нарушить ночным вызовом. Но надеяться всегда хотелось на лучшее. Так на что же она надеялась?

Её пальцы быстро бегали по клавиатуре весь день, закрывая отчёт за отчётом, хотя изредка она ловила себя на том, что пишет вовсе не стандартизированные фразы о потерпевшем и произведённом следствии, а то, что крутится у неё в голове. Соколова и сама не знала, но ей как-то удалось обуздать свои сомнения, хотя бы до конца рабочего дня. Не хватало ещё, чтобы её кто-то поймал за личными делами, как сегодня Костя, пока она пыталась отыскать свободное окошко в записях к своему гинекологу. Она вроде бы выкрутилась, но осадочек остался. А вдруг ему всё-таки взбредёт в голову, что она играет на два фронта? Тогда новость о беременности он может воспринять не так радужно, и, конечно, всё прояснится с простым тестом ДНК, но простит ли она это унижение? Нет, они доверяют друг другу, полностью и безоговорочно, они оба без колебаний готовы доверить своему партнёру собственную жизнь, так что ей не стоит даже допускать подобной мысли. Он точно будет рад, она же его знает. Юлия невольно расплылась в нежной улыбке, вспоминая о своём мужчине, но тут же одёрнула себя в том, что это может быть только ложной тревогой. Поэтому сначала нужно точно убедиться во всём, чтобы давать знать об этом Лисицыну. Жаль, записаться на приём можно только после выходных, а там уже и так всё может проясниться. Возможности добежать до аптеки у неё сегодня тоже не выдалось, потому что отлучаться из офиса без причины запрещено, а посылать кого-то — лишь посвящать лишних людей в свою личную жизнь. Оставался последний способ выяснить всё сегодня — сдать анализ на ХГЧ, но как назло сегодня работал Селиванов. Не то чтобы она не доверяла Боре как специалисту, но с Валей было бы попроще, она всё-таки женщина и сама мать, да не единожды. И она бы точно не стала выдавать её в любом случае, а вот мужчины — они, на самом деле, даже большие сплетники, чем слабый пол. Так что оставаться ей в таком подвешенном состоянии ещё как минимум в течении этого дня…

— Привет лучшим работникам уголовного сыска, — раздаётся рядом с её ухом тихий шёпот, но Соколова пугается только на малую долю секунды, потому что сразу узнаёт его, как и губы, которые целомудренно оставляют след на её щеке. Она ещё не успевает ничего ответить, лишь неловко улыбается, как перед её взором появляется небольшой, но пышный букетик из васильков и ромашек, а Костя плюхается в соседнее кресло, разворачивая Юлю к себе лицом, читая радостное восхищение в её глазах.

— Какая красота! Где ты их нашёл? — спрашивает она, не отводя взгляда от сине-белого букета. Это вам не напыщенные белые розы и элегантные пионы, которые можно найти в любом цветочном, но Юле и нравились именно такие цветы, хоть отдалённо напоминающие полевые. Искренние они были, что ли, пусть и на первый взгляд не такие впечатляющие.

— Своих секретов не выдаём, а вот благодарность с удовольствием примем, — отвечает Лисицын, подмигивая возлюбленной, и после некоторого колебания, Юля легко целует его в губы.

— Спасибо! — выдыхает она, вновь оставляя невесомый поцелуй, однако Костя успевает притянуть её к себе, похитив ещё пару драгоценных секунд нежности.

— Ну хватит, мы тут так-то не одни, — Соколова обратно возвращается к себе в кресло, откинувшись на спинку и вертя перед собой подаренный букет. Как же это всё-таки приятно — цветы без повода, просто чтобы поднять ей настроение в конце рабочего дня. Юля ещё раз переводит полный любви взгляд, довольно отмечая, что майор тоже смотрит на неё не отводя глаз, любуясь.

— У меня ещё подарок, — наконец произносит он, опуская на стол между ними почтовый пакет, правда, не совсем современный, а перетянутый элегантным шнуром свёрток из тёмно-коричневой крафтовой бумаги, — Но не от меня. Это тебе из города на Неве, — Юля удивлённо отрывает взгляд, отложив букет и взяв в руки посылку. На месте отправителя элегантным почерком выведено: «В. Л. Леонова», а адресат…

— Еле урвал из рук начальства, мне, кстати, пригрозили, что не отдадут, пока фамилия не будет соответствовать заявленной. Но я договорился, — Костя самодовольно ухмыляется, намекая, что за это стоит накинуть несколько поцелуев в награду, но Соколова лишь закатывает глаза, ловко развязывая многочисленные узлы. Только один человек из Петербурга мог послать ей презент, и ей не терпелось узнать, что там. Наконец, развернув бумагу, она увидела жёлтую ткань.

— Она отправила мне моё платье, — сообщает девушка очевидный факт, радостно рассмеявшись, — Она даже пуговицы пришила… — почему-то шёпотом добавляет она, и немного отворачивается, пряча наполненные слезами глаза.

— Юлён, ты чего? — слегка смутившись от резкой перемены настроения, спрашивает наблюдавший за ней мужчина, осторожно беря её за руку.

— Это так трогательно. — сдавленно шепчет Соколова, с трудом сделав несколько вдохов-выдохов, чтобы успокоиться, — Мы же совсем чужие, незнакомые люди, а она не поленилась подправить платье, да ещё и вернуть мне… Костя, мы обязательно должны её поблагодарить, — собравшись, уже трезво добавляет она, встречаясь глазами с мужчиной.

— Абсолютно согласен. Виталина Леопольдовна же дала мне номер, нужно будет найти и позвонить. Ты закончила с делами? Готова идти?

— Да-да, — Юля суетливо упаковывает платье обратно и спихивает в руки Лисицыну вместе с букетом, закрывая программу и выключая компьютер. — Идём, — женщина легко подскакивает, вместе выходя из кабинета.

Уладив все формальности, пара майоров спускается на парковку, где Константин галантно усаживает даму на пассажирское сиденье и сам садится за руль.

— Всё, совсем скоро будем дома, а там уже.. — начинает мужчина, заводя мотор, но не успевает закончить, потому что Соколова перебивает его.

— Нет, — тихо и твёрдо произносит она.

— Не понял? — ему, наверное, показалось, но девушка молчит, — Юль, мы же договорились.

— Мы не договаривались. Ты решил, а я просто не стала спорить, — говорит она спокойным голосом, но потом в него добавляются умоляющие нотки, — Костя, пожалуйста, просто отвези меня домой сегодня, а завтра мы можем встретиться в любое время и провести вместе хоть весь день, но сейчас…

— Господи, Соколова, да что не так? — его голубые глаза полыхают праведным гневом, а собственная фамилия из его уст режет слух и больно ударяет кнутом по сжавшимся внутренностям, но он продолжает, — Что с тобой происходит, Юля? Ты в последнее время сама не своя, я тебя такой… нестабильной ни разу в жизни не видел. В работе рассеяна, и даже не спорь, о безопасности забываешь, отвечаешь невпопад, при этом видно, что думаешь постоянно, отстранённая, огрызаешься в пять раз чаще обычного, настроение скачет похлеще, чем температура в пустыне, решения меняешь пять раз на дню, чуть в голодные обмороки не падаешь… Нет, я всё понимаю, бывает такое время, но…— мужчина осекается, и подозрение в его глазах едва ли не обретает физическую форму. Юля буквально видит, как озарение вспыхивает в его взгляде, — Ты что…

— Нет. — отрезает она, пока осознание не заполнило его разум полностью, и переходит в наступление, — Я просто устала, я бесконечно вымоталась за эту неделю, я выжата и морально, и физически. Я опустошена. Мне просто нужно побыть одной! Ты думал, что всё будет просто, потому что тебе понравилась та беззаботная Юля в Питере, но вот она я — настоящая, и ты знал, на что шёл…

— Да уж, знал, — зло бросает он, и она осекается.

— Знаешь что, Лисицын, — презрительно выдыхает Соколова, — если тебе что-то не нравится, то…

— Да, мне не нравится! Не нравится, что ты всё переворачиваешь с ног на голову, что ты закрываешься и при любой попытке достучаться до тебя устраиваешь скандал! Я просто пытаюсь понять, что я сделал не так, что потерял твоё доверие, но ты не говоришь со мной, ты не даёшь мне никаких подсказок…

— Тебя просто стало слишком много! — яростно кидает Юля, и только потом до неё доходит смысл сказанных слов, когда она видит как обеспокоенное лицо мужчины превращает в бесцветную маску. Он молча отворачивается, и машина начинает движение.

— Прости, — виновато произносит она, — Костя, я не это хотела сказать.

— Но сказала именно это. И именно так.

— Ты же понимаешь…

— Нет, я уже ничего не понимаю…— голос его такой пустой, такой бестелесный, и это так пугает Соколову, что она хочет схватить его, заставить посмотреть на себя, но они уже выезжают на дорогу, и это может привести к аварии.

— Кость, пожалуйста… — в её голосе уже неподдельные слёзы, но он остаётся также холоден.

— Я просто отвезу тебя домой, как ты и просила.

— Не надо. — убито произносит Юля, всё ещё пытаясь перехватить его взгляд. Она уже готова на что угодно, лишь бы он не оставлял её сейчас одну. Что же она наделала? Женщина предпринимает ещё одну попытку, осторожно прикасаясь к его руке, когда они замирают на светофоре, но майор мягко убирает её кисть со своей.

— Я люблю тебя, — шепчет она проникновенно, и маленькая надежда вспыхивает искрами, когда он переводит на неё усталый взгляд.

— Ты же знаешь, Юль, иногда одной любви — недостаточно. — он мимолётно и горько усмехается, но тут же возвращает внимание к дороге, а Соколова как-то вся сжавшись откидывается на спинку. Горячие слёзы прочерчивают дорожку по щекам, и девушка закрывает глаза, и ей кажется, что она падает куда-то в тёмную и бесконечную бездну.

Комментарий к Недостаточно

Всё пошло не совсем по плану, точнее, совсем не по плану, но раз уж пошло, пришлось догонять. Да простят меня читатели за эту сумбурную главу, но даже на финишной прямой встречаются ямки.

========== Кто я без тебя? ==========

Чёрный автомобиль рассекал вечерние сумерки. В никогда не спящей Москве они всегда были то ли сизыми, то ли фиолетовыми, подсвеченными неоновыми вывесками, пышными колоколами фонарного света и рассечённые несколькими сотнями параллельных лучей машинных фар. К вечеру дорожное движение стало не таким плотным, что позволяло без особой заботы вдавливать педаль газа всё ниже, увеличивая скорость. Но рваться хотелось не вперёд, а наружу.

Молчание, повисшее в автомобиле, убивало. Нет, из магнитолы доносились какие-то звуки, которые никто из присутствующих в салоне не пытался разобрать, потому что всё внимание Лисицына было приковано к дороге усилием воли, хотя смотреть всё ещё хотелось на рыжеволосую особу рядом с собой, и помогала только выдержка, отработанная годами.

В мире так принято считать, что эмоциональный диапазон у сильного пола — не больше, чем у зубочистки, максимум — как у кота. Женщины — это всегда вулкан страстей, море эмоций, противоречия и соседство несовместимого, они всегда всё чувствуют, испытывают больше, острее и быстрее. А что мужчины? Да что они там могут испытывать из всего спектра чувств: страх, гнев, усталость, гордость, сытость, ревность, похоть, зависть, желание и что-нибудь ещё. Даже о любви не идёт речи — по статистике мужчина любить не умеет, а если и любит, то очень и очень извращённо, хотя на протяжении всего существования человечества, она, наравне со смертью и счастьем, всё ещё остаётся загадкой. Конечно, майор обязан был признать, что есть и такие, наверняка где-нибудь есть, но он был живым — во всех смыслах этого слова, и даже если не выставлял свои чувства напоказ, совсем не значит, что у него их не было. Прятать эмоции он научился ещё очень давно — ещё во времена первой школьной любви, которая отдала предпочтение его другу, когда погиб отец, когда совсем ещё «зелёным» попал на войну — это просто была необходимость, чтобы выжить. Но в данный момент выживать не нужно было, и абсолютно не хотелось — хотелось жить, и жить, как ни странно, вместе с этой несносной Соколовой рядом.

Никто и никогда не поймёт, с каким трудом ему это давалось — просто пытаться держаться в стороне, отстраниться от неё на время, построить невидимую стену самому. Он так привык преодолевать их на пути к ней, что это было просто пыткой — оставаться безучастным. Это всегда казалось полнейшим безумием, какое сильное влияние она на него имела. Вот просто раз — и власть в руках одной женщины, и к чёрту гордость, самолюбие, эгоизм — ты ставишь её всегда на первое место. Иногда не было большего счастья, иногда — казалось самой чудовищной ошибкой, но он уже не мог ничего изменить. Пытался, тщетно пытался несколько лет, пробовал избавиться, заменить, вытеснить, просто выкинуть из головы, в итоге — смирился, чтобы в один миг Юля просто вновь вошла в его жизнь, становясь неотъемлемой частью, которую он теперь не потеряет. Ни за что.

Костя, естественно, не оставит её сейчас одну, чтобы он там ей не говорил. Точно не в таком состоянии, в котором, отчасти был сам виноват. Он никогда не пытался её воспитывать и строить такой, какой ему хотелось бы видеть — настоящий несовершенный оригинал был той самой, которая ему была нужна, да-да, со всем своим недоверием, истериками, убийственными взглядами и вечными шуточками. Но мужчина прекрасно понимал, что в данный момент ей нужен тот самый холодный душ, потому что шоры упали, и его любимую несло и явно заносило на поворотах. Она завелась, да и он был несдержан, и у него на это были причины, он видел, как она хочет побольнее задеть его, специально, но не на зло, чисто из защитной реакции — он же её знает. Честно, не ожидал такого, думал, просто закроет глаза, на всё что она скажет, не подпустит глубже, отдавая это на совесть её злости, но играть в самопожертвование он не собирался. В конце концов, всему есть предел, и Юля должна была осознать одну-единственную вещь — для тебя нет опасней человека, которому ты безоговорочно открыт, потому что он может принести тебе самую сильную боль.

Ему было больно. Не так, как от удара кулака, от разбитой губы и даже от огнестрела или ножевого ранения. Это была боль другая, острая, жгучая, ядовитая, потому что причинял её самый близкий человек. Ему было больно от её слов, которые он не ожидал услышать, а может и вовсе боялся. Здесь отчасти срабатывал предохранитель гордости — да как же, он же мужчина, а она с ним как с безвольной тряпкой! Хуже было принять мысль, что это может быть правдой. Но ещё больнее ему было видеть её такой — поникшей, отчаянной, потерянной, сжавшейся в комок на сидении рядом, такой беззащитной, и ничего при этом не делать. Это было невероятно тяжело: сдержать ответные слова любви, слышать срывающийся шёпот Юли, видеть слёзы в глазах той, которой хотелось бы обещать, что если она и будет плакать, то только от радости, и самое ужасное — быть их причиной. Он и не задумывался сейчас, насколько и действительно ли правильно он поступает, потому что это наверняка привело бы к ненависти к самому себе. Но им обоим нужно было понять ценность того, что они могли бы назвать отношениями, семьёй, пресловутыми «мы».

Косте просто пришлось стать гарантом силы, потому что только так можно было развеять Юлины сомнения. Но это совсем не значило, что у него не было собственных. И майор уверенно гнал от себя мысль, что это ошибка, что вдруг окажется, что им предназначен для счастья кто-то другой, что их попытки — безуспешные мечты примирить несовместимое. Это и правда было его решение, и он не хотел от него отступать. Больше всего он боялся «задушить» Соколову своей напористостью. Да, она сдалась, после стольких лет, но он видел, как она цепляется за свободу, как боится выйти из-за своих стен и внезапно оказаться раненной им. И поэтому проверяет его, ищет подвох, и не может смириться, что Лисицын и не собирается её побеждать, захватывать, растворять и развеивать по ветру. Он не собирался быть тираном, не собирался быть и рабом. Ему нужно было партнёрство, надёжное, крепкое, искреннее, в котором каждый может остаться собой, и если и меняться, то только по собственному желанию, не в угоду кому-то, а только для движения вперёд. Он-то это понимал, оставалась лишь самая сложная задача — донести эту мысль до Юлии, однако сегодня заставить её слушать и, главное, говорить, у него уж наверняка получится.

Он сворачивает на знакомую боковую улицу, заезжает в до боли знакомый двор, и паркует автомобиль на привычном месте. Константин Львович же сказал, что отвезёт её домой, вот только не уточнил, что к себе.

— Так, солнце моё, — спокойно начинает он, наконец повернувшись к Соколовой, уверено глядя в огромные и блестящие в темноте глаза, — ты сейчас оставляешь всё своё чувство вины здесь, внизу, точно так же, как я, и поднимаешься остывшей, осознавшей и хотя бы на девяносто девять процентов уверенной в том, хочешь ли ты быть со мной сегодня и всегда или всё-таки нет. Да, это моё решение, и я не буду спорить и не позволю это делать тебе. Да, это похоже на ультиматум. Если тебе проще, можешь счесть это приказом от старшего в группе, хотя в нашем случае — в паре. У тебя есть три минуты, если тебе нужно время, чтобы подумать.

— Не нужно. — отзывается она молниеносно, — Костя, прости меня, — он на мгновение думает, что она уже решила, что это точно «нет», но Юля ловит его руку, нежно сжимая, будто боясь, что он опять вырвется, — Пожалуйста.

— Что я сказал про чувство вины? — улыбнулся майор, крепче сжимая её ладошку, и чуть помедлив, поднёс её к собственным губам, ласково касаясь женских пальцев, — Все «извини», «прости» и взаимные обиды мы оставим здесь, во вчерашнем дне, — он слышит её тихий всхлип, и быстро добавляет, — и слёзы тоже. Так всё, быстро выходи и домой. К нам.

***

Говорят, вода одна из тех вещей, на которые можно смотреть бесконечно. В идеале — быстрая река, прыгающая со скалы на скалу, медленно отбирая себе территорию у упорного камня. А может и вовсе море — величественное, бурное, безудержное, пожирающее песок с берега и уходящее крутыми барашками волн. Но Юле достаточно было смотреть на бегущую из крана водопроводную воду, и казалось вместе с ней в трубы утекала и её нервозность. Девушка уже раз в третий намыливала руки, снова подставляя ладони под струю и наблюдая, как пена исчезает в лабиринте канализации.

— Юль, ты ужинать будешь? — слышится окрик с кухни, где уже раздаются какие-то брякающие звуки.

— Нет! — отзывается она чуть сорвавшимся голосом, и этот звук резко ударяет по собственным перепонкам. Наболталась уже. Поднимает взгляд в зеркало, наблюдая за своей физиономией и чуть припухшими красными глазами, и быстрым движением мокрых пальцев стирает тёмные круги от растёкшейся туши.

— Это ещё почему? — раздаётся голос за её спиной, и она ловит отражение подозрительных глаз в зеркале.

— Я не голодна.

— Так же, как утром? — усмешка одними губами, но взгляд всё также остаётся серьёзным.

— Нет, правда, я поела в офисе, — она не хотела, чтобы это прозвучало как оправдание.

— И что же ты ела?

— Костя, это допрос? — вскидывается она, слегка улыбнувшись, также ловя отражение в зеркале.

— Это забота, Юленька, — выдыхает Лисицын, и она чувствует этот маленький укол вины, — Ты даже не знаешь, что у нас на ужин, а уже отказываешься? — мужчина прислоняется плечом к косяку, и весь его вид выражает небрежную загадочность.

— Пельмени? — уже смелее улыбается девушка.

— Обижаете, Юлия Александровна! — выглядит возмущённым, но глаза выдают спокойную радость, — А ты хочешь пельмени? А то я могу сварить.

— Нет, спасибо. Ты не скажешь? — в ответ только отрицательное качание головой, — Интригааан, — протягивает Юля, глядя, как его губы растягиваются в улыбке.

— Ты же можешь сама прийти и посмотреть. И поесть, — он безразлично опускает взгляд на свои руки и непринуждённо вытирает их кухонным полотенцем, которое, очевидно, прихватил с собой.

— Пицца? — слегка подумав кидает девушка новое предположение, и видит заинтересованный взгляд.

— Так вот почему у тебя такая высокая раскрываемость… Ты экстрасенс, — мягко произносит мужчина, — мысли читать умеешь… — после этих слов Соколова внутренне группируется, ожидая упрёка, и слышит его, — Кстати, я тебе пришлю счёт за коммунальные услуги, сама будешь расход воды оплачивать, — со смехом добавляет он, и женщина быстро выключает кран.

— Прости, — который раз она говорит за этот вечер, и всё ещё внутренне содрогается. Да, он сказал, что ей нужно оставить это чувство внизу, но как это сделать, если всегда берёшь с собой — себя? Он не отвечает, лишь только ухмыляется и покидает свой пост.

— Жду тебя на кухне, хорошо? Если не захочешь есть, то чай-то попьёшь. Или шампанское, или вино, или коньяк? — последнее перечисление звучит как вопрос, но Костя не ждёт ответа, — Приходи, — бросает он уже на развороте и уходит.

Юля глубоко вздыхает и медленно и задумчиво вытирает руки. Внутри всё ещё немного потряхивает от чувства, что она совершила непоправимое. Нет, она понимала, что Костя, несмотря на то, что спустил её выходку на тормозах, не будет делать вид, что ничего и не произошло. Да и не должен. Доигралась, умничка. И ладно, что он оказался таким понимающим и любящим, что не хлопнул дверью, сказав ей, чтобы она катилась на все четыре стороны. Осознание того, что она может потерять его сейчас и навсегда остудило её пыл и притупило внутреннюю гордость, сделавши весьма настороженной. И пусть большую часть слов Кости составляли полупросьбы-полуприказы, она готова была соглашаться с ними, потому что она так устала от необходимости отдавать их самостоятельно.

Соколова тихо проходит на кухню, наблюдая, как Костя хозяйничает. Конечно, в большинстве случаев эта обязанность должна относится к женскому полу, но как же ловко и хорошо он с этим управлялся. Как же она любила его за то, что на него можно положиться даже в такой элементарной и непримечательной работе. Девушка обводит уже такую знакомую кухню взглядом и замечает свой букет, украшающий стол.

— Ты купил вазу, — она скорее просто констатирует факт, и удивляется тому, насколько он предусмотрителен, и как старается изо всех сил, чтобы ей было комфортно. А она — неблагодарная.

— Ну да, — легко пожимает плечами мужчина, словно говоря «а что такого?» на языке жестов, — Садись, — он отодвигает один из стульев, почти не отрываясь от работы.

— Ты что, сам её приготовил? — тихо спрашивает Юля, глядя на весьма аппетитные кусочки явно домашней пиццы, которая буквально пышет жаром и сотнями калорий.

— И вечно этот удивлённый тон, — не глядя на неё бормочет он себе под нос, но она прекрасно всё слышит, — Юль, мне сорок лет, я могу приготовить себе еду. И поухаживать за любимой женщиной — тоже, — Лисицын оборачивается к ней с усталой улыбкой, будто объясняет ей в сотый раз очевидные вещи, держа в обеих руках по тарелке, а она кусает губы, чтобы вновь не расплакаться. В этом была самая сложность — во время работы им необходимо было сдерживать эмоции, они накапливались внутри, день за днём, неделя за неделей, и только стоило допустить одну слабость, как всё это превращалось в снежный ком, и её глаза были на мокром месте по любому мало-мальски значимому поводу. Он сказал, что она любимая. Не в первый раз, но сейчас она верила ему безоговорочно. Девушка медлит лишь мгновение, а после двумя шагами преодолевает разделяющее их расстояние и жадно целует мужчину, а он и не сопротивляется.

— Солнце, у меня же руки заняты, — улыбаясь бормочет он, отстраняясь, потому что у него и правда нет возможности обнять её, прижать к себе к крепче, — Если б я знал, что ты станешь такой покладистой, обиделся бы раньше, — хитро улыбается он, и видя как женские глаза округляются от смеси непонимания и негодования, вновь быстро соприкасается губами, — Садись давай, а то знаю я, какой ты бываешь, когда голодная, — майор опускает тарелки на стол, и всё же ловит женщину в свои освободившиеся объятья, снова горячо и долго целуя, собрав волю в кулак, чтобы, наконец, отпустить её и сесть за стол.

Едят они молча, перебрасываясь только красноречивыми взглядами голубых глаз.

— Если ты думаешь, что мы не вернёмся к этой теме, ты ошибаешься, — произносит он в итоге, аккуратно, но не подразумевая возражения.

— Я и не думаю, — она вполне понимает, что им необходимо ликвидировать всю недосказанность между собой.

— Мы же хотели попытаться, Юля. Оба. Или ты передумала? — она лишь отрицательно мотает головой, — Это хорошо. Ты боишься, что не получится, что я сделаю тебе больно, что мы совершаем ошибку. Видишь, я могу понять твои страхи. Но и ты должна понимать, что я тоже не танк прущий, что моя уверенность — не железобетонная стена, что я не могу убедить тебя в чём-то, если ты даже не можешь мне довериться.

— Я понимаю, — взгляд её виноватый, как у школьницы, и он невольно улыбается.

— Я ведь тебя не ругаю. Мы с тобойзнакомы очень давно, и мне кажется, прекрасно друг друга знаем. Но я не хочу с тобой воевать, Юля. Мне это надоело очень давно, ещё в Чечне, мне борьбы хватает на нашей работе, и мы вроде бы с тобой и по одну сторону баррикады, вот только почему-то постоянно раним друг друга. Я люблю тебя, и говорю это не только как обещание моего уважения к тебе, заботы, поддержки. Это моё добровольное обнажение перед тобой, да, я абсолютно гол, ну прекрати улыбаться, когда я серьёзные вещи говорю, Юлька! — он сам не может удержаться от мимолётной улыбки, но быстро становится вновь серьёзным, — Я беззащитен пред тобой, открыт нараспашку, при чём абсолютно сознательно. И всё, что ты мне отдаёшь, действует на меня напрямую. Твоя любовь, твоё счастье. И боль, которую ты причиняешь — она тоже усиливается. Я могу это вынести, я столько тебя ждал, что готов жертвовать чем-то. Но я не хочу терпеть, и дело даже не в том, что это просто желание. Я не смогу. Я не хочу начинать тебя тихо ненавидеть, думать о том, как бы избавиться, я не хочу, чтобы наши отношения тяготили меня, чтобы я когда-то взвешивал на весах собственный комфорт и нашу совместную жизнь. Я готов принимать тебя такой, какая ты есть. Я не собираюсь заставлять тебя меняться, потому что влюбился именно в эту вот безбашенную и невыносимую особу, сам виноват, конечно, но…и я такой, какой есть, — он слегка разводит руки в стороны очерчивая свой образ и делая небольшую паузу, — Мы с тобой уже устоявшиеся личности, и где-то не совпадаем, но нам это и не нужно. Не бывает идеальных, ни преступлений, ни людей. Помни, пожалуйста, о том, что мои чувства тоже важны, и они есть, потому что я живой. У нас ничего не получится, если мы будем только отдавать и требовать от другого что-то взамен. Уж ты-то знаешь, что это просто насилие, пускай и добровольное. Но я хочу быть взаимным. Потому что ты мне нужна. Я волнуюсь за тебя, думаю о тебе, храню тебя здесь, — он легко прикасается ладонью к груди, — Возможно, я слишком наседаю, и тебе кажется, что я хочу лишить тебя свободы и поработить. Нет, мне это не нужно. Я считаю себя достаточно сильным, чтобы иметь рядом сильную женщину. Такую, как ты. Которая могла бы почувствовать себя со мной слабой, если ей это необходимо. И с которой я мог быть слабым, если мне это будет необходимо, — он выдыхает, потому что боится потерять мысль, и доверительно накрывает её ладонь своей, — И, прости, котёнок, но я не умею читать твои мысли. Я ещё не научился понимать тебя с полуслова и полувзгляда. Могу интерпретировать по внешним признакам, но ты же знаешь, они не всегда отображают то, что у нас внутри. Пожалуйста, будь откровенна со мной, говори со мной, потому что даже самые сильные узы могут порваться, если их не поддерживать. Я сейчас чувствую себя полным болваном, говоря всё это, откровенничая и вываливая наружу то, что обычно держат внутри себя, хотя не подаю виду, но ты должна это знать, ты должна это слышать, чтобы ничего там не придумывала в своей голове. Мы научились прощать друг друга, но пора бы научиться и уменьшать количество того, за что стоит просить прощения. В общем, это всё, что я хотел сказать. И я надеюсь, что ты услышишь, — он нежно сжимает её ладонь в своей, открыто смотрит ей в глаза, без упрёка и нравоучений. Только она сама может знать, готова ли она принять его и всё, что идёт вместе с ним, чувствует ли она то же самое, так же ли он для неё важен, а всё, что в его силах, он уже сделал, — А нет, кое что ещё: что ты будешь пить? Сок, чай, кофе, что-то покрепче? — он быстро переключает тему, но видит её тяжёлый серьёзный взгляд и также замечает в нём слёзы, — Ты не обязана ничего сейчас мне говорить. Этот монолог даже больше для меня самого, на самом деле. Просто осознай, прочувствуй и попытайся принять. Так, что ты будешь? — он приподнимается, слабо целуя её в рыженькую макушку, но женщина тут же усаживает его обратно.

У неё в душе буря эмоций, она слушала его долго, не пытаясь перебить, и ни на секунду не сомневалась в его искренности. Смысл сказанного проникал всё глубже, достигая полного осознания. Всё внутри неё тянулось к нему, и его слова только больше подтверждали уверенность в нём. Ей всё ещё было страшно отпустить ситуацию, но Юля прекрасно знала, что всё, что он говорит, взаимно. Да, у неё проблемы с чувством доверия, ещё большие — с выражением этого. Она была удивлена, нет, даже восхищена, насколько он точно подбирал каждое слово, чтобы они задевали её душу. И она на самом деле была готова быть перед ним такой же беззащитной. Такой, впрочем, и была.

— Давай я, — произносит она, нежно улыбаясь, и усаживает его на место, а сама соскакивает, — Что ты будешь? — спрашивает она, ловко наполняя чайник и ставя его на закипание, — Кофе?

— Я боюсь, что уже на семьдесят процентов состою из кофе на сегодняшний день, так что давай чай, — произносит он как бы между прочем, а Юля понимает, что снова облажалась.

— Боже, ты же после суток, — произносит упавшим голосом, — ты хотя бы спал?

— Несколько часов. Всё в порядке.

— Я тебя не достойна, — произносит она, пряча лицо в руки и не видя, как он раздражённо закатывает глаза. Конечно, эгоистичная идиотка, он такой вымотанный, а ты ему про собственную усталость талдычишь. Давай, оправдай это изменениям в собственном теле, да толку-то.

— Прекрати делать из меня святого, Соколова, и искать изъяны только в себе. Мы оба знаем, что это не так. Да это и не соревнования, кто хуже, а кто лучше. Я просто хочу быть лучше ради тебя, и если мне это удаётся, то это и твоя заслуга. Не хочу наступать на те же грабли, что много лет назад, после которых… Ну, ты сама знаешь, — он замолкает, спокойно глядя ей в глаза, и девушка невольно вздыхает, отвернувшись, чтобы разлить чай по кружкам, и опуская их на стол с тихим бряком, — Ты злишься?

— Да, злюсь.

— ..на меня?

— Нет, на себя. Я чувствую себя полной неумехой, которая только и делает что ошибается, и даже если и знает правильный ответ, то на зло говорит не то. А кому на зло? Я делаю только хуже! — она слишком устала, чтобы вспыхивать, и запал быстро кончается, поэтому девушка горько добавляет, — Я не должна была говорить то, что сказала.

— Должна была, если ты это чувствовала.

— Но я не испытывала этого! В том-то и дело. Получается, я…соврала, сказала это только для того, чтобы причинить тебе боль, ради глупой, бессмысленной и нелепой проверки. Даже не думала своей головой, что я действительно могу задеть тебя, будто ты обязан бороться за меня. И с кем? Со мной же! — она резко замолкает и поднимает виноватые глаза, — Прости меня. За всё. — она смотрит на него, и в глазах столько разочарования, именно к самой себе.

— Что я говорил про чувство вины? — напоминает Костя, страшно округляя глаза, но после смягчается, — Так, иди сюда, — протягивает он к ней руку, — давай-давай, — Юля нехотя делает шаг, передавая руку, и мужчина тут же усаживает её к себе на колени.

— Что за жалость к себе, Юлька? Развела мне тут нюни, эх, а ещё взрослая женщина, майооор, — тянет он, ласково глядя ей в глаза, и девушка обвивает руками его шею, слегка нахмурившись, — Я тоже сделал тебе больно. Абсолютно осознанно. В отместку. Чтобы отрезвить, вот так щёлкнуть по очаровательному конопатому носику, — он и правда слегка ударяет её по кончику носа, — Давай оставим этот эпизод в прошлом. Закроем, но не будем забывать. Будем учиться на ошибках. И ты, и я. Так, три секунды тебе позлиться на саму себя, на меня, на всё остальное. Раз, — он чмокает её в правую щёку, — два, — в левую щеку, — три, — ловит своими губами её, ощущая, как она улыбается сквозь поцелуй, — Всё, собралась? — говорит мужчина строгим голосом, поудобнее устраивая её на своих коленях и даже не собираясь отпускать, а она и не вырывается, наоборот, обнимает крепче, скользит ладонью по щеке, смотря прямо в глаза, отчего его сердце делает кульбит, а сама-то вот-вот заплачет.

— Ой-ой, какая плакса, не ожидал от вас такого, Юлия Александровна, не ожидал. И как такую не стрессоустойчивую взяли в органы работать? — произносит он с улыбкой, понимая, что серьёзности им на сегодня достаточно, пусть побудет маленькой девочкой, его маленькой сладкой девочкой.

— Понятия не имею. Сама каждый раз удивляюсь, — девушка мимолётно смахивает ладонью слезу, вновь возвращая её на шею мужчине.

— Ой ли, — смеётся майор, видя, что она улыбается, — Нарываешься на комплименты, да?

— Может быть, — уклончиво отвечает та, кокетливо потупив глазки.

— Хитрюга, — вздыхает Костя, нежно заправляя прядь рыжих волос ей за ухо, — моя лисичка, — он ловит её беззащитный взгляд, как у раненного оленёнка, и готов растаять от каждого взмаха этих ресниц, — Ты лучшее, что могло со мной случиться. Ну кто я без тебя? Твои чёртовы совершенные несовершенства, делающие тебя особенной. Не буду говорить о твоём профессионализме, вот ещё бы не лезла впереди меня в драку, вот была бы просто умница. Но об этом остаётся только мечтать, — его бархатный смех согревает её своим звучанием, — И готовишь ты прекрасно, только редко. А как мурлычешь, когда играешь на пианино. Твоя красота и природный шарм неоспоримы, и никакие шрамы тебя не портят, — Лисицын проводит большим пальцем по нижней губе женщины, — Ты мой адреналин, никогда не дашь расслабиться и заскучать. Моя зависимость. Моя слабость. Поэтому, будь осторожней. Что, «любишь ушами», Юль? — смеётся майор, видя как девушка в его руках просто расцветает, — А знаешь, какой самый лучший комплимент для меня?

— Даже боюсь предположить, — тихо выдыхает Соколова, не в силах отвести глаз от его. Она могла ему столько наговорить, потому что ему есть, чем гордиться. И она им гордится и даже восхищается.

— Лучший комплимент — твои счастливые глаза, — тихо-тихо и сладко-сладко шепчет он ей прямо в губы, незамедлительно целуя, и у обоих захватывает дух и немного кружится голова от этой близости родственных душ.

— Может, ты мне всё-таки скажешь, в чём причина смены твоего поведения? — мягко, боясь спугнуть произносит мужчина, когда они вновь обращают к друг другу взор. Он прекрасно видит, как в её глазах отражается смятение.

— Пока не могу, — тихо произносит она, опустив глаза.

— Юль, ты опять начинаешь?

— Нет! — рьяно произносит она, — Нет, Костя, правда, я скажу тебе, но чуть позже. Я должна быть во всём уверена.

— Ты меня пугаешь. Точнее, пугает то, до чего ты можешь дойти своей умной головой, — слегка истерично признаётся он.

— Один день, только один день, и я всё, — Юлька чмокает его в губы, — всё тебе расскажу.

***

Женщина полусидит в кровати, укрывшись одеялом, и почти блаженно улыбается. Впервые за четыре дня в её голове полный порядок, на душе как-то легко, пусть и немного горько — нельзя так быстро перебрать собственное отношение и перестроить все эмоции. Юля знает одно — она больше всего хочет подарить ему ребёнка. Хочет быть его женой, матерью его детей. Его надёжным тылом, его семьёй. Она так долго шла к этому, почти десять лет, чтобы вдруг осознать — вот так, внезапно, по щелчку. Понимает, что страх и сомнения всё же вернутся, но сомневается она в себе, а не в нём. Он, конечно, не идеален. Она тоже. Но он идеальный для неё. Тот, кто может выдержать её характер и не сойти с ума. Кто знает, когда ей нужен «холодный душ», а когда ей нужна ласка и забота. Кому не нужны уже никакие проверки, а если она их вдруг и устроит, он пройдёт. Потому что дальнейшая жизнь всё ещё готовит для них испытания. Но они обязательно справятся. Вместе, как он и говорил. И она будет лучшей, обязательно станет лучшей версией себя. Если мужчина смотрит на тебя так — то у тебя просто нет шансов оставаться прежней.

— И чего это ты так улыбаешься? — спрашивает Костя, гася большой свет, и вальяжно забравшись под одеяло, видя в свете ночника на устах любимой загадочную улыбку, как у Джоконды. Ох, его собственное произведение искусства. Юля легко пробегает тонкими пальчиками по влажным волосам Лисицына и так нежно усмехается, а глаза её буквально искрятся счастьем, будто подсвечивая лицо изнутри.

— Так, что это ты задумала? — он уже откровенно подозревает, — Ты же сказала, что устала сегодня, да и неделя была и правда долгой, или ты опять передумала? — он, конечно, устал как чёрт, но если что, всегда готов на такие подвиги, пусть там не думает себе!

— Нет, — Юля медленно качает головой, проводя ладонью по его щеке, — Мне кажется, я просто приняла главное решение.

Комментарий к Кто я без тебя?

Так странно осознавать, что эта глава - предпоследняя. Самая большая.

Хотя в какой-то момент мне показалось, что, в принципе, можно оставить и так. Я почти распутала логические цепочки, и остался только один финальный поворот.

========== Да ==========

Его сон был глубоким, тяжёлым и спокойным. Сновидений он не видел — сказывалась усталость, накопившаяся за неделю работы без выходных и после ночного дежурства, но пробуждение на удивление было лёгким. Серое, пасмурное утро заглядывало сквозь полупрозрачную тюль, не разгоняя ещё витавший в комнате сумрак. Природа притихла в ожидании неизбежного дождя, и эта тревожная готовность сказывалась в едва уловимом свисте ветра да шелесте листьев за окном.

Нехотя потянувшись к будильнику, Костя лениво приоткрыл глаза и удостоверился, что ещё слишком рано выбираться из тёплой постели — только семь минут девятого, а у него, как и Юли, сегодня был выходной. Нежная улыбка коснулась его лица, когда он подумал о любимой женщине — только лишь впервые за этот день, а сколько ещё блаженных секунд он может провести с ней сегодня, не выпуская ни из головы, ни из рук, ни из сердца. Он медленно перекатился на бок, желая прижать её сонную к себе, как..резко подскочил на кровати, усаживаясь.

Он был один, совершенно один в комнате. Первая мысль, резанувшая сознание ударом тока, что ему это всё привиделось, может, его-таки подстрелили, и он провалялся в коме всё это время? А вдруг она не возвращалась, вдруг не было ничего, ни их работы, ни поцелуев, ни разговоров, ни отношений? Нет-нет-нет, он бы такого точно не придумал. Да, порой всё происходящее казалось ему нереальным, но он не обладал столь яркой фантазией, чтобы создать отдельную временную ветку в своей голове. Вторая мысль, прицепившаяся вагоном за первую была…что она просто ушла. Сбежала от него, пока он спал. Бросила? От одного осознания возможности подобного мужчину прошиб холодный пот. Лисицын быстро пробежался взглядом по комнате, осматривая её фокусным вниманием. Да нет, вот её телефон, брошенный на тумбочке, вон одежда, да и другие вещи. Попытавшись успокоиться, он выдохнул. По крайней мере, она в квартире. Может, просто проснулась раньше него и тихо ускользнула, чтобы не будить? Хотя куда вставать в такую рань, да ещё и в свой же выходной. Нахмурившись, майор в задумчивости взъерошил волосы и опустил взгляд, когда до него дошёл очевидный факт. Простыни не было. Мужчина смутно помнил, была ли она вечером, но должна была быть? Может сползла, хотя они не занимались ничем таким бурным, чтобы это случилось. Откинув одеяло, он быстро поднялся на ноги и на всякий случай обошёл кровать. Вариант оставался только один, но он как-то не состыковывался в пока ещё не очень хорошо соображающим сознании. Юля что, решила сделать канат и выбраться из окна, как принцесса из сказки? Мысленно отмахнувшись от этого бреда, Лисицын, натянув домашнюю одежду, решительно вышел из комнаты.

Он ненадолго задержался на пороге, прислушиваясь к звукам и запахам, как истинная ищейка, берущая след. Квартира не была огромной, хотя при желании здесь спрятаться можно было, но с чего бы в голове у девушки возникали такие желания? Тихий шум бегущей воды быстро подсказал, где искать беглянку, и Костя выдохнул с облегчением, хотя непонимание и беспокойство всё ещё зудели вокруг маленькими невидимыми мушками. Он прошёл по коридору на источник звука, и аккуратно приоткрыл дверь, заглядывая внутрь, а после, слегка улыбнувшись и, наконец, успокоившись, открыл её полностью. Нашлась его пропажа. Даже обе.

— Юль! — позвал он, но никакой реакции не последовало, и мужчина повторил громче, чтобы перекрыть шум воды, — Юля!

На этот раз он был услышан. Мужчина видел, как чуть вздрогнули её плечи и как-то сразу поникли. Она выключила льющуюся в раковину воду и медленно, почему-то очень медленно повернулась к нему. Мягкая радостная улыбка сползла с его губ, как только он заглянул ей в лицо. Глаза её, кажется, ставшие ещё огромнее, были такие пронзительно глубокие, словно он смотрел в бездонную бездну, где только и есть, что пустота. На вид она была такой беззащитной и раненой, что по коже Лисицына пробежали мурашки, и одна-единственная мысль пронзила его насквозь: произошло что-то ужасное.

— Юленька, что случилось? — едва слышно прошептал он, замерев на месте, боясь сделать лишнее движение или издать звук, нарушить какую-то внезапно обрушившуюся на них оглушающую тишину. Соколова отвела взгляд, перепрыгивая с предмета на предмет, что были вокруг, лишь бы снова не встречаться глазами, судорожно вдохнула, раз, второй, третий, пытаясь взять себя в руки и вымолвить хоть звук. Лисицын подумал, что она сейчас доведёт его до инфаркта, видя, как задрожали её губы, а в глазах застыла прозрачная пелена слёз. Она моргнула, затем снова, и ещё раз, и горячие солёные капли срывались с её ресниц, прочерчивая мокрые дорожки по щекам, и она расплакалась, уже не в силах сдержаться.

В мгновение ока мужчина оказался рядом с Юлей, и она доверчиво уткнулась ему в грудь.

— Юлька, ты чего? Из-за этой ерунды? Да сейчас в стиралку кинем и делов-то, — успокаивающе бормотал Костя, поглаживаю девушку по спутанным влажным волосам, потому что он и не знал, что ещё мог сделать. Она вновь ставила его в тупик своим поведением, но ему и не надо было объяснений, чтобы прижать её крепче, пытаясь поддержать в минуту слабости. Он терпеть не мог женские слёзы, они обезоруживали, сковывали, не давали нормально мыслить, потому что единственным желанием было помочь и избавить от страданий, и уж тем более он не мог их терпеть, когда они лились из глаз такого родного человека, как Юлия.

— Маленькая моя, ну чего ты, солнце моё, тише-тише, родная, моя хорошая, любимая моя, — ласково повторял он, поглаживая её плечи и спину, которые вздрагивали от рыданий. Костя понятия не имел как её успокоить, да он даже не мог сообразить в чём дело, вряд ли он сумел сделать что-то ужасное, пока спал, да он в таком состоянии её почти никогда и не видел. Так, смахнёт слёзы, улыбнётся, а в глазах грусть, но чтобы вот так, почти в истерике? Неужели кто-то умер? Сейчас она плакала так горько, так отчаянно, почти скорбно, и это рвало его душу на куски. Ему бы злиться, заставить как-то себя её встряхнуть, привести в нормальное состояние, но он не мог, у него внутри только всё сжималось, потому что это до ужаса страшно, когда такие сильные люди — а в том, что она была сильная, он ни капли не сомневался — и вот так рыдают. Как там говорят: «слёзы — это не признак слабости, это признак того, что человек был сильным слишком долго». Оставалось только ждать, пока она выплеснет свои эмоции и сама это переборет.

— Тише-тише, моя сладкая, я с тобой, я рядом, — как мантру шептал Лисицын, целуя её в волосы, терпеливо ожидая, пока она справится со всем, что накопилось у неё внутри.

Он понятия не имел, сколько времени прошло, хотя ему эти минуты показались вечностью, когда она затихла, лишь изредка всхлипывая. Всё ещё осторожничая, Лисицын «отлепил» Юлю от себя, заглядывая в лицо, и не смог сдержать жалостливой улыбки. Личико её распухло и покраснело от слёз, а серо-голубые глаза были пронзительно-бирюзового оттенка.

— Ох, горе ты моё, — нежно прошептал он, стирая большими пальцами солёную влагу с её щёк, и невесомо поцеловал девушку в лоб, — Давай умоемся, — вкрадчиво предложил он, ощущая себя, будто общается с маленьким ребёнком, или же с ещё не обезвреженной бомбой. Меньше всего ему хотелось вызвать новую волну слёз, а он знал, как это равновесие зыбко. Мужчина придерживает спадающие пряди, чтобы они не мешались, пока она умывается холодной водой, а после усаживает её на край ванны.

— Так, сейчас, воды тебе принесу, только не вздумай того-этого! — он неопределённо очерчивает пальцами фигуру и бросается на кухню, гадая, есть ли у него какое-то успокоительное в аптечке. Набрав воду, он находит пустырник и щедро капает в жидкость, и вновь возвращается к девушке, протягивая ей стакан, и видя как её руки дрожат, когда она подносит посуду к губам и слегка морщится от горечи, делая первый глоток. Сам он присаживается на корзину для белья, не сводя с женщины внимательного взгляда.

— Юль, ты меня с ума сведёшь, честное слово, — говорит с лёгким укором, и добавляет с усмешкой, — Я с тобой поседею окончательно, — он пробегает пятернёй по своим волосам, где уже и так встречаются серебристые искры, видя, как уголки её губ дрогнули, и протяжно выдыхает, как будто впервые за это утро.

— Колись, что стряслось? — нарушает майор установившееся молчание, и взгляд его серьёзен, но Соколова не поднимает глаза, лишь вертит в руках пустой стакан, и Костя осторожно его отбирает, заставляя девушку посмотреть на себя.

— Я — полная дура… — произносит она, запинаясь, едва слышно.

— Не ври, — тут же отзывается Лисицын, смерив её насмешливым взглядом. Да, таких слов от неё он не ожидал, но он-то точно знает, что до дуры Юле — как до Луны пешком, — что случилось? — терпеливо повторяет мужчина, не отводя взгляда, — Расскажи мне, я не буду осуждать.

Юля набрала побольше воздуха, пытаясь обуздать свой дрожащий голос, и неуверенно начала.

— Понимаешь, у меня была задержка. Почти пять дней. И я подумала… Что, может… В Питере мы же не предохранялись. И вдруг…вдруг я беременна. Я не была точно уверена, поэтому не могла тебе сказать. Поэтому…вела себя…странно. Но мне так хотелось, чтобы…это оказалось правдой. Но..нет, — она передёрнула плечами, и в глазах снова защипало. Нет, она не носит его малыша под сердцем. Это просто небольшой гормональный сбой. И это так больно было осознавать. Она так остро чувствует эту внутреннюю пустоту, эту потерю, хотя по сути, ничего и не потеряла. Девушка уже успела мысленно себя обругать за то, что хотя бы допускала мысль, что ей это не надо, ведь Юле…так искренне этого хотелось. Она вновь посмотрела в глаза Лисицыну, который как-то подозрительно молчал. Может, он ошарашен? Или выдохнул с облегчением? — Если ты «не готов», можешь расслабиться, — саркастично произносит она, поёжившись, но тут же виновато поджимает губы, когда мужчина чуть удивлённо вскидывает брови.

— Ты…хочешь ребёнка…от меня? — Костя с расстановкой произносит каждое слово, словно хочет удостовериться, правильно ли он расслышал сказанные ей слова, и Юля молча кивает, не зная, что ещё она может сказать. Он такой задумчивый, хотя его можно понять, она ему даже не дала надежды на то, что у них может быть дочка или сыночек, по крайней мере, в ближайшее время. Она видит, как на его лице проявляется улыбка, и сама невольно улыбается в ответ непослушными губами.

— Подожди минутку, — вдруг бросает он, подскакивая с места и исчезая, оставляя Юлю в неведении, у которой разом всё как-то обрывается, и она вцепляется в край ванны до побелевших костяшек, чтобы одновременно не упасть и не последовать за ним. Она ему доверилась. И всё ещё доверяет. Значит, так нужно.

А Костя тем временем кидается в спальню и, порывшись в дальнем ящике комода, вытаскивает маленькую бархатную коробочку. Раскрывает её, ещё раз взглянув на содержимое. Он долго его вчера искал по всем ювелирным, но как только увидел, сразу понял — оно. Именно это кольцо он хочет увидеть у неё на безымянном пальце правой руки. Тонкое и изящное, украшенное мелкой россыпью крошечных изумрудов и сапфиров. Только для неё. Он с улыбкой вздыхает, прикрывая глаза.

Господи, какая же глупая. Ладно, только иногда. Могла же просто сказать ему, разве бы он мог быть против? Даже если не была уверена. Вчера ещё ему точно ответила «нет», а сказала бы всё, объяснила, они бы и не поссорились. Да и он тоже хорош, мог бы догадаться раньше, заметить, уловить эти её флюиды. Но теперь Костя точно уверен в правильности своих действий. Он ловким движением захлопывает коробочку, пряча её в карман пижамных штанов, и опять подрывается в ванную, где и оставил свою возлюбленную.

Мужчина появляется на пороге, и Юля тут же вскидывает встревоженный взгляд, хотя и почти уже полностью успокоилась и взяла себя в руки. Соколова порывается уже что-то сказать, но видя его знак, неуверенно смыкает губы, а он подходит ближе и приседает перед ней, не отводя взгляда от восхитительных голубых глаз.

— Знаешь, я планировал сделать всё по-другому,— смиренно вздохнув, начинает он, хотя нервы начинают немного подрагивать, — Как там в фильмах показывают: огромная охапка цветов, пленяющая музыка, белый конь, красивый закат, любовно наблюдающая толпа зевак и куча поздравлений отовсюду. О таком, наверное, мечтают, чтобы было, чем похвастаться перед подружками… или завистницами, — он нервно улыбается, видя неподдельный интерес в глазах женщины, — Но ты — особенная. Не такая, как все. Одна не просто на миллион — на все семь с лишним миллиардов. И, почему-то мне кажется, что ты подобного совсем не хотела бы, так? — Лисицын заискивающе смотрит ей в глаза, и Юля, всё ещё неуверенно, но согласно кивает, — Вот видишь. Я тебя знаю. А ты — меня. И знаешь, что я не умею долго и красиво говорить. Но зато я умею любить. И я очень люблю тебя. Давно, едва ли не с того момента, как ты сказала «Галина Николаевна, извините, не вовремя?» в дверях переговорной. Так долго, что уже не могу представить себя без этой части. Без твоей части. Ты уже поселилась в моём сердце, в моих мыслях, в моей жизни, и я очень надеюсь, что поселишься в моём доме. В нашем с тобой доме, — он делает небольшую паузу, наслаждаясь её смущённой улыбкой. На самом деле, боится, что она сейчас его остановит, попросит прекратить, но она молчит, и он продолжает, — Я бесконечно могу говорить, о том, какая ты прекрасная, непревзойдённая, неповторимая. Могу долго перечислять свои собственные преимущества, доказывая, что тоже не промах, и вообще что мы с тобой — идеальная пара. Но ты это и так знаешь. Да, у нас обоих есть свои недостатки и несовершенства, но они так удачно сочетаются между собой. Я знаю, что нам не будет всегда просто и точно не будет скучно, но я действительно хочу пройти этот путь с тобой, несмотря ни на что и вопреки всему, что может нас ждать. Мы справимся, потому что есть друг у друга. И я больше тебя не отпущу и не потеряю. Никогда, даже не надейся, — Костя видит, что Юля хочет что-то возразить, но всё же молча продолжает его слушать, — Это моя далеко не первая попытка, и пусть говорят, что Бог любит троицу, я надеюсь, что пятый раз — будет финальным. Даже если вдруг… Так и знай, я буду пытаться снова и снова. А я очень настойчивый, если чего-то хочу, — девушка легко смеётся, а Костя осторожно берёт её руку в свою, другой вытаскивая заветную коробочку из кармана, — Но я всё-таки обязан спросить. Соколова Юлия Александровна, сделаешь ли ты меня самым счастливым человеком на Земле или даже во всей Вселенной? — мурашки бегут по его телу, а во рту пересохло, но Лисицын старается ни чем не выдать своего волнения. Он раскрывает коробочку, демонстрируя Юле кольцо, и видит как в её глазах мелькает искреннее удивление и восхищение, — Согласишься ли ты стать моей женой? — он произносит самые заветные слова и тихо выдыхает. Услышать отказ будет больно, но это не перечеркнёт его желания создать с ней семью. А, значит, будут ещё попытки, ещё шансы и другие слова. Не так, когда она зарёванная сидит на краю ванны, и он, босоногий, у её колен, с замиранием сердца ждёт ответ. Вот только, будут ли они нужны?

Майор видит, как её глаза опять наполняются слезами. Что ж она такая трогательная сегодня?

— А можно, пожалуйста, без слёз? — быстро произносит он, лучезарно улыбаясь, и Юля пытается одновременно рассмеяться и успокоиться, но предательская слеза сползает по щеке.

— Да, — тихо произносит она, кивая на всякий случай, потому что Костя выглядит весьма обескураженным.

— Да? — переспрашивает он, ещё не до конца понимая, это она про предложение, или всё-таки про слёзы.

— Да, Лисицын Константин Львович, я сделаю тебя самым счастливым человеком на Земле или во всей Вселенной, — улыбается Юлия, вторя его словам, — я согласна, чтобы ты стал моим мужем, согласна стать твоей женой, — ей и самой не верится, что она говорит это, но девушка одновременно ощущает такую лёгкость и всепоглощающее тепло внутри себя, видя как он расцветает, как-то немного устало выдыхая, будто до него всё ещё не дошли произнесённые слова, — Мне повторить? — шепотом переспрашивает Юля, но Костя отмирает, быстро притягивая её к себе, ловя её губы своими, и она самозабвенно отвечает на его поцелуй. Он отрывается на секунду, проверить, реально ли происходящее, и снова впивается в её губы, не пряча счастливой улыбки. Лисицын и правда себя сейчас так ощущает, самым счастливым в этом мире, и он готов кричать об этом во всеуслышание.

Мужчина поднимается, присаживаясь рядом с ней на бортик, и аккуратно надевает золотое кольцо ей на пальчик, с удовольствием отмечая, что оно идеально подошло. Не удержавшись, подносит её руку к губам, оставляя невесомый поцелуй, и снова отводит, любуясь.

— Не прошло и десяти лет, — наигранно ворчливо бормочет Костя, вызывая у невесты — сколько же радости в этом слове! — смешок и взор возмущения.

— Я люблю тебя. — в который раз признаётся он, ощущая такое спокойствие и умиротворение, понимая, что…это того стоило. Всё, что они прошли. Всё, что ещё пройдут. Она этого стоит.

— И я люблю тебя, — ласково улыбаясь, отвечает Юля, и слова эти ей даются так естественно, и звучат так привычно, светло и радостно, полные уверенности и..немножко — надежды. Она тянется к нему, и он с готовностью целует самые родные губы, а после вновь встречается взглядом с яркими искорками голубых глаз, приобнимая девушку одной рукой за плечи, доверительно к ней склоняясь:

— А дети, госпожа Лисицына, у нас ещё будут, обязательно будут.